/
Автор: Форсайт Ф.
Теги: художественная литература роман романы детективные романы серия мастера остросюжетного детектива
ISBN: 5-7001-0093-2
Год: 1993
Текст
MACMiEPA
0x0 СИРО СЮЖЕТНОГО
деИектива
Фредерик
ФОРСАЙТ
МИН
ЙМЙЩ1
РОМАНЫ
§
Ц6НТРПОЛИГРЯФ
Москва
1993
ВЕК 84.4 Вл
Ф79
Серия «Мастера остросюжетного детектива»
выпускается с 1991 года
Выпуск 36
Художник Е. Ю. Малышенкова
Форсайт Фредерик
Ф79 День Шакала: Детективные романы. — Пер. с англ. —
«Мастера остросюжетного детектива». Вып. 36. — М.: Центр-
полиграф, 1993. — 493 е.
Фредерик ФорсаГп - один из самых известных аш лнйскнх масзсров no.ni
тическою детектива. В романс «День Шакала» форсан говскпй супермен -
профессиональный убийца, вступивший в единоборство с полицией. Во взором
романс сборника отчаянно смелый молодой журналист выходит на след орга-
низации эсэсовцев и разоблачает ее, едва не поплатившись жизнью.
Отточенность стиля, реальная историческая основа, наэлектризованная ат-
мосфера -- вог слагаемые успеха романов Ф. Форсайта.
ISBN 5 7001-0093-2
!>БК К4.4 Вл
' г Состав и художественное оформление
торгово издательское объединение
«Цсптриолнграф», 1993.
tHVWOd
Часть первая
АНАТОМИЯ ЗАГОВОРА
Глава 1
Париж, 6 часов 40 минут. Прохладно. Мартовское утро кажется еще
холоднее, когда стоишь перед взводом солдат в ожидании расстрела.
Именно в этот час, 11 марта 1963 года, на главном внутреннем плацу
форта де Иври подполковник французских ВВС Жан-Мари Бастьен-Тери
стоял у вбитого в промерзший гравий столба со связанными руками, удив-
ленно взирая на выстроенных в двадцати метрах от него солдат, постепен-
но осознавая всю серьезность происходящего.
Когда черная повязка навсегда скрыла от него солнце и по ногам про-
шла нервная судорога, как ни странно, он испытал некоторое облегчение.
Никчемное бормотание священника было прервано лязгом затворов, и со-
лдаты вскинули карабины.
Тяжелый грузовик громко просигналил за стенами форта, заглушая ко-
манду «Товсь!». Выстрелы, слившиеся в один короткий звук, подняли в
небо стаю голубей и потонули в нарастающем грохоте пробуждающегося
города.
Казнь этого офицера, главаря убийц из ОАС, секретной Армейской
Организации1, поставившей своей целью уничтожение Президента Фран-
ции, должна была положить конец всем последующим попыткам покуше-
ния на жизнь главы правительства. Но по прихоти судьбы она означала
только начало. И для того чтобы понять это, необходимо проследить весь
путь, приведший к тому, что бездыханное тело этого человека оказалось
на внутреннем плацу военной тюрьмы в пригороде Парижа...
♦ ♦ ♦
Наконец солнце закатилось за дворцовую стену, и через весь-внутренний
двор протянулись длинные тени, принося долгожданную прохладу. В семь
часов вечера на термометре все еще было 23 градуса. Стоял, несомненно,
самый жаркий день в этом году. По всему городу изнемогающие от жары
парижане усаживали своих ворчливых жен и хнычущих детей в автомобили
и поезда, чтобы провести эти выходные за городом. И в этот день,
1 О А С — ультраправая неофашистская организация, созданная в Алжире в
1961 году.
5
22 августа 1962 года, группа заговорщиков должна была привести в испо-
лнение смертный приговор, вынесенный ими Президенту Франции, генера-
лу Шарлю де Голлю.
В то время, когда горожане спасались от зноя в прохладе лесов, рек
и озер, за богато украшенным фасадом Елисейского Дворца вот уже не-
сколько часов продолжалось совещание Кабинета. На посыпанном гравием
внутреннем дворе, погруженном в желанную тень, друг за другом были
припаркованы шестнадцать черных «Ситроенов-ДС». Спрятавшись от со-
лнца у западной стены, водители, привыкшие большую часть своего рабо-
чего времени проводить в ожидании прихотей своих хозяев, вяло перебра-
сывались шутками. Совещание продолжалось дольше обычного, и они уже
начали было тихонько ворчать про себя, когда около половины восьмого
за зеркальными дверями, венчающими дворцовую лестницу, возник раззо-
лоченный швейцар и сделал знак страже. Водители сразу же побросали не-
докуренные сигареты, охранники и стража вытянулись в струнку, и массив-
ная чугунная решетка мягко отползла в сторону.
При появлении первой группы министров водители уже сидели в своих
лимузинах. Швейцар распахнул двери, и члены Кабинета двинулись вниз
по лестнице, на ходу обмениваясь шутками по поводу предстоящего «спо-
койного» уик-энда. По порядку лимузины подкатывали к крыльцу, и швей-
цар с поклоном открывал заднюю дверь. Министры усаживались в маши-
ны и выезжали из ворот мимо застывших по стойке «смирно» гвардейцев
в предместье Сан-Оноре.
Через десять минут двор почти опустел. Два оставшихся черных «сит-
роена» медленно подкатили к лестнице. Водителем первой машины, с
флажком Президента Французской Республики, был Франсуа Маро, поли-
цейский из Управления Национальной Жандармерии в Сатори. Он был не
очень-то разговорчив и обычно держался в стороне от других. Хладнокро-
вие и умение водить машину быстро, но вместе с тем безопасно, помогли
ему стать персональным шофером де Голля.
В машине не было никого, кроме Маро. За рулем второго лимузина си-
дел тоже жандарм из Сатори.
В 19.45 за стеклянными дверями появилась еше одна группа, и во дво-
ре все снова застыли в напряженном ожидании. На этот раз, одетый в
повседневный темно-серый костюм, за стеклом появился сам Шарль де
Голль. С галантностью, присущей жителям Старого Света, он пропус-
тил мадам Ивон де Голль вперед, затем взял ее под руку, и они вдвоем
спустились вниз к ожидавшему их «ситроену», заняв места на заднем
сиденье. Мадам де Голль устроилась с левой стороны, генерал сел спра-
ва от нее.
Их зять, полковник Алан де Бюсси, начальник штаба бронетанковых
и мотопехотных соединений Французской Армии, проверил, хорошо ли за-
крыты обе задние двери машины, и уселся рядом с Маро.
Двое других, вышедших вместе с четой де Голль, заняли места во вто-
ром лимузине. Анри де Жудер, огромный алжирец, исполнявший в тот
6
день обязанности телохранителя, забрался на переднее сиденье и, поправив
под мышкой тяжелый револьвер, откинулся назад. С этого момента глаза
его будут непрерывно следить за тротуарами и углами улиц, мимо кото-
рых будет проезжать кортеж.
Бросив несколько слов остающемуся во Дворце дежурному охраннику,
на заднее сиденье этого же автомобиля сел еще один человек. Это был
комиссар Жан Дюкре, начальник службы безопасности Президента. Два
мотоциклиста в белых шлемах отъехали от западной стены и направились
к воротам. За пять метров от входа они притормозили и оглянулись. Маро
тоже подъехал к воротам и остановился за мотоциклистами. За Маро по-
следовала вторая машина. Было 19.50.
Снова отползла в сторону чугунная решетка, и кортеж двинулся мимо
застывшей стражи в предместье Сан-Оноре. Миновав его, колонна выско-
чила на авеню де Марини. Здесь, за растущими вдоль дороги каштанами,
сидя на мотороллере, ее поджидал молодой человек в защитном шлеме.
Проследив за промчавшимся мимо кортежем, он съехал с обочины и дви-
нулся следом.
Движение было не слишком интенсивным, и поэтому никаких предупре-
ждений о выезде Президента не было дано заранее. Лишь вой сирен под-
сказывал постовым о приближении колонны, и только отчаянными усилия-
ми им все же удавалось вовремя освободить дорогу. Прибавив скорость,
колонна стремительно ворвалась на залитую солнцем площадь Клемансо
и пересекла ее в направлении моста Александра III.
Двигаясь в потоке служебных автомобилей, молодой человек на мото-
роллере старался не отставать от кортежа. Миновав мост, Маро выехал
на авеню Генерала Гальени, а оттуда — на широкий бульвар Инвалидов.
Здесь, на пересечении бульвара Инвалидов и улицы Рю де Варан, моторол-
лер сбавил скорость и свернул к угловому кафе. Зайдя внутрь, молодой
человек достал из кармана небольшой металлический жетон, подошел к
стоящему в глубине зала телефону и набрал номер.
♦ ♦ ♦
Подполковник Жан-Мари Бастьен-Тери ожидал в кафе в пригороде Ме-
дон. Ему было тридцать пять лет, он был женат, имел троих детей и рабо-
тал в Министерстве Авиации. За обычным фасадом своей профессиональ-
ной и семейной жизни он скрывал глубокую ненависть к Шарлю де Голлю.
Он был убежден, что, уступив Алжир местным националистам, Президент
предал не только Францию, но и тех людей, которые в 1958 году восстано-
вили его у власти.
С потерей Алжира сам подполковник не потерял ничего, но его сообра-
жения основывались не на личных мотивах. В своих собственных глазах
он был патриотом, уверенным, что послужит на благо своей любимой ро-
дины, уничтожив человека, который, по его мнению, предал ее. В то время
тысячи людей разделяли его взгляды, но лишь немногие из них были фа-
7
натичными членами Секретной Армейской Организации, поклявшимися
во что бы то ни стало убить де Голля и свергнуть его правительство.
Бастьен-Тери был одним из них.
Потягивая пиво, он услышал, как в кафе зазвонил телефон. Бармен пе-
редал ему трубку и отошел в другой конец зала, чтобы настроить бара-
хливший телевизор. Несколько секунд Бастьен-Тери молча слушал, затем
произнес:
— Очень хорошо, спасибо, — и положил трубку на рычаг.
Заплатив за пиво, он не спеша вышел из кафе. Оказавшись на тротуаре,
достал из кармана газету и дважды свернул и развернул ее.
На втором этаже в доме напротив молодая женщина задернула кружев-
ные занавески на окнах квартиры и, обращаясь к собравшимся в комнате,
произнесла:
— Маршрут номер два.
Пятеро молодых людей, не искушенных в организации покушений, пе-
рестали нервно ломать руки и вскочили. Остальные семеро были постарше
и нервничали гораздо меньше. Командиром этой группы и вторым челове-
ком после Бастьен-Тери был лейтенант Алан Бугрене де ля Токне, правый
экстремист из семьи поместных дворян. Ему было тридцать пять лет, он
был женат и имел двоих детей.
Самым опасным из всех собравшихся в этой комнате был Жорж Ватен.
Тридцати девяти лет, широкоплечий, с квадратной челюстью, он был
настоящим фанатиком ОАС. Будучи в прошлом агрономом в Алжире,
Ватен за два года зарекомендовал себя как наиболее опасный убийца в
организации. Из-за старого ранения в ногу он был известен под кличкой
Хромой.
Услышав сообщение, все двенадцать спустились вниз и через заднюю
дверь вышли на боковую улочку к шести ожидавшим у входа авто-
мобилям, которые были либо украдены, либо взяты напрокат.
Было 19.55.
Много дней Бастьен-Тери лично занимался подготовкой места покуше-
ния, измеряя угол стрельбы, скорость и расстояние до движущихся автомо-
билей и необходимую для их остановки плотность огня. Местом для акции
он выбрал длинную прямую дорогу под названием авеню де ля Либерась-
он, на пути к главному перекрестку Пти-Кламар. Согласно разработанно-
му плану, первая группа стрелков должна была открыть огонь по машине
Президента за полкилометра до перекрестка, укрывшись за стоящим на
обочине фургоном. Начав вести огонь с острого угла и продолжая стре-
лять до того момента, пока президентская машина не поравняется с фурго-
ном, стрелки, по подсчетам Бастьен-Тери, смогут произвести по автомоби-
лю более полутора сотен выстрелов. Когда машину удастся остановить,
с боковой дороги должна выскочить вторая группа, которая с близкого
расстояния взорвет автомобиль охраны. За несколько секунд обе группы
расправятся с остатками президентского кортежа и скроются на другой бо-
ковой улице, где их уже будут ждать три автомобиля.
8
Сам Бастьен-Тери, тринадцатый в отряде, отвел себе роль наблю-
дателя
В 20.05 обе группы заняли исходные позиции. В ста метрах от места
засады в направлении Парижа на автобусной остановке Бастьен-Тери спо-
койно просматривал газету. Взмах газетой послужит сигналом Сержу
Бернье, командиру первой группы, ожидавшему у фургона. Он и отдаст
приказ стрелкам, притаившимся поблизости в траве. Бугрене де ля Токне
с Хромым Ватеном поведет машину на перехват полицейской охраны.
♦ * *
Пока террористы занимали свои места, колонна генерала де Голля
расчистила себе дорогу на забитых автомобилями центральных париж-
ских улицах и достигла окраины города. Здесь движение было менее
интенсивным, и скорость кортежа возросла почти до 95 километров
в час.
Выехав на свободную трассу, Франсуа Маро бросил взгляд на часы и,
ошутив раздраженное беспокойство сидящего за его спиной генерала, еще
больше прибавил газу. Сопровождающие мотоциклисты чуть отстали и те-
перь замыкали колонну. Вообще-то де Голлю не нравились эскорты, и по
возможности он старался обходиться без них. В таком порядке кортеж вы-
ехал по авеню де ля Дивизион Леклер на перекресток Пти-Кламар. Было
20.17.
В миле от них Бастьен-Тери уже начинал ощущать результаты допущен-
ной им ошибки. Хотя о самой ошибке он не подозревал до тех пор, пока
ему не рассказали о ней полицейские в камере смертников, куда он попал
несколько месяцев спустя. Дело в том, что, рассчитывая график покушения
на Президента Франции по календарю, он выяснил, что сумерки 22 августа
наступают лишь в 20.35, то есть гораздо позже, чем колонна де Голля при-
близится к месту засады. Но календарь, по которому делал свои расчеты
подполковник, был прошлогодним, и он не предполагал, что, согласно ка-
лендарю 1962 года, сумерки наступают в 20.10. Эти двадцать пять минут
и изменили историю Франции.
Ровно в 20.18 Бастьен-Тери разглядел колонну, мчащуюся в его сторону
по авеню де ля Либерасьон со скоростью 110 километров в час, и неистово
замахал газетой.
В ста метрах от него Бернье сквозь надвигающуюся темноту вгляды-
вался в смутную фигуру на автобусной остановке.
— По-моему, он все же махнул газетой, — ни к кому не обращаясь, за-
думчиво произнес он. Но не успели последние слова слететь с его губ, как
он заметил акулий нос президентского автомобиля, который в одно мгно-
венье пересек автобусную остановку. И вот уже из темноты за ним выныр-
нула вся колонна.
— Огонь! — что было сил заорал он притаившимся у его ног
стрелкам.
9
Те открыли огонь, лишь когда колонна уже почти поравнялась с
ними, пытаясь поразить цель, проносящуюся мимо них, под прямым
углом.
Всего 12 пуль попало в президентский автомобиль, да и то благодаря
лишь исключительной меткости стреляющих. Большая их часть поразила
«ситроен» сзади. Под огнем лопнули две шины, и, несмотря на самоподка-
чиваюшую систему, из-за внезапной потери давления машину повело юзом.
Вот тогда жизнь генерала де Голля спас Франсуа Маро.
Пока бывший легионер Варга пытался меткими выстрелами попасть в
скаты, все остальные разряжали магазины автоматов в заднее окно бы-
стро исчезающего из виду президентского автомобиля. Несколько пуль
угодили в кузов, а одна, вдребезги разбив заднее стекло, просвистела в сан-
тиметре от генерала.
— Вниз! — закричал полковник де Бюсси, повернувшись к Президенту
и его супруге.
Мадам де Голль пригнулась и положила голову на колени мужа.
— Что опять? — бесстрастно произнес Президент и обернулся, чтобы
посмотреть в заднее окно.
Сжимая прыгающий в руках руль, Маро мягко отпустил педаль тормо-
за, с силой надавливая на акселератор. Потерявший было скорость «ситро-
ен» рванулся вперед к перекрестку с авеню дю Буа, как раз той боковой
дорогой, где их поджидала еще одна группа террористов. За ним следовала
вторая машина, по счастливой случайности не задетая еще ни одной
пулей.
Скорость стремительно приближающихся автомобилей поставила ожи-
дающего в машине де ля Токне перед выбором. Он мог выехать на пере-
хват и остановить колонну, совершив самоубийство, либо отпустить сцеп-
ление на секунду позже, чем нужно. Он выбрал второе. Вырулив с обочи-
ны, он оказался рядом не с машиной де Голля, а с автомобилем де Жудера
и комиссара Дюкре.
По пояс высунувшись из правого окна, Ватен разрядил автомат в хвост
переднего автомобиля, сквозь разбитое заднее окно которого выделялся
надменный профиль Президента.
— Почему же эти идиоты не отстреливаются? — с горечью произнес де
Голль.
Де Жудер попытался стрелять по машине террористов, но водитель за-
слонял ему обзор. Тогда Дюкре приказал шоферу следовать за президент-
ским лимузином, и уже спустя секунду нападающие остались позади. Одни
из мотоциклистов сопровождения едва не был сбит выскочившей с боковой
дороги машиной де ля Токне, но сумел выровнять мотоцикл и устремился
вслед за колонной. Кортеж миновал перекресток и направился в сторону
Виллакубле.
У террористов, находящихся в засаде, не было времени для взаимных
упреков. Оставив задействованные в операции автомобили, они бросились
к ожидающим их машинам и растворились в сгустившихся сумерках.
Ю
По рации комиссар Дюкре вызвал Виллакубле и кратко сообщил о слу-
чившемся. Спустя 10 минут, когда колонна прибыла на место, генерал де
Голль настоял на том, чтобы его подвезли прямо к ожидавшему вертолету.
Остановившуюся машину плотной стеной окружили чиновники и военные.
Открыв двери, они помогли потрясенной мадам де Голль выбраться нару-
жу. С другой стороны появился генерал, отряхивая с пиджака осколки раз-
битого стекла. Не обращая внимания на суетящихся вокруг него офицеров,
он обошел машину и взял жену под руку.
— Пойдем, дорогая, — сказал он ей, — мы едем домой.
И обратившись наконец к окружающим его офицерам ВВС, вынес свой
приговор оасовцам:
— Они не умеют метко стрелять.
С этими словами он подвел жену к вертолету и занял место рядом
с ней. В сопровождении де Жудера они отправились за город на
уик-энд.
Смертельно бледный Франсуа Маро сидел за рулем своего «сит-
роена».
Обе правые шины в конце концов лопнули, и последнюю часть пути
лимузин преодолел на ободах. Подошедший Дюкре пробормотал водите-
лю несколько теплых слов и отправился к себе, чтобы, не теряя времени,
начать расследование этого дела.
* * *
Пока журналисты со всего света размышляли по поводу недавнего по-
кушения и, за неимением ничего лучшего, заполняли газетные колонки со-
бственными версиями и догадками, французская полиция под руководством
Сюрете Националь1 при поддержке Секретной Службы и Жандармерии на-
чала проведение крупнейшей операции в истории Франции. Вскоре она до-
лжна была превратиться в крупнейшую охоту на человека, которую когда-
либо знала эта страна и которую позже превзошла лишь охота на другого
убийцу, чья судьба до сих пор остается загадкой и который по сей день
значится в картотеках под кодовым именем «Шакал».
Только 3 сентября полиции удалось напасть на верный след, и, как это
часто бывает в ее работе, к желаемому результату привела обычная про-
верка документов. Вблизи Валенсии, городка, лежащего к югу от Лиорна,
на главной магистрали Париж —- Марсель, полицейский патруль задержал
частную машину, в которой находились четверо мужчин. В тот день они
остановили для проверки документов уже сотни автомобилей, но в этом
случае у одного из пассажиров документов не оказалось. Он утверждал,
что потерял их. Все четверо былф доставлены в Валенсию для обычной
в таких случаях беседы, где было установлено, что трое не имели ничего
общего с четвертым, кроме того, что согласились подбросить его по доро-
1 Французская сыскная полиция.
11
ге. Их отпустили. У четвертого же взяли отпечатки пальцев, которые были
отправлены в Париж для того, чтобы установить, тот ли он, за кого себя
выдает. Ответ пришел через 12 часов. Отпечатки принадлежали Пьеру
Дени Магаде, двадцати двух лет, дезертировавшему из Иностранного
Легиона и которому предъявлялось обвинение в нарушении военных
Уставов.
Магаде был доставлен в Управление Региональной Судебной Полиции
Лиона. Перед допросом один из полицейских в шутку спросил его:
— Ну и как насчет Пти-Кламар?
Магаде беспомощно пожал плечами.
— Хорошо, — произнес он, — что вы хотите знать?
Восемь часов ошеломленные офицеры слушали сбивчивую «исповедь»
Магаде. Один за другим заполнялись блокноты стенографиста. К концу
своего рассказа Магаде назвал имена не только всех главных действующих
лиц акции Пти-Кламар, но и девяти второстепенных участников покуше-
ния, обеспечивших террористов оружием, боеприпасами и снаряжением.
Всего 22 человека. Охота возобновилась с новой силой, но на этот раз по-
лиция знала, кого искать.
В результате операции лишь одному из участников покушения удалось
скрыться. Жорж Ватен и по сей день находится на свободе. По слухам,
он вместе с другими бывшими руководителями ОАС живет в Испании сре-
ди гражданских поселений Алжира.
Следствие по делу Бастьен-Тери, Бугрене де ля Токне и других руководи-
телей заговора было закончено к декабрю, и уже в январе 1963 года вся
группа предстала перед судом.
Пока длилось разбирательство, ОАС, испытывая яростное сопротивле-
ние со стороны Французской Секретной Службы, собирала новые силы для
решительного наступления на правительство де Голля. За фасадом добро-
порядочной жизни Парижа, за видимостью цивилизации и культуры разво-
рачивалась одна из самых ожесточенных и беспощадных тайных войн в
современной истории.
♦ ♦ ♦
В обязанности Французской Секретной Службы с кратким названием
SDECE1 входит как внешняя разведывательная деятельность, так и кон-
трразведка, хотя грань между ними порой трудноразличима.
Служба Один, занимающаяся исключительно разведкой, подразделяется
на отделы, известные по начальной букве «R» слова Renseignement (Инфор-
мация): R1 — анализ разведданных, R2 — Восточная Европа, R3 — Запад-
ная Европа, R4 — Африка, R5 — Блю^ий Восток, R6 — Дальний Восток,
R7 — Америка (западное полушарие).
. 1 S D Е С Е — Service de Documentation Exterieure et de Contre-Espionage —
Служба Сбора Внешней Информации и Контрразведки.
12
Служба Два занимается контрразведкой, Три и Четыре — коммунисти-
ческий отдел, Шесть — финансы и Семь — администрация.
Служба Пять, так называемая Служба «Действие», представляла собой
центр борьбы с ОАС. От Управления, располагающегося в комплексе не-
броского вида зданий на бульваре Мортье до самого порта де Лила, гряз-
ного северо-восточного пригорода Парижа, сотня молодчиков из Службы
«Действие» объявила войну Секретной Армейской Организации. Эти люди,
большей частью корсиканцы, являли собой образ настоящих «крутых пар-
ней», словно сошедших со страниц боевиков. После курса усиленной физи-
ческой подготовки они направлялись на базу в Сатори, где по специальной
секретной программе их обучали всем известным на сегодняшний день спо-
собам уничтожения. По окончании они становились профессионалами в
стрельбе, мастерами всех видов рукопашного боя, включая каратэ и дзю-
до, овладевали навыками радиокоммуникации, подрывной работы и сабо-
тажа, всех видов допроса и пыток, похищения людей, поджогов и террори-
стических актов.
Некоторые из них говорили только по-французски, другие свободно вла-
дели несколькими языками, чувствуя себя как дома в любой стране мира.
Имея разрешение на убийство при исполнении служебных обязанностей,
они часто пользовались им.
По мере того, как деятельность ОАС становилась все более яростной
и ожесточенной, шеф SDECE генерал Ожен Жебо снял все ограничения и
предоставил своим людям полную свободу действий. Некоторые из них
внедрились в ОАС и проникли в ее высшие органы Управления. С тех пор
Секретная Служба' располагала достаточно объемными сведениями, и
именно благодаря информации изнутри Организации были схвачены мно-
гие агенты ОАС, действующие во Франции или в той стране, где они оста-
вались уязвимыми для французской полиции. Те, кого не удавалось зама-
нить во Францию, безжалостно истреблялись за ее пределами. И лишь
спустя много лет родственники бесследно исчезнувших членов ОАС узнава-
ли, что те были ликвидированы Службой «Действие».
Но и оасовцы не нуждались в уроках жестокости. Больше всех на свете
они ненавидели молодчиков Службы «Действие», окрестив их Бородатыми
из-за невозможности распознать их истинное лицо. В последние дни борь-
бы за власть между ОАС и сторонниками де Голля в Алжире Секретной
Организации удалось захватить живьем семерых Бородатых. Спустя неко-
торое время их изуродованные тела были подвешены на фонарях п балко-
нах зданий. Так велась эта тайная война, и невозможно составить полный
список ее жертв.
Те из Бородатых, которые не были внедрены в ОАС, оставались в пол-
ном распоряжении SDECE. Некоторые, будучи в прошлом профессиональ-
ными убийцами, восстановили свои старые связи и для выполнения различ-
ных, не совсем чистоплотных поручений правительства часто пользовались
услугами своих дружков из преступного мира. Именно это и послужило
поводом для возникновения слухов о так называемой «параллельной»
13
(неофициальной) полиции, якобы действующей согласно распоряжениям
М. Жак Фокара, правой руки президента де Голля. В действительности ни-
какой «параллельной» полиции, конечно, не существовало, а все приписы-
ваемое ей выполнялось на самОхМ деле Службой «Действие» либо временно
набранными гангстерами.
Корсиканцы, преобладающие как в преступном мире Парижа и Марсе-
ля, так и в Службе «Действие», кое-что слышали про то, что называется
«вендетта», и после расправы над семерыми Бородатыми во время Миссии
в Алжире оасовцам была объявлена кровавая месть. Так же, как и в 1944
году преступный мир Корсики помог союзникам во время высадки на юге
Франции (кстати, преследуя собственные цели, позже они, как бы в награду
за это, подчинили себе весь черный рынок вдоль Лазурного Берега), так
и в начале шестидесятых корсиканцы вновь сражались за Францию, на этот
раз против Секретной Армейской Организации. Оасовцы, многие из кото-
рых были французами, вышедшими из Алжира, имели много общего со
своими врагами-корсиканцами, поэтому война временами становилась чуть
ли не братоубийственной.
Пока над Бастьен-Тери и другими участниками покушения шел судебный
процесс, ОАС продолжала борьбу с новыми силами. На этот раз ее путе-
водной звездой стал полковник Антуан Арго, идейный вдохновитель заго-
вора Пти-Кламар. Окончив Политехнический Университет, одно из лучших
учебных заведений Франции, Арго отличался умом и кипучей энергией. Бу-
дучи лейтенантом Армии де Голля, он сражался за освобождение Франции
от нацистов. Позже командовал мотопехотным полком в Алжире. Невысо-
кого роста, жилистый и крепкий, он был великолепным, хотя и безжалост-
ным, солдатом, а к 1962 году, находясь за пределами Франции, был назна-
чен шефом оперативного отдела ОАС.
Спец по ведению психологической войны, Арго осознавал, что борьба
против Президента де Голля должна вестись на всех уровнях путем терро-
ра, дипломатии и воздействия на общественное мнение.
Как часть своей кампании, он привлек Доржа Бидо, бывшего Мини-
стра Иностранных Дел Франции, а ныне руководителя Совета Наци-
онального Сопротивления, политического крыла ОАС, для организации
серии интервью в газетах и на телевидении по всей Западной Европе с
целью объяснения своей оппозиции генералу де Голлю в «приличных»
тонах.
Высокий интеллект Арго, однажды уже сделавший его самым молодым
полковником Франции, сейчас снискал ему лавры самого опасного лидера
ОАС.
Он организовал для Бидо интервью с корреспондентами ведущих теле-
и радиокомпаний, в которых опытный политик сумел аргументированно
мотивировать неприглядную деятельность оасовских головорезов. Успех
этого пропагандистского трюка встревожил французское правительство не
меньше, чем вся тактика террора и волна взрывов пластиковых бомб в
кинотеатрах и кафе по всей стране.
14
Затем 14 февраля был раскрыт еще один заговор покушения на жизнь
генерала де Голля, которое должно было состояться на следующий день,
когда Президент собирался читать лекцию в Военной Академии на Марсо-
вом поле. По плану он должен был быть убит выстрелом в спину с крыши
прилегающего здания при входе в Академию.
Позже по обвинению в заговоре предстали перед судом Жан Бишо, ка-
питан артиллерии Робер Пуанар и преподаватель английского языка Воен-
ной Академии мадам Паул Руссел де Лифак. Жоржу Ватену, которому от-
водилась роль непосредственного исполнителя, и на сей раз удалось
скрыться. Винтовка с оптическим прицелом была обнаружена в квартире
Пуанара, и все трое были арестованы. На суде выяснилось, что, размыш-
ляя над тем, как Ватену с оружием проникнуть в здание Академии, заго-
ворщики обратились за помощью к уорент-офицеру Мариусу То, который
тут же прямиком направился в полицию. Генерал де Голль все же посетил
военную церемонию в назначенное время 15 числа, но, к своему огромному
неудовольствию, ему пришлось прибыть в Академию в бронированной
машине.
Но даже этот до предела непрофессиональный заговор вывел де Голля
из себя. Вызвав на следующий день Министра Внутренних Дел Фея, отве-
чающего за национальную безопасность, Президент стучал кулаком по
столу:
— Пора наконец покончить с этим!
Чтобы положить конец дальнейшим покушениям, было решено жестоко
расправиться с захваченными лидерами ОАС. Но были необходимы сше
более решительные меры.
22 февраля на стол шефа Службы «Действие» легла копия докладной
записки, посланной руководителям Службы Два SDECE (контрразведка,
внутренняя безопасность) Министру Внутренних Дел. Далее следует вы-
держка из нее:
«Нами получены сведения о местонахождении одного из главарей под-
рывного движения, а именно бывшего полковника французской армии Ан-
туана Арго. Он скрывается в Германии и, по данным разведки, намеревает-
ся пробыть там несколько дней...
Если полученные сведения верны, то представляется возможным выйти
на Арго и захватить его.
Официальный запрос немецким службам безопасности был отклонен,
т.к. им известно, что наши агенты следуют по пятам за Арго и другими
руководителями ОАС.
В силу вышеизложенного, операция должна быть проведена с макси-
мальной осторожностью и в кратчайший срок». Выполнение было возло-
жено на Службу «Действие».
В середине дня 25 февраля Арго возвратился в Мюнхен из Рима, где
встречался с другими лидерами ОАС. Вместо того чтобы отправиться пря-
мо на Унертштрассе, он взял такси до отеля «Эденвульф», где для проведе-
ния совещания был заказан номер. Но встрече не суждено было состоять-
15
ся. В холле к Арго подошли два человека и заговорили с ним на безупреч-
ном немецком. Предположив, что это местная полиция, он полез во внут-
ренний карман, чтобы достать паспорт.
Вдруг он почувствовал, что его схватили сзади мертвой хваткой за обе
руки, ноги оторвались от пола и его поволокли в поджидавший у дверей
закрытый фургон. Арго попытался вырваться, но в ответ услышал потоки
французской брани. Чей-то увесистый кулак двинул его по носу, следую-
щий удар пришелся по животу. Кто-то пальцем ткнул в нервный узел у
него под ухом — и Арго отключился.
Спустя 24 часа в Управлении Криминальной Полиции Парижа зазвонил
телефон. Хриплый голос от лица ОАС сообщил дежурному сержанту, что
«аккуратно» упакованный Антуан Арго находится в фургоне за зданием
полиции. Несколькими минутами позже, распахнув дверь фургона, ошелом-
ленные полицейские вытащили оттуда беспомощного полковника.
После суток нахождения в темном фургоне его глаза долго не могли
привыкнуть к солнечному свету. Он не мог стоять без посторонней помо-
щи, лицо было покрыто запекшейся кровью, рот болел от только что вы-
тащенного кляпа. На вопрос: «Так вы действительно Антуан Арго?» он
утвердительно кивнул головой. Каким-то образом Служба «Действие» за
одну ночь ухитрилась переправить его через границу, а анонимный теле-
фонный звонок в полицию, сообщивший о «посылке», был проявлением
чувства юмора в работе. До июля 1968 года Антуан Арго находился в за-
ключении.
Но одного не учли люди Службы «Действие». Устранив Арго и внеся
смятение в ряды ОАС, они вместе с тем проложили дорогу к власти нахо-
дящемуся до этого в тени его заместителю, малоизвестному, но такому
же хитрому подполковнику Марку Родену, принявшему на себя руковод-
пъ де Голля. Во многом это была невыгод-
ная сделка.
4 марта Верховный трибунал вынес приговор Жану-Мари Бастьен-Тери.
Он и двое других заговорщиков были приговорены к смертной казни, как
и еще трое, находящиеся пока на свободе, включая Хромого — Ватена.
8 марта генерал де Голль в течение трех часов слушал адвокатов пригово-
ренных с прошениями о помиловании. Он смягчил наказание двоим, заме-
нив казнь пожизненным тюремным заключением, но приговор Бастьена-
Тери остался в силе.
Ночью адвокат объявил полковнику ВВС о решении суда.
— Назначено на одиннадцатое, — сообщил он своему клиенту и, заме-
тив его недоверчивую улыбку, не выдержал.
— Вас же расстреляют!
Продолжая улыбаться, Бастьен-Тери покачал головой.
— Вы не понимаете, — возразил он адвокату, — ни один французский
солдат не осмелится поднять на меня оружие.
Но он ошибся. Сообщение о казни, переданное в утренних новостях,
было услышано во всех уголках Западной Европы.
16
В Австрии, в небольшом гостиничном номере, новость вызвала вихрь
мыслей, а в последующем и действий, как никогда приблизивших генерала
де Голля к смерти.
В этом номере жил полковник Марк Роден, новый шеф оперативного
отдела ОАС.
Глава 2
Марк Роден выключил приемник и, почти не притронувшись к завтраку,
поднялся из-за стола. Подойдя к окну, закурил очередную сигарету и вы-
глянул на улицу. Весна еще не вступила в свои права, и вся земля была
покрыта белым, не потревоженным теплым солнцем снегом.
— Сволочи, — злобно прошипел Роден. И вдруг разразился нескончае-
мым потоком ругательств, вкладывая в них всю свою ненависть к Прези-
денту Франции, его правительству и Службе «Действие».
Роден был почти полной противоположностью своего предшественника.
Высокий и худощавый, с бледным лицом и притаившейся в глубине глаз
скрытой злобой, он старался прятать свои чувства под маской холодного
безразличия.
Отнюдь не Политехнический Университет стал отправной точкой его
карьеры. Сын простого сапожника, Марк был еще подростком, когда не-
мецкие войска оккупировали Францию. На рыбачьей лодке Роден вынуж-
ден был бежать в Англию, где завербовался в Армию и рядовым солдатом
начал службу под флагом Лотарингского Креста1.
После кровавых сражений в северной Африке, а затем в Нормандии
под командованием Леклера Родену было присвоено звание сержанта,
а позже — уорент-офицера. Во время обороны Парижа, несмотря на
отсутствие образования и соответствующего воспитания, он был произ-
веден в офицеры и по окончании войны встал перед выбором: либо
продолжать службу в Армии, либо возвращаться к мирной гражданской
жизни.
Но что ждало его в этой жизни? Кроме унаследованной от отца проф-
ессии сапожника, Роден не имел никакой специальности. К тому же он счи-
тал, что над французским рабочим классом довлеют коммунисты, уже
укрепившиеся в руководстве Сопротивления и в Движении «Свободная
Франция».
Итак, Роден остался в Армии. Но служба не приносила ему радости.
Пройдя путь от рядового до офицера, он не мог подавить в себе чувства
горечи, глядя на молодое пополнение выпускников военных училищ, кото-
рые, сидя на лекциях и теоретических занятиях, получали те же нашивки,
'Лотарингский Крест — герб независимости средневековой провин-
ции Лотарингия, ставший в 1942 году эмблемой антифашистского движения «Сража-
ющаяся Франция» (позже — «Свободная Франция»), основанного Шарлем де
Голлем.
17
за которые он проливал кровь в сражениях. А наблюдая, как они обгоняли
его в званиях, Роден переполнялся настоящей обидой.
Оставался единственный выход: возвратиться в один из колониальных
полков и вновь занять свое место среди тех настоящих стойких солдат,
которые действительно воевали в то время, когда призывники марширова-
ли на плацах.
Ему удалось перевестись в Индокитай, и спустя год Роден был уже ко-
мандиром роты, чувствуя себя счастливым среди людей, которые думали
и говорили так же, как и он. К тому же только война открывала молодому
сыну сапожника перспективы, о которых он не мог и мечтать в граждан-
ской жизни. По окончании Индокитайской кампании Родену было присвое-
но звание майора, и после года разочарований, проведенного во Франции,
он был направлен в Алжир.
Вывод французских войск из Индокитая и год жизни во Франции пре-
вратили скрытую обиду Родена во всепоглощающую ненависть ко всем чи-
новникам и коммунистам, которые были для него одним и тем же. Только
военная власть, считал он, сможет уберечь Францию от того предательства
и лести, которые насквозь пропитали все ее общество. Только Армия смо-
жет истребить эти пороки.
Как и многие другие боевые офицеры, которым доводилось видеть
смерть своих людей и хоронить изуродованные трупы тех, кто был захва-
чен в плен, Роден преклонялся перед солдатами, видя в них настоящих
мужчин, бойцов, жертвующих своей жизнью ради того, чтобы в далекой
родной стране буржуазия могла жить в мире и спокойствии. И когда после
восьми лет кровавых боев в лесах Индокитая он узнавал о недовольстве
гражданского населения Франции действиями Армии и об упреках в ее
ънрк. to сторож левых интеллектуалов в таких мелочах, как применение
пыток, это вызывало у него гнев и возмущение. А отсутствие возможно-
стей изменить сложившееся общественное мнение доводило Родена до сле-
пой ярости. Он был убежден, что при достаточной поддержке гражданских
властей на местах, правительства и всего французского народа Армия все
же смогла бы одержать победу во Вьетнаме.
Вывод войск из Индокитая был массовым предательством тех тысяч
прекрасных парней, которые погибли на этой войне, очевидно, ни за что.
Роден просто не мог себе представить большего предательства. Позже, в
Алжире, он столкнется с еще более преступными, на его взгляд, действия-
ми французского правительства. Но тогда, весной 1956 года, Роден поки-
дал берега Марселя с чувством радости и надежды, убежденный в том,
что в далеких алжирских горах осуществится, наконец, мечта всей его жиз-
ни — апофеоз французской Армии в глазах всего мира.
Два года ожесточенных смертельных боев несколько поколебали его
уверенность. В действительности сломить мятежников оказалось сложнее,
чем Роден предполагал вначале. Сколько бы врагов ни погибало от рук
солдат, сколько бы деревень ни сжигали дотла, как бы много террористов
ни умирало под пытками, восстание не только.продолжалось, но и нара-
18
стало, охватив всю территорию страны. Для того чтобы подавить мятеж,
требовалась, конечно, гораздо большая поддержка. Метрополии. Ведь хотя
война велась и не на территории Франции, Алжир, населенный тремя мил-
лионами французов, тем не менее являлся ее неотъемлемой частью, сра-
жаться за которую необходимо было так же, как и за Нормандию или
Бретань.
Получив звание подполковника, Марк Роден покинул эту горячую точку
и был направлен в город, сначала в Бонн, затем в Константин.
На поле боя он сражался против бойцов ALN1, конечно, это были со-
лдаты не регулярной Армии, но все же бойцы. И ненависть к ним была
ничто по сравнению с тем чувством, которое охватило его после того, как
он столкнулся с городской войной, войной тайной, подлой и грязной, вой-
ной пластиковых бомб, подкладываемых террористами во французские ка-
фе, супермаркеты и парки отдыха. Из-за действий, предпринятых им по
очистке Константина от мерзости, подсовывающей бомбы в места скопле-
ния французов, Роден был прозван в Казбахе Палачом.
Но всех его усилий было недостаточно, чтобы окончательно распра-
виться с FLN1 2 и-ее армией, ALN. Необходима была еше большая поддерж-
ка Парижа. И, уповая на нее, Роден, как большинство военных фанатов,
в своем стремлении к победе любой ценой упрямо закрывал глаза на реаль-
ное положение дел. Растущие военные расходы, пошатнувшаяся под тяже-
лым бременем войны экономика Франции, снижение боевого и морального
духа армейских подразделений — эти факты, все больше ставящие под со-
мнение исход борьбы, казались Родену просто пустяками.
В 1958 году генерал де Голль, став премьер-министром Франции, снова
пришел к власти. Умело избавившись от продажности и шаткости Четвер-
той республики, он создал Пятую. Услышав его слова «Algerie Fran-
caes»3, благодаря которым он возвратился в матиньон, а позже, в январе
1959 года, и в Елисейский Дворец, Роден плакал от счастья, закрывшись
у себя в комнате. А когда де Голль посетил Алжир, он стал для Родена
не кем иным, как Зевсом, спустившимся с Олимпа. «Пришла новая полити-
ка», — торжествовал он. Наконец-то коммунистов вышвырнут из их кон-
тор, а Жана-Поля Сартра поставят к стенке за предательство. Наконец-то
Франция начнет проявлять хоть какую-то заботу о своих гражданах в Ал-
жире и о своей Армии, на поле боя защищающей завоевания французской
цивилизации.
Роден был уверен в этом так же, как в том, что Земля круглая, а
Солнце восходит на востоке. И поэтому, когда де Голль принялся возрож-
дать Францию совсем не так, как ожидал Роден, он подумал, что здесь
просто какая-то ошибка. «Нужно дать человеку время», — успокаивал он
себя.
1 A L N — Алжирская Освободительная Армия.
2 F L N — Фронт Национального Освобождения Алжира.
1 «Французский Алжир» (фр.).
19
Когда просочились первые слухи о предварительных переговорах с
FLN, Роден просто не хотел в это верить. Следя за восстанием под руко-
водством Джо Ортиза, он, несмотря на свое восхищение мужеством граж-
данского населения, все же видел, что действия по подавлению мятежа яв-
но недостаточны. И снова Роден говорил себе: «Ничего, «Старина» знает,
что делает. Разве не он произнес эти замечательные слова: «Algerie
Francaes»?»
Но когда, наконец, были получены окончательные и бесспорные доказа-
тельства, что идея де Голля о возрождении Франции не подразумевает
французского Алжира, мир Родена рассыпался в прах. От веры и надежды
не осталось ничего. Ничего, кроме ненависти. Ненависти к системе, к чи-
новникам, к интеллигенции, ненависти к алжирцам, профсоюзам, журнали-
стам и иностранцам. Но больше всего была ненависть к Этому Человеку.
И в апреле 1961 года Марк Роден поднял батальоны на мятеж.
Он проиграл. Одним простым умным движением де Голль подавил мя-
теж в самом зародыше. За несколько недель до окончания переговоров с
FLN в воинских частях были установлены тысячи радиоприемников, по ко-
торым регулярно сообщалось о ходе переговоров. Новости и сменяю-
щая их популярная музыка приятно отвлекали солдат от жары, комаров
и скуки, превращая радио в предмет развлечения и своего рода ком-
форта.
Но в решающую минуту, когда Армии необходимо было сделать, нако-
нец, свой выбор, голос де Голля стал жестким и властным: «Наступило
время, когда нужно определить, кому вы будете верны. Я призываю вас
следовать за мной. Я — Франция».
На следующее утро почти все офицеры и сержанты мятежных батальо-
командиров и бежали. Мятеж испарился, как иллюзия,
как мираж, — благодаря лишь радио.
Всего 120 офицеров остались с Роденом, да и то только потому, что
большинство в его батальоне составляли соратники по Индокитаю и Ал-
жиру. Вместе они и образовали Секретную Армейскую Организацию, по-
клявшись вышвырнуть Иуду из Елисейского Дворца.
Находясь за пределами Франции, зимой 1961 года Роден был назначен
заместителем Арго и шефом оперативного отдела ОАС. У Арго было
чутье, талант и влияние, у Родена — хитрость, проницательность и трез-
вый расчет. Будучи просто упрямым фанатом, он уже мог бы быть опасен.
Но не более того. Это качество отнюдь еще не делало его исключением.
В начале шестидесятых ОАС насчитывала сотни боевиков такого сорта.
У Родена было нечто большее. Он унаследовал от старого сапожника пыт-
ливый ум и логическое мышление, которые развивал самостоятельно свои-
ми собственными путями. И если его понимание Франции и чести Армии
и было фанатичным, то в решении практических проблем он мог мыслить
четко, последовательно и проявлять такую собранность, которая была го-
раздо важнее и эффективнее, чем весь быстро испаряющийся энтузиазм и
слепая, бессмысленная жестокость.
20
С этим багажом он и подошел в то мрачное утро 11 марта к вопросу
убийства генерала де Голля. Роден был не так наивен, чтобы считать орга-
низацию очередного покушения простым и легким делом. Тем более неуда-
чи Пти-Кламар и Военной Академии чрезвычайно усложняли его задачу.
Нет, подыскать убийцу было нетрудно. Проблема заключалась в том, что-
бы подобрать такого человека и составить такой план, чтобы разрушить
наконец ту стену мер безопасности, которая плотным кольцом окружала
сейчас Президента Франции. Стоя у окна, Роден погрузился в глубокие и
мучительные размышления. Через два часа от бесчисленного количества
выкуренных сигарет комната утонула в голубоватом тумане. Мысленно
определив для себя требующие решения вопросы, он не спеша расставил
все на свои места, и, наконец, в его голове созрел план, который показался
Родену вполне осуществимым. После тщательного критического анализа
каждой детали лишь один пункт все еще оставался непреодолимым. Это
был вопрос собственной безопасности.
Со времени покушения Пти-Кламар многое изменилось. До критическо-
го уровня увеличилось проникновение внутрь ОАС агентов Службы
«Действие». А недавнее похищение самого Арго говорило о готовности
этой службы к тому, чтобы добраться до всех руководителей Секретной
Организации. Даже разгоревшийся скандал с немецким правительством не
мог остановить их.
Вот уже пятнадцать дней Арго находился под следствием. Руководству
ОАС пришлось бежать. Бидо как-то внезапно утратил интерес к публич-
ным выступлениям, а все остальные члены Совета Национального Сопро-
тивления в панике гонялись за фальшивыми документами и билетами в
дальние страны.
Наблюдая за действиями руководства, члены Организации, занимаю-
щие должности пониже, начали постепенно утрачивать боевой дух и выхо-
дить из подчинения. Те французы, которые раньше были готовы оказывать
ОАС любую поддержку, способные не только укрыть у себя преследуемых
членов Организации, но и переправлять оружие, посылать сообщения и да-
же предоставлять необходимую информацию, сейчас бормотали слова из-
винения или просто молча вешали телефонные трубки.
После провала Пти-Кламар и начала допроса захваченных пленных бы-
ли вынуждены закрыться три подпольные сети внутри Франции. Обладая
информацией, французская полиция начала проводить облавы, один за дру-
гим вскрывая склады продовольствия, оружия и боеприпасов. Еще два за-
говора против де Голля были раскрыты. Все эти факты заставили конспи-
раторов срочно собраться для проведения второго совещания.
И в то самое время, когда члены СНС произносили долгие речи и про-
странно распространялись о восстановлении французской демократии, Ро-
ден уныло перебирал в памяти факты действительного положения дел.
Снижение фондов, потеря внутренней и международной поддержки, сокра-
щение членов Организации — все это делало ОАС беззащитной перед нати-
ском Полиции и французской Секретной Службы.
21
Казнь Бастьен-Тери еще больше подорвала моральный дух оасовских
бойцов. В таком положении трудно даже просто подобрать людей для про-
ведения операции, так как каждый, кто обладает достаточным опытом и
готовностью выполнить задание, был известен не только любому француз-
скому полицейскому, но и почти всем гражданам страны. Понятно, что
в сложившейся ситуации любой, даже самый хитроумный замысел, с мно-
жеством ходов и скоординированными действиями нескольких групп, лоп-
нет, когда убийца будет еще за сотню миль до де Голля...
Внезапно Родена осенило. Решение пришло так неожиданно, что заста-
вило его улыбнуться. «Ну, конечно... Человек, которого никто не зна-
ет... — прошептал он. — Если бы только удалось найти такого человека.
Если только такой человек вообще существует...» Медленно, томительно
в мозгу у Родена рождался совершенно новый план, в центре которого сто-
ял этот человек. В конце концов, взвесив все «за» и «против», он пришел
к выводу, что, действуя по такому плану, можно преодолеть все преграды
и решить главную проблему — проблему собственной безопасности.
Не дожидаясь ленча, Марк Роден надел пальто и спустился вниз. На
улице сильный порыв ветра ударил ему в лицо, он вздрогнул, но головная
боль после бесчисленного множества выкуренных утром сигарет мгновенно
прошла. Роден свернул налево и зашел на почту. Там он отправил несколь-
ко коротких телеграмм, в которых сообщал своим разбросанным по Евро-
пе коллегам, что на ближайшие несколько недель вынужден уехать из горо-
да с особо важным заданием.
Вернувшись в свою убогую гостиницу, Роден вдруг предствил себе, что
кое-кто, без сомнения, сочтет его отъезд паническим бегством и отказом
от дальнейшей борьбы. «Что ж, — подумал он, — пусть думают, что хо-
тят. Сейчас нет времени для подробных объяснений».
Была уже середина дня, и решив, наконец, пообедать, Роден попросил
принести меню. Несмотря на то что годы, проведенные в африканских
джунглях й диких горах Алжира, почти совсем отбили у него вкус к хоро-
шей пище, он с трудом смог запихать в себя принесенные официантом ку-
риные ножки с лапшой.
К вечеру Роден уже упаковал чемодан, оплатил счет и был готов отпра-
виться в дорогу на поиски человека, вернее, даже типа человека, в самом
существовании которого он не был уверен.
* * ♦
В то самое время, когда Марк Роден садился в поезд, в Лондонском
аэропорту совершил посадку самолет, прибывший рейсом из Бейрута. Сре-
ди пассажиров, проходящих паспортный контроль, ничем не выделялся вы-
сокий светловолосый англичанин, лицо которого было покрыто легким за-
гаром, привезенным с Ближнего Востока. После двух месяцев, проведен-
ных в Ливане, он чувствовал себя отдохнувшим и посвежевшим. За это
время он успел не только вдоволь насладиться восточными прелестями,
22
но и перевести из Бейрутского в Швейцарский банк довольно значительную
сумму, что доставляло ему сейчас еше большую радость.
Далеко позади, в горячих песках Египта, наскоро похороненные взбе-
шенной и сбитой с толку местной полицией, остались тела двух немецких
ракетных инженеров с аккуратными пулевыми отверстиями в груди.
Смерть этих людей должна была надолго задержать разработку нового
вида ракетного оружия Насера «Аль Зафер». Миллионер из Нью-Йорка
остался доволен работой. Он знал, что вложил деньги в выгодное дело.
Легко пройдя паспортный контроль и таможенный досмотр, молодой
англичанин взял напрокат автомобиль и направился домой, в Мэйфэр1.
* * ♦
Прошло три месяца, прежде чем Роден закончил поиски, в результате
которых он стал обладателем трех тонких досье, аккуратно уложенных на
дно дорожного чемодана. Лишь в середине июня Роден возвратился в Ав-
стрию, остановившись в Вене, в небольшой скромной гостинице «Пеншин
Кляйст».
Сразу после приезда он зашел на почту и отправил две телеграммы,
одну — в Рим, другую — в городок Болзано на севере Италии, срочно вы-
зывая своих первых заместителей в Вену на экстренное совещание. Через
24 часа они уже были на месте, Рене Мон клер приехал на взятой напрокат
машине из Болзано, Андре Кассон прилетел из Рима. Оба пользовались
вымышленными именами и фальшивыми документами, поскольку Служба
SDECE успела завести на каждого, из них досье и теперь тратила много
времени и средств на вербовку' агентов и информаторов как в аэропортах,
так и на всех приграничных контрольно-пропускных пунктах Италии и
Австрии.
Первым, за семь минут до назначенного времени, в «Пеншин Кляйст»
прибыл Андре Кассон. Попросив таксиста высадить его на углу Брукнерал-
леи, он остановился у цветочной витрины и несколько минут тщательно
перевязывал галстук, незаметно оглядывая улицу, затем быстро про-
скользнул в отель.
Роден был зарегистрирован там под одним из двадцати используемых
им вымышленных имен, известных только его самым ближайшим
коллегам.
На этот раз заместители получили телеграммы с подписью Шульц. Это
было имя Родена на ближайшие двадцать дней.
— Герр Шульц, битте? — справился Кассон у молодого человека за го-
стиничной стойкой.
Служащий заглянул в журнал регистрации посетителей.
— Номер шестьдесят четыре. Вас ожидают?
— Да, конечно, — ответил Кассон и, поднявшись на второй этаж, заша-
гал по длинному коридору.
Мэйфэр — фешенебельный район лондонского Уэст-Энда.
23
Дойдя до середины, он обнаружил нужную ему дверь с левой стороны
и уже собрался было постучать, как вдруг сзади его схватила чья-то желез-
ная рука. Обернувшись, заместитель увидел мрачное лицо с выбритым до
синевы подбородком. Глаза под копной черных, спадающих на самые бро-
ви волос смотрели на него без всякого выражения. Оказывается, этот чело-
век метров десять шел по коридору следом за ним, но мягкая ковровая
дорожка скрывала от Кассона звуки его шагов.
— Что нужно? — рявкнул великан, продолжая сжимать правую руку
Кассона.
В одно мгновенье в памяти заместителя всплыло загадочное похищение
Арго из отеля «Эдинвульф», и он похолодел, приготовившись к самому
худшему. Но уже в следующую секунду Кассон внимательно всмотрелся
в лицо гиганта и узнал в этом человеке Виктора Ковальского, поляка из
Иностранного Легиона, служившего в роте Родена во Вьетнаме и Индоки-
тае. Он вспомнил, что Роден иногда использовал этого поляка для выпо-
лнения специальных заданий.
— У меня встреча с полковником Роденом, Виктор, — мягко произнес
Кассон.
Услышав не только имя своего хозяина, но и свое собственное, Коваль-
ский еще сильнее сдвинул и без того хмурые брови.
— Я Андре Кассон, — добавил заместитель.
Это не произвело на Ковальского никакого впечатления. Он обошел
Кассона и левой рукой тихо постучал в дверь номера.
— Да, — донесся голос изнутри.
Ковальский приблизил лицо к замочной скважине.
— Здесь посетитель, — прорычал он. Дверь немного приоткрылась. Ро-
ден выглянул в коридор и, увидев Кассона, распахнул ее настежь.
— Мой дорогой Андре, ради Бога, извини за все это. — Он указал на
Ковальского. — Все в порядке, капрал; Я жду этого человека.
Поляк отпустил руку Кассона, и тот смог наконец войти в номер. Роден
задержался на пороге, что-то тихо сказал Виктору и закрыл дверь. Тело-
хранитель остался в коридоре, заняв свой пост в небольшой едва заметной
нише.
Коллеги пожали друг другу руки, и Роден усадил своего заместителя
в одно из двух стоящих у газового камина кресел. Несмотря на то
что была уже середина июня, на улице моросил прохладный мелкий
дождь, и оба с тоской вспомнили о теплом североафриканском солнце.
Но камин хорошо согревал комнату. Кассон снял плащ и устроился у
огня.
— Обычно ты не принимаешь таких мер предосторожности, Марк, —
заметил он.
— Он охраняет не меня, — улыбнулся Роден. — Если что случится, я
сам смогу постоять за себя. Но мне понадобится несколько минут, чтобы
уничтожить бумаги. — Он указал на письменный стол, где лежало несколь-
ко папок.
24
— Вот из-за чего я взял Виктора. В случае нападения он даст мне хотя
бы шестьдесят секунд, чтобы ликвидировать документы.
— Должно быть, что-то важное.
— Можеть быть, может быть. — В голосе Родена звучали нотки удов-
летворения. — Но подождем Рене. Я велел ему прийти в 11.15, на четверть
часа позже тебя, чтобы вы не встретились в коридоре и не слишком беспо-
коили Виктора. Бедняга слишком нервничает, видя чересчур много незнако-
мых людей.
Роден хитро улыбнулся, представив, как может нервничать гигант Вик-
тор, имея под мышкой тяжелый кольт.
В дверь постучали. Роден пересек комнату, вышел в коридор и при-
слушался.
-Да?
На этот раз из-за двери раздался голос Рене Монклера, неестественно
нервный и напряженный.
— Ради Бога, Марк...
Роден распахнул дверь. Монклер казался карликом по сравнению с воз-
вышающимся за его спиной поляком. Левой рукой Виктор так обхватил
его, что он не мог даже пошевелиться.
— Все нормально, Виктор, — успокоил телохранителя Роден, и Мон-
клер был освобожден.
Поблагодарив, он вошел в комнату и кивнул улыбающемуся из своего
кресла Кассону. Роден закрыл дверь и вошел следом, принося свои извине-
ния. Они пожали друг другу руки, Монклер снял плащ и оказался в мятом
темно-сером костюме, ужасно скроенном и сидящем на нем просто отвра-
тительно. Как большинство бывших военных, ни он, ни Роден никак не
могли привыкнуть к штатской одежде.
Усадив и второго гостя в кресло, Роден вынес из соседней комнаты бу-
тылку французского бренди, уселся на стул у письменного стола и вопроси-
тельно взглянул на своих заместителей. Оба кивнули. Роден плеснул по
большой порции в три стоящих на столе стакана и протянул два из них
Монклеру и Кассону. Они выпили. Жидкость приятно обожгла внут-
ренности.
Рене Монклер откинулся в кресле. Это был крепкий, невысокого роста
мужчина. Его армейская биография, была схожа с карьерой Родена, хотя
он никогда не участвовал в боевых действиях, проведя большую часть
службы на административной работе, а последние 10 лет — в финансовом
отделе Иностранного Легиона. Весной 1963 года Монклер был назначен
казначеем секретной Армейской Организации.
Что касается Андре Кассона, то он вообще никогда не был военным.
Щуплый и педантичный, он до сих пор одевался так же, как в те времена,
когда работал управляющим банком в Алжире. Сейчас Кассон был коорди-
натором действий подполья ОАС и СНС во Франции.
Как и сам Роден, оба его заместителя были всем сердцем преданы
Организации, хотя и по разным причинам. У Монклера был девят-
25
надцатилетний сын, выполнявший свой национальный долг в Алжире, в то
время как отец руководил финансовым отделом на базе Иностранного
Легиона далеко за пределами Марселя. Майор Монклер так никогда и
не увидел тела своего сына. Оно было похоронено парнями из развед-
роты Легиона, когда те, наконец, захватили деревню, где молодой солдат
находился в плену у партизан. Но позже он все же узнал подробности
его смерти. Ведь в Легионе ничего нельзя скрыть надолго. Люди есть
люди.
Судьба Андре Кассона была еще более запутанной и сложной. Он ро-
дился в Алжире и всю свою жизнь посвятил работе, дому и семье. Банком,
в котором он работал, управляли из Парижа, поэтому даже с потерей Ал-
жира он не остался бы без работы. Но когда в 1960 году все поселенцы
поднялись на восстание, Кассон присоединился к ним и даже был одним
из лидеров движения в своем родном Константине. Но и после этого он
не потерял своего места в банке. Но видя, как закрываются один за другим
счета и бизнесмены, распродавая все что можно, возвращаются во Фран-
цию, Кассон понял, что расцвет французского присутствия в Алжире подо-
шел к концу.
Вскоре после армейского бунта, сытый по горло новой политикой и
торговлей, он помог подразделению ОАС ограбить свой собственный банк
на сумму 30 миллионов старых франков. Но его участие в этом деле было
замечено младшим кассиром, он поставил в известность руководство, и на
этом карьера Кассона была закончена. Отправив жену и детей к родите-
лям в Перлигнан, он присоединился к Секретной Армейской Организации.
И сейчас, зная несколько тысяч сочувствующих во Франции, был очень по-
лезен ОАС.
Марк Роден уселся на стул и окинул взглядом гостей. Те смотрели на
него с ожиданием, но вопросов не задавали.
Осторожно и неторопливо Роден начал совещание, перечислив все пора-
жения и неудачи ОАС, которые она потерпела от рук Секретной Службы
за последние несколько месяцев. Заместители молча слушали, хмуро раз-
глядывая свои стаканы.
— Обратимся к фактам. За последние четыре месяца нам было нанесено
три жестоких удара. Неудачная попытка освободить Францию от диктато-
ра в Военной Академии является последней в длинном списке таких поку-
шений, каждое из которых провалилось, еще не успев начаться. Лишь в
двух случаях нашим людям удалось хотя бы приблизиться к Президенту,
но и эти попытки потерпели неудачу из-за ошибок в планировании и испо-
лнении. Впрочем, не буду вдаваться в подробности, вы знаете их не хуже
меня.
•Похищение Антуана Арго лишило нашу организацию одного из самых
проницательных лидеров, и, независимо от того, предстанет он перед су-
дом или нет, применяемые к нему современные методы допроса, включаю-
щие, может быть, даже использование наркотических средств, бесспорно,
ставят под угрозу всю нашу организацию. Антуану известно все, что
26
вообще можно знать, поэтому сейчас нам придется начинать борьбу с са-
мого начала. Именно поэтому мы и сидим сегодня в этом мрачном отеле,
а не в Управлении в Мюнхене.
Но и в том, чтобы начать все сначала, не было бы ничего страшного,
если бы это было хотя бы год назад. Тогда мы могли бы найти тысячи
добровольцев, полных энтузиазма и патриотизма. Теперь это не так-то лег-
ко. Даже казнь Жана-Мари Бастьен-Тери не ставит нас в более выгодное
положение. И я ни в чем не могу обвинить тех, кто перестает симпатизиро-
вать нам. Мы обещали им конкретные результаты, но их до сих пор нет.
А они имеют право ждать от нас конкретных результатов, а не просто
пустую болтавню.
— Хорошо, хорошо. Но к чему ты все это говоришь? — спросил
Монклер.
Оба заместителя понимали, что Роден прав. Монклер лучше кого бы
то ни было знал, что фонды, накопленные после ограбления алжирских
банков, были потрачены на то, чтобы помочь скрыться членам организа-
ции, да и пожертвования правых промышленников тоже начинали исся-
кать. Еще недавно такой подход к делу был бы встречен с нескрываемым
презрением. Но сейчас Кассон видел, что его связь с французским подпо-
льем ослабевает с каждой неделей, на конспиративных квартирах постоян-
но проводятся облавы, а после того, как был схвачен Арго, на многих из
них ему было вообще отказано в поддержке. Резюме, подведенное Роде-
ном, бесспорно, соответствовало действительности, но какая радость об-
суждать все это?
Сделав вид, что не услышал замечания, Роден продолжал:
— Мы поставлены сейчас в такое положение, что нашу главную задачу
по освобождению Франции, а именно избавление ее от нынешнего Прези-
дента, задачу, без решения которой мы просто не сможем осуществить на-
ши дальнейшие планы, сейчас нельзя выполнить обычными, традиционны-
ми способами. Что касается меня, господа, то сегодня я просто опасаюсь
вводить в курс дела новых молодых патриотов, чтобы оставить нашим
планам хоть небольшой шанс не быть через несколько дней разоблаченны-
ми французским гестапо. Кратко это звучит так: слишком много доносчи-
ков, слишком много предателей, слишком много анархистов.
Пользуясь этим, Тайная Полиция так глубоко проникла в наше движе-
ние, что, несмотря на всю осторожность и осмотрительность, ей становят-
ся известными не только все наши планы, но даже обсуждения, проходя-
щие в высшем руководстве организации. Они знают все: наши намерения,
замыслы, сроки и даже, наверное, личный состав. Я, конечно, понимаю,
что оказаться в такой ситуации не очень приятно, но лучше прямо смот-
реть правде в глаза, чем продолжать видеть все в розовом свете.
Я считаю, что остался только один-единственный способ достижения
нашей первой главной цели, а именно убийства диктатора. Действуя этим
способом, можно пройти всю сеть агентов и шпионов, лишить Тайную
Полицию всех преимуществ перед нами и сделать так, что она не только
27
ничего не узнает о наших планах, но даже узнав, вряд ли сможет помешать
их осуществлению.
Монклер и Кассон удивленно подняли брови. В комнате воцарилась ти-
шина, изредка прерываемая лишь звуками случайных капель дождя, падаю-
щих на подоконник.
— Если мы признаем, что данная мною оценка сложившейся ситуации,
как это ни печально, верна, — продолжал Роден,— то мы должны при-
знать прежде также, что любой известный нам человек, способный и до-
статочно подготовленный к тому, чтобы устранить Президента, хорошо
известен Секретной Службе. Ни один из них не может проникнуть во
Францию иначе, чем в роли дикого зверя, на которого будет охотиться не
только обычная полиция, но и Бородатые со всей своей гвардией осведо-
мителей. Я убежден, господа, что единственный оставшийся у нас вы-
ход — это воспользоваться услугами совершенно постороннего человека.
По мере того как Роден говорил, недоумение в глазах Монклера и Кас-
сона постепенно сменялось пониманием.
— В каком смысле постороннего? — наконец решился спросить Кас-
сон.
— Во-первых, кто бы ни был этот человек, необходимо, чтобы он был
иностранец. Он не должен быть членом ни ОАС, ни СНС. Он также не
должен быть известен не только французской полиции, но и вообще не зна-
читься ни в одной картотеке мира. Слабое место любой диктатуры —
бюрократия. Тот, кто не значится в списках, не существует. Убийца был
бы для них неизвестной, а значит, и не существующей величиной. Он смог
бы приехать во Францию по иностранному паспорту, выполнить свою ра-
боту и спокойно уехать обратно, в то время как французский народ подни-
мался бы, чтобы уничтожить остатки предательской своры де Голля. Но
даже если он и не успеет скрыться, это будет уже не так уж важно, по-
скольку мы всегда сможем освободить его, применив силу.
Самым важным является то, что он сможет незаметно проникнуть в
страну, оставаясь вне всяких подозрений. Это как раз то, что не может
сделать в настоящее время ни один из нас.
Оба слушателя молчали, погруженные в свои мысли. План Родена при-
обретал в их глазах все более четкие очертания.
— Профессиональный убийца, наемник, вот кто нам нужен, —
выдохнул Монклер.
— Совершенно верно, — согласился Роден, — было бы безосновательно
предполагать, что посторонний человек захочет сделать все это ради люб-
ви к нам, из чувства патриотизма или из еще черт знает каких побуждений.
Чтобы выполнить такую работу, нужны такие нервы и такой уровень под-
готовки, которыми может обладать только настоящий профессионал. А
такой человек будет работать исключительно за деньги. И за большие де-
ньги, — добавил он, бросив быстрый взгляд на Монклера.
— Да, но как мы найдем такого человека? — начал Кассон, но Роден
жестом прервал его.
28
— Сначала о сути, господа. Здесь, несомненно, еше масса различных
деталей, которые нам предстоит обсудить. Но сначала я хотел бы знать,
согласны ли вы с такой идеей вообще?
Монклер и Кассон переглянулись. Затем повернулись к Родену и задум-
чиво кивнули.
— Хорошо. — Роден откинулся на стуле. — Итак, достигнуто соглаше-
ние по первому вопросу — идея одобрена в общем. Второй вопрос касается
безопасности и является основой всего замысла. Я считаю, что лишь нич-
тожно малое количество, всего несколько человек, могут быть абсолютно
вне подозрений, как возможный источник утечки информации. Это совсем
не значит, что ко всем нашим коллегам из ОАС и СНС я отношусь как
к потенциальным предателям. Но существует старая истина, что чем боль-
ше людей знают тайну, тем меньше уверенности в том, что она сохранит-
ся. Судь идеи такова: абсолютная секретность. Следовательно, чем меньше
народу будет участвовать в этом деле, тем лучше.
Даже в самой ОАС есть информаторы, занимающие уже достаточно
высокие посты, но до сих пор продолжающие докладывать Тайной Поли-
ции о наших планах. Конечно, когда-нибудь мы доберемся до них, но
в настоящий момент они представляют для нас серьезную опасность.
Среди политиков СНС тоже есть такие, которые по своей слабости
и безволию не смогут в полной мере понять проект, который им пред-
стоит реализовать. Я бы не хотел подвергать жизнь любого человека
опасности, без всякой причины и необходимости сообщая им о его сущес-
твовании.
Я вызвал сюда тебя, Рене, и тебя, Андре, потому что абсолютно уверен
в вашей преданности делу и способности сохранить все в строжайшей тай-
не. Кроме того, я предполагаю активное взаимодействие с тобой, Рене, как
казначеем и кассиром, когда придет время выплачивать гонорар, который
убийца обязательно запросит. Взаимодействие с тобой, Андре, будет необ-
ходимо, если потребуется с группой преданных людей оказать ему помощь
во Франции.
Я не вижу никакой необходимости в том, чтобы, кроме нас троих, по-
свящать в этот замысел еше кого-то. Поэтому предлагаю вам создать вме-
сте с нами комитет, который возьмет на себя всю ответственность за это
дело, включая планирование, исполнение и финансирование.
Снова воцарилось молчание. Наконец Монклер произнес:
— Ik имеешь в виду, что мы выключим из игры и Совет ОАС, и весь
СНС? Думаю, им это не очень понравится.
— Начнем с того, что они вообще не будут ничего знать, — спокойно
возразил Роден. — Для того чтобы ввести их в курс дела, нам нужно будет
созвать пленарное заседание. Один этот факт уже привлечет к себе внима-
ние, и Бородатые сделают все возможное, чтобы узнать причину такого
форума. Можно, конечно, созвать только один из Советов. Но даже в этом
случае потребуются недели, чтобы обойти по очереди всех его членов и
получить всего лишь одобрение идеи в целом. А потом каждый из них
29
захочет лично ознакомиться со всеми подробностями и деталями этого
плана. Вы же знаете, что собой представляют эти чертовы политиканы и
члены комитета. Они хотят быть в курсе всех дел, чтобы удовлетворить
свое любопытство, и хотя сами не сделают абсолютно ничего, но зато каж-
дый из них может одним пьяным или неосторожным словом поставить
всю операцию под угрозу срыва.
Если в конце концов и будет достигнуто соглашение между членами Со-
вета ОАС и СНС, мы уже не будем считаться лидерами в этом деле. С
другой стороны, если мы сейчас возьмем всю ответственность на себя,
шагнем вперед и потерпим неудачу, то хуже от этого нам не будет. Конеч-
но, будут обвинения, но не больше. Зато, если план удастся, мы окажемся
на коне, и тогда никто не станет вступать в споры и обсуждения. Ответ
на главный вопрос: каким именно способом уничтожить диктатора, будет
найден. Короче, согласны ли вы вместе со мной стать единственными, кто
будет воплощать в жизнь предложенную мной идею?
Снова Монклер и Кассон посмотрели друг на друга и утвердительно
кивнули. После того как три месяца назад был схвачен Арго, они впервые
встречались с Роденом. Раньше он всегда был в тени и тихо оставался на
заднем плане. Теперь же Роден был лидером даже в собственных глазах.
Руководитель подполья и казначей были просто поражены такой внезапной
переменой.
Роден посмотрел на них, медленно вздохнул и улыбнулся.
— Хорошо, — сказал он, — тогда перейдем к деталям. Идея использо-
вания профессионального наемного убийцы впервые пришла мне в голову,
когда я услышал по радио о том, что бедный Бастьен-Тери расстрелян.
С этого времени я занимался поисками подходящего человека. Найти его,
разумеется, было нелегко. Такие люди не рекламируют свои услуги в вос-
кресных газетах. Я начал поиски еще в середине марта и хочу ознакомить
вас с результатами проделанной работы.
Он взял документы, лежащие на столе.
