Титул
Аннотация
Оглавление
Предисловие
Часть первая . Древняя Русь в современно англо-американской историографии
Глава 2. Этапы древнерусской государственности: взгляд с Запада
2. Древнерусское государство в X-XI вв.
3. Золотой век и начало кризиса Древней Руси
Глава 3. Различия и сходства в подходах к древнерусской государственности IX-XII вв. англо-американских и отечественных историков
Часть вторая. Королевство Русь
Глава 2. Место Руси в Европе
Глава 3. Историография перевода титула \
Глава 4. Титулатура и средгневековые правители
Глава 5. Что такое князь?
Глава 6. Средневековая титулатура и Русь
Глава 7. Титулы других средневековых правителей в русских источниках
Заключение
Примечания
Библиографический список
Текст
                    Новейшие исследования
по истории России
А. ФЕДОСОВ
К. РАФФЕНСПЕРГЕР
КОРОЛЕВСТВО РУСЬ
Древняя Русь глазами
западных историков
Москва
аентрполигРАФ


УДК 94 ББК 63.3(2) ФЗЗ Охраняется законодательством РФ о защите интеллектуальных прав. Воспроизведение всей книги или любой ее части воспрещается без письменного разрешения издателя. Любые попытки нарушения закона будут преследоваться в судебном порядке. Серия «Новейшие исследования по истории России» основана в 2016 г. Оформление художника Е.Ю. Шурлаповой Федосов А.В., Раффенспергер К. ФЗЗ Королевство Русь. Древняя Русь глазами западных историков. — М.: Центрполиграф, 2021. — 254 с. — (Новейшие исследования по истории России). ISBN 978-5-227-09396-7 Первая часть книги — это анализ новейшей англо-американской ли¬ тературы по проблемам древнерусской государственности середины IX— начала XII в., которая мало известна не только широкому российскому читателю, но и специалистам в этой области, т. к. никогда не издавалась в России. Российским историком А.В. Федосовым рассмотрены наиболее заметные работы англо-американских авторов, вышедшие с начала 70-х годов прошлого века до настоящего времени. Определены направ¬ ления развития новейшей русистики и ее научные достижения. Вторая часть представляет собой перевод работы «Королевство Русь» профессора Виттенбергского университета (США) Кристиана Раффен- спергера — одного из авторитетных современных исследователей Древней Руси. Основной идеей книги является тезис о том, что Русь, по крайней мере до XIII в., была неотъемлемой частью общеевропейской культурно¬ политической общности благодаря династическим союзам, культурным контактам, религиозному взаимодействию и т. д. Представлен оригиналь¬ ный взгляд автора на проблему титулатуры древнерусских правителей и ее аналогии с западноевропейскими титулами. УДК 94 ББК 63.3(2) ISBN 978-5-227-09396-7 © Федосов А.В., 2021 © Raffensperger С., 2021 © «Центрполиграф», 2021 © Художественное оформление, «Центрполиграф», 2021
КОРОЛЕВСТВО РУСЬ Древняя Русь глазами западных историков
Оглавление Предисловие 6 Часть первая. ДРЕВНЯЯ РУСЬ В СОВРЕМЕННОЙ АНГЛО-АМЕРИКАНСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ 14 Глава L Историки и школы 14 Глава 2. Этапы древнерусской государственности: взгляд с Запада 62 § 1. Предыстория и ранний этап формирования Древней Руси: Русский каганат и этническое происхождение русое 62 § 2. Древнерусское государство в X—XI вв 75 § 3. Золотой век и начало кризиса Древней Руси 103 Глава 3. Различия и сходства в подходах к древнерусской государственности IX—XII вв. англо-американских и отечественных историков 132 Часть вторая. КОРОЛЕВСТВО РУСЬ 151 Глава I. Хронология событий, проблема названий 155 Глава 2. Место Руси в Европе 166 Глава 3. Историография перевода титула «князь» 179 Глава 4. Титулатура и средневековые правители 183 Глава 5. Что такое князь? 191 Глава 6. Средневековая титулатура и Русь 199 Глава 7. Титулы других средневековых правителей в русских источниках 209 Заключение : 213 ъ Примечания 216 Библиографический список 243
Предисловие Обычно отображение истории России, как и любого другого государства в зарубежной историографии, — это особая тема и ей сложно дать какую-либо однозначную оценку, так как значительное место в ней, как правило, занимают политико-эмоциональный фактор, идеологиче¬ ские, этнические противостояния. Однако надо отметить, что при непосредственном общении с зарубежными исто¬ риками всего вышеперечисленного не ощущается. Впро¬ чем, не все они идут на диалог, а те, кто соглашается, не всегда разрешают использовать их точку зрения на ка¬ кую-либо проблему в печатных работах либо разрешают, но без ссылки на авторство. Поэтому авторы выражают благодарность тем специалистам, которые разрешили оз¬ вучить в нашей работе их мнение. К середине XIX в. в российской историографии уже были сформированы два подхода к истории возникнове¬ ния Древнерусского государства: норманизм и антинор- манизм. В это же время начала формироваться и англо- американская историография по этому вопросу, но на позиции норманизма. Однако в это время обостряется политическое, идеологическое, конфессиональное проти¬ востояние России и Европы, что нашло отражение в ра¬ ботах историков, политиков и общественных деятелей, где Россию изображали отсталой, полуварварской стра¬ ной. В связи с этим Н.Я. Данилевский писал: «Откуда же 6
и за что же, спрашиваю, недоверие, несправедливость, ненависть к России со стороны правительств и обще¬ ственного мнения Европы? Обращаюсь к другому капи¬ тальному обвинению против России. Россия — гаситель- ница света и свободы, темная, мрачная сила, политический Ариман... У знаменитого Роттека высказана мысль... что всякое преуспеяние России, всякое развитие ее внутрен¬ них сил, увеличение ее благоденствия и могущества есть общественное бедствие, несчастие для всего человече¬ ства. Это мнение Роттека есть только выражение обще¬ ственного мнения Европы»1. Ответы же на эти вопросы мы находим в статье К. Маркса «Разоблачения дипломатической истории XVIII в.» (июнь 1856 — март 1857): «Неодолимое вли¬ яние России заставало Европу врасплох в различные эпохи, оно пугало народы Запада, ему покорялись, как року, или оказывали лишь судорожное сопротивление. Но чарам, исходящим от России, сопутствует скептиче¬ ское отношение к ней, которое постоянно вновь оживает, преследует ее, как тень, усиливается вместе с ее ростом, примешивает резкие иронические голоса к стонам поги¬ бающих народов и издевается над самим ее величием, как над театральной позой, принятой, чтобы поразить и об¬ мануть зрителей. Другие империи на заре своего суще¬ ствования встречались с такими же сомнениями, но Рос¬ сия превратилась в исполина, так и не преодолев их. Она является единственным в истории примером огромной империи, само могущество которой, даже после дости¬ жения мировых успехов, всегда скорее принималось на веру, чем признавалось фактом. С начала XVIII столетия и до наших дней ни один из авторов, собирался ли он превозносить или хулить Россию, не считал возможным обойтись без того, чтобы сначала доказать само ее суще¬ ствование. Но будем ли мы рассматривать Россию как спиритуалисты или как материалисты, будем ли мы счи¬ тать ее могущество очевидным фактом или просто при¬ зраком, порожденным нечистой совестью европейских 7
народов, — остается все тот же вопрос: „Как могла эта держава, или этот призрак державы, умудриться достичь таких размеров, чтобы вызывать, с одной стороны, страст¬ ное утверждение, а с другой — яростное отрицание того, что она угрожает миру восстановлением всемирной мо¬ нархии?" В начале XVIII столетия Россию считали вне¬ запно появившимся импровизированным творением ге¬ ния Петра Великого. Шлёцер, обнаружив, что у России есть прошлое, счел это открытием, а в новейшие време¬ на такие писатели, как Фаллмерайер, не зная, что они следуют по стопам русских историков, решительно ут¬ верждают, что северный призрак, устрашающий Европу XIX в., уже нависал над ней в IX столетии. По их мне¬ нию, политика России начинается с первых Рюриковичей и систематически, правда с некоторыми перерывами, продолжается до настоящего времени»2. Прошло более 160 лет. Мир неузнаваемо изменился. Идеологические барьеры последних десятилетий исчезли, и, казалось бы, народы и их правительства будут легче идти на сближение. Однако этого не происходит. Значит, прав К. Маркс. И прав Н.Я. Данилевский: «Европа враж¬ дебна России», так как не является частью германо-ро¬ манской цивилизации. И не пора ли прекратить униженно «втираться», по его мнению, туда, где нас считают чужи¬ ми, где нормы жизни двух народов почему-то объявлены общечеловеческими? И все же интересно, как современные зарубежные историки, в том числе и англо-американркие конца XX — начала XXI в., подходят к вопросам истории России и конкретно ранней истории и государственности Руси? Со¬ храняются ли былые предубеждения и неприятие? На¬ деемся показать в этой книге. Во время работы нам неоднократно высказывались сомнения в целесообразности ее написания. Серьезные историки уверяли, что англо-американская историогра¬ фия «вторична» по отношению к отечественной, да и объединение английских и американских историков в 8
одну группу вряд ли допустимо и уместно и т. д. Хотя большинство современной историографии по истории Руси—России, за очень малым исключением, не было известно не только широкой публике, но и специалистам, так как большинство изданий до сих пор не было пере¬ ведено на русский язык. Конечно, можно игнорировать работы зарубежных историков, особенно по вопросам ранней государственности Древней Руси, но надо пом¬ нить, что и российская, и англо-американская историо¬ графия появляются почти в одно время и имеют, по сути, общие корни. И здесь уместно привести мнения самих американцев, а также мнение человека, имеющего бога¬ тый научный опыт и опыт преподавания истории Руси в Гарварде. Вот мнение одного молодого американского историка, просившего не раскрывать его имени, так как это, возможно, может повредить его отношениям с рос¬ сийскими коллегами: «Я ничего не слышал и не знаю о „вторичности“ нашей историографии. По-видимому, по¬ добные разговоры идут кулуарно, но я не имею ничего против „вторичности“ американской или чьей-либо дру¬ гой историографии по отношению к российской. Это вполне объяснимо. Вы имеете полное право не замечать или критиковать позиции и концепции зарубежных спе¬ циалистов, но отвергать их значимость вряд ли уместно. У нас существует мнение, что в традиции российской историографии — поиск врага: „Думайте так, как и мы, воспринимайте мир так, как воспринимаем его мы“, а любое свободное мнение многие у вас считают враждеб¬ ным выпадом. Смешно и грустно, так как мы пишем о времени, свободном от идеологии. Тем более что корни и российской, и англо-американской историографии име¬ ют общий источник. И не наша вина в том, что в свое время наши позиции разошлись под влиянием идеологии. И нам непонятно, почему у вас нельзя специалистов — носителей одного языка объединять в одну группу, тем более что именно американская и английская историо¬ графии о Руси — России наиболее значительны». 9
А вот мнение другого историка: «Многие американ¬ ские исследователи истории Руси—России с сожалением знают отношение к своим работам у вас в стране. Обыч¬ но говорят: „Ну, что они могут знать о нашей тысяче¬ летней истории, ведь их истории всего-то 200 лет?" Это огорчает. Конечно, так думают не все, но многие. Я не раз слышал подобные утверждения, и мне всегда хоте¬ лось спросить, почему вы только себе присвоили право заниматься историей Руси/России? Да, нашей истории, истории нашего государства не более 250 лет. Но эту историю мы не подвергаем сомнениям, так как она вы¬ страдана нами и прошла на наших глазах. А ваша тыся¬ челетняя история началась с „призвания варягов" — немцев, которые вначале организовали вашу власть, а затем, через тысячу лет преподнесли вам вашу письмен¬ ную историю, и ваши историки стали вести отсчет рус¬ ского бытия от призвания варягов, и только единицы поднимали голос „против". Слышали их? Вы до сих пор спорите о ее вариантах. Но мы лишены высокомерия, так как считаем, что историческая база для изучения истории России для всех одна и она известна всем. Кроме ПВЛ, которую вряд ли серьезные исследователи могут сегодня считать подлинно историческим документом, „Вертинских анналов" и нескольких мусульманских сообщений, нет ничего. Однако какова российская историография? Но почему-то до сих пор, вопреки воле вашего президента, так и не создан единый учебник вашей истории. Неужели ждете еще одного призвания и его напишут за вас? Да, у нас общие учителя. Многие в Америке влюбились в рус¬ скую историю, в русскую литературу'благодаря вашим эмигрантам, которые стали преподавать в наших универ¬ ситетах и прививать интерес к русской культуре. Поэтому я думаю, что „стартовые" условия наши равны. Конечно, между нами существуют разногласия, но они касаются только идеологических вопросов. Мы разные, но это не должно нам мешать сохранять свою идентичность (так, кажется, говорит ваш президент), и это не должно быть ю
неким барьером между нами в XXI в. Поэтому я с инте¬ ресом наблюдаю за работами российских историков и за вашим проектом, несмотря на языковые сложности. И ко¬ нечно, хочется, чтобы наши американские усилия были услышаны и поняты в России». Схожее мнение высказывает и один из авторов книги: «Вопрос об источниках англо-американской и российской исторической науки весьма интересен. И хотя я согласен, что мы пользуемся одними и теми же источниками, но подходы к ним зачастую разнятся. Как ученый, я вижу ваше преимущество в том, чтобы быть частью лингвисти¬ ческой традиции, поскольку это облегчает изучение ис¬ точников, и жить там, где разворачивались события сред¬ невековой истории (например, в Новгороде). Однако я полагаю, что одно из моих преимуществ состоит в том, что я, будучи американским ученым, подхожу к изучению российской истории без идеологического багажа (явного или неявного). Я не русский и не украинец. Я не живу вместе со средневековой историей. И хотя в США есть сильная националистическая традиция, она не распро¬ страняется на средневековое прошлое, а потому не влия¬ ет на мою работу. Поэтому я рассматриваю все это как преимущество, которое помогает объективно изучать раз¬ личные материалы. Если под контекстом подразумевается время, когда писались работы о Руси, то я могу понять, почему это важно. Например, многотомная „История Украины-Руси“ М. Грушевского была написана на ру¬ беже XIX—XX вв. в контексте дискуссии о зарождении украинской нации. С другой стороны, это прекрасное произведение по истории средневековой Руси, поскольку он использовал данные всех источников (латинских, гре¬ ческих и славянских), рассматривая их в комплексе, а не создавал образ изолированной Руси, которая связана только с Византией, как часто делали его русские совре¬ менники. Фундаментальная работа Дмитрия Оболенского „Византийское Содружество" не могла избежать идеоло¬ гического влияния холодной войны, представляя средне¬ 11
вековый мир так же расколотым на Восток и Запад, хотя такого разделения и не было в источниках, которые он великолепно знал. То же самое, я уверен, относится и к евразийскому движению. При этом я не думаю, что ра¬ боты Димника, Франклина, Шепарда, да и мои тоже (если упомянуть лишь нескольких), подвержены влиянию идеологии. Разумеется, у всех нас есть свои пристрастия или предрассудки, как и у всех людей. Но про себя я бы сказал, что я всегда старался избегать их в своих рабо¬ тах». Таково мнение американских современников. Академик НАН Украины А.П. Толочко, который имеет богатый опыт преподавания в Гарвардском университете, так ответил на вопрос авторов: «Разделение историогра¬ фии по принадлежности к государству или „прописке44 (столь популярная идея в российском научном сообще¬ стве, по-прежнему распределяющем науку на „отече¬ ственных44 и „зарубежных44 исследователей) имеет аб¬ солютный смысл. Конечно, существуют „национальные44 школы в той или иной дисциплине, различающиеся на¬ бором любимых идей, иконостасом авторитетов или даже просто стилистикой. Но есть дисциплины „международ¬ ные44, то есть те, где люди из различных традиций рабо¬ тают в рамках схожих или даже единых принципов, на основании одного круга идей и подходов, в рамках единых методологических принципов. Более того, часто такие дисциплины еще и институционально объединены: общи¬ ми конференциями и съездами, общими журналами и сборниками, перекрестными стажировками в различных научных центрах». Поэтому так называемая вторичность за рубежом се¬ годня воспринимается как отголосок холодной войны. А в России, скорее всего, как реакция на публикации не¬ которых западных исследователей прежних лет, в кото¬ рых иногда Русь не воспринималась в качестве европей¬ ской страны. Однако в последнее время, судя по работам англо-американских историков, а также по нашему на¬ 12
блюдению, этот подход изменен, наметилось и некоторое сближение в позициях, в том числе и за счет прямых контактов, хотя они явно недостаточны. Этим и объясняется интерес рассмотреть работы ряда англо-американских авторов с начала 70-х гг. XX в. и по настоящее время, в которых особое внимание было уде¬ лено концепциям становления и развития древнерусской государственности. Тем более что в своем большинстве они не были переведены на русский язык и не введены в научный оборот, а научные интересы авторов работы в области истории Древней Руси и их знание английского языка совпали. Этим объясняется и выбор темы иссле¬ дования. Немаловажно и то, что последняя обобщающая работа, в которой рассматривались концепции западных, в том числе англо-американских, авторов, была издана в Советском Союзе в 1964 г. — «Современная буржуазная историография Древней Руси» В.П. Шушарина. В насто¬ ящее время в отечественной науке таких работ практи¬ чески нет. Таким образом, данная работа частично вос¬ полняет этот пробел. Структурно книга состоит из двух частей. Предваряет ее рассмотрение и анализ новейшей англо-американской историографии по истории Древней Руси IX—XII вв. Вторая часть — это перевод ранее не издававшейся на русском языке книги профессора Виттенбергского универ¬ ситета (Спрингфилд, штат Огайо, США) К. Раффенспер- гера «Королевство Русь», которая впервые была опубли¬ кована в 2017 г. в издательстве Arc Humanities.
Часть первая ДРЕВНЯЯ РУСЬ В СОВРЕМЕННОЙ АНГЛО-АМЕРИКАНСКОЙ ИСТОРИОГРАФИИ Глава 1 ИСТОРИКИ И ШКОЛЫ Начало англо-американской историографии о Руси/ России было положено в XVI—XVII вв., когда стали по¬ являться первые заметки путешественников, дипломатов и купцов о Московии, «обыкновенно именуемой Росси- ею». Однако в них мы не найдем страниц об истории Древней Руси, кроме некоторых отрывочных сведений, поскольку авторов в основном интересовало настоящее или недалекое прошлое страны. В дальнейшем глобаль¬ ные исторические события, которые происходили в Рос¬ сии, стимулировали интерес и повышенное внимание к ее истории. Но особую роль в расширении этого интере¬ са, по признанию большинства самих англо-американ¬ ских историков, сыграли бурные события начала XX в. и российские эмигранты, которые в 20-х гг. стали препо¬ давать в их университетах. Ими стала закладываться не только историческая основа взглядов, но также и идео¬ логическая направленность исследований, которой при¬ держивались в дальнейшем все англо-американские уче¬ ные в отношении российской истории* И на тот момент эта база была, по-видимому, общей как для российской, так и для англо-американской историографии. Но в ре¬ зультате известных событий в России, а затем и в СССР их позиции стали расходиться. В них все больший вес занимало идеологическое противостояние. Но в это вре¬ 14
мя увеличилось общее количество работ различной на¬ правленности за счет учеников эмигрировавших россий¬ ских специалистов, занимающихся проблемами истории Древней Руси. Однако тема истории зарождения и фор¬ мирования Древнерусского государства не была объек¬ том интереса, внимания и изучения со стороны англо- американских историков. Поэтому и историография их по этому вопросу составляет не самую значительную часть объема зарубежной историографии, в отличие, скажем, от их немецких и скандинавских коллег, у которых были более тесные и продолжительные контакты с восточными соседями. Определенную негативную роль в этом вопро¬ се играл и до сих пор играет языковой барьер и то, что многие работы англо-американских авторов, в том числе и современные, не издаются на русском языке и неиз¬ вестны широкому кругу специалистов, как, впрочем, и работы российских историков за рубежом. Поэтому зна¬ чительная часть работ остается за рамками исследований. В результате на сегодняшний день в отечественной на¬ учной литературе почти нет работ, которые посвящены анализу современной англо-американской историогра¬ фии. Те же работы, которые выходили из печати до 90-х гг. XX в., содержат в основном критический мате¬ риал, основанный на различных идеологических подходах. И как итог: количество упоминаний работ англо-амери¬ канских авторов и их цитирование в отечественной исто¬ риографии ничтожно, а в последнее время их количество стало единичным. Хотя именно в период с 90-х гг. XX в. и по настоящее время в их странах вышел ряд серьезных интересных работ, в которых идеологический подтекст отсутствует, а Русь представлена как важная составная часть Европы. Но и эти работы оставались и остаются малоизвестными у нас в стране. Доэтому целью данной работы является ознакомить читателя с работами англо- американских историков, которые до сих пор еще не были переведены на русский язык. Кроме того, опреде¬ лить, какие изменения произошли в их взглядах и кон¬ 15
цепциях с начала 70-х гг. XX в. и до конца второго де¬ сятилетия XXI в. по проблемам истории Древней Руси середины IX — начала XII в. Выбор этого временного интервала обусловлен тем, что именно в этот домонгольский период, по мнению большинства англо-американских авторов, происходило формирование и укрепление ее государственности в тра¬ дициях народов ее населявших. И в это время это новое политическое образование не было чем-то инородным для остальной части Европы, поскольку политогенез Древней Руси шел по тем же лекалам. Однако монголь¬ ский период отдалил и наложил свой отпечаток на евро¬ пейский вектор развития страны. Поэтому особое внима¬ ние в работе будет уделено концепциям, изложенным в монографиях и статьях по вопросам происхождения и становления Древней Руси. Также мы познакомим чита¬ телей с биографическими данными авторов рассматрива¬ емых работ. Термин «англо-американская историография» в на¬ шей работе объединяет историков из трех стран — Ве¬ ликобритании, США и Канады. Использование термина объясняется не только тем, что авторы являются носите¬ лями английского языка, но и тем, что некоторые авторы работали и в Великобритании, и в США, а также тем, что, как будет видно из дальнейшего, концепции и идеи различных исследователей по основным проблемам воз¬ никновения и формирования древнерусской государ¬ ственности совпадают и имеют общие истоки. Торговая теория происхождения Руси, «норманизм», концепция Русского каганата и некоторые другие были принесены в британские и американские научные центры русскими историками-эмигрантами. Однако у российских коллег зачастую возникают со¬ мнения, возможно и допустимо ли подобное объединение, поскольку они считают такое объединение неприемлемым. Мы в начале уже касались этой темы, однако, по-види¬ мому, это требует дополнительного разъяснения. Вот мне¬ 16
ние по этому вопросу К. Раффенспергера: «Я полагаю, су¬ ществует общая англофонная традиция, даже если кто-то считает термин „англо-американский" пережитком холод¬ ной войны. Существует также и общая научная традиция, и студенты воспринимают эту традицию и обучаются в ее рамках. В отличие от славянских исследований (Slavic studies) этот англофонный подход к проблемам средневе¬ ковой истории и создал образ средневековой Европы, ограниченный Западом и игнорирующий все территории к востоку от Эльбы. Это довольно сильно отличается от рос¬ сийской, польской и сербской (если брать те, что я знаю) историографий, которые говорят о необходимости более широкого понимания средневековой Европы, даже если при этом они фокусируются на других проблемах. Нако¬ нец, даже если и существует некая разница между британ¬ ской и американской научными традициями (например, британцы с большим уважением относятся к возрастным ученым и к предшествующей историографии), я не вижу фундаментальных различий между ними». Сходное мнение высказал и А.П. Толочко: «В Вашем случае (то есть в случае перечисленных Вами американ¬ ских и британских авторов), боюсь, мы имеем дело имен¬ но с таким феноменом. Это все люди одного научного языка („англосаксонского"), как правило хорошо знако¬ мые между собой, восгйгганные на одном круге литерату¬ ры. Провести осмысленную грань между „американцами" и „британцами" поэтому не так легко. Если и возможно, то это уже какие-то очень тонкие субстанции, очень сложно уловимые (несколько иная стилистика, „поколен¬ ческие" различия и проч.). Перечисленные Вами люди — очень индивидуальны, все больше яркие личности. Их даже трудно свести в единую групгГу, или „школу", или „традицию". Общее для них есть вещи более широкого охвата: культурная принадлежность и некая интеллекту¬ альная традиция». При этом надо отметить, что в настоящее время рос¬ сийские историки все чаще обращаются к дореволюци¬ 17
онным традициям. Именно отечественная историография сближается сегодня с англо-американской, основные по¬ зиции которой остаются неизменными уже на протяже¬ нии десятилетий. Как уже отмечалось, существует крайне мало ком¬ плексных работ, рассматривающих проблемы становления и развития Древнерусского государства в англо-амери¬ канской историографии. Едва ли не единственная — это монография «Современная буржуазная историография Древней Руси» В.П. Шушарина 1964 г., в которой рас¬ сматривается состояние исследований западных, в том числе англо-американских, авторов по древнерусской про¬ блематике, а также дается опровержение основным их концепциям («торговой теории» происхождения Древней Руси, норманизма и нефеодального характера древнерус¬ ской государственности). Исследование И.П. Шасколь- ского «Норманнская теория в современной буржуазной историографии» 1965 г., хотя оно, как видно из назва¬ ния, охватывает более узкий круг вопросов, чем работа В.П. Шушарина, и сосредотачивается на критике концеп¬ ции норманизма в западной историографии. Также стоит обратить внимание на статью Н.В. Синицыной «Изучение в Англии истории феодальной России» 1968 г., в которой она отмечает рост интереса к русской истории и говорит об основных историках и направлениях исследований по древнерусской и средневековой российской истории в Ве¬ ликобритании в послевоенное время3. Можно отметить и диссертацию на соискание ученой степени кандидата юридических наук Е.В. Державиной 1985 г. «Критика новейшей англо-американской литера¬ туры по истории государства и права Древней Руси», в которой автор критикует концепции англо-американской историографии в отношении становления и развития Древнерусского государства. Она так определила две за¬ дачи своей диссертации: «показать фальсификаторскую сущность и агрессивную политическую направленность основных концепций английских и американских авторов 18
на современном этапе» и «разоблачить антинаучный ха¬ рактер основных концепций английских и американских авторов с учетом новейших достижений советской истори¬ ко-правовой и общеисторической науки»4. В подобном же ключе высказывались и В.П. Шушарин, и И.П. Шасколь- ский. Из последних работ можно также отметить статью Е.А. Куренковой 2013 г. «Проблемы российской средне¬ вековой истории в англо-американской историографии». Данная работа носит не аналитический, а исключительно описательный характер. В ней она исследует развитие англо-американской историографии с 1970-х гг. и до на¬ чала XXI в. Основной вывод — это пересмотр англо- американскими авторами подходов к истории древней и средневековой России5. При этом конкретные работы англо-американских авторов по истории Древней Руси и Московского государства не рассматриваются. Автор лишь опирается в своих выводах на мнения некоторых зарубежных исследователей, например М. Перри, Э. Ки¬ нана и Д. Островского6. Наконец, следует отметить комплексную работу О.В. Большаковой «Поверх барьеров: американская ру¬ систика после холодной войны» 2013 г., которая, по сути, является своего рода всеобъемлющим путеводителем по современной американской русистике. Однако в данной работе тема Древней Руси в американской историогра¬ фии никак не затронута, а из авторов, которые писали об истории древнерусской государственности, упомянуты лишь Р. Пайпс и К. Раффенспергер. Она замечает: «Важной чертой современной историографии допетров¬ ской Руси является почти полное отсутствие интереса к так называемым дискуссионным проблемам. Вместо того чтобы погружаться в дебри дискуссий о „норманн¬ ской теории“, достигших к сегодняшнему дню предела политизации, зарубежные русисты исследуют Повесть временных лет как литературный памятник, помещая его в контекст европейской книжности и мифологии»7. И да¬ 19
лее: «Безусловно, далеко не все интерпретации истории России в американской историографии выглядят на се¬ годняшний день бесспорными. Можно не соглашаться с ними, можно критиковать. Можно искать и находить фак¬ тические ошибки (которые, впрочем, имеются и в рабо¬ тах отечественных историков)... Наименее продуктивным было бы выискивать в американских работах признаки злонамеренности или же высокомерного „колониального44 отношения к нашей истории. В то же время неправиль¬ но было бы оценивать происходящую „позитивизацию44 исторического образа России как признак дружественно¬ го отношения к нашей стране»8. И можно с уверенностью сказать, что под этими сло¬ вами подписались бы многие англо-американские исто¬ рики. Следует также отдельно упомянуть и рецензии на не¬ которые работы, которые рассматриваются нами в дан¬ ном исследовании. Как известно, наиболее интересной для отечественных специалистов явилась работа С. Фран¬ клина и Дж. Шепарда «The Emergence of Rus’» («Нача¬ ло Руси»). На нее вышло две рецензии — В.Я. Петрухи¬ на и Г.В. Глазыриной, причем рецензия последней — на английском языке в сборнике, изданном Университет¬ ским колледжем Лондона. Таким образом, ее рецензия предназначена в первую очередь для англоязычной ауди¬ тории и носит довольно-таки критический характер. Она отмечает, что книга С. Франклина и Дж. Шепарда с ин¬ тересом ожидалась российскими учеными, однако в ито¬ ге, судя по всему, исследовательница осталась ею не вполне удовлетворена. Она отмечает, чтр в работе прак¬ тически отсутствует рассмотрение проблемы эволюции слова «русь», которое применяется исключительно для обозначения скандинавских купцов, но не как социаль¬ ный (элита Руси) или этнический (все население Руси) термин9. Также Г.В. Глазырина полагает, что С. Фран¬ клин и Дж. Шепард недостаточно, исключительно в сно¬ сках, обсуждают проблемы скандинавского присутствия 20
в Восточной Европе, а также вопросы, связанные с тем, что привлекало скандинавов на территорию Руси, за ис¬ ключением торговли мехами и серебром. При этом, по ее мнению, указания авторов на роль скандинавов в торгов¬ ле серебром с Востоком не совсем корректны, поскольку серебро попадало на Русь в основном через других по¬ средников10. Кроме того, по мнению Г.В. Глазыриной, Русь и русы С. Франклина и Дж. Шепарда существуют в полном вакууме, без всякой связи с местным населением. Они слишком фокусируются на скандинавском элементе в формировании Древней Руси, при этом игнорируя дру¬ гие этнокультурные компоненты — славян, финно-угров и балтов11. В рецензии также отмечается, что позиция авторов сильно зависит от выбранного ими источниково- го и историографического материала, но при этом, по ее мнению, в своей работе они не дают читателю возмож¬ ности ознакомиться с противоположным мнением и срав¬ нить различные точки зрения12. Наконец, Г.В. Глазырина особо останавливается на работе авторов с письменными источниками. Отмечая использование большого количе¬ ства источников, в том числе и на русском языке, она тем не менее считает, что отношение к различным источни¬ кам, написанным в разное время и разными людьми, у авторов одинаковое, поэтому С. Франклину и Дж. Ше¬ парду следовало бы/по ее мнению, дать небольшую справку о письменных источниках, указав их авторов, время и место создания, их жанр и традицию и т. п.13 Рецензия В.Я. Петрухина написана в менее критиче¬ ском стиле. Историк, в отличие от Г.В. Глазыриной, со¬ глашается с С. Франклином и Дж. Шепардом в том, что основной целью скандинавов на Руси было обогащение14. Он также отмечает, что концепция возникновения древ¬ нерусской государственности английских авторов на ос¬ нове «внешней» торговли и городов «соответствует ха¬ рактерным тенденциям новейшей историографии»15, но при этом оговаривается, что купцам для постоянного притока товаров необходим был «ряд» (договор) с вос¬ 21
точнославянскими городами, и один из таких договоров как раз и описан в легенде о призвании варягов16. С дру¬ гой стороны, В.Я. Петрухин не согласен с идеей С. Фран¬ клина и Дж. Шепарда, что Киев до 920—930-х гг. мог не быть частью Руси, находясь под владычеством хазар, а также против отождествления Х-л-г-у «Кембриджского документа» с князем Олегом Вещим. Как отмечает ис¬ следователь, имя Олег относилось к традиционным древ¬ нерусским княжеским именам, поэтому Х-л-г-у был не киевским князем, а правил в другом центре Руси17. В остальном же В.Я. Петрухин практически не высказывает критических замечаний по поводу написанного С. Фран¬ клином и Дж. Шепардом, хотя отмечает, что с отдельны¬ ми положениями авторов можно спорить18. Единствен¬ ным, по его мнению, важным замечанием является то, что в книге практически не обсуждается проблема «древ¬ нерусского феодализма», то есть проблема формирования феодальной собственности и сословных «группировок» — боярства и дворянства, а без этого, как отмечает иссле¬ дователь, «сложно обсуждать и тенденции регионального развития Руси»19. Отсутствие этой проблемы в книге, по мнению рецензента, можно объяснить тем, что С. Фран¬ клин и Дж. Шепард писали для англоязычной аудито¬ рии, что и предопределило выбор ими определенных тем. В целом же, как полагает В.Я. Петрухин, книга англий¬ ских историков — это «свежий взгляд „извне“ — весьма актуальный для нашей науки обзор проблем начальной русской истории»20. Другой рецензией, которую следует упомянуть, явля¬ ется англоязычная рецензия Ф.Б. Успенского на книгу К. Раффенспергера «Reimagining Europe: Kievan Rus’ in the Medieval World, 988—1146» («Переосмысляя Евро¬ пу: Киевская Русь в средневековом мире»). В рецензии Ф.Б. Успенский поддерживает основную мысль К. Раф¬ фенспергера, что Русь в XI—XII вв. была органичной частью Европы, однако критикует некоторые детали ра¬ боты. В частности, в рецензии отмечается, что К. Раф- 22
фенспергер практически не занимается самостоятельным анализом древнерусских, древнескандинавских и прочих источников, а основывает свои выводы на историогра¬ фии, в первую очередь на генеалогических реконструк¬ циях Н.А. Баумгартена, опубликованных в 1927 г. и с тех пор неоднократно исправлявшихся21. При этом Ф.Б. Успенский отмечает, что данные Н.А. Баумгартена часто используются К. Раффенспергером некритично, без проверки их достоверности22. В дальнейшем Ф.Б. Успен¬ ский сосредотачивается в основном на тех ошибках, ко¬ торые, по его мнению, допускает К. Раффенспергер при рассмотрении брачных союзов между русскими княжнами и европейскими монархами. При этом, однако, в заклю¬ чение делается вывод о том, что, несмотря на неточности, работа К- Раффенспергера ценна и важна, поскольку по¬ казывает, что Русь была важной частью европейского средневекового мира. Ф.Б. Успенский даже отмечает, что было бы неплохо, если бы такая идея единства была перенесена и на современные исследования по Древней Руси, чтобы не приходилось иметь дела с несколькими отдельными традициями изучения данного периода23. Наконец, стоит отметить рецензию X. Рюсса «Не но¬ вое исследование характера и имиджа княжеской власти в Киевской Руси» на книгу У. Хэнака «The Nature and the Image of Princely l^ower in Kievan Rus’, 980—1054: A Study of Sources» («Сущность и образ княжеской власти в Киевской Руси: Исследование источников»). X. Рюсс критически разбирает некоторые утверждения автора, касающиеся влияния библейских сюжетов на на¬ писание древнерусских летописей24, возможного дуализма древнерусской власти (по аналогии с хазарами)25, визан¬ тийского и скандинавского влияния на формирование древнерусской государственности26, а также характера славянских властных институтов — князей, воевод и веча27. X. Рюсс отмечает, что работа У. Хэнака в целом повто¬ ряет его же диссертацию 1973 г., при этом каких-то зна¬ чительных изменений в новое издание внесено не было: 23
«Если же хотя бы запоздалого внимания автора не при¬ влек такой фундаментальный и по содержанию каса¬ ющийся исследования Хэнака труд, как монография М.Б. Свердлова «Князь и княжеская власть на Руси VI — первой трети XIII в.», то и это демонстрирует про¬ блему лишь более или менее формально измененного нового издания, которое отделяют от даты первой публи¬ кации более чем сорок лет развития советской или, ина¬ че, российской и международной науки»28. Таким образом, очевидно, что тема возникновения и формирования древнерусской государственности в англо- американской историографии слабо разработана в оте¬ чественной науке. Поэтому в нашем исследовании будут представлены работы англо-американских авторов, кото¬ рые вышли в свет с начала 70-х гг. XX в. и до последне¬ го времени XXI в., которые посвящены образованию и развитию Древнерусского государства в середине IX — начале XII в. В качестве сравнительного материала ча¬ стично будет использоваться и та историографическая база, которая была наработана до указанного периода, включая исследования англоязычных русских эмигрантов, труды которых опирались на отечественную дореволюци¬ онную историографию. Однако отдельно эти работы ана¬ лизироваться не будут, поскольку это выходит за рамки нашей темы, к тому же работы русских эмигрантов были рассмотрены В.Т. Пашуто29, а анализ работ по древне¬ русской истории немецкоязычных авторов был совсем недавно проведен А.Ю. Дворниченко30. Некоторые работы, которые будут рассматриваться в данном исследовании, не посвящены исключительно Руси. В них речь идет о различных государствах, а Русь упоминается в них как бы в том числе.Даким образом, появится возможность сравнения политогенеза Древне¬ русского государства с другими государствами Восточной, Южной и, реже, Западной Европы. К таким работам от¬ носятся, например, «Byzantium Commonwealth» («Ви¬ зантийское Содружество») Д.Д. Оболенского, «Making 24
of Byzantium» («Формирование Византии») M. Уиттоу, «Passages from Antiquity to Feudalism» («Переходы от античности к феодализму») П. Андерсона, «А History of Russia, Central Asia and Mongolia. Volume I. Inner Eur¬ asia from Prehistory to the Mongol Empire» («История России, Центральной Азии и Монголии. Т. I. Внутренняя Евразия с доисторических времен до Монгольской импе¬ рии») Д. Кристиана. Стоит отметить особенность, характерную как для бо¬ лее ранней, так и для современной англо-американской историографии по Древней Руси: очень часто исследова¬ ния по данной теме подаются авторами не как история только одной России, но еще как истории Украины и Бе¬ ларуси. Предпоследняя монография Кристиана Раффен- спергера, опубликованная в 2016 г., — «Ties of Kinship: Rusian Genealogy and Dynastic Marriage in Kievan Rus’» («Узы родства: генеалогия и династические браки в Киевской Руси»), вышедшая в издательстве Harvard Ukrainian Research Institute Publications, этому пример. В ней он утверждает, что история Древней Руси — это история современных России, Украины и Беларуси, то есть эти государства имеют право на свою общую историю. 7 апреля 2016 г. он же опубликовал статью в одной из ведущих американских газет Washington Post с инте¬ ресным заголовком «Ukraine has been part of Europe for nearly a millennium» («Украина является частью Европы уже тысячу лет»), в которой он доказывает, что совре¬ менная Украина была частью крупнейшего средневеко¬ вого государства (Древней Руси) в Европе XI—XII вв., которое являлось предшественницей не только Украины, но также и Беларуси и России. Но далее он пишет, что западные области Древней Руси (Галиция и Волынь) были всегда близки Европе, даже во времена монголь¬ ского ига. Исходя из этого, автор делает вывод, указан¬ ный в заглавии. Надо отметить, что статья вызвала до¬ статочно противоречивую реакцию у читателей31 из-за определенного политического подтекста. В предисло¬ 25
вии же к последней своей монографии К. Раффенспергер пишет, что «Русь занимала территории трех современных государств — России, Украины и Беларуси. Это породи¬ ло историческую путаницу в отношении названия сред¬ невековой территории. Некоторые националистически настроенные историки в Украине и России заявляют ис¬ ключительные права на это название, полагая, что оно дает их правительствам историческое право на управле¬ ние территорией Днепровского региона, который был ядром средневековой Руси (это четко видно на примере присвоения истории Руси Владимиром Путиным и его кампании по притязанию на украинские территории). Что касается других, даже историков-медиевистов, то проб¬ лема заключается в недостаточном знании соответству¬ ющей средневековой терминологии. Название „Россия44 известно всем, а потому оно появляется на картах как современного, так и средневекового периодов. Для тре¬ тьих же это просто вопрос удобства, даже когда они все прекрасно понимают, что термин „Русь44 нуждается в объяснении»32. Здесь надо отметить, что после развала СССР в трех новых государствах до сих пор продолжается некая борь¬ ба за «права» на историю Древней Руси или в крайнем случае на ее часть. Но все же, как правило, ученые, за¬ нимающиеся проблемами древнерусской истории, стара¬ ются избегать подобных публикаций и утверждений, пре¬ красно понимая их остроту и неоднозначность. Итак, в данной работе нами будут рассмотрены взгля¬ ды и представления следующих англо-американских ав¬ торов: Дмитрия Дмитриевича Оболенского (Великобри¬ тания), Ричарда Пайпса (США), Уолтера Хэнака (США), Томаса Нунена (США), Перри Андерсона (Великобрита¬ ния), Питера Бенджамина Голдена (США), Дэвида Кри¬ стиана (Великобритания), Джонатана Шепарда (Велико¬ британия), Саймона Франклина (Великобритания), Марка Уиттоу (Великобритания), Мартина Димника (Канада), Джанет Мартин (США) и Кристиана Раффенспергера 26
(США). Выбор этих авторов объясняется тем, что в их работах наиболее полно представлен весь спектр взгля¬ дов, существующих в англо-американской историографии на проблему возникновения и формирования Древнерус¬ ского государства с начала 70-х гг. прошлого века до на¬ стоящего времени, а также тем, что многие произведения указанных авторов еще не переведены на русский язык. Поэтому возникла необходимость ознакомить с ними рос¬ сийских читателей. К их числу относятся: «Byzantium and the Slavs» («Византия и славяне») Д.Д. Оболенского, «The Question of the Rus’ Qaganate» («Проблема Русско¬ го каганата») П.Б. Голдена, «The origins of Rus’ (900— 1015)» («Происхождение Руси») Дж. Шепарда, «Kievan Rus’ (1015—1125)» («Киевская Русь») С. Франклина, «The Rus’ principalities (1125—1246)» («Русские княже¬ ства») и «The Title „Grand Princeu in Kievan Rus’» («Ти¬ тул „великий князьи в Киевской Руси») М. Димника, «The Khazar Qaghanate and its Impact on the Early Rus’ State: The translatio imperii from Itil to Kiev» («Хазарский каганат и его влияние на Древнерусское государство: Переход власти из Итиля в Киев») и «European Russia, с. 500 — с. 1050» («Европейская Россия») Т. Нунена, «Medieval Russia. 980—1584» («Средневековая Рос¬ сия»)/^. Мартин, «The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’, 980—1054: A Study of Sources» У. Хэнака, «The Making of Byzantium. 600—1025» M. Уиттоу, «А History of Russia, Central Asia and Mon¬ golia. Volume I. Inner Eurasia from Prehistory to the Mon¬ gol Empire» Д. Кристиана, «Revisiting the Idea of the Byzantine Commonwealth» («Пересмотр идеи Византий¬ ского Содружества»), «Rusian Economic and Marital Policy: An Initial Analysis of Correlations» («Русская эко¬ номическая и брачная политика: предварительный анализ взаимосвязей»), «Reimagining Eufope: Kievan Rus’ in the Medieval World, 988—1146», «Ties of Kinship. Genealogy and Dynastic Marriage in Kievan Rus’» и «The Kingdom of Rus’» («Королевство Русь») К. Раффенспергера. 27
Эти работы охватывают период с момента зарождения древнерусской государственности в середине — второй половине IX в. и до конца XII — начала XIII в., когда Киевская Русь, по сути, прекращает свое существование. При этом в своей работе мы пользовались только ориги¬ нальными текстами, а не переводами, чтобы исключить возможные разночтения. Всего было рассмотрено двадцать работ тринадцати англо-американских авторов, шестнадцать работ были впервые переведены на русский язык. Характер рассма¬ триваемых в данном исследовании работ различен. Среди них есть как специальные монографии и сборники статей, посвященные исключительно различным аспектам исто¬ рии Древней Руси, к ним относятся «The Emergence of Rus’» С. Франклина и Дж. Шепарда, Великобритания; «Cambridge History of Russia, The New Cambridge History of Russia», Великобритания; монографии К- Раффенспер- гера «Reimagining Europe: Kievan Rus’ in the Medieval World, 988—1146», «Ties of Kinship. Genealogy and Dynastic Marriage in Kievan Rus’» и «The Kingdom of Rus’», США и др., так и монографии, в которых история древнерусской государственности рассматривается наря¬ ду с историей других средневековых восточноевропейских государств («Byzantine Commonwealth» Д.Д. Оболенско¬ го, Великобритания и «The Making of Byzantium. 600— 1025» M. Уиттоу, США). А также монографии, охватыва¬ ющие более широкий хронологический пласт: «А History of Russia, Central Asia and Mongolia. Volume I. Inner Eurasia from Prehistory to the Mongol Empire» Д. Кристи¬ ана (Великобритания) и монография Р. Пайпса «Russia under the Old Regime» (США). Также в работе были использовакы и специальные статьи (например, «Revisiting the Idea of the Byzantine Commonwealth», «Rusian Economic and Marital Policy: An Initial Analysis of Correlations» К. Раффенспергера, США) и, наконец, учебные пособия («Medieval Russia. 980—1584» Дж. Мартин, США). 28
Надо отметить, что англо-американские историки, в отличие от своих немецких и скандинавских33 коллег, долгое время совершенно не интересовались историей Древней Руси, возможно, в силу географической удален¬ ности и слабых, спорадических контактов между государ¬ ствами, особенно между Россией, США и Канадой. Одна из первых работ, принадлежащая перу специалиста-исто- рика, целиком посвященная истории Киевской Руси и вышедшая в Оксфорде на английском языке, появилась только в 1877 г. — «The relations between Ancient Russia and Scandinavia, and the origin of Russian state»34 (в Рос¬ сии издана в 1891 г. под названием «Начало Русского государства»). Однако данная книга, являющаяся «клас¬ сикой норманизма»35, представляет собой не исследова¬ ние, а сборник лекций датского профессора Вильгельма Томсена, прочитанных им в Оксфордском университете в 1876 г. Но уже в этой работе были заложены те базовые идеи и представления англо-американских исследовате¬ лей о Древней Руси, которые затем повторяются в их работах и до сегодняшнего времени: утверждается скан¬ динавское (шведское) происхождение династии Рюри¬ ковичей, а также, косвенно, формулируется мнение о важнейшей роли торговли в появлении Древнерусского государства. Интересно отметить, что он активно исполь¬ зует в своем труде источники и историографию (особенно работы А.А. Куника) на русском языке. Чуть менее чем через двадцать лет появляется первая кафедра русской истории в США, при Гарвардском университете, а за¬ тем — профессуры в области русского языка литературы в Гарвардском и Колумбийском университетах, а также при университете Калифорнии в Беркли36. Затем положение начинает постепенно меняться в на¬ чале XX в., особенно после Октябрьской революции 1917 г., когда на Запад массово бежали многие предста¬ вители образованных классов, в том числе ученые-исто¬ рики, такие как Г.В. Вернадский (профессор Йельского университета), П.Н. Милюков (почетный профессор Кем¬ 29
бриджского университета), М.М. Карпович (профессор Гарвардского университета, один из основателей американ¬ ской русистики) и многие другие. В эмиграции многие из них, как историки, так и неспециалисты, писали свои мему¬ ары и книги по истории России, в том числе по истории Древней Руси, некоторые из которых (в особенности рабо¬ ты Г.В. Вернадского) стали классическими на Западе. Эти работы, по утверждению американского историка Р. Ви¬ льямса, уходят своими корнями в русскую дореволюцион¬ ную историографию XIX в.37 Тем не менее стоит отметить, что эмигрантская историография повлияла на англо-амери¬ канскую. Так, очевидно, именно оттуда англо-американские исследователи почерпнули идею о торговом базисе Древне¬ русского государства. Таким образом, на развитие русисти¬ ки на Западе большое влияние оказали идеи, берущие свое начало в середине XIX в. в работах В.О. Ключевского. К. Раффенспергер указывает: «Что касается амери¬ канской [исторической] науки в целом, то на нее огром¬ ное влияние оказали бежавшие от революций 1917 г. историки-эмигранты. Они преподавали в американских университетах, где успешно продвигали свои идеи. В ос¬ нове их идей лежали в основном работы Ключевского, и это влияние можно также увидеть в том, как описыва¬ лись основные события русской истории в англоязычной науке в целом. Из-за преобладания этих ученых можно было долгое время игнорировать большую часть совет¬ ской историографии. Даже когда я учился в аспирантуре, были четкие указания, на кого из советских авторов сто¬ ит обратить внимание, игнорируя при этом их марксист¬ ские представления, а каких избегать». С другой стороны, часть работ по истории России была написана не профессионалами, а бежавшими за границу военными, публицистами и т. д.,' которые, об¬ ращаясь к русской истории, стремились осмыслить про¬ изошедшую революцию. В дальнейшем, по мере возрастания интереса к Рос¬ сии и далее СССР, стали появляться и другие работы по 30
данной тематике, такие как Н. Pratt «Russia. A short History» («Россия. Краткая история»), S.R. Tomkins «Kievan Russia» («Киевская Русь»), В. Pares «А History of Russia» («История России»), S.H. Cross «Slavic civili¬ zation through ages» («Славянская цивилизация на про¬ тяжении веков»), W. Kirchner «Ап outline history of Russia» («Контуры российской истории»), A. Miller «Feu¬ dalism in England and Russia» («Феодализм в Англии и России»), J. Blum «Lord and peasants in Russia» («Гос¬ пода и крестьяне в России»), J. Manor «Ап economic history of Russia» («Экономическая история России»), W.E. Allen «Ukraine: The History» («История Украины»), R.D. Warth «The Russian Enigma: Some recent studies by Western writers» («Русская загадка: некоторые новейшие исследования западных авторов»), J.D. Clarkson, «А Histo¬ ry of Russia» («История России»), R. Smith, «Origins of farming in Russia» («Истоки земледелия в России») и т. д. Кроме того, надо отметить, что значительная часть работ по истории Древней Руси была написана потомка¬ ми русских эмигрантов первой волны (как, например, Д.Д. Оболенский), некоторые из которых получили об¬ разование в США и Великобритании. Далее интерес к истории СССР и Древней Руси возрос в среде зарубеж¬ ных историков, политологов и других специалистов после победы Советского Союза в Великой Отечественной войне. А с началом холодной войны — военно-политиче¬ ского и идеологическогб противостояния СССР и США во второй половине XX в. — этот процесс усилился: в англо-американской исторической науке появляется все больше работ, посвященных России и ее истории, в том числе начальному этапу ее становления и развития. Од¬ нако надо отметить, что многие из этих исследований не отличались объективностью, по мнению В.П. Шушарина, которое он высказал в своей работе «Буржуазная историо¬ графия Древней Руси», систематизируя работы зарубеж¬ ных историков — историография стала ареной идеологи¬ ческой борьбы38. Им было также показано, что многие 31
англо-американские авторы стремились показать Русь отсталой, неевропейской страной, сама возникновение которой прочно связывалось с деятельностью «цивили¬ зованных» пришельцев с Запада — варягов-скандина- вов, которые выполняли «культуртрегерскую» функцию на территории будущей Руси. Хотя надо отметить, что среди англо-американских исследователей были и те, ко¬ торые старались более объективно подойти к вопросу о происхождении и развитии древнерусской государствен¬ ности. С 90-х гг. XX в., когда в результате глобальных гео¬ политических изменений противостояние «восточного» и «западного» блоков стало ослабевать, появилась воз¬ можность более тесного научного и культурного обмена. О.В. Большакова пишет: «Перед российской историче¬ ской наукой 1990-х годов стояли задачи отказа от марк¬ сизма-ленинизма, но и дать новую трактовку старых проблем, сказать „правду44, которая столько лет замал¬ чивалась и искажалась. В поисках „полезного прошлого44 в науку вернули таких авторитетов, как В.О. Ключевский, П.Н. Милюков, А.А. Кизеветтер, и других историков. То есть методологически историография отечественной истории сама вернулась в дореволюционное прошлое, озаботившись поисками объективной истины в то время, когда мировая наука, переживавшая культурный и линг¬ вистический поворот, обратилась к разным формам ре¬ лятивизма. В американской русистике стали исследовать старые темы при помощи новых подходов, что дало в не¬ которых случаях совершенно ошеломляющие результаты. В результате — разрыв между западной и российской историографией в начале 2000-х годов. Лишь небольшая часть более молодых и мобильных российских историков стремится усвоить современные подходы зарубежной исторической науки»39. Но она одновременно отмечает существование методо¬ логического барьера внутри самой американской историо¬ графии между старшим и более молодым поколениями 32
ученых40. Хотя в вопросах методологии американские уче¬ ные наименее всего расположены к преодолению барь¬ еров. И здесь необходимо дать пояснение о тех «новых под¬ ходах», которые используют в своих работах современ¬ ные англо-американские историки, на примере статьи К. Раффенспергера «Volodimer the Bold: A Counter-fac¬ tual History of Eleventh-Century Rus’» («Володимер Храб¬ рый: контр-фактическая история Руси XI в.»), которая вышла в журнале Russian History 18 сентября 2017 г. В ней автор излагает представления по проблеме моде¬ лирования «контр-фактической» истории, на базе кото¬ рых моделирует свои версии о возможном ходе русской и восточноевропейской истории в случае, если бы старший сын Ярослава Мудрого Владимир пережил своего отца и унаследовал киевский стол. Надо отметить, что моделирование истории в послед¬ ние десятилетия XX — начале XXI в. стало одним из ди¬ намично развивающихся и популярных направлений со¬ временной исторической науки. Довольно часто теперь историки переходят от реконструкции реальных событий к моделированию альтернативной истории, то есть тех событий, которые могли бы произойти, но не произошли, а также последствий, которые они могли бы оказывать на развитие исторического процесса. При всех крайно¬ стях постмодернистского иррационализма и его внешне¬ го полного несоответствия канонам научной методологии, американская академическая историография попала под его серьезное влияние. В результате снизился интерес к полномасштабным исследованиям. Теперь тематика на¬ учных статей и монографий, публикуемых современными американскими историками, как указывают даже совре¬ менные СМИ, может повергнуть неподготовленного чита¬ теля в совершенное недоумение. Вот, например, названия статей из «Журнала американской истории» за декабрь 2006 г.: «Рассказ историй: политическое использование мифа индейцами чероки и крик», «Доротея Лэндж: фото¬ 2 А. Федосов 33
граф как сельский социолог», «Договорное иконоборче¬ ство: роль ницшеанства в американской культуре XX в.». Правда, в самые последние годы наметился сдвиг в сторону сциентизма и реализма. Вообще, постмодер¬ низм — довольно-таки расплывчатое понятие, понимае¬ мое историками и философами по-разному, однако общим местом которого можно считать отрицание объективной исторической реальности, отсутствие объективной исти¬ ны, а основной ценностью является не знание, а личный опыт, где допустимо создание «альтернативной истории». Известный западный философ Ф. Анкерсмит сравнивал историю с деревом: ранний модернизм делал акцент на стволе дерева, на исследовании механизмов истории, цельности в ее видении. Историзм и поздний модернизм сфокусировал внимание на ветвях дерева, пытаясь пред¬ ложить новые исторические подходы (например, история идей), но также надеясь сказать что-то и о стволе. Пост¬ модернизм сосредоточил внимание на листьях дерева, то есть отдельных событиях и фактах41, оставляя за рамками исследования общие, глобальные исторические вопросы и проблемы. Конечно, исходя из этого можно заключить, что моделирование истории на основе изучения альтер¬ нативных вероятностей является полезным, поскольку предоставляет нам возможность шире взглянуть на исто¬ рический контекст той или иной эпохи, а также понять, с каким выбором сталкивались те или иные исторические деятели в разное время и почему они поступали так, а не иначе. Как верно, по нашему мнению, отмечает К. Раф- фенспергер, такой подход не делает реконструируемые подобным образом события более реальными, однако по¬ могает историкам лучше понять, что и почему произо¬ шло42. Благодаря такого рода моделированию приходит понимание, что история — это не однонаправленный, жестко заданный процесс, но целая сеть, которая состо¬ ит как из событий, которые произошли на самом деле, так и из нереализованных вариантов. И поэтому изучать эти последние не менее важно, поскольку таким образом 34
мы расширяем как свои знания о прошлом, так и находим решения тех проблем, которые возникают или могут воз¬ никнуть в современном мире, и понимаем, как многое зависит в истории от того или иного случайного или осоз¬ нанного выбора. В статье автор пишет, что «если бы Владимир, стар¬ ший сын Ярослава Мудрого, унаследовал власть, история Руси, а возможно и Европы, могла бы измениться»43. Конечно, автор сразу оговаривается, что его версия со¬ бытий не является исторически достоверной44, однако от¬ мечает: «Цель такого риторического умственного упраж¬ нения заключается в том, чтобы предложить новый подход к имеющемуся блоку информации, которым мы располагаем. Рассмотрение непроизошедших политиче¬ ских решений, наследований и династических браков мо¬ жет дать нам понимание условий и предпосылок про¬ изошедших событий. В исторической науке существует тенденция принимать на веру некоторые необъективные утверждения, а рассмотрение их с контр-фактической точки зрения помогает проливать на них новый свет... Мое предположение заключается в следующем: если бы Владимир Ярославич прожил дольше, очень многое бы изменилось, включая роль различных ветвей династии на Руси и в восточноевропейской политике. Также, возмож¬ но, изменилось бы место Руси в Европе в целом»45. Итак, описанные выше события и их последствия мог¬ ли, по мнению К. Раффенспергера, привести к еще более тесным связям между Русью и Европой, и трудно в этом с ним не согласиться. И все же исследователь задается вопросом: были бы эти связи достаточными, чтобы ре¬ шить проблемы, возникшие в результате северных кре¬ стовых походов и монгольского вторжения на Русь в XIII в. Однако, по нашему мнению, у данного подхода есть и другая сторона. Чрезмерное увлечение рекон¬ струкцией альтернативных событий и представление истории только как истории нереализованных возмож¬ ностей привело к появлению антинаучных построений 35
