Л.Г. Прайсман
Террористы
и
революционеры,
охранники
и
провокаторы

Л.Г Прайсман
ТЕРРОРИСТЫ
и
РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ,
ОХРАННИКИ
и
ПРОВОКАТОРЫ
Москва
РОССПЭН
2001

ББК 66.69(2)

П 68
Прайсман Л.Г.
П 68 Террористы и революционеры, охранники и провокаторы. —
М.: «Российская политическая энциклопедия» (РОССПЭН),

2001. - 432 с.
В центре внимания автора находится боевая организация партии

социалистов-революционеров (эсеров) — одна из самых страшных

террористических организаций XX века, а также Евно Азеф — один

из лидеров российских террористов и вместе с тем секретный со¬

трудник департамента полиции. Автор исследует феномен россий¬

ского террора, реакцию на него широких слоев общества и прави¬

тельственного лагеря. В книге подробно описаны противостояние

правительства и террористов, сложные отношения между ними. Ши¬

роко используются новые архивные источники.
Книга рассчитана на читателей, увлекающихся отечественной ис¬

торией, политикой, социальной психологией и психологией личнос¬

ти, историков — исследователей, преподавателей, аспирантов и сту¬

дентов.
ББК 66.69(2)
Книга публикуется в авторской редакции
При оформлении книги использована фотография, запечатлевшая

карету казначейства после знаменитой экспроприации, совершенной

боевиками-эсерами в Санкт-Петербурге 14 октября 1906 года.
© Прайсман Л.Г., 2001.
© «Российская политическая энцик-

ISBN 5 - 8243 - 0164 - 6	лопедия» (РОССПЭН), 2001.

Введение
Террор — одна из самых страшных проблем, перед которой

стоит человечество, вступая в новое тысячелетие. Бомбы рвутся на

улицах городов Англии и Северной Ирландии, в автобусах Тель-

Авива и троллейбусах Москвы. Борьбу с этим явлением ведут пра¬

вительства многих стран мира, собираются международные конфе¬

ренции, спецслужбы различных государств координируют свои

усилия, но террор продолжается.
В предлагаемой читателям книге рассматривается история

одной из самых грозных террористических групп века — Боевой

организации партии социалистов-революционеров. Один из ос¬

новных вопросов, который нас интересовал — каковы были роль

и значение террора в истории России начала века. Почему пред¬

ставители различных классов, сословий, национальностей, выход¬

цы из элиты страны шли в террор и радостно отдавали свои жизни

ради свержения существующего общественного строя? В книге ис¬

следуется деятельность и других организаций террористов — Лету¬

чего Боевого отряда Северной области, Центрального боевого от¬

ряда и т.д.
В первую очередь, однако, в центре нашего внимания стоит

Евно Азеф, глава боевой организации и в то же время крупней¬

ший агент Департамента полиции; в книге исследуется его жизнь

и деятельность. Необычная судьба Азефа привлекала внимание ис¬

ториков, писателей, драматургов. В разное время об Азефе писали

Б.Николаевский, М.Алданов, Р.Гуль, А.Толстой и П.Щеголев, а из

современных авторов — Н.Шлейфман, А.Гейфман и другие1. Мно¬

гие авторы, которые писали о нем, в прошлом были очевидцами

или младшими современниками событий тех лет, и их симпатии

были полностью на стороне революционного лагеря. Азеф был для

них только иудой, как выразился М.Алданов — «переходной сту¬

пенью к удаву»2. Американский историк Анна Гейфман, в свою

очередь, пытается доказать недоказуемое, то, что Азеф на протя¬

жении всей своей деятельности был только агентом Департамента

полиции и никогда не занимался организацией террористических

актов3. Видимо, симпатии автора к политическому строю России

того времени и нелюбовь к революционерам привели А.Гейфман

к таким выводам.
Необычная, загадочная фигура Азефа была в центре внимания

многих мемуаристов, как из революционного, так и из правитель¬

ственного лагеря. Авторы воспоминаний — живые люди, необъек¬

тивные в своих пристрастиях, оценках. Нужно иметь также в виду,

что большинство воспоминаний было написано через много лет

после событий, о которых они повествуют. Многие авторы жили
3

в эмиграции, часто у них под рукой не было нужных документов

и материалов. Например, В.Чернов несколько раз в 1920—1930 гг.

принимался за мемуары, писал статьи и разделы, посвященные

многим из его современников или различным событиям, в кото¬

рых он принимал участие. И только в последние годы жизни
В.Чернова — в конце 1940 — начале 1950 гг. — эти материалы

были собраны и отредактированы Д.Шубом и изданы уже после

смерти Чернова в 1952 году4. Воспоминания В.Зензинова были на¬

писаны также в конце 1940 — начале 1950 годов5.
Помимо общих трудностей, с которыми всегда сталкиваются

исследователи при работе с воспоминаниями эмигрантов, у исто¬

рика, который занимается жизнью и деятельностью «великого

провокатора», возникают и специфические проблемы, связанные с

необъективностью мемуаристов. Е.Азеф слишком много значил

для партии социалистов-революционеров. Неслучайно даже В.Бур¬

цев, разоблачивший Азефа признавал, что он не знает «...в рус¬

ском революционном движении ни одного более блестящего

имени, как Азефа. Его имя и его деятельность более блестящи,

чем имена и деятельность Желябова, Сазонова, Гершуни»6. Азеф

был близким другом многих руководителей партии, однако для

большинства авторов воспоминаний тяжело, просто физически не¬

возможно после разоблачения представить его в воспоминаниях

таким, каким он был в их глазах в те далекие годы. Например,

П.Ивановская всерьез утверждала, что основной чертой человека,

постоянно рисковавшего жизнью «была подлая трусость»7.
Азеф был своим не только в революционном лагере. Долгие

годы руководители Департамента полиции (ДП), Петербургского

охранного отделения считали его своим лучшим агентом. Когда

выяснилось, что «лучший агент» — на самом деле организатор

убийств министра внутренних дел В.Плеве, великого князя Сергея

Александровича и многих других террористических актов, это вы¬

звало у многих его полицейских начальников настоящий шок. Они

стали наделять Азефа какими-то дьявольскими, сверхъестествен¬

ными способностями. Так, многолетний полицейский руководи¬

тель Азефа J1.Ратаев утверждал, что Е.Азеф «придумал и проделал

вместе с армянами покушение на султана»8. Речь идет о покуше¬

нии на турецкого султана Абдул-Хамида II, организованного ар¬

мянскими националистами в июле 1905 г., и Е.Азеф не имел к

этому террористическому акту никакого отношения. Интересно,

что такой блестящий знаток истории, как М.Алданов, вполне до¬

пускал возможность участия Азефа в этом покушении, хотя все ар¬

мянские эмигранты, у которых он пытался что-либо выяснить об

этом покушении, категорически отрицали участие в нем Азефа9.
С нашей точки зрения, Азеф при всех отрицательных сторонах

его натуры был достаточно сложной фигурой, живым человеком,

у которого были свои политические пристрастия, национальные

чувства, да и просто симпатии, все это играло определенную роль

в его поведении и повлияло на то, что агент полиции в партии со¬

циалистов-революционеров в 1903—1905 гг. в основном работал в
4

пользу революции и организовал убийства великого князя Сергея

Александровича и министра внутренних дел В.Плеве.
При написании книги использовались различные источники, в

первую очередь, фонды Государственного архива Российской Фе¬

дерации (ГАРФ): фонд судебно-следственной комиссии по делу

Азефа, фонд Департамента полиции и другие фонды.
Жизнь и деятельность Е.Азефа были объектом исследований

двух специальных комиссий. Первый раз в 1909—1911 гг., когда по

постановлению V Совета партии социалистов-революционеров,

состоявшегося в мае 1909 г., была образована партийная судебно¬

следственная комиссия (ССК), которая должна была изучить все

материалы, касавшиеся Азефа, провести следствие и вынести при¬

говор. Членами ССК были выбраны А.Бах, С.Блеклов (Сенжар-

ский), С.Иванов (Берг), В.Лункевич (Араратский). Комиссия про¬

делала большую работу, допросила большое количество свидете¬

лей. Фонд судебно-следственной комиссии в ГАРФе стал одним из

главных источников для написания этой книги. Комиссия была

создана с определенными партийными целями. Она должна была

осудить террор, но обелить партию, доказать, что такое явление,

как Азеф, стало возможно потому, что Боевая организация (БО)

«была учреждением надпартийным по своему положению и отчуж¬

денным по духу»10. Такая предвзятость в работе комиссии привела

к тому, что не были вызваны для дачи показаний многие боевики,

например П.Карпович, М.Чернавский. Показания Б.Савинкова

были выслушаны только потому, что он активно этого добивался,

а первоначально комиссия хотела ограничиться рукописным текс¬

том его воспоминаний. В результате некоторые стороны деятель¬

ности Азефа оказались недостаточно освещенными, как и не были

до конца выяснены причины того, что платный агент охранки

много лет был одним из руководителей партии.
Чрезвычайная следственная комиссия, созданная Временным

правительством «для расследования противозаконных по должнос¬

ти действий бывших министров, главноуправляющих...» также ин¬

тересовалась делом Азефа. В отличии от ССК, она могла допра¬

шивать представителей обоих лагерей, как правительственного, так

и революционного. Следователи комиссии допросили большое

число свидетелей. Многие из этих материалов вошли в многотом¬

ную публикацию, подготовленную к печати П.Щеголевым11. Рабо¬

та комиссии, однако, была прервана Октябрьской революцией. В

работе использовались воспоминания как революционеров, так и

деятелей правительственного лагеря, некоторые из этих источни¬

ков прежде довольно часто упоминались в литературе, но без них

невозможно воссоздать картину рассматриваемых событий12.
Другим источником для данной работы послужили опублико¬

ванные в различных странах мира воспоминания, часто недоступ¬

ные российским читателям, в том числе: Я.Мазе «Воспоминания»

(Тель-Авив, 1936, на иврите), М.Новомейский «От Байкала до

Мертвого моря» (Иерусалим, 1979), A.Spiridovitch «Les dernières

années de la cour de Tzarskoie Selo», (Париж, 1922; воспоминания

были написаны на русском языке, но опубликованы на француз¬
5

ском), «Александр Исаевич Браудо. Сборник воспоминаний».

(Париж, 1937), Г.Слиозберг «Дела минувших дней» (Париж, 1934).
Были использованы материалы процесса А.Лопухина13, а также

ряд исторических исследований и публикаций документов послед¬

них лет, из которых наибольший интерес представляют «Письма

Азефа»14. Публикация содержит 214 писем Е.Азефа, это самое

полное издание эпистолярного наследия нашего героя. К сожале¬

нию, письма Азефа приведены в этой публикации не полностью,

часть писем «великого провокатора» была по его просьбе уничто¬

жена начальником Петербургского охранного отделения А.Гераси-

мовым в 1908 г. в страхе перед «утечкой информации». Многие

письма не были включены составителями сборника, не ставивши¬

ми целью издать «академически полное собрание эпистолярного

наследия» Азефа15. Так, в сборник не вошло ни одно из многочис¬

ленных писем Азефа жене, написанных до 1908 г., которые помог¬

ли бы раскрыть его образ.
Мы постарались объяснить многие загадочные события в ис¬

тории российского террора и роль, сыгранную в них Азефом и

другими персонажами книги: обстоятельства убийства Г.Гапона и

участие Е.Азефа и П.Рутенберга в нем; дело Н.Татарова; попытку

покушения на царя на крейсере «Рюрик»; покушение на москов¬

ского генерал-губернатора Ф.Дубасова в 1906 г. и многое другое.

Книга рассказывает о последствиях дела Азефа для партии социа-

листов-революционеров, для правительственного лагеря, о попыт¬

ках В.Бурцева превратить дело Азефа в такое же крупное явление

русской истории, каким было дело Дрейфуса во французской. К

сожалению, некоторые эпизоды из истории террора в России, ви¬

димо, навсегда останутся загадкой, например, причина признания
А.Лопухина В.Бурцеву и все обстоятельства, связанные с этим, или

вопрос о том, знал ли кто-нибудь из руководителей партии соци-

алистов-революционеров о связях Е.Азефа с полицией и пытался

ли использовать эти связи в интересах революции?
Автор хотел бы выразить благодарность работникам Государст¬

венного архива Российской Федерации З.Перегудовой и И.Альтма-

ну, без помощи которых эта книга не была бы написана; М.Гут-

гарц-Пинчук, редактору книги, замечания которой очень помогли

автору.
Примечания
1	Николаевский Б. История одного предателя. М., 1991; Толстой Д., Ще¬
голев П. Азеф: (Орел или решка). М., 1926; Гуль Р. Генерал БО. Бер¬

лин. 1929; Его же. Азеф. Нью-Йорк., 1959; Алданов М. Азеф. Париж,

1931; Schleifman N. Undercover Agents in the Russian Revolutionary

Movement: The SR Party, 1902—1914. Oxford, 1988; приложение А.Гейф¬

ман к книге Б.Николаевского.
2	Алданов М. Указ. соч. С. 223.
3	Гейфман А. Указ. соч. С. 334—344.
4	Чернов В. Перед бурей. Нью-Йорк, 1953.
5	Зензинов В. Пережитое. Нью-Йорк, 1953.
6

6	Бурцев В. В погоне за провокаторами. М., 1989. С. 144.
7	Ивановская П. Боевая организация. Из воспоминаний // Былое. 1926.
№ 3. С. 60.
8	Ратаев Л. История предательства Евно Азефа // Провокатор. J1., 1991.
С. 140.
9	Алданов М. Указ. соч. С. 219.
10	Савинков Б. Воспоминания террориста. Ереван, 1990; Аргунов А. Азеф —

социалист-революционер // Провокатор. Ленинград, 1991; Бурцев В. В

погоне за провокаторами; Чернов В. Перед бурей; Зензинов В. Пере¬

житое; Герасимов А. На лезвии с террористами. Париж, 1985; Спири¬

дович А. Записки жандарма. М., 1991. (Мы указали только некоторые

из источников.)
11	Заключение Судебно-следственной Комиссии по делу Азефа. Париж,

1911. С. 142.
12	Падение царского режима: Стенографические отчеты допросов и пока¬

заний, данных в 1917 г. в Чрезвычайной следственной комиссии Вре¬

менного правительства. М.; Л., 1925—1927. Т. 1—7.
13	Дело А.А.Лопухина в Особом присутствии Правительствующего Сената.
СПб., 1910.
14	Письма Азефа. 1893—1917. М., 1994; История терроризма в России в

документах, биографиях, исследованиях / Сост. О.Будницкий. Ростов-

на-Дону, 1996; Индивидуальный политический террор в России. XIX —

начало XX в. Материалы конференции. М., 1996.
15	Письма Азефа. С. 11.

Глава L
АЗЕФ - ДЕТСТВО, ОТРОЧЕСТВО, ЮНОСТЬ
Евно Фишелевич Азеф (по другим данным фамилия пишется

Азев) родился И июля 1869 г. в местечке Лысково Гродненской

губернии в семье бедного портного Азефа. Семья была большая —

три сына и четыре дочери. Евно был вторым ребенком. Вести

более или менее сносное существование в маленьком местечке

было тяжело, и глава семьи решил попытать счастья в большом

городе, в Ростове, который в этот период входил в состав Азов¬

ской губернии и находился в районе черты еврейской оседлости.

В Область войска Донского Ростов вошел в 1888 году, и на него

были распространены ограничения на проживание евреев, дейст¬

вовавшие на территории Войска Донского, но евреи, которые по¬

селились в городе раньше, могли там остаться.
Отец решил поменять профессию и занялся торговлей красным

товаром. Торговал, видимо, не слишком успешно. Начальник Дон¬

ского областного управления в письме в Департамент Полиции

(ДП) сообщал: «Отец Азефа человек очень бедный»1, — но, тем не

менее, он сумел найти деньги, чтобы дать всем детям среднее об¬

разование. Видимо, здесь сказалось желание, столь свойственное

многим еврейским родителям, какими бы нищими они ни были,

любой ценой дать детям образование и вывести в люди. Отноше¬

ния в семье были тяжелыми. Азеф не любил рассказывать о дет¬

стве и юности никому, даже своей жене, но она смогла узнать не¬

которые подробности у младшего брата Е.Азефа — Владимира. Он

рассказывал: «...мать убежала из дому, ...в семье вечные ссоры,

драки»2.
Автор самой подробной биографии Азефа, Б.Николаевский по¬

святивший много лет жизни деятельности нашего героя, писал:

«Сыновей он провел через гимназию»3. Видимо, младшие дети

Фишеля окончили гимназию, но с Азефом была проблема. Дело в

том, что в указанном Николаевским 1890 г. Азеф никак не мог

окончить гимназию в Ростове, так как в городе гимназии тогда

еще не было, и открылась она уже после его отъезда за границу в

1892 году.
Уроженец Ростова-на-Дону П.Берлин в своей статье, посвя¬

щенной другой загадочной фигуре русского революционного дви¬

жения — С.Рыссу, чем-то напоминающему Азефа, писал о том,

что Азеф учился вместе с Рыссом в Петровском реальном училище

в разных классах: «Зловещая звезда, под которой родился Рысс,

послала ему в товарищи гимназических лет знаменитого Азефа»4.

Из этих слов мы можем сделать вывод, правда с некоторой натяж¬

кой, что они учились в одном учебном заведении. В написанной

в 1909 году русским эмигрантом Г.Зильбером и французским со¬

циалистом Жаном Лонге книге «Террористы и провокаторы», ко¬

торая создавалась по горячим следам событий и авторы которой

могли еще в большей степени, чем Б.Николаевский, общаться с их

участниками, сказано, что Азеф «...учился в реальном училище»5.
Попытки поиска в Ростовском государственном архиве не

увенчались успехом. Значительная часть материалов Петровского

реального училища списана. В полной сохранности дела с 1889

года, но в них ничего нет об Азефе. Может быть, правы Г.Зильбер

и Ж.Лонге, которые писали о том, что Азеф «дотянул до шестого

класса и был за какую-то историю исключен из гимназии»6, а

через три года сдал экстерном. О том, что Азеф ушел из учебного

заведения, говорила жена Азефа, Люба, в показаниях судебно¬

следственной комиссии по делу Азефа партии социалистов-рево¬

люционеров. Видимо, так и было. Возможно, он ушел из училища

из-за тяжелых отношений в семье. Его жена говорила о том, что

он ушел из родительского дома, жил на частной квартире и даже

«...укатил с какой-то труппой на юг в Ялту»7. Наверно, именно

тогда началась его любовь к кафе-шантанам, водевилям и другим

развлечениям подобного рода. Интересно, что о С.Рыссе инфор¬

мация в сохранившихся материалах училища есть, но он был

двоечником и второгодником, и поэтому мы не можем установить,

в каком году он учился вместе с Азефом. Так что, видимо, Азеф

окончил или полный курс, или шесть классов в Петровском ре¬

альном училище.
Расскажем немного о нем. В училище было два отделения:

коммерческое и механическое. Изучалось большое количество

предметов: русский, немецкий, французский языки, арифметика,

алгебра, геометрия, тригонометрия, география, история, естествен¬

ная история, физика, химия, рисование, черчение, бухгалтерия,

счетоводство, приложение алгебры к геометрии, механика, гео¬

дезия, механическая технология, строительное искусство, модели¬

рование, Закон Божий (евреи освобождались). Вообще процент ев¬

реев в училище был значительным и превышал процентную

норму, которая в средних и высших учебных заведениях черты

оседлости составляла не более 10 %. В 1890 году в училище было

442 ученика, из них 60 (13,5 %) были евреи. Ученики иудейского

вероисповедания занимали второе место после православных, на

третьем месте были армяне. Плата за обучение на одного ученика

в год составляла 108 руб. 83 коп., но многие после подачи проше¬

ния от платы освобождались. Все три сына Ф.Азефа получили

среднее образование, его как еврея, не освободили от оплаты, и

ему пришлось самому оплатить их обучение.
Мы мало что знаем о годах Азефа в училище. Г.Зильбер и

Ж.Лонге писали о плохом отношении к нему товарищей по учебе:

«Его считали скрытной душой и фискалом. Соседи, относившиеся

с большим уважением к старику Азефу, выбивавшемуся из сил,

чтобы дать детям образование, тоже недолюбливали грубого и чер¬

ствого Евно, которого школьные товарищи окрестили нелестным

прозвищем "толстая свинья"»8.
9

В этих строках об Азефе, как в очень многих воспоминаниях
о	нем, есть один существенный недостаток: они были написаны

тогда, когда уже было известно, кто он на самом деле, и это не¬

вольно окрашивало воспоминания в черный цвет, иногда даже

против воли авторов. По исключении из училища Азеф перебивал¬

ся случайными заработками: давал уроки, был репортером местной

газеты «Донская пчела», служил писарем в какой-то конторе, был

мелким коммивояжером. Особых перспектив не было, что способ¬

ствовало его негативному отношению к окружающей действитель¬

ности. Еще в училище Азеф был связан с революционным моло¬

дежным кружком, а после окончания училища он стал его актив¬

ным членом. Кружок был народовольческого направления и зани¬

мался распространением прокламаций. Полиция напала на след

кружка, и начались аресты. Азеф почувствовал за собой слежку и

понял, что в России ему, кроме тюрьмы, ждать нечего. В донесе¬

нии начальника Донского областного жандармского управления в

ДП говорилось: «Азеф принадлежал к кружку Фридмана, Острогу-

лова, Равеля, и по агентурным сведениям принимал весьма дея¬

тельное участие в рабочей пропаганде, причем, имея возможность

постоянно разъезжать под видом торговых дел в разные города им¬

перии, оказывал немаловажные услуги "Ростовскому кружку" до¬

ставлением нужных сведений и помощью тайной переписке ино¬

городних единомышленников»9. Азеф понял, что нужно бежать, и

уехал в Германию. Ростовские жандармы разыскивали его, рассы¬

лая о нем запросы в ряд городов. На какие деньги Азеф выехал за

границу и на что он жил первое время в Германии, существуют

разноречивые сведения. Полковник Страхов из Ростова сообщал в

Петербург: «По агентурным сведениям между Азефом и его быв¬

шими товарищами в настоящее время возникла вражда, вследствие

того, что некоторые из них, выманив у него чужие деньги, поста¬

вили в необходимость бежать за границу, и не только не оплатили

долга, но обманули в обещании помогать в жизни за границей»10.

Это могло вызвать у Азефа, вообще недоброжелательного к людям,

чувство злобы по отношению к его бывшим товарищам из кружка.

Полное отсутствие у него каких-либо моральных критериев, непо¬

нимание того, что такое мораль, нравственность, порядочность,

могли побудить его в скором времени после бегства за границу

предложить свои услуги ДП.
Согласно справке, составленной сотрудником ДП Л.Ратаевым,

Азеф выехал за границу «...продав предварительно по поручению

какого-то мариупольского купца масла на 800 руб. и присвоив эти

деньги себе»11. Жена Е.Азефа, со слов его младшего брата, Влади¬

мира, который до разоблачения брата преклонялся перед ним,

рассказывала, что Азеф «...украл деньги там, где служил»12. Инте¬

ресно, что товарищи по революционному кружку с пониманием

относились к этому поступку и говорили, что «...это все буржуа¬

зия... с ней церемониться нечего»13. Интересно, что в дальнейшем

себя так же поведет соученик Азефа по училищу — С.Рысс. Види¬

мо, экспроприировать буржуазную собственность в самом широ¬

ком понимании этого слова было принято у революционеров еще
10

задолго до революции. Трудно сказать, как было на самом деле,

но, видимо, J1.Ратаев и В.Азеф правы. Правда, Л.Ратаев ссылается

на донесение полковника Страхова в то время как последний

пишет, что деньги украли у Азефа. Но, вполне вероятно, что

Л.Азеф услышала от Владимира историю о том, что ее муж украл

деньги как непроверенный слух, а после разоблачения мужа в ее

сознании Произошло определенное смещение и любые очерняю¬

щие его сведения теперь казались ей правдивыми. Как бы то ни

было, Азеф весной 1892 года оказался в Карлсруэ и поступил

учиться в местный Политехнический институт. Он поселился со

своим земляком Козиным в квартире на четвертом этаже. Стара¬

тельно изучал электротехнику. Но материальное положение его

было очень тяжелым. На знакомых он производил впечатление че¬

ловека «буквально терпящего голод и холод», что, на мой взгляд,

заставляет с сомнением относиться к версии о краже Азефом 800

рублей, так как на эти деньги хотя бы первый год он мог как-то

существовать. В те времена восемьсот рублей были довольно при¬

личной суммой. В то же время он мог вполне преувеличивать свои

финансовые затруднения перед знакомыми. В это время Азеф стал

членом местного социал-демократического кружка. Денег не было,

и он решил их заработать, продавая охранке своих товарищей по

кружку, как. когда-то торговал различным мелочным товаром в

Ростове. Четвертого апреля 1893 года, примерно через год после

своего приезда, он написал письмо в ДП: «Сим имею честь объ¬

яснить Вашему Высокопревосходительству, что здесь месяца два

назад образовался кружок лиц-революционеров, задающихся

целью объединить в одно целое всех лиц, учащихся за границей»14.

Азеф, для того чтобы подтвердить свою осведомленность, называет

ряд фамилий революционно настроенных студентов в России и за

границей. Заканчивает он письмо так: «Если сведения, которые я

могу Вам дать, найдете полезными, то прошу меня об этом уведо¬

мить заказным письмом до востребования под литерами»15. Нельзя

сказать, чтобы ДП особо заинтересовался письмом. Желающих

стучать среди русских революционеров всегда хватало с избытком.

Письмо проделало свой обычный путь по инстанциям. Только

более чем через месяц после получения Азефу отправили ответ, в

котором ему сообщили, какого рода информация интересует ДП:

«...что нам может быть полезным, это доставление достоверных и

точных сведений об отправке в Россию транспортов запрещенных

изданий с указанием, когда, куда, каким путем, по какому адресу

и через кого они пересылаются»16. Корреспондент Азефа требует,

чтобы он назвал свое имя, так как «...с неизвестными лицами мы

сношений не ведем»17. Начинаются письменные переговоры о ха¬

рактере информации, условиях вознаграждения. Азефа очень вол¬

нуют вопросы собственной безопасности. Он соглашается постав¬

лять сведения и сообщить свое имя, однако ставит условие: «чтобы

мое имя было только известно лицу, ведущему со мной перепис¬

ку»18. В архивах первое письмо Азефа сохранилось разорванным.

Из письма становится ясно, почему: «Дабы устранить мою неуве¬

ренность в личности пишущего, благоволите вложить в письмо от¬
11

рывок моего первого письма»19. В своем следующем письме он

будет даже просить полицию перехватывать письма его товарищам

в Карлсруэ, если в них содержится информация, которая ему

может повредить. Эту настойчивую заботу о своей безопасности он

сумел внушить своим руководителям в ДП и Петербургском ох¬

ранном отделении, которые безопасностью Азефа дорожили зна¬

чительно больше, чем безопасностью русских министров, и сохра¬

нение тайны об Азефе считали часто основной стороной деятель¬

ности, подчиненных им ведомств. Тем не менее инкогнито Азефу

удавалось сохранять недолго, и раскрыто оно было по его собст¬

венной вине. Он еще делал первые шаги и часто ошибался. Вскоре

после отправки первого письма в Петербург он обратился в свое

родное Ростовское жандармское управление: «Сим имею честь до¬

вести до сведения жандармского управления, что в Ростове-на-

Дону имеется кружок рабочих-социалистов, предводительствуемый

некоторыми интеллигентными лицами, из которых г.г. Фридман

Дмитрий, Алабышев Василий состоят в переписке с Карлсруйским

кружком революционеров»20. В Ростове не составило никакого

труда раскрыть подлинное имя автора письма, о чем они тут же

сообщили в Петербург. Интересна характеристика, которую Рос¬

товское жандармское управление дало Азефу: «Евно Азеф человек

неглупый, весьма пронырливый и имеющий обширные связи

между проживающей за границей еврейской революционной мо¬

лодежью, а потому в качестве агента может приносить непосред¬

ственную пользу, и надо ожидать, что по своему корыстолюбию и

современной нужде он будет дорожить этой обязанностью»21. Жа¬

лования Азеф просил немного — всего пятьдесят рублей в месяц.

Двадцать девятого мая ему направили письмо с предложением

приступить к службе и с разъяснением, о чем он должен сообщать:

«...многословных и теоретических рассуждений не требуется. Мы

ценим сведения только фактические с возможно точным указани¬

ем имени, адресов и таких данных, которые могут быть материа¬

лом для исследования»22. Пятнадцатого июля ему высылают сто

рублей жалования за июнь и июль. Азеф стал тайным сотрудником

ДП. Он очень старался на новой службе, но первое время у него

не все получалось. И на одном из его первых донесений есть по¬

метка кого-то из полицейских офицеров: «В следующем письме я

попрошу Азефа писать немного толковее, особенно адреса и фа¬

милии, чтобы можно было понять, кто мужчина, кто женщина и

к кому относятся адреса»23. Но в скором времени отношение к

нему меняется. В 1896 году на одном из писем Азефа мы видим

полицейскую пометку другого рода: «Сообщения Азефа поражают

своей точностью при полном отсутствии рассуждений»24.
В своих сообщениях, написанных в 1890-е гг. он обращает

внимание полиции на тогда еще никому не известных молодых

людей, в будущем знаменитых революционеров: «Следует особое

внимание обратить Вам на г. Карповича... особое внимание Вам

нужно будет обратить на Зензинова... Люксембург — редактор

польской социалистической газеты»25.
12

После поступления на службу в ДП Азеф стал уделять гораздо

больше времени своим «революционным увлечениям». При этом

они у него заметно изменились. Если раньше Азеф придерживался

довольно умеренных взглядов и причислял себя к марксистам, то

теперь он резко повернул влево и стал убежденным сторонником

террористических методов борьбы. Это было сделано по заданию

полицейского начальства, напуганного самой мыслью о возмож¬

ном возрождении «Народной Ьоли» или подобной революционной

организации, и оно хотело быть в курсе дела. Жена Азефа расска¬

зывала, что его «даже называли бомбистом. Он всегда говорил, что

верит исключительно в террор, и только террор все сделает, и

бомба — это самое главное»*6. Азеф заводит знакомства в различ¬

ных русских революционных кругах Германии, Швейцарии. Он

вырабатывает линию поведения, которой он будет успешно при¬

держиваться в будущем: он мало выступает на собраниях, но охот¬

но берется за налаживание различных практических дел — он не

теоретик, а практик. Видимо, такой образ он принял не сразу, он

шел к нему путем проб и ошибок. Л.Азеф подчеркивала в своих

показаниях следственной комиссии, что «теоретически он был

малообразованный человек... Он нигде не мог двух слов связать

как следует»27. Она рассказывала, как ей было «стыдно его слу¬

шать», когда он на каком-то собрании читал свой реферат в

Дармштадте28. В 1895 году в Берне он познакомился с Х.Житлов-

ским, одним из основателей «Союза русских социал-революционе-

ров за границей», и, по словам Виктора Чернова, вошел в одну из

групп, примыкавших к Союзу. Так, по свидетельству жены, он

получал от Х.Житловского книги, газеты, листовки, которые

потом распространял среди русских студентов в Германии, соби¬

рал у них деньги на революционные цели29. Он подружился с

Х.Житловским («С Житловским он был даже на "ты"»), что было

большой редкостью для Азефа, «...друзей не было. У него вообще

нет друзей»30.
Уже тогда отношение к Азефу было двойственным, противоре¬

чивым. Многим он активно не нравился. При первом знакомстве

отпугивала его отталкивающая внешность. Нам трудно судить об

этом по плохим фотографиям тех лет, тем более что Азеф не

любил фотографироваться и делал это крайне редко и неохотно. В

большинстве воспоминаний говорится о его крайне отталкиваю¬

щей физиономии, но мы уже писали выше, что они были очень

необъективны. Стремившийся быть объективным Б.Савинков так

описывал его: «...в комнату вошел человек 33 лет, очень полный,

с широким, равнодушным, точно налитым камнем, лицом, с боль¬

шими карими глазами. Это был Евгений Филиппович Азеф»31.

Предоставим теперь слово В.Н.Фигнер: «...в зал вошел высокий

тучный господин с короткой шеей, толстым затылком и типичным

лицом еврея»32. Квинтэссенцию отрицательного впечатления, ко¬

торое производил Азеф, выразил Г.Лопатин: «...когда мы были на

Лондонской конференции (в 1908. — Лет,), то я там сижу и все

спрашиваю Баха: "Это кто такой, это кто такой?" Ну, Бах мне, ко¬

нечно, отвечает. Потом я его спрашиваю: "А что это там за папуас
13

такой сидит?" Он говорит: "Какой папуас?" "Да вот тот, толстый,

губастый", — указываю ему. Он мне говорит: "Это Иван Никола¬

евич, слышали о нем?" Я ему говорю: "А послушайте, как вы с

ним решаетесь в темной комнате один на один оставаться? Ведь

у него глаза профессионального убийцы!"»33. В.Чернов, который

первый раз увидел Азефа в Швейцарии осенью 1901 года, вспоми¬

нал: «Встретил я его там случайно и тогда же сказал Житловской,

что он мне как-то очень не нравится». Житловская призналась,

что и ей он, собственно, тоже не нравится. Некрасивая внешность

сочеталась с тяжелым характером. Азеф тогда еще не научился

скрывать своего истинного отношения к людям. Он часто раздра¬

жал знакомых своими издевательствами над ними, был злопамят¬

ным и мстительным. Многие к нему относились довольно подо¬

зрительно, особенно после сообщения из Ростова, что последние

местные аресты произведены по донфрению, полученному из

Карлсруэ. О том, что в те годы были люди, считавшие Азефа шпи¬

оном, писал после его разоблачения соученик Азефа по Политех¬

ническому институту Б.Петерс. Вредили репутации Азефа его

нравы, его любовь к женщинам легкого поведения, что как-то не

вязалось с репутацией революционера. Один из членов кружка

вспоминал позднее, что «о его личных нравах и частной жизни

шли очень неблагоприятные слухи». Но слухи оставались внутри

кружка, и на революционной карьере Азефа они никак не отрази¬

лись. Азеф уже в молодости отличался дьявольской осторожнос¬

тью. Даже после получения первого жалования он продолжал де¬

лать вид, что страшно нуждается и буквально голодает. Именно,

такое впечатление он произвел на свою будущую жену: «Я только

замечала в это время, что он был вечно голоден, и ему вечно было

холодно»34. Это относится к весне 1895 г., то есть, спустя почти

два года после получения первого жалования из ДП. Только со

временем стало заметно, что его материальное положение улучши¬

лось, и он, ссылаясь на различные причины, объяснял ей и своим

приятелям, как это произошло. Вначале он говорил о помощи, по¬

лученной из различных еврейских благотворительных организа¬

ций. Он посылал туда прошения в больших количествах и пока¬

зывал эти прошения товарищам под предлогом*, того^ что необхо¬

димо исправить его плохой немецкий язык. Затем он придумал

другую причину и стал объяснять изменение своего положенигі^По-

мощью мифического богатого приятеля по фамилии Тимофеев.

Пора, однако, ввести на страницы нашего повествования новый

персонаж, тем более, что на его воспоминания мы уже неодно¬

кратно ссылались. 22 апреля 1895 г. произошла встреча, сыгравшая

огромную роль в судьбе Азефа. У Б.Петерса в Дармштадте он по¬

знакомился с Л.Минкиной, дочерью хозяина магазина писчебу¬

мажных принадлежностей в Могилеве, работницей мастерской, а

затем студенткой философского факультета Бернского университе¬

та, убежденной революционеркой и, по всеобщим отзывам, милой,

симпатичной женщиной, впоследствии влюбленной в своего мужа

и абсолютно ничего не подозревавшей о его двойной жизни35. На¬

верно, долгие годы эта любовь оставалась взаимной. В очень
14

сложной для себя обстановке, давая показания судебно-следствен¬

ной комиссии по делу Азефа, хорошо понимая, что в партии ее

подозревают в том, что она знала о двойной жизни своего мужа,

жена Азефа с какой-то наивной гордостью рассказывает о его

любви к ней: «...доходило, например, до того, что если от меня не¬

сколько времени нет ответа, то он шлет телеграммы и, наконец,

через несколько дней приезжает сам. Человек совершенно горел,

человек ревновал меня чуть-ли не к столбу. Если, например, ко

мне кто-нибудь симпатично относился, то он сейчас же начинал

его критиковать, выискивал всевозможные дурные стороны в нем,

вообще уничтожал его. Он не мог вообще быть без меня»36. Роман

проходил в сентиментальном и революционном духе того времени.

Большую часть времени, которое влюбленные проводили вместе,

они занимались чтением правильной литературы: рабочей газеты

«Vorfarts», книги П.Лиссагарэ «История Кожины 1871 г.»37. Но

через несколько месяцев после знакомства и, видимо, почти сразу

после заключения брака Люба уехала из Дармштадта в Берн учить¬

ся. Хотя, они очень любили друг друга, но привычки к совместной

жизни не было, да ее и не могло быть при жизни врозь, денег

было мало, несмотря на 50 рублей полицейского жалования (Люба

получала стипендию 80 франков в месяц), она была очень плохой

хозяйкой («Я ни к чему такому практическому не прислушивалась,

ни в чем этом не разбиралась»)^8 Так что, как только они съез¬

жались на короткое время в Германии или в Швейцарии, начина¬

лись скандалы. «Но стоило нам хоть неделю прожить вместе, как

у нас начинались ссоры, потому что натуры у нас были совершен¬

но разные»39.
Но были другие причины, не способствующие миру и согла¬

сию в этой семье. Мы уже писали о том, что Любовь Григорьевна

ни тогда, ни потом вплоть до разоблачения Азефа не подозревала
о	двойной жизни своего мужа, о его связях с ДП. Азеф получал

от своих полицейских шефов письма «до востребования», читал он

их дома ежеминутно опасаясь, что жена может случайно заглянуть

в них и понять, кто ее любимый на самом деле. Она рассказывала:

«...получает он какое-нибудь письмо и читает его, держа совер¬

шенно перед самыми глазами и как будто прячась, чтобы никто

не мог случайно увидеть, что там написано. Иногда даже так бы¬

вало, что он уходит с письмом в клозет и там его читает, посто¬

янно прячет от меня. На меня это производило ужасное впечатле¬

ние, и тут я уже не могла выдержать... читать их таким образом —

это что-то ужасное! И у нас были крупные ссоры на эту тему»40.
Азеф врал жене напропалую, объясняя на что они живут. Так

он придумал, что получает из дому от отца 15—20 рублей в

месяц41. Он продолжал использовать образ своего мифического

приятеля Тимофеева и рассказал жене, что тот «положил теперь

несколько сот или тысяч рублей на его имя»42. В 1895 году у них

родился сын. Сохранились письма Азефа к жене в 1890-е годы,

написанные в возвышенных, сентиментальных выражениях: в

письмах предстает образ тоскующего народного заступника, соби¬

рающегося отдать жизнь освобождению народа: «Что я в тебе
15

люблю — это твою благородную, прекрасную душу... Почему тебя

здесь нет возле меня... Для великой борьбы нужны великие силы,

нужно работать, работать... Береги свое здоровье... Я хочу, чтобы

та, кого люблю, была сильной и энергичной подругой, которую не

страшили бы никакие опасности борьбы... Буду ли всегда похож

на того молодого человека с самыми смелыми надеждами, кото¬

рый для того, чтобы добиться успеха, должен совершить большое

путешествие, но который во время переезда терпит кораблекруше¬

ние? Осужденный оставаться на необитаемом острове, он чувству¬

ет, как трудно ему вернуться к жизни и приходит в отчаяние перед

окружающими силами, которые мешают ему. Он мечтает об избав¬

лении, но все, что кругом, так мало похоже на его мечты».
Из Карлсруэ Азеф перехал в Дармштадт, где в 1899 году полу¬

чил диплом инженера-электрика в местном Политехническом ин¬

ституте. В революционных кругах он пользовался все возрастаю¬

щей популярностью, хотя какие-то слухи о нем все время ходили.
Об	этой двойственности В.Бурцев писал: «Я его до тех пор и то

только раз случайно встретил в Цюрихе в 1893 году. Указывая на

него, один мой знакомый тогда сказал мне: — Вот крупная сила,

интересный человек, молодой, энергичный. Он — наш! — Вот

грязное животное! — сказал мне другой»43. Интересно, что так ду¬

мали об Азефе не только русские революционеры, но и отдельные

немецкие профессора; так, по свидетельству Любови Григорьевны,

профессор Дармштадтского политехнического института характе¬

ризовал Азефа следующим образом: «Ах этот шпион»44. Казался

Азеф подозрительным и полиции Германии. Так, накануне приез¬

да в Дармштадт императора Николая II в сентябре 1896 г. Азеф

был выслан из города и в сопровождении агентов полиции отправ¬

лен в Карлсруэ45. В ДП Азефом были довольны. В 1899 году ему

повысили жалование. Он стал получать теперь 100 руб. плюс на¬

градные к Новому году и к Пасхе (интересно к какой — право¬

славной или еврейской?). После получения высшего образования

перед ним встал вопрос — что делать дальше? Азеф нашел место

инженера в фирме Шюккерта в Нюрнберге. Но ему там не понра¬

вилось, и он получил место с приличным жалованием в крупной

фирме во Франкфурте-на-Майне, но пробыл там недолго и вскоре

переехал в Берлин, где поступил на службу в «Всеобщую компа¬

нию электричества», которую возглавлял Эмиль Ратенау46. Но в

конце концов по предложению ДП он предпочел поехать в Рос¬

сию, где ему было обещано место в русском филиале все той же

«Всеобщей компании электричества» и прибавка жалования по

месту основной работы. С января 1900 года он стал получать 150

рублей в месяц. Вообще полицейская карьера Азефа в то время

была довольно нестандартна. Часто бывало, что революционеры

попадали в руки полиции и, напуганные возможностью тюремного

заключения, становились ее агентами или полицейских агентов

посылали в революционную организацию, чтобы ее провалить.

Но, чтобы революционер сам предложил свои услуги охранному

отделению, такое бывало нечасто. О политических убеждениях

Азефа мы пока говорить не будем, хотя они у него были, и сыг¬
16

рали в его судьбе довольно большую роль, но это произошло позд¬

нее, и об этом мы еще будем писать. По окончании университета

у Азефа была возможность закончить полицейскую карьеру и спо¬

койно работать за границей. ДП не был КГБ, и Азеф мог безбо¬

лезненно это сделать, но, вместо этого он поехал в Россию. Ви¬

димо, Азеф настолько вошел во вкус двойной игры, двойной

жизни, что без этого уже не мог. Да и жалование в двух местах

сыграло свою роль, а красивую жизнь он очень любил. В ноябре

1899 года Азеф, собрав революционные рекомендации с одной

стороны и жандармские — с другой, приехал в Москву. Начался

новый период его жизни.
Примечания
1	Цит. по: Николаевский Б. Конец Азефа. Л., 1926. С. 74.
2	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 4.
3	Николаевский Б. История одного предателя. М., 1991. С. 42.
4	Берлин П. Об одном повешенном (С.Я.Рыссе) // Каторга и ссылка. М.,
1929. № 10. С.95.
5	Лонге Ж. и Зильбер Г. Террористы и охранка. М., 1991. С. 47.
6	Там же. С. 48.
7	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 4.
8	Лонге Ж., Зильбер Г. Указ. соч. С. 47—48.
9	Цит. по: Николаевский Б. Конец Азефа. С. 74.
10	Там же.
11	Там же.
12	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 4.
13	Там же. Л. 5.
14	Цит. по: Николаевский Б. Конец Азефа. С. 70.
15	Там же.
16	Там же. С. 71.
17	Там же. С. 72.
18	Письма Азефа // Вопросы истории. 1993. № 4. С. 104.
19	Там же.
20	Там же. С. 103.
21	Николаевский Б. Конец Азефа. С. 74.
22	Там же.
23	Цит. по: Алданов М. Азеф. Париж, 1931. С. 162.
24	Там же.
25	Письма Азефа. С. 110.
26	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 12.
27	Там же.
28	Там же. Л. 13.
29	Там же. Л. 9.
30	Там же.
31	Савинков Б. Воспоминания террориста. Ереван, 1990. С. 13.
32	Фигнер В. Воспоминания // Полн. собр. соч. Т. 3. С. 173.
33	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 128. Л. 144.
17

34	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 3.
35	Там же. Л. 2.
36	Там же. Л. 7.
37	Там же. Л. 3.
38	Там же. Л. 7.
39	Там же.
40	Там же. Л. 6.
41	Там же. Л. 7.
42	Там же.
43	Бурцев В. В погоне за провокаторами. М.; Л., 1926. С. 26.
44	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 9.
45	Там же.
46	Там же. Л. 10.

Глава 2.
АЗЕФ В МОСКВЕ
Как мы уже писали, Азеф приехал в Москву один. Любовь

Григорьевна не захотела прекращать учебу в Бернском универси¬

тете и осталась с сыном еще на год в Швейцарии1. Полицейским

руководителем Азефа на новом месте стал самый яркий, пожалуй,

представитель русской полиции того времени, начальник Москов¬

ского охранного отделения С.В.Зубатов. Ниже мы расскажем о по¬

литических взглядах и практической деятельности родоначальника

русского полицейского социализма. Отметим только, что под его

руководством Азеф прошел прекрасную практическую школу, и

полученные знания он потом блестяще использовал в своей рево¬

люционной деятельности.
В это время в Москве действовал Северный союз социалистов-

революционеров под руководством А.Аргунова, М.Селюк. С.Зуба¬

тов заботливо наставлял Азефа, как ему проникнуть в этот Союз,

и в дальнейшем руководил каждым его шагом. Они решили, что

прежде, чем Азеф явится к руководителям Союза с рекомендация¬

ми, полученными из-за границы, он должен публично выразить

свою преданность социалистам-революционерам. А.Аргунов в

своих показаниях судебно-следственной комиссии по делу Азефа,

говорил: «В Москве в ту пору действовал кружок лиц, занимав¬

шийся переводами, устраивавший рефераты, чтения. Он собирался

на квартире у Е.Немчиновой. По направлению кружок был марк¬

систским. На журфиксах на квартире Е.Немчиновой собиралась

разнообразная интеллигентная публика, и велись оживленные де¬

баты на злободневную тему — Маркс и народничество... Среди

новых людей обращал на себя внимание господин, выдававшийся

необычным внешним видом. Спор шел вокруг имени Михайлов¬

ского. Новый гость молчал. Но вот он поднялся и взволнованным

голосом начал защищать Михайловского, упирая в особенности на

теорию борьбы за индивидуальность. Речь продолжалась довольно

долго и произвела на окружающих впечатление своей искреннос¬

тью и знанием предмета. Фамилия гостя осталась неизвестной для

всех (кроме хозяев, вероятно), и он ушел первым. Это был Азеф»2.
В Швейцарии Азеф познакомился с одним из членов Союза и

получил рекомендации от Х.Житловского, вернувшись в Россию,

после выступления на квартире Немчиновой он пришел к руково¬

дителям Союза, которые были заранее предупреждены о его появ¬

лении. Азеф играл роль не активного революционера, а сочувст¬

вующего, всегда готового помочь, но не интересующегося никаки¬

ми тайными делами Союза. Играл он эту роль очень хорошо. Пер¬

вое время Аргунов и Азеф встречались большей частью на ней¬
19

тральной почве, например в «Обществе взаимной помощи лиц ин¬

теллигентных профессий», которое было образовано в Москве в

1899 году и носило в целом довольно невинный характер, несмот¬

ря на то, что в него входила небольшая группа революционеров.

Члены общества даже собирались на квартире московского вице-

губернатора, который вместе с женой входил в него. Аргунов вспо¬

минал: «Азеф вступил в члены общества и на первых порах был

довольно аккуратным посетителем собраний и комиссий. Он не

выступал открыто с речами на собраниях членов общества, не уча¬

ствовал в прениях, но его фигура часто виднелась в помещении

общества, и большинство наших встреч происходило в этом поме¬

щении... или в частных квартирах, где собирались комиссии. В

скором времени общество без объяснения причин было закрыто

администрацией»3. Но на квартиру Аргунова или других членов

Союза Азеф в это время не приходил. Ни в какие дела Союза по

устройству типографии в Сибири, по добыче шрифта Азеф в то

время посвящен не был. Вообще он занимался своими семейными

делами. Нашел скромную квартирку в Москве из трех комнат за

30—40 руб. в переулке на Воздвиженке (на Аргунова квартира про¬

извела довольно жалкое впечатление). Весной 1900 года Азеф на¬

долго уехал из Москвы. Он ездил в командировку за границу по

делам «Всеобщей компании электричества», а потом заехал в Мо¬

гилев, куда из Швейцарии к родителям приехала его жена со вто¬

рым сыном — грудным ребенком, оставив старшего сына во

«французской семье около Лозанны»4. В конце весны 1900 года

вся семья вернулась в Москву и сняла на лето дачу в Сокольниках,

тогда популярном дачном месте. По позднейшему свидетельству

Любови Григорьевны, это был первый год их брака, который они

провели вместе. Люди они были очень разные, и год был для них

тяжелым. Восторженная революционерка Люба привыкла жить в

скромных студенческих квартирках, она искренне считала, что

именно так и должна жить настоящая революционерка. Е.Азеф,

напротив, стремился к солидной обеспеченной буржуазной жизни,

любил комфорт, хороший стол, порядок в доме. Им было тяжело

друг с другом. Скромная квартира, которую снял Азеф, казалась

его жене верхом буржуазной роскоши. Ее раздражало все: «Эта

квартира, две прислуги, муж с утра уходит на службу, приходит, я

даю ему завтрак, он опять уходит, и потом мы с ним почти не ви¬

димся и больше ничего... Это выходила какая-то ужасно нелепая

жизнь, какая-то страшно мещанская жизнь. Меня это страшно тя¬

готило»5. Любу также очень злило, что она ничего не знала о его

революционных делах. Даже, когда приходили в гости Аргуновы,

то никаких интересных разговоров при ней обычно не вели6.

Эмансипированную бернскую студентку раздражала грубость

мужа: «...иногда приходилось выслушивать от него ужасные вещи,

такие ужасные, что я совершенно не могла переварить их»7.
Как-то Азеф с женой навестили Аргуновых и провели у них

целый день. Азеф впервые изложил свои взгляды и произвел на

Аргунова впечатление страстного сторонника террора, признавав¬

шего «...потребность одной террористической, отрицательно отно¬
20

сясь к прочим видам работы ввиду, главным образом, тепереш¬

них полицейских условий, невозможности строить какое-либо

прочное и широкое предприятие, неизбежности скорого провала

и т.п.»8
Мы ниже подробно остановимся на разновидностях и особен¬

ностях русского террора, пока же только отметим, что и Аргунов,

и его товарищи по Союзу были сторонниками террора, по словам

Аргунова, «...отводили ему место в ближайшем будущем после

предварительного организационного и идейного объединения и

признавали террор не единичным и случайным, а как систему уда¬

ров. Террор Азефа поэтому показался ...достаточно узким, беспо¬

чвенным продуктом заграничных споров и заграничных выводов о

русской действительности»9. Роль сочувствующего удавалась Азефу

очень хорошо. Аргунов вспоминал: «Виделись мы с ним все чаще

и чаще, и доверие к нему росло. Но так как он строго держался

тактики содействия, в не активного участия, а с другой стороны

мы не считали его вполне своим человеком, то не открывали ему

всех своих планов и знакомств»10. Но «доверие росло», и Азеф ста¬

новился все больше и больше в курсе дел организации, тем более,

что он всегда был готов оказать реальное содействие. Когда Аргу¬

нову потребовался «металлический вал для печатания» в тайной

типографии, Азеф взялся помочь и, действительно, достал вал,

сказав, что его изготовил знакомый инженер на заводе. О том, что

вал был изготовлен при помощи охранного отделения, Аргунов,

естественно, ничего не знал. За валом Аргунов зашел на работу к

Азефу: «застал я Азефа в отдельном рабочем кабинете среди элект¬

рических лампочек и приборов. Это было в начале ноября»11. За

этой просьбой последовали другие. Вообще техника печатания у

революционеров была крайне примитивной. Это отразилось даже

на названии печатного органа Союза. Аргунов писал: «Революци¬

онная Россия» — игра случая. Разбирая установленный рабочими

шрифт, я не смог составить желанного названия "Свободная Рос¬

сия", ибо не хватало нужных букв. Пришлось остановиться на ре¬

волюционной»12. Так что все время что-то требовалось. Азеф пере¬

дал им металлическую доску. Не отказывался он и от других по¬

ручений; так, при отправке революционерки, за которой велась

слежка, с материалами Союза в Финляндию Азеф с женой пере¬

дали ей вещи на Курском вокзале. Такое содействие Азефа укреп¬

ляло доверие к Азефу. В своих все более и более откровенных раз¬

говорах с революционерами Азеф называл пустяками, затеянное

ими оборудование тайной типографии, и все время повторял, что

единственным действенным оружием борьбы является террор. Он

был очень обрадован, когда в феврале 1900 года его будущий по¬

мощник по Боевой организации (БО) П.Карпович покончил с

Н.Боголеповым, министром народного просвещения. Навестив в

день выстрела Карповича жену, лежавшую в клинике медицинско¬

го факультета Московского университета на Девичьем поле, он ра¬

достно воскликнул: «А знаешь, начался террор»13. Аргунов, кото¬

рый был у него вечером этого дня, вспоминает его приподнятое

настроение: «Он был особенно весел и разговорчив, с большой на¬
21

стойчивостью доказывал необходимость бросить все ради терро¬

ра»14. В этом вопросе он также действовал по указанию С.Зубато¬

ва, который как-то откровенно заявил, допрашивая одного рево¬

люционера: «Мы вызовем вас на террор и раздавим».
В конкретной деятельности Союза Зубатова больше всего ин¬

тересовала его издательская работа. В январе 1901 года вышел пер¬

вый номер журнала «Революционная Россия», вскоре второй. Азеф

сообщил об этом своему второму полицейскому руководителю, ру¬

ководителю особого отдела ДП Леониду Ратаеву: «Сообщение со¬

трудника Виноградова из Москвы от 29.01.1901: Считаю необходи¬

мым сообщить Вам следующее: новое издание московских социа-

листов-революционеров "Революционная Россия" — появилось.

Вчера привез ее Аргунов сюда, но пока она тут не выпускается до

тех пор, пока не распространится в Петербурге. У меня один

номер имеется — могу Вам послать с тем условием, что через не¬

сколько дней вернете... Куда пропал привезенный в Петербург

транспорт, можете исследовать по пятам М.Селюк, живущей в Пе¬

тербурге»15. Типография была организована в Финляндии. Поли¬

ция напала на ее след, и было решено перевезти ее в Россию, в

Томск, где родственник Аргунова получил место заведующего

переселенческим пунктом. При устройстве типографии не обо¬

шлись и без помощи нашего героя. Его попросили достать адрес

для особо конспиративной переписки с Москвой.
Наряду с революционными связями между Азефом и Аргуно¬

вым укреплялись личные отношения. Летом 1901 года Азефы сни¬

мали дачу в Малаховке. Его соседом по даче был московский ка¬

зенный раввин Я.Мазе, который оставил воспоминания об обще¬

нии с Азефом (см. ниже). На даче было много народу. К Евно из

Ростова приехали на лето брат и две сестры. Аргуновы снимали

дачу неподалеку в деревне Кириловка, в версте от Малаховки. Ар¬

гунов вспоминал: «Все семейство часто бывало у нас. Мы вместе

гуляли, играли в крокет и прочее. Знакомство становилось все

более тесным»16. Азеф вел жизнь мещански скромную и, видимо,

в Москве дорогие рестораны, кафе-шантаны и публичные дома он

не посещал, хотя все эти заведения очень любил и был в этой об¬

ласти настоящим специалистом. Аргунов отмечал, что Азеф «жил,

как раньше, скромно, был расчетлив. Слышались с его стороны

постоянные жалобы на отсутствие денег»17. Он рассказывал даже,

что Азеф для сокращения расходов взял у него бесплатный билет

по Казанской железной дороге третьего класса, выдаваемый слу¬

жащим для прислуги, и пользовался им. Вне всякого сомнения,

это была маскировка. Азеф получал приличное жалование инже¬

нера в солидной немецкой фирме, и ДП платил ему 150 рублей в

месяц, не считая наградных, так что денег было достаточно. Спи¬

сывать на его скупость постоянные жалобы на отсутствие денег

тоже нельзя. Азеф очень любил жить широко, ни в чем себе не

отказывая. Однако он боялся, чтобы его никто не заподозрил, что

у него есть крупные суммы денег неизвестного происхождения. Он

и в дальнейшем продолжил эту линию поведения, но с годами ему

было все труднее держать себя в узде, и его в разгар преследова-
22

ний революционеров видели то на лихачах с дорогими кокотками,

то в роскошных ресторанах. Жена никогда не знала о его дейст¬

вительных доходах и жила всю жизнь очень скромно. Как мы уже

писали, она отличалась непрактичностью. Азеф ей всю жизнь мо¬

рочил голову относительно своих доходов, и она всему верила.

Когда ее в судебно-следственной комиссии спросили об их жизни

в Москве в «материальном отношении», то она испуганно ответи¬

ла: «...я не знаю капиталов, я ничего не знаю о деньгах»18.
Постепенно Азеф, а через него и Зубатов, вошли в курс всех

дел Союза. Охранка решила нанести первый удар. Была разгром¬

лена типография в Томске, были арестованы все работавшие в

ней. На Азефа не пало и тени подозрения. Революционеры счита¬

ли, что работавшие в типографии не соблюдали правил конспира¬

ции, и это повлекло за собой провал, тем более, что ведший след¬

ствие ученик С.Зубатова жандармский офицер А.Спиридович

скрывал от арестованных степень осведомленности властей. Даже

прокурору Томской судебной палаты А.Спиридович в ответ на

прямой вопрос об агентурных сведениях по этому делу заявил, что

у него их нет. Частичную осведомленность объясняли тем, что

одна из арестованных, Н.Вербицкая, напуганная арестом и запу¬

тавшаяся в полицейских уловках Спиридовича, который, предъяв¬

ляя ей данные, сообщенные Азефом, указывал на Аргунова, еще

тогда не арестованного, и на других революционеров, как на ис¬

точник этих данных, стала давать откровенные показания, расска¬

зывая все, что она знала, во всех деталях. Но она вступила в Союз

недавно и многого просто не знала. Азеф, как это неоднократно

будет в будущем, обвинял в аресте им же преданных людей, рас¬

сказывая далеким от Союза людям фантастические истории о том,

как какие-то члены Союза забыли на станции сумку с экземпля¬

рами «Революционной России». «Головотяпы!» восклицал Азеф19.

Одновременно с арестами в Томске прошли аресты в Петербурге,

Ярославле, Нижнем Новгороде, Чернигове, Киеве. Первым был

арестован в Петербурге преподаватель русского языка и литерату¬

ры военной школы П.Куликовский (будущий убийца московского

градоначальника графа Шувалова). Азеф не имел к этому аресту

никакого отношения. Куликовский держал в шкафу школьной

библиотеки, которой заведовал, журнал «Революционная Россия».

Один из школьников узнал об этом и донес в полицию.
Престиж Азефа в организации даже укрепился. Ведь он пред¬

упреждал не создавать типографию в России, а перенести ее за

границу. После разгрома типографии слежка, которая велась

прежде, полностью прекратилась, но тем не менее Аргуновы чув¬

ствовали, что арест неминуем. Утешение они находили только в

Азефе. Аргунов говорил: «Азеф принял горячее участие в нашем

горе. Оно стало как бы его горем. В нем произошла перемена. Из

пассивного соучастника он превратился в активного члена нашего

Союза. Торжественного вступления в Союз не было, сделалось это

само собой»20. Аргунов и его жена в этот момент ждут ареста. Они

понимают, что находятся под надзором полиции, поэтому им так

нужен и полезен Азеф, который, с одной стороны, полностью
23

свой, с другой — полиция явно не подозревает, что он член

Союза, тем более, что Азеф по своим служебным делам должен

поехать за границу. Аргунов продолжает: «Азефу мы вручили все,

как умирающий на смертном одре. Мы ему рассказали все наши

пароли, все без исключения связи (литературные и организацион¬

ные), всех людей, все фамилии и адреса и отрекомендовали его за¬

очно своим близким. За границей он должен был явиться с пол¬

ной доверенностью от нас как представитель Союза рядом с

М.Селюк. Чувство к нему было товарищеское, пожалуй, даже чув¬

ство дружбы. За эти дни несчастья его активное вмешательство

сдружило нас»21.
В Москве начались аресты. В скором времени все активисты

Союза, за исключением М.Селюк и Аргуновых, оказались за ре¬

шеткой. Их С.Зубатов решил пока не трогать, так как они должны

были укрепить положение Азефа в партии. С.Зубатов был даже со¬

гласен отпустить М.Селюк вместе с Азефом за границу, чтобы она

там могла способствовать продвижению Азефа. Они оба были на¬

значены полномочными представителями Союза. Аргунов вспоми¬

нал, что Азеф настаивал, чтобы они с женой также уехали за гра¬

ницу: «Азефу нужно было, чтобы мы ехали за границу. Ему было

мало морального авторитета одной М.(Селюк) для утверждения

себя на заграничной почве, среди тех людей, с которыми он

решил связать себя. С нами ему было бы лучше. Затем и в России

легче бы устроились дела при нашем участии, да и никакие небла¬

гоприятные толки в случае, если бы они возникли по поводу про¬

вала Союза, не коснулись бы его, друга и товарища, основателя

Союза»22. Аргунов не сомневался, что полиция ради дальнейшего

продвижения Азефа в лагере социалистов-революционеров отпус¬

тила бы их за границу. Видимо, он был прав.
В конце ноября 1901 года Азеф вместе с семьей выехал за гра¬

ницу. Незадолго до него Россию покинула М.Селюк. После отъ¬

езда Азефа полиции церемониться с Аргуновым больше было не

нужно. В декабре 1901 года он был арестован, после двух с поло¬

виной лет тюрьмы отправлен в ссылку в Якутию. Полицейское на¬

чальство было очень благодарно Азефу. J1.Ратаев подчеркивал:

«Все указания относительно этой группы исходили от Азефа»23.

После арестов членов Союза Азефу определили невиданный в ис¬

тории Департамента оклад тайного агента — 500 рублей в месяц.

Очень заботливо относилась полиция и к требованию Азефа ща¬

дить его безопасность, поэтому все аресты осуществлялись «по

взаимному с ним соглашению». Его престиж вырос и в революци¬

онном лагере, и в полицейском мире.
Примечания
1	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. И.
2	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. Париж,
1911. С. 16-17.
3	Аргунов А. Азеф — социалист-революционер // Провокатор. Л., 1929.
С. 19.
24

4	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 16.
5	Там же. Л. 13.
6	Там же.
7	Там же.
8	Аргунов А. Указ. соч. С. 22.
9	Там же.
10	Там же. С. 21.
11	Там же. С. 24.
12	Там же. С. 22.
13	Там же. С. 25.
14	Там же.
15	Письма Азефа // Вопросы истории. 1993. № 5. С. 109.
16	Аргунов А. Указ. соч. С. 28.
17	Там же.
18	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 14.
19	Там же. Л. 16.
20	Аргунов А. Указ. соч. С. 34.
21	Там же. С. 35.
22	Там же. С. 37.
23	Ратаев Л. История предательства Евно Азефа // Провокатор. Л., 1991.

С. 149.

Глава 3.
СОЗДАНИЕ ПАРТИИ СОЦИАЛИСТОВ-

РЕВОЛЮЦИОНЕРОВ И БОЕВОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
Одной из главных задач, поставленных перед Азефом и

М.Селюк, было объединение разрозненных групп социалистов-

революционеров в единую партию. Примерно в то же время за

границу с такой же миссией прибыл представитель южных и за¬

падных социал-революционных организаций, уже объединивших¬

ся в Южную партию социалистов-революционеров, фармацевт по

профессии Г.Гершуни. Четыре человека играли основную роль в

переговорах по созданию партии: В.Чернов, М.Гоц, Г.Гершуни,

Е.Азеф. Первые двое, были представителями эмигрантских орга¬

низаций, поэтому основные переговоры вели представители орга¬

низаций, действующих в самой России — Азеф и Гершуни.

После разоблачения Азефа один из лидеров русских меньшевиков

Ю.Мартов писал другому меньшевику Потресову, радуясь, что у

конкурирующей революционной организации такое произошло:

«Здесь сейчас все полно делом Азефа. То, что по сему случаю

опубликовано, главным образом самим центром социалистов-

революционеров, уничтожает в корне всю эсеровщину. Дело с

этой публикой оказалось даже хуже, чем Вы предполагали в

своей статье о процессе Гершуни. Если Вы в ней писали, что БО

равна Гершуни, то сейчас они сами признали печатно, что не

только БО, но и ЦК и вообще вся верхушка партии равна Гер¬

шуни плюс Азеф. Они — и Азеф больше, чем Гершуни, коопти¬

ровали в свою среду Чернова и Гоца. Они сделали "Революцион¬

ную Россию" центральным органом и объявили существующей

партию»1.
Нужно сказать, что в целом Мартов дает точную картину, того

как складывалась партия социалистов-революционеров. Нам бы

хотелось подробнее остановиться на личности человека, сыгравше¬

го огромную роль в истории русского революционного движения

в партии социолистов-революционеров, в терроре вообще и в

жизни нашего героя Азефа в частности — на личности Григория

(Гирша) Гершуни. Родился в Таврово, Тельшевского уезда, Ковен-

ской губернии в 1870 году, переехал в Минск, где стал вести полу¬

легальную просветительную работу среди еврейских рабочих.

Арестованный в скором времени и доставленный в Москву к Зу-

батову, специализировавшемуся на еврейском рабочем движении,

он запутался в Зубатовских играх, доверившись Мане Вильбуше-

вич, которая была правой рукой Зубатова по еврейской Независи¬

мой рабочей партии. Об этой яркой личности в истории еврейско¬
26

го рабочего движения в России, а затем левого сионистского дви¬

жения в Израиле, читателю было бы интересно узнать, но, к со¬

жалению, это бы увело нас далеко от темы нашей работы. Гершу¬

ни написал для Зубатова «покаяние» в своих «заблуждениях». Там

не было ни имен, ни явок. Он никому не повредил, но этот по¬

ступок мало отвечал революционной этике того времени. Эта ис¬

тория предала последующей борьбе Гершуни с самодержавием от¬

тенок личной мести и удивительного бесстрашия. Гершуни был

страстным пропагандистом террора, на который существовали раз¬

ные точки зрения. Среди южных социалистов-революционеров,

которых в руководстве партии представлял Гершуни, отношение к

террору было довольно сдержанным. Основное внимание они уде¬

ляли массовой работе, подготовке восстания рабочих и крестьян.

Террор был для них вопросом второго порядка. Ряд революционе¬

ров «...относились к террору условно положительно, то есть допус¬

кали его как прием партийной борьбы только на определенных ус¬

ловиях, которые сводились к созданию отдельного боевого органа

и к отведению террору ограниченного места среди других отраслей

партийной деятельности. Другие относились к террору просто

скептически, то есть в сущности отрицательно»2.
Отношение с террору среди северных социалистов-революцио-

неров было диаметрально противоположным. Они «...считали тер¬

рор центральным пунктом партийной деятельности, находя, что он

скорее всего ведет к ближайшей цели, которую ставила перед

собой партия, а именно — к свержению самодержавия»3. Но в ру¬

ководстве партии этих противоречий не было. Все ее руководители

были решительными сторонниками террора. Инициатором созда¬

ния БО был Г.Гершуни. Было решено пока открыто не пропаган¬

дировать террор, но, как только какая-то группа совершит терро¬

ристический акт центрального значения, партия должна была при¬

знать этот акт своим и дать этой группе права партийно-боевой

организации. Гершуни заявил, что подберет людей для БО. В ка¬

честве ближайшей жертвы был намечен реакционный министр

внутренних дел Д.Сипягин. Гершуни начал создавать БО. Занима¬

ясь террором, он не отказывался от других сторон партийной

жизни. Он объездил всю Россию и всюду, где мог, создавал пар¬

тийные ячейки. Он действовал на пару с «бабушкой русской ре¬

волюции» Е.К.Брешко-Брешковской, которая вовлекла его в рево¬

люционную деятельность и была для него в каком-то плане идеа¬

лом для подражания. Она вспоминала это время: «Я собирала

людей всюду, где могла, в крестьянских избах, в мансардах студен¬

тов, в либеральных гостиницах, в речных барках, в лесах, на де¬

ревенских мельницах»4. Гершуни также всюду находил людей, ко¬

торые присоединялись к партии. Он обладал необыкновенным

даром убеждения, революционным обаянием. Его проповеди дей¬

ствовали не только на революционную молодежь, под воздействие

его личности попадали представители противоположного лагеря.

J1.Ратаев писал об этом: «Этот человек производил сильное впечат¬

ление на всех, с кем сходился. Был ли то известный гипноз, или

результат необыкновенно развитой силы воли, или же воздействие
27

глубокого искреннего убеждения — не знаю, но обаяние личности

Гершуни факт несомненный. Мне об этом свидетельствовали

С.В.Зубатов и покойный Н.А.Макаров, вице-директор ДП, кото¬

рым приходилось часто с ним видеться и подолгу беседовать»5.
Относившийся к Гершуни без особого восторга народоволец

М.Фроленко писал: «На меня Гершуни произвел впечатление че¬

ловека необыкновенно милого, симпатичного, проникнутого... до

мозга костей революционной идеей, похожего, как мне казалось,

на Иисуса по своим душевным качествам. Это был фанатик, но не

русский, а восточный»6. Создавая свои революционные ячейки, он

привлекал людей к революционной работе, убеждая их стать тер¬

рористами, и мало кто мог перед ним устоять. При этом он сам

горел таким революционным огнем, что часто приписывал его

другим, ошибался в людях. Не случайно его ближайшим помощ¬

ником по БО был Азеф. Гершуни был также очень высокого мне¬

ния о другом известном провокаторе Н.Татарове. Вовлеченные им

в БО люди после иногда не выдерживали допросов, давали пока¬

зания или на следствии, как Григорьев, или уже после суда, как

Ф.Качура. Как мы увидим в дальнейшем, методы отбора людей у

Азефа были совсем другие, и у него в организации не было ни

провокаторов, ни сломавшихся.
Помощниками Г.Гершуни в БО были работники саратовского

центра партии П.Крафт и М.Мельников. В состав организации

вошли бывшие студенты Киевского университета С.Балмашов,

Н.Блинов, А.Покотилов, исключенные из университета во время

известных киевских беспорядков 1899 года. Всего в организацию

входило около 15 человек, некоторые из них привлекались к кон¬

кретным террористическим актам, а в обычное время занимались

другими видами партийной деятельности. Гершуни, в отличие от

Азефа, не тратил силы и средства на предварительную подготовку

и разведку, а импровизировал на месте. Такой знаток, как С.Зу¬

батов, был очень высокого мнения о террористических способнос¬

тях Гершуни и называл его «художником в деле террора»7. Убий¬

ство Сипягина было решено осуществить второго апреля 1902 года

(по старому стилю). Было известно, что в этот день в Мариинском

дворце в Петербурге должно состояться заседание Кабинета мини¬

стров, на котором Сипягин не мог не присутствовать. По перво¬

начальному плану осуществить покушение должен был А.Покоти¬

лов, но С.Балмашов произвел на Гершуни столь сильное впечат¬

ление, что он уговорил Покотилова уступить Балмашову право

убить Сипягина. А.Покотилов согласился, но так расстроился, что

заболел нервной экземой. Мы ниже подробно остановимся на во¬

просе столь сильного увлечения в России террором, а пока отме¬

тим только, что молодые эти люди — выходцы из дворянских

семей — видели в убийстве представителя власти высший смысл

жизни и деятельности. А.Покотилов происходил из богатой дво¬

рянской семьи, его брат Д.Покотилов был в это время одним из

руководителей Русско-китайского банка, в 1905—1908 годах по¬

сланником в Китае, сестра была замужем за товарищем министра

финансов (1891 — 1905) П.Романовым.
28

15	марта Балмашов выехал из Саратова, как он сообщил в

местном жандармском управлении, в Киев, а оказался в Финлян¬

дии в г. Выборге, где проживал в местной гостинице. Вся подго¬

товка покушения велась в Финляндии. Вместе с С.Балмашовым в

ней принимали участие Г.Гершуни и М.Мельников. 27 марта Бал¬

машов заказал в магазине мужского платья адъютантскую форму,

а первого апреля купил портупею, темляк и шашку. Утром второго

апреля, уже в адъютантской форме, он выехал в Петербург. В по¬

езде он заметил, что забыл на постоялом дворе свою шашку. В 11

часов он купил в Гостином дворе новую, затем, подождав заказан¬

ную заранее карету в кондитерской Филиппова, Балмашов при¬

ехал к Мариинскому дворцу и попросил вызвать к нему из каби¬

нета Сипягина, сказав, что ему нужно передать министру пакет от

московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Алек¬

сандровича. Когда министр вышел, Балмашов вручил Сипягину

приговор БО и двумя выстрелами из револьвера тяжело его ранил.

Доставленный в ближайшую больницу Д.Сипягин, не приходя в

себя, через несколько минут скончался. Сразу после покушения

присутствовавшие, в том числе охрана, настолько растерялись, что

на несколько минут застыли без движения, и никто не мешал Бал-

машову скрыться, но он этим не воспользовался.
В этот же день Гершуни планировал двойной удар. На то же

время, что был убит Сипягин, планировалось убить в здании Си¬

нода обер-прокурора К.Победоносцева. Покушению помешала не¬

лепая случайность. Телеграфист перепутал две буквы в фамилии

адресата, и тот не получил телеграмму, которая была шифрован¬

ным вызовом террориста к зданию Синода для убийства Победо¬

носцева. Русский бардак спас жизнь символу русской реакции По¬

бедоносцеву. Но Гершуни пытался исправить положение. Пятого

апреля во время похорон Д.Сипягина поручик артиллерии Е.Гри-

горьев должен убить Победоносцева, а его невеста Ю.Юрковская

петербургского генерал-губернатора Н.Клейгельса. Показания

Григорьева и Юрковской, приведенные в обвинительном акте по

делу Гершуни, и те данные, которые приводит последний в своих

воспоминаниях, диаметрально расходятся в отношении того, кто

был инициатором плана покушения. Григорьев уверял, что Гершу¬

ни его активно агитировал, «рисуя перед ним картину славы ве¬

ликого народного героя, мученика и благодарности потомства»8,

Гершуни же пишет о том, что Григорьев и Юрковская сами пред¬

ложили совершить двойное убийство, а он их пытался остановить9.

Однако трудно представить себе Гершуни, пытающегося кого-то

отговорить от покушения. Видимо, истина лежит посередине: Гер¬

шуни их уговаривал совершить убийство, а жених и невеста, веро¬

ятно, сопротивлялись несколько слабее, чем они показывали затем

в полиции.
Из этого покушения ничего не вышло. То ли Победонсцев не

поехал на похороны, то ли новоиспеченные террористы в послед¬

ний момент испугались. Во всяком случае, в скором времени

после того, как в феврале 1903 года Григорьев, выданный Азефом,

был арестован, он и его невеста, остававшаяся на свободе, начали
29

давать полиции более чем откровенные показания, рассказывая

все, что знали.
С нашей точки зрения, в «светлом образе» Гершуни, любимца

всей революционной России и прогрессивных кругов всего мира,

появились в это время первые трещины. В опубликованном в Пе¬

тербурге «Деле Гершуни» говорилось: «Пули, извлеченные из тела

министра внутренних дел Сипягина, оказались с головками, рас¬

пиленными крестообразно, с целью усилить разрушительное дей¬

ствие пуль»10. Вообще в цивилизованном мире распиливать пули,

чтобы усилить их разрушительное действие, считается варварст¬

вом. Григорьев показывал, что Гершуни вручил ему «...распилен¬

ные крестообразно патроны с отравленными пулями»11. Поскольку

эти пули не были найдены, оставим эти показания на совести

Григорьева, хотя последующие события подтверждают его слова.
Только после того, как Гершуни убедился, что новые покуше¬

ния не состоялись, он выехал из Петербурга и в начале мая 1902

года был уже за границей. Самое пикантное во всей этой истории

заключается в том, что главный организатор покушений — Гершу¬

ни, о котором полиция в это время, благодаря Азефу и другим до¬

вольно много знала и которого усердно разыскивала по всей стра¬

не, жил в это время в Петербурге, прописавшись в участке под

своей настоящей фамилией.
Убийство Сипягина произвело огромное впечатление в стране.

Революционный подъем нарастал. За границей социалисты-рево¬

люционеры встретили Гершуни как героя. «К нам примчался Гер¬

шуни. От него веяло волевой бодростью, верою в себя и в свое

дело. Он заражал своим настроением всех»1*. Теперь уже можно

был не бояться сопротивления противников террора в партии и

открыто заявить о создании центральной БО с широкими полно¬

мочиями. В августовском номере партийного органа «Революци¬

онная Россия» в разделе партийной хроники было написано:

«Партия Социалистов-Революционеров (ПСР) формально переда¬

ла заведование всей боевой деятельностью в руки столь успешно

начавшей дело боевой группы, таким образом превратившейся в

постоянный орган партии и получившей от нее вполне определен¬

ные и широкие полномочия на будущее время»13.
Фактическим диктатором БО был Гершуни. Все вопросы реша¬

лись им, а других членов БО он привлекал для исполнения боевых

актов. БО пользовалась в партии, построенной строго централизо¬

ванно, необыкновенно широкой автономией. В первое время от¬

ношение БО с ЦК партии строились по принципу личной унии.

Гершуни — глава БО, и в то же время член ЦК партии. После

убийства Сипягина было решено эти отношения как-то упорядо¬

чить. В номере 7 за 1902 год журнала «Революционная Россия» на¬

печатана программная партийная статья о терроре, определяющая

отношения между ЦК и БО: «БО получает от партии через посред¬

ство ее центра общие директивы относительно выбора времени

для начала и приостановки военных действий и относительно

круга лиц, против которых эти действия направляются. Во всем

остальном она наделена самыми широкими полномочиями и пол¬
30

ной самостоятельностью... Она имеет вполне обособленную орга¬

низацию, отдельный личный состав, отдельную кассу, отдельные

источники средств»14. Такое независимое существование террорис¬

тической организации будет иметь далеко идущие последствия,

когда ее возглавит Азеф. Но это в будущем, а пока в мае 1902 года

полный энергии Гершуни обсуждает с В.Черновым, М.Гоцем

планы на будущее. Решено расширить террор или, как писал
В.Чернов, «искать приближение террора к массам»15. БО будет

уничтожать представителей местной власти, «проявивших себя

варварством своих расправ над рабочими, крестьянами, учащейся

молодежью»16.
Объектом террористической деятельности были намечены три

представителя администрации: виленский губернатор В. фон

Вааль, приказавший наказать розгами участников майской демон¬

страции в Вильне; харьковский губернатор князь И.Оболенский,

принимавший участие в подавлении крестьянских волнений 1902

года в Харьковской губернии; уфимский губернатор Н.Богданович,

подавивший волнение рабочих в своей губернии (это событие

вошло в историю под названием Златоустская бойня). От слов о

приближении террора к массам веет холодом. Пока убивают губер¬

наторов и министров, потом в 1905—1906 годах террор приблизит¬

ся к массам, и начнутся массовые убийства помещиков, чиновни¬

ков, полицейских, но по-настоящему террор станет массовым во

время большевистской диктатуры, когда будут уничтожать много¬

миллионные массы населения.
Но вернемся к БО. От покушения на виленского губернатора

фон Вааля вскоре пришлось отказаться, социалистов-революцио¬

неров опередил бундовец Герш Леккерт, который ранил губерна¬

тора. Покушавшийся был казнен. В июне 1902 года Гершуни от¬

правился в Россию и приступил к осуществлению своих планов.

За границей с напряженным вниманием ждали от него известий.

Был придуман довольно простой способ сообщать об успехах или

неудачах БО, пользуясь услугами легальной почты. Из России по¬

сылали почтовые открытки: если на открытке была изображена

мужская фигура, следовательно, подготовка к покушению шла ус¬

пешно, если женская — организацию преследуют неудачи. По¬

ртреты очень известных мужчин, кумиров читающей России:

М.Горького, Л.Андреева, А.Чехова — означали крупный успех.

Портреты известных красавиц свидетельствовали о крупных про¬

валах17. (Теперешним феминисткам, наверняка, не понравится

такое отрицательное отношение к женским изображениям.)
В конце июня 1902 года в Киеве Гершуни знакомят с рабочим

из Екатеринослава, давно стремившимся к террору, Ф.Качурой.

Выходец из народа в роли мстителя за народ — таким пропаган¬

дистским эффектом Гершуни решил не пренебрегать. (Нужно ска¬

зать, что он вообще любил красивые фразы, красивые жесты, аги¬

тационное значение террора.) 24 июля Ф.Качура приехал в Харь¬

ков. На вокзале его ждал Гершуни. Он дал Качуре 30 рублей на

покупку револьвера системы браунинг и 30 патронов, «поручив, в

случае требования удостоверения, сказать, что необходимо сделать
31

заказ на покупку нескольких ружей для отправки в деревню»18.

Все было, как задумал Гершуни: услышав о большом заказе, Ка¬

чуре без всяких затруднений, без предъявления каких-либо доку¬

ментов, продали револьвер и 30 патронов. Достать оружие в цар¬

ской России было довольно просто.
Покушение было решено осуществить в одном из городских

садов, где работал летний театр, и в котором князь Оболенский

любил бывать. 27 июля князю через посыльного было передано

пахнувшее духами письмо, в котором неизвестная князю дама на¬

значал ему свидание вечером 29 июля около театра в парке Риво-

ли. Расчет был правильным. Большой любитель женщин заинте¬

ресовался и после окончания спектакля пошел на свидание. Там

его встретил Качура, только что получивший в парке последние

напутствия Гершуни. Хотя он стрелял с расстояния в шесть шагов

и имел призы за стрельбу, он ухитрился промахнуться, и пуля,

слегка оцарапав шею Оболенского, попала в дерево. На Качуру

набросилось несколько человек, оказавшихся рядом. Он произвел

еще несколько случайных выстрелов, одним из которых ранил

харьковского полицмейстера.
Мы говорили выше о показаниях Григорьева по поводу данных

ему Гершуни отравленных пуль, но в том случае пули не были

найдены, а теперь мы читаем данные экспертизы, в объективности

которой сомневаться не приходится: «О пулях, которыми был за¬

ряжен револьвер Качуры. При химическом исследовании вещества

в нарезных пулях патрона, вещество это оказалось стрихнином,

покрытым тонким слоем белого воска»19. На следствии Качура,

который вообще стал давать показания через год после приговора,

сказал только, что пистолет был заряжен патронами с отравленны¬

ми стрихнином пулями и что патроны эти и револьвер он получил

от БО. Когда Качура стал давать более подробные показания, он

рассказал, что после того, как он отдал Гершуни купленный им

пистолет с патронами, Гершуни при встрече с ним 28 июля «...вру¬

чил приговор БО с заряженным револьвером, в котором, по сло¬

вам Гершуни, первые шесть пуль были отравлены. Советовал ему

постараться попасть первой пулей, так как она содержит в себе

больше яду»20.
Когда читаешь эти показания, становится как-то грустно. Ощу¬

щение такое, что ты оказался среди бесов Достоевского. Не хочет¬

ся проводить никаких параллелей, но, по-моему, даже палестин¬

ские террористы или боевики из итальянских «Красных бригад»

при всем том, что они во много раз меньше щадили человеческие

жизни, чем эсеровские террористы, все-таки своих пуль не отрав¬

ляли. Может быть считали это не слишком эффективным спосо¬

бом убийства?
Еще бросается в глаза в действиях Гершуни какой-то револю¬

ционный бюрократизм. Григорьев показывал, что Гершуни угова¬

ривал его написать прощальное письмо революционного содержа¬

ния, но когда, написав 10 строчек, «он отказался от дальнейшего

изложения, заявив, что это будет фальшиво, Гершуни, видимо не¬

довольный, все-таки взял начатое письмо, заявив, что докончит
32

его»21. Качуру Гершуни даже не стал уговаривать писать письмо,

а, «достав из кармана бумагу, чернильницу и перо, стал диктовать

от его, Качуры, имени письмо, прося писать по возможности

четко»22. Это прощальное письмо Качуры эсеры потом широко ис¬

пользовали в своей пропаганде.
Убийство Сипягина и покушение на Оболенского вызвали шок

в ДП и в Министерстве внутрутренних дел. Азеф сообщал непол¬

ные и неточные сведения (об этом ниже), других информаторов,

близких к БО, у них не было. В руки полиции попали только не¬

посредственные исполнители покушения, но они пока держались

мужественно (как я уже писал, Ф.Качура стал давать показания

только через год). Смертная казнь применялась до революции

1905—1907 годов крайне редко, пока военно-полевые суды не

стали ее активно практиковать. 26 апреля 1902 года суд пригово¬

рил Балмашова к смертной казни. Его мать подала на имя царя

прошение о помиловании. Николаю II очень не хотелось утверж¬

дать смертный приговор, и он заявил, что помилует Балмашова,

если он сам подаст прошение о помиловании. Товарищ министра

внутренних дел П.Дурново поехал к Балмашову уговаривать его

подать прошение о помиловании. Пытались его уговорить и дру¬

гие. Балмашов на все уговоры отвечал отказом: «Я вижу, что вам

труднее меня повесить, чем мне умереть. Мне никакой милости от

вас не надо»23. Видимо, сознание своей правоты и сила убеждения

были не на стороне царских министров. Со времени казни участ¬

ников покушения на Александра III во главе с А.Ульяновым в

1888 году и до казни Балмашова в России не было случаев при¬

менения высшей меры наказания. Поэтому казнить в стране тогда

не умели, хотя может быть, хорошо, что не умели. В XX веке

слишком хорошо научились. С.Балмашов был казнен 3 мая в

Шлиссельбургской крепости. Казнь превратилась в затяжную

пытку. Палач обнимал тело и с силой дергал его вниз, пока оно

наконец не перестало подавать признаков жизни.
После покушения на Оболенского Гершуни продолжал свою

кипучую деятельность. Помимо других дел на очереди стояло

убийство уфимского губернатора Н.Богдановича. После ареста

Григорьева в феврале 1903 года правительство уже знало, кто стоит

во главе БО. На следственном докладе по делу Григорьева царь за¬

явил, что озолотит того, кто арестует Гершуни. Министр внутрен¬

них дел В.Плеве рвал и метал. Вызвав к себе Зубатова, он заявил

ему, что отныне фотокарточка Гершуни будет стоять у него на

столе до того момента, пока Гершуни не арестуют, как постоянное

напоминание о важности этого дела. Гершуни искали по всей

стране, но он успел нанести еще один удар. В начале мая 1903

года он приехал в Уфу. Местные эсеры нашли двух лиц, готовых

совершить убийство губернатора: железнодорожного рабочего

Е.Дулебова и местного интеллигента под партийной кличкой

Апостол. 6 мая 1903 года (по старому стилю) около часа дня они

подошли к Богдановичу, прогуливавшемуся в Соборном саду, вру¬

чили ему приговор организации и буквально в упор расстреляли

его из браунингов. Пока охрана приходила в себя, оба террориста
2 - 1292
33

успели после жестокой перестрелки благополучно скрыться. Сумел

успешно выбраться из Уфы и Г.Гершуни. На глазах полиции, оце¬

пившей Уфимский вокзал, подъехала веселая процессия, в центре

которой была пара новобрачных. Провожаемые бурными криками

подвыпивших гостей молодые сели в поезд и уехали. «Женихом»

был Гершуни. Арестован он был через неделю после убийства Бог¬

дановича в Киеве, фактически случайно. Второстепенный агент

киевской охранки студент Розенберг зашел к известной эсерке Ро¬

залии Рабинович. Он успел заметить, что она поспешно спрятала

какую-то телеграмму. Он бросился к начальнику киевского охран¬

ного отделения полковнику А.Спиридовичу и доложил, что эсеры

кого-то ждут. Спиридович почувствовал, что его сотрудник знает,
о	ком идет речь, «...но сказать боится». «Гершуни — подумалось

мне. Я перевел разговор на другую тему и попрощался с ним, как

бы не придав услышанному большого значения»24. Гершуни, по

свидетельству его помощника Мельникова, считал, что полицей¬

ские арестовали его, не зная, кто он такой, и даже Спиридович

сначала не обратил на Гершуни особого внимания. Может быть,

Спиридович преувеличивал свою полицейскую сообразительность,

но действовал он быстро и решительно: «Я поехал к начальнику

почтового телеграфного округа, прося установить, не получалось

ли на кого из них депеши вчера или сегодня (он имел в виду ки¬

евских эсеров. — Авт.). Вскоре он мне сказал, что была депеша

на имя Рабинович..." Папа приедет завтра. Хочет повидать Федора

Дарниценко". Конечно, все ясно, подумалось мне. Папа — это

Гершуни, Федор — одно из наблюдаемых лиц, Дарниценко —

место назначенного свидания, станция Дарницы»25. Полиция бло¬

кировала эту станцию, а заодно усиленные отряды филеров раз¬

местились на киевском вокзале и других станциях. Были брошены

все наличные силы, в наблюдение на станции отправились даже

канцеляристы охранки. Гершуни описывал свой арест: «Я направ¬

лялся из Саратова и до Воронежа все колебался, проехать мне

прямо в Смоленск или заехать в Киев, где необходимо было сго¬

вориться относительно партийной типографии. Киева я последнее

время инстинктивно избегал. У жандармов были указания о час¬

тых моих посещениях, и шпионы были настороже. Не знаю уже,

как это случилось, — пути Господни неисповедимы, и я направил¬

ся в Киев... Прибыл туда (Дарница) — никого нет, кого нужно, но

бросился в глаза тип, революционеру совсем не нужный. Насла¬

дившись вдосталь свежим лесным воздухом, со следующим поез¬

дом отправился в Киев. Не желая вызывать на станции сенсацию —

слез на пригородной станции Киев-2. Гляжу окрест — вдали реют

некие, счетом ровно пять... Прошел станцию, двинулся по улице,

чувствую: для меня! Не иначе как для меня. Составлял план от¬

ступления: выбрать одинокого извозчика, посулить журавля в небе

и целковый в зубы и скрыться. План, в сущности говоря, гениаль¬

ный и потерпел участь всех гениальных планов: выполнить его не

дали. Только вдали показался извозчик, позади слышу бешеную

гонку. Через несколько моментов останавливаются две пролетки,

кто-то сзади хватает за руки, чувствую какие-то крепкие объятия,
34

и сразу окружен маленькой, но теплой компанией: пять шпиков и

городовой»*.
Когда Гершуни узнали, в полиции начался переполох. Он был

окружен большим количеством жандармов и полицейских и зако¬

ван в ручные и ножные кандалы, что тогда, до революции, было

исключительной мерой. В.Фигнер писала о способности Гершуни

к красивому жесту. Не потерял он эту привычку и после ареста:

«Странное чувство охватывает закованного, высокое, сильное. Вся

обстановка приподнимает. Чувствуется дыхание смерти. Далеко от

земли. Близко к небу. В такие минуты самые сильные пытки, ве¬

роятно, принимаются с восторгом и переносятся легко. Руки лас¬

ково, любовно сжимают железо кандалов, голова склоняется

низко-низко, и губы невольно прикасаются к цепям»27. Казалось

бы, театральный жест, но такова была сила воздействия этого че¬

ловека, что ее свидетели — жандармы и охранники, а отнюдь не

восторженные революционеры, были потрясены.
Примечания
1	Цит. по: Алданов М. Указ. соч. С. 190—191.
2	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 10.
3	Там же.
4	Цит. по: Чернов В. Перед бурей. Нью-Йорк, 1953. С. 131 — 132.
5	Ратаев Л. Указ. соч. С. 153—154.
6	Цит. по: Фигнер В. Указ. соч. С. 200.
7	Зубатов С. Письмо А.Спиридовичу // Красный Архив. М.; Л., 1922. Т. 2.
С. 281.
8	Дело Гершуни или о так называемой Боевой организации. СПб., 1906.
С. 12.
9	Гершуни Г. Из недавнего прошлого. Париж, 1907. С. 64—66.
10	Дело Гершуни. С. 6.
11	Там же. С. 13.
12	Чернов В. Указ. соч. С. 164.
13	Там же.
14	Цит. по: Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа.
С.	22.
15	Чернов В. Указ. соч. С. 165.
16	Там же.
17	Там же. С. 175.
18	Дело Гершуни. С. 37.
19	Там же. С. 8.
20	Там же. С. 38.
21	Там же. С.12.
22	Там же. С. 38.
23	Цит. по: Чернов В. Указ. соч. С. 166.
24	Спиридович А. Записки жандарма. М., 1991. С. 124.
25	Там же.
26	Там же. С. 125.
27	Гершуни Г. Указ. Соч. С. 17.
2*

Глава 4.
АЗЕФ И ГЕРШУНИ
Оставим надолго Гершуни, которого будут ждать следствие,

суд, смертный приговор и ожидание казни, замененной бессроч¬

ной каторгой, ІІІлиссельбургская крепость, Акатуйский каторж¬

ный централ в Сибири, фантастический побег из тюрьмы и три¬

умфальная поездка в Америку. Мы еще расскажем о нем, но пока

вернемся к нашему главному герою Азефу. Мы уже писали выше

о том, что ДП буквально с ног сбился в поисках Гершуни, и это,

имея своего старого агента в верхушке партии социалистов-рево¬

люционеров? Какова же была роль Азефа?
Как я уже писал, Азефу удалось произвести на Гершуни бла¬

гоприятное впечатление, которое впоследствии, никакие слухи об

Азефе не могли поколебать до самой смерти Гершуни. Хотя Азеф

стоял у истоков создания партии, он не вошел в первоначальный

состав ЦК. Совершенно также он не присоединился к БО, несмот¬

ря на то, что на всех углах кричал о необходимости террора. Он

продолжал оставаться верным своей московской тактике, внушен¬

ной ему С.Зубатовым: не форсировать события, все должно про¬

исходить постепенно. Однако о деятельности и планах БО он знал

очень много. В.Чернов показывал на заседании судебно-следствен¬

ной комиссии по делу Азефа: «Гершуни в то время поддерживал

оживленную переписку с Россией, сообщал о результатах своих

переговоров, помню, что все письма, которые он получал из Рос¬

сии, он обсуждал вместе с Азефом. Они вместе проявляли, рас¬

шифровывали, читали, и вообще те дела, которые стояли тогда на

очереди, они обсуждали вместе. А в то время у него стояло на оче¬

реди, например, дело Сипягина»1.
Азеф продолжал сообщать в ДП массу интересных сведений об

эсеровской партии, а если удавалось узнать что-либо о других оп¬

позиционных организациях, то и о них. Но с конца 1901 года у

него появились первые умалчивания, то есть он не сообщал того,

что он просто не мог не знать. Эти факты были самыми важными

из того, что он должен был бы сообщить. Так, он сообщал в ДП

о транспорте нелегальных изданий, отправленных Гершуни в Рос¬

сию и в то же самое время ничего не писал о планах убить своего

главного начальника — министра внутренних дел Сипягина. Даже

после убийства Сипягина 5 апреля 1902 года он пишет JI.Ратаеву:

«...очень хорошо понимаю причины Вашего беспокойства о Гер¬

шуни в такое время. Думаю, что не мешает Вам не выпускать его

уже теперь из виду не потому, конечно, чтобы я думал, что он за¬

тевает или может затеять какой-либо террористический факт (так

в тексте), а потому, что он, очевидно, великолепно организовал
36

партию социалистов-революционеров... Ясно, конечно, что орга¬

низация, если она окрепнет, перейдет непременно на террористи¬

ческую борьбу»2. Через два дня в следующем письме он писал: «Я

склонен думать, что события второго апреля есть дело организа¬

ции, но насколько причастны к этому Гершуни или саратовцы,

понятия не имею. Думаю, что кроме сочувствия, с их стороны ни¬

чего нет»3. В этом же послании он сообщает о какой-то мифичес¬

кой террористической партии из Гомеля с девизом «Огнем и

мечом» и предполагает: «...убийство министра — дело рук этой

партии»4.
Почему Азеф стал скрывать часть информации? Его полицей¬

ский руководитель JI.Ратаев считает, что изменение поведения

Азефа произошло вследствие знакомства с Гершуни: «...истинною

же причиной было знакомство и сближение с Гершуни. Оно сыг¬

рало роковую роль в карьере Азефа и послужило, вероятно, побу¬

дительным толчком к предательству. Надо помнить, что ведь Азеф

до поступления на службу не был революционером, и весьма воз¬

можно, не отдавая себе сразу отчета, исподволь и постепенно под¬

чинялся влиянию и обаянию Гершуни»5. Автор книги об Азефе

Б.Николаевский писал, что якобы на встрече с Бурцевым, Азеф

сообщил последнему, что он согласился выдать Гершуни ДП вес¬

ной 1903 года за 50 тыс. руб. ДП пожалел денег, и Азеф не выдал

Гершуни, а так, ни о каком исключительном влиянии не может

быть и речи.
Мне это сообщение Бурцева представляется совершенно неве¬

роятным. Как бы мало Азеф ни считался с ДП, он был его сотруд¬

ником, он мог стараться скрыть от него свое слишком близкое

знакомство с Гершуни, просить больше денег за свои услуги, но

так просто сказать своим полицейским начальникам, что он может

выдать Гершуни, но сделает это только за 50 тыс. руб., и это в от¬

ношении человека, немедленного ареста которого требовал сам

Николай II? Да после такого ультиматума закончилась бы его по¬

лицейская карьера! Л.Ратаев был в чем-то прав. Видимо, при всех

отрицательных качествах ничто человеческое не было чуждо

Азефу, и какие-то человеческие, может быть еврейские, «чувства»

Гершуни затронул. Для писавших же об Азефе Б.Николаевского

или М.Алданова провокатор, двойной агент вообще не человек, а,

как писал М.Алданов, «...переходная ступень к удаву»6, следова¬

тельно, ни о каких человеческих привязанностях не может быть и

речи. Я же постараюсь без пристрастия разобраться в этой мерз¬

кой, но очень сложной личности.
Тактика сообщений Азефа о Гершуни в ДП была довольно

своеобразной. Он честно докладывал о руководящей роли Гершу¬

ни в переговорах об объединении партии, сообщал даты его по¬

ездки в Россию и предполагаемый маршрут, но писал о том, что

арестовывать Гершуни не нужно. В ДП с ним охотно согласились:

«Гершуни теперь от нас никуда не уйдет, так как стоит непосред¬

ственно близко к агентурному источнику, и немедленный арест

его, оставив нас в темноте, пользы принесет мало»7. Но Гершуни,

заметив слежку, ушел от нее, организовал убийство Сипягина и
37

уехал за границу. Министр заплатил жизнью за слишком большое

доверие к Азефу. После убийства Сипягина тактика умалчивания

была продолжена. Можно быть уверенным, что Азеф прекрасно

знал, кто убил Сипягина, а если у него и были какие-то сомнения,

то во время приезда М.Гоца к Азефу в Берлин 3—4 апреля 1902

года они были развеяны. Гоц ему все рассказал. И тем не менее

все последующие пять недель, которые Гершуни еще оставался в

России, Азеф морочил голову департаментским чиновникам, на¬

стаивая на непричастности Гершуни к этому покушению. И толь¬

ко после того, как Гершуни благополучно прибыл за границу, а о

роли Гершуни в убийстве Сипягина знали многие, Азеф стал ос¬

торожно сообщать в ДП некоторые сведения о причастности Гер¬

шуни к террору и убийству Сипягина, но стремился всячески

смягчить его роль в этой области. 23 мая он написал о том, что

«партия социалистов-революционеров выделила террористическую

организацию, которая приняла название боевой организации. Бал-

машову помогали лица из партии, нужно полагать, что и Гершуни,

но утверждать это не могу»8.
Азеф придумал фантастическую версию о том, как он предло¬

жил М.Гоцу 500 руб. на нужды БО, последний переадресовал его

Гершуни, и только после беседы с ним Азеф совершенно точно

узнал о роли Гершуни в БО. В ДП несколько растерялись, когда

Азеф потребовал возместить его финансовые потери в размере 500

руб. Товарищ министра внутренних дел П.Дурново ворчал, что

деньги пойдут в кассу БО, получалось, что ДП финансирует тер¬

рористов, но деньги Азеф все равно получил9. Николаевский объ¬

ясняет такое поведение Азефа тем, что на «дружбе с Гершуни дер¬

жалось все положение Азефа в партии. Ему верили остальные, по¬

тому что знали о доверии к нему Гершуни»10. Но, как мы знаем,

Гершуни здесь не был исключением из правил. И Гоц, и Чернов

относились к Азефу не хуже, чем к Гершуни.
Азеф знал, что ближайшей целью Гершуни является покуше¬

ние на князя И.Оболенского. В организации этого покушения

Гершуни справился без помощи Азефа, но Азеф не предупредил о

нем ДП. Он по-прежнему выгораживал Гершуни и всячески смяг¬

чал его роль в организации терактов. Так, 4 июня 1902 года он

пишет JI.Ратаеву: «Гершуни принадлежит партии социалистов-ре¬

волюционеров... Гершуни сам непосредственного участия не при¬

нимает, а его деятельность заключается только в разъездах, при¬

обретении денег для боевой организации и приисканиии людей,

способных жертвовать собой, из молодежи»11. В июле 1902 года

Департамент вызвал Азефа в Петербург для личных бесед. Им

очень дорожали: «так как время было горячее, а Азеф был един¬

ственным источником освещения по партии социалистов-револю-

ционеров»12. Из всех планов БО Азеф выдает только абсолютно

нереальный план убийства Плеве посредством нападения на его

карету двух офицеров. Он еще до визита в Петербург писал об

этом и указал способ, который боевики применят против В.Плеве:

«Ввиду того, что достать голыми руками трудно, то будет приме¬

нена система бомб»13.
38

Азеф вообще очень любил выступать в роли спасителя своих

непосредственных начальников и вышестоящих лиц — директоров

ДП, министров внутренних дел. Иногда он им сообщал о покуше¬

ниях, планы которых существовали только в его богатом вообра¬

жении. Он хотел таким образом связать их с собой узами благо¬

дарности за спасение их жизни. Так, наряду с информацией о по¬

кушении на Плеве, он сообщал о планах убийства С.Зубатова. Ес¬

тественно, когда он по тем или иным причинам был заинтересо¬

ван в доведении теракта против своих начальников до конца (как

впоследствии случилось с Плеве), то он это и делал. Раскрытие

покушения на Плеве укрепило доверие министра к Азефу. И когда

Азеф сообщил, что у него есть возможность стать членом БО, то

Плеве, вопреки своим инструкциям и правилам работы секретных

сотрудников, разрешающим им только находиться рядом с терро¬

ристическими организациями, но ни в коем случае в них не всту¬

пать, потребовал, чтобы Азеф вошел в БО. В это время произошла

смена высшего полицейского руководства. Новый директор ДП

А.Лопухин назначил С.Зубатова начальником особого отдела ДП.

Он стал руководителем всего политического сыска в империи.
Получив официальное разрешение ДП, Азеф становится замес¬

тителем Гершуни по БО. Ни в каких партийных документах это

назначение не отразилось, но фактически это было так. В октябре

по настоянию Азефа состоялось совещание боевиков в Киеве.

Азеф приехал не один, а вместе с целой группой филеров под ру¬

ководством Е.Медникова. В совещании принимали участие Гер¬

шуни, Мельников и Азеф. Все участники совещания были взяты

под наблюдение, но поскольку Азеф в своих сообщениях характе¬

ризовал Мельникова и Крафта как основных руководителей тер¬

рора, а Гершуни как их помощника, то в первую очередь внима¬

ние было уделено Мельникову и Крафту. Через несколько месяцев

они были арестованы. К Гершуни из-за Азефа отнеслись как к фи¬

гуре второстепенной, за ним слежка была не такая внимательная,

а кроме того он, будучи опытным конспиратором, сумел уйти из-

под ареста.
Наряду с террором, Азеф занимался и другими сторонами пар¬

тийной деятельности. Так, он организовал отправку партийной ли¬

тературы в чемоданах с двойным дном, а также отправку литера¬

туры из-за границы в Россию в домашних холодильниках с двой¬

ными стенками. В Лодзи М.Шнееров снял удобную квартиру. Он

играл роль представителя Эрфуртской фирмы домашних холодиль¬

ников. Столяр, также член партии, по прибытии партии в Лодзь

вскрывал холодильники; их содержимое разгружали и рассылали

по всей стране. Образовавшуюся пустоту между стенками заделы¬

вали сухим торфом так, чтобы никаких следов не оставалось, и от¬

правляли холодильники покупателю14. Эта оригинальная идея це¬

ликом принадлежала Азефу. Интересно, что Шнееров, когда к

нему в гостиницу в Киеве пришел Азеф и назвал правильный па¬

роль, был настолько ошеломлен его отталкивающей внешностью,

что отказался в первый день от любого контакта с ним15.
39

Азеф придумал этот способ транспортировки, Азеф его и

выдал. Но сообщил, как всегда очень осторожно, только имя за¬

мешанного в деле Шнеерова. К нему варшавское охранное отде¬

ление приставило двух филеров, которые ничего не могли вы¬

явить. «Ничего подозрительного не находили. Ходит по сионистам

и больше ничего»16. Но ДП велело продолжать слежку. В конце

концов был устроен обыск, и полицейские случайно, благодаря

поцарапанной стенке одного из ледников, натолкнулись на двой¬

ное дно, из которого книги были вынуты, а торф, который должен

быть там, еще не был помещен. Чернов считает эту историю по¬

казательной: «Это дело показывает, как оберегали Азефа. Очевид¬

но, можно было просто сообщить, что Шнееров занимается транс¬

портом, но предпочли сказать только, что за ним следили. Если

бы из Петербурга прямо дали такие сведения, что такой-то зани¬

мается транспортом, то ясно было бы, что его выдал кто-нибудь

из лиц,' непосредственно знающих об организации этого транспор¬

та, но число таких лиц было ничтожным. Их было всего 7—8 че¬

ловек, так что подозрения могли пасть на Азефа. Вот почему они

так замаскировали все дело»17.
Занимался Азеф также организацией динамитных мастерских,

далеко не все об этой стороне своей деятельности он докладывал

Ратаеву. В России Азеф обосновался в Петербурге. Он организовал

Петербургский комитет партии социалистов-революционеров.

А.Пешехонов свидетельствовал, что все, что было в Петербурге у

социалистов-революционеров, было создано Азефом: «...кружки

учащейся молодежи, рабочих, организованных главным образом

Азефом... Роль Петербургского комитета играл, по-видимому, еди¬

нолично Азеф»18. Он организовывал перевозку нелегальной лите¬

ратуры из Финляндии в Россию19. Вообще ему очень хорошо уда¬

вались практические дела, будь то транспорт литературы, органи¬

зация динамитной мастерской или в будущем подготовка терро¬

ристических актов. В партии Азефа прежде всего ценили как хо¬

рошего практика. Чернов впоследствии писал: «Евно Азеф одно

время представлялся одной из самых крупных практических сил

ЦК. Как таковым им всегда очень дорожили и неудивительно:

среди русских революционеров встречалось немало самоотвержен¬

ных натур, талантливых пропагандистов и агитаторов, но крайне

редки были практические организационные таланты. Поставьте

вести крупное техническое предприятие со всей необходимой кон¬

спиративной выдержкой и финансовой осмотрительностью — вот

что всего труднее дается русской широкой натуре. Со своим

ясным четким математическим умом Азеф казался незаменимым.

Брался ли он организовать транспорт или склад литературы с пла¬

номерной развозкой на места, изучить динамитное дело, поставить

лабораторию, произвести ряд сложных опытов, везде дело у него

кипело. Золотые руки — говорили про него. Он, несомненно, об¬

ладал крупными практическими способностями»20.
Одним из таких дел, которые Азеф вел в Петербурге, была про¬

паганда в рабочих кружках. В своей дальнейшей характеристике

Азефа Чернов отмечал, что «известной долей своей репутации он
40

был обязан тому, что полиция давала Азефу время поставить

дело»21. С рабочими кружками она не просто дала ему «время по¬

ставить дело», а сама его и поставила, организовав кружки из своих

агентов. В эти кружки Азеф отправлял пропагандистов с литерату¬

рой, которую они потом сдавали начальству, а Азеф мог доклады¬

вать в ЦК о пропагандистской деятельности в Питере. Желание ук¬

репить положение Азефа в партии заходило у его полицейских ру¬

ководителей так далеко, что, похоже, они были не прочь организо¬

вать настоящее восстание, чтобы потом дать возможность Азефу

выдать его за свою заслугу. Эта полицейская затея с кружками чуть

не кончилась для Азефа плохо. В один из кружков был направлен

новый пропагандист, юный студент Н.Крестьянинов, представляв¬

ший революционеров в виде «изящных молодых людей с бледными

благородными лицами»22. Свой первый шок он испытал, когда

первым революционером оказался такой «изящный юноша», как

Азеф. Наивный юнец неожиданно тронул сердце одного из шпиков

в его кружке, или тот был обозлен на свое начальство за отказ при¬

бавить жалование, но он рассказал пропагандисту о действитель¬

ном характере кружка: «Он, Павлов, служил в охранном отделении

и получал пятнадцать рублей в месяц, обязанности его были не¬

сложные: принимать раз в неделю в кружке партийных интелли¬

гентов, "высасывать" из них все, что можно, и полученный матери¬

ал и литературу передавать в отделение»23.
Наивный юноша был в диком состоянии: «Смертная тоска ох¬

ватила мою душу»24. Видимо, такая ситуация подействовала бы на

кого угодно. Первое же революционное поручение, и ты оказыва¬

ешься окруженный провокаторами. Но встреча с Павловым на

следующий день принесла ему более страшные открытия. Павлов

рассказал ему: «Сегодня я успел побывать в охранном, говорили о

вас. Орлик показал вашу карточку и спрашивал, узнаю ли я вас.

Подпись на фотографии он закрыл рукой, но я подсмотрел. В от¬

делении ваших фамилий нам не говорят, а называют вас кличка¬

ми... "Все известно", — мелькнуло у МЄІІЯ в голове. Но при сле¬

дующей мысли я почувствовал, что стул подо мной покатился.

Передать мою фамилию и адрес мог только тот, кто меня по¬

слал»25. Вслед за тем Павлов рассказал бедному студенту о складе

электрических принадлежностей «Энергия», которым руководит

агент охранного отделения. В скором времени Крестьянинов

узнал, что склад был организован Азефом. Окончательно ему все

стало ясно после встречи на следующий день с его революцион¬

ным руководителем Иваном Николаевичем (кличка Азефа). Благо¬

даря своей детской наивности и чистоте он лучше понял Азефа.

Разговор происходил в самом конце 1902 года. На повестке дня в

БО стояло покушение на Плеве. Азеф предложил Крестьянинову

принять в нем участие в своеобразной роли: «Видите ли, вы па¬

рень красивый. Дело в том, что у Плеве есть любовница, графиня

Кочубей... У графини есть горничная. Было бы хорошо, если бы

вы вступили с ней в связь и при случае открыли бы двери или,

по крайней мере, указали день и час его приезда к графине. Живет

она на Тверской, 23. Можете взять на себя такую роль? Нечего го¬
41

ворить, сами понимаете, что ответственность за это серьезная: ка¬

торга, а, может быть, больше». Я ожидал всего, но только не

этого... Какая гнусность! Никогда не слыхивал, чтобы революцио¬

неры прибегали к таким подлым способам. Подлец, провокатор,

хотелось крикнуть ему на это, ударить по лицу»26.
Б.Николаевский был знаком с воспоминаниями Крестьянино-

ва, он приводит в своей книге отрывки из них, но о таком коло¬

ритном эпизоде не упоминает ни слова. Почему? Наверно потому,

что этот эпизод представляет в отрицательном свете не только

Азефа, но все БО, в том числе Гершуни. Азеф был его помощни¬

ком, и они вместе обсуждали различные варианты террора. Это

был обычный способ убийства, о котором неоднократно говорили

среди боевиков. В дальнейших покушениях на Плеве одной из

важных линий работы Азефа было выяснение имен любовниц

Плеве и получение к ним доступа. Азеф и говорил об этом, как о

чем-то обыденном, не предполагая такой реакции. Просто Крес-

тьянинов, благодаря Павлову догадался об истинной роли Азефа.

Он вообще отличался большой наивностью, поэтому так отреаги¬

ровал на это предложение. Но Б.Николаевскому очень не хотелось

бросать тень на русских революционеров, хотя бы и эсеров, и,

внимательный наблюдатель, он предпочел не увидеть этот коло¬

ритный эпизод.
Крестьянинов хочет разоблачить Азефа. Но никаких убедитель¬

ных доказательств у него нет, все, к кому он обращается, отмахи¬

ваются от него, как от назойливой мухи. Он сталкивается с тем

же, о чем писал Пешехонов (см. ниже): все попытки выйти на

кого-нибудь из эсеров приводили к тому, что он «всякий раз на¬

тыкался на того же Ивана Николаевича»27. Это продолжалось не¬

сколько месяцев. Азеф продолжал ходить к нему, он продолжал

видеть все более и более наглевшего провокатора Павлова. Это

приводило впечатлительного молодого человека в страшное состо¬

яние: «Сознание страшной ответственности за умалчивание не да¬

вало мне покоя ни днем, ни ночью. Я заметно для себя побледнел,

похудел, сделался страшно нервным, постоянно находился в по¬

давленном состоянии. Вот, вот услышу об арестах... звонки к двор¬

нику по ночам смешивал со звонками от нашей квартиры, и не

раз мерещились подозрительные шаги по лестнице и чуть ли не

звон шпор»28.
Помогла ему та дама, которую он называет Ольга Ивановна

(Надежда Ивановна Рубакина, бывшая жена известного библио¬

фила). Она устроила ему встречу с А.Пешехоновым. Крестьянинов

произвел на него очень странное впечатление: «Я встретил моло¬

дого человека, донельзя взволнованного, показавшегося мне даже

не совсем нормальным... Излагал он свою историю крайне путано

и сообщил, как теперь выяснилось, далеко не все, на чем основы¬

вал свои подозрения»29. Азеф А.Пешехонову активно не нравился:

«Азеф вызывал во мне чувство внутреннего отталкивания, близко¬

го к физическому отвращению... и какого-то инстинктивного не¬

доверия»30. Но рассказ Крестьянинова с обвинениями против

Азефа показался ему «не очень убедительным»31.
42

А.Пешехонов не был активным членом партии, и у него не

было никакого опыта по выявлению провокаторов. Все попытки

выйти на кого-то из крупных представителей партии в Петербурге

приводили к Азефу, пока ему не удалось встретиться с известной

эсеркой Серафимой Клитчоглу. Встреча произошла зимой 1903

года (к концу года С.Клитчоглу и ее группа были провалены Азе¬

фом). Из беседы ничего не получилось, как только С.Клитчоглу

узнала, что речь идет об Азефе, она даже не захотела дальше слу¬

шать, заявив, что «...Азеф стоит выше всяких подозрений, что это

один из столпов партии, и сообщить за границу о возникших по¬

дозрениях отказалась»32.
В конце концов была организована следственная комиссия, в

которую, кроме А.Пешехонова, вошел эсеровский публицист А.Гу-

ковский. Несмотря на предубеждение против Азефа, он произвел

на судей хорошее впечатление: «Вообще он не сделал никакой по¬

пытки уклониться от ответственности»33. Держался Азеф очень хо¬

рошо: «Наружно он ничем не выдал своего волнения, но на его

лбу не раз выступали крупные капли пота»34. Члены комиссии ре¬

шили проверить данные Азефом ответы, но это были очень робкие

попытки проверки. Судьи явно верили Азефу больше, чем студен¬

ту, казавшемуся им полусумасшедшим, и на втором и последнем

заседании комиссии объявили Азефу, что считают, возведенные на

него обвинения необоснованными. Интересно, что А.Пешехонов

был разочарован подобным результатом: «Моему внутреннему чув¬

ству... больше отвечало бы, если бы нам удалось разоблачить

Азефа... Не моя ли вина, что предатель, затмивший даже Иуду,

имел возможность еще в течение семи лет продолжать свою дея¬

тельность»35. Интересно, что, несмотря на такое внутреннее ощу¬

щение А.Пешехонова, его отношения с Азефом после истории с

Крестьяниновым только улучшились. Осенью 1905 года А.Аргунов

был в России, расследуя обвинения, выдвинутые против видного

эсера Н.Татарова в анонимном письме; в этом же письме в про-

вокаторстве обвинялся также и Азеф, но деятельность этого «стол¬

па» партии никто не хотел расследовать. Петербургские литерато¬

ры, связанные с эсерами, в том числе и Пешехонов, реагировали

следующим образом: «...при упоминании имени Азефа чувствова¬

лось молчаливое признание его больших заслуг, его центрального

положения»36. Но это будет в будущем, а пока, когда до Аргунова

в тюрьму дошел слух: «Нашего толстяка (Азефа) в чем-то подозре¬

вают, говорят о предательстве с его стороны. С негодованием от¬

неслись мы к такому известию. Мы просили передать наше него¬

дование за границу»37. Но какой-то элемент сомнения, недоверия

все же оставался. Некоторые вспоминали историю крупнейшего

провокатора эпохи «Народной воли» С.Дегаева. М.Натансон рас¬

сказывал, что в ноябре 1903 г. он, приехав в Петербург из Тифли¬

са, встретился с Н.Михайловским, который, сказав ему, что Толс¬

тый (Азеф) руководит БО, заявил: «...его оправдали, но я его не

знаю. Будете за границей, узнайте о нем. Прежде делали террорис¬

тические дела Перовская, Желябов, а теперь появились какие-то
43

незнакомые люди». В словах Михайловского звучала нота сомне¬

ния»38.
И все же, Азеф был полностью оправдан; как затем показывал

Натансон в эсеровской следственной комиссии: «...от судей слы¬

шал очень похвальные отзывы об Азефе»39. Обвинения Крестьяни-

нова даже помогли Азефу в будущем: «...оправдание Азефа по

этому делу служило, по-видимому, для некоторых товарищей ос¬

нованием считать и последующие известия об Азефе вздорны¬

ми»40. Когда зимой 1904 года известный библиофил Н.Рубакин за¬

подозрил Азефа и написал об этом М.Гоцу, тот, не сомневаясь в

невиновности Азефа, рассказал об этом Г.Плеханову, который рав¬

нодушно ответил: «Обо мне, о Лаврове говорили то же самое». Как

видим, стукачемания — явление в России совсем не новое. И в то

время, как и в совсем недавние времена, оно очень хорошо помо¬

гало настоящим провокаторам.
Слухи о провокаторстве Азефа бесили М.Гоца, безгранично

ему доверявшего. Получив известие об обвинении Азефа Крестья-

ниновым, Гоц сказал: «Вот уже беда, наградил же действительно

Бог человека такой физиономией, что при первом взгляде у каж¬

дого является мысль, что вот этот прямо из полиции»41. Дальней¬

шие высказывания Гоца в пересказе В.Чернова могут вызвать

только улыбку, тем более что в них идет речь об улыбке Азефа:

«Он говорил, что к Азефу нужно присмотреться, присмотреться к

его глазам и, в особенности, к его детской улыбке, что тогда его

лицо совершенно преображается, так что не один Савинков писал
о	"прекрасных глазах Азефа"»42. На вопрос М.Натансона об Азефе

М.Гоц заявил: «"Можете ему верить, как мне самому", — сказал

даже со слезами на глазах»43. Перефразируя В.Чернова, можно от¬

метить, что не только один Г.Гершуни со слезами на глазах гово¬

рил об Азефе.
Из всего, что он делал, Азеф умел извлекать пользу для себя,

так и из этой очень опасной для него ситуации он извлек пользу.

Окажись на месте Пешехонова более расторопный следователь,

результат мог быть совсем иным. Азеф срочно покидает Петербург

в апреле 1903 года, рассказав товарищам за границей о целой про¬

вокаторской организации среди рабочих, и о том,что он ждет про¬

вала. Так как Азеф был выведен из-под удара, и опасность ему не

грозила, полиция могла спокойно приступить к арестам. Остав¬

ленный вместо Азефа, Ч.Петрашкевич был арестован в середине

мая 1903 года, на даче под Петербургом был обнаружен целый

склад литературы, произведен был и ряд других арестов. Но поли¬

ция ликвидировала далеко не все, о чем она знала. Нужно было

дать возможность выступить Азефу в роли мага-чародея. Он по¬

спешил в Петербург, собрал уцелевших членов организации, орга¬

низовал новый склад литературы (он сам упаковывал книги для

перевозки на новое место), и его престиж в партии возрос еще

больше. Там, где он, — всегда успех, стоит ему уехать, сразу про¬

вал, а как только он возвращается, положение улучшается как по

волшебству. Ну как не верить в такого человека?
44

По партийным делам Азеф с июля 1902 по июль 1904 объездил

всю Россию: Воронеж, Саратов, Самара, Киев, Одесса, Баку,

Харьков, Вятка, Ростов-на-Дону. В скором времени после его отъ¬

езда из этих городов в них происходили аресты. Не забыл Азеф и

своего обвинителя Н.Крестьянинова. Провокатор Павлов, посидев

в тюрьме, был полностью сломлен и делал то, что ему приказы¬

вало полицейское начальство. Осенью 1903 года он нашел Крес-

тьянинова, стал вновь ходить к нему на квартиру и уговорил его

принять в подарок кинжал: «Я был настолько глуп, что вместе с

ним ходил на Сенную купить этот действительно красивый кин¬

жал»44. Был устроен обыск, и находка кинжала дала возможность

обвинить Крестьянинова «в подготовлении злоумышления на

жизнь одного высокопоставленного лица»45. Но полиция не стре¬

милась создать новое дело, никто больше арестован не был, да и

сам Крестьянинов в скором времени был освобожден.
В начале 1903 года в последний раз перед арестом за границей

побывал Гершуни. М.Гоц, представитель БО за границей, вспоми¬

нал слова Гершуни: «...первой мерой на случай его провала, он из¬

брал передачу организации в заведование им обоим известному и

явно проявившему немалые практические способности Е.Азефу».

В беседе Гершуни также заявил ему, что Азефу передадут руковод¬

ство организации на время, пока не явится сам Гоц46.
В феврале 1903 года полиция смогла убедиться в том, что

Азеф далеко не такой образцовый агент, как ей казалось. Нака¬

нуне парада в присутствии царя были арестованы офицеры Гри¬

горьев и Назаров, на которых Азеф указывал как на возможных

убийц Плеве. Буквально через два дня после ареста Григорьев и

его невеста Юрковская стали давать откровенные показания, вы¬

звавшие шок у полицейского руководства. Впервые им стала ясна

истинная роль Гершуни. В ДП были очень недовольны Азефом,

который им ничего не сообщил о ней. С.Зубатов был возмущен

молчанием Азефа о разных вещах. Но на претензии полиции

Азеф высказывал контрпретензии — почему полицейские руково¬

дители так мало заботятся о его безопасности и производят арес¬

ты близких к нему людей: «Неудовольство на Департамент за

арест без его предупреждения фельдшерицы... Ремянниковой... С

этой особой Азеф находился в тесных деловых сношениях, и по

его словам, она ни в какие планы террористов не была посвяще¬

на, а считалась лишь верным человеком, и квартира ее служила

местом свидания для приезжавших нелегально революционеров.

Арест ее, по мнению Азефа, представлялся излишним и опасным:

излишним потому, что сама собой она ничего не представляла,

опасным же вследствие взятой у нее по обыску нелегальной ли¬

тературы, только что накануне принесенной ей Азефом. При

этом Азеф горько сетовал на существующий порядок использова¬

ния агентурных данных, когда все распоряжения делаются поми¬

мо агентуры и без ее ведома»47.
Было устроено свидание Лопухина с Азефом — первое в их

жизни (а всего эти люди, чье знакомство друг с другом закончится

трагически для обоих, увидятся три раза). Но встреча ничего не
45

дала, на претензии Лопухина и Зубатова Азеф отвечал встречными

претензиями. Подводя итоги свидания, Лопухин писал: «Он был

нам полезен, но меньше, чем могли ожидать вследствие своей

конспирации, к тому же наделал много глупостей, — связался с

мелочью, связи эти скрывал от нас, теперь эту мелочь берут, а та,

того гляди, его провалит»48.
Было решено отправить Азефа за границу. Но Азеф, обещав

уехать, исчез из-под контроля полиции. В середине марта в Мос¬

кве на квартире своего друга встретился с Гершуни. Три дня они

провели вместе, не выходя из квартиры. Гершуни передал ему все

сведения, явки, ввел в курс всех дел, которыми занималась БО.

Было решено, что в теракте, который был на очереди — покуше¬

ние на Богдановича — Азеф примет непосредственное участие. Он

должен был обеспечить прибытие террористов, живущих в Запад¬

ном крае. Азеф справился с заданием, но помощь приезжих ока¬

залась не нужна, как мы знаем, Гершуни нашел исполнителей на

месте.
Примечания
1	Чернов В. Из истории партии социалистов-революционеров. Показания
B.Чернова	по делу Азефа в следственной комиссии партии социалис-

тов-революционеров // Новый журнал. № 100. Нью-Йорк, 1970.
C.	293.
2	Письма Азефа // Вопросы истории. 1993. № 5. С. 112.
3	Там же. С. 113.
4	Там же.
5	Ратаев Л. Указ. соч. С. 153.
6	Алданов М. Указ. соч. С. 223.
7	Цит. по: Николаевский Б. Указ. соч. С. 61.
8	Письма Азефа // Вопросы истории. 1993. № 5. С. 114.
9	Эта сумма на самом деле была внесена Азефом в кассу БО. См.: Письма
Азефа // Вопросы истории. 1993. № 5. С. 124.
10	Николаевский Б. История одного предателя. С. 65.
11	Письма Азефа // Вопросы истории. 1993. № 5. С. 115.
12	Ратаев Л. Указ. соч. С. 150.
13	Письма Азефа // Вопросы истории. 1993. № 5. С. 115.
14	Шнееров М. Воспоминания об Азефе // Новый журнал. Нью-Йорк.

1956. № 46. С. 120.
15	Там же. С. 127.
16	Чернов В. Из истории партии социалистов-революционеров. С. 298.
17	Там же.
18	Пешехонов А. Мои отношения с Азефом // На чужой стороне. Прага.

1924. № 5. С. 55.
19	Скалычев И. Азеф в роли контрабандиста // Каторга и ссылка. 1925.

№ 17. С. 132-134.
20	Чернов В. Перед бурей. С. 176—177.
21	Там же. С. 177.
22	ГА РФ. Ф. 5802. Оп. 2. Д. 902. Л. 6.
46

23	Там же. Л. 31.
24	Там же. JI. 34.
25	Там же. Л. 37-38.
26	Там же. Л. 45—46.
27	Там же. Л. 58.
28	Там же. Л. 57.
29	Пешехонов А. Указ. соч. С. 53.
30	Там же. С. 52.
31	Там же. С. 55.
32	Там же. С. 52
33	Там же. С. 55.
34	Там же. С. 56.
35	Там же. С. 57.
36	Аргунов А. Указ. соч. С. 43.
37	Там же. С. 42.
38	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 123. Л. 4.
39	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 85.
40	Там же.
41	Чернов В. Из истории партии социалистов-революционеров. С. 189.
42	Там же.
43	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 123. Л. 5.
44	ГА РФ. Ф. 582. Оп. 2. Д. 902. Л. 82.
45	Там же. Л. 83.
46	Чернов В. Перед бурей. С. 176.
47	Ратаев Л. Указ. соч. С. 152.
48	Цит. по: Ратаев Л. Указ. соч. С. 151.

Глава 5.
ДЕЛО ПЛЕВЕ
Убийство министра внутренних дел В.Плеве БО, подготовлен¬

ное под руководством Азефа считалось его крупнейшей заслугой в

революционных кругах. В заключении эсеровской следственной

комиссии так определялось положение Азефа в партии после убий¬

ства Плеве: «...едва ли когда-нибудь революционер был вознесен

на такую высоту, на какой оказался в партии социалистов-револю-

ционеров Азеф»1. Плеве был выскочкой без роду, без племени;

когда умер его отец, он, несмотря на то, что в это время был госу¬

дарственным статс-секретарем, не мог получить разрешение на по¬

хороны, так как у отца не было документов, из которых явствовало

бы, к какой из христианских церквей он принадлежит. В конце

концов удалось* уговорить Э.Эрштрема, управляющего канцеля¬

рией финляндского Статс Секретариата выдать соответствующий

документ, и отец Плеве был похоронен на лютеранском кладбище

в Петербурге. Э.Эрштрему Плеве всегда потом покровительство¬

вал2. В молодости он производил впечатление буквально голодаю¬

щего человека. Став в апреле 1902 года после убийства Сипягина

министром внутренних дел, В.Плеве подчинил себе Николая II,

сокрушил единственного министра, который мог как-то противо¬

действовать его политике, С.Витте, стал самодержавно править

Россией. Он был настоящим «символом реакции»: при всей заез-

женности этого определения с Плеве это было именно так.
Как мы указывали выше, решение убить Плеве было принято

еще при Гершуни. Но осуществить этот план должна была БО с

новым руководителем. Азеф не спеша стал знакомиться с боеви¬

ками, которые были приняты в БО еще Гершуни: М.Блиновым,

А.Покотиловым, М.Швейцером, Е.Сазоновым. Других Азеф при¬

нял сам, предварительно познакомившись и проверив их. Нужно

сказать, что беседы Азефа с кандидатами в БО происходили совер¬

шенно иначе, чем у Гершуни. Он никого не агитировал, не пы¬

тался зажечь революционным пафосом, наоборот, он предпочитал

внимательно выслушивать собеседника не один раз и составить

свое впечатление о нем. Он всячески подчеркивал трудности ра¬

боты в террористической организации. Бывали случаи, когда Азеф

ошибался, и не сразу по достоинству оценивал будущих террорис¬

тов. Так было с И.Каляевым, восторженная артистическая натура

которого была столь чужда Азефу, что он при первой встрече не

разглядел в Каляеве выдающегося террориста, сказав только: «Он

странный какой-то»3. Но, как правило, Азеф при последующих

свиданиях быстро разбирался, что к чему, и принимал таких

людей в БО, так было и с Каляевым. Из многих десятков боеви¬
48

ков, работавших под его руководством и принятых им лично, не

было ни одного не только провокатора, кроме, конечно, его само¬

го, но даже сломленного на следствии или просто подавшего

просьбу о помиловании после вынесения смертного приговора.

Когда будущий руководитель Временного правительства А.Керен-

ский решил вступить в БО, то Азефу хватило одного взгляда на

него во время его беседы на улице с Б.Моисеенко, чтобы откло¬

нить его кандидатуру4. Азеф умел прекрасно разбираться в людях.
Был разработан детальный план покушения. Никаких импро¬

визаций и случайностей, как при Гершуни, быть не должно. Сна¬

чала террористы должны было вести предварительное наблюдение

в роли извозчиков, продавцов папирос или газет. Было известно,

что Плеве еженедельно ездит с докладами к царю, в Зимний дво¬

рец, Царское Село или Петергоф, в зависимости от места пребы¬

вания царя: «Наблюдение... имело целью выяснить в точности

день и час, маршрут и внешний вид выездов Плеве»5. Только

после этого отряд метальщиков бомб должен был выступить про¬

тив министра. Плеве обкладывали, как медведя в берлоге. «План

этот принадлежал целиком Азефу и был чрезвычайно прост. Но

именно своей простотой он давал нам преимущество перед поли¬

цией. Уличное наблюдение никогда не применялось революционе¬

рами не только в период Гершуни, но и во времена "Народной

воли", если не считать приготовления к 1 марту 1881 года. Поли¬

ция едва ли могла предположить, что члены боевой организации

ездят по Петербургу извозчиками или торгуют вразнос. Между тем

систематическое наблюдение неизбежно приводило к убийству

Плеве на улице. Кончая со мной разговор, Азеф сказал с убежде¬

нием: "Если не будет провокации, Плеве будет убит"»6.
В начале ноября 1903 года Б.Савинков, который должен был

руководить группой наблюдения, приехал в Петербург, где с нача¬

ла осени за Плеве вели наблюдение бывшие студенты — поляки

братья Иосиф и Игнатий Мацеевские. Один из них устроился роз-

ничным~торговцем сигарті, другий извозчиком. На месте Савин¬

ков увидел, что вести наблюдение оказалось не так просто, как

они предполагали вначале: «...положение табачника затрудняется

преследованием полиции... и конкуренцией других торговцев.

Места на улице все откуплены, и приходилось спорить с теми, кто

издавна занимает их. Кроме того, торговец вразнос не имеет права

останавливаться на мостовой: по полицейским правилам он обязан

все время находиться в движении»7. И у извозчика положение

было немногим лучше: «...у извозчика есть ...существенная помеха:

у него была больная лошадь, и из трех дней два он не мог выез¬

жать. Кроме того, ему постоянно приходилось возить седоков, его

наблюдение поэтому не давало почти никаких результатов. Они не

могли описать маршрута Плеве, они только один раз видели его

карету»8. Савинков договорился с Азефом, что последний в скором

времени приедет в Петербург. Но наступил декабрь, а Азефа все

не было. Не приходили от него и письма. Савинков начал нерв¬

ничать, положение усугублялось тем, что и денег у него было не¬

много. А работать в подполье, да еще вести довольно скромный
49

образ жизни, Савинков просто органически не мог. Поэтому,

когда ему показалось, что им заинтересовалась полиция, он все

бросил и уехал в Швейцарию. Он явился к Чернову и Гоцу, но у

них его ждал более чем холодный прием. Они потребовали его не¬

медленного возвращения в Россию, а отсутствие Азефа или каких-

либо сведений объяснили следующим образом: «Валентин Кузь¬

мич (партийный псевдоним Азефа) не мог выехать раньше, потому

что его задержали работой по динамитной технике. Письма до вас

не дошли отчасти по вашей вине: вы дали неточный адрес»9. Взяв

с собой Каляева, Савинков выехал в Москву, где он должен был

встретиться в Азефом. После нелегкого выяснения отношений,

Савинков в начале февраля 1904 года приехал в Петербург. В со¬

ставе петербургской группы произошли изменения. Игнатий Ма-

цеевский отказался от террора и уехал из города. Наблюдение вело

два извозчика: Иосиф Мацеевский и Егор Сазонов. К началу

марта им удалось несколько раз увидеть Плеве и точно установить,

что он ездит раз в неделю с докладом к царю в Зимний дворец.

Савинков, которому вообще были очень свойственны перемены

настроения, от полного отчаяния и разочарования до бесшабаш¬

ной лихости, предложил устроить покушение на основании полу¬

ченных данных. «Мне казалось, что наблюдение с такими неболь¬

шими силами не может дать в будущем результатов сколько-ни¬

будь значительных. Поэтому, когда Азеф приехал в Петербург, я

настойчиво стал предлагать ему немедленно приступить к покуше¬

нию. Азеф возражал мне, что сведений собрано слишком мало,

что маршрут Плеве в точности не известен, и что поэтому легко

ошибиться. Я настаивал, указывая на возможность покушения на

Фонтанке, у самого дома Плеве, чем устранялись и риск ошибки,

и необходимость выяснения маршрута. Но Азеф не соглашался со

мной, ему казалось такое выступление опасным. У дома Плеве

была наиболее многочисленная охрана»10. Было решено устроить

совещание всех бывших в Петербурге террористов. Мнения на нем

разделились. Мацеевский был сторонником немедленного выступ¬

ления. «Сазонов высказывался гораздо осторожнее. Он говорил,

что не знает Плеве в лицо, что может ошибиться каретой. Он дал

свое согласие только тогда, когда Мацеевский предложил быть

сигнальщиком и указать ему карету Плеве»11. Азеф по-прежнему

был против. Он продолжал доказывать, что покушение еще не

подготовлено, но, когда к сторонникам немедленного выступления

присоединился Сазонов, он нехотя согласился: «Хорошо, если вы

этого так хотите, то попробуем счастья»12. Для участия в покуше¬

нии в Петербург прибыли Д.Борищанский, И.Каляев и А.Покоти-

лов. Заряжать бомбы должен был М.Щвейцер. Азефа в назначен¬

ный день покушения в Петербурге не было, он сказал товарищам,

что едет по партийным делам в провинцию.
План покушения был довольно сложным. Террористы знали

день и примерное время возвращения Плеве с доклада у царя, но

они не знали точно, по какой улице он поедет. Трое метальщиков:

А.Покотилов, Д.Борищанский и Е.Сазонов должны были напасть

на министра рядом со зданием ДП, в котором жил Плеве. Так как
50

Сазонов не знал точно, как выглядит карета министра, то Маце¬

евский должен был опознать карету и подать ему знак. Каляев

должен был подать знак Покотилову и Сазонову, если карета вер¬

нется не тем путем, как они предполагали. Савинков впоследствии

признал: «Диспозиция была неудачной»13.
Но оставим на время террористов и вернемся к их руководи¬

телю. Агент полиции возглавляет группу террористов. Вроде бы

Плеве мог спать спокойно. Он был в этом абсолютно уверен и в

интервью французской газете «Matin» с гордостью заявил, что его

охрана безупречна. Помимо охраны Плеве был на сто процентов

уверен в своем тайном агенте в руководстве эсеровской партии.
Полицейским начальником Азефа в это время был JI.Ратаев,

заменивший в 1902 году П.Рачковского на посту заведующего за¬

граничной агентурой ДП с местонахождением в Париже. Пожалуй,

никого из своих предыдущих или последующих начальников Азеф

так ловко не обводил вокруг пальца и не использовал в своих

целях, как Ратаева. В июне 1903 года Азеф явился в Париж к свое¬

му новому начальнику, а затем не подавал признаков жизни в те¬

чение нескольких месяцев. Но оправдываться пришлось не Азефу,

а Ратаеву. Азеф был очень недоволен арестами без согласования с

ним (см. выше). Ратаев писал: «Я... стал замечать в характере

Азефа некоторую перемену и какую-то несвойственную ему вя¬

лость. Прежде он сам шел вперед, а порою нужно было даже его

сдерживать, теперь же, наоборот, приходилось его подталкивать, и

можно сказать, что с момента его приезда за границу по декабрь

1903 года он не дал ничего существенного, оговариваясь тем, что

он не успел еще оглядеться и занят упрочением связей»14. А в это

время, как мы знаем, Азеф не спеша формировал БО и переправ¬

лял своих людей в Россию. Ратаеву он об этом не сообщил ни

звука. «Поздней осенью Азеф несколько оживился»15. Он стал со¬

общать Ратаеву довольно много сведений о событиях в эсеровской

партии, о съездах и конференциях, данные о бежавших революци¬

онерах и о разоблаченном сотруднике Ратаева Рабиновиче, рас¬

крытом при попытке подкупить швейцарских почтальонов для

знакомства с почтой некоторых революционеров16. Он сообщает и

о планах террористов, например, Х.Левита, который поехал в Рос¬

сию для осуществления террорестических актов. Он сообщает его

маршрут, изменения в маршруте, его приметы. При этом он пред¬

ставляет Левита куда более опасным террористом, чем он был на

самом деле, и пишет даже, что он собирается подготовить «...тер¬

рористический акт, направленный против Государя, так как убий¬

ствам министров он не придает серьезного значения»17: это совер¬

шенно не соответствовало истине, так как эсеры тогда были про¬

тив цареубийства, но Левит был подходящим объектом, потому

что не принадлежал к БО. О планах последней Азеф не сообщает

ничего. В беседах с Л.Ратаевым Азеф успешно выведывал, что

тому известно о деятельности БО, и когда Ратаев сообщил ему, что

«...бежавший из ссылки Е.Сазонов... в разговорах со многими

людьми высказал твердое намерение убить Плеве»18, то Азеф ему

как ни в чем не бывало ответил, «...что с Егором Сазоновым он
51

не знаком, но что в Петербурге ему удалось встречаться с его бра¬

том Изотом»19.
Во время разговоров с Ратаевым Азефу удалось убедить его раз¬

решить ему съездить в Петербург «по личным делам»20 (своеобраз¬

ное обозначение убийства министра внутренних дел). Обещав ему

при этом «выяснить людей, прикосновенных к замыслам против

министра»21, Азеф уговорил Ратаева поехать вместе с ним в Пе¬

тербург «для удобства сношений»22. Азеф прекрасно понимал, что

Ратаев был полностью в его руках, и его можно хорошо исполь¬

зовать как прикрытие для своих настоящих планов.
Азеф сообщал Ратаеву много и о деятельности других партий.

В его донесениях мелькают фамилии В.Ленина, Г.Плеханова,

Л.Троцкого, П.Аксельрода. Он сообщал о последних перипетиях

борьбы большевиков с меньшевиками, рассказывал много инте¬

ресного о деятельности финских революционеров. Л.Ратаев пол¬

ностью доволен своим сотрудником. В одном из писем к нему он

писал: «Больше всего на свете я боюсь вас скомпрометировать и

лишиться ваших услуг»23. Азеф ему писал в более раздраженном

тоне и требовал полного доверия своим сообщениям. Задетый

одним недоверчивым замечанием Ратаева, Азеф оскорбился. «Мне

кажется, что у Вас нет ни одного факта, который мог бы заставить

Вас думать, что я способен Вам солгать. Кажется, ни разу не лгал,

это не лежит в моей натуре... Ваше недоверие для меня оскорби¬

тельно и страшно обидно»24.
С разрешения Ратаева Азеф приехал в Петербург, прихватив

динамит для своей группы. Ехал Азеф в Петербург с несколько

противоречивой миссией. Он должен был организовать одно по¬

кушение против Плеве и расстроить второе. Так как Плеве вызы¬

вал к себе всеобщую ненависть, то он притягивал террористов как

магнит. Эсерка С.Клитчоглу создала свою группу террористов, ко¬

торая независимо от БО занялась подготовкой убийства В.Плеве.

Убийство министров в России превратилось в своеобразный спорт,

соревнование нескольких групп террористов. Как мы увидим, свое

покушение Азеф готовил более чем серьезно. Слава и успех долж¬

ны были принадлежать ему. Азеф вообще не терпел конкуренции

ни в терроре, выдавая другие террористические группы полиции,

ни в провокаторской деятельности, выдавая других провокаторов

террористам и требуя их казни. У ДП были сведения о деятель¬

ности С:Клитчоглу и ее группы, но полицейские чиновники реши¬

ли, что Азеф сможет выведать что-то, чего они не знают, и насто¬

яли, чтобы он отправился на встречу с ней. Азеф, который всегда

заботился о своей безопасности, заявил, что в таком случае он

просит арест Клитчоглу отложить до более благоприятного момен¬

та. В ДП с ним согласились, Азеф пошел на встречу, многое узнал,

подробно обо всем доложил по начальству, и через два дня после

встречи Клитчоглу и члены ее группы были арестованы. Всего по

этому делу в Петербурге, Москве, Киеве и Ростове было аресто¬

вано 60 человек. При обыске были найдены, как сказано в поли¬

цейском сообщении, «два плана пути следования министра внут¬

ренних дел от дома до Зимнего дворца»25. В отличие от БО Азефа,
52

группа С.Клитчоглу смогла получить некоторые сведения путем

внутреннего наблюдения. Старый народоволец М.Чернавский,

входивший в нее, вспоминал: «Ее внимание сосредоточено на вне¬

служебных поездках министра. Ей удается установить связь с цве¬

точным магазином, где Плеве брал цветы»*6.
В это время в Петербурге стали раздаваться голоса, указывав¬

шие на Азефа как на провокатора. Источником, этих разговоров,

оказался инженер Горенберг, сам в скором времени разоблаченный

как провокатор. Неясно, каким путем он смог узнать правду о

нашем герое27. Эти слухи сыграли добрую службу Азефу в будущем.

При всех последующих попытках его разоблачения руководители

партии говорили, что это полицейская тактика расправиться с не¬

уловимым Азефом таким путем: «Она теперь для прикрытия суще¬

ствующих агентов и для внесения дезорганизации в партию будет

пускать эти слухи и впредь»28. А так как большинство попыток ра¬

зоблачения Азефа было предпринято людьми или непосредственно

служащими в полиции, как Л.Меньшиков, или полицейскими

агентами, как Горенберг и Н.Татаров, то Азефу и его защитникам

было очень легко их парализовать указанием на давнюю полицей¬

скую интригу, на желание полиции любой ценой покончить с не¬

уловимым и страшным для нее руководителем русского террора.
Азеф был страшно разгневан немедленным арестом группы

Клитчоглу, так как это могло вызвать подозрения, но в то же

время он получил возможность многое скрывать от полиции, оп¬

равдываясь при случае тем, что полиция очень неосторожно отно¬

сится к его сообщениям. «Эпизод с арестом Клитчоглу подейство¬

вал на Азефа самым удручающим образом. Он опять вспомнил про

неудачный арест Ремянниковой и жаловался, что при таких усло¬

виях становится трудно и опасно работать»29.
Азеф ведет с Ратаевым и с ДП очень сложную и тонкую игру.

Он прекрасно понимает, что стоит приставить к нему опытных

филеров, как о его подготовке покушения на Плеве станет извест¬

но, поэтому на всякий случай он перестраховывается и сообщает

Ратаеву небылицы о том, что «...его посещают неизвестные ему

террористы, которые приезжают из-за границы и приходят к нему

с партийным паролем: «Дмитрий жив и здоров»30. Совершенно не¬

понятно, почему полиция в этом случае не приставила к Азефу

филеров, не из недоверия к нему, а просто затем, чтобы выяснить,

кто же эти «неизвестные террористы». Непонятно также, почему

Азеф не учел такую возможность. Интересно, что некоторых из

этих незнакомцев Азеф наделял чертами своих подчиненных по

БО. Так, об одном из них он сообщил: «...хотя не поляк, говоря¬

щий с польским акцентом»31, явно указывая на Каляева.
Дело Плеве было первым крупным делом Азефа, в котором он

полностью работал против полиции, и, хотя он собирался довести

дело до конца, временами его охватывал ужас перед последствия¬

ми убийства Плеве для него лично. Видимо, один из таких при¬

падков ужаса погнал Азефа к в и це-директору ДП А.Лопухину. Это

была их вторая встреча. Мы еще расскажем о Лопухине подроб¬

нее, а пока только отметим, что этот аристократ по происхожде-
53

нию и либерал по своим политическим взглядам очень не любил

тайных агентов, хотя и понимал их необходимость. Ему приходи¬

лось с ними общаться, и некоторые из них вызывали в нем «осо¬

бенно прочные антипатии... и наиболее прочной был Азеф, самый

вид которого вызывал в нем отвращение»32. Беседу с Лопухиным

Азеф построил крайне неудачно, что с ним случалось редко. Он

начал ее с требования о прибавке жалования, и без того колос¬

сального, а закончил предупреждением, что, по полученным им

сведениям, «за Лопухиным следят революционеры по пути его из

квартиры на Сергиевской через Пантелеймоновскую до Фонтанки

у самого Департамента»33. Видимо, Лопухина несколько покороби¬

ло это требование прибавить жалование за заботу о его, Лопухина,

безопасности. Он не отказал прямо, но заявил, что ему необходи¬

мо посоветоваться с Ратаевым. К сообщению о планах террорис¬

тов убить его он отнесся довольно скептически и был совершенно

прав. Никто на него на собирался покушаться. Неясно, как посту¬

пил бы Азеф, если бы Лопухин оказался более щедрым и более

восприимчивым к его сообщениям. Мы не думаем, что он бы рас¬

сказал всю правду, но, возможно, открыл бы еще кое-что. Но даже

то, что он сказал, давало полиции очень много. Он указал точное

место будущего террористического акта. Ратаев впоследствии ут¬

верждал, что покушение против Лопухина было «целиком выдума¬

но Азефом с тем расчетом, что вследствие предупреждения у Пан-

телеймоновской и на Фонтанке было бы усилено наблюдение»34.
Азеф перестраховался во всем. Если покушение удастся, рево¬

люционеры будут его превозносить, считая, что оно удалось в пер¬

вую очередь благодаря его заслугам, а перед полицией у него го¬

тово оправдание — он указывал точное место покушения, а против

кого оно направлено, узнать не мог, боясь вызвать подозрения.

Подобные объяснения были шиты белыми нитками, так как Азеф

с согласия Плеве вошел в БО и обязан был знать все. Если тер¬

рористов арестуют, то Плеве должен быть ему обязан, так как

арест произошел благодаря его указаниям. Он, правда, рисковал,

что кто-то из террористов мог дать откровенные показания и рас¬

сказать о его действительной роли, но именно для того, чтобы

предупредить это, он так тщательно подбирал кадры своей БО, и,

как мы знаем, ни разу ни в ком не ошибся. Кроме того, охранное

отделение — это не КГБ и не гестапо, там не били и не пытали

и голодом не морили, а, наоборот, кормили на славу35. А перед

своими товарищами по партии Азеф тоже не был бы виноват: он

же неоднократно говорил, что покушение не готово, требовал про¬

должать наблюдение, но его, опытного человека не послушались,

и вот к чему это привело.
Покушение 18 марта не осуществилось. Одному из террористов

Д.Борищанскому показалось, что его окружают филеры. Мы не

знаем, было ли это на самом деле, но он бежал. Была возможность

уничтожить Плеве у Сазонова, когда он проезжал мимо, но Сазо¬

нов не заметил знака, который подал ему Мацеевский. Что больше

всего бросается в глаза, когда знакомишься с подробностями этого

несостоявшегося покушения, так это полная беспомощность поли¬
54

ции. «В ту же минуту в воротах сада я увидел Покотилова. Он был

бледен и быстро направлялся ко мне. В карманах его шубы ясно

обозначались бомбы... Я до сих пор ничем не могу объяснить бла¬

гополучного исхода этого первого нашего покушения, как случай¬

ной удачей. Каляев настолько бросался в глаза, настолько напря¬

женная его поза и упорная сосредоточенность всей фигуры выде¬

лялась из массы, что для меня непонятно, как агенты охраны, ко¬

торыми был усеян мост и набережная Фонтанки, не обратили на

него внимания. Впоследствии он сам говорил, что стоял в полной

уверенности, что его арестуют, что не могут не арестовать челове¬

ка, в течение часа стоящего против дома Плеве и наблюдающего

за его подъездом»36. Столбняк напал и на Сазонова и на Мацеев-

ского, которые продолжали полчаса после того, как проехал

Плеве, находиться перед его подъездом и отказывали всем, жела¬

ющим их нанять.
Беспомощность полиции, особенно если предположить, что

были приняты дополнительные меры безопасности после беседы

Азефа с Лопухиным, ничего, кроме изумления, вызвать не может.

Ратаев, прочитав воспоминания Савинкова, писал по этому пово¬

ду: «Подробное описание обстановки покушения 18 марта нагляд¬

но показывает, насколько можно полагаться на всякую наружную

охрану вообще. Мне кажется, что еще не было случая, чтобы охра¬

на спасла кого-нибудь от смерти. На глазах этой охраны, так ска¬

зать, под самым ее носом, у самых ворот ДП министра обкладыва¬

ли и травили, как дикого зверя, и хотя бы кому-нибудь из много¬

численных охранников бросилось в глаза, что творится что-то не¬

ладное»37.
После несостоявшегося покушения боевики уехали из Петер¬

бурга. Покотилов и Савинков поехали в Двинск, где их должен был

ждать Азеф. Но Азефа на месте не было. Не было от него и услов¬

ных телеграмм. Савинков с Покотиловым решили, что Азеф арес¬

тован. Савинков, как это у него уже бывало, растерялся: «Мне ду¬

малось, потеря в решительную минуту Азефа лишала организацию

единственного опытного террориста, более того: лишала ее руково¬

дителя. Руководство переходило ко мне, а я не чувствовал себя

подготовленным к нему»38. В Киеве было созвано совещание бое¬

виков. На нем Савинков предложил убить киевского генерап-гу-

бернатора Н.Клейгельса, а у^ке затем взяться вновь за Плеве: «При¬

готовление к убийству Клейгельса должно было дать недостающий

нам опыт и помочь ориентироваться в почти незнакомой технике

боевого дела»39. Такова была своеобразная тренировка — вначале

попробовать на генерал-губернаторах, а затем переходить на мини¬

стров. Искать особых причин для убийства генерал-губернаторов

не приходилось, уж в чем-нибудь он был виноват. Клейгельсу ста¬

вили в вину, что, будучи петербургским градоначальником, он жес¬

токо расправлялся со студенческими демонстрациями в 1901 году.
На совещании боевиков мнения разделились. Каляев и Швей¬

цер согласились с Савинковым, что без Азефа им не справиться с

Плеве. Покотилов стал возражать, говоря, что их основная цель —

Плеве. Его поддержал Борищанский. В итоге было принято наи¬
55

худшее решение. Забыв о предпосылке, что наличных сил даже

для покушения на Плеве недостаточно, решили, что их хватит на

два покушения: на Плеве и Клейгельса. А.Покотилов, Д.Борищан¬

ский, Е.Сазонов, И.Мацеевский должны были готовить покуше¬

ние на Плеве. Б.Савинков, И.Каляев, М.Швейцер оставались в

Киеве для охоты на Клейгельса. Естественно, из этих планов ни¬

чего не вышло. 24 марта Покотилов подготовил две бомбы, а 25

он и Борищанский пошли убивать Плеве, но так как точный

маршрут министра им по-прежнему был неизвестен, то они не

встретили его карету. Покотилов уехал из Петербурга в Двинск и

на обратном пути неожиданно встретил Азефа, которого он к

этому времени считал арестованным. Азеф был очень недоволен

новыми планами своей организации, и пытался отговорить Поко-

тилова от немедленной попытки атаковать Плеве. Но Покотилов

настоял на своем, и 31 марта был разорван на части в Северной

гостинице в Петербурге взрывом бомбы, которую он заряжал.
Алексей Дмитриевич Покотилов происходил из богатой дво¬

рянской семьи (см. выше). Бывший студент Киевского универси¬

тета, друг С.Балмашова, вместе с ним изгнанный из университета

во время студенческих волнений 1899 года, он страстно рвался в

террор. В начале 1901 года Покотилов приехал в Петербург с

целью убить реакционного министра народного просвещения

Н.Боголепова, автора «Временных правил» об отдаче студентов,

принимавших участие в революционном движении, в солдаты, но

его опередил выстрел П.Карповича. Он должен был стрелять в Си-

пягина, но Гершуни предпочел Балмашова. Волнуясь, он расска¬

зывал Б.Савинкову: «Я сказал, что я больше ждать не могу, что

первое покушение мне. Приезжал в Полтаву Гершуни. Было ре¬

шено: Оболенского я убью. Я и готовился к этому... Вдруг узнаю,

что не я, а Качура... Качура — рабочий, ему отдали предпочтение.

Он стрелял, а не я. Вот теперь Плеве. Я не уступлю никому. Пер¬

вая бомба — мне. Я ждал слишком долго. Я имею на это право»40.

Аристократ, выглядевший, как богатый русский барин, он мечтал

осуществить террористический акт. Он не мог больше ждать и

волновался до такой степени, что у него началась тяжелая нервная

экзема. Страстное желание убить кого-то из руководителей России

превратило его в полупомешанного. Савинков вспоминал, как

перед покушением 18 марта на Плеве у него 16 состоялась встреча

на кладбище Александро-Невской лавры у могилы Чайковского с

Швейцером и Покотиловым. Неожиданно невдалеке показался по¬

лицейский пристав с нарядом городовых. «В ту же минуту Поко¬

тилов вынул револьвер и быстро большими шагами пошел на¬

встречу полиции. Швейцер спокойно ждал у могилы, засунул руку

в карман, где лежал его револьвер. Я с трудом догнал Покотилова.

Он обернулся ко мне и шепнул: — Уходите с Павлом. Я задержу

их на несколько минут. Городовые приближались по боковой

аллее. Я схватил Покотилова за руку. — Что вы делаете? Спрячьте

револьвер. Он хотел мне что-то ответить, но в это время полицей¬

ские повернули на другую дорожку и стали скрываться из вида.

Очевидно, тревога была не для нас»41.
56

Когда я писал, что его разорвало на части, я не преувеличивал.

От него осталась только одна часть тела — маленькая рука, поэ¬

тому в газетах писали о гибели какого-то подростка. Именно по

этому признаку в эсеровском центре за границей сразу поняли,

что речь идет о Покотилове.
В то время, как Савинков и Покотилов ждали Азефа в Двин-

ске, он неожиданно появился в другом конце Европы, в Париже.

В начале апреля (по новому стилю) 1904 года он пришел к Ратаеву

и предпринял последнюю попытку не то его предупредить, не то

перестраховаться на будущее. Может быть, он хотел и другого. Он

неожиданно спросил своего начальника: «Скажите, Леонид Алек¬

сандрович, вам никогда не приходило в голову, что могут бросить

бомбу с Фонтанки в карету министра?»42 Ошарашенный, Ратаев не

отвечал, пролепетав только: «...меры охраны у дома министра на¬

столько строги, что едва ли даже осуществима эта попытка»'*3. Это

была последняя попытка предупредить полицию о покушении.

Через два дня Азеф пришел к Ратаеву и потребовал отпустить его

немедленно в Россию, так как его мать, живущая во Владикавказе,

опасно заболела. От Ратаева он всегда добивался, чего хотел, до¬

бился и на этот раз. Он получил разрешение, пообещав, естествен¬

но, найти террористов, на которых он указывал еще в феврале. Он

поехал в Россию с одной целью — убить Плеве. На причинах

этого желания мы еще остановимся ниже. В тот момент он чувст¬

вовал, что его ііоложение в партии под ударом. Бездействие БО

стало предметом разговоров. Боевикам нужно было устроить голо¬

вомойку и подтолкнуть их к борьбе.
1(13) апреля он приехал в Киев. Накануне члены организации

приняли решение прекратить дело Плеве. Мацеевский, Борищан-

ский и Сазонов должны были уехать за границу, а Савинков, Ка¬

ляев и Швейцер должны были попытаться убить Клейгельса, но

Азеф поменял их планы: «— Что вы затеяли? К чему это покуше¬

ние на Клейгельса? И почему вы не в Петербурге? Какое право

имеете вы своей властью изменять решения ЦК?»44 Он не стал

слушать робкие возражения: ...они думали, что Азеф арестован,

что мало динамита, что нет людей с террористическим опытом.