Монклер и Кассон снова переглянулись, но не проронили ни слова, взи-
рая на Родена широко раскрытыми глазами.
Он продолжал:
— Думаю, будет лучше, если вы сначала изучите эти краткие досье, а
затем мы все обсудим и выберем лучшую кандидатуру. Я бы расставил
их в списке с точки зрения преимуществ, в случае, если первый не сможет
или не захочет участвовать в деле. У меня только одна копия каждого до-
сье, поэтому вам придется меняться друг с другом.
Он отдал одну из трех папок Монклеру, другую вручил Кассону. Третье
досье Роден держал в руках, он даже не раскрыл его. Он подробно знал
содержание всех трех папок.
Много времени для чтения не понадобилось. Роден был прав, говоря
о «кратких» досье. Кассон закончил первым, посмотрел на Родена и по-
морщился.
— И это все?
30
— Такие люди особо не распространяются о подробностях своей био-
графии, — улыбнулся Роден. — Возьмите вот эту.
Он передал Кассону папку, которую держал в руках.
Через несколько минут Монклер тоже закрыл свою папку и вернул Ро-
дену, тот отдал ему дело, которое уже изучил Кассон. Оба снова углуби-
лись в чтение. На этот раз первым закончил Монклер. Он взглянул на Ро-
дена и пожал плечами.
— Ну что ж, немного, конечно. Но у нас наверняка есть человек пятьде-
сят таких же, как он. Такие боевики по центу за десяток...
Но Кассон не дал ему закончить.
— Минутку, подожди, пока не посмотришь эту.
Он перевернул страницу и пробежал глазами три последних абзаца, по-
том захлопнул папку и вопросительно посмотрел на Родена. Но шеф ОАС,
видимо, не хотел раньше времени высказывать своего мнения. Он хмолча
взял у Кассона папку и отдал Мон клеру. Кассон же протянул оставшееся
досье. Спустя четыре минуты оба закончили чтение.
Роден собрал документы и аккуратно сложил их на письменнохм
столе. Подвинув свой стул к камину, он развернул его и уселся верхом,
сложив руки на спинке и с этого насеста окидывая взглядом своих
гостей.
— Что ж, я предупреждал, что рынок не богат. Возхможно, есть еще
люди, способные на такие дела, но, честное слово, чертовски трудно оты-
скать их, не заглянув в картотеку нашей любимой Секретной Службы.
И, кроме того, вполне возможно, что на лучших из них вообще не заведено
никаких досье. Итак, вы просмотрели все три дела. Давайте назовем их
немец, африканец и англичанин. Твое мнение, Андре?
Кассон пожал плечами.
— Для меня здесь все ясно. Если верить тому, что там написано, англи-
чанин опережает их всех на целую милю.
— Рене?
— Согласен. Немец уже слишком стар для такого рода работы. Да и,
кроме спасения нацистов от преследования израильских агентов, он, по-мо-
ему, больше и не участвовал в политических акциях. Кроме того, у него
есть свои личные причины ненавидеть евреев. Поэтому он не совсехМ проф-
ессионал. Африканец, может, и подошел бы, но только для того, чтобы
изрубить какого-нибудь негритянского политика, вроде Лумумбы. А это
совсем не то, что пустить пулю в Президента Франции. Плюс ко всему,
англичанин свободно говорит по-французски.
Роден неторопливо кивнул.
— Я был уверен, что у нас не возникнет особых споров. Лично я сделал
выбор еше до того, как закончил собирать все эти сведения.
— А вы уверены в этом англосаксе? — спросил Кассон. — Он что, дей-
ствительно проделал все, что здесь написано?
— Да я и сам был удивлен не меньше вашего, — ответил Роден — Поэ-
тому потратил на него немного больше времени, чем на всех остальных.
31
Что касается абсолютных доказательств, то их, конечно, нет. А если бы
я смог их найти, то это был бы дурной знак. Это значило бы, что он
уже значится во всех странах как persona non grata. Но, кроме слухов, ник-
то толком ничего не может сказать о нем. Формально он чист, как сте-
клышко. Если даже он и числится в британской картотеке, то только с во-
просительным знаком напротив своей фамилии. А это еше не повод для
внесения его в картотеку Интерпола. А вероятность того, что англичане
будут информировать о нем SDECE, вообще ничтожно мала. Вы же знае-
те, как они ненавидят друг друга. Они молчали, даже когда Жорж Бидо
скрывался в январе прошлого года в Лондоне. Нет, для нашего дела англи-
чанин, конечно, имеет все преимущества. Кроме одного...
— Какого? — встрепенулся Монклер.
— Можно не сомневаться, что это дело влетит нам в копеечку. Такой
человек, как он, должен запросить огромные деньги. Как там у нас с фи-
нансами, Рене?
Монклер пожал плечами.
— Не особенно. Правда, расходы в последнее время снизились. После
случая с Арго все эти герои из СНС прячутся теперь в отелях подешевле.
По-моему, они потеряли вкус к пятизвездочным дворцам и телеинтервью.
С другой стороны, доходы тоже сократились. Как ты сказал, нужны ре-
зультаты, иначе все дело может прогореть из-за нехватки фондов. Никто
не станет давать нам деньги за красивые глаза.
Роден мрачно кивнул.
— Я так и думал. Но нам. просто необходимо где-то достать деньги.
Хотя, если разобраться, нет никакого смысла их искать, пока мы не знаем,
какая сумма нам потребуется. Из чего следует, —- спокойно продолжал
Кассон, — что следующий шаг нашей операции будет такой: нам необходи-
мо вступить в контакт с англичанином и выяснить, согласен ли он выпо-
лнить эту работу и какую сумму хочет получить за услуги?
— Так, хорошо, все согласны с этим? — Роден по очереди оглядел сво-
их гостей.
Оба кивнули. Роден бросил взгляд на часы.
— Начало второго. Я прямо сейчас позвоню своему агенту в Лондон,
чтобы он попросил его приехать. Если он будет готов вылететь в Вену
вечерним самолетом, то мы сможем встретиться с ним здесь уже после
обеда. Но в любом случае агент перезвонит мне и сообщит результаты.
Я позволил себе снять вам комнаты в соседних номерах. Думаю, будет
* безопаснее держаться вместе под защитой Виктора, чем жить отдельно и
без всякой охраны. Мало ли что может случиться,' правильно?
— Несомненно. Очень любезно с вашей стороны, — съязвил Кассон.
Его несколько раздражала такая предупредительность.
Роден пожал плечами.
— Потребовалась уйма времени, чтобы собрать все эти сведения. А сей-
час чем раньше мы будем копаться, тем лучше. Если хотим вырваться впе-
ред, то надо шевелиться побыстрее.
32
Он встал со стула, за ним поднялись остальные. Позвав Виктора, Роден
велел ему спуститься в холл и принести ключи от номеров 65 и 66. Ожидая
его, он обратился к Монклеру и Кассону:
— Я пойду звонить с главпочтамта и возьму с собой Виктора. Пока
нас не будет, я попросил бы вас собраться в одном номере и закрыть
дверь. Я постучу условным стуком, три раза, пауза, затем еще два раза.
Очень просто. Помните, как ритм песенки «Algerie Francaise», которую па-
рижские водители гудели своими клаксонами, выражая недоверие
де Голлю? Да, кстати, — вдруг вспомнил Роден, — у вас есть при себе
оружие?
Заместители отрицательно покачали головами. Роден открыл секретер
и вынул оттуда увесистый девятимиллиметровый МАВ, который на всякий
случай всегда держал при себе. Он проверил магазин, вставил его на место
и, взведя затвор, протянул пистолет Монклеру.
— Умеете обращаться с этой штукой?
— Приходилось, — кивнул тот, принимая оружие.
Виктор принес ключи и проводил обоих в номер Монклера. Когда он
вернулся, Роден застегивал пальто.
— Пойдем, капрал, есть кое-какая работа.
♦ ♦ *
Уже стемнело, когда самолет Британской Авиакомпании, следующий
рейсом Лондон — Вена, совершил посадку в аэропорту Швехат. В задней
части салона светловолосый англичанин наблюдал, откинувшись в кресле,
за мерцающими огнями посадочной полосы. Они приближались все ближе
и ближе, через несколько мгновений он смог уже различить освещенную
тусклым светом траву по обеим сторонам блестящей ленты темного бето-
на, и в следующую секунду шасси коснулись поверхности земли. Точность
исполнения этого маневра понравилась англичанину. Он вообще любил
точность.
Со своего места за блондином нервно следил молодой француз из фран-
цузского Туристического Агентства на Пикадилли. После того как сегодня
во время ленча его пригласили к телефону, он находился в постоянном на-
пряжении. Около года назад, во время отпуска, который он проводил в
Париже, этот молодой человек предложил свои услуги Секретной Армей-
ской Организации и получил распоряжение постоянно находиться в Лондо-
не на своем рабочем месте и ждать. Телефонному звонку или письму, в
котором фамилию его назовут правильно, но обратятся «Дорогой Пьер»,
он должен повиноваться четко и сразу. Но с тех пор никто не писал и не
звонил молодому человеку. До сегодняшнего дня, 15 июня.
Телефонистка сообщила, что он вызывается на конфиденциальные пере-
говоры с Веной. Он с удивлением ждал, пока их соединят, и когда голос
в трубке произнес «Дорогой Пьер», молодой человек несколько секунд не
мог вспомнить свою собственную кличку.
Ф. Форсайт «День Шакала-
33
После разговора, справившись с внезапным приступом мигрени, фран-
цуз отправился на поиски переданного ему адреса и сообщил открывшему
дверь англичанину, что его просят ничему не удивляться и через три часа
вылететь в Вену. Англичанин спокойно собрал чемодан, и, взяв такси, они
оба отправились в аэропорт Хитроу. У билетной кассы англичанин выта-
щил из бумажника пачку банкнот и, услышав объяснения француза, что
тот взял с собой лишь паспорт и чековую книжку, купил два билета в оба
конца.
С этого момента они не перемолвились ни словом. Англичанин не зада-
вал никаких вопросов. Казалось, ему было совершенно безразлично и то,
кто с такой поспешностью вызывает его в Вену, и то, по какому поводу
намечается встреча. По правде говоря, француз и сам этого не знал. Ему
были даны инструкции перезвонить из Лондонского аэропорта по указан-
ному номеру и сообщить, каким рейсом они вылетают, а по прибытии в
Швехат обратиться к Главному Информатору. Осознавая всю ответствен-
ность возложенного на него поручения, француз не мог скрыть своего во-
лнения, а видя железное спокойствие сидящего рядом с ним англичанина,
нервничал и переживал еще сильнее.
У окошка информатора в главном зале аэропорта он сообщил свое имя
симпатичной молодой австрийке, и та, улыбнувшись, передала ему корот-
кую записку, которая гласила: «Позвонить 61-44-01, спросить Шульца».
Молодой человек повернулся и поискал глазами телефон-автомат, но
англичанин похлопал его по плечу и указал на киоск в центре зала.
— Даже если австрийцы и отличаются щедростью, вам все равно не
мешало бы для начала обменять деньги, — произнес он на безупречном
французском.
Молодой человек покраснел и отправился к киоску, англичанин же удоб-
но устроился на одном из стоящих вдоль стен стеганых диванов и, выта-
щив из кармана пачку дорогих английских сигарет, с удовольствием заку-
рил. Через минуту его провожатый вернулся, неся в руках несколько авст-
рийских банкнот и целую горсть мелочи. Направившись в другой конец
зала, он отыскал свободную телефонную кабину и набрал номер. Герр
Шульц в течение нескольких секунд дал ему четкие краткие указания, после
чего сразу же положил трубку.
Француз возвратился к диванам.
— Ну что, пошли? — подняв глаза, тихо спросил блондин.
— Пойдемте.
Англичанин поднялся и последовал за молодым человеком. Тот нервно
скомкал записку’ с номером телефона и бросил на пол. Заметив это, блон-
дин поднял ее и достал зажигалку. Записка вспыхнула; и через секунду чер-
ный комок был раздавлен в пыль носком элегантного башмака. Они молча
вышли из здания аэропорта и направились к стоянке такси.
Сверкающий огнями центр австрийской столицы был настолько перепо-
лнен автомобилями, что только через сорок минут машина доставила пас-
сажиров в «Пеншин Кляйст».
34
— Здесь мы расстанемся. Мне приказано доставить вас в отель и от-
правляться в другое место. Вам нужно идти прямо в номер шестьдесят
четыре. Вас ждут.
Англичанин кивнул и выбрался из такси. Водитель вопросительно по-
смотрел на молодого человека.
— Поехали, — сказал тот, машина тронулась и исчезла за поворотом.
Англичанин поднял голову, разглядывая написанное старым готичес-
ким шрифтом название отеля, затем перевел взгляд на печатные римские
буквы над входом и, наконец, выбросив недокуренную сигарету, вошел
внутрь.
Дежурный администратор сидел спиной к двери, но, услышав скрип, по-
вернул голову. Не обращая на него никакого внимания, посетитель мино-
вал стойку и направился прямо к лестнице. Затем вдруг обернулся, небреж-
но кивнул и решительно произнес:
— Гутен абенд.
— Гутен абенд, майн герр, — механически пробормотал администратор,
но блондин уже скрылся наверху, уверенно шагая через две ступеньки.
Поднявшись на второй этаж, он остановился и заглянул в глубь ко-
ридора.
В дальнем конце виднелась дверь с номером 68. Прикинув, где должен
был находиться номер 64, англичанин заметил на пути к нему небольшую
нишу, занавешенную красной бархатной шторой. Из-под шторы выгляды-
вал носок черного мужского ботинка. Блондин круто развернулся и спу-
стился обратно в фойе.
На этот раз администратор был наготове. Но не успел он еше открыть
рот, как англичанин первым обратился к нему:
— Нельзя ли позвонить в номер шестьдесят четвертый? — спро-
сил он.
Несколько секунд администратор внимательно вглядывался в лицо посе-
тителя, затем молча набрал номер и передал ему трубку.
— Если через пятнадцать секунд вы не уберете своего гориллу из ниши,
я возвращаюсь домой, — спокойно проговорил англичанин и снова напра-
вился к лестнице.
Поднявшись наверх, он остановился в начале коридора. Дверь номера
64 открылась, и на пороге показался полковник Роден. С минуту он при-
стально рассматривал гостя, затем тихо позвал:
— Виктор.
Телохранитель вышел из засады и уставился на них, переводя взгляд
с одного на другого.
— Все в порядке, — успокоил его Роден. — Мы его ждем.
Сопровождаемый хмурым взглядом Ковальского, англичанин прошел к
двери.
Роден проводил его в спальню, напоминающую контору по вербовке на-
емников. Письменным столом служил секретер, на котором в беспорядке
были разбросаны бумаги. За ним стоял стул, единственный в спальном
35
гарнитуре. Но из соседней комнаты были принесены еше два, сидя на кото-
рых, Монклер и Кассон подозрительно взирали на посетителя.
Англичанин окинул взглядом помещение, подошел к одному из двух
мягких кресел и, пока Роден давал указания Виктору и закрывал дверь,
бесцеремонно развернул кресло и удобно уселся лицом к секретеру.
С порога Роден некоторое время изучал своего гостя. То, что он увидел,
не разочаровало его, а уж Роден умел разбираться в людях. Посетитель
был высокого, выше 180 сантиметров, роста. Примерно лет тридцати с
небольшим, худого атлетического сложения. Он казался довольно сильным
и был, видимо, в хорошей форме. В слегка загоревшем, с правильными
чертами лице не было ничего примечательного. Руки спокойно лежали на
подлокотниках кресла.
«Этот человек умеет владеть собой», — подумал Роден.
Войдя в комнату, шеф ОАС еше раз взглянул на англичанина, и глаза
убийцы поразили его. В жизни ему уже приходилось видеть и мягкие,
влажные глаза слабовольных людей, и тупые, подернутые пеленой глаза
психопатов, и осторожные, бдительные глаза солдат. Широко раскрытые
глаза англичанина смотрели с откровенной прямотой. Кроме зрачков, раз-
мыто-серых, как густой туман зимнего утра. Родену потребовалось не-
сколько секунд, чтобы понять, что они не выражают абсолютно ничего.
Какие бы мысли ни возникали за этой дымовой завесой, ни одна из них
не могла быть замечена снаружи.
Шеф ОАС ощутил смутную тревогу. Как и всем людям, созданным сис-
темой, Родену не нравилась такая непредсказуемость.
— Мы знаем, кто вы, — с ходу начал он. — Нам же лучше предста-
виться. Меня зовут Марк Роден...
— Знаю, — перебил англичанин. — Вы шеф оперативного отдела ОАС.
Вы — майор Рене Монклер, казначей, а вы —- моншер Андре Кассой, руко-
водитель подполья в Метрополии.
— Что ж, вам известно достаточно много, — вставил Кассон, в то вре-
мя как все трое с изумлением взирали на посетителя. Англичанин откинул-
ся в кресле и выпустил струйку дыма.
— Будем откровенны, джентльмены. Я знаю, кто вы, а вы знаете, кто
я. У всех нас несколько необычная работа. Но за вами охотятся, тогда
как я могу свободно передвигаться куда угодно, без всякой слежки. Я рабо-
таю за деньги, вы — за идеалы. Но что касается практических деталей,
все мы профессионалы в своем деле. Поэтому отбросим предварительную
обработку. Вы наводили обо мне справки. Но невозможно сделать все так,
чтобы человек, которым интересуются, очень скоро не узнал об этом.
Естественно, я захотел выяснить, кому и зачем я понадобился. Это мог
быть либо кто-то, желающий отомстить, либо предложить мне работу,
ведь между этим есть кое-какая разница. И как только я узнал название
организации, которая интересуется моей персоной, то нужно было всего
пару дней полистать французские газеты в Британском Музее, чтобы до-
статочно подробно познакомиться и с вами, и со всей вашей деятельно-
36
стью. Поэтому посещение вашего курьера сегодня утром не было для меня
неожиданностью. Так что я знаю, кто вы и кого представляете. И что мне
хотелось бы теперь узнать, так это, что вам нужно.
На несколько минут в комнате воцарилась мертвая тишина. Кассон и
Монклер с надеждой смотрели на Родена, иша поддержки. Полковник де-
сантных войск и наемный убийца смотрели друг на друга. Роден достаточ-
но хорошо знал сильных людей, чтобы понять, что человек, сидящий пе-
ред ним, как раз тот, которого он искал. С этой минуты Монклер и Кассон
значили для него не больше, чем часть интерьера.
— Раз вы читали газеты, то мне не стоит пересказывать вам движущие
нашей организацией политические мотивы, которые вы так точно окрести-
ли идеалами.
Мы видим, что Францией сейчас управляет диктатор, который осквер-
нил нашу страну и предал ее достоинство. И мы убеждены, что его режим
может рухнуть лишь после его смерти. Из шести осуществленных нашими
сторонниками попыток уничтожить Президента три были раскрыты еше
на уровне подготовки, одна сорвана за день до покушения. Две попытки
все же были совершены, но, к сожалению, неудачно. И мы решили, что
в создавшейся обстановке нам нужно воспользоваться услугами профессио-
нала. Тем не менее нам не хотелось бы бросать деньги на ветер. Поэтому
первое, что мы хотели бы знать, это то, возможно ли наше предприятие
вообще.
Роден знал, как вести игру. Задав вопрос, ответ на который был
ему заранее известен, он увидел хотя бы проблеск выражения в серых
глазах.
— В мире нет ни одного человека, абсолютно защищенного от пули
убийцы, — отвечал англичанин. — К тому же степень риска у де Голля
очень высока. Убить его, конечно, возможно. Вопрос в том, что после
убийства будет не так уж много шансов скрыться. А вообще, наилучший
способ убрать диктатора, часто выставляющего себя напоказ, — это фана-
тик, готовый погибнуть ради идеи. Но я заметил, — добавил он с едва
заметной насмешкой, — что, несмотря на весь наш идеализм, вы до сих
пор не смогли воспитать такого человека. И Пти-Кламар, и другие покуше-
ния провалились только потому, что никто не был готов рискнуть своей
жизнью, чтобы наверняка завершить дело.
— Да во Франции есть патриоты, готовые хоть сейчас... — горячо на-
чал Кассон, но Роден жестом остановил его. Англичанин же даже не взгля-
нул на руководителя подполья.
— А что же профессионал? — спросил Роден.
— Профессионал работает бесстрастно, поэтому он действует спокойно
и не допускает элементарных ошибок. Не будучи идеалистом, в последний
момент его не пробивают такие мысли, как, например, пострадает ли кто-
нибудь еще во время взрыва, и он просчитает все до последней случайнос-
ти. Поэтому его шансы на успех гораздо больше, чем у всех остальных.
Но он никогда не пойдет на операцию, не составив такой план, который
37
гарантирует ему не только выполнение задания, но и возможность благо-
получно скрыться.
— Ну, и как вы считаете, возможно ли составить такой план?
Несколько минут англичанин молча курил, глядя в окно.
— В принципе, да, — ответил он наконец. — В принципе. Это всегда
возможно, если есть достаточно времени, чтобы все хорошо продумать.
Хотя в этом случае это будет исключительно сложно. Намного сложнее,
чем в большинстве таких дел.
— Почему же сложнее? — спросил Монклер.
— Потому что де Голль предупрежден не о каком-то конкретном поку-
шении, а вообще о намерении его убить. Все большие люди имеют тело-
хранителей и службу безопасности, но если за много лет не было случаев
покушения, контроль становится формальным, обязанности выполняются
механически и бдительность притупляется. И единственная пуля, которая
поражает цель, застает их врасплох и порождает панику. А под шумок
убийца скрывается. В вашем же случае бдительность далеко не снижена,
обязанности выполняются отнюдь не механически, и если пуля все же до-
стигнет цели, то они не будут паниковать, а бросятся в погоню за убийцей.
Так что это сделать можно, но это будет самое сложное дело из всех имею-
щихся на сегодняшний день. Они сделают все, чтобы предотвратить убий-
ство и оставить в дураках не только вас, но и любого другого, кто осме-
лится поднять руку на Президента.
— Но если, допустим, мы решим нанять для этого дела профессиональ-
ного убийцу... — начал Роден.
— Вам придется нанять профессионала, — перебил англичанин.
— Ну почему же. У нас есть еще многие, кого можно было бы подгото-
вить к совершению такого убийства из чисто патриотических побуждений.
— Конечно, у вас есть еще Ватен и Куруте, — возразил блондин, — и
можно не сомневаться, что вокруг еще много Дегуильде и Бастьен-Тери.
Но я думаю, вы вызвали меня сюда не для того, чтобы обменяться мнени-
ями по основным вопросам теории политических убийств, и не потому, что
вы стали вдруг испытывать недостаток в непосредственных исполнителях.
А пригласили вы меня потому, что, хоть и поздно, но все же пришли к
заключению, что ваша организация уже так напичкана агентами Секретной
Службы, что ни один ваш план невозможно сохранить в тайне, и еще пото-
му, что все ваши физиономии известны любому французскому полицейско-
му. Поэтому вам нужен человек со стороны. И в этом вы правы. Если
это убийство все же должно совершиться, то это может сделать только
человек, не принадлежащий к вашей организации. Остаются только два во-
проса: кто и за какие деньги? Что ж, джентльмены, я думаю, у вас было
достаточно времени, чтобы выбрать кандидата.
Краем глаза Роден взглянул на Монклера и вопросительно поднял
брови. Монклер кивнул. Кассон последовал его примеру. Англичанин
смотрел в окно, не проявляя ни малейшего интереса к этому немому
диалогу.
38
— Вы согласны убить дс Голля? — наконец спросил Роден. Голос его
звучал спокойно, но вопрос повис в напряженной тишине. Англичанин по-
смотрел на полковника. Глаза его снова были пустыми и безразличными.
— Да. Но стоить это будет очень дорого.
— Сколько? — спросил Монклер.
— Сначала я хотел бы вам объяснить, что эта работа делается только
один раз в жизни. Тот, кто выполнит ее, больше никогда не возьмется за
такие дела. Шансы на то, чтобы остаться не только не пойманным, но
и незамеченным, ничтожно малы. И тот, кто справится с этой задачей,
должен получить за работу столько, чтобы хватило не только на безбед-
ную жизнь до конца своих дней, но и на то, чтобы защитить себя от мести
голлистов.
— Когда у нас будет Франция, — начал Кассон, — у вас не будет недо-
статка в...
— Наличные, — перебил англичанин, — половина сразу, остальные —
по завершению дела.
— Сколько? — спросил Роден.
— Полмиллиона.
Роден бросил взгляд на Монклера, тот поморщился.
— Полмиллиона новых франков — это большие деньги.
— Долларов, — поправил англичанин.
— Полмиллиона долларов? — вскричал Монклер, вскакивая со сту-
ла. — Да вы с ума сошли!
— Нет, — спокойно ответил англичанин, — просто я лучший, поэтому
самый дорогой.
— Мы бы, конечно, могли найти и подешевле, — усмехнулся Кассон.
— Не спорю, — бесстрастно ответил англичанин. — Можно найти лю-
дей и дешевле, таких, которые, взяв пятьдесят процентов аванса, исчезнут
в неизвестном направлении или потом начнут объяснять, почему не могут
справиться с работой.
Если же вы имеете дело с лучшим, вы просто платите. Цена —
полмиллиона долларов. Если учесть, что вы рассчитываете приобрести
взамен всю Францию, вы цените свою страну не очень-то высоко.
Роден, молча взиравший на этот торг, наконец, взял слово.
— Все ясно. Дело в том, мсье, что у нас нет таких наличных денег.
— Не сомневаюсь. Но если вы действительно хотите, чтобы дело уда-
лось, вы должны найти эту сумму. Как вы понимаете, я не нуждаюсь в
вашей работе. За последнее дело я получил достаточно, чтобы пожить не-.
сколько лет в свое удовольствие. Но возможность заработать столько, что-
бы вообще не брать в руки оружие, очень заманчива. Поэтому за эти де-
ньги я и готов пойти на такой исключительно высокий риск. Ваши друзья
здесь хотят еще большую цену — целую Францию. И тем не менее риск
пугает их. Ну что ж, прошу прощения. Если вы не хотите достать нужную
сумму, можете возвращаться обратно и наблюдать, как власти один за
другим будут крушить все ваши дальнейшие заговоры.
39
Он встал из кресла и погасил окурок. Роден поднялся вслед за ним.
— Присядьте, мсье. Мы найдем деньги.
Они вновь сели.
— Хорошо, — сказал англичанин, — но есть еше условия.
— Какие же?
— Главная причина того, что вы вынуждены обращаться за помощью
к профессиональному убийце, это постоянная утечка информации из вашей
организации. Позвольте узнать, сколько членов ОАС осведомлены о вашем
намерении прибегнуть к услугам наемника вообще и меня в частности?
— Только те, кто сидит перед вами в этой комнате. Эта идея пришла
мне в голову на следующий день после казни Бастьен-Тери. Поиски были
проведены мной лично. Кроме нас троих, никто ничего не знает.
— Так должно быть и в дальнейшем. Все записи бесед, картотеки и до-
сье необходимо уничтожать. Ни капли информации не должно просочиться
за наш узкий круг. Принимая во внимание то, что произошло в феврале
с Арго, я оставляю за собой право на расторжение нашего договора в слу-
чае, если кто-либо из вас троих будет схвачен. Поэтому до того момента,
пока работа не будет выполнена, вам следовало бы найти безопасное ме-
сто и оставаться там с хорошей охраной. Согласны?
— Хорошо. Что еще?
— Планирование и выполнение операции я буду осуществлять лично.
Этого не будет знать никто, даже вы. Короче, я исчезну. Вы не услышите
обо мне больше никогда. У вас есть мой адрес и телефон в Лондоне,
но как только я буду готов действовать, я уеду с этой квартиры. Но в
любом случае в этом месте вы можете связаться со мной лишь в слу-
чае крайней необходимости. Все остальное время никакой связи не бу-
дет вообще. Я дам вам координаты моего Швейцарского банка. Когда
я узнаю, что на мой счет поступило двести пятьдесят тысяч долларов
и полностью подготовлюсь, что будет позже, я начну действовать. Вы
не должны ни торопить меня, ни вмешиваться в мои дела. Нет воз-
ражений?
— Нет. Но группа наших тайных агентов во Франции имеет возмож-
ность оказать вам значительную помощь в плане информации. Некоторые
из них занимают довольно высокие посты.
Несколько минут англичанин обдумывал предложение.
— Хорошо, вышлите мне по почте номер телефона, желательно в Пари-
же, чтобы можно было позвонить по автомату из Франции. Я никому не
буду сообщать своего местонахождения, просто узнаю по этому телефону
последнюю информацию об изменениях в охране Президента. Но человек,
с которым я буду разговаривать, не должен знать, что я делаю во Фран-
ции. Скажите ему, что я выполняю для вас определенное задание и нужда-
юсь в помощи. Чем меньше он будет знать, тем лучше. Пусть он играет
роль банка информации. Но он должен иметь источники, которые позво-
лят ему предоставить мне действительно ценную секретную информацию,
а не тот хлам, который я могу прочитать в газетах. Согласны?
40
— Очень хорошо. Значит, вы желаете действовать в одиночку? Ну что
ж, как вам будет угодно. А как насчет фальшивых документов? У нас есть
два отличных специалиста.
— Спасибо, об этом я позабочусь сам.
В разговор вмешался Кассон.
— У меня есть довольно совершенная организация внутри Франции,
чем-то похожая на Сопротивление во время немецкой оккупации. Я могу
предоставить ее в ваше распоряжение с целью оказания необходимой под-
держки.
— Нет, спасибо. Я предпочитаю полагаться на свою полную аноним-
ность. Это лучшее оружие, которым я располагаю.
— Но предположим, что-то случится и вам нужно будет скрыться...
— Ничего не случится, если с вашей стороны все будет в порядке. Я
буду действовать без каких-либо контактов с вашей организацией, мсье
Кассон, все по той же причине: потому что организация кишит агентами
и осведомителями.
Было видно, что Кассон уже готов взорваться. Монклер угрюмо уста-
вился в окно, соображая, где можно быстро раздобыть полмиллиона
долларов. Роден задумчиво посмотрел на сидящего напротив англича-
нина.
— Спокойно, Андре. Мсье желает работать один. Пусть будет так.
Это его дело. Мы не будем платить полмиллиона долларов человеку,
с которым нужно возиться столько же, сколько с нашими собственными
стрелками.
— Что мне все же хотелось бы знать, — пробормотал Монклер, — так
это то, как мы сможем быстро достать такие большие деньги.
— Пусть ваша организация ограбит пару банков, — непринужденно
предложил англичанин.
— Ладно. В конце концов это наши проблемы, — сказал Роден. — Есть
еще вопросы, которые надо выяснить перед тем, как наш гость вернется
в Лондон?
— А что мешает вам взять первые четверть миллиона и исчез-
нуть, как вы сказали, в неизвестном направлении? — поинтересовался
Кассон.
— Я уже говорил вам, моншер. Это дело будет для меня последним,
и мне не хочется, чтобы потом ваши боевики охотились за мной. Вашей
четверти миллиона мне не хватит даже на собственную оборону. Согласи-
тесь, это бессмысленно.
— А что, — настаивал Кассон, — мешает нам подождать, пока вы
справитесь со своей задачей, и не выплатить вам оставшуюся сумму?
— Та же причина, — спокойно ответил англичанин, — вы прекрасно по-
нимаете, что в этом случае я сам выступлю в роли и работодателя, и испо-
лнителя. А мишенью станете уже вы. Но не думаю, что это произойдет,
не так ли?
Роден встал.
41
— Хорошо, если это все, я думаю, мы не будем больше задерживать
нашего гостя. Да, кстати... Еше один, последний вопрос. Как вас зовут?
Если вы желаете остаться абсолютным инкогнито^ давайте выберем хотя
бы кодовое имя.
На секунду англичанин задумался.
— Поскольку речь идет об охоте, как насчет имени «Шакал»? По-
дойдет?
Роден кивнул.
— Да, отлично. Мне нравится.
Он проводил англичанина к выходу и открыл дверь. Виктор покинул
нишу и подошел к ним. Шеф ОАС растянул губы в улыбке и протянул
руку убийце.
— Ну что ж, будем действовать, как договорились. Но пока мы будем
искать деньги, я попросил уже сейчас, чтобы не терять времени? Хорошо?
Тогда бонжур, мистер Шакал.
Англичанин исчез так же тихо и незаметно, как и появился. Он пере-
ночевал в отеле аэропорта и первым утренним рейсом вылетел в
Лондон.
А в отеле «Пеншин Кляйст» еше долго продолжались бурные дебаты.
Все трое были просто шокированы состоявшимися переговорами.
— Полмиллиона долларов?! — продолжал причитать Монклер. — Где
же мы возьмем такие деньги?
— Мы можем воспользоваться советом Шакала и в самом деле огра-
бить несколько банков, — ответил Роден.
— Что касается меня, — ворчал Кассон, — то мне вообще не нравится
этот тип. Он работает в одиночку. Такие люди опасны. Их невозможно
контролировать.
Наконец шеф ОАС решил поставить конечную точку в этом споре.
— Послушайте, мы составили план, нашли человека, готового за деньги
уничтожить Президента Франции и способного сделать это. Я знаю таких
людей. Если кто-то и сможет совершить убийство нашего старого генера-
ла, так это он. Мы сделали выбор. Так давайте же делать свое дело, а
он пусть займется своим.
Глава 3
В течение второй половины июня и всего июля 1963 года Францию со-
трясала небывалая волна ограблений банков, ювелирных магазинов и по-
чтовых отделений, беспрецедентная для того времени и не имевшая анало-
гов впоследствии.
Во всех концах страны буквально среди бела дня банки подвергались
нападению грабителей, вооруженных пистолетами, обрезами и автома-
тами. Налеты на ювелирные магазины превратились в такое обычное
явление, что местная полиция едва успевала снимать показания с одного
42
дрожащего, а частью и окровавленного ювелира, как по телефону уже со-
общали о другом подобном случае на этом же участке.
В разных городах двое банковских служащих были застрелены при по-
пытке оказать сопротивление грабителям. К концу июля положение дости-
гло критической точки, и власти были вынуждены призвать на помощь
войска по охране порядка Республиканского Корпуса Безопасности (Corpus
Republication de Securite), известного каждому парижанину просто как CRS.
Впервые все солдаты корпуса были вооружены автоматами. Вскоре уже
ни у кого не вызывали удивление прохаживающиеся у входа в банки воен-
ные в голубой форме с автоматическими карабинами в руках. В ответ на
давление со стороны ювелиров и банкиров, постоянно обращавшихся к
правительству с жалобами о нарастающей волне грабежей, полиция вы-
нуждена была участить ночное патрулирование банков и ювелирных мага-
зинов, впрочем, без особого результата, поскольку преступники не явля-
лись профессиональными взломщиками, способными проникнуть в подвал
банка под покровом ночи, а были наглыми бандитами в масках, готовыми
открыть стрельбу в случае малейшей опасности.
Самыми опасными являлись как раз дневные часы, когда в помещение
банка или ювелирного магазина в любую минуту могли ворваться несколь-
ко головорезов в масках и, угрожая оружием, властно скомандовать: «Haut
les mains!»1
В конце июля в результате многочисленных облав полиции удалось ра-
нить и захватить трех грабителей. Все они оказались либо мелкими жули-
ками, используемыми ОАС с целью создания видимости взрыва всеобщей
преступности, либо дезертирами колониальных полков, вскоре также под-
твердившими свою причастность к Секретной Армейской Организации.
Но, несмотря на всю тщательность допросов, в полицейском управлении
ни один из преступников не смог пролить свет на причину внезапного
взрыва преступности по всей стране. Все их показания сводились к тому,
что задания на ограбление банка или ювелирного магазина были получены
ими от «патрона» (Главаря шайки). В конце концов, полиция пришла к
выводу, что задержанные действительно ничего не знают о целях всех этих
наглых налетов. Задержанные были мелкими сошками и исполняли приказ
за ничтожный процент от награбленного.
Но не составляло труда понять, что за всеми этими преступлениями
стоит ОАС, которой вдруг срочно понадобилась крупная сумма. Хотя цель,
для осуществления которой собирались все эти деньги, удалось узнать
лишь позже, в первой половине августа, и совсем другим способом.
В последние же две недели июня волна преступлений в банках и других
местах скопления денег и драгоценностей достигла своего апогея, и дело
было передано Морису Бувье — Бригадному Комиссару Криминального
Управления Судебной Полиции. В небольшой и на удивление скромной
конторе управления была составлена таблица, в которую методично зано-
1 Руки вверх! (фр.)
43
сились либо суммы похищенных денег, либо, в случаях с ювелирными ма-
газинами, приблизительная цена, по которой можно было быстро перепро-
дать драгоценности. К середине июля общая сумма составляла уже более
двух миллионов новых франков, или четыреста тысяч долларов. Даже за
вычетом оплаты участникам налетов и расходов по организации ограбле-
ний оставшаяся сумма, по подсчетам комиссара, была более чем значи-
тельной.
В конце июня на стол генерала Жибо, шефа SDECE, легло донесение
начальника отдела Секретной Службы в Риме. В нем сообщалось, что трое
лидеров Секретной Армейской Организации, а именно Марк Роден, Рене
Монклер и Андре Кассон, поселились на верхнем этаже одного из отелей
на виа Кондотти в центре итальянской столицы. Несмотря на весьма высо-
кие цены в этой гостинице, они сняли целиком два верхних этажа, послед-
ний — для себя и предпоследний — для своих телохранителей. Сменяя друг
друга, днем и ночью их охраняют не менее восьми головорезов — бывших
бойцов Иностранного Легиона. И руководители ОАС, и их охрана постоян-
но находятся в отеле и ни на минуту не покидают своего убежища. Вначале
предполагалось, что верхушка организации собралась на очередное совеща-
ние, но по прошествии нескольких дней SDECE пришла к выводу, что та-
кие чрезвычайные меры предосторожности применяются лишь для того,
чтобы уберечь себя от следующих после случая с Антуаном Арго возмож-
ных похищений.
Генерал Жибо криво усмехнулся, представив себе руководителей терро-
ристической организации, трясущихся от страха в римском отеле, и отпра-
вил донесение на регистрацию. Несмотря на все еше продолжающийся
скандал между Министерствами Иностранных дел Франции и Германии по
поводу нарушения в феврале прошлого года суверенитета немецкой терри-
торъта, 'Жмбо имел все основания быть довольным своими людьми из
Службы «Действие», проведшими операцию, наградой за которую сейчас
стало паническое бегство верхушки ОАС.
Но, просмотрев досье Марка Родена, генерал со смутным предчувстви-
ем все же задал себе вопрос: «Что же могло так испугать видавшего виды
шефа оперативного отдела Секретной Армейской Организации?» Как чело-
век, имеющий значительный опыт работы и искушенный в делах политики
и дипломатии, Жибо не мог не заметить в странных действиях оасовских
лидеров возможность организации очередного тайного заговора. Но лишь
намного позже ему станет ясен реальный смысл мер предосторожности,
предпринимаемых этими людьми.
♦ ♦ ♦
Последнюю половину июня и две недели июля Шакал провел в Лондо-
не, осторожно приступив к планированию предстоящей операции. По воз-
вращении из Австрии он, кроме всего прочего, успел прочесть абсолютно
все, что было возможно, о Президенте Франции генерале Шарле де Голле.
44
Для начала он зашел в ближайшую библиотеку и отыскал статью о
Президенте в Британской Энциклопедии. В конце ее приводился список ли-
тературы, тем или иным образом касаюшейся предмета его изучения. Вы-
писав названия, он, пользуясь вымышленным именем и адресом своей за-
пасной квартиры в Паддингтоне, разослал их по нескольким крупным ма-
газинам с просьбой выслать указанные книги по почте. Через несколько
дней Шакал перевез их домой и в утренние часы занимался чтением, пыта-
ясь мысленно составить себе наиболее детальный портрет хозяина Елисей-
ского Дворца. Пропуская через себя горы ненужной и бесполезной инфор-
мации, время от времени натыкался и на нужные сведения, которые тут
же выписывал в небольшой блокнот. Характер Президента наиболее полно
раскрывался в м муарах самого генерала под названием «Острие меча»,
где Шарль де Голль выражал свое личное отношение к жизни, стране и
своей собственной судьбе.
Используя все свободное время, Шакал перевернул горы книг, тщатель-
но выбирая из них мельчайшие подробности и детали, чтобы, располагая
как можно большим количеством информации, иметь возможность испо-
льзовать в свою пользу самый ничтожный факт.
Но, несмотря на то что, прочитав работы де Голля и книги, написанные
о Президенте Франции хорошо знающими его людьми, он смог нарисовать
для себя законченный портрет надменного и презрительного генерала, вся
эта литература не пролила свет на решение главной проблемы, которая
встала перед Шакалом с тех пор, как 15 июня он принял предложение Роде-
на. К концу первой недели июля он все еще не смог ответить на вопрос:
когда, где и каким образом будет нанесен удар. С последней надеждой он
отправился в читательский зал Британского Музея и, как обычно заполнив
формуляр для получения разрешения на исследования вымышленным име-
нем, с головой зарылся в старые номера центральной французской ежед-
невной газеты «Фигаро».
Нельзя точно сказать, когда именно пришел к Шакалу ответ на мучав-
ший его вопрос. Но примерно в конце первой недели, просмотрев все под-
шивки с 1945 по 1962 год, он вычислил, в какой день, независимо от пого-
ды, состояния здоровья и грозящей ему опасности, Шарль де Голль обяза-
тельно появится на людях. С этого момента предварительная работа
заканчивалась, и подготовка переходила в новую стадию — разработки
практического плана.
Но понадобились еще долгие, томительные часы глубоких размышле-
ний и бесконечное число выкуренных сигарет, прежде чем последняя деталь
стала на свое место.
Десятки идей были рассмотрены и отвергнуты, пока наконец не был
составлен такой план, который полностью удовлетворял убийцу. К отве-
там на вопросы «когда» и «где» добавился ответ на вопрос «как».
Шакал прекрасно представлял себе, что к 1963 году Шарль де Голль был
не просто Президентом Французской Республики. Он превратился также и
в наилучшим образом охраняемую политическую фигуру во всем западном
45
мире. И убить его, как выяснилось позже, было гораздо сложнее, чем пу-
стить пулю в Президента Джона Ф.Кеннеди в Соединенных Штатах. Ан-
гличанин не знал, что благодаря любезности американских властей фран-
цузским специалистам по проблемам безопасности была предоставлена
возможность подробно ознакомиться с теми мерами, которые предприни-
мали США по охране Президента Кеннеди. А Американская Секретная
Служба проинформировала своих французских коллег обо всех слабых ме-
стах этих мер. Правильность неприятия французами американских методов
охраны Президента была доказана 6 ноября 1963 года, когда Джон Кенне-
ди был убит в Далласе полоумным маньяком, в то время как Шарль де
Голль оставался целым и невредимым и продолжал жить, чтобы, в конце
концов, спокойно умереть своей смертью у себя дома.
Но вот что Шакал действительно знал наверняка, так это то, что охра-
на, которой он бросил вызов, была, по крайней мере, одной из лучших
в мире; что аппарат безопасности вокруг де Голля находится в постоянной
готовности предотвратить любое покушение; равно как и то, что организа-
ция, на которую он работает, буквально пронизана шпионами Службы Без-
опасности. Противопоставить этому он мог лишь собственную аноним-
ность, да еще высокомерный отказ его жертвы от сотрудничества со свои-
ми собственными силами безопасности. В назначенный день чрезмерная
гордость, упрямство и презрение к опасности обязательно заставят Прези-
дента открыться на несколько секунд, невзирая ни на какой риск.
Сделав круг над зданием Лондонского аэропорта, самолет авиакомпа-
нии САС, выполняющий рейс из Копенгагена, наконец приземлился и, про-
катившись несколько сот метров по посадочной полосе, замер. Смолк шум
моторов, и уже через несколько секунд к самолету подкатил трап, и пасса-
жиры по очереди стали спускаться вниз, кивая на прощание улыбающейся
стюардессе. На верхней террасе здания аэропорта, сдвинув на лоб темные
очки, высокий блондин приложил к глазам бинокль. Начиная с сегодняш-
него утра он встречал таким образом уже шестой рейс, но терраса была
заполнена встречающими, пытающимися разглядеть пассажиров при выхо-
де из самолета, поэтому никому не было дела до широкоплечего англича-
нина с биноклем.
Когда на трапе показался восьмой по счету пассажир, англичанин внут-
ренне напрягся и проводил его долгим, внимательным взглядом. Этот пас-
сажир из Дании был каким-то священником в сером пасторском Костюме
и белой рубашке с высоким жестким воротником. Глядя на седые, зачесан-
ные назад волосы, ему молжно было дать лет 50, хотя лицо выглядело
гораздо моложе. Высокий и широкоплечий, он обладал примерно таким
же сложением, как и человек, наблюдающий за ним с верхней террасы.
Пока пассажиры проходили паспортный контроль и таможенный до-
смотр, Шакал спрятал бинокль в кожаный атташе-кейс и спустился в глав-
ный зал аэропорта. Спустя 15 минут датский пастор прошел все связанные
с прибытием формальности и с саквояжем и чемоданом в руках тоже вы-
шел в зал, заняв очередь в кассу по обмену денег.
46
Когда шесть недель спустя этого пассажира будет допрашивать датская
полиция, он не сможет вспомнить молодого светловолосого англичанина,
стоящего за ним в очереди и внимательно рассматривающего его сквозь
стекла темных очков. Датчанин даже не заметил такого человека. Тем не
менее, когда, покинув аэропорт, он сел на поезд, следующий в Лондон,
блондин с атташе-кейсом в руке ехал с ним в одном вагоне.
На конечной станции датчанин подождал, когда из багажного отделе-
ния доставят его чемодан, и, миновав кассовый зал, направился к останов-
ке такси. Шакал, в свою очередь, заспешил к стоянке, на которой оставил
свой открытый спортивный автомобиль. Обогнув здание вокзала, он оста-
новился невдалеке от очереди, выстроившейся в ожидании такси под наве-
сом в виде сводчатой галереи.
Наконец датчанин забрался в машину. Такси выехало на Кромвел-роуд
и направилось в сторону моста Найтсбридж. Спортивный автомобиль дви-
нулся следом.
На улице Хаф Мун такси остановилось возле небольшого, но комфорта-
бельного отеля. Спортивная машина пронеслась мимо входа, но уже через
несколько минут была припаркована на дальней стороне улицы Курсон.
Шакал запер кейс в багажник, купил в газетном киоске дневной выпуск
«Ивнинг стандарт» и спустя 5 минут появился в фойе отеля. Через полчаса
датчанин спустился вниз и отдал ключи от номера портье. В тот момент,
когда он протягивал ключи, молодой человек с развернутой газетой в
руках, очевидно, ожидавший друга в одном из кресел, совершенно случайно
заметил на бирке номер. 47. Взглядом проводив датчанина до дверей в
ресторан, Шакал, наконец, опустил газету. Спустя несколько минут, когда
портье отошел к киоску в глубине фойе, человек в темных очках тихо под-
нялся с кресла и никем не замеченный проскользнул наверх.
Замок оказался слишком тугим для тонкой полоски эластичной слюды,
но он усилил ее упругим лезвием мастихина1, раздался тихий щелчок, и
дверь номера 47 открылась. Паспорт священника оказался на прикроват-
ном столике, и уже через полминуты Шакал снова вышел в коридор, оста-
вив нетронутой книжку дорожных чеков в надежде, что, не обнаружив при-
знаков кражи, власти постараются убедить датчанина, что он просто поте-
рял паспорт где-то в другом месте. Так оно и произошло. Еще задолго
до того, как пастор допил свой кофе, англичанин уже покинул отель, и
лишь к вечеру, озадаченно перерыв весь номер в поисках паспорта, датча-
нин заявил о пропаже директору отеля. Тот лично еще раз обыскал номер
и, заметив, что все остальные вещи, включая бумажник и дорожные чеки,
были на месте, сумел доказать растерянному гостю, что не стоит беспоко-
’ ить полицию, поскольку очевидно, что паспорт утерян где-то по дороге.
Датчанин был добрым человеком, к тому же, находясь в чужой стране,
он чувствовал себя не очень уверенно, поэтому вопреки собственному
1 Мастихин — нож для наложения или смешения красок на палитре или
картине
47
мнению, согласился с директором. На следующий день он заявил о потере
паспорта в Датское Генеральное Консульство, где его снабдили необходи-
мыми дорожными документами. После двухнедельного пребывания в Лон-
доне пастор вернулся в Копенгаген и вскоре совсем забыл об инциденте.
Служащий Консульства, выдавший датчанину документы, зарегистрировал
потерю паспорта на имя пастора Пера Йенсена из костела Святого Къелдс-
кирке в Копенгагене и тоже больше ни разу не вспомнил о происшествии,
случившемся 14 июля.
Спустя два дня при подобных обстоятельствах был утерян паспорт аме-
риканского студента Марти Шульберга из города Сиракузы штата Нью-
Йорк. По прибытии в лондонский аэропорт при обмене дорожных чеков
он предъявил паспорт кассиру, затем спрятал полученные деньги во внут-
ренний карман пиджака, паспорт же положил в портмоне и, застегнув мол-
нию, сунул портмоне в небольшой кожаный саквояж. Когда спустя не-
сколько минут студент замахал руками, подзывая носильщика, саквояж все
еше находился у его ног. Но не прошло и трех секунд, как его увели. Но-
сильщик подвел американца к окошку справочного бюро компании «Пан-
американ», где бедный .студент был передан в руки дежурного полицейско-
го. Последний же проводил его в участок, где американец дал подробней-
шие показания по поводу случившегося.
После проверки первой версии, сводившейся к тому, что саквояж мог
быть взят кем-то по ошибке, был составлен рапорт, классифицирующий
происшествие как умышленную кражу.
Рослому, атлетического сложения американскому студенту были прине-
сены извинения и высказано глубочайшее сожаление по поводу случившей-
ся кражи. Он был проинформирован о тех мерах, которые предпринимают-
ся руководством аэропорта по пресечению деятельности местных воров и
воришек и по опеке прибывающих иностранцев с целью уберечь их от рук
преступного элемента. Ради приличия студент вспомнил, как его друга
однажды почти таким же образом обокрали на Центральном Вокзале
Нью-Йорка.
В конечном итоге во все отделения лондонской полиции был направлен
рапорт с описанием пропавшего саквояжа, его содержимого, а также с пе-
речнем всех документов, находившихся в портмоне. Все это было должным
образом зарегистрировано, но шли недели, а следы саквояжа и его содер-
жимого так и не были найдены, и вскоре все забыли о происшествии.
Американец заявил о пропаже паспорта в консульство на площади Грос-
венор и был снабжен дорожными документами, позволяющими ему после
месяца отпуска, проведенного с любовницей в горах Шотландии, вернуться
в Соединенные Штаты. В консульстве его заявление было зарегистрирова-
но и передано в Госдепартамент США в Вашингтоне. И на этот раз собы-
тие не привлекло внимания ни того, ни другого учреждения.
Никогда не будет точно известно, сколько пассажиров, прибывающих
в лондонский аэропорт из-за рубежа, стали предметом пристального на-
блюдения сквозь стекла бинокля во время выхода из самолета. Несмотря
48
на разницу в возрасте, двое потерявших- паспорта имели и общие черты.
Оба были выше 180 см ростом, широкоплечие, стройные и голубоглазые.
И странным образом их лица были удивительно похожи на лицо одного
скромного англичанина, который провожал их из аэропорта. С другой сто-
роны, пастору Йенсену было 48 лет, он был седоволосый и носил очки
для чтения в золотой оправе. У двадцатипятилетнего Марти Шульберга
были каштановые волосы и очки в толстой роговой оправе, которые он
носил постоянно.
Эти лица и изучал Шакал, разложив оба паспорта на бюро в своей квар-
тире. Затем целый день он бродил по городу, нанося визиты театральным
костюмерам, оптикам, а также в Уэст-Энд, в салон мужской одежды аме-
риканского типа, произведенной преимущественно в Нью-Йорке. Он приоб-
рел голубые контактные линзы из простого стекла, две пары очков, тоже
с обычными стеклами, в позолоченной и роговой оправе, полный комплект
американской одежды, состоящий из пары черных кожаных туфель, белья,
светлых, почти белых брюк и голубой нейлоновой куртки на «молнии» с
манжетами и воротником из красной шерсти, все нью-йоркского производ-
ства. Затем он купил белую рубашку священника, датский высокий ворот-
ничок и черную манишку. С последних трех вещей торговые знаки фирм-
производителей были им аккуратно срезаны.
Последним в тот день было посещение магазина мужских париков в
Челси, принадлежащего двум гомосексуалистам. Здесь Шакал купил два
красителя для окраски волос в седой и каштановый цвета, получив вдоба-
вок точные инструкции по использованию и достижению наилучшего эф-
фекта, а также несколько небольших щеток для нанесения красителя. Кро-
ме комплекта американской одежды, он сделал не более одной покупки в
каждом магазине.
На следующий день, 18 июля, газета «Фигаро» напечатала небольшую
заметку. В ней сообщалось, что в середине рабочего дня у заместителя на-
чальника Криминальной бригады судебной полиции, комиссара Ипполита
Дюпуа, случился сердечный приступ, и он скончался по дороге в больницу.
На его место был назначен комиссар Клож Лебель, начальник отдела
убийств. В связи с огромным количеством работы во всех отделах бригады
он приступил к исполнению своих обязанностей немедленно.
Шакал, ежедневно просматривающий все продававшиеся в Лондоне
французские газеты, конечно, прочел заметку, привлеченный словом «кри-
минальный», но не сделал для себя никаких выводов.
Перед тем как приступить к ежедневному наблюдению в Лондонском
аэропорту, англичанин принял решение — во время предстоящей операции
постоянно действовать под чужими именами. Нет ничего проще, чем до-
стать фальшивый британский паспорт. Шакал последовал тактике боль-
шинства наемников, контрабандистов и им подобных, пользующихся вы-
мышленными именами для пересечения государственной границы. Объехав
все английские графства, расположенные в долине Темзы, на третьем из
попавшихся ему по дороге кладбищ он разыскал подходящую для его цели
49
могилу. Она принадлежала некоему Александру Даггану, умершему в воз-
расте двух с половиной лет в 1931 году. Если бы он был жив, то сейчас,
в июле 1963 года, был бы на несколько месяцев старше Шакала. Предста-
вившись ученым, изучающим следы генеалогического древа фамилия Даг-
ган, посетитель кладбища сразу же расположил к себе старика-викария, и
когда тот рассказал ему, что много лет назад в деревне действительно жи-
ла семья с такой фамилией, молодой человек поинтересовался, не смогут
ли записи в церковных книгах пролить свет на предмет его исследования.
Викарий был просто сама доброта, а комплименты в адрес здания церк-
ви и небольшое пожертвование на ее реставрацию еше больше улучшили
атмосферу. Из записей становилось ясно, что родители Даггана умерли
семь лет назад, а Александр, единственный ребенок в семье, о Боже, был
похоронен на церковном кладбище тридцать с лишним лет назад. Лениво
перелистывая страницы церковной книги, Шакал остановил свой взгляд на
одной из записей, сделанных в 1929 году. Она гласила: Александр Джеймс
Квентин Дагган родился 3 апреля 1929 года в церкви Святого Марка, Сам-
борн Фи шли.
Молодой ученый сделал необходимые выписки, тепло поблагодарил ви-
кария и покинул церковь.
По возвращении в Лондон Шакал обратился в Центральное бюро реги-
страции браков, рождений и смертей, где передал приветливому и услужли-
вому служащему визитную карточку, представляющую его членом фирмы
адвокатов в Маркет Дрейтоне, Шропшир, и объяснил, что занят поисками
внуков одного из клиентов фирмы, который недавно скончался и завешал
им все свое имущество. Один из внуков — Александр Джеймс Квентин
Дагган, родившийся 3 апреля 1929 года в Самборн Фишли в церкви Свято-
го Марка.
Большинство государственных служащих Британии стараются сделать
все возможное, чтобы помочь человеку, обращающемуся к ним за по-
мощью, и в этом случае служащий не был исключением. Поиски в журнале
показали, что человек, о котором наводил справки адвокат, действительно
был зарегистрирован в соответствии с предоставленными посетителем дан-
ными. Но 8 ноября 1931 года он погиб в результате автомобильной ката-,
строфы. За несколько шиллингов Шакалу были выписаны копии свидетель-
ства о рождении и смерти. Перед тем как возвратиться домой, он за-
шел в одно из отделений Министерства труда и вышел оттуда, имея на
руках бланк анкеты на получение паспорта. В магазине детских игрушек
он приобрел детский печатный набор, а на почте взял бланк почтового
перевода.
Дома Шакал заполнил анкету на имя Даггана, указав его возраст, дату
и место рождения, но свое собственное описание личности — рост, цвет
волос и глаз, а в графе профессия поставил просто: бизнесмен. В анкету
были внесены также полные имена родителей Даггана, взятые из копии
свидетельства о рождении. Третейским судьей был записан преподобный
Джеймс Элдели, викарий церкви Святого Марка, Самборн Фишли, сегод-
50
няшний собеседник Шакала, чье полное имя и ученая степень доктора права
были так кстати указаны на табличке, прикрепленной к воротам церкви.
Подпись викария была подделана и казалась написанной немощной, дрожа-
щей рукой. С помощью детского печатного набора Шакал изготовил пе-
чать «Приходская церковь Святого Марка, Самборн Фишли» и четко по-
ставил ее рядом с подписью викария. Приложив к анкете копию свидетель-
ства о рождении, он отправил документы вместе с почтовым переводом
на 1 фунт в Паспортный отдел на Петти Франс. Копия свидетельства о
смерти была уничтожена. Новый, с иголочки, паспорт пришел по почте
через четыре дня, как раз в то время, когда Шакал просматривал после
ленча очередной выпуск «Фигаро».
Этим же вечером он отправился в Лондонский аэропорт, где купил би-
лет на рейс до Копенгагена, снова расплатившись наличными. В тонком,
толщиной с обыкновенный журнал, потайном отделении его чемодана ле-
жало 2000 фунтов, взятые им днем раньше из своего личного сейфа в
Холборне.
Поездка в Копенгаген была спешной и сугубо деловой. В аэропорту Ка-
струп Шакал сразу же по прилете заказал билет на завтрашний рейс до
Брюсселя. Поскольку было уже поздно ходить по магазинам, он снял но-
мер в отеле «Д’Англетер» на улице Конге Ни Торв и устроил себе королев-
ский ужин в ресторане «Семь наций». Выйдя оттуда поздно вечером, он
погулял по Триволи Гарденс, немного пофлиртовал с двумя хорошенькими
датчанками и в час ночи был уже в постели.
На следующий день он отправился за покупками. В центре Копенгагена,
в одном из лучших магазинов мужской одежды, он купил серый клерикаль-
ный костюм, пару черных неброских туфель, носки, комплект нижнего бе-
лья и три белые рубашки с отстегивающимися воротничками. На каждой
из покупок стояло название датской фирмы-производителя. Белые рубашки
ему совсем не были нужны, но смысл покупки был в том, чтобы получить
возможность быстро переставить воротник с купленной в Лондоне рубаш-
ки священника, если будет нужно срочно превратиться в студента-теолога
накануне посвящения в духовный сан.
Последней покупкой была книга о наиболее известных соборах и церк-
вах Франции на датском языке. В ресторане на Триволи Гарденс с видом
на озеро Шакал заказал солидную порцию холодной закуски и в 15.15 уже
сидел в самолете, отлетающем в Брюссель.
Глава 4
Почему такой, несомненно, талантливый человек, как Поль Госсенс,
мог свернуть в зрелые годы с праведного пути, являлось загадкой не толь-
ко для бельгийской полиции, но даже для его немногочисленных друзей
и клиентов, коих было несравненно больше. За время своей тридцатилет-
ней службы на Fabrique Nationale в Льеже он зарекомендовал себя в
51
высшей степени аккуратным человеком, работая в той области, где без
этого качества и делать нечего. А уж в его честности и сомневаться не
приходилось. За эти тридцать лет он стал ведущим экспертом по оружию
этой незаурядной компании, производящей все, начиная от маленького
дамского пистолета й заканчивая тяжелыми пулеметами.
Военное прошлое Поля Госсенса было удивительным. Хотя он и не
оставил работу на оружейном заводе, перешедшем после оккупации в руки
нацистов, последующее расследование, несомненно, установило его под-
польную связь с Сопротивлением и личное участие в спасении подбитых
летчиков союзных армий. На работе же мсье Госсенс осуществлял руковод-
ство саботажем, в результате которого значительная часть оружия, выпу-
скаемая в Льеже, либо не отличалась точностью попадания, либо взрыва-
лась после пятидесятого выстрела, унося с собой жизни немецких солдат.
Все это выведали позже у этого скромного, бесхитростного человека адво-
каты и торжественно представили суду. Приговор был смягчен, а присяж-
ные были буквально потрясены застенчивым признанием Поля Госсенса,
что он никогда не распространялся по поводу своей деятельности во время
войны, так как послевоенные почести и медали смущали его.
К тому времени, когда в начале пятидесятых в результате выгодной
сделки по продаже оружия кем-то была присвоена большая сумма денег
иностранного заказчика и подозрение пало на мсье Госсенса, тот был уже
шефом одного из отделов фирмы. Руководство резко заявило полиции, что
ее подозрения касательно заслуживающего всяческого доверия мсье Госсен-
са были по меньшей мере смехотворными. Даже на суде сам управляющий
выступил в его защиту. Но председательствующий нашел такое злоупот-
ребление доверием фирмы еще более предосудительным и приговорил об-
виняемого к десяти годам тюрьмы. После подачи апелляции срок был со-
кращен до пяти лет. За хорошее поведение Поль Госсенс был освобожден
через три с половиной года. Жена с детьми ушла от него. Позади осталась
и жизнь в опрятном, окруженном цветами домике на одной из живописней-
ших окраин Льежа. С карьерой на Fabrique Nationale было также поконче-
но. Он приобрел небольшую квартирку в Брюсселе, а позже, по мере того
как его состояние увеличивалось в результате процветающего бизнеса от
незаконной продажи оружия чуть ли не половине преступного мира Запад-
ной Европы, и дом за городом.
К началу шестидесятых он уже был известен под прозвищем
L’armurier — «Оружейник». По закону любой гражданин страны имеет пра-
во приобрести боевое оружие, будь то револьвер, пистолет или винтовка,
в спортивном или оружейном магазине по предъявлении документов, под-
тверждающих его бельгийское подданство. Мсье Госсенс же никогда не по-
льзовался своими, так как при любой покупке оружия и боеприпасов фик-
сировались фамилия и номер удостоверения личности покупателя в книге
регистрации. Он всегда предъявлял чужие документы, краденые либо под-
деланные, установив тесную связь с одним из лучших карманников города,
человеком, который, если не томился в тюрьме, находясь на иждивении
52
у государства, мог с необычайной легкостью выташить бумажник из любо-
го кармана. Это и скупалось у вора. Поль Госсенс также пользовался услу-
гами мастера по подделке документов, который в конце сороковых «зале-
тел» с изготовлением большого количества французских франков, по'невни-
мательности пропуская букву «и» в «Banque de France» (он был тогда
молод), и в конце концов с гораздо большим успехом занялся подделкой
паспортов.
Наконец, когда его клиентам требовалось оружие, то покупателем,
предъявляющим фальшивые документы в оружейном магазине, являлся не
сам Поль Госсенс, а какой-нибудь вышедший на свободу мелкий жулик или
актер, отдыхающий в промежутках между очередным «покорением»
сцены.
В его «штате» только карманник и специалист по подделке документов
знали его настоящее имя. Ну и еще некоторые из клиентов, особенно вер-
хушка преступного мира Бельгии, которые не только не вмешивались в де-
ла Оружейника, но и предлагали тому свое покровительство, отказываясь
при поимке выдать источник приобретения оружия. Просто Поль Госсенс
был им очень нужен.
Хотя все это и не мешало бельгийской полиции догадываться о темных
делах Оружейника, им никак не удавалось поймать того с товаром или по-
лучить свидетельские показания против него. Они были почти наверняка
уверены, что его гараж представляет собой маленькую, но первоклассно
оборудованную кузницу и мастерскую, но в результате своих настойчивых
визитов обнаруживали лишь принадлежности для производства кованых
медальонов и сувениров с изображением статуй Брюсселя. Во время пос-
леднего посещения он торжественно преподнес старшему инспектору ста-
туэтку богини Правосудия как дань уважения силам законности и пра-
вопорядка.
Без тени беспокойства утром 21 июля 1963 года ожидал Поль Госсенс
англичанина, о котором ему сообщил по телефону один из его лучших кли-
ентов, бывший наемник в Катанге, а ныне тайный покровитель всех пуб-
личных домов в бельгийской столице.
Гость появился в полдень, как и договаривались. Мсье Госсенс провел
его в небольшой кабинет рядом с гостиной.
— Не могли бы вы снять очки, — попросил он, когда гость уселся, и,
заметив, что высокий англичанин колеблется, добавил: — Видите ли, мне
кажется, мы должны доверять друг другу, пока нас связывает общее дело.
Может, выпьете чего-нибудь?
Человек с паспортом на имя Александра Даггана снял темные очки и
вопросительно уставился на торговца оружием, разливающего пиво.
Мсье Госсенс расположился за столом и, отпив из своего стакана,
спросил: .
— Чем могу быть полезен, мсье?
— Надеюсь, Луи звонил вам сегодня утром по поводу меня?
— Конечно, — кивнул Оружейник, — иначе бы вы здесь не сидели.
53
— Он говорил о моем деле?
— Нет, просто сказал, что знал вас в Катанге и готов поручиться за
вас. Вам нужно оружие, и платить вы будете наличными, английскими
фунтами.
Англичанин медленно кивнул.
— Ну что ж, так как я знаю, чем вы занимаетесь, не вижу смысла утаи-
вать причины, приведшие меня к вам. Кроме того, оружие, которое мне
потребуется, должно быть особенным, с определенными приспособления-
ми. Моя специализация... м-м-м... скажем так, устранение тех, у кого есть
богатые и могущественные враги. Вполне очевидно, что они сами являют-
ся могущественными и богатыми людьми, что, естественно, осложняет вы-
полнение моей работы. Потому как охраняют их тоже мастера своего де-
ла. Для такой работы потребуется точный расчет и верно подобранное
оружие. Сейчас я как раз и занимаюсь решением этих вопросов. Мне нужна
винтовка.
Мсье Госсенс опять отпил пиво и учтиво кивнул гостю.
— Ну что ж, превосходно, просто замечательно. Вы обратились как раз
по адресу. Такой специалист, как я, думаю, вам и нужен. Ну и какую же
винтовку вы имеете в виду?
— Как раз тип винтовки не так уж и важен. Вопрос, скорее, заключает-
ся в том, чтобы она не подвела и отвечала требованиям, налагаемым спе-
цификой выполняемой работы.
В глазах Оружейника появился радостный блеск.
— Значит, это будет единичный экземпляр, — восторженно прошептал
он. — Оружие, изготовленное по специальному заказу, для выполнения спе-
циального задания и только при определенных обстоятельствах. Да. вы по-
пали как раз по адресу. Дорогой мой, я чувствую, это вызов мне. Уж я
покажу, на что способен. Как я рад, что вы пришли.
Англичанин позволил себе улыбнуться, профессиональный восторг
бельгийца стоил того.
— Я тоже рад, мсье.
— Теперь я жду ваших разъяснений по поводу требований к ору-
жию.
— Прежде всего — размеры. И требования не столько к длине, сколько
к объему рабочих частей. Патронник и затворная рама не должны быть
больше, чем... — Он выставил правую руку, соединив большой и средний
пальцы в форме буквы «О», менее чем пять сантиметров в диаметре. —
Значит, винтовка с магазином отпадает, потому как газовая камера будет
больше, чем я показал. По тем же причинам отпадает и винтовка с гро-
моздким возвратным механизмом. Мне кажется, это должно быть оружие
с передергиваемым вручную затвором.
Оружейник кивал, задумчиво уставившись в потолок и впитывая все
подробности, на которые указывал гость. А в голове уже проносились чер-
тежи необычайно изящной винтовки.
— Да, да, продолжайте, — еле слышно произнес он.
54
— С другой стороны, ручка затвора не должна торчать сбоку, как у
«Маузера-7.92» или «Ли Энфилд-303». Затвор должен оттягиваться назад
большим и указательным пальцами. Не нужен также и предохранитель. А
спусковой крючок должен быть съемным, так, чтобы его можно было
устанавливать прямо перед стрельбой.
— Зачем? — спросил бельгиец.
— Для того чтобы весь механизм можно было спрятать для безопасной
переноски в трубке, а сам тайник не привлекал внимания. Потому-то все
рабочие части и не должны быть больше показанного мной размера. Так,
можно сделать спусковой крючок съемным.
— Конечно. Можно сделать все, что угодно. Можно было бы проду-
мать конструкцию винтовки, которая заряжалась бы, как охотничье ружье.
Тогда обошлись бы полностью без затвора, но пришлось бы подумать о
шарнире. А это не выход. К тому же необходимо было бы самому скон-
струировать и полностью выточить весь патронник. Непростая задача для
маленькой мастерской, но выполнимая.
— Сколько времени это займет?
Бельгиец развел руками.
— Боюсь, что несколько месяцев.
— Столько времени у меня нет.
— В таком случае нужно будет купить подходящую винтовку в магази-
не и переделать ее. Да-да, я слушаю, продолжайте.
— Так, винтовка должна быть легкой, но обязательно крупного кали-
бра. Пуля сделает свое дело. Ствол должен быть коротким, наверное, не
больше двадцати пяти сантиметров.
— А с какого расстояния вы собираетесь стрелять?
— Это еше не ясно, но не более чем со ста тридцати метров.
— В голову или грудь?
— Скорее всего в голову. Можно было бы и в грудь, но в голову на-
дежнее.
— При точном попадании в голову убьешь наверняка. Но в грудь по-
пасть легче. По крайней мере, если стрелять из легкого ружья с корот-
ким стволом на сто тридцать метров, учитывая, что могут быть по-
мехи. Я полагаю, — добавил бельгиец, — кто-то может оказаться
на пути выстрела и прикрыть цель, раз вы не уверены, куда стре-
лять.
— В обшем-то, да.
— А будет ли у вас возможность сделать еще один выстрел, при-
нимая во внимание, что понадобится несколько секунд, чтобы выта-
щить стреляную гильзу, вставить новый патрон, закрыть затвор и снова
прицелиться?
— Наверняка нет. Если винтовка будет с глушителем и первый раз я
промахнусь так, что никто не заметит, может, у меня и будет возможность
выстрелить второй раз. Но даже если первая пуля придется прямо в висок,
обязательно нужен будет глушитель для того, чтобы я мог скрыться. Мне
55
потребуется несколько минут, прежде чем догадаются, откуда был произ-
веден выстрел.
Бельгиец продолжал кивать, но сейчас его взгляд был устремлен в блок-
нот, лежащий на столе.
— В таком случае у вас должны быть разрывные пули. Об этом я
позабочусь. Надеюсь, вы понимаете, о каких пулях идет речь?
Англичанин кивнул.
— С глицерином или ртутью?
— Думаю, лучше с ртутью. Гораздо аккуратнее. Полагаю, с винтовкой
мы уже разобрались?
— Боюсь, что нет. Принимая во внимание те же ограничения по разме-
рам, ствольная деревянная рукоятка должна быть снята. Приклад тоже
Вместо неге должен быть установлен новый, как на винтовке «Стен», в
виде рамы, собираемой из трех стержней. И последнее. Оптический прицел
и глушитель должны быть безупречными и тоже съемными.
Бельгиец молчал, задумчиво потягивая пиво. Когда все было выпито,
англичанин не выдержал:
— Ну что, так вы готовы взяться за работу?
Мсье Госсенс, казалось, очнулся от грез и виновато улыбнулся:
— Простите меня великодушно. Это действительно очень сложный за-
каз. Но я берусь за него. И обещаю, что все сделаю так, как вы просили.
