Ш.МЮЛЛЕР
 сдЕсдгашм
гамшш
 1ШПЯК1ЯКЙИ
 ВОСПОМИНАНИЯ
ЗАКЛЮЧЁННОЙ
 №10787
 Перевод  с  немецкого
Н.  А.  Смирновой
 Москва
 Издательство
 политической
 литературы
 1985

63.3(0)62
 М38
 0505030202
М  079(02)-
 -083
 ■  158-85
 85
 ©  ПОЛИТИЗДАТ,  1985  I

ШАРЛОТТА  МЮЛЛЕР
И  ЕЕ  КНИГА
 За  последние  годы  в  СССР  и  за  рубежом  вышло  нема¬
ло  книг  о  Равенсбрюке,  о  совместной  борьбе  узниц  конц¬
лагерей  с  фашизмом.  Теперь  этот  перечень  пополнился
еще  одной  книгой,  раскрывающей  антигуманную  сущ¬
ность  фашизма,  его  каннибальские  цели.
 «Слесарная  команда  Равенсбрюка»  —  обличительный
документ  о  преступлениях  гитлеровских  палачей,  о  горе
и  страданиях  тысяч  ни  в  чем  не  повинных  людей,  заклю¬
ченных  в  фашистском  застенке.  Эта  книга  о  женщинах-
антифашистках,  которые  пронесли  через  нечеловеческие
муки  и  страдания  незапятнанными  честь  и  достоинство,
отдали  все  свои  силы  борьбе  с  фашизмом.
 Гитлер  заявлял:  «Дайте  мне  десять  лет,  и  вы  не  узнае¬
те  Германию!»  И  точно:  немцы  не  узнали  свою  страну  в
гитлеровском  «рейхе»;  она  вся  была  опутана  колюцей
проволокой  —  1100  концентрационных  лагерей  было  на
территории  фашистского  государства.
 В  годы  минувшей  войны  в  них  подверглись  жестокой
эксплуатации  18  миллионов  человек.  И  миллионов  погиб¬
ли,  не  увидев  свободы.  Гитлеровские  изуверы  надеялись
сломить  сопротивление  фашистскому  режиму  и  его  раз¬
бойничьей  войне.  Они  не  щадили  никого.  Но  тщетными
были  их  садистские  стремления.  В  концлагерях  боролись
не  только  коммунисты,  но  и  социал-демократы,  беспар¬
тийные,  верующие  и  атеисты  —  все,  для  кого  были  дорога
слова:  «родина»,  «свобода»,  «независимость»  и  «пролетар¬
ская  солидарность».
 Шарлотта  Мюллер  поведала  миру  страшную  правду  о
том,  что  пережила  сама,  что  видела  своими  глазами.  Изощ-
 3

репными  в  своей  жестокости  были  нацистские  палаш.
Массовые  расстрелы,  отравление  ядами  и  газами,  при¬
вивка  инфекционных  заболеваний,  изуверская  система
издевательств  над  заключенными  в  бункере  (тюрьма  в
тюрьме!)  —  все  это  было  и  в  Равенсбрюке.
 Через  этот  лагерь  прошло  около  133  тысяч  женщин  и
свыше  500  детей.  Около  100  тысяч  человек  было  уничто¬
жено.  Человечество  никогда  не  простит  нацистским  пала¬
чам  их  злодеяния!
 Непосредственными  виновниками  этих  преступлений
в  Равенсбрюке  были:  коменданты  лагеря  Кегель  и  Зурен,
их  адъютанты  Бройнинг,  Шварц  и  Гу  к  юр;  «врачи»  Тром-
мер,  Шедловский,  Розенталь,  Оберхаузер,  Трейте,  Вин-
кельман  и  Оренди;  надзирательницы  Бинц,  Рабе,  Кноп,
Безель,  Шрайтер,  Найдюк,  эсэСовец  Пфляум.  Это  они
расстреляли  700  женщин  —  жен  офицеров  Генерального
штаба  польской  армии.  Это  они  морили  людей  голодом,
травили  газами  и  жгли  их  в  крематории;  бросали  ново¬
рожденных  детей  в  топки  котельной,  спускали  на  узниц
собак,  рвавших  сначала  одежду,  а  затем  и  тело  упавших.
 Описанные  Шарлоттой  Мюллер  факты  потрясают  до
глубины  души  и  сейчас,  спустя  сорок  лет.  Прочитав  «Сле¬
сарную  команду  Равенсбрюка»,  человек  всю  жизнь  будет
помнить  «равенсбрюкскую  фабрику  смерти»,  рассказывать
о  ней  людям,  чтобы  ее  ужасы  никогда  не  повторились  в
будущем.
 Книга  Шарлотты  Мюллер  не  только  изобличает  фа¬
шистских  преступников,  развязавших  вторую  мировую
войну  и  истребивших  миллионы  невинных  людей.  Она  по¬
казывает  не  только  жестокость,  на  которую  были  способ¬
ны  нацисты,  превращенные  гитлеризмом  в  кровавых  зве¬
рей.  Шарлотта  Мюллер  рассказывает  в  ней  и  о  других
немцах,  борцах  за  честь  своей  родины,  за  ее  освобождение
от  нацистской  тирании.  Среди  них  —  Тельман  Роза,  Бух¬
ман  Эрика,  Айзенблеттер  Шарлотта  и  другие.  Автор  книги
приводит  такой  пример:  «Во  время  прогулок  по  лагерю
 4

мы,  словно  случайно,  меняли  собеседников,  чтобы  поско¬
рее  передать  дальше  важные  новости,  при  этом  речь  шла
не  только  о  политической  информации,  но  и  об  укрепле¬
нии  в  лагере  солидарности  и  взаимопомощи  заключенных».
 Книга  «Слесарная  команда  Равенсбрюка»  преследует
благородную  цель,  зажигая  в  сердцах  читателей  чувство
справедливого  гнева  и  ненависти  к  фашизму,  воодушев¬
ляя  на  борьбу  с  нацистскими  преступниками.  В  конце
войны  из  800  тысяч,  насчитывавшихся  в  преступной  ор¬
ганизации  СС,  40  тысяч  «работали»  в  концлагерях.  Однако
за  весь  послевоенный  период  в  ФРГ  было  возбуждено
следствие  только  против  одной  десятой  нацистских  пре¬
ступников,  да  и  те  в  основном  отделались  легким  испугом,
114  преступников  уплатили  небольшие  денежные  штрафы.
 Подумать  только!  Прошло  четыре  десятилетия,  а  сот¬
ни  и  тысячи  палачей  —  нацистских  преступников  и  их
приспешников  остаются  без  возмездия.  Среди  них  палачи
концлагеря  Сабибора  Губерт  Гомерский  и  Френцель  Карл,
где  было  уничтожено  250  тысяч  заключенных;  соучаст¬
ники  убийства  Эрнста  Тельмана  Вольфганг  Отто  и  Аль¬
берт  Бергер,  гебитскомиссар  города  Владимира-Волын¬
ского  Вильгельм  Вестерхайде  —  виновник  убийства  25  ты¬
сяч  советских  военнопленных  в  лагере  №  365  и  17  тысяч
лиц  гражданского  населения,  жителей  гетто  этого  города;
«специалист»  по  выделыванию  портфелей  из  человеческой
кожи  Рудольф  Шпанер  и  убийцы  женщин  и  детей  в  Ра¬
венсбрюке,  имена  которых  названы  выше.
 Глубокий  смысл  и  большое  политическое  значение
книги  Шарлотты  Мюллер  в  том,  что  нельзя  предавать
забвению  память  уничтоженных  фашизмом  миллионов  лю¬
дей,  что  нужно  неустанно  бороться  за  мир  и  счастье
на  земле!
 Заместитель  председателя
Международной  комиссии
Советского  комитета  ветеранов  войны,
заслуженный  работник  культуры  РСФСР
27,  Я.  ЛЯЛЯКИН

ОТ  АВТОРА
 Дорогие  читатели,  дорогие  советские  граждане!
 Прошло  почти  сорок  лет  с  тех  пор,  как  героическая,
покрывшая  себя  славой  Советская  Армия  спасла  народы
Европы  от  фашистской  чумы  и  освободила  нас  —  антифа¬
шистов  —  из  тюрем  и  концлагерей.  Советская  Армия  соз¬
дала  предпосылки  для  образования  демократического  ра¬
боче-крестьянского  государства  на  немецкой  земле.
 Пусть  мои  воспоминания  о  фашистском  концлагере
Равенсбрюк  еще  раз  напомнят  об  ужасах  фашизма  и  вой¬
ны,  о  необходимости  объединения  всех  людей  доброй  воли
для  успешной  борьбы  против  неофашизма  и  ядерной
войны.
 Я  расскажу  в  своей  книге  о  том,  каким  событием  было
для  нас  появление  в  концлагере  500  девушек  и  женщин
Страны  Советов.  Большинство  из  нас  впервые  увидели
советских  людей.  Они  быстро  завоевали  наше  уважение  и
восхищение  сплоченностью,  преданностью  своей  Советской
Родине,  стойким  сопротивлением  фашизму.  Благодаря  их
солидарности  возросла  сплоченность  во  всем  лагере.  Они
оказывали  большое  влияние  на  коммунистов  и  антифаши¬
стов,  придавали  нам  силы,  чтобы  выжить  в  этом  аду.  Со¬
ветские  женщины  стали  для  всех  нас  примером.  Мы  быст¬
ро  подружились  с  этими  достойными  дочерьми  советского
 0

народа.  Международная  солидарность  продолжает  жить
в  наших  сердцах.
 Моя  книга  уже  три  раза  выходила  в  ГДР,  издана  в
ФРГ,  во  Франции,  Нидерландах,  Бельгии  и  Югославии.
Я  рада,  что  с  моими  воспоминаниями  смогут  познакомить¬
ся  советские  читатели.
 Желаю  всем  вам,  дорогие  советские  граждане,  боль¬
ших  успехов  в  строительстве  коммунистического  общест¬
ва,  в  неустанной  борьбе  за  мир.
 Пусть  всегда  живет  дружба  между  немецким  и  совет¬
ским  народами!  Да  здравствует  мир  во  всем  мире!
 С  социалистическим  приветом
ШАРЛОТТА  МЮЛЛЕР
 Берлин,  апрель  1983  г«

В  РАВЕНСБРЮК
 Вышло  то,  чего  я  опасалась:  после  того  как  я  отбыла
свой  срок  тюремного  заключения,  меня  не  освободили,  а,
как  и  многих  борцов  против  ненавистного  нацистского
режима,  оставили  в  так  называемом  «превентивном  за¬
ключении».  Для  меня  это  означало  женский  концлагерь
Равенсбрюк.
 Я  почувствовала  почти  облегчение,  когда  одйажды
утром  меня  вместе  с  другими  женщинами  из  переполнен¬
ной,  кишащей  клопами  общей  камеры  с  зловонным  ватер¬
клозетом  в  углу  вызвали  в  коридор  тюрьмы  полицейпре-
зидиума  (главного  полицейского  управления):  куда  угод¬
но,  лишь  прочь  отсюда,  где,  скученные  в  двух  помещени¬
ях  —  большом  и  поменьше,  многие  заключенные  уже
месяцы  жили  в  ожидании  своей  неизвестной  судьбы.  Было
28  апреля  1942  года.
 В  коридоре  нам  приказали  построиться  по  двое,  ско¬
вали  попарно  наручниками.  Затем  выгнали  во  двор,  по¬
грузили  в  крытые  машины  и  повезли  в  направлении  Штет¬
тинского  вокзала.  Увидим  ли  мы  когда-нибудь  снова
Берлин?
 По  пути  к  вагонам  нам  повстречалось  несколько  про¬
хожих,  среди  них  —  моя  бывшая  знакомая  по  занятиям
спортом,  в  форме  железнодорожной  служащей.  Она  крик¬
нула  мне:  «Добрый  день,  Лотта!»  Я  ответила  на  приветст¬
 8

вие  с,  надеждой,  что  она  пойдет  к  моей  матери  и  расска¬
жет  ей  о  нашей  встрече.
 В  вагоне,  куда  нас  поместили,  были  узкие,  жесткие
сиденья,  маленькие,  с  решетками,  окна,  в  которые  можно
было  смотреть,  только  приподнявшись  на  цыпочки.  Я  за¬
билась  в  угол  и  погрузилась  в  свои  мысли.  Говорить  ни
с  кем  не  хотелось.
 Что  ожидало  меня  в  концлагере?  Сколько  продлится
это  заточение?  Правильно  ли  я  сделала,  когда  в  1928  году
вступила  в  коммунистическую  партию  и  посвятила  ей
свою  жизнь?  Может  быть,  надо  было  прежде  всего  поду¬
мать  о  создании  семьи,  родить  детей?  Нет,  решительно
ответила  я  себе,  я  выбрала  правильный  путь.  Правильно
и  то,  что  в  ноябре  1933  года  я  вместе  с  Миа,  старшей
сестрой  Кати  Нидеркирхнер  *,  стала  работать  нелегально.
Я  любила  свою  родину,  и  меня  тревожила  судьба  ее  на¬
рода.  Нелегальная  работа  требовала  выдержки,  самоотвер¬
женности,  находчивости,  предусмотрительности  и  прежде
всего  самоконтроля  каждую  минуту  —  днем  и  ночью.  И  со
спокойной  совестью  я  могла  сказать  себе:  я  не  подвела.
Когда  в  июне  1934  года  мне  пришлось  в  течение  ночи  по¬
кинуть  родину,  друзей  и  товарищей  и  уйти  за  границу,  в
Голландию,  то  виной  этому  было  малодушие  одной  моло¬
дой  коммунистки,  которая  подвергла  опасности  меня,  а  со
мной  и  других  подпольщиков.
 В  Голландии  я  продолжала  нелегальную  работу,  чтобы
помочь  товарищам  в  Германии  в  их  тяжелой  борьбе.  Это
была  нелегкая  работа  и  нелегкая  жизнь.  Но  голландские
рабочие  поддерживали  нас.  Я  на  себе  почувствовала  силу
пролетарской  солидарности.  После  двух  лет  моей  неле¬
гальной  деятельности  по  сплочению  рядов  Коммунистиче¬
ского  союза  молодежи  Германии  амстердамская  полиция
напала  на  мой  след  —  ведь  при  всей  осторожности  мы  ни-
 .  1  О  судьбе  Кати  автор  рассказывает  в  последующих  главах
книги.—  Ред,
 9

когда  не  были  застрахованы  от  предательства  —  и  хотела
выдать  меня  фашистской  Германии.  И  вот  тогда  амстер¬
дамские  пролетарии  обратились  с  призывом  к  населению,
и  благодаря  волне  протестов  полиция  Нидерландов  вы¬
слала  меня  в  Бельгию.  Я  поехала  в  Брюссель...
 Поезд  замедлил  ход.  Я  поднялась  на  цыпочки  и  по¬
смотрела  в  окошко,  чтобы  определить,  где  мы  находимся.
Заксенхаузен!  С  перрона  доносились  крики  и  брань  звер¬
ствовавших  эсэсовцев:  выгружали  партию  заключенных.
 После  остановки  пошел  лес.  Сколько  лет  я  тосковала
по  нашим  сосновым  лесам,  по  озерам  вокруг  Берлина,
даже  по  серым  берлинским  домам-казармам.  Но  больше
всего  —  по  простым  людям,  по  шарманщику,  который,  об¬
ходя  внутренние  дворы,  постоянно  играл  свои  песни  и  под
нашими  окнами.  Леса  остро  напомнили  мне  детство.
 Снова  я  погрузилась  мыслями  в  прошлое...
 В  Брюсселе  обо  мне  уже  знали.  Товарищ  Отто  Нибер-
галь,  возглавлявший  организацию  КПГ,  уже  поджидал
меня  там.  Снова  я  жила  нелегально,  но  потом  мы,  эми¬
гранты,  получили  удостоверения  личности  и  смогли  пере¬
двигаться  свободнее.  Только  не  имели  права  официально
поступать  на  работу.  Но  для  нее  не  оставалось  и  времени:
КПГ  поручила  мне  большую  работу  среди  политических
эмигрантов.  Нашей  главной  целью,  как  и  раньше,  была
борьба  против  немецкого  фашизма.  И  передовые  слои  бель¬
гийского  населения  старались  по  возможности  поддер¬
живать  нас  в  этом.  17  мая  1940  года  из  окон  моей  ком¬
натушки  в  мансарде  на  Лёвеншен  Штеенвег  я  видела,  как
в  Брюссель  входили  войска  немецкого  вермахта.  На  улице
не  было  ни  души.
 Начались  аресты  немецких  эмигрантов.  Это  было
страшное  время.  Никто  не  знал,  проведет  ли  он  следую¬
щий  день  на  свободе.  27  октября  1940  года,  рано  утром,
арестовали  и  меня.  Четыре  месяца  просидела  в  брюссель¬
ской  тюрьме.  Но  среди  арестованных  предателя  не  было,
и  я,  как  условились,  продолжала  стоять*  на  своих  пока¬
 10

заниях,  что  ни  в  Голландии,  ни1  в  Бельгии  политикой  не
занималась  и  никого  из  интересующих  гестапо  лиц  не
знаю.  Допросы  ничего  не  дали,  и  меня  отправили  в  поли-
цейпрезидиум.  Итак,  мое  поведение  в  гестапо  было  тоже
правильным.  Не  заставили  меня  заговорить  и  восемь  ме¬
сяцев  одиночного  заключения  в  подследственной  тюрьме
Моабит.  Я  стояла  на  своем:  «Ничего  не  знаю,  никого  не
знаю,  политикой  в  эмиграции  не  занималась».
 В  камере,  где  я  сидела,  на  стенах  осталось  нацарапан¬
ное  заключенными  предостережение,  которое,  хоть  его  и
забелили,  все  еще  можно  было  прочитать:  «Теперь  все
зависит  от  тебя,  от  того,  какой  ты  коммунист».  Да,  дума¬
ла  я,  теперь  все  зависит  от  каждого  из  нас  и  от  меня
тоже.
 В  ноябре  1941  года  состоялся  наконец  судебный  про¬
цесс.  Меня  и  моих  товарищей  обвиняли  в  государствен¬
ной  измене.  Но  так  как  моя  политическая  деятельность
после  бегства  из  Германии  в  июне  1934  года  так  и  оста¬
лась  недоказанной,  меня  приговорили  лишь  к  пятнадцати
месяцам  заключения.  В  этот  срок  засчитывалось  и  время
пребывания  в  подследственной  тюрьме.
 Меня  поместили  в  женскую  тюрьму  на  Барнимштрас-
се.  Когда  меня  вели  в  камеру,  я  думала:  «По  этим  кори¬
дорам  водили  еще  в  первую  мировую  войну  Розу  Люк¬
сембург».  В  одной  камере  со  мной  находились  уголовни¬
цы.  Это  было  ужасное  время.  Мы  голодали,  и  нас  застав¬
ляли  выполнять  тяжелую  работу.
 Срок  пребывания  в  тюрьме  заканчивался  в  январе
1942  года.  Я  мало  верила,  что  меня  выпустят  на  свободу.
И  действительно,  начались  бесконечные  допросы  о  брюс¬
сельском  периоде.  Но  гестапо  напрасно  теряло  со  мной
время.  И,  ничего  не  добившись,  меня  отправили  в  так
называемый  воспитательный  рабочий  лагерь  Ринов  в  Ха-
вельланде.  Зима  была  страшно  холодной.  Мы  работали  на
улице  —  на  молотьбе  конопли.  Старшая  надзирательница
издевалась  над  женщинами  и  запирала  их  на  сутки  и
 И

больше  в  стоячий  карцер  —  деревянный  ящик,  который
был  так  тесен,  что  в  нем  нельзя  было  даже  сесть.
 Я  выдержала  и  это.  И  вот  теперь  предстоит  Равен-
сбрюк.  Я  вспоминала  слова  товарища  Нибергаля.  Однаж¬
ды  в  Брюсселе  он  мне  сказал:  «Даже  из  самых  тяжелых
ситуаций  некоторым  из  нас  удается  выйти».  И  я  не  теряла
на  это  надежду*
 ПЕРВЫЕ  ВПЕЧАТЛЕНИЯ
 Сильный  толчок  прервал  мои  мысли:  поезд  прибыл  в
Фюрстенберг  и  его  поставили  на  запасной  путь.
 Какое  блаженство  после  затхлого  арестантского  ваго¬
на  вдохнуть  свежего  лесного  воздуха!  Светило  солнце.  Но
нам  не  дали  порадоваться  его  лучам.  Грубыми  окриками,
словно  скотину,  согнали,  построили  по  пять  в  ряд,  пере¬
считали  и  погрузили  в  большие  крытые  грузовики,  где  мы,
около  150  женщин,  стояли  вплотную  друг  к  другу.  У  вы¬
хода  сели  две  эсэсовки  с  овчарками.  Машина  помчалась
с  бешеной  скоростью.  Открылись  ворота:  мы  были  в  аду
Равенсбрюка.
 Побои  и  грубую  брань  при  погрузке  и  выгрузке  мы
уже  испытали.  Теперь  мы  стояли  перед  баней,  по  десять
человек  в  ряд.  Нельзя  произнести  пи  слова.  Всем  страш¬
но.  Серые  ряды  бараков,  черные,  покрытые  шлаком  ули¬
цы,  странный  незнакомый  запах.
 Простояв  несколько  часов,  мы  попали  наконец  в  баню.
Одежду  и  все,  что  еще  было  при  себе,  нам  приказали  сло¬
жить  в  мешки  и  надписать  на  них  свои  фамилии.  Потом
мы  наспех  помылись  под  душем.  Некоторых  остригли  под
машинку.  После  душа  стояли  нагими,  пока  не  появился
врач-эсэсовец.  С  сигаретой  в  углу  рта,  сидя  верхом  на  сту¬
ле,  угодливо  пододвинутом  надзирательницей,  он  заставил
нас  одну  за  другой  пройти  мимо  него;  спрашивал  каж¬
дую,  за  что  попала  в  концлагерь,  деловито  рассматривал
 12

со  всех  сторон  и,  если  женщина  недостаточно  быстро  по*
ворачивалась,  давал  пинка.  Отвратительная  сцена!
 Наконец,  вызывая  по  списку;  нам  выдали  серые  с  ко¬
роткими  рукавами  платья,  белье,  сунули  каждой  в  руку
клочок  материи  с  лагерным  номером  и  треугольный  лоску¬
ток,  так  называемый  винкель,  который  мы  должны  были
пришить  на  левый  рукав  платья.  Объявили,  что  появ¬
ление  без  номера  и  винкеля  запрещено  и  повлечет  за  со¬
бой  наказание.  Винкели  были  разного  цвета,  по  ним  узна¬
вали,  к  какой  группе  относится  заключенная.  Красным
был  цвет  «шутцхефтлинге»  1  —  политических  заключен¬
ных.  Фиолетовые  винкели  носили  «бибельфоршериннен»  2,
зеленые  —  рецидивистки  и  уголовницы,  черные  —  асо¬
циальные  3.
 Вечера  в  апреле  были  еще  прохладными,  и  в  тонких
холщовых  платьях,  голодные  и  измученные  тяжелым
длинным  днем,  мы  очень  промерзли,  пока  наконец  попа¬
ли  в  карантинный  блок  —  в  барак  для  вновь  прибывших.
 Староста  блока,  блоковая,  резким  тоном  проинформи¬
ровала  нас  о  «лагерных  законах».  Но  было  множество  и
неписаных  правил,  за  нарушение  которых  следовало  на¬
казание.
 Погруженные  в  свои  мысли,  мы  оцепенело  глядели  на
грязные  коричневые  стены.  В  эту  ночь  от  страха,  голода
и  холода,  дрожа  под  тонкими  байковыми  одеялами,  не¬
смотря  на  полное  изнеможение,  большинство  из  нас  не
смогли  заснуть.
 ,  Лишь  одно  обстоятельство  помогло'  мне  в  ту  ночь  не
пасть  духом:  когда  мы  были  в  бане,  кто-то  неожиданно
 1  «Шутцхефтлинг»  —  превентивно,  без  предъявления  обвине¬
ния,  заключенный  в  концлагерь.—  Здесь  и  далее  примечания  пере¬
водчика.
 2  Члены  одной  из  религиозных  сект,  проповедовавшие  отказ  от
военной  службы.
 8  К  ним  относились  спекулянтки,  опустившиеся  деклассиро¬
ванные  элементы  и  цыгане.
 13

дотронулся  до  меня  сзади  и  тихо  спросил:  «Ты  политиче¬
ская?»  Я  кивнула,  быстро  оглянулась,  но  стоявшая  рядом
женщина  уже  смотрела  в  другую  сторону.
 «Значит,  партия  есть  и  здесь.  А  раз  так,  она  не  оста¬
вит  нас  в  одиночестве»,—  думала  я  с  надеждой.
 ЗОЛОТАЯ  ГАНЗИ
И  НОВЕНЬКИЕ
 Старостой  барака  для  вновь  прибывших  была  австрий¬
ка  Ганзи.  Она  носила  зеленый  винкель.  В  ее  списке  про¬
фессиональной  преступницы  значились  сорок  две  суди¬
мости.  «Золотой»  Ганзи  заключенные  прозвали  за  ее  пол¬
ный  рот  золотых  зубов  и  за  особый  нюх,  с  которым  она
безошибочно  определяла,  кому  из  заключенных  удавалось
пронести  тайком  обручальное  кольцо  или  какую-нибудь
другую  драгоценность.  Ганзи  тут  же  отбирала  эти  вещи,
но  начальству  не  сдавала.  Со  временем  она  накопила  себе
целое  состояние.
 Прибыв  в  Равенсбрюк,  я  три  дня  провела  в  карантин¬
ном  блоке  в  ежовых  рукавицах  Ганзи  и  на  себе  ощутила
ее  власть.
 «Цугенге»,  новые  заключенные,  еще  не  распределен¬
ные  на  работы,  целыми  днями  находились  в  блоке.  Ганзи
любила  «порядок»,  и  поэтому  они  должны  были  непо¬
движно  сидеть.  Зимой  —  дрожа  от  холода,  летом  —  изны¬
вая  от  духоты,  и  горе  той,  которая  осмеливалась  пошеве¬
литься.
 «Я  научу  вас  вести  себя  в  лагере!»  —  кричала  Ганзи  и
с  побоями  набрасывалась  на  несчастную.  Она  запрещала
заключенным  выходйть  без  разрешения  даже  в  туалет.
На  аппель  1  новичков  не  выводили  —  им  три  раза  в  день
устраивали  перекличку  по  фамилиям.
 1  Аппель  —  вечерняя  и  утренняя  поверка  в  лагере,
 14

Все  это  было  унизительно  и  страшно  угнетало.  Поэто¬
му  вновь  прибывшие  стремились  как  можно  скорее  по¬
пасть  в  другой  блок.  Никто  не  отваживался  пожаловаться
на  Ганзи,  тем  более  новички.  Они  всего  боялись.  Для  эсэ¬
совцев  Ганзи  была  незаменима,  Да  и  она  старалась  вы¬
служиться,  так  как  жила  в  постоянном  страхе,  что,  если
в  чем-то  им  не  угодит,  они  отправят  ее  в  газовую  камеру
и  заберут  ее  золото.
 Однажды  среди  новеньких  оказалась  молоденькая  де¬
вушка,  иностранка.  Она  была  больна  и  нуждалась  в  ме¬
дицинской  помощи,  Вероятно,  у  нее  была  дизентерия.
Ослабевшая  и  несчастная,  она  уже  была  не  в  состоянии
привести  себя  в  порядок  без  посторонней  помощи.  Это
вызвало  ярость  Ганзи,  и  она  обрушила  на  девушку  самые
страшные  ругательства.  Но  девушка  не  понимала,  чего
от  нее  хотят,  и  не  реагировала  на  брань.  Тогда  Ганзи  и
дежурные  по  блоку  схватили  ее,  выволокли  в  умываль¬
ную  и  раздели  донага.  Там  они  облили  дрожащую  девуш¬
ку  водой  из  толстого  шланга,  служившего  для  уборки
умывальной,  и  бросили  на  цементный  пол.  К  утру  она
умерла.
 Такие  случаи  при  Ганзи  были  обычными.  Слабые  и
больные  в  ее  бараке  погибали  уже  через  несколько  дней.
С  особой  ненавистью  Ганзи  относилась  к  советским  жен¬
щинам.
 Нора  Идзиковская,  попавшая  в  Равенсбрюк  вместе  с
двумястами  украинок  и  русских  в  начале  октября  1942  го¬
да,  рассказывала  мне,  как  они  в  карантинном  бараке  про¬
вели  четырнадцать  дней.  Появляться  днем  в  помещении,
где  спали,  никому  не  разрешалось.  Не  смея  ни  двигаться,
ни  разговаривать,  все  двести  человек  теснились  в  неболь¬
шом  дневном  помещении.  Табуреток  не  хватало,  сидели
по  очереди.  Положив  голову  на  стол,  дремали.
 Чтобы  как-то  скоротать  время,  что-нибудь  рассказы¬
вали  друг  другу  шепотом.  Но  это  выводило  Ганзи  из  себя.
 15

Совершенна  зверела  она  при  раздаче  еды.  Миски  доста¬
вались  не  всем.  Поднимался  шум.
 На  этот  раз  Золотая  Ганзи  не  ограничилась  обычным
грубым  криком.  Она,  побежала  к  начальнику  лагеря  с
жалобой:  «Русские  саботируют  мои  распоряжения!»  —  и
вернулась  в  сопровождении  эсэсовца.  Вскочив  одним
прыжком  на  стол,  тот  носком  сапога  ткнул  в  лицо  сидя¬
щей  перед  ним  девушки.  Брызнула  кровь.  Всех  охватил
ужас.  Одна  из  девушек,  Женя,  знавшая  немного  по-не¬
мецки,  сказала  эсэсовцу:  «Нельзя  бить,  это  человек!»
Нора,  поддерживая  пострадавшую,  что-то  сказала  эсэсов¬
цу  по-русски.  Хотя  он  ничего  не  понял,  но  услышал  в  ее
тоне  возмущение  и  заорал:  «С  вами  мы  сделаем  что-ни¬
будь  почище  этого!»  Схватив  Нору  и  Женю,  он  потАщил
их  в  бункер  —  страшную  тюрьму  с  одиночными  камера¬
ми.  Цементный  пол  в  камерах  всегда  был  сырым  и  холод¬
ным.  В  них  не  было  ни  стола,  ни  табуретки,  а  прикреп¬
ленные  к  стене  койки  на  день  поднимались  и  запирались,
так  что  приходилось  сидеть  на  голом  полу.  Девушки  про¬
вели  там  три  дня  без  воды  и  хлеба.  Потом  их  снова  вер¬
нули  в  карантинный  блок,  однако  через  несколько  дней
опять  посадили  в  бункер.  На  этот  раз  их  привели  в  по¬
мещение  для  пыток,  где  каждая  получила  по  двадцать
пять  ударов  ременной  плетью.  Едва  затянулись  рубцы  от
мучительных  истязаний,  девушек  послали  на  тяжелую
работу  —■  мостить  улицы.
 Впоследствии  у  Жени  были  парализованы  пальцы  на
ногах.
 Погубила  Золотую  Ганзи  алчность.  Во  время  одного
из  обысков  эсэсовцы  нашли  у  нее  золотые  вещи.  Ганзи
посадили  в  бункер,  и  незадолго  до  эвакуации  лагеря  от
нее  отделались.  Расстреляли  как  спекулянтку,  а  в  сущ¬
ности  —  за  утайку  золота,  которое  грабители  считали  сво¬
ей  собственностью.
 16

В  ШАЦКОЙ  МАСТЕРСКОЙ
 Моя  надежда,  что  коммунистки  не  оставят  нае  без  по¬
мощи,  оправдалась.  К  великой  моей  радости,  уже  на  сле¬
дующий  день  мне  встретилась  Аманда  Кропп,  коммунист¬
ка,  которую  я  знала  по  эмиграции  в  Бельгии.  Она  при¬
несла  мне  кусок  хлеба,  теплые  штаны  и  сказала:  «Завтра
тебя  переведут  к  нам,  политическим».  Снова  партия  по¬
заботилась  обо  мне.
 Итак,  на  третий  день  я  из  карантинного  блока  пере¬
селилась  в  пятый  блок.  Его  называли  блоком  старых  по¬
литических.  Здесь  жили  коммунистки  и  антифашистки,
долгие  годы  находившиеся  в  заключении.
 На  следующий  день  СС-надзирательница  записала
меня  на  работу  в  ткацкой  мастерской.  Для  работы  у  стан¬
ка  отбирали  самых  крепких,  большей  частью  руссдих,
украинок,  полек.  Однако  на  баланде  и  сухом  хлебе,  рабо¬
тая  то  в  дневную,  то  в  ночную  смену,  черев  год-полтора
погибали  даже  самые  здоровые.  Участь,  грозившая  нам,
была  у  всех  перед  глазами.  Уже  в  первый  день  я  с  ужа¬
сом  увидела,  как,  обессилев  и  кашляя  кровью,  молодая
ткачиха  сползла  со  скамейки  и  упала  под  ткацкий  ста¬
нок.  Ведь  тот,  кто,  заболев  туберкулезом,  неизбежной  бо¬
лезнью  ткачей,  попадая  в  страшный  блок  —  десятый,  мог
оставить  всякую  надежду  когда-нибудь  увидеть  родину.
Если  же  несчастные  умирали  недостаточно  быстро,  им
была  обеспечена  газовая  камера.  Эсэсовцы  и  те,  кто  стоял
за  ними,  думали  только  о  том,  как  бы  побольше  выколо¬
тить  прибыли.
 Прочный  темно-синий,  в  тонкую  белую  полоску,  ма¬
териал  для  рубашек  был  соткан  с  нашей  кровью.  Кто  но¬
сил  его?  Во  всяком  случае,  не  заключенные.  Раньше  я
видела  рубашки  из  такого  материала  на  кучерах  и  черно¬
рабочих.
 Эсэсовки  и  эсэсовец  Кольмайер,  который  был  специа¬
листом,  сидели  в  своем  служебном  помещении  за  боль¬
 17

шими  застекленными  окнами,  через  которые  им  хорошо
был  виден  весь  длинный  барак.
 Свои  приказы  они  передавали  через  двух  помощниц
из  заключенных  (анвайзер),  которые  в  конце  каждой
смены  сообщали  о  выработке  ткачих.
 Когда  я  пришла  в  ткацкую,  от  каждой  ткачихи  требо¬
вали  девять  метров  за  смену,  через  некоторое  время  —
двенадцать,  а  затем  и  четырнадцать  метров.  Из  нас,  изну¬
ренных,  выжимали  последние  силы.  Раз  в  неделю  для  от¬
чета  в  служебное  помещение  вызывались  ткачихи,  не
выполнившие  норму.  Страх  и  отчаяние  были  в  их  глазах.
Градом  сыпались  оскорбления,  пощечины,  удары,  нередко
им  угрожали  штрафблоком  или  бункером.  И  ни  слова
нельзя  было  произнести  в  оправдание.
 Две  югославки  ткали  для  СС  ковры  прекрасных  рас¬
цветок  и  узоров.  Все  из  чистой  шерсти,  которой  на  воле
давно  уже  не  было.
 Ткачихи  работали  очень  напряженно,  непрерывно  на¬
жимая  ногами  то  на  первый  и  третий  брус,  то  на  второй
и  четвертый.  В  летние  месяцы  работали  босиком  —  эсэ¬
совцы  экономили  на  нашей  обуви  —  а  мы  в  кровь  стирали
себе  подошвы.
 Направляемый  правой  рукой  челнок  со  шпулей  быстро
летал  из  стороны  в  сторону  через  натянутые  нити  осно¬
вы,  издавая  при  каждом  ударе  о  дерево  звонкий  щелчок.
 Толстым  гребнем,  находящимся  в  левой  руке,  ударяли
о  ткань.  С  глухим  хлопком  к  ткани  прибивалась  челноч¬
ная  нить.  Щелчок  —  хлопок;  щелчок  —  хлопок...
 Вот  так  же  за  станками  сто  лет  назад  сидели  силез¬
ские  ткачи.  И  вспоминались  строки  Генриха  Гейне.  В  такт
движению  ног  я  читала  про  себя:
 Нет  слез  в  их  глазах,  и  в  угрюмые  дни
За  ткацким  стапком  зубы  скалят  они:
 Германия,  ткем  мы  твой  савап  могильный
С  проклятьем  тройным  в  нашей  злобе  бессильной.
 Мы  ткем,  мы  ткем!
 18

С  лица  градом  катится  пот,  одежда  прилипает  к  телу.
Нестерпимо  душно.  Эсэсовцы  панически  боялись  зара¬
зиться  туберкулезом  и  избегали  заходить  в  цех.
 Два  раза  за  смену  открывали  окна  —  наконец-то  дол¬
гожданный  перерыв!  —  и  нас  вели  в  уборную,  в  одиночку
туда  никто  не  смел  ходить.
 Потом  все  толпились  у  единственного  водопроводного
крана,  мучила  жажда  —  хотелось  освежить  прохладной
водой  разгоряченное  тело.
 Конечно,  эти  несколько  минут  не  приносили  отдыха:
ходить  босыми,  опухшими  и  разгоряченными  ногами  по
холодному  каменному  полу  было  больно;  к  тому  же  у
многих  женщин  начинались  потом  тяжелые  заболевания.
Мы  старались  ходить  на  пятках.  У  тех,  кто  пили  первыми,
оставалось  еще  несколько  минут  подышать  свежим  воз¬
духом,  размяться  и  посмотреть  на  небо,  определяя  по
солнцу  или  звездам  время.  Но  тут  же  раздавался  грубый
голос  надзирательницы:  «Поторапливайтесь!  Что  вы  там
возитесь?»  Окна  закрывались,  и  снова  продолжалась  на¬
пряженная  цабота.  Двенадцать  часов  в  дневную  смену,
двенадцать  в  ночную.
 На  третий  день  моей  работы  на  ткацком  станке  меня
вызвала  надзирательница.  Она  сказала,  что  я  буду  анвай-
зером,  то  есть  правой  рукой  СС.  Моя  обязанность  —  под¬
гонять  других.  Плохому  анвайзеру  грозили  бункер  или
штрафблок.  Я  нашла  предлог  отказаться.
 Через  восемь  месяцев  работы  в  ткацкой  мастерской  у
меня  на  ногах  появились  красные  пятна,  ноги  распухли,
я  не  могла  выполнять  норму.  Меня  вызвали  в  служебное
помещение,  где  начали  избивать.  Я  не  произнесла  ни  зву¬
ка,  радуясь  нескольким  дням  передышки.
 Меня  отправили  в  ревир  —  санчасть,  и  там  мне  помог¬
ли  друзья:  я  была  признана  негодной  для  работы  в  ткац¬
кой  мастерской  и  избежала  участи  тех  несчастных,  кото¬
рые  не  выдерживали  этой  каторги.
 19

ЖЕСТЯНЩИЦА  ЮЛИЯ
 Благодаря  заботе  друзей  в  ревире  я  постепенно  снова
стала  на  ноги  и  боялась,  что  меня  все  же  пошлют  в  ткац¬
кую.  Тут  я  услыхала,  что  нужны  женщины,  которые
умеют  ремонтировать  канализационные  трубы,  дверные
замки  и  электропроводку.  Я  не  долго  раздумывала  и,  к
великому  удивлению  своих  подруг,  вызвалась  на  эту  ра¬
боту.
 —  Я  еще  девочкой  работала  у  моего  отца  учеником-
жестянщиком,—  объясняла  я  им.—  Он  же  научил  меня  и
кое-чему  еще,  что  поважнее  ремесла  жестянщика  —  пра¬
вильному  пониманию  классовых  интересов.
 Мой  отец  действительно  был  жестянщиком.  С  молодых
лет  стал  членом  социал-демократической  партии,  проф¬
союза  металлистов.  Увлекшись  спортом,  он  вошел  в  рабо¬
чее  спортивное  общество  велосипедистов  «Солидарность».
За  политическую  деятельность  его  постоянно  увольняли
с  работы.  В  последний  раз  он  работал  строителем  на
фирме  Герде.  Ему  обещали  место  мастера,  если  он  отка¬
жется  от  политической  деятельности.  Естественно,  он  не
согласился  и  снова  вылетел  с  работы.  После  этого  его  за¬
несли  в  черный  список,  и  он  нигде  больше  не  смог  полу¬
чить  работу  по  специальности.
 Отец  сказал  себе:  я  знаю  свое  дело  и  стану  работать
самостоятельно.  Надеясь  прокормить  семью,  он  снял  ста¬
рый  гараж  в  берлинском  Веддинге,  купил  инструменты.
Но  денег  не  хватало,  и  мать  ночами  подрабатывала  шить¬
ем.  Я  ненавидела  этот  ее  рабский  труд  и  потому  не  брала
в  руки  швейной  иглы.  Правда,  я  относила  посреднику,  на
которого  работала  мама,  тяжелые  свертки  и  приноси¬
ла  новые  заказы.  Но  меня  больше  тянуло  в  мастерскую
отца.
 Скоро  отцу  стали  давать  работу  большие  фирмы.  Но
оплату  они  производили  только  через  три  месяца.  И  тогда
мы  жили  на  заработки  матери.  К  тому  же  подмастерья,
 20

которые  помогали  отцу,  каждую  субботу  требовали  зар¬
плату.
 Очень  скоро  я  стала  активной  помощницей  отца.  Хо¬
дила  с  поручениями,  принимала  деньги  по  счетам  домо¬
хозяев,  на  ручной  тележке  привозила  тяжелые  баллоны
с  кислородом,  который  был  необходим  при  сварочных  ра¬
ботах.  Любая  помощь  была  для  отца  облегчением.  Придя
из  школы,  я  сразу  шла  в  мастерскую.  Моя  младшая  сест¬
ра  приносила  нам  обед.
 Здесь  же,  в  мастерской,  я  делала  уроки.  При  этом  меня
мало  беспокоил  грохот  наковальни,  стук  молотков  по
жести.
 Отец  проверял  мои  школьные  работы.  Помню,  как  он
обсуждал  со  мной  сочинение  на  тему  «Отчизне  дорогой
ты  верным  будь!»  по  «Вильгельму  Теллю».  В  школе  учи¬
тель  твердил  нам:  «Государство  —  это  отец,  который  за¬
ботится  обо  всех,  а  Германия  —  наша  отчизна».  Но  отец
сказал:
 —  Учитель  говорит  об  отчизне  богачей,  где  кайзер
вместе  с  капиталистами  правит  бедняками  и  рабочими.
Капиталисты  становятся  все  богаче,  а  мы,  рабочие,  долж¬
ны  считать  каждый  грош.  Они  посылают  рабочих  на  вой¬
ну  (это  было  во  время  первой  мировой  войны)  и  застав¬
ляют  их  проливать  кровь  на  полях  сражений  за  интересы
богачей.  На  войне  наживаются  только  капиталисты.  Разве
ты  не  видишь,  как  мы  с  матерью  надрываемся,  чтобы  про¬
кормить  всех  пас?  Мы,  рабочие,  не  хотим  войны.  Мы  за
отчизну  без  войны  и  голода.
 В  таком  духе  я  и  написала  сочинение.  Вот  как  я  по¬
нимала  родину:  все  дети  могут  досыта  есть,  у  них  есть
теплая  одежда,  и  никому  больше  не  нужно  ходить  в
школу  в  деревянных  башмаках.  Вильгельм  Телль  служил
мне  примером,  я  тоже  хотела  бороться,  чтобы  создать  луч¬
шую  отчизну.
 Учитель  вернул  мне  сочинение  без  оценки,  сказав,  что
его  содержание  не  соответствует  учебному  материалу.  На
 21

перемене  он  отвел  меня  в  сторону  и  весьма  дружелюбно
сказал,  что  в  общем-то  я  нрава,  но  он  должен  преподавать
по  предписанному  учебному  плану.  Потом  спросил,  сама
ли  я  писала  сочинение.  Я  рассказала  ему  о  беседе  с  отцом,
о  том,  что  он  меня  учит  всегда  защищать  правду.
 Постепенно  я  стала  помогать  отцу  обрабатывать  боль¬
шие  детали.  Во  время  работы  он  мне  много  рассказывал
о  естественных  науках  и  о  политике,  почему  существуют
бедные  и  богатые,  что  такое  классовая  борьба.  Я  научи¬
лась  работать  молотком  и  напильником,  выпиливала  клю¬
чи  и  паяла  кастрюли,  которые  люди  приносили  для  почин¬
ки,  потому  что  у  них  не  хватало  денег,  чтобы  купить  но¬
вые.  Я  гордилась  своими  маленькими  успехами.
 Окончив  в  четырнадцать  лет  школу,  я  пошла  в  уче¬
ние  к  отцу  в  мастерскую.
 Вскоре  отец  уже  посылал  меня  одну  к  заказчикам,  что¬
бы  сделать  небольшой  ремонт.  Для  соседских  ребят  было
странным  видеть  девочку  в  костюме  жестянщика,  и  они
кричали  мне  вслед:  «Жестянщик  Юлия!»  Меня  это  ни¬
чуть  не  задевало,  почему  же  девочка  не  может  быть  же¬
стянщиком?  Но  когда  я  ехала  на  велосипеде,  что  в  то
время  тоже  было  необычным,  а  мальчишки  останавливали
и  дразнили  меня,  то  порой  дело  доходило  до  настоящих
драк.  Руки  у  меня  были  сильные,  и  я  не  уступала  обид¬
чикам.
 А  заказов  было  немало.  Во  время  войны  со  всех  ка¬
фельных  печей  были  конфискованы  латунные  и  никеле¬
вые  дверцы  —  необходимое  сырье  для  военной  промыш¬
ленности.  Их  заменяли  железными.  Если  я  не  сразу  все
понимала,  отец  сердился,  иногда  не  обходилось  и  без  под¬
затыльников.  Подмастерья  звали  меня  Фрицем.  Во  всей
округе  меня  знали.
 Когда  мне  было  шестнадцать  лет,  умер  отец.  Выпол¬
нив  все  имеющиеся  заказы,  мать  продала  мастерскую.  Где
же  мне  было  дальше  учиться,  кто  бы  взял  учеником-же-
стянщиком  девушку?  Мать  считала,  что  жестянщик  —  не
 22

женская  профессия,  и  послала  мепя  в  торговую  школу,
чтобы  сделать  из  меня  «что-нибудь  получше».  Но  от  отца
я  усвоила  правильную  классовую  точку  зрения,  и  жиз¬
ненная  мудрость  рабочего  принесла  мне  позже  большую
пользу.
 АППЕЛИ
 Два  раза  в  день,  утром  до  работы  и  вечером,  все  за¬
ключенные  выстраивались  на  общий  аппель.
 В  четыре  часа  утра  нас  будил  вой  сирены  —  мы  гово¬
рили:  «Сова»  завыла».  Женщины  застилали  постели  по
строго  предписанному  образцу.  Перед  умывальниками
образовывались  очереди.  Возникала  суматоха:  меньше  чем
за  час  должны  были  умыться  все  триста  обитательниц
блока.  (Их  число  возросло  к  концу  войны  —  фашисты  спе¬
шили  отправить  с  оставляемых  ими  территорий  новые
партии  —  транспорты  —  заключенных.)  Потом  был  завт¬
рак  —  200  граммов  1  хлеба  и  темная  бурда,  которая  назы¬
валась  кофе.
 Когда  «сова»  выла  во  второй  раз,  блоковые  выводили
нас  на  Лагерштрассе.  Каждая  знала  свое  место.  Мы  вы¬
страивались  рядами,  по  десять  человек  в  затылок  друг
другу,  чтобы  надзирательнице  было  удобнее  нас  считать.
Каждому  блоку  было  отведено  определенное  место.
 Из  канцелярии  появлялась  дежурная  старшая  надзи¬
рательница  со  списками  заключенных.  Пересчитывала
сначала  один  ряд  с  первого  до  десятого,  потом  —  количе¬
ство  десяток.  Некоторые  блоки  стояли  не  на  Лагерштрас¬
се,  а  в  конце  лагеря;  там  считала  другая  надзирательница.
По  утрам  общий  аппель  обычно  проходил  быстро,  за  ним
сразу  же  следовал  рабочий  аппель,  с  которого  строем,  ко¬
 1  В  последние  месяцы  дневной  рацион  хлеба  составлял
менее  100  граммов.
 23

лонна  за  колонной,  заключенные  шли  на  работу*  Для
предприятий  СС  время  означало  деньги.
 Но  на  вечерних  аппелях  нас  часто  заставляли  стоять
бесконечно  долго.  С  нашего  места  мы  видели  поросшие
лесом  холмы.  Вершины  сосен  четко  выделялись  на  фоне
неба.  Осенью  и  весной  оно  было  прекрасных  нежных  па¬
стельных  тонов,  напоминавших  перламутр.  Как  раз  во
время  вечернего  аппеля  через  лес  с  шумом  проходил
поезд.  С  тоской  на  сердце  мы  слушали  его  удаляющийся
шум,  следили  за  стаями  перелетных  птиц.  Счастливые!
Они  могли  свободно  лететь.
 Мы  думали  о  доме.  Шепотом  —  разговаривать  во  вре¬
мя  аппеля  было  запрещено  —  мы  рассказывали  друг  другу
о  наших  близких  и,  всегда  голодные,  обменивались  друг
с  другом  кулинарными  рецептами.
 Особенно  тяжело  было  стоять  на  аппеле  зимой.  Холод
пронизывал  истощенное  тело.  Чтобы  согреться,  мы  при¬
топывали  ногами,  терли  друг  друту  спину,  но  ничто  не
помогало  —  мы  мерзли.  Летом  же,  когда  еще  сильно  при¬
пекало  послеобеденное  солнце,  изнывая  от  жары,  мы  ста¬
рались  не  шевелиться.  В  последние  два  года  нас  заставили
ходить  босиком  —  лагерное  начальство  экономило  на  на¬
ших  деревянных  башмаках.  Это  было  особенно  мучитель¬
но  для  пожилых.  Они  едва  могли  ходить  по  покрытым
шлаком  улицам,  острые  камни  впивались  в  подошвы  ног.
Некоторые  женщины  привязывали  себе  картонные  по¬
дошвы.  Но  если  надзирательница  замечала  это,  она  изби¬
вала  «провинившуюся».  В  дождь  мы  стояли  в  лужах.
Наша  слесарная  команда,  взяв  на  инструментальном  скла¬
де  кирки,  перед  аппелем  пробивала  канавки  в  шлаковом
покрытии,  чтобы  спустить  дождевую  воду.  Зимой  мы  очи¬
щали  от  снега  место,  где  стояли.
 Во  время  многочасового  стояния  на  вечернем  аппеле
тихий  разговор  постепенно  становился  все  громче,  и  ча¬
сто  в  наказание  за  это  мы  стояли  еще  дольше,  или  нас
заставляли  маршировать.  Высокие,  стоя  сзади,  вниматель-
 24