«— Если бы я и был арестован, вы не имели права ликвидировать

дело Плеве... Люди учатся на деле. Ни у кого не бывает сразу нуж¬

ного опыта. Но из этого не следует, что нужно делать то, что

легко... Что вы мне говорите? Как нет сил для убийства Плеве?

Смерть Покотилова? Но вы должны быть готовы ко всяким не¬

счастьям. Вы должны быть готовы к гибели всей организации, до

последнего человека. Что вас смущает? Если нет людей, — их

нужно найти. Если нет динамита, его необходимо сделать. Но бро¬

сать дело нельзя никогда. Плеве, во всяком случае, будет убит.

Если мы его не убьем, его не убьет никто»45.
Ободренные боевики с новыми силами берутся за подготовку

теракта. Савинков продолжает: «Настойчивость Азефа, его спокой¬

ствие и уверенность подняли дух организации... Не преувеличивая,

можно сказать, что Азеф возродил организацию. Мы приступили-

к делу с верой и решимостью во что бы то ни стало убить
57

Плеве»46. Интересно, что Савинков писал эти строки уже после

разоблачения Азефа, но избавиться от восхищения не мог.
Были найдены новые люди: убийца Богдановича Дулебов стал

еще одним извозчиком-террористом. Штаб-квартирой организа¬

ции стала богатая барская квартира, хозяевами которой были ра¬

зыгрывавший из себя крупного представителя английской торго¬

вой фирмы Б.Савинков и член киевского комитета партии социа¬

листов-революционеров Дора Бриллиант47, изображавшая бывшую

певицу из «Буфа», а теперь содержанку богатого англичанина.

Е.Сазонов играл роль лакея, а старая революционерка, П.Иванов¬

ская принимавшая участие еще в деятельности «Народной воли»,

была кухаркой. При квартире предполагалось иметь автомобиль,

который Азеф хотел использовать при покушении на Плеве. Он

вообще стремился идти в ногу со временем и искал новые техни¬

ческие средства для их использования в деле террора.
С помощью инженера, члена партии, Швейцеру удалось по под¬

ложным документам на представителя земства закупить нужный

материал и приготовить из него динамит. Работа была сопряжена с

риском для жизни, так как материал был приготовлен «...из рус¬

ских нечистых химических материалов»48. Только выдающееся хлад¬

нокровие Швейцера спасло его от неминуемого взрыва, но он все

равно получил несколько тяжелых ожогов, но все же приготовил

динамит и только после этого уехал в Москву и лег там в больницу.
При подготовке покушения на Плеве Азеф проявил себя изо¬

бретательным террористом и внимательным конспиратором. Он

творчески воспринял уроки лучшего учителя в деле наблюдения и

слежки — Зубатова. Так, впервые наблюдение с помощью извоз¬

чиков и лоточников применил Зубатов. Правда, он применял этот

способ для выслеживания революционеров, а Азеф использовал

его для покушения на министров.
Азеф не сразу остановился на этом плане теракта. Он обдумы¬

вал и другие возможности получения информации о Плеве и ор¬

ганизации его убийства. Мы уже писали выше о его предложении

Крестьянинову соблазнить горничную графини Кочубей, любов¬

ницу Плеве. Но получить какую-то информацию из тех кругов, в

которых бывает Плеве, не удалось, и тогда Азеф решил организо¬

вать покушение при помощи внешнего наблюдения, но он все

время пытался дополнить эту информацию другими данными.

Особенно его интересовала романтическая сфера. Разыгрывая из

себя примерного семьянина и ведя с женой сентиментально-воз-

вышенную, в духе героев Руссо, переписку, Азеф очень любил

женщин легкого поведения, дам полусвета и болезненно интере¬

совался подвигами Плеве в этой области. Его, видимо, забавляла

мысль убить Плеве при пикантных обстоятельствах. П.Ивановская

вспоминала, как в начале июня, посетив конспиративную кварти¬

ру БО в Петербурге, когда уже все вплоть до мельчайших деталей

о выездах Плеве было известно, Азеф советовал найти лучший

способ для покушения: «Плеве ходит каждый день по Морской

один к своей любовнице. Конечно, эти визиты обставлены весьма

таинственно. Раньше он посещал другую даму, уверенный *в незна¬
58

нии его особы. Но вот после назначения его министром внутрен¬

них дел, когда он уходил после одного из визитов от первой со¬

держанки, она ему заметила: "Теперь вы могли бы быть немного

щедрее. — Почему? вспыхнув весь, спросил ее Плеве. — Вы, уже

сейчас большая особа, министр". Плеве прекратил свои посещения

к ней. Как стал известен Азефу такой случай. Он бывает у значи¬

тельных содержанок, когда приходится туго, когда необходимо за¬

мести следы, он ловкий»49.
Азеф не был первопроходцем ни в организации широкого на¬

ружного наблюдения, ни в использовании бомб, приготовленных

непосредственно боевиками. Эти способы, применяли народоволь¬

цы, но не в таких широких масштабах, как БО во времена Азефа.

Гершуни также считал, что нужно новое оружие, и любил повто¬

рять поговорку народовольцев: «Мало веры в револьверы»50. Осо¬

бенно повлияла на его решение искать новые виды оружия неуда¬

ча Качуры, имевшего призы по стрельбе и тем не менее с несколь¬

ких шагов не попавшего в Оболенского. В 1903—1904 гг. социа-

листы-революционеры организовали первые динамитные мастер¬

ские за границей, недалеко от Женевы, в Швейцарии, и во Фран¬

ции. Работать приходилось с примитивными материалами, в усло¬

виях строгой конспирации, с постоянным риском для жизни, в

жутких условиях. В своих показаниях эсеровской следственной ко¬

миссии В.Чернов подчеркивал решающую роль Азефа в опытах с

динамитом: «Без преувеличения можно сказать, что разрешение

вопроса о новой динамитной технике принадлежало Азефу. Он за

это дело взялся, он довел его до конца, он имел в нем решающий

голос, то есть избирал место, где надо устроить мастерскую, при¬

нимал предложения или отвергал их. Отчасти он руководил и са¬

мими работами. Первые реальные опыты производились в его от¬

сутствие, а те, которые привели к цели, были опыты, поставлен¬

ные в Британии, где он непосредственно работал, и работы про¬

изводились в его квартире, где он жил вместе с семьей»51. В своих

показаниях Чернов очень хорошо объясняет, чем так нравился

Азеф-террорист руководителям партии: «Однажды я присутствовал

при процессе выработки в техническом отношении одного акта.

Азеф с несколькими людьми обсуждал все возможности. Я бы упо¬

добил этот процесс тому анализу невозможной комбинации, кото¬

рую делают опытные игроки в шахматной игре. Все возможные

случаи обсуждались чрезвычайно точно, предусматривались все

возможные мельчайшие детали, все возможные отступления от

плана. Эта подробность обсуждения меня тогда очень поразила,

необычайная точность выработки деталей и предвидения всех воз¬

можных вариантов. В этом обсуждении роль Азефа, которая мне

наглядно показала, почему Гершуни и Гоц, при которых часто об¬

суждались такие дела, говорили об Азефе, как о человеке с мате¬

матическим складом ума»52.
Азеф всегда требовал от своих боевиков соблюдения всех пра¬

вил конспирации: «Он требовал, чтобы свидания были возможно

реже и не на частных квартирах, а на улицах или в публичных мес¬

тах: в трактирах, в банях, в театре, чтобы при свиданиях этих при¬
59

нимались все меры предосторожности; чтобы у членов организа¬

ции не было переписки и сношений с их семьями и друзьями,

чтобы образ жизни их и одежда не возбуждали ни в ком подозре¬

ний. Очень смелый в своих планах, он был чрезвычайно осторожен

в их выполнении»53. С расходами он обычно не считался. П.Ива¬

новская вспоминает, что, назначая ей встречу в Вильне на следую¬

щий день после убийства Плеве в ресторане, он сказал, чтобы она

купила новый костюм: «Ресторан первоклассный»54. В.Зензинов,

вспоминая о своей работе в БО, писал: «Азеф обычно назначал

свидания только в шикарных местах»55. Его товарищи по террору

потом вспоминали, что, обладая прекрасной зрительной памятью,

он знал все улицы и все проходные дворы Петербурга, мог при об¬

суждении различных террористических проектов нарисовать по па¬

мяти подробнейший план любого места столицы, знал наизусть ог¬

ромное число явок и адресов и никогда их не записывал.
Его боевики хорошо усвоили его уроки. Живущие на съемной

квартире, они прекрасно играли свои роли. Ивановская вспоми¬

нала: «Кухарка вставала раньше всех и шла за провизией. Кварти¬

ра наша считалась весьма богатой. Барин на свою содержанку не

жалел денег, сообразно с этим и продукты приходилось покупать

не какие-нибудь залежавшиеся, а высокой марки»56. Это произво¬

дило впечатление на окружающих. Сазонов, «подружившийся» со

швейцаром и дворником, рассказывал, как они говорили ему:

«Собственно, порядочные господа во всем доме, можно сказать,

одни твои господа, остальные все сволочь, шулеры и шантрапа»57.

П.Ивановская настолько вошла в роль простой деревенской жен¬

щины, что Б.Савинков при первой встрече с ней никах не мог по¬

верить, что она и есть та, кого он искал: «Я все еще не верил. Вы¬

говоры и слова были чисто народными. Я думал, что случайно

встретил однофамилицу»58. Дора Бриллиант настолько хорошо

вошла в роль содержанки, что хозяйка квартиры неоднократно к

ней приходила и предлагала найти ей другое место, лучше опла¬

чиваемое, на что Бриллиант отвечала, что она живет с англичани¬

ном не из-за денег, а по любви.
Но, пожалуй, самым блистательным конспиратором из всех

жильцов квартиры был сам Савинков. Его все принимали за ино¬

странца. Когда зимой 1904—1905 гг. Савинков руководил подго¬

товкой покушения на великого князя Сергея, ему нужно было

встретиться с Зензиновым, с которым они неоднократно встреча¬

лись в прошлом. Зензинов не знал, с кем у него назначена встре¬

ча. Они сели на извозчика: «Украдкою я несколько раз его огля¬

дывал. На нем была прекрасная шуба, пышный бобровый ворот¬

ник, такая же шапка. Лицо его было мне совершенно незнакомо —

бритый, плотно сжатые надменные губы. Он скорее походил на

англичанина». Они приехали, вошли в трактир. «Отдельный каби¬

нет», — бросил на ходу приказание незнакомец. Пришедшему по¬

ловому он заказал стерляжью уху с пирожками, пожарские котле¬

ты и бутылку водки с закуской. Только после того, как половой

ушел, незнакомец наполнил две рюмки водки и, приподняв свою,

улыбнулся глазами и произнес: «За ваше здоровье, Валентин Ми¬
60

хайлович!» И только теперь за маской надменного британца я

узнал знакомые мне черты Б.В.Савинкова»59. Самое любопытное

в конспирации Савинкова, что, разыгрывая из себя англичанина,

прекрасно владея польским и французским, он ни слова не знал

по-английски, и это не мешало ему действовать в России, реги¬

стрировать свой паспорт в полиции, и даже более того — въезжать

в Россию, визируя свой паспорт у русского консула. Свободной

страной была царская Россия при самодержавном режиме!
Наблюдение за каретой министра стало приносить свои плоды.

В основном его вели извозчики Мацеевский, Дулебов и торговец

вразнос Каляев. Они точно выследили маршруты Плеве, регуляр¬

ность его поездок и наметили день и место теракта: в четверг, по

дороге от дачи Плеве на Аптекарском острове на Царскосельский

вокзал, откуда он отправлялся поездом к царю в Царское Село.

Больше всего сведений добыл Каляев. В свое время его ближайший

друг Савинков сомневался, сможет ли он выступить в роли торгов¬

ца вразнос, но он прекрасно в нее вошел: «Он жил в углу на краю

города в комнате, где, кроме него, ютилось еще 5 человек, и вел

образ жизни до тонкостей совпадающий с образом жизни таких же,

как и он, торговцев вразнос. Он не позволял себе ни малейшего от¬

клонения, вставал в 6 часов и был на улице с 8 часов утра до позд¬

ней ночи. У хозяев он скоро приобрел репутацию набожного, трез¬

вого и деловитого человека»60. П.Ивановская вспоминает, что

когда после ликвидации квартиры она стала играть роль торговки

и ранним утром приходила закупать овощи, то встречалась с Каля¬

евым, приходившим на рынок значительно раньше: «Он покупал

целыми ящиками, долго и упорно торгуясь, с пафосом и пылкой

жестикуляцией, выжимая копейки у оптовика»61.
Каляев досконально изучил выезд Плеве. Он знал все подроб¬

ности самой кареты, описывал, как выглядели колеса, подножка,

ручки двери. «В его устах описание кареты министра превраща¬

лось в поэму... заслушаешься и видишь ее как наяву, со всеми де¬

талями, вплоть до узора подножек... то, что раз удавалось узнать

по описанию поэта, потом легко узнавалось из десятка»62. Иванов¬

ская добавляла: «Кроме того, он знал в лицо министерских филе¬

ров и безошибочно отличал их в уличной толпе»63.
В конце мая (по старому стилю) в Петербург приехал Азеф. Он

незаметно для дворника и швейцара проник в квартиру и оставал¬

ся в ней больше недели. В принципе, он всем был доволен. Пра¬

вила конспирации соблюдались в основном хорошо: «Он нашел

квартиру недурной, удобной в конспиративном отношении, строй

нашей жизни был им одобрен»64. Собранными сведениями он был

также доволен. Было ясно, что пора переходить к решительным

действиям. Во второй половине июня Азеф уехал в Москву. В

Москве было назначено совещание основных участников покуше¬

ния. Квартиру было решено ликвидировать. Ликвидировали ее по¬

степенно и в высшей степени конспиративно. Первым уехал Са¬

зонов, который сказал дворнику и швейцару, что его уволили за

то, что он разбил зеркало и вдобавок нагрубил барыне. Барин

якобы уехал по делам, и у него испортились отношения с содер¬
61

жанкой, потом рассчитали кухарку. Одной из первоначальных

целей использования квартиры предполагалось содержание при

ней автомобиля. Но эта цель отпала после того, как выяснилось,

что автомобиля не купили, к тому же Борищанский, который дол¬

жен был научиться водить автомобиль, ничему не научился.
На совещании в Москве присутствовало четыре человека:

Азеф, Савинков, Каляев и Сазонов. Было решено, организовывая

покушение, на этот раз избежать любой случайности. Плеве брали

в настоящее кольцо четыре метальщика. «Первый, встретив мини¬

стра, должен был пропустить его мимо себя, заградив ему дорогу

обратно на дачу. Второй должен был сыграть более видную роль:

ему принадлежала честь первого нападения. Третий должен был

бросить бомбу только в случае неудачи второго. Если бы Плеве

был ранен или бомба второго не разорвалась, четвертый резерв¬

ный метальщик должен был действовать в крайнем случае, если

бы Плеве, прорвавшись через бомбы второго и третьего, все-таки

бы поехал вперед по направлению к вокзалу»65. При обсуждении

вопроса о том, как бросить бомбу, чтобы не промахнуться, Каляев

предложил броситься с бомбой под ноги лошадей, везущих карету.

Но всегда сохранявший трезвую голову Азеф отклонил этот план:

«План хорош, но я думаю, что он не нужен. Если можно добежать

до лошадей, значит, можно добежать и до кареты, значит, можно

бросить бомбу и под карету или в окно. Тогда, пожалуй, справится

и один»66. Такое решение было принято. Покушение было назна¬

чено на 8 (21) июля, когда Плеве должен был с Балтийского вок¬

зала отправиться к царю, переехавшему из Царского села в Петер¬

гоф.
Во время своей энергичной деятельности по подготовке поку¬

шения Азеф не забывал, конечно, и ДП. Сведения, которые он

туда сообщал, очень интересны. Он не давал никаких сведений,

которые могли бы помочь полиции расстроить покушение. Более

двух месяцев он водил за нос Ратаева, заявляя, что он не знает,

кто погиб в Северной гостинице, пока, наконец, не назвал фами¬

лии Покотилова. Рассказывал, что ему ничего не известно о пла¬

нах его основного террориста Е.Сазонова, но писал, что его брат

Изот, с которым он встречался по просьбе Ратаева, предполагает,

что «тот, вероятно, затевает что-либо в этом смысле. Так как, по

его мнению, не напрасно же он бежал»67. Только после разобла¬

чения Азефа Л.Ратаев понял весь издевательский тон этой пере¬

писки. Азефу мало того, что он не сообщает о действительных

планах БО, он пытается всячески отвести внимание полиции от

своей организации и ее планов. 19 июня (2 июля) он посылал из

Одессы фантастические сообщения об отъезде никому не извест¬

ной дамы: «Госпожа эта среднего роста, брюнетка, но православ¬

ная»68, — посланной для убийства генерал-губернатора Восточной

Сибири Кутайсова.
Кроме того, Азеф сообщал Ратаеву сведения о революционе¬

рах, совершивших, с его точки зрения, страшное преступление —

они выступали против Азефа. В партии вообще стали усиливаться

голоса, критикующие Боевую организацию, которую не видно и
62

не слышно. Член ЦК Слетов позднее вспоминал, что узнал о су¬

ществовании БО только тогда, когда в декабре 1903 года в Киев

приехал Савинков, произведший на него крайне неприятное впе¬

чатление. Слетов и ряд старых революционеров, живших на юге,

в Одессе, вообще выступали против одностороннего увлечения

террором. И, в частности, против Азефа, поэтому в сообщении из

Одессы от 19 июня (2 июля) 1904 года Азеф писал: «Здесь в Одессе

Наум Леонтьевич Геккер и Василий Иванович Сухомлинов играют

большую роль в партии, и они очевидно направляют дела БО...

Кроме них принимает большое участие в делах партии некий Рас-

понов — книготорговец и Гедеоновский — бывший ссыльный. Не

подлежит никакому сомнению, что эти господа составляют ЦК

партии социалистов-революционеров. От них я узнал, что дело по¬

кушения на Плеве отлагается ввиду отсутствия бомб, которые по¬

гибли — новое приготовление займет много времени, а к Плеве с

револьверами не подойдешь. Но для реноме БО надо совершить

теракт, а потому избран теперь Кутайсов»69. Сообщение Азефа,

которое мы только что привели, является ложным доносом. Эти

люди не входили в состав ЦК и не имели никакого отношения к

делам и планам БО. В сообщениях он продолжает £[)£щь на раз¬

личных революционеров, не имевших никакого отношения к БО,

например: «Здесь в Самаре самый серьезный революционер — На¬

талья Петровна Ульянова»70. Помимо этого он просит денег. Даже

в письме 7 (20) июля, написанном буквально накануне покуше¬

ния, когда у Азефа должно было хватать других забот, он просил

у Ратаева: «...будьте добры мне немедленно выслать по телеграфу

100 рублей»71.
В покушении на Плеве должны были участвовать четыре ме¬

тальщика: Е.Сазонов, И.Каляев, Д.Борищанский, Л.Сикорский.

Главными были первые двое. Д.Борищанский и Л.Сикорский

были еврейскими рабочими из Белостока. Д.Борищанский состоял

в организации и нравился товарищам своей молчаливой надежнос¬

тью, Л.Сикорский появился только 5 июля. Он выглядел моложе

своих 20 лет, очень плохо говорил по-русски, работал на фабрике

с 14 лет; «давно, как особенной чести, просил дозволить ему уча¬

ствовать в покушении на Плеве»72. При той всеобщей ненависти,

которую вызывал Плеве, больше всего его все-таки ненавидели

евреи (об этом ниже). Члены организации не были уверены, стоит

ли ему участвовать в теракте. Ивановская считала, что у Сикор-

ского «вряд ли имелось надлежащее представление о всех гряду¬

щих последствиях»73. Но все решило мнение Азефа, который, по¬

общавшись с ним, дал свое согласие. Азеф считал, что у Сикор-

ского «роль второстепенная»74. А кроме того, он понял главное:

бомбу он бросит и на следствии будет держаться стойко. Так и

было, правда, бомбу четвертому номеру бросать не пришлось, но

после ареста он держался очень мужественно. Интересно, что его

арест участники покушения предвидели. По плану, после успеха

покушения, те метальщики, которые не бросили бомбы, должны

были утопить их в заранее назначенных местах. Сикорский должен

был утопить бомбу в устье Невы, «взяв лодку без лодочника в Пет¬
63

ровском парке и выехав с нею на взморье»75. Борищанский спе¬

циально показал ему это место. Но после осуществления теракта

он взял лодку вместе с лодочником и на глазах у последнего бро¬

сил бомбу в море. Лодочник сдал его в полицию.
8	(21) июля боевики вновь вышли на Плеве, но и на этот раз

покушение не состоялось. Швейцер, живший в «Гранд-отеле» по

паспорту британского подданного, приготовил накануне бомбу. Он

сел в пролетку Дулебова и должен был раздать бомбы метальщи¬

кам. Но Сазонова не оказалось на месте встречи. Он и Савинков,

который должен был взять у Швейцера бомбу и передать ее Са¬

зонову, ждали друг друга в разных концах улицы и не встретились.

Пока Савинков и Швейцер ждали Сазонова, Борищанский и Си-

корский, не дождавшись Швейцера, ушли со своего поста. Каляев

получил бомбу, но устраивать покушение с одним бомбистом

было очень рискованно, и оно было отложено на неделю до сле¬

дующего выезда Плеве к царю. На другой день все бомбисты,

кроме Савинкова, приехали к Ивановской и Азефу. Азеф подроб¬

но расспрашивал участников обо всех подробностях несостоявше-

гося покушения, и все время спрашивал Сазонова: «Вы надеетесь

на 15-ое?»76 Постепенно он успокоился. Было ясно, что место и

время выбраны правильно. Многочисленные полицейские и ох¬

ранники ничего не заметили, и у боевиков была полная возмож¬

ность убить Плеве. Оставшуюся неделю посвятили обсуждению

деталей предстоявшего покушения. Азеф старался ободрить боеви¬

ков и поддержать их веру в успех дела. Неблагожелательная к нему

мемуаристка отмечает: «Он проявлял преувеличенную речистость,

внимание, непритворную сердечность. Особенно он был нежен с

Сазоновым, которого он очень любил»77. 15 июля боевики опять

вышли на Плеве. На этот раз передача бомб прошла образцово.

Когда карета показалась невдалеке от моста через Обводный

канал, к карете бросился одетый в железнодорожную форму Е.Са¬

зонов, держа сверток под мышкой. С 4 метров он метнул его в

окно кареты. Плеве и его кучер были убиты, а сам Сазонов тяжело

ранен. С режимом Плеве »в России было покончено. Убийство
В.Плеве, сыгравшее огромную роль в истории страны, стоило

сравнительно недорого — около 30 тысяч рублей, из которых зна¬

чительная часть попала в широкие карманы Азефа78.
А теперь попытаемся ответить на вопрос — почему Азеф убил

Плеве?
Примечания
1	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 25.
2	Крыжановский С. В.Плеве // Новый журнал, 1975. № 118. С. 138.
3	Савинков Б. Указ. соч. С. 14.
4	Керенский А. Россия на историческом повороте // Вопросы истории.
1990. № 10. С. 146-147.
5	Савинков Б. Указ. соч. С. 14.
6	Там же.
7	Там же. С. 10.
64

8	Там же. С. 10—11.
9	Там же. С. 19.
10	Там же. С. 24.
11	Там же. С. 25
12	Там же.
13	Там же. С. 26.
14	Ратаев Л. Указ. соч. С. 152.
15	Там же. С. 155.
16	Азеф Е. Донесения (Переписка с Л.А.Ратаевым в 1903—1905 гг.) // Про¬
вокатор. С. 307—308.
17	Там же. С. 305.
18	Ратаев Л. Указ. соч. С. 155.
19	Там же.
20	Там же.
21	Там же.
22	Там же.
23	Цит. по: Алданов М. Указ. соч. С. 163.
24	Письма Азефа. С. 56.
25	Газета Департамента полиции // Сб. «Былое». № 7. С. 109.
26	Чернавский М. Воспоминания // Каторга и ссылка (КИС). Москва.

1930. № 7 (68). С. 8.
27	В.Чернов в своих показаниях судебно-следственной комиссии партии

рассказывал о борьбе, которая велась между полковником Сазоновым,

начальником Петербургского Охранного отделения, агентом которого

был Горенберг, и Зубатовым, начальником Особого отдела ДП, чьим

агентом был Азеф. Борьба закончилась победой Зубатова, и Сазонов,

взбешенный, что erb обошли и что все лавры спасителя министра

внутренних дел Плеве достались Зубатову, «через посредство Горенбер-

га пустил слух об Азефе в революционной среде». Но это предполо¬

жение было абсолютно невероятным, никакой борьбы быть не могло,

так как Зубатов уже несколько месяцев находился в отставке. Чер¬

нов В. Из истгории партии социалистов-революционеров // Новый

журнал. Нью-Йорк. 1970. № 101. С. 190—191.
28	Там же. С. 192.
29	Ратаев Л. Указ. соч. С. 162.
30	Там же. С. 164—165.
31	Там же. С. 165.
32	Алданов М. Указ. соч. С. 184.
33	Ратаев Л. Указ. соч. С. 167.
34	Там же.
35	М.Новомейский вспоминал свой первый день в тюрьме (доме предва¬

рительного заключения): «Наутро мне подали хороший завтрак, при¬

чем, тюремщик доложил, что на обед будет бифштекс и спросил, же¬

лательно ли мне получить прожаренный или сыроватый. Весь день со

мной обращались с величайшей учтивостью и более не допрашивали.

Причина необычайно вежливого обращения со мной в течение всего

ареста разъяснилась только тогда, когда я вышел на волю. Оказывает¬

ся, так обращались со всеми, заподозренными в принадлежности к БО

эсеров, ибо власти рассматривали их, как своего рода аристократов ре¬

волюционного движения». Новомейский М. От Байкала до Мертвого

моря. Иерусалим, 1979. С. ИЗ.
3 - 1292
65

36	Савинков Б. Указ. соч. С. 28.
37	Ратаев Л. Указ. соч. С. 168—169.
38	Савинков Б. Указ. соч. С. 31.
39	Там же. С. 32.
40	Цит. по: Савинков Б. Указ. соч. С. 22.
41	Там же. С. 26-27.
42	Ратаев Л. Указ. соч. С. 169—170.
43	Там же. С. 170.
44	Цит. по: Савинков Б. Указ. соч. С. 31.
45	Там же. С. 35.
46	Там же. С. 38-39.
47	Дора Бриллиант — двоюродная сестра известного революционера и со¬
ветского деятеля Г.Сокольникова.
48	Савинков Б. Указ. соч. С. 35.
49	Ивановская П. Воспоминания. М., 1929. С. 58.
50	Чернов В. Из истории партии социалистов-революционеров. С. 193.
51	Там же.
52	Там же. С. 194.
53	Савинков Б. Указ. соч. С. 23.
54	Ивановская П. Указ. соч. С. 84.
55	Зензинов В. Пережитое. Нью-Йорк, 1953. С. 292.
56	Ивановская П. Указ. соч. С. 46.
57	Там же. С. 49—50.
58	Савинков Б. Указ. соч. С. 40.
59	Зензинов В. Указ. соч. С. 141—142.
60	Савинков Б. Указ. соч. С. 43.
61	Ивановская П. Указ. соч. С. 61.
62	Сазонов Е. И.Каляев. Из воспоминаний // Былое. Париж. 1908. N° 7.

С. 29.
63	Савинков Б. Указ. соч. С. 41.
64	Ивановская П. Указ. соч. С. 56.
65	Савинков Б. Указ. соч. С. 46.
66	Там же. С. 47.
67	Азеф Е. Донесения. С. 311.
68	Там же. С. 313.
69	Там же.
70	Там же. С. 310.
71	Там же. С. 317.
72	Савинков Б. Указ. соч. С. 49.
73	Ивановская П. Указ. соч. С. 78.
74	Там же.
75	Савинков Б. Указ. соч. С. 151.
76	Ивановская П. Указ. соч. С. 77.
77	Там же.
78	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 51.

Глава 6.
ПРИЧИНЫ УБИЙСТВА ПЛЕВЕ И ВЕЛИКОГО КНЯЗЯ

СЕРГЕЯ АЛЕКСАНДРОВИЧА
После разоблачения Азефа шок от его невероятной деятельнос¬

ти был настолько велик, что высказывались различные, часто

самые невероятные предположения о ее причинах. Разоблачивший

его В.Бурцев высказывал догадку, что Плеве был убит по распо¬

ряжению П.Рачковского, заведывавшего в 1885—1902 гг. в Париже

заграничной агентурой ДП. Он якобы каким-то непонятным спо¬

собом продолжал руководить Азефом. Это подозрение отравило

последние годы жизни Рачковского, единственного из полицей¬

ских руководителей России не очень-то доверявшего Азефу. Он

был взят под полицейский надзор, у него был произведен обыск.

Их с Азефом пути пересеклись только летом 1905 года, а до этого

Рачковский даже не знал о провокаторской деятельности Азефа. В

скором времени и сам Бурцев признал несостоятельность своих

подозрений, но, скорее всего, революционеры и тогда им не

слишком верили, а просто старались всячески опорочить нена¬

вистные им полицейские власти. Высказывались подобные пред¬

положения и представителями полицейских кругов. Так, генерал
В.Новицкий, начальник Киевского губернского жандармского уп¬

равления в 1878—1903 гг., обиженный на Плеве за увольнение с

занимаемого им поста, в опубликованных после смерти мемуарах

утверждал, что Азеф убил уфимского губернатора Богдановича по

указанию Плеве, потому что они были соперниками в романтичес¬

кой сфере1. Как мы знаем, Азеф только знал об этом убийстве, но

прямого отношения к нему не имел. В романе Ю.Семенова «Го¬

рение», вообще все эсеровские теракты осуществлялись под руко¬

водством русской полиции, но доказывать несостоятельность буль¬

варной литературы у нас нет никакого желания.
Автор самой интересной работы об Азефе, на которую мы уже

неоднократно ссылались, Б.Николаевский считал, что основной

причиной перемены поведения Азефа были деньги: «В безотчет¬

ном распоряжении главы БО находилась касса последней [органи¬

зации], а через эту кассу проходили многие тысячи, и из этой

кассы становилось возможным извлекать доходы более значитель¬

ные, чем те 500 рублей в месяц, которые платила касса Департа¬

мента»2. Через кассу БО проходили на самом деле очень большие

суммы, особенно во время революции 1905—1907 гг., когда рус¬

ская буржуазия жертвовала на революционную борьбу колоссаль¬

ные средства. Львиная доля этих денег доставалась БО.
3·
67

Деньги эти находились в бесконтрольном пользовании Азефа.

Нужно отметить, что деньги он очень и очень любил. Он вообще

любил красивую жизнь: рестораны, дорогих женщин, игорные

дома. Любил он и откладывать большие суммы на будущее. Ко¬

нечно, деньги сыграли какую-то роль в том, что агент ДП начал

убивать министров и великих князей. Определенную роль сыграло,

как на это указывал Л.Ратаев, влияние Гершуни, о чем я писал

раньше.
Мы, однако, считаем, что не эти причины были основными.

Влияние Гершуни выражалось прежде всего в том, что Азеф ста¬

рался его выгородить перед ДП, скрыть его настоящую роль.

Между таким поведением и организацией убийств министров дис¬

танция огромного размера. Деньги, конечно, были для Азефа

очень важны, но ради них, все-таки, он бы не стал бы рисковать

жизнью, организуя убийства В.Плеве и московского генерал-гу¬

бернатора великого князя Сергея Александровича, то есть основ¬

ные теракты, совершенные БО под руководством Азефа. Мы счи¬

таем, что одной из основных причин, побудивших Азефа руково¬

дить убийствами В.Плеве и Сергея Александровича, двух основных

антисемитов и реакционеров в русском правительственном лагере,

был еврейский вопрос.
Как большинство евреев-революционеров своего времени,

Азеф был очень далек от еврейства. Московский раввин Я.Мазе

был в 1901 году соседом Азефа по даче в Малаховке; в своих вос¬

поминаниях он рассказывает, что однажды получил письмо от

своего земляка из Могилева с мольбой повлиять на зятя автора

письма — Азефа, не желавшего сделать своему второму сыну об¬

резание (первому жена Азефа сделала во время одной из его

многочисленных отлучек). Мазе пишет о том, как относился Азеф

к иудаизму, он довольно зло издевался над обычаями, традиция¬

ми, религией своего народа: «Где это слыхано, чтобы взяли в во¬

семь дней невинного младенца и сделали ему тяжелую операцию,

то, что высасывают кровь — это ужасно. Хорошо хотя бы, когда

рот чистый, но он обычно вонючий и полон гнилых зубов. Я готов

признать, что мое мнение о Боге Израиля было гораздо лучше, я

не позволю дурачить себя»3. А когда Мазе возразил: «...многие экс¬

перты считают, что эта операция очень полезна и способствует из¬

бежанию заражения»4, то Азеф сказал: «Тоже мне мудрость. Поче¬

му бы не сделать несчастному еврейскому ребенку еще несколько

операций? Почему бы еще не отрезать ему и слепую кишку, ко¬

торая известна своей склонностью к заражению, почему бы им не

вырезать и полипы и так далее, таким образом еврей будет про¬

оперирован от начала до конца. И мы предоставим много работы

хирургам»5.
Но, несмотря на это, он был евреем, и еще более антисемит¬

ский характер, который приобрела политика русского правитель¬

ства после того, как Плеве возглавил министерствово внутренних

дел, бесил его. Особенно тяжело на него подействовал Кишинев¬

ский погром 1903 года, во время которого 45 евреев было убито,

86 тяжело ранено или изувечено, а 500 легко ранено. Погром был
68

спровоцирован русскими властями, если не прямо организован

ими. Отряды еврейской самообороны были разоружены, а бойцы

арестованы в первый день погрома. Три дня дикая озверевшая

толпа издевалась над беззащитными людьми. Были зафиксирова¬

ны случаи, когда людям вбивали гвозди в голову и выкалывали

глаза, женщинам распарывали живот и отрезали груди, маленьких

детей выбрасывали с чердаков, разбивая им головы о камни. Как

многие еврейские погромы в России, Кишиневский погром про¬

ходил во время православной Пасхи, так что старая антисемитская

легенда о ритуальных убийствах христианских младенцев с целью

использования их крови для приготовления еврейской мацы, с

большим основанием применима против православных христиан,

поскольку не был найден ни один христианский младенец, убитый

евреями, а еврейских младенцев, убитых озверелыми русско-мол¬

давскими толпами в 1903 году, было довольно много. XX век уви¬

дит еще много таких кровавых событий, по сравнению с которыми

Кишиневский погром покажется детской забавой. Но в 1903 году

великие гуманистические традиции прошлого еще не были заме¬

нены более «прогрессивными взглядами», и погром вызвал взрыв

невероятного возмущения в мире. Все называли имя одного чело¬

века, ответственного за погромы — Плеве. В их числе был и Азеф.

Он буквально рвал и метал, обвиняя Плеве за Кишиневский по¬

гром. Причем эту злобу он выражал не только в беседах с товари¬

щами по партии, где ненависть к Плеве была общим местом, но

в разговорах со своими полицейскими начальниками. Ратаев писал
об	этом: «Второй повод неудовольствия был серьезнее. В апреле
1903	года разразился в Кишиневе еврейский погром... Сколь ни

странно, что Азеф, служивший с 1892 года и все время находив¬

шийся в сношениях с высшими чинами государственной полиции,

мог поверить такому очевидному, нелепому вздору (о том, что по¬

лиция организовала погром), тем не менее это было так. Он ему

поверил вполне... Оказывается, еще до отъезда из Петербурга Азеф

беседовал на ту же тему с Зубатовым. Последний мне передавал,

что Азеф, говоря о погроме, трясся от ярости и с ненавистью го¬

ворил о В.К.Плеве, которого он считал его главным виновником»6.
В.Чернов считал, что антисемитизм Плеве был одной из глав¬

ных причин деятельности Азефа против него: «Не тот ли факт, что

Плеве, оплот антисемитизма, отец еврейских погромов, хотя от¬

части движет им впоследствии при настойчивой работе против

последнего»7. Вторая жертва Азефа, великий князь Сергей Алек¬

сандрович, был таким же символом антисемитизма, как и Плеве.

Назначенный в 1891 году московским генерал-губернатором, он

заявил, что его главная цель «оградить Москву от евреев». В 1891 —

1892 годах из Москвы были высланы более 20 тысяч евреев из 35-

тысячного еврейского населения города. Многие из них были вы¬

сланы по этапу зимой вместе с уголовными преступниками, что

привело к многочисленным смертям.
Я.Мазе, узнав через много лет, кем был на самом деле его

сосед по даче, писал: «Я не сомневаюсь, что он обманул прави¬

тельство, на которое работал только в том, что касается Сергея
69

Александровича и Плеве. Это не случайно, это месть со стороны

еврея по отношению к большим преследователям и ненавистни¬

кам еврейского народа... Не зря говорили наши мудрецы: "Мир его

праху". Еврей, даже согрешив, остается евреем»8. Интересно, что

в революционной среде после разоблачения Азефа в некоторых

нападках на него отчетливо звучали антисемитские нотки. Так,

Г.Лопатин в показаниях судебноследственной комиссии говорил:

«По-моему, Азеф вовсе и не изменник и не предатель; это вовсе

не человек, который когда-нибудь был революционером, а потом

изменил, нет. Этот человек, который совершенно сознательно вы¬

брал себе профессию полицейского агента, точно так же, как люди

выбирают себе профессию: врача, адвоката и т.п. Это практичес¬

кий еврей, почуявший, где можно больше заработать, и выбрав¬

ший себе такую профессию»9.
В измене Азефа своему полицейскому руководству сыграло

роль и то, что среди революционеров Азеф пользовался все боль¬

шим уважением, а в полицейских кругах ему как еврею приходи¬

лось переносить не одну презрительную насмешку. На это обсто¬

ятельство указывал В.Чернов10. Антисемитизм в полицейском

мире был очень силен. В секретной полицейской инструкции

прямо говорилось, «...что лица еврейского происхождения допус¬

каются к провокаторской роли (где нужна продажность) и не до¬

пускаются к роли филера (от которого требуется правдивость,

усердие, верность присяге и целый реестр разных похвальных ка¬

честв)»11. Антисемитские настроения и взгляды в жандармской и

полицейской среде были как бы само собой разумеющимися. Для

того, чтобы понять, насколько далеко они заходили, мы приведем

отрывок из воспоминаний одного из самых умных офицеров жан¬

дармерии и охранки А.Спиридовича, который на склоне лет в

эмиграции вспоминал годы своей службы в Вильне армейским

офицером. Он вспоминает как боялись в офицерских семьях ос¬

тавлять детей одних во время еврейской Пасхи: «Религиозная

рознь существовала несомненно, но тогда она не обострялась, но

перед каждой Пасхой шли разговоры о том, что опять какая-то ев¬

рейка где-то скрала или пыталась скрасть какого-то христианского

мальчика для надобности своей Пасхи. Кто, где, что и как, никто

не знал, и почти в каждой офицерской семье, где был ребенок,

мальчик, перед каждой Пасхой предупреждали денщика, чтобы он

лучше смотрел за ребенком и одного его за ворота не отпускал.

Детей воруют. Так говорили, такова была людская молва. Кем и

чем она питалась, нас тогда не интересовало. Городское население

этому верило, верили и мы, верили и солдаты, и офицеры»12.
Но была еще одна причина, сыгравшая довольно важную роль

в столь подчас трудно объяснимом поведении Азефа. Этой причи¬

ной являлись его политические взгляды. Я ни в коем случае не

хочу делать из Азефа идеалиста. Он был платным агентом поли¬

ции, и ради своих личных, шкурных интересов был готов на

многое, но тем не менее у него были свои взгляды, политические

убеждения, и они играли в его поведении определенную роль.
70

В первые месяцы своего пребывания за границей Азеф был на¬

строен довольно сдержанно, выступал против крайних методов ре¬

волюционной борьбы и примыкал к умеренному марксистскому

кружку, а в то время марксистами были и будущий лидер россий¬

ского либерализма П.Струве, и в будущем крупные религиозные

философы С.Булгаков, Н.Бердяев. Став агентом охранки, Азеф по

ее поручению изображал из себя сторонника крайних террористи¬

ческих форм борьбы. Какими же были в это время его настоящие

взгляды и как они влияли на его поведение?
А.Герасимов, начальник Петербургского охранного отделения,

которому приходилось много общаться с Азефом, писал: «По

своим взглядам Азеф был умеренным человеком, не левее умерен¬

ного либерала. Он всегда резко, иногда даже с нескрываемым раз¬

дражением, отзывался о насильственных революционных методах

действия. Вначале я этим заявлениям не вполне доверял. Но затем

убедился, что они отвечают его действительным взглядам. Он был

решительным противником революции и признавал только рефор¬

мы, да и то проводимые с большой последовательностью. Почти

с восхищением он относился к аграрному законодательству Сто¬

лыпина и нередко говорил, что главное зло России — в отсутствии

у крестьян собственности»13.
Но, может быть, Азеф хотел выглядеть человеком умеренных

взглядов со своими полицейскими руководителями? Пожалуй,

самое любопытное заключается в том, что и в беседах со своими

товарищами по партии он с некоторыми поправками высказывал

те же самые взгляды. Его многолетний соратник по деятельности

в ЦК В.Чернов вспоминал: «По взглядам своим он занимал в ЦК

крайне правую позицию, его шутя нередко называли "кадетом с

террором". Социальные проблемы он отодвигал в далекое будущее

и в массовое движение как в непосредственную революционную

силу совершенно не верил. Единственно реальной признавал в

данный момент борьбу за политическую свободу, а единственно

действенным средством, которым располагает революция тер¬

рор»14. Нужно отметить, что для партии социалистов-революцио¬

неров, в отличие от социал-демократов, была характерна, как они

сами говорили, «широта» мировоззрения. Чернов писал о том, что

каждый, вступавший в партию эсеров, «...был волен обосновать

свое присоединение к ней материалистически или идеалистичес¬

ки, марксистски или антимарксистски, религиозно или антирели¬

гиозно»15, но взгляды Азефа были все-таки чересчур либеральны¬

ми даже при всей эсеровской широте.
Наиболее подробно Азеф выразил свои взгляды на собрании у

Гоца в октябре 1905 года, когда после ознакомления с Манифес¬

том 17 октября у Гоца в Женеве собрались эсеры и решали, что

делать дальше. «Толстый [Азеф] сделал удивившее многих заявле¬

ние: он, в сущности, только попутчик партии, как только будет

достигнута конституция, он будет последовательным легалистом и

эволюционистом. Всякое революционное вмешательство в разви¬

тие стихии социальных требований масс он считает гибелью, и на

этой фазе движения оторвется от партии и порвет с нами. Дальше
71

идти нам не по дороге»16. Такая позиция — совершенно исключи¬

тельная в эсеровской партии — не помогала Азефу в партийной

карьере. Часто при голосовании в ЦК он при своих умеренных

взглядах оставался в меньшинстве, а иногда и в гордом одиноче¬

стве. Казалось бы, агент полиции не должен выделяться своими

взглядами в революционной партии, а если уже выделяется, то в

сторону крайней ортодоксальной революционности, но в этом

случае мы наблюдаем обратную картину: «Он никогда не пытался

приблизить свои взгляды к партийной "равнодействующей", на¬

против, каждое новое событие было для него поводом упрямо ут¬

верждать, что он один против всех был прав»17. Согласно своим

либеральным взглядам он упорно толкал партию на объединение

в борьбе против самодержавия со всеми либеральными и револю¬

ционными кругами, против чего решительно выступали экстре¬

мистские круги в революционном движении вообще (большевики)

и в его собственной партии, В том числе с другой стороны, против

этого возражало его собственное полицейское руководство, опа¬

савшееся, что в случае объединения всех революционных сил ре¬

волюция победит (что и произошло в феврале 1917 года). Поэтому

ДП приказывало всем своим агентам в различных революционных

партиях всячески препятствовать их объединению и всемерно спо¬

собствовать расколу в рядах революционеров. Агентам ДП предпи¬

сывалось мешать объединению меньшевиков и большевиков и

поддерживать крайнюю нетерпимость ленинской фракции. Имен¬

но на этом настаивало полицейское руководство, и именно в

таком духе действовал крупнейший полицейский агент в больше¬

вистской партии, любимец В.Ленина Р.Малиновский.
Поэтому деятельность Азефа по объединению всех оппозици¬

онных сил выглядит крайне странно. Он был одним из инициато¬

ров совещания оппозиционных и революционных партий, проис¬

ходившего в Париже с 30 сентября по 9 октября 1904 года. В со¬

вещании участвовали: «Союз освобождения», представленный
В.Богучарским, князем П.Долгоруковым и П.Струве; польская

партия национальных демократов, ее представителем был руково¬

дитель партии Р.Дмовский, финская партия Активного сопротив¬

ления, ее представлял Конни Циллиакус; социалисты-революцио¬

неры, ее представителями были В.Чернов, М.Натансон и Е.Азеф,

а также польские и латышские социалисты, армянские и грузин¬

ские социалисты-федералисты. Азеф делал все от него зависящее

для того, чтобы конференция не сорвалась, когда левые и либера¬

лы не могли договориться по ряду вопросов. Например, будущий

лидер кадетов П.Милюков выступил против требования о замене

самодержавия «свободным демократическим строем на основе все¬

общей подачи голосов»: его смущала «всеобщая подача голосов»,

и он предлагал ее ограничить если не имущественным, то хотя бы

образовательным цензом. Это вызвало бурю возмущения в рево¬

люционном лагере. Чернов требовал от своих товарищей по деле¬

гации немедленного ухода с конференции. Более умеренно на¬

строенный, стремившийся в объединению всех сил в борьбе с

самодержавием, М.Натансон также считал, что на формулу П.Ми-
72

люкова соглашаться нельзя, но, в отличие от Виктора Чернова, он

предложил отложить конференцию на время, чтобы дать возмож¬

ность всем участниками обсудить спорные вопросы в своих пар¬

тийных организациях, а потом собраться вновь. И только Азеф

«стоял за то, чтобы довести конференцию до конца во что бы то

ни стало, иначе говоря, довольствоваться тем ее итогом, который

удастся получить»18. В конце концов прав оказался Азеф, другие

члены делегации «Союза освобождения» выступили против Милю¬

кова, и общая резолюция была выражена во вполне приемлемом

для эсеров духе. Такая позиция Азефа вызвала против него боль¬

шое озлобление в радикальных кругах партии. Его открыто назы¬

вали «подлецом, негодяем и иными столь милыми эпитетами, про¬

давшим партию»19. Наслушавшись подобных комментариев, Азеф

говорил П.Ивановской на праздновании нового 1905 года в Жене¬

ве: «Они говорят, будто одна партия в состоянии сделать револю¬

цию, добиться чего-нибудь существенного исключительно своими

силами. Наша партия, да и никакая другая, существующая в дан¬

ное время в России, не так сильна, чтобы без союза и без общих

усилий могла свалить могучую организацию самодержавия»20.
А.Герасимов и Б.Николаевский совершенно справедливо счи¬

тали, что абсолютно непонятно, как человек с подобными взгля¬

дами мог быть членом ЦК партии социалистов-революционеров21.

Мы считаем, что и в своей террористической деятельности Азеф

в какой-то степени руководствовался своими политическими

взглядами. Пока самодержавие было непоколебимо, он вел с ним

решительную борьбу, убивая его наиболее реакционных предста¬

вителей. Его последним осуществленным терактом было покуше¬

ние на московского генерал-губернатора Ф.Дубасова (подавившего

Московское декабрьское вооруженное восстание) в апреле 1906

года. После этого теракта Азеф верой и правдой служил Столы¬

пинскому режиму, расстраивая основные террористические поку¬

шения. Мы еще поговорим о различных причинах его нового

перехода на сторону правительства, но, с нашей точки зрения,

одной из основных было его почти полное согласие с политичес¬

кой линией Столыпина, с которым он будет довольно тесно со¬

трудничать и о котором он будет очень высокого мнения. Азеф

выполнил свое предостережение эсеровским руководителям: после

достижения конституции «дальше идти... не по дороге».
На наш взгляд была еще одна причина его активной террорис¬

тической деятельности — среди руководства своей партии он был

необыкновенно популярным человеком и должен был поддержи¬

вать эту репутацию. Нам сегодня даже трудно представить себе

размеры той славы и популярности, уважения и поклонения, ко¬

торыми он пользовался в революционном движении, особенно в

кругах эсеровской партии. Во время суда между представителями

эсеровского ЦК и В.Бурцевым Савинков, уже выслушав более чем

достаточно для того, чтобы засомневаться в невиновности Азефа,

заявил: «Я обращаюсь к Вам, Владимир Львович, как к историку

русского освободительного движения, и прошу Вас после всего,

что мы вам рассказали о деятельности Азефа, сказать нам совер¬
73

шенно откровенно, есть ли в истории русского освободительного

движения, где были Гершуни, Желябовы, Сазоновы, и в освобо¬

дительном движении других стран более блестящее имя, чем имя

Азефа?»22
Бурцев был вынужден признать: «Нет...я не знаю в русском ре¬

волюционном движении ни одного более блестящего имени, как

Азефа. Его имя и деятельность более блестящи, чем имена и дея¬

тельность Желябова, Сазонова, Гершуни, но только ...при одном

условии, если он честный революционер, но я убежден, что он

провокатор, агент полиции и величайший негодяй»23.
Азеф был честолюбив, и его слава, положение в партии льсти¬

ли ему, заставляли заботиться о поддержании своей репутации на

том необыкновенно высоком уровне, куда он был вознесен как

убийца Плеве. А тех, кто, не разделяя общепринятых в эсеровской

среде взглядов, недолюбливал его, он обезвреживал своим специ¬

фическим путем — он их выдавал ДП, представляя их опасными

террористами, хотя многие из них были противниками террора.
Мы постарались подробно ответить на вопрос, почему Азеф

убил Плеве, теперь постараемся выяснить, как ему удалось это

сделать, как допустил ДП, что его платный сотрудник организовал

убийство министра внутренних дел. Что вообще собой представля¬

ла русская политическая полиция в конце XIX — начале XX века?
Примечания
1	Новицкий В. Из воспоминаний жандарма. М., 1929. С. 212.
2	Николаевский Б. История одного предателя. С. 77—78.
3	Мазе Я. Воспоминания. Т. 4. Тель-Авив, 1936. С. 98. (Воспоминания

опубликованы на иврите).
4	Там же. С. 99.
5	Там же.
6. Ратаев Л. Указ. соч. С. 152—153.
7	Чернов В. Перед бурей. С. 181.
8	Мазе Я. Указ. соч. С. 108.
9	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 128. Л. 146.
10	Чернов В. Перед бурей. С. 181.
11	Там же.
12	Спиридович А. Записки жандарма. М., 1991. С. 26.
13	Герасимов А. На лезвии с террористами. Париж, 1985. С. 144.
14	Чернов В. Перед бурей. С. 177. Иногда Азеф высказывался очень от¬

кровенно и о святая святых русского революционного движения — со¬

циализме, причем даже не в разговоре с близкими друзьями по эсе¬

ровскому ЦК, которые ему все прощали, а с людьми, с которыми у

него были не самые лучшие отношения. Так, известному народничес¬

кому публицисту А.Пешехонову Азеф как-то сказал: «Неужели вы ве¬

рите в социализм? Это нужно, конечно, для молодежи, для рабочих,

но не для нас с вами». Пешехонов был потрясен: «Я социалист! Да и

вы принадлежите к социалистической партии». Он даже думал порвать

с Азефом, настолько этот разговор произвел на него тяжелое впечат¬

ление. (Пешехонов А. Указ. соч. С. 63.)
74

15	Чернов В. Перед бурей. С. 195.
16	Там же. С. 228.
17	Там же. С. 178.
18	Там же. С. 211.
19	Ивановская П. Указ. соч. С. 104.
20	Там же. С. 104—105.
21	Герасимов А. Указ. соч. С. 144.
22	Бурцев В. В погоне за провокаторами. М., 1989. С. 44.
23	Там же.

Глава 7.
РУССКАЯ ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПОЛИЦИЯ

В КОНЦЕ XIX - НАЧАЛЕ XX ВЕКА
Борьбу с революционным движением Министерствово внут¬

ренних дел вело, в первую очередь, при помощи подчинявшегося

ему Отдельного корпуса жандармерии. Министр внутренних дел

был шефом корпуса. Корпус жандармерии делился на три части.

Первая состояла из имевшихся в каждой губернии жандармских

управлений. Жандармские управления следили за политическим

порядком на территории своих губерний, вели дознания и рассле¬

дования. Жандармские офицеры работали и в охранных отделени¬

ях, которые к концу XIX века существовали в трех городах: в Пе¬

тербурге, в Москве, в Варшаве, — занимались политическим сыс¬

ком и подчинялись на местах губернаторам, а в центре — ДП.
Вторая часть корпуса была сведена в жандармские управления

и несла свою службу исключительно в полосе железных дорог, ис¬

полняя функции общей и политической полиции. Третья часть —

жандармские дивизионы существовали во всех губерниях. Офице¬

рами жандармерии могли быть лица, отвечавшие следующим тре¬

бованиям: они должны были быть обладателями потомственного

дворянства, не быть католического вероисповедания, окончить

военное или коммерческое училище по первому разряду, прослу¬

жить в армии не менее шести лет, не иметь долгов. Лиц, отвечав¬

ших этим требованиям, заносили в список кандидатов на службу

в корпус (желающих всегда было более чем достаточно). Затем их

вызывали в Петербург; после четырехмесячного курса они сдавали

экзамен. В случае успешной сдачи экзамена их направляли на

службу в жандармские управления и охранные отделения.
К концу XIX века жандармские управления были совершенно

не в состоянии противостоять волне революционного движения.

Л.Ратаев, хорошо изучивший этот предмет изнутри, писал: «Во

главе этих управлений стояли заслуженные полковники и генера¬

лы, воспитанные в старинных традициях корпуса жандармов,

люди в большинстве своем почтенные, но совершенно незнакомые

с современными требованиями политического сыска. Секретной

агентуры и вольнонаемного сыска не существовало нигде, наблю¬

дение же в крайнем случае осуществлялось переодетыми жандарм¬

скими унтер-офицерами, которые, одеваясь в штатское платье,

иногда забывали снять шпоры (факт)»1.
Сотрудник С.Зубатова А.Спиридович после ревизии губернско¬

го жандармского управления в Тифлисе писал в своем отчете:

«Агентурные силы управления составляют два постоянных сотруд¬
76

ника, освещающих круги железнодорожных рабочих, и полуинтел-

лигент, вращающийся в городской среде. Кроме того, есть еще ра¬

бочий и женщина-интеллигентка, работающие по мере надобности

отдельно... В качественном отношении агентура не может быть на¬

звана хорошей. И действительно, помимо недостатков в доставля¬

емых сведениях, на основании которых дан подобный отзыв, при¬

шлось узнать следующие характерные факты, едва ли известные

заведующему: один сотрудник, работая на управление, дает в то же

время сведения железнодорожным жандармам. Другой ведет себя

крайне неосторожно, одевается слишком хорошо для рабочего и

считает возможным раскланиваться на гулянии в саду с жандарм¬

ским офицером»2.
Эффективная борьба с революционерами велась только в Мос¬

ковской и Петербургской губернии, а также в Царстве Польском,

то есть там, где существовали охранные отделения. Поэтому рево¬

люционеры часто предпочитали действовать вне пределов досяга¬

емости охранных отделений; например, крупные эсеровские орга¬

низации были созданы в Саратове, в Минске, на юге, где они себя

чувствовали в относительной безопасности. Постепенно роль

центрального розыска в борьбе с революционным движением по

всей России стало играть Московское охранное отделение. Это

произошло как в силу его географической расположенности в

центре России, так и благодаря талантливому руководителю Мос¬

ковского охранного отделения полковнику Сергею Зубатову. Со¬

трудничавший в молодости с одним революционным кружком в

Москве, он в письме Бурцеву так определял свои политические

воззрения в то время: «писаревец, культурник-идеалист»3. В это

время по своим политическим взглядам он был убежденным мо¬

нархистом (как только он узнал в Москве о Февральской револю¬

ции, он пустил себе пулю в лоб). Типичный интеллигент по своей

внешности и поведению, он был белой вороной среди своих кол¬

лег. Зубатов сыграл огромную роль не только в деятельности ДП

и охранных отделений, но и во всей внутренней политике Россий¬

ской империи. Штатский человек, назначенный за свои выдаю¬

щиеся полицейские таланты начальником Московского охранного

отделения (единственный случай, когда штатский, а не офицер

жандармерии возглавил охранное отделение), он поставил русский

политический сыск на новый уровень. Один из деятелей охранно¬

го отделения П.Заварзин вспоминал: «Зубатов был одним из не¬

многих правительственных агентов, который знал революционное

движение и технику розыска. В то время политический розыск в

империи был поставлен настолько слабо, что многие его чины не

были знакомы с элементарными правилами той работы, которую

они вели, не говоря уже об отсутствии умения разбираться в про¬

граммах партий и политических доктринах. Зубатов первый поста¬

вил розыск в империи по образцу западноевропейскому, ведя сис¬

тематическую регистрацию, фотографирование, конспирацию

внутренней агентуры»4.
Основное значение в борьбе с революционным движением
С.Зубатов придавал внутренней агентуре. Своим помощникам он
77

внушал буквально благоговейное отношение к агентам в револю¬

ционном лагере. А.Спиридович приводит в своих записках просто

гимн агентам полиции, исполненный Зубатовым: «Вы, господа,

должны смотреть на сотрудника, как на любимую женщину, с

которой находитесь в нелегальной связи. Берегите ее, как зеницу

ока, один неосторожный шаг, и вы ее опозорите. Помните: про¬

вал сотрудника для вас лишь некоторый ущерб по службе, для

него же смерть гражданская, а часто и физическая. Проникнитесь

этим, поймите это, отнеситесь к этим людям так, как я советую,

и они поймут вас, доверятся вам, и будут работать с вами честно

и самоотверженно. Штучников гоните прочь, это не работники,

это продажные шкуры. С ними нельзя работать... никогда никому

не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству.

Сами забудьте его настоящую фамилию, помните только по псев¬

дониму»?.
Зубатов систематически и целенаправленно вел поиски таких

сотрудников. После каждой волны арестов он подолгу беседовал с

теми из арестованных, которых, как ему казалось, можно исполь¬

зовать в будущем. Эти беседы трудно назвать допросами. Это были

беседы о судьбах России за стаканом чая, в которых Зубатов

страстно и убежденно внушал собеседникам свои политические

взгляды, стараясь обратить их в единомышленников. Зубатов ис¬

кренне верил в возможность классового сотрудничества, даже в

примирение национальностей под эгидой монархии. Уже после

отставки он писал своему коллеге по политическому сыску, только

«революционному» (см. ниже) В.Бурцеву: «Между тем с той и с

другой стороны в большинстве встречаются прекрасные личности.

Начиная в 1897 года я пытался найти почву для примирения. Для

этого я сам беседовал с арестованными, изучал их, дружился с

ними, докладывал о результатах своих сношений с ними верхам,

ломал с ведома последних целые дела, взывал к реформам, дока¬

зывая выгодность всего этого с полицейской точки зрения... Сам

я верил и верю, что правильно понятая монархическая идея в со¬

стоянии дать все нужное стране при развязанности общественных

сил, причем без крови и прочих мерзостей»6.
Своим напором, искренностью, самим своим обликом типич¬

ного русского интеллигента, ничего общего не имеющего с обли¬

ком жандарма, каким революционеры его себе представляли, Зу-

батову удалось привлечь к работе многих людей, убедив вчераш¬

них революционеров, что только совместная деятельность с пра¬

вительством может помочь русскому рабочему классу или евреям

добиться осуществления своих прав. Ряд революционеров поверил

Зубатову, среди них наиболее известной была бундовка до ареста,

затем один из руководителей и создателей зубатовской Еврейской

независимой рабочей партии Маня Вильбушевич, в будущем сыг¬

равшая значительную роль в Палестине, в движении «Ха-шомер

ха-цаир». Зубатов был искренен и, что странно для такого зубра

охранки, наивно верил в возможность достижения классового

мира.
78

Несовместимость зубатовских рабочих организаций с реалиями

политического строя России вызвала кровавые события девятого

января, а многие из людей, в какой-то момент поддавшись его до¬

водам, стали потом злейшими врагами монархической России,

часто мстя ей за свою минутную слабость, как было в случае с

Гершуни.
Когда Азеф приехал в Москву, Зубатов и его учреждение были

на вершине славы и успеха. В 1894 году московское охранное от¬

деление разфомило созданную М.Натансоном и действовавшую

по всей стране социально-революционную партию «Народное

право». Деятельность Зубатова распространялась даже на Петер¬

бург, где в 1896 году московские охранники раскрыли типографию

группы народовольцев. Успех московского охранного отделения во

многом объяснялся прекрасным сочетанием внутреннего наблюде¬

ния (через секретных агентов) с наружным. Руководил наружным

наблюдением довольно своеобразный человек в мире русской ох¬

ранки — Е.Медников. Герасимов писал о нем: «Колоритная это

была фигура. Бывший унтер из торговцев, малограмотный, но с

природной ярославской сметкой, пронырливый и хитрый»7. Дру¬

гой охранник, А.Спиридович, характеризовал его следующим об¬

разом: «Природный ум, хитрость, сметка, трудоспособность и на¬

стойчивость выдвинули его. Он принял филерство, как наряд на

работу и прошел его своим горбом, и скоро сделался подрядчи¬

ком, инструктором и контролером. Он создал в этом деле свою

школу, медниковскую «евстраткину школу», которая в своем боль¬

шинстве была из солдат. Он знал и понимал их хорошо, умел и

разговаривать, ладить и управляться с ними»8.
Кроме московского отряда филеров он создал летучий филер¬

ский отряд ДП, работавший по всей стране. Филеры Медникова

преследовали революционеров повсюду. «Медниковский филер

мог пролежать в бане под ванной, когда понадобилось, целый

вечер. Он мог долгими часами выжидать на жутком морозе наблю¬

даемого с тем, чтобы проводить его домой и узнать, где он живет.

Он мог без багажа вскочить в поезд за наблюдаемым и уехать вне¬

запно, часто без отдыха, за тысячи верст. Он попадал за границу,

не зная языков, и умел вывертываться. Его филер стал извозчиком

так, что самый опытный профессиональный революционер не мог

признать в нем агента. Умел он изображать из себя торговца спи¬

чек и вообще лоточника. По надобности мог прикинуться он ду¬

рачком и поговорить с наблюдаемым, якобы проваливая себя и

свое начальство. Когда же служба требовала, он с полным само¬

отвержением продолжал наблюдение даже за боевиком, зная, что

рискует при провале получить на окраине города пулю браунинга

или удар ножа, что и случалось»9.
Своих успехов московское охранное отделение добилось с

очень небольшим количеством сотрудников: Зубатов, четыре жан¬

дармских офицера, четыре чиновника, «ученый еврей», занимав¬

шийся делами, связанными с чертой оседлости, уличные агенты —

филеры — и охранная команда. А.Герасимов, начальник петербур-

ского охранного отделения в 1905—1909 гг. считал, что «аппарат
79

охранного отделения был очень велик... уличные агенты (филеры,

свыше 200 человек), охранная команда (около 200 человек); чины

канцелярии (около 50 человек), 12—15 жандармских офицеров и 5

чиновников для особых поручений»10. Зная, как были раздуты

штаты КГБ, мы можем только поражаться, что охранное отделе¬

ние с такими небольшими силами, вело часто успешную борьбу с

революционерами, организованными в десятки партий, многочис¬

ленные боевые отряды.
Именно у Зубатова Азеф прошел школу охранной деятельнос¬

ти, именно под его руководством он стал из мелкого агента, одно¬

го из тысячи агентов, наводнявших все революционные организа¬

ции, крупнейшим агентом Российской политической полиции11.

Но именно Азеф показал всю порочность системы Зубатова для

охраны русской государственности. Пока он действовал в Москве

под контролем Зубатова, он верой и правдой служил охранке, но

за границей под руководством Ратаева он стал очень много скры¬

вать. В 1902—1903 году Зубатов служил в Петербурге. Он стал на¬

чальником особого отдела ДП. Когда его бывший агент бывал в

России, он подчинялся непосредственно ему. Зубатов уже тогда

начал понимать, что Азеф говорил далеко не все, но раскусить до

конца Азефа он не смог. С Ратаевым, которого хорошо знавший

его Спиридович характеризовал следующим образом: «Красивый

светский Дон Жуан, любитель театров... слывший в Петербурге

под кличкой "корнета Отлетаева"»12, — Азеф мог сделать все, что

хотел, вытягивал из него любые сведения и вообще превратил ДП

в прикрытие своей террористической деятельности. Интересно,

что Зубатов предвидел и неоднократно внушал своим офицерам,

«что в работе сотрудника, как бы он вам ни был предан и как бы

честно он ни работал, всегда рано или поздно наступает момент

психического перелома... не прозевайте этого момента. Это мо¬

мент, когда вы должны расстаться с самим сотрудником. Он боль¬

ше не может работать, ему тяжело. Отпускайте его. Расставайтесь

с ним. Выведите его осторожно из революционного круга, устрой¬

те его на легальное место и схлопочите ему пенсию, сделайте все,

что в силах человеческих, чтобы отблагодарить его и расстаться с

ним по-хорошему»13.
Но именно этот момент у своего агента Азефа Зубатов пропус¬

тил. Это тем более удивительно, что после того, как Азеф с нена¬

вистью говорил с Зубатовым о Плеве, Зубатов был обязан понять,

что с агентом не все в порядке. В своем письме к А.СпириДовичу

в 1916 году Зубатов своеобразно описывал свои отношения с Азе¬

фом в 1903 году: «...но все же любопытно, как Азеф мог проаген-

турить до 1908 года, когда мы с ним разругались еще в 1903 перед

моим уходом из Департамента. Что могло усыпить у ДП мои от¬

крыто выраженные А.Лопухину сомнения в допустимости его так¬

тики... ведь я нарочно арестовывал его (Азефа. — Авт.) кружки без

совета с ним. А уходя, помню, слышал, что на него за провалы ко¬

сятся»14.
Почему такой странный способ борьбы с секретным сотрудни¬

ком у всесильного начальника особого отдела ДП? Почему он не
80

расстался с ним «по-хорошему»? Ведь его действия привели только

к тому, что Азеф получил прекрасный предлог скрывать часть важ¬

ной информации, ссылаясь на то, что с его сведениями обраща¬

ются неосторожно и тем самым ставят его под удар.
Летом 1903 года, в Одессе произошла крупная забастовка, в ор¬

ганизации которой большую роль сыграло местное отделение зу-

батовской Еврейской независимой рабочей партии. Кроме того,

Плеве узнал о некоторых действиях Зубатова совместно с С.Витте,

направленных против него. Плеве после бурного выяснения отно¬

шений с Зубатовым, приказал уволить его со службы. Зубатов был

арестован и выслан во Владимир под надзор полиции с запреще¬

нием въезда в столицу.
Назначение Зубатова и Медникова в Петербург (Медников воз¬

главил службы наружного наблюдения по всей империи) привлек¬

ло к перестройке все охранные службы империи по замыслу Зуба¬

това. В августе 1902 года В.Плеве утвердил постановление о созда¬

нии восьми розыскных пунктов: в Вильне, Екатеринославе, Каза¬

ни, Киеве, Одессе, Саратове, Тифлисе, Харькове, которые затем

были преобразованы в охранные отделения. В 1908 году существо¬

вало 31 губернское охранное отделение и 8 районных, деятельность

которых распространялась на территории нескольких губерний.

Эта система едва начала создаваться, как был уволен в отставку ее

творец С.Зубатов. В августе 1903 года он был заменен на посту на¬

чальника особого отдела подполковником Сазоновым, которого в

ноябре сменил Н.Макаров. Л.Ратаев писал о нем: «Это был человек

способный и трудолюбивый, но прежней своей деятельностью

ничем не подготовленный к занятию этой специальной должности,

в особенности в такое тревожное время»15. Такие же перестановки

переживало и петербургское охранное отделение. В 1903 году ди¬

ректором ДП был назначен представитель одной из самых извест¬

ных аристократических фамилий А.Лопухин, который до этого был

прокурором Харьковской судебной палаты. Лично преданный

Плеве, Лопухин во взглядах по многим вопросам расходился с ним:

в отличие от Плеве, например, он высоко оценивал шансы револю¬

ции на победу. Аристократу по происхождению, либералу по поли¬

тическим взглядам, ему претило использование секретных агентов,

к которым у него были «особенно прочные антипатии», а наиболее

сильная была Азеф. Ему приходилось, конечно, по роду службы

иметь с ними какие-то отношения, но он тяготился ими и исполь¬

зовал агентов совершенно иначе, чем его начальник Плеве и его

подчиненный Зубатов. Противоречия в таком важном вопросе

также влияли на эффективность работы политической полиции

России. Реформы и перестановки проходили в условиях нараста¬

ния революционного движения, активизации террора; Ратаев так

определил положение политической полиции в 1903—1904 гг.:

«Она походила на армию, которая перевооружается и занимается

обучением новобранцев под огнем неприятеля»16.
Мы уже писали о том, насколько беспомощно вела себя ох¬

рана Плеве. Ею руководил бывший начальник Петербургского ох¬

ранного отделения Скандраков, который был совершенно незави¬
81

сим от ДП и подчинялся исключительно Плеве. Вообще вид вы¬

езда Плеве привлекал внимание террористов, а меры безопаснос¬

ти, которые принимались во время его проезда по улице вряд ли

были достаточными. Ведшая наблюдение за выездами Плеве

П.Ивановская так их описывала: «За эти недели два раза при¬

шлось иметь возможность встретить фон Плеве. Трудно было не

узнать этого бюрократа, только слепой бы не заметил той помпы,

которая сопровождала его проезд. Весь путь, как по волшебству,

принимал какой-то театральный вид. От низшего полицейского

чина до полицейского высокого ранга, умноженных во много раз,

все в блестящих новеньких мундирах, все вытягивались в струнку,

одергивая мундиры, поправляя шапки, точно готовясь к смотру,

охорашиваясь, а главное и самое приметное, все они поворачивали

как по команде голову в ту сторону, откуда должен был ехать

Плеве. Между этими вертящимися чинами полиции в недалеком

расстоянии ходили изящные джентльмены с тросточками и с не¬

брежным независимым видом — филеры. Через 5—10 минут явно

послышался грохот шумно мчащейся кареты. Позади нее шагах в

10 на чудном рысаке сидел сыщик еврейской наружности... карета

пролетела так близко мимо меня, что чуть не задела колесами. В

окне, подавшись немного вперед, виднелось характерное лицо

Плеве... Эта встреча и возможность уцелеть среди целой рати

шпионов укрепляли и обнадеживали наше решение уличного на¬

падения»1'.
В целом можно сделать вывод, что, несмотря на все усилия Зу¬

батова и других руководителей политического сыска, полиция

была явно не в состоянии не только справиться с волной револю¬

ционного движения, но даже гарантировать простую физическую

безопасность руководителям России.
Примечания
1	Ратаев Л. Указ. соч. С. 147.
2	Цит. по: Перегудова 3., Лурье Ф. Царская охранка и провокация // Из
глубины времен. С.-Пб., 1992. С. 57.
3	Козьмин Б. Зубатов и его корреспонденты. М.; Л., 1928. С. 53.
4	Заварзин П. Работа тайной полиции. Париж, 1924. С. 69.
5	Спиридович А. Указ соч. С. 50.
6	Козьмин Б. Указ. соч. С. 64.
7	Герасимов А. Указ. соч. С. 21.
8	Спиридович А. Указ. соч. С. 52.
9	Там же. С. 54-55.
10	Герасимов А. Указ. соч. С. 56.
11	Существуют различные точки зрения о количестве секретных сотруд¬

ников в революционных организациях с 1880 по 1917 г. Видимо, наи¬

более полные данные содержатся в специальной картотеке тайных

агентов, которая велась чиновниками особого отдела ДП. Картотека

содержала сведения на секретных сотрудников не только ДП, но и

местных охранных отделений и жандармских управлений. На каждого

сотрудника заводили несколько карточек. Всего в картотеке 20 тыс.
82

карточек. Видимо, в России в эти годы насчитывалось около 10 тыс.

тайных сотрудников. Есть, однако, и другие данные. Перегудова 3.,

Лурье Ф. Указ. соч. С. 61.
12	Спиридович А. Указ. соч. С. 81.
13	Там же. С. 50.
14	Зубатов С. Письмо к Спиридовичу // Красный архив. Т. 2. 1922. С. 282.
15	Ратаев Л. Указ. соч. С. 159.
16	Там же. С. 161.
17	Ивановская П. Указ. соч. С. 61.

Глава S.
ОТНОШЕНИЕ РУССКОГО ОБЩЕСТВА

К УБИЙСТВУ ПЛЕВЕ
Убийство Плеве произвело потрясающее впечатление на всю

страну. Теперь трудно понять, какое значение имело тогда это

имя и какое впечатление произвело это убийство. Естественно,

больше всех радовались крайне левые группы, особенно социа¬

листов-революционеров. А.Спиридович язвительно писал об этом:

«Бывшие на съезде эсеры справили убийство Плеве такой попой¬

кой, что дело не обошлось без вмешательства полиции»1. Это

было в Швейцарии. Неожиданно выяснилось, что довольны все.

Правая газета «Московские ведомости» прямо обвиняла либера¬

лов: «Либералы и постепеновцы несомненно были заодно с ди¬

намитчиками в систематической вражде к В.Плеве и в сочувст¬

вии, если не в организации катастрофы, то ее результатов»2.

А.Тыркова писала о реакции руководителя «Союза освобождения»

П.Струве: «15 июля 1904 года кто-то по телефону из Берлина со¬

общил Струве, что Плеве убит. Это вызвало в доме редактора

"Освобождения" такое радостное ликование, точно это было из¬

вестие о победе над врагом. Освобожденцы террором не занима¬

лись, но и морального осуждения этому способу политической

борьбы не выносили»3. В вышедшем через несколько дней после

убийства Плеве 52-м номере журнала «Освобождение» была на¬

печатана редакционная статья П.Струве, написанная буквально за

несколько дней до убийства, в которой автор предсказывает этот

русский способ ведения борьбы: «С первых же шагов преемника

убитого Сипягина, назначенного на его место два года тому

назад, вероятность убийства Плеве была так велика, что люди,

понимающие положение и политическую атмосферу России, го¬

ворили: "Жизнь министра внутренних дел застрахована лишь в

меру технических трудностей его умерщвления"»4. Вообще к по¬

литическому террору в России в это время настолько привыкли,

что он как-то вошел в обычай, в привычку. Даже такие полити¬

ческие силы, как, например, либералы, которые более других

должны были осуждать политические убийства, этого не делали.

Террор превратился в обычный метод политической борьбы.

Страна привыкла к террору, к убийству политических противни¬

ков. Осуждались только убийства справа, а слева это были не

убийства, а революционные действия. У А.Тырковой есть пора¬

зительные строки о реакции лидера русских либералов, по все¬

общим отзывам, благороднейшего человека, представителя одной

из наиболее знатных русских аристократических семей, князя
84

Д.Шаховского на беседу с Плеве: «Он был в бешенстве. Я ни¬

когда не видела Шаховского, охваченного таким негодованием.

Он запер за собой дверь, точно за ним кто-то гнался и в упор

глядя на меня ясными сияющими глазами отрывисто сказал:

"Плеве надо убить". Мне стало жутко. Слово "убить" совсем не

вязалось с обликом этого подлинного человеколюбца, этого быв¬

шего толстовца... Шаховского особенно возмутило, что Плеве

хотел угрозами его запугать. "Эти дураки воображают, что нас

можно запугать. Они должны нас бояться, а не мы их. И такие

люди смеют править Россией. Я вам говорю: Плеве пора убить"»5.

Это было сказано за год до убийства Плеве.
Удовлетворение от убийства русских министров испытывали

даже люди, вся жизнь и деятельность которых, казалось, кричала о

недопустимости пролития человеческой крови. В.Короленко рас¬

сказывает об отношении к убийству министров и погрому дворян¬

ских имений J1.Толстого: «Чехов и Елпатьевский рассказывали

мне, что когда ему передали о последнем покушении на Лауница,

то он сделал нетерпеливое движение и сказал с досадой: — И на¬

верно опять промахнулись... Я привез ему много свежих известий.

Я был в Петербурге во время убийства Сипягина... Толстой лежал

в постели с закрытыми глазами. Тут его глаза раскрылись, и он

сказал: — Да, это правда. Я вот... понимаю, что как будто и есть за

что осуждать террор... Ну, вы мои взгляды знаете, и все-таки...

...Потом глаза опять раскрылись, взгляд сверкнул острым огоньком

из-под нависших бровей, и он сказал: — И все-таки не могу не

сказать: это целесообразно. Я удивился этому полуодобрению тер¬

рористических убийств, казалось бы, чуждых Толстому. Когда я

перешел к рассказам о "грабежке", то Толстой сказал уже с види¬

мым полным одобрением: — Молодцы. Я спросил: — С какой

точки зрения вы считаете это правильным, Лев Николаевич? —

Мужик берется прямо за то, что для него важнее всего. А вы разве

думаете иначе?»6
Может быть одобрительное отношение величайшего выразите¬

ля русского национального гения к политическим убийствам и

разгрому дворянских имений лучше, чем что-либо другое показы¬

вает, до какой степени Россия была больна революцией? Или Лев

Толстой был тоже типичным проявлением жидо-масонского заго¬

вора?
Самое любопытное, что и справа Плеве вызывал к себе не

многим лучшие чувства, чем слева. Один из сотрудников В.Плеве,

а в будущем товарищ министра внутренних дел при Столыпине
С.Крыжановский через много лет в эмиграции вспоминал: «Вооб¬

ще же Плеве за два года, проведенные в должности министра

внутренних дел, сумел, сам того не замечая, восстановить против

себя всех и вся, буквально всю Россию: и дворянство, и земство,

и даже чиновничество, начиная с самых ближайших сотрудников,

и объединить все оппозиционные элементы в борьбе против госу¬

дарственности, не приобретая в то же время ни одного союзника

и не укрепив ни государственного строя, ни правительственной

власти даже в организационном отношении. Самая даже весть о
85

трагической кончине Плеве была воспринята в министерстве со

вздохом облегчения. 15 июля мне позвонил по телефону секретарь

главного управления местным хозяйством Щелкунов и радостным

голосом сообщил это известие. Казалось, рассеялся какой-то на¬

висший над всеми кошмар»7.
Ненавидевший Плеве С.Витте даже глумился над его гибелью.

А.Суворин писал в дневнике: «На днях был у Витте. Яростно гово¬

рил о Плеве: "Зачем о нем пишут? Отчего не пишут о кучере? —

кричал он. И погиб Плеве отвратительно. Сипягин был ограничен¬

ный человек, но умер благородно". Удивительно: быть разорван¬

ным миной — "отвратительно", а быть убитым из револьвера —

"благородно"»8.
Кроме родных и близких Плеве, только один человек был

расстроен его смертью — Николай II. В своем дневнике он за¬

писал о его смерти: «Строго посещает нас Господь гневом

своим»9.
Но в целом осуждение курса Плеве было всеобщим. Самый та¬

лантливый публицист из монархического лагеря, в прошлом глав¬

ный идеолог «Народной воли» Л.Тихомиров, писал тогда о Плеве

в своем дневнике: «Все было: ум, характер, честность, деловитость,

опытность... множество людей, преданных государю, России и по¬

рядку предлагали ему свои силы... Он всех слушал, лгал, морочил

всех... Постепенно всех честных людей устранял, а сам только

душил и больше ничего»10.
Полтора месяца пост министра внутренних дел оставался ва¬

кантным. Новый министр внутренних дел, бывший виленский гу¬

бернатор князь П.Святополк-Мирский провозгласил начало ново¬

го курса доверия. По всей стране разрешалось проведение различ¬

ных съездов, собраний, банкетов, в них принимали участие зем¬

ские деятели, представители интеллигенции. На съездах принима¬

лись резолюции с требованием отмены чрезвычайных положений,

прекращения административных репрессий, равенства прав без

различия сословий, национальности и вероисповеданий. Разре¬

шенный Святополк-Мирским Всероссийский съезд потребовал ог¬

раничения царской власти. Революционеры активно использовали

собрания, провозглашали на них открытые революционные резо¬

люции. В Петербурге легально начали выходить марксистская

«Наша жизнь» и народнический «Сын отечества». Страна стреми¬

тельно неслась к революции.
Убийство за два года второго министра внутренних дел имело

еще одно последствие. Государственных руководителей России ох¬

ватила настоящая паника. Многие наверху хотели дать реформы

из-за страха за жизнь государя, за свою жизнь. Пост министра

внутренних дел стал рассматриваться чуть ли не как смертный

приговор, да еще сопровождаемый проклятиями всей страны. В

дневнике жены министра внутренних дел Святополк-Мирского

есть замечательные строки, показывающие настроения среди выс¬

шего руководства страны. На совещании, проходившем в начале

декабря под председательством Николая II по вопросам о рефор¬

мах, у П.Святополк-Мирского была беседа с П.Гессе дворцовым
86

комендантом (занимал эту должность в 1896—1905 гг.), человеком,

очень близким к Николаю II, «Гессе был тоже очень мрачный и

говорил, что Пепке (Святополк-Мирскому) уйти нельзя, что тогда

государя убьют, и Пепка будет себя всегда упрекать. Пепка гово¬

рит, что все равно, кто будет министром: если реформы не сдела¬

ют, все равно убьют»11. Тот же автор рассказывает о беседе, кото¬

рая произошла 20 января 1905 года у бывшего министра внутрен¬

них дел Святополк-Мирского с вновь назначенным на этот пост

А.Булыгиным: «А сегодня он (Булыгин) был у Святополк-Мирско-

го и в отчаянии говорил, что он не соглашался, но Государь ска¬

зал, что я все-таки вас назначил. И он (Булыгин) говорит, что те¬

перь, чего он больше всего хочет — это чтобы поезд сошел с рельс

и чтобы его убило... что, наверно, больше нескольких месяцев он

не останется. Жена плачет. Тоже знамение времени с каким от¬

вращением теперь идут в министры внутренних дел. Еще бы! На¬

верняка быть опозоренным перед всей Россией и вдобавок еще

шансы быть убитым»12.
Император был совершенно согласен с такой оценкой пер¬

спективы службы на многих административных постах его импе¬

рии. Когда после убийства 3 января 1907 года петербургского гра¬

доначальника В.фон дер Лауница генерал Курлов напомнил Сто¬

лыпину о его обещании назначить Курлова на этот пост, если он

освободится, то П.Столыпин ответил Курлову, что Государь про¬

тив, так как он не желает, чтобы Курлов «был убит через несколь¬

ко дней»13. Генеральша А.Богданович в своем дневнике, не пред¬

назначенном для печати, хорошо передает непосредственные эмо¬

ции правящих кругов России о той волне террора, с которыми

пришлось столкнуться. Так она с искренним удивлением 21 марта

1906 года пишет по поводу отставки министра внутренних дел

П.Дурново: «Под счастливой звездой родился Дурново. После всех

произведенных им репрессий и арестов, ушел он целым и невре¬

димым из министерства внутренних дел»14.
Руководители страны должны были принимать особые меры

предосторожности. За 10 дней до убийства Фон дер Лауница
А.Богданович писала: «Вчера Лауниц от нас ушел пешком, и те¬

перь ему не опасно, на нем панцирь, который ему стоил 1300 руб¬

лей. Скуп, а на это расщедрился»15. Ниже мы подробно расска¬

жем, как такой во всех отношениях бесстрашный человек, как

Столыпин, вынужден был после взрыва его дачи на Аптекарском

острове 12 (25) августа 1906 года превратить свой дом в настоящую

крепость, которая и посторонним наблюдателям, и членам семьи

напоминала тюрьму. Жизнью рисковали не только министры и

чиновники высокого ранга, но и члены их семей, тяжелораненые

дети Столыпина — лучшее тому подтверждение. Им приходилось

жить в обстановке травли и угроз. В своих воспоминаниях дочь

Столыпина Ольга рассказывает, как террористы ее хотели исполь¬

зовать в своих планах убийства Столыпина. Страшно было быть

министром и членом его семьи в России начала XX века. Хотелось

бы напомнить, что убийство Плеве и ряд других терактов были
87

осуществлены в военное время, во время русско-японской войны

1904—1905 гг.
Но мы надолго оставили нашего героя. Пора бы вернуться к

нему.
Примечания
1	Спиридович А. Указ. соч. С. 158.
2	Цит. по: Ольденбург С. 25 лет перед революцией. Вашингтон, 1981.
С.	291.
3	Тыркова-Вильямс А. На путях к свободе. Нью-Йорк, 1952. С. 176.
4	Цит. по: Милюков П. Воспоминания. М., 1991. С. 157.
5	Тыркова-Вильямс А. Указ. соч. С. 166.
6	Короленко В. Воспоминания. Статьи. Письма. М., 1988. С. 127—128.
7	Крыжановский С. Указ. соч. С. 142.
8	Суворин А. Дневник. М., 1992. С. 371.
9	Цит. по: Ольденбург С. Указ. соч. С. 241.
10	Там же.
11	Святополк-Мирская Е. Дневник за 1904—1905 гг. // Исторические за¬

писки. Т. 77. М., 1965. С. 261.
12	Там же. С. 280.
13	Курлов П. Гибель императорской России. М., 1992. С. 83.
14	Богданович А. Три последних самодержца. М., 1990. С. 385.
15	Там же. С. 412.

Глава· 9.
АЗЕФ И БО ПОСЛЕ УБИЙСТВА ПЛЕВЕ
Об убийстве Плеве Азеф узнал в Варшаве. С ним вместе нахо¬

дилась П.Ивановская, и о реакции Азефа мы можем судить по ее

воспоминаниям. Они бродили по Варшаве все утро и говорили

только о предстоящем покушении. Азеф интересовался ее мнени¬

ем о Савинкове, о Сикорском, все время задавался вопросом: все

ли удалось предусмотреть, все ли продумано до конца? «На Мар-

шалковской навстречу к нам, выкрикивая что-то по-польски, бе¬

жали мальчишки с телеграммами. Азеф стремительно выхватил у

мальчика один экземпляр, прочитал вслух: "Брошена бомба в ка¬

рету министра". И только "брошена бомба"»? — как-то растерянно,

смущенно повторял Азеф. — Неужели неудача? Торопливо двига¬

емся дальше. Еще несколько домов. Опять неслись газетчики с ка¬

кими-то непонятными новыми словами. Азеф рванул дрожащими

руками новую телеграмму. "Замордовано Плевего, — громко читал

он и вдруг очнулся, опустил свои вислые руки вдоль тела. — У

меня поясница отнялась", — объяснил он»1.
Не дождавшись Савинкова, который должен был приехать на

следующий день из Петербурга, Азеф в тот же день выехал в Вену,

откуда тут же, наверно с вокзала, послал телеграмму Л.Ратаеву.

Алиби было зафиксировано. Через два дня он был в Швейцарии.

Мы уже говорили о необыкновенно высоком престиже Азефа в ре¬

волюционном движении. Основу этого явления положило дело

Плеве. Смолкли все голоса критиков, в этот момент все склони¬

лись перед ним, причем склонились в буквальном значении этого

слова: так повела себя по отношению к Азефу «бабушка русской

революции» Екатерина Брешко-Брешковская, вообще-то его недо¬

любливавшая. Язвительный А.Спиридович писал: «Сама бабушка

русской революции, ругавшая его за глаза жидовской мордой, по¬

клонилась ему по-русски до земли»2.
В показаниях, данных эсеровской следственной комиссии по

делу Азефа, есть любопытное признание одного из допрошенных.

Он рассказывал о том, что при первом знакомстве ему Азеф очень

не понравился. Но через какое-то время он снова увидел Азефа и

узнал, что «это автор дела Плеве»... «Я сказал себе — ты плохой

физиономист. Перед тобой стоит герой. Посмотреть на человека,

так фоша ломаного не дашь, а на самом деле — вот такие бывают

люди»3.
В Женеве Азеф в своей ленивой манере принимает поклонение

и знакомится с делами. Позднее в воспоминаниях нерасстрелян¬

ных большевиками, успевших вовремя бежать за границу эсеров,

например Чернова, и в заключении следственной комиссии на¬
89

стойчиво проводилась мысль, что Азеф был бесспорным авторите¬

том только в области террора. «В других областях партийной дея¬

тельности Азеф вообще не имел влияния»4. Чернов объяснял это

его взглядами, «по которым в партии он стоял очень одиноко»,

что лишало его «возможности иметь идейно-политическое влия¬

ние в партии. Теорией он никогда не занимался»5. Видимо, на

самом деле все обстояло значительно сложнее. Мы уже писали о

роли Азефа в совещании оппозиционных и революционных пар¬

тий в Париже осенью 1904 года, когда он заставил эсеровское ру¬

ководство принять его точку зрения. То есть на самом деле идей¬

ное влияние он оказывал. Этот случай был не единственным. Но

основной сферой деятельности Азефа был террор.
В Швейцарии, а потом во Франции собирались старые терро¬

ристы, принимались новые; занимались своими делами, готови¬

лись к новым боевым действиям. В это время в ВО происходили

события, характерные для многих террористических организаций

разных стран и народов.
В заключении следственной комиссии, на которую мы уже не¬

однократно ссылались, говорилось о том, что Азеф систематичес¬

ки стремился противопоставить ЦК БО и для этого «1. Представ¬

лял в неверном свете намерения ЦК. 2. Давал боевикам нелестные

отзывы о его членах»6. Именно этим и объясняется в заключении

желание боевиков как можно больше обособиться от ЦК. Вне вся¬

кого сомнения, Азеф сыграл свою роль. Он постоянно сталкивал

между собой членов БО и ЦК. Члены БО должны были подчи¬

няться в первую очередь ему, а в ЦК должны знать, что только

он один может держать боевиков в руках.
В августе 1904 года в Женеве состоялись совещания по выра¬

ботке устава БО. В них принимали участие Е.Азеф, Б.Савинков,

И.Каляев. Савинков сообщал об их цели: «Они были вызваны же¬

ланием резко ограничиться от ЦК и предупредить в будущем воз¬

можность какого бы то ни было вмешательства в наши дела.

Среди товарищей господствовало убеждение, что для успеха тер¬

рора необходима полная самостоятельность Боевой организации в

вопросах как технических, так и внутреннего ее устройства. Такой

взгляд, естественно, вытекал, во-первых, из сознания ненормаль¬

ности положения партии, признающей террор и имеющей во главе

своей ЦК, состоящий в большинстве своем из людей, не знакомых

с техникой боевого дела, и во-вторых, из сознания необходимости

для успеха террора строгой конспиративной замкнутой организа¬

ции»7. Наиболее решительно против контроля ЦК за деятельнос¬

тью БО выступали пылкие и критически настроенные ко всем на¬

правлениям деятельности партии, кроме боевого, Каляев и Савин¬

ков. Против такого упрощенного взгляда выступал Швейцер, по¬

нимавший, что БО должна стать лишь одной из партийных орга¬

низаций. Азеф как член ЦК был согласен со Швейцером, на

самом же деле он разыгрывал комедию. Он слишком сильно был

заинтересован, чтобы БО и ее касса были под его контролем и ни¬

чьим больше. В конце концов был принят новый устав Боевой ор¬

ганизации, в котором гораздо сильнее, чем в уставе БО при Гер-
90

шуни, проводилась тенденция его полной обособленности от ЦК:

«2. БО пользуется полной технической и организационной само¬

стоятельностью. Имеет свою отдельную кассу и связана с партией

через посредство ЦК. 3. БО имеет обязанностью сообразовываться

с общими указаниями ЦК, касающимися 1 — круга лиц, против

которых должна направляться деятельность БО 2 — момента пол¬

ного или временного по политическим соображениям прекраще¬

ния террористической борьбы. Это был необходимый минимум

требований со стороны ЦК, дающий ему некоторую гарантию, что

партия не будет вовлечена БО в непосредственные политические

осложнения»8.
Но эти гарантии были ликвидированы в одном из примечаний

к уставу. «Примечание: В случае объявления ЦК полного или вре¬

менного по политическим соображениям прекращения террорис¬

тической борьбы БО оставляет за собой право довести до конца

свои предприятия, если таковые были начаты до назначенного

объявления ЦК, какого права БО может быть лишена лишь спе¬

циальным постановлением общего съезда партии»9. Савинков оп¬

равдывался в своих показаниях комиссии, говоря, что «этот устав

никогда не применялся»10, а комиссия совершенно справедливо

сделала вывод, что из устава следует, насколько выше БО ставит

собственные интересы, чем интересы партии, и насколько далеко

она отходит от партии.
Мы уже говорили о том, что ЦК указывал БО круг лиц, против

которых должна быть направлена ее деятельность. Следовательно,

боевики не могли произвольно выбирать свои жертвы. Их им как

бы спускали сверху, по инстанции. Но насколько они считались с

ЦК на самом деле?
В начале января 1905 года Савинков из Москвы, где он был

занят подготовкой убийства великого князя Сергея Александрови¬

ча, приехал в Петербург. Руководитель петербургского отряда тер¬

рористов М.Швейцер рассказал ему: «Положение Татьяны Леон¬

тьевой в большом свете укрепилось настолько, что ей было сдела¬

но предложение продавать цветы на одном из тех придворных

балов, на которых бывает царь. Бал этот должен был состояться в

20-х числах декабря. Леонтьева предложила убить царя на балу, и

Швейцер согласился на это. Бал, однако, был отменен. Вопрос о

цареубийстве еще не поднимался в центральном комитете, и бое¬

вая организация не имела в этом отношении никаких полномо¬

чий. Швейцер, давая свое согласия Леонтьевой, несомненно нару¬

шал партийную дисциплину. Он спрашивал меня, как я смотрю на

его согласие, и дал бы я такое же. Я ответил, что для меня, как и

для Каляева, Моисеенко и Бриллиант, вопрос об убийстве царя

решен давно, что для нас это вопрос не политики, а боевой тех¬

ники и что мы могли бы только приветствовать его соглашение с

Леонтьевой, видя в этом полную солидарность их с нами. Я сказал

также, что, по моему мнению, царя следует убить даже при фор¬

мальном запрещении ЦК»11. Боевики так просто решают вопрос
об	убийстве самодержавного властителя России, даже не поинте¬

ресовавшись мнением своего ЦК! Они и своего собственного ру¬
91

ководителя Азефа не поставили об этом в известность. Один из

наиболее трезвых и уравновешенных террористов Швейцер решил

вопрос об убийстве царя своей собственной властью.
Если по уставу БО при Гершуни высшим руководящим орга¬

ном БО была Распорядительная комиссия, которая, правда, в дей¬

ствительности никогда не существовала, и всем распоряжался Гер¬

шуни, но хотя бы в уставе о ней было сказано, то в новом уставе

этот орган заменил Комитет; решающую роль в нем играл член-

распорядитель, им, естественно, был Азеф. Его заместителем был

Б.Савинков.
Все члены БО, кроме И.Мацеевского, оставшегося в России,

собрались в Париже. Обсуждались планы будущих действий и ве¬

лись работы в организованной Азефом динамитной мастерской,

руководил которой М.Швейцер. В мастерской готовился динамит

для будущих терактов, а также была школа, в которой террористы

осваивали смежную с их основной профессией специальность по

производству бомб. В мастерской работали и обучались как старые

члены БО Б.Савинков, И.Каляев, Е.Дулебов, Д.Борищанский, так

и новые — Б.Моисеенко, бывший студент горного института, в

прошлом член той же социал-демократической организации, что и

Савинков, и его товарищ по ссылке в Вологде, происходивший из

богатой дворянской семьи; младший брат Азефа Владимир, химик

по образованию.
В Швейцарии в БО вступила Татьяна Леонтьева. О ней мне хо¬

телось бы рассказать поподробнее. 20-летняя красавица (после ее

ареста в газетах появилось следующее сообщение: «Вчера по вы¬

ходе из парикмахерской арестована молодая очень красивая жен¬

щина»12), аристократка, дочь якутского вице-губернатора, со сто¬

роны матери принадлежавшая к верхам русской знати (мать —

урожденная княжна Белосельская-Белозерская), Татьяна Леонтье¬

ва рвалась в террор, как в свое время другой русский аристократ —

Покотилов. Террористам, в том числе Азефу, она очень понрави¬

лась: «С первого же слова в Леонтьевой чувствовалась неисчерпае¬

мая преданность революции и готовность во имя ее на жертву»13.

Нравилось террористам и то, что она была тесно связана с арис¬

тократическим миром, могла служить неисчерпаемым источником

информации, но ее не устраивала эта роль, так как она хотела

принять участие в теракте, и предложила Швейцеру убить госуда¬

ря, о чем мы уже писали выше. Она должна была преподнести

букет Николаю II и застрелить его из револьвера, спрятанного в

цветах. Работавшая вместе в ней в начале 1906 года в петербург¬

ском отряде террористов П.Ивановская не могла нарадоваться на

ее точность и исполнительность: «Она (Леонтьева) собирала нуж¬

ные для Леопольда (Швейцера) сведения... поручения всегда вы¬

полнялись радостно и безукоризненно»14. Она предложила свои

услуги для хранения динамита, причем использовала для этого

особняки своих высокопоставленных родственников по материн¬

ской линии. А.Герасимов описывает, что ее дядя отказался выдать

полиции чемодан, набитый динамитом, и выдал только под угро¬

зой обыска. Он, естественно, ничего не знал о его содержании.
92

Арестованная в конце марта вместе со всеми террористами Леон¬

тьева заболела в тюрьме психическим расстройством, правда в лег¬

кой форме, и была выдана на поруки родственникам.
Для того, чтобы ее окончательно вылечить и, видимо, чтобы

оторвать от революционных связей, родители повезли ее за грани¬

цу. В письме одной из своих подруг накануне поездки она писала:

«Можете сами представить, в каким настроении и с каким душев¬

ным состоянием я туда направляюсь. Предвижу ясно, до порази-

тельности верно, скучную, монотонную, бездеятельную жизнь,

полную пустоты и одиночества... еду, не желаю причинять своим

отказом страдания родителям, которые так заботливо относятся ко

мне, однако, покидая Родину в такое время, когда начинается

самая нужная, самая напряженная работа, не могу там вдали ос¬

таваться спокойной. Это выше моих сил и понимания»15. С таким

настроением Татьяна Леонтьева недолго оставалась под родитель¬

ским присмотром. Слишком сильно она рвалась в революцию.

Она предложила свои услуги для работы в БО Савинкову, но у

него в отношении к женщинам всегда было что-то рыцарское. Он

пожалел ее и предложил ей прежде всего отдохнуть, подлечиться,

прийти в себя, а потом уже заняться террористической деятель¬

ностью. Т.Леонтьева восприняла этот совет как оскорбление. Был

1906 год, и не одни только эсеры занимались террором. От партии

откололась более экстремистская группа, образовавшая Союз со-

циалистов-максималистов (см. ниже). Они с радостью воспользо¬

вались ее услугами.
Максималисты, в отличие от эсеров, не тратили много времени

и сил на подготовку своих терактов, а действовали стремительно.

Они выяснили, что в швейцарском городе Интерлакене в одном

из отелей проживает некий господин Шарль Мюллер. Внешне он

был очень похож на бывшего министра внутренних дел П.Дурно¬

во, да к тому же Мюллер — это та фамилия, которую Дурново из

соображений конспирации в страхе перед террористами использо¬

вал во время своих поездок за границу. Было решено действовать.

Т.Леонтьева поселилась с Ш.Мюллером в одном отеле. Красивая,

элегантная, она пользовалась большой популярностью и внима¬

тельно наблюдала за Мюллером. Сомнений быть не могло. Это

П.Дурново. 1 сентября 1906 года она попросила накрыть для себя

отдельный столик поблизости от Мюллера и «...во время обеда

встала из-за своего стола, подошла вплотную к Мюллеру и сделала

несколько выстрелов из браунинга в этого одинокого и ничего не

предполагавшего старца. Уже от первого выстрела он упал, осталь¬

ные она выпустила в уже хрипевшего, лежащего на полу человека.

Через несколько минут он был мертв»16.
Т.Леонтьева и максималисты ошиблись. Ш.Мюллер, париж¬

ский миллионер, не имел ничего общего с Дурново. Но считали

ли они эту ошибку столь уж существенной? Ее процесс наделал

тогда много шума по всей Европе. Состав суда был для Т.Леон-

тьевой благоприятный. Ее внешность, молодость, происхождение,

участие в русской революционной борьбе, на которую тогда моли¬

лась вся Европа, достоинство, с которым она держалась на суде, —
93

все это произвело благоприятное впечатление на судей, и она даже

могла рассчитывать на оправдательный приговор. Ну ошиблась де¬

вушка, с кем не бывает. Все изменил ответ Т.Леонтьевой на во¬

прос председателя суда, не раскаивается ли она в том, что убила

невинного человека: «Не считаю преступлением убийство одного

буржуа»17. Богатая русская аристократка считала убийство челове¬

ка только за то, что он представитель тех, кого в русских револю¬

ционных кругах считали буржуа, вполне нормальным делом, а в

понятие буржуа включали всю буржуазию, дворянство, почти всю

интеллигенцию и довольно большую часть крестьянства. Мы ниже

подробно остановимся на вопросе, как трактовали понятие «тер¬

рор» в партии социалистов-революционеров, и как многие в пар¬

тии хотели его расширить. Мне хочется понять, что же происхо¬

дило в России, если наиболее яркие и способные представители

элиты страны, такие как Т.Леонтьева и А.Покотилов, видели в

убийстве людей, близких им по происхождению, воспитанию, со¬

стоянию, общественному положению, а часто просто родственни¬

ков, основную цель своей жизни и с такой страстью рвались, пре¬

одолевая все препятствия, к убийству? По выражению В.Ленина,

«Россия выстрадала марксизм». Не знаю насчет марксизма, но

страна была тяжело больна, если представители элиты так к ней

относились. Но вернемся к Леонтьевой. Несмотря на то, что судьи

и общественное мнение Швейцарии были восстановлены против

нее, приговор суда был более чем гуманным: четыре года одиноч¬

ного заключения. В тюрьме у Т.Леонтьевой возобновилось психи¬

ческое расстройство, на этот раз она заболела тяжело, была опять

отдана родителям и скоро умерла.
Организация готовилась к крупным делам. Не было недостатка

в средствах. Со всей России шли пожертвования на боевую работу.

Не было недостатка и в желающих учавствовать в терроре. Орга¬

низация планировала нанести одновременно несколько ударов.

Часть террористов во главе с М.Швейцером должна была отпра¬

виться в Петербург для убийства дяди царя великого князя Вла¬

димира Александровича, главнокомандующего войсками гвардии и

Петербургского военного округа. Московский отряд возглавил

Б.Савинков. Он должен был осуществить покушение на одного из

самых ненавистных великих русских князей, другого дядю царя

Сергея Александровича. Киевскую группу террористов возглавил

Д.Борищанский. Им поручалось осуществить убийство киевского

генерал-губернатора Н.Ютейгельса. Со Швейцером в Петербург от¬

правились Е.Дулебов, П.Ивановская, Т.Леонтьева. М.Швейцеру

было разрешено пополнить свой отряд террористами на месте. Не¬

которые из этих лиц были намечены на совещании в Париже, но

у Швейцера было право принимать и тех, кого он сочтет нужным.

Видимо, Азеф ему очень доверял, если передоверил одну из своих

важнейших прерогатив.
В Москву с Савинковым выехали Д.Бриллиант, И.Каляев,

Б.Моисеенко. Савинков мог увеличить свой отряд только одним

человеком. Да и то Азеф ему указал, кого он должен принять.

Азеф был не очень высокого мнения об умении Савинкова разби¬
94

раться в людях и был, конечно, прав. Д.Борищанский отправился

в Киев один. Ему было разрешено принять в БО двух человек из

хорошо ему знакомых белостокских рабочих.
Снабженные в изобилии деньгами, динамитом, явками и уве¬

ренные, что после успеха дела Плеве организации все по плечу,

террористы отправились в Россию в начале ноября 1904 года. Им

были вручены надежные паспорта. В Россию они прибыли вполне

благополучно. Азеф должен был приехать позднее. Такова была

революционная сторона жизни Азефа. А как складывалась в это

время его служебная карьера?
У него было более чем достаточно оснований бояться ДП

после дела Плеве. В руки полиции попались Сикорский и тяже¬

лораненый Сазонов. Как мы уже указывали, Азеф умел разбирать¬

ся в людях и знал, что они его не выдадут. Но Сазонов после ра¬

нения был в тяжелом состоянии и мог проговориться в бреду.

Одним из руководителей следствия стал Михаил Иванович Гуро-

вич (настоящее имя Моисей Давидович Гуревич), в прошлом ре¬

волюционер, затем провокатор, после разоблачения в 1902 году от¬

крыто поступивший на службу в ДП и в 1904 году занимавший

пост инспектора охранных отделений. Одетые в белые халаты, он

и его помощники тщательно записывали все, что срывалось в

бреду с языка Сазонова. И кое-что интересное в бреду он назвал,

в том числе «Валентина» и «тетушку», на свидание с которыми

следует спешить. Департамент принялся за работу, Валентина ис¬

кали по всей России. Спиридович вспоминает, как одного челове¬

ка, связанного с эсерами, но совершенно не причастного ни к БО,

ни к делу Плеве, арестовали в Киеве и в кандалах доставили в сто¬

лицу, решив, что он Валентин, но он без труда доказал свою пол¬

ную непричастность к этому делу18. Гуревич пытался спровоциро¬

вать Сазонова на новые высказывания в бреду или хотел вызвать

тяжелораненого человека на откровенность, он начал сообщать

ему различные детали покушения и следствия. Сазонову сообщи¬

ли, что от его бомбы погибли несколько случайных прохожих, в

том числе двухлетняя девочка. В этой клевете было определенное

зерно истины. Бомба Сазонова, уничтожив Плеве и его кучера, ра¬

нила 10 случайных прохожих, среди которых была и трехлетняя

девочка. В другой раз Сазонову рассказали, что один из его това¬

рищей по теракту выронил бомбу, и в результате двух взрывов по¬

гибло 39 человек19. Гуревич под видом доктора говорил Сазонову,

что напрасно он упрямится, так как «еврейчик» Сикорский выда¬

ет. Это было просто клеветой, и не М.Гуровичу было ей занимать¬

ся. Все это приводило Сазонова в очень тяжелое состояние.
Но сделать надлежащие выводы из бреда Сазонова охранники

не могли. Б.Николаевский пишет о том, что «связать эти разроз¬

ненные указания и положить их в основу детального расследова¬

ния, конечно, не представило бы затруднений для любого следо¬

вателя средних способностей, если бы только мысль начала рабо¬

тать в этом направлении, если бы существовала хоть тень желания

выяснить эту сторону дела. Но именно этой тени желания у Де¬

партамента не имелось... Всеми ненавидимый при жизни, Плеве,
95

всеми покинутый, уходил в могилу»20. Я думаю, что Николаевский

неправ, убийц Плеве судорожно искали по всей России, и жела¬

ния их найти было хоть отбавляй. Но никому из следователей не

могла прийти в голову мысль сопоставить имя Валентина с Азе¬

фом, хотя в ДП знали, что Валентин — одна из его партийных

кличек. Главному агенту ДП в партии эсеров верили на сто про¬

центов.
В Петербург был вызван JI.Ратаев. Мы не знаем содержание

его разговоров в ДП. Свою «Историю предательства Азефа» он

довел только до убийства Плеве, но на положении Азефа в ДП

убийство Плеве никак не отразилось, ему продолжали доверять.

Интересно, что наградные Азефа в ДП в 1904—1905 гг., т.е. в годы

его наиболее интенсивной работы в БО, когда были убиты Плеве

и Сергей Александрович, составили несколько тысяч рублей, это

не считая зарплаты 500 рублей в месяц. Убийство руководителей

страны ДП оплачивало очень щедро. Зарплата Азефа в партии

была значительно скромнее, он получал 125 рублей в месяц, но к

его услугам была вся касса БО.
В своих сообщениях Ратаеву, в своих беседах с ним Азеф про¬

должал старую линию поведения, которую он вел во время дела

Плеве, но в гораздо более откровенной форме. Если на первых

этапах дела Плеве он еще далал определенные намеки ДП, благо¬

даря которым можно было предотвратить покушение, то теперь

он, как накануне убийства Плеве, ни слова не сообщает о дейст¬

вительных планах БО. Наоборот, он тщательно их скрывает, сооб¬

щая полиции фантастические сведения о несуществующих планах

покушения на императора, при этом оговаривая нескольких ста¬

рых революционеров, живших в Одессе, противников Азефа, не

имевших никакого отношения к террору, выставляя их в роли

наиболее опасных террористов: «Покушение на Его величество го¬

товится, — для меня это не подлежит никакому сомнению. Центр

тяжести БО — в Одессе»21. В другом письме Ратаеву он сообщает:

«От Чернова и от Павла Ивановича (Савинкова) я узнал только,

что теперь стоит государь на очереди. Его слова, что Россия не

прекратит войны, пока жив еще один солдат и в казне имеется

один рубль, сделают государя очень непопулярным... и что поку¬

шение будет встречено, вероятно, так же сочувственно, как и

Плеве»22. Азеф выдает нескольких партийных работников, в том

числе двух членов ЦК С.Слетова и М.Селюк, отправляющихся в

Россию, причем двух последних он оговаривает, как и старых ре¬

волюционеров Одессы, изображая их опаснейшими террористами,

которые едут в Россию для организации убийства царя. Он не¬

однократно возвращается в своих письмах и телеграммах к поездке

Слетова, уточняет точную дату выезда, сообщает, через какой

пункт на границе и с каким паспортом Слетов едет в Россию. На

случай, если его вопреки этим данным не смогли бы перехватить

на границе, он сообщал его петербургские явки. Он буквально с

рук на руки вручил Слетова охранке, которая арестовала его на

границе. Интересно, что Слетов поехал в Россию с совершенно

другими целями для* налаживания работы в деревне и для прекра¬
96

щения пропаганды аграрного террора, которую вели на местах не¬

которые партийные работники. Случай со Слетовым очень харак¬

терен и показателен для Азефа: он использовал ДП в своих лич¬

ных, карьерно-партийных целях. М.Селюк, а в особенности Сле¬

тов были основными противниками Азефа в руководстве эсеров¬

ской партии. Азеф резко расходился с ними в отношении аграр¬

ного террора. Он был решительным противником такого расши¬

рения понятия террор, а Слетов считал, что можно предоставить

сторонникам этого направления в партии право выражать свои

взгляды. Во время одного довольно бурного выяснения отношений

Азеф презрительно бросил Слетову: «Вы напрасно думаете, что

если вы думаете так двое, а я один думаю иначе, то ваше мнение

должно взять верх. Ничего подобного. Из всех оставшихся я один

имею право восстановить ЦК, и если я вас принял в ЦК, то толь¬

ко условно, так как не считаю свою задачу законченной»23. Этот

разговор показывает исключительноё положение Азефа в партии

после дела Плеве. Он позволяет себе третировать членов ЦК, как

купец в магазине своих приказчиков. После этого заявления Азефа

Слетов сказал, что если его пребывание в ЦК условно, то он вы¬

ходит из его состава. Интересно, что все присутствующие при

этом разговоре члены ЦК, в том числе и М.Селюк, считали, что

неправ, выходя из ЦК, Слетов, а не Азеф24. Азеф инстинктивно

чувствовал, что Слетов ему не доверяет. Позднее, после разобла¬

чения Азефа, Слетов говорил, что он в эти годы думал о нем: «Я

должен сказать, что у меня были и раньше подозрения относи¬

тельно Азефа... я ни в коем случае не думал, что он был агентом

полиции, но я считал, что он мог послать какую-нибудь аноним¬

ку, просто чтобы устранить человека, с которым он очень резко

поссорился, и вообще я считал его за человека, который может в

некоторых случаях взять и освободить себя от морали. Но так как

это касалось меня лично, то не считал возможным высказывать

каких-либо подозрений по этому поводу, тем более, что никаких

доказательств у меня быть не могло»25. Азеф укреплял свое и без

того прочное положение в партии, отправляя при помощи ДП в

тюрьму и на каторгу всех своих недоброжелателей.
Хотя эсеры и не планировали убийство государя, его едва не

убили без всякого их участия. 6 января 1905 года, во время водо¬

святия на Неве одно из орудий, производя салют, выстрелило пря¬

мой наводкой картечью по Зимнему дворцу. Картечь попала в

окна Николаевского зала, где в это время находился государь. Ру¬

ководитель Артиллерийского ведомства великий князь Сергей Ми¬

хайлович стал проводить свое расследование среди артиллеристов,

а ДП — свое. Естественно, сразу вспомнили о предупреждениях

Азефа о планах БО убить государя, и ему поручили выяснить, не

имеет ли БО к этому отношения, и он честно сообщил, «...что это

дело не имеет никакого отношения к партии социалистов-револю-

ционеров»26. Оба следствия выяснили, что за этим событием не

стояла злая воля. Выстрел был произведен по «недосмотру».

П.Святполк-Мирский заметил: «Неудивительно, что война так

идет, если первая гвардейская батарея, собственная Его величест¬
4 - 1292
97

ва, стреляет по государю по недосмотру»27. Вернувшись вечером в

свои апартаменты, Николай II рассказал об этом «странном» ин¬

циденте своему камердинеру. Тот с жалостью посмотрел на госу¬

даря и сказал: «Видно, дело очень плохо, если войска стреляют в

государя»28. От выстрела пострадал один полицейский, по стран¬

ному совпадению по фамилии Романов.
Нужно сказать, что Азеф сообщает много действительно цен¬

ной информации о жизни эсеровской партии, о совещаниях пред¬

ставителей оппозиционных партий, но ни слова правды о БО, на¬

оборот, он всячески стремится выведать у Ратаева, что ему извест¬

но, и отвести подозрение от своих людей. Он отвечал уклончиво

на вопросы о Савинкове, сообщая, что никого не знает под таким

именем, и только когда ему прислали карточку Савинкова, он со¬

общил, что с ним недавно познакомился: «...видел его несколько

раз. Трудно ориентироваться в его роли»29. Одного рода сведения

он сообщал в ДП особенно точно — это сообщения об утечке ин¬

формации из недр ДП. Он сообщил Ратаеву тексты двух циркуля¬

ров ДП, попавших в руки Бунда и присланных в редакцию «Ре¬

волюционной России», в которых сообщалась точная информация
о	планах эсеровских руководителей. С одной стороны, Азеф ис¬

кренне напуган. Он понимает, что утечка информации, которую

он сообщает Ратаеву, может стоить ему головы. Он сообщает свое¬

му полицейскому руководителю: «Малейшая неосторожность с

Вашей стороны может меня погубить»30. В то же время это давало

Азефу возможность сообщать то, что он хочет, а если его будут уп¬

рекать за скрытие информации, он сможет говорить, что ему опас¬

но все сообщать в ДП, так как там не умеют с достаточной осто¬

рожностью пользоваться полученными сведениями. Поэтому в его

письмах Ратаеву все время встречаются упреки: «Неужели нельзя

обставить дело так, чтобы циркуляры Департамента Полиции не

попадали в руки революционной организации... Право удивляюсь,

что Департамент не может конспиративно устраивать свои дела»31.

С особой яростью Азеф преследовал агентов ДП, перешедших на

сторону революции, впрочем, революционеров, пошедших слу¬

жить в ДП, он преследовал не меньше. Ему не нужны были кон¬

куренты ни в одном из борющихся лагерей. Они могли быть ему

смертельно опасны.
Он сообщил Ратаеву о его агенте Шапиро, предложившем свои

услуги революционерам, в том числе и в организации убийства Ра¬

таева: «Говорил о возможности Вашего убийства и о важности та¬

кого, так как у вас сосредоточено очень многое, и Вы заведуете

всеми отделениями сыскными за границей»32. Такого рода сообще¬

ния он очень любил. Он как бы связывал своих полицейских руко¬

водителей с собой кровными узами как спаситель их жизни. Когда

подобной угрозы для жизни его полицейских начальников не

было, он их просто придумывал, как было в случае в Лопухиным,

но тем лучше было, когда он мог сообщить правдивую информа¬

цию. Впрочем, он был всерьез напуган этим случаем: «Ради Бога, с

этим письмом будьте осторожны... Потом, ради Бога, прошу Вас

ничего не предпринимать по отношению к Шапиро до разговора
98

лично со мной... Имейте в виду, что наши свидания могут быть вы¬

слежены... Один неосторожный шаг и провал мой»33.
После стольких ценных сообщений, после спасения его жизни

Ратаев Азефу полностью доверял, считал своим самым ценным со¬

трудником, фактически выполнял все указания Азефа в отноше¬

нии розыска и вообще просто смотрел ему в рот. А если когда-

нибудь у Ратаева проявлялась тень неудовольства, то тут же сле¬

довала холодная отповедь Азефа: «Вы упрекаете меня в недомолв¬

ках и говорите о бесцельности нашего существования... на это я

могу сказать только то, что я, как всегда, так и теперь работаю для

вас с полной свойственной мне добросовестностью и осторожнос¬

тью, и желал бы видеть у вас полное ко мне доверие»34. Поэтому,

когда Ратаев узнал, что македонские революционеры из Болгарии

снабжают оружием своих русских коллег на Кавказе, в первую

очередь армянских дашнаков, он попросил Азефа съездить в Бол¬

гарию и разобраться на месте. В январе 1905 года Азеф был в

Софии и выяснил, куда и кому направляется оружие, какими па¬

роходами и кто этим занимается в Болгарии. Л.Ратаев был ему

очень благодарен.
Я уже писал, что Ратаев был в полном ужасе, прочитав воспо¬

минания Б.Савинкова и осознав до конца, кем был в действитель¬

ности его лучший агент и какую роль он играл при нем. Он был

этим настолько ошеломлен, что стал наделять Азефа какой-то дья¬

вольской силой, представляя его человеком, способным буквально

на все. В своем письме он пишет: «Вскоре после отъезда Азефа с

Балканского полуострова, кажется, 11 или 12 июля 1905 года в

Константинополе в пределах Ильдиз-Киоска во время селямлика

совершено было покушение на жизнь ныне низложенного султана

Абдула-Хамида II, и именно тем способом, который Азеф пожелал

применить против В.К.Плеве, то есть посредством автомобиля, на¬

чиненного динамитом, на котором прибыли на парад два знаме¬

нитых иностранца. Очевидно, Азеф использовал служебное пору¬

чение в силу принципа "делу время — потехе час" придумал и про¬

делал вместе с армянами покушение на султана, а затем по своему

обыкновению уехал благополучно домой. Ты увидишь, что это не

моя фантазия и что рано или поздно это подтвердится»35. До се¬

годняшнего дня это не подтвердилось, и мы не располагаем ника¬

кими фактами, свидетельствующими об участии Азефа в этом по¬

кушении, но интересно другое. В его фантастические способности

верил не только Ратаев, которого он использовал как хотел, но и

через много лет после Ратаева такой прекрасный знаток истории,

как М.Алданов. Он допускает большую вероятность того, что Азеф

был организатором покушения, и это несмотря на то, что он по¬

дробно изучал дело, опросил многих деятелей армянского освобо¬

дительного движения, и все они в один голос отрицали какую бы

то ни было роль Азефа в покушении.
Еще один вопрос Азеф все время поднимает в своих письмах

Ратаеву. Впрочем он не имел никакого отношения к русскому ре¬

волюционному движению и касался только отношений Азефа с

его работодателем — ДП. Это постоянное требование денег и на¬
4*
99

поминание, как и куда их ему посылать. Этот вопрос присутствует

почти в каждом послании Азефа. Письмо из Женевы 23 сентября
1904	года: «Во всяком случае деньги переводом через банк... заказ¬

ным пришлите немедленно, так как сижу без денег. Жму руку»36.

Из Парижа 31 октября 1904 года: «Деньги вы мне не выслали, по

крайней мере я их не получил»37. Аэеф совершенно искренне счи¬

тал, что ДП должен оплачивать убийство русских великих князей

и министров.
Примечания
1	Ивановская П. Указ. соч. С. 82—93.
2	Спиридович А. Указ. соч. С. 158.
3	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 46—47.
4	Там же.
5	Чернов В. Перед бурей. С. 177.
6	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 277.
7	Савинков Б. Указ. соч. С. 70.
8	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 32.
9	Цит. по: Савинков Б. Указ. соч. С. 74.
10	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 30.
11	Савинков Б. Указ. соч. С. 91.
12	Цит по: Ивановская П. Указ соч. С. 127.
13	Савинков Б. Указ. соч. С. 79.
14	Ивановская П. Указ. соч. С. 127.
15	Там же. С. 179—178.
16	Герасимов А. Указ. соч. С. 14—15.
17	Цит. по: Ивановская П. Указ. соч. С. 180.
18	Спиридович А. Указ. соч. С. 157.
19	Чернов В. Перед бурей. С. 183.
20	Николаевский Б. История одного предателя. С. 101.
21	Азеф Е. Донесения. С. 317.
22	Там же. С. 323.
23	Чернов В. Из истории партии социалистов-революционеров. С. 178.
24	Там же.
25	Там же. С. 189.
26	Азеф Е. Донесения. С. 335.
27	Святополк-Мирская Е. Указ. соч. С. 272.
28	Богданович А. Указ. соч. С. 332.
29	Азеф Е. Донесения. С. 318.
30	Там. же. С. 330.
31	Там же. С. 328.
32	Там же. С. 340.
33	Там же. С. 340-341.
34	Там же. С. 321-322.
35	Ратаев Л. Указ. соч. С. 140.
36	Азеф Е. Донесения. С. 325.
37	Там же. С. 327.

Глава 10.

Б.САВИНКОВ В МОСКВЕ
Имея такое надежное прикрытие со стороны своего шефа, бое¬

вые отряды приступили к работе. Московский отряд, как мы пи¬

сали, должен был состоять из 4 человек. Попытка привлечь в

отряд рекомендованного Е.Азефом старого народовольца рабочего

X. закончилась провалом, но вместо него в покушении на Сергея

Александровича согласился участвовать бежавший из ссылки Петр

Александрович Куликовский, бывший студент Петербургского

учительского института. С самого начала отряд столкнулся с до¬

вольно своеобразными трудностями. В нем не было ни одного

москвича, и они не знали вещей, известных каждому ребенку в

Москве — где живет великий князь? «Моисеенко разрешил эту за¬

дачу. Он поднялся на колокольню Ивана Великого и начал рас¬

спрашивать сопровождавшего его сторожа о достопримечательнос¬

тях Москвы. В разговоре он просил указать ему дворец генерал-

губернатора. Сторож указал на Тверскую площадь и сообщил, что

великий князь живет именно там»1. Справиться с этой и другими

подобными проблемами можно было значительно проще, устано¬

вив связь с московским комитетом партии социалистов-революци-

онеров. Они могли быть очень полезны для сбора информации.

Но Савинков решил этого не делать. В своих воспоминаниях он

объяснил почему: «Степень конспиративности и революционной

опытности последних была нам неизвестна, и мы боялись знаком¬

ством с ними навести полицию на след нашего покушения»2.
Савинков был полностью прав в своих опасениях относительно

местных революционеров. Это подтверждает такой авторитетный

свидетель из противоположного лагеря, как начальник киевского

охранного отделения А.Спиридович. Он рассказывает о том, что

Д.Борищанский, приехав в Киев, стал действовать иначе. Он ус¬

тановил связи с некоторыми из местных эсеровских деятелей, и

информация об этом сразу дошла до Спиридовича, который смог

расстроить покушение: «Иначе дело сложилось в Москве... Во из¬

бежание провала Савинков решил действовать самостоятельно и

тем спасся от сотрудников охранного отделения»3. Но до конца

придерживаться этой линии поведения Савинкову не удалось.

Людей было мало, великий князь менял свои резиденции, Савин¬

кову необходимо было получить точную информацию о нем.

Решив не иметь ничего общего с эсерами, он хотел найти влия¬

тельных лиц, которые могли бы снабжать его отряд информацией

о великом князе. В это время П.Ивановская по делам БО приехала

в Россию, и он попросил ее помочь. «Ивановская указала мне

князя N.N. Она предложила мне зайти к писателю Леониду Анд¬
101

рееву, который знал князя лично и мог меня познакомить с ним.

В один из ближайших дней я отправился в Грузины к Андрееву.

Ивановская не успела его предупредить о моем приходе, и он был

очень удивлен моей просьбой. Я ему назвал мою фамилию, и

только тогда он согласился познакомить меня с N.N. Мы должны

были встретиться с последним в ресторане «Эрмитаж», где N.N.

мог узнать меня по условленным признакам: на моем столе лежало

"Новое время" и букет цветов»4. С высоты своего боевого опыта

Савинков иронизировал над слишком осторожным поведением

князя, испугавшегося встречи в ресторане и предложившего уст¬

роить следующую встречу с ним у него в особняке. «Он, видимо,

боялся знакомства со мной и желал одного, чтобы я возможно

скорее ушел. Тем не менее он с большой охотой согласился давать

нужные сведения. Он говорил, что ему нетрудно их получить, что

убийство великого князя — акт первостепенной политической

важности, что он от всей души сочувствует нам и в самом ближай¬

шем будущем даст ценные и точные указания»5.
Крупнейший русский писатель Л.Андреев согласен помогать в

осуществлении террористического предприятия совершенно не¬

знакомому человеку, которого ему даже не успели рекомендовать,

а представитель одной из знатнейших русских фамилий радостно

согласился давать необходимые сведения, необходимые для убий¬

ства. Мы уже писали о привычке к террору в русском обществе,

но здесь речь идет не о привычке, а о помощи в осуществлении

убийства. Правда, нужно отметить, что никакой информации

князь Савинкову не предоставил, но сведения об этой встрече

дошли до полиции, и она, предполагая покушение, усилила бди¬

тельность, впрочем, это ничего не дало.
Решив, видимо, что от добра добра не ищут, террористы стали

работать по старинке, как они действовали во время охоты на

Плеве. Моисеенко и Каляев купили лошадей и стали извозчиками.

Основные сведения, как и в деле Плеве, поступали от Каляева.

Весь талант своей незаурядной артистической натуры он вклады¬

вал в наблюдение за московским генерал-губернатором. «Каляев,

выстояв определенные по общему плану часы на назначенной

улице, не прекращал наблюдения. Весь остаток дня он продолжал

наблюдать, уже руководствуясь своими собственными соображе¬

ниями. Ему удавалось не раз видеть Великого князя на такой

улице и в такой час, где и когда его можно было ожидать всего

менее»6. Каляев прекрасно играл роль извозчика: «Он был застен¬

чив и робок, подолгу и со всевозможными подробностями расска¬

зывал о своей прежней жизни лакея в одном из петербургских

трактиров, был очень набожен и скуп, постоянно жаловался на

убытки и прикидывался дурачком там, где не мог дать точных и

понятных ответов. На извозчичьем дворе к нему относились с от¬

тенком пренебрежения и начали уважать много позже, когда убе¬

дились в его исключительном трудолюбии: он сам ходил за лоша¬

дью, сам мыл сани, выезжал первый и возвращался последний»7.

Моисеенко делал свою работу с меньшим блеском, чем Каляев, но

его сведения дополняли каляевские. В скором времени после на¬
102

чала наблюдения была точно установлена карета великого князя.

Поэт Каляев рассказывал о ней с яркими подробностями. Ее от¬

личительными деталями были белые вожжи и белые яркие огни

фонарей, такие, кроме кареты великого князя, были только в ка¬

рете его жены Елизаветы Федоровны. Запомнил он и кучеров, так

что риск ошибки отсутствовал. К началу декабря были полностью

прослежены выезды великого князя. Он 2—3 раза в неделю в одни

и те же часы ездил в Кремль. В основном наблюдение было за¬

кончено. Казалось, что в скором времени можно будет приступить

к покушению. Но неожиданно все расстроилось. 28 ноября 1904

года в Петербурге состоялась многотысячная студенческая демон¬

страция, разогнанная полицией. На 5—6 декабря были назначены

студенческие демонстрации в Москве. Время было горячее, и ком¬

пания общественного протеста, начатая после прихода в Минис¬

терство внутренних дел П.Святополк-Мирского, шла по возрас¬

тающей линии. С властью считались все меньше и меньше. Мос¬

ковские эсеры решили предупредить московские власти, чтобы

они не вмешивались: «Московской комитет партии социалистов-

революционеров считает нужным предупредить, что если назна¬

ченная на 5—6 декабря демонстрация будет сопровождаться такой

же зверской расправой со стороны властей и полиции, как это

было на днях в Петербурге, то вся ответственность за зверства

падет на голову генерал-губернатора Сергея Александровича и по¬

лицмейстера Трепова. Комитет не остановится перед тем, чтобы

казнить их»8.
Демонстрации были разогнаны полицией, но предупреждения

подействовали, и великий князь выехал со своей резиденции на

Тверской улице. Для того, чтобы московские товарищи по партии

не мешали БО заниматься своими профессиональными делами,

Б.Савинков с большой предосторожностью встретился с членом

московского комитета партии социалистов-революционеров.
В.Зензиновым (см. выше) и попросил его от имени БО прекратить

подготовку покушения на великого князя. Зензинов согласился с

просьбой Савинкова. Савинков не зря проявлял свое конспира¬

тивное искусство, так как за Зензиновым велась слежка, и вскоре

он был арестован9, но на Савинкова филеры так и не вышли. На¬

чались поиски великого князя. Следили за несколькими резиден¬

циями императорской семьи в Москве, и в конце-концов выясни¬

ли, что он переехал во дворец в Нескучном саду. Первым устано¬

вил новый адрес великого князя Каляев. Его новое местожитель¬

ство в какой-то степени даже облегчало террористам задачу: путь

от Нескучного сада до Кремля был намного длиннее, чем от ре¬

зиденции московского генерал-губернатора на Тверской улице до

Кремля, и, следовательно, возможностей для успешного покуше¬

ния у террористов было больше.
В это время в наблюдении принял участие и новый член БО

П.Куликовский, но вскоре выяснилось, что толка от него мало.

Близорукий, неопытный, он так и не смог перевоплотиться в

предназначенную ему роль лоточника. Одетый под мастерового,

он несколько раз видел карету Сергея Александровича у Калуж¬
103

ских ворот. Новых данных он сообщить не мог, но он знал карету

и мог участвовать в покушении. Наблюдение дало свои результа¬

ты. Удалось точно выяснить, что великий князь ездит в Кремль по

средам и пятницам от 2 до 5 часов, но опять возникли препятст¬

вия различного порядка. Реакционный курс московского генерал-

губернатора был в разительном противоречии с либеральной по¬

литикой министра внутренних дел П.Святполк-Мирского. В конце

концов ему удалось добиться от императора указа об отставке Сер¬

гея с должности генерал-губернатора с 1 января 1905 года. Он ос¬

тавался только командующим войсками московского военного ок¬

руга. Савинков и его товарищи стали сомневаться в необходимос¬

ти осуществления покушения на Сергея Александровича при

новом положении вещей. Они связались с ЦК, и оттуда подтвер¬

дили, что можно продолжать свою работу — решение убить Сергея

осталось в силе.
Другое препятствие было куда значительнее. 9 января 1905 года

произошла знаменитая демонстрация рабочих в Петербурге, за¬

кончившаяся их расстрелом. В России началась революция. Под

воздействием этих событий великий князь переехал из Нескучного

сада в Николаевский дворец в Кремле. Приходилось все начинать

заново и вести наблюдение непосредственно в Кремле «на глазах

у великокняжеской охраны»10, но неожиданно оказалось, что это

далеко не так сложно, как предполагалось вначале: «Моисеенко со

своей обычной смелостью в первый же день остановился у самой

Царь-пушки, где почти никогда извозчики не стоят». От Царь-

пушки виден Николаевский дворец и, следовательно, выезд вели¬

кого князя не мог пройти незамеченным. Городовые филеры не

обратили внимания на извозчика, и с тех пор «мы стали следить

почти у самых ворот дворца»11. Секрет такого поведения охраны

великого князя был очень прост — у него не было специальной

охраны кроме обычных филеров московского охранного отделения

и городовых. Когда московское и киевское охранное отделение

получили отрывочную информацию, из которой можно было сде¬

лать вывод, что террористы собираются убить местных генерал-гу-

бернаторов, они обратились в ДП с просьбой отпустить необходи¬

мые денежные средства для организации личной специальной ох¬

раны генерал-губернаторов. Но ДП им в этом отказал. Факт сам

по себе поразительный, он становится еще более поразительным,

если учесть, что московская охранка просила деньги на охрану лю¬

бимого дяди царя через близкого к великому князю человека, тог¬

дашнего царского любимца, только что назначенного петербург¬

ским генерал-губернатором Д.Трепова. Поведение А.Лопухина, ди¬

ректора ДП, в этом деле совершенно необъяснимо. После убийст¬

ва Плеве он был просто обязан более чем серьезно отнестись к по¬

добным предупреждениям, а вместо этого он отказывает в отпуске

необходимых средств для организации охраны. Спиридович

пишет, что вице-директор ДП Н.Макаров вместо отпуска необхо¬

димых средств «порекомендовал лишь усилить агентурное освеще¬

ние, разъяснив, что в нем вся сила. Господин Макаров вторично

открыл Америку»12. Как только Д.Трепов узнал о гибели Сергея,
104

он ворвался в кабинет Лопухина в здании ДП, «бросил ему в лицо:

"Убийца", — и вылетел из кабинета, хлопнув за собой дверью»13.

Приходится признать, что для подобного обвинения у него были

все основания. Как в этой истории, так и в последующей истории

с раскрытием Бурцевым правды об Азефе роль А.Лопухина зага¬

дочна и необъяснима. Но Савинков всего этого не знал, и возрас¬

тавшие трудности угнетали его, к тому же к нему стали обращать¬

ся с просьбами развернуть боевые действие против царских влас¬

тей в широком масштабе в связи с событиями 9 января в Петер¬

бурге, а у него, кроме группы в 5 человек, никого не было, и он

должен был отвечать отказом, посылая этих людей к М.Швейцеру,

у которого было больше людей и средств. У Ивановской сложи¬

лось впечатление, что Савинков не верит в окончательный успех

своего покушения: «Работа в Москве с Сергеем шла не очень

удачно, и со слов его можно было даже заключить, что навряд ли

оно кончится быстро и успешно»14.
Как мы помним, Савинков и во время дела Плеве также не¬

однократно впадал в отчаяние. Это ему вообще было свойственно,

что совершенно не вязалось с его профессией террориста. Тем вре¬

менем слежка в Кремле начала давать результаты. Установили, что

великий князь выезжает из своего дома в те же часы, что и раньше,

от 2 до 5, правда, теперь эти выезды стали нерегулярными и про¬

исходили в разные дни. Каляев проследил, куда ездит великий

князь. Оказалось, в свою бывшую резиденцию в дом московского

генерал-губернатора на Тверской улице. Для успешного покушения

этих данных было недостаточно: «Невозможно было караулить Ве¬

ликого князя несколько дней подряд, невозможно было ожидать

его ежедневно с бомбами в руках по 2—3 часа на Тверской и в

Кремле»15. Но никаких регулярных выездов у Сергея не было, и

приходилось из газет выуживать информацию об официальных ме¬

роприятиях, которые великий князь собирается посетить. Это был

не самый точный источник информации. Несмотря на то, что

более полные сведения получить не удалось, к концу января терро¬

ристы стали непосредственно готовиться к покушению.
Для того, чтобы скрыть от полиции методы наблюдения БО,

И.Каляев продал пролетку. В одной из газет Савинков прочитал,

что 2 февраля в Большом театре должен состояться благотвори¬

тельный спектакль, весь сбор от которого шел складу Красного

креста, находившемуся под покровительством жены великого

князя Елизаветы Федоровны, родной сестры императрицы. Каляе¬

ву и Доре Бриллиант было сообщено, что они должны вернуться

в Москву. Дора Бриллиант остановилась в гостинице «Славянский

базар» на Никольской улице. 2 января она зарядила 2 бомбы для

двух метальщиков — Каляева и Куликовского. В 7 часов вечера у

подъезда гостиницы она встретилась с Савинковым и передала ему

готовые бомбы. Савинков сел в пролетку Моисеенко и передал

бомбы бомбистам. В 8 часов вечера метальщики заняли боевые

позиции: Каляев на Воскресенской площади у здания Московской

городской думы, Куликовский в проезде Александровского сада.

Великий князь, как правило, выезжал через Никольские ворота, и
105

другого пути к Большому театру, кроме как мимо проезда Алек¬

сандровского сада или через Воскресенскую площадь, у него не

было. Он должен был встретить одного из метальщиков.
В начале девятого Каляев увидел карету великого князя. Он

бросился наперерез карете и уже поднял руку, чтобы бросить

бомбу, но в последний момент отпрянул от кареты, увидев в ней,

помимо Сергея, его жену, а также двух детей, племянников Сер¬

гея. Мы не будем сейчас подробно останавливаться на этом собы¬

тии, ниже мы вернемся к нему, скажем только, что Савинков пол¬

ностью одобрил решение И.Каляева. Они решили попробовать ор¬

ганизовать покушение после спектакля. Они надеялись, что,

может быть, великой княгине подадут ее карету, а великий князь

поедет один. Но этого не произошло. В этот день Савинкова ждал

еще один сюрприз. Он увидел, что Куликовский не может быть

метальщиком. «Мы втроем отправились бродить по Москве и не¬

заметно вышли на набережную Москвы-реки. Каляев шел рядом

со мной, опустив голову и держа в одной руке бомбу. Куликов¬

ский шел следом, несколько сзади нас. Вдруг шаги Куликовского

смолкли. Я обернулся. Он стоял, опершись о гранитные перила.

Мне показалось, что он сейчас упадет. Я подошел к нему. Увидев

меня, он сказал: — Возьмите бомбу, я сейчас ее уроню. Я взял у

него снаряд. Он долго еще стоял не двигаясь. Было видно, что у

него нет сил»16.
Решили попробовать в один из ближайших дней. Путем логи¬

ческого заключения они пришли к выводу, что 3, 4 или 5 февраля

великий князь непременно поедет в губернаторский дом, где была

его канцелярия, хотя он уже не был губернатором. 3 февраля Са¬

винков решил дать метальщикам возможность отдохнуть. Они уе¬

хали из Москвы. 4 февраля охота возобновилась вновь, но выяс¬

нилось, что налицо только один метальщик. Моисеенко сообщил

Савинкову, что он видел Куликовского. Куликовский сказал Мои¬

сеенко, что переоценил свои силы и видит теперь, после 2 февра¬

ля, что он не может работать в терроре. В тот же день он уехал

из Москвы.
Интересна дальнейшая судьба двух участников этого разговора.

Куликовский в скором времени вернулся в Москву и был аресто¬

ван на квартире эсера А.Высоцкого, внука известного чаеторговца,

где была устроена полицейская засада. Он совершил смелый побег

из Пречистенской полицейской части. Бежал он во время прогулки

по тюремному дворику, которая проходила под охраной надзирате¬

ля; на глазах изумленных часовых он прыгнул на ворота, спрыгнул

с них и исчез на улице. Он прибежал на квартиру в будущем из¬

вестного писателя М.Осоргина, связанного с эсерами, где жил

перед арестом. Он рассказывал о своем побеге: «Как я прыгнул.

Другой раз так не прыгнешь. Прыгал с разбега, едва коснувшись

руками и исчез на небо»17. Он вступил в боевую дружину Москов¬

ского комитета партии социалистов-революционеров и решил

опять попробовать свои силы в терроре. Один из руководителей

дружины А.Гоц поручил ему убить московского градоначальника

графа Шувалова. Он пришел к нему на прием и застрелил из ре¬
106

вольвера. Военно-окружной суд приговорил его к смертной казни,

замененной бессрочной каторгой. Видимо, П.Куликовский был,

как многие русские люди, очень широк и способен на беззаветный

героизм, с одной стороны, а с другой — ему были присущи обыч¬

ные человеческие слабости, вполне объяснимые и понятные, но

абсолютно недопустимые по критериям русского революционного

движения. Так, он поддался на уговоры своего защитника, извест¬

ного адвоката, защищавшего Марию Спиридонову, а в будущем

известного кадета Н.Тесленко, и подписал заявление с просьбой о

смягчении приговора, которое было подано на имя московского

генерал-губернатора. Незадолго перед этим его жена направила

свое прошение о смягчении приговора на имя царя, не сообщив,

правда, об этом поступке своему мужу. Именно по ее заявлению он

получил смягчение приговора. Подвергнутый остракизму со сторо¬

ны многих своих товарищей по партии, он мужественно вел себя в

Акатуйской каторжной тюрьме и помог Г.Гершуни бежать. Через

некоторое время каторга была заменена ему ссылкой на поселения

в Якутскую область. Ссылка закончилась в феврале 1917 года. Во

время гражданской войны в Сибири он присоединился к белым и

в отряде генерала Попеляева вел борьбу с большевиками в тайге

под Якутском. Он был взят в плен и на допросе был забит до смер¬

ти следователем за отказ давать показания.
Выходец из богатой дворянской семьи Б.Моисеенко, выделяв¬

шийся даже в БО своей смелостью и решительностью, продолжал

работу в терроре. Он участвовал в организованном Азефом в ап¬

реле 1906 года покушении на московского генерал-губернатора ад¬

мирала Дубасова, затем его случайно арестовали и, так как у след¬

ствия против него не было никаких улик, выслали административ¬

ным порядком в Сибирь. Он женился на получившей 10 лет ка¬

торги красавице-террористке М.Беневской, затем принял участие

в закончившейся неудачей попытке освободить из заключения

Е.Брешко-Брешковскую. Во время гражданской войны в Сибири

он работал в органах власти Сибирского правительства, которым

руководили эсеры. Во время переворота адмирала Колчака он был

схвачен фуппой офицеров-черносотенцев, которым был известен

как революционер, подвергнут страшным пыткам и убит, а труп

был спущен под лед Иртыша.
Итак, для покушения на великого князя оставался один ме¬

тальщик — Каляев. Савинков объясняет, почему нельзя было при¬

влечь к теракту Б.Моисеенко: «Моисеенко был извозчик. Его арест

повлек за собой открытие полиции приемов нашего наблюде¬

ния»18. Совершенно непонятно, почему не мог бросать бомбу сам

Савинков. Он что-то пишет о судьбе англичанина, который дал

ему паспорт. Когда в дальнейшем такой процесс на самом деле

проходил, то наказания, полученные англичанами, давшими свои

паспорта русским террористам, были чисто символическими. Об¬

щественное мнение Европы было на стороне русской революции.

Поскольку в чем угодно, а в трусости Савинкова трудно обвинить,

то совершенно непонятно, почему он не принял участие в поку¬

шении. В конце концов и Каляев уговорил Савинкова, что он
107

справится один. Все произошло так, как и предполагали террорис¬

ты. В этот день великий князь собирался выехать в город. У зда¬

ния суда в Кремле Каляев бросился к карете великого князя. В

своем письме из тюрьмы он писал: «Я бросал на расстоянии че¬

тырех шагов, не более, с разбега в упор, я был захвачен вихрем

взрыва, видел, как разрывалась карета»19. Остатки Сергея Алек¬

сандровича представляли собой страшную картину. Он был разо¬

рван буквально на куски, причем голова отлетела далеко, и ее на

сразу смогли найти. «Великая княгиня Елизавета Федоровна, ос¬

тавшаяся во дворце, услышав взрыв, воскликнула: — "Это Сергей!"

и в чем была бросилась на площадь. Добежав до места взрыва, она

рыдая пала на колени и стала собирать окровавленные останки

мужа»20. А вокруг стояла равнодушная толпа, смотревшая на эту

сцену скорее со злорадством, чем с сочувствием. Лакей просил

всех снять шапки, а великая княгиня бросалась от одного к дру¬

гому и просила: «Как вам не стыдно? Что вы здесь смотрите? Ухо¬

дите прочь!» Но никто не уходил. В России уже давно привыкли

относиться к борьбе террористов с правительством как к спортив¬

ным состязаниям, при этом болея все больше и больше за одну

команду — террористическую, тем более что Сергея Александро¬

вича, как крайнего реакционера, в Москве не любило большинст¬

во населения. Неслучайно, уже в тот же вечер весь город повторял

сказанную кем-то фразу: «Впервые русскому великому князю при¬

шлось раскинуть мозгами». А в отчете московского охранного от¬

деления о настроении в Москве после убийства великого князя

приводится одна характерная фраза: «Все ликуют»21.
Обстоятельства покушения Каляева на Сергея Александровича,

история о том, как добрый террорист не бросил бомбу в карету, в

которой была его жена и два племянника, были очень популярны

в России. Они стали святочными рассказами эсеровской партии и

всего революционного движения, свидетельствовавшими о его гу¬

манизме, о нежелании проливать каплю невинной крови. И теперь

можно часто слышать в различных странах мира, особенно при

осуждении теперешнего палестинского террора или действий

таких групп, как итальянские «Красные бригады» или немецкая

«Фракция Красной армии» о том, как выродился террор, и о том,

что в начале века русские террористы убивали только своих поли¬

тических противников и щадили каждую невинную каплю крови,

а теперешние террористы готовы убивать всех без разбора.
Попытаемся ответить на вопрос, насколько гуманными были

предшественники сегодняшних террористов? Прежде всего оста¬

новимся на самом И.Каляеве. Среди русских террористов он был

довольно необычной фигурой. Талантливый поэт (единственный

сборник его стихов был издан товарищами по партии после его

смерти), он был во многом далек от своих революционных друзей,

которые не могли понять его увлечения поэзией Блока, Брюсова,

Бальмонта, чуждой для них. Каляев был нерелигиозным, но ис¬

кренне верующим человеком, что было совершенно необычно в

революционных кругах. А.Тыркова, хорошая знакомая Каляева,

работавшая вместе с ним в редакции ярославской газеты «Север¬
108

ный край», оставила о нем очень яркие строки: «Ходил ли Каляев

в церковь? Не знаю. Кругом него все были так далеки от церкви.

Думаю, что и он не был к ней близок. Но я могу себе представить,

как он украдкой заходит на всенощную в одну из старинных яро¬

славских церквей и подолгу стоит в тесном углу около стены, рас¬

писанной древними фресками... Мы с Каляевым о церкви, о пра¬

вославии не разговаривали. Но о Христе этот приятель, если не

друг Бориса Савинкова, профессионального политического убий¬

цы, часто говорил. Мне думается, что сердце Каляева было спо¬

собно принять божественную истину. В прежние времена такие

как он, романтики, уходили в монастыри, молитвой и постом пре¬

одолевая злую силу. В наш полный соблазнов век он поддался

дьявольскому искушению, поверил в жертвенность терроризма.

Может быть, его грызли сомнения?... Но никто не запрещал ему

говорить о тайнах искусства, о трагическом противоречии добра и

зла во Вселенной, в каждом из нас, о том, как совместить Еван¬

гелическое Откровение с царством насилия и неправды, где обре¬

чен человек жить даже в странах, считающих себя христиански¬

ми... Из тюрьмы он писал мне письма в прозе и стихах. Одно из

них начиналось словами: "Христос! Христос!" Оно звучало как

призыв, как сыновняя мольба, как страстная просьба указать

людям путь любви»22. Каляев был человеком необыкновенной

доброты и нежно относился к людям. Ивановская описывает, как

она вместе с Дорой Бриллиант встретила Каляева и как он, увидев

их, «весь выпрямился и засветился такой детской, чистой лас¬

кой»23.
Итак, добрый милосердный христианин Каляев отказался бро¬

сить бомбу в карету Сергея, потому что там были женщина и дети.

Через несколько минут он объяснял Савинкову, почему он не сде¬

лал этого: «...разве можно убить детей?»24, потом Каляев заявил:

«...если мы решим убить всю семью, то он на обратном пути из

театра бросит бомбу в карету, не считаясь с тем, кто будет в ней

находиться». Далее Савинков вспоминает: «Я высказал ему свое

мнение. Я не считал возможным такое убийство»25. Из этого от¬

рывка следует, что Каляев просто не хотел брать на себя ответст¬

венность, а если бы БО в лице одного человека — Савинкова при¬

няло бы решение об убийстве, он спокойно пошел бы убивать

женщин и детей. Несколько странное проявление гуманности и

любви к детям. С обликом гуманиста никак не вяжется и его даль¬

нейшее поведение с великой княгиней, которая из христианского

чувства милосердия (она была очень верующим человеком и через

некоторое время после смерти мужа постриглась в монахини) на¬

вестила его в тюрьме. В описании И.Каляева эта встреча выгляде¬

ла следующим образом: «"Я прошу вас, возьмите от меня на па¬

мять иконку. Я буду молиться за вас". — И я взял иконку. Это

было для меня символом признания моей победы, символом ее

благодарности судьбе за сохранение ее жизни и покаяние ее со¬

вести за преступления великого князя... Прощайте, — сказал я, —

повторяю, мне очень больно, что я причинил вам горе, но я ис¬

полнил свой долг, и я исполню его до конца и выполню все, что
109

мне предстоит»26. Христианин ничего христианского в этой встре¬

че не нашел и считал, что основная цель ее прихода — выражение

благодарности, что она осталась жива, тогда как для нее вся жизнь

кончилась со смертью мужа, хотя при жизни ей с ним было очень

тяжело, он никогда не обращал на нее никакого внимания и все

свое время проводил в обществе хорошеньких адьютантов, кото¬

рых специально для него подбирали. Сообщение о свидании по¬

пало в газеты, и разгневанный Каляев написал Елизавете Федо¬

ровне письмо, в котором он просто глумился над ней: «Но вы не

побоялись оказаться замешанной в нее (интригу), мое доверие к

вам не оправдалось. Клеветническая интрига и тенденциозное

изображение нашего свидания налицо... Но вы оказались недо¬

стойной моего великодушия. Ведь для меня несомненно, что это

вы источник всех сообщений обо мне, ибо кто же бы осмелился

передавать содержание нашего разговора с Вами, не спросив у Вас

на то позволения (в газетной передаче оно исковеркано — я не

объявлял себя верующим, я не выражал какого-либо раская¬

ния)»27.
Повторяю, мы говорим сейчас о самом гуманном из террорис¬

тов. А вот каким мечтам он предавался в разговоре с Б.Савинко¬

вым: «Знаешь, я хотел бы дожить, чтобы видеть; вот, смотри —

Македония. Там террор массовый, там каждый революционер —

террорист. А у нас? 5—6 человек и обчелся. Остальные в мирной

работе... Ведь соцоциалист-революционер без бомбы уже не соци-

алист-революционер. И разве можно говорить о терроре, не уча¬

ствуя в нем? О, я знаю: по всей России разгорится пожар. Будет

и у нас своя Македония. Крестьянин возьмется за бомбы. И тогда —

революция»28. Что такое массовый террор и каждый революцио¬

нер — террорист? Это произошло в России после октября 1917

года. Именно об этих миллионах трупов мечтал Каляев. Так что

благородного разбойника сделать из Каляева трудно. Какими бы

симпатичными личными качествами он не обладал, жизнь в убий¬

стве и для убийства изменили его.
На суде и во время казни Каляев вел себя, как впрочем подав¬

ляющее большинство террористов, очень мужественно. Он выде¬

лялся среди них своим страстным желанием и на судебном про¬

цессе продолжить борьбу с ненавистным самодержавием. Его вы¬

ступление на суде, его письма широко распространялись револю¬

ционерами в целях пропаганды. Каляеву удалось добиться повтор¬

ного разбирательства его дела в Петербурге в Сенате в своем при¬

сутствии, пожалуй, единственный случай в судебной практике по¬

литических процессов дореволюционной России. Подавая касса¬

ционную жалобу, он совершенно не думал о смягчении приговора.

Он писал: «Я знал, что я должен умереть. Идя на кровавое дело,

я заранее приготовился заплатить за него своей жизнью»29. Он

хотел лишний раз разоблачить «партийную реакционную полити¬

ку, в которой великие князья принимают самое невыгодное для

Его Величества участие»30, а также лишний раз разрекламировать

политику своей родной эсеровской партии. Царские власти на¬

столько боялись революционного отклика этого процесса, что
110

стали прибегать к мерам, невиданным ранее в судебной практике

пореформенной России, но очень напоминающим сталинско-

брежневские процессы. Первоначально было решено зал заседания

суда в Сенате заполнить специально подобранной полицией пуб¬

ликой. Полиция окружила здание суда настолько плотным коль¬

цом, что даже секретарь Сената смог попасть туда, только объяс¬

нив полицейским офицерам, что у него хранятся ключи от шкафа,

в котором находится дело Каляева, и, следовательно, без него суд

не может состояться. В приемной суда к нему подошли молодой

человек и пожилая дама. Представившись артистом императорских

театров, молодой человек заявил, что «он и его спутница принад¬

лежат к составу лиц, командированных в Сенат ДП для присутст¬

вия на заседании в качестве публики, и представил соответствую¬

щее удостоверение. В этот момент было известно, что публика не

будет допущена в зал заседания. Эти статисты принуждены были

удалиться»31. Все-таки первые ростки будущего самого передового

в истории человечества политического строя стали появляться за¬

долго до революции.
Убийство великого князя Сергея Александровича стоило пар¬

тии социалистов-революционеров недорого — 7 тыс. руб.32
Каляев был приговорен к смертной казни и в ночь на 10 мая
1905	года казнен в Шлиссельбургской крепости.
Примечания
1	Савинков Б. Указ. соч. С. 82.
2	Там же. С. 81.
3	Спиридович А. С. 179.
4	Савинков Б. Указ. соч. С. 93.
5	Там же. С. 94.
6	Там же. С. 83.
7	Там же. С. 82—83.
8	Цит по: Савинков Б. Указ. соч. С. 86.
9	Зензинов В. Указ. соч. С. 142—144.
10	Савинков Б. Указ. соч. С. 89.
11	Там же.
12	Спиридович А. Указ. соч. С. 179.
13	Герасимов А. Указ. соч. С. 8.
14	Ивановская П. Указ. соч. С. 117.
15	Савинков Б. Указ. соч. С. 89.
16	Там же. С. 99.
17	Осоргин М. Николай Иванович // На чужой стороне. Прага. 1923. № 3.
С.	96.
18	Савинков Б. Указ. соч. С. 101.
19	Там же. С. 104.
20	Спиридович А. Указ. соч. С. 181.
21	Давыдов Ю. Савинков Борис Викторович, он же — Ропшин // Савин¬
ков Б. Избранное. М., 1990. С. 5.
22	Тыркова-Вильямс А. Указ. соч. С. 106—107.
111

23	Ивановская П. Указ. соч. С. 52.
24	Савинков Б. Указ. соч. С. 98.
25	Там же.
26	Там же. С. 106-107.
27	Там же. С. 107.
28	Там же. С. 88.
29	Кассационная жалоба И.П.Каляева в Сенат // Былое. Париж. 1908.

N° 7. С. 45.
30	Там же. С. 46.
31	Карлина М. О Каляеве // Голос минувшего на чужой стороне. Париж.
1926. С. 196.
32	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1 Д. 133. Л. 51.

Глава 11.
КИЕВСКИЙ И ПЕТЕРБУРГСКИЙ ОТРЯДЫ

БОЕВОЙ ОРГАНИЗАЦИИ
Предприятие московского отряда увенчалось успехом. Теперь

мы рассмотрим деятельность киевского и петербургского отрядов.
Киевский отряд был небольшой. Он состоял, как мы уже пи¬

сали, из трех человек — командира Д.Борищанского и членов бе-

лостокской боевой дружины супругов Козак. Д.Борищанский дей¬

ствовал в Киеве диаметрально противоположно Б.Савинкову в

Москве. Он считал, что людей у него немного, и для сбора необ¬

ходимых сведений он обратился за помощью к киевским эсерам.

Информация об этом сразу попала к начальнику киевского охран¬

ного отделения А.Спиридовичу. Тот начал действовать нестандарт¬

ными методами: «В комитет была брошена мысль, что убийство

генерал-губернатора Клейгельса является абсурдным. Поведение

генерал-губернатора в Киеве не дает никакого повода к такому

выступлению против него. Приводились доказательства. Эта

контрагитация была пущена и в комитет, и на тех, кого Борищан-

ский мог привлечь в качестве исполнителей»1. Как мы уже писали

выше, особых средств для специальной охраны Клейгельса А.Спи-

ридович не получил, так что обходились собственными силами.