в духе «новой хронологии» или «альтернативной исто¬ рии» и т. д., чему в немалой степени способствовала и официальная историческая наука почти полным отсут¬ ствием критических работ. Кроме того, существует и еще одна опасность — политизация истории, которую мы наблюдаем сегодня повсеместно. Ведь если объективно исторической реальности не*существует, если истина, как считает X. Келлнер, — «это то, что убедительно и прав¬ доподобно для универсальной аудитории»46, то вполне допустимо создавать «свои», «национальные» истории, которые зачастую не согласуются с источниками и слу¬ жат единственно орудием идеологической борьбы с со¬ седями, как это сейчас и происходит на постсоветском пространстве. Недаром же один из наиболее известных и уважаемых философов-постмодернистов X. Уайт считает, что «прошлое, помимо всего прочего, есть территория фантазии»47. Подобные моменты мы находим и в работах К. Раффенспергера. Так, в своей последней книге «The Kingdom of Rus’», вышедшей в сентябре 2010 г., К. Раф- фенспергер указывает: «Некоторые националистически настроенные историки в Украине и России заявляют ис¬ ключительные права на это [Древняя Русь] название, по¬ лагая, что оно дает их правительствам историческое право на управление Днепровским регионом, который был ядром средневековой Руси (это четко видно на при¬ мере присвоения истории Буси Владимиром Путиным и его притязаниям на украинские территории)»48. Естествен¬ но, что все вышеописанное не способствует объективно¬ сти исторических исследований. Одним из выходов из это¬ го положения, который мы предлагали в некоторых своих предыдущих работах49, может стать выработка еди¬ ных, общепринятых критериев и определений для базовых исторических понятий, однако такой подход отметается многими современными историками,vKOTopbie считают, что это приведет «к концу науки и исследовательской де¬ ятельности»50, и опасаются, что в результате будет суже¬ но поле для их собственных научных изысканий. С таким 36
мнением крайне сложно согласиться, ведь наличие четких критериев никогда не являлось преградой для научных изысканий. Наоборот, при наличии такого рода критериев исторические исследования станут более объективными и понятными, а вот количество пустых и псевдонаучных публикаций, наверное, сократится. Иначе история стано¬ вится игрушкой, забавой для сильных мира сего. Тем бо¬ лее что всегда найдутся «историки» для «чего изволите». Тем не менее в новейшей англо-американской исто¬ риографии стали появляться исследования, представля¬ ющие определенный интерес у российских историков, авторы которых пытались переосмыслить место и роль Древней Руси в европейской истории. В них довольно по¬ дробно и непредвзято рассматривались различные аспек¬ ты жизни Древнерусского государства, такие как дина¬ стические браки, положение женщин, торговля и т. п., и хотя в них иногда не говорилось напрямую о возникнове¬ нии и развитии Древнерусского государства, они помога¬ ли создать более полную картину его социального устрой¬ ства. Как пример, здесь стоит назвать работу канадского историка Н. Заяц (N. Zajac) «Women Between West and East: the inter-rite marriages of the Kyivan Rus Dynasty, ca. 1000—1250» («Женщины между Западом и Восто¬ ком: межконфессиональные браки древнерусской динас¬ тии»), в которой она рассматривает династические браки Рюриковичей, или сборник под редакцией К. Раффен- спергера и Д. Островски «Portraits of Medieval Eastern Europe, 900—1400» («Образы Средневековой Евро¬ пы»), вышедший в издательстве Routledge в 2018 г. Другим развивающимся ныне направлением являются комплексные исследования, которые включают Восточную Европу в целом и Русь в частности в общую картину сред¬ невековой Европы. Новейшая работа в этой области — монография К. Раффенспергера «Conflict, Bargaining, and Kinship Networks in Medieval Eastern Europe» («Конфлик¬ ты, соглашения и родовые сети в средневековой Восточной Европе»), которая вышла в апреле 2018 г. в издательстве 37
Lexington Books. Но здесь необходимо отметить тот факт, что некоторые исследования англо-американских, как ран¬ них, так и современных, авторов никогда не переводились и до сих пор не переведены на русский язык, поэтому их анализу в данной работе будет уделено особое внимание. К. Раффенспергер писал: «Надо признать, что языковой барьер все еще играет важную роль в сближении позиций англосаксонской и российской историографии». С россий¬ ской стороны об этом же пишет О.В. Большакова: «Наи¬ более серьезными остаются коммуникативные барьеры, препятствующие взаимодействию между научными сооб¬ ществами в России и США. Языковой барьер пока про¬ должает быть самым значимым для российской стороны. Американцы лучше подготовлены в этом отношении [курсив мой. — А. Ф.], к тому же в ходе своей работы они преодолевают его ежедневно»51. Очевидно, именно поэтому российские исследователи довольно редко используют англо-американскую историо¬ графию, посвященную Древнерусскому государству. Из последних работ лишь А.П. Толочко в книге 2015 г. «Очерки начальной Руси» активно использует как соб¬ ственно англо-американскую, так и в целом англоязычную историографию при рассмотрении различных проблем на¬ чального этапа формирования и становления Древнерус¬ ского государства52. С другой стороны, стоит отметить степень цитируемо- сти отечественных работ по древнерусской проблематике в англо-американской историографии, особенно в рабо¬ тах монографического характера. Степень эта неоди¬ накова даже в работах 1970-х гг. Так, если в работах Д.Д. Оболенского отечественная историография приме¬ няется лишь от случая к случаю, то Р. Пайпс в работе «Russia under the Old Regime» активно использует рабо¬ ты отечественных авторов, причем как дореволюционного (например, С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, П.Н. Ми¬ люков и др.), так и советского периодов (А.Л. Шапиро, С.В. Бахрушин, А.Н. Насонов и др.). 38
Затем, в монографии С. Франклина и Дж. Шепарда «The Emergence of Rus’» также используются разработ¬ ки отечественных историков (И.Я. Фроянов, А.А. Гор¬ ский, БД. Греков, А.Н. Кирпичников, А.В. Куза, Д.С. Ли¬ хачев, Е.А. Мельникова, В.Я. Петрухин и др.), при этом важно отметить, что достаточно серьезное внимание уде¬ ляется работам советских, российских и украинских ар¬ хеологов (Д.А. Авдусин, Т.А. Пушкина, В.Д. Баран, В.Л. Янин, А.П. Моця и др.), а также специальным ра¬ ботам, посвященным древнерусской культуре, ремеслу и т. п. (например, Г.Н. Бочаров, Л.Н. Большакова, В.П. Даркевич, В.И. Довженок, В.И. Мезенцев и др.). То же относится и к работам К. Раффенспергера, кото¬ рый, помимо историографии (В.Л. Янин, Н.Ф. Котляр, A. В. Назаренко, Д.С. Лихачев, Ф.Б. Успенский, М.П. Алек¬ сеев, В.И. Мезенцев, В.Я. Петрухин, А.Н. Кирпичников, B. Н. Татищев, А.П. Толочко и др.), также использует источ¬ ники по истории Древней Руси, вышедшие на русском языке (ПСРЛ, «Слово о законе и благодати» митрополита Илари- она, Русская Правда под ред. Б.Н. Грекова, «Хожение Дани¬ ила, игумена земли Русской», Изборник великого князя Свя¬ тослава Ярославича 1073 г. под ред. Т.С. Морозова и др.). А в книге У. Хэнака «The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’», 980—1054 ссылок на рус¬ скоязычные работы и источники едва ли не больше, чем на англоязычные, правда, в основном на историографию, вы¬ шедшую до начала XXI в., в том числе дореволюционную (А.А. Горский, А.А. Шахматов, М.И. Артамонов, И.Н. Да¬ нилевский, Т.Н. Джаксон, В.В. Фомин, М.А. Дьяконов, C. А. Гедеонов, БД. Грёков, Л.Н Гумилев, А.Н. Гуревич, Д.И. Иловайский, Д.С. Лихачев и др.). Важное место за¬ нимает русскоязычная историография и в учебном пособии Дж. Мартин «Medieval Russia» (С.В. Бахрушин, И.Я. Фро¬ янов, А.А. Горский, БД. Греков, Л.Н. Гумилев, В.Л. Янин, А.Н. Кирпичников, А.В. Куза, А.П. Новосельцев, Б.Т. Па- шуто, А.Л. Шапиро, Р.Г. Скрынников, П.П. Толочко и др.). Это означает, что ведущие англо-американские спе- V 39
циалисты по истории Древней Руси довольно хорошо зна¬ комы с русскоязычной историографией поданной пробле¬ матике, причем некоторые из них (особенно С. Франклин, Дж. Шепард, Т. Нунен и П.Б. Голден в своих статьях, в некоторой степени — К. Раффенспергер) уделяют боль¬ шое внимание не только общеисторическим, но и архео¬ логическим работам отечественных исследователей, что говорит о стремлении использовать весь комплекс доступ¬ ной информации для создания более объективной картины прошлого. Также отметим еще раз, что практически все рассматриваемые в данной работе авторы постоянно об¬ ращаются к работам российских эмигрантов, особенно Г.В. Вернадского, а также к работам О. Прицака, украин¬ ского ученого, долгое время жившего и работавшего за границей. Таким образом, Г.В. Вернадский и другие уче¬ ные-эмигранты связывают современную англо-американ¬ скую историографию с дореволюционной российской, а работы О. Прицака создают своего рода мост между со¬ временными англо-американской и отечественной и укра¬ инской историографиями. Поэтому исходя из приведенно¬ го выше списка цитируемых отечественных авторов следует отметить, что англо-американские историки ссы¬ лаются на один и тот же круг работ советских, российских и украинских исследователей, но об этом более подробно будет сказано далее. В настоящее время все исследования, касающиеся изучения России, в основном сосредоточены в универси¬ тетах и научных центрах США. Но история становления и развития Древней Руси не входит в круг их научных интересов. Этими проблемами занят ограниченный круг исследователей. В разгар холодной войны, между 1959 и 1964 гг., коли¬ чество таких центров увеличилось почти вдвое, с семна¬ дцати до тридцати трех53. В это же время увеличилось и количество изучающих русистику студентов. Количество докторских диссертаций по данному направлению удвои¬ лось между 1953 и 1965 гг., а затем еще раз удвоилось 40
между 1965 и 1972 гг.54 Далее, как отмечает Е.В. Держа¬ вина, в середине 1980-х гг. в США и Великобритании ак¬ тивно появлялись новые центры при университетах и кол¬ леджах, которые занимались подготовкой специалистов и изданий по отечественной истории, при этом изучалась не только история СССР, но и история Киевской Руси55. В 1970—1980-х гг. только в США насчитывалось более двухсот центров по изучению России и ее истории56. Одна¬ ко Дэвид Энгерман отмечает, что именно в эти годы в аме¬ риканской русистике начинается застой, вызванный финан¬ совым кризисом, в результате чего после перестройки и распада СССР многие центры вынуждены были отойти от изучения проблем, связанных исключительно с Россией и ее историей, и заняться более широким кругом вопросов57. Эта тенденция сохраняется и по настоящее время. Упадок русистики в англо-американских странах отмеча¬ ется в том числе и в крупных университетах. Причины его, очевидно, кроются не только в вышеуказанном за¬ стое, но и в изменившихся геополитических реалиях, и это признают практически все американские исследова¬ тели Древней Руси. По мнению профессора К. Раффен- спергера, в настоящее время многие центры русистики переходят к изучению других регионов, в частности Сред¬ ней Азии, что связано, очевидно, с возрастанием важ¬ ности этого региона для международной политики. Кроме того, он отмечает, что в настоящее время все меньше внимания уделяется истории средневековой Руси и исто¬ рии России Нового времени и преподаватели жалуются, что не могут заполнить аудитории, так как курсы по исто¬ рии Древней и средневековой Руси пользуются все мень¬ шей популярностью среди студентов. Изучение истории России сводится к изучению советского и постсоветского периодов, а также искусства, в первую очередь литера¬ туры Серебряного века и кинематографа. Об этом же пишет и Д. Энгерман58. О застое в исторической науке США в целом писал еще в середине 1970-х и О. Хэнд- лин59. 41
Также все меньше ученых в англо-американских стра¬ нах изучают проблемы древнерусской истории. В основном ею занимаются те, кто начинал свою научную деятельность в годы холодной войны. Если же рассматривать поколение ученых, начинавших свою деятельность в конце XX — на¬ чале XXI в., то среди них одним из наиболее крупных и наиболее издаваемым является К. Раффешпергер. Несколько других взглядов на эту проблему придер¬ живается О.В. Большакова, хотя она также отмечает урезание финансирования исследований в сфере русисти¬ ки, однако, по ее мнению, последствия этого проявились не сразу: «С окончанием холодной войны исчез главный барьер, разделявший две сверхдержавы и две историо¬ графии, — идеологический. Однако для русистики одним из последствий исчезновения „железного занавеса" стало постоянно урезаемое финансирование. Это, конечно же, серьезное препятствие для развития науки, но до недав¬ него времени его объем сохранялся на уровне, который не угрожал жизнеспособности дисциплины, а скорее слу¬ жил своего рода стимулом, заставляя мобилизоваться и работать еще лучше. Так что, несмотря на бесконечные жалобы на сокращение рабочих мест, уменьшение коли¬ чества студентов и на общее снижение интереса к регио¬ ну, в США с каждым годом выходило все больше перво¬ классных исследований, посвященных истории и культуре России и стран бывшего Союза»60. По ее мнению, двадцать лет развития науки о России в США (с момента окончания холодной войны и до на¬ чала 2010-х) когда-нибудь назовут золотым веком аме¬ риканской русистики61. Как бы то ни было, в настоящее время насчитывается около двадцати только крупных исследовательских цен¬ тров в США (не говоря уже о других англ^-а’мериканских странах), которые занимаются проблемами истории Рос¬ сии. Крупнейшими являются Эллисонский центр иссле¬ дований России, Восточной Европы и Центральной Азии при Вашингтонском университете (с 2004 г.), Дэвисский 42
центр российских и евразийских исследований в Гарвар¬ де (с 1948 г.), Институт Гарримана при Колумбийском университете (с 1946 г.), Центр исследований России, Восточной Европы и Евразии при Стэнфорде (с 1969 г.), Институт исследования славистики, Восточной Европы и Евразии при Калифорнийском университете в Беркли (с 1957 г.), Центр европейских и евразийских исследова¬ ний при Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе (с 1957 г.), Институт России и Восточной Европы при университете Индианы (с 1958 г.), Центр исследований России, Восточной Европы и Евразии при Техасском уни¬ верситете в Остине (с 1988 г.) и некоторые другие. Та¬ ким образом, как видно, большинство центров изучения России и российской истории сосредоточены в старых университетах Восточного побережья США. Также вы¬ деляются два крупных центра в Калифорнии. В Великобритании такими центрами являются универ¬ ситеты в Кембридже и Оксфорде, а также Школа сла¬ вянских и восточноевропейских исследований (The School of Slavonic and East European Studies, c 1915 г.) при Лондонском университете. При этом повторим, что вопросы древнерусской исто¬ рии не являются приоритетными для всех указанных цен¬ тров. Одним из наиболее старых, крупных и авторитетных объединений по исследованию вопросов и проблем, свя¬ занных с Россией и ее историей, до сих пор является не¬ коммерческая организация Association for Slavic, East European, and Eurasian Studies (Ассоциация славянских, восточноевропейских и евразийских исследований, сокра¬ щенно ASEEES). Штаб-квартира организации распола¬ гается в кампусе Питтсбургского университета62. ASEEES считает датой своего основания 1948 г., хотя официально Ассоциация появилась в июне 1960 г. в ре¬ зультате объединения двух организаций: Joint Committee on Slavic Studies (Объединенный комитет славянских ис¬ следований, сокращенно JCSS) и American Slavic and 43
East European Review (Американское обозрение славян¬ ских и восточноевропейских исследований, сокращенно ASEER) в American Association for the Advancement of Slavic Studies (Американская ассоциация перспективных славянских исследований, сокращенно AAASS), а теку¬ щее название приняла в 2010 г.63 Смена названия была вызвана «тем, что объединение исследователей стало расширять международные связи и уже не ассоциирова¬ лось исключительно с североамериканским регионом. Расширилась и тематика исследований за счет евразий¬ ской проблематики, что было отражено в новом названии Ассоциации»64. Печатным органом организации является ежеквартальный журнал Slavic Review («Славянское обо¬ зрение»), который издается с 1941 г. (до 1961 г. — под другими названиями). Также ASEEES выпускает инфор¬ мационное издание NewsNet, которое сообщает обо всех важных мероприятиях, проводимых Ассоциацией65. Но вопросы Древней Руси опять-таки не входят в перечень проблем, рассматриваемых этой организацией. В нашей работе мы рассматриваем работы только три¬ надцати авторов. А.П. Толочко писал: «Люди из Вашего списка — очень разные. Их работы и взгляды, изложен¬ ные в текстах, во многом объясняются происхождением: Пайпс — польский эмигрант (крайне консервативных взглядов и с обычными для поляков предубеждениями в отношении России), Оболенский — русский аристократ, Шевченко — православный, Прицак — униат, Димник — католик. И так далее. Без учета формирования взглядов этих людей трудно понять их творчество». Зачастую особенности той или иной концепции, выбор темы, подходы к ее рассмотрению действительно зависят от личностных особенностей исследователя, его социаль¬ ной и семейной среды, степени и характера образования, биографии. Поэтому прежде чем непосредственно при¬ ступать к рассмотрению взглядов вышеуказанных авто¬ ров, необходимо дать о них краткую информацию общего характера, а также показать,-как и под воздействием ка¬ 44
ких факторов формировались их идеи и представления о Древней Руси, истории ее формирования и развития, а также почему они выбрали именно эту область для своих исследований. И было бы удобно и рационально условно всех выбранных нами для изучения исследователей раз¬ делить по возрастному принципу на четыре поколения с целью определить, какое влияние оказывал исторический контекст на формирование их взглядов. К первому можно отнести ученых, которые родились до Второй мировой войны и состоялись как специалисты в военные годы либо сразу после ее окончания (Д.Д. Обо¬ ленский, Р. Пайпс). Ко второму — тех, кто родился незадолго до или в годы Второй мировой войны и как специалист состоялся в первые два послевоенных десятилетия (У. Хэнак, Т. Ну¬ нен, П. Андерсон, М. Димник и П.Б. Голден). К третьему — исследователи, которые родились в первое десятилетие после Второй мировой войны и со¬ стоялись в разгар холодной войны (Д. Кристиан, Дж. Ше¬ пард, С. Франклин и Дж. Мартин). К четвертому же поколению из вышеприведенного списка исследователей относится только К. Раффенспер- гер, родившийся на излете холодной войны и как специ¬ алист состоявшийся уже в 1990-х гг. Конечно, такое разделение условно, поскольку разница между датами рождения исследователей, особенно второ¬ го и третьего поколений, достаточно мала (разница между М. Димником, П.Б. Голденом и Д. Кристианом всего пять лет, между ними и Дж. Шепардом — семь лет). Но можно предложить и другую классификацию, ос¬ нованную на времени выхода рассматриваемых нами ра¬ бот указанных англо-американских авторов. В этом слу¬ чае можно выделить три группы. * К первой будут относиться авторы, чьи работы вышли до окончания холодной войны: Д.Д. Оболенский (обе рас¬ сматриваемые работы вышли в 1971 г.), Р. Пайпс (1974 г.), П. Андерсон (1974 г.) и П.Б. Голден (1982 г.). 45
Во вторую группу входят авторы, чьи работы были из¬ даны в 1990-х — середине 2000-х: М. Димник (1994 и 2006 гг.), М. Уиттоу (1996 г.), Дж. Шепард и С. Фран¬ клин (1996 и 2006 гг.), Д. Кристиан (2001 г.). К третьей относятся авторы, чьи работы были опубли¬ кованы с конца 2000-х и по настоящее время: Дж. Мартин (2007 г.), Т. Нунен (2008 г.), К. Раффенспергер (одна ра¬ бота — в 2004 г., далее — в 2007, 2012, 2016, 2017, 2018 г.), который является связующим звеном между вто¬ рой и третьей группой. У. Хэнак попадает сразу в первую и третью группу, поскольку его работа «The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’» является переиз¬ данием такой же работы 1973 г. В целом же, по нашему мнению, первая классифика¬ ция является более предпочтительной. Она показывает, в какое время формировались позиции и взгляды рас¬ сматриваемых авторов, поскольку идеи, высказанные в их работах, являются результатом процесса осмысления и анализа тех или иных вопросов и проблем, а принципы и подходы к такому анализу складываются обычно в на¬ чале научной деятельности исследователя, лишь незна¬ чительно меняясь и приобретая более завершенный вид со временем. Вторая же классификация является более узкой, затрагивая лишь хронологический аспект выхода конкретных работ указанных авторов. Дмитрий Дмитриевич Оболенский (1.04.1918—23.12. 2001) — британский историк-византинист русского про¬ исхождения, сын князя Дмитрия Оболенского и графини Марии Шуваловой. В 1919 году его семья вынужденно бежала из России вместе с вдовствующей императрицей Марией Федоровной и великим князем Николаем Нико¬ лаевичем. Сначала Оболенские жили в Ницце, затем — в Париже. Первоначально Дмитрий Дмитриевич учился в частном лицее в Ницце, затем — в Линчмерской под¬ готовительной школе в Истборне, Англия, а затем — в лицее Луи Пастера в Нейи-сюр-Сен во Франции. В 1937 г. поступил в Кембриджский университет (Тринити-кол¬ 46
ледж), где первоначально планировал изучать философию, однако в итоге занялся изучением русского и француз¬ ского языков. В 1940 г. окончил университет и подумы¬ вал о том, чтобы записаться в армию. В результате Д. Оболенский успешно прошел курс военных занятий, получил офицерское звание и руководил военной подго¬ товкой русских студентов в Кембридже. После окончания университета Д. Оболенский два года служил хранителем в отделе книг Британского музея, где познакомился с бо¬ гатой коллекцией книг и рукописей. В это же время в течение полутора лет работал под руководством Элизабет Хилл над монографией о богомилах, которую в 1942 г. представил в колледж для получения стипендии. Помощь в работе ему оказывал Френсис (Франтишек) Двор¬ ник — чешский ученый-византинист, который повлиял на становление научных взглядов и последующие научные изыскания Д.Д. Оболенского. За эту работу Дмитрий Дмитриевич был избран научным сотрудником Тринити- колледжа. В 1943 г. Д.Д. Оболенский становится докто¬ ром наук, а в 1948 г. — подданным Великобритании. В этом же году завершается кембриджский этап на¬ учной карьеры Д. Оболенского. Ему предложили долж¬ ность лектора по русской и балканской средневековой истории в Оксфордском университете. Местом его рабо¬ ты с 1950 г. стал Крайст-Чёрч — старинный колледж, основанный еще Генрихом VIII, который являлся также и собором. В этом же году Д. Оболенский стал членом- студентом Крайст-Чёрч. В 1950—1960-х гг. он много путешествовал и читал лекции в ведущих университетах мира, таких как Гарвард¬ ский, Принстонский, Йельский и другие. Во время работы в США подружился с тремя выдающимися византинистами: священником Александром Шмеманом, историком церкви Иваном Мейендорфом и Игорем Шевченко, председателем Международной ассоциации византинистов. В 1960 г. впервые после революции побывал в СССР, в Москве, где участвовал в англо-советской конференции по истории. 47
Все это время двумя главными областями научных ин¬ тересов Д.Д. Оболенского были средневековая история России и Балкан, а также русская литература. И не вы¬ зывает сомнений, что его происхождение объясняло глу¬ боко личный интерес к предмету исследований. Оконча¬ тельный выбор был сделан в 1961 г.: Д.Д. Оболенский возглавил собственную кафедру, и с тех пор историче¬ ская тема стала главной в его преподавательской и на¬ учной работе, хотя не утратил он и интереса к поэзии. Самым ярким проявлением этого интереса стал его труд «The Penguin Book of Russian Verse», «Русская поэзия», вышедший в 1962 г. с подробным введением и перево¬ дами стихотворений, написанных за последние восемь веков. Однако постепенно Д.Д. Оболенский все большее внимание уделял истории Византии. В работе «История Средних веков», 1966 г. («The New Cambridge Medieval History») он рассматривает отношения Византийской импе¬ рии с ее северными соседями. Но это была лишь прелюдия к, пожалуй, самой важной работе в жизни ученого — «Ви¬ зантийское Содружество» («The Byzantine Commonwealth», 1971 г., на русском языке опубликована в 1998 г.), в которой средневековая история народов Восточной и Юго-Восточной Европы прослеживается через ее связи с византийской цивилизацией. «Концепция Византийского Содружества» была, по сути, переложением британской теории построения отношений с бывшими колониями и доминионами на византийские реалии. В современной же ему Великобритании и Британском Содружестве наций Д.Д. Оболенский видел прямую аналогию Византийской империи, которая объединяла различные страны в единое пространство не столько силой оружия, сколько силой культуры и религии66. Во многом благодаря этому иссле¬ дованию византийская тематика в западнбй науке стала актуальной и популярной. В этой книге отдельная глава посвящена Древней Руси, ее взаимоотношениям с Визан¬ тией и формированию Древнерусского государства. Мо¬ 48
жет показаться парадоксальным, однако в конце этой главы автор делает вывод, что Московское государство, пришедшее на смену Древней Руси, не было, несмотря на концепцию «Москва — Третий Рим», носителем ви¬ зантийской имперской идеологии и было куда больше ориентировано на Западную Европу. Также Д.Д. Оболенский известен своими авторитет¬ ными работами в области ранней славянской истории и литературы. Характерно, что в трехтомнике «В помощь изучающему Россию» («Companion to Russian Studies»), который Оболенский редактировал вместе с Робертом Элли, им написан раздел, посвященный не истории, а литературе Древней Руси. Русская культура, особенно поэзия, была для него главным носителем византийского наследия в России. За свои исследования в 1974 г. Д.Д. Оболенский был избран почетным членом Британской академии наук (в 1983—1985 гг. был ее вице-президентом), а в 1984 г. был удостоен звания рыцаря-бакалавра, став, таким об¬ разом, и британским дворянином. В это же время он ста¬ новится членом Афинского клуба, в который входит ин¬ теллектуальная элита Великобритании. В 1988 г. вновь посещает СССР как делегат Помест¬ ного собора Русской Православной Церкви, посвящен¬ ного 1000-летию Крещения Руси. Для самого Д.Д. Обо¬ ленского это событие было одним из важнейших во всей русской истории, поскольку через принятие византийско¬ го варианта христианства, по его мнению, Киевская Русь приобщилась к византийскому миру и византийской куль¬ туре. В 1994 г. был избран иностранным членом Россий¬ ской академии наук. Написал мемуары о своей семье и своей научной карьере — «Хлеб изгнанья» (англ. «Bread of Exile»). Скончался в 2001 г. в возрасте 83 лет. Похоронен в Оксфорде. Ниже будут рассмотрены его работы «Byzantine Com¬ monwealth» и «Byzantium and the Slavs». 49
Ричард Эдгар Пайпс (11.7.1923—17.5.2018) — один из ведущих американских советологов периода холодной войны. Он родился в Польше в «семье ассимилирован¬ ных евреев»67. Большую часть детства будущий историк провел в. Цешине, затем жил в Варшаве. После начала Второй мировой войны его семья вынуждена была бе¬ жать из Польши, сначала — в Италию, где они прожили до 1940 г., а затем — в США. В том же 1940 году по¬ ступил в Максингум-колледж, штат Огайо. В 1942 г., на волне роста интереса к Советскому Союзу, начал само¬ стоятельное изучение русского языка, из-за «некой схо¬ жести между польским и русским языком»68. В начале 1943 г. он был призван в американскую армию и через некоторое время в рамках Армейской специализирован¬ ной программы подготовки был командирован в Корнелл- ский университет в Итаке, штат Нью-Йорк, где продол¬ жил изучение русского языка. Обучение закончил в июне 1944 г., после чего проходил службу на различных во¬ енных базах США. Именно в этот период, как пишет он сам в своих мемуарах, и сформировалось окончательно желание стать историком. Он пишет: «Меня всегда при¬ влекала история, отчасти потому, что прошлое возбуж¬ дало мое воображение, а отчасти потому, что она столь всеобъемлюща и грандиозна. Ht> только там [во время службы в Скотт-Филд, штат Иллинойс] я выбрал историю как профессию»69. На этот выбор повлияла прочитанная Р. Пайпсом в это время книга Франсуа Гизо «История цивилизации в Европе»: «Эта книга покорила меня. Она показала мне, что все, чем я интересовался, а именно философия и искусство, может обрести приют под про¬ сторной крышей того, что мы называем истбрией»70. В марте 1946 г. Р. Пайпс был уволен из армии в запас. Вторая мировая война и открывшиеся факты о Холо¬ косте оказали огромное влияние на дальнейшую жизнь и творчество Р. Пайпса. Сам он достаточно пафосно пишет об этом так: «Главным воздействием холокоста на мою психику было ощущение радости каждому дню жизни, ко¬ 50
торый был мне дан, так как я был спасен от неминуемой смерти. Я всегда понимал и до сих пор понимаю, что судь¬ ба меня пощадила не для того, чтобы я потратил жизнь на удовольствия или на самовозвеличивание, но для того, что¬ бы распространять моральное послание, показывая на при¬ мерах из истории, как идеи зла ведут к его воплощению. Учитывая, что многие ученые уже писали о холокосте, я решил, что мое предназначение в том, чтобы показать спра¬ ведливость такого суждения в отношении коммунизма»71. Еще до завершения службы в армии Р. Пайпс подал заявление о поступлении в аспирантуру в Гарвардский университет и был зачислен к профессору Крейну Брин- тону, специалисту в области мировой культуры, который особое внимание уделял сопоставлению четырех револю¬ ций: английской, американской, французской и русской. В это же время Р. Пайпс записался на курсы профессора русской истории Михаила Карповича. Эти люди, по сути, определили его будущие научные интересы. Основной те¬ мой для его исследований стала революция 1917 г. и ее деятели, история российской интеллигенции и обществен¬ ной мысли, а также российские и советские общественные институты и политическая культура. Историей Древней Руси Р. Пайпс, по сути, никогда специально не занимался, однако в его работе «Россия при старом режиме» (1974 г., на русском языке вышла в 1993 г., переиздана в 2004 г.) первая часть посвящена как раз истории древнерусской государственности. В этой работе Р. Пайпс попытался по¬ казать принципиальное отличие государственной власти в России, которую он называл «вотчинной» и основы кото¬ рой, по его мнению, были заложены еще в древнерусский период, от государственной власти на Западе, которая на протяжении всей своей истории была, как считал иссле¬ дователь, ограничена институтом частной собственности. Таким образом, по его мнению, истоки государственного строя СССР и современной России можно проследить еще на самых ранних этапах формирования и становления рус¬ ской государственности. 51
Сам Р. Пайпс отмечал в своих мемуарах, что отноше¬ ние к России у него всегда было двойственным. С одной стороны, он восхищался русской культурой и ее деятеля¬ ми, однако, с другой, считал неразвитой российскую об¬ щественно-политическую систему: «У русских чрезвы¬ чайно сильно развито чувство личных отношений, но им так и не удалось трансформировать человеческие при¬ вязанности в формальные неличные связи, столь необхо¬ димые для эффективного функционирования обществен¬ ных и политических институтов. Поэтому им необходима „сильная рука“, чтобы регулировать их общественную жизнь, то есть вертикальный контроль, заменяющий не¬ достающие горизонтальные связи, которые так хорошо развиты в западных обществах. Мне очень не нравится эта особенность русской действительности и совершенно не нравятся люди, которые реализуют ее. Я также не ис¬ пытываю никаких симпатий к русскому национализму и к антизападничеству, служащим связующим звеном меж¬ ду властью и необразованной частью населения»72. При этом Р. Пайпс категорически не соглашался с примене¬ нием к нему определения «русофоб» (хотя считает рус¬ ских патологически лживой нацией73), замечая, что он не посвятил бы свою жизнь изучению народа, который бы не любил. Своего крайне негативного отношения к ком¬ мунизму вообще и советскому Строю в частности он, од¬ нако, никогда не скрывал. Р. Пайпс также признавался, что его происхождение оказало влияние на его отноше¬ ние к России: «Я был родом из Польши, страны, которая соседствовала с Россией в течение тысячи лет и которая находилась под российским владычеством более века. Поэтому, возможно, я подсознательно разделял отноше¬ ние поляков к России. Наверное, я впитал’эти взгляды позже, благодаря окружению, так как, живя в Польше, не испытывал ни малейшего интереса к нашему восточ¬ ному соседу»74. В 1950 г. Р. Пайпс защитил докторскую диссертацию, посвященную большевистской теории национальностей. 52
В течение шести последующих лет он работал в Гарвард¬ ском комитете по истории и литературе, который занимал¬ ся консультированием студентов. В 1954 г. он выпустил первую книгу, посвященную СССР, — «Формирование Советского Союза: национализм и коммунизм, 1917— 1924 гг.». С 1954 г. Р. Пайпс преподавал в Гарвардском университете, в 1958—1996 гг. он был профессором это¬ го университета, а с 1996 г. и вплоть до своей смерти в 2018 г. — почетным профессором. В 1968—1973 гг. он также занимал пост директора Исследовательского цен¬ тра по изучению России при Гарвардском университете, а в 1973—1978 гг. был главным научным консультантом Института по исследованию России при Стэнфордском университете. В это же время несколько раз посещал Со¬ ветский Союз в рамках своих научных изысканий. СССР произвел на Р. Пайпса крайне негативное и удручающее впечатление. Красочное описание «ужасов» советского строя и повседневной жизни можно найти в мемуарах историка. При этом Р. Пайпс везде и всюду видел аген¬ тов КГБ, которые, по его мнению, либо следили за ним, либо пытались завербовать. В 1976 г. был назначен тог¬ дашним директором ЦРУ Джорджем Бушем — старшим на должность главы группы экспертов, которая должна была провести независимую экспертизу для оценки угроз, исходящих от СССР. Группа получила название «коман¬ да Б» (в противовес состоящей из аналитиков ЦРУ «ко¬ манде А»). Затем, в 4981 —1982 гг., он возглавлял восточноевропейский и советский отдел Совета нацио¬ нальной безопасности, занимаясь вопросами внешней политики США. С 1977 по 1992 г. был членом Комитета актуальных угроз, а также членом Совета по междуна¬ родным отношениям. В годы своей работы в американ¬ ской администрации Р. Пайпс был последовательным противником политики разрядки и сторонником проведе¬ ния жесткого курса в отношении СССР. Кроме того, яв¬ лялся членом Американского комитета за мир на Кав¬ казе. 53
Вплоть до самой смерти Р. Пайпс продолжал вести достаточно активную научную деятельность. В частности, за последние шесть лет несколько раз побывал в России, где участвовал в работе Валдайского клуба, выступал с лекциями и давал интервью. Две его последние рабо¬ ты — «Два пути России» и «Alexander Yakovlev: The Man Whose Ideas Delivered Russia from Communism» («Алек¬ сандр Яковлев: человек, чьи идеи избавили Россию от коммунизма») — были опубликованы в 2015 г. На протяжении всей своей научной и политической карьеры Ричард Пайпс является крайне противоречивой фигурой. Для своих сторонников и последователей он был непримиримым борцом с коммунизмом, человеком с высокими идеалами, выдающимся историком. Для про¬ тивников же — необъективным исследователем, который готов был подгонять факты под свои представления и вы¬ воды и который зачастую сильно упрощал те или иные события русской истории. Многие современные истори¬ ки, как отечественные, так и зарубежные, считают идеи и суждения Р. Пайпса пережитком холодной войны, а потому — предвзятыми и подлежащими пересмотру. В силу того, что научные интересы Р. Пайпса были в основном связаны с советским периодом истории России, в нашей работе будет использоваться лишь одно его про¬ изведение — «Russia under the Old Regime» («Россия при старом режиме»), в котором он обращается к исто¬ кам древнерусской государственности и ее становлению. Уолтер Хэнак (4.04.1929—28.01.2016) — американ¬ ский историк, специалист в области истории Византии, Восточной Европы и Руси, а также в области истории американских ВВС. Полковник ВВС США, участник Ко¬ рейской войны. Образование получил в Университете Рутгера, Университете Техаса и Университете Индианы. В 1970 г. стал профессором истории в Университете Ше¬ перда (Западная Виргиния), где преподавал вплоть до 2004 г. Однако и после официального выхода на пенсию ученый продолжал свои исследования. 54
Наиболее интересной работой У. Хэнака, которая ка¬ сается темы данного исследования и которая будет рас¬ сматриваться ниже, является монография «The nature and the image of princely power in Kievan Rus’, 980— 1054: a study of sources» («Сущность и образ княжеской власти в Киевской Руси, 980—1054 гг.: изучение источ¬ ников», 1973 г., переиздана в 2014 г., на русский язык не переведена), в которой автор, на основе анализа пись¬ менных источников, изучает истоки представлений о кня¬ жеской власти в Древней Руси — византийские, хазар¬ ские, варяжские, восточнославянские. Томас Нунен (20.01.1938—15.06.2001) — американ¬ ский нумизмат, историк, славист, антрополог, специалист по ранней истории Руси и культуре евразийских кочевни¬ ков. Окончил Университет Индианы, а затем в течение многих лет был профессором Университета Миннесоты. Т. Нунен является автором большого количества работ по экономической истории ранней Руси, Скандинавии и Хазарии. Также, будучи известным коллекционером, он много лет на базе собранной им коллекции изучал вопро¬ сы экономических и социальных связей Востока и Руси, а также урбанизации Руси «эпохи викингов», русско- эстонские отношения, ремесло, внутреннюю и внешнюю торговлю Киева и т. д.75 В данной работе будут рассмотрены его работы «The Khazar Qaghanate and iTs Impact on the Early Rus’ State: The translatio imperii from Itil to Kiev» и «European Rus¬ sia, c. 500 — c. 1050». Перри Андресон (род. 11.09.1938) — британский и американский историк и политолог, специалист в области интеллектуальной истории, один из главных марксистских мыслителей современности и теоретик «новых левых». Родился в Лондоне. Детство провел в Китае, США и Ир¬ ландии. Закончил Уорчестер-колледж Оксфордского уни¬ верситета, где изучал широкий спектр дисциплин начиная от философии и заканчивая русским и французским язы¬ ками. Ныне является профессором истории и социологии 55
в Калифорнийском университете в Лос-Анджелесе. Глав¬ ный редактор значительного марксистского издания New Left Review в 1962—1982 и 2000—2003 гг., остается членом его редколлегии. Несмотря на то что работы Перри Андресона не по¬ священы непосредственно истории формирования и раз¬ вития Древней Руси, мы считаем необходимым добавить его в список рассматриваемых авторов, поскольку в сво¬ ей книге 1974 г. «Passages From Antiquity to Feudalism» он достаточно подробно рассмотрел начальный этап ста¬ новления древнерусской государственности с точки зре¬ ния западноевропейского, а не советского марксизма. В своем анализе он, как и некоторые другие англо-амери¬ канские авторы из приведенного списка, утверждает и доказывает, что Древняя Русь шла по такому же пути развития феодализма, что и Западная Европа, а все осо¬ бенности древнерусского развития вызваны отсутствием на Руси (и в Восточной Европе в целом) характерного для Западной Европы германо-римского синтеза, сло¬ жившегося в эпоху Великого переселения народов и ран¬ него Средневековья, который и заложил основу запад¬ ноевропейской феодальной государственной и правовой модели. Питер Бенджамин Голден (род. в 1941 г.) — американ¬ ский историк-тюрколог, исламовед, переводчик хазарских источников, почетный профессор Рутгерского университе¬ та, научный руководитель Центра ближневосточных иссле¬ дований (Нью-Брансуик). Он получил степень бакалавра в Queens College Городского университета Нью-Йорка в 1963 г., а степень магистра и Ph.D. по истории в Колум¬ бийском университете в 1968 и 1970 гг. соответственно. Является автором обширного перечня книг, статей и дру¬ гих печатных трудов в области тюркологических и цен¬ тральноазиатских исследований. * В данной работе нас будет интересовать его неболь¬ шая, но весьма интересная статья «The Question of the Rus’ Qaganate». 56
Мартин Димник (род. в 1941 г.) — канадский исто¬ рик, профессор и почетный председатель Папского ин¬ ститута медиевистики при Университете Торонто. Специ¬ ализируется на истории Древней Руси XI—XIII вв., в частности на истории Черниговского княжества, жизни и свершениях Владимира Мономаха и его предшественни¬ ков. Также является специалистом в области изучения библейских текстов и нумизматики. В дальнейшем будут рассмотрены две его работы: «The Rus’ principalities (1125—1246)» и «The Title “Grand Prince” in Kievan Rus’». Дэвид Кристиан (род. 30.06.1946) — британский и американский историк, специалист по истории России. Окончил бакалавриат Оксфордского университета, а за¬ тем получил степень магистра по истории России в Уни¬ верситете Западного Онтарио. Степень доктора филосо¬ фии по истории России XIX века он получил в 1974 г. в Оксфордском университете. В 1975—2000 гг. Д. Кристи¬ ан преподавал в Университете Маккуори (Австралия), а в 2001 г. перешел в университет в Калифорнии. В 2009 г. вернулся в Университет Маккуори, где с 2014 г. являет¬ ся заслуженным профессором. Также является членом Австралийской академии гуманитарных наук. Изначально Д. Кристиан специализировался на изуче¬ нии Советского Союза иФоссии, но с 1980 г. обратил свое внимание на всемирную историю в планетарном масштабе, дав ей название «Долгая История». В 2004 г, он опубли¬ ковал свой первый труд по универсальной истории. В на¬ стоящее время часто выступает с лекциями поданной про¬ блеме, в частности, например, на TED Talks. Ниже мы рассмотрим его работу «А History of Russia, Central Asia and Mongolia. Volume I.’ Inner Eurasia from Prehistory to the Mongol Empire». Джонатан Шепард (род. 7.03.1948) — британский историк, специалист по.раннесредневековой Руси, Кавказу и Византийской империи, в частности — по их археологи¬ ческой и дипломатической истории. Он обучался в Окс¬ 57
фордском университете, где был учеником Д.Д. Оболен¬ ского и в 1973 г. защитил докторскую диссертацию. В дальнейшем был преподавателем Кембриджского универ¬ ситета, читал лекции по истории России. Наиболее извест¬ ная его работа — написанная в соавторстве с Саймоном Франклином книга «The Emergence of Rus’, 750—1200 гг.» («Начало Руси», на русский переведена в 1996 г.), которая стала, по сути, классической в англо-американской исто¬ риографии, посвященной Древней Руси. Без ссылок на нее не обходится ни одно сочинение, посвященное данной теме. Также мы, наряду с «The Emergence of Rus’», будем использовать работу Дж. Шепарда «The origins of Rus’ (900—1015)». Саймон Франклин (род. 11.08.1953) — британский историк, профессор славистики в Кембриджском универ¬ ситете (Клэр-колледж). Ученик Д.Д. Оболенского. Спе¬ циалист в области истории, культуры и литературы Древ¬ ней Руси эпохи Средневековья. Его основная область научных интересов — возникновение ранних восточно- славянских предгосударственных образований и развитие их культуры, хотя также уделяет внимание и истории России XIX—XX вв. Другой аспект исследований — изу¬ чение истории распространения информации на Руси в Средневековье и Новое время и отражение русской иден¬ тичности в культуре. Также, совместно с Дж. Шепардом, занимался изучением истории Византийской империи, в частности — ее дипломатических связей. В 2007 г. на¬ гражден Большой золотой медалью имени М.В. Ломоно¬ сова Российской академии наук за выдающиеся труды по ранней этнополитической и культурной истории Руси и значительный вклад в изучение древнерусской письмен¬ ной традиции и памятников древнерусской литературы. В данной работе будет использоваться как его со¬ вместная с Дж. Шепардом книга «The Emergence of Rus’», так и отдельная работа «Kievan Rus’» (1015—1125)». Марк Уиттоу (род. в 1953 г.) — британский историк- византинист, профессор Оксфордского университета 58
(Корпус Кристи колледж). Основные научные интересы лежат в сфере изучения истории и археологии Византий¬ ской империи, Турции, Персии, королевств крестоносцев и Ближнего Востока. О себе говорит как об «историке- компаративисте, изучающем историю Европы и Ближне¬ го Востока в сравнительном аспекте, который помещает Византию в центр создаваемой картины прошлого»76. В своей работе, о которой подробнее речь пойдет ниже, «Making of Byzantium, 600—1025» («Формирование Ви¬ зантии», 1996, в России не издавалась), которая в не¬ которой степени является новой редакцией «Византий¬ ского Содружества» Дмитрия Оболенского, М. Уиттоу также обращается к истории Древней Руси. Джанет Мартин (род. в 1956 г.) — американский исто¬ рик, профессор кафедры истории Университета Майами. Специалист по истории средневековой России IX—XVI вв. Степень доктора философии она получила в 1980 г. в Чикаго. В сферу ее научных интересов входят вопросы торговли, сельской экономики, русско-татарских взаимо¬ отношений. Также занимается проблемами форм земле¬ владения и политической централизации в Московии XVI в. В данной работе будет рассматриваться ее книга «Me¬ dieval Russia. 980—1584». Кристиан Раффенспергер (род. в 1977 г.) — американ¬ ский профессор Виттенбергского университета (Спринг¬ филд, штат Огайо), специалист по истории Древней Руси. Учился в Бэйтс-колледже (Левинстон, штат Мэн), доктор¬ скую степень получил в Университете Чикаго. По соб¬ ственному признанию, его интерес к русской истории воз¬ ник из интереса к России, увлечения русским языком и медиевистикой. Когда же К. Раффенспергер начал изуче¬ ние источников, то понял, что все они четко указывают на то, что Древняя Русь была неотъемлемой частью Европы, в то время как в историографии, в том числе англоязыч¬ ной, этот факт отрицался. Поэтому в своих работах исто¬ рик попытался продемонстрировать, что Древняя Русь и Европа составляли единое целое, указав на огромное ко¬ 59
личество факторов, связывавших Русь и Европу в Средние века. Поэтому он выступил с критикой концепции «Визан¬ тийского Содружества»77 Д.Д. Оболенского, считая ее пережитком холодной войны, не имеющей подтверждения в источниках. Эта концепция, по мнению К. Раффенспер- гера, создавала неверное представление об исторической реальности у нескольких поколений англо-американских медиевистов, византинистов и славистов, поскольку пере¬ носила представления второй половины XX в. о разделе¬ нии Европы на Восток—Запад в X—XII вв. Именно поэтому особое внимание в своих работах К. Раффенспергер уделяет династическим и экономиче¬ ским связям Древней Руси с западноевропейскими стра¬ нами, доказывая, таким образом, что Киевская Русь была составной частью европейского мира. Хотя некоторые его идеи, как уже указывалось выше, критикуются отдельны¬ ми российскими исследователями, тем не менее никто не оспаривает главного посыла его исследований. В насто¬ ящее время основным направлением его исследований является изучение межсемейных конфликтов в средневе¬ ковой Центральной и Восточной Европе, а также тех «ситуационных династических (родовых) сетей», с помо¬ щью которых владетельные семьи разрешали эти кон¬ фликты. Также, совместно с Дэвидом Бирнбаумом, рабо¬ тает над масштабным проектом — Rusian Genealogical Database. Цель проекта заключается в том, чтобы по¬ казать взаимосвязь различных частей средневековой Ев¬ ропы на основе династических браков. Кроме того, К. Раффенспергер является членом Се¬ вероамериканкой ассоциации изучения Византии и Ака¬ демии истории Огайо, а также одним из основателей журнала The Medieval Globe, в редакционный совет ко¬ торого он также входит. Цель данного издания — при¬ внести концепцию взаимозависимости в наше понимание средневекового европейского мира. В данном исследовании будут использоваться следу¬ ющие работы К. Раффенспёргера: «Rusian Economic and 60
Marital Policy: An Initial Analysis of Correlations», «Reima¬ gining Europe: Kievan Rus’ in the Medieval World, 988— 1146», «Ties of Kinship и The Kingdom of Rus’». По времени выхода работы перечисленных авторов располагаются в следующем порядке: «The Byzantine Commonwealth» и «Byzantine and the Slavs» (первое издание, переиздана в 1994) Д.Д. Оболенского были опубликованы в 1971 г.; «Russia under the Old Regime» P. Пайпса и «Passages from Antiquity to Feudalism» П. Андерсона были изданы в 1974 г. Затем, в 1980 — начале 1990-х гг., интерес к теме не¬ сколько снижается и новых концептуальных монографий не появляется. В 1982 г. опубликована статья П.Б. Голде¬ на «The Question of Rus’ Qaganate». Затем в середине 1990-х гг. — начале XXI в. появля¬ ется достаточно большое количество работ, посвящен¬ ных как отдельным проблемам древнерусской государ¬ ственности, так и общим вопросам, например «The Dynasty of Chernigov, 1054—1146» («Династия Черни¬ гова») М. Димника 1994 г., «The Emergence of Rus’» С. Франклина и Дж. Шепарда, а также «The Making of Byzantium» M. Уиттоу, вышедшие в 1996 г. Затем в 2001 г. выходит работа Д. Кристиана «А History of Russia, Central Asia and Mongolia». В 2003 г. вышла книга М. Димника «The Dynasty of Chernigov, 1146— 1246». Учебное пособие Дж. Мартин «Medieval Russia» вышло в 2007 г. Далее выходят два сборника статей: «Cambridge History of Russia» (под редакцией М. Перри) и «The New Cambridge History of Russia» (под редакцией T. Ройтера) в 2006 и 2008 гг. соответственно. Наконец, новейший период англо-американской исто¬ риографии с 2010 г. и по настоящее время отмечен книгой У. Хэнака «The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’, 980—1054» (2014) и работами К. Раффен- спергера «Reimagining Europe» (2012), «Ties of Kinship» (2016), «The Kingdom of Rus’» (2017) и «Conflict, Bargaining, and Kinship Networks in Medieval Eastern Europe» (2018). 61
Глава 2 ЭТАПЫ ДРЕВНЕРУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ: ВЗГЛЯД С ЗАПАДА § 1. Предыстория и ранний этап формирования Древней Руси: Русский каганат и этническое происхождение русов Если говорить о проблеме формирования и начально¬ го этапа развития Древнерусского государства, то основ¬ ной движущей силой этого процесса вышеназванные ис¬ следователи считают торговлю, в то время как земледелие, по их мнению, играло вспомогательную роль. Некоторые авторы, например М. Уиттоу, также указывают на важ¬ ную роль скотоводства в южных районах78. Однако имен¬ но развитие международной торговли между западными и мусульманскими странами, а также, хотя и в меньшей степени, между Скандинавией и Византией, в которой Русь выступала посредником, привело к формированию на данной территории государственных структур. Ведущую роль в этом процессе играли варяги-русь — скандинав¬ ские купцы и воины, которые, как отмечал Д.Д. Оболен¬ ский, обеспечивали связь между различными частями Восточной Европы79. По мнению большинства иссле¬ дователей, и в этом они солидарны с отечественными специалистами, термин «русь» происходит от финского *Ruotsi или скандинавского *Rodhs, хотя, как отмечают С. Франклин и Дж. Шепард, не совсем понятно, как во¬ обще возможен такой лингвистический переход80. Р. Пайпс также отмечает, что происхождение слова «русь» неяс¬ но81, что не мешает ему утверждать.скандинавское про¬ исхождение этой этнической группы. Такой же точки зрения придерживается и К. Раффенспергер, однако он полагает, что предводитель русов Рюрик был мифиче¬ ским персонажем и вплоть до позднейших времен к нему никогда не апеллировали как к основателю династии. Та¬ ким основателем К. Раффенспергер считает Владимира 62
Святославича, крестителя Руси, поэтому правящую на Руси династию он называет «Владимировичами»82. Впрочем, не все авторы считают русов скандинавами. Так, П.Б. Голден отмечает, что «последние исследования показали, что русов IX в. нельзя рассматривать в каче¬ стве этноса или племени»83. По его мнению, русы были полиэтничной группой «сакалиба» — «румяных, светло¬ кожих людей с Севера» в описании арабских источни¬ ков, — которые занимались торговлей, грабежом и вой¬ ной. Русь же состояла из скандинавов, финнов и славян (или, вероятнее всего, их смеси), и лишь позднее этот термин, в силу политических обстоятельств, стал этнони¬ мом, как и родственный ему термин «викинг»84. В дока¬ зательство П.Б. Голден ссылается на арабского географа IX—X вв. Ибн Хордадбеха, который пишет о «пути куп¬ цов-русов» в контексте рассказа о сухопутных и морских путях еврейских купцов радонитов. Очевидно, полагает П.Б. Голден, что Ибн Хордадбех рассматривал русь в ка¬ честве схожей организации, хотя неизвестно, были ли русы так же хорошо организованны и настолько же гомо¬ генны, как радониты. При этом автор все же отмечает, что скандинавы, с их широкими торговыми связями, мог¬ ли выполнять координирующую функцию в составе руси85. Таким образом, именно варяги — выходцы из Шве¬ ции, по мнению большинства исследователей, — и были первыми древнерусским# князьями. При этом, как ука¬ зывают некоторые авторы, первым древнерусским госу¬ дарством была не Киевская Русь, а полулегендарный Русский каганат, существование которого до сих пор вы¬ зывает споры86. Например, Дж. Шепард пишет: «Еще задолго до IX в. где-то к северу от Среднего Поднепровья существовала политическая организация, однако восста¬ новить ее историю крайне трудно. Фактом является то, что к 838 г. существовал правитель народа, который ви¬ зантийцы называли „рос“. Некоторые „росы“ сопрово¬ ждали византийское посольство ко двору Людовика Бла¬ гочестивого, которого просили помочь им вернуться на 63
их „родину44. Франкский придворный хронист тщательно описывает эти события. Его рассказ показывает, что „росы44 были хорошо организованы, имели „короля44 и имели достаточно ресурсов для отправки посольств в да¬ лекие земли, например в Византию. Хроника [Вертинские анналы] дает и другую информацию, одновременно за¬ ставляющую задуматься и сбивающую с толку. Она на¬ зывает правителя „росов44 хаканом, но когда Людовик провел тщательное расследование, он обнаружил, что „росы44 являются шведами. Опасаясь, что они могут быть шпионами, он задержал их для дальнейшего разбиратель¬ ства. Таким образом правитель „росов44 носил титул, ана¬ логичный титулу правителя хазар, — каган/хакан, а сами они были шведами»87. Принятие же шведским правите¬ лем степного титула он объясняет тюркским влиянием на элиту Руси88. В другом месте он вместе с С. Франклином утверждает, что каганат сложился как рыхлый союз «без¬ жалостных предпринимателей», которыми двигала жад¬ ность89. «Русы жили в многочисленных „городах44 и сред¬ ства к существованию добывали за счет торговли мехами и рабами»90. Схожей позиции придерживается Д. Кристиан, кото¬ рый пишет: «К 850 г. викинги заселили ряд стратегиче¬ ски важных поселений вдоль торговых маршрутов. Суще¬ ствование этих поселений может объяснить туманные свидетельства, начиная в 840 г., о существовании „кага¬ ната44 русов. Самое раннее свидетельство содержится в Вертинских анналах, в которых рассказывается о группе росов, которые посетили Византию, а затем возвраща¬ лись домой через Германию в 838 г. Франкский импера¬ тор Людовик Благочестивый выяснил, что их правитель носит титул „хакан44 (каган), а с^мй они — шведского происхождения. Весьма вероятно, что их правитель рас¬ полагался в одном из группы поселений вдоль Волхова, где русские хроники размещают первое русское государ¬ ство. Недавний анализ показал, что столицей каганата было, вероятно, Рюриково городище, Хольмгард, бук- 64
вально — „огороженный остров44. Тот факт, что ПВЛ помещает первую столицу Руси в Новгороде, подтверж¬ дает эту гипотезу. Северный Русский каганат существо¬ вал примерно 80 лет и представлял собой свободную конфедерацию поселений викингов. Он был способен выставить сильную армию, которая могла преодолевать большие расстояния по суше и воде. Его богатство осно¬ вывалось в основном на торговле и грабеже. Его поли¬ тические институты были скопированы с хазарских. Один из источников того времени, ибн Руста, который писал в 880-х гг., дает описание „кондотьерского44 Русского госу¬ дарства91. И далее: «В общем и целом скудные свиде¬ тельства о каганате русов позволяют предположить, что викинги — наемники и торговцы — смогли создать от¬ носительно прочное государство с полусвященной пра¬ вящей династией вроде хазарских каганов и военным лидером, какими были хазарские беки. Как и Тюркская империя, которая была создана династией Ашина, кага¬ нат русов был основан на союзе элитных воинов, которые получали доход от контроля над торговыми путями между двумя крупными зонами аграрной цивилизации»92. Другие авторы также отмечают, что, очевидно, Древ¬ ней Руси предшествовало некое предгосударственное об¬ разование, также основанное выходцами из Скандинавии и которое сформировалось примерно за полвека до «при¬ звания варягов», где-то £ начале IX в. Однако в отноше¬ нии центра этой политии мнения расходятся. С. Франклин и Дж. Шепард, например, помещают его в Рюриковом городище93. Дж. Шепард пишет: «Местоположение ос¬ новного центра кагана северян (как он назван в письме византийского императора от 871 г.) спорно, но стоит обратить внимание на озеро Ильмень, чуть южнее от Новгорода. Укрепленное с самого начала и окруженное селениями, которые появились с начала IX в. или ранее, это крупное городище и эмпория доминировало над пу¬ тями сообщения к северу от Ладоги, к востоку от истоков Волги и к югу от Западной Двины. Это напоминающее 3 А. Федосов 65
остров поселение, которое сейчас называется Рюриково городище, могло послужить прообразом арабского опи¬ сания огромного болотистого „острова", шириной в три дня пути, где обитал хакан русов»94. Однако это образо¬ вание, по его мнению, было не государством, а, скорее, свободным союзом предпринимателей, которые находи¬ лись в постоянном движении в поисках прибыли, и по этой причине они не имели постоянных поселений, кре¬ постей и могильников95. Сам каган был скорее церемо¬ ниальной фигурой и зависел от своих дружинников. «Та¬ кой политический порядок основывался на негласном соглашении [кагана] с новоприбывающими из Балтийско¬ го региона о том, что получение серебра являлось общей целью. Не менее важным было взаимодействие с мест¬ ным населением, которое только формально подчинялось руси в целом и кагану в частности»96. Таким образом, каганат в представлении британских историков выступа¬ ет в качестве непосредственного предшественника Древ¬ ней Руси, которое формируется в начале X в. на Среднем Днепре. Авторы даже допускают, что каганат мог про¬ существовать еще и в X в. и что каган мог посылать в Киев своих наместников97. Система власти в этой поли- тии напоминала таковую у хазар: у русов также были са¬ кральный правитель — каган и военный лидер: «Русы заимствовали политическую*культуру хазар, включая ду¬ альное правление, титул кагана и символ власти в виде трезубца. Вполне вероятно, что их „сакральный прави- тель“ размещался на севере, в Рюриковом городище, еще по крайней мере в 920 г.»98. С существованием каганата русов соглашался и амери¬ канский историк-славист Т. Нунен, который отмечал, что титул «каган» был хорошо знаком русам и использовался ими в политической жизни как минимум с первой полови¬ ны IX в. (в это время он принадлежал не Рюриковичам, а другой группе русов, жившей где-то на севере), что, по его мнению, свидетельствует о влиянии Хазарского каганата". С другой стороны, М. Уиттоу полагает, со ссылкой на 66
арабские источники, что «„русская земля44 располагалась поблизости от Волжской Булгарии. И лишь в середине X в. аль-Истахри и ибн-Хаукаль указывают на существование Киева»100. И хотя он напрямую не говорит о существова¬ нии Русского каганата, он указывает на наличие предше¬ ствующей Киевской Руси политической структуры, рас¬ полагавшейся в Волжском бассейне. При этом наличие некоего волжского потестарного образования русов не отвергает и Дж. Шепард. Однако он отмечает, что оно носило исключительно торговый ха¬ рактер: «Обмен и торговля не требовали особо высокого уровня организации или вооруженной защиты. Поэтому, хотя волжские русы и их союзники и основали некую по¬ литик), которая, возможно, чем-то отличалась от своего северо-западного аналога, это не была жесткая военно¬ политическая структура»101. Он также отмечает, что дан¬ ная полития была создана под эгидой правителя Волж¬ ской Булгарии102. П.Б. Голден посвятил «Русскому каганату» отдельную статью «The Question of Rus’ Qaganate» («Проблема Рус¬ ского каганата»). По его мнению, правитель русов не мог заимствовать титул кагана у хазар по той же причине, по <акой он не мог заимствовать титул византийского бази- 1евса. Ведь для заимствования или присвоения титула :<каган» необходимо было удовлетворять определенным фитериям, которые обеспечивали бы законность притя¬ заний носителя этого титула. В противном случае это 5ыло бы расценено как узурпация (которая могла быть )правдана только прекращением династии предыдущих саганов) и вызвало бы только насмешки. Правители Руси, застущей торговой и политической державы, вряд ли за- ютели бы стать объектом такого рода насмешек103. В свя- 1И с этим, отмечает П. Голден, необходимо реальное ос- ювание для появления на Руси титула «каган». Учитывая федъявляемые степной традицией требования к носителю итула, русы могли получить этот титул только от хазар- кого кагана, который имел право возвышать подвластных 67