но  наблюдали.  Если  открывалась  дверь  канцелярии  —
шрайбштубе,  подавали  знак,  и  все  моментально  замол¬
кали.
 На  правом  фланге  каждого  блока  стояла  блоковая.
Когда  подходила  старшая  надзирательница,  она  кричала:
«Ахтунг!»  —  и  мы  застывали  по  стойке  «смирно».  Блоко¬
вая  рапортует.  Старшая  надзирательница  записывает
число  заключенных  и  медленно  идет  вдоль  рядов.  Вот  ей
что-то  не  понравилось,  она  бросается  в  ряды  и  бьет  не¬
счастную.  Поводом  могло  быть  что  угодно:  кто-то  улыб¬
нулся,  у  кого-то  развязался  фартук  или  косынка  повязана
не  по  форме.  Во  всем  царил  полный  произвол  эсэсовки.
 Однажды  группа  из  бибельфоршериннен  отказалась
долго  стоять  на  аппеле  и  легла  на  землю.  «Ведра  с  во¬
дой—сюда!»  —  приказала  старшая  надзирательница.  Ле¬
жавших  на  земле  женщин  облили  водой,  отправили  в  бун¬
кер,  в  темный  карцер,  лишили  пищи.  В  одиночную  камеру
заталкивали  по  двадцать  —  тридцать  женщин.  Большин¬
ство  из  них  умерли,  не  вынеся  мучений.
 Если  во  время  аппеля  недосчитывались  кого-то  из  за¬
ключенных,  всех  заставляли  стоять.  Обыскивались  бараки
и  все  предполагаемые  убежища.  В  лагере  появлялись  эсэ¬
совцы  и  надзирательницы  с  собаками  и  искали  до  тех
пор,  пока  не  находили  исчезнувшую.  Осыпая  ударами,
избивая  сапогами,  травя  собаками,  ее  гнали  мимо  наших
рядов  в  бункер.  Мы  часто  стояли  вплоть  до  глубокой  ночи,
я  не  могу  уже  сказать,  сколько  раз  это  было.
 Как-то  раз  одной  заключенной  удалось  с  крыши  ба¬
рака  перепрыгнуть  через  проволочное  заграждение  и  бе¬
жать.  Мы  стояли  день  и  ночь.  На  следующий  вечер  свора
эсэсовцев  пригнала  ее  в  лагерь,  избитую,  истекавшую
кровью.  Когда  она  падала,  на  нее  набрасывались  собаки.
Она  держалась  руками  за  живот  и  страшно  кричала.  Мы
увиделй,  что  у  нее  вывалились  кишки.  Ее  гнали  до  самого
бункера.  В  ту  же  ночь  она  умерла.
 В  другой  раз  —  это  было  летом  1944  года  —  нас  с  осо¬
 25

бой  спешкой  выгоняли  на  утренний  аппель.  Всех  прогна¬
ли  строем  мимо  проволочного  ограждения  под  током.  На
проволоке  висела  мертвая  женщина.  Ее  рука  еще  сжима¬
ла  верхний  провод.  Тоска  по  свободе  привела  ее  к  смерти
на  электрической  проволоке.
 Однажды  вечером  во  время  аппеля  была  объявлена
воздушная  тревога.  Но  никто  из  нас  не  смел  идти  в  блок.
Над  лагерем  пролетали  эскадрильи  самолетов.  Потом  в
стороне,  за  Фюрстенбергом,  поднялись  клубы  дыма.  Судя
по  направлению,  бомба,  по-видимому,  попала  в  школу
гестапо  в  Дрёгене.  На  следующий  день  это  подтвердили
заключенные,  работавшие  за  территорией  лагеря.  Но
больше  ни  в  лагере,  ни  в  его  окрестностях  бомбы  не  па¬
дали,  хотя  над  нами  часто  пролетали  самолеты  союзников.
 Через  несколько  дней  после  бомбежки  Дрёгена,  когда
мы,  как  обычно,  стояли  на  аппеле,  на  «мерседесе»  при¬
ехал  комендант  лагеря.  Спереди,  на  карбюраторе,  был
привязан  английский  летчик,  который,  как  нам  сказали,
вблизи  лагеря  выпрыгнул  с  парашютом  из  горящего  са¬
молета.  Его,  раненного,  бросили  в  бункер.  Там  эсэсовцы
забили  его  до  смерти.
 Многочасовое  стояние  на  аппелях  было  пыткой  для
всех  нас.  Старые  и  больные  его  не  выдерживали.  Оказы¬
вать  кому-либо  помощь  было  запрещено.  Часто  случалось,
что  кто-то  терял  сознание  и  лежал  под  палящим  солнцем
или  на  студеном  холоде  без  всякой  помощи.  После  аппеля
мы  обнаруживали  уже  окоченевший  труп.
 Еще  невыносимее  было  смотреть  на  детей.  Ведь  в  ла¬
герь  вместе  с  матерями  были  брошены  несколько  сот  де¬
тей.  На  аппелях  мы  незаметно  брали  малышей  па  руки.
Если  же  надзирательница  замечала  это,  пощады  не  бы¬
ло  —  ни  детям,  ни  взрослым.
 Еще  и  сегодня  меня  охватывает  страх,  если  я  слышу
звук  сирены,  похожий  на  «сову»  в  лагере.  И  я  невольно
вспоминаю  о  стоянии  на  аппеле.
 20

БЛОКОВЫЕ
 Многое  в  жизни  заключенных  зависело  от  личности
блоковой.  Если  она  могла  поддерживать  в  блоке  порядок,
была  в  состоянии  хоть  в  чем-то  отстаивать  интересы  жен¬
щин,  то  существование  заключенных  несколько  облегча¬
лось.  В  этом  случае  речь  шла  большей  частью  об  антифа¬
шистках  с  большим  опытом  политической  борьбы.
 Как  правило,  блоковых  назначало  лагерное  начальство
но  рекомендации  других  блоковых  или  лагерного  курье¬
ра  *.  Блоковые  вели  учет  заключенных.  Ежедневно  во
время  аппеля  они  сдавали  рапорт  старшей  надзиратель¬
нице.  В  соответствии  с  числом  заключенных  в  блок  вы¬
давали  хлеб  и  другую  пищу.  Блоковая  вела  журнал,  куда
заносились  анкетные  данные  заключенных,  указывалось
место  их  работы,  дни  пребывания  в  ревире.  По  заданию
канцелярии  или  лагерного  начальства  блоковая  состав¬
ляла  списки  на  транспорт  для  отправки  в  другие  лагеря
или  на  работу  на  предприятия  СС.
 Блоковая  отвечала  за  порядок  в  блоке.  Барак  делился
на  две  половины,  соединенные  коридором.  Каждая  со¬
стояла  из  дневного  помещения  —■  со  столами,  табуретками
и  небольшими  стенными  шкафами  —  и  спального,  с  кро¬
ватями  в  три  яруса  и  узкими  проходами  между  ними.
Дневные  помещения  были  маленькими,  табуреток  не  хва¬
тало,  и  многим  приходилось  есть  стоя.  Впрочем,  в  послед¬
ние  два  года  спали  и  в  дневных  помещениях.
 В  коридорах  находились  умывальная,  уборная  и  ком¬
ната  блоковой.  Она  сама  подбирала  себе  двух  помощниц  —
штубовых  и  нескольких  дежурных,  пожилых  и  слабых
узниц,  которые  не  могли  работать  в  мастерских  СС  или
на  дороге.  Блоковые  делали  все,  чтобы  при  проверке
 1  Так  назывались  женщины  из  заключенных,  передававшие
блоковым  распоряжения  лагерного  начальства.
 27

СС-блокфюрерин1  не  вызвать  замечаний  за  плохо  «по¬
строенную»  постель  илй  другую  провинность.
 Блоковая  имела  постоянный  контакт  с  лагерным  курье¬
ром.  Эта  заключенная  передавала  распоряжения  лагерно¬
го  начальства,  приказания  о  вызове  той  или  иной  заклю¬
ченной  в  канцелярию  (шрайбштубе),  о  получении  нака¬
зания,  а  также  приказы  о  расстреле.  Блоковая  сопровож¬
дала  заключенных  до  канцелярии.  Без  нее  никто  не  имел
права  показываться  на  Лагерштрассе  (за  исключением
короткого  времени  в  субботу  после  обеда  и  в  воскресенье).
 Лагерные  курьеры  играли  в  нашей  жизни  важную
роль,  особенно  для  связи  с  товарищами  из  шрайбштубе.
Если  на  этой  должности  была  заключенная  с  зеленым  вин¬
келем  (уголовница),  то  доверять  ей  было  нельзя.  Но  обыч¬
но  удавалось  провести  на  эту  работу  антифашисток.  С  их
помощью  удалось  спасти  от  неминуемой  расправы  или
угона  в  другой  лагерь  не  одну  заключенную.
 В  нашем  блоке  —  старых  политических  —  блоковой
была  австрийская  антифашистка  Розль  Ёхманн,  тонкая
дипломатка,  с  большим  опытом  политической  борьбы.  Она
никогда  не  приказывала,  а  спокойно  объясняла  нам  си¬
туацию.  В  нашем  блоке  всегда  царило  согласие,  жизнь
была  более  сносной,  чем  в  других,  потому  что  мы  все  стоя¬
ли  друг  за  друга.  Обаятельная  Розль  с  ее  мягким  венским
диалектом  отлично  умела  успокоить  блоковую  надзира¬
тельницу,  когда  у  той  были  какие-либо  претензии.  Так  мы
избегали  многих  наказаний.  Если  нужно  было  подобрать
человека  для  работы  в  шрайбштубе,  то  товарищи  прихо¬
дили  обсудить  это  с  Розль,  и  на  должность  всегда  реко¬
мендовалась  наиболее  подходящая.  Если  возникала  ссора
между  двумя  узницами  —  после  длительного  заключения
люди  стали  нервными,—  вмешивалась  Розль,  и  ссора  ула¬
живалась.
 1  Надзирательницы,  прикрепленные  к  блоку.  Они  часто  меня¬
лись.
 28

Как-то  раз  на  полке  в  моем  шкафу  я  обнаружила  две
пайки  хлеба.  Одну  я  хотела  вернуть  Розль,  решив,  что
она  ошиблась.  Но  подруги  объяснили:  «Иногда  Розль  уда¬
ется  получить  лишнюю  порцию,  и  поэтому  каждой  по  оче¬
реди  достается  дополнительный  кусок».
 Весной  1943  года  некоторые  блоки  были  переформиро¬
ваны.  В  первый  поместили  кухонный  персонал,  во  вто¬
рой  —  заключенных,  работавших  в  административном  уп¬
равлении  лагеря,  в  третий  блок  попали  заключенные
врачи,  медсестры  и  другой  персонал  ревира.  Заключенных
этих  блоков  водили  в  баню,  им  чаще  меняли  белье  и
платье.  На  то  у  лагерного  начальства  были  свои  причины:
в  лагерь  все  больше  прибывало  заключенных,  которые
неделями  были  в  пути  и  завозили  с  собой  вшей  и  тиф.
Поэтому  лагерное  начальство  отделило  от  основной  мас¬
сы  тех  заключенных,  с  которыми  оно  ежедневно  обща¬
лось.
 Я  попала  во  второй  блок,  где  блоковой  была  Люция,
бывшая  танцовщица  и  жена  крупного  фабриканта.  Спе¬
кулируя  валютой,  она  обманула  фашистское  государство
на  два  миллиона  марок  и  попала  в  лагерь.  Перед  нами
она  похвалялась,  что  была  возлюбленной  Геринга.  Нам
казалось  странным,  что  Люция  сразу  же  стала  блоковой.
Мы  подозревали,  что  она  шпионила  для  лагерного  началь¬
ства,  поэтому  особенно  ее  остерегались.
 Мне  хотелось  «прощупать»  ее.  Я  хранила  свои  слесар¬
ные  инструменты  в  блоке,  и  у  меня  порой  бывала  возмож¬
ность  поговорить  с  Люцией  с  глазу  на  глаз.  Осторожно  я
стала  заводить  разговоры  о  войне  и  положении  в  лагере,
высказывала  предположение,  что  война  скоро  кончится.
Говорила  о  том,  каким,  по-видимому,  будет  этот  конец.
Она  отмалчивалась,  и  трудно  было  узнать,  что  она  думает
по  этому  поводу.
 Однажды  я  услыхала,  как  Люция  сообщала  надзира¬
тельнице,  что  в  бомбоубежище  за  бараками  по  вечерам
курят.  Когда  эсэсовка  ушла,  я  спросила  ее:
 29

—  Какое  тебе  до  этого  дело?  Ведь  это  же  не  в  нашем
блоке...  Ты  что,  хочешь,  чтобы  курильщиц  посадили  в
бункер,  где  они,  может  быть,  погибнут?  Ты  ведь  попала
сюда  тоже  по  чьему-то  доносу?
 После  этих  разговоров  она,  кажется,  поняла,  что  и  для
нее  доносы  начальству  могут  оказаться  невыгодными.  Но
все  же  мы  продолжали  ее  опасаться.  И  решили  от  ^нее
избавиться.  Предупредили  других  блоковых,  чтобы  ей  не
доверяли.  Через  некоторое  время  с  помощью  лагерного
курьера  мы  нашли  способ,  чтобы  Люцию  сняли  с  блоко¬
вых  как  несправившуюся.  На  ее  место  пришла  полька,
которую  мы  поддерживали  и  были  ею  довольны.
 Блоковые-антифашистки  обычно  помогали  друг  другу.
Зная,  что  лагерному  начальству  эти  контакты  не  нрави¬
лись,  они  старались  общаться  через  доверенных  из  своих
помощниц.  В  лагере  это  было  неписаным  законом.
 Задачи  блоковых  усложнились,  когда  в  течение  1944  го¬
да  количество  заключенных  возросло  вдвое.  Для  вновь
прибывших  не  хватало  ни  белья,  ни  кружек,  ни  мисок,  ни
ложек.  По-настоящему  сплотить  женщин  было  невообра¬
зимо  трудно,  потому  что  состав  блоков  постоянно  менялся.
Транспорты  приходили  и  уходили.  Развилось  воровство.
Миски  и  ложки  все  носили  с  собой,  привязав  их  к  поясу.
Требовалось  большое  терпение  и  выдержка,  чтобы  под¬
держивать  в  блоке  спокойствие.  Но  и  в  этих  условиях  не¬
которые  блоковые,  где  добрым  словом,  где  строгостью,
удерживали  отчаявшихся  женщин  от  необдуманных  по¬
ступков,  которые  могли  кончиться  для  них  бункером  или
смертью  от  пули  эсэсовца.
 Беда,  если  блоковой  оказывалась  уголовница  с  зеле¬
ным  винкелем.  Эти  женщины  отличались  необузданной
жестокостью  по  отношению  к  своим  же  товарищам  по
несчастью,  стремились  всеми  средствами  снискать  распо¬
ложение  лагерного  начальства.
 Но  и  эсэсовцев  они  не  всегда  удовлетворяли.  В  таких
блоках  постоянно  были  ссоры  и  беспорядок,  так  что  при¬
 30

ходил  ось  вмешиваться  СС-надзирательницам.  А  они  лю¬
били  покой.  Поэтому  в  некоторых  случаях  важные  посты
занимали  политические.
 «СВОБОДНОЕ»  ВРЕМЯ
 Мы  всегда  радовались,  когда  кончалась  неделя.  В  суб¬
боту  часть  узниц  работала  неполный  день.  Дежурные  в
бараках  мыли  и  скребли  дневное  помещение,  помещение,
где  спали,  все  столы  и  полы.  В  нашем  блоке  столы  терли
ребром  деревянной  катушки,  и  они  блестели,  словно  поли¬
рованные.  Во  время  еды  мы  подкладывали  под  миски  по¬
лотенца  или  чистые  тряпицы,  чтобы  не  испортить  «поли¬
ровку».
 В  воскресенье,  если  блок  не  был  наказан  и  не  стоял
часами  на  аппельплацу,  если  узниц  не  выгоняли  на  сверх¬
урочные  полевые  или  земляные  работы,  у  нас  был  отно¬
сительный  отдых.  В  этот  день  эсэсовки  обычно  не  появ¬
лялись  в  блоках,  и  после  утренней  поверки  можно  было
снова  прилечь  на  свои  набитые  стружкой  тюфяки.  Про¬
стыней  и  наволочек  не  было,  и  байковые  одеяла  были  ста¬
рыми  и  грязными,  но  измученные,  обессиленные  женщины
были  рады  и  такому  отдыху.
 Если  были  силы  и  солнышко  пригревало,  то  можно
было  без  мыла,  просто  песком,  выстирать  в  холодной  воде
свою  одежду.  Потом  нужно  было  сушить  на  солнце,  рас¬
стелив  на  подоконнике,  следя,  чтобы  не  увидела  надзира¬
тельница  или  не  украла  какая-нибудь  уголовница.  Но
платья  из  грубого  сукна  сохли  долго,  их  стирали  редко.
В  воскресенье,  вывернув  одежду  наизнанку,  мы  долго  и
безуспешно  пытались  бороться  со  вшами.  В  этот  день
узницы  по  двое  изо  всех  сил  трясли  на  улице  свои  одеяла,
над  которыми  поднимались  тучи  пыли  и  блох,  от  которых
не  было  покоя  по  ночам.
 С  апреля  до  октября  мы  ходили  без  чулок,  лишь  в  ок¬
тябре  те,  кому  повезло,  получали  пару  старых  вигоневых
 31

чулок  —  на  пол  го  да.  Не  всем  удавалось  проходить  в  них
до  весны.  Штопать  чулки  было  нечем.  В  воскресенье
можно  было  попытаться  найти  кого-нибудь  из  работавших
в  швейных  мастерских  и  выменять  у  них  за  хлеб  иглу.
Раздобыть  нитки  тоже  было  проблемой.
 При  поступлении  в  лагерь  большинство  узниц  стригли
наголо,  но  со  временем  волосы  отрастали,  их  нужно  было
причесывать.  Выменяв  на  недельную  порцию  маргари¬
на  —  30  граммов  —  кусочек  плексигласа  и  обломок  пилки
от  ножовки,  узницы  мастерили  себе  расчески.  Сколько  же
времени  нужно  было,  чтобы  выпилить  вручную  10—15  зуб¬
чиков!
 Сами  мы  сделали  себе  и  примитивные  ножи,  чтобы
намазывать  ими  наше  лакомство  —  маргарин  или  ложку
разбавленного  свекольного  мармелада,  которые  вместе  с
ломтиком  ливерной  колбасы  —  «собачьей  радости»  или
самого  дешевого  плавленого  сыра  составляли  наш  воскрес¬
ный  рацион.
 В  воскресенье  пожилые  женщины,  не  успевшие  в  те¬
чение  недели  связать  свою  норму  шерстяных  носков  для
СС,  прилежно  постукивали  спицами,  а  те,  у  кого  было
время,  помогали  им.  Раздобыв  старые  тряпки,  иглу  и  нит¬
ки,  кто-то  штопал,  кто-то  умудрялся  сшить  себе  кофточку
или  жилетку,  чтобы  поддевать  их  под  платье  —  ведь  у
большинства  узниц,  кроме  пары  выношенного  белья  и  ста¬
рого  платья,  не  было  ничего,  что  могло  бы  защитить  их  от
холода  и  пронизывающего  ветра  во  время  многочасового
стояния  на  аппеле.  Те,  кому  посчастливилось  раздобыть
старые  трикотажные  шерстяные  или  хлопчатобумажные
тряпки,  распускали  их  и,  сделав  из  проволоки  спицы,
вязали  варежки  и  платки  для  себя  и  своих  подруг.  В  эти
немногие  свободные  часы  узницы  готовили  подарки  под¬
ругам  ко  дню  рождения  или  к  праздникам:  из  кусочков
дерева,  ручек  от  старых  зубных  щеток  или  просто  из  гли¬
ны  создавали  маленькие  изящные  сувениры;  из  несколь¬
ких  листков  бумаги  делали  маленькие,  красиво  оформлен¬
 32

ные  блокнотики,  вписывая  туда  порой  особенно  полюбив¬
шиеся  стихи.
 Как  ни  старались  эсэсовцы  убить  в  заключенных  все
человеческое  —  чувство  товарищества,  сострадание,  заботу
о  близких  и  друзьях,  им  это  не  удавалось.  Рискуя,  мы
пробирались  в  ревир  к  больным,  чтобы  развеять  их  тя¬
гостные  думы  и  порадовать  своими  скромными  подарка¬
ми,  а  те,  кто  получал  посылки,  делились  с  ними  прислан¬
ным.  Мы  заучивали  друг  от  друга  стихи,  пересказыва¬
ли  содержание  любимых  книг,  и  счастлив  был  тот,  кому
удавалось  раздобыть  что-либо  для  чтения.  В  эти  не¬
многие  свободные  часы  можно  было  поговорить  с  подру¬
гой,  согреть  душу,  рассказывая  о  близких,  о  детях,
тревогу  за  судьбу  которых  мы  все  постоянно  носили
в  себе.
 Но  не  только  мысли  о  доме  волновали  нас.  Мы  живо
интересовались  событиями,  происходящими  в  мире,  и
прежде  всего  положением  на  фронтах.  Самой  большой  ра¬
достью,  было  для  нас  узнать  о  новом  поражении  фашистов.
Такие  известия  поддерживали  нашу  надежду,  придавали
нам  новые  силы,  чтобы  выстоять,  дожить  до  дня  победы
и  нашего  освобождения.
 В  суббаху  во  второй  половине  дня  и  в  воскресенье  уз¬
ницам  разрешалось  появляться  на  Лагерштрассе.  Мы  про¬
хаживались  по  двое  и  по  трое  —  собираться  группами
было  запрещено.
 От  пронзительной  музыки,  несущейся  из  репродукто¬
ров,  болела  голова,  но  мы  ее  охотно  терпели:  она  мешала
доносчицам  подслушивать  наши  разговоры.  Ведь  в  это
время  коммунистки  советовались  друг  с  другом,  устанав¬
ливали  контакты  с  другими  антифашистками,  обменива¬
лись  новостями.  Переговорить  нужно  было  о  многом.  Не¬
которые  долгие  годы  провели  в  одиночках  или  с  уголов¬
ницами.  Мы  рассказывали  о  решениях  Брюссельской
конференции  1935  года  и  Бернской  конференции  1939-  го¬
да,  в  которых  излагалась  политика  КПГ  по  вопросу  о
 2  Ш.  Мюллер
 33

свержении  гитлеровского  режима  и  построении  новой  де¬
мократической  республики.
 Мне  самой  при  этих  беседах  очень  помогали  лекции,
прочитанные  для  нас  в  Бельгии  Отто  Нибергалем.  Как
часто  он  говорил:  «Когда  вы  снова  вернетесь  в  Германию,
в  ваших  головах  должна  царить  ясность».
 Не  сразу  все  понимали,  что  для  достижения  нашей
цели  необходимо  создание  антифашистского  народного
фронта,  укрепление  единства  всех  противников  Гитлера  —
от  коммунистов  до  буржуазных  антифашистов  и  христиан,
что  и  здесь,  в  концлагере,  мы  уже  должны  начинать  ко¬
вать  этот  широкий  народный  фронт.
 «Что  будет  после  Гитлера?»  На  эту  тему  было  много
горячих  споров,  особенно  с  некоторыми  социал-демократ-
ками.
 Бывший  депутат  рейхстага  коммунистка  Елена  Овер-
лах,  опытный  агитатор,  использовала  любую  возможность,
чтобы  доказать  необходимость  единого  фронта  коммуни¬
стов  и  социал-демократов,  объяснить  политические  собы¬
тия  и  их  взаимообусловленность,  убедить  сомневавшихся
в  правильности  пути,  указанного  партией.
 Во  время  прогулок  мы  словно  случайно  меняли  собе¬
седниц,  чтобы  поскорее  передать  важные  новости.  При
этом  речь  шла  не  только  о  политической  информации,  но
и  об  укреплении  в  лагере  солидарности  и  взаимопомощи
заключенных.  Солидарность  и  взаимопомощь  в  сопротив¬
лении  нашим  мучителям  были  родные  сестры,  помогаю¬
щие  выстоять.
 На  боковой  улице  между  бараками  каждое  воскресенье
перед  обедом  верующие  католички-польки  собирались  на
общую  молитву.  Так  как  СС  им  это  категорически  запре¬
тило,  они  со  всех  сторон  выставляли  посты:  ведь  от  не¬
ожиданностей  никогда  не  было  гарантии.  Прогуливаясь,
мы  тоже  помогали  им  и  предупреждали  о  появлении  эсэ¬
совцев.
 34

Сначала  польки,  в  большинстве  из  буржуазных  кругов
и  интеллигенции,  относились  к  нам  очень  сдержанно.  Бла¬
годаря  этим  незначительным  знакам  внимания  и  постоян¬
ному  дружелюбию  нам  удалось  завоевать  доверие  полек
и  заключенных  других  национальностей.  А  это  было  очень
необходимо  для  совместных  действий  в  лагере.  Именно
среди  полек  было  очень  мало  коммунисток  —  гестапо  рас¬
стреливало  всех  польских  коммунистов  на  месте,  едва
лишь  они  попадали  ему  в  руки.  Мы  очень  сочувствовали
полькам,  когда  их  женщин  уводили  на  расстрел,  переда¬
вали  им  вести  о  положении  в  Польше,  которые  получали
от  команд,  работавших  за  территорией  лагеря,  а  однажды
мне  удалось  тайком  передать  им  четки,  отобранные  эсэ¬
совкой  у  кого-то  из  только  что  прибывших  заключенных.
Со  своей  стороны  польки,  из  которых  состоял  персонал
на  кухне  для  СС,  доставали  нам  что-нибудь  со  стола  эсэ¬
совцев  для  поддержания  сил  той  или  иной  больной  за¬
ключенной.
 В  нашем  блоке  старых  политических,  который  считал¬
ся  показательным  (его  демонстрировали  иностранным  ко¬
миссиям),  иногда  по  воскресеньям  тайком  устраивалось
нечто  вроде  концертов.  Мария,  артистка,  декламировала
стихи.  Ева  знала  много  песен,  у  нее  был  прекрасный  го¬
лос.  Иногда  мы  пели  хором,  но,  конечно,  вполголоса,  что¬
бы  какая-нибудь  проходившая  мимо  СС-надзирательница
не  истолковала  нашу  самодеятельность  как  «мероприя¬
тие»  и  не  наказала  нас  за  него.
 Как-то  одна  из  узниц  принесла  из  камеры  хранения
роман  Льва  Толстого  «Война  и  мир».  Мы  берегли  книгу,
словно  драгоценность,  читали  ее  вслух.  Это  была  духовная
пища,  по  которой  все  истосковались.
 Жажда  духовной  жизни  в  безотрадной  тяжелой  дейст¬
вительности  была  особенно  сильна  среди  политических  за¬
ключенных.  Некоторые  из  них,  чтобы  общаться  с  женщи¬
нами  из  других  стран,  начинали  изучать  их  язык.  Без  учеб¬
ников  это  было  трудно  и  могло  происходить  только  во  вре¬
 35

мя  встреч  на  Лагерштрассе,  потому  что  в  блоках  жили
представительницы  одной-двух  национальностей.
 Мы  интересовались  историей  компартий,  особенно  Ком¬
мунистической  партии  Советского  Союза.  Конечно,  бесе¬
ды  на  такие  темы  происходили  лишь  в  узком  кругу  самых
надежных  коммунисток.  Кто  из  нас  тогда  мог  йредпола-
гать,  что  француженка  Марта  Дерюмо  пронесла  в  лагерь
главу  из  «Краткого  курса  истории  ВКП(б)»,  спрятав  ее  в
своей  обуви!  Марта  на  родине  была  одной  из  руководи¬
тельниц  профсоюза  текстильщиков  и  уже  тогда  научилась
хорошо  разбираться  в  людях.  Работая  в  бане,  она  среди
вновь  прибывших  быстро  распознавала  антифашисток,  ста¬
ралась  вселить  в  них  мужество  и  иногда  тайком  совала  им
мелкие  предметы,  отобранные  СС-надзирательницами  во
время  переодевания.  Она  смертельно  ненавидела  фаши¬
стов,  была  политическим  вожаком  француженок  и  не  раз
говорила:  «Рассматривайте  концлагерь  как  политическую
школу.  Здесь  становится  ясно,  действительно  ли  вы  ком¬
мунистки»,
 ПРИВЕТЫ  С  РОДИНЫ
 Раз  в  четыре  недели  нам  разрешалось  написать  и  полу¬
чить  по  одному  письму.  Исключение  составляли  немки  —
они  могли  постоянно  получать  письма  с  фронта.  Тогда  од¬
новременно  с  письмом  блоковая  давала  бланк  для  ответа:
солдатам  фюрера  нужно  было  отвечать  немедленно,  что¬
бы  «закалить  их  боевой  дух».
 Обычно  письма  приносили  в  субботу  после  обеда.  Вся
почта  проходила  цензуру.  Недозволенные  места  выреза¬
лись  или  так  зачеркивались  черной  тушью,  что  их  нельзя
было  разобрать.  Случалось,  что  конверт  оказывался  пус¬
тым.  Многие  вообще  не  получали  писем.  Все  чдены  их  се¬
мей  находились  в  застенках  гестапо  или  боялись  писать.
Женщины  всегда  с  живым  интересом  и  участием  выслу¬
шивали  известия,  получаемые  из  дому  другими.

Как-то  одна  заключенная  показала  нам  цветную  позд¬
равительную  открытку  ко  дню  рождения,  на  которой  была
изображена  маленькая  девочка  с  корзиной  цветов,  и  ска¬
зала  радостно:  «Это  моя  дочь.  Уже  три  года  не  видала  ее.
Как  она  выросла!»  Так  как  фотографии  на  руки  не  выда¬
вали,  то  родные  замаскировали  фотографию  дочери  под
поздравительную  открытку.
 Другая  плакала  от  радостного  волнения:  «Смотри-ка,
мой  муж  написал  из  Заксенхаузена!  До  сих  пор  они  унич¬
тожали  все  письма  от  него,  только  от  моей  матери  я  полу¬
чала  по  письму  раз  в  месяц.  Теперь  я  хоть  знаю,  что  он
еще  жив!»
 К  концу  войны  все  чаще  приходили  письма  с  плохи¬
ми  вестями:  о  гибели  сына  или  других  близких  родст¬
венников,  о  том,  что  во  время  бомбежки  разрушен  дом,
ит.  д.
 При  поступлении  официального  извещения  о  смерти
родственников  заключенных  вызывали  в  так  называемое
бюро  социального  обеспечения.  Эсэсовка  этого  бюро,  огол¬
телая  фашистка,  с  нескрываемым  удовольствием,  важно
откинувшись  в  кресле,  сообщала  заключенной  печальное
известие.
 Одной  заключенной  она  заявила:  «Вражеские  бомбар¬
дировщики  разрушили  твой  дом.  Трое  твоих  детей  и  твой
муж  погибли.  Как  видишь,  в  живых  осталась  самая  недо¬
стойная  в  семье».  Узница  стояла  словно  окаменев,  не  про¬
ронила  ни  слова.  Потом  бросилась  в  своей  блок  и  там  на¬
рыдалась.  Подруги  и  товарищи  заботились  о  ней.  Эта
женщина  не  была  коммунисткой,  просто  не  приветствова¬
ла  фашизм.  В  лагерь  попала  за  то,  что  в  очереди  в  мага¬
зине  посмела  сказать:  «В  этой  куче  продуктовых  карто¬
чек  невозможно  разобраться.  Что  за  дурацкие  карточки!»
Нацистка-фанатик  донесла  на  нее.  Ее  арестовали.  Стало
известно,  что  она  ничего  не  пожертвовала  в  фонд  зимней
нацистской  кампании.  Ее  отправили  в  Равенсбрюк.
 Если  наша  подруга  по  страданиям  получала  тяжелое
 37

и  плохое  известие,  мы  считали  своим  долгом  помочь  ей  в
горе,  чтобы  она  снова  обрела  душевное  равновесие.
 Коммунистка  Ольга  Кёрнер  получила  известие  о  смер¬
ти  мужа,  и  вскоре  после  этого  ей  сообщили,  что  на  фронте
погиб  ее  сын.  Опытная,  волевая  коммунистка,  она  в  тече¬
ние  многих  лет  была  депутатом  рейхстага  от  КПГ.  Но
удастся  ли  ей  справиться  с  таким  горем?  Две  ночи  мы  по
очереди  дежурили  у  ее  постели.  Мы  все  сочувствовали  ей,
следили,  чтобы  она  ела.  Можно  было  бы  Ольге  устроить
направление  в  блок  для  легкобольпых.  Но  мы  знали,  что
в  данном  случае  лучшим  лекарством  будет  работа.  И  мы
оказались  правы:  воля  к  жизни  у  Ольги  победила,  и  она
продолжала  работать  в  пошивочной  мастерской.
 За  исключением  горестных  известий,  письма  из  дома
всегда  были  для  нас  поддержкой,  особенно  если  они  в  за¬
вуалированной  форме,  понятной  только  адресату,  содер¬
жали  приветы  от  боровшихся  в  подполье  товарищей.
 ДЕТИ  В  ЛАГЕРЕ
 Во  время  своих  агрессивных  походов  фашистский  вер¬
махт  не  щадил  даже  детей.  И  уже  никогда  не  будет  уста¬
новлено  количество  детей,  уничтоженных  или  умерших  в
концлагерях.  От  них  остались  лишь  горы  маленьких  бо¬
тинок  и  игрушек.
 Угоняли  детей  и  в  женский  концлагерь  Равенсбрюк,
угоняли  за  то,  что  они  принадлежали  к  «неарийской  расе».
Конечно,  приказа  об  их  аресте  не  существовало,  но  они
были  такими  же  заключенными,  как  и  мы,  и  также  безжа¬
лостно  отданы  на  произвол  СС.
 Первые  дети  попали  в  лагерь  уже  в  июне  1939  года.
Это  были  дети  цыган,  которые  вместе  с  матерями  прибыли
транспортом  из  австрийской  земли  Бургенланд,  среди
них  —двух-  и  трех  летние.  С  детьми  в  лагерь  бросали  и
еврейских  матерей.  После  начала  второй  мировой  войны
 38

матери  с  детьми  прибывали  из  стран,  подвергшихся  фа¬
шистской  оккупации,—  сначала  из  Польши,  Австрии  и  Че¬
хословакии,  потом  —  из  Голландии,  Бельгии,  Франции  и
Югославии.  Часто  мать  умирала,  и  ребенок  оставался  один.
Чтобы  избавиться  от  лишенных  матерей  детей,  их  тран¬
спортом  отсылали  в  Бернбург  или  Освенцим.  Там  их  унич¬
тожали  в  газовых  камерах...
 10  июня  1942  года  банды  СС  сровняли  с  землей  дерев¬
ню  Лидице  в  Чехословакии.  Мужчин  расстреляли,  боль¬
шинство  детей  отправили  в  «детские  приюты»,  где  их
уничтожили.  Около  двухсот  женщин,  девушек  и  малень¬
ких  детей  —  четыре  поколения  —  в  начале  июля  прибыли
в  Равенсбрюк.  Самой  старой  женщине  —  прабабушке  —
было  девяносто  два  года.
 Для  лагерного  начальства  дети  были  ненужным  бал¬
ластом.  О  них  имелись  особые  предписания.  Никто  из  них
йе  смел  покидать  блок;  появляться  на  Лагерштрассе  они
могли  лишь  в  сопровождении  блоковых  или  штубовых.  Ла¬
герное  начальство  полагало,  что  детям  достаточно  свежего
воздуха,  пока  они  стоят  на  утренних  и  вечерних  аппелях.
Им  не  разрешалось  иметь  игрушек,  они  должны  были  ти¬
хо  сидеть  в  углу  в  дневном  помещении.  Запрещалось  че¬
му-либо  обучать  детей.  Если  надзирательница  видела  пла¬
чущего  ребенка,  она  била  его  и  запирала  на  несколько  ча¬
сов  в  темную  кладовку.  Если  при  этом  была  мать,  то  над¬
зирательница  избивала  и  ее,  грубо  крича:  «Лучше  следи
за  своим  ублюдком!»
 Плакать  детям  запрещалось,  а  смеяться  они  разучи¬
лись.  Я  никогда  не  забуду  этих  печальных  детских  глаз,
их  неподвижные  лица.
 Для  детей  не  было  ни  одежды,  ни  обуви.  Одежда  за¬
ключенных  была  для  них  слишком  велика,  но  ее  не  раз¬
решалось  переделывать.  Дети  в  этой  одежде  выглядели
особенно  жалкими.  Не  по  размеру  огромные  деревянные
башмаки  они  постоянно  теряли,  за  что  также  следовало
наказание.
 29

Если  бы  мы  выполняли  требования  СС,  дети  росли  бы
тупоумными  и  быстрее  погибли  бы.  Но  мы  находили  пути
и  средства,  чтобы  облегчить  их  жалкое  существование  и
даже  доставить  им  изредка  маленькую  радость.
 Если  осиротевшее  маленькое  существо  привязывалось
к  какой-нибудь  узнице,  она  считала  себя  его  лагерной
матерью  —  заботилась  о  нем,  воспитывала  его  и  защищала
от  СС.  Их  отношения  были  не  менее  сердечные,  чем  меж¬
ду  родными  матерью  и  ребенком.  И  если  ребенка  посыла¬
ли  на  смерть  в  газовую  камеру,  то  отчаяние  его  лагерной
матери,  сохранившей  ему  жизнь  своими  жертвами  и  ли¬
шениями,  не  знало  границ.  Ведь  многих  женщин  и  мате¬
рей  поддерживало  именно  сознание,  что  они  должны  забо¬
титься  о  ребенке.  И  когда  их  лишали  ребенка  —  лишали
смысла  жизни.
 Все  женщины  блока  чувствовали  себя  ответственными
за  детей.  Днем,  когда  родные  и  лагерные  матери  были  на
работе,  за  детьми  присматривали  дежурные.  А  дети  охот¬
на  помогали  им.  Как  велика  была  радость  ребенка,  когда
ему  позволяли  «помочь»  принести  хлеб!
 В  трех  «показательных»  блоках  детей  не  было.  Но  мы
по-своему  заботились  о  детях.  Ведь  из  каждой  части  одеж¬
ды,  как  бы  она  ни  была  изношена,  можно  было  сшить  жа¬
кетик,  штанишки  или  платье.  Мы  вязали  для  детей  из  рас¬
пущенных  старых  шерстяных  кофт  варежки  и  носки.
 Игрушки,  как  я  уже  говорила,  детям  были  запрещены.
Но  как  мало  нужно  ребенку  для  игры!  Его  игрушками  бы¬
ли  пуговицы,  камешки,  пустые  спичечные  коробки,  цвет¬
ные  ниточки,  катушки  из-под  ниток.  Оструганный  кусок
дерева  был  особенно  дорог.  Но  все  игрушки  нужно  было
прятать.  Ребенок  мог  играть  лишь  тайком,  иначе  надзи¬
рательница  отбирала  даже  эти  примитивные  игрушки.
 В  своих  играх  дети  подражают  миру  взрослых.  Сегод¬
ня  они  играют  в  «дочки-матери»,  в  «детский  сад»,  в  «шко¬
лу».  Дети  Равенсбрюка  тоже  играли,  но  в  их  играх  было
то,  что  они  видели  в  окружавшем  их  страшном  мире  взрос¬
 40

лых:  селекция  1  для  газовых  камер  или  стояние  на  аппеле,
смерть.  Как  только  их  предупреждали,  что  идет  надзира¬
тельница,  они  прятали  игрушки  в  карманы  и  убегалй  в
свой  угол.
 Детей  школьного  возраста  тайно  обучали  чтению,  пись¬
му  и  арифметике.  Учебников,  конечно,  не  было,  но  узни¬
цы  и  тут  находили  выход.  Из  картона  или  оберточной  бу¬
маги,  которая  выбрасывалась  при  выдаче  посылок,  выре¬
зали  буквы  и  цифры,  сшивали  тетради.  Лишенные  всякого
общения  с  внешним  миром,  дети  не  имели  представления
о  самых  простых  вещах.  При  обучении  нужно  было  прояв¬
лять  большое  терпение.  По  вырезанным  картинкам  из  ил¬
люстрированных  журналов,  которые  изредка  попадали  в
лагерь  с  вновь  прибывшими  и  отбирались  у  них  при  по¬
ступлении,  объясняли  им,  что  такое  трамвай,  город,  горы
или  море.  Дети  были  понятливы  и  учились  с  большим  ин¬
тересом.
 Помню  такую  картину.  Нашей  слесарной  команде  нуж¬
но  было  исправить  водопровод  в  одном  из  блоков.  Когда
мы  вошли  в  умывальную,  группа  детей  сидела  у  ракови¬
ны  для  мытья  ног,  которую  они  наполнили  водой,  и  пус¬
кали  кораблики  из  оберточной  бумаги,  а  одна  из  дежур¬
ных  по  блоку  рассказывала  им  о  больших  морских  паро¬
ходах,  которыми  управляют  капитаны.  Один  из  мальчиков
хотел  знать,  что  такое  капитан.  Она  объяснила,  употре¬
бив  при  этом  слово  «Кошшапйап!;»  2.  Одна  из  девочек  пе¬
ребила  ее,  спросив:  «Это  наш  СС-комендант?»
 «Учительница»  рассказала,  как  пароход  плывет  по  мо¬
рю,  как  кочегары  топят  большой  котел  и  пар  приводит  в
движение  машины.  Но  дети  никак  не  могли  понять,  как
это  на  пароходе  нет  ни  эсэсовцев,  ни  заключенных.  Ведь
как  они  себя  помнили,  они  не  видели  ничего  другого.  В  их
 1  Отбор.
 2  По-немецки  слово  «Коттапйап!»  имеет  два  значения:  комен¬
дант  (военный)  и  командир  корабля.
 41

сознании  существовало  только  два  понятия  —  СС,  которые
их  били,  и  заключенные,  которые  их  жалели.
 Рассказ  о  праздновании  дней  рождения  в  семье  звучал
для  них  как  сказка.  Они  не  знали,  как  выглядит  обычный
дом,  комната  или  кухня.  Они  не  знали  иной  посуды,  кро¬
ме  коричневых  жестяных  мисок,  а  ярко  разрисованной
чашке  дивились  бы  как  чуду.  Мы  достали  из  кантины-—
столовой  СС  —  фарфоровую  тарелку.  Вот  была  радость
для  детей!  Каждый  по  очереди  ел  из  этой  тарелки.  А  ког¬
да  она  в  конце  концов  разбилась,  дети  были  так  безутеш¬
ны,  что  пришлось  раздобыть  другую,  с  которой  они  обра¬
щались  очень  осторожно.
 Дети  не  знали  животных.  В  лагере  они,  правда,  позна¬
комились  с  кровожадными  собаками  СС.  А  большая  ло¬
шадь,  которая  вывозила  очистки  и  потому  часто  стояла
перед  кухней,  казалась  им  огромным  чудовищем.  Вшей  и
крыс  они  боялись.  Птиц,  пролетавших  над  лагерем,  прово¬
жали  внимательным  взглядом.  А  когда  мы  рассказывали
детям  сказки  и  там  встречались  звери,  нам  приходилось  их
подробно  описывать.
 Дети  не  знали  и  фруктов.  Одна  из  женщин,  получив  из
дому  яблоки,  угостила  ими  детей.  Они  вертели  в  ручонках
круглые  розоватые  плоды,  не  зная,  что  с  ними  делать.  На¬
конец  угощавшая  разрезала  яблоки  и  сунула  каждому  по
кусочку  в  рот.  Они  осторожно  стали  жевать,  потом  их  гла¬
зенки  засияли  от  необычного  лакомства.
 Из  цветов  они  видели  только  несколько  анютиных
глазок  и  сальвии  на  Лагерштрассе.
 Проходя  однажды  по  лагерной  улице  позади  блоков,
мы  заметили  двух  ребятишек,  которые  с  чем-то  возились  у
клумбы  перед  их  бараком.  Они  поливали  желтый  одуван¬
чик.  Неожиданно  появилась  СС-надзирательница.  В  ту  же
минуту  одна  из  узниц  подхватила  детей  и  быстро  увела  их
в  блок.  Надзирательница  растоптала  одуванчик,  а  вместе  с
ним  —  и  детскую  радость.  Возможно,  какая-нибудь  узница
им  рассказывала,  что,  когда  этот  прекрасный  желтый  цве¬
 42

ток  отцветет,  вместо  него  появится  маленький  белый  воз¬
душный  шарик,  который  ветер  унесет  за  стены  концлаге¬
ря.  Велика  была  бы  детская  печаль,  если  бы  они  так  и  не
увидели,  как  их  одуванчик  улетает  на  свободу...
 Разыскав  два  других  еще  желтых  одуванчика,  мы  по¬
садили  их  прямо  у  входа  в  блок.  На  другой  день  провери¬
ли:  цветы  были  политы.  Мы  были  довольны,  что  помеша¬
ли  украсть  у  детей  их  маленькую  радость.
 Особенно  страдали  дети  более  старшего  возраста,  ко¬
торые  еще  помнили  прежнюю  жизнь  на  родине.  У  нас,
взрослых,  были  определенные  политические  убеждения,
мы  верили  в  победу  социализма.  Но  какую  моральную  опо¬
ру  мы  могли  предложить  этим  детям?  Если  они  понимали,
что  война  скоро  кончится  и  власть  фашизма  рухнет,  то
мы  были  рады,  что  у  них  тоже  появлялась  надежда,  кото¬
рая  могла  их  поддержать.  Ведь  сильнее  всего  они  тоскова¬
ли  по  родине.
 С  самой  большой  заботой  мы  относились  к  старшим  де¬
вочкам.  Уже  с  двенадцати  лет  их  посылали  работать  на
производство.  От  непосильного  труда  большинство  из  них
заболевали  туберкулезом  и  многие  умирали.  Товарищи  пы¬
тались  устроить  этих  девочек  на  более  легкую  работу,  но
это  не  всегда  удавалось.  Если  мы  видели,  что  девочка
слишком  слаба  для  работы  на  производстве,  то  мы  говори¬
ли  об  этом  с  коммунистками,  которые  в  управлении  лаге¬
ря  вели  списки  заключенных,  и  они  уменьшали  ее  возраст.
 Мальчиков  еще  до  исполнения  им  двенадцати  лет  без¬
жалостно  отрывали  от  матерей  и  посылали  на  работу  в
мужской  лагерь.
 В  декабре  1944  года  в  Равенсбрюке  жили  приблизитель¬
но  четыреста  детей.  Судьба  их  была  трагичной:  незадолго
до  освобождения  большинство  из  них  фашисты  отправили
с  транспортом...
 43

«АРИЕЦ»
И  МАЛЕНЬКАЯ  ДЕВОЧКА
 Через  год  после  начала  Великой  Отечественной  войны
в  лагерь  прибыл  первый  большой  транспорт  женщин  из
Советского  Союза.
 Они  стояли  перед  баней  в  колонне  по  десять  человек  и
ждали,  что  будет  дальше.  Никаких  вещей  у  них  с  собой
не  было.  Грязные  платья,  серые  лица,  глубоко  запавшие
глаза.
 В  сопровождении  старшей  надзирательницы  Бинц  к
женщинам,  чтобы  их  «освидетельствовать»,  приблизился,
гордо  вышагивая,  начальник  лагеря  Бройнинг  —  тощий
«ариец».  Его  высокие  сапоги  блестели,  как  лакированные,
сшитая  на  заказ  форма  плотно  облегала  фигуру;  над  уз¬
ким  лбом  на  высоком  околыше  фуражки  блестел  орел  с  не¬
навистной  свастикой  в  когтях.  Господин  над  жизнью  и
смертью  лагерных  узниц,  презрительно  улыбаясь,  остано¬
вился,  расставив  ноги  перед  прибывшими,  и  приказал:
 —  Кто  не  умеет  читать  и  писать,  шаг  вперед!
 Никто  не  пошевелился,  и  он,  конечно,  подумал,  что  его
не  поняли.  Тогда  он  насмешливо  показал  на  ботинки  од¬
ной  из  девушек  и  сказал:
 —  Плохие  ботинки!
 Девушка  ответила:
 —  Меня  забрали  прямо  с  поля,  с  работы,  не  пустили
домой  попрощаться,  взять  одежду  и  обувь*
 Другой  он  сказал:
 —  Ну  и  грязна  же  ты!
 —  Меня  взяли  на  улице.  Четыре  недели  ехали  в  ваго¬
не  для  скота.  Говорили,  на  границе  дадут  одежду,  но  мы
ничего  не  получили.
 —  Черт  побери,  ведь  банда  говорит  по-немецки!  —  ска¬
зал  Бройнинг  старшей  надзирательнице.  Шествуя  вдоль
рядов,  он  вдруг,  остановившись  перед  худенькой  малень¬
кой  девушкой,  с  издевкой  сказал:
 44

—  Наверно,  тебя  твой  Сталин  плохо  кормил?
 Та,  гордо  выпрямившись,  ответила:
 —  Господин  комендант,  у  своей  мамы  я  ела  много  вкус¬
ного  белого  хлеба,  много  яиц,  много  сала,  много  колбасы
и  мяса,  но  у  нашего  Сталина,  к  сожалению,  еще  не  имела
чести  быть  в  гостях.
 Словно  пронзенный  током,  Бройнинг  обернулся  к  стар¬
шей  надзирательнице,  прохрипел:
 —  На  эту  обратить  особое  внимание,—и  быстро  заша¬
гал  в  свое  бюро.  Такой  урок  получил  «ариец»  от  малень¬
кой  русской  девочкй.  Но  еще  более  крепкие  уроки  ему
предстояло  получить  от  Красной  Армии.
 Мы  решили  спасти  Таню  —  так  звали  юную  девуш¬
ку  —  от  мести  начальника  лагеря.  В  тот  же  вечер  нам  уда¬
лось  поселить  ее  и  еще  одну  пятнадцатилетнюю  девушку
в  нашем  блоке.  Мы  нашли  для  обеих  работу,  при  которой
они  не  попадались  на  глаза  старшей  надзирательнице.
 Чем  могли,  мы  баловали  их.  Таня  была  из  Ленинграда,
а  Лида  из  Запорожья.  У  них  появились  лагерные  мамы,
которые  заботились  о  них  как  о  родных  дочерях.  Так  креп¬
ли  чувства  международной  солидарности,  сердечной  друж¬
бы,  живущие  и  поныне.
 ПОСЫЛКИ
 В  октябре  1942  года  наша  блоковая  Розль  Ёхманн  объ¬
явила,  что  заключенным  из  некоторых  стран  разрешено  по¬
лучать  из  дома  посылки  с  теплыми  вещами.  Приближалась
зима,  а  у  большинства  узниц  не  было  теплой  одежды.  Ла¬
герное  начальство  рассудило,  что  родственники  позаботят¬
ся  о  том,  чтобы  их  близкие  не  замерзли.  Но  таких  было
очень  немного.  На  большинство  узниц,  в  том  числе  и  из
оккупированных  областей  Советского  Союза,  это  разреше¬
ние  не  распространялось^  Да  куда  им  было  писать:  их  род¬
ные  были  или  уничтожены,  или  тоже  томились  в  тюрьмах
 45