Киевским филерам удалось установить, что за губернатором велась

слежка двумя рабочими. Они их демонстративно спугнули, «пока¬

зав тем самым усиленную охрану генерал-губернатора»2. Хотя к

концу января 1905 года боевикам удалось установить время выез¬

дов Клейгельса, меры А.Спиридовича сделали свое дело. В послед¬

ний момент супруги Козак отказались от покушения, и Д.Бори¬

щанский решил совершить теракт в одиночку. Он сам зарядил

свою бомбу и отправился на Крещатик ждать карету генерал-гу¬

бернатора. Ему помешала излишняя пунктуальность, которая вре¬

дила ему и во время охоты на Плеве. Прождав карету Клейгельса

около часа, он ушел, а через несколько минут после его ухода бла¬

гополучно проследовала карета. Шансов на успешное покушение

силами одного Д.Борищанского было мало, и он в марте 1905 года

уехал в Петербург, где присоединился к основному отряду терро¬

ристов М.Швейцера.
Как мы уже писали, основные силы БО под руководством

Швейцера были сосредоточены в Петербурге. У историков и ме¬

муаристов существует некоторая путаница, кого из царских санов¬

ников террористы планировали убить первоначально. Эта путани¬

ца во многом возникла из-за того, что боевики несколько раз ме¬

няли свои планы и расширяли список будущих жертв. Б.Савинков
113

пишет в своих воспоминаниях, что на совещаниях террористов в

Париже в сентябре 1904 года «было решено, что в Петербург по¬

едет Швейцер и встанет во главе покушения на Трепова»3. Но

Д.Трепов в это время был московским обер-полицмейстером, а

петербургским генерал-губернатором стал только И января 1905

года, поэтому в сентябре 1904 года террористы никак не могли по¬

сылать отряд в Петербург для убийства Трепова. Это было полной

бессмыслицей. Совершенно прав Б.Николаевский — первоначаль¬

но задача состояла в убийстве командующего петербургским гар¬

низоном великого князя Владимира Александровича, а также ста¬

вилась цель выяснить возможности убийства товарища министра

внутренних дел П.Дурново. Но главная цель — Владимир. Во главе

петербургского отряда террористов стоял Максимилиан Ильич

Швейцер. За месяц до того, как он приехал в Петербург (ноябрь
1904	года), ему исполнилось 23 года. Он родился в Смоленске в

семье богатого купца-банкира. В 1897 году начал учебу в Москов¬

ском университете на естественном отделении физико-математи¬

ческого факультета. В 1902 году он был арестован на студенческой

сходке и сослан в Якутскую область. В 1903 году М.Швейцер уехал

за границу и вступил в ряды БО. Близко знавшая его П.Иванов¬

ская писала о нем: «Природа расщедрилась, наделив Павла (под¬

польная кличка Швейцера. — Лет) удивительным бесстрашием,

никогда ему не изменявшим, при самых опасных положениях, вы¬

держанностью и характером точного аккуратного работника... Кра¬

сивая, английского типа наружность, чистое безусое лицо, ясные,

синие детской чистоты глаза, сильно молодили его лицо, а разли¬

тая интеллигентность во всех чертах его наружности резко выде¬

ляла везде. Но в его движениях, словах, в манере передавать свою

мысль... сразу чувствовался человек большой деловитости и харак¬

тера. Порывистость, так свойственная всему молодому, у него

сдерживалась внешней холодностью и даже сухостью. Из немногих

слов становилось ясно, что слабость, слюнтяйство он выносил с

трудом. К новичкам-работникам отношения его были полны бе¬

режности и внимания, но пощады от него было трудно ждать»4.

Человек разносторонних интересов, он в первую очередь интере¬

совался техническими науками и изучал новинки по вопросам

химии, математики, электротехники. Он совмещал в себе роли ру¬

ководителя БО и его главного химика. Приехав в Петербург в на¬

чале ноября, он остановился в гостинице «Бристоль» под именем

англичанина Артура Мак-Куллоха. Постепенно к нему присоеди¬

нились приехавшие из Швейцарии члены БО ТЛеонтьева (см.

выше), Е.Дулебов, П.Ивановская, В.Басов. В организацию были

приняты намеченные еще в Париже М.Шиллеров, Б.Подвицкий,

Трофимов, Я.Загородний, Марков и рабочий из Белостока, извест¬

ный под кличкой «Саша Белостокский». Б.Савинков справедливо

писал: «Задача Швейцера, сама по себе очень трудная, осложня¬

лась еще и тем, что члены его отдела были мало знакомы между

собой, и большинство из них не имело никакого боевого опыта»*

Наблюдение за великим князем, так же, как и в Москве повели с

использованием старых методов. Подвицкий и Дулебов изобража¬
114

ли из себя извозчиков, Трофимов — посыльного, Саша Белосток-

ский — папиросника. Татьяна Леонтьева, жившая на квартире у

дяди, высокопоставленного петербургского сановника, держала у

себя дома динамит, а, кроме того, помогала М.Швейцеру в его

сношениях с боевиками. Как мы писали, М.Швейцер взял на себя

чудовищно много. Он был и руководителем организации, и ее

главным техником, и непосредственно осуществлял связь со всеми

боевиками. Б.Николаевский справедливо писал, что единственным

недостатком Швейцера была его молодая самонадеянность. Он

считал, что ему все по плечу. Отсюда и совмещение столь многих

революционных обязанностей, а также страстное желание причи¬

нить как можно больший ущерб русскому правительству, выбирая

все новых жертв для терактов, часто не считаясь с уставом БО, в

котором было сказано, что ЦК определяет круг лиц, против кото¬

рых намечается покушение.
Мы уже писали о том, что, по предложению Т.Леонтьевой,

Швейцер решил организовать в конце декабря на балу, где ТЛе-

онтьева должна была подавать цветы, убийство царя, Швейцер не

имел на это никакого разрешения ни от ЦК, ни от Азефа. Поку¬

шение не состоялось только потому, что в это время в связи с не¬

удачами на фронтах русско-японский войны все придворные балы

были отменены. В середине января 1905 года, сразу после назна¬

чения Д.Трепова петербургским генерал-губернатором с чрезвы¬

чайными полномочиями, М.Швейцеру было поручено ликвидиро¬

вать также его. Боевики, ведшие наблюдение за великим князем

Владимиром, совершенно случайно установили маршруты выездов

министра юстиции Н.Муравьева, в 1901 году прокурора по про¬

цессу первомартовцев. По абсолютно непонятным соображениям

М.Швейцер, который принял решение об убийстве самого царя ни

с кем не посоветовавшись, в отношении министра юстиции решил

попросить совета у находившегося тогда в Петербурге единствен¬

ного члена ЦК Н.Тютчева, тот был решительно против и доказы¬

вал Швейцеру, что смерть Муравьева не может иметь серьезного

влияния на ход общей политики и что «...БО не должна тратить

силы на такие второстепенной важности акты». Швейцер предпо¬

лагал убить Муравьева 12 января 1905 года во время его выезда для

доклада царю в Царское село, но он решил прислушаться к мне¬

нию членов ЦК и отменить уже готовое покушение. 12 января в

Петербург приехал заместитель Азефа по БО Савинков. Идея

убийства министра юстиции Н.Муравьева ему очень понравилась:

«Я думаю, что убийство Муравьева и само по себе могло иметь

значение большое, непосредственно же после 9 января оно при¬

обретало особую важность»6. Быстро доказав Швейцеру, что Тют¬

чев не весь ЦК, Савинков сломил его довольно слабое сопротив¬

ление. Было известно, что каждую неделю по средам Н.Муравьев

отправляется в Царское Село. Покушение было назначено на бли¬

жайшую среду 19 января. В покушении должны были принимать

участие два метальщика — Я.Загородний и Саша Белостокский.

Но покушение не состоялось. М.Швейцер не так хорошо разби¬

рался в людях, как его непосредственный начальник по террору
115

Е.Азеф. Саша Белостокский был, мягко говоря, не самая удачная

кандидатура для работы в БО. Испугавшись участия в теракте, он

16 января скрылся из города. Я.Загородний встретил карету мини¬

стра, но карету загородили повозки извозчиков, и он не смог

бросить бомбу. Это была не единственная неудача. И января в

Сестрорецке был арестован член БО Марков. Арестован он был

случайно, но при нем были найдены взрывчатые вещества и пись¬

мо, не оставлявшее никаких сомнений, что он является членом

БО. В скором времени в Сестрорецке был арестован В.Басов, при¬

ехавший к Маркову по поручению Швейцера, который тяжело

переживал неудачи, но был полон решимости продолжать борьбу.

Он признался Савинкову, что постоянные изменения планов — то

атака на царя, то на Муравьева, то на великого князя, то на Тре¬

пова — мешают работе. Но он продолжал искать новые возмож¬

ности. Людей было много, несмотря на первые потери от арестов.

В дополнение к уже имеющимся боевикам П.Ивановская по про¬

сьбе Швейцера привезла в Петербург Дору Бриллиант, имевшую

уже опыт двух удачных покушений на Плеве и Сергея Александ¬

ровича и продолжавшую рваться в бой. Был хорошо налажен сбор

информации в правящих сферах — этим занималась ТЛеонтьева.

Видимо, она сообщила Швейцеру о том, что 1 марта состоится па¬

нихида в соборе Петропавловской крепости по императору Алек¬

сандру II. Швейцер не мог устоять. Он решил разом покончить со

всеми врагами революции. Предполагалось убить великого князя

Владимира, Д.Трепова, а также нового министра внутренних дел

А.Булыгина и товарища министра П.Дурново. Боевики с бомбами

должны были встретить их по дороге в крепость на Троицком

мосту.
Швейцер решил сделать все для организации этого грандиоз¬

ного, в случае успеха, теракта. Но он явно переоценил свои воз¬

можности. Накануне ставшей роковой для него ночи 16 февраля

в Летнем саду он встретился с Н.Тютчевым и П.Ивановской. Они

почувствовали в нем какое-то колебание. Но он продолжал реши¬

тельно настаивать на выступлении 1 марта, отклоняя робкие по¬

пытки своих оппонентов доказать, что выступление несколько

преждевременно и плохо подготовлено. Он верил в успех и считал,

что «другой такой случай вряд ли представился бы... успех несо¬

мненен! Это будут лучшие поминки первомартовцам»7. В ночь на

26 февраля М.Швейцера разорвало на части взрывом бомбы, ко¬

торую он заряжал для покушения 1 марта. Взрыв был такой силы,

что были разрушены все комнаты этажа, где он жил, выбиты стек¬

ла всего дома. В официальном документе описываются некоторые

последствия этого взрыва: «Прилегающая часть Вознесенского

проспекта (панель и часть мостовой) в беспорядке завалены доска¬

ми, кусками мебели и разными вещами, выброшенными силой

взрыва из разрушенных помещений. Часть этих вещей перекинуло

через всю ширину проспекта (37 шагов) в Исаакиевский собор, в

котором на протяжении 16 шагов повалило даже чугунную решет¬

ку в трех пролетах»8. Даже новый начальник петербургского ох¬

ранного отделения полковник Герасимов, человек по роду своей
116

службы много видевший, был поражен, войдя в № 27 — комнату

Швейцера: «Я был готов к самому худшему, но то, что мне при¬

велось здесь увидеть, превосходило все представления. Обстановка

комнаты и обломки стен лежали, подобно куче мусора, и все эти

обломки и клочья были тут и там усеяны мельчайшими частицами

человеческого трупа. Поблизости разбитой оконной рамы лежала

оторванная рука, плотно сжав какой-то металлический предмет,

картина, которую я не могу забыть»9.
Трудно переоценить значение этого удара для БО. Погиб не

только главный руководитель, которого из имеющегося состава

боевиков никто не мог заменить, но и главный техник организа¬

ции, а вместе с ним и весь имевшийся в наличии запас динамита,

то есть организация осталась просто безоружной. Е.Азеф в таком

случае просто вывел бы всех боевиков из города. П.Ивановская

пыталась в своих воспоминаниях объяснить, почему они немед¬

ленно не покинули Петербург. Некоторые из названных ею при¬

чин носили несколько туманный мистический характер или отно¬

сились к сфере революционной чести: «Бросить все и кинуться

всем врассыпную мы не могли, не имели права... Наше бегство

вызовет катастрофу»10. Некоторые боевики считали, что еще есть

шансы на успех: «Мы обязаны довести до конца начатое, кончить

игру»11. Они считали, что можно успешно осуществить покушение

на уже выслеженных Булыгина и Трепова.
Была еще одна, пожалуй, самая важная причина. Никто из на¬

ходившихся в данный момент в Петербурге не входил в состав ко¬

митета, руководившего работой БО. Как писала П.Ивановская:

«Не было полномочий на ликвидацию»12. Было решено продол¬

жать дело и ждать тех, кто имел полномочия решать: «Надо было

ждать: каждый день ожидали возвращения уехавших за границу

Савинкова, Азефа. Первый уехал туда всего на одну неделю, взрыв

в "Бристоле" и смерть Леопольда, казалось, должны были ускорить

приезд кого-нибудь из них»13. Даже когда они попали в кольцо

сыщиков, Е.Дулебов отверг предложения переменить место свида¬

ний, так как «этим мы... подвергали возможности провала могшего

каждый день приехать Савинкова или другого кого-либо из загра-

ничников»14. Так что же делали в это время в Париже Азеф и Са¬

винков?
По плану, разработанному на совещании в Париже, Азеф дол¬

жен был приехать в Россию, когда отряды устроятся, приступят к

работе, и подготовка к наступлению войдет в решающую стадию.

Азеф делал некоторые подготовительные шаги в этом направлении

и даже просил у Л.Ратаева разрешения для поездки в Россию под

предлогом посещения больной матери, но ехать в Россию ему

очень и очень не хотелось. Азеф вообще был смелый человек и

любил отчаянный риск и смелую игру15, но в данном случае он

испугался, и было чего. Как бы он ни презирал после дела Плеве

русскую полицию, если бы он находился в Москве или в Петер¬

бурге накануне намеченных там терактов центрального значения,

полиция могла заподозрить его в причастности к этим событиям.

П.Ивановская, часто общавшаяся с ним и с его женой в Париже
117

и навещавшая их в их небольшой квартире, описывала состояние

Азефа в этот период. Она рассказывала, как она, зайдя в их квар¬

тиру, никого не увидела и случайно заглянула в спальню: «На ши¬

роченной кровати, полураздетый, с расстегнутым воротом фуфай¬

ки, лежал откуда-то вернувшийся Азеф, хотя было еще не поздно.

Все это горой вздувшееся тело тряслось, как зыбкое болото, а пот¬

ное дряблое лицо с быстро бегавшими глазками втянулось в плечи

и выражало страх избиваемой собаки с вверх поднятыми лапами.

Это большое грузное существо дрожало словно осиновый лист

(как я узнала впоследствии) только от одной мысли — о необхо¬

димости скорой поездки в Россию»16. Именно в это время он го¬

ворил жене о своем нежелании ехать в Россию, о том, что его там

обязательно арестуют, он не выдержит тюрьмы и сойдет с ума. Он

даже уговаривал жену все бросить у уехать с ним в Америку. Я не

думаю, что он всерьез планировал отъезд в США, скорее всего, это

была минутная слабость, но одно несомненно он ни за что не

хотел ехать в Россию и не поехал туда. Б.Савинков уехал за гра¬

ницу после окончания дела Сергея Александровича и очень корот¬

кого визита в Петербург. В скором времени, по приезде в Женеву,

он узнал о смерти М.Швейцера. «...Полагая, что смерть эта может

гибельно отразиться на всем петербургском отделе, я сказал

Азефу, что по моему мнению, нам обоим необходимо немедленно

ехать в Петербург. Азеф был согласен со мной, но заявил, что ему

нужно закончить сперва дела за границей»17. Дела эти Азеф закан¬

чивал, пока не было получено сообщение об аресте 16—17 марта

в Петербурге всего наличного состава БО, за исключением сумев¬

шей бежать Доры Бриллиант. Прежде, чем перейти к арестам в

Петербурге, нам бы хотелось немного остановиться на том, как

жила семья Азефа в эмиграции. Они жили очень скромно, даже по

понятиям тогдашних революционеров-эмигрантов, большинство

из которых отличалось крайним ригоризмом. С.Басов-Верхоянцев

так описывал парижскую квартиру Азефа: «Улица Глясьер, квар¬

тира всего в две небольшие комнаты, еле меблированные... всякий

раз в его квартире бросается в глаза убожество обстановки. Не ис¬

купает ее и низкий венский диван, на котором любил восседать

хозяин»18. Н.Лазаркевич, подруга Любови Григорьевны, которая

часто во время длительных поездок Е.Азефа, жила с ней в одной

квартире, рассказывала о ее жизни. Она «страшно нуждалась, и

мы ей всегда помогали... Мы удивлялись, как он ей ничего не

присылает, и иной раз говорили ей, и она соглашалась, но в конце

концов, мы приходили к заключению, что у него так много всяких

дел, что ему невозможно думать об этом»19.
Я думаю, что Азефа устраивало то тяжелое положение, в кото¬

ром жила его семья. Все видели их нищету и в то же время знали,

что он прекрасный отец и муж, который во всем себе отказывает.

Даже Б.Савинков, который должен был несколько лучше знать

своего начальника, искренне в это верил. В судебно-следственной

комиссии по делу Азефа он рассказывал о его моральных качест¬

вах: «Я его считал за очень хорошего семьянина, очень привязан¬

ного к жене и детям»20. Поэтому слухи, разговоры о том, что Азеф
118

много тратит, кутит в ресторанах с девицами полусвета, не произ¬

водили никакого впечатления на руководителей партии. При этом

Азеф хорошо знал свою жену и считал, что в полунищенской об¬

становке она себя чувствует гораздо лучше. Мы уже писали выше,

как ей было тяжело в Москве жить в приличной квартире с при¬

слугой. А на себя, на свой личный комфорт Азеф никогда не

жалел денег и тратил широко. Любовь Григорьевна рассказывала

о своей семейной жизни: «Он много тратил на себя, но я никогда

денег у него не видела. Я всегда была в долгах и всегда занимала

деньги. От месяца до месяца никогда не могла прожить как сле¬

дует, без долгов... Он меня всегда ругал и за каждую копейку про¬

бирал, а сам на себя очень много тратил»21. В подтверждении

этого она рассказала, что даже во время суда ЦК эсеров с В.Бур¬

цевым (см. ниже), то есть когда для него стоял вопрос о жизни и

смерти, он заказал в различных европейских столицах три костю¬

ма. Хорошая одежда была одной из его главных слабостей.
Азеф думал и о будущем, он старался откладывать деньги, ис¬

пользуя различные страховые компании. Его жена рассказывала о

визите к ним в Москве представителя страхового общества «На¬

дежда», предложившего Азефу застраховать свою жизнь. Азеф

оформил два страховых полиса один на 6 тыс. рублей, другой —

на 25 тыс. Его жена, совершенно не разбиравшаяся в подобных

вещах, была поражена: «Мне это казалось очень нелепым: что зна¬

чить страховать себя. Почему он знает, что умрет раньше меня,

например»22. В наш практический век такие рассуждения могут

вызвать только улыбку. Видимо, благодаря этой революционной

пуританской наивности она была абсолютно не в курсе дел своего

мужа, ни о чем не догадывалась и продолжала ему верить даже

тогда, когда было совершенно очевидно, что он провокатор. Бы¬

вали случаи, когда эта практическая наивность его чудовищно раз¬

дражала, когда она с его точки зрения делала ужасные глупости.

Так, в марте 1903 г. к Любови Григорьевне в Париже пришел «че¬

ловек из банка и вручает мне 10 тыс. франков. Я испугалась: ни¬

когда еще таких денег не видела и совершенно не знала, что мне

делать. Он мне говорит: "Это вам". "Откуда?" "Из Петербурга", —

я не могла ничего понять»23. В доме как всегда не было ни ко¬

пейки, но неизвестно откуда взявшиеся деньги жгли ей руки. Она

побежала к товарищам по партии и отдала их. Когда приехал

Азеф, он спросил о судьбе денег и узнав, где они, он страшно вы¬

ругал свою любимую супругу. Интересно, что единственным из то¬

варищей по партии, который советовал ей оставить деньги дома,

был М.Гоц, сказавший ей: «Я не знаю тоже, какие это деньги, но

раз они присланы — держите их у себя»24.
Помимо страхового полиса Азеф в то время, когда работал в

Москве, приобрел пять банковских билетов. Летом 1904 г., узнав,

что у одного из товарищей по партии очень тяжелое финансовое

положение, Любовь Григорьевна решила ему помочь и одолжила

эти билеты25. Когда Азеф узнал об этом, он был вне себя от гнева.

Интересно, что эти чувства полностью разделял М.Гоц: «Ну, я на¬

хлобучку тогда получила здоровую, и Михаил тоже меня очень
119

ругал, что это — говорит — билеты для детей, это единственное,

что он собрал за время своей службы, а я так обращаюсь с этим.

Отдаю без спроса всякому и каждому»26. Эти истории свидетель¬

ствовали, что некоторым из руководителей партии было известно,

что у Азефа появляются большие суммы денег, тем более, что Лю¬

бовь Григорьевна со многими советовалась, что с ними делать.

Почему же никто из них не задумался об этом, когда все громче

звучали голоса, обвинявшие Азефа в провокаторстве? Полное не¬

доумение вызывает поведение М.Гоца. Бессребреник, отдавший на

дело революции большое состояние, живший очень скромно, он

был полностью согласен с Азефом в его претензиях к жене, что

она отдает семейные деньги на дело революции и помогает това¬

рищам по партии. А может быть — только в качестве гипотезы —

предположить, что М.Гоц знал о сотрудничестве Азефа с поли¬

цией? Естественно, Азеф ему представил, что это было сделано

только с целью использовать полицию в интересах революции.
Что же произошло за это время в Петербурге? Как я уже писал

выше, они решили продолжать дело. На смену одному руководи¬

телю — Швейцеру пришла коллегия в составе П.Ивановской,

Т.Леонтьевой, С.Барыкова. Такой авторитетный специалист в во¬

просах террора, как Б.Савинков, совершенно справедливо писал
об	этом: «Коллективное начало в терроре нужно было признать

вредным, ибо оно предполагает многочисленные и долгие совеща¬

ния»27. Кроме того, среди руководителей какой-то террористичес¬

кий опыт имела только П.Ивановская. Но они начали действовать.

Первая задача, вставшая перед ними, была поиск динамита.

П.Ивановская узнала, что в Петербург приехал ее старый знако¬

мый М.Новомейский. Когда-то она жила на поселении в доме его

родителей в Баргузине в Восточной Сибири. Она знала, что он

сторонник террора: «Я считал, что это недостойное средство по¬

литической борьбы в свободных странах, но признавал, что не

следует отказываться от террористических актов в государствах,

которые не оставляют человеку иной возможности бороться с ти¬

ранией и жестокостью»28. М.Новомейский был горным инженером

и горнопромышленником. П.Ивановская хотела с его помощью

достать динамит. В скором времени встреча состоялась. Более чем

через 50 лет М.Новомейский вспоминал о ней: «После этого со¬

бытия (гибели М.Швейцера) организация возложила свои надежды

на меня. Ивановская знала, что по роду моих занятий в Баргузин-

ском уезде я часто пользовался взрывчатыми материалами из ка¬

зенных источников, поэтому она обратилась ко мне с просьбой

раздобыть для организации динамит в требуемом количестве и как

можно быстрей. Получить его в Петербурге было невозможно, но

я переговорил с моим московским другом и в конце концов ска¬

зал, что просьбу, возможно, исполню. Я встречался с Ивановской

несколько раз, всегда в обстановке величайшей секретности. В то

время за мной не было полицейского надзора, но пущей осторож¬

ности ради я ходил на квартиру моего приятеля (окулиста) не

через парадную дверь, а через черную. Ивановская являлась позже,

в часы приема пациентов, входила через парадную, сидела в оче¬
120

реди на прием и, лишь попав в кабинет, проходила в одну из даль¬

них комнат, где я ее дожидался. После разговора она возвращалась

в приемную тем же путем. Таким образом, даже если бы за ней

следили, вместе нас не могли увидеть: я оставался у доктора на

ужин и уходил поздней ночью»*9.
Б.Савинков считал, что, несмотря на отмеченные выше недо¬

статки, а также на «отсутствие дисциплины», постепенно все на¬

ладилось бы: «В ней (организации) было довольно людей, смелых

и энергичных, или прошедших школу дела Сергея (Моисеенко,

Бриллиант), или участвовавших в покушении на Плеве (Иванов¬

ская, Дулебов). Вероятно, естественным путем руководство вскоре

перешло бы к наиболее опытному лицу, тогда сама собой восста¬

новилась бы дисциплина, и, конечно, улучшилось бы наблюде¬

ние»30. Но произошло то, что так часто случается в различных

подпольных организациях всех стран мира — полицейский агент,

имевший непосредственное отношение к руководству эсеровской

партии, вышел на организацию. У ослабленной смертью Швейце¬

ра и отсутствием в Петербурге руководителей БО был противник,

резко усилившийся в начале 1905 года. 3 февраля 1905 года на¬

чальником петербургского охранного отделения, которое послед¬

нее время работало более чем неэффективно, стал один из самых

деятельных и предприимчивых сотрудников ДП, бывший началь¬

ник харьковского охранного отделения полковник А.Герасимов.

Новый петербургский генерал-губернатор Д.Трепов решил взять в

свои руки всю деятельность по подавлению революционного дви¬

жения в стране. Но он в этом мало что понимал, и ему был нужен

компетентный помощник, который должен был возглавить весь

политический сыск в империи. Таким помощником стал знамени¬

тый русский охранник и контрразведчик П.Рачковский, назначен¬

ный в феврале 1905 года чиновником особых поручений при ми¬

нистерстве внутренних дел, а с июля того же года, после назначе¬

ния Д.Трепова товарищем министра внутренних дел, он стал заве¬

довать политической частью ДП на правах вице-директора Депар¬

тамента. И хотя П.Рачковский и А.Герасимов друг друга терпеть

не могли и не очень готовы были признавать компетенцию друг

друга, что, естественно, мешало работе, тем не менее перед рево¬

люционерами оказались опытные противники. Результаты не за¬

медлили сказаться. До гибели Швейцера у руководителей полити¬

ческого сыска была только информация общего характера о пла¬

нах боевиков. Герасимов описывает свой первый разговор с Тре-

повым 3 февраля в день вступления в должность начальника пе¬

тербургского охранного отделения. Д.Трепов, совершенно сражен¬

ный смертью своего многолетнего патрона великого князя Сергея,

о которой он только что узнал, непрестанно повторял: «Ужасно...

ужасно». Герасимову он сказал следующее: «Я узнал, что в Петер¬

бурге работает новая террористическая группа. Она недавно при¬

была из-за границы. Ею подготовляются покушения на великого

князя Владимира, на меня и кто знает на кого еще. Слушайте:

ваша первая задача — ликвидация этой группы. Не горюйте о том,

что это нам дорого обойдется. Любой ценой схватите этих людей.
121

Поняли? Любой ценой»31. Герасимов встретился с Рачковским, но

тот ему сообщил немногим более того, что сказал Трепов. Кроме

того, что готовится покушение на определенных лиц, а, может

быть, на кого-нибудь еще, у полиции не было никакой информа¬

ции. Ни Герасимов, ни Рачковский ничего не знали. Герасимову

оставалось только посадить крупнейших сановников России под

своеобразный домашний арест — прием, к которому он будет при¬

бегать и в дальнейшем, когда у него не будет других средств га¬

рантировать им жизнь. Он заявил Трепову, Владимиру, а также

еще целому ряду сановников, в отношении которых он имел ос¬

нования предполагать, что они могут стать жертвами террора:

«Террористы замышляют против вашей жизни. Они нам неизвест¬

ны. Мы не можем ничего против них предпринять. Мы можем

вам только одно рекомендовать — если вам дорога собственная

жизнь, не покидайте своих жилищ»32.
Вскоре после смерти М.Швейцера полиция смогла напасть на

следы террористов. Ей в этом помог Николай Татаров. Ему было
28	лет, сын протоиерея Варшавского кафедрального собора. Чело¬

век с очень хорошей революционной репутацией. Бывший член

Польской социалистической партии, создатель социал-демократи-

ческой революционной организации «Рабочее знамя», он герои¬

чески вел себя после ареста и выдержал 22-х дневную голодовку,

что по понятиям того времени было необыкновенно мужествен¬

ным поступком. По приговору суда он был выслан в Восточную

Сибирь, в Иркутск. Здесь он примкнул к эсерам и создал хорошо

действующую партийную типографию. Его ценили в партии, а

Гершуни... считал его выдающимся революционером. Друг детства

Татарова Б.Савинков был о нем также самого высокого мнения.

Когда, после сокращения срока ссылки, он вернулся в Централь¬

ную Россию, он был введен в одесский центр партии. Завербован

полицией он был незадолго до возвращения, именно по этой при¬

чине ему был сокращен срок ссылки. П.Рачковский вышел на

него благодаря генерал-губернатору Восточной Сибири графу

П.Кутайсову, который раньше служил в Варшаве и хорошо знал

отца Татарова, а Татаров в молодости довольно близко общался с

сыном губернатора. В Иркутске старинное знакомство возобнови¬

лось, и Кугайсовы довольно быстро убедились, что Н.Татаров тя¬

готится своим тяжелым положением, бедностью и мечтает, чтобы

ссылка окончилась как можно скорее. Все остальное было очень

просто. Дали знать П.Рачковскому, и Н.Татарову было предложено

в обмен на сообщение информации об эсеровской партии осво¬

бождение и довольно крупное жалование. Татаров согласился.

Хотя по возвращении из ссылки он жил в Одессе, он довольно

часто бывал в Петербурге, где Рачковский и Герасимов требовали

от него сведений о деятельности БО: хотя бы назвать несколько

лиц, которые могли иметь к ней отношение.
«Хотя его не посвятили в деятельность боевой группы, но он

весьма скоро выяснил, что определенные лица поддерживают сно¬

шения с террористами... Татаров назвал некоторые имена. В по¬

исках названных лиц мы натолкнулись на след одной женщины,
122

старой революционерки Ивановской... Разумеется, она проживала

здесь без всякой прописки, нелегально. У нас не было никакого

сомнения в том, что она принадлежала к петербургской террорис¬

тической группе. Мы вели наблюдение за квартирой этой женщи¬

ны в течение круглых суток: наши люди следили на улице за каж¬

дым ее шагом. Таким образом, нам удалось установить личности

всех ее знакомых без исключения, тем самым и членов петербург¬

ской террористической группы»33.
На П.Ивановскую и вообще на членов БО Татаров вышел без

особого труда благодаря своей очень хорошей репутации в партии

социалистов-революционеров. Он был своим, и ему полностью до¬

веряли, часто даже забывая об элементарных правилах конспира¬

ции. Особенно хорошо к нему относились два старых революцио¬

нера, в прошлом народовольцы, а теперь эсеры: Г.Фриденсон и

Н.Тютчев. От них Н.Татаров узнал о том, что Ивановская в Пе¬

тербурге, и ее адрес. М.Новомейский описывает свою случайную

встречу на Невском бульваре с Фриденсоном и Татаровым:

«...Фриденсон внезапно спросил меня: — Вы видели Пашу (Ива¬

новскую)? Меня поразило, что старый революционер, знавший не

хуже меня, что Ивановская законспирирована, задает мне подоб¬

ный вопрос в присутствии другого человека, пускай известного ре¬

волюционера, но мне мало знакомого. Это было нарушением эле¬

ментарных правил конспирации. Естественно, я ответил отрица¬

тельно. — Разве вы не знаете, что она находится в Петербурге? —

Нет, не знаю. — Но ведь она переехала в ту же гостиницу в Сто¬

лярном переулке, где вы сняли номер»34.
Нужно сказать, что Татаров действовал откровенно, нагло, со¬

вершенно не заботясь о прикрытии своей провокаторской деятель¬

ности, видимо, полностью полагаясь на свое громкое в революци¬

онных кругах имя. В этом он был полной противоположностью

своему коллеге Азефу, величайшему мастеру перестраховки. М.Но¬

вомейский рассказывает о том, как он получил записку от Фри-

денсона с приглашением отобедать в известном тогда ресторане

«Малый Ярославец» на Морской. Придя в ресторан, Новомей-

ский, к своему большому удивлению, увидел рядом с Фриденсо¬

ном Татарова, которого он не любил. Сидели в отдельном каби¬

нете, в который все время заходили официанты, и у Новомейского

было ощущение, что кто-то рядом стоит и их подслушивает; Фри¬

денсон завел разговор о возможностях Новомейского достать ди¬

намит. «Я сердился на Фриденсона, впутавшего меня в эту исто¬

рию, затеявшего переговоры в присутствии третьего лица и в по¬

добной обстановке. И я ответил, что действительно свободно

пользуюсь положенной нормой необходимых мне взрывчатых ма¬

териалов, но пользование ими подлежит контролю... А посему,

сказал я, я не могу взять на себя задачу обеспечения кого-либо

взрывчатыми материалами. Татаров все время молчал, вперив в

меня изучающий взгляд. Но тут он вмешался в разговор и начал

дотошно расспрашивать о кладовых книгах, о порядке регистра¬

ции динамита и его расходе. Мне это показалось странным, одна¬

ко я это объяснил себе тем, что он интересуется подробностями,
123

дабы обойти правило, и намеревается меня убедить, что я могу ис¬

полнить их просьбу, невзирая на контроль. Но по окончании

ужина Татаров встал из-за стола, почти не попрощавшись, быстро

направился к выходу. Вышли и мы с Фриденсоном. Пройдя неко¬

торое расстояние, я почувствовал, что за нами следят два субъекта.

Чтобы в этом убедиться, я взял под руку Фриденсона и перешел

с ним на противоположную сторону улицы. Вскоре позади нас за¬

маячили те же две фигуры. "Расстанемся, за нами следят" — про¬

шептал я Фриденсону»^.
П.Ивановская описывает в своих воспоминаниях обстановку

все усиливавшегося полицейского контроля, в которой боевики

действовали в начале марта. Первоначально они почувствовали,

что «стали появляться какие-то неуловимые, неосязаемые призна¬

ки, как тончайшие паучьи ткани, что-то липкое, инородное»36.

Но в скором времени слежка стала вестись куда более откровен¬

но. Придя на свидание с Дулебовым, который вел наблюдение в

качестве извозчика, Ивановская услышала от него: «Садитесь

скорее, едем за город. Видите, сколько здесь шпиков набра¬

лось»37. М.Новомейский, который после встречи в ресторане с

Н.Татаровым и Г.Фриденсоном переменил фамилию, квартиру —

то есть перешел на нелегальное положение и, благодаря этому

ушел из-под слежки, 7 марта на Казанской улице случайно

встретился с П.Ивановской: «Не подавая виду, что знаком с ней,

я готовился пройти мимо, но она схватила меня за локоть и ше¬

потом передала новости. Эта непредвиденная встреча в публич¬

ном месте обернулась для меня тяжелыми последствиями, хотя и

была минутной... С этого момента мое свободное пребывание в

Петербурге закончилось. Из обвинительного заключения следует,

что с этого дня два филера ходили за мной по пятам. Они об¬

наружили мою новую квартиру»38.
Тяжелое положение боевиков в условиях плотной слежки,

ожидание все не приезжавших Савинкова и Азефа сочеталось с

невозможностью приступить к решительным действиям из-за от¬

сутствия динамита и из-за «домашнего ареста министров». Ситуа¬

ция осложнялась еще и неожиданным приездом в Петербург

людей из провинции, которые требовали принять их в БО:

«Самую, пожалуй, большую дезорганизацию вносило то, что начал

прибывать из разных мест народ, предлагавший свои силы на ак¬

тивную борьбу. Приходилось иметь со всеми свидания, давать со¬

веты, откуда-то приехала целая группа... один из них требовал

принять на работу каких-то мужчину и женщину: "Если не при¬

мете, то им хоть в петлю", — заявил он... Сохранение всей орга¬

низации стало трудной задачей»39.
В целом полиция установила примерный состав БО. Рачков¬

ский считал, что еще рано приступать к арестам, нужно подождать

и попытаться узнать больше. Татаров также сообщал, что еще есть

время, к немедленным терактам боевики сейчас неспособны. Но

Герасимов решил, что пора. После ареста террориста у квартиры

министра внутренних дел Булыгина, который в фуражке посыльно¬

го там систематически дежурил и оказал при аресте вооруженное
124

сопротивление, Герасимов потребовал новых немедленных арестов.

Террористов успели предупредить об этом. 15 марта Н.Тютчеву по¬

звонили по телефону и сказали: «Предупредите — все комнаты за¬

ражены». Он не знал того, кто ему звонил, но сразу понял, что речь

идет о гостиничных номерах на Столярной улице, где жили П.Ива¬

новская и Ф.Кац. Он послал предупредить, но было уже слишком

поздно. Когда 16 марта об этом стало известно П.Ивановской, ко¬

торая в это время была серьезно больна, она попробовала уйти:

«Подойдя рано утром к черному ходу, которым иногда пользова¬

лись, я столкнулась на первых ступеньках лестницы с незнакомой

личностью... с развязными ухватками. Преградив дорогу, незнако¬

мец предупредительно заявил: "Тут нет выхода, и к тому же темно,

опасно"»40. 16—17 марта в Петербурге и Москве были арестованы

все члены БО и лица, имевшие к ним отношение, такие как М.Но¬

вомейский. Арестованы были следующие члены БО: П.Агапов,

Б.Подвицкий, В.Шиллеров, П.Ивановская, Б.Моисеенко, С.Бары¬

ков, Я.Загородний, А.Надеждина, Т.Леонтьева, Н.Барыкова,

М.Шнееров, С.Эфрус. На железнодорожной станции был задержан

Д.Борищанский, у Т.Леонтьевой был найден динамит. Боевой ор¬

ганизации был нанесен сильнейший удар. Правые газеты писали о

«Мукдене русской революции». Никогда в дальнейшем БО партий

социалистов-революционеров не представляла собой такую гроз¬

ную силу, какой была до мартовских арестов.
Мы уже писали о той роли, которую сыграл в этих арестах Та¬

таров. А какова роль нашего главного героя Азефа? П.Ивановская

считала, что организацию выдали два предателя — Н.Татаров и

Е.Азеф. Но если Татаров выдавал напрямую, то Азеф это делал

косвенно, дав Ивановской засвеченный паспорт: «Данный еще за

границей мне паспорт, рекомендованный Азефом как чистый, на

самом деле имел весьма испорченную репутацию: он принадлежал

умершей женщине, дочь которой сидела уже тогда в Петропавлов¬

ской крепости по социал-демократическому делу. Очевидно, вид

на жительство матери, при обыске был взят у дочери жандарма и

оттуда перешел к Азефу. Достаточно было прописать его, и обна¬

ружение лица совершалось просто, без всякой трудности... До про¬

писки ни свидания с Леопольдом, ни встречи с нашими извозчи¬

ками, не были обнаружены»41. Мы уже писали о том, что, отправ¬

ляя отряды боевиков в Россию, Азеф ни крупинки информации об

их деятельности и будущих планах не сообщил своему полицей¬

скому начальнику Ратаеву. Впоследствии картина ничуть не изме¬

нилась. Он по-прежнему сообщает много важного, в том числе

такую очень ценную для полиции информацию, как закупка на

японские деньги через посредничество финского революционера

Конни Циллиакуса оружия для последующей отправки в Россию,

но о деятельности его боевиков в России в сообщениях нет ни

единого слова. Даже если бы эти вопросы были затронуты при

личной встрече, то непременно остались бы следы в переписке.

Герасимов, который в своих воспоминаниях стремится доказать,

что Азеф был честным полицейским агентом и не работал на ре¬

волюцию, где только мог приводил свидетельские доказательства
125

полицейской деятельности Азефа, однако и он абсолютно ничего

не сообщает о такой информации, полученной от Азефа, которая

помогла бы полиции выйти на следы группы террористов, гото¬

вивших покушение на великого князя Владимира, Трепова и дру¬

гих. В то же время он пишет об очень большой роли, сыгранной

в раскрытии этих планов Татаровым.
Так что в «мукдене русской революции» Азеф был совершенно

неповинен. Это был удар по нему лично, так как весь его успех и

репутация в партии были основаны на его славе руководителя не¬

уловимой БО. Арестованы были, в основном, люди, лично ему

преданные, преклонявшиеся перед ним, арест этих лиц был ему

просто лично опасен, так как многие из них были прекрасно ос¬

ведомлены о его действительной роли в БО. Кстати, это, видимо,

было одной из причин, по которой он тщательно оберегал своих

боевиков от провала. Он, правда, во многих из них был абсолютно

уверен, он сам набирал этих людей в организацию, но все-таки

предпочитал, чтобы они вместе с той информацией, которой об¬

ладали, были подальше от полицейских застенков. Мы покажем,

что в будущем, при Столыпине, Азеф часто расстраивал покуше¬

ния на деятелей, которым он симпатизировал, считая их либераль¬

ными, например, на Столыпина. Но у него не было никаких ос¬

нований расстраивать покушение на великого князя Владимира, 9

января руководившего расстрелом или на Д.Трепова, которого

дружно ненавидела вся страна. Так что к этим арестам Азеф не

имел никакого отношения.
Примечания
1	Спиридович А. Указ. соч. С. 178.
2	Там же. С. 179.
3	Савинков Б. Указ. соч. С. 79.
4	Ивановская П. Указ. соч. С. 120.
5	Савинков Б. Указ. соч. С. 80.
6	Там же. С. 92.
7	Ивановская П. Указ. соч. С. 130.
8	Цит. по: Савинков Б. Указ. соч. С. 128.
9	Герасимов А. Указ. соч. С. 10.
10	Ивановская П. Указ. соч. С. 131.
11	Там же.
12	Там же. С. 134.
13	Там же. С. 133.
14	Там же. С. 132.
15	По этому поводу, ничего,, кроме улыбки не может вызвать утверждение

П.Ивановской, о том, что «самым сильным дьяволом в его душе была

подлая трусость». Еще М.Алданов писал, что трусливые люди не шли

в БО, а тем более не занимались двойной игрой, ежесекундно рискуя

жизнью.
16	Ивановская П. Указ. соч. С. 109.
17	Савинков Б. Указ. соч. С. 132.
126

18	Басов-Верхоянцев С. Из давних встреч // Новый мир. 1926. № 8—9.

С. 194.
19	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 128. Л. 166.
20	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 49.
21	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 27.
22	Там же. Л. 14.
23	Там же. Л. 22.
24	Там же.
25	Там же. Л. 26.
26	Там же.
27	Савинков Б. Указ. соч. С. 133.
28	Новомейский М. Указ. соч. С. 103.
29	Там же. С. 104-105.
30	Савинков Б. Указ. соч. С. 133.
31	А.Герасимов. Указ. соч. С. 8.
32	Там же. С. 9.
33	Там же. С. 12—13.
34	Новомейский М. Указ. соч. С. 105—106.
35	Там же. С. 106-108.
36	Ивановская П. Указ. соч. С. 125.
37	Там же. С. 132.
38	Новомейский М. Указ. соч. С. 109—110.
39	Ивановская П. Указ. соч. С. 134.
40	Там же. С. 135.
41	Там же. С. 123.

Глава 12.
АЗЕФ И БО ПОСЛЕ «МУКДЕНА

РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ»
Как я уже писал выше, арест БО во всех отношениях был для

Азефа ударом. Он лишился точки опоры в партии, так как боеви¬

ки, особенно руководители, были ему фанатично преданы. Падал

его престиж неуловимого руководителя неуловимой БО, всегда

справляющегося с поставленными задачами. В письме Ратаеву, от¬

правленному из Парижа 3 апреля, он рассказывает, как ему об

этом стало известно, и пытается осторожно выведать у Ратаева,

что известно тому. Делает он это мастерски, показывая, что ему

ничего не известно, кроме того, что содержится в газетах и отрыв¬

ках различных слухов: «Здесь прибегал Натансон ко мне вчера и

говорил, что, судя по газетным сведениям, в Петербурге провали¬

лась вся боевая организация партии социалистов-революционеров.

Правда ли это? Я читал в газетах фамилии Савинкова и Барыкова.

Если да, то это очень важный шаг. Убийцы Сергея тут никто не

называет по фамилии, но бабушка говорит, что его знает, зовет его

Петром Петровым. Отсылаю Вам его карточки и Ваши письма»1.

Интересно, когда Азеф видел последний раз Савинкова — в день

написания письма или накануне.
Но тем не менее нужно было начинать сначала. Еще до катас¬

трофы в Петербурге было намечено несколько человек, которые

хотели вступить в БО. Азеф сообщил о них Савинкову, и тот, и

другой провели с ними вступительные беседы. Все они впоследст¬

вии будут приняты в состав БО. Наиболее яркий след в терроре из

них оставит будущий руководитель БО, а в описываемое время 25-

летний бывший студент Московского университета Лев Иванович

Зильберберг. Он с самого начала произвел на Савинкова и Азефа

очень благоприятное впечатление: «По характеру он принадлежал

к тому же типу людей с твердыми убеждениями и твердой волей, к

какому принадлежал и Швейцер. Он был математик по образова¬

нию и с любовью занимался прикладными науками. От его скупых

слов веяло той же силой, какая чувствовалась в замкнутости Швей¬

цера»2. Впечатление, произведенное им на Савинкова и Азефа,

было настолько сильным, что они решили не использовать Зиль¬

берберга в качестве непосредственно боевика, а готовить из него

руководителя боевиков: «Организация была слаба, и в Зильбербер-

ге мы видели ее единственно крупную силу, единственного челове¬

ка, способного впоследствии заменить нас»3. А пока супруги Зиль¬

берберг вместе с новыми членами организации Рашель Лурье и

Владимиром Азефом осваивали премудрости динамитного дела под
128

руководством опытного партийного химика Б.Виллита. Другими

будущими боевиками, которых предполагалось использовать непо¬

средственно в терроре, были Арон Шпайзман и Маня Школьник,

выходцы из маленьких местечек черты оседлости, они были суди¬

мы осенью 1903 года по делу о тайной типографии, сосланы в Си¬

бирь на поселение и, как большинство ссыльных, бежали из места

ссылки. М.Школьник, 22-х лет, по профессии — портниха; Савин¬

ков вспоминает, что это была «хрупкая девушка с бледным лицом».

«Она говорила с заметным еврейским акцентом и в разговоре силь¬

но жестикулировала. В каждом слове ее и в каждом жесте сквозила

фанатичная преданность революции. Она казалась мне агитатором

по призванию, но сила ее преданности террору не подлежала со¬

мнению. Я поэтому не протестовал против ее вступления в органи¬

зацию... Арон Шпайзман (30 лет) был человек невысокого роста с

черными волосами и черными печальными еврейскими глазами.

Он, как Маня Школьник, был по темпераменту скорее агитатор,

чем террорист, и до ссылки пользовался большой популярностью у

рабочих»4. Из старых членов организации в России в Юрьеве

(Тарту) ждала боевиков из-за границы Дора Бриллиант. Это было

все, чем располагала БО. С такими наличными силами руководи¬

тели БО решили, что организовать теракт центрального значения

они не могут, поэтому было решено организовать убийство

Н.Клейгельса в Киеве, за которым боевики давно и безуспешно

охотились. Помимо его непосредственного революционного значе¬

ния, это убийство должно было стать своеобразной школой для

молодых террористов, научить их на практике террору, после чего

можно было бы браться за осуществление более важных задач. На¬

блюдателями и непосредственно террористами должны были стать

М.Школьник и А.Шпайзман. У Савинкова есть довольно своеоб¬

разное объяснение о значении национальности этих террористов в

выборе места, где предполагалось осуществить теракт. «Школьник

и Шпайзману было неудобно как евреям с бомбой в руках высту¬

пать в Петербурге, наоборот, в Киеве их еврейское происхождение

могло только подчеркнуть, что убийство генерал-губернатора вы¬

звано отчасти еврейским погромом»5. Динамит должны были хра¬

нить в Одессе^Клавдия Зильберберг и Р.Дурье^ Интересна роль

3ильбербергаТОТГдолжен Ьыл Ьыть в Киеве во время покушения и

его подготовки, но не принимать в нем непосредственного участия,

а изучать боевую работу во всех ее проявлениях. Для него это было

террористической стажировкой. Пока Савинков убивал в Киеве

Клейгельса, Азеф должен был подобрать новых людей для БО. Для

этого он тоже собирался в Россию. Но БО Азефа и Савинкова была

уже не единственной центральной боевой организацией партии.
Революция была на подъеме, многие в революционном лагере

преувеличивали ее успехи. Казалось, что дело идет к народным

восстаниям. Многие в партии социалистов-революционеров счита¬

ли, что сейчас основной целью должно быть вооружение широких

народных масс, организация восстаний и массового террора на

местах. Азеф и Савинков, введенные в феврале 1905 года в состав

ЦК, не могли этому помешать. Они считали, «...что вооружение
5 - 1292
129

народа — задача неисполнимая, ибо ни одна партия не имеет до¬

статочно сил для ее решения. А раз так, то благоразумнее и в ин¬

тересах революции выгоднее употребить назначенные для этого

силы и средства для развития центрального террора»6. Была созда¬

на боевая организация по подготовке вооруженного восстания. Во

главе ее стал ближайший помощник Гапона по организации де¬

монстрации 9 января П.Рутенберг. В состав организации вошли
А.Севастьянова, Б.Горинсон, Х.Гершкович. Весной 1905 года они

были отправлены в Россию. Другая группа во главу угла ставила

массовый террор в деревне. Их руководители образовали специ¬

альный комитет для реализации своих планов, не получивших,

впрочем, признания руководящих органов партии. В этот комитет

вошли Е.Брешко-Брешковская, князь Д.Хилков и Г.Гапон. Любо¬

пытное сочетание, прямо заголовок статьи Ленина о Толстом —

«Зеркало русской революции»: князь Рюрикович Д.Хилков, стол¬

бовая дворянка Е.Брешко-Брешковская и священник, родившийся

в крестьянской семье, Г.Гапон. Это к вопросу о преобладании ев¬

реев в русской революции. Все трое необыкновенно интересные

фигуры, но так как о князе Д.Хилкове известно меньше, чем о

других, я позволю себе остановиться на его истории подробнее.

Аристократ, гвардейский офицер, затем придворный, он решает

полностью изменить свою жизнь и становится толстовцем. Через

несколько лет он еще раз меняет свою жизнь и становится терро¬

ристом. Он уезжает за границу, вступает в партию социалистов-ре-

волюционеров и представляет ее крайнее радикальное террористи¬

ческое крыло. Он призывает к массовому террору, то есть к мас¬

совым убийствам представителей своего класса, в том числе жен¬

щин, детей и стариков: никаких иллюзий в том, что такое массо¬

вый террор, ни у кого не было. Ниже мы еще подробно остано¬

вимся на вопросе об отношении к массовому террору в эсеровской

партии, но пока отметим, что одним из самых решительных про¬

тивников в партии этого направления в террористической деятель¬

ности был известный революционер, сын московского казенного

раввина О.Минор. Забавная ситуация: еврей Минор решительно

против массовых убийств русских дворян в поместьях, а князь

Хил ков не менее решительно за. Д.Хилков написал брошюру

«Террор и массовая борьба», в которой изложил свои взгляды. Он

обучает боевиков меткой стрельбе из револьвера. После поражения

революции 1905 года он вновь меняет свои взгляды, но оконча¬

тельный перелом наступает к началу Первой мировой войны. Он

написал покаянное письмо Николаю II с просьбой разрешить ему

вернуться в армию. Он идет на фронт, и так как когда-то он был

кавалерийским офицером, он получает кавалерийский полк. Он

погиб в первом же бою, ведя в атаку свой полк на немцев. Он явно

искал смерти. Непростые были жизненные пути русских дворян в

это тяжелое время.
Савинкову и Азефу убийство Клейгельса казалось несложной

задачей: «Начиная дело Клейгельса, я полагал, что оно не может

представлять серьезных затруднений. При правильной постановке

оно должно было окончиться верным и быстрым успехом, даже
130

без непосредственного участия Зильберберга»7. Но неожиданно

возникли трудности. Счастье на этот раз изменило Азефу. Терро¬

ристы были выбраны неудачно. О Савинкове и говорить не при¬

ходится. Он был просто создан для того, чтобы постоянно оши¬

баться в людях. Он обратил внимание во время своих прогулок по

Крещатику, что он редко видит террористов на местах, где они

должны были вести наблюдение. Ведя наблюдение месяц, они еще

ни разу не встретили губернатора, в то время как Б.Савинков и

Л.Зильберберг во время своих нерегулярных прогулок по Креща¬

тику несколько раз видели генерал-губернатора в открытой коляс¬

ке. Причина такого поведения террористов была романтического

характера. Арон Шпайзман не мог смириться с мыслью, что его

любимая женщина Маня Школьник будет участвовать в теракте

даже в качестве резервного метальщика и рисковать своей жизнью.

От покушения в августе 1905 года пришлось отказаться. Но в ско¬

ром времени любовь к революции пересилила чувство к любимой

женщине, тем более, что она сама активно рвалась в террор. В ян¬

варе 1906 года по заданию черниговского городского комитета

партии социалистов-революционеров Шпайзман и Школьник ор¬

ганизовали покушение на черниговского губернатора Хвостова.

Бомба А.Шпайзмана не взорвалась, а бомбой М.Школьник губер¬

натор был ранен. Шпайзман был повешен, а его подруга получила

двадцать лет каторги, откуда она бежала за границу. Так вполне в

духе того времени закончился этот роман.
Пока Савинков пытался убить Юіейгельса, Азеф пытался вос¬

становить БО. Это оказалось непросто. Сложилась ситуация, к ко¬

торой руководители БО не привыкли. Оказалось, что не так много

людей хотят принимать участие в центральном терроре. Револю¬

ция на подъеме. В стране происходят массовые забастовки, демон¬

страции, восстания, действует масса мелких террористических

групп. Все это поглощает большинство людей, которые рвутся в

революцию. Но, несмотря на все трудности, Азеф преуспел в

своей миссии. Люди, найденные им, потом на деле доказали свою

жертвенную преданность революции. Среди них был Борис Вно¬

ровский, бывший студент Московского университета, находив¬

шийся тогда под гласным надзором полиции в Пензе, потомствен¬

ный дворянин, сын участников революционного движения 1880-х

годов, погибший затем при попытке покушения на жизнь москов¬

ского генерал-губернатора адмирала Ф.Дубасова; П.Иванов, неле¬

гальный партийный работник, бывший дворник в тайной иркут¬

ской типографии; А.Калашников, бывший студент Московского

университетата; рабочие Сормовского завода, бывшие члены мест¬

ной боевой дружины И.Двойников и Ф.Назаров; А.Якимова, в

прошлом член легендарного Исполнительного комитета партии

«Народная воля», хозяйка сырной лавки на Садовой во время

убийства Александра 11, проведшая двадцать лет на каторге и те¬

перь бежавшая из ссылки в Сибири, для того чтобы принять учас¬

тие в терроре. БО была восстановлена.
Мы уже писали о том, что террором в стране занималась не

только центральная БО, но и различные боевые группы эсеров-
5*
131

ской партии, а также боевые группы максималистов (о них ниже),

Бунда и другие. После убийства Сергея Александровича деятель¬

ность центральной БО надолго прекратилось, но террор в стране

продолжался. Мы перечислим только некоторые из терактов мая-

октября 1905 года: 3 мая в Уфе был ранен губернатор Соколов¬

ский, 11 мая в Баку был убит бомбой генерал-губернатор князь

М.Накашидзе, а в Седлеце — полицмейстер Н.Шедевер. 28 июня

1905 г. П.Куликовский, выполняя задание Боевой дружины Мос¬

ковского комитета партии, явился на прием к градоначальнику

Москвы графу Шувалову и застрелил его. Интересна история

этого теракта. М.Осоргин писал: «Шувалов в Москве был новым

человеком и об его одесских делах мало кто знал. В его лице был

не человек, лично ненавистный, а представитель ненавистной

власти»8. Зензинов в своих воспоминаниях раскрывает перед нами

причины этого убийства. Он был арестован весной 1905 г., и его

мать пришла на прием к графу Шувалову, последний заявил ей:

«...если бы у меня был такой сын, я бы задушил его своими соб¬

ственными руками»9. Фраза стоила графу Шувалову жизни. Това¬

рищи Зензинова были возмущены ею и организовали убийство

градоначальника. А.Гоц заявил матери Зензинова: «...вот, Мария

Алексеевна, наш ответ графу Шувалову»10. Трудно было русским

государственным деятелям выглядеть невинными в глазах терро¬

ристов — поводы для убийства последние находили всегда. 29 ок¬

тября могилевский губернатор Н.Клингенберг был ранен выстре¬

лом из револьвера женщиной, пришедшей к нему на прием. С по¬

добным способом покушения мы во время революции сталкиваем¬

ся очень часто. Даже в разгар террора посетителей не обыскивали,

и они могли спокойно осуществлять свои теракты. Прекрасный

XIX век еще продолжался в свободной царской России. Всего в

1905 г. в результате терактов было убито 232 и ранено 358 пред¬

ставителей власти. Списки казненных выглядят менее устрашаю¬

щими: было казнено 72 человека11. Ближайшей задачей БО было

убийство нижегородского губернатора барона Унтерберга. Его

убийство преследовало также педагогические цели. Боевики долж¬

ны были набраться недостающего им опыта. И.Двойников и

Ф.Назаров под видом торговцев должны были осуществлять на¬

блюдение за губернатором. Калашников руководил наблюдением.

БО стала готовиться к покушению на Д.Трепова, фактического ру¬

ководителя в это время всей внутренней политикой России, кото¬

рого мечтали убить различные боевые группы. Б.Вноровский и

П.Иванов поехали в Петербург и устроились извозчиками для на¬

блюдения за ними. Д.Бриллиант, Р.Лурье и К.Зильберберг входили

в состав химической группы и готовили бомбы. Казалось, у них

были все шансы на успех. Азеф, набивший руку на обмане поли¬

ции, давно уже ни слова не сообщавший о делах БО, ухитрялся

получать у Ратаева нужную боевикам информацию. Все шло хоро¬

шо, но на пути организации опять встал Н.Татаров. В начале ав¬

густа был назначен съезд членов БО в Нижнем Новгороде. Савин¬

ков встречал на нижегородском вокзале Е.Азефа; первыми его сло¬

вами были: «За нами следят». Слежку за собой он заметил после
132

свидания в Москве с Якимовой. После этого филеры не спускали

с него глаз. Их он привез за собой в Нижний Новгород. За при¬

ехавшей Якимовой также следил отряд филеров. Ситуация для

только что возникшей БО складывалась очень опасно. Особенно

опасной она была для Азефа. Он ничего не сообщил полиции о

деятельности БО и о съезде боевиков в Нижнем Новгороде. Он

еще не знал, что у него в полиции появился опасный конкурент.
В Москве незадолго до встречи с Азефом Якимова встретилась

с Татаровым. Видимо, с соблюдением правил конспирации у нее

не все было в порядке. Во времена «Народной воли» полиция не

столь была искушена в провокациях, и потому правила конспира¬

ции не соблюдались столь неукоснительно. Поэтому Якимова ре¬

шила, что перед представителем ЦК Н.Татаровым у нее не может

быть никаких тайн, и она сообщила ему, что едет в Нижний Нов¬

город на совещание боевиков и там увидится с руководителями

БО Валентином (Азефом) и Павлом Ивановичем (Савинковым).

Многоопытный Гоц учил в начале века неопытного революционе¬

ра В.Зензинова: «Вы знаете, Володя, основное правило конспира¬

ции? Говорить следует не то, что можно, а лишь то, что должно.

Следуйте всегда в революционной работе этому правилу — и вы

не ошибетесь»12. Азефу нужно было как-то объяснить ДП свое по¬

ведение. Он не собирался выдавать с таким трудом восстановлен¬

ную БО. Задача трудноразрешимая, но Азеф с ней справился. Он

разрабатывает план бегства боевиков из города, согласно которому

они все поодиночке ускользнули. После этого он сообщил ПОЛИ¬

ЦИИ о проведении нижегородского съезда, о котором она и так

знала, и о подготовке покушения на нижегородского губернатора,
о	чем она не предполагала. Сообщение о готовящемся покушении

он смог смело поставить себе в заслугу перед своими полицейски¬

ми руководителями. В руки полиции попала только Якимова,

арестованная через несколько дней после отъезда из Нижнего

Новгорода во Владимире. Но в этом случае Азеф ничего сделать

не мог, так как за ней, после встречи с Татаровым, было установ¬

лено очень плотное наблюдение.
Азеф назначил Савинкову свидание через три недели в Петер¬

бурге. Азефу казалось, что он блестяще провел свою партию на

всех досках. Так оно и было, но ему пришлось столкнуться с

новым испытанием. Мы уже писали о возвращении П.Рачковского

из отставки и о назначении его чиновником особых поручений

при министре внутренних дел. 9 августа 1905 года он был назначен

вице-директором ДП. На него было возложено руководство всей

политической частью ДП. Он стал немедленно сводить счеты со

всеми своими противниками, которых он считал виновниками

своей скандальной отставки 1902 года. Первой жертвой, о чем мы

уже писали выше, был А.Лопухин, а в числе последующих — за¬

ведующий заграничным наблюдением ДП Л.Ратаев. На пост Ратае-

ва был назначен А.Гартинг, но его основную агентуру Рачковский

забрал себе. Двадцать первого августа Азеф был вызван Ратаевым

в Петербург и передан Рачковскому, что называется, с рук на

руки. Рачковский был одним из самых талантливых полицейских
133

руководителей Азефа. Сам опытный провокатор, он Азефу ин¬

стинктивно не доверял, и обмануть его было во много раз слож¬

нее, чем талантливого полицейского дилетанта Ратаева. Пожалуй,

из всех политических руководителей Азефа Рачковский доверял

ему меньше остальных. Азеф должен был доказать, что он продол¬

жает оставаться сотрудником ДП, и был только один путь для

этого — выдача. Он вьідаіл местонахождение Б.Савинкова, обязал¬

ся выдать Е.Брешко-Брешковскую. Но основные кадры БО ему

удалось сохранить, он о них ни словом не обмолвился Рачковско¬

му. Азеф не был бы Азефом, если бы не извлек из этой новой для

себя ситуации пользу. Он получил прибавку к жалованию, неболь¬

шую, но все-таки (600 рублей вместо 500), и ему выдали еще 1300

рублей в возмещение его расходов на поездки. 22 августа он в со¬

провождении отряда филеров отправился в Саратов ловить

Е.Брешко-Брешковскую. В так называемом саратовском письме,

посланном из Саратова в ЦК осенью 1907 года, в котором на ос¬

новании рассказов одного из работников саратовского охранного

отделения сообщается о сотрудничестве крупного работника пар¬

тии (речь шла об Азефе) с ДП и описывается его поездка в Сара¬

тов в конце августа 1905 года: «О том, что совещание должно со¬

стояться в Саратове, местное охранное отделение знало заблаго¬

временно и даже получило сообщение, что на совещании должен

обсуждаться вопрос об организации крестьянских дружин и

братств. Имена участников также были охранному отделению из¬

вестны, а потому за всеми участниками совещания была учрежде¬

на слежка. Последней руководил ввиду особого значения, которое

приписывалось охраной совещанию, ...статский советник Медни¬

ков»13. В письме описывался Азеф: «Охранники сильно заинтере¬

совались получателем такого большого жалования и ходили смот¬

реть его в сад Оскина (увеселительное место). Он оказался очень

солидным человеком, прекрасно одетым, с видом богатого ком¬

мерсанта и вообще человеком больших средств»14.
Как видим, Азеф не изменил своим вкусам. Даже в том запу¬

танном положении, в котором он находился в Саратове, он нашел

время посещать свои любимые кафе-шантаны. Итоги его поездки

были очень невелики. Предупрежденные писарями саратовского

охранного отделения, участники съезда смогли уехать. В их числе

удалось ускользнуть Брешко-Брешковской. Савинкову также уда¬

лось спастись, хотя Азеф буквально вложил его в руки полиции,

сообщив точно адрес имения, где Савинков должен был находить¬

ся. Савинков спасся только благодаря своей смелости конспирато¬

ра, граничившей с наглостью. Но полиция смогла снова напасть на

его след. Кроме того, полиция знала со слов Азефа, что он будет

стремиться в Петербург на встречу с ним. Полиция окружила дом

в Петербурге, где Савинков в тот момент находился, и спасло его

буквально чудо. Хозяин квартиры, присяжный поверенный А.Зе-

мель вышел на улицу, и агенты охранки схватили его, приняв за

Савинкова, и отвезли в охранное отделение. Пока в охранке разби¬

рались, что к чему, с дома было снято полицейское наблюдение, и

Савинков смог беспрепятственно покинуть квартиру.
134

Брешко-Брешковской и Савинкову удалось избежать ареста,

правда, не благодаря Азефу, а вопреки ему, но в целом польза по¬

лиции от августовской выдачи Азефа была невелика. Он сообщил

адреса двух динамитных мастерских: Горохова в Саратове и З.Ко-

ноплянниковой в Москве, которые были взяты полицией. Азефу,

видимо, казалось, что и с Рачковским он сможет продолжать свою

старую игру, в которую он привык играть с охранкой и которую

он даже полюбил: сообщать только то, что он считает нужным,

выдавать тех, кто вредит его положению в партии, и стараться не

сообщать о своей БО и ее предприятиях. Но времена наступили

тревожные и бурные — революция. Не только революционеры,

как в случае с Татаровым, шли в агенты полиции, но и многие ра¬

ботники полиции были совсем не прочь перейти в революционе¬

ры. Азеф неоднократно напоминал своим полицейским руководи¬

телям, чтобы они берегли свои документы и особенно его сооб¬

щения, как зеницу ока. Случилось то, чего Азеф давно опасался.
На этот раз удар был нанесен со стороны очень осведомлен¬

ного лица в ДП. 8 сентября по новому стилю к члену петербург¬

ского комитета партии социалистов-революционеров Е.Ростков-

скому пришла неизвестная дама под густой вуалью. Передала ему

запечатанный конверт и, не сказав ни слова, ушла. Содержание

письма вызвало шок в партии: «Товарищи! Партии грозит погром.

Вас предают два серьезных шпиона. Один из них бывший ссыль¬

ный, некий Т., весной лишь вернулся, кажется, из Иркутска. Втер¬

ся в полное доверие к Тютчеву, провалил дело Ивановской, Бары¬

кова, указал кроме того Николаева, Фейта, Старинкевич, Леоно¬

вича, Сухомлина, многих других, беглую каторжанку Якимову, за

которой потом следили в Одессе... (наверно скоро возьмут); другой

шпион недавно прибыл из-за границы, какой-то инженер Азиев,

еврей, называется и Валуйский. Этот шпион выдал съезд, проис¬

ходивший в Нижнем, покушение на тамбовского губернатора, Ко-

нопляникову в Москве (мастерская), Вединяпина (привез дина¬

мит), Ломова в Самаре (военный), нелегального Чередина в Киеве.

Бабушку (укрывается у Ракитниковых в Самаре)»1^. Затем в пись¬

ме сообщалось, кому нужно дать знать о его содержании, и автор

предлагал руководителям партии установить с ним связь.
Автором письма был один из самых талантливых «питомцев

гнезда» С.Зубатова Леонид Меньшиков. Член московских револю¬

ционных кружков середины 1880-х годов, арестованный тогда же,

он убедился, что со всех сторон окружен предателями. Уже в эми¬

грации он расскажет, что решил «клин выбивать клином» и для

борьбы с провокаторами пойти на службу в охранное отделение.

Трудно сказать, каковы были его действительные планы. Скорее

всего, этот рассказ он придумал задним числом, чтобы объяснить

в эмиграции революционерам свою многолетнюю службу в ДП.

На него обратил внимание С.Зубатов, и он стал быстро делать ка¬

рьеру в охранке. В момент написания письма он работал в Петер¬

бурге старшим помощником делопроизводителя ДП. В полицей¬

ском мире от него тайн не было, и его письмо поражало своей

полной осведомленностью о положении дел у революционеров.
135

Первый читатель письма Е.Ростковский был совершенно ошелом¬

лен и сведениями, которые были в этом письме, и той ответствен¬

ностью за судьбу партии, которая ложилась на его плечи как един¬

ственного партийного работника, познакомившегося с содержани¬

ем этого письма.
История любит сюрпризы. Первым членом партии, зашедшим

в этот день к Ростокскому, кому он показал это письмо, был Азеф.

Азеф прочитал его, побледнел и со своей знаменитой холодной ус¬

мешкой выдавил из себя фразу: «Т. это — Татаров, а инженер

Азиев — это я. Моя фамилия Азеф». И тут же ушел, оставив Рост-

ковского еще более ошеломленным, чем раньше. Очень не любя¬

щий Азефа М.Алданов писал о его поведении во время этой встре¬

чи: «Но какое самообладание, какие нервы нужны были, чтобы

ничем себя не выдать при такой неожиданности, и ограничиться

саркастическими словами "Азиев — это я — Азеф". Вот и суди о

тех "сюрпризах", которыми вслед за Порфирием Петровичем хит¬

рые следователи оглушают подозреваемых в преступлении

людей»16. В тот же вечер Азеф встретился с Рачковским и выска¬

зал все, что он думает о способности в ДП хранить вверенные ему

тайны. Рачковский пытался его успокоить и восхищался выдерж¬

кой Азефа. У Рачковского был нюх на измену в своих рядах. Этот

нюх помогал ему не только с Азефом. Он правильно решил, что,

скорее всего, автором письма является JI.Меньшиков, но никаких

доказательств не было. Меньшиков был отстранен от дел, связан¬

ных с центральным сыском, и переведен в Финляндию заведовать

агентурой.
Азеф решил, что он должен быть одним из первых, кто сооб¬

щит об этом письме руководителям партии за границей. Он рас¬

сказал о письме в Москве доктору Потапову, члену ЦК партии,

одному из тех, кто был упомянут в тексте письма как человек, ко¬

торому можно сообщить о его содержании. После этого он выехал

за границу, в Швейцарию к руководителям партии, куда была уже

доставлена копия письма. И в России, и за границей письмо вы¬

звало настоящий шок. «Страшным казалось не столько это пред¬

упреждение (об Азефе и Татарове. — Авт.), которое сначала было

признано просто невероятным, сколько заключенный в этом пред¬

упреждении подробный перечень тех дел, которые оба эти негодяя

выдали. В этом перечне все было точно и верно»17. С самого на¬

чала никто, кроме члена ЦК Н.Тютчева, не собирался серьезно от¬

носиться с сведениям этого письма, порочащим Азефа: «Странное

дело — указание на Азефа решительно ни в ком не вызвало по¬

дозрений против него, настолько велика была вера в него и дове¬

рие к нему, особенно после убийства Плеве! Наоборот, это указа¬

ние на него вызвало сочувствие к нему, сострадание как к чело¬

веку оклеветанному, жестоко оскорбленному, как к жертве»18.

После того, как было решено проверить Татарова (об этом ниже),

Тютчев заявил, что нужно также провести проверку деятельности

Азефа. В разговоре с М.Гоцем Тютчев сказал: «...несмотря на всю

видимую, так сказать, нелепость такого рода обвинения против

Азефа, нам все-таки следует обратить внимание на это, потому что
136

в этом письме было перечислено много частных случаев выдачи

"инженером Азиевым" разных товарищей, и ни в одном случае

ошибки не было допущено. Все эти случаи были действительно

известны Азефу. Когда я стал указывать на эти совпадения, Гоц

мне сказал: "С вами работать даже нельзя, какой вы подозритель¬

ный человек". Он указал мне на дело Плеве, на дело Сергея, ко¬

торое было сделано с ведома Азефа»19. Тютчев пытался спорить:

«Я настаивал на том, что все-таки следует на это обратить внима¬

ние... что нужно предложить Ивану Николаевичу (Азефу), как он

и сам в начале хотел, отстраниться на некоторое время от дел, и

что необходимо провести какое-нибудь исследование, послать че¬

ловека в Россию разузнать, если возможно, прежде всего, источ¬

ник происхождения этого письма»20.
Но это было высказано Тютчевым только в частном разговоре

с Гоцем. На собрании партийного руководства, на котором реша¬

лось, что делать с этим письмом, никто, в том числе и Тютчев, ни

словом не обмолвился о каких-то подозрениях и о необходимости

устранить его хотя бы на короткий период от партийных дел.

Более того, когда Азеф сказал Тютчеву, что он, после такого пись¬

ма хочет отойти от всех партийных дел, Тютчев стал горячо уго¬

варивать его не делать этого: «Нет, что же, с какой же стати тебе

отстраняться? Кто же будет на твоем месте? Очевидно, это какая-

то махинация охранного отделения»21.
В отношении Татарова все обстояло иначе. Сравнительно

новый человек в партии, он вызывал к себе среди старых ее чле¬

нов чувство уважения, но не любви. «И все-таки было в нем что-

то, что не располагало в его пользу — его уважали, ценили, но

особой любви к нему никто не чувствовал. Личных друзей в пар¬

тии у него не было»22. Это заявление страдает некоторой односто¬

ронностью. Я уже писал (см. выше), что к Татарову очень хорошо

относились старые революционеры-народовольцы Н.Тютчев,

Г.Фриденсон. О нем был высокого мнения М.Гоц, некоторые

члены ЦК, куда его хотели кооптировать23. Но у многих в партии

он вызывал раздражение. М.Натансон, познакомившийся с ним

осенью 1905 г. в Женеве, показывал в судебно-следственной ко¬

миссии по делу Азефа: «Татаров нам крайне не понравился»24. Та¬

таров довольно пренебрежительно отзывался о всех сторонах пар¬

тийной жизни, кроме террора: «...и все это — ерунда, только и го¬

дится террор. Террор и террор»25. ДП, видимо, предписывало всем

своим агентам всячески прославлять террор для того, чтобы войти

в боевые организации и собрать необходимую информацию о

терроре. Но нового Азефа из Татарова не получилось. На собра¬

нии партийных работников, о котором мы уже писали выше,

М.Гоц четко определил, в чем для руководителей партии состоит

разница между Азефом и Татаровым: «Полицейское происхожде¬

ние этого документа очевидно. Но мы должны расследовать не

только содержащиеся в нем обвинения против Ивана и Татарова,

но и мотивы, которыми руководствовался автор письма, предосте¬

регая партию против провокации. Ивана мы все хорошо знаем, но

Татаров нам менее известен. Я полагаю, что мы должны обследо¬
137

вать все, связанное с ним»26. М.Гоц сразу нашел слабое место Та¬

тарова. Последний затевал в Петербурге организацию легального

революционного издательства. В печатном заявлении о создании

издательства было сказано, что в нем будут сотрудничать М.Гоц,

О.Минор, В.Чернов. Это наводило на размышления. Во-первых,

Татаров заявлял о сотрудничестве этих людей, не спросив предва¬

рительно их согласия. Кроме того, было вообще непонятно, зачем

Татаров публично упомянул этих лиц, известных революционеров.

Какой бы слабой ни была цензура летом 1905 года, это было все-

таки чересчур, и ставило не родившееся издательство под поли¬

цейский удар. М.Гоц обратил внимание и на другое: Татаров, по

его подсчетам, истратил на дела издательства более 5000 рублей.

Гоц заинтересовался, откуда у него эти деньги: «...и он отвечал,

что ему дал 15000 рублей известный общественный деятель Чар-

нолусский. Не скрою, я начинаю сомневаться в этом»27.
Было принято решение послать в Петербург к Чарнолусскому

недавно бежавшего из сибирской ссылки члена ЦК партии А.Ар-

гунова, проверить, давал он деньги или нет. Для Татарова эта по¬

ездка означала катастрофу. Выяснилось, что никаких денег Чарно-

лусский ему не давал. Интересно, что через три года тот же Аргу¬

нов предпримет такую же поездку, и она сыграет решающую роль

в судьбе другого человека, упомянутого в этом письме — Азефа. В

то время как, Аргунов выяснял подробности о Татарове в Петер¬

бурге, велось расследование в Женеве, оно установило, что Тата¬

ров дал неверный адрес отеля, в котором он проживал. В.Зензинов

через много лет совершенно серьезно рассказывает о другом

«страшном» поступке Татарова: «...следивший за ним товарищ с

удивлением увидал, что Татаров посещает игорное казино. Это

было для нас неожиданно... и когда товарищ вошел следом за ним

в игорную залу, то увидел, что Татаров действительно играет в

"железную дорогу" и играет крупно»^8 Руководители эсеров ис¬

кренне возмущались таким поступком, недостойным настоящего

революционера, да еще агента ЦК. Наверно, больше всех осталь¬

ных возмущались Азеф и Савинков, которым случалось проигры¬

вать в казино очень крупные суммы, но то были деньги БО, а на

какие деньги играл Татаров?
В состав следственной комиссии, образованной по решению

ЦК, вошли Б.Савинков, Н.Тютчев, А.Бах и В.Чернов. Основную

роль в следствии играл последний. Н.Татаров ничего толком объ¬

яснить не мог, говоря, что деньги ему дал отец, протоиерей кафед¬

рального собора в Варшаве, что было более чем сомнительно, а в

отношении неправильного адреса в Женеве заявил, что это связа¬

но в интимной историей: «Я живу с женщиной. Скрывая ее адрес,

я защищаю ее честь»29. Члены комиссии настаивали, чтобы он

полностью во всем признался, рассказал о своих связях с поли¬

цией, обещая ему жизнь. «Дегаеву были поставлены условия. Хо¬

тите ли вы, чтобы они и вам были поставлены?»30 В ответ Татаров

устраивал истерики и произносил бессвязные речи: «Когда я гово¬

рю с Вами, я чувствую себя подлецом. Когда я один, совесть моя

чиста»31. Члены комиссии пришли к убеждению, что Татаров со¬
138

стоял в сношениях с полицией, но выяснить характер этих сно¬

шений они не могли. Было принято решение: «Устранить Татарова

от всех партийных учреждений и комитетов, дело же его рассле¬

дования продолжать»32. Татарову было предложено поселиться у

отца в Варшаве и держать ЦК в курсе всех своих передвижений.

Последние сомнения относительно связи Татарова с полицией от¬

пали поле того, как в октябре вышло на свободу большинство

арестованных членов эсеровской организации. Решающим были

показания Новомейского. Он рассказал в Женеве, куда он специ¬

ально поехал для этого, Гоцу и Чернову про слежку, которую за

ним установили после обеда с Татаровым и Г.Фриденсоном, про

беседу о хранении динамита и про допрос, который вел товарищ

генерального прокурора в то время М.Трусевич, «который, — по

словам Новомейского, — задавал те же вопросы, что и Татаров на

ужине с Фриденсоном в кабинете "Малого Ярославца": получал ли

я динамит для рудничных работ, в каком количестве, как реги¬

стрировался его расход в кладовых книгах и т.д. Тут я заподозрил

Татарова, а когда после нескольких месяцев моего сидения в кре¬

пости приехал из Сибири отец и получил свидание со мной, по¬

дозрение превратилось в уверенность... Отец сумел передать мне

намеком, что пожаловавшие из Петербурга в Баргузин чины, уст¬

роили у меня обыск, изучали бумаги и искали книги учета взрыв¬

чатых материалов»33. М.Новомейский рассказал также и о том, что

его в крепости показывали какому-то человеку, который, как ему

показалось, был Н.Татаров, что было, естественно, колоссальной

неосторожностью как со стороны Татарова, так и его полицейских

руководителей.
Интересно в этой истории и то, что П.Рачковский, предупреж¬

денный Азефом в день получения письма Ростковским о его со¬

держании, почему-то ни словом не предупредил о нем Татарова,

и тот поехал в Женеву к эсеровскому ЦК, ничего не зная о тех

страшных подозрениях, которые существуют против него. Но

окончательную судьбу Татарова решили не показания Новомей¬

ского и других революционеров. Он сам подписал себе смертный

приговор, когда ради своего спасения выяснил и назвал эсерам

имя главного провокатора в партии. В беседе со своим другом

Фриденсоном, который теперь хотел установить истину и поехал

к Татарову в Киев, где он жил, Татаров в ответ на обвинение со¬

общил следующее: «Его (Татарова) сестра замужем за приставом

Семеновым. Семенов по родству обещал ему навести справку в

ДП о секретных сотрудниках в партии социалистов-революционе-

ров. Делал он это через некого Ратаева, бывшего помощника Рач¬

ковского. Оказалось, что полиция действительно имеет агента в

центральных учреждениях партии. Агент этот — Азеф. На него и

ложится ответственность за все аресты, в том числе и за арест сем¬

надцатого марта»34.
Сообщение Н.Татарова, без сомнения, поразительно. Откуда

он узнал фамилию Азефа? Вполне возможно, что он познакомил¬

ся с текстом письма Меньшикова, но это слишком невероятно,

так как, во-первых, об этом письме и о фамилиях, которые в нем
139

приводились, знала только небольшая группа партийных руково¬

дителей, и они вряд ли бы поставили об этом в известность глав¬

ного обвиняемого в предательстве. Скорее всего, как это ни ка¬

жется невероятным, все было именно так, как и рассказал Тата¬

ров, так как придумать такой бред довольно трудно. Тяжелые

времена переживал ДП, если его крупнейшие представители,

такие как JI.Ратаев пускай в тот момент находившийся в отставке

— так просто называли имена основных агентов Департамента.

На эсеров это сообщение подействовало, как красная тряпка на

быка. Человек, в измене которого уже невозможно было сомне¬

ваться, пытаясь спасти свою шкуру, оклеветал героического ру¬

ководителя БО! Даже для непредубежденных людей в этой исто¬

рии было много невероятного. Все члены комиссии, в том числе

и Тютчев, в прошлом довольно близкий Татарову человек, теперь

были убеждены, что он предатель. Но в этой истории слишком

много загадочного. В своих воспоминаниях Б.Савинков писал об

этом очень просто и ясно. Савинков предложил ЦК, что он зай¬

мется организацией убийства Татарова. Он писал позднее, что

сделал это предложение по двум причинам. Во-первых, он счи¬

тал, что выдав БО в марте 1905 года, «Татаров фактически пре¬

кратил террор с весны 1905 по октябрьский манифест». Далее

Савинков пишет: «Я считал, во-вторых, что распространение по¬

рочащих слухов о главе БО Азефе задевает честь партии, в осо¬

бенности честь каждого из членов Боевой Организации. Защита

этой чести является моим партийным долгом»35. ЦК согласился

с этим предложением. В действительности с разрешением на

убийство Татарова все обстояло гораздо сложнее. Комиссия, со¬

зданная для расследования дела Татарова, не приняла решение о

его убийстве. Не принимал такого решения и ЦК партии. Судеб-

но-следственная комиссия по делу Азефа, выясняя этот вопрос,

обратилась к Б.Савинкову: «Комиссия, как известно из показания

члена его Тютчева, не делала постановления об убийстве Татаро¬

ва. С другой стороны, из показаний товарищей членов ЦК нам

известно о том, что они ничего не знали о предполагавшемся

убийстве Татарова и потому не могли выражать своего согласия.

Вот обстоятельство, которое требует выяснения»36. Так кто же

принял решение об убийстве Татарова? Об этом мы подробно

расскажем в следующей главе.
Азеф во время расследования дела Татарова вел себя очень

умно. Большую часть времени он проводил с женой в деревне под

Женевой, вдалеке от партийных страстей. Он неоднократно выска¬

зывал желание самоустраниться от всех партийных дел, так как на

нем лежит подозрение, и товарищи по партии его трогательно уте¬

шали. Временами он разыгрывал припадки истерики и, рыдая,

рвал на себе одежду, крича потрясенным цекистам: «Как меня, ко¬

торый не жалеет жизни для партии, подозревать, порочить. Я

этого не перенесу. Я пущу себе пулю в лоб»3'. Азеф очень возму¬

щался тем, что комиссия отпустила Татарова в Россию. Он вер¬

нулся из деревни в Женеву и ругал своих партийных товарищей,

обзывая их «мягкотелыми воронами... В таком деле, как провока¬
140

ция, редко когда можно иметь прямые доказательства. Татарова

необходимо было убить»38, — со знанием дела говорил Азеф. У

этого взгляда были сторонники. Член комиссии А.Бах, в будущем

сталинский любимец, а в настоящее время эсеровский деятель,

требовал убить Татарова и производил странное впечатление на

своих товарищей, разгуливая по мирной тихой Женеве с пистоле¬

том. Члены комиссии и руководители партии оказались перед оп¬

ределенным логическим противоречием. Данные проверки под¬

твердили, что в части, которая касается Татарова, письмо абсолют¬

но верно. Как же быть со сведениями об Азефе? Как оно может

быть верным в отношении одного человека и неверным в отноше¬

нии другого? Для того, чтобы снять это противоречие, была выра¬

ботана особая гипотеза — гипотеза полицейской интриги. Она все

объясняла очень просто: «Указания письма верны относительно

Татарова. Он действительно предатель, но он чем-то не угодил по¬

лиции, и та решила пожертвовать им, чтобы очернить Азефа, ко¬

торый оказывается недосягаемым для нее вследствие необыкно¬

венной ловкости, — и тем внести большую смуту в партию. Эта

гибельная гипотеза полицейской интриги очень быстро заняла по¬

ложение официальной версии, объяснявшей все слухи о провока¬

ции Азефа и державшейся вплоть до заключительного акта азефов-

ской трагедии. Ею некоторое время объяснялись и сведения, со¬

общенные Лопухиным о службе Азефа в ДП»39. Руководители пар¬

тии также вспоминали, что это уже вторая попытка оклеветать

Азефа, идущая из полицейских кругов. В начале 1904 года, после

провала группы Серафимы Клитчоглу, инженер Горенберг, в ско¬

ром времени сам разоблаченный как провокатор, указывал на

Азефа как на человека, выдавшего полиции группу. В.Зензинов, в

то время так же уверенный в Азефе, как и все остальные, писал

через много лет об этой гипотезе полицейской интриги: «Когда

люди слепнут, они слепнут на оба глаза»40.
В результате этой истории положение Азефа в партии укре¬

пилось. Во-первых, теория полицейской интриги давала возмож¬

ность другим руководителям партии и боевикам отметать с поро¬

га все слухи о его провокаторстве, видя в них происки полиции.

Во-вторых, это письмо вызывало к нему чувство сострадания как

к жертве, против которой ведут клеветническую кампанию. На

предложение автора письма руководители партии никак не от¬

кликнулись, так как были уверены, что письмо официально от¬

правлено из ДП, а сам Меньщиков, видя, что его письмо ни¬

сколько не поколебало престиж Азефа в партии, решил на время

прекратить все попытки вступить в связь с эсеровским руковод¬

ством.
Выяснение всех обстоятельств, связанных с Татаровым, выну¬

дило руководство БО на время прекратить деятельность организа¬

ции. Новый член БО Абрам Гоц, младший брат М.Гоца, предупре¬

дил Л.Зильберберга, Б.Вноровского и П.Иванова о временном пре¬

кращении наблюдения за Треповым. Зильберберг и Вноровский

продали свои пролетки. В Петербурге остался один извозчик —

Иванов.
141

Примечания
1	Азеф Е. Донесения. С. 342.
2	Савинков Б. Указ. соч. С. 127.
3	Там же. С. 138.
4	Там же. С. 122.
5	Там же. С. 138-139.
6	Там же С. 125.
7	Савинков Б. Указ. соч. С. 139.
8	Осоргин М. Указ. соч. С. 100.
9	Зензинов В. Указ. соч. С. 285.
10	Там же.
11	В годы реакции // Красный архив. 1925. № 1(8). С. 242.
12	Зензинов В. Указ. соч. С. 110.
13	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 61.
14	Там же.
15	Там же. С. 55.
16	Алланов М. Указ. соч. С. 173.
17	Зензинов В. Указ. соч. С. 194.
18	Там же. С. 194.
19	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 57.
20	Там же.
21	Там же.
22	Зензинов В. Указ. соч. С. 195.
23	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 123. Л. 6.
24	Там же.
25	Там же.
26	Зензинов В. Указ. соч. С. 196.
27	Савинков Б. Указ. соч. С. 157.
28	Зензинов В. Указ. соч. С. 198.
29	Цит. по: Савинков Б. Указ. соч. С. 159.
30	Там же. С. 161.
31	Там же. С. 162.
32	Там же.
33	Новомейский М. Указ. соч. С. 116—117.
34	Савинков Б. Указ. соч. С. 170.
35	Там же. С. 170-171.
36	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 43.
37	Аргунов А. Указ. соч. С. 47.
38	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 58.
39	Там же. С. 60.
40	Зензинов В. Указ. соч. С. 194.

Глава 13.
РЕВОЛЮЦИЯ НА ПОДЪЕМЕ
Перипетии дела Татарова, обсуждение будущих дел БО было

сейчас далеко не главным из того, что волновало руководителей

БО за границей. Революция в стране шла по возрастающей линии:

забастовки, военные восстания, крестьянские выступления, терак¬

ты сменяли друг друга. В начале октября борьба достигла пика. В

России началась Всероссийская октябрьская политическая стачка.

Забастовали почти все заводы, фабрики, торговые заведения. Не

было ни электричества, ни газа. Но особенно страшный характер

в XX веке носила забастовка железных дорог, почты и телеграфа.

Управлять в таких условиях колоссальной империей становилось

все труднее. К бастующим стали присоединяться сотрудники мно¬

гих государственных учреждений, в том числе высокопоставлен¬

ные чиновники Министерства иностранных дел. Сторонники за¬

бастовки оказались даже среди петербургских полицейских. Горо¬

довые надзиратели одного из полицейских участков города присо¬

единились к бастующим. Николай и его ближайшее окружение

растерялись и не знали, что делать. Обсуждался вопрос о бегстве

царя за границу. Близкий к царю человек, обергофмаршал двора,

граф П.Бенкендорф откровенно сожалел о том, «...что у их Вели¬

честв пятеро детей.., так как если придется покинуть Петергоф на

корабле, чтобы искать пристанище за границей, то дети будут слу¬

жить большим препятствием»1. Разговоры об отъезде принимали

более конкретный характер. Германский император Вильгельм II

предложил Николаю бежать на время с семьей в Германию. Д.Тре¬

пов спросил на этот счет мнение Герасимова. «Я высказался ре¬

шительно против отъезда царя, решивши, что если царь уедет, то

с династией в России навсегда покончено. Не будет центра, вокруг

которого могли бы объединиться силы порядка, и революционные

волны захлестнут столицу, а вместе с ней и всю Россию. Как не

тревожно положение, надо оставаться. Если царь уедет, он уже не

сможет вернуться. Трепов сказал: — Да-да, то же самое говорит

Сергей Юльевич (Витте. — Авт.)»2. В конце концов правительство

было вынуждено уступить, и Манифест 17 октября возвестил

всему миру о введении в России политических свобод и парламен¬

та, обладавшего законодательными функциями.
Чернов узнал о Манифесте, придя к М.Гоцу, прикованному тя¬

желой болезнью к кровати, у него все время собирались руково¬

дители партии. У Гоца был Азеф. Они только что получили свежие

газеты с текстом Манифеста. Гоц протянул Чернову журнал «Jour¬

nal de Geneve» с текстом Манифеста и попросил высказаться.

Между присутствующими состоялся любопытный разговор: «Чер¬
143

нов: — Ничего особенного. Новый шаг по тому же пути. Довольно

крупная уступка сравнительно с идеей Булыги некой Думы. Видно,

что давление всеобщей забастовки стало нешуточным. Сломить ее

нельзя — приходится маневрировать. — И только? Не больше, чем

очередная хитрость, хладнокровно задуманная ловушка? — Хлад-

нокровная-то может и не хладнокровная, потому что приходится

маневрировать, а, конечно, не без ловушки. — Ну уж от Виктора

я этого не ожидал, — скрипуче процедил Толстый (партийная

кличка Азефа. — Авт.) и, помолчав, добавил ироническим тоном. —

У нас тут сейчас Осип (Минор) был, и все на нас кричал: мы-де

наивные люди, все это — просто ловушка, и нас, эмиграцию, и

подпольников в Россию заманивают, видите, выйти наружу, рас-

конспирироваться, а потом всех разом схватить, и вымести из рус¬

ской земли крамолу начисто. Тоже политическое рассуждение! И

ты тоже думаешь, что ради эдакой полицейской цели весь государ¬

ственный строй России будут ставить вверх дном, потрясать всю

Россию неслыханными новшествами, придавать бодрости всей оп¬

позиции»3.
Как видно из вышеприведенного отрывка воспоминаний Чер¬

нова, Азеф с его трезвым практическим умом лучше понял и оце¬

нил значение Манифеста, чем многие его товарищи по партии, в

том числе и крупнейший эсеровский теоретик Чернов. М.Гоц был

полностью согласен с Азефом: «...со старым режимом покончено,

это конституция, это конец абсолютизма, это новая эра»4.
Дом Гоца стал постепенно наполняться людьми. Скоро там со¬

брались все известные эсеры, в это время находившиеся в Швей¬

царии. Вечер проходил в очень возбужденной обстановке, в клубах

табачного дыма, когда все говорили, перебивая друг друга и не

слушая собеседника. Принимались планы будущих действий в

России. Одним из центральных вопросов был вопрос о судьбе тер¬

рора в конституционной России. Дискуссию начал Гоц: «Возьмем

пример: вот хотя бы Иван Николаевич (Азеф) и Веньямин (Савин¬

ков). Им и их товарищи (так в тексте. — Авт.) Им остается ска¬

зать: "Ныне отпущаеши..." С террором тоже кончено...»5. Азеф на

этом совещании был, в принципе, согласен с Гоцем, но он вообще

мало говорил о терроре, а говорил об общих вопросах стратегии

партии, делая поразившие многих либеральные заключения, о ко¬

торых мы уже писали. В.Чернов придерживался несколько иной

точки зрения. Он тоже считал, что террор сейчас необходимо пре¬

кратить, но временно, а БО ни в коем случае не распускать: «Но

распускать БО я бы не стал. Она еще очень может пригодиться. Я

бы держал ее наготове, под ружьем. В таком виде, чтобы ее можно

было мобилизовать в любой момент»6. Многие участники совеща¬

ния склонялись к его точке зрения. Против мнения Гоца и Чер¬

нова решительно выступил Савинков. В воспоминаниях он изла¬

гает свои взгляды по этому вопросу в более связной логической

форме, чем он это делал во время бурного собрания: «...растерян¬

ность правительства в момент октябрьского Манифеста была не¬

виданно велика. Устранение Татарова и слабость полиции, каза¬

лось, давали БО возможность возродиться во всей силе и нанести
144

окончательное поражение самодержавию... БО в своем большин¬

стве стояла на той точке зрения, что единственная гарантия при¬

обретенных свобод заключается в реальной силе. Такой силой, во

всяком случае, могло явиться активное воздействие террора. С

этой точки зрения террор не только не должен быть прекращен,

но наоборот, пользуясь благоприятным моментом, необходимо

было его усилить и предоставить в распоряжение БО возможно

больше людей и средств»7. Савинков решительно восставал против

черновского предложения террор прекратить, но БО не распус¬

кать, а «держать под ружьем». Савинков объясняет, что это прак¬

тически невозможно, так как в терроре необходима строгая дис¬

циплина: «Дисциплина же в террористической организации дости¬

гается единственно признанием каждым членом организации не¬

обходимости этой дисциплины для успеха данного предприятия.

Но если у организации нет практического дела, если она не ведет

никаких предприятий, если она ожидает в бездействии приказания

ЦК, то неизбежно слабеет дисциплина, отпадает единственный

импульс для поддержания ее. А с ослаблением дисциплины орга¬

низация становится легкой добычей полиции»8. Возражения Са¬

винкова носили чисто технический характер, но, видимо, он был

прав, так как организационную постановку технических предпри¬

ятий он знал хорошо. На совещании он выражался в более резкой

форме и кричал Чернову, что «террористов нельзя засаливать

впрок»9.
Подавляющее большинство участников совещания высказалось

за полное прекращение террора (впрочем, вопрос о роспуске БО

решен не был). К Савинкову, довольно неожиданно для него, при¬

соединился Н.Тютчев, человек, весьма скептически относившийся

к террору. Он заявил, что террор в целом необходимо прекратить,

но для некоторых лиц нужно сделать исключение, например, для

Д.Трепова. В конце концов с этим согласился и Азеф. Но они, по¬

вторяю, были в меньшинстве. Совещание решило, что партия

должна стать массовой. Необходимо как можно шире развернуть

строительство партийных организаций среди рабочих и крестьян

(таким деревянным советским языком описывали обычно какой-

нибудь съезд РСДРП, но что поделаешь, русские социалисты изъ¬

яснялись тем же языком, и ни к чему его теперь прихорашивать).

Участники совещания должны были немедленно отправиться в

Россию и начать действовать на местах.
Поздно вечером стали расходиться из квартиры гости. Чернов,

Савинков и Азеф ушли вместе. Вспомнили, что весь день ничего

не ели, и зашли в ближайшее кафе. Савинков был в возбужден-

но-нервном состоянии. Он не переставал громко доказывать, что,

прекращая террор, партия совершает акт самоубийства. В.Чернов

в своих воспоминаниях дает блестящий психологический портрет

Б.Савинкова: «А мне казалось, что он просто растерялся, и не

знает, что делать. Раньше все было ясно. Было самодержавие,

была поэзия борьбы, была дорога индивидуального героизма, ко¬

торая предполагала действенным примером пробудить массовый

героизм в народе, в рабочем классе. А теперь, когда положение
145

бесконечно усложнилось, когда открылись новые горизонты, он

как специалист террора просто не подготовлен к новой эре, к ши¬

рокой арене работы и борьбы. Он не так рисовал себе судьбу БО.

Весь приподнятый, он в своих настроениях ориентировался на

самопожертвование, гибель, красивую смерть, а за ней — свободу

России. Основная проблема для него была суметь умереть. А тут

вдруг лавиной обрушилась новая проблема — суметь жить»10.
Савинков рвал и метал, он высказывал предположения одно

безумнее другого. Например, БО должна в полном составе совер¬

шить террористический акт: ворваться в Зимний дворец во время

заседания Совета министров с поясами, наполненными динами¬

том, и взорваться на месте. Но собеседники не воспринимали это

всерьез и, уходя, он им саркастически бросил напоследок: «Что же

теперь остается делать. То, что мне надо делать, мне будут запре¬

щать. Хорошо, одно мне, вероятно, никто запретить не может: по¬

дойти на улице к какому-нибудь бравому жандарму или филеру

Тутышкину и выпустить в него последнюю пулю. Это ведь не сме¬

шает карты нашей политической игры. Тутышкин не Николай, не

Дурново, не Витте, а для меня, по крайней мере, не будет измены

всему моему прошлому»11. Если у Савинкова были панические на¬

строения, то Азеф был настроен по-другому. В этот момент он

был уверен в ближайшей окончательной победе революции. Перед

ним как перед одним из руководителей самой популярной рево¬

люционной партии открывались в будущей России широкие пер¬

спективы. Он был довольно молод — 36 лет. У него было хорошее

настроение, и он предавался странным для него мечтам о будущей

жизни: «Никто не был так весел и доволен, как Азеф. Он сказал:

"Вот теперь соберу свою землю, заведу земельку и буду жить по-

толстовски"12. Азеф в роли толстовца — образ, который ничего,

кроме улыбки вызвать не может, да он и сам не относился к нему

серьезно, а просто благодушествовал. Все было впереди, но только

при условии, что товарищи по партии никогда не узнают некото¬

рых моментов его биографии. После письма Меньшикова он пре¬

рвал все связи со своими полицейскими руководителями. Единст¬

венный, кому он давал знать о себе, был его бывший начальник

Ратаев, находившийся теперь в отставке и живший по-прежнему в

Париже. Азеф сказал ему, что он «разоблачен» перед революцио¬

нерами и не может давать никакой информации. В такой неустой¬

чивой обстановке в любой момент какой-нибудь полицейский слу¬

жака мог перебежать к революционерам и убедить их, используя

более веские доказательства, что легендарный руководитель БО

Иван Николаевич все-таки провокатор.
Выход был для него только один — попытаться уничтожить все

следы своей провокаторской деятельности. Удивленному Чернову

Азеф предложил следующий план: «Но одно дело еще осталось —

единственное дело, которое имело бы смысл. Оно логически бы

завершало нашу борьбу и политически не помешало бы. Это —

взорвать на воздух все охранное отделение. Кто может что-нибудь

против этого возразить? Охранка — живой символ всего самого

насильственного, жестокого, подлого и отвратительного в самодер¬
146

жавии. И ведь это можно сделать. Под видом кареты с арестован¬

ными ввезти во внутренний дом охранки несколько пудов дина¬

мита, так, чтобы и следов от деятельности всего этого мерзкого уч¬

реждения не осталось»13. Только через много лет Чернов оценил

мрачное значение последних слов Азефа. А сейчас Азеф, заметив

его искреннее удивление, недовольно прекратил разговор, пробур¬

чав, «что об этом следует еще подумать»14.
Азеф еще какое-то время будет вынашивать этот план. Уж

очень ему казалось заманчивым порвать со своим прошлым, по¬

хоронить его вместе с живыми носителями его тайн. Азеф приехал

в Россию позже всех остальных эсеровских руководителей, так как

был человеком осторожным, и прежде чем приехать, убедился, что

в стране на самом деле политические свободы и он может вернуть¬

ся не боясь ареста. Вернувшись, он неоднократно возвращался к

этой теме. Его очень заинтересовал взрыв охранного отделения в

Москве. 8 декабря 1905 года, в самом начале декабрьского воору¬

женного восстания, митинг в саду Аквариум был окружен поли¬

цейскими и казаками. Немедленно по городу распространились

слухи, (как позднее выяснилось, не имевшие под собой никаких

оснований), что митинг расстреливают. Немедленно было созвано

собрание членов московского городского комитета партии социа¬

листов-революционеров под председательством В.Зензинова, на

котором было принято решение ответить на расстрел в Аквариуме

взрывом московской охранки. В.Зензинову было поручено немед¬

ленно осуществить решение комитета. Химик П.Левенсон, в буду¬

щем член БО, согласилась за очень короткий срок приготовить

бомбы. В 2 часа ночи они были привезены на явочную квартиру.

Там же, вместе с Зензиновым находились два бомбиста, молодые

люди в возрасте 18—20 лет. Через много лет Зензинов вспоминал:

«...два тяжелых четырехугольных пакета... зашиваем в темный

ситец. Каждый снаряд окручен бикфордовым шнуром, рассчитан¬

ным на одну—две минуты. Химичка обстоятельно разъясняет, где

расположен конец зажигательного шнура, зажечь его можно заку¬

ренной папиросой... Мы совместно разрабатываем план. Мы хоро¬

шо знаем, где находится охранное отделение... Я знаю и само по¬

мещение, куда могут быть брошены снаряды... Окна выходили

прямо на тротуар — у них не было даже решеток, и окна были

низкие... Вся диспозиция нами подробно обсуждена. Чтобы на

всякий случай не было недоразумения, мы ее несколько раз по¬

вторяем. Оскар и Борис идут не торопясь, один за другим. Рассто¬

яние между ними десять шагов. В руках у каждого зажженная па¬

пироса. Под мышкой у каждого снаряд. Когда оба будут у окна,

один из них дает сигнал. Они зажигают папироской, не вынимая

ее изо рта, бикфордовые шнуры, и оба одновременно бросают

через окно, разбивая стекла, снаряды. Затем бегут назад»15.
Все прошло точно по плану. Взрыв произвел большие разру¬

шения в охранке, в том числе был уничтожен весь архив охран¬

ного отделения, а террористы и их руководитель благополучно

встретились на явочной квартире. Хозяином ее был известный в

будущем писатель М.Ильин (Осоргин). Азефа этот теракт очень
147

заинтересовал. Это было как раз то, о чем он мечтал в то время:

взрыв охранки, уничтожение архива. Как только он услышал об

этом взрыве, он сразу помчался в Москву, хотя время было тре¬

вожное, в Москве восстание, и поездка была очень рискованной.

В.Зензинов вспоминает, как Азеф интересовался подробностями

взрыва: «Он... пробыл в ней (Москве) один или два дня и снова

уехал в Петербург. Зачем он тогда к нам приезжал, мне до сих пор

непонятно. По его просьбе я написал ему подробный отчет, как

все произошло, и передал ему»16. Помимо самой идеи взрыва ох¬

ранки, на Азефа произвел впечатление и сам Зензинов в роли ор¬

ганизатора террористических предприятий. В 11 часов вечера ре¬

шить взорвать охранку, а в начале четвертого утра успешно выпол¬

нить это предприятие — все это было совершенно необыкновенно

и напоминало быстрые и острые удары Гершуни. Азеф постарается

привлечь его в БО и будет использовать не как практика-терро-

риста, а как руководителя террористических предприятий.
Взрыв охранки превратился у Азефа у какую-то манию, в на¬

вязчивую идею, к которой он все время возвращался, причем

часто совершенно невпопад, удивляя людей, что ему, прекрасному

знатоку людей и человеческих отношений, было совсем несвойст¬

венно. Видимо, очень ему хотелось полностью освободиться от

связи с охранным отделением. С.Басов-Верхоянцев рассказывает,

что он уговаривал Азефа и Савинкова как-то помешать отправке

Семеновского полка в Москву на подавление декабрьского восста¬

ния, а Азеф отказывался, говоря, что эсеровские боевики в Петер¬

бурге ничего не могут сделать: «Разрушить путь, взорвать мосты —

мало ли что. Ребята из моей группы готовы хоть весь поезд с се-

меновцами спустить под откос. — Взорвать мосты неудобно. Уж

если на то пошло, надо взорвать охранное отделение. Это было бы

достойным ответом на посылку питерских войск в Москву. В пер¬

вый раз довелось мне видеть Азефа столь несообразительным.

Схватило за живое. — Да помилуйте, Иван Николаевич! При чем

тут охранка. Сейчас надо во что бы то ни стало помочь Москве»17.
В начале ноября в Петербурге состоялось расширенное заседа¬

ние ЦК. На нем присутствовали «заграничники», а также многие

только что вышедшие из тюрем. Совещание подтвердило решение,

принятое в Женеве, о необходимости строить массовую партию.

Опять встал вопрос о терроре. Большинство склонилось на точку

зрения В.Чернова — «держать под ружьем». Некоторые участники

совещания выступили с требованием полного прекращения терро¬

ра. Страстную решительную речь в защиту этого требования про¬

изнес один из главных пропагандистов партии И.Бунаков-Фунда-

минский, призывавший социалистов-революционеров бросить все

силы на решение аграрного вопроса. В конце концов вопрос

решил самый авторитетный специалист в области террора Азеф.

Промолчавши почти все совещание, он бросил несколько корот¬

ких фраз, решивших дело: «Держать под ружьем невозможно. Это

слова. Я беру под свою ответственность: БО распущена»18. ЦК

одобрил его точку зрения. БО была распущена, но ненадолго.
148

Ноябрь 1905 — это период высшего подъема революции. Все

крупные города представляли собой сплошной революционный

митинг. Революционные выступления в армии следовали одно за

другим. Во многих местах были созданы Советы рабочих депута¬

тов, становившиеся фактическими органами власти. Именно тогда

в России было впервые установлено двоевластие. Даже в Петер¬

бурге трудно было точно установить, в чьих руках находится

власть. А.Герасимов пишет о том, что представители Советов даже

явились в охранное отделение, «предъявили мандат Совета рабо¬

чих депутатов и потребовали, чтобы им показали арестные поме¬

щения при охране: — Мы желаем удостовериться, — говорили

они, — что указ об амнистии выполнен в точности. Мой помощ¬

ник полковник Модель настолько растерялся, что уступил их тре¬

бованиям и провел их по всему помещению охранного отделения.

Когда я пришел, их уже не было. Легко представить мое возмуще¬

ние, когда я узнал, что они заглядывали даже в мой кабинет. Я

жестоко отчитал Моделя. Положение было такое, что можно ду¬

мать, если бы представители Совета хотели посмотреть бумаги на

моем столе, то им разрешили бы делать и это»19.
В такой обстановке революционные партии действовали совер¬

шенно открыто. Многие из вернувшихся «заграничников» продол¬

жали жить под чужими именами и с фальшивыми паспортами, но

все они каждый день, как на работу, приходили в редакцию еже¬

дневной эсеровской газеты «Сын Отечества». В помещении редак¬

ции были даже выделены специальные комнаты для заседания

ЦК, Петербургского комитета партии и для бывших боевиков.

Даже тщательно разыскиваемого в прошлом Б.Савинкова в редак¬

ции все знали под его настоящей фамилией и приходившие к

нему называли его настоящим именем. БО, созданная с таким тру¬

дом, была распущена. Многие ее члены разъехались из Петербур¬

га, но другие целые дни проводили в отведенной им комнате ре¬

дакции. Фактически БО продолжала быть под рукой. По амнис¬

тии, последовавшей за Манифестом 17 октября, было освобождено

большинство членов БО, арестованных в марте 1905 года. Суду

были преданы только те из арестованных, у которых был найден

динамит: Борищанский, Сидоренко, Трофимов, Марков. Они

были приговорены к многолетним каторжным работам. Из осво¬

божденных в БО вернулись Б.Моисеенко и В.Шиллеров. О судьбе

Т.Леонтьевой мы писали выше. В тюремной больнице в 1908 году

умер сошедший с ума в крепости Е.Дулебов.
На последних днях жизни Дулебова мне хотелось бы остано¬

виться подробнее. В связи с все тем же вечным вопросом о нрав¬

ственности русского террора. В ноябре 1905 года бывшие руково¬

дители Дулебова по БО были встревожены. Им сообщили, что он

окончательно сошел с ума. Азеф испугался: «Как бы не стал там

рассказывать о делах, в которых принимал участие и не открыл бы

товарищей»20. Азеф предложил Басову-Верхоянцеву приехать в

больницу в жандармской форме с соответствующими документа¬

ми, забрать Дулебова и поместить его в надежное место, где он

может говорить, что хочет, без опасения, что его слова могут
149

дойти до охранки. Но этот план пришлось оставить. Выяснилось,

что забрать Дулебова из больницы Николая Чудотворца практи¬

чески невозможно. Азеф сообщил террористам, что Дулебов пишет

записки, в которых рассказывает о своей жизни и называет бое¬

виков настоящими именами: «Пока его мемуары отбирает у него

на хранение один из больничных врачей (сочувствующий нам), но

есть большая опасность, что про записки Дулебова разнюхают

жандармы — и тогда непоправимая беда для партии. Необходимо

во что бы то ни стало обезвредить его, то есть вывести из боль¬

ницы»21. Вывести, как мы писали выше, нельзя. Боевики и их ру¬

ководители нервничали, и тогда С.Басов-Верхоянцев, дворянин,

кстати, в прошлом народоволец, предлагает следующий план: «В

таком случае, единственно верный способ обезвредить Петра,

когда-то нашего товарища в боях, а теперь безнадежного сума¬

сшедшего, это умертвить его»22. В разговоре, кроме Басова-Верхо-

янцева, участвуют Савинков и Азеф. Азеф обратился к Савинкову:

«— Ну что вы скажете на это, Борис Викторович? Савинков заяв¬

ляет, что он не постигает, как можно предлагать такой план убить

своего товарища. Басов-Верхоянцев: Последнее, что я вам скажу,

Борис Викторович — это вот: если мне, подобно Дулебову, случит¬

ся заболеть сумасшествием, убейте меня — окажите мне неоцени¬

мую товарищескую услугу. Азеф: Принципиально я на стороне Ба¬

сова. Но... тут есть большое "но". Савинков: Нет, как хотите, не

укладывается такая мысль в моей голове»23. Разговоры о Дулебове

вскоре смолкли, а когда он умер в 1908 году в больнице от чахот¬

ки, то после его смерти не было найдено ни клочка бумаги. В этой

истории впечатляет, как Азеф панически боялся, что не дай Бог

полиция узнает о его террористических предприятиях, и готов был

пойти на любое «мокрое дело» (по-моему, в данном случае больше

всего подходит именно это слово), чтобы заставить замолчать

опасного свидетеля. И конечно, чудовищны критерии морали и

нравственности, в соответствии с которыми можно уничтожить

своего собственного товарища из-за одного только ничем не под¬

твержденного, предположения, что он может в состоянии помеша¬

тельства оставить какие-то опасные записки. Правда, нужно ска¬

зать, что я не знаю ни одного случая, чтобы эсеровские террорис¬

ты реализовали подобные планы, но высказывали их и обсуждали.
Иногда действительность преподносила сюрпризы столь

дикие, что даже мрачная фантазия авторов антиреволюционных

романов не могла бы породить их. Мы уже писали об убийстве

в Москве 28 июля 1905 года П.Куликовским московского градо¬

начальника графа П.Шувалова. Арестованный, он дал знать из

тюрьмы, что страдает начавшимися еще в ссылке припадками

нервной головной боли, доводившими его до потери сознания.

Он очень боялся, что его будут допрашивать, когда он будет на¬

ходиться в таком состоянии, и что он может нечаянно что-либо

выдать. Считая, что его все равно приговорят к смерти, он про¬

сил друзей по партии помочь ему ускорить смерть. После полу¬

чения этого сообщения в Московском комитете партии социа¬

листов-революционеров началась настоящая паника. Как вспоми¬
150

нал М.Осоргин: «Первое, что сделал партийный комитет при

этом — это рассыпался в разные стороны»24. После того, как

первая паника прошла, было решено согласиться с Куликовским:

приготовить конфету с ядом, которую ему должна была передать

его собственная дочь в возрасте 5—6 лет. Интересно, что Кули¬

ковский согласился на это предложение, и только после бурных

протестов М.Осоргина этот план был отменен. Осоргин писал:

«Мы, знавшие и любившие его, решительно воспротивились

этому ужасу, правильнее сказать преступлению, прежде всего по

отношению к ребенку»25. Видимо, излишне говорить, что чело¬

век, которого хотели убить, никого не выдал.
Политическая обстановка накалялась все больше и больше. В

ответ на подавление восстания в Кронштадте и опасение, что его

участникам будет вынесен смертный приговор, петербургский

Совет рабочих депутатов объявил со 2 ноября 1905 года Всеоб¬

щую политическую забастовку. Хотя забастовка не была всеоб¬

щей, но железные дороги остановились, и правительство 5 нояб¬

ря пошло на уступки, выпустив сообщение, что кронштадтцам

смертная казнь не грозит. События нарастали: восстание лейте¬

нанта Шмидта в Севастополе, арест председателя петербургского

Совета Хрусталева-Носаря, в ответ на который петербургский

Совет постановил готовиться к вооруженному восстанию. 2 де¬

кабря революционные партии опубликовали финансовый мани¬

фест с призывом не платить налогов и забрать все вклады в го¬

сударственных банках, требуя выдачи денег золотом. Это привело

к аресту петербургского Совета. В партии социалистов-революци-

онеров был создан особый боевой комитет, который должен был

заняться технической подготовкой восстания. В числе других в

этот комитет вошли Азеф и Савинков. Последний вспоминал,

что он первоначально отказывался войти в комитет, но Азеф его

уговорил: «Военная организация слаба, нужны люди, у тебя есть

боевой опыт, ты не вправе отказываться от предложения. Как

партийный человек ты должен его принять»26. Одним из направ¬

лений деятельности комитета была подготовка вооруженных дру¬

жин, в основном из рабочих. Этой работой руководил П.Рутен-

берг. А.Гоц занимался переброской из Финляндии оружия в Пе¬

тербург. Но сил поднять восстание в Петербурге не было. Рабо¬

чие устали после двух политических забастовок, а гарнизон, со¬

стоявший из отборных гвардейских и кавалерийских частей,

практически не был затронут революционной пропагандой. Прав¬

да, ряд мемуаристов, например С.Басов-Верхоянцев, рассказыва¬

ет, что рабочие — члены тех дружин, среди которых они вели

политические занятия, рвались в бой, и одна из главных целей

пропропагандистов заключалась в том, чтобы удерживать их от

преждевременных выступлений, но эти рабочие составляли очень

небольшой процент среди рабочих Петербурга27.
Есть интересные воспоминания С.Милославского, который

был представителем партии социалистов-революционеров при

Офицерском союзе осенью 1905 года. Он рассказывает о своем

предложении членам Союза организовать вооруженное выступле¬
151

ние сразу после дарования Манифеста 17 октября, если войска

будут стрелять в толпу, идущую в тюрьмы, чтобы освободить по¬

литических заключенных. От имени ЦК социалистов-революцио-

неров на встречу с ним пришел Азеф, которому он рассказал о

своем плане, при этом подчеркнул, «что подавляющее большинст¬

во ...офицеров — в лучшем случае одноразовые пистолеты»28. Он

описывает реакцию Азефа: «Он по нескольку раз переспрашивал

о деталях и явственно, мучительно взвешивал шансы успеха и не¬

успеха... Наконец, Азеф уткнул свою безобразную голову в руки,

так что видна была... только узкая полоска морщин низкого на¬

хмуренного лба, и замолчал. Молчание было тяжелое и долгое.

Наконец, он отнял ладони от лица, откинулся в кресле и сказал

отрывисто: "Дайте отбой. Не выступать"»29. Когда Милославский

отправился на встречу с офицером — представителем Союза — в

ресторан, он его не узнал. Тот «был бледен как полотно»30 от

ужаса при одной мысли о предстоящем выступлении. Азеф опять

оказался прав, отменив это выступление. Воспоминание, однако,

недостоверное, эта история физически не могла происходить в Пе¬

тербурге, так как 19 октября Азеф находился в Женеве, но и не

верится, что Милославский ее просто придумал. Возможно, речь

шла о планах вооруженного выступления в Петербурге во время

восстания в Москве.
Боевой комитет решил предпринять различные действия для

поддержки декабрьского восстания в Москве. Наиболее важным

из них должен был стать взрыв моста на Николаевской железной

дороге, что в случае успеха отрезало бы Петербург от Москвы. В

числе прочего план предусматривал, что боевики взорвут охранное

отделение, перережут электрические, телефонные провода, аресту¬

ют председателя Совета министров С.Витте. Как мы уже писали,

за два дня до восстания Азеф выехал в Москву. Боевой комитет

организовал две динамитные мастерские, но все его планы прова¬

лились. Взорвать мост на Николаевской железной дороге не уда¬

лось: «Этот взрыв взял на себя железнодорожный союз. Мы пере¬

дали его представителю Соболеву бомбы и динамит, но покушение

не состоялось, его участники едва не были арестованы на месте»31.

Правда, С.Басов-Верхоянцев пишет о том, что Азеф и особенно

Савинков были первоначально настроены решительно против

взрыва мостов на Николаевской железной дороге и эшелонов с се-

меновцами. Он приписывает Савинкову следующие слова: «Взры¬

вать мосты, проводить крушение поездов совершенно недопустимо

в данное время ведь это значит восстанавливать солдат против ре¬

волюции»3^. Так что вполне возможно, что одна из причин, по ко¬

торой семеновцы беспрепятственно прибыли в Москву, заключа¬

лась в том, что руководители БО не очень хотели им в этом ме¬

шать.
«Все другие планы тоже не могли быть приведены в исполне¬

ние, отчасти потому, что в некоторых пунктах намеченные места

охранялись так строго, как будто полиция была заранее предуп¬

реждена о покушении»33. Динамитные мастерские были ликвиди¬

рованы полицией «неожиданно и по непонятным причинам»34.
152

Б.Николаевский в довольно осторожной форме высказывает пред¬

положение о том, что Азеф, считая, что революция потерпит по¬

ражение, и испугавшись нападения на него черносотенцев, кото¬

рые пырнули его ножом, но не прорезали даже шубы, возобновил

в это время переписку с Рачковским и стал сообщать ему сведения

о планах революционеров. Эта проблема довольно сложная. 17 ап¬

реля 1906 года во время драматического свидания Азефа и Рачков-

ского в Петербургском охранном отделении (подробности ниже)

Азеф упрекал своего руководителя: «Вы покинули меня на произ¬

вол судьбы, без инструкции, без денег, не отвечая на мои пись¬

ма»35. Мы не знаем, когда он возобновил прерванную переписку,

так как Рачковский ему не отвечал. Вполне возможно, что в со¬

общениях Азефа не было ничего важного, поэтому Рачковский не

пытался ответить на его письма. Повторяю, он был самым опыт¬

ным из всех полицейских руководителей Азефа и менее всех ос¬

тальных был склонен ему доверять. Тот же Николаевский писал,

что в беседах с ним Герасимов категорически утверждал, что ни¬

каких существенных материалов по партии социалистов-револю¬

ционеров он от Рачковского не получал и поэтому сомневается,

чтобы Азеф давал ему какую-то существенную информацию36. А

Герасимов всю жизнь продолжал верить Азефу, писал о нем как

об образцовом сотруднике охранки и использовал все что только

можно для подтверждения этой точки зрения.
Тот же Герасимов объяснил, почему все подготовленные меро¬

приятия сорвались. Были приняты экстренные меры безопасности,

например, на Николаевской железной дороге: «Все опасные места

были заняты железнодорожными батальонами и жандармскими

командами, как это полагается при проезде царя»37. В динамитные

мастерские полиция пришла в ночь с 7 на 8 декабря, когда в ответ

на решение Московского совета объявить всеобщую забастовку,

власти приняли экстренные меры для предотвращения революци¬

онного взрыва в Петербурге. Были заранее составлены списки с

адресами революционеров, складов оружия и динамитных мастер¬

ских, что было сделать довольно несложно, так как бдительность

революционеров притупилась в ноябре 1905 года. В эту ночь было

произведено около 350 обысков, арестов, среди арестованных ра¬

ботников одной из динамитных мастерских была старый член БО

Д.Бриллиант.
Восстание в декабре 1905 года в Москве, Харькове, на Донбас¬

се по линии Сибирской железной дороги были подавлены. Так и

хочется написать штампованное «жестоко подавлены». Но по по¬

нятиям двадцатого века, а тем более России, эти кровавые подав¬

ления выглядят как мягкие наказания, тем более, что это была не

расправа над безоружными людьми, а подавление вооруженных

выступлений, в которых часто, как это было в Сибири, принимали

участие многотысячные вооруженные солдатские массы. Среди ру¬

ководства партии все более решительно стали раздаваться голоса
о	возобновлении центрального террора и восстановлении БО. Ре¬

шение этого вопроса было отложено до съезда партии социалис¬
153

тов-революционеров состоявшегося в Финляндии 30 декабря 1905

года — 4 января 1906.
Но на местах запрет на террор не очень соблюдался, его просто

игнорировали. На съезде социалистов-революционеров Западной

области Екатерина Измайлович в темпераментной речи заявила:

«Это измена народному делу! Мы не должны подчиняться такому

постановлению!!! Необходимо немедленно известить ЦК, что съезд

нашей области не бросит этого оружия, несмотря ни на какие за¬

прещения»38. Съезд и Минский комитет партии поддержали Из¬

майлович и продолжали организовывать террористические акты.
22	ноября был застрелен в Саратове в доме саратовского губерна¬

тора, будущего премьер-министра России П.Столыпина генерал-

адьютант В.Сахаров, бывший военный министр, направленный

для подавления волнений в Саратовскую губернию. Все произо¬

шло по сценарию, о котором мы уже писали выше. Красивая тер¬

рористка Анастасия Биценко явилась к генералу на утренний

прием, вошла к нему в комнату и подала прошение, бывшее на

самом деле смертным приговором, выхватила револьвер и застре¬

лила его. Интересно, что в декабре, в условиях запрета на терро¬

ристические действия, эсеровские боевики совершили тринадцать

терактов — рекордное число покушений за один месяц, осущест¬

вленных социалистами-революционерами вообще.
Мы уже писали об одобрении Львом Толстым политических

убийств и погромов помещичьих усадьб. Рассказывавший об этом

известный русский писатель-гуманист В.Короленко своими ста¬

тьями невольно спровоцировал одно из политических убийств,

осуществленных в декабре 1905 года. Во время аграрных беспоряд¬

ков в одном их сел Полтавской губ. крестьянами был убит страж¬

ник. Приехавший для расследования убийства губернский совет¬

ник Филонов приказал крестьянам встать на колени и покаяться.

Против этой меры Короленко написал страстное обличительное

письмо, опубликованное в местной газете. Это письмо явилось

своеобразным приглашением на казнь. Через несколько дней

после его опубликования 18 января 1906 г. Филонов был убит тер¬

рористами. Такого результата Короленко, видимо, не ожидал и

писал «о вмешательстве, которого... не мог ни желать, ни предви¬

деть».
15	декабря, когда в Москву уже прибыли семеновцы, и по¬

встанцы начали покидать город, группа дружинников, принадле¬

жавших к так называемой оппозиции эсеровской партии, будущие

эсеры-максималисты, во главе с В.Мазуриным, явились на квар¬

тиру А.Войлошникова, в это время занимавшего пост начальника

московской сыскной полиции, а до этого много лет прослуживше¬

го в Московском охранном отделении, и убили его на глазах жены

и детей.
Основными вопросами работы съезда было принятие програм¬

мы и устава партии социалистов-революционеров. В отношении

тактики партии съезд единогласно постановил объявить бойкот

Первой Государственной думе и не принимать участие в выборах.

Ближайшей задачей партии провозглашалась организация воору¬
154

женного восстания, по этому вопросу была принята специальная

резолюция.
Азеф не выступал на съезде. Он вообще не был оратором и

не любил открытых выступлений и митингов, предпочитая дей¬

ствовать за кулисами. Он, видя настроения съезда, голосовал за

эту резолюцию, хотя можно не сомневаться, что он был ее ре¬

шительным противником. Человек, который 17 октября 1905 года

заявлял, что «всякое революционное вмешательство в развитие

стихии социальных требований он считает гибелью», не мог не

быть против резолюции об организации восстания. Против был

и его помощник Савинков. Он на все смотрел с точки зрения

террора: «Террор, центральный и местный, отходил на второй

план. Наоборот, "техническая подготовка восстания" приобретала

первостепенное значение»39. Не верил он также в близость все¬

общего восстания: «Я находил, что надежды на всеобщее восста¬

ние преждевременны, что только террор является той силой, с

которой правительство будет считаться и которая может вынудить

его на значительные уступки»40. Ни о терроре, ни о БО в реше¬

ниях съезда ничего не говорилось. Само название БО произнесе¬

но было только одни раз, да и то в замаскированной форме в

письме Гершуни из Шлиссельбурга, где он о ней говорил не как
об	организации террористов, а как о возлюбленной, и называл ее

женским именем Рая: «Милая Рая! Как она, вероятно, измени¬

лась. Из прежней скромненькой, робкой девочки она, мне дума¬

ется, превратилась в пышную красавицу с высоко поднятой го¬

ловой, победоносно и гордо шествующую сквозь толпу покорных

поклонников. Как-то она встретит, если только этот счастливый

час наступит, своих друзей детства. Пожалуй, отуманенная успе¬

хом, давно уже забыла о поре первой юношеской любви и пер¬

вых воздыхателях»41.
Азеф не возражал, что вопрос о терроре и БО на съезде не под¬

нимался. Он считал, что на заседании ЦК всегда сумеет убедить

его членов в важности террора и в первостепенном значении БО.

Съезд избрал ЦК, резко сократив его состав. Было избрано 5 че¬

ловек: В.Чернов (56 голосов), М.Натансон (52 голоса), Н.Ракитни¬

ков (49), А.Аргунов (48), Е.Азеф (46). В состав ЦК были коопти¬

рованы П.Крафт, С.Слетов, Б.Савинков. Сразу после окончания

съезда состоялось заседание ЦК, на котором было принято реше¬

ние о возобновлении террора и восстановлении БО, которую воз¬

главил, естественно, Азеф. Его помощниками и заместителями

были назначены Б.Савинков и Б.Моисеенко. Они немедленно

приступили к восстановлению организации. В Гельсингфорс стали

приезжать старые террористы, в организацию вошли и новые

члены, некоторые из них, например, В.Зензинов и А.Гоц, имели

за плечами большой опыт как партийной подпольной работы, так

и террористической деятельности. Вообще в желающих идти в тер¬

рор в этот период недостатка не было. Все хотели бороться с на¬

ступающей реакцией и мстить «палачам революции». К весне 1906

года в составе БО насчитывалось около 30 человек. Денег также

было более чем достаточно.
155

Примечания
1	Витте С. Воспоминания. М., 1960. Т. 3. С. 378.
2	Герасимов А. Указ. соч. С. 37.
3	Чернов В. Перед бурей. С. 226.
4	Там же. С. 227.
5	Там же.
6	Там же.
7	Савинков Б. Указ. соч. С. 175—176.
8	Там же. С. 177.
9	Чернов В. Указ. соч. 228.
10	Там же. С. 229-230.
11	Там же. С. 230.
12	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 123. Л. 6.
13	Чернов В. Указ. соч. С. 230.
14	Там же. С. 231.
15	Зензинов В. Указ. соч. С. 232—233.
16	Там же. С. 235.
17	Басов-Верхоянцев С. Азеф // Новый мир. 1926. № 8. С. 205.
18	Савинков Б. Указ. соч. С. 178—179.
19	Герасимов А. Указ. соч. С. 41.
20	Басов-Верхоянцев С. Указ. соч. С. 203.
21	Басов-Верхоянцев С. Указ. соч. // Новый мир. 1926. № 10. С. 137.
22	Там же. С. 137.
23	Там же. С. 138.
24	Осоргин М. Указ. соч. С. 101.
25	Там же. С. 102.
26	Савинков Б. Указ. соч. С. 183.
27	Басов-Верхоянцев С. Указ. соч. С. 204—205.
28	Милославский С. Отрывки о 1905 годе // Каторга и ссылка. 1928.

№ 2(29). С. 35
29	Там же.
30	Там же.
31	Савинков Б. Указ. соч. С. 188.
32	Басов-Верхоянцев С. Указ. соч. С. 205.
33	Савинков Б. Указ. соч. С. 188.
34	Там же. С. 89.
35	Герасимов А. Указ. соч. С. 71.
36	Николаевский Б. Указ. соч. С. 144.
37	Герасимов А. Указ. соч. С. 51—52.
38	Нестроев Г. Из дневника максималиста. Париж, 1910. С. 43.
39	Савинков Б. Указ. соч. С. 195.
40	Там же. С. 196—197.
41	Там же. С. 296.

Глава 14.

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ БОЕВОЙ ОРГАНИЗАЦИИ ЗИМОЙ

И ВЕСНОЙ 1906 ГОДА
Центральный комитет решил, что основными мишенями для

эсеровских боевиков должны быть министр внутренних дел

П.Дурново и московский генерал-губернатор адмирал Ф.Дубасов.

С покушениями нужно было спешить. По политическим сообра¬

жениям следовало успеть совершить теракты до начала работы Го¬

сударственной думы, которая должна была открыться в конце ап¬

реля 1906 года. БО планировала еще несколько покушений: на ге-

нерал-майора, командира Семеновского полка Г.Мина и на дру¬

гого семеновца — полковника Н.Римана, подавивших декабрьское

вооруженное восстание в Москве, а также на командующего Чер¬

номорской эскадрой адмирала Г.Чухнина. Было решено, что орга¬

низацию покушения на П.Дурново как наиболее трудную задачу

возьмет на себя сам Азеф. Для атаки на Дурново были задейство¬

ваны большие силы. Были организованы две группы для ведения

наружного наблюдения. Они были совершенно автономны и свя¬

заны друг с другом только через руководителя — Азефа. В группу

извозчиков входили А.Гоц, Трегубов, Павлов, руководителем был

Зот Сазонов (брат Егора Сазонова). Вторая группа была смешан¬

ной по своему составу. В нее входили два извозчика — Кудрявцев

(Адмирал) и П.Иванов; газетчик В.Смирнов; уличные торговцы —

Пискарев и Б.Горинсон. Связь с этой группой должен был осу¬

ществлять Б.Савинков. Савинкову было поручено очень много. Он

руководил подготовкой покушения в Москве на адмирала Ф.Дуба¬

сова. Наружное наблюдение за ним осуществляли братья Б. и
В.Вноровские и Шиллеров. Самойлов и Яковлев должны были

осуществить покушение на Мина и Римана. В.Зензинов был по¬

слан в Севастополь для выяснения возможности покушения на ад¬

мирала Чухнина. JI.Зильберберг стал во главе группы химиков, со¬

стоявшей из К.Зильберберг, ПЛевенсон, Р.Лурье, В.Поповой,

А.Севастьяновой, Семена Семеновича. В резерве организации на¬

ходились Б.Моисеенко, Ф.Назаров, Двойников, Калашников.

Одним из новых членов БО стал А.Гоц, к этому времени извест¬

ный эсер, в будущем, во время революции 1917 года, — один из

руководителей партии. Савинков впоследствии считал, что только

ранний арест (он был арестован осенью 1906 года) помешал ему

«...занять в терроре то место, на которое он имел все данные —

место главы БО»1. Интересно, что Азеф сомневался, можно ли по¬

ручать Гоцу роль петербургского извозчика: «Может ли еврей по

своему внешнему виду сойти за петербургского извозчика?» Но
157

А.Гоц так горячо и упорно настаивал, что Азеф в конце концов

уступил, «и он не ошибся. Абрам был великолепным и типичным

петербургским извозчиком»2. Другим крупным приобретением БО

был уже побывавший в составе ЦК В.Зензинов.
База организации была расположена в Финляндии. Там, в

Терриоках, на снятой даче была устроена химическая лаборато¬

рия. В Финляндии находились и члены организации, оставшиеся

в резерве, в Гельсингфорсе была штаб-квартира организации.

Здесь снимали квартиры Азеф и Савинков. Такое положение объ¬

яснялось рядом причин. Финляндия находилась в Российской им¬

перии на совершенно особом положении. Русский император был

конституционным финским князем. Местные финские власти

были автономны при решении своих внутренних дел. В начале XX

века была предпринята попытка провести русификацию Финлян¬

дии, в особенно грубой форме эту политику проводил генерал-гу-

бернатор Финляндии в 1898—1904 годы Н.Бобриков. Его деятель¬

ность вызвала всеобщее недовольство финского населения, и в

1904 году он был убит финскими националистами. Эта политика

способствовала революционизированию страны. На его место был

назначен князь И.Оболенский, харьковский губернатор, на кото¬

рого в 1902 году Г.Гершуни организовал покушение (см. выше).

Он пытался проводить прежнюю политику более мягкими метода¬

ми, но, напуганный революционными событиями 1905 года, резко

ослабил контроль русских властей в Финляндии (видимо, его чрез¬

мерная осторожность объяснялась страхом перед возможностью

нового покушения). В результате сложилась своеобразная ситуа¬

ция. Любой человек мог сесть на поезд в Петербурге и выйти в

Финляндии и наоборот. Переход русско-финской границы осу¬

ществлялся беспрепятственно. Аресты на территории Финляндии

могла производить только финская полиция. Правда, в особых

случаях русские власти могли потребовать ареста какого-либо ре¬

волюционера и его выдачи. Но в это время, в 1905—1906 гг., та¬

кого не случалось, поскольку по единодушным воспоминаниям

как революционеров, так и охранников: «...финские власти обычно

предупреждали того, кого Петербург требовал арестовать, — и

предупрежденный благополучно скрывался за пределами досягае¬

мости»3. Финские революционеры, члены партии Активного со¬

противления, работали во всех правительственных учреждениях

Финляндии: «Финны эти оказывали нам много ценных услуг. Мы

находили у них приют, они покупали для нас динамит и оружие,

перевозили его в Россию, доставали нам финские паспорта...

Можно без преувеличения сказать, что только свободным услови¬

ям в Финляндии и помощи названных лиц (финских революцио¬

неров) мы были обязаны быстрым и не сопряженным с жертвами

восстановлением БО»4.
Под напором революционной борьбы царское правительство

изменило свой курс и отказалось от мысли ограничить финскую

конституцию. Вместо этого в июле 1906 года Николай II утвердил

новую конституцию Финляндии, принятую в том же месяце фин¬

ским Сеймом, которая по высказыванию В.Ленина, крупнейшего
158

специалиста по использованию демократических порядков для ре¬

волюционных целей была «одной из самых демократических кон¬

ституций всего мира». После этого русские революционеры на

территории Финляндии стали чувствовать себя еще вольготнее. Во

второй половине 1906—1907 гг. террористические организации:

Летучий боевой отряд Северной области и боевой отряд при ЦК

партии социалистов-революционеров — постоянно находились в

Финляндии, откуда террористы на короткое время приезжали в

Петербург для осуществления терактов и тут же уезжали обратно

в Финляндию. Финская граница находилась на расстоянии всего

двух часов езды от Петербурга, а Герасимов жаловался Нико¬

лаю II: «К тому же финская полиция по-прежнему враждебно от¬

носится к русской полиции и в большей мере настроена револю¬

ционно. Неоднократно случалось, что приезжающий по официаль¬

ному служебному делу в Финляндию русский полицейский чинов¬

ник арестовывался финскими полицейскими по указанию прожи¬

вающих в Финляндии русских революционеров и высылался из

пределов Финляндии»5. Только летом 1906 года русская полиция

получила разрешение производить аресты на территории Финлян¬

дии.
Несмотря на все эти прекрасные условия, руководитель БО

Азеф сомневался в успехе. Савинков рассказывает об очень инте¬

ресном разговоре, который произошел между ним, Моисеенко и

Азефом при обсуждении плана террористической кампании: «В се¬

редине разговора Азеф вдруг умолк. — Что с тобой? Он заговорил,

не поднимая глаз от стола. — Я устал, я боюсь, что я не могу

больше работать. Подумай сам: со времен Гершуни я все в терро¬

ре. Я имею право на отдых. Он продолжал, все еще не поднимая

глаз: — Я убежден, что ничего на этот раз у нас не выйдет. Опять

извозчики, папиросники, наружное наблюдение. Все это вздор... Я

решил: я уйду от работы. Опанас (Моисеенко) и ты справитесь без

меня. Мы были удивлены его словами: мы не видели тогда причин

сомневаться в успехе задуманных предприятий. Я сказал: — Если

ты устал, то, конечно, уйди от работы. Но ты знаешь, — мы без

тебя работать на будем. — Почему? Тогда Моисеенко и я одина¬

ково решительно заявили, что мы не чувствуем в себе силы взять

без него ответственность за центральный террор, что он глава БО,

назначенный Центральным комитетом, и еще неизвестно, согла¬

сятся ли остальные товарищи работать под нашим руководством,

даже если бы мы приняли его предложение. Азеф задумался. Вдруг

он поднял голову: — Хорошо, будь по-вашему. Но мое мнение —

ничего из нашей работы не выйдет»6.
Азеф откровенно назвал причины, по которым он не верил в

успех задуманного предприятия. БО повторялась в своих действи¬

ях. Она опять использовала методы наружного наблюдения, что

неоднократно делала в прошлом. Эти методы полиции были пре¬

красно известны. Ниже мы расскажем, как была выслежена группа

извозчиков, следивших за домом Дурново, путем наблюдения за

петербургскими извозчиками. Высказывалось предположение, что

уже тогда (этот разговор происходил в январе 1906 года) Азеф
159

решил не допустить покушение на Дурново и выдать план поли¬

ции. Он в это время сообщал кое-какие сведения П.Рачковскому,

но до 15 апреля, когда агенты Герасимова схватили Азефа, Рачков¬

ский не сообщал Герасимову о планах террористов, так что у нас

нет никаких оснований предпологать, что Азеф собирался выдать

это покушение, пока сам не попал в руки Герасимову. Видимо,

чувство опытного террориста подсказывало ему, что если действо¬

вать по-старому, то ничего не выйдет.
Из всех задуманных планов боевики Азефа успешно осущест¬

вили два покушения — убийство провокатора Н.Татарова и героя
9	января Г.Гапона, предложившего свои услуги охранному отделе¬

нию. Мы уже писали, что конкурентов в отношениях с тайной по¬

лицией Азеф не терпел. Эти люди были опасны для него со всех

точек зрения.
Одна из его жертв — Георгий Гапон в 1905 году стал всемирно

известным деятелем. Родившийся в бедной крестьянской семье в

Полтавской губернии, священник Полтавской кладбищенской

церкви, студент Петербургской Духовной академии, модный про¬

поведник в церкви Скорбящей Божьей Матери и в убежище Мос-

ковско-Нарвского отдела общества попечения о бедных и больных

детях, он в 1903 году возглавил зубатовскую организацию Собра¬

ния русских фабрично-заводских рабочих Санкт-Петербурга.

После увольнения в декабре 4 рабочих с Путиловского завода в

Петербурге он организовал 9 января шествие рабочих к Зимнему

дворцу. Действовавшие рядом с Гапоном революционеры, в част¬

ности инженер Путиловского завода П.Рутенберг, хотели придать

мирному шествию революционный характер. По некоторым сведе¬

ниям Рутенберг был автором плана убийства Николая II, если тот

будет говорить с рабочей демонстрацией7. Во время демонстрации

Рутенберг спас Гапону жизнь, повалив его на землю за секунду до

первого залпа, а затем силой вытащил его, совершенного потеряв¬

шего голову, из кучи человеческих тел, увел и спрятал на квартире

литератора И.Батюшкова, а через несколько дней отправил за гра¬

ницу.
И русские эмигранты, и западно-европейская общественность

встретили Гапона как героя, вождя революции. Несколько скепти¬

ческих голосов, (например, лидера австрийской социал-демокра¬

тии В.Адлера, сказавшего, что для революции было бы лучше чис¬

лить Гапона в списке своих погибших героев, чем продолжать

иметь с ним дело как с живым вождем, или Азефа, который с пер¬

вой встречи очень невысоко оценил Гапона) тонули в голосах вос¬

торженных почитателей. Интересно, что ненависть Гапона и

Азефа была взаимной. Гапон характеризовал Азефа следующим

образом: «...и все жиды, во всех заграничных комитетах всем

делом ворочают жиды, и у эсдеков, и у эсеров. Даже во главе БО

стоит жид, да еще какой жирный. Жиды...»8 Воспоминания Гапо¬

на были переведены на основные европейские языки и разошлись

огромными тиражами. Они принесли ему целое состояние. Деньги

не задерживались у Гапона. С одной стороны он их щедро разда¬

вал соратникам по революционной борьбе на различные меро¬
160

приятия или просто на жизнь, с другой стороны, не будучи теперь

священником и имея в руках большие суммы денег, он мог от¬

даться своим естественным наклонностям. Бурные скандальные

романы следовали один за другим. Гапона видели в лучших игор¬

ных домах Парижа и Монте-Карло, проигрывавшего крупные

суммы.
Ему, достаточно наивному в политических вопросах, было

трудно разобраться во всех хитросплетениях политической жизни

русской эмиграции того времени. Связанный вначале с социал-де-

мократами, он быстро порвал с ними и вступил в партию социа-

листов-революционеров (май 1905 г.). Мы уже писали выше о том,

что он, вместе в Е.Брешко-Брешковской и князем Д.Хилковым

образовал комитет для подъема революционного и террористичес¬

кого движения в русском крестьянстве. Гапон родился несколько

позднее своего времени. В нем было что-то от вождя крестьянских

движений, особенно ораторское искусство. Не любивший его Са¬

винков вынужден был признать это. Сам Гапон часто забывал, что

на дворе XX век, а не XII—XIV, когда вожди крестьянских вос¬

станий основывали новые династии. Он мог вполне серьезно го¬

ворить собеседнику: «Чем династия Романовых лучше династии

Гапонов? Романовы династия Голыитинская, Гапоны — хохлац¬

кая. Пора в России быть мужицкому царю, а во мне течет кровь

чисто мужицкая, притом хохлацкая>А
Постепенно революционеры разочаровались в Гапоне, а

Гапон — в революционерах, причем все это произошло очень

быстро, за один 1905 год. В ДП были люди, хорошо знавшие

цену Г.Гапону и его революционным убеждениям. Связь с ним

возобновил известный авантюрист, талантливый контрразведчик,

глава Особого отдела ДП И.Манасевич-Мануйлов. Первые кон¬

такты были установлены летом 1905 года, когда Гапон был на

пике революционной популярности. Он охотно пошел на них и

без особого сопротивления дал себя уговорить и возобновил

прежнее сотрудничество с ДП, прерванное событиями 9 января.

По мнению JI.Меньшикова, это произошло еще раньше, в апре¬

ле—мае 1905 года, и склонил Гапона к возобновлению сотрудни¬

чества не Манасевич-Мануйлов, а П.Рачковский, бывший в это

время за границей. Трудно сказать, кому из них принадлежит

честь восстановления на его старой службе в ДП. Никаких твер¬

дых убеждений Гапон не имел, и соблазнить его большими день¬

гами было очень легко, тем более, что к этому примешивалась

искренняя злоба на революционеров и желание им отомстить.

Интересно, что некоторым из них он открыто угрожал разобла¬

чениями, например, Савинкову, описывающему следующий раз¬

говор с Гапоном: «Хорошо. Будешь помнить. Я все про тебя рас¬

скажу. — Что ты расскажешь? — спросил я. — Все. И про Плеве,

и про Сергея. — Кому? — Он (Гапон) махнул рукой в ответ»10.
Первый раз он появился в Петербурге в конце октября 1905

года сразу после Манифеста. Его вызвал Манасевич-Мануйлов,

который к этому времени был уволен из ДП за финансовые ма¬

хинации (он недоплачивал деньги своим агентам и клал их себе в
6 - 1292
161

карман). Председатель Совета министров С.Витте взял его в свою

канцелярию в качестве чиновника по особым поручениям. По

мнению Герасимова11, Манасевич-Мануйлов вызвал Гапона в Пе¬

тербург с согласия Витте. Сам Витте это категорически отрицает

и пишет: «Я был очень удивлен, что Гапон в Петербурге... Я от¬

ветил Мануйлову, что никаких сношений с Гапоном иметь не

желаю, и что если он в течение суток не покинет Петербург и не

уедет за границу, то он будет арестован и судим за 9 января»12.

Любопытно, что летом 1905 года Гапон на совещании в Финлян¬

дии со своими сторонниками просил дать согласие на убийство

Витте: «Думаю, товарищи, что хорошо бы в первую очередь убрать

Витте. Это самый способный из министров самодержавия. Его

столп. Мы этот столп и подрубим»13. В это время Витте вел пере¬

говоры в Портсмуте с японцами, никаких постов в правительстве

не занимал. В конце октября Гапон покинул Россию и вернулся

вновь в декабре того же года. В начале января 1906 г. с разреше¬

ния властей Г.Гапон стал восстанавливать рабочие организации.
С.Витте пытается всячески приуменьшить свою роль в этом деле,

но он признает, что Гапон возобновил свою деятельность с его

разрешения.
Гапон уже не мог измениться, и его образ жизни оставался

таким же, как за границей. За три месяца возобновления деятель¬

ности его организации (он был убит 10 апреля) скандалы следо¬

вали один за другим: несколько громких любовных историй, бег¬

ство кассира организации Матюшенского, прихватившего с собой
23	тысячи рублей, выданных товариществу из государственных

фондов, самоубийство рабочего Черемухина, боготворившего Га¬

пона и разочаровавшегося в своем кумире при вторичном зна¬

комстве с ним. Но Гапон был нужен ДП не только в качестве

руководителя рабочей организации, действовавшей под контро¬

лем властей. Он обещал выдать полиции все известные ему сек¬

реты революционеров. Контакты с Гапоном осуществлял сам

П.Рачковский. В полиции знали, что Гапон связан с партией эсе¬

ров, и потребовали от него освещения деятельности этой партии.

Как мы уже писали, Азефа Рачковский недолюбливал и инстинк¬

тивно ему не доверял, и его увлекала идея иметь своего агента,

связанного с эсеровскими верхами. В ДП знали, что главной ми¬

шенью для БО будет П.Дурново, и поэтому Рачковский потребо¬

вал от Гапона выдачи БО. За большие деньги Гапон был готов

на все, и затеял торг с Рачковским, «но он не мог выдать ее (БО)

секретов, потому что не был в них посвящен»14. Тогда Гапон за¬

явил, что за большую сумму денег берется склонить на преда¬

тельство своего друга П.Рутенберга, которого он изображал как

человека, потерявшего веру в революцию и за деньги готового на

предательство. Начался торг. Гапон просил 50 тысяч себе и 50

тысяч Рутенбергу. Дурново заявил, что согласен заплатить 25

тысяч рублей и ни копейкой больше15.
Дурново посоветовался с Витте, который заявил: «Я Гапону не

верю, но, по моему мнению, в данном случае 25 или 100 тысяч не

составляют сути дела»16. Дурново также не очень доверял Гапону
162

и для того, чтобы окончательно составить впечатление об этом

деле, он приказал Герасимову встретиться с Гапоном. Организато¬

ром встреч был П.Рачковский, который, прекрасно зная вкус Га¬

пона, проводил их в лучших ресторанах города. На этот раз встре¬

ча состоялась в отдельном кабинете «Кафе де Пари». Рачковский

распорядился «сервировать стол всем, что есть лучшего и дорогого

в ресторане»17 Герасимова Гапон разочаровал: «...он был скорее

похож на коммивояжера, нежели на народного трибуна, воспламе¬

няющего сердца... В сущности люди (революционеры), о которых

он говорил, были ему чужды. Он не понимал их поступков и мо¬

тивов, которые ими руководят... Особенно он распространялся на

тему о том, имеют ли они много или мало денег, хорошо или

плохо они живут — и глаза его блестели, когда он рассказывал о

людях с деньгами и комфортом... Больше всего Гапон говорил о

Рутенберге. В его изображении Рутенберг играл главную роль в ре¬

волюционном движении. Он был руководителем Боевой организа¬

ции. Но в глубине своего сердца он потерял веру в победу рево¬

люции. За крупную сумму он наверно будет готов предать рево¬

люционеров. Все это уяснило мне, что Гапон просто болтает

вздор. Нет сомнений, что он готов все и всех продать, но он ни¬

чего не знает»18. Вывод Герасимова, доложенный им Дурново, был

неутешительным для Гапона. «...Необходимо прекратить все его

(Рачковского) усилия. Гапон не стоит ни одной копейки»19. Но

Рачковский потребовал продолжения переговоров с Гапоном, и

Дурново, напуганный планами террористов, которые были направ¬

ленны против него, согласился с ним.
6—18 февраля 1906 года Гапон разыскал в Москве П.Рутенбер-

га. С места в карьер он совершенно огорошил его сообщениями о

сотрудничестве с П.Рачковским и предложением выдать замыш¬

лявшиеся террористами покушения. До Рутенберга доходили раз¬

личные слухи о Гапоне. Он уже не относился к нему так востор¬

женно, как в январе 1905 года. За границей он узнал ему цену, но

все-таки это был очень близкий ему человек, которого он продол¬

жал считать своим другом. Он не мог скрыть своих чувств. Гапон

заметил это и стал говорить, что вступил в контакты в полицией

для того, чтобы организовать теракты против министров, расска¬

зывая о своем плане «повторить 9 января, только в еще большем

размере» и предложил Рутенбергу принять участие в планируемом

им (Гапоном) убийстве Рачковского, а, если удастся, и Герасимо¬

ва, но Рутенберг сумел взять себя в руки и заявил Гапону, что он

разочарован в революции. Разговор проходил в течение двух дней —

6 и 7 февраля — на конспиративной квартире Рутенберга и в рес¬

торане «Яр», куда Гапон очень хотел попасть, заявив своему другу:

«Я этого кабака еще не знаю, хочу посмотреть»20. Гапон все путал,

срывался, оба собеседника находились в очень возбужденном со¬

стоянии. Уже признавшись, «что он взял на себя поручение рас¬

крыть и выдать "заговор против царя, Витте и Дурново", и для

этого "соблазнить ...(Рутенберга) в провокаторы"»21, Гапон вдруг

опять возвращался к своей идее, что он делает это для отвода глаз

и предлагал Рутенбергу: «Знаешь, хорошо бы потом взорвать Де¬
6·
163

партамент полиции со всеми документами»21. Видимо, в его зату¬

маненном мозгу в это время все перемешалось, и он сам не знал

толком, чего он хочет — то ли выдать БО, то ли взорвать ДП, а,

может быть, и то и другое сразу. Это была какая-то злая карика¬

тура на Азефа с его игрой за и против двух лагерей сразу. Кари¬

катурное сходство усиливалось жадной любовью обоих к мирским

благам. Рассказывая о своих встречах с Герасимовым, Гапон вдруг

сказал: «А едят они как хорошо, если бы ты знал»22. Он пытался

расположить к себе Рутенберга, используя другие средства, Рутен¬

берг вспоминает: «Хочешь, я освобожу твоего брата (Брат мой

сидел тогда в Крестах)? — предложил Гапон»23. В конце встречи

с Рутенбергом в Москве Гапон вдруг на мгновение понял, что он

совершил самую непоправимую ошибку в своей жизни, рассказав

все Рутенбергу. На прощание он сказал ему: «Пожалуй, лучше

было бы, если я бы тебе ничего не рассказывал»24. Сразу же после

встречи Рутенберг отправился в Гельсингфорс искать руководите¬

лей БО и членов ЦК. Так как в деле убийства Гапона много тем¬

ных пятен, на некоторых обстоятельствах мы остановимся подроб¬

нее. Постараемся разобраться в вопросе с кем из руководителей

партии и в какой последовательности встречался Р>тенберг. Он

пишет в своих воспоминаниях, что вначале встретился с Азефом,

затем с Азефом и Савинковым, и только после этого состоялась

их встреча вчетвером с Черновым25. Савинков в воспоминаниях

пишет о том, что Рутенберг явился в Гельсингфорс к нему и к

Азефу, но затем, и в воспоминаниях, и в показаниях судебно-след-

ственной комиссии по делу Азефа утверждает, что при разговоре

с П.Рутенбергом присутствовали В.Чернов, Б.Савинков, Е.Азеф*6.
В.Чернов в письме к Б.Николаевскому писал: «Я был третьим че¬

ловеком, услышавшим от Рутенберга его рассказ о беседах с Га¬

поном. Первые два были Азеф и Савинков. По моим воспомина¬

ниям они вдвоем, именно вдвоем, а не порознь, его выслушали,

имели с ним очень жестокое объяснение и немедленно после

этого вызвали меня»27. Решающий голос принадлежал членам ЦК,

куда Савинков тогда еще не был кооптирован. Рутенберг вспоми¬

нает, что Азеф, услышав о предложении Гапона, пришел в полное

негодование: «Он думал, что с Гапоном нужно покончить как с га¬

диной. Для этого я должен вызвать его на свидание, поехать с ним

на извозчике (на рысаке БО), остаться там ужинать, поздно

ночью, покуда все разъедутся, потом поехать на том же извозчике

в лес, ткнуть ножом в спину Гапона и выбросить из саней».
План слишком авантюрный для того, чтобы он мог исходить

от такого специалиста по террору, как Азеф, которому вообще-то

несвойственно было приходить в сильное негодование так, чтобы

это отражалось на нем. Но об этом предложении Азефа вспоми¬

нает Чернов в письме Б.Николаевскому, сообщая, что такова была

своеобразная реакция Савинкова и Азефа на слова Рутенберга.

Затем участники разговора оставили эмоции и перешли непосред¬

ственно к деловой части беседы — организации убийства Гапона.

По свидетельству П.Рутенберга, В.Чернов был первым из собесед¬

ников, который предложил убить Гапона непременно вместе с
164

П.Рачковским. Б.Савинков в своих воспоминаниях пишет, что это

предложил Азеф, который заявил: «По моему мнению, Гапона на

основании только сообщения Мартына (Рутенберга) убить невоз¬

можно. Гапон слишком популярен в массах. Его смерть будет не¬

понятной. Нам не поверят: скажут, что мы его убили из своих пар¬

тийных расчетов, а не потому, что он действительно состоял в

сношениях с полицией. Эти сношения надо еще доказать. Мартын

революционер, он член партии, он не свидетель в глазах всех тех,

кто заинтересуется эти делом... Рутенберг спросил: — Как ули¬

чить? — Очень просто. Ведь Гапон говорит, что имеет свидание с

Герасимовым и Рачковским. Он даже зовет вас на это свидание.

Согласитесь фиктивно на его предложение вступить на службу в

полицию и, застав Гапона с Рачковским, убейте их вместе. — Ну? —

Ну, тогда улика ведь налицо. Честный человек не может иметь

свидание с Рачковским. Все убедятся, что Гапон действительно

предатель. Кроме того, будет убит и Рачковский. У партии нет

врага сильнее Рачковского. Убийство его будет иметь громадное

значение»28. Чернов в письме Б.Николаевскому пишет, что Савин¬

ков также был сторонником только совместного убийства, но Ру¬

тенберг и сам Савинков утверждают, что он не возражал против

убийства одного Гапона29. В показаниях судебно-следственной ко¬

миссии по делу Азефа Савинков говорил: «Я и Рутенберг заявили,

что по нашему мнению можно и должно убить Гапона одного;

Азеф и Чернов категорически заявили, что это невозможно»30.

Интересна точка зрения Б.Николаевского, высказанная им в пись¬

ме В.Чернову, которому он посылал на просмотр главы своей

книги «История одного предательства», а Чернов посылал в ответ

свои замечания: «Для меня картина ясна: эта была типичнейшая

игра Азефа с Савинковым, которого он толкал вперед на роль бла¬

городного дурака... В первом разговоре он (Азеф. — Авт.) был за

убийство одного Гапона. Ту же идею он внушил и Савинкову, —

но ознакомившись с Вашей позицией, переметнулся, оставив эту

позицию для Савинкова. Против убийства Рачковского он ничего

не имел, готов был даже всячески эту мысль поддерживать. Но что

касается до Гапона, то он, с точки зрения Азефа, должен был быть

во что то бы то ни стало убит»31. Мы можем сделать первый

вывод: первоначальная точка зрения Азефа совпадала с мнением

Рутенберга, Рачковского не вспоминали, они хотели убить одного

Гапона. Об этом они говорили при первом разговоре наедине и

при встрече с Савинковым. А при разговоре вчетвером мнения

разделились. Поскольку Чернов и Азеф были членами ЦК, то по¬

бедила их точка зрения, к которой ЦК впоследствии присоединил¬

ся. Был выработан очень сложный и очень рискованный план

убийства Гапона и Рачковского. Рутенберг должен был сказать Та¬

лону, что он стоит во главе покушения на Дурново, а так как он

будет под постоянным наблюдением полиции, то он должен ими¬

тировать наблюдение за Дурново при помощи извозчиков, и для

этой цели часто брать их и возить в определенные часы по опре¬

деленным улицам. Для большей убедительности один из членов
165

БО должен был устроиться извозчиком и поддерживать постоян¬

ную связь с Рутенбергом.
Трудно понять, почему столь опытный террорист Азеф этот

план предложил, а другой — Савинков — его одобрил. Почему

нужно было показывать полиции фиктивную подготовку к поку¬

шению на Дурново при помощи извозчиков, в то время как БО

готовила против Дурново настоящее покушение? Почему нельзя

было разыграть подготовку к покушению на кого-нибудь еще?

Зачем было жертвовать одним из боевиков?
План не вызвал восторга у Рутенберга. Ему не нравилось на¬

громождение лжи, да и сам факт, что он должен убить своего в

прошлом ближайшего друга, хотя и ставшего теперь провокато¬

ром. Но в конце концов, подчиняясь партийной дисциплине, он

согласился. Рутенберг и член БО Двойников поехали в Петербург.