ему правителей до своего достоинства. Возможно, это было результатом династического брака, тем более что такая практика была известна в степном мире. С другой стороны, правители многих подвластных хазарам народов носили куда менее пышные титулы. Так почему же, за¬ дается вопросом исследователь, правитель русов назван именно каганом, а не эльтебером или тарханом? Суще¬ ствует два возможных ответа: династический брак и стра¬ тегическая и военная важность, которую играла Русь для хазарских интересов того времени104. По мнению П.Б. Гол¬ дена, Русский каганат можно отождествить с Артанией, которая является искаженной арабской формой слова «Рутения», то есть Русь. Указывая, что в арабо-еврей¬ ских документах Средиземноморья Волга обозначается как «Арта», ученый делает вывод, что Русский каганат располагался где-то в Волжском регионе105. В заключе¬ ние П. Голден отмечает, что, хотя каганат и не пережил IX в., память о нем продолжала жить и позднее. Он так¬ же отмечает, что каганат появился под эгидой хазар в качестве вассала Итиля, с которым он, возможно, был связан династическими браками. Его появление, возможно, было связано с угрозой протовенгерских племен, которые либо уничтожили его, либо стали его восприемниками в качестве союзников хазар. Это объясняет исчезновение Русского каганата. Что касается связей русских каганов с Рюриковичами Киева, то этот вопрос, по мнению авто¬ ра, еще предстоит решить106. Здесь интересно отметить, что в отечественной исто¬ риографии идея о существовании Русского каганата от¬ вергается большинством ученых. Формирование собственно Киевской Руси происходит, по мнению абсолютного большинства указанных авторов, под влиянием прибывавших из Скандинавии воинов и торговцев, которые устанавливали свою власть над раз¬ розненными славянскими общинами, а также основывали свои торговые фактории вдоль важнейших торговых пу¬ тей. Собственно, именно торговля и являлась главным 68
фактором политогенеза Древней Руси. Р. Пайпс по этому поводу пишет: «В России норманны занимались в основ¬ ном международной торговлей, не претендуя на полити¬ ческое господство, в отличие от Западной Европы. Они создали сеть укрепленных городищ вдоль основных реч¬ ных магистралей, в которые стекалась дань с окрестных племен: рабы, пушнина и воск, которые затем шли на продажу в Византию и арабский мир. В X в. появляются постоянные укрепленные поселения, в которых жили норманнские вожди, их семьи и дружинники. Вокруг се¬ лились местные ремесленники и торговцы». И далее: «Опасности, связанные с международной торговлей, вы¬ нуждали города-крепости к некоей организации. Этот процесс начался около 800 г. с появлением норманнских поселений в районе Ладожского озера и закончился в 882 г., когда князь Олег объединил под своей властью две крайние точки пути „из варяг в греки“. Выбор Киева в качестве резиденции князя был обусловлен необходи¬ мостью контролировать южный участок этого пути, кото¬ рый проходил по населенным кочевниками степям. Также он служил местом, куда стекалась и затем отправлялась в Константинополь дань со всей Руси. Созданное норман¬ нами на Руси государство скорее напоминало крупную торговую компанию по типу Ост-Индской или компании Гудзонова залива, которые создавались для получения прибыли, но, ввиду отсутствия в местах их деятельности какой-либо внешней администрации, вынуждены были осуществлять также и квазигосударственные функции. Великий князь Киева был главным купцом, а его „госу- дарствои — коммерческой корпорацией, состоявшей из слабо связанных между собой городов, воинские контин¬ генты которых собирали дань с местных племен и под¬ держивали некое подобие общественного порядка. Кня¬ зья были фактически независимы друг от друга и, вместе со своими дружинниками, сформировали особую касту, жившую отдельно от остального населения по своим за¬ конами и погребаемую в отдельных могилах. Власть осу¬ 69
ществлялась князем, который зимой ездил по окрестным деревням и собирал дань. Лишь в XI в. появилось вече, хотя отношения между ним и князем не были структури¬ рованы, поэтому власть на Руси не ограничивалась ни законом, ни народной волей. Нежелание выработать чет¬ кую систему наследования свидетельствует об отношении норманнов к своему государству. Киевским князьям по¬ стоянно приходилось организовывать съезды, на которых урегулировались разногласия и конфликты»107. Таким образом, по его мнению, на Руси сформировалось два не¬ зависимых друг от друга уровня общества — элита (вож¬ ди и дружинники) и простой народ108. Близкой точки зрения придерживается и Дж. Мартин: «Когда легендарные предки Владимира [варяги] появи¬ лись на славянских и финских землях, они начали, по¬ добно викингам, разорявшим Западную Европу, органи¬ зовывать рейды на местное население. Они захватывали пленных и наиболее ценные товары, такие как меха, воск и мечи. Затем они спускались по Днепру и Волге, чтобы обменять свою добычу в Булгаре, Итиле и Херсоне на шелка, парчу, изделия из стекла, украшения, пряности, вина и серебро. В конце концов некоторые из скандинав¬ ских налетчиков, такие как легендарный Рюрик, измени¬ ли свои отношения со славянскими племенными сообще¬ ствами. Они стали их князьями, отказавшись от грабежей и набегов, учредив взамен ежегодные выплаты дани. В обмен на эту дань и признание их главенства князь защищал своих подданных от других варягов, а также от Хазарского каганата, требовавшего дань от славян»109. Она также полагает, что, хотя славяне и имели общий язык и некое подобие федерации племен, именно при¬ знание ими династии Рюриковичей объединило их в го¬ сударство, которое стало известно как Киевская Русь110. При этом только часть англо-американских авторов вскользь говорит о неких славянских потестарных структу¬ рах, которые, по всей вероятности, могли быть предше¬ ственниками древнерусской государственности, и о том, что 70
и до, и после начала правления варяжских князей местные славянские и финно-угорские племена управлялись по сво¬ им принципам своими племенными старейшинами111. Так, Р. Пайпс считает, что сообщества славян были объединены в «миры», основанные на почитании общих богов. Совокупность «миров» формировала племя, в ко¬ тором власть принадлежала старейшинам112, а С. Фран¬ клин и Дж. Шепард отмечают, что, согласно византий¬ ским источникам, к 860 г. на Руси уже были князья и старейшины113, а также шаманы, которые часто были могущественнее правителей114. Они также отмечают, что славяне, жившие в расположенных рядом поселениях, осознавали свое родство и необходимость коллективной обороны. Но изолированность этих поселений, их раз¬ бросанность на большой территории не способствовали появлению общественно-политических структур115. Т. Ну¬ нен же указывает на то, что существующие источники практически ничего не сообщают о славянских предгосу- дарственных структурах: «Авторы Повести временных лет практически ничего не сообщают о политической структуре восточных славян до появления Киевского го¬ сударства. До некоторой степени это можно объяснить незнанием. В то же время эти авторы, скорее всего, на¬ меренно скрывали информацию о правителях Руси до Рюриковичей. Летописцы упоминают некоторые восточ¬ нославянские племена, однако мы не знаем, когда и как эти племена появились* а также какую роль они играли в восточнославянском сообществе. Также в летописях упомянут древлянский князь Мал, „лучшие люди“ и ста¬ рейшины древлянской столицы Искоростеня. Можно толь¬ ко догадываться, какую роль они играли и какие функции исполняли. Короче говоря, крайне мало можно сказать о политической организации восточнославянских земле¬ дельцев, которые постепенно заселяли лесную и лесо¬ степную зоны...»116 Более детально описывает предгосударственные струк¬ туры восточных славян американский историк У. Хэнак. 71
По его мнению, до призвания варягов на Руси уже в VII—VIII вв. существовали князья, которые были потом¬ ками племенных и клановых лидеров и которые стали ядром потомственного класса территориальной знати, во¬ еводы — военные вожди, — и вече, которое изначально было общим собранием клана или племени, но, с появ¬ лением торговых «градов», превратилось в консультатив¬ ный орган городского управления с административными, религиозными и законодательными функциями117. Появ¬ ление «градов» способствовало и изменению роли кня¬ зей: они стали оставлять традиционную роль патриархаль¬ ного главы племени или клана и становились правителями определенных регионов, с центрами в торговых горо¬ дах118. При этом, однако, исследователь отмечает, что титул «князь», хоть и был знаком восточным славянам, практически не использовался, а в восточнославянской среде не возникло собственных правящих родов119. Вся власть была сосредоточена в руках военной аристокра¬ тии — воевод, которые охраняли «грады» и торговые пути. Что касается веча, то оно, по мнению У. Хэнака, только мешало формированию единого общерусского по¬ литического союза, так как уходило корнями в родопле¬ менную организацию и не могло возвыситься над интере¬ сами отдельных политических групп120. Также он отмечает, что славянские «грады» и племенные центры могли со¬ хранять традиционные социально-политические структу¬ ры и институты, пока не выступали против интересов Рюриковичей. Однако восстания в восточнославянской среде побудили князя Олега ускорить процесс политиче¬ ского и экономического подчинения сельской округи соз¬ данным им военным центрам, в которые он назначал знатных варягов и бояр. Это привело к распаду славян¬ ских племен, и, в отсутствие стабильных территориаль¬ ных политий, князь смог предохранить себя от возмож¬ ного появления независимых славянских объединений в будущем. Возникшая в итоге структура была гетероген¬ ной политической общностью, связь которой с Киевом 72
обеспечивалась личными качествами и военной силой киевского князя, его способностью держать данников под контролем121. Завершился процесс инкорпорации славян¬ ских земель в киевское государство при княгине Ольге, хотя после разделения князем Святославом русских зе¬ мель между своими сыновьями славяне смогли снова не¬ надолго выйти из-под контроля Рюриковичей122. Таким образом, делает вывод У. Хэнак, можно говорить о том, что ко времени начала правления князя Владимира нор¬ манны играли заметную роль в консолидации восточно- славянских племен в слабо организованное государство, при этом единоличное правление Рюриковичей было ограничено столкновениями с противоборствующими ва¬ ряжскими кланами123. Вообще же, считает автор, государ¬ ство Рюриковичей с самого его основания около 860 г. держалось на слабых политико-экономических связях с восточными славянами и другими племенами124. П.Б. Голден, ссылаясь на ибн-Хаукаля, пишет о трех независимых образованиях русов, предшествовавших Ки¬ евской Руси: Куяба (Киев), Славия (Новгород) и Арта- ния. По его мнению, существовали также и другие цен¬ тры125. Таким образом, делая обобщающий вывод по выше¬ изложенным взглядам, стоит еще раз отметить, что прак¬ тически все представленные англо-американские авторы придерживаются «торговой» концепции возникновения Древнерусского государства. Но при этом главной торго¬ вой артерией признается не летописный Днепр, а Волга, которая была перевалочным пунктом для поступления среднеазиатского и ближневосточного серебра на Русь и далее, в Северную и Центральную Европу. «Торговую» концепцию у некоторых авторов (Д. Кристиан, У. Хэнак, Р. Пайпс, отчасти — Дж. Шепард, П.Б. Голден и К. Раф- фенспергер) дополняет концепция Городов-государств, «градов», внутри которых формировались первичные про- тогосударственные институты. Д. Кристиан прямо пишет, что Русь была «конфедерацией городов-государств»126. 73
Кроме того, многие авторы (У. Хэнак, Т. Нунен, Дж. Мар¬ тин, Дж. Шепард, С. Франклин) отмечают, что сущест¬ венную роль в формировании Древней Руси сыграли и потестарные структуры, которые существовали в среде славянского населения еще до прихода русов-скандинавов, а именно князья и старейшины (С. Франклин и Дж. Ше¬ пард, Т. Нунен, Дж. Мартин), воеводы и вече (У. Хэнак), шаманы (С. Франклин и Дж. Шепард). Что касается этнического состава Древнерусского го¬ сударства, то все исследователи отмечают его полиэтнич- ность. Основным населением были славянские и фин¬ ские племена, а политическое господство принадлежало русам, которые были выходцами из Скандинавии, по мнению большинства рассматриваемых авторов. Лишь П.Б. Голден склонен видеть в русах многонациональный конгломерат торговцев и наемников. Кроме того, Дж. Мар¬ тин отмечает иранский элемент, считая полян славянизи¬ рованными иранцами, хотя и не приводит этому никаких доказательств127. При этом исследователи не следуют сле¬ по рассказу Повести временных лет о призвании варягов во главе с Рюриком для управления Русью, отмечая, что и до образования Киевской Руси существовало некое поте- старное образование — Русский каганат, просуществовав¬ ший, по мнению некоторых, как минимум до 920—940-х гг. Каганат был основан пришельцами-скандинавами, кото¬ рые копировали институты и титулатуру Хазарии: «Русы заимствовали политическую культуру хазар, включая ду¬ альное правление, титул кагана и символ власти в виде трезубца»128. Некоторые авторы (П.Б. Голден, У. Хэнак, Т. Нунен) полагают также, что существовали и другие цен¬ тры власти, созданные русами и независимые от Русского каганата и, позднее, от Киевской Руси. * Вообще, Хазарский каганат общепризнанно выступает одним из центров влияния на формирующееся Древнерус¬ ское государство. Так, например, Т. Нунен отмечает, что именно от хазар Владимир Святой позаимствовал идею церковной десятины (в Хазарии ею облагались купцы, 74
приезжавшие торговать в Итиль), незнакомой в Визан¬ тии129. Другим таким центром была, в силу происхождения русской элиты, Скандинавия, которая, на протяжении определенного времени, также служила источником по¬ полнения живой силы для различных политий русов, в том числе Киевской Руси. В дальнейшем уничтоженный Хазар¬ ский каганат в качестве центра влияния сменила Визан¬ тия. П. Андерсон даже считает, что на Руси сложилась бледная копия западного германо-римского симбиоза: правители и элита были шведами, а культура — письмен¬ ность и религия — пришла из Византии130. § 2. Древнерусское государство в X—XI вв. Рассматривая развитие древнерусской государствен¬ ности в X—XI вв., англо-американские исследователи, как правило, следуют традиционной хронологии событий. Этот период начинается рассмотрением княжения Олега и заканчивается со смертью Владимира Святого. При этом достоверность существования Олега признают не все. Например, М. Уиттоу считает, что упоминание в ПВЛ Олега, Аскольда и Дира не означает, что эти пер¬ сонажи когда-либо существовали, не говоря уже о том, что они действительно совершали те деяния, которые приписывает им ПВЛ131, поскольку летопись, по его мне¬ нию, ненадежный источник132. Другие авторы, однако, не считают Олега мифическим персонажем. Так, Р. Пайпс полагает, что захват Киева Олегом в 882 г. знаменовал собой завершение создания потестарного образования, которое контролировало две крайние точки «пути из варяг в греки» — Киев и Нов¬ город. При этом выбор Киева в качестве княжеской ре¬ зиденции был обусловлен, по мнерию историка, необхо¬ димостью контролировать южный участок пути «из варяг в греки», который проходил по населенным кочевниками степям, сюда же стекалась дань со всей Руси, которая 75
затем отправлялась в Константинополь133. Т. Нунен так¬ же отмечает, что появление Олега на Среднем Днепре стало поворотным моментом, поскольку ознаменовало начало конца хазарского правления и начало Русского государства с центром в Киеве134, хотя также пишет, что хазары владели Днепровским регионом примерно до 930-х гг., а в 945 г. в Киеве еще существовал Хазарский квартал135. А Д.Д. Оболенский и вовсе называет Олега подлинным создателем Древнерусского государства136. Поход русов на Константинополь в 907 г. и последу¬ ющий договор с Византией 911г. описывается Д.Д. Обо¬ ленским как стремление Олега расширить влияние своей молодой державы, а договор 911 г., по его мнению, по¬ казывает, что и варяги — правители Руси — и их сла¬ вянские подданные были втянуты в византийскую поли¬ тическую орбиту путем торговли, дипломатии и личных контактов, которые также стимулировали и культурные контакты137. Эти контакты, а также имперская и хри¬ стианская пропаганда разрушали замкнутость русской элиты138. При этом среди исследователей нет единства по пово¬ ду аутентичности договора 911 г. и того, чьи интересы он выражал. Дж. Шепард считает, что он, судя по всему, включал князей как с севера, так и из Среднего Подне- провья. К. Раффенспергер полагает, что язык договоров 911 и 944 гг. и их специфичность показывают, что тексты их были скопированы в ПВЛ из более ранних версий, хотя можно предположить и другой вариант, учитывая, что позднее летописцы старались «улучшить» свои ра¬ боты, чтобы показать связи Руси и Византии. Ссылаясь на Т.В. Рождественскую, К. Раффенспергер пишет, что договоры могли быть были добавлены в ПВЛ в конце XIV в., и, таким образом, соответствие содержащейся в них информации реалиям X в. вызывает сомнения, хотя они и отражают некоторые торговые и правовые реалии того времени, например нормы родосского морского пра¬ ва, которые содержатся в договоре 911 г.139 Д. Кристиан 76
полагает, что нападение на Византию 911г. могло быть организовано Русским каганатом, и это показывает ра¬ стущий интерес к торговым путям, ведущим из Балтики в Византию, что свидетельствует о переориентации инте¬ ресов каганата140. А М. Уиттоу вообще полагает, что до¬ говор не внушает доверия, поскольку упомянут в связи с деяниями Олега. Кроме того, в тексте не говорится о Киеве, а это может означать, по мнению исследователя, что договор был заключен не с русами Киева141. Дальнейшее развитие Руси у рассматриваемых англо- американских авторов связано с именами того же Олега и Игоря. При этом отмечается, что взаимоотношения этих двух персонажей древнерусской истории очень по¬ хожи на ту ситуацию, которая сложилась к X в. в Хазар¬ ском каганате, в котором при номинальном верховном правителе — кагане — существовал «заместитель» — бек/бег, в руках которого находилась вся полнота реаль¬ ной власти. Как уже отмечалось выше, подобную систему «дуального» управления некоторые исследователи видят и на Руси. Д. Кристиан по этому поводу отмечает, что Игорь был первым князем Киева из рода Рюриковичей, который правил, возможно, при поддержке Олега: «Тот факт, что Олег не принадлежал к роду Рюриковичей, мо¬ жет свидетельствовать, что его положение было сходно с положением хазарского бека. Возможно также, что он был регентом во время “малолетства Игоря. В этом слу¬ чае не вполне ясно, когда и как Игорь утвердился в ка¬ честве независимого князя Киева. Возможно, данные ПВЛ отражают возвращение верховной власти сильным молодым князем от своего бека — Олега»142. Т. Нунен также говорит о наличии у Игоря соправи- теля-бега, ссылаясь при этом на мнение О. Прицака. Но в отличие от Д. Кристиана Т. Нунен* считает, что таким бегом был Свенельд. Он также отмечает, что о наличии у русов дуальной системы управления говорит Ибн Фад- лан, однако тут же оговаривается, что к его сведениям следует подходить с осторожностью, поскольку он полу¬ 77
чил эти сведения через вторые руки143. Однако, по его мнению, такая система если и существовала, то явно не в среде киевских русов, поскольку для такого вывода нет никаких доказательств144. С. Франклин и Дж. Шепард прямо не говорят о на¬ личии такой системы, однако признают, что Олег, ко¬ торого они отождествляют с Х-л-г-у хазаро-еврейских документов, был современником Игоря. Присутствие че¬ ловека, имеющего возможность вести независимую от верховного правителя внешнюю политику — о чем сви¬ детельствуют походы на Византию и Каспий, — говорит о том, что на Руси существовали и другие, помимо киев¬ ского, князья и вожди. Авторы также не отрицают воз¬ можность того, что Олег был соправителем Игоря145, что до некоторой степени сближает их позицию с позицией Д. Кристиана. Дж. Шепард в другой своей статье также отмечает, что Олег и Игорь совместно организовали по¬ ход на Византию 941 г., который закончился поражением русов и заключением нового договора 944 г. Само на¬ личие двух предводителей высокого ранга, по его мне¬ нию, может быть как раз отголоском «дуальной» системы управления, о которой упоминают Ибн Фадлан и ПВЛ146. Сами тексты договоров 911 и 944 гг., согласно С. Франк¬ лину и Дж. Шепарду, также весьма показательны. В пер¬ вом статус послов не указан, есть лишь смутный намек на то, что они посланы Олегом. Второй договор пере¬ числяет двадцать пять имен, начиная с Игоря и членов его семьи. Затем идет список купцов, и увеличение их количества говорит о росте их значения и влияния. Этот список, по мнению авторов, отражает структуру, которая формируется вокруг определенного рода, который, одна¬ ко, не господствует над ней: Игорь скорее «председатель¬ ствует», а не господствует, что подтверждается наличием представителей у его жены, сына и племянников147. Начало и первая половина X в. — это время развития древнерусской государственности. Д.Д. Оболенский счи¬ тал, что Древнерусское государство на Днепре появилось 78
уже в начале X в., которое вскоре оказывается втянутым в византийскую орбиту. Культурные и личные контакты с византийцами, а также торговля, дипломатия и импер¬ ская пропаганда, по мнению исследователя, разрушали замкнутость древнерусской элиты148. С этим мнением со¬ гласен и Д. Кристиан, который пишет, что к 900 г. ви¬ кинги начали вытеснять хазар из Поднепровья, после чего начинается быстрый рост Киева, который, однако, не был столицей вплоть до 930-х гг.149 М. Уиттоу также полагает, что Киевская Русь обязана своим появлением Византии: империи нужно было иметь сильного союзника на севере Черного моря. Волжские русы были слишком далеко, слишком тюркизированны и слишком сильно за¬ висели от выгодной торговли с Востоком150. Примитивная политическая организация русов Киева (князь, лично объезжающий свои владения и собирающий дань с по¬ коренных племен) была той основой, с помощью которой правители Киева пытались убедить Византию признать их в качестве князей всей Руси. Это признание, в свою очередь, дало князьям Киева возможность создавать на¬ стоящие военно-политические структуры151. Дж. Шепард, в отличие от своего учителя ДД. Обо¬ ленского и других вышеуказанных авторов, полагает, что центр Руси переместился в Среднее Поднепровье позд¬ нее: «Первые надежные свидетельства существования верховного лидера русов в районе Киева относятся к сыну Рюрика, Игорю, а он надежно засвидетельствован там около 940 г. Интересно отметить, что военно-поли¬ тический локус Руси сместился к югу меньше чем через поколение после того, как первые северяне появились на Среднем Днепре. Это говорит о развитии византийских связей в торговле и богатстве, которое они могли при¬ нести. Но это также отражает уникальное состояние ве¬ щей: в Византии был широкий спрос на рабов, и для ру¬ сов это было весьма удобно, поскольку, в отличие от прочих товаров, рабы могли сойти с кораблей и само¬ стоятельно пройти мимо порогов. Другие риски, включая 79
кочевников и возможные кораблекрушения, задевали интересы русов и требовали создания властных структур, которые бы занимались организацией сопровождения купцов и договаривались бы с византийскими властями. Эти структуры были необходимы и для обеспечения при¬ тока рабов, а также для противостояния сравнительно неплохо организованным и вооруженным славянам Сред¬ него Поднепровья. Владея городами, которые возглавля¬ лись князьями, они могли противостоять попыткам русов обложить их чрезмерной данью. Однако наиболее важной задачей для лидеров русов было дипломатическое или иное решение проблем с Хазарским каганатом»152. По мнению Т. Нунена, формирование древнерусской государственности происходило по хазарскому образцу. Он отмечал, что князья русов знали об успехах хазар в строительстве сложной, многонациональной и мульти- конфессиональной империи, управляемой посредством административных, военных и правовых институтов, и хотели повторить их, стремясь создать похожую империю с центром в Киеве153. Поэтому киевские князья стреми¬ лись скопировать хазарскую модель, зная, что каганат процветал за счет торговли и дани, поэтому возникшая Киевская Русь также была центром оживленной торгов¬ ли между исламским миром, Византией и Балтикой. Кня¬ зья Киева полагали, что разнообразная экономика Руси не сможет процветать, если русские земли будут управ¬ ляться безгосударственными племенами, которые огра¬ ничиваются своими местечковыми интересами. Великий князь Киева управлял гетерогенной, разноплеменной им¬ перией, в которой жили различные племена и кланы, ис¬ поведовавшие различные религии и имевшие различную экономику. Как и в Хазарии, международная торговля была хорошо развита и приносила большой доход при условии обеспечения мира и стабильности. Поэтому Ки¬ евская Русь и Хазарский каганат были фундаментально похожи, и успехи каганата подтверждали божественный мандат носителя титула154. 80
С. Франклин и Дж. Шепард пишут, что из описания Руси, данного в трактате «Об управлении империей» Кон¬ стантина Багрянородного, и из текста договора 944 г. ясно, что верховный правитель Руси этого периода — Игорь — уже не похож на ту чисто номинальную фигуру правителя русов, которую описывал Ибн Фадлан. При этом, отмеча¬ ют исследователи, создается впечатление коллективного управления Русью некоторым числом князей или вождей. Зимой они возглавляют дружины, занимающиеся сбором дани, но не все они базируются в Киеве155. Таким образом, всеми авторами вновь отмечается важ¬ ность международной торговли в процессе развития древ¬ нерусской государственности, и это видно из договоров Руси и Византии, а также тот факт, что Киев Рюриковичей не был единственным центром власти на Руси. Как видно из вышеизложенного, многие исследователи считают, что по крайней мере до середины X в. можно говорить о суще¬ ствовании Русского каганата и полития волжских русов. Другие властные центры сохранялись и в более позднее время, как будет видно из дальнейшего. Особо отмечается роль князя Олега, который либо создал, либо укрепил Древнерусское государство и сделал важное политическое изменение, перенеся столицу в Киев. Дальнейшее развитие древнерусской государствен¬ ности связывается с Ольгой и ее реформами. «Княгиня Ольга, действуя как регент, предприняла меры по упоря¬ дочиванию выплат дани, а также разместила охотничьи заимки в местах обитания хищных птиц, которых, вместе с мехами, воском, медом и рабами, отправляли в Визан¬ тию»156, — пишет Дж. Шепард. Проведенные Ольгой после убийства ее мужа — князя Игоря — реформы в области сбора дани отмечал также Т. Нунен. Он писал, что если до Ьльги князю приходи¬ лось самому объезжать зимой подвластные ему племена, то при ней дань стала уплачиваться наместникам или представителям князя и стекаться в торговые посты или региональные центры157. О зимнем полюдье князей русов 81
пишут также С. Франклин и Дж. Шепард со ссылкой на Константина Багрянородного158. А У. Хэнак так описывает процесс формирования древнерусского государства в начале — середине X в.: «После подчинения Олегу древляне, северяне и радими¬ чи еще сохраняли свои социально-политические институ¬ ты, но он ускорил процесс политического и экономиче¬ ского подчинения сельской округи военным центром, что привело к распаду славянских племен, и в отсутствие стабильных территориальных политий он смог предохра¬ нить себя от возможного появления независимых славян¬ ских объединений в будущем. Возникшая в итоге струк¬ тура была гетерогенной политической общностью, связь которой с Киевом обеспечивалась личными качествами и военной силой киевского князя, его способностью дер¬ жать данников под контролем»159. Ольга, по мнению ис¬ следователя, завершила процесс инкорпорации славян¬ ских земель в киевское государство и централизовала его администрацию, сконцентрировав власть вокруг рода Рю¬ рика, хотя Святослав подорвал эти усилия, и славяне име¬ ли возможность выйти из-под контроля Рюриковичей160. Остальные авторы описывают внутреннюю деятель¬ ность Ольги примерно в томжже ключе, следуя в основ¬ ном летописному рассказу и уделяя ей не очень много внимания. С другой стороны, весьма подробно и обстоя¬ тельно описывается ее поездка в Константинополь, кото¬ рая привела к ее крещению. Дж. Шепард пишет, что Ольга ездила в Константино¬ поль отчасти для того, чтобы подтвердить или улучшить условия договора 944 г. Она была представлена ко двору вместе с другими «княгинями, которые приходились ей родственницами, и своими придворными дамами», а также с «послами князей Росии и купцами»161. В ходе визита была крещена и взяла имя Елена в честь жены императо¬ ра. Однако обратно на Русь Ольга-Елена вернулась без епископа, а осенью 959 г. просила императора Оттона I Саксонского прислать полноценную религиозную миссию.
В конце концов был послан епископ Адальберт, однако вскоре он возвратился, назвав свою поездку напрасной. Оценить эти события, как полагает Дж. Шепард, труд¬ но. Точная дата поездки Ольги не известна: традиционно называют 946 г., но и альтернативная точка зрения — 957 г. — также имеет свои преимущества, не в последнюю очередь из-за увязки сообщений русских и византийских источников. Ясно, однако, что поездка Ольги происходит на фоне экономического процветания и налаженной орга¬ низации. Стабильность княжеской власти можно доказать тем, что она пережила все неурядицы 940-х гг., хотя в ка¬ кой-то степени это стало возможным благодаря личным качествам Ольги. Концентрация богатства и оружия на Среднем Днепре также подтверждается находками в ка¬ мерных захоронениях (chamber graves) под Киевом и Ше- стовицей. Погребенные в них снаряжались оружием и конской упряжью, а иногда лошадьми и рабынями для за¬ гробной жизни. А их участие в торговых операциях под¬ тверждается наличием в захоронениях весов и гирь162. ДД. Оболенский также не указывал точную дату по¬ ездки Ольги в Константинополь. Он писал, что она со¬ стоялась «между 946 и 960 гг.»163, при этом ей были оказаны высокие почести, которые означали, что она сама и представляемая ей страна заняли высокое место в иерархии христианских лародов, над которыми возвы¬ шался император Византии. Однако в 959 г. Ольга, по неизвестным причинам, отправила посольство к импера¬ тору Оттону I с просьбой прислать на Русь епископа. Д.Д. Оболенский предлагает две возможные причины такого поворота: во-первых, ухудшившиеся отношения с императором из-за того, что Ольга не прислала наемни¬ ков, рабов и воск, или, во-вторых, поцытка создать соб¬ ственную, независимую от Константинополя церковь по примеру болгарского царя Бориса. Как бы то ни было, историк отмечает, что Ольга была первым правителем Руси, который осознал, что только христианство позволит Руси занять место среди цивилизованных народов Евро¬ 83
пы164. Но в X в. христианство олицетворяли две импе¬ рии — Византия и Германия, и выбор для Руси стоял так: кому из них она в конечном счете присягнет на верность?165 Ответ на этот вопрос был дан лишь при Владимире. О значении поездки Ольги в Византию пишет и К. Раффенспергер, причем он отмечает не только ее ре¬ лигиозно-идеологическое, но и экономическое значение. Он пишет, что княгиню сопровождали различные спутни¬ ки, включая сорок купцов, которые получили подарки от императора. Эти купцы представляли «правителей Руси», то есть, очевидно, различных князей русских городов, и были членами свиты Ольги. Когда она вернулась в Киев, византийский император попросил ее обеспечить при¬ ток товаров (рабы, воск, меха и воины), которые были необходимы Византии166. Что же до крещения Ольги, К. Раффешпергер полагает, что это в какой-то степени исторический миф. Он указывает на наличие в ее свите священника Григория, и это говорит о том, что даже если она сама еще и не была христианкой, то активно интере¬ совалась единой верой. Если разобраться в тексте лето¬ писи, то становится ясно, что этот священник не был послан императором сопровождать ее, как некоторые утверждают: Григорий не принимал участия в большин¬ стве церемоний в честь Ольга, подвергаясь скрытому или явному остракизму, что позволяет предположить, что он был прислан из Рима или Германии. Присутствие неви¬ зантийского священника в свите Ольги могло быть скры¬ тым намеком императору Византии, что она осознает, что имеет возможность выбора, и эту возможность изучает. На Руси есть свидетельства влияния невизантийского христианства, например церковь Святого. Ильи в Киеве, а другим примером такого влияния может быть герман¬ ское обозначение церкви, которое прижилось в старо¬ славянском167. Другой факт, который показывает, что Ольга понимала возможность выбора между вариантами христианства, заключается в том, что сразу после воз¬ вращения в Киев она дистанцировалась от Византии, 84
сначала отказавшись предоставить императору запро¬ шенные им товары, а затем связавшись в 959 г. с гер¬ манским императором Оттоном I по поводу присылки на Русь германского епископа168. И хотя эта попытка нала¬ дить церковные связи с германским миром окончилась неудачно, очевидно из-за противодействия язычников, возглавляемых Святославом, важен сам факт попытки найти альтернативу византийскому христианству169. По мнению М. Уиттоу, принятие Ольги в император¬ скую семью было невероятным достижением киевского государства, которому не было еще и ста лет. Это также доказывает важность русско-византийских связей для обе¬ их сторон. С другой стороны, Русь так и не была крещена при Ольге, и возможной причиной этому, по мнению исто¬ рика, могло быть противодействие языческой «партии»170. Таким образом, мы видим, что деятельность Ольги достаточно высоко оценивается практически всеми иссле¬ дователями. Ее действия помогли остановить распад Ки¬ евской Руси, а реформы системы налогообложения позво¬ лили стабилизировать внутреннюю ситуацию на Руси. Поездка в Константинополь и принятие крещения от ви¬ зантийского императора укрепили ее положение как пра¬ вительницы государства, хотя, возможно, она и не смогла добиться всех целей (например, торгово-экономических), которые эта поездка преследовала. Следующий период истории Древней Руси X в. нераз¬ рывно связан с именем князя-воина Святослава. Его де¬ яния описаны многими из обозначенных авторов, однако, поскольку они в основном следуют рассказу летописи, мы не будем подробно на них останавливаться. Вместо этого рассмотрим причины военной активности Святослава и те последствия, к которым она привела. Дж. Шепард пишет: «Основной целью Святослава было поддержать торговлю вдоль и между основными речными путями с помощью кочевников, которые бы под¬ держивали бы мир в степи. Центр его власти был близко к рынкам как „греков44, так и Центральной Европы, где 85
добывалось саксонское серебро. Святослав был не пер¬ вый лидер русов, у которого был нюх на торговые опера¬ ции, и, хотя он и перенял образ жизни кочевников и спал с седлом в головах, все же решил, что лучшие воз¬ можности для торговли связаны с Византией и Западной Европой, а не с традиционными восточными рынками. И если бы византийская армия не была на пике своего мо¬ гущества, вполне могла бы появиться Дунайская Русь»171. Именно торговые интересы и подталкивали Святослава к ведению войн сначала с Хазарией и Волжской Булга- рией, а затем с Болгарией и Византией172. Дж. Шепард и С. Франклин также отмечают, что Святослав действовал во многом в духе предшествующих походов русов, осо¬ бенно отмечая схожесть с походом на Бердаа. Дунайский регион предлагал куда больше возможностей, чем Дне¬ провский, поэтому Святослав попытался переместить туда центр своего государства173. В общих чертах повторяет общеизвестные события войны Святослава с Византией и Д.Д. Оболенский, но для нас более важно его замечание, что Святослав ни¬ когда не стремился ликвидировать достижения своей ма¬ тери в распространении христианства, даже несмотря на то, что сам был язычником и вел войны с Византией174. По мнению исследователя, большое влияние на Свято¬ слава оказывало его языческое варяжское окружение, которое и препятствовало христианизации Руси на про¬ тяжении всего его правления175. Р. Пайпс считал, что попытка Святослава перенести центр Руси на Дунай весьма показательна. По его мне¬ нию, это говорит о том, что правители Руси на самом деле мало интересовались своим государством, а причи¬ ной этому было то, что, как уже отмечалось выше, госу¬ дарство и элита — вожди и дружинники — не возникли напрямую из общества, которым они управляли176. Повторяет события, изложенные в летописи, и М. Уит- тоу. При этом он отмечает, что, несмотря на победу над Хазарским каганатом, Святослав и русы не могли бы за¬ 86
менить хазар в качестве новой доминирующей силы в сте¬ пи, поскольку не могли тягаться с кочевниками. Даже по¬ беда над каганатом, по его мнению, была достигнута лишь потому, что его столица — Итиль — стояла на реке177. Далее М. Уиттоу кратко описывает события войны с Ви¬ зантией, отмечая при этом, что война не изменила важ¬ ность русско-византийских связей. Договор 971 г. между Святославом и императором Иоанном Цимисхием восста¬ навливал статус-кво, отсылая к договору 945 г.178 (так у М. Уиттоу). Некоторые другие авторы, например Т. Нунен, также вскользь упоминают о правлении Святослава, основной упор делая на изложении (кратком или более подробном) его военной активности, при этом следуя в своем рас¬ сказе за летописью. Еще одним общим местом является цитирование знаменитой фразы Святослава о желании поселиться на Дунае, поскольку там — центр его земли, куда стекаются товары из разных стран179. Это можно интерпретировать как признание торгово-экономической подоплеки его деятельности. По мнению У. Хэнака, Святослав не видел необходи¬ мости управлять единым государством из Киева и пред¬ ставлял себе гетерогенную империю, которая «включает в себя территории Руси* хазар, дунайских болгар, воз¬ можно, также византийские земли с Константинополем и центром в Переяславце на Дунае. Политической элитой этой империи должна была стать языческая варяго-сла¬ вянская русь»180. Для сохранения власти над Киевом, как источником дохода, он назначил туда старшего сына Яро- полка. Олега он назначил править древлянами — наи¬ более беспокойным племенем — для контроля за сла¬ вянскими племенами181. Новгородцы также потребовали и себе князя, угрожая в противном случае избрать его самим, и Святослав отправил туда Владимира. Такое раз¬ деление привело к нарушению политической гегемонии Киева, что стало причиной войн между сыновьями Свя¬ тослава после его смерти182. 87
Что касается последствий его деяний, то обычно от¬ мечается рост внутренней нестабильности на Руси в свя¬ зи с началом борьбы за власть сыновей Святослава — Ярополка, Олега и Владимира. Также, как отмечает Дж. Шепард, потери, понесенные во время походов Свя¬ тослава, расчистили ряды русской элиты, в результате чего в дальнейшем Владимиру пришлось опираться на своих сыновей при управлении Русью183. О сокращении числа влиятельных фигур на Руси говорит и тот факт, что никто не оспаривал права Святославичей управлять Ру¬ сью. Это также говорит о том, что в среде русов уже сло¬ жилась жесткая иерархичная организация184. По мнению же Д. Кристиана, гражданская война, ко¬ торая разразилась после смерти Святослава, показала, как легко федерация Киевской Руси может распасться на слабо связанные союзы городов-государств викингов185. С другой стороны, как отмечают различные исследовате¬ ли, войны Святослава не внесли изменений ни в русско- византийские отношения, ни в международную торговлю, ни даже в экономическую жизнь самой Руси. Последняя треть X в. была эпохой установления на Руси власти князя Владимира, принятия христианства и формирования более развитых государственных структур. Поскольку это было время, когда формировались особен¬ ности последующей русской государственности, англо- американские исследователи достаточно подробно оста¬ навливаются на этом периоде, особенно, разумеется, на вопросе крещения Руси, но не только. Ниже будут рас¬ смотрены их основные взгляды и концепции. После смерти князя Святослава, как хорошо известно из источников, Русь оказалась разделена на три владения: ядром Древнерусского государства с центром в Киеве вла¬ дел старший сын Святослава Ярополк; Древлянской зем¬ лей с центром во Вручии владел Олег, а в Новгороде кня¬ жил внебрачный сын Святослава Владимир. Согласно ПВЛ, в 975 г. произошел конфликт между Ярополком и Олегом, в результате которого Олег погиб, а Ярополк 88
присоединил его владения к своим. Владимир, опасаясь за свою жизнь, бежал за море, а Ярополк на время стал еди¬ ноличным князем всей Руси186. Затем, в результате непро¬ должительной усобицы, Ярополк был убит, и Владимир остался единственным живым представителем правящей семьи, утвердив свою власть в Киеве. Пожалуй, наиболее обстоятельно эпоху правления Владимира описывает Дж. Шепард, поэтому есть смысл изложить его точку зрения целиком. По его мнению, по¬ ложение нового князя на первых порах не было особо прочным. Он пишет: «Владимиру не хватало связей с местными элитами и населением Среднего Поднепровья. Он был княжеским отпрыском, но его мать была ключ- ницей-рабыней Святослава. Владимир провел свою мо¬ лодость вдали от Киева и не имел постоянной дружины, после того как он отправил своих варягов в Византию. Он отослал их после того, как отказался платить им за службу драгоценностями, а затем еще и нарушил свое обещание заплатить шкурами куниц. Этот эпизод пока¬ зывает, как дорого обходилось содержание военных от¬ рядов, а также политическую сметку Владимира. Он не хотел ссориться с богатыми людьми Киева, облагая их чересчур высокими налогами. Как и в Новгороде, в Кие¬ ве было необходимо заручиться поддержкой населения для стабильности режима, поскольку по крайней мере один сторонник его убитого сводного брата бежал к пе¬ ченегам и часто участвовал в их набегах»187. Нехватка материальных ресурсов, как полагает исследователь, ча¬ стично объясняет логику действий Владимира в первые годы его правления. Он должен был заново заставить данников платить и увеличить их количество, чтобы на¬ полнить рынки Киева и получить ресурсы для награжде¬ ния своих сторонников. С этой целью он совершил по¬ ходы на запад, а также воевал с вятичами, чтобы вновь заставить их платить дань. Помимо возвращения центров торговли, военные действия помогали Владимиру зару¬ читься поддержкой военных отрядов, которые укрепляли 89
его власть. Для этого, однако, нужны были победы, и, чтобы вызвать их, был введен государственный культ во главе с Перуном, который также обращался к гетероген¬ ному населению Среднего Поднепровья. Это первое сви¬ детельство попытки князя организовать государственный культ и связать свое правление с различными богами, как чисто местными, так и широко известными (Перун). Та¬ ким образом Владимир хотел укрепить свою легитимность и расположить к себе удачу, чтобы побеждать и дальше. Но при этом, судя по гробам и содержимому нескольких могил главного могильника Киева, христиане мирно ужи¬ вались с язычниками, и хоронили их рядом друг с другом. Постоянные связи с Балтикой и Византией приводили к тому, что многие русы принимали христианство, которое было хорошо известно обитателям городской сети, но это не обязывало князя следовать их примеру188. Однако вскоре серия побед прервалась — Владимир потерпел поражение от волжских булгар. По совету сво¬ его дяди князь решил урегулировать конфликт. Добрыня, предположительно, указал на то, что булгары носят са¬ поги: «Давай лучше поищем противников в лаптях». Это утверждение, что Владимир должен собирать дань с бо¬ лее примитивных племен, имело унизительный подтекст, ограничивая ресурсы, которые князь мог бы поставить под контроль. Это также означало, что Перун и другие боги не справились со своей задачей, и начался поиск того, кто мог бы гарантировать постоянные победы. Возможно, не случайно, что вслед за эпизодом с булгарами ПВЛ рас¬ сказывает о прибытии булгарской миссии к Владимиру с целью обратить его в ислам в середине 980-х гг.189 Эти события послужили введением к длинному рас¬ сказу о выборе веры Владимиром. Большая часть этого рассказа стилизована под доктринальные интерпретации. Но правители Руси со времен Ольги постоянно искали альтернативный сакральный источник власти. Культ все¬ могущего бога был привлекателен для могущественного, но при этом не обладающего достаточной легитимностью 90
князя, каким был Владимир. При этом выбор веры не был очевидным, как могло показаться позднее: Владимир мог принять и германскую миссию, следуя примеру своей бабки. Есть также свидетельства, что Владимир посылал в Хорезм за проповедником, который мог бы научить ре¬ лигиозному закону ислама. Этот ход «короля» Руси хо¬ рошо известен и описан персидским автором конца XI в., да и ПВЛ сообщает, что посольства были отправлены к мусульманам, немцам и византийцам190. Далее Дж. Шепард отмечает, что необычное стечение обстоятельств привело к принятию Владимиром религи¬ озной миссии, брачному союзу и договору со старшим императором Византии Василием II. Основная последо¬ вательность событий довольно известна: Василий заклю¬ чил сделку с Владимиром, пообещав выдать за него свою сестру в обмен на военную помощь для подавления вос¬ стания. Через пару лет восстание было подавлено, и Анна Порфирородная поселилась в Киеве вместе с му¬ жем, который крестился под именем Василий, в честь шурина. Этот рассказ передает суть событий: интересы Василия совпали с интересами Владимира191. Однако, отмечает исследователь, как и в какой после¬ довательности события разворачивались на самом деле, сказать сложно, особенно это касается херсонского по¬ хода Владимира, которому можно найти различные объ¬ яснения. Это мог быть «упреждающий удар», ведь Хер¬ сон в X в. процветал, и Владимир мог воспользоваться занятостью Василия II подавлением восстания, чтобы захватить богатейший город Крыма, понимая, что он мо¬ жет как присвоить себе доходы города, так и использо¬ вать его в качестве разменной монетй в ходе перегово¬ ров. С другой стороны, Владимир мог захватить Херсон в ответ на затягивание Василием выполнения своей части соглашения. Наконец, захват города мог даже быть ча¬ стью помощи Василию, если, как иногда предполагается, население оказало поддержку мятежным полководцам. Не подлежит, однако, сомнению, что Владимир исполь¬ 91
зовал нестабильность в Византии, чтобы укрепить свою власть, санкционированную всемогущим богом192. После крещения князя началась христианизация Руси. Жителям Киева было приказано войти в Днепр для массового крещения. Идол Перуна был привязан к лошади, побит палками и сброшен в реку. Владимир так¬ же повелел срубить всех идолов и на их месте поста¬ вить церкви. При этом значительная часть русской эли¬ ты уже была более или менее христианизирована еще до официального крещения. Крещеные русы были уже в 940-х гг. Напротив, степень и характер «христианиза¬ ции» обычного населения, особенно сельского, сложно оценить. Даже ПВЛ сообщает, что лишь языческие идо¬ лы, святилища и ритуалы — то есть альтернатива суще¬ ствующей власти и культу — были запрещены193. Само христианство ассоциировалось с дружинниками и дру¬ гими княжьими людьми, и принятие его означало рост собственного статуса. Владимир стремился внедрить христианство в следующие поколения, поэтому детей из знатных семей забирали для «книжного учения», а их матери, «недостаточно крепкие в вере... оплакивали их, как если бы они умерли»194. ж Однако церковный образ Владимира — это не просто плод воображения. Действия, предпринятые князем, должны были связать его режим с христианским Богом и святыми, а содействие церкви стало функцией правления. И он преуспел во внедрении- христианства в политиче¬ скую культуру Руси. Ни один честолюбивый князь даже не задумался о возвращении к язычеству ч в отличие от некоторых узурпаторов в Скандинавии. Христианская власть Владимира обеспечивала победы, и триумфальный тон ПВЛ при описании действий Владимира под Херсо¬ ном отражал, возможно, его собственную пропаганду195. Последующее возведение церквей и украшение рези¬ денции Владимира, как полагает Дж. Шепард, должно было провести параллель с дворцом императора. Назна¬ чение Анастасия, который ранее сдал ему Херсон, главой 92
дворцовой церкви было посланием, что Владимир может сравняться с греками196. Однако деятельность князя не ограничивалась только крещением. Чтобы защитить свой религиозный центр, Владимир основал новые поселения далеко в степи, пользуясь преимуществами черноземов. Сам Киев был расширен на десять гектаров и окружен мощным земля¬ ным валом, как и другие города к югу. Создание засечных линий и крепостей вдоль основных притоков Днепра вы¬ вело отношения Руси и кочевников на новый уровень. Раньше эти отношения хоть и не были простыми, но все же были в основном мирными. Теперь же укреплен¬ ные города юга стали целями набегов и осад. С другой стороны, путешествия в Византию стали менее опасны благодаря засекам и кавалерийскому эскорту, который сопровождал купцов до порогов. Кроме того, строитель¬ ство новых поселений привело к перемещениям населе¬ ния. Как отмечает Дж. Шепард: «Среднее Поднепровье не было плотно заселено до правления Владимира. Он же, как сообщает ПВЛ, собрал „лучших мужей“ среди славян и финнов лесной зоны и заселил ими новые по¬ селения»197. С другой стороны, несмотря на все реформы князя, административные и идеологические, основы правления находились все еще в зачаточном состоянии, даже несмо¬ тря на то, что Владимир «любил своих дружинников и совещался с ними об управлении землями, о войнах и законах»198. «Русская земля» была архипелагом в значи¬ тельной степени самоуправляющихся сообществ. Многие из них все еще были племенами, как, например, вятичи. Княжеские управляющие, военачальники и посланцы по¬ являлись в новых крепостях и поселениях, и именно там они были достаточно многочисленны' чтобы вмешиваться в жизнь простого населения. Этого требовала и постоян¬ ная угроза нападения кочевников. Но даже там у офици¬ альных лиц было мало поводов для издания документов и приговоров199. 93
Поэтому, отмечает Дж. Шепард, власть Владимира покоилась не столько на хорошо разработанной институ¬ циональной основе или силе закона, сколько на хорошо работавшем механизме покровительства и на «харизме», которая досталась ему от предков. Кровь убитого свод¬ ного брата компенсировалась установленным государ¬ ственным культом. Во всем остальном семейные связи были той ценностью, которую Владимир эксплуатировал полностью. Его дядя по линии матери, Добрыня, был его главной опорой. Также нет и следа многочисленных кня¬ зей и бояр, которые засвидетельствованы в Среднем Поднепровье в середине X в. Потери, понесенные в ходе военных походов Святослава, и междоусобная борьба его сыновей расчистили ряды элиты. Кроме того, Владимир довольно скоро стал опираться на своих сыновей и создал новый вариант коллективного семейного правления. Он не был первым князем, который распределил между сы¬ новьями центры власти, но сделал он это с большим раз¬ махом. Двенадцать сыновей и места их княжения, назван¬ ные в ПВЛ, являются отсылкой к двенадцати апостолам. Реальное количество сыновей, которые получили города в управление, могло быть значительно больше, посколь¬ ку не было особого различия между теми, кто был рож¬ ден в законном браке и детьмц наложниц. Важно было то, что отцом их был Владимир и они могли замещать его в различных местах. Так, князья были назначены в два недавно появившихся центра власти — Полоцк и Туров. Когда Изяслав, бывший князем Полоцка, умер в 1001 г., Владимир разрешил его сыну занять его место, положив начало, таким образом, местной княжеской династии. Матерью Изяслава была Рогнеда, дочь Рогволда Полоц¬ кого, ранее убитого Владимиром. Князья »также посыла¬ лись в места, которые были слабо связаны с городами, например в Ростов, который стал городом лишь в 980-х или 990-х гг. В некоторые стратегически важные города и регионы направлялись не князья, а посадники, напри¬ мер в Старую Ладогу200. 94
Связи, установленные между отцом и сыновьями, под¬ держивали десятилетие мира, но они не были гарантией от борьбы за наследование. Примерно к 1013 г. отношения Владимира с одним из старших сыновей, Святополком, ухудшились настолько, что он был лишен Туровского кня¬ жения и заключен в тюрьму. Точно так же испортились отношения и с князем второго по значению города Руси. В 1014 г. Ярослав, князь Новгорода, не уплатил положен¬ ную годовую дань, и Владимир начал подготовку к походу на север. То, что Владимир был в таких плохих отношени¬ ях с двумя старшими сыновьями, говорит о том, что вопрос наследования витал в воздухе. Ярослав призвал из-за моря варягов для ведения войны. Однако Владимир заболел и 15 июля 1015 г. скончался201. Эпоху Владимира и последующую гражданскую войну между его сыновьями Дж. Шепард резюмирует следу¬ ющим образом: «Важно понимать, что обширная „Рус¬ ская земля“ была семейным образованием, и вся борьба проистекала из этого факта. Кроме того, не было эффек¬ тивного и всеми признанного правового механизма пере¬ дачи власти. Когда умер „патриарх" семьи, возникшие разногласия могли разрешиться исключительно путем войны практически всех сыновей Владимира между со¬ бой. Распространение христианства стимулировало эко¬ номическое благосостояние, развитие черноземных по¬ селений и культурный прогресс, в то время как личный культ, поддерживаемый Владимиром, акцентировал вни¬ мание на княжеской родословной. В течение столетий едва ли находились его потомки, которые не стреми¬ лись бы захватить для себя княжеские столы Руси... Си¬ стема, установленная Владимиром, могла поддерживать определенный порядок»202. С. Франклин же по поводу конца правления Владимира пишет: «В 1015 г. сыновья Владимира были разбросаны по разным концам страны, поскольку он стремился сосредоточить контроль над сбо¬ ром дани в разных областях в руках семьи, назначая сво¬ их сыновей князьями в региональные центры. Такое рас¬ 95
пределение было гарантией, что у каждого из сыновей будут свои собственные источники дохода и поддержки и что семья как целое сможет установить и поддерживать свою власть над всей территорией Руси. После смерти Владимира эта структура рухнула»203. Д.Д. Оболенский, говоря о крещении Руси, пишет, что она известна по двум источникам: ПВЛ и сочинению арабского историка XI в. Яхьи Антиохийского. Первый, с некоторыми оговорками, может быть использован для дополнения второго. В истории с крещением, однако, по мнению Д.Д. Оболенского, есть одна странность: визан¬ тийские источники о нем не упоминают, поэтому не сле¬ дует воспринимать на веру все, что написано в ПВЛ, ведь ее авторы и последующие редакторы были монахами, которые имели дело с различными источниками, которые они стремились свести в единый драматичный рассказ о тех событиях204. Дальнейшую последовательность событий исследова¬ тель описывает так: весной 988 г. император Василий II сумел подавить восстание Варды Фоки благодаря помощи шеститысячного отряда варягов, посланного князем Вла¬ димиром Святославичем. За помощь Владимиру была обе¬ щана рука сестры императора Анны Порфирородной, при условии, что он примет христианство. Однако после победы император не спешил выполнять обещание, по¬ этому Владимир вторгся в Крым и к 990 г. взял Херсон. После этого Анна была отправлена к Владимиру, который принял крещение, связав тем самым свою страну с вос¬ точных христианством и его культурой205. Д.Д. Оболенский был убежден, что крещение Руси объединило разрознен¬ ные восточнославянские племена в единое государство. Эту позицию сейчас разделяют многие отечественные ав¬ торы, которые считают, что именно принятие единой моно¬ теистической религии помогло сформировать единое цен¬ трализованное государство. Как отмечает исследователь, после принятия Влади¬ миром христианства Русь окончательно стала частью Ви- 96
зантийского Содружества. При этом в книге «О цере¬ мониях» императора Константина Багрянородного русы находятся на одном положении с мадьярами и печенега¬ ми, а титул русского правителя — архонт. Они стояли выше кавказских правителей (например, куропалатов Грузии), которые получали прямые приказы от импера¬ тора. Статус же Владимира после крещения и свадьбы с порфирородной принцессой стал равен царю Болгарии, который получил свой титул при аналогичных обсто¬ ятельствах — после свадьбы с Марией Лакапеной, до¬ черью (не порфирородной) императора Романа. Возмож¬ но, отмечает Д.Д. Оболенский, Владимиру также был дарован царский титул. И хотя Владимир и его потомки были полностью независимы от Византии, они признава¬ ли императора как главу православного сообщества, об¬ ладающего божественной метаполитической юрисдикци¬ ей над Русью206. Однако, несмотря на это, русские князья обосновывали свою легитимность не тем, что их полно¬ мочия были делегированы императором, а: 1) принадлеж¬ ностью к правящей семье, восходящей к Владимиру и Рюрику, которая обладала коллективным и эксклюзив¬ ным правом на управление страной; 2) Божьей волей207. С другой стороны, князья Руси и императоры Византии не были равны, русы признавали лидерство императора в христианском мире. Эта концепция всеобщего сувере¬ нитета императора принималась образованным классом Древней Руси, поскольку эта норма входила в византий¬ ское право, которое использовалось РПЦ208. К проблеме выбора Владимиром вер обращается и К. Раффешпергер. Он считает наиболее важными для русских князей связи со скандинавскими .королевствами, религия которых представляла собой смесь язычества и полунезависимого латинского христианства; с Централь¬ ной Европой, придерживавшейся латинского христиан¬ ства германского образца; с православной Византийской империей — именно в таком порядке. Как отмечает ис¬ следователь, традиционно акцентируют внимание на мо¬ 4 А. Федосов 97
мент обращения Руси к православию, опираясь на фан¬ тастический рассказ об изучении Владимиром различных вер. При этом более поздние представления о правосла¬ вии на Руси (начиная с раннего Нового времени) пере¬ носят на XI—XII вв., создавая видимость зависимости Руси от Константинополя. К. Раффенспергер пишет, что если посмотреть на эту ситуацию с точки зрения подхода П. Брауна о микрохристианствах, то наше понимание проблемы станет четче и мы увидим более точную кар¬ тину средневековой Руси. Эта картина показывает, что Русь граничила с различными микрохристианскими реги¬ онами, в каждом из которых был свой тип христианства и которые пытались влиять друг на друга. Таким образом, полагает исследователь, перед нами картина многополяр¬ ного религиозного мира209. При этом он также полагает, что крещение Владимира — это еще один исторический миф, как и принятие христианства Ольгой. Князь, по мнению К. Раффенспергера, осознавал не¬ обходимость религиозных изменений для укрепления по¬ зиций Руси в мире, поэтому он обратился к христианству, которое имело организацию и аппарат для централизации государства210, хотя оно не было единственным вариан¬ том, наряду с ним рассматривались и другие религии211. Русская церковь была основана Владимиром по полити¬ ческим и династическим мотивам, а первые священники были из Херсона, включая первого главу первой киев¬ ской церкви Анастасия. В то же время существовали тес¬ ные связи с латинским миром, что видно на примере передачи мощей святого Климента Владимиру в 988 г.212 Из источников также кажется очевидным, что Владимир и его сын Ярослав осуществляли полный крнтроль над церковью вплоть до прибытия митрополита Феопемпта, поскольку они назначали священников и епископов само¬ стоятельно, иногда в соответствии с пожеланиями других церковников. Такая же модель господствовала и в Евро¬ пе до реформ Григория VII: правитель, который основы¬ вал национальную церковь, мог назначать священников, 98