и  концлагерях.  Заключенным  разрешили  получать  из  ка¬
меры  хранения  их  белье  и  верхнюю  одежду,  намазав  на
ней  сзади  унизительный  белый  крест.
 Через  некоторое  время  пришла  посылка  из  Берлина  от
моих  родственников.  Марианна  Трайтель,  в  то  время  ла¬
герный  курьер,  сообщила  мне  об  этом,  сказав,  чтобы  сра¬
зу  же  после  вечернего  аппеля  я  пришла  к  кухне,  где  выда¬
вались  посылки.
 Эсэсовец  приказал  двум  заключенным  вскрыть  посылку
и  швырнул  мне  в  фартук  пару  теплых  трико,  шерстяную
кофточку,  чулки,  рубашку  и  полотенце.  Пирог,  конфеты
и  яблоки  отложил  в  сторону,  прочитал  вложенную  поздра¬
вительную  —  «С  днем  рожденья!»  открытку,  разразился  ру¬
ганью  по  поводу  присланных  продуктов,  но  в  конце  кон¬
цов  бросил  мне  в  фартук  и  их.
 Кто  никогда  не  терпел  лишений,  тот  не  поймет  радос¬
ти,  которую  я  испытывала,  возвращаясь  с  этими  сокрови¬
щами  к  себе  в  блок.  Весть  о  получении  первой  в  нашем
блоке  посылки  распространилась  быстро,  и  друзья  уже
ждали  меня.  Мне  пришлось  все  вещи,  одну  за  другой,  под¬
нимать  вверх,  и  каждая  вызывала  восторженные  возгла¬
сы.  Особенно  радовались  съестному.  Одно  яблоко,  несколь¬
ко  конфет  и  кусок  пирога  я  оставила  себе,  все  остальное
было  тщательно  разделено  и  роздано  женщинам.
 И  без  того  голодный  паек,  который  мы  получали  в  ла¬
гере,  становился  все  меньше.  Силы  истощенных  узниц  та¬
яли.  Однако  работать  мы  должны  были  все  интенсивнее,
потому  что  военная  машина  крутилась  на  полную  мощ¬
ность.  Поэтому  через  некоторое  время  начальство  разре¬
шило  получать  и  продуктовые  посылки.
 Несколько  раз  мне  присылали  из  дома  посылки  с  кар¬
тофельными  оладьями.  Поджаренные  на  сале,  они  были
прекрасным  лакомством.  Мы  разогревали  их  на  железной
печке  в  нашем  блоке.  Это  было  для  нас  настоящим  празд¬
ником.
 Случалось,  что  присланные  продукты  мы  отдавали  це¬
 46

ликом  больным  или  избитым  на  допросах  узницам.  Од¬
нажды,  когда  я  получила  посылку  с  медом,  мармеладом,
пирогом  и  банкой  сгущенного  молока,  бельгийские  комму¬
нистки  сообщили  мне,  что  Розу  ван  дер  Гунст  так  избили,
что  она  еле  жива.  Розу  ван  дер  Гунст  я  знала  еще  со  вре¬
мени  моей  подпольной  работы  в  Брюсселе.  Она  была  тес¬
но  связана  с  участниками  движения  Сопротивления.  Ког¬
да  в  1940  году  фашистские  войска  вошли  в  Бельгию,  она
ушла  к  бельгийским  партизанам.  Ее  арестовали  вместе  с
сыном  и  зверски  избивали  во  время  допросов.  Потом  от¬
правили  в  Равенсбрюк.
 —  Вот  моя  посылка,—  сказала  я,—  возьмите  ее  для
Розы.
 Коммунистки  давали  Розе  сначала  каждый  час  по
ложке  меда  с  молоком.  Постепенно  она  поднялась  на  но¬
ги.  В  апреле  1945  года  ее  вместе  с  другими  бельгийками
вывезли  из  лагеря  в  Швецию.  После  1945  года  она  еще
долго  жила  со  своими  близкими  в  Брюсселе.
 Для  нас,  антифашисток,  конкретным  проявлением
международной  солидарности  было  делиться  своими  по¬
сылками  с  товарищами  по  заключению,  прежде  всего  с
больными  и  теми,  которым  никто  ничего  не  мог  прислать.
Так  поступали  мы  все.
 Скоро  в  лагерь  стали  приходить  посылки  не  только  от
родных.  О  нас  думали  оставшиеся  на  свободе  коммунисты,
они  собирали  деньги  и  присылали  продукты.  Имена  от¬
правителей  на  посылках  были,  конечно,  вымышленными,
но  мы  догадывались,  от  кого  они.  Я  тоже  два  раза  получа¬
ла  такие  посылки.
 Часто  посылка  не  находила  своего  адресата  —  узница
или  умерла,  или  была  переведена  в  другой  лагерь.  СС  ос¬
тавляло  ее  за  собой,  подкармливая  лагерных  шпионок  и
палачей.  О  том,  чтобы  вернуть  такие  поейлки  отправите¬
лям,  не  могло  быть  и  речи.
 Да  и  из  наших  посылок  лагерное  начальство  нахально
забирало  все,  что  повкуснее  и  пожирнее,  отнимая  у  нас
 47

последнюю  возможность  спасти  жизнь  голодающим  и  боль¬
ным  узницам.
 МАРГА  В  БУНКЕРЕ
 Маргу  Лангензипен  я  встретила  в  блоке  старых  полити¬
ческих.  Еще  совсем  молодой  ей  пришлось  эмигрировать  в
1933  году  в  Бельгию,  где  она  установила  тесные  связи  с
бельгийской  молодежью  и  работала  с  молодыми  немецки¬
ми  эмигрантами.  Когда  в  мае  1940  года  немецкие  войска
оккупировали  Бельгию,  Марга,  тосковавшая  по  родине,
вернулась  в  Германию.  Там  ее  вскоре  арестовало  гестапо.
Никакие  допросы  не  смогли  заставить  ее  пойти  ^на  преда¬
тельство  и  выдать  других  антифашистов.  Тогда  ее  отпра¬
вили  в  Равенсбрюк.
 Зимой  1942  года  по  приказу  комиссара  гестапо  Рамдо-
ра  Маргу  бросили  в  бункер,  в  холодную  камеру  в  подвале,
без  света  и  воды.  Ни  кровати,  ни  одеяла.  Раз  в  три  дня  ей
давали  немного  воды  и  кусок  сухого  хлеба.  В  полной  тем¬
ноте  Марга  томилась,  страдая  от  жажды,  голода  и  холода.
 Каждый.третий  день  ее  вызывали  на  допрос.  Когда  от¬
крывалась  дверь  камеры,  от  яркого  света  болели  глаза;
резкая  смена  тьмы  и  света,  голрд  вызывали  головокруже¬
ние.  «Ты  не  покажешь  извергам  свою  слабость»,—дума¬
ла  Марга  и,  собрав  последние  силы,  шла  прямо.  От  нее
требовали,  чтобы  она,  сказала,  с  кем  встречалась  в  Брюс¬
селе  и  что  там  делали  ее  товарищи.  Но  Марга  упорно  пов¬
торяла:
 —  Не  знаю  никаких  имен,  ничего  не  знаю.
 Ее  снова  возвращали  в  темный  карцер,  но  она  не  сда¬
валась.  Чтобы  выстоять,  читала  вслух  все  стихотворения,
какие  только  знала,  делала  гимнастические  упражнения,
мысленно  писала  письма,  вела  беседы  с  друзьями.  Это  по¬
могало  преодолеть  чувство  одиночества.
 Не  добившись  от  Марги  никаких  признаний,  после  чет¬
 48

вертого  допроса  ее,  к  нашей  всеобщей  радости,  вернули
в  блок.  Но  она  не  могла  двигаться  —  болели  суставы.
Коммунистки  блока  все  время  волновались  за  судьбу  Мар-
ги.  Теперь  мы  могли  ей  помочь.  Растирали  и  массировали
ей  руки  и  ноги;  из  ревира  тайком  пришла  узница-врач,
чтобы  осмотреть  Маргу.  Подруги  варили  ей  из  муки  жид¬
кий  суп  и  кормили.  И  в  таком  состоянии  ее  выгнали  на
работу.
 Марга  выжила.  Но  многие  годы  страдала  от  пребыва¬
ния  в  бункере.  А  ведь  это  был"всего  лишь  так  называемый
«нормальный»  бункерарест.  И  это  было  не  самым  жесто¬
ким  наказанием...
 МЕДИКАМЕНТЫ
 Больше  всего  мы  боялись  заболеть.  Для  ослабленного
организма  даже  простая  простуда  могла  стать  роковой.
Каждый  знал,  что  от  СС-врачёй  лекарства  не  получишь.
Мы  должны  были  лечить  себя  сами.
 При  кишечных  заболеваниях  пользовались  древесным
углем.  Некоторые  женщины  знали  лечебные  свойства  трав.
Команды,  работавшие  вне  лагеря,  приносили  с  собой  ты¬
сячелистник,  ромашку,  мяту,  березовые  листья,  майские
побеги  хвойных  деревьев.  Заваренный  ими  чай  поднял  на
ноги  не  одну  узницу.
 Но  часто  больной  требовалась  специальное  лекарство,
а  оно  было  под  замком  у  старшей  сестры  эсэсовки  Мар¬
шалл.  Ее  помощницам  —  медсестрам  из  заключенных,—
среди  которых  многие  были  надежными  антифашистками,
с  большим  риском  для  себя  удавалось  добыть  что-нибудь
для  тяжело  больных  узниц.
 Случайно  и  я  приняла  в  этом  участие.
 Как-то  сразу  же  после  утренней  поверки  ко  мне  при¬
шла  одна  коммунистка  и  спросила,  не  могу  ли  я  открыть  в
ревире  стеклянный  шкаф:  у  нее  сломался  ключ,  она  но
 40

могла  достать  хранящиеся  там  медицинские  инструмен¬
ты  для  СС-врачей.  Ей  грозила  суровая  кара.
 Взяв  инструменты,  я  пошла  с  ней.  В  замке  торчала  бо¬
родка  ключа.  Я  отвинтила  петли  дверцы,  сняла  ее  и  с
внутренней  стороны  вывернула  замок.  Шкаф  был  теперь
открыт.  Потом  снова  навесила  дверцу.
 Замок  от  шкафа  оказался  сложным,  и  подобрать  ключ
было  невозможно.  Товарищ  попросила  меня  подобрать
ключи  к  шкафам  с  медикаментами.
 —  Запри-ка  дверь  комнаты  на  ключ,—  попросила  я
коммунистку.  А  теперь  помоги  отодвинуть  шкаф  от  стены,
да  осторожней,  чтобы  не  оставить  на  поду  царапины.
 Мы  отодвинули  шкаф.  Задняя  стенка  оказалась  из
прессованного  дерева  и  к  тому  же  из  двух  половинок.  Вы¬
вернув  несколько  болтов,  мы  свободно  могли  проникать  в
шкаф.
 —  Вот  болты,  спрячь  их  хорошенько;  вот  отвертка.
Я  достану  себе  другую.  Удобнее  всего  отодвигать  шкаф,
когда  у  тебя  ночное  дежурство.  Но  не  забывай,  что  тебя
могут  увидеть  в  окно.  Будь  осторожна!  —  так  напутствова¬
ла  я  подругу.
 Мы  обе  радовались,  водворяя  шкаф  на  место.
 —  Не  знаю,  как  и  благодарить  тебя!  —  говорила  она.
 Что  я  могла  ей  ответить?  Разве  не  для  этого  я  стала
 лагерным  слесарем?
 Однако  и  в  лагере  были  не  все  нужные  лекарства.  Свя¬
зались  с  Фюрстенбергом,  где  была  аптека.
 Выручила  бригада  ремесленников  Ганса  Хадера.  В  нее
входили  расконвоированные  заключенные  концлагеря  Зак-
сенхаузен.  Под  надзором  полиции  они  жили  вне  лагеря  и
за  мизерную  плату  выполняли  работы  для  лагерной  ко¬
мендатуры.  У  нар  с  ними  был  хороший  контакт.  Они  при¬
носили  нам  новости  о  положении  в  стране  и  на  фронте.
 Ганс  познакомился  с  владелицей  аптеки  фрау  Паулой
Шульц.  Эта  честная  женщина  ненавидела  фашизм.  Она
отпускала  Гансу  лекарства  без  рецепта,  а  иногда  даже  бес¬
 50

платно.  Товарищи  Хадера  часто  вскладчину  собирали  день¬
ги,  чтобы  купить  лекарства  для  наших  больных.
 Хадер  рисковал:  аптека  находилась  за  пределами  тер¬
ритории,  по  которой  бывшим  заключенным  можно  было
передвигаться  свободно.  Тем  не  менее  он  ни  разу  не  отка¬
зал  нам,  приносил  в  лагерь  медикаменты  и  спас  жизнь  не
одной  узнице.
 НЕЗАБЫВАЕМЫЙ  МАРШ
 В  конце  февраля  1943  года  в  Равенсбрюк  прибыла  пар¬
тия  советских  женщин  —  военнопленных.  Их  было  более
пятисот.  Среди  них  —  много  врачей  и  медсестер.  Случай,  о
котором  я  хочу  рассказать,  произошел  в  одно  из  воскресе¬
ний  апреля.
 Нам  стало  известно,  что  советские  заключенные  отка¬
зались  выполнить  какой-то  приказ,  ссылаясь  на  то,  что  со¬
гласно  Женевской  конвенции  Красного  Креста  с  ними  сле¬
дует  обращаться  как  с  военнопленными.  Для  лагерного  на¬
чальства  это  была  неслыханная  и  невиданная  дерзость.
Начальник  лагеря  Бройнинг  решил  наказать  их.  Всю  пер¬
вую  половину  дня  их  заставили  маршировать  по  Лагершт-
рассе  и  лишили  обеда.
 Но  женщины  из  красноармейского  блока  (так  мы  на¬
зывали  барак,  где  они  жили)  решили  превратить  это  на¬
казание  в  демонстрацию  своей  силы.  Помню,  кто-то  крик¬
нул  в  нашем  блоке:  «Смотрите,  Красная  Армия  марширу¬
ет!»  Мы  выбежали  из  бараков,  бросились  на  Лагерштрас-
се.  И  что  же  мы  увидели?
 Это  было  незабываемо!  Пятьсот  советских  женщин  по
десять  в  ряд,  держа  равнение,  шли,  словно  на  параде,  че¬
каня  шаг.  Их  шаги,  как  барабанная  дробь,  ритмично  отби¬
вали  такт  по  Лагерштрассе.  Вся  колонна  двигалась  как
единое  целое.  Вдруг  женщина  на  правом  фланге  первого
ряда  дала  команду  запевать.  Она  отсчитала:  «Раз,  два,
три!»  И  они  запели:
 51

Вставай,  страна  огромная,
 Вставай  на  смертный  бой...
 Я  и  раньше  слышала,  как  они  вполголоса  пели  эту  пес¬
ню  у  себя  в  бараке.  Но  здесь  она  звучала  как  призыв  к
борьбе,  как  вера  в  скорую  победу.
 Потом  они  запели  о  Москве.
 Когда  проходили  маршем  мимо  нашего  блока,  мы  им
аплодировали,  чтобы  выразить  им  нашу  дружбу  и  солидар¬
ность.  Но  вот  'со  стороны  ревира  показались  две  надзира¬
тельницы.  Поравнявшись  с  марширующей  колонной,  они
остолбенели.  Потом  бросились  к  воротам.  Оттуда  в  лагерь
шли  несколько  эсэсовцев  и  надзирательниц.  Советские
женщины  шли  твердо  и  гордо.  Фашисты  были  озадачены:
наказание  маршировкой  униженных  военнопленных  пре¬
вратилось  в  демонстрацию  их  силы  и  непреклойности,  слов¬
но  это  шла  сама  Красная  Армия!
 Вероятно*  кто-то  донес  начальнику  лагеря  и  старшей
надзирательнице  о  «пропагандистском  марше»  советских
военнопленных,  и  они  не  замедлили  явиться  посмотреть  на
«большевистскую  демонстрацию».  Остановились  на  Лагер-
штрассе  около  ревира,  пропуская  мимо  себя  марширующих
«красноармеек».  А  те  шагали  по-прежнему,  высоко  держа
головы,  с  военной  выправкой.  Здесь  демонстрировали  свою
силу  и  твердость  пятьсот  женщин,  представлявших  всю
Красную  Армию,  весь  советский  народ.  Они  по-своему  за¬
щищали  Родину  —  без  оружия,  лишь  своим  единством  и
сплоченностью.  Эсэсовцы  не  смогли  стерпеть  этого.  Брой-
нинг  яростно  закричал:
 —  Разойдись!  Всем  в  блок!
 Он  даже  не  заметил,  что  отдал  военную  команду.  Одна¬
ко  женщины  никак  на  нее  не  реагировали.  Из  рядов  мар¬
ширующих  раздалась  своя  команда:
 —-  Стой!
 Через  короткое  время  женщины  строем  дошли  до  ули¬
цы  нашего  блока  и  с  песней  двинулись  к  своему  бараку.
Мы  бежали  за  ними,  словно  дети  за  оркестром.
 52

Кто  знает,  может,  лагерное  начальство  впервые  поду¬
мало  тогда,  что  никогда  фашистам  не  сломить  советский
народ.
 Не  получилось  у  СС  и  оставить  советских  женщин  без
обеда.  Узницы  из  политических  заблаговременно  позаботи¬
лись  о  еде  для  них.  Да  и  нам  всем  в  то  воскресенье  лагер¬
ная  баланда  показалась  вкуснее.  Советские  женщины  про¬
демонстрировали  нам,  как  велика  сила  единства  даже  в
концлагере.  И  сегодня  при  воспоминании  об  этом  их  мар¬
ше  сердце  начинает  биться  сильнее.
 НАША  СЛЕСАРНАЯ
КОМАНДА
 Существует  старая  истина:  все,  чему  научился,  когда-
нибудь  да  пригодится.  Как  хорошо,  что  я  училась  слесар¬
ному  ремеслу!  Теперь  я  могла  использовать  свое  умение
на  пользу  моих  товарищей  по  лагерю.
 Долгое  время  все  аварии  у  нас  устраняли  эсэсовцы.  Од¬
нако  число  заключенных  росло,  все  так  называемые  днев¬
ные  помещения  были  забиты  нарами,  женщины  спали  по
двое,  по  трое,  а  то  и  вчетвером.  Росло  и  количество  всевоз¬
можных  поломок  и  аварий.  Чаще  лопались  трубы,  засоря¬
лась  канализация.  О  каждой  аварии  эсэсовцы  докладыва¬
ли  лагерному  начальству.  Злобу  срывали  на  тех,  в  чьем
блоке  произошла  авария.  В  воскресенье  их  заставляли
маршировать  до  полудня.
 Сначала,  когда  в  январе  1943  года  я  вызвалась  пойти  на
работу  слесарем,  я  думала,  что,  устранив  аварию,  избавлю
женщин  от  наказания  и  хоть  чуточку  улучшу  их  кошмар¬
ные  санитарные  условия.  Но  потом  я  поняла  главное  пре¬
имущество  своей  профессии:  работая  без  надзора  эсэсовцев,
я  могу  ходить  по  всему  лагерю,  общаться  с  заключенными
других  блоков,  а  значит,  установить  связи  между  комму¬
нистками.
 53

Два  месяца  я  работала  одна,  потом  подобрала  себе  по¬
мощницу.  Решила  начать  с  советских  военнопленных.
 Блоковой  красноармейского  блока,  польской  антифа¬
шистке,  не  нужно  было  объяснять,  почему  я  ищу  себе  по¬
мощниц  именно  среди  «красноармеек».
 —  Я  пошлю  к  тебе  красавицу  Марию,—  сказала  она.—
Она  довольно  хорошо  говорит  по-немецки,  к  тому  же  ска¬
жет  тебе,  кто  еще  подходит  для  этой  работы.
 Мария  Петрушина,  студентка  Московского  медицинско¬
го  института,  охотно  приняла  мое  предложение  и  привела
ко  мне  украинку  Лидию  Безногову,  которая  до  войны  ра¬
ботала  на  железнодорожной  станции  в  Крыму.  Девушки
быстро  и  хорошо  освоились  с  работой,  и  блоковые  были  до¬
вольны,  что  при  авариях  им  больше  не  нужно  было  обра¬
щаться  к  эсэсовцам.
 Чего  мы  только  не  делали!  Ремонтировали  водопровод
и  канализацию,  уборные  и  электропроводку,  выпиливали
ключи  и  исправляли  дверные  замки  —  одним  словом,  дела¬
ли  самые  разнообразные  ремонтные  работы.  Я,  знающая
слесарное  дело,  была  старшей  в  команде.  Мастерской  у  нас
не  было  никакой.  И  поскольку  вся  техническая  служба  на¬
ходилась  вне  лагеря,  сразу  же  за  воротами,  мы  хранили
свои  инструменты  в  чулане  нашего  блока.  В  ящике  с  дере¬
вянной  ручкой  собственного  производства  мы  носили  с  со¬
бой  все  необходимое.
 Месяца  через  три  Клер  ван  ден  Боом,  самая  авторитет¬
ная  среди  бельгиек  коммунистка,  попросила  меня  взять
в  команду  сердечнобольную  Филиси  Мертенс.  У  себя  на
родине  Филиси  была  участницей  Сопротивления.  С  ее
здоровьем  она  бы  не  долго  выдержала  изнурительный
труд  в  лагере.  Мои  помощницы  Мария  и  Лидия  согласи¬
лись  работать  за  Филиси.  Эсэсовки  этого  не  замечали.
Только  на  аппель  мы  должны  были  являться  в  полном  со¬
ставе.
 Несколько  позже  мы  взяли  в  нашу  команду  и  Жоржетт
Реллекам,  жену  секретаря  Коммунистической  партии  Бель¬
 54

гии.  Сам  он  находился  в  Заксенхаузене.  У  Жоржетт  был
тяжелый  порок  сердца.  Мы  работали  и  за  эту  больную  ком¬
мунистку.
 В  ШТРАФБЛОКЕ
 Однажды  нас  вызвали  в  штрафблок  —  там  испортился
водопровод.
 Если  жизнь  в  лагере  уже  сама  по  себе  была  мучением,
то  в  штрафблоке  она  была  сущим  адом.  Сюда  попадали
узницы,  которых  хотели  подвергнуть  особо  тяжелому  нака¬
занию.  Помещали  сюда  и  тех,  кто  оказывался  в  лагере  вто¬
рично.  Их  посылали  на  самые  тяжелые  работы.  Их  рабочий
день  был  еще  длиннее,  а  дневной  рацион  —  еще  скуднее,
чем  у  остальных  заключенных.  Даже  в  свободное  время
они  не  имели  права  покидать  блок.  Самые  жестокие  надзи¬
рательницы  устанавливали  здесь  режим  террора.
 Безмерное  тщеславие,  связанное  с  такими  отвратитель¬
ными  чертами  характера,  как  мстительность  и  жестокость,
отличали  этих  СС-надзирательниц,  которые  старались  не
уступить  в  садизме  эсэсовцам-мужчинам.  Фанатичные  на¬
цистки,  они  не  считали  заключенных  концлагеря  за  людей
и,  обладая  примитивным  мышлением  и  низким  уровнем
развития,  чувствуя  моральное  и  интеллектуальное  превос¬
ходство  политических  узниц,  преследовали  их  с  особой
яростью.
 В  этом  блоке  было  особенно  много  морально  опустив¬
шихся  асоциальных.  Они  не  имели  представления,  что  та¬
кое  взаимопомощь.  Здесь  нередки  были  воровство  и  драки
заключенных.  Некоторые  старались,  подслушивая,  под¬
сматривая  и  наушничая,  приобрести  расположение  СС-над-
зирательницы.  И  даже  в  этих  условиях  коммунистки  ни¬
когда  не  изменяли  ни  себе,  ни  своим  убеждениям.
 Когда  мы  подходили  к  штрафблоку,  в  лагерь  строем  с
работы  возвращались  штрафники.  Они  как  раз  кончили
 55

петь  солдатскую  песню,  утвержденную  лагерным  началь¬
ством:  «На  лугу  цветет  цветочек...».  Шаркая  деревянными
колодками,  они  едва  переставляли  ноги  от  усталости  и  из¬
неможения.  СС-надзирательницы  не  терпели  никаких  пе¬
редышек  и  подгоняли  узниц  собаками.  Целый  день  без  от¬
дыха  они  были  заняты  на  тяжелых  земляных  работах,  ва¬
лили  деревья,  пилили  и  перевозили  их.  Лица  женщин,  их
руки  и  ноги  были  покрыты  ссадинами  и  царапинами.  Двое
заключенных  вели  под  руки  заболевшую  или  обессилев¬
шую,  которая  не  могла  передвигаться  без  посторонней  по¬
мощи.  Остальные  несли  на  плечах  лопаты,  пилы,  грабли  и
другие  инструменты.
 Перед  складом  они  остановились.  Староста  колонны
собрала  и  сдала  по  счету  инструменты.  Женщины  строем
двинулись  к  штрафблоку.  СС-надзирательница  Леман  от¬
крыла  железные  ворота,  и  все  заключенные  штрафблока
сразу  же  выстроились  на  аппель.
 От  остальных  бараков  штрафблок  был  отгорожен  высо¬
ким  и  прочным  забором  из  колючей  проволоки.  Окна  в
бараке  напротив,  выходившие  па  штрафблок,  были  забиты
досками,  так  же  как  и  окна  на  противоположной  стороне
штрафблока.  Таким  образом,  штрафники  были  совершенно
изолированы  от  остальных  заключенных.  У  них  и  аппель
проводился  отдельно  от  общелагерного.
 Мы  ждали  у  железных  ворот.  Как  только  Леман  впу¬
стила  нас,  мы  принялись  за  работу  в  умывальной.
 Уже  под  конец  мы  услышали  в  дневном  помещении
страшный  грохот  и  крики,  перемежающиеся  пронзитель¬
ным  визгом  Леман,  которая  осыпала  заключенных  градом
самых  грязных  ругательств.  Мы  не  решались  выйти  из
умывальной,  но  ведь  Леман  должна  была  нас  выпустить.
 Нам  надоело  ждать.  И  хотя  шум  все  еще  продолжался,
мы  открыли  дверь  и  замерли  на  пороге.  Толстой  дубинкой
Леман  избивала  всех,  кто  был  в  помещении,  не  разбирая,
кого  и  по  чему  она  била.  Столы  и  табуретки  были  опроки¬
нуты.  Женщины  пытались  укрыться  за  ними.  У  одной  бы¬
 56

ло  залито  кровью  лицо,  другая  держалась  за  гоцову.  Леман,
пылая  яростью,  все  опускала  и  опускала  свою  дубинку  на
беззащитных.  Ее  лицо  было  искажено  нечеловеческой,  зве¬
риной  злобой.  Но  зверь  нападает  на  более  слабое  животное,
повинуясь  инстинкту,  стремясь  добыть  себе  пищу.  А  Ле¬
ман  мучила  из  садистского  желания  мучить.
 Неожиданно  она  заметила  нас,  стоявших  в  дверях,  и
прервала  свое  злодеяние.  Словно  ничего  не  случилось,  по¬
вернувшись  к  нам,  совершенно  спокойно  сказала:
 —  Вас  выпустить?  Мне  тоже  пора,  меня  ждет  ребенок.
 Я  приказала  себе:  «Сохраняй  спокойствие  и  ничем  не
 выдавай  своего  отвращения,  ведь  дубинка  все  еще  у  нее  в
руках.  Она  может  поднять  ее  и  на  нас  и  прежде  всего  на
советских  девушек».  Поэтому  я  поспешно  произнесла:
 —  Да,  пожалуйста,  фрау  ауфзеерин
 Вместе  с  нами  она  вышла  из  барака,  повесив  дубинку
на  гвоздь  за  дверью.  До  следующей  экзекуции.  Открывая
ворота,  торжествуя,  сказала:
 —  Я  хорошо  проучила  этих  скотов.
 Леман  уже  скрылась  из  виду,  а  Мария  с  Лидией  в  не¬
мом  ужасе  смотрели  на  меня.  Им,  да  и  мне,  трудно  было
понять,  как  низко  могла  пасть  женщина,  она  же  мать...  Мо¬
жет  быть,  вспомнив  о  ребенке,  она  хотела  показать  нам
свою  «человечность»?  Но  как  могут  в  женщине  уживаться
такие  чувства,  как  материнская  любовь  и  зверская  жесто¬
кость  по  отношению  к  другим,  тоже  женщинам?
 Леман  добровольно  пошла  в  эсэсовки.  Ее  и  ей  подоб¬
ных,  кто,  не  размышляя,  приняли  фашизм,  гитлеровцы
использовали  для  поддержания  своей  власти.
 Одной  из  тех  коммунисток,  которой,  как  «политически
неисправимой»,  пришлость  провести  два  года  в  штрафбло-
ке,  была  Эрика  Бухман.  Ее  муж,  Альберт  Бухман,  в  тече¬
ние  многих  лет  депутат  рейхстага  от  КПГ,  находился  тогда
в  концлагере  Заксенхаузен.  Был  членом  подпольного  пар-
 1  Надзирательница.
 57

тийного  комитета.  Эрика  была  убежденной  коммунисткой,
человеком,  сохранявшим  удивительное  спокойствие.  Вскоре
после  перевода  Эрики  в  штрафблок  ее  назначили  там  бло¬
ковой.  Тогда-то  я  с  ней  и  познакомилась.
 Однажды  я  спросила  Эрику,  как  она  справляется  с  асо¬
циальными.  Она  ответила:
 —  И  у  этих  женщин  нужно  воспитывать  умение  жить
в  коллективе,  ведь  в  каждой  из  них  есть  что-то  хорошее.
 На  одной  половине  блока  Эрика  поселила  политических,
на  другой  —  тех,  у  кого  были  черные  и  зеленые  винкели.
Если  там  возникали  ссоры  и  драки,  Эрика  старалась  спо¬
койно  уладить  конфликт  и  тем  уберечь  их  от  дубинки  Ле¬
ман.  И  это  ей  удавалось.  Ее  авторитет  был  так  высок,  что
даже  эти  опустившиеся  женщины  ее  уважали.
 Днем,  когда  надзирательница  блока  была  с  заключен¬
ными  на  работе,  я,  случалось,  встречала  Эрику,  когда  она
шла  в  кладовую  за  хлебом,  в  канцелярию  или  сопровожда¬
ла  больных  в  ревир.  Мы  могли  на  ходу  переброситься  не¬
сколькими  фразами,  обменяться  новостями.  Конечно,  у  уз¬
ниц  штрафблрка  были  к  нам  просьбы,  и  по  возможности
мы  старались  их  исполнить.
 Два  раза  в  неделю,  после  нашей  переклички,  в  услов¬
ленное  время  я  в  темноте,  с  задней  стороны  пробиралась  к
штрафному  блоку.  В  определенное  окно  —  точно  отсчитав
от  утла  —  стучала  условным  знаком.  Эрика  открывала  из¬
нутри  узкую  щель,  я  передавала  хлеб,  маленькие  свертки,
теплые  вещи,  записки  для  товарищей  и  получала  поруче¬
ния  для  коммунисток  других  блоков.
 Так  мы  поддерживали  друг  друга,  и  это  помогало  нам
выжить.
 ДОРОЖНЫЙ  КАТОК
 Он  еще  и  сегодня  стоит  недалеко  от  памятника  герои¬
ням  и  мученицам  Равеисбрюка.  Огромный,  тяжелый  до¬
рожный  каток.
 58

Лагерь  рос.  Строились  новые  бараки  и  мастерские.
Нужны  были  улицы  —  лагерштрассе,  и  их  создавали  ра-
венсбрюкские  узницы.
 Для  этой  тяжелой  работы  лагерное  начальство  отобрало
команду  из  еврейских  женщин.  Было  очевидно,  что-никто
из  них  раньше  никогда  не  занимался  тяжелым  физическим
трудом.  Он  был  для  них  особенно  изнурительным.  Сначала
они  на  тачках  подвозили  шлак,  потом  равномерно  рассыпа¬
ли  и  разравнивали  его  с  помощью  лопат,  граблей  и  приспо¬
соблений  из  досок  в  виде  борон.  СС-надзирательницы  с  со¬
баками  подгоняли  истощенных  и  измученных  женщин,  ко¬
торые  из  последних  сил  старались  выполнить  непривычную
работу.
 Но  и  это  было  не  самым  тяжелым.
 В  лагерь  был  доставлен  дорожный  каток.  Обычно  такой
каток  высотой  в  человеческий  рост  тянет  трактор.  Но  в
концлагерях  люди  заменяли  машины.  В  каток  впрягали
женщин.
 Осью  служил  толстый  металлический  стержень  со  ско¬
бой,  к  которой  на  шарнирах  крепилась  металлическая
штанга  —  рукоять.  Чтобы  в  каток  могли  впрягаться  как
можно  больше  женщин,  узницы  удлинили  стержень  руко¬
яти  и  прикрепили  к  ней  длинную  поперечную  жердь.  Во
время  работы  они  упирались  в  нее  руками,  грудью  или
животом.  Помогая  им,  другие  женщины  тянули  два  длин¬
ных  проволочных  каната,  прикрепленных  к  концам  оси.
Так  человек  двадцать,  едва  держась  на  ногах,  тащили  это
чудовище.
 Этот  каток  был  не  единственный.  Другой  меньше  в
диаметре,  но  зато  длиннее.  Передвигать  его  было  еще  труд¬
нее,  и  невозможно  описать  напряжение  и  сноровку,  кото¬
рые  нужны  были  для  этого.
 Летом  все  заключенные  ходили  без  обуви.  И  вот  впря¬
женные  в  каток  женщины  ступали  ногами  по  горячему  не¬
утрамбованному  шлаку,  оставляя  кровавые  следы.
 Зимой  обували  неуклюжие  пантины.  Они  сваливались  о
 50

ног,  мешали  тянуть  каток.  Если  же  кто-нибудь  нагибал¬
ся  за  ними,  СС-надзирательницы,  не  терпящие  задержек,
натравливали  на  женщин  собак,  били  арапником  или
тростью,  стараясь  попасть  по  ногам.  Это  было  особенно
больно.
 Несчастные  женщины  постоянно  находились  в  страхе
перед  острыми  зубами  кровавых  псов  и  побоями  надзира¬
тельниц.  Но  больше  всего  они  боялись  упасть  и  попасть  под
каток.  Не  раз,  возвращаясь  с  дорожных  работ,  женщины
несли  изувеченную  или  мертвую  узницу  —  жертву  катка.
 ТЕЛЕСНЫЕ  НАКАЗАНИЯ
 Мы  никогда  не  были  застрахованы  от  наказаний,  как
бы  ни  старались  выполнять  все  возраставшую  норму  выра¬
ботки  и  не  привлекать  к  себе  внимания.  Заключенных  из¬
бивали  во  время  работы,  если  надзирательница  была  в  пло¬
хом  настроении.  Их  сажали  в  бункер  или  отправляли  в
штрафблок  «за  отказ  от  работы»,  если  они,  измученные
болезнью  или  лишениями,  падали  без  сил;  на  них  натрав¬
ливали  собак,  если  они  шли  недостаточно  быстро.  Самым
мягким  наказанием  было  стоять  подолгу  на  плацу.  И  это
после  двенадцати  часов^  работы,  в  жару  и  холод,  в  любую
непогоду.  Многие  падали  замертво.  А  сколько  погибло  в
бункере!
 Самым  унизительным  из  всех  наказаний  было  избиение
кнутом.  Вот  что  рассказывала  мне  в  Равенсбрюке  Марта
Вёлькерт.
 —  Они  обвинили  меня  в  «осквернении  расы»  за  то,  что
я  дала  двум  полякам  пару  старых  тряпок  моего  мужа.  Тог¬
да  он  был  уже  в  солдатах.  А  у  этих  несчастных  были  толь¬
ко  лохмотья  на  теле.  Я  познакомилась  с  ними,  когда  они
кололи  дрова  за  тарелку  супа  у  моих  соседей.  А  нацисты
уже  давно  имели  зуб  против  меня.  Я  не  вступила  в  их  жен¬
ский  союз,  не  сунула  ни  пфеннига  в  их  кружки  для  по¬
 60

жертвований.  Нацистский  флаг  мы  тоже  никогда  не  выве¬
шивали  и  «Хайль,  Гитлер!»  не  кричали.
 Как-то  в  нашей  деревне  объявили  вербовку  на  мылова¬
ренный  завод  под  Гентином.  Я  знала  от  одной  женщины,
которая  вернулась  оттуда  желтой,  как  лимон,  и  больная,
что  завод  вовсе  не  мыловаренный,  а  пороховой.  Что  же,
разве  я  не  должна  была  предупредить  женщин?  Но  одна
из  них  донесла  на  меня.  Прямо  в  поле  меня  забрали.  В  ра¬
туше  незнакомый  гестаповец  стал  обвинять  меня  не  в  том,
что  я  рассказывала  о  Гентине,  а  в  том,  будто  я  спуталась  с
поляками.  Я  им,  конечно,  сказала,  что  все  это  ложь.  Но
они  хотели  использовать  ее  как  повод,  чтобы,  придравшись
ко  мне,  проучить  других.  Перед  всем  народом,  на  базарной
площади,  мне  остригли  волосы.  Я  чуть  не  умерла  от  стыда.
Это  была  их  подлая  месть  за  то,  что  я  не  хотела  быть  заод¬
но  с  нацистами.
 Но  это  было  только  начало.  После  полутора  лет  тюрь¬
мы  Марту  отправили  в  Равенсбрюк.  На  сопроводительных
документах  стояло:  «Усиленный  режим».  Так  гестапо  рас¬
правлялось  с  теми,  кого  обвиняли  в  «осквернении  расы».
«Усиленный  режим»  означал  телесные  наказания.
 Приговоры  о  телесном  наказании  приводились  в  испол¬
нение  два  раза  в  неделю  в  подвале  бункера.  Поручали  их
уголовницам,  которые  шли  на  это  за  лйшнюю  пайку  хлеба
или  миску  похлебки.
 В  центре  помещения  для  экзекуции  стояла  «кобыла»  —
высокая  скамья,  справа  от  нее  на  стене  на  крючках  виселп
сплетенные  из  кожи  хлысты  с  петлей  у  рукоятки  и  поло¬
тенца.  По  другую  сторону,  у  сточной  раковины,  стояли  вед¬
ра  с  водой.  Если  жертва  теряла  сознание,  ее  обливали  во¬
дой.  Тут  же  стояла  еще  одна  скамья,  на  которой  лежало
несколько  одеял.
 Вот  в  этом  бункере  и  избивали  Марту.
 —  Однажды  во  вторник  на  утреннем  аппеле  мне  велели
явиться  к  бункеру,—  рассказывала  она.—  Блоковая  отвела
меня  туда.  У  бункера  уже  стояли  двадцать  две  женщины
 61

из  разных  блоков.  Пришла  старшая  надзирательница  Бинц
и,  открыв  бункер,  приказала  нам  построиться  там  в  кори¬
доре  в  две  шеренги.  Никто  не  произнес  ни  слова,  каждая
была  занята  своими  мыслями,  всем  было  страшно.  Че¬
рез  некоторое  время  пришли  комендант  лагеря  Зурен,
лагерный  врач  —  он  всегда  присутствовал  при  этом,—
один  эсэсовец  и  палачка  —  заключенная  с  зеленым  вин¬
келем.
 Бинц  стала  вызывать  нас  по  лагерному  номеру  по  од¬
ной  в  помещение  для  экзекуций.  После  наказания  каждая
снова  должна  была  встать  сзади  в  строй.
 Меня  вызвали  почти  последней.  От  страха  едва  не  ра¬
зорвалось  сердце,  еще  и  потому,  что  я  увидела,  как  та,  с
зеленым  винкелем,  волокла  через  дверь  в  соседнее  поме¬
щение  женщину,  которую  вызвали  передо  мной.
 Бинц  зачитала  мне  приказ  об  аресте  и  приговор:  два
раза  по  двадцать  пять  ударов!  Потом  Зурен  приказал  лечь
на  скамью  для  наказаний.
 В  деревянные  тиски  неподвижно  закрепили  ноги,  на-
лачка  пристегнула  меня  ремнями  к  скамье.  Юбку  натяну¬
ли  на  голову,  обнажив  зад  (панталоны  мы  должны  были
снять  еще  в  блоке).  Голову  завернули  одеялом,  наверно,
чтобы  заглушить  крики.
 Когда  меня  пристегивали,  я  сделала  глубокий  вдох,  что¬
бы  не  быть  очень  туго  стянутой.  Когда  Зурен  это  заметил,
он  наступил  на  меня  коленом  и  затянул  ремни  так  туго,
что  я  застонала  от  боли.
 Приказали  громко  считать  удары,  но  я  досчитала  толь¬
ко  до  одиннадцати.  Еще  глухо  слышала,  как  палачка,  уда¬
ряя,  считала  дальше.  Я  кричала.  Это  облегчало  боль.  По¬
чувствовала,  как  кто-то  щупал  мне  пульс.  Казалось,  будто
зад  у  меня  из  дубленой  кожи.  Когда  в  коридоре  снова  вста¬
ла  в  строй,  мне  стало  дурно.
 Наконец  все  получили  свое  наказание.  Зурен,  Бинц  и
СС-обершарфюрер  Пфляум  вошли  в  коридор,  перешепты¬
ваясь  о  чем-то  друг  с  другом.  Зурен  грубо  сказал  нам:  «По¬
 62

строиться  в  один  ряд  и  повернуться  спиной.  Нагнуться  и
поднять  юбки!»
 И  все  трое,  смеясь  и  отпуская  циничные  замечания,
начали  рассматривать  нас.  После  пытки  на  «кобыле»  еще
это  унижение  и  издевательство!
 Только  четырнадцать  женщин,  едва  держась  на  ногах,
вернулись  в  лагерь.  Остальных  отправили  в  ревир.
 Как  мне  хотелось  остаться  в  блоке!  Но  было  время
уборки  картофеля,  и  блоковая  погнала  меня  на  полевые
работы.  В  первый  день  было  еще  терпимо,  но  с  каждым
днем  боль  становилась  все  сильнее.  Затянувшиеся  было
рубцы  лопались  от  малейшего  движения.
 Вторые  двадцать  пять  ударов  я  получила  в  пятницу  на
той  же  неделе.  Они  были  еще  мучительнее,  чем  первые,
потому  что  раны  еще  не  зажили.  Я  сосчитала  только  до
семи.  В  эту  пятницу  нас  было  тридцать  женщин,  и  многим
они  отбили  почки  или  повредили  легкие.  Мне,  можно  ска¬
зать,  еще  повезло.
 В  этот  раз  я  не  смогла  выйти  на  работу.  Блоковая  от¬
правила  меня  в  десятый  блок  для  больных.  Я  не  могла  си¬
деть,  лежала  только  на  животе.  Боже,  какие  это  были  боли!
 На  одной  кровати  со  мной  лежала  маленькая  русская.
На  ней  не  было  даже  рубашки.  Она  металась  в  бреду  и,
задевая  меня,  причиняла  мне  боль.  Потом  затихла  и  умер¬
ла.  На  мое  сообщение  об  этом  никто  не  обратил  внимания.
Убрали  труп  лишь  на  следующий  день.
 Ревир  был  санчастью  только  на  словах.  Там  никому
не  помогали.  На  мое  счастье,  штубовая  смогла  взять  меня
обратно  в  блок.  Она  раздобыла  из  пошивочной  мастерской
машинное  масло  и  смазывала  им  мои  рубцы  на  коже.  Дру¬
гого  лекарства  не  было.
 Еще  сегодня  я  чувствую  тяжелые  последствия  этого  на¬
казания.  У  меня  болят  почки.
 Существовал  особый  циркуляр  для  всех  концентраци¬
онных  лагерей.  В  нем  предписывалось:  рейхсфюрер  СС  и
шеф  немецкой  полиции  распорядился,  что,  если  в  решении
 63

о  телесном  наказании  (для  заключенных  как  мужского,
так  и  женского  пола)  добавлено  слово  «строгий»,  то  это
значит,  что  избиение  плетьми  производится  по  обнаженной
задней  части  тела.
 «КРАСНОАРМЕЙКИ»
ДЕЙСТВОВАЛИ  МОЛНИЕНОСНО
 Это  было  в  одну  из  суббот,  во  второй  половине  дня,  ле¬
том  1943  года.  Нам  запретили  обычную  для  этого  часа  про¬
гулку  по  Лагерштрассе,  а  узниц,  работавших  в  ревире,  пос¬
ле  обеда  отправили  в  их  блоки.  Из  репродукторов  визжала
танцевальная  музыка.
 Когда  прибывал  хирург  —  главный  врач  лечебницы
Хоэнлихен  СС-бригадефюрер  Гебхардт,  мы  уже  точно
знали:  над  польскими  узницами  снова  будут  проводиться
«медицинские  эксперименты».
 Многие  люди  считают  жестокими  медицинские  экспе¬
рименты  над  животными.  Здесь  же  опыты  производились
на  женщинах,  которые  после  операции  садистов  врачей-
эсэсовцев  или  умирали,  или  становились  калеками.  Их  за¬
ражали  возбудителями  газовой  гангрены,  столбняка  и  дру¬
гих  болезней.  Для  этого  им  делали  глубокие  разрезы  на
голени.  Бывали  случаи,  когда  в  раны  зашивали  осколки
стекла,  щепки  и  даже  гнилую  солому.  Проводились  пере¬
садки  костной  и  мышечной  ткани  на  ногах.  После  «опе¬
рации»  женщин  оставляли  на  произвол  судьбы.  Большин¬
ство  из  пих  умирали  в  страшных  мучениях,  некоторых
умерщвляли.
 Так  вот  в  ту  субботу  к  ревиру  под  охраной  двух  эсэсов¬
цев  привели  десять  совершенно  здоровых  полек  и  одну  за
другой  стали  класть  на  операционный  стол.  А  у  здания
стояли  еще  четыре  жертвы.  В  это  время  пять  девушек  из
блока  советских  военнопленных  развозили  по  блокам  на
тележке  воскресный  сухой  паек.