Двойников купил пролетку, лошадь и устроился извозчиком. Ру¬

тенберг с ним демонстративно встречался на глазах у филеров. На¬

чались встречи Рутенберга с Гапоном. Рутенберг дал себя угово¬

рить, но свое согласие обусловил размером суммы, которую Рач¬

ковский согласен уплатить за выдачу БО. Переговоры приняли ха¬

рактер откровенного торга. Все это тяжело действовало на Рутен¬

берга, и он хотел покончить с этим делом как можно скорее. Для

того, чтобы окончательно утвердить сделку, нужно было встре¬

титься с Рачковским. В этом вопросе желания обоих собеседников

совпадали. Гапону нужно было представить Рутенберга Рачковско-

му в качестве живого доказательства своих слов, а Рутенбергу для

покушения необходимо было встретиться с Рачковским. Встреча

должна была состояться 5(17) марта в дорогом петербургском рес¬

торане Контана. Но буквально в день встречи один из агентов Ге¬

расимова (не Азеф) сообщил своему начальнику наиболее сущест¬

венные детали о плане двойного покушения на Гапона и Рачков-

ского. Герасимов бросился звонить Рачковскому, который заявил

ему: «Как раз на сегодня условлена моя встреча с Гапоном и Ру¬

тенбергом в ресторане Контана. Хотите и вы прийти?» — далее Ге¬

расимов вспоминает: «Нет, я не приду, — сказал я, — и я советую

также вам не ходить. Мои агенты сообщили мне, что на вас орга¬

низуется покушение. — Но... как вы можете этому верить? Прямо

смешно! — Как вам будет угодно, — сказал я»32.
Герасимов позвонил ему еще раз и просил его жену ни в коем

случае не пускать мужа сегодня вечером в ресторан Контана: «Там

грозит ему несчастье. Она обещала мне. Вечером я отправил в рес¬

торан сильный наряд полиции и чинов охраны. Они видели, что

Гапон и Рутенберг вошли в отдельный кабинет ресторана, специ¬

ально заказанный Рачковским. Соседний кабинет был занят

каким-то подозрительным обществом. Рачковский не явился»33.
Рачковский был напуган, получив полицейский отчет, и от

дальнейших свиданий с Рутенбергом уклонялся. Рутенберг чувст¬

вовал, что надо спешить. Полицейское наблюдение за ним после

несостоявшегося свидания в ресторане усилилось. Встречи с Гапо¬

ном, превратившиеся в непрерывный торг, стоили ему очень до¬

рого, но он имел партийное разрешение только на совместное
166

убийство Гапона и Рачковского. Рутенберг поехал в Финляндию и

встретился с Азефом. Он рассказал последнему о всех своих про¬

блемах, и Азеф от имени ЦК заявил Рутенбергу, что он должен

«убить Гапона во всяком случае, хотя бы даже в отсутствие Рач¬

ковского»34. Так пишет П.Р>тенберг в своих воспоминаниях. Са¬

винков со слов Рутенберга передает его рассказ несколько иначе:

«Азеф позвонил Рутенбергу по телефону, а может быть пришел, не

помню, но, словом, состоялся разговор с Азефом, в каковом Азеф

категорически заявил Рутенбергу, что он может убить одного Га¬

пона. И не только это заявил, но когда Рутенберг стал с ним со¬

ветоваться о технической стороне дела, то Азеф ему указал не¬

сколько финнов на предмет технической помощи в этом деле»35.

Чернов, со слов Азефа, писал Николаевскому об этом разговоре:

«Азеф обругал Рутенберга и сказал ему: "Ну не можешь (или не

хочешь), так нечего и партии с тобою разговаривать, убирайся к

черту и делай что хочешь"»36.
Савинков сообщает нам версию Рутенберга, а Чернов — Азефа.

Ниже мы подробно остановимся на разъяснении сверхзапутанного

вопроса: дал ли Азеф разрешение Рутенбергу убить одного Гапона,

а если дал, то насколько четко он заявил ему об этом. Во всяком

случае, для Азефа Гапон был очень опасен, он знал о его настоя¬

щем положении в партии социалистов-революционеров и о его

роли в крупнейших терактах. Азеф мог только сетовать про себя

на аморальность человеческой натуры. Ну просто никому верить

нельзя! Один за другим крупные деятели ревоционного движения

(Татаров, Гапон) становятся полицейскими агентами, а Азеф очень

не любил конкурентов в своей увлекательной деятельности.
После беседы с Азефом Рутенберг начал действовать. Он со¬

брал членов партии социалистов-революционеров, по его словам, —

рабочих, большинство из которых близко знало Гапона и прини¬

мало участие в событиях 9 января. Им было тяжело поверить в

предательство Гапона. Один из них заявил Рутенбергу: «Если это

все правда, что вы говорите, то мы его убьем, не дожидаясь реше¬

ния партии. Он нас вел — мы за ним шли и ему верили. Мы и

вам тоже сейчас верим, потому что знаем вас давно, но вы пар¬

тийный человек и интеллигент. Я боюсь, чтобы темная рабочая

масса не обвинила впоследствии нас, что мы действуем под дав¬

лением врагов Гапона. Он герой в их глазах, и они только тогда

не будут иметь сомнений в его предательстве, когда мы, рабочие,

лично в этом убедимся»37.
Решено было сделать так, чтобы рабочие могли каким-либо

образом присутствовать при разговоре Рутенберга с Гапоном. Во

время их очередной встречи был рабочий, переодетый извозчиком,

которого Рутенберг якобы нанял, чтобы отправиться в лес пока¬

таться. На этот раз Гапон забыл о своих прежних сомнениях и

полностью доверился Рутенбергу. Рабочий слышал, как Гапон ус¬

покаивал Рутенберга, что никто из товарищей по партии не дога¬

дается о его предательстве. Говорил он и о деньгах, которые дол¬

жен получить Рутенберг от Рачковского38. У рабочего, слушавшего

разговор, не осталось никаких сомнений. Вернувшись к своим то¬
167

варищам, он сказал: «Проклятая собака! Он нас продал. Я все слы¬

шал. Его надо убить!»3<^
Рабочие были настроены настолько решительно, что были го¬

товы явиться на квартиру Гапона, невзирая на то, что там все

время были члены его организации. Но Рутенберг их отговорил от

этого достаточно рискованного плана. Было решено снять дачу

где-нибудь в отдаленном месте и заманить в нее Гапона под видом

делового свидания. 10 апреля (по н.с.) на снятую дачу в Озерках

около 4 часов дня приехали Гапон и Рутенберг. На даче находи¬

лись спрятанные люди. Гапону место очень понравилось: «Вот это

я понимаю, — заявил он, — ты всегда такое место найдешь, что

ни одна собака ни о чем не догадается»40. На этом свидании Гапон

был даже более откровенен, чем предполагал Рутенберг: Гапон:

Надо кончать! И чего ты ломаешься? 25 тысяч — большие деньги.

Рутенберг: Ты ведь говорил мне в Москве, что Рачковский дает

100 тысяч. — Я тебе этого не говорил. Это недоразумение. Они

предлагают хорошие деньги. Ты напрасно не решаешься. И это за

одно дело, за одно. (Выдача покушения на Дурново). Но можно

спокойно заработать и 100 тысяч за 4 дела. — А если бы рабочие,

хотя бы твои, узнали про твои сношения с Рачковским? — Ничего

они не узнали. А если бы узнали, я скажу, что сносился для их

же пользы. — А если я, например, выдам тебя, если я открою всем

глаза на тебя, что ты спутался с Рачковским и служил в охранном

отделении? — Пустяки. Кто тебе в этом поверит. Где твои свиде¬

тели, что это так? А потом я всегда смогу тебя самого объявить в

газетах провокатором или сумасшедшим»41.
Гапон вышел из комнаты и неожиданно наткнулся на одного

из рабочих, который остался сторожить. Он с ужасом закричал Ру-

тенбергу: «Мартын! Он все слышал! Его надо убить!»42 Рутенберг

раскрыл дверь, и группа рабочих набросилась на Гапона, причи¬

тавшего: «Братцы миленькие, постойте...»43 Железный крюк был

вбит заранее, и через несколько секунд с героем 9 января было по¬

кончено. По воспоминаниям А.Дикгофа-Деренталя — человека,

затянувшего петлю на шее Гапона, студента Военно-медицинской

академии, а никак не рабочего, на Рутенберга было страшно смот¬

реть. «Он протянул мне перочинный ножик, в котором были не¬

большие складные ножницы. — Этими самыми ножницами я ему

обрезал волосы, тогда, 9 января... а теперь ими же (он дал их,

чтобы обрезать веревки). Рутенберг снова не докончил фразы и

отошел. — Плечи его судорожно вздрагивали, лицо было мертвен¬

но бледным»44.
На Рутенберга убийство его друга, организованное им самим,

подействовало очень тяжело. Встретившись в Финляндии с Савин¬

ковым, он говорил ему: «Я вижу его во сне... Он мне все мере¬

щится. Подумай, — ведь я его спас 9 января, а теперь он висит»45.

В Финляндии, куда он приехал на следующий день после убийст¬

ва, привезя записные книжки и личные вещи Гапона, передав все

это вместе с обращением в печать в ЦК партии социалистов-ре-

волюционеров, его ждали новые испытания. Представители ЦК

заявили Рутенбергу, что ЦК от своего имени не опубликует ника¬
168

кого заявления, так как не признает убийство Гапона партийным

делом. Рутенберг был обвинен в превышении полномочий. ЦК за¬

явил, что ему было дано приказание организовать совместное

убийство Гапона и Рачковского, и никто не разрешал ему убивать

одного Гапона. Рутенберг ссылался на последний разговор с Азе¬

фом, во время которого, как мы помним, Азеф разрешил убить

одного Гапона. Азеф это категорически отвергал, заявляя, что он

такого никогда не говорил. Рутенберг написал заявление в ЦК с

просьбой организовать третейский суд между ним и Азефом, но

ЦК отклонил его обращение. При этом нужно сказать, что Рутен¬

берг настаивал на своей версии как-то очень вяло и нерешительно.

Так, М.Натансон в показаниях судебно-следственной комиссии по

делу Азефа говорил, что после убийства Гапона Рутенберг приехал

в Гельсингфорс и просил руководителя партии признать убийство

Гапона партийным делом. Но на встрече, на которой присутство¬

вали М.Натансон, Б.Савинков, Е.Азеф и П.Рутенберг и во время

которой Савинков поддержал просьбу Рутенберга, Азеф колебался

Натансон вспоминал: «Азеф... держится такой тактики: то он под¬

держивает Савинкова и Рутенберга: "Ну, что же, можно признать,

не все ли равно!" — то поддерживает меня, что "зачем призна¬

вать?"... Рутенберг не опровергал, что он это сделал самовольно и

не уличал Азефа, что тот дал разрешение, как он это теперь (после

разоблачения Азефа. — Авт.) говорит»46. Далее Натансон сообща¬

ет, что Рутенберг поехал в Женеву к Гоцу: «У меня третий день

Рутенберг, я его никак не пойму... имел он разрешение или нет»47.

При последующем разговоре с М.Натансоном и М.Гоцем П.Рутен¬

берг ничего о разрешении Азефа не говорил. М.Натансон расска¬

зывал дальше: «Затем в октябре он (Рутенберг) опять приехал с

предложениями такого рода, что он считает невозможным сидеть

за границей при данных условиях и что считает необходимым уча¬

ствовать в терроре и просил бы, чтобы мы поместили его в БО под

руководство Азефа и Савинкова. Но так как он считает, что он те¬

перь недостаточно конспиративно может поставить себя, то он,

если партия не находит этого крайне необходимым, уедет заграни¬

цу и просит, чтобы партия ему поручила синдикальное дело»48.

Совершенно непонятно из этого отрывка, хотел ли Рутенберг быть

в БО или нет, но все-таки, видимо, он был совсем не против стать

боевиком Азефа. Натансон прав, делая следующий вывод: «Значит,

он сам просился к Азефу, о котором он теперь говорит, что он его

надул»49. Натансон подчеркивал, что Рутенберг до разоблачения

Азефа ни в чем его не обвинял, «а на Азефа он стал указывать

только после разоблачения его»50. Савинков в своих показаниях

комиссии не согласен с Натансоном и подчеркивал, что еще до

разоблачения Азефа «Рутенберг все время твердил, и частным об¬

разом и официально, "что мне Азеф разрешил"»51. Но Савинков

при всем своем дружеском отношении к Рутенбергу вынужден был

признать: «В таком категорическом виде я узнал это в 1909 г., уже

после обнаружения Азефа»52. Савинков был полностью на стороне

Рутенберга, но признал: «Это вина Рутенберга, что он не поставил

этого вопроса совершенно официально»53. Ситуация для Рутенбер-
169

га еще более обострилась после того, как И.Манасевич-Мануйлов

под псевдонимом «Маска» опубликовал статью, в которой назвал

Рутенберга убийцей и правительственным агентом.
Трудную ситуацию, в которую попал Рутенберг, его тяжелое

состояние, злобу на него эсеровского руководства описывает в до¬

несении из Парижа Рачковскому некий Анашин (видимо, псевдо¬

ним зав. агентурой ДП за границей Гарченко): «Сего же 8/21 мая

мною получено агентурным путем извещение, что означенный

Петр Рутенберг действительно уже дней 10 как секретно находится

в Париже и что с ним неоднократно виделась за последние дни

Любовь Азеф, жена Е.Азефа. В крупном разговоре, происшедшем

между Любовью Азеф и Иосифом Минором по поводу упомяну¬

того ее свидания с Рутенбергом, Минор в крайне резких выраже¬

ниях упрекал ее за то, что она виделась с ним тайно от прожива¬

ющих здесь членов заграничного центрального комитета (Рубано-

вич) и никому из социалистов-революционеров ни даже ему, Ми¬

нору, и Рубановичу, не сообщила о прибытии Рутенберга в Париж.

Минор был в сильном негодовании против Рутенберга, говоря, что

совершенное им убийство Гапона отнюдь не является геройским

поступком, потому что в данном случае он действовал не в целях

партийных, а лишь из чувства личной мести. На возражения Лю¬

бовь Азеф, что на свидание это ей давало право долголетнее зна¬

комство с Рутенбергом и что последний находится в таком удру¬

ченном состоянии, что готов покончить самоубийством, Минор

ответил, что вопрос о ее поведении будет поставлен на обсуждение

Центрального комитета в России. Что же касается намерения Ру¬

тенберга покончить с собой самоубийством, то это в сущности

наилучший способ для него выйти из того положения, в которое

он себя поставил, ибо в партии социалистов-революционеров ему

больше нечего делать»54. Дальше из текста послания мы узнаем,

что Минор «был недавно извещен полученным им частным пись¬

мом — он (Рутенберг) не воспользовался случаем, чтобы убить

Рачковского»55. Анашин сообщал дальше, что Минору известно о

встрече Рутенберга с Рачковским и что «в соседней комнате нахо¬

дились при этом агенты охранного отделения»56. Из послания

Анашина видно, насколько эсеры взбешены Рутенбергом — они

даже не возражают против его самоубийства. Кто дал членам ЦК

информацию, что Рутенберг встречался с Рачковским? Не от

Азефа ли исходят эти сведения? Абсолютно непонятна роль так

преданной мужу Л.Азеф. Может быть он попросил ее повлиять на

мужа? Она явно пытается защитить Рутенберга, хотя он должен

был ей сказать, что действовал по заданию Азефа, а тот потом от¬

казался от своего слова. Для нее такое обвинение Азефа могло вы¬

глядеть клеветой, и тем не менее она защищает Рутенберга. На¬

верно, первый раз в жизни Л.Азеф действует против мужа. Инте¬

ресно, что отношения Любови Азеф и Рутенберга продолжались и

в дальнейшем. Когда Рутенберг был в Америке во время Первой

мировой войны по вопросу создания еврейских частей в англий¬

ской армии, он встречался с Л.Азеф.
170

На похороны Гапона, которые состоялись 3(15) мая под Петер¬

бургом на Успенском полковом кладбище (полиция более месяца

не могла найти Гапона и нашла его только с помощью Азефа),

пришло около 200 рабочих. Они положили на могилу Гапона венки

в надписями: «Вождю 9 января от рабочих, истинному вождю ре¬

волюции 9 января — Гапону» и произнесли несколько речей, в ко¬

торых говорили, что Гапон пал от «злодейской» руки, что его окле¬

ветали, и требовали отмщения убийце. Про П.Рутенберга стали

распространять слухи, что он убил Гапона на почве полицейской

конкуренции. Только в октябре 1906 года в эсеровской централь¬

ной газете «Знамя труда» было опубликовано заявление ЦК пар¬

тии, в котором говорилось, что честность Рутенберга не вызывает

сомнений и что доверие к нему партии непоколебимо.
На Рутенберга эта история подействовала угнетающе. Она ра¬

зочаровала его в революции. Он вспомнил, что он инженер, и вер¬

нулся к своей основной профессии. Инженером он был очень та¬

лантливым и, построив крупную плотину в Италии, разбогател. Но

быть просто богатым преуспевающим инженером Рутенберг не

мог. Крестившись в молодости, он в Италии вернулся в иудаизм,

пройдя через процедуру публичного бичевания в синагоге Ливор¬

но. В годы Первой мировой войны он стал сионистом и активно

помогал В.Жаботинскому в создании еврейских полков в составе

английской армии. Он не мог забыть увлечения молодости и после

получения известия о февральской революции вернулся в Петро¬

град и был назначен Керенским помощником коменданта города.

Он был одним из немногих представителей революционных влас¬

тей в Петрограде, которые требовали решительных мер для борьбы

с большевистской опасностью, и на заседаниях Временного пра¬

вительства говорил, что, если ему разрешат повесить Ленина и

Троцкого, он установит порядок в городе. Отсидев 6 месяцев в

тюрьме, он летом 1918 года покинул Россию и уехал в Палестину,

где сыграл большую роль в освоении страны, создал Палестин¬

скую электрическую компанию и построил первую электростан¬

цию в стране. Два раза он возглавлял Национальный совет, выс¬

ший орган еврейского населения страны.
Нужно сказать, что в этом деле многим не все было ясно. На¬

пример, В.Чернов и после разоблачения Азефа считал, что П.Ру¬

тенберг осуществил убийство, которое ему никто не поручал, а

потом оклеветал партию, заявляя, что убил Гапона по поручению

ЦК. Когда вскоре после сенсационной встречи во Франкфурте в

1912 году Азефа с Бурцевым стало известно, что Азеф готов выйти

из подполья и явиться на суд своих партийных товарищей, В.Чер¬

нов писал Савинкову, что в качестве основной задачи «суд должен

выяснить всю историю с Рутенбергом, запутанность и неясность

которой этот последний так недобросовестно использовал против

нас и в защиту собственного трусливого... поведения»57. Чернов

продолжал так считать и в 1931 г.58 Мы писали ниже, что М.На¬

тансон думал так же. Член партии социалистов-революционеров

М.Шнееров рассказывает, что по поручению Азефа отправился в

Париж, а там к нему неожиданно явился Рутенберг с очень стран¬
171

ной просьбой: «Мне нужно, чтобы вы поехали через Россию и

раскрыли через год место убийства Гапона. Его убили рабочие, ко¬

торые шли за ним ко дворцу 9 января, убедившись, что он был в

связи с охранным отделением... Мне было непонятно, зачем

нужно было ехать в Россию и описывать убийство и место, когда

это можно было сделать письмом из-за границы. Рутенберг объяс¬

нил мне, что рабочие, которые шли за Гапоном, продолжали еще

верить ему. Необходимо, чтобы в письме было указано, что убий¬

ство было совершено ближайшими соратниками "Гапона, которые

лично были свидетелями того, как он предложил одному револю¬

ционеру деньги от охранного отделения"»59.
Это странное предложение вызывает много других вопросов.

Зачем открывать место убийства летом 1906 года, когда труп был

найден охранкой в апреле 1906 года и похоронен? Почему свиде¬

тельствовать об убийстве должен совершенно посторонний чело¬

век, который не был при этом покушении, не знал Гапона, почему

это должен делать профессиональный революционер и еврей, то

есть личность для петербургских рабочих в высшей степени подо¬

зрительная, особенно в данном случае, когда в Петербурге ходили

разговоры, что Гапона убили еврейские лидеры партии социалис¬

тов-революционеров. М.Шнееров поехал в Женеву и встретился с

Азефом, реакция которого на поручение Рутенберга была очень

странная: «Рутенберг — дурак, — сказал он. — Значит ли это, что

ЦК не имеет отношения к моей поездке и что я еду по частному

делу Мартына (псевдоним Рутенберга) — спросил я. — ЦК ника¬

кого отношения к этому делу не имеет, хотя и знает об этом. —

Иван Николаевич, вы мне просто скажите, ехать ли мне с этим

поручением или забыть об этом. — Конечно, поезжайте, но ни с

кем об этом не говорите»60.
Мемуарист не сообщает, поехал ли он в Россию или нет, но

из этого рассказа явствует, что между Рутенбергом и Азефом со¬

хранялись какие-то контакты, хотя казалось, что из-за отказа

Азефа подтвердить свое собственное распоряжение, разрешавшее

убить одного Гапона, отношения должны быть разорваны. Эта ис¬

тория еще ждет своего объективного исследователя. Но, к сожале¬

нию, в теперешней России есть писатели, публицисты, которые

все трудные моменты в русской истории, все ее проблемы, объяс¬

няют проклятым жидомасонским заговором, организаторы которо¬

го хотят закабалить святую Русь. В журнале «Вопросы истории»
С.Семанов, в прошлом руководитель серии «Жизнь замечательных

людей», при котором эта серия приобрела ярко выраженное анти¬

семитское направление, утверждал, что «после революции настой¬

чиво искали прямые данные по связи Гапона с охранкой, но не

нашли, как и не выяснились имена тех неведомых рабочих»61.

Этот абзац построен в столь любимом Семановым стиле полуправ¬

ды. Имена убийц Гапона, за исключением эсеровского боевика,

Дикгоф-Деренталя, действительно не были выяснены, однако из

этого совсем не следует, что нет данных о связях Гапона с охран¬

кой. Мы уже ссылались неоднократно на воспоминания полков¬

ника А.Герасимова, в которых прямо написано об этом62. Об этом
172

же писал и С.Витте. Герасимов и Витте из одного лагеря, Рутен¬

берг и рабочие, убившие Гапона, из другого лагеря — все говорят
об	одном и том же: Гапон предложил свои услуги охранке. Какая

историческая критика может это опровергнуть, какие доказатель¬

ства нужны еще Семанову? Гапон общался с Рачковским в Петер¬

бурге непосредственно, никаких писем ему не писал, так что пись¬

менных свидетельств не было. Деньги он не начал получать, ему

должны были заплатить непосредственно за выдачу, так что ника¬

ких финансовых документов тоже не осталось. Семанов полуправ¬

дой, полунамеком бросает тень, сомнений на роль Рутенберга, не

объясняя при этом, зачем он все-таки «оклеветал» Гапона.
Там, где у С.Семанова намеки, для Д.Жукова из журнала «Наш

современник» все ясно и просто: «У истоков тайного общества

"Земля и воля" стоял Николай Утин, сын откупщика-миллионера

Ицхака Утина. Он стал главой русской секции Интернационала,

но потом отошел от революции и сделался крупным дельцом. Но

именно он требовал в 1862 году строгой организации боевых дей¬

ствий. Любопытно, что судя по спискам в числе руководителей

последующих террористических групп непременно были предста¬

вители крупной еврейской буржуазии»63. Вся большая статья,

опубликованная в нескольких номерах журнала, посвященная Са¬

винкову, выдержана в таком же духе. Автор свое кредо высказал.

Террористические убийства, революция произошли по заданию

крупной еврейский буржуазии. Разбирать всю статью, измышле¬

ния и клевету, состряпанные с одной целью — обвинить во всем

евреев — я не буду, как и не буду останавливаться на многих ис¬

торических ошибках, сделанных без всякой цели, просто по неве¬

жеству, но на вышеприведенной цитате я остановлюсь. Во-первых,

«Земля и воля» начала 60-х годов (потом, как известно, была еще

одна организация под этим названием), не была террористической

организацией; во-вторых, Н.Утин не был главной фигурой в этой

организации. Но поскольку он был единственный евреем в ней, то

для Семанова он должен был стоять «у истоков "Земли и воли"».
Об	этой организации почти ничего не известно. Можно сказать,

что все известные нам ее члены стояли у ее истоков. Оставим пер¬

вую «Землю и волю». Интересно, каких «представителей крупной

еврейской буржуазии» нашел Жуков в самой страшной, пожалуй

не только в России, но и во всем мире террористической органи¬

зации XIX века «Народная воля». В разгар ее деятельности в

1879—1881 годах в Исполнительном комитете евреев практически

не было, в лучшем случае агенты исполнительного комитета, ни¬

какой существенной роли не игравшие, такие как Геся Гельфман.

В эсеровской БО были, и мы подробно писали об этом, потомки

русского миллионера чаеторговца Высоцкого братья Гоц. Русских

аристократов — руководителей террора, таких как князь Хилков

или лейтенант Б.Никитенко, было куда больше. Об этом подроб¬

нее будет рассказано ниже. По логике Жукова мы можем говорить

о том, что русским террором руководили русские аристократы.
Жуков не отрицает факт сотрудничества Гапона с Рачковским,

но считает что убили его не за это. Автор приводит уже упоми¬
173

навшуюся нами цитату Гапона из воспоминаний В.Поссе о роли

евреев в боевых организациях, и делает вывод: «Вырвавшееся юдо¬

фобское высказывание обрекало его на смерть»64.
Наверно, теперь трудно установить точно, что произошло на

самом деле между Азефом и рутенбергом. Видимо, Азеф дал раз¬

решение на убийство одного Гапона, но сделал это в настолько за¬

вуалированной, скрытой форме, что нужно было очень сильно же¬

лать убить Гапона, чтобы понять его намек. Это мог быть ленивый

кивок головой, столь присущий Азефу, или брошенная в разгово¬

ре, может быть даже телефонном, фраза Азефа о том, что Рутен¬

берг может убираться к черту (см. выше). Так, что я полагаю, что

Рутенберг до разоблачения Азефа фактически не обвинял его в

том, что он разрешил убить одного Гапона, поскольку не мог при¬

вести никаких доказательств этого разрешения. Прямого распоря¬

жения Азеф ему не давал, а кивок головой или «пошел к черту»

никто'бы не воспринял как разрешение на убийство.
Другим предателем, организацией убийства которого БО зани¬

малась в этот период, был Н.Татаров. В этом деле есть много не¬

ясного, непонятного. Оно ставит много вопросов. И главный из

них — какой партийный орган принял решение ликвидировать Та¬

тарова. Савинков в показаниях судебно-следственной комиссии по

делу Азефа (см. ниже) объяснял некоторые обстоятельства этой за¬

путанной истории: «Было свидание мое с Черновым, когда я про¬

сил Чернова узнать мнение Тютчева, так как ему это легче было

сделать, чем мне, и я хорошо помню, что Чернов сказал мне, что

Тютчев держится такого же мнения (то есть убить. — Авт.)»^5. Раз¬

говор происходил в январе 1906 г. в Гельсингфорсе. Два члена ко¬

миссии, разбирающей дело Татарова — Чернов и Савинков, гото¬

вы были убить Татарова. Третий член комиссии — А.Бах, находил¬

ся в Швейцарии, и его мнение было им неизвестно. Четвертый —

Н.Тютчев — показал судебно-следственной комиссии по делу

Азефа, что разговор с Черновым об убийстве Татарова носил пред¬

варительный характер и ему в голову не могло прийти, что из его

слов можно сделать такой вывод: «Я формального разрешения не

давал»66. Савинков объяснял комиссии, следущее: во-первых, он

был абсолютно уверен, что кроме него два члена комиссии также

считают целесобразным убийство Татарова; во-вторых, «ЦК разре¬

шил это дело», так как Чернов заявил: «Он как член ЦК берет на

свою ответственность, что ЦК его согласие одобрит»67.
Деньги на это убийство были отпущены не из кассы БО, а из

кассы ЦК. Чернов передал их Савинкову: «Я не помню уже через

Азефа или лично... утверждаю категорически, что это не деньги

БО, а деньги ЦК, отпущенные именно на предмет убийства Тата¬

рова»68.
В этой истории поражает страстная личная заинтересованность

Чернова в убийстве Татарова. Он хотел, чтобы Татаров был убит

даже больше, чем Савинков. С моей точки зрения, одной из при¬

чин этого было то, что Татаров назвал провокатором его друга

Азефа. Савинкову хотелось самому организовать это покушение,

не прибегая к помощи «оклеветанного» Азефа, которого, в целом,
174

это устраивало. Он старался держаться в стороне, но однажды,

когда на конспиративной квартире в Финляндии Чернов и Савин¬

ков обсуждали технические аспекты ликвидации, Азеф не выдер¬

жал и решил вмешаться, видимо считая, что ученика (Савинкова)

нужно немного направлять, а то все сорвется69.
Б.Моисеенко было поручено выяснить, где находится теперь

Н.Татаров. Он установил, что Татаров живет у своего отца прото¬

иерея в Варшаве. Савинков бросил на осуществление этого поку¬

шения большие силы: 5 человек. Было решено, что Б.Моисеенко

и М.Беневская снимут квартиру в Варшаве. Савинков должен уго¬

ворить Татарова прийти на эту квартиру, а Калашников и бывшие

сормовские рабочие Ф.Назаров и И.Двойников должны осущест¬

вить убийство. Савинков вспоминал: «...Я ни к одному покушению

не приступал с таким тяжелым чувством, как к убийству этого

агента полиции»70. Татарова он знал с детства, и ему было тяжело.

Кроме того, речь шла об убийстве известного революционера, и

Савинков решил, что в этом деле должен принимать участие член

ЦК. Он обратился к Чернову: «Я просил его ангажироваться в

этом деле технически, не очень далеко, но во всяком случае на¬

столько, чтобы он потом имел право сказать: "Я принимал участие

в этом деле"»71. Савинков не хотел, чтобы основной теоретик пар¬

тии непосредственно принимал участие в убийстве. Он договорил¬

ся с Черновым, что последний после получения телеграммы от Са¬

винкова приедет в Варшаву «и не видясь с Татаровым до момента

убийства последнего, войдет в сношения с товарищами, которые

таким образом убедятся, что он принимает участие в этом деле»72.

Но Чернов был все-таки слишком теоретик, чтобы непосредствен¬

но принимать участие в убийстве. Когда Савинков послал Чернову

условную телеграмму, последний не приехал в Варшаву. Потом

Савинкову объяснили, что Чернов заметил за собой наблюдение и

скрылся из Финляндии73. Савинков отправился к нему в гости и

пригласил его на заседание следственной комиссии, сказав, что

все ее члены приехали в Варшаву и хотят еще раз допросить Та¬

тарова, «...что получены новые сведения, которые могут сильно

изменить его положение»74. В разговоре с Савинковым Татаров

еще раз повторил: «В партии есть провокатор, но не я, а так на¬

зываемый Толстый (Азеф)»75. Он заявил опять, что эти сведения

в порядке личного одолжения ему сообщил муж его сестры, поли¬

цейский пристав Семенов.
Татаров был довольно опытным человеком и решил, прежде

чем идти в квартиру, выяснить, кто в ней находится. Ф.Назаров

видел из окна, как Татаров, поговорив с дворником, ушел. Варша¬

ва находилась на военном положении, поэтому устраивать слежку

на улице было довольно опасно, и Савинков решил, что один из

членов организации должен пойти к Татарову и попытаться убить

его дома. Хотя Савинков писал, что ему было трудно пойти на

этот вариант покушения, так как Татаров жил в одной квартире с

родителями, остановились все-таки на нем. Осуществить убийство

было поручено Ф.Назарову, все остальные члены БО покинули

Варшаву. Назаров рассказывал Савинкову об обстоятельствах
175

убийства: «Позвонил. Старуха вышла: Можно видеть, говорю, Ни¬

колая Юрьевича? — А вам, спрашивает, зачем? Говорю: "Нужно".

Вышел отец: Вам кого? — Николая Юрьевича, — говорю. — Его

видеть нельзя... Тут смотрю, сам Татаров выходит. Стал на пороге,

стоит, большой такой. Я вынул револьвер, поднял. Тут старик

толкнул меня в руку. Я стал стрелять, не знаю, куда пули ушли.

Бросился на меня Татаров. Все трое бросились. Мать на левой

руке висит, отец на правой. Сам Татаров прижался спиной к

фуди, руками револьвер у меня вырывает. Я револьвер не даю,

крепко держу. Только он тянет. Ну, думаю, и его не убил, и сам

попался. Только левой рукой попробовал я размахнуться. Оттолк¬

нул. Старуха упала. Я левой опять рукой нож вынул и ударил ему

в левый бок. Он мою руку пустил, сделал два шага вперед и упал.

Старик за правую руку держит. Я в потолок выстрелил, говорю:

Пусти! Убью! Старик руку пустил. Туг я подошел к Татарову, по¬

ложил ему в карман записку "БО.ПСР. (Боевой отряд партии со¬

циалистов-революционеров)". Руки в карман спрятал и на лестни¬

цу вышел»'6.
Назаров клялся, что он не трогал мать Татарова, но выясни¬

лось, что, открыв беспорядочную стрельбу в квартире, он двумя

пулями ранил ее.
В деле Татарова много загадочного, один вопрос следует за

другим. Почему П.Рачковский не предупредил Татарова об обви¬

нениях против него, хотя об этих обвинениях он узнал в день по¬

лучения эсерами письма от Азефа? Как Татаров узнал, что Азеф

агент ДП? Почему, убедившись, что Савинков пытался заманить

его в засаду, он не принял никаких мер предосторожности, не по¬

просил, чтобы его квартиру взяли под наблюдение? Варшавское

охранное отделение вообще не знало, что Татаров был агентом

ДП. Совершенно непонятно такое, в общем, не свойственное ДП

равнодушие к судьбе своего агента. И, наконец, почему сам Тата¬

ров тут же не уехал из Варшавы, как только узнал, что революци¬

онеры знают его адрес и ведут на него охоту? И, наконец, главный

вопрос: кто вообще принял решение об убийстве Татарова? Савин¬

ков попал в трудное положение, сходное с положением Рутенбер¬

га. Ни один партийный орган не брал на себя ответственности за

убийство. В широких общественных кругах, в том числе и среди

членов партии, велись недоуменные разговоры об этом убийстве.

К Савинкову часто обращались за разъяснениями. Он был вынуж¬

ден отвечать, что он это сделал под свою личную ответственность.

Самым неприятным разговором подобного рода была его беседа с

родственницей Татарова, которая специально к нему приехала,

чтобы разобраться в обстоятельствах смерти близкого ей челове¬

ка77. Он неоднократно обращался в ЦК с просьбой выпустить

официальное заявление об убийстве Татарова, но ЦК упорно хра¬

нил молчание. Только после разоблачения Азефа ЦК в феврале

1909 г. взял на себя ответственность за это убийство.
Поведение Б.Савинкова, которому хотелось во что бы то ни

стало добиться личного участия Чернова в убийстве Татарова, на¬

поминает поведение бандита, которому хотелось, чтобы все члены
176

банды были связаны кровавой порукой и ответственность распро¬

странялась на всех, а убийство сына на глазах у отца и матери, ко¬

торая при этом была ранена, напоминает истории из жизни аме¬

риканских гангстеров. Убийства Гапона и Татарова, организован¬

ные их бывшими друзьями, в сложившихся обстоятельствах, то

есть, фактически без разрешения каких-либо органов партии, во

всей полноте раскрыли преступный характер террора.
Но дела Гапона и Татарова не были главными направлениями

в деятельности БО. Со второй половины января 1906 года две груп¬

пы наблюдателей (мы о них писали выше) начали наблюдение за

министром внутренних дел Дурново. В Петербургском охранном

отделении об этом знали. А.Герасимов писал, что он постоянно

получал информацию о планах террористов, но источников своей

информации не сообщал. С Азефом он еще не был знаком, и ин¬

формацию получал не от него. Полиция усилила меры предосто¬

рожности. Буквально на каждый выезд из дома Дурново должен

был получить разрешение от Герасимова. И на старости лет он ос¬

тавался большим ловеласом, поэтому его очень угнетала такая за¬

висимость. «Однажды вечером я позвонил ему и советовал отка¬

заться от намеченного им визита к приятельнице, так как имел все

основания считать, что террористы его в этот вечер подкараули¬

вают. Дурново пришел в неописуемый гнев. По телефону он кри¬

чал: — Черт возьми, ведь я уже ужин заказал! Но так как я в случае

выполнения им намеченной вечерней программы снимал с себя

всякую ответственность, Дурново в конце-концов остался дома»78.
Принятые меры предосторожности стали приносить результа¬

ты. Методы наблюдения, неоднократно использовавшиеся, на этот

раз себя не оправдали. В.Зензинов вспоминал: «Странная вещь,

целыми часами и чуть ли не целыми днями простаивали наши из¬

возчики, продавцы газет и папирос у квартиры министра внутрен¬

них дел и у здания ДП и ни одного раза не видели они министра...

Азеф сообщил адрес любовницы Дурново, к которой тот будто бы

ездит по пятницам, но и наблюдение за этим домом не дало ре¬

зультатов»79. Несколько раз террористам удалось совершенно не¬

ожиданно для себя увидеть министра. Один раз Зензинов увидел

его вблизи у здания Царскосельского вокзала, куда Дурново зашел

купить газету: «...он был доступен не только для динамитного сна¬

ряда, но и для револьвера»80. В другой раз Дурново увидел Смир¬

нов, продававший газеты на Загородном проспекте рядом с Цар¬

скосельским вокзалом. Дурново подошел к нему, купил газету и

ушел. Но все наблюдатели не были вооружены, так как при слу¬

чайном аресте револьвер послужил бы тяжелой уликой, и ничего

сделать Дурново они не могли.
Между тем полиция продолжала лихорадочные поиски терро¬

ристов: «Давно уже поняв, что Боевая организация посылает своих

людей на дело под видом извозчиков, политическая полиция вела

наблюдение за постоялыми дворами, где жили извозчики, и содер¬

жатели этих домов должны были информировать полицию обо

всех извозчиках, которые по образу жизни, по внешнему виду, по¬

ведению бросаются в глаза и кажутся подозрительными»81. В ре¬
177

зультате тщательного наблюдения обратили внимание на извозчи¬

ка, все время простаивавшего около дома Дурново. Филеры про¬

должили наблюдение и выявили еще двух извозчиков, следивших

за тем же домом. Все они поддерживали постоянную связь с еще

одним человеком, который явно был руководителем всей группы.

Герасимов решил уже арестовать всю группу: «Но в самое это

время возникло одно непредвиденное обстоятельство. Дело в том,

что один из старших филеров... в своих ежедневных рапортах на¬

зывал четвертого террориста... «наш Филлиповский», что мне, ко¬

нечно, не могло не броситься в глаза. Я вызвал его для объясне¬

ния, и тот мне доложил, что четвертого из наблюдавших он знает

уже давно, что лет пять—шесть назад ему показал его в Москве

Е.Медников в кондитерской Филиппова (отсюда и имя «Филип-

повский»). По словам Медникова, этот Филипповский — один из

самых важных и ценных секретных сотрудников. Поразительное

известие! Мне не приходилось никогда слышать об агенте с таким

именем»82.
А.Герасимов слегка растерялся. Все его попытки выяснить что-

либо в ДП и непосредственно у Рачковского ни к чему не приве¬

ли. Рачковский категорически отрицал, что кто-то из его агентов

мог быть замешан в подготовке теракта против Дурново. Гераси¬

мов решил получить объяснение непосредственно у Филипповско-

го. Примерно 15 апреля (к сожалению Герасимов не помнит точ¬

ной даты) филеры окружили Филлиповского на одной из безлюд¬

ных улиц, схватили, и, несмотря на протесты, доставили к Гера¬

симову: «Я ждал его со все возрастающим нетерпением. Этот та¬

инственный случай интересовал меня в чрезвычайной степени...

Арестованный предъявил паспорт и документы. — Я — инженер

Черкасов. Меня знают в Петербургском обществе. За что я арес¬

тован? Он кричал, фозил прессой, ссылался на именитых друзей.

Я дал ему выговориться, а затем коротко сказал: — Все это пус¬

тяки. Я знаю, вы раньше работали в качестве нашего секретного

сотрудника. Не хотите ли поговорить откровенно? "Филлипов-

ский-Черкасов" был чрезвычайно поражен: — О чем вы говорите?

Как это пришло к вам в голову? — Это безразлично, — ответил

я. Скажите: да или нет. Он сказал: "Нет", но это "нет" звучало

весьма неуверенно. У меня не было никаких сомнений, что мой

наблюдатель меня правильно информировал. Я был в решимости

раскрыть до конца тайну этого таинственного человека. — Хоро¬

шо, сказал я спокойно, — если не хотите сейчас говорить, вы мо¬

жете еще подумать на досуге. Мы можем не спешить. Вы получите

отдельную комнату и можете там подумать. А когда надумаете,

скажете об этом надзирателю»83.
Даже попав в руки начальника Петербургского охранного от¬

деления, Азеф не хочет возобновлять сотрудничество с полицией.

Видимо он в этот период, уже не веря ни в успех революции, ни

в перспективность террора, все-таки продолжал работать только в

одном революционном лагере, и никакой существенной информа¬

ции Рачковскому не сообщал. Впрочем тот сведениям Азефа не

верил и на связь с ним не выходил. Через два дня Азеф сообщил,
178

что он хочет беседовать с Герасимовым. «Я вызвал его тотчас, и

первые слова его были: "Я сдаюсь. Да, я был агентом полиции, и

все готов рассказать откровенно. Но хочу, чтобы при этом разго¬

воре присутствовал мой прежний начальник Петр Иванович Рач-

ковский". Из тона последней фразы я вынес впечатление, что эта

беседа для Рачковского не будет слишком приятной, с тем боль¬

шим удовольствием я позвонил Рачковскому... Рачковский, как

обычно, притворился ничего не ведающим и завертелся: "...Что, да

как и в чем именно дело? Какой это может быть "Филипповский?"

Я не могу такого припомнить... Разве что Азеф?" Тут я впервые в

своей жизни услышал эту фамилию. Прошло 15 минут, и Рачков¬

ский явился в охранное отделение. С обычной своей сладенькой

улыбочкой он разлетелся к "Филипповскому", протягивая ему, как

при встрече со старым другом, обе руки. — А, мой дорогой Евге¬

ний Филиппович, давненько мы с вами не видались. Как вы по¬

живаете?... Он (Азеф) был чрезвычайно озлоблен и не скрывал

этого. Только в самой смягченной форме можно передать ту пло¬

щадную ругань, с которой он обрушился на Рачковского. В своей

жизни я редко слышал такую отборную брань... — "Вы покинули

меня на произвол судьбы, без инструкций, без денег, не отвечая

на мои письма. Чтобы заработать деньги, я вынужден был связать¬

ся с террористами, — кричал на него Филипповский"»84. Гераси¬

мову этот разговор доставил большое удовольствие. Ему было

очень приятно наблюдать затруднительное положение Рачковско¬

го. Чувства, которые питали друг к другу работники различных ве¬

домств, занимавшихся вопросами безопасности в России, были

так же «горячи», как чувства между членами различных революци¬

онных партий или членами различных фракций одной партии друг

к другу. Любопытно объяснение Азефа по поводу его участия в го¬

товившемся покушении на Дурново. Получается, что оставленный

без денег и руководства Рачковского он счел себя свободным от

службы в ДП и решил взяться за свою профессиональную работу

в партии социалистов-революционеров, а его профессией был тер¬

рор. Самое интересное, что ни Герасимов, ни Рачковский не уви¬

дели ничего необычного в том, что тайные сотрудники ДП счита¬

ют себя вправе, оставшись без полицейского руководства, зани¬

маться убийствами русских министров. Ну что же с ними подела¬

ешь, ведь у них такая профессия! Отношение Рачковского и Гера¬

симова к террору было одним из свидетельств того разложения,

которым были охвачены различные учреждения империи, особен¬

но Министерство внутренних дел и ДП, и это особенно отчетливо

проявилось в убийстве П.Столыпина секретным сотрудником ох¬

ранного отделения Д.Богровым.
А.Герасимов писал, что не был удовлетворен услышанным от

Азефа: «Но для меня было ясно одно: что для постановки моей

центральной агентуры открываются весьма благоприятные пер¬

спективы»85. Азеф быстро понял, что бояться ему нечего, что за

подготовку покушения против Дурново ему ничего не будет, что

в нем очень сильно заинтересованы, и решил извлечь для себя как

можно больше пользы из ситуации. В качестве условия своего воз¬
179

вращения на службу он потребовал 5000 рублей невыплаченного

ему в последние месяцы жалования, а также дополнительные

суммы для покрытия личных расходов. Требования были тут же

приняты. Так как Азеф получал в это время от полиции 600 руб¬

лей в месяц, то выходит, что ему не выплачивали жалования с сен¬

тября 1905 года по апрель 1906 — 4800 рублей. Еще 200 рублей —

просто мелочь, как ее не заплатить такому ценному сотруднику.

Но полностью перейти из лагеря революции в полицейский лагерь

Азеф на собирался. Своим собеседникам он открыл сравнительно

немного. Он подтвердил сообщение о группе извозчиков, ведших

наблюдение за домом Дурново, о чем полиция знала и без него,

но он ни словом не обмолвился о второй группе наблюдателей из
5	человек. Он также не выдал готовившееся в Москве покушение

на адмирала Ф.Дубасова: «Он раскрыл нам подготовлявшиеся

тогда Боевой организацией покушения на Мина и полковника Ри-

мана... и, благодаря этой информации, нам удалось принять целый

ряд необходимых предупредительных мер»86. При этом фамилии

террористов Азеф не сообщил, не очень доверяя умению Рачков-

ского и Герасимова использовать информацию и арестовать тер¬

рористов так, чтобы Азеф не пострадал. Это было все, что Азеф

выдал в этой беседе.
Интересно, что Герасимов, уже больше года руководивший

охранным отделением, никогда раньше не слышал фамилии

Азефа, в то же время он вспоминал: «Часто мне приходилось

слышать от них (агентов) имя Ивана Николаевича, принадлежав¬

шее человеку, руководившему Боевой организацией. Более точ¬

ных сведений не удавалось о нем получить, хотя бы установить,

по меньшей мере, его настоящее имя»87. Это говорит о том, что

Азеф был хорошо законспирирован, но в то же время у Гераси¬

мова появились сомнения относительно успешного использова¬

ния Азефа в качестве тайного сотрудника «...раз против него уже

были подозрения в революционных кругах и раз его знали как

агента не только ответственные чиновники в полиции, но и ря¬

довые филеры»88. Он вполне понимал смертельный риск для

Азефа, правда, понимал не до конца, он не знал, что Азеф об¬

манывает не только революционеров, но и ДП. П.Дурново, за¬

травленный террористами и из-за этого даже вынужденный отка¬

зываться от свидания с любовницами, без всяких возражения

подписал бумаги о выдаче Азефу 5000 рублей, а всякие возраже¬

ния Герасимова о риске для Азефа отверг без разговоров: «Ведь

не мы, а он рискует, это его дело. Пусть он и думает об этом.

Раз он согласен, что же мы будем тревожиться»89.
Чтобы не компрометировать Азефа, извозчиков, ведших на¬

блюдение за домом Дурново, было решено не арестовывать, а

спугнуть. А.Герасимов объяснил филерам, что они должны вести

себя так, чтобы обратить на себя внимание террористов. В то же

время через своих тайных агентов он стал распространять в Пе¬

тербурге слух, что полиция напала на след террористов. В ско¬

ром времени А.Гоц на свидании с Азефом заявил ему, что их груп¬

па под наблюдением. А жена Марка Натансона Вера Натансон...
180

«в гостях у одного видного кадета услышала за столом разговор о

Боевой организации. Из этого разговора она поняла, что гостям

известно о существовании в Петербурге трех извозчиков-террорис-

тов»90. Азеф предложил А.Гоцу: «Снова тщательно проверить всю

организацию, имеется ли за ней наблюдение, и самоликвидиро¬

ваться лишь в том случае, если новая проверка даст уверенность

в том, что организация попала под наблюдение. Такая проверка

была сделана. Четыре из десяти могли с точностью установить, что

за ними велось тайное наблюдение и через неделю вся организа¬

ция была распущена. Все работавшие над покушением на Дурново

уехали в Гельсингфорс»91. Это успешно проведенное отступление

только упрочило славу Азефа среди террористов.
Члены БО не хотели смириться с таким концом дела Дурново.

Они продолжали искать новые возможности для покушения, под¬

гоняемые острой нехваткой времени, так как 28 апреля открыва¬

лась Первая Государственная дума, и, как мы уже писали, было

принято партийное решение на время ее работы прекратить тер¬

рор. А.Гоц предложил руководству организации на выбор два

плана. Попытаться взорвать поезд, на котором Дурново едет к

царю в Царское Село, и второй, совершенно отчаянный план

прийти к дому министра внутренних дел в его приемный день, а

затем «силой ворваться, стреляя из револьвера в переднюю, попро¬

бовать проникнуть дальше, а там — взорваться»92. Мы уже писали

выше, что этот план был очень похож на взрыв дачи Столыпина,

осуществленный эсерами-максималистами 12(21) августа 1906

года. БО, так же как и максималисты, меньше всего была склонна

щадить жизнь совершенно невинных, даже с точки зрения рево¬

люционеров, людей, которые во время взрыва находились в доме

в качестве посетителей.
Первый план — взрыв поезда Дурново — отпал довольно

быстро. Во-первых, было невозможно установить точно, каким

именно поездом ездит Дурново к царю, во-вторых, после проверки

А.Гоц установил, что Царскосельская железная дорога настолько

хорошо охраняется, что взорвать днем поезд Дурново практически

невозможно. Е.Азеф, побывав в руках петербургской охранки, ес¬

тественно был против любого плана покушения на Дурново.

Можно предположить, что план взрыва дома Дурново с большим

числом жертв ему очень не нравился и без его новых отношений

с ДП. Но отказаться от этого плана по причине того, что проли¬

вается кровь невинных людей, было невозможно. Товарищи по

партии его не поняли бы. Но Азеф прекрасно знал своих людей,

их сильные* и слабые стороны, и играл ими как хотел. План
А.Гоца предполагал, что террористы, ворвавшись в дом Дурново,

должны были превратиться в живые бомбы: «Для этого должны

быть сшиты особые начиненные динамитом жилетки, то есть жи¬

летки, в которые можно в подкладке зашить запасы гремучего

студня... Каждый должен иметь на себе не меньше 20 фунтов»93.

Зильберберг взялся приготовить нужное количество динамита.

Азеф нашел в Финляндии портного, который согласился сделать

жилетки с карманами для динамита. Азеф пошел на примерку к
181

портному, но «вернулся с нее угрюмый. — Я отказался от этого

плана. — Почему? — Когда я примерил на себе жилетку, мне по¬

казалось это слишком страшным»94. Савинков вспоминает, что

когда он и Гоц пришли к нему с предложением Гоца, Азеф заявил:

«Я согласен в том случае, если пойду впереди. Я и Гоц ответили

ему, что, по нашему мнению, это недопустимо. Как бы не была

необходимость в немедленном террористическом акте и как бы он

не был ответственен, организация не может жертвовать Азефом —

своим шефом и практическим руководителем. Мы сказали, что мы

просим его отказаться от такого условия. Азеф сказал: — В таких

делах, в открытых нападениях необходимо, чтобы руководитель

шел впереди. Я должен идти. На это мы оба возразили ему, что

находим достаточным, если с товарищами пойдем мы двое и что

поэтому нет нужды в его непосредственном участии в покуше¬

нии»95. Помимо возражений Азефа террористов останавливало и

то, что они не знали точное расположение комнат в доме Дурново.

В результате планы Гоца не были осуществлены. В.Зензинов через

много лет писал об этом: «Так умело играл провокатор на психо¬

логии БО»96. Мне это напоминает поведение дрессировщика с ди¬

кими зверями. При этом нужно помнить, что Азеф действительно

эксплуатировал такие чувства, как дружба, преданность, товарище¬

ство. Но таким путем в данном случае он предотвратил взрыв дома

Дурново и гибель многих ни в чем не повинных людей.
Закончились неудачей планы БО, направленные на ликвида¬

цию семеновских офицеров: командира Семеновского полка

Г.Мина и полковника Римана. Так как Азеф сообщил о планах

террористов, то в квартирах офицеров была размещена охрана,

имевшая указание пропускать только лично им известных посети¬

телей. К Мину и без охраны было довольно трудно проникнуть,

так как он жил на территории казарм Семеновского полка, у входа

в которые всегда стояли часовые. Покушением на семеновских

офицеров руководил В.Зензинов. В одно и то же время утром два

террориста явились на квартиру Мина и Римана. К Мину явился

студент Института путей сообщения Самойлов в форме лейтенанта

флота с визитной карточкой князя Вадбольского, к Риману — сту¬

дент Московского университета Яковлев (Тарас) с визитной кар¬

точкой князя Друцкого-Соколинского. Рассчитывали, что мундир

офицеров, звучные имена и княжеские титулы откроют перед

ними двери квартиры. Так и было бы, если бы полиция не была

предупреждена заранее. Но и на нее эти факторы подействовали,

и агенты полиции отпустили офицеров, не стараясь выяснить, кто

они на самом деле. Посоветовавшись с Зензиновым, террористы

решили попытать счастья вновь. В 4 часа того же дня они явились

на квартиры офицеров. Как только Яковлев вошел в подъезд дома

Римана, он был немедленно схвачен полицией. Самойлова же

вновь отпустили, и он в тот же вечер уехал в Выборг. Трудно ска¬

зать, почему полиция задержала одного террориста и отпустила

другого. В объяснении, данном представителем охранного отделе¬

ния журналистам, было сказано, что террорист Яковлев допустил

ошибку: он оставил свою визитную карточку на квартире у Рима-
182 '

на, а офицер ниже чином по уставу не имел права оставлять свою

визитную карточку у офицера чином выше его. Вполне возможно,

что именно из-за этого Яковлев был арестован.
Азеф мог быть доволен. Никому в голову не пришло бы его

как-то заподозрить в этом провале. Даже почти через 40 лет в

Америке, вспоминая историю этого неудавшегося покушения,

Зензинов был уверен, что Азеф его не выдавал: «Но если это было

так (то есть Азеф выдал), то почему в форме лейтенанта флота не

был арестован на квартире Мина Самойлов и почему не был тогда

арестован я?»97 Организацию преследовали неудачи. Ни одно из

задуманных дел не было доведено до конца, кроме убийства двух

провокаторов — Г.Гапона и Н.Татарова. Но этого для центральной

БО было очень мало. Стремительно приближалась дата 28 апреля —

открытие думской сессии и конец террористической деятельности.

У террористов осталась последняя надежда на осуществление за¬

думанных ими планов — убийство Московского генерал-губерна¬

тора Ф.Дубасова.
Подготовкой покушения на Ф.Дубасова руководил Б.Савинков.

Братья Б.и В.Вноровские, дети ссыльных народников, и В.Шилле¬

ров следили за Дубасовым, работая извозчиками. Одно время,

очень недолго, в московском отряде работал будущий лидер пар¬

тии эсеров-максималистов М.Соколов (Медведь), но его не устра¬

ивали методы работы эсеровских боевиков, и он оставил БО98. К

марту наблюдатели-извозчики уже хорошо знали в лицо Ф.Дуба¬

сова и его карету, расположение охраны у дворца генерал-губер¬

натора, но не смогли установить какую-либо регулярность его вы¬

ездов, что очень затрудняло организацию покушения. Б.Савинков

и наблюдатели пришли к выводу, что лучше всего попробовать ор¬

ганизовать покушение во время одного из возвращений Ф.Дубасо¬

ва из Петербурга, куда московский генерал-губернатор часто уез¬

жал по делам службы. Трудность заключалась в том, что террорис¬

ты не знали дня и часа, когда Дубасов должен был вернуться в

Москву. Им приходилось целыми днями стоять в определенных

местах, перекрыв основные выходы с Николаевского (Ленинград¬

ского) вокзала, и с бомбами в руках караулить Дубасова. Первую

такую попытку они предприняли 2 и 3 марта. В ней участвовали
В.Шнееров в роли извозчика и Б.Вноровский, одевшийся просто¬

людином. Они не встретили Дубасова. Валентина Попова сообща¬

ет, что первая попытка должна была состояться первого марта в

годовщину убийства народовольцами Александра II. Она расска¬

зывает, что ей об этом сказал Савинков, но сам Савинков об этом

не пишет ничего. В воспоминаниях Поповой интересен рассказ,

как она в номере дорогой московской гостиницы («Боярский

двор») собирала бомбу: «Все настраивало тревожно. Как ни ста¬

райся работать осторожно, все-таки выходит черезчур шумно.

Жесть при резке позвякивает и трещит, спиртовка, которую при¬

шлось жечь буквально до света, по временам шипит угрожающе.

Парафиновая бумага поднимает шум, так и кажется, — он слышен

в коридоре. Несколько раз я осторожно подкрадывалась к двери,

прислушивалась, нет ли кого-нибудь вблизи. Я оставила ключ в
183

замочной скважине, чтобы не могли подсматривать из коридора.

Только перед утром снаряд был закончен. Он имел вид толстой

книги. Я упаковала его наподобие коробки конфет в красивую

оберточную бумагу и перевязала крепкой узкой ленточкой. Только

побывав сама в такой нервной обстановке, я поняла, каким слу¬

чайностям подвергались техники в самые острые моменты работы,

при спешной сборке уже готового снаряда, и как легко бывало тут

в нервном напряжении, прислушиваясь к каждому шороху, сде¬

лать неосторожное движение, погубив все дело и самого себя». Ду-

басов был ранен именно тем снарядом, который собирала В.По¬

пова.
Вторая попытка была предпринята 24, 25, 26 марта. В них уча¬

ствовали три человека, но они опять не встретили генерал-губер-

натора. Основную роль в этих несостоявшихся покушениях играл

Б.Вноровский. Именно он в форме офицера Сумского драгунского

полка становился на самые опасные места. Б.Савинков писал:

«Каждое утро 24, 25, 26 марта он прощался со мной. Он брал тя¬

желую шестифунтовую бомбу, завернутую в бумагу из-под конфет,

и шел своей легкой походкой к назначенному месту, обычно на

Домниковскую улицу. Часа через два он возвращался, опять так

же спокойно, как уходил. Я видел хладнокровие Швейцера, знал

сосредоточенную решимость Зильберберга, ...но полное отсутствие

аффектации, чрезвычайная простота Бориса Вноровского даже

после этих примеров удивляла меня»100.
29	марта была предпринята новая попытка и опять неудачно.

Несмотря на всю выдержку Вноровского, это напряжение тяжело

отразилось на нем. В.Зензинов, встретив его в Гельсингфорсе,

писал: «Из молодого человека он на моих глазах превратился в по¬

жилого — казалось, он состарился на 20 лет»101. Его положение

осложнялось тем, что у него не было паспорта, и он часто оста¬

вался без ночлега. Из осторожности он старался не ночевать на

частных квартирах и проводил ночи на скамейках, на улице или

в ресторанах и увеселительных местах. В.Зензинов сообщает, что

один раз Вноровский все-таки встретил карету Дубасова, но не ре¬

шился бросить бомбу, так как рядом проходили дети102. В конце

концов в начале апреля полиции при помощи крупного провока¬

тора Московского комитета партии социалистов-революционеров

Зинаиды Жученко удалось выследить террористов. Но слежка ве¬

лась очень грубо, и они заметили большое число филеров вокруг

себя. Савинков распорядился немедленно все бросить и уезжать в

Гельсингфорс. Вся организация, кроме химика Семена Семенови¬

ча, в начале апреля собралась в Финляндии. Е.Азеф вначале не

поверил сообщению Савинкова о слежке. Но когда последний по¬

казал ему заметку в «Новом времени» о том, что «шайка злоумыш¬

ленников готовила покушение на адмирала Дубасова», вынужден

был поверить. Несмотря на провал, было решено попытаться осу¬

ществить убийство Дубасова, хотя сроки сильно поджимали.
9—10 апреля братья Вноровские и Шиллеров были в Москве,

разместились в части города, где террористы раньше практически

не бывали, — в Замоскворечье. В.Шиллеров снял трехкомнатную
184

квартиру в доме при Церкви Николы-на-Песках, в которой он по¬

селился вместе с М.Беневской. Б.Вноровский приехал на несколь¬

ко дней позднее. По предложению Азефа было решено попробо¬

вать убить Дубасова в курьерском поезде, в котором он должен

был возвращаться из Петербурга в Москву. Покушение было

очень рискованным, так как при малейшем толчке бомба могла

взорваться в поезде и убить много людей. Савинков указывал на

это Азефу, но тот настоял на своем. Б.Вноровский 15 апреля отдал

бомбу М.Беневской, которая должна была ее разрядить. Бомба

взорвалась у нее в руках, оторвала всю кисть левой руки и не¬

сколько пальцев правой (об этом смотри выше). Был потерян ос¬

новной химик в Москве и большой запас динамита. Азеф узнал об

этой истории, уже побывав в охранном отделении, и, если так

можно выразиться, опять поступив на службу в ДП. Как мы по¬

мним, во время встречи с Рачковским и Герасимовым покушение

на Дубасова было единственным предприятием БО, о котором он

не обмолвился ни единым словом. Теперь у него были все осно¬

вания объяснить товарищам по партии, что произошло несчастье,

и в оставшийся короткий срок просто физически ничего нельзя

сделать. Но он поступил иначе. Он получил разрешение у Рачков¬

ского съездить в Москву и 22 апреля приехал туда. Незадолго до

его приезда братья Вноровские и Шиллеров опять вышли на став¬

шую для них уже привычной охоту на Дубасова, и, как обычно,

без всякого результата. Они опять упустили его карету у Никола¬

евского вокзала.
Азеф назначил покушение на 23 апреля — Царский день, когда

губернатор обязан по своей должности присутствовать на торже¬

ственном богослужении в Кремле. Приезд Азефа придал новую

энергию террористам, которые начали уставать от повторявшихся

неудач с покушениями и от несчастья с М.Беневской. За один

день был составлен план покушения с тремя метальщиками (бра¬

тья Вноровские и Шиллеров). Азеф успел встретиться с ними, с

химиком, достал динамит, отдал последние распоряжения. Совер¬

шенно непонятно, как он успел это сделать за столь короткий

срок. В 10 часов утра 23 апреля три метальщика контролировали

все возможные пути от Кремля к дому генерал-губернатора на

Тверской площади. На основном посту на Тверской улице, кон¬

тролируя наиболее вероятный маршрут Дубасова от Кремля и Тро¬

ицких ворот в его резиденцию, находился Б.Вноровский. В.Вно¬

ровский стоял на углу Воздвиженки и Неглинной улицы, закрыв

Троицкие ворота. Шиллеров дежурил у Боровицких ворот со сто¬

роны Знаменки. Казалось бы, все предусмотрено, и основные пути

следования губернаторской кареты перекрыты. Но тем не менее

Б.Вноровский увидел карету Ф.Дубасова не с той стороны, с ко¬

торой он ожидал ее увидеть, она ехала не со стороны Троицких

ворот по Тверской улице, которую он контролировал, а со сторо¬

ны Чернышевского переулка, выходившего на Тверскую улицу.

Его реакция была мгновенной. Корреспондент газеты «Путь» опи¬

сывал дальнейшие^обытия: «Когда лошади поворачивали из Чер¬

нышевского переулка на Тверскую, от дома Варгина, сошел на
185

мостовую молодой человек в форме морского офицера. В одной

руке у него была коробка, перевязанная ленточкой, как перевязы¬

вают конфеты. В ленточку был воткнут цветок, не то левкой, не

то ландыш. Приблизившись к карете, он взял коробку в обе руки

и подбросил ее под коляску... лошади понесли, адмирал, подняв¬

шись с земли, пошел к генерал-губернаторскому дому. Тут его

подхватили и помогли дойти до подъезда. Графа Кононовицына

(адьютанта Дубасова. — Авт.) выбросило на левую сторону; у него

было повреждено лицо, раздроблена челюсть, вырван левый бок...

он тут же скончался. Адмирал, войдя в вестибюль, почувствовал

такую адскую боль, что попросил отнести его наверх, так как он

дальше идти не мог. Пользующий адмирала врач Богоявленский

нашел, что у него порваны связки левой ноги. Боли не давали ад¬

миралу уснуть все время. На ноге оказалась целая сеть мелких по¬

ранений, из которых сочится кровь... под глазом у него кровопод¬

тек, на руках ссадины, вследствие того, что, когда он упал, коляс¬

ка протащила его. Когда адмирала внесли наверх, лицо у него

было черно-желтое. От удушливых газов разорвавшегося снаряда

он не мог дышать. Человек, покушавшийся на жизнь адмирала,

пал тут же жертвой своей бомбы. У него снесло верхнюю часть че¬

репа»103.
Покушение можно было считать успешным, хотя Дубасов не

был ни убит, ни тяжело ранен. Он получил несколько средних и

легких ран, много месяцев лечился от них, и уже больше никогда

не вернулся на пост московского генерал-губернатора и не зани¬

мался вообще какой-либо активной государственной деятельнос¬

тью, став членом Государственного совета. Покушение накануне

открытия Думы в самом центре Москвы на глазах у многочислен¬

ной охраны на того, кого звали «палачом декабрьского восстания»,

было с одобрением встречено в самых широких кругах слегка по¬

мешанной на терроре русской общественности.
Не все в этом покушении ясно и сегодня. Как мы уже писали,

Б.Вноровский увидел карету совсем не с той стороны, с какой он

ожидал ее увидеть. Он вообще случайно оказался у дома генерал-

губернатора, так как все это время, в 10 часов утра, он прогули¬

вался от Тверской площади до Никольских ворот и мог оказаться

в любом другом месте Тверской улицы. Что же произошло? Есть

две версии этого события. Савинков передает рассказ Е.Азефа о

том, что Ф.Дубасов ехал через Боровицкие ворота по Знаменке

мимо Шиллерова, который случайно стоял спиной к улице и не

заметил кареты. Когда Б.Савинков стал выяснять у Шиллерова,

как он мог не заметить губернаторской кареты, тот заявил ему, что

она проехала не мимо него, а через Троицкие ворота, мимо Бори¬

са Вноровского, у которого вообще не было бомбы, так как химик

из имевшегося запаса динамита смог приготовить только две

бомбы. В этом рассказе много невероятного. Непонятно, зачем

ставить на посту террориста без бомбы? Что это может дать? Если

это так, то непонятно удивление Б.Вноровского. Он же знал, что

его брат стоит у Троицких ворот без бомбы, и карета может спо¬

койно без помех проехать мимо него. Кроме того, достаточно όρο¬
ι 86

сить взгляд на карту Москвы, чтобы понять, что проезд к дому ге¬

нерал-губернатора из Боровицких ворот со стороны Знаменки

через Чернышевский переулок проще и удобнее, чем проезд из

Троицких ворот до Неглинки, где нужно сделать большой объезд.

Мы считаем, что прав Азеф, а не Шиллеров.
Непонятно также, почему коляска губернатора не въехала во

двор его резиденции со стороны Чернышевского переулка, а свер¬

нула на Тверскую улицу навстречу Б.Вноровскому? И наконец,

самое непонятное во всем покушении — это роль самого Азефа.

Мы уже писали, что у него были все возможности отказаться от

этого теракта, сославшись на объективные трудности, что он по¬

ехал в Москву с согласия подозрительно настроенного по отноше¬

нию к нему Рачковского, что он проявил в Москве бешеную энер¬

гию для организации покушения. Этот риск, был необходим для

успеха покушения. Но Азеф пошел на большее. Всегда сверхосто¬

рожный, старавшийся для того, чтобы не вызвать подозрения по¬

лиции, находиться в других городах и странах во время покушения

своих боевиков, Азеф во время этого покушения первый раз в

жизни наблюдал его непосредственно. Он находился в кофейне

при булочной Филиппова. За свою неосторожность ему пришлось

тут же заплатить. Он попал в полицейское оцепление. Началась

проверка документов у всех лиц, находившихся в кофейне. Но

Азефу повезло: филер, руководивший проверкой, знал его в лицо

как секретного агента полиции и распорядился его освободить.
Мы не можем ответить на вопрос, в чем секрет такой отчаян¬

ной смелости Азефа, настолько не вяжущейся с его прошлым по¬

ведением. Б.Николаевский считает, что после письма Меньшикова

многие в эсеровской партии стали сомневаться в честности Азефа

и стали допускать, что если во время дела Плеве и великого князя

Сергея он был «честным революционером», то теперь он, может

быть, состоит в каких-то сношениях с полицией: «Хороший знаток

людей, Азеф, несомненно, чувствовал нагнетание подобных на¬

строений. Желание положить им конец и толкнуло его на тот

риск, который был для него связан с участием в покушении на

Дубасова. Он не ошибся в расчетах. Это покушение на время ре¬

абилитировало его в глазах даже наиболее подозрительных рево¬

люционеров»104. Мы уже доказали, когда рассказывали об обстоя¬

тельствах расследования письма Меньшикова, что Азефа в партии

эсеров никто в это время всерьез не подозревал. Первое подозре¬

ние появилось у немногих членов партии к концу 1907 года в раз¬

гар деятельности Бурцева по разоблачению Азефа. Так зачем он

все-таки так рисковал? Мы не знаем до конца ответа на этот во¬

прос. Если не относиться к Азефу заранее предвзято, как к нему

относились многие писавшие о нем (некоторые определяли его

как «переходную ступень к удаву»), то для описания бурь и страс¬

тей, которые сталкивались и боролись в душе этого внешне абсо¬

лютно невозмутимого человека, нужен, как я уже писал ранее, та¬

лант Ф.Достоевского, которым я, к моему глубочайшему сожале¬

нию, не обладаю. Но ряд причин, объясняющих это отчаянное по¬

ведение Азефа, я постараюсь назвать. Частичная удача с Дубасо-
187

вым укрепляла авторитет Азефа в партии, веру в его буквально

сказочный талант террориста. Там, где другие старались несколько

месяцев и ничего не смогли сделать, он, появившись на три дня,

сумел организовать покушение. Видимо, какую-то роль сыграло и

его нежелание опять попасть под жесткий контроль ДП. Возмож¬

но, это была последняя попытка доказать всем, а главное себе, что

он свободен, что он ведет игру на двух досках, что его нельзя пол¬

ностью контролировать. Наверное, он, как и вся прогрессивная

либеральная Россия, считал Дубасова символом реакции и желал

ему смерти.
Его полицейские руководители были в полной ярости. Агент

московского охранного отделения, о котором мы уже писали, Зи¬

наида Жученко, сообщила в охранку, что покушение организовано

Азефом. В ДП не было никаких оснований не верить Жученко,

многолетней сотруднице и, что делает ее совершенно исключи¬

тельной фигурой среди тайных сотрудников, убежденной монар¬

хистке, вступившей в партию только с целью причинить как

можно больше ущерба революции. В ДП ей поверили, тем более,

что неожиданная поездка Азефа в Москву по семейным обстоя¬

тельствам, так странно совпавшая с покушением на Дубасова, ка¬

залась очень подозрительной. С Азефом тогда работал П.Рачков-

ский, но на встречах обычно присутствовал Герасимов. Встреча

носила необыкновенно бурный характер. П.Рачковский, никогда

особо не доверявший Азефу еще до сообщения Жученко, по по¬

лучению первых известий из Москвы заявил Герасимову, что он

подозревает Азефа в этом покушении. Азеф через много лет рас¬

сказывал Бурцеву, что Рачковский кричал Герасимову, указывая

на Азефа: «— Это его дело в Москве»105. На это Азеф, даже в

такой страшной для него ситуации не потерявший своего обычно¬

го холодного спокойствия, невозмутимо ответил: «Если мое, то

арестуйте меня»106. Расчет был правильным. Арестовав своего

агента за то, что он организовал покушение на московского гене¬

рал-губернатора накануне открытия I Госдумы, оппозиционный

характер которой не вызывал никаких сомнений, полиция сделала

бы всем врагам существующего режима подарок, о котором они

даже не могли мечтать. Поэтому арестовать его они не могли, но

ни о каком доверии в это время не могло быть и речи. Он был

взят под жесткий полицейский контроль и, чтобы заслужить дове¬

рие своих полицейских руководителей, должен был выдавать, вы¬

давать и выдавать. На этот путь теперь уже полного сотрудниче¬

ства с полицией Азефа толкало и все более усиливающееся в нем

преклонение перед новым руководителем России, тогда мини¬

стром внутренних дел, с 9 июля 1906 года — председателем Совета

министров, П.Столыпиным. Азеф, «умеренный либерал» по опре¬

делению Герасимова, искренне восхищался политикой Столыпи¬

на, особенно в аграрном вопросе и все больше осуждал политику

и практику революционного лагеря, которые вырождались в бес¬

смысленные убийства любых представителей власти и в экспро¬

приации. С новым полицейским начальником Герасимовым у

Азефа быстро установились прекрасные отношения. В этот пос¬
188

ледний период своей активной деятельности Азеф все больше на¬

поминал такого преданного агента полиции, каким была Зинаида

Жученко.
Террор в этот период продолжался и помимо БО. Мы немного

расскажем об основных покушениях, совершенных различными

боевыми группами эсеров, анархистов и максималистов в январе-

апреле 1906 года. 16 января 1906 года был осуществлен один из

самых громких терактов в России. Член боевой дружины партии

социалистов-революционеров в Тамбовской губернии потомствен¬

ная дворянка Мария Александровна Спиридонова по приговору

местной партийной организации тяжело ранила тамбовского гу¬

бернского советника Г.Луженовского. Его приговорили к смерти

за жестокое подавление крестьянских выступлений осенью 1905

года и за организацию в Тамбове черной сотни. М.Спиридонова

выслеживала Луженовского на железнодорожной станции и увиде¬

ла его на перроне станции Борисоглебск с вагонной площадки.

Хотя его окружали казаки, Спиридонова тут же открыла стрельбу.

В письме из тюрьмы она вспоминала: «После первого выстрела

Луженовский присел на корточки, схватился и начал метаться по

направлению от меня по платформе. Я в это время сбежала с пло¬

щадки на платформу и быстро раз за разом, меняя ежесекундно

цель, выпустила еще три пули»107. Луженовский был ранен пятью

пулями и через 24 дня скончался от ран.
История с покушением Спиридоновой в то время наделала

много шума. В письме, переданном через сестру Юлию из тюрьмы

и опубликованном в газете «Руль» № 27 за 1906 год, она расска¬

зывала о постоянных пытках, издевательствах и даже прозрачно

намекала на изнасилование. Все это с ней делали в вагоне поезда

из Борисоглебска в Тамбов и в Тамбовской тюрьме помощник

пристава Жданов и казачий офицер Аврамов. «Руль» откоманди¬

ровал журналиста Владимирова, который в статьях, опубликован¬

ных в газете, и в своей книге подтвердил все, что писала Спири¬

донова. Спиридонову судила выездная сессия Московского окруж¬

ного военного суда в Тамбове. Вся либеральная общественность

повторяла слова адвоката Спиридоновой известного кадета Н.Тес-

ленко: «Перед вами не только униженная, поруганная Спиридоно¬

ва, перед вами больная и поруганная Россия»108. Это версия защи¬

ты и самой Спиридоновой. Но следственные власти и правая

пресса их решительно отвергали и заявляли, что они ничем не

подтверждены, хотя в книге Владимирова излагается содержание

акта осмотра Спиридоновой врачом. «Санкт-Петербургские ведо¬

мости» писали: «Как можно было галлюцинации больного, тяжело

ушибленного человека печатать в качестве важного обвинительно¬

го материала?»109 Для 22-летнего Жданова и 30-летнего Аврамова

опубликование в прессе их имен означало смертный приговор.

Первого апреля 1906 года Аврамов был убит боевым летучим от¬

рядом социалистов-революционеров Поволжской области в Бори-

соглебске. 4 мая такая же участь постигла Жданова. Сама Спири¬

донова была приговорена к смертной казни через повешение, за¬

мененной бессрочной каторгой. В статье Екатерины Брейтбарт в
189

журнале «Континент» № 83, в книге Ю.Фильштинского «Больше¬

вики и левые эсеры: октябрь 1917 — июль 1918» и в книге А.Со-

лженицына «Октябрь 1916» выдвигается несколько другая версия

этого теракта: Спиридонову обвиняют в том, что она из ревности

стреляла в бросившего ее любовника — Г.Луженовского. Наверно,

для подробного исследования этого теракта понадобилось бы на¬

писать целую книгу. В истерической обстановке России тех лет

террор разрешал все вопросы.
Вне всякого сомнения, она стреляла в жестокого (правда по

тем, досоветским понятиям) усмирителя крестьянского восстания,

который, видимо еще в свою бытность либеральным присяжным

поверенным, любил красивыми речами кружить головы впечатли¬

тельным гимназисткам. Вполне возможно, М.Спиридонова была

одной из его восторженных слушательниц. Как далеко зашли их

отношения, мы не знаем. К сожалению, статья Екатерины Брейт-

барт написана в легкомысленно-антиреволюционном тоне, в ней

много ошибок и попыток отрицать очевидное (например, она ут¬

верждает, что Спиридонова не могла казнить Луженовского по

приговору Тамбовского комитета партии социалистов-революцио-

неров, так как комитета тогда еще не было, или, что Спиридонову

судил не военный, а гражданский суд), поэтому в ее версию труд¬

но поверить. Хотя повторяю, по открывшимся сейчас материалам

можно многое установить, и, кто знает, может быть, М.Спиридо¬

нова стреляла и в царского палача, и в любовника, который ее

бросил, так сказать, в двойного предателя.
14	января 1906 года Минский комитет партии социалистов-ре-

волюционеров организовал покушение на минского губернатора

П.Курлова. Во время похорон некоего генерала после окончания

заупокойной службы к ногам губернатора упала бомба, которая не

взорвалась. Это покушение также довольно загадочно, хотя не до

такой степени, как предыдущее. Один из офицеров охранного от¬

деления П.Заварзин в книге «Работа тайной полиции» рассказы¬

вает о том, что бомба, которая была брошена в Курлова, по пути

к террористу Пулихову побывала в Московском охранном отделе¬

нии, куда ее принесла З.Жученко, где ее обезвредили и отправили

дальше по назначению. Об этом же пишет в своих воспоминаниях
А.Герасимов110. Но генерал Курлов утверждает, что бомба «за не¬

имением специалистов по разряжению была положена в устроен¬

ный на площади между губернаторским домом и собором костер.

Взрыв был так силен, что в прилегавших к площади зданиях были

выбиты все стекла»111. Попыталась попасть в Курлова и другая

террористка — Александра Измайлович, открыв стрельбу из ре¬

вольвера, но он уже уехал. Две сестры Измайлович — известные

террористки, дочери генерала, который в это время еще не вер¬

нулся с русско-японской войны. Современники вспоминали, как

Екатерина Измайлович «в роскошных комнатах отца устраивала

рабочие собрания, на которых лились ее страстные речи о борьбе,
о	революции, об эксплуатации и социализме»112. А.Измайлович

вместе с И.Пулиховым была приговорена к смертной казни, заме¬

ненной ей 20-летней каторгой, которую она отбывала вместе с
190

М.Спиридоновой в Акатуйской каторжной тюрьме. Они станут

близкими подругами и пройдут скорбный путь по многим совет¬

ским тюрьмам и ссылкам, пока не будут расстреляны в Орловской

каторжной тюрьме незадолго до вступления в город немецких

войск.
Внимание эсеровских террористов было обращено на команду¬

ющего Черноморским флотом адмирала Г.Чухнина, подавившего

восстание лейтенанта Шмидта. Азеф послал в январе 1906 года
В.Зензинова «выяснить степень досягаемости для револьвера или

бомбы революционеров командующего черноморским флотом ад¬

мирала Чухнина»113. Но БО опередили. В Севастополь приехали

члены боевого отряда центральной области В.Вноровский и Ека¬

терина Измайлович. Покушение было организовано необыкновен¬

но просто, я бы даже сказал, стандартно. В приемный день 27 ян¬

варя 1906 года Измайлович явилась к адмиралу, и хотя адъютанту

она показалась чем-то подозрительной и он посоветовал Чухнину

ее не принимать, тем не менее она была пропущена в кабинет. Ад¬

мирал заметил, как она доставала револьвер, и попытался вскочить

с кресла, но был ранен. Он пытался спрятаться под стол, но дочь

генерала расстреливала адмирала в упор, пока не ворвались адъю¬

тант и ординарцы не выволокли Измайлович из комнаты. Жена

адмирала потребовала ее немедленной казни, и она была немед¬

ленно расстреляна матросским караулом во дворе. Интересно, что

в этот же день в городе были распущены слухи, что дочь русского

генерала Екатерина Измайлович — еврейка. В.Зензинов рассказы¬

вает, что он впервые услышал о покушении в парикмахерской,

куда вошел офицер в возбужденном состоянии и воскликнул:

«Слыхали? Какая-то жидовка сейчас стреляла в адмирала. Адми¬

рал, к счастью, остался жив, но серьезно ранен»114. Азеф был

очень недоволен, что Чухнина у него перехватили. Такие громкие

теракты он любил организовывать или выдавать сам. К судьбе

Чухнина мы еще вернемся. В день покушения на Чухнина 27 ян¬

варя 1906 года в Петрограде была брошена бомба в чайную, при¬

надлежащую «Союзу русского народа». 1 января бывшие члены БО
А.Шпайзман и М.Школьник по приказу черниговской организа¬

ции партии социалистов-революционеров организовали покуше¬

ние на местного губернатора Хвостова. Бомбой М.Школьник гу¬

бернатор был ранен. Террор распространялся и охватывал уже не

только представителей администрации всех рангов, но и просто

людей, которые по тем или иным причинам не нравились рево¬

люционерам и были зачислены ими в списки врагов революции.

Несмотря на сопротивление руководства партии социалистов-ре-

волюционеров, о чем мы рассказывали выше, в стране усиливался

фабричный аграрный террор. 13 февраля 1906 года в Петербурге

был убит инженер М.Назаров, помощник начальника Путиловско-

го завода, тогда же в Варшаве был убит инженер Д.Иванов, на¬

чальник Привислинских дорог, а в Гатчине А.Рухлов — инженер-

технолог Варшавской железной дороги. 8 марта 1906 года боевая

дружина оппозиции в партии социалистов-революционеров (буду¬

щие эсеры-максималисты) ворвалась в помещение Московского
191

общества взаимного кредита. Обезоружив охрану и пригрозив слу¬

жащим бомбами, она похитила 875 тысяч рублей (по тем временам

колоссальная сумма) и исчезла. Вся операция длилась 15 минут.
Примечания
1	Савинков Б. Указ. соч. С. 199.
2	Зензинов В. Указ. соч. С. 281. Но Азеф, как всегда был прав. Однажды
А.Гоца остановил на улице возле Царскосельского вокзала городовой,

пристально посмотрел на него, и после этого между ними состоялся

следующий разговор: «— А ведь ты, сукин сын, жид! Идем в участок.

Абрам сорвал с головы шапку и закрестился.
—	Что ты, дяденька, Христос с тобой, какой я жид.
Потом он быстро расстегнул на груди кафтан и показал городовому

нательный крест.
—	Господи! Какой же я жид? Никогда таким не был. Я из Рязани,

служил ефрейтором в полку, имею знак за отличную стрельбу. В Пе¬

тербург, вот, приехал, думал копейку заработать, а ты лаешься жидом.
Городовой улыбнулся.
—	Ефрейтором, говоришь, был? Я — тоже ефрейтор. Через минуту

они уже разговаривали дружелюбно». Зензинов В. Указ. соч. С. 303—

304.
3	Там же. С. 263.
4	Савинков Б. Указ. соч. С. 197—198.
5	Герасимов А. Указ. соч. С. 98.
6	Савинков Б. Указ. соч. С. 201—202.
7	Герасимов А. Указ. соч. С. 64.
8	Поссе В. Воспоминания (1905—1917 гг.). Пг., 1923. С. 57.
9	Там же. С. 48.
10	Савинков Б. Указ. соч. С. 174.
11	Герасимов А. Указ. соч. С. 61.
12	Витте С. Указ. соч. Т. 3. С. 190—191.
13	Поссе В. Указ. соч. С. 59.
14	Герасимов А. Указ. соч. С. 63.
15	Там же. С. 62.
16	Витте С. Указ. соч. С. 191.
17	Герасимов С. Указ. соч. С. 63.
18	Там же. С. 64.
19	Там же. С. 65.
20	рутенберг П. Предательство Гапона // За кулисами охранного отделе¬

ния. Берлин, 1910. С. 179.
21	Там же. С. 195.
22	Там же. С. 197.
23	Там же. С. 199.
24	Там же. С. 204.
25	Цит. по: Будницкий О. История терроризма в России в документах,

биографиях, исследованиях. Ростов-на-Дону, 1996. С. 442.
26	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 88.
27	Цит. по: Будницкий О. Указ. соч. С. 434.
28	Цит. по: Савинкову Б. Указ. соч. С. 247—248.
192

29	Там же. С. 435; ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 88.
30	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 88.
31	Цит. по: Будницкий О. Указ. соч. С. 443.
32	Герасимов А. Указ. соч. С. 65—66.
33	Там же. С. 66.
34	Цит. по: Рассказ очевидца о последних минутах Гапона // За кулисами

Охранного отделения. Берлин, 1910. С. 208.
35	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 88.
36	Цит. по: Будницкий О. Указ. соч. С. 437.
37	Цит. по: Рассказ очевидца о последних минутах Гапона // За кулисами

Охранного отделения. С. 210.
38	Там же. С. 211.
39	Там же.
40	Там же.
41	Там же. С. 215.
42	Там же. С. 216.
43	Там же. С. 218.
44	Там же. С. 220-221.
45	Цит. по: Савинков Б. Указ. соч. С. 251.
46	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 123. Л. 42.
47	Там же. Л. 42.
48	Там же. Л. 42-43.
49	Там же. Л. 43.
50	Там же.
51	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 88.
52	Там же.
53	Там же. Л. 89.
54	ГА РФ. Ф. 102. ДП. 1906. Оп. 316. II отд. Д. 1. Ч. 1. Л. 82-83.
55	Там же. Л. 83.
56	Там же. Л. 83.
57	ГА РФ. Ф. 102. ДП. ОО. Оп. 316. Д. 155. Ч. 3. Л. 176.
58	Цит по: Будницкий О. Указ. соч. С. 432—439.
59	Шнееров М. Указ. соч. С. 138.
60	Там же. С. 139.
61	Семанов С. Кровавое воскресенье //Вопросы истории. 1991. № 6.

С. 183.
62	Герасимов А. Указ. соч. С. 61—67.
63	Жуков Д. Б.Савинков и В.Ропшин // Наш современник. 1990. № 8.

С. 166.
64	Там же.
65	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 43.
66	Там же. Л. 45.
67	Там же. Л. 44.
68	Там же. Л. 45.
69	Там же. Л. 46.
70	Савинков Б. Указ. соч. С. 228.
71	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 44-45.
72	Там же. Л. 45.
7- 1292
193

73	Там же.
74	Савинков Б. Указ. соч. С. 231.
75	Там же. С. 233.
76	Там же. С. 235.
77	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 44.
78	Герасимов А. Указ. соч. С. 65.
79	Зензинов В. Указ. соч. С. 295—296.
80	Там же. С. 296.
81	Герасимов А. Указ. соч. С. 68.
82	Там же. С. 68-69.
83	Там же. С. 69-70.
84	Там же. С. 70-71.
85	Там же. С. 72.
86	Там же.
87	Там же. С. 68.
88	Там же. С. 72.
89	Там же. С. 73.
90	Савинков Б. Указ. соч. С. 240.
91	Зензинов В. Указ. соч. С. 306.
92	Там же. С. 297.
93	Там же.
94	Там же. С. 298.
95	Савинков Б. Указ. соч. С. 242.
96	Зензинов В. Указ. соч. С. 298.
97	Там же. С. 309.
98	Цит. по: Савинков Б. Указ. соч. С. 204.
99	Попова В. Динамитные мастерские 1906—1907 гг. и провокатор Азеф //

Каторга и ссылка. 1927. N° 4(33). С. 63.
100	Савинков Б. Указ. соч. С. 208.
101	Зензинов В. Указ. соч. С. 310.
102	Там же.
103	Цит. по: Савинков Б. Указ. соч. С. 221.
104	Николаевский Б. История одного предателя. С. 69.
105	Падение царского режима. Т. 1. Л., 1924. С. 304.
106	Там. же.
107	Цит. по: Гусев К. Эсеровская богородица. М., 1992. С. 13.
108	Там же. С. 52.
109	Ольденбург С. Указ. соч. С. 336.
110	Герасимов А. Указ. соч. С. 153—154.
111	Курлов П. Гибель императорской России. М., 1992. С. 59.
112	Нестроев Г. Указ. соч. С. 44.
113	Зензинов В. Указ. соч. С. 282.
114	Там же. С. 288.

Глава 15.
АЗЕФ, ГЕРАСИМОВ, СТОЛЫПИН
Как мы сообщали выше, Герасимов стал строго контролиро¬

вать деятельность Азефа, но последнему понадобилось совсем не¬

много времени, чтобы завоевать полное доверие руководителя Пе¬

тербургского охранного отделения: «Его сообщения были исклю¬

чительно ценны, и произведенные им выдачи, в частности выдача

Савинкова, окончательно разбили возникшую между нами стену

недоверия. Вскоре Рачковский отошел от дел политического ро¬

зыска, передав Азефа целиком мне. Я проверял все сообщения

Азефа при помощи других источников, и они постоянно под¬

тверждались. Прошло не более двух месяцев, и мое доверие было

постепенно полностью завоевано Азефом»1.
На деле Савинкова мы остановимся подробнее. Мы уже писа¬

ли, что в список жертв БО входил адмирал Чухнин. В конце ап¬

реля 1906 года Азеф предложил Савинкову отправиться в Севасто¬

поль для организации покушения на адмирала. Это было сделано

несмотря на решение ЦК временно прекратить террор во время

работы первой Государственной думы, хотя в начале мая совет

партии подтвердил предыдущее решение о полном прекращении

террора. Но об этом никто не информировал Б.Савинкова и его

товарищей. «Таким образом вышло так, что я поехал в Севасто¬

поль с партийным поручением убить адмирала Чухнина уже в то

время, как партия постановила временно прекратить террор. Об

этом я узнал только в тюрьме из газет»2. В Севастополь Савинков

взял с собой Ф.Назарова, Двойникова, Калашникова. Позднее к

ним должна была присоединиться Р.Лурье. Назаров, Калашников

и Двойников должны были начать усиленное наблюдение за Чух-

ниным, действуя в качестве розничных торговцев и чистильщиков

сапог, Рашель Лурье — хранить динамит и готовить бомбы, Са¬

винков — осуществлять общее руководство покушением. Азеф

выдал эту группу охранке, и Савинков почувствовал слежку за чле¬

нами группы по дороге во время свидания боевиков в Харькове и

Симферополе. Но он дал себя уговорить другим террористам, ко¬

торые ничего не заметили, и не придал слежке значения. В Сева¬

стополь Савинков и три члена его отряда приехали 12 мая 1906

года, а 14 мая произошло необыкновенно кровавое покушения на

коменданта севастопольской крепости генерала Неплюева. В 12

часов дня на Соборной площади города после окончания торже¬

ственной праздничной церковной службы (в этот день была годов¬

щина коронации Николая II), когда Неплюев принимал церковное

шествие, 16-летний гимназист Николай Макаров бросил в него

бомбу, которая не взорвалась. Тут же взорвалась бомба в руках
7*
195

другого участника покушения, матроса Фролова. Площадь была

полна народу. Взрывом бомбы было убито 8 человек (в том числе

и сам террорист). Среди убитых было 2 детей, 37 человек было ра¬

нено. Никто из представителей властей не пострадал. Покушение

продемонстрировало цинизм партии социалистов-революционе¬

ров. Даже Б.Савинков с удивлением писал об этом: «Фролов и

Макаров были членами партии социалистов-революционеров и

действовали если не с одобрения, то с ведома и при содействии

севастопольского комитета. Представитель этого комитета на упо¬

мянутом выше партийном совете голосовал в числе многих за вре¬

менное прекращение террора»3.
Савинков, Назаров, Двойников, за которым агенты петербург¬

ской охранки вели пристальное наблюдение в Севастополе, были

тут же схвачены вместе с Макаровым. Калашникову удалось на

время ускользнуть из-под слежки, но он был арестован 20 мая на

финляндском вокзале в Петербурге. Казалось бы, на этот раз Са¬

винкову не избежать виселицы. Дело было передано в военно-по-

левой суд, который выносил приговоры в течение одного дня. А

так как их собирались судить вместе с Макаровым за покушение

на генерала Неплюева, то смертный приговор всем членам группы

Савинкова, и в первую очередь ему, был обеспечен. Если военно-

полевой суд приговаривал к смертной казни, она производилась

на следующий день. Но Савинкову повезло. Суд был назначен на
18	мая: «В среду 17 выяснилась полицейским путем фамилия Ма¬

карова. Он, как и мы, скрывал свое имя. Выяснилось также, что

ему 16 лет. Суд откладывался до постановления симферопольского

окружного суда по вопросу о разумении Макарова как малолетне¬

го»4. Отсрочкой воспользовались друзья Савинкова на воле, в пер¬

вую очередь Л.Зильберберг. Азеф долго старался его отговорить от

планов освобождения Савинкова, поскольку считал его совершен¬

но нереальным, но Зильберберг твердо стоял на своем. ЦК под¬

держало его, и Зильберберг получил необходимые средства для ор¬

ганизации побега. Дальше события развивались как в феерическом

сне. Зильберберга знакомят с вольноопределяющимся шестой

роты 57-го литовского полка, стоявшего на карауле, В.Сулятиц-

ким, членом симферопольского комитета партии социалистов-ре-

волюционеров. Знакомство состоялось во время встречи Зильбер¬

берга с группой сочувствующих солдат. Савинков вспоминал:

«(Сулятицкий) ... категорически заявил, что лично берется за мой

побег, и никому этого дела не уступит»5. Когда Савинкову сооб¬

щили о планах его спасения, он с помощью подкупленного жан¬

дарма устроил совещание со своими товарищами. Побег можно

было устроить только для одного, и стоял вопрос кому бежать. Вся

подготовка осуществлялась с расчетом на бегство Савинкова, но

он любил красивые рыцарские жесты и пытался доказать, что у

каждого из обвиняемых по этому делу столько же прав на побег,

сколько и у него. Но все заявили Савинкову, что бежать должен

он. «Я согласился. Я надеялся, что ни один из них не будет каз¬

нен: Макаров — по малолетству, Двойников и Назаров — по не¬

достаточности улик. Приговор показал, что я не ошибся»6.
196

Фантастическое по своей не просто смелости, а наглости бег¬

ство Савинкова из тюрьмы главной крепостной симферопольской

гауптвахты — заслуга проявившего необыкновенное мужество и

выдержку Сулятицкого, приложившего колоссальные усилия для

того, чтобы быть назначенным на пост руководящего караулом. В

ночь с 15 на 16 июля он спокойно провел Савинкова мимо всех

постов наружу, где их встретил один из людей Зильберберга. Они

были отведены на конспиративную квартиру в темном и сыром

подвале, провели там день, а после чего были переправлены в

горы на хутор сочувствующего партии немецкого колониста

К.Штальберга. Удача явно сопутствовала Савинкову во многом

благодаря бешеной энергии Зильберберга, который познакомился

с отставным лейтенантом флота Б.Никитенко. Сын генерала, вос¬

питанный в духе преданности престолу Никитенко, однако к мо¬

менту знакомства с Зильбербергом был уже убежденным револю¬

ционером со склонностью к террору, но пока не принимал актив¬

ного участия в революционной деятельности. Так как все дороги

из Севастополя и вообще из Крыма тщательно контролировались

полицией, прилагавшей максимальные усилия для поисков Савин¬

кова, было решено попробовать бежать морским путем. Никитен¬

ко взял на Севастопольской морской станции одномачтовый бот,

и в ночь с 24 на 25 июля Савинков, Зильберберг, Сулятицкий, хо¬

зяин хутора К.Штальберг отплыли на боте, который вели Ники¬

тенко и два матроса, в Румынию. В пути они попали в сильный

шторм и не утонули только благодаря энергичным действиям

Зильберберга и матросов. Савинков через Германию, Швейцарию

и Францию приезжает в Финляндию, его встречают там как героя,

да еще вернувшегося с того света. Главной заслугой Азефа была

выдача Савинкова, но это не принесло удачи полиции.
Партии социалистов-революционеров было тяжело соблюдать

решение о прекращении террора во время думской сессии даже

так, как они его соблюдали (случай в Севастополе был не единст¬

венным, когда местные комитеты партии оказывали содействие

террористам). В партии были слышны голоса, считавшие прекра¬

щение террористической деятельности ошибкой. Особенно на¬

стойчиво требовали продолжения террора представители севасто¬

польского комитета, видимо, бойни на Соборной площади во

время неудачного покушения на Неплюева им было недостаточно.

В начале июня в порядке исключения севастопольским эсерам ЦК

партии дал разрешение на убийство П.Чухнина. В конце того же

месяца адмирал был убит матросом Макаровым, которому удалось

благополучно бежать после теракта. После разрешения, данного

севастопольцам, голоса с требованием отмены партийного реше¬

ния о прекращении террора как ошибочного усилились. Сторон¬

ники отмены говорили, что роспуск Думы неизбежен, что партия

готовит вооруженные восстания, и в такой обстановке успешные

теракты будут только способствовать революционной борьбе и их

правильно поймет вся страна. В середине июля после роспуска

Думы ЦК тайно отменил свое решение о прекращении террора.

Официально в партийной прессе и выступлениях сочувствующих
197

эсерам трудовиков7, заявлялось, что партия продолжает соблюдать

прекращение террора.
БО возобновило свою деятельность, и возглавил ее, естествен¬

но, Азеф, что для эсеровских руководителей само собой разуме¬

лось. Никому из них даже в голову не приходило, что БО может

возглавлять кто-то другой. Большинство членов БО было под

рукой, в Финляндии, было достаточно новых добровольцев, так

что в организационной области трудностей не предвиделось. На

этот раз руководители партии избрали одну единственную цель

для атаки БО. Было решено убить только одного человека. Но

этим человеком был П.Столыпин, которого руководители партии

совершенно справедливо считали самым выдающимся человеком в

правительстве и самым грозным врагом революции. Вообще

нужно отметить, что в революционных кругах гораздо лучше по¬

нимали истинное значение Столыпина, одного из величайших го¬

сударственных деятелей России за всю ее историю, чем в прави¬

тельственном лагере, где его при жизни да и после смерти так и

не оценили по заслугам. Состав БО несколько изменился. Как мы

уже писали выше, были арестованы террористы, бывшие с Савин¬

ковым в Севастополе. По одному были арестованы наблюдатели

из группы извозчиков в деле Дурново. Полиция выследила их в

апреле 1906 года, но арестовала позднее, чтобы ничем не выдать

Азефа. Один из них, А.Гоц, был арестован в июле 1906 года в Пе¬

тергофе в резиденции императора. Его приезд в Петергоф в сопро¬

вождении агентов Герасимова вызвал настоящую панику у началь¬

ника личной охраны царя А.Спиридовича. Он испугался еще боль¬

ше, когда узнал, что А.Гоц поселился в квартире, окна которой

выходят на площадь, на которой почти каждую неделю Николай II

и его дядя, великий князь Николай Николаевич, больные наслед¬

ственной романовской болезнью — парадоманией, принимали па¬

рады. У Спиридовича еще до приезда Гоца в Петергоф было за¬

ключено своеобразное джентльменское соглашение с Герасимовым

о разделе сфер влияния: любой член БО, приехавший на террито¬

рию императорской резиденции, должен был быть немедленно

арестован. Гоц еще не успел устроиться на новом месте, как аген¬

ты дворцовой охраны ворвались в его комнату и арестовали его8.

Ничего подозрительного у него не было обнаружено, и его под

конвоем отправили к Герасимову. На суде обвинению трудно было

предъявить какие-то улики против него, так как сведения Азефа

нельзя было использовать, а других данных не было. Прокуратура

пыталась доказать, что по заданию террористический организации

он стал извозчиком с целью наблюдения за Дурново. А.Гоц кате¬

горически отказывался, заявляя, что он «никогда извозчиком не

был и что все это нелепое утверждение неудачливых сыщиков»9.

Обвинение ничего бы не могло доказать, но Гоца подвела слиш¬

ком большая популярность в среде извозчиков: «Все в этой новой

среде его приняли за "своего" и полюбили. Хозяин извозчичьего

двора прочил за него свою свояченицу, женщину фельдфебельско¬

го сложения; товарищи извозчики отговаривали его, обещая сосва¬

тать ему богатую дочь лавочника; тайно влюбленной в молодого
198

лихача оказалась даже кухарка извозчичьего двора, вызванная на

суд для опознания его; она, увидя Гоца, всплеснула руками с ра-

достно-изумленным восклицанием "Алеша!", провалившим всю

систему защиты... бедная кухарка готова была плакать и упрекать

всех за то, что ей не растолковали дела: для такого золотого парня,

как Алеша, она готова под присягой показать все, что только по¬

требовалось для облегчения его участи». А. Гоц получил 8 лет ка¬

торги за, как он любил шутить, «занятие извозным промыслом»10.

В поездке Гоца в Петергоф вообще много загадочного. Зачем он

ездил в императорскую резиденцию? Это была предварительная

разведка возможности покушения на Николая II в Петергофе? А

может быть, подготовка покушения на великого князя Николая

Николаевича или Столыпина? Отправился А.Гоц туда по заданию

Азефа или по своей собственной инициативе?
Вновь созданная организация состояла из следующих лиц: ру¬

ководитель Е.Азеф; его ближайший помощник — Б.Савинков,

глава группы химиков — Л.Зильберберг, группа химиков — Ра¬

шель Лурье, Ксения Зильберберг, Валентина Попова; боевики —

Е.Кудрявцев, Иванов, Б.Горинсон, Смирнов, Пискарев, Павла Ле¬

винсон, Александра Севастьянова, Владимир Вноровский. К ним при¬

соединились новые террористы: В.Сулятицкий, А.Фельдман, Б. Ус¬

пенский, М.Худатова и жена В.Вноровского Маргарита Грунди.
На этот раз Азеф не знал никаких сомнений и не играл на два

фронта. Он восхищался Столыпиным, был заинтересован в укреп¬

лении своих тесных отношений с Герасимовым и держал его в

курсе всех планов БО, всех разговоров, которые велись в ЦК о во¬

зобновлении террора. «Между прочим, он справлялся о моем мне¬

нии, как должен он, Азеф, поступить в случае, если ему предложат

взять на себя руководство подготовкой этого покушения. Мои ука¬

зания сводились к тому, что он должен всячески возражать против

возобновления террора; но если его старания в этом отношении не

увенчаются успехом, он не должен отказываться от сделанного ему

предложения, конечно, для того, чтобы расстроить это покушение.

Так все и произошло»11.
Перед союзниками — Азефом и Герасимовым — встал вопрос:

что делать? После долгих бесед наедине был выработан следую¬

щий план: «...целым рядом систематически проводимых мероприя¬

тий фактически парализовать работу БО и побудить ее и партию

прийти к выводу о полной невозможности центрального террора.

Для этого наблюдение было так организовано, что боевики, не вы¬

ходя из поля зрения охранного отделения, все время наводились

на ложный след, направлялись на ложные пути, и, наконец, изну¬

ренные безрезультатностью своей напряженной и опасной работы,

впадали в отчаяние и теряли веру в реальный смысл своей дея¬

тельности, в целесообразность привычных методов и средств. Бла¬

годаря такой системе ни один шаг боевиков не мог ускользнуть от

нашего внимания»12. В такой ситуации оставался, конечно, опре¬

деленный процент риска, что кто-то из боевиков захочет проявить

собственную инициативу и выйдет из-под двойного контроля Ге¬

расимова и Азефа. Но и этот риск был сведен к минимуму. Во-
199

первых, Герасимов был в курсе всех передвижений по Петербургу

всех членов группы наблюдения, и его люди следили за ними с

неослабевающим вниманием. Во-вторых, в БО царила железная

казарменная дисциплина, и никто из боевиков ничего не предпри¬

нимал, не получив от Азефа разрешения на этот шаг. Никто из

членов группы наблюдения не был вооружен, для того чтобы в

случае ареста не ухудшать своего положения, так что если бы кто-

то из боевиков и столкнулся со Столыпиным, то ничего сделать

он не мог.
Нужно вообще отдать должное Герасимову. Он свое дело знал

хорошо, и охрану Дурново без помощи Азефа организовал так, что

террористы никак не могли установить его маршруты передвиже¬

ния, а вместо этого, как мы помним, сами во главе с Азефом по¬

пали под наблюдение. Азеф требовал одного — не производить

никаких арестов: «Азеф много мне рассказывал о том, как руко¬

водители политической полиции ставили его в опасное положе¬

ние, производя на основании полученных от него сведений такие

аресты, которые выдавали его с головой революционерам. Он за¬

явил, что готов сделать все для того, чтобы расстроить замыслы

террористов, но рисковать собой он не хочет и не может. Поэтому

если Боевую Организацию, руководимую им, будут арестовывать,

то он лучше просто уйдет»13. Но арест БО не входил в планы Ге¬

расимова. Это был полицейский новой школы XX века, которая

предполагает раздутые штаты тайной полиции даже в демократи¬

ческих государствах, всеобщую слежку за всеми и провокаторство,

возведенное на уровень государственной политики. До ГПУ—КГБ

охранке Герасимова было, правда, довольно далеко, но первые

шаги были сделаны. Герасимов изменил старую политику Депар¬

тамента полиции, согласно которой секретный агент не мог вхо¬

дить в революционную организацию и непосредственно участво¬

вать в ее деятельности. Он должен был добывать сведения, ис¬

пользуя свое личное знакомство с членами революционных орга¬

низаций. «Если еще допускалось вхождение во второстепенные ор¬

ганизации и выполнение второстепенных функций, то абсолютно

исключалось участие агентов в центральных руководящих органах

или предприятиях революционных партий, что фактически озна¬

чало неосведомленность о деятельности их»14. Естественно на

практике этот принцип часто нарушался, и агенты полиции вхо¬

дили в состав революционных организаций и вели там активную

работу, иногда при молчаливом попустительстве со стороны ДП,

а иногда, как в случае с Азефом, с личного разрешения министра

внутренних дел В.Плеве. До Герасимова все это было необходи¬

мым, но досадным нарушением полицейских инструкций. «Я счи¬

тал эту официальную позицию и неправильной, и грозящей се¬

рьезными последствиями. Я полагал, что задача политической по¬

лиции не попустительствовать таким нарушениями установленных

норм, но ясно и определенно видеть свою задачу в том, чтобы

ввести секретных агентов в самые центры революционных органи¬

заций, держать их там под контролем (в частности, путем поста¬

новки тщательно налаженного взаимного контроля нескольких
200

агентов, не знающих о существовании друг друга), и таким обра¬

зом быть осведомленным самым точным образом о деятельности

и планах революционных центров, и иметь возможность помешать

этим планам и приостановить эту деятельность»15. Держать под

полицейским контролем центры всех революционных партий было

невыполнимой задачей, и Б.Николаевский совершенно справедли¬

во назвал этот план Герасимова «полицейской утопией»16. Но даже

Николаевский, как ни тяжело ему это было как революционеру,

был вынужден признать, что Герасимову удалось многого добиться

и ввести в различные центры революционных партий своих со¬

трудников.
В соответствии с новыми планами Герасимов меняет и методы

борьбы полиции с революционерами: «По системе Зубатова, на¬

пример, задача полиции сводилась к тому, чтобы установить лич¬

ный состав революционной организации и затем ликвидировать

ее. Моя задача заключалась в том, чтобы в известных случаях обе¬

речь от арестов и сохранить те центры революционных партий, в

которых имелись верные и надежные агенты. Эту новую тактику

диктовал мне учет существующей обстановки. В период революци¬

онного движения было бы неосуществимой утопической задачей

переловить всех революционеров, ликвидировать все организации.

Но каждый арест революционного центра в этих условиях означал

собой срыв работы сидящего в нем секретного агента и явный

ущерб для всей работы политической полиции. Поэтому не целе¬

сообразнее ли держать под тщательным и систематическим кон¬

тролем существующий революционный центр, не выпускать его из

виду, держать под стеклянным колпаком, ограничиваясь преиму¬

щественно индивидуальными арестами»17. Герасимов подчеркива¬

ет, что эта система «...имела положительное значение в борьбе с

возобновившимся единоличным террором»18.
Так как арест боевиков совсем не входил в планы Герасимова,

то талантливый полицейский и талантливый провокатор быстро

поняли друг друга. Оставалось получить разрешение на этот план у

Столыпина, против которого была направлена вся кампания терро¬

ристов. Столыпин немного поколебался, так как он был несомнен¬

но мужественным человеком, кроме того тяжело было зависеть в

каждом своем шаге от распоряжений охранки, однако на карту

была поставлена его жизнь, а возможно, и жизнь членов его

семьи19, и в конце концов он дал согласие. План Герасимова-

Азефа ставил своей целью не только расстроить покушение на Сто¬

лыпина, но и главным образом, «побудить ее (БО) и партию прий¬

ти к выводу о полной невозможности центрального террора»20.
Боевики устраивались извозчиками, уличными торговцами, на¬

чинали вести наблюдение — все было как раньше. Казалось, что

они делали все правильно, но наблюдение, благодаря совместным

действиям Азефа и Герасимова, не давало никаких результатов.

Боевики начинали нервничать, предлагали новые неожиданные

ходы, новые планы наблюдения. Азеф долго не соглашался, но

потом под напором своих товарищей нехотя своим знаменитым

ленивым голосом давал согласие. Террористам казалось, что они
201

близки к успеху, но в это время на сцене появлялся союзник

Азефа Герасимов — и применял специальный прием, расстраивав¬

ший все планы революционеров. Наблюдение за ними начинали

вести настолько плотно, что его не заметил бы только слепой.

«Для этой цели у нас имелись особые специалисты, настоящие

михрютки: ходит за кем-нибудь, прямо, можно сказать, носом в

зад ему упирается... Уважающий себя филер на такую работу ни¬

когда не пойдет, да и нельзя его послать: и испортит, и себя кому

не надо покажет»21. Боевики видели, что охранка идет по их следу.

Они обратились к Азефу, который вначале недоверчиво относился

к их сообщению, но потом они убедили его в своей правоте и под

его мудрым руководством бежали в Финляндию, бросая конспи¬

ративные квартиры, извозчичьи экипажи и многое другое. Автори¬

тет Азефа в БО, и без того колоссальный, возрос еще больше. Он

же предупреждал об опасности нового пути, новых методов на¬

блюдений, но его не послушались, и вот результат, а спастись от

полицейской петли удалось только благодаря его нечеловеческой

выдержке и хладнокровию.
Возможность совершить покушение на Столыпина стала еще

меньше после взрыва, совершенного эсерами-максималистами 12

августа 1906 года в резиденции П.Столыпина на Аптекарском ост¬

рове (об этом мы уже писали выше и еще вернемся к этому), и

переезда Столыпина в Зимний дворец. Для террористов Зимний

дворец был совершенно неприступен. Руководство БО знало, что

Столыпин каждый день ездит с докладами в Петергоф к импера¬

тору, сначала катером по Неве, затем морем на яхте. У БО везде

были сочувствующие, и два матроса на яхте Столыпина начали да¬

вать сведения о его поездках, но они не знали заранее времени по¬

ездок и сведения давали постфактум. БО лихорадочно рассматри¬

вала различные планы покушения, но все они отвергались как не¬

реальные. Было предложено забросать министерский катер бомба¬

ми с Дворцового или Николаевского мостов, но оба моста усилен¬

но охранялись. Обсуждалась возможность напасть на катер на

Неве, но БО не имела для этого никаких технических средств. Был

выдвинут отчаянный план открытого нападения на Столыпина с

бомбами в руках в момент его выхода из Зимнего дворца для по¬

садки на катер. Но и от этого плана пришлось отказаться по не¬

скольким причинам. Во-первых, террористы не знали точно вре¬

мени, когда Столыпин выйдет из дворца. «Следовательно, напа¬

дающая фуппа должна была с бомбами в руках ожидать его вы¬

хода неопределенное время именно в тех местах, где была сосре¬

доточена охрана: на Дворцовой набережной, на Мойке, на Мил¬

лионной. Было более чем вероятно, что нападающие будут забла¬

говременно замечены филерами. Во-вторых, даже в случае, если

бы нападающие обманули бдительность охраны, нападение с тру¬

дом могло бы увенчаться успехом. Столыпин выходил из подъезда

дворца и, перешагнув через тротуар Зимней канавки, спускался к

катеру. При первом выстреле он мог повернуть обратно в подъезд

и скрыться в неприступном Зимнем дворце. Помешать этому мы

не МОГЛИ»22.
202

Безопасность министра была обеспечена, но он, и особенно

члены его семьи, чувствовали себя в огромном Зимнем дворце как

в тюрьме. Его дочь вспоминала: «Как ни казалась мне жизнь на

Аптекарском мало свободной, но что это было по сравнению с

Зимним дворцом. Всюду были часовые, и мы положительно чув¬

ствовали себя как в тюрьме... Сестер пускали бегать в сады, один

внизу большой, а другой во втором этаже, где росла целая аллея

довольно больших лип, но дети с первого же дня возненавидели

эти сады и прозвали их: «Gros Sibirien» и «Klein Sibirien»23. Выезд

Столыпина из дворца был еще более усовершенствован с точки

зрения охраны, а маршрут его был неожиданностью даже для

самого Столыпина: «Выходя из дома, папа сам вперед не знал,

какой подъезд будет указан ему для выхода, куда будет подан его

экипаж, и если совершалась прогулка, то не знал, куда его повезут.

В определенном охраной месте экипаж останавливался, папа вы¬

ходил из него и совершал часовую прогулку пешком. По оконча¬

нии поездки мой отец не знал, по каким улицам его повезут, ни

к какому подъезду его подвезут. Эти остановки происходили в

самых разнообразных местах, обыкновенно на окраинах или за го¬

родом»**. Несмотря на эту полутюремную жизнь, двое детей Сто¬

лыпина были ранены во время взрыва на Аптекарском острове.

Тяжело было в то время быть премьер-министром в России!
Постепенно боевики начали уставать. Они работали с полным

напряжением, делали все что могли и никакого результата. Сто¬

лыпин был неуловим. Азеф настойчиво проводил в разговорах с

наиболее преданными ему боевиками мысль, что при теперешних

методах и действиях БО она не может достигнуть успеха, что по¬

лиция уже давно изучила методы наблюдения, которые они еще

применяли во время работы против Плеве, что нужно на время

распустить БО и попытаться найти новые способы террористичес¬

кой борьбы, в первую очередь использовать новейшие технические

открытия. Между тем о неудачах БО широко говорилось в партий¬

ных кругах. Роспуск первой Государственной думы, восстание в

Свеаборге, Кронштадте, на крейсере «Память Азова», введение

военно-полевых судов — события следовали одно за другим, в том

числе теракты эсеров-максималистов, и на этом фоне поражало

полное молчание, фактическое отсутствие БО. Азеф понимал, что

эти разговоры опасны для него, подрывают его авторитет. Он

давно уже проводил тактику обособления своих боевиков от пар¬

тии, вырабатывал у них презрение ко всем, кроме боевой, осталь¬

ным видам партийной работы, как к пустому времяпрепровожде¬

нию. Сейчас он умножил свои усилия, активно используя Б.Са¬

винкова, необыкновенно популярного в это время в партии и в

БО после его фантастического побега.
Вообще, чем больше я читаю Б.Савинкова и о Савинкове, тем

меньше я понимаю, что общего у него было с социализмом и ре¬

волюцией. Родившись в русской интеллигентной дворянской

семье в Харькове, которая через несколько месяцев после его рож¬

дения переехала в Варшаву (отец его был судья), он участвовал в

русском революционном движении как бы по семейной традиции.
203

Старший брат погиб в Якутской ссылке. Его путь был трагически

неизбежен для российского интеллигента: Петербургский универ¬

ситет, подпольный кружок, студенческие демонстрации, ссылка в

Вологодскую губернию. Вырваться из заколдованного круга было

сложно. Все было предопределено заранее — обычный путь рус¬

ского студента. При этом я не сомневаюсь, что в царской России,

с ее нищетой, отсталостью, забитостью, многое претило патрио¬

тизму, понятию о русской чести, а вообще понятие чести было у

Савинкова развито необыкновенно высоко. Хорошо его знавший

в годы революции и гражданской войны, соратник по деятельнос¬

ти в русском комитете в Польше К.Вендзягольский писал: «В дол¬

гих странствиях с ним по градам и весям российской равнины я

часто слышал от него, хоть и не злобное, но достаточно осудитель¬

ное словечко: "Конго". Но это был лишь нетерпеливый укор, сви¬

детельствовавший не столько об осуждении или презрении к род¬

ной действительности, сколько о патриотическом возмущении без¬

деятельностью виновников такого состояния, не умеющих, не же¬

лающих и не чувствующих потребности придать жизни другой,

лучший характер»25.
Савинков такую потребность чувствовал и стал активно участ¬

вовать в революционном движении, оставаясь при этом бесконеч¬

но далеким от всех неприкосновенных социалистическо-народни-

ческих догм эсеров. В.Чернов писал в своих воспоминаниях об от¬

ношении Савинкова к аграрному вопросу: «Ну в делах аграрных я

уж, извините меня, не специалист, — со смешком сказал он кому-

то при мне. Сколько там надо десятин на душу и по какой норме,

в этом я предоставляю положиться на Виктора Михайловича, его

департамент меня не касается. Все, что по этому поводу от партии

скажут, приемлю, и ни мало вопреки глаголю и вам советую»26.

Сам Б.Савинков в своих очень откровенных показаниях судебно¬

следственной комиссии по делу Азефа говорил, насколько он был

далек от своих товарищей по ЦК партии: «Я был членом ЦК и

чувствовал себя отчужденным от членов ЦК, на собрании ЦК я

всегда молчал, не потому, что я был согласен, а именно потому,

что если бы я заговорил, то я должен был бы возражать по каж¬

дому пункту, услышанному мною на этих собраниях»27.
Но все годы его активной революционной деятельности в нем

было какое-то внутреннее противоречие. Были сомнения в своей

деятельности, которые резко усилились после того, как он увидел

под ногами настоящую бездну: его лучший друг и любимый руко¬

водитель Е.Азеф оказался платным агентом. Это отразилось в его

повести «Конь бледный», которую сейчас не стоит разбирать, но

вполне уместно вспомнить, что выраженные в этой повести со¬

мнения в святая святых русского движения заставили многих

представителей революционного лагеря задуматься над вопросом о

революционности Савинкова. От всех сомнений и колебаний Са¬

винков отрешился в годы революции и гражданской войны. На¬

верно, это был его звездный час. Он одним из первых в левом ла¬

гере увидел, куда может завести страну русская революция, и «без

всякого колебания отбросил как ненужный балласт теоретический
204

и утопический подход своих товарищей революционеров и либе¬

ралов к понятиям свободы и народовластия»28. Сделать это ему

было тем проще, что этот балласт ему самому был многие годы

чужд. После беседы с Пилсудским Савинков в разговоре с К.Венд-

зягольским, рассказывая о своих впечатлениях о главе Польши,

сказал: «У вас в Польше любят повторять, что Пилсудский сошел

с поезда социализма на станции "Родина". Одни говорят это с уко¬

ром и осуждением или даже с иронией, другие с удовлетворением,

одобрением и пониманием глубокого смысла этой фразы, но ни

те, ни другие не сознают, что не Пилсудский переменил свои

взгляды с социалистических на патриотические, а социализм Пил-

судского, реального строителя и государственного деятеля из тео¬

ретического, книжного и революционного стал государственным и

народным, ибо иным он не мог быть после того, как стал приме¬

няться к живому организму государства и народа»29.
Говоря о Пилсудском, Савинков имел в виду также и себя. В

годы гражданской войны ему стало все просто и ясно. Он четко

сознавал, с какой стороны находится враг свободной демократи¬

ческой России, и в борьбе с большевиками проявил нечеловечес¬

кую энергию. Ему было тяжело вести эту борьбу, в лагере его вче¬

рашних друзей-эсеров ему не могли простить ни выступления про¬

тив Керенского в последние дни Временного правительства, ни

сотрудничества с руководителями белогвардейских партий, кото¬

рые в свою очередь не могли ему простить революционного про¬

шлого и убийств высших руководителей России. Савинков был

одним из немногих в лагере противников советской власти, кто

мог забыть старые споры и выдвинуть новую программу и пути

борьбы, объединяющие широкие слои населения страны для ее

спасения от большевиков. Именно в это время видел его У.Чер-

чилль, и именно о Савинкове этого периода он писал в книге «Ве¬

ликие современники», находя, что Савинков сочетает в себе «муд¬

рость государственного деятеля, качества полководца, отвагу героя

и стойкость мученика»30. Но отчаянная борьба с большевиками за¬

кончилась поражением. Признать это было тяжело. Трудно было

предвидеть, что большевистская власть утвердилась в России столь

надолго, и Савинков продолжал бороться. При всех своих выдаю¬

щихся качествах, о которых писал Черчилль, у него не было одно¬

го качества, необходимого для подпольщика — в людях он разби¬

раться не умел. Он не увидел провокатора в Азефе и во многих

других, в которых разобраться можно было куда быстрее. ВЧК

провела против него успешную операцию, он доверился агентам

Дзержинского, и они смогли заманить его в Россию.
Я пишу эти строки в 1994 году. В бывшем Советском Союзе

произошли невероятные события. Пересматривается вся история

страны. Вчерашние кумиры стали прокаженными, а прокаженные —

кумирами, но некоторым историческим деятелям не везет. Им, на¬

верно, на роду написано всегда ходить в прокаженных. Это те, кто

в одно время с большевиками боролся за демократические пере¬

мены в России, но понимал их несколько иначе, чем большевики.

Как врагов коммунистов их проклинали в бесчисленном количе¬
205

стве книг, статей, кинофильмов, диссертаций в годы сталинского

террора, хрущевской оттепели, брежневского застоя. Как недоста¬

точно активным антикоммунистам и слишком решительным бор¬

цам с «Россией, которую мы потеряли» им достается и теперь. К

числу таких деятелей принадлежит и Б.Савинков. Писатель и ис¬

торик Ю.Давыдов написал статью о Б.Савинкове31, в которой при¬

зывает по-новому рассмотреть историю эсеровской партии, высту¬

пает против расхожих мнений об эсерах и меньшевиках, против

столь распространенных в СССР карикатурных изображений по¬

литических противников большевиков. Но в отношении Савинко¬

ва он не смог придерживаться этого принципа. Он легко прощает

Савинкову его антибольшевизм, но не может простить ему прими¬

рения с советской властью. Давыдов приводит цитату из письма

Савинкова, написанного в Лубянской тюрьме о том, что он встре¬

тил среди чекистов «...не палачей и уголовных преступников, а

убежденных и честных революционеров». Таких, — продолжает

Савинков, — «к которым я привык с моих юных лет... Они напо¬

минают мне мою молодость — такого типа были мои товарищи по

Боевой организации»32.
Приводя цитаты из тюремных писем, из выступлений Савин¬

кова на суде с признанием советской власти, Давыдов в патети¬

ческой форме спрашивает, как же Савинков «...ни словом единым

не порицал "террорную работу" органов советской власти»33. И сам

дает ответ: «Савинков по сути своей так и остался террористом»34.
Трудно понять, как автор, который сам сидел в сталинских ла¬

герях и должен хорошо знать, как организовывались признания

советской власти и страстные уверения в любви к ней на показа¬

тельных процессах и как писались предназначенные для широкого

прочтения письма из тюрьмы, может упрекать Савинкова в том,

что он ни словом не осудил террор ГПУ и сравнил своих товари¬

щей по БО с чекистами. Не осудил, потому что в написанной для

него речи этого не было предусмотрено, а сравнил с чекистами на¬

верно потому, что чекист, писавший письмо, был с воображением

и любил историю, и ему было приятно сравнивать себя и своих

коллег по работе с Каляевым и Сазоновым. Б.Савинкова, можно

упрекнуть только в одном, что он не нашел в себе сил сопротив¬

ляться той жалкой роли, которая ему была отведена на процессе.

Но тайна кремлевских процессов, признаний на них до сих пор,

несмотря на многочисленные исследования, так до конца и не

раскрыта. Очень много сильных и мужественных людей делали на

них и более невероятные признания, чем заявления Б.Савинкова.

Видимо, в той отчаянной борьбе, которую он вел с большевиками

и которая, вопреки всем его усилиям, закончилась полным пора¬

жением, Савинков надорвал свои силы, и специалисты с Лубянки

смогли добиться всего, чего они хотели, даже не прибегая к спе¬

циальным методам принуждения.
Но все это было впереди, а пока Савинков, подстрекаемый и

направляемый Азефом, бросается в борьбу за БО против унижав¬

шего его и мешавшего ей действовать ЦК. Нужно отметить, что

Азефу прекрасно удавалось проводить политику «разделяй и вла¬
206

ствуй», используя и всячески пестуя особый дух БО, ее представ¬

ления о себе как о центре партии, Аргунов вообще говорил в по¬

казаниях следственной комиссии, что БО «была замкнутая корпо¬

рация и корпорация, из которой был тщательно прогоняем дух

партии»35. Азеф был своим человеком и среди членов ЦК, и среди

боевиков. Он был кумиром и там и здесь. Ему все безгранично ве¬

рили, и он прекрасно этим пользовался, натравливая членов ЦК

и боевиков друг на друга. Действовал он очень просто, но тем не

менее его примитивные интриги не просто сходили ему с рук, а

достигали успеха. Например, он успешно натравливал Савинкова

на членов ЦК, а последних на Савинкова. В этом он был особенно

заинтересован, так как Савинков сам был членом ЦК, и Азефу

очень хотелось всегда действовать совместно с ним. У Савинкова

даже не должно было возникнуть желания иметь по какому-то во¬

просу мнение, отличное от азефовского. В заключении следствен¬

ной комиссии приводились примеры работы Азефа в этом направ¬

лении: «по его (Азефа) рассказу, товарищ Q (Мария Селюк) ут¬

верждала, что во время предприятия на Плеве Г. (Савинков), убо¬

явшись, бросил все на произвол судьбы и уехал из Петербурга, от

этого произошло... замешательство в делах, и в результате взрыв в

Северной гостинице (Покотилов)... Тому же Савинкову Азеф

после этого рассказывал, что из беседы с Q (Мария Селюк) он

убедился, что Q считает виновником гибели Покотилова его (Са¬

винкова)»36. Вообще, Савинков был главной жертвой многих ин¬

триг Азефа. Возможно, он усердствовал, натравливая Савинкова

на членов ЦК и наоборот, так как опасался, что цекисты могут

рассматривать Савинкова в качестве возможного заместителя

Азефа на посту руководителя БО. Сам Савинков, прекрасно осоз¬

нав после разоблачения Азефа, как тот его использовал, с горечью

говорил: «Мне кажется, что я все время, до известной степени был

ифушкой в его руках и не только в организационных отношениях,

но и в личном отношении. Он варьировал свои отношения в за¬

висимости от своих личных целей и потом пользовался моими от¬

ношениями к нему как козырем в известных случаях»37. Для край¬

не самолюбивого человека, каким был Савинков, сделать такое

признание, да еще несколько раз повторить его, давая показания

достаточно враждебно к нему относившимся членам комиссии,

было очень и очень сложно. Савинков как член БО, а М.Натансон

как член ЦК в показаниях судебно-следственной комиссии по

делу Азефа раскрыли механизм интриги по натравливанию членов

БО на членов ЦК а членов ЦК на членов БО. Савинков показы¬

вал: «Во-первых, он (Азеф) постоянно и мне и товарищам настой¬

чиво и неуклонно говорил, что ЦК как коллегия относится к ор¬

ганизации (БО) недоброжелательно, стремится поставить его в уч¬

реждение контролируемого. И, ввиду того, что члены организации

совершенно не знали коллегии из ЦК персонально... что авторитет

Азефа был очень велик, в организации — в организации по отно¬

шению к ЦК установилось определенное мнение, именно, что ЦК

в целом относится недоброжелательно к БО и стремится контро¬

лировать ее даже в самых ничтожных мелочах... Второе — это его
207

разговоры о товарищах по ЦК... когда он давал свои характерис¬

тики членам ЦК, то эти характеристики брались в громадной сте¬

пени на веру. Эти характеристики были всегда отрицательные»38.

М.Натансон выразил ту же мысль об интриге Азефа по отноше¬

нию к ЦК и Савинкову одной фразой: «Азеф его натравливал про¬

тив нас, а нас против него»39. Натравливая членов ЦК и боевиков

друг против друга, Азеф никогда не переходил границ. Он, напри¬

мер, хорошо знал о дружбе М.Гоца и Б.Савинкова, поэтому о Гоце

Е.Азеф отзывался Савинкову в «весьма похвальных для Гоца вы¬

ражениях»40. Говоря о других цекистах, менее знакомых Савинко¬

ву, он уже переставал сдерживаться. Например, так он отзывался
о	В.Чернове: «...это человек умный, но это просто лгун»41. Инте¬

ресно, что презрительные отзывы о товарищах по ЦК и положи¬

тельные о Гоце в какой-то степени соответствовали истинному от¬

ношению Азефа к этим людям, в этом он был в какой-то степени

искренен, если вообще к Азефу можно применить такое понятие.

Л.Азеф рассказывала об отношении мужа к товарищам по ЦК:

«Выходило так, что вообще нет умных людей. Михаил (Гоц) также

оказывается недостаточно умным. Но вообще-то, конечно, он

больше всех уважал Михаила и Григория Андреевича (Гершу¬

ни)»42. На Савинкова разоблачение Азефа и сознание того, какую

роль он играл при Азефе, подействовали необыкновенно сильно.

У него иногда вырывались страшные заявления с крайними пре¬

увеличениями роли Азефа. Он говорил: «если бы хоть один из нас,

боевиков, был достаточно крупного роста, чтобы стать выше своей

обычной боевой психологии, то он, вероятно, не допустил бы су¬

ществования такой провокации, он бы ее понял. Если бы хоть

один из членов ЦК был тоже выше своего ремесла, то он бы тоже

не допустил существования такой провокации. Горе наше, по-

моему, в том, что ни там ни здесь не оказалось человека доста¬

точно высокого роста. Горе наше... в том, что рост нашего Цент¬

рального Комитета и нас, Боевой организации, не превышал рост

Азефа»43. Члены судебно-следственной комиссии по делу Азефа

буквально остолбенели при этих словах. Признать, что все герои

русской революции — менее значительные личности, чем какой-то

провокатор, было для них невозможно. Да и не для того созыва¬

лась комиссия, чтобы признать, что все руководители партии ни¬

чего из себя не представляют. Председатель комиссии А.Бах вы¬

ступил с решительным протестом против заявления Азефа и даже

заявил, что если сравнить руководителей партии социалистов-ре¬

волюционеров с Бебелем и Гедом, то «они гораздо выше их»44.
Вообще, Азеф был хорошим знатоком людей и действовал при¬

мерно по одинаковому шаблону со всеми, будь то члены ЦК пар¬

тии социалистов-революционеров или офицеры охранки. Аргунов

вспоминал, как Азеф, замечая расхождения между ними, пускался

в задушевную беседу: «Тему при этом он выбирал удачно, и ему

нельзя было отказать в умении наблюдать, в особенности настро¬

ения и психологию людей. Сначала пускал в ход шаблонный, но,

увы, для многих, если не для всех, действительный метод: при¬

нижение других и подчеркивание важности работы для партии со¬
208

беседника, затем начинал толковать о "любви" к партии и о том,

как большинство окружающих партийных людей работает без ув¬

лечений, не любит дела, а продолжает его по обязанности, меха¬

нически»45. Это можно сравнить со следующим отрывком из вос¬

поминаний А.Герасимова: «Позднее Азеф не раз мне на них (про¬

шлых руководителей полиции) жаловался, рассказывая, как требо¬

вательны они были и как неосторожно обращались с полученны¬

ми от него сведениями»46. Эти психологические приемы Азефу

удавались со всеми, а в отношении буквально по-женски влюблен¬

ного в него Савинкова все было очень просто. По наущению

Азефа Савинков в сентябре 1906 года выступил с резкими обви¬

нениями как всего ЦК, так и отдельных его членов. ЦК он обви¬

нил в том, что последний не дает в достаточном количестве денег

и людей для ведения террора. Кроме того, два члена ЦК партии
С.Слетов и В.Чернов были обвинены в том, что они «явно дис¬

кредитируют БО, отзываясь о ней легко и неуважительно. При

таких условиях БО не может продолжать работать»47. Для того,

чтобы БО смогла продолжать свою деятельность, Савинков при

поддержке Азефа требовал, «чтобы ЦК изменил свое отношение,

высказал им полное доверие и в качестве санкции предал суду

партии тов. Чернова и Слетова»48. В качестве доказательства спра¬

ведливости своих обвинений Савинков ссылался на свидетельства

беззаветно преданного Азефу агента БО Э.Лапиной (Беллы), кото¬

рая сообщила Азефу какие-то слова С.Слетова о БО, показавшие¬

ся ей оскорбительными, а Азеф, в свою очередь, интерпретировал

эти слова в том, плане что Слетов «...отговаривал Беллу работать

в БО и отказался сводить ее с теми кандидатами, которые заявля¬

ли ему о своем желании поступить в БО»49.
ЦК буквально распинался в своих извинениях перед предста¬

вителями БО, а Слетов заявил, что он очень уважает БО и, Боже

упаси, не хотел ее дискредитировать. Далее он сказал: «...раз мои

слова были действительно поняты, как дискредитирование БО, то

я, конечно, признаю, что как член ЦК я не имел права высказы¬

ваться таким образом, чтобы меня могли понимать в таком смыс¬

ле... и считаю, что ЦК вправе и даже должен сделать мне выговор

или что-нибудь подобное»50. Как видим, публичное покаяние за

несовершенное преступление было довольно широко распростра¬

нено среди русских социалистических партий еще задолго до мос¬

ковских процессов. Для того чтобы показать, как высоко ценят

БО, Савинков был введен в состав ЦК. Савинков позднее расска¬

зал, каким образом Азеф выдвинул его на первый план в атаке

против членов ЦК, а сам остался в тени: «...Азеф сказал мне, что

так как он вообще не умеет говорить, то на собрании придется го¬

ворить мне... Инициатором являлся не я, являлся Азеф, и то, что

я знал, я знал от Азефа... в данном случае Азеф выдвинул меня на

первый план, а сам стал за мою спину. Так что у ЦК сложилось

впечатление: Савинков делает скандал, а Азеф до известной сте¬

пени в неловком положении и его поддерживает, но быть может

он в сущности не одобряет поведения Савинкова»51.
209

Следующим шагом в плане Азефа по ликвидации центрального

террора было проведение собрания боевиков, на котором говори¬

лось, что из-за недосягаемости Столыпина для террористов дело

Столыпина необходимо временно прекратить. В скором времени,

накануне заседания в Совете партии на Иматре, туда были вызва¬

ны боевики. На общем собрании членов БО Азеф и Савинков (го¬

ворил исключительно Савинков, Азеф как вдегда на больших со¬

браниях, особенно, когда дело касалось столь тонких и щекотли¬

вых тем, предпочитал отмалчиваться), говорили о том, что «поли¬

ция прекрасно изучила методы работы БО, старыми приемами ни¬

чего не достигнешь... Эти приемы изжили себя, и нужно для ус¬

пеха работы создать какие-то новые формы. Для этого требуется

время, спокойная обстановка, пересмотр всей старой практики»52.

Но ни Азеф, ни Савинков, по их словам, не знали, как это сде¬

лать. Они чувствовали, что не в состоянии что-либо создать в мо¬

мент работы, не прерывая ее. Им нужно время для того, чтобы

отойти, хладнокровно все взвесить, придумать какую-то новую

систему и приступить вновь к террористической деятельности.
Они заявили о своем уходе из БО, но предложили оставшимся

боевикам продолжать деятельность без них. Оба были уверены в

своем абсолютном авторитете среди членов организации и в том,

что они будут на все сто процентов с ними согласны и прекратят

террор. Но выяснилось, что они несколько преувеличивали свои

силы. Ряд членов БО: Павла Левинсон, Владимир Вноровский и

его жена Маргарита Грунди — заявили, что основные причины не¬

удач заключаются совсем не в том, о чем говорил Савинков. Они

считали, что виновато управление организацией, при которой ее

руководители Азеф и Савинков обладают диктаторскими полномо¬

чиями, не прислушиваются к мнению остальных членов, подавля¬

ют их инициативу. Хотя большинство членов БО с ними не согла¬

силось, и даже в лице Валентины Поповой выразили «...свое ува¬

жение перед ...руководителями, которые так глубоко взглянули на

положение дел и так безоговорочно приняли на себя всю ответст¬

венность за последние неудачи»53, прекращать террор в условиях

наступления реакции и военно-полевых судов они не хотели.
На заседании Совета партии Азеф и Савинков ни словом не

обмолвились о том, что в БО существуют различные мнения в от¬

ношении продолжения террора. Они говорили от имени якобы со¬

вершенно единой организации. В выступлениях перед ЦК партии

оба повторяли то, что они говорили перед боевиками и делали

особый упор на необходимость идти в ногу с наукой и техникой.

Савинков заявил: «...радикальное решение боевого вопроса я вижу

в технических усовершенствованиях, но... как паллиатив я допус¬

каю увеличение численного состава организации»54. В выступле¬

нии Савинкова прозвучал новый мотив: «...открытое нападение по

типу максималистов для нас недоступно, ибо организация постро¬

ена на наружном наблюдении, лишена подвижности, лишена

также и боевой инициативы, в наблюдательный состав естественно

отбираются люди выносливые, терпеливые и пассивные; люди же

активной инициативы и революционной дерзости, не находя себе
210

применения в БО, уходят к максималистам»55. Азеф стремился на

очень простых примерах объяснить членам ЦК, почему БО не

может достигнуть успеха. В изложении В.Чернова он говорил сле¬

дующее: «При этом Азеф все больше напирал на то, что, может,

они и не были бы так бессильны, но что темпы жизни слишком

быстры, и благодаря этому только при очень длительной работе

можно было рассчитывать на успех. Между тем при теперешних

условиях выходило, по его словам, вот что: был Дурново, поста¬

вили слежку — она еще не дала достаточно положительных резуль¬

татов, а Дурново уже ушел, на его место встал Горемыкин, но

слежка за ним не успела дать нужных результатов, как уже поста¬

вили Столыпина. При таком быстром темпе жизни и при задачах*,

так часто меняющихся, террористический отряд никаких ударов

правительству нанести не может, так как при теперешних средст¬

вах борьбы слежка поневоле должна принимать слишком затяж¬

ной характер, а жизнь идет быстро»56.
Когда в 1907 году Азеф согласился вместе с Гершуни возгла¬

вить террор, он опять вспомнил эти аргументы и говорил, что

готов взяться только за цареубийство, «...то есть дело, которое

может... достигнуть известных результатов и которое уже не может

прекратиться так, как прекращались дела министров из-за их

ухода»57. Чернов наверно все-таки не понимал, насколько анекдо¬

тично выглядело его сообщение. Азеф буквально издевался над

ними и считал их полными идиотами, доказывая, что министры

«технически» недоступны, так как слишком быстро уходят, а царя

убить несложно, так как он сидит на месте и никуда не денется.

И члены ЦК спокойно выслушивали весь этот бред. Хоть бы Азеф

придумал что-нибудь поумнее, получше! Впрочем, и так сошло.

Азефа в партии стали уважать еще больше за самокритику, но от¬

казаться в такой момент от террора террористическая партия про¬

сто физически не могла, и непонятно, как такие умные люди, как

Азеф и Герасимов этого не понимали. Было принято следующее

решение: принять отставку Азефа и Савинкова и обратиться непо¬

средственно к боевикам.
Основные переговоры вел Чернов, боевикам было предложено

продолжать работать в терроре под руководством члена ЦК С.Сле¬

това и члена Поволжского комитета партии Гроздова. Переговоры

проходили довольно трудно. Вначале члены «корпорации терро¬

ристов» держались единым фронтом и никаких своих разногласий

перед посторонними лицами, а для них Чернов и его товарищи по

ЦК были несомненно посторонними, не показывали. Чернов

вспоминал, что все его усилия первоначально парализовывались

одной простой фразой, которую от имени всех боевиков обычно

произносил J1.Зильберберг, суть ее заключалась в том, «...если уже

с такими руководителями, как Азеф и Савинков, они ничего не

смогли сделать, то тем более без них»58. При дальнейших беседах

боевики повторяли вслед за Азефом, что необходимо использовать

новые технические средства. Они в них верили так же фанатично,

как немцы верили в 1943—1945 гг. в тайное оружие, которое из¬

менит ход войны. В вере членов БО в технический прогресс не¬
211

сомненно сказывалось влияние Азефа, которого они считали вели¬

ким практиком и авторитет которого в этой области для них был

непререкаем. Но в скором времени те разногласия, которые обна¬

ружились на собрании боевиков, дали себя знать. Все эти люди

жили и бредили террором. И поэтому все согласились со словами

В.Чернова о том, что партия обязана его продолжать. Как писал
В.Чернов: «Тем самым они брали на себя известные обязательст¬

ва»59. Чернов им объяснял: раз они сами признали, что от террора

отказываться нельзя, они должны принять в нем участие, ведь

кроме них некому, иначе «придется набирать совершенно новых

людей, не имеющих в этом деле опыта»60. Пропаганда Азефа сра¬

ботала против последнего. Его боевики были абсолютно убеждены

в том, что лучше них вести террор никто не может. Чернов мог

удовлетворенно писать: «Обнаружилось, что не все боевики так уж

едины»61. Правда, уговорить боевиков работать под руководством

посторонних лиц — Слетова (к тому же известного им в качестве

противника Азефа и Савинкова) и Гроздова — не удалось.
В результате длительного выяснения отношений образовались

три отряда вместо в прошлом единой БО. Основным из них стал

Центральный боевой отряд партии социалистов-революционеров,

который возглавил J1.Зильберберг. В состав отряда вошли сразу

или присоединились потом: его жена Ксения Зильберберг, Петр

Иванов, Валентина Попова, Мария Прокофьева (невеста Е.Сазо¬

нова), Евгений Кудрявцев (Адмирал), Василий Сулятицкий, Борис

Никитенко, Синявский (Кит Пуркин), Сергей Моисеенко (брат

Бориса Моисеенко). Хотя Савинков с оттенком высокомерия

писал о том, что этот отряд должен был проводить акты «второ¬

степенной важности», в действительности отряд должен был осу¬

ществлять центральный террор. Азеф мог только с тихим бешен¬

ством наблюдать, как их совместно с Герасимовым выработанный

план рушился на глазах. В довершение всех бед он тяжело заболел.
В.Попова пишет, что «у него образовалась флегмона, и от опухоли

в горле он чуть не задохся»62. Он не мог участвовать в совещании,

но «...внимательно следил за ходом всех работ»63. При нем неот¬

лучно находилась жена, а Марк Натансон проводил у постели

больного все свободное время, информируя его о последних собы¬

тиях. Из Гельсингфорса к больному вызвали для лечения профес¬

сора, а на двери комнаты, где лежал Азеф, повесили объявление:

«Осторожно, здесь больной, просят соблюдать тишину»64.
В.Попова вспоминала, как она навестила больного Азефа, и он

дал ей паспорт: «Конечно, я в тот момент не подозревала, какую

опасность для меня представляла эта товарищеская услуга

Азефа»65. Герасимов в своих воспоминаниях рассказывает: «Неза¬

долго до отъезда он (Азеф) сообщил мне некоторые адреса, бла¬

годаря которым часть террористической группы, следившей за

Столыпиным и готовившей на него покушение, была взята нами

под наблюдение (В.Попова и другие). Однако члены этой группы

заметили за собой слежку и скрылись в Финляндии»66. Но в этом

Герасимов несколько преувеличил. Попова, например, ни в какую

Финляндию не уезжала, а просто переехала с одной квартиры на
212

другую: «Зильберберг просил поселиться меня около Царскосель¬

ского вокзала для проверки выезда Николая Николаевича в Цар¬

ское Село»67. Вообще полицейское наблюдение было очень «свое¬

образное», если В.Попова, живя в квартире под наблюдением,

много раз заряжала бомбу для передачи ее боевикам из группы Эс¬

фири Лапиной. Но мы пока оставим Центральный боевой отряд

партии социалистов-революционеров и проследим за деятельнос¬

тью других террористических отрядов партии.
Еще до этих событий в сентябре 1906 года Савинков органи¬

зовал в Гельсингфорсе «небольшую террористическую фуппу», во

главе которой поставил Э.Лапину. Он еще раз показал, что абсо¬

лютно не разбирается в людях. Лапина была еврейской истерич¬

ной особой, фанатично преданной революции, но совершенно не¬

способной работать в терроре. Азеф это понял сразу и категори¬

чески отказался ее взять в БО, хотя она его боготворила, пожалуй,

даже больше, чем другие боевики, что было довольно трудно.

Целью группы было покушение на петербургского фадоначальни-

ка В.Лауница, за которым террористы охотились еще в Тамбове

(жертва Спиридоновой Луженовский был его помощником). Са¬

винков вообще считал, что этот отряд должен стать школой начи¬

нающих террористов, он так и писал: «Я думал, что товарищи,

прошедшие школу хотя и небольшого террористического акта,

приобретут необходимый для центрального террора опыт, что со¬

вместная работа заставит их сблизиться между собой... Я смотрел

поэтому на летучий боевой отряд как на своего рода тяжелую

школу для террористов»68. Кроме Э.Лапиной в состав группы вхо¬

дили: Р.Рабинович — киевская эсерка, связанная еще с Гершуни,
С.Моисеенко, слесарь из Екатеринослава Александр (фамилия его

осталась неизвестной), старик-позолотчик Сухов. Никто из членов

фуппы Э.Лапиной (Беллы) не оставил воспоминаний о своей до¬

статочно короткой деятельности в ее фуппе. Мы не знаем, как до¬

бывались сведения о передвижениях Лауница: путем наружного

наблюдения или опираясь на информацию, собранную при помо¬

щи других членов партии. По воспоминаниям В.Поповой, Белла

довольно часто назначала день покушения. Своего химика в груп¬

пе не было, и В.Попова, так сказать, по совместительству, обслу¬

живала две фуппы сразу в качестве специалиста по изготовлению

бомб. Через руки Поповой много раз туда и обратно переходили

бомбы для теракта, а потом обратно для разборки. Она вспомина¬

ла: «Я стала побаиваться, чтобы швейцар не обратил внимания на

мои частые путешествия — то с ручным баулом в руках, то с боль¬

шим плотным свертком»69. Покушения срывались из-за того, что

в тех местах, где они ждали фадоначальника, его карета не про¬

езжала. В.Попова писала, что ей «это напоминало историю с Ду-

басовым»70. Герасимов вообще об этой группе ничего не писал в

своих воспоминаниях, так что мы не знаем, в чем была причина

того, что террористы ни разу не встретили Лауница. Нам кажется,

что и без вмешательства полиции у этой группы было мало шан¬

сов на успех, в первую очередь из-за неправильного выбора руко¬

водителя группы. Попова рассказывала о встречах с Беллой: «Сви¬
213

дания с ней были тяжелы. Нервная, с неестественно худым лицом,

лихорадочно горящими глазами, она говорила каким-то глухим

шепотом, быстро и возбужденно. Нарядный костюм мало подхо¬

дил ей, бросался в глаза, и окружающая публика начинала огля¬

дываться на нас»71. Ближайшая помощница Беллы Р.Рабинович

очень критически относилась к положению дел в группе. Члены

группы жаловались в ЦК «на чрезмерную властность Беллы»72, от¬

мечали ее излишнюю нервность. Но она отказалась строить группу

на более демократических началах, ссылаясь на традиции былых

организаций партии. Тяжелый характер Беллы был причиной ее

конфликта с Л.Зильбербергом, они обратились в ЦК, который

«разрешил их... спор в пользу Зильберберга»73. Вскоре ее группа

распалась: Сухов отошел от террора, Александр перешел к анар¬

хистам, С.Моисеенко вошел в отряд Зильберберга, сама Э.Лапина

«...в несколько подавленном настроении уехала за границу»74.
Третьим отрядом, возникшим из состава бывшей БО, была

группа, состоявшая из боевиков, на общем собрании критиковав¬

ших Азефа и Савинкова за отсутствие демократизма в БО. Они со¬

ставили так называемый южный отряд во главе с В.Вноровским,

в который также вошли его жена М.Грунди, П.Левинсон, Б.Горин-

сон. Они отправились в Одессу для организации покушения на ге¬

нерала А.Каульбарса, командующего войсками Одесского военно¬

го округа. Им не удалось осуществить свой план. Н.Ракитников в

примечаниях к показаниям Чернова следственной комиссии

писал, что «Каульбарс, до того свободно появлявшийся в Одессе

на улицах и в других местах, с момента приезда летучки заперся

у себя во дворце и нигде не показывался. У меня тогда же явилось

предположение, что Каульбарс предупрежден из Петербурга»75.
У нас нет никаких данных для утверждений, что Азеф предуп¬

редил Герасимова об этих отрядах, хотя скорее всего он рассказал

ему не только о боевиках Зильберберга, тем более что Вноровский

и его товарищи решительно выступали против методов руководст¬

ва, насаждаемых Азефом, а выступлений, направленных против

него, Евно Фишилевич очень не любил и обычно расправлялся со

своими противниками в партии излюбленным методом — выдавал

их полиции. Правда, Н.Ракитников сообщал: «Никто из летучки

выслежен не был»76. Вполне возможно, что Азеф рассказал о по¬

кушении, не назвав имен конкретных исполнителей, но возможно

также, что Азеф и Герасимов, который все больше и больше про¬

никался убеждением, что забота о безопасности его лучшего агента

является одной из главных целей его деятельности, вместе решили

сообщить в Одессу только о возможности покушения на Каульбар-

са, не называя имен конкретных исполнителей. Видя, что Кауль¬

барс недосягаем, боевики уехали за границу.
Примечания
1	Герасимов А. Указ. соч. С. 84.
2	Савинков Б. Указ. соч. С. 258.
3	Там же. С. 260.
214

4	Там же. С. 264.
5	Там же. С. 269.
6	Там же. С. 268.
7	Партия социалистов-революционеров бойкотировала выборы в I Думу
и не имела в ней своей фракции.
8	Spiridovitch A. Les dernières années de la cour de Tzarskoie Selo. Paris, 1928.
P. 88-89.
9	Чернов В. Перед бурей. C. 267.
10	Там же.
11	Герасимов А. Указ. соч. С. 85.
12	Там же.
13	Там же.
14	Там же. С. 59.
15	Там же.
16	Николаевский Б. История одного предателя. С. 182.
17	Герасимов А. Указ. соч. С. 59—60.
18	Там же. С. 60.
19	Дочь Столыпина М.Бок пишет в своих воспоминаниях: «Начальник ох¬
раны papa, разработав план прогулок и выездов, доложил, что он толь¬

ко в том случае может взять на себя ответственность за бхрану, если

papa на улице не будет давать никаких приказаний ни шоферу ни ку¬

черу, а будет следовать лишь по тем улицам, которые будут заранее

указываться при каждой поездке». Бок М. П.Столыпин. Воспоминания

о моем отце. Нью-Йорк, 1990. С. 207—208.
20	Герасимов А. Указ. соч. С. 85.
21	Там же. С. 86.
22	Савинков Б. Указ. соч. С. 286—287.
23	Бок М. Указ соч. С. 191.
24	Там же. С. 208.
25	Вендзягольский К. Савинков // Новый журнал. Нью-Йорк. № 68.
С.	198.
26	Чернов В. Перед бурей. С. 189.
27	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 29.
28	Вендзягольский К. Указ. соч. С. 89.
29	Вендзягольский К. Указ. соч. // Новый журнал. № 71. С. 154.
30	Черчилль У. Выдающиеся современники // Звезда. № 11. СПб. 1995.
С.	119
31	Давыдов Ю. Савинков Борис Викторович, он же Ропшин // Савин¬

ков Б. То, чего не было. М., 1990.
32	Цит. по: Давыдов Ю. Указ. соч. С. 19.
33	Там же.
34	Там же.
35	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 38.
36	Там же. С. 40.
37	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. Л. 61.
38	Там же. Л. 34.
39	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 123. Л. 48.
40	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 35.
41	Там же. Л. 34.
215

42	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 21.
43	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 84.
44	Там же.
45	Аргунов А. Указ. соч. С. 57.
46	Герасимов А. Указ. соч. С. 138.
47	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 51.
48	Там же.
49	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 58.
50	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 52.
51	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 133. Л. 58-59.
52	Попова В. Динамитные мастерские 1906—1907 гг. и провокатор Азеф //

Каторга и ссылка. 1927. № 5(34). С. 52.
53	Там же. С. 53.
54	Савинков Б. Указ. соч. С. 288.
55	Там же.
56	Чернов В. Из истории партии социалистов-революционеров // Новый

журнал. № 101. С. 180.
57	Там же. С. 180-181.
58	Там же. С. 181.
59	Там же.
60	Там же.
61	Там же.
62	Попова В. Указ. соч. С. 54.
63	Там же.
64	Там же.
65	Там же.
66	Герасимов А. Указ. соч. С. 94.
67	Попова В. Указ. соч. С. 61.
68	Савинков Б. Указ. соч. С. 285—286.
69	Попова В. Указ. соч. С. 57.
70	Там же. С. 56.
71	Там же.
72	Чернов В. Из истории партии социалистов-революционеров // Новый

журнал. № 100. С. 290.
73	Там же. С. 289.
74	Там же.
75	Там же. С. 290.
76	Там же.

Глава 16.
ТЕРРОР УСИЛИВАЕТСЯ
В то время, как летом 1906 года центральная БО не осущест¬

вила ни одного теракта, Россию буквально захлестнула волна тер¬

рора. О некоторых из терактов, например, о взрыве дачи Столы¬

пина на Аптекарском острове мы уже писали выше, поэтому мы

не будем на них останавливаться подробно. Несмотря на офици¬

альное объявление о прекращении террора, во время работы I Го¬

сударственной думы, волна террора не прекратилась. 1 мая 1906

года был убит начальник петербургского порта вице-адмирал

К.Кузьмич. Когда Николаю II доложили об этом убийстве, он вос¬

кликнул: «После всех этих убийств смеют еще говорить об амнис¬

тии»1.
14	мая во время неудачного покушения на коменданта Сева¬

стопольской крепости генерала Неплюева, осуществленного Сева¬

стопольским комитетом партии социалистов-революционеров,

было убито семь человек, в том числе двое детей (см. выше). Га¬

зета «Народный вестник» писала по этому поводу: «Когда остынут

первые впечатления, и сами раненые, и близкие погибших пой¬

мут, что они явились жертвой случая, что не против них был на¬

правлен удар»2. Если верить газете «Новое время», в мае террорис¬

тами всех революционных организаций было убито 122 человека.

Количество различных представителей власти всех рангов и зва¬

ний, убитых террористами в июне, возросло и составило 127 че¬

ловек. Убивали полицейских, чиновников, офицеров или инжене¬

ров, если они чем-то не понравились революционерам.
В июле после роспуска Думы борьба обострилась. Террористи¬

ческие акты, восстания происходят одно за другим. Интересно,

что в одном из самых кровавых восстаний — Кронштадтском

(19 июля 1906 года), начавшемся с убийства двух офицеров и их

семей (в числе убитых была 90-летняя старуха Вронская), Азеф

принимал участие. Он как представитель ЦК партии социалистов-

революционеров входил в руководящий орган восставших — ис¬

полнительный комитет. Г.Зильбер и Ж.Лонге рассказывали, ссы¬

лаясь на В.Бурцева: «...его (Азефа) роль и влияние было самым па¬

губным. Экипажи многих военных судов должны были перейти на

сторону восстания, но когда к ним являлись с вестью, что все го¬

тово, то оказалось, что они даже не были предупреждены. Часть

из них выступала, но остальные войска, участие которых обеспе¬

чило бы победу, отказывались. Кроме того, значительный отряд

бунтовщиков был введен в заблуждение своим начальником, кото¬

рый, может быть по приказу Азефа, вместо того, чтобы овладеть

крепостными фортами, как это было заранее условлено, направил
217

своих людей в противоположную сторону, где они столкнулись с...

правительственными войсками»3.
Герасимов ничего не писал о помощи, оказанной Азефом пра¬

вительству в деле подавления восстания, так что вопрос остается

открытым. Ничего, кроме самого факта участия Азефа в восста¬

нии, мы не знаем.
Граф Н.Тотлебен, флигель-адьютант, командир лейб-гвардии

саперного батальона, сын героя Крымской и русско-турецкой

войны 1877—1878 года был ранен 6 июля, видимо за то, что не

пустил в свой батальон агитаторов. Но пик террора наступил в ав¬

густе. 2 августа боевики ППС4 под руководством Ю.Пилсудского ор¬

ганизовали серию нападений на улицах Варшавы, Лодзи и Плоцка

на русских солдат и полицейских. Во время Кровавого воскресе¬

нья, как был назван этот день по аналогии с 9 января, в Варшаве

было убито 28 полицейских и солдат, в Лодзи и Плоцке — 5. 12 ав¬

густа максималисты осуществили взрыв дачи Столыпина на Васи¬

льевском острове. 13 августа заявила о себе новая организация —

Летучий боевой отряд Северной области партии социалистов-рево-

люционеров. Во главе отряда стоял талантливый организатор

латыш Карл Трауберг. Как писал о нем Аргунов: «Скромная фи¬

гура Карла Трауберга выросшая к славному концу своей жизни в

самую крупную фигуру руководителя террористической борьбы за

последнее время»5. Организация с самого момента своего основа¬

ния строилась на совершенно других началах, чем БО Азефа.