включая епископов. Это не означает, что такая церковь была непременно автокефальной, но это показывает определенную степень автономии213. Д. Кристиан, говоря о крещении, утверждает: «Обра¬ щение в христианство было логичным следствием переори¬ ентации Руси, ее отхода от исламского мира или исчезнув¬ шей степной империи хазар. Христианство дало русскому государству необходимую легитимность, одновременно пустив глубокие корни среди всех слоев населения. В кон¬ це концов оно изменило культуру Руси, дав ей письмен¬ ность и позволив войти в круг христианских европейских государств»214. «Дипломатия и торговля были более чем весомыми аргументами при выборе религии»215. Однако это его утверждение не совсем согласуется с текстом ПВЛ. Т. Нунен, описывая действия Владимира, пишет, что благодаря его действиям к 1000 г. были завоеваны все земли, входившие в состав Киевской Руси, хотя и не вез¬ де еще были назначены русские князья216. Основным тор¬ говым партнером Руси в это время становится Византия, хотя иногда случались и военные столкновения с ней217. В результате такого рода взаимодействия Русь при князе Владимире обратилась в христианство, которое должно было помочь Владимиру объединить свое разноплемен¬ ное государство и укрепить свою легитимность218. Единая религиозная идентичность позволила государству сохра¬ ниться, когда после смерти Владимира началась граждан¬ ская война между его сыновьями. Однако нерешенные вопросы престолонаследия продолжали оставаться проб¬ лемой, особенно перед лицом угрозы нападения кочевни¬ ков219. Исследователь также отмечает, что Владимир, приняв православие, получил нисходящую от Бога леги¬ тимность. Но Константинополь был далеко, его идеоло¬ гия и религиозные убеждения были rfon™ неизвестны восточным славянам, финнам и балтам Руси. Поэтому, по мнению историка, князья Киева стремились обосно¬ вать свои права на власть, апеллируя к более древней традиции, которая была хорошо известна всем народам 99
Руси. Так появилась идея князя Руси — кагана, закон¬ ного наследника хазарских каганов, которая сохранялась по крайней мере до XI в.220 Таким образом, пишет Т. Ну¬ нен, Владимир, даже перейдя в христианство, все еще нуждался в укреплении своей позиции правителя многона¬ ционального государства. Православие обеспечило осно¬ ву новой русской идентичности, возвышающейся над ста¬ рыми племенными идентичностями. Однако требовалось что-то еще, поэтому Владимир и его потомки титулова¬ лись также каганами, которые унаследовали небесный мандат на управление различными народами от хазар. В дальнейшем хазарское наследие часто игнорировалось, однако в XI в. ореол вокруг титула кагана был очень ва¬ жен, так как он был знаком многим народам Руси, что укрепляло положение русского великого князя221. Говоря о Владимире, У. Хэнак отмечает, что разницу между информацией монаха Якова, автора «Памяти и по¬ хвалы равноапостольному князю Владимиру», и ПВЛ о времени начала правления Владимира (978 и 980 гг.) можно объяснить тем, что сначала Владимир не контро¬ лировал все киевские земли. Завоевывая города, он по¬ казывал свою силу и стабильнбсть своего правления, способность объединить славянские племена222. А тот факт, что Владимир мог навязать религию своему госу¬ дарству, говорит о том, что он имел куда большую власть, чем все его предшественники на киевском троне223. Од¬ нако единоличное правление Рюриковичей, по всей ви¬ димости, было ограничено столкновениями с противо¬ борствующими варяжскими кланами. Князья’сохраняли варяжский образ правления, но стремились скрыть его скандинавское происхождение224. Кроме того, установле¬ ние родственного управления территориями на Руси по¬ сле смерти Владимира Святославича заложило основы последующих династических споров и подорвало едино¬ властное правление киевских князей225. В крещении Руси Дж. Мартин усматривает попытку Владимира легитимизировать свою власть и интегриро¬ 100
вать разрозненные племена в единое государство226. Воз¬ никшая церковь стала вторым после правящей династии институтом, который оказал влияние на формирование древнерусского государства. В результате Русь разверну¬ лась от мусульманского Востока, богатства которого из¬ начально привлекали викингов в земли восточных сла¬ вян, к Византии, что послужило усилению связанных с христианством культурных веяний227 — от архитектуры до религиозной литературы228, что способствовало фор¬ мированию общей культуры229. Реформы же Владимира, по ее мнению, также положили начало процессу транс¬ формации конгломерата восточнославянских племен в единое государство с общей религией, культурой и по¬ литической структурой во главе с общей династией230. А разделение Владимиром земель между своими сыновь¬ ями имело целью утверждение христианства, укрепление границ и сбор дани231. При этом «старшинство» среди сыновей Владимира, которое служило основным принци¬ пом передачи власти, могло определяться как возрастом, так и положением и статусом его жен, от которых были рождены сыновья232. Таким образом, как видно из вышеизложенного, все указанные авторы считают время с начала X до начала XI в. временем становления и развития древнерусской государственности. На пути к ее стабилизации и укрепле¬ нию было пройдено несколько этапов, в ходе которых Русь несколько раз оказывалась перед угрозой распада (особенно после гибели Игоря). С другой стороны, в это время происходят важные изменения, которые в итоге приводят к созданию Киевской Руси: перенос столицы в Киев, усиление культурного влияния Византии, вылив¬ шееся в крещение Ольги и Владимира, подчинение сла- • вянских племен и постепенная ликвидация конкуриру¬ ющих русских варяжских политий и, наконец, крещение Руси, реформы Владимира и установление им первых принципов наследования киевского престола. В резуль¬ тате Русь постепенно из варварской периферии превра¬ 101
щается в полноценного и активного члена «европейской семьи народов». В дальнейшем преемники Владимира Святославича станут одними из важнейших участников европейской политики. Помимо политической сферы, развивается и русская культура, которая официально появляется после приня¬ тия христианства. В результате разворачивается активное церковное строительство, которое охватывает всю стра¬ ну, на церковнославянский и древнерусский языки начи¬ нают переводить византийские церковные и исторические трактаты. Кроме того, после многочисленных войн и отдельных походов Русь к концу X — началу XI в. достигает опреде¬ ленной экономической стабильности, которая обуславли¬ вается как внутренними факторами — появление новых поселений и развитие ремесла, — так и внешними — раз¬ витием торговли с Византией и европейскими странами. И хотя, как отмечают многие авторы, торговля со страна¬ ми исламского мира к этому времени практически прекра¬ тилась, в том числе из-за ослабления и, позднее, падения Хазарского каганата, в результате чего новые кочевни¬ ки — огузы и печенеги — перекрыли старые торговые пути, ведущие на восток, тем не менее это не ослабило экономическое положение Руеи, поскольку к этому време¬ ни уже произошла переориентация на новые рынки. В результате в 1015 г., когда умер князь Владимир Святославич, Русь представляла собой довольно прочное, экономически относительно стабильное государственное образование, управляемое уже единой династией, кото¬ рой, правда, еще предстояло выработать основные ме¬ ханизмы наследования и урегулирования внутридина- стийных конфликтов, которые участятся в XI и особенно XII в. Как отмечает У. Хэнак: «Установление родствен¬ ного управления территориями на Руси после смерти Владимира Святославича заложило основы последующих династических споров и подорвало единовластное прав¬ ление киевских князей»233. 102
§ 3. Золотой век и начало кризиса Древней Руси XI — начало XII в. принято называть золотым веком Киевской Руси. Это было время культурного и экономи¬ ческого подъема государства при Ярославе Мудром, при его сыновьях и внуках. Русь достигла наивысшего в сво¬ ей домонгольской истории могущества, однако в это же время были заложены те принципы, которые в дальней¬ шем приведут к кризису древнерусской государственно¬ сти. С. Франклин по этому поводу пишет: «Период меж¬ ду 1015 и 1125 гг., от смерти Владимира Святославича до смерти его правнука Владимира Всеволодовича (более известного как Владимир Мономах), долго считался зо¬ лотым веком ранней Руси. Считается, что это был пери¬ од, когда князь Киева мог относительно спокойно осу¬ ществлять политическую власть над относительно единой страной, пожиная плоды относительного экономического процветания, военной стабильности на границах, а также новой христианской культуры. Причина такого представ¬ ления заключается в характере источников. В этот пери¬ од ранняя Русь, если можно так выразиться, вышла на свет божий, поскольку с этого периода археологические данные начинают подтверждаться письменными источни¬ ками, а также сохранившимися до нашего времени по¬ стройками и изображениями. До 1045 г. не существовало русских письменных источников, не было богословских или административных Документов. К 1125 г. появляются поучения, жития святых, правовые кодексы, послания и записки путешественников, а также огромное количество коротких берестяных писем и граффити на стенах церк¬ вей. К началу XII в. составители ПВЛ могли пользовать¬ ся десятками различных интерпретаций событий, тогда как до смерти Владимира Святославича рассказ ПВЛ практически не основан на русских источниках»234. После смерти Владимира в 10i5 г. практически сра¬ зу же вспыхнула война между его сыновьями за главен¬ ство над Русью, в которой погибли Борис, Глеб, ставшие 103
первыми русскими святыми, и их предполагаемый убийца Святополк Окаянный. Впрочем, по мнению С. Франклина и Дж. Шепарда, которые ссылаются на ПВЛ, Святополк мог быть сыном Ярополка235. С другой стороны, они же указывают, что это может быть фальсификацией236. По¬ бедителем в этом конфликте в итоге стал Ярослав, кото¬ рый физически пережил всех своих братьев, благодаря чему стал в 1036 г. единоличным правителем Руси. По мнению некоторых авторов, усобицы после смерти Владимира означали, что принципы престолонаследия выработаны не были. С. Франклин и Дж. Шепард отме¬ чают, что старшинство сыновей Владимира не ясно, ука¬ зывая, что в летописи они перечислены по трем разным критериям: по имени, по матерям и по городам, в кото¬ рые они были отправлены на княжение237. Другим крите¬ рием наследования могла бы стать воля их отца, однако исследователи отмечают, что, каковы бы ни были жела¬ ния Владимира, они оказались не достаточно весомыми даже при его жизни, чтобы обеспечить спокойный пере¬ ход власти в руки одного из его сыновей. Таким образом, ни старшинство, ни родительское завещание — два ос¬ новных принципа династической идеологии, которые появились позже в том же столетии, — не влияли на сыновей Владимира238. С. Франклин также отмечает, что мы можем только рассуждать оштом, как должна была распределяться власть в 1015 г. после смерти Владими¬ ра. Чтобы эти рассуждения имели хоть какую-то цен¬ ность, нужно быть уверенными в следующем: 1) нам из¬ вестно старшинство сыновей Владимира; 2) нам известны намерения и желания Владимира; 3) что вообще подра¬ зумевалось под собственностью династии в то время. Но ничего из этого мы не знаем. И даже если бы знали, даже если бы мы могли представить себе систему, в соответ¬ ствии с которой сыновья Владимира должны были на¬ следовать ему, их действия демонстрируют нам, что лю¬ бая такая система не сработала. Никакой системы для практических целей не существовало239. 104
Война между сыновьями Владимира, по мнению С. Франклина, началась еще и потому, что удельные кня¬ жества никогда не рассматривались как замена главному княжению (если считать Среднее Поднепровье центром). Единственным исключением был Полоцк, где сын Вла¬ димира Изяслав умер раньше своего отца и ему наследо¬ вал сын Брячислав. Нет никаких данных, что он пытался бросить вызов своим дядьям, и, таким образом, перед нами первый пример удельного княжества, которое стало рассматриваться как вотчина конкретной ветви семьи240. Отношения между остальными сыновьями Владимира были куда более напряженными. Трое из них были убиты (двое, Борис и Глеб, стали затем святыми), еще трое — Святополк Туровский, Ярослав Новгородский и Мсти¬ слав Тмутараканский — стали основными участниками борьбы за власть. Используя свои уделы и их ресурсы как базу, все они стремились завладеть Киевом. Свято¬ полк заключил союз с королем Польши, и вместе они на время заняли Киев. Ярослав соединил свои новгородские силы со скандинавскими наемниками, которые помогли ему победить и изгнать Святополка. Мстислав собрал армию из подвластных ему племен Северного Кавказа и с их помощью в 1024 г. сумел договориться с Ярославом на следующих условиях: Мстислав получал Чернигов и Левобережье Днепра, а Ярослав сохранял за собой Пра¬ вобережье, включая Киев, и Новгород. Только после смерти Мстислава в 1034 или 1036 г. Ярослав стал, как и его отец, единоличным правителем241. Развитие государства потребовало от Ярослава ре¬ форм, которые бы позволили укрепить его власть. Одной из таких реформ стало принятие первого законодатель¬ ного свода — Русской Правды. Как отмечает С. Франклин, Русская Правда — это ничем не выдающееся название серии^ кодексов или од¬ ного сборника, чья первая версия вышла при Ярославе и который постоянно расширялся и адаптировался при его преемниках. Русская Правда начинается со статьи, в ко¬ 105
торой указывается, в каких случаях допустима кровная месть. Далее перечисляются нарушения и штрафы за них, кроме того, есть статьи, касающиеся процедурных вопро¬ сов. Расширение Русской Правды является свидетель¬ ством растущих ожиданий вмешательства князя в реше¬ ние споров. Кодекс Ярослава очень короток, всего лишь страница в современном издании. В основном он касался вопросов, связанных с дружиной и городской элитой. Наиболее известные и важные дополнения были сделаны сыновьями Ярослава и касались нанесения ущерба кня¬ жескому имуществу или слугам. Статьи, которые связы¬ ваются с Владимиром Мономахом, более проработаны и расширяют охват кодекса, регулируя, в частности, фи¬ нансовые вопросы, включая займы и проценты242. Положения Русской Правды — это смесь традицион¬ ного и нового права. Похожие кодексы встречаются в других средневековых странах Северной Европы, но де¬ тали характерны исключительно для Руси. Введение и расширение кодекса отражает попытки князей ускорить два процесса: стандартизацию юридической практики и рост социальной сферы княжеской власти. Первый ко¬ декс мог быть создан для Новгорода, когда Ярослав был князем Киева, и таким образом документ был средством внедрения стандартизированных административных прак¬ тик в отсутствие князя243. В то же время характер и количество статей показы¬ вает, как менялись представления о том, насколько они могут вмешиваться в социальную жизнь. Самые ран¬ ние статьи регулируют прямое возмездие — кровную месть — и содержат указания сумм к уплате в качестве компенсации жертвам или их семьям. Князья никогда полностью не могли запретить кровную месть, но посте¬ пенно она уступила место штрафам: таким образом, идея, что обидчик в первую очередь несет ответственность пе¬ ред жертвой, заменялась идеей, что обидчик несет от¬ ветственность перед правителем. «Горизонтальная», или «двоичная», судебная практика начала уступать место 106
«вертикальной», или «троичной», системе. Это проис¬ ходило одновременно с расширением судебной власти князей, увеличивалось количество людей и действий, ко¬ торые подпадали под действие писанного кодекса. Таким образом, даже на ранних стадиях своего существования Русская Правда отражала растущее вмешательство фор¬ мальных механизмов княжеской власти в отношения и действия городского населения244. Д.Д. Оболенский, как уже отмечалось выше, отстаивал тезис о вхождении Руси в Византийское Содружество, од¬ нако вынужден был признать, что влияние византийского права на Восточную Европу, в том числе на Русь, оценить сложно245. С другой стороны, она обнаруживает сходство с франкским и англосаксонским законодательством. Един¬ ственным же «византийским» документом в Древней Руси был Церковный статут Владимира I246. Возможно, князья Руси не принимали византийское право по причине того, что согласно ему, как отмечает Д.Д. Оболенский, импера¬ тор был источником всего права, и восточноевропейские страны, принимая византийские нормы, фактически при¬ нимали и это положение, хотя политически они считали себя независимыми государствами247. О слабой правовой связи Руси и Византии пишет и К. Раффенспергер, в отличие от балканских славян, осо¬ бенно болгар и сербов. На Руси же хотя и использова¬ лось византийское церковное законодательство, однако до XIII в. сохранялся и светский правовой кодекс, соз¬ данный в скандинавском стиле248. Вторым изменением, которое внес Ярослав в жизнь Киевской Руси, стала попытка определить принцип на¬ следования главного (киевского) княжения, во избежа¬ ние кровопролитных гражданских войн, через которые пришли к власти Владимир Святославич и сам Ярослав. Результатом стало так называемое «Завещание», в ко¬ тором определялся порядок наследования Киева как между сыновьями Ярослава, так и между его внуками. «Завещание» создавало так называемый «внутренний 107
круг» династии, к которому относились три старших сына Ярослава, которые оставались в живых на момент его смерти, и их потомки249. Только представители этого «круга» имели право на наследование киевского стола, что исключало из возможных претендентов другие вет¬ ви семьи, например полоцких Изяславичей, а также младших сыновей Ярослава Игоря и Вячеслава и их по¬ томков. Но, как отмечает С. Франклин, «Завещание» Яросла¬ ва решало проблему наследования лишь на ближайшее время, но с течением времени оно перестало работать. В нем говорилось лишь о небольшом количестве уделов. В нем вообще ничего не сказано о дальнейшем порядке наследования. Никак не объяснялось и возможное про¬ тиворечие между двумя его ключевыми принципами: с одной стороны, старший брат имел отцовскую власть, но, с другой, уделы всех братьев были неприкосновенны. Иными словами, возникал вопрос: были ли Чернигов и Переяславль отчинами Святослава и Всеволода, или же Изяслав мог, пользуясь своей отцовской властью, пере¬ распределить владения?250 И конечно, «Завещание», как и любой документ, мог¬ ло быть эффективным лишь настолько, насколько в этом были заинтересованы все стороны. Ярославичи действо¬ вали сообща на протяжении 20 лет, с кратким перерывом в 1067—1068 гг., когда Киев захватил представитель по¬ лоцкой ветви Всеслав Брячиславич. Однако в 1073 г. Свя¬ тослав и Всеволод открыто нарушили волю своего отца, изгнав Изяслава. Он вернулся в Киев в 1076 г. после смерти Святослава, но погиб в 1078 г. в сражении против одного из своих племянников. Несмотря на все цеурядицы, «горизонтальный» принцип передачи власти сработал чет¬ ко, и Всеволод оказался в положении своего отца в 1030-х гг.: все его братья умерли, и он стал единым пра¬ вителем. «Завещание» Ярослава, которое предлагало на¬ броски коллективного управления страной, привело к мо¬ нархии. Однако за этот период династия развивалась, и 108
все ее противоречия не могут быть сведены только к борь¬ бе за Киев251. У. Хэнак усматривает в «Завещании» пример влияния норманнов на восточных славян, хотя сама практика, из¬ ложенная там, могла восходить и к общей индоевропей¬ ской традиции252. Он отмечает, что на Руси эквивалентом скандинавских верховных королей (drott), которые упо¬ мянуты в «Саге об Инглингах», стал великий князь253. Князья до Владимира обладали характеристиками только конунга (который никогда не обладал абсолютной вла¬ стью, будучи главой семьи, королем рода, клана, своих людей, что имеет параллели с князем254), после него — верховных королей255, при этом автор отмечает, что в за¬ падноевропейских хрониках правители Руси носили титул гех, который как раз обозначал верховного правителя государства256. Исследователь также полагает, что русь, норманны и древние евреи проповедовали принцип под¬ чиненности правителя закону, ограничивающему его за¬ конодательную власть, в отличие от Византии, где васи- левс стоял над законом257. Ярослав также полагался на закон, который стоял выше князя258. Однако в соответ¬ ствии с северной традицией каждый член королевской семьи мог стать drott или конунгом. Эта же традиция за¬ крепилась и на Руси,-где только Рюриковичи могли быть князьями259. Дж. Мартин полагает, что завещание Ярослава отра¬ жало две существовавшие на Руси противоположные тенденции: 1) управление страной людьми одного поко¬ ления; 2) стремление к единоличному правлению260. Ярослав, разделив земли между своими сыновьями, отдал предпочтение принципу совместного управления и прин¬ ципу коллективной ответственности династии за государ¬ ство. Его «Завещание» заложило* основу «лествичной» системы, однако она также ссылается на мнение С. Фран¬ клина и Дж. Шепарда, которые считали, что никакой си¬ стемы наследования заложено не было, о чем свидетель¬ ствует постоянная борьба за киевский престол. Это, по 109
мнению Дж. Мартин, означает, что Рюриковичи не смог¬ ли создать жизнеспособную политическую систему. Она также указывает, что существует еще одна точка зрения, согласно которой система наследования на Руси по¬ явилась в результате постоянного роста числа князей261. К концу XI в. принципы наследования, которые применя¬ лись несколькими поколениями потомков Владимира I, заложили основы четко определенной политической си¬ стемы. Эти принципы не были изданы в виде законов или как-то по-иному зафиксированы, хотя их наброски мож¬ но найти в «Завещании» Ярослава и в «Чтении о Бори¬ се и Глебе»262. Эти принципы, по мнению Дж. Мартин, включали: 1) эксклюзивное право Рюриковичей на управ¬ ление Русью и ее княжествами; 2) управление осущест¬ влялось одним поколением династии; 3) ограничения на киевский стол для князей, чьи отцы не были князьями Киева. И как считает автор, все конфликты князей были направлены не на подрыв этих принципов, а на их укреп¬ ление и более четкое обозначение условий признания старшинства263. Неспособность выработать четкую систему престоло¬ наследия, как ничто другое, показывает, по мнению Р. Пайпса, отношение русов к своему государству. В IX и X вв. проблемы наследования решались силой. Ярослав попытался решить этот вопрос, посадив своих сыновей в важнейших городах, но и это не сработало. Киевским князьям приходилось постоянно организовывать княже¬ ские съезды, на которых урегулировались разногласия и конфликты264. Таким образом, большинство указанных авторов по¬ лагает, что впервые принципы наследования киевского стола на Руси были сформулированы только к середине XI в. князем Ярославом Мудрым. Да этого ничего по¬ добного не существовало, и верховная власть достава¬ лась тому, кто сумел пережить своих конкурентов. Кроме того, в первой половине XI в. появляется первый право¬ вой кодекс Руси — Русская Правда, который обнаружи¬ 10
вает параллели со скандинавскими кодексами. И хотя отношение к Русской Правде довольно противоречивое (С. Франклин, напомним, весьма скептически отзывается о нем), на наш взгляд, его принятие говорит о том, что древнерусская государственность сделала шаг вперед в своем развитии, поскольку принятие кодекса говорит об усложнении социально-политической жизни, которое и повлекло за собой необходимость введения писаных пра¬ вовых норм. Следующий этап развития древнерусской государ¬ ственности связан со временем правления сыновей и вну¬ ков Ярослава Мудрого. Старшие из оставшихся в живых сыновей Ярослава в 1054 г. получили днепровские горо¬ да: Изяслав и Святослав получили Киев и Чернигов (наи¬ более желаемые города, что было зафиксировано согла¬ шением Ярослава и Мстислава еще тридцать лет назад), а третий сын — Всеволод — получил менее желаемый Переяславль, который находился дальше к югу и был от¬ крыт набегам из степи. В отношении решения семейных споров и проблем в «Завещании» говорилось следующее: 1) Изяслав, старший сын, должен был занять место сво¬ его отца, к нему должны были относиться с таким же уважением, и он должен был так же решать споры и раз¬ ногласия; 2) уделы были неприкосновенны, и ни один из братьев не имел права нарушать границы удела дру¬ гого265. В целом они поддерживали созданную их отцом систему, за исключением изгнания Изяслава братьями из Киева в 1073 г. Однако через три года он вернулся и правил до своей гибели в 1078 г. Следующая смена поколений произошла после смерти Всеволода в 1093 г., продемонстрировав важность дина¬ стических договоренностей. Всеволоду наследовал Свя- тополк Изяславич. Таким образом, старшинство не пере¬ шло автоматически от Всеволода к его потомкам, но вернулось к потомкам его старшего брата. Или, вернее, оно вернулось к потомкам его старшего брата, который был князем Киева (в общей практике князь мог стать ш
правителем Киева только если его отец был таковым). Таким образом, появилось три принципа: 1) легитим¬ ность принадлежит династии в целом; 2) старшинство переходит сначала от брата к брату, а затем — к сыну старшего брата; 3) князем Киева может стать только сын князя Киева266. Хотя эти нюансы, казалось бы, должны были ограни¬ чить количество претендентов, исключенные из наследо¬ вания члены династии не исчезали и не переставали быть князьями, а также же не теряли право на некоторую долю династического наследства. Дрязги вокруг Киева были лишь малой частью династических перипетий. Уде¬ лы постепенно становились отчинами, внутри которых старший князь мог раздавать уделы своим отпрыскам, воспроизводя на местном уровне ситуацию вокруг насле¬ дования киевского стола. В самом деле Киев и Новгород были уникальны в том плане, что они имели пандинасти¬ ческий статус и никогда не становились отчинами. По¬ скольку династия постоянно расширялась и не было ме¬ ханизма сокращения общего числа князей, региональные противоречия постоянно множились267. Региональные соперничества между жаждущими уде¬ лов княжичами были мощным стимулом для колонизации новых земель, что вело к новым гфоблемам старшинства и разграничения. Если в 1015 г. князья, имевшие уделы на периферии, смотрели в сторону Киева, то к 1090-м гг. шли жестокие споры о праве сбора дани или колонизации ранее отдаленных северо-восточных (Ростов, Суздаль) и юго-западных (Владимир-Волынский, Перемышль, Тере- бовль) областей, которые таким образом становились ближе к политическому, экономическому и культурному центру. Династические договоренности, хотя и запутан¬ ные, тем не менее помогали направлять процесс расши¬ рения земель Руси и их консолидацию в единообразную политико-культурную зону268. М. Димник отмечает, что принципы, изложенные в «Завещании» Ярослава, были нарушены уже его внука- 112
ми. Святополк и Владимир Мономах поразили в правах Черниговскую ветвь, выдвинув Мономаха вперед Свято¬ славичей в линии наследования. Соответственно, после смерти Святополка именно Мономах, а не Олег должен был занять Киев. Продвигая себя, Владимир Мономах нарушил так называемое «Завещание» Ярослава. Более того, изменив порядок наследования во внутреннем кру¬ ге, он лишил Святославичей права на Киев. Олег и Давид умерли раньше его, и их сыновья стали изгоями. Но этим Мономах не ограничился. После смерти Святополка он заключил союз с Олегом и Давидом, чтобы отстранить потомков Святополка от управления Киевом. Таким об¬ разом, две семьи внутреннего круга, черниговские Свя¬ тославичи и туровские Изяславичи, стали изгоями269. Все это, по мнению автора, вело к установлению контроля над киевским столом только потомков Владимира Моно¬ маха. Как полагает Дж. Мартин, династические принципы были изменены в 1097 г. на Любечском съезде, на кото¬ ром за ветвями династии были закреплены определенные княжества, и лишь Киев остался «переходным» столом270. После Владимира Мономаха и до вторжения монголов политическая структура постоянно усложнялась из-за ро¬ ста количества членов династии, ее разветвления и вза¬ имных браков, что вело к появлению новых земель и дроблению княжеств на уделы271. Кроме того, смерть Владимира Мономаха, а затем его старшего сына Мсти¬ слава положила конец политическому единству Руси272 из-за борьбы Мономашичей сначала между собой, а за¬ тем и с черниговскими Ольговичами. Результатом стала консолидация власти в руках старших Мономашичей —. Мстиславичей273. С другой стороны, отмечает исследЬватель, к XII в. династическая реорганизация, изменение торговых марш¬ рутов и развитие ремесленного производства привели к росту прежде второстепенных региональных центров. Не¬ смотря на политическую раздробленность, взаимодей- пз
ствие между князьями и боярами, крестьянами и горожа¬ нами вело к усилению единства. Особенно это ощущалось в городах, где постепенно стирались различия между раз¬ личными культурными и этническими группами. Населе¬ ние Киевской Руси было связано экономическими и куль¬ турными связями274. XI — начало XII в. также было временем расширения торговых и политических связей Киевской Руси. Об этом очень подробно пишет К. Раффенспергер, который по¬ лагает, что Русь была частью культурной общности под названием Европа благодаря династическим союзам, культурным контактам, религиозным взаимодействиям и т. д.275 И лишь с XII в., по мнению исследователя, Русь начинает постепенно отдаляться от Европы из-за захвата крестоносцами Константинополя в 1204 г., балтийских крестовых походов, раздробленности самой Руси и, на¬ конец, монгольского нашествия276. Он критикует идею, высказанную Д.Д. Оболенским, который полагал, что Русь была частью другой, византийской общности. Для доказательства этого утверждения К. Раффенспергер предлагает теоретическую базу, на основе которой идея Византийского Содружества Д.Д. Оболенского пересма¬ тривается и изменяется в пользу идеи Византийского Идеала, который заключался в следующем: Византия была неким идеалом и ориентиром, ей подражали не только Русь и другие славянские государства, но и вся Европа, поскольку Византия сохранила наследие Рима. Русь, таким образом, оказывается в равных условиях с другими европейскими государствами. К. Раффенспергер также рассматривает религиозный вопрос, который, по его мнению, является одним из наиболее сильных аргу¬ ментов, на основе которого Русь отделяется от латинской Европы. К. Раффенспергер, в свою очередь, -старается показать, что Русь действительно приняла христианство при содействии и под эгидой византийской церкви, одна¬ ко всегда стремилась балансировать между православием и латинским христианством, поддерживая связи с обеими 114
ветвями и принимая святых, их жития и т. д. из обеих частей христианского мира, создавая и поддерживая свою локальную модель христианской цивилизации (микрохри¬ стианство, микрохристианская цивилизация). Русы также были частью экономического пространства, которое включало различные «зоны обмена», а не один только путь «из варяг в греки». Торговые связи Руси, завязан¬ ные на Киев, сделали Русь центром европейской, но и всей западно-евразийской торговли. Однако главным ви¬ дом связей, которые Русь установила с остальной Евро¬ пой, были связи политические, которые выражались через многочисленные династические браки между Рюрикови¬ чами и правящими европейскими домами в X — середи¬ не XII в.277 Далее К. Раффенспергер подробно рассматривает те контакты, которые связывали Русь с Европой и которые позволяют считать ее частью европейской системы сред¬ невековых государств. В первую очередь он выделяет династические браки. Как отмечает исследователь, из 52 известных браков, которые были заключены русскими князьями с иностранцами в X—XII вв., 77% (40) при¬ ходятся на браки со странами к западу от Руси. Сам факт такого количества династических браков с западными ко¬ ролевствами показывает связь Руси с остальной Евро¬ пой278. При этом, как указывает К. Раффенспергер, очень часто историки Руси следуют традиции русских летопис¬ цев, в основном монахов, и убирают женщин (вышедших замуж за иностранцев) со страниц русской истории. Од¬ нако их существование — важный аргумент в пользу того, что Русь была составной частью Европы279. Большинство браков русские князья заключали с пра¬ вящими домами Запада. И это не случайно. Эти браки были частью политических процессов, в которые были втянуты европейские королевства. Основной интерес русской политики, таким образом, брачных связей лежал на Западе, и это доказывается многочисленными приме¬ рами280. А если мы тщательно изучим брачную политику 115
Руси, то окажется, что первый династический брак с ви¬ зантийской принцессой (женитьба князя Владимира на Анне Порфирородной) произошел лишь из-за стремления Руси выйти на международную арену281. При этом жизнь византийских императоров и русских князей радикально различалась: император жил в Константинополе, в окру¬ жении слуг и управленцев, и редко покидал столицу. Русь же, напротив, была королевством (kingdom), а не импе¬ рией и управлялась на семейный манер, распространен¬ ный в Средние века. Русский князь, будучи членом во¬ инской элиты, часто находился в разъездах и жил за счет местного населения. В этом он походил на скандинав¬ ских, польских, венгерских и даже германских правите¬ лей. Таким образом, при заключении династических бра¬ ков Рюриковичи выбирали женихов и невест из стран, которые были похожи на их собственную, чтобы мини¬ мизировать трудности в заключении брака282. А посколь¬ ку Рюриковичи были скандинавского происхождения, многие династические браки заключались со скандинава¬ ми: так, Ярослав Мудрый женился на шведской принцес¬ се Ингегерд, а их дочь Елизавета вышла замуж за нор¬ вежского короля Харальда Хардраду. Отсюда можно объяснить и браки с поляками, так как они также за¬ ключали браки с представителями скандинавских и гер¬ манских семей. Браки со скандинавами были, возможно, попыткой не терять связи со своими корнями283. Династические браки,* помимо укрепления связей между семьями, способствовали также и культурному об¬ мену. Например, К. Раффешпергер приводит слова не¬ мецкого ученого Карла Шмидта, который утверждает, что около 1000 г. королевства Европы стали переходить к патрилинейной системе. Однако в Дании это произошло в конце XII в., а в Венгрии — на 150 лет раньше при схожих обстоятельствах. При этом отмечается, что рус¬ ские женщины были частью этого процесса в обеих стра¬ нах и как жены, и как матери королей и их наследни¬ ков284. Другим примером может служить влияние первой П6
жены Владимира Мономаха — дочери последнего англо¬ саксонского короля Гарольда Годвинсона Гиды — на мужа, что подтверждается его «Поучением». Такого рода послание было новинкой для Руси, но широко распро¬ страненным явлением в англосаксонской традиции, и целью его было передать своим детям знания, как пра¬ вить и как быть хорошими христианами285. Также влияние русских княжон ощущается в выборе имен для своих де¬ тей — наследников престолов европейских стран. Так, под влиянием Анны Ярославны во французский имено¬ слов прочно вошло до этого мало употребляемое имя Филипп. Точно так же сын датского короля Кнуда Лавар- да и дочери князя Мстислава Владимировича Ингеборги получил имя Вальдемар. Сыновья же венгерского короля Андраша и Анастасии Ярославны получили нетипичные для Венгрии имена Шаломон и Давид286. Примером об¬ ратного влияния может служить уже упомянутый Мсти¬ слав Владимирович, который в европейских источниках именуется Харальдом, в честь своего деда Гарольда Год¬ винсона287. Сближению Руси и Западной Европы способствовало и то, что князь, по мнению исследователя, стоял вровень с европейскими королями, не случайно в европейских хрониках русские князья обозначены как тех288. Кроме того, К. Раффенспергер отмечает, что князь на Руси вы¬ полнял те же функции, что и раннесредневековые евро¬ пейские короли: он был полководцем, возглавляя дружи¬ ну, законодателем и основным получателем налогов и сборов289. При этом, отмечает К. Раффенспергер, торговля и по¬ литика Древней Руси были тесно связаны. В подтверж¬ дение приведем здесь таблицу, которую, историк дает в своей статье «Russian Economic ancbMarital Policy: An Initial Analysis of Correlation»290. Данная таблица показы¬ вает взаимосвязь между уровнем развития торговли и количеством династических браков между Русью и други¬ ми государствами и народами. 117
Таблица 1 Государство Количество династических браков Уровень развития торговли Польша 12 Высокий Венгрия 8 Высокий Византия 6 Высокий Великая Степь 5 Неизвестно Священная Римская империя 5 Высокий Богемия 0 Высокий Моравия 2 Неизвестно Померания 1 Неизвестно Швеция 3 Высокий Норвегия 2 Низкий Дания 2 Высокий Англия 2 Низкий Франция 1 Низкий Осетия 1 Высокий Волжская Булгария 0 Высокий Рассматривая результаты, полученные в таблице, ав¬ тор указывает, что в случае Волжской Булгарии высокий уровень торговли не мог подкрепляться династическими браками из-за религиозных различий, так как булгары были мусульманами. Что касается высокого уровня торговли между стра¬ нами, несмотря на отсутствие династических браков с Богемией, то исследователь предполагает следующее: либо запрет на браки с русами со стороны германского императора, чьими вассалами были богемские короли; либо нежелание русов, в связи с отсутствием выгоды; либо связь с королевской династией Богемии не напря¬ мую, а через браки с моравскими правителями, которые были вассалами Богемии. Однако впоследствии он от¬ вергает эти объяснения, как бы оставляя простор для будущих исследований291. Также можно отметить и то, что К. Раффенспергер никак не объясняет, почему Рю¬ риковичи, судя по таблице, так редко вступали в браки с 118
представителями Швеции и Дании, несмотря на проис¬ хождение русской династии (по его же мнению) и на вы¬ сокий уровень развития торговли между странами. Наконец, третьим аспектом, связывавшим Русь и За¬ падную Европу, была религия. По мнению К. Раффен- спергера, существовали различия между византийским и римским христианством, но при этом они не перерастали (в XI—XII вв.) оппозицию Восток—Запад, это произо¬ шло лишь позднее, в результате чего это противостояние перенесли и на более ранние эпохи. На самом деле, в средневековой Европе была «мешанина микрохристи- анств», по выражению Питера Брауна. Он утверждает, что до папской реформы Григория VII конца XI—XII в. существовало множество региональных версий христиан¬ ства, и приверженцы каждой считали себя приверженцами истинного христианства292. Русь же занимала промежу¬ точное положение между многочисленными королевства¬ ми, двумя империями и по крайней мере тремя микро- христианскими регионами. Целью правителей русов было создать собственное могущественное и независимое го¬ сударство, поэтому подчинение, политическое, военное или религиозное, не представлялось возможным. Чтобы поддерживать свою независимость и создать собственную версию христианства, правители Руси использовали опыт своих западных соседей293. Таким образом, Русь была физически и политически ближе к Скандинавии, Польше, Священной Римской им¬ перии и Венгрии, чем к далекой Византии, от которой ее отделяло не только Черное море, но и степи294. Физическая удаленность Руси от Византии также объ¬ ясняет тот факт, почему Русь.никогда не была среди при¬ оритетов византийской политики и почему в источниках ей уделяется довольно мало внимания. Так, например, Анна Комнина в «Алексиаде», хронике правления ее отца Алексея Комнина (1081 —1118), вообще не упоминает о Руси. В то же время Русь постоянно упоминается в раз¬ личных европейских источниках того же периода295. 119
Рассматривая взгляды указанных англо-американских авторов на развитие древнерусской государственности в XI — начале XII в., можно увидеть, что, помимо описа¬ ния известных по источникам событий, вроде граждан¬ ских войн между сыновьями Владимира, правления Яро¬ слава Мудрого и его сыновей и последующей борьбы за киевский стол, победителями из которой вышли Вла¬ димир Мономах и его потомки, особое внимание уделя¬ ется развитию системы наследования главного княжения, а также появлению на Руси первого правового кодекса. Также все указанные авторы отмечают развитие культу¬ ры, которое выражалось в первую очередь в строитель¬ стве новых церквей и распространении христианства. Наконец, отмечается и все возрастающее значение Руси на мировой арене и расширение ее экономических связей, в первую очередь со странами Западной Европы, связь с которой особенно подчеркивается К. Раффенспергером. Все это позволяет многим авторам утверждать, что Русь в указанный период достигла своего расцвета. С другой стороны, почти ничего не говорится о госу¬ дарственных структурах Руси того периода, за исключе¬ нием дружины, о которой С. Франклин пишет, что ядром ее была «малая дружина», личные телохранители князя, но, кроме того, дружина отождествлялась с княжеским двором (во всех смыслах слова) и формировала ядро кня¬ жеской администрации. Возможно, на каком-то этапе дружина отвечала эгалитарному идеалу воинского брат¬ ства, в котором князь был первым среди равных, но по¬ скольку сложность управления княжествами росла — особенно это касается старших князей, — то в дружинной среде возникали свои внутренние иерархии, свое разде¬ ление функций и обязанностей. Были Старшие члены — бояре — наряду с рядовыми дружинниками (отроки), которые формировали младшую дружину. Бояре занима¬ ли военные, придворные и административные должности, от воеводы до кормильца (глава княжеского хозяйства), тиуна и тысяцкого. Другие должности включали ключни¬ 120
ка, бирича (судебный пристав), а также печатника и пис¬ цов. Однако в среде военной элиты разница между во¬ енными и административными должностями не всегда видна: например, мечник, согласно новгородским надпи¬ сям, мог быть сотрудником фиска или сборщиком дани296. Также и Р. Пайпс считает двор князя аппаратом управ¬ ления. За пределами своих личных владений князь не имел практически никакой власти. Жители были обязаны лишь платить налоги и при этом могли уехать жить в дру¬ гое княжество, и это право было закреплено в договорах между князьями297. В дальнейшем, в XII—XIII вв., происходит постепен¬ ный распад единства Киевской Руси на уделы. М. Димник пишет: «После закрепления уделов за ветвями династии, удельные князья также стали принимать титул великого князя. Династическая столица была общей собственно¬ стью всей ветви династии, и владеть ей мог только тот, чей отец занимал княжеский стол. Такая система на¬ следования была скопирована с киевской, учрежденной Ярославом. Соответственно, поскольку правитель Киева признавался великим князем, правитель династической столицы, по аналогии, также признавался великим кня¬ зем конкретного княжества. Таким образом появилось два уровня великих князей: первый — великий князь Киева, второй — великие князья династических столиц. Все удельные великие князья должны были приносить клятву верности великому князю Киева, как старейшему среди них»298. Различные уровни княжеской власти он описывает следующим образом: «На самом низу социаль¬ ной лестницы находились изгои, князья без княжеств. Затем шли вотчинные князья, получавшие земли для управления, как правило, от своих отцов. Над ними сто¬ яли удельные князья, управлявшие династическими сто¬ лицами и поставленные великим князем Киева (Влади¬ мир Давыдович, которого Всеволод Ольгович Киевский поставил править Черниговом). Над ними стояли старей¬ шие князья ветви династии, которые правили династиче¬ 121
скими столицами по праву старшинства (Ярослав Всево¬ лодович во Владимире). Далее шел великий князь Киева, назначенный старейшим князем династии (Глеб, младший брат Андрея Боголюбского). Над ним стоял старший князь и удельный великий князь, который контролировал великого князя Киева по праву старшинства (Давыд Смо¬ ленский, контролировавший Рюрика Киевского). Далее — великий князь Киева, обладавший реальной властью, но являвшийся младшим соправителем из-за того, что не был старейшим князем (Изяслав Мстиславич и его дядя- соправитель Вячеслав Владимирович). Далее — великий князь Киева, который был лишь номинальным соправите¬ лем (Вячеслав). Далее — великий князь Киева, обладав¬ ший реальной властью, но имевший старшего соправите¬ ля, который не контролировал киевские земли (Святослав Всеволодович). Далее — великий князь Киева, который занимал это положение благодаря своей собственной силе, но при этом принесший клятву верности другому старшему князю (Рюрик Ростиславович, подчинявшийся Всеволоду Большое Гнездо, старейшему князю. Монома- шичей). Наконец, великий князь Киева или Владимира, бывший при этом старейшим-князем династии (Ярослав Мудрый и его сыновья, Владимир Мономах, Мстислав Владимирович и т. д.)»299. Дж. Мартин, говоря о начале удельной раздробленно¬ сти, пишет: «С XII в., несмотря на упомянутый выше куль¬ турный и экономический подъем, все труднее стало опре¬ делять старшинство между князьями. Вдобавок младшее поколение стремилось присвоить права своцх дядей и стар¬ ших двоюродных братьев. Все это свидетельствует о том, что династические принципы, заложенные в XI в. и утверж¬ денные в XII в., уже не могли отвечать новым реалиям XIII в. Отдельные княжества усиливались, „младшие" кня¬ зья стремились участвовать в наследовании Киева, при этом возникали сложности с определением „старшинства“. Все это говорит о том, что политическая структура Киев¬ ской Руси в XIII в. вступила в стадию упадка»300. 122
С другой стороны, С. Франклин и Дж. Шепард отме¬ чают, что история Руси киевоцентрична, хотя история Киева и история Руси — это не одно и то же. Так, время упадка Киева стало одновременно временем экономиче¬ ского и культурного расцвета Руси в целом, то есть в истории Руси не было подъема и упадка, а был один подъем и развитие. Земли Руси процветали благодаря политической гибкости. При этом русы никогда не дей¬ ствовали по заранее обдуманному плану, а Русь не была хорошо отлаженной системой, постоянно адаптируясь и приспосабливаясь к новым условиям и изменениям301. Итак, на этом завершена часть работы, в которой были изложены основные положения трудов вышепере¬ численных англо-американских авторов по проблемам развития государственности Древней Руси в IX — на¬ чале XII в. Теперь же, для того чтобы получить наиболее четкую картину современной англо-американской исто¬ риографии по данной проблеме, проведем обобщение взглядов и концепций вышеуказанных авторов по их от¬ ношению к наиболее значимым этапам в развитии Древ¬ нерусского государства: 1) факторы, оказавшие влияние на возникновение и формирование Древней Руси; 2) факторы, влиявшие на развитие Древней Руси; 3) первоначальный этнический состав* основные эт¬ нические группы; 4) основные источники, на которые ссылаются ав¬ торы; 5) общие выводы и позиций авторов. Итак: 1) Факторы, оказавшие влияние на возникновение и формирование Древней Руси. Из вышеизложенного очевидно, что основным факто¬ ром, который оказал решающее влияние на возникно¬ вение и формирование Древней Руси, по мнению всех рассмотренных авторов, была международная торговля, которую дополняет концепция городов-государств, «гра¬ 123
дов» (Д. Кристиан, У. Хэнак, Р. Пайпс, отчасти — Дж. Шепард, П.Б. Голден и К. Раффенспергер), внутри которых формировались первичные протогосударствен- ные институты. При этом почти все исследователи от¬ мечают, что значение «торгового фактора», а также не¬ ких политических структур усиливается после прихода скандинавских пришельцев — русов — в ареал славяно¬ финских племен. Основными торговыми «партнерами» русов на начальном этапе были страны исламского мира, однако затем, особенно после падения Хазарского кага¬ ната и усиления византийского влияния, происходит пе¬ реориентация торговых потоков с восточного направле¬ ния на южное (Византию) и западное. Далее, исследователи отмечают, что еще до прихода варягов формируются некие потестарные структуры, ко¬ торые существовали в среде славянского населения, а именно князья и старейшины (С. Франклин и Дж. Ше¬ пард, Т. Нунен, Дж. Мартин), воеводы и вече (У. Хэнак), шаманы (С. Франклин и Дж. Шепард). Отмечается также существование предтечи Киевской Руси — Русского ка¬ ганата. Д. Кристиан отмечает, что это была свободная конфедерация поселений викингов. Он же отмечает, ссы¬ лаясь на «Стратегикон» Маврикия, что в VIII—IX вв. стали появляться укрепленные поселения в стратегиче¬ ских местах вроде слияния рек (хотя в «Стратегиконе» речь идет об антах и склавенах VI—VII вв.). Многие из них были племенными центрами, в которых жили пле¬ менные лидеры. С ростом населения и продуктивности вокруг поселений возникали рынки и поселения ремес¬ ленников, в результате появляются небольшие города, и с этого времени скандинавы стали называть Русь Гарда- рики, то есть «страна городов». Это указывает на появ¬ ление более сложных политических структур. Такое ста¬ ло возможным в результате усиления миграционных процессов в то время. Что касается экономической основы Древней Руси, то отмечается, что население Руси не смогло бы выжить, 124
если бы занималось исключительно земледелием, по¬ этому указанные авторы пишут о важной роли собира¬ тельства, животноводства и скотоводства. Таким образом, переходя к рассмотрению второго пун¬ кта и суммируя вышеизложенное, отметим, что с появле¬ нием на Руси скандинавов-русов начинается дальнейшее развитие предгосударственных структур Руси и ее терри¬ ториальная экспансия. Затем в ходе реформ Ольги была заложена основа для создания государства — система сбора дани, полюдье, важность которой отмечают все ав¬ торы. Эти процессы централизации государства были за¬ вершены при Владимире Святославиче с принятием кре¬ щения. 2) Факторы, оказавшие влияние на развитие Древней Руси. Большинство авторов считают международную торгов¬ лю не только главным фактором возникновения Древней Руси, но и фактором, который оказал влияние и на общее ее развитие, хотя она к середине XI в. стала терять свое былое значение из-за усиления угрозы нападения кочев¬ ников на торговые пути, а также в силу внутреннего раз¬ вития Киевской Руси: большая часть товаров стала произ¬ водиться в городах. Торговля сохранила значение только как источник религиозных товаров и предметов роскоши. Также авторами единодушно отмечается важность ре¬ форм Владимира, в особенности принятия христианства, благодаря чему Русь получила новую идентичность, пре¬ вратившись, как считают Т. Нунен, Д. Кристиан и Дж. Мар¬ тин, из конгломерата племен, в государство. К. Раффен- спергер же отмечает: христианство дало Руси аппарат для централизации государства — церковь. При его пре¬ емниках был окончательно закреплен г*ринцип семейного управления государством, нашедший свое выражение в «Завещании» Ярослава Мудрого и, затем, в решениях Любечского съезда 1097 г. В соответствии с ним верхов¬ ная власть переходила внутри одного поколения от брата к брату, а затем — к старшему племяннику. Появле¬ 125
ние же Русской Правды при Ярославе Мудром хотя и от¬ мечается многими исследователями как положительное событие, однако не считается значительным (С. Фран¬ клин), так как помимо Русской Правды существовали также кодексы канонического права и совместные кодек¬ сы князей и церкви. Другим важным фактором развития древнерусской го¬ сударственности, на который обращают внимание англо- американские авторы, было появление системы наследо¬ вания главного княжения — Киева. Но как отмечает Дж. Мартин, хотя потомки Владимира Святославича сформировали определенные принципы политической ор¬ ганизации, но они не были зафиксированы в виде каких- либо законов. В дальнейшем, при Владимире Мономахе, как отмечает исследователь, произошло изменение этих принципов, в результате чего Русь распалась на уделы. А вот С. Франклин, Дж. Шепард и Р. Пайпс отмечают отсутствие каких-либо четко выработанных механизмов передачи власти. Р. Пайпс же вообще полагает, что этот факт характеризует безразличие в отношении русской элиты к своему государству. Далее авторы указывают на важную роль, которую играли в развитии Киевской Руси в XI в. династические, экономические и религиозные связи с остальной Евро¬ пой, которые отмечают С. Франклин и Дж. Шепард, ДД. Оболенский и особенно К. Раффенспергер в своих последних работах. Также отмечается, что на Руси в этот период станов¬ ление государства шло по линии превращения дружины в феодальную аристократию и превращение ее в фео¬ дальных господ с имениями, полученнымй в обмен на вассальные обязательства. Кроме того, дружина начала формировать ядро княжеской администрации. Многие также отмечают, что в этот период происходит значительный рост городских экономик и населения, в городах проживало до 13—15% всего населения, что яв¬ лялось одним из самых высоких показателей в Европе. 126
Также, по мнению авторов, в это время достигает своего расцвета древнерусская культура, в особенности зодче¬ ство, благодаря росту и развитию ранее второстепенных региональных центров. 3) Первоначальный этнический состав, основные эт¬ нические группы. Основными этническими группами, в которых форми¬ ровалось будущее государство, были славянские и фин¬ но-угорские племена. Приход же русов стал катализато¬ ром возникновения Древней Руси. Русы были выходцами из Скандинавии, преимущественно шведами. С этими соглашаются все упомянутые выше авторы, за исключе¬ нием П.Б. Голдена и Т. Нунена, которые считали русов полиэтничной группой торговцев и воинов (по аналогии с радонитами), которая состояла из скандинавов, славян и финнов. Однако они также признают, что скандинавы могли играть главенствующую роль в этом объединении, но при этом все авторы отмечают быструю ассимиляцию пришельцев-скандинавов в славянской среде, которая в целом завершилась к правлению князя Святослава. Окончательно она завершилась во время правления Вла¬ димира Святославича. 4) Основные источники. Основным источником, на который ссылаются все рассмотренные авторы, является ПВЛ, а также другие летописи, входящие в Полное собрание русских летопи¬ сей, но здесь интересно отметить, что М. Уиттоу считает ПВЛ ненадежным источником. Те авторы, которые пи¬ шут о раннем этапе формирования древнерусской госу¬ дарственности, ссылаются rfa Вертинские анналы. Также важной группой являются арабские источники, которые активно используют П.Б. Голден, Т. Нунен, М. Уиттоу. Другими важными источниками являются: трактаты «Об угравлении империей» и «О церемониях» Константина Багрянородного (У. Хэнак, Дж. Мартин, К. Раффенспер- гер, Д.Д. Оболенский, Дж. Шепард, Р. Пайпс), «Слово о законе и благодати» митрополита Илариона (У. Хэнак, 127
П.Б. Голден, К. Раффенспергер), хазаро-еврейские доку¬ менты (У. Хэнак, Дж. Шепард), «Алексиада» Анны Ком¬ нины (К. Раффенспергер), скандинавские саги (У. Хэнак и К. Раффенспергер) и труды патриарха Фотия (Д.Д. Обо¬ ленский, К. Раффешпергер). 5) Общие выводы и позиция авторов. В целом большинство авторов сходятся в том, что Русь на протяжении IX — начала XII в. не была замкнутой, ото¬ рванной от остального мира структурой. Изначально, как отмечает М. Уиттоу, она была вовлечена в торговлю с му¬ сульманским Востоком, затем активизировались и разви¬ вались связи с Византией и Западной Европой. Управля¬ лась Русь, как считает К. Раффенспергер, точно так же, как и одновременные ей европейские государства, такие как Польша, Венгрия и даже Германия. Поэтому и прин¬ ципы построения государства нельзя свести к какой-то одной традиции, что признает даже Д.Д. Оболенский, ко¬ торый утверждает сильное византийское влияние на Русь. По мнению авторов, было два основных исходных региона влияния на политическую систему Руси: во-первых, Скан¬ динавия, из-за происхождения правящей династии и по¬ стоянного притока скандинавских купцов и наемников вплоть до правления Владимира Святославича; во-вторых, степное, в первую очередь хазарское, влияние. П.Б. Гол¬ ден, Т. Нунен и У. Хэнак приводят примеры возможного хазарского влияния на Русь: церковная десятина, употре¬ бляемый на Руси титул каган, построение государства на основе международной торговли и т. д. Р. Пайпс отмечает также влияние печенегов на систему наследования Руси. Позже, с крнца первой половины X в. и особенно после крещения Руси, хазарское влияние было вытеснено визан¬ тийским. П. Андерсон даже отмечает на Руси некую блед¬ ную копию западноевропейского германо-римского син¬ теза: элита была по происхождению скандинавской, а культура и религия пришли из Византии. Наконец, анализируя развитие Руси в XII—XIII вв., часть авторов (например, Р. Пайпс, Дж. Мартин) говорит 128
об упадке Киевской Руси, в то время как другая (в част¬ ности, С. Франклин и Дж. Шепард) отмечает, что исто¬ рия Руси слишком «киевоцентрична», поэтому нельзя время упадка Киева считать временем упадка остальных княжеств. Напротив, по их мнению, XII — начало XIII в. стало временем расцвета большинства княжеств, прави¬ тели которых стали уделять больше внимания своим от¬ чинам, чем борьбе за киевский стол. М. Димник также отмечает расцвет древнерусской культуры, в первую оче¬ редь монументального зодчества. Рост количества церк¬ вей, отмечает исследователь, сопровождался ростом коли¬ чества местных святых, святилищ, религиозных текстов, икон и других объектов культа. Лишь монгольское втор¬ жение и последующее 250-летнее иго, по мнению неко¬ торых авторов, таких как Д.Д. Оболенский, К. Раффен- спергер и другие, прервало развитие Киевской Руси и на долгое время оторвало ее от остального мира. Однако за рамками нашего анализа остался один важ¬ ный и крайне политизированный вопрос о преемственно¬ сти и связи между Киевской Русью и государственными образованиями, которые затем возникали на ее террито¬ рии в понимании указанных авторов. На этот счет суще¬ ствует, по сути, всего два подхода, которые обозначены в работах англо-американских авторов. Первый, который признает большинство исследователей, — это признание того факта, что Московия (и затем Россия), а также затем Украина и Бела|5усь являются прямыми наследниками Ки¬ евской Руси. Второй, сторонником которого является только Р. Пайпс, отказывает Москве в преемственности от Киева. Он пишет, что обычно подчеркивается преем¬ ственность Москвы от Киева, хотя это й не очевидно, так как уже В.О. Ключевский обратил внимание на различие Киева и северо-восточных княжеств, а затем П. Милю¬ ков отметил, что такая линия преемственности была соз¬ дана в Москве в XV—XVI вв., чтобы обосновать пре¬ тензии на земли ВКЛ; также и М. Грушевский считал, что истинным наследником Киева был Галич, а через 5 А. Федосов 129
него — Великое княжество Литовское (ВКЛ), так как именно там сохранились киевские традиции, а Москва была уже новым политическим образованием, что поли¬ тические традиции Москвы сильно отличались от киев¬ ских: на юге поселения земледельцев предшествовали появлению политической власти, на северо-востоке было наоборот: инициатива по колонизации и появлению но¬ вых поселений исходила от князей, следовательно, князья северо-востока имели объем власти куда больший, чем князья Новгорода или ВКЛ. Князья северо-востока по¬ лагали, что им принадлежат все: города, луга, поля и т. п., и они могут распоряжаться всем по собственному усмо¬ трению, а потому люди, живущие на земле, — это либо холопы, либо арендаторы, не имеющие никаких прав302. При этом княжество само по себе рассматривалось как собственность князя, вотчина и делилось примерно по¬ ровну между всеми его сыновьями303. Майорат не при¬ жился в России из-за отсутствия римского права, а также из-за неразвитости производства и торговли304. В княже¬ стве Р. Пайпс выделяет три типа землевладения: 1) кня¬ жеские земли; 2) поместья землевладельцев, монастыр¬ ские земли; 3) земли свободных крестьян. Все три типа были примерно равны по размерам305. При этом в хозяй¬ стве князя основной упор делался не на выращивание зерновых, а на промыслы306. В то же время в XII—XIII вв. прекращается работорговля с Византией, что привело к появлению избытка рабов, поэтому на Руси складывает¬ ся рабовладельческая экономика307. Другие авторы, впрочем, не признают подобных вы¬ водов, так же как не признают и оторванности Руси, а затем и Московского царства от остального европейско¬ го мира и подвергают подобные взгляды критике. Еще Д.Д. Оболенский отмечал, что и Русь и, позднее, Московское княжество и царство подвергались серьезно¬ му влиянию со стороны западноевропейских стран. При этом он полагал, что влияние Византии на Русь было куда более значительным, чем влияние тюрок и монголов, и 130