То, что вы рассказали, уж больно походит на охоту, оружие для которой
должно быть доставлено незаметно, не вызывая подозрений при провер-
ках. Ну, а для охоты нужна настоящая охотничья винтовка. Как раз такая
у вас и будет. Нет, не маленькая, двадцать второго калибра, которая разве
что подходит для охоты на зайцев и кроликов. Да и не такая крупная,
как «Ремингтон-300». У меня есть кое-что на примете. С приобретением
в магазине не будет никаких сложностей. Дорогое оружие, высокоточное,
прекрасно выполненное, вместе с тем легкое и изящное. Для охоты на серн
и небольших оленей, но с разрывными пулями — превосходное оружие для
дичи покрупней. А скажите, будет ли... э-э... джентльмен двигаться или
стоять?
— Цель будет неподвижной.
— Ну, тогда я не вижу никаких проблем. Разве что придется самому
изготовить раму приклада из трех стальных стержней и съемный спусковой
крючок. Да, и еще укоротить ствол на двадцать сантиметров и сделать
нарезку для глушителя. Но, теряя двадцать сантиметров ствола, теряется
и точность. Жаль, очень жаль. Скажите, а вы метко стреляете?
Англичанин утвердительно кивнул.
— Ну, тогда, думаю, вам не будет трудно попасть в живую неподвиж-
ную мишень со ста тридцати метров из ружья с оптическим прицелом.
А глушитель я изготовлю сам. Это не сложно, гораздо труднее достать
готовый, особенно такой длинный, как для винтовок. На охоте-то ими не
пользуются. Итак, мсье, ранее вы упоминали о тайнике из трубок для пере-
носки винтовки в разобранном виде. У вас уже есть идеи?
56
Англичанин поднялся, пересек комнату и подошел к столу, возвышаясь,
как башня, над сидящим бельгийцем. Он сунул руку во внутренний карман
пиджака, и мгновенно в глазах маленького человека промелькнул страх.
Только сейчас он заметил, что истинное выражение глаз англичанина скры-
вается за пеленой отчужденности ко всему происходящему. Но гость до-
стал лишь серебристый автоматический карандаш. Развернув блокнот мсье
Госсенса, он быстро набросал чертеж.
— Узнаете? — Он вернул блокнот на прежнее место.
— Ну, конечно, — взглянув на аккуратно выполненный рисунок, отве-
тил бельгиец.
— Хорошо. Итак, вся конструкция состоит из полых алюминиевых тру-
бок, которые привинчиваются друг к другу. В этой, — постукивая кончи-
ком карандаша, произнес англичанин, — находится одна стойка приклада.
А в этой — другая. Обе образуют секцию. Упор приклада целиком вот
здесь. Таким образом, это единственная деталь винтовки, которую не нуж-
но прятать.
— А здесь, — он постучал в другом месте, и глаза бельгийца поползли
на лоб от удивления, — в самой широкой трубке находится ствольная ко-
робка с затвором. Эта трубка сужается к концу ствола. Очевидно, что при
использовании оптического прицела отпадает необходимость в мушке. Так
что все это легко вытаскивается из трубки, когда тайник разбирается. Так,
последние две секции... Здесь и здесь... в них находятся глушитель и опти-
ческий прицел. Ну и, наконец, патроны. Их можно спрятать в углублении
снизу. В собранном виде никто не догадается, что это тайник. Если же
его разобрать, то перед нами предстанут глушитель, оптический прицел,
винтовка с патронами и три стойки, образующие приклад. В общем,
оружие, которое можно быстро собрать и использовать по назначению.
О’кей?
Еще несколько секунд маленький бельгиец не мог отвести глаз от черте-
жа. Потом медленно поднялся.
— Мсье, — почтительно обратился он,— это гениальный замысел. Не-
возможно обнаружить и вместе с тем так просто. Все будет сделано.
Англичанин был невозмутим.
— Хорошо, — ответил он. — Теперь о сроках. Винтовка мне нужна че-
рез четырнадцать дней. Это выполнимо?
— Да. Винтовка будет у меня уже через три дня. Неделя уйдет на пере-
делку. Приобретение оптического прицела не вызовет никаких затруднений.
В выборе прицела прошу положиться на меня, я знаю, что нужно для
стрельбы со ста тридцати метров. А уж вы сами откалибруете его и сдела-
ете установки для стрельбы. Что касается изготовления глушителя, тайни-
ка и переделки патронов... Что ж, я смогу уложиться в отведенное время,
если, как говорится, «подожгу свечу с двух сторон». Однако, мне кажется,
будет лучше, если вы подойдете за один-два дня до срока, на случай, если
возникнут вопросы по каким-нибудь мелочам. Вы сможете вернуться через
двенадцать дней?
57
— Да, я смогу зайти в любой день через неделю. Но учтите, две
недели — это крайний срок. К четвертому августа я должен быть в Лон-
доне.
— Если вы сможете зайти первого августа, чтобы утрясти последние
детали, то четвертого у вас уже будет готово оружие, полностью отвечаю-
щее всем вашим требованиям.
— Хорошо, теперь поговорим о ваших расходах и оплате. Прикиньте,
во сколько все обойдется?
Бельгиец ненадолго задумался.
— За все, включая работу, оборудование, которое вы здесь видите, мои,
скажем, неординарные знания, я прошу тысячу фунтов. Конечно же это
превосходит таксу за обычную винтовку. Но в том-то и дело, что это будет
произведение искусства. Считаю, что я единственный человек в Европе, ко-
торый сможет выполнить эту работу, причем безупречно. Как и вы, мсье,
в своем деле я самый лучший. А за все лучшее платят. Ну и плюс конечно
же расходы на покупку оружия, патронов, прицела и прочих железок... ска-
жем, еще двести фунтов.
— Договорились, — ответил англичанин, не торгуясь. Он достал пачку
пятифунтовых банкнот и отсчитал пятьсот фунтов. — Чтобы вы уверились
в моей добросовестности, предлагаю выплатить вам задаток для покрытия
расходов. Оставшиеся семьсот фунтов я отдам вам через одиннадцать
дней, когда вернусь. Согласны?
— Мсье, — бельгиец ловко спрятал деньги в карман, — вдвойне прият-
но иметь дело с профессионалом и джентльменом.
— Да, и еще, — продолжал гость, словно его и не прерывали. — Вы не
будете делать никаких попыток вновь связаться с Луи. Не спрашивать ни
его, ни кого-либо другого, кто я такой, не узнавать мое настоящее имя.
А также не будете пытаться установить, ни на кого, ни против кого я рабо-
таю. В случае, если же вы попытаетесь это сделать, а я об этом узнаю
обязательно, вы умрете. Если вы попытаетесь связаться с полицией и
устроить мне здесь засаду, вы опять же умрете. Вам все ясно?
Мсье Госсенс нервничал. Стоя в проходе, он смотрел на англичанина,
а внутри все переворачивалось от страха. За свою жизнь Оружейник стал-
кивался со многими крутыми парнями из преступного мира Бельгии, когда
те обращались к нему за каким-нибудь особенным оружием или простень-
ким тупорылым кольтом. Но в этом незнакомце с другого берега Ла-Ман-
ша, собиравшемся убить важную и хорошо оберегаемую фигуру, было что-
то неумолимо холодное. Нет, это был не очередной главарь шайки, а боль-
шой человек, возможно, даже политик. Сначала Поль Госсенс хотел шумно
протестовать, спорить, но потом передумал.
— Мсье, — сказал он спокойно, — меня абсолютно не интересует,
кто вы. На винтовке, которую вы получите, не будет серийного номера.
Видите ли, меня гораздо больше беспокоит то, чтобы никакие следы не
привели от вас ко мне, чем пытаться что-то узнать про вас. До свидания,
мсье.
58
Шакал вышел на залитую солнцем улицу и, пройдя несколько кварта-
лов, поймал такси, чтобы добраться до отеля «Амиго». Он не сомневался,
что у Госсенса был свой человек, который подделывал документы для при-
обретения оружия. Но все же решил сам найти и прибегнуть к услугам
такого специалиста. Снова помог Луи, знакомый по Катанге. Хотя, в об-
щем, это не представляло особых трудностей. Брюссель с давних пор
славился как центр индустрии подделки документов. И многие ценили
ту легкость, с какой здесь можно было получить помощь в этой об-
ласти.
К началу шестидесятых Брюссель стал к тому же и центром вербовки
«солдат Фортуны», так как еще не произошли события в Конго, после чего
эта «гвардия» стала пополняться бывшими бойцами французских, южноа-
фриканских и английских подразделений. С падением режима Чомбе в Ка-
танге более трех сотен этих «военных советников» остались без работы
и околачивались в барах квартала с красными фонарями. У многих из них
были целые наборы документов на различные имена.
С помощью Луи Шакал встретился со «своим» человеком в баре непо-
далеку от улицы Рю Нуве. Он представился, и они удалились в угловую
кабину. Англичанин показал права, выданные на его собственное имя
Лондонским МуниципалитетОхМ двумя годами раньше и действительные
еше пару месяцев.
— Это принадлежало человеку, который уже мертв. А так как мне за-
прещено водить машину в Великобритании, я хочу, чтобы на первой стра-
нице стояли мои данные. — Он выложил перед бельгийцем паспорт на имя
Даггана. Мужчина напротив сначала взглянул на паспорт, обратив внима-
ние на то, что он выдан всего три дня назад, а затем уставился на англи-
чанина.
— В самом деле, — пробормотал бельгиец и открыл красную книжицу
водительских прав. — Это нетрудно, мсье. Английские чиновники —
джентльмены. Им и в голову не придет, что документы могут быть фаль-
шивыми. Поэтому они не предпринимают особых мер предосторожности.
Эту бумагу... — Он сорвал ногтем листик с номером и полным именем
владельца, приклеенный на первую страницу прав. — Можно напечатать
даже на детской машинке. Водяной знак простой, с ним проблем не будет.
Это и все, что вы хотели?
— Нет, еще пара других документов.
— Хм. Извините, но кажется странным, что вы решили обратиться ко
мне по такому пустяку. У вас в Лондоне есть ребята, которые могли бы
сделать это за пару часов. А какие другие документы?
Шакал в точности описал их, бельгиец задумчиво прищурился, достал
пачку сигар «Гастос» и предложил их англичанину. Но тот отказался, и
бельгиец закурил сам.
— Но это не так просто. Французские документы? Что ж, выбор что
надо. Хотя здесь их много ходит. Понимаете ли, чтобы получилось как
можно лучше, нужно работать с оригиналом. А вот что касается других
59
документов, не думаю, чтобы мне такие попадались. Очень необычное по-
желание.
Он замолчал, когда Шакал подозвал проходящего официанта и заказал
еще по стакану пива.
— И потом, фотография. Думаю, будет сложно, — продолжал бельги-
ец, когда официант ушел. — Говорите, что должна быть разница в цвете,
длине волос и возрасте? Те, которым нужны фальшивые документы, про-
сят изменить лишь свои данные, а не фотографию. Но наклеить новую
фотографию, на которой вы даже не похожи на себя, — это гораздо
сложнее.
Пристально вглядываясь в англичанина, он отпил полстакана.
— Для этого потребуется найти человека того же возраста, что будет
указан на документах. К тому же он должен быть похож на вас, хотя бы
внешностью и прической. Только тогда можно будет наклеить его фотогра-
фию на документы. Поэтому, наверное, скорее лучше вам загримироваться
под этого человека, чем наоборот. Понимаете?
— Да, — ответил Шакал.
— На это уйдет время. Сколько вы пробудете в Брюсселе?
— Недолго. Я должен скоро уехать, но вернусь первого августа и еше
три дня буду здесь.
Бельгиец сидел, задумчиво уставившись на фотографию в лежащем пе-
ред ним паспорте. Наконец закрыл его и передал англичанину, предвари-
тельно выписав на листке имя: АЛЕКСАНДР ДЖЕЙМС КВЕНТИН ДАГ-
ГАН. Потом спрятал в карман водительские права и бумажку с именем.
— Хорошо, сделаю. Но сначала мне нужно сфотографировать вас в фас
и в профиль. А для этого понадобится время. И деньги. Да, будут еше
и дополнительные расходы. Возможно, придется провернуть небольшую
операцию во Франции, где у меня есть коллега, специалист-карманник, для
того чтобы получить второй упомянутый вами документ. Но сначала,
естественно, я поспрашиваю в Брюсселе. Хотя, повторяю, может, придется
поработать и по полной программе.
— Сколько? — оборвал англичанин.
— Двадцать тысяч бельгийских франков.
Шакал на мгновение задумался.
— Около ста пятидесяти фунтов. Идет. Сто я заплачу сразу, а оста-
ток — по получении документов.
Бельгиец поднялся.
— Тогда нам нужно сделать фотографии. Поехали, у меня есть ма-
стерская.
Они добрались на такси до небольшой квартирки, расположенной в
подвале, в миле езды от бара, которая оказалась захудалой фотостудией.
Вывеска гласила, что это коммерческое предприятие, специализирующееся
в срочном изготовлении фотографий на паспорт, проявляемых тут же в
присутствии клиента. Как водится, в витрине были выставлены фотогра-
фии, которые, очевидно, должны были являть прохожим лучшие творения
60
владельца мастерской. Это были отвратительно отретушированные по-
ртреты двух жеманных девиц, свадебная фотография, удачно разносящая
в пух и прах саму концепцию брака, и две фотографии детей. Бельгиец про-
вел англичанина вниз по лестнице и пригласил гостя внутрь.
За два часа работы владелец продемонстрировал такой профессиона-
лизм, которым автор портретов в витрине явно не обладал. В большом
стоящем в углу сундуке, который он открыл своим ключом, помимо набо-
ра дорогих фотоаппаратов и вспышек находилось множество предметов те-
атрального реквизита. Здесь были различные краски для волос, парики,
коллекция очков и всевозможный грим. И тут во время работы бельгийцу
пришла в голову одна мысль. Необходимость в поиска.', похожего на Шака-
ла человека, фотография которого должна быть на документах, полностью
отпала.
Через полчаса англичанин был загримирован. Окинув критическим
взглядом результаты своего труда, бельгиец вдруг нырнул в сундук и до-
стал оттуда парик.
— А как вам нравится это?
Парик был седовато-стального цвета, стрижки «ежик».
— Как вы думаете, если ваши волосы так же остричь и покрасить, бу-
дут ли они похожи на этот парик?
— Можно посмотреть, как я буду выглядеть в нем на фотографии?
Было сделано шесть снимков. Через полчаса бельгиец появился с пач-
кой готовых фотографий, и они вместе склонились над столом. Со снимков
на них глядел старый, изможденный человек. Лицо его было землистого
цвета с темными кругами под глазами, свидетельствующими о болезни или
усталости. Ни усов, ни бороды не было, но из-за седых волос создавалось
впечатление, что этому человеку, по крайней мере, не меньше пятидесяти
и здоровьем он явно не блешет.
— Мне кажется, сойдет, — нарушил тишину бельгиец.
— Загвоздка заключается в том, — ответил Шакал, — что вам при-
шлось потрудиться надо мной целых полчаса, чтобы я вышел таким. К
тому же еще и парик. Сам я не смогу так загримироваться. И эти докумен-
ты мне придется предъявлять без такого освещения, как на фотографии.
— Это не главное,— возразил мастер. — Ведь не на столько вы не похо-
жи на фотографию, сколько на фотографии вы не такой, как в жизни. Как
обычно проверяют документы? Сначала проверяющий смотрит в лицо, на
человека, а уж затем просит предъявить документы и вглядывается в фото-
графию. А в голове держит образ живого человека, стоящего перед ним.
Это-то и влияет на его мнение. Он ищет сходство, а не различие. Во-вто-
рых, эта фотография размером двадцать пять на двадцать сантиметров,
а на документе будет три на четыре. В-третьих, следует категорически из-
бегать точного сходства. Если документы выдали несколько лет назад,
просто не может быть, чтобы человек не изменился. Здесь, на фотографии,
вы в полосатой рубашке с расстегнутым воротом. Не носите эту рубашку
или, например, попытайтесь вообще не надевать рубашки с открытым
61
воротом. Носите галстук или платок, ну, или свитер под горло. И послед-
нее. Все, что делал я, очень легко проделать самому. Самое главное, конеч-
но, волосы. Прежде всего вам следует сделать стрижку «ежик» и покрасить
волосы в седой цвет, как на фотографии. Чтобы усугубить впечатление
возраста и дряхлости, отпустите двух-трехдневную щетину, а затем по-
брейтесь опасной бритвой. Но не гладко, а чтобы было пару порезов. Как
и бывает обычно у пожилых людей. Очень важен и цвет лица. Чтобы вы-
звать жалость и сострадание, нужно, чтобы перед проверяющим предстал
уставший, больной человек. Сможете достать несколько кусочков бездым-
ного пороха?
— Можно, — осторожно ответил англичанин.
Оставаясь невозмутимым, Шакал с восхищением слушал мастера своего
дела. Второй раз за день он встречал настоящего профессионала. Да, напо-
мнил он себе, нужно обязательно поблагодарить Луи после выполнения
задания.
— Если пожевать и проглотить несколько кусочков этого пороха, то че-
рез полчаса появится тошнота, лицо приобретет землисто-бледноватый от-
тенок и покроется испариной. Бывало, в армии мы проделывали такой
трюк, чтобы особо не перетруждаться.
— Спасибо, приму к сведению. Теперь об остальном. Так сможете вы
изготовить документы в срок?
— Что касается технической стороны, то уж будьте уверены. Един-
ственная загвоздка — достать оригинал второго французского документа.
Придется оперативно поработать. Но если вы появитесь в первых числах
августа, я думаю, все будет готово. Вы... э... упомянули о задатке на по-
крытие расходов...
Шакал вынул пачку из двадцати пятифунтовых купюр и передал ее
бельгийцу.
— Как мне найти вас?
— Да так же, как и сегодня.
— Слишком рискованно. Человека, выведшего на вас, может не ока-
заться в городе. И тогда мы с вами не встретимся.
Бельгиец задумался.
— Тогда я буду ждать вас с шести до семи каждый вечер в течение пер-
вых трех дней августа в баре, где мы встретились сегодня. Если вы не
появитесь, тогда будем считать, что сделка не состоялась.
Англичанин снял парик и вытер лицо полотенцем, смоченным в спирте
В тишине затянул галстук, застегнул пиджак и повернулся к бель-
гийцу.
— Я бы хотел остановиться на ряде моментов, — тихо произнес он.
Дружеского тона как не бывало, и холодный, как туман над Ла-Маншем,
взгляд устремился на бельгийца. — Когда мы встретимся в баре вы воз-
вратите мне новые права и первую страничку из тех, что я вам дал. А
также все негативы и фотографии. Вы забудете как имя Дагган, так и фа-
милию настоящего владельца прав. Данные для двух французских доку мен-
62
тов вы можете подобрать сами, но это должна быть обычная французская
фамилия, которую вы забудете в тот же час, как я получу их от вас. Вы
никогда и никому не скажете об этой сделке. Нарушив хоть одно из усло-
вий, вы умрете.
Бельгиец ответил пристальным взглядом. За прошедшие три часа в него
вселилась уверенность, что этот англичанин такой же, как и все его клиен-
ты. Просто вздумал водить машину в Великобритании, а во Франции вы-
давать себя за человека средних лет. Наверное, контрабандист, занимаю-
щийся переправкой наркотиков или бриллиантов из одного из пустынных
рыбных портов Бретани в Англию. Но, в обшем-то, неплохой парень. Те-
перь же он изменил свое мнение.
— Ясно, мсье.
Через несколько мгновений англичанин уже исчез в ночи. Пройдя пять
кварталов и лишь потом поймав такси, он добрался до отеля «Амиго»
только к полуночи. Уже в номере заказал холодного цыпленка и бутылку
мозельского, принял ванну, смыв оставшийся на лице грим, и лег спать.
На следующее утро, рассчитавшись, Шакал покинул отель и сел на «Бра-
бан Экспресс», следующий в Париж. Было 22 июля.
Тем же утром руководитель Службы «Действие» сидел за своим сто-
лом, внимательно изучая две лежащие перед ним записки. Это были обыч-
ные рапорты, поступившие от агентов других отделов. Сверху на каждом
из них был указан список шефов служб, которые имели право ознакомить-
ся с содержанием этих документов. Напротив его фамилии стояла малень-
кая птичка. Оба рапорта поступили этим утром, и полковник Роллан, тща-
тельно впитав поступившую информацию, как обычно, подшил бы их в
отдельные папки, если бы не одно «но». В каждом документе присутство-
вало одно слово, которое заинтересовало его. Первой поступила межведом-
ственная докладная записка Отдела R 3 (Западная Европа) из их постоянно-
го офиса в Риме. В донесении говорилось, что Роден, Монклер и Кассон
затаились в своем номере на верхнем этаже под охраной восьми телохра-
нителей.
Они не покидали здания с того момента, как обосновались там 18 ию-
ня. Для осуществления круглосуточного наблюдения за отелем Отделом R3
был привлечен из Парижа дополнительный штат сотрудников. Инст-
рукции из Центра остались прежними: не приближаться, в контакт не всту-
пать, а просто вести наблюдение. Эти люди, обосновавшиеся в отеле, уста-
новили определенную процедуру связи с внешним миром еще три недели
назад (см. рапорт R3 из Рима от 30 июня), которая неукоснительно вы-
полняется и по сей день. Курьером остается Виктор Ковальский. Конец
донесения.
Полковник Роллан приоткрыл темно-желтую папку, лежащую справа на
столе рядом со спиленной 105-мм гильзой. Она служила безразмерной пе-
пельницей, но и то уже наполовину была заполнена окурками. Пробежал
глазами по рапорту R3 из Рима от 30 июня, пока не нашел нужный ему
абзац.
63
Каждый день, говорилось в нем, один из охраны выходил из отеля и
направлялся на главпочтамт Рима. Здесь одна из ячеек «до востребования»
была зарезервирована на имя некоего Пуатье. Оасовиы не воспользовались
абонентным ящиком со своим собственным ключом просто из-за боязни,
что его могут взломать. Вся почта для руководства ОАС направлялась на
имя Пуатье и выдавалась служащими почты. Попытка подкупить этого
клерка, чтобы тот передал почту агенту R3, провалилась. Причем он со-
общил об этом своему руководству и был сразу же заменен другим служа-
щим. Возможно, корреспонденция для Пуатье и перлюстрируется итальян-
ской службой безопасности, но R3 не имеет указания обратиться к ним
за помощью. Хотя попытка подкупа и провалилась, ее все же следовало
сделать. Каждый день корреспонденция, поступившая за ночь, передается
охраннику, которого опознали как Виктора Ковальского, бывшего капрала
Иностранного Легиона из роты Родена в Индокитае. Очевидно, что у Ко-
вальского имеются фальшивые документы на имя Пуатье, либо доверен-
ность для получения почты, поступающей на это имя. Если же бывший
капрал хотел отправить письма, он бросал их в почтовый ящик главного
зала за пять минут до выемки. И затем дожидался, пока всю вынутую
корреспонденцию не унесут внутрь здания для сортировки. Все попытки
вмешаться в процесс получения или отправки почты ОАС будут сопровож-
даться в той или иной мере насилием, что категорически запрещено Пари-
жем. Иногда Ковальский заказывал международные телефонные перегово-
ры от стойки «Международная Телефонная Связь», но и здесь все попытки
узнать заказываемый номер абонента либо подслушать разговор заканчи-
вались провалом. Конец донесения.
Полковник Роллан захлопнул папку и обратился ко второму документу,
поступившему этим утром. Это был рапорт от Судебной Полиции в Мет-
це, в котором сообщалось, что во время обычного рейда в баре один из
присутствующих едва не убил двоих полицейских, завязав драку. Позже в
полицейском участке по отпечаткам пальцев была установлена его лич-
ность. Им оказался дезертир из Иностранного Легиона Сандор Ковач,
венгр по происхождению, бежавший из Будапешта в 1956 году. Ковач, как
следовало из записки Судебной Полиции Парижа, приложенной к информа-
ции из Метца, был отъявленный головорез ОАС, разыскиваемый долгое
время за причасти ость к серии убийств знатных лиц в Алжире в 1961 году.
В то время он работал в паре с другим террористом, находящимся все
еще на свободе, бывшим капралом Иностранного Легиона Виктором Ко-
вальским. Конец донесения.
Роллан снова задумался о связи этих двух людей, хотя последний час
эта мысль и не покидала его. Наконец, нажав кнопку вызова секретаря,
он произнес:
— Принесите досье на Виктора Ковальского. Сейчас же.
Через 10 минут оно было доставлено из архива. Еще час ушел на тща-
тельное изучение материалов, но несколько раз он возвращался к одному
и тому же абзацу. В то время, когда другие парижане, посвятившие свою
64
жизнь менее беспокойным профессиям, спешили на обед, полковник Рол-
лан собрал небольшое совещание, на котором, помимо него, были его лич-
ный секретарь, графолог из отдела документации и два дюжих парня из
его личной охраны.
— Господа, — обратился шеф Службы «Действие» к собравшимся. —
Хоть и с неохотной, но неизбежной помощью человека, здесь не присут-
ствующего, мы с вами составим и отправим одно письмо...
Глава 5
Шакал прибыл на поезде на Северный вокзал как раз перед обедом. Он
взял такси и направился в маленький, но уютный отель на улице Рю де
Сюрен, идущей от площади Мадельин. Хотя тот и отличался по классу
от «Д’Англетер» в Копенгагене или «Амиго» в Брюсселе, у Шакала были
причины выбрать более скромное и менее известное место в Париже. Во-
первых, его визит сюда был более продолжительным, а во-вторых, веро-
ятность встретить здесь какого-нибудь мимолетного знакомого по Лондо-
ну была намного выше, чем в Копенгагене или Брюсселе. В темных очках,
которые Шакал обычно носил на улице, что было вполне естественным на
залитых солнцем бульварах, его трудно было узнать. Но существовала ре-
альная опасность, что где-нибудь в фойе или коридоре его могут весело
окликнуть по имени при администраторе отеля, знавшем его как мистера
Даггана. Это было бы самым нежелательным на данной стадии операции.
Его пребывание в Париже не должно было привлекать ничьего внима-
ния. Он жил тихо, заказывая на завтрак рогалики и кофе в номер. В конди-
терской лавке напротив отеля он купил баночку английского мармелада и
попросил, чтобы именно такой приносили ему с утра вместо черносморо-
динного джема.
Дагган был предельно вежлив с персоналом, употребляя всего несколь-
ко французских фраз с присушим англичанам ужасным произношением, и
скромно улыбался, когда к нему обращались. На многочисленные вопросы
со стороны администрации отеля, как ему нравится обслуживание, он неиз-
менно с благодарностью отвечал, что все просто превосходно.
— Мсье Дагган, — сказал однажды владелец отеля администратору, —-
настоящий джентльмен.
Никто в отеле против этого не возражал.
Все дни он проводил как обычный турист. В первый день Шакал купил
карту Парижа и выделил на ней, сверяясь со своей записной книжкой, все
достопримечательности, которые больше всего хотел бы увидеть. Их-то он
и посещал, с наслаждением изучая архитектурные красоты одних или исто-
рическую ценность других.
Три дня он бродил вокруг Триумфальной арки или сидел на террасе
Елисейского кафе, пристально осматривая памятники и крыши высоких
зданий, обрамляющих площадь Этуаль. Кто бы ни наблюдал за ним в эти
Ф. Форсайт «День Шакала»
65
дни (следует отметить, таковых не было), подивился бы, что даже велико-
лепная архитектура мсье Хаусманна не знала такого преданного по-
клонника.
И конечно же никому бы и в голову не могло прийти, что тихий и эле-
гантный английский турист, помешивая кофе и часами разглядывая здания,
высчитывал в уме углы стрельбы и расстояния от верхних этажей до Веч-
ного огня, мерцающего под аркой, а также шансы скрыться незамеченным
по пожарным лестницам.
Через три дня он покинул Этуаль и посетил кладбище бойцов француз-
ского Сопротивления в Монтвалерьен. Сюда Шакал пришел с букетом цве-
тов, и экскурсовод, сам в прошлом участник Сопротивления, тронутый
этим жестом англичанина, провел тому изнурительную, с обширными ком-
ментариями экскурсию по дорогим его сердцу святыням. Он и думать не
мог, что взгляд посетителя устремлялся от входа на кладбище к высоким
стенам тюрьмы, ограничивающим обзор внутреннего дворика с крыш
окружающих домов. Спустя два часа, вежливо поблагодарив и оставив
щедрые, но в разумных пределах, чаевые, англичаний ушел.
Он посетил также площадь Инвалидов, над которой с юга возвышался
отель Инвалидов, усыпальница Наполеона и славных побед Французской
Армии. Шакала больше всего интересовала западная сторона огромной
площади, образуемая Рю Фабер, и он просидел все утро в кафе на углу,
где эта улица примыкает к небольшой треугольной площади Сантьяго-де-
Чили. С седьмого или восьмого этажа здания над его головой, номер 146
по улице Рю де Гренель, где эта улица смыкается с Рю Фабер под прямым
углом, англичанин прикинул, что стрелок будет полностью обозревать вы-
ходящие к площади Инвалидов парки, большую часть самой плошали,
вход во внутренний дворик и плюс еще две-три улицы. Хороший наблюда-
тельный пункт, но не место для покушения. Во-первых, расстояние от
верхних окон до покрытой гравием дорожки, идущей от площади Инвали-
дов до того места, где у основания ступенек будут стоять машины, состав-
ляет более двухсот метров. Во-вторых, обзор, открывающийся сверху из
окон дома 146, будет частично ограничен верхними ветками густых лип,
растущих на площади Сантьяго, с которых голуби по-своему отдают дань
уважения никак не выражающей своего недовольства статуе Вобена. С со-
жалением он заплатил за свой коктейль и ушел.
Еще один день был проведен в окрестностях собора Нотр-Дам. Здесь,
среди лабиринта переходов, находилось множество задних ходов и лестниц,
но расстояние от входа в собор'до припаркованных у ступенек машин было
всего несколько метров, а стрелять с крыш площади Парви было слишком
далеко. Что касается домов на прилегающей площади Шарлемань, то они
находились довольно близко, и для сил безопасности не составляло боль-
шого труда смешаться с толпой зрителей.
Его последний визит был на площадь Рю де Ренне. Шакал появился
там 28 июня. Когда-то называвшаяся Пляс де Ренне, она была переимено-
вана в Площадь 18 Июня 1940 года, когда голлисты пришли к власти
66
в правительстве. Взгляд Шакала устремился на новую сверкающую таблич-
ку на здании. Сразу пришло на ум то, о чем читал месяц назад. 18 июня
1940 года был как раз тем днем, когда одинокий, но величественный из-
гнанник в Лондоне обратился по радио ко всем французам, сказав, что
проигранный бой не означает проигранную войну.
Было в этой площади, с припавшей с юга громадой Вокзала Монпар-
нас, наполненной воспоминаниями парижан военного поколения, что-то,
заставившее наемного убийцу остановиться. Он медленно окинул взглядом
широкое шоссе, пересекаемое поворотом движения от бульвара Монпарнас,
и сливавшееся с другими потоками от Рю д’Одесса и Рю де Ренне. Англи-
чанин оглядел высокие с узким фасадом дома по обе стороны Рю де Ренне,
которые также выходили на площадь, не спеша направился к ее южной
оконечности и взглянул на внутренний двор станции. Там стоял гул нескон-
чаемого множества поездов, привозящих и увозящих десятки тысяч пасса-
жиров в день, одной из крупнейших пригородных станций Парижа. К зиме
она превратится в тихое, громадное создание, погрузившееся в размышле-
ния об исторических судьбах и событиях, происшедших в ее задымленных,
суровых стенах. Но станцию должны были снести1.
Шакал повернулся спиной к ограждению и посмотрел вниз на транс-
портную артерию Рю де Ренне. Сейчас он стоял лицом к Площади 18 Ию-
ня 1940 года, уверенный, что именно сюда придет Президент Франции в
назначенный день, последний день своей жизни. Что касается других мест,
которые англичанин обошел за прошедшую неделю, то их де Голль тоже
мог посетить, но это, Шакал знал, он наверняка почтит своим присутстви-
ем. Очень скоро не будет больше Вокзала Монпарнас, и колонны, так мно-
го видавшие на своем веку, будут переплавлены на оградки для загородных
домов, а внешний двор, переживший унижение Берлина и возрождение Па-
рижа, превратится в обычный кафетерий. Но перед тем, как это произой-
дет, он, человек в военном кепи с двумя золотыми звездами,' появится
здесь еще раз.
Расстояние от верхнего этажа углового здания с западной стороны Рю
де Ренне до середины внешнего дворика было около 130 метров.
Шакал оглядывал открывавшуюся перед ним картину профессиональ-
ным взглядом. Его выбор остановился на обоих угловых зданиях по Рю
де Ренне, где она выходила на площадь. Возможно, также подошли бы
и первые три дома по этой улице, открывая не очень узкий угол стрельбы
на внешний дворик. Дальше же угол становился очень узким. Точно так
же первые три здания, выходящие на бульвар Монпарнас, пересекающий
площадь с востока на запад, тоже представляли возможную позицию для
стрельбы. Дальше углы опять становились слишком узкими, а расстояния
большими. Кроме здания станции, домов, которые бы возвышались над
1 Примечание автора: старый фасад Вокзала Монпарнас был снесен в 1964 году,
чтобы освободить место под строительство делового квартала. Здание новой стан-
ции было сооружено 500 метрами дальше вдоль железнодорожной линии.
67
внешним двориком, поблизости не было. Да и сама станция не подходила,
так как в окнах контор на верхних этажах будут скрываться агенты охра-
ны. Шакал решил изучить сначала три угловых дома с западной стороны
Рю де Ренне и медленно подошел к кафе на углу с восточной стороны,
кафе Герцогини Анны.
Здесь он сел на террасе в нескольких шагах от шумной проезжей
части, заказал кофе и уставился на дома напротив. Так он просидел
три часа. Позже англичанин пообедал в ресторане с другой стороны,
изучая уже восточные фасады. После обеда он прогуливался по улице,
оглядывая вблизи подъезды жилых домов, на которых остановил свой
выбор.
Наконец, Шакал перешел к зданиям, выходившим на бульвар Монпар-
нас. Но это были конторы поновей и пооживленней.
На следующий день он снова вернулся сюда. Прогуливаясь вдоль фаса-
дов, англичанин перешел улицу и сел на лавочке под деревьями с газетой
в руках, изучая верхние этажи. Пять пли шесть этажей каменного дома
с парапетом сверху, затем крутые скаты покрытых черной черепицей крыш
с чердаками, из которых выглядывали окна мансард. Когда-то это были
комнаты слуг, а сейчас здесь жили бедные постояльцы. За крышами и, воз-
можно, мансардами днем наверняка будут наблюдать. Но даже если на
крышах среди труб и будут скрываться наблюдатели с полевыми бинокля-
ми, обозревая дома и окна с противоположной стороны, то самый верхний
этаж будет достаточно высок, и в темноте комнаты можно будет спрятать-
ся так, чтобы быть невидимым с противоположной стороны улицы. А от-
крытое окно знойным парижским летом будет вьплядеть вполне
естественно.
Но чем дальше в глубь комнаты, тем уже становится угол стрельбы
по внешнему дворику станции. Из-за этого Шакал и отбросил третий дом
по обе стороны Рю де Ренне. Оттуда угол будет очень узким. Таким обра-
зом, для выбора оставалось четыре здания. Так как он планировал стре-
лять после полудня, когда солнце двигается на запад, но еше достаточно
высоко в небе, чтобы ярко освещать крышу и верхние окна домов с восточ-
ной стороны улицы, англичанин остановился на двух домах по западной
стороне. Чтобы убедиться в правоте своих рассуждений, 29 июля он до-
ждался шестнадцати часов и заметил, что, действительно, только косые
лучи солнца попадали на верхние окна западной стороны, тогда как с вос-
точной дома были ярко освещены.
На следующий день Шакал заметил консьержку. Вот уже третий день
он сидел или в кафе на террасе, или на скамейке. Сейчас англичанин выбрал
лавочку в нескольких шагах от подъезда двух домов, которые его интересо-
вали. Немного поодаль, отделенная тротуаром, по которому спешили бе-
сконечной толпой прохожие, сидела в дверях консьержка и вязала. Вот из
ближайшего кафе зашел поболтать официант. Он назвал консьержку «ма-
дам Берте». Приятная сценка. Стоял теплый день, ярко светило солнце,
слабо освещая проем двери.
68_
Она была, по-видимому, добрая душа, похожая на бабушку. И по тому,
как консьержка щебетала «бонжур, мсье» людям, которые изредка входили
н выходили из подъезда, и как приветливо в ответ каждый раз звучало
«бонжур, мадам Берте» наблюдатель на лавочке в двадцати шагах поодаль
определил, что ее любили. Добродушная, относящаяся с состраданием ко
всем неудачникам. Сразу после двух появилась кошка, и через несколько
минут, вынырнув из своего укромного уголка в глубине первого этажа, по-
казалась мадам Берте с блюдцем молока, предназначавшимся этому созда-
нию, к которому она обратилась «моя маленькая Минна».
Незадолго до четырех, спрятав вязание в широкий карман передника,
она пошаркала через дорогу в кондитерскую лавку. Шакал быстро поднял-
ся и зашел в подъезд. Он решил воспользоваться лестницей и бесшумно
вбежал наверх. Лестница шла вокруг шахты лифта, и каждый пролет в
направлении в глубь здания заканчивался небольшой площадкой. На каж-
дой лестничной клетке через этаж в задней стене подъезда была дверь, ве-
дущая к стальной пожарной лестнице. На шестом и самом верхнем этаже,
не считая чердака, он открыл заднюю дверь и посмотрел вниз. Пожарная
лестница вела во внутренний двор, в котором виднелись запасные выходы
из подъездов других домов, образующих угол площади, сейчас находящей-
ся позади него. С дальней стороны двора проходила через здание узкая ар-
ка, ведущая на север.
Шакал тихо закрыл дверь на щеколду и поднялся на два последних про-
лета до шестого этажа, отсюда в конце коридора шла на чердак уже прос-
тая лестница. Две двери в коридоре вели в квартиры, выходящие окнами
на внутренний двор, а две другие — в квартиры с окнами на внешнюю
сторону здания. Интуиция подсказывала ему, что как раз-таки окна одной
из этих квартир выходят на Рю де Ренне, или чуть в сторону от площади,
за которой был виден двор станции. Это и были те окна, за которыми
он так долго наблюдал снизу с улицы. На одной из табличек этих дверей
стояло имя «мадмуазель Беранже». На другой — «мсье и мадам Шарье».
Шакал на мгновение приглушался, но из обеих квартир не доносилось ни
звука. Он осмотрел замки. Они были врезные и довольно крепкие, с запо-
рами из твердой стали, пользующимися особой популярностью у помешан-
ных на безопасности своего жилиша французов. К тому же они закрыва-
лись на два оборота. Англичанин понял, что ему понадобятся ключи, кото-
рые должны быть наверняка и у мадам Берте, где-то в ее маленькой ка-
морке. Через несколько мгновений он легко спустился тем же путем, что
и поднялся, пробыв в подъезде менее пяти минут. Консьержка уже верну-
лась. Англичанин мельком увидел ее через матовое стекло ее уютного жи-
лиша, затем повернул и вышел через сводчатый вход. Он свернул налево
по Рю де Ренне, прошел два других подъезда, а затем вдоль почты. На
углу квартала начиналась узкая улочка. Шакал и свернул в нее, идя вдоль
стены почты. В конце здания был небольшой проход. Англичанин остано-
вился прикурить и в свете спички оглянулся по сторонам. Он увидел чер-
ный ход почты и коммутатора. В конце тоннеля был залитый солнцем
69*
двор. Вдалеке виднелись очертания последних ступенек пожарного выхода
здания, которое он только что покинул. Наемный убийца глубоко затянул-
ся сигаретой и пошел дальше. Наконец-то был найден путь к отступлению.
В конце улицы Рю Литер Шакал снова свернул налево на Рю Вожирар н
пошел обратно туда, где она сливалась с бульваром Монпарнас. Он достиг
угла и оглянулся по сторонам в поисках свободного такси, когда полицей-
ский, выскочив на перекресток на мотоцикле, стал останавливать движение
с улицы Рю Вожирар по направлению к бульвару. Машинам, следующим
по бульвару из Дюро, властным движением руки было приказано сойти
на обочину вправо. Едва движение замерло, как послышался отдаленный
вой сирен со стороны Дюро. Стоя на углу, Шакал увидел вдали кавалькаду,
направляющуюся в его сторону. Впереди были два мотоциклиста в черной
кожаной форме и белых, сверкающих на солнце шлемах. Позади них по-
явились два следующих строго друг за другом «Ситроена ДС-19». Поли-
цейский на перекрестке вытянулся, левой рукой он указывал в направлении
авеню Дю Мейн к югу от перекрестка, правая рука, согнутая вдоль груди
ладонью вниз, обозначала преимущество проезда для приближающейся ка-
валькады. Кренясь вправо, на авеню Дю Мейн проскочили мотоциклисты,
а вслед за ними и лимузины. На заднем сиденье одного из них, прямо за
водителем и телохранителем, глядя строго перед собой, сидел высокий че-
ловек в сером костюме. Перед тем как кортеж исчез, Шакал успел заметить
гордо вскинутую голову и нос, который нельзя было спутать ни с чьим
другим. «В следующий раз, когда я увижу твое лицо, — мысленно обра-
тился наемный убийца к человеку в лимузине, — я лучше рассмотрю тебя
через оптический прицел». Затем англичанин нашел такси и вернулся в свой
отель.
Чуть дальше, около выхода со станции метро Люро, другой человек
наблюдал за проездом Президента с неменьшим интересом. Девушка уже
собиралась пересечь улицу, когда полицейский взмахом руки заставил ее
вернуться. Через несколько секунд кортеж пронесся по бульвару Инвали-
дов, вымощенному булыжником, и направился на бульвар Монпарнас. Она
тоже видела отчетливый профиль человека, сидящего на заднем сиденье
первого «ситроена». И ее глаза запылали ненавистью. Машины уже скры-
лись, а девушка все еще смотрела им вслед, пока не заметила, что полицей-
ский подозрительно уставился на нее. Она поспешно перешла улицу.
Жаклин Дюма было 26 лет. Она отличалась красотой, которую знала
как преподнести в лучшем виде, так как работала косметологом в дорогом
салоне за Елисейскими Полями. Вечером 30 июля Жаклин спешила домой
в свою маленькую квартирку неподалеку от Пляс де Бретильи, чтобы под-
готовиться к свиданию. Она знала, что через несколько часов окажется в
объятиях ненавистного ей любовника, но хотела выглядеть как можно
лучше.
Несколько лет она ждала этого свидания. Жаклин была из хорошей,
дружной семьи, ее отец был уважаемым служащим в банке, а мать —
типичной французской домохозяйкой среднего класса. В то время она
70
оканчивала курсы косметологов, а Жан-Клод проходил военную службу.
Они жили на далекой окраине Ле Вицине, хоть и не в лучшем районе, но
в прекрасном и уютном домике.
Однажды, в конце. 1959 года, за завтраком пришла телеграмма из Ми-
нистерства Вооруженных Сил. В ней говорилось, что министр вынужден
с глубоким сожалением сообщить мсье и мадам Арман Дюма о смерти
в Алжире их сына Жан-Клода, рядового первого колониального десантно-
го полка. Его личные веши будут возвращены семье, понесшей тяжелую
утрату, как можно быстрее.
На некоторое время внутренний мир Жаклин распался. Все потеряло
смысл: и неплохая обеспеченность семьи, и болтовня других девушек в са-
лоне о шарме Ив Монтана, и последнее повальное увлечение роком, новым
танцем, пришедшим из Америки. Единственная мысль, полностью завла-
девшая ее рассудком и постоянно повторяющаяся, как магнитофонная за-
пись, была о том, что ее маленький Жан-Клод, дорогой братишка, такой
добрый и ранимый, ненавидящий войну и насилие, мечтавший лишь о том,
чтобы уединиться со своими книгами, и которого в детстве она так люби-
ла баловать, был убит в бою в какой-то забытой богом пустыне Алжира.
Она стала ненавидеть, и объектом ее ненависти были арабы, отвратитель-
ные, грязные, трусливые «дыни», сделавшие свое дело.
Потом появился Франсуа. Однажды зимним воскресным утром он при-
шел в дом, когда родители гостили у родственников. Был декабрь, повсю-
ду на улицах лежал снег. Все вокруг выглядели бледными, озябшими, а
Франсуа, наоборот, загорелым и здоровым. Он спросил мадмуазель
Жаклин.
— Я вас слушаю, — отвеп'ша та.
Франсуа объяснил, что командовал взводом, в котором служил и был
убит рядовой Жан-Клод Дюма, чье письмо он должен был передать ей.
Жаклин пригласила его в дом.
Письмо было написано за несколько недель до гибели Жан-Клода, кото-
рое тот хранил во внутреннем кармане во время поисков банды, зверски
уничтожившей семью поселенца. Партизан они не нашли, но напоро-
лись на батальон регулярных войск алжирского национального движения,
произошла жестокая стычка. Тогда на заре и настигла Жан-Клода пуля в
грудь. Перед тем как умереть, он отдал письмо своему взводному ко-
мандиру.
Прочитав письмо, Жаклин всплакнула. В нем ничего не говорилось о
последних неделях, просто болтовня о казармах в Константине, занятиях
по высадке десанта и военной дисциплине. Остальное она узнала от Фран-
суа: четырехмильное отступление по кустарникам, обходящий с фланга
противник, настойчивые вызовы по радио поддержки с воздуха и, наконец,
прибывшие к восьми часам истребители-бомбардировщики. И как ее брат
вызвался добровольцем пойти в один из самых опасных полков, чтобы до-
казать, что он настоящий мужчина. Да и смерть он принял как герой, хар-
кая кровью на колени капрала, вытащившего его с поля боя.
71
Франсуа был нежен с ней. За четыре года войны он превратился в проф-
ессионального солдата, закаленного, как земля колониальной провинции.
Но с сестрой своего товарища по взводу он не мог быть грубым. И поэто-
му Франсуа ей понравился, и она согласилась пообедать с ним в центре
Парижа. Кроме того, она боялась, что скоро вернутся ее родители. Жа-
клин не хотелось, чтобы они услышали, как умирал Жан-Клод. За эти два
месяца они старались не упоминать о потере сына и брата и жить как буд-
то ничего не случилось. За обедом она взяла с лейтенанта слово, что тот
будет молчать, и он согласился.
Но вскоре в ней проснулся жадный интерес побольше узнать о войне
в Алжире, понять, что там произошло на самом деле и какая политическая
игра стояла за ней. В январе прошлого года, сыграв на патриотических
чувствах французов, де Голль стал Президентом, пообещав довести войну
до конца и оставить Алжир французской колонией. Именно от Франсуа она
узнала, что человек, которого боготворил ее отец, был изменником
родины.
Она провела отпуск вместе с Франсуа. Каждый вечер после работы в
салоне, в который она попала в январе 1960 года после окончания курсов,
Жаклин спешила на свидание. Он рассказывал о предательстве французской
армии, о тайных переговорах французского правительства с находящимся
в тюрьме главарем FLN Ахмедом Бен Белла, о скорой передаче Алжира
«дыням». Во второй половине января Франсуа снова отправился на войну.
Лишь в августе им удалось встретиться в Марселе, когда тот получил не-
дельный отпуск. Жаклин ждала его, видя в нем символ всего самого чисто-
го, самого лучшего и мужественного, что есть у французской молодежи.
Ожидая Франсуа всю осень и зиму 1960, она засыпала каждый вечер, глядя
на его фотографию, стоящую на столике у кровати. В свой последний от-
пуск весной 1961 он снова приехал в Париж. Прогуливаясь по бульвару в
своем самом красивом платье вместе с Франсуа, Жаклин казалось, что он
был самым сильным, самым красивым в городе. Одна из девушек с ее
работы увидела их вместе, и на следующий день все только и обменива-
лись новостями о том, какой у Жаклин красивый возлюбленный. Она в
это время была в отпуске, проводя все дни напролет только с ним.
Франсуа нервничал. Ветер, кажется, поменялся. Сведения о тайных пере-
говорах с FLN стали широко известны. Он поклялся, что армия нс будет
больше мириться с этим. В то, что Алжир останется французским, свято
верил и двадцатисемилетний закаленный в боях офицер, и его обожатель-
ница, будущая двадцатитрехлетняя мать.
Франсуа так и не узнал о ребенке. Он вернулся в Алжир в марте 1961,
а 21 апреля несколько подразделений французской армии подняли мятеж
против столичного правительства. Первый колониальный десантный полк
выступил в полном составе. Только горстка призывников позорно бежала
из казарм, старослужащие просто позволили им уйти. Через неделю разго-
релась борьба между мятежниками и верными правительству войсками.
В начале мая Франсуа был убит в схватке с голлистами.
72
Зная, что в апреле от него не будет писем, Жаклин ни о чем не подозре-
вала, пока не узнала обо всем в июле. Она сняла квартирку в бедном при-
городе Парижа и попыталась отравиться газом. Она осталась жива только
потому, что в комнате было слишком много щелей, но ребенка спасти не
удалось. В августе родители взяли Жаклин с собой в отпуск, и по возвра-
щении, казалось, она нашла себя. В декабре Жаклин Дюма стала активист-
кой ОАС.
Мотивы были просты: Франсуа и Жан-Клод. Они должны быть ото-
мщены, неважно как и чего бы то ни стоило ей или кому-нибудь еще. Кро-
ме этой страсти, она была лишена каких-либо других амбиций. Недоволь-
ство вызывало только то, что ей поручали лишь сбегать куда-то, отнести
записки да пронести в сумке пакет взрывчатки, спрятанной в булке. Жа-
клин была уверена, что способна на большее. Разве могли ищейки, обыски-
вающие прохожих на улицах после серии взрывов в кафе и кинотеатрах,
не пропустить ее, увидев обиженные надутые губки.
После акции на Пти-Кламар один из нападавших скрывался у нее на
квартире в течение трех дней. Это был ее звездный час. Но потом этот
человек исчез. Через месяц, когда его поймали, он ничего не рассказал о
Жаклин. Скорее всего, просто забыл. Но из осторожности руководитель
группы запретил ей участвовать в операциях ОАС в течение нескольких ме-
сяцев, пока не спало напряжение. Только в январе 1963 года Жаклин опять
начала передавать записки.
Так продолжалось до июля месяца, пока не появился человек в сопро-
вождении руководителя группы, которому последний всячески пытался уго-
дить. У него не было имени. Конечно, оно может оказаться, и наверняка,
не очень приятным. Неважно. Через три дня ей показали человека, выходя-
щего из подъезда. Ей рассказали, кто он такой, чем занимается и что она
должна делать.
В середине июля они «случайно» встретились, когда Жаклин, сидя ря-
дом с этим человеком в ресторане, застенчиво попросила передать ей со-
лонку. Он заговорил. Она отвечала ему скромно, сдержанно, правильно вы-
брав манеру своего поведения. Эта сдержанность и заинтересовала его, как
бы нехотя завязался разговор, он все спрашивал, а она лишь послушно от-
вечала. Через пару недель у них начался роман.
Жаклин достаточно хорошо знала мужчин и легко ориентировалась в
их слабостях. Ее новый любовник привык к легким победам и опытным
женщинам. Она изображала скромную, внимательную, но очень целому-
дренную девушку и тем не менее время от времени давала понять, что
ее прекрасная плоть может однажды не устоять. Приманка сработала.
И теперь для этого человека не осталось ничего важнее окончательной
победы.
В конце июля руководитель группы сообщил ей, что скоро она должна
лечь в постель с этим человеком. Загвоздка заключалась лишь в жене и
двух детях. Но 29 июля они уехали в свой загородный домик в долине
Луар, тогда как муж должен был остаться по делам в Париже. Через
73
несколько минут после их отъезда он сразу же позвонил в салон, уговари-
вая Жаклин пообедать с ним вечером вдвоем в его квартире.
Попав к себе домой, Жаклин Дюма взглянула на часы. У нее остава-
лась еще уйма времени. И хотя для себя она решила очень тщательно под-
готовиться к этой встрече, двух часов ей хватило бы за глаза. Она разде-
лась, приняла душ и, вытираясь перед большим, в полный рост зеркалом
с внутренней стороны дверцы шкафа, глядела отрешенно, как полотенце
скользит по телу. Вскинув руки, Жаклин увидела, как поднялись ее полные
с розовыми сосками груди, но без того предвкушения восторга, которое
возникало, когда она знала, что их будут ласкать нежные руки Франсуа.
От одной только мысли о предстоящей ночи ее передернуло от отвраще-
ния. Но она поклялась, что вынесет все, чем бы ей ни пришлось занимать-
ся с этим человеком. Из глубины стола она вытащила фотографию Фран-
суа, все так же иронично улыбающегося, как когда-то, видя, как она несет-
ся по платформе ему навстречу. Мягкие каштановые волосы, песочного
цвета форма, скрывающая упругие мышцы груди, к которым она так дав-
но прижималась лицом, и стальные эмблемы десантников на петлицах, та-
кие прохладные на пылающей шеке. Ничто не изменилось на фотографии.
Она легла на кровать, держа портрет над собой, и Франсуа глядел на нее
сверху вниз, как в те далекие дни, когда они занимались любовью. Закрыв
глаза, Жаклин снова почувствовала внутри себя его упругую, горячую и
трепещущую силу и услышала его нежный шепот. Она открыла глаза и
уставилась в потолок, прижав портрет к груди.
— Франсуа, помоги мне, пожалуйста, помоги сегодня вечером.
♦ * *
Последний день месяца Шакал был занят. Все утро он провел на «бло-
шином» рынке, прогуливаясь от лотка к лотку с дешевой сумкой на плече.
Англичанин купил себе засаленный черный берет, пару грязных туфель, не
совсем чистые брюки и после долгих поисков длинное пальто, некогда во-
енного образца. Ему бы больше подошла шинель из какого-нибудь друго-
го, более легкого материала, но, увы, во французской армии они шьются
из шерстяного сукна. Шинель была достаточно длинная даже на нем, за-
крывавшая, что было очень важно, колени. Выходя, он заприметил лоток
с поржавевшими от времени медалями. Англичанин купил набор вместе
с книжицей, в которой были описаны все французские награды. Поблекшие
цветные фотографии ленточек сопровождались надписями, рассказываю-
щими читателю, за какие заслуги и битвы выдавались медали.
Перекусив в «Квинни» на улице Рю Рояль, он свернул за угол к отелю,
оплатил там счет и пошел упаковывать вещи. Новые покупки были уложе-
ны на дно одного из двух дорогих чемоданов. Пользуясь книжицей, он сде-
лал наградную планку из медалей «За мужество в бою», «Освобождение»
и пяти других боевых наград, выдававшихся бойцам французской освобо-
дительной армии во время второй мировой войны. Это были медали за
74
Бир Закайм, Ливию, Тунис, за участие в высадке союзных войск в Европе,
а также медаль Второй бронетанковой дивизии генерала Филиппа Леклера.
Остальные награды и книжицу он выкинул в урну на бульваре Малесзер-
бес. Администратор отеля сообщил ему об экспрессе «Этуаль-дю-Норд»
до Брюсселя, отходящем от Северного Вокзала в семнадцать пятнадцать.
Англичанин сел на этот поезд, хорошо пообедал и прибыл в Брюссель в
последние часы июля.
Глава 6
Письмо для Виктора Ковальского было в Риме уже на следующее утро.
После того как огромный капрал получил на почте дневную корреспонден-
цию, в фойе гостиницы его вдруг окликнул посыльный:
— Signor, per favore...1
Как обычно, Ковальский хмуро повернулся. Итальяшку он не знал, но
в этом не было ничего странного. На них он никогда не обращал внима-
ния. Молодой темноглазый человек подошел к Ковальскому, держа в руке
письмо.
— Er una Lettera, signor. Per un signor Kowalski... No cognosco questo
signor... E forse un francese?* 2 — Ковальский не понял ни слова из этого бор-
мотания, но, как-то узнав собственное имя, хотя и ужасно исковерканное
итальянцем, уловил смысл сказайного. Он выхватил письмо и уставился
на небрежно написанное имя и адрес.
В отеле он значился под другой фамилией, но, не читая газет, знал,
что пятью днями раньше одна из парижских газет опубликовала сенсацион-
ную новость о трех главарях ОАС, находящихся в настоящее время в го-
стиничном номере на верхнем этаже.
Ковальского беспокоило только то, что никто не должен был знать, где
он находится. И все же письмо заинтересовало его. Он никогда не получал
писем, и поэтому это было для него, как и для множества простых людей,
знаменательным событием. Как капрал узнал от итальянца, сейчас предан-
но, по-собачьи глядевшего в глаза, Ковальский был единственным челове-
ком, способным решить дилемму, возникшую перед персоналом отеля, что
же делать с письмом на имя синьора, не являющегося постояльцем.
Ковальский надменно взглянул на посыльного.
— Bon je vais domande3.
Итальянец и бровью не повел.
— Domander, domander, — повторил Ковальский, указывая пальцем на-
верх. И тут итальянец понял.
— Ah, si. Domander. Prego. Signor tante grazie...4.
J— Синьор, пожалуйста... (фр.)
2— Письмо, синьор, для господина Ковальского. Такого я не знаю. Может,
он — француз? (ит.)
3— Хорошо, я спрошу (фр.).
4— А, да, да. Спросите, пожалуйста. Большое спасибо... (ит.)
75:
Ковальский ушел, а итальянец, все еше неистово жестикулируя руками,
рассыпался в благодарностях. Поднявшись на лифте на восьмой этаж,
бывший капрал был встречен вооруженным охранником. Таков был заве-
денный порядок в случае, когда лампочки над дверями лифта указывали,
что тот поднимается выше седьмого этажа. Мгновение они смотрели друг
на друга. Потом тот щелкнул предохранителем и спрятал пистолет в кар-
ман: в лифте, кроме Ковальского, никого не было.
Помимо этого охранника было еще двое. Один у пожарного выхода в
другом конце коридора, другой — у лестничного пролета. Кстати, там же
были установлены и мины-ловушки, хотя администрация отеля об этом
не знала. Их можно было считать безобидными, но только тогда, когда
ток, подведенный к детонаторам от стола коридорного, был отключен.
Четвертый охранник дневной смены находился на крыше здания, как
раз над номером, где жили шефы. На случай нападения было еше трое
охранников, сейчас спавших в своих комнатах после ночной смены и гото-
вых в любой момент приступить к исполнению своих обязанностей. Двери
лифта на восьмом этаже были заварены снаружи, но если лампочки указы-
вали, что лифт поднимается на самый верх, моментально объявлялась тре-
вога. Такое произошло однажды, да и то по чистой случайности: посыль-
ный с подносом напитков нажал кнопку девятого этажа. После этого у не-
го отпала всякая охота поступать так опрометчиво.
Дежуривший на этаже охранник позвонил наверх, сообщив, что прибы-
ла почта, а затем махнул Ковальскому, чтобы тот поднялся на этаж выше.
Бывший капрал уже спрятал предназначенное ему письмо во внутренний
карман. Корреспонденция для шефа находилась внутри стального чемодан-
чика, пристегнутого цепочкой к его запястью. Ключи были только у
Родена. Через несколько минут полковник ОАС снял чемоданчик с руки
Ковальского, и тот отправился досыпать в свой номер, чтобы потом, вече-
ром, сменить дежурившего на этаже охранника. У себя он и прочитал пись-
мо, начав с изучения подписи под ним. Ковальский очень удивился, увидев,
что оно было от Ковача, который едва умел писать, впрочем, так же, как
и Ковальский читать. Несмотря на то что они не виделись уже целый год,
письмо было кратким.
Ковач писал, что ему прочитали статью в газете, в которой говорилось,
что Роден, Монклер и Кассон прячутся в римском отеле. И он подумал,
что с ним, наверняка, должен быть его старый приятель Ковальский. Поэ-
тому Ковач и писал это письмо, так просто, наудачу.
Далее он жаловался, что во Франции в эти дни нелегко. Повсюду эти
ищейки проверяют документы. А им только и поступают приказы грабить
ювелирные магазины. Сам Ковач участвовал уже в четырех налетах. А это
не шуточки, особенно когда всю выручку приходится отдавать. В Будапеш-
те в старые добрые времена, хоть и продолжались они всего две недели,
было получше.
В конце сообщалось; что две недели назад Ковач встретил Мишеля и
тот сказал ему, что виделся с Йойо. Так вот, Йойо сказал, что малютка
76
Сильви заболела. Лейка у нее какая-то. Что-то с кровью, вроде. Но Ковач
уверял, что скоро все будет в порядке и пусть Виктор не волнуется.
Но Виктор очень обеспокоился. Одна только мысль, что Сильви, его
крошка Сильви заболела, уже приводила его в отчаяние. За свои 36 лихих
лет Виктор ничто не принимал так близко к сердцу. Ему было 23, когда
немцы оккупировали Польшу. А через год навсегда исчезли в черном фур-
гоне родители. Он был достаточно взрослым, чтобы понять, чем занима-
лась его сестра в захваченном немцами отеле за собором, куда не прекра-
щался поток немецких офицеров. Это так огорчило родителей, что они по-
шли и высказали свое недовольство военному коменданту. Попав к
партизанам, Ковальский убил своего первого немца в пятнадцать лет. Ему
было 17, когда пришли русские. Но его родители, всегда ненавидевшие и
боявшиеся их, когда-то рассказывали ему ужасы о том, что те делали с
поляками. Поэтому он ушел и от партизан, которые, кстати, позже были
расстреляны по приказу комиссаров. Как загнанный зверь, Виктор Коваль-
ский направился на Запад в сторону Чехословакии. Потом была Австрия,
где костлявый, долговязый юноша, шатающийся от голода и говорящий
только по-польски, попал в лагерь для перемешенных лиц.
Там посчитали, что это еще один безобидный беженец, коих было мно-
го в то время по всей послевоенной Европе. Однажды ночью, весной 1946
года, он бежал в Италию, а оттуда во Францию в компании с другим поля-
ком из лагеря, говорившим по-французски. В Марселе Ковальский забрался
в магазин, убил владельца, вышедшего на шум, и снова кинулся в бега.
Спутник бросил его, посоветовав податься в Иностранный Легион, един-
ственное безопасное в этой ситуации место. На следующее утро Виктор
записался туда и был направлен в Сиди-Беллъ-Аббе, а полицейское рассле-
дование в Марселе полностью зашло в тупик. Этот средиземноморский го-
род был все еще крупнейшим портом, через который поставлялись амери-
канские продукты, и убийства, совершаемые из-за них, не были чем-
то необычным. Поэтому дело по убийству, совершенному Ковальским, бы-
ло закрыто через несколько дней, так как непосредственный преступник
не был найден. Однако Виктор узнал об этом уже будучи легионером.
Ему было всего 19 лет, и старослужащие окрестили его «Малютка». Но
вскоре он показал им, на что способен, и его стали называть «Ко-
вальский».
Шесть лет, проведенных в Индокитае, окончательно уничтожили все,
что могло еще остаться в нем от нормального человека. Потом громадный
капрал был направлен в Алжир. Но перед этим назначением Ковальский
прошел полугодичный тренировочный курс в пригороде Марселя. Там он
встретился с Джулией, маленькой, но вредной потаскушкой из бара в райо-
не доков. Тогда у нее были проблемы с сутенером. Одним ударом Коваль-
ский вырубил его, и тот, пролетев через весь бар, не приходил в себя в
течение 10 часов. На многие годы сутенер потерял хорошую дикцию, так
ужасно была разбита нижняя челюсть. Джулии понравился громила-
легионер, и несколько месяцев он был ее. «защитником», провожая ее
77
домой после работы в неряшливую мансарду. Между ними не было любви,
была лишь только страсть, особенно с ее стороны. Но, узнав, что забере-
менела, Джулия сразу остыла. Ребенок, с ее слов, был его. И так как он
хотел иметь детей, то поверил этому. Джулия же заявила, что ребенок ей
не нужен, и она знает бабку, которая сделает все, что надо. Ковальский
дал ей затрешину и пообещал убить, если она это сделает. Через три меся-
ца он должен был возвращаться в Алжир. Тогда же Виктор подружился
с другим поляком,мбывшим легионером Йозефом Гржибовским, которого
все звали «Поляк Йойо». Тот стал инвалидом после Индокитая и сошелся
с веселой вдовой, продающей закуски с небольшой тележки на перроне же-
лезнодорожного вокзала. После женитьбы в 1953 году они вместе стали
катать эту тележку. Йойо, прихрамывая за своей женой, рассчитывался с
покупателями, пока та готовила бутерброды. По вечерам, когда не было
работы, Йойо любил посидеть в барах, где собирались легионеры из близ-
лежащих казарм, и поболтать с ними о былом. Большинство из них были
молоды. Когда Йойо уже служил в Индокитае, они были только новобран-
цами. Но однажды вечером он встретил Ковальского. Именно к Йойо об-
ратился Ковальский за советом насчет ребенка. Бывший легионер' во всем
соглашался с ним, ведь оба были когда-то католиками.
— Она хочет избавиться от ребенка, — сказал Виктор.
— Сука, — ответил Йойо.
— Точно, корова, — согласился Виктор.
Они выпили еше, уныло уставившись на зеркало в глубине бара.
— Несправедливо по отношению к сосунку.
— Твоя правда, — согласился Йойо.
— Никогда не имел детишек, — подумав, промолвил Виктор.
— И я, хоть и женат, — ответил Йойо.
Ранним утром, уже порядком набравшись, они придумали план и тор-
жественно выпили за него. На следующий день Йойо вспомнил обещание,
но не знал, как бы это получше преподнести своей мадам. На это ушло
три дня. Несколько раз он намекал ей, ходил вокруг да около и потом,
уже в постели, выложил все напрямую. К его удивлению, жена была рада.
На том и порешили.
Виктор вернулся в Алжир к майору Родену, командовавшему батальо-
ном уже в новой войне. А в Марселе Йойо с женой угрозами и лестью
охаживали беременную Джулию. К тому времени, когда Ковальский уехал
из Марселя, она была на четвертом месяце. Об аборте не могло быть и
речи, о чем Йойо угрожающе сообщил сутенеру с поломанной челюстью,
вновь появившемуся на горизонте. Но этот тип начал уже с осторожнос-
тью относиться ко всем легионерам, даже старым и хромым ветеранам.
Поэтому, грязно обругав свой бывший источник доходов, он надолго
скрылся из виду.
В конце 1955 года Джулия произвела на свет голубоглазую, с золотис-
тыми волосиками девочку. Супруги Гржибовские вместе с Джулией запо-
лнили документы об удочерении. Последняя вернулась к своей прежней
78.
жизни, а чета Йойо заполучила дочку, назвав ее Сильвией, о чем было
сообщено в письме Виктору. Тот, как ни странно, был неимоверно счаст-
лив, но никому об этом не рассказал. У него никогда не было ничего тако-
го, по-настоящему личного, с чем бы ему пришлось расстаться, посвятить
кого-либо в свою тайну.
Однако три года спустя, перед опасным рейдом в горах Алжира, капел-
лан предложил ему написать завещание. Виктору это никогда не приходило
в голову. У него не было ничего, что можно было бы оставить после смер-
ти, так как весь свой заработок Ковальский спускал в барах и публичных
домах во время редких отпусков. Но капеллан убедил его и помог тому
составить завещание. Виктор Ковальский оставил все свое движимое и не-
движимое имущество дочери некоего Йозефа Гржибовского, бывшего леги-
онера, в данный момент проживающего в Марселе. Позже копия этого до-
кумента вместе со всем досье Виктора Ковальского была направлена в Ми-
нистерство Вооруженных Сил Франции, в Париж. Когда его имя стало
известно французским силам безопасности в связи с террористическими
атаками в Бонне и Константине в 1961 году, его личное дело, наряду с
другими, было извлечено из архивов и легло перед сотрудниками Службы
«Действие». Гржибовскому нанесли визит, и все сразу прояснилось, но Ко-
вальский так и не узнал об этом.
Он лишь дважды видел свою дочь. В 1957 году, после ранения в ногу,
когда его послали на лечение в Марсель, и в 1960-м, когда он сопровождал
подполковника Родена, который должен был выступить свидетелем на
трибунале. В первый раз девочке было два, а во второй — четыре с поло-
виной года. Ковальский приехал, нагруженный подарками для семьи Йойо
и игрушками для Сильвии. Они подружились, ребенок и похожий на медве-
дя дядя Виктор. Но он никогда и никому не говорил об этом, даже Родену.
И сейчас, когда она заболела какой-то лейкой, Ковальский все утро не на-
ходил себе места. После обеда он снова поднялся наверх, где ему пристег-
нули к руке стальной чемоданчик. Роден ожидал важное письмо с указани-
ем точной суммы денег, полученных в результате серии вооруженных нале-
тов за предыдущий месяц. Поэтому он хотел, чтобы Ковальский второй
раз сходил на почту после обеда.
— А что такое «лейка»? — неожиданно выпалил капрал.
Роден, пристегивающий цепочку к его запястью, удивленно взглянул.
— Не знаю, — ответил он.
— Это заболевание крови, — объяснил Ковальский.
С другой стороны комнаты, где Кассон читал журнал, раздался смех.
— Лейкемия, ты хочешь сказать? — наконец произнес он.
— Ну и что же это такое, мсье?
— Это — рак, — пояснил Кассон. — Рак крови.
Ковальский взглянул на Родена, стоявшего перед ним. Он не доверял
гражданским.
— А это излечимо, господин полковник?
— Нет, Ковальский, от нее умирают. А что такое?
79
— Да, так, — промямлил Ковальский, — вычитал.
Он ушел. Если и удивился Роден, а удивиться было чему: его телохра-
нитель за всю свою жизнь не прочитал ничего сложнее распорядка на
день, — но не подал вида и вскорости выбросил это из головы. С после-
обеденной почтой они получили долгожданное письмо, в котором гово-
рилось, что на счету ОАС в швейцарских банках было более 250 тысяч
долларов.
Роден был доволен и сел писать письма в банки, поручая перевести эту
сумму на счет некоего англичанина. За оставшуюся к выплате часть денег
он был спокоен. Когда Президент де Голль будет мертв, у правых про-
мышленников и банкиров, которые и раньше финансировали ОАС, не бу-
дет задержки в оплате оставшихся 250 тысяч. Те люди, которые на все
его предыдущие запросы о выделении новых субсидий отвечали неискоре-
нимыми оправданиями, что «отсутствие должного прогресса и инициативы
у патриотических сил за последние месяцы» и без того сократило шансы
получить назад свои уже вложенные, немного погодя станут новыми пра-
вителями возрожденной Франции.
Лишь к вечеру Роден закончил писать письма в банки. Но, увидев пору-
чения, согласно которым деньги должны быть переведены на счет Шакала,
Кассон высказался против их немедленной отправки. Мотивируя своим
обещанием англичанину, что тот, в первую очередь, будет регулярно полу-
чать точную информацию от человека в Париже относительно любых дви-
жений Президента, а также изменениях в заведенном порядке обеспечения
его охраны. Лишь это, может быть, и является жизненно важным для на-
емного убийцы. И сообщить ему о переводе денег на данной стадии, как
считал Кассон, означало преждевременно подтолкнуть его на дело. Когда
бы англичанин ни собирался исполнить свою миссию, а это зависело имен-
но от его выбора, пара лишних дней погоды не делала. А вот закончится
ли операция провалом или нет, зависело от того, будет ли убийца распола-
гать нужной информацией.
Этим утром он, Кассон, получил известия, что его представитель в Па-
риже внедрил своего агента в окружение одного из свиты де Голля. Потре-
буется всего несколько дней, чтобы этот человек смог получать информа-
цию о нахождении генерала, возможных его передвижениях и появлениях
на людях, о чем, кстати, никогда не сообщалось заранее. И поэтому не
мог бы Роден обождать несколько дней, пока Кассон сможет предоставить
наемному убийце номер телефона в Париже, по которому тот будет полу-
чать важную для выполнения операции информацию?
Роден долго размышлял над тем, что сказал Кассон. И в конце концов
согласился с его рассуждениями. Никто не мог знать планов Шакала, и
письмо в Лондон с парижским телефоном, посланное после поручений
швейцарским банком, не могло никак на них повлиять. Заговорщики в Ри-
ме и не подозревали, что наемный убийца уже наметил свой день.
Жаркой римской ночью, сидя рядом с вентиляционной трубой, с коль-
том в натренированной руке, Ковальский беспокоился о девочке в Марселе,
80
лежащей в кроватке с какой-то лейкой в крови. Незадолго до рассвета ему
пришла идея, он вспомнил, как при последней встрече в 1960 году бывший
легионер сообщил ему, что установил у себя телефон.