Воспользовавшись  тем,  что  один  из  охранявших  их
эсэсовцев  куда-то  отошел,  ждавшие  своей  горькой  участи
польки  бросились,  что  было  сил  прочь  от  ревира.  Охран¬
ник,  крикнув  своему  напарнику,  бросился  за  женщинами.
Но  те  были  уже  довольно  далеко.  Польки  пробежали  мимо
тележки,  которая  как  раз  сворачивала  в  проулок  к  крас¬
ноармейскому  блоку.  Когда  эсэсовцы  достигли  проулка,  те¬
лежка  уже  была  перед  красноармейским  блоком.  Около  нее
стояла  одна  девушка,  четверо  носили  продукты  в  свой
блок.  А  дольки  исчезли.  Ошеломленные  эсэсовцы  увиде¬
ли,  как  из  блока  вышли  четыре  советских  девушки  и  спо¬
койно  покатили  тележку  дальше.  На  их  рукавах  стояли
буквы  «811»  1,  которые  носили  только  «красноармейки».
У  полек  соответственно  должна  быть  буква  «Р»  2.  Эсэсов¬
цы  обыскали  пустырь  за  блоком,  но  никого  не  нашли.
 Куда  же  так  молниеносно  исчезли  четыре  польские  де¬
вушки?
 Одна  немецкая  коммунистка  случайно  оказалась  свиде¬
тельницей  того,  что  произошло.  Она  видела,  как  польки
вбежали  в  красноармейский  блок.  Через  некоторое  время
они  вышли  переодетые  в  платья  советских  подруг  и  пока¬
тили  тележку.  Быстро  и  просто.  А  эсэсовцы  ничего  не  за¬
метили.  Так  солидарность  молниеносно  действовавших
«красноармеек»  спасла  четырех  полек  от  ножей  врачей-эсэ-
совцев.
 Такая  же  операция  удалась  еще  раз,  весной  1945  года.
 Подготовку  к  своим  злодейским  экспериментам  эсэсов¬
цы  всегда  проводили  в  строжайшей  тайне.  Но  у  наших  то¬
варищей  в  ревире  повсюду  были  свои  глаза  и  уши,  и  они
вовремя  предупреждали  нас  о  подозрительных  приготов¬
лениях.  И  мы  спрятали  обреченных  на  «операцию»  поль¬
ских  женщин.  Их  так  и  не  нашли  до  нашего  освобождения.
 1  Сокращенное  обозначение  слова  «Зо^еШпГоп»  —  Советский
Союз.
 2  Первая  буква  слова  «РоНп»  —  «полька».
 4  Ш.  Мюллер 	65

ШТУРМ-КОМАНДА
 Во  всем  лагере  столярная  команда  была  известна  как
Штурм-команда.  Старшей  в  ней  была  Ганна  Штурм,  авст¬
рийка,  Хотя  ей  было  не  более  пятидесяти  лет,  она  была
совсем  седой.  В  команде  она  и  по  возрасту  была  старше
всех.  Членов  команды  сразу  же  можно  было  узнать  по  их
грубым  серым,  в  коричневую  полоску,  фартукам  со  мно¬
жеством  карманов.  У  Ганны  в  одном  из  карманов  торчали
складной  метр  и  ручка  шпателя.  Команда  всегда  носила  с
собой  ящик  с  инструментами.  Иногда  в  нем  стояли  стекла.
 Уже  с  семи  лет  Ганне  пришлось  зарабатывать  себе  на
хлеб  —  сначала  у  сельских  хозяев,  потом  —  на  сахарном
заводе,  а  позже  —  на  ткацкой  фабрике,  потому  что  столяр¬
ная  мастерская  отца  в  деревне  не  могла  прокормить  семью.
Поэтому  Ганна  рано  узнала,  что  такое  эксплуатация  и
классовая  борьба.  Ей  не  пришлось  учиться  в  школе,  и  уже
взрослой  она  научилась  читать  и  писать.  Но  у  отца  она  на¬
училась  столярному  делу  и  гордилась  своей  профессией.
Она  знала,  что  она  умела  и  чего  хотела.  Рано  стала  чле¬
ном  профсоюза,  участвовала  в  политических  организациях
молодежи.
 Когда  в  1938  году  фашисты  оккупировали  Австрию,
Ганну  арестовали  и  вывезли  в  Германию,  в  концлагерь
Лихтенбург,  недалеко  от  Торгау.  В  Равенсбрюк  ее  отпра¬
вили  с  первыми  узницами,  поэтому  у  нее  был  лагерный  но¬
мер  893.
 Ганна  была  мастером  на  все  руки:  она  ремонтировала
не  только  наши  деревянные  нары,  окна  и  двери,  но  и  крес¬
ла  и  другую  мягкую  мебель  для  СС  и  навешивала  все
кронштейны  и  шторы  на  окна  в  их  домах.  Она  умела  обра¬
щаться  со  всеми  механизмами  на  кухне  и  заключенных,  и
эсэсовцев.  Ганна  прекрасно  вырезала  узорчатые  деревян¬
ные  тарелки.
 Работы  было  много,  и  Ганна  не  успевала  сделать  все
одна.  Помощниц  отобрала  себе  среди  политических.  Обу¬
 66

чила  их  столярному  делу,  однако  наиболее  сложные  рабо¬
ты  ей  приходилось  делать  самой.
 Получилось  так,  что  Штурм-команда  работала  больше
по  заказам  СС  за  территорией  лагеря,  чем  в  лагере.  Члены
команды  познакомились  со  всеми  эсэсовцами  и  СС-надзи-
рательницами  и  порой  слышали  то,  что  не  предназначалось
для  ушей  заключенных.  Разумеется,  все  сообщалось  ком¬
мунисткам  в  лагере.  Они  устанавливали,  кто  из  заключен¬
ных  шпионил  для  шефа  гестапо  Рамдора,  и  предостерега¬
ли  нас  от  доносчиков.  Так  порой  удавалось  отвести  от  нас
опасность.
 Мы  часто  обращались  к  Штурм-команде  за  помощью.
Ее  мастерская  находилась  в  подвале,  под  кухней  заклю¬
ченных,  где  были  кладовые  эсэсовской  кухни.  Ганна  была
в  дружбе  с  коммунисткой  Марией  Шторх,  старостой  у  за¬
ключенных,  работавших  на  эсэсовской  кухне.  Улучив  мо¬
мент,  Мария  тайком  передавала  Ганне  продукты.  Из  них
готовили  что-нибудь  в  столярной  мастерской  на  горелке,
на  которой  обычно  варили  клей.  Кто-нибудь  из  Штурм-
команды  в  инструментальном  ящике  относил  еду  боль¬
ным.
 Риск  был  огромный,  ведь  если  бы  об  этом  узнало  СС  —-
не  пощадило  бы  никого.
 Коммунистки  из  Штурм-команды  помогали,  чем  мог¬
ли,  старым  и  слабым  узницам.  Соблюдая  все  меры  предо¬
сторожности,  тайком  проводили  их  в  мастерскую  и  там
подкармливали.
 Это  особенно  удавалось  в  рождественские  праздники.
Эсэсовцы  пышно  отмечали  их  и  ни  в  чем  не  экономили.
Поэтому  подругам  Ганны  удавалось  добыть  для  пожилых
женщин  немного  мяса  и  настоящей  вареной  картошки.  И
уж  настоящим  чудом  были  яблоко  или  пряник,  которые
узницы  незаметно  прятали,  когда  наряжали  рождествен¬
ские  елки  у  СС.
 Помогали  друзья  из  Штурм-команды  и  лекарствами,
которые  они  искусно  извлекали  из  шкафа  с  медикамента¬
 (>7

ми  в  комнате  старшей  медсестры  эсэсовки  Маршалл.  Они
спасли  не  одну  нашу  больную.
 Так  поступали  все  настоящие  интернационалистки,  у
которых  была  хоть  какая-то  относительная  свобода  в  лаге¬
ре.  Эта  помощь  была  слишком  ограниченна,  можно  ска¬
зать,  капля  в  море  нечеловеческих  страданий  и  лишений.
И  как  ни  старались  мы,  с  риском  для  себя,  спасти  от  ги¬
бели  своих  подруг  по  лагерю,  в  Равенсбрюке  за  шесть  лет
его  существования  из  132  тысяч  заключенных  погибли  от
голода,  болезней,  непосильной  работы,  были  расстреляны,
замучены  и  уничтожены  в  газовых  камерах  92  тысячи  че¬
ловек.
 ЗА  КОЧАН  КАПУСТЫ
 Как-то  после  вечерней  проверки  я  отправилась  в  блок,
где  жили  женщины  из  Советского  Союза.  Мне  нужно  бы¬
ло  переговорить  с  блоковой.  Когда  я  вошла  в  барак,  то  по¬
няла,  что  эдесь  что-то  произошло.  Все  толпились  в  днев¬
ном  помещении.  Комендант  лагеря  Зурен  что-то  говорил.
Блоковая  переводила.  Я  не  сразу  поняла,  в  чем  дело,  но
только  слышала  слово  «капуста».
 Зурен  сказал:
 —  Если  воровка  не  сознается,  будет  наказан  весь
блок.
 Блоковая  перевела  его  слова  и  быстро,  добавила  еще
какую-то  фразу.  Зурен  повернулся  и  вышел.
 Оказывается,  произошло  следующее:  одна  заключен¬
ная,  работавшая  в  лагерной  полиции,  заявила,  будто  ви¬
дела,  как  какая-то  девушка  взяла  кочан  из  кучи  капусты,
сгруженной  на  площади  перед  кухней.  Полицайка  утвер¬
ждала,  что  на  рукаве  «воровки»  была  буква  «II»,  которая
была  у  украинок.
 Комендант-эсэсовец,  великан  Зурен,  слывший  в  лагере
зверем,  сам  пришел  в  блок,  чтобы  расследовать  происшед¬
шее.
 68

Блоковая  Леля,  украинка,  переведя  угрозы  Зурена,
быстро  добавила:
 Если  кочан  у  вас,  не  говорите,  ктр  его  взял.
 Йа  беду,  Зурен  немного  знал  русский,  о  чем  в  лагере
не  подозревали.  Примерно  через  полчаса  он  вернулся  в
блок  в  сопровождении  нескольких  эсэсовцев.  Девушкам,
которые  уже  лежали  на  своих  нарах,  приказали  в  одних
рубашках  (а  дело  было  в  декабре)  выстроиться  перед  ба¬
раком,  с  одеждой  в  руках.  При  свете  карманных  электри¬
ческих  фонарей  их  осмотрели  и  обыскали  вещи.  Затем
эсэсовцы  занялись  бараком  и  перевернули  там  все  вверх
дном.  Лишь  около  полуночи  полузамерзшим  девушкам
было  разрешено  вернуться  в  блок.  Лелю  утром  отправили
в  бунйер...
 Однако  настоящее  наказание  Зурен  припас  до  рожде¬
ственских  праздников.  Накануне  в  лагере  работали  толь¬
ко  до  обеда.  Во  второй  половине  дня  Зурен  и  эсэсовцы  со¬
гнали  узниц  —  их  было  около  двухсот  —  в  дневное  поме¬
щение,  отключили  воду  в  умывальной  и  уборной,  забили
снаружи  окна,  закрыли  ставни,  заперли  двери.  В  течение
трех  дней  без  куска  хлеба,  без  капли  воды,  без  света  и
воздуха  несчастные  находились  запертыми  в  помещении.
И  это  за  якобы  украденный  кочан  капустьЙ
 О  пережитых  ими  в  эти  дни  страданиях  они  рассказа¬
ли  позже.  Сначала  все  были  спокойны.  Пели  песни,  чи¬
тали  стихотворения,  что-то  рассказывали  друг  другу.  Но
скоро  стало  не  хватать  кислорода.  Они  стали  задыхаться.
Каким-то  оказавшимся  там  острым  предметом  пробура¬
вили  в  полу  отверстие  и  по  очереди  приникали  к  нему,
чтобы  глотнуть  воздуха.  Но  этого  было  слишком  мало.
 Недостаток  кислорода  с  каждым  часом  становился  все
мучительнее.  Руки  и  ноги  затворниц  налились  синцовой
тяжестью,  начались  головные  болщ  и  у  некоторых  шла
носом  кровь.
 На  мой  вопрос,  как  они  смогли  все  это  выдержать  без
паники,  они  ответили,  что  именно  нечеловеческие  издева¬

тельства  лагерного  начальства  сплотили  их  еще  больше.
У  них  была  лишь  одна  мысль:  ненавистные  эсэсовцы  не
должны  видеть  их  слабыми.  Они  ободряли  друг  друга,  как
могли,  ласковым  словом  успокаивали  отчаявшихся.
 На  третьи  сутки,  отпраздновав  рождество,  Зурен  и  его
эсэсовская  банда  открыли  окна  и  двери,  включили  воду,
и  заключенным  было  приказано  выйти  на  аппель.  Неко¬
торые  не  могли  подняться  и  с  помощью  других  букваль¬
но  на  четвереньках  выползли  из  блока.  Но  сирена  звала
на  аппель,  а  после  него  они  пошли  на  работу.
 Однако  ярость  Зурена  не  была  удовлетворена:  он  не
смог  сломить  у  советских  девушек  волю  к  сопротивлению,
тогда  изверг  изобрел  новое  издевательство.
 Тридцать  первого  декабря,  после  утреннего  аппеля,  уз¬
ниц,  как  обычно,  повели  на  работу,  а  советских  девушек
оставили  стоять  на  аппельном  плацу.  Наступил  полдень,
а  они  все  стояли  на  морозе.  Мимо  понесли  дымящиеся
баки  с  едой,  но  их  никто  не  звал  в  барак.
 Появившаяся  наконец  надзирательница  сказала,  что
русских  и  украинок  переводят  в  другой  блок,  поэтому  они
должны  пройти  дезинфекцию  в  бане.  Их  привели  в  узкий
двор  между  кухней  и  баней,  велели  снять  всю  одежду  и
бросить  ее  в  кучу.  К  окну  в  душевое  отделение  была  при¬
ставлена  лестница,  по  ней  девушки  партиями  в  двадцать
человек  должны  были  карабкаться  в  душевую.  Там  каж¬
дая  получила  небольшое  полотенце,  чуть  жидкого  мыла
из  бочки  на  голову  и  на  руки.  И  из  душей  на  них  брыз¬
нула  горячая  вода.  Однако  долгожданное  блаженство
обернулось  мукой:  после  долгого  пребывания  на  холоде
теперь  они  рисковали  свариться  в  кипятке.
 Надзирательница,  проверив,  хорошо  ли  они  вымылись,
чертила  им  на  лбу  углем  крест.  Женщин  охватил  ужас,—
они  решили,  что  это  отбор  для  газовой  камеры.  После  на¬
гими  они  еще  долго  ждали  осмотра  врача-эсэсовца.
 Войдя  в  барак,  девушки  с  облегчением  вздохнули.
В  спальном  помещении  было  холодно,  но  свежие  доски
 70

пахли  смолой.  Однако  их  радость  была  недолгой:  матрас¬
ные  мешки  были  набиты  только  что  срезанным  на  озере
обледенелым  камышом.  Едва  девушки  легли,  лед  начал
таять.  Пришлось  лечь  на  голые  доски.  Только  устроив¬
шись  по  четыре  на  одной  койке,  им  удалось  немного  со¬
греться.
 МОНАХИНИ  В  ЛАГЕРЕ
 В  хаосе,и  убожестве  лагерной  жизни,  во  власти  самых
низменных  и  подлых  инстинктов  озверевших  фашистов
мы,  антифашистки,  сохраняли  свое  человеческое  достоин¬
ство  и  помогали  не  только  единомышленницам.  Наша  со¬
лидарность  была  тем  источником  силы,  благодаря  кото¬
рому  многим  женщинам  удалось  выжить  в  аду  Равен-
сбрюка.
 Среди  узниц  концлагеря  было  много  монахинь.  Вера  в
торжество  справедливости  привела  их  к  сопротивлению,  к
борьбе  против  бесчеловечного  фашизма.  Они,  как  и  дру¬
гие  антифашисты,  были  арестованы  гестапо  и  без  суда
брошены  в  концлагерь.
 Эсэсовцы  садистски  издевались  над  испуганными  мо¬
нашками,  когда  они  мылись  и  переодевались,  а  лагерный
врач  отпускал  особенно  циничные  шутки,  когда  заставлял
их  нагими  гуськом  проходить  мимо  себя.
 Однажды  я,  войдя  в  баню,  увидела  следующую  сцену.
СС-надзирательницы  поблизости  не  было.  Одежда  мона¬
шек  была  уже  приготовлена  для  отправки  на  вещевой
склад,  а  в  куче  рядом  лежало  все,  что  подлежало  уничто¬
жению,  в  том  числе  несколько  четок  и  небольшая  книжи¬
ца  —  молитвенник.  Я  быстро  взяла  их,  чтобы  передать
потом  монашкам.
 Вечером,  стараясь  не  попасться  на  глаза  Ганзи,  бло¬
ковой  с  зеленым  винкелем,  я  вошла  в  карантинный  блок
новичков.  Золотая  Ганзи  уже  навела  своим  способом  «ти¬
 71

шину  и  порядок».  Испуганные,  все  сидели  безмолвно.
Монашек  сразу  же  можно  было  узнать  по  наголо  остри¬
женным  головам.  Обратившись  к  одной  из  них,  я  спро¬
сила:
 —  Кто  у  вас  за  старшую?
 Представилась  одна  женщина.  Я  вышла  с  ней  в  пу¬
стую  умывальную.  Шепотом  сказала:
 —  У  меня  есть  кое-что  для  вас.  Но  сначала  мне  нуж¬
но  знать,  умеешь  ли  ты  молчать.
 Монашка  поклялась  мне  в  этом  святой  Марией.  Тогда
я  объяснила:
 —  Я  хочу  вам  кое-что  дать.  Однако  предостерегаю  те¬
бя,  а  ты  внуши  своим  сестрам:  если  блоковая  или  эсэсовка
все  это  у  вас  обнаружит,  то  говорите,  что  у  вас  это  не  ото¬
брали  в  бане,  иначе  мне  грозит  большое  наказание.  Хо¬
рошенько  прячьте  вещи.  Помните,  что  молиться  в  лагере
запрещено  и  за  это  строго  наказывают.—С  этими  сло¬
вами  я  передала  ей  четки  и  молитвенник.
 От  радости  и  благодарности  монахиня  хотела  поцело¬
вать  мне  руку. 	,
 —  Хотя  я  неверующая,—  сказала  я  ей,—  но  знала,  что
этим  доставлю  вам  радость.  Вы,  как  и  мы,  боролись  про¬
тив  Гитлера,  каждый  по-своему.  Поэтому  давайте  дру¬
жить  и  помогать  друг  другу.  Выше  голову!  Гитлеровско¬
му  режиму  скоро  конец!
 Монашек  определили  на  работу  в  прачечную,  выстро¬
енную  за  территорией  лагеря,  и  вплоть  до  освобождения
они  оставались  в  лагере.
 Вместе  со  мной  в  блоке  политических  тоже  жила  одна
монахиня  —  из  женского  монастыря  в  Чехословакии.
Я  рассказала  ей  об  этом  случае  и  полушутя  спросила,  не
осквернились  ли  четки  от  прикосновения  безбожницы.
Женщина  поняла  шутку:
 —  Совсем  наоборот.  Благодаря  твоему  доброму  делу
они  стали,  пожалуй,  еще  более  ценными.  Они  придадут
монахиням  силы  в  их  сопротивлении  Гитлеру.
 72

ЧТО  ЕДЯТ  РУССКИЕ?
 Однажды  Мария,  Лидия  и  я  сидели  во  втором  блоке  и
меняли  патроны  у  электрических  ламп.  Была  зима  1944  го¬
да.  Так  называемый  «спецконтингент»,  то  есть  нацистки,
попавшие  в  Равенсбрюк  за  мошенничество,  растраты  и
тому  подобное,  сидели  вокруг  печки  и  читали  «Фёлькишер
беобахтёр».  Этим  заключенным  не  нужно  было  работать,
им  ежедневно  приносили  еду  из  ресторана  в  Фюрстенбер-
ге  и,  кроме  того,  они  часто  получали  посылки  от  родных.
 Так  как  нам  редко  удавалось  раздобыть  газету,  то,  ра¬
ботая,  мы  прислушивались,  особенно  когда  женщины  чи¬
тали  военные  сообщения,  в  которых  шла  речь  о  «вырав¬
нивании  линии  фронта»,  то  есть  об  отступлении  гитлеров¬
ских  войск.  Одна  из  них  сказала:  «Русские  выносливы  и
тупы.  А  если  хотят  есть,  то  просто  идут  в  лес  и  едят  ба¬
умринде».  В  блоке  кроме  нас  было  еще  несколько  узниц,
и  одна  из  них  сказала  нацистке:  «Ну  и  глупа  же  ты!»
 Мария  и  Лидия  хотели  знать,  что  такое  «баумринде».
Я  объяснила:
 —  Баумринде  —  это  кора  дерева,  если  ее  вокруг  дере¬
ва  снять,  дерево  погибнет.
 Девушки  взволнованно  стали  что-то  обсуждать  на  сво¬
ем  языке.  Потом  Мария,  встав  перед  нацисткой,  сказала:
 —  Я  из  Москвы,  училась  в  медицинском  институте  и
знаю,  что  человеческий  желудок  не  может  переваривать
древесную  кору.  Мы  считаем  немецкий  народ  культур¬
ным  и  трудолюбивым,  но  почему  вы  так  плохо  говорите  о
нас?  Раньше,  до  нападения  Гитлера,  мы  ели  хорошо.
Здесь  же  мы  каждый  день  едим  плохой  суп  из  брюквы.
Если  бы  Гитлер  оставался  в  своей  Германии,  то  ни  вы,
ни  мы  здесь  бы  не  сидели.
 Теперь  все  глаза  были  устремлены  на  Лидию,  кото¬
рая,  встав  рядом  с  Марией,  сказала:
 —  У  нас  на  Украине  много  хлеба,  овощей,  фруктов,
мяса  и  молока.  Но  ваш  Гитлер  оккупировал  Украину.
 73

Нас,  русских,  здесь  пятьсот.  Нам  постоянно  хочется  есть,
но  в  лагере  все  деревья  еще  целы.
 Лидия  говорила  по-немецки  не  так  хорошо,  как  Ма¬
рия,  но  все  же  ее  все  поняли.  Аплодисментами  мы  выра¬
зили  ей  нашу  симпатию  за  находчивость.
 Озадаченные  фашистки  молча  смотрели  на  Лидию,  их
газета  валялась  на  полу.
 ПОЖАР  В  БЛОКЕ
ДЛЯ  БОЛЬНЫХ
 Просмотрев  заявки  блоковых,  мы  распределили  рабо¬
ту,  положили  в  ящик  нужный  инструмент  и  отправились
в  блоки.
 С  виду  все  было  спокойно,  но  нервы  наши  постоянно
были  в  напряжении,  потому  что  никто  не  был  застрахован
от  жестокости  эсэсовцев.  Опасность  грозила  нам  на  каж¬
дом  шагу,  или  же  мы  становились  свидетелями  страшных
издевательств  фашистских  садистов  над  кем-нибудь  из
заключенных.
 Мы  научились  чутко  улавливать  все  звуки,  «видеть  за¬
тылком».  «Шестое  чувство»  обострялось  в  лагере  так  же,
как  и  на  воле  при  выполнении  конспиративных  поруче¬
ний  для  КПГ.  Там  это  было  одним  из  правил  нелегаль¬
ной  работы.
 Когда  мы  подходили  к  девятому  блоку,  увидели  дым,
идущий  не  из  трубы.
 Я  сказала:
 —  Ведь  это  же  опасно!  Если  подует  ветер,  барак  сго¬
рит  за  десять  минут,  спасутся  лишь  единицы.
 С  лета  1943  года  в  девятом  блоке  находились  больные.
В  него  помещали  узниц,  которые  по  понятиям  врачей-эс-
эсовцев  были  не  опасно  больными.  Ни  медикаментов,  ни
перевязочного  материала  там  не  было.  Но  больным  не
нужно  было  выстаивать  многочасовых  аппелей  на  ветру,
 74

под  дождем  и  снегом.  На  три  —  пять  дней  они  получали
освобождение  от  работы,  и  уже  это  было  великим  благом.
 Порой  нам  удавалось  достать  направление  —  «бетткар-
ту»  в  этот  блок  для  своей  ослабевшей  подруги,  чтобы  под¬
держать  ее  угасавшие  силы.  Иногда  мы  использовали  «ли-
геблок»  1  для  тех,  кому  грозила  опасность  и  кто  должен
был  хоть  на  время  исчезнуть  из  поля  зрения  СС.
 Чтобы  предотвратить  несчастье  —  не  дать  сгореть  ба¬
раку,  нужно  было  действовать  быстро,  и  мы  побежали  в
блок.
 Дневное  помещение  было  заставлено  кроватями.  Во¬
круг  горячей  печки  сгрудились  больные.  На  потолке  ни¬
каких  признаков  пожара  не  было  видно.
 Тихо,  чтобы  не  вызвать  паники,  я  объяснила  блоковой
всю  серьезность  положения.  Из  блока  быстро  вынесли  и
поставили  друг  на  друга  три  стола.  Теперь  я  могла  взоб¬
раться  на  крышу.
 Лидия  тем  временем  принесла  со  склада  пику,  топора
она  не  получила.  Приготовили  ведра  с  водой,  и  я  пикой
ударила  в  то  место,  откуда  шел  дым.  Из  отверстия  мо¬
ментально  вырвались  языки  пламени,  но  мои  помощницы
вылили  туда  воду  и  сбили  пламя.  Оказалось,  тлело  в  пере¬
крытии.  Мы  быстро  залили  это  место  и  убрали  обуглив¬
шиеся  доски.  Опасность  пожара  была  устранена.
 Блоковую  я  попросила  сообщить  о  пожаре  в  канцеля¬
рию,  чтобы  привели  в  порядок  крышу.
 Через  несколько  дней  меня  вызвал  к  себе  эсэсовец
Шенк,  начальник  крематория  и  пожарной  охраны  в  ла¬
гере.  Спросил,  откуда  я  знала,  что  барак  мог  быстро  сго¬
реть.
 —  Мы,  слесарная  команда,  должны  ликвидировать  все
повреждения  и  опасные  ситуации  в  лагере.  Мой  отец  был
хорошим  ремесленником,  от  него  я  научилась  и  этому.—
И  не  удержалась,  чтобы  не  добавить:
 1  Лигеблок  —  блок  для  больных.
 75

—  Труба  была  изолирована  не  по  инструкции.  Желез¬
ная  труба  в  деревянном  перекрытии!  Обязательно  должно
было  загореться!
 На  лбу  Шенка  угрожающе  вздулись  вены.  Он  хотел
что-то  возразить,  но  промолчал  и  лишь  резко  мотнул  го¬
ловой,  давая  понять,  что  я  могу  идти.
 Мое  критическое  замечание  было  рискованным,  но  за¬
то  я  спасла  блоковую  от  обвинения  в  халатности  (недо¬
смотрела,  что  печь  слишком  сильно  натоплена)  и  от  суро¬
вого  наказания.
 ДЕТСКИЕ  БОТИНКИ
 По-детски  играя,  мальчик  лет  пяти  прыгал  вверх  и
вниз  по  ступенькам  у  входа  в  баню.  Его  ноги  быци  обмо¬
таны  грубыми  тряпками,  а  ручонки  он  все  время  завора¬
чивал  в  концы  своей  длинной  куртки.  Норвежская  анти¬
фашистка  Ракель  Бёкенхауер,  которая  работала  в  бане,
случайно  взглянула  в  окно,  испугалась:  что,  если  мальчу¬
гана  заметит  старшая  надзирательница!  Ракель  выбежа¬
ла  из  бани,  схватила  мальчика  и  внесла  в  дом.
 Нельзя  было  допустить,  чтобы  ребенка  обнаружил  эс¬
эсовский  контроль.  Нужно  было  выяснить,  как  он  попал
сюда,  один-одинешенек.  Но  ребенок  так  дрожал  от  холо¬
да,  что  сначала  Ракель  не  понимала  ни  слова.  Наконец
она  разобрала  сказанное  им  по-французски:  «Ах,  тетя,  я
так  замерз,  так  замерз!»
 Тогда  она  вошла  с  ним  в  баню,  раздела  его,  вымыла  с
головы  до  ног  и  сильно  растерла  маленькое  тело.
 Окончив,  спросила:
 —  Теперь  согрелся?
 Мальчик,  который  все  молча  и  терпеливо  выдержал,
робко  улыбнулся  и  энергично  кивнул  головенкой.
 —  У  меня,  кажется,  есть  кое-что  для  тебя,—сказала
Ракель  и  исчезла  в  соседнем  помещении.  Из  недоступного
 76

контролю  тайника  она  достала  пару  почти  новых  корич¬
невых  детских  ботинок  и  тут  же  подумала:  «Надо  бы  и
теплую  курточку.  Да  нет  ее».
 Вернувшись  к  мальчику,  поставила  ботинки  на  протя¬
нутые  к  ней  ладошки.  Малыш  с  восхищением  разгляды¬
вал  их  со  всех  сторон,  удивленно  повторяя:  «Ой,  какие
красивые!»
 Карие  глазенки  сияли,  как  два  ясных  солнышка.  Но
вдруг  лицо  у  цего  омрачилось:  он  вернул  ботинки  и,  кар¬
тавя,  произнес:  «Но  у  меня  нет  хлеба,  чтобы  их  выме¬
нять».
 Ракель  обняла  малыша,  с  трудом  удерживая  слезы.
Она  думала  о  своем  сыне.  Когда  ее  арестовали,  ему  было
столько  же  лет,  сколько  этому  малышу.  Теперь  он  жил  у
родителей  мужа.  Она  страшно  тосковала  по  своему  ребен¬
ку,  но  все  же  благодарила  судьбу  за  то,  что  он  избежал
ужасной  участи  этого  французского  мальчика.
 Взглянув  малышу  в  глаза,  Ракель  объяснила  ему:
 —  Сегодня  утром  и  ты  и  я  получили  по  пайке  хлеба.
Если  ты  мне  отдашь  свою  пайку,  то  у  меня  будут  две,  а  у
тебя  ни  одной.  Это  несправедливо,  не,  так  ли?
 Мальчик  кивнул.
 —  Ну  вот,—  продолжала  Ракель,—  красивые  ботинки
я  тебе  подарила,  и  ты  можешь  спокойно  есть  свой  хлео.
 Мальчик  крепко  обнял  ее,  прошептав:  «Ты  такая  же
добрая,  как  моя  мама!»
 —  Но  куда  же  ушла  твоя  мама?  —  спросила  Ракель.
 —  Сегодня  утром  она  ушла  туда,  за  ворота,—  он  по¬
казал  на  выход  из  лагеря,—  и  я  все  жду  да  жду  ее,  а  она
все  не  идет.
 Ракель  поняла,  что  его  мать  отправили  с  очередным
транспортом.  Она  попыталась  успокоить  мальчика:
 —  Твоя  мама  о  тебе  не  забыла,  она,  конечно,  скоро
вернется.
 Так  как  малышу  были  нужны  и  чулки,  Ракель  при¬
несла  из  своего  тайника  пару  маленьких  женских  носков.
 77

Хотя  носки  и  ботинки  были  ребенку  слишком  велики,  но
все  же,  сияя  от  радости,  он  плясал  и  притопывал  в  бане
в  своих  обновках.
 Наконец  Ракель  строго  сказала  мальчику:
 —  А  теперь  веди  себя  хорошо,  я  отведу  тебя  в  твой
блок.
 Но  тут  была  трудность:  эсэсовцы  не  должны  были
знать  о  подарке.  За  это  бы  Ракель  строго  наказали  и  сме¬
стили  с  работы,  которая  была  очень  важна  для  подполь¬
ной  деятельности  в  лагере.  Именно  Ракель,  опытная  анти¬
фашистка,  выявляла  среди  вновь  прибывших  коммуни¬
сток  и  сообщала  нам  о  них  и  о  том,  кому  особенно  грозила
опасность.  Мы  цодыскивали  им  работу,  при  которой  они
не  попадались  бы  на  глаза  эсэсовцам.  Помню,  она  спроси¬
ла  меня  в  день  прибытия:
 —  Ты  политическая?
 Итак,  по  дороге  в  блок  нужно  было  объяснить  маль¬
чику,  чтобы  он  никому  не  проговорился,  откуда  у  него  бо¬
тинки.
 —  Знаешь  ли,—  начала  Ракель,—  эсэсовцы  очень  пло¬
хие  люди,  из-за  них  умерло  много,  много  заключенных,  и
они  не  хотят,  чтобы  мы  помогали  друг  другу.  Если  ты
скажешь  им,  что  ботинки  подарила  тебе  я,  мне  придется
очень  плохо.
 —  Я  знаю,—  сказал  мальчик  серьезно,—  эсэсовцы
очень  злые.
 —  Твоя  мама  тебе,  конечно,  говорила,  что  ты  не  дол¬
жен  обманывать.  Но  если  СС-надзирательница  у  тебя
спросит,  откуда  у  тебя  ботинки,  ты  должен  сказать  не¬
правду.  Говори,  что  ботинки  тебе  дала  лагерная  мама,  но
ты  ее  больше  не  видел  и  не  знаешь,  где  она.
 Малыш  должен  был  повторять  эти  фразы,  пока  не  за¬
учил  их  наизусть,  и,  казалось,  сам  в  них  поверил.  Поцело¬
вав  на  прощание  Ракель,  он  побежал  в  свой  блок.
 Но  Ракель  не  оставляла  мысль  о  сироте.  Ему  срочно
нужна  была  лагерная  мама.  Поэтому  она  обратилась  к
 78

одной  француженке  из  его  блока,  которая  стала  заботить¬
ся  о  мальчике.  Вместе  с  ней  в  начале  1945  года  он  был  ос¬
вобожден  из  лагеря  Международным  Красным  Крестом.
 СОЛНЦЕ  ВСХОДИТ
НА  ВОСТОКЕ!
 Год  ^олог  —  триста  шестьдесят  пять  дней!  А  в  лагере
время  тянулось  очень  медленно.  Часто  наваливалась  то¬
ска,  но  о  ней  никому  не  скажешь.  Мы,  политические,  ве¬
рили,  что  фашизм  будет  побежден  и  мы  Вернемся  к  себе
на  родину.  Эта  вера  придавала  нам  силы,  ее  мы  старались
внушить  товарищам.
 В  гнетущем  однообразии  лагерной  жизни  нам  очень  не
хватало  светлых  впечатлений,  и  я  очень  обрадовалась,
когда  меня  пригласили  на  праздник  Первого  мая  в  блок
советских  военнопленных  —  «красноармеек».  Отпраздно¬
вать  его  именно  1  мая  было  невозможно,  и  мы  перенесли
его  на  четырнадцать  дней  спустя.  Это  было  воскресенье.
Я  надела  свежевыстиранное  лагерное  платье,  вычистила
ботинки  —  у  слесарной  команды  была  кожайая  обувь  —  и
точно  вовремя  появилась  у  «красноармеек».
 Всеми  уважаемый  политический  лидер  в  блоке  «крас¬
ноармеек»,  товарищ  Евгения  Клемм  пригласила  предста¬
вительниц  и  из  других  стран.  До  войны  она  преподавала
в  высшем  учебном  заведении  в  Одессе.  Своей  выдержкой
и  последовательно  партийным  поведением  она  быстро  за¬
воевала  уважение  коммунисток  и  других  заключенных  ла¬
геря.
 Среди  гостей  я  увидела  и  Энне  Кассинг.  Она  поддер-
живала  контакты  с  политическим  ядром  в  блоке  «красно¬
армеек».  Энне  арестовали  еще  в  1936  году.  За  плечами  у
нее  были  тюрьмы  —  обычная  и  каторжная,  а  в  1942  году
отправили  в  Равенсбрюк.  Глядя  на  эту  тихую,  всегда  при¬
ветливую  коммунистку,  невозможно  было  догадаться,  ка¬
 79

кую  опасную  и  ответственную  задачу  она  выполняла  в  ла¬
гере:  работая  в  комендатуре,  она  получала  информацию  с
воли  и  передавала  ее  другим.  В  сопроводительных  доку¬
ментах  в  графе  «Причина  нахождения  в  лагере»  о  ней
стояло:  «Фанатичная  коммунистка».
 Советские  товарищи  устроили  все,  как  в  театре:  шка¬
фы,  стоявшие  в  ряд  один  возле  другого,  образовали  галер¬
ку.  Перед  ними  на  сдвинутые  столы  поставили  табурет¬
ки—это  был,  так  сказать,  второй  ярус.  Края  столов  об¬
разовали  Первый  ярус,  а  два  ряда  табуреток  перед  ними  —
партер.  Те,  кому  не  на  чем  было  сидеть,  устроились  пря¬
мо  на  полу.  Середина  помещения  превратилась  в  сцену.
Как  символ  Первого  мая  на  табуретке,  украшенная  све¬
жей  зеленью,  стояла  вырезанная  из  газеты  фотография
рабочего.
 Красноармейский  блок,  как  все  блоки,  построенные
позже  в  конце  лагеря,  был  значительно  больше,  чем  наши
бараки  на  Лагерштрассе.  Перед  блоком  мы  для  безопас¬
ности  выставили  посты.
 Праздник  начался.  Три  девушки  на  два  голоса  спели
русскую  песню.  Саша  из  Казани  прочла  стихотворение
Пушкина.  Так  как  я  не  понимала  по-русски,  мне  шепотом
переводили  содержание.  Потом  Саша  прочла  свое  стихо¬
творение  о  жизни  в  лагере,  одна  из  военнопленных  кра¬
сивым  голосом  спела  арию  из  оперы  «Евгений  Онегин»,
и  снова  выступила  Саша.  Она  с  выражением  прочла  еще
одно  из  своих  стихотворений  —  о  том,  как  прекрасен  мир,
в  котором  люди  создают  величественное  будущее.  Рефре¬
ном  стихотворения  было:  «Для  всех  людей  восходит
солнце  на  востоке».  стихотворение  нам  особенно  по¬
нравилось  и  вызвало  такую  бурю  аплодисментов,  что
Саше  пришлось  его  повторить.  Четыре  девушки  испол¬
нили  русский  народный  танец.  При  этом  все  пели  и  хло¬
пали  в  такт.  Второй  танец  —  «Калинка»  —  всех  привел  в
восторг.  Я  впервые  услышала  эту  красивую  мелодию.
В  заключение  спели  все  вместе.  Потом  расставили  по  ме¬
 80

стам  столы  и  табуретки,  а  мы  еще  некоторое  время  беседо¬
вали.
 Для  приглашенных  был  приготовлен  сюрприз  —  на
столе  появился  торт!  Настоящий  торт  собственного  приго¬
товления.  Это  был  истинно  «лагерный»  торт:  хлеб  наре¬
зали,  как  кусочки  торта,  положили  их  вплотную  друг  к
другу,  дамазали  мармеладом,  сверху  —  снова  тонкий  слой
хлеба,  украшенный  маленькими  желтыми  розочками  из
маргарина.  К  нему  был  подан  лагерный  «кофе».
 За  первым  сюрпризом  последовал  второй:  вино!  Мы  не
верили  своим  глазам.  Алкоголь  в  лагере!  Советские  друзья
открыли  секрет:  на  предприятиях  Сименса  им  добыли
технический  спирт,  они  продистиллировали  его,  добавили
воды  и  мармелада.  «Ну  что  ж,  тогда  —  за  общее  здоровье!
За  наше  скорейшее  освобождение!»
 И  мы  еще  раз  подняли  «бокалы»  за  солнце,  которое
всходит  на  востоке.
 Да  здравствует  фройндшафт  —  дружба  в  лагере!
 НАША  СОЛИДАРНОСТЬ
СИЛЬНЕЕ  ПЛЕТКИ  ЭСЭСОВЦА
 Раннее  утро.  Еще  темно.  Фонари  на  фронтонах  бара¬
ков  ярко  освещают  Лагерштрассе.  Общая  перекличка  за¬
кончилась,  и  каждый  торопится  прийти  на  свой  рабочий
аппель  до  шести  часов.  Утром  всегда  было  тяжело  просы¬
паться.  Вой  сирены,  вспугнув  нас  ото  сна,  в  котором  мы
ненадолго  забывали  страх  и  заботы,  возвращал  нас  к
мрачной,  гнетущей  действительности.  Что  ждет  нас  сего¬
дня?
 Хильда  Прелле  торопилась  к  предпоследнему  блоку  на
Лагерштрассе,  к  первой  пошивочной  мастерской.  Несмо¬
тря  ни  на  что,  у  нее  сегодня  было  радостно  на  душе.  У  нее
появилась  в  лагере  подруга  —  Нина  Рогоевская,  молодая
украинка,  недавно  попавшая  в  лагерь.  На  рабочем  ая-
 81

пеле  Хильде  удалось  сунуть  ей  кусок  хлеба  в  карман
«яки»  —  лагерной  куртки.  Нинин  блок  за  какую-то  про¬
винность  был  оставлен  без  еды.  (Все  обеденное  время
женщины  должны  были  стоять.)  Нина  сначала  отказыва¬
лась  взять  хлеб.  Но  Хильда  твердо  сказала:  «Солидар¬
ность!»  И  хотя  они  не  знали  языка  друг  друга,  это  слово
Нина  поняла.  Она  согласно  кивнула  Хильде  и  быстро
спрятала  хлеб  в  карман.
 Но  радость  Хильды  была  недолгой.  Она  не  знала,  что
ждет  ее  сегодня.  После  того  как  старшая  рабочей  коман¬
ды  отрапортовала  бетрибсфюрерин  Шмайсер,  эсэсовке,
руководящей  производством,  о  количестве  построившихся,
последовала  команда:  «За  работу!»  Первым  в  барак  вошел
эсэсман  Шваб,  важно  прошествовал  в  служебное  помеще¬
ние,  расположенное  справа  от  входа.  В  длинном  большом
цехе  загорелся  свет,  и  женщины,  стуча  деревянными  по¬
дошвами,  заторопились  на  свои  рабочие  места.  Быстрее,
быстрее  —  лишь  бы  ничем  не  привлечь  внимание  эсэсов¬
цев.  Головы  опущены,  неподвижные  лица  застыли.  И  толь¬
ко  мысли  их  свободны  —  туда  доступа  нет  даже  эсэсов¬
цам.
 Хильда  заняла  место  за  раскроечным  столом,  села  спи¬
ной  к  служебному  помещению.  Ночная  смена  уже  приго¬
товила  к  раскрою  очередную  партию  маскировочных  ха¬
латов  для  гитлеровских  солдат.  Хильда,  думая  о  Нине  и
хлебе,  включила  мотор.  Глаза  не  отрываясь  следили  за  бе¬
лыми  линиями.  Руки  механически  подсовывали  плотную
ткань,  исчерченную  кривыми  и  ломаными  линиями,  под
вращающийся  нож.  Отрез  за  отрезом.  Помощница  так  же
безмолвно  убирала  обрезки,  которые  Хильда  сбрасывала
рукой  со  стола.  Тишину  нарушало  только  жужжание  мо¬
торов.  Это  безмолвие,  видимо,  нагоняло  скуку  на  эсэсовца
Опитца,  шефа  фабричного  двора  и  швейных  мастерских.
Чтобы  развлечься,  он  время  от  времени  щелкал  плеткой
по  голенищам  своих  сапог  и  шумно  радовался,  если  пугал
при  этом  работавших  женщин.
 82

На  сей  раз  он  выбрал  жертвой  Хильду.  Тихо  подошел
к  ней  сзади  и  резко  щелкнул.  Хильда  сильно  вздрогнула,
и  кисть  ее  левой  руки  попала  под  нож.  Брызнувшая  кровь
потекла  по  ткани.  Опитц  заорал:
 —  Испорчен  весь  кусок!  Это  саботаж!
 Крик  Хильды  и  эсэсовца  испугали  других  узниц.  Но
ни  одна  не  смела  ни  обернуться,  ни  помочь.  Окаменев
от  ужаса,  Хильда  беспомощно  пыталась  зажать  рану.
В  эту  минуту  к  ней  быстро  подошла  Нина  с  ведром  воды,
вытерла  кровь  со  стола  и  на  полу.  Не  смея  помочь  по¬
страдавшей,  она  хоть  этим  хотела  выразить  ей  свое  со¬
чувствие.
 К  счастью  для  Хильды,  вскоре  пришла  староста  фаб¬
ричного  двора  Мария  Видмайер.  Она  имела  право  сво¬
бодно  ходить  по  лагерю  и  отвела  пострадавшую  Хильду
в  ревир.
 Врач-эсэсовец,  увидев  поврежденную  руку,  тоже  за¬
кричал:  «Это.  саботаж!»  Такое  обвинение  могло  повлечь
за  собой  или  бункер,  или  расстрел.  Мария  постаралась
отвлечь  внимание  врача  от  Хильды,  все  еще  дрожавшей  от
боли  и  страха.  Отвела  ее  в  соседнюю  комнату,  где  мед-»
сестрой  работала  заключенная  антифашистка.  Там  уда¬
лось  остановить  кровь.  Сестра  перевязала  рану  и  дала
Хильде  с  собой  бинт.
 На  следующее  утро,  еще  до  общего  аппеля,  Мария
Видмайер  снова  привела  Хильду  в  ревир.  Чтобы  термо¬
метр  показал  повышенную  температуру,  Мария,  прежде
чем  его  дали  Хильде,  подержала  его  на  батарее.  Хильда
получила  на  два  дня  «бетткарту»  —  Два  дня  могла  побыть
у  себя  в  блоке.  Но  уже  на  третий  день  с  перевязанной
рукой  снова  стояла  за  своим  столом  и,  стиснув  зубы  от
боли,  выполняла  свою  работу.  Каждый  день  до  общего
аппеля  заключенная  чешка-врач  из  ревира  делала  Хиль¬
де  перевязки.
 Снова  наша  пролетарская  солидарность  оказалась
сильнее,  чем  все  ухищрения  бандитов-эсэсовцев.  И  какие
 83

бы  приказы  ни  издавало  лагерное  начальство,  она  прини¬
мала  все  новые  и  новые  формы,  укрепляя  дружбу  и  това¬
рищество,  придавая  нам  мужество  и  сцлы,  чтобы  дожить
до  дня  освобождения.
 СТЕЛЛА
 В  1961  году  мы,  бывшие  узницы  Равенсбрюка,  впер¬
вые  посетили  Советский  Союз.  Еще  в  лагере  мы  страстно
мечтали  о  таком  путешествии.
 Советские  подруги  по  концлагерю,  узнав  о  нашем  при¬
езде,  пришли  встретить  нас  на  вокзал.  Чтобы  увидеться
с  нами,  многие  из  них  приехали  издалека.  Встреча  была
очень  волнующей,  и  у  многих  текли  слезы  радости.
 Чуть  в  стороне  стояла  молодая  темноволосая  девушка,
она  внимательно  всматривалась  в  наши  лица.  Я  спросила
у  нее:
 —  Вы  тоже  из  Равенсбрюка?
 —  Конечно,—ответила  она  по-немецки,—ведь  я
Стелла.
 —  Стелла!  Та  самая  маленькая  Стелла,  которая  всег¬
да  сидела  на  пороге  десятого  блока?!
 —  Да,  да,  это  я!
 К  Стелле  бросились  другие  женщины.  Шестнадцать  лет
мы  ничего  не  слышали  об  этой  девочке  с  трагической  судь¬
бой.  Знали  только,  что  после  освобождения  одна  из  со¬
ветских  женщин  взяла  ее  с  собой.
 Родители  Стеллы  были  испанцы.  Ее  отец  сражался  про¬
тив  Франко.  После  поражения  республики  они  бежали  в
Бельгию  и  участвовали  там  в  движении  Сопротивления.
В  Антверпене  обоих  арестовало  гестапо.  Четырехлетняя
Стелла  попала  с  матерью  в  Равенсбрюк,  а  отец  —  в  Бу-
хенвальд.
 Мать  Стеллы,  больную  туберкулезом,  сразу  же  поме¬
стили  в  блок  для  туберкулезных.  Ребенок  тяжело  пере¬

живал  разлуку  с  ней.  Другие  узницы  делали  все  возмож¬
ное,  чтобы  она  могла  навещать  мать.  Через  несколько  дней
мать  умерла,  и  Стеллу  в  блок  не  пустили.  Девочка  сидела
на  пороге  у  входа  и  горько  плакала:
 —  Меня  не  пускают  к  маме!
 Девочку  с  трудом  увела  одна  узница  —  в  это  время  ее
умершую  мать  должны  были  вынести  из  барака.  Но  вско¬
ре  она  все-таки  прокралась  в  блок.  Никто  ей  не  сказал,
что  случилось  с  ее  матерью,  и  успокаивали,  что  ее  перевели
в  другой  блок,  куда  входить  запрещено.
 Стелла  отвечала:
 —  Я  все  равно  буду  сидеть  здесь.  Мама  не  может
уйти  без  меня.  И  придет  за  мной  сюда.
 Так  Стелла  стала  ребенком  туберкулезного  блока.
 В  этом  блоке  работала  бельгийка  Клер  ван  ден  Боом.
Перед  смертью  мать  Стеллы  просила  ее  не  оставлять  де¬
вочку.  И  Клер  исполнила  ее  просьбу  —  стала  лагерной  ма¬
мой  Стеллы.  Она  дарила  малышке  всю  свою  любовь,  от¬
казывалась  ради  нее  от  последнего  куска,  мыла  ее,  чинила
ей  одежду.
 Маленькая  Стелла  видела  в  этом  блоке  такое,  что  во¬
все  не  было  предназначено  для  ее  глаз.  Каждый  день  кто-
нибудь  умирал.  Но  Стелла  уже  не  боялась  мертвых.  Си¬
дела  около  больных.
 Она  по-прежнему  любила  сидеть  на  пороге  барака,  с
тоской  всматривалась  во  всех  женщин.  Но  если  замечала
СС-надзирательницу,  сразу  же  исчезала  в  бараке.  Там  она
чувствовала  себя  в  безопасности.
 В  блоке  не  было  детей  ее  возраста.  Повторяла  то,  что
слышала  от  взрослых.  Тяжело  больной  она  могла  сказать:
«Вот  тебе  конфетка.  Это  тебе  последняя,  перед  смертью».
Или  она  говорила:  «Ну  вот,  ты  опять  все  испачкала.  Клер
будет  на  тебя  сердиться.  Теперь  лежи  так,  ведь  у  Клер
нет  больше  чистого  белья».  Иногда  она  жаловалась:  «Де¬
вушка  на  верхней  всю  ночь  рыдала  и  плакала  в  голос.
Просто  нельзя  было  спать».
 85

Так  Стелла  жила  среди  больных  и  умирающих.  Она
была  единственным  ребенком  в  блоке,  и  ей  было  лучше,
чем  другим  детям  в  лагере,  но  все  же  мы  не  могли  огра¬
дить  ее  от  ужасных  сцен,  которые  ежедневно  разыгрыва¬
лись  у  нее  на  глазах  и  на  всю  жизнь  врезались  ей  в  па¬
мять.
 Ее  лагерную  мать  Клер  ван  ден  Боом  вывезли  с  транс¬
портом  штрафников  на  соляные  шахты.  Заботу  о  девочке
взяли  на  себя  другие  женщины  туберкулезного  блока.
А  когда  в  конце  апреля  1945  года  лагерь  эвакуировали
(мы  назвали  это  «маршем  смерти»),  Стеллу  взяла  с  собой
одна  из  советских  женщин.  Красная  Армия  освободила  их
колонну,  и  Стелла  оказалась  в  Советском  Союзе,  который
стал  ее  второй  родиной.
 Стелла  узнала,  конечно,  о  смерти  матери.  Но  не  теря¬
ла  надежды,  что,  может  быть,  жив  отец.  Как  найти  его?
Она  ведь  не  знала  своей  настоящей  фамилии.  Мы  решили
помочь  Стелле.
 Вернувшись  из  Советского  Союза  в  Берлин,  товарищи
написали  в  Брюссель  ее  бывшей  лагерной  матери  Клер
ван  ден  Боом.  Та  вспомнила,  что  после  освобождения  из
лагеря  отец  Стеллы  безуспешно  искал  дочь,  а  потом  эмиг¬
рировал  в  Бразилию.  Там  наконец  и  нашла  его  Клер.
 Стелла  полетела  в  Бразилию,  и  после  более  двадцати
лет  разлуки  состоялась  встреча  отца  с  дочерью.
 Оба  были  счастливы,  что  нашли  друг  друга,  но  остать¬
ся  в  Бразилии  Стелла  не  захотела.
 Она  рассказывала  мне:
 —  В  Бразилии  я  впервые  поняла,  что  такое  капита¬
лизм.  Сначала  я  только  восхищалась  прекрасными  ули¬
цами,  холеными  мужчинами  и  женщинами,  их  сверкающи¬
ми  хромом  автомобилями,  тенистыми  парками,  в  которых
стояли  их  дворцы.  Но  когда  я  по  вечерам  заходила  за  от¬
цом  к  нему  на  работу,  мне  приходилось  идти  через  ра¬
бочие  кварталы,  мимо  их  нищих  жилищ.  Я  видела,  как
дети  в  лохмотьях  роются  в  мусорных  ящиках  в  поисках

чего-нибудь  съестного.  И  вдруг  мне  показалось,  будто  я
снова  в  Равенсбрюке.  От  ужаса  я  выронила  корзину  с
апельсинами,  которую  несла  с  собой.  Апельсины  покати¬
лись  в  уличную  грязь,  а  дети,  словно  голодные  маленькие
зверьки,  бросились  за  ними  и  стали  драться.  Такое  я  виде¬
ла  только  в  Равенсбрюке.  Потом,  когда  я  шла  с  отцом  до¬
мой,  нас  задержала  кучка  бразильских  фашистов.  Они  гор¬
ланили  те  же  самые  песни,  что  пели  в  лагере  эсэсовцы.
В  тот  день  мне  стало  ясно,  где  мой  дом.
 Стелла  вернулась  в  Советский  Союз.  Вышла  вамуж,
имеет  семью.
 «КОМНАТКА  ИДИОТОК»
В  ДЕСЯТОМ  БЛОКЕ
 Однажды  я  проснулась  от  громкого  шепота:
 —  Лотта,  вставай!  Мы  не  можем  запереть  дверь.  Нерв¬
нобольные  спрятали  ключ.  Если  не  закроем  дверь  на  ключ,
нам  придется  всю  ночь  сторожить.—  В  приоткрытое  окно,
у  которого  я  спала,  я  увидела  блоковую  туберкулезного
блока  №  10  Эрику  Бухман.  Я  знала,  что  она  не  стала  бы
меня  будить  без  серьезных  на  то  оснований.
 Я  быстро  оделась,  взяла  ящик  с  инструментами  и  по¬
спешила  к  туберкулезному  блоку,  где  в  отдельном  поме¬
щении,  бывшей  комнате  эсэсовки  блока,  жили  душевно¬
больные.  Ночь  была  холодной  и  совершенно  темной,  так
что  я  не  сразу  нашла  нужный  барак.  По  дороге  меня  ок¬
ликнула  ночная  охрана.  Я  отрапортовала  по  всем  прави¬
лам  и  пошла  дальше.  У  дверей  десятого  блока  меня  встре¬
тили  словами:  «Какое  счастье,  что  ты  пришла!»
 Помещение,  где  жили  душевнобольные,  фашисты  пре¬
зрительно  называли  «комнаткой  идиоток».  Она  была  не¬
многим  более  трех  метров  в  ширину  и  метра  четыре  с  по¬
ловиной  в  длину.  Стекла  из  рам  вынули  и  окна  зарешетили
толстыми  планками.  В  тесном  холодном  помещении  томи-
 87

лись  около  шестидесяти  женщин.  Отопление  начальство
считало  ненужным.  Несчастные  должны  были  согревать
Друг  друга.  Одеяла  были  лишь  у  половины  больных  —
грязные,  рваные,  изношенные.  Для  отправления  естест¬
венной  потребности  предназначалось  большое  ведро  с
крышкой. 	'
 —  Ключ  нужно  найти,—сказала  я.—Если  дверь  за¬
кроем  отмычкой,  то  больные  смогут  открыть  ее  с  внутрен¬
ней  стороны.
 Мы  громко  объявили:
 —  Кто  отдаст  ключ,  получит  пайку  хлеба!
 Никто  не  отозвался.  Тогда  приказали:
 —  Всем  выйти!  Одеяла  оставить!  —  Одна  из  помощ¬
ниц  встала  в  дверях  и,  пропуская  мимо  себя  женщин,  пе¬
ресчитала  их.  Женщины  были  только  в  рубашках.  Когда
они  поворачивались  к  нам  спиной,  я  заметила,  что  лагер¬
ные  номера  у  них  были  написаны  химическим  каранда¬
шом  огромными  цифрами  прямо  на  теле.  Большинство
выходили  тихо,  опустив  головы.  Одна  танцевала.  Другая
все  время  пыталась  повязать  голову  маленьким  платком  и
не  могла  с  этим  справиться.  Третья  выползла  на  четве¬
реньках,  лая  по-собачьи.
 С  электрическим  фонарем  в  блок  вошла  надзиратель¬
ница.  Эрика  Бухман  отрапортовала:
 —  В  комнатке  идиоток  пятьдесят  семь  человек.  Мы
ищем  ключ.—  Надзирательница  оглядела  всех  и  неожи¬
данно  спросила:
 —  Андре,  ты  тоже  здесь?  Не  хочешь  больше  работать?
 Андре,  француженка,  печально  ответила  на  ломаном
 немецком  языке:
 —  Очень  хочу,  фрау  ауфзеерин,  но  меня  же  отсюда  не
выпустят.
 Эсэсовка  ушла,  и  счет  продолжался,  Оказалось,  что
трое  узниц  отсутствуют.  Мы  вошли  в  комнату  и  увидели,
что  одна  из  них  спала,  свернувшись  калачиком,  в  боль¬
шой  белой  умывальной  раковине.  Водопроводный  кран

сняли,  только  раковина  еще  висела  на  стене.  Нам  при¬
шлось  помочь  ей  выбраться  оттуда.  Другая,  свесив  руки
и  ноги,  лежала  на  животе  на  холодной  железной  печке,  не
найдя  себе  места  на  полу.  Она  тоже  спала.
 Но  где  же  третья?  Преодолевая  отвращение,  мы  под¬
нимали  с  пола  одеяла,  отбрасывая  их  в  сторону.  И  —  в  са¬
мом  деле  —  у  стены  лежала  исхудавшая,  словно  скелет,
женщина,  которая  в  первую  минуту  показалась  мертвой.
Но  нет,  несчастная  не  умерла,  у  нее  просто  уже  не  было
сил  ни  встать,  ни  даже  отвечать.  Глубоко  запавшие  гла¬
ва  молили:  «Оставьте  меня  в  покое!»
 Ключа  в  помещении  не  оказалось.
 Меняя  дверной  замок  в  двери  изолятора  психически
больных,  я  слышала,  как  русская  певица  Катя  пела  гру¬
стную  песню,  аккомпанируя  себе  на  воображаемом  пиа¬
нино.  Катя  заболела  от  тоски  по  дочке.  Было  невыносимо
жутко  слышать  ее  прекрасный  нежный  голос  в  этом
страшном  месте.
 Наконец  я  сменила  замок,  душевнобольных  ввели  об¬
ратно,  и  постепенно  восстановилась  тишина.  Эти  женщины
до  Равенсбрюка  были  здоровы.  Но  от  изнурительной  ра¬
боты  и  скудного  питания  большинство  из  несчастных  так
обессилили,  что  нервы  у  них  не  выдержали.  К  тому  же  их
мучила  тоска  по  дому,  по  родине,  по  детям.  У  многих  про¬
пала  воля  к  жизни.  Почти  все  они  были  еще  очень  моло¬
ды.  Кормили  их  еще  хуже,  чем  других.  Лечения,  разуме¬
ется,  никакого  не  было.
 Через  несколько  недель  лагерное  начальство  «освобо¬
дилось»  не  только  от  всех  обитательниц  изолятора  для
душевнобольных,  но  и  от  многих  больных  туберкулезом.
Я  видела,  как  их  грузили.  Рано  утром,  еще  до  общего  ап-
пеля,  перед  блоком  №  10  остановились  два  грузовика.  Не¬
которые  больные  взбирались  на  машину  спокойно,  поко¬
рившись  своей  судьбе,  другие  кричали  и  буйствовали.
Третьи  беззвучно  плакали.  Эрика  стояла  рядом  со  мвой,
дрожа  от  гнева,  сдерживая  слезы.