более однородным, чем влияние Запада. Россия обязана своей религией и большей частью средневековой культуры Византии. По мнению Саммерса, с которым соглашается и Д.Д. Оболенский: «Византия сделала Руси пять подар¬ ков: религию, законы, мировоззрение, искусство и пись¬ мо»308. При этом влияние Византии отличалось от позд¬ нейшего влияния Западной Европы тем, что оно было более всеобъемлющим, охватывало все слои населения, от князей до крестьян, не оставляя незатронутой ни одну из сфер жизни. Таким образом, по мнению Оболенского, можно сделать вывод, что родительской цивилизацией для Руси/России была византийская культура, и именно ее термины делают русскую историю культуры понятной вплоть до XV в.309 или даже XVII в.310 С другой стороны, он отмечает, что в дальнейшем Русь постепенно отходила от византийского наследия, связывая это, как ни странно, с женитьбой Ивана III на Софье Палеолог, ведь Софья при¬ была в Москву из Италии вместе с папским легатом, а сама свадьба была спланирована Римом. Также росли кон¬ такты с Италией эпохи Возрождения и усиливалось влия¬ ние Запада в Новгороде, которое затем распространялось и на Москву. Сама политика Ивана III, Василия III и Ива¬ на IV была сродни политике Генриха VII, Людовика XI и Фердинанда Испанского. В своей автократичной политике они опирались на растущее национальное единство и на растущую потребность в сильном централизованном госу¬ дарстве, а в способе достижения этой цели — борьбе с крупными феодалами — напоминали монархов Западной Европы, а не византийских императоров311. Да и концепция «Москва — Третий Рим», по мнению историка, никогда не воспринималась московскими властями всерьез. Диплома¬ тические документы той эпохи показывают, что Иван III придерживался не концепции иерархии государств, в ко¬ торой главным лицом был император, а концепции содру¬ жества государств, правители которых равны друг другу312. Кроме того, внешняя политика России противоречит идее «Москва — Третий Рим» и преемственности с Византией. 131
Основной ее целью было возвращение земель бывшей Киевской Руси. Если бы Россия следовала концепции «Москва — Третий Рим», она вела бы активную экспан¬ сию на Балканах. В 1582 г. Иван IV писал папскому послу Антонио Поссевино: «Мы не хотим вселенского царства»313. Следовательно, главным лозунгом московской внешней по¬ литики XV—XVII вв. был «Москва — Второй Киев», а не «Москва — Третий Рим»314. Наконец, Д.Д. Оболенский также отмечает, что Византия и средневековый Запад были хоть и различными, но тесно связанными половинами гре¬ ко-римской христианской и европейской цивилизации. Ни одна из этих половин не была самодостаточной по крайней мере до конца XV в.315 Так же и Россия на протяжении всей своей истории никогда не была замкнутой, самодо¬ статочной структурой, и поэтому невозможно описать ее историю в рамках культурной самостоятельности316, что, по сути, сводит всю дискуссию о том, частью какой циви¬ лизации была и является Россия, на нет. К- Раффенспергер, как уже было отмечено выше, так¬ же убежден в том, что Русь была неотъемлемой и важной частью европейской политики и экономики. Что же ка¬ сается мнения Р. Пайпса, то в переписке с автором дан¬ ной работы К. Раффенспергер писал: «Взгляды Р. Пайп¬ са были продуктом идеологического противостояния эпохи холодной войны, а также проистекали из его лич¬ ного негативного отношения к СССР». Глава 3 РАЗЛИЧИЯ И СХОДСТВА В ПОДХОДАХ К ДРЕВНЕРУССКОЙ ГОСУДАРСТВЕННОСТИ IX—XII ВВ. АНГЛО-АМЕРИКАНСкИХ И ОТЕЧЕСТВЕННЫХ ИСТОРИКОВ Итак, нами рассмотрены основные концепции англо- американских авторов по проблемам возникновения Древ¬ нерусского государства. В результате становится очевид¬ 132
ным, что они по многим вопросам придерживаются близких позиций. Также становится заметным и влияние россий¬ ской исторической традиции на формирование их взглядов. В свое время К. Раффенспергер на вопрос «Что вас лично побудило заниматься изучением истории Древней Руси и кто оказал существенное влияние на процессы изучения истории Руси в США?» ответил так: «Меня всегда интересовала средневековая история, а в средней школе я начал отдельно изучать русский язык. Эти два независимых интереса пересеклись, и когда я стал по¬ сещать курсы по истории викингов в колледже, то обна¬ ружил, что могу их объединить. Студентом я начал изу¬ чать присутствие викингов на Руси, а затем написал выпускную работу по истории Руси XI—XII вв. В это время у меня не было конкретного руководителя, но я много читал книги Саймона Франклина и Джонатана Ше¬ парда, хотя и не во всем соглашался с ними. Затем, уже в аспирантуре, я много читал А.В. Назаренко, хотя и не заимствовал его идеи для своей работы. В дальнейшем я, продолжая работу в этом направлении, в частности, изу¬ чал труды Ф.Б. Успенского. Что касается американской исторической науки в целом, то на нее огромное влияние оказали бежавшие от российских революций 1917 г. историки-эмигранты. Они преподавали в американских университетах, где успешно продвигали свои идеи. В ос¬ нове их идей лежали в основном работы Ключевского, и это влияние можно увидеть в том, как описывались ос¬ новные события русской истории в англоязычной науке в целом. Из-за преобладания позиций этих ученых долгое время игнорировалась большая часть советской историо¬ графии. Даже когда я учился в аспирантуре, были четкие указания, на кого и£ советских авторов стоит обратить внимание, игнорируя при этом их марксистские представ¬ ления, а каких избегать». , Действительно, влияние русской эмиграции на про¬ цессы формирования взглядов на историю России, а за¬ тем и СССР в англо-американском мире имело опреде¬ 133
ляющее значение. Она принесла с собой взгляды не только В.О. Ключевского, но и многих других. Г.В. Вер¬ надский в своей работе «Древняя Русь» указывает на истоки взглядов тогдашних российских историков, которые затем эмигрантами были перенесены в англо-американ¬ скую историографию: «С появлением варягов мы входим в период, который был более или менее полно рассмо¬ трен в большинстве курсов и очерков русской истории. Излишне говорить о том, что здесь мы не в состоянии дать общий очерк русской историографии. Мы можем только отослать читателя — как в этой главе, так и в следующей — к очеркам и монографиям, имеющим не¬ посредственную важность для исследования событий, о которых пойдет речь в каждой из этих глав. С такой точ¬ ки зрения первым из трудов должна быть названа „Исто¬ рия Российская44 В.Н. Татищева (I том был опубликован в 1768 г.), особенно потому, что она содержит фрагмен¬ ты хроник, впоследствии утраченных. По той же причине никто из исследователей русской истории не может пре¬ небречь знаменитой „Историей государства Российского44 Н.М. Карамзина (1766—1826), впервые опубликованной в 1818 г. Труд Карамзина действительно классический, а по широте его интересов и знакомству с западноевропей¬ ской историографией Карамзину мало равных, в том чис¬ ле и среди русских историков. %Из последующих очерков доваряжского и варяжского периодов особенно ценны труды К.Н. Бестужева-Рюмина и М.С. Хрущевского. Что касается монографий, то в любом случае следует указать „Волжский речной путь44 П.П. Смирнова (1927 г.) и „Ки¬ евскую Русь44 Б.Д. Грекова (1939 г.). Касательно „варяж¬ ско-русского вопроса44 есть исчерпывающий историогра¬ фический очерк В.А. Мошина (1930 г.). Исследования А.А. Куника и Ф. Крузе легли в основу образования „скандинавской партии44 в русской историографии; а в от¬ ношении их оппонентов, „антискандинавской партии44, то здесь особо выделяется труд С. Гедеонова „Варяги и Русь44. Теперь давайте обратимся к трактовке событий 134
нашего периода в трудах современных исследователей. К сожалению, „История Византии44 Кулаковского не до¬ ведена до периода, который мы рассматриваем, посколь¬ ку она заканчивается вступлением на престол Льва III (717 г.). Вместо „Истории44 Кулаковского следует указать „Историю Византийской империи44 Ф.И. Успенского. Успенский был выдающимся византинистом, но его „Исто¬ рия44 в целом менее удачна, нежели некоторые его част¬ ные исследования. Второй том „Истории44 Успенского должен был охватить период с 717 по 1057 г.; однако опубликована была лишь его часть, повествующая о со¬ бытиях до 867 г.»317. Что же касается значения самого Г.В. Вернадского для формирования взглядов англо-американского мира, то, по выражению того же К- Раффенспергера, он «имел важное значение для формирования американских пред¬ ставлений [о Древней Руси]. Но, будучи евразийцем, он не совсем вписывался в ту модель, которая складывалась о России и русской истории в США». Конечно, истоки интереса к России, ее истории у каж¬ дого автора возникали по различным причинам и не всег¬ да были четко объясняемы, но источниковая и историо¬ графическая база, несомненно, была общей, хотя далее пути исследователей часто расходились. Если же более подробно остановиться на проблеме влияния и заимствования в англо-американской историо¬ графии, то нужно отметить, что вообще идеи рассмотрен¬ ных авторов были либо напрямую взяты из отечествен¬ ной дореволюционной или более поздней историографии, либо находят в ней параллели. Так, идея решающего влияния международной торговли на формирование Ки¬ евской Руси явно заимствована английскими и американ¬ скими учеными из трудов дореволюционных российских историков. В.О. Ключевский полагал,, что вдоль торговых маршрутов по Днепру и Волге возникали города, окру¬ женные торгово-ремесленной округой, в которых начиная с середины IX в. стали селиться варяги-скандинавы, по¬ 135
степенно образовавшие местный господствующий класс, в результате чего сформировались варяжские княже¬ ства318. В современной отечественной историографии эта идея довольно распространена, в частности, А.П. Толоч- ко по примеру Р. Пайпса сравнивает Киевскую Русь ру¬ бежа IX—X вв. с Компанией Гудзонова залива319. Д. Кристиан пошел несколько дальше в своих выводах и утверждает, что изначально Киевская Русь представля¬ ла собой конфедерацию городов-государств. Эта идея, однако, тоже не нова, поскольку в российской историо¬ графии еще до публикации книги Д. Кристиана высказы¬ валась И.Я. Фрояновым и А.Ю. Дворниченко, которые посвятили данному вопросу отдельную монографию320. О существовании на Руси городов-государств, но уже в течение XI в., пишет и Д.М. Котышев321. Он отмечает, со ссылкой на И.М. Дьяконова и В.А. Якобсона, что города- государства или номовые государства были закономер¬ ным этапом становления государственности в большин¬ стве раннеклассовых обществ322, каковым, по его мнению, являлась Русь в XI в. У. Хэнак единственный из рассмотренных англо-аме¬ риканских авторов, кто выделяет этапы в развитии древ¬ нерусской государственности. Он считает, что сложению Древней Руси предшествовал этап формирования городов («градов»), которые управлялись славянскими князьями, которых лишь позднее сменили скандинавы. В отечествен¬ ной историографии эта идея высказывалась различными авторами. Например, М.Б. Свердлов: «Анализ развития славянских обществ в VII — начале X в. свидетельству¬ ет об основных тенденциях взаимосвязанных процессов формирования сословий и становления государства через последующие этапы племенного княжения и „варварско- го“ государства»323. Е.А. Шинаков также отмечает не¬ сколько этапов в развитии Древней Руси: первый — с середины IX в. (призвание варягов) до конца третьей четверти X в., во время которого на Руси существовало «двухуровневое государство», в котором существовало 136
два слоя — правящий, представленный варягами-русами, и зависимый от них слой славянского населения со сво¬ ими правителями324. Второй период — с конца X в. до середины XI в., который был временем расцвета «дру¬ жинного государства», которое затем переросло в иные формы государственности325. В.В. Пузанов также пишет об этапах формирования древнерусской государственно¬ сти: через «союзы племен» и их объединения к выделе¬ нию господствующего «союза племен», который начина¬ ет напрямую управлять подвластными «племенами»326. После этого, как отмечает исследователь, начинается этап формирования городов-государств: «Особенностью этого процесса было то, что он происходил не автономно, а в рамках Киевской Руси, способствуя ее трансформа¬ ции из „сложного суперсоюза племен44 (включающего в себя элементы, связанные разным уровнем интеграции) в сложную федерацию земель»327. Говоря далее о влиянии торговли на формирование древнерусской государственности, большая часть англо- американских авторов склоняется к выводу, что изна¬ чально, в IX в., основным торговым путем был Волжский торговый путь, связывавший формирующиеся русские политии со странами мусульманского Востока, и лишь затем, уже в X в., благодаря росту культурного и поли¬ тического влияния Византии, а также из-за угрозы ко¬ чевников, которые перекрыли пути на Восток, происхо¬ дит постепенная переориентация торговли на путь «из варяг в греки». Подобный подход характерен в целом и для отечественных ^следователей. Значение Волжского торгового пути подчеркивал в своих работах, например, И.В. Дубов328. В настоящее же время К. Раффенспергер развивает идею, согласно которой важным для сложения древнерусской государственности ^являлся не один кон¬ кретный торговый путь, а их совокупность, которую в отечественной историографии выдвигает М.Б. Сверд¬ лов329. Помимо Волжского и Днепровского торговых пу¬ тей он также обращает внимание на важность пути из 137
Майнца и Регенсбурга через Богемию, Польшу и Русь в Среднюю Азию330. О важности западного торгового пути пишет также А.В. Назаренко, который дал ему название «из немец в хазары»331. Также А.В. Назаренко один из немногих в отечественной историографии активно раз¬ рабатывал вопрос взаимоотношений Руси с Европой, в первую очередь с Германией332. Понятно, что эти идеи были взяты К. Раффенспергером из его работ, тем более что сам он, как указывалось выше, говорит, что читал работы российского ученого. Далее, как уже было показано выше, все рассмотрен¬ ные англо-американские авторы, за исключением П.Б. Гол¬ дена, признают, что русы были выходцами из Скандина¬ вии, преимущественно Швеции. Эта идея также восходит к дореволюционной российской историографии, а в за¬ падный научный оборот была введена, очевидно, В. Том¬ сеном, который при этом ссылается в своей работе на М.П. Погодина и А.А. Куника333. Эта идея в основном поддерживалась также и российскими историками-эми- грантами, а потому неудивительно, что она прочно вошла во все англо-американские публикации и до сих пор не подвергается сомнению. И как уже отмечалось, из рас¬ смотренных нами авторов только П.Б. Голден полагает, что русы были не этносом, а полиэтничным конгломера¬ том племен, в состав которого входили скандинавы, сла¬ вяне и финны. Впрочем, исследователь также отмечает, что ведущая роль в этом объединении могла принадле¬ жать скандинавам, что сближает его позицию с позици¬ ями остальных англо-американских исследователей. Многие отечественные исследователи также придержи¬ ваются теории «норманнского» происхождения Руси, ко¬ торая впервые была сформулирована еще в XVIII в. Г.Ф. Миллером и А. Шлецером, а затем закреплена в рос¬ сийской историографии XIX в. Н.Н. Карамзиным, С.М. Со¬ ловьевым, А.А. Куником, М.П. Погодиным и другими. Од¬ ним из главных сторонников этой версии в настоящее время является В.Я. Петрухин334. С другой стороны, суще¬ 138
ствует также и так называемый антинорманизм — точка зрения, отрицающая решающее влияние скандинавов на формирование древнерусской государственности и скандинавское происхождение первых русских князей, ко¬ торая, однако, утратила свои лидирующие позиции после распада Советского Союза, где она была господствующей. В XVIII—XIX вв. ее сторонниками были М.В. Ломоносов, Д.И. Иловайский, С.А. Гедеонов и другие. В настоящее время также есть ученые, которые разделяют данную по¬ зицию. Самым активным и последовательным «антинор- манистом» в современной отечественной исторической науке является В.В. Фомин, который считает Русь поли¬ этничным конгломератом выходцев из Поднепровья, При¬ балтики и Подунавья, изначально не славян, которые за¬ тем слились с нйми, сохранив некоторые особенности335. М.Б. Свердлов отмечает, что восточнославянский этнос имел определяющее социально-экономическое и полити¬ ческое значение в Древнерусском государстве336, однако признает, что первые русы были скандинавами, но при этом полагает, что этническая принадлежность князя не имела решающего значения337. При этом исследователь отмечает, что первые русы были не шведского, а фризско- скандинавского происхождения, а Рюрика отождествляет с Рёриком Фрисландским338. С таким отождествлением со¬ глашается и А.А. Горский339. Что же касается самого происхождения этнонима «русь», то здесь англо-американские исследователи также следуют за отечественной историографией, в которой су¬ ществует мнение, что это слово происходит от финского ruotsi, которое до сих пор служит обозначением шведов. Само слово ruotsi, как предполагается, произошло от скандинавского корня rods, связанного с греблей, гребца¬ ми и т. п. Эту идею высказали еще Г.Ф. Миллер и А. Шле- цер в XVIII в., ее поддерживал А.А. Шахматов, а в насто¬ ящее время — Е.А. Мельникова и В.Я. Петрухин340. Г.С. Лебедев, со ссылкой на В.Я. Петрухина, пишет, что «русь» происходит от древнегерманского roj^s (само¬ 139
название приплывавших к финнам скандинавам) через за¬ паднофинское Ruotsi/Ruots341. При этом он полагает, что термин «русь» не был изначально этнонимом, обозначая «разноэтничную надплеменную элиту молодого государ¬ ственного образования», и лишь после Крещения Руси обретает сначала конфессиональный (русские = креще¬ ные), а затем и этнический смысл342. Но, с другой стороны, как мы уже указывали выше, Р. Пайпс и Дж. Шепард от¬ мечают, что с точки зрения филологии непонятно, как финское ruotsi превратилось в «русь». Такого же мнения придерживается и А.В. Назаренко, который пишет: «Аб¬ солютно ясно и со всей отчетливостью выговорено отнюдь не „антинорманистами44, что собственно скандинавоязыч¬ ного прототипа у фин. Ruotsi, а значит, и др.-русск. русь выявить не удается, но подавляющее большинство вполне серьезных историков продолжает жить в летаргическом убеждении, будто проблема давно и навсегда закрыта чуть ли не со времен В. Томсена...»343 Против данной эти¬ мологии высказывался и К.А. Максимович344. В противо¬ вес этой версии в отечественной науке иногда высказыва¬ ется теория происхождения термина «русь» от иранской основы *rauka-, *ruk- «свет, белый, блестеть». Наиболее известными ее сторонниками являлись В.В. Седов345 и О.Н. Трубачев346. Также схожая идея еще ранее высказы¬ валась Г.В. Вернадским, однако она не получила распро¬ странения среди рассмотренных нами англо-американских ученых. Существуют также и другие теории происхожде¬ ния термина «русь»: готская, индо-арийская, кельтская, южнорусская и некоторые другие347. Также заметное место в рассмотренных нами выше работах занимает вопрос хазарского влияния на форми¬ рование древнерусской государственности. Эта тема так или иначе поднимается в работах Дж. Щепарда, Д. Кри¬ стиана, Т. Нунена, П.Б. Голдена и У. Хэнака. Интерес к данному вопросу у англо-американских авторов вызван, возможно, работами О. Прицака, который одним из пер¬ вых в зарубежной историографии обратился к изучению 140
хазаро-еврейских документов как источников по древне¬ русской истории. Также интересно отметить, что проб¬ лема хазарского влияния получила широкое освещение и в отечественной историографии. Одним из крупнейших специалистов по данному вопросу среди отечественных историков в настоящее время является В.Я. Петрухин. Выше мы уже привели пример заимствования концеп¬ ции создания скандинавами Русского каганата, которая, как уже отмечалось, была впервые предложена С.А. Ге¬ деоновым в 1862 г.348 Однако она не получила широкого распространения ни в дореволюционной, ни в советской, ни в современной российской историографии, и если упо¬ минается, то обычно с критических позиций. В англо- американской же историографии дело обстоит совершен¬ но по-другому. Практически все рассмотренные нами выше авторы признают существование Русского кагана¬ та в конце VIII — середине IX или даже первой четверти X в., и очевидно, что она была заимствована из трудов Г.В. Вернадского, хотя в вопросе его местоположения в районе Азовского моря его идеи не нашли широкого рас¬ пространения. Его локализуют либо на Севере (Дж. Ше¬ пард и С. Франклин, Д. Кристиан и др.), либо в Волж¬ ском бассейне (М. Уиттоу, П.Б. Голден). Эти локализации Русского каганата находят поддержку также и в отечест¬ венной историографии: «северную» отстаивали, например, A. А. Васильев и А.А. Шахматов, а «волжскую» — П.П. Смирнов и О. Прицак349. Другого мнения придер¬ живались Г.С. Лебедев, В*В. Седов и М.Б. Свердлов, которые полагали, что Русский каганат располагался в Поднепровье. Однако, как уже отмечалось, большинство отечественных ученых считает концепцию Русского ка¬ ганата ни на чем не основанной и бездоказательной. Од¬ ним из наиболее решительных ее противников является B. Я. Петрухин, который считает каганат «историческим фантомом»350. Такой же точки зрения придерживается и А.П. Толочко, который полагает, что Русский каганат на¬ ходится исключительно «на страницах ученых трудов»351. 141
Становится очевидным, что англо-американские авто¬ ры более всего концентрируют свое внимание на деятель¬ ности княгини Ольги. Практически все исследователи считают ее едва ли не создательницей государственности на Руси, подробно рассматривая ее реформы внутреннего управления (учреждение уроков и погостов) и внешнюю политику (визит в Константинополь). При этом практиче¬ ски полностью опускаются реформы князя Владимира. Единственное из его деятельности, что анализируется очень подробно, — это выбор веры, последующее креще¬ ние и связанные с ними события, хотя некоторые авторы (например, Дж. Шепард) упоминают также его градостро¬ ительную деятельность. В отечественной же историогра¬ фии ситуация до некоторой степени обратная. Реформы Ольги не игнорируются, однако появление древнерусской государственности обычно связывается с Владимиром и его деятельностью по консолидации и укреплению Киев¬ ской Руси при помощи «механизмов различного типа (во¬ енно-объединительных, сакральных, „родственных", воз¬ можно — семейно-брачных, реформаторско-правовых, демографическо-интеграционных)»352. Однако некоторые отечественные исследователи также начинают древнерус¬ скую государственность с Ольги. Так, например, В.Я. Пе¬ трухин отмечает, что «древлянское восстание и смерть Игоря оказываются стимулом для установления государ¬ ственных правовых норм от Среднего Поднепровья до Новгорода: при этом реформе подвергается и архаичное государственное право (полюдье), и „племенные" тради¬ ционные нормы, послужившие правовым основанием для казни Игоря»353. Эту позицию разделяет и Е.А. Шинаков, который полагает, что реформы княгини послужили бази¬ сом для дальнейшего развития от «варварского» к «ран¬ нему государству», хотя ввести единое право для всей тер¬ ритории Руси Ольга была не в состоянии354. Другим важным вопросом древнерусской истории X в. является проблема неподконтрольных Киеву княжений. Среди англо-американских авторов об этом пишут, на¬ 142
пример, С. Франклин и Дж. Шепард и некоторые другие. В отечественной историографии эта идея также имеет своих сторонников, в частности, об этом пишут Е.А. Ши- наков и А.А. Горский. Е.А. Шинаков отмечает существо¬ вание независимого от Киева «черниговского династа», которому служил воевода Претич, в 968 г.355, а А.А. Гор¬ ский по этому поводу пишет: «Поскольку в Новгороде сидел сын киевского князя [Игоря], очевидно, что терри¬ тория, находившаяся под непосредственной властью ки¬ евского княжеского семейства, была вытянута узкой ли¬ нией вдоль „пути из варяг в греки“... К востоку и западу от этой территории находились славянские общности, сохранявшие свою „автономию" и имевшие собственных князей»356. Мнение о существовании многих князей на Руси в середине X в., на основе договора Руси и Визан¬ тии 944 г., отстаивает и А.С. Королев, который полагает, что «можно даже сказать, что Русь находилась в управ¬ лении не одного, а множества князей»357. В.В. Фомин, со ссылкой на А.Г. Кузьмина, также отсеивает идею «более десятка» «Русий» разного этнического происхождения в конце I — начале II тысячелетия358. Сходной позиции придерживается и М.Б. Свердлов, который пишет, что Русь в IX — начале X в. являлась «варварским государ¬ ством», состоявшим из конгломерата племенных княже¬ ний с начальным уровнем организации государственной системы359. Он также отмечает, что догосударственные племенные княжения существовали у всех восточносла¬ вянских племен в VIII—X ввг., однако в дальнейшем они «или подчинились Руси, или погибли в борьбе с ней»360. Для XI в. главными для англо-американских авторов являются узкие вопросы наследования власти («Заве¬ щание Ярослава» и его функционирование) и развития правовой системы Киевской Руси (появление Русской Правды) и ее оценки. Для отечественной же историогра¬ фии первостепенное значение имеет изучение социально- экономических основ государства и развитие обществен¬ но-политических отношений. А.В. Назаренко полагал, из
что к середине XI в. на Руси установился сеньорат (то есть передача власти старейшему из наследников), кото¬ рый стал логичным результатом эволюции коллективного управления (corpus fratrum) государством всеми предста¬ вителями одного поколения361. С этой позицией согласен А.П. Толочко, который так пишет о форме древнерусской государственности по «Завещанию Ярослава»: «Выде- ленность одного из наследников, вручение ему властных прав над остальными братьями (еще без права земель¬ ного пожалования) означали возникновение строя вла¬ сти, получившего в литературе (преимущественно поль¬ ской) название „принципата"»362. При этом он отмечает, что между сеньоратом и принципатом существовала раз¬ ница, поскольку первый был институтом родовым, а вто¬ рой — политическим363. А Д.М. Котышев, рассуждая о развитии ранней государственности на Руси XI в., отме¬ чает, что «Завещание (ряд) Ярослава» оказалось не в состоянии разрешать возникающие династические кон¬ фликты и территориальные претензии, и «отсюда следует, что „ряд“ Ярослава не имел универсального характера и подразумевал, что перераспределение власти в среде вну¬ ков Ярослава должно было решаться не на основании за¬ вещания 1054 г., а другим путем^», и результатом этого стал княжеский съезд 1097 г.364 Это мнение в англо-аме¬ риканской историографии разделяют С. Франклин и М. Димник, которые говорят о нарушении принципов «Завещания» внуками Ярослава. Дж. Мартин также по¬ лагает, что «Завещание» заложило основы лествичной системы, а вот С. Франклин и Дж. Шепард считают, что никакой системы наследования создано не было, о чем говорит постоянная борьба за киевский престол. Среди других тем, которые рассматриваются при изу¬ чении истории Руси XI в., как англо-американские, таки отечественные исследователи уделяют большое внимание распространению христианства и его влиянию на раз¬ витие древнерусской культуры, а также международному положению и связям Руси в этот период. 144
Некоторые англо-американские авторы также уделяют внимание развитию институтов управления Киевской Руси XI в. Р. Пайпс отмечал большую роль дружины в управле¬ нии государством, считая, что она заменяла аппарат управ¬ ления. Важность дружины для киевского князя отмечает и С. Франклин. Среди отечественных историков о роли дру¬ жины в политическом развитии Киевской Руси писал А.А. Горский365. Он также отмечает, что Киевскую Русь можно считать «дружинным государством» примерно до второй половины XII в., однако оговаривается, что «по¬ добное определение, во-первых, на мой взгляд, правомер¬ но лишь в качестве одного из условных обозначений госу¬ дарства — по типу организации в нем элитного слоя»366. А общественный строй Киевской Руси он условно опреде¬ ляет как «государственно-феодальный», «с той оговоркой, что государство — «совокупный феодал» было представ¬ лено князьями и окружавшей их дружинной знатью»367. С другой стороны, Е.А. Мельникова полагает, что дружин¬ ное государство на Руси просуществовало лишь до конца X в., после чего «приобретает черты раннефеодального го¬ сударства со все более очевидно проявляющимися элемен¬ тами феодального строя»368. С ней соглашается Н.Ф. Кот- ляр, который отмечает, что в XI в. дружина выполняла уже чисто военную функцию. Он пишет: «Есть основания ут¬ верждать, что в эпоху Владимира завершается существо¬ вание дружинной формы государственности»369, то есть периода, когда дружина оказывала серьезное влияние на процессы управления государством и принятия ключевых решений. При этом ранее, в X в., как отмечает Н.Ф. Кот- ляр, киевские князья довольно сильно зависели от своих дружин370. Е.А. Шинаков считает, что «дружинное государ¬ ство» на Руси зарождалось «рывками» рри Олеге и Свя¬ тославе, затем пережило расцвет при Владимире, после чего постепенно трансформировалось в иные структуры при Ярославе и его наследниках371. Наконец, стоит отметить одну тему, которая разрабаты¬ вается в настоящее время К. Раффенспергером, но прак¬ 145
тически не упоминается в отечественной историографии. Это — тема «микрохристианских регионов», о которой речь шла выше. Суть ее, повторим, сводится к тому, что во всей Европе, в том числе и на Руси, до XII в. существовали различные национальные версии христианства, и каждая из них претендовала на истинность и всеобщность. Именно поэтому Русь, хотя и приняла при князе Владимире Свя¬ тославиче христианство из Византии, стремилась прово¬ дить самостоятельную церковно-религиозную политику, по сути балансирующую между Римом и Константинополем. Этим К. Раффенспергер объясняет многие традиции Рус¬ ской православной церкви, которые были нехарактерны для византийской церкви (календарь, почитание католиче¬ ских святых, некоторые даты церковных праздников и т. д.). В отечественной историографии конкретно такой идеи нет, хотя высказывались предположения о принятии Русью хри¬ стианства не из Византии, а из какого-то другого источни¬ ка, независимого как от Рима, так и от Константинополя: из Болгарии — А.А. Шахматов372, А.Е. Пресняков373 и не¬ которые другие, из Великой Моравии — Н.К. Николь¬ ский374, из ирландского кульдейского христианства с эле¬ ментами пелагианства — А.Г. Кузьмин375. Таким образом, как видно из данного параграфа, темы, которые рассматриваются англо-американскими учеными, практически идентичны тем, которые разраба¬ тываются и отечественной наукой, хотя их интерпретация может различаться. Понятно, что степень разработанно¬ сти тех или иных проблем древнерусской истории выше в отечественной науке. Однако некоторые англо-амери¬ канские авторы, как, например, Д.Д. Оболенский, при¬ меняют собственные оригинальные концепции к истории Руси (Византийское Содружество), либо, как'К. Раффен¬ спергер, стремятся исследовать те вопросы, которые не получили широкого освещения в России (русско-евро¬ пейские связи, брачная политика русских князей и т. п.). Поэтому стоит еще раз отметить заимствованность анг¬ ло-американскими исследователями основных идей для 146
своих концепций из российской, частично советской историографии. Однако эти идеи не получили развития в англо-американской исторической науке, оставаясь на том же уровне и в таком же виде, в каком они были при¬ внесены. Исключение здесь составляет упомянутая выше оригинальная концепция «Византийского Содружества» Д.Д. Оболенского. А также идеи К- Раффенспергера о существовании в Средневековье микрохристианских регионов, идея «семейных сетей», в которые входили как Рюриковичи, так и представители европейских правящих домов, или обоснование равнозначности древнерусского титула «князь» европейскому титулу «король». Однако в целом в настоящее время, как мы уже отмеча¬ ли, интерес к истории Древней Руси в англо-американском мире иссякает: в колледжах и университетах, по общему признанию, возникают сложности с набором студентов, же¬ лающих обучаться по этому направлению. И многие объ¬ ясняют это отсутствием работ современных российских историков на английском языке. Однако интерес к совре¬ менной России, особенно ее культуре, театру, кинемато¬ графу, а также советскому периоду еще остается. Итак, нами были рассмотрены работы англо-амери¬ канских историков, посвященные истории становления и развития Киевской Руси. Были определены основные по¬ ложения, которыми они руководствуются в исследовании вопросов возникновения и становления древнерусского государства. И если брать работы последних пяти—семи лет, то уже отчетливо видно сближение их позиций с по¬ зициями отечественных историков' в различных аспектах исследований. Очевидно, что это происходит за счет уси¬ ления научного обмена. Стало заметно, что они стали более широко использовать данные отечественной исто¬ риографии и археологии. В связи с этим нельзя обойти вниманием вопрос о различии подходов к определению феодализма историка¬ ми марксистского направления, которые считают феода¬ лизм определенной общественно-политической формаци¬ 147
ей, и их буржуазными коллегами. «Буржуазные историки, говоря о феодализме, понимают при этом не определен¬ ную общественно-экономическую формацию, не тип про¬ изводственных отношений, а лишь связи внутри господ¬ ствующего класса (сюзерены и вассалы)»376. И надо отметить, что позиции англо-американских историков и по данному вопросу также не менялись. До¬ статочно привести в качестве примера недавнюю работу сотрудника Университета Нью-Мексико Ю.А. Михайло¬ вой «О некоторых направлениях в современной медиеви¬ стике и их значимости для изучения Древней Руси». В ней она рассматривает различные подходы, раскрывающие суть феодализма, а классическое его определение в «уз¬ ком» смысле, как она указывает, принадлежит бельгий¬ скому ученому Ф.-Л. Гансхофу: «Система общественных институтов, формирующая и регулирующая обязательства послушания и службы, преимущественно военной, которые один свободный человек (вассал) принимает на себя по от¬ ношению к другому свободному человеку (сеньору), а так¬ же обязательства обеспечения и покровительства, которые сеньор принимает на себя по отношению к вассалу»377. Однако здесь хотелось бы дать свой комментарий на вышеуказанное определение. В учебнике истории А. Тра- чевского за 1885 г. (за десять лет до рождения Ф.-Л. Ганс- хофа) читаем: «Пользуясь борьбой «между детьми Карла [Великого], ленники образовали сильную аристократию превратившихся в наследственных владетелей с верхов¬ ной властью. Они назывались вассалами или рыцарями, а император — сюзереном, что означало первого среди равных. Этот политический порядок называется феода¬ лизмом»378. В чем разница? И это считалось классиче¬ ским определением в российской науке. Но еще раньше, в 1868 г. Н.Я. Данилевский в своей работе *<Россия и Европа» определял феодализм как некую форму зависи¬ мости: «Такое отношение между племенем, достигшим преобладания, и племенем подчиненным, при котором первое не сохраняет своей отдельности, а расселяется 148
между покоренным народом. Отдельные личности его за¬ владевают имуществом покоренных, но если не юридиче¬ ски, то фактически оставляют им пользование частью прежней их собственности — за известные подати, ра¬ боты или услуги в свою пользу»379. Для Руси же формой феодализма было, по его мнению, «крепостное право (точно так же как призвание варягов — русская форма завоевания, как владычество татар — русская форма данничества), употребленная московскими государями для политической централизации Руси...»380. По-види- мому, настало время возвращения к старым традициям, так как историография перестала быть ареной классовой борьбы, поскольку позиции ученых по дискуссионным вопросам начинают сближаться и подавляющее число англо-американских авторов признают, что, во всяком случае, до XIII в. Русь была составной и важной частью Европы. Исходя из этого можно констатировать изме¬ нения в позициях англо-американских ученых, тем более что сейчас значительно увеличился объем прямых кон¬ тактов между историками разных стран и языковой барьер уже не является значимым препятствием. В связи с этим уместно привести письмо К. Раффен- спергера: «Что касается национальных историографий, я полагаю, что англо-американская традиция, безусловно, имеет собственные представления и концепции о средне¬ вековой истории и истории Руси, некоторые из которых происходят от русской научной традиции, а также от идей русских эмигрантов, которые покинули страну в начале XX века. Я точно знаю, что Вернадский был весьма влия¬ тельным евразистом и оказал серьезное влияние на не¬ которые англоязычные представления о Руси. Такое же влияние, я убежден, оказали также и работы Ключевского. Они были переведены на английский и, я полагаю, помог¬ ли создать цельную картину русской истории на Западе. Но я не думаю, что немецкая наука повлияла на англо¬ язычную в той степени, в какой могла бы. Возможно, это произошло из-за различия в предметах изучения, возмож¬ 149
но, дело в чем-то еще. Англоязычная наука сфокусирована на Источниковой базе, касающейся Руси, а также на изуче¬ нии Византии. Византия и Русь неразрывно связаны в ан¬ глоязычной науке, и эту связь я бы хотел свести к мини¬ муму, насколько это возможно. Я бы хотел, чтобы Русь считалась частью средневековой Европы, наряду с Визан¬ тией, а не зависимой от нее державой. Что касается во¬ проса о российской науке, я считаю, что существует опре¬ деленное непонимание и мнение, что американцы, в частности, не могут много знать о прошлом России. В раз¬ говоре с Ф.Б. Успенским мы говорили о том, что науки двух стран развиваются параллельно и что между ними должно быть больше точек соприкосновения, но вместо этого мы в основном склонны писать для наших нацио¬ нальных аудиторий. Я также знаю, хотя не буду вдаваться в детали, о реакции некоторых российских академиков, которые считают, что я — американец — вряд ли могу хорошо знать историю Руси/России, что мой уровень вла¬ дения русским языком недостаточен и что он не может быть достаточным, поскольку русский не является моим родным языком. Но я считаю, что сделал важное дело, по¬ пытавшись изжить такое представление, рассмотрев Русь в более широком контексте. При этом мне не интересны продолжающиеся дебаты об истории Руси, которые ведутся в российской медиевистике. Вместо* этого я хотел бы вы¬ тащить Русь из ее собственного замкнутого мирка или из византийского мира и поместить ее в более широкий сред¬ невековый европейский контекст. Так мы сможем больше понять о том, что происходило тогда в мире, поскольку Русь 'была тесно связана со средневековой Европой». В следующей части книги, принадлежащей перу учено¬ го из Виттенбергского университета (США, штат Огайо), описывается и анализируется Древняя Русь на'фоне евро¬ пейской и мировой истории. В ней заинтересованный чи¬ татель может почерпнуть из первоисточника сведения о новейшем взгляде одного из ведущих историков-русистов США на начало и развитие нашей государственности.
Часть вторая КОРОЛЕВСТВО РУСЬ381 Будучи американцем, который занимается историей средневековой Восточной Европы, я подхожу к этой теме со своим набором идей, пристрастий, предубеждений и предрассудков382. На их формирование повлияло, конеч¬ но, то, где я учился, те, с кем я учился, а также темы, проблемы, вопросы, которыми я занимался. И это одна из причин, почему стоит обратить внимание на нынешнее состояние изучения российской истории в Соединенных Штатах. Однако стоит отметить, что сегодня лишь не¬ многие занимаются проблемой Древней Руси в США. Некогда процветающая научная отрасль пришла в упадок по мере того, как ученые старели, уходили на пенсию или умирали, а университеты вкладывали средства в изучение других географических регионов и других хронологиче¬ ских эпох. Даже в таких центрах, как Гарвард, где когда- то преподавали Эдвард Кинан, Омельян Прицак и другие, фокус программ кафедры истории сместился к современ¬ ности. Хотя все еще довольно много исследований про¬ водится в рамках изучения Московии и еще больше по имперской России. Но в основном американская наука концентрируется на изучении советского и постсоветско¬ го периодов российской истории. К примеру, Early Slavic Studies Association (Ассоциация ранних славянских ис¬ следований), в которой состоят многие довольно извест¬ ные ученые, каждый год выпускает большое количество публикаций383. Также и Ежегодный съезд Association for Slavic, East European and Eurasian Studies (Ассоциации 151
славянских, восточноевропейских и евразийских исследо¬ ваний) собирает тысячи ученых. Однако доклады, кото¬ рые они делают, в подавляющем большинстве относятся к XX и XXI вв.384 И хотя этот съезд свидетельствует о значительной роли русистики в американской науке и о растущей популярности исследований проблем Евразии и Центральной Европы, надо признать, что эта значи¬ мость в некоторой степени иллюзорна. Многие ученые, приезжающие на съезд, являются по своей основной спе¬ циальности преподавателями языков, всеобщей истории и введения в политические науки и т. п. Интерес же среди американских студентов к русисти¬ ке заметно упал в последние пятьдесят лет — и это то, о чем постоянно говорят специалисты в данной области. Руководители университетов видят такое сокращение контингента студентов, и это неизбежно отражается на финансировании. И даже относительный рост напряжен¬ ности между Россией и США в последние годы никак не повлиял на повышение интереса американских студентов к темам, связанным с Россией. По правде говоря, они по большей части мало осведомлены о тех вопросах, кото¬ рые муссируются в СМИ. И хотя это трудная тема для американских специалистов по Восточной Европе, все же, я полагаю, к ней важно обратиться. Сам я полагаю, что Русь следует рассматривать как часть средневеково¬ го мира, ведь это, кроме всего прочего, сделает более легким начало изучения Восточной Европы для амери¬ канских студентов. Они увидят общие черты, которые имели средневековые Англия, Франция, Польша и Русь, и тогда они, возможно, смогут осмыслить концепцию «большой Европы»385. Современные студенты росли, не зная ничего о Бер¬ линской стене, железном занавесе и холодной войне, но историки до сих пор используют идеи и концепции, кото¬ рые разделяют Европу на Восток и Запад, не только при обсуждении XX в. (к которому они только и могут при¬ меняться), но и ко всей европейской истории, начиная со 152
Средневековья и заканчивая современностью, XXI в. Расширение нашего представления о Восточной Европе как части Европы и Евразии — это способ преодолеть это разделение и представить более полную картину мира, частью которого являются Русь и ее преемники. Что же касается национальных историографий, я по¬ лагаю, что англо-американская традиция, безусловно, имеет собственные представления и концепции о средне¬ вековой истории и истории Руси, некоторые из которых происходят от русской научной традиции, а также от идей русских эмигрантов, которые покинули страну в начале XX в. Я точно знаю, что Вернадский был весьма влия¬ тельным евразистом и оказал серьезное влияние на не¬ которые англоязычные представления о Руси. Такое же влияние, я убежден, оказали также и работы Ключевско¬ го. Они были переведены на английский и, я полагаю, помогли создать цельную картину русской истории на За¬ паде. Я кое-что написал по поводу связи его работ с ра¬ ботами Грушевского, но пока еще ничего не опублико¬ вано. Но я не думаю, что немецкая наука повлияла на англоязычную в той степени, в какой могла бы. Возмож¬ но, это произошло из-за различия в предметах изучения, возможно, дело в чем-то еще. Англоязычная наука сфо¬ кусирована на Источниковой базе, касающейся Руси, а также на изучении Византии. Византия и Русь неразрыв¬ но связаны в англоязычной науке, и эту связь я бы хотел свести к минимуму, насколько это возможно. Я бы хотел, чтобы Русь считалась частью средневековой Европы, на¬ ряду с Византией, а не зависимой от нее державой. Что касается вопроса о российской науке, я считаю, что существует определенное непонимание и мнение, что американцы, в частности, не могут много знать о про¬ шлом России. В разговоре с Ф.Б. Успенским мы говори¬ ли о том, что науки двух стран развиваются параллельно и что между ними должно быть больще точек соприкос¬ новения, но вместо этого мы в основном склонны писать для наших национальных аудиторий. Я также знаю, хотя 153
не буду вдаваться в детали, о реакции некоторых россий¬ ских академиков, которые считают, что я — американец — вряд ли могу хорошо знать историю Руси—России, что мой уровень владения русским языком недостаточен и что он не может быть достаточным, поскольку русский не является моим родным языком. Но я считаю, что сделал важное дело, попытавшись изжить такое представление, рассмотрев Русь в более широком контексте. При этом мне не интересны продолжающиеся дебаты об истории Руси, которые ведутся в российской медиевистике. Вме¬ сто этого я хотел бы вытащить Русь из ее собственного замкнутого мирка или из византийского мира и поместить ее в более широкий средневековый европейский кон¬ текст. Так мы сможем больше понять о том, что проис¬ ходило тогда в мире, поскольку Русь была тесно связана со средневековой Европой. Хотя эта часть и невелика по объему, я работал над ней на протяжении длительного времени и в разных формах. Многие люди так или иначе знакомились с отдельными частями этой работы и предлагали свои комментарии. Хочу поблагодарить их всех, даже тех, кто не упомянут здесь отдельно. Благодарю за помощь в работе слушателей Midwest Medieval Slavic Workshop, Association for Slavonic, East European, and Eurasian Studies Conference, Midwest Me¬ dieval History Workshop, and the Harvard Early Slavists’ Seminar. Особо хотелось бы поблагодарить Фрэнсиса Батлера, который первый поддержал идею проведения данного ис¬ следования. Соглашался он со мной или нет, он всегда готов был поддержать и выслушать новые идеи. Также Билл Дарден и Дон Островски своей лингвистической и исторической эрудицией помогли отточить некоторые идеи, а дружеские споры с Еленой и Брайаном Бук по¬ могли мне развить свою аргументацию. За помощь в подготовке текста к печати я должен по¬ благодарить Саймона Форда, который предложил отлич¬ 154
ные идеи, а также Эрин Дэйли, которая вместе со мной работала над подготовкой заявки на издание и над тем, чтобы она была принята. Оба были готовы поверить в научные перспективы обычной проблемы перевода, и за это я им благодарен. Наконец, я хочу поблагодарить свою семью, чья под¬ держка всегда была для меня бесценной, а в особенности моих детей Айрис и Малькольма, чье любопытство по¬ стоянно мотивирует меня. Глава 1 ХРОНОЛОГИЯ СОБЫТИЙ, ПРОБЛЕМА НАЗВАНИЙ Здесь представлена хронология событий, имевших от¬ ношение к Руси, а также те события, которые повлияли на весь европейский мир. Она представляет собой выборку событий, имеющих отношение к предмету настоящего ис¬ следования, и начинается с первых появлений викингов в Восточной Европе и доходит до середины XII в., когда ме¬ няется ситуация на Руси. Таким образом, Русь показана составной частью средневековой Европы. Таблица 2 793 г. Первое крупное нападение викингов на Англию, на Линдис- фарн Конец 700-х — начало 800-х гг. Викинги продолжают нападать на Западную Европу, а также на прибалтийские территории, двигаясь вверх по Западной Двине и другим рекам Восточной Европы 859—862 гг. Повесть временных лет — основной источник по истории Руси — описывает прибытие первых русов в Восточную Ев¬ ропу. Вначале они появляются как налетчики, но затем мест¬ ное население приглашает их в качестве правителей. Веро¬ ятнее всего, это оправдание было придумано позднее, учитывая, что составление летописи спонсировалось правящей династией, происходившей, в теории, от Рюрика 882 г. Олег, известный также как Хельги, начинает экспансию из района Новгорода и захватывает Киев, создавая, таким образом, основу для ранней Руси 155
907 г. Олег организовывает поход на Константинополь. Нападение, по ПВЛ, заканчивается полной победой русов и приводит византийцев в ужас. ПВЛ также содержит текст заключен¬ ного договора, который предоставил русам многочисленные привилегии в Константинополе, что также свидетельствует об успехе похода 941 г. Игорь, который считается сыном Рюрика, но который, с тон¬ ки зрения хронологии, скорее был родственником Олега, предпринял еще один поход на Константинополь. Он закон¬ чился неудачей, и большая часть русского флота была раз¬ громлена византийцами, применившими «греческий огонь». ПВЛ сообщает о еще одном договоре, последовавшем за этим нападением, который был уже намного более выгоден для Византии 969—972 гг. Святослав, сын Игоря, привлеченный возможностями, кото¬ рые давал контроль над балканской торговлей («из Грече¬ ской земли — золото, паволоки, вина, различные плоды, из Чехии и из Венгрии серебро и кони, из Руси же меха и воск, мед и рабы», ПВЛ 969, пер. Д.С. Лихачева), предпринял по¬ пытку перенести свою столицу на Нижний Дунай. Византий¬ ский император Иоанн Цимисхий воспрепятствовал этим планам и в итоге разбил Святослава в бою, вынудив того вернуться в Киев. По пути туда Святослав был убит на Дне¬ пре печенегами, которые, видимо, действовали по наущению Византии 988/989 г. Владимир, сын Святослава, заключает договор с византий¬ ским императором Василием II. В обмен на помощь русских наемников в борьбе против мятежников Варды Фоки и Вар¬ ды Склира Василий II обещает Владимиру руку своей сестры Анны. После свадьбы Владимир обращается в христианство 1015 г. Владимир Креститель умирает, после чего начинается борь¬ ба за власть между его сыновьями. В ходе этой борьбы Борис и Глеб убиты по приказу Святополка. Их непротивле¬ ние убийцам приводит к их канонизации. Они становятся первыми русскими святыми, которые к тому же принадле¬ жат правящей династии — Рюриковичам или Владимирови¬ чам 1018 г. Ярослав Мудрый, сын князя Владимира, побеждает на на¬ чальном этапе борьбы за наследство и садится княжить в Киеве. Его правление, которое продолжалось до 1054 г., часто называют золотым веком Руси, поскольку это было время растущих и крепнущих связей с Европой, распростра¬ нения христианства, появления первых правовых кодексов и прочих достижений 1042 г. Елизавета, дочь Ярослава Мудрого, выходит замуж за Ха- ральда Хардраду. Харальд бежал из Норвегии после пора¬ жения святого короля Олафа и нашел уб&жище на Руси при дворе Ярослава Мудрого и его жены Ингегерд. Харальд про¬ жил на Руси несколько лет, прежде чем отправиться в Кон¬ стантинополь на службу в варяжскую гвардию. Затем он вернулся на Русь, женился на Елизавете и, наконец, вернул¬ ся в Норвегию где, используя семейные связи своей жены, заявил права на трон Норвегии 156
1043 г. Владимир, старший сын князя Ярослава, возглавил крупный поход на Константинополь, первый за сотню лет. Возможно, это был ответ на нападения на русских купцов 1043 г. Изяслав, сын князя Ярослава, женился на Гертруде, дочери Мешко II и сестре Казимира Польского. Гертруда сыграла важную роль в политической карьере своего мужа, помогая ему получить поддержку в ходе двух его изгнаний из Киева 1049 г. Избран папа Лев IX. Это самый известный из немецких пап, которого считают основоположником того, что станет изве¬ стно как Григорианская реформа (в честь папы Григория VII), и, как следствие, тем, кто положил начало борьбе за инве¬ ституру. Также его имя связано с расколом 1054 г., посколь¬ ку именно он назначил кардинала Гумберта главой миссии в Константинополь, которая завершилась взаимным отлуче¬ нием папы и патриарха 1051 г. Анна, дочь князя Ярослава (также известная как Анна Киев¬ ская), выходит замуж за Генриха Капета, правителя Франции. Анна становится важной фигурой при дворе мужа, которому она родила (и дала имя) сына Филиппа I. После смерти Ген¬ риха стала регентом при малолетнем сыне 1053 г. Всеволод, сын князя Ярослава, женится на представительнице византийского клана Мономахов. Вероятно, это была попытка урегулировать отношения с Константинополем после нападе¬ ния 1043 г. Сын Всеволода и Мономахини, Владимир, в буду¬ щем будет использовать фамилию своей матери 1054 г. Ярослав Мудрый умирает, и власть над Киевом переходит к его сыну Изяславу, который будет мирно править в течение четырнадцати лет 1066 г. Король Норвегии Харальд Хардрада вторгся в Англию, но потерпел поражение при Стэнфорд-Бридже от короля Га¬ рольда Годвинсона, который чуть позже будет побежден в битве при Гастингсе нормандским герцогом Вильгельмом Бастардом. Дочь Гарольда Гида станет женой Владимира Мономаха 1068 г. Киевляне изгоняют князя Изяслава после того, как он не смог защитить их от половцев. Он ищет убежище в Польше у своего родственника, Болеслава II, который помогает ему вернуть Киев в 1069 г. 1071 г. Князь Изяслав изгнан во второй раз. На этот раз его свер¬ гают его же братья — Святослав и Всеволод. Путешествия Изяслава и его семьи включают остановку в Польше и Гер¬ манской империи, и император Генрих-IV отправляет от его лица послов к Святославу. Тогда ж$ сын Изяслава и Гертру¬ ды Ярополк женится на девушке знатного рода Кунигунде. Ярополк и его жена в конце концов добиваются помощи папы Григория VII, который убедил Болеслава II помочь Изя¬ славу вернуть киевский престол в 1077 г. 1071 г. Тюрки-сельджуки разгромили византийскую армию при Манцикерте. Сражение положило начало длительному вну¬ треннему конфликту в Византии, в результате чего была потеряна Анатолия. В результате этих событий к власти в Византии пришел Алексей Комнин 157
1078 г. Князь Изяслав умер, и ему наследовал единственный из его! оставшихся в живых братьев — Всеволод, который правил Русью до 1093 г. и укрепил власть своей семьи > 1081 г Алексей Комнин становится императором Византии. Его правление продолжится до 1118 г. Он стал не только осно¬ вателем династии Комнинов, но также отцом Анны Комнины, которая написала «Алексиаду» — книгу о своем отце. Кроме того, он был тем императором, который запросил у евро¬ пейцев помощь, которая положила начало Крестовым по¬ ходам 1089 г. Евпраксия, дочь князя Всеволода, выходит замуж за импе¬ ратора Генриха IV. Изначально она была женой маркграфа Генриха III Длинного Штаденского, но он умер вскоре после свадьбы (ок. 1082 г.). Этот брак был попыткой укрепить союз между Германской империей и Русью для поддержки антипапы Климента III, ставленника императора. Климент III активно переписывался с киевским митрополитом Иоанном II Киевским 1093 г. Князь Всеволод умирает, и киевский престол переходит к его племяннику Святополку Изяславичу. Этот пример мир¬ ного перехода власти от дяди к племяннику подтверждает принцип «бокового» наследования 1095 г. Евпраксия, дочь князя Всеволода, выступает на папском си¬ ноде в Пьяченце от имени папы Урбана II против своего мужа Генриха IV. Это помогает Урбану II взять верх над им¬ ператором в борьбе за инвеституру, хотя окончательно этот вопрос будет решен только спустя столетие Вормсским кон¬ кордатом. На этом синоде также прозвучала просьба Алек¬ сея Комнина о помощи, которая затем вылилась в Крестьян¬ ский и Первый крестовый поход 1113 г. Князь Святослав Изяславич умер, ему наследовал его дво¬ юродный брат Владимир Мономах. Это был один из послед¬ них мирных переходов власти между ветвями династии Владимировичей в XII в. Сам Владимир установил, или хотя бы попытался установить, принцип прямого престоло¬ наследия, передав власть своему сыну Мстиславу/Харальду 1125 г. Умирает князь Владимир Мономах, ему наследует его сын Мстислав, или Харальд, как называли его скандинавские ис¬ точники, в честь деда по матери — последнего англосаксон-1 ского короля Гарольда Годвинсона 1138 г. Смерть Болеслава III приводит к разделу Польши между его сыновьями. Между сводными братьями Владиславом II и! Болеславом IV начинается гражданская война, которая уско-; ряет распад Польши на еще более мелкие владения | 1146 г. Смерть князя Всеволода Ольговича знаменует конец един-i ства Руси. При этом нельзя сказать, что после этого прави¬ тели разных городов и территорий Руси пошли разными! путями, они лишь перестали признавать себя подчиненными Киеву. В результате крепнут связи Новгорода с Ганзейской! лигой и Балтийским миром в целом. На юго-западе усили-1 ваются связи Галицко-Волынской земли с Польшей и Вен-! грией 158
1147 г. Папа Евгений III созывает Второй крестовый поход, который характеризовался не только участием в нем европейских государей, таких как Людовик VII Французский, которые от¬ правились на помощь государствам крестоносцев в Святой земле, но и появлением новых направлений крестоносной экспансии — Иберии и Балтики. Крестовый поход в При¬ балтику против язычников-вендов изменяет саму идею Кре¬ стовых походов, и теперь не только мусульмане, но и языч¬ ники становятся целью агрессии 11 SO- 1160-е гг. Юрий Долгорукий, сын Владимира Мономаха, и его сын Андрей Боголюбский развивают Северо-Восточную Русь, создавая там свой собственный центр власти — Владими¬ ро-Суздальскую землю. Ее появление усиливает многопо¬ лярность Руси, но при этом отдаляет один из ключевых полюсов дальше от остальной средневековой Европы. В дальнейшем, однако, эта земля станет ядром будущей Мо¬ сковии и ее правящей семьи 1159 г. Герцог Саксонии Генрих Лев перестраивает портовый город Любек, который становится торговым центром всей Север¬ ной Европы. Перестройка Любека влечет за собой резкий подъем торговли на Балтике и, как итог, создание Ганзей¬ ской лиги Конец 1190-х — начало 1200-х гг. Усиление активности крестоносцев в Прибалтике. Немецкие крестоносцы, во главе с представителями архиепископа Гамбурга—Бремена, начинают завоевание территорий в бас¬ сейне Западной Двины, строительство церквей и распро¬ странение христианства. Эта экспансия немецкого хрис¬ тианства приведет крестоносцев к конфликту с русскими княжествами 1204 г. Крестоносцы Четвертого крестового похода в союзе с вене¬ цианцами под руководством дожа Энрико Дандоло разоряют Константинополь. Это событие углубило пропасть между западным и восточным христианством 1215 г. Английские бароны вынуждают короля Иоанна Безземель¬ ного подписать Великую хартию вольностей в ответ на его стремление ввести налоги, которые бы покрыли расходы на войну с королем Франции Филиппом-Августом 1222 г. Папский легат Вильгельм Сабинский приказывает закрыть все некатолические церкви в Дерпте. Это проводит границу между католичеством и православием в Прибалтике 1237/38 г. Монголы начинают вторжение на Русь, захватывая Рязань на границе степной и лесной зон. Так начинается история взаимоотношений монголов с Русью и христианской Евро¬ пой 1240 г. Киев разорен монголами. Последствия ощущаются по всей Европе, поскольку город был домом людей со всей Европы, и через них эта новость становится известна всей Европе Так или иначе, имена, названия дают характеристику и определение концепциям, идеям, людям и прочему. Не важно, о чем идет речь — о титуле средневекового пра¬ 159
вителя или об определении планетарного статуса Плуто¬ на, и если какое-либо название закрепляется в памяти, то изменить его трудно, а если и возможно, то такое из¬ менение нелегко принять. За последние несколько веков во множестве англоязычных книг и статей правитель Руси назывался prince (принц, князь) или duke (герцог), а подвластная ему территория, соответственно, principa¬ lity (княжество) или duchy (герцогство). И лишь немно¬ гие ученые отказывались от использования этих традици¬ онных терминов, как, например, Анджей Поппэ, который использовал для правителей Руси титул king (король), объясняя это так: «Поскольку в раннесредневековой Ев¬ ропе славянский титул „князь“ был эквивалентом латин¬ ского титула гех (король, царь), а все русские правители в средневековых источниках именуются reges (короли, цари), то я порываю с историографической традицией XIX и XX вв. и возвращаюсь к средневековому использо¬ ванию и смыслу этого титула». Но более Поппэ к этому вопросу не возвращался. По¬ мимо него также Н.Г. Андрусяк, специалист по Галиции (Западная Русь, ныне Западная Украина) XIII в., утверж¬ дал, что одного из известных правителей Галиции того времени следует титуловать «королем»386. И хотя эти и некоторые другие ученые отаазались от перевода терми¬ на «князь» на английский язык как prince, до сих пор не существует согласованного обоснования по поводу ис¬ пользования перевода и его влияния на формирование образа Руси. В связи с этим в данной книге предпринята попытка комплексно объяснить и аргументировать, по¬ чему верховный правитель Руси должен именоваться king (королем), а не prince (князем) и почему-, следовательно, сама Русь должна считаться kingdom'(королевством), а не principality (княжеством). Сложно отказаться от векового, в буквальном смысле, использования термина, но данная книга показывает, что Русь XI—XII вв. не только была частью средневековой Европы, но и, более того, королевством. Также мы уви- 160