♦ ♦ *
В то утро, когда Ковальский получил письмо, Шакал, выйдя из отеля
«Амиго» в Брюсселе, доехал на такси до угла улицы, где жил Госсенс. Он
звонил Оружейнику после завтрака, представившись «мсье Дагган», и тот
сразу же узнал его, назначив встречу на И часов утра. В 10.30 англичанин
уже был на месте и в течение получаса следил за улицей, прикрывшись
газетой, сидя на скамейке в небольшом скверике, как будто все было спо-
койно. Ровно в одиннадцать он стоял перед дверью. Госсенс впустил его
и провел в маленький кабинет рядом с прихожей. После того как Шакал
прошел внутрь, Оружейник тщательно запер входную дверь и даже наки-
нул цепочку. В кабинете англичанин повернулся к бельгийцу:
— Ну что, есть трудности?
Оружейник выглядел смущенным.
— Боюсь, что да.
Наемный убийца холодно окинул его взглядом. Лицо его оставалось
безучастным, глаза сузились и зловеще сверкнули.
— Не вы ли сказали, что, вернувшись первого августа, я получу готовое
ружье четвертого числа?
— Совершенно верно, я уверяю вас, как раз с винтовкой проблем нет.
Она уже готова. И, откровенно говоря, я считаю ее одним из своих шедев-
ров, восхитительный экземпляр. Проблемы связаны с другим изделием.
Вот, смотрите.
Сверху на столе лежал плоский чемоданчик, чуть больше полуметра
длиной, около сорока сантиметров шириной и десяти сантиметров высо-
той. Госсенс открыл его, и как только верхняя крышка упала на стол, Ша-
кал увидел содержимое. Чемоданчик напоминал плоский поднос с аккурат-
ными углублениями, которые в точности соответствовали форме частей
винтовки, находящихся в них.
— Как вы понимаете, этот чемоданчик сделал я сам. Смотрите,
все аккуратно подогнано. «Родной» же был слишком длинным. —
Действительно, все было уложено компактно. Сверху лежал ствол с за-
творной камерой, все не более 40 сантиметров длиной. Шакал взял его в
руки и осмотрел, ствол был очень легким и скорее напоминал автоматный.
Затвор, полностью находящийся в камере, оканчивался удобной ручкой.
Взявшись за нее большим и указательным пальцами правой руки, англича-
нин резко повернул затвор против часовой стрелки. Раздался щелчок. Ша-
кал потянул затвор назад и увидел сверкающий желоб для патрона и тем-
ное отверстие ствола. Он вставил затвор обратно и развернул его по часо-
вой стрелке. Затвор тихо щелкнул на месте. Как раз снизу затворной
коробки был мастерски приварен дополнительный диск толщиной 1 санти-
8!
.метр и в диаметре не менее двух. В верхней части этого диска был сделан
полукруглый вырез, позволяющий затвору свободно отходить назад. В
центре же было единственное отверстие с нарезкой около сантиметра в
диаметре.
— Это для рамы приклада, — спокойно сказал бельгиец.
Шакал заметил, что следов когда-то стоявшего деревянного приклада
и цевья почти не было. Лишь небольшие выступы в нижней части затвор-
ной камеры указывали, что здесь крепились деревянные детали. Два от-
верстия для шурупов, державших цевье, были мастерски заделаны и пово-
ронены. Он развернул винтовку, чтобы разглядеть ее нижнюю часть. Сни-
зу была узкая щель, через которую виднелась часть затвора и боек к нему.
Оттуда торчал небольшой обрубок спускового крючка. Он был сточен вро-
вень со стальной поверхностью затворной камеры. К обрубку Прежнего
спускового крючка был приварен небольшой кусочек металла, в котором
было отверстие с нарезкой. Молча Госсенс передал англичанину маленький
стальной стерженек около сантиметра длиной, слегка изогнутый, с резьбой
на одном конце. Тот вставил его в отверстие и начал быстро ввинчивать
новый спусковой крючок. Бельгиец полез в чемоданчик и вытащил узкий
стальной прут с резьбой на одном конце.
— Первая часть приклада, — сказал он.
Наемный убийца вставил этот стальной стержень в отверстие позади
затворной рамы и до упора закрутил его. Сбоку казалось, что он выходит
из винтовки вниз под углом тридцать градусов. В пяти сантиметрах от
конца с нарезкой, около самого механизма винтовки, стальной стержень
был слегка сплющен, и там, под углом к нему, было просверлено отверс-
тие. Госсенс взял второй короткий прут.
— Это верхняя опора, — сказал он, установив и ее на место так, что
два прута торчали назад, верхний под более острым углом к линии ствола.
Таким образом, эти стержни были похожи на две стороны узкого треуголь-
ника без основания. Госсенс достал и эту недостающую часть приклада.
Она была изогнута, около 10—12 сантиметров длиной и подбита черной
кожей. В этом упоре приклада было два маленьких отверстия.
— Здесь прикручивать уже не надо, — сказал Оружейник.
Англичанин вставил стержни в отверстия и, ударив, посадил упор на
место. Сейчас винтовка уже больше стала походить на нормальную, хотя
приклад был не совсем обычным. Шакал приставил винтовку к плечу, ле-
вой рукой охватывая затворную камеру снизу, указательный палец правой
руки на спусковом крючке, левый глаз прищурен. Прицелившись в заднюю
стенку, он нажал на спусковой крючок. Внутри затвора раздался легкий
щелчок.
Англичанин повернулся к бельгийцу, у которого в руках были какие-то
длинные двадцатисантиметровые трубки.
. — Так, глушитель, — попросил Шакал. Он взял предложенную трубку
и начал изучать конец ружейного ствола. Резьба была нанесена превосход-
но. Приставив широкую часть глушителя к стволу, он быстро закрутил его
82,.
до упора. Госсенс подал ему прицел. Сверху вдоль ствола была выточена
пара бороздок. В них Шакал и закрепил упоры прицела так, что ствол и
прицел были параллельны "друг другу. Сверху, с правой стороны прицела,
были винтики для установки перекрестья. Англичанин опять приставил
винтовку к плечу и прицелился. Его можно было принять за элегантного
английского джентльмена в клетчатом костюме, проверяющего новую
спортивную винтовку в оружейном магазине на Пикадилли. Но то, что
еще несколько минут назад было набором странных деталей, уже нельзя
было назвать спортивной винтовкой. Это было мощное, совершенное ору-
дие убийства. Шакал опустил винтовку. Повернувшись к бельгийцу, он
удовлетворенно кивнул.
— Хорошо, даже очень хорошо. Поздравляю вас. Прекрасная работа.
Госсенс засиял.
— Но еше надо будет выставить прицел и сделать несколько пробных
выстрелов. У вас есть патроны?
Бельгиец полез в ящик стола и вытащил оттуда коробку со ста патрона-
ми. Пачка была разорвана, и шесть патронов не хватало.
— Вот, как раз для пристрелки, — сказал Оружейник, — а из этих шес-
ти я сделал разрывные.
Шакал взял горсть патронов. Они показались ужасно маленькими для
той работы, которую один из них должен был выполнить. Но он заметил,
что они были немного длиннее, чем обычно используемые для этого кали-
бра, и с дополнительным зарядом, придающим пуле скорость и, следова-
тельно, более высокую точность и убойную мощь. Пули были заострены,
тогда как для охоты использовались тупоконечные. К тому же охотничьи
были со свинцовой головкой, а эти — с медно-никелевой. Эти были патро-
ны для спортивной винтовки того же самого калибра, что и «охотничье»
ружье, которое он сейчас держал.
— А где патроны для дела?
Госсенс снова подошел к столу и достал скомканную промокашку.
—- Обычно я их держу в очень надежном месте, — объяснил он, — но
зная, что вы придете, я достал их.
Бельгиец развернул бумажку. С первого взгляда пули казались похожи-
ми на те, которые англичанин высыпал из руки обратно в коробку. Шакал
взял один из патронов с промокашки и внимательно изучил его. Медно-
никелевое покрытие было аккуратно сточено с кончика. Сам кончик был
слегка затуплен. В нем было просверлено небольшое отверстие в полсанти-
метра длиной. Туда была помещена капелька ртути, и дырка опять была
аккуратно обработана надфилем и наждачной бумагой, пока кончик опять
не принял первоначальную форму.
Шакал слышал о таких пулях, хотя использовать их случая не представ-
лялось. Изготовление достаточно сложно, чтобы их можно было приме-
нять массово. А так как использование этих пуль запрещено Женевской
конвенцией, промышленность их не выпускала. Ужаснее, что простая «дум-
дум», эта пуля, при попадании в тело разрывается, как небольшая граната.
83
В момент выстрела капелька ртути прижимается к задней стенке полости
вследствие ее стремительного движения вперед. Так же, как пассажир, вдав-
ливаемый в сиденье при значительном увеличении скорости. Как только
пуля попадает в тело, происходит резкое торможение. Ртуть вследствие
этого перекатывается вперед к запаянному концу и разрывает его, вывора-
чивая наружу свинец, как разжатые пальцы руки или лепестки распустив-
шегося цветка. Этот свинцовый снаряд будет разрывать и кромсать плоть,
оставляя повсюду осколки, поражая участок размером с чайное блюдце.
При попадании в голову эта пуля не выходит навылет, но разрушает на
мелкие осколки черепную коробку из-за ужасного давления энергии, высво-
бождаемой внутри.
Шакал осторожно положил патрон на промокашку. Рядом с ним стоял
маленький человечек, придумавший все это, и вопросительно глядел на
него.
— Все это мне подходит. А вы действительно мастер своего дела, мсье
Госсенс. Так в чем же затруднения?
— Трубки, мсье. Сделать их оказалось труднее, чем я предполагал. Сна-
чала я попытался работать с алюминием. Но поймите, прежде всего я при-
обрел и усовершенствовал винтовку, поэтому-то за все остальное принялся
лишь несколько дней назад. Я думал, что для меня это будет довольно
просто. Для того чтобы трубки были как можно уже, я купил тонкий ме-
талл, но он был слишком тонок, и при нанесении резьбы трубки стали,
как оберточная бумага. Из более толстого металла конструкция выглядела
бы совершенно неестественно. Поэтому мой выбор пал на нержавеющую
сталь. Она похожа на алюминий, но немного тяжелее его. И вместе с тем
прочнее. На нее можно нанести резьбу, и гнуться она не будет. Конечно
же со сталью работать труднее, и на эту работу уйдет больше времени.
Я начал вчера...
— Ладно, логично. Единственное, я хочу, чтобы работа была выполнена
качественно. Так когда я получу эти трубки?
Бельгиец пожал плечами.
— Трудно сказать. Во всяком случае, все нужное для работы у меня
есть. Да и трудности теперь вряд ли возникнут. Пять-шесть дней. Ну,
неделя...
Англичанин не показывал никаких признаков раздражения. Лицо его
оставалось невозмутимым, пока бельгиец объяснял сложившуюся ситуа-
цию. Когда же тот умолк, Шакал все еще молчал, изучающе разглядывая
Оружейника и обдумывая услышанное.
— Ну, ладно, — нарушил он, наконец, тишину. — Это значит, что мне
придется изменить свои планы. Но это не так серьезно, как я думал рань-
ше. В некоторой степени это будет зависеть от телефонного звонка, кото-
рый я должен сделать’ В любом случае мне необходимо пристреляться,
а это можно сделать и в Бельгии. Но мне понадобится винтовка, обычные
патроны и один с «начинкой». Также мне бы хотелось знать, где здесь
имеется укромное местечко, чтобы можно было бы попрактиковаться и
84,
опробовать новое оружие. Ну, сто пятьдесят метров открытого про-
странства.
Мсье Госсенс на секунду задумался.
— В Арденнском лесу, — ответил он. — Там есть тихие места, где, гу-
ляя часами, никого не встретишь. За день можно обернуться туда и обрат-
но. Сегодня четверг. Завтра там может быть уже много людей, приехав-
ших отдохнуть на выходные. Я предлагаю понедельник, пятое. Ко вторни-
ку ~ среде, я думаю, все будет готово.
Англичанин, удовлетворенный ответом, кивнул.
— Хорошо. Винтовку и патроны, наверное, лучше взять сейчас. Я вый-
ду на вас во вторник-среду.
Бельгиец хотел что-то сказать, но клиент опередил его.
— Кажется, я должен вам семьсот фунтов. Вот, — он бросил на стол
несколько скрученных пачек, — пятьсот фунтов. Оставшиеся вы получите,
когда мой заказ будет выполнен полностью.
— Мерси, мсье! — радостно отозвался бельгиец, пряча в карман пачку
пятифунтовых банкнот.
Он разобрал винтовку, укладывая все на свои места в чемоданчике.
Один разрывной патрон был завернут отдельно в оберточную бумагу и
спрятан там же с тряпками и щеточками. Закрыв чемоданчик, бельгиец пе-
редал его с коробкой патронов англичанину и вежливо проводил гостя до
двери.
Шакал вернулся в отель к обеду. И первым делом спрятал чемоданчик
с винтовкой в глубь шкафа, закрыл его, а ключ сунул в карман. После
обеда он не спеша побрел на главпочтамт и заказал разговор с Цюрихом.
Через полчаса ему дали Швейцарию, а еше через 5 минут трубку взял гос-
подин Майер. Англичанин представился, назвав свое имя и номер.
Господин Майер извинился и через 2 минуты вновь взял трубку. В его голосе
уже не было той осторожной сдержанности. Клиенты, у которых счета в долла-
рах и швейцарских франках росли постоянно, заслуживали обходительного обра-
щения. Человек из Брюсселя задал всего лишь один вопрос, и опять швейцар-
ский банкир отошел от телефона и через полминуты снова взял трубку. Очевид-
но, он вытащил из сейфа папку клиента и внимательно изучал ее.
— Нет, майн герр, — потрескивал голос в телефонной трубке. — У нас
есть ваше поручение, в котором говорится, что мы должны незамедлитель-
но сообщить вам о новых поступлениях на ваш счет, но за указанный пери-
од таковых не было.
— Я звоню вам только потому, господин Майер, что меня не было две
недели в Лондоне, и ваше письмо могло прийти в мое отсутствие.
— Нет, нет, ничего не было. А как только будут поступления, мы неза-
медлительно сообщим вам.
Шакал уже повесил трубку, а господин Майер все еще рассыпался в лю-
безностях. Англичанин заплатил за разговор и вышел. В тот вечер в баре
недалеко от улицы Рю Нуве в половине седьмого он встретился с фотогра-
фом, исполняющим его заказ. Тот уже сидел там, а англичанин, заприме-
85
тив пустое местечко в углу, позвал его кивком головы. Через несколько
секунд, закурив, он обратился к подошедшему бельгийцу:
— Ну что, закончил?
— Да, все готово, превосходная работа, только не подумайте, что я хва-
стаюсь.
Англичанин протянул руку:
— Покажи.
Бельгиец закурил и покачал головой:
— Мсье, поймите меня правильно, здесь очень людно. А кроме того,
нужно хорошее освещение, чтобы рассмотреть их, особенно французские
документы.
Шакал холодно, изучающе оглядел его и кивнул.
— Хорошо, пойдем посмотрим без свидетелей.
Через несколько минут они вышли из бара и, взяв такси, доехали до
угла улицы, где находилась студия. Был теплый солнечный вечер, и, как
всегда, на Шакале были большие темные очки. Хозяин студии первым про-
шел по лестнице к двери. Внутри было темно, как будто на улице стояла
ночь. Несколько ламп дневного света, установленных внутри витрин между
отвратительными фотографиями, позволили англичанину различить стул
со столом в глубине квартиры.
Фотограф прошел за бархатные занавески и включил центральное осве-
щение. Вытащив из кармана коричневый конверт, он открыл его и вывалил
содержимое на маленький круглый столик из красного дерева, стоящий
сбоку. Затем подтащил его в центр под лампу. Два светильника над не-
большим подиумом в глубине студии оставались невключенными.
— Пожалуйста, мсье.
Бельгиец широко улыбнулся и указал на документы, лежащие на столе.
Англичанин взял первый и поднес его к свету. Это были водительские пра-
ва, на первой странице был вклеен новый листок. Права гласили, что «Ми-
стер Александр Джеймс Квентин Дагган, проживающий в Лондоне, имеет
право водить транспортные средства группы 1а, 1в, 2, 3, 11, 12 и 13 только
в период с 10 дек. 1960 по 9 дек. 1963 включительно». Сверху стоял номер,
конечно, вымышленный, и слова: «Лондонский муниципалитет», «Акт о
движении на дорогах 1960». Далее «Водительские права» и «Плата в раз-
мере 15 фунтов получена». Насколько Шакал мог судить, это была безуко-
ризненная подделка. Для дела как раз сойдет.
Следующим было французское удостоверение личности на имя Андре
Мартена, 53 лет, уроженца Кольмара, а ныне жителя Парижа, с фотогра-
фией англичанина, на которой он выглядел двадцатью годами старше, се-
дой и слегка смущенный. Края были ободраны, настоящий документ рабо-
чего человека.
Больше всего его интересовал третий экземпляр. Фотография на нем
слегка отличалась от той, предыдущей. Даты выдачи на удостоверениях
расходились на несколько месяцев так, как если бы они не были фальшивы-
ми. Ведь в действительности всегда так и было, эти даты не могли
86Гс
совпадать день в день. На этом удостоверении уже был другой портрет
Шакала, сделанный двумя неделями раньше, но рубашка казалась тем-
нее, да и на подбородке появилась щетина. Этот эффект был достигнут
благодаря мастерской ретушировке, создавалось впечатление, что это
были две разные фотографии одного и того же человека, сделанные
в разное время. Шакал еше раз взглянул на документы и спрятал их
в карман.
— Прекрасно. Как раз то, что я хотел. Поздравляю вас. Кажется, я до-
лжен вам еще пятьдесят фунтов.
— Совершенно верно, мсье. Мерси.
Фотограф застыл в ожидании денег.
Англичанин выташил из кармана пачку из десяти пятифунтовых банк-
нот и протянул их ему. Но перед тем, как отпустить зажатые большим
и указательным пальцем деньги, он произнес:
— Но, кажется, вы мне еше кое-что должны?
Бельгиец неуверенно попытался выразить на лице удивление и непо-
нимание.
— Что, мсье?
— Первую страничку из водительских прав. Я упоминал ранее, что хочу
получить ее назад.
Сейчас уже не возникало никаких сомнений, что жулик ломал комедию.
Как будто крайне изумленный, он высоко поднял брови, делая вид, что
только вспомнил об этом, выпустил пачку денег и развернулся. Пройдя
несколько шагов со склоненной головой, зажав руки за спиной, будто в
глубокой задумчивости, бельгиец резко развернулся и пошел назад.
— Я думаю, об этом листке мы можем немного поболтать.
—- Ну? — В голосе Шакала ничего не изменилось. Все тот же невырази-
тельный тон, глаза прищурены, словно он вглядывался в глубь себя.
— Дело в том, мсье, что эта первая страничка прав с вашим настоя-
щим, как мне кажется, именем находится сейчас не здесь. О, ради Бо-
га... — Он сделал наигранный жест, как будто пытаясь успокоить человека,
охваченного беспокойством, коим англичанин как раз не являлся...
— Она в очень надежном месте. В банке, в отдельном, принадлежащем
мне сейфе, который, кроме меня, никто не может открыть. Видите ли,
мсье, человек, занимающийся таким опасным бизнесом, как я, должен
предпринимать определенные меры предосторожности, иметь, если позво-
лите, кое-какие гарантии...
— Короче, что вы хотите?
— Итак, я надеюсь, что вы готовы заключить сделку по приобретению
прав на владение этой бумагой за сумму, немного превышающую те сто
пятьдесят фунтов, упомянутые вами ранее.
Англичанин вздохнул, в очередной раз поразившись способности чело-
века осложнять без лишней необходимости свое пребывание на этой земле.
Ничто больше не выдавало его заинтересованности в предложении
бельгийца.
87
— Ну так как? — застенчиво спросил жулик. Он превосходно играл
свою роль, как будто этому предшествовали длительные репетиции.
Окольными путями, какими-то неясными намеками, ну, прямо как в пло-
хом детективе.
— Да, раньше мне попадались шантажисты, — бесстрастно ответил ан-
гличанин, не обвиняя, а скорее констатируя факт. Бельгиец был шо-
кирован.
— Помилуйте, мсье, я и шантажист? То, что я предлагаю, это просто
сделка, в результате которой документ опять переходит в ваши руки, за опре-
деленную сумму. В конце концов, в моем сейфе находится оригинал ваших
прав, проявленная пленка, негативы ваших фотографий, и боюсь, что... — он
как бы сделал испуганную паузу, — и еше одна ваша фотография, сделанная,
когда вы стоите без грима. Я уверен, что эти документы, попав в руки бри-
танских или французских властей, могут причинить вам некоторые неудоб-
ства. А вы, очевидно, из тех, кто готов платить за то, чтобы избежать их.
— Сколько?
— Одна тысяча фунтов, мсье.
Англичанин молча кивнул, вроде проявляя лишь академический ин-
терес.
— Документы стоят таких денег, — согласился он.
Бельгиец ликуюше ухмыльнулся.
— Я так рад слышать это, мсье
— Но мой ответ — нет, — продолжал англичанин, как будто все еше
напряженно раздумывая.
Глаза бельгийца сузились.
— Но почему? Я вас не понимаю. Вы же сами говорите, что документы
стоят тысячи фунтов и хотели бы получить их назад. Это же нормальная
сделка. Мы же знаем с вами, что за все надо платить.
— Существуют две причины, — мягко сказал англичанин. — Во-пер-
вых, у меня нет никаких доказательств, что с негативов не были сделаны
копии, и, следовательно, я не уверен, что не последуют дальнейшие вымо-
гательства. У меня также нет доказательств, что вы не отдали документы
другу, который, когда потребуется вернуть их, вдруг неожиданно заявит,
что у него ничего нет или захочет еще тысячу фунтов.
Бельгиец, казалось, успокоился:
— Если это и все, что вас беспокоит, то ваши страхи беспочвенны. Во-
первых, в моих же интересах не доверять никакому партнеру документы,
как раз-таки из-за того, что он может их не вернуть. Да и не думаю я,
что вы расстанетесь с тысячей фунтов, не получив назад свои документы.
Поэтому нет никаких оснований для меня отдавать кому-то документы.
Повторяю, они находятся в банковском сейфе. А что касается повторного
вымогательства денег... мне кажется, это бессмысленно. Фотокопия води-
тельских прав не особенно-то всполошит британские власти. И даже в том
случае, если вас поймают с фальшивкой, — это причинит вам лишь некото-
рые неудобства. Во всяком случае, не такие значительные, чтобы оправ-
88
дать крупные денежные выплаты в мой адрес. В отношении французских
документов я полагаю, что, получи французские власти известие о том,
что некий англичанин выдает себя за несуществующего француза по имени
Андре Мартен, они и в самом деле могут арестовать вас. Но представьте,
я начинаю требовать у вас деньги вновь и вновь. В этом случае вам будет
проще выкинуть эти бумаги и заказать себе новые. Андре Мартену уже
ничего не будет грозить во Франции. Он просто исчезнет.
— Так почему бы мне не сделать это прямо сейчас? — спросил англича-
нин. — Вы же понимаете, что новый обойдется мне не дороже полутора
сотен фунтов.
В ответ бельгиец только развел руками.
— Для вас, полагаю, фактор времени важнее, чем деньги. Чтобы сде-
лать другие бумаги, вы потратите еще пару недель, да и качество у них
будет похуже. Насколько я понимаю, вам нужны документы и мое молча-
ние. Все это вы хотите получить сейчас же. Бумаги у вас на руках. Мое
молчание стоит тысячу фунтов. В конце концов, вы ничем не рискуете.
И то, и другое вам потребуется лишь на короткий срок.
— Звучит убедительно. Но... откуда у вас, такая уверенность, что я смо-
гу прямо сейчас выложить тысячу фунтов?
Бельгиец сдержанно улыбнулся. У него был вид человека, знающего от-
веты на все вопросы, но не способного сформулировать обоснованные воз-
ражения, которые могли бы удовлетворить неожиданные причуды его со-
беседника.
— Мсье, вы ведь английский джентльмен. Это очевидно. И тем не ме-
нее пытаетесь выдать себя за французского работягу. Вы великолепно и
почти без акцента говорите по-французски. Поэтому я указал местом ваше-
го рождения — то есть Андре Мартена — Кольмар. Все алсатианцы гово-
рят с акцентом, похожим на ваш. И вот вы, приняв облик Андре Мартена,
путешествуете по Франции. Придумано великолепно, даже гениально. Ник-
то не кинется на поиски старика Мартена. И, судя по всему, везете вы с
собой нечто дорогое. Наркотики? Вполне вероятно. Они как раз входят в
моду среди английской аристократии. А Марсель — один из главных цент-
ров их поставки. Или, может, бриллианты? Не знаю. Знаю только то, что
вы занимаетесь очень прибыльным бизнесом. Ведь и дураку понятно, что
английские милорды не специализируются на карманных кражах. Поэтому,
мсье, было бы разумно прекратить эти детские игры. Вот телефон. Вы
звоните вашим друзьям в Лондон й просите перевести тысячу фунтов на
ваш счет в местном банке. И уже завтра мы сможем обменяться пакетами,
и — алле-оп! — вы уже в пути. Ну, как?
Слушая собеседника, англичанин несколько раз кивнул. Со стороны мо-
гло показаться, что раскаявшийся грешник с горечью вспоминает сделан-
ные на своем жизненном пути ошибки. Внезапно он поднял голову и осле-
пительно улыбнулся. Первый раз за все время. Бельгиец сразу же почув-
ствовал облегчение. Ему импонировало спокойствие англичанина, хотя тот
повертелся в начале беседы, как уж на сковородке. Теперь же все встало
89
на места, и, похоже, не о чем было больше беспокоиться. Бельгиец физи-
чески ощутил схлынувшее с него напряжение.
— Ну что ж, — сказал англичанин, — ваша взяла. Я добуду тысячу
фунтов завтра к полудню. Но хотел бы поставить одно условие.
— Условие? — Бельгиец снова насторожился.
— Я бы не хотел встречаться в вашем доме.
Делец был явно озадачен.
— Не понимаю, почему вам здесь не нравится... Тихо, приватно...
— Меня не устраивает абсолютно все. Вы только что обмолвились,
что скрытно сделали мой снимок. А я бы не хотел, чтобы церемония
передачи пакета прошла при свидетеле, да к тому же еше со взведенной
камерой.
Не нужно было быть особо проницательным, чтобы заметить облегче-
‘ ние бельгийца. Он хохотнул.
— Оставьте свои страхи при себе, шер ами. Этот дом принадлежит мне,
и никто не войдет сюда без моего разрешения. Мне приходится быть осто-
рожным, поскольку я занимаюсь не совсем законным бизнесом. Снимаю
забавные картинки. Пользуются спросом, знаете ли, хотя это не то, что
делают на Гран Плас.
Он поднял левую руку, указательный и большой пальцы слились в
форме буквы Щ, а вытянутый указательный палец правой он несколько
раз ввел в образовавшееся отверстие, что должно было означать поло-
вой акт.
Шакал широко осклабился, а затем разразился хохотом. Бельгиец при-
соединился. Продолжая смеяться, англичанин похлопал его по плечу, паль-
цы скользнули вниз и сжались на бицепсе. Делец все еше демонстрировал
свой эротический жест, как вдруг, сквозь смех, почувствовал страшный
удар, обрушившийся ему в пах.
Голова мотнулась вперед, руки обвисли и инстинктивно потянулись к
гениталиям. Смех перешел в стон, затем в булькающий звук и, наконец,
в рвотный спазм. Уже почти теряя сознание, он опустился на колени и
стал покачиваться, будто в трансе, пытаясь унять боль; Шакал спокойно
выждал некоторое время, затем обошел бельгийца, наклонился со стороны
спины и правой рукой, будто удавкой, обвил его голову. Левая рука упер-
лась в затылок. Одним коротким, но мощным движением он сдвинул
шею назад, вверх и вбок. Хруст при переломе шейных позвонков был, ве-
роятно, не слишком громким, но в гулкой тишине комнаты он прозвучал,
как выстрел дамского пистолета. Бельгиец последний раз судорожно дер-
нулся и обмяк. Шакал выпустил тело из рук, и оно безжизненно повали-
лось на пол. Голова дельца была выворочена набок, руки все еще сжи-
мали пах, прокусанный кончик языка слегка высовывался сквозь сжатые
зубы, широко открытые глаза остановились на потускневшем узоре ли-
нолеума.
Англичанин быстро прошел через комнату к окну, убедился, что шторы
плотно закрыты, и снова подошел к телу. Перевернув его, он вытряхнул
90
карманы и обнаружил в брюках ключи. В дальнем углу студии стоял боль-
шой сундук с гримом и макияжем. Он отыскал нужный ключ, открыл
крышку и стал вытряхивать содержимое на пол.
Затем англичанин взял тело под мышки, подволок к сундуку и аккурат-
но уложил внутрь, легко придав нужную форму безжизненным членам. Че-
рез несколько часов должно было наступить окоченение. А пока парики,
женское белье, фальшивые локоны, ночные рубашки, свитера разного фасо-
на, джинсы, халат и несколько пар черных, в крупную клетку чулок были
втиснуты между трупом и стенками сундука. Пришлось лишь нажать свер-
ху, чтобы крышка закрылась.
Передвигая или перенося веши, Шакал обвязал руку тряпкой. Закончив,
он вынул носовой платок и протер им замок и все внешние поверхности
сундука. Затем сунул в карман пачку пятифунтовых банкнот и переставил
стол на прежнее место, не забыв протереть крышку. Погасив свет, он усел-
ся на стул и стал ждать наступления темноты. Он вытащил сигареты, вы-
сыпал их в карман и закурил, стряхивая пепел в пустую пачку. Через пару
минут Шакал аккуратно вмял туда же окурок.
Он не питал иллюзий, что исчезновение бельгийца пройдет незамечен-
ным, но было похоже, что и найдут его не скоро. По роду профессии тому
время от времени приходилось путешествовать, а то и уходить в подполье.
Вряд ли друзья поначалу сильно удивятся, если бельгийца не будет видно
в его излюбленных кабачках. Конечно, через некоторое время начнутся по-
иски, но, вероятно, не так скоро. Сначала будут искать среди людей, вра-
щающихся в сфере подделки документов и порнобизнеса. Некоторые, ко-
нечно, слыхали об этой студии и могут через некоторое время наведа-
ться. Они не остановятся перед тем, чтобы сломать замок и обыскать
дом.
Если это будет кто-нибудь из коллег бельгийца, рассуждал Шакал, то
парень вряд ли отправится в полицию, предположив, что тот пал жертвой
гангстерской войны, поскольку ни один клиент-порноманьяк не станет так
тщательно маскировать тело после убийства.
Рано или поздно полиция все же узнает о случившемся. Они, несомнен-
но, опубликуют в газете фотографию, и бармен, конечно, вспомнит, как
1 августа фотограф покидал бар в компании высокого блондина в клетча-
том костюме и темных очках.
Шакал вспомнил, что с барменом он не обменялся ни единым словом.
Правда, две недели назад он заказывал официанту из того же бара пиво,
но у того должна быть феноменальная память, чтобы вспомнить легкий
иностранный акцент англичанина. Полиция станет искать высокого блон-
дина, может, они даже выйдут на имя Александра Даггана, но бельгийцам
придется как следует потрудиться, чтобы выследить самого Шакала. По-
жалуй, месяц у него есть, а это как раз то, что нужно.
Убив человека, англичанин ощутил не больше эмоций, чем если бы на-
ступил на таракана. Шакал расслабился, выкурил вторую сигарету и вы-
глянул в окно. Глубокие сумерки окутали город. Было пол овина, десятого.
91
Шакал тихо вышел из студии и запер за собой входную дверь. Никто
не встретился ему на улице. Через полмили он бросил ключи в канализаци-
онную решетку и услышал всплеск где-то глубоко под асфальтом, в трубе,
по которой текли сточные воды.
Шакал вернулся в гостиницу и заказал себе ужин. На следующий день,
в пятницу, он отправился делать покупки в один из рабочих районов .Брюс-
селя. В магазине, специализирующемся на туристическом снаряжении, он
купил пару специальных ботинок, длинные шерстяные носки, хлопковые
брюки, клетчатую рубашку и рюкзак. Кроме этого, приобрел тонкий лист
пенопласта, хозяйственную сумку, моток бечевки, охотничий нож, две тон-
кие кисти для рисования, банку розовой и банку коричневой краски. Шакал
хотел купить большую дыню-касабо в открытом ларьке, однако в послед-
ний момент передумал, рассудив, что дыня может испортиться за вы-
ходные.
Глава 7
Пока Шакал занимался покупками в Брюсселе, Виктор Ковальский по-
стигал премудрости телефонной справочной службы на главпочтамте в
Риме.
Не зная ни слова по-итальянски, ему пришлось прибегнуть к помощи
одного их почтовых клерков, который немного владел французским. Ту-
жась, поляк объяснил ему, что желает позвонить человеку в Марсель, но,
к сожалению, не знает номера телефона. Да, у него есть и имя, и адрес.
Человека зовут Гржибовский. Озадаченный клерк попросил Ковальского
написать это имя. Ковальский написал, но итальянец, будучи не в состоя-
нии поверить, что имя может начинаться с «Гржиб...», выдал его оператор
ру на междугородке как «Гриб...», предположив, что «ж», написанная Ко-
вальским, на самом деле еше одна, лишняя буква «и». Оператор француз-
ской междугородки сообщил своему коллеге в Италии, что в марсельском
телефонном справочнике Йозеф Грибовский не значится. Клерк передал это
Ковальскому.
Только случайно клерк, будучи по природе сознательным человеком, да
к тому же желавшим угодить иностранцу, еше раз проговорил имя. чтобы
подчеркнуть правильность своего восприятия:
— Такого нет, мсье. Вот пожалуйста: Г. Р. И. ...
— Нет, Г. Р. Ж. — вставил поляк.
У служащего на лице обозначилось недоумение.
— Извините меня, мсье. Г. Р.Ж.? Г.Р.Ж.И.Б.?
— Да — Г.Р.Ж.И.Б.О.В.С.К.И.
Итальянец поморщился и снова обратился к оператору:
— Дайте мне международную справочную.
Через десять минут Ковальский уже знал телефон Йойо, а еше через
полчаса его соединили. Сквозь потрескивание в трубке на том конце прово-
92
да послышался голос экс-легионера. Ковальский почувствовал некоторую
неуверенность Гржибовского, когда тот подтверждал плохие новости из
письма Ковача. Да, он рад, что Ковальский позвонил, он сам пытался свя-
заться с ним уже три месяца. К сожалению, да, это правда насчет болезни
маленькой Сильви. Она все больше худела и слабела, и когда, наконец,
доктор поставил ‘диагноз, ее уже пора было укладывать в постель. Кварти-
ра? Нетъ это не та самая, они переехали в новую, более просторную. Что?
Адрес? Йойо тщательно проговаривал его, пока Ковальский, высунув язык,
медленно записывал.
— Что говорят эти знахари? Сколько она еще протянет? — проревел в
трубку поляк.
Только с четвертого раза ему удалось донести смысл своих слов до
Йойо. Последовала долгая пауза.
— Алло,~ алло, — закричал Ковальский, не услышав ответа.
Голос Йойо был сух и почти сливался с потрескиваниями в
трубке.
— Может, неделю. Может, две. или три.
Потрясенный Ковальский уставился на трубку. Не сказав ни слова, он
повесил ее на место и вывалился из кабины, двигаясь почти вслепую.
Оплатив разговор, он взял почту, защелкнул стальной наручник чемоданчи-
ка у себя на запястье и направился в отель. Первый раз за многие годы
его мысли суматошно метались в голове, и не было никого, к кому он
мог бы обратиться за инструкцией или приказом.
В своей марсельской квартире, той же самой, где он всегда и жил, Йойо
положил трубку. Он повернулся к парням из Службы «Действие», стоя-
щим за его спиной с пистолетами в руках. Один был наставлен на Йойо,
другой на жену, которая сидела с пепельно-серым лицом на краю
дивана.
— Ублюдки, — сказал Йойо с чувством, — дерьмо собачье.
— Он приедет?
— Не знаю. Он бросил трубку, — ответил поляк.
Черные безжизненные глаза корсиканца впились в него.
— Должен приехать. Это приказ.
— Ну, вы же слышали, я сказал все, что вы хотели. Должно быть, это
шокировало его. Он просто повесил трубку. Я не мог ничего сделать.
— Это в твоих интересах, Йойо, — повторил корсиканец.
— Он приедет, — сказал Йойо утомленно. — Если сможет, он приедет.
Ради девочки.
— Хорошо. Твоя роль сыграна.
— Тогда убирайтесь отсюда, — закричал Йойо, — оставьте нас в
покое.
Корсиканец поднялся. Другой продолжал сидеть, посматривая на
женщину.
93.
— Мы уйдем, — сказал корсиканец, — но и вы двое отправитесь с на-
ми. Не можем же мы позволить, чтобы вы занимались болтовней или поз-
ванивали в Рим. Не так ли, Йойо?
— Куда вы нас забираете?
— На небольшие каникулы. Прекрасный уютный отель в горах. Бездна
солнца и свежего воздуха. Тебе это подойдет, Йойо.
— Надолго? — мрачно спросил поляк.
— На столько, на сколько потребуется.
Гржибовский посмотрел в окно. Позади парадного, открыточного Ста-
рого порта сгрудились ларьки и рыбные лавки.
— Этот отъезд разорит нас. Сейчас пик туристического сезона. Поез-
да переполнены. В августе мы зарабатываем больше, чем за всю
зиму.
Корсиканец засмеялся. Казалось, это его позабавило.
— По-моему, ты скорее найдешь, чем потеряешь, Йойо. В конце кон-
цов, это же все во имя Франции, твоей нареченной Родины.
Поляк резко повернулся:
— Мне нас... на вашу политику. Мне вес равно, кто там у власти, какая
партия собирается заваривать кашу. Но я знаю таких, как вы. я встречался
с такими всю жизнь. Ваша порода служила бы даже Гитлеру. Или Муссо-
лини, или ОАС, если бы вас это устроило. Кому угодно. Режимы меняют-
ся, но ублюдки типа вас — никогда!.. — кричал он, наскакивая на человека
с пистолетом. Тот оставался невозмутимым.
— Йойо! — истерично завизжала женщина. — Прошу тебя, не надо!
Поляк замолчал и уставился на жену взглядом человека, будто бы и
не подозревающего о ее существовании. Он оглядел всех присутствующих.
Они тоже смотрели на него. Жена — умоляюще, двое из Секретной
Службы — бесстрастно. Они привыкли к упрекам, абсолютно никак
не влияющим на исход порученного им дела. Старший кивнул в сто-
рону спальни:
— Собирайтесь. Сначала ты, потом она.
—- А как же Сильви? В четыре она возвращается из школы. Кто же
ее встретит? — спросила женщина.
— Ее заберем, когда будем проезжать мимо школы. Все уже устроено.
Мы сказали директору, что ее бабушка при смерти, и вся семья должна
находиться у ее одра. Все продумано. Теперь поехали.
Йойо вздрогнул, взглянул на жену и вышел в спальню, чтобы упа-
ковать веши. За ним последовал корсиканец. Женщина продолжала тере-
бить платок. Потом она подняла глаза на второго агента, стоящего по
другую сторону дивана. Он выглядел моложе корсиканца, по виду
гасконец.
— Что они с ним сделают?
— С Ковальским?
— С Виктором.
— Кое-кто хочет побеседовать с ним. Это все.
94
Через полчаса семья сидела на заднем сиденье большого «ситроена»,
впереди — двое агентов. Машина неслась по направлению к уединенному
отелю в горах Веркора.
* * *
Шакал провел уик-энд у моря. Он купил пару плавок и субботу прозаго-
рал на пляже в Зеебрюгге. Несколько раз искупался в Северном море, по-
бродил по небольшому приморскому городку и прошелся вдоль мола, где
когда-то сражались и погибали под пулями британские солдаты. Несколько
усатых стариков сидели вдоль мола, закинув удочки на морского окуня.
Спроси он, они могли бы вспомнить события сорокадвухлетней давности,
но Шакал не спросил. На всем пляже было лишь несколько английских се-
мей, нежившихся на солнце и наблюдавших, как их дети играют в песке.
В воскресенье утром Шакал упаковал чемоданы и неторопливо повел
машину по фламандским пригородам, останавливаясь, чтобы прогуляться,
в Генте и Брюгге. Он отведал превосходный бифштекс, поджаренный на
дровах в ресторане Сифон и Дамме, и пополудни повернул машину обрат-
но к Брюсселю.
Перед тем как отправиться спать, он попросил горничную разбудить
его пораньше, заказал завтрак в постель и ленч в дорогу, объяснив, что
на следующий день собирается добраться до Арден и посетить могилу
старшего брата, погибшего в битве при Балжё между Бастоном и Малме-
ди. Горничная проявила значительное участие, пообещав разбудить англи-
чанина в назначенное время. Мсье может не сомневаться, что начнет свое
паломничество вовремя.
В Риме Ковальский провел гораздо менее беззаботные выходные. В на-
значенное время он регулярно появлялся для выполнения своей караульной
службы. В часы дежурства он спал мало, в основном полеживал на койке
в стороне от главного прохода, курил и потягивал крепкое красное вино,
которое специально для восьми состоявших в охране экс-легионеров до-
ставляли из-за границы в огромных четырехлитровых флягах.
Дешевое алжирское «пинар» не шло ни в какое сравнение с итальянским
«россо», пузырящимся внутри жестяных легионерских кружек, подумал он,
но это все же лучше, чем ничего.
Обычно Ковальский долго решался на какие-либо поступки, если ему
на помощь не поступали указания сверху или же если он не руководство-
вался постоянно действующим приказом. Однако в понедельник утром он
принял решение сам.
Он уедет ненадолго, возможно, всего на день или два, если нет прямой
авиалинии. В любом случае, этим нужно заняться. Потом, по возвраще-
нии, он все объяснит патрону. Ковальский был уверен, что тот поймет,
хоть и порядком рассердится. Он подумал, что, может быть, стоит все
рассказать полковнику и попроситься в отпуск на 48 часов. И все-таки
95
Роден, при всех своих хороших качествах боевого офицера и руководителя,
мог запретить ему эту поездку. Он ничего не поймет о Сильви, а Коваль-
ский знал, что объяснить все словами не сможет. Нет, ничего не сможет
объяснить. С тяжелыми мыслями он заступил в понедельник на утреннее
дежурство. Его сильно беспокоило то, что в первый раз за всю службу
легионером ему придется уйти в самоволку.
* ♦ ♦
В это же самое время Шакал встал и тщательно подготовился к пред-
стоящей поездке. Сначала он принял душ и побрился. Затем съел велико-
лепный завтрак, оставленный на подносе у кровати. Достав из гардероба
чемодан с винтовкой, он заботливо обложил каждый компонент расклад-
ного оружия несколькими слоями пенопласта, скрепив куски шпагатом. Все
это легло на дно рюкзака. Сверху бросил банки с краской, щетки, грубые
коттоновые брюки, клетчатую рубашку, носки и ботинки. В один карман
рюкзака засунул хозяйственную сетку, в другой — пачку с патронами.
Он надел обычную повседневную рубашку, из тех, что были в моде в
1963 году, легкий серый костюм, отказавшись от тяжелого шерстяного в
клетку, и пару легких черных туфель от ГУччи. Черный шелковый галстук
дополнил ансамбль. Шакал спустился к машине, припаркованной на стоян-
ке у отеля, и запер рюкзак в багажнике. Вернувшись в фойе, он взял свой
упакованный ленч, кивнул в ответ на пожелание клерка приятного путе-
шествия и к девяти уже выезжал из Брюсселя по старому шоссе Е-40 в
направлении Намура. Загородная местность уже плескалась в лучах света,
что предвещало жаркий день. По карте до Бастони было 94 мили, к кото-
рым англичанин добавил еще несколько, необходимых для поисков укром-
ного местечка среди холмов и лесов к югу от небольшого городка. Он вы-
считал, что к полудню легко одолеет сотню миль, и гнал свою «Симку
Аронд» вдоль плоской прямой магистрали, рассекающей Валлунскую
равнину.
Еще до того как солнце достигло зенита, он проехал Намур и Марш
и, следуя за дорожными указателями, направился в сторону Бастони. Ми-
новав небольшой городок, который был разодран в клочья орудиями «ко-
ролевских тигров» Зассо фон Мантойфеля зимой сорок четвертого, он свер-
нул на южную дорогу, ведущую к холмам. Лес становился все гуще, изви-
листая дорога все чаше проходила в тени огромных вязов и буков, сквозь
которые едва пробивались солнечные лучи.
В пяти милях за городом Шакал нашел узкую колею, уходящую в лес.
Он свернул на нее и еше через милю увидел небольшую тропку и остано-
вился в гуще растительности. Шакал выкурил сигарету, прислушиваясь, как
тикает, остывая, двигатель, шепчется ветер в кронах деревьев и воркуют
в отдалении голуби. /
Англичанин медленно выбрался из машины, отомкнул багажник и бро-
сил рюкзак на капот. Не спеша переоделся, сложив на заднем сиденье свой
96
безупречно серый костюм. Было достаточно тепло,’’чтобы обойтись без
пиджака, поэтому он поменял свою наглухо застегнутую под галстук ру-
башку на фривольную ковбойку. Дорогие городские туфли уступили место
туристическим ботинкам и шерстяным носкам, которые он натянул поверх
брюк.
Затем он собрал винтовку. В один из карманов брюк положил глуши-
тель, в другой — оптический прицел. Из пачки Шакал вытащил 20 обыч-
ных патронов и засунул их в нагрудный карман рубашки, в другой карман
он положил единственную разрывную пулю, все еще завернутую в упако-
вочную бумагу. Положив винтовку на капот, англичанин снова вернулся
к багажнику. Оттуда извлек медовую дыню, купленную накануне на базаре
в Брюсселе и оставленную на ночь в багажнике. Он бросил дыню в полу-
пустой рюкзак, где уже лежали кисти, краска и охотничий нож. Затем за-
мкнул машину и направился в лес. Было едва за полдень.
Через несколько минут Шакал отыскал небольшую полянку. Положив
винтовку на траву, он прошел сто тридцать метров, затем нашел дерево,
со стороны которого просматривалось место, где лежала оставленная вин-
товка. Шакал высыпал содержимое рюкзака на землю, вскрыл обе банки
с краской и стал работать над дыней. Нижняя и верхняя части были бы-
стро покрыты коричневой краской, нанесенной на темно-желтую кожуру.
Центральная часть была выкрашена в розовый цвет. Пока краска еше не
высохла, он набросал указательным пальцем пару глаз, нос, усы и рот.
Воткнув в верхнюю часть дыни нож, чтобы не испортить рисунок пальца-
ми, Шакал осторожно опустил ее в хозяйственную сетку, не скрывавшую
ни контуров дыни, ни нанесенного на нее рисунка.
Наконец, англичанин глубоко воткнул нож в ствол дерева в двух метрах
от земли, а на рукоятку повесил сетку. На фоне зеленой коры розовато-
коричневая дыня напоминала гротескную живую голову.
Оставшись довольным своей работой, он закрыл обе банки с краской
и забросил их далеко в лес. Щетки он воткнул в землю щетиной вверх
и вдавливал до тех пор, пока они не скрылись в траве. Взяв рюкзак, он
вернулся к тому месту, где лежала винтовка.
Установив глушитель и оптический прицел, Шакал оттянул затвор
и вставил первый патрон. Он оперся о дерево, вскинул винтовку и нашел
глазами мишень. В перекрестье оптического прицела она, казалось,
находится совсем близко, не далее чем в 30 метрах. Англичанин мог легко
различить следы своих пальцев, обозначивших на дыне основные черты
«лица».
Две перекрещивающиеся линии внутри прицела были слегка «размы-
ты», и Шакал немного подкрутил регулировочные винты. После этого он
тщательно прицелился и выстрелил.
Отдача была слабее, чем он предполагал, а приглушенный хлопок вы-
стрела был бы едва слышен даже на тихой улице. Взяв под мышку
Ф. Фо реп Пт «День Шакала»
97
винтовку, Шакал прошел через поляну и осмотрел дыню. Пуля прошла в
верхней правой части, срезала кожуру и ушла в ствол дерева.
Англичанин вернулся на исходную позицию и снова выстрелил, не ме-
няя установки прицела.
Результат был тот же, с разницей в полдюйма. Он выстрелил еще четы-
ре раза, пока не убедился, что целится правильно, но центровка сбита
вверх и вправо. И только тогда снова подкрутил винты.
После следующего выстрела пуля ушла влево и вниз. Чтобы убедиться
в этом, Шакал подошел к дыне и увидел, что пуля прошла в левой полови-
не «рта» чучела. Он выстрелил еще три раза с этим же прицелом, и все
пули легли рядом. Шакал еще раз отрегулировал прицел.
Девятая пуля вошла прямо в лоб, именно туда, куда он и целился. Вы-
тащив из кармана кусок мела, англичанин подошел к мишени и отметил
все пулевые отверстия.
После этого он стал снова стрелять по дыне, последовательно метясь
в «глаза», «нос», «верхнюю губу» и «подбородок». Повернув мишень в
профиль, он потратил последние шесть пуль на «висок», «ухо», «шею»,
«щеку», «челюсть» и «череп», промахнувшись только раз.
Удовлетворенный результатами стрельбы, он вынул из кармана тюбик
бальзоцемента и выдавил тягучую жидкость на головки регулировочных
винтов и на бакелитовую поверхность рядом с ним. Через полчаса цемент
затвердел, и Шакал навел резкость для стрельбы со ста тридцати метров.
Наконец он достал разрывную пулю, снова зарядил винтовку, прице-
лился и выстрелил.
Шакал прислонил оружие к дереву и пошел через поляну к сетке. Изряд-
но похудев, она висела на фоне иссеченного ствола. Дыня, уцелевшая после
десяти обычных пуль, теперь исчезла без следа.
Струйка сока стекала по коре. Остатки дыни лежали на дне сетки, сви-
савшей с рукоятки ножа, как изможденная мошонка.
Шакал снял сетку и забросил в кусты. Мишень, еще недавно напоминав-
шая лицо, представляла собой жидкое месиво. Шакал вытащил из дерева
нож и вложил его в ножны. Потом взял винтовку и зашагал обратно к
машине.
Там он аккуратно упаковал части винтовки в пенопласт и положил в
рюкзак вместе с ботинками, носками, рубашкой и брюками. Снова пере-
одевшись в городскую одежду, англичанин сунул рюкзак в багажник и при-
нялся за приготовление сандвичей.
Покончив с ними, Шакал сел в машину и выехал на главную дорогу.
Повернув в сторону Брюсселя, он вернулся в отель вскоре после шести.
Отнеся рюкзак к себе в номер, Шакал снова спустился, чтобы расплатиться
за прокат машины. Перед тем как принять ванну, он тщательно вычистил
каждую деталь винтовки и смазал движущиеся части. Затем сложил все
в переносной чемоданчик и запер его в гардеробе. Позже, ночью, рюкзак,
бечевка и несколько кусков пенопласта были выброшены в мусоропровод,
а двадцать одна гильза — в воду городского канала.
98
В«тот же понедельнику утром 5 августа,«Виктор.Ковальский; был снодд
на главпочтамте в Риме. По его просьбе служащий позвонил в справочную
авиакомпании «Алиталия» и выяснил расписание полетов Рим — Марсель.
Самолет вылетал из аэропорта Фьюмичино через час,, и не было никакого
шанса успеть на него. Следующий прямой рейс был в среду. Других авиа-
компаний, летающих Рим — Марсель, нет, сказали ему. А если с пересад-
кой, синьор? Нет. Рейс в среду? Да, конечно, вылет — в 11.15 утра с посад-
кой в Марсельском аэропорту Маринань сразу пополудни. Обратный
рейс — на следующий день. Один билет? Туда и обратно? Да, конечно, ва-
ше имя... Ковальский достал удостоверение личности. После отмены пас-
портов внутри стран Общего рынка этого было вполне достаточно.
Его попросили быть в аэропорту у стойки «Алиталии» за час до вылета
самолета. Служащий повесил трубку, и Ковальский, забрав с почты кор-
респонденцию, отправился в отель.
* * ♦
На следующее утро Шакал в последний раз встретился с мсье Госсен-
сом. Он позвонил ему после завтрака, и Оружейник с удовольствием сооб-
щил, что работа закончена. Сможет ли мсье Дагган зайти в одиннадцать,
захватив все необходимое?
Англичанин приехал, имея в запасе полчаса. Небольшой атташе-кейс ле-
жал внутри пустого фибрового чемодана, который он купил этим утром.
Перед тем как постучаться в дверь, тридцать минут Шакал наблюдал за
улицей. Когда мсье Госсенс впустил его, англичанин сразу же уверенно на-
правился в кабинет. Хозяин проследовал за гостем.
— Ну, что? — спросил англичанин.
— Думаю, в этот раз мы получили то, что хотели.
Из-за рабочего стола бельгиец извлек несколько рулонов гессенской
мешковины. Развернув их, он выложил рядом одну за другой несколько
прекрасно отполированных трубок. Мсье Госсенс взял протянутый Шака-
лом чемоданчик, достал части винтовки и стал вкладывать их в трубки.
Каждая из них идеально подходила к соответствующей ей части винтовки.
— Как постреляли? — спросил бельгиец, не отрываясь от своего
занятия.
— Довольно неплохо.
Взяв оптический прицел, Госсенс заметил, что регулировочные винты
зафиксированы бальзоцементом.
г- Извините, что пришлось сделать эти штуки такими маленькими, —
сказал он, — но прежде они были слишком велики, поэтому их пришлось
заменить.
Когда последние пять компонентов винтовки скрылись в трубках, он
поднял маленький стальной курок и пять разрывных патронов.
— Это нужно было куда-нибудь пристроить, — объяснил Госсенс. Он
взял приклад винтовки, обитый с торца кожей. В этом месте был сделан
аккуратный разрез. Оружейник- втиснул курок и заклеил разрез куском
.99
изоляционной ленты. Выглядело вполне натурально. Из ящика стола бель-
гиец вытащил продолговатый кусок черной резины диаметром полтора и
длиной два дюйма, из которого торчал стальной штырь с нарезкой.
— Вот это прикручивается снизу к последней трубке, — показал он.
В штыре было просверлено пять дырок. В каждую из них Госсенс вста-
вил по патрону, остались видны только медные шляпки капсюлей.
— Когда резинка встанет на место, пуль не будет видно, а вся конструк-
ция будет выглядеть вполне естественно, — продолжал объяснять он. Ан-
гличанин молчал.
— Ну, что вы об этом думаете? - спросил бельгиец с оттенком озабо-
ченности в голосе.
Не говоря ни слова, англичанин взял трубки, встряхнул их, но ничего
не услышал, поскольку внутри они были облицованы двумя слоями сукна,
поглощавшего звуки. Самая длинная из трубок была 50 см, и в нее входи-
ли ствол и затворная камера. Другие же были длиной около 30 см, и в
них помещались нижняя и верхняя стойки приклада, глушитель и оптиче-
ский прицел. Задняя часть приклада с находившимся в нем курком, а также
резиновым наконечником с пулями лежали отдельно. Во всем этом уже не-
возможно было различить грозное орудие убийства.
— Отлично,— сказал Шакал, кивнув, — это именно то, что я хотел.
Бельгиец был доволен. Ему, как и любому другому крупному специа-
листу в своей области, нравилось получать похвалы за свой труд. К тому
же он прекрасно понимал, что заказчик, находившийся сейчас перед ним,
был докой в этих делах.
Шакал взял стальные трубки с лежащими в них частями винтовки и
обернул каждую куском мешковины, а затем положил их в свой фибровый
чемодан. Когда все было упаковано, он закрыл чемодан и передал Оружей-
нику кейс, служивший ему для переноски винтовки.
— Мне это уже не нужно. Ружье будет лежать в чемодане до тех пор,
пока мне не представится случай им воспользоваться.
Он вытащил из кармана двести фунтов, остаток общей суммы, и поло-
жил их на стол:
— Полагаю, мы в расчете, мсье Госсенс.
Бельгиец сунул деньги в карман.
— Благодарю, мсье, я всегда к вашим услугам.
Англичанин помедлил.
— Я бы только осмелился вам еще раз напомнить мою маленькую про-
поведь о мудрости молчания, прочитанную две недели назад.
— Я не забыл ее, мсье, — тихо ответил бельгиец.
Его снова охватил страх. А вдруг этот интеллигентный убийца попыта-
ется заткнуть ему рот прямо сейчас? Хотя, вряд ли. Когда полиция займет-
ся делом, то быстро узнает о визитах светловолосого англичанина в этот
дом еще до того, как тому представится случай воспользоваться винтов-
кой, лежащей в чемодане. Казалось, Шакал читает его мысли. Он
улыбнулся:
100
— Не беспокойтесь. Я не причиню вам вреда. -Кроме того, я полагаю,
чтобы обезопасить себя от возможности быть убитым своим клиентом,
через час вам, вероятно, позвонит приятель, и, если вы не ответите, он
прибудет забрать тело. Или письмо, оставленное у адвоката, которое
вскроют в случае вашей смерти. Для меня убить вас — значит создать себе
еше больше проблем.
Госсенс был явно озадачен. Он действительно хранил у адвоката пись-
мо, которое должны вскрыть в случае его смерти. В нем указывалось ме-
сто позади дома, в саду, где следует искать камень, под которым лежала
коробка со списком клиентов Госсенса. Сегодня там значилось только одно
имя — имя долговязого англичанина представительной наружности, назы-
вавшего себя Дагганом. Все это было своего рода страховкой.
Шакал посмотрел на Госсенса спокойным понимающим взглядом.
— Правильно? Я так и думал, — сказал он. — Пока вы в безопасности.
Но’ я убью вас без колебания, если вы хоть кому-нибудь обмолвитесь о
моих визитах к вам и о сделанной мною покупке. Хоть кому-нибудь. Если
вам дорога ваша жизнь, то забудьте обо мне сразу же после того, как я
покину ваш дом.
— Мне все ясно, мсье. Моя работа обязывает к этому. Я бы только
хотел сказать, что такого же благоразумия я ожидаю и от своих клиентов.
Вот почему я вытравил кислотой номер со ствола вашей винтовки.
Англичанин улыбнулся:
— Тогда мы понимаем друг друга, мсье Госсенс.
Через минуту дверь за ним закрылась, и бельгиец, столько знавший об
оружии и оружейниках, но так мало о Шакале, вздохнул с облегчением и
пошел в кабинет пересчитать деньги.
Шакал не хотел, чтобы персонал отеля видел его дешевый фибровый
чемодан, и, несмотря на то что опаздывал к обеду, сел в такси и отправил-
ся на вокзал. Там он оставил чемодан в камере хранения и лишь после
этого вернулся в центр города. Не скупясь в средствах, англичанин пообе-
дал в «Сине», желая отпраздновать окончание подготовительного периода
во Франции и Бельгии, а затем вернулся в отель «Амиго», чтобы упако-
вать вещи и заплатить по счету. Он переоделся и вышел из номера. На
англичанине был прекрасно скроенный костюм в клетку и плотно прилега-
ющие темные очки. За ним к такси спустился швейцар с двумя чемоданами
фирмы «Вуито».
Шакал стал беднее на тысячу шестьсот фунтов, но при этом у него по-
явилась винтовка, лежавшая в камере хранения на вокзале, и три прекрасно
подделанных документа, находившихся во внутреннем кармане костюма.
Самолет вылетел из Брюсселя в четыре с небольшим, и хотя в Лондон-
ском аэропорту один из его чемоданов был тщательно осмотрен, ничего
особенного найдено не было, и к семи он уже брился в своей собственной
квартире перед тем, как отправиться на обед в Уэст-Энд1.
Уэст- Э н д — фешенебельный район Лондона.
101
• 'Глава 8
К несчастью для Ковальского, ему не пришлось звонить с почты в сре-
ду утром; в противном случае» если бы ему было дано такое задание, он
бы опоздал на самолет. В окошечке его ждала почта для мсье Пуатье. Он
забрал пять конвертов, запер их в стальной чемоданчик и поспешил в
отель. К половине десятого он передал письма полковнику Родену и был
отпущен в номер отсыпаться. Его следующее дежурство начиналось в семь
вечера и должно было проходить на крыше.
Он задержался у себя только для того, чтобы взять свой кольт-45 (Ро-
ден никогда бы не разрешил вынести его на улицу), и засунул его в кобуру,
висевшую на плече под пиджаком.
Поляк специально заказывал мешкоподобные костюмы, чтобы они
скрывали не только его могучий торс, но и все другие дополнения к фигу-
ре. Он взял также моток лейкопластыря и берет, купленный за день до
этого, и положил в пиджак. Туда же Ковальский всунул свои шестимесяч-
ные сбережения во французских франках и итальянских лирах. После этого
он вышел, закрыв за собой дверь.
Сидевший на этаже дежурный посмотрел на него снизу вверх.
— Мне приказали позвонить, — сказал Ковальский, указав пальцем
вверх в направлении девятого этажа.
Дежурный ничего не сказал, безучастно взирая на поляка. Ковальский
вошел в лифт, и немного погодя он уже стоял на улице, надевая большие
темные очки.
В кафе через дорогу сидел мужчина с номером «ОГГИ». Он на секунду
опустил журнал и изучающе посмотрел в сторону Ковальского. Тот пытал-
ся поймать такси. Но машин не было, и поляк направился к углу квартала.
Человек с журналом вышел из кафе и двинулся по тротуару. Небольшой
«фиат» вынырнул из линии припаркованных автомобилей в начале улицы
и затормозил рядом с ним. Человек юркнул в машину, и она медленно
двинулась за поляком. На углу Ковальский поймал такси и рявкнул водите-
лю: «Фьюмичнно».
В аэропорту Ковальский подошел к стойке «Алиталии», заплатил на-
личными за билет и заверил девушку за стойкой, что у него нет ни багажа,
ни ручной клади. Ему сказали, что посадка на марсельский рейс на 11.15
начнется через час. Человек SDECE тихо следовал за ним.
Убивая время, экс-легионер расположился в кафетерии. Он купил чашку
кофе и перенес ее за один из плексигласовых столиков, откуда можно было
наблюдать за взлетной полосой. Большую чась жизни звук авиадвигателей
означал для Ковальского лишь немецкие «мессершмитты», русские «штур-
мовики» или американские «летающие крепости». Позднее этот звук уже
означал воздушную поддержку Б-52 и «скайрайдерам» в Корее, «мюстерн»
или «фуга» в Алжире. Но в гражданском аэропорту все было по-другому.
Самолеты приближались к посадочной Полосе, приглушив двигатели, и
были похожи на гигантских ; 1 серебряных птиц. Казалось, они
102
подвешены к небу на нитях, и это ощущение не проходило, пока они не
касались земли. Будучи нелюдимым человеком, Ковальский все же любил
сутолоку аэропорта. Он даже подумал о том, что, сложись его жизнь по-
другому, он пошел бы сюда работать. Но он стал тем, кем стал, и возвра-
та не было.
Его мысли вернулись к Сильви, и он погрузился в глубокую задумчи-
вость. Это несправедливо, подумал он, что она умрет, а все эти парижские
ублюдки будут жить. Полковник Роден рассказал ему о них и о том, как
они предали Францию. Они обманули Армию и уничтожили Легион, бро-
сив народы Индокитая и Алжира на произвол террористов. Полковник Ро-
ден никогда не ошибался.
Объявили посадку на марсельский рейс. Ковальский прошел через сте-
клянные двери на пышущую жаром бетонную полосу, где в ста метрах от
выхода стоял самолет.
Со смотровой площадки за посадкой наблюдали два агента полковника
Роллана. Теперь на поляке был черный берет, а к щеке был прилеплен ку-
сок лейкопластыря.
Когда лайнер взмыл в небо, агенты спустились в холл и остановились
у телефонной будки. Один из них набрал местный римский номер. Когда
на другом конце провода подняли трубку, он представился и медленно про-
изнес: «Он отбыл. Рейс «Алиталия» четыре пять один, посадка в Мари-
нань в 12.10. Чао».
Через 10 минут сообщение поступило в Париж, а еще через 20 минут
оно уже было в Марселе.
Самолет «Вискаунт» перепорхнул через ослепительно-голубую воду за-
лива и развернулся для захода на аэропорт Маринань. Миловидная рим-
ская стюардесса, улыбаясь, проверила, пристегнуты ли ремни безопаснос-
ти, и затем села в свое кресло позади салона. Она обратила внимание на
пассажира в кресле перед собой, взгляд которого замер на сияющей беле-
сой пустоте Роун Дельты. Это был большой неуклюжий мужчина. Он с
акцентом говорил по-французски и совсем не понимал итальянский. Родом
из Восточной Европы, если судить по акценту, подумала стюардесса. Ува-
лень был в черном берете, зеленом мятом костюме и темных очках. Ог-
ромный кусок лейкопластыря скрывал половину его лица.
Самолет сел точно по расписанию и подрулил к зданию аэропорта.
Пассажиры прошли в зал таможенного досмотра. Пока они проходили
сквозь стеклянные двери, лысый человечек, стоявший рядом с одним из
таможенников, незаметно тронул того за рукав.
— Большой парень, черный берет, лейкопластырь.
Такое же указание он дал другому таможеннику. Пассажиры раздели-
лись на два потока перед таможенным барьером. Позади решеток по бо-
кам прохода друг против друга сидели двое полицейских и смотрели на
пассажиров, заполняющих пространство между ними. Каждый пассажир
предъявлял паспорт и посадочный талон. Офицеры были из Секретной
Службы DST, за государственную безопасность внутри страны. В их обя-
103
занности также входила проверка въезжающих иностранцев и возвращаю-
щихся из-за границы французов.
Когда появился Ковальский, человек в голубом мундире позади решет-
,ки едва ли обратил на него внимание. Он поставил печать в посадочный
талон и, кивнув, разрешил Ковальскому двигаться дальше.
Почувствовав облегчение, тот прошел по направлению к таможенному
барьеру. Несколько чиновников уже получили инструкции от маленького
лысого человека, который к этому времени уже растворился в офисе со
стеклянным фасадом. Старший таможенник обратился к Ковальскому, по-
казывая в сторону остальных пассажиров, ожидавших свои чемоданы у
ленточного конвейера:
— Мсье, ваш багаж.
Ковальский нагнулся к таможеннику.
— У меня нет багажа.
Тот поднял брови.
— Нет багажа? А есть ли у вас что-либо для заявления в декла-
рации?
— Нет, ничего, — ответил Ковальский.
Чиновник дружелюбно улыбнулся.
— Хорошо, проходите, мсье, — сказал он и показал в сторону стоянки
автомобилей. Ковальский кивнул и направился к выходу.
Через некоторое время он уже ехал в автобусе по направлению к горо-
ду. Когда он исчез из виду, несколько таможенников собрались вокруг
старшего.
— Интересно, что они хотят от него, — поинтересовался один.
— Он похож на мрачного педераста.
— Это сейчас. Я посмотрю на него, когда эти ублюдки им займутся, —
вставил третий клерк, кивнув головой в сторону расположенного позади
них офиса.
— Давайте, за работу! — оборвал их старший. — Сегодня мы уже по-
служили Франции.
—Ты имел в виду Большого Шарля1, — бросил первый, когда они рас-
ходились, и добавил сквозь зубы: — Да сгноит его Господь!
Был уже полдень, когда автобус остановился перед офисом авиакомпа-
нии «Эйр Франс» в самом центре города. Здесь было даже жарче, чем в
Риме. Август в Марселе имеет свои особенности. Однако все они таковы,
что лишь могут повергнуть человека в уныние.
Жара обволакивала город и была сравнима лишь с болезнью. Она за-
крадывалась в каждый орган, каждую клетку, отбирая силы, энергию, же-
лание что-либо делать, разве что мечтать о прохладной комнате с закры-
тыми жалюзи и работающим на полную мощность вентилятором. Даже
улица Каннабьер, обычно шумная и суматошная артерия Марселя, превра-
щающаяся в море света и движения с наступлением темноты, теперь была
1 Шарль де Голль.
104
пустынна. Полчаса Ковальский пытался поймать такси: большинство
машин стояло в. тенистых местах парка/ а их водители наслаждались
сиестой. м .
Дом, который указал в адресе Йойо, находился на главной дороге за
городом в направлении Кассе. На авеню де Либерасьон Ковальский попро-
сил водителя высадить его, сославшись на желание пройти оставшееся рас-
стояние пешком. Водительское «как угодно» в ответ было гораздо вырази-
тельнее открытого текста по поводу того, что он думает об этих иностран-
цах, выражающих желание прогуливаться по такой жаре несколько сот
метров, когда к их услугам имеется такси.
Ковальский проследил взглядом, как такси разворачивалось в сторону
города, и двинулся в нужном направлении лишь тогда, когда машина
скрылась за горизонтом. Он нашел улицу, название которой было записано
у него на клочке бумаги, справившись у официанта, трудившегося в придо-
рожном кафе. Дома выглядели еше совсем новыми, и Ковальский подумал,
что Йойо, должно быть, сделал хороший бизнес на своей тележке, торгуя
продуктами на вокзале.
Может, у них сейчас целый киоск, на который мадам Йойо давно поло-
жила глаз. Дела, наверно, идут неплохо. К тому же для Сильви было бы
гораздо приятнее вырасти здесь, чем среди доков. При мысли о дочери
Ковальский на мгновение остановился у ступеней многоквартирного дома.
Что там Йойо говорил по телефону? Неделя... Может, две...
Он взбежал по лестнице, немного задержался перед двойным рядом по-
чтовых ящиков на стене холла. «Гржибовский, квартира 23» — было напи-
сано на одном из них.
На 2-м этаже все двери были одинаковые. На двадцать третьей кварти-
ре, рядом со звонком, в специальное отверстие была вставлена карточка
с напечатанной фамилией Гржибовского. Дверь находилась в конце коридо-
ра, между 22-й и 24-й квартирами. Ковальский позвонил. Дверь открылась,
и в образовавшееся отверстие на голову легионера вдруг обрушился страш-
ной силы удар, нанесенный рукояткой ледоруба.
Удар рассек кожу, но отскочил от кости с глухим звуком. Двери сосед-
них квартир распахнулись, и оттуда выскочили люди. Все это произошло
меньше чем за полсекунды.
Ковальский взорвался. Хотя он и был тугодумом, однако одно дело
он знал в совершенстве. Он умел драться.
В тесном пространстве коридора его рост и сила были бесполезны.
Сквозь кровь, заливающую глаза, он определил, что впереди него было
двое и еще четверо находились по сторонам. Ему нужно было простран-
ство, чтобы драться, и он бросился напролом в квартиру 23.
Человек, стоявший перед ним, был отброшен назад. Двое бросились к
Ковальскому сзади, пытаясь ухватить за воротник. Внутри комнаты он
выхватил свой кольт, развернулся и выстрелил в сторону дверного прохо-
да. В этот момент другой верзила, находившийся в комнате, навалился ему
на руку, сбивая цель.
105
Пуля попала в коленную чашечку одного из противников. Тот слабо
охнул и обмяк. Пистолет был выбит из рук Ковальского, когда ему был
нанесен второй удар по кисти. Секундой позже пятеро оставшихся броси-
лись на поляка. Вся схватка длилась три минуты. Позже доктор скажет,
что Ковальский отключился только после того, как ему было нанесено не-
сколько ударов по голове свинцовой дубинкой, обтянутой кожей. Часть од-
ного уха была оторвана тяжелым ударом, нос был сломан, а лицо было
похоже на уродливую маску темно-красного цвета.
Большую часть схватки Ковальский провел механически. Дважды поля-
ку почти удавалось дотянуться до пистолета, но кто-то ногой отбросил
его в дальний угол комнаты. Когда наконец бесчувственное тело рухнуло
на пол, лишь трое из его противников оставались на ногах.
Они надели на поляка наручники и отступили, тяжело дыша. Огромное
тело лежало без движения, и только струйка крови, вытекающая из раскро-
енного черепа, говорила о том, что он все еше жив. Человек с прострелен-
ным коленом скорчился у стены рядом с дверью, прижимая блестящие от
крови руки к своей изуродованной ноге. Он был бледен, монотонные руга-
тельства вырывались сквозь посеревшие от боли губы. Другой стоял на
коленях, медленно раскачиваясь взад-вперед, обхватив руками изувеченный
пах. Еше один лежал недалеко от поляка, выразительный синяк красовался
на его левом виске, куда угодил кулак Ковальского.