Вместо железной тоталитарной дисциплины в группе Карла гос¬

подствовал принцип коллективного принятия решений, основные

вопросы решались на общем собрании членов. Если БО Азефа по¬

стоянно требовала и получала все новые и новые тысячи рублей,

то БО Карла на первых порах действовала практически без

средств: «...например, ее члены за неимением денег принуждены

были почти ежедневно ездить ночевать к знакомым в Терриоки

или базироваться в таких уязвимых учреждениях, как общежитие

Лесного и иных институтов»6. Когда позднее в 1907—1908 гг. груп¬

па Карла стала уже БО, непосредственно подчиненной ЦК партии

социалистов-революционеров, и получала деньги оттуда, то касси¬

ра ЦК Аргунова, привыкшего к колоссальным финансовым пре¬

тензиям Азефа, поражала скромность денежных запросов группы,

члены которой продолжали жить в основном на свои собственные

заработки, в том числе и руководитель группы. Например, ВЛе-

бединцев, во всем себе отказывавший, живший как аскет, зараба¬

тывал на жизнь переводом книг с итальянского7. Вместо долгого

систематического наблюдения группа Карла применяла быстрые,

эффективные удары, которые блестяще удавались благодаря тому,

что революционеры повсюду, не исключая Зимний дворец, нахо¬

дили сочувствующих. Естественно, что Азеф и Савинков отзыва¬

лись резко отрицательно о группе, чья деятельность была постро¬

ена на методах, диаметрально противоположных тем, которые они

культивировали. Впрочем, искренен в этих отзывах был только

Савинков, а Азеф прекрасно понимал террористические возмож¬

ности Карла и Герасимову говорил о нем совсем другое: «По сло¬
218

вам Азефа, это был человек совершенно исключительной предпри¬

имчивости и смелости. "Пока он на свободе, — говорил мне Азеф, —

вы не можете быть спокойным"»8.
13	августа, в воскресенье, в 8 часов вечера к скамейке на пер¬

роне железнодорожной станции Петергоф к сидевшему там в ожи¬

дании поезда командиру Семеновского полка генералу Г.Мину по¬

дошла молодая «женщина среднего роста, худощавая брюнетка,

одетая в сак песочного цвета»9. Из браунинга в упор она выпус¬

тила в спину собиравшемуся встать к подошедшему поезду гене¬

ралу Мина целую обойму. Убийство произошло на глазах его жены

и дочери. Женщина пыталась бежать, но была задержана жандар¬

мом, ждавшими поезда офицерами и женой генерала. По свиде¬

тельству жандарма Г.Сверидова, стрелявшая — Зинаида Коноп-

лянникова говорила ему, что, когда ее схватила жена генерала

Мина, она направила на нее браунинг «но только в нем не было

патронов; а то она бы убила и г-жу Мин»10. Генерал Мин, ранен¬

ный «в область левой лопатки и поясницы»11, через несколько

минут скончался на станции. З.Коноплянникова отказалась давать

какие-либо показания на следствии и называть имена своих сорат¬

ников, заявив только: «Я принадлежу к Летучему боевому отряду

Северной области партии социалистов-революционеров. В убийст¬

ве генерала Мина я признаюсь и объясняю, что при исполнении

дела никаких сообщников у меня не было... О причинах убийства

генерала Мина я ничего не скажу и полагаю, что очередь быть

убитыми дойдет до всех стоящих за самодержавие. От всех даль¬

нейших показаний отказываюсь и на вопросы отвечать не

желаю»12.
При подготовке этого теракта террористы выяснили, что гене¬

рал Мин снимает дачу в деревне Лузино, которую от Нового Пе¬

тергофа отделяет железнодорожная линия. 1 июля в деревне Лузи¬

но снял комнату в доме крестьян Мозолайнен старик Сухов, по

профессии золотых дел мастер, помощник Коноплянниковой в

осуществлении этого теракта. Как показывали на следствии сосе¬

ди, он вел уединенный образ жизни: «Любимым времяпрепровож¬

дением его было сидеть перед домом и смотреть на дачу генерала

Мина, находящуюся наискосок от дома Мозолайненов»13. 31 июля

в том же доме сняла комнату также по подложным документам

З.Коноплянникова. Как показывали соседи, ее увлечения совпада¬

ли с увлечением Сухова, и она к нему присоединилась в его си¬

дении на скамейке: «Затем я заметила, что в последнее время к

старику приходила... молодая дама... с книгой или газетой в руках.

Я видела, что она сидела на скамейке нашей дачи... и тоже как бы

наблюдала за дачей Асмуса, где жил генерал Мин»14.
Генерал Г.Мин был одним из тех деятелей правительственного

лагеря, который постоянно приковывал к себе внимание терро¬

ристов из различных организаций, как и бывший министр внут¬

ренних дел Дурново, Столыпин, командующий Черноморским

флотом Чухнин. Как правило, эти люди были обреченными смерт¬

никами, редко кому из них удавалось уцелеть во время многочис¬

ленных покушений. Из приведенного списка умер своей смертью
219

только Дурново. Генерал Г.Мин, видимо, был мужественным че¬

ловеком. А.Спиридович рассказывал, что перед переездом летом

на дачу он отправил письмо в Петербургское охранное отделение,

в котором он благодарил за охрану, но просил в дальнейшем не

заботиться о его безопасности15. В результате этого обращения все

меры по его охране были отменены.
Убийство Мина потрясло Николая II и его ближайшее окру¬

жение как мало какое другое событие в стране. Император при¬

ехал навестить семью покойника и присутствовал при выносе его

тела. На следующий день после убийства он послал председателю

Совета министров Столыпину письмо, написанное в необычном

для Николая решительном тоне: «Непрекращающиеся покушения

и убийства должностных лиц и ежедневные дерзкие грабежи при¬

водят страну в состояние полной анархии. Не только занятия чест¬

ным трудом, но даже сама жизнь людей находится в опасности...
...Предписываем Совету министров безотлагательно предста¬

вить мне, какие меры признает он наиболее целесообразными

принять для точного исполнения моей непреклонной воли об ис¬

коренении крамолы и водворении порядка»16.
24	августа 1906 года был опубликован правительственный указ

о введении военно-полевых судов, о которых мы уже писали

выше. Зинаида Коноплянникова стала первой подсудимой этого

суда. Процесс прошел необыкновенно быстро даже для военно-

полевого суда: судебное заседание началось 26 августа в 11 часов
10	мин., а завершилось в тот же день в 12 часов 35 мин. В 2 часа

был объявлен приговор: «На основании всего изложенного Петер¬

бургский военно-окружной суд постановил подвергнуть ее, Зинаи¬

ду Коноплянникову, смертной казни через повешение»17. Коман¬

дующий Петербургским гарнизоном великий князь Николай Ни¬

колаевич утвердил приговор, его террористы ему не простили. На

следующий день, 27 августа, Зинаида Коноплянникова была каз¬

нена. Она очень мужественно и спокойно вела себя на следствии

и во время суда. Мужество не покинуло ее и на эшафоте. Генерал

Герасимов вспоминал: «...Все террористы умирали с большим му¬

жеством и достоинством. Особенно женщины. В моей памяти до

сих пор отчетливо сохранился рассказ о том, как умерла Зинаида

Коноплянникова. ...Она взошла на эшафот, декламируя строки

Пушкина:
Товарищ, верь, взойдет она,
Звезда пленительного счастья»18.
А по другую сторону баррикад в день похорон генерала Мина

командир гвардейского корпуса генерал-адьютант Данилов издал

приказ: «Клянусь и призываю всю старую Императорскую гвар¬

дию поклясться со мной, так же как и ты храбро и безбоязненно

соблюдать верность нашему природному Государю и Родине. А

если бы кому и пришлось пережить минуты случайного колебания —

пусть придет в храм лейб-гвардии Семеновского полка помолиться

у твоего праха и почерпнуть новые несокрушимые силы для ис¬

полнения своего долга. Семеновская церковь приобрела для нас
220

особое значение исцеления от самого ужасного недуга — колеба¬

ния»19. Одной из мишеней террористов был генерал Орлов, ко¬

мандир гвардейского Донского полка. На похоронах Мина вокруг

него образовалось пустое пространство, «...так как боялись, что он

приговорен... и никто не хотел получить случайную пулю. Это не

осталось незамеченным генералом Орловым, который позднее рас¬

сказал об этом своим близким»20.
14	августа в Варшаве был убит генерал-губернатор Н.Вонляр-

ский. 15 августа в Москве группа боевиков «московской оппози¬

ции» во главе с В.Мазуриным решила вслед за Азефом, что нужно

применять новые технические средства и идти в ногу со временем.

Террористы купили американский «Форд» и стали ездить по Мос¬

кве и отстреливать городовых, стоявших на посту.
Все эти события вызвали настоящую панику в высших эшело¬

нах власти. Новый директор ДП М.Трусевич (он возглавил ДП

после отставки Рачковского 13 июня 1906 года), полный дилетант

в области сыска, но необыкновенно самоуверенный, любивший

«за карточным столом или в дамском обществе щегольнуть осве¬

домленностью ДП относительно революционных секретов»21, со¬

общил начальнику дворцовой охраны А.Спиридовичу о том, что

два террориста на велосипедах находятся в окрестностях Петерго¬

фа и изучают маршруты царской семьи для организации покуше¬

ния. Никакой более точной информации не было, и Спиридович,

относившийся к Трусевичу не более серьезно, чем Герасимов,

склонен был думать, что не имеет особого смысла искать то, «что

может быть тенью»22. Он, однако обязан был отнестись к угрозе

покушения на царскую семью, да еще такой, о которой сообщил

ему директор ДП, со всей серьезностью. Доложили императору,

который пришел в бешенство, что было для него несвойственно.

Император увидел, что даже в Петергофе, в его последнем убежи¬

ще, его обкладывают как зверя в берлоге. 27 августа он писал Сто¬

лыпину: «На последнем докладе вы мне сказали, что в воскресе¬

нье, то есть к сегодняшнему дню будут арестованы те лица в Пе¬

тербурге, которые готовят террористические акты. Между тем, я

узнал от Трепова, что еще ничего не сделано.
Считаю свое невольное заключение в "Александрии" не только

обидным, но и прямо позорным»23. 30 августа он писал императ-

рице-матери: «С тех пор как ты уехала, мы сидим здесь почти за¬

пертые в "Александрии", такой стыд и позор говорить об этом...

Но ты понимаешь мои чувства, милая мама, не иметь возможнос¬

ти ни ездить верхом, ни выезжать за ворота куда бы то ни было.

И это у себя дома, в спокойном всегда Петергофе!!
Я краснею писать тебе об этом, и от стыда за нашу Родину, и

от негодования, что такая вещь могла случиться у самого Петер¬

бурга»24. Мифические террористы так и не были обнаружены.
Август был, видимо, рекордным месяцем по количеству жертв.

Убивали как высших представителей власти, так и случайных по¬

сетителей дачи Столыпиных. В любопытном документе — справке,

подготовленной охранкой по просьбе русского посла в Лондоне

графа Бенкендорфа, приводится число лиц, пострадавших от тер¬
221

рора, а также количество вынесенных смертных приговоров и

число приведенных в исполнение по ним смертных казней. Эта

справка должна была показать английскому общественному мне¬

нию ужасы русской революции. В 1906 году террористами было

убито 768 человек, ранено 820. За этот же период к смертной

казни было приведено 450 человек, из них казнено 144. Всего с
1905	года по 1 мая 1909 года террористами было убито 2691 чело¬

век, ранено 3029. К смертной казни приговорено 4680, казнено —

2390. Военно-полевыми судами за время их действия с 19 августа
1906	года по 20 апреля 1907 г. было приговорено к смертной казни

683 человека25. Несмотря на то, что командующие округов могли

не утверждать смертные приговоры, все приговоры они утвердили.

Видимо, руководство армии было сыто террором по горло. Инте¬

ресно, что правительственный террор возрастал по мере ослабле¬

ния террора революционного. В 1908 году террор пошел на убыль,

а число казненных возросло. Первые месяцы 1909 года дали такую

же картину. Научились казнить и без военно-полевых судов26.
Волна террора летом 1906 года поставила власти в очень тяже¬

лое положение. Царь и премьер-министр Столыпин фактически

превратились в арестантов. Возможности боевиков из организации

максималистов всячески преувеличивались, как это было с сооб¬

щением о прибытии террористов в Петергоф. Д.Павлов писал:

«Налицо была полная неосведомленность охранников о числен¬

ности и реальных возможностях максималистской Боевой органи¬

зации. Вполне правдоподобными считались поэтому поступившие

из Москвы фантастические сведения о том, будто максималисты

подготавливают до 25 терактов против виднейших царских чинов¬

ников и якобы планировали захват Совета министров. В срочном

порядке стали приниматься меры по дополнительной охране зда¬

ния Совета и стягиванию в столицу полицейских сил»2'. Макси¬

малистов в это время считали главным врагом, ДП как воздух

были необходимы агенты в их среде.
Здесь нам хотелось бы остановиться на личности Соломона

Яковлевича Рысса, земляка Азефа, во многом напоминающего его,

но и во многом другого. Запутанная судьба Рысса вызывала инте¬

рес революционеров и охранников в начале века и волнует исто¬

риков в его конце. Как и Азеф, он родился в многодетной семье

бедного ростовского мещанина, многие представители которой

принимали активное участие в революционном движении (его

младший брат, отправленный за участие в революционном движе¬

нии на каторгу, умер там от чахотки). При жизни и после смерти

его окружали разнообразные легенды, многие из которых он сам

любил рассказывать, например, о своих блестящих способностях,

о том, что он «выдающийся философ», который должен был стать

доктором философии немецкого университета28. Но в обнаружен¬

ной нами в Ростовском государственном архиве «Балловой книге»

Петровского реального училища выяснилось, что его блестящих

способностей еле хватало на то, чтобы одолеть гимназическую

премудрость, что он неоднократно оставался на второй год. Он

умел прекрасно пустить пыль в глаза. П.Берлин вспоминал: «...в
222

его душе жил несомненно большой актер. Он сам себя вдохновлял

своим пафосом, входил в свою роль, которою он себе сочинил на¬

столько, что перестал отличать вымысел от действительности»29.

Он видимо искренно поверил в свои способности выдающегося

философа и убедил немецких ученых, что он таковым является.

Ему добыли стипендию, он начал мечтать о кафедре в немецком

университете. Ему казалось, что до завершения диссертации ему

не хватает нескольких очень редких книг. Немецкие профессора

получили их для Рысса из библиотек других университетов. Но ко¬

роль был голый. Ничего написать он не мог: «Открытие истины

еще больше пугало С.Рысса, но он был из числа людей, которые

не привыкли задумываться. Он поступил очень решительно — по¬

лученные по особому доверию редчайшие философские книги он

продал, а на вырученные деньги уехал в Россию»30.
В этой истории, в ее абсолютной аморальности, в жестоком

обмане поверивших ему людей весь Соломон Рысс. Когда он при¬

ехал учиться за границу, он говорил всем и каждому, что участво¬

вал в крупном революционном деле, и что ему грозит каторга,

пока в Берлин не приехал один общественный деятель из Ростова

и не рассказал, что «он (С.Рысс) организовал целую фабрику под¬

дельных гимназических аттестатов для маменькиных сынков бога¬

тых купцов. Получал за эти аттестаты большие деньги, а когда

дело раскрылось — бежал за границу»31. Когда П.Берлин решил

выяснить правду у Рысса, тот заявил ему: «...да, это правда. Но ты

этой правды не поймешь. У нас слишком разные на это взгляды.

Да, я это сделал. И уже мечтал этим путем получить деньги, чтобы

организовать крупное революционное выступление. И если бы

случайно не раскрылось это дело, ты бы обо мне еще услышал. А

мнение на этот счет ростовских обывателей меня не интересует...

Это дано не всякому и не каждому. Но это ведь по вашему для

меня не обязательному катехизису, нужно, чтобы была массовая

авторитетная революционная организация. А по-моему, для под¬

линного революционера нужна прежде всего личная решимость

идти на все, и выбор средств принадлежит ему. Хороши тут все

средства, которые ведут к цели»32.
Мы опять вернулись к вопросу о нравственности и морали в

русском революционном движении. С.Рысс говорит прямо по-ле-

нински: «Нравственно все то, что служит делу победы пролетариа¬

та». Поскольку хороши были все средства, и их выбор принадле¬

жал непосредственно Рыссу, то, когда в начале июля 1906 года он

был арестован в Киеве во время экспроприации, сопровождавшей¬

ся убийством инкассатора, он заявил начальнику Киевского ох¬

ранного отделения Еремину о своем желании стать секретным

агентом и «преданно и беззаветно служить правительству»33. В то

время и позднее как охранники, так и революционеры, анализируя

после казни Рысса в 1908 году его деятельность, считали, что он

все время оставался честным революционером, который помогал

максималистам осуществить ряд их грандиозных планов. Совре¬

менный историк максималистов Д.Павлов не согласен с ними. Он

писал: «В этом же донесении со слов Рысса Еремин сообщал о
223

террористических приготовлениях максималистов в обеих столи¬

цах, приводил факты из революционной деятельности — имена,

клички, приметы и местонахождение максималистских лидеров —

М.И.Соколова, В.В.Мазурина, В.Д.Виноградова. Данные, получен¬

ные из Киева, были сразу пущены "в дело", и в дальнейшем были

использованы охранниками не только для выслеживания максима¬

листов, но и для судебной расправы над ними»34.
Постараемся проанализировать ту и другую версию. Герасимо¬

ва Трусевич стремился всячески отстранить от работы с Рыссом и

даже не давал ему возможности познакомиться с показаниями

последнего. Когда он все-таки смог их увидеть, то они с самого

начала поразили его «...своим полным несоответствием действи¬

тельности. Было совершенно ясно, что человек ведет по ложному

следу. Когда Рысс все же сообщает о каких-нибудь людях, дейст¬

вительно причастных к организации, то он это делает лишь для

того, чтобы таким путем отвлечь внимание от людей наиболее

важных... Он рассказал очень подробно о составе максималистских

фупп, дал характеристику руководителей и т.д., но не дал ни

одного адреса под тем предлогом, что их не знает, и что для их

установления ему необходимо очутиться на воле»35. Когда Гераси¬

мову удалось завербовать одного агента, близкого к руководству

максималистов, он узнал, что Медведь (М.Соколов) характеризо¬

вал Рысса как «своего надежного человека, который вступил в

сношение с политической полицией с его. Медведя, ведома и в

интересах максималистской организации»3^. С Герасимовым пол¬

ностью согласен начальник дворцовой полиции А.Спиридович:

«Рысс торжествовал. Он продолжал поставлять Трусевичу сведения

заведомо неточные и, используя полное доверие, которое он вну¬

шил слишком экспансивному директору, он получал сведения, по¬

лезные его фуппе»37.
Запомним эти точки зрения, мы вернемся к ним позже. Гера¬

симов и Спиридович считали, что Рысс усыпил бдительность Де¬

партамента полиции накануне покушения на Столыпина. Напо¬

мним, что побег ему был организован охранкой в конце июля,

причем ДП был настолько в нем заинтересован, что жандарм и

полицейский, охранявшие Рысса и, естественно, абсолютно непо¬

винные в его побеге, были приговорены к каторжным работам. Он

прибыл в Петербург. Трусевич после встречи с ним заявил Гера¬

симову: «Мы имеем такого замечательного агента, который будет

предупреждать нас о каждом шаге максималистов, расстраивать их

планы и прочее. Тут же Трусевич сообщил мне, что все это дело

Департамент полиции взял в свои руки, что никаких арестов среди

максималистов производить не следует, дабы не спугнуть их»38.

Интересно, что главный «обвинитель» Рысса Д.Павлов согласен с

тем, что «предательство Рысса только усыпило их (полиции) соб¬

ственную бдительность»39.
Мы не видели показания Рысса и можем ссылаться только на

косвенные источники. Нужно отметить, что Павлов также призна¬

ет, что в показаниях Рысса много фантастики. Например, сведе¬

ния о нем самом. Павлов считает, что это «явная ложь, продик¬
224

тованная стремлением поднять свой авторитет в глазах охранки»40.

Он признает, что еще в киевских показаниях Рысса «содержалось

много такого, что при проверке изобличало Рысса как "мистифи¬

катора"»41. Он сообщал охранке, что многие участники покушения

на Столыпина скрылись за границу, в то время как часть была в

Финляндии, а некоторые продолжали жить в Петербурге, а Кли¬

мова даже перешла на легальное положение. Получалось, что Рысс

делал то, в чем его обвиняли Герасимов и Трусевич — прикрывал

своих друзей-максималистов, отводил от них удар, направлял по¬

лицию по ложному следу.
15	августа Рысс в сопровождении Еремина и чиновника осо¬

бых поручений ДП, специалиста по эсерам Н.Пешкова был ко¬

мандирован за границу на поиски максималистов. Павлов вынуж¬

ден был охарактеризовать деятельность Рысса следующим обра¬

зом: «...Рысс и за границей продолжал морочить охранке голо¬

ву»42. Так, он сообщил, что Соколов якобы арестован в Москве,

а Мазурин убит при покушении на даче Столыпина 12 августа,

т.е. он продолжает свою линию. Так что же все-таки конкретно

выдал охранке Рысс? Мы уже приводили слова Павлова, что он

выдал конкретное мероприятие террористов и дал их характерис¬

тику, и слова Герасимова, что ничего конкретного он не сооб¬

щил. Нужны показания Рысса, чтобы определить кто прав. Но

интересно, какие конкретные действия максималистов он выдал.

Павлов о них ничего не сообщает кроме того, что «Рысс дал све¬

дения о крымской организации максималистов»43. Он сообщил о

плане Соколова организовать нападение на членов Государствен¬

ного совета, отмененное в связи с роспуском законодательных

учреждений, о том, что, «ограбление московского банка органи¬

зовал некий Володя. Этот Володя теперь известен в организации

социалистов-максималистов под кличкой "Медведь". "Володя" же

организовал убийство помощников начальника сыскной поли¬

ции... В настоящее время занят организацией ограбления москов¬

ского отделения Госбанка... Часто видится со своим приятелем,

неким Василием Дмитриевичем»44.
Хотя и в этих сведениях есть неточности, бросающиеся в глаза,

например, совмещение Володи (Мазурина) и Медведя (Соколова)

в одно целое, но информация действительно ценная. Павлов

пишет, что после сообщения Рысса о крымской организации мак¬

сималистов туда был отправлен Еремин, но не сообщает, смогла

ли полиция воспользоваться этой информацией. Д.Павлов пишет

о том, что «благодаря Рыссу ДП стало известно об экспроприации
19	октября 1906 года»45 (см. ниже). Но Герасимов сообщает, что

он эту информацию получил совсем от другого агента46. Именно

с этой информацией в руках он доказывал Трусевичу, что Рысс

морочит ему голову «...и предупредил, что полиция готовит на

него покушение»47. Только напугав Трусевича, тем, что существует

угроза для его жизни, Герасимов получил разрешение на арест

Рысса, но, когда Трусевич не явился на встречу с ним, Рысс бы¬

стро понял что к чему и скрылся за границу. Это было в начале

октября 1906 года. Даже Павлов не обвиняет его в сотрудничестве
8- 1292
225

с ДП после этого времени. Отношения Рысса с полицией продол¬

жались 2 месяца, причем наиболее интенсивно в первое время.

Попытаемся ответить на вопрос — справедливо ли сравнение

Рысса с Азефом?
Нельзя отрицать, что за исключением периода конца 1903 —

начала 1906 года, Азеф верно служил Департаменту полиции. Как

кто-то остроумно заметил, если Азеф и предавал кого-либо, то

ДП, а никак не партию социалистов-революционеров, в которую

он вошел по приказу ДП. Рысс пошел на сотрудничество с охран¬

кой с целью извлечь из этого сотрудничества пользу для револю¬

ции, поскольку выбор средств принадлежал ему, а «хороши все

средства, которые ведут к цели». И со своей специфической мо¬

ралью он вступил в игры с охранкой, надеясь получить больше,

чем он им дает. Павлов совершенно справедливо пишет, что ох¬

ранка старалась переиграть Рысса. Он хорошо показывает, как по¬

лиция это делала: «За Рыссом было установлено двойное наружное

наблюдение, первое из которых явное и почти демонстративное,

должно было заставить максималистов приписать будущие прова¬

лы филерской "проследке"... Опьяненный "искренностью" с ним

жандармов, Рысс выбалтывал ценные для них сведения, которые

с успехом перепроверялись и дополнялись данными второго скры¬

того наружного наблюдения»48. Именно так, по воспоминаниям

К.Бродской, была выслежена известная максималистка JI.Емелья¬

нова, после случайной встречи с Рыссом на улице49. К.Бродская

была единственной мемуаристкой из максималистов, которая от¬

рицательно оценивала Рысса. В ее воспоминаниях мы находим

причины, по которым Рысс пошел на сотрудничество с охранкой.

Он, несмотря на его сложную и запутанную игру, оставался в чем-

то наивным: «Знаете, у Трусевича для приемов даже пароль назна¬

чен... О, теперь мы воспользуемся этим паролем, чтобы убить его.

Хотя у меня план гораздо шире. Ведь я могу заручиться доверием

Трусевича и через некоторое время попасть в личную охрану царя.

Вот тогда бы и взорвать его. Ведь правда, это было бы грандиоз¬

но»50. Надежды, поражающие своей наивностью. «...Мы создадим

фабрику бомб и выдадим ее... Мы предложим некоторым из това¬

рищей пожертвовать собой и сесть вместе с лабораторией. "И у вас

хватит мужества послать людей таким образом на смерть?" Но что

же делать? Без жертв ни одно дело не делается. Здесь будут жер¬

твы, но зато и польза от этого будет гораздо большая. Да, наконец,

они сами выберут из своей среды, ну хотя бы по жребию, людей,

которые должны будут на это согласиться»51.
Павлов нигде не упоминает, что после того, как игра с охран¬

кой закончилась, С.Рысс пытался создать новую террористическую

организацию максималистов, но у него мало что получилось, в

первую очередь из-за слухов, которые распространялись о его со¬

трудничестве с полицией. Герасимов писал: «Я через моих агентов

эти слухи усиливал»52. Д.Павлов пишет о том, что в письме из

тюрьмы (Рысс был арестован в ночь на 29 апреля 1907 года вместе

с двумя максималистами) и на суде он резко отрицательно отзы¬

вался о революционерах53. Но он почему-то не обратил внимания
226

на то, что заметили многие революционеры и охранники — Рысс

держался на суде с вызывающей смелостью даже по понятиям тех

лет: «На военном суде он держался вызывающе, заявляя, что не

хочет ни пощады ни жизни. "Вашей жизни я не щадил и себе по¬

щады не хочу"»54. Павлов обвиняет мемуаристов, писавших о

Рыссе с одобрением, за то, что они видели в нем искреннего ре¬

волюционера. Наверно, в том широком толковании слова «рево¬

люционер», каким оно было в России в начале века, Рысс им и

был. Все, однако, было не так просто, как казалось, с одной сто¬

роны, Герасимову и Спиридовичу, а с другой — максималистам

Жуковскому, Жуку и другим. Но с куда большим основанием в

односторонности можно упрекнуть самого Павлова, превративше¬

го Рысса в заурядного агента полиции.
Но вернемся теперь к нашему главному герою Азефу. Мы уже

писали о том, что он и Рысс учились в одно время в одном ре¬

альном училище, правда, в разных классах. П.Берлин вспоминает,

что они были мало похожи друг на друга: «...всегда бросалось в

глаза огромное между ними различие. Азеф всегда был крайне гру¬

бым, хитрым, расчетливым и холодным. С.Рысс всегда же был

"огонь и пламень", порывистым, неуравновешенным, экзальтиро¬

ванным, увлекавшимся и увлекающим»55. П.Берлин считал, что

Рысс «бесстрашно вступил в киевскую охранку, между прочим, с

целью установить провокаторство Азефа»^6. В подробных показа¬

ниях Рысса, когда он рассказывал о деятелях революционного

движения, сообщая их биографические данные, он рассказал об

Азефе и его семье. Ему удалось много интересного узнать у Ере¬

мина, и в августе 1906 года он сообщил Бродской: «Он (Еремин)

сказал, что у них (эсеров) есть член Центрального комитета, ко¬

торый служит в Охране»57. В сентябре Рысс уже знал его имя. Все-

таки очень своеобразно обстояли дела в ДП. Без особых усилий

Татаров у своего зятя, полицейского пристава, Рысс — у началь¬

ника Киевского охранного отделения Еремина узнавали фамилию

основного агента ДП в эсеровской партии Азефа. Рысс пытался

сам через своего брата, известного журналиста П.Рысса, через чле¬

нов Польской социалистической партии сообщить об этом социа-

листам-революционерам. Но все было напрасно. С.Басов-Верхоян-

цев рассказывал, что он узнал осенью 1906 года от одного боевика

Польской социалистической партии, что «...в центральных органах

эсеров работает огромный провокатор Толстый, и исходило оно

(сообщение) от Мортимера (Рысса)»58. Интересно, что Басову-

Верхоянцеву не пришло в голову, что это кличка его хорошего

знакомого Азефа. Он сообщил об этом члену ЦК партии социа-

листов-революционеров Н.Тютчеву, никогда особой любви к

Азефу не испытывавшему. Тот сразу понял, о ком идет речь: «Ока¬

залось, Мортимер у эсеров на очень плохом счету. Мне посовето¬

вали осмотрительно относиться к лицам, сеющим вздорные слухи

о нашей партии»59.
Для эсеров сообщения Рысса о провокаторской роли Азефа

только укрепляли их схему — все слухи о провокаторе!ве Азефа

идут из полиции: Горенберг, письмо, переданное Ростковскому
227
8*

(письмо Меньшикова), Татаров, а теперь Рысс, о провокаторской

роли которого ходили упорные слухи. Теперь ДП и социалисты-

революционеры работали фактически совместно, распространяя в

революционной среде сведения о том, что Рысс — провокатор.

Рысс хорошо знал, кто стоит за этими слухами: «Я знаю источник

всех слухов о моем провокаторстве... Эти многие, по моему глубо¬

кому убеждению, говорят со слов социалистов-революционеров,

которые стараются потопить нас в омуте созданной ими же про¬

вокации»60.
Несмотря на неудачу с Рыссом, усилия охранки по борьбе с

максималистами принесли плоды. Ее агенты шли буквально по

следам максималистов. В августе 1906 года на собрание максима¬

листских боевиков во главе с В.Мазуриным в известном в то время

дачном месте под Москвой, Сокольниках, проникли два сотрудни¬

ка московского охранного отделения. Когда они были узнаны, то

по приказанию Мазурина их привязали к дереву, и он их собст¬

венноручно застрелил в упор61. 29 августа в Москве филерами на

улице был задержан Мазурин, который отстреливался и был

ранен. 26 ноября 1906 года на улицах в Петербурге был задержан

М.Соколов. Герасимов сообщает: «Мы проследили также Медве-

дя-Соколова и арестовали его»62. Власти быстро расправились со

своими врагами. Через день после ареста раненый В.Мазурин был

судим военно-полевым судом, который вынес ему смертный при¬

говор, приведенный в исполнение в ночь на 1 сентября во дворе

Таганской тюрьмы палачом из уголовников. Соколов был приго¬

ворен 1 декабря военно-полевым судом к смертной казни. Были

казнены в 1906 году десятки других деятелей партии социалистов-

революционеров максималистов. Пожалуй, ни с кем власти не

расправлялись столь быстро и жестоко, как с максималистами. Ге¬

расимов писал о БО максималистов: «К концу 1906 года, несмотря

на обилие денег, террористическая группа перестала быть сколь¬

ко-нибудь значительным противником»63.
Организацией, которая должна была осуществлять централь¬

ный террор и находилась в подчинении ЦК партии социалистов-

революционеров, был Центральный боевой отряд (ЦБО) под ру¬

ководством Л.Зильберберга.
По своему составу и благодаря талантливому руководителю

ЦБО представлял собой сплоченную террористическкю группу,

которая была в состоянии осуществлять теракты центрального

значения. На первый план выдвигались покушения на Столыпина,

а также на великого князя Николая Николаевича, которому рево¬

люционеры помимо всего прочего не могли простить, что он ут¬

вердил смертный приговор 3.Коноплянниковой, первой женщине,

погибшей на виселице после марта 1881 года. Помимо этого после

неудачи группы Беллы с Лауницем ЦБО взял на себя организацию

этого покушения. Было решено действовать при подготовке терак¬

тов совсем другими методами, чем действовало БО Азефа. Если

при Азефе БО была полностью независима от партии и самосто¬

ятельно получала информацию для своих будущих ударов, то ЦБО

Л.Зильберберга, также как и отряд Карла большую часть сведений
228

получали от членов партии и сочувствующих им. «Свои люди у

партии находились всюду, особенно в низах, в гуще рабочей и слу¬

живой массы, а также среди военных. Сведения о проездах наме¬

ченных нами лиц давали рабочие железнодорожного батальона,

солдаты и военные писаря, даже царский дворец в этом отноше¬

нии не являлся исключением»64. Помимо тех террористических

планов, о которых я уже писал, отряд Зильберберга очень много

сил и времени отдавал подготовке покушения на Николая II не¬

посредственно в его резиденциях в Царском Селе или Петергофе.
Мы уже писали о тюремном образе жизни, который вела семья

Столыпина в Зимнем дворце после взрыва его дачи на Аптекар¬

ском острове. Террористы, как и раньше, хотели убить его во

время выездов из Зимнего дворца. От сочувствующих лиц, служа¬

щих во дворце, они получали информацию о предполагаемых вы¬

ездах Столыпина. В течение полутора часов каждые десять минут

менявшиеся члены ЦБО держали под наблюдением все выходы из

Зимнего дворца. Но и охранка совершенствовала свои методы.

В.Попова, одна из наблюдателей, описывала выезд Столыпина из

дворца: «Сыщики реют по площади и буквально пожирают глаза¬

ми каждого прохожего. На площади к первому подъезду от Адми¬

ралтейства подана карета, стоит плотно-плотно у дверей под

аркой; кучер обращен лицом к Адмиралтейству. Если даже смот¬

реть сбоку, то нельзя видеть, кто в нее входит. В сторону к Мил¬

лионной за решетчатыми воротами, внутри дворцового двора

стоит закрытый черный автомобиль (каких много в Петербурге).

Он подан тоже к самому подъезду. Ворота вдруг распахиваются, и

автомобиль несется по площади под арку на Морскую.
В то же время я успеваю заметить, как сыщик на площади со

стороны Адмиралтейства быстро вынимает из кармана что-то

ярко-белое, вроде платка, один момент держит в руке, и карета

так же быстро отрывается от подъезда и несется вслед за автомо¬

билем. Схватить взглядом, кто находится внутри за стеклом, нет

возможности. Столыпин проехал — это несомненно, но где же он

был, в автомобиле или в карете?»65
Напасть непосредственно у Зимнего дворца очень тяжело. Ор¬

ганизация получила сведения, что, направляясь в Царское Село,

Столыпин садится в поезд где-то в пути за Обводным каналом. Но

он каждый раз приезжает туда в разные дни и в разное время, и

от этого плана пришлось отказаться.
Несколько авантюрный план предложил Б.Никитенко. У Зиль¬

берберга был свой человек во дворце, служитель низкого ранга. Он

готов был подать условный сигнал, когда Столыпин выходит на

прогулку: «Он (Никитенко) предлагал покончить со Столыпиным

в саду, забросав его с трех сторон (с площади, с Адмиралтейского

проезда и набережной) бомбами, а сам вызвался мгновенно пере¬

кинуться туда, зацепив веревочную лестницу за решетку. Как мор¬

ской офицер, он привык к подобного рода упражнениям»66. Но

этот план не удалось осуществить.
В начале января Зильберберг получил точную информацию.

Ему сообщили время, когда Столыпин должен был вернуться из
229

Царского Села в Зимний дворец. На конспиративной квартире,

которую под видом супругов снимали П.Иванов и М.Прокофьева,
В.Попова собрала два снаряда. В 11 часов вечера она передала их

двум метальщикам — Никитенко и Синявскому. В третьем часу

ночи террористы вернулись. Карету Столыпина они не встретили.
Другой жертвой террористов должен был стать великий князь

Николай Николаевич. Зильбербергу удавалось иногда получить

информацию от солдат охраны и железнодорожников о его пере¬

движениях. Для получения более точных сведений В.Попова сняла

квартиру недалеко от Царскоселького вокзала на Розовской улице.

Она купила бинокль и много часов провела у окна в наблюдении

за приездом и отъездом великого князя: «Из окна моей комнаты

я видела много раз — обычно днем карету Николая Николаевича

с бородатым кучером на козлах: иногда мелькнувшую высокую

фигуру самого князя. Ко мне приходил изредка "Малютка" (Суля-

тицкий), и тогда мы вместе следили за приездом на вокзал вели¬

кого князя»67.
Неожиданно представился случай покончить с Николаем Ни¬

колаевичем другим путем. В конце ноября в Петербург приехал из

Севастополя и присоединился к террористам Б.Никитенко, лейте¬

нант флота в отставке (в июле 1906 года управлявший судном,

перевозившим Савинкова и Зильберберга из Севастополя в Румы¬

нию, см. выше). Сын генерала, ничем не запятнанный в глазах по¬

лиции, происходивший из известной дворянской семьи, воспитан¬

ный в монархических традициях, что ничуть не помешало ни ему,

ни его сестре, жене известного адвоката Федосеева, вступить в

партию социалистов-революционеров, Никитенко легально посе¬

лился в Петербурге. Для отвода глаз он поступил на службу к

своему шурину М.Федосееву секретарем. Он имел хорошие связи

в высшем свете Петербурга и стал членом престижного Англий¬

ского клуба. В клубе он встречал великого князя и предложил ЦК

партии воспользоваться этой возможностью для убийства68. Не¬

смотря на юный возраст — Никитенко было 22 года, в нем чув¬

ствовался прирожденный лидер, и в партии его рассматривали как

возможного руководителя БО. Поэтому ЦК наложил вето на это

предложение, решив, что Никитенко должен постараться ввести в

Английский клуб другого террориста. На эту роль предназначался

Сулятицкий, но он был в феврале 1907 года арестован.
13	февраля 1907 года террористы попытались уничтожить Ни¬

колая Николаевича. В этот вечер великокняжеский поезд должен

был отвезти великого князя в Царское Село. У организации были

хорошо налаженные связи в первой роте железнодорожного бата¬

льона, которая должна была охранять императорскую ветку желез¬

нодорожного пути на Царское Село и Петергоф. Этой веткой

часто пользовались царь, Николай Николаевич, Столыпин. Спи-

ридович писал, что создание сплоченной революционной органи¬

зации в железнодорожном батальоне было заслугой Анны Пигуит:

«Она была опытной пропагандисткой. Эта особа была очень не¬

красивая, неприятная еврейская фанатичка революции»69. Вели¬

кий князь задерживался, поезд стоял наготове. В это время часо¬
230

вой открыл калитку и пропустил террориста на железнодорожный

путь. Он положил мощную бомбу под локомотив, который должен

был тронуться через короткое время. Буквально в последнюю ми¬

нуту другой часовой заметил террориста, поднял тревогу, но пос¬

леднему удалось скрыться. Поезд задержали, бомба была найдена.

Хотя следствие, начатое жандармерией, показало, что террористы

проникли даже в часть, предназначенную для личной охраны царя

во время его поездок, дворцовый комендант В.Дедюлин, опасав¬

шийся нежелательной огласки, сумел замять дело.
Без особого успеха закончилась подготовка покушения на быв¬

шего министра внутренних дел Дурново, продолжавшего привле¬

кать внимание террористов даже после выхода в отставку. Терро¬

ристы знали адрес квартиры любовницы Дурново. Всему Петер¬

бургу был известен его бурный образ жизни и то, что его окружа¬

ют многочисленные любовницы. Как довольно игриво писала
В.Попова: «Он имел свою petite femme (девочку) и часто посещал

ее»70. Она жила недалеко от него, и террористы собирались убить

его во время одного из таких визитов, но дальше сбора сведений

дело не пошло.
Но в деле В.Лауница организацию ждал крупный успех, кото¬

рый искупил многие неудачи в других предприятиях. Владимир

фон дер Лауниц, потомок старинного прибалтийского дворянского

рода, в ноябре 1905 года, будучи тамбовским губернатором, воз¬

главил карательную экспедицию, подавившую волнения крестьян.

Террористы хотели тогда же отомстить ему. Член местной эсеров¬

ской организации В.Кудрявцев (Адмирал) явился на прием к гу¬

бернатору в костюме сельского священника, пришедшего якобы с

целью поблагодарить губернатора за подавление мятежа в его де¬

ревне. Но Лауницу на этот раз повезло. В этот же день утром он

выехал в Петербург, куда был назначен градоначальником. Куд¬

рявцев не оставил своих планов, он отправился в Петербург и

вступил в БО. Он был извозчиком-наблюдателем в деле Дурново

зимой 1906—1907 годов, но мечтал он все время о Лаунице. Его

убийство превратилось для Кудрявцева в навязчивую идею. Б.Са¬

винков вспоминал: «Он питал какую-то исключительную нена¬

висть к петербургскому градоначальнику генералу фон дер Лауни¬

цу, и не раз возвращался к вопросу об убийстве его.
—	Не дается нам Дурново, — говорил он, понукая свою лоша¬

денку, — не поймешь, где он ездит и как... Но он не дается, а вот

Лауница я много раз видел. Почему Лауница беречь? Нельзя Дур¬

ново — нужно Лауница убить»71.
Лауниц стал заметной фигурой. Он нравился царю, его значе¬

ние росло. По своим взглядам он был ультраправым и под его бла¬

госклонным покровительством происходил расцвет Союза русско¬

го народа в Петербурге. Герасимов прямо обвиняет его: «Едва ли

не по его инициативе, во всяком случае при его активной под¬

держке при Союзе русского народа (СРН) была создана боевая

дружина, во главе которой стоял Юшкевич-Красковский. Всем

членам дружины было от Лауница выдано оружие»72. Он дал 2 ты¬

сячи рублей убийцам депутата 1 Думы М.Герценштейна в качестве
231

своеобразного приза за убийство. Все попытки Столыпина хоть

как-то ограничить его деятельность мало помогали, и поступки

Лауница ставили Столыпина в неудобное положение, особенно

после того, как тот стал выдавать дружинникам СРН удостовере¬

ние на право проведения обысков, во время которых часто пропа¬

дали ценные вещи. Все попытки Столыпина и других объяснить

Лауницу незаконность его действий ни к чему не приводили.

Лауниц на все смотрел глазами СРН: «Это настоящие русские

люди, — говорил он, — связанные с простым народом, хорошо

знающие его настроения, думы, желания. Наша беда в том, что мы

с ними мало считаемся. А они все знают лучше нас»73.
Лауниц начал вести активную борьбу со Столыпиным, считая

его действия слишком либеральными. В своей ненависти он при¬

мирял непримиримых противников Витте и Столыпина. Он считал
С.Витте революционером и открыто говорил, что он готовит его

арест74. Некоторые его планы и действия выглядели почти безум¬

ными. Так, он придумал своеобразный план борьбы с революци¬

онным движением: «Помню, одно время Лауниц стал носиться с

планом обезвредить революционеров... скупив все имеющееся у

них оружие. Устроить это дело ему предлагал Красковский, лишь

бы деньги... Тем не менее Лауниц откуда-то добыл денег и вскоре

с большим апломбом заявил о своем огромном успехе: ему удалось

купить у революционеров пулемет, заплатив за него 2 тысячи руб¬

лей. Столыпин просил меня расследовать этот случай. Удалось вы¬

яснить, что пулемет был выкраден из Ориенбаумской стрелковой

офицерской школы, очевидно теми самыми людьми, которые про¬

дали его Лауницу. Я доложил об этом Столыпину, который много

смеялся»75.
Лично очень трусливый, купивший своеобразный бронежилет,

который должен был его защитить от пуль террористов76, Лауниц

накануне покушения 21 декабря 1906 года отказался от охраны, за¬

явив ее начальнику полковнику Дукельскому, что не нуждается в

услугах его людей, что теперь его будут охранять члены боевой

дружины СРН.
О том, что 21 декабря 1906 года должно состояться торжествен¬

ное открытие нового здания Института экспериментальной меди¬

цины, во главе которого стоял член императорского дома принц

Петр Ольденбургский, террористы узнали буквально за 2 дня до

открытия. На открытии должно было присутствовать практически

все высшее руководство страны. Естественно, здание охранялось,

и впускали только по пригласительным билетам. Но при том все¬

общем сочувствии, которым пользовались террористы в самых

различных общественных кругах, для них не составило особого

труда получить два пригласительных билета. Л.Зильберберг решил

нанести двойной удар: Сулятицкий должен был убить Столыпина,

а Кудрявцев осуществить свою давнюю мечту — покончить с Ла-

уницем. Многие члены ЦБО жили в Петербурге — одни на неле¬

гальных квартирах, как В.Попова, другие вполне легально, как

Б.Никитенко. Но основная база организации находилась в уютном

двухэтажном «Отеле для туристов» недалеко от водопада Иматра в
232

Финляндии, владелец которого финн Спрениус сочувствовал рус¬

ским революционерам, а кроме того получал от них большие день¬

ги. Он во всем помогал им, предупреждал об опасности и не пус¬

кал в отель посторонних. Отсюда они беспрепятственно приезжали

в Петербург.
Азефа не было, и Герасимову приходилось справляться с тер¬

рором самому. О готовящемся покушении он узнал буквально на¬

кануне: «Накануне, 2 января (20 декабря по старому стилю) ко

мне явился один из моих секретных сотрудников и взволнованно

сообщил, что подготовка группой Зильберберга теракта против

Столыпина уже зашла весьма далеко. Агент мой не знал, когда и

где произойдет покушение, но он знал, что оно вот-вот должно

произойти»77. Герасимов бросился к Столыпину и стал уговари¬

вать его не выезжать в течение нескольких дней из Зимнего двор¬

ца. Столыпин отказывался, ссылаясь на то, что он обещал принцу

Ольденбургскому быть на торжественном освящении нового зда¬

ния его института. Только с помощью жены Столыпина его уда¬

лось уговорить не выезжать из дворца. Но В. фон дер Лауниц, ви¬

димо целиком полагаясь на своих новых телохранителей из СРН,

категорически отказался остаться дома». Между тем было извест¬

но, что социалисты-революционеры давно наметили его в качестве

жертвы»78.
21	января после окончания торжественного богослужения,

когда гости спускались вниз по лестнице, какой-то элегантно оде¬

тый молодой человек во фраке бросился к градоначальнику и 3

раза выстрелил ему в затылок из миниатюрного браунинга: «Звуки

выстрелов из маленького револьвера были настолько слабы, что

гости сначала не понимали, по какому случаю шум. Лишь вопль

смертельно раненного Лауница уяснил всем, что совершилось ре¬

счастье. Полицейский офицер из свиты градоначальника бросился

с обнаженной шашкой на террориста. Но прежде, чем он успел

размахнуться, раздался четвертый выстрел: террорист выстрелил

себе в висок, и офицерская сабля попала в умирающего»79.
После первых расспросов охрана установила, что убийца Лау¬

ница общался с другим молодым человеком, «удалившимся до по¬

кушения, но после краткого разговора с исполнителем акта»80.

Потом установили, что вторым террористом был Сулятицкий.
Это покушение ставит ряд вопросов. Не слишком ли вяло Ге¬

расимов уговаривал Лауница не являться на открытие института?

Может быть, это было связано с тем, что Герасимова предупреди¬

ли, что удар будет нанесен только против Столыпина, хотя он сам

сразу же подумал о петербургском градоначальнике, зная, что за

ним давно охотятся террористы. Почему, имея все основания опа¬

саться покушения во время освящения нового здания института,

он не организовал охрану должным образом? Не проверяли даже,

кто входит в здание, удовлетворяясь пригласительным билетом. Не

осматривали входящих на предмет наличия у них оружия. Даже

если учесть, что Лауниц отказался от личной охраны, прямой слу¬

жебной обязанностью Герасимова была организация охраны зда¬

ния вообще, а Лауница в частности. А может быть Лауниц на¬
233

столько мешал Столыпину и его верному помощнику Герасимову,

что они, естественно не устраивая покушения, не отнеслись к его

охране с должной тщательностью, а террористам этого было впол¬

не достаточно? Хотя скорее всего, Столыпин здесь ни при чем,

а от Герасимова трудно многого требовать — он же пытался

предупредить Лауница, но тот сам отказался от охраны. Он просто

не мог еще старательнее охранять человека, требовавшего его отстав¬

ки и желавшего назначить на его место Юшкевича-Красковского.
Хорошо осведомленная светская сплетница генеральша А.Бог-

данович писала в своем дневнике: «21 декабря... По словам Бутов¬

ского видно, что полиция рада, что Лауниц убит... 17 января... По

словам Евреинова, убийство Лауница было делом рук Витте...
24	января. Убеждение Евреинова, что охрана продала Лауница и

все открыла Витте, который и был инициатором немедленного

убийства Лауница»81. Витте был, естественно, ни при чем, но оп¬

ределенная нерасторопность охранного отделения, несоблюдение

необходимых мер безопасности при охране В.Лауница бросались в

глаза.
Страх, охвативший правящие слои России после убийства Ла¬

уница, объяснялся тем, что это был самый сильный по своей зна¬

чимости удар террористов, и далеко не единственный. В декабре
1906	года новая волна террора потрясла страну. 2 декабря члены

Боевого летучего отряда Северной области Березин и Воробьев в

Петербурге в Летнем саду пытались покончить с бывшим москов¬

ским генерал-губернатором Дубасовым. Как и после первого по¬

кушения, Дубасов отделался легким ранением. Военно-полевой

суд приговорил террористов к смертной казни. Дубасов совершил

довольно редкий поступок: он попросил царя, чтобы покушавшие¬

ся на него были судимы обычным судом, а не военно-полевым,

надеясь спасти их от смертной казни. Он говорил Витте: «Я не

могу успокоиться, так передо мной и стоят эти детские бессозна¬

тельные глаза, испуганные тем, что в меня он выстрелил; безбож¬

но убивать таких невменяемых юношей»82.
Николай обратился за советом к Столыпину, который написал

в ответ: «Тяжелый суровый долг возложен на меня Вами же, го¬

сударь. Долг этот, ответственность перед Вашим Величеством,

перед Россией и историей диктует мне ответ мой: к горю и сраму

нашему лишь казнь немногих предотвратит моря крови; благость

Вашего Величества да смягчает отдельные слишком суровые при¬

говоры. Сердце царево — в руках Божьих, но да не будет это пло¬

дом случайного порыва потерпевшего»83. Николай отказал Дубасо-

ву, повторив фразу из письма Столыпина.
9	декабря в Твери Сергеем Ильинским, членом Летучего от¬

ряда Центральной области, был убит один из лидеров правых в

Государственном совете граф А.Игнатьев. 15 декабря был убит в

Омске генерал-губернатор Восточной Сибири Литвинов. 27 де¬

кабря отряд Карла покончил с главным военным прокурором

Павловым, одним из инициаторов введения военно-полевых

судов. Когда он появился 19 июля 1906 года в I Государственной

думе, его встретили криками «убийца», «палач» и не дали ему го¬
234

ворить. Витте писал о нем: «Генерал Павлов вообще в отношении

всех дел, касающихся гражданских лиц, которые судились по

военным законам, был крайне несправедлив и беспощаден»84. Он

неоднократно получал предупреждение, что будет убит и вынуж¬

ден был принимать особые меры предосторожности. Павлов пре¬

вратил свою жизнь в тюремное заключение. Как видим, Столы¬

пин был не одинок. Павлов поселился в здании военного суда

на Мойке, зала заседаний соединялась непосредственно дверью с

его квартирой. Он никуда из здания не выходил. И для полного

сходства с настоящими заключенными позволял себе только про¬

гулки в саду при здании суда. Но эсеровским боевикам этого

оказалось достаточно. У них нашлись сочувствующие из военных

писарей, подавшие сигнал террористу из отряда Карла, бывшему

матросу Егорову. В форме секретаря военного трибунала с паке¬

том в руках он беспрепятственно был пропущен часовыми и за¬

стрелил Павлова.
На адресованном ему докладе об убийстве Павлова Николай II

написал: «Невозместимая потеря»85. Сын убитого А.Игнатьева

описывал мрачное настроение правящих кругов России в это

время: «Что ни день, надевай мундир с траурной повязкой и по¬

езжай на панихиду, то по тому, то по другому генералу или санов¬

нику... Теперь же грустные православные песнопения только уси¬

ливали мрачное настроение правящих кругов, еще не оправивших¬

ся от страха, вызванного революцией»86. Герасимов признавал, что

убийство Лауница «...привело в чрезвычайное волнение официаль¬

ные круги России, особенно людей, посвященных в то, что и Сто¬

лыпин был на волосок от смерти»87. Вести борьбу с террором без

своего главного агента в партии социалистов-революционеров

Азефа Герасимову было очень трудно. О жизни Азефа в Италии

мы расскажем ниже. Пока отметим только, что он переписывался

с Герасимовым, сообщал ему кое-какие сведения, но, без сомне¬

ния, находясь в Италии, он многого не знал, а то, что узнавал, уз¬

навал слишком поздно, и оказать большую помощь в борьбе с тер¬

рористами эта запоздалая и неточная информация не могла.
После убийства Лауница царь захотел видеть Герасимова. У на¬

чальника Петербургского охранного отделения были все основа¬

ния опасаться предстоящего свидания. Убийство таких сановни¬

ков, как Павлов и Лауниц, к которым царь очень хорошо отно¬

сился и питал личную симпатию, означал полный провал охраны.

Тем не менее Герасимов еще раз доказал, что он не зря занимает

свой пост и в людях разбираться умеет. После встречи с ним им¬

ператор сказал о Герасимове Столыпину: «Это настоящий человек

на настоящем месте»88. Во время встречи Герасимов во всех труд¬

ностях и неудачах полиции обвинял финляндские власти, покро¬

вительствовавшие русским революционерам и препятствовавшие

полиции вести с ними борьбу (см. ниже). Император был возму¬

щен и обещал Герасимову: «...все сделать для того, чтобы поло¬

жить конец этому невыносимому положению»89. Но Герасимов

решил не ждать того благословенного для ДП дня, когда русская

полиция получит право беспрепятственно проводить обыски и
235

аресты на территории Финляндии. Пока что он решил сам поиг¬

рать на территории врага. От Азефа он знал, что группа Зильбер-

берга живет в отеле на Иматре. Хотя в отель не пускали посторон¬

них, он решил рискнуть и послать туда своих агентов. Дальше со¬

бытия развивались как в американских детективах. Я позволю себе

привести большой кусок из воспоминаний Герасимова. «Два ту¬

риста, юная пара, лыжники и влюбленные, попросили отвести им

комнату. Они рассказали, что уже несколько часов в поисках вер¬

ной дороги, блуждают по лесу. Замученные до смерти и замерз¬

шие, они умоляли только об одном, чтобы им разрешили перено¬

чевать в каком-нибудь теплом углу. Наутро они пойдут дальше.

Так как каждую минуту грозила разразиться снежная буря, швей¬

цар не решился выгнать в зимнюю ночь эту юную пару, и с со¬

гласия Зильберберга предоставил им комнату. Молодые люди тот¬

час удалились. Лишь на следующее утро они показались во время

завтрака, который в финских отелях обычно бывает за табльдотом.

И тогда выяснилось, что новые гости владели целым рядом талан¬

тов. Искусно пародируя, рассказывали они о профессорах Петер¬

бургского университета, изображали радости и горести студенчес¬

кой жизни, завоевывая симпатии своих слушателей. Ведь и другие

жильцы гостиницы были сплошь молодые люди, бывшие студен¬

ты, пока не посвятили себя целиком террору; дыханием минувшей

мирной жизни веяло на них от этих рассказов. Юная пара всем

своим привлекательным обликом стяжала большой успех. Члены

зильберберговской группы радовались от души этой милой моло¬

дежи; в их одинокую замкнутую жизнь вошло какое-то веселое

оживление. После обеда была предпринята общая прогулка лесом

к водопаду, вечером в отель принесли гитару, и обнаружилось, что

оба они, стройный молодой блондин и изящная подвижная брю¬

нетка, прекрасно поют и танцуют. Оба, предполагавшие провести

лишь одну ночь в "Отеле для туристов", оставались там трое суток.

Все с огорчением думали о том, что они должны покинуть отель.

Доверие к ним было настолько велико, что их допустили к упраж¬

нениям в стрельбе. Их просили еще остаться, но на четвертый

день они заявили, что им уже действительно пора уехать. Все об¬

щество провожало их довольно далеко, и прощальным словам и

всяческим пожеланиям конца не было»90.
Видимо, с отсутствием Азефа ослабела дисциплина у эсеров¬

ских боевиков. Ну пустить — пустили, бывает, но разрешить им

остаться на три дня и уговаривать остаться еще! Приглашать на

учебные стрельбы! Блондин с брюнеткой успели очень много сде¬

лать, несмотря на то, что вокруг них все время находились тер¬

рористы. Сразу с вокзала они поехали к Герасимову. Помимо

того, что они смогли ему назвать всех находившихся в «Отеле ту¬

ристов» и точно описать каждого его обитателя, они завербовали

на службу в полицию двух служителей отеля — швейцара и гор¬

ничную, «готовых за умеренную плату систематически информи¬

ровать... обо всем, что представляло... интерес»91. Как это смогли

допустить Зильберберг и его боевики? Такое впечатление, что

воспитатели блестяще справились с группой трудных детей, а не
236

агентов заслали в штабквартиру самой опасной террористической

организации мира в начале XX века! Расплата не заставила себя

долго ждать. «Студенты» внимательно изучали на вокзале пасса¬

жиров всех поездов, приезжавших из Финляндии. 21 января 1907

года Сулятицкий был опознан герасимовскими агентами и по их

указанию был задержан филерами на Сестрорецком вокзале. 9

февраля таким же образом был опознан и после погони задержан

Зильберберг.
Власти знали, что в лице Зильберберга они арестовали руково¬

дителя ЦБО. Агенты, побывавшие в отеле, доложили Герасимову
об	этом, но подлинных имен арестованных они не знали. На след¬

ствии и на суде, состоявшемся в июне 1907 года, подсудимые фи¬

гурировали под теми фамилиями, которые были записаны в их

фальшивых документах: Сулятицкий — под именем Теодора Си¬

меона Гронского, Зильберберг под именем преподавателя древних

языков В.Штифтаря. В качестве неизвестных суд приговорил их к

смертной казни, и они были казнены 20 июля 1907 года. Писать

банальную фразу, что они умирали как герои, я не буду. Для них

это было естественно, как и для многих других известных и неиз¬

вестных террористов. Мы можем только ужасаться, в какую про¬

пасть они завлекли Россию и гадать, выйдет ли она когда-нибудь

из нее или нет. Эти люди фанатично верили, что они добиваются

счастья для России, и ради этого счастья крещеный еврей Л.Зиль¬

берберг, бывший семинарист В.Сулятицкий, дворянин, сын гене¬

рала Б.Никитенко охотно отдавали свои жизни.
Ко времени суда, однако, полиция уже прекрасно знала, их

имена, как и имя убийцы Лауница Е.Кудрявцева, которое власти

так хотели выяснить, что для этого прибегли к средневековым ме¬

тодам: «По распоряжению судебных властей была отделена от тела

голова, на которой рядом с револьверной раной на виске виднелся

кровавый след от сабельного удара. Эта голова неизвестного была

заспиртована в стеклянном сосуде и в течение долгих недель вы¬

ставлена для публичного опознания»92. Их имена полиции были

открыты Азефом, Герасимов прямо пишет об этом, но для того,

чтобы не ставить его под удар, суду не были сообщены имена не¬

известных.
Охота террористов на министров, великих князей была не

самым страшным, с чем пришлось столкнуться русской полити¬

ческой полиции. Террористы выбрали себе куда более труднодос¬

тижимую цель. Они считали, что достигнув $той цели, они покон¬

чат с режимом. Они начали активно готовить покушение на Ни¬

колая П. «Заговор против царя», как называли проходивший в ав¬

густе 1907 года знаменитый процесс над террористами, до сих пор

остается во многом загадочным. С одной стороны, полиция с со¬

гласия и благословения Столыпина полностью контролировала

действия заговорщиков и делала все, что в ее силах, чтобы отпра¬

вить их на каторгу и на виселицу, всячески раздувая и преувели¬

чивая значение этого дела. С другой стороны, революционеры, ко¬

торые обычно на процессах гордо говорили о своих предприятиях,

стремясь использовать процессы в качестве политической трибу¬
237

ны, вынуждены были вести себя на суде очень сдержанно. Это

было связано с тем, что аресты происходили 31 марта, в разгар ра¬

боты II Государственной думы, в которой принимала участие эсе¬

ровская фракция, многие руководители партии сделали официаль¬

ные заявления о полном прекращении террора во время работы

Думы. Кроме того, ЦК заявил, что партия непричастна к поку¬

шению.
На основании довольно скудных материалов, имеющихся у

нас, попробуем разобраться, что же происходило в действитель¬

ности. Эта история началась еще летом 1906 года. Мы уже писали,

что террористы всюду находили сочувствующих, и одним из таких

сочувствующих стал В.Наумов, сын начальника дворцовой почто¬

вой телеграфной конторы в Новом Петергофе. Б.Николаевский

пишет, что «начато это дело было еще при Зильберберге»93. Но

Спиридович в своих воспоминаниях подробно рассказал, что он

узнал о знакомстве казака Ратимова (см. ниже) с Наумовым неза¬

долго до смерти генерала Трепова и перед отплытием царя на яхте

во фьорды94. Эти события происходили в начале сентября 1906

года, так что знакомство казака с Наумовым и знакомство Наумо¬

ва с террористами, видимо, падает на середину лета 1906 года, то

есть события происходили еще при Азефе. Во время первых встреч

боевиков с Наумовым выяснилось, что он может сообщить много

интересных сведений о распорядке дня в царских резиденциях в

Петергофе и Царском Селе, о привычках их обитателей, о приез¬

жающих гостях: Николае Николаевиче, Столыпине и других. Рас¬

сказал он также о том, что познакомился с казаком из царского

конвоя, который сочувствует революционерам. Спиридович писал

о Наумове: «Человек без воли, увлекающийся, праздный, Наумов

стал ифушкой в руках энергичных членов БО»95. Дальнейшая

судьба Наумова полностью подтверждает эту характеристику.
Наша задача осложняется тем, что Спиридович был далеко не

самым объективным свидетелем. В одних случаях он пишет не¬

правду, чтобы подчеркнуть свою роль во всей этой истории и

предотвратить ряд справедливых упреков, в других — потому, что

он просто забыл некоторые данные, поскольку он писал свою

книгу в 20-х годах в эмифации и, видимо, не имел под рукой всех

нужных источников. В некоторых случаях он старается чтобы пре¬

увеличить преступную роль революционеров. Так, летом 1906 года

революционеры начали активно работать с Наумовым. Спиридо¬

вич пишет, что им в это время занимались Зильберберг и Ники¬

тенко96, но последний только через несколько месяцев приехал в

Петербург из Севастополя и в это время никак не мог агитировать

Наумова.
Террористы считали, что им очень повезло, что они смогли

проникнуть в Петергоф, так как тогда это было очень трудной за¬

дачей. Спиридович вел жесткий контроль над всеми приезжающи¬

ми в императорские резиденции. Было создано так называемое Ре¬

гистрационное бюро, в котором работали лучшие агенты из отряда

наблюдения, созданного Спиридовичем. Любой человек, приез¬

жающий в императорскую резиденцию или в окружающие ее на¬
238

селенные пункты, в течение 24 часов обязан был встретиться с

одним из сотрудников бюро, чтобы «...подтвердить свою личность

и политические взгляды. Как можно больше вопросов должны

были задать каждому вновь прибывшему. Среди них два вопроса...
Где вы жили до того, как вы приехали в это место? Кто вас знает

лично здесь или в Петербурге?"»97 Те, у которых не было никаких

гарантов ни в резиденциях, ни в Петербурге, или те, которые от¬

казывались точно ответить на вопрос, откуда они прибыли, бра¬

лись «под жесткое наблюдение для полной проверки ЛИЧНОСТИ»98.
Было решено использовать Наумова не только для сбора ин¬

формации, но и в качестве террориста. Зильберберг был слишком

яркой и сильной натурой, чтобы слабый Наумов, тем более разде¬

ляющий взгляды революционеров, мог ему долго противостоять.

Он согласился совершить теракт, тем более, что речь шла не о не¬

медленном цареубийстве, а о принципиальном согласии на него.

Решили, что Наумов, у которого был недурной голос, должен по¬

ступить в придворную певческую капеллу. Находясь в ней, он смо¬

жет часто видеть императора вблизи и осуществить план террорис¬

тов. Он нашел себе учителя пения, и боевики давали ему 200 руб¬

лей в месяц, очень приличную сумму по тем временам, для платы

за уроки99. Но было неизвестно, когда он, наконец, научится петь

настолько хорошо, чтобы его приняли в капеллу, поэтому Зиль¬

берберг решил устранить пока одну из самых ненавистных фигур

для русских революционеров, генерала Трепова, за которым бое¬

вики давно и безуспешно охотились100. План они решили осуще¬

ствить с помощью знакомого Наумова, казака, служившего в им¬

ператорском конвое, Ратимова. Наумов с ним познакомился в

почтово-телеграфной конторе своего отца. Ратимов часто туда за¬

ходил, и Наумов вел с ним разговоры, обычные в то время: «...о

беспорядках, которые процветают в России, о неспособности пра¬

вительства, о необходимости перемен»101. Ратимов, разбитной

гвардейский казак с хорошо подвешенным языком, охотно под¬

держивал эти разговоры. Наумов передал ему несколько эсеров¬

ских прокламаций, и Ратимов их взял.
Я не думаю, что, как писал Николаевский, «Ратимов прики¬

нулся сочувствующим и втерся в доверие к Наумову, брал от него

революционные прокламации, утверждал, что передает их своим

товарищам, а затем, спустя некоторое время, доложил о своем зна¬

комстве по начальству»102. Нет, он охотно продолжал эти беседы,

пока они казались ему интересными и не очень опасными для

него. Но когда Наумов предложил ему покончить с генералом Тре-

повым, подложив бомбу с часовым механизмом, Ратимов испугал¬

ся, и было чего. Это были не обычные антиправительственные

разговоры, которые в это время вели все, даже казаки император¬

ского конвоя, тут дело могло кончиться виселицей. Он рассказал
обо	всем командиру своей сотни, а последний — начальнику им¬

ператорского конвоя, князю А.Трубецкому, который немедленно

поставил в известность об этом дворцового коменданта генерала

Д.Трепова. Трепов вызвал к себе Спиридовича и приказал ему за¬

няться этим делом. При беседе присутствовали князь Трубецкой и
239

командир сотни. Ратимов подробно рассказал историю знакомства

с Наумовым. Спиридовичу он не понравился. Опытный жандарм

чувствовал все время определенную фальшь в его словах: «Но

многое осталось неясным. Почему Ратимов не рассказал сразу

своим начальникам о первой беседе с Наумовым? Что он делал,

когда Наумов ему первый раз дал прокламацию? И где те, которые

он получил в дальнейшем? У меня было впечатление, что он ска¬

зал не все, что он затрудняется говорить перед своим начальством.

Ратимов произвел на меня плохое впечатление»103.
Спиридович сразу понял, что речь идет об эсерах и что, если

действовать осторожно, можно выследить всех лиц, причастных к

делу. Он решил взять под плотное наблюдение Ратимова и Наумо¬

ва. От Ратимова в присутствии командира сотни он потребовал:

«...не искать встреч с Наумовым, но не избегать их; если послед¬

ний будет проявлять инициативу, не принимать ни одного из его

предложений, но просить время на обдумывание и тут же прихо¬

дить и сообщать мне все, что ему сказали»104. О встречах Ратимова

с Наумовым никто не должен знать за исключением командиров

казака.
Спиридович сообщает, что затем он встретился с Герасимо¬

вым, который должен был организовать наблюдение за Ратимовым

и Наумовым в Петербурге. Он подчеркнул, что все это было до на¬

чала сентября 1906 года, до отплытия императорской семьи на

яхте во фьорды. Но Герасимов сообщает в своих мемуарах, что он

получил первую информацию об этом деле только в начале фев¬

раля 1907 года: «... я получил довольно неопределенные известия,

что террористы разработали план цареубийства»105. Дальше он со¬

общает, что информацию от нового дворцового коменданта В.Де-

дюлина он получил не ранее конца февраля.
Нам представляется, что прав Герасимов. Спиридовичу очень

хотелось открыть опасную организацию самому, проследить все

связи заговорщиков через своих филеров, выступить в роли спа¬

сителя царя и виднейших представителей августейшей семьи. Ему

не хотелось делиться славой с Герасимовым, которому он сильно

завидовал. Доказательством того, что Герасимов говорит правду,

является его реакция сразу же после получения первой отрывоч¬

ной и неточной информации о заговоре против царя. Он сразу же

вызвал своего лучшего агента Азефа из Италии.
В то время, в конце августа 1906 года, беседы Наумова с Ра¬

тимовым носили предварительный характер. Слежка за ними не

дала Спиридовичу ничего интересного106. А в скором времени

царская семья уплыла во фьорды, скоропостижно от инфаркта

скончался Д.Трепов, а Наумов на несколько месяцев уехал в Мос¬

кву. Видимо, после отъезда Наумова Спиридович прекратил за

ним наблюдение. Иначе бы встреча Наумова с Ратимовым в ян¬

варе 1907 года, после возвращения Наумова из Москвы, не про¬

шла бы для него незамеченной. Наумов, видимо, решил, что Ра¬

тимов полностью готов для участия в терроре, и своим предложе¬

нием безумно напугал его. «Он (Ратимов) был в состоянии край¬

него возбуждения и рассказал мне, что, вернувшись из Москвы,
240

Наумов ему написал и попросил приехать увидеться в Петербург.

У них была с Наумовым долгая встреча. Наумов ему задавал много

вопросов о дворе, о прогулках императора, о путешествии в Пе¬

тербург и дошел до предложения постараться самому убить импе¬

ратора или ударом сабли или выстрелом из карабина. Наумов ему

сказал, что он совершит героический акт, что партия социалистов-

революционеров сообщит об этом всему народу и что благодаря

ему (Ратимову) народ будет освобожден от тирании»107.
Ратимов сразу отказался от чести убить императора. Но, види¬

мо, Наумов на это и не слишком рассчитывал. Он стал спраши¬

вать о привычках императора и предложил казаку начертить хотя

бы приблизительно план парка, где Николай II любил гулять. Ра¬

тимов выполнил его просьбу и карандашом набросал требуемый

план. Наумов просил Ратимова встретиться с членами организа¬

ции. Была разработана конспиративная система встреч: «Ратимов

только скажет открывшему ему дверь: "Я пришел по приглашению

Владимира Александровича", — и спросит: "Ольга Александровна

здесь?" Если женщина, открывшая дверь, скажет: "Ольга — это я", —

он сможет говорить открыто»108. Спиридович доложил о новых

данных, сообщенных Ратимовым, коменданту дворца Дедюлину, и

был вызван Герасимов, которому представили Ратимова, но мы

знаем со слов Герасимова, что все это произошло не ранее конца

февраля.
В опасные игры играл полковник А.Спиридович. В этот раз все

закончилось благополучно для царя и министров, но в Киеве в

сентябре 1911 года он вместе со своим свояком, начальником ки¬

евского охранного отделения, Кулябко и товарищем министра

внутренних дел П.Курловым «доигрались» до убийства Столыпина

агентом Киевского охранного отделения Д.Богровым.
Работа террористов с Ратимовым шла ускоренными темпами.

Свой человек в личном конвое царя мог сильно помочь в осущест¬

влении планов, направленных как против царя, так и против Ни¬

колая Николаевича и Столыпина. В середине февраля 1907 года

Ратимов получил письмо от Наумова: «Мой дорогой Коля. Я сей¬

час живу на улице Садовой, дом 8, квартира 8. Приходи меня по¬

видать, когда ты сможешь между 4 и 5:30, но если сложно — рань¬

ше. Любящая твоя Ольга»109.
Ратимов, которого сопровождали агенты Спиридовича, пришел

на квартиру, принадлежавшую преподавателю Александровского

лицея Константину Эмме. Ратимова встретила член ЦБО Анна

Пигуит, которая начала активно обрабатывать казака. Она объяс¬

няла ему необходимость совершения героического акта и требова¬

ла от него подвига, ставя ему в пример Софью Перовскую. Для

наглядной агитации она дала казаку книгу, посвященную Перов¬

ской. Во время другой встречи Пигуит уговаривала Ратимова при¬

нять участие в покушении на Николая Николаевича и Столыпина.

На этом этапе в игру Спиридовича с террористами включился Ге¬

расимов, включился, как мы уже писали, совершенно независимо

от Спиридовича. Информация, которую он получил, была очень

скудной: «Ввиду того, что источники моей информации для этого
241

случая были мало удовлетворительны, а выжидать долгое время и

ставить длительное наблюдение казалось мне слишком опасным,

я написал Азефу, находившемуся тогда в Италии, и просил его

срочно вернуться в Петербург и помочь мне»110. Так что первые

сведения Герасимов получил не от Спиридовича и не от Азефа,

как писал Николаевский111. Мы надолго отвлеклись от нашего

главного героя. Наступило время вернуться к нему.
В конце сентября 1906 года Азеф, довольный, что он может на

время забыть и о терроре, и об охранке, но и озлобленный, по¬

скольку его и Герасимова планы о ликвидации центрального тер¬

рора потерпели сокрушительный провал, уехал за границу. Вместе

с женой они поселились на курорте Аляссио на итальянской Ри¬

вьере. Местечко почему-то очень понравилось русским эмигран¬

там, в основном старым революционерам, и они жили здесь в не¬

дорогом отеле. Азеф занял небольшй однокомнатный номер. Дети

оставались в других странах: старший учился в школе в Париже,

младший находился у воспитательницы в Швейцарии. Азеф вел

образ жизни отдыхающего, поправляющегося курортника. Гулял,

лечился, набирался сил и с видимым удовольствием общался со

старыми революционерами, жившими по соседству. Среди них

была Вера Николаевна Фигнер, подробно описавшая свое знаком¬

ство с Азефом и встречи с ним: «Однажды Александра Ивановна

(Мороз), получив соответствующие известия, сказала мне: "Вероч¬

ка, ты увидишь человека с отвратительной физиономией, но не

пугайся, у него улыбка ребенка..." Вечером во время обеда в зал

вошел высокий тучный господин с короткой шеей, тучным затыл¬

ком и типичным лицом еврея с толстыми губами»112. Азеф уделял

много времени Вере Николаевна, старался произвести на нее хо¬

рошее впечатление. Он умел, когда хотел, добиваться этого, тем

более, что ему помогал окружавший его ореол легендарного главы

БО. На Фигнер произвели также большое впечатление рассказы об

Азефе Савинкова. Азеф трогал ее своей заботливостью. Так, заме¬

тив, что ей хочется общаться с местными жителями, а итальянско¬

го она не знает, он подарил В.Фигнер «маленький изящный сло¬

варь в красном переплете. На заглавном листе было написано:

"Дорогой Вере Николаевне, чтобы она могла поговорить с рыба¬

ками"»113. Ему очень хотелось вернуть Фигнер к активной поли¬

тической деятельности, но не только в партии, где она и так со¬

стояла, а в его будущей террористической организации. Он вооб¬

ще в это время решил окружить себя как можно большим коли¬

чеством известных в прошлом революционеров. Особенно хороши

были бывшие народовольцы, чтобы они своим авторитетом защи¬

щали его от критики в партии, тем более от обвинения в прово-

каторстве. Он был уверен, что люди, работающие под его руковод¬

ством, относятся к нему восторженно. Во время одной из совмест¬

ных прогулок он спросил В.Фигнер: «А когда же дорогая Вера Ни¬

колаевна начнет работать вместе с нами?» Фигнер вспоминает:

«Но Вера Николаевна в это время чувствовала себя такой слабой,

что думать не могла ни о какой боевой деятельности, поэтому я

сказала: — Мои нервы в таком лихорадочном состоянии, что не
242

вынесут и несколько недель лихорадочной жизни в революцион¬

ной среде»114.
Долго вести жизнь добропорядочного семьянина, говорящего

комплименты пожилым революционным дамам, Азеф не мог, поэ¬

тому он иногда вырывался из Аляссио и отправлялся встряхнуться

в Монте-Карло, поиграть в знаменитом игорном доме. В его по¬

стоянной игре с охранниками и революционерами наступил вре¬

менный перерыв, и, видимо, ему было просто скучно. Не мог

Азеф жить простой семейной жизнью даже несколько месяцев. Он

не забывал Герасимова, Герасимов его. Правда, особенно ценной

информации он сообщить главе петербургской охранки не мог. Он

рассказывал об общепартийных делах, но информация о терроре

успевала устареть еще прежде, чем Азеф ее получал. Когда он со¬

общал эти сведения Герасимову, они были уже абсолютно беспо¬

лезны.
Герасимов был очень встревожен подъемом террора, который

он без Азефа не мог подавить. Азеф старался успокоить своего

приятеля, ведь к этому времени между ними установились на¬

столько близкие отношения, что Азеф даже знал адрес его частной

квартиры, на которой тот жил один (жена оставила его и ушла к

его подчиненному М.Комиссарову): «На мою квартиру на Ита¬

льянской ежедневно приходил служитель из охранного отделения,

к которому я питал особое доверие... Кроме него, эту мою квар¬

тиру знал только один человек — Азеф. Только этот последний

был моим гостем. Встречались мы с ним регулярно, два раза в не¬

делю, в заранее условленные часы и дни. Но он имел право в

особо важных случаях приходить ко мне и вне очереди, только

предупредив меня заранее по телефону. Эти визиты иногда дли¬

лись часами»115.
Со всеми другими агентами Герасимов встречался на специаль¬

ных конспиративных квартирах. Как видим, доверие он питал к

Азефу абсолютное, и самое интересное, что Азеф его оправдал. В

письмах из Италии Азеф пытался успокоить приятеля, уверял его,

что ничего серьезного не случится, но Герасимов, находясь в Пе¬

тербурге, имел слишком много оснований для волнения. К сожа¬

лению, письма Азефа к нему Герасимов уничтожил в 1908 году по

просьбе Азефа, когда в связи с кампанией Бурцева над его головой

начали сгущаться тучи, и Азеф начал бояться, что кто-то из со¬

трудников полиции передаст копии его писем революционерам.

Страшный сон человечества в конце XX века — возможность того,

что террористы, овладеют ядерным, химическим, биологическим

или любым другим оружием массового уничтожения. Но об актив¬

ном использовании новейших достижений науки и техники терро¬

ристы задумывались и в начале века. Во время своих бесед с бое¬

виками и членами эсеровского ЦК Азеф говорил о необходимости

использования новых технических средств в деле развития терро¬

ра. Этим вопросом он продолжал активно заниматься в эмигра¬

ции. Надежды Азефа были связаны с С.Бухало, известным инже¬

нером. В январе 1907 года Азеф приехал к Савинкову в Болье и

заявил: «Я привез тебе хорошую новость. Вопрос о терроре решен.
243

БО возродится»116. И рассказал, что Бухало работает в течение 10

лет над проектом летательного аппарата, не имевшего себе равных

в мире: «...он подымается на любую высоту, опускается без малей¬

шего затруднения, подымает значительный груз и движется с мак¬

симальной скоростью 190 км/ч»116. Азеф встречался с Бухало в

Мюнхене, проверял его чертежи и считал, что в теоретической

части у него все в порядке. На вопрос Савинкова, верит ли он в

это открытие? Азеф ответил: «Я не знаю, сумеет ли Бухало постро¬

ить свой аппарат, но задача, повторяю, в теории решена верно.

Нужно рискнуть. Риск только в деньгах. Нужно только тысяч

двадцать. Я думаю, что на это дело можно и должно рискнуть

такой суммой»117.
Как только Азеф услышал об опытах С.Бухало, он ими сразу

заинтересовался. Поехав в конце сентября 1906 г. из Финляндии

в Италию он вместе с женой заехал в Мюнхен к С.Бухало. У

Азефа с этим изобретением было связано много надежд. Продол¬

жали циркулировать слухи о его провокаторской деятельности, до

него доходили отрывочные сведения о расследовании В.Бурцева.

Он, опять, как в конце 1905 г., когда планировал взрывом охранки

уничтожить все следы (см. выше), надеялся при помощи летатель¬

ного аппарата нового типа, (своеобразного ковра-самолета) раз¬

бомбить ДП, охранное отделение, уничтожить всех свидетелей

своей двойной игры. После такой успешной операции авторитет

Азефа в партии был бы непререкаем. При всей его трезвой прак¬

тичности у Азефа были некоторые черты наивного мечтателя-уто-

писта. Ему, видимо, очень хотелось поверить, что, осуществив

свою утопию, он сможет похоронить навсегда самые страшные

стороны своей жизни. Л.Азеф рассказывала об отношении ее мужа

к опытам С.Бухало в судебно-следственной комиссии по делу

Азефа: «...он тогда пришел прямо в восторг, он, конечно, думал,

что с помощью этого нового оружия ему удастся скрыть все концы

в воду, он, вероятно, думал их всех убить, Лопухина и всех других,

думал, что он сыграет такую крупную роль. О, он страшно увле¬

кался этим делом. У меня и сейчас есть книжки по этому вопросу,

которыми он занимался и читал... Он, конечно, фантазер по на¬

туре, ему казалось, что все это он сможет устроить»118.
И в разговорах с Савинковым, и в беседах с Фигнер Азеф го¬

ворил о своем желании использовать эту новинку воздухоплавания

против царя: «Подъемная сила позволяла сделать попытку разру¬

шить весь Царскосельский или Петергофский дворец»119. Слова

Азефа звучат довольно жутко: разбомбленный с воздуха дворец,

десятки трупов, разрушенные памятники искусства. Фигнер писа¬

ла в своих воспоминаниях: «...Он (Азеф) под большим секретом

посвятил меня в проект истребления всей царской семьи посред¬

ством аэроплана, с которого можно бросить на дворец достаточное

количество бомб»120. Азеф говорил как о чем-то обычном, не вы¬

зывающем возражений, о предприятии, направленном на убийство

не только царя, но всей царской семьи и обитателей царских двор¬

цов. Но ни у кого из его собеседников это не вызывало никакого

сопротивления.
244

Азеф вообще засиделся в Аляссио, поездки в Монте-Карло,

игра в рулетку были только жалким суррогатом той жизни, кото¬

рой он привык жить; он откровенно скучал по сложной запуган¬

ной игре с полицией и террористами, по бурным оргиям и куте¬

жам, которых не было в Аляссио. Он хотел вернуться. В этом от¬

ношении вызов Герасимова пришелся вполне кстати. Но вернуть¬

ся он хотел в ореоле славы. В этом он надеялся на помощь, каза¬

лось бы навсегда замурованного на Акатуйской каторге, Г.Гершу-

ни. Царские каторги были не советские, хотя я ни в коем случае

не собираюсь их идеализировать, просто самые страшные тюрьмы

XIX — начала XX веков казались санаториями по сравнению с Ос¬

венцимом и Колымой. В конце 1905 года после закрытия Шлис-

сельбурской крепости Гершуни попал в Акатуйскую каторжную

тюрьму, одну из семи тюрем Нерчинской каторги. Чернов писал

о тогдашних обитателях этой тюрьмы: «Там встретились все они,

цвет уцелевшего боевого эсеровства: Г.Гершуни, П.Карпович, Егор

Сазонов и ряд других бойцов... И по женской линии: Мария Спи¬

ридонова, Анастасия Биценко, Фрума Фрумкина, Екатерина Из¬

маилович — и сколько их еще!»121
Подавляющее число заключенных в тюрьме были эсеры (25—
30	человек из примерно 40 заключенных), что, впрочем, не было

удивительным, такое соотношение было примерно во всех каторж¬

ных централах. В такие тюрьмы отправляли людей, казавшихся

очень опасными самодержавию, и, естественно, эсеры, отстрели¬

вавшие представителей властей всех рангов, присутствовали на ка¬

торге во много раз в большем количестве, чем социал-демократы.

Акатуйская каторжная тюрьма еще со времени заключения в ней

и гибели там при до сих пор не выясненных обстоятельствах де¬

кабриста Лунина в 1841 году представлялась воображению людей

XIX — начала XX века страшным казематом. Во время заключения

в ней Гершуни, однако, режим в тюрьме был довольно либераль¬

ным. Современный историк пишет: «В пределах каменных стен

тюрьмы они (заключенные) пользовались автономией. Обычным

явлением были лекции, кружки, газеты, книги»122. И украшением

этих тюремных университетов был Гершуни, производивший во

всех тюрьмах, в которых ему довелось сидеть, очень сильное впе¬

чатление как на заключенных, так и на охрану. Гершуни в такой

вольной обстановке тюрьмы чувствовал себя в своей тарелке. На

его лекции по истории русского революционного движения соби¬

ралась вся тюрьма, как заключенные, так и охранники, а после

лекции толпа окружала его, задавала вопросы, а тюремное началь¬

ство почтительно выясняло у лектора интересовавшие их подроб¬

ности. На многих заключенных Гершуни производил потрясающее

впечатление, особенно на Марию Спиридонову.
Но эсеровской партии Гершуни был нужен не в качестве про¬

фессора Акатуйского университета, а в качестве руководителя.

Было принято решение постараться организовать побег Гершуни с

каторги. Вообще бегство ссыльных из Сибири было в царской

России более чем распространенным явлением. У нас есть данные

по некоторым районам Восточной Сибири. Так, в Тобольской гу¬
245

бернии, Енисейской губернии, Нарымском крае в 1906—1907 году

находилось в ссылке 2222 человека — из них бежало 849 —

37.8%123. Бежать из ссылки, правда, было во много раз проще, чем

с каторги. У эсеров, как и у социал-демократов, был накоплен

большой опыт в организации побегов. В июле 1906 года на съезде

сибирского Союза партии социалистов-революционеров было

принято решение о создании организации Красного Креста при

губернских и городских партийных комитетах для устройства по¬

бегов и помощи бежавшим. Действовали специальные группы для

подготовки побегов в различных местах, где было много ссыльных

и заключенных, в том числе и в Акатуе. Чернов писал о труднос¬

тях бегства из Акатуя: «Окруженная диким безлюдьем гор, Акатуй-

ская каторжная тюрьма не сулила сколько-нибудь благоприятных

перспектив для массового побега. Куда деваться целой группе там,

где через несколько часов после побега будут сторожить на всех

лесных дорогах жандармы, полицейские или стражники, а на всем

лесном бездорожьи — дикие инородцы, полные радостного упова¬

ния: за поимку беглых или за меткие выстрелы им вслед полага¬

ется денежная награда»124.
В результате долгих консультаций представителей партии на

воле с Гершуни и его друзьями в тюрьме был выработан следую¬

щий план. В тюрьме производилась заготовка соленых огурцов и

квашеной капусты. Бочку переносили восемь заключенных в со¬

провождении восьми охранников. Было решено вынести Гершуни

в такой бочке: «Будь Гершуни больше ростом или крупнее общим

сложением, дело оказалось бы безнадежным. Проверчены два от¬

верстия, полускрытые обручами: через них пойдут две резиновые

трубки для дыхания спрятанного. Сверху, над головой, защитные

приспособления. Прямо на голове — железная тарелка, обернутая

кожей. Это на всякий случай: бывает, что от чрезмерного рвения

какой-нибудь страж ткнет в щель туповатой шашкой и поворочает

ею туда и сюда»125. Бочка была поднята в 8 часов утра и отнесена

в поселок в подвал.
У Чернова рассказ о бегстве Гершуни через несколько лет зву¬

чит куда напряженнее и романтичнее, чем рассказ самого Гершу¬

ни непосредственно после побега: «В подвале его должен был

встретить "свой", но вокруг входа в подвал что-то долго ходили

"чужие", и тому пришлось выжидать, пока все успокоится. Но,

если под открытым небом поступление воздуха через резиновые

трубки еще как-то шло, в спертом воздухе подвала оно как будто

почти совсем прекратилось. Сколько пришлось Гершуни ждать он

уже не отдавал себе отчета. При всем своем терпении, силе воли

и выносливости, он задыхался и был уже на границе обморока.

Прибег к ножу, но неудачно: через прорез потек на лицо, в нос и

рот капустный сок, изо рта вывалились трубки. Последним отча¬

янным напряжением, захлебываясь солоноватой влагой, упираясь

головой в покрышку и пытаясь выпрямиться во весь рост, Гершу¬

ни продавил наконец выход головой, едва отдышался. К счастью,

тут подоспела обещанная помощь "своего"»126.
246

Нужно было спешить — бежать как можно дальше до вечерней

проверки. Все шло хорошо, его ждала телега с конем и сопровож¬

дающий. Вдоль всего пути были организованы пункты, где они

меняли лошадей. Он сел на поезд Сибирской железной дороги и

доехал до Владивостока, где его ждало японское судно, и в скором

времени прибыл в Японию. Из Японии — триумфальная поездка

в Америку. В Америке его побег произвел сенсацию: «Русско-ев-

рейская улица гудела, как растревоженный улей. Повсюду шли

сборы встречать "воскресшего из мертвых"»127. В начале 1907 года,

после триумфальной поездки по Америке, Гершуни прибыл в

Париж. Эсеры имели все основания быть довольными. Они полу¬

чили своего лидера, который вернулся из Америки с большой сум¬

мой (180 тысяч долларов), собранной восторженными поклонни¬

ками русской революции — еврейскими эмигрантами. (Бедные

американские евреи, у них все время требуют деньги на русские,

русско-еврейские или просто еврейские дела!)
Среди многих встреч особенно радостной была для Гершуни

встреча с Азефом, в котором он видел ученика, превзошедшего

своего учителя. В тюрьме он слушал восторженные рассказы Са¬

зонова об Азефе, слышал, правда, и слова Мельникова, одного

из своих ближайших помощников по БО: «Считаю Азефа винов¬

ником как моего ареста, так и ареста Гершуни»128. Но он от него

отмахнулся, как от назойливой мухи, и говорил заключенным в

Шлиссельбурге: «Мельников, должно быть, заболел психическим

расстройством еще в одиночке. Знаете, он обвиняет в шпионаже

одного из самых видных партийных работников»129. Азеф поста¬

рался увидеться с Гершуни раньше других руководителей партии.

Мы знаем, что, когда Азеф этого хотел, ему удавалось произво¬

дить прекрасное впечатление на людей, но в данном случае ему

не надо было особенно стараться, Гершуни относился к нему

восторженно. Азеф встретился с Гершуни по дороге на второй

съезд партии в феврале 1907 г. Съезд проводился в Финляндии

в подпольных условиях, так как русская полиция активизировала

там свою деятельность. Организаторы съезда, основную роль

среди них играл М.Натансон, боялись, что полицейские чины

при помощи войск могут арестовать всех участников. Поэтому

приезд Гершуни, основного партийного вождя, держался в пол¬

ной тайне. Об этом практически никто не знал130. Члену партии,

который вез Гершуни, было поручено ни в коем случае никого

к нему не пропускать. Жена Гершуни ждала своего мужа в Фин¬

ляндии. Она сообщила о скором прибытии корабля, который вез

Г.Гершуни, близким людям, известным членам партии: Е.Азефу

и его жене. Несмотря на сопротивление сопровождавшего Гершу¬

ни члена партии, Азеф сумел пройти на корабль и в течение про¬

должительного времени беседовал с Гершуни наедине131. М.На¬

тансон, которому было поручено встретить Гершуни и ввести его

в курс партийных дел, к удивлению обнаружил, что его опереди¬

ли. Гершуни не хотел слышать о причинах, вынудивших Азефа

оставить террор. Да и Азеф, которого и интересы службы (Гера¬

симов), и личные интересы (тоска от монотонной семейной
247

жизни) побуждали вернуться к активной революционной деятель¬

ности, не особенно сопротивлялся предложению Гершуни вер¬

нуться в террор. На партийный съезд в Финляндии Азеф отпра¬

вился в ореоле славы и как друг Гершуни. Не забывал Азеф и

своей основной службы: в Финляндии он встретился с Б.Ники¬

тенко, для которого он был неуловимым террористом, овеянным

легендарной славой. Никитенко рассказал Азефу о всех планах

ЦБО, в том числе и о царском деле, и назвал имена всех участ¬

ников. Он даже просил Азефа взять группу под свое руководство,

но Азеф отказался, ссылаясь на те же причины, по которым он

отказался от участия в терроре, и заявив также, что он не может

руководить группой, члены которой набраны не им лично, так

как слишком велик риск, что в группу попадет провокатор. Как

мы уже неоднократно писали, Азеф на самом деле умел разби¬

раться в людях, и, кроме него, других провокаторов в БО не

было. Но, поскольку Азеф всю ЦБО Никитенко собирался вы¬

дать Герасимову, его последнее заявление было необыкновенно

циничным.
Б.Николаевский, ссылаясь на биографов Никитенко, имен ко¬

торых он не сообщает, рассказывает о том, что Азеф дал Ники¬

тенко несколько ценных советов, «...и одним из особенно под¬

черкнутых им советов был совет усилить разведочную работу про¬

тив царя. В частности, он советовал как можно теснее связаться с

тем конвойным казаком, связь с которым была установлена через
В.А.Наумова»132. К сожалению, без ссылки со стороны Николаев¬

ского на источники мы не можем проверить эту информацию.

Хотя мне кажется, что Николаевский ради красного словца, не

удержался от соблазна еще раз обвинить Азефа в прямой прово¬

кации. Сразу после визита к Никитенко Азеф отправился к Гера¬

симову и рассказал ему все, что узнал: «Ей (БО) даже удалось ус¬

тановить связь с кем-то из личной охраны царя. Было ясно, что

террористы готовят покушение. По словам Азефа, план этого по¬

кушения был разработан еще не во всех деталях, но насколько

можно было судить, предполагалось, что казак должен был помочь

подложить адскую машину под царский дворец, под кабинет его

величества. Свое сообщение Азеф закончил указанием имен и ад¬

ресов новых руководителей террористической группы, занявших

эти места после ареста Зильберберга»133. Получив такую ценную

информацию от Азефа, Герасимов начал действовать. А работать

он умел и любил. Члены группы были взяты под наблюдение. Но

имени казака Азеф не знал и не мог назвать его Герасимову, ко¬

торый оказался перед своеобразной дилеммой: «арестовывать или

не арестовывать?» «Но я не мог нащупать след, ведущий внутрь

дворца. Я уже было собирался арестовать всех лиц, попавших в

сферу моего наблюдения, конечно, с точки зрения розыска было

бы целесообразнее выждать, пока наблюдение не даст более вес¬

ких улик против заговорщиков и не выяснит все их связи. Однако

этот нормальный путь был слишком опасен. А вдруг террористам

удастся ускользнуть от наблюдения и нанести удар?»134
248

Рисковать жизнью Николая II Герасимов не мог. Он уже со¬

брался притупить к арестам, когда его вызвал к себе дворцовый

комендант В.Дедюлин и рассказал подробно всю историю с Рати-

мовым и Наумовым. Правда, кто-то опять ошибся в датах. Гера¬

симов сообщает, что Дедюлин рассказал, будто «Наумов хочет

свести его (Ратимова) теперь в Петербурге с членами БО»135. А мы

знаем, что встреча с А.Пигуит была у Ратимова в начале января,

а беседа Герасимова с Дедюлиным была в конце февраля. После

встречи с Дедюлиным Герасимов взял в свои руки полный кон¬

троль над этим делом. На квартире у одного из служащих Зимнего

дворца Спиридович сдал Ратимова Герасимову с рук на руки. Ра-

тимов повторил Герасимову всю историю его знакомства с Наумо¬

вым: «Я заставил его (Ратимова) поклясться, что все, что он сооб¬

щает — сущая правда. Ратимов поклялся и несколько раз истово

перекрестился перед иконой»136. На следующую встречу с боеви¬

ками Ратимов пошел в сопровождении филеров дворцовой охра¬

ны, и филеры охранного отделения следили за членами ЦБО. «У

дверей петербургской квартиры, куда должен был явиться Рати¬

мов, агенты полковника Спиридовича, следовавшие за ним по

пятам, встретились с моими агентами, производившими слежку за

Синявским... Таким образом цепь в этом пункте замыкалась»137.

Герасимов допустил еще несколько встреч боевиков с казаком, с

ним встречались Б.Синявский, Б.Никитенко и А.Пигуит. Беседы

продолжались в том же направлении: его убеждали совершить ге¬

роический поступок — убить царя, но, видя, что он на это не пой¬

дет, получали от него конкретную информацию. Он еще несколь¬

ко раз нарисовал им проект дворца и парка и сообщил различные

подробности для успешного осуществления теракта: «— Можно ли

постороннему человеку, конечно соответственно переодетому,

проникнуть в кабинет царя? — спрашивали террористы. — Да,

если он носит форму казака царского конвоя. — Разве не каждый

казак лично знаком всем проживающим во дворце? — Нет, — от¬

вечал Ратимов, — в конвое сто таких казаков. Разве можно знать

в лицо их всех? — Возможно ли подойти непосредственно к царю

во время его прогулки в Царскосельском парке? — Это вполне

возможно. Например, если бы женщина-террористка, переодев¬

шись финской молочницей, появилась в парке. Хотя царь посто¬

янно во время прогулок сопровождается несколькими казаками из

его конвоя, но они по инструкции следуют в некотором отдалении

за ним. Они не обратят внимания на такое повседневное событие,

как появление молочницы... — Возможно ли в помещении, нахо¬

дящемся под комнатами царя, заложить мину и затем эту часть

дворца вместе с самим царем пустить в воздух, — спрашивали

далее террористы. — Да, — отвечал Ратимов, — такая возможность

тоже имеется. Кабинет царя находится в бельэтаже, под которым

расположено много комнат, куда доступ сравнительно легок»138.
Помимо царя, как мы знаем, террористы вели охоту на Нико¬

лая Николаевича и Столыпина. Ратимов должен был шифрован¬

ными телеграммами уведомлять боевиков о приезде того и другого.

Герасимов решил, что пора кончать. Он знал все о планах заго¬
249

ворщиков, и у него был прекрасный свидетель для процесса.

После встречи Ратимова с террористами он увиделся с ним еще

раз и потребовал подтвердить под присягой все, что он рассказал

ему о планах заговорщиков. Очень большое значение Герасимов

придавал телеграммам. Ратимову было приказано отправить теле¬

грамму в определенный момент за несколько часов до ареста. Как

было у него условлено с заговорщиками, Ратимов направил для

Никитенко адвокату Федосееву две телеграммы: «Приезжайте,

Стефан болен» и «Приезжайте, Иван болен»139. Первая означала,

что Николай Николаевич должен приехать между 5 и 10 часами

вечера, а вторая — что Столыпин приедет на следующий день

утром. Телеграмма «была найдена во время ареста и послужила

одной из главных улик для обвинения»140.
31	марта полиция нанесла массированный удар. Было аресто¬

вано 28 человек. В обществе произвел особенно сильное впечат¬

ление арест преподавателя Александровского лицея К.Эмме. Избе¬

жать ареста и бежать удалось немногим. С самого начала следова¬

тели (возглавлял следствие Глустовский, «человек интеллигент¬

ный, энергичный и делающий карьеру»141) получили неожидан¬

ный подарок. Один из главный обвиняемых В.Наумов стал давать

откровенные показания, рассказывая буквально все. Для тех лет,

и того революционного движения, и особенно той партии это был

редчайший случай. Наумова полностью сломило, что «Ратимов все

время предавал его»142. Выведать у него все в таком состоянии для

опытного следователя не представляло никакого труда. Наумов по¬

казал, что Зильберберг и Никитенко уговаривали его убить импе¬

ратора, что ради этой цели он должен был поступить в придвор¬

ную капеллу, что он брал уроки пения, которые революционеры

ему оплачивали, и что последний раз ему Никитенко дал деньги

(200 рублей) для оплаты уроков непосредственно в день ареста.

Его показания подтверждались и дополнялись показаниями Рати¬

мова.
Партия социалистов-революционеров попала в сложное поло¬

жение. Было официально объявлено, что в дни работы Думы она

отказывается от террора, а здесь был не просто террор, а подго¬

товка к цареубийству. Трудно было найти более убедительные до¬

казательства лживости официальных эсеровских заявлений об от¬

казе от террора. Особенно fpyÄHbiM было положение эсеровской

фракции в Думе, насчитывавшей более 30 депутатов. Дело в том,

что 7 мая правые внесли в Государственную Думу запрос «Об об¬

наружении заговора против Государя Императора, Великого князя

Николая Николаевича и Столыпина». Николаевский утверждает:

«Столыпин быстро понял, какой благодарный для его политичес¬

ких планов материал давала ему судьба, и обеими руками ухватил¬

ся за мысль создать громкий процесс о "заговоре против царя..."

Столыпин с самого начала взял курс на новый разгон и изменение

основных законов. Нужно было ввести соответствующую подго¬

товку, и процесс о "заговоре против царя" был как нельзя более

пригоден для компрометации Думы в глазах царя и монархически

настроенных слоев населения. Ведь этот "заговор" был организо¬
250

ван той самой партией социалистов-революционеров, которая

имела свыше 30 своих официальных представителей в Думе»14*
В данном случае, как и во многих других, когда политические

страсти революционера заглушали объективность историка, Нико¬

лаевский был неправ. Столыпин вел долгие переговоры с кадета¬

ми, основной фракцией Думы, пытаясь найти общую с ними

почву для сотрудничества (о неудаче этих попыток я расскажу

ниже). Столыпин был искренне рад редким немногочисленным

свидетельствам желания кадетов пойти ему навстречу. Когда ему

показали кадетскую формулу перехода к очередным делам, в ко¬

торой говорилось о «живейшей радости» по поводу «избавления

Государя» от смертельной опасности и о «...глубоком негодовании

к преступному заговору» он был удовлетворен. В то же время,

левые откровенно демонстрировали, какие чувства они испытыва¬

ли к Николаю II, и ни один из представителей левых партий не

был в зале заседания Думы во время голосования по этому вопро¬

су. В коротком ответе Столыпина на запрос было сказано, что

арестованные «...вступили в образовавшееся в составе партии со¬

циалистов-революционеров сообщество, поставившее целью своей

деятельности посягательство на священную особу Государя Импе¬

ратора и свершение терактов, направленных против Великого

князя Николая Николаевича и председателя Совета министров,

причем членами этого сообщества предприняты были попытки к

изысканию способов проникнуть во дворец, в котором имеет пре¬

бывание Государь Император»144.
Случайно во время обсуждения запроса в помещении эсеров¬

ской фракции в Думе находился В.Чернов. В категорической

форме он заявил депутатам, что партия не готовила покушение на

царя. Представитель фракции Ширский с думской трибуны за¬

явил: «Заговора не было». Но многие чувствовали недоговорен¬

ность, и в широких кругах партии росло недовольство, что она от¬

казывается от своих собственных предприятий и ставит своих бое¬

виков таким поведением в очень трудное положение.
7	августа 1907 года дело о заговоре против царя слушалось в

суде Петербургского военного округа под председательством гене¬

рал-майора Мухина. Перед судом предстали 18 человек. Обвине¬

ние поддерживал помощник главного военного прокурора полков¬

ник Ильин, «человек, лишенный каких-либо талантов»145. Как

часто бывало на подобных процессах, защита выглядела значи¬

тельно ярче. «Для защиты подсудимых были мобилизованы луч¬

шие силы русской либеральной адвокатуры: Маклаков, Муравьев,

Соколов, Зарудный и другие»146. Защита придерживалась на про¬

цессе четкой линии поведения — она стремилась доказать, что все

дело о заговоре против царя необыкновенно раздуто охранкой и

носит следы полицейской провокации. В официальном заявлении

ЦК партии социалистов-революционеров было сказано, что она

никакого отношения к заговору не имеет, и никому не давала по¬

ручения организовывать убийство царя. Защита всячески исполь¬

зовала это заявление, доказывая, что никогда раньше ЦК эсеров¬

ской партии не отказывался от действий своих боевиков. Адвока¬
251

там удалось доказать, что данные в телеграммах, о датах приезда

в Царское Село Столыпина и Николая Николаевича посланных

Ратимовым революционерам в день их ареста, не соответствуют

действительности. В эти дни ни тот, ни другой не собирались при¬

езжать в Царское Село, и, следовательно, это свидетельствует о

полицейской провокации. Офицеры, члены суда растерялись. Осо¬

бенно на них подействовало выступление свидетеля защиты Мя-

котина, авторитетно заявившего, что раз ЦК партии социалистов-

революционеров официально заявил о своей непричастности к

данному заговору, то так и есть. По мнению Мякотина традиции

русского революционного движения не допускали ложных заявле¬

ний со стороны революционных центров; может быть, в этом деле

принимал участие кружок революционно настроенной молодежи,

за которым стояли опытные полицейские провокаторы.
Для того, чтобы переломить ход процесса, было решено в ка¬

честве свидетелей обвинения привлечь Спиридовича и Герасимо¬

ва. Это была необычная мера в истории русской судебной прак¬

тики. Первым выступал Спиридович. Нужно отметить, что еще

одной трудностью, с которой обвинение столкнулось на суде, был

отказ Наумова под давлением его адвоката Муравьева от показа¬

ний, данных им на предварительном следствии. Муравьев, исполь¬

зуя незнание судьями топографии Царского Села, доказывал, что

если Наумов хотел убить царя, то ему ни к чему было вступать в

БО. Он мог это непосредственно осуществить из окна и дверей

своего дома во время прогулок императора147. Легко доказав пол¬

ную несостоятельность этого утверждения Н.Муравьева, Спиридо¬

вич заявил затем: «Я совершенно точно знаю, что покушение было

подготовлено БО партии социалистов-революционеров и что оно

осуществлялось по приказу комитета»148. Он сообщил суду ряд

фактов, свидетельствовавших о том, что террористами руководил

эсеровский ЦК. «На вопрос председателя суда: "Где вы получили

те сведения, которые сообщили трибуналу?" — я ответил, что

узнал все эти данные, так как во время исполнения моих обязан¬

ностей я много общался с главой охранного отделения Петербурга

полковником Герасимовым или непосредственно, или письменно,

что... Герасимов владеет этими сведениями и что он готов под¬

твердить все, что я сказал»149. Председатель суда заявил, что засе¬

дание суда прерывается, и что суд хочет допросить полковника Ге¬

расимова. Защитники стали протестовать, особенно негодовал
В.Маклаков, пытаясь убедить прокурора Ильина в недопустимости

подобной меры: «Он не постесняется сослаться на сведения, по¬

лученные через его агентов, значит, через провокаторов. Это воз¬

можно и законно?»150
Но и Герасимов не испытывал особого желания превращаться

в героя громкого процесса. На официальное приглашение явиться

в суд он ответил отказом, сославшись на болезнь (у него болела

нога). В своих воспоминаниях он писал: «Успешность моей рабо¬

ты во многом зависела от того, что меня никто из революционеров

не знал в лицо. Именно поэтому я никогда и нигде не появлялся

публично. Выступление в зале суда было грубым нарушением
252

этого правила. Я стал бы известен целому ряду адвокатов, родст¬

венников обвиняемых, а среди них несомненно было немало

людей, близких к революционерам»151. Ильин, сознавая, что он

проигрывает процесс, приехал уговаривать Герасимова. В конце

концов Герасимов согласился, но на следующих условиях: 1. Суд

состоится в здании охранного отделения. 2. На это заседание суда

будут приглашены только участники процесса (не пустили даже

родственников подсудимых). На следующий день заседание суда

состоялось в большой зале здания охранного отделения (Мойка

12). Уже один этот факт вызвал возмущение в либеральных кругах:

«Юстиция пошла на поклон в полицию». Возмущение усилилось

из-за той обстановки, в которой проходило заседание: «...я счел

нужным несколько изменить свою внешность, появился слегка за¬

гримированным и просил извинения за то, что буду давать свои

показания сидя, положил больную ногу на сидение другого

стула»152. Герасимов полностью подтвердил показания Спиридови-

ча, подтвердив, что дело Никитенко-Синявского — дело рук тер¬

рористической группы, входившей или примыкавшей к партии со-

циалистов-революционеров. Он заявил, что обладает данными об

этом, полученными им от сотрудников: «Говоря это защитникам,

он повернулся к ним демонстративно спиной и обращался непо¬

средственно к председателю. Защита взволновалась. Маклаков

бросил свой портфель на стол и заявил, что он не может больше

участвовать в этой комедии и покинул зал заседаний»153.
Наиболее сложным на процессе было положение основных об¬

виняемых Никитенко и Синявского, которые хотели, но не могли

в силу уклончивой позиции, занятой партией, громко провозгла¬

сить свое кредо террористов, поэтому Никитенко говорил, что он

собирал сведения о Николае Николаевиче и Столыпине, чтобы

использовать их в будущем, когда партия сочтет нужным возобно¬

вить покушение, а Синявский заявлял, что интересовался разъез¬

дами этих лиц со статистической точки зрения154.
Военный суд приговорил к смертной казни Никитенко, Синяв¬

ского и Наумова (отказ от показаний на предварительном следст¬

вии стоил ему смертного приговора и не помог другим подсуди¬

мым). Но мне хочется думать, что, когда палач надевал ему петлю,

совесть Наумова не мучила, и другие осужденные его простили.

Может быть, ради этого и стоит пойти на смерть.
Примечания
1	Цит. по: Богданович А. Указ. соч. С. 387—388.
2	Цит. по: Ольденбург С. Указ. соч. С. 356.
3	Лонге Ж., Зильбер Г. Указ. соч. С. 130.
4	Польская социалистическая партия, во главе которой стоял Ю.Пилсуд-
ский.
5	Аргунов А. Указ. соч. С. 73.
6	Там же.
7	Делевский Ю. Дело Азефа и семи повешенных // Голос минувшего на
чужой стороне. 1926. N? 4. С. 141.
253

8	Герасимов А. Указ. соч. С. 118—119.
9	Дело Зинаиды Коноплянниковой // Былое. 1917. № 1. С. 265.
10	Там же. С. 264.
11	Там же. С. 260.
12	Там же. С. 265-266.
13	Там же. С. 258.
14	Там же. С. 269.
15	Spiridovitch A. Op. cit. Р. 110.
16	Переписка Н.Романова и П.Столыпина // Красный архив. 1924. Т. 5.

С. 103-104.
17	Дело Зинаиды Коноплянниковой. С. 274.
18	Герасимов А. Указ. соч. С. 123.
19	Цит. по: Ольденбург С. Указ. соч. С. 366.
20	Spiridovitch A. Op. cit. Р. 112
21	Герасимов А. Указ. соч. С. 90.
22	Spiridovitch A. Op. cit. Р. 114.
23	Переписка Н.Романова и П.Столыпина. С. 104.
24	Переписка Николая II и Марии Федоровны // Красный архив. 1927.

Т. 3(22). С. 198.
25	В годы реакции. С. 242.
26	Там же.
27	Павлов Д. Указ. соч. С. 181—182.
28	Берлин П. Об одном повешенном (С.Я.Рыссе) // Каторга и ссылка. М.,
1929. № 10. С. 92.
29	Там же. С. 98.
30	Там же. С. 99
31	Там же. С. 97.
32	Там же. С. 97—98.
33	Цит. по: Павлов Д. Указ. соч. С. 171.
34	Там же. С. 170.
35	Герасимов А. Указ. соч. С. 88.
36	Там же. С. 91.
37	Spiridovitch A. Op. cit. Р. 107.
38	Герасимов А. Указ. соч. С. 88.
39	Павлов Д. Указ. соч. С. 82. Вообще, Павлов слишком сильно хочет опо¬

рочить Рысса, сделать из него обычного провокатора. Для этого он

иногда, в несколько странной форме ведет свою полемику с оппонен¬

тами из далекого прошлого. Так, сообщая о том, что Спиридович уп¬

рекал Трусевича за излишнее доверие Рыссу, он пишет: «Если верить

воспоминаниям кадета Маклакова, аналогичной точки зрения придер¬

живался генерал Герасимов»; Павлов Д. Страницы истории эсеров-

максималистов // Вопросы истории. 1988. № 5. С. 90. Воспоминания

генерала Герасимова были опубликованы по-русски в 1985 г. За три

года до опубликования статьи Павлова, и Павлов был просто обязан

знать их содержание, а не писать фразы «если верить Маклакову», ко¬

торые нужны ему для того, чтобы опорочить источник, с которым он

не согласен.
40	Павлов Д. Эсеры-максималисты в годы первой русской революции.

С. 170.
41	Там же. С. 179.
254

42	Там же.
43	Там же. С. 171.
44	Павлов Д. Страницы истории эсеров-максималистов. С. 86.
45	Павлов Д. Эсеры-максималисты в годы первой русской революции.

С. 183.
46	Интересно, что в воспоминаниях К.Бродской, опубликованных Д.Пав-

ловым, с целью доказательства вины Рысса, говорится, что Рысс узнал

об этом только после его свершения (Бродская К. Мои воспоминания
о	Мортимере // Вопросы истории. 1988. № 5. С. 101).
47	Герасимов А. Указ. соч. С. 91.
48	Павлов Д. Эсеры-максималисты в годы первой русской революции.
С.	180.
49	Бродская К. Указ. соч. С. 95—96.
50	Там же. С. 96.
51	Там же.
52	Герасимов А. Указ. соч. С. 93.
53	Павлов Д. Страницы истории эсеров-максималистов. С. 88—89.
54	Герасимов А. Указ. соч. С. 93.
55	Берлин П. Указ. соч. С. 95.
56	Там же.
57	Бродская К. Указ. соч. С. 96.
58	Басов-Верхоянцев С. Указ. соч. // Новый мир. 1926. № 10. С. 139.
59	Там же.
60	Нестроев Г. Указ. соч. С. 67.
61	Осоргин М. Венок памяти малых // На чужой стороне. Прага, 1924.

№ 6. С. 103.
62	Герасимов А. Указ. соч. С. 93.
63	Там же.
64	Попова В. Указ. соч. С. 57.
65	Там же. С. 60.
66	Там же. С. 63.
67	Там же. С. 61
68	Там же. С. 63.
69	Spiridovitch A. Op. cit. Р. 153.
70	Попова В. Указ. соч. // Каторга и ссылка. № 5(34). С. 58.
71	Савинков Б. Указ. соч. С. 239.
72	Герасимов А. Указ. соч. С. 150.
73	Там же.
74	Богданович А. Указ. соч. С. 415.
75	Герасимов А. Указ. соч. С. 152.
76	Богданович А. Указ. соч. С. 412.
77	Герасимов А. Указ. соч. С. 95.
78	Там же.
79	Там же. С. 96.
80	Там же.
81	Богданович А. Указ. соч. С. 413—415.
82	Витте С. Указ. соч. С. 179.
83	Переписка Н.Романова и П.Столыпина. С. 105.
255

84	Витте С. Указ. соч. С. 404.
85	Spiridovitch A. Op. cit. Р. 147
86	Игнатьев А. 50 лет в строю. Т. 1. М., 1955. Ст. 406.
87	Герасимов А. Указ. соч. С. 97.
88	Там же. С. 99
89	Там же. С. 98
90	Там же. С. 100.
91	Там же. С. 101.
92	Там же. С. 96.
93	Николаевский Б. История одного предателя. С. 227.
94	Spiridovitch A. Op. cit. Р. 150
95	Ibid. Р. 149.
96	Ibid.
97	Ibid. P. 112.
98	Ibid. P. 113.
99	Ibid. P. 150.
100	Ibid.
101	Ibid. P. 151
102	Николаевский Б. История одного предателя. С. 230.
103	Spiridovitch A. Op. cit. Р. 151.
104	Ibid. Р. 152.
105	Герасимов А. Указ. соч. С. 102.
106	Spiridovitch A. Op. cit. Р. 152.
107	Ibid.
108	Ibid. P. 153.
109	Ibid.
110	Герасимов A. Указ. соч. C. 102.
111	Николаевский Б. История одного предателя. С. 231.
112	Фигнер В. После Шлиссельбурга // Полн. собр. соч. Т. 3. М., 1929.
С.	173.
113	Там же. С. 177.
114	Там же. С. 174.
115	Герасимов А. Указ. соч. С. 143.
116	Савинков Б. Указ. соч. С. 291.
117	Там же.
118	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 30.
119	Савинков Б. Указ. соч. С. 291.
120	Фигнер В. Указ. соч. С. 175.
121	Чернов В. Перед бурей. С. 267.
122	Безбережьев С. М.Спиридонова // Россия на рубеже веков. С. 339.
123	Хазиахметов Э. Организация побегов политических ссыльных из Сибири
в 1906—1917 гг. // Ссылка и общественно-политическая жизнь в Си¬

бири. Новосибирск, 1978. С. 68.
124	Чернов В. Перед бурей. С. 268.
125	Там же. С. 269.
126	Там же. С. 270.
127	Там же.
256

128	Мельников М. Первое обвинение Азефа // На чужой стороне. Прага, 1925.
№ 10. С. 211.
129	Там же. С. 213.
130	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 123. Л. 44.
131	Там же. Л. 45.
132	Николаевский Б. История одного предателя. С. 230
133	Герасимов А. Указ. соч. С. 102—103.
134	Там же. С. 103.
135	Там же.
136	Там же.
137	Там же. С. 104.
!38 Там же. С. 104—105.
139	Spiridovitch A. Op. cit. Р. 158.
140	Герасимов А. Указ. соч. С. 105.
141	Spiridovitch A. Op. cit. Р. 158
142	Герасимов А. Указ. соч. С. 105.
143	Николаевский Б. Указ. соч. С. 232.
144	Столыпин П. Полное собр. речей в Государственной Думе и в Государ¬
ственном Совете. М., 1991. С. 84.
145	Spiridovitch A. Op. cit. Р. 161
146	Герасимов А. Указ. соч. С. 105.
147	Spiridovitch A. Op. cit. Р. 164.
148	Ibid. Р. 166-167.
149	Ibid. Р. 168.
150	Ibid.
151	Герасимов А. Указ. соч. С. 106.
152	Там же. С. 107.
153	Spiridovitch A. Op. cit. Р. 170.
154	Ibid. P. 162.

Глава 17.
ШЕРЛОК ХОЛМС РУССКОЙ РЕВОЛЮЦИИ
В этот период у русской полиции были определенные успехи

в борьбе с центральным террором: прекращение, благодаря Азефу,

деятельности БО, уничтожение ЦБО. Террор, однако, в 1907 году

продолжал бушевать по России; в первую очередь, это был мест¬

ный террор. Настоящим бичом были многочисленные экспропри¬

ации, которые часто невозможно было отличить от обыкновенного

воровства. Продолжались убийства видных представителей адми¬

нистрации. Особое внимание было обращено на представителей

судебного ведомства.
Массовый террор и экспроприации осуществляли в основном

представители многочисленных организаций эсеров-максималис-

тов. В 1907 году в России и за ее пределами существовало 69 таких

организаций1. Но, как мы уже писали, после уничтожения Боевой

организации максималистов и казни их главных вождей М.Соко¬

лова и В.Мазурина создать действенную Боевую организацию и

осуществить акты центрального террора и крупные экспроприации

им не удавалось. Их силы распылялись на мелкие экспроприации

и убийства.
Убийства видных представителей администрации продолжал

осуществлять Летучий боевой отряд Северной области под руко¬

водством Карла. Мы уже писали о нем и еще вернемся к нему.

Отряд состоял из идеалистически настроенных фанатиков, кото¬

рые не испатывали никакой любви к жизненным благам. Азеф,

Савинков или Соколов, напротив, успешно прививали эту любовь

своим боевикам и у бойцов Карла не было и тени настроения «ре¬

волюционных кавалергардов», которое было так распространено

среди боевиков Азефа. Эти кристально чистые, лишенные пороков

идеалисты были очень опасны и страшны — они были ревност¬

ными служителями страшного Молоха террора. Отряд Карла об¬

ращал особое внимание на представителей тюремного ведомства,

не прощая им никаких нарушений прав политических заключен¬

ных. 17 января 1907 года боевиками отряда был убит начальник

Дерябинской тюрьмы Гудима. 13 августа 1907 года незадолго до

этого бежавший из Севастопольской гражданской тюрьмы 18-лет-

ний Николай Макаров по поручению Карла убил начальника Пе¬

тербургской тюрьмы Иванова. Летом 1908 года было осуществлено

убийство начальника Апгачинской каторжной тюрьмы Бородули¬

на, который, как считали революционеры, первым применил те¬

лесные наказания к политкаторжанам. Отряд Карла планировал

нанести удар по руководителям тюремного ведомства России: ми¬

нистру юстиции И.Щегловитову, петербургскому градоначальнику
258

Д.Драчевскому и начальнику Главного тюремного управления
А.Максимовскому. Основную роль в теракте против Максимовско¬

го сыграла Евлампия Рогозникова. Она обучалась в Перетбургской

консерватории по классу рояля. У нее обнаружили прекрасный

голос, и она перешла в класс пения. Благодоря ее способностям

ей разрешили обучаться бесплатно. Ей прочили блестящую карье¬

ру певицы, но она избрала другой путь. В 1906 году она была арес¬

тована, после второго ареста следователь по ее первому делу по¬

казывал на следствии, что Рогозникова, «привлекавшаяся по делу

автономной группы террористов-экспроприаторов, обвинялась в

хранении бомбы с целью взорвать Охранное отделение и в разуз-

навании привычек премьер-министра Столыпина с целью покуше¬

ния на него»2. В тюрьме она сумела удачно имитировать сумасше¬

ствие и была переведена в психиатрическую больницу, из которой

сумела совершить фантастический побег, во много благодаря тому,

что даже в таком месте и в таких условиях, изображая буйнопо¬

мешанную, она осталась сама собой — многих больных привлекла

ее яркая жизнерадостная натура, и они помогли ей бежать.
После ряда приключений (она не смогла бежать вовремя, опоз¬

дала, ее никто не ждал на улице) она попала на конспиративную

квартиру и оттуда уехала в Финляндию. Друзья, любимый муж уго¬

варивали ее отправиться за границу, в Милан, и продолжить учить¬

ся пению, но она рвалась в террор и предложила свои услуги

Карлу. В скором времени она была принята в организацию. Член

Летучего боевого отряда Северной области В.Лебединцев (о нем

смотри ниже) рассказывает, как Рогозникова пришла первый раз

на конспиративную квартиру в Финляндии, где обычно «...царило

мрачное настроение»: «Она влетела как бомба, радостная, веселая,

прыгала, скакала как ребенок, и старалась развеселить товарищей.

Она говорила, что берется исполнить любое террористическое

дело, какое ей будет поручено. В.В. вспоминал о том, как Рогозни¬

кова раз внезапно в то время, как он сидел на низенькой скамейке,

погруженный в свою мрачную думу, вбежала в комнату и пере¬

прыгнула через его голову»3. 15 (28) октября, в понедельник (при¬

емный день Максимовского) в 2 часа дня Рогозникова вошла в зда¬

ние Главного тюремного управления. Вышедшему к ней чиновнику

она заявила, что ей надо срочно видеть Максимовского. Она объ¬

яснила свою настойчивость тем, что брат ее мужа, В.Новоселов, за¬

ключенный пересыльной тюрьмы, нездоров, и она просит разре¬

шения приносить ему питание из дома: «Я лично хочу просить об

этом начальника Главного тюремного управления. Я знаю его

доброту, он разрешит мне»4. Чиновник отправился к Максимов¬

скому. Посетители и сотрудники управления вспоминали потом,

что Рогозникова не возбуждала ничьих подозрений. Она вела себя

очень спокойно, кокетничала и непринужденно разговаривала.

Удивлял только сильный запах духов, от которых становилось не¬

хорошо, и у присутствующих в комнате стала болеть голова5.
Хотя чиновник советовал Максимовскому не принимать посе¬

тительницу, он его не послушался. Рогозникова вошла в комнату,

подошла к Максимовскому и в упор выстрелила в сонную арте-
9·
259

рию. Максимовский был тяжело ранен, отвезен в больницу и в

6.30 вечера скончался не приходя в сознание. Сразу после выстре¬

ла террористка бросилась к окну в большой приемной: по плану

она должна была выбросить из окна револьвер на улицу, и это

было сигналом, что покушение удалось. Получив сигнал, боевики

должны были занять места у квартиры министра юстиции Щегло-

витова, петербургского градоначальника Драчевского и вице-ди¬

ректора ДП Курлова, так как не сомневались, что эти сановники

немедленно выедут на место происшествия6. Но Рогозникова была

остановлена одним из посетителей, начальником одной из тюрем,

пришедших к Максимовскому просить о смягчении наказания для

двух его арестованных сыновей. Подбежавшие сотрудники управ¬

ления отобрали у нее револьвер и из кармана вынули еще один с

полной обоймой. Очевидцы вспоминали потом: «На вопрос дер¬

жавшего ее курьера: "Зачем вы убили такого хорошего человека?"

Она ответила вопросом: "Кто ввел в тюрьмах розги для политичес¬

ких?"»7
Она была совершенно спокойна. По словам одного из чинов¬

ников тюремного управления, «убийца смеялась»8. По словам дру¬

гого — успокаивала окружающих: «Не бойтесь, милые, вы малень¬

кие исполнители, вас я не трону»9. Но убийство Максимовского

и план убийства нескольких сановников был только составной

частью разветвленного плана террористов. Когда жены служителей

тюремного управления приблизились к ней, чтобы ее обыскать,

Рогозникова крикнула им: «Осторожнее! Вы взорвете себя! Пожа¬

лейте живущих здесь!»10 Власти несколько растерялись. Стало

ясно, что Рогозникова вся обвешана динамитом, который при

первом неосторожном прикосновении может взорваться, разру¬

шить здание и похоронить всех присутствующих. По приказу Кур¬

лова городовые все время держали Рогозникову за руки. Броси¬

лись искать саперов или артиллеристов, которые могли бы разря¬

дить взрывное устройство, но время было позднее, в Главном ар¬

тиллерийской управлении не было специалистов. Тогда Курлов

вспомнил, что заместитель начальника Петербургского охранного

отделения Комиссаров в прошлом артиллерист, и вызвал его.

Когда Рогозникова увидела Комиссарова и поняла, что ее подверг¬

нут личному обыску прямо здесь, в здании управления, она поте¬

ряла свою веселую невозмутимость. По планам террористов ее

должны были отвезти в здание Петербургского охранного отделе¬

ния, и там она должна была поднять на воздух себя и всю охранку.

Динамита на это бы хватило. Рогозникова пыталась протестовать,

доказывая, что Комиссаров не имеет права подвергать ее личному

обыску, что обыск должны были сделать в охранке, но это, есте¬

ственно, не помогло. «Комиссаров предупредил держащих ее го¬

родовых, что при осмотре может последовать взрыв, и спросил,

готовы ли они ему помочь? Городовые без колебания согласились.

Рогозникова была положена на пол, и они держали ее руки и

ноги»11.
Комиссаров начал, наверно, самый опасный обыск, в котором

ему когда-либо приходилось участвовать. Из протокола обыска:
260

«По снятии кофты лифа и корсета на ней оказался бюстгальтер

величиной от шеи до талии, причем спереди представлял из себя

мешок из двусторонней плотной клеенки, который был набит по

всей площади груди 13 фунтами экстрадинамита. Посередине

груди был помещен детонатор, от которого отходил черный шну¬

рок, настолько длинный, что охватывал талию на корсете с лифом

и наружную кофту»12. Взрывное вещество начало разлагаться и

именно поэтому в приемном зале Главного тюремного управления

стоял запах крепких духов, от которого у многих болела голова.
Так почему же все-таки Тося, как друзья звали Рогозникову, не

дернула за шнурок? В очерке о ней, написанном ее подругой
А.Фридберг, (мы уже ссылались на него) утверждалось, что она не

хотела многочисленных жертв, которые непременно были бы, взо¬

рви она здание управления. В доказательство она приводит текст

записки, отправленной Рогозниковой из Охранного отделения:

«Снаряд взорвать не могла, когда была возможность, потому что

погибла бы совершенно непричастная публика»13. Но через одну

фразу она о публике забывает и объясняет, почему не взорвала

снаряд: «Когда же слетелось воронье, ничего сделать не могла. Я

берегла снаряд для них... я напугала их с целью, чтобы они не тро¬

гали шнурка, который я могла достать зубами (меня за руки все

время крепко держали). Но когда нужно было, сбили меня, и, как

я ни билась, меня крепко держали. Передайте: все, что могла, сде¬

лала, и не удалось. Вот единственное, что больно»14.
Видимо, когда Рогозникова увидела тех, за кем охотятся тер¬

рористы, она моментально забыла о сотнях возможных жертв. Так

что генерал Курлов, которого Фридберг пытается оспаривать, был

совершенно прав, когда писал: «По-видимому, Рогозникова отно¬

силась совершенно равнодушно к тому, что такой взрыв в верхнем

этаже огромного частного дома повлечет за собой массу человечес¬

ких жертв, так как кроме Главного тюремного управления в этом

здании было много частных квартир»1*
И опять все тот же больной вопрос о нравственности и морали.

Трудно, наверно, найти среди русских террористов более обаятель¬

ного и привлекательного человека, чем попрыгунья Тося. И она

готова была взорвать охранку с десятками людей и даже тюремное

управление, что привело бы к еще большему числу жертв, не имев¬

ших никакого отношения к карательному аппарату империи. Вооб¬

ще в деятельности Летучего боевого отряда Северной области по¬

ражает размах планов и полное безразличие к человеческим жиз¬

ням. Не жалели как случайных очевидцев, так и собственно испол¬

нителей. Это равнодушие было еще сильнее, чем у лидеров макси¬

малистов Соколова и Мазурина. Все это особенно ярко проявилось

в плане взрыва Государственного совета (см. ниже). На следствии

и суде (Рогозникову судил военно-окружной суд) она держалась ге¬

роически, отказавшись от подписи протокола, от защиты, от пос¬

леднего слова. 17 октября 1907 года она была казнена.
У Азефа в 1907—1908 году наступил последний этап его увле¬

кательной деятельности, закончившийся полным разоблачением.

Как мы уже писали, Азеф решил вернуться к активной партийной
261

работе. На 2-м съезде партии в феврале 1907 года в Финляндии

Азеф вместе с Гершуни, в тени которого он предпочитал держать¬

ся, чтобы на него таким образом падала часть всемирной славы

Гершуни, решил возглавить террористическую работу партии.

Азеф знал, что Гершуни не представлял себе боевую работу без

него, ЦК решил, что они вместе возглавят боевую деятельность.

«В ЦК многие были против того, чтобы Гершуни замыкался толь¬

ко в узкой боевой деятельности, хотели, чтобы Гершуни уделял

много внимания различным сторонам общепартийной жизни»16. В

это время Гершуни рассматривали в качестве настоящего вождя. В

результате, как писал Чернов, «...временно взял на себя эту (бое¬

вую) деятельность только один Азеф, который имел своим бли¬

жайшим помощником Карповича»17. Карпович к этому времени,

как и Гершуни, бежал с Акатуйской каторги. Было решено, что

Гершуни будет от ЦК курировать эту работу, и Азеф предпочитал

постоянно с ним советоваться и всячески подчеркивал, что дейст¬

вует вместе с Гершуни. В скором времени Гершуни, у которого

была саркома легких, стал чувствовать себя все хуже и хуже; он

уехал из Финляндии за границу осенью 1907 года, а затем лег на

лечение в швейцарскую больницу. Натансон писал о том, что

было кому поручено ЦК: «руководить боевыми делами и некото¬

рыми общепартийными было оставлено Гершуни и Азефу; сноше¬

ния с боевыми элементами наших летучек — П.П.Крафту, а также

Гершуни и Азефу, значит Азеф должен был вместе с Гершуни со¬

ставить ядро будущей Боевой организации... Кроме того, Азеф еще

специально заинтересовался организацией рассылки книг и решил

установить книжное дело в смысле транспортном»18.
В результате Азеф начал вести боевую работу самостоятельно.

Роль Савинкова при Азефе, если так можно выразиться, играл

Карпович, который по отношению к нему проявил столько слепой

веры, доходившей до обожания, что переплюнул в этом даже Са¬

винкова.
По инициативе ЦК, активно поддержанной Азефом, вновь со¬

здаваемая БО должна была сосредоточить свое внимание почти

исключительно на подготовке убийства Николая II. Лидеры пар¬

тии понимали, что революция закончилась, и считали, что только

убив Николая они смогут повернуть колесо истории вспять, под¬

нять массы на новую революционную борьбу. Естественно, новый

план деятельности БО стал известен Герасимову через Азефа. Азеф

хорошо играл на многих досках. Теперь он выглядел в глазах Ге¬

расимова и Столыпина (бывшего в курсе всех перипетий деятель¬

ности БО вообще и Азефа в частности) не только спасителем

жизни великих князей и Столыпина, но и самого императора. Ге¬

расимов писал: «Итак, я очутился лицом к лицу с опасным врагом.

На карту было поставлено все. И я со своей стороны должен был

решиться вести в бой все силы, все свое оружие и все имеющиеся

у меня резервы. И прежде всего я решил обеспечить себе поддерж¬

ку моего лучшего сотрудника, Азефа, которому часто удавалось

вести целые группы революционеров, вопреки всем их планам,

туда, куда он хочет. В данном чрезвычайном случае я решился на
262

чрезвычайные шаги. Еще раньше партия социалистов-революцио-

неров предложила Азефу взять на себя верховное руководство

БО... и я сам, скрепя сердцем, предложил Азефу принять это пред¬

ложение партии. Он колебался. Эта двойная игра могла ему слиш¬

ком дорого обойтись. Но в конце концов он выразил готовность

пойти на это в согласии с моим желанием, разумеется, я получил

перед тем санкцию Столыпина на этот рискованный шаг. Учиты¬

вая все исключительные трудности и опасности, связанные с этим

предприятием, Азеф со своей стороны выдвинул условия, что ни

один из членов из его террористической группы не должен быть

арестован. На этой основе я заключил с ним договор, который

звучал коротко и ясно: Азеф принимает на себя руководство БО

и руководит всей подготовкой покушения на царя с тем, чтобы это

покушение не могло быть проведено в жизнь. Под этим условием

я гарантирую ему, что ни один из членов БО не будет арестован.

Этот договор был обеими сторонами лояльно выполнен»19.
Какой все-таки Азеф блестящий актер! Он сделал все от него

зависевшее, чтобы вернуться в террор и возглавить БО, но сумел

внушить далеко не наивному, хорошему сыщику Герасимову, что

он это сделал только по его просьбе. Писавший об Азефе журна¬

лист П.Пильский недоумевал, как он мог заслужить доверие в ре¬

волюционном лагере таких людей, как Гершуни, он характеризо¬

вал Азефа следующим образом: «Но ничтожный, ожиревший, но

обрюзгший, толстомясый, толстокожий, но опухший, с нескольки¬

ми подбородками и заплывшими глазами, этот на редкость неве¬

жественный Азеф, всегда и неизменно молчавший на всех съездах

и всех совещаниях... обожравшийся и развратный, умственно убо¬

гий и морально павший, столь упорно, доказательно и основатель¬

но подозреваемый, много раз почти уличенный»20. Описание вер¬

ное, только когда оно касается внешности. Азеф, видимо, был

умен, отличался практическими способностями, был необыкно¬

венно талантлив.
Азефу хотелось вернуть в БО Савинкова. В июле 1907 года,

когда Азеф вместе с Гершуни был в Швейцарии, они останови¬

лись в Шарбонтьере, где летом жила семья Азефа. В Монтре со¬

стоялась длительная встреча всех троих. Гершуни и Азеф уговари¬

вали Савинкова вернуться в террор. Уговаривал в основном Гер¬

шуни, Азеф предпочитал как всегда отмалчиваться и поддакивать.

Кроме того, у него было довольно сложное положение, так как со¬

всем недавно он внушал Савинкову те аргументы против террора,

которые последний теперь приводил. Савинков справедливо чув¬

ствовал, что в последнее время террористическая работа им не

удавалась, и в то же время был вынужден признать, что группа

Карла, к которой он относился с таким презрением, добилась ус¬

пехов. Основной выход Савинков видел в новых технических сред¬

ствах, но так как они не были пока изобретены, — в необходи¬

мости в несколько раз увеличить число членов БО: «Наблюдаю¬

щий состав должен быть увеличен до нескольких десятков чело¬

век. Параллельно с ним должна быть создана группа, цель которой

должна состоять в открытых вооруженных нападениях на основа¬
263

нии собираемых ею при помощи партийных учреждений сведений.

Во главе такой организации, включающей, конечно, и химиков,

должен стоять сильный, практический и авторитетный морально

центр»21.
Азеф выдвинул против плана Савинкова главный аргумент, ко¬

торый в его устах звучал весьма основательно: «Если в организа¬

ции будет... 50—60 человек, то как не допустить провокации?»22

Гершуни вообще не понравился ни план, ни сам Савинков. После

этой беседы он отозвался о Савинкове Чернову следующим обра¬

зом: «Я не знаю, кем он был, я видел лишь, кем он стал. Мы

можем считать, что его нет»23. Савинковские предложения были

отклонены, а пойти работать в организацию на старых основаниях

после неудачи последнего покушения Савинков не хотел. В октяб¬

ре 1907 года на заседании ЦК в Финляндии он предложил свой

план работы, но большинством голосов (4 против двух), в том

числе и голосами Азефа и Гершуни, план был отвергнут. Интерес¬

но, что через много лет после описываемых событий, когда, каза¬

лось бы, Чернов должен был понимать, что Савинков был полнос¬

тью прав, отказавшись вступить в БО Азефа, он писал: «...Савин¬

ков, гордый и самолюбивый, упорствовал и раздражался. Гершуни

совсем на нем поставил крест, придя к выводу, что этот человек,

ставший для партии "отрезанным ломтем" и в политическом, и в

морально-психологическом смысле. Человек высоких требований,

предъявляемых к жизни революционера, Гершуни не прощал Са¬

винкову многих черт личной избалованности»24. Гершуни невзлю¬

бил Савинкова с первого взгляда. В его ненависти к Савинкову

был какой-то истерический оттенок. Так, уже будучи неизлечимо

больным, он заклинал М.Натансона «никогда не иметь дело с Са¬

винковым как человеком безнравственным, совершенно павшим и

т.п.»25 М.Натансон считал, что Азеф в этот период не хотел воз¬

вращения Савинкова в БО и старался его всячески дискредитиро¬

вать как среди членов ЦК, так и среди боевиков. Он рассказывал,

что говорил Азеф про Савинкова: «Савинков действовал bona fide

лишь до того, пока он попался в Севастополе и не почувствовал

веревки на шее, а когда он вернулся после Севастополя в Фин¬

ляндию, это уже к августу 1906 года, то он уже не хотел работать,

не хотел идти на виселицу, но был все-таки настолько самолюбив,

что не хотел, чтобы его отказ от боевой деятельности был припи¬

сан его нежеланию работать, а наоборот, старался свалить вину на

ЦК»26. С нашей точки зрения, Азеф сначала искренне хотел,

чтобы Савинков вернулся в террор. Он считал Савинкова своим

лучшим учеником, знал, что Савинков ему предан. Азеф ценил его

практические способности и по-человечески любил его, если он

вообще был способен на такие чувства27. Азеф неожиданно уви¬

дел, что человек, в котором он был абсолютно уверен, стал про¬

тиводействовать его планам, ссылаясь при этом на его собствен¬

ные — Азефа — прошлогодние аргументы. Вот тогда-то Савинков

стал неудобен для Азефа, и он начал бешено выступать против

него, о чем писал М.Натансон.
264

Азеф и Гершуни приступили к формированию новой органи¬

зации. На острове в финских шхерах была создана химическая ла¬

боратория. В разное время в ней работали В.Попова, С.Лазарке-

вич, М.Чернавский, Панов (Николай). Герасимов писал о том, что

Азеф «подобрал себе группу террористов в составе до 10 чело¬

век»28. Кроме Карповича в эту группу входили М.Чернавский,
В.Басов-Верхоянский. Остальные имена нам неизвестны, как не¬

известно существовала ли вообще эта БО на самом деле или толь¬

ко в отчетах, представляемых Азефом Герасимову и Столыпину, с

одной стороны, и Чернову с Натансоном — с другой. Впрочем, ре¬

волюционеры его не особенно торопили, так как понимали, что

теракт против царя дело очень серьезное.
В это время Азеф стал активно заниматься и другими сферами

жизни партии. А.Аргунов их перечисляет: «Взялся за устройство

печатания, транспорта, деловых сношений с провинцией, контро¬

лирует деятельность провинциального организационного бюро»29.

Он брался за такую работу, которая требовала больших организа¬

ционных способностей, практической жилки, то есть тех качеств,

которыми Азеф обладал, но, как справедливо писал Б.Николаев¬

ский: «Немалую роль в выборе работы, играли для Азефа и сооб¬

ражения совершенно иного порядка: расходы на издательскую де¬

ятельность, которую Азеф брал под свой контроль, были наиболее

крупной статьей партийного бюджета после расхода на боевую де¬

ятельность, а Азеф всегда любил иметь дело с крупными суммами

партийных денег»·*0.
1907—1908 годы стали роковыми для Азефа — угроза его разо¬

блачения нарастала с каждым днем, пока, наконец, самые ближай¬

шие его друзья по партии не могли больше сомневаться в его из¬

мене. Как мы знаем, Азефа пытались разоблачить и раньше, но

сведения эти шли из полицейских источников, которым в партии

не верили, считая, что полиция хочет таким путем вывести из

строя неуловимого для нее главу БО, или из революционных ис¬

точников, например, от студента Крестьянинова в 1903 году, или

помощника Гершуни Мельникова. Но когда эти люди узнавали,

что они подозревают, одного из столпов партиии, они довольно

легко сами отказывались от своих обвинений. Началом конца для

Азефа стал момент, когда в революционном лагере появился че¬

ловек, который, прекрасно зная, что Азеф убил Плеве и Сергея

Александровича, тем не менее поверил в его измену и взялся за

необыкновенно трудную задачу — попробовать убедить в ней эсе¬

ровское руководство.
Этого человека звали Владимир Львович Бурцев. Он сыграл

роковую роль в жизни нашего героя, поэтому в дальнейшем станет

одним из главных действующих лиц нашего исследования. Он ро¬

дился в 1862 году в семье штабс-капитана в форте Александров¬

ский Закаспийской области. Воспитывался у дяди в г. Бирске

Уфимской губ. Семья была религиозной, но даже в ней Бурцев

выделялся крайне религиозной экзальтацией, мечтая о поступле¬

нии в монастырь. Но вместо монастыря он попал в университет,

сначала Казанский, а затем в Московский, в котором его экзаль¬
265

тированная религиозность нашла новый предмет поклонения: Бога

заменил Желябов, православную церковь — «Народная воля». В

дальнейшем он всегда называл себя народовольцем, хотя, видимо,

он трактовал это понятие несколько широко. Участие в народо¬

вольческих кружках заката и падения «Народной воли» предпола¬

гало один путь, и Бурцев пошел по нему — первый арест в конце

1882 года за участие в студенческом кружке, после освобождения —

продолжение той же деятельности и новый арест «за связь с на¬

родовольцами»31 в 1885 году, ссылка в Иркутскую губ., откуда он

в 1888 году бежал за границу. Уже тогда сложились его полити¬

ческие взгляды, которым он остался верен всю оставшуюся жизнь.

Эти взгляды он проповедовал в газете «Свободная Россия», кото¬

рую он начал издавать в Женеве в 1889 году: террор для завоева¬

ния политической свободы, объединение либералов и революцио¬

неров для этой цели, никаких крайних социальных эксперимен¬

тов. Восстание в декабре 1905 года Бурцев назвал несчастьем, от¬

рицательно отнесся он к Выборгскому воззванию, считая его

слишком революционным. Но террористом, правда, террористом

теоретическим (он никого на свете не убил и никогда не держал

в руках огнестрельного оружия), был крайним32.
В 1897 году в Лондоне он начал издавать журнал «Народово¬

лец», в котором упорно призывал к убийству русского царя. Во¬

обще Бурцев всю жизнь отличался какой-то особенной, во много

раз большей, чем у других революционеров, куда более крайних,

чем он, ненавистью к Николаю II. Жена Н.Морозова писала, что

Бурцевым владела «какая-то непонятная личная ненависть к Ни¬

колаю II. Он считал его источников всех зол, не мог выносить его

имени и находил, что необходимо покончить с ним, и эту свою

навязчивую идею он проповедовал везде, где только мог»33. Такого

сочетания крайнего терроризма в борьбе за политическую свободу

с умеренными политическими взглядами в тогдашней России

можно было встретить только у Азефа. В этом смысле Бурцев и

его самая знаменитая жертва были очень похожи. Но это было

единственное, в чем они были похожи. Для Бурцева, нравственная

чистота революционного знамени была основой основ. Азеф же,

по определению того же Бурцева, которое тот сделал после дли¬

тельной беседы с ним во Франкфурте в 1912 году, был «личностью

с моральной идиосинкразией». «Моральное начало в нем атрофи¬

рованно. Просто — человеку не дано совести, и что это такое он

искренне не знает»34.
После разоблачения Азефа к нему пришла мировая слава. Его

называли Шерлоком Холмсом русской революции, лучшие газеты

мира заказывали у него статьи и просили дать интервью, предлагая

любые деньги. «...Через его руки прошли миллионы — в букваль¬

ном смысле слова. Прошли, но не задержались, он деньгами не

интересовался и в них ничего не понимал»35. Он тратил их на свои

издания, на разоблачения провокаторов, а большую часть просто

раздавал, помогая любому эмигранту, который просил помощи.

Они и выглядели совершенно по-разному: купечески тяжелый

Азеф, всегда прекрасно одетый, и имеющий вид вечного студента,
266

всегда неряшливый Бурцев. С.Минцлов после первой встречи с

ним писал: «Немного выше среднего роста, худощавый, с несколь¬

ко остроконечной головой, покрытой вихрами седоватых волос,

человек этот находился в вечном младенчестве. Ходит всегда не¬

ряхой и имеет вид человека, не успевшего вымыться»36. Азеф

любил женщин и был любим многими, несмотря на свою уродли¬

вую внешность, Бурцев, напротив прожил всю свою жизнь мона¬

хом и, видимо, как считали многие его знакомые, так никогда и

не потерял девственности. Его единственное увлечение, францу¬

женка Шарлотта Бюлье, оказалась агентом Рачковского и по при¬

казанию последнего заманила Бурцева летом 1892 года на борт па¬

ровой яхты в Марселе, которая должна была доставить его в Одес¬

су, а дальше его ждала каторга. Только затянувшаяся штормовая

погода не позволила «любимой» — Шарлотте — отправить Бурцева

в Россию. После этой истории Бурцев женщин близко к себе уже

не подпускал никогда.
Страстная пропаганда террора и более чем страстная ненависть

к русским монархам все время привлекали к Бурцеву внимание

русской охранки и дипломатии. Охранке удалось добиться преда¬

ния Бурцева английскому суду, и за призывы к убийству «лица, не

состоявшего в подданстве Его Величества»37, т.е. Николая II, Бур¬

цев И февраля 1898 года получил полтора года каторжных работ.

Он был единственным русским революционером, получившим тю¬

ремный срок в Англии. Казалось бы, после русских тюрем англий¬

ская каторга должна была выглядеть как санаторий, тем более что

Бурцев был очень неприхотлив в быту, но английская тюрьма в

конце XIX века была страшнее русской. Войдя в камеру, Бурцев

увидел следующую картину: «Там я нашел тычком стоявшие три

доски. На них перекинута была простыня, тонкое, как лист бумаж¬

ное одеяло, и тонкий мочальный матрас... В камере имелись табу¬

рет и знаменитая параша. Меня заставили сейчас же лечь спать, но

предварительно я должен был на ночь вынести в коридор матрас.

Я провертелся всю ночь на голых досках, не сомкнул глаз. В голове

было только одно: полтора года, 500 слишком дней каторжных

работ»38. Он даже с сожалением вспомнил русские тюрьмы: «Я

знал, что мне нельзя вставать и ходить по камере, что я так любил

делать в Петропавловской крепости»39. Он даже пытался повесить¬

ся в тюрьме, и только в последний момент его спасли.
Приехав после Октябрьского манифеста 1905 года в Россию, он

начал издавать журнал «Былое» и пытался установить связи с быв¬

шими и настоящими охранниками, такими как Сергей Зубатов,

видя основной смысл своей деятельности в борьбе с провокатора¬

ми: «Я и тогда считал, что основа русской реакции и главная ее

сила заключались в ее политической полиции. Поэтому-то и борь¬

ба с ней стояла на первом плане»40. Разоблачение провокаторов

стало основной целью жизни Бурцева. Кроме Азефа он разоблачил

заведующего заграничной агентурой ДП А.Ландезена-Геккельмана;

убийцу Судейкина, просидевшего 18 лет в Шлиссельбурге и уста¬

новившего там связь с Охранным отделением Н.Стародворского;

провокатора с 1893 года, известную эсерку Зинаиду Жученко
267

(Гернгросс). Это были наиболее знаменитые из сотен разоблачен¬

ных им провокаторов. После раскрытия Азефа на заработанные

деньги он снял большую квартиру в Париже, в которой устроил

настоящее бюро контрразведки русского революционного движе¬

ния. Г.Лопатин, очень любивший Бурцева и помогавший ему в его

разоблачениях, вспоминал: «Покоя не дают, пристают. На днях

звонит кто-то по телефону. Подхожу. — Кто говорит? Раскаяв¬

шийся провокатор. Можно прийти? А потом молчание, и тот же

голос боязливо добавляет, — А в морду не дадите?»41
После разоблачения Азефа и других его коллег на Бурцева во

всех революционных партиях смотрели с большим уважением как

на эксперта в борьбе с провокаторами и звали его Шерлоком

Холмсом русской революции или менее почтительно — ассениза¬

тором революции. Многие его не любили, некоторые, видимо, из-

за страха перед возможным разоблачением (процент агентов ох¬

ранки во всех революционных партиях был колоссальным); боль¬

шинство пережило страшные месяцы, когда их друзья, любимые

оказывались провокаторами, и они вспоминали, что они пережи¬

вали в эти периоды. А.Спиридович писал о чувствах, которые

многие революционеры испытывали к Бурцеву: «Ненависть, глубо¬

кая и искренняя, была ему ответом со стороны партийной эмигра¬

ции за его розыскную деятельность»42. Мы не будем здесь подроб¬

но рассказывать об этой интересной личности, остановимся на не¬

которых моментах судьбы Бурцева: в начале Первой мировой

войны он встал на позицию, выразившуюся в лозунгах «Война до

победного конца» и «До победы — прекращение революционной

борьбы», и отправился в Россию, где был арестован жандармами,

сослан в Таруханский край, но быстро возвращен в Петербург

после ходатайств союзных с Россией держав, уже глубоким стари¬

ком, в эмиграции, он провел всестороннее исследование «Прото¬

колов сионских мудрецов» и написал книгу «"Протоколы сионских

мудрецов" — доказанный подлог»43.
Остановимся подробнее только на одном периоде его жизни.

После Февральской революции он стал решительным сторонни¬

ком новой власти и страстно выступал против развития револю¬

ции. В своей газете «Общее дело» он разоблачал большевиков, ут¬

верждая, что они готовят новую революцию на немецкие деньги,

и периодически помещал в ней «Списки немецких агентов», ко¬

торые украшали имена Ленина, Зиновьева, Литвинова и даже

Максима Горького! Когда в июле 1917 года, незадолго до корни¬

ловского выступления, Савинков стал управляющим Военным ми¬

нистерством, он назначил Бурцева начальником политического де¬

партамента своего министерства. Помимо ведения текущих дел, он

дал Бурцеву только одно задание: собрать и подготовить материа¬

лы для обвинения Ленина и других руководителей большевиков в

государственной измене. Какие-то материалы Бурцеву удалось со¬

брать, но в скором времени он оставил после выступления Кор¬

нилова Военное министерство вместе с Савинковым. Большевики

запомнили Бурцеву его разоблачения. Он был арестован револю¬

ционными матросами 25 октября 1917 года за несколько часов до
268

взятия Зимнего дворца и таким образом стал первым заключен¬

ным при новой власти. Он, впрочем, не отчаивался, порядки в это

время в Петропавловской крепости были либеральными. Он попал

в одну камеру с С.Белецким, который в 1912—1914 годах был ди¬

ректором ДП. Испытывая настоящую страсть к охранникам и про¬

вокаторам, желая выведать новые сведения, он буквально не отхо¬

дил от него ни на секунду. Он даже спал с ним в одной кровати.
Его выпустили из тюрьмы в феврале 1918 года, с помощью

знакомых финнов он бежал через Финляндию в Стокгольм, где тут

же выпустил на трех языках (русском, шведском, французском)

брошюру «Проклятье вам, большевики!!!» Он умер в Париже во

время нацисткой оккупации всеми забытым нищим стариком.
В.Зензинов вспоминал, как он встретил в последний раз Бурцева

в начале 1939 года на одной из маленьких улочек Латинского

квартала: «Как поживаете, Владимир Львович? — Прекрасно!

Набрал мне Зелюк (типограф) целую брошюру об «Евгении Оне¬

гине» — бесплатно, — надеюсь скоро выпустить. И Вам пришлю.

Обязательно раскритикуйте. — А теперь куда идете? Владимир

Львович вдруг широко улыбнулся и разжал левый кулак, который

все время держал перед собой — в нем оказалось 40 сантимов. Я

пересчитал. — Вот, иду тут поблизости в знакомую колбасную, —

мне там за это две сосиски дадут»44. Он умер в лечебнице для бед¬

ных в 1942 году. Дата смерти была установлена по надписи на над¬

гробном камне45.
До начала разоблачительной кампании 1907 года Бурцев с Азе¬

фом не были знакомы, но знали друг о друге. Бурцев писал в вос¬

поминаниях, что он случайно встретил Азефа в Цюрихе в 1893

году: «Указывая на него, один мой знакомый тогда сказал мне: —

Вот крупная сила, интересный, молодой, энергичный, он — наш! —

Вот грязное животное! — сказал мне другой»46. После таких раз¬

ных отзывов (следует отметить, что они не противоречили друг

другу) Бурцев не решился знакомиться с Азефом. На него, види¬

мо, сильно подействовал этот отзыв: когда он издавал в Лондоне

журнал «Народоволец» и получил письмо с положительной оцен¬

кой его журнала от Азефа, он, который «с тоской и жаждой искал

всюду поддержки»47, на него не ответил. Роль Ньютонова яблока

сыграла встреча Бурцева с Азефом летом 1906 года. Бурцев вышел

из редакции «Былого» и пошел гулять по Английской набережной:

«В этот раз я забыл даже посмотреть, есть ли за мной слежка или

нет. Вдруг издали увидел, что навстречу мне на открытом извоз¬

чике едет Азеф со своей женой... С женой Азефа я был хорошо

знаком, и я пришел в ужас от мысли, как бы она не вздумала со

мной поздороваться. Я прекрасно сознавал, что если за мной идут

сыщики и жена Азефа вздумала бы со мной поздороваться, то, ко¬

нечно, эта наша встреча могла бы кончиться роковым образом»48.

Все окончилось хорошо, но в голову Бурцева вскоре пришла очень

простая мысль. Если он узнал его, то как могут не узнать филеры,

ведь он так часто бывает в Петербурге.
«Этот вопрос с того дня приковал к себе мое внимание»49.

Летом 1906 года происходили неудачные теракты, аресты среди
269

террористов. Многие задавали себе вопрос: в чем причина? Бурцев

считал, что он знает ответ: провокация в самом центре эсеровской

партии. Скоро через Бакая (о нем ниже) он узнал о существовании

в партии социалистов-революционеров провокатора Раскина. Бур¬

цев решил, что этот провокатор — кто-то из окружения Азефа, и

он даже дал знать Азефу, что в его окружение затесался провока¬

тор и что поэтому его не арестовывают. Когда Азефу передали это

сообщение, он с презрительной улыбкой сказал: «Этот Бурцев —

маньяк, и ему везде видятся шпионы, провокации и измена... И

он совершенно напрасно предупреждает меня: я сам знаю, кого

бояться и чего остерегаться»50.
Совет Азефа оказался роковым. Внимательно изучая биогра¬

фию боевиков из окружения Азефа и сопоставляя все, что ему из¬

вестно о них, а большинство из них он знал лично, Бурцев стал

понимать, что ни одного из них он не мог бы ни в чем заподо¬

зрить. Кроме этого не совпадали некоторые факты. Бурцеву через

своего агента в полицейском мире Бакая удалось выяснить, что

отдельные террористические акты удавались боевикам только по¬

тому, что их агента в это время не было в Петербурге. Но все лица

из окружения Азефа, которыми он занимался, находились во

время терактов в Петербурге. Бурцев не находил ответа на свой

вопрос, и тогда ему в голову пришла довольно простая, но ему

самому показавшаяся безумной мысль: не является ли провокато¬

ром Раскиным сам Азеф? В своем интервью Пильскому, данном

в 1917 году до выхода в свет его воспоминаний, Бурцев подробно

рассказывает, как он пришел к этой мысли: «Все чаще думая о по¬

ведении этого нелегального, воистину зашифрованного человека, я

стал многое не понимать. Непонятной была его ненужная сме¬

лость. Непонятна была эта постоянная готовность на риск. Зага¬

дочно стала его головокружительная удачливость. Но настойчиво

вспоминая все, связанное с именем Азефа, приводя в связь факты,

вдруг — именно "вдруг" — как пораженный, будто уткнувшись в

тупик, встал перед одним совершенно загадочным явлением. Все

последнее время все последние, причем строго законспирирован¬

ные дела всякий раз проваливались, как только в них принимал

участие Азеф, и тогда же вполне удачно проходило все, куда он не

был посвящен. Когда эта мысль впервые мелькнула у меня в го¬

лове, я чуть не сошел с ума: "Не может быть". Одно подозрение

такое, даже никому не высказанное, робко зашевелилось в душе,

и то мне казалось кощунством. Азеф — и вдруг он, который и т.д. —

и вдруг предательство, провокация, измена. Невозможно! Стано¬

вились волосы дыбом. Я почти перестал спать. Не находил себе

покоя. Ведь это так ужасно»51.
Еще Алданов справедливо отмечал, что рассуждения Бурцева о

ненужной смелости Азефа, о «постоянной готовности к риску» до¬

вольно поверхностны. Он заметил, что Герушуни и Лопатин вели

себя куда с большим риском и даже наглостью по отношению к

полицейским, и им это тоже довольно долго сходило с рук. Со¬

зданная после разоблачения Азефа в партии социалистов-револю¬

ционеров следственная комиссия сделала выводы о том, что мно¬
270

гие теракты этого периода, в которые был посвящен Азеф, пре¬

красно удавались52. Так что Алданов был полностью прав, когда

писал о рассуждениях Бурцева: «Схема ничего не доказывала»53. И

тем не менее главного провокатора в партии эсеров Бурцев обна¬

ружил верно.
В разоблачении Азефа очень большую роль сыграл Бакай. На

его истории мы остановимся подробнее. Михаил Ефимович Бакай

был по профессии фельдшером. При первой встрече с Бурцевым

он заявил редактору «Былого»; что на службу в ДП он поступил

случайно54. На самом деле случайности никакой не было. В 1900

году он принимал участие в работе социал-демократических круж¬

ков в Екатеринославе. Он был арестован по делу социал-демокра-

тической газеты «Южный рабочий». Столыпин, выступая в Гос.