дим, что результатом такого, казалось бы, незначитель¬ ного изменения будет новый взгляд на то, что собой представляла средневековая Европа. Однако это потре¬ бует от нас провести поэтапный анализ титулов, языка и медиевистики. Тем не менее результатом будет новая, расширенная картина средневековой Европы, в которой не будет места неисторичному делению на Восток и За¬ пад. Попытка решить эту проблему начинается с названий, ведь названия имеют особую силу. Представление, что слова, названия или ярлыки определяют идеи, известно в науке под названием «лингвистического поворота», ко¬ торый оказал влияние практически на все научные изыс¬ кания и изменил способы формулирования идей. Более того, эти изменения привели к переоценке базовых структур, которые используются наукой в качестве стро¬ ительных блоков, а именно слов. Для нашего изучения истории крайне важно понимать, что концепции часто создаются и применяются в определенном месте и в определенное время. И задача состоит в том, чтобы при¬ менять их осторожно, тщательно и надлежащим образом, но при этом не слишком широко. Начнем применение этой идеи с «Руси», названия по- литии, которую мы собираемся исследовать. Русь зани¬ мала территории трех современных государств — Рос¬ сии, Украины и Беларуси. Это породило историческую путаницу в отношении названия средневековой террито¬ рии. Некоторые националистически настроенные истори¬ ки в Украине и России заявляют исключительные права на это название, полагая, что оно дает их правительствам историческое право на управление территррией Днепров¬ ского региона, который был ядром средневековой Руси. Что касается других, даже историков-медиевистов, то проблема заключается в недостаточном знании соответ¬ ствующей средневековой терминологии. Название «Рос¬ сия» известно всем, а потому оно появляется на картах как современного, так и средневекового периодов. Для 6 А. Федосов 161
третьих же это просто вопрос удобства, даже когда они все прекрасно понимают. «Русь» — это термин, нуж¬ дающийся в объяснении. В английском языке он упо¬ требляется со странным диакритическим знаком, который используют некоторые, хотя и не все, ученые, чтобы передать старовосточнославянский знак («ерь»), который отсутствует в английском. Еще более запутывает ситуа¬ цию тот факт, что прилагательное от слова «Русь» (англ. Rus’) образуется в форме «руский» (англ. Rusian), но большинство программ, отвечающих за проверку право¬ писания, исправляют его на «русский» (англ. Russian), поэтому трудно бывает использовать необходимую/адек- ватную историческую терминологию при общении с ши¬ рокой аудиторией. Более того, этот термин уже не упо¬ требляется после Средневековья. В течение XIII—XIV вв. политическая ситуация на Руси стала чрезвычайно слож¬ ной, и Русь раскололась на множество мелких политий. Таким образом, для любого курса или книги, которая охватывает тот период, термин «Русь» сложно использо¬ вать. Сам я, преподавая историю Руси, для собственного удобства использовал термин «средневековая Россия», поскольку это понятие охватывает период до возвышения Москвы, что вписывается в последовательность курсов по программе изучения России и Центральной Евразии, которая включает такие курсы, как «Имперская Россия» и «Советская Россия». И все же, несмотря на все вы¬ шеизложенные трудности, термин «Русь» является вер¬ ным для обозначения политии с центром в Киеве на Дне¬ пре. Его использование также позволит нам избежать националистической трясины. И тем не менее этот тер¬ мин требует объяснения. Средневековые термины, так же как и современные, являются конструктами, за которыми тянется определен¬ ный культурный шлейф. Ими пользовались и злоупотреб¬ ляли для описания различных групп и их лидеров. Это же касается средневековых титулов, особенно при переводе на другой язык (поскольку к переводу прилагается, воль¬ 162
но или невольно, тот самый культурный багаж), как это показал Флорин Куртя на примере средневековых Бал¬ кан387. Чтобы понять, почему Русь была королевством, необходимо понять титулатуру правителя. Существуют различные европейские титулы, которые переводятся на английский язык как king («король»): лат. гех, древ¬ несеверный konungr, англосакс, cyning, ирл. ri и, иногда, старовосточнослав. «князь». Изначально все эти титулы обозначали лидера, а с течением времени приобрели до¬ полнительные значения или уровни значений. Основная цель этой книги заключается в том, чтобы путем изуче¬ ния титулатуры показать, что Русь была королевством. В процессе я надеюсь обозначить некоторые проблемы, возникающие из-за необдуманного использования титу¬ лов, как в отношении Руси, так и остальной Европы. На¬ пример, англосаксонские правители, как до, так и после коронации Карла Великого (ум. в 814 г.) императором в 800 г., сами заявляли права на императорский титул. Они титуловали себя Basileus Anglorum — император англов, — осознанно заимствуя византийский титул388. Как Карл Великий, так и эти правители Англии выбира¬ ли для себя римские императорские титулы (imperator или basileus, которые обычно переводятся как «импера¬ тор»), чтобы создать связь с римским имперским про¬ шлым, присвоить часть величия и легитимности империи. Однако если посмотреть на современную англоязычную историографию, то можно увидеть, что только Карла Ве¬ ликого называют «императором», иногда «императором римлян», а чаще — «императором франков». Прави¬ телей англосаксов, которые использовали этот титул, в англоязычной историографии никогда не называют «им¬ ператорами». Чаще всего в их отношении употребляют титул «король», вне зависимости от того, какой террито¬ рией или регионом они правили. Приведем фразу из ра¬ боты Андерса Винрота (шведский историк-медиевист, сотрудник Йельского университета. — Пер.), которая очень хорошо показывает проблемы использования титу- 163
латуры: «Для стремящихся к власти скандинавских вож¬ дей религия императора Карла Великого, императора Константинополя и королей Британских островов должна была быть достаточно привлекательной»389. Аналогич¬ но, только немного позднее, представители Саксонской (Оттониды, Людольфинги, династия правителей Восточ¬ но-Франкского и Германского королевств, Италии и Свя¬ щенной Римской империи в 919—1024 гг. — Пер.) и Салической (Франконская, династия правителей Гер¬ манского королевства и Священной Римской империи в 1024—1125 гг. — Пер.) династий правили землями, ко¬ торые анахронично называют Священной Римской импе¬ рий, территориально — Германской империей, или же просто Рейхом390. Сами же они использовали для себя титул гех или imperator Romanorum (император римлян), реже — Teutonicorum (император тевтонцев, то есть германцев), однако в историографии их не называют ни римскими королями, ни римскими императорами391. То же можно сказать и о ситуации вокруг других ти¬ тулов. Общепринятое обозначение для Восточной Рим¬ ской империи с центром в Константинополе, особенно в период после V в., — Византия или Византийская импе¬ рия. Это создает в голове читателя определенный образ, который совершенно отличается от того образа, который создают названия «Рим» или «римский», причем именно это и было целью создания данной концепции. Однако для людей Средневековья, о которых мы пишем, понятие «Византия» было бы непонятным. Вместо этого для обо¬ значения Византийской империи они использовали бы термины «Рим», «римский», пусть даже им это и не нра¬ вилось. Наше современное использование такого рода понятий может создать барьер для понимания истории и требует как от исследователей, так и от широкой аудито¬ рии определенных усилий, чтобы помнить, чем на самом деле была «Византия». Эти усилия, в сочетании со смешением средневековой и современной титулатуры, могут привести к путанице в 164
нашем понимании средневековой истории. Чтобы прояс¬ нить ситуацию, в данной книге утверждается, что на Руси в XI—XII вв. не было dukes (герцогов) или princes (кня¬ зей), но вместо этого были kings (короли). По сути, до¬ казать это не сложно, и в последующих главах будут из¬ ложены взаимосвязанные аргументы и идеи в защиту этого утверждения. В первой главе будет дана общая картина того времени, включая традиционный взгляд на средневековую Европу, а также объяснено, почему Русь следует считать частью средневековой Европы. Затем, во второй главе, рассматривается традиционный в англо¬ язычной историографии перевод термина «князь» как prince. Как и в случае с представлениями о средневеко¬ вой Европе, описанными в первой главе, это эволюцион¬ ный процесс, который начался с правильной идеи, но затем застрял в прошлом, не развиваясь с появлением новых идей и пониманий. В третьей главе говорится о титулах средневековых правителей в целом, включая проблемы их применения. В четвертой главе рассматри¬ вается титул «князь» — чем он был и каковы были его функции. Эта глава перетекает в две последующие, в ко¬ торых будет рассказано, какие титулы использовали средневековые европейские источники для правителей Руси и какие титулы использовались непосредственно в русских источниках для своих собственных и других пра¬ вителей. Все это в совокупности позволит создать основу для понимания функций этих правителей и как их назы¬ вали в средневековой Европе. Наконец, в заключение, мы вернемся к основному вопросу, который задают исто¬ рики и который следует задавать историкам, — к вопросу «И что?». Последствия создания концепции «королевства Руси» будут рассмотрены на нескольких незначительных примерах, которые показывают, что даже незначитель¬ ные изменения влияют на наше понимание прошлого. Все вместе это поможет четче сформулировать более масштабную идею, что мы не просто должны сделать историю Восточной Европы частью средневековой Евро¬ 165
пы в целом, но и использовать соответствующую и точ¬ ную терминологию для средневековых европейских поли- тий. В случае Руси мы получим крупнейшее европейское королевство XI—XII вв. — королевство Русь. Глава 2 МЕСТО РУСИ В ЕВРОПЕ Европа — это регион. Это также континент, который с трудом можно отделить от Азии и который школьники изучают на уроках географии. Европа — это еще и идея, что особенно четко видно на примере Европейского со¬ юза (ЕС). В начале 2010-х обсуждалось, насколько «ев¬ ропейской» страной является Украина и заслуживает ли она членства в ЕС. А в середине 2010-х, в ходе кампании Brexit (British Exit), ставился вопрос, не слишком ли ев¬ ропейской страной стала Британия и не следует ли ей покинуть ЕС. Для нашего гипотетического школьника, изучающего географию, и Украина, и Британия находят¬ ся в границах Европы, являясь ее частью. Однако для многих вопрос остается следующем: являются ли они ча¬ стью Европы как идеи? Такие же сложности возникают в отношении средне¬ вековой Европы. На самом деле здесь все даже сложнее, поскольку мы говорим о прошлом, к которому мы можем применять свои концепции, но которое не может нам возразить. Можно, конечно, использовать то же разгра¬ ничение «география—идея», но и здесь мы столкнемся с трудностями, поскольку география Европы (или по край¬ ней мере представления о территории в средневековом сознании) в средневековый период все еще формирова¬ лась, поэтому мы вынуждены все больше углубляться в сферу идей. Идея Европы у большинства как неспециа¬ листов так и специалистов вызывает образы замков, ры¬ царей, принцесс, драконов (последнее больше у неспеци¬ алистов, хотя не у всех). Она лучше всего представлена 166
Англией, Францией, папством, да, пожалуй, и все. Ви¬ кинги были пришельцами, нападавшими на Англию, Францию и папские владения. Крестовые походы — это действия Англии, Франции и папства против исламского мира. Основными событиями были: расцвет империи Карла Великого (да здравствует Франция!), захват Ан¬ глии норманнами из Франции, подписание Великой хар¬ тии вольностей королем Иоанном, войны между королем Франции Филиппом-Августом и королем Англии Иоанном за контроль над французскими территориями, войны анг¬ лийских Эдуардов с Шотландией и Францией, Столетняя война между Англией и Францией и, возможно, Великая схизма, когда одновременно существовали как минимум два римских папы, которых обычно поддерживали Англия и Франция. Возможно, это не совсем точное изложение событий, но их знание дало бы возможность большинству неспециалистов получить проходной балл по средневеко¬ вой европейской истории. Картина средневековой Европы, которую я предлагаю здесь, слегка расширена по сравнению с тем, что многие историки-медиевисты предлагают в своих работах и учеб¬ никах. Карты в таких работах обычно заканчиваются Рей¬ ном, как будто далее на восток ничего не было (к счастью, такие составители не стали добавлять на свои карты дра¬ конов, а просто оставили пустые пространства). И здесь нужно упомянуть авторитетную работу Криса Уикэма «Framing the Early Middle Ages», в которой создается но¬ вая идея Европы, выходящая за пределы традиционных, национальных границ Западной Европы. Согласно Уикэму, наряду с Западной Европой туда входят Иберия, Северная Африка, Египет, Восточное Средиземноморье и Византия. Однако из нее выпадает славянский мир. Несмотря на эту работу, традиционный взгляд на Европу все еще остается наиболее распространенным. Он создавался так долго, что, кажется, существовал всегда. Историки знают, как складывались идеи о Восточной Европе, Византии и другие им подобные. Но нужно пом¬ 167
нить, что эти идеи и концепции сложились в основном в раннее Новое время. Здесь мы не будем углубляться в особенности и детали этих идей, достаточно лишь ска¬ зать, что эти представления о средневековой Европе, о которых я здесь говорю, не возникли внезапно в закон¬ ченном виде в головах современных ученых. Они долго вынашивались и постепенно формировались на протяже¬ нии многих лет. Необходимо также учесть силу импульса, которую придавали развитию этих идей различные поли¬ тические обстоятельства, которые создавали различия в европейском опыте. Можно привести примеры довольно ранней идеи государства-нации, возникшей в Англии и Франции и противостоявшей множественности немецких и итальянских политий; рост многонациональных конти¬ нентальных империй, таких как Германия, Австро-Вен¬ грия и Россия, в противовес экспансии Англии, Франции и Испании в Западном полушарии; или же относительно недавнее разделение Европы на коммунистический и де¬ мократический лагеря, вызванное холодной войной. Все это породило мировоззрение, что идея Европы принад¬ лежит Англии и Франции и, возможно, некоторым из их ближайших соседей, но никак не любому европейскому государству. В результате очень легко было перенести такой вариант идеи Европы в прошлое, тем более что средневековое прошлое рассматривалось как орудие для создания современной легитимности. Такое мировоззрение само по себе ограничено, осо¬ бенно когда историки говорят о прошлом. Разумеется, Англия, Франция и папство были частью средневековой Европы, но были также и другие. И эти другие были важ¬ ными участниками событий, которые1 имели влияние на ближних соседей и более отдаленные территории как в краткосрочной, так и в долгосрочной перспективе и ко¬ торые иногда затрагивали даже Англию и Францию. Представлять средневековую Европу без этих наро¬ дов, стран, религий, идей и т. д. — значит создавать лож¬ ное чувство самопонимания, поскольку историки думают, 168
что они понимают действия тех, кто населял их средне¬ вековую Европу. Наиболее ярким примером являются споры о феода¬ лизме. В XIX — начале XX в. феодализм был символом Средневековья. Однако в последние десятилетия XX в. такие историки, как Элизабет Браун и Сьюзан Рейнолдс, указали на то, что концепция феодализма базируется на позднесредневековых французских источниках, а также на то, что она не соответствует реалиям Западной Ев¬ ропы (не считая, разумеется, остальной Европы), как они описывались в течение долгого времени (см. обзор Ричарда Абеля этих споров и их истории). Пересмотр концепции феодализма повлек за собой пересмотр пред¬ ставлений о социально-экономических структурах сред¬ невековой Европы. В начале XXI в. начался новый виток обсуждений, в результате которых стало понятно, что «феодализм» все еще может быть важным предметом научной дискуссии. Некоторые ученые, как, например, Юлия Михайлова, используют данные не из Западной, но из Восточной Европы. Добавление новых свиде¬ тельств из новых регионов изменило ход дискуссии и до¬ бавило новую доказательную базу. Возвращаясь к рас¬ ширенному пониманию Европы, Крис Уикэм отмечал, что медиевисты часто фокусируют свое внимание на од¬ ном регионе, в ущерб общей картине. Все это дает нам ограниченное и искаженное представление о средневеко¬ вой Европе. Вместо того чтобы охватить весь Европей¬ ский континент или территорию христианской Европы, обычно рассматривают лишь незначительную совокуп¬ ность территорий. Лучшее понимание истории, истори¬ ческих процессов и, в первую очередь, широты средне¬ вековой Европы можно получить, если рассматривать Европу в совокупности. Конечно, очень трудно рассмо¬ треть историю всей средневековой Европы, однако включение новых территорий приводит к расширению доказательной базы, и, таким образом, мы получаем бо¬ лее точную картину средневековой жизни. 169
Наш взгляд на средневековую Европу будет шире, чем тот традиционный, который был изложен выше (справед¬ ливости ради и к чести современных медиевистов, они это признают, однако все равно предпочитают сосредо¬ тачивать свое внимание на том, что им хорошо известно, и это достаточно распространенная проблема). В этой книге речь пойдет о королевстве Русь, которое я вклю¬ чаю в состав Европы. Однако нужно понимать, что те же самые аргументы можно привести и для Венгрии, Поль¬ ши и т. д. В данной работе я хочу доказать взаимозави¬ симость Руси с остальной Европой392. Изучив брачные и религиозные связи, мы получим картину, в которой Русь предстанет неотъемлемой частью средневековой Европы. Затем на этой основе будут обсуждаться вопросы, каса¬ ющиеся титула правителя Руси, названия политии, а так¬ же важность этих проблем для Европы в целом. Династические браки. Наиболее простой способ до¬ казать, что Русь была частью средневековой Европы, — это взглянуть на фактические, физические связи между Русью и средневековой Европой. Правящие династии, как это хорошо известно из современной истории, всегда глу¬ боко взаимосвязаны, и начало этой взаимосвязанности было положено в Средневековье. Я приведу три примера династических браков русских княжон (princesses) с пред¬ ставителями европейских правящих домов. Эти три брака являются всего лишь примерами куда большего количе¬ ства династических браков, соединявших Русь с остальной Европой393. Стоит помнить, что браки такого уровня были не просто союзом мужчины и женщины, они заключались в ходе переговоров, в которых часто участвовали священ¬ нослужители высокого ранга. Невеста не только приво¬ зила с собой приданое, вместе с ней прибывала ее свита, люди, которые говорили на ее языке и которые служили ей в качестве помощников, консультантов и защитников, а также выполняли многие другие обязанности. По сути, каждый такой брак представлял собой посольство, кото¬ рое прибывало прямо в спальню иностранного правителя. 170
К примеру, Агафья, также известная как Агата, была дочерью Ярослава Мудрого (ум. в 1054 г.), одного из ве¬ личайших правителей Руси середины XI в. Вероятнее всего, она была старшей дочерью и первой на выданье. Ярослав же, как известно, частично обязан своей славой и величием склонности давать приют представителям правящих семей, особенно детям, которые были по тем или иным причинам изгнаны со своей родины. Пока они жили при его дворе, Ярослав часто организовывал их браки с членами своей семьи. Это был риск, но, если иностранный принц возвращался на родину и начинал править, одна из дочерей Ярослава становилась короле¬ вой, В случае с Агафьей все начиналось именно таким об¬ разом. В начале XI в. Кнуд Великий (ум. в 1035 г.; ко¬ роль Дании, Норвегии и Англии. — Пер.) захватил Ан¬ глию и изгнал сыновей предыдущего правителя Эдмунда и Эдуарда. Кружным путем принцы добрались до Руси, где Ярослав предоставил им убежище, а также выдал Агафью замуж за Эдуарда, который известен в современ¬ ной историографии под именем Эдуард Изгнанник. Эду¬ ард и Агафья покинули Русь в сопровождении сестры Агафьи Анастасии и ее мужа Андраша (ум. в 1060 г.), который возвращался в* Венгрию, чтобы занять трон. В 1054 г. Эдуарда и Агафыц призвал в Англию король Эдуард Исповедник (ум. в 1066 г.), который надеялся, что Эдуард станет его наследником и продолжит линию уэссекских королей, которую сверг Кнуд и которая затем была восстановлена Эдуардом Исповедником. К несча¬ стью, по прибытии в Англию Эдуард Изгнанник умер при загадочных обстоятельствах. Овдовевшая Агафья уехала в Шотландию, где нашла убежище Для своей семьи и вы¬ дала свою дочь Маргарет за шотландского короля Мал¬ кольма III (ум. в 1093 г.). И хотя этот брак не достиг поставленных Ярославом целей и его дочь не стала ко¬ ролевой Англии, план почти сработал. Для нас же важно, что этот случай доказывает взаимосвязь Руси с одним из 171
столпов традиционной средневековой Европы — Англи¬ ей. Агафья вышла замуж за английского принца, родила от него детей, и эти дети продолжили традицию династи¬ ческих браков. Так, например, его внучка стала короле¬ вой Шотландии, а правнучка, дочь Маргарет и Малколь¬ ма III, стала королевой Англии. Кроме того, сын Агафьи и внук Ярослава Эдгар Этелинг сражался с Вильгельмом Завоевателем (ум. в 1087 г.) в союзе со своим наполо¬ вину русским кузеном королем Филиппом I Французским (ум. в 1108 г.). Как и в случае с Агафьей, Кнуд Великий невольно способствовал и другому браку. В 1030 г. армия Кнуда разбила армию будущего святого, короля Норве¬ гии Олафа (ум. в 1030 г.). В результате многие сторон¬ ники Олафа покинули Норвегию, в том числе его млад¬ ший брат Харальд, который бежал на Русь и укрылся у Ярослава и его жены Ингегерды, которая была шведской принцессой и чья сестра была замужем за королем Ола¬ фом Святым. Харальд не задержался в Киеве, но здесь возникла его связь с одной из дочерей Ярослава — Ели¬ заветой. Затем Харальд отправился в Византию, где слу¬ жил в варяжской гвардии, отличился в многочисленных сражениях, а добытые деньги и ценности отправлял на хранение Ярославу. В конце концов он и сам вернулся на Русь, как сообщает нам скандинавская скальдическая песнь, записанная в «Хеймскрингле» («Круге земном»), — из-за любви к русской женщине. Вернувшись, Харальд женился на Елизавете и отбыл в Скандинавию в попытке захватить трон Норвегии или хотя бы разделить власть со своим племянником Магнусом (ум. в 1047 г.). Елиза¬ вета уехала с ним и стала ключевой фигурой в его пла¬ нах, поскольку по прибытии в Скандинавию он ис¬ пользовал ее семейные связи, приписав их себе, чтобы выстроить отношения с другими правителями, включая короля Дании Свена Эстридсена (ум. ок. 1076 г.). Эти связи, а также его личные отношения с Магнусом при¬ несли плоды, и он стал соправителем страны. Елизавета всегда путешествовала со своим мужем, даже после того, 172
как родила детей. Она отправилась с ним и в судьбонос¬ ный поход на север Англии в 1066 г., в котором Харальд, прозванный Хардрада (Суровый), был убит. Брак Елиза¬ веты был авантюрой Ярослава Мудрого, но он сработал. Его дочь стала женой одного из наиболее известных скандинавских королей в Европе, человека, который сра¬ жался на Руси, в Византии, Скандинавии и Англии и поч¬ ти покорил последнюю. И Елизавета была не последней русской женщиной, которая вошла в скандинавскую пра¬ вящую семью. Последний союз, который я хочу обсудить, касается сразу двух династических браков. И это обсуждение будет введением в следующий раздел, в котором будут рассмо¬ трены религиозные взаимосвязи. Евпраксия была доче¬ рью Всеволода Ярославича, правителя Руси с 1078 по 1093 г. Одной из целей Ярослава, отца Всеволода, было создание династических связей с могущественной Гер¬ манской империей (German Empire). Однако несмотря на его успехи в заключении династических браков с пред¬ ставителями правящих семей Византии, Англии, Фран¬ ции, Венгрии, Польши и Норвегии, он так и не сумел создать связей с Германской империей. Только в правле¬ ние Всеволода сложились условия для осуществления этого брачного союза. В начале 1080-х гг. германский император Генрих IV (ум. в 1106 г.) боролся с папством за инвеституру (подробнее мы обсудим этот вопрос в сле¬ дующем разделе). Альянс с Русью выглядел желатель¬ ным, поэтому Генрих IV и Всеволод организовали дина¬ стический брак Евпраксии с одним из подданных Генриха, маркграфом Саксонской Северной марки Генрихом III Длинным (ум. в 1087 г.). Сам Генрих IV был в то время женат, а потому недоступен для заключения династиче¬ ского брака. Кроме того, Генрих III куда лучше подходил по возрасту для молодой Евпраксии. Прибытие Евпрак¬ сии было отмечено из-за роскоши и огромного обоза, который прибыл с ней из Руси, что указывало на внуши¬ тельную свиту. Вскоре после свадьбы Генрих Длинный 173
умер. Бездетная, а потому никак не связанная с владени¬ ями мужа, Евпраксия недолго оставалась вдовой. Вскоре умерла жена Генриха IV, и он женился на Евпраксии. В 1089 г. Евпраксия была коронована как императрица Германской империи. Брак не был удачным, но в тот мо¬ мент Евпраксия была самой высокопоставленной и за¬ метной русской женщиной в средневековой Европе (это особенно верно, учитывая, что королевы Руси проис¬ ходили из других европейских стран — жена Ярослава была из Швеции, жена Всеволода — из Византии). Брак был частью политики Генриха IV по созданию союза с Русью для борьбы за инвеституру, и тот факт, что брак был неудачным, также связан с этой борьбой. Пробыв в браке лишь несколько лет, Евпраксия вы¬ ступила против мужа, поддержав римского папу Урба¬ на II (ум. в 1099 г.), противника Генриха IV. Евпраксия выступала на многочисленных собраниях епископов и, наконец, на папском соборе в Пьяченце в 1095 г. Везде она говорила о том, что Генрих с ней плохо обращается, а также прославляла доброту, великодушие и святость папы (все эти речи писали за нее папские пропаганди¬ сты). Свою жизнь Евпраксия закончила монахиней на родине, где она и умерла в 1101 г. и была похоронена в Печерском монастыре — наиболее почитаемом месте Руси. И хотя ее брак не сработал так, как рассчитывали Генрих IV и Всеволод, он, без сомнения, укрепил поло¬ жение Руси на средневековой европейской арене, а сама Евпраксия стала представителем своей семьи и Руси в целом. Все эти браки, если их рассматривать в совокупности, демонстрируют взаимосвязи русской правящей семьи, которую ученые называют Владимировичи или Рюрико¬ вичи, с другими европейскими династиями394. Женщины были основой этих связей, сплетая европейские правя¬ щие дома воедино с помощью родственных связей. Средневековое христианство. Власть христианской церкви была одной из определяющих черт средневековой 174
Европы. Однако представления о всемогущей церкви не совсем верны, по крайней мере если мы говорим об XI в., так же как и представления о расколе между католиче¬ ской и православной церквями. Конечно, и до 1204 г. существовали разногласия между патриархами Константи¬ нополя и папами Рима, однако и сами церкви, и их после¬ дователи были во многом связаны общностью вероиспове¬ дания. Для нас это означает, что Русь не ориентировалась на Византию и, таким образом, не противостояла Риму и Римско-католической церкви. Все они были частью од¬ ного большого христианского мира, в котором молились единому Богу посредством единых, общих обрядов и ри¬ туалов. В дальнейшем я приведу три примера религиоз¬ ного взаимодействия Руси и папства, начиная с христиа¬ низации Руси, продолжу рассказом об одном конкретном церковном празднике и завершу проблемой борьбы за инвеституру, о которой говорилось выше. В 988 или 989 г. правитель Руси Владимир (ум. в 1015 г.) перешел в христианство, чтобы жениться на Анне Порфирородной, дочери одного византийского им¬ ператора и сестре двух других. Когда он вернулся в Киев с Анной, он приказал жителям города креститься. Такова вкратце история крещения Руси. После этого церковная организация на Руси росла медленно. Во главе ее стояли византийцы, возглавляемые митрополитом, который рас¬ полагался в Киеве. Однако с самого начала у Руси были также крепкие связи с папстром. До своего крещения, осаждая Херсон, Владимир принял послов от римского папы, которые принесли с собой чудодейственные мощи святого Климента, одного из ранних пап. Этот ранний римский епископ был изгнан в Причерноморье и там умер. Его мощи были найдены столетия спустя Констан¬ тином, известным позже как святой Кирилл (также его называют апостолом славян, поскольку он разработал алфавит для славянского языка). Возвращение мощей в Причерноморье в качестве подарка новообращенному правителю было жестом щедрости со стороны папства, а 175
также, возможно, попыткой добиться от Владимира бо¬ лее тесных связей с Римом. Мощи остались на Руси и стали важной реликвией Русской церкви. За этим после¬ довали другие посольства, но в конце X в. они не дали никаких результатов. Однако эти посольства не были концом контактов между Русью и папским престолом. Другое важное событие произошло в конце XI в., когда группа итальянских купцов «освободила» мощи святого Николая из Миры и увезла их в Бари, что на юге Италии. В Риме отпраздновали это событие, и папа Урбан II на¬ значил праздник обретения мощей святого Николая на 9 мая. Однако это празднование было оскорблением Ви¬ зантии, поскольку именно из Византии купцы вывезли мощи, якобы опасаясь, что они находятся слишком близ¬ ко к исламской территории. Таким образом, ежегодный праздник обретения мощей, установленный Урбаном II, так и не был отмечен в церковном календаре Византии. Однако на Руси все обстояло иначе. Это праздник во¬ шел в русский церковный календарь и отмечался 9 мая, как и во всем римско-католическом мире. Очевидно, он был введен после визита папского посольства в 1091 г., что означало продолжение тесных контактов между сто¬ ронами. Это посольству также привезло мощи на Русь. И хотя митрополит Киевский подчинялся не римскому папе, а патриарху Константинополя, Русская церковь имела хорошие отношения с Римом, что выражалось, в частности, в заимствовании праздников, несовместимых с праздниками византийской православной церкви. Эти связи дают нам понимание места Руси в глобальном мире европейского христианства. Последнее свидетельство религиозной взаимосвязан¬ ности Руси и остальной средневековой Европы можно увидеть на примере борьбы за инвеституру, которая уже упоминалась в связи с браком Евпраксии Всеволодовны и Генриха IV. Суть борьбы сводилась к вопросу: кто будет иметь право назначить церковных иерархов — папа или светские правители. Папа Григорий VII (ум. в 1085 г.) 176
начал это противостояние (а заодно и укрепление пап¬ ской власти), отлучив Генриха IV от церкви за то, что тот постоянно самовольно назначал церковных иерархов. Эта борьба, которая началась в 1070-х гг., продолжилась до начала XII в. Нас интересует стремление Генриха IV при¬ влечь на свою сторону в этой борьбе Русь, а также не¬ удача этой попытки. В своем стремлении одолеть Григория VII Генрих IV назначил своего папу (или антипапу, как его обычно на¬ зывают) Климента III (ум. в 1100 г.), который пользовал¬ ся поддержкой как в Германской империи, так и в других странах. Он также написал письмо митрополиту Киев¬ скому, чтобы получить поддержку Русской церкви (па¬ раллельно велись переговоры Генриха IV с Всеволодом Ярославичем о заключении династического брака). И хотя митрополит решительно отверг предложения Кли¬ мента III, сама попытка была важна, поскольку проде¬ монстрировала, что Русь — это одно из государств, на¬ ряду с Францией, Польшей и Англией, которые антипапа пытался привлечь на свою сторону. При этом он не рас¬ сматривал Русь как нечто относящееся к другой сфере влияния. Однако история на этом не заканчивается. Ког¬ да Евпраксия Всеволодовна ушла от своего мужа, она приняла сторону папы в борьбе против него. Она ездила по всей Европе, выступая на собраниях епископов, рас¬ сказывая о грехах своего мужа, а также о величии папы (к тому времени им стал Урбан II). После того как Ев¬ праксия сменила сторону, папство получило преимуще¬ ство в борьбе за инвеституру. Это тем более важно, если верить тому, что она также переманила одного из сыно¬ вей Генриха IV от первого брака на сторону папы. И если мы представим, что Русь не была частью средневековой Европы, как традиционно утверждается, то эта история никогда бы не произошла. Но тем he менее она случи¬ лась. И Евпраксия, которая была германской императ¬ рицей и выступала от лица римского папы, не стала на родине отверженной из-за союза с Римской церковью. 177
Напротив, она стала монахиней после смерти своего мужа и была похоронена в одном из наиболее почитае¬ мых мест Руси, а также часто упоминалась в источниках, которые обычно говорят только о мужчинах. Все это го¬ ворит о том, что в то время не было никакого религиоз¬ ного противостояния с Западом. Напротив, Евпраксия удостоилась торжественного погребения за то, что до¬ стойно представляла Русь и свою семью. Эти примеры демонстрируют глубокую религиозную взаимосвязь европейских стран, особенно Руси и пап¬ ства. Традиционно эти связи упускают из виду, в резуль¬ тате чего не только Русь выпадает из поля зрения, но и значительные отрывки информации о том, что и как мог¬ ло происходить в каждой из этих ситуаций. Борьба за инвеституру — это наиболее яркий пример, поскольку он фигурирует во всех учебниках по средневековой истории, но Русь в связи с ней никогда не упоминается, несмотря на огромную роль Евпраксии. Включение же Руси по¬ может лучше представить, чем была средневековая Ев¬ ропа, какие события и почему там происходили. То, что Русь была частью Европы, подтверждается не только приведенными здесь примерами. Важнейшие тор¬ говые пути связывали Русь с Византией на юге и Сканди¬ навией на севере, Польшей, Венгрией и Германской им¬ перией на западе. Особое значение, в том числе уже и в XII в., имела балтийская торговля. Из итальянских городов на Русь прибывали ремесленники и специалисты. Лучшие мастера-мозаичники приезжали из Византии. Пользова¬ лись и услугами архитекторов из Германской империи. Таким образом, связи, которые показаны здесь, — это всего лишь верхушка айсберга, но и этогр хватит для пред¬ ставления нового подхода к средневековой Европе. Новый взгляд на Европу. Создав новую, расширенную картину средневековой Европы, хотя бы и в виде набро¬ ска, мы можем увидеть, что она существенно отличается от традиционных представлений. Я надеюсь, необходи¬ мость такой новой картины очевидна. На примере борьбы 178
за инвеституру было показано, как обращение к Руси и русской политике того времени помогает создать расши¬ ренную, более интересную и точную картину событий. Оказывается, в этих событиях участвовали не только Германская империя и папство, но и практически вся Ев¬ ропа, как Запад, так и Восток. В оставшейся части книги мы более подробно погово¬ рим конкретно о титулах. Титулы — это важный индика¬ тор статуса. Например, когда мы перечисляем людей, титулы становятся способом ранжирования и определе¬ ния наиболее могущественных среди друзей, врагов, со¬ юзников и соседей. Титул правителя Руси не является исключением, а потому так же важен. Таким образом, убедившись, что Русь была неотъемлемой частью Евро¬ пы, мы двинемся дальше в нашем изучении титулов рус¬ ских правителей в контексте средневековой Европы как целого. Глава 3 ИСТОРИОГРАФИЯ ПЕРЕВОДА ТИТУЛА «КНЯЗЬ» Традиция перевода термина «князь» английским сло¬ вом prince или duke возникла не на пустом месте. Пере¬ воды, как и исторические документы, — это продукт своего времени и переводчиков. Если анализировать проблему перевода этого титула, то необходимо понять, что стало причиной перевода термина «князь» как prince или duke и как это исправить. Нужно также иметь в виду два фактора, которые усложняют ситуацию: во-первых, это распространенность и общепринятость такого вари¬ анта перевода и его использование в современной исто¬ риографии, что также поможет нам оценить масштаб за¬ дачи по изменению перевода этого слова. Во-вторых, перевод термина «князь» как prince или duke верен для некоторых исторических периодов, но только не для того, который затронут в данной работе. 179
В середине XVI в. британские купцы, искавшие новые, удобные и легкие, пути в Центральную и Южную Азию, начали пользоваться восточноевропейскими речными си¬ стемами, расширяя при этом свои контакты с москов¬ ским (или русским, в некоторых современных работах) правителем. Они обнаружили государство, возглавляе¬ мое «царем», который был окружен другими членами своей семьи, которые помогали ему управлять страной и имели титул «князь». Джайлс Флетчер в своей книге «О государстве русском» дает одно из наиболее исчер¬ пывающих описаний Московии того периода, которое будет использоваться здесь в качестве примера. В книге довольно подробно даны описания московского прави¬ тельства, царя, правящих фамилий. О князьях (термин, который он использует) мы читаем: «Четвертую и низ¬ шую степень дворянства составляют лица, носящие название князей, но происходящих от младших братьев главных домов, будучи их потомками через многие поко¬ ления. Они не имеют никакого родового наследства кроме одного пустого имени или титула князя»395. В том же духе он продолжает и дальше, употребляя термины duke и kni- az в качестве синонимов396. Такое изменение в структуре власти, произошедшее между интересующим нас перио¬ дом и временем прибытия англичан в Московию, было результатом централизации, имевшей место в XIV в., в результате чего Владимировичи были полностью подчи¬ нены нескольким лицам, таким как правитель Москвы397. В результате произошли изменения в использовании ти- тулатуры, аналогичные тем, которые ранее произошли в Западной Европе. Отныне все Владимировичи мужского пола титуловались «князьями», даже если они не владе¬ ли городами, не занимали никаких должностей и не име¬ ли никакой власти. Для английских купцов и других при¬ езжавших в Москву путешественников было очевидно, что царь был верховным владыкой, а князья — всего лишь второразрядными слугами, хотя и принадлежали к той же династии. Поэтому они обычно переводили титул 180
«князь» как «герцог», применяя английский вариант иерархии дворянских титулов. Такой перевод был оправ¬ дан в то время, и в последующие века398. В XX в. перевод титула «князь» варьировался от duke к prince. Возможно, это было попыткой отделить недавнее имперское про¬ шлое от более отдаленного Средневековья, хотя это лишь мое предположение. Несмотря на всю логику, большин¬ ство современных англоязычных публикаций, в которых речь идет о правителях Руси, используют термин prince. И хотя для Макиавелли «князь» (рус. «государь») был суверенным правителем, к XII в., если верить Оксфорд¬ скому словарю английского языка, такое понимание ста¬ ло анахронизмом, и титул вместо этого стал использо¬ ваться для обозначения сына правителя (в английском языке prince — это и князь, то есть правитель, и принц, наследник трона. — Пер.) или вассала. Таким образом, перевод термина «князь» как prince или duke точен для XII и XIV вв., но он не соответствует более ранним пе¬ риодам средневековой истории. В современных англоязычных работах по истории средневековой Руси титул «князь» все еще переводится как prince. Два выдающихся слависта — Джонатан Ше¬ пард и Саймон Франклин — использовали такой вариант перевода в своей работе «Начало Руси» («The Emer¬ gence of Rus’»). Его же использует и Джанет Мартин, чья книга «Средневековая Россия» («Medieval Russia») используется во многих аудиториях. То же самое можно сказать и о работах специалистов, таких как Мартин Димни.< и Нэнси Колмэн. В этой книге мы предпринима¬ ем амбициозную попытку изменить эту традицию. Воз¬ можно, это повлияет на тех исследователей, которые пишут о Руси, особенно на специалистов цо XI—XII вв., а также на тех, кто упоминает ее в своих работах, на переводчиков и редакторов, которым приходится иметь дело с русской титул ату рой. В переводе скандинавского средневекового источника «Круг земной» под редакцией Эрлинга Монсена исполь¬ 181
зуется титул king («король») для определения статуса Владимира Святославича, Ярослава Владимировича и Всеволода Ярославича, однако в примечаниях он уже ис¬ правлен на duke («герцог»)399. Джеймс Брандэйдж в сво¬ ем переводе хроники Генриха Латвийского XIII в. выска¬ зывает еще более смелое мнение, заявляя: «Как и король Полоцка, король Герсики был русским князем», или ра¬ нее: «Владимир был русским князем, но не королем, как называет его Генрих»400. Монсен (слегка) и Брандэйдж (сильно) изменяют текст источников, чтобы изменить ранг русского правителя. В своем переводе «Хроники» Титмара Мерзебургского Дэвиду Уорнеру также при¬ шлось переводить титул Владимира, крестителя Руси, а поскольку в тексте источника он назван «королем»401, Уорнер в предисловии также использует термин king, од¬ нако затем трижды использует в отношении Владимира титул prince. Эти переводы, сделанные крупными медиеви¬ стами, полностью меняют представление о титуле прави¬ телей Руси, которые упоминаются в источниках. Главной причиной этого, судя по всему, было желание перевод¬ чиков использовать «правильный», с их точки зрения, перевод титула, вместо «неправильного», который содер¬ жался в средневековых источниках. Стоит отметить, что они следовали традициям перевода, принятым большин¬ ством исследователей Руси, которые сознательно иска¬ жали титулы русских правителей, приведенные в источ¬ никах (гех или konungr), заменяя их более низкими. Эта редакторская ошибка создает у исследователей и студен¬ тов впечатление, что текст источника неверен и что на самом деле русские правители не были королями402. Сле¬ довательно, они не были равными правителям Англии, Франции, Венгрии и других европейских «королевств». Поэтому достаточно сложно создать точное представле¬ ние о средневековом мире, поскольку ученые «исправля¬ ют» титулатуру, приведенную в источниках. Изменение перевода термина «князь» для рассматри¬ ваемого периода довольно-таки сложно, что можно уви¬ 182
деть на приведенных примерах. Повторим, большинство как более ранних, так и современных ученых переводят термин «князь» терминами duke или prince403. Однако это не является свидетельством точности и корректности перевода. Скорее же некоей косности или инерции, а также результатом цитирования, которое лишь закрепля¬ ет неверный перевод (Маршалл Поу назвал это «пороч¬ ным кругом цитирования»404). Эта глава, пусть и кратко, демонстрирует всю широту проблемы изменения этого перевода, а также тот эффект, который оно может ока¬ зать на науку. Также, возможно, это заставит ученых бо¬ лее критично относиться к переводу и использованию титулатуры средневековых правителей, а не просто ис¬ пользовать привычные варианты. Глава 4 ТИТУЛАТУРА И СРЕДНЕВЕКОВЫЕ ПРАВИТЕЛИ Титулатура всегда была проблемной частью перевода (как в прямом, так и в переносном смысле) Средневеко¬ вья на язык современности. Значение и использование титулов менялось с течением времени, появлялись и за¬ имствовались новые, и поэтому наше современное их по¬ нимание крайне ограничено. В XXI в. короли, королевы и знать стали редкостью, что породило недостаток по¬ нимания нюансов титулатуры. С другой стороны, по¬ явился набор понятий, относящихся к термину «король», под которым стал пониматься монарх, единственный пра¬ витель территориального государства. Попытки раскрыть это понятие часто приводит к ложным параллелям и эк¬ вивалентам, которые влияют на нащ анализ и понимание Средневековья. Однако я утверждаю, что такие исследо¬ вания нужны. Нужно обозначить особые термины и кон¬ цепты для лучшего понимания средневекового мира в его собственных терминах. В контексте разговора о слож¬ ностях перевода русской титулатуры будут приведены 183
примеры из различных областей средневековой Европы, которые прольют свет на проблемы перевода терминов средневековой власти. Поздняя Античность. Патрик Гири писал о проблеме исторического восприятия на примере того, как римляне видели своих соседей. Римляне, похоже, были реалиста¬ ми в определении титулатуры своих соседей, особенно врагов, однако, тем не менее, старались понять «вар¬ варов» с точки зрения своих собственных концепций, а также втиснуть их в римское миропонимание405 (для кон¬ траста можно вспомнить византийцев, которые часто ис¬ пользовали для своих соседей архаичную терминологию, которая могла влиять на их восприятие). Например, ко¬ гда алеманны напали на империю в середине IV в., их «возглавляли дядя и племянник, которые „обладали са¬ мой большой властью44, пять королей рангом ниже/вто- рого ранга, десять regales и множество представителей знати»406. Здесь мы видим властную пирамиду «варвар¬ ской» конфедерации, которая также может послужить примером трудности перевода титулатуры. Мы, по сути, не видим монарха, зато в наличии дуальная структура ли¬ дерства, и эти двое неявно именуются королями. Ниже их расположены еще пять королей, но, как отмечает Гири, более низкого ранга, хотя титул у них такой же. Ниже их — regales, за которыми следует знать. Разо¬ браться в этой запутанной ситуации сложно, особенно если мы не знаем деталей устройства этой конфедерации. У нас есть семнадцать человек с титулом, который при¬ близительно можно обозначить как «правитель», «вла¬ ститель» или «владыка»: семеро имеют титул гех, еще десять — regales (видимо, младшие короли). Если бы вам потребовалось дать перевод этих ^титулов, с чего бы вы начали? Назвали бы вы упомянутых дядю и племян¬ ника «императорами» или «со-императорами», ведь они стоят выше «королей»? Возможно, так будет понят¬ нее для нас, но отражает ли такой перевод историческую реальность? Ответ лежит в несколько иной плоскости, 184
а именно том, что наше современное представление о «короле» как «монархе, правителе государства» должно быть модифицировано. Мы должны выработать более сложное и детализированное определение, которое бы точно описывало средневековые и более ранние реалии. Скандинавия. Рассматривая средневековый период, можно заметить, что именно из северной части Европы происходят многие примеры проблемного перевода и ис¬ пользования титулатуры (возможно, из-за недостатка «римскости» в тех местах, однако мы не будем здесь вступать в дискуссию, чтобы не отвлекаться от основной темы). Эрик Кристиансен показал, что около 800 г. в Скандинавии было порядка сорока пяти человек, носив¬ ших титул «конунг»407. Этот титул, чьим базовым значением является «пра¬ витель», имеет непростую историю перевода на англий¬ ский язык. Отчасти это потому, что, как и в вышеизло¬ женном примере, существовали конунги (konungar, мн. ч. от konungr), которые подчинялись другим конунгам. Наи¬ более ранний пример встречается в «Круге земном», од¬ ном из основных источников по средневековой сканди¬ навской истории, в саге, рассказывающей о Харальде Прекрасноволосом (ум. ок. 932 г.), который был объеди¬ нителем Норвегии. В саге несколько раз упоминаются конунги, которые находятся в сложных политических вза¬ имоотношениях408. Хотя «Круг земной» является поздним источником, считается, что в нем содержится достаточно точное описание средневековой скандинавской политиче¬ ской структуры, включая титулатуру. Однако когда эти титулы переводятся на английский, конунги превращают¬ ся то в chiefs (вожди), то в kings (короли), в зависимости от предпочтений и интерпретаций современных истори¬ ков, пишущих о положении конунгов в скандинавском мире по отношению к другим конунгам. Андерс Винрот в своей книге поиграл с титулатурой, используя термин chieftain (вождь) для обозначения ко¬ нунгов в источниках, но при этом называя датских пра¬ 185
вителей, в частности Годфрида, Горма и Харальда Сине¬ зубого, королями. Для Владимира, чьи потомки известны как конунги, он использует титул «великий князь» — Grand Prince409. Это, безусловно, один из способов ре¬ шить проблему множества правителей разного уровня, которые в источниках носят один и тот же титул. Но все же здесь возникает и другая проблема, изложенная авторами работы «Viking Empires» («Империи викин¬ гов»): «Мы знаем имена некоторых ранних скандинав¬ ских правителей, но мы не знаем, в каких они состояли отношениях, как были связаны и как они взаимодейство¬ вали». Таким образом, чтобы четко и правильно пони¬ мать разграничения, которые делают Винрот и другие, нужно хорошо разбираться в различных властных взаи¬ моотношениях. Даже в случае полного понимания такие изменения могут понизить статус одного правителя в сравнении с другим, если оба они носят один и тот же титул, поскольку положение и престиж были атрибутами правителя, но не обязательно титула. Ирландия. По количеству правителей ирландцы мог¬ ли бы посрамить сорок пять скандинавских конунгов и похвастаться «не менее чем 150 королями в любое время между V и XII вв.»410. На гэльском эти короли обозна¬ чались словом ri, которое наиболее близко латинскому тех411. Каждый ri правил своим народом/племенем, или туатом (tuath), отвечая за него и перед ним. Ирландские правовые кодексы ижодексы о статусе различают три типа правителей, однако они никак не определяют того, кого обычно называют верховным королем — ard-ri. Это привело к серьезным дебатам среди современных ученых о том, какую роль такой правитель мог играть412. В итоге был выработан следующий консенсус: монархии не суще¬ ствовало, и ard-ri всегда был в первую очередь правите¬ лем туата, но при этом стоял над другими rithe (мн. ч. от ri) Ирландии благодаря своему личному могуществу, а не законному праву. (Это может быть полезно и для пони¬ мания власти на Руси, поскольку много сил тратится на 186
попытки отыскать систему, вместо того чтобы сосредо¬ точить внимание на неформальных властных системах, касающихся контроля киевского князя над другими кня¬ зьями.) Даже если оставить проблему верховного короля за скобками, в ирландской правовой системе четко про¬ слеживается иерархия правителей, а кодексы о статусе четко показывают, в каких взаимоотношениях состоят эти правители. Но несмотря на ясные различия полно¬ мочий в гэльских титулах, на латыни все эти правители обозначаются как гех, независимо от статуса413. Такая традиция титулования начинает, по политическим сооб¬ ражениям, меняться в XVII в., когда была предпринята попытка создать идею ирландской монархии, уходящей корнями в прошлое, поэтому rithe низкого ранга стали восприниматься скорее как «вожди», а не «короли»414. Эта современная попытка пересмотреть титулатуру яв¬ ляется примером проблемы, которая обсуждается здесь. Случай с Ирландией, как и, во многом, со Скандинавией, служит моделью для случая Руси, поскольку для того, чтобы верно перевести титул правителя и понять его функции, необходимо исследовать специфику контекста. В результате можно получить более вариативный пере¬ вод, который не будет сводиться только к «королям» и «вождям». Но такая противоречивая, сложная ситуация может более точно характеризовать положение дел той эпохи. Англосаксонская Англия, которая уже упоминалась в связи с использованием титула basileus различными пра¬ вителями, была другим регионом, где существовало мно¬ жество королей. И это относится не только к образова¬ ниям, которые традиционно именуются королевствами (Уэссекс, Восточная Англия, Мерсия и т. д.), но и к от¬ ношениям и людям внутри этих политий, поскольку титул «король» использовался не только правителями этих государств (мы не будем рассматривать здесь титул и ста¬ тус «бретвальда», хотя его историография схожа с исто¬ риографией титула ard-ri. Тем не менее его ценность для 187
нашего обсуждения минимальна, особенно если учесть недвусмысленное отношение к нему Патрика Гири как к «фактически современному мифу»)415. Эссер в своей кни¬ ге «Life of King Alfred» («Жизнь короля Альфреда») го¬ ворит об Альфреде (ум. в 899 г.) преимущественно как о «короле» (тех), но он не был единственным, кто носил этот титул. Эссер говорит об отношениях Альфреда с правителями Мерсии и других политий как об отношени¬ ях между reges (мн. ч. от гех). Но также он пишет и о reges, которые были подчинены Альфреду416. Примером таких отношений, а также отношений семейственности может быть Этельвульф, который оставил своих сыновей править королевством на время своей поездки в Рим, создав, таким образом, ситуацию, когда все трое имели титул гех. Такая ситуация, как уже было показано выше, не была чем-то экстраординарным, поэтому англосаксон¬ ская Англия является лишь еще одним примером. Я бы сказал, что проблема титулатуры и ее перевода более сложна, чем связанное с ней представление. Эта сложная ситуация признается даже в одной из исландских саг, на¬ писанной, вероятно, Снорри Стурлусоном (автором упо¬ мянутого выше «Круга земного»), в которой говорится, что Альфред Великий низвел всех своих королей-данни- ков до положения эрлов и что при Этельстане (ум. в 939 г.) вспыхнуло восстание за восстановление в правах тех, «кто раньше был королем»417. Конечно, остается от¬ крытым вопрос, является ли исландская сага XIII в. до¬ стоверным источником по англосаксонской титулатуре X в. Однако в ней излагается весьма интересная инфор¬ мация, которая соответствует тому, что напйсано в книге Эссера по поводу титулов Альфреда и других reges. Для изучения титулатуры наиболее интересно то, что другой средневековый источник признает, что существо¬ вала определенная система, при которой было несколько королей, одни из которых были подчинены другим, и что эта система изменилась в определенный момент в конце IX—X в. Такие сведения об исторической политической 188
структуре соседней политии и ее изменениях, которые произошли всего пару сотен лет назад, являются ценным добавлением к нашему пониманию титулов с высоты ты¬ сячи прошедших лет и многочисленных позднейших из¬ менений. Польша. Двигаясь на восток, мы можем увидеть, что ситуация с титулатурой средневековой Польши так же сложна, но в более традиционном смысле. Основная дис¬ куссия развернулась по поводу использования в средне¬ вековой Польше титулов dux и гех, а также различий между ними. Оба титула используются как в средневеко¬ вых польских, так и в немецких, богемских и папских ис¬ точниках, из которых можно получить большую часть информации о Польше того времени. Основная разница между титулами заключается в том, что гех — это неза¬ висимый правитель, a dux — зависимый. Читая, напри¬ мер, Козьму Пражского, можно увидеть, что dux — это стандартный титул польских правителей, таких как Меш- ко, Казимир, Владислав и Болеслав II. Только Болеслав Храбрый назван гех, да и то в сообщении о его смерти418. Однако даже когда титул гех был впервые дарован Бо¬ леславу Храброму (ум. около 1025 г.), а произошло это примерно в 1000 г., это была всего лишь попытка От¬ тона III укрепить таким образом свои позиции как им¬ ператора при помощи подчиненных reges419. Не совсем ясно, когда польские правители снова получили титул гех, но произошло это, скорее всего, в 1076 г., когда папа Григорий VII короновал Болеслава II (ум. около 1081 г.) через своего легата в рамках борьбы за инвести¬ туру. Это также было попыткой взять ответственность за возвращение русского престола изгнанному Изяславу Ярославичу (ум. в 1078 г.), который обратился к папе за помощью. Важно отметить, что я вовсе’не считаю, что титул гех является исключительно результатом папского благословения или церковной коронации. Правители того времени присваивали себе титул гех без всякой церков¬ ной коронации или до этой процедуры. Для хронистов 189
Германской империи выбор титула гех или dux, присва¬ иваемый польским Пястам, имел значение в контексте их починения или неподчинения германскому императору. Хотя немецкие историки оспаривают факт коронации Бо¬ леслава II, это кажется вполне возможным, поэтому ис¬ пользование титулов гех или dux, кажется, вписывается в модель отношений Польши и Германской империи, ка¬ кой она видится с традиционной средневековой точки зрения420. Однако картина слегка меняется, если мы при¬ влечем к обсуждаемому вопросу другие источники. В «Кру¬ ге земном» Болеслав несколько раз назван конунгом (konungr)421, а русские летописи именуют польского пра¬ вителя «князем»422. Эти источники имеют такую же цен¬ ность, что и германские, богемские и польские в опи¬ сании своих соседей, брачных партнеров, союзников и врагов. Титул «конунг» вполне подходит польскому пра¬ вителю, поскольку он использовался для различных пра¬ вителей разного уровня, поэтому теоретически может соответствовать по смыслу как гех, так и dux. Древнево¬ сточнославянский титул «князь» является традиционным для славянских правителей. Русские летописцы исполь¬ зовали его и для обозначения своих собственных прави¬ телей. Однако скандинавские и русские титулы практи¬ чески не используются при переводе титулов польских правителей, которые обычно обозначаются как dukes или kings, в зависимости от латинского оригинала. В прин¬ ципе это приемлемый перевод, однако он не использует все источники, доступные современным ученым, а также не помогает решить те проблемы, которые касаются во¬ просов титулатуры, особенно в данном регионе. Суть такого краткого обзора средневековой титулату¬ ры заключается в следующем: мир средневековых титу¬ лов намного сложнее, чем может показаться на первый взгляд или чем он представлен в современных научных работах. Для четкого определения иерархичной властной структуры существуют десятки противоречивых титулов. Rex переводится на английский как король практически 190
в каждом случае, а вот konungr — лишь иногда, и за¬ висит это от ученого и его личных представлений о по¬ литических реалиях конкретного времени и конкретной ситуации. Ri и ard-ri имеют такую же роль в постоянно меняющейся и порой нечеткой иерархической структуре. Вся та ситуация, которую мы лишь вкратце описали выше, требует полномасштабного пересмотра титулату- ры, включая широкое обсуждение современных предубеж¬ дений и предвзятых суждений о том, кто, когда и какой титул получил. Наконец, очень похоже, что измененный перевод титулов характерен, как правило, для периферии «традиционной» средневековой Европы. Как мы показа¬ ли на примерах в этой главе, чем больше информации, касающейся титулатуры, историки могут собрать, тем более четкое понимание они смогут сформировать у сво¬ их читателей путем аккуратного и выверенного подбора титулов, что принесет пользу не только при изучении Руси, но поможет нашему пониманию Европы и европей¬ ских взаимодействий в целом. Глава 5 ЧТО ТАКОЕ КНЯЗЬ? Титул, который мы не* рассматривали в предыдущих главах, но которому посвящена большая часть настоящей книги, — это славянский титул «князь». Функции князей Руси (правитель, военный лидер, законодатель, сборщик налогов) ничем не отличались от функций правителей по всей средневековой Европе, а разнообразные властные отношения были аналогичны тем, которые мы рассмотре¬ ли в предшествующей главе. В разное время в XI и XII вв. были князья, подчиненные другим князьям, а отношения между ними определялись скорее степенью личной власти, а не титулатурой. И хотя нам это может показаться слож¬ ным и непонятным, однако в Средневековье в этом не было ничего необычного. Прежде чем приняться за рас¬ 191
смотрение вопроса использования титула «князь», а также иностранных титулов, которые применялись к правителям Руси, будет полезно понять этимологию слова, а также функции князя, основываясь на письменных источниках, с тем чтобы достигнуть максимальной точности при перево¬ де смысла и значения титула. Слово «князь» восходит к герм. *kunigaz, так же как и нем. Konig, англосакс, cyning, сканд. konungr и, конеч¬ но же, совр. англ. king423. Основное значение этого сло¬ ва — «правитель», возможно, также «вождь». Когда группа людей (клан или семья) вырастает в размерах, а ее политическая организация усложняется, обязанности правителя могут измениться с течением времени. Но сама титулатура остается такой же, образованной от того же корня, и все эти титулы можно^вести просто к понятию «правитель». Функции правителя дают нам возможность увидеть растущую специализацию политического процесса, но также помогают создать классификацию правителей и четче понять, какой титул правитель мог носить. Данный раздел никоим образом не исчерпывает тему роли прави¬ теля Руси. Последней, наиболее глубокой работой тако¬ го рода на русском языке была работа А.П. Тол очко, которая вышла сразу после распада Советского Союза. В ней описывается, как изменялась роль князя на Руси в ходе распада Киевского государства. Однако эта все¬ объемлющая работа практически недоступна для боль¬ шинства медиевистов, не говоря уже о простых читате¬ лях, которые не знают русского языка424. Данный раздел не копирует работу А.П. Толочко. Здесь не дается ис¬ черпывающий список княжеских полномочий и обязан¬ ностей, а, скорее, приводятся несколько примеров той роли, которую играл князь, что может лучше понять ти- тулатуру. Для нашего обзора важно отметить, что в любой мо¬ мент времени всегда было несколько князей, но при этом сам титул имел специфический смысл. На Руси в XI— 192