Главный в группе перекатил Ковальского на спину и оттянул ему веко.
Затем подошел к телефону у окна, набрал местный номер, все еще тяжело
дыша.
Когда взяли трубку, он сказал человеку на том конце: «Мы взяли его...
Дрался? Конечно, дрался, черт его побери... Он выпустил одну пулю, Гери-
ни лишился коленной чашечки. Канетти получил по яйцам, а Виссар выру-
бился... Что? Да, поляк жив, таков ведь был приказ? Иначе он не натво-
рил бы столько... Да, ему тоже досталось. Не знаю, он без сознания...
Нет, подкрепление уже не нужно. Лучше пришлите пару машин «скорой
помощи». Да побыстрее», — и бросил трубку.
— Скоты, — пробормотал он, ни к кому не обращаясь.
По всей комнате валялась разбросанная мебель, скорее сейчас похожая
на дрова. Впрочем, она только для того и сгодится. Они считали, что по-
ляк побежит назад по лестнице. Да и в соседней комнате не расставили
мебели, а здесь мебель, черт ее побери, стала дополнительной трудностью.
Ему самому в грудь угодило кресло, брошенное Ковальским. Грудь ныла
от боли. Чертов поляк, подумал он, эти педики в управлении ничего не
сказали нам, что он из себя представляет.
Через пятнадцать минут два «ситроена» «скорой помощи» подкатили
к дому. Из одного вышел доктор и поднялся наверх. Он осматривал Ко-
вальского пять минут. Наконец, задрав рукав его рубашки, он сделал инъ-
екцию. Вошли двое санитаров, положили поляка на носилки и засеменили
с ним к лифту. Доктор повернулся к раненому корсиканцу, который недо-
бро смотрел в его сторону, лежа около стены в луже крови.
106
•Доктор подошел’к-нему, убрал руки с колена/посмотрел на рану и* при-
свистнул.
— Так. Морфий и госпиталь. Сейчас ты вырубишься. Здесь я больше
ничем не могу тебе помочь. Но считай, малыш, тво5Г служба кончилась.
В вену вошла игла, и Герини разразился потоком ругательств. Виссар
сидел, прижав руки к голове, с безумным выражением в глазах. Канетти
уже стоял, прислонившись к стене. Его тошнило. Двое коллег подхватили
его под мышки и вывели из квартиры. Старший группы помог встать Вис-
сару, а в это время вторые носилки унесли безжизненное тело Герини.
Выйдя в коридор, старший последний раз оглянулся.
— Ну и бардак, — заметил доктор, стоящий рядом с ним.
— Местные власти позаботятся, — бросил старший. — Это их
квартира.
С этими словами он закрыл дверь. Соседние квартиры были открыты,
но там все было в нетронутом виде. Он закрыл обе двери.
— Соседей нет? — спросил доктор.
— Нет, — сказал корсиканец, — мы заняли весь этаж.
В сопровождении доктора он помог Виссару, который все еще не мог
прийти в себя, спуститься вниз по лестнице к ожидающим автомобилям.
Двенадцать часов спустя после езды по дорогам Франции, Ковальский
был доставлен в крепость в пригороде Парижа. Стены камеры были вы-
крашены в обычный белый цвет. Там и сям виднелись нацарапанные не-
пристойности и молитвы. В камере было жарко и очень тесно, пахло кар-
болкой, потом и мочой. Поляк лежал лицом вверх на узкой железной кой-
ке, с намертво прикрученными к полу ножками. Кроме грязного матраса
и скатанного одеяла под головой, на койке ничего больше не было. Два
тяжелых кожаных ремня обвивали ноги поляка, еще несколько — пояс,
грудь и запястья. Ковальский был все еше без сознания, но дышал глубоко
и неравномерно.
С лица была смыта вся кровь, на ухо и череп наложены швы. Полоска
пластыря перекрывала нос, рот был приоткрыт, сквозь него со свистом
пробивался воздух. Два передних зуба были сломаны. Все лицо было в
кровавых потеках и синяках.
Сквозь густой покров черных волос на груди, плечах и животе были
видны другие выразительные свидетельства драки, следы от кулаков, баш-
маков и дубинок. Тюремный врач закончил осмотр, выпрямился и положил
стетоскоп в сумку. Он повернулся и кивнул человеку, стоящему позади его.
Тот толкнул дверь, и они вдвоем вышли в коридор. Стражник захлопнул
камеру и задвинул засов.
— Чем это вы его так стукнули... скорым поездом? — спросил доктор,
когда они спускались по коридору.
— Понадобилось шесть человек, чтобы его взять, — ответил полковник
Роллан.
— Неплохо поработали. Они чуть не убили его. Если бы не его бычье
здоровье, они бы его кончили! ' <•-/.
107
— Да, это была драка! Все же, какие последствия для этого малого?
— Говоря обычным языком: возможен перелом правого запястья —
мне не дали сделать рентген, если вы помните, плюс рассеченное левое
ухо, череп и сломанный нос. Многочисленные порезы и кровоподтеки, лег-
кое внутреннее кровоизлияние, которое может дать осложнение и убить его
или же разойдется само по себе. Он чертовски здоровый парень или, по
крайней мере, был им. Меня больше всего беспокоит его голова. То, что
у него сотрясение, — это без сомнения, а вот сильная или слабая форма —
трудно сказать. Череп цел, хотя это и не заслуга ваших ребят. Просто
у него башка, как слоновая кость. Но у сотрясения могут быть очень серь-
езные последствия, если вы не оставите его в покое.
— Мне нужно задать ему некоторые вопросы, — заметил полковник,
изучая кончик зажженной сигареты. Мужчины остановились. Кабинет до-
ктора и выход находились в разных концах коридора. Врач с пренебрежени-
ем посмотрел на главу Службы «Действие».
— Это тюрьма, — сказал он тихо. — Да, она создана для людей, угро-
жающих безопасности государства, но я все же доктор. И во всем, что
касается здоровья заключенных, буду командовать я. Этот коридор... — он
кивнул головой назад в направлении того места, откуда они пришли, — ва-
ша вотчина. Мне ясно намекнули на то, что все это не мое дело и что
у меня здесь нет права голоса. Но вот что я вам скажу: если вы начнете
беседовать с ним, то этот человек, еше до выздоровления, учитывая ваши
методы, может либо умереть, либо стать шизофреником.
Полковник Роллан выслушал горькие предсказания доктора, не поведя
и бровью.
— Сколько ждать? — спросил он.
Доктор пожал плечами.
— Трудно сказать. Он может прийти в сознание завтра или через не-
сколько дней. Но даже если он придет в сознание, он не готов к допро-
су — в медицинском смысле — недели две. По крайней мере в том случае,
если сотрясение легкое.
— Но есть же всякие лекарства, — пробормотал полковник.
— Да, есть. Но у меня нет желания прописывать их. Вы, вероятно, име-
ете доступ к ним, даже наверняка имеете. Но от меня вы их не получите.
В любом случае, что бы он сейчас ни сказал, вряд ли это будет представ-
лять для вас интерес. Вероятнее всего, это будет бред. Его сознание сейчас
скомкано. Оно может проясниться, а может и нет. Но если оно все-таки
прояснится, это должно произойти само по себе. Лекарства, действующие
на сознание, могут сделать из него идиота, который уже не понадобится
ни вам, ни кому-нибудь другому. Скорее всего, он очнется через неделю.
Вам нужно подождать.
После этих слов он повернулся на каблуках и отправился в свой
кабинет.
Но доктор ошибся. Ковальский открыл глаза через три дня, 10 августа,
и в этот день у него был первый и единственный допросу
108
По возвращении из Брюсселя Шакал еще три дня обдумывал последние
детали своего предстоящего визита во Францию.
Имея в кармане водительские права на имя Александра Квентина Даг-
гана, он отправился в Фанум Хаус, штаб-квартиру Автомобильной Ассоци-
ации, и приобрел международные водительские права на то же имя.
В комиссионном магазине, специализирующемся на товарах для путе-
шествий, он купил несколько кожаных чемоданов. В один из них он сложил
одежду, которая в случае необходимости превратит его в пастора Пера
Йенсена из Копенгагена. Он спорол этикетки с трех датских рубашек, куп-
ленных в Копенгагене, и пришил их на пасторскую одежду. Воротник напо-
добие собачьего ошейника и пасторскую манишку он купил в Лондоне, сняв
с них английские этикетки. Эти вещи он уложил вместе с туфлями, носка-
ми, нижним бельем и темно-серым легким костюмом, который мог бы
носить пастор Йенсен. В тот же чемодан вошли вещи американского сту-
дента Марти Шульберга: легкие туфли, носки, светлые брюки, теплые ру-
башки и нейлоновая куртка.
Подрезав с краю подкладку чемодана, он вставил между двумя слоями
кожи, образующими жесткие стенки, паспорта двух пассажиров, одним из
которых, возможно, он пожелает стать. Сверху легла датская книга по
французским соборам, две пары очков, одна для пастора, другая для сту-
дента, два разных набора цветных контактных линз, тщательно заверну-
тых в салфетку, и специальные препараты для окраски волос.
Во второй чемодан вошли: туфли, носки, рубашка и брюки французско-
го производства, купленные им на парижском блошином рынке. Там же
разместились короткое пальто и черный берет. В подкладку этого чемода-
на он засунул фальшивые документы на имя Андре Мартена. Этот чемо-
дан был частично пуст, поскольку сюда же Шакал планировал уложить на-
бор стальных трубок, содержащих в себе полный снайперский комплект.
Третий чемодан, поменьше остальных, был наполнен вещами, принад-
лежащими Александру Даггану: туфли, носки, нижнее белье, рубашка,
галстуки, платки и три элегантных костюма. Под подкладкой этого чемо-
дана Шакал спрятал тысячу фунтов, которые он снял со своего счета по
возвращении из Брюсселя.
Серый костюм был вычищен и наглажен и теперь висел в стенном пла-
тяном шкафу. Во внутреннем кармане пиджака лежал его паспорт, англий-
ские и международные водительские права и бумажник со ста фунтами на-
личными.
В кейс он сложил принадлежности для бритья, пижаму, мочалку, поло-
тенце, а также свои последние покупки — мешочек с гипсом, несколько
мотков широкого бинта, полдюжины рулонов лейкопластыря, три упаков-
ки обычного бинта, пару больших ножниц и тонкую тесьму. Кейс он не
будет сдавать в багаж, решил Шакал, по своему опыту зная, что во всех
аэропортах мира ручная кладь обычно не досматривается.
109
Подготовительная стадия была завершена. Костюмы пастора Йенсена
и Марти* Шульберга, он надеялся, были всего лишь мерой предосторожнос-
ти, к ней придется прибегнуть лишь в случае провала Александра Даггана.
Документы же Андре Мартена были жизненно необходимы для реализации
его плана, даже если другие ему и не понадобятся. В этом случае первый
чемодан с вещами можно будет оставить в камере хранения после оконча-
ния работы. Андре Мартен и винтовка тоже, вероятно, будут оставлены
после завершения дела. Въезжая во Францию с таким багажом, он рассу-
дил, что обратно выедет с одним чемоданом и кейсом, не более того.
Итак, все было готово. Но прежде чем отправиться в путь, он должен
был получить два письма. Одно — с телефонным номером в Париже, по
которому он сможет получать необходимую информацию о последних из-
менениях в системе охраны Президента. Другим должно было быть пись-
менное уведомление от господина Майера о том, что 250 тысяч долларов
переведены на его номерной банковский счет в Цюрихе. В ожидании этих
писем он проводил время, расхаживая по квартире и пытаясь научиться
естественно хромать. Через два дня англичанин был доволен результата-
ми, достигнув такого уровня, что стороннему наблюдателю было бы труд-
но поверить в то, что на самом деле с ногой у него все в порядке.
Первое из писем прибыло утром 9 августа. Это был конверт с почто-
вым штемпелем Рима. В нем содержалось следующее сообщение: «Вы мо-
жете связаться с вашим другом по номеру МОЛИТОР 5901. Представьтесь
словами «Это Шакал». Ответ — «Это Валми». Удачи».
Письмо из Цюриха пришло только утром одиннадцатого. Шакал широ-
ко ухмыльнулся, довольный тем, что, как бы ни повернулись дела — если,
конечно, останется жив, — он уже разбогател на всю оставшуюся жизнь.
Если же предстоящая операция закончится успехом, то он станет еще бога-
че. А в успехе у него не было сомнений. Шакал никогда не полагался на
волю случая.
Остаток утра он провел у телефона, выбирая рейс, которым было бы
предпочтительнее отправиться в Брюссель, и остановил свой выбор на са-
молете, вылетающем на следующее утро, 12 августа.
♦ * ♦
В подвале стояла тишина, нарушаемая лишь звуками тяжелого ритмич-
ного дыхания пяти сидящих за столом мужчин. Перед столом стоял дубо-
вый стул, к которому был привязан человек. При движении стул издавал
металлический скрежет. Трудно было определить размеры помещения. В
подвале находился единственный источник света, да и тот был сконцентри-
рован на человеке, сидящем на дубовом стуле. Это был стандартный све-
тильник из тех, которые обычно используют для чтения. Однако в него
была вставлена мощная лампа, от которой в изнурительной духоте комна-
те становилось еще жарче. Подвижный колпак был установлен так, что
свет падал прямо на стул, стоящий в трех метрах от стола.
i io
Свет был так ярок, что большая часть подвала оставалась контрастно-
черной. Лица сидящих за столом мужчин были неразличимы для узника.
Чтобы увидеть допрашивающих, нужно было встать со стула и передви-
нуться в сторону так, чтобы рассеянный свет выхватил из тьмы их скры-
тые силуэты.
Но сделать этого узник не мог. Его лодыжки охватывали широкие ре-
мни, прижимая их к ножкам стула. Каждая из ножек имела крепления, с
помощью которых тот наглухо привинчивался к полу. Руки были прихваче-
ны ремнями к подлокотникам. Еще один ремень обвивал за пояс, а послед-
ний обхватывал волосатую грудь. В тех местах, где ремни соприкасались
с телом, кожа была влажной от пота.
Поверхность стола была практически пуста. Единственным его украше-
нием была узкая медная рукоятка, способная двигаться вперед-назад и
вверх-вниз по небольшому вырезу на столе. Рядом находилась кнопка
включения скрытого механизма. Правая рука человека, сидящего с краю,
покоилась в непосредственной близости от пульта управления.
От стола отходили два провода — один от выключателя, другой от
контрольной панели — по направлению к небольшому электрическому
трансформатору на полу.
В правом дальнем углу подвала, за деревянным столом, лицом к стене
сидел человек. Перед ним поблескивал слабый зеленый свет индикатора
магнитофона, но катушки магнитофона не вращались.
Тишина подвала была ощутима почти физически. Все мужчины сидели
в мокрых от пота рубашках. Стояла невыносимая вонь: ужасное сочетание
запахов пота, металла, застоявшегося сигаретного дыма и блевотины. Но
даже и этот, последний, запах, достаточно назойливый, перебивался еще
одним, более сильным, безошибочно определяемым как запах страха и
боли.
Человек, сидящий в центре, заговорил мягким, успокаивающим
голосом:
— Послушай, мой маленький Виктор. Ты ведь все нам расскажешь. Воз-
можно, не сейчас. Ты храбрый человек. Мы это знаем и отдаем должное
твоему мужеству. Но даже ты не сможешь выдержать. Так почему же не
рассказать нам? Ты думаешь, полковник Роден запретил бы тебе, будь он
здесь? Нет, он приказал бы тебе все рассказать. Да он бы и сам все расска-
зал, чтобы мы не причиняли тебе неудобств. Ты же знаешь, здесь все в
конце концов начинают говорить. Не так ли, Виктор? Знаешь, как они раз-
говаривают? Никто не может держаться до бесконечности. Так почему же
не сейчас? А потом — снова в постель. И спать, спать, спать... Никто тебе
не помешает...
Человек, сидящий на дубовом стуле, поднял к свету избитое, блестящее
от пота лицо. Глаза его были закрыты т- то ли от света, то ли из-за ог-
ромных темно-синих наплывов, оставшихся от ног корсиканцев. Некоторое
время лицо было направлено на стол и на черноту перед ним. Нако-
нец, рот открылся. Казалось, человек пытается что-то сказать. Изо рта
ill
отрыгнулся комочек непрожеванной пиши, и месиво по каплям стало сте-
кать по матовой груди в лужицу блевотины, скопившуюся на коленях. Го-
лова упала вниз и снова уперлась в грудь.
Голос из-за стола начал снова:
— Виктор, послушай меня, ты стойкий человек. Мы все знаем это. Мы
все уважаем это. Ты уже все доказал нам. Но даже ты не сможешь де-
ржаться дальше. А мы сможем, Виктор, мы сможем. Мы можем продер-
жать тебя в сознании много дней, недели. И никакого шадяшего забвения.
Имеются всякие лекарства, ты же понимаешь, надеюсь. С третьей сте-
пенью уже закончили. Надеюсь, пошло на пользу. Так почему бы тебе не
поговорить? Мы же все понимаем. Мы понимаем, что значит боль. Но
вот эти маленькие электродики — они не понимают, Виктор, просто не хо-
тят понимать. Они только продолжают свое дело... так будешь говорить,
Виктор? Что они делают в этом римском отеле? Чего они ждут?
Крупная голова узника моталась из стороны в сторону. Казалось,
сквозь прикрытые ресницы глаза изучали два металлических зажима-краби-
ка, сжимающие его соски, и один, более крупный, чьи зазубренные «челю-
сти» обхватывали головку пениса.
Тонкие белые руки говорящего лежали в круге света на столе и выгляде-
ли вполне миролюбиво. Он подождал еще немного. Наконец, одна из его
холеных рук поднялась над столом — большой палец прижат к ладони,
другие четыре широко расставлены.
Человек, сидящий рядом с электрической панелью, передвинул медлен-
но рукоятку вверх до цифры «4» и зажал выключатель между большим
и указательным пальцами.
Холеная рука сжала пальцы — все, кроме указательного — и движением
крайней фаланги изобразила нажатие курка. Во всем мире такой сигнал по-
нимают без слов. Человек у пульта включил сеть.
С легким жужжанием маленькие металлические «крабы» с отходящими
проводами ожили. Огромное тело сидящего в кресле выгнулось, подбро-
шенное невидимой рукой. Ноги и запястья рванулись из сковывающих их
ремней так, что показалось, будто ремни пройдут сейчас сквозь тело. Гла-
за, ослепшие из-за раздувшейся плоти, восстали против природы, и стало
видно, как мученически смотрят они в нависающий потолок. Рот открыл-
ся, будто в удивлении, и еше через секунду из него вырвался демонический
рвотный поток...
Виктор Ковальский «сломался» в 16.06, и бобины магнитофона при-
шли, наконец, в движение;
Он начал говорить или, скорее, бессвязно бормотать, а между всхлипы-
ваниями и вскриками раздавался тихий, монотонный голос человека,
сидящего в центре стола:
— Почему они там, Виктор... в этом отеле?.. Роден, Монклер и Кас-
сон... чего они боятся?., где они были, Виктор?.. Виктор... скажи мне, Вик-
тор... почему Рим?., перед Римом... почему Вена, Виктор?., где в Вене?..
какой отель?., почему они там были, Виктор?..
112
Наконец, Ковальский замолк. Его бессвязные звуки все еше записыва-
лись на магнитофон, пока он совсем не потерял сознание. Голос за столом
некоторое время продолжал звучать еше более мягко,-пока’не стало ясно,
что ответов больше не последует.
Человек в центре стола дал указание подчиненным, и на этом допрос
закончился.
Записанная пленка была снята с магнитофона и срочно отправлена на
окраину Парижа, где находился офис Службы «Действие».
Ослепительный полдень, нагревший дружественно-притягательные па-
рижские тротуары, сменился золотыми сумерками, а в девять на улицах
зажглись огни. Вдоль берегов Сены, как обычно в такие летние ночи, про-
гуливались пары. Они шли, медленно потягивая вино вечернего света, сме-
шанного с любовью и молодостью, вино, которое, как бы там ни было,
никогда не будет одинаковым.
Кафе с открытыми террасами вдоль берегов Сены были полны шума
и звона бокалов, приветствий и шутливых протестов, заигрывания и ком-
плиментов, извинений, то есть всего того, чем наполнены беседы францу-
зов и к чему примешивалось волшебство Сены в тот августовский вечер.
Но в маленький офис рядом с Порт-де-Лила не проникла атмосфера улич-
ной безмятежности. В кабинете находились трое. Они проработали все по-
слеобеденное время и весь вечер. Один из них сидел рядом с магнитофо-
ном, постоянно перематывая пленку в зависимости от приказов второго,
на голове которого были наушники. Брови человека в наушниках были со-
средоточенно сведены к переносице, поскольку он пытался построить нечто
связное из того бормотания, которое было записано на пленке; Между
пальцами была зажата сигарета, от которой подымался едкий дым, разъ-
едавший и без того слезящиеся глаза. Человек жестом показывал операто-
ру те места, которые он бы хотел прослушать повторно, иногда по 6—7
раз прокручивая небольшой отрывок перед тем, как дать сигнал оператору
перейти к следующему.
Третий, молодой светловолосый парень, сидел за пишущей машинкой,
печатая под диктовку человека в наушниках. Вопросы, прозвучавшие в под-
вале крепости, можно было различить без труда. Ответы же доставляли
гораздо больше хлопот. Запись разговора на печатной машинке велась в
форме интервью, вопросы начинались буквой «В», ответы — с «О», при-
чем последние были расчленены беспрерывным многоточием, где смысл
произносимого терялся полностью.
Они закончили, когда стрелки часов приближались к двенадцати. Не-
смотря на открытое окно, воздух стал синеватым от клубов дыма.
Трое находившихся в кабинете утомленно поднялись со своих мест и
потянулись, чтобы размять ноющие, затекшие от долгого сидения члены.
Один из них снял трубку телефона, попросил дать ему городскую линию
и набрал номер. Человек в наушниках перемотал пленку. Сидевший за ма-
шинкой вынул последние листы, отделил их от копирки и стал складывать
по экземплярам. Первый предназначался для полковника Роллана, второй
из
будет отправлен в архив, а третий — на множительный аппарат для после-
дующей раздачи начальникам отделов, если шеф сочтет это необходимым.
Звонок застал полковника Роллана в ресторане, где он ужинал с друзья-
ми. Как обычно, он был элегантен, остроумен и галантен, а его холостяц-
кие комплименты в адрес присутствующих дам были высоко оценены уж
если не мужчинами, то по крайней мере их супругами. Когда официант
пригласил его к телефону, полковник извинился и вышел. Бросив в трубку
только «Роллан», шеф Службы «Действие» подождал, пока его подчинен-
ный на том конце провода назовет себя.
Затем полковник произнес пароль и узнал о том, что ремонт его маши-
ны закончен и она может быть доставлена хозяину в любое время. Роллан
поблагодарил и возвратился за столик. Через пять минут он вежливо изви-
нился и откланялся, объяснив свой уход тем, что ему необходимо выспать-
ся перед предстоящим тяжелым днем. Спустя десять минут он ехал в своей
машине по шумным улицам города по направлению к тихому предместью
рядом с Порт-де-Лила. В час он уже находился в своем кабинете и, сняв
безукоризненный темный пиджак, заказал кофе и позвонил помощнику.
Первый экземпляр «исповеди» Ковальского он получил вместе с кофе.
Первый раз он прочел 26 страниц досье быстро, пытаясь ухватить суть
сказанного обезумевшим легионером. В процессе чтения нечто привлекло
внимание полковника, он нахмурился, но продолжал читать не останав-
ливаясь.
Второй раз он читал внимательнее, тщательно изучая каждый параграф.
В третий раз он взял черный фломастер и стал читать еще медленнее, про-
водя толстые черные линии под словами и предложениями, относящимися
к Сильви, какой-то лейке, Индокитаю, Алжиру, Йойо, Ковачу, корсикан-
ским ублюдкам, Легиону. Все это ему было понятно и совсем не интересно.
Многое из сказанного касалось Сильви, часть — женщины по имени
Джулия, ничего не говорящему полковнику. Когда все это было подчеркну-
то, признание, если бы оно было напечатано снова, не заняло бы больше
шести страниц. Из этих оставшихся страниц он попытался, выудить какой-
нибудь смысл. Там был Рим. Три главаря жили в Риме. Ну это он знал.
Но почему? Этот вопрос задавался восемь раз. И все время, с небольшой
разницей, ответ был один и тот же. Они не хотели быть похищенными,
как это случилось с Арго в феврале. «Ну что ж, это понятно», — подумал
Роллан. Получается, что он напрасно потерял время, затевая эту операцию
с Ковальским? Одно слово легионер повторил дважды, вернее, пробормо-
тал дважды при ответе на восемь раз повторенный вопрос. Это было сло-
во «секрет». Была ли это часть прилагательного «секретный»? Но в их
пребывании в Риме не было ничего секретного. Или это существительное?
Тогда какой секрет?
Роллан в десятый раз пробежал бумаги, затем вернулся к началу. Три
человека из ОАС находятся в Риме. Они находятся там потому, что не хо-
тят быть похищенными. Они не хотят быть, пдхищенными потому, что
владеют неким секретом.
114
Роллан иронично улыбнулся. В отличие от генерала Жибо он понимал,
что Роден не скрывался бы в убежише только лишь из страха быть похи-
щенным.
Итак, они владеют секретом. Каким секретом? Все это, вероятно, исхо-
дит из Вены. Три раза у Ковальского в речи встретилась Вена, хотя снача-
ла Родену показалось, что это, вероятно, город Вьен, находящийся в двад-
цати милях к югу от Лиона. Но он не отвергал и предположения, что это
именно австрийская столица, а не французский провинциальный городок.
У них состоялась встреча в Вене. Затем они уехали в Рим и спрятались
там. Они боятся, что их похитят, поскольку они владеют неким секретом.
Тогда этот секрет должен исходить из Вены.
Часы шли, чашка за чашкой он пил кофе. В пепельнице росла груда
окурков. Еше до того как замызганные промышленные окраины Парижа,
лежащие к востоку от бульвара Мортье, были подсвечены тонкой серой
полоской рассвета, полковник Роллан уже знал, как он будет дейс-
твовать.
Недоставало лишь некоторых деталей для воссоздания полной картины.
Потеряны ли они безвозвратно, поскольку в три часа ночи ему сообщили
о смерти Ковальского? Или же ответ был спрятан где-то в исковерканном
тексте?
Роллан выписал обрывки некоторых фраз Ковальского, которые могли
заключать в себе скрытый смысл.
Кляйст, человек по имени Кляйст. Будучи поляком, Ковальский произ-
нес это имя правильно. У Роллана с войны сохранились кое-какие зна-
ния в немецком. Был ли это какой-то человек или название места?
Он позвонил телефонистам и дал задание просмотреть венский телефон-
ный справочник и определить, нет ли в нем лица или места под таким
именем.
Ответ пришел через десять минут. В справочнике было две колонки
Кляйстов, все — частные лица, а также два учреждения под этим именем:
начальная школа для мальчиков Эвальда Кляйста и отель «Пеншн
Кляйст». Он продолжал чтение.
Было несколько упоминаний какого-то иностранца, к которому Коваль-
ский, похоже, имел противоречивое отношение. Иногда он использовал
слово bon, означавшее «хороший», в отношении этого человека, в других
случаях он называл его facheur, то есть «вызывающий раздражение, досаж-
дающий». Вскоре, после пяти часов утра, полковник приказал принести
пленку и магнитофон и в течение часа прослушивал запись.
Выключив, наконец, магнитофон, он тихо, но выразительно выругался.
Взяв ручку с тонким пером, он сделал несколько исправлений в записанном
на бумаге тексте.
Ковальский не называл этого иностранца bon, он называл его blond,
то есть не «хорошим», а всего-навсего лишь «блондином». А слово, со-
рвавшееся с изувеченных губ и записанное facheur, было на самом деле
faucheur и означало «убийца».
115
С этого момента задача по Составлению отдельных кусков упростилась.
Слово «шакал», вычеркиваемое Ролланом при его упоминании в тексте и
казавшееся ругательством, теперь приобретало новое значение. Это сло-
во стало кодовым обозначением убийцы со светлыми волосами, который
был иностранцем и с которым те трое из ОАС встретились в отеле
«Пеншн Кляйст» в Вене за несколько дней до того, как залечь на дно
в Риме.
Теперь Роллану становилось понятным, почему по Франции в течение
последних восьми недель прокатилась волна ограблений банков и ювелир-
ных магазинов. Блондину, кто бы он ни был, требовались деньги для того,
чтобы выполнить работу для ОАС. Была только одна работа в мире, кото-
рая требовала такого количества денег. И блондин вовсе не был призван
для развязывания гангстерской войны.
В семь утра Роллан позвонил в отдел коммуникаций и приказал опера-
тору передать срочное сообщение в офис Французской Секретной Службы
в Вене. Он делал это в нарушение инструкции, согласно которой Вена нахо-
дилась в подчинении отдела R3 (Западная Европа). Затем запер в сейфе
запись допроса Ковальского и сел составлять доклад, который был предна-
значен лишь для одного лица и был помечен грифом «совершенно се-
кретно».
Он писал аккуратно, без сокращений, начав с подробного описания опе-
рации по захвату Ковальского, лично им разработанной, включая эпизод
о возвращении бывшего легионера в Марсель, клюнувшего на подброшен-
ную приманку, его захват агентами Службы «Действие», краткое упомина-
ние о допросе, проведенном его людьми, и.о сделанном Ковальским при-
знании. Полковник счел необходимым включить сообщение о том, что при
оказании сопротивления экс-легионер искалечил двух агентов, а также на-
нес серьезные ранения самому себе при попытке самоубийства и был впос-
ледствии госпитализирован. Именно там, лежа на госпитальной койке, он
и сделал свое признание.
Остальную, главную, часть доклада Роллан посвятил, собственно, при-
знанию и своим комментариям в связи с этим.
Наконец он закончил доклад; можно было немного расслабиться.
Взгляд его упал на окно и скользнул по вызолоченным утренним светом
крышам.
В управлении Роллан слыл человеком осторожным, не склонным к при-
тягиванию фактов за уши. Он это знал и поэтому сочинил последний пара-
граф доклада с особой тщательностью: «Расследование по установлению
неопровержимых доказательств данного заговора продолжается. Однако в
случае, если вышеизложенное найдет свое подтверждение в ходе расследо-
вания, описанный заговор, по моему мнению, является не чем иным, как
наиболее опасным случаем подготовки террористов к покушению на жизнь
Президента Франции. Если таковой заговор существует в реальности и ес-
ли убийца/являющийся иностранным подданным и известный только под
условным* именем «Шакал», в действительности привлечен для покушения
не
на жизнь Президента и в настоящее время готовится к осуществлению дан-
ной операции, мой долг состоит в том, чтобы предупредить Вас,о чрезвы-
чайном положении, которое, на мой взгляд, сложилось в этой связи к на-
стоящему моменту».
Как обычно, полковник Роллан напечатал копию доклада сам, вло-
жил в конверт, скрепив личной печатью, надписал адрес и добавил: «пе-
редать лично в руки». В заключение он сжег написанные от руки листы,
а пепел смыл в небольшом умывальнике, установленном в углу ка-
бинета.
Закончив, он умылся. Вытирая лицо и руки, он взглянул в зеркало. На
него смотрел человек, увы, уже немолодой. У него было узкое, неотрази-
мое в юности и такое привлекательное для женщин в зрелости лицо. Теперь
же оно начало терять свой прежний лоск, появился налет усталости и на-
пряжения. Слишком много грустного опыта, слишком много двусмыслен-
ностей и тайной жизни, слишком много смертей, на которые ему же прихо-
дится посылать своих людей. Порой, даже оставшись в живых, они обре-
чены на пытки в подвалах. На те самые пытки, без которых и его служба
не обходится в своей практике. Всего этого у главы Службы «Действие»
накопилось на гораздо более долгую жизнь, нежели на его 54 года. Под
глазами обозначились, и, кажется, надолго, два темных пятна, а элегант-
ная седина на висках появилась, словно снег, в одночасье, без постепенного
вкрадывания в волосы. Вдоль носа бороздами пролегли длинные морщи-
ны, закругляющиеся у углов рта.
«Еще немного, — подумал он, — и буду похож на вспаханное поле. Вот
год закончился, и я выхожу из игры». Лицо изможденно глядело из зерка-
ла. Усталость и недоверие? Возможно... Лицу виднее, чем рассудку. После
стольких лет работы в этой системе у полковника уже не было пути назад.
Человек остается самим собой до конца жизни. Сначала Сопротивление,
затем тайная полиция, потом Секретная Служба и вот, наконец, Служба
«Действие». Сколько людей кануло и сколько крови пролито за все эти
годы? «Спросить бы свое отражение в зеркале», — подумал он. Все для
Франции. А какое, спрашивается, Франции до этого дело? Лицо безмолвно
смотрело из зеркала. Ответ был известен.
Полковник Роллан вызвал рассыльного и, ожидая его, заказал завтрак
из яичницы, булочек с маслом, кофе с молоком и аспирин. У него нещадно
болела голова. Явился рассыльный, он вручил ему пакет с печатью и дал
указание.
Покончив с яичницей и булочками, он взял в руки чашечку кофе и подо-
шел к окну, выходящему в город. Вдалеке он различил крыши и. шпиль
Нотр-Дам, а еще дальше, в горячем мареве, повисшем над Сеной, контуры
Эйфелевой башни. Уже перевалило за девять утра, и, как обычно, в тот
день город деловито принимался за работу, вполне вероятно, проклиная
мотоциклиста в черной кожаной куртке, прорывающегося напролом с
включенной сиреной сквозь транспортные пробки по направлению к Вось-
мому Парижскому округу.
117
От того, удается ли предотвратить угрозу, описанную в послании, бол-
тавшемся на боку мотоциклиста, зависело, будет ли у полковника работа,
с которой он сможет к концу года спокойно уйти на пенсию.
Глава 9
Чуть позже Министр Внутренних Дел сидел за столом в кабинете и
мрачно смотрел из окна на внутренний двор своего ведомства. В дальнем
конце находились кованые ворота, каждая половина которых была украше-
на гербом Французской Республики. За воротами простиралась площадь
Бово, куда стекались потоки транспорта с авеню де Мариньи и пригорода
Сан-Оноре, водоворотом вращаясь вокруг полицейского, стоящего в
центре.
Площадь пересекали еще две дороги — Авеню де Миромесни и Рю де
Сусэ. На них застыли выстроившиеся в ряд автомобили, ожидая команды
полицейского. Казалось, он играет потоками машин, как матадор с бы-
ком, — спокойно, с достоинством, мастерством и неизменным апломбом,
тем более эффектным в этом смертельно опасном заигрывании с париж-
ским транспортом. Роже Фрей позавидовал упорядоченной простоте его
работы и вызывающей уверенности, которая сопровождала все его
движения.
Стоя у ворот министерства, двое жандармов наблюдали за виртуознос-
тью своего коллеги. За спиной у них болтались автоматы, и, глядя наружу
сквозь двойные кованые ворота, защищавшие их от волнений внешнего ми-
ра, они ощущали некую эйфорическую уверенность в ежемесячном жалова-
ньи, продвижении по службе, да просто в месте под этим теплым августов-
ским солнцем. Министр завидовал им, всей неусложненной простоте их
жизни и амбиций.
Он услышал шорох бумаги за спиной и развернулся на вращающемся
кресле к столу. Человек, стоявший перед ним, закрыл папку и положил
ее на стол перед министром. Глаза их встретились. Тишину кабинета нару-
шало лишь тиканье позолоченных каминных часов и приглушенный шум
с улицы Бово.
— Ну, что же вы думаете по этому поводу?
Комиссар Жан Дюкре, глава подразделения личной охраны Президента
де Голля, был одним из ведущих специалистов страны по вопросам без-
опасности. В особенности, если это касалось безопасности первого челове-
ка страны. По этой причине он и занимал столь важный пост и, как оказа-
лось, вполне заслуженно: шесть известных заговоров с целью убийства
Президента де Голля были либо провалены в момент их исполнения, либо
раскрыты в ходе подготовки.
— Роллан прав, — сказал Дюкре, помедлив.
У него был ровный бесстрастный голос человека, подводящего черту
под общими умозаключениями. Таким же1 голосом он мог сообщить свой
прогноз об итоге предстоящего футбольного матча.
118
— Если его выводы подтвердятся, данный заговор может стать исклю-
чительно опасным. Архивы всех секретных служб безопасности. Франции,
вся сеть агентов и информаторов, внедренная в ОАС, — вся эта система
будет работать на поиск иностранца, прибывшего в страну извне, рабо-
тающего в одиночку, не поддерживающего контактов и не имеющего
друзей. Этот человек — настоящий профессионал в своем деле. Как там у
Роллана... — он склонился над последним листом донесения шефа
Службы «Действие» и прочел вслух, — «... предупредить Вас о чрезвы-
чайном положении, которое сложилось в этой связи к настоящему мо-
менту».
Роже Фрей пробежал пальцами по коротко остриженным седым воло-
сам и снова повернулся к окну. Его нелегко было вывести из равновесия,
однако в это утро 11 августа он был явно озадачен. За многие годы пре-
данного служения делу Шарля де Голля он завоевал репутацию человека
с твердым характером, скрывающегося под внешней светскостью и интел-
лигентностью, что помогло Роже Фрею занять министерское кресло. Ярко-
голубые глаза его бывали то теплыми и приветливыми, то расчетливыми
и холодными.
Все внешние достоинства министра — его мужественное лицо и
прекрасная фигура — служили не только хорошим подспорьем в прод-
вижении по служебной лестнице, но и являли собой неотразимый ар-
гумент для женщин, ищущих покровительства облеченных властью
мужчин.
В прежние времена, когда голлистам приходилось, бороться за выжива?
ние против американской неприязни, британского безразличия, жирордист-
ских амбиций и коммунистической свирепости, он научился достигать це-
лей в упорной борьбе.
Сторонникам де Голля удалось-таки добиться своего, и дважды за во-
семнадцать лет этот человек возвращался из изгнания и забвения, чтобы
занять главный пост во Франции. За последние два года борьба возобнови-
лась, в этот раз именно против тех, кто восстановил де Голля у власти —
против армии. Еще несколько минут назад министр полагал, что подходи-
ло к концу заключительное сражение и враги ретируются, осознав бессилие
и беспомощность своей ненависти.
Теперь он понимал, что боится. Тощий фанатичный полковник, находя-
щийся в Риме, разработал план, который может разрушить, как карточный
домик, с таким трудом возведенное здание. Есть страны, в которых об-
щественные институты обладают достаточной долей стабильности, чтобы
без разрушительных потрясений и трансформаций пережить смерть прези-
дента или отречение короля, как продемонстрировала Британия
двадцать восемь лет назад и как продемонстрирует Америка еще до
конца года. Во Франции шестьдесят третьего все строилось по-другому,
и Роже Фрей не питал иллюзий относительно того, что смерть Прези-
дента не выльется в военный переворот, а впоследствии — в гражданскую
войну.
119.
- — Я । думаю, — сказал наконец он, все еще продолжая смотреть во
двор,— мы должны сказать ему.
Полицейский не ответил. Одно из преимуществ его положения заключа-
лось в том, что он исполнял работу, а стратегические решения оставлял
за теми, кто получал за это деньги. К тому же ему совсем не. хотелось
записываться в ряды добровольцев, желающих сообщить эту новость Пре-
зиденту. Министр повернулся:
— Хорошо. Спасибо, комиссар. Я постараюсь сегодня встретиться с
ним. — Его голос был сух и решителен. Он понимал, что необходимо что-
то предпринять. — Нет нужды напоминать, что все должно оставаться в
тайне, пока Президент не примет решения о дальнейших действиях.
Комиссар Дюкре поднялся, спустился по лестнице и вышел из здания.
Он пересек площадь и зашел в ворота Елисейского Дворца. Оставшись
один, Министр Внутренних Дел подвинул себе папку и снова углубился в
чтение.
Он не сомневался, что предположения Роллана верны, да и Дюкре в
своем молчаливом согласии не оставил ему места для маневра. Опас-
ность — весьма серьезная— действительно существовала, от нее никуда не
деться> и Президент должен знать об этом.
Неохотно он пробежал пальцами по клавишам внутренней телефонной
связи и проговорил в переговорное устройство:
— Соедините меня с главным секретарем Елисейского Дворца.
Через минуту звякнул красный телефон рядом с переговорным устрой-
ством. Министр поднял трубку, помедлив секунду.
— Месье Фокар к вашим услугам, — услышал он голос секретарши.
Еще одна небольшая пауза, и в трубке зазвучал обманчиво мягкий голос
одного из самых могущественных людей Франции. Роже Фрей вкратце
объяснил причину своего звонка.
— Как можно быстрее, Жак... Да, я знаю, что тебе нужно некоторое
время. Я подожду. Позвони мне как только сможешь.
Тот позвонил через час. Встреча была назначена в четыре пополудни,
сразу же по окончании послеобеденного отдыха Президента. На несколько
секунд министра охватила волна протеста по поводу такого пренебрежения
со стороны Президента. Он взглянул на бумаги и подумал, что сиеста мо-
гла бы подождать, однако вслух ничего не сказал, подавив возникшие эмо-
ции. Как и любой человек из окружения де Голля, он понимал неразум-
ность вступления в спор с человеком, имевшим помимо свободного досту-
па к Президенту еше и личную картотеку с весьма специфической
информацией, о которой ходило больше слухов, чем подлинных сведений.
♦ ♦ *
В тот же день, без двадцати четыре, Шакал вышел из ресторана «Кан-
нингем» на Керсон-стрит — одного из самых изысканных и дорогих из
всех, специализирующихся на приготовлении блюд из даров моря, Возможно,
U20
это его последний обед в Лондоне в ближайшее время, размышлял Шакал,
сворачивая на Саут-Адли-стрит. Такое событие стоило отметить.
» ♦ ♦
В это самое время черный «Ситроен-ДС-19» выехал из ворот Министер-
ства Внутренних Дел Франции на Пляс Бово. Полицейский в центре площа-
ди, предупрежденный знаком коллег у ворот дворца, остановил движение
транспорта с прилегающих улиц и вытянулся, отдавая честь проезжающим
машинам.
Проехав метров сто, лимузин свернул в сторону каменного серого по-
ртала Елисейского Дворца. Жандармы, стоящие на страже, уже были пред-
упреждены. Движение было остановлено, и машина без лишних помех вка-
тилась в удивительно узкие ворота. Два республиканских гвардейца, стояв-
шие у своих будок по сторонам портала, взяли под козырек, и машина
въехала во двор. Перед внутренней аркой машина затормозила, дежурный
офицер — один из сотрудников Дюкре — заглянул в салон и, кивнув мини-
стру, дал знак опустить на землю цепь, висевшую поперек арки. Далее,
за площадью, посыпанной темным гравием, находилось здание дворца. Ро-
бер, водитель министра, повернул направо и повел машину по кругу про-
тив часовой стрелки, остановившись у основания массивных гранитных
ступеней у входа во дворец.
Дверцу машины открыл швейцар в черной посеребренной ливрее. Ми-
нистр вышел из лимузина и взбежал по ступенькам наверх, где его встре-
тил старший швейцар. Министр сухо поздоровался и проследовал за ним.
Некоторое время им пришлось подождать в вестибюле, стоя под большим
канделябром, подвешенным на длинной позолоченной цепи к высокому
сводчатому потолку. Швейцар подошел к телефону и с кем-то переговорил.
Положив трубку, он повернулся, коротко улыбнулся министру и прос-
ледовал своей величественной неторопливой походкой влево по ко-
ридору.
На втором этаже они прошли небольшую площадку, с которой можно
смотреть на расположенный внизу холл, и остановились перед дверью сле-
ва. Стоявший у входа служащий мягко постучал, и оттуда послышалось
приглушенное «войдите».
Служащий плавно открыл дверь и отступил, давая министру войти в
комнату, называющуюся Салон де Ордонанс. Когда Роже Фрей оказался
внутри, дверь за ним бесшумно закрылась, и он услышал шаги удаляюще-
гося швейцара.
Из огромных южных окон вливалось солнце, окутывая своим жаром
ковер, устилающий пол комнаты. Одно из французских окон высотой во
всю стену было открыто, и сквозь него доносилось воркование голубей.
К нему примешивался приглушенный звук транспорта с Елисейских полей,
на пути которого встала великолепная летняя листва окружающих дворец
деревьев. Всякий раз, пдйадая в южные комнаты этого здания, Фрей, всю
421
жизнь проведший в городе, обманывался этим ощущением удаленности,
и ему казалось, будто он оказался в небольшой деревушке, затерянной в
глубине страны. Шум машин, доходивший до северных комнат дворца из
пригорода Сан-Оноре, здесь был всего лишь воспоминанием. Насколько он
знал, Президент обожал природу. Адъютантом де Голля в этот день был
полковник Тесье. При появлении Роже Фрея он поднялся из-за стола.
— Господин министр...
— Полковник... — Мсье Фрей движением головы показал в сторону
двойных дверей с позолоченными ручками. — Меня ожидают?
— Конечно, господин министр. — Тесье пересек комнату, коротко стук-
нул в дверь, открыл одну половину и остановился у входа.
— Министр Внутренних Дел, господин Президент.
Изнутри послышался какой-то едва различимый звук, очевидно, пригла-
шение войти. Тесье повернулся к министру, улыбнулся, и тот прошел в
личный кабинет Шарля де Голля.
Всякий раз, попадая сюда, он думал о том, что не найти ни одной дета-
ли обстановки этой комнаты, которая бы не свидетельствовала о характере
человека, в ней обитавшего. С правой стороны находились три высоких
окна, наподобие тех, что были в приемной. И здесь одно из окон было
открыто, и также ворковали голуби, правда, несколько тише.
Где-то за окном, внизу, под липами и березами, прятались незаметные
люди с автоматическими винтовками: настолько высокие профессионалы
в стрельбе, что попадали в тузовую метку на карте с двадцати шагов. Но
и им не позавидуешь, попадись они на глаза Президенту, когда тот выгля-
дывает из окон второго этажа. Если он узнавал о предпринимаемых по
его охране мерах или если эти меры случайно нарушали его уединение, гнев
Президента уже стал во дворце легендарным и был направлен зачастую
против тех людей, которые были готовы защищать его с фанатичным бес-
страшием. Это был один из самых тяжелых крестов Дюкре, и никто не
завидовал ему, поскольку у человека, которого он был призван обезопа-
сить, все формы личной защиты вызывали лишь негодование и непо-
нимание.
Слева, где у стены стоял застекленный шкаф с книгами, расположился
стол времен Луи XV, на котором находились не менее старинные часы.
Пол был устлан ковром Савонери1, изготовленным на королевской ковро-
вой фабрике в 1615 году. Президент когда-то рассказывал ему, что эта фа-
брика сначала была мыловаренной мастерской, и с тех пор это имя прикре-
пилось к выпускаемым коврам.
В комнате не находилось ничего, что не несло бы в себе некоего досто-
инства, что не служило бы примером величия Франции, но вместе с тем
было достаточно простым. Это, по мнению министра, относилось и к че-
ловеку, сидящему за столом, поднявшемуся поприветствовать Фрея в своей
обычной безукоризненно вежливой манере.
1 Саван (Savon) — мыло (фр.).
122
Минйстр вспомнил, как Гарольд Кинг, старейшина британского журнал
листского корпуса в Париже и единственный представитель англо-саксон-
ской расы, являющийся другом Шарля де Голля, однажды заметил ему,;
что по своим манерам Президент скорее человек XVIII, нежели XX века.
И с тех пор, встречая де Голля, министр всякий раз пытался предста-
вить его высокую фигуру, облаченную в шелковые и парчовые одежды,
выделывающую свои приветственные «антраша». Фантазия ему не уда-
валась, хотя связь была явной. Но в то же время он не мог забыть
несколько редких моментов, когда обычно спокойный и уравновешенный
Президент ругался самыми черными словами такой выразительной силы,
что приводил в недоуменный ступор то свое окружение, то Кабинет Ми-
нистров.
Роже Фрею было хорошо известно, что один из таких моментов, с
большой долей вероятности вызывающих гнев Президента, был вопрос
обеспечения безопасности государственных институтов Франции, главным
из которых был сам Президент. Они никогда не встречались с глазу на
глаз по данному вопросу, и многое, что делал Фрей в этом направлении,
осуществлялось тайно. Когда он вспомнил о документе, лежащем в папке,
и о той просьбе, с которой он пришел к де Голлю, министр едва не
вздрогнул.
— Мой дорогой Фрей.
Высокая фигура в темно-сером костюме обошла вокруг огромного ра-
бочего стола, рука протянута в приветствии.
— Здравствуйте, господин Президент. — Фрей пожал поданную руку;
По крайней мере, хоть у Старика хорошее' настроение. Де Голль при-
гласил министра сесть на один из двух стульев с высокой спинкой, сто-
ящих перед столом. Они были обиты тканью Бово времен Первой им-
перии.
Отдав дань вежливости, Президент вернулся на свое место по другую
сторону стола и сел, слегка откинувшись назад. Обе руки он вытянул к
столу, положив на него лишь кончики пальцев, напоминая пианиста, приго-
товившегося к игре.
— Мой дорогой Фрей, мне сказали, что вы хотите видеть меня по чрез-
вычайно срочному делу. Ну и что же вы мне сообщите?
Министр глубоко вздохнул и начал рассказывать. Он кратко и четко
изложил суть, понимая, что де Голль вряд ли оценит витиеватую орато-
рию, если только она не исходит из его собственных уст. В частной беседе
Президент ценил краткость, что, к своему удивлению, обнаружили некото-
рые из его наиболее болтливых подчиненных.
По мере того как Фрей говорил, лицо Президента становилось похожим
на маску. Все более откидываясь назад и как бы увеличиваясь на глазах,
он смотрел на министра. Взгляд его выражал горькое разочарование, буд-
то один из самых верных слуг притащил в дом некое мерзкое существо.
Министр, однако, понимал, что близорукость Президента мешает ему раз-
глядеть выражение мины на лице самого Фрея, и сейчас, на расстоянии
123
четырех метров, он был для де Голля всего лишь размытым цветным пят-
ном. Свою близорукость Старик не выставлял напоказ и на всех церемони-
ях, кроме чтения речей, очки старался не надевать.
Министр Внутренних Дел закончил свой монолог, длившийся чуть более
минуты. Он также сообщил о мнениях Дюкре и Роллана по данному во-
просу и закончил словами:
— Доклад Роллана — у меня в портфеле.
Не говоря ни слова, Президент протянул руку через стол. Фрей выта-
щил доклад и подал Президенту.
Шарль де Голль достал очки из наружного кармана пиджака, надел их,
развернул папку и стал читать. Голуби перестали ворковать, как будто осо-
знавали всю деликатность момента. Взгляд Фрея скользнул по деревьям
за окном, потом перешел на медный настольный светильник. Это был на-
стоящий Фламбо де Вермай времен Реставрации, прекрасно выточенный,
со встроенной электрической лампочкой и за пять лет президентства де
Голля проведший с ним тысячи ночных часов, освешая государственные
бумаги, ложившиеся на этот стол.
Президент положил поверх папки скрещенные ладони и спросил:
— И что же вы хотите от меня?
Роже Фрей еще раз глубоко вздохнул и принялся сжато излагать шаги,
которые он намеревался предпринять. Дважды в свою речь он вставил
фразу: «По моему мнению, это было бы необходимо, господин Президент,
чтобы предотвратить угрозу...» На тридцать третьей секунде своего экс-
курса он было начал: «Интересы Франции...» — и тут же был прерван.
Президент стал говорить, начав с повтора последней фразы Фрея.
Грассирующее «р» в голосе де Голля поднимало слово «Франция» на
божественную высоту, высоту, которой прежде не удавалось достичь
никому.
— Интересы Франции, мой дорогой Фрей, требуют того, чтобы Прези-
дент Франции не бегал по кустам от какого-то несчастного выродка и... —
он сделал паузу, и презрение к неизвестному убийце угрожающе повисло
в воздухе, — ... и к тому же иностранца.
Роже Фрей понял, что проиграл. Генерал не вышел из себя, как ожида-
лось. Он говорил ясно и точно, как человек, ни в коем случае не желающий
быть непонятым собеседником.
До полковника Тесье, сидевшего в приемной, доносились лишь обрывки
фраз.
— Франция не потерпит... величие и достоинство... от какого-то
шакала...
Через две минуты министр уже покидал кабинет Президента. Он сдер-
жанно кивнул полковнику Тесье, прошел через Салон де Ордонанс и вниз
по лестнице, к вестибюлю.
«Вот, — подумал старший швейцар, сопровождая министра к ожидав-
шему «ситроену», — идет человек с какой-то чертовски серьезной пробле-
мой в голове. Интересно, что это такое наговорил ему Старик». Но, будучи
124.
старшим, он сохранил бесстрастное выражение лица, такое же непоколеби-
мое, как и фасад дворца, в котором он прослужил двадцать лет.
* * *
— Нет, так не пойдет. Президент высказался однозначно по этому
вопросу.
Роже Фрей отвернулся от окна своего кабинета и повернулся к человеку,
которому была адресована ремарка. Через несколько минут по возвраще-
нии из Елисейского Дворца он вызвал к себе начальника канцелярии, или,
как его еще называли, начальника кабинета. Александр Сангинетти был
корсиканцем. Это был человек, которому Министр Внутренних Дел за по-
следние два года делегировал большие полномочия по формированию
определенной идеологии в рядах французских сил безопасности. Репутация
Сангинеттн складывалась из спектра противоречивых мнений, зависевших
от того, какими политическими воззрениями и понятием концепции прав
человека обладал его оппонент.
Крайне левые ненавидели и боялись его за непоколебимое участие в
формировании 45-тысячных полувоенных формирований по подавлению
мятежей с их нешуточной тактикой ведения боя при столкновении с улич-
ной демонстрацией, по чьей бы инициативе она ни затевалась — левых или
правых.
Коммунисты называли его фашистом. Вероятно, по той причине, что
многие из его методов поддержания общественного порядка напоминали
те, которыми пользовались в пролетарских раях по ту сторону железного
занавеса. Крайне правые, тоже называемые фашистами левыми, ненавиде-
ли его в равной степени, приводя те же аргументы о подавлении демокра-
тии и гражданских прав, но более вероятно потому, что он с жестокой
последовательностью осуществлял свои методы предотвращения полного
хаоса, приведшего бы к правому перевороту, якобы направленному на вос-
становление того самого порядка, которого Сангинетти с таким упорством
добивался.
У простых французов он тоже не вызывал симпатий, поскольку драко-
новские указы, вышедшие из его офиса, коснулись и их: шлагбаумы на ули-
цах, проверка документов на всех основных магистралях и перекрестках,
заграждения на шоссе и обошедшие всю прессу фотографии молодых де-
монстрантов, сбитых на землю дубинками боевиков из спецформирований.
Пресса окрестила его «мсье анти-ОАС» и вся, кроме немногочисленных
голлистских изданий, облаяла его вдоль и поперек. Если какие-то эмоции
и владели им от осознания статуса самого презираемого человека Франции,
он все же умело управлял собой, скрывая их под маской безразличия. Его
верховное божество помещалось в Елисейском Дворце, и внутри этой рели-
гии Александр Сангинетти чувствовал себя главой курии. Он пожирал гла-
зами пухлую папку, лежавшую перед ним на столе, в которой находился
доклад Роллана.
125
" — Это невозможно? Невозможно/Я не'понимаю его. Мы хотим защи-
тить его жизнь, а он не позволяет нам сделать этого. Я бы из-под земли
достал этого Шакала; Но вы говорите, нам запрещено предпринимать кон-
трмеры; Что же нам делать? Ждать, пока он нанесет удар? Сидеть
и ждать?
Министр вздохнул. Он ничего другого и не ждал от главы своего каби-
нета, но это не облегчало задачу. Он снова сел за стол.
— Послушай, Александр. Во-первых, у нас нет абсолютной уверенности
в том, что доклад Роллана содержит реальную информацию. Это его со-
бственные заключения, сделанные из бреда этого... как его... Ковальского,
который к тому же теперь мертв. Возможно, Роллан ошибается. В Вене
все еше ведутся поиски. Я связался с Жибо, он ожидает ответ к вечеру.
К тому же затевать общенациональный поиск иностранца, известного
лишь под кодовым именем, не совсем реально. В этом вопросе я готов
согласиться с Президентом. Кроме того, я повторяю инструкции... нет, аб-
солютно определенные указания Президента. Повторяю, для того чтобы
ни у кого из нас не было по поводу них разногласий. Никакой огласки,
никакого общенационального розыска, никакого упоминания о поступив-
шей информации вне узкого круга доверенных лиц. Президент считает, что,
если секрет выйдет из стен правительственных учреждений, пресса разой-
дется вовсю и другие нации только посмеются над нами, а любые предпри-
нятые меры предосторожности будут восприняты как здесь, так и за гра-
ницей забавным зрелищем, которое устроил Президент Франции, прячась
от убийцы-одиночки, к тому же иностранца.
— Он, я повторяю, этого не потерпит. Фактически, — министр выделил
сказанное поднятым указательным пальцем, — он ясно дал понять, что,
если в результате работы над этим делом хоть какие-то детали или просто
общая информация выплывут на поверхность, падут головы. Поверьте,
мой друг, я никогда не видел его более решительным.
— А как же насчет общественной программы, — настаивал корсика-
нец, — ее, без сомнения, необходимо изменить. Он больше не должен появ-
ляться в общественных местах, пока не будет пойман этот человек. Он,
несомненно, должен...
— Он ничего не отменит. Не будет никаких изменений ни на час, ни
на минуту. Все должно происходить в абсолютной секретности.
В первый раз со времени февральского покушения в Военной Акаде-
мии, закончившегося арестом заговорщиков, Александр Сангинетти по-
чувствовал себя отброшенным к тому, с чего начинал. В последние
два месяца, сражаясь против волны банковских ограблений и лихих на-
летов, он позволил себе надеяться, что худшее уже позади. Корсика-
нец считал, что крах аппарата ОАС под воздействие^^ двойных ударов —
Службы «Действие» изнутри и его боевиков снаружи — сопровождается
предсмертными судорогами Секретной Армии и последними конвуль-
сиями, направленными на финансовое обеспечение беззаботной жизни в
изгнании.
126
Однако последняя страница доклада Роллана свидетельствовала о том,
что его огромная армия двойных агентов, внедренных в святая святых
ОАС, была обойдена с фланга умелым маневром неприятеля, заключав-
шемся в анонимности убийцы, известного лишь трем лицам, которые к
тому же находились в Риме и были для него недостижимы. Он понимал,
что огромные архивы, содержащие досье на всех, кто хотя бы отдаленно
был когда-либо связан с ОАС, в данной ситуации оказались бесполезны
по одной простой причине: Шакал был иностранцем.
— Если нам запрещают действовать, что же нам тогда остается?
— Я не сказал, что нам запрещено действовать, — поправил Фрей. — Я
сказал, что нам запрещено действовать публично. Все должно проходить
тайно. Это оставляет нам лишь один выбор. Личность убийцы должна
быть установлена скрытным расследованием, где бы он ни находился — во
Франции или заграницей, — он должен быть выслежен и уничтожен без ко-
лебания. Это, господа, единственный путь, открытый для нас.
* * *
Министр Внутренних Дел обвел глазами чиновников министерства, да-
вая всем почувствовать вес своих слов. Кроме него самого, на заседании
присутствовали четырнадцать человек.
Министр стоял во главе стола, справа от него сидел глава кабинета,
слева — Префект, политический руководитель полицейских сил Франции.
Справа от Сангннетти находились генерал Жибо, глава Службы Без-
опасности SDECE, полковник Роллан, шеф Службы «Действие» и автор
доклада, копии которого лежали перед каждым из присутствующих.
Далее, за Ролланом, сидели: комиссар Дюкре, начальник охраны Прези-
дента и полковник Сен-Клер де Вибан, состоявший в штате Елисейского
Дворца, — фанатичный голлист, но не менее известный в окружении
Президента как человек, равно фанатичный в удовлетворении своих жиз-
ненных амбиций. Слева от месье Мориса Пагона, префекта полиции, си-
дели месье Морис Гримо, директор французской национальной уголовной
полиции Сюрете Националь, и далее в ряд пять руководителей отделов
Сюрете.
Сюрете Националь была излюбленной темой новеллистов, в романах
которых .она неизменно наголову разбивала все преступные сиды. Однако
на самом деле сама по себе СН была небольшим заведением со скромным
штатом сотрудников, в подчинении которого находились пять криминаль-
ных отделов, выполнявших в действительности всю работу. Функции Сю-
рете были чисто административными. Так же, как .и у Интерпола, имею-
щего не менее грозную репутацию, в ее штате не было ни одного де-
тектива.
Следом за Морисом Гримо сидел человек, под чьим руководством нахо-
дились все детективы и органы расследования Франции. Это был Макс
Ферне, директор Судебной Полиции. Кроме огромной штаб-квартиры на
127
набережной Ки де Орфевр, во много раз превосходившей по размерам
штаб-квартиру Сюрете Националь, находившуюся на Рю де Сосэ, 11, за
углом Министерства Внутренних Дел, Судебная Полиция располагала сем-
надцатью региональными отделениями, по одному на каждый из полицей-
ских участков метрополитена. В них входило 453 районных отделения по-
лиции, подразделяющихся на 253 окружных комиссариата, 126 местных по-
лицейских постов и 73 центральных комиссариата. Вся эта сеть охватывает
две тысячи городов и деревень Франции. Это силы борьбы с преступнос-
тью. В сельской местности и вдоль шоссе более общей задачей по поддер-
жанию порядка занимаются Национальная Жандармерия и дорожная поли-
ция Жандарм Мобил.
Во многих районах жандармерия и агенты полиции располагались в
одних и тех же зданиях и совместно распоряжались наличными технически-
ми средствами, что зачастую увеличивало общую эффективность сил охра-
ны порядка. Общее количество людей, находившихся в 1963 году под руко-
водством Макса Ферне в Судебной Полиции, составляло 20 тысяч человек.
Слева от Ферне сидели руководители четырех отделов Сюрете: Отдела
Безопасности Республики, BSR, Главного Статистического Ведомства, RG,
Корпуса Республиканской Безопасности, CRS, и Отдела Территориального
Надзора, DST.
Отдел Безопасности Республики занимался, в основном, защитой зда-
ний, коммуникаций, шоссе и других государственных объектов от диверсий
и повреждений. Главное статистическое ведомство являлось памятью всех
остальных отделов; в его Пантеоне — главном архиве — хранилось четыре
с половиной миллиона досье на различных людей, попадавших в поле зре-
ния французской полиции со дня ее основания. Архив располагался на по-
лках общей длиной около восьми километров и составлялся либо по кате-
гории совершенного преступления, либо по именам. Содержались здесь и
досье на оправданных и на свидетелей. Хотя в те времена система еще не
была компьютеризирована, служба за несколько минут могла выдать ин-
формацию, скажем, о поджоге, случившемся десять лет назад в маленькой
деревушке, или же имена свидетелей забытого судебного процесса, почти
не освещенного в газетах.
Вдобавок, в нем хранились отпечатки пальцев всех, кто когда-либо про-
ходил данную процедуру во Франции, включая и такие, чьи владельцы ни-
когда не были идентифицированы. Там были и десять миллионов карточек
на туристов, пересекавших границы Франции, и карточки всех иностранных
постояльцев отелей вне Парижа. Это карточки постоянно заменялись но-
выми, что диктовалось причинами чисто технического характера. Карточки
же, заполнявшиеся в отелях Парижа, поступали не в RG, а в Префектуру
полиции на бульваре дю Палэ.
Отдел Территориального Надзора был и является по сути силой, борю-
щейся со шпионажем во Франции, а также отвечающей за безопасность
французских аэропортов, морских портов и границ. Перед тем как перейти
в архив, въездные карточки иностранцев вначале сортируются служащими
128
DST в месте въезда с тем, чтобы сразу определить лиц, за которыми следу-
ет вести наблюдение.
Последним в основании овального стола, рядом с Министром Внутрен-
них Дел, сидел глава 45-тысячных полувоенных формирований боевиков
Александр Сангинетти, заслуживший себе такую шумную, но крайне отри-
цательную репутацию во Франции. Между Сангинетти и полковником Сен-
Клером сидел еще один человек. Это был крупный, флегматичный мужчи-
на, чья дымящаяся трубка раздражала находившегося слева полковника.
Министр сам попросил Макса Ферне пригласить этого человека. Им был
комиссар Морис Бувье, глава криминального управления Судебной
Полиции.
— Таково наше положение, господа, — резюмировал министр. — Каж-
дый из вас прочел доклад полковника Роллана. Как вы поняли, в интересах
Франции Президент значительно ограничил наши действия по его защите
от возможного покушения. Я еще раз подчеркиваю, должна быть абсолют-
ная секретность в проведении расследования и любой последующей акции.
Ни с кем вне этой комнаты вы не должны ничего обсуждать, если только
этот человек не будет посвящен в дело в ходе расследования. Я созвал вас
всех потому, что рано или поздно нам придется прибегнуть к возможно-
стям всех присутствующих здесь служб, и у вас, их руководителей, не до-
лжно быть никаких сомнений в важности стоящей задачи. Выполнение ее
потребует вашего личного участия на всех этапах. Ни о какой передаче де-
ла подчиненным не может быть и речи, кроме тех случаев, когда не требу-
ется разъяснения сути.
Наступила пауза. Одни продолжали напряженно смотреть на министра,
другие задумчиво обозревали лежащее перед ними досье. Комиссар Бувье
рассеянно глядел в потолок, выпуская изо рта клубы едкого дыма. Он был
похож на индейца, подающего условные сигналы. При выходе очередной
порции дыма находившийся рядом полковник морщился.
— А теперь, — сказал министр,— я бы хотел услышать ваши предложе-
ния. Полковник Роллан, как с вашим расследованием в Вене?
Глава Службы «Действие» поднял голову от доклада, покосился на ше-
фа секретной службы, но тот сохранял бесстрастное выражение лица. Гене-
рал Жибо все утро пытался урезонить руководителя отдела R3 (Западная
Европа) в том, что решение Роллана воспользоваться услугами его венско-
го отдела было продиктовано необходимостью.
— Да, — сказал полковник, — сегодня днем нашими людьми в Вене
проводилось расследование вокруг небольшого частного отеля «Пеншн
Кляйст» в Брукнералле. У них с собой были фотографии Марка Родена,
Рене Монклера и Андре Кассона. У нас не было времени передать фото-
графию Виктора Ковальского, которой не оказалось в венской кар-
тотеке.
Портье узнал двоих. Однако имен он вспомнить не мог. После вручения
ему некоторой суммы денег он проверил книгу регистрации за 12—18 ию-
ня, до того дня, как три оасовца обосновались в Риме. Портье вспомнил
Ф. ФорсаШ «День Шакала»
129
Родена как человека, зарегистрировавшегося под фамилией Шульп. Утром
к нему приходили двое, и у них состоялась встреча. Эти двое приходивших,
вероятно, Кассон и Монклер. Он не был абсолютно уверен, что видел их
раньше.
Портье сказал, что они просидели в комнате целый день, кроме одного
случая, когда Шульц и сопровождавший его гигант, которого он называл
Ковальский, выходили куда-то на полчаса. Они ничего не заказывали и не
спускались вниз к обеду.
— Заходил ли к ним этот пятый или нет? — нетерпеливо спросил Сан-
гинетти.
Роллан продолжал, не меняя интонации:
— Вечером к ним заходил на полчаса еше один человек. Портье сказал,
что не запомнил его, потому что тот так быстро прошел к лестнице, что
разглядеть его не было никакой возможности. Он еше подумал, что это
один из постояльцев, забывший ключи. Портье лишь увидел его спину в
пальто на лестнице. Правда, через некоторое время человек вернулся. Это
был, несомненно, он. Портье узнал его по пальто.
Он воспользовался телефоном, стоящим на стойке, для чего попросил
соединить его с комнатой Шульца, номер 64, произнес два предложения
по-французски, положил трубку и снова поднялся по лестнице. Наверху
он провел полчаса, затем покинул гостиницу. Через час после его ухода
по отдельности вышли те двое, которые весь день просидели у Шульца.
Шульц и его великан переночевали в гостинице, а утром после завтрака
выехали.
Портье мог дать лишь следующее описание вечернего визитера: высо-
кий, неопределенного возраста, светлые, зачесанные назад волосы, черты
правильные, хотя трудно сказать наверняка, поскольку на нем были боль-
шие темные очки. Он бегло говорил по-французски.
— Мы можем как-то попросить портье помочь составить слайдовый
портрет блондина? — спросил префект полиции Пагон.
Роллан покачал головой.
— Мои... наши агенты проводили опрос в форме венской полиции.
К счастью, один из них вполне сходит за венца. Однако мы не можем бе-
сконечно продолжать этот маскарад. Портье можно опрашивать только на
рабочем месте.
— И тем не менее мы должны получить более тщательное описание, —
запротестовал руководитель статистического ведомства. — Было ли упо-
мянуто какое-нибудь имя?
— Нет, — сказал Роллан. — Все, что вы сейчас слышали, было по-
лучено после трехчасового опроса. Каждый момент тщательно прораба-
тывался. Он больше ничего не помнит. Мы выжали из него все, что
можно.
— А нельзя ли его выкрасть, как Арго, чтобы он составил слайдовый
портрет здесь, в Париже? — осведомился полковник Сен-Клер.
* Вмешался министр.
130
— Похищений больше не будет. Из-за этого случая мы все еше на нр-
жах с германским Министерством Иностранных Дел. Такие веши два раза
не проходят.
— В таком серьезном деле исчезновение портье можно было бы устро-
ить с большими предосторожностями, — предложил шеф DST....
— В любом случае сомнительно, — сказал тихо Макс Френе,— что по-
может слайдовый портрет человека, да к тому же — в черных очках. Пред-
ставьте, каков он будет, если учесть, что видели убийцу всего-то каких-то
двадцать секунд два месяца назад и при пустяковых обстоятельствах. Такие
картинки могут быть похожи на тысячи людей и зачастую только сбивают
с толку.
— Итак, кроме мертвого Ковальского, который сказал бы все, что знал,
а знал он немного, есть только четыре человека, знаюших Шакала, —
сказал комиссар Дюкре. — Первый — это он сам, остальные находятся
сейчас в Риме. Не попробовать ли нам заполучить одного из них?
Министр снова покачал головой.
— Никаких похищений. Это мое окончательное решение. Итальянцы
взбесятся, если такое приключится на Виа Кондотти. К тому же у меня
есть сомнения, что это осуществимо технически. Генерал?
Генерал Жибо поднял глаза и оглядел собравшихся.
— Объем и качество оборонительного шита, который себе воздвиг Ро-
ден и двое его приспешников, согласно сообщениям моих агентов, держав-
ших их под постоянным наблюдением, полностью исключают такую воз-
можность, — сказал он. — У них в охране восемь первоклассных легионе-
ров. Или семь, если Ковальского еще не заменили. Все лифты,
лестницы — обычные и пожарные, крыша — все охраняется. Понадобится
завязать целое сражение и, скорее всего, с использованием автоматов и га-
зовых гранат, чтобы взять живьем одного из них. И даже тогда шансы вы-
везти его из страны у нас будут минимальны — до Франции пять сотен ки-
лометров, на хвост сядут итальянцы. У нас есть отличные эксперты в
этом вопросе, одни из лучших в мире, и все они в один голос го-
ворят, что такая операция с использованием коммандос практически невоз-
можна.
Комната вновь погрузилась в тишину.
— Господа, есть еще предложения? — нарушил молчание министр.
— Шакала необходимо найти. Здесь все ясно, — ответил полковник
Сен-Клер.
Некоторые из сидящих переглянулись.
— Да, здесь действительно все ясно, — пробормотал министр. — Так
что же мы все-таки предпримем в рамках дозволенного? Вероятно, нам
прежде всего необходимо определиться, какие из присутствующих здесь
служб наиболее подходят для выполнения возложенной задачи.
— Последней инстанцией защиты Президента республики, — произнес
с апломбом Сен-Клер, — является Корпус охраны Президента и его персо-
нального окружения. Если даже все другие силы безопасности страны ока-
131
жутся неэффективными, то, смею вас заверить, господин министр, мы вы-
полним свой долг с честью.