Думе 11 февраля 1909 года, отвечая на запросы 51 и 52 по делу

Азефа, заявил: «Бывший фельдшер М.Е.Бакай в 1900 году собст¬

венноручно подал докладную записку в Екатеринославское охран¬

ное отделение о своем желании поступить сотрудником в охра¬

ну»55. Он дал подробные и откровенные показания и выдал мно¬

гих социал-демократов в Екатеринославе, Чернигове и других го¬

родах. Довольно быстро о его новой деятельности стало известно

революционерам, тогда он уехал в Петербург и, благодаря под¬

держке Зубатова, поступил на службу в Варшавское охранное от¬

деление. Охранником он оказался способным, и в 1906 году зани¬

мал пост чиновника по особым поручениям при Варшавском ох¬

ранном отделении.
В мае 1906 года он пришел в редакцию «Былого» и буквально

ошарашил Бурцева следующим заявлением: «Вы Владимир Льво¬

вич Бурцев? Я вас знаю очень хорошо. Вот ваша карточка, я ее

взял в ДП, по этой карточке вас разыскивали... По своим убежде¬

ниям я эсер, а служу в ДП чиновником особых поручений при ох¬

ранном отделении»56. В такой судьбе ничего необычного в то

время не было. Мы знаем многих охранников, начинавших свою

карьеру в качестве революционеров: С.Зубатов, П.Рачковский,

М.Гурович, А.Ландезен-Гартинг. Все сделали прекрасную карьеру,

двум последним не помешало даже еврейское происхождение (ес¬

тественно, они крестились). Но Бакай был первым из революци¬

онеров, ставших охранниками, а затем перешедших обратно в ла¬

герь революции. Правда, первым решил вернуться к увлечениям

молодости Меньщиков, отправивший в сентябре 1905 года письмо

эсерам с разоблачением двух провокаторов — Татарова и Азефа.

Но он был умнее, осторожнее Бакая и полностью раскрывать себя

не собирался, тем более, что узнав, как отреагировали эсеры на

его попытку разоблачения Азефа, он решил прекратить на время

свои попытки установить с ними контакт.
Во время своей первой встречи с Бурцевым Бакай заявил, что

пришел к нему с одной целью: узнать, не может ли он быть чем-

нибудь полезным освободительному движению57. «Он рассказал,

что всегда чувствовал себя "чуждым человеком"»58 в ДП, но «слу¬

жил там по инерции, пока события последнего времени не рас¬

крыли ему глаза», и он заявил также, что далее оставаться на
271

службе у него не было сил59. Он подчеркнул, что пришел в

«Былое» только из одного желания помочь революционному дви¬

жению и «...что он не имеет в виду каких-либо личных интересов,

в денежном отношении он обеспечен прекрасно, и бюрократичес¬

кая карьера у него обеспечена, если бы он желал продолжать

службу»60.
Но представители правительственного лагеря отмечали другие

причины, побудившие Бакая предложить свои услуги революцио¬

нерам. Столыпин говорил в Думе, что Бакай вместе с двумя афе¬

ристами шантажировал родственников арестованного, предлагая

им освобождение за большую денежную сумму61.
Прекрасно информированный заведующий заграничной аген¬

турой ДП А.Ландезен-Гартинг советовал развернуть в русской за¬

граничной прессе кампанию по разоблачению Бакая и Лопухина:

«...для чего сообщить все известные факты как о его прежнем со¬

трудничестве, так и о его чиновничьих подвигах по подлогам и ос¬

вобождению арестованных за деньги»62.
Нам кажется, что у Столыпина, а тем более у Гартинга была

точная информация. Полицейская карьера Бакая заканчивалась.

Начальство требовало, чтобы он подавал в отставку. Его могли от¬

дать под суд за шантаж, но не хотели выносить сор из избы.
Какие бы соображения ни двигали Бакаем, для Бурцева он

оказался настоящей находкой. Видимо, Бакай был сильно обозлен

на свое прежнее руководство, если он предложил свою помощь и

в «эсеровских практических делах»63, но Бурцев сразу отклонил

это предложение Бакая и сказал, что, он как литератор и историк,

интересуется только тем, «что связано с вопросом изучения исто¬

рии освободительного движения и с вопросами, так сказать, гиги¬

енического характера — выяснением провокаторства в прошлом и

настоящем»64. Встречались они два раза в месяц. Бакай приезжал

из Варшавы в Петербург и снабжал Бурцева исключительно инте¬

ресной информацией. Так, он сообщил ему список агентов охран¬

ки в польских и еврейских революционных организациях, дейст¬

вовавших в Польше. Самым интересным было то, что в этом

списке был властитель дум польской молодежи Станислав Бржо-

зовский. Бакай сумел добыть копию записки жандармского ротми¬

стра Петухова, неопровержимо доказывавшую, что еврейский по¬

гром в Седлеце в августе 1906 года был организован полицией,

рассказал о провокаторе в боевой организации большевиков. Вся¬

кий раз все сообщения Бакая полностью подтверждались. В ско¬

ром времени Бурцев ему уже полностью доверял. Сведения, кото¬

рыми мог располагать Бакай, были довольно ограниченными: он

мог поставлять только то, что проходило через Варшавское охран¬

ное отделение, а также ту информацию, которую он получал у

других охранников.
Мы не знаем, как возник первый разговор между Бурцевым и

Бакаем о провокации в центре эсеровской партии и кто был его

инициатором. Наверно, все-таки Бурцев, так как он об этом думал

все время. В дальнейшем, когда Бурцев на разоблачении Бакая по¬

строит свою компанию против Азефа, ее главным недостатком
272

будет то, что никакими прямыми уликами Бурцев и Бакай не

будут располагать. Об этом писал сам Бурцев: «Прямых указаний

на провокаторов в русских революционных партиях у Бакая было

мало, но зато он дал много косвенных указаний, как вести о них

расследования»65. Гартинг вообще был уверен, что основную роль

в разоблачении Азефа сыграл Бакай. Он писал в ДП из Парижа в

1909 году: «Для меня ясно, что хотя теперь роль Бакая сознательно

отводится на второй план, но он был душой всего следственного

дела, так как он один знаком с системой розыска в наших охран¬

ных отделениях и сумел добытые данные суммировать и исполь¬

зовать»66. Все-таки при всей своей хватке, нюхе сыщика, занудли¬

вой последовательности, с которой он впивался в охранников и

революционеров и буквально выуживал у них показания, непрак¬

тичный и наивный Бурцев был дилетантом, и сотрудничество с

профессионалом Бакаем было для него очень полезным. Он учил

Бурцева буквально всему, в том числе и терминам. Бурцев вначале

просто не понимал некоторых обозначений, которые для чиновни¬

ка охранки Бакая были совершенно естественны: «Я долго не мог

уловить, что "сотрудник" означает провокатор»67. Правда, Бурцев

был способным учеником. Во время суда Бурцева с эсеровским

ЦК Бакай, раздосадованный тем, что судьи много не понимают,

воскликнул: «Нет, вы этого не понимаете! Вот Владимир Львович,

он рассуждает как настоящий охранник»68.
Уже в одну из первых встреч Бакай заявил Бурцеву: «Вчера за¬

кончился съезд эсеров в Таммерфорсе, приняты такие-то резолю¬

ции». А на вопрос Бурцева, откуда у него такие сведения, ответил:

«Был у заведующего агентурой по БО социалистов-революционе-

ров "Они" уже получили сведения о съезде»69. При проверке све¬

дений у члена ЦК партии социалистов-революционеров Крафта

выяснилось, что информация абсолютно точная: «...и для него, как

и для меня, стало тогда ясно, что ДП в центре партии эсеров

имеет хорошего осведомителя»70. Но Бурцев и раньше (причины

мы указывали выше) считал, что в партии есть провокатор. Это

только укрепило его подозрения. Бакай был также уверен, что в

партии эсеров есть какой-то «важный провокатор»71, бывающий

на их съездах. Бакай дал Бурцеву нить, которая могла привести к

раскрытию провокатора. Он рассказал Бурцеву, что Е.Медников

сообщил ему в Варшаве в 1904 году, «что туда должен приехать

видный департаментский сотрудник среди эсеров Раскин, и он

будет иметь свидание с инженером Д. Затем Медников сказал

Бакаю, что свидание не состоялось, и что Д. почему-то не хотел

увидеться с приехавшим агентом»72. Бурцев вызвал инженера Д. из

Варшавы в Петербург.
Но Д. был очень осторожен и, придя к Бурцеву, не назвал

своего имени, а заявил, что он послан Д., Бурцев, в свою очередь,

не решился постороннему лицу сказать, зачем ему был нужен Д.

Он смог с ним встретиться только летом 1908 года в Швейцарии,

и быстро выяснилось, что Д. не захотел встретиться с человеком,

рекомендованным Рубакиным, так как он, как заявил Д., «пока¬

зался до такой степени подозрительным, что я его принял за шпи¬
273

она и прогнал»73. Рубакин сразу вспомнил, кого он послал к Д. —

Азефа. Но это происходило только летом 1908 года. А пока шел
1906	год, и Бурцев продолжал поиски провокаторов. Он пытался

выведать нужную информацию у охранников, и послал Бакая к

Н.Доброскоку в Петербург и к С.Зубатову во Владимир. Пользуясь

тем, что Зубатов, недовольный очерком Гоца о нем, написал Бур¬

цеву письмо в ноябре 1906 года, Бурцев затеял с ним переписку.

Он активно уговаривал Зубатова писать воспоминания, статьи,

хотел увидеться с ним, предлагал приехать во Владимир. В пись¬

мах Бурцев часто прибегал к грубой лести, подчеркивая разницу

между Зубатовым и теми, с кем он вместе служил и кому служил:

«Повторяю, у вас прекрасное перо. Пишите! Сидя в своей келье,

вы можете делать бездну важного и нужного. Делайте. Отчальте

вашу ладью "от них". Ваше исключительное положение, говорите

Вы. Да! У Вас есть и неудобства, которых нет у нас, есть и удоб¬

ства, о которых мы и мечтать не можем. Я верю, что, если вы за¬

хотите идти по новой вашей дороге, которая для вас теперь ясна,

вы сделаете много хорошего, за что и Гоцы будут вам благодарны

и иначе посмотрят на 80—90-е гг.»74 Зубатов пытался несколько

приостановить поток уговоров. 18 декабря 1906 года он писал Бур¬

цеву: «Какой вы милый, страстный и увлекающийся человек. Вам

бы надо именоваться не Владимир Львович, а Кипяток Львович.

Выводы ваши совсем не соответствуют посылкам моего письма»75.

Но остановить Бурцева было трудно. 23 декабря 1906 года он

опять в письме уговаривал Зубатова: «Я говорю, что вы должны

писать, писать, писать... А где вы будете печатать, для меня все

равно. Брошюры с вашим именем разойдутся прекрасно. Мы все

прочтем их и сделаем свои выводы. Я хочу быть вашим читате¬

лем — вот и все»76.
Переписка шла по обычной почте, охранка вскоре была в

курсе дела и, естественно, встревожилась. 21 января 1907 года Зу¬

батов писал Бурцеву: «Неугомонный Владимир Львович! Наша

переписка вызвала страшную тревогу в охранном мире; меня за¬

валили запросами: что, как, почему? Положение мое становится

трагическим... Знаете, бросимте наши сношения и не будем драз¬

нить гусей, а то нам обоим не поздоровится»77. Бурцев согласился

закончить переписку, но писать не перестал. Шел 1908 год. Охота

на Азефа была в разгаре, и Бурцев понимал, что Зубатов, захоти

только, может рассказать очень много. В марте 1908 года он писал

Зубатову: «Если вы будете за границей, отыщите меня... Предуп¬

реждаю: меня занимает одно: история — и на современные темы

я говорю очень неохотно, — это не моя специальность! Пока мы

увидимся, прошу вас писать мне о "былом"»78. Зубатов прекрасно

понимал, какого рода истории интересуют Бурцева, и решил по¬

ставить его на место. 21 марта 1908 года он писал ему: «...писать

заметки или воспоминания по моей службе вообще я не считал и

не считаю себя вправе. Мало того, агентурный вопрос для меня

святая святых а его так легко задеть (и при этом кого-нибудь этим

изобидеть) в своих воспоминаниях. Для меня сношения с агенту¬

рой — самое радостное и милое воспоминание. Большое и трудное
274

это дело...»79 Но Бурцев продолжал давить на Зубатова даже после

этой отповеди и не обращал внимания на отсутствие писем от

него: «Неужели вы не пришли к тому заключению, что вы должны

писать также воспоминания, как это делает теперь М.Бакай? Путь

Бакая обязателен для всех вас, кто мог широко посмотреть на

дело, а вы смогли»80.
В своих письмах Бурцев поражает какой-то детской увереннос¬

тью, что все не полностью законченные негодяи из правительст¬

венного лагеря просто должны, обязаны разделять так называемые

прогрессивные взгляды и переходить на сторону революции. Не¬

смотря на молчание корреспондента, Бурцев продолжает пресле¬

довать его своими письмами. Для нашей темы очень интересно

письмо Бурцева от начала мая 1909 года, когда Бурцев познако¬

мился с показаниями Зубатова на процессе А.Лопухина: «Прочи¬

тал, Сергей Васильевич, сегодня в газетах ваши показания и... не¬

годую, сожалею безмерно, отчего вы не приехали ко мне в Фин¬

ляндию в 1907 году, в Париж в 1908, когда меня мучил вопрос об

этом мерзавце Евно... Я писал вам, кажется, ясно»81.
Бурцев в своих расследованиях все время выходил на отстав¬

ных и находящихся на службе офицеров и чиновников полиции,

поэтому неудивительно, что власти насторожились, тем более

после того, как до них дошло, что Бурцев обвиняет Азефа, пре¬

стиж которого в это время в полицейских сферах стоял необык¬

новенно высоко. Хотя в этот период, осенью 1906 года — зимой

1907, Бурцев не говорил о своих подозрениях в отношении Азефа

даже Бакаю, Азеф узнал об этом довольно быстро. Уже предупреж¬

дение Бурцева, переданное Азефу, о том, что около него есть про¬

вокатор, должно было насторожить главу БО. Но Бурцев не мог

долго хранить эти подозрения втайне, и он поделился ими с

одним известным эсером (Бурцев не называет его фамилии, толь¬

ко первую букву фамилии — Т.): «Он выслушал меня почти с ис¬

пугом, с раскрытыми от неожиданности глазами, а когда я кончил,

он сказал коротко: "Вы сумасшедший, Владимир Львович. Это —

маньячество"»82. Бурцев пишет о том, что ДП хотел поймать его с

поличным и стал посылать к нему агентов, якобы готовых продать

документы. Но он не имел дел с лицами, возбуждавшими подо¬

зрения. По версии Бурцева, Бакая в это время уволили из Варшав¬

ского охраного отделения, мы полагаем, что он ушел сам. Он

переехал в Петербург: «Здесь, на свободе занялся писанием своих

воспоминаний»83. ДП и Петербургское охранное отделение встре¬

вожились, и было с чего. Бакай знал слишком много как факти¬

ческих данных, так, и это было главное, систему розыска, прин¬

ципы работы с агентурой, методы расследования. Применяя свои

знания, он мог выйти на многие тайны русской охранной службы.

За ним началась слежка. Бурцев стал убеждать Бакая бежать в

Финляндию, а оттуда за границу, обещая материальную помощь.

«С его поездкой за границу я связывал свою будущую борьбу с

ДП»84. Но Бакай все никак не мог решиться: «Он все еще думал,

что "его" не решатся арестовать»85. Была еще одна «своеобразная»

причина, из-за которой Бакай не хотел уезжать. О ней он из Па-
275

рижа писал Зубатову: «Пока не знаю французского языка, думаю,

придется плоховато»86. Бакай уже собрался уехать, был с вешами

на Финляндском вокзале, но, «увидев за собой многочисленную

слежку, почему-то не уехал»87. В конце концов 31 марта 1907 года

Бакай был арестован и помещен в Петропавловскую крепость. В

тот же день был произведен обыск в редакции «Былого».
После ареста Бакая за Бурцевым началась усиленная слежка, и

он почувствовал, что ему пора бежать. Все-таки царская Россия

была довольно свободной страной, так как иначе невозможно по¬

нять рассказ Бурцева, как ему удалось осуществить свой побег:

«Как редактору "Былого” мне нетрудно было выхлопотать разре¬

шение выехать за границу по делам редакции, и мне скоро, в тот

же день, выдали заграничный паспорт»88. С заграничным паспор¬

том оторваться от филеров было уже делом техники, которой вла¬

дели тогда все так или иначе причастные к подполью. Бурцев

уехал за границу. Проведя немного времени в Париже, в Швейца¬

рии и в Италии, он решил поселиться в Финляндии, то есть фор¬

мально в пределах России, с русским паспортом, не переходя на

положение эмигранта. Азеф на встрече в Бурцевым в 1912 году

признался, что он готовил тогда его арест: «...гнусавя, неторопли¬

во, ровным голосом, смотря как ни в чем не бывало мне в глаза,

он мне сказал: "Н-да. А вы тогда... ловко улизнули от меня в Пе¬

тербурге. А я вам уже приготовил тогда арест. Еще бы только один

денек — и готово... Да вы взяли и уехали накануне... Н-да...

Ловко"»89.
Бурцев жил в Финляндии. Его помощник Бакай провел полго¬

да в Петропавловской крепости и Петербургской пересыльной

тюрьме, подвергаясь интенсивным допросам, затем он был сослан

без суда, в административном порядке, в город Обдорск в Восточ¬

ной Сибири. Бурцев решил попытаться устроить ему побег, но для

организации подобного предприятия ему нужны были деньги, а у

него их никогда не было, хотя и тогда, до разоблачения Азефа, он

зарабатывал довольно много, в 1907 году — около 12 тысяч руб¬

лей90. Он обратился к эсерам с просьбой о денежной помощи «для

устройства побега человека, который может быть очень полезен в

борьбе с ДП»91. Чернов дал Бурцеву часть денег, а часть денег

Бурцев взял у В.Фигнер, причем, когда она узнала, на кого пошли

эти деньги, она была очень возмущена92. Она, как и многие другие

считала, что заслуги Бакая не могли искупить его охранного про¬

шлого даже после разоблачения Азефа.
Бурцев решил действовать. Ему удалось наладить переписку с

Бакаем, когда тот в Петербургской пересыльной тюрьме ожидал

ссылки в Обдорск. Он просил Бакая задержаться в одном из го¬

родов Западной Сибири. Узнав, что Бакай содержался в Тюмени,

он послал к нему Софью Савинкову, сестру Бориса, для органи¬

зации побега за границу. Бурцев должен был отдать деньги, заня¬

тые для отправки Савинковой. Ему должен был принести нужную

сумму в его гостиничный номер В.Чернов. Бурцев сидел и ждал

Чернова. Раздался стук в дверь. «Я сказал: "Войдите". Дверь отво¬

рилась, и на пороге вместо Чернова я увидел... Азефа! Я сразу все
276

понял. Я понял, что он пришел по поручению Чернова, что он

знает об устраиваемом мною побеге Бакаю... Я решил,что прова¬

лено все и что я всецело нахожусь теперь в руках Азефа»93.
Эту встречу хорошо описал русский исторический писатель,

блестящий знаток истории Алланов: «Он (Азеф) сделал то, что

должен был сделать по Достоевскому: Азеф пришел к Бурцеву в

гости, якобы по делу. Сцена поистине поразительная: Бурцев знал,

что Азеф — предатель. Азеф знал, что Бурцев это знает. Пожалуй,

у Достоевского такой сцены не найти. Пошел Азеф, вероятно, на

разведку. А может быть, и для "ощущений". Ощущений у него в

жизни было вполне достаточно. Но такого, вероятно, не было... я

рассказываю о его визите, потому что он чрезвычайно характерен:

наглость Азефа так же граничила с чудесным, как и его самооб¬

ладание. Вдобавок страшная карьера приучила его к риску. Он

был ифок и по характеру, и по необходимости»94.
Нужно сказать, что при этом фантастическом разговоре оба

держались хорошо. Азеф заявил, что Чернов ему все рассказал, и

он принес деньги. «Далее он стал с восторгом говорить о моей

борьбе с ДП, о том, что я делаю огромное дело, без которого ре¬

волюционеры существовать не могут, что без нее немыслимы ни¬

какие революционные организации, что он будет настаивать на

том, чтобы для этой борьбы мне были найдены большие средства

и т.д. Я жаловался Азефу, что никто мне не помогает, что в партии

эсеров не понимают моей работы, что все Черновы не практики,

а теоретики, что с ними нельзя вести дела и что было бы очень

хорошо, если бы в моей борьбе с ДП согласился вместе со мной

принять участие такой революционер-практик, как он, Азеф»95.
Азеф немедленно сообщил в ДП о готовящемся побеге Бакая,

что было излишней мерой предосторожности с его стороны. Хотя

полиция нагрянула на квартиру, в которой остановился выпущен¬

ный из тюрьмы Бакай в то время, когда там была Софья Савин¬

кова, не растерявшийся Бакай представил ее как свою жену. По-'

лиция, не найдя ничего подозрительного, отбыла восвояси, и Са¬

винкова и Бакай в этот же день разными поездами выехали в ев¬

ропейскую часть страны. Через несколько дней они уже были у

Бурцева в Терриоках, и Бакай сразу заявил: «В Тюмени меня

должны были арестовать по телеграмме из Петербурга в Тобольск.

Значит, в Петербурге кто-нибудь донес о том, что вы устраиваете

мне побег»96. Это было новым подтверждением для Бурцева того,

в чем он уже, впрочем, не сомневался. Азеф — сотрудник поли¬

ции. Бакая, несмотря на его сопротивление, Бурцев в тот же день

отправил в Стокгольм и через несколько дней выехал вслед за

ним. Но перед отъездом Бурцев не счел себя вправе более скры¬

вать, теперь уже стопроцентную уверенность в измене Азефа.

Одним из первых, с кем он решил поговорить на эту тему, был

глава Летучего боевого отряда Карл Трауберг. Как писал Бурцев,

К.Трауберг внимательно все выслушал и заявил ему, что его

«предположение недопустимо — ...разговор на этом и прекратил¬

ся»97. Но Бурцев был настойчив, и через неделю во время новой

беседы «...Трауберг не только поколебался, но уже стал отчасти до-
277

пускать возможность этой моей гипотезы»98. Бурцев вспоминает

об их третьей встрече: «Трауберг стал говорить, что он почти уже

не сомневается в том, что я прав в моих догадках и что со своей

стороны он примет меры для расследования дела Азефа»99. Тогда

же он рассказал Бурцеву о саратовском письме (см. выше). Вскоре

после этого разговора Трауберг и некоторые члены его отряда

были арестованы (подробности см. выше). Тогда Бурцев вызвал в

Выборг заместителя Трауберга Всеволода Лебединцева и повторил

ему то, что он сказал Траубергу. «(Лебединцев) был очень взвол¬

нован тем, что я ему сказал»100. У него уже был неприятный опыт

общения с Азефом, который от имени ЦК курировал его органи¬

зацию, а помимо этого его близкий друг в Париже Ю.Делевский

говорил ему о возможностях провокации в центре партии эсеров

и советовал ему и его отряду держаться как можно дальше от ЦК

партии и скрывать от них все детали планов. Делевский говорил
об	Азефе и отозвался о нем «как о человеке несимпатичном, от

которого лучше держаться подальше»101. Поэтому Лебединцев

признал «основательность» бурцевского обвинения.
Над Азефом явно сгущались тучи. Помимо кампании Бурцева

в ЦК поступали и другие сведения, указывавшие на него как на

агента полиции. Сведения шли из кругов охранки. В Одессе замес¬

титель начальника местного охранного отделения раскрыл тамош¬

ним эсерам несколько незначительных агентов охранки в их рядах.

После этого он заявил им, что готов предоставить ЦК партии све¬

дения «о провокаторе, стоявшем в центре партии»102 при условии,

что к нему приедет за ними одно из четырех названных им лиц.

ЦК заинтересовался этим делом, и было решено отправить на

встречу с ним Н.Тютчева, который всегда несколько недолюбливал

Азефа. У Тютчева, как он впоследствии рассказывал на допросе в

судебноследственной комиссии по делу Азефа, «относительно

Азефа уже был "некоторый червь сомнения". Он полагал, что

именно об Азефе будет идти речь с охранником»103. Перед отъез¬

дом он узнал, что Азеф знает о предложении охранника и его,

Тютчева, поездке. Но встреча не состоялась. Тютчев поехал в ука¬

занный ему южный город, куда был переведен работать в местную

охранку бывший заместитель начальника одесского охранного от¬

деления. Но он напрасно прождал его две недели. Охранник на

встречу не явился. «Через некоторое время этот начальник охраны

был арестован и увезен в Петербург, где ему предъявили обвине¬

ние в растрате казенных денег и прогнали со службы»104.
Во втором случае все указывало на Азефа. Речь идет о так на¬

зываемом саратовском письме или, точнее, нескольких саратов¬

ских письмах. Предупреждение о провокаторе было передано

одним из филеров саратовского охранного отделения тамошним

эсерам еще в сентябре 1905 года, потом этот филер еще два раза

сообщал сведения об агенте полиции, и в результате было состав¬

лено саратовское письмо, полученное ЦК осенью 1907 года. В

письме рассказывалось о том, что «один из виднейших членов

партии социалистов-революционеров»105 является платным аген¬

том ДП. Рассказывалось о совещании в Саратове видных работни¬
278

ков партии социалистов-революционеров по вопросу создания

крестьянской дружины. За участниками совещания была установ¬

лена слежка, которой руководил присланный из Петербурга Мель¬

ников. Он рассказывал саратовским охранникам об одном из при¬

ехавших революционеров, «состоявшем на жаловании у ДП: "По¬

лучает 600 рублей в месяц". Охранники сильно заинтересовались

получателем такого большого жалования и ходили смотреть его в

сад Очкина (увеселительное место). Он оказался очень солидным

человеком, прекрасно одетым, с видом богатого коммерсанта и во¬

обще человека больших средств»106.
Этого человека из Москвы в Саратов сопровождали два агента,

звавшие его между собой «Филипповский». В конце концов участ¬

ники съезда были предупреждены, что за ними следят, и они разъ¬

ехались незаметно для местной охранки. «21 августа ночью в ох¬

ранку была прислана телеграмма с приказом прекратить наблюде¬

ние за съездом. Телеграмма указывала, что участники съезда пред¬

упреждены были писарями Охранного отделения. Такого рода уве¬

домление могло быть сделано только на основании сведений, по¬

лученных от одного из участников съезда, и заставило предпола¬

гать, что сведения эти дал ДП Филипповский, уехавший из Сара¬

това»107. Дальше в письме рассказывалось об аресте в марте 1906

года Азефа Герасимовым. В саратовском письме все, кроме ареста

в Петербурге, о котором революционеры ничего не знали, прямо

кричало об Азефе. Но стену доверия к Азефу это письмо сломать

не могло. Чернов вспоминал потом, что в первую очередь обрати¬

ли внимание на эту кажущуюся несуразность. Г.Лопатин, который

прочитал саратовское письмо в октябре 1908 г., рассказывал судеб-

но-следственной комиссии по делу Азефа, о том потрясающем

впечатлении, которое оно на него произвело: «...После того, как я

прочел подлинник этого письма, казалось: как мыслимо после

этого письма не оценить всего веса его и не произвести целого до¬

знания по этому поводу»108.
В письме указывалось на арест Азефа. А так как Герасимов

провел эту операцию очень тонко, и никто из революционеров о

ней не знал, то указание об аресте было важным доказательством

«не давать веры письму»109. Но даже и эти несоответствия не по¬

зволяли членам ЦК хотя бы немного задуматься над этим сообще¬

нием. Один из них показывал следственной комиссии: «Когда я

спрашивал себя, а что, если бы там не было таких грубых несо¬

образностей и несовпадений (арест Азефа), было ли тогда что-ни-

будь иначе? И отвечаю: "Нет!" Для меня по самому существу все

было до такой степени несообразно, до такой степени не вязалось

с тем, что мне было известно об Азефе, что это было все равно,

как если бы кто-нибудь мне сказал, что Михаил Рафаилович (Гоц)

провокатор или что Гершуни провокатор... передо мной была фи¬

гура, которая вызывала безусловное доверие людей, которых я ува¬

жал и теперь уважаю, фигура, которая имела за собою факты, все

эти дела Плеве, Сергея и т.п., все, чем была обязана БО, а в ее

лице и партия, Азефу, а с другой стороны — какой-то документ,

пришедший из саратовского полицейского источника. Смешно
279

было предполагать, что у меня хоть на один момент проснулось

желание серьезно разбирать этот документ»110.
Для объяснения, откуда взялось это письмо, у эсеровского ру¬

ководства была готовая версия с изложением полицейской интри¬

ги, выдвигавшаяся всякий раз, когда Азефа обвиняли в связях с

полицией. Но теперь эту версию интерпретировали по-новому, ис¬

пользуя свежую информацию — саратовское письмо. Говоря об

аресте Азефа, Чернов писал: «...вероятно, кто-нибудь был аресто¬

ван, и впоследствии они спохватились, а тогда им казалось, что

они арестовали Азефа. И вот тогда они захотели использовать

этот, как им казалось, арест Азефа, чтобы как-нибудь оклеветать

его в наших глазах»111. Больше всех переживал и негодовал Гер¬

шуни. Слухи о провокации Азефа ухудшали его и без того тяжелое

состояние и ускорили его смерть в швейцарском санатории весной

1908 года. На одном из заседаний ЦК осенью 1907 года Гершуни

в глубоком волнении говорил: «Это все из-за того, что Ивана Ни¬

колаевича (псевдоним Азефа) ни разу не арестовали. Сегодня об¬

винили его, завтра возведут такую же гнусность на меня, а после¬

завтра на третьего»112. Гершуни привязался к Азефу, как женщина,

и рыдал в прямом смысле этого слова, когда до него доходили

слухи о неверности его избранника: «Затем он спросил меня (На¬

тансона), правда ли, что С. (Н.Тютчев) не вполне доверяет Азефу...

Я ему сказал, что хотя С. ни передо мною, ни перед своими близ¬

кими друзьями, нигде не обвинял Азефа, но мне думается, что он

ему не вполне верит. Гершуни стал рыдать, с ним сделалось что-то

вроде припадка, и я должен был прекратить разговор»113.
Гершуни считал, что есть только один способ защиты револю¬

ционной чести Азефа. Уже буквально накануне смерти он говорил

своим партийным друзьям, навещавшим его: «Я должен скорее

ехать, говорите с профессорами, чтобы они скорее поставили меня

на ноги. — Я ему сказал, что пройдет, вероятно, месяц. — Нет, я

не могу, я должен быть скорее поставлен на ноги, потому что я

вижу, что мне нужно скорее ехать с Иваном Николаевичем устро¬

ить устранение Николая. Я чувствую, что только этим фактом со¬

вместной работы на этом деле и совместной гибелью быть может

можно его реабилитировать»114.
Неплохая причина для убийства императора всероссийского —

реабилитация Евно Азефа. Вообще об этом письме знала неболь¬

шая группа членов ЦК, но далеко не все члены. Аргунов, который

с февраля 1907 по февраль 1908 находился в тюрьме, узнал об этом

письме только во время разоблачения Азефа в конце 1908 года.

Эсеровское руководство решило ничего не сообщать Азефу об

этом письме. Не из недоверия к нему: Азефу доверяли как раньше,

а чтобы его ничем не расстраивать («...мы считали, что Азеф во¬

обще очень нервный»115) в то время, когда «он организовывал

"царское дело"»116. Так как доверие к Азефу было стопроцентное,

то и проверку организовали чисто формальную, только по причи¬

не того, «что всякое такое дело нужно расследовать»117. Один из

эсеров был послан в Саратов, чтобы изучить обстоятельства дела

на месте, но он был арестован еще до того, как успел начать след¬
280

ствие. Вскоре умер Гершуни, и о расследовании забыли. Следст¬

венная комиссия после разоблачения Азефа сделала вывод о том,

что это письмо «заслуживало со стороны ЦК несравненно больше

внимания»118. Интересно, что саратовское письмо не заставило

ЦК партии отнестись более внимательно к компании Бурцева, а

наоборот, укрепило их точку зрения, что все слухи о провокации

Азефа — полицейская интрига.
Помимо Бурцева и саратовского письма сигналы о возможной

провокации со стороны Азефа шли также от группы эсеров-эми*

грантов, живших в Париже, от так называемой парижской группы

партии социалистов-революционеров (еще одно название —

«Группа инициативного меньшинства») во главе с Ю.Делевским и
В.Агафоновым (Сиверским). В их кампании против провокаторст-

ва в центре партии одним из главных пунктов была причина тра¬

гедии Летучего боевого отряда Северной области партии социалис-

тов-революционеров, поэтому на судьбе этого отряда и его гибели

мы остановимся более подробно.
Примечания
1	Павлов Д. Эсеры-максималисты в годы первой русской революции.
С.	194.
2	Цит. по: Фридберг А. Е.Рогозникова // Каторга и ссылка. 1928. № 29.
С.	176.
3	Цит. по: Делевский Ю. Дело Азефа и 7 повешенных // Голос минувшего
на чужой стороне. Париж. 1926. № 4. С. 135.
4	Фридберг А. Указ. соч. С. 171.
5	Там же.
6	Курлов П. Указ. соч. С. 90.
7	Фридберг А. Указ. соч. С. 173.
8	Там же.
9	Там же. С. 174.
10	Там же.
11	Курлов П. Указ. соч. С. 191.
12	Фридберг А. Указ. соч. С. 175.
13	Там же.
14	Там же.
15	Курлов П. Указ. соч. С. 91.
16	Чернов В. Из истории партии социалистов-революционеров // Новый

журнал. № 100. С. 290.
17	Там же.
18	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 123. Л. 46. Азефу удалось внушить свою

страстную веру в новое чудо-оружие (летательный аппарат) Г.Гершуни.

Он написал Гершуни письмо в Америку, где тот находился после по¬

бега. Гершуни всегда и во всем верил Азефу, поверил и на этот раз и

был готов отдать на строительство аппарата все деньги, собранные в

Америке (ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 30). Но партия распоря¬

дилась этими деньгами иначе, а на создание нового аппарата Азефу

было вручено 20 тыс. рублей из специальных пожертвований на раз¬

витие террора. Интересно, что М.Натансон, проверявший после разо¬
281

блачения Азефа судьбу этих денег признал, что они на самом деле

пошли на создание нового летательного аппарата. А если Азеф и взял

из них что-нибудь, то не более 2-х тысяч (ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1.

Д. 123. Л. 70).
19	Герасимов А. Указ. соч. С. 113—114.
20	Пильский П. Охрана и провокация. Пг., 1917. С. 23.
21	Савинков Б. Указ. соч. С. 302.
22	Там же. С. 303.
23	Цит. по: Николаевский Б. История одного предателя. С. 244.
24	Чернов В. Перед бурей. С. 278.
25	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 123. Л. 47.
26	Там же.
27	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 21.
28	Герасимов А. Указ. соч. С. 114.
29	Аргунов А. Указ. соч. С. 80—81.
30	Николаевский Б. Указ. соч. С. 241.
31	Зензинов В. В.Бурцев // Новый журнал. Нью-Йорк. 1943. № 4. С. 360.
32	С.Минцлов описывает свою встречу с Бурцевым на даче у одного из

редакторов «Былого» Яковлева-Богучарского: последний страстный

охотник и возился при нем с ружьем; Бурцев и говорит: Пожалуйста,

уберите сию штуку — я как истинный террорист весьма боюсь ее

(Минцлов С. Петербургский дневник // На чужой стороне. 1924. № 8.
С.	168).
33	Давыдов Ю. Бурный Бурцев // Огонек. 1990. № 48. С. 22.
34	Цит. по: Пильский П. Указ. соч. С. 40.
35	Зензинов В. В.Бурцев. С. 361.
36	Минцлов С. Указ. соч. С. 167.
37	Зензинов В. В.Бурцев. С. 360.
38	Бурцев В. В погоне за провокаторами. М., 1989. С. 29.
39	Там же. С. 32.
40	Там же. С. 53.
41	Зензинов В. В.Бурцев. С. 362.
42	Цит. по: Давыдов Ю. Бурный Бурцев // Огонек. № 47. С. 20.
43	Бурцев В. Протоколы «сионских мудрецов» — доказанный подлог.

Париж, 1938.
44	Зензинов В. В.Бурцев. С. 363—364.
45	Конец, очень похожий на конец Азефа. Смерть на больничной койке

в нищете и безвестности.
46	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 26.
47	Там же.
48	Там же. С. 67.
49	Там же. С. 68.
50	Пильский П. Указ. соч. С. 38.
51	Там же. С. 37.
52	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 91.
53	Алданов М. Указ. соч. С. 178.
54	Бурцев В. Указ. соч. С. 57.
55	Столыпин П. Указ. соч. С. 200.
56	Бурцев В. Указ. соч. С. 55.
282

57	Там же.
58	Там же. С. 57.
59	Там же.
60	Там же.
61	Столыпин П. Указ. соч. С. 201.
62	ГА РФ. Ф. 324. Оп. 1. Д. 10. Л. 86.
63	Бурцев В. Указ. соч. С. 56.
64	Там же.
65	Там же. С. 63.
66	ГА РФ. Ф. 324. Оп. 1. Д. 10. Л. 85-86.
67	Бурцев В. Указ. соч. С. 58.
68	Там же. С. 142.
69	Там же. С. 58.
70	Там же. С. 59.
71	Там же. С. 63.
72	Там же.
73	Там же. С. 108.
74	Козьмин Б. Указ. соч. С. 68.
75	Там же. С. 69.
76	Там же. С. 75.
77	Там же. С. 77.
78	Там же. С. 89.
79	Там же. С. 91.
80	Там же. С. 96.
81	Там же. С. 97.
82	Пильский П. Указ. соч. С. 38.
83	Бурцев В. Указ. соч. С. 63.
84	Там же. С. 71.
85	Там же.
86	Козьмин Б. Указ. соч. С. 140.
87	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 71.
88	Там же. С. 72.
89	Пильский П. Указ. соч. С. 40.
90	Минцлов С. Указ. соч. С. 167.
91	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 77.
92	Фигнер В. Указ. соч. С. 278.
93	Бурцев В. Указ. соч. С. 77.
94	Алданов М. Указ. соч С. 179—180.
95	Бурцев В. Указ. соч. С. 79.
96	Там же. С. 76.
97	Там же. С. 74.
98	Там же.
99	Там же.
100	Там же. С. 82.
101	Делевский Ю. Указ. соч. С. 130.
102	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 60.
103	Там же.
283

104	Там же.
105	Там же. С. 61.
106	Там же.
107	Там же. С. 62.
108	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 128. Л. 141.
109	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 64.
110	Там же. С.* 65-66.
111	Там же. С. 64.
112	Там же. С. 68.
113	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 123. Л. 48.
114	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа . С. 68—69.
115	Чернов В. Из истории партии социалистов-революционеров // Новый
журнал. № 101. С. 188.
116	Там же.
117	Там же.
118	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 69.

Глава 18.

ГИБЕЛЬ ОТРЯДА КАРЛА
Мы уже рассказывали выше о действиях отряда Карла и о том,

что его руководители отличались большим размахом в своих пла¬

нах и абсолютным равнодушием к человеческим жизням. Пожа¬

луй, самым грандиозным замыслом отряда был план взрыва Госу¬

дарственного совета. Этот план был разработан одним из самых

ярких деятелей русского революционного движения Всеволодом

Лебединцевым. Он родился в состоятельной дворянской семье в

Одессе (его отец был председателем одесской судебной палаты, а

дед — протоиереем Одесского собора). «В.Лебединцев был тип ка¬

ющегося дворянина в самом лучшем смысле этого слова»1. Он от¬

личался разносторонними талантами, был прекрасным музыкан¬

том, художником, талантливым ученым-астрономом, «...до оконча¬

ния университета (Петербургского) был приглашен в качестве аст¬

ронома в Пулковскую лабораторию и принимал участие в астро¬

номических экспедициях»2, но отказался от научной карьеры и

ушел в революцию. Его аристократическая внешность и манеры

«служили ему превосходным защитным цветом против полицей-

ско-охранных заподозриваний. Так, дворник дома, в котором жил

Лебединцев, был очень высокого мнения о благонадежности Ле-

бединцева и открыто это высказывал»3. Под угрозой ареста он

бежал за границу в Италию, в которой бывал и раньше и которую

очень любил. Лебединцев свободно говорил на многих языках, в

том числе и итальянском, которым он владел, как родным язы¬

ком, только на севере его принимали за южанина, а на юге — за

северянина. «Да и лицом он походил на красивого уроженца ита¬

льянского юга, только без резких угловатых черт»4.
Став революционером, он решил, что не имеет права брать у

родных больше ни копейки и стал жить, буквально голодая, на

случайные заработки. Так он жил и когда возглавил отряд Карла,

после его ареста. Близкий друг Лебединцева описывал его жизнь

в Париже: «Приехав в Париж... он решил остаться тут только ко¬

роткое время, необходимое для выполнения некоторой работы,

которая облегчала ему возможность поездки в Россию. Это была

литературная работа, за которую он получал 5 франков в день. Он

жил на часть этих денег, а остальные откладывал, копя таким об¬

разом на поездку в Россию. Он постепенно сокращал свои потреб¬

ности... Он попросту голодал»5, но при этом, когда шел на свида¬

ние, «он умел утюжить, как настоящий портной свой кастюм»6.

Костюм был единственным, но Лебединцев всегда выглядел щего¬

лем.
285

Он собирался ехать в Россию для того, чтобы присоединиться

к террористам, и эсеровская партия была готова дать ему деньги,

но он даже не хотел слышать об этом. Этот революционный аскет

был человеком пылкого темперамента и пытался в Риме броситься

с моста в Тибр после одного из своих многочисленных романов.

Летом 1907 года Лебединцев отправился в Петербург по докумен¬

там итальянского агронома Марио Кальвино, действительно суще¬

ствовавшего лица, который попросил в Министерстве иностран¬

ных дел Италии паспорт на свое имя. Итальянец понимал, что

русский революционер едет в Россию для своих особых дел, но

пошел на это, потому что русская революция была в это время

очень популярна в Европе, в том числе в Италии.
В.Лебединцев ехал в Россию с готовым планом грандиозного

теракта. Два террориста должны были под видом иностранных

корреспондентов проникнуть в здание Государственного совета и

пронести, мужчина в портфеле, а женщина в муфте, бомбы, кото¬

рые они должны были бросить в ту часть зала заседаний, в кото¬

рой сидели правые члены Совета и приехавшие на заседание ми¬

нистры во главе со Столыпиным. План был тщательно продуман.

Предполагалось, что в течение определенного времени два насто¬

ящих иностранца будут посещать заседания Госсовета под видом

корреспондентов. Это должны быть абсолютно надежные, предан¬

ные русской революции люди. Они не должны даже догадываться

о самом плане, а в день покушения их должны были заменить тер¬

рористы. Лебединцев не сразу предложил свой план руководителю

Боевого летучего отряда. «Скромность моя помешала мне предло¬

жить свой проект сейчас же по приезде в Россию»7. Карлу план

сразу очень понравился, но на переговорах с представителем ЦК,

курировавшем отряд, а им был Гершуни, возникли осложнения. В

результате, как довольно загадочно пишет Ю.Делевский: «...часть

проекта была отвергнута, а другая утверждена»8. Нам остается

только гадать, что же было в отвергнутой части. Может быть, план

взорвать весь Государственный совет? Лебединцев был человек с

размахом.
Помимо других своих талантов, Лебединцев был выдающимся

конспиратором. Его гимназический друг В.Жаботинский, случай¬

но встретив его в Петербурге, писал потом в романе «Пятеро»:

«...коренной одессит, мой соученик по гимназии, он выдавал себя

за итальянца, говорил по-итальянски, как флорентиец, по-фран-

цузски с безукоризненно подделанным акцентом итальянца...

носил котелок и булавку в галстуке — вообще играл свою комедию

безошибочно. Когда мы в первый раз где-то встретились, я, про¬

сидевший с ним годы на одной скамье (да и после того мы часто

встречались еще недавно), просто не узнал его и даже не заподо¬

зрил, так точно он контролировал свою внешность, интонации,

жесты»9.
После одобрения плана ЦК Лебединцев в середине октября
1907	года приехал в Париж. Одной из главных целей его поездки

был поиск двух иностранцев, которые должны приехать в Россию

и действовать по его указаниям, не задавая лишних вопросов. В
286

революционных кругах Парижа он нашел подходящих француза и

француженку и вместе с ними отправился в Россию. В скором

времени план был детально разработан, необходимые приготовле¬

ния были сделаны. Лебединцев совсем не думал об организации

спасения бросивших бомбу террористов и себя в том числе. Когда

с ним заводили речь об этом, то он отвечал: «Денег нет». Иногда,

впрочем, он высказывал соображения, что организация спасения

может явиться помехой для успешного выполнения акта, отвлекая

до некоторой степени мысли от самого удара. Себя лично он счи¬

тал обреченным на смерть в связи с тем делом, которое он пред¬

принимал. 30 октября 1907 года Лебединцев писал из Петербурга:

«С моим делом пока все идет хорошо. Оно немного затянется, на

неделю, дней на десять»10. Но через несколько дней, 4 ноября, он

отправляет новое письмо совсем другого содержания: «Встрети¬

лись менее всего ожидаемые трения со стороны "теоретической".

Глупо и бессмысленно это. Но в конце концов, если трения эти

окажутся непреодолимыми, мы попросту на них наплюем. Выход

простой, логический и по существу для меня с товарищами весьма

симпатичный»11. Что же произошло между 30 октября и 4 ноября?

Почему политика ЦК партии вдруг изменилась?
Азеф узнал о намерении Лебединцева устроить бойню в Госу¬

дарственном совете еще до отъезда из Италии от одного из его

друзей. Эту информацию Азеф от своего полицейского руководст¬

ва скрыл. До осуществления плана было далеко, и Азеф вообще

был крайне скуп на сообщения каких-либо сведения Герасимову,

особенно в 1907 году, в разгар кампании Бурцева по его разобла¬

чению. Николаевский пишет о том, что «вначале он дал свое со¬

гласие на выступление, но оттягивал его под всяким предлогом»12.

Но у нас нет никаких данных о встрече между Карлом и Лебедин-

цевым с одной стороны и Азефом с другой. Мы считаем, что

отряд Карла по линии ЦК курировал Гершуни, а Азеф стремился

в деятельность других боевых отрядов вмешиваться как можно

меньше, учитывая кампанию Бурцева. Информацию Герасимову

он дать отказался, пойдя на заведомую ложь. На вопрос Гераси¬

мова о группе Карла он заявил, «...что он не подчиняется ЦК пар¬

тии социалистов-революционеров, а действует, поддерживая связи

с местным комитетом на свой страх и риск, и что ему, Азефу, со¬

брать о ней (группе) сведения очень трудно, так как это может на¬

влечь на него подозрения»13. Чернов писал о том, что «Гершуни

советовался с Азефом по делу Максимовского»14, так что Азеф

был в курсе дела, не встречаясь с Карлом. После убийства Мак¬

симовского Герасимов стал требовать от Азефа встречи с Карлом.

Слишком сильно его беспокоили планы последнего. Азеф тоже

хотел встретиться с ним, он знал, что план Лебединцева близок к

осуществлению. Встреча состоялась в Финляндии, и данные, ко¬

торые сообщил Азеф Герасимову, оказались очень интересными:

«Но только от Азефа я получил подробное описание его примет,

приблизительные указания на местность в Финляндии, где он

живет. По словам Азефа, это был человек совершенно исключи¬

тельной предприимчивости и смелости. "Пока он на свободе, —
287

говорил мне Азеф, — вы не можете быть спокойным". В настоя¬

щее время он носится с планами взрыва Государственного совета.

Никаких конкретных данных относительно этого предприятия

Азеф сообщить не мог, но указал, что, по его сведениям, терро¬

ристы имеют в виду бросить бомбу в тот сектор зала, где сидят

правые члены Госсовета, — в том числе все министры... Он также

обратил мое внимание на то, что покушение может быть соверше¬

но кем-нибудь из террористов, проникших в помещение под

видом корреспондентов... Он же помог мне и проследить "Карла",

который вскоре и был арестован на одной из дач в Финляндии»15.
Именно после встречи с Азефом планы Лебединцева стали

встречать устойчивое сопротивление ЦК. Азеф — «либерал с бом¬

бой» — был в ужасе от плана взрыва высшего законодательного

органа власти Российской империи. Ему не составило большого

труда убедить Г.Гершуни, что план слишком опасен, что могут по¬

гибнуть многие либеральные члены Государственного совета.
В.Лебединцев вскоре почувствовал, что его план встречает сопро¬

тивление в ЦК. Ему объяснили, в чем дело. Именно тогда он на¬

писал письмо о «трениях» (см. выше). По некоторым сведениям,

Лебединцев после ареста Карла возглавил отряд и продолжал на¬

стаивать на осуществлении своего плана. В письме в Париж, на¬

писанном через две недели после ареста Карла, он писал: «Был

момент, даже когда все было близко от полного раскола. Избег¬

нуть этого удалось и теперь, поскрипывая, едем дальше, что все-

таки не значит, что планы мои перестали быть выполнимыми.

Они отодвинулись на два месяца, и это обстоятельство делает их

лишь более шаткими»17. 10 января 1908 года он пишет более бод¬

рое письмо: «Мое предприятие находится все в том же положении,

немного только упущено, и я так уверен в нем, как только можно

быть уверенным. Все пойдет хорошо!»18
Но, видимо, другие члены отряда не разделяли его увереннос¬

ти, и было решено вместо нападения на Государственный совет,

нанести правительству менее громкий, но также достаточно ощу¬

тимый удар. Боевой отряд хотел отметить новый год убийством

командующего войсками гвардии и петербургского гарнизона ве¬

ликого князя Николая Николаевича и министра юстиции И.Щег-

ловитова. Боевики рассчитали точно: великий князь и министр

были обязаны явиться на новогодний прием к царю.
Лебединцев не сочувствовал новому проекту. Несмотря ни на

что, он фанатично требовал осуществления своего собственного

плана. В конце декабря он писал: «Все идет хорошо для другого

дела, но хуже для меня. На будущей неделе это уже будет сделано,

но я буду продолжать мою жизнь корреспондента, я не могу в нем

принимать участие. Это окончательно решено. Я занимаюсь толь¬

ко моим ремеслом корреспондента»19. Глава Боевой организации,

который в разгар подготовки основного проекта группы занимает¬

ся только «ремеслом корреспондента» — это что-то странное. Воз¬

можно, группу на самом деле возглавляла Анна Распутина, а В.Ле¬

бединцев, наиболее яркий и инициативный ее участник, воспри¬
288

нимался многими как глава организации, хотя в конце концов

все-таки принял участие в попытке осуществления этого теракта.
Хотя Азеф в это время был в курсе всех планов группы, ин¬

формацию о новых планах Герасимов получил не от него. Ему об

этом сообщил другой агент в партии социалистов-революционе-

ров. Но он рассказал только когда и против кого должны быть на¬

правлены теракты. Для избалованного Азефом Герасимова этого

было явно недостаточно20. Герасимов бросился к своей палочке-

выручалочке — к Азефу. Но последний только подтвердил, «что в

ЦК, действительно, был разговор об этих планах, но что никакие

подробности ему не известны. Наводить справки он отказался,

опасаясь, что может вызвать против себя новые подозрения. Я

оказался в очень трудном положении... в одном из наиболее труд¬

ных за всю мою жизнь»21. Как видим, без «секретных сотрудни¬

ков» Герасимов был как без рук. Шерлок Холмс из него был пло¬

хой, но в то же время он понимал, что слишком многое постав¬

лено на карту. Убийство великого князя и Щегловитова ни царь,

ни Столыпин ему бы не простили, да и времени оставалось мало —

ему сообщили об этом буквально накануне Нового года. Поражает

одно обстоятельство: Азеф заявил Герасимову, что разговор о важ¬

нейших покушениях велся в ЦК, а он рассказал о них Герасимову

только в ответ на прямой вопрос со стороны последнего. А если

бы агент не предупредил Герасимова, то два руководителя России

были бы убиты на улице. При этом Герасимов ничем не выразил

Азефу своего неудовольствия. Вроде бы все так и должно быть. А

когда Азеф отказался наводить справки в ЦК об этом покушении,

Герасимов даже не стал настаивать. Николаевский был совершен¬

но прав, когда писал об отношениях Герасимова и Азефа: «Задача

"бережения Азефа” стала в его глазах одной из главнейших задач

охранной политики, и он ни в коем случае не склонен был тол¬

кать Азефа на рискованные шаги»22.
Герасимов решил, что для спасения жизни сановников он дол¬

жен прибегнуть к приему, к которому он уже прибегал и раньше.

Прием был очень простой — посадить намеченных террористами

жертв под добровольный домашний арест. На его просьбу в день

Нового года остаться дома и не ездить к Николаю II великий

князь и Щегловитов ответили решительным отказом. Только

после того, как Столыпин и Николай просили их об этом, они ре¬

шили не приезжать на новогодний прием. Но Герасимов пережил

в этот день много тревожных минут. Так, до самого последнего

момента он не был уверен, что Николай Николаевич останется

дома: «Несколько раз он менял свои решения, то приказывая по¬

дать лошадей или автомобиль, то отменяя эти распоряжения»23. В

конце концов он остался дома. Все наличные силы охранного от¬

деления были выведены на улицу в этот день. По дороге, по ко¬

торой Щегловитов и Николай Николаевич должны были ехать в

Зимний дворец, было арестовано много людей: «Но на празднично

оживленных улицах, в толпе нарядно одетых людей распознать

террористов было совершенно невозможно... ведь террористы не
10— 1292
289

носят мундира, и из числа арестованных никто не имел отноше¬

ния к готовящемуся покушению»24.
Первого января агент Герасимова сообщил ему, что Боевой

отряд не отказался от покушения, оно только отложено. Домаш¬

ний арест Щегловитова и Николая Николаевича был продлен, ох¬

рана их домов была усилена. Герасимов оставил все дела и днем

и ночью занимался поиском террористов, но он вынужден был

признать, что, несмотря на все усилия, «...все же не делал шага

вперед»25. Он понимал, что помочь ему может только один чело¬

век — Азеф. При каждой встрече с Азефом он просил его сооб¬

щить хоть какую-нибудь деталь о заговорщиках. Он все время за¬

водил разговор на эту тему, «но Азеф неуклонно отвечал отказами.

Он ничего не знал и не мог узнать»26. В страшном напряжении

были все: министр и великий князь, жившие под домашним арес¬

том (в конце концов Николай Николаевич не выдержал напряже¬

ния и тайно уехал из города), боевики, которые целыми днями с

бомбами и с динамитом дежурили у домов сановников, Герасимов

и его помощники, сбившиеся с ног и ничего не находившие. В на¬

чале февраля во время очередной встречи Азеф в ответ на новые

мольбы Герасимова рассказал, что «на одном из очередных засе¬

даний ЦК было высказано нетерпение медлительностью акции,

направленной против великого князя, и один из членов ЦК при

этом заметил: "Дальше так не может продолжаться. Мы должны

предложить Распутиной быстрее действовать"»27.
Азеф рассказал Герасимову, что это не революционная кличка,

а подлинное имя одной старой революционерки. «Азеф считал,

что, подобно другим террористам, она проживает под чужим име¬

нем по фальшивым документам, и что не имеет смысла выяснять

официально ее местожительство»28. Герасимов был с ним полнос¬

тью согласен. Азеф почти уговорил его, что по фамилии ее найти

не удастся. Но так как Герасимов был опытным сыщиком, то при¬

вык проверять всю поступающую к нему информацию; «...больше

для очистки совести я поручил агенту навести справку в полицей¬

ском адресном столе. К моему чрезвычайному изумлению, он

через несколько часов сообщил мне, что эта самая Анна Распутина

проживает под своим настоящим именем в Петербурге на Невском

проспекте»29. Захватить весь отряд террористов, имея адрес его ру¬

ководительницы, для такого опытного полицейского, как Гераси¬

мов, было делом техники. Но о подробностях этого захвата чуть

позже.
Мы уже писали выше, что первую информацию о новых пла¬

нах остатков группы Карла Герасимов получил не от Азефа. Азеф

лишь подтвердил то, что Герасимов знал без него. Азеф упорно от¬

казывался сообщать ему что-нибудь о террористах, хотя он в это

время, курируя террористические группы по поручению ЦК, знал
о	фуппе Распутиной все. Во время встречи с Бурцевым 15 августа

1912 года во Франкфурте-на-Майне, Азеф заявил ему: «В разгово¬

ре с Герасимовым я нечаянно упомянул имя Распутиной. Я не

знал, что может раскрыть Герасимов благодаря этому указанию.

Распутина была повешена»30. Анализируя всю известную нам ин¬
290

формацию, мы думаем, что это тот редкий случай, когда Азеф го¬

ворил правду. После ареста Карла он не давал никакой информа¬

ции о деятельности группы Распутиной, несмотря на то, что был

обязан раскрывать акты центрального террора, а группа готовила

убийство царского дяди и министра юстиции. Назвав имя Распу¬

тиной, он попытался свести свою информацию на нет, убеждая

Герасимова, что она не живет под своим настоящим именем. По¬

чему Азеф так себя повел, ведь после покушения на Дубасова он

исправно давал добросовестную информацию о все покушениях?

Похоже, что это еще одна загадка Азефа. Может быть, сыграли

свою роль слухи о том, кем он был на самом деле?
Герасимов сам явился на квартиру, в которой Распутина снима¬

ла комнату. Но он понял, что поторопился. В квартире в самом

деле сдавалась комната рядом с комнатой Распутиной, но он был

слишком хорошо одет, чтобы снимать в ней комнату. Он прислал

вместо себя двух молодых агентов в студенческой форме, снявших

комнату. В доме и на улице Распутина была взята под плотное на¬

блюдение. «Ее поведение было на редкость своеобразно! Каждое

утро приходила она в Собор Казанской Божьей Матери, покупала

свечу, ставила там перед образом, опускалась на колени и погружа¬

лась в молитву. Нередко, подобно другим молящимся, она склоня¬

лась к земле, касаясь лбом церковного пола, оставалась в таком по¬

ложении 10—15 минут. Столь усердные молитвы со стороны терро¬

ристки были совершенно непонятны, и мои агенты, тщательно на¬

блюдавшие за ней, впадали в смущение и только покачивали голо¬

вами по поводу поведения Распутиной — пока они не начали заме¬

чать рядом с Распутиной в таком же коленопреклоненном состоя¬

нии и религиозной сосредоточенности других молящихся, мужчин

и женщин, которые порой шептались с ней и принимали от нее

разные предметы. Однажды таким образом был передан ею доволь¬

но объемистый предмет, возможно, что бомба»31. В скором време¬

ни все террористы, встречавшиеся с Распутиной, были установле¬

ны. Некоторые из них постоянно дежурили у квартиры Щеглови-

това и у особняка великого князя. Дежурили с бомбами в руках. В

их числе и Лебединцев, весь упакованный в динамит. Нервы были

напряжены до предела. Накануне ареста 14 февраля Лебединцев

пророчески писал за границу: «Мой отъезд все откладывается... Те¬

перь оказывается, что мне нужно ждать до завтра. Это завтра, будет

ли оно последним, кто знает... Наконец, я больше не могу! Право,

это не слабость с моей стороны, но мне необходимо хоть немнож¬

ко вздохнуть. О, как я ненавижу эту расу нормальных людей!»32
С.Басов-Верхоянцев рассказывает, что Распутина за несколько

дней до предполагаемого выступления приходила к некоторым из

своих друзей проститься навсегда33. 20 февраля Герасимов отдал

приказ о ликвидации группы. Было арестовано 9 человек, боль¬

шинство на улице, все с оружием, у троих были бомбы: «Когда к

двум из них хотели приблизиться мои агенты, чтобы их арестовать,

к молодой девушке и юноше, сидящим на скамье в тихой и нежной

беседе, недалеко от дома Щегловитова, другие агенты из охраны

Щегловитова отговаривали их от этого шага: "Оставьте в покое эту
10*
291

влюбленную парочку! Они тут постоянно сидят и шепчутся между

собой". Мои агенты не дали себя уговорить, подошли поближе и

хотели их обоих взять. В этот момент молодая девушка молниенос¬

но выхватила револьвер и выстрелила»34. Этой молодой девушкой

была Лидия Стуре.
Во время ареста ей было 22 года. Она родилась в дворянской

семье и была выпускницей одного из привилегированных учебных

заведений — Елизаветинского института благородных девиц. В

годы учебы в институте она была по-детски влюблена в императ-

рицу-мать Марию Федоровну и надоедала своим подругам востор¬

гами по поводу императрицы: «Когда вырасту, непременно буду

защищать Марию Федоровну»35. В 1902 году она по окончании

института уехала в Петербург и поступила на Бестужевские курсы.

После событий 9 января она стала революционеркой, вступила в

партию социалистов-революционеров, выполняла различные пар¬

тийные поручения, но все время стремилась попасть в БО. В

конце августа 1905 года она была арестована за печатание прокла¬

маций. П.Ивановская, сидевшая вместе с ней в доме предвари¬

тельного заключения, писала о ней в своих воспоминаниях: «Неж¬

ная, хрупкая, совершенное дитя, смотревшее мечтательно своими

большими синими глазами, по-детски чистыми, обрамленными

длинными ресницами, вся худенькая, еще не сложившаяся, с уз¬

кими острыми плечиками... Лидия Петровна Стуре проводила

ночи тревожно, без сна. Л.Стуре никому не жаловалась на свое по¬

ложение, но ей, как птичке, не хватало воздуха, вольной стихии.

Чтобы не быть схваченной из коридора на допрос, она отказалась

от прогулок. При появлении на дворе кареты быстро сбрасывала

с себя одежду и ложилась в постель: "Пусть несут меня, сама не

пойду. Из кареты не выйду, в жандармерии не встану"»36.
Она уже тогда отличалась железным характером и объявила го¬

лодовку в тюрьме против обязательных чтений марксистской ли¬

тературы, устраиваемых в течении всего дня социал-демократами.

После манифеста 17 октября она была выпущена на свободу. Она

продолжала рваться в террор, но Азеф, по ему одному известным

соображениям, не хотел принимать ее в БО. Она очень мучилась

оттого, что ее мечта никак не осуществляется, и говорила о само¬

убийстве37. В 1907 году она была принята в отряд Карла. Незадол¬

го до ареста в Финляндии ее видела Вера Фигнер. Судя по ее вос¬

поминаниям, угловатый подросток превратился в красавицу: «Дру¬

гая участница, прелестная, изящная Лидия Стуре около того же

времени заходила на несколько минут ко мне... В шубке, меховой

шапочке, еще осыпанной снегом, высокая, стройная, с тонким

правильным личиком, она была восхитительна»*8.
Как выяснилось на следствии, террористы предполагали, что в

том случае, если бомбы, брошенные в кареты великого князя или

министра, не взорвутся, весь обложенный динамитом Лебединцев

(он был арестован в таком состоянии) должен был бросится под

колеса кареты и превратится в живую бомбу. Для любителя опер¬

ных итальянских жестов такая концовка жизни была бы очень эф¬

фектной.
292

Террористы были преданы военному суду, что во многом пред¬

определило их приговор. Они были взяты с бомбами, что называ¬

ется, с поличным на квартирах террористов во время обысков

были обнаружены военные мундиры, а также план зала заседаний

Государственного совета, на котором крестами были отмечены

места, где сидели правые депутаты. Интересно, что Лебединцева

судили под именем итальянского корреспондента Марио Кальви-

но39. Охранка не открыла суду его настоящей фамилии, видимо

для того, чтобы не раскрывать своих осведомителей. Председатель

военного суда Никифоров «...предложил... Лебединцеву назвать

свою настоящую личность, ибо "иначе сочтут, что вы происходите

из Иудиного племени". Он получил от Лебединцева презритель¬

ный ответ»40. Интересно, что итальянское посольство стало пред¬

принимать некоторые усилия, чтобы спасти от казни гипотетичес¬

кого итальянца. Лебединцева даже посетил в Петропавловской

крепости секретарь итальянского посольства, «который просил

сообщить ему, действительно ли он Марио Кальвино и вообще

итальянец ли он, тогда будет сделано все, чтобы его спасти. Лебе¬

динцев встретил дипломата очень любезно, но отказался сделать

какое бы то ни было заявление в ту или противоположную сторо¬

ну. Итальянец тогда сказал, что ввиду сомнений посольство все же

сделает все для его спасения»41. Дипломат был восхищен хладно¬

кровием Лебединцева накануне казни и фразой, сказанной на пре¬

красном римском диалекте: «Gazie tante belle cose»42.
Семь человек из девяти арестованных были приговорены к

смертной казни, в том числе: А.Распутина, Л.Стуре, В.Лебединцев,
С.Баранов. Они были повешены в поселке Лисий нос в 25 кило¬

метрах от Петербурга на берегу Финского залива. Представителей

власти, присутствовавших на казни, было трудно удивить герои¬

ческим поведением приговоренных, но на этот раз они были по¬

ражены. Прокурор рассказывал Герасимову: «Как эти люди уми¬

рали... Ни вздоха, ни сожаления, никаких просьб, никаких при¬

знаков слабости... С улыбкой на устах они шли на казнь. Это были

настоящие герои»43.
Близко связанный с революционными кругами Л.Андреев на¬

писал о них «Рассказ о семи повешенных», который вызвал друж¬

ные нападки как справа, так и слева. В.Лебединцева долго не

могли забыть в Италии. Газеты были полны воспоминаниями о

нем хорошо его знавших или просто видевших людей. Его жизнь

и трагический конец послужили сюжетом для целого ряда драм,

повестей, рассказов. Я опять вынужден сделать отступление и на¬

деюсь, что мои читатели меня простят. В.Лебединцев и Л.Стуре —

какие это яркие, обаятельные, красивые талантливые личности и

в обычном житейском смысле хорошие, теплые люди! И все это

брошено без остатка в террор, чтобы осуществить план массовых

убийств! И с каким мужеством они пытались добиться своей цели!

К вопросу о движущих силах русской революции: оба столбовые

дворяне, они на самом деле были по всем данным — по проис¬

хождению, талантам, красоте — элитой страны. Когда элита стра¬

ны, ее интеллигенция, дворянство начинают вести борьбу за свер¬
293

жение строя ради каких-то утопий, — строй обречен. К сожале¬

нию, именно это и случилось с Россией.
Когда в 1917 году Чрезвычайная следственная комиссия по

расследованию деятельности сановников старого режима арестова¬

ла Герасимова, ее председатель Муравьев захотел узнать, что кон¬

кретно выдал Азеф. Герасимов стал перечислять: «В конце 1906

года он был за границей. Оттуда он сообщил мне о том, что в

Финляндии есть группа лиц, которые замышляют покушение на

градоначальника фон дер Лауница... Потом в 1907 году он дал све¬

дения о том, что он узнал от одного своего знакомого, что про¬

живающий в Петербурге лейтенант Никитенко ищет связи и ор¬

ганизует покушение в Царском Селе посредством охраны. Затем

он сказал, под какой фамилией живет Чайковский... В 1908 году

он указал, что боевым отрядом заведует Распутина»44. Если оста¬

вить в стороне отряд Карла, о выдаче которого Азефом Герасимов

не упомянул, все остальное совершенно точно, больше ничего су¬

щественного Азеф не раскрыл. Поразительна реакция Муравьева:

«Каким образом этот агент, получавший 6 или 12 тысяч в год, не

был выгнан, если он сообщил вам только, под какой фамилией

живет Чайковский, что Распутина стоит во главе отряда и что Ла-

униц будет убит?... Почему же такой агент не был уволен за без¬

действие? Герасимов: — Напротив, им все дорожили. Он был бли¬

зок к боевому делу, и, если бы надо, ему бы не только тысячу, но

и 5 тысяч заплатили бы. Председатель: — В чем же состояла его

деятельность? Мы видели из ваших показаний, что он ничего не

делал. Герасимов: — Ничего не делал»45. Председатель комиссии

обнаружил в этом разговоре полное непонимание сущности дела.

Ему говорят о крупнейших покушениях, расстроенных благодаря

Азефу, а он ищет какие-то тайные стороны его деятельности и де¬

монстрирует полную глупость.
Примечания
1	Делевский Ю. Дело Азефа и 7 повешенных // Голос минувшего на
чужой стороне. Париж. 1926. № 4. С. 127.
2	Там же.
3	Там же. С. 128.
4	Осоргин М. Неизвестный, по прозвищу Вернер // Голос минувшего.
Прага. 1924. № 4. С. 195.
5	Делевский Ю. Указ. соч. С. 129.
6	Там же.
7	Там же. С. 133.
8	Там же.
9	Жаботинский В. Пятеро. Иерусалим, 1990. С. 182.
10	Делевский Ю. Указ. соч. С. 136.
11	Там же.
12	Николаевский Б. История одного предателя. С. 253—254.
13	Герасимов А. Указ. соч. С. 118.
294

14	Чернов В. Из истории партии социалистов-революционеров // Новый

журнал. № 101. С. 196.
15	Герасимов А. Указ. соч. С. 118—119.
16	Делевский Ю. Указ. соч. С. 136.
17	Там же. С. 138.
18	Там же.
19	Там же. С. 139.
20	Герасимов А. Указ. соч. С. 119.
21	Там же.
22	Николаевский Б. История одного предателя. С. 240.
23	Герасимов А. Указ. соч. С. 120.
24	Там же.
25	Там же.
26	Там же.
27	Там же.
28	Там же.
29	Там же. С. 120—121.
30	Бурцев В. Моя последняя встреча с Азефом // Иллюстрированная Рос¬

сия. Париж. 3. 12. 1927. № 49(134). С. 10.
31	Герасимов А. Указ. соч. С. 121.
32	Цит. по: Делевский Ю. Указ. соч. С. 141.
33	Басов-Верхоянцев С. Указ. соч. // Новый мир. 1926. № 10. С. 143.
34	Герасимов А. Указ. соч. С. 122.
35	Жуковский-Жук И. Памяти Лидии Петровны Стуре // Каторга и ссыл¬

ка. 1925. № 14. С. 250.
36	Ивановская П. Указ. соч. С. 160.
37	Жуковский-Жук И. Указ. соч. С. 253.
38	Фигнер В. Указ. соч. С. 244.
39	А.Герасимов в своих мемуарах сообщает, что его настоящая фамилия

была установлена на суде. (Герасимов А. Указ. соч. С. 122). Через не¬

сколько десятилетий после событий, однако его явно подвела память.

Впрочем, для самого Герасимова, видимо благодаря Азефу, настоящая

фамилия Марио Кальвино никогда не была тайной.
40	Делевский Ю. Указ. соч. С. 142.
41	Там же.
42	Там же. С. 143.
43	Цит. по: Герасимов А. Указ. соч. С. 123.
44	Падение царского режима. Т. 3. Л., 1925. С. 12—13.
45	Там же. С. 15.

Глава 19.
СОБИРАЛСЯ ЛИ АЗЕФ УБИВАТЬ

НИКОЛАЯ II?
Арест всех членов отряда Карла, процесс и казнь Карла, а

затем семь казней резко усилили не только в партии социалистов-

революционеров, но в самых широких прогрессивных кругах Рос¬

сии и в эмиграции разговоры о провокации. Вера Фигнер расска¬

зывала о том, что Н.Морозов был послан из России «одной не со¬

циалистической, но оппозиционной тайной организацией в Париж

со специальной миссией известить Натансона, что достоверно из¬

вестно, что Азеф служит в ДП. Натансон выслушал Морозова и

потребовал назвать источник. Морозов был связан честным сло¬

вом не называть имени того, кто сообщил ему эти сведения, и от¬

казался сделать это. Тогда Натансон сказал ему: «— Мы не можем

верить, не зная, от кого идет известие, и запрещаем тебе сообщать

об этом кому бы то ни было. Если же ты будешь распространять

такую молву, мы объявим тебя врагом революции»1. Ему удалось

нагнать такого страха на Морозова, человека далеко не робкого

десятка, проведшего 25 лет в Шлиссельбурге кой крепости, что

даже В.Фигнер, которая была тогда тогда в Париже, Морозов не

сказал ни слова. Это грозное противодействие эсеров любым по¬

пыткам раскрыть действительную роль Азефа приводила к тому,

что многие люди, не сомневавшиеся в том, кем он был, боялись

говорить об этом. Все оставалось на уровне слухов.
А.Аргунов был послан ЦК партии эсеров выяснить источник

этих разговоров, установить, говорили ли осужденные по процессу

Карла и по процессу А.Распутиной, В.Лебединцева и других о

провокации кого-нибудь из видных работников партии. Аргунов

расспрашивал в первую очередь адвокатов подсудимых. Но в силу

причин, о которых шла речь выше, они вели себя довольно уклон¬

чиво. Один из них на вопрос Аргунова «...правда ли, будто бы кто-

то из подсудимых передавал важное известие с указанием лица

провокатора, обусловив передачу этого известия только одному

"самому уважаемому члену партии" и если правда, то не может ли

он указать это лицо или рассказать, в чем тут дело»2, заявил Ар¬

гунову, «что если бы такой факт был, что он не вправе был бы на¬

рушить обязательства молчания, то с другой стороны такого

факта, собственно говоря, и не было»3. Другие адвокаты держа¬

лись так же уклончиво. Аргунов с большой долей презрения писал
об	их поведении: «Адвокаты (за исключением одного-двух) вели

себя как и все в то время без элементарного гражданского муже¬
296

ства. Они шушукались о нас, о провокации, но они отказывались

попасть в "грязную историю" и просили не придавать их словам

официального значения»4. В некоторых кругах разговоры о прово¬

кации в центре партии становились уже общим местом. Почти от¬

крыто называли имя Азефа. Эсеровские лидеры могли только не¬

годовать. В номере 10—11 партийного органа «Знамя труда» в ста¬

тье о последних казнях говорилось по поводу этих разговоров:

«Вокруг этого дела в так называемом "обществе", создалось немед¬

ленно великое количество толков и слухов, выросли целые леген¬

ды. Падкое на сенсацию "общество" в лице досужих интеллигент¬

ных обывателей-болтунов принялось судить и рядить, здесь были

и мифы о необычайных провокациях»*
Но грозные окрики мало помогали. «Интеллигентные обывате¬

ли» продолжали свои разговоры. ЦК партии был вынужден реаги¬

ровать. В мае была образована «Специальная комиссия для иссле¬

дования всех слухов о провокации, имеющихся в партии» в соста¬

ве В.Зензинова, М.Натансона, И.Бунакова-Фундаминского. Ос¬

новным лицом, которого комиссия собиралась расспрашивать,

был Бурцев. В это время он в Париже развил бурную деятельность

по разоблачению провокаторов. Он составил список, в котором

насчитывалось около 50—60 имен провокаторов, и познакомил с

ним различные революционные партии. Восторга он своим спис¬

ком не вызвал. С каждым новым доказанным обвинением число

его врагов, как правило, увеличивалось: «Можно указать как на

общее правило: при разоблачении даже самых гнусных и самых

опасных провокаторов, по поводу которых потом не могли даже

объяснить, как можно было, хотя минуту, их защищать, все они

находили себе горячих защитников, кто ручался за них головой и

кто с пеной у рта обвинял меня в том, что я легкомысленно гублю

честнейших людей»6. Особенно страсти накалились, когда Бурцев

обвинил в сотрудничестве с охранкой убийцу знаменитого Г.Су-

дейкина легендарного шлиссельбуржца Н.Стародворцева, провед¬

шего в тюрьме 18 лет. Именно в такой обстановке Бурцев продол¬

жал расследование деятельности Азефа.
Мне хотелось бы еще раз отметить то, о чем я уже писал выше —

в деятельности Бурцева было много наивного. Опытный контрраз¬

ведчик в нем соседствовал с ребенком. Его детские доводы часто

были малоубедительны не только для фанатично веровавших в

Азефа эсеров, но и для любого непредубежденного человека. Так,

он посылал Бакая беседовать с бывшим начальником Азефа Л.Ра-

таевым. Во время беседы Бакай сказал ему: «А какой удар вам го¬

товит Бурцев! Он хочет разоблачить вашего главного агента —

Азефа! — Какого Азефа? — несколько смущенно спросил Ратаев.

Никакого Азефа я не знаю!... Для обоих нас было вне сомнения,

что Ратаев не мог не знать Азефа, или как своего агента, или как

революционера и что если он отказывался незнанием Азефа, то

лишь для того, чтобы спасти его»7.
Поэтому другая следственная комиссия, созданная уже после

разоблачения Азефа, утверждала, что «...определенных фактичес¬

ких данных у Бурцева не оказалось. Вместо них он предоставил
297

ряд умозаключений, предложений и догадок, которые в виновнос¬

ти Азефа никого не могли убедить, но которые несомненно заслу¬

живали серьезного внимания»8.
На встрече с представителями следственной комиссии Бурцев

говорил о провале террора в 1905—1907 гг., о неуязвимости Азефа

для полиции притом, что тот открыто появляется в Петербурге и

даже «хвастается, что он "...в Белостоке пирожки ест"»9. Говорил

он о секретных документах, которые он получил от Бакая и пере¬

дал в ЦК партии и о которых уже вскоре знала охранка. Другой

аргумент Бурцева смертельно обижал руководство партии: он за¬

явил о том, что полиция не принимает «никаких мер к аресту ру¬

ководителей партии социалистов-революционеров, о деятельности

которых она однако хорошо осведомлена»10. Ссылался Бурцев на

разговор Бакая с известным охранником Доброскоком, в котором

тот уверял, что охранке заранее известны все планы БО; в отно¬

шении убийства военного прокурора Павлова и фон дер Лауница

Доброскок заявил: «...Нашего сотрудника как раз в это время не

было тут, и в последнюю минуту изменился план действий»11.

Опять же ссылаясь на Бакая, что действовало на членов эсеровской

комиссии и вообще на всех революционеров как красная тряпка

на быка, Бурцев утверждал, что в руководстве партии есть агент по¬

лиции, и разбирал историю с приездом в Одессу Виноградова, ука¬

зывая, что Виноградов — это Раскин (то есть провокатор).
Комиссия дала Бурцеву ответ по всем пунктам, отвергавший

все его обвинения. По поводу неудач в деле террора в отчете со¬

общалось, что сами руководители БО говорили о неудачах и из-за

этого вышли в отставку. Неуязвимость Азефа для полиции, члены

ЦК объясняли очень просто: они истово верили в его «сверхесте-

ственную ловкость»12. Опровергая, что Азеф обеспечивает непри¬

косновенность других членов ЦК, комиссия с «гордостью» указала

на семь членов ЦК, арестованных за последние два года, правда,

для трех «ссылка была заменена высылкой за границу»13. ЦК дол¬

жен был заинтересоваться причиной столь мягкого наказания.

Впоследствии один из высланных, Аргунов, писал: «Кому я обязан

таким исходом — не знаю. Может быть, и Азефу»14. Все остальные

пункты обвинения элегантно отбрасывались под предлогом того,

что за ними стоит Бакай. «Личность Бакая, который давал все све¬

дения Бурцеву, являлась тогда сомнительной»15.
Аргументация представителя парижской группы партии социа-

листов-революционеров Ю.Делевского в первых же пунктах повто¬

ряла доводы В.Бурцева: неуязвимость Азефа, неуязвимость членов

ЦК, провал террора. Совпадение не было удивительным, так как,

с одной стороны, об этом говорили в различных околопартийных

кругах, а с другой — Бурцев много общался в Париже с Делевским

и его товарищами, и у них выработался общий взгляд на Азефа и

общие обвинения. Помимо этого, Делевский обвинял провокато¬

ров в центре партии в выдаче Зильберберга и В.Сулятицкого, а

также в гибели отряда Карла. Делевский приводил слова Лебедин¬

цева о том, что когда он «ездит из Петербурга в Финляндию,

чтобы поговорить с центральными людьми... то каждый раз он
298

прямо дрожит, что вот-вот будет что-нибудь скверное»16. Делев¬

ский утверждал, «что раз остальных членов Северного летучего от¬

ряда так долго держали на свободе, то это "провокаторская ловуш¬

ка"»17. Говорил он и о запросе правых в Думе по поводу предпо¬

лагаемого взрыва Государственного совета. Анализируя все обсто¬

ятельства гибели отряда Карла, Делевский утверждал: «Тогда для

меня уже стало совершенно ясным: стало неподлежащим никако¬

му сомнению, что есть центральная провокация в самом ЦК или

очень близко к ЦК»18. Как и Бурцев, методом исключения Делев¬

ский дошел до Азефа.
Мы помним, что Азеф указал место, где скрывался Зильбер¬

берг с боевиками в Финляндии — «Отель туристов». На вокзале в

Петербурге Зильберберга и Сулятицкого узнали агенты Герасимо¬

ва. В отчете ЦК говорилось, что они были арестованы из-за пре¬

дательства горничной и швейцара отеля, завербованных людьми

Герасимова. Кроме того Зильберберг и Сулятицкий сообщили на

волю, что их выдал Наумов. Не произвели на комиссию особого

впечатления доводы Делевского о причинах гибели отряда Карла,

так как было сообщение сидевших в тюрьме членов отряда, что

один из товарищей — Масакин — дает откровенные показания19.

Вывод комиссии был неутешителен для Делевского и его друзей.

Говорилось, что в их материалах «можно найти еще меньше объ¬

ективных данных, чем в сведениях, сообщенных Бурцевым»20. По¬

мимо этого, «впечатление от обвинения... ослаблялось еще тем,

что товарищ L (Делевский) только допускал "некоторые возмож¬

ности, что этот провокатор в ЦК есть именно Азеф, но не утверж¬

дал этого решительно. Впечатление ослаблялось еще и тем, что об¬

винителям не была известна в подробностях крупная роль Азефа

в боевых делах"»21. Обстановка, в которой проходили заседания

комиссии, носила в отношении обвинителей Азефа необъектив¬

ный характер. Бурцев говорил эсеровской комиссии следующее:

«Надо сказать, что в комиссии видел я людей, фанатично защи¬

щавших Азефа... Конечно, я не видел недобросовестного отноше¬

ния, я видел только отношение слепых людей, которые не сомне¬

ваются в моей честности, но считают, что я — орудие в руках ДП,

который управляет через Бакая или через посредство кого-нибудь

другого»2*. Делевский был согласен с Бурцевым: «С первых же

слов я убедился, что мнение членов комиссии непоколебимо и за¬

ранее установлено и что сдвинуть их с их позиции вряд ли будет

возможно. Для них не могло быть и мысли о провокаторстве в

центре партии, и Азеф стоял выше всяких подозрений. Все возво¬

димые улики могли и должны быть «объяснены иначе». Наиболее

деятельную роль в комиссии играл Натансон, хотя он и говорил с

кажущейся искренностью, что вопрос о провокации надо исследо¬

вать крайне объективно и даже научно, но в вопросах и объясне¬

ниях он делал все логические усилия, какие только были возмож¬

ны, чтобы решение получилось совершенно отрицательное»23.
С ними был совершенно согласен член комиссии В.Зензинов:

«Должен сознаться, что, конечно, члены комиссии все время за¬

нимали по отношению к Азефу роль защитников... Из членов ко¬
299

миссии не было ни одного человека, который хотя бы на секунду,

хоть на йоту сомневался в честности Азефа»24. Деятельность ко¬

миссии с самого начала была поставлена в довольно узкие рамки

со стороны ЦК. И.Фундоминский показывал следующей комис¬

сии: «Нам... и в голову не приходило ставить вопрос о ком бы то

ни было, хотя бы о том же Азефе, в полном объеме. Мы рассмат¬

ривали только те обвинения, которые нам предъявляли. Если же

есть какие-нибудь другие обвинения, которые нам не предъявля¬

ются, то это уже не наше дело разбирать их»25. Комиссия должна

была расследовать только те слухи о провокаторстве в партии, ко¬

торые касались заграницы. Во всей деятельности комиссии чувст¬

вовалось, что расследование велось вяло, что основной целью ко¬

миссии было желание показать критикам в партии и за ее преде¬

лами, что ЦК реагирует на их выпады, ищет провокатора. Вывод

комиссии гласил: «В партии есть провокаторы, расследование не¬

обходимо продолжать, но по отношению к Азефу слухи о прово¬

кации оказываются лишенными всякого основания»26.
1907—1908 гг. — последний период в революционной и поли¬

цейской деятельности Азефа. И тем и другим Азеф занимался те¬

перь в тревожной обстановке. Хотя о некоторых сообщениях, об¬

винявших его, например, о саратовском письме, Азеф не знал,

многое ему все же было известно, и он понимал, что его двойной

жизни скоро должен прийти конец. Он неоднократно говорил Ге¬

расимову, что хочет отойти от всех партийных и охранных дел и

уехать за границу: «Хочу спокойно пожить своей частной жиз¬

нью»27.
Пока что официально и для партии, и для Герасимова Азеф ру¬

ководил организацией покушения на царя. Мы уже рассказывали

выше о соглашении между Азефом и полковником Герасимовым:

Азеф не допускает покушения, а Герасимов не арестовывает терро¬

ристов. Герасимов требовал только одного: он должен был точно

знать, кто из членов террористической группы в данный момент

находился в Петербурге, куда они приезжали из Финляндии». О

каждой из таких поездок я получал от Азефа точнейшее известие.

Я мог ежедневно сказать, кто из состава террористической группы

находится в Петербурге и что именно он здесь делает»28. В соответ¬

ствии с этим он организовал по-новому охрану царя во время его

приезда в столицу. Раньше, когда император приезжал в Петер¬

бург, об этом ставили в известность петербургского градоначальни¬

ка: «Усиленные наряды полиции устанавливались на всем пути

следования царя с вокзала во дворец, и тогда уже внешний, броса¬

ющийся в глаза вид улиц делал для всех понятным, что царь нахо¬

дится в Петербурге. Мой метод охраны царя был совсем иным»29.
Герасимов через Азефа узнавал, будет ли кто-нибудь из терро¬

ристов в столице, и, получив информацию, он решал, разрешить

приезд царя или нет. Если кто-нибудь из террористов был в горо¬

де, то он обычно высказывался против поездки. Дворцовый ко¬

мендант Дедюлин, ответственный за передвижения Николая, в

этом вопросе полностью подчинялся Герасимову, который по те¬

лефону давал четкие указания: «...Сегодня нет... Лучше завтра или
300

послезавтра. И моему решению царь следовал без возражений.

Когда же в воздухе не таилось никакой угрозы, я давал согласие

на приезд царя, и никто из властей, кроме меня, об этом не бывал

осведомлен. Я оповещал о поездке только Столыпина. Наружная

полиция, а также градоначальник ничего об этом не знали. Это

давало повод к упрекам, к жалобам»30. Когда читаешь этот отры¬

вок из воспоминаний Герасимова, чувствуешь, как он наслаждался

своей неограниченною властью, которую имел, и как он был при¬

знателен Азефу, благодаря которому он эту власть получил.
Царский кортеж действительно не привлекал к себе внимания.

Это подтверждал один из террористов, который по поручению

Азефа наблюдал за Зимним дворцом: «Конвоя нет. Следуют в не¬

котором расстоянии друг от друга два экипажа, весь царский

поезд. Маршрут от вокзала до Гороховой на Загородный проспект,

всегда без изменений»31. Мы не будем пока останавливаться на во¬

просе, собирался ли Азеф на самом деле убивать императора Рос¬

сии или нет. Мы это сделаем немного ниже. Сейчас мы рассмот¬

рим, с одной стороны, информацию о планах террористов о под¬

готовке к цареубийству, которую Азеф регулярно давал Герасимо¬

ву, а с другой стороны, то что Азеф докладывал своим товарищам

по ЦК; а также воспоминания его боевиков.
Об одном из планов покушения на царя рассказывает в своих

воспоминаниях М.Чернавский, который должен был быть одной

из ключевых фигур при его осуществлении; об этом плане упоми¬

нают А.Аргунов3*, В.Чернов33, В.Фигнер34. Чернавский рассказы¬

вает, что, вернувшись в конце января 1908 года из поездки в Ир¬

кутск, он в середине января встретился с Азефом, который и сооб¬

щил ему о планах покушения на царя: «Дело еще в начальной, под¬

готовительной стадии. План — такой: в одной из деревень, непода¬

леку от Ропшинской царской охоты предполагается устроить чай¬

ную "Союза русского народа". Она должна служить притоном для

боевиков. Из окрестных деревень берутся крестьяне в качестве за¬

гонщиков для царской охоты. Мне предлагалась роль хозяина чай¬

ной»35. У Чернавского были сомнения, подходит ли он для этой

роли, но Азеф авторитетно уверил его, что вполне подходит: «У вас

и наружность подходящая... Только непременно нужно найти вам

жену-старуху. Вот не найдется ли среди ваших знакомых пожилая

женщина, которая согласится принять участие в деле? Я вспомнил

тогда о М.Лебедевой (Шебалиной). Азеф был согласен»36. Через

насколько дней Чернавский поехал в деревню Большой Кинель,

где Азеф хотел открыть чайную "Союза русского народа". Это ока¬

залась большая деревня. Большая часть ее жителей зарабатывали

себе деньги, помимо сельского хозяйства, сдачей домов дачникам

из Петербурга. Он без труда нашел местного жителя, который со¬

гласился сдать свой «очень большой и вместительный дом»37 на

год. Оставив хозяину небольшой задаток, Чернавский вернулся в

Петербург: «Смущало только одно обстоятельство. В деревне был

большой постоялый двор, при нем трактир и чайная. Он, по-види¬

мому, процветал. Как открывать чайную, когда чайная уже есть в

деревне?»38. Он рассказал об этом Азефу и предложил открыть чай¬
301

ную в другой окрестной деревне, где чайных еще не было и где ее

открытие не возбуждало бы подозрений: «Азеф возразил, что дан¬

ный район знает очень хорошо, и что лучшего места не найти, и

что открытие чайной "Союза русского народа" не возбудит никаких

подозрений, так как все знают, что тот Союз устраивает чайные не

для прибыли, а для монархической агитации, что на устройство их

он получает правительственные субсидии. Азеф прибавил, что

имеет возможность достать для меня настоящий членский билет

Союза»39. Но найти для Чернавского «жену-старуху» оказалось не

так просто. Лебедева отказалась, сказав ему, «что недавно виделась

с одним старым товарищем, который настойчиво убеждал ее не до¬

верять "Ивану Николаевичу", а Азефа спросила прямо в лоб: "А

скажите, Иван Николаевич, уверены ли вы, что мы не будем рабо¬

тать на охранку?" Совершенно спокойно, только с некоторым

изумлением, как будто говорившим:"Ведь ляпнет же человек эта¬

кую чепуху!" — Азеф ответил: "Если я составляю организацию, то,

само собой разумеется, всеми силами стараюсь, чтобы в нее не

попал провокатор. Некоторый опыт в распознавании людей у меня

имеется, вы это знаете. Но если потребуется, чтобы я прозаклады¬

вал свою голову — слуга покорный. Ошибка возможна. Абсолют¬

ной гарантии вы не найдете ни в какой организации, ни в какой

партии, это вы тоже знаете"»40.
Не говоря ничего Чернавскому, Азеф занялся поиском для

него новой супруги. В Читу он послал своего ближайшего помощ¬

ника Карповича, чтобы просить Якимову стать женой Чернавско¬

го, но она тоже отказалась41. Это все, что было сделано для вы¬

полнения этого плана. Больше к нему не возвращались.
О другом плане организации покушения в Царском Селе писал
В.Чернов: «Он (Азеф) Решил устроить в Царском Селе или в Пе¬

тергофе, не помню уже точно, большой фруктовый магазин. В это

время в БО поступили кандидатуры наших партийных товарищей

армян и грузин. Думая о том, как их пристроить, думая вообще о

способах слежки, он и выработал проект фруктового магазина в

Царском Селе, куда рассчитывал поместить этих новых товари¬

щей. Он рассчитывал, что таким способом можно будет завести

некоторые связи с разными лицами, что этот магазин может де¬

лать даже поставки некоторых продуктов во дворец и т.п.»42 Ни¬

какой другой информации об этом проекте Азефа нет. В воспоми¬

наниях Конни Циллиакуса рассказывается о предложении Азефа,

сделанном одной финской даме, члену партии активного сопро¬

тивления, тесно связанной с эсерами. Она должна была снять дачу

в Царском Селе и, ведя широкий образ жизни, с помощью бое¬

виков наблюдать за привычками Николая, его прогулками, и в

конце концов подготовить покушение. Циллиакус в это время

успел разочароваться в Азефе, у него возникли подозрения на его

счет, и он отсоветовал ей иметь с Азефом какие-либо дела. Член

БО Н.Лазаркевич поступила в Петербурге в некое заведение, в ко¬

тором обучалась «маникюрному ремеслу и вообще всякому масса¬

жу»43. После получения диплома она должна открыть соответст¬
302

вующее заведение в Петергофе или Царском Селе по плану

Азефа44.
В воспоминаниях Герасимова не рассказывается об этих за¬

мыслах террористов, но он бросает вскользь фразу: «Они выраба¬

тывали все новые и новые планы, вели разведку в разных направ¬

лениях, но каждый раз наталкивались на препятствия, оказывав¬

шиеся для них непреодолимыми»45. Планы Азефа отличались раз¬

нообразием и некоторым мрачным остроумием. Ему понравилось

предложение одного сторонника партии, только что окончившего

духовную семинарию: получить место в одной из церквей недалеко

от Царского Села и осуществить убийство Николая46. Священник

православной церкви, убивающий царя, или содержатель чайной

«Союза русского народа» в роли организатора покушения — такие

идеи очень нравились Азефу. Другим подобным планом была идея

Азефа «проникнуть в придворную певческую капеллу»47. Он гово¬

рил членам ЦК, что имел свидание с одним из певцов этой ка¬

пеллы. Но, впрочем, эта идея была неоригинальна, так пытался

действовать в свое время Зильберберг, когда решил, что Наумов

должен научиться пению. Вообще, свои планы Азеф разрабатывал

с большим размахом, правда, некоторые из них выглядели как

страницы из фантастических романов Жюль Верна, и Азеф мог их

выдвигать только считая своих товарищей по ЦК полными идио¬

тами, втайне веселясь, что они внимательно слушают его предло¬

жения, и радуясь, что на это отпускаются колоссальные суммы,

оседающие в его карманах. Об одном из таких планов — план со¬

здания усовершенствованного летательного аппарата, который дол¬

жен был разбомбить царский дворец вместе с его обитателями — мы

уже писали. Азеф в своих письмах Герасимову изображал этот

план именно как средство опустошения партийной кассы, хотя на

самом деле, как мы уже писали (см. выше) все было гораздо слож¬

нее. Другим, еще более фантастическим планом, который Азеф

вполне серьезно выдвигал на обсуждение ЦК, было предложение

напасть на яхту Николая II в финляндских шхерах при помощи

подводной лодки: «Ему представлялось осуществимым обзавестись

подводной лодкой и при помощи ее устроить покушение»48.
Более реальным был план нападения на Николая II во время

одной из его поездок из Царского Села в Зимний дворец. Инте¬

ресно, что этот план Азеф обсуждал с Басовым-Верхоянцевым, не

входившим в БО и не знакомым с боевиками. В разговоре с ним

Азеф заявил, что главный план — это удар по царю с помощью

аэроплана, но он предложил еще в качестве запасного варианта

атаку на улицах Петрограда, а для этого нужно было вести слежку

за царем в Петербурге: «Работу эту я должен попытаться провести

без помощников, в самых обыкновенных условиях, попросту обы¬

вательских. При таких обстоятельствах дело будет обеспечено от

провала. Когда настанет время, придется выставить вполне надеж¬

ных бойцов. Да в случае надобности и мы оба (Азеф и автор

строк) выступим»49. Басов-Верхоянцев прекрасно справился с по¬

ручением Азефа и, разговорив старого дворцового гренадера, узнал

от него много интересного о времени приезда Николая в Зимний
303

дворец, о том, как выглядит царский кортеж. Интересно, что

Басов-Верхоянцев еще до разговора с Азефом обдумывал покуше¬

ние на императора. Он обсуждал этот проект с лидером максима¬

листов Медведем (М.Соколов), с представителем боевиков ППС.

Готовился он и технически: «У меня было даже припасено десятка

полтора браунингов и дальнобойных пистолетов со всеми принад¬

лежностями. (Хранились они в Императорской академии наук в

географическом отделении)»50. Прямо спорт какой-то увлекатель¬

ный был в России в начале века — отстрел представителей адми¬

нистрации, а самым сложным и интересным видом спорта была

организация убийства царя. Но на этом линия Азеф — Басов-Вер-

хоянцев заканчивалась. Во время последней встречи, сразу же

после ареста группы Распутиной в конце февраля 1908 года, Азеф

сказал Басову-Верхоянцеву, что уезжает за границу: «Вернется

через несколько месяцев, и тогда за дело»51. Азеф пытался найти

доступ в придворные круги. Так, член БО С.Лазаркевич, химик по

профессии, устроился в лабораторию в Петербурге, руководитель

которой «был раньше очень близок ко двору и даже состоял в

числе воспитателей царя»52. Азеф считал, что С.Лазаркевич должен

все сделать, чтобы «...укорениться в тех кругах, около которых он

(руководитель) вращается. С.Лазаркевич вспоминает далее: "может

быть мне удастся узнать у него бывает ли он при дворе... и может

быть даже при его посредничестве с кем нибудь познакомить¬

ся"»53. Азеф хотел также, чтобы он заводил связи с высокопостав¬

ленными военными, так как Лазаркевич по роду своей деятельнос¬

ти был связан с военными химиками и артиллеристами. Азеф

хотел использовать в терроре новейшие достижения научно-техни-

ческой мысли. В наше время он, наверное, устраивал бы покуше¬

ния при помощи маленькой атомной бомбы. Но Лазаркевичу не

удалось проникнуть в высокие придворные и военные сферы.
Как видим, планов было много, но серьезным характером они

не отличались, а некоторые из них были просто фантастическими.

Тем не менее интересен факт, что Азеф поручил Басову-Верхоян-

цеву задание, о котором Герасимов даже не подозревал. Вполне

возможно, что Азеф хотел обладать как можно более полной ин¬

формацией о передвижениях государя просто на всякий случай,

может быть даже, чтобы удивить Герасимова своей осведомлен¬

ностью. Он это очень любил.
Некоторые планы террористы пытались осуществить, но под

полным контролем Герасимова. В конце мая 1908 года в Ревеле

состоялась встреча Николая 11 с королем Великобритании Эдуар¬

дом VII. Вопрос террора и фал определенную роль в выборе места

встречи и в самом ее проведении. В Англии многие левые депу¬

таты выступали против этого визита. В палате общин обсуждался

царский режим, говорили о его зверствах. Министр иностранных

дел Великобритании сэр Эдуард Грей дал этим депутатам реши¬

тельный отпор, напомнив им об эпидемии революционного тер¬

рора, доказав, что со стороны революционного лагеря зверств на¬

много больше54. Николай не хотел, чтобы свидание состоялось в

Петербурге. Он говорил об Эдуарде: «Он привык в Англии у себя
304

свободно повсюду ходить, а потому и у нас захочет себя вести так

же. Я его знаю, он будет посещать театры и балет, гулять по ули¬

цам, наверно, захочет заглянуть и на заводы, и на верфи. Ходить

с ним вместе я не могу, а если он будет без меня — вы понимаете,

какие это вызовет разговоры. Поэтому будет лучше, если он сюда

не приедет»55. Так объяснял Николай Столыпину свое нежелание

принимать Эдуарда в Петербурге.
Местом визита был избран Ревель — исключительно по сооб¬

ражениям безопасности: «Там была военная гавань, чрезвычайно

удобная для встречи... английской эскадры. Там легко было и ос¬

тальные торжества организовать так, чтобы пребывание монархов

на суше было сведено к минимуму... все без исключения торжест¬

венные приемы должны были происходить на судах русской и анг¬

лийской эскадры. Никто из террористов, которые захотели бы ор¬

ганизовать покушение на жизнь высоких особ, не мог приблизить¬

ся к ним на сколько-нибудь близкое расстояние»56.
Престиж Азефа в это время в глазах Герасимова и даже Сто¬

лыпина был необыкновенно высок. Они были абсолютно уверены,

что безопасность царя, правительства, всей верхушки России дер¬

жится исключительно на нем. Азеф, естественно поддерживал их

в этом не то чтобы на этот момент заблуждении, но некотором

преувеличении своей роли. Актер он был прекрасный и в своей

обычной ленивой манере рассказывал Герасимову о планах терро¬

ристов убить Николая II во время ревельского свидания монархов.

Герасимов с Азефом решили продолжать прежнюю тактику борь¬

бы с террористами — предупреждать каждый их шаг, избегая арес¬

тов. Герасимов вспоминал: «Азеф, правда, ...пошел на нее с мень¬

шей, чем обычно, охотой. Он говорит, что очень устал от вечно

напряженного состояния. Боится растущих против него подозре¬

ний и хотел бы уйти на покой, покончить со службой на полицию

и уехать за границу, чтобы жить там спокойной мирной жизнью.

Не без труда удалось мне уговорить его отложить на некоторое

время приведение в исполнение его плана. Пришлось обещать, что

дело будет последним, и после благополучного его проведения я

уже не стану возражать против его отъезда за границу. Отпустить

же его до ревельского свидания я не мог ни в коем случае: оно

должно было явиться решающим испытанием для всей моей сис¬

темы работы»57.
Скорее всего, план покушения на императора во время свида¬

ния в Ревеле существовал только в голове Азефа. М.Чернавский,

единственный член его группы, оставивший воспоминания, о нем

не обмолвился ни звуком. Герасимов пишет, что было два плана

покушения: «...один — покушение на царский поезд в пути, другой —*

покушение во время поездки царя в подгороднее имение (кажется,

графа Бенкендорфа)»58. Аргунов рассказывает, что товарищам по

ЦК Азеф сообщил только об одном плане покушения — в имении

богатого помещика. Азеф мистифицировал обе стороны, но все-

таки членам ЦК в данном случае врал с большей осторожностью,

опасаясь, что они могут получить информацию непосредственно у

боевиков, а у Герасимова никаких других агентов, кроме Азефа, в
305

БО не было. По словам Герасимова, нападение на поезд не состо¬

ялось, так как Азеф, получив от своего информатора телеграмму

о времени выезда царского поезда, «нарочно задержал ее, и сооб¬

щил о телеграмме своим товарищам и БО только тогда, когда

ехать для нападения было поздно»59. Поездка в имение Бенкен¬

дорфа была отменена по предложению Герасимова.
Во время подготовки поездки царя произошел один эпизод,

очень характерный для абсолютно больной террором и револю¬

цией страны, какой была Россия. Предполагалось, что царь и его

семья отправятся из Петербурга в Ревель на яхте «Штандарт». Во

время очередной встречи Азеф «поразил» Герасимова заявлением,

что маршрут изменен, и что царь поедет по железной дороге; Ге¬

расимов всопоминал: «Я отнесся к этому сообщению несколько

иронически. Мне казалось совершенно невероятным, чтобы изме¬

нение маршрута царской поездки стало известным террористам

раньше, чем мне, руководителю политической полиции. Но Азеф

так настаивал на правильности своей информации, так уверенно

утверждал, что его источник абсолютно надежен, что в конце кон¬

цов у меня зародилась некоторая тревога. Помню, в ту же ночь,

во время моего очередного доклада я осведомился у Столыпина,

не произошло ли каких-либо перемен в планах относительно по¬

ездки в Ревель. Столыпин тоже ничего о таких переменах не знал,

и это успокоило меня. Тем более встревожен я был, когда на сле¬

дующее утро мне в строго доверительном порядке было сообщено

дворцовым комендантом, что изменение, о котором говорил Азеф,

действительно произошло»60. На следующей встрече Герасимов

набросился на Азефа с вопросами, но тот категорически отказался

назвать имя сановника, сообщающего сведения о передвижениях

царя. «Вы знаете, против меня и так много подозрений. Человек,

который дает эти сведения, известен всего двум-трем людям. Он

занимает видный пост и стоит вне всяких подозрений. Если его

арестуют или если он заметит за собой наблюдение, все непремен¬

но заподозрят меня. Я не могу рисковать. Свое обещание я вы¬

полню — покушение я расстрою. Но не просите, чтобы я назвал

вам этого человека»61. Так как для Герасимова безопасность Азефа

была немногим менее важна, чем безопасность царя, то он не стал

настаивать. Но после окончания ревельского свидания он начал

проводить расследование. Выяснилось, что в тот момент, когда

Азеф узнал об изменении маршрута, об этом знали всего 5—7 че¬

ловек. «Все они это действительно были "высокопоставленные са¬

новники" в полном смысле этого слова»62. Герасимов не знал, что

делать. У него были только косвенные улики, и путем анализа он

решил, что знает имя. Он рассказал об этом Столыпину, который

был потрясен: «Вы ошибаетесь. Я его хорошо знаю, ведь он при¬

нимает участие в заседании Совета министров, бывает у меня в

гостях... Он не может быть предателем, помощником террористов

в подготовке покушения на царя»63. Было принято решение самым

тщательным образом проверить собранные данные, но проверка

эта дала дополнительные улики против подозреваемого. На этот

раз Столыпин уже не спорил, но принять какие-либо решитель¬
306

ные меры отказался: «Он хуже любого террориста... и его следова¬

ло бы предать суду. Но как это сделать? Вы понимаете, что будут
об	этом писать газеты всего мира? Лучше подождем — быть

может, после видно будет, и ограничимся только тем, что отстра¬

ним это лицо от всех дел, связанных с передвижением Государя»64.

Они не могли показать всему миру, что один из руководителей

Министерства путей сообщения передает информацию о передви¬

жениях царя главе организации террористов, состоявшему на

службе в Департаменте полиции. Журналистам было бы чем по¬

живиться. Эта история еще больше подняла престиж Азефа. Гера¬

симов хорошо понимал, что с такими связями террористы могли

осуществить в стране все что угодно. Встреча в Ревеле прошла без

помех. Азеф объяснял Аргунову, что ничего нельзя было сделать:

«...свидание произошло на воде, причем на взморье было органи¬

зовано кольцо охранных судов. Можно было бы сделать кое-что в

самом Ревеле, где царь не избег встречи населения, но, во-первых,

это произошло неожиданно, а во-вторых, в Ревеле у нас не было

ни организации, ни подготовки»65.
В то время Азеф решил изменить свои отношения с членами

ЦК партии по поводу террора. Если раньше он на заседаниях ЦК

или в личных беседах с членами ЦК почти ничего не рассказывал

о планах террористов под предлогом конспирации, то теперь по¬

ложение изменилось. В.Чернов вспоминал: «Ко мне Азеф обра¬

щался с несколько особыми разговорами, говоря, что ему сейчас

не с кем посоветоваться! Как быть: у него есть проекты, на кото¬

рые нужно затратить много денег, что он не хотел бы этого делать,

не поговорив предварительно со мной»66. Другой член ЦК Аргунов

рассказывал, что Азеф вдруг захотел, чтобы ЦК разделил с ним от¬

ветственность за отбор кандидатов в БО. Раньше Азеф всегда этим

занимался единолично. Азеф поставил «вопрос о том, что необхо¬

димо включить в число задач бюро при ЦК предварительный

опрос желающих поступить в боевые отряды, наведение о них

справок и т.п. и уже затем сводить их с ним, ссылаясь на то, что

ему трудно по конспиративным условиям устраивать свидания с

новичками и что предварительное обследование со стороны Орг¬

бюро будет некоторой гарантией надежности кандидатов»67. Мы

считаем, что Азеф переменил свое отношение к этому вопросу из-

за усиленного распространения обвинений его в резком ослабле¬

нии террора. Он очень хотел разделить с ЦК ответственность за

деятельность террористов, за состав ЦК, чтобы свалить на них от¬

ветственность за неудачи.
Видимо, у него присутствовало еще одно соображение. Азеф

был очень заинтересован именно сейчас, в 1908 году, когда о том,

что он провокатор, многие, слишком многие говорили почти от¬

крыто, укрепить дружеские связи с членами ЦК, и, без сомнения,

многим льстило, что он так по-товарищески делится с ними сво¬

ими заботами об основном участке партийной жизни — терроре.

От былого высокомерия Азефа с товарищами по ЦК не осталось

и следа. Преследовал Азеф и еще одну цель. Он явно собирался,

говоря на современном жаргоне, «завязывать» со своей бурной де¬
307

ятельностью как в терроре, так и в политике, и ему нужны были

деньги на будущую жизнь. Как мы знаем, запросы у него были

всегда немалые, тем более сейчас он был накануне перемен и в

своей личной жизни. Азеф понимал, что его жена Люба — фана¬

тичная революционерка — никогда не простит ему, если узнает,

кто он такой на самом деле. Всю свою жизнь он обманывал не

только товарищей по партии, но и жену — и как революционерку,

и просто как женщину. О его романах в партийных сферах мы не

знаем, да их, видимо, и не было. Во-первых, опасно — Люба

могла узнать, да и среди товарищей он не хотел подрывать свой

образ заботливого семьянина. А кроме того интеллигентные жен¬

щины, да еще убежденные революционерки, его мало волновали.

Ему нравились девицы из дорогих публичных домов, дамы полу¬

света, певицы из кафе-шантанов. В отчетах филерского наблюде¬

ния в те редкие моменты его жизни, когда за ним следила поли¬

ция, есть много записей о подобных похождениях Азефа.
В этой среде Азеф нашел свою самую сильную любовь. 26 де¬

кабря 1907 года в известном петербургском кафе-шантане «Аква¬

риум» Азеф познакомился с la bella Heddy de Него (так ее звали

на открытках, широко продававшихся в России). Ее настоящее

имя Хедвига Клепфер. Пышная красавица-брюнетка из «Аквариу¬

ма» попала в Россию в конце 1903 года. Здесь ее ждали бурные

и многочисленные романы, в том числе и с некоторыми из ве¬

ликих князей. Она также искренне привязалась к Азефу и стала

ему верной и преданной подругой. С ней он связывала свои

планы на будущее. «Дело царя» давало Азефу возможность полу¬

чать в руки огромные суммы, которые он мог тратить фактичес¬

ки бесконтрольно. Азеф для этого и посвящал членов ЦК в свои

террористические планы, в которых они ничего не понимали, и

он всегда мог им доказать, что для террористической деятельнос¬

ти в тот момент требовалось куда больше денег, чем раньше.

Благодаря поступлениям в БО полицейское жалование Азефа

мало волновало, и он даже не настаивал на его увеличении, хотя

мог бы без особого труда этого добиться68. Его очень заинтере¬

совала крупная экспроприация, осуществленная эсеровскими бое¬

виками в государственном казначействе в Чарджуе, в Туркмени¬

стане в начале 1908 года. Взято было 300 тыс. руб. Власти были

встревожены и делали все возможное, чтобы найти денеги и на¬

казать экспроприаторов. Азеф решил прибрать к рукам часть

суммы. На заседании ЦК он произнес трогательную речь о судь¬

бе террора. Он опять стал говорить, что ЦК должен ему помочь

и выделить из своей среды человека, который вместе с ним раз¬

делит заботы по террору, и жаловался на отсутствие помощи тер¬

рору со стороны партии, на то, что «нет агитации за террор на

страницах партийной прессы» и что, самое главное, «прекратился

приток пожертвований»69. В конце своей речи Азеф поставил во¬

прос ребром: «...или совсем отказаться от террора» или признать

его первостепенной задачей и, в случае признания, «обеспечить

его работу прочным бюджетом»70. Это было главное в речи

Азефа, и своего он, естественно, добился. Было принято решение
308

из так называемых «ташкентских сумм» 100 тыс. руб. передать в

образуемый специальный боевой фонд или, попросту говоря,

передать деньги Азефу. Столыпина история со столь крупной

экспроприацией привела в бешенство, и он требовал «во что бы

то ни стало поймать организаторов и найти деньги»71. Несмотря

на такое категорическое требование Столыпина, Герасимов даже

боялся попросить эти деньги у Азефа: «Ведь я же знал, что зна¬

чительная часть этих денег все равно останется у нас, так ска¬

зать, в хозяйстве, поступит в распоряжение нашего человека»72.
Перевести деньги из Ташкента в Петербург оказалось довольно

сложно. С одной стороны, полиция резко усилила меры контроля

за отъезжающими из Ташкента: «В Ташкенте на вокзале было уже

много случаев, что пассажиров, показавшихся почему-либо подо¬

зрительными, подвергали тщательному обыску»73, в то же время

очень странно себя повел уполномоченный ЦК в Ташкенте, отка¬

завшийся выслать деньги в Петербург и заявивший приехавшему

в Ташкент казначею ЦК Аргунову, что «он, уполномоченный в

бытность свою в Петербурге (еще до экспроприации) получил от

Азефа такую резолюцию: распоряжаться всеми суммами, какие

будут от экспроприации по своему произволу и усмотрению, и

уделять в кассу ЦК столько, сколько он (уполномоченный) захо¬

чет»74. Сопротивление уполномоченного сломили быстро, а для

перевоза части денег в Петербург была использована БО Азефа, и

это была ее единственная успешная акция за этот период. Круп¬

ные деньги перевели через банки без особого труда, но оставалось

«очень много мелких кредиток (рублевки, трехрублевки и т.д.) и

порядочно серебра и меди. Перевести их через какой-нибудь банк

невозможно. Это значило бы провалить и деньги, и того, кто пой¬

дет их сдавать»75. Из Петербурга был прислан М.Чернавский с мо¬

лодой эсеркой. Они разыгрывали из себя богатого помещика с до¬

черью, приехавших посмотреть среднеазиатские владения. Чернав-

ский вспоминал: «...в паспорте, по которому я в то время прожи¬

вал и который был дан мне Азефом, имелась пометка: "При нем

дочь Лидия таких-то лет"»76. Чернавский и Лидия (ее фамилия нам

неизвестна) без особого труда привезли в Петербург 70 тыс. руб.
В 1908 году произошел арест, заставивший Азефа по-настояще-

му испугаться за себя. Был арестован его ближайший помощник

по БО П.Карпович, незадолго до того, в конце 1907 года, при

переводе с одной каторги на другую бежавший из тюрьмы. Мы

уже писали, что он был необыкновенно предан Азефу, поражал

этим даже Савинкова, писавшего про Карповича, что «он с чисто

женской нежностью привязался к Азефу и быть может, более чем

кто-либо другой видел в нем прирожденного вождя центрального

террора»77. Он был арестован мелким сотрудником охранки, со¬

вершенно случайно узнавшим, где проживает Карпович. Азеф был

вне себя. Он устроил бурную сцену Герасимову: «Как вы могли

это допустить? Мое положение теперь стало совершенно невыно¬

симым! И без этого ареста подозрение против меня очень велико.

Если человек, с которым я ежедневно общаюсь, теперь взят в то

время, как я гуляю на свободе, то всякий должен заключить, что
309

я предал Карповича в руки полиции. В таких условиях я абсолют¬

но не могу сотрудничать. С меня довольно. Я устал жить среди

вечных тревог. Я ухожу из охранного отделения и уезжаю за гра¬

ницу»78. О чрезвычайном волнении Азефа в связи в этим арестом

писал Аргунов79. Герасимов больше всего на свете боялся остаться

без своего самого ценного сотрудника и был вынужден обещать

Азефу, что Карпович будет скоро освобожден. Но официально он

этого сделать никак не мог, поэтому он поручил одному из своих

ближайших помощников П.Доброскоку доставить Карповича из

тюрьмы при охранном отделении в пересыльную тюрьму (Карпо¬

вичу объявили, что он задержан по подозрению в проживании по

фальшивому паспорту) и любым путем дать возможность ему бе¬

жать80.
Задача оказалась нелегкой. Вернувшись через несколько часов,

весь измученный, Доброскок рассказывал, какие неимоверные

усилия он затратил, чтобы спровоцировать Карповича на побег.

Доброскок был очень удивлен: «Непонятно, как такой человек мог

бежать с сибирской каторги»81. На следующий день Азеф описы¬

вал ему, с каким ликующим видом Карпович рассказывал ему о

«непроходимой глупости полиции»82.
Что-то все-таки не совсем понятно в этой истории. Бегство

при таких обстоятельствах любого мало-мальски трезвого челове¬

ка должно было подвести к мысли, что Карповичу устроили

побег. Аргунов вспоминает об этом, как о феерической истории,

не привлекшей тогда к себе внимания (мало ли бывает случай¬

ностей)83. Мы знаем, что, по крайней мере одному члену партии,
В.Фигнер, эта история показалась очень странной, и она заявила

Карповичу: «Но ведь вас выпустили!»84 Что было бы безопасней

для Азефа: освобождать Карповича или оставить его в тюрьме —

вопрос трудный. Может быть, сыграло роль то обстоятельство,

что террорист со всероссийской славой, Карпович восторгался

Азефом даже более всех остальных и поэтому был для него луч¬

шим «прикрытием»?
В июне 1908 года Азеф отпросился у своего начальника Гера¬

симова в «бессрочный отпуск». Он заявил, что уезжает за границу.

На все уговоры Герасимова остаться отвечал: «Устал и хочу отдо¬

хнуть... Хочу спокойно пожить своей частной жизнью». Герасимов

отпустил его, даже согласился высылать ему за границу зарплату

(1000 рублей в месяц, не считая наградных и праздничных) и толь¬

ко просил не забывать его: «Хоть изредка информировать меня о

наиболее важном из того, что он будет узнавать за границей»85. На

самом деле ехал Азеф совсем не отдыхать. Он собирался разыграть

один из самых сложных спектаклей своей жизни, столь богатой

различными авантюрами. В апреле 1908 г. к М.Натансону, пред¬

ставителю ЦК партии социалистов-революционеров обратился

штабс-капитан В.Костенко, один из немногих членов партии, на¬

ходившихся на действительной военной службе. Он рассказал, что

послан морским министерством в Глазго (Англия), где должен на¬

блюдать за строительством на английских верфях бронированного

крейсера «Рюрик». Строительство судна заканчивалось, и в Глазго
310

прибыл русский экипаж, который должен был принять корабль.

Среди матросов велась активная революционная пропаганда.
В.Костенко рассказал об этом Натансону, а затем «...сообщил в

секрете, что среди этих матросов есть трое, которые очень близки

с ним и которые, по его мнению, легко бы могли произвести ца¬

реубийство во время приема этого корабля»86. Костенко поделился

с Натансоном своими сомнениями связанными с тем, что револю¬

ционная организация с ним во главе готовит план «общего воен¬

ного восстания и захвата Кронштадта» и он опасается, как бы «ца¬

реубийство» не сорвало восстание87. Натансон возразил ему, «что

партия находится в таком тяжелом положении, что ей до такой

степени необходимо разрубить некоторые политические узлы, что

если были бы серьезные данные на устройство междуцарствия, то

каждый человек должен передать это дело партии, и она уже сама

решит, совершать или не совершать его»88. Несколько дней про¬

должались беседы. В конце концов Костенко согласился с Натан¬

соном. М.Натансон послал на корабль пропагандиста, который

прочитал лекцию революционного содержания и «вернулся с вос¬

торженным отзывом об интеллигентности этих матросов»89. На¬

тансон как представитель ЦК за границей, решил, что это дело

должно находиться на его попечении. Он связался с Савинковым

и встретил со стороны последнего полное согласие участвовать в

подготовке этого теракта. Натансон предложил ему: «...поезжайте

на корабли, рассмотрите, как опытный террорист этих людей и

подготовьте это дело, если там есть что-нибудь серьезное»90. Он

добавил, что немедленно сообщит ЦК об этом деле и что вести его

будет Савинков, а когда корабли вернуться в Россию, подготовкой

цареубийства будет руководить ЦК91. Натансон был очень недово¬

лен, когда получил сообщение, что «все дело должно быть пере¬

дано БО и Азефу»92. Сам Азеф приехать не мог и вместо себя он

послал своего помощника в БО, П.Карповича. Согласно воспоми¬

наниям Савинкова, он вместе с Карповичем отправился в Глазго.

Но Натансон рассказывал, что все обстояло несколько иначе, что

Савинков несколько раз еще до приезда Карповича был в Глазго

и встречался с матросами, что они с Савинковым «...уже составили

план оборудования здесь мастерской для того, чтобы приготовить

необходимое количество динамита, снарядов и т.п».93 Они хотели

передать снаряд одному из революционных матросов. По получе¬

нии информации Азеф заявил товарищам из ЦК, что он должен

поехать в Глазго и разобраться во всем на месте и что он вскоре

отправится туда. Савинков писал о том, что Костенко познакомил

его с революционными матросами: «Из серой толпы команды вы¬

делялись три человека: трюмный квартирмейстер Котов, строевой

матрос Поваренков и машинист Герасим Авдеев. Они все трое

входили в комитет корабельной организации»94.
Карпович и Савинков встретились отдельно с каждым из них.

Котов был прирожденный пропагандист и собирался по оконча¬

нии службы вернуться в деревню и вести революционную пропа¬

ганду среди крестьян. Поваренков «верил только в восстание

флота, захват Кронштадта, бомбардировку Петергофа»95. Он был
311

одним из руководителей революционной организации на корабле.

С ними двумя Савинков и Карпович даже не стали говорить о

своей главной цели. Наиболее подходящим для участия в терроре

был матрос Авдеев. Его-то они и взяли в оборот, тем более что

Костенко уже говорил с Авдеевым о необходимости цареубийства.

Савинков приступил к делу сразу и уже во время первой встречи

с Авдеевым спросил его: «Я слышал, вы хотите участвовать в тер¬

роре? Он побледнел: — Кто вам сказал? — Порфирий (Костенко).

Авдеев опустил глаза. Он сказал громко: — Нет. Не могу. Не

готов. На следующий день он пришел опять. Он сказал: — Я думал

всю ночь. Я согласен. Говорите, что нужно делать. Я сказал: — Вы

знаете, речь идет о царе. Он ответил: — Тем лучше, что о царе.

Что нужно делать?»96
К этому времени Савинков и Карпович в общих чертах уже

выработали план действий. Они знали, что «Рюрик» должен осе¬

нью отправиться в Россию и там в присутствии царя должен со¬

стояться смотр. Они хотели, чтобы кто-нибудь из членов БО, а

может быть, и один из них, тайно пробрался на корабль и жил на

нем до смотра, во время которого он должен был попробовать

убить царя. Но для тайного пребывания на корабле нужна была

помощь одного из матросов. Помимо этого нужно было выяснить

возможность проникновения террориста на корабль в Глазго или

Кронштадте. Выслушав план Савинкова, Авдеев заявил: «— На ко¬

рабле можно скрыться. — Где? — Я найду место»97. В течение не¬

скольких дней Авдеев и Костенко по многу раз обследовали весь

корабль, пока, наконец, удобное место не было найдено. Оно на¬

ходилось в румпельном отделении в отсеке за головой руля. Это

было просто узкое отверстие, в котором человек мог поместиться

с большим трудом, «сидя на корточках и полулежа, там можно

было просидеть несколько дней»98. Но само это место для теракта

было размещено исключительно удобно. Рядом находился венти¬

лятор. «Внутри этого вентилятора была лестница. Выйдя из отсека

и поднявшись с бомбой по лестнице, можно было взорвать адми¬

ральское помещение, мимо которого шел вентилятор. Можно

было также взорвать и верхнюю палубу, именно ту, где и проис¬

ходит смотр»99.
Одновременно с этим вели работу с Авдеевым. Савинков под¬

черкивал, что он сам видел «с какими затруднениями сопряжено

цареубийство, если непосредственным исполнителем его является

человек нелегальный, не имеющий случая встретиться с царем

лицом к лицу»100. Он часто общался с Карповичем и Савинковым

и было заметно, что он изменился даже внешне, решая вопрос, не

взять ли ему на себя непосредственное исполнение теракта: «Не¬

подготовленный к такого рода переживаниям, он не спал, худел и

бледнел»101. Вскоре стало известно, что в Глазго можно посадить

постороннего человека на корабль, но и Костенко, и другой кора¬

бельный инженер, также член партии социалистов-революционе-

ров А.Прохоров, говорили о невозможности незаметно пробраться

на корабль в Кронштадте. Но проникновение на корабль в Глазго

ничего не давало террористам: «...в рулевом отсеке можно... с
312

большим трудом прожить несколько дней, о неделях нельзя было

и думать. Между тем, человек, садясь в Глазго на "Рюрик", должен

был совершить весь переход от Глазго до Кронштадта, и затем

ждать в Кронштадте неопределенное время смотра. Очевидно,

такая задача была не по силам даже самому здоровому челове¬

ку» 102.
В конце июля приехал Азеф. Костенко достал ему пропуск, и

он облазил весь корабль. Савинков пишет о посещении корабля

Азефом: «...сделал то, перед чем я бы, например, затруднился: по¬

явиться перед всеми офицерами в качестве какого-то инжене¬

ра»103. Он был полностью согласен с Савинковым. В конце концов

Авдеев заявил террористам: «Я сам, один, на смотру убью царя»104.

Помимо Авдеева, еще один матрос, вестовой Каптелович также

вызвался совершить цареубийство. Карпович дал револьверы ему

и Авдееву. Корабль отплыл в Кронштадт. Карпович был послан в

Финляндию, чтобы быть непосредственно вблизи от места дейст¬

вия и попытаться увидеться с Авдеевым, который просил встре¬

титься с ним в Кронштадте105. Через несколько дней после отплы¬

тия Авдеев писал Савинкову из одного шотландского порта, куда

корабль зашел по пути в Россию: «Я теперь, глубоко, серьезно по¬

думавши, представляю себе выполнение порученной мне задачи.

Вот это действительно радость»106. 24 сентября 1908 года состоялся

царский смотр «Рюрика». Авдеев и Каптелович встретились с Ни¬

колаем II лицом к лицу. Бурцев сообщает, что у Авдеева в кармане

был заряженный браунинг107. Если верить Костенко, который не

был в момент смотра на корабле (он был в отпуске), Авдеев даже

подал царю бокал шампанского, когда он устал и попросил

пить108. Но не было ни покушения, ни даже какой-либо попытки

его осуществления. В чем же причина того, что на «Рюрике» ни¬

чего не произошло? На что рассчитывал Азеф, принимая участие

в этом покушении?
Существует определенная точка зрения, объясняющая участие

тайного сотрудника ДП в попытке покушения на жизнь царя. Ее

приводит в своих воспоминаниях Аргунов: «Приходится сделать

вывод, что это покушение на царя не удалось не по вине Азефа.

Он, в случае удачи, рассчитывал восстановить свое пошатнувшееся

положение. К титулу организатора дела Плеве, Сергея прибави¬

лось бы еще "дело Николая IIм, и тогда на долгое время не страш¬

ны, а смешны были бы все старания его изобличителей»109. Аргу¬

нов добавляет, что при бегстве из квартиры в Париже в начале ян¬

варя 1909 г. после разоблачения «Азеф оставил (именно оставил,

а не забыл, ибо он предусмотрительно унес с собой все интерес¬

ное) посмертное письмо матроса (Авдеева) и карточку его»110. С

точкой зрения Аргунова были согласны самые разные авторы: эсе¬

ровские, Бурцев, Николаевский, автор из полицейского лагеря

Л.Ратаев111. Бурцев рассказывает, как уже в 1916 году, встретив¬

шись с ним с разрешения своего руководства, жандармский гене¬

рал, начальник охраны царя А.Спиридович завел с Бурцевым речь
об	истории с крейсером «Рюрик» и обратился к нему со следую¬

щей просьбой: «...вы вполне убеждены, что факт, когда, благодаря
313

Азефу, революционер мог убить царя был. Вы знаете точную об¬

становку. Так вот, если это действительно верно, то дайте мне

какие-либо более или менее точные указания, и я сегодня же

делаю доклад в Царском Селе (императору). Герасимов будет арес¬

тован немедленно хотя бы за то, что он дал возможность Азефу

это сделать благодаря своему доверию к нему»112. Сам Азеф во

время встречи с Бурцевым в 1912 году сказал ему: «Если бы вы

мне не помешали, я, может быть, убил бы царя, и тогда вы мне

ничего бы не сделали. Если бы вы меня стали обвинять, то все на¬

плевали бы вам в глаза»113.
Мы представим гипотезу, на наш взгляд объясняющую эти со¬

бытия. С нашей точки зрения, Азеф ни в коем случае не собирал¬

ся убивать Николая И хотя бы потому, что это было для него

слишком опасно, его роль вскрылась бы во время следствия, и

русские власти нашли бы способ расправиться с убийцей царя.

После покушения на Дубасова в апреле 1906 года он исправно до¬

носил полиции об одних терактах и расстраивал другие. Как мы

уже писали, он вел охоту на царя, детально обсуждая с Герасимо¬

вым каждый шаг террористов. Азеф в деле о покушении на «Рю¬

рике» вел очень опасную авантюру, которая ему полностью уда¬

лась, и если бы не неожиданное вмешательство бывшего директо¬

ра ДП Лопухина, погубившее его, эта авантюра могла спасти его

революционную репутацию. В самом подробном источнике о не-

состоявшемся покушении — «Воспоминаниях террориста» В.Са¬

винкова — есть одно очень важное свидетельство, которое все пи¬

савшие об этом случае почему-то полностью игнорировали. «Я

опять убеждал его (Авдеева) отказаться от его намерения. Я видел,

что он говорит искренне, и не сомневался, что он верит сам своей

готовности умереть и убить, но я видел также, что перед ним, мат¬

росом, скованным дисциплиной, стала непосильная для него за¬

дача — в один месяц пережить все колебания и решиться на то,

на что не каждый из нас решался после долгих, иногда многолет¬

них сомнений. Я был убежден, что он не готов для террора и что

царь на "Рюрике" не будет убит. Так же думали Карпович и

Азеф»114. В своих показаниях судебно-следственной комиссии по

делу Азефа Савинков с большой откровенностью рассказал о роли

Азефа в этом неосуществленном покушении: «...все эти обсужде¬

ния (планов цареубийства), несмотря на то, что Азеф лично ходил

на корабль и рассматривал разные дырки, на меня сделали тогда

такое впечатление, что какой бы план не был предложен, Азеф его

все равно разобьет... видно было, что человек потерял ту реши¬

тельную настойчивость, которая необходима для приема плана и

настолько это впечатление было для меня тогда ясно, что я на вто¬

рой день этих заседаний не удержался и сказал об этом Азефу в

очень резкой форме, что "ничего мы тут не сделаем, вот будь здесь

максималисты, они бы сумели сделать дело, а мы только языком

треплем"»115. Савинков в своих показаниях, предназначенных для

внутреннего пользования, куда более откровенен, чем в своих вос¬

поминаниях. Так, он рассказывает, как он и Карпович отрицатель¬

но отнеслись к вестовому Каптеловичу, который очень нравился
314

В.Костенко и другим офицерам: «...на нас обоих он произвел

очень неприятное впечатление, впечатление не матроса, а, именно

лакея, человека, на которого положиться ни в коем случае нельзя

было. Матрос этот высказал в высшей степени террористическое

настроение, именно предложил, что пойдет на любое дело. Мы с

Карповичем его устранили»116. Но когда после приезда Азефа Са¬

винков уехал на несколько дней из Глазго, то после возвращения

с удивлением узнал, что Каптелович будет принимать участие в

покушении. Возмущенный Савинков обратился к Карповичу, но

тот ответил: «Азеф его принял»117. В своих показаниях Савинков

сообщает, что именно Каптелович, а не Авдеев был тем челове¬

ком, который «был назначен ходить за царем и освещать ему

электрическим фонариком все темные места корабля»118. Видимо,

прав Савинков, а не Костенко, который сообщает, что этим мат¬

росом был Авдеев. По логике вещей, ухаживать за царем должен

был умеющий прислуживать вестовой, а не машинист Авдеев. Са¬

винков также сообщает, что именно у Каптеловича хранились ре¬

вольверы и он отказался их выдать119.
У нас нет никаких оснований не доверять Савинкову. Можно

только добавить, что такой «знаток людей», как он, всю жизнь в

них ошибавшийся, был убежден, что Авдеев, а тем более Капте¬

лович не будут стрелять, и его мнение совпало с мнением Азефа,

ни разу не ошибившимся ни в одном человеке при отборе в БО,

который был абсолютно уверен, что они не способны убить царя.

Естественно, определенный процент риска существовал, но имен¬

но это ему и нравилось. Итак, Азеф не сомневался, что ни Авдеев,

ни Каптелович не выстрелят, следовательно, покушения не будет,

а в глазах революционеров это несуществующее покушение давало

ему очень много. Для защитников Азефа от обвинения в провока¬

ции оно было главным аргументом в его пользу. На суде над Бур¬

цевым в октябре 1908 года Чернов и Натансон говорили ему и су¬

дьям, что Азеф не может быть агентом ДП помимо всего прочего

и потому, что он совсем недавно «организовывал покушение на

царя на пароходе "Рюрик"... если бы Азеф даже в последнюю ми¬

нуту захотел предотвратить это покушение, он из-за границы не

мог бы этого сделать даже по телефону»120. Примерно то же самое

Натансон сообщил Делевскому, другому обвинителю Азефа:

«...Натансон мне конфиденциально сообщил, что совсем недавно,

уже когда раздавались голоса, обвинявшие Азефа в провокации,

должно было произойти покушение на царя, с ведома Азефа, ко¬

нечно. Дело подготовлялось весьма успешно, и если акт не состо¬

ялся, то только потому, что один человек в последнюю минуту

"сдрейфил". То, что покушение "чуть" не состоялось, но не состо¬

ялось в подобных условиях, было в глазах Натансона неопровер¬

жимым доказательством революционной честности Азефа»121. Об

одной версии, объясняющей, почему ни Авдеев, ни Каптелович не

выстрелили в Николая II, мы уже писали, о ней говорил Савин¬

ков, и в более резкой форме Натансон («сдрейфил»). Мы полнос¬

тью с ней согласны.
315

О	второй версии рассказывает со слов корабельного инженера
В.Костенко в своих мемуарах В.Фигнер. Он рассказал ей в 1928

году (дата очень важна), что на «Рюрике» ему удалось создать ре¬

волюционную организацию, в которую входило около 200 матро¬

сов, а во главе стоял комитет из 30 человек. Во время плавания в

Россию «...члены матросского комитета обратили внимание на по¬

ведение Авдеева и поняли, что он что-то замышляет. Они призва¬

ли его и категорически потребовали, чтобы он признался в своих

намерениях; Авдеев открыл им весь план. Тогда комитет указал

ему, что, взяв на себя акт индивидуального террора, он ставит на

карту существование всей организации. В случае покушения неиз¬

бежно начнутся допросы, кто-нибудь не выдержит, и все члены

организации до последнего человека будут уничтожены, и органи¬

зация сметена. Между тем, дело пропаганды на "Рюрике" имело

целью произвести восстание Балтийского флота под главенством

"Рюрика". Надо было выбирать: либо крупное массовое выступле¬

ние во всероссийской масштабе, либо покушение — акт отдельной

личности и крушение давно задуманного коллективного выступле¬

ния. Сверх того, Авдееву было указано, что он и его товарищи —

члены комитета, и как таковые связаны обязательством подчи¬

няться решению большинства, а это большинство в данных усло¬

виях против задуманного им дела. Авдеев подчинился решению

комитета»122.
В этом отрывке слишком много невероятного. Мы знаем, что

на «Рюрике» существовала какая-то революционная организация.

Мы приводили выше отрывок из показаний Натансона, где он, со

слов Костенко, рассказывает об этой организации. Но цифры, ко¬

торые приводит Фигнер со слов Костенко, совершенно фантастич¬

ны. 200 человек в составе организации — получается, что в нее

входила половина команды, комитет в составе 30 человек, и это в

условиях подполья! Организация была эсеровской, и чтобы эсеры,

бредившие индивидуальным террором, запретили убить царя ради

какого-то мифического восстания на Балтийском флоте? Сколько

было таких восстаний и на Балтийской эскадре, и на Черномор¬

ской, они быстро подавлялись! И ради этого отказываться от прак¬

тически стопроцентной возможности убийства русского императо¬

ра? Тем более, что если какие-то сомнения в начале и были, то

после слов Натансона о важности для партии цареубийства (см.

выше), последние сомнения должны были отпасть. Мы думаем,

что даже большевики при таких условиях предпочли бы цареубий¬

ство мифическому восстанию. Костенко сообщил об этом Фигнер

в 1928 году, в большевистской России, где всячески преувеличи¬

валось значение массовых выступлений и всячески преуменьша¬

лось значение индивидуальных терактов. Видимо, это стало отра¬

жаться и на бывших эсерах, особенно в их подцензурных писани¬

ях. Интересно, что на этом история боевой организации на крей¬

сере «Рюрик» заканчивается. Больше мы ничего о ней не знаем.

Ни о какой попытке восстания не было и речи. Костенко был

предан суду по незначительному эсеровскому делу в 1911 году и

по настоянию морского министра И.Григоровича был освобожден
316

даже от ссылки, то есть полиция ничего не знала ни об организа¬

ции, ни о плане восстания123. Видимо, и то, и другое находилось

в зачаточном состоянии и ничего серьезного собой не представля¬

ло.
Б.Николаевский, который с некоторой долей осторожности от¬

носится к версии, которую приводит Фигнер, считает, что она

ближе к истине, чем «догадка Савинкова». Он пишет: «...послед¬

няя карта Азефа, от которой зависело его спасение, была бита сто¬

ронниками того самого массового восстания, в которое он никогда

не верил и против которого всегда боролся»124. Николаевский всю

жизнь оставался революционером, социал-демократом, массовые

народные вооруженные восстания, даже неосуществленные, радо¬

вали его воображение125.
Бурцев в доказательство серьезности намерений Азефа пишет,

что он ничего не сообщил об этой истории Герасимову даже во

время своего приезда в Петербург в ноябре 1908 года. Он понимал,

что как бы Герасимов хорошо к нему ни относился и какого вы¬

сокого мнения ни был о его умении разбираться в людях, однако

присутствия террориста с заряженным браунингом в двух шагах от

царя одобрить не мог, а в ноябре 1908 года Азеф как никогда от¬

чаянно нуждался в помощи Герасимова. Бурцев утверждает, что

воспоминания Герасимова — ложь — из-за того, что он не сооб¬

щает об этом покушении126, но Герасимов просто не верит, что

покушение имело место. Не осталось никаких следов. Вывод

можно сделать один: историю с террористом с крейсера «Рюрик»

Азеф разыграл блестяще. Он показал своим товарищам по партии,

что для успеха этого дела он сделал все, что было в человеческих

силах и даже больше. Все очки, которые можно было набрать в

этой истории, Азеф набрал127.
Примечания
1	Фигнер В. После Шлиссельбурга // Полн. собр. соч. Т. 3. М., 1929.

С. 285-286.
2	Аргунов А. Указ. соч. С. 83.
3	Там же.
4	Там же. С. 85.
5	Знамя труда. 1908. N2 10—11.
6	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 87.
7	Там же. С. 104-105.
8	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 70.
9	Там же. С. 71.
10	Там же.
11	Там же.
12	Там же. С. 72.
13	Там же. С. 73.
14	Аргунов А. Указ. соч. С. 80.
15	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 73.
16	Там же. С. 76.
317

17	Там же.
18	Там же. С. 77
19	Там же. С. 77-78.
20	Там же. С. 79.
21	Там же.
22	Там же. С. 74.
23	Делевский Ю. Указ. соч. С. 151.
24	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 74.
25	Там же. С. 75.
26	Там же. С. 79.
27	Герасимов А. Указ. соч. С. 131.
28	Там же. С. 114.
29	Там же.
30	Там же. С. 114—115.
31	Басов-Верхоянцев С. Указ. соч. // Новый мир. 1926. № 10. С. 146.
32	Аргунов А. Указ. соч. С. 87, 91.
33	Чернов В. Из истории партии социалистов-революционеров // Новый

журнал. № 101. С. 183.
34	Фигнер В. Указ. соч. С. 302.
35	Чернавский М. В боевой организации // Каторга и ссылка. 1930.

№ 7(68). С. 25.
36	Там же.
37	Там же. С. 26.
38	Там же.
39	Там же.
40	Там. же. С. 26-27.
41	Фигнер В., возмущенная этим предложением, писала: «Как Карпович,

относившийся раньше к старым народовольцам с известным пиететом,

не поинтересовался прошлым Якимовой, осужденной еще в 1882 г., и

взял на себя поручение Азефа, хорошо осведомленного о всех мытар¬

ствах, испытанных ею в 1904 и в 1905 г.» (Фигнер В. Указ. соч. С. 302).
42	Чернов В. Из истории партии социалистов-революционеров. С. 183.
43	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 128. Л. 170.
44	Там же.
45	Герасимов А. Указ. соч. С. 124.
46	Николаевский Б. История одного предателя. С. 263.
47	Аргунов А. Указ. соч. С. 87.
48	Там же. С. 96.
49	Басов-Верхоянцев С. Указ. соч. С. 146.
50	Там же.
51	Там же. С. 147.
52	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 128. Л. 175.
53	Там же.
54	Ольденбург С. Указ. соч. С. 411.
55	Герасимов А. Указ. соч. С. 124.
56	Там же. С. 124-125.
57	Там же. С. 125.
58	Там же. С. 127.
318

59	Там же.
60	Там же. С. 126.
61	Там же.
62	Там же. С. 129.
63	Там же.
64	Там же. С. 129-130.
65	Аргунов А. Указ. соч. С. 91—92.
66	Чернов В. Из истории партии социалистов-революционеров // Новый

журнал. № 101. С. 183.
67	Аргунов А. Указ. соч. С. 88.
68	Азеф получал в ДП 1000 руб. в месяц. Как показывал А.Герасимов след¬
ственной комиссии Временного правительства: «если бы надо было,

ему не только 1000, но и 5 тыс. заплатили бы». (Падение царского ре¬

жима. Т. 3. J11925. С. 15).
69	Аргунов А. Указ. соч. С. 90.
70	Там же.
71	Николаевский Б. Указ. соч. С. 265.
72	Там же.
73	Чернавский М. Указ. соч. С. 28.
74	Аргунов А. Указ. соч. С. 94.
75	М. Чернавский. Указ. соч. С. 28.
76	Там же.
77	Савинков Б. Указ. соч. С. 310.
78	Герасимов А. Указ. соч. С. 115.
79	Аргунов А. Указ. соч. С. 93.
80	Герасимов А. Указ. соч. С. 116.
81	Там же. С. 116—117.
82	Там же. С. 117.
83	Аргунов А. Указ. соч. С. 94.
84	Если, конечно, все это не относится к жанру «остроумия на лестнице»,

и подозрительной эта история не начала казаться В.Фигнер уже после

разоблачения Азефа (Фигнер В. Указ. соч. С. 304).
85	Герасимов А. Указ. соч. С. 131.
86	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 123. Л. 50.
87	Там же. Л. 50—51.
88	Там же. Л. 51.
89	Там же.
90	Там же.
91	Там же.
92	Там же. Л. 52.
93	Там же.
94	Савинков Б. Указ соч. С. 310.
95	Там же. С. 311.
96	Там же.
97	Там же. С. 312.
98	Там же.
99	Там же.
100	Там же.
319

101	Там же.
102	Там же. С. 313.
103	ГА РФ. Ф. 1699. On. 1. Д. 133. Л. 92.
104	Савинков Б. Указ. соч. С. 315.
105	Насколько мне известно, этой встречи не было.
106	Савинков Б. Указ. соч. С. 315.
107	Бурцев В. Азеф и генерал Герасимов. С. 213.
108	фИГнер В. Указ. соч. С. 210.
109	Аргунов А. Указ. соч. С. 95.
110	Там же. С. 96.
111	Ратаев Л. Указ. соч. С. 141.
112	Бурцев В. Азеф и генерал Герасимов. С. 219.
113	Там же. С. 214.
114	Савинков Б. Указ. соч. С. 315.
115	ГА РФ. Ф. 1699. On. 1. Д. 133. Л. 94.
116	Там же. Л. 95.
117	Там же.
118	Там же.
119	Там же.
120	Бурцев В. Азеф и генерал Герасимов. С. 212.
121	Делевский Ю. Указ. соч. С. 155. В показаниях судебно-следственной ко¬
миссии по делу Азефа М.Натансон уже в который раз объяснял, по¬

чему он и его товарищи из партийного руководства не могли поверить

слухам об Азефе: «Вы видите, в наиболее опасные дела, как те, о ко¬

торых я выше рассказывал, так и в это последнее дело с кораблем,

Азеф был посвящен. И даже сам довел дело до такой степени, когда

от его воли не зависело приостановить дело. Ведь, этот матрос, напри¬

мер, который светил и шел позади царя, мог двадцать раз покончить

с ним» (ГА РФ. Ф. 1699. On. 1. Д. 123. Л. 54).
122	Фигнер В. Указ. соч. С. 210.
123	Он был арестован за хранение нелегальной литературы. Записные книж¬
ки полковника Г.А.Иванишина // Минувшее. М.; СПб. 1994. № 17.

С. 533-534.
124	Николаевский Б. Указ. соч. С. 283.
125	Надо отметить, что Натансон в показаниях судебно-следственной ко¬
миссии по делу Азефа также говорит о том, что матросы не смогли

убить царя из-за сопротивления комитета (ГА РФ. Ф. 1699. On. 1.

Д. 123. Л. 53). С нашей точки зрения это противоречит многочислен¬

ным заявлениям Натансона о том, что матрос не выстрелил, потому

что «сдрейфил». Это показание Натансон дал для того, чтобы убедить

комиссию, что Азеф сделал все для осуществления убийства царя, что

исполнители были выбраны правильно, и только вмешательство коми¬

тета сорвало этот план.
126	Бурцев В. Азеф и генерал Герасимов. С. 212.
127	Б. Савинков, подводя для судебно-следственной комиссии итог по делу
Азефа о покушении на крейсере «Рюрик», заявил: «...Азеф не допустил

бы до покушения, и ...это была лишь фикция покушения» (ГА РФ.

Ф. 1699. On. 1. Д. 133. Л. 92).

Глава 20.

НАКАНУНЕ РЕШАЮЩЕГО СТОЛКНОВЕНИЯ.

ПОЯВЛЕНИЕ БЫВШЕГО ДИРЕКТОРА

ДЕПАРТАМЕНТА ПОЛИЦИИ
В августе 1908 года в Лондоне проходила конференция партии

социалистов-революционеров. Конференция была очень предста¬

вительная. В ней участвовало 74 человека, из которых 48 приехало

из России. Из участников конференции двое были разоблачены

впоследствии как провокаторы — Е.Азеф и З.Жученко. Конферен¬

ция рассматривала различные вопросы: о текущем моменте, об

общей тактике партии, о борьбе с земельным законодательством

Столыпина, об аграрном терроре, о борьбе с капиталом, о безра¬

ботице и т.д., однако ничего не говорилось о вопросе, который все

больше и больше волновал партию — о провокации в ее центре.

Одним из участников конференции был Ю.Делевский. Он привез

записку своей группы об этом вопросе. Во время встречи с М.На¬

тансоном он передал ее для ЦК. Натансон очень просил его на за¬

седаниях конференции не возбуждать вопроса о провокации в

партии; Делевский вспоминает: «...и все время работы конферен¬

ции я ни разу не коснулся этого вопроса и не делал о нем никаких

намеков на официальных заседаниях. Я надеялся, что ЦК продол¬

жает работать над разрешением роковой проблемы»1.
Азеф принимал участие в конференции как член ЦК. На засе¬

даниях он присутствовал мало, но так было всегда, он был масте¬

ром «закулисных» переговоров, а не открытых дискуссий на съез¬

дах и конференциях. Он выступал только один раз по вопросу, в

котором он занимал определенную позицию еще со времени ок¬

тябрьского манифеста. И тогда и сейчас он был противником раз¬

жигания классовой борьбы и революции. Еще почти за год до

конференции он поддержал предложение Н.Чайковского — «пре¬

кратить всякую работу по боевой подготовке масс»2. Как вспоми¬

нает Чернов, ему удалось в этом вопросе уговорить Гершуни под¬

держать его точку зрения3. Но в ЦК большинством в один голос

победила точка зрения Чернова — работу продолжать, так как дол¬

жен наступить новый подъем революции. На конференции Чернов

выступал от большинства, а Н.Авксентьев, активно поддержанный

Азефом — от меньшинства. Чернов вспоминал: «Азеф довольно

много говорил по этому поводу и говорил очень решительно и на¬

стойчиво»4. Как видим, при всех своих многочисленных преда¬

тельствах и изменах своих политических взглядов он не менял.
Вообще, несмотря на все слухи, он был настроен бодро и вел

себя с обычной самоуверенностью. Это потом отмечали все мему¬
II - 1292
321

аристы. Аргунов рассказывал: «В общем, до самых последних за¬

седаний Азеф имел обычный бодрый вид и вел себя как всегда

самоуверенно, авторитетно. Отношение наше к нему было преж¬

нее»^. Он позволял себе иногда довольно наглые мистификации,
об	одной из них рассказал Аргунов: «Азеф пригласил на конфе¬

ренцию двух боевиков. Один из них не сказал своей настоящей

фамилии, я обратился к Азефу с просьбой сообщить эту фамилию.

Азеф отнесся небрежно к моей просьбе и не пожелал исполнить

ее. Я настаивал и в конце концов заявил, что товарищ в против¬

ном случае не будет пущен в зал, о чем будет дана инструкция де¬

журному у входа англичанину. Тогда Азеф сказал фамилию Н.

Потом, на одном из заседаний ЦК после конференции Азеф с

улыбкой шепнул мне, что он все-таки надул меня и сказал тогда

фамилию ненастоящую; я выразил свое негодование, и инцидент

был исчерпан этим»6. Но все же появление Азефа на Лондонской

конференции ускорило его конец.
В разгар конференции в Париж приехал из Лондона ее участ¬

ник, бывший шлиссельбуржец М.Фроленко и под большим секре¬

том рассказал Бурцеву, что в рабочей конференции участвует

«глава БО Азеф»7. Бурцев пришел в ярость: он все-таки считал,

что в результате его обвинения эсеры отстранят Азефа от участия

в работе конференции, от руководства БО. Взбешенный Бурцев

отправился на почту и послал телеграмму одному из участников

конференции А.Теплову. «Я ему писал, что я самым категоричес¬

ким образом обвиняю члена съезда Азефа в том, что он провока¬

тор. Я добавил в письме, что по поводу Азефа идет партийное рас¬

следование...»8. Интересно, что ни Теплов, ни Фроленко ничего не

знали по поводу обвинения Азефа в провокации. ЦК постарался

скрыть даже от верхушки партии всю полученную информацию по

поводу Азефа. Тем острее была реакция Теплова, потребовавшего

объяснения от руководства партии. Натансону и Чернову стало

ясно, что игнорировать и дальше кампанию Бурцева и других про¬

тив Азефа нельзя. Нужно как-то реагировать.
После окончания работы конференции, а она, несмотря на

длительную работу, закончилась раньше срока9, в Лондоне начал

работать 4-й совет партии. В работе совета принимали участие 7

членов ЦК партии, 8 представителей различных районов России,
3	члена «Организационного бюро», 5 областных уполномоченных

ЦК в России и 2 представителя заграничной организации партии.

Азеф участвовал во всех заседаниях Совета, много говорил. Он во¬

обще, как мы знаем, действовал в этом вопросе в обратно пропор¬

циональной зависимости — чем меньше людей принимало участие

в дискуссии, тем активнее выступал Азеф. На одном из заседаний

обсуждался вопрос о провокации и об обвинении в провокации

конкретного лица, но не Азефа: «Товарищ О. попросил ЦК выслу¬

шать его по следующему поводу. Он узнал, что в партийных кругах

пущен слух, что он провокатор. Он просил ЦК принять меры к

защите его чести. Этот т. О. ...производил на многих людей непри¬

ятное впечатление. Слухи о нем ходили давно, а на конференции,

где О. сказал очень неудачную для себя фразу о "товарищах-про-
322

вокаторах" — слухи эти усилились. ЦК заявил, что можно поднять

дело лишь в том случае, когда О. представит более или менее оп¬

ределенные указания, факты и лиц, или ЦК сам натолкнется на

таковые. На неудачный же вопрос, обращенный в упор к присут¬

ствующим, верят ли они ему, ЦК ответил очень ясным для О.

молчанием. Азеф тоже молчал. Он тоже отзывался об О. неодоб¬

рительно, ему он казался подозрительным»10.
Товарищ О. производил на многих руководителей партии не¬

приятное впечатление, а Азеф — приятное. В этом, видимо, вся

разница в отношении к ним. Интересно, что, несмотря на все

слухи о провокации Азефа, отношение некоторых влиятельных

членов партии, раньше его не любивших, в это время изменилось.

Уж очень велики были заслуги Ивана Николаевича. М.Селюк, ко¬

торая вместе со Слетовым на заседаниях ЦК в 1902—1903 гг. вела

с Азефом непримиримую полемику и которая по-настоящему не¬

навидела его в то время, сейчас, во время Лондонской конферен¬

ции, будучи в очень нервном состоянии, обвиняя 8 членов партии,

совершенно невиновных, в провокации, об Азефе отзывалась «как

о человеке, которому она безгранично доверяет»11.
В конце работы Совета, когда видимо, присутствовали не все

его участники, а только члены ЦК и еще одно или два особо до¬

веренные лица, а кроме того отсутствовал сам Азеф, был постав¬

лен вопрос о слухах и провокациях в отношении Азефа. Было при¬

нято решение, что «продолжать пассивно относиться к слухам, де¬

морализующим партийные ряды, нельзя... уже обнаружился и ис¬

точник их — именно Бурцев (он вроде бы никогда не скрывался. —

Авт.). Необходимо привлечь его к ответственности и тем сразу

оборвать нить слухов... Таким образом, решено было привлечь

Бурцева к третейскому суду»12. Савинков назвал этот суд судом

чести. Бурцева обвиняли в том, «что он: во-первых, распространя¬

ет неосновательные и позорящие одного из членов ЦК слухи, чем

наносит партии вред, и во-вторых, распространяет их без ведома

и помимо ЦК, чем лишает возможности ЦК эти слухи опроверг¬

нуть»13. Таким образом, судили не Азефа, судили Бурцева.
Азефа познакомили с имеющимися материалами против него.

Ему дали «тетрадку следственной комиссии, в которой были

сгруппированы все данные, имевшиеся в распоряжении следствен¬

ной комиссии»14. Аргунов сообщает, что Азеф согласился с тем,

что должен быть суд, а также одобрил состав суда и обвинителей

со стороны партии. Держался он по-прежнему довольно уверенно:

«Вид у него был в последнее время немного смущенный, но не

более»15.
После окончания работы Совета Азеф потребовал специально¬

го собрания. На нем присутствовали М.Натансон, В.Чернов, А.Ар-

гунов, Н.Ракитников, Н.Авксентьев, А.Фейт, Е.Азеф и единствен¬

ный участник заседания — не член ЦК — В.Фигнер. Азеф заявил,

что он хотел бы поделиться с членами ЦК сомнениями, которые

его охватили. Он не знает, правильно ли он поступает, берясь за

руководство боевым делом и оставаясь в ЦК в то время, когда о

нем идут такие слухи и назначен суд. «Он склоняется к тому, что
п*
323

лучше отстраниться от работы. Тогда боевое дело не будет иметь

тормозов, уменьшаются поводы к слухам. Ведь легко себе предста¬

вить, как в случае какого-либо неожиданного провала в Боевой

организации снова вспыхнут обвинения в провокации, раз он

(Азеф) будет занимать прежнее место»16. Но в тоже время он

видит массу затруднений, которые возникнут с его уходом. Он

знает, что все боевики категорически требуют пренебречь слухами.

Он не знает, на что ему решиться и «просит санкции ЦК»17.
Эту роль Азеф сыграл превосходно. Русская сцена лишилась в

его лице талантливого актера. Аргунов через много лет писал: «Го¬

ворилось все это тихим, ровным голосом страдающего, но стара¬

ющегося себя сдерживать человека, с вибрирующими нотами, ко¬

торые так естественны казались в такой речи на такую тему»18. Все

присутствующие единогласно высказались против ухода Азефа, го¬

воря о том, что это означало бы бросить боевое дело на произвол

судьбы. Кроме того, они подчеркивали, что после ухода Азефа

слухи только усилятся, так как «распространители увидят в факте

отстранения Азефа доказательство своей правоты»19. Сильные вос¬

поминания об этой сцене оставила В.Фигнер: «Когда высказались

все, Азеф обратился ко мне: — А что скажет нам Вера Николаев¬

на? И Вера Николаевна, внутренне волнуясь, встала и сказала...