Эсэсовцы  грубо  подталкивали  их  в  машины.  Но  вот
дверцы  захлопнулись,  взревели  моторы  и  их  увезли  в  га¬
зовые  камеры.
 ЧТО  ПРОИСХОДИЛО
В  БОМБОУБЕЖИЩЕ
 За  бараками  для  больных  высился  земляной  вал  с  выш¬
ками  для  охранников.  В  земляном  валу  было  выкопано
бомбоубежище.  Стены  его  были  выложены  дерном,  бре¬
венчатый  потолок  держался  на  толстых  стволах  деревьев.
Свет  проникал  только  через  дверь.  Это  бомбоубежище  слу¬
жило  СС-врачам  помещением  для  вскрытия  трупов.
 В  левом  углу  стоял  большой  рабочий  стол  с  медицин¬
скими  приборами,  ретортами,  стойками  с  пробирками.
В  середине,  напротив  двери,  стоял  анатомический  стол.
Он  был  обит  жестью,  которая  с  узкого  конца  стола  спус¬
калась  в  жестяную  воронку,  под  ней  —  ведро.  Двухсотсве-
човая  лампа  над  столом  холодным  белым  светом  освещала
помещение.  В  погребе  стоял  удушающий  трупный  запах;
свежий  воздух  проникал  только  через  открытую  дверь.
 Каждое  утро  сюда  привозили  новые  трупы.  Часто  их
было  так  много,  что  в  мертвецкой  не  хватало  места,  и  тог¬
да  их  складывали  у  двери  в  бомбоубежище.  Мертвые  ле¬
жали  нагими,  и  искаженные  болью  лица  отражали  стра¬
дания  их  последних  часов.  Это  были  кости,  обтянутые
кожей.
 Вскрывали  только  трупы,  которые  представляли  собой
так  называемые  интересные  медицинские  случаи.  Это  бы¬
ли  прежде  всего  трупы  тех  женщин,  на  которых  врачи-
эсэсовцы  проводили  свои  псевдонаучные  эксперименты.
 Эсэсовцы  принудили  там  работать  врача  из  Ленингра¬
да.  Звали  ее  Антонина.  Эта  молодая  женщина  стала  со¬
вершенно  седой.  Входя  в  мертвецкую,  я  каждый  раз  со¬
дрогалась  от  ужаса,  но  мне  было  жаль  ее,  и  я  часто  помо¬
 90

гала  ей  поднимать  трупы  на  анатомический  стол  и  отно¬
сить  их  обратно.
 Было  горько  видеть  здесь  женщин,  с  которыми  мы  не¬
давно  разговаривали  о  скорой  свободе.
 Я  помню,  как  в  нашем  блоке  умерла  от  тифа  австрийка
Мали  Бруст.  Мы  все  ее  очень  любили.  У  мертвецкой  мы
попрощались  с  ней,  положили  ей  на  грудь  несколько  по¬
левых  цветков.
 Советские  женщины  привязывали  своим  подругам  к
запястью  мешочек  с  родной  землей.  Ужасно  было  такое
прощание  с  близкими  друзьями...
 КРАСНЫЕ  САЛЬВИИ
И  СЕРЫЕ  КРЫСЫ
 Даже  самые  яркие  лучи  солнца  не  могли  скрасить  чер¬
но-серую  длинную  и  широкую  Лагерштрассе.  Пятнадцать
бараков  по  правую  и  пятнадцать  по  левую  сторону,  обра¬
щенные  фронтоном  на  улицу  и  покрытые  черной  толью,
еще  больше  усиливали  безотрадность.  Они  напоминали
широко  растянутую  гармонь,  онемевшую  от  страха  и  пе¬
чали.  Так  действовал  лагерь  на  душу  и  сердце.
 Летом  два  молодых  зеленых  деревца  у  каждого  барака
немного  смягчали  серость  и  черноту  Лагерштрассе.  Аню¬
тины  глазки  и  красные  сальвии  на  маленьких  клумбах
были  приветом  прекрасной  природы  в  нашей  отвратитель¬
ной  серости  и  мраке.  Мы  охотно  ухаживали  за  ними  и  по¬
ливали  их.
 Сальвии  цвели.
 Впереди  нас  по  Лагерштрассе  шла  молодая  надзира¬
тельница.  Ее  серая  юбка  при  ходьбе  колыхалась.  Малень¬
кая  пилотка  венчала  ее  высоко  поднятую  голову.  СС-над-
зирательница,  властвовавшая  над  заключенными  «тваря¬
ми».
 Мы  шли  сзади,  шагах  в  десяти  от  «серого  превосходи¬
 91

тельства».  Вдруг  она  пронзительно  закричала  и,  жалкая,
остановилась  как  вкопанная:  к  ней  подбежала  крыса  и
приготовилась  к  прыжку.  Искала,  вероятно,  себе  подоб¬
ных?
 Мария  сразу  же  оценила  ситуацию.  Протянула  руку
в  ящик  с  инструментами,  который  несла  Лидия,  схватила
молоток,  прицелилась  и  попала  крысе  прямо  в  голову.  Та
взвизгнула  и,  окровавленная,  осталась  лежать  между
цветами  и  окаймляющими  клумбу  камнями.  Все  это  про¬
изошло  в  какие-то  секунды.  Надзирательница  обернулась
к  Марии,  ничего  не  сказала,  лишь  облегченно  вздохнула.
Смешно,  перед  крысой  она  беспомощно  капитулировала.
 Я  сказала:
 —  Хорошо,  что  ни  одна  сальвия  не  пострадала.  Сразу
видно,  что  ты,  Мария,  из  Красной  Армии.  Во  что  целишь¬
ся,  в  то  и  попадаешь.  От  крыс  мы  избавимся.
 Не  знаю,  поняла  ли  СС-надзирательница  мой  намек,
ведь  большинство  людей  ее  сорта  не  блистали  умом.  На  это
я  и  рассчитывала.  А  то  бы  мне  несдобровать.
 Мы  закопали  грызуна  в  землю,  удобрив  им  красные
сальвии.
 ЛИСТОВКИ  В  ЛАГЕРЕ
 Днем  мы  часто  наблюдали,  как  английские  и  амери¬
канские  самолеты  летели  над  нашим  лагерем  на  Берлин.
В  лучах  солнца  они  сверкали,  словно  большие  серебряные
птицы,  однако  несли  смерть  и  разрушение.  Ночью  над
Берлином  светилось  багровое  зарево  —  это  горел  город.
Прибывавшие  узницы  рассказывали,  какие  части  города
лежали  в  развалинах.  Чем  дольше  шла  война,  тем  чаще
летели  над  лагерем  самолеты.
 Метрах  в  пяти  от  высокой  стены,  отделявшей  наш  ла¬
герь  от  мужского,  узниц  заставили  выкопать  глубокий  ров
якобы  для  того,  чтобы  во  время  воздушных  налетов  мы
 92

туда  прятались.  Но  в  таком  рву  вряд  ли  могли  укрыться
все  заключенные.  Тогда  объявили,  что  во  время  воздуш¬
ных  налетов  все  должны  оставаться  в  бараках,  никто  не
смеет  появляться  на  улицах  лагеря.  В  темное  время  суток
освещение  во  всем  лагере  в  этих  случаях  выключалось.
 В  сентябре  1944  года  «Фёлькишер  беобахтер»  сообщи¬
ла,  что  во  время  воздушного  налета  на  концлагерь  Бухен-
вальд  погибли  Эрнст  Тельман  и  Руди  Брейтшейд.  Это  тра¬
гическое  известие  было  для  нас  страшным  ударом.  Мы  тог¬
да  еще  не  знали  истинных  обстоятельств  их  гибели.
 Через  несколько  дней  после  очередной  воздушной  тре¬
воги  мы,  выйдя  из  блоков,  увидели  что-то  белое,  парящее  в
воздухе.  Вскоре  женщины  т>тали  шептаться,  что  на  землю
падают  листовки,  предназначенные  для  концлагеря,  но  мы
не  очень  этому  верили.
 При  новой  воздушной  тревоге  история  с  листовками  по¬
вторилась.  Мы  из  своих  окон  видели,  как  они  опускались
на  землю.  Но  никто  не  осмелился  выйти,  потому  что  во
время  тревоги  эсэсовцы,  вооруженные  автоматами,  зани¬
мали  амбразуры  в  укреплениях  у  леса,  откуда  прострели¬
вался  весь  лагерь.  Между  бараками  бегали  эсэсманы  и  над¬
зирательницы,  быстро  подбирая  белые  листочки.
 Наконец  прозвучал  сигнал  отбоя,  и  мы  бросились  на¬
ружу  в  надежде  найти  хоть  одну  листовку,  но,  к  сожале¬
нию,  безуспешно.  У  нас  оставалась  еще  надежда,  что  ли¬
стовки  попали  на  крыши  блоков  и  со  временем  ветер  их
оттуда  сдует.  Но  эсэсовцы  предусмотрели  и  это.  Они  заста¬
вили  заключенных  забраться  на  крыши  и  под  строгим
контролем  там  все  обыскать.
 Но  все  же  одной  из  заключенных  удалось  бегло  про¬
честь  листовку.  На  листке  сероватой  бумаги  величиной
в  ладонь  было  напечатано:  «Мы  не  будем  бомбить  лагерь.
Гитлер  будет  разбит.  Победа  близка».
 Из  листовки  мы  узнали,  что  «Фёлькишер  беобахтер»
лгала,  что  Тельман  и  Брейтшейд  явились  жертвой  воз¬
душного  налета. 	_
 03

Ъ  ночъ  на  18  августа  Эрнст  Тельман  был  убит  в  Бу-
хенвальде  выстрелом  в  спину.  Видимо,  фашисты  не  смели
посмотреть  ему  в  глаза.
 Листовки  всех  взволновали  и  много  дней  были  главной
темой  разговоров.  Но  об  их  содержании  мы  сообщали
только  надежным  товарищам,  потому  что  лагерные  шпи¬
онки  к  таким  разговорам  прислушивались  особенно  вни¬
мательно.
 Сознание,  что  в  мире  знали  о  существовании  женского
концлагеря  Равенсбрюк,  наполняло  нас  радостью  и  ук¬
репляло  в  нас  волю  продержаться  до  крушения  гитлеров¬
ского  режима,  чтобы  участвовать  в  строительстве  нового,
справедливого  общества.
 ВСТРЕЧИ
 26  сентября  1944  года  в  Равенсбрюк  привезли  Розу
Тельман.  Коммунистки  постарались  поместить  ее  в  крас-
поармейский  барак.
 Для  встречи  Розы  советские  женщины  накрыли  празд¬
ничный  стол,  словно  в  день  рождения.  Я  своими  глазами
видела,  какой  заботой  окружили  они  верную  подругу  Эрн¬
ста  Тельмана.  Они  умудрились  невесть  где  раздобыть  для
нее  белье,  чулки  и  даже  цветной  платок,  который  сами  свя¬
зали.
 Через  несколько  дней  в  Равенсбрюк  привезли  и  дочь
Розы  Ирму.  Однако  лагерное  начальство  распорядилось,
чтобы  мать  и  дочь  не  общались,  и  поместило  Ирму  в  блок
под  названием  «Ночь  и  туман».
 Приказ  о  строительстве  этого  блока  был  издан  верхов¬
ным  командованием  вермахта  в  декабре  1941  года.  Сюда
помещали  участниц  Сопротивления  из  многих  стран.  Вся¬
кие  контакты  с  внешним  миром  и  другими  заключенными
лагеря  им  были  строжайше  запрещены.  Этими  мерами  на¬
цисты  надеялись  посеять  ужас  среди  населения  оккупиро¬
ванных  стран,  убить  их  волю  к  сопротивлению.
 94

Итак,  Ирма  попала  в  блок  «Ночь  и  туман».  И  тем  по
менее  коммунисткам  удалось  в  первую  же  ночь  устроить
свидание  матери  с  дочерью.
 На  следующее  утро  после  аппеля  ко  мне  подошли  мои
помощницы  из  блока  «красноармеек»  Лидия  и  Мария.
 Мария  сказала  мне:
 —  Фрау  Шарлотта,  нужно  срочно  в  блок  «Ночь  и  ту¬
ман»,  передать  кое-что  Ирме  от  ее  матери.
 Никто  из  посторонних  не  имел  права  входить  в  этот
блок,  отважиться  на  это  могли  только  мы,  слесарная
команда.  На  сей  раз  мы  не  доложили  блоковой  о  своем
приходе,  а  сразу  же  начали  возиться  в  умывальном  поме¬
щении,  которое  в  это  время  бывало  пустым.
 Пока  Лидия  и  Мария  с  разводными  и  гаечными  клю¬
чами  делали  вид,  что  заняты  какими-то  трубами,  я  разы¬
скала  в  блоке  свою  знакомую  и  попросила  ее  незаметно
прислать  в  умывальную  Ирму  Тельман.
 Вскоре  туда  вошли  две  молодые  девушки.
 —  Добрый  день,  Ирма,—сказала  я  одной  из  них.  Она
удивленно  посмотрела  на  меня  и  с  недоверием  сказала:
 —  Я  тебя  не  знаю.
 Я  ответила:
 —  До  сегодняшнего  дня  я  тебя  тоже  не  знала,  но  на
тебе  платок,  который  наша  Мария  связала  для  твоей  мате¬
ри.  Мария  —  «красноармейка».  И  Лидия  —  тоже.  Они  хо¬
тят  тебе  что-то  передать  цт  матери.
 Оставив  девушек  одних,  я  вышла,  чтобы  сторожить
умывальную.
 На  следующий  день  Ирму  отправили  в  Нойбранден-
бург,  в  филиал  Равенсбрюка.  А  Розу  Тельман  по  решению
лагерного  начальства  перевели  в  блок  «Ночь  и  туман».
Там  она  тяжело  заболела.  Это  было  опасно,  потому  что
против  ее  фамилии  стояли  роковые  буквы  «В.  Н.»  —  «воз¬
врат  нежелателен»,—  равносильные  смертному  приговору.
Но  в  конце  концов  немецкие  антифашистки  поместили
Розу  Тельман  в  ревир  и  этим  спасли  ей  жизнь.
 95

Летом  1944  года  я  встретилась  в  лагере  с  Шарлоттой
Айзенблеттер  и  Катей  Нидеркирхнер.  Они  жили  в  сосед¬
нем  с  нашим  третьем  блоке.  Шарлотта  была  известна  в
партии.  После  Ноябрьской  революции  в  Германии,  когда
ей  было  пятнадцать  лет,  она  примкнула  к  молодежному
рабочему  движению.  Стала  вести  антифашистскую  про¬
паганду  среди  рабочих,  участвовала  в  нелегальной  рабо¬
те,  перед  арестом,  в  феврале  1942  года,  была  членом
антифашистской  организации,  руководимой  Робертом
Уригом.  Два  года  она  провела  в  Равенсбрюке,  все  время
ожидая  процесса,  который  —  она  знала  это  —  означал
для  нее  смертную  казнь.  Шарлотта  была  очень  спокой¬
на,  всегда  приветлива,  никогда  не  жаловалась  и  не  гово¬
рила  о  том,  что  ее  ожидало.
 Катя  Нидеркирхнер  тоже  рано  вступила  в  КПГ.  Ее
отец,  попав  в  русский  плен,  в  1917  году  участвовал  в  Ок¬
тябрьской  революции.  Весной  1933  года  семье  Нидеркирх¬
нер  пришлось  покинуть  Германию  и  эмигрировать  в  Совет¬
ский  Союз.  Катя  с  воодушевлением  принимала  участие  в
строительстве  социализма.  Но  после  нападения  Гитлера  на
Советский  Союз  у  нее  была  только  одна  мысль:  помочь
коммунистам  на  родине  в  их  опасной  нелегальной  работе.
Однако  это  ей  не  удалось.  Еще  раньше,  чем  она  добралась
до  своей  цели  —■  Берлина,  ее  по  нелепой  случайности  аре¬
стовали.  Девять  месяцев  ее  переводили  из  одной  тюрьмы
в  другую,  избивали,  подвергали  пыткам,  но  она  не  выдала
пи  одного  имени,  не  назвала  ни  одного  адреса  ее  товари¬
щей  —  немецких  коммунистов.  Тогда  ее  отправили  в  Ра-
венсбрюк.
 По  характеру  Катя  была  более  живой,  чем  Шарлотта.
Мы  постоянно  приставали  к  ней  с  просьбами  рассказать  о
Советском  Союзе.  Она  рассказывала  с  радостью,  не  уста¬
вая.  Любила  петь  с  нами,  когда  мы  вечером  собирались  все
вместе  в  блоке.
 Коммунистки  относились  к  обеим  мужественным  жен¬
щинам  с  любовью  и  нежностью,  старались  развлечь  их,
 96

чтобы  они  не  думали  о  своей  страшной  неминуемой
судьбе.
 Шарлотту  Айзенблеттер  казнили  25  августа  1944  года
в  Берлине,  в  тюрьме  Плётцензее.
 Через  несколько  недель  отправили  в  карцер  Катю
Нидеркирхнер.  Несмотря  на  строжайшую  охрану,  ей  уда¬
лось  тайно  передать  своим  друзьям  несколько  строк.
27  сентября  она  писала:
 «Сегодня  утром  у  меня  был  начальник  лагеря  и  про¬
читал  мне  мой  приговор  —  с  таким  издевательством  и  ци¬
низмом,  чудовище!  Ведь  они  привыкли  убивать  и  получа¬
ют  особую  радость,  наслаждаясь  страданиями  своих  жертв.
Но  со  мной  ему  не  повезло...  Привет  всем  —  Хильде,  Ма¬
рии,  Штерндль,  Мими,  Герни.  Если  бы  мне  можно  было
что-нибудь  пожелать  себе,  я  хотела  бы,  чтобы  вы  спели
мне:  «О,  спой  же  мне  песнь,  что  я  должен  уйти...».
 Утром  28  сентября  1944  года  Катю  Нидеркирхнер  рас¬
стреляли.
 В  1944  году  у  меня  состоялась  еще  одна  встреча.
 Как-то  за  нами  пришла  бибельфоршерин,  работавшая
в  бункере:  там  нужно  было  исправить  водопроводные
крацы.  По  нескольким  наружным  ступенькам  мы  подня¬
лись  на  первый  этаж.  У  входа  нас  встретила  СС-надзира-
тельница.  Одну  за  другой  стала  отпирать  двери  камер,  где
краны  нуждались  в  ремонте.
 Разговаривать  с  арестованными  было  строго  запреще¬
но,  но  многих  мы  знали.  Среди  них  была  и  наша  блоковая
Розль  Ёхман.  На  нее,  двух  других  узниц  и  одну  монашку,
донесла  лагерная  шпионка  из  нашего  блока,  и  вот  уже
четыре  месяца  Розль  сидела  в  одиночной  камере.  С  нами
она  сумела  передать  весточку  на  волю.
 В  камере,  выходившей  на  южную  сторону,  находился
так  называемый  особый  заключенный.  Под  окном  была
приделана  доска,  на  ней  стояли  горшки  с  геранью.  Муж¬
чина  в  камере,  повернувшись  к  нам  спиной,  кормил  свою
канарейку.  Установить,  кто  это,  мы  не  смогли.
 5  Ш.  Мюллер
 07

Когда  мы  закончили  работу,  надзирательница  спусти¬
лась  по  лестнице  в  нодвал.  Мы  ее  решались  следовать  за
ней,  потому  что  привязанные  внизу  у  лестницы  волкода¬
вы  рвались  с  цепей  и  злобно  рычали.  Надзирательница  по¬
придержала  псов,  и  мы  смогли  пройти.  Она  послала  нас  по
коридору  к  нижнему  выходу.  Бибельфоршерин,  которая
там  сторожила,  должна  была  нас  выпустить.
 Этот  нижний  коридор  мне  уже  был  знаком.  Кроме
ужасных  сырых  карцеров  там  с  правой  стороны  было  пу¬
стое  помещение,  за  ним  —  помещения  для  экзекуций  и
дезинфекции.  У  входа  в  последнее  сидела  бибельфоршерин.
 С  левой  стороны  было  много  низких  окон.  На  уровне
глаз  можно  было  видеть  маленький  замкнутый  двор,  в
середине  которого  красовалась  клумба  с  красными  саль-
виями.
 Неожиданно  мимо  открытого  окна  прошли  мужские  са¬
поги.  Кто  бы  это  мог  быть?  Мы  выглянули  в  окно  и  уви¬
дали  почтенного  худощавого  седого  мужчину  с  бородкой
клинышком.  Дождавшись,  когда  он  снова  шел  мимо  окна,
я  быстро,  тихо  и  отчетливо  спросила:  «Кто  вы?»  Так  же
быстро  прозвучал  ответ:  «Зайтц,  Вена».  Я  прошептала:
«Спасибо».
 Отрапортовав  бибельфоршерин,  мы  спросили,  который
час,  и  я  сказала:  «Нам  следует  поторопиться,  у  нас  еще
много  работы».
 На  самом  же  деле  мы  хотели  знать  точное  время  про¬
гулок  этого  Зайтца  из  Вены,  которое,  как  обычно  в  тюрь¬
ме,  по-видимому,  было  всегда  одним  и  тем  же.
 Когда  мы  вышли  из  бункера,  я  сказала  девушкам:
 —  Провалиться  мне  на  этом  месте,  если  это  не  бурго¬
мистр  Зайтц  из  Вены.  В  бельгийских  газетах  я  иногда  чи¬
тала  о  нем.
 —  Мы  решили,  что  об  этой  встрече  я  немедленпо
должна  сообщить  знакомой  австрийской  коммунистке.
 Эта  коммунистка  подтвердила,  что  тот  заключенный
действительно  венский  бургомистр  Зайтц.  Ему  семьдесят

пять  лот.  Австрийским  коммунисткам  удалось  установить
с  ним  связь,  и  он  не  чувствовал  себя  таким  оторванным  от
мира  и  безнадежно  забытым.
 Австрийские  товарищи  не  случайно  так  заботились  о
Зайтце.  В  1923  году  социал-демократ  Карл  Зайтц  стал
бургомистром  Вены.  В  феврале  1934  года,  когда  социал-
демократическое  правительство  было  свергнуто  клери¬
кально-фашистской  реакцией,  он  отказался  оставить  свой
пост  и  несколько  месяцев  провел  в  тюрьме.  После  аншлюса
Австрии  к  гитлеровской  Германии  гестапо  установило  за
ним  строжайшее  наблюдение.  Заподозрило  его  в  причаст¬
ности  к  покушению  на  Гитлера  в  июле  1944  года,  но  не  ос¬
мелилось  казнить  этого  чрезвычайно  популярного  в  народе
человека  и  отправило  его  в  Равенсбрюк.  После  освобож¬
дения  жители  Вены  устроили  ему  восторженную  встречу.
Он  умер  в  феврале  1950  года  почетным  гражданином  свое¬
го  города.
 МАРИЯ  КЛУГМАН
И  ПРЕМИАЛЬНЫЕ  ТАЛОНЫ
 Советская  военнопленная  Мария  Клугман  была  хирур¬
гом  и  работала  в  ревире  у  врача-эсэсовца  Трейте.
 Мария  хорошо  говорила  по-немецки.  Однажды  она  мне
рассказала:
 —  Сегодня  Трейте  спросил,  есть  ли  в  Москве  трамваи.
Я  ответила:  «Господин  доктор,  вы  же  образованный  че¬
ловек,  в  Москве  шесть  миллионов  жителей».  О  нашем  пре¬
красном  метро  он  ничего  не  слыхал.  Вероятно,  думает,
что  москвичи  ездят  на  лошадях.  Такое  представление
вдалбливала  фашистская  пропаганда.
 Марии  случалось  вести  с  Трейте  дискуссии  и  на  меди¬
цинские  темы.  Однажды  она  рассказала  ему  о  новшествах
французской  и  английской  хирургии.  В  другом  случае
предложила  свой  вариант  операции.  Трейте  удивленно
спросил:

—  Откуда  вы  все  это  знаете?  (К  Марии  он  всегда  об¬
ращался  на  «вы»,  что  у  эсэсовцев  не  было  принято.)  —
Я  думал,  вы  не  видите  ничего  дальше  Кремлевской  стены.
 Мария  ответила:
 —  Господин  доктор,  у  нас  за  плечами  годы  серьезной
учебы.  В  нашем  распоряжении  медицинская  литература
всего  мира.  Самое  важное  переводится  на  русский  язык,  а
о  новых  открытиях  в  медицине  читают  лекции.
 За  несколько  месяцев  до  окончательного  разгрома
«рейха»  фашисты  попытались  организовать  в  концлагере
выдачу  премиальных  талонов,  вероятно,  с  целью  лицемер¬
но  представить  в  глазах  мировой  общественности  каторж¬
ный  рабский  труд  заключенных  как  добровольную  работу
«перевоспитывающихся».  Абсолютное  большинство  за¬
ключенных  от  талонов  отказались,  и  не  потому,  что  в
ларьке,  открытом  в  лагере  по  этому  случаю,  на  них  ни¬
чего  нельзя  было  получить,  кроме  несъедобной,  соленой
массы  из  мальков,  но  и  потому,  что  узницы  сразу  же  раз¬
гадали  грубо  пропагандистский  характер  этого  фашист¬
ского  «мероприятия».
 Мария  и  все  советские  женщины-медики  отказались
от  премиальных  талонов.  Они  остались  верны  клятве  Гип¬
пократа,  согласно  которой  их  гуманным  долгом  является
помогать  больным,  насколько  им  позволяют  силы  и  зна¬
ния.
 Лагерное  начальство,  обозленное  отказом,  решило  от¬
править  их  всех  на  военный  завод  в  Барте.  Но  в  ответ
услышали:
 —  На  военный  завод  не  пойдем.  Согласно  Женевской
конвенции  запрещается  использовать  военнопленных  в
военной  промышленности.  *
 Лагерное  начальство  взбесилось:  «Как  смеют  эти  жен¬
щины  не  выполнять  распоряжение?  Мы  заставим  их  под¬
чиниться!»  Был  отдан  приказ,  чтобы  все  эти  женщины
стояли  до  тех  пор,  пока  не  согласятся  ехать  в  Барт*
 В  эти  дни  я  и  встретила  Марию*
 100

—  Если  я  сделаю  хотя  бы  одну-единственную  пулю,
это  значит,  что  я  стану  убийцей  моих  соотечественников.
Если  я  умру,  то  не  смогу  сделать  ни  одной  пули.  Итак,
будем  стоять!
 Она  волновалась  за  двух  женщин,  у  которых  было  боль¬
ное  сердце.  Но  они  тоже  твердо  заявили:
 —  Мы  будем  стоять.  Сейчас  фронт  здесь.  Если  мы
упадем  мертвыми,  то  погибнем  как  на  фронте.
 Зима,  а  на  них  ничего,  кроме  платья,  не  было,  даже
обуви  на  ногах.  «Лучше  умрем,  но  не  совершим  бесчест¬
ного  поступка!»  В  первый  же  день  умерла  одна  из  «крас¬
ноармеек»,  она  осталась  лежать  у  ног  других.  На  второй
день  упала,  потеряв  сознание,  вторая  больная.  Остальные
пять  женщин  продолжали  стоять  перед  канцелярией.
 Какое  волнение  поднялось  в  лагере  среди  узниц!  Мимо
советских  женщин  непрерывно  ходили  другие  узницы  —
поодиночке  или  вдвоем.  На  секунду  останавливались,  смот¬
рели  на  них  и  медленно  шли  дальше.  Так  мы  хоть  взгля¬
дом  хотели  выразить  им  наше  сочувствие  и  восхищение.
Мы  осаждали  блоковых  просьбами  что-нибудь  предпри¬
нять,  останавливали  лагерного  курьера  на  Лагерштрассе.
Мысли  всех  были  прикованы  к  тем  пяти  мужественным
узницам.  Только  бы  выдержали!  Даже  надзирательницы
поражались  силе  их  характера.
 Обо  всем  этом  доложили  начальнику  лагеря.  У  одной
из  надзирательниц  хватило  мужества  посоветовать  ему,
чтобы  он  отправил  женщин  в  Барт  уборщицами.  Наконец
женщинам  позволили  уйти.  Двух  из  них  отправили  в
штрафблок,  а  трех,  среди  них  и  Марию  Клугман,  послали
уборщицами  на  военный  завод  в  Барт.  Там  они  оставались
до  освобождения.
 А  для  всех  остальных  это  был  пример:  мы  убедились,
как  можно  бороться  в  самых  тяжелых  и  безнадежных  ус¬
ловиях.  Человек  может  многое,  если  знает,  для  чего  он  это
делает.  Силу  советским  женщинам  придавала  их  безгра¬
ничная  вера  в  свою  родину.
 101

ДЕТИ  «КРАСНОАРМЕЕК»
 В  конце  1944  года  в  блок  «красноармеек»  поместили
тринадцать  детей  в  возрасте  от  трех  до  пяти  лет.  С  первой
же  минуты  женщины  окружили  их  заботой:  если  матери
этих  несчастных  погибли,  то  пусть  хоть  их  дети  доживут
до  победы.  У  сирот  сразу  же  появились  лагерные  мамы,
которых  они  называли  «мама  Нина»  или  «мама  Лида».
Опекаемые  этими  «мамами»,  дети  чувствовали  себя  ча¬
стью  коллектива  и  легче  забывали  все  пережитое.
 У  детей  был  твердый  распорядок  дня,  который  строго
соблюдался.  Умывали  их  после  общего  утреннего  аппеля,
когда  в  умывальной  никого  не  было.  Потом  они  шли  в
спальное  помещение  и  «помогали»  дневальным.  Женщи¬
ны  следили,  чтобы  помещение  проветривалось,  чтобы  де¬
ти  делали  зарядку  —  и  все  это  в  тишине,  чтобы  не  вызвать
гнева  СС-надзирательниц.  Детей  быстро  научили  различать
команду  «Ахтунг!»  1.  Услышав  ее,  они  выстраивались  в
одну  шеренгу  по  стойке  «смирно»,  глядя  прямо  перед  со¬
бой.  Если  днем  в  блок  заходила  надзирательница,  то  все
шло  как  по  маслу  —  ей  не  к  чему  было  придраться,  и  она
лишь  удивлялась,  что  маленькие  дети  так  дисциплиниро¬
ванны.
 «Красноармейки»  сшили  для  детей  из  старых  одеял
длинные  брючки.  Деревянные  колодки  они  постарались,
как  могли,  приспособить  к  детским  ножкам.  Дети  всегда
выглядели  опрятно,  и  женщины  отдавали  им  часть  своих
скудных  порций,  чтобы  они  меньше  голодали.
 Когда  дети  делали  гимнастику  или  играли,  кто-нибудь
из  узниц  сторожил  у  дверей.  Сидя  вокруг  стола,  дети  иг¬
рали  кусочками  дерева,  складывали  фигурки  из  бумажек  и
учились  рассказывать.  На  случай  появления  надзиратель¬
ницы  наготове  стояла  картонная  коробка.  В  нее  сметали
все  со  стола  и  быстро  уносили  в  спальное  помещение.  Был
 1  «Внимание!»
 102

также  час,  когда  говорили  только  по-немецки.  Так  дети
были  заняты  весь  день.
 Под  предлогом,  что  мне  нужно  что-то  обсудить  с  мои¬
ми  помощницами  из  слесарной  команды,  я  часто  заходила
в  блок  «красноармеек».  Дети  меня  не  боялись.  Если  я  при¬
ходила  после  вечернего  аппеля,  они  все  уже  лежали  на
своих  местах.  Малыши  спали  все  вместе  на  двух  нижних
ярусах,  их  мамы  —  над  ними.  Иногда  дети  просили  спеть
им  немецкие  детские  песенки.  Если  я  пела  песню  детям
нижнего  яруса,  то  сверху  меня  дергали  за  волосы.  Когда
очередь  доходила  до  детей,  лежавших  выше,  меня  снизу
тянули  за  платье.  Это  их  очень  веселило.
 Как-то  я  зашла  во  время  «урока  немецкого  языка».
Одна  из  женщин  сказала  мальчику:
 —  Ты  хотел  о  чем-то  спросить  фрау  Шарлотту.
 Малыш  взглянул  на  меня  и  спросил:
 —  Фрау  Шарлотта,  ты  уже  была  в  Москве?
 Я  ответила:
 —  К  сожалению,  еще  нет.
 Он  спросил:
 —  Почему?
 Я  объяснила:
 —  Я  жила  в  Берлине,  очень  далеко  от  Москвы.  Поезд¬
ка  стоит  много  денег,  а  у  меня  их  не  было.
 —  Значит,  ты  и  в  Мавзолее  не  была?  —  спросила  одна
девочка.
 —  К  сожалению,  нет,—ответила  я.—Но  когда  война
кончится,  то  я  обязательно  съезжу  в  Москву.
 При  словах  о  близком  конце  войны  глаза  у  детей  за¬
блестели,  и  они  все  разом  заговорили,  перебивая  друг
друга:
 —  Когда  придет  Красная  Армия,  мы  с  нашей  мамой
поедем  домой!  В  Москву!
 —  Мы  пойдем  к  Ленину!
 —  Он,  конечно,  обрадуется,  что  мы  вернулись.
 —  Не  только  вы  любите  товарища  Ленина,—  сказала
 103

я.—  Рабочие  и  их  дети  во  всех  странах  мира  знают  и  лю¬
бят  его.  Только  в  странах,  где  сейчас  фашисты,  об  этом
нельзя  говорить  громко,  например,  здесь,  в  Германии,  и  в
Испании.
 Дети  часто  приставали  ко  мне:
 —  Фрау  Шарлотта,  пожалуйста,  расскажи  еще  раз  об
испанских  детях.—  И  хотя  они  уже  знали  эту  историю,
все  равно  слушали  ее  затаив  дыхание.  Мне  рассказала  ее
в  Брюсселе  во  время  эмиграции  одна  маленькая  испанка.
 Когда  испанский  народ  боролся  за  свою  свободу,  бель¬
гийские  семьи  по  примеру  советских  приютили  у  себя  де¬
тей  испанских  коммунистов.  И  вот,  когда  дети  прощались
со  своими  матерями  и  садились  на  пароход,  в  небе  по¬
явился  немецкий  фашистский  самолет.  Высоко  вверх
взметнулись  столбы  воды  от  разорвавшихся  бомб.  Остав¬
шихся  на  берегу  матерей  и  отплывающих  детей  охватила
паника.  В  этот  момент  старый  капитан  высоко  поднял  ку¬
лак,  словно  грозя  летчику,  и  сильным  голосом  запел:
 Вставай,  проклятьем  заклейменный..*
 И  дети  тоже,  подняв  свои  маленькие  кулачки,  подхва¬
тили  «Интернационал».  Запели  и  матери  на  берегу,  и
команда  на  пароходе.  Это  коллективное  пение  всех  успо¬
коило.  Вражеский  летчик,  вероятно  отбомбившись,  повер¬
нул  и  улетел.  Дети  прибыли  в  Антверпен  здоровыми  и  ве¬
селыми.
 —  Да,—  сказала  я  в  заключение,—  кто  любит  товари¬
ща  Ленина,  тот  любит  и  пролетарский  гимн  «Интернацио¬
нал»,  хотя  каждый  поет  его  на  своем  языке.
 —  А  теперь  фрау  Шарлотта  и  мама  Нина  споют  вам
«Интернационал»,—  сказала  переводившая  мой  рассказ
Евгения  Клемм.—  Слушайте  внимательно!  Мама  Нина  бу¬
дет  петь  по-русски,  а  фрау  Шарлотта  —  по-немецки.  Они
будут  петь  тихо,  чтобы  не  услышали  эсэсовцы.
 104

Мы  вместе  спели  «Интернационал»,  и  дети  восторжен¬
но  слушали.
 Эти  беседы  с  юными  гражданами  Страны  Советов  всег¬
да  оставляли  радостное  впечатление.  Я  видела,  как  глубо¬
ка  была  в  их  маленьких  сердцах  любовь  к  Родине,  к  Ле¬
нину.  Он  для  них  был  живым.  Советские  женщины  посто¬
янно  воспитывали  в  них  благородное  чувство  советского
патриотизма,  и  он  играл  большую  роль  в  их  развитии.
 28  апреля  1945  года  «красноармеек»  вывели  из  лагеря.
Детей  они  взяли  с  собой.  В  первую  же  ночь  нескольким
женщинам  с  детьми  удалось  бежать  из  колонны  заключен¬
ных.  Спрятавшись  в  лесу,  они  дождались  появления  пер¬
вых  советских  танков.  Советские  солдаты  взяли  детей  с
собой  и  переправили  их  в  безопасное  место.
 Многие  из  них  потом  остались  жить  уже  дома  со  свои¬
ми  лагерными  мамами.  Сегодня  они  уже  имеют  своих  де¬
тей,  а  мамы  Нина,  Лида  и  другие  стали  бабушками.
 О  ЧЕМ  ПОВЕДАЛИ  ЛИСТКИ
ИЗ  ШКОЛЬНОГО  УЧЕБНИКА
 Однажды  к  нам  в  блок  дали  (для  туалета)  две  короб¬
ки  макулатуры  —  связки  разорванных  книг  и  брошюр.
Штубовым  и  дневальным  было  приказано  разорвать  на
клочки  даже  отдельные  страницы:  лагерное  начальство  не
допускало,  чтобы  к  нам  в  руки  попало  какое-либо  печат¬
ное  слово.  Я  пришла,  когда  женщины  уже  начали  свою  ра¬
боту,  и,  так  как  у  меня  в  это  время  не  было  никакого
срочного  дела,  я  сказала,  что  хочу  им  помочь.  Каково  же
было  мое  удивление,  когда  я,  бегло  просматривая  текст,
наткнулась  на  заглавие  «Мужественные  немецкие  ан¬
тифашисты».  Я  не  могла  от  него  оторваться.  Сердце  заби¬
лось  от  радости:  в  этом  украинском  учебнике  на  немец¬
ком  языке  рассказывалось  о  случае,  который  я  хорошо
знала.
 105

В  Берлине,  за  неделю  до  последних  выборов  в  рейхстаг
в  марте  1933  года,  на  проводах  высоковольтной  линии,
протянутой  в  Адлерсхофе,  где  я  жила,  через  реку  Шпрее,
рабочие  прикрепили  транспарант.  На  одной  стороне  стоя¬
ло:  «Кто  голосует  за  Гитлера,  голосует  за  войну!»,  на
другой  стороне  —  «КПГ  живет!  Свободу  Эрнсту  Тельма¬
ну!»
 Транспарант  длиной  в  20  метров  и  шириной  в  5  метров
изготовили  коммунисты  на  чердаке  дома,  в  котором  мы
тогда  жили.  Они  прикрепили  его  на  рейках,  которые  пере¬
двигались  па  роликах  по  проводам.  На  высоте  более  три¬
дцати  метров  транспарант  висел  как  раз  над  Шпрее.  Его
видели  речники  и  спортсмены,  пересекавшие  реку,  рабо¬
чие,  проходившие  вдоль  Шпрее  по  берегу.
 Транспарант  висел  почти  неделю.  Можно  представить
себе  ярость  нацистов,  когда  и  пожарные,  и  рабочие-элек¬
трики  отказались  взобраться  на  мачту  высоковольтного  на¬
пряжения.  Лишь  выключив  напряжение,  фашисты  сами
сняли  транспарант.
 Обо  всем  этом  и  рассказывалось  в  учебнике.  К  сожа¬
лению,  я  ни  с  кем  не  могла  поделиться  своей  радостью.
Ведь  я  знала  имена  тех  смельчаков,  которые  изготовили
транспарант,  они  не  должны  быть  известны  нацистам.  Для
меня  этот  рассказ  в  советском  учебнике  был  сердечным
приветом  из  Советского  Союза.  Предостерегающие  слова
Эрнста  Тельмана  «Кто  голосует  за  Гитлера,  голосует  за
войну!»  жили  в  сердцах  всех  антифашистов  и,  к  сожале¬
нию,  оказались  пророческими.
 ПРИВЕТ  С  РОДИНЫ
 И  еще  один  привет  из  Советского  Союза  получили  мы.
В  тот  день  я,  как  всегда,  когда  прибывала  новая  партия
узниц,  возилась  с  чем-то  у  бани.  Делала  я  это  для  того,  что¬
бы  сразу  же  установить  контакт  с  коммунистками,  узнать,
 106

кому  из  антифашисток  грозила  большая  опасность.  Для
таких  мы  подыскивали  место,  где  бы  они  пе  попадались  на
глаза  лагерному  начальству.
 Пока  вновь  прибывшие  мылись,  в  раздевалке  остава¬
лись  вещи,  которые  не  сдавались  на  вещевой  склад.  Сре¬
ди  них  я  и  обнаружила  журнал  «Иллюстрирте».  Открыв
его,  когда  за  мной  никто  не  наблюдал,  я  увидела  цветное,
во  всю  страницу  фото  Сталина  в  мундире  маршала.  В  та¬
кой  торжественной  форме  я  его  еще  не  видела.
 Вечером  после  общего  аппеля  я  пошла  в  блок,  где  жили
советские  женщины.  Здесь  всегда  царил  порядок:  все  были
заняты  делом.  Когда  я  вошла  и  поздоровалась,  несколько
девушек  встали,  предлагая  мне  сесть.  Они  всегда  были
вежливы  и  предупредительны.  Меня  спросили,  не  позвать
ли  Марию  и  Лидию,  моих  помощниц  по  слесарной  коман¬
де.  Я  сказала:
 —  Нет,  сегодня  я  пришла  к  вам  и  принесла  вам  вот
это,—и  положила  журнал  на  стол.  Увидев  фотографию,
женщины  закричали:
 —  Сталин!
 Все,  кто  был  в  помещении,  бросились  к  столу.  Каж¬
дая  хотела  посмотреть.  Они  теснились,  прижав  меня  к
краю  стола.  Прибежали  и  дети.
 —  Фрау  Шарлотта,  мы  тоже  хотим  посмотреть!  —
кричали  они.  Резвый  мальчуган  выскользнул  из  рук  своей
лагерной  матери  прямо  на  «Иллюстрирте».  Теперь  никто
ничего  не  видел.  Все  кругом  засмеялись.  Женщины  позва¬
ли,  конечно,  и  товарища  Клемм,  своего  политического  ру¬
ководителя.  Она  спросила,  не  могу  ли  я  дать  ей  журнал.
Конечно,  я  согласилась.  Она  высоко  подняла  фотографию,
чтобы  все  могли  ее  видеть.  И  тогда  девушки,  не  сговари¬
ваясь,  запели  русскую  песню.
 Они  получили  привет  с  родины,  и  он  укрепил  в  них
уверенность,  что  их  Красная  Армия  скоро  одержит  побе¬
ду  над  фашизмом.
 107

ТИФ
 В  лагере  резко  возросли  случаи  заболевания  тифом,
вспыхнула  настоящая  эпидемия  сыпняка.  Для  больных
тифом  отвели  специальные  бараки  —  ревир  III  (кроме  де¬
сятого  туберкулезного  блока  и  блока  для  легкобольных  в
лагере  были  еще  два  блока  для  больных  —  ревир  I  и  II).
 Эсэсовцы  ничего  так  не  боялись,  как  тифа,  и  в  эти  ба¬
раки  не  заходили.  Всем  им  сделали  прививки.  Лагерное
начальство  отдало  распоряжение  сделать  противотифоз¬
ные  прививки  и  тём  заключенным,  которые  непосредствен¬
но  соприкасались  с  СС.  Однако  многие  женщины  были  к
тому  времени  так  слабы  в  результате  многолетнего  заклю¬
чения,  что  не  перенесли  прививок  и  умерли.
 Врачи  и  медсестры  из  узниц  самоотверженно  ухажи¬
вали  за  тифозными,  тем  не  менее  смерть  унесла  многих.
И  не  удивительно:  медикаментов  не  былр,  нормы  пита¬
ния  для  больных  были  еще  меньше,  чем  для  здоровых.
Лишь  изредка  они  получали  жидкий  протертый  суп,  а
большей  частью,  как  все  другде,—  обычную  брюкву.
Нужно  только  удивляться,  что  некоторые  все  же  выжи¬
вали.  Их,  вероятно,  спасали  здоровое  сердце  и  воля  к
жизни.
 Когда  мы  пришли  в  ревир  III,  чтобы  исправить  элект¬
ропроводку,  то  чуть  не  задохнулись  от  отвратительного
запаха,  ударившего  нам  навстречу  из  помещения.  Но  то,
что  мы  там  увидели,  было  еще  ужаснее,—это  настоящий
ад:  в  одних  рубашках,  а  многие  совершенно  голые,  боль¬
ные  лежали  прямо  на  соломе,  мокрой  от  испражнений.
Совершенно  обессиленные,  часто  уже  в  агонии,  женщины
не  могли  подняться,  чтобы  отправить  естественную  по¬
требность.  Время  от  времени  грязную  солому,  как  в  стой¬
ле,  выгребали  и  сжигали  за  бараком.
 Более  «благополучным»  считался  блок  22  —  там  были
нары.  Но  больные  лежали  в  три  яруса  по  двое  и  по  трое
в  одной  постели,  часто  рядом  с  умершей.
 108

Я  обратила  внимание  на  мальчика  лет  восьми,  пре¬
красного,  как  сказочный  принц.  Его  худое,  бледное,  как
алебастр,  лицо  обрамляли  темные  локоны.  Казалось,  что
живы  были  лишь  карие,  лихорадочно  блестевшие  глаза.
Когда  я  подошла  к  нему,  он  из  последних  сил  начал  что-
то  шептать,  повторяя  одни  и  те  же  слова.  Наконец  я  по¬
няла:  он  просил  сахар.  Счастливая  улыбка  скользнула  по
его  лицу,  когда  мы  принесли  ему  два  кусочка  сахара,—
это  была  его  последняя  радость.
 Среди  больных  мы  заметили  двух  пожилых  узниц  из
блока  политических.  Неужели  они,  выдержав  ад  Равенс-
брюка,  обречены?  Ведь  победа  над  гитлеровским  фашиз¬
мом  уже  близка!  Старосте  лагеря  удалось  поместить  обеих
в  другой  блок,  где  их  выходили  товарищи.
 Мы  радовались,  если  удавалось  хоть  чем-то  помочь  то¬
варищам.  Получающие  посылки  отдавали  для  больных  на¬
иболее  питательные  продукты.  Команда  ремесленников  из
расконвоированных  заключенных  доставала  лекарства  в
аптеке  в  Фюрстенберге.  И  все  же  многих  не  удалось
спасти.
 Согласно  ревирным  отчетам,  в  декабре  1944  года  от
тифа  умерло  727  человек,  в  январе  1945-го  —  1221,  в  фев¬
рале  —  1514  и  в  марте  —  1123  человека.
 Круглые  сутки  шел  тогда  из  обеих  труб  крематория
черный  дым,  далеко  отравляя  воздух,—  в  лагере  уже  была
газовая  камера.
 У  команды  Штурм  рядом  с  крематорием  был  барак,
в  котором  она  хранила  древесный  материал  и  оконное
стекло.  Осенью  1944  года  женщины  получили  распоряже¬
ние  этот  барак  освободить,  а  потом  команде  строителей  из
мужского  концлагеря  Заксенхаузен  было  приказано  по¬
ставить  в  помещении  две  перегородки,  герметически  изо¬
лировать  окна  и  стены  и  выложить  все  кафелем.
 Ганна,  у  которой  всегда  были  хорошие  отношения  с
командой  строителей,  осмотрела  работу.  Внешне  все  на¬
поминало  душевую.  Но  потом  Ганна  обнаружила  в  полу
 109