Некоторые, большей частью настоящие профессионалы, прикрыли гла-
за с нескрываемой неприязнью. Комиссар Дюкре бросил на полковника та-
кой взгляд, что если бы глазами можно было убить, то полковник свалил-
ся бы тут же замертво.
— Надо бы ему сказать, что с нами нет Старика,— шепотом прогово-
рил Жибо Роллану. — А то Сен-Клер об этом, видно, не догадывается.
Роже Фрей посмотрел прямо в глаза полковнику, демонстрируя всем
своим видом, почему является министром он, а не посредник Елисейского
Дворца.
— Полковник Сен-Клер абсолютно прав, конечно, — елейно прого-
ворил он. — Мы все выполним свой долг. И я думаю, полковник, вы
понимаете, что ждет тех лиц, которые, будучи облечены доверием по
раскрытию заговора, не оправдают его или же в ходе расследования
применят методы, приведшие к разглашению тайны вопреки воле Пре-
зидента.
Угроза повисла в воздухе еше более ощутимо, чем клубы дыма из труб-
ки Бувье. Худое лицо Сен-Клера вытянулось, и в его глазах появилось бес-
покойство.
— Вы все знаете об ограниченных возможностях Корпуса охраны Пре-
зидента, — просто сказал комиссар Дюкре. — Все наше время мы прово-
дим в непосредственной близости от генерала де Голля. А расследование
же должно быть более широкомасштабным, и свой персонал не сможет
справиться с ним без нарушения своих основных функций.
Никто не высказался против. Все понимали, что все сказанное главой
охраны Президента было абсолютной правдой. И потому каждый прятал
глаза, боясь, что выбор министра падет на него. Роже Фрей оглядел стол
и остановился на комиссаре Бувье.
— Что скажете, Бувье? Вы пока молчали.
Детектив вынул трубку изо рта, умудрившись на выходе вновь окутать
облаком дыма повернувшегося к нему Сен-Клера. Он заговорил спокойно,
как человек, выкладывающий одну-две простые мысли, которые только
что пришли ему в голову.
— Мне кажется, господин министр, что служба безопасности не может
раскрыть этого человека с помощью своих агентов в ОАС, поскольку даже
в ОАС практически никто не знает о нем. Служба «Действие» не сможет
уничтожить его ввиду отсутствия четкой цели. DST не сможет перехватить
его на границе, поскольку неизвестно, кого нужно ловить, а Статистиче-
ский отдел не в состоянии предоставить нам какую-либо документальную
информацию, поскольку неизвестно, какие документы искать. Полиция не
сможет его арестовать, a CRS не сможет его выследить. Все струк-
туры сил безопасности Франции беспомощны по причине отсутствия име-
ни. Поэтому я считаю, что первым делом необходимо найти это имя.
С именем мы получим его лицо, с лицом — паспорт, с паспортом — его
132
самого. Найти это имя, причем найти тайно, — это чисто детективная
работа.
Он снова замолчал, восстановив трубку между зубов. Каждый из сидя-
щих переваривал сказанное. Никто не мог оспорить его слова.
— Комиссар, а кто же лучший следователь Франции? — тихо спросил
министр.
Бувье поразмышлял несколько секунд и снова вынул трубку.
— Лучший детектив Франции — мой заместитель, господа. Комиссар
Клод Лебель.
— Вызовите его, — сказал министр.
Ч ас т ь вторая
АНАТОМИЯ ОХОТЫ
Глава 10
Начиная с того момента, как Клод Лебедь — помощник Бувье и луч-
ший детектив Франции — вошел в конференц-зал и сел между своим ше-
фом и главой CRS, и далее, пока читал доклад Роллана, он чувствовал
пристальное, изучающее внимание четырнадцати человек, сидящих за
столом.
Уже закончив чтение, Лебель начал ощущать неясное, смутное беспо-
койство. Оно усилилось после того, как стал говорить Министр Внутренних
Дел. Его речь была краткой и не оставляла детективу никаких сомнений
по поводу абсолютной необходимости выполнения стоящей задачи. Тон
выступления ни в коей мере не напоминал обращение за советом. Это бы-
ла строжайшая директива, приказ. Лебель получит все необходимое: поме-
щение, неограниченный доступ к любой информации. В его распоряжение
поступает весь потенциал всех спецслужб Франции. Лишь одно условие
ставилось перед ним — абсолютная секретность при проведении расследо-
вания. Министр повторил это несколько раз и для пущей убедительности
подчеркнул, что указание это исходит от самого Президента.
По мере выступления министра беспокойство Лебедя стало трансфор-
мироваться в отчаяние. Они просили — нет, не просили, а требовали —
невозможного. Начинать было не с чего. Преступление, как таковое,
еще не было совершено. Ни улик, ни состава преступления еще нет и
в помине. Нет и свидетелей, кроме трех оасовцев, окопавшихся в Риме.
Есть лишь имя, причем кодовое, и целый мир для поисков этого чело-
века.
Клод Лебель был известен как опытный полицейский. Благодаря своим
качествам — .усердию, методичности, рассудительности — он быстро дви-
гался вверх по служебной лестнице. Однако для того, чтобы заслужить сла-
ву не просто добросовестного служащего, а блестящего детектива, этого
было мало. Требовалось некое вдохновение, вспышки подсознательного
проникновения в суть вещей. И хотя такое вдохновение посещало Лебедя
лишь эпизодически, он ничуть не смущался, поскольку считал, что работа
в полиции на девяносто пять процентов состоит из непривлекательных, ру-
тинных опросов, проверок и перепроверок, утомительного плетения проч-
ной сети неопровержимых улик, которую в конце концов можно было бы
134
набросить на преступника. Причем так, чтобы дело не только попало в
газеты, но и привело к свершению правосудия.
В Судебной Полиции некоторые считали его флегматичным занудой,
презирающим известность. Он ни разу в жизни не организовал даже подо-
бия пресс-конференции — в отличие от многих своих коллег, сделавших се-
бе на этом репутацию. И все же ему как-то удавалось продвигаться вверх:
преступления раскрывались, преступники оказывались в тюрьме, а Ле-
бель — одной ступенькой выше на служебной лестнице. Когда три года на-
зад освободилось место главы Отдела Расследования Убийств, даже те его
коллеги, которые претендовали на это место, согласились, что Лебель —
наиболее достойный кандидат. После занятия поста у него был прекрасный
послужной список, поскольку за три года у детектива не было ни одного
случая, когда бы он не смог выявить, задержать и предать суду виновника
преступления. Лишь один-единственный раз задержанный обвиняемый был
оправдан, да и то по чисто техническим причинам.
Будучи главой Отдела Расследования Убийств, он попал в поле зрения
Мориса Бувье, начальника Уголовной Полиции. И поэтому, когда несколь-
ко недель назад неожиданно умер Дюпуа, его прежний заместитель, имен-
но Бувье рекомендовал Лебедя на этот пост. Кое-кто в Судебной Полиции
поговаривал, что Бувье возьмет себе неприметного и непритязательного
старикашку предпенсионного возраста, чтобы тот тихо копался в делах,
никоим образом не ущемляя славы своего начальника. Однако эти «кое-
кто» были к Бувье явно несправедливы.
После того как совещание закончилось, всё копии доклада Роллана ле-
гли в сейф Министра Внутренних Дел. Только Лебедю было разрешено
оставить у себя одну. Единственная просьба детектива — предоставить ему
возможность обратиться к руководителям криминальных служб крупней?
ших стран с целью получения сведений, если таковые имеются, о професси-
ональном убийце, похожем на Шакала. Без такого взаимодействия, под-
черкнул Лебель, у него не будет ни одной ниточки, за которую можно бы-
ло бы ухватиться.
«Можно ли быть уверенным, что эти люди будут держать язык за зуба-
ми?» — поинтересовался Сангинетти. На это Лебель ответил, что у него,
как и у большинства полицейских Запада, существуют обширные личные
связи с криминальными службами других стран и он постарается провести
данную операцию неофициально в рамках этих связей. Он был уверен, что
люди, которых он знает лично, не подведут. После некоторого раздумья
.министр дал свое согласие.
Через несколько минут детектив уже стоял в холле, ожидая Бувье. Гла-
вы отделов и служб, выходя из конференц-зала, слегка кивали ему на ходу
и удалялись, не удостоив большим вниманием. Некоторые снисходили до
сочувствующей улыбки и пожелания «спокойной ночи». Одним из послед-
них вышел аристократичный полковник из штата Елисейского Дворца.
«Сен-Клер», — вспомнил Лебель. Тот остановился перед комиссаром и с
плохо скрываемым пренебрежением произнес:
135
— Я надеюсь, мсье, что вы успешно проведете расследование. И что
не менее важно — быстро. Мы во Дворце будем внимательно следить за
вашими действиями. А уж если вы не справитесь с возложенной задачей
и бандит не будет пойман, то смею вас заверить, последствия будут очень
серьезные.
Произнеся последние слова, полковник повернулся на каблуках и стал
спускаться по лестнице, ведущей в фойе. Лебель озадаченно проводил его
глазами.
Одним из факторов, способствовавших становлению и успеху Лебеля
как детектива, было его умение располагать к себе людей. Это качес-
тво проявилось еше тогда, когда двадцать лет назад невысокий и непри-
метный молодой следователь поступил на работу в полицию Нор-
мандии.
Конечно, ему недоставало внушительности Бувье, олицетворявшего со-
бой само правосудие. В нем не было и красноречия следователей нового
поколения, которые могли застращать подследственного до смерти. И все
же Бувье вполне успешно обходился без всего этого в своей практике.
Он прекрасно осознавал, что большая часть преступлений совершается
либо против, либо в присутствии так называемых «маленьких людей»: ла-
вочников, продавцов, почтальонов, мелких служащих. А как раз с этими
людьми он и умел ладить.
Лебель напоминал карикатурного, затюканного женой коротышку-
мужа, что отчасти и вызывало к нему расположение «маленьких людей»,
распознававших в детективе одного из себе подобных.
Одевался он неряшливо: мятый костюм и какой-нибудь поношенный
плащ. Разговаривал так мягко и без нажима, что порой казалось, будто
он чувствует неловкость и некоторую вину за то, что-человек оказывался
у него на допросе. Это настолько резко контрастировало с манерой поведе-
ния других следователей, их отношением к свидетелям, что те невольно
тянулись к Лебелю в поисках покровительства и защиты от грубости его
подчиненных.
Но было в нем и нечто большее. Еще до того, как Лебель возглавил
Отдел Расследования Убийств самой могущественной уголовной полиции
в Европе, он десять лет проработал в прославленной Судебной Полиции.
За его внешней мягкостью и простотой скрывались проницательный ум и
бескомпромиссность. Бывали случаи, когда Лебелю угрожали наиболее
опасные мафиози Франции. Они жестоко ошиблись, недооценив его при
беглом знакомстве и посчитав, что их угрозы возымели действие. Лишь
позже, оказавшись за тюремной решеткой, они могли поразмышлять о
том, что же в действительности представляет собой этот человек с добры-
ми карими глазами и невыразительной внешностью.
Дважды его запугивали финансовые воротилы и власть имущие. Пер-
вый раз, когда некий промышленник после недобросовестной, беглой про-
верки и с подачи ревизора задумал осудить одного из своих служащих за
якобы причастность к хищениям на его предприятий. Второй раз На Лебеля
136
нажали, когда он вел расследование по делу о смерти от наркотиков одной
молодой актрисы.
В первом случае расследование определило, что сам же промышленник
оказался замешан в крупных финансовых махинациях, в результате чего то-
му пришлось ретироваться при первом же удобном случае в Швейцарию.
Во втором деле выяснилось, что в смерти актрисы был замешан хозяин
некоего светского салона. Ему надолго пришлось оставить Францию в по-
исках убежища в одном из государств, о котором он вряд ли до этого мно-
го слышал, обитая в своем особняке на авеню Виктор Лого.
Поэтому реплика полковника Сен-Клера, конечно, немного озадачила
Лебеля, но никак не была способна повлиять на ведение расследования.
Появился Морис Бувье. Детектив услышал, как министр пожелал ему
удачи, пожал на прощание руку и направился к лестнице. Бувье подошел
к Лебелю и похлопал его по плечу.
— Таким вот образом, мой дорогой Клод. Эти бы часами толкли воду
в ступе, если бы я не предложил передать это дело Судебной Полиции.
Пойдем, поговорим в машине.
Он спустился первым, Лебель едва поспевал за своим шефом. Было уже
начало десятого, когда они сели в «ситроен», ожидавший у входа, и выеха-
ли на авеню де Мариньи.
Лебель ехал молча, не в силах оторвать глаз от широкой светящейся
реки Елисейских полей. Прошло вот уже десять лет, как он переехал в Па-
риж из провинции, но это зрелище по-прежнему притягивало и восхищало
его своей грандиозностью и великолепием.
— Я освобождаю вас от всех текущих дел, — сказал Бувье, — от всех.
С завтрашнего дня ни одна бумага из того, чем вы занимались ранее, не
должна находиться у вас на столе. Самые важные дела передадите Фавье
и Малкосте. Вам нужен новый кабинет?
— Нет, я бы предпочел остаться в своем.
— Хорошо. Но с настоящего момента он становится штабом операции
«Поиски Шакала». Все. Вам дать кого-нибудь в помощь?
— Да. Карона, — ответил Лебель.
Карон был молодым инспектором, знакомым Лебелю еще по их со-
вместной работе в Отделе Расследования Убийств и которого детектив
взял с собой помощником начальника Криминальной Бригады Судебной
Полиции.
— Согласен. Еще кого-нибудь?
— Нет, спасибо. Но Карону придется все рассказать.
Бувье задумался.
— Хорошо. Чудес не бывает, и вам без осведомленного помощника не
обойтись. Но пока в течение часа-двух воздержитесь от посвящения Каро-
на в это дело. Я позвоню Фрею и узнаю его мнение на сей счет. Больше
никто не должен знать. Если хоть какая-то часть информации просочится,
все это будет в газетах уже через пару дней.
— Цикто, кроме Кар?на, ничего знать не будет. ’
137
— Прекрасно. И последнее. Сангинетти предложил информировать всех
присутствовавших на сегодняшнем совещании о ходе расследования. Фрей
с ним согласился. Ферне и я пытались оспорить это решение, но у нас ниче-
го не вышло. Каждый день в министерстве в десять вечера вы будете до-
кладывать о состоянии дел.
— Бог мой! — воскликнул Лебель.
— Теоретически, — саркастично заметил Бувье, — все мы можем нада-
вать вам кучу советов. Впрочем, не беспокойтесь, Клод, я буду рядом и
в случае чего помогу, если эти волки начнут лязгать зубами.
— Сроки? — спросил Лебель.
— Вся пакость в том, что ни сроков, ни графиков у нас нет. Убийцу
нужно найти раньше, чем он доберется до Большого Шарля, вот и все.
Мы сами не знаем, что у этого черта на уме. Может быть, он уже наметил
день, а может, и нет. Покушение может произойти завтра утром или через
месяц. Поэтому расследование необходимо провести в кратчайшие сроки.
По крайней мере установить его личность и местонахождение. Потом обо
всем позаботятся ребята из Службы «Действие».
— Банда головорезов, — пробормотал Лебель.
— Это уж точно, — непринужденно подхватил Бувье, — но и они для
кое-чего сгодятся. Мой дорогой Клод, мы живем в такое ужасное время,
что волосы становятся дыбом. Возьмите рост обычной преступности, до-
бавьте появление политической — картина получится удручающая. Что-то
необходимо делать. Надо отдать должное, Служба «Действие» порой бы-
вает незаменима. Ну, да Бог с ними. Найдите убийцу — это все, что я жду
от вас.
Машина свернула на Ки де Орфевр и въехала в ворота Судебной Поли-
ции. Десятью минутами позже Клод Лебель уже находился в своем кабине-
та Он распахнул окнр; и. выглянул наружу. Неторопливо несла свои воды
Сена. За ней, на левом берегу, расположилась набережная Великого Авгу-
стцна. Детектив мог легко различить смех и звон бокалов на той стороне,
доносившиеся из > открытых ресторанов, которыми изобиловал остров
Сите.
. Будь Лебель устроен немного по-другому, он бы вообразил себя самым
могущественным полицейским Европы. Для этого у него имелись все осно-
вания. Никто, кроме Министра Внутренних Дел и самого Президента, не
мог наложить вето на его решения или ограничить полномочия. Лебель
мог бы привлечь даже армию, если бы при этом можно было сохранить
секретность.
Еще детектив мог бы подумать, что многое в предстоящем деле будет
зависеть от удачи; если она будет сопутствовать ему, то он увенчает свою
карьеру небывалым успехом. В случае провала — падет под меч, как давеча
ему зловеще предсказал Сен-Клер.
, Но Лебель был скроен совсем по-другому. Ни о чем таком он не думал.
Детектив размышлял, как бы объяснить своей жене Амели столь позднее
возвращение с работы. В этот момент в дверь постучали.
138
• Вошли инспектор Малкостё-и Фавье, чтобы забрать папки с четырьмя
делами, которые еше каких-то пару часов назад Лебель перебирал, задер-
жавшись на работе.
Когда коллеги вышли, забрав с собой его прежние заботы, и дверь за
ними закрылась, Лебель тяжело вздохнул. В дверь снова постучали. На
этот раз пришел Люсьен Карон.
— Только что звонил комиссар Бувье, — начал инспектор, — он прика-
зал мне срочно явиться к вам.
— Да, да, проходи. До особого распоряжения меня освободили от всех
обязанностей и поручили расследование одного весьма специфического де-
ла. Тебя назначили моим помощником.
Лебель мог бы, конечно, польстить Карону, сказав, что он сам попро-
сил, чтобы молодой следователь стал его правой рукой, однако это было
не в его правилах. В этот момент зазвонил телефон, детектив снял трубку
и услышал голос своего шефа. Через минуту он снова обратился к Ка-
рону:
— Итак, я только что получил разрешение комиссара Бувье, даю-
щее мне возможность посвятить тебя в суть дела. Для начала прочти
вот это.
Пока Карон знакомился с содержанием доклада Роллана, Лебель очи-
стил свой стол от оставшихся бумаг, свалив их на обшарпанные полки по-
зади стола. Его кабинет, даже при беглом взгляде, совсем не напоминал
мозговой центр самой большой охоты на человека, которая когда либо
разворачивалась во Франции. Впрочем, полицейские офисы редко отлича-
ются от обычной чиновничьей конторы, и его не был в этом смысле ис-
ключением.
Комната, где работал Лебель, была размерами три на три с половиной
метра. С юга окна выходили на реку и далее на медовые соты Латинского
квартала, громоздящегося вокруг бульвара Сен-Мишель. В помещении сто-
яло два стола — один для Лебедя, рядом с окном, другой — для секретаря,
у одной из стен. Дверь располагалась как раз напротив окна. Из другой
мебели в кабинете имелись: кресло с высокой спинкой, вдоль стены —
шесть шкафов серого цвета с папками, справочниками и разнообразной
юридической литературой.
Единственным предметом, создававшим подобие домашней обста-
новки, была вставленная в рамку фотография, на которой была запе-
чатлена мадам Амели Лебель собственной персоной — полноватая жен-
щина с решительным лицом — и двое детей — девушка с хвостиками и в
круглых очках, а рядом подросток с такими же мягкими, как у Лебедя,
глазами.
Карон закончил чтение и поднял голову.
— Дерьмо собачье, — сказал он с чувством.
— Дерьмо, какого свет не видывал, — поддержал его детектив, редко
вставлявший в свою речь крепкие словечки. Сотрудники Судебной Полиции
давно закрепили за своими, непосредственными начальниками какие-нибудь
119
прозвища, такие как «Патрон» или «Старик». За Бебелем же, вероятно,
потому, что он редко пил что-либо крепче, чем аперитив, не курил, не ру-
гался и многим молодым следователям напоминал своих бывших учите-
лей, закрепилось имя «Профессор». Если бы он не был таким замечатель-
ным сыщиком, то уж точно носил бы прозвище похлеще.
— Тем не менее, — продолжал Лебель, — сейчас, пока у нас есть еше
немного времени, я хотел бы посвятить тебя в детали.
В течение 30 минут детектив рассказывал Карону о событиях, последо-
вавших за докладом Роллана: о визите Роже Фрея к Президенту, о совеща-
нии в министерстве и, наконец, о предложении Мориса Бувье поручить рас-
следование Лебелю.
Карон молча слушал своего шефа.
— Черт побери, — сказал он, когда Лебель закончил. — Ну и задачку
они вам подкинули!
На мгновение Карон задумался и взглянул на шефа. В его глазах была
тревога и озабоченность.
— Мой комиссар, а вы знаете, почему дело поручили именно вам? Про-
сто потому, что больше никто за него не брался. Знаете, что они сделают,
если вам не удастся вовремя поймать этого типа?
Лебель кивнул с видом обреченного человека.
— Увы, я знаю. Ничего не попишешь. Мне поручили работу, и я до-
лжен ее выполнить.
— Да, но с чего начинать? Хоть убейте, не могу себе представить.
— Начнем с того, что у нас самые большие полномочия, когда-либо
предоставлявшиеся полицейским во Франции, — быстро ответил Ле-
бель, — так почему бы не использовать их? Итак, для начала садись за
стол и давай-ка запишем кое-что. Первое — необходимо отправить в от-
пуск моего секретаря, в крайнем случае — перевести его на время в другое
место. Отныне ты становишься и помощником, и секретарем. Из аварий-
ных запасов принесешь раскладушку, простыни и все прочее, а также при-
надлежности для бритья. Нам понадобятся кофеварка, молоко, сахар и
много, очень много кофе.
Свяжись с отделом связи и зарезервируй за нами десять внешних линий
и одного оператора. Если начнут трепыхаться, сошлись на Бувье. И вооб-
ще, если нам что-нибудь будет нужно, не церемонься. Ты знаешь, на кого
ссылаться. Подготовь циркуляр, по одной копии для шефа каждой из
служб, присутствовавших сегодня на совещании. В нем должны быть уве-
домления о том, что ты являешься моим единственным заместителем и
обладаешь полномочиями затребовать от них все, что потребуется для про-
ведения расследования. Записал?
Карон кивнул.
— Понятно, шеф. Я сделаю все это за ночь. Что в первую очередь?
— Коммутатор. Посади на наши линии самого толкового оператора.
Если нужно, поднимешь с постели шефа Административной Службы.
— Хорошо. Какие услуги нам потребуются от телефонистов утром?
140
— Для начала пусть соединят с Отделом по Расследованию Убийств
уголовных полиций семи стран. Запишите страны: Соединенные Штаты —
Федеральное Бюро Расследований, Вашингтон; Англия — помощник на-
чальника Уголовного отдела Скотленд-Ярда; Бельгия, Голландия, Италия,
Западная Германия, Южная Африка. Тебе необходимо будет организовать
серию телефонных звонков по всем этим адресам из комнаты связи Интер-
пола завтра между семью и десятью часами утра, с интервалами в двад-
цать минут. Предварительно свяжись с главами отделов по расследованию
убийств этих стран и выясни у каждого, сможет ли тот быть у телефона
в назначенное время для разговора со мной. Беседовать только лично, ис-
пользовать ВЧ-связь. Предупреди их, что завтрашний разговор будет по-
священ чрезвычайно важному и секретному делу. Подготовь список с оче-
редностью звонков к шести утра.
Я же сейчас займусь проверкой данных в картотеке Отдела Расследова-
ния Убийств. Хотя, впрочем, сомневаюсь, что имя этого иностранца
всплывет в наших архивных делах. Ну, да ладно. Тебе все ясно?
— Да, шеф. Я сейчас же приступлю к работе. — Карон потянулся к те-
лефону.
Лебель вышел из кабинета и направился к лестнице.
Через несколько минут часы на соборе Нотр-Дам пробьют полночь,
оповестив мир о том, что наступило 12 августа.
Глава 11
Полковник Сен-Клер приехал домой незадолго до полуночи. Последние
три часа он посвятил составлению доклада о совещании в Министерстве'7
Иностранных Дел. Утром этот документ ляжет на стол Главного Секрета-
ря Елисейского Дворца.
Работа доставила полковнику немало хлопот. Он трижды переписывал
свое сочинение, прежде чем сел печатать окончательный вариант. Расчет
Сен-Клера был прост: несмотря на те неудобства, которые он испытал,
отказавшись от услуг секретаря, он добился секретности (что, впрочем, он
не преминул упомянуть в докладе) и завидной оперативности, что, как он
надеялся, не останется незамеченным наверху. Было бы совсем неплохо,
если бы доклад попал к Президенту этим же утром.
Полковник особо выделил свою озабоченность по поводу того, что
столь важное дело, коим является обеспечение безопасности главы государ-
ства, было поручено комиссару полиции, человеку, привыкшему иметь де-
ло с весьма недалекими преступниками.
Однако Сен-Клер не собирался заходить в своем скептицизме слишком
далеко: этот Лебель ведь мог и поймать убийцу. Тем не менее необходимо
было, на всякий случай, дать знать соответствующим лицам о своем осо-
бом мнении по поводу решения провести расследование силами детектива
из Судебной Полиции.
141
— Поразмыслив, полковник сделал вывод, что наиболее удобным в этой
ситуации было бы согласиться, по крайней мере на первом этапе, с назна-
чением Лебеля ответственным за поимку убийцы. В противном случае, у
него могут спросить о конкретных причинах несогласия с общим мнением,
прозвучавшим на собрании. С другой стороны, отразив в докладе свое ко-
лебание, он тем самым подчеркнул необходимость постоянного контроля
со стороны секретариата Президента.
Его размышления были прерваны телефонным звонком. Это был Сан-
гинетти, который чрезвычайно обрадовал Сен-Клера, сообщив, что ми-
нистр принял .решение каждый день, в 10 вечера, проводить совещание и
заслушивать Лебеля о ходе следствия. Проблема решилась сама собой;
Сен-Клер представил себе, как с помощью заранее подготовленных ковар-
ных вопросов продемонстрирует присутствующим, что президентский се-
кретариат не дремлет и делает все от него зависящее в сложившихся экс-
тремальных условиях.
По большому счету, полковник был почти уверен, что убийца, если та-
ковой существует, — обречен. В обязанности Сен-Клера, как служащего се-
кретариата Президента, входило планирование маршрутов де Голля
и организация публичных появлений, поэтому полковник был хорошо
осведомлен о великолепной организации охраны. Вряд ли этот ино-
странец сумеет миновать все с таким искусством расставленные ло-
вушки.
В прекрасном настроении Сен-Клер открыл дверь своей квартиры.
В комнатах горел свет, и полковник догадался, что его новая любовница
решила осчастливить его своим посещением.
— Это ты, дорогой?
— Да, милая. Ты скучала?
Девушка появилась из ванной в короткой ночной рубашке со множе-
ством оборок, от чего она была похожа на куклу. Сквозь прозрачную тон-
кую материю были прекрасно видны волнующие изгибы ее стройного
тела.
При мысли о том, что такая обольстительная девушка была без памяти
влюблена в него, Сен-Клер испытывал острый приступ самодовольства.
При этом он был абсолютно уверен, что виной тому — его собственная
неотразимость.
Девушка бросилась на шею полковнику и припала к его губам. Все еше
продолжая сжимать папку, Сен-Клер неуклюже отвечал на поцелуи своей
любовницы.
— Ну, ну, — пробормотал он, когда наступила секунда передышки, —
иди в постель. Я скоро.
Он шлепнул девушку по попке, как бы помогая ей двинуться в сто-
рону спальни. Когда через некоторое время Сен-Клер вошел к ней, она
лежала на постели, всем своим видом демонстрируя любовное томление.
Полковник пожирал глазами поле будущей битвы. Девушка игриво улыб-
нулась.
142
За две недели знакомства она уже успела изучить характер Сен-Клера.
Лишь грубая страстность и вульгарная призывность еше могли возбудить
желание в высохших чреслах этого придворного льстеца. В душе Жаклин
ненавидела его с первого дня знакомства, однако то, что полковнику недо-
ставало по части мужских достоинств,- с лихвой компенсировалось его
красноречием. Особенно когда он начинал говорить о своем положении в
Елисейском Дворце.
— Быстрее, — застонала Жаклин. — Я так ждала тебя...
Не скрывая своего удовольствия, Сен-Клер улыбнулся и принялся раз-
вязывать шнурки. Он аккуратно поставил туфли около кровати, затем стал
не спеша снимать пиджак, галстук, рубашку. Когда его брюки поползли
вниз, стали видны худые, бледные ноги, покрытые такой же бледной ред-
кой растительностью.
— Почему ты задержался, дорогой? — Голос Жаклин слегка дрожал.
Полковник улыбнулся еще раз.
— Вряд ли тебе стоит засорять свою головку моими проблемами.
— Какой ты противный! — Девушка резко повернулась к нему спиной
и притворно поджала губы, изображая обиду.
Через пять минут Сен-Клер был уже в постели', не забыв надеть пижа-
му. Он растянулся на кровати и примирительно провел рукой по талии
Жаклин.
— Ну, что случилось... хватит дуться.
— Ничего. Отстань. — Женщина играла свою роль профессионально.
— А я подумал, что ты была непрочь заняться любовью.
— Ты же мне ничего не рассказываешь. Звонить на работу нельзя.
Я уже начала беспокоиться, что с тобой что-нибудь приключилось.
Жаклин повернулась на спину и посмотрела на полковника. Тот одной
рукой подпер голову, а вторую запустил под рубашку Жаклин.
— Послушай, дорогая, я просто был очень занят. У нас сейчас такой
переполох. Перед уходом необходимо было принять некоторые решения.
Я бы позвонил, но у меня в кабинете постоянно толпится народ. К тому
же многие знают, что моя жена в отъезде. Согласись, разговор с тобой
выглядел бы. странно.
Девушка наклонилась к Сен-Клеру и провела рукой по его сокровенному
месту. Она была вознаграждена легким подрагиванием плоти.
— Нет ничего такого, о чем нельзя было бы рассказать мне,, милый.
Я так волновалась.
— Больше не о чем волноваться. Ну, иди ко мне...
Полковник задышал чаще, но Жаклин чувствовала, что он еще не готов.
Она посильнее сжала неподатливый орган. На полковника это подействова-
ло возбуждающе. Сен-Клер прижался к девушке еще сильнее и стал искать
губами ее губы. Жаклин развязала тесемку пижамных брюк и стала цело-
вать ему грудь, опускаясь все ниже и ниже...
— Похоже, что люди из ОАС устроили охоту за Президентом, -т-
проговорил Сен-Клер. — Мы выявили заговор. Вот почему я задержался.
143
Жаклин оторвалась от своего занятия на несколько секунд.
— Глупости, они уже давно прекратили все попытки.
— И тем не менее. Они наняли какого-то иностранного убийцу. У-у...
не кусайся.
Через полчаса полковник уже спал, слегка похрапывая. Жаклин тихо ле-
жала рядом и смотрела на блики уличных фонарей.
То, что она узнала, шокировало ее. Хотя Жаклин и не подозревала о
заговоре, тем не менее она сумела оценить важность признаний Ковальско-
го. Подождав до двух часов ночи, она соскользнула с кровати, отключила
телефон в спальне, затем вернулась к постели и склонилась над Сен-Клс-
ром. Тот по-прежнему спокойно посапывал. Замечательно, что этот тип
не из тех, кто любит спать в объятиях с подружкой, подумала Жаклин.
Девушка прошла в холл, тщательно закрыв за собой все двери. Она
набрала номер МОЛИТОР. Через несколько минут ей ответил сонный го-
лос. Жаклин быстро стала рассказывать все, что ей удалось узнать. Когда
она закончила, человек на другом конце поблагодарил и повесил трубку.
А еще через минуту она была уже в постели, пытаясь уснуть.
* ♦ ♦
Этой ночью шефы уголовных полиций семи стран Америки, Европы и
Южной Африки были разбужены телефонными звонками. Все уже спали,
поэтому первая фраза, которую услышал от них Карон, не вызвала у него
особого энтузиазма. В Европе было то же время, что и в Париже. Послед-
ние драгоценные утренние часы. В Вашингтоне же было девять часов вече-
ра,. и шеф Отдела Расследования Убийств ФБР присутствовал на званом
обеде. Только с третьей попытки Карону удалось с ним связаться. Их бесе-
да была подпорчена болтовней гостей и звяканьем бокалов, доносившихся
из соседней комнаты. Вечеринка была в самом разгаре. И тем не менее
шеф Отдела Расследования Убийств ФБР понял, что хотел от него помощ-
ник Лебеля, и дал согласие быть в переговорной комнате в два часа ночи
по вашингтонскому времени.
Шефы бельгийского, итальянского и немецкого Отделов Расследования
Убийств были, судя по всему, прекрасными семьянинами: звонок Карона
застал их в постели, и все они дали согласие на личный разговор с
Лебедем.
Ван Риз из южноамериканской службы выехал из города и не собирался
появиться раньше утра. Поэтому Карон переговорил с его заместителем
Андерсоном, что, впрочем, совсем не разочаровало Лебеля, когда тот
позднее узнал о невозможности связаться с шефом. Детектив подозревал,
что Ван Риз — фигура скорее политическая, в то время как Андерсон —
настоящий профессионал.
Мистер Энтони Маллинсон, помощник начальника Уголовной полиции
Скотленд-Ярда, услышал у себя дома звонок около четырех утра. Он недо-
вольно пробормотал что-то сквозь зубы и снял трубку.
144
— Маллинсон, — буркнул он.
— Мистер Энтони Маллинсон? — настаивал голос.
— Именно. — Детектив из Скотленд-Ярда сбросил с плеч одеяло и по-
смотрел на часы.
— Меня зовут инспектор Люсьен Карон. Я из французской Сюрете На-
циональ. Звоню по поручению комиссара Клода Лебеля.
Человек прекрасно, но с сильным французским акцентом говорил по-
английски. Его голос был слышен очень ясно. И все же, не могли они что
ли подождать до утра?
— Я вас слушаю.
— Я полагаю, вы знаете комиссара Лебеля, мистер Маллинсон.
Англичанин задумался. Лебель? «Ах, да — невысокий парень, шеф Отдела
Расследования Убийств Судебной Полиции. Он мне еще чертовски помог по
делу об убийстве этого английского туриста два года назад. Если бы они
не сцапали убийцу так быстро, то мне бы житья не было от прессы».
— Да, я знаю комиссара Лебеля, — сказал он в трубку.
Рядом заворочалась разбуженная жена.
— Я помогаю комиссару Лебедю в одном весьма специфическом деле.
Оно абсолютно неординарно. Его расследование требует повышенной осто-
рожности и абсолютной секретности. Комиссар хотел бы лично побеседо-
вать с вами завтра утром. Часов в девять вас устроит? Из комнаты для
телефонных переговоров Интерпола.
Маллинсон задумался.
— Это обычный запрос по линии сотрудничества? — поинтересовался
он. Они могли бы позвонить и через обычную телефонную систему Интер-
пола. Девять часов для Скотленд-Ярда весьма напряженное время.
— Нет, мистер Маллинсон. Это не рядовой запрос. Возможно, для
Скотленд-Ярда все ограничится этим звонком. Однако дело чрезвычайно
серьезное. Комиссар не хотел бы использовать официальные каналы, пока
что-либо не прояснится.
Английский детектив был по природе осторожным человеком. У него
не было никакого желания быть вовлеченным в тайные операции ино-
странной полиции. Если было совершено преступление и преступник
скрылся в Англии, то совсем другое дело. Но в таком случае, почему такая
секретность? Но тут он вспомнил, как его однажды послали на розыски
распутной дочки одного из членов Кабинета Министров, сбежавшей с ка-
ким-то молодым повесой. Девчонка была несовершеннолетней, и парня
можно было привлечь к уголовной ответственности. Однако папаша не хо-
тел огласки в прессе. Парочку нашли с помощью итальянской полиции в
Вероне, где те играли в Ромео и Джульетту. Итак, Лебель хотел сработать
через сеть старых знакомых. Ну что ж, поможем, чем сможем.
— Хорошо. Пусть звонит. В девять.
— Спасибо, мистер Маллинсон.
— Спокойной ночи. — Англичанин положил трубку, переставил будиль-
ник на шесть тридцать вместо семи и лег спать.
145
♦ ♦ ♦
Пока Париж спал, в небольшой и неопрятной холостяцкой квартире
беспокойно ходил по комнате школьный учитель средних лет. На столах,
стульях и диване были навалены книги, газеты, журналы и рукописи. Рако-
вина была полна грязной посуды.
Но не это омрачало мысли учителя в столь поздний час. После снятия
его с поста директора Лицея Сади-бель-Аддес и потери прекрасного дома
с двумя слугами он уже привык к такой жизни.
При появлении первых солнечных лучей он, наконец, сел на кровать и
взял одну из газет. Учитель снова пробежал глазами передовицу с заголовком:
«Шефы ОАС укрылись в римском отеле». Прочитав статью в очередной раз,
он отшвырнул газету, набросил на себя легкий плащ и вышел из квартиры.
Недалеко от бульвара он поймал такси и попросил водителя довезти
его до Северного Вокзала1. Таксист остановился перед главным входом,
однако учитель пошел в противоположную от вокзала сторону. Он пересек
улицу и вошел в одно из ночных кафе.
Ранний посетитель заказал кофе и телефонный жетон. Оставив чашку
на стойке, он подошел к автомату, висевшему рядом с входной дверью,
и набрал номер. Оператор дал междугородку, и учитель попросил сооб-
щить номер одного римского отеля. Через минуту ему сообщили номер,
после чего он повесил трубку и вышел из кафе.
В другом кафе учитель снова позвонил в справочную и узнал, где нахо-
дится переговорный пункт. Как он и ожидал, междугородка оказалась за
углом, рядом с вокзалом.
Зайдя на переговорный пункт, он дал номер римского телефона и с бес-
покойством стал ждать.
— Мне нужен синьор Пуатье, — сказал он итальянцу, снявшему трубку.
— Какой синьор? — спросил голос по-итальянски.
— Француз. Пуатье. Пуатье...
— Кто? — переспросил голос.
— Француз, француз... — сказали из Парижа.
— Ах, француз. Сейчас, минуточку...
После нескольких щелчков некто проговорил по-французски старческим
голосом:
- Да...
— Послушайте, — настойчиво сказал учитель. — У меня мало времени.
Берите ручку и записывайте. Начинаю. «Валми—Пуатье. Шакал засвечен.
Повторяю. Шакал засвечен. Взяли Ковальского. Перед смертью расколол-
ся. Конец». Вы записали?
— Да, — сказал голос, — я передам.
Валми повесил трубку, быстро оплатил счет и поспешил прочь из зда-
ния. Через минуту он уже смешался с толпой у вокзала. Воздух стал
1 Вокзал в Париже.
146
наполняться запахами молотого кофе и тостов. Через полчаса они
растворятся в запахе выхлопных газов, пота и застоявшегося табачного
дыма.
Через две минуты, после того как Валми вышел, к междугородке под-
катила машина и из нее выпрыгнули два сотрудника DST. Они по-
дошли к оператору и записали с его слов приметы звонившего, которые,
впрочем, подошли бы и к тысяче других парижан, наполнявших улицы
в эти утренние часы.
♦ * *
Марк Роден проснулся в 7.45 от того, что телохранитель, дежуривший
этой ночью на этаже, тряс его за плечо. Он мгновенно стряхнул с себя
остатки сна и, приподнявшись на кровати, сунул руку под подушку с писто-
летом. Но, увидев своего человека, полковник расслабился и пробормотал
что-то себе под нос. Он бросил взгляд на тумбочку, где стояли часы, и
с сожалением отметил, что проспал. Годы, проведенные в тропиках, при-
учили его вставать гораздо раньше, а августовское солнце уже высоко висе-
ло над крышами. Недели вынужденной пассивности. Игра в пике допоздна
с Кассоном и Монклером, изрядное количество выпиваемого вина — все
это расслабляло и делало организм сонным.
— Сообщение, господин полковник. Какой-то человек только что позво-
нил. Он очень спешил.
Легионер вырвал из своего блокнота лист с сообщением и протянул Ро-
дену. Тот быстро пробежал записку и резко встал с кровати. Накинув ха-
лат, он еще раз прочел сообщение.
— Хорошо. Можешь идти. — Легионер вернулся на место своего де-
журства.
Роден тихо выругался, скомкав бумажку в руках. Чертов, чертов, чер-
тов Ковальский. В первые два дня исчезновения легионера полковник ре-
шил, что тот просто дезертировал. Такое уже бывало, поскольку многие
рядовые члены ОАС разуверились в способности организации убить де
Голля и изменить политический строй во Франции. Но Роден всегда счи-
тал, что Ковальский до конца останется верным делу.
И вот полковник получил известие, что поляк по каким-то непонятным
причинам вернулся во Францию. А может быть, его взяли здесь и переве-
зли через границу. Похоже, что он заговорил. Под пытками, конечно.
Родену было искренне жаль своего бывшего телохранителя. Причиной
популярности полковника среди рядовых членов ОАС было его доверие и
уважение к своим подчиненным. Что бы ни говорили военные теоретики,
такие вещи всегда ценились в армии.
Теперь Ковальский был мертв, и Роден не строил иллюзий по поводу
того, как погиб поляк.
Что же Ковальский мог знать? Встреча в Вене, название отеля. Трех
людей, присутствовавших на встрече.
447
Все это не новости для SDECE. Но что он мог знать о Шакале? Не
слушал же он под дверью... Конечно, нет. Вероятно, он рассказал о визите
высокого светловолосого иностранца. Но это еше ничего не значит. Это
мог быть дилер по продаже оружия или финансист. Имена не упоми-
нались.
Но в сообщении было слово «Шакал». Откуда? Откуда Ковальский мог
его знать?
Чувствуя, как у него холодеет спина, полковник вспомнил сцену проща-
ния. Он стоял на пороге с англичанином, Виктор находился рядом. Он все
еще был раздражен тем, что Шакал «вычислил» его в коридоре. Профес-
сионал перехитрил профессионала. Что же тогда сказал он, Роден?
«Всего хорошего, мистер Шакал». Да, конечно, черт ее побери, эту
фразу.
Прокручивая у себя в памяти все снова и снова, Роден понял, что Ко-
вальский не мог знать настоящего имени Шакала. Только он сам, Монклер
и Кассон знали его. Тем не менее Валми был прав. Ковальский «засветил»
англичанина. Теперь у них имеется название отеля, и, вероятно, секретная
служба уже успела побеседовать с портье. Еше у них имеется общее описа-
ние Шакала и его кодовое имя. Они, как и Ковальский, несомненно догада-
ются, что блондин — убийца.
С этого момента охрана де Голля станет еше более плотной, он
перестанет посещать все публичные мероприятия, шансы убить его
уменьшатся во много раз. Операция провалена. Следует отозвать Шакала
и. вернуть назад деньги. За минусом расходов и компенсации за. беспо-
койство.
И это необходимо сделать быстро. Во-первых, предупредить Шакала и
сказать, что операция отменяется. Роден бы никогда не послал человека
на верную смерть.
Он вызвал и проинструктировал телохранителя.
В девять легионер был на почте и заказал лондонский телефонный но-
мер. Оператор подозвал его через 20 минут-и указал на кабину. Легионер
поднял трубку и услышал длинные гудки.
♦ * *
Шакал встал рано, поскольку день предстоял напряженный. Все три че-
модана и саквояж, купленные накануне, стояли у двери. Оставалось всу-
нуть мочалку и бритвенные принадлежности.
Англичанин выпил, как обычно, две чашки кофе, принял душ и побрил-
ся. Затем приготовил завтрак, состоявший из яичницы, апельсинового сока
и кофе. Шакал вылил остатки сока и молока в раковину, туда же вылил,
разбив, несколько яиц, а остатки хлеба, яичную скорлупу и кофейную гущу
выбросил в мусоропровод.
В завершение Шакал оделся, выбрав для предстоящего путешествия
шелковый джемпер, черные остроносые туфли и серый костюм, в кармане
143
которого лежали бумаги на имя Александра Даггана и сто фунтов на-
личными.
В девять пятнадцать, взяв багаж, Шакал спустился по лестнице и, вый-
дя на Саут-Одли-стрит, поймал такси.
— Лондонский аэропорт, павильон номер два, — бросил он водителю.
В тот момент, когда англичанин садился в машину, в его квартире за-
звонил телефон.
♦ * ♦
Человек Родена вернулся в отель в десять часов и проинформировал
полковника, что его попытка дозвониться по лондонскому номеру не увен-
чалась успехом.
— Что случилось? — поинтересовался Кассон после ухода легионера.
Кроме Родена и Кассона в номере находился и Монклер. Три лидера
ОАС собрались в гостиной своего «люкса». Роден вынул из внутреннего
кармана пиджака какую-то бумажку и протянул Кассону.
Кассон прочел и передал Монклеру. Затем оба вопросительно посмотре-
ли на шефа. Было похоже, что они ждут от того ответа. Но ответа не
последовало. Роден сидел у окна, задумчиво обозревая раскаленные от жа-
ры крыши соседних домов.
— Когда это поступило? — спросил, наконец, Кассон.
— Утром, — бросил, не поворачиваясь, Роден.
— Его нужно остановить — сказал Монклер, — пол-Франции будет
охотиться за этим человеком.
— Пол-Франции будет охотиться за высоким светловолосым иностран-
цем, — негромко возразил Роден. — В августе Франция кишит иностранца-
ми. Насколько нам известно, у них нет ничего, за что можно зацепить-
ся, — ни имени, ни паспорта, ни представления о внешности этого челове-
ка. Придется немало потрудиться, прежде чем они нападут на след. К
тому же, скорее всего, Валми предупредит его — если Шакал позвонит, —
и тогда англичанин сможет выйти из игры.
— Если он позвонит Валми, тот конечно же даст указание остановить
выполнение операции. Да Валми просто-напросто прикажет ему, — громко
продекламировал Монклер.
Роден покачал головой.
— У Валми нет полномочий на это. Он просто курьер, справочник,
если хотите. Конечно, он проинформирует Шакала обо всем, но не более
того.
— Но не может же Шакал не догадаться, что все отменяется? — не уни-
мался Монклер. — Я уверен, что после звонка англичанин немедленно смо-
тается из Франции.
— Теоретически — возможно, — задумчиво произнес Роден. — Но в
этом случае ему придется отдавать деньги. В конечном итоге все будет за-
висеть от того, насколько уверенно Шакал чувствует себя. Слишком многое
поставлено на карту. Он это понимает.
149
•— Как' вы-полагаете, сейчас... после того, что случилось;’у него есть
шансы? —‘спросил Кассон.
— Если честно — нет, — ответил Роден. — Но Шакал настоящий проф-
ессионал. Он не станет бросать им самим спланированное дело на полпути.
— Тогда нам во что бы то ни стало необходимо отозвать его, — запро-
тестовал Кассон.
— Это невозможно. Я бы с радостью сделал это, но это невозможно.
Он уже в пути. Он сам выбрал свой путь и теперь стоит на нем. Что те-
перь Шакал будет делать — одному Богу известно. Даже если я позвоню
Валми и проинструктирую соответствующим образом, ничего не изменит-
ся. Слишком поздно. Шакала уже не остановить.
Глава 12
Появившись в своем кабинете около шести утра, комиссар Клод Лебель
застал своего помощника сидящим за столом, где тот провел бессонную
ночь. Перед Кароном лежало несколько листов бумаги, исписанных его ру-
кой. Кое-что изменилось в обстановке. На полке, среди папок, урчала кофе-
варка, распространяя по комнате великолепный аромат свежеприготовлен-
ного напитка. Рядом лежала горка бумажных стаканов, банка сгущенного
молока и пачка сахара. Все это переместилось за ночь в кабинет из столо-
вой на первом этаже здания. В углу, между двумя столами, появилась рас-
кладушка с постеленным поверх нее грубым одеялом. Мусорное ведро бы-
ло опорожнено и теперь стояло рядом с креслом, у двери.
Окно было по-прежнему открыто, слабый дымок сигареты Карона таял
в просвете. Занималась заря, но было еще прохладно. За окном солнечные
блики играли на шпиле собора.
Лебель тяжело опустился за свой стол. Он не спал уже более суток и
выглядел не менее устало, чем Карон.
— Ничего, — со вздохом произнес он. — Перекопал все что можно за
последние десять лет. Дегелдр был единственным иностранцем, кто прохо-
дил по политическим убийствам, да и тот сейчас мертв. К тому же он
был оасовцем и числился в нашей картотеке. Надо полагать, Роден нашел
человека вне ОАС, и здесь его позиция безупречна. Всего во Франции по
найму за последние десять лет работали четыре убийцы — кроме, конечно,
местных. Мы взяли троих. Но все они были мелковаты для такого дела,
как убийство Президента Франции. Я попросил Баргерона из Центрально-
го архива провести полную проверку, но, думаю, это нам ничего не даст.
При отборе кандидатов у Родена это наверняка было первое условие.
Карон прикурил еще одну «Голуаз»1, выпустил клубы дыма и вздохнул:
— Тогда начнем с заграницы?
.* Марка сигарет.
!50*
— Точно. Где-то же этот человек набирался опыта. Он наверняка уже
зарекомендовал себя определенным количеством успешно завершенных
дел. Возможно, президенты ему еще не попадались, но вот другие шишки,
те, что поважнее гангстерских боссов, — это уж точно. Не случайно же он
пропал в поле зрения... Ну, что там у нас за список?
Карон взял лист со списком имен и расписанием звонков..
— Все семеро согласились, — сказал он. — Первым идут Штаты, в
семь десять. По вашингтонскому времени — где-то р девять ночи. Затем
Брюссель в полвосьмого, Амстердам — без четверти восемь, в восемь де-
сять — Бонн. Связь с Йоханнесбургом будет в восемь тридцать, со Скот-
ленд-Ярдом —в девять. И, наконец, в девять тридцать — Рим.
От Скотленд-Ярда — мистер Энтони Маллинсон, заместитель началь-
ника Отдела Уголовных Расследований. Похоже, в метрополии нет отдель-
ной секции расследования убийств. Все остальные — шефы своих служб,
кроме Южной Африки. Я не смог связаться с Ван Ризом, поэтому вы буде-
те говорить с его заместителем Андерсоном.
— Прекрасно, — сказал Лебель после небольшой паузы. — Я бы пред-
почел иметь дело с Андерсоном, нежели с его шефом. Этот парень как-то
помогал мне в одном деле. Теперь проблема языка. Трое говорят по-ан-
глийски. Бельгиец — по-французски. Остальные...
— Немец Дитрих говорит по-французски, — перебил Карон.
— Хорошо, тогда с двумя я буду говорить лично, а с остальными ты
сядешь на параллельный телефон и поможешь мне с переводом... Пора
идти. Двинемся, пожалуй. * , ’
Без десяти семь полицейская машина, В'которой сидели Карон и Ле-
бель, въехала в непримечательные зеленые ворота на Рю Валери, где в.то
время размещалась штаб-квартира Интерпола.
В течение трех часов детективы вели переговоры с-каждым из семи са-
мых могущественных полицейских в мире. Их слова, преобразованные в
высокочастотные сигналы, передавались специальной антенной во все угол;
ки земного шара.. Антенна «стреляла» этими сигналами в высшие слои
стратосферы, откуда они, отражаясь от тонкого слоя, направлялись к
адресату.
Самое важное заключалось в том, что невозможно было определить
длину волн и настроиться на радиоперехват передаваемых сообщений.
К каждому комиссар Лебель обращался примерно с одними и теми же
словами:
— Нет, на данной стадии я бы не хотел посылать запрос по официаль-
ным каналам... Да, конечно, я выступаю как официальное лицо... Дело в
том, что сейчас мы еще не совсем уверены, действительно ли ведется под-
готовка к убийству... В настоящий момент мы проделываем чисто рутин-
ную работу... Ну, мы ищем человека, о котором известно чрезвычайно ма-
ло... Нет даже имени... только самое общее описание внешности...
В каждом случае комиссару приходилось представлять свою скуд-
ную информацию об облике убийцы. В конце беседы было самое труд-
151
ное. Каждый спрашивал, почему Лебель обращается именно к нему
и что конкретно требуется сделать. В этот момент в беседе наступала
пауза.
— Кто бы ни был этот человек, — говорил Лебель, — у него весьма
специфическая профессия, которая неизбежно ставит на нем клеймо, что*то
вроде торговой марки... Он один из самых лучших профессионалов в обла-
сти организации убийства... Нет, не просто наемник из банды, а политиче-
ский убийца, за плечами которого несколько успешных дел. Нам бы хоте-
лось знать, есть ли у вас кто-либо похожий в картотеке. Даже если он ни-
когда не работал в своей стране... Вообще, кто-нибудь вам приходит на
ум?
Затем наступала продолжительная пауза, после которой человек на дру-
гом конце начинал говорить чуть тише и с оттенком озабоченности в
голосе.
Лебель не строил иллюзий по поводу того, что истинная причина его
туманных расспросов останется неясной для его коллег. Во Франции была
только одна цель, которая могла бы заинтересовать первоклассного поли-
тического убийцу.
Во всех случаях ответ был один и тот же:
— Да, конечно. Мы просмотрим наши картотеки. Я попытаюсь дозво-
ниться сегодня же до конца дня. Удачи, Клод.
Закончив последний разговор, Лебель положил трубку и подумал, что,
вероятно, пройдет не так уж много времени, и обо всем узнают премьер-
министры и министры иностранных дел этих семи стран. Полиции всегда
приходилось докладывать политикам о столь серьезных вещах. Детектив
был абсолютно уверен, что министры не проболтаются. Несмотря на по-
литические разногласия, между власть имущими существует некая связь,
обусловленная их членством в одном и том же клубе •=— клубе правителей.
Им не привыкать бороться против общих врагов, а что может быть более
враждебным для каждого из них, чем политический убийца? Тем не менее,
если расследование все-таки обнародуется и попадет в прессу, то карьера
Лебеля как следователя будет закончена.
Больше всего детектива беспокоили англичане. Маллинсону конечно же
можно было доверять, однако еше до конца суток тому придется передать
информацию наверх. Всего семь месяцев назад Шарль де Голль отпихнул
британцев, пытавшихся попасть в Общий рынок. И теперь, при приближе-
нии 14 января, когда должна была состояться пресс-конференция Президен-
та Франции, английское Министерство Иностранных Дел начало оголте-
лую кампанию против де Голля. Еще недавно такое чопорно-безразличное
министерство возвысилось почти до поэтических высот в своем стремле-
нии насолить неуступчивому Президенту. Неужели они воспользуются
этим случаем, чтобы отомстить Старику?
— Пойдем, — сказал комиссар Карону, поднимаясь со стула, —
перекусим сначала, а потом попытаемся хоть немного поспать. Больше
ничего нам пока не остается.
152
Энтони Маллинсон, помощник начальника Отдела Уголовного Рассле-
дования Скотленд-Ярда, в задумчивости положил трубку и вышел из пере-
говорной комнаты, не заметив у двери отдававшего ему честь молоденько-
го полицейского, только что заступившего на смену. Продолжая хмурить-
ся, он поднялся в свой просторный кабинет с видом на Темзу и подошел
к окну.
Маллинсон прекрасно понимал, что за расследование ведет Лебель. Ему
были видны и нити, приведшие в движение это дело. Французам где-то
удалось разнюхать об этом типе, который якобы охотится за де Голлем.
В августе 63-го во Франции это была единственная мишень, достойная та-
кого убийцы.
— Бедняга, — сказал он вслух, все еше продолжая смотреть, как мутно-
затая Темза катит свои воды вдоль набережной у подножия здания.
— Сэр? — удивленно спросил помощник Маллинсона, вошедший сле-
дом за ним, чтобы отдать утреннюю почту.
— Нет, ничего, — пробормотал детектив.
Помощник удалился.
Маллинсон почувствовал нечто похожее на сочувствие к своему коллеге,
пытающемуся защитить Президента, не имея полномочий начать офици-
альное расследование. Однако и у самого Маллинсона было свое началь-
ство. Рано или поздно им все придется рассказать. . ч
В десять, через полчаса, должно было состояться совещание руководи-
телей отделов. Стоит говорить или нет? В конце концов, решил промол-
чать. Достаточно будет написать формальный, но секретный меморандум
для шефа, вкратце описав просьбу Лебеля.
Позже, если понадобится, он объяснит это тем, что хотел проявить
осторожность — не более того. Запрос же придется сделать без объясне-
ния причин. Маллинсон сел за стол и нажал одну из кнопок коммута-
тора.
— Да, сэр?.. — услышал он в переговорном устройстве голос своего по-
мощника.
— Зайди на минутку, Джон.
Помощник находился рядом, в соседнем кабинете, поэтому через по-
лминуты он уже стоял перед своим начальником с блокнотом в руке.
— Джон, мне нужно получить кое-какие сведения из Центрального ар-
хива. Обратись лично к суперинтенданту Маркхэму. Скажешь, что запра-
шиваю я и что пока сейчас не могу объяснить причину запроса. Пусть про-
верит данные на всех профессиональных убийц, проживающих в стране.
— Убийц? — Помощник посмотрел на шефа так, будто тот просил на-
вести справки о марсианах.
— Да, убийц. Но не этих головорезов, что по большей части участвуют
в гангстерских войнах. Политических убийц, Джон. Человека, способного
за-деньги укокошить хорошо, охраняемого государственного деятеля.
153
— Да, но это больше подходит на заказ для Специальной Службы, сэр.
— Да, я знаю. Я передам все Специальной Службе. Но сначала хочу
провести обычную проверку. И, кстати, ответ мне нужен до обеда. О’кей?
— Да, сэр, я займусь этим прямо сейчас. ‘
Через пятнадцать минут, ровно в 10, заместитель начальника Отде-
ла Уголовных Расследований Маллинсон уже сидел на утреннем сове-
щании.
По возвращении в кабинет он быстро просмотрел почту, сгреб ее в угол
стола и попросил помощника принести печатную машинку. Оставшись
один, он напечатал краткий рапорт начальнику Полиции. В нем он упомя-
нул утренний звонок, конфиденциальный телефонный разговор в перего-
ворной комнате Интерпола, а также свои выводы о природе запроса Лебе-
ля. Нижнюю часть страницы детектив пока оставил пустой, заперев ра-
порт в стол, чтобы приняться за текущие дела.
Незадолго до двенадцати в дверь постучали, и вошел помощник.
— Я только что узнал результаты проверки в архиве. Маркхэм сооб-
щил, что практически никто из зарегистрированных не подходит к вашему
описанию. В списках — семнадцать наемных убийц, десять сейчас отбыва-
ют сроки, семь — на свободе. Но все они работают на гангстерские груп-
пировки либо здесь, в Лондоне, либо в других городах. Суперинтендант
говорит, что ни один не подходит для убийства политика, собирающегося
посетить нашу страну. И он тоже предложил передать расследование Спе-
циальной Службе.
— Хорошо, Джон, спасибо. Это все, что я хотел знать.
Когда помощник ушел, Маллинсон снова вставил лист с незаконченным
рапортом в печатную машинку и допечатал следующее:
. «Поиски в Центральном архиве не принесли результатов.за отсутствием
лица, соответствующего описанию комиссара Лебеля. Расследование было
передано начальнику Специальной Службы»;
: Маллинсон подписал рапорт, оставив лишь три копии из пяти. Осталь-
ные бросил в мусорное ведро для сортируемых бумаг: впоследствии они
будут порезаны на мельчайшие кусочки и уничтожены.
Одну из копий детектив вложил в конверт, адресовав своему начальни-
ку. Второй поместил в папку «Секретная корреспонденция» и запер в стен-
ном сейфе. Третий сложил и сунул во внутренний карман пиджака. В своем
блокноте для заметок Маллинсон набросал послание.
«Комиссару Клоду Лебелю, заместителю начальника Судебной Поли-
ции, Париж. От заместителя начальника Отдела Уголовных Расследований
Энтони Маллинсона, Скотленд-Ярд, Лондон.
Сообщение: Во исполнение вашего запроса от сегодняшнего числа тща-
тельная проверка в архиве не выявила лица, подходящего по приметам к
вашему описанию точка Запрос передан Специальной Службе для дальней-
шей проверки точка Любая полезная информация будет направлена вам не-
медленно точка Маллинсон.
Время отправления: 12.3.63».
154 .
Была половина первого. Детектив поднял трубку телефона'и, когда опе-
ратор ответил, попросил соединить его с заместителем начальника Поли-
ции, главой Специальной Службы, Диксоном.
— Привет, Алек... Тони Маллинсон. Уделишь мне минутку?.. С удо-
вольствием бы, но не могу. Перекушу сандвичем... Да, когда-нибудь слу-
чится... Нет, всего на несколько минут... Прекрасно, сейчас подойду.
По пути детектив передал помощнику конверт, адресованный начальни-
ку Полиции.
— Я схожу в Специальную Службу. Хочу навестить Диксона. Передай
письмо шефу, Джон. Лично. А вот это сообщение отправь по адресу. Напе-
чатай сам так, как надо.
— Да, сэр.
Маллинсон еще немного постоял у стола помощника, пока тот читал
послание в Париж. Закончив чтение, молодой инспектор с удивлением по-
смотрел на Маллинсона.
— Джон...
— Слушаю, сэр...
— Об этом никому ни слова.
— Конечно, сэр.
— Абсолютно никому.
— Понял, сэр.
Маллинсон улыбнулся коллеге и вышел в коридор. Помощник еще не-
сколько раз пробежал глазами сообщение, вспомнил о сегодняшнем запро-
се в архиве и пробормотал: «Черт возьми».
Маллинсон провел у Диксона 20 минут, чем непринужденно сорвал
его ленч. Он передал начальнику Специальной Службы третью копию
своего рапорта и уже собрался было уходить, но в дверях повернулся
и сказал:
— Извини, Алек, но это больше по твоей части. Что касается меня,
думаю, что в нашей стране нет убийцы такого калибра. Поэтому запроси
свои архивы для очистки совести, и мы с легким сердцем сообщим Лебе-
лю, что ничем не можем помочь. Должен сказать, что не завидую его тепе-
решнему положению.
Диксон, чья работа, кроме всего прочего, состояла и в том, чтобы де-
ржать в поле зрения всех маньяков и сумасшедших Британии, которые мо-
гли бы замыслить убийство политического деятеля, лучше кого-либо дру-
гого понимал отчаянность положения своего французского коллеги. Защи-
щать политиков от неуравновешенных фанатиков нелегко, однако
англичанин в своей работе мог всегда положиться на закаленных в боях
профессионалов, к тому же противниками его были чаще всего любители.
В отношении же Лебедя дело обстояло гораздо хуже: Президент Франции
стал мишенью бывших солдат. И все же, надо отдать должное, французы
нокаутировали ОАС. Как профессионал, Диксон восхищался> их работой.
В данном же случае дело осложнялось еще и тем, что оасовцы наняли ино-
странного убийцу. Это сводило шансы отыскать его в картотеке
155;
практически к нулю. Диксон был почти уверен, что в архиве не будет сведе-
ний о человеке, который так интересует Лебеля.
После ухода Маллинсона. начальник Специальной Службы прочел его
рапорт. Затем вызвал своего помощника.
— Передай суперинтенданту Томасу, что я хотел бы видеть его здесь
в... - он посмотрел на часы и прикинул, сколько осталось от ленча,—
ровно в два часа.
* * ♦
Шакал прибыл в Национальный аэропорт Брюсселя в двенадцать с не-
большим. Там же. в аэропорту, он запер три чемодана в автоматической
камере хранения, оставив при себе лишь саквояж с туалетными принадлеж-
ностями, гипсом, бинтами и ватой. Затем перешел в главное здание, где
в обычной камере хранения — на том же самом месте, где его неделю на-
зад оставил англичанин, — лежал фибровый чемодан с винтовкой. Шакал
отдал квитанцию, взял чемодан и вышел из аэропорта. Неподалеку
он нашел небольшой и довольно убогий отель, каких особенно много в
непосредственной близости от крупных транспортных узлов по всему
миру.
Англичанин снял одноместный номер, сразу заплатив наличными
за весь срок проживания. Свой багаж он внес в номер сам, не доверив его
гостиничному клерку. Заперев дверь, Шакал набрал в ванну холодной во-
ды, вывалил на кровати гипс и бинты и принялся за работу.
Через два часа гипс застыл. Все это время Шакал курил сигарету за
сигаретой, обозревая из окна лоскутное одеяло грязноватых крыш и перио-
дически проверяя пальцем твердость гипса. Из фибрового чемодана уже
было вынуто содержимое. Остатки бинта и немного гипса Шакал положил
обратно в саквояж,- рассудив, что они могут понадобиться для косметиче-
ского ремонта. Когда все было готово, англичанин заткнул чемодан под
кровать, проверил, не осталось ли в комнате чего-нибудь лишнего, и опу-
стошил пепельницу, выбросив содержимое из окна.
Облачив свою ногу в гипсовую повязку, Шакал сделал так, что не хро-
мать уже было невозможно. Спустившись по лестнице в холл, англичанин,
к своему удовлетворению, обнаружил, что портье удалился в подсобку за
стойкой. Было время ленча, и неудивительно, что тот отсутствовал, оста-
вив лишь приоткрытой дверь, чтобы видеть подходящих к стойке посе-
тителей.
Бросив взгляд на парадный вход и убедившись, что никого нет, Шакал
пригнулся и бесшумно пробежал по облицованному плиткой гостиничному
холлу.
Из-за жары входная дверь была открыта. Оставшись незамеченным,
Шакал вышел на ступеньки и выпрямился. Он прошел вниз по улице до
пересечения с шоссе и через пол минуты поймал такси. Шакал ехал в
аэропорт.
156
Там он подошел к стойке «Алиталии» и вытащил паспорт. Девушка в
окошке приветливо улыбнулась.
— Два дня назад я зарезервировал билет от Милана на имя Даггана, —
обратился он к ней.
Девушка полистала записи.
— Да, действительно, мистер Дагган. — Лицо ее сияло. — Билет был
заказан, но не оплачен. Вы хотите его выкупить?
Англичанин снова рассчитался наличными, взял билет и отошел от
стойки. При помощи благожелательно расположенного носильщика, по-
вздыхавшего над его загипсованной ногой, Шакал вынул три своих чемода-
на из автоматической камеры хранения, сдал багаж на рейс «Алиталии»,
прошел таможенный контроль, где у него лишь бегло взглянули в паспорт,
и провел остаток времени в ресторане для вылетающих пассажиров —
несколько поздновато для ленча, однако это с лихвой компенсировалось
достоинствами кухни.
Все служащие, заметив его больную ногу, проявляли особое внимание.
На специальной тележке его подвезли к самолету и с участием наблюдали,
как он медленно поднимался по трапу, пока не скрылся в салоне лайнера.
Милая итальянская стюардесса одарила англичанина особой улыбкой и
усадила его на одно из лучших мест в середине салона.
В 4.15 самолет вырулил на взлетную полосу и вскоре уже летел по на-
правлению к Милану.
♦ ♦ *
Суперинтендант Брин Томас вышел из кабинета заместителя начальни-
ка Отдела Расследования Убийств приблизительно около трех. Вид у него
был жалкий. Его беспокоила не только тяжелая простуда, которую он уму-
дрился заработать летом, но и только что полученное задание, которое,
без сомнения, похоронило его планы на сегодняшний день. С самого утра
его преследовали неудачи; сначала он узнал, что один из его сотрудников
упустил человека из советской торговой делегации, которого должен был
«пасти»; позднее Томас получил сообщение из MI-51 с вежливой просьбой
сложить с себя полномочия и передать слежку за русскими самой MI-5.
После обеда дела пошли еще хуже. Вряд ли найдется что-либо из всего
спектра деятельности Специальной или другой службы, что вызывало та-
кое же сильное неприятие, как политическое убийство. Но в данном случае
еше и не было имени.
— Имя неизвестно, — сказал шеф. — Тебе придется как следует поко-
паться. Попытайся выяснить все до завтра.
«Покопайся», — проворчал Томас, входя в свой кабинет. Хотя список
не должен был выйти длинным — просто по причине отсутствия большого
1 MI-5 — отдел Интеллидженс Сервис (английский разведывательный орган), за-
нимающийся разведкой и контрразведкой.
157
выбора,— тем не менее задание обрекало его и персонал отдела на тяже-
лую работу: проверить подозреваемых, осужденных и просто переворо-
шить похожие дела. Проверять придется все. Единственным светом в сво-
ем окне было то, что убийца был настоящим профессионалом, а не одним
из тех бесчисленных идиотов, которые доводили до сумасшествия всех со-
трудников Специальной Службы в периоды визитов политических деятелей
в страну.
Томас вызвал двух инспекторов, наименее занятых на текущий момент,
приказал им оставить все дела и изложил задание, которое он сам только
что получил от Диксона. Его речь была еше короче, чем речь шефа Специ-
альной Службы. Томас объяснил, что нужно делать, не сказав, почему. Ни-
кого пока не должен волновать тот факт, что французская полиция подо-
зревает этого человека в попытке покушения на Президента Франции.
Втроем детективы очистили столы от лишних бумаг и принялись за
работу.
* * *
Самолет «Алиталии» приземлился в Миланском аэропорту в шесть с
небольшим. Стюардесса помогла Шакалу сойти с трапа, и тот направился
к зданию аэровокзала.
Здесь, проходя чеоез таможню, Шакал был вознагражден за предусмот-
рительность, которую он проявил, достав из чемодана трубки с деталями
винтовки, превратив их в менее подозрительный объект транспортировки.
Чиновники лишь бегло взглянули на паспорт, но когда его чемоданы вы-
нырнули на ленточном конвейере из грузового отсека и были разложены
на таможенной стойке, опасность стала возрастать.
Когда носильщик удалился, англичанин встал рядом с багажом, озира-
ясь вокруг. Таможенник заметил прихрамывающего человека еще издали
и поплелся к нему.
— Синьор? Это ваш багаж?
— Да, три чемодана и этот саквояж. ,
— У вас есть что-нибудь для заявления в декларации?
— Нет, ничего.
— Вы по делам, синьор?
— Нет, просто отдыхаю. Но надеюсь и поправить свое здоровье. Хочу
поехать на озера.
На таможенника это явно не произвело впечатления.
— Разрешите взглянуть на ваш паспорт, синьор.
Шакал протянул паспорт. Итальянец тщательно изучил его и отдал об-
ратно, не проронив ни слова.
— Пожалуйста, откройте этот чемодан.
Шакал вытащил кольцо с ключами и открыл один из трех больших че-
моданов. К счастью, в нем лежала одежда пастора и американского сту-
дента. Без особого любопытства таможенник перебрал белье, рубашки,
,158
костюм, туфли, носки. Не привлекала внимание и книга на датском языке.
Хотя на обложке была цветная фотография собора Шартр — название чи-
талось как и в английском эквиваленте, поэтому чиновник не стал интере-
соваться лингвистическими способностями Шакала.
Не нашел он и аккуратно зашитый разрез в подкладке со спрятанными
в нем фальшивыми документами. Если бы таможенник действительно по-
старался, он бы, конечно, обнаружил их, но итальянец не проявлял особого
рвения, поскольку чемодан англичанина не вызывал у него никаких опасе-
ний. Он просто выполнял служебный долг.
Компоненты снайперской винтовки находились в каком-то полуметре от
него, однако таможенник ничего не заподозрил. Он закрыл чемодан. Рабо-
та была закончена. Его лицо расплылось в улыбке:
— Спасибо, синьор. Приятного отдыха.
Носильщик помог найти такси, за что получил хорошие чаевые. Вскоре
Шакал уже въезжал в Милан. Улицы города были запружены машинами.
Экспрессивные итальянцы непрестанно гудели клаксонами. Такси достави-
ло Шакала к центральному вокзалу.
И здесь англичанин направился к камере хранения. Еще сидя в такси,
он переложил в карман брюк небольшие ножницы. В камере хранения Ша-
кал оставил два чемодана и саквояж. Третий чемодан, с одной французской
шинелью, он оставил при себе.
Отпустив носильщика, англичанин заковылял в туалет. Внутри был
лишь один человек, задумчиво стоявший перед писсуаром. Шакал поставил
чемодан на пол и долго мыл руки, пока тот не вышел. Затем англичанин
вошел в одну из кабинок и запер дверь.
Поставив ногу' на унитаз, он в течение 10 минут работал ножницами,
ковыряя гипс, пока он не начал отваливаться, обнажив сначала ватную
прокладку, а затем и ногу.