сказала, как эхо: — Должен остаться. ...Мой голос мог прозвучать

иными словами и не прозвучал... По окончании этой памятной

сцены все вышли на площадку, чтобы разъехаться в разные сто¬

роны. Азеф подошел ко мне и поцеловал в лоб. Из темных глубин,

словно написанное большими литерами — как будто я смотрела

вглубь самой себя, всплыло начертание: "Он поцеловал ее холод¬

ным мокрым поцелуем провокатора"»20.
Судьями на процессе решено было назначить всемирно извест¬

ных революционеров, в объективности которых ни у кого не

могло быть сомнений: В.Фигнер, П.Кропоткина и Г.Лопатина. В

конце сентября Натансон заявил Фигнер: «Вера, надо принять

меры и усмирить Бурцева, который направо и налево распростра¬

няет слух, что Азеф — провокатор. Мы решили пригласить тебя,

Германа Лопатина и Кропоткина разобрать основания, по кото¬

рым он позволяет себе порочить члена ЦК и дискредитировать

партию. Согласна ли ты принять участие в этом?»21 Фигнер согла¬

силась. Натансон просил ее написать письмо Кропоткину, сказав,

что с Лопатиным он поговорит сам22. В то время, как эсеры рва¬

лись в бой для расправы над Бурцевым, в купе поезда Кельн-Бер-

лин происходил разговор, имевший колоссальные последствия как

для людей, в нем участвовавших, так и для Азефа, Савинкова, Ге¬

расимова, партии эсеров, ДП и вообще для русской истории на¬

чала XX века.
Бурцев не хуже своих противников из эсеровской партии по¬

нимал, что фактических данных для обвинения Азефа в провока¬

ции у него явно недостаточно, и не только члены эсеровского ЦК,

но и судьи, завороженные выдающейся ролью Азефа в русском

терроре, потребуют от него реальных доказательств, а их у него не

было. И тогда он решил получить совершенно четкое указание на
324

Азефа как на провокатора, так сказать, из первоисточника, из

самого ДП. Самое фантастическое, что Бурцеву эта операция уда¬

лась, и помог ему в этом бывший директор Департамента полиции

Алексей Александрович Лопухин. В жизни Азефа он сыграл ог¬

ромную роль, поэтому на нем мы остановимся подробнее.
Он родился в 1864 году в знатной дворянской семье, различ¬

ные представители которой играли заметную роль в русской исто¬

рии. Его дальним родственником был его в будущем главный про¬

тивник П.Столыпин, с которым они с детства были на ты. Он

учился в гимназии и на юридическом факультете Московского

университета, по окончании которого поступил на службу в Ми¬

нистерство юстиции в органы прокурорского надзора. По роду

службы ему часто приходилось сталкиваться с начальником Мос¬

ковского охранного отделения Сергеем Зубатовым, с которым у

него установились очень теплые отношения, и он стал, как писал

Б.Николаевский, «горячим поклонником Зубатова». Следующим

этапом его карьеры был Харьков, где он служил прокурором Харь¬

ковской судебной палаты. Он сумел отличиться на этом посту. В
1902	году проходили крестьянские волнения в Харьковской и Пол¬

тавской губернии, которые были подавлены при помощи войск,

были убитые и раненые. На процессе над участниками волнения

грубо нарушались судебные нормы того времени, в результате чего

адвокаты объявили протест и отказались участвовать в процессе:

особенно отличился своей непримиримостью обвининитель А.Ло-

пухин. На молодого прокурора обратили внимание в верхах. При¬

ехавший в Харьков только что назначенный министр внутренних

дел В.Плеве долго беседовал с молодым прокурором, выслушал его

доклад о событиях. А.Лопухин ему понравился, его дальнейшая

карьера была обеспечена. В.Плеве предложил ему занять пост ди¬

ректора ДП.
Мне хотелось бы остановиться на одном весьма распростра¬

ненном заблуждении в отношении Лопухина. Позднейшая его де¬

ятельность после увольнения в отставку из ДП в феврале 1905 года

и особенно после увольнения с поста эстляндского губернатора

дала основание считать Лопухина либералом, разоблачение Азефа,

последовавший процесс как бы «освятили» это мнение. Получа¬

лось определенное противоречие. Либерал — директор Департа¬

мента — полиции в самое мрачное время, при таком министре —

символе реакции, каким был Плеве. М.Алданов писал: «Много не¬

понятного в карьере и характере А.Лопухина. Две черты бросались

в глаза при самом поверхностном с ним знакомстве. По взгляду,

по самому складу ума, по окружению он был либералом; по про¬

исхождению, по внешности, по привычке он был аристократом. И

обе эти черты не вязались с большой и значительной полосой в

его сложной биографии. Русские либералы слышать не могли о

ДП, русские аристократы относились к этому учреждению с неко¬

торой осторожностью, предоставляя службу в нем людям незнат¬

ного рода»*3.
Нам кажется, что все было значительно проще: никакого про¬

тиворечия не было, так как не было никакого либерализма в мо¬
325

лодые годы. Он стремительно делал карьеру, и, пожалуй, единст¬

венным проявлением либерализма на посту директора ДП была

дружба с человеком его круга, но известным либералом и ученым

князем С.Трубецким. Но такие отношения связывали многих дея¬

телей правительственного лагеря с многими либералами, друзьями

детства, а часто просто близкими родственниками. Никаких дру¬

гих проявлений либерализма в его биографии этого времени не

обнаружено. Как мы уже писали, в Москве и в Харькове он был

типичным представителем правительственного лагеря. Вообще,

сам пост прокурора судебной палаты был особым: известный рус¬

ский адвокат Г.Слиозберг писал о нем: «На прокуроре палаты ле¬

жали обязанности по преследованию политических противни¬

ков»24. Интересно, что многим социалистам-революционерам

было психологически трудно поверить Лопухину, которого они

помнили в качестве отнюдь не либерального директора ДП. Об

этом писал в своих воспоминаниях Аргунов: «Лопухин, тогдашний

директор ДП, с которым по капризу судьбы мне пришлось потом

столкнуться у себя за чайным столом в Лондоне, прописал нам 10

лет ссылки в далекую Якутию»25.
Известна роль, которую сыграл Лопухин в разоблачении дея¬

тельности ДП в организации еврейских погромов. Но это произо¬

шло уже после его отставки в 1906 году. А погром в Кишиневе

был в 1903 году, как раз тогда, когда он был директором ДП, и

роль представителя ДП, начальника Кишиневского охранного от¬

деления барона Левендаля в организации погрома была огромной.

Известно, что он действовал по прямым указаниям В.Плеве. В
1903	году у Лопухина Кишиневский погром никакого осуждения

не вызвал. В разговоре с народническим публицистом Анненским

он очень высоко оценил деятельность идейного вдохновителя по¬

громщиков, издателя черносотенной газеты «Бессарабец» П.Кру-

шевана, назвав его одним из немногих русских писателей, «не

подкупленных евреями». Начальник Киевского охранного отделе¬

ния В.Новицкий в своих довольно недостоверных воспоминаниях

писал, что на его вопрос о том, «...были ли в ДП сведения о го¬

товившихся избиениях евреев в Кишиневе, дававших возможность

предотвратить погром»26, Лопухин ответил, «что были и получены

были от губернского начальника охранного отделения и от началь¬

ника жандармского управления»27.
По распоряжению В.Плеве Лопухин был послан в Кишинев

для расследования причин возникновения погрома. После его воз¬

вращения был опубликован доклад, в котором не было никаких

выводов о виновности представителей властей в возникновении

погрома, кроме того, Лопухин не обвинял власти в том, что они

не приняли мер для прекращения погрома. Лопухин доказывал,

что погром — следствие антисемитской агитации, которая вполне

объяснима, если учесть роль еврейской молодежи в революцион¬

ном движении и эксплуатации евреями основного населения Бес¬

сарабии. Г.Слиозберг писал: «Люди, знавшие Лопухина, не могли

примириться с мыслью, чтобы от Лопухина исходил документ, так

мало согласный с истиной и прямо и косвенно направленный к
326

сокрытию того, что в действительности имело место»28. После ре¬

волюции доклад не был найден, Лопухин нигде и никогда не ут¬

верждал, что он не является автором доклада. Мы убеждены, что

доклад составлен им, вполне вписывается в его прежнюю деятель¬

ность и соответствует его высказываниям того времени. Адвокат

Л.Айзенберг писал о том, что когда Лопухин был директором ДП,

он «ничего не сделал для облегчения положения евреев»29. Наобо¬

рот, он исправно выполнял все предписания В.Плеве, но даже

после убийства последнего он ничего не предпринял для ослабле¬

ния еврейского бесправия.
Айзенберг рассказывает о встрече с Лопухиным в 1907 году у

известного еврейского историка Ю.Гессена, когда Лопухин всячес¬

ки пытался сделать карьеру в прогрессивном лагере. Лопухин по¬

просил Айзенберга, профессионально занимавшегося оказанием

юридической помощи евреям дать еврейские дела из его архива, в

которых «...произвольное ограничительное толкование правитель¬

ством законов о евреях доведено до юридического и морального

абсурда»30. Айзенберг согласился их дать, но при этом просил Ло¬

пухина не сердиться на него, «если наиболее яркие из этих дел

окажутся относящимися ко времени состояния его директором

ДП, а может быть даже скреплены его подписью... Сильно покрас¬

нев, Лопухин виновато ответил: "Что же, слово из песни не выки¬

нешь"»31.
Сам Лопухин объяснял во время суда над ним, почему он со¬

гласился принять пост директора ДП: «Я принял эту должность

потому, что министр (Плеве) указывал на необходимость целого

ряда реформ, вытекающих, по его мнению, из недостатков суще¬

ствующей системы розыска политического, и которые, по его мне¬

нию, сводились к упразднению охранного отделения, реформе по¬

лиции и к передаче политических дел на рассмотрение суда»32. Но

он с грустью прибавляет: «Из реформы полицейской почти ничего

не вышло... мне оставалось только заниматься розыском»33. Как

мы знаем, он им весьма успешно занимался, но некоторые вещи

ему как аристократу были противны, например, общение с прово¬

каторами. Алданов писал, что в эмиграции Лопухин говорил ему,

что общаясь с секретными сотрудниками, он испытывал отвраще¬

ние, «среди них у него были "особенно прочные антипатии"» (эти

слова я от него слышал). И наиболее прочной был Азеф, самый

вид которого вызывал в нем отвращение»34.
Двоюродный брат Лопухина, хорошо его знавший и сильно не

любивший, В.Лопухин, директор департамента общих дел МИДа,

неоднократно отмечал в своих мемуарах такие черты характера

А.Лопухина, как легкомыслие, «свойственный ему мальчишеский

темперамент»35. Видимо, эти черты характера проявились, когда

Лопухин занял пост директора ДП при самом реакционном мини¬

стре внутренних дел России конца XIX — начала XX века В.Плеве

с надеждой, что он будет проводить прогрессивные реформы. Оп¬

ределенную роль в согласии Лопухина занять этот пост сыграли

материальные соображения. Он любил деньги, высокий жизнен¬

ный уровень русской элиты, а заложенная и перезаложенная ты¬
327

сяча десятин земли не могла ему обеспечить такой жизни. Его так

называемый либерализм в эти годы проявлялся только в том, что

он, будучи умным человеком и к тому же в силу своего служеб¬

ного положения обладая всей полнотой информации о положении

в стране, был уверен в том, что революция в России может про¬

изойти в самое ближайшее время и никакие репрессии не в со¬

стоянии ее остановить. Он не делал тайну из своего мнения. B.Jlo-

пухин рассказывал, как в 1902 году при обсуждении в Государст¬

венном совете проекта Витте о страховании рабочих Лопухин от¬

кровенно говорил о том, что революция не за горами: «Он напугал

старцев Государственнного совета до полусмерти»36.
Тяжелые времена для Лопухина наступили после смерти его

покровителя Плеве. Мы писали выше о том, что он был вынужден

уйти со своего поста после того, как Трепов, узнав об убийстве ве¬

ликого князя Сергея Александровича, ворвался к нему в кабинет,

«бросил ему в лицо "Убийца!"». Как мы уже говорили, поведение

Лопухина в деле охраны Сергея было более чем странно. Николай

любил своего дядю, близость укреплялась и тем, что они были же¬

наты на родных сестрах. Лопухину не простили плохой охраны

Сергея, а не мифического либерализма. А.Герасимов и многие

другие мемуаристы писали о том, что с Лопухиным поступили

очень несправедливо: «Он был единственным директором ДП, ко¬

торый после отставки не был назначен сенатором и за которым

даже не сохранили оклада»37. Но ему дали пост эстляндского гу¬

бернатора, что ни в коем случае нельзя было считать проявлением

опалы. Правда, на новом посту он пробыл недолго и в конце 1905

года был уволен в отставку. С.Витте, который не любил А.Лопу-

хина38, писал, что уволили его по несправедливому доносу коман¬

дующего войсками Эстляндской губернии, который сообщил вели¬

кому князю Николаю Николаевичу, что во время октябрьских вол¬

нений 1905 года «губернатор Лопухин как бы сдал власть, испу¬

гался»39. Великий князь довел эту информацию до царя, который

потребовал от министра внутренних дел Дурново увольнения Ло¬

пухина, что и было немедленно исполнено. С пенсией дело обсто¬

яло сложнее. Лопухин в показаниях на своем процессе протестует

против утверждения Герасимова, что он помогал революционерам

из обиды, поскольку ему не дали пенсию: «Мне пенсия не была

дана не потому, что министерство относилось ко мне плохо, мне

не в чем обвинять министерство, в данном случае мне пенсия не

была дана, потому что я сам об этом не просил»40. Директор Де¬

партамента общих дел Арбузов на суде подтвердил рассказ Лопу¬

хина: «Он пришел ко мне, как к директору Департамента общих

дел и подал прошение об отставке. Он просто просил об уходе, и

я спросил его, почему он не просит о пенсии. Он ответил, что у

него мало лет службы — около 20. Я сказал, что все-таки можно

просить, но он отказался»41. Хотя очевидно, что, если бы пенсия

была бы ему пожалована или если бы министр Дурново попросил

его подать прошение о пожаловании пенсии, гарантировав ее по¬

лучение, он бы с благодарностью ее принял, но этого не произо¬

шло.
328

После этих событий, оказавшись человеком со сломанной ка¬

рьерой, почти без состояния, только с небольшими сбережениями,

Лопухин, видимо, решил, что со старым консервативным лагерем

покончено и нужно делать карьеру прогрессиста. Первый его шаг

в этом направлении был очень решительный: в начале 1906 года

он пришел на прием к председателю Совета министров Витте и

рассказал о том, что в ДП есть особый отдел по выпуску погром¬

ной литературы, которая в массовом количестве отправляется в

провинцию. Отдел был организован еще при Трепове и подчинял¬

ся непосредственно Рачковскому, его возглавлял ротмистр М.Ко¬

миссаров42. В 1906 году он направил вновь назначенному предсе¬

дателю Совета министров Столыпину письмо, в котором обвинял

правительство в организации еврейских погромов, приведя ряд

убедительных фактов, известных ему, благодаря его прежней по¬

лицейской службе. Эти разоблачения Лопухина, а также близкая

дружба с братом жены князем С.Урусовым, произнесшим в первой

Думе прогремевшую на весь мир речь, в которой он разоблачил

погромы, сделали его имя известным. Естественно, Бурцева он не

мог не заинтересовать, и он писал в воспоминаниях: «Еще в самом

начале моей борьбы с провокацией я в Петербурге в 1906—1907 гг.

несколько раз виделся с А.Лопухиным... Он бывал у нас в редак¬

ции "Былого". Я и тогда не раз старался свести разговор с ним на

борьбу с провокацией, но я никогда не ставил ему этих вопросов

прямо. Лопухин, охотно разговаривавший со мной на разные

темы, видимо, уклонялся от рассказов о провокаторах»43. Показа¬

ния, данные на суде над Лопухиным князем С.Урусовым, допол¬

няют показания Бурцева. Отвечая на вопрос, где он познакомился

с Бурцевым, Урусов заявил: «У А.А.Лопухина, когда он приходил

просить для журнала "Былое" дать свои мемуары. Затем он меня

просил через А.Лопухина о том же. Вообще, он ходил около нас,

желая получить интересные сведения для своего журнала. Он про¬

сил меня, чтобы я уговорил А.Лопухина дать его мемуары»44.
Несмотря на уклончивое поведение А.Лопухина, В.Бурцев не

прекращал своих попыток. В начале 1908 года, находясь в Фин¬

ляндии, он послал к Лопухину свою помощницу С.Савинкову, ко¬

торая передала ему, что Бурцев должен вот-вот уехать за границу,

а перед отъездом хотел бы с ним поговорить. Лопухин повел себя

несколько странно: он приехал из Петербурга, но согласился ос¬

таться у Бурцева в Терриоках «всего на несколько минут, только

от поезда до поезда»4л объяснив, что у него больна жена, и ему

надо поскорее возвращаться в Петербург. Хотя времени не было,

Бурцев сразу перешел в наступление и «поставил вопрос о прово¬

каторах прямее, чем делал раньше»46. Но Лопухин уклонился от

ответа и только рассказывал о провокаторе Л.Бейтнере, дававшим

Рачковскому информацию о Бурцеве в Париже в 1890 гг. Но Бур¬

цев и сам об этом знал. Лопухин пообещал дать более подробные

сведения Бурцеву за границей и поспешил уехать. Особо в контак¬

тах с Бурцевым Лопухин заинтересован не был. Его в это время

интересовали поиски надежных источников заработка, возмож¬

ность сделать карьеру в партии конституционных демократов (ка¬
329

детов). Как мы уже писали выше, финансовое положение семьи

было сложное. Одному из своих приятелей, который в прошлом

служил в прокуратуре, а в 1906 году был нотариусом, Лопухин го¬

ворил, «что тех сбережений, которые у него имеются, хватит года

на два. Необходимо позаботиться о своей семье, и поэтому он

предполагает заняться адвокатурой»47.
Лопухин обратился к знакомым адвокатам: к своему соседу по

дому (Таврическая, 7), присяжному поверенному Е.Кальмановичу,

к известному адвокату Г.Слиозбергу — с просьбой помочь запи¬

саться в сословие московских или петербургских присяжных по¬

веренных. Но из этих хлопот ничего не вышло. Лопухина в адво¬

катское сословие не приняли «благодаря его службе в Департамен¬

те полиции»48. Каким все-таки независимым институтом было со¬

словие присяжных поверенных, если пост директора ДП служил

непреодолимой преградой для вступления в его ряды. И не помог¬

ло даже то, что бывший обладатель имел большие заслуги у либе¬

ральной общественности. Параллельно с попытками стать адвока¬

том Лопухин предпринимал усилия, чтобы войти в состав только

что образованной конституционно-демократической партии. Но и

в этом ему не повезло. Аргунову, когда он наводил справки о Ло¬

пухине, один из видных кадетов заявил, что Лопухин хотел всту¬

пить в партию, действуя через своего шурина, князя Урусова,

близкого к кадетам человека, но «ЦК отклонил предложение Ло¬

пухина, имея в виду его прошлое как сподвижника Плеве»49. На¬

верно, многие кадеты не могли чисто эмоционально перешагнуть

через воспоминание о Лопухине как о жестоком прокуроре, а

затем еще более жестоком директоре ДП, преследовавшем многих

из них. Лидер партии П.Милюков отзывался о нем в своих воспо¬

минаниях довольно язвительно: «Для расследования... приехал Ло¬

пухин... Либерализм Лопухина не помешал ему произвести рассле¬

дование по всем правилам искусства. Он привез с собой стеногра¬

фическую копию моих нижегородских лекций с подчеркнутыми

красным карандашом криминальными местами»50. В результате

расследования Лопухина Милюков за несколько лекций, прочи¬

танных в Нижнем Новгороде, был в административном порядке на

два года выслан в Рязань. Было еще одно обстоятельство, которое

настораживало руководство конституционно-демократической

партии. О нем рассказал Аргунову один из членов ЦК партии:

«...свое вступление в партию Лопухин сопровождал некоторыми

оговорками, из коих вытекало, что он желает вступить не как про¬

стой член, а как кандидат в ЦК. К. (член ЦК партии, с которым

беседовал Аргунов) полагал, что Лопухина влекла в партию пер¬

спектива выдвинуться вперед, а может быть, занять место в кадет¬

ском министерстве»51.
Итак, ни с партией, ни с вступлением в сословие присяжных

поверенных ничего не вышло. Лопухин должен был думать о дру¬

гих источниках заработка. Он стал юридическим консультантом

различных промышленных и торговых фирм. Барабанов говорил

на суде, что первое время дела у Лопухина шли плохо: «Сначала

он говорил, что трудно жить, я видел, что те дела, которые под¬
330

вертывались, были неприбыльными, были пуфы-дела, об образо¬

вании разных товариществ и т.д. Это не давало материального

обеспечения. Я помню, что однажды он сказал мне, что получил

гонорар за литературный труд»52. Но затем ситуация изменилась.

Барабанов продолжает: «...связи его в промышленном мире, по-

видимому, увеличились, и появились дела, которые давали доста¬

точный гонорар. Мне рассказывали, что в Москве он имел боль¬

шие дела»53. Он зарабатывал деньги как посредник, как юридичес¬

кий консультант, активно используя свое имя, репутацию либе¬

рального сановника в отставке, имеющего всюду большие связи.

Он на самом деле достиг определенной известности в банковско-

промышленных кругах России. Аристократические манеры, знание

нескольких иностранных языков, слава либерального сановника

помогали ему и за границей. Так, в Лондоне в декабре 1908 года,

помимо того, что он занимался окончательной выдачей Азефа ре¬

волюционерам, он вел серьезные переговоры с представителями

крупнейших английских банкирских домов о размещении на лон¬

донской бирже акций только что основанного в России Соединен¬

ного банка, одного из крупнейших банков страны. В Лондоне, по¬

мимо реализации акций Соединенного банка, он вел переговоры

с английскими финансистами о реализации на лондонском денеж¬

ном рынке концессионного капитала Южно-Сибирской железной

дороги.
Дела шли в гору, финансовое положение улучшилось, попытки

связаться с левыми общественными кругами он прекратил. Они

были Лопухину уже ни к чему. Но у Бурцева, как мы знаем, Ло¬

пухин стал единственной надеждой. Речь шла о голове — его или

Азефа.
Существует классическая версия того, что происходило при

свидании Бурцева с Лопухиным в поезде Кельн—Берлин и того,

каким путем Бурцеву удалось добиться у Лопухина его историчес¬

ких признаний о роли Азефа. В последнее время Ю.Фильштин-

ским54 и А.Гейфман55 была предложена другая гипотеза, которая

объясняет почему Лопухин был вынужден сделать признания,

имевшие для него столь тяжелые последствия. Мы вначале изло¬

жим версию, ставшую классической, затем — версию Ю.Фильш-

тинского и А.Гейфман, а затем разберем и ту и другую.
Лопухин обещал написать Бурцеву, когда он приедет за грани¬

цу. Он исполнил свое обещание, но как-то очень странно. «Лопу¬

хин за границу приехал только летом 1908 года и поселился в не¬

мецком курорте близ Кельна. Посланное им письмо пришло ко

мне чуть ли не через месяц благодаря тому, что парижская улица

Люнен, где я жил, — новая и была плохо известна на почте»56. Па¬

рижская почта в те годы работала абсолютно нормально, и неиз¬

вестных улиц в Париже для нее не было. Может быть, письмо

было специально так послано, чтобы оно не нашло адресата?

Узнал Бурцев о том, что Лопухин за границей, совсем не из пись¬

ма: «В начале сентября 1908 года неожиданно для себя через одно¬

го нашего общего знакомого Б. я узнал, что Лопухин через два дня

едет в Петербург через Кельн»57. В своих воспоминаниях, издан¬
331

ных в 1924 году, он не сообщает фамилию этого человека. Бурцев

назовет ее только в 1937 г. в книге, посвященной этому человеку

(А.Браудо, см. ниже) приведет новую версию с письмом Лопухина.

Историки уже отмечали, что Бурцев часто сообщал противоречи¬

вую информацию об одних и тех же событиях58, видимо, это было

связано с тем, что статьи и воспоминания писались в разные годы

по памяти и к старости у него перепутались в памяти многие даты

и события. «Его (Лопухина) письмо ко мне почему-то до меня не

дошло, и Лопухин должен был уезжать в Россию. В это время Бра-

удо был за границей у Лопухина. Знал ли он о моих обвинениях

против Азефа — я не знаю. Но он хорошо знал о моих разобла¬

чениях провокации, и прекрасно понимал важность моей встречи

с Лопухиным. По собственной инициативе он решил устроить

нашу встречу. Делал он это только потому, что считал это нужным

сделать в общих интересах, а не потому, что ему надо было или

это требовал от него Лопухин или я. В августе 1908 года в Париж

на мою квартиру эмигранта, которая несомненно находилась под

бдительным надзором русской полиции, неожиданно явился

А.Браудо. Он, конечно, понимал опасность этого визита ко мне

для него, находящегося на правительственной службе. Он меня ни

о чем не расспрашивал, и мы вообще говорили на общие темы.

Но он только как будто мимоходом сообщил мне адрес Лопухина

и указал точно день, когда он уезжает в Россию и когда у него

будет пересадка в Кельне на поезд, идущий в Берлин»59.
Несколько слов об Александре Исаевиче Браудо, впервые по¬

явившемся на страницах нашей книги. Личность очень интерес¬

ная. Один из редчайших евреев, находившихся на государственной

службе, руководитель отдела Rossica Публичной библиотеки в Пе¬

тербурге. Прекрасный знаток книги, ученый-библиофил, А.Браудо

был известным общественным деятелем, но никогда не входил ни

в какую партию, ни в русскую, ни в еврейскую; один из создате¬

лей еврейских кооперативов, активный деятель ОРТа и «Общества

распространения просвещения между евреями в России». Активно

сотрудничал в общероссийских организациях, Вольно-экономи¬

ческом обществе, Комитете о ссудо-сберегательных кассах, Коми¬

тете грамотности. У этого книжного червя была вообще большая

тяга к конкретным практическим делам. Эта черта проявилась и в

его политической деятельности. Тесно связанный с «Союзом ос¬

вобождения», Браудо, у которого по роду его деятельности и его

характера были знакомства в различных кругах, отправлял в редак¬

цию журнала «Освобождение» очень ценные и интересные сведе¬

ния о злоупотреблениях властей. После Кишиневского погрома

он, борец за равноправие евреев, отправляет большое количество

точной информации о всех антиеврейских замыслах правительст¬

ва, о погромах в созданные во многом благодаря ему специальные

информационные органы: «La correspondance russe» (Париж), «Rus¬

sisch Korrespondenz» (Берлин).
О Браудо можно было бы много написать, но он не герой

нашей книги, а эпизодический персонаж. Его помощь Бурцеву, а

затем Аргунову в поисках А.Лопухина вызывали и вызывают боль-
332

той интерес, поскольку имеют определенное отношение к масон¬

ству, проблеме русской истории, которая вызывает множество спе¬

куляций. Мы не будем подробно разбирать эту тему, скажем толь¬

ко, что в разоблачении Азефа масонство особой роли не сыграло.

То, что Браудо был масоном, облегчало ему контакты, давало ему

связи, возможности получения информации, помогало во многих

других делах, которыми он занимался. В отношении масонства Ло¬

пухина у нас нет никаких сведений, за исключением своеобразных

натяжек Г.Аронсона: «Как мог А.И.Браудо, сотрудник Публичной

библиотеки, еврейский общественный деятель, устроить эту встре¬

чу (встречу А.Лопухина с А.Аргуновым)? Только по масонской

линии. Как мог Лопухин выдать эсерам государственную тайну о

провокаторской роли Азефа? Конечно, только по масонской

линии. И хотя в упомянутых эпизодах масоны ни разу не называ¬

ются, совершенно очевидно, что Лопухин и Браудо были связаны

по линии масонства. Иначе даже понять нельзя этот эпизод, в ко¬

тором скромный общественник-еврей Браудо мог располагать не¬

посредственным контактом с главой политической полиции»60.

Для автора, масон — это ключевое слово, одно упоминание о ко¬

тором может дать ответ на все вопросы. В этом отрывке вообще

очень характерна для многих авторов чудовищная переоценка роли

масонов в исторических событиях, тогда как, например, с точки

зрения Герасимова, «масоны вообще не играют никакой роли»61.

«Скромный еврей Браудо» имел связи в самых различных кругах

русского общества, в том числе и среди великих князей, Лопухин в

1908 году, когда проходила его встреча с Аргуновым, уже почти три

года не был «главой политической полиции», а был юридическим

консультантом частных фирм, который в течение нескольких лет

пытался устроить свои дела, обращаясь за помощью к самым раз¬

личным лицам, среди которых евреев было очень много. Во время, о

котором идет речь, более высокопоставленным лицом, занимаю¬

щим ответственный пост на государственной службе, был А.Браудо.
Интересно, не через Браудо ли отправил Лопухин в левые из¬

дания свой знаменитый доклад о погромах? Браудо для этого был

самой подходящей фигурой. Как мог решиться Лопухин выдать

тайну Азефа и пойти на встречу с Аргуновым? Но ведь за два ме¬

сяца до этого он уже выдал Азефа Бурцеву, и его второе призна¬

ние логически вытекало из первого. Поиски таинственного масон¬

ства здесь ни при чем. Если оно и играло какую-то роль в русской

истории, то роль второстепенную. В масонских ложах, например,

А.Браудо мог лучше познакомиться с одним из русских масонов

князем Д.Урусовым, близким Лопухину человеком, и таким путем

Лопухин и Браудо могли лучше узнать друг друга, но вполне воз¬

можно, что в их отношениях масонство не играло никакой роли.

Так что роль масонства была косвенная, оно облегчало связи, от¬

ношения, люди из различных общественных кругов знакомились

друг с другом, но никакой самостоятельной политической роли

масоны не играли.
Любопытно, как путем натяжек Аронсон пытается доказать не¬

доказуемое то, что Лопухин был масоном. Он использует фрагмент
333

его показаний на суде, где тот заявил, что «по соображениям нрав¬

ственного свойства»62, отказывается назвать двух лиц, которых он

ознакомил со своим письмом к Столыпину с просьбой оградить

его от угроз ДП, и другой фрагмент его выступлений на суде —

объяснение, почему он разоблачил Азефа («поступил так в испол¬

нение долга каждого человека не покрывать молчанием гнусней¬

шие из преступлений»63). С точки зрения Аронсона, эти высказы¬

вания Лопухина являются свидетельством его масонства. Один из

крупнейших специалистов по истории этого периода А.Аврех

писал по поводу этих утверждений Аронсона: «...по Аронсону эле¬

ментарная человеческая порядочность, несовместимая с предатель¬

ством и выдачей, равно как и утверждение, что провокаторы типа

Азефа — опасное и гнусное явление, требующее однозначной ре¬

акции со стороны мало-мальски честного и понимающего челове¬

ка... все это доступно только масонам, а обычные смертные, не

масоны, до таких моральных высот подняться не способны»64.
Узнав день, когда у Лопухина будет пересадка в Кельне на пути

в Берлин, Бурцев приехал в Кельн. Лопухин был его последней и

единственной надеждой. В Кельне он стал осматривать все поезда,

на которых с прирейнских курортов мог приехать Лопухин.
О шестичасовом разговоре в купе поезда Кельн—Берлин мы

знаем в основном из воспоминаний Бурцева. Воспоминания Ло¬

пухина сгорели во время революции. Новый вариант он собирался

написать, но так и не написал, кроме одного небольшого отрывка,

посвященного его сложным взаимоотношениям с Витте и явивше¬

гося ответом на воспоминания последнего. Кое-какие сведения

имеются в показаниях Лопухина во время следствия и суда над

ним. Алданов, расспрашивавший участников этой беседы, писал:

«Печатный рассказ Бурцева далеко не во всем совпадает с показа¬

ниями, которые Лопухин дал следствию... Не во всем совпадает и

рассказ, слышанный мною, от обоих участников разговора. Но

общая картина ясна»65.
Разговор проходил в купе, говоря теперешним языком, поезда

дальнего следования. А.Лопухин и В.Бурцев были не единственны¬

ми пассажирами в купе. Постоянным свидетелем их разговора

была жена Лопухина, урожденная княжна Урусова, которая по не¬

которым сведениям повлияла на своего мужа, чтобы он сделал эти

признания. Видимо, были и другие пассажиры, входившие и вы¬

ходившие из купе во время остановок. Бурцев, войдя в купе Ло¬

пухина, сделал вид, что это случайная встреча, не слишком, впро¬

чем, настаивая, так как версия такой случайной встречи была бы

слишком неправдоподобной. Вообще обстановка купе поезда была

очень удобна для Бурцева: Лопухин в продолжении шести часов,

в течение которых дпился этот разговор, оказался как бы в неко¬

тором заточении. Бурцев это рассчитал и использовал. Он прямо

пишет об этом: «...если бы Лопухин, поняв, что я свою простую

вначале, обывательскую беседу свожу к щекотливому вопросу об

Азефе, захотел бы под тем или иным предлогом прервать разговор

со мной, я бы его не отпустил ни в коем случае, не добившись

вольного или невольного признания насчет Азефа»66.
334

Нужно отметить, что во время этой шестичасовой беседы, Бур¬

цев проявил талант хорошего следователя, и, хотя говорил почти

все время он, а Лопухин большей частью молчал, Бурцев заставил

Лопухина сказать даже больше того, на что он рассчитывал. Начал

Бурцев издалека: «Я познакомил его с характеристикой личности

всех тех эмигрантов, которые играли главную роль в азефовской

истории и привел имена, на которые мне в продолжении нашего

дальнейшего разговора пришлось ссылаться. Мы вели, по всей ви¬

димости, обыкновенный литературно-политический разговор,

вроде тех, которые в Петербурге, например, ведутся ежедневно

между литераторами, каким был я, и общественными деятелями,

каким был Лопухин»67. Поговорив с Лопухиным на общие рево¬

люционно-эсеровские темы, Бурцев перешел к сути дела и заявил

Лопухину, что все провалы, которые были в последнее время в

партии социалистов-революцинеров объясняются только тем, что

во главе ее стоит провокатор. Бурцев почувствовал, что, хотя Ло¬

пухин ничего не ответил, он внутренне насторожился.
«— Позвольте мне, Алексей Александрович, — обратился я к

Лопухину, рассказать вам все, что я знаю об этом агенте-провока-

торе, о его деятельности как среди революционеров, так и среди

охранников. Я приведу все доказательства его двойной роли. Я на¬

зову его охранные клички, его клички в революционной среде и

его настоящую фамилию. Я о нем знаю все. Я долго и упорно ра¬

ботал над его разоблачением и могу с уверенностью сказать: я с

ним уже покончил. Он окончательно разоблачен мною! Мне оста¬

ется только сломить упорство его товарищей, но это дело корот¬

кого времени. — Пожалуйста, Владимир Львович! Я вас внима¬

тельно слушаю, — ответил мне Лопухин»68.
Рассказ Бурцева длился четыре часа. Он рассказал Лопухину

все, что он узнал к этому времени о провокаторе во главе БО, и
о	том, каким путем он шел к его разоблачению: «Я привел ему все

доказательства моих обвинений, рассказал о своих спорах с защит¬

никами Азефа, познакомил со своими аргументами, точно и во

всех деталях с хронологическими данными восстановил деятель¬

ность Азефа как охранника, назвал его департаментские псевдони¬

мы, указал квартиры, где он имел свидания»69. Лопухин слушал

рассказ Бурцева со все возрастающим интересом, Его поражала

точность сообщения Бурцева во всем, что касалось полицейской

службы Азефа, кого и когда он выдал, «...но больше всего пора¬

зило его то, что Бурцев будто бы знал не только условные клички

Азефа, которыми он именовался при своих сношениях с розыск¬

ными учреждениями, называясь Раскиным, Виноградовым и иног¬

да Филипповским, но то, что тайные свидания с чинами полити¬

ческой полиции происходили на Преображенской улице в Петер¬

бурге в квартире Румянцевой»70.
Абсолютная точность сообщений Бурцева о деятельности

Азефа в качестве агента полиции убеждала Лопухина, что вторая

часть рассказа Бурцева, где он сообщал о деятельности в качестве

одного из руководителей эсеровских боевиков, так же правдива.

Совершенно сбитый с толку, пораженный А.Лопухин узнал, что
335

его собственный агент, ничего, кроме презрения, у него не вызы¬

вавший, был убийцей его друга и покровителя Плеве. «Я видел,

что он был потрясен совершенно неожиданным для него расска¬

зом об Азефе как о главном организаторе убийства Плеве. С край¬

ним изумлением, как о чем-то совершенно недопустимом, он

спросил меня: — И вы уверены, что этот агент знал о приготов¬

лении к убийству Плеве?»71
Страшные разоблачения Бурцева продолжали, как удары, сы¬

паться на бедного Лопухина. «Далее я сообщил Лопухину об учас¬

тии того же агента в деле убийства великого князя Сергея. Затем,

оговорившись, что не имею права так же подробно, как об этих

делах, рассказывать ему еще об одном деле, я... сообщил ему, что

еще совсем недавно, всего лишь несколько месяцев тому назад

агент, о котором я говорил, лично организовал покушение на Ни¬

колая II, которое, если и не удалось, то только помимо его

воли»72. Мы уже неоднократно писали, что убийство Сергея Алек¬

сандровича окончательно уничтожило карьеру Лопухина, и всем

этим он был обязан своему собственному агенту, который послал

боевиков убить императора. У Лопухина было более чем достаточ¬

но причин для того, чтобы прийти в состояние крайнего волне¬

ния. Чтобы Лопухин ему поверил, Бурцев в начале разговора ука¬

зал ему свой источник информации о БО вообще и об Азефе в

частности — Б.Савинкова, «личность и роль которого были хоро¬

шо известны Лопухину»73. Для того, чтобы заставить Лопухина по¬

верить своим словам, Бурцев привел совершенно убийственный

довод: «...никакие доказательства предательства Азефа не действо¬

вали на ЦК партии социалистов-революционеров, у которого было

одно возражение, что не может быть предателем человек, не толь¬

ко задумывающий убийства, но и непосредственно выполнявший

такие акты, как убийство великого князя и Плеве»74.
Во время всего рассказа о деятельности Азефа Бурцев букваль¬

но вдалбливал Лопухину одно и то же: «Если позволите, я вам на¬

зову настоящую фамилию этого агента. Вы скажете только одно:

да или нет»75. Энное количество раз Лопухин выслушивал это и

молчал, но в конце концов он сказал фразу, сломавшую всю его

дальнейшую жизнь: «Никакого Раскина я не знаю, а инженера

Евно Азефа я видел несколько раз!»76. Что же все-таки заставило

Лопухина выдать представителю революционного лагеря прави¬

тельственного агента? Бурцев, противореча себе в каждом слове,

утверждал в воспоминаниях: «Впечатления от разговора между

Кельном и Берлином глубоко волновали меня. Но сам Лопухин не

придавал, видимо, особого значения тому, что он мне сказал. Да

и какое особенное значение мог он придавать этому разговору? Ну

мог ли он считать, что раскрывает какую-то правительственную

тайну, что срывает маску с неведомого революционерам провока¬

тора, когда прежде, чем он произнес имя Азефа, он выслушал по¬

дробнейший рассказ о его деятельности, рассказ, к которому труд¬

но было бы что-либо добавить»77. А за несколько строк до этого

он писал о впечатлении, произведенном на него признанием Ло¬

пухина: «Конечно, для меня менее чем для кого-либо, эта фами¬
336

лия была новостью. Но то, что я ее услышал из уст Лопухина,

меня поразило, как громовой удар»78. М.Алданов считал: «...что

решающее значение для Лопухина имели слова Бурцева о цареу¬

бийстве, которое подготовил "Раскин", об ответственности за ту

кровь, которая еще будет им пролита в будущем»79. Б.Николаев¬

ский полагал, что Лопухин, будучи уверенным, что сам Азеф ни¬

когда бы не решился на столь смертельно опасную игру, думал,

будто за Азефом стоит П.Рачковский и своим разоблачением он

наносит Рачковскому страшный удар80.
Вероятно, на Лопухина повлияло несколько факторов: сказа¬

лось раздражение обманутого человека, которого обвел вокруг

пальца столь им презираемый Азеф, и страх перед новыми терак¬

тами. Большую роль сыграли те черты характера Лопухина, на ко¬

торые указывал его двоюродный брат: легкомыслие, мальчишес¬

кий темперамент. Интересно, что примерно так же объяснял это

признание защитник Лопухина А.Пассовер: «У него сорвалось это

признание. Он, конечно, не должен был сделать этого признания...

Бывают такие психологические моменты, когда у вас при таком

совпадении срывается слово и высказывается то, что не должно

быть высказано и о чем должно сожалеть»81. Такое впечатление,

что Пассовер говорит о невинной светской сплетне, а не о при¬

знании, имевшем колоссальные исторические последствия. Надо,

конечно, отдать должное «следователю» В.Бурцеву, который совер¬

шенно оглушил Лопухина страшными для него фактами, поста¬

рался уверить его, что он абсолютно разочарован в революции и

«признает бессмысленным и террор, и вооруженное восстание, и

цареубийство, что эти способы политической борьбы потерпели

достаточное крушение, а вся партия социалистов-революционеров

способна только на совершение бесцельных убийств да на то,

чтобы посылать людей на смертную казнь, что он считает своим

долгом человека и политического деятеля, разоблачить эту партию

и изобличением Азефа нанести ей смертельный удар, после чего

она распадется и прекратит свое существование»82. Ну как Лопу¬

хину было не помочь Бурцеву в таком святом деле? Естественно,

Бурцев обещал Лопухину не сообщать о его признании эсерам и

заявил, что оно ему нужно только «...для его, Бурцева, нравствен¬

ного убеждения в своей правоте»83. Бывший директор ДП в роли

допрашиваемого свидетеля оказался более чем прост и наивен!
С различными комментариями и объяснениями, но придержи¬

ваясь приведенных выше фактов, писали о признании Лопухина

Бурцеву мемуаристы и историки, оно исследовалось и в материа¬

лах процесса А.Лопухина. В изданной в 1985 году книге А.Гераси-

мова «На лезвии с террористами» в примечаниях, составленных

Ю.Фильштинским, дается совершенно другая версия этих собы¬

тий: «Двоюродный брат его (А.А.Лопухина) Алексей Сергеевич Ло¬

пухин (умер в 1966 году) оставил записки, где ссылается на рас¬

сказ А.А.Лопухина после революции в Москве о том, как и почему

он выдал Азефа. Находясь в Париже, получив известие из Лондо¬

на, что его дочь похищена (при выходе из театра оттеснена в толпе

от гувернантки и исчезла), А.А.Лопухин поспешил в Лондон, в его
337

поездное купе вошел Бурцев и предложил в обмен на освобожде¬

ние дочери назвать имя полицейского агента в верхах эсеровской

партии. Лопухин назвал Азефа, и на следующий день освобожден¬

ная дочь его вернулась к нему в лондонскую гостиницу. Видимо,

изложить эту причину в общественной обстановке предреволюци¬

онной России было для Лопухина невозможно»84.
В одном из многочисленных в последнее время изданиях книги

Б.Николаевского «История одного предателя» опубликована в ка¬

честве приложения статья А.Гейфман «Три легенды вокруг дела

Азефа», в которой автор пыталась представить Азефа как агента

полиции, исправно сообщавшего своему начальству правдивую

информацию о планах эсеров и не замешанного ни в одном те¬

ракте. Мы ниже разберем эту абсолютно неубедительную гипотезу,

остановимся на трактовке автором беседы Лопухина с Бурцевым.

Автор дословно повторяет версию Ю.Филыитинского и ссылается

на его комментарии к книге Герасимова как на исторический ис¬

точник. А.Гейфман дополняет его более чем короткий рассказ, со¬

общая о загадочном похищении 24 октября 1907 года 18-летней

дочери Лопухина Варвары в Лондоне и ее освобождении после

приезда А.Лопухина в Лондон. Автор считает, что встреча в поезде

Бурцева с Лопухиным произошла в конце октября 1907 года и

тогда Бурцев впервые узнал, что Азеф — полицейский провокатор.

По утверждению А.Гейфман, Бурцеву помогали «какие-то незави¬

симые революционеры, например, ярые сторонники террора из

окружения Бурцева или некоторые малоизвестные эсеры, возмож¬

но, члены "парижской группы социалистов-революционеров"»85.

Таковы основные положения гипотезы А.Гейфман.
Загадочное и трудно объяснимое похищение 24 октября 1907

года Варвары Лопухиной в Лондоне — действительно бесспорный

исторический факт. О нем в то время много писали английские

газеты, о нем есть документы в ГАРФе, некоторые из них были

опубликованы в 1984 году Ю.Давыдовым86, еще до первой публи¬

кации гипотезы Ю.Филыитинского и А.Гейфман. На похищение

Варвары Лопухиной ДП отреагировал очень быстро. 27 октября

(похищение было 24-го) директор ДП М.Трусевич отправил теле¬

грамму в Лондон: «Лондон. Главе полиции сэру Генри. 24 октября

при выходе из театра исчезла дочь действительного статского со¬

ветника Варвара Лопухина 18 лет, которая после этого отправила

своей гувернантке письмо с просьбой найти ее, не указав адреса.

Ввиду живого интереса министерства внутренних дел к этому делу

прошу Вас оказать содействие спасению мадмуазель Лопухиной и

сообщить мне телеграммой сведения об этом деле»87.
Русские полицейские власти заволновались. В тот же день за

подписью М.Трусевича была послана телеграмма в Париж заведу¬

ющему заграничной агентурой А.Гартингу. В архиве сохранился

несколько странный и бессвязный текст телеграммы: «Гартингу.

(О депеше мистеру Генри). Телеграфировав мистеру Генри. Прошу

принять свои меры к розыску и выяснению дела.
Трусевич»88.
338

Этот странный текст ждала еще более странная судьба. 28 ок¬

тября была получена телеграмма из Парижа от Гартинга: «Теле¬

грамма о Варваре Лопухиной не окончена, обрывается словом

мистеру Генри. Прошу указаний, что должен предпринять»89.

Внизу приписка: «Повторение сделано 16.10 (29 по старому

стилю)»90. Ю.Давыдов писал, что ответ из Скотланд-ярда он не

нашел в архиве91. Нам повезло больше. 14 (27) октября глава Лон¬

донской полиции сразу же по получении телеграммы из Петербур¬

га ответил Трусевичу: «Варвара Лопухина еще не найдена. Ведем

активные полицейские поиски.
Глава полиции Лондона»92

(перевод с французского автора)
Полицейские власти волновала странная история с телеграм¬

мой Гартингу. Трусевич приказал одному из чиновников разо¬

браться с происшедшим. 29 декабря он сообщил начальнику о ре¬

зультатах расследования: «Телеграмма на имя Крафта в Париж от
14	октября с.г. за номером 2175 была зашифрована в особом от¬

деле чиновником Подкадининым вполне правильно, что установ¬

лено посредством дешифрования вышеупомянутой депеши. При

дальнейшем выяснении обстоятельств, указанных в телеграмме

коллежского советника Гартинга от 15 октября с.г., оказалось, что

телеграфным ведомствам не был целиком передан шифр, поме¬

щенный на второй стороне телеграфного бланка. Докладывая о

вышеизложенном, имею честь добавить, что подобный случай яв¬

ляется уже не первым.
Курочкин»93.
Последний документ в этой загадочной истории — записка чи¬

новника особых поручений М.Трусевичу от 24 октября (6 ноября)

1907 года: «Имею честь донести Вашему Превосходительству, что

на основании известий иностранных газет о таинственном исчез¬

новении Варвары Лопухиной — все вырезки представлены мною

А.Бельгарду по его распоряжению — у меня составилось представ¬

ление, будто отцу ее, А.Лопухину было желательно скрыть обсто¬

ятельства, при которых состоялось это таинственное исчезновение.

С одной стороны, если признавать, что здесь произошло приклю¬

чение на романтической почве, такое отношение отца к доброму

имени дочери вполне понятно. Однако на странные мысли наво¬

дит тот факт, что Лопухин, по словам английских газет, отказал

от места гувернантке детей мисс Руссель за огласку, преданную

исчезновению его дочери вследствие обращения гувернантки в

лондонский Скотланд-ярд. В виду того, что мисс Руссель, по сло¬

вам А.Бельгарда, уже много лет как служит у Лопухина, является

странным такое наказание преданного семейству человека, осо¬

бенно если принять во внимание, что Варвара Лопухина могла бы

действительно быть похищенной, и обращение в Скотланд-ярд

явилось бы в таком случае самым естественным. Является предпо¬

ложение, что путешествие за границу без отца и матери двух сес¬

тер Лопухиных и гувернантки могло быть предпринято с целью

отвести глаза русской агентуре за границей. С той же целью про¬
339

изошла и пропажа из виду при возвращении из театра: все же

вместе могло быть подстроено для передачи русским революцио¬

нерам каких-нибудь документов или рукописи А.А.Лопухина.

Вполне возможно, что мать Варвары Лопухиной могла не быть по¬

священной в это дело. Таковы мысли, навеянные чтением всех га¬

зетных извлечений по этому делу, понятно, фактических данных

для такого утверждения не имеется»94.
Попытаемся разобраться как в гипотезе Ю.Филыитинского,

А.Гейфман, так и в истории с похищением Варвары Лопухиной.

Самое слабое место в гипотезе Гейфман—Фильштинского — от¬

сутствие источников. Где находятся записки двоюродного брата

А.А.Лопухина Алексея Сергеевича Лопухина, умершего в 1966 году

в СССР? Никакой ссылки на источники у Ю.Фелыитинского нет.

Мы не знаем, где искать записки, надо полагать, что в России,

если автор умер в СССР. Фельштинский может заявить, что в раз¬

деле «Краткие сведения об упоминаемых лицах»95 можно не давать

ссылки на источники, но почему А.Гейфман в своей статье96, где

содержатся многочисленные ссылки на разнообразные источники,

при рассказе о похищении дочери Лопухина и шантаже со сторо¬

ны Бурцева ссылается на «Краткие сведения об упоминаемых

лицах» Ю.Фильштинского? Где все-таки находятся мемуары

А.С.Лопухина? Видел ли их вообще кто-нибудь? Откуда у

Ю.Фильштинского сведения о них? Как можно строить гипотезу,

не имея фактически никаких источников? Интуиция — прекрас¬

ная вещь, но она должна на чем-то основываться. Но даже если

сделать очень большую натяжку и предположить, что где-то на

чердаке в Московском доме лежат мемуары А.С.Лопухина, в ко¬

торых он сообщает об этом факте, то насколько мы можем верить

этому сообщению?
Учитывая позицию как эсеровского руководства, так и боеви¬

ков, которые до самого конца не верили в вину Азефа, они не

могли стоять за похищением Варвары Лопухиной. Остается Бурцев

и его сторонники. А.Гейфман приводит довольно интересные све¬

дения об одном из забытых памфлетов Бурцева, где он рекомендо¬

вал для достижения революционной цели использовать похище¬

ния97. Как факт литературной биографии, показывающий, к чему

призывали даже такие революционеры как Бурцев, отличавшийся

высокими морально-нравственными качествами, это интересно.

Но для любого человека, интересующегося историей русской рево¬

люции и немного знакомого с биографией Бурцева, невозможно

представить себе последнего в качестве организатора подобного

акта. Если все же это представить, то кто ему мог помочь в этом

деле? Никаких «ярых сторонников террора из окружения Бурце¬

ва»98 мы не знаем. Информация полиции о том, что «Бурцев и не¬

сколько его последователей объединились в "конспиративную на¬

родовольческую группу", чтобы организовать "грандиозный те¬

ракт"»99 — плод больного полицейского воображения. Остаются толь¬

ко члены парижской группы социалистов-революционеров Ю.Де-

левского. Сам В.Бурцев пишет, что он познакомился с членами

этой группы после своего приезда в Париж в начале 1908 года100, а
340

исчезновение Варвары Лопухиной произошло в октябре 1907. Из¬

вестно, что после ареста Бакая 31 марта 1907 года Бурцев бежал из

России и весной 1907 был во Франции, Швейцарии и Италии и

после этого поселился в Финляндии. О его поездке во Францию в

октябре 1907 года для встречи с Лопухиным мы ничего не знаем.
Таким образом, Бурцев не мог этого сделать физически: он в

это время не был во Франции, кроме того в его окружении отсут¬

ствовали люди, способные на такой совершенно исключительный

в истории революционного движения России поступок, как похи¬

щение дочери для получения каких-то сведений у ее отца; он не

мог этого сделать и психологически: личные качества самого Бур¬

цева отвергают саму мысль о таком поступке поэтому вся история

с похищением дочери Лопухина и последующим шантажом со сто¬

роны Бурцева выглядит маловероятной. Посмотрим теперь на эти

загадочные события под несколько иным углом зрения. Для того,

чтобы получить секретную информацию у Лопухина, была ли во¬

обще необходимость прибегать к таким диким мерам, как похище¬

ние дочери? Как мы знаем, А.Лопухин начал разоблачать грязные

тайны ДП и без всякого давления со стороны революционеров,

опубликовав в 1906 году письмо Столыпину, обвинившее полицию

в организации еврейских погромов. Именно поэтому к нему все

время приставал Бурцев, полагая, что его ненависть к руководству

страны так сильна, что у него можно получить информацию. Как

видно из приведенных выше документов, чиновнику особых пору¬

чений ДП сразу пришла в голову мысль, что Лопухин сам органи¬

зовал фиктивное похищение дочери «для передачи русским рево¬

люционерам каких-нибудь документов». Такая к этому времени у

Лопухина была репутация как в полицейских, так и в революци¬

онных кругах. Но даже чиновнику ДП в голову не могла прийти

мысль, что революционеры могли похитить дочь Лопухина. Таких

случаев в русском революционном движении тогда не было. Но

Фильштинский и Гейфман готовы приписать ненавистным им ре¬

волюционерам любое преступление. При этом все же нужно при¬

знать, что похищение дочери Лопухина — случай действительно

загадочный. В приведенных нами документах говорится, что Ло¬

пухин, по сообщениям английских газет, уволил гувернантку своих

детей мисс Руссель за обращение в Скотланд-ярд, но газетные со¬

общения оказались ложными. Во время суда над Лопухиным 28—
29	апреля 1909 года мисс Руссель продолжала оставаться гувер¬

нанткой детей Лопухина. Вообще, гипотеза чиновника полиции

несколько фантастична. Зачем, передавая документы революцио¬

нерам, имитировать похищение собственной дочери, боясь при

этом огласки? Совершенно ясно, что это похищение будет способ¬

ствовать огласке, которая поможет отцу выглядеть невинной жер¬

твой в глазах революционеров? Может быть, все-таки это роман¬

тическая история?
Ю.Фильштинский и А.Гейфман не могут дать никакого вразу¬

мительного ответа на совершенно естественный и простой вопрос,

почему А.Лопухин никому и никогда, кроме как в ничем не под¬

твержденной, неизвестно бывшей ли когда-нибудь беседе с двою¬
341

родным братом, не рассказал о том, что он и его близкие стали

жертвой похищения и шантажа? Фильштинский, как мы уже ука¬

зывали, объяснял это следующим образом: «Видимо, изложить эту

причину в общественной обстановке предреволюционной России

было для Лопухина невозможно». Гейфман пишет только, что это

одна из загадок, которые останутся неразрешенными. Она так объ¬

ясняет поведение Лопухина: «...утверждая, что он выполнял свой

моральнопатриотический долг, раскрывая самые мерзкие преступ¬

ления Азефа, Лопухин выставлял себя перед обществом самоот¬

верженным героем. Признание того факта, что он начал сотруд¬

ничать с революционерами под их принуждением, означало бы

признание в совершенном преступлении»101. Она даже утверждает,

что Лопухин, встречаясь с Аргуновым в ноябре 1908 г., а затем в

Лондоне с Аргуновым, Савинковым и Черновым, подвергался

шантажу с их стороны102. Да скажи Лопухин во время своей встре¬

чи с Аргуновым, что он назвал фамилию Азефа в ответ на похи¬

щение дочери, он подписал бы Бурцеву смертный приговор! Его

бы как жертву шантажа оставили бы в покое. Им были бы доволь¬

ны обе стороны — и революционеры, и правительство. В общест¬

венной обстановке России 1908—1909 гг. резко осудили бы похи¬

щение дочери даже с целью получения информации о тайном со¬

труднике полиции. Достаточно было Лопухину сказать об этом

своему защитнику на суде А.Пассоверу, одному из лучших адво¬

катов страны, человеку достаточно консервативных взглядов, в

резкой издевательской форме говорившему на процессе о партии

социалистов-революционеров103, как тот добился бы для своего

подзащитного оправдательного приговора. Почему Лопухин мол¬

чал об этом в эм и фации до самой своей смерти в 1927 году? Ведь

там общественная обстановка была активно антиреволюционной.

На эти вопросы нет ответов. Вообще, многое в поведении Лопу¬

хина говорит о том, что он сам хотел разоблачить Азефа, так что

ни о каком шантаже говорить не приходится. В.Чернов и Б.Савин¬

ков не спешили в начале декабря 1908 года в Лондон на встречу

с Лопухиным, видимо, не в силах преодолеть своего ужаса перед

тем, что им придется услышать. А.Аргунов описывал, как нервни¬

чал Лопухин в ожидании их приезда, как переживал, что они все

не едут104. Он, кажется, должен был понимать, чем ему может гро¬

зить окончательное разоблачение Азефа перед официальными

представителями ЦК социалистов-революционеров. А он все

равно просто жаждал с ними увидеться, так что версию о шантаже

и похищении дочери Лопухина Бурцевым следует признать совер¬

шенно невероятной. Но загадочного и трудно объяснимого в по¬

ведении Лопухина все же остается очень много. Мы уже неодно¬

кратно говорили выше о совершенно непостижимом поведении

директора ДП Лопухина, не принявшего необходимых мер к ох¬

ране великого князя Сергея. Его двоюродный брат В.Лопухин, на

воспоминания которого мы уже ссылались, писал по поводу убий¬

ства В.Плеве: «Остается невыясненным, сознательно ли Лопухин

вел дело к тому, чтобы освободить кресло министра внутренних

дел или просто не сумел солидно организовать охрану»105. В ре¬
342

цензии С.Тюткжина на книгу Б.Николаевского, приводится еще

более фантастическое утверждение: «По мнению Ю.Фильштинско¬

го после беседы со вдовой Лопухина Николаевский понял, что вел

двойную игру не Азеф, а сам Лопухин, который чуть ли не в сго¬

воре с Витте не давал хода информации своего верного агента и

фактически предал своего патрона — министра внутренних дел

Плеве»106. Но это утверждение уже из области научно-популярной

фантастики, жанра очень распространенного в России с легкой

руки Л.Гумилева. Как раз для защиты Плеве Лопухин делал все,

что было в его силах, но Азеф на сто процентов переиграл охранку

и убил Плеве. О сотрудничестве Витте и Лопухина, которые друг

друга терпеть не могли, в деле Плеве просто смешно говорить. Это

предположение основывается на «Отрывках из воспоминаний»

А.Лопухина, где он рассказывает, как Витте ему предложил убить

Николая (мы писали об этом выше).
Загадочным является и поведение Лопухина при разоблачении

Азефа. Вначале он был явно сломлен и не устоял перед бурным

напором Бурцева, а затем чуть ли не искал контакты с эсерами.
А.Гейфман считает одним из доказательств того, что дочь Лопухи¬

на была похищена террористами и он из-за страха за ее судьбу

стал с ними сотрудничать, тот факт, что, по косвенным данным,

жена Е.Лопухина способствовала тому, чтобы он помог Бурцеву.

Она ссылается на письмо Бурцева Лопухину от 7 января 1909 года:

«Трудно поверить в то, что она желала разоблачить якобы имев¬

шую место преступную деятельность российского правительства

даже ценой ареста своего мужа, более правдоподобно то, что она

после похищения дочери настаивала на том, чтобы Лопухин ис¬

полнил желание революционеров»107. В письме Бурцева имеется

следующая фраза: «Позвольте мне Вам крепко пожать руку, креп¬

ко-крепко поблагодарить Вас от всего сердца. Все это передайте от

меня и Вашей супруге»108. Но в этой фразе можно увидеть и кос¬

венное признание определенной роли Е.Лопухиной в поведении

мужа, и просто обычную вежливость, которая была свойственна

даже таким нигилистам, как Бурцев. Времена все-таки были дру¬

гие, начало XX века, а не его конец. Бурцев ни в своих воспоми¬

наниях, ни в своих многочисленных статьях и интервью ничего не

говорит ни о присутствии жены Лопухина при этом разговоре, ни
о	ее участии в нем. Во время суда над Лопухиным, жена была до¬

прошена во время следствия и вызвана на суд в качестве свиде¬

тельницы, но А.Лопухин обратился в суд с ходатайством: «Жена

моя была допрошена без согласия с моей стороны. Я узнал об

этом после, когда уже состоялся допрос. Известно, что показания

ее совпадают с моими. Следовательно, умолчание с ее стороны счи¬

тается для меня обстоятельством скорее не благоприятным. Тем не

менее я просил бы жену допросу не подвергать... Первоприсутст¬

вующий (к Лопухиной): Вы, как супруга, можете воспользоваться

законом предоставленным вам правом отказаться от свидетельст-

вования, если вы не желаете его давать, независимо от того, же¬

лает ли ваш супруг выслушать ваше показание или не желает. Это

вас нисколько не стесняет. Тут важно одно — угодно ли вам дать
343

показаниями нет. Е.Д.Лопухина: Нет, я не хочу давать. Могу ли

я остаться в зале заседания? Первоприсутсвующий: Вы, как суп¬

руга, имеете право остаться, даже если бы двери были закрыты»109.
Мы не знаем, что Е.Лопухина говорила на следствии. О ее

роли в этом разговоре писала в своих воспоминаниях В.Фигнер:

«В купе, в котором они ехали, находилась жена Лопухина... слы¬

шавшая весь разговор и видевшая колебания мужа. Наконец, об-

ратясь к нему, она сказала: "Да скажи же!" И это "скажи же" пре¬

кратило нерешительность Лопухина. Он подтвердил, что Азеф —

провокатор, и состоит на жаловании Департамента полиции»110.

Ни А.Лопухин, ни Е.Азеф, ни А.Герасимов ничего не писали о

присутствии ЕЛопухиной при разговоре Азефа с Лопухиным 11

ноября 1908 года на квартире у Лопухина, когда Азеф умолял его

не подтверждать эсерам того, что он агент полиции. Книгу «Тер¬

рористы и охранка» авторы Ж.Лонге и Г.Зильбер писали по горя¬

чим следам событий, они беседовали со многими людьми, близко

знавшими все обстоятельства дела. Авторы книги утверждают что

во время разговора Азефа с Лопухиным «...жена Лопухина, слы¬

шавшая весь этот разговор из смежной комнаты, вошла в кабинет

и, приблизившись к провокатору, бросила ему в лицо презритель¬

ную фразу: "Если мой муж откажется открыть, кто вы такой, то я

сама все скажу"»111. И наконец, очень хорошо осведомленный

Гартинг сообщал из Парижа: «Говорят, что Лопухин, испугавшись

после визита к нему генерала Герасимова, не хотел продолжать

свои разоблачения, но его жена заставила его продолжать их, ска¬

зав, что если он прекратит таковые, то она со своими дочерьми

пойдет к социалистам-революционерам и сама расскажет все то,

что ей известно»112.
Трудно сказать, насколько все свидетельства достоверны. Ясно

одно: при разговоре Бурцева с Лопухиным Е.Лопухина несомнен¬

но присутствовала. Не стояла же она 6 часов в коридоре поезда.

Беседы с Герасимовым и Азефом проходили у Лопухина дома, в

его кабинете, и жена вряд ли при них присутствовала, но она на¬

верняка обращала внимание на тех, кто приходил к ним в дом, и

видела то нервное состояние, в которое эти незванные гости при¬

водили ее мужа. Видимо, он ей рассказывал, в чем дело, и она оп¬

ределенным образом реагировала на его рассказы. Можно себе

представить ее состояние, когда она в течение многих часов слу¬

шает рассказ Бурцева, и перед ней открывается чудовищная кар¬

тина провокации и террора, и она узнает, чем вынужден был за¬

ниматься ее муж. Можно не сомневаться, что она не была в курсе

его ежедневной практической деятельности, когда он был дирек¬

тором ДП. Урожденная княжна Урусова, выросшая в либеральной

семье, она, видимо, в первый раз в жизни услышала во всех по¬

дробностях о чудовищном переплетении полиции, провокации и

террора, и прекратить весь этот ужас мог только один человек, ко¬

торого просили сказать одну фразу. И этим человеком был ее муж.

Поэтому вполне можно представить, что у нее вырвался в поезде

этот буквально крик души «Да скажи же!», который уничтожил

последние колебания Лопухина. Нам кажется, что наше предполо¬
344

жение куда более вероятно, чем гипотеза А.Гейфман, что она как-

то воздействовала на своего мужа из-за страха за свою дочь. Что

касается ареста мужа, то она тогда об этом и не думала. В нервной

обстановке разговора с Бурцевым ей эта мысль просто не прихо¬

дила в голову. Да видимо и сам Лопухин, отправляя свои письма

Столыпину, товарищу министра внутренних дел А.Макарову и

М.Трусевичу и делая свои дальнейшие разоблачения перед эсера¬

ми, был как-то уверен, что власти не решатся на громкий скандал

и его арест. Подобных прецедентов не было.
Примечания
1	Делевский Ю. Указ. соч. С. 155.
2	Чернов В. Из истории партии социалистов-революционеров // Новый
журнал. Нью-Йорк. № 101. С. 175.
3	Там же.
4	Там же. С. 176.
5	Аргунов А. Указ. соч. С. 98.
6	Там же. С. 97—98.
7	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 113.
8	Там же.
9	Причиной оказался все тот же террор. Ф.Волховский, живший в Лон¬

доне и имевший большие связи в английской столице, рассказал, что

власти собираются закрыть конференцию партии, использующей тер¬

рор. Поэтому после того, как началась открытая слежка, решили за¬

вершить конференцию до ее закрытия английскими властями (В.Фиг¬

нер. Указ. соч. С. 271—272).
10	Аргунов А. Указ. соч. С. 98—99.
11	Чернов В. Из истории партии социалистов-революционеров. С. 189.
12	Аргунов А. Указ. соч. С. 99.
13	Савинков Б. Указ. соч. С. 330.
14	Аргунов А. Указ. соч. С. 100.
15	Там же.
16	Там же.
17	Там же.
18	Там же.
19	Там же. С. 101.
20	Фигнер В. Указ. соч. С. 273.
21	Там же. С. 277.
22	Интересно, что письмом В.Фигнер к П.Кропоткину М.Натансон остал¬

ся недоволен («...я написала правильно, поставив обе стороны на рав¬

ную почву. Вот этот оттенок равенства Марку не понравился.») (Там

же).
23	Алданов М. Указ. соч. С. 181—182.
24	Слиозберг Г. Дела минувших дней. Т. 3. Париж, 1934. С. 51.
25	Аргунов А. Указ. соч. С. 41.
26	Новицкий В. Воспоминания о службе в корпусе жандармов. 1929.
С.	209.
27	Там же.
345

28	Слиозберг Г. Указ. соч. С. 65.
29	Айзенберг Л. На словах и на деле // Еврейская летопись. Сб. 3. Л.; М.,
1924. С. 92.
30	Там же.
31	Там же.
32	Дело А.Лопухина. Стенографический отчет. С.-Пб., 1910. С. 113.
33	Там же. С. 113—114.
34	Алданов М. Указ. соч. С. 183—184.
35	Лопухин В. Люди и политика // Вопросы истории. 1966. N° 9. С. 125.
36	Там же.
37	Герасимов А. Указ. соч. С. 132.
38	«Я не уважал Лопухина потому, что он был директором Департамента

полиции в самое политически бессовестное плевенское время.»

(Витте С. Указ. соч. Т. 3. С. 84).
39	Там же.
40	Дело А.Лопухина. С. 48.
41	Там же. С. 74.
42	Витте С. Указ. соч. Т. 3. С. 85.
43	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 114.
44	Дело А.Лопухина. С. 65.
45	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 114.
46	Там же. С. 115.
47	Дело А.Лопухина. С. 75.
48	Там же.
49	Аргунов А. Указ. соч. С. 105—106.
50	Милюков П. Воспоминания. М., 1991. С. 121.
51	Аргунов А. Указ. соч. С. 106.
52	Дело А.Лопухина. С. 75.
53	Там же.
54	Герасимов А. Указ. соч. Краткие сведения об упомянутых лицах. С. 197.
55	Гейфман А. Указ. соч. С. 345—351.
56	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 115.
57	Там же.
58	Гейфман А. Указ. соч. С. 347.
59	Бурцев В. Воспоминания // Александр Исаевич Браудо. Париж, 1937.
С.	95.
60	Аронсон Г. Масоны в русской политике // Николаевский Б. Русские

масоны и революция. М., 1990. С. 153.
61	Герасимов А. Указ. соч. С. 98.
62	Дело А.Лопухина. С. 20.
63	Там же. С. 28
64	Аврех А. Масоны и революция. М., 1990. С. 178—179.
65	Алданов М. Указ. соч. С. 187.
66	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 120.
67	Там же. С. 118.
68	Там же. С. 119.
69	Там же. С. 120.
70	Дело А.Лопухина. С. 22.
346

71	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 121.
72	Там же С. 122.
73	Там же. С. 121-122.
74	Дело А.Лопухина. С. 18—19.
75	Бурцев В. В погоне за провокаторам. С. 121.
76	Там же. С. 123.
77	Там же.
78	Там же.
79	Алданов М. Указ. соч. С. 188.
80	Николаевский Б. История одного предателя. С. 39—41.
81	Дело А.Лопухина. С. 107.
82	Там же. С. 22.
83	Там же. С. 19.
84	Герасимов А. Указ. соч. Краткие сведения об упоминаемых лицах. С. 197.
85	Гейфман А. Указ. соч. С. 349.
86	Давыдов Ю. Герман Лопатин. Его друзья и враги. С. 154—156.
87	ГА РФ. Ф. 102. ДП 00. Оп. 237. Д. 611. Л. 1.
88	Там же. Л. 3.
89	Там же. Л. 4.
90	Там же.
91	Давыдов Ю. Герман Лопатин. Его друзья и враги. С. 155.
92	ГА РФ. Ф. 102. ДП 00. Оп. 237. Д. 611. Л. 5.
93	Там же. Л. 6.
94	Там же. Л. 7—8.
95	Герасимов А. Указ. соч. Краткие сведения об упоминаемых лицах.
С.	197.
96	Гейфман А. Указ. соч. С. 359.
97	Там же.
98	Там же. С. 349.
99	Там же. С. 359.
100	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 90.
101	Гейфман А. Указ. соч. С. 360—361.
102	Там же. С. 349.
103	Хороша же партия, где подобные субъекты (как Азеф. — Авт.) могут
вращаться 15 лет (Дело А.Лопухина. С. 100).
104	Аргунов А. Указ. соч. С. 121.
105	цит по: Давыдов Ю. Герман Лопатин. Его друзья и враги. С. 160.
106	Тютюкин С. Вокруг современных дискуссий об Азефе // Отечественная
история. 1992. № 5. С. 183.
107	Гейфман А. Указ. соч. С. 350.
108	Дело А.Лопухина. С. 38.
109	Там же. С. 31-32.
ПО фигнер В. Указ. соч. С. 284.
111	Лонге Ж., Зильбер Г. Указ. соч. С. 72.
112	ГА РФ. Ф. 324. Оп. 1 Д. 10. Л. 84.

Глава 21.
СУД НАД БУРЦЕВЫМ
Хотя Бурцев прекрасно понимал, с каким грозным противни¬

ком в лице эсеровского ЦК, за которым стоял Азеф, ему придется

сразиться, он рвался в бой, имея в своем резерве убийственное до¬

казательство виновности Азефа — признание Лопухина. Ему каза¬

лось (в этот момент это было уже несправедливо), что эсеры спе-

цально откладывают начало суда над ним, и, чтобы ускорить суд,

он написал заявление, обращенное к партии социалистов-револю¬

ционеров, в котором прямо называл Азефа провокатором: «Уже

более года, как в разговорах с некоторыми деятелями партии со-

циалистов-революционеров я указываю как на главную причину

арестов, происходивших во все время существования партии, на

присутствие в ЦК инженера Азефа, которого я обвиняю в самом

злостном провокаторстве, небывалом в летописях русского освобо¬

дительного движения»1. Бурцев предупредил эсеровских лидеров,

что если не будет немедленно назначена дата созыва суда, то это

заявление будет им опубликовано. Эсеры решили ускорить «суд

чести». Два официальных представителя партии на будущем суде,

М.Натансон и В.Чернов, были совершенно уверены в успехе. Не

хотел суда третий представитель партии на нем — Б.Савинков. У

него был ряд причин для этого. Одной из этих причин был свое¬

образный кодекс чести террориста. Он писал «...мне казалось, что

само привлечение Бурцева к суду несовместимо с достоинством

БО. Подозрения, падавшие на Азефа, оскорбляли не только его.

Они являлись оскорблением для всех террористов. Единственным,

по моему мнению, достойным ответом была бы совместная с Азе¬

фом террористическая работа всех членов организации и соответ¬

ствующее об этом заявление»2. Савинков вслед за Гершуни считал,

что «трудно опровергать слухи, идущие из полицейского источни¬

ка»3. Он пытался говорить об этом с Черновым и Натансоном, но

слышал один уверенный ответ: «Бурцев будет раздавлен. Ему при¬

дется каяться на суде»4. Его сомнения в исходе суда усиливало и

то, что он знал несколько больше, чем его товарищи по партии.

Бурцев, считая, что Савинков — человек чести, под его честное

слово, рассказал ему о разговоре с Лопухиным и о его признаниях.

Это не повлияло на стопроцентную уверенность Савинкова в

Азефе. «Рассказ Лопухина не заставил меня заподозрить Азефа.

Мое доверие к нему было настолько велико, что я бы не поверил

даже доносу, написанному его собственной рукой: я бы считал

такой донос подделкой»5. Для Савинкова сообщение Лопухина ос¬

тавалось загадкой. Он вообще не верил в полицейскую интригу и,
348

кроме того, полагал, что «бывший директор ДП едва ли мог уни¬

зиться до роли мелкого провокатора»6. Но Савинков хорошо себе

представлял, как это могло подействовать на членов суда7.
Сам Азеф пока чувствовал себя довольно уверенно. Его жизнь

в Лондоне во время конференции и во второй половине сентября

в Париже Николаевский назвал «сплошным пикником». Вообще,

я думаю, что Азеф по-настоящему наслаждался жизнью только в

периоды большой опасности, острых ощущений, естественно,

когда он был уверен, что контролирует положение и сумеет пара¬

лизовать нападки со стороны революционеров или охранников.

Если раньше он скрывал свои увлечения, и они проходили на рас¬

стоянии не менее 1000 км от жены, то теперь он открыто в Па¬

риже и в Лондоне появлялся со своей любовницей Хедвигой

Клепфер. Может быть, он предчувствовал, что все равно скоро

конец. Аргунов описывает, как он вместе с компанией приятелей

встретил в это время Азефа на Больших Бульварах: «Навстречу по¬

пался Азеф с высокой полной дамой. Парочка весело болтала, и

Азеф, одетый в серый костюм, имел вид бульварного кавалера... в

полной даме я узнал одну из известных в революционной среде

женщин»8. В конце сентября за две недели до открытия суда Азеф

уехал из Парижа на юг, на курорт Байонна, где отдыхала его

семья. Разлука с любовницей, которой он писал с курорта страст¬

ные письма, волновала его гораздо сильнее, чем будущий судеб¬

ный процесс. Из маленькой скучной Байонны Азеф с семьей пере¬

ехал в Биарриц. Он настолько хорошо умел себя контролировать,

что только в Биаррице Любовь Григорьевна узнала об обвинении

Бурцева и о суде над ним. До этого она не знала абсолютно ни¬

чего. Он не любил посвящать супругу в свои дела, на что она горь¬

ко жаловалась в судебноследственной комиссии по делу Азефа9.

Первым признаком того, что с ее мужем творится что-то неладное,

была реакция Азефа на слова Любовь Григорьевны, что она про¬

чла статью Бурцева с разоблачением народовольца Н.Стародвор-

ского, ставшего после 18-летнего заключения в Шлиссельбургской

крепости, агентом ДП. Как только Азеф услышал фамилию Ста-

родворского, он проявил свои чувства. Любовь Григорьевна вспо¬

минает: «Он, вдруг, как вспыхнет, посмотрел на меня так сурово

и говорит: "Оставь, это болтовня, Бурцев негодяй, оставь"»10. И

только незадолго до отъезда из Биаррица Любовь Григорьевна уз¬

нала о суде из письма В.Чернова11.
Но в целом предстоящего суда Азеф боялся куда меньше, чем

Савинков, и был согласен с Натансоном и Черновым, «что теперь

уж, вероятно, поздно отказываться от суда над Б.(Бурцевым)»12.

Он считал, что все обвинение Бурцева «не выдерживает никакой

критики»13. О признании Лопухина он, как и все, кроме Савин¬

кова, тогда ничего не знал. Он соглашался с Савинковым: «...мы

унизились, идя на суд с Бурцевым... Но все приняло такие разме¬

ры, что приходится и унизиться. Мне кажется, что молчать нельзя —

ты забываешь размеры огласки»14. Вообще, настроение его стало

лучше. Жена с детьми отправились в Париж, так как детям надо
349

было в школу, а любовница приехала на место жены. Вместе с

нею Азеф переехал через границу в испанский курорт Сан-Себас¬

тьян. Жена в это время в Париже трогательно волновалась о нем

и советовала: «Не торопиться сюда, поехать в Испанию»15. Суд на¬

чался в субботу 10 октября (по старому стилю). Большая часть за¬

седаний проходила на квартире Савинкова (N 32, rue La Fontaine),

в небольшой пустой комнате, «где стоял стол и вокруг него 7—8

стульев»16. Состав суда был выгоден для Бурцева: П.Кропоткин и

Г.Лопатин были абсолютно беспристрастными, но нужно при¬

знать, что Бурцев вызывал у них куда большую симпатию, чем

Азеф, хотя во время суда они держали себя нейтрально, а Кропот¬

кин избегал в это время любых контактов с Бурцевым помимо су¬

дебных заседаний. Б.Савинков определил П.Кропоткина так:

«Идеальный по беспристрастию судья»17. Особенно активно Азеф

не нравился Лопатину, у него он вызывал настоящее отвращение

(характеристику, данную Лопатиным Азефу смотри в начале

книги). Азефа он в первый раз увидел во время Лондонской кон¬

ференции: «...этот человек на меня такое неприятное впечатление

произвел, что я в течение двух недель пока заседала эта конферен¬

ция с ним ни одного слова не произнес, ни разу не заговорил

даже, до такой степени было неприятное, отталкивающее впечат¬

ление. Хотя, я понатерся среди людей, но такого мне встречать не

приходилось»18. Однозначную позицию, с самого начала резко

враждебную Бурцеву, заняла В.Фигнер. Она разделяла взгляды

эсеровского руководства на «героя» Азефа, которого хочет опоро¬

чить «игрушка» в руках ДП — В.Бурцев. Она буквально ненавиде¬

ла главного свидетеля обвинения со стороны Бурцева, М.Бакая19.
Хотя суд заседал почти две недели по два раза в день, на самом

деле все было решено уже на втором заседании. Первым выступал

Чернов. Прекрасный оратор, он произнес яркую, убедительную

речь с перечислением всех заслуг Азефа, попутно разбивая все об¬

винительные аргументы Бурцева. Речь длилась четыре часа. Затем

слово взял Бурцев. Он повторил то, что все уже знали из его

предыдущих заявлений: о многочисленных арестах среди боеви¬

ков, о неудачах террора, о том, как он начал подозревать Азефа,
об	информации Бакая, о поездке Раскина в Варшаву. Он чувство¬

вал, что все это не очень действует на судей. Даже расположенный

к Бурцеву Лопатин так говорил об этих уликах: «А все его обви¬

нение мне казалось построено на страшных мелочах, сплошь со¬

стоявших из гипотез и предположений... все до такой степени по¬

строено на гипотезах, прямо гипотеза гипотезу подпирает... все эти

Бурцевские гипотезы и мозаичные доказательства, они меня со¬

вершенно не убеждали ни в чем»20. Он называл эти бурцевские до¬

казательства «каким-то карточным домиком»21. Тогда Бурцев в

самом начале суда решил нарушить данное им Лопухину честное

слово «без предупреждения не ссылаться на него перед революци¬

онным трибуналом»22 и заявил, что у него есть очень важные по¬

казания. Он разрешил суду делать из его сообщения все, что суду

угодно, но только просил предварительно сообщать ему о том, что
350

суд считает нужным с ним сделать23. Он рассказал о своей беседе

с Лопухиным24: «Я никогда в моей жизни не говорил перед такими

внимательными слушателями, как в этот раз. Я видел, что мои

слушателя были подавлены рассказом, ждали всего чего угодно, но

только не этого»25.
В принципе, после того, как Бурцев произнес слова Лопухина:

«Никакого Раскина я не знаю, а инженера Азефа я видел несколь¬

ко раз», все было кончено. Лопатин и Кропоткин были убеждены

в виновности Азефа. «Взволнованный Лопатин со слезами на гла¬

зах подошел ко мне, положил руки мне на плечи и сказал: —

Львович! Дайте честное слово революционера, что вы слышали эти

слова от Лопухина. Я хотел ему ответить, но он отвернулся от

меня, как-то безнадежно махнул рукой и сказал: — Да что тут го¬

ворить!... Дело ясно»26. А на вопрос Б.Савинкова: «Как ваше мне¬

ние, Герман Александрович?» — ответил: «Да ведь на основании

таких улик убивают»27. Все дальнейшие судебные заседания, во

время которых тактика эсеров базировалась на разоблачении глав¬

ного свидетеля обвинения Бакая и на возвеличивании революци¬

онных заслуг Азефа, уже ничего не могли изменить. Не могло по¬

мочь Азефу даже такое вопиющее нарушение судебной объектив¬

ности, как председательствование во время судебных заседаний

одного из главных сторонников Азефа — В.Чернова. Не помогло

ему и то, что его защитники, в особенности Чернов и Савинков,

были более талантливыми полемистами, чем Бурцев, да и просто

были крупные яркие личности. Бурцев не мог с ними соревновать¬

ся на равных даже в том единственном деле, которое он знал

очень хорошо — в искусстве следователя. «Натансон больше мол¬

чал, но Чернов и Савинков защищали Азефа, по моему тогдашне¬

му выражению, как львы, теперь я сказала бы, как искусные ка¬

зуисты и допрашивали Бурцева и Бакая, как настоящие прокуро¬

ры. Шаг за шагом Чернов, как ловкий следователь, наступал на

Бурцева и, можно сказать, преследовал его по пятам, а Бурцев был

как дитя. Отсутствие изворотливости, неумение отражать против¬

ника были в нем поразительны»28.
Страшный удар от лопухинских признаний подействовал в этот

день и на Натансона, и на Чернова, но на другой день они изме¬

нили свое мнение. «К ним вернулась их прежняя самоуверенность.

Было очевидно, что в их глазах Лопухин или искренне ошибался,

или хотел меня обмануть», — писал Бурцев. Но Г.Лопатин и

П.Кропоткин, услышав о заявлении Лопухина, были убеждены в

виновности Азефа. Лопатин говорил потом: «Но когда Бурцев

передал об этом разговоре (с Лопухиным), тут уж я совершенно не

допускал, чтобы тот позволил себе зря наводить такую тень на че¬

ловека, врать на него, а тем более так компрометировать человека,

если бы он был невинным. ...Одним словом, все, что говорил Ло¬

пухин, для меня лично все носило такой характер, что после этого

я уже перестал понимать этих людей: как мыслимо, как можно

даже после этого все еще продолжать сомневаться?»29 Интересно,

что во время суда эсеры не только не пытались скрыть все
351

предыдущие случаи, когда из различных источников поступала ин¬

формация, разоблачающая Азефа, но и наоборот, много и подроб¬

но говорили об этом как о доказательстве полицейской интриги.

Правда, когда Кропоткин потребовал предоставить документы,

имеющиеся в ЦК по поводу Азефа, представители партии заявили,

что они не в состоянии этого сделать, так как документы находят¬

ся в Финляндии. Чернов был искренне поражен: «Он удивлялся,

как для нас не ясны эти тонкие игры охранников»30. А теперешнее

событие они трактовали как продолжение полицейской интриги.

Они были убеждены, что Бакай и Лопухин подставлены Бурцеву,

чтобы окончательно дискредитировать Азефа. Впечатление у судей

от этих документов, естественно, было совершенно противополож¬

ное. Судьи понимали, что прав Бурцев, который доказывал, что ни

Бакай, ни Лопухин не были подосланы к нему, что в Петербурге,

Саратове, Одессе не могли одинаково, по общему плану, зани¬

маться компрометированием Азефа, что ратаевы, доброскоки,

донцовы не способны на такую сложную игру, какую им эсеры

приписывают, что ДП не может делать таких глупостей, как вы¬

давать своих агентов и давать их убивать лишь для того, чтобы

сделать какую-нибудь попытку скомпрометировать Азефа»31. В

конце концов Азефа можно было просто арестовать во время его

частых поездок по России, особенно в Петербурге, где он вел про¬

сто светский образ жизни.
Нужно отметить, что оставалось совершенно неясно, как мог

Лопухин прямо назвать Бурцеву лучшего агента Департамента по¬

лиции в революционном движении. Хотя Лопатин поверил в ви¬

новность Азефа на сто процентов, объяснить поведение Лопухина

он не мог: «Для меня в этой истории самым загадочным было по¬

ведение Лопухина... я до сих пор не знаю, в чем же тут, собствен¬

но, дело»32. Ему это казалось «странным и даже неправдоподоб¬

ным»33. Он считал, что представители партии социалистов-рево¬

люционеров склонны думать, что Бурцев просто «сочинил» всю

эту историю. Лопатин признается: «...если бы я лично не знал

Бурцева за честного человека... то и для меня это было бы един¬

ственным возможным предположением»34.
Кропоткин несколько раз говорил Фигнер, что когда он вспо¬

минает свою долгую деятельность в рядах французских и швейцар¬

ских анархистов, а также свои занятия историей революционного

движения, он не может назвать случая, чтобы многократные ука¬

зания на предательскую роль какого-либо лица не оправдались на

деле35. Эсеры использовали свой самый сильный аргумент. Почти

в каждом своем выступлении они говорили о руководстве Азефа в

покушении на царя на крейсере «Рюрик», особо подчеркивая, что,

захоти Азеф расстроить это покушение, он бы ничего не смог сде¬

лать36. Мы уже писали выше о нашей трактовке этого не состояв¬

шегося покушения. Азеф разыграл все как по нотам: неудавшееся

покушение больше работало в его защиту, чем убийство Плеве и

Сергея Александровича.
352

На последнем заседании ЦК 22 октября с прекрасной и страст¬

ной речью в защиту Азефа выступил Савинков.
Было решено сделать в заседании суда большой перерыв для

допроса свидетелей, в первую очередь Лопухина, и для получения

из партийных архивов Финляндии документов, письма Л.Меньши¬

кова 1905 года и саратовского письма. Но больше суд уже не со¬

бирался. Бурцев пишет о том, что эсеры сами просили «суд сде¬

лать перерыв в занятиях на некоторое время для дальнейшего рас¬

следования дела»37. Вера Фигнер сообщает: «Кропоткин от лица

нас троих заявил, что больше нам делать нечего: дальнейшее

должно перейти в руки самой партии»38. Было решено отправить

в Россию члена ЦК А.Аргунова для расследования истории Лопу¬

хина. Когда Бурцев пишет о том, что эсеры послали «специально¬

го человека ЦК Аргунова в Петербург собрать там материалы, об¬

личающие Лопухина в двойной игре»39, то он недалек от истины.

Аргунов пишет: «...обследование мое, как это было нами сообща

сформулировано, должно было свестись к обследованию личности

Лопухина. Допуская, что Бурцев говорил правду, приводя слова

Лопухина, необходимо было выяснить, какова роль в данном слу¬

чае самого Лопухина. Была предпосылка, что бывший глава поли¬

ции Лопухин добивается своего возвращения путем провокации.

Нужно было собрать справки о его личности, осветить надлежа¬

щим светом эту фигуру... и таким образом отразить ловкий ход

правительства, спрятавшегося за спину Лопухина»40.
Как мы видим, Аргунов ехал в Россию не в качестве объектив¬

ного судебного следователя, а в качестве пристрастного партийно¬

го агента с четким заданием — опорочить Лопухина и его показа¬

ния. Самого Аргунова, однако, одолевали сомнения: «...что-то

слабо верилось в возможность провокации со стороны этого дей¬

ствительного тайного советника, директора ДП»4*. Все три пред¬

ставителя эсеровской партии были абсолютно уверены в невинов¬

ности Азефа. Вся аргументация Бурцева, в том числе и признания

Лопухина, казались им лишенными «всякого основания и даже

правдоподобия»42. Они решили в случае оправдательного пригово¬

ра Бурцеву «идти на прямой конфликт с судом»43.
Примечания
1	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 125.
2	Савинков Б. Указ. соч. С. 331.
3	Там же. С. 330.
4	Там же. С. 331.
5	Там же. С. 338.
6	Там же.
7	Савинков переживал тяжелую психологическую драму. Его отношения
с Азефом были отношениями ученика с учителем, младшего брата со

старшим. Поверить даже в очевидное для него было очень трудно.

Г.Лопатин вспоминал их разговоры во время суда. В ответ на заявле¬

ние Лопатина, что после свидетельства А.Лопухина с Азефом дело
12 — 1292
353

ясно, Савинков сказал: «Герман Александрович, ведь мы Татарова

даже за одно сомнение убили, но разве тут я могу себе представить,

что он виновен... не знаю, как все это объяснить, но я вам говорю

прямо, что мне легче поверить, что я провокатор, чем он. Я привык,

что во всех своих делах я всегда думаю о том, как на это посмотрит

Иван Николаевич (Азеф); даже вот мысленно так привык думать...

потом — ведь мы вместе убегали, скрывались, работали» (ГАРФ.

Ф. 1699. Оп. 1. Д. 128. Л. 145).
8	Аргунов А. Указ. соч. С. 101 — 102.
9	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 32.
10	Там же. Л. 31.
11	Там же. Л. 32.
12	Письма Азефа. С. 154.
13	Там же.
14	Там же. С. 159—160.
15	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 33.
16	В.Фигнер. Указ. соч. С. 277—278.
17	Савинков Б. Указ. соч. С. 342.
18	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 128. Л. 144.
19	«Я в особенности была заражена этим недоверием и чувствовала не¬

примиримую враждебность к этому человеку». (Фигнер В. Указ. соч.
С.	278).
20	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 128. Л. 143-144.
21	Там же. Л. 144.
22	Дело А.Лопухина. С. И.
23	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 130.
24	Б.Николаевский, видимо для нагнетания драматичной обстановки,

пишет, что Бурцев рассказал о признании Лопухина в самый послед¬

ний момент, проигрывая процесс. Б.Савинков и В.Бурцев утверждают

обратное: «это произошло в начале процесса» (Николаевский Б. Ис¬

тория одного предателя. С. 288—289).
25	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 130.
26	Там же. С. 130—131.
27	Савинков Б. Указ. соч. С. 340.
28	Фигнер В. Указ. соч. С. 281—282.
29	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 128. Л. 144-145.
30	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 135.
31	Там же. С. 143.
32	ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 128. Л. 149.
33	Там же.
34	Там же. Л. 148. Лопатин предложил совершенно фантастическую ги¬

потезу, объясняющую действия Лопухина: «Ему просто нужно было

сделать скандал, и он так и действовал в этом деле. Но он, конечно,

рассчитывал, что его-то не посмеют тронуть ввиду его общественного

положения, ввиду его прошлого и т.п. Он, очевидно, рассчитывал, что

или он или Витте будет приглашены для личных объяснений к госу¬

дарю императору и тогда они смогут повести там свою линию... что

при такой системе управления его собственная жизнь никогда не на¬

ходится в полной безопасности, и вот при этом они могли подтвердить

теми морскими историями, о которых Азеф знал, но все-таки не

донес...» (ГА РФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 128. Л. 151).
354

35	Фигнер В. Указ. соч. С. 284.
36	Этот аргумент особенно сильно действовал на судей (Савинков Б. Указ.

соч. С. 341).
37	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 145.
38	Фигнер В. Указ. соч. С. 285.
39	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 145.
40	Аргунов А. Указ. соч. С. 103.
41	Там же.
42	Савинков Б. Указ. соч. С. 343.
43	Там же.

Глава 22.
ПЕТЕРБУРГСКИЕ РАЗОБЛАЧЕНИЯ
Отправляясь в Россию, Аргунов чувствовал большие угрызения

совести перед... Азефом. Это чувство его преследовало все послед¬

нее время, ему «...тяжело было бывать в семействе Азефа, встре¬

чать недоумевавшие глаза его жены, волновавшейся по поводу

суда, возмущавшейся всем происшедшим»1, но накануне своей по¬

ездки в Петербург он все же был у Л.Азеф. Она уже знала о том,

что кто-то должен ехать в Петербург для проверки показаний

«важного сановника» и была уверена, что этим человеком будет

Аргунов. Аргунов с иронией писал через много лет о своей «объ¬

ективности» в качестве следователя, о том, как ему «вдруг захоте¬

лось сказать слова утешения и поддержки бедному "Ивану Нико¬

лаевичу", который там один переживает эти отвратительные толки

о себе, всю эту грязную процедуру судебного разбирательства».

Далее он вспоминает: «Я написал и отправил ему открытку, где в

нескольких словах, прощаясь перед отъездом, просил его не тре¬

вожиться, не расстраиваться и быть бодрым»2.
Мы уже писали выше, что в начале судебного разбирательства

у Азефа в объятиях прекрасной любовницы настроение было

лучше, чем у его преданного друга и защитника Савинкова. Вско¬

ре оно изменилось. Он узнает, что на суде что-то происходит не¬

приятное для него. Он забрасывает Париж тревожными письмами.
21	октября он писал Савинкову: «Ход или постановка дела для

меня несколько непонятны. ...Причем тут допрос Бакая и свиде¬

телей, живущих вне Парижа?»3 26 он пишет еще более тревожное

письмо, где полностью соглашается с опасениями Савинкова о не¬

возможности проверки данных, идущих от охранников: «В общем,

мне кажется, что опровергать все, что исходит от охраны, для нас

почти невозможно, и судьи, не будучи историками, должны и обя¬

заны стать на эту точку зрения»4. Л.Азеф показывала в судебно¬

следственной комиссии, что ее муж писал из Испании «ужасные

письма, что он не может там больше сидеть, что он не находит

себе места»5.
В начале ноября Азеф приехал в Париж. Савинкову он пока¬

зался «утомленным и разбитым»6. Савинков рассказал ему, что

кроме обвинений Бакая есть новые показания, но об этом Азеф

уже знал благодаря жене. По воспоминаниям Савинкова, Азеф

хотел у него выяснить, в чем дело, но Савинков держался твердо:
«Азеф: — Опять какого-нибудь Бакая?
Савинков: — Нет, не Бакая.
Азеф: — Но чиновника полиции?
Савинков: — Не знаю.
356

Азеф: — Жандармского офицера?
Савинков: — Не знаю.
Азеф: — Партийного товарища?
Савинков: — Не знаю.
Азеф: — Ты, кажется, говорил, что есть еще показания, верно

из полицейского источника? Я ответил опять — Не знаю»7.
Вопрос, который до сих пор остается без ответа, — каким

путем Азеф догадался, что те новые показания, о которых говорит

Савинков, исходят от Лопухина? Николаевский считал, «что кто-

то из небольшого числа людей, хорошо посвященных в подроб¬

ности рассказа Бурцева, не сдержал своего слова»8 и сообщил

Азефу как имя Лопухина, так и подробности беседы его с Бурце¬

вым. Фигнер прямо называет имя — Савинков, из его «Воспоми¬

наний террориста» видно, что разговоры Азефа с Савинковым

«могли навести Азефа на Лопухина»9. Г.Лопатин также указывает

на Савинкова и возмущается поведением Бурцева: «...разве такие

вещи передаются кому-нибудь?»10 Я думаю, что все было гораздо

проще, что все участники суда хранили в секрете имя Лопухина,

и из разговора с Савинковым Азеф никак не мог сделать такой

вывод. Жена Азефа знала о показаниях «важного сановника», для

проверки которых Аргунов должен был поехать в Петербург. По¬

нять, что это Лопухин, было несложно даже не обладая умом

Азефа. Методом исключения сообразить, что важным полицей¬

ским сановником, дающим показания, был Лопухин, было доволь¬

но просто. Он уже давно, с 1906 года, вступил на путь разоблаче¬

ния секретов ДП. Список людей, знавших эти тайны, включал не¬

сколько человек, но большинство из них делали служебную карье¬

ру, а другие были на пенсии и очень далеки от революционного

мира. Лопухин, наоборот, активно заигрывал с либералами, бывал

в редакции «Былого». Обвинитель на процессе Лопухина совер¬

шенно справедливо заявил: «Я думаю, что Бурцев поступил очень

осмотрительно, остановив свой выбор на Лопухине. Это единст¬

венный человек, который мог сообщить ему те сведения, которые

были необходимы, и он решил... разыскать во что бы то ни стало

Лопухина и добыть от него нужные доказательства»11. Азеф легко

сделал такой же вывод. Уж очень был умен — это его и погубило,

так как, несмотря на признания Лопухина Аргунову, если бы не

поездка Азефа в Петербург и предоставление ложных счетов за

меблированные комнаты в Берлине, в которых он якобы останав¬

ливался во время этой поездки, фанатичную веру в него эсеров не

могли бы сломить никакие доказательства (см. ниже). Уже после

своего разоблачения он в письме к А.Герасимову характеризовал

свои поступки в это время следующим образом: «Когда Бог хочет

наказать кого, то отнимет у него разум»12.
Он был явно выбит из колеи и не в состоянии себя контро¬

лировать. Это проявилось не только в его позднейшем визите к

Лопухину. В журнале «Путь освобождения» (Москва, 1917 г.) был

опубликован отрывок из воспоминаний известного революционера

О.Минора о его случайной встрече с Азефом в это время13. Встре¬
357

ча произошла накануне отъезда Минора в Россию, куда он поехал

во главе группы из 14 революционеров, которая должна была по

решению ЦК, воссоздать поволжский комитет партии социалис¬

тов-революционеров. Интересно, что согласно воспоминаниям

Минора больше всего его уговаривал взяться за это дело Азеф. Он

же и выдал эту группу. Герасимов писал, что Азеф ему сообщил
о	ней «в одном из последних докладов, присланных из-за грани¬

цы»14. Настроение у Минора в это время было мрачное. «Я пони¬

мал, что если Азеф — провокатор, то моя песенка спета, но спета

песня и уже уехавших товарищей. И, однако, я не испытывал ни¬

каких колебаний»15. И вот, в таком настроении его встретил Азеф

и уговорил пойти в кафе. «Беседа сначала не вязалась. Я видел,

что ему тяжело начать, что он хочет сказать очень важное, но не

решается. Но, наконец, сдавленным голосом, полным отчаяния он

спросил меня:
—	Скажите, что бы вы сделали, если кому-нибудь пришла

подлая фантазия бросить вам "такое" обвинение?
— Я, конечно, немедленно вышел бы из партии, устранился бы

от всяких дел и потребовал бы суда над собой.
—	Ну, нет. — Горячо возразил Азеф. — Если бы каждому

члену ЦК пришлось бы защищать себя таким образом от всяких

клевет, то ЦК не пользовался бы никаким авторитетом. Пусть

меня защищает Центральный комитет...»16 Попытки Минора убе¬

дить его в своей правоте ни к чему не привели. В кафе собирались

русские революционеры. Вскоре пришли и сели за их столик
В.Чернов и С.Слетов. Азеф уговорил их уйти, а затем резко сме¬

нил тему разговора:
«— Итак, вы окончательно решили ехать?
—	Какой же может быть вопрос?
—	А я бы вам советовал не ехать. Вас арестуют и повесят.
—	Ну, пустяки. За что же меня вешать? Я ведь ничего такого

не делал за что бы вешали.
Беседа длилась до 2-х часов ночи, и все это время Азеф убеж¬

дал меня не ехать и, провожая меня до дому, до самой двери все

еще продолжал ту же попытку убедить меня»17.
Л.Азеф описывает жуткое состояния мужа после возвращения

в Париж. Он стал чудовищно подозрителен и даже начал бояться

свою жену! Он стал уговаривать ее уехать одну в Швейцарию, а

детей оставить с ним. После бегства Азефа (см. ниже) она все

время думала о нем. Особенно о последнем периоде их совместной

жизни. Иногда ей казалось, что «...он просто хотел удрать вместе

с детьми»18. Но по-настоящему она не верила, что Азеф собирался

это сделать. Она думала, что он просто ее боялся. «Может быть,

у него уже тогда было очень такое подозрительное отношение ко

мне, он боялся меня. Он думал, что я что-нибудь знаю и, что я

хочу его убить... Он знал, что если я что-нибудь узнаю, то я дей¬

ствительно могу что-нибудь подстроить»19. Особенно страшно

было Азефу по ночам: «...вдруг ночью он спрашивает: "ты не

спишь?"» Но приступы ужаса охватывали его и днем: «...иногда...
358

подойдешь к нему за чем-нибудь, а он вдруг с таким ужасом вска¬

кивает»20.
Но несмотря на кошмарные сны, на ежесекундный страх, что

его в любую минуту могут убить, причем это могут сделать самые

близкие люди, Азеф думал о будущем. Он, видимо, понимал, что

придется бежать, но жить в изгнании Азеф хотел красиво. Любовь

Григорьевна рассказывает, как Азеф через несколько дней после

возвращения из Испании переехал в парижскую гостиницу, объ¬

яснив жене, что он это делает из-за того, что опасается слежки со

стороны агентов ДП за их квартирой. «...B такой ужасный момент

этот человек (Азеф) вдруг начинает забирать свои костюмы, ...свой

костюм для лаун-тенниса, летний костюм. Это было что-то ужасно

нелепое, дикое»21.
В скором времени Азеф едет в Петербург к своему начальнику

и благодетелю Герасимову. Совершенно неожиданно для него

Азеф появился на его «секретной петербургской квартире» в но¬

ябре, прямо с поезда. Вид у Азефа был страшный: «Таким я его

еще никогда не видел. Осунувшийся, бледный, со следами бессон¬

ных ночей на лице, он был похож на затравленного зверя»22. На

этот раз ему было не до острой интересной игры, не до наслаж¬

дения опасной ситуацией. На карту была поставлена его жизнь, а

ее, в отличие от всех прочих жизней, Азеф очень ценил. Азеф был

совсем подавлен и разбит. Он помнил судьбу Татарова и Гапона

и сейчас был готов на все, согласен был уехать на край света и

вести жизнь Робинзона, лишь бы только спасти жизнь. Сидя в

кресле, этот большой толстый мужчина вдруг расплакался: «— Все

кончено, — всхлипывая, причитал он. — Мне уже нельзя помочь.

Всю жизнь я прожил в вечной опасности, под постоянной угро¬

зой... И вот теперь, когда я сам решил покончить со всей этой

проклятой игрой, теперь меня убьют»23. Ничего, кроме отвраще¬

ния во время этой сцены Азеф не вызывает. Те, кого он посылал

на смерть и с той и с другой стороны, вели себя более стойко. Но

у Герасимова он вызывает жалость и сочувствие. Оставим их на

время оплакивать тяжелую судьбу Азефа и вернемся к другому

гостю российской столицы — А.Аргунову.
Очень осторожно он добрался до Москвы. В Москве он заме¬

тил за собой слежку и с большим трудом, бросив вещи в гости¬

нице на Тверской, сумел оторваться от нее и уехать в Петербург.

Аргунов объясняет эту историю тем, что он встретил З.Жученко24.

Видимо, он был прав, утверждая, что за ним следили из-за Жу-

ченко, так как Азеф его имя Герасимову не называл. Приехав в

Петербург, партийный следователь стал собирать информацию о

Лопухине среди присяжных поверенных и деятелей конституцион¬

но-демократической партии. Мы уже выше писали об этом. Отзы¬

вы о Лопухине были благоприятными: «В элементарной честности

его сомневаться нельзя, и, кроме того, нельзя также сомневаться

в его искреннем желании порвать окончательно с бюрократичес¬

ким миром»25. Таким образом, отзывы о Лопухине, как о человеке

были в общем-то, благоприятные, и такого взгляда придержива¬

лись, по словам К. (известного кадета), другие видные члены ка¬
359

детской партии. Аргунов предпринимал и другие попытки собрать

некоторые сведения о Лопухине через людей, которые его знали:

через его соседа по дому присяжного поверенного Е.Кальмановича

и через А.Браудо (о нем см. выше). Характеристика была сходная

с теми сведениями, которые дал К., и в целом благоприятная. В

этом, объективно говоря, и была его цель — собирать сведения,

однако Аргунов был очень недоволен: «Дело по собиранию спра¬

вок о Лопухине двигалось черепашьим шагом. Результаты получи¬

лись столь малоудовлетворительными, что я стал сомневаться в

целесообразности своей миссии»26.
Может быть, Аргунов считал результаты своей миссии мало¬

удовлетворительными, потому что хотел оправдать своего друга

Азефа и не мог переступить через свое резко отрицательное отно¬

шение к Лопухину, о причинах которого он сам откровенно писал:

«Всплывала невольно и "обида", которую в ряде бесчисленных

"обид" вообще причинил мне лично Лопухин, скрепя своей под¬

писью в 1903 году приговор административной ссылки на 10 лет

в Якутскую область»^7. Одно время Аргунов думал о том, чтобы

пойти на дом к Лопухину и побеседовать с ним, «...но это казалось

невозможным ввиду условия, поставленного мне судом: обследо¬

вать личность Лопухина, а не достоверность самих фактов, пере¬

данных им Бурцеву»28. Смущал его и технический вопрос визита

к Лопухину: «...прежде всего разговор с Лопухиным. Как это уст¬

роить? Предложить свидание? А вдруг откажется? Или согласится

и замкнет уста, когда узнает суть моего визита и услышит имя

Азефа?»29 Он уже решил было ехать в Москву, в основном для бе¬

седы с шурином А.Лопухина, князем С.Урусовым. Ситуация для

Аргунова осложнилась вновь возобновившейся полицейской слеж¬

кой, которую он назвал «демонстративной»30. Меняя извозчиков,

используя проходные дворы, Аргунов целых два дня скрывался от

филеров, и конспиративная квартира, на которой он жил, не была

раскрыта. Аргунов приводит очень натянутую, придуманную и ис¬

кусственную версию этих событий: «Вероятнее всего, что Азеф

указал, когда и где меня можно найти, и понятно, почему нача¬

лась слежка в день его приезда в Петербург. Возможно далее, что,

рассчитывая склонить Лопухина в пользу Азефа, генерал Гераси¬

мов и компания решили не брать меня, чтобы мне, мало веровав¬

шему в обвинение Бурцева, дать возможность уверовать оконча¬

тельно в ложность всей этой истории и затем внушить эту уверен¬

ность и суду. Поэтому меня не брали, а только следили, чтобы

быть в курсе моих действий»31.
Каким образом демонстративной слежкой за Аргуновым

можно было заставить его «уверовать окончательно в ложность

всей этой истории», понять невозможно. Интересно, что полиция

так и не узнала имени революционера, который был в Петербурге

и беседовал с Лопухиным, и даже сам факт этой встречи не был

указан на процессе Лопухина32. Так что вся история со слежкой

выглядит очень загадочно, хотя Азеф и Герасимов находились в

такой растерянности, что могли сделать любые глупости. В пока¬

заниях Герасимова, прочитанных на процессе Лопухина (он не мог
360

явиться в суд, так как находился в длительном заграничном отпус¬

ке) говорилось о том, что еще до того, как к нему явился Азеф,

он слышал о рассказе Лопухина Бурцеву, но «не допускал

мысли»33, чтобы Лопухин мог назвать Бурцеву Азефа «и даже во¬

обще иметь какое-то общение с революционерами и что, по всей

вероятности, это известный ход со стороны Бурцева»34. Не верил

он не из-за тех красивых понятий о преданности престолу и Оте¬

честву, о которых он говорил в своих показаниях и воспоминаниях
о	предках Лопухина. Он просто не мог себе представить, что быв¬

ший директор ДП мог быть до такой степени наивным и не пред¬

ставлять себе, какое может бать наказание за сотрудничество с ре¬

волюционерами, да еще в таком тонком деле. Он заявил Азефу,

что тут какое-то недоразумение, что Азеф должен пойти к Лопу¬

хину и во всем разобраться. Азефу очень не хотелось идти к Ло¬

пухину35. Во всем, что касалось его собственной персоны, его без¬

опасности, у него был фантастический нюх, кроме того он пони¬

мал, что Бурцев говорил правду и не стал бы врать в таких обсто¬

ятельствах. Он никогда не заблуждался в людях и знал, что Лопу¬

хин его терпеть не может, да Лопухин и не скрывал во время их

двух встреч своего отвращения к нему. Азеф был полностью прав.

Новая беседа с Лопухиным имела для него катастрофические ре¬

зультаты. Он сопротивлялся давлению со стороны Герасимова не¬

сколько дней, но все-таки Герасимову удалось уговорить Азефа

пойти к Лопухину.
Если у Лопухина после разговора с Бурцевым могли еще суще¬

ствовать какие-то иллюзии, что этот разговор останется между

ними и не будет иметь особых последствий, то к тому времени,

когда Азеф 11 ноября появился у него в квартире, он уже знал,

что продолжение должно последовать в самое ближайшее время.

Через своего «агента по связям» с Бурцевым А.Браудо Лопухин по¬

лучил бурцевское письмо, отправленное в императорскую публич¬

ную библиотеку, то есть по месту работы Браудо36. Письмо было

по прочтении Лопухиным сожжено. По свидетельству прочитав¬

ших его Лопухина, Браудо и Кальмановича, в письме звучало от¬

чаяние. Бурцев писал, что суд ему не верит и хочет выслушать от

Лопухина подтверждение слов Бурцева, и если Лопухин не под¬

твердит свои слова, то у обесчещенного Бурцева останется только

один выход самоубийство. Лопухин понял, что он попал в сложное

положение и на него будет оказано давление со всех сторон с

целью заставить подтвердить или отказаться от его признания Бур¬

цеву. Его как аристократа, естественно, покоробила более чем

вольное обращение Бурцева с данным им словом.
11 ноября в 10 часов вечера Лопухин сидел в кабинете своей

15-комнатной квартиры и приводил в порядок дела перед отъез¬

дом в Москву. Поезд отходил в 23.30. «Жена была в спальне. Она

уже легла. Я был один. Я услышал звонок, и затем неожиданно и

опережая горничную, которая хотела войти ко мне в кабинет и до¬

ложить, ко мне вошел какой-то человек... Я увидел этого человека,

но сразу не узнал. Мне надо было подойти, и тут я признал в во¬

шедшем Азефа, которого я видел раньше. Я спросил, что ему
361

нужно. Он говорит: я пришел просить спасти человека. Я спросил,

в чем дело, и тогда он рассказал, что партия социалистов-револю¬

ционеров заподозрила его в агентурной деятельности, что над ним

учрежден суд, и что главным свидетелем по этому делу против

него является Бурцев, что Бурцев сослался на меня как на лицо,

которое берется удостоверить агентурную службу Азефа»37. Азеф

сообщил также, что Лопухина могут подвергнуть допросу. Лопухин

рассказывал на суде о продолжении разговора: «Я заявил совер¬

шенно определенно, что показывать против него в революцион¬

ный трибунал не пойду. Тогда он обратился ко мне с просьбой о

том, чтобы я разрешил ему сослаться на меня перед революцион¬

ным трибуналом. Я тогда ему совершенно определенно сказал, что

если он позволит себе сослаться на меня, то я тогда пойду в ре¬

волюционный трибунал и скажу правду. Он вышел от меня с со¬

вершенно определенным ответом»38.
В одном пункте рассказ Лопухина о свидании с Азефом и со¬

общение Азефа Герасимову о том же событии расходятся. А.Лопу-

хин: «Затем, что меня удивило и за что я впоследствии в душе бла¬

годарил и Герасимова, и Азефа, это то, что ни тот ни другой не

ставили мне вопроса о том, да что же я Бурцеву говорил что-ни¬

будь об Азефе или нет. Оба они отнеслись к этому как к факту

для них непреложному. ...Я был бы в очень тяжелом положении,

если бы этот вопрос мне был поставлен»39. В показании Гераси¬

мова говорится, что Азеф сказал ему, «что Лопухин отрицает свой

передаваемый Бурцевым разговор о нем. Герасимов показывал,

что во время его посещения Лопухина, Лопухин также заявил ему:

"Об Азефе с Бурцевым разговора не было"»40. Правда, в своих вос¬

поминаниях, написанных через много лет, нет ни слова об этих

его и Азефа вопросах. Видимо, окончательную ясность в этот во¬

прос вносит письмо Азефа Лопухину, которое Герасимов должен

был передать во время встречи с ним 21 ноября, но быстро понял,

что лучше этого не делать, чтобы не давать Лопухину столь явной

улики против Азефа. «Я очень доволен тем обстоятельством, что

вы Бурцеву никогда не говорили обо мне»41. Адвокат Лопухина А.

Пассовер пытается в своей речи доказать, что Лопухину такого во¬

проса не ставили, и все списывает на дьявольское провокаторство

Азефа, благо на это все можно списать («...в своих же интересах

решил он (Азеф) не говорить этого, не ставить этого вопроса, а

оставить этот вопрос, так сказать, в полутьме. Потом пишет ему

письмо, как бы для того, чтобы навстречу забежать вперед и ска¬

зать: "Да ведь вы же не говорили этого Бурцеву — вам остается

только подтвердить, что вы этого Бурцеву не говорили"»42). Но в

этом вопросе доказательства одного из лучших адвокатов России

очень неубедительны. Лопухин просто не решился, глядя в глаза

жалкому, просящему его Азефу, сказать прямо, что он выдал его

Бурцеву, то есть фактически подписал ему смертный приговор, и

он был вынужден солгать и повторить эту ложь затем Герасимову.

На суде же он придумал новое объяснение, что такого вопроса ему

не задавали, хотя это было главное, что интересовало Герасимова

и Азефа. Может быть, не стоило останавливаться на таком мелком
362

вопросе, но он очень характерен для Лопухина, для всего его в

целом авантюристического и легкомысленного поведения.
Выйдя из дома Лопухина, Азеф понял, что совершил одну из

самых больших глупостей в своей жизни. К Герасимову он вернул¬

ся в состоянии полного отчаяния: «Мы совершили очень серьез¬

ный промах... я не должен был туда идти. Лопухин несомненно

находится в связи с революционерами, и он передаст им о моем

сегодняшнем посещении. Сейчас я окончательно пропал»43. Абсо¬

лютно непонятно, как он, думая так, решился написать Лопухину

письмо, то есть дать ему письменную улику против себя.
Наказание за глупость последовало быстрее, чем он мог пред¬

положить. Лопухин рассказал о визите Азефа Браудо видимо сразу

же по возвращении из Москвы, куда он уехал после беседы с Азе¬

фом. Тот сообщил об этом Кальмановичу, знакомому Аргунова.

Кальманович и Браудо предложили Лопухину встретиться с А.Ар-

гуновым. Непонятно зачем, но Лопухин согласился встретиться с

ним. Аргунова известия о посещении Азефом Лопухина «поразило

как гром»44. Рассказывая раньше Кальмановичу, что Лопухин ин¬

тересует их «потому, главным образом, что от его имени идут све¬

дения о крупной провокации в партии»45, он не назвал имени

Азефа. Теперь Аргунов вынужден был услышать рассказ Кальма-

новича о беседе Азефа с Лопухиным: «Я протестовал, плохо пере¬

варивая слова Л. (Кальмановича), но чувствовал в них что-то

ужасное, неотвратимое»46.
Свидание было назначено в тот же день, в 10 часов вечера, в

квартире Кальмановича. Аргунов продолжал оставаться в плену

каких-то совершенно фантастических иллюзий, что все это какое-

то чудовищное недоразумение, новая дьявольская провокация. Он

«бросился» искать Карповича. «А вдруг, думалось мне, Азеф дей¬

ствительно в Петербурге в эти дни, и охранка пользуется этим,

чтобы сочинить новый фантастический факт свидания его с Ло¬

пухиным»47. Но Карпович разочаровал его, заявил, что Азефа в

Петербурге нет, а в отношении попыток Аргунова предупредить

его о необходимости быть более осторожным в связи с новыми

сведениями об Азефе, просто отмахнулся, заявив, «что это поли¬

цейские штуки»48.
Встреча Лопухина с Аргуновым происходила в присутствии

Браудо и Кальмановича. Аргунову, перед которым Лопухин нари¬

совал страшную правдивую картину азефовщины, нужно был бо¬

роться с собой, со своим инстинктивным недоверием к бывшему

директору Департамента полиции: «Первые мои впечатления от

Лопухина были в его пользу, и они росли в эту сторону помимо

моей воли и вопреки рассудку по мере того, как шло наше свида¬

ние... Лопухин начал свой рассказ со знакомства с Азефом... Раз¬

вертывающаяся картина азефовщины давила на мозг своей тяжес¬

тью; хотелось поймать рассказчика на одном каком-нибудь фаль¬

шивом пункте, чтобы, ухватившись за него, отбросить всю эту

мистификацию, всю хитроумную сеть его доказательств. Но я не

находил ни одной фальшивой ноты в его изложении, ни одной не¬

сообразности, нелепости. Все дышало правдой. Я попросил его
363

описать фигуру Азефа. Лопухин несколькими штрихами обрисовал

все характерные особенности Азефа: его толстые губы, скуластое

лицо, уши, нос, отметил его манеру сидеть, вобрав голову в плечи;

даже отдельные части туалета (подробности он не разглядел, так

как свидание с Азефом происходило у него в мало освещенной

комнате). Передо мной вырастал живой портрет Азефа»49. Все-

таки не зря Лопухин столько лет проработал прокурором и дирек¬

тором ДП, он запомнил и описал все характерные черты Азефа и

его туалета, хотя свидание происходило в полутемном кабинете.
Аргунов пытался угрожать Лопухину, заявив, что тот берет на

себя офомную, страшную ответственность, выступая с обвинения¬

ми «против одного из самых видных членов партии»50. Он заявил

Лопухину, что не может ему верить и должен «предполагать в его

выступлении попытку правительства внести деморализацию в

ряды партии»51. Аргунов говорил, что все приведенные Лопухи¬

ным факты не имеют объективной цены и что они требуют про¬

верки. Лопухин держался с большим достоинством и отвечал, «что

идя сюда и сидя здесь, он ни на минуту не забывал, что встретит

недоверие... Он сожалеет... что не может представить объективных

доказательств правдивости сообщенных фактов»52. Аргунов пред¬

ложил Лопухину принять участие в банальной революционно-по¬

лицейской провокации. Организовать еще одно свидание с Азе¬

фом и дать ему «возможность видеть и слышать все, что будет

происходить на этом свидании»53. Лопухин, наверно, про себя

брезгливо поморщился и вежливо отказал Аргунову. Но он согла¬

сился написать подробно о том, что он только что рассказал, и

передать текст Аргунову. Лопухин также согласился встретиться с

Аргуновым столько раз, сколько это потребуется. Свидание про¬

должалось с 10 вечера до 2—3 утра.
Аргунов был в тяжелом состоянии. Другие участники разгово¬

ра были уверены в виновности Азефа. «По выражению лица и

поведению Браудо и Кальмановича я видел, что они уже поко¬

рены правдой свидетельства Лопухина»54. Но Аргунов продолжал

сопротивляться только по инерции. Через много лет он напишет
об	этом: «Но я еще не сдавался перед правдой»55. Он решил уст¬

роить что-то вроде юридической экспертизы полученной инфор¬

мации. Вместе с Кальмановичем он был у адвоката Э.: «...адво¬

каты, привыкшие к анализу фактов в своей практике защитника,

могли мне оказать существенную помощь, к тому же они оба

знали и видели Лопухина и, наконец, были менее заинтересова¬

ны и менее взбудоражены, чем я, и могли хладнокровно взвесить

положение»56. Кальманович и Э. были убеждены, что Лопухин

говорит правду, и Азеф — провокатор. Выяснилось, что Э. давно

сомневался в порядочности Азефа. «Особенно усилилось это со¬

мнение, когда он встретил однажды Азефа в театре в необычной

обстановке. Азеф сидел один в дорогой ложе одетый шикарно; Э.

заметил у него перстень или брошку с бриллиантом. Зная, что

Азеф — глава боевиков, Э. был удивлен, видя, как боевик сидит

открыто, обратясь лицом к публике. Э. тогда же подошел к

Азефу и выразил свое недоумение, на что Азеф, хитро подмиг¬
364

нув, сказал что-то о неизбежности для боевика бывать во всевоз¬

можных условиях и т.п. Факт казался Э. крайне странным, но он

никому о нем не рассказывал»57.
Аргунов уже понимал, что Лопухин говорил правду, но это

входило в его сознание, преодолевая огромное внутреннее сопро¬

тивление и колоссальное нежелание в это поверить. Он был пер¬

вым из эсеровских руководителей, который убедился, что Азеф —

провокатор, и впечатление у него было такое, что рушился целый

мир. Но окончательно он поверит в это чуть позже, а пока в нем

«Жило еще какое-то сомнение, колебание и ощущалась какая-то

тупость в сознании, вялость в переработке фактического материала

и в способности к окончательным выводам»58. Но Азеф и Гераси¬

мов сделали все от них зависевшее, чтобы Аргунов поверил. О

свидании Герасимова с Лопухиным мы знаем со слов обоих участ¬

ников. Они вспоминают его совершенно по-разному. Естественно,

в тот момент они оказались врагами, но о чем шел разговор они

рассказывают одинаково. Герасимов требовал, чтобы Лопухин не

называл Азефа революционерам как провокатора, а Лопухин вся¬

чески уходил в сторону.
Итак, в 5 часов вечера 21 ноября. По воспоминаниям Гераси¬

мова, Лопухин его сначала не узнал: «Тем дружелюбнее приветст¬

вовал меня потом. — А, Александр Васильевич, добро пожаловать.

С каким вестями? Не с поручением ли от Столыпина? (Он все еще

надеялся, что Столыпин сделает попытку сближения с ним). —

Нет, я совсем по частному делу. Я хотел бы с вами поговорить с

глазу на глаз»59. Как только Лопухин узнал, что Герасимов пришел

по делу Азефа, его тон изменился: «Ах, вы хлопочете по поводу

этого негодяя... Он был уже сам у меня. Нет, я ничего не могу и не

хочу для него сделать»60. На суде А.Лопухин показывал: «...в сущ¬

ности, между мной и Герасимовым не было разговора. Герасимов

говорил все время. Мне приходилось молчать»61. Запомним это

словечко «приходилось». Мы еще вернемся к нему. Герасимов

начал с того, что пересказал своими словами письмо Азефа к Ло¬

пухину с просьбой не выдавать его революционерам и с подробны¬

ми объяснениями, как он должен себя вести в случае, если те будут

его допрашивать? Интересно, что в показаниях, данных Герасимо¬

вым на суде, присутствует много унижающих Лопухина мест, кото¬

рых нет в воспоминаниях Герасимова. Так, он повторяет показания

Лопухина, что он заявил Азефу, что на суд революционеров не

пойдет, но добавляет и следующее выражение Лопухина: «...если

ему приставят браунинг, то не может быть и речи, что он должен

сказать правду, а не лгать, и выбора между ним, Лопухиным, и

Азефом не может быть»62. Или другое место из его показаний,

когда он уговаривает Лопухина не выдавать Азефа и говорит ему,

что Азеф «лично однажды спас ему жизнь, убедив террористов от¬

казаться от плана покушения на него»63. А Лопухин ему отвечает:

«Вы знаете, как Министерство со мной поступило? — Уволило без

пенсии»64. В своих мемуарах через много лет, когда Лопухин уже

умер, Герасимов приводит другой его ответ: «Это обычная ложь

Азефа! — воскликнул Лопухин. — Он врет»65. Мы уже выше писа¬
365

ли, что Лопухин долго объяснял с помощью свидетелей, что он сам

не подавал на пенсию, так как считал, что он не имеет на нее

права. Невозможно представить себе, чтобы он мог сказать такое

Герасимову. Получается, что он выдал Азефа, мстя Министерству

внутренних дел за непредоставленую ему пенсию.
Вторая версия Герасимова куда более правдоподобна. Гераси¬

мов решил попробовать воздействовать на Лопухина с другой сто¬

роны и взывает к его человеческим чувствам: «У Азефа жена и

дети. Ему грозит страшная смерть, если вы сообщите разоблачи¬

тельный материал его обвинителям»66. Но на Лопухина эта про¬

сьба о пощаде не подействовала: «Вся жизнь этого человека —

сплошные ложь и предательство. Революционеров Азеф предавал

нам, а нас — революционерам. Пора уже положить конец этой

преступной двойной игре»67. Видимо, Лопухин выражался не столь

категорично. Он говорит в своих показаниях: «...я ему заявил, что

считаю его явку ко мне и объяснение совершенно лишними и

просил бы меня оставить»68. Герасимов, видя, что он ничего не

добился, а только ухудшил положение своим визитом, решил за¬

говорить на языке угроз. В своих воспоминаниях он писал о том,

как он обратился к Лопухину: «Вы знаете о деятельности Азефа за

время вашей работы в Департаменте; все, что вам известно, явля¬

ется служебной тайной. Вы не можете раскрыть этой тайны рево¬

люционерам. Насколько я знаю, революционный суд хочет вы¬

звать вас в качестве свидетеля. Если вы появитесь на таком суде,

то тем самым примете на себя бремя вины за убийство Азефа и

совершите тяжкое нарушение служебной тайны»69. В своих пока¬

заниях на суде он заявил, что сказал Лопухину: «Я буду знать, даст

ли он показание по делу Азефа»70, — но он считал, что в этих

речах Лопухин не мог усмотреть для себя угрозы. Лопухин, одна¬

ко, просто испугался. Этот страх чувствовался еще через несколько

месяцев, когда он говорил на суде о впечатлении, произведенном

на него визитом Герасимова: «Довольно трудно передать тон этого

разговора, но так, как он со мной говорил, можно говорить только

в арестантском помещении Охранного отделения. Не будь этого

разговора в моем доме, не будь я так убежден, что этот человек

может из-за угла подослать ко мне убийц, я бы дал ему пощечи¬

ну... При этом он сказал, что будет знать все то, что будет проис¬

ходить в Париже на революционном суде и что, конечно, тому

лицу, которое будет давать показания, не поздоровится, что про¬

тив него будут приняты все исключительные меры»71. Нам кажет¬

ся, что Лопухин несколько преувеличил те угрозы, которые он ус¬

лышал от Герасимова.
Но шок от визита Герасимова и его ультимативно угрожающе¬

го тона привел к диаметрально противоположным результатам:

Лопухин тут же сообщил А.Браудо о визите Герасимова. Браудо

вспоминал: «Лопухин... очень обеспокоен этим визитом и особен¬

но требованиями генерала Герасимова исполнить просьбу Азефа и

отказаться от свидетельства против него. Затем, Лопухин замечает,

что за ним следят, и он боится како-то акта со стороны черносо¬

тенцев или агентов Герасимова, а потому и принял меры предо¬
366

сторожности»72. Но он не отказывается от своего решения быть

свидетелем по делу Азефа. Браудо узнал от Лопухина, что послед¬

ний в ближайшее время едет в Лондон. Аргунов через своих по¬

средников предложил Лопухину встретиться в Лондоне с предста¬

вителем партии. 23 ноября Аргунов был у Кальмановича, который

сообщил ему, что Лопухин согласен в Лондоне продолжить свои

разоблачения. Лопухин просил, чтобы на лондонском свидании

присутствовал Савинков. При встрече с А.Аргуновым Лопухин

обещал ему написать все, что он знает об Азефе и передать эти

записки Аргунову. Но сейчас Лопухин передумал и вместо запи¬

сок, которые он так и не составил, «чтобы не дать документ в руки

полиции и суда»73, он передал Аргунову письмо, адресованное

Столыпину, Макарову и Трусевичу. Аргунов рассказывает об этом:

«Это письмо (незапечатанное, в 3-х конвертах) он передал мне для

прочтения и просит самолично сдать на почту (с целью уничто¬

жить во мне сомнения, что этот документ действительно отправ¬

лен)»74.
Я не буду приводить всего текста письма Лопухина, которое

неоднократно публиковалось. Лопухин описывает визит к нему

домой Азефа и Герасимова. «Евно Азеф... обратился ко мне с за¬

явлением, что в партию социалистов-революционеров... проникли

сведения о его деятельности в качестве агента полиции, что над

ним происходит поэтому суд членов партии, что этот суд имеет

обратиться ко мне за разъяснением по этому поводу и что вслед-

ствии этого... жизнь Азефа находиться в зависимости от меня.
Усматривая в требовании Азефа в сопоставлении с заявлением

...Герасимова о будущей осведомленности его о ходе ... расследо¬

вания над Азефом прямую направленную против меня угрозу, я
обо	всем считаю долгом довести до сведения Вашего Превосходи¬

тельства, покорнейше прося оградить меня от назойливости и на¬

рушающих мой покой, а может быть и угрожающих моей безопас¬

ности действий агентов политического розыска»75.
Главная цель написания этих писем и своеобразного способа

их отправки адресатам понятна: Лопухин хотел «закрепить свои

свидетельские показания»76. На самом деле, сложно придумать

более веские доказательства провокаторства Азефа, чем указание

его фамилии в письме, отправленном Столыпину. Не совсем по¬

нятно другое. Лопухин, неоднократно говоривший, что он после

визита Азефа и Герасимова боится за свою безопасность или, как

говорил его защитник А.Пассовер, опасается «за свою шкуру»77,

видимо решил, что публичное обращение к Столыпину будет га¬

рантией его безопасности. О том, что, передавая свои письма

через революционеров, он делает их известными всему миру и дает

стопроцентные улики ДП для возбуждения уголовного преследова¬

ния против себя, он как-то не подумал. Все те же «легкомыслен¬

ность» и «мальчишеский темперамент», о которых мы уже писали.
Аргунов спешил из России со своей бесценной информацией

и попросил А.Браудо отправить письмо по трем указанным адре¬

сам; была снята копия для отправки через Финляндию в Париж

эсерам. В скором времени, письмо было опубликовано в газете
367

«Таймс» и стало сенсацией. Аргунов писал, что он «недоумевал о

том, кто это сделал»78. Подозревал он Браудо. И.Гессен считал,

что эсеры поручили Браудо «опустить письмо в почтовый ящик и

копию отправить в редакцию "Таймса”»79, но я полагаю, что эсеры

здесь были ни при чем. Аргунов, уже утративший свою слепую

веру в Азефа, но на сто процентов еще не убежденный, меньше

всего хотел до окончания следствия публикации писем Лопухина.

Мы считаем, что это сделал А.Браудо, тесно связанный с редак¬

циями многих влиятельных газет в Западной Европе, куда он на¬

правлял большое количество материала, разоблачающего различ¬

ные проявления произвола властей в царской России. Видимо, он

решился на этот шаг, опасаясь что эсеры могут келейно разобрать¬

ся с Азефом, не предавая дело огласке. Для избежания этого, по¬

мимо отправки письма в «Таймс», Браудо и Кальманович широко

говорили в городе о провокаторстве Азефа, и возмущенный этим

Аргунов просил их немедленно прекратить эти разговоры.
Браудо сдал письма на почту 24 ноября, адресаты их получили

и, как сказано в обвинительном акте по делу Лопухина «...ни в

какие канцелярии не передавались, так что ни из чиновников, ни

из посторонних лиц никто к ним доступа не имел»80.
Роль Браудо и Кальмановича осталась на суде не раскрытой.

Лопухин заявил только: «С содержанием этих писем он познако¬

мил двух лиц, назвать которых не желает по соображениям нрав¬

ственного свойства»81. Петербургское охранное отделение догады¬

валось, что Браудо был причастен к этому делу, у него был про¬

изведен обыск, он даже ненадолго уехал за границу, но все обо¬

шлось, и он вскоре вернулся. 30 ноября Лопухин выехал в Лондон,
1	декабря за границу уехал Аргунов.
Примечания
1	Аргунов А. Указ. соч. С. 103.
2	Там же. С. 104.
3	Савинков Б. Указ. соч. С. 343.
4	Письма Азефа. С. 161.
5	ГАРФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 33.
6	Савинков Б. Указ. соч. С. 344.
7	Там же.
8	Николаевский Б. История одного предателя. С. 233.
9	Фигнер В. Указ. соч. С. 291.
10	ГАРФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 128. Л. 145.
11	Дело А.Лопухина. С. 92.
12	Письма Азефа. С. 167.
13	Об этом рассказывает также В.Чернов в кн. «Перед бурей». С. 287—288.
14	Герасимов А. Указ. соч. С. 166.
15	Минор О. Освобождение // Путь освобождения. М. 1917. Nq 1. С. 12.
16	Там же.
17	Там же.
18	ГАРФ. Ф. 1699. Оп. 1. Д. 126. Л. 33.
368

19	Там же.
20	Там же.
21	Там же. Л. 35.
22	Герасимов А. Указ. соч. С. 131 — 132.
23	Там же. С. 132.
24	Аргунов А. Указ. соч. С. 105.
25	Там же. С. 106.
26	Там же. С. 106—107.
27	Аргунов А. Воспоминания. Александр Исаевич Браудо. С. 99.
28	Аргунов А. Азеф — социалист-революционер. С. 107.
29	Аргунов А. Воспоминания С. 99.
30	Аргунов А. Азеф — социалист-революционер. С. 107.
31	Там же. С. 108.
32	Суд удовлетворился показаниями А.Лопухина, что он через не назва¬

ного им приятеля передал приехавшему эсеру «содержание своей бе¬

седы с Бурцевым» (Дело А.Лопухина. С. 26).
33	Там же. С. 44.
34	Там же.
35	Герасимов А. Указ. соч. С. 133.
36	Бурцев В. Воспоминания. С. 95.
37	Дело Лопухина А. С. 46—47.
38	Там же. С. 53.
39	Там же . С. 47.
40	Там же. С. 44—45.
41	Там же. С. 49.
42	Там же. С. 108.
43	Герасимов А. Указ. соч. С. 133.
44	Аргунов А. Азеф — социалист-революционер. С. 109.
45	Там же. С. 106.
46	Там же. С. 110.
47	Там же.
48	Там же.
49	Там же. С. 111-112.
50	Там же. С. 113.
51	Там же.
52	Там же.
53	Там же.
54	Аргунов А. Воспоминания. С. 100.
55	Там же.
56	Аргунов А. Азеф — социалист-революционер. С. 114.
57	Там же. С. 115.
58	Там же.
59	Герасимов А. Указ. соч. С. 133.
60	Там же.
61	Дело АЛопухина. С. 53.
62	Там же. С. 45.
63	Герасимов А. Указ. соч. С. 133.
64	Дело АЛопухина. С. 45.
13— 1292
369

65	А.Герасимов. Указ. соч. С. 133.
66	Там же.
67	Там же. С. 133—134.
68	Дело АЛопухина. С. 53.
69	Герасимов А. Указ. соч. С. 134.
70	Дело А.Лопухина. С. 46.
71	Там же. С. 54.
72	Аргунов А. Азеф — социалист-революционер. С. 116.
73	Там же. С. 117.
74	Там же.
75	Дело АЛопухина. С. 38—39.
76	Там же. С. 39.
77	Там же. С. 108.
78	Аргунов А. Азеф — социалист-революционер. С. 117.
79	Гессен И. Подвижник // Александр Исаевич Браудо. С. 53.
80	Дело А.Лопухина. С. 16.
81	Там же. С. 20.

Глава 23.

СВИДАНИЕ В ЛОНДОНЕ.

ОКОНЧАТЕЛЬНОЕ РАЗОБЛАЧЕНИЕ АЗЕФА
Аргунов приехал в Париж во многом внутренне убежденный в

виновности Азефа. Но передать эту убежденность своим товари¬

щам по партии он не смог, это было, по-видимому, и невозможно,

так как те лично не пережили шока от разоблачений Лопухина.

Выслушав рассказ о визите Азефа и Герасимова к Лопухину, Са¬

винков, Чернов и Натансон, по воспоминаниям Савинкова, обра¬

довались: «...впервые мы имели возможность проверить обвинение

против Азефа, впервые давалось точное указание места и времени

его конспиративных сношений. Мы надеялись, что расследование

докажет полную несостоятельность сообщения Лопухина: мы

знали, что Азеф в начале ноября поехал в Мюнхен к Н. и, пробыв

там дней десять, вернулся в Париж»1.
Но отношение к нему все-таки изменилось, и он это тут же

почувствовал. К нему стали относится как к «заподозренному»2.

Он иногда появлялся у своих знакомых по партии, но «на заседа¬

ниях ЦК он не бывал — его не приглашали»3.
Сразу же после встречи с Аргуновым Савинков поехал в Мюн¬

хен. Он надеялся, что чудовищный кошмар, окружавший со всех

сторон партию и его самого, наконец, рассеется. «Нам казалось,

что на этот раз мы легко установим ошибку Лопухина»4. Но в

Мюнхене его ждало большое разочарование. Выяснилось, что

Азеф приехал в Мюнхен 15 или 16 ноября и пробыл там всего

пять дней. «Азеф был уличен во лжи: он сказал Чернову и Натан¬

сону, что пробыл в Мюнхене 10 дней»5.
Лопухин вместе с женой приехал в Лондон 3 декабря 1908 года

и поселился в дорогом «Вальдорф-Отеле». Лопухин стал активно

вести переговоры с представителями английского финансового

мира (об этом см. выше). Он был очень увлечен этим, но помнил

и о другой своей лондонской миссии и охотно встретился с Аргу¬

новым и был готов встретиться с представителями партии, как

только они приедут в Лондон. Он, видимо, не сознавал, что ока¬

зался в центре одного из крупнейших политических скандалов

русской истории начала XX века. У Аргунова сложилось четкое

мнение, что «...в поведении Лопухина в азефовском деле играло

еще, несомненно, отсутствие представления о той тяжелой каре,

которую ему готовило правительство. Лопухин не думал о каторге

или даже о судебном процессе, надеясь, что правительство не пой¬

дет на открытый скандал. Вместо судебной кары ему мерещились

черносотенцы, подосланные ему Герасимовым для уничтожения
13*
371

его, Лопухина, из-за угла»6. Рассказывая Аргунову о «таинственной

слежке за ним» в Петербурге, о «подозрительных телефонных сно¬

шениях»7, Лопухин вызвал у него невольную улыбку. Он даже как-

то сказал, «что ему, бывшему начальнику Департамента полиции,

не пристало быть настолько наивным в этой области»8. Мы уже

неоднократно писали о легкомыслии, наивности Лопухина, Аргу¬

нов считает, что этими качествами «объясняется та сравнительная

храбрость, с которой Лопухин вел с нами сношения»9.
Беседа Аргунова с Лопухиным, происходившая во внутреннем

зимнем саду в отеле «Вальдорф», была довольно продолжительной.

Лопухин много рассказывал о прошлом, о приемах у Николая II,
об	Азефе. Собеседники весело вспоминали, как Лопухин «послал»

Аргунова в Якутск. Лопухин даже заявил Аргунову, что если лон¬

донского свидания окажется недостаточно, то он готов приехать в

любое время в любое место, когда его пригласит Аргунов: «При¬

чем мы признали наиболее подходящей для свидания территорию

Финляндии»10. Новые приятели тепло расстались и договорились

встретиться после приезда Савинкова и Чернова, но те все не при¬

езжали. Аргунов не мог понять в чем дело, но в это время Савин¬

ков в Мюнхене проверял тамошнее алиби Азефа. Лопухин должен

был уехать из Лондона 10 декабря, время шло, и Аргунов волно¬

вался, что Савинков с Черновым могут опоздать. Волнения Аргу¬

нова понятны, удивляет другое, что так же нервничал Лопухин,

ему явно хотелось сыграть свою роль до конца.
Савинков и Чернов приехали в Лондон 10 декабря, в день отъ¬

езда Лопухина. «Это была крупная ошибка с их стороны»11. Прямо

с вокзала они вместе с Аргуновым поехали в отель к Лопухину,

который вышел принимать дорогих гостей в приемную отеля.

Вместе с ним «вышла ...жена Лопухина с явным намерением по¬

смотреть "опасных террористов”»12. Лопухин был занят и догово¬

рились, что он приедет к Аргунову. Лопухин приехал за два часа

до отъезда. Аргунов очень переживал потом, что времени было

мало и все приходилось делать в спешке13. Но для того, чтобы

коллеги Аргунова по партии поняли главное, времени оказалось

достаточно. Лопухин рассказал эсерам о своих трех встречах с Азе¬

фом и дал портрет Азефа, каким он его запомнил во время пос¬

ледней встречи. Савинков перечислял со слов Лопухина, что кон¬

кретно Азеф «осветил» полиции: «...пензенскую тайную типогра¬

фию, транспорт нелегальной литературы в Лодзи, террористичес¬

кую группу Серафимы Клитчоглу в Петербурге, поездку в Россию

Слетова в 1904 году, нижегородский съезд боевой организации в
1905	г. и многое другое. Лопухин сказал, также, что, по его све¬

дениям, Азеф был наиболее крупным провокатором в партии со-

циалистов-революционеров: в последнее время он получал до 14

тыс. рублей в год»14.
Лопухин на следствии и на суде признал факт лондонской

встречи и того что он подтвердил на ней заявление, сделанное

Бурцеву, подробно рассказал о последнем визите к нему Азефа,

стараясь все же несколько смягчить отрицательное отношение суда

к нему, он сказал, что, когда от него потребовали «несколько слу¬
372

чаев из деятельности Азефа как агента он, Лопухин, заявил, что

для него это тяжело, а для дела не нужно»15. Интересно, что ни

Савинков, ни Аргунов ничего не сообщают о тех словах Лопухина,
о	которых он говорил на следствии. Лопухин сообщил также, что

он в беседе с революционерами «выразил желание, чтобы Азеф ос¬

тался жив, но на это никакого ответа от своих собеседников не

получил»16.
Савинков и Чернов были полностью согласны с Аргуновым,

что Лопухин говорит правду. «В искренности Лопухина нельзя

было сомневаться, в его поведении и в словах не было заметно ни

малейшей фальши. Он говорил уверенно и спокойно, как честный

человек, исполняющий свой долг»17. Чернов и Савинков, оконча¬

тельно убедившись, что Азеф — провокатор, находились в ужас¬

ном состоянии. Аргунов пишет: «Они... были в таком состоянии,

какое я пережил в Питере»18.
После возвращения из Лондона на совещаниях расширенного

эсеровского руководства решался вопрос, что делать. «Собрания

эти были почти ежедневные, в составе 15—20 человек. Дебатиро¬

вался вопрос — как быть с Азефом?»19 Большинство собравшихся,

в том числе и членов ЦК, за исключением М.Натансона, были

убеждены в виновности Азефа, но убеждены своеобразно. Было

использовано очень своеобразное словечко: они были убеждены

«субъективно»20. Из этого делался вывод, что на основании одних

«субъективных» улик нельзя поступать с Азефом как с провокато¬

ром, то есть попросту застрелить, так как возможна «роковая

ошибка»21 и нужно думать о будущей ответственности «перед

судом партии». На большинство влияла также позиция меньшин¬

ства, в том числе боевиков, продолжавших слепо верить в Азефа.

Особенно фанатичной преданностью Азефу отличалась Э.Лапина

(Бела), которую Азеф именно за ее излишнюю экзальтированность

долго не хотел брать в БО. В Париж из Петербурга дошли слова

Карповича, грозившего, что если партия без суда «расправиться с

Азефом», то он «перестрелял бы» всех членов ЦК22. В партии

стали боятся угрозы раскола. М.Натансон показывал партийной

следственной комиссии: «Конечно, на нас действовал не страх, что

в перестрелке нас убьют, а страх, что будет полный развал партии,

что начнется междоусобица»2^. М.Натансон в показаниях судебно¬

следственной комиссии по делу Азефа пытался всячески пре¬

уменьшить свою роль одного из главных защитников Азефа, про¬

должавшего слепо верить в него, когда сомневаться в том, что

Азеф провокатор было уже невозможно. Поэтому он разделил

вину с другими: «...кроме Савинкова и невесты Сазонова (Проко¬

фьевой), все остальные боевики стояли за Азефа»24. Натансон го¬

ворил, что после Э.Лапиной наиболее страстным защитником

Азефа был Н. (Панов): «Быть может чуточку мирнее, но все-таки

с большим абсолютным недоверием и крайней ненавистью отно¬

сился к нам Панов, который считался правой рукой Азефа; тот его

прямо нам рекомендовал как будущего своего преемника-органи-

затора»25.
373

Вообще, то состояние полной растерянности, ужаса перед на¬

ступающей катастрофой (признание Азефа провокатором), охва¬

тившее эсеровское руководство, сильнее всего проявилось в пове¬

дении одного из главных руководителей партии, ее патриарха

М.Натансона. Чернов писал об этом: «На этот раз, думаю в пер¬

вый раз в своей жизни, сам старый Марк Натансон растерялся.

Зато растерялся до паникерства, до полного паралича воли, до не¬

способности держаться какого-нибудь решения»26. Из этого состо¬

яния Натансон выйдет не скоро. М.Чернавский, приехавший в

Париж из Петербурга в начале марта 1909 г., вспоминал, что, бе¬

седуя с ним, Натансон все время возвращался к теме Азефа:

«Помню Марк Александрович несколько раз в течении разговора

повторил: "В партию ввел Азефа не я"»27.
Верхушка партии в Париже находилась в каком-то лихорадоч¬

ном состоянии, нужно было решать, как быть дальше. Решающее

собрание состоялось в Париже в середине декабря. В нем приняло

участие 14 человек: М.Натансон, В.Чернов, А.Аргунов, Н.Ракитни¬

ков, В.Фигнер, И.Рубанович, И.Фондаминский, В.Зензинов,

М. Прокофьева, Э Лапина, С.Слетов, Б.Савинков, Г-ский,

Н.(Панов). Собрание решало один вопрос — что делать с Азефом.

Четыре человека: Зензинов, Прокофьева, Слетов, Савинков —

были сторонниками немедленной казни без проведения дальней¬

шего следствия и допроса. Они считали, что «виновность Азефа...

столь очевидна, что обвинение ни в дальнейшем расследовании,

ни в допросе не нуждалось»28. Они боялись также, что отсрочка в

совершении убийства может привести к бегству Азефа. Кроме того

они разделяли общее для верхушки эсеров опасение, что убийство

Азефа тяжело отразится на судьбе партийных учреждений в Пари¬

же, но считали, что, если с ним расправиться немедленно, ЦК не

будет скомпрометирован. Большинство было решительно против,

они опасались, что ликвидация Азефа приведет к расколу партии:

«...многие из партийных, в особенности боевых работников, будут

считать, что Центральный комитет совершил преступление»29. Они

также боялись репрессий со стороны французских властей: «Каза¬

лось, что убийство в Париже человека повлечет за собой огромные

репрессии для всей эмиграции, даст в руки русского правительства

оружие разделаться при содействии французского со своими вра¬

гами»30. Были и еще мнения: Э.Лапиной, остатки слепой, фана¬

тичной веры Натансона в Азефа, особая точка зрения Рубановича,

стоявшего за долгое, тщательное расследование, «чтобы ни инте¬

ресы правосудия, ни интересы партии не пострадали»31.
Интересно, что немедленно убить Азефа как бешеную гадину

предлагали четыре человека — все русские, а сохранившими

какие-то остатки веры в него, оказались евреи: Лапина, Натансон,

Рубанович. Для социалистов-революционеров — русских и евреев —

дело Азефа было величайшим позором партии, для некоторых из

них, например, Савинкова — крупнейшая личная катастрофа. Тем

сильнее русские революционеры хотели смерти предателя. Но у

революционеров-евреев, даже полностью ассимилированных, где-

то в глубине души оставалась гордость за сына бедного еврейского
374

портного, ставшего живой революционной легендой, организовав¬

шего убийство крупнейших антисемитов в России — Плеве, вели¬

кого князя Сергея, и им от этой легенды было трудно отказаться.

Были, конечно и русские, например, Карпович, продолжавшие

страстно верить в Азефа. Карпович, однако, был в Петербурге и

не знал всех обстоятельств дела. Среди евреев вера в Азефа при¬

нимала, порой, фантастические размеры. Через много месяцев

после его разоблачения, когда статьи о его похождениях заполняли

страницы всей мировой прессы, Х.Житловский, один из основате¬

лей партии социалистов-революционеров, говорил о нем: «Я ско¬

рее мог усомниться в себе, чем поверить в то, что Азеф провока¬

тор. Нужно знать, чем для нас был Азеф, чтобы понять это... Я

помню, когда-то в Берлине каждый приезд Азефа или Гершуни

был для нас светлым праздником. С его именем для нас были свя¬

заны самые яркие проявления нашей партии. Кроме того он с

такой чуткостью и вниманием относился ко всем нам; так, напри¬

мер, что касается лично меня, он всегда интересовался моими ли¬

тературными планами и работами, давал советы, практически

очень умные, указывая на наиболее подходящие к моменту сюже¬

ты, и все это с такой дружеской теплотой, с такой сердечностью...

Разоблачение Азефа казалось мне чудовищной ошибкой»32.
В итоге на собрании было принято решение продолжать рас¬

следование. Нужно было выяснить у Азефа, где он был 9—13 но¬

ября 1908 г. В то же время было решено начать подготовку его

уничтожения — найти в Италии виллу, где его можно было бы

убить, не привлекая внимания полиции. Судебно-следственная ко¬

миссия по делу Азефа сделает вывод, что основные причины, из-

за которых было принято решение не убивать Азефа, а продолжать

следствие, были несостоятельны. Так, по поводу опасения М.На¬

тансона и некоторых членов ЦК, что убийство Азефа может вы¬

звать «развал партии» и «междоусобицу», в решениях комиссии го¬

ворилось: «Как ни велико было влияние Азефа в БО, но в ней дух

революционной чести остался неприкосновенным»33. Так же были

признаны преувеличенными страхи о разгроме французскими по¬

лицейскими властями учреждений партии в Париже в случае

убийства Азефа. «Главой французского правительства был в то

время Клемансо, который едва пожелал бы, да едва ли и мог уст¬

роить в угоду русскому правительству гонения на русскую эмигра¬

цию или даже только на одну партию социалистов-революционе-

ров»34.
Аргунов с еще одним революционером поехали в Италию ис¬

кать уединенную виллу. А в Париже продолжалось расследование.

Чернов пришел к Азефу и сказал ему, что Бурцев установил слеж¬

ку за Л.Ратаевым и обнаружил, что Азеф посещал Ратаева 11 но¬

ября в 7 часов утра. Чернов попросил Азефа указать, где он был

в это время: «...несмотря на явную нелепость такого указания (что

Азеф был у Ратаева) суд может потребовать документального его

опровержения»35. М.Натансон со слов В.Чернова рассказывал су-

дебно-следственной комиссии по делу Азефа, что Азеф, услышав

требования Чернова, «был очень обрадован»36. Если это правда,
375

то, видимо, Азеф совсем потерял голову, так как доказательства

невиновности у него были сомнительные. Ловушка была настоль¬

ко примитивной, что совершенно непонятно, как Азеф в нее

попал, но тем не менее это произошло. В ответ на просьбу Чер¬

нова Азеф немедленно предъявил ему два счета: один на имя Ла-

германа из приличной гостиницы в Берлине с 7 по 9 ноября, а

другой на имя И.Данельсона с 9 по 13 ноября из меблированных

комнат «Керчь» в Берлине, принадлежавших эмигранту из России

Черномордику. На вопрос, почему он переехал в другую гостини¬

цу, Азеф ответил, что в отеле было на 2 марки дороже, чем у Чер-

номордика. Как писал Аргунов: «Для меня лично этот счет отеля

Черномордика был как бы собственноручной распиской Азефа в

правдивости всех данных Лопухина и всех подозрений»37. Абсо¬

лютно не вязалось с обликом Азефа, чтобы он, завсегдатай самых

роскошных отелей, переехал в плохонькую русскую гостиницу, на¬

стоящий притон, ради экономии в 2 марки. Звучало как дурная

шутка для всех, кто его знал. Поражал и сам факт, что Азеф со¬

хранил счета. «Азеф, не знающий обычно счета деньгам, и вдруг

такая аккуратность в хранении счета»38. Было очевидно, что счета

специально сохранялись в качестве алиби. Эсер В.Фабрикант был

послан в Берлин проверить останавливался ли Азеф в этих гости¬

ницах в это время. «На удачную проверку данных в Берлине никто

не рассчитывал, так как ясна была трудность произвести тако¬

вую»39.
Но Фабрикант блестяще справился с порученным ему делом.

Он быстро установил, что Черномордик состоит на службе в Бер¬

линском Полицей-Президиуме и что человек, останавливавшийся

в «Керчи», «даже отдаленно не напоминает собой Азефа»40. Он

ошибся только в одном: обнаружив за собой слежку Черноморди¬

ка, он решил, что Азефу стала известна его миссия, и послал в ЦК

телеграмму следующего содержания: «Ваши худшие подозрения

подтвердились... Дикер знал о миссии Вольдемара»41. Вторая фраза

означала, что Азеф знал о поездке Фабриканта. Телеграмма Фаб¬

риканта вызвала настоящую панику в ЦК; Натансон вспоминал:

«Телеграмма нас совершенно сбила с панталыку»42. Аргунов был

вызван из Италии, где он подыскивал подходящую виллу (туда

было решено заманить Азефа под предлогом последнего заседания

суда ЦК с Бурцевым, на котором Азеф будет «реабилитирован». От

этой идеи было решено отказаться43).
Идея создания алиби при помощи гостиницы Черномордика

так же, кстати, как идея визита к Лопухину, окончательно погубив¬

шая Азефа, принадлежала Герасимову. Один из самых талантливых

руководителей русской полиции своими непрофессиональными

действиями погубил своего лучшего агента, которого он искренне

хотел спасти. Азеф в письме Герасимову с профессиональной по¬

хвалой отозвался о поведении Лопухина: «Дело дрянь. Все надела¬

ло наше посещение приятеля (Лопухина. — прим. состав. сборни¬

ка)... Он рассказал все, что я ему говорил и что Вы ему угрожали.

Меня он описал точно: костюм, манеру держаться, лицо — все,

все... Словом, он поступил хитро и ловко»44. Он писал о том, как
376

Герасимов старался создать ему алиби: «Но все это могло кончить¬

ся не так плохо, а может быть даже и хорошо, если бы удалось ус¬

тановить свое алиби. Но это не удалось. Счет, который Вы присла¬

ли, и который я им передал, для alibi оказался очень подозритель¬

ным. Меблированные комнаты, где жил ваш субъект «Керчь»,

русские оказались в их глазах по предпринятому ими расследова¬

нию — шпионскими, что там останавливаются только шпионы и

подозрительные личности. И что я, как они меня знают, не мог

никогда остановиться в Берлине в таких комнатах. (Это конечно

правда. Никогда я бы не останавливался в какой-то русской гости¬

нице. Очень неудобно было выбрано.) Описать комнату и указать

номер, в котором я жил, я, конечно не мог, (так как несмотря на

мою просьбу Вы мне этого не прислали). В этой гостинице моей

фотографической карточки не признали»45.
Получение телеграммы из Берлина подтолкнуло ЦК на даль¬

нейшие действия. Было решено допросить Азефа, что было пору¬

чено Б.Савинкову, боевику Н.(Панову) и В.Чернову. Натансон со¬

общает, что боевики потребовали, чтобы в допросе участвовал

«...их представитель, представитель ныне действующей Боевой, а

не старой»46. Так что не проронивший ни слова во время много¬

часового допроса Панов был, в некотором роде, сторонним на¬

блюдателем, который должен был сделать вывод о виновности или

невиновности Азефа. «Было постановлено, что убивать Азефа мы

не имеем ни в коем случае права»47. А так как существовала опас¬

ность, что у участников допроса могут сдать нервы и кто-то из них

пристрелит Азефа, то им было запрещено иметь при себе оружие.

Была еще одна причина для этого запрета, довольно искусствен¬

ная: «...не дать против себя улики в том случае, если бы Азеф уст¬

роил им полицейскую западню»48.
Судебно-следственная комиссия по делу Азефа сделала следую¬

щий вывод: «...при наличии уличающих доказательств и полной

уверенности в его виновности революционный трибунал, не

имеющий возможности следовать процедуре обыкновенных судов,

был нравственно вправе осудить Азефа, не проходя через фор¬

мальность предъявления ему обвинения. Приговор этого трибуна¬

ла ни кем не мог быть заподозрен в пристрастии, хотя бы в силу

той упорной защиты, которой Азеф пользовался со стороны пра¬

вящих сфер в партии»49.
В семь часов вечера 5 января 1909 г. В.Чернов, В.Савинков,

Н.(Панов) были у Азефа. Дверь им открыл хозяин квартиры, от¬

сутствовавший весь день и пришедший за полчаса до них. Беседа

проходила в комнате жены50. В квартире помимо Любови Григо¬

рьевны и сыновей были гости, члены БО Н. и СЛазаркевич, си¬

девшие вместе с Л.Азеф на кухне, она пыталась прислушиваться,

но до нее долетали только отдельные слова. Открыв дверь, АзесЬ

понял, что его ждет: «Когда он увидел их, он страшно пожелтел»51.

Текст беседы был опубликован Б.Савинковым. Остановимся толь¬

ко на некоторых характерных моментах. Савинков и Чернов

(Панов все время молчал) начали разговор с предъявления Азефу,

в качестве новой улики против него саратовского письма. Вслед за
377

тем они попросили его описать номер в гостинице «Керчь» —

Азеф описал его неправильно, и знал, что несет полный бред, но

он никогда не был в гостинице и говорил первое, что придет в го¬

лову. Но Савинков стал упрекать Азефа в больших просчетах при

организации покушения на Дубасова, после чего Азеф сразу вос¬

прял духом, поскольку на самом деле проявил в этом покушении

блестящие способности террориста (см. выше). Савинков почувст¬

вовал это и вернулся к самому уязвимому месту Азефа — к гости¬

нице «Керчь» и вообще к пребыванию Азефа в Берлине в ноябре

1909 г., а затем он и Чернов перешли к вопросу о визите Азефа к

Лопухину. Азеф заволновался. Это было самое слабое его место:

«Азеф встает из-за стола. Он в волнении ходит по комнате»52.
В.Чернов, главный следователь, решил нанести последний

удар: «Мы предлагаем тебе условие: расскажи откровенно о твоих

сношениях с полицией. Нам нет нужды губить твою семью. Дегаев

и сейчас живет в Америке»53. Видимо, на какой-то миг Азеф за¬

колебался. Он «продолжает ходить взад и вперед. Он курит папи¬

росу за папиросой»54. Чернов продолжает уговаривать его: «При¬

нять предложение в твоих интересах.
Азеф не отвечает. Молчание.
Чернов — Мы ждем ответа»55. Но Азеф уже пришел в себя. Он

останавливается перед Черновым: «Он говорит, овладев собой: —

Да...! Я никогда ни в каких сношениях с полицией не состоял и

не состою»56.
Азефу был дан срок до 12 часов следующего дня, 6 января.