прикрытое  металлической  крышкой  отверстие,  которого
раньше  не  было,  и  показала  его  мужчинам.  Лица  тех  ста¬
ли  серьезными.  У  них  уже  был  опыт  с  такого  рода  «ду¬
шевыми».
 Итак,  в  Равенсбрюке  тоже  появилась  газовая  камера.
До  этого  жертву  отправляли  в  газовые  камеры  Бернбур-
га,  Освенцима  и  Люблина.  По  статистике  политического
управления  концлагеря,  в  Равенсбрюке  были  отравлены
газом  5793  женщины.
 «ЮНОШЕСКИЙ»  КОНЦЛАГЕРЬ
УКЕРМАРК
 С  лета  1944  года  в  наш  лагерь  один  за  другим  прибы¬
вали  транспорты  из  концентрационных  лагерей,  создан¬
ных  фашистами  в  Польше.  Нацисты,  отступая,  стремились
убрать  свидетелей  их  варварского  режима,  прежде  чем  уз¬
ников  освободит  в  своем  неудержимом  наступлении  Крас¬
ная  Армия.
 В  так  называемый  «юношеский»  концлагерь  Укермарк
(в  первое  время  в  нем  находились  только  молодые)  теперь
из  Равенсбрюка  попадали  пожилые,  больные,  нетрудоспо¬
собные.  Для  большинства  из  них  Укермарк  был  преддве¬
рием  газовой  камеры,  если  они  не  умирали  здесь  «есте¬
ственной»  смертью  от  голода  и  холода.  Эсэсовцы  уничто¬
жали  всех  тех,  кто  не  был  пригоден  для  изнурительной  ра¬
боты  на  военных  предприятиях.
 При  этом,  чтобы  избежать  волнений  среди  узниц,  им
говорили,  что  их  переведут  в  другой  лагерь,  где  за  ними
будет  хороший  уход,  расписывая  прелести  этого  «приюта».
 Но  вскоре  всем  стало  известно,  что  это  за  «рай»,  после
которого  шла  газовая  камера.
 Все  чаще  проводились  отборы  для  газовой  камеры  и
отправки  в  лагерь  Укермарк.  Прежде  всего  эта  участь
постигала  больных  тифозного  блока  22.  Одну  из  сцен
 110

отправки  в  этот  лагерь  мне  пришлось  наблюдать,  когда  я
проводила  ремонтные  работы  в  соседнем  бараке.
 Перед  тифозным  блоком  стоял  большой  крытый  гру¬
зовик.  Больных,  которые  уже  не  могли  идти,  буквально,
как  мешки,  бросали  в  машину.  Тех,  кто  еще  держался  на
ногах,  подводили  двое  заключенных  мужчин.  Одна  из  жен¬
щин,  лет  тридцати  пяти,  упала  перед  бандитами-эсэсов-
цами  на  колени  и  стала  просить  сохранить  ей  жизнь.  «У
меня  дома  пятеро  детей,  я  обязательно  выздоровлю!»  —
кричала  она.  Эсэсовец  пнул  ее  сапогом,  закричал:  «В  ма¬
шину,  быстро!»  Мужчины  помедлили,  но  потом  все  же
толкнули  женщину  в  кузов.  Она  стала  рвать  на  себе  во¬
лосы  и  вдруг  запела.  Жутко  звучал  ее  пронзительный  го¬
лос:  «Придп  ко  мне,  в  любовную  беседку,  в  мой  рай...»
Несчастная  сошла  с  ума.
 Больные  в  грузовике  зашумели.  Эсэсовец  приказал:
«Закрыть  дверцу!»  Машина  умчалась.  Через  некоторое
время  тифозный  блок  опустел  —всех  отправили  в  Укер-
марк  —  на  верную  смерть.
 Мы  лихорадочно  думали,  как  спасти  наших  старых  и
больных  товарищей  от  отправки  в  этот  лагерь.  Мы  пря¬
тали  их  от  проводивших  селекцию  комиссий  эсэсовцев.
Маленькую  горбунью  Эльзу  заключенные  из  команды
Штурм  держали  в  своей  мастерской.  Других  уводили  в
подвал  под  кухней  в  команду  чистильщиц  картошки.
Третьи  отсиживались  на  вещевом  складе  в  кучах  одежды.
Из  политических  блоков  являлись  только  те,  кто  мог
ходить.  У  кого  были  седые  волосы,  красили  их  углем  в
черный  цвет.  Так  нам  удавалось  спасти  наших  пожилых
товарищей.
 О  судьбе  многих  больных  в  лагере  Укермарк  мне  рас¬
сказала  Марта  Рутенберг.  Она  попала  в  немилость  у  стар¬
шей  надзирательницы  Бинц  и  потому  оказалась  в  том  ла¬
гере.
 В  блоке  для  больных  там  всем  заправляла  врач  из  зак¬
люченных  —  Вера  Сальвекарт.  Это  место  она  получила  за
 111

свое  пресмыкательство  и  угодничество  перед  эсэсовцами.
Заключенные  называли  ее  ангел-душитель,  ибо  видели,
что  Сальвекарт,  вместо  того  чтобы  помогать  больным,  ста¬
ралась  как  можно  скорее  отправить  их  в  могилу.
 Она  получала  от  врачей-эсэсовцев  яд,  действие  кото¬
рого,  по  заказу  химических  концернов,  нужно  было  про¬
верить  на  людях.  Якобы  желая  уменьшить  боли,  она  да¬
вала  больным  по  чайной  ложке  этого  порошка.  Тем,  кто
не  хотел  принимать  его  добровольно,  силой  раскрывала
рот,  и  больным  приходилось  глотать  порошок.
 Действие  яда  на  больных  было  различным.  Одни  уми¬
рали  через  несколько  минут,  другие  мучились  часами.  Их
предсмертные  хрипы  долго  звучали  в  помещении.
 Ничего  не  подозревавшая  Марта  Рутенберг  как-то
сказала  Сальвекарт:  «Если  бы  только  не  эти  страшные
хрипы!  Они  наводят  на  меня  ужас,  я  не  могу  их  слышать!»
Сальвекарт  ответила:  «Иди,  займись  ужином.  Я  сама  прис¬
мотрю  за  больными».  Она  ушла  к  больцым,  и  вскоре  они
одна  за  другой  умолкли.  Она  просто  задушила  их.
 Как-то  раз  в  лагере  Марта  показала  мне  Сальвекарт.
Она  была  молода,  хороша  собой,  я  никогда  бы  не  поду¬
мала,  что  она  —  «ангел-душитель».  Она  носила  такое
же  платье,  как  и  все  другие  заключенные,  и  больные  с
доверием  принимали  из  ее  рук  порошок,  приносящий  им
смерть.
 После  1945  года  Вера  Сальвекарт,  как  военная  пре¬
ступница,  понесла  заслуженное  наказание:  смерть  через
повешение.
 ТАЙНЫЙ  РАДИОПЕРЕДАТЧИК
 Однажды  Мария  и  Лидия  сказали  мне:
 —  Фрау  Шарлотта,  нам  сегодня  нужно  в  три  часа  по¬
пасть  на  фабричный  двор  в  слесарную  мастерскую.  По¬
жалуйста,  займите  разговором  шарфюрера  у  станка  пе¬
ред  окном  до  тех  пор,  пока  мы  не  подойдем  к  вам  сзади,
 112

Эта  просьба  меня  удивила,  и  я  спросила:
 —  Зачем  вам  туда  нужно?
 Мария  ответила:
 —  Пожалуйста,  не  спрашивайте.  Дело  очень  важное.
 Я  подумала:  «Если  Красная  Армия  так  ко  мне  обра¬
щается,  значит,  на  то  есть  причины».  И  согласилась.
 Теперь  надо  было  придумать,  чем  занять  шарфюрера.
Мы  решили  отнести  в  мастерскую  проржавевшую  трубу
от  бачка  в  уборной  и  попросить  изготовить  новую.
 Все  было  сделано,  как  договорились.  Я  подробно  объяс¬
нила  шарфюреру,  что  нам  нужно,  нарисовала  ему  чер¬
теж,  проставила  размеры.  В  помещении  были  двое  рус¬
ских  военнопленных.  Один  из  них  работал  на  сверлиль¬
ном  станке.  Разговаривая  с  шарфюрером,  я  все  время
следила  за  тем,  чтобы  он  стоял  спиной  к  военнопленным.
Те  о  чем-то  быстро  и  тихо  поговорили  с  моими  помощни¬
цами.  Потом  девушки  с  инструментальным  ящиком  по¬
дошли  ко  мне  сзади,  я  закончила  свои  пояснения,  и  мы
ушли.
 Через  два  дня  мы  получили  трубу  и  принесли  для  ре¬
монта  еще  три.  За  короткое  время  мы  трижды  побывали
таким  образам  в  слесарной  мастерской,  и  каждый  раз  де¬
вушки  незаметно  и  быстро  переговаривались  о  чем-то  с
мужчинами.  Я,  признаться,  и  забыла  об  этом.
 Несколько  недель  спустя  одна  из  узниц,  работавшая
в  комендатуре  СС,  отозвала  меня  в  сторону  и  прошеп¬
тала:
 —  Английское  радио  передало  сообщение  о  нашем  ла¬
гере.  В  нем  говорилось  о  жестоком  обращении  с  заклю¬
ченными,  даже  назвали  имена  некоторых  эсэсовцев.
 Я  едва  могла  этому  поверить  и  спросила:
 —  Откуда  ты  это  знаешь?
 —  Сказать  не  могу,—  ответила  она,—  но  это  правда.
В  канцелярии  есть  одна  коммунистка,  у  нее  иногда  бы¬
вает  возможность  слушать  передачи  из  Советского  Сою¬
за  и  Англии.
 6  Ш.  Мюллер
 ИЗ

И  это  действительно  было  правдой.  Ганс  Хадер  из  ко¬
манды  расконвоированных  узников  Заксенхаузена  под¬
твердил  сообщение.  Кроме  того,  мы  заметили,  что  лагер¬
ное  начальство  нервничает.  Вероятно,  оно  тоже  знало  об
этой  передаче  по  радио.  В  бараках  провели  обыски  и
перемещения.
 В  эти  дни  наша  команда  снова  отправилась  на  фабрич¬
ный  двор  для  ремонтных  работ.  Впереди  нас  шла  надзи¬
рательница,  навстречу  ей  —  другая.  Когда  они  поравня¬
лись,  одна  громко  сказала  другой:
 —  Это  говорили  не  обо  мне,  а  о  Маргарите.
 Вероятно,  у  них  была  одна  и  та  же  фамилия,  которую
 и  назвало  английское  радио.
 Когда  надзирательницы  уже  не  могли  нас  слышать,
я  сказала  Марии  и  Лидии:
 —  Боюсь  я  за  вас  обеих.  Лишь  бы  все  кончилось  бла¬
гополучно!
 Девушки  ответили:
 —  Ничего,  фрау  Шарлотта,  не  бойтесь,  все  в  порядке.
 Значит,  они  поняли,  что  я  имела  в  виду.
 В  течение  нескольких  недель  английское  радио  почти
ежедневно  передавало  такие,  например,  сообщения:  «Над¬
зирательница  Крюгер!  Вчера  вы  так  избили  заключенную
Аннемари  Шрёдер,  что  у  нее  вытек  правый  глаз.  Мы  вас
предупреждаем!»  Или:  «Эсэсман  Конрад,  вчера  вы  расстре¬
ляли  трех  полек  (следовали  фамилии).  Мы  вас  предупреж¬
даем!»
 То,  что  происходило  в  лагере,  стало  известно  мировой
общественности!  Это  было  серьезной  неприятностью  для
лагерного  начальства.  Эсэсовцы  с  ожесточением,  однако
не  раскрывая,  в  чем  дело,  искали  радиоаппаратуру,  пере¬
дававшую  сообщения  из  лагеря,  но  ничего  не  нашли.  Да  и
как  могли  они  в  таком  огромном  лагере,  с  тысячами  узниц
и  многочисленными  цехами,  найти  спрятанный  передат¬
чик?  Они  подозревали  даже  собственных  людей.
 И  только  в  1961  году,  когда  вместе  с  другими  бывшими
 114

узницами  Равенсбрюка  я  посетила  Советский  Союз,  узна¬
ла  тайну  передатчика.  Моя  помощница  Мария,  с  которой
я  встретилась  в  Москве,  рассказала,  что  именно  тогда,  ког¬
да  мы  ходили  в  слесарную  мастерскую,  советские  воен¬
нопленные  и  делали  тайный  радиопередатчик.
 Я  НЕ  ХОЧУ  УМИРАТЬ!
 Грузовик  с  заключенными  въезжает  на  территорию  ла¬
геря.  Ворота  закрываются,  и  мир  остается  за  ними.  Ма¬
шина,  повернув  за  угол,  останавливается  перед  баней.
С  задней  стороны  грузовика  открывается  брезентовый  по¬
лог,  и  мы  видим  тридцать  женщин  —  живые  скелеты.  Они
лежат  в  машине,  словно  сельди,  стонут  и  громко  плачут.
Страшно!
 Пришедшие  из  ревира  заключенные  спускают  несчаст¬
ных  из  машин,  переносят  в  баню.  Таково  распоряжение
лагерного  начальства.  Надзирательницы  держатся  в  отда¬
лении.  Их  тошнит  от  всего  этого.
 Здоровыми  отобрали  этих  девушек  для  рабского  труда
на  военной  фабрике.  Умирающими  возвращает  их  фабри¬
ка,  чтобы  получить  вместо  них  новый,  здоровый  «челове¬
ческий  материал».
 Больных  кладут  в  бане  на  деревянные  решетки  так,  как
их  привезли,—  в  грязных,  рваных  платьях,  без  одеял.
Здесь  женщины  разных  национальностей,  в  том  числе  и
немки.  Их  глаза  полны  страдания  и  муки,  молят  о  помо¬
щи.  Узкие  деревянные  решетки  врезаются  в  тело  и  усили¬
вают  мучения.
 Приходит  врач-эсэсовец,  чтобы  освидетельствовать  при¬
бывших.  Но  он  даже  не  осматривает  больных.  Бегло  взгля¬
нув,  констатирует:  для  фашистской  военной  машины  эти
полутрупы  более  непригодны,  для  лагеря  они  лишняя  обу¬
за.  Ревцры  и  без  них  переполнены.
 Сострадание  к  несчастным  заставляет  забыть  наше
 115

собственное  положение.  Мы  пытаемся  им  помочь,  прино¬
сим  попить,  кое-какую  одежду,  одеяла.  Они  судорожно
хватают  хлеб,  который  мы  им  даем,—кусок  собственного
скудного  пайка.  Ведь  хлеб  —  это  жизнь,  а  они  все  еще  на¬
деются,  что  будут  жить.  Как  могут  люди  поступать  так  с
себе  подобными?  С  животными  обращаются  лучше.
 Вижу  совсем  молодую  девушку.  Еще  видно,  какой  кра¬
сивой  и  крепкой  она  была  недавно.  Ее  взор  блуждает  во¬
круг,  она  тянет  руки  вверх  и  шепчет:  «Мама,  помоги  мне!
Почему  ты  не  идешь?  Мама,  я  не  хочу  умирать!»
 Одна  женщина  в  бреду  зовет  своих  детей,  рвет  на  себе
волосы,  понемногу  она  затихает.  Скоро  она  успокаивается
навсегда.
 Три  дня  лежат  они  так  —  живые  и  мертвые,  рядом  друг
с  другом.  Зловоние  распространяется  далеко  вокруг.
 Через  три  дня  наконец  появляется  грузовик.  Он  заби¬
рает  всех  и  выезжает  за  ворота  в  направлении  югендлаге-
ря.  Мы  знаем,  что  это  значит.  Оттуда  не  возвращается  ни¬
кто.
 В  БЕРЛИНЕ  СПУСТЯ
ОДИННАДЦАТЬ  ЛЕТ
 С  конца  1944  года  из-за  частых  воздушных  налетов
берлинские  фирмы  отказались  поставлять  лагерю  транспорт
для  перевозки  грузов.  Поэтому  лагерному  управлению  при¬
шлось  самим  заняться  доставкой  из  Берлина  нужных  то¬
варов.
 В  комендатуре  работала  одна  коммунистка,  которая  от¬
вечала  за  поездки  в  Берлин.  Это  позволяло  ей  поддержи¬
вать  нужные  контакты,  узнавать  новости  в  городе,  а  при
случае  —  и  на  фронтах.  Ей  были  нужны  надежные  и  рас¬
торопные  товарищи.  Зная,  что  я  хорошо  ориентируюсь  в
Берлине,  в  одну  из  поездок  она  отобрала  меня.  Но  об  этом
я  должна  была  молчать:  берлинцев  в  город  не  имели  пра¬
ва  посылать.
 116

Мы  выехали  ранним  утром.  Кроме  меня  ехали  две
француженки  и  одна  латышка.  Шофером  был  эсэсовец.
Нас  сопровождала  одна  СС-надзирательница.  Еще  не  сов¬
сем  рассвело.  Мы  с  наслаждением  вдыхали  лесной  воздух.
Миновали  Гранзее,  типично  мекленбургский  городок,  про¬
ехали  через  старые  кирпичной  кладки  ворота.  Я  так  давно
не  видела  гражданских  людей,  что  обращала  внимание  на
каждую  мелочь.  Но  в  этот  ранний  час  на  улицах  было  еще
мало  народу.  Наша  машина  прогромыхала  по  булыжной
мостовой,  и  город  остался  позади.  Остановив  машину,  шо¬
фер  подбросил  в  генератор  древесные  чурки:  другого  топ¬
лива  не  было.
 У  местечка  Фихтенгрунд  нам  встретилась  колонна  за¬
ключенных  из  Заксенхаузена.  Они  тянулись,  подгоняемые
конвоирами.  Мы  молча,  глазами,  поздоровались  друг  с
другом.
 Вскоре  после  Ораниенбурга  и  Фронау  въехали  в  Бер¬
лин.  Восемьдесят  километров  ехали  более  двух  часов.
 Между  тем  взошло  солнце,  и  страшная  картина,  от¬
крывшаяся  моим  глазам,  превзошла  все,  что  я  себе  пред¬
ставляла.  Груды  битого  кирпича  лежали  вплоть  до  мосто¬
вой,  а  в  развалинах  копошились  женщины  и  дети,  ра¬
зыскивая  свои  вещи.  Провалы  окон  в  выгоревших  домах
были  словно  глазницы  мертвецов.  Ни  одного  застекленно¬
го  окна,  все  было  забито  досками  или  картоном.  Лишь
магистрат  Веддинга  выглядел  «весело»,  потому  что  там
в  широких  проемах  окон  торчали  яркие  рекламные  щиты.
У  костела  сохранилась  одна  башня,  вторую  разрушила
бомба.
 Перед  рыночным  павильоном  Веддинга  стояла  длинная
очередь  женщин,  стариков  и  детей,  протянувшаяся  до  со¬
седней  улицы.  С  мрачными  лицами,  опустив  головы,  они
жались  друг  к  другу  в  эти  холодные  утренние  часы.  Раз¬
ве  Гитлер  не  сказал  им  однажды;  «Дайте  мне  десять  лет,
и  вы  не  узнаете  Германию»?  Й  точно:  Германии  и  ее  Бер¬
лина  было  не  узнать.  А  ведь  это  еще  не  конец.
 147

Напротив  меня  в  машине  сидела  молодая  надзиратель¬
ница.  Я  больше  не  могла  молчать  и,  вздохнув,  произнесла:
«На  что  стал  похож  Берлин!  Я  ведь  родилась  в  Веддинге».
Надзирательница  недоверчиво  взглянула  на  меня.  Я  ска¬
зала:
 —  Фрау  ауфзеерин,  вам  нечего  бояться,  я  от  вас  не
убегу,  лучше  дождусь  конца  войны.  Тогда  мы  все  поедем
домой.
 Вдруг  шофер  резко  затормозил.  Улицу  преградили  по¬
жарные,  они  готовились  взорвать  грозящий  обвалом  дом.
В  эту  минуту  через  оцепление  бросилась  женщина.  Ее  во¬
лосы  развевались,  в  глазах  был  ужас.
 —  Изверги,  что  вы  здесь  делаете?  —  кричала  она.—
Там,  внизу,  мой  ребенок!  Спасите  моего  ребенка!
 Ее  силой  остановили,  пытались  объяснить,  что  под  раз¬
валинами  уже  нет  никого  живого.  У  меня  больно  сжалось
сердце.
 Мы  двинулись  дальше  —  к  площади  Белль-Альянс,  от¬
туда  —  в  направлении  Гёрлицкого  вокзала.  Наконец  оста¬
новились.  Шофер  вошел  в  подъезд,  мы  остались  в  грузо¬
вике.
 Пожилая  женщина  долго  ходила  вокруг  машины,  потом
подошла  ближе,  спросила,  подняв  к  нам  голову:  «Скажите,
пожалуйста,  что  это  у  вас  за  форма?  Такую  я  еще  никогда
не  видела».  СС-надзирательница  сделала  вид,  будто  не
слышит  вопроса.  Я  желала  про  себя,  чтобы  женщина  по¬
скорее  ушла.  Но  она  стояла,  с  недоумением  глядя  на  нас.
Тогда  я  ответила:
 —  Милая  фрау,  чему  вы  удивляетесь?  Это  ведь  наша
парадная  форма.—  Женщина  испуганно  взглянула  на  ме¬
ня  и  мигом  исчезла.  Надзирательница  молчала.
 Шофер  вернулся,  мы  поехали  дальше.
 У  Галлешен  Уфер  неожиданно  началась  воздушная
тревога.  Пронзительно  завыли  сирены.  С  испугом  огля¬
дываясь  по  сторонам,  надзирательница  все  время  повто¬
ряла:
 118

—  Не  волнуйтесь,  на  улице  мы  не  останемся,  мы  спря¬
чемся  в  ближайшем  бомбоубежище.
 Мы  остановились  у  входа  в  бомбоубежище  под  Ан-
хальтским  вокзалом.  Туда  потоком  шли  люди.  Спрыгнув  с
грузовика,  мы  стояли  около  надзирательницы.  Наш  шо¬
фер  что-то  взволнованно  объяснял  человеку  с  повязкой  на
рукаве  у  входа  в  бомбоубежище.  Тот  ответил  на  берлин¬
ском  диалекте:
 —  Ах,  мне  все  равно,  скорее  входите,  скорее  входи¬
те!  —  и  показал  рукой  на  вход.
 Мы  спустились  по  ступенькам  и  оказались  в  длинном
сводчатом  подвале,  который  скудно  освещался  лишь  одной
слабой  лампочкой.
 —  Садитесь  и  ждите  здесь,  пока  я  не  приду  за  вами,—
сказала  надзирательница  и  исчезла,  поднявшись  по  сту¬
пенькам.
 Мы  осмотрелись.  Тесными  рядами  стояли  стулья  само¬
го  различного  стиля.  Помещение  быстро  наполнялось,  и
скоро  все  места  оказались  занятыми.
 К  нам  подошла  молодая  женщина  с  двумя  детьми,  ко¬
торых  она  вела  за  руки,  и  сказала:
 —  Вы  сидите  на  моих  стульях.
 Помедлив,  то  же  самое  сказала  и  другая  женщина.  Мы
сразу  же  встали,  и  я  ответила:
 —  Извините,  пожалуйста,  мы  этого  не  знали.
 Она  удивилась:
 —  Разве  ны  еще  никогда  не  были  в  бомбоубежище?
 Хотела  я  того  или  нет,  но  мне  пришлось  ответить  от¬
рицательно.  Она  никак  не  могла  этому  поверить  и  снова
спросила:
 —  Откуда  же  вы,  если  никогда  не  были  в  бомбоубе¬
жище?
 Я  попыталась  ограничиться  общей  фразой:
 —  Мы  оттуда,  где  бомбы  не  падают.
 Конечно,  она  ничего  не  поняла  и  только  вздохнула:
 —  Вот  бы  и  нам  туда.
 149

Я  возразила:
 —  Не  говорите  так!
 Я  стояла  сбоку  от  молодой  женщины,  другие  три  узни¬
цы  —  у  меня  за  спиной,  так  что  никто  не  мог  видеть  боль¬
ших  белых  крестов  сзади  на  наших  пальто.  Мы  не  хоте¬
ли  привлекать  к  себе  внимания  и  демонстрировать,  отку¬
да  мы.
 При  каждом  разрыве  бомб  лампочка  на  потолке  мига¬
ла,  но  ни  гула  моторов,  ни  стрельбы  из  зениток  мы  не  слы¬
шали.
 Молодая  женщина  рядом  со  мной  никак  не  могла  ус¬
покоиться.  Потянув  меня  за  рукав,  спросила:
 —  Ну,  пожалуйста,  скажите,  откуда  вы?
 —  Этого  я  не  могу  вам  сказать.  От  этого  зависит  наша
жизнь.
 Казалось,  что  мой  ответ  вызвал  у  нее  грустные  пред¬
положения.  Она  посмотрела  на  меня  внимательно  и  почти
с  состраданием.  Я  подумала,  что  она  не  похожа  на  нацист¬
скую  дамочку.
 Через  некоторое  время  она  снова  потянула  меня  за  ру¬
кав  и  прошептала  на  ухо:
 —  Ну,  скажите  же  мне,  я  никому  не  проговорюсь.
Жизнь  здесь  просто  невыносима.  Живешь  в  постоянном
страхе  и  ужасе.  В  иные  дни  мы  по  три  раза  сюда  спуска¬
емся.
 Я  тихо  ответила:
 —  Посмотрите  на  мою  спину,  тогда  вы,  может  быть,
поймете,  откуда  мы.
 Я  повернулась,  и  она,  да  и  другие  смогли  увидеть  у
меня  на  пальто  крест.  Вдруг  несколько  человек  встали
и  уступили  нам  места.  Мы  поблагодарили.  Я  села  рядом  с
моей  собеседницей.
 Теперь  она  хотела  знать,  как  «там»,  «ведь  слухи  ходят
разные».
 Я  объяснила  ей:
 —  Нам  строго  запрещено  разговаривать  с  частными
 120

лицами.  Если  СС-надзирателъница  там  у  дверей  что-ни¬
будь  заметит,  то  для  нас  это  кончится  очень  плохо.
 Женщина  встала,  протиснулась  вверх  по  лестнице.
Вернувшись,  сказала:
 —  Надзирательница  стоит  у  входа  и  разговаривает  с
эсэсманом.  Она  сюда  не  сможет  пройти.
 Потом  опустила  руку  в  свою  сумку  и  дала  по  конфет¬
ке  своим  детям  и  нам  четырем.  Пожилой  мужчина,  давно
уже  наблюдавший  за  нами,  протянул  мне  кулек  с  печень¬
ем,  который  я  отдала  своим  подругам.  Через  некоторое
время  женщина  рассказала:
 —  В  июне  1941  года  призвали  моего  мужа.  Сначала  я
получала  от  него  письма,  но  вот  уже  почти  два  года  от
него  нет  никаких  известий.  В  последнее  время  он  был  под
Сталинградом.
 Я  попыталась  ее  утешить:
 —  Ведь  под  Сталинградом  тысячи  немецких  солдат  и
офицеров  попали  в  плен.  Конечно,  ваш  муж  жив  и  тоже  в
плену.  Война  скоро  кончится,  и  вы  получите  от  него  из¬
вестие.
 Мгновение  я  раздумывала,  сказать  ли  женщине  больше.
В  ее  взгляде  было  что-то  внушавшее  доверие,  и  я  реши¬
лась:
 —  К  нам  в  лагерь  попали  женщины,  которые  слушали
подпольное  радио.  Они  сказали,  что  часто  передают  имена
и  адреса  немецких  пленных.  Так  эти  женщины  узнали,
что  их  мужья  живы.  Иногда  по  радио  выступают  и  сами
военнопленные.
 Она  пожала  мне  в  знак  благодарности  руку,  потом
спросила:
 —  За  что  вас  посадили?  Вы  ведь  из  Берлина?
 —  Да,—  отвечала  я,—  за  то,  что  сказала,  что  Гитлеру
не  выиграть  войны.
 —  Но  ведь  так  оно  и  есть.  Каждый,  кто  не  наци,  убеж¬
ден  в  этом.  А  за  что  сидят  эти  три  девушки?
 121

—  Это  иностранки.  Они  защищали  свою  родину  от
Гитлера.  Посмотрите,  какие  молодые.
 Раздался  сигнал  отбоя,  и  женщина,  пожав  нам  руки,
попрощалась  с  нами.  Пожилой  мужчина  тоже  подал  мне
руку.  Другие  попрощались  только  глазами.
 Мы,  четверо,  ждали,  пока  за  нами  не  пришла  надзи¬
рательница.  Снова  забрались  в  грузовик,  поехали  дальше  —
по  Потсдамер-  и  Бюловштрассе.
 Повсюду  одна  и  та  же  картина:  после  воздушного  на¬
лета  —  свежие  разрушения,  горящие  дома,  полные  отчая¬
ния  люди,  которые,  возвратись  из  бомбоубежища,  вместо
своего  дома  застали  развалины.
 На  Денневитцштрассе  машина  остановилась.  Среди  до¬
мов,  во  втором  дворе,  помещалась  фабрика,  откуда  нужно
было  забрать  шамотный  кирпич  для  крематориев  концла¬
геря.  Надзирательница  осталась  у  машины,  шофер  пошел
с  одной  из  узниц.  Я  должна  была  следовать  за  ними  на
расстоянии  тридцати  метров,  на  таком  же  расстоянии  друг
от  друга  шли  сзади  меня  две  другие  заключенные.  Так  мы
и  ходили,  пока  не  погрузили  весь  кирпич.
 Когда  я  в  последний  раз  шла  в  глубь  двора,  в  несколь¬
ких  метрах  от  вторых  ворот,  прямо  мне  под  ноги,  шлеп¬
нулся  завернутый  в  газету  пакет.  Быстро  нагнувшись,  я
спрятала  его  в  глубоком  кармане  пальто.
 «Это,  кажется,  бутерброды,—думала  я.—Только  не
смотреть  наверх,  на  того,  кто  бросил».
 Не  знаю,  заметили  ли  что-нибудь  другие  девушки.  Во
всяком  случае,  мы  и  потом  об  этом  не  говорили.
 На  обратном  пути  в  лагерь  нас  мучил  голод,  потому  что
пайку  хлеба  и  кусочек  маргарина,  составлявшие  наше
«довольствие  в  пути»,  мы  давно  уже  съели.  Я  развернула
сверток  и  поделилась  „  содержимым  с  другими  узницами.
Это  были  заботливо  приготовленные  бутерброды  с  маслом
и  колбасой.  Надзирательница  ничего  не  заметила  и,  види¬
мо,  решила,  что  мы  доедаем  наши  пайки.
 В  душе  у  меня  царила  благодарность  к  неизвестному
 122

другу.  И  не  столько  за  хлеб,  сколько  за  проявленное  им
сочувствие.
 Мы  возвращались  с  уверенностью,  что  и  население
Берлина  с  нетерпением  ждет  конца  гитлеровского  фа¬
шизма.
 НЕСТИ  РАДОСТЬ
 Приближался  последний  месяц  1944  года.  И  вот  неко¬
торым  товарищам  пришла  мысль  устроить  детям  рождест¬
венский  праздник.  Пусть  они  порадуются  и  посмеются.
 В  тесном  кругу  обсудили  программу  праздника.  Еди¬
нодушно  решили,  что  необходим  кукольный  театр.  Это  са¬
мое  доступное  детям.  Веселую  пьеску  мы  уж  как-нибудь
придумаем.  Поступило  предложение:  устроить  угощение.
Заключенные,  работавшие  в  мастерских,  ежедневно  полу¬
чали  по  два  ломтика  хлеба.  От  этого  «спецпайка»  они  мог¬
ли  бы  немного  выделить  детям;  можно  было  бы  отказать¬
ся  и  от  воскресного  пайка  —  тридцати  граммов  маргарина
и  ломтика  колбасы  «собачья  радость».  Если  к  этому  доба¬
вить  недельную  порцию  —  столовую  ложку  —  мармелада,
то  каждый  ребенок  получит  на  празднике  один  бутерброд
с  колбасой  и  один  с  мармеладом.  Мы  попросили  товари¬
щей  подумать  и  о  маленьких  подарках  детям.  В  это  время
в  лагере  было  около  четырехсот  детей.  Итак,  задача  была
не  из  легких.
 Самым  трудным  оказалось  добиться  разрешения  на
проведение  детского  праздника.  Даже  рождественских
праздников  в  лагере  никогда  еще  не  было.  Все  культурные
мероприятия  были  строго  запрещены.  А  если  их  где-нибудь
украдкой  проводили,  лагерное  начальство  отправляло  бло¬
ковых  (организаторов  не  выдавали)  и  первых  попавшихся
узниц  в  штрафблок  и  в  бункер.  Но  теперь  товарищи  хоте¬
ли  рискнуть  попросить  разрешения.  Им  придавало  смело¬
сти  то,  что  Красная  Армия  стояла  у  границ  Германии.
 123

Ежедневные  сообщения  об  отходе  немецких  войсщ  выда¬
ваемые  фашистской  Прессой  за  выравнивание  линии  фрон¬
та,  приводили  лагерное  начальство  в  панику.  Эсэсовцы  уже
не  так  фанатично  верили  в  незыблемость  «тысячелетнего
рейха»  и  в  свой  силы.  С  каждой  новой  победой  Красной
Армии  у  фашистов  рос  страх,  что  однажды  их  привлекут
к  ответственности  за  цх  гнусные  злодеяния.
 Мы  надеялись,  что  те  захотят  изобразить  из  себя  гу¬
манистов.
 Бюро  старшей  надзирательницы  Бинц  помещалось  в
том  же  бараке,  что  и  канцелярия.  Заключенные,  работав¬
шие  в  канцелярии,  обратились  с  просьбой  к  Бинц.  Она  со¬
гласилась  не  сразу.  Спросила,  как  будет  проходить  празд¬
ник.  Правда,  о  предполагаемых  подарках  Бинц  ничего  не
сказали.  В  конце  концов  лагерное  начальство  дало  согла¬
сие  на.  наше  мероприятие.  Теперь  можно  было  познако¬
мить  всех  узниц  с  планом  проведения  праздника.  Он  был
горячо  одобрен,  и  не  только  антифашистками.
 В  каждом  блоке  поручили  установить,  кто  сможет  дать
хлеб,  маргарин,  колбасу,  мармелад.  Когда  все  подсчитали,
оказалось,  что  хватит  для  всех  детей.  В  два  последних  вос¬
кресенья  перед  праздником  продукты,  предназначенные
для  угощения,  получать  не  стали,  их  выдали  накануне  и  в
день  праздника,  так  что  дети  получили  их  свежими.
 Многие  женщины  готовились  к  выступлению  «куколь¬
ного  театра».
 На  складе,  где  выдавали  посылки,  было  достаточно  ка¬
ртона.  Столярная  команда  обеспечила  нас  рейками  нуж¬
ных  размеров,  маляры  —  красками.
 Лагерное  начальство  разрешило  использовать  опустев¬
ший  бывший  тифозный  блок  22.  Мы  провели  там  дезинфе¬
кцию.
 Мастерицы  наделали  кукол  —  Касперле1  и  его  товари¬
щей,  а  также  кукол  для  придуманной  нами  маленькой
 1  Комический  герой  немецких  народных  сказок,
 124

пьески.  Из  размоченной  бумаги  ловкие  женские  руки  вы¬
лепили  кукольные  головы,  высушили  и  раскрасили  их.  Ма¬
териал  для  костюмов  женщины  нашли  среди  своих  вещей.
 Сложно  было  с  нитками.  Но  и  эту  проблему  решили.
 Все  вместе  придумали  веселые  сценки  для  Касперле  и
его  партнера  Атце,  маленького  лукавого  мальчишки.  Мы
расспрашивали  лагерных  матерей  о  проделках  и  комичных
словечках  детей.
 Самую  главную  радость  —  пушистую  елку  —  нам  при¬
несла  команда,  работавшая  в  лесу.  Другая  команда,  кото¬
рая  работала  на  фабрике  за  территорией  лагеря,  «органи¬
зовала»  настоящие  свечи.  Одна  из  заключенных  тайцом
пронесла  с  завода  фольгу,  из  которой  сделали  прекрасные
елочные  украшения.
 За  счет  своих  недолгих  часов  отдыха  женщины  шили,
вышивали,  мастерили.  Сколько  тут  было  изобретатель¬
ности!  Старые  шерстяные  вещи  распускали  и  распарывали,
кроили  детские  курточки,  щтанишки,  рубашки  и  юбки,  ру¬
кавички,  шарфы  и  чулки  —  в  них  так  нуждались  дети!
И  даже  из  крошечных  лоскутков  и  ниток  женщины  с  лю¬
бовью  мастерили  маленьких  куколок,  зверюшек  и  другие
игрушки.
 Узницы,  работавшие  в  мастерских  по  пошиву  платья  и
меховой  одежды,  принесли  лоскутки  и  нитки.  Об  этом  до¬
зналось  начальство  (везде  были  доносчицы).  Неожиданно
цосле  работы  их  выстроили  на  аппель  и  всех  обыскали*
У  кого  нашли  лоскутки  и  нитки,  наказали.  Провели  обыски
и  по  блокам  и  отобрали  все  приготовленные  подарки.
 Это  был  тяжелый  удар,  но  мы  не  пали  духом  и  продол¬
жали  готовиться  к  празднику.  Только  стали  хитрее  и  осто¬
рожнее.  Готовые  подарки  мы  больше  не  оставляли  в  бло¬
ках,  а  собирали  и  прятали  в  тайники,  о  которых  в  каждом
блоке  знал  лишь  один  человек.  Мне  были  известны  два
таких  тайника:  один  организовала  в  ревире  Эмми  Гйрлих,
другой  был  в  камере  хранения  у  Энне  Зиндерман.
 От  раздачи  подарков  Дедом  Морозом  нам  пришлось
 125

отказаться.  Уже  после  праздника  каждому  из  детей  тай¬
ком  положили  подарок  под  подушку,  так  что,  если  бы  он
был  обнаружен  надзирательницей,  никто  не  смог  бы  ска¬
зать,  от  кого  он.  Так  никто  не  подвергался  опасности.
 НАША  МАЛЕНЬКАЯ
КАПЕЛЛА
 Нескольким  женщинам  пришла  мысль  создать  в  лаге¬
ре  хор.  Лагерное  начальство  дало  на  это  разрешение.  Ав¬
стрийке  Тинль  Хюбнер  выдали  из  камеры  хранения  ее
гитару  и  ноты.
 Со  склада  награбленного  —  эсэсовцы  называли  его
складом  запасов  —  Мария  Видмайер,  староста  фабричного
двора,  организовала  для  нас  еще  три  инструмента.
 В  сопровождении  одного  эсэсовца  Мария  Видмайер,
Ракель  Бёкенхауер,  Энни  из  Аахена  и  я  пошли  на  склад,
чтобы  отобрать  инструменты.  То,  что  мы  там  увидели,  бы¬
ло  похоже  на  сказку.  Двенадцать  бараков  трофейного  ла¬
геря  до  самой  крыши  были  набиты  коврами,  бельем,  целы¬
ми  рулонами  шелковых  и  шерстяных  тканей,  дорогой  ме¬
белью,  музыкальными  инструментами,  даже  пианино  и
роялями  и  многим  другим.  Фашисты  награбили  и  сложили
здесь  запасы  на  сотни  лет.
 Музыкальные  инструменты  были  в  беспорядке  навале¬
ны  друг  на  друга.  Ракель  взяла  себе  гитару,  Энни  —  ак¬
кордеон,  я  выбрала  себе  скрипку.  Радостные  вернулись
мы  с  инструментами.
 Теперь  мы  репетировали  квартетом,  готовясь  к  рожде¬
ственскому  празднику*  Каждый  вечер  после  аппеля  мы
встречались  для  этого  в  камере  хранения.
 Конечно,  мы  не'  были  настоящими  музыкантами,  но
для  наших  песен  и  маленьких  музыкальных  пьесок  наше¬
го  таланта  хватало.  В  детстве  и  юности  я  несколько  лет
брала  уроки  музыки.  В  молодежном  движении,  во  время
 126

наших  туристских  походов,  скрипка  была  моим  постоян¬
ным  другом.  С  ней  наша  группа  провела  много  незабыва¬
емых  дней.
 Узница-полька,  учительница  музыки,  написала  для  нас
музыку  к  польским  рождественским  и  народным  песням.
Югославки  напели  нам  свои  рождественские  песни.  От
Ракель  мы  разучили  норвежские  народные  песни.  Так  в
короткое  время  мы  составили  небольшой  интернациональ¬
ный  репертуар.
 В  лагере  были  и  настоящие  скрипачи-профессионалы,
но  мы  предостерегали  их:  «Если  эсэсовцы  услышат  вашу
игру,  то  заставят  вас  играть  на  своих  попойках».  А  мы  хо¬
тели  немного  помузицировать  только  для  себя  и  доставить
радость  нашим  подругам  по  заключению.
 Нам  было  приказано  за  три  дня  до  рождества  явиться
к  старшей  надзирательнице  Бинц,  чтобы  Проиграть  ей
наш  репертуар.  Наши  товарищи  устроили  так,  что  мы  иг¬
рали  не  в  помещении,  а  у  входа  в  канцелярию,  так  что  на¬
шу  игру  могли  слушать  и  заключенные  в  бункере  напро¬
тив.  Кажется,  мы  никогда  не  играли  с  бблыпим  воодушев¬
лением,  чем  в  тот  декабрьский  вечер,  когда  нас  слушали
товарищи,  которые  томились  в  холодных,  темных  камерах
бункера.
 ПАЛАТКА
 Осенью  1944  года  на  пустыре  за  третьим  рядом  бара¬
ков  были  установлены  высокие  мачты  и  между  ними  на¬
тянут  брезент.  Ночью  это  казалось  огромным  призраком.
 Постелили  тонкий  слой  соломы,  на  мачтах  повесили
две  электрические  лампы,  которые  горели  и  днем,  потому
что  несколько  небольших  окон  лишь  скудно  пропускали
дневной  свет.
 Цирковая  палатка?  Едва  ли.  Конюшня?  В  холодные  но¬
чи  животные  в  ней  погибли  бы,  а  для  эсэсовских  волкода¬
вов  уже  давно  имелись  добротные  помещения.
 127

Мы  строили  догадки,  но  недолго.  Поскольку  бараки
были  безнадежно  переполнены,  в  палатку  поместили  не¬
счастных  заключенных,  которые  теперь  ежедневно  прибы¬
вали  из  концлагерей  с  востока.
 Накануне  рождества  сюда  поместили  две  тысячи  вен¬
герских  евреек  с  детьми.  Нам  пришлось  чинить  там  элек¬
тропроводку,  и  у  нас  было  время  все  рассмотреть.
 Уже  наступили  холода,  но  ни  одной  печки  не  было,  как
не  было  ни  коек,  ни  столов,  ни  табуреток.  Вся  жизнь  про¬
ходила  на  голой  земле.
 В  середине  палатки  блоковая  отгородила  для  себя  и
штубовых  небольшой  закуток.  В  нем  посредине  стояли
стол,  несколько  табуреток  и  шкаф.  Там  она  вела  записи  в
блоковой  книге,  чтобы  сдавать  рапорт  о  прибывших  и  от¬
бывших,  подсчитывать  количество  порций.  Каждый  день
списывали  умерших.  Порой  в  палатке  за  сутки  от  голода,
холода,  дизентерии  и  воспаления  легких  умирали  больше
двадцати  женщин.
 Блокфюрерин  никогда  не  входила  в  палатку,  она  боя¬
лась  ее.  Чтобы  сдать  рапорт  и  получить  приказание,  бло¬
ковая  шла  в  канцелярию.
 Я  спросила  ее:
 —  Где  же  женщины  моются?  —  Она  ответила;
 —  Мне  сказали,  что  еврейкам  не  нужно  мыться,  после
нового  года  их  всех  отправят  с  транспортом.  Воду  для
питья  и  споласкивания  мисок  мы  приносим  из  блока  на¬
против.
 Чтобы  поддерживать  хоть  какой-то  порядок,  блоковая
разделила  веек  живущих  в  палатке  на  небольшие  группы
и  отвела  каждой  определенное  место.  Там  люди  спали,  ле¬
жа  вплотную  друг  к  другу,—  три  ряда  справа  и  три  слева
от  прохода,  делившего  помещение  на  две  половдны.  Там
они  сидели  на  корточках,  голодные,  дрожащие  от  холода,
беспомощные.  Покидать  палатку  разрешалось  только  для
утреннего  и  вечернего  аппеля.  Как  и  всем  заключенным,
 128

им  было  запрещено  появляться  на  Лагерштрассе.  Разре¬
шалось  выйти  только  в  уборную  за  палаткой.
 Не  у  всех  были  одеяла.  Не  всем  хватало  мисок,  ложек.
Несмотря  на  все  усилия  блоковой  и  ее  помощниц  создать
порядок  при  раздаче  пищи,  им  это  плохо  удавалось.  Го¬
лодные  люди  теряли  всякий  контроль  над  собой.  Страшно
было  смотреть,  как  женщины,  отталкивая  и  сбивая  с  ног
друг  друга,  бросались,  чтобы  урвать  половник  горячей
бурды,  именуемой  кофе,  или  похлебки  из  брюквы.  Неред¬
ко  в  этом  хаосе  баки  с  похлебкой  опрокидывались,  и  боль¬
ные  и  слабые  оставались  совсем  без  еды.
 Гибельными  были  условия,  в  которых  женщины  долж¬
ны  были  отправлять  свои  естественные  потребности.  В
нескольких  метрах  от  палатки  были  сделаны  самые  при¬
митивные,  из  необструганных  досок,  без  дверей,  уборные.
Деревянный  желоб  от  них  вел  к  колодцу  лагерной  канали¬
зации,  с  которого  была  снята  чугунная  крышка.  При  мо¬
розе  сиденья  и  сточный  желоб  покрывались  льдом,  кото¬
рый  заключенные  палатки  с  трудом  скалывали  тяжелыми
ломами  и  скребками.  Из-за  таких  условий  женщины  стра¬
дали  от  болезни  почек  и  мочевого  пузыря.
 Ночью  едва  ли  кто-либо  из  них  отважился  пойти  в
уборную,  потому  что,  вернувшись  в  палатку,  уже  было
невозможно  втиснуться  на  свое  место.  На  ночь  ставили
ведра  из-под  мармелада,  от  которых  вскоре  начинало  рас¬
пространяться  невыносимое  зловоние.
 Мы  видели  их  бедственное  положение,  но  были  бесси¬
льны  помочь.  Помню  только  один  такой  случай.  Как-то,
когда  я  проходила  мимо  палатки,  меня  окликнула  блоко¬
вая,  немка.  Рядом  с  ней  стояла  молодая  женщина.
 —  Она  —  скрипачка,  —  сказала  блоковая.—  Ей  очень
хочется  поиграть  для  женщин  в  палатке.  Не  можешь  ли
ты  дать  ей  на  время  свою  скрипку?
 —  Днем  мне  скрипка  не  нужна,  я  охотно  дам  ее,—
сказала  я.  Молодая  женщина  посмотрела  на  меня  с  благо¬
дарностью.
 129

С  этого  времени  я  приносила  ей  скрипку  утром  и  заби¬
рала  вечером.  Однажды  я  неожиданно  застала  ее  во  вре¬
мя  игры.  Она  действительно  была  хорошей  скрипачкой.
Женщины  в  палатке,  казалось,  забыли  все  окружающее  и
слушали  с  благоговением.  Некоторые  улыбались  сквозь
слезы.  Для  многих  это  было  последней  радостью  в  жизни.
После  нового  года  всех  их  вывезли  в  Берген-Бельзен.
 ОНИ  СНОВА  СМЕЯЛИСЬ
 Праздник  для  детей  было  решено  провести  23  декабря
во  второй  половине  дня.  В  блок$  22  на  столах,  покрытых
чистой  бумагой,  для  каждого  ребенка  приготовили  по  бу¬
терброду  с  колбасой  и  мармеладом.  В  другом  отсеке  перед
небольшой  сценой  тесно  стояли  ряды  табуреток.
 Когда  появились  мы  с  нашими  музыкальными  инстру¬
ментами,  все  дети  уже  сидели  на  своих  местах.  На  елке
горели  свечи.  Полные  ожидания,  дети  возбужденно  болта¬
ли  друг  с  другом,  а  снаружи  у  дверей  стояли  наши  дозор¬
ные,  чтобы  вовремя  предупредить  о  появлении  начальни¬
ка  лагеря  и  старшей  надзирательницы,  которые  хотели
присутствовать  на  празднике.
 И  вот  раздался  возглас:  «Идут!»  Сразу  же  наступила
мертвая  тишина.  «Ахтунг!»  —  подала  команду  одна  из
заключенных.  Все,  в  том  числе  и  дети,  замерли  по  стойке
«смирно».  Начальника  лагеря  Бройнинга,  старшую  надзи¬
рательницу  Бинц  и  старосту  лагеря  Тури  провели  к  трем
специально  приготовленным  для  них  стульям.
 Начальник  лагеря  произнес  краткую  речь.  Он  призы¬
вал  детей  стать  примерными  «фольксгеноссен»  —  тогда  им
будет  позволено  встречать  следующее  рождество  дома.
Дети  лишь  испуганно  таращили  глазенки  на  человека,
который  всегда  внушал  им  ужас.  Мы  же,  взрослые,  дума¬
ли  про  себя,  что  его  предсказания  о  доме,  возможно,  сбу¬
дутся,  но  только  иначе,  чем  он  предполагал,  и  мысленно
 130