Освободившись от гипса, Шакал надел шелковый носок и изящный
остроносый ботинок, который был прикреплен пластырем к икре, пока но-
га находилась в гипсе. Куски гипса, бинта и ваты англичанин собрал и
швырнул в унитаз. Шакал дважды спустил воду, пока не убедился в том,
что от гипса не осталось и следа. Потом он поместил чемодан на крышку
унитаза и, раскрыв его, уложил трубки между складками шинели. Теперь
чемодан был полон. Затянув ремни на чемодане, Шакал тем самым плотно
прижал друг к другу все трубки, чтобы они не лязгали при ходьбе. Затем
выглянул из двери. Двое стояли у писсуаров, еще двое мыли руки. Англи-
чанин вышел из кабинки, резко повернул в сторону двери и через несколько
мгновений уже стоял в холле вокзала. Никто из находившихся в туалете
его не заметил.
Поскольку англичанину не хотелось показываться в камере хранения —
его загипсованную ногу могли запомнить, — то он подозвал носильщика,
сказал, что очень торопится, и, сунув тому в руку тысячелировую бумаж-
ку, попросил забрать, чемоданы и поймать такси. Отдав носильщику ба-
гажную квитанцию, Шакал показал, что будет у стойки обмена денег.
159
Итальянец радостно кивнул и отправился за чемоданами. Англичанин
обменял последние двадцать фунтов на итальянскую валюту, вышел из
здания вокзала к ожидавшему его носильщику и уже через пару минут ехал
в такси по направлению к отелю «Континенталь».
Представ перед портье, восседавшим за стойкой регистрации в роскош-
ном холле отеля, Шакал сказал:
— У вас забронирован номер на имя Даггана. Заказ был сделан по теле-
фону из Лондона два дня назад.
Около восьми Шакал уже мылся в душе своего номера. Два чемодана
были заперты в бельевой шкаф. Третий лежал раскрытый на кровати, из
него был вынут темно-синего цвета шерстяной костюм, который теперь
висел на дверце шкафа. Серый костюм англичанин отдал горничной, по-
просил вычистить его и хорошенько прогладить. Шакала ожидал приятный
вечер с обедом и коктейлями. Тем не менее он должен был лечь спать по-
раньше, поскольку на следующий день, 13 августа, предстояла напряженная
работа.
Глава 13
Ничего. Инспектор захлопнул последнюю папку и посмотрел на своего
шефа. Его коллега уже закончил просмотр — с тем же результатом. Сам
Томас стоял около своего кабинета и безучастно взирал на пробегающие
внизу автомобили. Сумерки уже опустились на город. В отличие от кабине-
та Маллинсона, окна его кабинета находились гораздо ниже и вид из них
был не столь привлекателен. У Томаса было отвратительное настроение.
Глотка воспалилась от сигарет. Ему, конечно, не следовало курить с этой
простудой, но и бросить было невозможно. На него разом свалились все
несчастья. Томас, как и его молодые помощники, закончил просмотр дел.
Голова раскалывалась от беспрерывных звонков и запросов в другие отде-
лы с целью проверки тех или иных лиц. Все было напрасно. Ни один из
тех, кто поначалу заинтересовал Томаса, не был достаточно солидной фи-
гурой по части политических убийств.
— Хорошо, — сказал он твердо, повернувшись спиной к окну. — Мы
сделали все, что могли. Вероятнее всего, такого человека просто не суще-
ствует.
— Может, он и существует, — заметил один из инспекторов, — да
только не в наших архивах.
— В наших архивах есть все, — недовольно пробормотал Томас.
Ему совсем не импонировала мысль, что такая крупная «рыба» в одной
картотеке. В конце концов, у детектива было просто скверное настроение,
простуда — и это подливало масла в огонь. В таких случаях у него усили-
вался уэльский акцент. Даже тридцатилетнее проживание в Лондоне не вы-
травило из его речи мурлыкающие звуки, свойственные жителям западной
части Великобритании.
160
— В конце концов, — сказал второй инспектор, — политический убий-
ца — птица довольно редкая. Может, в Англии их и нет совсем. На англи-
чан это мало похоже.
Томас посмотрел на инспектора с раздражением. Он предпочитал слово
«британцы», когда говорили о жителях Соединенного Королевства*, а не-
брежно брошенное слово «англичане» могло подразумевать, что такого
убийцу способны породить только ирландцы, шотландцы или жители
Уэльса.
— Ладно, складывайте папки. Отнесите их обратно в архив. Я доложу,
что тщательная проверка не дала никаких результатов. Мы сделали все.
•ио могли.
— От кого поступил запрос, шеф? — спросил один из инспекторов.
— Не суися в это, дружок. Пусть у кого-то другого болит голова, толь-
ко не у нас.
Инспекторы собрали папки и направились к двери. Обоих дома ждали
семьи, один из них вот-вот должен был стать отцом. Он шел первым, вто-
рой задержался в дверях.
— Шеф, пока я рылся в папках, мне в голову пришла одна мысль. Если
этот человек действительно существует и он британец по национальности,
то вряд ли он станет заниматься своим промыслом внутри страны. То есть
я думаю, что человек такого типа должен иметь базу. Нечто вроде убежи-
ща, места, куда бы он всегда мог приехать. Он может быть добропорядоч-
ным гражданином своей страны.
— Как у доктора Джекила и мистера Хайда?2
— Да, что-то вроде этого. Человек, способный заварить такую кашу,
человек, за которым охотятся лучшие полицейские кадры, — такой человек
действительно фигура выдающаяся. А если так, то по роду профессии у
него должно быть за плечами несколько громких дел. Иначе откуда бы
у него взялась такая солидная репутация, не так ли?
— Продолжайте, — заинтересованно проговорил Томас.
— Я подумал, что этот убийца может работать только вне страны. То
есть он старается не привлекать к себе внимания внутренних сил безопас-
ности. Может, у каких-нибудь служб и имеются косвенные данные о нем...
Томас поразмышлял над идеей, потом покачал головой.
— Забудьте об этом, идите домой. Я напишу рапорт. И вообще, забудь-
ve обо всем, чем мы сейчас занимались.
Однако размышления инспектора крепко засели в голове Томаса, поро-
див некоторые сомнения. Он сел за стол и стал сочинять рапорт. В нем
он засвидетельствовал отрицательные результаты проверки. Да, они выта-
щили пустой билетик, подумал детектив, хотя расследование было прове-
1 Полное нашанне Великобригании Соединенное Королевство Великобрита-
нии и Северной Ирландии.
: Роман Р. Стивенсона, где доктор Джекил по ночам превращался в мистера ХаП-
ia — воплощение всего зла. которое находилось в его сознании.
Ф. ФогчмПг «День Шака.и»
161
дено весьма тщательно. А если запрос из Франции действительно имеет
под собой почву? А вдруг, как поначалу подумал Томас, французы не про-
сто поверили слухам, что их драгоценному Президенту угрожает опас-
ность, а на самом деле что-то пронюхали? Но тогда, если им не с чего
начинать, как они заявляют, и если нет никаких указаний на то, что убий-
ца — англичанин, то они, пожалуй, должны проводить сходные проверки
по всему миру. Скорее всего, никакого убийцы не существует, а если и су-
ществует, то, вероятно, он родом из тех стран, которые имеют большой
опыт в области организации политических убийств. А все же, что, если
подозрения французов оправданны и человек окажется англичанином,
пусть даже просто по национальности?
Томас всегда гордился результатами работы Скотленд-Ярда и в особен-
ности Специальной Службы. Никаких проблем. Ни один иностранный са-
новник нс подвергался опасности во время своего визита. Не допускали да-
же и тени скандала.
Он сам лично присматривал за этим плюгавым русским, Иваном Серо-
вым, шефом КГБ, когда тот появился в Англии для подготовки визита
Хрущева. А ведь там было полно прибалтов и поляков, пытавшихся вце-
питься этому русскому в горло. И хотя Серов окружил себя собственными
агентами — у каждого из них был пистолет, готовый к использованию, —
не было сделано ни единого выстрела.
Суперинтенданту Брину Томасу оставалось два года до пенсии, а по-
том — небольшой уютный домик с видом на Бристольский пролив, кото-
рый они с женой приобрели совсем недавно. Ох, лучше все проверить, по-
думал Томас.
В юности он был отличным регбистом, и многие, кто играл против
«Гламоргана»1, помнили его неудержимость, когда Томас находился на ме-
сте крайнего нападающего. Сейчас он уже был стар для таких забав, одна-
ко частенько захаживал в Олд-Диэр-Парк в Ричмонде, чтобы поболеть за
«Лондон Уэлш»1 2. Томас хорошо знал всех игроков, часто оставаясь в клубе
команды, чтобы поболтать с ними после матча.
Один из членов клуба был известен как «человек министерства ино-
странных дел». Томас знал о нем несколько больше. Тот работал на орга-
низацию, находящуюся под контролем МИДа, но не слитую с ним... Барри
Ллойд состоял в штате Секретной Разведывательной Службы, SIS, кото-
рую иногда именовали просто «Служба», а еше чаще, в простона-
родье, — MI-6.
Томас поднял трубку телефона и назвал номер...
Они встретились в пабе3, где-то между восемью и девятью вечера. Нем-
ного поговорили о регби. Пока Томас заказывал пиво, Ллойд подумал, что
вряд ли приятель из Специальной Службы вызвал его только для того,
1 Команда регби из Уэльса.
2 «Лондон Уэлш» — команда регби, составленная из валлийцев.
3 Небольшой английский пивной кабачок.
162
чтобы поговорить о спорте. Там более что до начала сезона оставалось
еше два месяца.
Выпив по стаканчику, Томас кивнул в сторону террасы, спускавшейся
к пристани. Там было значительно тише, нежели в самом пабе, куда то
и дело забегали парочки, чтобы выпить и затем отправиться куда-нибудь
поужинать.
— У меня кое-какие проблемы. — начал Томас, — может, поможешь?
— Ну... если смогу, — ответил Ллойд.
Томас рассказал о запросе из Парижа и о том, к каким результатам
пришли Отдел Уголовных Расследований и Специальная Служба.
— Я подумал, что если такой убийца в действительности су шествует,
да и к тому же британец, то он, скорее всего, вряд ли станет пачкать руки
внутри страны. Может, вам что-нибудь известно? Какие-нибудь косвенные
сведения? Твоя служба...
— Служба? — удивился Ллойд.
— Брось, Барри. По роду профессии приходится быть в курсе всего...
Ты же понимаешь. — Голос Томаса был едва слышен.
Со спины они были похожи на двух бизнесменов, обсуждаюши.х дела
в Сити1.
— Во время расследования по делу Барри мы просмотрели кучу досье.
Когда он попал под подозрение, ты работал в его отделе. Тогда же засве-
тились многие из Форин Офис* 2.
— Понятно, — сказал Ллойд.
— Теперь подумай вот о чем. Там, в Парке, я — Брин Томас. Но я ведь
и суперинтендант Специальной Службы, так? Полная анонимность невоз-
можна, понимаешь?
Ллойд задумчиво осматривал свой стакан.
— Это официальный запрос?
— Нет. Пока нет. Французский следователь Лебель по личным каналам
вышел на Маллинсона. Маллинсон ничего не нашел в Центральном архиве
и переговорил с Диксоном. Диксон, в свою очередь, вызвал меня и попро-
сил проверить картотеку Специальной Службы. Все делалось без лишнего
шума. Иногда обстоятельства требуют этого. Ничего не должно просо-
читься в прессу. Шансы, конечно, очень малы. Может статься, что мы ни-
чем не сможем помочь Лебелю, но я все же решил покопаться для очистки
совести. Ты — последнее звено в цепи.
— Человек охотится за де Голлем?
— Скорее всего. Это вытекает из уровня расследования. Но ясно, что
французы не хотят огласки. Поэтому они так уклончивы.
— Да, пожалуй. А почему они не вышли на нас напрямую? У Франции
и Англии нет столь тесных личных контактов, как у полицейских.
'Сити — финансовый центр Лондона, где в основном сосредоточены банки
и другие финансовые учреждения
2 МИД Великобритании.
163
Если Ллойд и почувствовал намек на пресловутую неприязнь, устано-
вившуюся между SDECE и SIS, то не подал вида.
— Ну, что ты думаешь? — спросил Томас после некоторой паузы в раз-
говоре.
Ллойд смотрел на реку.
— Помнишь дело Филби? — спросил он.
— Конечно.
— Все еще больное место нашего отдела.
Ллойд поразмышлял минуту и продолжал:
— Он вернулся из Бейрута в январе шестьдесят первого. Позже, когда
все открылось, какое смятение это вызвало в «Службе»! Сколько людей
полетело со своих мест. Он угробил весь наш Арабский отдел. Другим то-
же досталось. Пришлось убирать и нашего резидента в Карибском бассей-
не. До этого тот работал с Филби в Бейруте, затем перешел на Карибы.
Приблизительно в это же время диктатор Доминиканской Республики был
убит на выезде из Сьюдад Трухильо. Сообщили, что его застрелили парти-
заны — у него было много врагов. Тогда же наш человек вернулся в Лон-
дон, и некоторое время мы с ним делили мой кабинет. Он рассказал, что
ходили слухи, будто машина была сначала остановлена на ходу выстрелом
по водителю из снайперской винтовки, а затем партизаны сделали свое де-
ло. Но если так, то это был чертовски точный выстрел — со ста сорока
метров по движущейся машине. Пуля пробила маленькое окошко справа
от водителя — единственное, которое было изготовлено из обычного,
а не пуленепробиваемого стекла. Снайпер попал водителю в горло, и
тот, как предполагают, врезался в дерево. И только после этого подоспели
партизаны. Самое странное то, что, по слухам, убийцей был англи-
чанин.
Наступила продолжительная пауза. Стаканы опустели, и мужчины сто-
яли, задумчиво взирая на темные воды Темзы. У обоих в голове возникали
картины ландшафта далекой и жаркой страны, по дороге мчится машина
со скоростью около ста километров в час, в ней сидит пышно одетый чело-
век. В течение тридцати лет он жестоко правил этой страной. Пройдет со-
всем немного времени, и диктатор окажется на обочине с простреленной
головой.
— Этот человек... Про которого ходили слухи... У него было
имя?
— Не знаю. Не помню. Я тогда не придал всему этому особенного зна-
чения. Полно было других дел, да еще всякие неприятности... Карибский
диктатор волновал нас меньше всего на свете.
-— Тот коллега, который все рассказал, написал рапорт?
— Наверное. Как обычно. Но убийца — это ведь был всего лишь слух.
Всего-навсего слух. Никто не стал прорабатывать эту версию. Мы занима-
емся фактами, только фактами.
— А если покапаться в архиве? Там должны быть материалы?
— Думаю, что да, — сказал Ллойд.
164
— Но ведь ты бы мог взглянуть в папку. Может, всплывет какое-
нибудь имя?
Ллойд повернулся спиной к Темзе.
— Иди домой, — сказал он, — я позвоню, если будет что-нибудь инте-
ресное.
Мужчины вернулись в паб, оставили стаканы и вышли на улицу.
— Я буду тебе очень признателен, — сказал Томас, когда они на про-
щанье пожимали друг другу руки.
* * *
В то же время, как Томас и Ллойд беседовали у Темзы, а Шакал допи-
вал свое «Забальоне»1 в одном из миланских ресторанов, комиссар Клод
Лебель сидел в конференц-зале Министерства Иностранных Дел Франции
на первом совещании, посвященном ходу его расследования.
Присутствовали те же лица, что и 24 часа назад. Во главе стола предсе-
дательствовал сам Министр Внутренних Дел, по бокам — главы отделов
и служб, напротив — Клод Лебель. Перед следователем лежала небольшая
папка. Роже Фрей кивнул, давая указание начать совещание.
Первым выступал глава Кабинета. В течение дня, сказал он, все тамо-
женники Франции получили указания тщательно проверять багаж всех вы-
соких светловолосых иностранцев. Особое внимание следовало обратить
на паспорта, поскольку убийца наверняка имеет поддельные документы.
Служба DST, осуществляющая паспортный контроль, уже предупреждена.
(Шеф DST кивнул головой, подтверждая сказанное.) Туристы и бизнесме-
ны, вполне вероятно, заметят неожиданное ужесточение таможенного кон-
троля. Тем не менее сомнительно, что жертвы этой тщательной проверки
догадаются, что все устроено ради поиска высокого блондина. Если пресса
начнет копать, то мы объясним нашу активность как запланированную ак-
цию. Но, похоже, все пройдет тихо.
Сангинетти предложил также рассмотреть возможность похищения од-
ного из лидеров ОАС, скрывающегося в Риме. Ки де Орсе1 2 выступила про-
тив этой идеи по дипломатическим соображениям (они пока ничего не зна-
ют о Шакале), и в этом их поддержал Президент. (Он знал причину.) Таким
образом, этот вариант следовало пока отставить.
Генерал Жибо из SDECE доложил, что была проведена всесторонняя
проверка архивов службы, в результате которой не удалось выявить ни од-
ного политического убийцы вне рядов ОАС и их сторонников.
'Шеф Главного Статистического Управления RG отметил, что в его ве-
домстве проверка также не дала никаких результатов, причем не только
1 Марка вина.
2 К и де Орсе — набережная в Париже, где находятся правительственные уч-
реждения.
165
среди французов, но и среди иностранцев, которые когда-либо участвовали
в подобных операциях во Франции.
Следующим выступил глава DST. Утром в 7 часов 30 минут был
перехвачен телефонный разговор, осуществлявшийся из почтового отде-
ления неподалеку от Северного Вокзала. Звонили по одному из номе-
ров римского отеля, где проживают лидеры ОАС. С самого момента их
поселения в Риме операторам на междугородке было дано задание фик-
сировать все разговоры, которые происходят между Францией и этим
отелем. Телефонист, дежуривший сегодня утром, поздно сообразил, что
это как раз номер из списка. Тем не менее оператор все же догадался
прослушать разговор. Вот он: «Валми — Пуатье. Шакал засвечен. Повто-
ряю, Шакал засвечен. Ковальского взяли. Раскололся перед смертью.
Конец».
В комнате наступила гробовая тишина.
— Откуда они узнали? — тихо спросил Лебель с дальнего конца
стола.
Все повернулись к нему, кроме полковника Роллана. Тот сверлил взгля-
дом противоположную стену конференц-зала. Казалось, он так глубоко за-
думался, что уже ничего не замечал.
— Проклятье, — громко произнес он, не отрывая взгляда от стены.
Теперь уже все смотрели на шефа Службы «Действие».
Наконец полковник произнес:
— Марсель. Чтобы выманить Ковальского из Рима, мы использовали
приманку. Его старого дружка по имени Йойо Гржибовский. У него есть
жена и дочь. Осуществляя операцию по захвату Ковальского, мы спрятали
все семью в надежном месте. Потом мы разрешили им вернуться домой.
Все, что я хотел от Ковальского, — это информация о его хозяевах. В то
время дело Шакала еще не всплыло. И поэтому не было причин скрывать
от кого бы то ни было, что мы взяли Ковальского. Потом, конечно, все
изменилось. Скорее всего, поляк Йойо информировал агента Валми. Моя
ошибка.
— Люди из DST взяли Валми на почте? — осведомился Лебель.
— Из-за глупости оператора мы разошлись с ним всего на несколько
минут, — ответил глава DST.
— Яркий пример неэффективности, — высокомерно произнес полковник
Сен-Клер.
На него было брошено несколько недружелюбных взглядов.
— В этом расследовании мы движемся с завязанными глазами. Против-
ник нам неизвестен, — ответил ему генерал Жибо. — И если полковник
изъявит желание возглавить операцию и взять на себя всю ответ-
ственность...
Полковник из Елисейского Дворца усиленно изучал папки, всем своим
видом демонстрируя, что в них содержится нечто более важное, чем скры-
тая угроза шефа SDECE. Про себя же он отметил, что поступил не совсем
предусмотрительно, сделав это замечание.
166
— В некотором смысле. — задумчиво произнес министр. — даже лучше,
что наемник засветился. Я уверен, что теперь они отменят операцию. Как
вы полагаете?
— Несомненно, — быстро ответил Сен-Клер, пытаясь поддержать свой
пошатнувшийся авторитет. — Господин министр прав. Они же не сумас-
шедшие, чтобы продолжать в таких условиях.
— Нельзя сказать, что Шакал так уж сильно засвечен. — тихо произнес
Лебель. Все уже забыли о его существовании. — Имя убийцы по-прежнему
неизвестно. Он просто примет дополнительные меры предосторожности.
Фальшивые бумаги, изменение внешности...
Оптимизм, появившийся было после выступления министра, исчез без
следа. Роже Фрей посмотрел на комиссара с уважением.
— Думаю, сейчас время послушать сообщение комиссара Лебеля, госпо-
да. Так или иначе, именно он ведет расследование. Мы здесь лишь для то-
го, чтобы оказать ему посильную помощь.
Лебель начал с того, что рассказал обо всех действиях, предпринятых
с прошлого вечера: проверки в картотеках показали, что если сведения на
этого иностранца и содержатся в архивах, то только не во французских.
Поэтому он и запросил соответствующие службы семи стран путем серии
телефонных звонков через узел связи Интерпола. В заключение он
произнес:
— В течение дня мы получили ответы. Вот они: Голландия — ничего,
Италия — несколько наемных убийц, но все они работают на мафию. В
результате тайного запроса, сделанного карабинерами в Капо де Рома1,
был получен ответ, что ни один убийца, связанный с ними, сам на такое
дело не пойдет, а мафия бы никогда не дала своего согласия на убийство
иностранного политического деятеля. Лично я считаю, что это похоже на
правду. Британия. Ничего, но дело передали в Специальную Службу для
перепроверки.
— Как всегда медлительны, — вполголоса вставил Сен-Клер. Лебель
посмотрел на него.
— Но весьма аккуратны. Не недооценивайте Скотленд-Ярд. Итак, Аме-
рика. Два кандидата. Один — подручный крупного дельна из Майами, за-
нимающегося продажей оружия. Бывший морской пехотинец, позже —
сотрудник ЦРУ в Карибском бассейне. Уволен за убийство в драке кубин-
ского противника" Кастро. Этот кубинец должен был возглавить военное
подразделение во время высадки десанта на остров.
Потом его подобрал этот делец, ранее связанный с ЦРУ, — помогал
им с оружием в горячих точках. Американцы считают, что морской пехо-
тинец был как-то связан с несчастными случаями, которые произошли с
конкурентами майамского дельца. В этом бизнесе, похоже, без резни не об-
ходится. Человека зовут Чарлз «Чак» Арнольд. ФБР определяет его ме-
стонахождение в настоящее время. Второго, предложенного ФБР кандида-
К а п о д с Рома- руководство итальянской мафией.
167
та, зовут Марко Вителлино, в прошлом — личный телохранитель Альбер-
то Анастасиа, нью-йоркского гангстерского босса. Его шеф был застрелен
в парикмахерском кресле в октябре пятьдесят седьмого. Вителлино при-
шлось уехать из Америки, опасаясь за свою жизнь. Сейчас он находится
в Каракасе, Венесуэла. Пытался самостоятельно заниматься рэкетом, но
без особого успеха. Его прижали ребята из местной мафии. ФБР считает,
что он вполне созрел для политического убийства — если цена будет под-
ходящая.
Никто не проронил ни слова.
— Бельгия. Один кандидат. Психопат, служил у Чомбе в Катанге.
Позже выслан, после ареста войсками Объединенных Наций в 1962-м.
В Бельгию вернуться не может, на нем висят два убийства. Наемник,
но очень умный. Зовут Жюль Беранже. Предполагают, что эмигриро-
вал в Центральную Америку. Бельгийцы проверяют его местонахож-
дение.
Германия. Ганс-Дитер Кассель, бывший майор СС, заочно осужден в
двух странах за военные преступления. После войны жил в Германии под
вымышленным именем, работал наемным убийцей на ODESSA, тайную
организацию бывших эсэсовцев. Подозревается в убийстве двух левых со-
циалистов, призывавших правительство интенсифицировать расследования
военных преступлений нацистов. Бежал в Испанию, за что один из поли-
цейских чиновников лишился своего места. Сейчас отошел от дел, живет
в Мадриде. Ему пятьдесят семь. Вряд ли бы он взялся за то дело, которое
мы расследуем.
Наконец, Южная Африка. Один подозреваемый профессиональный на-
емник. Имя: Пит Схейпер. Тоже служил Чомбе. В самой ЮАР он
ни в чем не замешан, но считается персоной нон-грата. Отъявленный
убийца. Последний раз о нем были известия из Конго, когда после от-
деления Катанги тот был выслан из страны. Считается, что он все еше
где-то в Западной Африке. Их Специальная Служба продолжает это
выяснять.
Лебель остановился и оглядел собравшихся.
— Конечно, — продолжал он, — пока мы блуждаем во тьме, ожидая
хоть какого-нибудь просветления. Я выбрал страны, откуда с наибольшей
вероятностью мог бы происходить убийца. Хотя он может оказаться н
шведом, и австрийцем, или еше кем-нибудь. Вполне возможно, что убийца
окажется из одной из тех стран, куда поступили запросы, несмотря на от-
рицательные результаты проверок в архивах. Будем надеяться, что в бли-
жайшие дни что-нибудь прояснится.
— Надежда сама по себе не сможет нас далеко продвинуть по пути
следствия, — скептически заметил Сен-Клер.
— Может, господин полковник, у вас есть более интересные предложе-
ния? — вежливо поинтересовался Лебель.
— Лично я считаю, что мы спугнули убийцу. В свете всего происшедше-
го он побоится продолжать операцию, — холодно сказал Сен-Клер. —
168
После того, как о заговоре стало известно нам, он даже не.сможет прибли-
зиться к Президенту. Как бы ни сожалели Роден и его приспешники, но
нм придется отозвать Шакала и отменить операиию.
— Вы считаете, что мы спугнули убийцу, — вставил Лебель. — Но ва-
ши личные ошушения, выразившиеся в вашем заявлении, не так уж далеки
по своей неопределенности от моей надежды. Поэтому я бы предпочел
продолжать расследование.
— Вы надеетесь получить из этих стран что-либо еще? — спросил
министр.
— Я уже начал получать по телексу полные досье на названных
лиц. Последнее будет у меня завтра к полудню. Некоторые из поли-
цейских служб все еше продолжают поиски в картотеках, а также опре-
деляют местонахождение тех наемников, которые вышли из их поля
фения.
— Они будут держать язык за зубами? — поинтересовался Санги-
нетти.
— Почему бы и нет... Сотни конфиденциальных запросов делаются
каждый год старшими полицейскими чинами стран — членов Интерпола,
многие из этих запросов проходят по личным каналам. К счастью, все
страны вне зависимости от их политической ориентации относятся к пре-
ступности одинаково. У нас нет столь серьезных разногласий, как у наших
политиков.
— И в области политической преступности? — спросил Фрей.
— Для полицейских нет разницы, господин министр. Для нас любые
преступления остаются преступлениями. Поэтому я и предпочел войти в
контакт со своими коллегами, нежели с людьми из министерств иностран-
ных дел.
— Но, узнав о расследовании, политики могут быстро сообразить, о
чем идет речь, и начнут втайне смеяться над нами, — снова вмешался
Сен-Клер.
— Не вижу причин, которые бы заставили их смеяться. С каждым мо-
жет случиться подобное, — возразил Лебель.
— Вы совсем не разбираетесь в политике, и ваши представления об этих
людях наивны. Многие из политиков, .мсье Лебель, узнав о том, что за
Президентом Франции охотится убийца, будут просто в восторге, —
отпарировал Сен-Клер. — Вот почему Президент так хотел избежать
огласки.
— Это совсем не огласка, — поправил Лебель, — информацией распо-
лагает лишь очень узкий круг людей. Причем таких людей, которые, если
бы вдруг открыли хоть часть секретов, хранящихся в их головах, то поло-
вина политиков полетела бы со своих мест. Эти люди знают винтики, на
которых держатся все западные демократии.
А знают они эти винтики потому, что нм же приходится их защи-
щать. Не умей хранить тайны, они не занимали бы свои столь высокие
посты.
169
— Лучше позволить нескольким людям узнать о том, что мы ишем
убийиу, чем потом им же рассылать приглашения на похороны, — про-
ворчал Бувье. — Мы воюем с ОАС вот уже два года. Говоря о секретнос-
ти, Президент имел в виду то, что эта борьба не должна становиться га-
зетной сенсацией или предметом досужих обсуждений общественности.
— Господа, господа, — вмешался министр. — Хватит пререкаться. Я
дал разрешение комиссару Лебелю провести тайные запросы главам ино-
странных полицейских служб. Я сделал это после... — он бросил взгляд на
Сен-Клера, — после консультации с Президентом.
Конфуз Сен-Клера вызвал всеобщее удовлетворение.
— Еще кто-нибудь хочет выступить? — поинтересовался Фрей. Роллан
поднял руку.
— У нас имеется свой офис в Мадриде, — сказал он. — В Испании сей-
час полно бывших оасовнев. Мы можем проверить Касселя, не тревожа
западных немцев. К тому же наши отношения с немецким МИДом после
известных событий весьма прохладны.
Многие улыбнулись, вспомнив дело о февральском похищении Арго.
— Спасибо, — сказал детектив. — Я буду вам очень признателен. И
это, пожалуй, все, что мы можем пока сделать. Остается ждать ответов
от коллег из-за границы. Тех, кто еше не закончил проверку или собирается
сообщить адреса упомянутых убийц.
— Тогда до завтра, господа, — поставил точку министр и поднялся, со-
бирая бумаги.
Присутствующие стали расходиться.
Выйдя из здания, Лебель с удовольствием вдохнул глоток свежего
ночного воздуха. Часы пробили двенадцать, возвестив о наступлении
13 августа.
* * ♦
Той же ночью где-то в районе двенадцати Барри Ллойд позвонил супер-
интенданту Томасу домой в Чизвик. Томас уже собирался выключить свет,
полагая, что приятель позвонит только утром.
— Я нашел подобие рапорта, о котором мы говорили, — сказал
Ллойд. — Я был в обшем-то прав. Описывается слух, ходивший по остро-
ву в те времена. Имеется гриф «Не для дальнейшего делопроизводства».
Я же говорил, мы были очень заняты, чтобы этим заниматься.
— Там есть какие-нибудь имена? — тихо, чтобы не разбудить жену, по-
интересовался Томас.
— Да, один английский бизнесмен, который исчез приблизительно в то
время, когда было совершено преступление. Может, он и не имеет никако-
го отношения к убийству, но его имя связывали с событиями. Его звалн
Чарлз Калтроп.
— Спасибо, Барри..Утром я этим займусь. — Он положил трубку и вы-
ключил свет.
170
Ллойд посидел немного в тишине и стал составлять рапорт. Закончив,
переслал его с посыльным секретарю Форин Офис. Человек, сидевший этой
ночью в дежурстве, долго изучал документ сонными глазами и, поскольку
бумага касалась Парижа, подложил в папку «Франция». Завтра она должна
была попасть в руки шефа французского отдела.
Глава 14
Шакал встал, как обычно, в 7.30, выпил чай, оставленный горничной,
принял душ и побрился. Одевшись, вытащил из тайника в чемодане пачку
банкнот в тысячу фунтов, сунул ее в карман пиджака и спустился к завтра-
ку В девять англичанин уже шагал по Виа Манцони — дороге, ведущей
отеля к деловому центру города. Там его интересовали исключительно
банки, вернее возможность совершить некоторые финансовые операции. В
течение двух часов Шакал заходил то в один, то в другой банк, меняя анг-
лийские фунты. Две сотни были обменяны на итальянские лиры, а остав-
шиеся восемьсот — на французские франки.
Часам к одиннадцати он забежал на чашечку экспрессо1 в кафе, а затем
отправился на поиски одного адреса.
После многочисленных расспросов он оказался на одной из улочек По-
рто Гарибальди, рабочего района рядом со станцией Гарибальди. Здесь ан-
гличанин нашел то, что искал, — ряд платных гаражей. Отыскав хозяина,
Шакал сунул тому две тысячи лир — гораздо больше, чем требовалось, —
«а двухдневную аренду одного из его гаражей.
В местной лавчонке Шакал купил комбинезон, пару ножниц по металлу,
несколько метров тонкого стального провода, паяльник и припой. Все это
он уложил в холщовую сумку, купленную в том же магазине, бросил в га-
раже, запер его и отправился обедать в один из фешенебельных миланских
ресторанов.
После обеда, договорившись по телефону о встрече, Шакал взял такси
и направился по адресу небольшой компании, дающей напрокат автомоби-
ли. Англичанин выбрал себе подержанную спортивную «альфа-ромео».
Его паспорт, британские и международные права были безукоризненны.
Страховку выдала небольшая юридическая контора, находившаяся побли-
зости, которая время от времени оказывала небольшие услуги фирме по
прокату автомобилей. Заплатив сумму, эквивалентную двумстам фунтам,
Шакал получил машину на две недели.
Англичанин заранее поинтересовался в Автомобильной ассоциации Лон-
дона о правилах пользования машиной, взятой напрокат. Он выяснил, что
при передвижении в пределах стран Общего рынка не должно возникнуть
никаких сложностей при условии, если имеются водительские права, реги-
страционные документы, контракт на прокат и страховка.
Кофе, готовящийся в автоматах.
171
Вступив во владение автомобилем, Шакал поехал на улицу Корзо Венеция,
в Итальянский Автомобильный Клуб, где ему дали адрес весьма уважаемой
страховой компании. Там за дополнительную плату англичанин получил стра-
ховку, позволяющую ему выезжать за пределы Италии. Его заверили, что
фирма поддерживает прекрасные отношения с крупной французской страховой
компанией, поэтому у синьора не будет никаких проблем.
Вернувшись в «Континенталь», Шакал припарковал машину на стоянке
рядом с отелем, поднялся в номер и вытащил чемодан с компонентами
снайперской винтовки. Около пяти вечера он снова вернулся в арендован-
ный гараж на задворках Милана.
Заперев дверь, англичанин включил в розетку паяльник, а рядом с ма-
шиной положил мощный фонарик так, чтобы тот освещал днище автомо-
биля. Два часа он старательно припаивал стальные трубки с частями вин-
товки к днищу «альфа-ромео». Одной из причин, по которой он выбрал
«альфу», явилось то, что среди всех итальянских автомобилей у нее была
самая подходящая рама.
Каждая трубка была обернута кусочком мешковины. Тонкий стальной
провод, купленный в магазине, прочно прихватывал трубки к раме, а там,
где провод касался ее загибающихся вниз краев, Шакал припаял их друг
к другу.
К моменту окончания работы комбинезон англичанина был весь заля-
пан масляными пятнами, руки ныли от напряжения после двух часов возни
со стальным проводом. Но дело было сделано. Трубки почти слились с
поверхностью рамы и скоро станут совсем неразличимы — стоило лишь
немного проехать, и они покроются толстым слоем грязи и пыли.
Шакал уложил грязный комбинезон, паяльник и остатки провода в сум-
ку из мешковины и запихал под кучу лохмотьев, сваленных в углу гаража.
Ножницы по металлу англичанин бросил в автомобиль.
* ♦ *
Когда Шакал выехал из гаража, на город уже опускались сумерки.
Еще до наступления темноты он добрался до отеля и, вновь оставив
машину на стоянке, поднялся в номер. С момента появления Шакала в Ми-
лане прошло около 24 часов, и вот он, так же как и сутки назад, стоял
в душе, смывая с себя дневную грязь вместе с усталостью. Перед тем как
одеться, Шакал долго отмачивал распухшие руки в тазике с холодной во-
дой. В этот день англичанину предстоял приятный вечер с ужином и кок-
тейлями.
Перед тем как войти в бар, он остановился у стойки портье и попросил
подготовить счет за отель. Кроме того, Шакал дал указание разбудить его
в пять тридцать утра и заказал завтрак в номер.
Выпив по обычаю кампари с содовой и отлично поужинав, он снова
подошел к портье, оплатил счет и около одиннадцати уже спал у себя в
номере.
172
♦ * ♦
Сэр Джаспер Куигли стоял у окна своего кабинета и смотрел на безу-
пречный строй конной стражи, двигавшийся колонной мимо Букингемского
дворца1.
Зрелище было и в самом деле восхитительное. Почти каждое утро сэр
Джаспер наблюдал из министерства это самое английское из всех англий-
ских зрелищ.
Часто ему приходило на ум, что просто вот так стоять у окна и каждый
день наблюдать, как проезжает гвардия в синих мундирах, как похрапыва-
ют лошади, кусая упряжь, как солнечные зайчики пляшут на начищенных
шлемах и восторженно кричит толпа, — все это стоило многих лет, прове-
денных в больших и малых посольствах. Порой он испытывал столь силь-
ную гордость и волнение, что непроизвольно распрямлялись плечи и слегка
приподнимался подбородок, разглаживая на шее старческие морщины.
Иногда, едва заслышав цокот копыт, сэр Джаспер поднимался из-за
стола и спешил к высокому неоготическому окну, чтобы еще раз проводить
взглядом это яркое зрелише. И лишь после того, как колонна исчезала за
Мэлл-стрит, он вновь принимался за работу.
Но в это утро у него было совсем не романтическое настроение. Плот-
но сжав губы, сэр Куигли смотрел вниз невидящим взглядом. По его лицу
можно было сказать, что он едва сдерживает сильный гнев, хотя в комнате
никого, кроме него, не было.
Сэр Куигли возглавлял Французский отдел Форин Офис. Несмотря на
свое название, он конечно же не обладал какой-либо юрисдикцией в отно-
шении страны по другую сторону Ла Манша. Название происходило из
функций отдела, заключавшихся в изучении политики, намерений, деятель-
ности и вообще любой информации, касавшейся Французской Республики,
которая могла бы заинтересовать правительство, министерство и, в част-
ности, Государственного Секретаря, главу британского Форин Офис.
Сэр Куигли обладал всеми качествами, необходимыми для занятия
столь высокого поста: у него был длинный и безупречный послужной спи-
сок после многолетней дипломатической работы во всех уголках мира — за
исключением, увы, Франции; его политические суждения, хоть и небезу-
пречные порой, всегда совпадали с мнением вышестоящих лиц. Удобство
его существования заключалось и в том, что он никогда не оказывался пуб-
лично не прав, или прав той правотой, которая часто стоит у начальства,
как кость в горле. Сэр Куигли никогда не поддерживал модные, но сомни-
тельные веяния, никогда его мнение не шло вразрез с тем, которое преоб-
ладало в высших эшелонах власти.
Его брак с, по меньшей мере, малопривлекательной дочерью главы кан-
целярии в Берлине, который позже стал помощником второго заместителя
министра иностранных дел Великобритании, принес сэру Куигли не-
1 Резиденция английских монархов.
173
которые дивиденды. Единственное, что весьма серьезно подпортило карье-
ру, был пресловутый меморандум, написанный в 1937 году из Берлина н
констатировавший, что немецкое перевооружение никак не повлияет на
судьбу Западной Европы в обозримом будущем.
Во время войны, вернувшись в Лондон, сэр Куигли начал работать в
Балканском отделе, в ходе чего настоятельно рекомендовал британскому
правительству поддержать югославского партизана Митковича. Когда Пре-
мьер-министр неразумно предпочел совет какого-то капитана Фитцроя Ма-
клина, который ранее прыгал в этот район с парашютом и предлагал под-
держать этого несчастного коммуниста Тито, молодой Куигли был переве-
ден во Французский отдел.
Здесь он проявил себя как ярый сторонник действий генерала Жиро в
Алжире, о помоши которому ходатайствовал перед британским правитель-
ством. Это, конечно, было мудро, однако сэр Куигли недооценил другого
французского генерала, не столь известного, который в это время жил в
Лондоне, пытаясь собрать силу, названную Свободная Франция... Почему
Уинстон1 тогда предпочел именно этого человека — многие профессионалы
ломают головы до сих пор.
Впрочем, нельзя сказать, что сэру Куигли не хватало квалификации для
руководства Французским отделом. За дипломатическую работу в 1961-м
он был награжден Орденом Подвязки. Он всего-навсего не любил Фран-
цию и все, что с ней связано. А после того, как де Голль на своей известной
пресс-конференции 14 января 1963 года поставил барьер перед Британией,
стремящейся войти в Общий рынок, отношение сэра Куигли к Франции
стало просто ничем по сравнению с его ненавистью к де Голлю, в особен-
ности, когда на следующий день, 15 января, Премьер вызвал его к себе
и целых двадцать минут промывал мозги главе Французского отдела.
В дверь постучали. Сэр Джаспер Куигли резко повернулся к столу, бы-
стро взял какую-то бумагу, изобразив сосредоточенную работу, и только
тогда проговорил:
— Войдите.
Вошел молодой человек и уверенно приблизился к столу шефа Француз-
ского отдела.
Сэр Джаспер посмотрел на него поверх узких очков.
— А, Ллойд. Я как раз просматривал ваш рапорт. Очень, очень инте-
ресно. Неофициальный запрос, сделанный важным полицейским чином
Франции другому важному полицейскому чину, но уже Англии. Передано
для рассмотрения старшему суперинтенданту Специальной Службы, кото-
рый счел нужным проконсультироваться, опять же неофициально, с одним
из рядовых сотрудников Интеллидженс Сервис. Так?
— Да, сэр.
Дипломат все еще стоял около окна и рассматривал документ так, буд-
то в первый раз увидел его. Ллойд отметил про себя, что чиновник уже,
1 Уинстон Черчилль.
174
должно быть, тщательно изучили рапорт, а его напускное безразличие —
всего лишь поза.
— И этот рядовой сотрудник, — продолжал Куигли, — по своему разу-
мению и не проконсультировавшись с начальством, помогает Специальной
Службе и передает кое-какую информацию, более того — голословную ин-
формацию, о том, что некий гражданин Великобритании, занимающийся
бизнесом, может в действительности являться хладнокровным убий-
цей. Так?
«Куда клонит эта старая вешалка?» — подумал Ллойд.
Ответ не заставил себя долго ждать.
— Что меня больше всего настораживает, мой дорогой Ллойд, так это
то, что информация об этом неофициальном запросе попадает ко мне лишь
через 24 часа. И это к человеку, который более чем кто бы то ни было
должен быть в курсе всего, что происходит во Франции.
Ллойд понял, куда дует ветер. Междепартаментская война. Он знал, что
сэр Джаспер — достаточно могущественный человек. Сказывались годы
борьбы за выживание с такими же, как он, чиновниками, карабкающимися
наверх. Причем характер этой борьбы был таков, что ей приходилось уде-
лять гораздо больше времени, чем государственным делам.
— Но. сэр... Запрос суперинтенданта Томаса был сделан вчера в девять
вечера, рапорт я написал к двенадцати.
— Так-то оно так. Но примерно в то же время, а именно около двенад-
цати ночи, вы позвонили ему и сообщили необходимую информацию. Как
это могло случиться?
— Это — просто сотрудничество, взаимодействие между различными
правительственными учреждениями, — ответил Ллойд. — Я чувствовал,
что это может как-то помочь следствию.
— Но вы, уж конечно, не имеете в виду сотрудничество между вашей
службой и Французским отделом? Не так ли? — От вкрадчивого инквизи-
торского тона сэр Джаспер перешел к прямым наскокам.
— У вас в руках — мой доклад, сэр.
— Поздновато, Ллойд, поздновато.
Ллойд решил сделать ответный выпад. Особой вины за собой он не
чувствовал, а если и был промах, так только в том, что, вероятно, сле-
довало доложить в первую очередь своему шефру, а не сэру Джасперу
Куигли.
Подчиненные любили главу S1S, а чиновники Форин Офис недолюбли- -
вали, в частности за то, что тот запретил кому бы то ни было, кроме
себя, наказывать своих сотрудников.
— Слишком поздно для чего, сэр?
Куигли резко посмотрел на Ллойда. Нет, он не попадется в ловушку,
сказал, что слишком поздно, чтобы помешать Томасу получить ответ на
запрос.
—Вы, надеюсь, понимаете, что в этом деле фигурирует имя английского
бизнесмена? А что вы имеете против этого человека? Его вина доказана?
175
Не считаете ли вы, что ради какого-то запроса годится марать имя поря-
дочного человека?
— Я сомневаюсь в том, что обычное рассмотрение одной из версий при
расследовании, вовлекающее при этом имя какого-либо человека, является
маранием его имени.
Дипломат до белизны сжал губы, пытаясь совладать с собой. «Наглый
щенок, — подумал он, — да еще какой хитрый».
— Так-так, Ллойд. И все же, несмотря на ваше искреннее желание по-
мочь Специальной Службе, весьма похвальное желание, не считаете ли вы,
что, прежде чем идти на нарушение инструкций, следовало бы прежде про-
консультироваться?
— Вы спрашиваете, сэр, почему я не проконсультировался с вами?
Куигли покраснел.
— Да, именно это я и имел в виду.
— Сэр, при всем моем уважении к вашему чину я все же должен обра-
тить ваше внимание на то, что состою в штате Службы. Если вы неудов-
летворены моими действиями прошлой ночью, мне кажется, будет более
логичным обратиться к моему непосредственному начальнику, нежели ко
мне лично.
«Логично? Не собирается ли этот молодой выскочка учить его, сэра
Джаспера, главу Французского отдела, что более, а что менее логично?»
— Не сомневайтесь, — рявкнул Куигли, — не сомневайтесь. Ваше на-
чальство еще будет уведомлено.
Не спрашивая разрешения, Ллойд повернулся и покинул кабинет. Он
был уверен, что получит нагоняй от своего Старика, а все, что он мог
сказать в свое оправдание, это то, что дело было чрезвычайно срочным,
судя по тому, каким образом был сделан запрос Брина Томаса. Если Ста-
рик скажет, что следовало провести расследование по официальным кана-
лам, то выговора не миновать. Но. по крайней мере, он получит его от
шефа, а не от Куигли. Ох, чертов Томас.
Однако сэра Джаспера терзали сомнения — написать докладную или
нет. Технологически он был прав: информацию о Калтропе следовало вна-
чале проверить и согласовать в правительстве, не обязательно с ним
самим.
И все же, будучи главой Французского отдела, он являлся одним из кли-
ентов Секретной Службы, получая от нее необходимую информацию. Поэ-
тому, пожаловавшись на Ллойда, он мог бы добиться его наказания, одна-
ко в то же время ему совсем не хотелось попадать на язык шефа SIS, кото-
рый конечно же никак не одобрит вызова своего офицера в Министерство
Иностранных Дел.
К тому же ходили слухи, что глава Секретной Службы весьма близок
к высшему руководству страны. Играет с ними в карты в Блейде; охотится
в Йоркшире. Шефу Французского отдела приходилось только мечтать о та-
ких'приглашениях. Лучше все оставить так, как есть. Он вновь повернулся
к окну и стал смотреть на парад Конной гвардии.
176
* *
— Я решил не лезть в это дело, — заметил сэр Джаспер своему ком-
паньону во время обеда, рассказав в обших чертах об утреннем происшест-
вии. — Пусть они помогают французам, сколько хотят. Надеюсь, далеко
они не зайдут, а?
Это была хорошая шутка, сэру Джасперу она понравилась. К не-
счастью, он недооценил связи своего компаньона в высших правитель-
ственных кругах.
♦ ♦ ♦
Об этой остроте сэра Джаспера Премьер-министр узнал как раз перед
четырьмя, когда вернулся на Даунинг-стрит-10* после ответов на вопросы
в Парламенте. Тогда же ему поступил рапорт комиссара Столичной
Полиции2.
В 16.10 в кабинете суперинтенданта5 Томаса зазвонил телефон. Весь
тень Томас пытался напасть на след человека, о котором ничего, кроме
имени и фамилии, не было известно. Как обычно, в случаях, когда заведо-
мо знали, что разыскиваемый бывал за границей, запросы вначале посыла-
лись в паспортный отдел на Петти Франс.
Нанеся туда визит в 9 часов утра, Томас заполучил фотокопии заявле-
ний на получение паспорта от шести различных Чарлзов Калтропов.
К сожалению, у них еше и средние имена, причем все разные. Ему также
удалось раздобыть фотографии каждого, при условии, что, как только бу-
дут сделаны фотокопии, их незамедлительно возвратят в архив Паспортно-
го отдела.
Заявление на один из паспортов поступило еше в анваре 1961-го, но это
ровным счетом ничего не значило. Хотя, нет... отсутствие данных по более
ранним запросам от этого Чарлза Калтропа уже давало Томасу основания
поставить его в самый низ своего списка шести подозреваемых. Если тот
и был в Доминиканской республике под другим именем, тогда почему
убийство Трухильо связывали, по слухам, с неким Калтропом?
Из остальных пяти один был слишком стар: в августе 1963-го ему уже
стукнуло шестьдесят пять. Четверо же других вполне могли сойти за того,
кого разыскивали. И неважно, походят ли они на описанного Лебедем вы-
сокого блондина, ведь перед Томасом стоит задача: методом исключения
постараться выйти на Шакала. Если же все шестеро окажутся вне подозре-
ний, тем лучше. Он с чистой совестью предоставит Лебедю исчерпываю-
щую информацию по этому поводу.
В первых двух заявлениях стояли лондонские адреса, двое других, по-
давших документы на оформление паспортов, были из провинции. Конеч-
' Место резиденции Премьер-министра Великобритании.
: Официальное название полиции Лондона.
1 Полицейский чин, следующий после старшего инспектора полиции.
177
но же недостаточно было просто позвонить мистеру Чарлзу Калтропу и
справиться у того, находился ли он в 1961 году в Доминиканской республи-
ке. Он может запросто ответить «нет», даже если и был там.
То, что четверо из этого списка подозреваемых в графе «профессия»
указали «бизнесмен», тоже ничего не значило. Хотя из рапорта Ллойда сле-
довало, что, по слухам, убийцей был именно бизнесмен. Но это могло ока-
заться и ошибкой.
Все утро после телефонного звонка Томаса полиция графств пыталась
выйти на тех двух Калтропов из провинции. Один все еше был на работе,
но уже собирался отправиться с семьей на уик-энд. Его проводили домой,
где внимательно изучили предъявленный паспорт. Въездных и выездных
виз с печатями Доминиканской республики за период с 1960 по 1961 год
в нем не было. Там было всего две записи, указывающих, что владелец
паспорта посетил однажды Майорку и Коста-Брава. К тому же на запросы
по месту работы этого Чарлза Калтропа администрация фабрики по про-
изводству супов в пакетиках сообщила, что в январе 1961 года тот не поки-
дал бухгалтерию, где работал вот уже десять лет.
Другой провинциал был найден в отеле в Блэкпуле. Не имея с собой
паспорта, ему пришлось созвониться с полицией своего городка и дать им
разрешение воспользоваться ключом, находящимся в данный момент у со-
седа: «Паспорт лежит в верхнем яшике стола в его кабинете».
Печатей Доминиканской полиции в нем также не оказалось. На его ра-
боте узнали, что он, работая мастером по ремонту пишущих машинок, в
1961 году никуда не уезжал, разве что летом — в отпуск. Табели и страхо-
вые документы подтверждали это.
Один из Чарлзов Калтропов, живущих в Лондоне, оказался владельцем
овощного магазина в Катфорде. Когда два джентльмена зашли поболтать
с ним и попросили предъявить паспорт, ему понадобилось всего несколько
минут, чтобы принести его, так как жил он здесь же, над магазином. Как
и в остальных случаях, в паспорте не было никаких записей, указывающих
на то, что владелец бывал в Доминиканской республике. Посетители же,
спросив самого зеленщика, быстро уверились в этом, так как тот честно
признался им, что даже не знает, где находится этот остров.
С четвертым и последним Калтропом было гораздо сложнее. Обратив-
шись по адресу, указанному в заявлении на получение паспорта четыре го-
да назад, выяснили лишь, что тот покинул жилые кварталы Хайгейта в
декабре 1960 года. Куда он съехал, ни в каких документах не значилось.
Но Томас, по крайней мере, узнал его среднее имя. Поиски в телефон-
ном справочнике ничего не дали. Но, представившись полицейским из Спе-
циальной Службы1, Томас разузнал на главпочтамте, что у некоего
Ч. Г. Калтропа из Уэст-Лондона есть телефон, номер которого не указан
в справочнике. Инициалы совпадали с именем разыскиваемого Калт-
1 Специальная Служба — отдел департамента уголовного розыска, осушествля-
юший функции политической полиции, а также охраняющий членов королевского се-
мейства, английских и иностранных государственных деятелей.
178
ропа — Чарлз Гарольд. Оттуда же Томас позвонил в отдел регистрации
избирателей этого района.
— Да, — сообщил голос в трубке, — некий мистер Чарлз Гарольд
Калтроп действительно проживает по данному адресу и внесен в списки
избирателей района.
Тогда же ему и был нанесен визит. Но квартира была закрыта, и на
настойчивые звонки никто не открывал. Ни один человек в округе не мог
сказать, где в данный момент находится господин Калтроп. Вернувшись
в Скотленд-Ярд, суперинтендант Томас решил действовать иначе. В Нало-
говое Управление поступил запрос на некоего Чарлза Гарольда Калтропа,
адрес прилагается. Полицию интересовало, где он в настоящее время рабо-
тает и работал в течение трех предыдущих лет.
Как раз в этот момент и зазвонил телефон. Томас взял трубку, предста-
вился, а через несколько секунд глаза поползли на лоб от удивления.
— 1Меня, лично? Да я приду. Минут через пять? Спасибо, до встречи.
Он вышел из здания и, громко сморкнувшись, направился через Парла-
ментскую площадь. Несмотря на теплые летние дни, Томас все еше никак
не мог оправиться от простуды, которая, казалось, и не собиралась отсту-
пать. С Парламентской площади он зашагал по Уайтхоллу, а затем свер-
нул налево, на Даунинг-стрит. Как всегда, там было темно и уныло. Со-
лнце никогда не проникает в этот глухой переулок, где находится резиден-
ция Премьер-министра Великобритании. Перед дверьми дома номер 10
была небольшая толпа. Люди, сдерживаемые двумя бесстрастными поли-
цейскими, по-видимому, тешили себя надеждой хотя бы одним глазком
увидеть в окнах известное всему миру лицо.
Томас сошел с дороги, свернув направо через небольшую лужайку, очу-
тился перед задним входом дома номер 10. Он позвонил. Дверь сразу же
открыл громадный полицейский. Сержант узнал его и отдал честь:
— Добрый день, сэр. Господин Харроуби попросил меня провести вас
сразу к нему.
Джеймс Харроуби, а именно он .звонил Томасу несколько минут назад,
был шефом личной охраны Премьер-министра. Это был красивый мужчи-
на, выглядевший моложе своих сорока с небольшим лет, выпускник одной
из престижных школ Кололевства. Перед тем как попасть на Даунинг-
стрит, у него была прекрасная карьера полицейского. Он, как и Томас,
имел звание суперинтенданта. Когда Томас вошел, тот встал:
— Заходи, Брин. Рад тебя видеть.
Он кивнул сержанту.
— Спасибо, Чалмерс. — Сержант вышел, закрыв за собой дверь.
— Зачем меня вызывают? — спросил Томас.
Харроуби удивленно взглянул на него.
- А я думал, ты сам знаешь. Он позвонил пятнадцать минут назад
и, назвав твою фамилию, сообщил, что хочет немедленно с тобой встре-
титься. Чем ты там занимаешься?
Томас мог только догадываться, что заинтересовало Премьера. Но он
179
никак не ожидал, что это дело могло так быстро дойти до самого верха.
И если Премьер-министр не посчитал нужным сообщать что-либо об этом
шефу своей охраны, значит, на то у него были свои соображения.
— Да вроде ничем особенным, — ответил Томас.
Харроуби взял трубку и попросил кабинет главы правительства. Раздал-
ся щелчок, и голос на том конце провода ответил: «Да, я вас слушаю».
— Это Харроуби, господин Премьер-министр. Суперинтендант Томас
уже злесь... Да, сэр. Сейчас же. — Он положил трубку. — Заходи. И все
же, что там у тебя такое? Пришли уже два министра. Ждут тебя.
Харроуби провел Томаса из кабинета, и они направились по коридору
к обитой зеленым сукном двери. Оттуда как раз выходил секретарь, но,
увидев их, он отступил в сторону, придерживая дверь. Харроуби прошел
вперед, чеканно произнеся:
— Суперинтендант Томас, господин Премьер-министр, — и удалился,
тихо прикрыв за собой дверь.
Томас очутился в очень тцхой комнате с высокими потолками и эле-
гантной мебелью. Повсюду были разбросаны книги, какие-то бумаги. Па-
хло деревом и табаком для трубок. Комната скорее напоминала профессор-
ский кабинет, нежели офис Премьер-министра.
Человек у окна повернулся:
— Добрый день, суперинтендант. Пожалуйста, присаживайтесь.
— Добрый день, сэр. — Томас выбрал стул, стоящий у стола, и сел на
самый краешек. Ему никогда не представлялось случая так близко увидеть
Премьера, не говоря уже о том, чтобы поговорить с ним с глазу на глаз.
В тишине комнаты Премьер-министр подошел к своему столу и уселся
в кресло. Томас уловил печальное выражение его утомленных глаз; как у
гончей, пробежавшей не одну милю, но не получившей от этого абсолютно
никакой радости. Полицейский слыхал (конечно же только в Уайтхолле1),
что у Премьера неважно со здоровьем и то, каких усилий стоило ему ула-
дить только что завершившееся отвратительное дело Келера-Уорда, о ко-
тором, кстати, сейчас только и говорили. Но все равно суперинтендант
был поражен, увидев эти изможденные глаза.
— Суперинтендант Томас, мне стало известно, что в данный момент вы
занимаетесь расследованием по’ просьбе старшего детектива французской Су-
дебной Полиции, позвонившего вам из Парижа вчера утром.
— Да, сэр... господин Премьер-министр.
— И просьба заключается в следующем: французские силы безопаснос-
ти полагают, что у нас где-то гуляет на свободе человек... профессиональ-
ный убийца, нанятый, предположительно, ОАС, для выполнения опреде-
ленной миссии во Франции?
— Нам об этом ничего не сообщили, господин Премьер-министр. Про-
сьба заключалась лишь в том, чтобы мы дали им список известных
1 Улица в центральной части Лондона, на которой находятся некоторые важней-
шие министерства и другие правительственные учреждения, здесь — английское пра-
вительство.
180
нам лиц и данные по каждому профессиональному убийце Великобритании.
Разъяснений, зачем это им понадобилось, представлено не было.
— И тем не менее, что, вы думаете, вытекает из самого факта этой
просьбы?
Томас слегка пожал плечами.
— То же, что и вы, господин Премьер-министр.
— Совершенно верно. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы дога-
даться, что послужило единственной причиной, заставившей французские
власти обратиться к нам с просьбой установить личность... этого субъекта.
И если человек такого типа заинтересовал французскую полицию, кто, вы
думаете, должен стать его мишенью?
— Ну, господин Премьер-министр, мне кажется, французы опасаются,
что этот тип нанят, чтобы убить Президента.
— Совершенно верно. Да это и не первая попытка такого рода?
— Нет, сэр. Их было уже шесть.
Премьер-министр задумчиво рассматривал бумаги перед собой, как буд-
то в них мог быть ответ на вопрос, что же случилось с миром за послед-
ние годы.
— А вы уверены, суперинтендант, что у нас в стране могут быть люди,
занимающие далеко не последние посты, которые не опечалятся, если ваше
расследование будет не слишком расторопным?
— Нет, сэр.
Томас был неподдельно удивлен: откуда, черт возьми, Премьер узнал
об этой шуточке?
— Не могли бы вы изложить положение дел на сегодняшний день?
Томас начал с самого начала, подробно останавливаясь на следах, веду-
щих от Департамента криминальных расследований, о разговоре с Ллой-
дом и упоминании им некоего Калтропа. В общем, обо всех шагах, пред-
принятых к этому часу.
Когда он закончил, Премьер-министр поднялся и подошел к окну, выхо-
дящему на залитый солнцем двор.
«Интересно, о чем он думает? — Томас глядел на ссутулившегося чело-
века, молча стоявшего у окна. — Может быть, вспоминает пляж в окрест-
ностях алжирской столицы, где он когда-то прогуливался и разговаривал
с надменным французом, который сейчас находится в другом кабинете за
300 миль отсюда, управляя делами своей страны. Тогда они были двад-
цатью годами моложе и между ними еше ничего не стояло.
Может быть, он думает все о том же французе из Елисейского Дворца,
который восемью месяцами раньше сокрушил в своих высокопарных речах
надежды британского Премьера увенчать свою политическую карьеру
вступлением Великобритании в Европейское Сообщество, перед тем как,
осуществив свою мечту, самому уйти со сцены.
Или, может, вспоминает те недавние мучительные дни, когда показания
сводника и куртизанки едва не послужили причиной отставки британского
правительства».
181
Он был уже немолодым человеком, воспитанным в духе норм и правил
своего времени, плохих или хороших. Но он верил в необходимость их при-
держиваться. Сейчас же все по-другому, новые люди с новыми идеями.
А он — он просто человек из прошлого. Понимает ли он, что сейчас
другие правила? Наверное, Премьер уже догадывался, глядя на залитую
солнцем лужайку, что его ждет впереди. Уже нельзя больше тянуть с хи-
рургической операцией. А за ней, естественно, и отход от руководства.
Скоро, очень скоро миром будут управлять новые люди. Да и сейчас уже
многие вышли на политическую сцену. Но неужели с ними миром будут
править сутенеры и проститутки, шпионы и убийцы?
Пожилой человек вдруг выпрямился и отвернулся от окна.
— Суперинтендант Томас, мне бы хотелось, чтобы вы знали, что гене-
рал де Голль — мой друг. И если будет хоть малейшая опасность для
жизни этого человека, а угроза будет исходить от гражданина нашей
страны, то вы обязаны немедленно пресечь действия убийцы. Начиная
с этого момента, вы будете проводить расследование с максимальной
отдачей. Через час ваше руководство получит мое личное распоряжение
оказывать вам всяческое содействие. Вы уполномочены набрать себе спе-
циальную группу. Вам будет обеспечен доступ к любым официальным до-
кументам страны, способным хоть как-то появлиять на продвижение поис-
ков. Вы можете, по-моему личному приказу, контактировать с французски-
ми властями. Только полностью уверившись, что человек, которого разы-
скивают французы, не является британским подданным и не замышляет
свой план, находясь на территории нашей страны, лишь тогда вы
можете прекратить свои поиски, отчитавшись лично мне о проделанной
работе.
В случае, если у вас будут достаточно веские основания считать этого
Калтропа или какого-либо другого человека с британским паспортом имен-
но тем, кого разыскивают французы, вы задержите его. Его действия сле-
дует пресечь, кем бы он ни был. Я ясно выражаюсь?
Яснее не могло и быть. Томас наверняка знал, что до ушей Премьера
дошла кое-какая информация, послужившая поводом для таких подробных
указаний. Полицейский подозревал, что это как-то связано с загадочной ре-
маркой по поводу кое-каких лиц, не заинтересованных в быстром продви-
жении расследования. Но он не был уверен.
— Да, сэр, — ответил суперинтендант.
Премьер-министр склонил голову, подчеркивая тем самым, что беседа
окончена. Томас встал и направился к двери.
— М-м... господин Премьер-министр?
-Да.
— Один небольшой вопрос, сэр. Я не совсем понял, следует ли мне об-
ратить внимание французов на слухи об этом Калтропё в Доминиканской
республике?
— А у вас есть веские основания считать, что прошлое этого человека
указывает на то, что именно его ншут французы?
182
— Нет, господин Премьер-министр. У нас нет ничего против какого бы
го ни было Чарлза Калтропа, кроме слухов двухлетней давности. Мы все
еше не знаем, был ли тот Кал троп, поисками которого занимались весь
зень, в Карибском регионе в январе 1961-го. Если же нет, то нам придется
начинать все с самого начала.
Премьер-министр задумался на несколько секунд.
— Мне бы не хотелось, чтобы ваши французские коллеги тратили свое
время на предположения, основанные лишь на неподтвержденных слухах
двухлетней давности. Суперинтендант, я подчеркиваю, «неподтвержден-
ных». Продолжайте ваши поиски. В тот момент, когда вы почувствуете,
что у вас достаточно информации относительно этого или какого другого
Чарлза Калтропа, подтверждающей слухи о его причастности к делу гене-
рала Трухильо, вы немедленно сообщите об этом французам и найдете это-
го человека, где бы он ни находился.
— Да, господин Премьер-министр.
— Не могли бы вы позвать мистера Харроуби? Я дам ему распоряже-
ния касательно вас.
Остальную часть дня события в кабинете Томаса развивались стреми-
гельно. Он подобрал себе группу из шести самых лучших детективов Спе-
циальной Службы. Одного даже отозвал из отпуска. Двое были освобож-
дены от наблюдения за домом человека, подозреваемого в передаче секрет-
ной информации с Королевского Артиллерийского завода, где тот работал,
поенному атташе одного из восточноевропейских государств. Двое других
полицейских были из гех, которые помогали Томасу еше накануне, про-
сматривая данные Специальной Службы в поисках безымянного убийцы
У последнего помощника был выходной. Он работал у себя в парнике, ког-
да раздался телефонный звонок с приказом явиться в управление Службы.
Постоянно отвлекаясь на многочисленные телефонные звонки, Томас
подробно проинформировал всех из своей группы о задании и взял с них
клятву о неразглашении. Было уже 18.00, когда Налоговое Управление ра-
зыскало все данные на Чарлза Гарольда Калтропа. Один детектив сразу
же поехал за этими документами, четверо других сели за телефон. Послед-
ний полицейский был послан по домашнему адресу Калтропа, чтобы опро-
сить каждого человека в округе, «куда же мог отправиться их сосед». Фо-
тографии, прилагавшиеся к заявлению на получение паспорта, были раз-
множены и розданы каждому инспектору.
Документы Налогового Управления указывали на то, что разыскивае-
мый последний год нигде не работал, а перед этим он почти целый гол
пробыл за границей. Большую часть 1960—1961 финансового года
Ч.Г.Калтроп был служащим фирмы, в названии которой Томас сразу же
узнал одного из ведущих английских производителей и экспортеров стрел-
кового оружия. Через час у него уже было имя управляющего директора
фирмы и адрес его загородного дома в Сурее*.
“ Дальние живописные предместья Лондона, где обыкновенно находятся особня-
ки состоятельных лиц.
183
По телефону Томас договорился о немедленной встрече. Когда сумерки'
уже начали спускаться над Темзой, его полицейский «ягуар» несся через ре-
ку по направлению к деревеньке Виргиния Уотер.
Патрик Монсон едва ли был похож на торговца оружием. Но в обшем-
то, Томас подумал, такое бывает нередко. От Монсона он узнал, что Калт-
роп работал на фирме меньше года. Более того, в декабре 1960 — январе
1961 года он был послан фирмой в Сьюидад Трухильо, чтобы продать ше-
фу тамошней полиции партию автоматов.
Томас с неприязнью глядел на Монсона.
«И неважно, как ими там воспользуются позже. Эх, парень...» —
подумал суперинтендант. Но попытался никак не высказать своей неприяз-
ни. Почему Калтроп так спешно покинул Доминиканскую республику?
Казалось, Монсон удивился вопросу. Ну, потому что Трухильо был
убит. Весь режим пал за несколько часов. А чего можно было ожидать
от нового режима человеку, который прибыл на остров продавать оружие
прежнему правительству? Конечно же, ему нужно было сматываться.
Томас задумался. Ну что ж, в этом был смысл. Монсон добавил, что
позже Калтроп рассказывал, как он вел переговоры с шефом полиции дик-
татора, когда зазвонил телефон и стало известно, что генерал убит за горо-
дом. Шеф полиции побелел и немедленно отбыл к себе на виллу, где посто-
янно дежурил его личный самолет. Буквально через несколько часов на
улицах бушевали толпы в поисках приспешников бывшего диктатора.
Калтропу даже пришлось дать взятку рыбаку, чтобы тот вывез его на лод-
ке с острова.
А почему, наконец, спросил Томас, Калтроп оставил фирму? Он был
уволен, последовал ответ. Почему? Монсон задумался, затем произнес:
— Господин суперинтендант, в торговле подержанным оружием очень
жестокая конкуренция. Можно сказать, не на жизнь, а на смерть. Узнать,
что и по какой цене продают другие, может оказаться жизненно важным
для конкурента, самого пытающегося заключить сделку с тем же поку-
пателем. Скажем так, мы были не совсем довольны лояльностью
Калтропа.
Уже в машине Томас обдумывал то, что сообщил ему Монсон. Объяс-
нение Калтропа по поводу его спешного бегства из Доминиканской респуб-
лики было логичным. Оно не подтверждало, а скорее опровергало слухи,
переданные резидентом SIS1 в Карибском регионе о том, что имя Калтро-
па связывали с этим убийством.
С другой стороны, по Монсону, Калтропу не была чужда двойная игра.
Мог ли он, прибыв туда представителем компании по продаже стрелкового
оружия, получить деньги от революционеров за устранение диктатора?
Лишь одно из того, что сказал Монсон, беспокоило Томаса. Он упомя-
нул, что Калтроп при поступлении на работу ровным счетом ничего не
1 Секретная разведывательная служба (центральный орган Британской
разведки).
184
смыслил в оружии. Естественно, первоклассный стрелок должен превосход-
но разбираться в оружии. Но тогда, конечно же, он поднатаскался всему,
уже работая в фирме. Но если же Калтроп был новичком в стрельбе, поче-
му тогда партизаны наняли его, чтобы убить одним-единственным выстре-
лом Трухильо, едущего в машине на большой скорости? И нанимали ли
они его вообще? Было ли то, что рассказал сам Калтроп, правдой? Томас
пожал плечами. Эта беседа абсолютно ничего не подтверждала, да и ниче-
го не опровергала. «Опять вернулись к тому, с чего начинали», — подумал
он с горечью.
Но в кабинете уже ожидали новости, полностью изменившие его мне-
ние. Вернулся инспектор, ездивший по адресу Калтропа. Он нашел соседку,
которая рассказала, что мистер Калтроп уехал несколько дней назад и упо-
минал, что собирается попутешествовать по Шотландии. Сзади в ба-
гажнике его машины она видела что-то похожее на удочки для рыбной
ловли.
Удочки? Суперинтендант Томас неожиданно почувствовал озноб, хотя
в кабинете было тепло. Когда инспектор закончил свой доклад, в кабинет
вошел еше один детектив.
-Шеф!
-Да.
— Мне кое-что пришло в голову.
— Выкладывай.
— Вы говорите по-французски?
— Нет, а ты?
— Да, у меня мать француженка. Этот убийца, которого ищет Судебная
Полиция, имеет кодовое имя Шакал, так?
— Ну и что дальше?
— Шакал по-французски будет «Chacal». C-H-A-C-A-L. Видите? Может
быть, это просто совпадение. Он должен быть глуп как сто тысяч пробок,
чтобы выбрать себе кодовое имя, пусть даже по-французски, первые три
буквы которого обозначают его собственное имя Charles, а последующие
три — его...
— Черт возьми, — перебил его Томас и громко чихнул. Потом быстро
потянулся к телефону.
Глава 15
Из-за опоздания министра третье совещание в Министерстве Внутрен-
них Дел Франции началось в одиннадцатом часу. Он застрял в дорожной
пробке, возвращаясь с дипломатического приема. Заняв свое место, ми-
нистр подал знак, и совещание началось.
Первым был доклад генерала Жибо. Шеф SDECE был краток. Бывший
нацистский преступник Кассель выслежен агентами Секретной Службы в
Испании. Он преспокойно живет себе в Мадриде. И, как установлено,
185
не имеет никаких связей с ОАС. Принимая во внимание возраст бывшего
эсэсовца, участившиеся приступы ревматизма, все больше сказывающиеся
на его ногах, и чрезмерное потребление алкоголя, Касселя можно смело
вычеркивать из списка как предполагаемого Шакала.
Едва генерал закончил свой отчет, все взгляды устремились на комисса-
ра Лебеля. Но и его доклад тоже был неутешительным. За день поступили
ответы из трех других стран, сутками раньше предоставивших информа-
цию о возможных подозреваемых. Из Америки пришло сообщение о Чаке
Арнольде, торговце оружием, в данный момент находящемся в Колумбии
для заключения сделки от имени одной из американских компаний с на-
чальником Генерального штаба страны о продаже партии винтовок «AR-
10». В Боготе ЦРУ установило за ним постоянное наблюдение. Но он явно
ничего не замышлял помимо заключения этой сделки, не одобряемой офи-
циальным Вашингтоном. И тем не менее досье на него было передано те-
лексом в Париж, а вместе с ним и описание некоего Вителлино, хотя, как
сообщалось, местонахождение бывшего убийцы из Коза Ностры еще не
установлено: Вителлино — рост 160 см, приземистый, широкоплечий,
смуглый, цвет волос — черно-смоляной.