Уходя, Савинков с угрозой бросил ему: «Завтра в 12 часов дня мы

будем считать себя свободными от всех обязательств»57. После

ухода своих гостей Азеф стал лихорадочно готовится к бегству. Он

сжег письма, бумаги, кое-что брал с собой. Жене на ее вопрос:

«Они считают тебя провокатором?», он ответил — «Да»58. Но даже

в такой момент он себя контролировал и объяснил жене почему,

он не сказал им, что был в Берлине: «Как я мог сказать им такую

вещь. Ведь тогда они поедут в Берлин к директору, и я не получу

место»59. Ей это казалось полным безумием, но она верила всему,

что он говорил. Из бывших в доме 500 франков 300 он взял с

собой, а 200 оставил жене. Он так спешил, что «даже не посмотрел

на ребят»60.
Азеф описывал свое поведение во время беседы Герасимову: «Я

с целью затягивал так, чтобы им пришлось в 2 часа ночи уйти, с

тем, чтобы возобновить рано утром опять»61. В 3.30 ночи вместе с

женой он вышел из дома. Вещи он заранее отправил из гостиницы

в багажное отделение вокзала Сен-Лазар62. Так что фраза в его

письме Герасимову 9 января 1909 г. о том, что он «...ушел без

вещей и без платья» литературное преувеличение, Дзеф хотел по¬

лучить от Герасимова как можно больше денег. Он не мог пове¬

рить, что его ученики оказались такими растяпами и не оставили

наблюдателей у его дома. Ему все время казалось, что за ним сле¬

дят. Любовь Григорьевна рассказывала об этой ночи: «И вот мы с

ним всю ночь, до самого утра бродим по улицам. Это был такой

ужас... Какой-то страшно жалкий вид... все время он оглядывался
378

по сторонам и все боялся, что за ним следят, что они, наверное,

сделают так, что за ним будут следить французские шпики, и он

не сможет их узнать... И вот так он все ходил, оглядывался, потом

зашел в маленький кабачок на Монмартре, когда вышел оттуда,

сел на извозчика, и он все оглядывался по сторонам, смотрел, не

следят ли за ним. Приехали на вокзал... На вокзале кроме сторожа

никого не было. Только один сторож-француз... Но и его он бо¬

ялся»63. Во время путешествия по ночному Парижу и на вокзале

он был уже очень далеко от жены, от детей. Он даже от нее от¬

странился, когда она захотела его поцеловать на прощание: «Сей¬

час такое положение, что можно и без этого обойтись»64. Только

один раз он вспомнил про жену и подумал о том, что ее ждет в

Париже, в центре русской эмиграции, когда станет известно, что

ее муж, один из вождей революционного движения — предатель.

Он обратился к ней: «...мне бы только отсюда выбраться, тогда

мне наплевать на все, а вот твое положение действительно ужас¬

ное»65. В 6 часов утра преданная Люба посадила своего мужа на

поезд, отправляющийся в Бордо, там он пересел на другой и по¬

ехал приходить в себя в объятиях своей любовницы в небольшой

провинциальный городок в северной Германии. Поведение эсеров

совершенно непонятно. Почему они не установили наблюдение за

квартирой Азефа? Натансон настойчиво старался внушить членам

судебно-следственной комиссии мысль, что «...не было необходи¬

мого количества людей»66, так как боевики были против любых

действий, направленных против Азефа. Но эти заявления беспо¬

чвенны. В эсеровской эмиграции в Париже можно было найти до¬

статочное количество людей, готовых беспрекословно повиновать¬

ся распоряжениям ЦК, так что можно было легко установить

слежку за квартирой Азефа до истечения срока ультиматума — до
12	часов 9 января. Они решили устроить допрос Азефу только из-

за страха перед тем, что он может сбежать, узнав о поездке Фаб¬

риканта в Берлин. Почему теперь они не подумали об этом?

Эсеры в своих воспоминаниях и показаниях следственной комис¬

сии объясняют свое поведение одной причиной: «...атмосфера не¬

решительности, скованность действий... продолжали царить до

самого последнего часа... И все это в совокупности, вся эта атмо¬

сфера растерянности, порожденная хаосом, мнений, постановле¬

ний, сказалась, конечно, и в отсутствии практических мер на слу¬

чай допроса и после допроса. Переход от Азефа-товарища к

Азефу-провокатору оказался не под силу не для одних только чле¬

нов ЦК, а и для таких людей, как боевики, которым легче, чем

кому-либо было протянуть руку к браунингу, которым легче было

разобраться и осуществить практические меры, чтобы заподозрен¬

ный, но не изобличенный провокатор не ускользнул»67. Савинков

в своем поразительном по щемящей откровенности заявлении су-

дебно-следственной комиссии, которое он просил ни в коем слу¬

чае не публиковать в окончательном докладе комиссии, всю вину

за бегство Азефа взял на себя. Мы приводим полностью текст за¬

явления: «Впоследствии я задавал себе такой вопрос: понимал ли

я в то время, ясно ли я давал себе отчет, что из всех товарищей
379

по партии именно на мне и, быть может, на Карповиче лежит

обязанность персонально убить Азефа. И я себе ответил, что да, я

совершенно ясно эту свою ответственность сознавал. Тогда я задал

себе вопрос: почему, собственно, я Азефа не застрелил тут же, на

допросе? И вот я вам должен ответить совершенно искренне, как

я себе ответил на этот вопрос. Нужно вам сказать, что мои отно¬

шения с Азефом в последние годы были очень хорошие, то есть

мне они казались очень хорошими. Личной дружбы между нами

никогда не существовало, но в моих глазах он был единственным

достойным мне товарищем по прошлым боевым делам. И я не

ошибусь, когда я скажу, что мое чувство к нему было приблизи¬

тельно братское.
Когда я убедился в том, что он провокатор, я понял, что в тот

момент мое чувство к нему не изменилось, то есть я чувством

этого не воспринял. Когда я голосовал в собрании за его убийство,

я голосовал чисто логически, лично же я в себе, несомненно, сил

его убить в тот момент не чувствовал и на допросе я с ним гово¬

рил, зная и понимая, что он провокатор, не так, как если бы я

говорил с чужим мне провокатором. Поэтому, я должен сказать

Комиссии, что я считаю, что ответственность за побег падает ис¬

ключительно на меня, что он убежал только потому, что в нужный

момент я не нашел в себе сил его убить, поднять на него руку. Вы

понимаете, что это очень щекотливый вопрос и что при несколько

другом освещении он может принять совсем иной характер. Я это

говорю Комиссии потому, что ответственность за его побег я счи¬

таю возложенной лично на меня и что именно я больше, чем кто-

либо другой, за это отвечаю»68.
И все-таки история беспрепятственного бегства Азефа очень

загадочна. Когда Савинков рассказал Бурцеву, что эсеры полнос¬

тью убеждены в его правоте в отношении Азефа, Бурцев попросил

Савинкова отдать Азефа ему, на что Савинков торжественно за¬

явил: «Нет, мы его никогда не отдадим, он принадлежит нам»69.

И Бурцев добавляет, что он не ожидал, «что эсеры АзеЛа "упус¬

тят", или, как однажды выразился Лопатин, "отпустят"»70.
Разоблачение Азефа имело огромные последствия для эсеров¬

ской партии, последствия, которые трудно переоценить. В русском

революционном движении, где вождь партии быстро превращался

в живую легенду и наделялся всеми мыслимыми добродетелями,

буквально обожествлялся, разоблачение такого живого бога, каким

был Азеф, должно было вызвать и вызвало страшный шок, от ко¬

торого многие в партии, как и сама партия, уже не могли прийти

в себя никогда. Разочарование в идеалах партии, терроре, народ¬

ничестве, революции, подозрения, направленные буквально про¬

тив всех эсеровских вождей, стали распространенным явлением

среди эсеров. Одним из таких «разочарованных» стал известный

эсеровский террорист П.Карпович, боготворивший Азефа. По

приезде в Париж Карпович узнал от Чернова всю правду; побле¬

днев, он сказал Чернову: «...у нас один выход: всем не медля ни

минуты, разбежаться в разные стороны, чтобы не напоминать

видом своим друг другу о том, что было и о том, что надо забыть
380

навсегда, чтобы можно было как-то еще жить»71. Он уехал в Лон¬

дон, прекратив все связи с русскими революционерами эмигран¬

тами и отзывался о них очень резко. Он вспомнил, что когда-то

до террора был студентом, попытался вновь начать учиться, но у

него ничего не получилось. История с Азефом полностью сломила

его, но он хотя бы остался жив. Страстная защитница Азефа —

ЭЛапина, дольше всех отказывавшаяся поверить в его виновность,

заплатила жизнью за преданность своему кумиру. Крупный санов¬

ник, сочувствующий партии, сообщил, что есть женщина — из¬

вестный член партии, сотрудничающая в охранке, подозрения бы¬

стро пали на Э.Лапину. Решили, что она защищала Азефа, как

своего коллегу по провокаторской деятельности. По свидетельству

В.Бурцева «...обвинения ей были предъявлены в очень резкой

форме»72, и она покончила жизнь самоубийством. Через несколько

месяцев выяснилось, что речь шла о З.Жученко (Гернгросс).
Дело Азефа было одной из причин кризиса, а затем и раскола

партии в 1917 г. Я ни в коей мере не хочу утверждать, что это

было главной причиной. Но кризис веры в высшее руководство

партии в ее высшие органы и в отдельных людей, которые в них

состояли, в принципы строения партии, идущие еще от «Народ¬

ной воли» с ее диктаторской властью Исполнительного комитета,

охватил широкие слои эсеров после дела Азефа и ускорил многие

центростремительные процессы в партии. В.Чернов скупо пишет о

положении в партии после разоблачения Азефа: «И тут произошел

взрыв эмигрантских страстей, дошедших до точки кипения, вакха¬

налия всеобщего смятения и хаоса»73. В Париже день и ночь про¬

исходят эмигрантские собрания с необыкновенно бурными обсуж¬

дениями и обвинениями. Все задают один и тот же вопрос: как

стало возможным, что провокатор столько лет был один из глав¬

ных руководителей партии? А может быть не только он один?

Может быть и другие члены эсеровского руководства тайно со¬

трудничали с полицией? В осторожной форме такое подозрение

высказывал П.Кропоткин. 6 мая 1909 г. он писал Бурцеву: «Между

прочим, меня мучит один вопрос: знали ли Чернов и Натансон о

том, что Азеф состоит в полиции, и смотрели на него как на свое¬

го рода Клеточкина или нет?»74 Донесения заведущего загранич¬

ной агентурой ДП в Париже А.Гартинга рисуют фантастическую

картину борьбы, обвинений, невероятных предположений, охва¬

тивших русскую эмиграцию после разоблачения Азефа. Инициати¬

ву в наступлении на ЦК партии взяла в свои руки парижская

«Группа инициативного меньшинства» во главе с ЮДелевским и

В.Агафоновым. На собрании группы членов партии социалистов-

революционеров сторонников ЦК — под председательством

И.Фондаминского речь о разоблачении Азефа произнес Чернов. В

заключении оратор, говоря, что весь состав ЦК обязан подать в

отставку, потому что он должен был знать об этом провокаторе и

не знал, со слезами на глазах призывал всех социалистов-револю-

ционеров сплотиться и, «начав чистую работу, забыть о той струе

фязи, которая протекла на всю предшествующую деятельность

партии благодаря Азефу».
381

Когда Чернов окончил свою речь, председательствующий Фон-

даминский (Бунаков) и многие из присутствующих плакали, дру¬

гие сидели с опущенными головами, не произнося ни слова»75.

После пятиминутного перерыва оратору начали задавать вопросы,

некоторые выступления были невероятными обвинениями членов

ЦК. «...правда ли, что Азеф получал 6 тыс. руб. в год от ЦК, и

правда ли, что последний устроил побег Азефу на воздушном

шаре. На это Чернов возражает, что Азеф получал от ЦК только
125	рублей в месяц и что никаких воздушных шаров для побега

не было»76.
Еще больше страсти кипели на собраниях группы «инициатив¬

ного меньшинства», на которых присутствовали сторонники ЦК.

Первое такое собрание произошло вечером 14 января. Ю.Делев-

ский рассказал, каким путем группа пришла к выводу о провока-

торстве Азефа. Делевский говорил о неких «сверхъестественных

способностях подчинять себе людей», которыми обладал Азеф.

(Прямо сюжет для теперешних парапсихологов.) В своей речи он

заявил: «Стоя во главе Боевой организации, пользуясь полным до¬

верием ЦК, который ему магически будто бы подчинялся, Азеф

являлся диктатором, не допускавшим ни автономных групп, ни

каких-либо выступлений против него, причем люди, ему не сочув¬

ствующие или подозревавшие, роковым образом проваливались»77.

На собрании группы 16 января Делевский, «...охарактеризовав

влияние Азефа силою его личности, сказал, что члены ЦК нахо¬

дились под его очарованием и его гипнотическим влиянием»78.

Делевский подчеркивал выдающуюся роль Бурцева в разоблачении

Азефа, во много раз преувеличивал грозившую ему опасность. Так,
14	января, говоря о роли Бурцева, Делевский заявил, что ему «уг¬

рожала смертельная опасность, так как будто бы в Париж уже

прибыли два боевика, решившие убить его»79. 16 января Делев¬

ский вновь вернулся к этой теме, сказав, «что кроме прибывших

для убийства Бурцева боевиков из Петербурга есть еще одна опас¬

ность, но это секрет, который он не может пока описать»80.
Гартинг в своих донесениях показывал ту бурную обстановку,

в которой проходили собрания группы «инициативного меньшин¬

ства», например, собрание 16 января. «Это заседание было крайне

бурное, неоднократно прерываемое ужасным шумом и криками...

Поднялся «Валериан» и произнес резкую речь об обязательном от¬

чете ЦК перед всеми. Речь его была покрыта шумом и криками.

Затем внезапно выступил неизвестный социалист-революционер,

предложивший покончить с разбором этой грязи, но был прерван

страшным шумом.
Максималист Григорий в резкой форме заявил протест против

защиты ЦК.
Председатель Агафонов выступил и сказал, что разбор необхо¬

дим, что это поучение, а кто не хочет участвовать, тот свободен

уйти.
Савинков и какой-то старик пытались говорить, но речи обоих

были заглушены сильным шумом.
382

Сухомлинов выступил с крайне резким протестом против ЦК

и перешел в левую группу.
Пытался говорить Кузьмин (Граф) про московское и крон¬

штадтское восстания, указав, что и там действовали провокаторы,

но был прерван Фондаминским, сказавшим, что такие речи — это

настоящий обвинительный акт, и член ЦК, на которого он наме¬

кает, работает до сих пор в России»81. По Парижу в эмигрантской

среде гуляли самые фантастические слухи о видных членах ЦК, и

самые невероятные обвинения легко принимались на веру. Боль¬

ше всех доставалось Чернову. Гартинг передавал в Петербург со¬

держание этих слухов: «Какой-то маленький чиновник Департа¬

мента передавал, что Чернов состоит на службе у правительства,

когда производился в Петербурге обыск в редакции "Мысль", Чер¬

нов успел будто бы скрыться, выскочив из окна, после чего не¬

медленно отправился на свидание с каким-то крупным правитель¬

ственным лицом. На каком-то свидании был замечен в форме

пристава переодетый Чернов»82. И кто-то верил, что член ЦК пар¬

тии, даже если он сто раз сотрудничает с полицией, будет ходить

на свидание, переодетый приставом.
Пожалуй, лучше всего о том, что означало для тысячи людей,

разделявших в различной степени народническо-революционные

взгляды, разоблачение Азефа, сказал В.Зензинов: «Разоблачение

Азефа для всего нашего поколения было резкой гранью, отделив¬

шей одну часть нашей жизни от другой. Мы как бы потеряли

право на наивность, каждый из нас теперь был вынужден пере¬

смотреть свои отношения к людям, особенно к самым близким...

На мир, на жизнь, на людей он заставил нас взглянуть теперь дру¬

гими глазами.
После разоблачения Азефа и всего пережитого в связи с этим

мы были и сами уже другими — исчезла наша наивная доверчи¬

вость к людям — холодными глазами смотрела на нас теперь су¬

ровая, часто безжалостная жизнь»83.
Кризис охватил не только эсеровскую эмиграцию, дело Азефа

тяжело переживалось и в России. Здесь, в отличии от заграницы,

помимо общих забот о судьбе партии, боялись практических пос¬

ледствий этого скандала, того, что Азеф теперь выдаст все, что он

знал. С.Басов-Верхоянцев описывает свои опасения после разобла¬

чения Азефа: «Вдруг в памяти записная книжка Азефа, заполнен¬

ная адресами. Ждали вестей из Петербурга, там все было спокой¬

но... Уцелели Иванчин-Писарев и А.Брагинский, ведь мог и их по¬

губить Азеф. Здоровы и невредимы такие-то и такие-то. Страшная

записная книжка "Ивана Николаевича" молчала»84.
Но боялись они совершенно напрасно. Хотя, когда Азеф летом
1908	г. уехал за границу и Герасимов просил его сообщать все ин¬

тересное (см. выше), и за ним была сохранена колоссальная зар¬

плата в 1000 руб. в месяц, «но по существу это должно было быть

не вознаграждение за новые услуги в будущем, а своего рода пен¬

сией за сделанное в прошлом...»85 Герасимов свидетельствует, что

писал Азеф редко и ничего интересного не сообщал. После разо¬

блачения Азеф написал Герасимову два письма, первое — на дру-
383

гой день после бегства из Парижа, на которое мы уже ссылались.

Никаких разоблачений ни в этом, ни в другом письме нет, Азефу

было явно не до того. Он клянчит деньги, заграничные паспорта.

Он обращается к Герасимову с довольно своеобразной просьбой:

«...сообщите, не лучше ли мне быть при Вас для безопасности и

не могли бы Вы меня устроить на какой-либо службе. Конечно, я

предпочел бы не в Департаменте полиции или охране, а в каком-

либо другом учреждении, лучше всего по инженерной части, то

есть заведовать какой-нибудь электрической станцией... Инженер

я не скверный»86. Но к этой идее Азеф больше не возвращался,

он понимал, что Россия не самое безопасное место на свете. Бо¬

яться ему там было кого: не только и не столько революционеров,

а и руководителей Министерства внутренних дел, которые посте¬

пенно, с годами стали понимать, кем был на самом деле Азеф. Ре¬

волюционеров же Азеф вообще особо не опасался, очень низко

оценивая их профессиональные качества. В этом письме к Гера¬

симову есть поразительные строки: «Положение трудное, искать

будут. Если они догадаются обратиться к частным детективам, то

те, пожалуй, может и попадут на след»87.
Весной 1909 г. Герасимов уехал в длительный отпуск за грани¬

цу. Когда он приехал оттуда, он уже не вернулся на работу в ох¬

ранное отделение. А в скором времени, во многом из-за прозрения

в Министерстве внутренних дел в отношении Азефа над головой

Герасимова стали сгущаться тучи. Не переписывался Азеф и с дру¬

гими полицейскими руководителями страны. Так что никакой уг¬

розы для революционеров он уже не представлял.
Последние годы жизни Азефа подробно описаны Б.Николаев-

ским в книгах «История одного предателя» и «Конец Азефа». На

страницах этой книги нам еще предстоит несколько встреч с ге¬

роем, но я отсылаю читателей за основной информацией о жизни

Азефа в 1909—1918 гг. к этим работам. Я продолжу свой рассказ
0	значении дела Азефа как для революционного, так и для прави¬

тельственного лагеря и о попытках Бурцева устроить из этого дела

крупнейший общественнополитический скандал в истории России

конца XIX — начала XX века, то есть сделать из дела Азефа новое

дело Дрейфуса.
Примечания
1	Савинков Б. Указ. соч. С. 347.
2	Аргунов А. Азеф — социалист-революционер. С. 119.
3	Там же.
4	Савинков Б. Указ. соч. С. 347.
5	Там же. С. 347. Как мы уже отмечали выше, в Мюнхен Азеф поехал к
инженеру С.Бухало в связи со строительством самолета. Бухало был

настолько предан Азефу, что отказался ответить на вопрос Савинкова,

был ли у него Азеф, несмотря на то, что Савинков приехал в качестве

представителя ЦК. Он твердил, что любые разговоры будет вести толь¬

ко с Азефом и ни с кем другим. Только после того, как Савинков при¬

бегнул к хитрости и заявил, что для защиты Азефа необходимо узнать,
384

был ли Азеф у него в такие-то дни, Бухало согласился говорить (ГАРФ.

Ф. 1699. On. 1. Д. 123. Л. 69).
6	Аргунов А. Азеф — социалист-ревдлюционер. С. 120.
7	Там же.
8	Там же.
9	Там же. С. 120.
10	Аргунов был настолько уверен в желании Лопухина сделать все для ра¬
зоблачения Азефа, что считал, будто бы теперь Лопухин пошел на

участие в провокации, от которой он отказался в Петербурге. Он

пошел бы, я в этом уверен... на устройство свидания с Азефом в при¬

сутствии скрытых свидетелей (Там же. С. 120).
11	Там же. С. 121.
12	Там же.
13	Там же.
14	Савинков Б. Указ. соч. С. 349.
15	Дело А.Лопухина. С. 21.
16	Там же.
17	Савинков Б. Указ. соч. С. 349.
18	Аргунов А. Азеф — социалист-революционер. С. 122.
19	Там же.
20	Там же. С. 123.
21	Там же.
22	Чернавский М. Указ. соч. С. 33.
23	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 87.
24	ГАРФ. Ф. 1699. On. 1. Д. 123. Л. 63.
25	Там же.Л.62.
26	Чернов В. Перед бурей. С. 286.
27	Чернавский М. Указ. соч. С. 38.
28	Савинков Б. Указ. соч. С. 353.
29	Там же.
30	Аргунов А. Азеф — социалист-революционер. С. 126.
31	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 87.
32	Лонге Ж., Зильбер Г. Указ. соч. С. 79.
33	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 89
34	Там же. С. 90.
35	Савинков Б. Указ. соч. С. 349.
36	ГАРФ. Ф. 1699. On. 1. Д. 123. Л. 63.
37	Аргунов А. Азеф — социалист-революционер. С. 125.
38	Там же.
39	Там же.
40	Савинков Б. Указ. соч. С. 350.
41	Там же.
42	ГАРФ. Ф. 169. On. 1. Д. 123. Л. 66.
43	Там же.
44	Письма Азефа. С. 166—167.
45	Там же. С. 167.
46	ГАРФ. Ф. 1699. On. 1. Д. 123. Л. 66.
47	Савинков Б. Указ. соч. С. 354.
385

48	Заключение судебно-следственной комиссии по делу Азефа. С. 88.
49	Там же. С. 89.
50	ГАРФ. Ф. 1699. On. 1. Д. 126. J1. 41. Б.Савинков писал, что непрошен¬

ные гости прошли в кабинет Азефа, но мы думаем, что Любовь Гри¬

горьевна лучше знала расположение комнат в своей квартире.
51	Там же.
52	Савинков Б. Указ. соч. С. 358.
53	Там же.
54	Там же.
55	Там же.
56	Там же.
57	Там же. С. 359.
58	ГАРФ. Ф. 1699. On. 1. Д. 126. Л. 41.
59	Там же. Л. 42.
60	Там же.
61	Письма Азефа. С. 167.
62	ГАРФ. Ф. 1699. On. 1. Д. 126. Л. 42.
63	Там же. Л. 42—43.
64	Там же. Л. 43.
65	Там же. Л. 42.
66	ГАРФ. Ф.1 699. On. 1. Д. 123. Л. 65.
67	Аргунов А. Азеф — социалист-революционер. С. 128—129.
68	ГАРФ. Ф. 1699. On. 1. Д. 133. Л. 48.
69	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 147.
70	Там же.
71	Чернов В. Перед бурей. С. 286.
72	Бурцев В. В погоне за провокаторами. С. 156.
73	Чернов В. Перед бурей. С. 286.
74	Письма П.Кропоткина В.Бурцеву. С. 130.
75	ГАРФ. Ф. 324. On. 1. Д. 10. Л. 73-74.
76	Там же. Л. 74.
77	Там же. Л. 77-78.
78	Там же. Л. 82.
79	Там же. Л. 78.
80	Там же. Л. 81-82.
81	Там же. Л. 77—79.
82	Там же. Л. 88.
83	Зензинов В. Указ. соч. С. 414.
84	Басов-Верхоянцев С. Указ. соч. // Новый мир. 1926. № 10. С. 149.
85	Герасимов А. Указ. соч. С. 131.
86	Письма Азефа. С. 168.
87	Письма Азефа. С. 167. М.Алданов писал, о вышеприведенной оценке

Азефом своих соратников по террору: «В его словах, собственно, за¬

ключалась злая насмешка: Боевая организация обращалась к частным

детективам для того, чтобы выследить своего бывшего вождя». (Алда-

нов М. Указ. соч. С. 197).

Глава 24.

ПОСЛЕДСТВИЯ РАЗОБЛАЧЕНИЯ АЗЕФА

ДЛЯ РУССКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА
Выше мы писали, какие последствия имело дело Азефа для

русского революционного движения, партии социалистов-револю-

ционеров, террора. Но разоблачение Азефа сильнее, чем вся его

предыдущая деятельность, ударило по русскому правительству.

Если в отношении эсеровского руководства Бурцев вел себя очень

сдержанно и не хотел выдвигать никаких необоснованных обвине¬

ний ни против партии социалистов-революционеров, ни против

отдельных ее членов, то щадить русское правительство или его

представителей он собирался менее всего1. Первые годы после ра¬

зоблачения Азефа были лучшим периодом жизни В.Бурцева. К

нему пришла мировая слава. Газеты всего мира заказывали ему

статьи и готовы были платить любые гонорары за право опубли¬

ковать Шерлока Холмса русской революции. Он использовал эту

возможность для того, чтобы наносить страшные удары по столь

ненавистному ему правительству России. Герасимов, который

вскоре почувствовал это на своей шкуре, писал в своих воспоми¬

наниях: «Революционеры, которым деятельность Азефа причинила

столько вреда, пытались теперь использовать это разоблачение в

своих интересах... Если верить им, то выходило, что Азеф был ор¬

ганизатором и руководителем всех без исключения террористичес¬

ких покушений, имевших место в России за время с 1902 по
1908	гг., и что все эти покушения делались... часто и с прямого

одобрения высших руководителей русской политической поли¬

ции... Особенно много усилий в этой области потратил В.Бурцев.

В течении нескольких лет он издавал за границей специальную га¬

зету "Общее дело", в которой почти из номера в номер печатал

статьи на тему "Столыпин, Герасимов и Азеф", доказывая, что мы

втроем были главными организаторами покушений последних

лет»2.
Позднее, в 1917 г., в своих показаниях Чрезвычайной следст¬

венной комиссии Временного правительства Бурцев заявил: «...ему

(Азефу) стали приписывать много, ...мне с первых же дней пока¬

залось невероятным то, что он убивал Плеве совместно с Депар¬

таментом полиции, что с Герасимовым устраивал цареубийство...

Этому я не верил, и, если в некоторых печатных интервью со

мной были подобные отдельные мысли, в этом виноват не я, а ви¬

новаты репортеры... в моих статьях я никогда не упоминал об

этом»3. Но Бурцева явно подвела память, он об этом много и по¬

дробно писал и говорил. Но в 1917 г. стратегическая цель уже
387

была достигнута — самодержавие в России пало, и можно было

позволить себе роскошь быть объективным.
Либералы и революционеры предприняли атаку на правитель¬

ство в связи с обсуждением И и 13 февраля в Государственной

думе запросов социал-демократов и кадетов по поводу разоблаче¬

ния Азефа и ареста Лопухина. И в том и в другом запросе гово¬

рилось об убийстве генерала Богдановича, Плеве, Сергея Алек¬

сандровича. Социал-демократы утверждали в запросе номер 51,

что это не отдельные явления, а связанные между собой «эпизо¬

ды» в провокационной системе деятельности ДП. Авторы запросов

обвиняли правительство в том, что оно осуществляло эти прово¬

кации для того, чтобы оправдать свою реакционную политику. За¬

прос кадетов содержал те же факты, но выводы были более осто¬

рожными: «...известна ли правительству, деятельность отдельных

его агентов, и какие меры оно предполагает принять против них».

Если левые и кадеты использовали дело Азефа для нападок на

правительство, то правые — Столыпин и октябристы — на рево¬

люцию. С нашей точки зрения, обсуждение в Государственной

думе запросов 51 и 52 об Азефе, изложение которых жадно читала

вся страна, развенчивала и тех и других, наглядно показывая, что

разницы между обоими лагерями не было, что и правительство, и

революционеры были одинаково неразборчивы в средствах, если

могли использовать такую фигуру, как Азеф. Но все-таки престиж

русского правительства во всем мире упал необыкновенно низко:

газеты на всех языках сообщали пикантные подробности об агенте

ДП, который по поручению властей убивал русских министров и

великих князей. Левые депутаты в своих выступлениях рисовали

страшную картину. Так, социал-демократ Покровский говорил в

своем выступлении: «И мы утверждаем, что о готовящемся поку¬

шении на великого князя Сергея Александровича знало не только

Московское охранное отделение, но и Департамент полиции, по¬

тому что в день покушения из Петербурга... Департамент полиции

рассылает телеграммы по всей России о немедленном аресте Са¬

винкова... именно Рачковский, уволенный Плеве, составляет план

и организацию убийства Плеве»4.
Революционеры утверждали, «что система провокации, система

политического сыска перешла в настоящее время в систему управ¬

ления страной, что провокация является неотъемлемой частью ре¬

жима, умирающего самодержавия»5. Но еще больше, чем выступ¬

ления социал-демократов и эсеров, правительство задевали речи

кадетских ораторов, часто направленные лично против Столыпи¬

на, особенно О.Пергамента и В.Маклакова. О.Пергамент напо¬

мнил Столыпину его заявление в Государственной думе при об¬

суждении вопроса о провокациях охранных отделений во время

еврейских погромов: «Я получил всю полноту власти, и на мне

лежит вся ответственность». Пергамент заявил по поводу этой

фразы Столыпина: «Я утверждаю, что лицо, которое, обязавшись

по зрелому размышлению предупредить преступные последствия

определенного события, таковых в действительности не предупре¬

дило, совершило деянее по меньшей мере незакономерное. Если
388

Вам угодно было взять на себя ответственность, то потрудитесь в

настоящую минуту ее нести»6. Он заявил, что для русского прави¬

тельства система провокаций — «альфа и омега нашего политичес¬

кого управления»7.
Согласно воспоминаниям товарища министра внутренних дел

П.Курлова, Столыпин не хотел выступать от имени правительства

с ответом на запросы об Азефе. На совещании, в котором участ¬

вовали Столыпин, директор ДП А.Макаров и П.Курлов, было ре¬

шено, что поскольку, как они предполагали, никаких новых фак¬

тов в выступлениях ораторов вскрыто не будет, то правительство

не должно представлять какие-либо возражения8. Было решено,

что будет вполне достаточно, если выступит Курлов. Но Столыпин

был лично задет Пергаментом: «Блестящая речь его состояла из

общих фраз, но он в довольно ядовитой форме несколько раз

лично задел министра»9. Поэтому Столыпин, ни с кем не посове¬

товавшись, сам поднялся на трибуну Государственной думы. Его

неподготовленное выступление было как всегда блистательным.

Он четко определил, чего хотят достичь левые либералы своими

запросами: «Таким образом, очевидно небезвыгодно продолжать

распускать нелепые слухи про администрацию, так как посредст¬

вом такого рода слухов, посредством обвинения правительства

можно достигнуть многого, можно переложить, например, ответ¬

ственность за непорядки в революции на правительство. Можно...

этим путем достигнуть ...упразднения совершенно секретной аген¬

туры, упразднения чуть ли Департамента полиции. Эту ноту я и

подметил в речах предыдущих ораторов, надежду на то, что само

наивное правительство поможет полностью уничтожить преграды

для дальнейшего победоносного шествия революции»10.
Но Столыпин, слишком доверяя таким своим сотрудникам,

как Герасимов и Курлов, сделал несколько далеко идущих заявле¬

ний, о которых он потом очень сожалел. Так, он перечислил все

террористические акты, участие в которых инкриминировалось

Азефу, и то, что Азеф сообщал о них. Столыпин выступал в Думе:

«Я изучал подробно это дело, так как меня интересовало, нет ли

в нем действительно улик в соучастии, в попустительстве или в

небрежении органов правительства. Я этих данных, указаний и

улик не нашел»11. Или, заявляя, что Азеф близко был связан с

боевым делом только после ареста Савинкова, Столыпин сказал:

«Интересна дальнейшая его роль. Я утверждаю, что с того времени

все революционные покушения, все замыслы ЦК расстраиваются

и ни одно из них не получает осуществления»12.
Особенно удавались Столыпину концовки его речей. Они вы¬

зывали всегда овацию в центре и справа и раздражение слева, где

никак не могли примириться с тем, что глава правительства — та¬

лантливый оратор. Так было и на этот раз: «Мы правительство, мы

строим только леса, которые облегчают вам строительство. Про¬

тивники наши указывают на эти леса как на возведенное нами

безобразное здание и яростно бросаются рубить их основание. И

леса эти неминуемо рухнут и может быть задавят и нас под своими

развалинами, но пусть это будет тогда, когда из-под их обломков
389

будет уже видно... в главных чертах здание обновленной... свобод¬

ной от нищеты, от невежества, от бесправия, преданной как один

человек своему Государю России»13.
Выступая в комиссии по запросам, представитель правых в

Думе, граф Бобринский, предлагая отклонить запрос социал-демо-

кратов, говорил с иронией: «Что же, по вашему получается, что

Столыпин организует сам на себя покушения». Увы, ирония была

неуместна. Рухнувшие леса, задавившие Столыпина, были прямым

следствием той системы провокаций, которую он так красиво за¬

щищал в Думе. Пуля «сотрудника» Богрова, которому буквально

вложили в руки револьвер руководители охранного отделения,

убившая Столыпина, была лучшим доказательством того, что по¬

пытки руководить революцией через охранное отделение — это

безумие.
Но пока Столыпин верит Азефу. И если Азеф — ценный со¬

трудник ДП, то следовательно Лопухин — преступник, выдавший

государственную тайну, и должен быть наказан за это. С Лопухи¬

ным было решено расправиться жестоко, видимо для того, чтобы

преподать своеобразный наглядный урок другим служащим ДП и

охранных отделений, которые в последнее время стали слишком

часто сотрудничать с революционерами. Инициатива судебного

преследования Лопухина шла сверху. Столыпин доложил подроб¬

ности дела Азефа Николаю II, естественно представив Азефа спа¬

сителем жизни императора. «Чрезвычайно возмущенный царь

приказал начать судебное преследование предателя»14. Но с отда¬

чей Лопухина под суд все было довольно сложно. Курлов доложил

Столыпину, что «дело Лопухина не подходит ни под одну статью

уголовного уложения»15, и предложил вместо суда наложить на

него «самую суровую административную кару»16. Столыпин, види¬

мо, немного колебался в отношении своего поведения в деле Ло¬

пухина. Они были знакомы с детства, были на «ты», принадлежали

к одному кругу, и для Столыпина было психологически трудно от¬

дать Лопухина под суд. Но в то же время он разделял возмущение

многих своих сотрудников и считал поступок Лопухина изменой;

принадлежность Лопухина к аристократии только усиливала в гла¬

зах Столыпина преступный характер выдачи Азефа.
Эти соображения перевесили все остальные. Позиция царя и

Столыпина была известна высшим чинам министерств юстиции и

внутренних дел. Поэтому на заседании под председательством

П.Столыпина, в котором участвовали министр юстиции И.Щегло-

витов, директор ДП А.Макаров, прокурор Санкт-Петербургской

судебной палаты П.Камышанский, было решено арестовать Лопу¬

хина и предъявить ему обвинение по 102 статье Уголовного уло¬

жения (принадлежность к преступному тайному сообществу), хотя

было совершенно очевидно, что для этого нет никаких оснований.

Кого бы Лопухин ни выдал партии социалистов-революционеров,

он никогда не был членом этой партии. Вообще, это обвинение

очень напоминает знаменитый принцип сталинской юстиции, ко¬

торый очень любил и всячески развивал в теоретических трудах
А.Вышинский — принцип аналогии: если властям нужно кого-ни¬
390

будь посадить, а то, что он совершил не попадает ни под одну из

статей Уголовного кодекса, сажают по похожей статье.
Для того, чтобы обеспечить проведение этого процесса с таким

сомнительным обвинением что называется «без сучка и задорин¬

ки», главой суда, или Первоприсутствующим Особого присутствия

правительствующего Сената, был назначен В.Варварин. Он попал

в немилость у государя после того, как в качестве сенатора рас¬

следовал знаменитую историю с покупкой хлеба, так называемое

дело Гурко—Ледваля, в результате чего товарищ министра внут¬

ренних дел В.Гурко был предан суду. Николай говорил И.Щегло¬

витому, что он никогда не забудет это Варварину и отказал мини¬

стру юстиции в утверждении Варварина членом Государственного

совета. Щегловитов говорил после этого: «Вот я теперь ищу слу¬

чая, как бы предоставить Варварину такое дело, чтобы он мог себя

реабилитировать»17.
Гартинг советовал правительству другой путь борьбы с Лопухи¬

ным, куда более современный, видимо, сказалось долгое пребыва¬

ние в Европе: «Не знаю, можно ли подвергнуть Лопухина судеб¬

ному преследованию, но печатное освещение его роли лишит ре¬

волюционеров почвы для скандала ими затеваемого и покажет об¬

ществу, что правительство, стоя выше подобных нападок, не бо¬

ится разоблачений бывшего директора Лопухина, вступившего те¬

перь в союз социалистов-революционеров из личного недовольст¬

ва и мести»18. Но нужно отметить, что в ряде европейских соци¬

алистических газет язвительно писали о том, что «очевидно пра¬

вительство чувствует себя виноватым в деле Азефа, так как не ре¬

шается задержать Лопухина. Во всякой стране государственный де¬

ятель, выдавший вверенный ему по службе секрет, подвергся бы

немедленному аресту и понес бы соответствующую кару».
18	января 1909 г. Лопухин был арестован. Власти приняли

чрезвычайные меры предосторожности, в его аресте принимало

участие 40 полицейских (когда брали опасных террористов, огра¬

ничивались значительно меньшим числом людей). После обыска

15-комнатной квартиры Лопухин был помещен в известную петер¬

бургскую тюрьму Кресты. Власти первоначально даже запретили

сообщать в прессе об этой истории; петербургский градоначальник

оштрафовал все газеты, перепечатавшие сообщения из иностран¬

ной прессы об этом аресте, но через два дня он был вынужден от¬

менить запрет. По городу, как всегда в России в таких случаях, по¬

ползли фантастические слухи о том, что Лопухин был арестован за

то, что был участником подготовки дворцового переворота в поль¬

зу брата царя Михаила19.
Варварин прекрасно справился с порученным ему делом20. Он

хорошо провел процесс, старался быть внешне объективным, бес¬

пристрастным, не мешал говорить свидетелям защиты, выступать

адвокату Лопухина, знаменитому А.Пассоверу, убедительно дока¬

завшему, что, «выбросив за борт Азефа», Лопухин этим «большую

услугу оказал России, чем радикальным партиям», так как «само

собой разумеется, что отныне партия (социалистов-революционе-

ров) не существует. Не может существовать после этого партия,
391

которая терпит таких деятелей, как Азеф. Такая партия немыслима

в культурном обществе»21. Он показал, что Лопухина нельзя при¬

влекать за сообщество в преступлениях (за участие в сообществе),

«так как в общем преступлении ни телом, ни душой, по букве уго¬

ловного положения он не повинен»22. Пассовер стремился строить

свою защиту убедительно, но осторожно, ни в коем случае не уст¬

раивая политического скандала, по этой причине Пассовер отка¬

зался от предложения Бурцева вызвать его на этот процесс в ка¬

честве свидетеля, причем Бурцев был готов приехать даже без га¬

рантии, что после процесса его выпустят из России23. Варварин

только один раз снял с себя маску беспристрастного судьи, когда

Лопухин, выступая после речи своего защитника с последним сло¬

вом, стал касаться практических сторон деятельности ДП и со¬

трудничества в нем Азефа, в частности, подробностей ареста Сле-

това. Варварин остановил Лопухина, заявив: «Вы приводите новые

данные, которые в предварительном следствии не приложены,

здесь не проверены... Эти новые данные, которые вы приводите,

никакого отношения к делу не имеют»24. При попытке Лопухина

настоять на том, чтобы ему была дана возможность продолжить,

Варварин, видимо забыв на время, что он судья, остановил его

грубым прокурорским окриком.
Варварин обеспечил вынесение нужного правительству приго¬

вора. Как того требовал прокурор В.Корсак, АЛопухин был при¬

знан виновным по 102-ой статье Уголовного уложения, но суд

признал, «что в деле имеется наличность уменьшающих вину Ло¬

пухина обстоятельств»25, и поэтому приговорил его не к бессроч¬

ной каторге, как то предусмотрено по 102-ой статье, а «к срочной

и назначить таковую на срок пять лет»26. Приговор был необык¬

новенно жестоким и звучал просто издевательски. Получалось, что

Лопухин должен быть еще благодарен, что его приговорили к пя¬

тилетней каторге. Недолюбливавший Лопухина Витте писал:

«...над Лопухиным был устроен суд крайне несправедливый, и не¬

даром суд этот называется "судом варвариным"»^7.
Пассовер подал кассационную жалобу в Сенат. Наверху реши¬

ли, что Лопухин уже достаточно измучен, тем более, что многоме¬

сячное пребывание в тюрьме во многом его сломило, и он, по сви¬

детельству современников, выглядел перед судом Сената подавлен¬

ным и держался гораздо хуже, чем во время первого процесса. Ка¬

торга была заменена пятилетней ссылкой в Минусинск. Но про¬

вести в ссылке Лопухину пришлось три года, в 1912 г. он был по¬

милован. Лопухин поселился в Москве, занял должность вице-ди-

ректора Сибирского торгового банка. Его процесс оставил крайне

неприятное впечатление в России и за границей. Это был вынуж¬

ден признать и товарищ министра внутренних дел П.Курлов, хотя

он очень старался выглядеть в своих воспоминаниях либералом,

близким сотрудником Столыпина, сторонником равноправия ев¬

реев. Реальный Курлов не походил на автора воспоминаний Кур-

лова. Но он был полностью прав, когда писал о впечатлении, про¬

изведенном на общество приговором над Лопухиным: «Такой при¬

говор оказал правительству очень дурную услугу, дав левым пар¬
392

тиям возможность не без основания обрушиться на власть за пре¬

вращение суда в орудие политической борьбы»28.
С «предателем» расправились. Но нужно было продолжать де¬

лать свое дело, хотя после поражения революции и в особенности

после разоблачения Азефа, центральный террор фактически сошел

на нет, а местный существенно сократился. Но для работников

ДП и охранных отделений борьба с революционным движением

вообще, а в особенности с террором, даже с ослабевшим, могла

вестись только при помощи тайных сотрудников. В это время со¬

здание, сохранение и использование секретной агентуры преврати¬

лось в основной вид деятельности русской политической полиции.

Все крупнейшие авторитеты полицейского мира России — Зуба-

тов, Рачковский, Герасимов, Спиридович — были убеждены в

этом и соответственно воспитывали сотни полицейских и жан¬

дармских офицеров. В недавно опубликованной инструкции по

организации и ведению внутреннего наблюдения, написанной для

секретного пользования (она существовала всего в десяти экзем¬

плярах: один в ДП, другой в Отдельном корпусе жандармов и во¬

семь у начальников районных охранных отделений), значение

внутренней агентуры определялось следующим образом: «На обя¬

занности лица, ведающего политическим розыском, лежит прежде

всего приобретение и сбережение внутренней секретной агентуры —

единственного вполне надежного средства, обеспечивающего осве¬

домленность.
На приобретение и сбережение внутренней агентуры должны

быть направлены все усилия лица, ведающего розыском»29. При

таком подходе поиски нового Азефа становились государственной

задачей России. Поэтому, когда в начале 1909 г. один из социа-

листов-революционеров, прибывший вместе с О.Минором в Сара¬

товскую губернию для организации революционных выступлений

и в скором времени арестованный вместе со всей группой, А.Пет-

ров-Воскресенский предложил свои услуги начальнику Саратов¬

ского жандармского управления полковнику Семановскому, а тот

сообщил об этом в ДП, то руководство Департамента было очень

обрадовано. Попытка получить нового центрального агента в ру¬

ководстве партии социалистов-революционеров, привела к убийст¬

ву А.Петровым начальника Петербургского охранного отделения

полковника Карпова 19 декабря 1909 года30.
В ДП начали понимать, что сотрудники часто сами используют

Департамент в революционных целях, а не наоборот. Страшный

удар по представлениям многих чиновников и руководителей ДП

нанесли мемуары Савинкова, опубликованные в 1910 г. в журнале

«Социалист-революционер». Ряд бывших и работавших в то время

сотрудников ДП, и зная многие подробности этого дела, если

можно так выразиться, с другой стороны, прочитав эти мемуары

вынуждены были признать, что рассказ Савинкова об участии

Азефа в убийстве Плеве и Сергея Александровича — страшная для

них правда. Бывший начальник Азефа Ратаев охарактеризовал вос¬

поминания следующим образом: «Его исповедь — самая печальная

и поучительная повесть, какую мне довелось когда-либо читать»31.
393

Только чувством чудовищного ужаса, какой стал внушать Ратаеву

Азеф, можно объяснить его совершенно фантастическое предполо¬

жение, что Азеф был организатором покушения на турецкого сул¬

тана Абдул-Хамида, совершенного армянскими националистами в

июле 1905 года32. Он писал в 1910 г., что Азеф, который на самом

деле не знал в то время, от кого ему надо больше прятаться — от

русских террористов или от агентов ДП, способен организовать

покушение на царя во время пребывания его в Германии, и со¬

вершенно серьезно этого опасался.
К 1910 г. всякая связь между Азефом и ДП была потеряна. Пос¬

леднее письмо Азефа Герасимову было написано 11 сентября
1909	г. Азеф уже понимает, что его положение изменилось, и ни¬

чего не говорит, в отличие от предыдущего письма о возвращении

в Россию, не клянчит денег. Основное, чего он просит — помочь

ему с переменой фамилии. «Мне абсолютно нельзя будет продол¬

жать свое существование под своим именем — жить же нелегально

тоже надолго невозможно»33. Но Герасимов уже ничем не мог ему

помочь, а с новым руководством ДП он предпочитал дела не иметь

и был полностью прав. Руководители ДП начинают понимать, кем

в действительности был Азеф, и, не имея о нем абсолютно никаких

сведений, хотят выяснить его местонахождение. 2 июня 1910 г.

вице-директрр ДП С.Виссарионов разослал всем начальникам гу¬

бернских жандармских управлений, начальникам охранных отделе¬

ний телеграмму следующего содержания: «Департамент полиции,

препровождая при сем фотографическую карточку известного Евно

Азефа, предлагает Вам установить самое тщательное наблюдение в

местности, вверенной вашему надзору за появлением названного

лица, в случае обнаружения его взять его в неотступное наблюде¬

ние и телеграфировать Департаменту для получения дальнейших

распоряжений»34. К действиям в отношении Азефа ДП подталки¬

вал Бурцев, который был полон решимости превратить дело Азефа

в дело Дрейфуса (его собственные слова) и с помощью этого дела

свалить правительство Столыпина. Несмотря на разоблачения мно¬

гих провокаторов, осуществленные Бурцевым после Азефа (круп¬

нейшими из них были А.Гартинг-Ландезен и З.Жученко), дело

Азефа было его звездным часом, и он был полон решимости довес¬

ти его до конца — разоблачить Столыпина как главного покрови¬

теля Азефа и добиться его отставки.
В начале 1911 г. он пишет открытое письмо Столыпину с тре¬

бованием предать Азефа суду. Он отправляет письма депутатам

Думы с предложением предъявить правительству запрос по делу

Азефа. Он пишет родственникам лиц, убитых террористами под

руководством Азефа, в их числе и некоторым великим князьям,

например, великому князю Николаю Михайловичу, известному

историку; правым журналистам и политическим деятелям: князю

Мещерскому, А.Суворину, Л.Тихомирову; тем, кого он считал

жертвами Азефа — императору Николаю, адмиралу Дубасову.

Многие из близких друзей Бурцева считали, что он напрасно всем

этим занимается, ничего важного не добьется и никакого ущерба

русскому правительству не нанесет. Кропоткин писал ему: «Ду¬
394

мать, что, выставив Азефа, как авантюриста, жившего за счет пра¬

вительства и революционеров, вы свергнете Столыпина... — жес¬

токое заблуждение. Во Франции прекрасно знают: все агенты спо¬

собны служить "нашим и вашим", на что есть даже особое слово

во французской полиции: "c’est un cochon qui mange a deux

râteliers" (это свинья, которая ест из двух корыт). Таких и нужно.
Вообще, дорогой мой Владимир Львович, пережевывая Азефа

дело, Вы роняете престиж, завоеванный Вами»35.
Так как многие из писем Бурцева никогда не публиковались,

мы приводим текст некоторых из них. Копии писем Бурцева на¬

ходятся в фонде ДП Государственного архива Российской феде¬

рации (ГАРФ). Департамент полиции перлюстрировал его пись¬

ма. В начале марта 1911 г. Бурцев писал одному из депутатов

Думы:
«Многоуважаемый депутат!
Надеюсь, Вы получили письмо Азефа — его нельзя опублико¬

вать ранее субботы, а Вы тем временем соберите в "России" (стра¬

ховое общество) все дополнительные сведения. Дайте мне знать, в

чем дело.
Что же касается до моей новой заметки, то давайте ее куда-ни-

будь в печать, чем полнее используют ее, тем лучше.
Еще раз просьба ко всем. Как относятся к "делу Азефа"? Что

можно ожидать? Хотят ли поставить вопрос не об Азефе, а об его

укрывателях? Неужели, если Милюков и другие могут заявлять,

что верят в то, что Азеф — убийца Плеве, то этого не могут за¬

явить левые депутаты с кафедры (Думы) и потребовать следствия

для определения виновности: первое — Азефа, второе — азефов-

цев? Необходимо, чтобы русское общество услышало те же самые

обвинения не от меня, а от народного избранника и чтобы все

могли это цитировать.
Даже если правительство сумеет вывернуться и на этот раз, то

оно подготовит само почву для окончательной схватки.
Отставка Столыпина — вот девиз всех, кто верит в то, что он

лгал 24 февраля 1909 г. в Думе, спасал Азефа от суда и прикрывал

всех азефовцев, будучи сам Азефом 96-ой пробы.
Неужели никто не хочет так поставить вопрос в Думе?
Готовый к Вашим услугам
В.	Бурцев»36.
20	февраля 1911 г. Бурцев отправил письмо одному из лидеров

кадетской фракции в Думе В.Маклакову.
«Посылаю Вам письмо Азефа. Оно будет здесь опубликовано в

четверг—пятницу, до тех пор его не следует опубликовывать в Пе¬

тербурге. Прошу Вас через К., к которому я писал, обратиться к

доктору, и он сам даст обстоятельные комментарии к этому пись¬

му. Хочу сделать все важное в этом отношении сегодня же. Может

быть, Вы это сможете в "России" сделать и без доктора — надо

только скорее. Азеф туда писал недавно. Я получил разрешение на
395

опубликование документа, и может быть мы начнем травлю Азефа.

Какой-нибудь месяц, месяц с небольшим его видели здесь, где

именно и как — сообщу, когда получу разрешение. В понедель¬

ник-вторник у меня здесь появится новый печатный листок: "Об

Азефе и азефовцах". Очень вероятно, что он выйдет по-француз-

ски с предисловием Праслена... Если бы Вы помогли мне, я ско¬

рее бы добился этого. Как мы много могли бы сделать в этом от¬

ношении, но ваш К. ничего не понимает. Не понимают этого и

другие.
...Я все дело Азефа свожу, как и следует, к личности Столы¬

пина. Пока он — первое — не даст нам хорошего следствия, и —

второе не откажется от своей речи 24 февраля в Государственной

думе, до тех пор он будет ответственен за дело Азефа. Будем же

европейцами и будем требовать его отставки. Вот пока программа

для данного момента.
Я слышал, что у Вас готовы 8 запросов об Университете и т.д.,

вопрос о Столыпине — центральный, потому что это — полити¬

ческий вопрос. Какие же нам нужны новые данные? Да разве то,

что и Шмакову, и А.Столыпину, и Пуришкевичу ясно, что П.Сто¬

лыпин 24 февраля 1909 г. врал — не данные? Да всюду, все ми¬

нистерства полетели бы к черту, если бы где-нибудь одна сотая

подобного дела. Когда же будет запрос? Правда ли, что Щеглови-

тов назначил следствие по делу Азефа? Неужели никто не может

мне собрать точных данных?
Кончаю с приложением копии письма Азефа.
Вена, от 29 июля 1909 г.»
В Правление страхового общества «Россия»

в Санкт-Петербурге.
«Посылаю вам чек на 277 руб. 40 коп. и прошу эту сумму за¬

числить в уплату страховой премии по моему, Е.Ф.Азефа, заклю¬

ченному у вас от 1 июня 1901 г. спешному страховому полису на

сумму 6 тыс. рублей сроком на 20 лет. Находясь в данный момент

в разъездах, не имею при себе полиса и не указываю поэтому его

номера. Премия составляет в год 272 рубля. Посылаю вам не¬

сколько больше в счет оплаты пени за два месяца опоздания взно¬

са, срок которого 1 июня. Если бы оказался остаток из присылае¬

мой мной суммы, то прошу вас прислать с квитанцией таковой

мне почтовыми марками (русскими). В случае, если пени за про¬

срочку в два месяца превышает 2%, то прошу при присылке кви¬

танции сообщить мне об этом, и я не замедлю вам выслать недо¬

стающее. Квитанцию, и письмо, и остаток прошу выслать моему

приятелю по адресу: Германия, Hen.J. Liptscenko; господин Лип-

ченко передаст мне ваше письмо.	'
Копия снята собственноручно с письма Е.Азефа мною В.Бур¬

цевым»37.
На дворе стоял 1911 г. Кто такой Азеф ни для кого больше не

было загадкой. В ДП зашевелились.
396

«28 февраля 1911 г.
Заведующему заграничной агентурой.
Препровождая при сем секретные сведения Департамента по¬

лиции по приказанию товарища министра внутренних дел гене¬

рал-лейтенанта Курлова, ДП просит Ваше Высокоблагородие вы¬

яснить личность Липченко, проживающего в Германии по озна¬

ченному в адресу и установить наблюдение за ним и его персоной.
За вице-директора полковник Еремин»38.
Расследование велось и в Петербурге.
«Начальнику Санкт-Петербургского охранного отделения Пре¬

провождая при сем секретные сведения по приказанию товарища

министра внутренних дел генерал-лейтенанта Курлова, ДП просит

Ваше Высокоблагородие выяснить и после этого уведомить для до¬

клада Его Превосходительству: действительно ли было получено в

страховом обществе "Россия" письмо Азефа и застраховался ли

последний в названном обществе»39.
Проверка в «России» показала, что письмо Азефа подлинное.

У Бурцева почти всегда были хорошие информаторы. В результате

проверки в Париж отправляется новое письмо.
«Совершенно секретно.
Заведующему заграничной агентурой.
В дополнение к предложению от 28 февраля за номером 117359

Департамент полиции уведомляет Ваше Высокоблагородие, что оз¬

наченное в секретных сведениях заявление Азефа в страховое об¬

щество "Россия" действительно было послано, причем, как в этом

заявлении, так и в другом, тождественном с этим, последовавшим

в 1910 г., указан один и тот же заграничный адрес на имя Лип¬

ченко.
Уведомляя об изложенном, Департамент полиции по приказа¬

нию товарища министра внутренних дел П.Г.Курлова просит Ваше

Высокоблагородие уведомить, что выяснено Вами в отношении

означенного адреса и принять меры к установлению места житель¬

ства Азефа.
По выяснении последнего обстоятельства Департамент поли¬

ции просит Ваше Высокоблагородие уведомить.
Исполняющий обязанности вице-директора С.Виссарионов»40.
В Париже провели расследование, и 28 марта 1911 г. был от¬

правлен ответ в ДП, в котором рассказывалось о розысках Азефа,

предпринятых конкурентами — революционерами, обгонявшими

агентов ДП, так как они направлялись по следу Азефа сразу же

после получения информации от Бурцева, а чиновникам ДП еще

нужно было снять копии с бурцевских писем, доложить по ин¬

станциям, получить резолюцию руководства и только потом давать

указания заведующему заграничной агентурой. Поиски Азефа на¬

поминают американский гангстерский фильм о том, как две груп¬
397

пы гангстеров или гангстеры и агенты ФБР ищут одного и того

же человека, а неуловимый беглец непременно обманывает и тех,

и других. Никто из преследователей к Азефу близко не приблизил¬

ся за исключением случайной встречи на курорте (об это ниже).
«24 марта 1911 г.
Вследствие предписания от 28 февраля за номером 117359

имею честь доложить Вашему Превосходительству, что по собран¬

ным сведениям на вилле Quitzow в курортном местечке Westerland-

Word на острове Yeget в Германии действительно в июле месяце
1909	г. прожил недели три некий, именовавшийся Яковом Лип-

ченко из Ревеля вместе с какой-то женщиной высокого роста,

брюнеткой, лет 28—30. По их словам, они прибыли из Вены. Куда

они в 1909 г. уехали и где находятся теперь, никому в Westerland

неизвестно, так как они более в эту местность не возвращались. В

представленной на вилле фотокарточке Азефа никто не опознал

личность легендарного Липченко. По полученным указаниям

числа около 20 сего марта на виллу Quitzow заходил какой-то не¬

известный еврей, назвавшийся Гутманом, лет около 26—28, высо¬

кого роста и осведомлялся, куда уехал в 1909 г. Липченко и где

он может теперь находиться, выдавая себя будто бы за друга Лип¬

ченко, имеющего к нему важное дело. Не получив на вилле

Quitzow нужных ему сведений, Гутман навел справки о Липченко

в других виллах и отелях Westerland, тоже безрезультатные, и уехал

затем неизвестно куда.
Чиновник особых поручений
Ницца 15/28 марта 1911 г.»41
ДП требует продолжать расследование и сообщает дополни¬

тельные сведения, остается, правда, совершенно неясным, почему

руководство департамента их не сообщило в своем первом запросе
о	Липченко.
«5 апреля 1911 г.
Совершенно секретно
Заведующему заграничной агентурой.
Вследствие сообщения от 15/28 марта сего года номер 362 Де¬

партамент полиции уведомляет Ваше Высокоблагородие, что про¬

живающая на острове личность под фамилией Яков Липченко

может быть сам Азеф или лицо им уполномоченное. Так как на

эту фамилию у Азефа имеется паспорт, которым он или лично

пользуется или передал означенному выше уполномоченному

лицу. Таким образом, при наблюдении за этим лицом может

явиться возможность обнаружить местопребывания Азефа. Сооб¬

щая об изложенном Департамент полиции просит Ваше Благоро¬

дие о последнем уведомить.
Исполняющий обязанности вице-директора С.Виссарионов»42.
Но еще до получения этого письма заведующий заграничной

агентурой проводит дополнительное расследование на месте и со¬

общает о его результатах.
398

«7 апреля 1911 г.
Совершенно секретно

Особый отдел.
Секретный журнал.
Вследствие предписания от 14 сего марта за номером 117446 и

в дополнение к донесению ему от 15/28 марта за номером 362

имею честь доложить Вашему Превосходительству, что по собран¬

ным на месте сведениям лицо, именовавшееся Липченко, прожи¬

вавшее в июле 1909 г. некоторое время на острове Yeget, с тех пор

там более не появлялось и где теперь находится выяснить не

предоставляется возможным. Хозяева виллы Quitzow, которым

была предоставлена фотокарточка Азефа, не смогли, однако, те¬

перь по прошествии почти двух лет, узнать в этой фотокарточке

лицо, проживавшее на вилле под именем Липченко.
Приведенные полученные на острове сведения о пребывании

там в 1909 г. неизвестного лица, называвшего себя Липченко, со¬

впадают со сведениями, доложенными в телеграмме моей от 19

сентября 1910 г. за номером 163 о проживании Азефа в минувшем

году в Берлине и в Вене под той же фамилией Липченко, причем

корреспонденцию его посылали на эту фамилию в Берлин до вос¬

требования.
По полученным дополнительным сведениям некий Гутман,

справлявшийся на вилле Quitzow об адресе Липченко, заявил, что

он сыщик и представил рекомендательное письмо от некого "Бар-

тельно из Альтоны близ Гамбурга" будто был "главой агитацион¬

ного комитета социал-демократов Северной Германии", адресо¬

ванное каменщику Альвину Кате, организатору и представителю

социал-демократической партии на острове Yeget.
Сам Гутман, по его словам, принадлежит к социалистическому

"Союзу германских торговых помощников". Он будто бы обращал¬

ся к лицам, у которых он собирал справки о Липченко, с просьбой

соблюдать осторожность и не передавать никому о его посещениях

и расспросах, так как Липченко является очень серьезной лич¬

ностью.
Чиновник особых поручений.
Номер 382
Париж, 28 марта/7 апреля 1911 г.»43
Не забывал Азефа и Бурцев. Ниже мы приводим его очередное

письмо к депутату Думы Никольскому. Письмо полно упреков де¬

путату за нежелание обратить внимание на дело Азефа, а также

уверенности в возможности свалить при помощи дела Азефа пра¬

вительство Столыпина и страстных призывов к депутатам занять¬

ся, наконец, этим вопросом и сыграть роль русского Э.Золя44. Во¬

обще, Бурцев выглядит в этих письмах очень наивным абсолютно

уверенным в собственной правоте человеком, который диктатор¬

ским тоном поучает своих корреспондентов. Разоблачение Азефа

явно вскружило ему голову.
399

«9 апреля 1911 г.
Его Превосходительству директору Департамента полиции.
Копия письма, полученного агентурным путем за подписью

"Владимир Бурцев" от 6 апреля 1911 г. из Парижа в Санкт-Петер-

бург на имя члена Государственной думы Никольского.
Многоуважаемый депутат. Получил Ваше пессимистическое

письмо. Вы во всем неправы, как неправ Родичев, когда говорил,

что дело Азефа правительство никогда не поднимет. Нет, мы за¬

ставим его поднять. Когда. Это вопрос только времени, и он более

всего зависит от вас, депутатов Государственной думы. Вы обяза¬

ны поставить этот вопрос в Думе как можно скорее, ставьте раз,

два, три — пока не добьетесь своего.
Вы думаете заставить говорить Столыпина по вопросу об уни¬

верситетах и припереть его на них. Вы ошибаетесь — у Столыпина

хватит наглости по этим вопросам отговориться.
По вопросу об Азефе у него ни наглости, ни возможности от¬

говориться не хватит.
Вы все требуете каких-то данных по делу Азефа. Да разве такие

данные вне судебного разбирательства легко добыть, да, а разве

данных для назначения суда мало! А раз будет суд, можно будет

на каждом шагу уличить и Азефа, и Столыпина.
В Вашем письме ряд явных неточностей в толковании моих

слов. Вы говорите, что я надеюсь усовестить пуришкевичей, и они

невольно поддержат Вас в вопросе об Азефе. Я говорил иное: я го¬

ворил (это даже оправдалось), что можно поставить пуришкевичей

и Марковых в такое положение, что они гласно признают, что в

их глазах Азеф — убийца Плеве и Сергея. Этого будет достаточно,

чтобы они поддержали Вас в Вашем запросе. Вы повторяете обыч¬

ную фразу, что мы оторваны от России и поэтому не знаем усло¬

вия общественной деятельности в России и т.д. Да полноте, как

можно говорить такие вещи. Мы следим за русской жизнью вни¬

мательно, видим наиболее видных деятелей и во сколько раз

лучше Вас, питерцев, устанавливаем, что нужно для борьбы с пра¬

вительством.
Но почему такие выпады против нас... Вы полагаете, что я не

придаю значение восьми запросам об университетских беспоряд¬

ках... Я этого не мог говорить, а я говорил, что при восьми запро¬

сах об университетах (на которые у Столыпина один ответ) ни

одного запроса об Азефе, где Столыпин так провалился (и лично,

и как представитель власти), что его бить в десять раз лучше, чем

по вопросу о студентах, по вопросу об Азефе. Вас поддержит вся

европейская печать, да и вся прогрессивная русская печать... Дело

Азефа не представляет теперь вопроса — оно ясно для огромного

большинства общественных деятелей. При желании Вы будете

иметь за собой "толпу", которая будет внимательно следить за

Вами в вопросе об Азефе. Если сейчас Вы не сможете решить

этого вопроса, сделайте теперь же репетицию, подсчитайте силы,

продемонстрируйте все дело, а завтра Вы сможете решить его.
Ваше выступление сегодня сделает эпоху в деле Азефа, как вы¬

ступление Золя сделало эпоху в деле Дрейфуса. Нельзя ли Вас
400

просить, резюмировать суть моего письма по делу Азефа и раздать

его тем, кто решится разыграть роль русского Золя.
Я писал по этому поводу Стаховичу, Н.Львову, Маклакову,

многим кадетам и т.д. Не повторите ли Вы им мою просьбу?

Очень прошу Вас исполнить эту мою просьбу! Сделайте извлече¬

ние из моего письма и передайте (лучше лично) все стаховичам.

(Вы лучше знаете более подходящих лиц для этого). Что же вам

сказать на то, что Вы отрицаете значение сейчас свободного орга¬

на за границей? Досадно за вас всех: мало Вам Столыпина. Стоите

Вы Столыпина. Если мне в конце концов удастся создать свобод¬

ный орган, тогда Вы поймете, как плохо Вы понимаете русские

дела.
А все-таки за Ваше письмо спасибо. Это голос из России, оши¬

бочный голос, но все-таки голос.
Буду очень рад дальнейшим Вашим письмам и письмам всех,

кого Вы попросите мне писать.
Готовый к Вашим услугам.
Ваш Владимир Бурцев»45.
Мы понимаем, что читателям, видимо, надоели бесконечные

повторяющиеся призывы Бурцева. Но еще одно его письмо мы

позволим себе привести. Это письмо великому князю Николаю

Михайловичу, как и остальные его письма, было перлюстрировано

полицейскими агентами.
«10/09/1911 г.
Многоуважаемый Николай Михайлович!
С год тому назад я писал Вам в Петербург, но ответа не было.

Может быть, письмо не дошло? Или Вы не желаете мне ответить

на очень щекотливый вопрос, поставленный Вам?
Я писал Вам и просил Вас даже не во имя Ваших родственных

чувств, а во имя интересов Родины вмешаться в дело Азефа. Дело

не в том, что Азеф — убийца близкого для Вас лица, оставался до

последнего времени на службе русского правительства.
В деле Азефа ярче, чем в каком-либо другом деле вырисовы¬

вается вся чудовищность настоящего русского режима, немысли¬

мая, недопустимая с точки зрения самого элементарного право¬

порядка и представляющая страшную опасность и позор для

нашей Родины. Азеф — провокатор... в то же время был органи¬

затором убийства Плеве, великого князя Сергея и других 25—30

покушений и убийств. Его роль хорошо известна Столыпину,

Щегловитову, Герасимову и другим — против него не возбужда¬

ется даже юридическое преследование. Я послал подробное изло¬

жение дела Азефа лично императору Николаю, великой княгине

Елизавете Федоровне, великому князю Константину Константи¬

новичу... И никто даже из тех, чьи близкие были убиты Азефом,

на кого устраивал свои покушения он, никто даже не решился

поднять вопрос о нем.
14 — 1292
401

Многоуважаемый Николай Михайлович! Все, что я слышал о

Вас, позволяет мне думать, что, быть может, Вы иначе отнесетесь

к этому вопросу и подумаете поднять вопрос об Азефе.
Возьмите на себя ту роль, которую в деле Дрейфуса взял на

себя Золя46. Вы обязаны сделать! Это Ваш долг. Иначе история

жестоко осудит Вас. Если Вы пожелаете, я мог бы дать Вам по¬

дробное разъяснение дела Азефа. Я в нем принимал самое актив¬

ное участие с его возникновения.
Буду обязан Вам за ответ.
Ваш Бурцев»47.
Грандиозный, незатухающий скандал с разоблачением Азефа,

внимание к которому проявляла пресса всего мира и из которого

Бурцев пытался сделать крупнейший политический кризис, посте¬

пенно меняло отношение руководства ДП к использованию сек¬

ретных сотрудников. Этот скандал, а также дело Петрова показы¬

вали и руководству Министерства внутренних дел, что все его не¬

давние представления о выдающейся роли «внутренней секретной

агентуры» — крупная ошибка. Охранные отделения по всей стране

еще продолжали вербовать секретных сотрудников и проводить их

в центральные органы политических партий (крупнейшим подоб¬

ным агентом был Малиновский, завербованный в мае 1910 г. на¬

чальником Московского охранного отделения полковником П.За¬

варзиным), но той страстной веры в них, какая была у Зубатова,

Герасимова или У авторов секретной инструкции 1907 г., уже нет.

Курлов и Столыпин начинают понимать, что от центральной аген¬

туры больше вреда, чем пользы. «Недопустимой считал я и так на¬

зываемую центральную агентуру, то есть наличность сотрудников,

которые стояли в центре боевых организаций или, с другой сто¬

роны, секретных агентов, имевших непосредственное сношение с

Департаментом полиции»48.
Но окончательный удар по всей системе использования внут¬

ренних сотрудников, как и вообще по всему русскому политичес¬

кому сыску, нанесло убийство Д.Богровым — тайным сотрудником

Киевского охранного отделения — П.Столыпина в сентябре 1911

года49.
Фантастический, неправдоподобный успех замысла Богрова

внушил многим государственным деятелям России какой-то мис¬

тический ужас перед секретными сотрудниками. После скандала с

Азефом, истории с Петровым — новый скандал с Богровым. Это

было уже чересчур. В руководстве Министерства внутренних дел

усиливались новые тенденции. Раньше основной путь для борьбы

с революцией видели в расширении деятельности и увеличении

числа охранных отделений, которые должны были вербовать в

больших количествах тайных сотрудников (с 1902 по 1908 г. число

охранных отделений увеличилось с 3-х до 31-го, и было создано 8

районных отделений, их деятельность распространялась на не¬

сколько губерний), то теперь положение изменилось. Главным

проводником новых тенденций стал назначенный в 1913 г. това¬

рищ министра внутренних дел В.Джунковский. Он резко отрица¬
402

тельно относился к охранным отделениям и секретным сотрудни¬

кам: «Эти районные и самостоятельные охранные отделения были

только рассадниками провокации, та небольшая польза, которую

они, быть может, могли бы принести, совершенно затушевывалась

тем колоссальным вредом, который они сеяли в течение этих не¬

скольких лет»50. Циркуляром министра внутренних дел от 15 мая

1913 г. было ликвидировано восемь охранных отделений, два

(Донское и Николаевское) были переведены на статус розыскных

пунктов, а осенью того же года были ликвидированы все охранные

отделения, за исключением Московского, Петербургского и Вар¬

шавского. В феврале 1914 г. началась ликвидация районных охран¬

ных отделений. К февралю 1917 г. их осталось только три. Ин¬

струкция 1907 г., проникнутая настоящим культом тайных сотруд¬

ников, явно устарела. Составлялись новые инструкции, призывав¬

шие относиться к ним с крайней осторожностью.
Классическим примером нового положения вещей стала исто¬

рия лучшего агента ДП в рядах социал-демократов, любимца Ле¬

нина, председателя думской фракции социал-демократов больше¬

виков в Государственной думе Р.Малиновского. Как только

В.Джунковский узнал, что Малиновский — агент ДП, он стал тре¬

бовать его ухода из Думы: «Когда я узнал, что он состоит в числе

сотрудников директора Департамента полиции и в то же время за¬

нимает пост члена Государственной думы, я нашел совершенно

несовместимым одно с другим. Я слишком уважал звание члена

Государственной думы и не мог допустить, чтобы членом Государ¬

ственной думы было лицо, состоящее на службе в Департаменте

полиции»51. После напряженной борьбы с директором ДП С.Бе¬

лецким, которая закончилась уходом последнего со своего поста,

В.Джунковский добился, чтобы Р.Малиновский сложил с себя зва¬

ние члена Государственной думы. Февральскую революцию Депар¬

тамент полиции встретил практически без внутренней секретной

агентуры. Может быть, это одно из главных последствий дела

Азефа?
Примечания
1	В своих воспоминаниях о времени сразу после разоблачения Азефа,
B.Бурцев	писал: «Все ждали, что я выступлю против эсеров и припо¬

мню им борьбу со мной из-за Азефа. Многие от меня этого требовали.

Но я этого не хотел делать» (Бурцев В. В погоне за провокаторами.
C.	148-149).
2	Герасимов А. Указ. соч. С. 136.
3	Падение царского режима. Т. 1. С. 302.
4	Государственная Дума. Третий созыв. Стенографический отчет. Сес¬

сия 1. Стб. 1375; 1377.
5	Там же. Стб. 1381.
6	Там же. Стб. 1413.
7	Там же. Стб. 1414.
8	Курлов П. Указ. соч. С. 105.
9	Там же.
14*
403

10	Столыпин П. Полное собрание речей в Государственной Думе и в Го¬

сударственном Совете. С. 199.
11	Там же. С. 197-198.
12	Там же. С. 197.
13	Там же. С. 205-206.
14	Герасимов А. Указ. соч. С. 135.
15	Курлов П. Указ. соч. С. 109.
16	Там же.
17	Цит. по: Витте С. Воспоминания. Т. 3. С. 399.
18	ГАРФ. Ф. 324. On. 1. Д. 10. Л. 86-87.
19	Минцлов С. Указ. соч. // На чужой стороне. 1925. N° 10. С. 106.
20	Витте С. Воспоминания. Т. 3. С. 400.
21	Дело АЛопухина. С. 110.
22	Там же. С. 112.
23	Бурцев Ц. Азеф и генерал Герасимов. С. 221.
24	Дело А.Лопухина. С. 113.
25	Там же. С. 5—6.
26	Там же. С. 6.
27	Витте С. Указ. соч. Т. 3. С. 406.
28	Курлов П. Указ. соч. С. 109.
29	Инструкция по организации и ведению внутреннего (агентурного) на¬

блюдения // Из глубины времен. СПб., 1992. С. 71—72.
30	О деле Петрова см. последние публикации: Морозов К. Боевая орга¬

низация партии социалистов-революционеров в 1909—1911 гг. и загад¬

ки дела Петрова // Индивидуальный политический террор в России
XIX	— начала XX в. М., 1996; Морозов К. Б.Савинков и Боевая ор¬

ганизация ПСР в 1909—1911 г. // Минувшее. 1995. № 18.
31	Ратаев Л. Указ. соч. С. 139.
32	Там же. С. 140.
33	Письма Азефа. С. 178. Хотя В.Бурцев и многие другие были убеждены

в обратном.
34	ГАРФ. Ф. 102. ДП 00. Оп. 316. Д. 155. Ч. 3. Л. 45.
35	Письма П.Кропоткина В.Бурцеву. С. 142.
36	ГАРФ. Ф. 102. ДП 00. Оп. 316. Д. 155. Ч. 3. Л. 46.
37	Там же. Л. 47.
38	ГАРФ. Ф. 102. ДП 00. Оп. 316. Д. 155. Ч. 3. Л. 42.
39	Там же. Л. 33.
40	Там же. Л. 64.
41	Там же. Л. 65.
42	Там же. Л. 75.
43	Там же. Л. 76-77.
44	В.Бурцев настолько преувеличивал значение дела Азефа, что считал, что

оно может иметь в России такой же резонанс и последствия, как дело

Дрейфуса во Франции.
45	ГАРФ. Ф. 102. ДП 00. Оп. 316. Д. 155. Ч. 3. Л. 78-81.
46	Видимо, сравнение дела Азефа с делом Дрейфуса и поиски русского

Золя превратились у Бурцева в навязчивую идею.
47	ГАРФ. Ф. 102. ДП 00. Оп. 316. Д. 155. Ч. 3. Л. 103-104.
48	Курлов П. Указ. соч. С. 122.
404

49	Мы хотим рекомендовать читателю публикации, в которых с нашей

точки зрения наиболее полно изложены обстоятельства убийства

Д.Богровым П.Столыпина: Аврех А. Столыпин и Третья Дума. М.,

1968; Убийство Столыпина. Сборник документов и воспоминаний.

Рига, 1990.
50	Цит. по: Царская охрана и провокация. С. 54.
51	Протокол заседания революционного трибунала при В ЦК // Дело про¬

вокатора Малиновского. М., 1992. С. 189.

Глава 25.
ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ ЖИЗНИ АЗЕФА
Азеф прекрасно понимал, что его ищут обе стороны. Мы уже

писали выше, что он с большим презрением относился к сыскным

способностям эсеровских боевиков. Б.Николаевский справедливо

писал о том, что у него были веские причины не опасаться пре¬

следований со стороны ДП, который не станет ни устраивать по¬

кушений на него, ни требовать его выдачи, так как: «все это было

связано с таким большим скандалом, что у правительства не могло

быть никакой охоты становиться на подобный путь»1. Тем не

менее он понимал, что положение его продолжает оставаться тя¬

желым. Его бывшие товарищи по партии «постановили убить его

где бы и когда бы его не нашли». Газеты всего мира продолжали

писать о нем. Он видел, что интерес к нему не ослабевает. Эсеры

неоднократно получали сведения о том, что Азефа видели в раз¬

ных частях света. Такими же сведениями был завален ДП. Неуди¬

вительно, что люди, никогда раньше не видевшие Азефа, под воз¬

действием огромного количества информации о нем часто узнава¬

ли его в ком угодно. Но подобные галлюцинации происходили и

с близкими товарищами Азефа по партии. Так, Аргунов рассказы¬

вает, как осенью 1911 г. он сидел за столиком вагона-ресторана

поезда Берлин—Париж: «Вдруг что-то толкнуло меня и заставило

поднять глаза. С противоположного конца вагона на меня смотре¬

ло лицо. Лицо Азефа. Затем поднялась толстая (азефская) фигура

и быстро направилась к выходной двери. Поборов минуту колеба¬

ния от неожиданности, я вскочил с места и бросился за господи¬

ном... — я не знал, что я буду с ним делать, — не раздумывал (ору¬

жия при мне не было). За дверью господина не оказалось, не было

его и вблизи. Я обошел взад и вперед все вагоны, внимательно за¬

глядывая в купе и уборную»2. Остается только добавить, что после

своего панического бегства из Парижа в начале января 1909 г.

Азеф никогда не был в Париже, который был центром русской

эмиграции и, следовательно смертельно для него опасным местом.
В поисках Азефа немецкие социал-демократы помогали своим

русским товарищам. Под руководством К.Либкнехта была создана

небольшая группа из русских и немецких революционеров, кото¬

рая настойчиво искала нашего героя. В августе 1909 г. Либкнехт

писал Бурцеву: «Из источника весьма надежного, по некоторым

пунктам уже проверенного, ...я получил сообщение ό теперешнем

пребывании Азефа и о преемнике Гартинга в Германии. Сообще¬

ния, которые может быть дадут возможность установить и схватить

этих отъявленных негодяев. Соответствующие шаги уже сделаны»3.

Либкнехт ошибся, но группа продолжала действовать в Берлине,
406

в городе, где жил Азеф, и представляла для него большую опас¬

ность.
Он понимал, что в вопросе его уничтожения агенты полиции

и революционеры могут действовать и сообща, используя друг

друга. Азеф подумывал о том, чтобы сделать что-нибудь для смяг¬

чения гнева товарищей по партии. У него была еще одна причина,

побуждавшая его предпринять какие-нибудь шаги в этом направ¬

лении, — его семья. Несмотря на все свои похождения, он был

примерным семьянином, очень любил жену, а особенно двух сы¬

новей. О скучных супружеских ласках фанатичной революционер¬

ки Любы Минкиной он в объятиях прекрасной дамы полусвета

Хедвиги Клепфер не особо тосковал. Но ему было очень важно

если не вернуть себе ее уважение (Азеф понимал, что это теперь

невозможно), то хотя бы сделать так, чтобы она его меньше пре¬

зирала и не мешала общаться с детьми. Он писал ей умоляющие

письма, где пытался хоть как-то оправдаться; в них чувствуется

страдание от разлуки с детьми. Письма, без сомнения, были ис¬

кренними. Продолжая оставаться прекрасным актером, он, види¬

мо, верил в то, что писал жене: «В глазах всего мира я какой-то

изверг, вероятно, человек холодный и действовавший только с

расчетом. На самом же деле, мне кажется, нет более мягких

людей, чем я. Я не могу видеть или читать людское несчастье —

у меня навертываются слезы, когда читаю, в театре или на лице

вижу страдания. Это было у меня всегда. Тоже, вероятно, меня

считают теперь человеком сребролюбивым, но меньше всего меня

когда-либо интересовали деньги, я никогда не придавал им ника¬

кого значения»4.
Он просит и требует от жены главного: «...не отказать мне в

праве знать, что с детьми (во сне часто я их вижу больными, изму¬

ченными, голодными и меня проклинающими — и я схожу с ума),

и дать мне возможность для них, для их воспитания что-нибудь

сделать. Я думаю, что пока они не взрослые и не имеют своих

убеждений, ты не в праве навязывать им своих и отказать мне в

праве о них заботиться, до тех пор, пока они будут сами в состоя¬

нии судить своего отца. Пока же, мне кажется, ты бы сделала пре¬

ступление перед ними, если бы ты навязала им свое решение по¬

рвать с отцом»5. Азеф видел во сне жизнь своей семьи такой, какой

она была на самом деле. Впрочем, об этом было нетрудно догадать¬

ся и не обладая умом Азефа. Что могло ждать его семью в центре

революционной эмиграции — Париже? Любовь Григорьевна с

большой горечью рассказывала судебно-следственной комиссии,

как изменилось отношение к ней: «...так нельзя относиться к чело¬

веку без всякого основания... Это очень грустно, когда мне прихо¬

дится защищать себя и говорить, что я честный человек, но мне

приходится так говорить, потому что, когда меня встречает на

улице X. и бежит от меня, как от зачумленной, ...это ужасно!»6 С

ней прекратили отношения все прежние друзья и знакомые за ис¬

ключением В.Чернова. Многие из них сомневались в том, что

Л.Азеф действительно не знала кем на самом деле был ее муж.

Этот вопрос интересовал также судебно-следственную комиссию.
407

Его задавали многим из тех, кто давал в комиссии показания. На¬

пример, Б.Савинкову, который заявил: «Я не настолько ее знаю,

чтобы сказать что-либо по этому поводу»7. Для абсолютно ничего

не подозревавшей о своем муже Любови Григорьевны это было

очень тяжело. Но не легче было и сыновьям Азефа, особенно стар¬

шему, которому на следующий день после бегства отца исполни¬

лось 13 лет. Узнав, кем был на самом деле отец, которого он бого¬

творил, мальчик пытался повеситься, его едва успели вынуть из

петли. В 1913 г. Любовь Григорьевна с детьми уехала в Америку.

Они сменили фамилию, но забыть прошлое было трудно. По сви¬

детельству окружающих, младший сын забыл о своем отце и чувст¬

вовал себя стопроцентным американцем, а старший продолжал все

время думать об этом и считал, что он не вправе жениться и иметь

детей, так как боялся, что его дети могут унаследовать черты харак¬

тера своего деда. По крайней мере, он так думал в 1922 г. в возрас¬

те 26 лет (более поздних данных о семье Азефа у нас нет)8.
Весной 1909 г. в письме жене Азеф впервые говорит о том, что

он готов явиться на суд партии: «Я хочу перед тем, как пойду на

суд, устроить вас и знать о вас — только тогда я могу умереть с

достоинством»9. Но на это письмо, как и на другие его письма

жене, не было никакого ответа.
Азефа продолжали искать, помимо эсеров и охранников был

еще один человек, который искал его куда более энергично, чем

те и другие вместе взятые — Бурцев.
Азеф очень любил себя. Сейчас у него было много денег, много

свободного времени и никаких революционно-охранных забот.

Поэтому он много отдыхал и лечился на дорогих курортах. В июле

1902 г. он был в Нейенаре под Наугеймом. Кто-то из отдыхающих

его узнал, и в августе 1912 г. Бурцев получил письмо из Наугейма,

в котором говорилось о том, что в Нейенаре отдыхает Азеф, указы¬

валось в каком отеле и под какой фамилией. Бурцев тут же передал

полученную информацию одному из руководителей партии социа-

листов-революционеров Н.Ракитникову и заодно попросил у него

денег на поездку в Наугейм, так как несмотря на сказочные гоно¬

рары, у него никогда не было ни гроша. Но эсеры отказали Бурце¬

ву, Ракитников, посоветовавшись с товарищами по партии, заявил

ему: «Эсеры... не могут помогать никому, кто хочет завязать какие-

либо сношения с Азефом. Относительно Азефа у них есть опреде¬

ленное решение — убить его»10. Денег Бурцев так и не смог найти,

хотя это была не бог весть какая сумма. Эсеровские боевики отпра¬

вились в Наугейм искать Азефа и... не нашли его! Видимо, Азеф не

зря презрительно относился к своим товарищам по БО. Без него

они не были способны найти человека, зная в каком городе и под

какой фамилией он проживает.
Тогда Бурцев решил пойти ва-банк и послал письмо на адрес

отеля в этом маленьком городе Нейенаре, где жил Азеф, считая,

что если он даже уехал, то может быть оставил адрес, по которому

ему будут пересылать корреспонденцию. Расчет оказался точным.

Это письмо Азеф получил. Бурцев писал, что он хочет увидеться

с Азефом и «переговорить о вопросах чрезвычайной важности»,
408

убеждал, что «не может быть никакой мысли о засаде с моей сто¬

роны»11. Бурцев продолжал: «(Если Азеф откажется от свидания)»,

«то я перенесу все нынешние сведения в печать и, в то же время,

отдам их партии эсеров»12. Он назвал города, где они могли бы

встретиться. Ответ пришел быстро. Бурцев отправил телеграмму 7

августа, а азефовскую телеграмму получил 8. Азеф назначил встре¬

чу 15 августа во Франкфурте-на-Майне. Это был один из тех го¬

родов, которые назвал Бурцев, и единственный из предложенных

мест, находившихся в Германии. «Предложение Ваше принято.

Оно совпадает с моим давнишним желанием установить правду в

моем деле»13. В свою очередь, Азеф также гарантирует Бурцеву

безопасность: «Разумеется, и я Вам никакой "засады" не устраи¬

ваю»14.
Но две договаривающиеся стороны были достаточно опытны и

понимали, что от другой стороны можно ждать чего угодно. Поэ¬

тому каждый из участников встречи решил подготовиться к

любым неожиданностям. В телеграмме Бурцеву Азеф попросил не¬

делю отсрочки для устройства своих личных дел. Он ликвидировал

квартиру, прекрасную Хедвигу отправил к матери. Он решил про¬

следить за приездом Бурцева во Франкфурт и, убедившись, что он

один, оставил ему на главном почтамте письмо, как они догова¬

ривались раньше: «Жду Вас сегодня с часу до половины третьего

в кафе Бристоль»15. Бурцев предохранялся достаточно банально:

«Уезжая из Парижа, я в запечатанном конверте оставил получен¬

ные письма от Азефа и записку, куда и при каких обстоятельствах

еду»16. Просидев с Азефом несколько часов в кафе, он захотел убе¬

диться, что за ним нет слежки: «Я предложил Азефу осмотреть

Франкфурт, где раньше никогда не был... Мы пошли сначала пеш¬

ком. Не обращая на это внимание Азефа, я, зайдя за угол, быстро

возвращался назад, и я мог видеть, идет ли кто-нибудь за нами.

Слежки за нами, по-видимому, не было»17. Нужно только предста¬

вить себе неловкую сутулую фигуру Бурцева, чтобы понять, как

выглядели со стороны эти меры, вероятно Азеф про себя умирал

от хохота.
В общей сложности Бурцев и Азеф пробеседовали 10—12 часов

в течение двух дней. Можно было продолжать беседу и дальше, но

у Бурцева как всегда не было денег, чтобы еще остаться во Франк¬

фурте. «Мне надо было остаться еще два дня, чтобы записать рас¬

сказы Азефа и так же обстоятельно с ним поговорить. Но, к со¬

жалению, у меня в кармане осталось, кроме обратного билета 5—6

франков и мне не на что было даже переночевать во Франкфур¬

те»18. В самом деле, не у Азефа же Бурцеву занимать деньги.
Причин, заставивших Азефа пойти на это безумно опасное для

него свидание (какие могли быть гарантии, что Бурцев приехал

один, без эсеровских боевиков?) было несколько: желание убедить

своих бывших товарищей по партии, что он готов явиться на суд

и подчиниться любому его решению, в том числе смертному при¬

говору (он понимал, что это должно ослабить охоту за ним; пись¬

мо Бурцева ему показало, что последний идет по его следу), же¬

лание несколько смягчить гнев жены и вымолить у нее разреше¬
409

ние хотя бы раз увидеть детей и чисто психологическая причина,

которую подметил еще Алданов: «...инстинкт отчаянного игрока и

непреодолимая потребность в актерстве»19. Азеф очень скучал по

той крупной политической игре, которую он вел на несколько

фронтов. Карты, биржа, игорные дома не могли доставить ему

таких же острых ощущений.
Азеф блестяще сыграл свою роль и выиграл эту партию, где

ставкой была его жизнь. Ему удалось убедить своего главного ра¬

зоблачителя, у которого, казалось бы, в отношении Азефа не

должно было быть никаких иллюзий, в том, «что он в то время

действительно хотел над собой суда своих бывших товарищей»20.

Правда, Бурцев отметил потом: «...он мог и был способен и даль¬

ше жить без суда над ним. На это у него, по-видимому, хватало

силы воли»21. Ничего кроме улыбки эти фразы Бурцева вызвать не

могут. На то, чтобы продолжать вести жизнь богатого рантье в

Берлине в объятиях своей прекрасной возлюбленной, у Азефа сил

действительно хватало.
Во время беседы с Бурцевым Азеф иногда бывал вполне искре¬

нен, это работало на то, чтобы создать у Бурцева образ человека,

который хочет «установить правду в ...деле». Так Азеф совершенно

искренен, когда говорил о детях: «Я не хочу умереть, не расска¬

завши правды. Я должен это сделать для моих детей... Они долж¬

ны знать, кто был их отец. Но прежде, чем ехать к вам на свида¬

ние, я сделал духовное завещание. Я приготовился к смерти... В

моем завещании я все деньги оставляю моим детям... Они полу¬

чат... — он назвал сумму, кажется 50 тыс. франков... на такую

сумму Азеф застраховал себя на случай смерти»22. Все это очень

трогательно, за исключением лишь того обстоятельства, что по¬

смертная страховка была очень небольшой частью состояния

крупного берлинского биржевого маклера. Говоря о детях, Азеф

продолжал блестяще играть: «Когда Азеф упоминал о детях, глаза

его плакали. Но он боролся с собой и не хотел выдать, что он пла¬

чет. У него, видимо, едва хватало силы воли, чтобы громко не раз¬

рыдаться. Он был в состоянии произносить только отдельные

слова... Несомненно это были искренние слезы человека, вынуж¬

денного другому признаться в своей тяжелой вине»23.
Азефу удалось убедить Бурцева, и это была совершенная прав¬

да, что он давно прекратил все сношения с охранкой. К этой теме

он возвращается и в письме к Бурцеву, написанному после свида¬

ния и после прочтения интервью Бурцева о встрече с Азефом:

«Ваше указание, что я после бегства из Парижа не имел сношения

с охраной потому только, что после разоблачения моей роли с

правительством я боялся правительства. Это не верно. Я прекра¬

тил сношения с охраной потому, что я никогда охранником не

был, и мне всегда претили эти отношения»24. Азеф, видимо, и сам

поверил, когда писал это письмо, что он никогда верой и правдой

не работал на Зубатова, Герасимова, не выдавал им своих друзей.

Вот талант перевоплощения, доведенный до совершенства! В

своем письме Азеф пишет о другом месте в интервью Бурцева, ко¬

торое его искренне возмутило и напугало: «Так же не верно Ваше
410

замечание в этом интервью, что "Азеф дал мне неопровержимые

данные, подтверждающие полную осведомленность и причаст¬

ность правительства ко всем его преступным действиям”. Ничего

подобного я Вам не давал, а наоборот Вам выяснил, что с восста¬

новлением истины в моем деле у вас уменьшатся шансы нападе¬

ния на правительство и что это Вас, вероятно, разочарует»25.
При всей блестящей игре Азефа его чудовищный цинизм не

мог не броситься в глаза Бурцеву: «...Азеф любовался собой и как

бы с весами в руках решал, что перевешивает — то ли что он

давал охранке, то ли что давал революционерам. В эти моменты

аморальность Азефа особенно ярко вырисовывалась для меня.

Он, очевидно, совершенно не понимал, что такого взвешивания

не может и быть и что предательство не оправдывается никакими

соображениями»26. Не понимал Азеф того, кем его на самом деле

считает Бурцев, и того, что даже его привычки выглядят для Бур¬

цева чудовищно. «Я заказал себе бифштекс, а Азеф картошку с

капустой. Я его спросил, отчего он тоже не закажет себе биф¬

штекса.
—	Я вегетарианец, — ответил Азеф»27.
В письме 2-го сентября 1912 г. Бурцеву он выдвигает условия

суда над собой.
«1. Суд надо мной должен состоять из старых моих бывших то¬

варищей (которые меня знали), число какое угодно будет назна¬

чить. Желательно и может быть даже необходимо присутствие
В.Бурцева (может быть и судьей). Желательно мне присутствие на

этом суде Л.Г.(жены) не в качестве судьи, а человека, который

воспоминания обо мне и свои впечатления от этого суда передаст

моим детям.
2.	Я совершенно подчиняюсь решению, которое вынесет суд,

вплоть до смертной казни. В этом случае я только ставлю следую¬

щее условие суд должен мне свой приговор объявить, и я его при¬

веду сам в исполнение в течение 24-х часов, время, которое мне

нужно для предсмертных писем, и, может быть, Любовь Григо¬

рьевна даст мне свидание с детьми. Само собой разумеется, что

суд меня эти 24 часа держит арестованным»28. Это были основные

условия Азефа, но, помимо этого, он выставил еще ряд требова¬

ний, затрудняющих исполнение и вынесение смертного приговора.

Например, он написал о том, что если эсеры принимают его ус¬

ловия, «то они свое решение должны публично объявить, напеча¬

тать в заграничной прессе, "Matin”... и, может быть, в большой не¬

мецкой газете»29. Потребовал он также: «Протоколы заседания

суда в случае смертного приговора должны быть напечатаны не¬

медленно после приведения приговора в исполнение»30. Такая

публичность затрудняла осуществление смертного приговора, так

как в результате мог произойти разгром центральных учреждений

партии в Париже французской полицией. Как мы помним, страх

перед этим был одной из причин, вследствие которой эсеры от¬

пустили Азефа из Парижа в начале 1909 г.
Публикация статей и интервью Бурцева об этом свидании вы¬

звала бурную реакцию в России и за границей. Интересно, что все
411

почему-то поверили в искренность желания Азефа явиться на суд.

В эсеровских кругах проявились две точки зрения. С одной сто¬

роны, партийное руководство в лице нового высшего органа, со¬

зданного после дела Азефа, Делегации было настроено решитель¬

но против суда. В первую очередь потому, что оно считало — суд

был, приговор вынесен, Азефа нужно ликвидировать и покончить

с этим делом. Они также опасались, что на суде могут выявиться

какие-то новые нежелательные для партии, обстоятельства. К

этому прибавлялось большое озлобление в отношении Бурцева.

Фондаминский писал Савинкову: «Мы решили ничего не пред¬

принимать. Суда никакого быть не может. Бурцев же ведет себя

так глупо (он говорит про Азефа — революционер с подлыми

средствами) и некорректно (не сообщил нам адреса Азефа, что ка¬

тегорически обещал), что мы решили поменьше иметь с ним

дело»31. С другой стороны, старые друзья Азефа — Савинков, Чер¬

нов — с пеной у рта требовали суда над Азефом и отстаивали свое

право участвовать в нем. Их аргументацию мы приведем в никогда

ранее не публиковавшихся письмах, перлюстрированных агентами

полиции. 19 августа 1912 г. Савинков писал Чернову: «Дорогой

Виктор Михайлович, я прочел статью Бурцева об Азефе в "Matin”.

Я бы хотел знать, что Вы намерены делать, если ЦК назначит

новый суд над Азефом, я написал Илье (Фондаминскому), что

считаю себя вправе участвовать в таком суде и просил ЦК допус¬

тить меня к этому участию. Мне бы хотелось действовать с вами

в этом деле заодно.
Напишите, что 'Вы думаете о статье и о возможностях суда.
Привет Ольге Борисовне.
Ваш Савинков»32.
Чернов ответил немедленно.
«Дорогой Борис Викторович,
Я также только что добыл и прочел статью Бурцева и собирал¬

ся писать Вам приблизительно в том же духе.
Суд, конечно, необходим. Он необходим формально. Заочный

приговор произносят только при невозможности выслушать под¬

судимого. Как только эта возможность является, заочный приго¬

вор отпадает, и суд рассматривает дело по существу. Иным наш

революционный кодекс быть не может.
Считаю, что необходим суд партии. В случае, если бы партия

в лице ее формальных учреждений не захотела бы такого суда,

считая необходимым по крайней мере, суд революционных деяте¬

лей, считающих себя компетентными судить в этом не только пар¬

тийном, но и огромной важности общереволюционном деле.
Без себя и без Вас я, по существу, такого суда не мыслю. Но

если суд назначит партия, то я как "человек из периферии" фор¬

мальных прав участвовать в нем не имею. Моральное право за

мной, но дело "учреждений" превратить это моральное право в

формальное или не превратить.
412

На то, если бы Делегация вздумала бы отказаться от суда, я

предложил бы, чтобы мы двое вошли в сношение с Бурцевым на

предмет организации суда революционных деятелей, причем, од¬

нако, по-моему в состав суда могут войти лишь сторонники, а не

противники террора. Ничего бы не имел против вхождения в со¬

став суда Бурцева, Лопатина, Фигнер, Кропоткина и т.п. Думаю,

что в вопросе о суде возможны большие осложнения, а именно,

что верховная следственная комиссия, которой поручена советом

партии ликвидация азефовщины, может предъявить свои права на

дело суда над Азефом. Такие права я стал бы оспаривать...33
О статье Бурцева не считаю нужным подробно говорить. Она

по своим приемам уличной, сенсационной прессы много ниже

того, о чем говорят.
Привет Вашей семье и поздравления по поводу рождения

сына.
Ваш Виктор Чернов»34.
Савинков все больше отходил от партии социалистов-револю-

ционеров. Чернов после дела Азефа был выведен из руководящих

партийных органов. Поэтому до них доходили обрывки информа¬

ции. Они чувствовали, что с судом что-то обстоит не так, но бо¬

ялись в первую очередь того, что суд устроят без них. 28 августа

1912 г. Савинков писал Чернову:
«Я совершенно согласен с Вашим письмом (кроме оценки по¬

ведения Рутенберга), но мне неясно следующее.
Если Делегация откажется признать Ваше и мое право участ¬

вовать в суде, как намерены Вы поступить в этом случае? Прими¬

риться? И если не примириться, то как заставить признать свое

право. Примириться я не могу, а каким способом отстоять свои

права — не вижу. Не вижу также, как легальным партийным путем

можно воспрепятствовать Делегации поручить этот суд судебно¬

следственной комиссии, что в моих глазах, как и в Ваших, вещь

еще более непримиримая, чем суд, состоящий из членов Делега¬

ции.
Во всяком случае, если Вам станет что-либо известно по этому

делу, не откажите меня известить, как и я Вас буду извещать обо

всем, что станет известно мне. В случае нужды, придется решить,

что именно предпринять в отношении того, "чтобы без меня меня

не женили". Я написал Илье и жду ответа»35.
Еще больше на далекой Ривьере волновался Чернов. С боль¬

шой горечью во всех своих письмах он именовал себя «человек из

периферии». Представляет интерес его письмо к бывшей жене

Азефа Л.Минкиной, написанное 28 августа 1912 г.
"Дорогая Люба.
Мне только что прочли бурцевскую статейку о свидании с Азе¬

фом. По-видимому, Азеф окончательно раздавлен, психологически
413

"добит" тем, что от него отвернулись обе стороны, и таким обра¬

зом он остается "одиноким" на всем свете.
Такую ужасную вещь трудно выдержать, ведь и сам легендар¬

ный Иуда не выдержал — удавился.
Суд, конечно, необходим, ясно, что до суда Вам уезжать нель¬

зя. Эту тяжесть еще придется пережить. Только суд выяснит все,

что еще остается тяжелым и загадочным во всей этой истории.

Быть во время суда где-то далеко и жадно ждать скупых известий —

этого Вы все равно не вынесете36.
Вы, вероятно, уже были у Бурцева и узнали, как идет дело с

организацией суда. Боюсь, как бы наши умники опять чего-нибудь

не напутали. Ради Бога, пишите скорее, что делается в Париже,

как и когда.
От Савинкова только что получил письмо. Он пишет Илье, что

считает своим неотъемлемым правом быть участником этого суда.
Я такого же демарша делать не думаю. Что у меня есть такое

неотъемлемое моральное право — это всякому ясно, но как "чело¬

век из периферии" я не имею никаких формальных прав.
Но если бы Делегации вздумалось и на этот раз отклонить вся¬

кое возобновление дела Азефа — я заговорю. Заговорю громко —

словом и делом. Суд будет организован, Азеф явится на суд. Так

будет, будет во что бы то ни стало.
Пишите же. Так бесконечно жалко, что то, что могло бы удать¬

ся нам и притом гораздо раньше из-за упрямства наших париж¬

ских умников удается только теперь и не нам, а Бурцеву.
А ему — спасибо.
Весь Ваш Виктор Чернов.
Всем Вашим — привет. А Вам желаю больше сил, чтобы, на¬

конец испить чашу до самого дна — и больше к ней никогда не

возвращаться»37.
Письмо Чернова очень интересное. В нем отчаяние «человека

из периферии» и настоящая злость на «парижских умников», гу¬

бящих все дело и отдающих его нелюбимому им Бурцеву и, бук¬

вально, крик души с просьбой сообщать всю информацию и жал¬

кие угрозы, что он может громко заговорить. Видно, как Чернову

страстно хочется, чтобы все точки в деле Азефа были, наконец,

расставлены, и все обвинения против него, Чернова, сняты.
Но позиция Чернова и Савинкова ничего не решала и, в ре¬

зультате, суда не было. Фактически прекратилась и охота на Азефа

со стороны революционеров. Успокоилась и охранка, когда она

поняла, что никакого суда над Азефом, во время которого могут

всплыть новые тайны, опасные для русских властей, не будет. Но

больше всех доволен был сам Азеф. Он прекрасно провел и выиг¬

рал эту партию, охота за ним прекратилась со всех сторон, а он,

как дикий зверь, прекрасно чувствовал такие вещи. И опять острая

игра, как в доброе старое время! Интересно, что другие игры — в

карты и рулетку — он не прекратил. И свое письмо Бурцеву с ус¬

ловиями суда он писал из Давиля, где вел крупную игру и в день

написания письма проиграл все деньги. Может, это прибавляло
414

ему жалости к себе, когда он писал, что согласен на смертный

приговор через 24 часа после его вынесения? Но потом счастье на

рулетке вернулось к нему, он возвратил все проигранное и даже

крупно выиграл.
Узнав о том, что эсеры отказываются его судить, он стал со¬

ставлять письмо Бурцеву, но потом махнул на это рукой38. Насто¬

ящей катастрофой для Азефа явилась Первая мировая война. Он

слишком сильно верил в неделимость Европы и все свои деньги

держал в русских бумагах. Естественно, после начала войны с Рос¬

сией он все потерял. Азеф пытался бороться. Собрав остатки со¬

стояния, он вместе со своей сожительницей открыл на ее имя кор¬

сетную мастерскую, но его добил следующий удар. Его кто-то

узнал в кафе, сообщил в полицию, и Азеф 12 июля 1915 г. был

арестован как опасный террорист и революционер, причем о при¬

чинах ареста ему сообщили через много месяцев после него. Ус¬

ловия заключения были тяжелые: он сидел в темной и сырой ка¬

мере. Он писал жалобно-слезливые письма фрейлен Хедвиге, где

сравнивал себя с Дрейфусом, и умоляющие — полицейским влас¬

тям Германии, в которых доказывал насколько несправедливо счи¬

тать его революционером, когда сам Столыпин называл его чест¬

ным правительственным сотрудником. Он умолял освободить его

по состоянию здоровья: «За это время состояние моего здоровья

ухудшилось. Уже четыре года тому назад известный профессор

Х.Розин... установил, что у меня хроническое воспаление почек и

расширение сердечной мышцы...
Как известно, это заболевание неизлечимо и для того, чтобы

не ускорять процесса развития, требует особого образа жизни и

диеты, что в тюремных условиях неосуществимо... Поэтому покор¬

нейше прошу Ваше Превосходительство благосклонно отнестись к

упомянутой выше объяснительной записке, из которой явствует

моя невиновность, и принять во внимание мое заболевание»39. Но

немецкие власти не собирались его выпускать, и он продолжал си¬

деть в тюрьме. Февральская революция пробудила в нем новые на¬

дежды на освобождение. Он вновь пишет письма полицейским

властям, где ходатайствует о своем освобождении40. Но только

после октябрьского переворота 1917 г. и на основании заключен¬

ной в декабре 1917 г. между Советской Россией и Германией кон¬

венции об обмене гражданскими пленными он был освобожден.

Хотя по выходе из тюрьмы он рвал и метал на немецкие власти,

непонятно почему державшие его в тюрьме два с половиной года,

он устроился на работу в министерство иностранных дел Герма¬

нии. Видимо, там по достоинству оценили его таланты. Но его

здоровье было подорвано, у него обострилась болезнь почек. 24

апреля 1918 г. он умер на больничной койке.
В России начиналась гражданская война, дело Азефа было

«преданием старины глубокой», и его смерть осталась незамечен¬

ной. Но сам великий провокатор продолжал тревожить современ¬

ников. 6 июня 1918 г. произошел так называемый мятеж левых

эсеров, начавшийся с убийства эсеровскими боевиками Я.Блюм¬

киным, заведующим секретным отделением отдела по борьбе с
415

контрреволюцией ВЧК, и фотографом ВЧК Н.Андреевым немец¬

кого посла графа В.Мирбаха. В бюллетене номер 1 ЦК партии

левых социалистов-революционеров среди причин этого убийства

упоминало и то, что «в распоряжение Мирбаха был прислан из

Германии известный русский провокатор Азеф для организации

шпионажа, опознанный... партийными товарищами в Петрограде

и в Москве»41. Как мы знаем, Азеф уже полтора месяца лежал в

могиле.
Обвинением в идеологических связях с Азефом пользовались и

большевики в отношении левых эсеров. В статье, «Азеф и азефов¬

щина» (опубликована в газете «Известия ВЦИКа», 9 июля 1918 г.)

написанной Эрде (Д.Рахштейн) говорилось о том, что «от Азефа

протянулись прямые нити к партии левых эсеров», что она явля¬

ется «действительной наследницей заветов Азефа и азефовщины».

Эсеры Я.Блюмкин, Н.Андреев, А.Александрович, А.Попов были

определены как «двойники Азефа, пробравшиеся в ВЧК»42.
Азеф волновал воображение писателей, драматургов, режиссе¬

ров. О нем писал А.Белый, выведя его в романе «Петербург» под

фамилией Липченко. Жизнь Азефа и его деяния интересовали из¬

вестного русского писателя и издателя Романа Гуля. В 1929 г. в

Берлине на русском языке был опубликован его роман об Азефе

«Генерал БО». Автор проработал большое количество историчес¬

ких источников, встречался с людьми, близко знавшими Азефа.

Книга получилась и увлекательной, была переведена на многие

языки, о ней очень хорошо отзывались известные французские

писатели Андре Мальро и Альбер Камю, последний, под впечат¬

лением от этой книги заинтересовался темой русского террора и

написал пьесу о русских террористах, убийцах великого князя

Сергея Александровича. Гуль написал пьесу «Азеф», которая была

поставлена в 1937 г. Русским театром в Париже. Режиссером и ис¬

полнителем роли Савинкова был известный актер Григорий

Хмара. Спектакль делал полные сборы и получил неплохие отзы¬

вы, хотя сам Гуль оценивал свои способности драматурга и напи¬

санную им пьесу достаточно невысоко43. Состоялось, однако,

всего четыре представления. Спектакль был снят в результате ре¬

шительного протеста эсеров, заявивших, что в условиях преследо¬

вания евреев в Германии нельзя показывать пьесу об Азефе, но

это было, видимо, только предлогом. Эсеры даже после револю¬

ции, гражданской войны, эмиграции крайне болезненно относи¬

лись к азефовской теме и к любому публичному упоминанию его

имени. Так, они были взбешены, когда М.Алданов, опубликовал в

1930 г. в парижской эмигрантской газете «Последние новости»

эссе «Азеф». В.Ходасевич писал об этом Н.Берберовой: «Эсеры в

лютой обиде на Алданова за "Азефа", как и следовало ожидать»44.

В 1958 г. Гуль переработал свой роман и выпустил его под тем же

названием.
П.Щеголев и А.Толстой написали необыкновенно слабую для

союза талантливого историка и писателя пьесу «Е.Азеф», которая

никогда не была поставлена. Судьба Азефа волновала и Исаака

Бабеля. Во время поездки в Париж в 1932—1933 гг. он познако-
416

милея с известным режиссером А.Грановским (Аврахам Азар). В

эмиграции А.Грановский женился на богатой женщине и на ее

деньги снимал фильмы. Он решил поставить фильм об Азефе и

пригласил Бабеля в качестве сценариста, а Николаевского — ис¬

торическим консультаном. Сочетание таких имен было гаран¬

тией, что фильм будет интересным. Бабель начал писать сцена¬

рий, у него установились дружеские отношения с Николаевским,

но, в отличие от своих новых знакомых, он был советским граж¬

данином и решил на всякий случай уведомить советского посла

в Париже о своих знакомствах и посоветоваться с ним, сотруд¬

ничать ли ему с Николаевским. Он услышал в ответ, что Нико¬

лаевский опасный враг. После этого Бабель прервал все контакты

с Николаевским и Грановским, и из задуманного фильма ничего

не вышло. Но Бабель увлекся личностью нашего героя и продол¬

жал работать над сценарием, надеясь, что фильм будет снят в

СССР45.
Где эта рукопись — никто не знает. В день ареста писателя (16

мая 1939 г.) на его даче в Переделкино сотрудники НКВД изъяли

девять папок рукописей писателя, а на его московской квартире в

Николо-Воробьинском переулке — еще пятнадцать. Их судьба до

сих пор неизвестна. В.Шенталинский, автор очерка «Последние

дни Бабеля», писал, что поиски рукописей Бабеля предпринима¬

лись в 1955—1956, 1964, 1988 гг. и всякий раз безрезультатно. «И

сейчас в январе — феврале 1994 г. в архиве Федеральной службы

контрразведки была проведена тщательная проверка с целью об¬

наружить если не сами рукописи, то хотя бы какие-нибудь сведе¬

ния о них... Установлено — в хранилищах архива рукописей Ба¬

беля нет»46. Возможно, какой-то вариант сценария остался в Па¬

риже. Жена Бабеля А.Пирожкова вспоминала, что он часто ей

писал из Парижа об этой работе. Он надеялся заработать много

денег на сценарии об Азефе и оставить их своей первой жене и

дочери, которые жили в эмиграции. Пирожкова сообщает интерес¬

ную деталь: по рассказам вдовы В.Чернова О.Колбасиной, она по¬

могала Бабелю в работе над сценарием. А.Пирожкова сценарий не

видела и предполагает, что он остался в Париже47. Архивы Лубян¬

ки обследованы еще далеко не полностью. И, быть может, скоро

мы прочтем сценарий великого писателя о великом провокаторе,

извлеченный из архивов советской охранки или найденный в Па¬

риже.
Примечания
1	Николаевский Б. История одного предателя. С. 307.
2	Аргунов А. Азеф — социалист-революционер. С. 131.
3	Письмо Либкнехта Бурцеву // На чужой стороне. Прага. 1925. N° 10
С.	250.
4	Письма Азефа. С. 169.
5	Там же. С. 171.
6	ГАРФ. Ф. 1699. On. 1. Д. 126. Л. 40.
7	ГАРФ. Ф. 1699. On. 1. Д .133. Л. 50.
417

8	Левинсон Г. История одной семьи. Архив «Мемориала». Ф. 2. Оп. 1.
Д. 82. Л. 17.
9	Письма Азефа. С. 171.
10	Бурцев В. Моя последняя встреча с Азефом // Иллюстрированная Рос¬

сия. 1927. № 48(133). С. 1.
11	Там же. С. 2.
12	Там же.
13	Письма Азефа. С. 182.
14	Там же.
15	Там же.
16	Бурцев В. Моя последняя встреча с Азефом. С. 4.
17	Бурцев В. Моя последняя встреча с Азефом // Иллюстрированная Рос¬

сия. 1927. № 49. С. 11-12.
18	Там же. С. 12, 14.
19	Алданов М. Указ. соч. С. 207.
20	Бурцев В. Моя последняя встреча с Азефом // Иллюстрированная Рос¬

сия. 1927. № 48. С. 6.
21	Там же.
22	Бурцев В. Моя последняя встреча с Азефом // Иллюстрированная Рос¬

сия. 1927. № 49. С. 12.
23	Там же.
24	Письма Азефа. С. 186.
25	Там же.
26	Бурцев В. Моя последняя встреча с Азефом // Иллюстрированная Рос¬

сия. 1927. № 49. С. 11.
27	Там же. С. 12.
28	Письма Азефа. С. 187—188.
29	Там же. С. 188.
30	Там же.
31	ГАРФ. Ф. 102. ДП 00. Оп. 316. Д. 155. Ч. 3. Л. 192.
32	Там же. Л. 181.
33	Мы пропустили фразу Чернова о Рутенберге, так как мы ее приводили

выше.
34	ГАРФ. Ф. 102. ДП 00. Оп. 316. Д. 155. Ч. 3. Л. 176-177.
35	Там же. Л. 194.
36	Л.Минкина собиралась с двумя сыновьями уехать в Америку, куда они
отправились в 1913 г.
37	ГАРФ. Ф. 102. ДП 00. Оп. 316. Д. 155. Ч. 3. Л. 195.
38	Опубликовано в журнале «Вопросы истории» за 1993. № 8. С. 135. и

в книге: Письма Азефа. С. 188.
39	Письма Азефа // Вопросы истории. М. 1993. № 8. С. 136.
40	Там же.
41	Бюллетень № 1 Центрального комитета партии социалистов-революци-

онеров // Красная книга ВЧК. Т. 1. М., 1990. С. 209—210.
42	Красная книга ВЧК. М., 1990. Т. 1. С. 297.
43	Интересно, что на всех четырех представлениях присутствовал В.Бур¬

цев, сидевший в первом ряду: «Вероятно будил в себе "заснувшие

страсти" и "прошлую славу"» (Гуль Р. Я унес Россию // Новый журнал.

1983. N° 152. С. 65-66).
418

44	Письма В.Ходасевича к Н.Берберовой // Минувшее. М. 1991. N° 5.
С.	253
45	В журнале «За большевистский фильм» за 1934 N° 22 был опубликован

портрет И.Бабеля с подписью: «Работает над сценарием фильма "Азеф”

для Второй фабрики».
46	Шенталинский В. Прошу меня выслушать. Последние дни И.Бабеля //

Знамя. 1994. N° 7. С. 164.
47	Пирожкова А. Годы, прошедшие рядом (1932—1939) // Воспоминания

о Бабеле. М., 1939. С. 242.

ИМЕННОЙ УКАЗАТЕЛЬ
Абдул-Хамид II, тур. султан — 4,
99,	394

Абрам см. Гоц. А.Р.
Авдеев Г. — 311—316

Авксентьев Н.Д. — 321, 323

Абрамов П.Ф. — 189

Аврех А.Я. — 334, 346, 405

Агапов П. см. Дулебов Е.О.

Агафонов В. К. (Сиверский) —
281,	381, 382

Адлер В. — 160

Азеф В.Ф. - 8, 10, 11, 92, 128

Азеф (Азев) Е.Ф. (Азиев, Евно,

Евгений Филиппович, Вален¬

тин, Валентин Кузьмич, Валуй-

ский, Виноградов, Данельсон

И., Иван, Иван Николаевич,

Лагерман, Раскин, Толстой,

Филипповский, Черкасов, Фи-

липповский-Черкасов) — 3—

17, 19-26, 28-31, 33, 35-74,
79-81, 89, 90, 92, 94-101, 105,

107, 115-120, 123-126, 128—

153, 155-160, 162, 164-167,

169-172, 174-189, 191, 192,

194—214, 216-2X9, 221, 222,

226-228, 233, 235-238, 240,

242-245, 247, 248, 253, 257,

258, 261 -284, 287-292, 294-

31 1, 313-315, 317-325, 327,

331-338, 340, 342-344, 347-
354,	356-404, 406-419

Азеф Л.Г. (Люба, Любовь Григо¬

рьевна, Л.Г., Минкина Л.) —

9, 11, 13-16, 19, 20, 118-120,
170,	208, 308, 349, 356, 358,
359,	377-379, 386, 407, 408,

411, 413, 418

Азеф Ф. — 8, 9

Азиев см. Азеф Е.Ф.
Айзенберг Л. — 327, 346

Аксельрод П.Б. — 52

Алабышев В. — 12

Александрович А. — 416

Алданов М.А. — 3, 4, 6, 7, 17, 35,

37, 46, 65, 99, 126, 136, 142,
270,	271, 277, 282, 283, 325,
327,	334, 337, 345-347, 386,

410, 416, 418

Александр — 213, 214

Александр II — 116, 131, 183

Александр III — 33

Алеша см. Гоц. А.Р.
Альтман И. — 6

Анашин — 170
Андреев Л.Н. - 31, 101, 102, 293

Андреев Н. — 416

Анненский Н.Ф. — 326

Апостол — 33

Арбузов — 328
Аргунов A.A. — 7, 19—25, 43, 47,
138,	142, 155, 207, 208, 216,

218, 253, 265, 280, 282, 296,

298, 301, 305, 307, 309, 310,

313, 317-320, 322-324, 326,

330, 332, 333, 342, 345-347,

349, 353-357, 359, 360, 363—

365, 367-376, 384-386, 406,

417
Аргуновы — 20, 22—24

Аронсон Г. - 333, 334, 346

Асмус — 219
Б. - 331
Бабель И.Э. - 416, 417, 419

Бабушка — 135
Балмашов С.В. — 28, 29, 33, 38,

56
Бакай М.Е. - 270-277, 297-299,

341, 350-352, 356

Бальмонт К.Д. — 108

Барабанов — 330, 331

Баранов С. — 293

Бартельно — 399

Барыков С.Н.(И.) — 120, 125,

128, 135

Барыкова Н. — 125

Басов В. — 114, 116

Басов-Верхоянцев С.А. — 118,

727, 148-152, 156, 227, 255,

265, 291, 295, 303, 304, 318,

383, 386

Батюшков И. — 160

Бах А.Н. - 5, 13, 138, 141, 174,

208
420

Бебель A. — 208

Безбережьев C. — 256

Бейтнер JI. — 329

Белецкий С.П. — 269, 403

Белла см. Лапина Э.
Белосельская-Белозерская — 92

Белый А. — 416

Бельгард А. — 339

Беневская М. — 107, 175, 185

Бенкендорф А.К. — 221

Бенкендорф П. — 143, 305, 306

Берберова Н. — 416, 419

Бердяев H.A. — 71

Березин — 234
Берлин П. - 8, 77, 222, 223, 228,
254,	255
Биценко А. — 154, 245

Блеклов (Сенжарский) С. — 5

Блинов Н. — 28, 48

Блок А.А. — 108

Блюмкин Я.Г. — 415, 416

Бобриков Н.И. — 158

Бобринский В.А. — 390

Богданович А. — 87, 88, 100, 234,
255,	255
Богданович Н.М. — 31, 33, 34,
46,	58, 67, 388

Боголепов Н.П. — 21, 56

Богоявленский — 186

Богров Д.Г. - 179, 241, 390, 402,

405
Богучарский В.Я. (Яковлев-Богу-

царский) — 72, 282

Бок М.П. - 215

Борис — 147
Борис Викторович см. Савин¬

ков Б. В.
Боршанский Д. — 50, 54—57,

62-64, 92, 94, 95, 101, 113,

125, 149

Бородулин — 258

Брагинский А. — 383

Браудо А.И. - 6, 332, 333, 346,
360,	361, 363, 364, 366-369

Брейтбарт Е. — 189, 190

Брешко-Брешковская Е.К. — 27,

89, 107, 130, 134, 135, 161

Бржозовский С. — 272

Бриллиант Д.В. — 58, 60, 66, 91,

94, 105, 109, 116, 118, 121, 129,
132,	153
Бродская K.M. — 226, 227, 255

Брюсов В.Я. — 108

Будницкий О. В. — 7, 192, 193
Булгаков С.Н. — 71
Булыгин А.Г. — 87, 116, 117, 124
Бунаков-Фундаминский И. см.
Фондаминский И.И.
Бурцев В.Л. — 4, 6, 7, 16, 18, 37,

67, 73-75, 77, 78. 105, 119,
171,	187, 188, 217, 243, 244,

265-278, 281 -283, 287, 290,

295, 297-299, 313-315, 317,

320, 322-325, 329, 331-338,

340-555, 357, 360-362, 369,

372, 375, 376, 380-382, 384,

386, 387, 392, 394-397, 399—
404, 406, 408-415, 417, 418

Бутовский — 234

Бухало С.И. - 243 , 244, 384, 385

Бюлье Ш. — 267
Вааль В. фон — 31
Валентин, Валентин Кузьмич см.
Азеф Е.Ф.
«Валериан» — 382

Валуйский см. Азеф Е.Ф.

Варварин В. — 391, 392

Варгин — 185
Василий Дмитриевич см. Вино¬

градов В.Д.
Вединяпин М.А. — 135

Вендзягольский К. — 204, 205,

215
Веньямин см. Савинков Б.В.

Вербицкая Н. — 23

Верн Ж. - 303

Вернер — 294
Виктор Михайлович см. Чер¬

нов В. М.
Виллит Б. — 129

Вильбушевич М.В. — 26, 78

Вильгельм II, герм, император —

143
Виноградов см. Азеф Е.Ф.

Виноградов В.Д. — 224, 225

Виссарионов С. — 394, 397, 398

Витте С.Ю. - 48, 81, 86, 143,

146, 152, 156, 162, 163, 173,

192, 232, 234, 235, 255, 256,

328, 329, 334, 343, 346, 354,
392,	404

Владимир см. Азеф В.Ф.

Владимир, вел. кн. см. Владимир

Александрович, вел. кн.

Владимир Александрович, вел.

кн. - 94, 114-116, 121, 122,
126
421

Владимир Львович см. Бурце В.Л.

Владимиров — 189

Волховский Ф. — 345

Вонлярский Н. — 221

Воробьев — 234
Вноровские, братья см. Вноров-

ский Б. и Вноровский В.

Вноровский Б. — 131, 132, 141,

157, 183-187

Вноровский В. — 157, 183—185,
191,	199, 210, 214

Войлошников А. — 154

Вронская — 217

Высоцкий А. — 106

Высоцкий В.Я. — 173

Вышинский А.Я. — 390
Г-ский — 374
Гапон Г.А. - 6, 130, 160-174,

177, 183, 7Р2, 193, 359

Гапоны — 161
Гартинг А.М. (наст. фам. Гекель-

ман или Геккельман, полиц.

псевд. — Ландезен) — 133, 267,

271-273, 338, 339, 344, 381 —

383, 394, 406

Гарченко — 170

Гед Ж. - 208

Гедеоновский A.B. — 63

Гейфман А. — 3, 6, 331, 338,

340-343, 345-347

Геккер Н.У. — 63

Гельфман Г. — 173

Генри - 338, 339

Герасимов A.B. — 6, 7, 71, 73—

75, 79, 82, 92, 100, 111, 116,

121, 122, 124-727, 143, 149,
153,	156, 159, 160, 162-166,
172,	173, 177-180, 185, 188,

190, 792-195, 198-202, 209,

211-216, 218, 220, 221, 224-
228,	231, 233-237, 240-243,

245, 247-250, 252-257, 262,

263, 265, 279, 282, 287, 289—

291, 293-295, 299-301, 303—

307, 309, 310, 314, 317-520,

324, 328, 333, 337, 338, 344,
346,	347, 357-363, 365-371,
376-378, 383, 384, 386, 387,

389, 393, 394, 401 -404, 410

Герман Александрович см. Лопа¬

тин Г.А.
Герценштейн М.Я. — 231

Гершкович X. — 130
Гершуни Г.А. — 4, 26—39, 42,

44—46, 48, 49, 56, 59, 68, 74,
79,	92, 107, 122, 148, 155, 158,

159, 208, 211, 213, 245-248,

262-265, 270, 279-281, 286—

288, 321, 348, 375

Гессе П.П. — 86, 87

Гессен И. - 368, 370

Гессен Ю.И. — 327

Глустовский — 250

Горемыкин И.Л. — 211

Горенберг — 53, 65, 141, 227

Горинсон Б. — 130, 157, 199, 214

Горохов — 135

Горький М. — 31, 268

Гоц, братья см. Гоц А.Р. и Гоц М.Р.

Гоц А.Р. - 106, 132, 141, 151,

155, 157, 158, 173, 180-182,

192, 198, 199

Гоц М.Р. - 26, 31, 38, 44, 45, 50,

59, 71, 119, 120, 133, 136-139,

141, 143, 144, 169, 173, 208,

274, 279

Грей Э. — 304
Грановский А. (Аврахам Азар) —

417
Григорий — 382

Григорович И.К. — 316

Григорьев Е.К. — 28—30, 32, 33,

45
Гроздов — 211, 212

Гронский T.-С. см. Сулятицкий
В.М.
Грунди М. — 199, 210, 214

Гудима — 258

Гуковский А. — 43

Гуль Р. - 3, 6, 416, 419

Гумилев Л.Н. — 343

Гурко В. — 391

Гурович М.И. — 95, 271

Гусев К. В. — 194

Гутгарц-Пинчук М. — 6

Гутман — 398, 399
Давыдов Ю.В. — 777, 206, 275,
282,	338, 339, 347

Данельсон И. см. Азеф Е.Ф.

Данилов — 220

Дарниценко Ф. — 34

Дегаев С.П. - 43, 138, 378

Дедюлин В. — 231, 240, 241, 249,

300
Двойников И.В. — 131, 132, 157,

166, 175, 195, 196
422

Делевский Ю. — 253, 278, 281,

283, 286, 294,, 295, 298, 299,

315, 318, 320, 321, 340, 345,

381, 382

Джунковский В.Ф. — 402, 403

Дзержинский Ф.Э. — 205

Дикгоф-Деренталь А. — 168, 172

Дмитрий — 53

Дмовский Р. — 72

Доброскоков И.В. (Доброскок) —

274, 298, 310

Долгоруков П.Д. — 72

Достоевский Ф.М. — 32, 187, 277

Драчевский Д.В. — 259, 260

Дрейфус А. — 6, 384, 394, 400,

402, 404, 415

Дубасов Ф.В. - 6, 73, 107, 131,

157, 180, 183-188, 213, 234,

291, 314, 378, 394

Дукельский — 232

Дулебов Е.О. (псевд. Петр, Ага¬

пов П.) - 33, 58, 61, 64, 92,

94, 114, 117, 121, 124, 125, 149,

150
Дурново П.Н. — 33, 38, 87, 93,

114, 116, 146, 157, 159, 160,

162, 163, 165, 166, 168, 177—
182,	198, 200, 211, 219, 220,
231,	328
Евгений Филиппович, Евно,

Евно Фишелевич см. Азеф

Е.Ф.
Евреинов — 234

Егоров Н. — 235

Елизавета Федоровна, вел. кн. —

103, 105, 108, 110, 401

Елпатьевский С.Я. — 85

Емельянова J1.C. — 226

Еремин — 397
Еремин А.М. - 223, 225, 227
Жаботинский В.Е. — 171, 286, 294

Жданов — 189
Желябов А.И. - 4, 43, 74, 266

Житловская — 14

Житловский Х.О. — 13, 19, 375

Жук - 227

Жуков Д. - 173, 193

Жуковский — 227

Жуковский-Жук И.И. - 295

Жученко-Гернгросс З.Ф. (Жучен-

ко, Гернгросс) — 184, 188—

190, 267, 268, 321, 359, 381, 394
Жюль Верн см. Верн Ж.
Загородний Я. — 114—116, 125

Заварзин П.П. — 77, 82, 190, 402

Зарудный — 251

Зелюк — 269
Зензинов В.М. — 4, 6, 7, 12, 60,

61, 66, 103, 111, 132, 133, 138,

141, 142, 147, 148, 155-158,
177,	182-184, 191, 192, 194,

269, 282, 297, 299, 374, 383, 386

Земель А. — 134
Зильбер Г. - 9, 17, 217, 253, 344,
347,	385
Зильберберг, супруги см. Зиль-

берберг Л.И. и Зильберберг К.

Зильберберг Л.И. (Шпифтарь В.)
-	128, 129, 131, 141, 157, 181,

184, 196, 197, 199, 210, 212—

214, 228-230, 232, 233, 236—

239, 248, 250, 298, 299, 303

Зильберберг К. — 128, 129, 132,
157,	199, 212

Зиновьев Г.Е. — 268

Золя Э. - 399-402, 404

Зубатов С. В. — 19, 22—24, 26—

28, 33, 35, 39, 45, 58, 65, 69,

76-83, 135, 201, 267, 271,

274-276, 325, 393, 402, 410
Иван, Иван Николаевич см. Азеф

Е.Ф.
Иванов — 258

Иванов Д. — 191

Иванов П. — 131, 132, 141, 157,

199, 212, 230

Иванов (Берг) С. — 5

Ивановская П.С. — 4, 7, 58, 60,

61, 63 , 64, 66, 73 , 75, 82, 83, 89,

92, 94, 100-102, 105, 109, 111,
112,	114, 116, 117, 120, 121,

123-727, 135, 292, 295

Иваншин Г.А. — 320

Иванчин-Писарев А.И. — 383

Игнатьев А.П. — 234, 235, 256

Измайлович А. — 190

Измайлович Е. — 154, 190, 191,

245
Изот, Зот см. Сазонов И.
Иисус Христос см. Христос

Ильин - 251-253

Ильин М. см. Осоргин М.

Ильинский С. — 234

Илья см. Фондаминский И.И.
423

Иуда Искариот — 43, 44
Калашников А. — 131, 132, 157,

175, 195, 196

Каляев И.П. — 48, 50, 51, 53, 55,

57, 61-64, 66, 90-92, 94, 102,
103,	105-7/2, 206

Кальвино М. см. Лебединцев В.В.

Кальманович Е. — 330, 360, 361,

363, 364, 367, 368

Камышанский П.К. — 390

Камю А. — 416

Каптелович — 313—315

Карл см. Трауберг А.Д.
Карлина М. — 772

Карпов — 393
Карпович* П.В. — 5, 12, 21, 56,

245, 262, 265, 302, 309-315,

363, 373, 375, 380

Кате А. — 399

Каульбарс A.B. — 214

Кац Ф. - 125
Качура, Качур Ф.К. — 28, 31—33,

56, 59
Керенский А.Ф. — 49, 64, 171,

205
Клейгельс Н.В. - 29, 55-57, 94,
113,	129-131

Клемансо Ж. — 375

Клепфер X. (Хедвига) — 308, 349,

407, 409, 415

Клеточкин — 381

Климова Н.С. — 225

Клингенберг Н. — 132

Клитчоглу С.Г. — 43, 52, 53, 141,

372
Козак — 113

Козин — 11
Козьмин Б. П. — 82, 283

Колбасина О.Б. (Ольга Борисов¬

на) — 412, 417

Колчак A.B. — 107

Комиссаров М.С. — 243, 260, 329

Коновницын — 186

Коноплянникова З.В. — 135, 219,
220,	228, 254

Константин Константинович,

вел. кн. — 401

Корнилов Л.Г. — 268

Короленко В. Г. — 85, 88, 154

Корсак В. — 392

Костенко В. (Порфирий) — 310—

313, 315, 316

Котов — 311
Кочубей — 41, 58

Красковский см. Юшкевич-Крас-

ковский
Крафт П.П. - 28, 39, 155, 262,

273, 339
Кресгьянинов Н. — 41—45, 58, 265

Кропоткин П.А. — 324, 345, 350—

353, 381, 386, 394, 404, 413

Крушеван П.А. — 326

Крыжановский С.Е. — 64, 85, 88

Кудрявцев Е.Ф. (Адмирал) — 157,

199, 212, 231, 232, 237

Кузьмин (Граф) — 383

Кузьмин К. — 217

Куликовский П.А. — 23, 101, 103,

105-107, 132, 150, 151

Кулябко H.H. — 241

Курлов П.Г. - 87, 88, 190, 194,

241, 260, 281, 389, 390, 392,

397, 402-404

Курочкин — 339

Кутайсов П.И. — 62, 63, 122

Кутайсовы — 122
Лавров П.Л. — 44

Лагерман см. Азеф Е.Ф.

Лазаркевич Н. — 118, 302

Лазаркевич С. — 265, 304, 377

Ландезен-Гартинг А., Ландезен-

Геккельман А. см. Гартинг А.М.

Лапина Э.М. (Бела, Белла) —

209, 213, 214, 228, 373, 374, 381

Лауниц В.Ф. фон дер — 85, 87,

213, 228, 231-235, 237, 294, 298

Лебедева М. (Шебалина) — 301,

302
Левендаль — 326
Левенсон (Левинсон) П. — 147,
157,	199, 210, 214

Левинсон Г. — 418

Левит X. — 51

Ледваль — 391

Леккерт Г. — 31
Ленин В.И. - 52, 72, 94, 130,
158,	171, 268, 403

Леонович В.В. — 135

Леонтьева Т. — 91—94, 114—116,
120,	125, 149

Леопольд см. Швейцер М.И.

Либкнехт К. — 406, 417

Лидия — 309
Липченко (J.Liptscenko) см.
Азеф А.Ф.
Лиссагарэ П. — 15
424

Литвинов — 234

Литвинов М.М. — 268

Лонге Ж. - 9, 77, 217, 255, 344,

347; 385

Ломов — 135
Лопатин Г.А. - 13, 70, 268, 270,
279,	324, 347, 350-354, 357,

380, 413
Лопухин A.A. — 6, 7, 39, 45, 46,

53-55, 80, 81, 98, 104, 105,
133,	141, 244, 272, 275, 314,

325-354, 357, 359-373, 376,
378,	385, 388, 390-392, 404

Лопухин A.C. — 337, 340

Лопухин В.Б. - 327, 328, 342, 346

Лопухина В.А. — 338—341

Лопухина Е.Д. (урожд. кн. Урусо¬

ва) - 334, 343, 344

Лопухины — 339

Луженовский Г. — 189, 190, 213

Лунин М.С. — 245

Лункевич (Араратский) В. — 5

Лурье Р. - 128, 129, 132, 157,

195, 199

Лурье Ф.М. — 82, 83

Львов Н. — 401
Люба, Любовь Григорьевна, Л.Г.
см. Азеф Л.Г.
Люксембург Р. — 12
Мазе Я. - 5, 22, 68, 69, 74

Мазурин В.В. — 154, 221, 224,
225,	228, 258, 261

Мак-Куллох А. см. Швейцер М.И.

Макаров — 197
Макаров A.A. — 345, 367, 389,

390
Макаров Н. - 195, 196, 258

Макаров H.A. — 28, 81, 104

Маклаков В.А. — 251—254, 388,

395, 401
Максимовский А.М. — 259, 260,

287
Малиновский Р.В. — 72, 402, 403,
405
Мальро А. — 416

Манасевич-Мануйлов И.Ф. («Мас¬

ка») - 161, 162, 170

Мария Алексеевна — 132

Мария Федоровна, имп. — 254,

292
Марков - 114, 115, 149

Маркс К. — 19

Мартов Ю.О. — 26
Мартын см. Рутенберг П.М.

Масакин — 299

Матюшенский — 162

Мацеевский Игн. — 49, 50

Мацеевский И. — 49—51, 54—57,
61,	92
Медведь см. Соколов М.И.

Медников Е.П. — 39, 79, 81, 134,
178,	273
Мельников М.М. — 28, 29, 34,

39, 247, 257, 265, 279

Меньшиков Л.П. — 53, 135, 136,

139, 141, 146, 161, 187, 228,
271,	353

Мещерский В.П. — 394

Милославский С. — 151, 152, 156

Милюков П.Н. — 72, 73, 88, 330,

346, 395

Минкина Л. см. Азеф Л.Г.
Мин — 219
Мин Г.А. - 157, 180, 182, 183,

219-221
Минор О.С. (Осип, Иосиф) —

130, 138, 144, 170, 357, 358,

368, 393
Минцлов С. — 267, 282, 283, 404

Мирбах В. — 416

Михаил Александрович, вел. кн.
-	391
Михайловский Н.К. — 19, 43, 44

Модель — 149

Мозолайнены — 219

Моисеенко Б.Н. (Опанас) — 49,

91, 92, 94, 102, 104-107, 121,

125, 149, 155, 157, 159, 175, 212

Моисеенко С.Н. — 212—214

Мороз А.И. — 242

Морозов К. — 404

Морозов Н. — 266, 296

Мортимер см. Рысс С.Я.

Муравьев — 294

Муравьев Н. — 251, 252

Муравьев Н.В. — 115, 116

Мухин — 251

Мюллер Ш. — 93

Мякотин — 252
Надеждина А. — 125

Назаров — 45

Назаров М. — 191

Назаров Ф.А. — 131, 132, 157,

175, 176, 195, 196

Накашидзе М. — 132

Натансон В.И. — 180
425

Натансон М.А. — 43, 44, 72, 79,

128, 137, 155, 169, 171, 180,

207, 208, 212, 247, 262, 264,
280,	281, 296, 297, 299, 310,

311, 315, 316, 320-324, 345,
348,	349, 351, 371, 373-377,
379,	381
Наумов В.А. — 238—241, 248—

250, 252, 253, 299, 303

Немчинова Е.А. — 19

Неплюев B.C. - 195-197, 217

Нестроев Г. - 156, 194, 255

Никитенко Б.Н. — 173, 197, 212,
229,	230, 232, 237, 238, 248—

250, 253, 294

Никифоров — 293

Николаев — 135
Николаевский Б.И. — 3, 6, 8, 9,

77, 37 , 38 , 42 , 46, 67 , 73 , 74, 95,

96, 100, 114, 115, 153, 156, 164,

165, 167, 187, 194, 201, 215, 238,

239, 242, 248, 250, 251, 256,

257, 265, 282, 287, 289, 294,
295,	313, 311-320, 325, 337,

338, 343, 346, 347, 349, 354,

357, 368, 384, 406, 417

Николай II (Николай) — 16, 33,
37,	48, 86, 87, 92, 98, 130, 143,

146, 158-160, 195, 198, 199,

217, 220, 229, 234, 235, 237,

241, 249, 251, 254, 262, 266,

267, 280, 289, 296, 300, 303—

305, 313-315, 328, 336, 343,
372,	390, 391, 394, 401

Николай Михайлович, вел. кн. —

394, 401, 402

Николай Николаевич, вел. кн. —
198,	199, 220, 228, 230, 238,
241,	249-255, 288-290, 328

Никольский — 399, 400

Новицкий В.Д. — 67, 74, 326, 345

Новомейский М. — 5, 65, 120,

123-125, 127, 139, 142

Новоселов В. — 259
Оболенский И.М. — 31—33, 38,

56, 59, 158

Ольга Борисовна см. Колбаси-

на О.Б.
Ольга Ивановна см. Рубакина Н.И.

Ольденбург С. — 88, 194, 253,
254,	318

Ольденбургский П. — 232, 233

Опанас см. Моисеенко Б.
Орлик — 41

Орлов — 221

Оскар — 147
Осоргин М. (Ильин М.) — 106,

777, 132, 142, 147, 151, 156,
255,	294

Острогулов — 10
Павел см. Швейцер М.И.
Павел Иванович см. Савин¬

ков Б.В.
Павлов В.П. - 234, 235, 298

Павлов — 41, 42, 45

Павлов — 157
Павлов Д.Б. - 222-227, 254, 255,

281
Панов (H., Николай) — 265, 373,
374,	377
Пассовер А. - 337, 342, 362, 367,

391, 392

Паша см. Ивановская П.С.
Пепка см. Святополк-Мирский

Пергамент О.Я. — 388, 389

Перегудова З.И. — 6, 82, 83

Перовская С.Л. — 43, 241

Петерс Б. — 14

Петр см. Дулебов П.

Петрашкевич Ч. — 44

Петров П. — 128

Петухов — 272
Петров-Воскресенский A.A. (Пет¬

ров) — 393, 402, 404

Пешехонов A.B. — 40, 42—44, 46,
47,	74
Пигуит А. — 230, 241, 249

Пилсудский Ю. — 205, 218, 253

Пильский П. — 263, 282, 283

Пирожкова А. — 417, 419

Пискарев — 157, 199

Плеве В.К. - 4, 5, 33, 38, 39, 41,

42, 45, 48-64, 67-69, 70, 74,
80-82, 84-87, 89, 95-97, 99,

102, 104, 105, 113, 116, 117,
121,	136, 137, 161, 187, 200,
203,	207, 265, 279, 313, 325—

328, 330, 336, 342, 343, 352,
375,	387, 388, 393, 395, 400, 401

Плеханов Г.В. — 44, 52

Победоносцев К.П. — 29

Подвицкий Б. — 114, 125

Пешков H.A. — 225

Подкадинин — 339

Покотилов А.Д. — 28, 48, 50, 51,
55-57, 62, 92, 94, 207
426

Покотилов Д.Д. — 28

Покровский — 388

Попеляев — 107

Попов А. — 416
Попова В. — 157, 183, 184, 194,

199, 210, 212, 213, 216,, 229-

232, 255, 265

Поваренков — 311

Порфирий Петрович (лит.) — 136

Поссе В. - 174, 192

Потапов А.И. — 136

Потресов А.Н. — 26

Праслен — 396
Прокофьева М.А. — 212, 230,
373,	374

Прохоров А. — 312

Пулихов А. — 190

Пуришкевич В.М. — 396

Пушкин A.C. — 220
Рабинович — 51

Рабинович Р. — 34, 213, 214

Равель — 10
Ракитников Н.И. — 155, 214, 323,
374,	408

Ракитниковы — 135

Раскин см. Азеф Е.Ф.
Распонов — 63
Распутина А.М. — 288, 290, 291,

293, 294, 296, 304

Ратаев Л.А. (Дон Жуан, «корнет

Отлетаев») — 4, 7, 10, 11, 22,

24, 25, 27, 55-38, 40, 46, 47,

51-55, 57, 62, 63, 65, 66, 68,

69, 74, 76, 80-ÎJ, 89, 96, 98-
100,	117, 125, 128, 132-134,

139, 140, 146, 297, 313, 320,
375,	393, 394, 404

Ратенау Э. — 16
Ратимов - 238-241, 249, 250, 252

Рачковский П.И. — 51, 67, 121,
122,	124, 133-136, 139, 153,

160-163, 165-170, 173, 176,

178-180, 185, 187, 188, 195,
221,	267, 271, 329, 337, 388, 393

Ремянникова — 45, 53

Риман Н.К. - 157, 180, 182

Рогозникова Е. (Тося) — 259—
261,	281

Родичев — 400

Розенберг — 34

Розин X. — 415

Романов — 98

Романов П. — 28
Романовы — 161

Ропшин В. см. Савинков Б.В.

Ростковский Е.П. — 135, 136,
139,	227

Рубакин H.A. — 44, 273, 274

Рубакина Н.И. (Ольга Ивановна)
-	42
Рубанович И.А. — 170, 374

Румянцева — 335

Руссель — 339, 341

Руссо Ж.-Ж. - 58

Рутенберг П.М. (Мартын) — 6,

130, 151, 160, 162-174, 176,
192,	413, 418

Рухлов А. — 191

Рысс П.Я. — 227

Рысс С.Я. (Мортимер) — 8—10,

77, 222-228, 254, 255
Савинков Б.В. (Веньямин, Г.,

Павел Иванович, Ропшин) —

5, 7, 13, 77, 44, 49-51, 55-58,

60-64, 66, 73, 89-94, 98-107,

109-118, 120-122, 124, 726-

135, 138, 140, 142, 144-152,

155-159, 161, 164-166, 169,

171, 173-176, 182-186, 192-
199,	203-276, 218, 230, 231,

242-244, 247, 255, 256, 258,

262-264, 268, 276, 282, 309,

311-315, 317, 319, 320, 323,

324, 336, 342, 345, 348-351,

353-357, 367, 368, 371-374,
377-380, 382, 384-386, 388,

389, 393, 404, 408, 412-414,

416
Савинкова С.В. — 276, 277, 329

Сазонов — 65, 81

Сазонов Е.С. — 4, 48, 50, 51, 54,

55, 57, 58, 60-64, 66, 74, 95,

157, 206, 212, 245, 373

Сазонов И.С. (Изот, Зот) — 52,
62,	157
Самойлов (кн. Вадбольский) —

157, 182, 183

Сахаров В. В. — 154

«Саша Белостокский» — 114—116

Сверидов Г. — 219

Святополк-Мирская Е. — 88, 100

Святополк-Мирский П.Д. (Пеп-

ка) - 86, 87, 97, 103, 104

Севастьянова A.A. — 130, 157,

199
Семанов С. — 172, 173, 193
427

Селюк M.C.(Q) - 19, 22, 24, 26,

96, 97, 207, 323

Семановский — 393

Семен Семенович — 157, 184

Семенов — 139, 175

Семенов Ю. — 67

Сергей вел. кн., Сергей см. Сер¬

гей Александрович

Сергей Александрович, вел. кн.
-	4, 5, 29, 60, 68-70, 91, 94,

96, 101, 103-106, 108, 109,

111, 116, 118, 121, 128, 132,
137,	161, 187, 265, 279, 313,
328,	336, 342, 352, 375, 388,
393,	400, 401, 416

Сергей Васильевич см. Зуба-

тов С. В.
Сергей Михайлович, вел. кн. —

97
Сидоренко — 149

Сикорский Л. — 64, 64, 89, 95

Синявский Б.С. (Кит Пуркин) —

212, 230, 249, 253

Сипягин Д.С. — 27—30, 33, 36—
38,	48, 56, 84-86

Скандраков — 81

Слетов С.Н. - 63, 96, 97, 155,
209,	211, 212, 323, 358, 372,
374,	392
Слиозберг Г. - 6, 326, 330, 345, 346

Смирнов В. — 157, 177, 199

Соболев — 152

Соколов — 251
Соколов М.И. («Медведь») —
183,	224, 225, 228, 258, 261, 304

Соколовский — 132

Сокольников Г. — 66

Солженицын А.И. — 190

Спиридович А.И. (Spiridovitch А.) —

5, 7, 23, 34, 35, 70, 74, 76, 78-
80,	82-84, 88, 89, 95, 100, 101,
104,	/77, 113, 126, 198, 215,

220, 221, 224, 227, 230, 238—
242,	249, 252-257, 268, 313,

393
Спиридонова М.А. — 107, 189,

190, 191, 213, 245

Спиридонова Ю.А. (Юлия) — 189

Спрениус — 233

Старинкевич — 135

Стародворский Н. (Стародвор-

цев) - 267, 297, 349

Стахович — 401

Столыпин А. — 396
Столыпин П.А. — 73, 85, 87, 126,
154,	179, 181, 188, 198-203,
210,	211, 275, 217-222, 224,
225,	228-230, 232-235, 237,

238, 241, 249-255, 257, 259,
262,	263, 265, 271, 272, 282,
283,	286, 289, 301, 305, 306,

309, 321, 325, 329, 334, 341,

345, 365, 367, 387-390, 392,

394-396, 399-402, 404, 405,

415
Столыпина О.П. — 87

Столыпины — 221

Страхов — 10, 11

Струве П.Б. - 71, 72, 84

Стуре Л.П. - 292, 293, 295

Суворин A.C. — 86, 88, 394

Судейкин Г.П. — 267, 297

Сулятицкий В.М. (Гронский Т.С.,

«Малютка») — 196, 197, 199,

212, 230, 232, 233, 237, 298, 299

Сухов — 213, 214, 219

Сухомлин — 135

Сухомлинов В.И. — 63, 383
Т. см. Татаров Н.
Татаров Н.Ю. (Т.) - 6, 28, 43, 53,

122-126, 132, 133, 135-141,

143, 144, 160, 167, 174, 175—

177, 183, 227, 228, 271, 354, 359

Теплов А.Л. — 322

Тесленко Н. — 107, 189

Тимофеев — 14, 15

Тихомиров Л.А. — 86, 394

Толстой А.Н. — 3, 6, 416

Толстой Л.Н. — 85, 130, 154

Толстый см. Азеф Е.Ф.
Тося см. Рогозникова Е.
Тотлебен Н. — 218

Трауберг А.Д. (Карл, К.Трауберг)
-	218, 228, 234, 235, 258, 259,
263,	277, 278, 285, 287, 288,

290-292, 294, 296, 298, 299
Трегубов — 157
Трепов Д.Ф. — 103, 104, 114—

117, 121, 122, 126, 132, 141,

143, 145, 221, 238-240, 328,

329
Трофимов — 115, 149

Троцкий Л.Д. — 52, 171

Трубецкой А. — 239

Трубецкой С.Н. — 326

Трусевич М.И. — 139, 221, 224—
226,	254, 338, 339, 345, 367
428

Тутышкин — 146
Тыркова А. (7ь//ш?вд-Вильямс А.)
-	84, 88, 108, 111

Тютюкин С.В. — 343, 347

Тютчев Н.С.(С.) — 115, 116, 123,
125, 135—138, 140, 145, 174,
227,	278, 280
Ульянов А.И. — 33
Ульянова Н.П. — 63
Унтерберг — 132
Урусов Д. — 333
Урусов С. - 329, 330, 360
Урусова, кн. см. Лопухина Е.Д.
Успенский Б. — 199
Утин И. — 173
Утин Н.И. - 173
Фабрикант В. — 376

Федосеев М. — 230, 250

Фейт А. — 135, 323

Фельдман А. — 199

Фигнер В.Н. — 13, 17, 34, 242,

244, 256, 276, 283, 292, 295,
296,	301, 310, 316-320, 323,

324, 344, 345, 347, 350, 352—
355,	357, 368, 374, 413

Филиппов — 29, 178, 187

Филипповский, Филипповский-

Черкасов см. Азеф Е.Ф.

Филонов — 154
Фильштинский Ю. — 190, 331,

337, 338, 340-343

Фишель см. Азеф Ф.
Фридберг А. — 261, 281

Фондаминский И.И. (Иля Фон-

даминский, Фундаминский,

Бунаков, Бунаков-Фондамин-

ский, Бунаков-Фундаминский)
-	148, 297, 300, 374, 381-383,

412-414
Фриденсон Г.М. — 123, 124, 137,

139
Фридман Д. — 10, 12

Фроленко М. — 28, 322

Фролов — 196

Фрумкина Ф.М. — 245
X. - 101
Хазиахметов Э. — 256

Хвостов — 131, 191

Хедвига см. Клепфер X.
Хилков Д.А. — 130, 161, 173

Хмара Г. — 416
Ходасевич В. — 416, 419

Христос (Иисус Христос) — 28,

192
Хрустал ев-Носарь — 151

Худатова М. — 199
Цилликаус К. — 72, 125, 302
Чайковский П.И. — 56

Чайковский Н.В. — 294, 321

Чарнолусский — 138

Чередин — 135

Черемухин — 162

Черкасов, Филипповский-Черка-

сов см. Азеф Е.Ф.
Чернавский М.М. — 5, 53, 65,

265, 301, 302, 305, 309, 318,

319, 374, 385

Черномордик — 376

Черчилль У. — 205, 215

Чехов А.П. — 31, 85

Чухнин Г.П. - 157, 191, 195, 197,

219
Чернов В.М. — 4, 6, 7, 13, 14, 26,

31, 35, 36, 38, 40, 44, 46, 50, 59,

65, 66, 69-75, 89, 90, 96, 100,
138,	139, 143-148, 155, 156,

164, 165, 167, 171, 174-176,
204,	208, 209, 211, 212, 214—

216, 245, 246, 251, 256, 262,
264,	265, 276, 277, 219-283,

287, 295, 301, 302, 307, 315,

318, 319, 321-323, 342, 345,

348-352, 358, 368, 371-378,

380-383, 385, 386, 407, 412—

414, 417, 418
Шапиро — 98

Шаховской Д. — 85

Швейцер М.И. (Мак-Куллох А.,

Павел, Леопольд) — 48, 50,

55-58, 64, 90-92, 94, 105,

113-118, 120-122, 125, 128,

184
Шедевер Н. — 132

Шенталинский В. — 417, 419

Шиллеров В. — 114, 125, 149,

157, 183-187

Ширский П.С. — 251

Школьник М. — 129, 131, 191

Шлейман H. (Schleifman N.) — 3,
6
Шмаков — 396

Шмидт П.П. — 151, 191
429

Шнееров М. — 39, 40, 46, 125,
171,	172, 183, 193

Шпайзман А. — 129, 131, 191

Шпальберг К. — 197

Штифтарь В. см. Зильберберг Л.И.

Шуб Д. - 4
Шувалов П. — 23, 106, 132, 150

Шкжкерт — 16
Щегловитов И.Г. — 258, 260,

288-291, 390, 391, 396, 401

Щеголев П.Е. — 3, 5, 6, 416

Щелкунов — 86
Э.	- 364, 365
Эдуард VII, анг. король — 304,

305
Эмме К. - 241, 250

Эрде (Д.Рахштейн) — 416
Эрштрем Э. — 48
Эфрус С. — 125
Юлия см. Спиридонова Ю.А.
Юрковская Ю.Ф. — 29, 45
Юшкевич-Красковский — 231,
232,	234
Якимова A.B. — 131, 133, 135,

302, 318
Яковлев (Тарас, кн. Друцкий-Со-

колинский) — 157, 182, 183
Яковлев-Богучарский см. Богучар-

ский В.Я.
Schleifman N. см. Шлейфман Н.

Spiridovitch А. см. Спиридович А.И.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение 		3
Глава 1. Азеф — детство, отрочество, юность		8
Глава 2. Азеф в Москве		19
Глава 3. Создание партии социалистов-революционеров
и боевой организации		26
Глава 4. Азеф и Гершуни		36
Глава 5. Дело Плеве		48
Глава 6. Причины убийства Плеве и великого князя Сергея
Александровича		67
Глава 7. Русская политическая полиция в конце XIX — начале
XX	века	 		76
Глава 8. Отношение русского общества к убийству Плеве		84
Глава 9. Азеф и БО после убийства Плеве		89
Глава 10. Б.Савинков в Москве		101
Глава 11. Киевский и петербургский отряды боевой организа¬

ции		113
Глава 12. Азеф и БО после «Мукдена русской революции»		128
Глава 13. Революция на подъеме		143
Глава 14. Деятельность боевой организации зимой и весной
1906	года		157
Глава 15. Азеф, Герасимов, Столыпин		195
Глава 16. Террор усиливается		217
Глава 17. Шерлок Холмс русской революции		258
Глава 18. Гибель отряда Карла		285
Глава 19. Собирался ли Азеф убивать Николая II?		296
Глава 20. Накануне решающего столкновения. Появление
бывшего директора Департамента полиции		321
Глава 21. Суд над Бурцевым		348
Глава 22. Петербургские разоблачения		356
Глава 23. Свидание в Лондоне. Окончательное разоблачение
Азефа		371
Глава 24. Последствия разоблачения Азефа для русского прави¬

тельства 		387
Глава 25. Последние годы жизни Азефа		406
Именной указатель		420

Прайсман

Леонид Григорьевич
ТЕРРОРИСТЫ И РЕВОЛЮЦИОНЕРЫ,

ОХРАННИКИ И ПРОВОКАТОРЫ
Художественное оформление А.Сорокин
Техническое редактирование

и компьютерная верстка Н.Галанчева
ЛР № 066009 от 22.07.1998. Подписано в печать 28.02.2001.

Формат 60x90 Vl6. Бумага офсетная N9 1. Печать офсетная.

Усл.печл. 27,0. Уч.-издл. 33,8. Тираж 2000 экз. Заказ N91292
Издательство «Российская политическая энциклопедия»

(РОССПЭН)
129256, Москва, ул. В.Пика, д. 4, корп. 2. Тел. 181-01-71 (дирекция);

Тел./факс 181-34-57 (отдел реализации)
ППП типография «Наука»
121009, Москва, Шубинский пер., 6

I
JQ

CL
X 5

!»
І	Ö
§	g
CÛ	g

Ш
CL	^
І ^ Г5
jD
I- S
О *
I
X
ί
X
CL
О
ί

і ш
н о
I
CD
Έ
о
го
CL
[=