давали  себе  обещание  оберегать  детей,  насколько  сможем.
 Праздник  начался.  Лагерный  хор  запел,  а  мы  заигра¬
ли:  «О,  танненбаум,  о,  танненбаум,  ви  грюн  зинд  дайне
игель...»  1  Все  подхватили,  но  неожиданно  голоса  детей
стали  прерываться,  они  не  могли  произнести  ни  слова  и
заплакали,  всхлипывая,  сначала  тихо,  сдерживаясь,  по¬
том  все  громче  и  громче.  Некоторые  из  них  вспомнили
праздник  дома.  Хор  не  мог  продолжать.  Мы  сыграли  еще
несколько  тактов  и  замолкли.  У  нас,  взрослых,  тоже  тек¬
ли  по  щекам  слезы.
 И  тут  произошло  невероятное:  жестокая  старшая  над¬
зирательница  Бинц,  зверь  в  человеческом  облике,  подня¬
лась,  смертельно  бледная,  и  выбежала  из  помещения.  За
ней  последовал  Бройнинг.  Дошло  ли  до  их  сознания  чув¬
ство  вины,  или  в  них  пробудился  намек  на  жалость,  кото¬
рую  они  не  хотели  показать?  Почувствовали  ли  они,  какую
несправедливость  совершали  по  отношению  к  этим  ни  в
чем  не  повинным  детям?
 Мы  все  облегченно  вздохнули,  когда  ненавистные  «го¬
сти»  покинули  помещение.  Женщины  быстро  пришли  в
себя.  Погасили  свечи  и  зажгли  цветные  лампочки  на  сце¬
не  кукольного  театра.
 Восторженное  «Ах!»  раздалось  там,  где  только  что  бы¬
ли  слышны  всхлипывания.  И  когда  появился  Касперле  и
его  стал  поддразнивать  нахальный  Атце,  дети  постепенно
забыли  о  своем  горе.  Уже  послышался  робкий  смех.  Голо¬
са  за  занавесом  стали  еще  веселее,  Атце  вел  себя  еще  на¬
хальнее,  а  Касперле  прыгал  по  сцене  туда  и  сюда.  Дети
смеялись.  Мы  достигли  желаемого:  хоть  ненадолго  они
забыли  окружавшую  их  действительность.  Самые  смелые
из  них  столпились  около  сцены,  чтобы:  хоть  на  "мгновение
заглянуть  за  нее  и  понять,  как  заставляют  кукол  говорить
и  двигаться.  И  лишь  когда  мы  пообещали  после  окончания
открыть  секрет,  снова  водворился  порядок.
 1  «О,  елочка,  о,  елочка,  как  зелены  твои  иголочки...»
 131

Дальше  представление  сказки  шло  уже  без  помех.
Глаза  детей  светились  радостью,  их  сердца  оттаяли.  Они
переживали  за  кошечку  Мяу,  заколдованную  принцессу,
и  предостерегали  ее  от  злодея,  который  ее  выслеживал.
В  конце  добро  победило  зло.  Дети  были  очень  довольны  и
хотели  смотреть  еще.  Но  время  не  ждало.
 Снова  зажгли  свечи  на  елке,  и  началась  раздача  рож¬
дественского  угощения:  два  ломтика  хлеба  каждому  ре¬
бенку!  Нужно  представить  себе  вечный  голод  малышей,
чтобы  понять,  какой  радостью  и  каким  сюрпризом  это  для
них  было.  Дети  вертели  хлеб  в  ручонках  и  ели  медленно,
буквально  с  благоговением,  чтобы  как  можно  дольше  про¬
длить  наслаждение.
 К  сожалению,  нам  пришлось  их  поторопить,  так  как
вот-вот  должна  была  завыть  «сова»  на  аппель.  Дети  разо¬
шлись  по  своим  блокам,  вернулись  в  свою  страшную  пов¬
седневность.
 Ятот  праздник  был  одним  из  самых  ярких  проявлений
лагерной  солидарности.  Для  многих  детей  он  стал  единст¬
венным  и  последним  праздником  в  их  короткой  жизни.
 В  начале  нового  года  несколько  транспортов  с  детьми
были  отправлены  в  Берген-Бельзен,  где  условия  были  еще
ужаснее,  чем  в  Равенсбрюке.  После  окончания  войны  в
«нашем»  лагере  оставалось  менее  ста  детей.
 «РОЖДЕСТВЕНСКИЙ  ПОДАРОК»
ЭСЭСОВЦЕВ
 В  начале  Лагерштрассе  стояла  лагерная  рождествен¬
ская  елка.  Польки  украсили  ее  длинными  лёнтами  из  цве¬
тной  папиросной  бумаги,  которые  шелестели,  развеваясь
на  ветру.
 После  вечернего  аппеля  прошло  уже  порядочно  време¬
ни.  Я  вышла  из  бани,  где  наша  капелла  еще  раз  репе-
тировала  свою  программу,  и,  торопясь,  побежала  чюрез
 132

апцельплац  к  Лагерштрассе  в  свой  блок.  Почему-то  обе
большие  лампы,  обычно  освещавшие  улицу,  не  горели.
Вдруг  послышались  мужские  голоса.  Я  остановилась.  Кто-
то  время  от  времени  повторял:  «Бросай».  После  этого
следовал  глухой  стук.
 Я  ужаснулась,  поняв,  что  происходит  там,  под  елкой.
Двое  узников  сбрасывали  с  грузовика  женские  трупы.
«Рождественский  подарок»  эсэсовцев.  Вероятно,  эти  жен¬
щины  умерли  дорогой,  и  на  праздники  их  поторопились  уб¬
рать  из  вагонов  на  вокзале  Фюрстенберга.
 Я  стояла  окаменев.  Из  груды  трупов,  словно  в  послед¬
нем  обращении  к  живым,  поднимались  застывшие  рукр.
Шелест  цветных  бумажных  лент  на  рождественской  ели
казался  шепотом  многих  голосов.  Итак,  это  было  «святое
рождество»,  «праздник  любви»  в  концлагере  Равенсбрюк.
 Дежурная  надзирательница,  которая  считала  трупы,
заметив  меня,  крикнула:
 —  Кто  там?
 Я  ответила:
 —  Лагерный  слесарь.
 —  Быстрее  проходи!  —  буркнула  она.  Мне  казалось,
что  сейчас  разверзнется  земля,  чтобы  поглотить  чудовищ,
виновных  в  этом  кошмаре.  Но  все  оставалось  тихо.  «Ти¬
хая  ночь,  святая  ночь»...
 На  другое  утро  трупов  уже  не  было.  Вероятно,  их  еще
ночью  сожгли  в  крематории.
 Торопясь  к  себе  в  блок,  я  не  переставала  думать  о  не¬
счастных  умерших.  Как  ужасны  были,  вероятно,  их  пос¬
ледние  часы!  Горы  трупов  под  рождественской  елкой  —
эту  картину  я  не  могла  забыть.  «Подумай  о  чем-нибудь
хорошем»,—приказала  я  себе.  Что  же  было  хорошего  в
нашей  жизни?  Нам  позволили  отпраздновать  на  блоке
Новый  год.  Стал  прибавляться  день.  Все  выше  будет  под¬
ниматься  солнце  —  родится  новый  свет,  а  с  ним  и  наша
надежда  на  новую,  прекрасную  жизнь  на  свободе.  И  жи¬
во  представила  свою  любимую  картину  —  «Сикстинскую
 133

мадонну».  Какое  прекраспое  лицо  у  этой  простой  жен¬
щины-матери,  несущей  к  свету  своего  ребенка!  У  ее  ног
смиренно  преклоняют  колени  кардиналы,  в  восторге
перед  этим  естественным,  постоянно  повторяющимся
чудом  —  рождением  новой  жизни.  И  эту  радость  от  све¬
та,  радость  надежды  мне  хотелось  принести  моим  това¬
рищам.
 Крепче  прижимая  к  себе  скрипку,  я  вошла  в  блок.  Три
другие  музыкантши  еще  не  пришли,  но  нас  уже  ждали.
 Мы  сдвинули  вместе  два  стола,  поставили  на  них  че¬
тыре  табуретки  для  музыкантов.  Чтобы  было  больше  ме¬
ста,  остальные  столы  вынесли.
 Ракель  и  Тинль  с  гитарами  и  Энни  с  аккордеоном  опа¬
здывали.  Оказалось,  что  короткую  дорогу  перекрыли,  и
им  пришлось  идти  мимо  кухни,  в  обход.
 Я  знала,  почему  это  было  сделано,  и  с  трудом  застав¬
ляла  себя  не  думать  о  том,  что  видела  там.  Здесь,  на  праз¬
днике,  нужно  было  набраться  сил,  чтобы  выжить.
 Вечер  начался.  Я  сказала:
 —  Сначала  мы  исполним  «О,  танненбаум».  Правда,
здесь  у  нас  нет  никакой  елки,  но  на  следующий  год  я  всем
друзьям  желаю  рождественскую  елку  дома,  в  кругу  род¬
ных.
 Дневное  помещение  заполнилось  до  отказа.  Пришли
женщины  со  всего  блока,  и  все  пели  вместе.  Мы  исполни¬
ли  весь  наш  репертуар  прекрасных  старинных  рождест¬
венских  и  народных  песен.  Закончили  первое  отделение
нашего  концерта  немецкой  песней.
 После  небольшого  перерыва  сыграли  коротенький
скетч.  Некоторые  узницы  пели  под  гитару.  Мест  в  бло¬
ке  больше  не  было.  Поэтому  слушатели  стояли  под  ок¬
нами.  Нас  слушали  даже  эсэсодцы,  несущие  ночную  ох¬
рану.
 Настроение  у  нас  было  приподнятое.  Мы  радовались
не  только  с  большим  трудом  добытому  разрешению  на  ро¬
ждественский  праздник  для  детей  и  для  нас.  За  всем  этим
 134

стояла  надежда,  сознание  того,  что  дни  гитлеровского  гос¬
подства,  а  с  ним  и  наших  страданий  сочтены.  Ведь  Крас¬
ная  Армия  стояла  уже  у  Вислы!
 Быстро  промелькнули  два  часа,  отпущенные  нам.  Бло¬
ковая  напомнила,  что  пора  расходиться.  В  заключение  мы
все  вместе  спели  «Мысли  свободны.  Кто  может  их  уга¬
дать?».  Потом  привели  в  порядок  дневное  помещение  и
улеглись  на  наши  соломенные  тюфяки.
 В  эту  ночь  я  долго  не  могла  уснуть.  Трупы  женщин  под
рождественской  елкой  стояли  у  меня  в  глазах.
 А  через  несколько  дней  в  лагере  произошел  еще  один
страшный  случай.  В  течение  пяти  дней  не  действовала  ка¬
нализация.  Нельзя  было  умыться.  Самое  скверное  —  нель¬
зя  было  пользоваться  уборными.  Засорилась  главная  ка¬
нализационная  труба,  ведущая  к  отстойникам  у  озера.
Диаметр  труб  был  20—30  сантиметров,  слишком  малень¬
кий  для  такого  большого  лагеря.  У  кухни  и  комендатуры
был  отдельный  сток.
 Заключенные  из  мужского  лагеря  обследовали  канали¬
зацию  и  наконец  установили,  что  пробка  находилась  пос¬
ле  колодца,  над  которым  стояли  уборные  для  узниц  из  па¬
латки.  Ручным  насосом,  какой  бывает  у  пожарных  в  дере¬
вне,  четверо  заключенных  мужчин  попеременно  качали  в
течение  суток,  но  безрезультатно.
 Это  было  бедствием  для  всего  лагеря.  Женщинам  ни¬
чего  не  оставалось,  как,  отбросив  всякий  стыд,  отправлять
свои  естественные  потребности  прямо  под  открытым  не¬
бом.  Мы  выкопали  рвы  и  соорудили  над  ними  нечто  вроде
сидений.
 В  лагере  была  команда  ассенизаторов.  Цыганки,  наибо¬
лее  презираемые  нацистами  среди  всех  «неполноценных
рас»,  должны  были  делать  эту  самую  грязную  работу.  Мы
стояли  с  ними  у  колодца,  расположенного  ближе  к  отстой¬
никам.  Заключенные  непрерывно  качали  и  качали,  но  дно
колодца  оставалось  сухим.  Вдруг  что-то  шлепнулось,  и  в
колодце  заклокотало.  Появилась  вода,  сначала  она  текла
 135

еле-еле.  Мы  закричали  мужчинам,  стоявшим  у  насоса:
«Пробка  размывается!  Идите  сюда!»
 Все  обступили  колодец,  даже  эсэсовцы  с  любопытством
заглядывали  в  глубину.  Когда  вода  медленно  сошла,  пе¬
ред  трубой  в  иле  осталось  лежать  что-то  розовато-белое.
Что  бы  это  могло  быть?
 Один  из  заключенных  по  металлическим  скобам  спу¬
стился  в  шахту  колодца  и  поднял  это  «что-то»  наверх.  Мы
оцепенели  от  ужаса:  это  был  раздувшийся  труп  новорож¬
денного  мальчика!
 Кто  выбросил  ребенка  в  клоаку?  Какая  трагедия  разыг¬
ралась  здесь?  Был  ли  он  жив,  или  его  убила  мать,  чтобы
избавить  от  мучительной  голодной  смерти?..  Кто-то  завер¬
нул  маленький  трупик  в  тряпицу  и  отнес  к  крематорию...
 СОБАЧИЙ  КО^М
 «Сова»  завыла:  обеденный  перерыв.  Колонны  узниц
возвращались  с  работы  и  растекались  по  своим  блокам.
В  дверях  возникала  давка:  каждой  хотелось  поскорее  по¬
пасть  в  нагретое  многими  телами  помещение,  где  штубо-
вая  уже  раздавала  еду.  Кому  не  доставалось  места,  стоя
проглатывал  вонючую  похлебку  из  брюквы;  ее  месяцами
давали  изо  дня  в  день.
 Осенью  мы  получали  свежую  брюкву,  потом  —подмо¬
роженную  и  подгнившую,  а  весной  —  баланду  из  сушеной
брюквы  с  небольшой  добавкой  картошки.  Часто  вместо
картофелин  мы  обнаруживали  в  баланде  картофельные
очистки.  Глотать  их  было  противно.  В  последние  месяцы
нам  не  давали,  соли,  и  баланда  была  совершенно  несоле¬
ной.  Новенькие,  еще  не  привыкшие  к  лагерному  рациону,
в  первые  дни  не  могли  заставить  себя  есть  этот  «суп».
 Совсем  было  невыносимо  есть,  когда  ветер  дул  с  озера
и  доносил  до  бараков  дым  крематория.  День  и  ночь  валил
он  из  двух  железных  труб,  которые  возвышались  над
 136

кирпичными.  Этот  ужасный  запах  не  давал  нам  даже
спать.
 Кровавым  волкодавам  эсэсовцев  жилось  несравнимо
лучше.  Хильда  Прелле  рассказала  мне,  что  вду  для  собак
варила  ее  подруга  Элли.  Для  них  она  получала  рис  и  хо¬
рошие  свежие  кости.
 «Рис  разваривается,  и  никто  не  сможет  проверить,  ес¬
ли  я  немного  возьму  его  из  собачьего  корма»,—решила
Элли.
 Варилась  еда  в  большом  бельевом  баке.  Отведав  этого
собачьего  блюда,  Элли  и  ее  подруга  йЬ  котельной  решили,
что  никогда  в  жизни  они  не  ели  ничего  более  вкусного.
 Они  стали  обдумывать,  как  бы  отнести  немного  еды
Хильде  и  Мале,  их  подругам  по  блоку.  Сшили  мешочек,  в
котором  могли  пронести  миску  через  главный  аппельплац,
который  был  хорошо  виден  из  барака  надзирательниц.
Риск  был  большой.  Если  их  разоблачат  —  отправят  в  бун¬
кер,  штрафблок  или  изобьют  палками  на  «кобыле».
 В  условленном  месте  девушки  передали  миску  Хильде.
Вернувшись  к  себе  в  блок,  та  честно  разделила  «празднич¬
ное  угощение»  со  своей  подругой  Малей.  Мйску  выскоб¬
лили  до  последнего  зернышка.  Пока  Элли  работала  в  ко¬
тельной,  это  повторялось  каждый  день.  А  Хильда  и  Мала
в  свою  очередь  делились  собачьим  кормом  с  другими.
 /
 ШВЕДСКИЙ  КРАСНЫЙ  КРЕСТ
В  РАВЕНСБРЮКЕ
 О  нечеловеческих  условиях  в  концлагерях  стало  изве¬
стно  мировой  общественности.  Народы,  полные  возмуще¬
ния,  протестовали  против  фашистских  варварских  методов
пыток  и  эксплуатации.
 Этот  всемирный  протест  народов  никак  не  вписывался
в  политические  планы  фашистских  заправил.  Чтобы  дока¬
зать,  что  в  «третьем  рейхе»  даже  с  противниками  режима
 137

обращаются  справедливо,  они  разрешили  делегации  Швед¬
ского  Красного  Креста  и  его  президенту  —  принцу  Берна-
дотту  осмотреть  несколько  концлагерей.  В  Равенсбрюке
тоже  ожидался  этот  нежелательный  для  СС  визит.
 Само  собою  разумеется,  делегация  не  должна  была  ви¬
деть  ни  катастрофически  тяжелых  условий  в  переполнен¬
ном  концлагере,  ни  безмерных  лишений,  которые  терпели
заключенные  при  непосильно  тяжелом  труде.  Нужно  было
создать  впечатление,  будто  концлагеря  действительно  бы¬
ли  лишь  лагерями  превентивного  заключения.  Лагерное
начальство  лихорадочно  готовило  «образцовые»  блоки  и
ревиры.
 В  день  визита  не  был  отправлен  ни  один  транспорт.
Ни  одна  заключенная  не  смела  появляться  на  Лагерштрас-
се.  Лишь  разносчики  хлеба  прошли  в  хлебную  кладовую.
Разыгрывалась  комедия.
 В  первом  кухонном  блоке  постельное  белье  было  все¬
гда.  Перед  посещением  Красного  Креета  столы  там  на¬
крыли  белыми  скатертями  и  поставили  на  них  неболь¬
шие  вазы  с  еловыми  веточками.
 Нам  в  административном  блоке  повесили  на  окна
гардины.  (Заключенные  из  первого  блока  уже  и  раньше
вырезали  на  окна  занавески  из  белой  бумаги.  Польки
умели  создавать  на  бумаге  прекрасные  узоры,  которые
и  наклеивали  на  оконные  стекла.)  Впервые  за  много  ме¬
сяцев  мы  получили  свежее  постельное  белье  —  белые  про¬
стыни  и  бело-голубые  в  клетку  пододеяльники.  Мы  отти¬
рали  пол  песком  и  мыли  стиральным  порошком,  которого
вообще-то  у  нас  никогда  не  бывало.  К  прибытию  чрезвы¬
чайных  гостей  все  должно  было  блестеть.  Поэтому  у  вхо¬
да  в  блок  мы  должны  были  снимать  ботинки  и  деревянные
колодки,  чтобы  не  нести  грязь  в  помещение.
 В  день  визита  нам  было  разрешено  пользоваться  толь¬
ко  частью  умывальников,  все  остальные  вычистили  для
показа  до  блеска.  В  шкафы,  выскобленные  внутри  и  сна¬
ружи,  повесили  по  полотенцу.  Вещи  сложили  в  картонные
 138

коробки  и  запихнули  под  наши  соломенные  тюфяки.  В  это
утро  дневальные  особенно  тщательно  проверяли  все  по¬
стели  —  их  нужно  было  застелить  без  единой  морщинки,
прямоугольными  гранями  по  бокам.  Даже  надраенные
мусорные  баки  блестели  на  солнце.  Не  беда,  что  при  чи¬
стке  сошла  оцинковка,  предохранявшая  от  ржавчины.
 Да,  волнений  было  много.  После  утреннего  аппеля  по¬
явилась  СС-блокфюрерин,  чтобы  еще  раз  все  тщательно
проверить.  Разговаривала  она  с  нами  на  удивление  почти
вежливо.  Правда,  не  забыла  дать  нам  строжайшее  ука¬
зание,  чтобы  никто  не  смел  вступать  в  разговор  с  чле¬
нами  делегации  Красного  Креста,  даже  если  к  нему  об¬
ратятся.  Справки  высоким  гостям  могли  давать  только
эсэсовцы.
 Перед  обедом  делегация  появилась  на  нашей  улице.
В  ней  было  человек  десять,  все  в  форме  Красного  Креста.
Их  сопровождало  лагерное  начальство.
 Сначала  всех  провели  в  кухонный  блок,  потом  —  к
нам.  В  блоке  оставались  лишь  несколько  заключенных,
большинство,  как  обычно,  были  на  работе.  При  команде
«Ахтунг!»  мы  выстроились  у  стены  напротив  входа.  Блок-
фюрерин  выступила  вперед,  и  блоковая  сдала  рапорт.
 Сначала  была  показана  спальня.  Когда  делегация  ос¬
матривала  умывальню,  у  одного  из  эсэсовцев  хватило  со¬
вести  заметить:  «В  раковинах  для  мытья  ног  в  .  четыре
часа  пополудни  бывает  теплая  вода».  Теплой  воды  в  бло¬
ках  не  бывало  никогда!  И  зимой  и  летом  мы  должны  были
мыться  и  стирать  свои  вещи  только  в  холодной  воде.
 У  одной  заключенной  спросили,  давно  ли  она  в  лаге¬
ре.  Как  было  приказано,  она  пе  отвечала.  Наступила  не¬
ловкая  пауза.  Комендант  лагеря  Зурен  сказал  ей:  «Отве¬
чайте  же!»  Мы  подумали:  «Черт  возьми,  он  говорит  ей
«вы».  Этого  с  ним  не  бывало.  Получив  разрешение,  заклю¬
ченная  ответила.
 У  другой  узницы  спросили,  кто  она  по  национально¬
сти.  Она  тоже  ответила  нерешительно.  Блокфюрерин  шеп-
 139

пула  что-то  блоковой,  та  убежала  и  вернулась  с  журна¬
лом,  по  которому  Зурен  вслух  прочитал  число  всех  нацио¬
нальностей  в  блоке.
 Нас  спросили,  правится  ли  нам  в  лагере.  Блокфюрерин
быстро  ответила:
 —  Тут  всем  женщинам  обеспечены  порядок,  чистота  и
еда  по  часам.—  Она  еще  не  успела  договорить,  как  один
из  членов  делегации  сказал:
 —  Здесь  и  должны  бы  быть  приличные  условия,  ведь
эти  женщины  не  заключенные,  их  же  не  судили.
 —  Так  это  и  есть,—  лицемерно  ответил  Зурен,—  их  ус¬
ловия  лучше,  ведь  это  превентивно  заключенные,  которых
перевоспитывают.  Если  мы  видим,  что  они  исправились,
их  освобождают.  Позже  я  вам  покажу,  сколько  превен¬
тивно  заключенных  мы  уже  освободили.—  Мы  стояли  как
изваяния,  ни  один  мускул  на  лице  не  дрогнул.  Было  труд¬
но  понять,  что  мы  испытывали  при  этом  разговоре.  Все,
что  мы  могли  бы  сказать,  мы  пытались  выразить  нашими
взглядами.  Мы  только  смотрели  на  членов  делегации.
Я  думаю,  они  поняли  нас.
 Так  как  гости  не  -говорили  по-немецки,  то  один  из
группы  переводил.  Было  видно,  что  лагерному  начальст¬
ву  разговор  был  неприятен,  и  оно  предложило  делегации
посетить  ревир,  добавив,  что  осмотр  других  блоков  вряд
ли  мог  представлять  интерес,  потому  что  они,  мол,  все
одинаковы.
 В  рёвире  для  осмотра  были  подготовлены  несколько
небольших  комнат,  куда  поместили  специально  отобран¬
ных  больных.  Там  делегация  разделилась,  и  нашим  то¬
варищам  наконец  представилась  возможность  подойти
к  ним  поближе.  Аннета  Эекман,  молодая  англичанка,  ше¬
потом  сказала  по-английски  делегату,  идущему  сзади
всех:
 —  Ежедневно  в  лагере  умирает  огромное  число  жен¬
щин.  Свирепствует  тиф.  Больные  совершенно  не  получа¬
ют  лекарства.  В  лагере  Укермарк  нетрудоспособных  жен¬
 140

щин  отравляют  крысиным  ядом.  Во  всех  остальных  бло¬
ках  невыносимые  условия.
 Делегат  незаметно  кивнул  ей,  показывая,  что  он  ее  по¬
нял.
 Затем  делегация  посетила  канцелярию  коменданта  ла¬
геря.  Там  они  предъявили  списки  датских  и  норвежских
женщин,  которые,  как  они  полагали,  находились  в  Равеп-
сбрюке.  Однако  эти  списки  не  совпадали  с  лагерными.  За¬
ключенные  могли  уже  умереть  или  быть  переведены  в  дру¬
гие  лагеря.  Возможно,  СС  и  не  хотело  передать  их  Крас¬
ному  Кресту.  Заключенные,  работавшие  в  канцелярии,  по¬
том  рассказали  нам,  что  разговор  был  бурным,  делегаты
требовали  выдачи  всех  женщин  по  спискам,  чтобы  их  пе¬
ревезти  в  Швецию.
 Еще  до  своего  посещения  лагеря  Шведский  Красный
Крест  два  раза  присылал  для  норвежских  и  датских  за¬
ключенных  по  нескольку  бочек  с  сельдью  и  треской.
 Получение  рыбы  подтвердила  норвежка  Ракель  Бёкен-
хауэр.  Она  несколько  раз  выдавала  рыбу  своим  соотече¬
ственницам  и  другим  узницам.
 Вскоре  после  посещения  нашего  лагеря  Шведский
Красный  Крест  прислал  противотифозную  сыворотку.  Так
делегация  отреагировала  на  информацию  нашей  узницы.
Но  и  на  этот  раз  прививки  были  сделаны  в  первую  оче¬
редь  эсэсовцам  и  лишь  затем  заключенным.  Конечно,  сы¬
воротки  для  всех  не  хватало,  и  прививки  делались  по  ус¬
мотрению  лагерного  начальства.
 После  длительных  переговоров  Международный  Крас¬
ный  Крест  в  последние  месяцы  войны  смог  вывезти  из
лагеря  большое  количество  иностранных  заключенных.
Нашим  товарищам,  которые  работали  в  канцелярии,  уда¬
лось  под  чужими  именами  отправить  некоторых  немец¬
ких  коммунисток,,  которым  грозила  особенно  большая
опасность.  Но  бедственное  положение  заключенных,  ос¬
тавшихся  в  лагере,  Красному  Кресту  не  удалось  смяг¬
чить.  И  лишь  освобождение  нас  Красной  Армией  положк-
 141

ло  конец  нашим  страданиям.  Но  многие  не  дожили  до  это¬
го  дня.  Только  от  тифа  в  последние  три  месяца  умерло
около  четырех  тысяч  женщин  и  девушек.
 ОДЕЯЛА  ИЗ  СОВЕТСКОГО  СОЮЗА
 Посылая  через  Международный  Красный  Крест  про¬
дукты  и  теплые  вещи,  люди  старались  несколько  облег¬
чить  существование  их  соотечественников  в  Равенсбрюке.
Но  мало  что  из  этих  посылок  досталось  действительно  за¬
ключенным.  Эсэсовцы  оставляли  главное  для  себя,  своих
семей  и  друзей,  многое  прятали  в  трофейных  складах.
 Через  Шведский  Красный  Крест  Советский  Союз  тоже
послал  для  военнопленных-женщин  теплое  белье  и  боль¬
шие  шерстяные  одеяла.  Теплого  белдо  заключенные  конц¬
лагеря  так  и  не  увидели.  Остались  под  замком  и  одеяла,
хотя  в  зимние  холода  в  них  была  очень  острая  нужда.
 Только  перед  посещением  лагеря  Шведским  Красным
Крестом  лагерное  начальство,  опасаясь,  что  делегация  по¬
требует  отчета  в  распределении  посылок,  решило  выдать
одеяла  второму  блоку,  чтрбы,  как  нам  сказали,  «все  посте¬
ли  выглядели  одинаковыми».  Это  были  те  самые  одеяла
из  Советского  Союза,  и  предназначались  они  для  «крас¬
ноармеек»,  которые  ни  от  кого  не  получали  посылок.  Нам
хотелось  помочь  им.  Но  как  это  сделать?
 Коммунистки,  которые  выдавали  нам  одеяла,  сказали:
 —  Нам  безразлично,  какие  одеяла  вы  вернете  нам  в
обмен  на  эти  новые.  Важно  только,  чтобы  сошлось  их  чис¬
ло.—  Я  пошла  в  красноармейский  блок  и  посвятила  в  наш
план  блоковую.  Само  собою  понятно,  что  она  была  готова
действовать  с  нами  заодно  и  организовать  все,  что  от  нее
требовалось.
 Поскольку  слесарная  команда  могла  сама  распоря¬
жаться  временем  своей  работы,  мы  взялись  за  реализацию
плана.
 142

На  большой  повозке  мы  привезли  одеяла  Советского
Красного  Креста,  положили  на  наши  нары,  а  свои  отнес¬
ли  в  повозку.  Тем  временем  постепенно,  чтобы  не  бросать¬
ся  в  глаза,  стали  подходить  девушки  из  блока  красноар¬
меек,  неся  свои  тонкие,  старые  лагерные  одеяла.  Стоя  на
повозке,  я  отбирала  у  них  холодные  одеяла  и  давала  вза¬
мен  наши  теплые.  Так  мы  обменяли  и  сдали  на  склад  око¬
ло  трехсот  одеял.
 Мы  были  рады,  что  хоть  немного  помогли  нашим  со¬
ветским  друзьям.
 БЛОК  МАТЕРИ  И  РЕБЕНКА
 Солнце  пригревало  уже  сильнее,  когда  мне  однажды
пришлось  идти  мимо  блока,  в  котором  жили  матери  с
грудными  детьми.  Этот  блок  появился  в  Равенсбрюке  в
конце  1944  года,  когда  мировая  общественность  заинтере¬
совалась  положением  в  нашем  лагере.
 Среди  прибывавших  заключенных  нередко  бывали  бе¬
ременные.  Но  поскольку  они  не  были  полноценной  рабо¬
чей  силой,  СС-врачи  в  принудительном  порядке  прерыва¬
ли  беременность.  Надзирательницы-садистки  заставляли
женщин  в  последние  месяцы  беременности  выполнять  осо¬
бенно  тяжелые  работы  или  до  тех  пор  избивали  их  пал¬
ками  и  ногами,  пока  не  начинались  преждевременные
роды,  которые  часто  оканчивались  смертью  матери  и  ре¬
бенка.  Бывало  и  так,  что  медсестра-эсэсовка  умерщвляла
новорожденных.
 Если  ребенок  оставался  жив,  его  могли  отобрать  у
матери,  обычно  же  он  погибал  в  первые  недели  —  от  хо¬
лода,  антисанитарных  условий  или  голода  —  у  истощен¬
ных  женщин  не  было  материнского  молока.
 Старая  коммунистка  Кете  Рентмайстер  —  она  была
мне  особенно  близка  —  однажды  рассказала  случай,  кото¬
рый  глубоко  потряс  ее,  мать  пятерых  детей.
 В  ее  обязанности  так  называемого  лагерного  будильни¬
 143

ка  входило  поднимать  заключенных,  которых  еще  до  ут¬
реннего  аппеля  отправляли  с  транспортом.  Во  время  этих
обходов  она  иногда  грелась  в  котельной.  Вдруг,  рассказы¬
вала  Рентмайстер,  входит  старшая  сестра  Маршалл  с  го¬
леньким  новорожденным  на  руках.  Истопница,  носившая
черный  винкель,  распахивает  дверцу  топки,  и  Маршалл,
бросив  в  топку  сучивдпего  ручками  и  ножками  младенца,
молча  поворачивается  и  уходит.
 —  У  меня  сердце  остановилось  от  ужаса,  а  та,  с  чер¬
ным  винкелем,  равнодушно  говорит:  «Ты  что  так  смот¬
ришь?  Она  это  часто  делает».
 А  в  то  утро  ранней  весны  я  видела,  как  на  руках  ма¬
тери  умирал  ребенок,  проживший  всего  лишь  несколько
дней.
 Перед  блоком,  греясь  на  солнышке,  на  скамейке  сиде¬
ли  несколько  женщин  с  грудными  детьми.  Одна  из  них
пыталась  ложкой  влить  ребенку  немного  жидкости.  Но
безуспешно,  ребенок  не  принимал  пищу.  Личико  у  него
было  сморщенным,  как  у  старика,  кожа  синеватой  и  про¬
зрачной.  Вдруг  он  вытянулся  и  умер.  Мать  закричала  и
бросилась  с  ним  к  блоковой  —  Лизе  Ульрих.
 Женщины  заплакали,  испуганно  прижимая  к  себе  де¬
тей.  Ведь  их  малюткам  грозила  такая  же  участь.  Лишь  у
немногих  было  молоко  в  грудях.  Без  детского  питания
младенцы  умирали  от  голода  или  от  холода,  потому  что  в
лагере  не  было  ни  пеленок,  ни  детской  одежды.
 28  апреля  1945  года,  когда  лагерь  был  эвакуирован,
среди  трех  тысяч  больных  и  слабых  получили  надежду
на  спасение  и  матери  с  грудными  детьми.  С  ними  оста¬
лись  заключенные  врачи  и  медсестры.  Они  открыли  тро¬
фейный  склад  эсэсовцев  и  обнаружили  там  огромное  коли¬
чество  продуктовых  посылок,  присланных  для  заключен¬
ных  Международным  Красным  Крестом.  А  когда  спустя
два  дня  в  лагерь  вошли  части  Красной  Армии,  они  быстро
организовали  образцовое  обслуживание  всех  оставшихся  в
лагере,  особенно  грудных  детей.
 144

В  блоке  матери  и  ребенка  была  книга  регистрации  ро¬
дившихся,  цростая  тетрадь  для  записей.  В  нее  блоковая
вписывала  дату  рождения,  имена  матери  и  ребенка,  нацио¬
нальность,  имя  сестры-заключенной,  помогавшей  при  ро¬
дах.  Часто  уже  через  несколько  дней  или  недель  рядом  о
датой  рождения  указывался  день  смерти.  Нам  удалось
спрятать  эту  тетрадь,  когда  в  последние  дни  перед  эвакуа¬
цией  лагеря  эсэсовцы  сжигали  доказательства  своих  пре¬
ступлений.  Сегодня  она  лежит  в  музее  Равенсбрюка  как
еще  одно  неопровержимое  свидетельство  фашистского
варварства.
 ПОСЛЕДНИЕ  НЕДЕЛИ
 Наступило  самое  тяжелое  и  страшное  время.  Трудно
описать  ситуацию  тех  дней.  События  перехлестывали  друг
друга.  Нужно  было  сохранять  самообладание,  не  терять
мужества.  Никто  не  энал,  переживет  ли  он  это  время.  Хо¬
дили  самые  разные  слухи,  и  нужен  был  ясный  ум,  чтобы
отличить  истинное  от  ложного.
 В  марте  каждый  день  прибывали  транспорты  из  конц¬
лагерей  на  территории  Польши.  И  из  лагеря  уходили
транспорты  в  неизвестном  направлении,  усиливая  тревогу
среди  заключенных.  Эти  ежедневно  приходящие  и  уходя¬
щие  транспорты  создавали  неразбериху.  На  аппелях  сто¬
яли  дольше,  чем  раньше.  На  наше  счастье,  в  канцелярии
сидела  француженка-антифашистка,  умеющая  прекрасно
считать  —  ей  всегда  удавалось  свести  концы  с  конца¬
ми,—  число  заключенных  у  нее  всегда  соответствовало
спискам.
 СС-обершарфюрер  Пфлаум,  составлявший  рабочие  ко¬
манды,  уже  был  не  в  состоянии  комплектовать  транс¬
порты  по  своим  документам.  Яростно  ругаясь,  он  дубин¬
кой  сгонял  женщин.  Но  заключенные  ему  больше  не  по¬
виновались  и  сразу  же  разбегались.  Едва  он  появлялся  в
 7  ш.  Мюллер

дверях  блока,  узницы  выскакивали  в  окна.  У  них  были
основания  бояться  —  было  ясно,  что  их  набирают  не  для
рабочего  транспорта.  Им  грозили  или  газовый  барак
рядом  с  крематорием,  или  югендлагерь  Укермарк,  кото¬
рый  давно  уже  стал  лагерем  уничтожения,  или  отправка
в  другой  такой  же  лагерь,  часто  в  неизвестном  направ*
лении.
 Лишь  в  дни,  когда  появлялся  Шведский  Красный
Крест,  чтобы  вывезти  очередную  партию  иностранных  за¬
ключенных,  в  лагере  царило  обманчивое  спокойствие.
 Уже  давно  все  помещения  в  лагере  были  забиты  до
предела.  На  нарах  в  три  яруса  можно  было  только  ле¬
жать.  Сидеть  на  них  можно  только  скорчившись.  Спали
давно  по  двое  и  по  трое.  Тонкие,  рваные  одеяла  и  то  были
не  у  всех.  Ночью,  дрожа  от  холода,  женщины  жались  друг
к  другу,  чтобы  согреться.
 Вновь  прибывающие,  которые  часто  неделями  были  в
пути,  не  имея  возможности  помыться,  привозили  с  собой
насекомых.  Чистое  белье  выдавалось  крайне  редко*  на
всех  его  не  хватало.  Плохо  выстиранное,  оно  было  серым
и  вызывало  брезгливое  чувство,  и  перед  тем,  как  надеть
его,  мы  тщательно  просматривали,  нет  ли  в  нем  непроше¬
ных  обитателей.  Дезинсекционная  команда  была  увели¬
чена.  И  хотя  она  постоянно  кочевала  из  блока  в  блок,  но
не  могла  справиться  с  опасными  насекомыми  —  разносчи¬
ками  тифа.  Женщины  скапливались  около  краноЪ  в  пере¬
полненных  умывальнях,  где  царили  неописуемо  антиса¬
нитарные  условия.
 Заключенных  постоянно  мучил  голод.  Сначала  на  каж¬
дого  приходилось  200  граммов  хлеба,  потом  паек  сокра¬
тили  вдвое,  а  в  последние  месяцы  урезали  еще  —  батон  в
800  граммов  давали  на  четырнадцать  человек.  Раз  в  день
давалась  та  же  баланда  из  брюквы.  На  ужин  был  только
так  называемый  кофе.
 А  эсэсовцы,  в  преддверии  пира  во  время  чумы,  по¬
стоянно  устраивали  попойки.  До  глубокой  ночи  из  их  сто¬
 146

ловой-клуба  неслись  пьяный  смех,  песни  и  крики.  Вряд
ли  они  все  еще  верили  обещаниям  своего  фюрера,  скорее
всего  хотели  утопить  в  вине  страх  перед  будущим.  Но
некоторые  из  них,  начиная,  вероятно,  задумываться,  за-
игр&вали  с  политическими,  становились  вдруг  приветли¬
выми,  пытались  вступить  с  нами  в  разговор  и  спрашива¬
ли  нас,  что  мы,  коммунисты,  думаем  о  конце  войны.
Другие  же  становились  еще  более  жестокими  и  потому
опасными.
 Часто  эсэсовцы  жгли  костры,  уничтожали  документы,
заметая  следы  своих  преступлений.
 Письма  и  посылки  в  лагерь  больше  не  приходили.
К  нашим  физическим  страданиям  прибавилась  тревога  за
близких.  У  нас  появилось  время,  чтобы  думать  об  их
судьбе:  из-за  нехватки  сырья  была  прекращена  работа  в
мастерских,  и  в  последние  дни  перед  эвакуацией  уже
больше  не  выла  сирена  на  аппель.  Часть  эсэсовцев,  упа¬
ковав  чемоданы,  исчезла,  другие  готовились  к  бегству.
 Еще  в  январе  прошел  слух,  что  лагерь  будут  эвакуиро¬
вать.  Потом  стали  говорить,  что  его  взорвут.  Ганс  Хадер,
из  расконвоированных  заксенхаузенцев,  тоже  слышал  об
этом  и  заверил  нас,  что  его  группа  сделает  все  возможное,
чтобы  предотвратить  несчастье.  Он  же  принес  нам  радо¬
стное  известие,  что  за  ночь  в  одном  из  бараков  СС  за  тер¬
риторией  лагеря  расположился  Шведский  Красный  Крест,
На  этот  раз  он  появился  не  для  эвакуации  иностранных
заключенных,  а  чтобы  защитить  нас.
 Утром  27  апреля  началась  эвакуация.  Сначала  были
отправлены  заключенные  последних  блоков.  Их  погнали
на  северо-запад,  к  Ростоку.  Там  их  должны  были  погру¬
зить  на  суда  и  вывезти  на  Запад.  Однако  вблизи  Ростока
их  настигла  Красная  Армия.  Для  них  пробил  час  осво¬
бождения.
 147

МАРШ  СМЕРТИ
 В  полдень  28  апреля  для  эвакуации  выстроили  заклю¬
ченных  первых  блоков,  в  том  числе  и  политических.  Каж¬
дая  получила  на  дорогу  пакет  с  сухим  пайком.  Горячей
баланды  в  обед  не  давали.  Я  присоединилась  к  узницам
нашего  второго  блока.
 Издалека  доносилась  пушечная  канонада.  Советские
женщины  предполагали,  что  фронт  был  километров  за
пятьдесят.  Ходили  слухи,  что  под  Ораниенбургом  идут
тяжелые  бои.
 От  кухни  доносились  шутки  и  смех.  Трое  заключенных
мужчин  пытались  поймать  пару  жирных  свиней,  убежав¬
ших  от  мясника.  Их  хотели  забить  для  эсэсовцев:  не  мог¬
ли  же  они  в  дороге  голодать!  Охота  была  дикой,  и  нам
приходилось  остерегаться,  чтобы  нас  не  сбили  с  ног.
 Мы  стояли  довольно  долго.  К  воротам  мимо  нас  узни¬
цы  тащили  совершенно  новую,  тяжело  нагруженную  по¬
возку.  У  ворот  на  нее  погрузили  еще  несколько  ящиков.
Двум  молодым  надзирательницам  и  одной  заключенной
было  поручено  охранять  повозку,  а  заключенные  с  веще¬
вого  склада  должны  были  ее  тянуть  и  подталкивать  сза¬
ди.  Свои  рюкзаки  они  повесили  сбоку  повозки.  Колонна
двинулась.  Был  чудесный  весенний  день,  и  солнце  ра¬
довалось  вместе  с  нами,  когда  мы  покидали  место  наших
страданий.  Однако  для  многих  этот  путь  оказался  послед¬
ним.
 Колонна  то  и  дело  останавливалась.  Очень  трудно
было  тащить  повозку  на  подъемах.  На  перекрестке  у  шос¬
се  на  Росток  опять  надолго  остановились:  шоссе  было  за¬
бито  беженцами,  на  дороге  царили  хаос  и  неразбериха.
 Неожиданно  я  заметила  Ганса  Хадера.  Он  был  в  эсэ¬
совской  куртке  и  такой  же  фуражке,  с  ружьем  за  плеча¬
ми.  Я  очень  испугалась,  но  он  подал  мне  глазами  знак
молчать.  Когда  я,  стараясь  не  привлекать  внимания,  по¬
дошла  к  нему,  он  улыбнулся;
 148

—  Удивляешься,  в  каких  мы  обносках?  Это  нас  эсэ¬
совцы  вырядили.  У  них  не  хватает  людей,  вот  они  и  про¬
извели  нас  в  конвоиров.  Ты  даже  й  не  представляешь,  как
нам  это  кстати.  Не  волнуйся,  мы  с  вами.  Мы  еще  с  тобой
увидимся.
 Истинную  причину  наших  постоянных  остановок  я  уз¬
нала  уже  после  освобождения,  когда  зашла  к  Гансу  Ха-
деру  в  Фюрстенберге.  Оказывается,  коммунисты  из  Зак-
сенхаузена  умышленно  создавали  заторы,  чтобы  укрыть
в  безопасном  месте  Розу  Тельман.  Во  всеобщей  неразбе¬
рихе  ее  вместе  с  двумя  русскими  спрятали  в  подвале  дома
Альгримма,  где  она  скрывалась  до  прихода  Красной  Ар¬
мии.
 Наконец  удалось  остановить  поток  беженцев.  Мы  пе¬
ресекли  шоссе  и  продолжали  свой  марш  по  безлюдной  ши¬
рокой  лесной  дороге.  Каково  же  было  наше  удивление,
когда  черев  несколько  сот  метров  мы  увидели  колонну
заключенных,  которые  покинули  лагерь  за  несколько  ча¬
сов  до  нас  и  теперь  ждали  нас  здесь.
 Никто  не  знал,  куда  эсэсовцы  нас  гнали.  Никто  не  мог
сказать,  куда  вела  дорога.  Судя  по  солнцу,  мы  шли  на  се¬
веро-запад.
 Одна  из  надзирательниц  у  повозки  вела  за  руль  вело¬
сипед.  Вероятно,  он  мешал  ей,  и  она  передала  его  мне.  Че¬
рез  некоторое  время  я  спросила  надзирательницу,  не  по¬
зволит  ли  она  мне  немного  на  нем  проехать.  Она  разре¬
шила.
 Я  поехала  вдоль  колонны  назад  и  увидела  Хельмута
Вавчинека  из  колонны  Хадера,  в  такой  же  форме,  что  и  у
Ганса.  Поблизости  не  было  ни  одного  эсэсовца.  Я  сошла
с  велосипеда,  и  Хельмут  сказал  мне:
 —  Идите  как  можно  медленнее,  чтобы  слабые  не  от¬
ставали.
 —  Не  знаешь  ли  что-нибудь  о  положении  на  фрон¬
те?  спросила  я.
 —  Красная  Армия  заняла  Ораниенбург.  Бои  идут
 149

уже  в  Берлине.  С  севера  нам  навстречу  идет  Красная
Армия.
 —  А  что  стало  с  лагерем?  Как  же  больные,  если  ла¬
герь  все  же  взорвут?
 —  Можете  быть  спокойны.  Его  не  взорвут.  Об  этом  по¬
заботится  Красный  Крест.
 Он  объяснил  мне,  где  я  могу  найти  Ганса  Хадера  и
других  товарищей  из  его  колонны,  и  я  снова  села  на  ве¬
лосипед.  Проехав  по  другой  стороне  шоссе  еще  немного
назад,  я  встретила  сначала  Фрица  Шиллинга  и,  наконец,
Ганса.  Он  подтвердил  то,  что  уже  сказал  Хельмут  Вав-
чинек,  и  посоветовал:
 —  Пытайтесь  уходить  небольшими  группами.  Но  не
на  Шверин.  Там  группами  расстреливали  заключенных.
Идите  влево  от  шоссе,  как  можно  дальше  в  лес.  Мы  с  вами,
пока  будет  опасность.  Потом  тоже  смотаемся.
 —  Я  проехала  довольно  далеко  назад  вдоль  колонны
и  не  видела  никакого  конвоя,—  сказала  я.
 —  Они  идут  впереди  и  позади  колонны,—  предостерег
Ганс.—  Больше  всего  опасайтесь  Конрада.  Он  идет  по¬
следним  и  уже  опять  пьян.  От  него  всего  можно  ждать.
Сообщите  всем,  что  Красная  Армия  наступает  с  севера.
Пусть  об  этом  узнают  и  эсэсовцы.  Может  быть,  тогда  они
смотают  удочки.  А  теперь  —  всего  хорошего.  Нам  не  сто¬
ит  здесь  долго  задерживаться.
 Я  проехала  еще  немного  назад.  На  обочине  дороги  уви¬
дела  обессиленную  женщину,  она  лежала  на  земле.  Слов¬
но  из-под  земли  перед  ней  вырос  эсэсовец  Конрад,  выст¬
релил  ей  в  затылок,  столкнул  сапогом  в  кювет.
 На  мгновение  меня  парализовал  ужас,  но  я  быстро
опомнилась,  так  как  нужно  было  поскорее  передать  впе¬
реди  идущим  совет  идти  как  можно  медленнее,  чтобы
не  отставали  слабые.  Повернув  велосипед,  я  поспешила
вперед.
 Передала  рекомендацию  заксенхаузенцев  идущим  в
голове  колонны  полькам  из  кухонного  блока  и  товарищам
 150

из  ревира.  Бесконечно  тянулась  колонна  заключенных.
Далеко  впереди  шли  эсэсовцы  с  автоматами.  Быстро  по¬
вернувшись,  я  поехала  обратно  к  своим.
 Товарищи,  которые,  обливаясь  потом,  продолжали  тя¬
нуть  тяжелую  повозку,  недовольно  посмотрели  на  меня:
«Что  ты  катаешься  на  велосипеде,  когда  мы  надрываем¬
ся».  Я  промолчала,  отдала  надзирательнице  велосипед  и
сменила  одну  из  женщин,  тянувших  повозку.
 Надзирательнице,  однако,  показалось  трудным  вести
свой  велосипед,  и  она  велела  погрузить  его  на  повозку.
Анна  Штурм  занялась  этим.  Чтобы  освободить  место,  она
сбросила  с  повозки  пару  ящиков.  Они  развалились  со
звоном.  Хрусталь  и  фарфор,  награбленные  где-то  комен¬
дантом,  разбитые  вдребезги,  валялись  в  пыли.  Так  вот  что
мы  везли,  тратя  последние  силы?!
 Мы  скинули  с  повозки  часть  ящиков  и  отнесли  их  в
лес.  Помогли  взобраться  на  нее  пожилым  женщинам,  ко¬
торые  уже  не  могли  идти.  Надзирательницы  молча  смот¬
рели  на  наши  действия,  не  осмеливаясь  возражать.
 Стараясь  не  привлекать  внимания  надзирательниц,  я
рассказала  женщинам  о  встречах  и  разговорах  с  заксен-
хаузенцами.  Колонна  двигалась  все  медленнее,  остановки
были  все  чаще.  Чувствовалось,  что  пароль  «Идти  медлен¬
но»  дошел  до  всех.  Надзирательницы  со  страхом  слуша¬
ли  мое  сообщение  о  том,  что  с  севера  наступает  Красная
Армия.
 Между  тем  день  клонился  к  вечеру.  Все  устали  и  хо¬
тели  есть  и  с  нетерпением  ждали,  когда  же  Конрад  объ¬
явит  привал.
 Вдруг  около  нас  появилась  Рут  Рёслер.  Она  катила
маленькую  двухколесную  ручную  тележку.  Рут  попала  в
лагерь  и  в  наш  второй  блок  за  «покровительство  евреям»,
как  это  называли  фашисты.  Но  ее  все  избегали  —  было  из¬
вестно,  что  она  была  в  связи  с  эсэсовцем  Конрадом.  Мы
боялись,  что  я  он  появится  около  нас,  сгонит  с  повозки,
а  то  и  пристрелит  наших  старых  женщин.
 Ш