XII вв. он обычно использовался для обозначения прави¬ теля территории с центром в городе (Киев, Новгород, Владимир, Полоцк, Чернигов и т. д.) с прилегающей округой. Ни разу источники не называют князем того, кто не имел собственной подконтрольной территории. Таким образом, титул ясно подчеркивает претензии на управле¬ ние чем-то, а не просто передается по наследству или по праву рождения (постепенно титул «князь» присваивал¬ ся именно исходя из этого, что будет кратко показано в дальнейшем). Напротив, в государствах, в которых ис¬ пользовался титул prince, который является общеприня¬ тым переводом термина «князь», он присваивался сыну короля при рождении. Этот титул становился частью жизни мальчика, а затем и мужчины, вне зависимости от того, какие еще должности и титулы он получал (ярким современным примером является принц Уильям, который получил свой титул при рождений и это несмотря на то, что он имеет и другие титулы, например герцога Кем¬ бриджского). Таким образом, он имеет скорее символиче¬ ское значение, сигнализируя о происхождении от правите¬ ля королевства, а не о наличии власти над определенной территорией и не об определенной позиции. Этот простой пример позволяет пролить свет на проблемы перевода титула «князь» термином prince. Ситуация, при которой одни князья стали господство¬ вать над другими, сложилась на Руси с установлением иерархии правителей, при которой князь Киева распре¬ делял города между своими детьми, которыми они долж¬ ны были править от его имени. Повесть временных лет (ПВЛ), самый ранний и, по сути, единственный источник по истории ранней Руси, сообщает, что Святослав (ум. в 972 г.) был первым, кто использовал эту практику, пре¬ жде чем отправился завоевывать Дунайскую Болгарию. Но обычно ее связывают с Владимиром, который рас¬ пределил города между своими многочисленными сы¬ новьями в 988 г., и с его сыном Ярославом до дня его смерти в 1054 г. (ПВЛ, 988, 1054). Именно в это время 7 А. Федосов 193
происходит укрепление иерархии правителей Руси, по¬ скольку Ярослав завещает своим сыновьям почитать Изя- слава (старшего из живых братьев, которого Ярослав по¬ ставил в Киеве) так, как они почитали самого Ярослава. Несмотря на распределение земель Владимиром и Ярославом, а также несмотря на использование одинако¬ вого титула для всех правителей Руси, было ясно, что князь Киева является, в прямом или переносном смысле, главой семьи (pater familias) всего клана Владимирови- чей/Рюриковичей по крайней мере до конца второй чет¬ верти XII в. И тому есть множество примеров. Мы от¬ мечали, что после смерти Ярослава к власти пришло новое поколение правителей, однако новые князья Киева часто сами распределяли земли между членами своей семьи, что было частью процесса интронизации. Так, на¬ пример, поступил Всеволод Ярославич, который унасле¬ довал Киев в 1078 г. Его родственники потребовали от него земель, и он пожаловал им их, подтвердив, таким образом, что князь Киева является дарителем земель. Наконец, ПВЛ сообщает, что в 1036 г., после смерти брата Ярослава Мстислава, Ярослав стал «единственным правителем Руси», несмотря на то что были и другие но¬ сители титула «князь» (см. ПВЛ под гг. 1078, 1093, 1036). Одним из титулов единоличного правителя был «ве¬ ликий князь», который в английском языке часто пере¬ дается как Grand Prince. Этот титул имеет параллели с ирландским ard-ri. Несмотря на некоторые разногласия среди ученых, обычно считается, что в указанный период этот титул не используется постоянно и последовательно. Некоторые считают, что он обозначает старшего в роду, в то время как другие предполагают, что это всего лишь хвалебный титул умершего правителя, так же как и титул «царь», что будет показано далее425. И хотя идея исполь¬ зовать этот титул для обозначения верховного правителя Руси может показаться привлекательной, это не означа¬ ет, что он использовался в то время, поэтому все наше 194
внимание необходимо сосредоточить на базовом титу¬ ле — «князь». Одной из традиционных черт правителя в любом месте и в любое время является способность собрать войско для войны. Это относится и к князьям Руси. Все они спо¬ собны были, помимо своей дружины, собирать, хотя и не так часто, местное ополчение, а князь Киева мог при¬ зывать против общих врагов войска всех русских кня¬ жеств через подчиненных ему князей (это, конечно, иде¬ альный сценарий, так как можно найти примеры, когда горожане отказывались поддерживать своих князей или когда князья бунтовали против князя Киева и т. д.). Все это похоже на описание Питером Сойером скандинавских королей, которые отправлялись на войну со своими дру¬ жинами, но при этом были способны собирать для за¬ щиты и более крупные силы, представленные союзника¬ ми, воинами даннических племен и даже горожанами426. Эта возможность стала особенно важной после смерти Ярослава Мудрого, когда его сын Изяслав Киевский вме¬ сте со своими братьями Святославом (ум. в 1077 г.) и Всеволодом собирали войска для защиты Руси: в 1060 г. от торков и в 1067 г. против Всеслава Брячиславича По¬ лоцкого (ум. в 1101 г.), после того как он захватил Нов¬ город (ПВЛ под гг. 1060 и 1067). Эта способность со¬ бирать войска для обороты от общих врагов была одной из ключевых для киевского князя. Это видно также и на примере Всеволода Ольговича (ум. в 1146), узурпатора, в том смысле, что он не имел прав занимать киевский стол с точки зрения господствовавших в то время правил наследования, который все еще мог собирать войска по всей Руси, включая Новгород и часто проводил незави¬ симую политику427. (Общие представления о порядке на¬ следования заключаются в том, что если отец не занимал какой-либо стол, чаще всего — киевский, то его сын не мог его занять.) Но этот принцип действовал и на ло¬ кальном уровне, поскольку правители собирали войска с подвластных им регионов и городов, чтобы отправиться 195
на войну, часто друг с другом. В 1096 г. ПВЛ отмечает конфликт между Олегом Святославичем (ум. в 1115 г.) и Изяславом Владимировичем (ум. в 1096 г.), который захватил принадлежавшие Олегу земли. При этом Олег набрал армию в Смоленске, а Изяслав — в Суздале, Ро¬ стове и Белоозере. Другие стороны, которые вступили в конфликт позже, также собирали войска против Олега на подвластных им территориях. Такая практика закре¬ пилась в междоусобных войнах конца XI — начала XII в., когда Владимировичи/Рюриковичи сражались за землю и старшинство. В каждом случае «князь» был связан с той территорией, которой он правил и с которой собирал войска. Другой традиционной функцией средневекового пра¬ вителя было издание законов. Это относится и к Руси, и на этом примере можно показать сходство и различие между русскими князьями и правителями остальной Ев¬ ропы, Первый свод законов Руси назывался Русская Правда, и составлен он был при Ярославе Мудром428. То же самое происходило и по всей Европе: например, Иштван Венгерский (ум. в 1038 г.) (или его непосред¬ ственный преемник Андраш) свел ряд декретов и законов в первый правовой кодекс Вецгрии429. Ярослав, будучи «единоличным правителем» Руси, имел полное право создать собственный правовой кодекс или, что более пра¬ вильно, кодифицировать некоторые уже существовавшие правовые практики. Однако его сыновья немного отошли от европейской нормы. Поправки в Русскую Правду из¬ вестны как Правда Ярославичей (Изяслава, Святослава и Всеволода), которые совместно договорились о внесе¬ нии изменений в кодекс и распространили его действие на всю Русь, точно так же как они собирали войска по всей Руси для отражения врагов430. Следующее поколе¬ ние князей собралось в Любече в 1097 г., чтобы заклю¬ чить мир и выработать новое понимание территориаль¬ ного разделения Руси (ПВЛ под г. 1097), и этот съезд помогает нам увидеть как схожие черты, так и различия 196
по отношению к европейской концепции власти. Шесть князей, представлявших основные ветви правящей дина¬ стии, собрались, чтобы дать ответ на всплеск междоусоб¬ ной борьбы, попытавшись придать форму понятиям тер¬ ритории и ответственности, а также единое понимание, что такое «князь» (при этом нужно помнить, что все князья были представителями династии Владимировичей/ Рюриковичей и, таким образом, родственниками)431. Та¬ ким образом, князья собрались, чтобы коллективно осу¬ дить конфликты внутри своей династии. Однако более попыток коллективного законотворчества не предприни¬ малось. На деле княжеский съезд показал растущее раз¬ личие в управлении удельными княжествами и локальны¬ ми ветвями династии, и различия эти увеличивались по мере увеличения количества ветвей. В этом Владимиро- вичи/Рюриковичи не соответствуют традиционным пред¬ ставлениям о европейском правителе, поскольку они редко выступают в роли судей, больше полагаясь на обычное право и вергельд (виру), которые поддерживали порядок без вмешательства князя. Однако они все равно похожи на других правителей, особенно на ирландских, которые, из-за своей многочисленности, часто вынужде¬ ны были договариваться друг с другом, чтобы эффектив¬ нее управлять страной совместно и разделять властные полномочия432. Это снова ставит под сомнение традици¬ онный образ правителя и предполагает дальнейшее изу¬ чение и переосмысление законодательных функций коро¬ левской власти в средневековой Европе. Еще одна функция князя,, которая объединяет его с другими правителями, — это сбор налогов или дани. В раннюю эпоху нерегулярный и неупорядоченный сбор дани на Руси привел к гибели от рук древлян князя Иго¬ ря в 945 г., результатом чего стала не только история о мести его жены, но также осознание необходимости соз¬ дать упорядоченную систему сбора-дани (и не более) (ПВЛ под г. 945). В дальнейшем русские правители так¬ же собирали дань с подвластных территорий, поэтому 197
они заботились о том, чтобы установить четкие границы этих территорий и защищать их от других князей. Нужно, однако, отметить, что есть свидетельства, что князья от¬ правляли часть своих налоговых сборов киевскому кня¬ зю. Например, Ярослав (еще до того, как он стал Муд¬ рым) решил отказаться от этой практики в 1014 г., что практически привело к войне с его отцом Владимиром (ПВЛ под г. 1014). Это дает нам еще одно основание для категоризации княжеской иерархии Руси, хотя свидетель¬ ства того времени достаточно скудны. Разделение зон сбора налогов или дани отражало территориальное деле¬ ние князей. Князь мог собирать дань/налоги с города и прилегающей к нему территории, которой он управлял. Когда границы нарушались, а случалось это часто, на¬ правлялся протест (обычно князю Киева) и/или разгорал¬ ся конфликт433. Князья Руси собирались для разграниче¬ ния зон сбора дани для минимизации таких конфликтов, как это было в 1146 г., когда решался вопрос о взимании дани в северо-восточных землях вдоль Волги (Ипатьев¬ ская летопись, 1146). Саймон Франклин отмечает важ¬ ность этих событий в создании русского государства: «Организация и охрана торговых путей и зон сбора дани внесла вклад в консолидацию и рост государства под управлением князей»434. И то же.самое можно сказать и о других европейских государствах, хотя и в немного дру¬ гих терминах. В Скандинавии435, а также в Германии при Оттонидах и Салической династии436 дань взималась с подчиненных племен и народов. Однако в историографии о налогах часто пишут не так, как позволяют судить скуд¬ ные источники по истории Руси437. Это может создать иллюзию различий в реализации, хотя на деле это вы¬ текает из различий в источниках. Аналогично существо¬ вали другие обязанности в пользу правителя, например обязанность предоставлять размещение путешествующе¬ му по своим владениям правителю. Это известно на при¬ мере Германии Оттонидов и Салической династии438, но также и в других частях Европы439. К сожалению, хотя мы 198
и знаем, что русские князья периодически путешествова¬ ли по своим владениям, как это показал Джон Берн¬ хардт440, не сохранилось источников, в которых можно было бы найти предписание предоставлять размещение князю в ходе поездок. И хотя у нас есть определенные трудности с Источниковой базой по истории Руси, мы все же имеем свидетельства, что русские князья занима¬ лись сбором налогов/дани, а это одна из важнейших функций правителей древности и Средневековья. Эта глава не просто раскрывает основные функции князя, но также указывает на их сходства с функциями правителей остальной Европы, в особенности Германии, а также Польши, Венгрии и Ирландии. На примерах мы рассмотрели, когда князь Киева мог действовать самосто¬ ятельно, а когда правители всех княжеств действовали со¬ вместно. Во многом это зависело от возникающей угрозы или какого-либо сложного периода русской истории, од¬ нако отличить князя Киева от других князей в XI—XII вв. невозможно. Каждый князь имел некоторые, а то и все функции правителя, особенно в военной сфере и в области сбора дани/налогов, а часто и в области законотворчества. Осуществление князьями этих функций как по отдель¬ ности, так и в совокупности делает еще более затрудни¬ тельным, если вообще возможным, различение их на основе титулатуры и дает»нам лучшее понимание созда¬ ния средневековых титулов и их использования людьми того времени. Глава 6 СРЕДНЕВЕКОВАЯ ТИТУЛАТУРА И РУСЬ В XI—XII вв. Русь была частью средневекового евро¬ пейского мира. Это важно помнить, когда мы говорим о природе титула «князь», поскольку мы можем провести параллели со средневековыми источниками на разных языках, которые были созданы как раз в рассматривае¬ те
мый нами период. Это поможет нам лучше понять суть рассматриваемого нами титула, а также подобрать пра¬ вильный вариант перевода. В этой главе будут рассмо¬ трены источники, написанные на латыни и средненижне¬ немецком языке, а также из Скандинавии, Византии, Руси. Цель этого изучения в том, чтобы увидеть, как со¬ временники титуловали правителей Руси, а также в более точном понимании средневековой титулатуры. «Латинские источники (и один средненижненемец¬ кий). Русь постоянно упоминается в латиноязычных ис¬ точниках, а ее правитель практически всегда именуется гех. Например, Ламберт Херсфельдский под 1075 г. пи¬ шет о Ruzenorum Rex, а в Annales Augustani сообщается о дочерях правителя — «Rutenorum regis filiam»441. Сре¬ ди других, более значимых сообщений, можно назвать Титмара Мерзебургского, который постоянно называет правителя Руси гех, даже когда называет Владимира «for- nicatur immensus»442. Саксонский анналист пишет о «regi de Ruzia»443. Один из редких латиноязычных источников, в котором правитель Руси не назван гех, — это работа Бруно Кверфуртского, который в начале XI в. побывал на Руси с прозелитическими целями. Бруно встречался с князем Владимиром и считал его хорошим христианином, но называет всего лишь «senior Ruzorum»444. Почему — сказать сложно, однако надо отметить, что титул senior Бруно использовал повсеместно, в том числе для Боле¬ слава Польского, правителя шведов, а также для пре¬ емника императора Оттона III Генриха II (ум. в 1024 г.). Для Бруно главной темой была христианизация язычни¬ ков, а не титулатура, поэтому термин «вождь»/«лидер» (или «суверен»/«монарх» в переводе Соловьева445), ко¬ торый он использует, кажется вполне приемлемым, осо¬ бенно если учесть, что правитель Руси и здесь упомина¬ ется на равных с другими правителями средневекового мира, которые также были известны как короли. Сложная внутренняя структура Руси отмечена абба¬ том Вильгельмом, который в XII в. пытался создать ге¬ 200
неалогию для разрешения брачного спора с королем Франции. В ней он постоянно обращается к Руси, по¬ скольку представительницы русской правящей династии выходили замуж как за датских, так и за французских королей446. Показательна следующая его фраза о Руси: «пат plures ibi reges sunt» («ибо там много королей»)447. Вильгельм был прав: как было показано, на Руси было много reges, и единственный вопрос, который возника¬ ет, — как правильно перевести то, что было очевидно для Вильгельма. Возможно, не такое ясное сообщение, как у Вильгельма, но куда более интригующее приводит Сигеберт из Жамблу, когда пишет об узурпации киев¬ ского стола Святославом Ярославичем, который изгнал своего старшего брата Изяслава в 1070-х гг. Сигеберт пишет об изгнании Изяслава, о его бегстве ко двору им¬ ператора Генриха IV, а также о его просьбе о помощи в возвращении престола. Однако наиболее интересна сле¬ дующая фраза Сигеберта: «alter eorum a consortio regni pulsus»448, которая означает, что на Руси существовало «братство правителей». Таким образом, это свидетель¬ ство совпадает с сообщением аббата Вильгельма и при¬ знает наличие на Руси нескольких правителей с титулом гех. Такая ситуация, как мы уже показали, не была чем- то необычным, но это дополнительное свидетельство по¬ могает нам осознать то, j<aK понимали те события их со¬ временники. Оно также означает, что писавшие в то время были знакомы с внутренней ситуацией на Руси, а не просто применяли знакомые им термины к незнако¬ мым реалиям449. Генрих Ливонский, писавший в следующем столетии, дает детальное описание взаимоотношений правителей различных русских городов с ливонскими крестоносцами. И хотя Генрих не питал любви к русским, главные пер¬ сонажи его хроники постоянно взаимодействуют с Русью и ее правителями, которые всегда имеют титул гех, гово¬ рит ли автор о Пскове, Новгороде или других князьях450. Папа Иннокентий IV (ум. в 1254 г.) в своем письме так¬ 201
же называет правителя Новгорода Александра Невского (ум. в 1263 г.) гех. Однако в другом письме папа назы¬ вает Александра dux Суздаля, используя другой титул для нового места правления Александра451. Как будет пока¬ зано ниже, у папы были на выбор несколько титулов средневековых правителей. Почему же в одном случае он использовал гех, а в другом — dux? На особенности вза¬ имодействия между папством и Александром Невским оказывали влияние монголы, балтийские крестовые по¬ ходы и брат Александра. Все это лежит за пределами на¬ шего исследования, но использование Иннокентием IV обоих титулов показывает, что папы и, возможно, другие использовали титулы осторожно, и мы должны соответ¬ ствующим образом оценить это для лучшего понимания средневековой власти. В XIII в. Ганзейская лига начала создавать торговую сеть в Восточной Балтике, заключая торговые договоры. В эту сеть вошли также и русские города — Новгород и Псков. Существуют записанные на средненижненемец¬ ком копии этих договоров, например договор между Лю¬ беком и Новгородом от 1269 г., в котором правитель Новгорода несколько раз называется coning452. Это слово происходит от того же германского *kunigaz, что и титул «князь». Оба этих примера полезны для нас, поскольку составители этих документов знали если не самих участ¬ ников договоров, то обстоятельства и условия их заклю¬ чения. Это означает, что использование титулатуры было осмысленным и не зависело от личных прихотей. Эти латиноязычные и один немецкоязычный тексты являются лишь примерами целого корпуса различных по происхождению источников, охватывающих-три столетия и написанных с разными целями. При Зтом ни один из них не имел своей целью превознести Русь или намерен¬ но умалить образ русской власти в умах читателей. Русь часто упоминается в них эпизодично, что может быть даже более интересно для историков, особенно если учесть, все эти источники практически единодушно ис¬ 202
пользуют для правителей Руси одни и те же титулы. Надо также понимать, что это происходит не от недостатка ти¬ тулов в средневековой латыни. Как было показано в пре¬ дыдущей главе, польские правители почти всегда назы¬ вались dux. Титул princeps периодически использовался для первых Каролингов и, в дальнейшем, германских императоров453. В Historia Norvegiae используется даже титул regulus там, где другие древнесеверные источники, такие как «Круг земной» например, используют титул konungr454. Карл Вернер описал сложность использова¬ ния титулатуры XI в. на примере Регистра папы Григо¬ рия VII: «Одного взгляда на Регистр Григория VII доста¬ точно, чтобы увидеть реальную картину XI в. В нем перечислены 152 корреспондента папы, среди которых, помимо сорока пяти королей и восьмидесяти принцев, герцоги Польши и Богемии, князья Салерно, Капуи и Бе- невенто, герцог (dux) Беатрикс, герцог Годфри и марк¬ графиня Матильда, дож Венеции, герцог Апулийский, Калабрийский и Сицилийский Роберт Гвискар, маркграф Аццо Эсте, герцоги Швабии, Баварии, Каринтии, Лота¬ рингии и Саксонии, маркграф Саксонской Восточной мар¬ ки, герцоги Нормандии, Аквитании и Бургундии, графы Фландрии, Бретани, Блуа-Шампани, Анжу, Тулузы и Прованса, и это только если называть самых важных»455. Среди этих 152 правителей правители Руси появля¬ ются именно среди королей. Это означает, что в латин¬ ском языке не было недостатка в титулах, поэтому титул для правителей Руси был выбран осознанно, и выбор этот не стоит недооценивать. Для правителя Руси можно было выбрать различные титулы, как, например, это сде¬ лал Бруно Кверфуртский, который называл Владимира, Болеслава и Генриха II senior456. Однако чаще всего латинские источники используют для правителей Руси титул гех, а не dux, senior или princeps. Вряд ли это про¬ сто случайность, скорее это отражает определенное понимание (правильное или нет) ситуации с правителями на Руси. 203
Древнесеверные источники и проблемы использова¬ ния в них средневековой титулатуры рассматривались выше, поэтому не должно удивлять то, что правители Руси титулуются «конунгами» в различных источниках: «Круге земном», «Гнилой коже» (Morkinskinna) и «Кра¬ сивой коже» (Fagrskinna)457. В конце «Круга земного», где автор отмечает родство правителей Норвегии, Руси и Дании, все трое — Мстислав Владимирович (названный в тексте Харальдом, в честь его предка Гарольда Годвин- сона) (ум. в 1132 г.), Вальдемар Датский (ум. в 1182 г.) и Магнус Норвежский (ум. в 1139 г.) — названы «ко¬ нунгами» в одном предложении458. Авторам источников было очевидно, что правители Руси, которые были скан¬ динавского происхождения и были связаны с этим реги¬ оном многочисленными династическими браками, должны иметь такой же титул. Интересно, что на древнесеверном Русь называлась «Гардарики», то есть страна городов. Во многих отношениях это точное описание Руси, по¬ скольку политически она была разделена на города с при¬ легающей округой, а также потому, что центры власти, как и в большинстве средневековых государств, находи¬ лись в городах, а не где-либо еще. Византийские греческие источники. Большинство проблем, касающихся титулатуры, происходит из визан¬ тийских источников. Традиционно Русь рассматривается как часть так называемого Византийского Содружества, и, хотя сейчас эта точка зрения подвергается сомнению, из¬ менить ее, после полувекового доминирования, не так уж просто459. С этой точки зрения византийские представле¬ ния о Руси должны быть наиболее точными, ввиду их тес¬ ной связи, однако это не так, поскольку возйикают проб¬ лемы, когда византийские источники сообщают о не византийцах. Например, «Об управлении империей», один из наиболее известных источников X в., в котором дана характеристика соседних с Византией стран и народов, устарел уже к моменту своего написания, поскольку осно¬ вывался на информации, к которой следовало бы подойти 204
более критично460. Анна Комнина, которая писала о прав¬ лении своего отца (императора Алексея I Комнина. — Пер.) в XI—XII вв., не упоминает Русь, хотя как раз в это время представители русской правящей династии активно вступали в браки с европейцами. При этом она сообщает о многих других европейских королевствах, их военном деле и правящих династиях. Как отмечает Питер Франко- пан: «Анна Комнина использовала термины „кельты“, „ла¬ тиняне44, „франки44 и „норманны44 как взаимозаменяемые, но при этом непоследовательно и неопределенно»461. Византийские источники обычно используют титул «ар- хон» или «архонтисса», как в случае с Ольгой, которая была регентом при малолетнем Святославе в X в.462 «Архон», еще один титул, просто обозначающий прави¬ теля, к XI в. использовался для славянских правителей Пелопонесса, а также правителей причерноморских зе¬ мель463. Например, в Херсонесе в XI в. был протоспафарий и стратиг Георгий Пула, которого также именовали «ар- хоном хазар» (притом что Хазарского каганата уже не су¬ ществовало), чтобы отграничить его власть над хазарами от занимаемой им имперской должности464. Византийская титулатура для Руси отличается от греч. «базилевс» или эллинизированного лат/Рт)^ (гех), которые использовались для обозначения некоторых западных королей, однако она показывает ее правителя владыкой своего народа, хотя и ниже рангом, чем император Византии. Однако и здесь правитель Руси оказывался в хорошей компании. Русские источники. На Руси источники используют титул «князь» как для представителей династии Влади - мировичей/Рюриковичей, так и для некоторых иностран¬ ных владык. И как и в случае со скандинавскими и анг¬ лосаксонскими источниками, для русских источников нет ничего необычного в определенной неясности по поводу иерархии князей, среди которых есть старшие и младшие. Приведем один пример, который проиллюстрирует ска¬ занное. В 1078 г. произошел конфликт между Олегом Святославичем и Борисом Вячеславичем (ум. в 1078 г.), 205
с одной стороны, и другими членами династии — с дру¬ гой. Армией, которая была послана против них, коман¬ довали Изяслав Ярославин, Ярополк Изяславич (ум. в 1086 г.), Всеволод Ярославин и Владимир Всеволодович (ум. в 1125 г.). Узнав об их приближении, Олег заметил Борису, что они не смогут выстоять против четырех кня¬ зей («четырем князем», ПВЛ за г. 1078). И хотя эти князья не были равны по своему значению (так, Изяслав Ярославин был князем Киева), для Олега это было не важно. Угрозой было само количество князей и, видимо, количество их войск, а не присутствие верховного пра¬ вителя и его подчиненных. Это использование данного титула очень информативно, поскольку, во-первых, мы получаем подтверждение того, что «князь» обозначал правителя, а во-вторых, что одновременно было множе¬ ство людей, которые были его носителями. Но здесь так¬ же есть и сложность, и одна из проблем, нуждающихся в пересмотре в рамках более широкого обсуждения ти- тулатуры, которая заключается в том, что против Олега Святославича выступили четыре короля (в рамках наше¬ го подхода пересмотра русской титулатуры). Ситуация на Руси, как и в других частях Европы, была сложнее, чем может предположить традиционное понимание «короля» как монарха. Основной источник по истории Руси XI — начала XII в. — это ПВЛ. Проблема, однако, заключается в том, что эта летопись известна только по спискам XIV в., хотя считается, что она все еще велась в конце обсуждаемого нами периода465. В промежуток между последней записью и самым ранним известным списком в источник могли быть внесены изменения, хотя вряд ли в большом количе¬ стве, как показал Дональд Островский. К счастью, у нас также есть другие источники по русской титулатуре. К ним относятся грамоты, в которых для правителя употребля¬ ется титул «князь»466. Также существует экземпляр печа¬ ти Ярослава Владимировича, которая также содержит ти¬ тул «князь»467. Надписи «князь» и «княгиня» найдены на 206
стенах нескольких церквей, в частности в церквях Святой Софии в Новгороде и Киеве. Хотя эти надписи сложно да¬ тировать, мы можем отнести их если не к XI—XII вв., то к Средневековью в широком смысле468. Все эти источники особенно важны для нас, поскольку подтверждают, что титул «князь» использовался для обозначения восточно- славянского правителя и не был искусственным конструк¬ том более позднего Средневековья. Хотя в большинстве случаев для русских правителей используется титул «князь», существуют также другие титулы, такие как «каган», «царь» и «архон». Все они использовались на Руси обычно как заимствования из со¬ седних государств. В панегирике Владимиру XI в. Ила- рион (ум. до 1054 г.), первый митрополит Киевский мест¬ ного происхождения, обращается к Владимиру и, один раз, к его сыну Ярославу Мудрому «каган»469. И хотя этот титул использовался редко, он воспламенил вооб¬ ражение некоторых ученых, которые стали говорить, по¬ мимо всего прочего, о «восточном повороте» Руси, ее отношениях со степными народами и связях с Хазарским каганатом. Все это, конечно, увлекательно, однако «ка¬ ган» был чуждым титулом в русской титулатуре, который мог использоваться Иларионом по целому ряду причин, включая заимствование славы соседних погибших импе¬ рий470. Другим редким титулом был «царь». Надпись XI в. на стене Святой Софии Киевской называет умершего русского правителя «царем»471. В результате некоторые ученые стали утверждать, что титул использовался рус¬ скими в ту эпоху для своих выдающихся правителей, что ставит титул «князь» на более низкое положение. Одна¬ ко более распространенная точка зрения заключается в том, что «царь» был посмертным почетным титулом, ко¬ торый ставил русского князя в один ряд с библейскими царями, а не свидетельством земной/мирской власти472. Редкое использование этого титула* не умаляет его важ¬ ности при обращении к византийским императорам, как и не умаляет значение титула «князь» для правителей 207
Руси. Точно так же немногочисленные использования ти¬ тула «архон» являются отсылкой к Византии. Надписи на греческом вошли в моду на Руси в середине XI в., и «ар¬ хон» появляется на печатях некоторых князей, включая Всеволода Ярославича и его сына Владимира473. Возмож¬ но, этот титул использовался этой ветвью Рюриковичей/ Владимировичей, чтобы подчеркнуть свои связи с Визан¬ тией, поскольку Всеволод женился на представительнице византийского клана Мономахов, а их сын Владимир но¬ сил фамилию Мономах, которая сохранилась и на одной из его печатей474. Однако подобного рода заимствования были общеевропейской практикой. Византийская титула- тура могла использоваться, например, для повышения статуса и легитимности правителя, и для этого вовсе не требовалась физическая связь с Византией475. И хотя та¬ кие заимствования редки, они показывают место Руси в более широком европейском мире, в котором Русь со¬ седствовала в разные периоды с различными государства¬ ми и народами, от которых могли идти заимствования. Также мы увидели сложность европейской средневековой титулатуры, а также различные идентичности, которые мог использовать (или пытался использовать) один чело¬ век в разных сферах и жизненных ситуациях. Примеры из латинских, германских, древнесеверных, греческих и древневосточнославянских источников ука¬ зывают на различные источники, которые применялись к правителю Руси. Большинство из них идентично титулам, которые можно перевести как «король». Даже если мы отойдем собственно от перевода, то увидим, что основное их значение — правитель, без намека на подчинение. Мы привели примеры сообщений из различных источников, которые были прекрасно осведомлены о русских прави¬ телях — своих соседях (которые также были брачными партнерами, союзниками и врагами). Поэтому они предо¬ ставляют нам ценную информацию для создания нашего варианта того, как должен пониматься титул русского правителя. 208
Глава 7 ТИТУЛЫ ДРУГИХ СРЕДНЕВЕКОВЫХ ПРАВИТЕЛЕЙ В РУССКИХ ИСТОЧНИКАХ Русские источники довольно скупо сообщают о других средневековых народах и государствах. ПВЛ концентри¬ руется практически исключительно на делах Владимиро- вичей/Рюриковичей, поэтому титулы других европейских правителей редко появляются в тексте. Есть, однако, не¬ которые сведения о правителях других стран, которые помогают понять, как русские смотрели на окружающий мир и правителей окружавших их государств. Наиболее часто из всех христианских соседей Руси упоминается Польша. Как уже говорилось ранее, ситуа¬ ция с титулами польских правителей была запутана, по¬ скольку для них использовались титулы dux и гех в за¬ висимости от их отношений с германскими императорами и/или папами. Это разночтение не нашло отражения в русских летописях, и правители Польши в них называют¬ ся «князьями» (например, ПВЛ за гг. 996, 1102). То есть то же славянское слово, которое русские использовали для своих правителей, применялось и к польским Пястам. Средневековые польские источники писались на латыни, источники на родном языке стали появляться позднее. Однако понятно, что, хотя элита, особенно церковная, писала на латыни, разговорным языком большинства лю¬ дей, включая правящую династию Пястов, оставался сла¬ вянский. Неудивительно, что Пясты и называли себя кщц (западнославянский вариант титула «князь»), так же как и их подданные, хотя при этом они стремились полу¬ чить титул гех от германских императоров или римских пап. И эта сложность присуща не только русской титу- латуре, но и изучению средневековых титулов вообще. Местный язык редко был письменным, поэтому исполь¬ зование различных источников, написанных в разных ме¬ стах, помогает создать более полную картину того, кем считали себя правители той или иной страны, а также 209
кем их считали правители соседних государств. Это также предполагает, что нужно углубиться в проблему средне¬ вековой титул атуры. Чуть дальше на юго-запад находились владения венгер¬ ской династии Арпадов, контакты с которой расширялись в XI—XII вв. Правители Венгрии также упоминаются в ПВЛ и называются «королями»476. Венгерские источники, как и польские, написаны на латыни, и в них Арпады обыч¬ но именуются просто гех477. Однако разговорным языком был венгерский, и правитель обозначался словом kiraly, или, в византийской передаче, krai478. Оба слова уходят корнями во взаимоотношения венгров с Каролингами, воз¬ можно, при посредничестве моравских славян, к герман¬ скому имени-титулу Карл (Carolus, Charles)479. Это значит, что русские источники использовали тот же титул на ос¬ нове правила полногласия, чтобы сделать его проще для произношения. Как и в случае с польским ksi^z^ получа¬ ется, что русские летописи использовали принятый в дру¬ гой стране титул правителя, а не просто применяли к ним русскую титулатуру. Была ли это попытка адекватно рас¬ положить этих правителей в региональной иерархии, ба¬ нальная точность или недостаток древних титулов, которые можно было бы применить, — мы имеем интересную точ¬ ку зрения на титулатуру. Наиболее часто из нерусских правителей в летописях упоминаются правители половцев. Половцы были кочев¬ никами и появились в южнорусских степях во второй по¬ ловине XI в. Их присутствие постоянно ощущалось из-за набегов на пограничные со степью земли. Их правители, имена которых периодически упоминаются в летописях и чьи дочери часто становились женами русских князей, обозначаются титулом «князь» (см. ПВЛ за гг. 1068, 1103). Сами половцы были тюркоязычным народом, по¬ этому вряд ли использовали этот титул. Таким образом, здесь мы, скорее всего, видим применение русской или, в более широком смысле, славянской титулатуры к поло¬ вецким правителям. Интересно, что в историографии этот 210
титул часто заменяется титулом «хан» или «вождь»480. «Хан» является частью имени по крайней мере одного по¬ ловецкого правителя, упомянутого в ПВЛ, но нигде он не используется сам по себе (ПВЛ за гг. 1094, 1096). Флорин Куртя отметил, что, как и в случае с половцами, средневе¬ ковые болгарские правители в латинских источниках име¬ нуются тех, однако в англоязычной историографии назва¬ ны khan («хан») или khagan («каган»). Как и в случае с титулом «князь», использование титула «хан» для поло¬ вецких правителей является современным инструментом для создания такого представления о половцах, которое сразу же отсылает к монголам. Использование этого ти¬ тула, как и многих других, заслуживает нового подхода, чтобы создать новое, точное и непредвзятое представление о Средневековье. Наконец, в русских летописях упоминаются правители Византии, которые называются «царями» (ПВЛ за гг. 971, 987, 988). «Царь» — русское сокращение от гре¬ ческого варианта титула «цезарь» — был подходящим титулом для правителя Восточной Римской империи, хотя сами они его для себя не использовали, предпочитая греч. «басилевс»481. Однако русские называли «царем» не только императора Византии, но также и любого пред¬ ставителя византийской знати. Александр Каждан указал на несколько примеров, когда русские летописцы при¬ меняют к кому-либо титул «царевич», который был не¬ известен византийским правящим династиям482. Это мож¬ но объяснить феноменом, известным как «византийское влияние/давление», из-за которого русские летописцы, возможно из-за церковных связей с Византией, стара¬ лись создать видимость тесных связей с Византией в сво¬ их работах483. Поэтому использование титула «царь» и его производных интересно своей неточностью. Титул редко использовался византийцами, но зато использовал¬ ся русскими для описания византийцев. Его также ис¬ пользовали летописцы и церковники при описании биб¬ лейских правителей (ПВЛ за г. 986). Вместо того чтобы 211
приравнивать титул «царь» к «императору», как это ча¬ сто делается в историографии, его можно переосмыслить, особенно на основе его использования в Библии, и вы¬ брать другой вариант перевода — «король» (king). В целом русская титулатура, используемая для сосе¬ дей, противоречива. В случае с поляками и половцами использовался собственный славянский титул для обо¬ значения правителей других народов. В случае с поляка¬ ми «князь» легко переводится в кщц, который мог быть уже повсеместно распространен среди западных славян для обозначения правителя. Однако в случае с тюрко¬ язычными половцами использование титула «князь» дает пищу для размышлений. Приписывали ли русские лето¬ писцы черты, присущие их собственным правителям и правителям Польши, половецким правителям? Если так, то это станет огромным шагом вперед в понимании того, как русские рассматривали половцев. Но даже если нет, это дает нам еще одно свидетельство для дешифровки средневековой титулатуры. Что касается венгров, то для них не использовалась ни русская, ни венгерская титула- тура, но, по крайней мере, это был тот титул, который сами венгры использовали для своих правителей. Воз¬ можно, это была попытка* точно передать иностранный титул. В отношении Византии использовался один из многочисленных титулов римского правителя, хотя и не тот, который, возможно, предпочел бы император в Кон¬ стантинополе. Это можно считать противоречием либо же рассматривать в контексте Регистра папы Григория VII и с точки зрения множественности титулов, существовав¬ ших в средневековом мире. Изучение’этих титулов во взаимосвязи со свидетельствами латинских, греческих и других источников помогает создать более сложную кар¬ тину средневековых реалий в области восточноевропей¬ ской титулатуры по сравнению с той, которая существует сегодня.
Заключение Средневековая Европа расширяется. Границы этого некогда маленького мирка сдвигаются к югу, востоку и северу, включая Средиземноморский мир, Скандинавию и Восточную Европу. Новое прочтение источников по¬ зволяет ученым пересмотреть свои взгляды на военные и религиозные связи, торговлю, языковые и культурные контакты, которые связывали Европу воедино. Частью этого пересмотра является отказ от старой концепции, рассматривающей Рейн в качестве восточной границы Европы или вообще считающей, что Европа была всего лишь растущей сферой германского или франкского вли¬ яния. Данная книга предлагает пересмотр этого неисто¬ ричного взгляда на средневековый мир. Проверяя и пере¬ проверяя переводы и другую историческую информацию, историки смогут избежать презентизма и создать более точную картину средневекового мира. Приведем один простой пример того, почему важно изменение перевода и какие оно может иметь послед¬ ствия. В XI в. король Франции Генрих (ум. в 1060 г.) женился на Анне (ум. в 1089 г.), дочери Ярослава Муд¬ рого. Это событие широко освещено в источниках и ли¬ тературе. Однако данную информацию можно предста¬ вить по-разному, что может привести к разным выводам. Например, если мы говорим, что король Генрих женился на Анне, дочери князя (prince) Ярослава Киевского, то 213
создается одно впечатление484. Если же мы говорим, что король Ярослав выдал свою дочь Анну замуж за короля Генриха Французского, то складывается совершенно дру¬ гое впечатление485. В первом случае Генрих явно преоб¬ ладает, не только потому, что первым упомянут в пред¬ ложении, но и потому, что его титул выше, чем у князя (prince) Ярослава. Получается, что это не брак равных, который заключался с политическими целями, а просто историческая причуда. Возможно, именно поэтому такой известный историк династических браков, как Констанс Бушар, считает этот брак чем-то необычным486. Однако во втором случае Ярослав и Генрих находятся в равном положении из-за их титулов, что дает более детальное понимание этого брака, а также его причин. Такая фор¬ мулировка более точна и с точки зрения титулатуры, ко¬ торую использовали эти правители и их современники, что является мерилом исторического исследования. Однако ни одна из этих формулировок не берет во внимание исторические реалии и географическое поло¬ жение, например, тот факт, что Ярослав правил государ¬ ством, которое простиралось от Балтийского моря на севере до Черного моря на юге, и от Западной Двины до верховьев Волги и низовьев Дона, в то время как Генрих контролировал лишь Иль-де-Франс даже в середине XI в. Эта характеристика дана не для того,, чтобы возвеличить Русь и принизить Францию, а лишь для того, чтобы по¬ казать положение стран в реальном средневековом мире XI в. и в представлениях современных ученых-медиеви- стов. То, что чувствуют современные западные медиеви¬ сты, читая предыдущий абзац о сравнительных размерах и различных но, которые приходят им на ум; является причиной, почему такое исправление явл'яется таким важным. Историки могут говорить о новых подходах к по¬ ниманию средневекового мира или о включении Руси или Венгрии в средневековый европейский мир, однако очень сложно изменить укоренившиеся представления487. Из¬ менение того, как ученые, да и простые люди, говорят о 214
прошлом, включая титулатуру, является важным шагом на пути перемен, который требует постоянной работы и пересмотра фактов. Целью историков должна быть точность. Уже давно понятно, что невозможно знать «истину» о том, что и по¬ чему происходило, но мы все еще стремимся использо¬ вать разнообразные источники, наши лучшие их интер¬ претации, а также самое современное научное знание в попытке создать наиболее точную картину средневеково¬ го мира. Изменение представлений о титуле правителя Руси в XI—XII вв. может показаться незначительным на фоне огромных научных проблем, но именно в деталях кроются горести и радости истории. В современном зна¬ чении титул «король» обозначает монарха, однако этот смысл не вкладывался в средневековое понятие гех, konugr или «князь». Однако титул «король» по умолча¬ нию применяется как к титулу гех, так и к тем, кто носил титул konugr, что ставит их носителей выше обладателей титула «князь», поскольку это слово передавалось как prince или duke. Очевидно, необходим всесторонний пе¬ ресмотр средневековой титулатуры, чтобы соотнести со¬ временное значение слов с их средневековыми эквива¬ лентами. Данная книга является лишь маленьким шагом в сторону понимания того, что титул правителей Руси был эквивалентен титулам гех и konugr, поэтому те, кто писал о них, писали о королях и королевстве Руси.
Примечания 1 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-роман¬ скому. СПб., 1995. С. 36. 2 Маркс К. Разоблачение дипломатической истории XVIII в. URL: https://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/diplomat_ history/index.php. 3 Синицына Н.В. Изучение в Англии истории феодальной Рос¬ сии // Вопросы истории. 1968. № 4. С. 183—195. 4 Державина Е.В. Критика новейшей англо-американской литературы по истории государства и права Древней Руси: Дис. ... канд. юр. наук. М., 1985. С. 5. 5 Куренкова ЕЛ. Проблемы российской средневековой исто¬ рии в англо-американской историографии // Наука и современ¬ ность. 2013. С. 27. 6 Там же. С. 27—28. 7 Большакова О.В. Поверх барьеров: американская русисти¬ ка после холодной войны. М.: РАН. ИНИОН. Центр социал. на- уч.-информ. исслед., 2013. С. 64. 8 Там же. С. 177. 9 Glazyrina G. [Rev.:] Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus, 750—1200 / L.; N.Y., 1996 // Saga-Book. Viking Society for Northern Research. Vol. XXV. 1998—2001.' P. 427. 10 Ibid. P. 428. 11 Ibid. P. 429. 12 Ibid. 13 Ibid. P. 430. 14 Петрухин В.Я. S. Franklin, J. Shepard. The Emergence of Rus. 750—1200// Славяноведение. Вып. 2. M.: Наука, 1998. С. 119. 216
15 Там же. С. 120. 16 Там же. 17 Там же. С. 121. 18 Там же. С. 123. 19 Там же. 20 Там же. 21 Uspenskij F. [Reviewed by Fjodor В. Uspenskij]: Christian Raffensperger. Reimagining Europe: Kievan Rus’ in the Medieval World (= Harvard Historical Studies, 177). Harvard University Press, Cambridge, Massachusetts, London, England, 2012, 329 pp. // Slovene = Слов'Ьне. International Journal of Slavic Stu¬ dies. M.: 2013. Vol. 1. No. 2. C. 154. 22 Ibid. C. 154—155. 23 Ibid. C. 158. 24 РюссХ. He новое исследование характера и имиджа княже¬ ской власти в Киевской Руси // Известия Уральского федерально¬ го университета. Сер. 2. Гуманитарные науки. 2015. № 2 (139). С. 256. 25 Там же. С. 256—257. 26 Там же. С. 257—258. 27 Там же. С. 258—259. 28 Там же. С. 259. 29 Пашито В.Т. русские историки-эмигранты в Европе. М., 1991. 401 с. 30 Дворниченко А.Ю. Древнерусский политогенез в герман¬ ской историографии // Bylye Gody. 2014. № 34 (4). С. 487—497. 31 Подробнее здесь: https://www.washingtonpost.com/news/ monkey-cage/wp/2016/04/07/were-dutch-voters-right-to-reject- ukraines-e-u-bid-Ukraine -has-been- part-of-europe-for-nearly-a- millennium. 32 Raffensperger C. The Kingdom of Rus’. Kalamazoo and Brad¬ ford, 2017. P. 2—3. 33 He случайно первая научная работа по истории Древней Руси на английском языке принадлежит датскому историку. 34 Thomsen V.L.P. The relations between Ancient Russia and Scan¬ dinavia, and the origin of Russian state. Three Lectures Delivered at the Taylor Institution, Oxford, in May 1876. Cambridge, 2010. 150 p. 35 Шаскольский И.П. Норманнская теория в современной бур¬ жуазной науке. М.; Л.: Наука, 1965. С. 10. 36 Дэвид-Фокс М. Введение: отцы, дети и внуки в американ¬ ской историографии царской России // Американская русистика: 217
Вехи историографии последних лет. Императорский период: Ан¬ тология / Под ред. Е.А. Краснова. Самара, 2000. С. 6—7. 37 Williams R.C. Culture in Exile. Russian Emigres in Germany 1881 —1941. Cornell University, 1972. 404 p. 38 Шушарин, В.П. Буржуазная историография Древней Руси. М., 1964. С. 16. 39 Большакова О.В. Поверх барьеров. С. 40. 40 Там же. С. 7—8. 41 Доманска Э. Философия истории после постмодернизма. М., 2010. С. 10. 42 Raffensperger С. Volodimer the Bold: A Counter-factual His¬ tory of Eleventh-Century Rus’ // Russian History (44), 2017. P. 410. 43 Ibid. P. 398. 44 Ibid. P. 399, 402. 45 Ibid. P. 399. 46 Доманска Э. Философия истории после постмодернизма. С. 62. 47 Там же. С. 32. 48 Raffensperger С. The Kingdom of Rus’. P. 3. 49 Федосов A.B. Готские и славянские предгосударственные образования III—IV вв. Брянск, 2015. 320 с.; Fedosov A.V. On the Problematic Issues of the Political Anthropology. European Sci¬ ence and Technology // Materials of the IX International Research and Practice Conference. Vol. I. December 24—25, 2014. Munich, 2014. P. 326—334. 50 Данное мнение было высказано рецензентом журнала «По¬ лис» в письме автору статьи от 14.04.2016 г. 51 Большакова О.В. Поверх барьеров. С. 7. 52 Толочко А.П. Очерки начальной Руси. Киев; СПб., 2015. 336 с. 53 Engerman D. Know Your Enemy. The Rise and Fall of Amer¬ ica’s Soviet Experts. Oxford, 2009. P. 82. 54 Ibid. 55 Державина E.B. Критика новейшей англо-американской литературы по истории государства и права Древней Руси. С. 11. 56 Игрицкий Ю.И. Буржуазная советология в современной борьбе идей // Вопросы истории. 1979. № 11. С. 71; Фила¬ тов В.П. Русские центры в США // США: экономика, политика, идеология. 1970. № 4. С. 111 —112. 57 Engerman D. Know Your Enemy. P. 235, 333. 218
58 Ibid. P. 336. 59 Handlin O. The Capacity of Quantative History // Perspec¬ tives in American History. Cambridge (Mass.), 1975. Vol. IX. P. 25. 60 Большакова O.B. Поверх барьеров. С. 7. 61 Там же. С. 6. 62 https://www.aseees.org/about/contact 63 Муравицкая Т.А. Международная Ассоциация славянских исследований и ее ежегодный съезд в Новом Орлеане (США) // Научный диалог. Педагогика, 2013. Вып. 2 (14). С. 145. 64 Там же. 65 Там же. С. 146—147. 66 Муравьев А.В. Памяти Дмитрия Дмитриевича Оболенско¬ го // Византийский временник. 2003. № 87. С. 323. 67 Пайпс Р. Я жил. Мемуары непримкнувшего. М., 2005. С. 32. 68 Там же. С. 81. 69 Там же. С. 89. 70 Там же. С. 91—92. 71 Там же. С. 94. 72 Там же. С. 105. 73 Там же. С. 145, 189. 74 Там же. С. 134. 75 Kovalev R.K. Thomas S. Noonan, 1938—2001 // Kritika: Ex¬ plorations in Russian and Eurasian History. 3.2 (2002). P. 369—371. 76 https://www.ccc.ox.ac.Uk/Fellows/f/40/ 77 Raffensperger C. Revisiting the Idea of the Byzantine Com¬ monwealth // Byzantinische Forschungen 28. 2004. P. 159—174. 78 Wittow M. The Making of Byzantium. 600—1025. Universi¬ ty of California Press. Berkeley, Los-Angeles, 1996. P. 242. 79 Obolensky D. The Byzantine Commonwealth. Common¬ wealth. Eastern Europe, 500—1453. New York, 1971. P. 235. 80 Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus. 750—1200. London and New York, 1996. P. 29—30. 81 Pipes R. Russia under the Old Regime. New York, 1974. P. 33. 82 Raffensperger C. The Kingdom of Rus’. P. 24. 83 Golden P.B. The Question of Rus’ Qaganate // Archivum Eur- asiae medii aevi II, 1982. P. 89. v 84 Ibid. P. 89—90. 85 Ibid. P. 91. 86 См., например: Толочко А.П. Очерки начальной Руси. С. 112—124. 219
87 Shepard J. The origins of Rus’ (900—1015) / The Cambridge History of Russia. Vol. 1. From Early Rus’ to 1689. Ed. by Maureen Perrie. Cambridge, 2006. P. 49—50. 88 Ibid. P. 51. 89 Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus. P. 45. 90 Ibid. P. 46. 91 Christian D. A History of Russia, Central Asia and Mongolia. Volume I. Inner Eurasia from Prehistory to the Mongol Empire. Blackwell Publishers, 2001. P. 337—338. 92 Ibid. P. 340—341. 93 Franklin SShepard J. The Emergence of Rus. P. 35, 41, 54. 94 Shepard J. The origins of Rus’. P. 52—53. 95 Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus. P. 44—45. 96 Ibid. 97 Ibid. P. 112—113. 98 Shepard J. The origins of Rus’. P. 56. 99 Noonan Th. The Khazar Qaghanate and its Impact on the Early Rus’ State: The translatio imperii from Itil to Kiev // Nomads in the Sedentary World, eds. Anatoly Khazanov and Andre Wink. Richmond, 2001. P. 93. 100 Wittow M. The Making of Byzantium. 600—1025. P. 248— 249. 101 Shepard J. The origins of Rus’. P. 54—55. 102 Ibid. 103 Golden P.B. The Question of Rus’ Qaganate. P. 87. 104 Ibid. P. 88. 105 Ibid. P. 94—95. 106 Ibid. P. 97. 107 Pipes R. Russia under the Old Regime. P. 29—31. 108 Ibid. P. 8. 109 Martin J. Medieval Russia. 980—1584. Cambridge, 2007. P. 13. 110 Ibid. P. 2—3. 111 Ibid. P. 13. 112 Pipes R. Russia under the Old Regime. P. 28. " 113 Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus. P. 55. 114 Ibid. P. 45. 115 Ibid. P. 71. 116 Noonan Th. European Russia, c. 500 — c. 1050 / The New Cambridge Medieval History, ed. T. Reuter. Vol. III. Cambridge University Press, 2008. P. 506. 220
117 Hanak W.K. The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’, 980—1054: A Study of Sources. Brill. Leiden-Boston, 2014. P. 149—155. 118 Ibid. P. 150. 119 Ibid. P. 152. 120 Ibid. P. 161. 121 Ibid. P. 150, 19. 122 Ibid. P. 21. 123 Ibid. P. 107. 124 Ibid. P. 16. 125 Golden P.B. The Question of Rus’ Qaganate. P. 91. 126 Christian D. A History of Russia, Central Asia and Mongolia. P. 363. 127 Martin J. Medieval Russia. P. 2. 128 Shepard J. The origins of Rus’. P. 56. 129 Noonan Th. The Khazar Qaghanate and its Impact on the Early Rus’ State. P. 81. 130 Anderson P. Passages From Antiquity to Feudalism. London, 1974. P. 227. 131 Whittow M. The Making of Byzantium. P. 246—247. 132 Ibid. P. 248. 133 Pipes R. Russia under the Old Regime. P. 30. 134 Noonan Th. European Russia. P. 508. 135 Noonan Th. The Khazar Qaghanate and its Impact on the Early Rus’ State. P. 86. 136 Obolensky D. Byzantium and the Slavs. New York, 1994. P. 51. 137 Obolensky D. The Byzantine Commonwealth. P. 187. 138 Ibid. P. 189. 139 Raffensperger C. Reimagining Europe: Kievan Rus’ in the Medieval World, 988—1146. Cambridge, 2012. P. 121. 140 Christian D. A History of Russia, Central Asia and Mongolia. P. 342—343. 141 Whittow M. The Making of Byzantium. P. 256. 142 Christian D. A History of Russia, Central Asia and Mongolia. P. 343. 143 Noonan Th. The Khazar Qaghanate and its Impact on the Early Rus’ State. P. 92—93. 144 Ibid. P. 93. 145 Franklin S., Shepard J. The Erqergence of Rus. P. 116. 146 Shepard J. The origins of Rus’. P. 57. 221
147 Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus. P. 118. 148 Obolensky D. The Byzantine Commonwealth. P. 184—189. 149 Christian D. A History of Russia, Central Asia and Mongolia. P. 342—343. 150 Whittow M. The Making of Byzantium. P. 253. 151 Ibid. P. 253—254. 152 Shepard J. The origins of Rus’. P. 56—57. 153 Noonan Th. The Khazar Qaghanate and its Impact on the Early Rus’ State. P. 90. 154 Ibid. P. 91. 155 Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus. P. 121. 156 Shepard J. The origins of Rus’. P. 57. 157 Noonan Th. European Russia. P. 508. 158 Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus. P. 120. 159 Hanak W.K. The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’. P. 18—19. 160 Ibid. P. 21. 161 Shepard J. The origins of Rus’. P. 58. 162 Ibid. 163 Obolensky D. Byzantium and the Slavs. P. 56. 164 Obolensky D. The Byzantine Commonwealth. P. 189—190. 165 Ibid. P. 190—191. 166 Raffensperger C. Reimagining Europe. P. 122, 157. 167 Ibid. P. 157—158. 168 Ibid. P. 157. 169 Ibid. 170 Whittow M. The Making of Byzantium. P. 259. 171 Shepard J. The origins of Rus’. P. 61—62. 172 Franklin SShepard J. The Emergence of Rus. P. 144— 146. 173 Ibid. P. 150—151. 174 Obolensky D. Byzantium and the Slavs. P. 61. 175 Obolensky D. The Byzantine Commonwealth. P. 191. 176 Pipes R. Russia under the Old Regime. P. 8, 34. 177 Whittow M. The Making of Byzantium, fc. 259—260. 178 Ibid. P. 261. 179 ПСРЛ. T. 1. Лаврентьевская летопись. Вып. 1. Повесть временных лет. Л., 1926. С. 67. 180 Hanak W.K. The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’. P. 9. 181 Ibid. 222
182 Hanak W.K. The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’. P. 10. 183 Shepard J. The origins of Rus’. P. 70. 184 Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus. P. 151. 185 Christian D. A History of Russia, Central Asia and Mongolia. P. 346. 186 ПСРЛ. C. 74—75. 187 Shepard J. The origins of Rus’. P. 63—64. 188 Ibid. P. 64. 189 Ibid. P. 64—65. 190 Ibid. P. 65. 191 Ibid. P. 65—66. 192 Ibid. P. 66. 193 Ibid. P. 66—67. 194 Ibid. P. 69—70. 195 Ibid. P. 67. 196 Ibid. P. 67—68. 197 Ibid. P. 68. 198 Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus. P. 195. 199 Shepard J. The origins of Rus’. P. 70. 200 Ibid. P. 70—71. 201 Ibid. P. 71—72. 202 Ibid. P. 72. 203 Franklin S. Kievan Rus’ (1015—1125) / The Cambridge History of Russia. Vol. 1. From Early Rus’ to 1689. Ed. by Maureen Perrie. Cambridge, 2006. P. 75. 204 Obolensky D. Byzantina Commonwealth. P. 194. 205 Obolensky D. Byzantium and the Slavs. P. 61—62. 206 Obolensky D. The Byzantine Commonwealth. P. 200—201. 207 Ibid. P. 203. 208 Ibid. P. 223—224. 209 Raffensperger C. Reimagining Europe. P. 136—137. 210 Ibid. P. 159. 211 Ibid. P. 160. 212 Ibid. P. 164. 213 Ibid. P. 172. 214 Christian D. A History of Russia, Central Asia and Mongolia. P. 346—347. 215 Ibid. P. 347. 216 Noonan Th. European Russia. P. 508—509. 217 Ibid. P. 509. 223
218 Noonan Th. European Russia. P. 510. 219 Ibid. P. 510—511. 220 Noonan Th. The Khazar Qaghanate and its Impact on the Early Rus’ State. P. 86—91. 221 Ibid. P. 94. 222 Hanak W.K. The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’. P. 15. 223 Ibid. P. 25. 224 Ibid. P. 107. 225 Ibid. P. 41. 226 Martin J. Medieval Russia. P. 6—7. 227 Ibid. 9—10. 228 Ibid. P. 11. 229 Ibid. P. 12. 230 Ibid. P. 23. 231 Ibid. P. 13. 232 Ibid. P. 27. 233 Hanak W.K. The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’. P. 41. 234 Franklin S. Kievan Rus’. P. 73—74. 235 Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus. P. 190. 236 Ibid. P. 191. 237 Ibid. 238 Ibid. P. 192. 239 Franklin S. Kievan Rus’. P. 75, 77. 240 Ibid. P. 75. 241 Ibid. P. 75, 77. 242 Ibid. P. 84. 243 Ibid. P. 85. 244 Ibid. 245 Obolensky D. The Byzantine Commonwealth. P. 317. 246 Ibid. P. 319. 247 Ibid. P. 320. 248 Raffensperger C. Reimagining Europe. P. 26,- 249 Dimnik M. The Rus’ principalities (1125—1246) / The Cambridge History of Russia. Vol. 1. From Early Rus’ to 1689. Ed. by Maureen Perrie. Cambridge, 2006. P. 98. 250 Franklin S. Kievan Rus’. P. 78. 251 Ibid. P. 78—79. 252 Hanak W.K. The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’. P. 125. 224
253 Ibid. P. 127. 254 Ibid. P. 114. 255 Ibid. P. 129. 256 Ibid. P. 133. 257 Ibid. P. 115. 258 Ibid. P. 117. 259 Ibid. P. 121. 260 Martin J. Medieval Russia. P. 25. 261 Ibid. P. 30. 262 Ibid. P. 35. 263 Ibid. P. 36. 264 Pipes R. Russia under the Old Regime. P. 31. 265 Franklin S. Kievan Rus’. P. 78. 266 Ibid. P. 79. 267 Ibid. 268 Ibid. P. 79—80. 269 Dimnik M. The Rus’ principalities. P. 99—100. 270 Martin J. Medieval Russia. P. 37. 271 Ibid. P. 100—101. 272 Ibid. P. 116—117. 273 Ibid. P. 121. 274 Ibid. P. 98—99. 275 Raffensperger C. Reimagining Europe. P. 2. 276 Ibid. P. 4. 277 Ibid. P. 8—9. 278 Ibid. P. 40, 71. 279 Ibid. P. 48. 280 Ibid. 281 Ibid. P. 51. 282 Ibid. P. 52—53. 283 Ibid. P. 52. 284 Ibid. P. 104. 285 Ibid. P. 109. 286 Ibid. P. 94, 100, 101. 287 Ibid. P. 108—109. 288 Raffensperger C. The Kingdom of Rus’. P. 55. 289 Ibid. P. 47—52. 290 Raffensperger C. Rusian Economic‘and Marital Policy: An Initial Analysis of Correlations // Festschrift in Honor of Richard Hellie in Russian History/Histoire Russe 34: 1—4. 2007. P. 153. 291 Ibid. P. 154—159. 8 А. Федосов 225
292 Raffensperger C. Reimagining Europe. P. 136. 293 Ibid. P. 138. 294 Ibid. P. 53. 295 Ibid. P. 53—54. 296 Franklin S. Kievan Rus\ P. 82. 297 Pipes R. Russia under the Old Regime. P. 45. 298 Dimnik M. The Title «Grand Prince» in Kievan Rus’ // Me¬ dieval Studies 66, 2004. P. 284—285. 299 Ibid. P. 300—301. 300 Martin J. Medieval Russia. P. 137—138. 301 Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus. P. XIX. 302 Pipes R. Russia under the Old Regime. P. 40. 303 Ibid. P. 41. 304 Ibid. P. 42. 305 Ibid. P. 43. 306 Ibid. P. 44. 307 Ibid. P. 43. 308 Obolensky D. Byzantium and the Slavs. P. 83. 309 Ibid. P. 84. 310 Ibid. P. 85. 311 Ibid. P. 86. 312 Obolensky D. The Byzantine Commonwealth. P. 365. 313 Ibid. 314 Ibid. P. 366. 315 Obolensky D. Byzantium and the Slavs. P. 93. 316 Ibid. P. 80. 317 Вернадский Г.В. Древняя Р^сь. URL: http://gumilevica.ku- lichki.net/VGV/vgvl 71 .htm#vgvl 71 рагцОЗ 318 Ключевский B.O. Русская история. Полный курс лекций. Т. 1. М.; Минск, 2002. С. 115—130. 319 Толочко А.П. Очерки начальной Руси. С. 103. 320 Фроянов И.Я., Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. Л., 1988. 269 с. 321 Котышев Д.М. Особенности политического развития Юж¬ ной Руси в XI—XII веках // Вестник Челябинского государствен¬ ного университета. 2007. № 18 (96). С. 10. 322 Там же. .323 Свердлов М.Б. Становление феодализма в славянских странах. СПб., 1997. С. 129. 324 Шинаков ЕЛ. Образование Древнерусского государства. Сравнительно-исторический аспект. М., 2009. С. 173—246. 226
325 Там же. С. 246—300. 326 Пузанов В.В. От праславян к Руси: становление Древне¬ русского государства. СПб., 2017. С. 179—181. 327 Там же. С. 1&1. 328 Дубов И.В. Северо-Восточная Русь в эпоху раннего сред¬ невековья (историко-археологические очерки). Л., 1982. 249 с.; Дубов И.В. Великий Волжский путь. Л., 1989. 257 с. 329 Свердлов М.Б. Становление феодализма в славянских странах. С. 109. 330 Raffensperger С. Reimagining Europe. Р. 117. 331 Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX—XII вв. М., 2001. С. 71. 332 Назаренко А.В. Русь и Германия при Святославе Игоре¬ виче // История СССР. М., 1990. № 2. С. 60—74; Назарен¬ ко А.В. Киевская княгиня — внучка папы Льва IX (1049—1054) и императора Генриха III (1039—1056): Новые данные о внеш¬ ней политике Руси в 70-х гг. XI в. // Восточная Европа в древ¬ ности и средневековье. Древняя Русь в системе этнополитических и культурных связей. Чтения памяти чл.-корр. АН СССР В.Т. Па- шуто. Москва, 18—20 апреля 1994 г. Тез. доклада. М., 1994. С. 26—29; Назаренко А.В. О династических связях сыновей Ярослава Мудрого // Отечественная история. М., 1994. № 4—5. С. 181 — 194. 333 Thomsen V.L.P. The relations between Ancient Russia and Scandinavia, and the origin of Russian state. P. 16—17. 334 Петрухин В.Я. Русь и вси языци. Аспекты исторических взаимосвязей: Историко-археологические очерки. М.: ЯСК, 2011. С. 70—71. 335 Фомин В.В. Народ и власть в эпоху формирования госу¬ дарственности у восточных славян // Отечественная история. 2008. № 2. С. 176. 336 Свердлов М.Б. Становление феодализма в славянских странах. С. 3. 337 Там же. С. 116. 338 Свердлов М.Б. Rorik (Hrorikr) i Gprdum // Восточная Ев¬ ропа в древности и средневековье. Древняя Русь в системе этно¬ политических и культурных связей / VI Чтения памяти В.Т. Па- шуто, Москва, 18—20 апр. 1994 г. М.: ИРИ, 1994. С. 37. 339 Горский А.А. Русь: От славянского расселения до Москов¬ ского царства. М., 2004. С. 38. 227
340 Мельникова ЕА., Петрухин В.Я. Название «Русь» в эт¬ нокультурной истории древнерусского государства (IX—X вв.) // Вопросы истории. 1989. № 8. С. 24—38. 341 Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб., 2005. С. 531. 342 Там же. С. 532. 343 Назаренко А.В. Древняя Русь и славяне (Древнейшие го¬ сударства Восточной Европы, 2007) / Институт всеобщей исто¬ рии. М., 2009. С. 370. 344 Максимович КА. Происхождение этнонима «Русь» в свете исторической лингвистики древнейших письменных источников // KANIXKION. Юбилейный сборник в честь 60-летия профессора Игоря Сергеевича Чичурова / Под ред. М.В. Грацианского, П.В. Кузенкова. М., 2006. С. 14—57. 345 Седов В.В. Древнерусская народность. Историко-археоло¬ гическое исследование. М., 1999. С. 67. 346 Трубачев О.Н. Труды по этимологии. Слово. История. Куль¬ тура. Т. 2. М., 2004. С. 481. 347 Мельникова Е.А., Петрухин В.Я. Комментарии к главе 9 / Константин Багрянородный. Об управлении империей. М., 1991. С. 297—305. 348 Отрывки из исследований о варяжском вопросе С. Гедео¬ нова, с предисловием и замечаниями академика А.А. Куника / Записки Императорской Академии наук. Т. 1. Приложения. СПб., 1862. С. 105. 349 Седов В.В. Русский каганат // Отечественная история. М., 1998. № 4. С. 8. 350 Петрухин В.Я. «Русский каганат», скандинавы и Южная Русь: средневековая традиция и стереотипы современной исто¬ риографии // Древнейшие государства Восточной Европы. 1999 г. Восточная и Северная Европа в средневековье / Отв. ред. Г.В. Гла¬ зырина; Отв. секретарь С.Л. Никольский; [Отв. ред. сер. Е.А. Мель¬ никова]. М., 2001. С. 132. 351 Толочко А.П. Очерки начальной Руси. С. 124. 352 Шинаков Е.А. Образование Древнерусского государства. С. 298. 353 Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX— XI веков. Смоленск; М., 1995. С. 151. 354 Шинаков Е.А. Образование Древнерусского государства. С. 225. 355 Там же. С. 235—236. 228
356 Горский АЛ. Государство или конгломерат конунгов? Русь в первой половине X в. // Вопросы истории. 1999. № 8. С. 45. 357 Королев А.С. Загадки первых русских князей. М., 2006. С. 75. 358 Фомин В.В. Народ и власть в эпоху формирования госу¬ дарственности у восточных славян. С. 177. 359 Свердлов М.Б. Становление феодализма в славянских стра¬ нах. С. 123. 360 Там же. С. 113. 361 Назаренко А.В. Родовой сюзеренитет Рюриковичей над Русью (X—XI вв.) // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования, 1985 год. М., 1986. С. 149— 157; Назаренко А.В. Порядок престолонаследия на Руси X— XII вв.: наследственные разделы, сеньорат и попытки десигнации (типологические наблюдения) // Из истории русской культуры. Т. 1. Древняя Русь. М., 2000. С. 500—518. 362 Толочко А.П. Князь в Древней Руси: власть, собствен¬ ность, идеология. Киев, 1992. С. 26—27. 363 Там же. С. 27. 364 Котышев Д.М. Особенности политического развития Юж¬ ной Руси в XI—XII веках. С. 9—10. 365 Горский А.А. Древнерусская дружина. М., 1989. 124 с. 366 Горский А.А. Русь: От славянского расселения до Москов¬ ского царства. С. 114. 367 Там же. С. 115. 368 Мельникова Е.А. К типологии становления государств в Се¬ верной и Восточной Европе (Постановка проблемы)// Образование Древнерусского государства. Спорные проблемы. Чтения памяти член-корреспондента АН СССР Владимира Терентьевича Пашуто. Москва, 13—15 апреля 1992т. Тезисы докладов. М.: 1992. С. 41. 369 Котляр Н.Ф. Древнерусская государственность. СПб., 1998. С. 67. 370 Там же. С. 65—66. 371 Шинаков Е.А. Образование Древнерусского государства. С. 295. 372 Кузьмин А.Г. Крещение Руси: концепции и проблемы // «Крещение Руси» в трудах русских и советских историков. М., 1988. С. 23. 373 Пресняков А.Е. Организация Церкви на Руси при Влади¬ мире // «Крещение Руси» в трудах русских и советских истори¬ ков. С. 227—244. 229
374 Никольский Н.К. К вопросу о следах мораво-чешского вли¬ яния на литературных памятниках домонгольской эпохи // Вест¬ ник АН СССР. 1933. № 8—9. С. 5—18. 375 Кузьмин А.Г. Крещение Киевской Руси. М., 2012. 272 с. 376 Шушарин В.П. Буржуазная историография Древней Руси. С. 24. 377 Михайлова ЮЛ. О некоторых направлениях в современ¬ ной медиевистике и их значимости для изучения Древней Руси // Средневековая Русь. М.: Индрик, 2012. [Вып.] 12: 2016. С. 68. 378 Трачевский А. Учебник истории. СПб., 1885. С. 19. 379 Данилевский Н.Я. Россия и Европа. С. 198. 380 Там же. С. 220. 381 Перевод с английского выполнен А.В. Федосовым по: С. Raffensperger. The Kingdom of Rus’. Kalamazoo and Bradford, 2017. 92 p. 382 Reimagining Europe: An Outsider Looks at the Medieval East- West Divide // Medieval Networks in East Central Europe: Com¬ merce, Contacts, Communication, eds. Balazs Nagy, Felicitas Schmiederand Andras Vadas. New York: Routledge, 2018. P. 9—24. 383 Подробнее см.: https://networks.h-net.org/node/3076/pag- es/55813/early-slavic-studies-association 384 Больше информации можно найти на сайте организации — aseees.org 385 То есть Европы как взаимосвязанной системы государств, в которую входили не только западноевропейские, но и восточ¬ ноевропейские образования, включая Русь. 386 Andrzej Рорре. The Sainthood of Vladimir the Great: Vener¬ ation in the Making // Christian Russia in the Making. Aldershot, 2007; My kola Andrusiak and A. Mykytiak. Kings of Kiev and Gali¬ cia: On the Occassion of the 700th Anniversary of the Coronation of Danilo Romanovich // Slavonic and East European Review 33, 1955. P. 342—349. 387 Florin Curta. Qagan, Khan, or King? Power in Early Medieval Bulgaria (Seventh to Ninth Centuries) I I Viator 37, 2006. P. 1 —31. 388 Peter Brown. The Rise of Western Christendom: Triumph and Diversity, A.D. 200—1000. 2nd ed. Malden: Blackwell, 2003. P. 477. Уолтер де Грей Бёрч перечисляет все титулы, на которые заявляли права англосаксонские и нормадские короли, включая Anglorum basileus в своей работе Index of the Styles and Titles of English Sovereigns // Report of the First Annual Meeting of the Index Society. London, 1879. P. 52—53. 230
389 The Conversion of Scandinavia: Vikings, Merchants, and Missionaries in the Remaking of Northern Europe. New Haven, 2012. P. 140. 390 Leyser, Karl. Medieval Germany and its Neighbours, 900— 1250. London, 1982. P. 216. 391 Оттон III и Генрих IV короновались императорами, как и Генрих III, и все они были коронованы как imperator Romano - гит. По этой теме достаточно литературы, но для нашей темы мы обратимся к работам Герда Альтхофа и И.С. Робинсон. Gerd Althoff. Otto III. Trans. Phyllis G. Jestice. University Park, 2003. P. 83—97; Robinson I.S. Henry IV of Germany, 1056—1106. Cambridge, 1999. P. 230—31. 392 Более подробно см.: Christian Raffensperger. Reimagining Europe: Kievan Rus’ in the Medieval World. 393 Более подробно см.: Christian Raffensperger. Ties of Kinship. Genealogy and Dynastic Marriage in Kyivan Rus’. Cambridge, 2016. 394 Я предпочитаю обозначать правившую на Руси династию термином «Владимировичи», поскольку я полагаю, что этот тер¬ мин более точен, чем традиционно используемый термин «Рюри¬ ковичи». Рюрик был мифическим основателем династии и стал считаться первопредком лишь значительно позже рассматривае¬ мого периода. Владимир Святославич, напротив, был крестителем Руси и тем, к кому возводили свои родословные все последу¬ ющие князья. Поэтому я говорю об этих князьях как о потомках Владимира, то есть Владимировичах. Более подробно см.: Donald Ostrowski. Systems of Succession in Rus’ and Steppe Societies // Ruthenica, 11, 2012. P. 29—58. 395 Перевод приводится по: Джилъс Флетчер. О государстве русском. М.: Захаров, 2002. Комментарии: Проезжая по Моско¬ вии. М., 1991. » . 396 Giles Fletcher. Of the Russe Commonwealth / Rude and Bar¬ barous Kingdom: Russia in the Accounts of Sixteenth-Century En¬ glish Voyagers, ed. Lloyd E. Berry and Robert O. Crummey. Mad¬ ison, 1968. P. 145. Другие путешественники также использовали титул «герцог» (duke), например сэр Томас Рэндольф, который встречал «длинного герцога», князя Вяземского (The Account of Sir Thomas Randolph / Rude and Barbarous Kingdom. P. 69). Ричард Ченслор также переводит «князь» термином «герцог», когда пишет о титуле Ивана IV в книге The Great Duke of Mus¬ covy and Chief Emperor of Russia: The Voyage of Richard Chancel¬ lor / Rude and Barbarous Kingdom. P. 26. 231
397 Kollman, Nancy Shields. Collateral Succession in Kievan Rus’ // Harvard Ukrainian Studies, 14, 1990. P. 46—47. 398 Оксфордский словарь английского языка дает следующее определение титулу «великий герцог»: «1. а. Титул суверенного правителя европейского государства (великого герцогства); в дан¬ ном значении располагается на одну ступень ниже короля; Ь. В до¬ революционной России — титул сына императора. Похоже, что впервые данный титул был принят правителями Тосканы в XVI в. До Петра Великого правитель России в практике европейской ди¬ пломатии титуловался как великий князь (Grand Duke) Московии». 399 Snorre Sturlason. Heimskringla or The Lives of the Norse Kings, ed. Erling Monsen, trans. A.H. Smith. New York, 1990. P. 118 n. 2. 400 Henricus Lettus. The Chronicle of Henry of Livonia. Translated by James A. Brundage. New York, 2003. Bk. 1 n. 39; bk. 3 n. 8. 401 Ottonian Germany: The “Chronicon” of Thietmar of Merse¬ burg. Translated by David A. Warner. Manchester, 2001. Bk. 7, chaps. 72—74. 402 Тут стоит упомянуть о правителях Галицко-Волынской земли, которые в XIII в. получили от папы титул гех и которые в англоязычной историографии, особенно в работах украинских ис¬ следователей, часто называются «королями» (king) (Andrusiak and Mykytiak. Kings of Kiev and Galicia; Isaievych. On the Titu- lature of Rulers in Eastern Europe). 403 Стоит кратко отметить, что изменения, о которых мы здесь говорим, касаются в первую очередь англоязычной историогра¬ фии. И хотя попытка «превратить» князя в короля в украинском и русском языках была бы делом нужным и правильным с исто¬ рической точки зрения, изменения не обязательно должны ка¬ саться только перевода титула, но самого понимания того, чем был князь в рассматриваемый период. 404 Рое М. A People Born to Slavery. P. 169, 195. 405 Patrick J. Geary. Barbarians and Ethnicity // Late Antiquity: A Guide to the Postclassical World, ed. Peter Brown, G.W. Bower- sock, and Oleg Grabar. Cambridge, 1999. 406 Geary P. Barbarians and Ethnicity. P. 112. 407 Christiansen, Eric. Norsemen in the Viking Age. Oxford, 2002. P. 161. 408 Snorri Sturluson. Heimskringla, ed. Bjarni Adalbjarnarson, vol. 1. Reykjavik: Hid Islenzka Fornritagelag, 1951. P. 94, 99, 103—104. 232
409 Winroth, Anders. The Conversion of Scandinavia: Vikings, Merchants, and Missionaries in the Remaking of Northern Europe. New Haven, 2012. P. 1, 2, 60, 99, 100, 101, 138—141, 143, 145. 410 Francis John Byrne. Irish Kings and High-Kings. Dublin: Four Courts, 1973; 2nd ed., 2001. P. 7. Барт Джареки оценивал эту цифру в 100, но отмечал, что она постоянно менялась, но в любом случае оставалась довольно-таки внушительной (Bart Jaski. Early Irish Kingship and Succession. Dublin, 2000. P. 37). 411 Byrne F.J. Irish Kings and High-Kings. P. 41; Jaski B. Ear¬ ly Irish Kingship. P. 38. 412 Стоит отметить, что по проблеме королевской власти в Ирландии существует огромное количество литературы, и здесь мы даем лишь упрощенное представление о данном вопросе в рамках сравнительного обзора. Приведем несколько примеров работ по данной теме: Charles Doherty. Kingship in Early Ire¬ land // The Kingship and Landscape of Tara, ed. Edel Bhreathnach. Dublin, 2005. P. 12—13; Byrne F.J. Irish Kings and High-Kings. P. 42—43, 256—71; Charles-Edwards T.M. Early Christian Ire¬ land. Cambridge, 2000. P. 482, 519—520. 413 Byrne F.J. Irish Kings and High-Kings. P. 7, 259. Хотя здесь могут быть разные варианты, так как святой Патрик, без какой- либо логики и последовательности, в своих письмах использовал титулы reges и regules для обозначения правителей Ирландии. Doherty. Kingship in Early Ireland. P. 3—4. 414 Byrne F.J. Irish Kings and High-kings. London, 1973. P. 41. 415 Geary P. Barbarians and Ethnicity. P. 127. 416 Asser. Life of King Alfred. Trans. Simon Keynes and Michael Lapidge / Alfred the Great: Asser’s Life of King Alfred and other Contemporary Sources. New York, 1983. Chap. 80; Asser. Annales Rerum Gestarum Alfredi Magni, trans. Franciscus Wise, 1722. P. 49. For Aethelwulf. Life of King Alfred. Chap. 12. 417 Egil’s Saga, trans. Bernard Scudder, in The Sagas of the Ice¬ landers: A Selection. New York, 2001. P. 81. 418 Cosmae chronica Boemorum, ed. D. Rudolfo Kopke, Monu- menta Germaniae Historica Scriptores 9, ed. George Pertz, Han¬ nover, 1851. Bk. 2, chaps. 2, 5, 20; bk. 3, chaps. 16, 27, 34, 35, 36, 41, 51. По поводу Болеслава I как rex см. bk. 1, chap. 41, хотя переводчик английского издания Козьмы отмечает, что он не упоминает принятие Болеславом нового титула. The Chronicle of the Czechs by Cosmas of Prague, trans. Lisa Wolverton. Wash¬ ington, DC, 2009, n. 339. Галл Аноним дает нам другой взгляд на 233
эту титулатуру: Gesta Principum Polonorum: The Deeds of the Princes of the Poles, ed. and trans. Paul W. Knoll and Frank Schaer. New York, 2003. P. 37 (о коронации Оттона III), and n. 116 (о других возможных коронациях правителей Польши). 419 Althoff, Gerd. Otto III. Translated by Phyllis G. Jestice. Uni¬ versity Park: Pennsylvania State University Press, 2003. P. 98—103. 420 Cowdrey, H.E.J. Pope Gregory VII 1073—1085. Oxford: Clarendon Press, 1998. P. 452. 421 Heimskringla, 1: 253, 341, 342, 343. 422 Повесть временных лет (ПВЛ) титулует польского правите¬ ля «князем» (с. 996, 1102), как Киевская хроника (с. 1146 по¬ мимо прочего) — правителя Богемии (с. 1149). Для нашей работы мы использовали перевод Дональда Островского, хотя цитирова¬ ние идет по годам, поэтому читатель может в случае необходимости использовать как английский, так и русский вариант: The Povest’ vremennykh let: An Interlinear Collation and Paradosis, ed. Donald Ostrowski, David Birnbaum, and Horace G. Lunt. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2004, online at http://clover.slavic.pitt.edu/ pvl/ostl.html; ПВЛ, 1102, Ипатьевская летопись. T. 2 // Полное собрание русских летописей. М., 2001. 1146, 1149. 423 Макс Фасмер. Этимологический словарь русского языка. Т. 2. М., 1986. С. 266. Хочу выразить благодарность Биллу Дар¬ дену из Университета Чикаго за помощь в понимании лингвисти¬ ческих моментов. См. Также: Andrustak and Mykytiak. Kings of Kiev and Galicia. P. 342. Ярослав Исаевич выражает несколько другое мнение, хотя и вскользь (Iaroslav Isaievych. On the Titu- lature of Rulers in Eastern Europe // Journal of Ukrainian Studies 29, 2004. P. 219). 424 Аьалогично Петр Борон написал монографию, посвящен¬ ную титулатуре славянских, в том числе русских, правителей в X—XII вв. Книга написана на польском и мало чем может помочь тем западным медиевистам, которые незнакомы с ^польской исто¬ риографией. Даже в этом тщательном и обоснованном исследо¬ вании «князь» в краткой английской аннотации переводится как prince. (Piotr Boron. Kniaziowie, krolowie, carowie...: Tytuly i nazwy wladcow slowiariskich vte wczesnym sredniowieczu. Katowice, 2010). Благодарю Якоба Кабала, который обратил мое внимание на эту книгу и нашел для меня ее экземпляр. 425 Толочко А.П. Князь в Древней Руси. С. 127—135; Andrzej Рорре. On the Title of the Grand Prince in the Tale of Ihor’s Cam¬ paign // Eucharisterion: Essays Presented to Omeljan Pritsak on 234
His Sixtieth Birthday by his Colleagues and Students, ed. Ihor Sevcenko and Frank E. Sysn, with the assistance of Uliana M. Pa- sicznyk, Harvard Ukrainian Studies 3—4. Cambridge, 1979—80. P. 684—85. Исключением здесь является Мартин Димник, кото¬ рый считает, что этот титул использовался правителями Киева начиная с Ярослава Мудрого (Martin Dimnik. The Title «Grand Prince» in Kievan Rus’. Mediaeval Studies 66, 2004. P. 253—312). По этому вопросу существует обширная историография. Толочко лишь вкратце изложил эту тему, а Поппе — более подробно в Words that Serve the Authority: On the Title of ‘Grand Prince’ in Kievan Rus’ // Christian Russia in the Making. Aldershot, 2007. P. 159—91. Толочко, используя нелетописные сведения, предпо¬ лагает, что титул обозначал старшего члена рода, в то время как Поппе полагает, что он использовался в качестве хвалебного в панегириках (Толочко АЛ. Князь в Древней Руси. С. 133; Рорре. On the Title of the Grand Prince. P. 684—85). 426 Sawyer, Birgit and Peter. Medieval Scandinavia: From Conver¬ sion to Reformation, circa 800— 1500. Minneapolis, 1993. P. 91 —92. 427 Ипатьевская летопись, например, 1144. Новгород, особен¬ но после 1136 г., был, вероятнее всего, совершенно независим от Киева, хотя при этом участвовал в русской политике, пригла¬ шая наиболее выдающихся князей, чтобы укрепить свое положе¬ ние среди русских княжеств. 428 Это общепринятая трактовка, основанная на самом тексте «Правды», хотя сохранившиеся копии относятся к более поздним временам (Daniel Kaiser. The Growth of the Law in Medieval Russia. Princeton: Princeton University Press, 1980. P. 43). Многие из по¬ ложений документа, известного как Правда Ярослава, относятся к варягам и преступлениям, совершенным ими или против них, что заставляет некоторых исследователей полагать, что этот документ был создан в или для Новгорода, где они присутствовали в боль¬ шом количестве. Саймон Франклин также считал, что роль хри¬ стианского законодателя, возможно, мотивировала Ярослава (р. 221) (Franklin and Shepard. The Emergence of Rus’. P. 219— 224). *429 Berend, Nora, Przemyslaw Urban czyk, and Przemyslaw Wiszewski. Central Europe in the High Middle Ages: Bohemia, Hungary and Poland c. 900—c. 1300. Cambridge, 2013. P. 158. 430 Franklin and Shepard. Emergence of Rus’. P. 286—88; Kaiser. The Growth of the Law. P. 43. Такое сотрудничество может быть скорее летописным мифом, чем реальностью. 235
431 Как А.В. Назаренко, так и А.П. Толочко тоже писали о корпоративной природе власти Рюриковичей (Назаренко А.В. Родовой сюзеренитет Рюриковичей над Русью (X—XI вв.) // Древнейшие государства на территории СССР, 1985. С. 149— 157; А.П. Толочко. Князь в Древней Руси. С. 132). 432 Byrne, 1973. Р. 43—45. 433 Примером может служить жалоба новгородцев, что ро¬ стовский князь собирает дань на территории Новгорода. Ипа¬ тьевская летопись, 1148. Подробнее об этом см.: Franklin and, Shepard. The Emergence of Rus’. P. 334. 434 Franklin, Simon and Jonathan Shepard. The Emergence of Rus. P. 334. 435 Sawyer. Medieval Scandinavia. P. 91. ^ 436 Bernhardt, John W. Itinerant Kingship and Royal Monaster¬ ies in Early Medieval Germany, c. 936—1075. Cambridge: Cam¬ bridge University Press, 1993. P. 38. 437 Георгий Вернадский отмечает, говоря о финансах Древней Руси, что, хотя регулярное налогообложение и было установлено, к нему применялись термины, которые использовались для опи¬ сания сбора дани, поэтому мы будем продолжать использовать слово «дань», чтобы описать этот процесс. (George Vernadsky. Kievan Russia, 2nd ed. New Haven, 1976. P. 189—92, 190, об использовании слова «дань»). Похожая ситуация существует в Польше, где наиболее ранняя хроника за авторством Галла Ано¬ нима че дает существенной информации о налогообложении, но зато говорит о дани. И лишь позднее, начиная с XIII в., появ¬ ляется более стандартизированная практика налогообложения \Berend, Urbahczyk, and Wiszewski. Central Еигбре in the High Middle Ages. P. 282—283). 438 Bernhardt. Itinerant Kingship and Royal Monasteries in Ear¬ ly Medieval Germany. P. 56—60. 439 Sawyer. Medieval Scandinavia. P. 91. 440 Bernhardt. Itinerant Kingship and Royal Monasteries in Ear¬ ly Medieval Germany. P. 47. 441 Lamberti Hersfeldensis Annales, ed. V.C1. Lud. Frid. Hasse / Monumenta Germaniae Historica Scriptores 5, ed. George Pertz. Hannover, 1844, s.a. 1075; Annales Augustani / Monumenta Ger¬ maniae Historica Scriptores 3, ed. George Pertz. Hannover, 1839, s.a. 1089. 442 Thietmar of Merseburg. Chronica, ed. J.M. Lappenberg / Monumenta Germaniae Historica Scriptores 3, ed. George Pertz. 236
Hannover: Impensis Bibliopolii Aulici Hahniani, 1839; repr., Leipzig, 1925. Bk. 6, chap. 37; bk. 7, chaps. 48, 52; bk. 8, chap. 16. 443 Annalista Saxo / Monumenta Germaniae Historica SS 6, ed. George Pertz. Hannover, 1844, s.a. 1103. 444 Bruno of Querfurt. List Brunona do Henryka II, ok. 1008 / Monumenta Poloniae Historica, vol. 1., ed. August Bielowski. Lwow, 1864. P. 224. 445 Soloviev A.V. «Reges» et «Regnum Russiae» au Moyen Age // Byzantion 36, 1966. P. 150. 446 Cm. Raffensperger C. Ties of Kinship. 447 Wilhelmi Abbatis Genealogia Regum Danorum / Scriptores minores historiae danicae medii aevi, vol. 1, ed. M.C.L. Getz. Kobenhaven, 1917. P. 184. 448 Целиком фраза выглядит следующим образом: «Duobus fratribus Russorum regibus de regno contendentibus, alter eorum a consortio regni pulsus, interpellat Heinricum imperatorem, se et regnum Russorum ei submittens, si eius auxilio regno restitueretur» (Siegebert of Gembloux. Chronica Sigeberti Gemblacensis// Mon¬ umenta Germaniae Historica Scriptores 6, ed. George Pertz. Han¬ nover: Impensis Bibliopolii Avlici Hahniani, 1844, s.a. 1073). 449 Конечно, с этим утверждением не все согласятся, и оно не¬ обязательно не менялось с течением времени. Пшемыслав Ур- банчук отмечает сложность в понимании титулатуры правителей Северной Европы в раннее Средневековье. В частности, он об¬ ращает внимание на различие, которое, как я считаю, не было общепринятым и распространенным в XI—XII вв., а именно на проблему церковной коронации (или ее отсутствия) для указанных правителей. Хотя эта тема достойна более подробного изложения, тот простой факт, что континентальные средневековые латинские источники наделяют многих нехристианских или раннехристиан¬ ских правителей Скандинавии титулом тех, ставит под сомнение важность церковной коронации (Przemyslaw Urbanczyk. What Did Early Medieval Authors Know about Structures of Governance and Religion in Northern Central Europe? (A Comment on M. Hardt) // Trade and Communication Networks of the First Millennium AD in the Northern Part of Central Europe: Central Places, Beach Markets, Landing Places and Trading Centres, ed. Babette Ludowici et al. Hannover: Niedersachsisches Landesmuseum, 2010. P. 357). Есть также противоположный пример, из позднейшей истории Восточной Европы: в XVI в. западные авторы описывали Моско¬ вию исходя из своих собственных представлений и концепций. 237
Маршалл Поу тщательно изучил этот вопрос и отметил, что ев¬ ропейцы использовали свои устоявшиеся идеи о типах государ¬ ства и что «Московию втиснули в эти теоретические рамки». В дальнейшем другие авторы использовали эти описания, чтобы подтвердить уже свои собственные идеи, основывавшиеся на тех же более ранних работах. В результате, как выразился Поу, получался «круг цитирования», который служил для подтверж¬ дения самого себя, а не для более точного описания московит- ской действительности (Marshall Т. Рое. «А People Born to Sla¬ very»: Russia in Early Modem European Ethnography, 1476—1748. Ithaca, 2000. P. 169, 195). 450 Henricus Lettus. Heinrici Chronicion Lyvoniae, published by Wilhelm Arndt. Hannover, 1874. В Хронике такие моменты встре¬ чаются регулярно. 451 Горский А. А. Два «неудобных» факта из биографии Алек¬ сандра Невского // Александр Невский и история России. Ма¬ териалы научно-практической конференции 26—28 сентября 1995 года. Новгород, 1995. С. 64—65. 452 Например, «1с coning Jeretslawe coning Jeretslawen sone». П.В. Петрухин. О датировке списка А договора Смоленска с Ри¬ гой и Готским берегом // Лингвистическое источниковедение и история русского языка. Москва: Древлехранилище, 2013. С. 168. Благодарю Энн Клеймолу за то, что обратила мое внимание на работу Павла Петрухина, а также его самого за то, что поделился pdf-версией своей статьи. Петрухин переводит эту фразу так: «Я князь Ярослав, сын князя Ярослава», используя титул «князь» для перевода на русский слова coning, что еще больше усложняет проблему. 453 Karl Ferdinand Werner. Kingdom and Principality in Twelfth-Century France // The Medieval Nobility: Studies on the Ruling Classes of France and Germany from the Sixth to the Twelfth Century, ed. Timothy Reuter. Amsterdam: North-Holland, 1979. P. 244 n. 3. «Его использование перешло от императоров поздней Античности к новым королям Запада, а от них — к правителям не королевского достоинства». Любой правитель, даж^не имеющий королевского титула, управлявший определенной территорией и живущими на ней людьми, мог быть назван князем (princeps). 454 Historia Norwegiae, ed. Inger Ekrem and Lars Boje Mortensen, trans. Peter Fisher. Copenhagen, 2003. Chap. 9, pp. 80—81. Хотя Historia Norwegiae также использует титул rex для правителя Руси: chap. 17, pp. 90—91; chap. 18, pp. 104—05. 238
455 Werner. Kingdom and Property. P. 243—244. 456 Bruno of Querfurt. List Brunona do Henryka II, ok. 1008. P. 224. 457 Heimskringla, 1: 230, 232, 251, 252, 291, 338; 2: 144, 147, 148, 328, 339, 343, 415; 3: 69, 70, 76, 90, 258, 375. Morkinskinna, ed. C.R. Unger. Christiana: Det for B.M. Bentzen’s Bogtrykkeri, 1867. P. 1, 2, 3, 4, 6, 15, 16, 17, 169. Fagrskinna, ed. C.R. Unger and P.A. Munch. Christiania: Trykt hos P.T. Mailing, 1847. P. 55, 69, 78, 78, 88, 94, 95, 106, 107, 108, 112, 144, 163. 458 Heimskringla, 3: 375. 459 Raffensperger C. Reimagining Europe. Chap. 1; Kaldellis, Anthony. Hellenism in Byzantium: The Transformations of Greek Identity and the Reception of the Classical Tradition. Cambridge, 2007. P. 109—110. 460 fhor Sevcenko. Re-Reading Constantine Porphyrogenitus // Byzantine Diplomacy: Papers from the Twenty-Fourth Spring Sym¬ posium of Byzantine Studies, Cambridge, March 1990, ed. Jona¬ than Shepard and Simon Franklin. Brookfield, 1992. P. 189—94. Джонатан Шепард рассматривает эту информацию как, в целом, точную, хотя и ситуативно (The Uses of ‘History’ in Byzantine Di¬ plomacy: Observations and Comparisons // Porphyrogenita: Essays on the History and Literature of Byzantium and the Latin East in Honour of Julian Chrysostimides, ed. J. Chrysostimides et al. Lon¬ don, 2003. P. 111). 461 Comnena, Anna. The Alexiad of Anna Comnena. Translated by E.R.A. Sewter. New York* 1969. Bk. 1, chap. 1, n. 5. 462 Ioannis Cinnami Epitome rerum ab Ioanne et Alexio Comne- nis gestarum. In Corpus Scriptorum Historiae Byzantinae, ed. Au¬ gustus Meineke. Bonn: Ed. Weberi, 1836. Bk. 1, pp. 115, 235; John Scylitzes. Ioannis Scylitzae Synopsis Historiarum, ed. Ioannes Thurn. Berlin, 1973. P. 240; De cerimoniis aulae Byzantinae, ed. 1.1. Reiske. Bonn: Ed. Weberi, 1829 / Corpus Scriptorum Historiae Byzantinae, ed. B.G. Niebuhrii, vol. 9. P. 594. Джеффри Фезер- стоун перевел отрывки из «О церемониях», которые касались Ольги, на английский язык, а также предложил свои идеи по по¬ воду титула «архонтисса» как официального титула правителя Руси (Jeffrey Featherstone. Ol’ga’s visit to Constantinople // Har¬ vard Ukrainian Studies 14, 1990. P. 293—312). Анджей Поппэ также полагает, что титул «великий князь», обычно переводимый как grand prince, который используется в договорах Руси и Ви¬ зантии X в., сохранился в ПВЛ всего лишь как дословный пере¬ 239
вод греч. megas arkhon, который использовался для обозначения правителя Руси в византийской корреспонденции XII в. (Andrzej Рорре. On the Title of Grand Prince in the Tale of Ihor’s Cam¬ paign // Eucharisterion. P. 685—686). 463 Джон Файн отмечает, что титул «архон» использовался ви¬ зантийцами и для правителей болгар, даже для Симеона, которого в Болгарии обычно титулуют «царем». Файн также переводит «ар¬ хон» как prince в примечаниях к своей статье (John V.A. Fine, Jr. The Early Medieval Balkans: A Critical Survey from the Sixth to the Late Twelfth Century. Ann Arbor, 1983. P. 155—156). 464 Jonathan Shepard. Byzantium and Russia in the Eleventh Century: A Study in Political and Ecclesiastical Relations. PhD Dis¬ sertation, Oxford, 1973. P. 74. 465 The Old Rus’ Kievan and Galician-Volhynian Chronicles: The Ostroz’kyj (Xlebnikov) and cetvertyns’kyj (Pogodin) Codices. Om- eljan Pritsak, Introduction. Cambridge, 1990. P. XX. 466 Грамоты Великого Новгорода и Пскова / Под ред. С.Н. Вал¬ ка. М., 1949. Грамоты 28, 103. 467 Simon Franklin. Writing, Society and Culture in Early Rus’, c. 950—1300. Cambridge: Cambridge University Press, 2002. P. 103 n. 81. Янин В.Л., Гайду ко П.Г. Актовые печати Древней Руси X—XV вв. Т. 3: Печати, зарегистрированные в 1970— 1996 гг. М., 1998. С. 13—14. 468 Franklin S. Writing, Society and Culture. P. 72—73; Вы¬ соцкий C.A. Древнерусские надписи Софии Киевской, XI — XIV вв. Т. 1. Киев: Наукова думка, 1966; содержит разнообраз¬ ные примеры из Киева, например на с. 18, 35, 42. 469 Ilarion. Encomium to Volodimer / Sermons and Rhetoric of Kievan Rus’, translated by Simon Franklin. Cambridge, 1991. P. 17—26. 470 Hanak, Walter K. The Nature and the Image of Princely Pow¬ er in Kievan Rus’. P. 135—148; fsaievych, Iaroslav. On the Titu- lature of Rulers in Eastern Europe // Journal of Ukrainian Studies 29, 2004. P. 220. 471 Franklin S. Writing, Society and Culture. P. 72; Высоц¬ кий C.A. Древнерусские надписи Софии Киевской. С. 39. 472 Simon Franklin. The Empire of the Rhomaioi as Viewed from Kievan Russia: Aspects of Byzantino-Russian Cultural Relations // Byzantium—Rus’—Russia: Studies in the Translation of Christian Culture. Burlington: Ashgate, 2002. C. 528—29. Титул «царь» также рассматривается Тол очко, который отмечает, что суще¬ 240
ствует множество его интерпретаций, включая присваивание им¬ перской власти (Толочко. Князь в Древней Руси. С. 135—138). Не так давно Уолтер Хэнак писал о религиозном смысле титула «царь» (который переводится как «цезарь», а не «император») для Владимира Святославича и также отметил нестыковку между ним и титулом «князь» (Hanak W. The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’. P. 49—50). 473 Franklin S. Writing, Society and Culture. P. 103—04; Ак¬ товые печати Древней Руси X—XV вв. / Под ред. В.Л. Янина. Т. 1. Печати X — начала XIII в. М., 1970. С. 15—19. 474 Янин В.Л. Актовые печати Древней Руси, печать 25. 475 Raffensperger С. Reimagining Europe. Chap. 1. 476 Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях: междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX—XII веков. М.: Языки Русской Культуры, 2001. С. 155—156. 477 Венгерские хроники единодушны в отношении титула сво¬ их правителей после принятия ими христианства. См., например: Annales Posonienses, ed. Emericus Madszar / Scriptores Rerum Hungaricarum, ed. Emerus Szentpetery, vol. 1. Budapest: Aca¬ demia Litter. Hungarica atque Societate Histo. Hungarica, 1937; Chronici Hungarici, ed. Alexander Domanovszky / Scriptores Re¬ rum Hungaricarum; The Hungarian Illuminated Chronicle—Chron¬ ica De Gestis Hungarorum, ed. Dezso Dercesnyi. Budapest, 1969. 478 Пал Энгел отмечает, что король Стефан имел как титул гех, так и собственно венгерский титул (The Realm of St Stephen: A History of Medieval Hungary, 895—1526, trans. Tamas Palos- falvi. London, 2005. P. 28); Анна Комнина называет венгерского правителя «краль» (Alexiad, ^bk. 13, р. xii). 479 Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. С. 155—156. Энгел отмечает, что оно происходит от Карла Великого (Realm of St. Stephen, p. 28). Питер Голден также счи¬ тает, что оно попало к славянам через полабских славян и при¬ обрело форму «король» (Peter В. Golden. «Ascent by Scales»: The System of Succession in Kievan Rus’ in a Eurasian Context // States, Societies, Cultures: East and West: Essays in Honor of Jaroslaw Pelenski, ed. Janusz Duzinkiewicz. New York, 2004. P. 235). 480 Franklin and Shepard. Emergence of Rus. P. 272. Вторич¬ ные византийские источники постоянно называют этих правите¬ лей «вождями». Michael Angold. The Byzantine Empire, 1025— 241
1204: A Political History. New York: Longman, 1997. P. 132—133; Paul Stephenson. Byzantium’s Balkan Frontier: A Political Study of the Northern Balkans, 900—1204. Cambridge, 2000. P. 101. 481 Franklin, Simon. The Empire of the Rhomaioi as Viewed from Kievan Russia: Aspects of Byzantino-Russian Cultural Rela¬ tions // Byzantium—Rus’ — Russia: Studies in the Translation of Christian Culture. Burlington, 2002. P. 507—537. 482 Kazhdan, Alexander. Rus’-Byzantine Princely Marriages in the Eleventh and Twelfth Centuries // Harvard Ukrainian Studies, 12/13, 1988/89. P. 425. 483 Raffensperger C. Reimagining Europe. P. 54—55. 484 Подобного рода высказывания делались неоднократно. Приведу два примера. «В 1051 г. стареющий Генрих женился на Анне Русской, дочери великого князя Ярослава Киевского» (Constance В. Bouchard. Consanguinity and Noble Marriages in the Tenth and Eleventh Centuries // Speculum 56, 1981. P. 277). «София, дочь князя Володаря Новгородского и его шведской жены Рихецы Шведской, вышла замуж за Вальдемара I Велико¬ го» (Inge Skovgaard-Petersen, Nanna Damsholt. Queenship in Medieval Denmark // Medieval Queenship, ed. John Carmi Par¬ sons. Gloucestershire: Sutton, 1994. P. 41). 485 Конечно, наиболее правильной была бы следующая фор¬ мулировка: Ярослав, князь (king) русов, выдал замуж свою дочь Анну за Генриха, короля франков; однако здесь не место углуб¬ ляться в детали титулования. 486 Bouchard, Constance В. Consanguinity and Noble Marriag¬ es. P. 277, 287. 487 Многие замечательные ученые расширяют наши представ¬ ления о средневековом мире, но наиболее интересной в этом от¬ ношении мне кажется работа Ильдара Гарипзанова. Особенно импонирует то, что он перевел свои работы на английский, чтобы они были доступны более широкой аудитории. «Historical Narra¬ tives and Christian Identity on a European Periphery: Early History Writing in Northern, East-Central, and Eastern Europe (c. 1070— 1200)», ed. Ildar Garipzanov. Tumhout: Brepols, 2011; «Saints and their Lives on the Periphery Veneration of Saints in Scandinavia and Eastern Europe (c. 1000—1200)», ed. Ildar Garipzanov and Haki Thor Antonsson. Turnhout: Brepols, 2010; «Franks, Northmen, and Slavs: Identities and State Formation in Early Medieval Europe», ed. Ildar Garipzanov, Patrick Geary, and Przemyslaw Urbanczyk. Turnhout: Brepols, 2008.
Библиографический список Источники 1. Comnena, Anna. The Alexiad of Anna Comnena. Translated by E.R.A. Sewter. New York: Penguin Books, 1969. 2. Cosmas of Prague. The Chronicle of the Czechs by Cosmas of Prague. Translated by Lisa Wolverton. Washington, DC: Catholic University of America Press, 2009. 3. Fletcher, Giles. Of the Russe Commonwealth. In Rude and Barbarous Kingdom: Russia in the Accounts of Sixteenth-Century English Voyagers, edited by Lloyd E. Berry and Robert O. Crummey. Madison: University of Wisconsin Press, 1968. 4. Fletcher, Jiles. Of the Russe Common Wealth / Russia at the close of the sixteenth century. London, 1856. 392 p. 5. Gesta Principum Polonorum: The Deeds of the Princes of the Poles. Edited and translated by Paul W. Knoll and Frank Schaer. New York: Central European University Press, 2003. 6. Henricus Lettus. The Chronicle of Henry of Livonia. Trans¬ lated by James A. Brundage. New York: Columbia University Press, 2003. 7. Ilarion. Encomium to Volodimer. In Sermons and Rhetoric of Kievan Rus’, translated by Simon Franklin, pp. 17—26. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1991. 8. Ottonian Germany: The “Chronicon” of Thietmar of Merse¬ burg. Translated by David A. Warner. Manchester: Manchester Uni¬ versity Press, 2001. 9. Sturluson, Snorri. Heimskringla: History of the Kings of Nor¬ way. Translated by Lee M. Hollander. Austin: University of Texas Press, 1964. 243
10. The Hungarian Illuminated Chronicle—Chronica De Gestis Hungarorum. Edited by Dezso Dercesnyi. Budapest: Corvina Press, 1969. 11. The Povest’ vremennykh let: An Interlinear Collation and Paradosis. Compiled and edited by Donald Ostrowski, with David Birnbaum and Horace G. Lunt. Cambridge, MA: Harvard Universi¬ ty Press, 2004. 12. The Russian Primary Chronicle: Laurentian Text. Edited and translated by Samuel Hazzard Cross and Olgerd P. Sher- bowitz-Wetzor. Cambridge, MA: Medieval Academy of America, 1953. 13. Флетчер Джильс. О государстве русском. М.: Захаров, 2002. Комментарии: Проезжая по Московии. М.: Международ¬ ные отношения, 1991. 176 с. 14. Константин Багрянородный. Об управлении империей. М.: Наука, 1991. 496 с. 15. ПСРЛ. Т. 1. Лаврентьевская летопись. Вып. 1: Повесть временных лет. Изд. 2. Л., 1926. Литература 1. Abels, Richard. The Historiography of a Construct: ‘Feudalism’ #nd the Medieval Historian. History Compass 7 (2009): 1008—1031. 2. Althoff, Gerd. Otto III. Translated by Phyllis G. Jestice. University Park: Pennsylvania State University Press, 2003. 3. Anderson P. Passages From Antiquity to Feudalism. London: New Left Books, 1974. 305 p. 4. Andrusiak, Mykola and A. Mykytiak. Kings of Kiev and Galicia: On the Occassion of the 700th Anniversary of the Coronation of Danilo Romanovich. Slavonic and East European Review 33 (1955): 342—349. 5. Angold, Michael. The Byzantine Empire, 1025—1204: A Po¬ litical History. New York: Longman, 1997. 6. Berend, Nora. Przemyslaw Urbariczyk, and Pr»zemyslaw Wisze- wski. Central Europe in the High Middle Ages: Bohemia, Hungary and Poland c. 900—1300. Cambridge: Cambridge University Press, 2013. 7. Bernhardt, John W. Itinerant Kingship and Royal Monasteries in Early Medieval Germany, c. 936—1075. Cambridge: Cambridge University Press, 1993. 244
8. Bouchard, Constance В. Consanguinity and Noble Marriages in the Tenth and Eleventh Centuries. Speculum 56(1981): 268—287. 9. Byrne F.J. Irish Kings and High-kings. London: Batsford, 1973. 10. Christian D. A History of Russia, Central Asia and Mongolia. Volume I. Inner Eurasia from Prehistory to the Mongol Empire. Blackwell Publishers, 2001. 472 p. 11. Christiansen, Eric. Norsemen in the Viking Age. Oxford: Blackwell, 2002. 12. Cowdrey H.E.J. Pope Gregory VII 1073—1085. Oxford: Clarendon Press, 1998. 13. Curta, Florin. Qagan, Khan, or King? Power in Early Me¬ dieval Bulgaria (Seventh to Ninth Centuries). Viator 37 (2006): 1—31. 14. Dimnik M. The Rus’ principalities (1125-1246)/ The Cam¬ bridge History of Russia. Vol. 1. From Early Rus’ to 1689. Ed. by Maureen Perrie. Cambridge University Press, 2006. P. 98—127. 15. Dimnik, Martin. The Title ‘Grand Prince’ in Kievan Rus’. Mediaeval Studies 66 (2004): 253—312. 16. Dimnik, Martin. The Dynasty of Chernigov 1054—1146. Toronto: Pontifical Institute of Mediaeval Studies, 1994. 17. Doherty, Charles. Kingship in Early Ireland. In The King- ship and Landscape of Tara, edited by Edel Bhreathnach, pp. 1—31. Dublin: Four Courts, 2005. 18. Engel, Pal. The Realm of St Stephen: A History of Medieval Hungary, 895—1526. Translated by Tamas Palosfalvi. London: Tauris, 2005. 19. Engerman D. Know Your Enemy. The Rise and Fall of America’s Soviet Experts. Oxford University Press, 2009. 459 p. 20. Fedosov A.V. On the Problematic Issues of the Political An¬ thropology. European Science and Technology. Materials of the IX International Research and Practice Conference. Vol. I. Decem¬ ber 24—25, 2014. Munich, Germany, 2014. Pp. 326—334. 21. Fine, John V.A. The Early Medieval Balkans: A Critical Sur¬ vey from the Sixth to the Late Twelfth Century. Ann Arbor: Univer¬ sity of Michigan Press, 1983. ' 22. Forte, Angelo, Richard Oram, and Frederik Pedersen. Viking Empires. Cambridge: Cambridge University Press, 2005. 23. Franklin S. Kievan Rus’ (1015-1125) / The Cambridge His¬ tory of Russia. Vol. 1. From Early Rus’ to 1689. Ed. by Maureen Perrie. Cambridge University Press, 2006. P. 73—98. 245
24. Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus. 750—1200. New York: Longman Publishing. 1996. 450 p. 25. Franklin, Simon and Jonathan Shepard. The Emergence of Rus, 750—1200. New York: Longman, 1996. 26. Franklin, Simon. The Empire of the Rhomaioi as Viewed from Kievan Russia: Aspects of Byzantino-Russian Cultural Rela¬ tions. In Byzantium—Rus’ — Russia: Studies in the Translation of Christian Culture, pp. 507—537. Burlington: Ashgate, 2002. 27. Franklin, Simon. Writing, Society and Culture in Early Rus’, c. 950—1300. Cambridge: Cambridge University Press, 2002. 28. Franks, Northmen, and Slavs: Identities and State Forma¬ tion in Early Medieval Europe. Edited by Ildar H. Garipzanov, Pat¬ rick J. Geary, and Przemyslaw Urbariczyk. Tumhout: Brepols, 2008. 29. Geary, Patrick J. The Myth of Nations: The Medieval Ori¬ gins of Europe. Princeton: Princeton University Press, 2002. 30. Glazyrina G. [Rev.:] Franklin S., Shepard J. The Emergence of Rus, 750—1200/ L.; N.Y., 1996 // Saga-Book. Viking Society for Northern Research. Vol. XXV, 1998—2001. P. 427—430. 31. Golden P.B. The Question of Rus’ Qaganate // Archivum Eurasiae medii aevi II, 1982. P. 77—97. 32. Golden, Peter B. ‘Ascent by Scales’: The System of Succes¬ sion in Kievan Rus’ in a Eurasian Context. In States, Societies, Cultures: East and West: Essays in Honor of Jaroslaw Pelenski, edited by Janusz Duzinkiewicz, pp. 229—258. New York: Ross, 2004. 33. Hanak W.K The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’, 980—1054: A Study of Sources. Brill. Leiden-Boston, 2014. 204 p. 34. Hanak, Walter K. The Nature and the Image of Princely Power in Kievan Rus’, 980—1054. Leiden: Brill, 2013. 35. Handlin О. The Capacity of Quantative History // Pers¬ pectives in American History. Cambridge (Mass.), 1975. Vol. IX. P. 25—48. 36. Historical Narratives and Christian Identity on a European Periphery: Early History Writing in Northern, East-Central, and Eastern Europe (c. 1070—1200). Edited by Ildar Garipzanov. Tum¬ hout: Brepols, 2011. 37. Isaievych, Iaroslav. On the Titulature of Rulers in Eastern Europe. Journal of Ukrainian Studies 29 (2004): 219—244. 38. Jackson, Peter. The Mongols and the West, 1221 —1410. Harlow: Pearson, 2005. 246
39. Kaldellis, Anthony. Hellenism in Byzantium: The Transfor¬ mations of Greek Identity and the Reception of the Classical Tradi¬ tion. Cambridge: Cambridge University Press, 2007. 40. Kaldellis, Anthony. The Byzantine Republic: People and Power in New Rome. Cambridge, MA: Harvard University Press, 2015. 41. Kazhdan, Alexander. Rus’-Byzantine Princely Marriages in the Eleventh and Twelfth Centuries. Harvard Ukrainian Studies, 12/13 (1988/89): 414—429. 42. Kollman, Nancy Shields. Collateral Succession in Kievan Rus’. Harvard Ukrainian Studies 14 (1990): 377—387. 43. Kovalev R.K Thomas S. Noonan, 1938—2001 // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History 3.2 (2002). P. 369— 371. 44. Leyser, Karl. Medieval Germany and its Neighbours, 900— 1250. London: Hambledon, 1982. 45. Martin, Janet. Medieval Russia, 980—1584. 2nd ed. Cam¬ bridge: Cambridge University Press, 2007. 507 p. 46. Mikhailova, Yulia. Property, Power, and Authority in Rus’ and Latin Europe, c. 1000—1236. Michigan: ARC-Humanities Press, forthcoming. 47. Noonan Th. European Russia, c. 500—1050 / The New Cambridge Medieval History, ed. T. Reuter. Vol. III. Cambridge University Press, 2008. P. 487—513. 48. Noonan Th. The Khazar Qaghanate and its Impact on the Early Rus’ State: The translatio imperii from Itil to Kiev // Nomads in the Sedentary World, eds. Anatoly Khazanov and Andre Wink. Richmond, England: Curzon-Press, 2001. P. 76—102. 49. Obolensky D. Byzantium and the Slavs. New York: St Vlad¬ imir’s Seminary Press. 1994. 323 p. 50. Obolensky D. The Byzantine Commonwealth. Eastern Eu¬ rope, 500—1453. New York: Praegar Publishers, 1971. 446 p. 51. Ostrowski, Donald. Systems of Succession in Rus’ and Steppe Societies. Ruthenica 11 (2012): 31—33. 52. Pipes R. Russia under the Old Regime. New York: Charles Scribner’s Sons, 1974. 361 p. 53. Poppe, Andrzej. Words that Serve the Authority: On the Title of ‘Grand Prince’ in Kievan Rus’. In Christian Russia in the Making, pp. 159—191. Aldershot: Ashgate, 2007. 54. Raffensperger C. Conflict, Bargaining and Kinship Networks in Medieval Eastern Europe. Lexington Books. London, Boulder, New York, 2018. 231 p. 247
55. Raffensperger C. Reimagining Europe: Kievan Rus’ in the Medieval World, 988—1146. Cambridge, Mass.: Harvard Univer¬ sity Press, 2012. 329 p. 56. Raffensperger C. Revisiting the Idea of the Byzantine Com¬ monwealth // Byzantinische Forschungen 28 (2004). P. 159—174. 57. Raffensperger C. Rusian Economic and Marital Policy: An Initial Analysis of Correlations. // Festschrift in Honor of Richard Hellie in Russian History/Histoire Russe 34: 1—4. 2007. P. 149— 159. 58. Raffensperger C. The Kingdom of Rus’. Arc Humanities Press, Kalamazoo and Bradford. 92 p. 59. Raffensperger C. Ties of Kinship. Genealogy and Dynastic Marriage in Kievan Rus’. Harvard University Press for the Ukrainian Research Institute, 2016. 407 p. 60. Raffensperger C. Ukraine has been part of Europe for nearly a millennium // The Washington Post. April 7, 2016. URL: https:// www.washingtonpost.com/news/monkey-cage/wp/2016/04/07/ were-dutch-voters-right-to-reject-ukraines-e-u-bid-Ukraine-has- been-part-of-europe-for-nearly-a-mi llennium/?utm_term= .31585009ad7e. 61. Raffensperger C. Volodimer the Bold: A Counter-factual History of Eleventh-Century Rus’ // Russian History (44), 2017. P. 398—410. 62. Reynolds, Susan. Fiefs and Vassals: The Medieval. Evidence Reinterpreted. Oxford: Clarendon Press, 1996. 63. Robinson I.S. Henry IV of Germany, 1056—1106. Cam¬ bridge: Cambridge University Press, 1999. 64. Saints and their Lives on the Periphery: Veneration of Saints in Scandinavia and Eastern Europe (c. 1000—1200). Edited by Il¬ dar Garipzanov and Haki Thor Antonsson. Turnhout: Brepols, 2010. 65. Sawyer, Birgit and Peter. Medieval Scandinavia: From Conversion to Reformation, circa 800—1500. Minneapolis: Univer¬ sity of Minnesota Press, 1993. 66. Sevcenko, Ihor. Re-Reading Constantine Porphyrogenitus. In Byzantine Diplomacy: Papers from the Tweaty-Fourth Spring Symposium of Byzantine Studies, Cambridge, March 1990, edited by Jonathan Shepard and Simon Franklin, pp. 167—196. Brook¬ field: Variorum, 1992. 67. Shepard J. The origins of Rus’ (900—1015) / The Cam¬ bridge History of Russia. Vol. 1. From Early Rus’ to 1689. Ed. by Maureen Perrie. Cambridge University Press, 2006. P. 47—73. 248
68. Soloviev A.V. ‘Reges’ et ‘Regnum Russiae’ au Moyen Age.”Byzantion 36 (1966): 144—173. 69. Stephenson, Paul. Byzantium’s Balkan Frontier: A Political Study of the Northern Balkans, 900—1204. Cambridge: Cambridge University Press, 2000. 70. Thomsen V.L.P. The relations between Ancient Russia and Scandinavia, and the origin of Russian state. Three Lectures Deliv¬ ered at the Taylor Institution, Oxford, in May 1876. Cambridge University Press, 2010. 150 p. 71. Uspenskij F. [Reviewed by Fjodor B. Uspenskij]: Christian Raffensperger, Reimagining Europe: Kievan Rus’ in the Medieval World (= Harvard Historical Studies, 177), Harvard University Press, Cambridge, Massachusetts, London, England, 2012, 329 p. // Slovene = СловЪне. International Journal of Slavic Studies. M.: 2013. Vol. 1. No. 2. P. 153—159. 72. Whittow M. The Making of Byzantium. 600—1025. Uni¬ versity of California Press. Berkeley and Los-Angeles. 1996. 477 p. 73. Wickham, Chris. Framing the Early Middle Ages: Europe and the Mediterranean, 400—800. Oxford: Oxford University Press, 2005. 74. Williams R.C. Culture in Exile. Russian Emigres in Germa¬ ny 1881 —1941. Cornell University, 1972. 404 p. 75. Winroth, Anders. The Conversion of Scandinavia: Vikings, Merchants, and Missionaries in the Remaking of Northern Europe. New Haven: Yale University Press, 2012. 76. Wolff, Larry. Inventing Eastern Europe: The Map of Civili¬ zation on the Mind of the Enlightenment. Stanford: Stanford Uni¬ versity Press, 1994. 77. Zajac N. Women Between West and East: the inter-rite mar¬ riages of the Kyivan Rus Dynasty, c. 1000—1250. A thesis submitted in conformity with the requirements for the degree of Doctor of Philosophy. Centre for Medieval Studies, University of Toronto, 2017. 569 p. 78. Большакова О.В. Поверх барьеров: американская руси¬ стика после холодной войны. М.: РАН. J4HHOH. Центр социал. науч.-информ. исслед., 2013. 238 с. 79. Вернадский Г.В. Древняя Русь. URL: http://gumilevica. kulichki.net/VGV/vgvl 71 .htm#vgvl 71 рагаОЗ 80. Горский А.А. Государство или конгломерат конунгов? Русь в первой половине X в. // Вопросы истории. 1999. № 8. С. 43—52. 249
81. Горский АЛ. Древнерусская дружина. М.: Прометей, 1989. 124 с. 82. Горский АЛ. Русь: От славянского расселения до Московского царства. М.: Языки славянской культуры, 2004. 368 с. 83. Данилевский Н.Я. Россия и Европа. Взгляд на культурные и политические отношения славянского мира к германо-роман¬ скому. Изд. 6. Издательство Глаголь; Издательство Санкт-Пе¬ тербургского государственного университета, 1995. 552 с. 84. Дворниченко А.Ю. Древнерусский политогенез в герман¬ ской историографии // Bylye Gody. 2014. № 34 (4). С. 487— 497. 85. Державина Е.В. Критика новейшей англо-американской литературы по истории государства и права Древней Руси: Дис. ... канд. юр. наук. М.: МГУ, 1985. 158 с. 86. Доманска Э. Философия истории после постмодернизма. М.: Канон+, 2010. 400 с. 87. Дубов И.В. Великий Волжский путь. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1989. 257 с. 88. Дубов И.В. Северо-Восточная Русь в эпоху раннего сред¬ невековья (историко-археологические очерки). Л.: Изд-во Ле¬ нингр. ун-та, 1982. 249 с. 89. Дэвид-Фокс М. Введение: отцы, дети и внуки в американ¬ ской историографии царской России // Американская русистика: Вехи историографии последних лет. Императорский период: Антология / Под ред. Е.А. Краснова. Самара: Самарский универ¬ ситет, 2000. 332 с. 90. Игрицкий Ю.И. Буржуазная советология в современной борьбе идей // Вопросы истории. 1979. № И. С. 71—89. Интернет-ресурсы: 91. Ключевский В.О. Русская история. Полный курс лекций. Т. 1. М.; Минск: ACT; Харвест, 2002. 593 с. 92. Королев А.С. Загадки первых русских князей. М.: Вече, 2006. 320 с. 93. Котляр Н.Ф. Древнерусская государственность. СПб.: Алетейя, 1998. 446 с. 94. Котышев ДМ. Особенности политического развития Южной Руси в XI—XII веках // Вестник Челябинского государ¬ ственного университета. 2007. № 18 (96). С. 5—17. 95. Кузьмин А.Г. Крещение Киевской Руси. М.: Алгоритм, 2012. 272 с. 250
96. Кузьмин А.Г. Крещение Руси: концепции и проблемы // «Крещение Руси» в трудах русских и советских историков. М.: Мысль, 1988. С. 3—56. 97. Куренкова ЕЛ. Проблемы российской средневековой истории в англо-американской историографии // Наука и совре¬ менность. 2013. С. 26—29. 98. Лебедев Г.С. Эпоха викингов в Северной Европе и на Руси. СПб.: Евразия, 2005. 640 с. 99. Максимович КА. Происхождение этнонима «Русь» в све¬ те исторической лингвистики древнейших письменных источни¬ ков // KANIEKION. Юбилейный сборник в честь 60-летия профес¬ сора Игоря Сергеевича Чичурова / Под ред. М.В. Грацианского, П.В. Кузенкова. М.: ПСТГУ, 2006. С. 14—57. 100. Маркс К. Разоблачение дипломатической истории XVIII в. URL: https://www.gumer.info/bibliotek_Buks/History/ diplomat_history/index.php. 101. Мельникова ЕЛ. К типологии становления государств в Северной и Восточной Европе (Постановка проблемы) // Обра¬ зование Древнерусского государства. Спорные проблемы. Чтения памяти член-корреспондента АН СССР Владимира Терентьевича Пашуто. Москва, 13—15 апреля 1992 г. Тезисы докладов. М., 1992. С. 38—41. 102. Мельникова ЕЛ., Петрухин В.Я. Название «Русь» в этнокультурной истории древнерусского государства (IX—X вв.) // Вопросы истории. 1989. № 8. С. 24—38. 103. Михайлова ЮЛ. О некоторых направлениях в совре¬ менной медиевистике и их значимости для изучения Древней Руси // Средневековая Русь / Российская академия наук, Ин¬ ститут российской истории; [Редколлегия: д. и. н. А.А. Горский (отв. ред.) и др.]. М.: Индрик, 2012. [Вып.] 12: 2016. С. 63—94. 104. Муравицкая ТЛ. Международная Ассоциация славянских исследований и ее ежегодный съезд в Новом Орлеане (США) // Научный диалог. 2013. Вып. № 2 (14): Педагогика. С. 144—149. 105. Муравьев А.В. Памяти Дмитрия Дмитриевича Оболен¬ ского // Византийский временник. 2003. № 87. С. 322—324. 106. Назаренко А.В. Древняя Русь и славяне (Древнейшие го¬ сударства Восточной Европы, 2007) / Институт всеобщей истории. М.: Русский Фонд Содействия Образованйю и Науке, 2009. 528 с. 107. Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях: Междисциплинарные очерки культурных, торговых, политических связей IX—XII вв. М.: Языки славянской культуры, 2001. 784 с. 251
108. Назаренко А.В. Киевская княгиня — внучка папы Льва IX (1049—1054) и императора Генриха III (1039—1056): Новые дан¬ ные о внешней политике Руси в 70-х гг. XI в. // Восточная Европа в древности и средневековье. Древняя Русь в системе этнополити¬ ческих и культурных связей. Чтения памяти чл.-корр. АН СССР B. Т. Пашуто. Москва, 18—20 апреля 1994 г. Тез. докл. М.: РАН. Институт российской истории, 1994. С. 26—29. 109. Назаренко А.В. О династических связях сыновей Яро¬ слава Мудрого // Отечественная история. М., 1994. № 4—5. C. 181 — 194. 110. Назаренко А.В. Порядок престолонаследия на Руси X— XII вв.: наследственные разделы, сеньорат и попытки десигнации (типологические наблюдения) // Из истории русской культуры. Т. 1. Древняя Русь. М., 2000. С. 500—518. 111. Назаренко А.В. Родовой сюзеренитет Рюриковичей над Русью (X—XI вв.) // Древнейшие государства на территории СССР. Материалы и исследования, 1985 год. М.: Наука, 1986. С. 149—157. 112. Назаренко А.В. Русь и Германия при Святославе Иго¬ ревиче // История СССР. М., 1990. № 2. С. 60—74. 113. Никольский Н.К. К вопросу о следах мораво-чешского влияния на литературных памятниках домонгольской эпохи // Вестник АН СССР. 1933. № 8—9. С. 5—18. 114. Отрывки из исследований о варяжском вопросе С. Ге¬ деонова, с предисловием и замечаниями академика А.А. Куника / Записки Императорской Академии наук. Т. 1. Приложения. СПб.: Типография Императорской Академии наук, 1862. 115. Пайпс Р. Я жил. Мемуары непримкнувшего. М.: Мо¬ сковская школа политехнических исследований, 2005. 406 с. 116. Пашуто В.Т. Русские историки-эмигранты в Европе. М.: Наука, 1991. 401 с. 117. Петрухин В.П. О датировке списка с договора Смолен¬ ска с Ригой и Готским берегом // Лингвистическое источникове¬ дение и история русского языка / Под ред. А.М. Молдован. М.: Древлехранилище, 2013. 118. Петрухин В.Я. «Русский каганат», скандинавы и Юж¬ ная Русь: средневековая традиция и стереотипы современной историографии // Древнейшие государства Восточной Европы. 1999. Восточная и Северная Европа в средневековье / Отв. ред. Г.В. Глазырина; Отв. секретарь С.Л. Никольский; [Отв. ред. сер. Е.А. Мельникова]. М.: Воет, лит., 2001. С. 127— 143. 252
119. Петрухин В.Я. S. Franklin, J. Shepard. The Emergence of Rus. 750—1200 // Славяноведение. Вып. 2. M.: Наука, 1998. С. 119—123. 120. Петрухин В.Я. Начало этнокультурной истории Руси IX—XI веков. Смоленск: Русич; М.: Гнозис, 1995. 320 с. 121. Петрухин В.Я. Русь и вси языци. Аспекты исторических взаимосвязей: Историко-археологические очерки. М.: Языки сла¬ вянских культур, 2011. 384 с. 122. Пресняков А.Е. Организация Церкви на Руси при Вла¬ димире // «Крещение Руси» в трудах русских и советских исто¬ риков / А.Г. Кузьмин и др. М.: Мысль, 1988. С. 227—244. 123. Пузанов В.В. От праславян к Руси: становление Древне¬ русского государства. СПб.: Издательство Олега Абышко, 2017. 752 с. 124. РюссХ. Не новое исследование характера и имиджа кня¬ жеской власти в Киевской Руси // Известия Уральского федераль¬ ного университета. Сер. 2. Гуманитарные науки. 2015. № 2 (139). С. 255—259. Сайт «Гумилевика»: http://gumilevica.kulichki.net Сайт ASEEES: https://www.aseees.org/about/contact Сайт газеты The Washington Post: https://www.washington- post.com/news/monkey-cage/wp/2016/04/07/were - dutch -voters - right-to-reject-ukraines-e-u-bid-ukraine-has-been-part-of-europe- for-nearly-a-millennium. 125. Свердлов М.Б. Rorik (Hrorikr) i Gprdum // Восточная Ев¬ ропа в древности и средневековье. Древняя Русь в системе этно¬ политических и культурных*связей / VI Чтения памяти В.Т. Пашу- то, Москва, 18—20 апр. 1994 г. М.: ИРИ, 1994. С. 36—40. 126. Свердлов М.Б. Становление феодализма в славянских странах. СПб.: Дмитрий Буланин, 1997. 321 с. 127. Седов В.В. Древнерусская народность. Историко-архео¬ логическое исследование. М.: Институт археологии РАН, 1999. 317 с. 128. Седов В.В. Русский каганат // Отечественная история. М., 1998. № 4. С. 3—15. 129. Синицына Н.В. Изучение в Англии истории феодальной России // Вопросы истории. 1968. № 4. С. 183—195. 130. Толочко А.П. Князь в Древней Руси: Власть, собствен¬ ность, идеология. Киев: Наукова думка, 1992. 131. Толочко А.П. Князь в Древней Руси: власть, собствен¬ ность, идеология / АН Украины. Институт истории Украины. 253
Институт украинской археографии. Киев: Наукова думка, 1992. 224 с. 132. Толочко А.П. Очерки начальной Руси. Киев; Санкт- Петербург: Лаурус, 2015. 336 с. 133. Трачевский А. Учебник истории. СПб.: Издание Карла Риккера, 1885. 575 с. 134. Трубачев О.Н. Труды по этимологии. Слово. История. Культура. Т. 2. М.: Языки славянской культуры, 2004. 664 с. 135. Федосов А.В. Готские и славянские предгосударственные образования III—IV вв. Брянск: ООО «Буквица», 2015. 320 с. 136. Филатов В.П. Русские центры в США // США: эконо¬ мика, политика, идеология. 1970. № 4. С. 110—114. 137. Фомин В.В. Народ и власть в эпоху формирования го¬ сударственности у восточных славян // Отечественная история. 2008. No 2. С. 170—189. 138. Фроянов И.Я-, Дворниченко А.Ю. Города-государства Древней Руси. Л.: Из-во Ленингр. ун-та, 1988. 269 с. 139. Шаскольский И.П. Норманнская теория в современной буржуазной науке. М.; Л.: Наука, 1965. 219 с. 140. Шинаков Е.А. Образование Древнерусского государства. Сравнительно-исторический аспект. 2-е изд., испр. и доп. М.: Восточная литература, 2009. 477 с. 141. Шушарин В.П. Буржуазная историография Древней Руси. М.: Наука, 1964. 295 с.
Для возрастной категории 16+ Федосов Андрей Владимирович Раффенспергер Кристиан КОРОЛЕВСТВО РУСЬ Древняя Русь глазами западных историков Художественный редактор Е.Ю. Шурлапова Технический редактор Н.В. Травкина Корректор А.В. Максименко Подписано в печать 25.11.2020. Формат 84*108|/3,. Бумага типографская. Гарнитура «LiteratumayaC». Печать офсетная. Уел. печ. л. 13,44. Уч.-изд. л. 11,12. Тираж 2 000 экз. Заказ № К-11128 ООО «Центрполиграф» 111024, Москва, 1-я ул. Энтузиастов, 15 E-MAIL: CNPOL@CN?OL.RU www.centrpoligraf.ru Отпечатано в АО «ИПК «Чувашия» 428019, г. Чебоксары, пр. И. Яковлева, 13