—  Подойди  к  Рут  и  уговори  ее  отстать.  Конрад  -вам
тут  совсем  не  нужен,—  шепнули  мне  товарищи.
 Я  заговорила  с  Рут.  Она,  казалось,  была  рада,  что  на¬
шелся  кто-то,  с  кем  она  могла  перекинуться  парой  слов,
и  попросила  меня  идти  рядом  с  ней.  Я  указала  ей  на  ста¬
рых  женщин  на  повозке.  Рут  их  всех  знала.  Я  спросила:
 —  Ты  не  думаешь,  что  они,  так  же  как  и  мы,  хотят
вернуться  домой  живыми?  —  Она  кивнула.—  Для  этого  ты
можешь  кое-что  сделать,—  продолжала  я.—  Отстань  и
удержи  Конрада,  если  он  захочет  пройти  вперед.  Ведь
если  он  увидит  этих  пожилых  женщин  на  повозке,  для  них
это  плохо  кончится.
 Рут  согласилась.  Я  положила  свой  рюкзак  на  ее  тележ¬
ку.  Мы  повезли  ее  вдвоем  и  постепенно  отстали  от  своих.
 Вскоре  нас  догнал  Конрад.  Мы  подошли  к  большой  лес¬
ной  поляне,  и  он  приказал  сделать  привал.  С  облегчением
женщины  передали  приказ  дальше  вперед.  «Стой!»  —
прозвучало  по  лесу  и  замерло  где-то  вдали.
 Обессиленные  женщины,  не  разбирая  места,  опусти¬
лись  у  обочины  дороги.
 Вдруг  за  лесом,  по  другую  сторону  дороги,  взметну¬
лось  в  небо  огромное  пламя,  сопровождаемое  оглушитель¬
ным  грохотом.  Один  за  другим  гремели  взрывы.  Все  в  стра¬
хе  замерли.  Конрад,  побледнев,  произнес  заикаясь:
 —  Там  русские!
 «Красноармейки»  позвали  меня:
 —  Шарлотта,  иди  сюда,  к  крутому  склону!  Здесь
безопаснее!  —  Они  с  трудом  удерживались  от  смеха:  Кон¬
рад  никогда  не  был  на  фронте,  а  то  бы  он  знал,  что  это
за  взрывы.  (Позже  мы  узнали,  что  был  взорван  склад  бое¬
припасов  в  Фюрстензее.)
 Во  время  взрывов  многих  охватила  паника.  Конрад
сорвал  с  плеча  автомат,  готовый  стрелять  в  перепуганных
женщин.  Но  Рут  бросилась  к  нему  с  криком:  «Ты  не  бу¬
дешь  стрелять!»  —  и  увлекла  его  с  собой  к  крутому
склону.
 452

Когда  через  некоторое  время  все  опять  успокоились,
мы  вернулись  к  нашим  рюкзакам  на  лесную  поляну.  Кон¬
рад  все  еще  был  бледен  как  мел  и  не  говорил  ни  слова.
 Стемнело,  когда  прозвучал  приказ  выступать.  При
этом  выяснилось,  что  многие  женщины,  воспользовавшись
темнотой,  бежали.  Конрад  понимал,  что  охотиться  за  ними
бессмысленно,  и  мы  продолжали  наш  марш  без  них.
 Спустя  немного  подошли  к  хутору,  где  Конрад  решил
остановиться  на  ночлег.  Для  него  и  остальных  эсэсовцев  —
человек  двадцати  —  старый  крестьянин  устроил  ночлег  в
своем  просторном  доме.  Заключенные  скучились  в  боль¬
шом  сарае.  Кому  не  хватило  места,  спали  под  открытым
небом,  завернувшись  в  одеяло.  В  этот  день  мы  прошли
около  десяти  километров.
 Издалека  я  разглядывала  наших  конвоиров.  Некоторые
были  уже  в  гражданском,  и  у  всех  отсутствовала  выправ¬
ка,  которой  они  обычно  так  кичились.
 Выбрав  благоприятный  момент,  я  ускользнула  в  лес,
чтобы  поискать  других  товарищей.  За  железнодорожной
линией,  метрах  в  ста  от  шоссе,  нашла  одну  группу,  в
ней  —  Розль  Ёхман,  нашу  бывшую  блоковую.
 —  До  утра  здесь  не  оставайтесь,  уходите  как  можно
дальше  в  лес  по  другую  сторону  шоссе,—  сказала  я  им.—
Конрад  может  рано  утром  с  другими  эсэсовцами  проче¬
сать  все  вокруг  в  поисках  сбежавших.
 —  Конечно,  мы  уйдем,  как  только  у  вас  там  все  стих¬
нет,—  отвечала  Розль.—  Но  среди  нас  много  старых,  они
не  могут  быстро  идти.  Пусть  Рут  убедит  Конрада  скорее
идти  дальше,  пока  Красная  Армия  не  отрезала  пути  на
Запад.  Смотрите,  не  спускайте  глаз  с  Конрада.
 Я  обещала  переговорить  с  Рут  и  поторопилась  к  ху¬
тору.
 Вдруг  я  услыхала  шаги  и  быстро  спряталась  за  дере¬
вом.  Из  темноты  показались  две  фигуры.  Я  узнала  одно¬
го  из  эсэсовцев  в  гражданской  одежде  в  обнимку  с  асо¬
циальной  с  черным  винкелем.  Он,  вероятно,  надеялся,  что,
 153

замаскировавшись  под  заключенного,  ему  удастся  вовремя
скрыться.
 Придя  на  хутор,  я  завернулась  в  одеяло  и  рядом  с  то¬
варищами  спокойно  проспала  ночь  под  открытым  небом,
пока  меня  не  разбудила  утренняя  прохлада.
 В  ПУТИ
 Щебет  птиц  и  холод  разбудили  и  других.  Мы  умылись
у  колонки  во  дворе.
 Яростно  кляня  всех  и  вся,  появился  Конрад.  Ночью
сбежала  часть  эсэсовской  команды,  так  что  прочесывать
лес,  что  он  собирался  сделать,  было  не  с  кем.  Исчезли  и
обе  надзирательницы.  Вокруг  шептались,  что  Красная
Армия  следует  за  нами  по  пятам.  Конрад  приказал  нашей
сильно  поредевшей  колонне  построиться  на  выход.
 Туман  рассеялся,  выглянуло  солнце.  И  что  же  мы  уви¬
дели?  Наша  повозка  стояла  на  дороге  пустая.  Ящики  и  ко¬
робки  исчезли,  велосипед  —  тоже.
 В  военное  время  всегда  бывают  мародеры,  посягающие
на  чужое  имущество.  Но  в  данном  случае  мародеры  при¬
своили  награбленное  другими  мародерами  —  эсэсовцами.
Это  обрадовало  нас,  и  мы  не  скрывали  своей  радости,  видя
озадаченные  лица  эсэсовцев.  Мы  тронулись  в  путь.
 Когда  мы  достигли  деревни  Дюстерьфёрде,  Конрад,
приказав  остановиться,  послал  одного  из  своих  людей  на
поиски  какой-нибудь  повозки.  Людей  в  деревне  не  было,
небольшая  железнодорожная  станция  никем  не  занята,
поездов  не  ожидалось.  Эсэсовцу  повезло:  он  нашел  не¬
большую  повозку  с  оглоблями  и  сбрую.  Не  было  только
лошади.
 В  обращении  эсэсовцев  с  нами,  заключенными,  за  ночь
произошли  заметные  изменения.  Нагрузив  повозку  свои¬
ми  вещами,  они  уже  не  приказали  нам  в  нее  впрячься,  а
просто  сказали,  что  тем,  кто  будет  ее  везти,  можно  поло¬
 154

жить  и  свой  рюкзак  на  повозку,  и  даже  сами  ухватилиеь
за  оглобли.
 Дорога  шла  мимо  полей,  на  которых  паслись  брошен¬
ные  на  произвол  судьбы  коровы  и  овцы.  Вскоре  мы
конец  обнаружили  и  лошадь.  Почему  хозяин  не  воспользо¬
вался  ею  при  бегстве,  мы  поняли  очень  скоро:  у  нее  не
было  одной  подковы.  Один  из  конвоиров,  взяв  лошадь  за
уздечку,  вывел  ее  на  проселочную  дорогу.  Там  она  не  мог¬
ла  сбить  себе  ноги.  Теперь  нам  не  нужно  было  тащить  по¬
возку.
 В  другой  деревне  мы  нашли  старого  кузнеца,  который
подковал  нашу  кобылу.  Он  предупредил  нас,  что  дальше
к  северу,  у  Везенберга,  идут  бои.  Когда  через  полчаса
справа  от  нас  показался  Везенберг,  Конрад  стал  нас  энер¬
гично  подгонять,  и  около  полудня  мы  были  уже  в  Мирове.
 Казалось,  что-в  Мирове  эсэсовцы  создали  опорную  ба¬
зу  на  пути  своего  бегства.  Во  всяком  случае,  конвоиры
один  за  другим  исчезали  в  одной  из  вилл,  из  кухни  кото¬
рой  до  нас,  расположившихся  под  открытым  небом,  вско¬
ре  стал  доходить  манящий  запах  жаркого.  Жарили  сви¬
ней,  которых  забили  в  лагере.
 Через  час  мы  двинулись  в  направлении  на  Мальхов.
Говорили,  что  там  заночуем.  Вблизи  Рёхлина,  у  южной
бухты  Мюритца,  прошли  мимо  покинутого  аэродрома  со
взорванными  зданиями  и  выведенными  из  строя  самоле¬
тами.  У  Рёбеля,  к  западу  от  озера  Мюритц,  слышали  вда¬
леке  пушечную  канонаду  —  возможно,  шли  бои  под  Ве-
зепбергом.
 На  шоссе  на  Мальхов  —  первом  довольно  крупном  го¬
роде  на  нашем  пути  —  мы  снова  попали  в  поток  бежен¬
цев.  На  этот  раз  у  Конрада  не  было  выбора,  мы  должны
были  влиться  в  поток,  чтобы  вообще  продвигаться  впе¬
ред.
 Плачущие  малыши  сидели  на  доверху  нагруженных
повозках,  дети  постарше  шли  рядом.  Было  видно,  что  они
уже  много  дней  в  пути.  Вероятно,  некоторые  жалели,  что
 155

оставили  дом  и  хозяйство,  устремись  навстречу  неиввест-
ной  судьбе.  Большинство  без  возражений  доследовали
приказу  вермахта  —  докинуть  деревни  перед  наступающей
Красной  Армией.
 В  пути  мы  встречали  много  заключенных  из  Равен-
сбрюка  —  мужчин  и  женщин.  Они  переоделись  в  граж¬
данское  и  затерялись  в  потоке  беженцев.  Каждый  стре¬
мился  к  свободе  по-своему.
 Наша  колонна  заключенных  сократилась  человек  до
трехсот.  Чем  дальше  мы  шли,  тем  больше  узников  скры¬
валось  среди  гражданского  населения.
 Поздно  вечером  достигли  Мальхова.  Концлагерь,  в  ко¬
тором  мы  должны  были  провести  ночь,  находился  прямо  у
шоссе,  и  мы  отошли  в  сторону,  чтобы  не  мешать  потоку
беженцев.  Конрад  исчез  в  широко  распахнутых  воротах
лагеря  —  договориться  о  ночлеге  и  питании  для  нас  и  по¬
лучить  дальнейшие  приказания.
 Пока  мы  стояли  и  ждали,  медленно  приблизился  кон¬
вой  на  мотоциклах.  Беженцам  было  приказано  быстро  ос¬
вободить  дорогу.  По  шоссе  промчались  шесть  «мерседе¬
сов»  с  плотно  зашторенными  окнами.  Прошел  слух,  что  это
Гиммлер  со  своею  свитой,  ведь  это  было  единственное  еще
свободное  шоссе  на  Запад.
 Наконец  Конрад  вернулся,  и  не  один,  а  с  несколькими
эсэсовцами.  Он  не  получил  для  нас  ни  ночлега,  ни  про¬
визии.  У  одного  из  его  спутников  на  рукаве  была  нашив¬
ка  СД  —  служба  безопасности.  С  ними  была  и  СС-надзи-
рательница  Мевес.  Она  рассказала,  что  потеряла  свое  от¬
деление  и  поэтому  оказалась  здесь.
 Мы  снова  влились  в  поток  беженцев.  Между  тем  на¬
ступила  темная  ночь,  и  нужно  было  идти  вплотную  друг
за  другом,  чтобы  не  затеряться  в  сутолоке.  Кто  хотел  от¬
стать,  держался  в  колонне  сзади.  Однако  у  Конрада,  ка¬
жется,  все  еще  было  тщеславное  желание  держать  «сво¬
их»  заключенных  всех  вместе.  Он  приказал  конвоирам
пойти  в  хвост  колонны,  но  никто  ему  уже  не  подчинялся.
 156

Однако  они  были  еще  опасны.  Хотя  автоматов  мы  уже  не
видели,  но  пистолеты  у  них  были.
 Шоссе  шло  через  лес.  Лишь  звезды  освещали  нам.путь.
Среди  беженцев  цстречались  солдаты.  О  одфам  пожилым,
без  винтовки,  я  вступила  в  разговор.  Спрбсила,  куда  мы
идем.  Он  сказал:
 —  На**  нужно  обогауть  ореро  Плауэр,  там  —  единст¬
венное  шбссе,  еще  открытое  на  Запад.
 Человек  службы  безопасности,  заметив,  что  я  разгова¬
риваю  с  солдатом,  ваорал  на  меня:
 —  Что  ты  там  яэыком  треплещ^?
 —  Она  спросила,  который  час,а-  ответил  ва  меня  сол¬
дат,—  Уже  десять  минут  третьего.
 Человек  с  нашивкой  СД  промолчал.
 Снова  мотоциклетный  конвой  догнал  нас,  и  нам  опять
пришлось  освобождать  шоссе.  На  этот  раз  мимо  нас  про¬
грохотали  четыре  танка.  Поток  сибКа  Цришел  в  движе¬
ние.  Со  времени  последнего  короткого  привала  в  Мирове
мы  уже  двенадцать  часов  были  на  ногах.  Засыпали  па
ходу.
 Группкой  человек  в  пять  мы  все  время  держались  вме¬
сте.  Хорошо,  что  шли  в  рдном  потокр  с  гражданскими.  Так
мы  чувствовали  себя  в  большей  безбпасности  от  СС-охран-
ников.  Они  думали  теперь  только  о  том,  чтобы  спасти
свою  шкуру,  иьне  осмелились  бы  избивать  нас  на  глазах
у  беженцев  или  пристреливать  отстающих.  А  сбежать  в
лес  было  еще  опаснее  —  можно  попасть  там  в  руки
СС-бандитов.  Они  бы  с  нами  церемониться  не  стали.
 В  темноте  прошли  через  Альтшверин.  Нигде  ни  огонь¬
ка,  на  улице  ни  души.  Лишь  вдалеке  прокричал  петух.
 Наступило  утро  30  апреля.  Лес  был  наполнен  пением
птиц.  Наша  колонна  двигалась  в  направлении  Карова.
 На  опушке  при  выходе  из  леса  стояли  четыре  танка,
которые  ночью  прогромыхали  мимо  вас.  Солдаты  тщетно
пытались  разжечь  древесные  чурки.  Я  не  удержалась  и
сказала:
 167

—  Я  еще  не  видела,  чтобы  танки  чурками  топили.
 Я  не  подозревала,  что  меня  слышит  человек  из  СД.
Он  закричал:
 —  Ты  заткнешь  наконец  свою  глотку?!
 Вдали  снова  была  стена  леса.  Вдруг  над  верхушками
деревьев  взметнулся  огненный  язык.  За  ним  —  еще  не¬
сколько.  Крестьянин  на  повозке,  рядом  с  нами,  в  ужасе
закричал:
 —  Это  сталинские  органные  трубы!
 Снаряды  «катюш»  разорвались  далеко  от  нас.
 Но  потом  появились  советские  самолеты.  Все  броси¬
лись  с  дороги,  вжались  в  траву.  Быстрее  всех  бежали  эсэ¬
совцы.  В  убежищах  —  щелях,  которые  тянулись  по  обе
стороны  шоссе,  они  лежали  один  на  другом.  Когда  само¬
леты  возвращались  на  бреющем  полетет  мы  подняли  вверх
руки,  показывая  на  красные  винкели  и  концлагерные  но*
мера.  Они  перестали  стрелять.  Они  преследовали  лишь
СС  и  военных.
 К  вечеру  мы  достигли  Плау.  Снова  начался  обстрел,
и  все  побежали  в  дома.  Смертельно  усталые  —  прошли
около  80  километров,—  мы  отказались  идти  дальше.  Ноче¬
вали  в  сарае  вместе  с  беженцами.
 ПЕРВОЕ  МАЯ
 Наступило  Первое  мая,  и  мы  договорились  друг  с  дру¬
гом  в  этот  день  дальше  не  идти.
 Появились  Конрад  и  человек  из  СД,  оба  в  граждан¬
ском.  До  Плау  они  —  единственные  —  были  еще  в  эсэсов¬
ской  форме.  Теперь  и  они  расстались  с  ней.  Надзиратель¬
ницы  пробовали  нас  уговорить  спороть  с  рукавов  наши
красные  винкели  и  концлагерные  номера.  Мы  гордо  от¬
казались.
 Неожиданно  среди  заключенных  вспыхнула  паника:
распространился  слух,  что  .Плау  будет  обороняться  от  на¬
 15а

ступающей  Красной  Армии.  Все  бросились  к  шоссе.  Мы
боялись,  что  окажемся  между  фронтами.
 В  Любце  нас  осталось  лишь  тридцать  заключенных  с
несколькими  эсэсовцами  и  эсэсовками.  В  местечке  было
полцр  беженцев.
 Конрад  сказал,  что  в  Лютеране,  деревне  в  двух  кило¬
метрах  от  Любца,  он  знает  крестьянина,  у  которого  мы
сможем  остановиться.  Позже  мы  узнали,  что  тот  был  на¬
цистом.  Значит,  и  здесь  эсэсовцы  организовали  для  себя
опорную  базу  на  случай  бегства.
 На  квартире  у  крестьянина  жили  две  женщины  из
Восточной  Пруссии  с  пятью  детьми.  Им  пришлось  осво¬
бодить  место  для  эсэсовцев  и  переселиться  на  чердак.  Мы,
заключенные,  нашли  приют  в  сарае.
 Всем  хотелось  есть.  Мы  уселись  во  дворе,  разделили
наши  последние  запасы  и  ели,  греясь  на  солнце.
 На  шоссе  со  стороны  Пархима  появился  джип  с  разве¬
вающимся  красным  флагом!  Это  были  советские  офицеры.
Мы  бросились  навстречу  автомобилю,  крича  изо  всех  сил:
«Красная  Армия!  Красная  Армия!  Мы  свободны!»
 Из  домов  стали  выбегать  люди.  Они  обнимали  друг  дру¬
га,  смеялись  и  плакали  от  радости.  Для  них  война  кон¬
чилась.
 Мы  обошли  всю  деревню  и  нашли  еще  равенсбрюкских.
Какой  шум,  какие  крики  и  ликование  тут  поднялись!  Вес¬
на  стала  еще  прекраснее,  яркие  примулы  в  палисадни¬
ках  —  еще  ярче,  и  солнце  смеялось  и  радовалось  вместе  с
нами.  О  таком  празднике  Первомая  мы  мечтали  много
лет!
 До  позднего  вечера,  сидя  все  вместе,  мы  строили  пла¬
ны  на  будущее.  Крестьянин  и  эсэсовцы  не  показывались.
 №

НАЧИНАЕТСЯ  НОВАЯ  ЖИЗНЬ
 На  следующее  утро,  тайком,  с  повозкой  и  лошадью
удрали  эсэсовцы.  Но  —  о  чудо!  —  на  улице  была  брошена
повозка,  похожая  на  ту,  которую  мы  тащили  с  собой  из
лагеря.  Она  была  еЩе  нагружена.  По-видимому,  другая
колонна  дотянула  ее  из  Равенсбрюка  до  этой  деревни.
В  повозке  все  было  перерыто,  вероятно,  ночью  кто-то  вы¬
брал,  что  получше.  Но  все  же  мы  обнаружили  два  боль¬
ших  свертка  со  смальцем,  несколько  кусков  хлеба  и  даже
бочонок  солонины.  Нашли  также  сверток  с  бельем  и
одежду.
 Одежду  и  белье  распределили  среди  тех,  кто  больше
всего  в  этом  нуждался.  Смальц  получили  все.
 Крестьянин,  после  того  как  удрали  его  друзья-эсэеов-
цы,  сник.  Он  предоставил  в  наше  распоряжение  свою  пра¬
чечную  и  большой  котел,  принес  морковь  и  картошку,  и
мы  варили  сообща  для  всех  заключенных,  эвакуирован¬
ных  женщин  и  детей.  А  с  приходом  в  Любц  Красной  Ар¬
мии  было  налажено  регулярное  снабжение  населения.
 Наша  помощь  эвакуированным  и  беженцам  располо¬
жила  к  нам  жителей  деревни.  Нам  не  нужно  было  больше
ютиться  в  сарае,  они  разместили  нас  в  своих  домах.  Я  ока¬
залась  вместе  с  двумя  женщинами  из  Восточной  Пруссии,
которые  после  бегства  эсэсовцев  спустились  с  детьми  с
чердака  в  комнаты.
 Мы  уже  почти  неделю  прожили  вместе,  когда  неожи¬
данно  обнаружили  под  матрацами  несколько  винтовок  и
револьверов  с  патронами.  Вероятно,  эсэсовцы  предпочли
уйти  невооруженными,  выдавая  себя  за  безобидных  бе¬
женцев.  Мы  хотели  сдать  оружие  Красной  Армии  в  Люб-
це,  но  хозяин  был  против  и  выбросил  все  ночью  в  озеро.
 Конечно,  нам  всем  хотелось  как  можно  скорее  вернуть¬
ся  домой.  Но  об  этом  нечего  было  и  думать.  Железные
дороги  и  мосты  были  разрушены.  Отправиться  в  путь
пешком  боялись  разрозненных  групп  и  банд  СС  и  вермах¬
 160

та.  Они  прятались  по  лесам  и  все  еще  пытались  вести
бои  с  отдельными  частями  Красной  Армии.
 В  эти  бурные  дни  я  не  хотела  оставаться  без  дела  и
обратилась  в  комендатуру  Любца  с  просьбой  дать  мне  ка¬
кую-нибудь  работу.  Меня  направили  к  только  что  назна¬
ченному  бургомистру.  Я  стала  работать  там  в  канцелярии.
 Среди  бывших  заключенных  Заксенхаузена  нашла  трех
товарищей,  которые  тоже  хотели  в  Берлин.  Один  цз  них
был  речником.  Мужчины  раздобыли  вышедшую  из  упо¬
требления  парусную  лодку  с  подвесным  мотором,  наши  со¬
ветские  друзья  дали  нам  немного  очищенного  спирта,  и
1  июня  мы  начали  свой  путь  в  Берлин.
 Спустились  по  Эльде,  прошли  через  озеро  Плау,  немно¬
го  по  озеру  Мюритц,  небольшими  каналами  до  Хавеля  и
дальше  вниз  по  Хавелю.
 Нацисты  уничтожили  все  речные  знаки,  но  товарищи
приобрели  судоходную  карту  и  компас,  по  ним  мы  и  дер¬
жали  курс.  Невозможно  сказать,  как  часто  нам  приходи¬
лось  разгружать  челн  и  перетаскивать  его  вокруг  облом¬
ков  моста.  Это  был  тяжелый  труд.  Но  солдаты  Красной
Армии  помогали  нам,  как  только  мы  предъявляли  наши
пропуска  от  советского  коменданта  в  Любце.  17  июня  мы
были  в  Берлине.
 Мой  пропуск  —  ныне  экспонат  музея  Равенсбрюка.

СВЕДЕНИЯ  ОБ  АВТОРЕ
 Шарлотта  Мюллер  родилась  в  1901  году  в  Берлине  в
Веддинге.  Ее  отец  принимал  активное  участие  в  социал-
демократическом  и  профсоюзном  движении,  был  хорошим
спортсменом.  Благодаря  ему  она  рано  познакомилась  с
рабочим  движением.  Когда  в  1917  году  отец  умер,  Шар¬
лотте  пришлось  оставить  обучение  в  слесарной  мастер¬
ской  отца  и  стать  служащей  бюро.  Свою  первую  полити¬
ческую  школу  она  прошла,  слушая  доклады  депутатов-
коммунистов  во  время  туристских  походов  членов  спор¬
тивного  рабочего  общества  «Фихте».  Во  время  кризиса  в
1923  году  она,  как  член  профсоюза,  последовательно  от¬
стаивала  интересы  своих  товарищей  по  работе,  за  что  была
уволена,  и  ей  пришлось  перебиваться  случайными  зара¬
ботками,  пока  в  1928  году  она  не  получила  работу  инструк¬
тора  по  плаванию.  Но  именно  эти  годы  оказали  решающее
влияние  на  политическое  развитие  Шарлотты  Мюллер.
Она  активно  работала  в  Красном  женском  союзе,  вплоть
до  его  запрещения,  слушала  доклады  в  Марксистской  ра¬
бочей  школе  и  в  1928  году  стала  членом  КПГ.
 Летом  1933  года  Шарлотта  Мюллер  снова  была  уво¬
лена.  Осенью  она  начала  нелегально  работать  для  партии,
сначала  в  Германии,  потом  в  Голландии  и  в  Бельгии.  Пос¬
ле  оккупации  Бельгии  гитлеровской  армией  она  была  аре¬
стована  и  обвинена  в  государственной  измене.  После  от¬
 162

бытия  срока  тюремного  наказания  ее  заключили  в  конц¬
лагерь  Равенсбрюк.
 После  освобождения  Германии  Советской  Армией  от
гитлеровского  фашизма  Шарлотта  Мюллер  возвратилась
в  Берлин  и  работала  сначала  в  магистрате  в  Веддинге,
позже,  окончив  партийную  школу  в  Бестензее,—  в  Цент¬
ральном  правлении  Народной  солидарности  и  вплоть  до
выхода  на  пенсию  занимала  различные  должности  в  на¬
родной  полиции.
 За  свою  многолетнюю  работу  на  благо  партии  рабоче¬
го  класса  и  ГДР  Шарлотта  Мюллер  награждена  орденом
«За  заслуги  перед  Родиной»  1-й  и  3-й  степени,  медалью
«За  заслуги  перед  ГДР»,  медалью  «Борец  против  фашизма
в  1933—1945  годы»,  медалью  «Активист  первого  часа»  и
многими  другими  высокими  наградами.

Приложение1
 '  АКТ
 (РАВЕНСВРЮК)
 9.У.1945  г.  Комиссия  в  составе:  от  военной  части  —
майора  М/С  Буланова  Сергея  Михайловичу,  майора  М/С
Лейкина  Давыда  Борисовича,  капитана  Львова  Бориса
Львовича;  от  заключенных  лагеря  —  Малыгиной  Людми¬
лы  Михайловны  (русская),  Соколовой  Ларисы  Сергеевны
(русская),  Черняевой  Марии  Ивановны  (русская),  Адам-
ской  Зоей  (полька),  Медведевой  Зденки  (чешка),  Ку¬
тюрье  Марии  Лукьяновны  (француженка)  составили  на¬
стоящий  акт  о  том,  что  на  территории  города  Фюрстенберг
в  расположении  завода  «Сименс»  германским  гестапо  был
организован  концентрационный  лагерь  Равенсбрюк  для
советских  военнопленных,  для  политзаключенных  иност¬
ранцев  Европы  и  асоциальных  элементов  немцев  (воров,
проституток).  В  лагере  содержалось  одновременно  30—
35  тысяч  человек,  были  периоды,  когда  в  лагере  находи¬
лось  до  40  тысяч  человек...  В  лагере  было  37  бараков  лег¬
кого  типа,  каждый  блок  (барак)  имеет  две  половины,  в
каждой  из  них  были  установлены  в  три  яруса  деревянные
нары  настолько  близко  друг  к  другу,  что  человек  мог  к
ним  подойти  только  боком.
 Лагерь  был  обнесен  высокой  каменной  стеной:  в  низу
и  на  верху  стены  была  проведена  колючая  проволока,  че¬
рез  которую  пропускался  ток  высокого  напряжения;  в  ла¬
гере  был  штрафблок  и  бункер.  С  ноября  1944  г.  в  лагере
была  организована  газовая  камера  и  примитивный  крема^
торий  с  тремя  печами  для  сжигания  трупов  (в  печь  поме¬
щалось  три  трупа).
 1  Приложение  к  настоящему  изданию.  Впервые  было  опубли¬
ковано  в  книге  «Они  победили  смерть»,  подготовленной  Советским
комитетом  ветеранов  войны  и  вышедшей  в  Москве  в  1959  г.—  Ред.
 164

РАСПОРЯДОК  ЛАГЕРЯ
 Прибывающих  в  лагерь  размещали  по  два-три  челове¬
ку  ДО  нары.  Бараки  содержались  в  антисанитарном  со¬
стоянии,  белье  не  сменялось  месяцами,  стоял  зловонный
запах,  вши  полаали  по  постелям  и  стенам.
 Прибывающих  в  лагерь  военнопленных  независимо  от
времени  года  на  дворе  раздевали  догола,  остригали  им  во¬
лосы,  и  они  были  вынуждены  дожидаться  час  и  более  про¬
пуска  через  баню.  Комендантом  лагеря,  СС-манами  отби¬
рались  все  документы  (дипломы  врачей,  инженеров
и  т.  д.),  ценные  вещи,  фотоснимки  —  все  ненужное  для
них  сжигали.  К  просьбам  военнопленных  оставить  у  них
карточки  детей,  близких  родственников  немцы  были  глухи,
а  тех,  которые  не  отдавали,  избивали  в  присутствии  всех
военнопленных.  После  бани  заключенных  одевали  в  поло¬
сатые  платья-рубашки,  а  на  ноги  —обувь  на  деревянных
подошвах.  Затем  они  распределялись  по  блокам,  где  полу¬
чали  номера,  напечатанные  на  кусочке  материи,  и  винке¬
ли-треугольники,  тоже  из  материи  разного  цвета  (крас¬
ные,  зеленые,  черные,  желтые  с  красным),  на  которых
были  отпечатаны  буквы  в  зависимости  от  национальности
(украинка  —  У,  русская  —  Р,  полька  —  П,  чешка  —  Ч
и  т.  д.).  Красные  винкели  выдавались  политзаключенным,
желтые  с.  красным  —  евреям,  черные  и  зеленые  —  асоци¬
альным  немкам-заключенным.  Номер  и  Кинкель  пришива¬
лись  на  рукав  платья.
 В  бункере  применялись  методы  обливания  холодной
водой.
 УНИЧТОЖЕНИЕ
ЗАКЛЮЧЕННЫХ  В  ЛАГЕРЕ
 Уничтожение  заключенных  в  лагере  производили  в
массовом  масштабе  и  различными  методами:  расстрел,
 165

отравление  ядами,  отравление  газами,  распространение
инфекционных  заболеваний,  введение  гнойных  бактерий  в
организм.  До  1944  г.  массовые  уничтожения  заключенных
производились  расстрелами,  ядами  н  внедрением  гнойных
бактерий.  Два  раза  в  месяц  производился  отбор  подлежа¬
щих  уничтожению.  В  зту  группу  попадали  истощенные,
старики,  дети  и  люди,  потерявшие  трудоспособность.  По¬
рядок  уничтожения  в  лагере  существовал  следующий:  ста¬
рики  и  старухи,  отобранные  во  время  проверки  (аппеля),
отправлялись  в  отдельные  помещения  —  там  они  раздева¬
лись  догола  и  ждали  своей  очереди  уничтожения.  Если
это  был  расстрел;  то  их  проводили  через  коридор  в  от¬
дельную  комнату.  Перед  люком  эсэсовец  производил  вы¬
стрел  в  затылок,  и  жертва  падала  в  люк  независимо  от
того,  была  она  ранена  или  убита.
 Люк  после  этого  разгружался  *—  труп  или  полуживой
человек  направлялся  в  печь  крематория.  Если  обречен¬
ных  на  смерть  было  много,  то  жертва  ждала  своей  очере¬
ди  расстрела  от  одного  до  десяти  часов.
 С  августа  по  октябрь  1942  г.  и  начало  1943  г.  был  про¬
изведен  массовый  расстрел  польской  аристократии,  жен
старших  офицеров  и  генерального  штаба;  расстреляно
700  человек.  Умерщвляли  заключенных  путем  мгновенно¬
го  введения  в  вену  одного  кубического  сантиметра  эвина-
ла  —  через  3—5  минут  жертва  умирала.  С  ноября  месяца
1944  г.  шло  массовое  уничтожение  заключенных  этого  ла¬
геря  и  целых  транспортов  из  других  лагерей  (особенно  из
лагеря  Аушвиц)  путем  отравления  в  газокамере.  Газиро¬
вание  людей  производилось  и  небольшими  группами  и  це¬
лыми  тысячами.  Например,  в  марте  1945  г.  отравили  га¬
зами  около  6  тысяч  человек,  но  так  как  газокамера  не
справлялась  с  газированием,  то  руководство  лагеря  сокра¬
тило  срок  пребывания  в  камере,  и  оттуда  поступали  в  кре¬
маторий  не  только  отравленные,  но  и  полуживые.  Работа
крематория  тоже  была  ускорена,  и  из  него  вынимали  недо¬
горевшие  трупы.  В  самом  лагере  отбор  лиц  для  газирова¬
 166

ния  осуществлялся  не  только  немецкими  врачами,  но  и
обманным  путем  заставляли  отбирать  врачей-заключенных.
Это  производилось  путем  составления  врачами  списков
ослабленных,  истощенных  и  длительно  болевших.  Этим  ли¬
цам  врачи  блоков  должны  были  вручить  красные  карточ¬
ки.  С  этими  карточками  люди  отправлялись  в  лагерь
смерти.
 Помимо  массового  истребления  заключенных  в  этом
лагере  еще  практиковалось  направление  целых  транспор¬
тов  в  другие  «фабрики  смерти».  3  февраля  1944  г.  был
отправлен  транспорт  в  Люблинский  лагерь  —  800  стари¬
ков,  инвалидов  и  больных.  3  февраля  1944  г.  был  состав¬
лен  транспорт  евреев  и  душевнобольных,  которые  были
сейчас  же  отправлены  в  концентрационный  лагерь  Ауш¬
виц  в  газокамеру.  За  время  существования  лагеря  точ¬
но  установить  цифры  умерщвленных  не  представляется
возможным,  но  количество  жертв  в  этом  лагере  превы¬
шает  100  тысяч  человек.
 ПРОВЕДЕНИЕ  НАД  ЛЮДЬМИ
«ЭКСПЕРИМЕНТОВ»
 Кроме  того,  лагерь  использовался  фашистскими  врача¬
ми  для  «научной»  работы.  В  лагере  молодых  девушек  фа¬
шисты  называли  «кроликами»,  им  вводились  культуры
гнойных  бактерий,  удалялась  часть  надкостницы  и  отдель¬
ные  части  костного  мозга.  Человек,  попавший  в  лагерь,
терял  право  на  то,  чтобы  его  называли  по  фамилии  или
имени,-—  заключенный  должен  был  знать  только  свой  но¬
мер.  Подъем  в  лагере  был  в  четыре  часа  утра.  Получив
по  Уг  кружки  холодного  кофе  без  хлеба,  заключенные  вы¬
страивались  на  улице  по  десяткам  —  одна  от  другой  на
расстоянии  метра  для  переклички.  На  поверке  заключен¬
ные  должны  были  стоять  2—3  часа:  ауфзеерки-надзира-
тельницы  пересчитывали  их  несколько  раз.  Избивали  так
 167

называемых  «нарушителей»  поверки  —  изможденных  лю¬
дей,  которые  не  могли  стоять  и  падали,  закоченевших  или
произносивших  хотя  бы  одно  слово.
 В  дождливые  дни  осенью  и  весной  и  в  морозные  дни
зимой  поверки  (аппели)  умышленно  удлинялись  до  трех
часов  и  больше,  а  после  этого  все  заключенные  отправля*
лись  на  работу,  которая  длилась  12—14  часов.
 В  дневное  время  заключенным  предоставляли  30-ми-
нутцый  перерыв  в  процессе  работы  и  выдавали  по  пол-
литра  воды  с  брюквой  или  картофельными  очистками.
 В  ночных  сменах  перерыва  не  было,  и  пищу  выдава¬
ли  только  после  возвращения  с  работы.  Возвратившись  с
дневной  работы  —опять  на  вечернюю  поверку,  которая
также  длилась  более  двух  часов  и  сопровождалась  теми
же  издевательствами.  Затем  получали  кофе  и  200  грам¬
мов  хлеба.
 СИСТЕМА  ИЗДЕВАТЕЛЬСТВ
НАД  ЗАКЛЮЧЕННЫМИ
 При  лагере  был  организован  штрафблок.  Этот  барак
легкого  типа  с  закрытыми  днем  и  ночью  окнами  (ставня¬
ми),  огороженный  колючей  проволокой.  Барак  закрывался
на  замок,  около  него  стоял  часовой.  Выход  заключенных
из  штрафблока  во  двор  строго  запрещался.  В  штрафблок
сажались  заключенные  за  различные  «проступки»:  за
разговор  с  мужчиной,  за  хождение  под  руку  с  подругой,
за  невыполнение  нормы  в  мастерских,  за  хождение  по  ла¬
герю  без  винкеля  (треугольника)  и  номера  и  за  то,
что  просто  не  понравился  ауфзеерке-надзирательнице.
В  штрафблоке  держали  заключенных  от  одного  месяца  до
двух  лет.  При  этом  в  штрафблок  помещали  и  таких,  кото¬
рые  вследствие  непосильного  труда  становились  нетрудо¬
способными.  Заключенных  штрафблока  посылали  на  пере¬
таскивание  камня,  переработки  человеческого  кала  на
 168

удобрение,  при  этом  голодный  паек  лагеря  для  штрафни¬
ков  сокращался  наполовину.
 Каждого,  направляемого  в  штрафблок,  избивали  плет¬
ками  или  палками  —  25  ударов,  заставляя  выполнять  истя¬
зание  самих  же  заключенных  в  присутствии  коменданта
лагеря  и  врача  СС.
 Некоторые  лица,  получившие  25  ударов,  умирали  на
месте  или  долго  болели,  например  Масловская  Александ¬
ра,  25  лет,  умерла  тут  же,  Конникова  Люба  длительное
время  болела.
 Помимо  перечисленных  наказаний  практиковались  и
наказания  всего  штрафблока  —  оставление  на  1—2  дня
без  пищи,  раздевание  догола  всех  на  сутки,  не  разреша¬
ли  сидеть,  можно  было  только  стоять  на  ногах.  Более
изощренные  издевательства  проводились  в  организован¬
ном  при  лагере  бункере  (тюрьма  в  тюрьме).  Бункер  пред¬
ставлял  собой  каменное  здание,  которое  было  разделено
на  одиночные  камеры  с  каменным  полом.  Провинившихся
в  штрафблоке  заключенных  переводили  в  бункер.  При  пе¬
реводе  в  бункер  наносили  25  палочных  ударов.  В  камеру
заводили  в  одной  нижней  сорочке  или  же  в  халате.  Па¬
лочные  удары  устанавливались  от.25  до  100.  Бели  давали
25  ударов,  то  били  сразу,  если  же  было  назначено  100  уда¬
ров,  то  избиение  производили  с  паузами:  в  первый  раз  25,
а  потом  через  одну-две  недели,  смотря  по  состоянию  здо¬
ровья,  еще  25  ударов  и  т.  д.  В  бункерах  кровати  были  в
стенах,  и  пользоваться  ими  было  запрещено,  одеяло  и  мат¬
рацы  не  выдавались,  и  заключенные  были  вынуждены
стоять  или  лежать  на  каменном  полу.  Из  бункеров  возвра¬
щались  в  общий  лагерь  очень  немногие:  не  выносили  бун¬
керного  режима.
 Операции  производились  профессором  Гепхардом  с  ас¬
систентами  Штумбергером  и  СС-лазарета  немецким  вра¬
чом  Фишером.  Операции  производились  в  бункере  насиль¬
но-под  наркозом,  некоторым  без  наркоза;  так,  Микульской
Гене  делали  вторичную  операцию  (удаляли  часть  большой
берцовой  кости)  без  наркоза.

18  ноября  1944  г.  был  произведен  «эксперимент»  над
двумя  девушками:  Рукавицыной  Тамаре  —  украинке  и  Ко-
товской  В.—  польке  —  пересадили  надпочечники.  Спустя
десять  дней  у  Рукавицыной  сняли  скобки  и  внесли  инфек¬
цию,  начался  гнойный  процесс,  швы  разошлись.  Фашист¬
ский  врач  Трейте  вторично  прооперировал  без  наркоза,  и
только  благодаря  помощи,  которую  тайно  оказывали  наши
врачи,  находившиеся  в  лагере  как  заключенные,  Рукави-
цына  была  спасена.  Котовская  же  умерла.  Такие  операции
в  массовом  порядке  производились  в  1943  г.  По  показа¬
ниям  заключенных,  в  указанном  году  оперированы
76  польских  и  10  девушек  других  национальностей.  Около
75%  из  них  стали  нетрудоспособными,  а  некоторые  были
расстреляны  с  целью  скрыть  следы  преступления  и  резуль¬
таты  проведения  «научной»  работы.  Кроме  того,  в  начале
1945  г.  в  лагере  производили  кастрацию  детей  и  взрос¬
лых—70  человек  (по  национальности  —  цыгане).
 коменданты  лагеря  Кегель,  Зурен  и  адъютанты  Бро-
нинг,  Шварц,  Гукюр;
 старшие  врачи  Троммер,  Щедловский,  Розенталь,  Обер-
хаувер,  Трейте,  Винкельман,  Оренди;
 старшие  надзирательницы  Бинц,  Рабе,  Кноп;
надзирательницы  Безель,  Колювод,  Шрайтер,  Найдюк
и  эсэсовец,  распределявший  рабочую  силу,—Пфляум.
 НЕПОСРЕДСТВЕННЫЕ  ВИНОВНИКИ
ПРЕСТУПЛЕНИЙ:
 (Следуют  подписи).
 Секретно
 Перевод  с  немецкого
г.  Ораниенбург
6  августа  1942  г.
13  исполнение.
 Главное  хозяйственное
и  административное
управление  ОС
 170

Касается:  Использования  срезанных  волос.
 Комендантам  концлагерей:  Арб.,  АУ,  Бу,  Да.,  Фло,  Гр.,
 РО.,  Маут,  Г.,  На,  Ни.,  Ной.,
Рав.,  Сакс.,  Штутг,  Мор.,
СС-спецлагерь  Хинценрт.
 Начальник  главного  хозяйственного  и  административ¬
ного  управления  СС  на  основании  представленного  ему
доклада  приказал,  чтобы  все  срезанные  человеческие  воло¬
сы,  добытые  в  концлагерях,  были  соответствующим  обра¬
зом  использованы.
 Человеческие  волосы  перерабатываются  в  промышлен¬
ный  войлок  и  пряжу.  Из  расчесанных  и  срезанных  жен¬
ских  волос  вырабатываются  для  команд  подводных  лодок
ступни  чулок  из  волосяной  пряжи  и  для  имперской  же¬
лезной  дороги  чулки  из  волосяного  войлока.
 Поэтому  приказываю,  чтобы  волосы  заключенных  жен¬
щин  после  произведенной  дезинфекции  были  сохранены.
Стриженые  волосы  заключенных  мужчин  должны  исполь¬
зоваться,  начиная  с  20  мм  длины.
 СС-обергруппенфюрер  Поль  поэтому  изъявил  согласие,
чтобы  сперва  в  виде  опыта  волосы  заключенных  мужчин
стриглись  лишь  тогда,  когда  они  по  стрижке  достигают
20  мм  длины.
 Чтобы  предотвратить  облегчение  побегов  в  связи  с
удлинением  волос,  в  случаях,  в  которых  комендант  найдет
нужным,  надо  производить  пометку  заключенных  таким
образом,  чтобы  посредством  узкой  машинки  посредине  го¬
ловы  выстригалась  волосяная  дорожка.
 Предусматривается  использование  волос,  добытых  во
всех  лагерях,  путем  учреждения  особой  производственной
установки  в  одном  из  концлагерей.
 Более  точное  указание  по  сдаче  собранных  волос  будет
дано  особо.
 О  количестве  ежемесячно  собранных  волос,  женские
волосы  особо  от  мужских,  должны  сообщаться  сюда  сведе-
 171

нйя  5-го  числа  каждого  месяца  начиная  с  5  сентяб¬
ря  1942  г.
 Подпись:  Глюке  СС-бригаденфюрер
н  генерал-майор  войск  СС
 С  подлинным  верно:
 Подпись  —  СС-оберштурмфюрер
 Распределено:
 II,  III,  IV
использ.  раб.  силы
 С  подл,  верно:  подпись.
 СС-унтерштурмфюрер
 ШЮ  (печать).

СОДЕРЖАНИЕ
 Шарлотта  Мюллер  и  ее
 книга 	Л
 От  автора 	6
 В  Равенсбрюк 	8
 Первые  впечатления 	12
 Золотая  Ганзи  и  новень¬
кие 	14
 В  ткацкой  мастерской 	17
 Жестянщица  Юлия 	20
 Аппели 	23
 Блоковые 	27
 «Свободное»  время 	31
 Приветы  с  родины 	30
 Дети  в  лагере 	38
 «Ариец»  и  маленькая
девочка 	44
 Посылки 	45
 Марга  в  бункере 	48
 Медикаменты 	49
 Незабываемый  марш 	51
 Наша  слесарная  коман¬
да 	53
 В  штрафблоке 	55
 Дорожный  каток 	58
 Телесные  наказания 	60
 «Красноармейки»  дейст¬
вовали  молниеносно  64
Штурм-команда 	66
 За  кочан  капусты 	68
 Монахини  в  лагере 	71
 Что  едят  русские? 	73
 Пожар  в  блоке  для  боль¬
ных 	74
 Детские  ботинки 	76
 Солнце  всходит  на  во¬
стоке! 	79
 Наша  солидарность
сильнее  плетки  эсэсов¬
ца 	81
 Стелла 	84
 «Комнатка  идиоток»  в
десятом  блоке 	87
 Что  происходило  в  бом¬
боубежище 	90
 Красные  сальвии  и  се¬
рые  крысы 	91
 Листовки  в  лагере 	92
 Встречи 	94
 173

Мария  Клугман  и  пре¬
 ПО
 Палатка
 127
 миальные  талоны
 УУ
 Они  снова  смеялись
 130
 Дети  «красноармеек»
 102
 «Рождественский  пода¬
 132
 О  чем  поведали  листки
 рок»  эсэсовцев
 из  школьного  учебни¬
 105
 Собачий  корм
 136
 ка
 106
 Шведский  Красный
 Привет  с  родины
 Крест  в  Равенсбрюке
 137
 Тиф
 108
 Одеяла  из  Советского
 «Юношеский»  концла¬
 110
 Союза
 142
 герь  Укермарк
 Блок  матери  и  ребенка
 143
 Тайный  радиопередат¬
 112
 Последние  недели
 145
 чик
 Марш  смерти
 148
 Я  не  хочу  умирать!
 115
 В  пути
 154
 В  Берлине  спустя  один¬
надцать  лет
 116
 Первое  мая
 158
 Нести  радость
 123
 Начинается  новая  жизнь
 160
 Наша  маленькая  капел¬
 Сведения  об  авторе
 162
 ла
 126
 Приложение
 164

Мюллер  Ш.
 М38  Слесарная  команда  Равенсбрюка:  Воспоминания
заключенной  №  10787.  Пер.  с  нем.—  М.:  Политиздат,
1985.—  174  с.,  ил.
 Автор  книги  —  член  Коммунистической  партии  Германии  с
1928  года,  активная  участница  антифашистской  борьбы  —  расска¬
зывает  о  том,  как  она  и  другие  заключенные  вели  опасную  борьбу
в  условиях  глубокого  подполья  и  конспирации  в  концлагере  Равеп-
сбргок.
 С  документальной  достоверностью  переданы  эпизоды,  свиде¬
тельствующие  о  дружбе  и  солидарности  узниц  из  23  государств,
о  несгибаемой  воле  подпольщиц,  руководимых  коммунистками.
Особенно  тепло  автор  говорит  о  советских  патриотках.
 Адресована  книга  массовому  читателю.
 0505030202—083 	„ 	63.3(0)62
 М  079(02)—85  458-85 	9(М)72

Шарлотта  Мюллер
 СЛЕСАРНАЯ
 КОМАНДА
 РАВЕНСБРЮКА
 ВОСПОМИНАНИЯ
ЗАКЛЮЧЕННОЙ!  N9  10787
 Перевод  с  немецкого  Н.  А.  Смирновой
Заведующий  редакцией  А.  И.  Котеленец
Редактор  Я.  С.  Гудкова
Младший  редактор  В.  В.  Шабалкин
Художник  С.  Ю.  Виргичев
Художественный  редактор  О.  Б.  Зайцева
Технический  редактор  О.  В.  Лукоянова
 ИБ  №  4150
 Сдано  в  набор  25.09.84.  Подписано  в  печать  29.12.84.  Формат  70x108732.
Бумага  типографская  №  2.  Гарнитура  «Обыкновенная  новая?.  Печать  вы¬
сокая.  Уел.  печ,  л.  8,40.  Уел.  кр.-отт.  9,54.  Уч.-изд.  л.  8,09.  Тираж  200  тыс.
экз.  Заказ  4883.  Цена  35  к.
 Политиздат.  125811,  ГСП,  Москва,  А-47,  Миусская  од.,  7,
 Ордена  Ленина  типография  «Красный  пролетарий»*
 103473,  Москва,  И-473,  Краснопролетарская,  10.

Общий  вид  лагеря
Равенсбрюк

Узницы  на  тяжелых
земляных  работах

Надзирательницы
выстроились
для  встречи
Гиммлера

Таной  каток
для  утрамбовки
дорог  узницы
тащили  на  себе

Обувь  считалась
роскошью.
Ее  носили
до  тех  пор,  пока
она  держалась
на  ногах

Полька
 Марта  Вёлькер
 подвергается
 экзекуции

Эти  юные  узницы
посылались  на
тяжелые
работы  вместе
со  взрослыми

В  такой  тапочке
французская
коммунистка
Марта  Дезрумо
хранила  страницы
«Краткого  курса
истории  ВКП(б)»,
которую  тайно
изучали  в  лагере

В  этом  проходе
были  расстреляны
сотни  мужественных
антифашисток,
среди  них  и
Катя  Нидеркирхнер

Нечеловеческая
эксплуатация,
голод  и  тиф
уносили  жизни
тысяч  женщин.
 День  и  ночь
дымили  трубы
крематория

Э  .  ■'
 <4  №
 т;г
 &  ^
 &  А.  .у
 &  И
 Из  ручек
зубных  щеток,
из  дерева,
глины  узницы
умудрялись  делать
украшения

Из  кусочков
износившейся
одежды  шили  куклы
для  детворы

30  апреля
1945  года  воины
2-го  Белорусского
фронта  освободили
Равенсбрюк.
 Они  обнаружили
здесь  около
трех  тысяч  больных,
обреченных  на  гибель