Ввиду явного несоответствия внешности Шакала, описанной гостинич-
ным клерком в Вене, Лебель вычеркнул и этого Вителлино.
Из Южной Африки пришел ответ, что Пит Схейпер в данный момент
командует подразделением охраны алмазной корпорации в одной из запад-
ноафриканских стран Британского Содружества. В обязанности его армии
входит патрулирование границ владений компании и сдерживание нелегаль-
ного вывоза алмазов. С него не спрашивали, какими методами он борется
с контрабандистами, и руководство компании высказывало свое одобрение
работой Пита Схейпера, подтвердив, что тот в указанный период никуда
не отлучался. В Западной Африке Пит Схейпер действительно был на сво-
ем месте.
Бельгийская полиция проверила своего наемного убийцу. Как следовало
из сообщений одного из бельгийских посольств в Карибском регионе, быв-
ший «советник» в Катанге был убит в драке в одном из баров Гватемалы
тремя месяцами раньше.
Лебель окончил чтение последнего рапорта из папки, лежащей перед
ним. Подняв глаза, он увидел, что все присутствующие холодно, с вызовом
глядят на него.
— Еше что-нибудь есть? — Вопрос, произнесенный полковником Ролла-
ном, казалось, исходил ото всех, собравшихся на этом совещании.
— Боюсь, что нет, —ответил Лебель. — Ни одно из сообщений, кажет-
ся, нам не подходит.
— Кажется, не подходит? — язвительно отозвался Сен-Клер. — И это
то, к чему вы пришли в результате «чисто детективной деятельности»?
«Ничего, кажется, не подходит»?
Он зло уставился на двух детективов, Бувье и Лебеля, понимая, что
выражает общее настроение собравшихся.
186
— Кажется, господа, министр употребил множественное число, подчер-
кивая, что имеет в виду обоих комиссаров, — мы вернулись к тому, с чего
и начинали. К исходной точке, если можно так выразиться.
— Да, боюсь, что так, — ответил Лебель.
Бувье решил заступиться.
— Мой коллега ведет поиски самого неуловимого человека в мире,
в сущности не имея никакой информации и улик. Такие типы никогда
не афишируют свои способности и, уж тем паче, свое местонахож-
дение.
— Мой дорогой комиссар, мы все это прекрасно знаем, — холодно воз-
разил министр. — Вопрос в том...
Его речь неожиданно прервал стук в дверь. Министр нахмурился. Он
приказал, чтобы их беспокоили только в случае крайней необходимости.
— Войдите.
В дверях стоял смущенный швейцар.
— Извините, господин министр. Комиссара Лебеля просят к телефону.
Из Лондона. — И чувствуя враждебное настроение, царящее в кабинете, он
добавил, как бы оправдываясь: — Очень срочно...
Лебель поднялся:
— Вы позволите, господа?
Он вернулся через пять минут. Все та же холодная, натянутая атмосфе-
ра. Очевидно, в его отсутствие продолжались споры, «что же делать даль-
ше?». Когда он вошел и снова занял свое место, полковник Сен-Клер пре-
рвал свою обвинительную речь. В руке у маленького комиссара был не-
большой исписанный конверт.
— Я думаю, господа, у нас есть имя разыскиваемого человека, — на-
чал он.
Совещание продлилось еше полчаса, но атмосфера была более непри-
нужденной. Когда Лебель пересказал содержание телефонного разговора с
Лондоном, все собравшиеся дружно вздохнули, как поезд, прибывающий
на станцию после дальней дороги. Наконец каждый увидел, чем конкретно
может помочь продвижению расследования. Они пришли к мнению, что,
не придавая дело огласке, человека по имени Чарлз Калтроп вполне можно
выследить и, если необходимо, уничтожить.
Более полные сведения о Калтропе будут переданы по телексу из Лон-
дона утром. Ну, а пока Главное Статистическое Управление может поко-
паться у себя в архивах в поисках посадочного талона этого человека или
карточки проживания в отеле. Префектура же проверит свои собственные
архивы, чтобы убедиться, не останавливался ли он в парижских отелях.
DST может сообщить его имя и описание на все пограничные посты, мор-
ские порты и аэровокзалы с инструкциями, что этот человек должен быть
немедленно задержан по прибытии на французскую территорию. Если
же он еше не прибыл во Францию, неважно. Все должно сохраняться в
полной тайне, пока он не прибудет, а уж потом он от них никуда не
денется.
187
* * *
— Этот гнусный тип Калтроп уже у нас на крючке, — сказал полков-
ник Рауль Сен-Клер де Вийбан своей любовнице ночью, в постели. Часы
над камином пробили двенадцать, и наступило уже 14 августа, когда пол-
ковник наконец завершил свои любовные утехи и, удовлетворенный,
заснул.
♦ * *
Суперинтендант Томас откинулся за своим столом в кабинете, заслуши-
вая доклады шестерых инспекторов, которых он собрал после звонка в Па-
риж. Биг Бен пробил полночь. Стояла тихая летняя ночь.
Совещание длилось час. Одному из инспекторов поручалось тщательно
изучить юношеские годы Калтропа; где сейчас живут его родители, если
они есть; в какую он ходил школу; его оценки по стрельбе, если таковые
имеются; отличительные черты, особые приметы и т.д. Второму поруча-
лось установить подробности его жизни после школы, прохождения служ-
бы, служебные характеристики, результаты стрелковой подготовки и места
работы после окончания воинской службы до того времени, как он был
уволен за преднамеренное разглашение секретов и обман из фирмы, зани-
мающейся продажей оружия.
Третий и четвертый детективы должны были проследить за его де-
ятельностью после увольнения из фирмы в октябре 1961 года. Где он был,
кого видел, его доходы, как источники; с того момента данных у полиции
не было и, соответственно, не было отпечатков его пальцев. Томасу нужна
его любая последняя фотография.
Двое оставшихся инспекторов должны были установить местонахожде-
ние Калтропа в настоящий момент. Обыскать его квартиру, найти отпечат-
ки пальцев, выяснить, где он приобрел машину, узнать в Лондонском му-
ниципалитете, когда он приобрел водительские права, и если права выдава-
лись в провинции, начать поиски там. Установить модель машины, воз-
раст, цвет, регистрационный номер. Обратиться в его гараж и расспросить,
собирался ли он в длительное путешествие на машине, проверить на паро-
мах, соединяющих материк с Великобританией, и авиакомпаниях, было,
бронирование мест на имя этого человека.
Все шестеро сделали подробные записи. Когда Томас закончил, они
встали и вышли из кабинета. В коридоре двое последних косо перегля-
нулись:
— Чертова работенка, столько перелопатить, — сказал один.
— Самое смешное, — заметил другой, — Старик не говорит нам, что
этот парень вытворил или собирается вытворить.
— Можешь быть уверенным лишь в одном: чтобы все так завертелось,
приказ должен исходить с самого верха. Можно подумать, этот ублюдок
готовит покушение на короля Сиама.
188
* *
Ушло немного времени, чтобы разбудить судью и заполучить его под-
пись на ордере на обыск. Поздно ночью, когда обессиленный Томас дремал
в кресле у себя в кабинете, а еще более изможденный Клод Лебель пил
очередную чашечку крепкого черного кофе, двое из Специальной Службы
миллиметр за миллиметром обыскивали квартиру Калтропа.
Оба были мастерами своего дела. Полицейские начали с ящиков, после-
довательно вытряхивая содержимое на простыню, и подвергая все тща-
тельной проверке. Когда ящики были пусты, полицейские принялись за
стол. Расправившись с деревянной мебелью, они перешли к хмягкой. Когда
и с той было покончено, квартира напоминала птицеферму, на которой по-
трудилась стая волков. Затем один детектив занялся гостиной, а другой
спальней. После этого настала очередь кухни и ванной. Наконец, перевер-
нув всю квартиру, они взялись за полы, стены и потолки.
К шести часам утра квартира стала чистой. Соседи, перешептываясь
друг с другом, собрались на лестничной площадке, когда вдруг квартира
Калтропа открылась и из дверей появилось двое полицейских.
Один из них нес большой чемодан, набитый личными вещами и бумага-
ми Калтропа. Выйдя на улицу, он сел в полицейскую машину и направился
прямиком к суперинтенданту. Другой принялся за опрос соседей, имея в
виду, что через час-другой те уйдут на работу. Местные торговцы должны
были появиться чуть позже.
Несколько минут Томас разглядывал коллекцию различных вещей, вы-
валенных прямо на пол в его кабинете. Из этой кучи детектив выудил не-
большую синюю книжечку и, подойдя к окну, начал разглядывать записи
в ней.
— Шеф, взгляните-ка на это. — Он поводил пальцем по одной из стра-
ниц в паспорте. — Смотрите. «Republika de Dominica, Aeroporto Ciudad
Trujillo, декабрь 1960, въезд...» Он был там. Похоже, он тот, кого мы
ищем.
Томас взял паспорт, взглянул на него, а затем уставился в окно.
— Да-а, точно, тот, кого ищем. Но, держа паспорт этого типа в руках,
тебе ничего не приходит в голову? '
— Вот сука, — вырвалось у инспектора, когда он понял, в чем
дело.
— Если, как ты говоришь, эта... этот тип, — ответил Томас, чье воспи-
тание не позволяло ему так выражаться, — разъезжает без своего паспор-
та, тогда по каким же документам он выехал за границу? Дай-ка мне теле-
фон и закажи Париж.
К тому часу Шакал уже был в пути 50 минут. Милан лежал далеко
позади. Автострада номер 7 «Милан — Генуя» купалась в утренних лучах
солнца. Откинув назад крышку «альфы», он гнал машину со скоростью
более 80 миль в час. Прохладный ветер развевал его светлые волосы, а
глаза были защищены темными очками.
189
По карте до французской границы в Вентимильи было 210 км, что-то
около 130 миль. Через два часа он планировал быть на месте. Но около
семи он попал в небольшую пробку из грузовиков, следующих из Генуи
в порт. В 7.15 Шакал был уже на автостраде А10, направляясь к границе
через Сан-Ремо.
Движение на дороге становилось довольно интенсивным, когда без
десяти восемь он прибыл на самый тихий пограничный пост. Уже начина-
ло припекать.
После получасового ожидания в очереди ему было предложено ото-
гнать машину на стоянку для таможенного досмотра. Полицейский, тща-
тельно изучив его паспорт, пробормотал «момент, мсье» и скрылся в будке
таможенников. Спустя несколько минут он появился в сопровождении че-
ловека в штатском с паспортом Шакала в руке.
— Бонжур, мсье.
— Бонжур.
— Это ваш паспорт?
-Да.
Человек в штатском снова внимательно изучил паспорт.
— Какова цель вашего визита во Францию?
— Туризм. Я еще никогда не бывал на Лазурном берегу.
— Да, да. Машина ваша?
— Нет. Я ее взял напрокат. Я был по делам в Италии, и перед возвра-
щением в Милан совершенно неожиданно у меня оказалась свободная не-
делька. Я решил взять напрокат машину и немного попутешествовать.
— Да, да. У вас есть документы на машину?
Шакал протянул международные водительские права, контракт о. прока-
те машины и два страховых свидетельства. Человек в штатском все внима-
тельно изучил.
— У вас есть багаж, мсье?
—- Да, три чемодана в багажнике и саквояж.
— Пожалуйста, принесите все в зал таможенного досмотра.
Он ушел. Полицейский помог Шакалу выгрузить чемоданы и саквояж,
и они вместе понесли все на досмотр.
Перед тем как выехать из Милана, Шакал вытащил старую шинель^
грязные брюки и ботинки Андре Мартена, несуществующего француза, чьи
документы были зашиты в подкладке третьего чемодана, скатал все эти
веши и бросил в багажник. Остальное было аккуратно разложено по трем
чемоданам. Медали он засунул в карман.
Два таможенника принялись осматривать его багаж. Шакал тем време-
нем заполнял стандартный бланк декларации для туристов, въезжающих
во Францию. Ничего в чемоданах не привлекло внимания таможенников.
Шакал лишь на минуту почувствовал беспокойство, когда таможенники
взяли бутылочки с краской для волос. Он предусмотрительно слил краску
в пустые бутылочки из-под лосьона после бритья. В то время лосьоны
после бритья не были популярны во Франции, они лишь недавно появились
190
в продаже, да и то в Америке. Он увидел, как два таможенника перегляну-
лись, но все же положили их в саквояж.
Краем глаза Шакал видел в окно, как другой человек внимательно изу-
чал багажник «альфы». К счастью, он не осмотрел низ машины. Таможен-
ник развернул шинель и брюки в багажнике и с отвращением посмотрел
на них, предположив, что шинель предназначалась для утепления капота
в холодные зимние ночи, а старая одежда — на случай ремонта в пути.
Он снова сложил все на место и закрыл багажник.
Когда Шакал заполнил бланк, два таможенника, закрыв его чемоданы,
кивнули человеку в штатском. Тот еще раз просмотрел заполненную въезд-
ную карточку, сверил ее с данными паспорта и вернул его владельцу:
— Мерси, мсье. Счастливого пути!
Десятью минутами позже «альфа» уже стремительно неслась по направ-
лению к восточным предместьям Ментона. Спокойно позавтракав в кафе
с видом на старый порт и бухту для яхт, Шакал направился в сторону
Монако, через Ниццу и Канны.
Сидя у себя в кабинете в Лондоне, суперинтендант Томас помешивал
густой черный кофе. Он провел рукой по небритому подбородку. Перед
ним сидели два инспектора, которым была поставлена задача узнать ме-
стонахождение Калтропа. Все трое ждали прибытия еще шестерых сержан-
тов Специальной Службы, освобожденных от выполнения своих непосред-
ственных обязанностей в результате телефонных звонков Томаса часом
раньше.
Вскоре, после девяти, как только эти люди появились на работе и узна-
ли, что направляются в распоряжение Томаса, они начали струйкой сте-
каться в кабинет. По прибытии последнего Томас начал совещание.
— Так, мы ищем человека. Я не буду останавливаться на том, зачем
он нам нужен, вам это необязательно знать. Нам необходимо задержать
его, и как можно быстрее. Итак, мы знаем, или думаем, что знаем, что
в данный момент он находится за границей. Мы уверены почти наверняка,
что он разъезжает по фальшивому паспорту.Вот... — Он роздал копии фо-
тографии Калтропа с заявления на получение паспорта. — Так он выгля-
дит. Он может быть загримирован и поэтому вряд ли будет отвечать это-
му описанию. Вы должны пойти в Паспортный отдел и получить полный
список всех заявлений на паспорт, поданных за последние пятьдесят дней.
Если не будет никакого результата, берите еще пятьдесят дней назад. При-
дется много попотеть.
Он продолжал, описывая обычные способы получения фальшивого пас-
порта, кстати, одним из которых и воспользовался Шакал.
— Главное, — сказал он в заключение, — не полагаться только на сви-
детельство о рождении. Проверяйте все свидетельства о смерти. После то-
го, как у вас будет список лиц из Паспортного отдела, сразу же направляй-
тесь в Сомерсет Хаус, где, разбив список между собой, начинайте работать
со свидетельствами о смерти. Если найдете заявление на получение паспор-
та, поданное человеком, которого давно нет на этом свете, можете не
191
сомневаться, что этот мошенник как раз тот, кого мы ишем. Ну что, впе-
ред за работу.
Восемь человек вышли из кабинета, а Томас позвонил по телефону в
Паспортный отдел, а затем в Бюро регистрации рождений, браков и смер-
тей, чтобы те были готовы к визиту его людей и оказали им всяческую
поддержку.
Двумя часами позже он брился одолженной электробритвой, когда поз-
вонил старший инспектор, руководивший этой группой: за последние 100
дней было подано восемь тысяч сорок одно заявление на получение
паспорта.
— Лето, — объяснил он, — время отпусков, поэтому так много заяв-
лений.
Брин Томас повесил трубку и высморкался в платок:
— Чертово лето.
* * ♦
Этим же утром около одиннадцати Шакал свернул в Канн. Как обычно,
он начал искать самый лучший отель и через несколько минут подъехал
к «Маджестику». Причесавшись, он вошел в фойе.
Уже был полдень, и в холле почти никого не было. Его элегантный
светлый костюм и уверенные манеры выдавали в нем английского
джентльмена. Никто не удивился, когда он обратился к портье с вопросом,
где находятся телефонные кабинки. Когда он подошел, дама, сидевшая за
стойкой, взглянула на него.
— Дайте мне, пожалуйста, Париж, МОЛИТОР 5901.
Через несколько минут она жестом пригласила его в кабинку, глядя,
как он закрывает за собой звуконепроницаемую дверь.
— Алло, это Шакал.
— Это Валми. Слава Богу, что вы позвонили. Мы уже два дня ждем
вашего звонка.
Любой, глядящий через стеклянную дверь кабинки увидел бы, что
внутри нее англичанин нахмурился. Все 10 минут разговора он слушал.
Лишь иногда его губы двигались, когда он задавал короткие вопросы. Но
никто не смотрел. Девушка-оператор была занята чтением романа. Она
оторвалась от своего занятия, лишь когда увидела, что гость в темных
очках подошел к стойке и уставился на нее. После чего он заплатил за
разговор.
Шакал заказал чашечку кофе на террасе, выходящей на сверкающее мо-
ре, где плескались и веселились загорелые отдыхающие. Глубоко задумав-
шись, он затянулся сигаретой.
Насчет Ковальского он еше мог понять, англичанин вспомнил здорово-
го поляка в венском отеле, но он абсолютно не понимал, как телохрани-
тель за дверьми узнал его кодовое имя и то, что поручалось выполнить
Шакалу. Наверное, французская полиция сама додумалась до этого. А мо-
192
жег, Ковальский, сам будучи убийцей, хоть и немного придурковатым, по-
чувствовал, кто англичанин есть на самом деле. Валми посоветовал Шака-
лу сворачивать все и возвращаться домой, хотя прямых указаний Родена
прекратить операцию не было. Все, что случилось, подтвердило серьезные
опасения Шакала об ослаблении мер предосторожности в ОАС. Но он знал
то, чего они не знали и чего не могла знать французская полиция. Он разъ-
езжал под чужим именем, имея все необходимые документы, включая два
шюстранных паспорта, в любой момент готовый изменить свою внешность.
Ну что есть у французской полиции, у этого человека, которого Валми
назвал комиссаром Лебедем? Приблизительное описание: высокий, блон-
дин, иностранец. В августе во Франции должно быть тысячи таких. Они
же не могут арестовать каждого.
Его вторым преимуществом было то, что французская полиция охоти-
лась за человеком с паспортом на имя Чарлза Калтропа. Ради Бога, пусть
ищут. Он же — Александр Дагган, и может это доказать.
Сейчас, когда Ковальский уже мертв, никто, даже Роден и его приспеш-
ники, не знает, кто он и где находится. Наконец Шакал остался один
на один с порученным ему заданием, и это то, к чему он всегда стре-
мился.
И тем не менее, несомненно, его стало подстерегать больше опасностей.
Когда открыт сам замысел покушения, ему придется осуществлять свою
миссию, прорываясь через сотни оборонительных препонов. Вопрос заклю-
чается в том, может ли его попытка увенчаться успехом, несмотря на все
предпринимаемые меры предосторожности? Немного поразмыслив, он
пришел к выводу, что сможет.
Но еше один вопрос требовал ответа. Вернуться или продолжать? Вер-
нуться означало вступить в споры с Роденом и его сворой головорезов по
поводу четверти миллиона долларов, в данный момент находящихся на его
счету в Цюрихе. Если он откажется возвращать их назад, они без излишних
колебаний выследят его, под пытками заставят подписать поручение о сня-
тии денег со счета, а потом просто убьют. Для того чтобы они его не
настигли, потребуется много денег, наверняка в дело пойдут все имеющие-
ся. Продолжать — значит, дальше бороться с трудностями и опасностями,
подстерегающими его до тех пор, пока работа не будет выполнена. С каж-
дой минутой, по мере того как приближается этот день, все труднее стано-
вится повернуть назад.
Подали счет; взглянув на него, он вздрогнул. Боже, ну и цены! В этой
жизни нужно быть богатым, иметь доллары и еше доллары, очень много
долларов. Он посмотрел на сверкающую, как драгоценный камень, гладь
.моря, на изящных загорелых девушек, прогуливающихся по пляжу, проно-
сящиеся со свистом «кадиллаки», урчащие «ягуары», медленно барражи-
рующие вдоль Круасет.
Бронзовые от загара молодые парни, сидящие за рулем, стреляли гла-
зами по тротуарам в поисках симпатичных попутчиц. Он так долго мечтал
об этом, еше с тех времен, когда, будучи коммивояжером, прижимался
Ф. «1>орсаПт «День Шакала»
193
носом к окнам пригородной электрички, разглядывая рекламные шиты,
показывающие другую жизнь, другой мир. А сам в то время довольство-
вался лишь холодным чаем, скрепками и квитанциями в трех экземплярах.
За последние три года он почти приблизился к заветной цели. Шакал
привык к хорошей одежде, дорогим ресторанам, шикарной квартире, спор-
тивной машине, элегантным женщинам. Вернуться — означало расстаться
со всем этим.
Шакал оплатил счет и оставил щедрые чаевые. Сев в свою «альфу»,
он направился от «Маджестика» прямо в глубь страны.
* * *
Комиссар Лебель сидел за столом. Ему казалось, что он не спал всю
свою жизнь и вряд ли когда-нибудь еще уснет. В углу на раскладушке
громко храпел Люсьен Карон, который всю ночь руководил поисками
Чарлза Калтропа. Лебель сменил его на заре.
Перед ним сейчас лежала большая стопка ответов из различных служб,
в чьи обязанности входила регистрация иностранцев, прибывающих и нахо-
дящихся во Франции. Но во всех этих ответах содержалось одно и то же.
Ни один человек под такой фамилией не пересекал границу с начала года.
Данные за более ранний период проверяются. Ни в одном отеле страны,
в провинции ли, Париже, гость под такой фамилией не останавливался. Он
не был ни в одном из списков нежелательных лиц для посещения Франции;
французские власти ничего о нем не знают.
При поступлении каждого ответа Лебель устало приказывал не прекра-
щать проверки, пока не обнаружатся следы посещения Калтропом Фран-
ции. Из этого возможно будет установить место, где он обычно останавли-
вался, будь то адрес друга или любимого отеля, где он и сейчас может
находиться под чужим именем.
Утренний звонок суперинтенданта Томаса почти развеял все надежды
быстрой поимки скользкого, как уж, убийцы. Опять прозвучала фраза «мы
вернулись к тому, с чего начинали», к счастью, на этот раз в беседе с Каро-
ном. Участники вечернего совещания еще не знали, что эта ниточка по делу
Калтропа оборвалась. Об этом он и собирался сообщить им вечером в
22.00. Если он не сможет предложить другое имя Калтропа, можно пред-
ставить себе насмешки Сен-Клера и немой укор остальных.
Сейчас только две вещи могли успокоить его. Первое, то, что по край-
ней мере у них есть описание Калтропа и его фотография анфас. Наверняка
он изменил свою внешность, если пользуется фальшивым паспортом. Но
и то это лучше, чем ничего.
И второе, вряд ли кто-нибудь из собравшихся мог предложить что-либо
лучше того, чем он сейчас занимался: полная проверка всех и вся.
Карон предположил, что, наверное, британская полиция спугнула Калт-
ропа, когда тот занимался своими делами в городе, что у него есть другой
паспорт и он наверняка залег на дно, решив поставить крест на операции.
1$4 ‘
Лебель вздохнул:.
— Хорошо бы, — обратился он к своему адъютанту. — Но на это рас-
считывать нельзя. Британская Специальная Служба сообщила, что из его
ванной пропали все банные и бритвенные принадлежности. А в разговоре
с соседями он упоминал, что собирается попутешествовать и порыбачить.
Если Каптроп оставил свой паспорт, это значит только то, что ему он
больше не нужен. И не следует думать, что этот человек будет делать мно-
го ошибок. Я даже начинаю уважать этого Шакала.
* * ♦
Человек, которого разыскивала полиция дву,х стран, решил избежать
мучительные заторы на ужасной дороге из Канн в Марсель и держаться
подальше от юга, где автострада RN7 из Марселя в Париж сворачивает
к северу. Он знал, что обе дороги в августе представляют собой ад, сошед-
ший на землю.
Чувствуя себя в безопасности с документами на имя Даггана, он ре-
шил прокатиться от побережья через приморские Альпы, где высоко-
горный воздух намного прохладнее, и дальше через холмы Бургундии.
Ему некуда было спешить, так как он прибыл во Францию слегка опере-
жая свой график, и до запланированного дня убийства было еше да-
леко.
Из Канн Шакал отправился на север по дороге RN85 через живописный
городок Грас и дальше в сторону Кастеллан, где бурная река Вердон, сми-
ренная дамбой несколькими милями выше, уже покорнее текла от Савойи,
чтобы слиться с Дюране в Кадараше.
Отсюда он направился в Баррем и небольшой курортный городок Динь.
Изнурительная жара Провансальской равнины осталась далеко позади.
Горный воздух был сладок и прохладен даже при паляшем солнце. Жара
ошушалась лишь при остановках, но, мчась на автомобиле, казалось, что
находишься под прохладным душем, а ветер пах хвоей и дымом костров
из деревень.
После Диня он пересек Дюране и позавтракал в небольшой, но симпа-
тичной таверне, стоящей на берегу реки. Еще через сотню миль Дюране
превратился в серую скользкую змек\ шипящую на мелководье Кавайон
и Оргонской равнины. Но здесь, в горах, это была все еше река, прох-
ладная, кишащая рыбой, с приятной тенью по берегам. После обеда он
ехал по RN85 через Систерон, двигаясь по левому берегу Дюранса до
развилки, где RN85 уходила дальше на север. Когда спустились сумерки,
он въехал в небольшой городок Гап. Шакал мог двигаться дальше в сто-
рону Гренобля, но решил, имея достаточно времени в запасе, что в не-
большом городке больше шансов в августе найти место для ночлега. Как
раз на выезде из города он приметил отель «Дю Серф» с остроконечной
крышей.
В прошлом году это была охотничья резиденция одного из герцогов
195
Савойских, до сих пор сохраняющая атмосферу загородного комфорта и
превосходной кухни.
Несколько номеров все еще оставались свободными. Он понежился в
ванной, нарушив свою обычную привычку принимать душ, оделся в свет-
ло-серый костюм, шелковую рубашку и галстук и, приятно улыбаясь, по-
просил застенчивую горничную почистить и отгладить клетчатый костюм,
в котором он находился весь день. Она пообещала, что к утру все будет
готово. Ужин проходил в небольшом зале с видом на лесистые горы, напо-
лненные треском цикад. Был теплый вечер, и в середине ужина одна из
дам в открытом платье с декольте попросила метрдотеля прикрыть окна,
так как она немного озябла.
Шакал повернулся, когда метрдотель обратился к нему с вопросом: «Не
возражает ли мсье, если по просьбе вон той дамы, — он указал в ее сторо-
ну, — я закрою окно, рядом с которым сидит господин». Сидящей в оди-
ночестве даме было за тридцать. У нее были мягкие, нежные руки и маня-
щая грудь. Шакал кивнул метрдотелю и слегка поклонился женщине. Она
ответила сдержанной улыбкой.
Ужин был превосходным. Он выбрал речную форель, поджаренную на
гриле, и говяжье филе под соусом с фенхелем1 и тимьяном1 2. Вино было
местное «Cotes On Rhone»3, превосходное и густое. Его подали в бутылке
без этикетки. Наверное, разливали из бочек в подвале, из личных запасов
владельца гостиницы. У большинства из присутствующих на столах стояло
как раз это вино.
Покончив с мороженым, он услышал низкий властный голос женщины
позади него, обращающейся к метрдотелю. Та просила, чтобы ее кофе от-
несли в гостиную, и человек с поклоном обращался к ней «мадам баронес-
са». Через несколько минут Шакал также заказал свой кофе в гостиную
и не спеша направился вслед за баронессой.
♦ ♦ *
В четверть одиннадцатого в кабинете суперинтенданта Томаса раздался
звонок из Сомерсет Хауса. Он сидел у открытого окна и глядел вниз на
пустынную улицу, где не было манящих, сверкающих огнями ресторанов.
Здания контор между Мильбанком и Смит-сквер были холодны, без-
жизненны и неприветливы. Только в одном неизвестном никому крыле
здания как обычно по ночам светили окна кабинетов Секретной
Службы.
В миле отсюда, на шумном Стран де4 также светились окна в той части
Сомерсет Хаус, где хранились свидетельства о смерти миллионов
1 Сладкий укроп.
2 Семена чабреца.
3 «Берега Рона».
4 С т р а н д — одна из главных улиц центральной части Лондона. На ней рас-
положены фешенебельные гостиницы и театры.
196
усопших подданных Великобритании. Здесь люди Томаса трудились над
грудами бумаг, то и дело сверяясь с одним из клерком, оставшимся в столь
поздний час на работе, чтобы проверить следующую фамилию среди доку-
ментов на громадных стеллажах. Звонил старший инспектор, руководив-
ший этой группой. В его голосе слышались усталось и легкие нотки опти-
мизма, как у человека, надеющегося, что то, что он сообщит, позволит
им разойтись наконец по домам.
— Александр Джеймс Квентин Дагган, — коротко бросил он в трубку,
когда Томас ответил.
— Ну, и что там?
— Родился 3 апреля 1929 года в Самборн Фишли, в приходе Святого
Марка. Подал заявление на паспорт 14 июля этого года. Паспорт выписан
на следующий день и отправлен 17 июля по адресу, указанному в заявле-
нии. Наверняка окажется липовый адрес.
— Почему? — спросил Томас. Ему не нравилось, когда его заставляли
ждать.
— Потому что Александр Джеймс Квентин Дагган погиб в автомобиль-
ной катастрофе в своей деревне в возрасте двух с половиной лет, 8 ноября
1931 года.
Томас на минуту задумался.
— Сколько еще паспортов, выданных за последние сто дней, осталось
проверить? — спросил он.
— Около трехсот, — ответил голос в трубке.
— Пусть остальные продолжают проверять на случай, если окажется
кто-нибудь еще, — приказал Томас. — Передай руководство группой друго-
му инспектору, а сам поезжай по адресу, по которому был выслан паспорт.
Как только найдешь, доложи по телефону. Если окажется, что там
кто-нибудь живет, допроси владельца квартиры. Привезешь мне все
данные этого липового Даггана и фотографию, которую он подал вме-
сте с заявлением.’ Хочу взглянуть на парнишку Калтропа в новом
обличье.
Только около одиннадцати позвонил старший инспектор. По нужному
адресу находилась табачная лавка в Паддингтоне, в витринах которой бы-
ло множество карточек с адресами проституток. Владелец, живущий там
же, над магазинчиком, был разбужен и подтвердил, что за небольшую пла-
ту получал корреспонденцию людей, у которых нет своего постоянного
адреса. Среди его клиентов не было ни одного по имени Дагган. По-види-
мому, тот появлялся у него всего дважды. Первый раз договориться с вла-
дельцем лавочки, а второй раз получить свой пакет. Инспектор показал
ему фотографию Калтропа, но тот не узнал его. Полицейский также пока-
зал и фотографию Даггана с заявления на получение паспорта. Того владе-
лец лавки вроде бы узнал, хотя и не был уверен наверняка. Может, он
был в темных очках. Большинство из заходящих в лавочку за эроти-
ческими журналами, кои здесь также продавались, носят темные
очки.
197
— Привези его сюда, — приказал Томас. — И возвращайся сам.
Затем он потянулся к телефону и заказал Париж.
И второй раз во время вечернего совещания раздался звонок. Комиссар
Лебель объяснил, что Калтроп, вне сомнения, не находится во Франции
под своим собственным именем. Разве что он мог попасть в страну неле-
гально на рыбацкой лодке. Но лично сам Лебель думает, что профессионал
так бы не поступил, так как во время любой обычной полицейской провер-
ки его задержали бы из-за отсутствия печати в паспорте.
Также никакой Чарлз Калтроп не регистрировался ни в одном отеле
Франции под своим собственным именем. Эти факты были подтверждены
главой Центрального Статистического Управления, руководителем DST и
Префектом парижской полиции, поэтому сомнений ни у кого не вызывали.
Два других варианта, продолжал рассуждать Лебель, заключались в том,
что этот человек не припас себе фальшивый паспорт, совершенно не подо-
зревая, что находится на крючке. В таком случае, полицейский налет на
его квартиру в Лондоне, должно быть, застиг того врасплох. Но Лебель
объяснил, что не верит этому, так как люди суперинтенданта Томаса на-
шли в его квартире полупустой гардероб, а банные и бритвенные принад-
лежности исчезли с полок. Это указывает на то, что преступник покинул
свою лондонскую квартиру не в спешке, а задолго запланировав свой отъ-
езд. Это подтверждается показаниями соседа, которому Калтроп сообщил,
что намеревается попутешествовать на машине по Шотландии. Ни у бри-
танской, ни у французской полиции не вызывало сомнения то, что путе-
шествовать по Шотландии он явно не собирался.
Второй вариант заключался в следующем. Калтроп мог получить фаль-
шивый паспорт. Кстати, это сейчас и расследовала британская полиции.
В таком случае, в данный момент он может находиться либо за пределами
Франции, завершая свои приготовления, либо он мог уже беспрепятствен-
но, никем не подозреваемый, въехать в страну.
В этот момент несколько из присутствующих взорвались.
— Вы хотите сказать, что он может быть сейчас здесь, во Франции,
вероятно, даже в центре Парижа? — недоуменно воскликнул Александр
Сангинетти.
— Понимаете, — начал свои объяснения Лебель, у него свой график,
и только сам преступник знает его. Наше расследование длится семьдесят
два часа. И неизвестно, на какой стадии графика этого человека мы вступи-
ли в игру. Мы можем быть уверены лишь в одном: заговор с целью убий-
ства Президента существует. Но убийца не может знать, на какой стадии
находится наше расследование. Поэтому у нас есть вполне реальный шанс
перехватить ничего не подозревающего убийцу сразу же, как только будет
установлено его новое имя.
Но это сообщение не успокоило никого из собравшихся. Только одна
мысль, что убийца сейчас может быть в миле от них, а назначенной датой
совершения покушения на жизнь Президента может оказаться завтрашний
день, — вселяла в них беспокойство.
498
— Хотя, конечно, — размышлял полковник Роллан, — узнав от Родена
через неизвестного агента Валми, что сам замысел покушения раскрыт,
этот Калтроп уехал из своей квартиры, чтобы избавиться от предметов,
свидетельствующих о подготовке. Например, оружие с патронами сейчас
может находиться в одном из шотландских озер. А сам Калтроп по возвра-
щении предстанет перед своей полицией кристально чистым. Тогда дей-
ствительно будет трудно выдвинуть какие-нибудь обвинения.
Находившиеся в кабинете задумались над версией Роллана, подавая все
признаки одобрения сказанного.
— Тогда ответьте нам, полковник, — министр обратился к Роллану, —
если бы вас наняли для выполнения этой работы и вы узнали, что
заговор раскрыт, хотя ваша личность еше остается загадкой для полиции,
поступили бы вы точно так же?
— Конечно, господин министр, — ответил Роллан. — Если бы я был
опытным убийцей, то не сомневался бы, что где-то на меня заведено до-
сье. И когда заговор раскрыт, визит полиции с обыском просто дело вре-
мени. Поэтому я захочу избавиться от улик, а что может быть лучше, чем
пустынное шотландское озеро?
Со всех сторон засияли улыбки, свидетельствующие о том, что собрав-
шимся рассуждения показались убедительными.
— Однако это не означает, что мы должны отстать от него. Я все еще
уверен, что мы просто обязаны... м-м... позаботиться об этом мсье
Калтропе.
Улыбки исчезли, и на несколько минут воцарилось молчание.
— Я не понимаю вас. господин полковник, — произнес генерал
Жибо.
— Все очень просто, — объяснил Роллан. — Нам было приказано обна-
ружить и уничтожить этого человека. Он может действительно отказаться
от выполнения своего задания на время, но не выбросить свое «снаряже-
ние», а просто спрятать его, чтобы британская полиция ничего не нашла.
После этого убийца может опять приняться за свое дело на той стадии,
на которой ему пришлось прервать его. Но в этот раз новые приготовле-
ния окажутся гораздо более изощренными.
— А вы уверены, что, если он все еше в Британии, местная полиция
точно задержит его? — спросил кто-то.
— Необязательно. Я даже сомневаюсь в этом. У них наверняка не будет
доказательств, только подозрения. А наши друзья в Англии известны сво-
им отношением к тому, что они так любят называть «гражданскими сво-
бодами». Я подозреваю, что они просто найдут его, допросят, а затем от-
пустят из-за отсутствия улик.
— Конечно же, полковник прав, — вставил Сен-Клер. — Британская по-
лиция напала на след этого человека совершенно случайно. Они поступят
невероятно глупо, оставив такого опасного преступника на свободе. Служ-
бе полковника Роллана следует поручить раз и навсегда обезвредить этого
Калтропа.
• 199
Министр заметил, что комиссар Лебель во время обсуждения молчал
и хмурился.
— Ну, комиссар, а что вы думаете? Вы согласны с рассуждениями по-
лковника Роллана о том, что Калтроп отказался от выполнения своего
плана и пытается скрыть улики?
Лебель взглянул на наполненные ожиданием лица людей, сидевших по
обе стороны стола.
— Я надеюсь, — тихо произнес он, — что все сказанное полковником
верно. Но боюсь, что это может быть и не так.
— Почему? — спросил министр.
— Потому что, — спокойно начал Лебель, — его теория, хотя и доволь-
но логичная, решил ли Калтроп в действительности отложить операцию,
основана лишь на предположении, что он-таки принял это решение. А что,
если нет? Предположим, он пли не получил сообщение Родена, или, полу-
чив его, тем не менее решил продолжить начатое.
Со всех сторон посыпались возражения и протесты. Только Роллан не
принимал участия в разгоравшейся дискуссии. Он думал о том, что присут-
ствующие явно недооценивали способности невысокого полицейского. Идеи
и замыслы комиссара, признал Роллан, такие же реалистичные, как и его
собственные.
Как раз в это время Лебеля и пригласили к телефону. На этот раз его
не было более двадцати минут. Вернувшись, он еще раз выступил с десяти-
минутной речью в абсолютной тишине.
— Ну и что мы будем делать сейчас? — спросил министр, когда Лебель
закончил. Спокойно, не торопясь, Лебель начал отдавать приказы, как ге-
нерал, командующий своими войсками. И никто из собравшихся в кабинете
не высказал и слова против, хотя все по рангу были выше его.
— Итак, господа, — сказал он в заключение, — мы проведем скрытую,
широкомасштабную операцию по поискам Даггана в его новом обличье,
пока британская полиция занимается проверкой билетов на самолеты и на
паромы через Ла-Манш. Если они первые обнаружат преступника, то либо
схватят его, либо сообщат нам, если он уже отбыл из Великобритании.
Если мы обнаружим убийцу во Франции, мы немедленно арестуем его. Ес-
ли он будет обнаружен в третьей стране, мы можем либо обождать, пока
он, ничего не подозревая, пересечет границу, а затем схватить его, либо...
предпримем другие действия. В таком случае, я думаю, моя задача будет
выполнена. Но до этого времени, господа, я буду благодарен, если вы со-
гласитесь с моим планом.
Его натиск был таким смелым, а заверения такими полными, что никто
не мог сказать ничего против. Все только кивали. Даже Сен-Клер не проро-
нил ни слова.
И лишь вернувшись после полуночи домой, он нашел собеседника,
готового выслушать потоки гнева по поводу того, что этот смешной,
плюгавый полицейский был прав, а лучшие эксперты страны за-
блуждались.
200
Любовнниа с пониманием и симпатией выслушала его, нежно поглажи-
вая ему затылок, когда они лежали в постели. Незадолго до рассвета, ког-
да тот уже спал беспробудным сном, она тихонько выскользнула из крова-
ти в гостиную и быстро набрала телефонный номер.
* ♦ ♦
Суперинтендант Томас взглянул на два бланка заявлений на получение
паспортов и две фотографии, разложенные под лампой.
— Давай еше раз пробежимся, — приказал он старшему инспектору, си-
девшему рядом. — готов?
— Да, сэр.
— Калтроп: рост метр восемьдесят. Так?
— Да, сэр.
— Дагган: рост метр восемьдесят три.
— Подбитые каблуки, сэр. При помоши специальных туфель можно
увеличить рост на шесть-семь сантиметров. Многие невысокие люди из
шоу-бизнеса прибегают к этому из-за уязвленного самолюбия. Кроме того,
при получении паспорта никто не смотрит на ноги.
— Хорошо, — согласился Томас. — Туфли на высоком каблуке. Калт-
роп: цвет волос коричневый. Но это еше ничего не значит. Это может
быть и светло-коричневый, и каштановый. На фотографии, кажется мне,
у него темно-каштановые волосы. У Даггана тоже стоит цвет волос корич-
невый. Но на фотографии он — темный .блондин.
— Точно, сэр. Но обычно волосы на фотографиях выглядят темнее. Все
зависит от освещения, где стоят лампы и прочее такое. А потом, опять
же, он мог воспользоваться краской и стать Дагганом.
— Ладно, принимается. Дальше, Калтроп: цвет глаз карий, Дагган:
цвет глаз серый.
— Контактные линзы, сэр, все очень просто.
— О’кей. Калтропу тридцать семь, Даггану в апреле было тридцать
четыре.
— Он вынужден был написать тридцать четыре, — объяснил инспек-
тор, — потому что настоящий Дагган, умерший в возрасте двух с полови-
ной лет, родился в апреле 1929-го. А это изменить нельзя. И никто не
начнет расспрашивать человека, почему он выглядит на 37, а в паспорте
стоит 34. Просто поверят записям в паспорте.
Томас взглянул на две фотографии. Лицо Калтропа было полнее, да
и сам он казался здоровее и крепче. Но, чтобы стать Дагганом, он мог
изменить свою внешность. Да и наверняка изменил ее еше при первой
встрече с оасовскими главарями и оставался Дагганом до момента получе-
ния паспорта. Обычно, если такие люди хотят, чтобы их не опознали, они
месяцами живут с измененной внешностью. Наверное, будучи очень осто-
рожным и щепетильным, Калтроп умудрился ие попасть в картотеки ни
201
одной полиции мира. Если бы не этот слух в Карибском регионе, мы бы
никогда не вычислили его.
Но с этого момента он превратился в Даггана, выкрашенные волосы,
контактные линзы, высокие каблуки, слегка похудевший. Как раз-таки это
описание Даггана с его паспортными данными и фотографией он передал
в Париж. Лебель — он высчитал, глядя на часы, — должен получить их
к двум часам ночи.
— В конце концов, остальное уже за ними, — начал быстро инс-
пектор.
— Да нет, парень. У нас как раз-таки еше очень много работы, —
злобно сказал Томас. — Первым делом утром мы начнем проверять биле-
ты на самолеты, паромы, поезда... работы еше порядком. Мы не только
должны выяснить, кто он такой, но и где он сейчас.
В этот момент раздался звонок из Сомерсет Хаус. Все заявления на по-
лучение паспортов проверены. Все в порядке.
— Отлично, поблагодарите служащих и расходитесь. Ровно в 8.30 у ме-
ня в кабинете, все без исключения.
Зашел сержант с копией показаний владельца лавки, куда пришли доку-
менты на имя Даггана. Его доставили в местный полицейский участок п
там допросили. Томас просмотрел подписанные показания: «Нам не за что
его задерживать. Передай ребятам в Паддингтоне, чтобы отпустили его
домой к его мерзким фотографиям и журналам».
Сержант ушел, а Томас, устроившись в кресле, попытался немного
вздремнуть.
Когда он отдавал распоряжения сержанту, наступило 15 августа.
Глава 16
Мадам баронесса де ла Шалонье остановилась в дверях своей комнаты
и повернулась к сопровождавшему ее англичанину. В полумраке коридора
она не могла различить выражение его лица.
Вечер был приятный, и она все еше не решила, будет ли он настаивать,
чтобы он закончился на пороге дверей ее комнаты, или нет. Этот вопрос
мучил баронессу уже целый час.
С одной стороны, хотя у нее и раньше были любовники, она была ува-
жаемой замужней женщиной, остановившейся на одну ночь в провинциаль-
ном отеле, и не в ее привычках было позволять абсолютно незнакомым
мужчинам соблазнять себя. С другой стороны, ей так нужна была ласка,
и она откровенно признавалась себе в этом.
Баронесса провела день в Военной академии в Барселонетте, высоко в
Альпах, посетив выпускной парад своего сына, которому было присвоено
звание лейтенанта, в прежнем полку его отца. Хотя она была несомненно
самой привлекательной родительницей на параде, вид сына, получив-
шего офицерское звание французской армии, заставил ее с горечью осо-
202
знать, что она является матерью взрослого мужчины и ей уже скоро
сорок.
Хотя она и выглядела пятью годами моложе, а самой казалось, что
ей нет еше и тридцати, сам факт того, что ее сыну уже 20, и у него навер-
няка уже есть свои женщины, и он больше не будет приезжать на каникулы
поохотиться в лесах фамильного поместья, заставил баронессу задуматься
э своем будущем.
Она приняла неуклюжие ухаживания скрипучего старого полковника, ко-
мандира академии, и видела восхищенные взгляды розовошеких однокаш-
ников своего сына, и вдруг почувствовала себя очень одинокой. Ее замуже-
ство, она многие годы знала это, не дало ей ничего, кроме титула, так
как барон был слишком занят преследованием молоденьких парижских ку-
колок и не считал необходимым появиться на лето ни в фамильном замке,
ни даже на выпускном параде сына.
Находясь в этом провинциальном отеле в окрестностях Гапа, она вновь
почувствовала себя привлекательной, но очень одинокой женщиной. И ни-
чего. кроме внимания и ухаживаний стареющих кавалеров, таких, как
пот полковник из академии, и легких, никак не утоляющих страсть
флиртов с мальчиками, уже нс оставалось на горизонте. Баронесса
поклялась, что не собирается посвятить свою жизнь благотворитель-
ности.
Но Париж был беспощаден: одни смеялись над Альфредом, гоняющим-
ся за молоденькими юбками, другие над ней.
Сидя в гостиной за чашечкой кофе, она думала о будущем. И желание
>слышать, что она не только мадам баронесса, но и женщина, причем кра-
сивая, переполняло ее, когда англичанин подошел и спросил у нее, можно
ли ему выпить кофе за ее столиком, так как в гостиной, кроме них, никого
ле было. Этот вопрос застиг баронессу врасплох, и она была так удивлена,
что не могла сказать «нет».
Баронесса могла уйти немного позже, и спустя 10 минут она не сожале-
ла, что осталась. В конце концов, ему было между 33 и 35. по крайней
мере ей так показалось. А это был самый лучший возраст у мужчин. Он
свободно говорил по-французски, хотя был англичанином. Мужчина был
довольно-таки красив, даже привлекателен. Ей нравились его искусные
комплименты, и она даже сама стала напрашиваться на них. Только около
полуночи баронесса встала, сказав, что уезжает рано утром. Он проводил
ее по ступенькам и, остановившись перед окном, показал на заросшие ле-
сом склоны, купающиеся в ярком лунном свете. Несколько минут она
смотрела на спящую природу, пока вдруг, глянув на него, не увидела, что
его взгляд направлен не на окно, а на глубокий вырез в платье. В лунном
свете ее кожа казалась матово-белой.
Увидев, что раскрыт, он наклонился к ее уху и прошептал:
— Лунный свет превращает даже самого порядочного человека в
дикаря.
Она повернулась и направилась вверх по ступенькам, делая вид, что
203
слегка раздражена, но внутри у нее от этого нескромного восхищения не-
знакомца все затрепетало.
— Вечер был просто превосходен, мсье.
Держась за ручку двери, она ждала, что мужчина попытается ее поцело-
вать. Ей так хотелось этого. Несмотря на банальность ситуации, она вдруг
почувствовала страстное желание. Наверное, это вино или горячий кальва-
дос, заказанный вместе с кофе, или лунный свет, но она никак не ожидала,
что вечер закончится именно так.
Баронесса почувствовала, как руки незнакомца скользнули по ее спине,
а его губы приблизились к ней.
— С этим пора кончать, — говорил ей внутренний голос. Но секунду
спустя она ответила на поцелуй. Все поплыло в голове, наверное, из-за ви-
на. Баронесса почувствовала, как сильные руки еше крепче обняли ее. При-
жавшись к нему бедром, она почувствовала сквозь платье его возбужден-
ную плоть. Вырвавшись из объятий, она открыла дверь и отступила в ком-
нату. «Пойдем, мой дикарь».
Шакал вошел и закрыл за собой дверь.
♦ * ♦
Всю ночь напролет кипела работа во всех полицейских архивах страны.
На этот раз искали человека по фамилии Дагган. Поиски были успешны.
Нашли карточку, указывающую на то, что Александр Джеймс Квентин
Дагган прибыл во Францию на Брабан-экспресс из Брюсселя 22 июля. Че-
рез час поступило другое донесение с того же самого пограничного поста,
что имя Даггана найдено среди пассажиров экспресса Этуаль дю Норд,
следовавшего из Парижа в Брюссель 31 июля. Из префектуры полиции
пришла гостиничная регистрационная карточка, заполненная на
имя Даггана, в которой был указан тот же самый номер паспорта, как
и в информации из Лондона. В ней говорилось, что тот останавливался
в небольшом отеле близ площади Мадельин с 22 по 30 июля вклю-
чительно.
Инспектор Карон собирался организовать рейд в отель, но Лебель пред-
почел нанести визит туда поздно ночью и поболтать с владельцем. Он был
удовлетворен тем, что разыскиваемый человек не находится среди посто-
яльцев отеля в данный момент. А владелец был благодарен комиссару за
то, что тот не стал будить всех гостей.
Лебель приказал поселить в отель переодетого детектива на тот случай,
если Дагган появится снова. Владелец был просто счастлив оказать такую
услугу.
— Июльский визит, — сказал Лебель Карону, вернувшись в кабинет в
4.30 утра, — был разведкой. Что бы он ни замыслил, все уже четко спла-
нировано.
Затем комиссар откинулся в своем кресле и, уставившись в потолок, на-
чал размышлять. Почему он остановился в отеле? Почему не в доме одно-
204
го из симпатизирующих ОАС, как все другие агенты Секретной Организа-
ции, находящиеся в бегах? Потому что он не уверен, что оасовны будут
держать язык за зубами. И в этом Шакал совершенно прав. Итак, он рабо-
тает один, никому не доверяя своих планов, пользуясь фальшивым паспор-
том и ведя себя совершенно нормально и вежливо, не вызывая никаких
подозрений. Владелец отеля подтвердил это, назвав того «настоящим
джентльменом». Джентльмен и опасный, как змея, убийца. Эти настоящие
джентльмены больше всего причиняют неудобств полиции: никто даже не
может подозревать их.
Он взглянул на две фотографии, поступившие из Лондона, Калтропа
и Даггана. Калтроп стал Дагганом, изменив рост, цвет глаз, возраст и,
наверное, манеры. Он попробовал воссоздать психологический портрет
этого человека. Каков он? Самонадеянный, заносчивый, уверенный в своей
неприкосновенности. Опасный, хитрый, продумывающий все до мелочей,
никогда не полагаясь на случай. Конечно, вооруженный, но чем? Пистолет
под мышкой? Нож для метания? Винтовка? Но куда он мог все это спря-
тать, проходя через таможню? Как он надеется приблизиться к генералу
де Голлю, неся с собой оружие, когда даже дамские сумочки в двадцати
метрах от Президента привлекали к себе пристальное внимание охраны, а
людей с длинными свертками просто без всяких церемоний убирали отту-
да, где собирался появиться генерал?
Бог мой, и этот полковник из Елисейского Дворца думает, что это еще
один безмозглый головорез! Лебель был уверен, что у него есть одно пре-
имущество: он знал новое имя убийцы, а тот не подозревал об этом. Это
был единственный его козырь. Все остальные козырные карты были у Ша-
кала. И никто на вечернем заседании не мог этого понять.
Если тому удастся узнать об этом и в очередной раз сменить внешность
и документы, да, Клод, подумал он, ты точно влип.
Вслух он произнес — влип наверняка.
Карон взглянул на него:
— Вы правы, шеф, у него нет шанса.
И Лебель вдруг взорвался, резко обругав Карона, что было весьма не-
обычно. Должно быть, стало сказываться недосыпание.
* * *
Струящийся из окна лунный свет едва выхватывал скомканное покрыва-
ло на полу, сатиновое пла*гье у кровати, лифчик и чулки, разбросанные
на ковре. Две лежащие фигуры были окутаны тенью.
Коллет лежала на спине, глядя в потолок, и теребила волосы блондина,
голова которого покоилась у нее на животе. Она широко улыбнулась при
воспоминании о проведенной ночи. Он был просто великолепен, этот анг-
лийский дикарь. Пять раз за ночь она испытала неописуемое блаженство.
Ах, его нежные пальцы, его язык, его... Она все еще могла чувствовать
ослепляющую до беспамятства жару, когда он, находясь в ней, вдр^г зами-
205
рал и силы покидали ее. Баронессе нужна была эта ночь. Уже много лет
она не получала такого наслаждения.
Баронесса взглянула на маленькие часы, стоящие на столике у кровати.
Четверть шестого. Она потянула его за волосы: «Эй». Англичанин что-то
пробормотал в полудреме. Откинув одеяло, они лежали на кровати обна-
женные. В комнате было тепло. Высвободив голову из ее объятий, англи-
чанин принялся целовать низ ее живота. Коллег чувствовала его горячее
дыхание и ишуший язык.
— Нет, хватит.
Она быстро сдвинула ноги, поднялась и, потянув его за волосы, загля-
нула в лицо. Освободившись, он приник к ее грудям, осыпая их поце-
луями.
— Я сказала, нет. Достаточно. 1Мне надо вставать через два часа, а
тебе возвращаться к себе в номер. Сейчас, мой маленький англичанин,
сейчас.
Он кивнул и, соскочив на пол с кровати, принялся искать свои веши.
Укутавшись в одеяло, она начала вытаскивать беспорядочно валявшиеся
здесь же в кровати предметы его туалета. Одевшись, он взглянул на нее,
и в полумраке Коллет увидела промелькнувшую у него на лице улыбку.
Англичанин присел на край кровати и, обхватив рукой ее затылок, привлек
к себе. Его лицо было в нескольких сантиметрах от нее:
— Тебе понравилось?
— M-м...м-м. Очень, а тебе?
Он опять улыбнулся.
— А как ты думаешь?
Она засмеялась:
— Как тебя зовут?
Блондин на секунду задумался.
— Алекс, — соврал он.
— Алекс, все было просто превосходно, но тебе пора уже возвращаться
к себе в номер.
Он наклонился и поцеловал ее в губы:
— В таком случае, спокойной ночи, Коллет.
Секунду спустя англичанин ушел, закрыв за собой дверь.
♦ ♦ ♦
В 7 утра, когда солнце уже взошло, местный жандарм подъехал на вело-
сипеде к отелю «Дю Серф» и зашел в холл. Хозяин уже суетился за стой-
кой, организуя утренний кофе для постояльцев.
— Уже, так рано?
— Как обычно, — ответил жандарм, — добираться до вас на велосипе-
де одно мучение, и визит к вам в отель я откладываю до последнего
момента.
— Ну что вы, — улыбнулся владелец, — у нас самый лучший кофе в
206'
округе. Мари-Луиза, принеси мсье кофе, и несомненно он не откажется от
стопочки яблочной водки.
Сельский констебль заулыбался.
— Вот карточки, — сказал владелец, протягивая заполненные накануне
вечером бланки новых постояльцев.
— Только трое прибывших за эту ночь.
Констебль взял карточки и засунул их в кожаную сумку на поясе.
— Из-за этого и не стоило появляться здесь, — снова улыбнулся он, но
уселся в ожидании своего кофе и кальвадоса. Только около восьми поли-
цейский вернулся в комиссариат Гапа с полной сумкой регистрационных
карточек. Затем их быстро просмотрел инспектор и сложил на полочку,
чтобы позже днем отправить их в региональное управление б Лионе, а уже
оттуда в архивы Статистического Управления в Париж. Во всей этой про-
цедуре он не видел абсолютно никакого смысла. В то время, когда инспек-
тор складывал все карточки на полку, мадам Коллет де ла Шалонье,
оплатив счет, села за руль своей машины и укатила в западном направ-
лении.
На втором этаже Шакал спал до 9 часов утра.
* ♦ ♦
Суперинтендант Томас дремал, когда вдруг раздался звонок. Это был
внутренний телефон из комнаты снизу, где после утреннего совещания ра-
ботали шесть сержантов и два инспектора.
Он взглянул на часы. Десять, черт возьми, не может быть, чтобы я
так отключился. Затем он вспомнил, сколько часов он спал, точнее, не спал
после того, как Диксон вызвал его в понедельник после обеда. Сегодня был
уже четверг. Телефон снова зазвонил. В трубке послышался голос старшего
инспектора.
— Наш друг Дагган, — начал тот без предисловий, — вылетел из Лон-
дона в понедельник утром. Билет заказал в субботу. Имя то же. Александр
Дагган. В аэропорту за билет заплатил наличными.
— Куда? В Париж?
— Нет, шеф. В Брюссель.
В голосе Томаса прояснилось.
— Так слушай. Он, может быть, уехал, но скоро вернется. Продолжай
проверять все закаты на авиабилеты на это имя. В частности, заказы на
рейсы, еще не вылетевшие из Лондона. Проверь все предварительные зака-
зы. Если он вернулся из Брюсселя, я должен это знать. Впрочем, сомнева-
юсь. Наверняка мы потеряли его, хотя, конечно же, он вылетел из Лондона
за несколько часов до начала нашего расследования. Так что это не наша
вина.
— Ясно. А как насчет поисков настоящего Калтропа? Наша провинци-
альная полиция по уши завязла в этом деле, и в Ярде говорят, что жа-
луются.
207'
Томас на секунду задумался.
— Хорошо. Отставить. Я твердо уверен, что в стране его нет.
Он потянулся к другому телефону и попросил дать ему кабинет комис-
сара Лебеля.
* ♦ ♦
Инспектор Карон подумал, что после того, что произошло в четверг
утром, он обязательно попадет в сумасшедший дом. Сначала в пять минут
одиннадцатого позвонили англичане. Он ответил сам, но суперинтендант
Томас сказал, что хочет говорить только с Лебедем. Карон пошел будить
комиссара. Лебель выглядел так, будто умер неделю назад. Но все же от-
ветил. Как только он представился Томасу, Карону снова пришлось взять
трубку из-за языкового барьера. Он переводил сообщения Томаса и ответы
Лебеля.
— Скажи ему’, — сказал Лебель, переварив полученную информацию, —
что мы привлечем бельгийцев сами. Передай ему мою самую искреннюю бла-
годарность за помощь, и что если убшша будет найден на конти-
ненте, я немедленно сообщу об этом Томасу, чтобы он дал отбой своим
людям.
Повесив трубку, оба полицейских откинулись за своими столами.
— Соедини меня с Сюрете в Брюсселе, — сказал Лебель.
* * *
Шакал проснулся, когда солнце было уже высоко над горами, обешая
еше один прекрасный летний день. Он принял душ и оделся. Его
костюм в клетку, прекрасно выглаженный, уже принесла горничная Мари-
Луиза, которая снова покраснела, когда англичанин благодарил ее
Около 10.30 он выехал на своей «альфе» в город и подъехал к почте,
чтобы заказать разговор с Парижем. Когда 20 минут спустя Шакал вышел
оттуда, он был нахмурен и очень спешил. В хозяйственном магазине по-
близости он купил литровую банку блестящего синего лака, двухсотпятиде-
сятиграммовую банку белой краски и две кисточки, одну широкую с мяг-
кой щетиной, другую тонкую из верблюжьего волоса, предназначенную
для нанесения букв и цифр. Он также купил и отвертку. Засунув все в ма-
шину, Шакал опять отправился к отелю «Дю Серф» и попросил счет.
Пока его готовили, англичанин поднялся наверх упаковать вещи, кото-
рые сам вынес к машине. Когда три чемодана были уже в багажнике, а
саквояж на переднем сиденье рядом, он вернулся в фойе и оплатил счет.
Клерк, стоявший за стойкой, позже сказал, что англичанин, казалось, спе-
шил и протянул для оплаты счета новую стофранковую купюру.
Чего он не упомянул, просто потому что не видел, было то, что, когда
он пошел в заднюю комнату разменивать банкноту, светлый англичанин,
развернув журнал регистрации постояльцев отеля, пролистал назад одну
208
страницу и увидел вчерашнюю запись: мадам баронесса де ла Шалонье,
деревня Верхний Шалонье, Коррез.
Через несколько минут после того, как счет был оплачен, с улицы
послышался рев «альфы», возвещающий о том, что англичанин уехал.
♦ ♦ ♦
Ближе к полудню в кабинет Клода Лебеля начали поступать новые со-
общения. Позвонили из брюссельской Сюрете и сообщили, что в понедель-
ник Дагган провел в городе только 5 часов. Прибыв из Лондона утром,
в полдень он вылетел рейсом «Алиталии» в Милан. Он заплатил наличны-
ми. Билет был заказан по телефону из Лондона в субботу, накануне.
Лебель сразу же связался с миланской полицией.
Не успел он положить трубку, как снова зазвонил телефон. На этот раз
была DST с сообщением о том, что вчерашним утром среди всех прибыв-
ших во Францию из Италии через пограничный пункт Вентимилья был- и
Александр Дагган.
Лебель взорвался.
— Около 30 часов, — заорал он в телефон, — больше суток...
Он бросил трубку, и Карон удивленно взглянул на него.
— Карточка, — устало начал Лебель, — сколько добиралась из Венти-
мильи в Париж. Сейчас они разбирают вчерашние въездные карточки со
всей Франции. Говорят, что больше двадцати пяти тысяч. Заметь, за один
день. Мне не стоило так орать. По крайней мере мы определенно знаем
одно — он здесь, внутри Франции. Если у меня ничего не будет для вечер-
него совещания, они спустят с меня шкуру. Ах, да, позвони суперинтендан-
ту Томасу и поблагодари его. Скажи, что Шакал во Франции, и здесь мы
уже сами начнем заниматься им.
Не успел Карон положить трубку после разговора с Лондоном, как раз-
дался телефонный звонок из регионального управления Судебной Полиции
в Лионе. На этот раз ответил Лебель. Слушая сообщение из Лиона, он
ликующе поглядел на Карона и произнес, зажав трубку ладонью:
— Мы нашли его. Вчера вечером он остановился на два дня в Гапе в
отеле «Дю Серф». — Затем продолжил в телефонную трубку: — Послу-
шайте, комиссар, я не собираюсь объяснять вам, почему мы ищем этого
Даггана. Но поверьте мне на слово, это очень важно. Я хочу, чтобы вы
выполнили следующее...
Он говорил еще 10 минут, а когда закончил, зазвонил телефон на столе
у Карона. Опять звонили из OST, чтобы сообщить, что Дагган прибыл
во Францию на взятой напрокат белой «альфа-ромео», двухместной спор-
тивной машине. Регистрационный номер MI-61741.
— Объявлять тревогу по всем постам? — спросил Карон.
Лебель на секунду задумался:
— Нет, еще не надо. Если сейчас он где-то на загородных дорогах, его
наверняка остановит какой-нибудь деревенский полицейский, думающий,
209
что пришел приказ найти украденную спортивную машину. А тот убьет
любого, кто окажется на его пути. Оружие должно быть где-то в машине
Самое главное то, что он заказал гостиницу на две ночи. Когда он вернет-
ся, целая армия должна уже окружать отель. Не хотелось бы, чтобы кто-
нибудь пострадал, тем более если этого можно избежать. Нам, наверное
понадобится вертолет. Давай, действуй!
В тот момент, когда он произносил эти слова, полиция Гапа подготав-
ливала и устанавливала стальные заграждения на всех выездах из города
и в районе отеля. Приказы поступили из Лиона. В Гренобле и Лионе воо-
руженные автоматами и винтовками полицейские усаживались в машины.
На базе в Сатори, в предместье Парижа, стоял наготове вертолет, предна-
значенный для полета комиссара Лебеля в Гап.
♦ * *
Даже в тени деревьев полуденная жара была невыносимой. Раздевшись
по пояс, чтобы без необходимости не пачкать одежду, Шакал в течение
двух часов работал над своей машиной.
Выехав из Гапа, он направился на запад через Вайен и Ас пре-сюр-Беш.
Дорога была под гору и лентой петляла среди гор. Он жал на полную,
. и дважды встречные машины едва не срывались в пропасть. После Аспре
он поехал по автостраде RN93, следующей вдоль реки Дрома иа восток,
где та сливалась с Роной.
Следующие 18 миль дорога многократно пересекала речку. Сразу же за
Люк-ан-Дюа он подумал, что пора сворачивать. Там было множество до-
рог, ведущих в горные деревеньки. Он свернул на одну из них и через по-
лторы мили выехал на тропку, уходящую в лес.
Около трех часов дня Шакал закончил покраску и отошел немного на-
зад, чтобы взглянуть на проделанную работу. Темно-синяя машина сверка-
ла в пробивающихся сквозь листву лучах солнца, краска уже почти
высохла. Хотя «альфа» была выкрашена и непрофессионально, это вряд
ли можно было заметить, особенно в сумерках. Номера были сняты и
лежали на траве лицевой стороной вниз. Белой краской были выведены
вымышленные французские номера, оканчивающиеся на 75, регистрацион-
ный код Парижа. Шакал знал, что это самые распространенные номера
на дорогах Франции.
Документы о прокате машины, как, впрочем, и страховки, уже не под-
ходили для синей французской «альфы», и, если его остановят, то без бу-
маг он пропал. Шакал обмакнул тряпку в бак для бензина, стал вытирать
ею испачканные руки. Его мучал вопрос, ехать ли сейчас, когда в лучах
солнца можно было увидеть, что машина выкрашена непрофессионально,
или подождать до сумерек.
Англичанин рассчитал, что уж если его фальшивое имя было раскрыто,
то вскоре обязательно узнают, в каком месте он въезжал во Францию, а
там уж начнутся поиски машины. До намеченной даты у него в запасе
210-
было еше несколько дней, и ему нужно было место, где можно залечь на
дно. Необходимо быстро добраться до департамента Коррез в 250 милях
отсюда. Это было, конечно, рискованно, но он решил, что попробовать
стоит. Ладно, и чем быстрее, тем лучше, пока каждый полицейский на до-
рогах страны еше не получил указание задержать «альфа-ромео» со свет-
лым англичанином за рулем.
Он прикрутил новые номера, выбросил оставшуюся краску и кисточки,
натянул свой трикотажный свитер и пиджак и завел машину. Выскочив на
RN93, Шакал взглянул на часы. Было 15.41.
Высоко над головой он увидел вертолет, направляющийся на восток.
До деревни Die1 оставалось еше 7 миль. Он хорошо знал, как читается на-
звание этой деревни по-французски, но сейчас он вспомнил это английское
слово. Конечно же совпадение. Хотя Шакал и не был суеверным, но, подъ-
езжая к центру деревушки, он внутренне напрягся. На главной плошади,
рядом с памятником жертвам войны, поперек дороги стоял здоровенный,
в кожаной куртке полицейский на мотоцикле и показывал англичанину,
чтобы тот остановился и прижался к обочине. Его винтовка все еше нахо-
дилась в трубках под низом машины. С собой не было ни пистолета, ни
ножа. Мгновение он колебался, остановиться или промчаться мимо, уда-
рив полицейского крылом машины, чтобы потом, через несколько десят-
ков километров, бросить «альфу» и без зеркала и воды попробовать
превратиться в пастора Йенсена. А куда девать четыре громадных
чемодана?
Но полицейский сам помог ему принять решение. Полностью игнорируя
притормозившую «альфу», он развернулся и стал останавливать встречные
машины. Шакал съехал на обочину и заглушил мотор.
С дальней стороны деревни он услышал вой сирен. Что бы ни случи-
лось, предпринимать что-либо было уже поздно. В деревню въехала ко-
лонна из четырех полицейских «ситроенов» и шести «черных Ма-
рий»* 2.
Полицейский на дороге отпрыгнул на обочину и замер по стойке
«смирно», когда машины проследовали мимо припаркованной «альфы»
и направились в ту сторону, откуда Шакал только что приехал. Че-
рез зарешеченные окна фургона, из-за чего французы прозвали их кор-
зинками для зелени, он видел ряды полицейских с автоматами на
коленях.
Колонна изчезла так же быстро, как и появилась. Полицейский на-
правился к мотоциклу рядом с памятником и вяло махнул Шакалу,
указывая, что путь свободен. Он все еше пытался завести стартер,
когда синяя «альфа» скрылась за поворотом дороги, уходящей на за-
пад.
'Die (англ.) — умирать.
2«Ч е р и а я Мария»- полицейский фургон.
211 .
* * *
Было 16.50, когда отель «Дю Серф» подвергся полицейской облаве
Вертолет приземлился на другом конце города. Подъехав к отелю на поли-
цейской машине, Клод Лебель подошел к входной двери отеля вместе с
Кароном, у которого под плащом, накинутым на правую руку, был заря-
женный автоматический карабин МАТ-49. Указательный палец лежал на
спусковом крючке. К тому времени уже все в городе, кроме владельца
отеля, знали, что что-то случилось. Гостиница была окружена в течение
5 часов.
Портье вызвал владельца, трудившегося над счетами в своем кабинете.
Лебель слушал его ответы на вопросы Карона, а тот отвечал, время от
времени с опаской поглядывая на странный предмет, находящийся в руках
у инспектора.
Через 5 минут отель был заполнен полицейскими. Они допрашивали об-
служивающий персонал и обыскивали все помещения. Лебель вышел на
улицу и уставился на окружающие отель горы. К нему подошел
Карон:
— Как вы думаете, шеф, он смылся?
Лебель кивнул.
-Да.
— Но он заказал номер‘на два дня. Может, владелец с ним заодно?
— Нет. Он и его служащие не лгут. Тот просто утром изменил свои
планы и уехал. Вопрос сейчас в том, куда, черт возьми. Неужели он подо-
зревает, что мы знаем, кто он такой?
— Но как? Откуда он может знать об этом? Должно быть, это просто
совпадение.
— Мой дорогой Люсьен, будем надеяться, что это так.
— Но мы знаем номер его машины и должны действовать.
— Да, это была моя ошибка. Мы должны были объявить розыск ма-
шины. Вызови по рации дорожную полицию Лиона и объяви его сейчас.
Белая «альфа-ромео», итальянский номер MI-61741. Быть осторожными
при задержании, преступник может быть вооружен и очень опасен. Ну и
так далее, ты знаешь процедуру. Да, и еще, никаких сообщений прессе.
Включи в сообщение приказ, что преступник не знает, что его разыскива-
ют, и я спущу шкуру с каждого, кто позволит узнать об этом по радио
или в прессе. Я собираюсь оставить все здесь на попечение комиссара Гол-
лара из Лиона. А мы возвращаемся в Париж.
Около 6 часов вечера синяя «альфа» появилась с небольшом городке
Балансе, где вдоль берегов Рона проходят автострада RN7, соединяющая
Лион и Марсель, и шоссе, по которому непрерывным потоком течет дви-
жение из Парижа на Лазурный берег. «Альфа» пересекла дорогу, ведущую
на юг, и направилась к мосту через реку в сторону RN533 к Сент-Перею
на западном берегу. Внизу под мостом мощная раскаленная под полуден-
ным солнцем река, игнорируя маленьких стальных насекомых, спеша-
212
ших на юг, медленно, но уверенно несла свои воды к Средиземному
морю.
Проехав Сент-Перей, когда сумерки спустились на оставшуюся позади
долину, Шакал все гнал свою спортивную машину выше и выше в горы
Центрального Массива, к провинции Овернь. После Ле-Пюи склоны стали
круче, а горы выше, и почти каждый городок представлял собой курорт
с минеральными источниками, привлекающий толпы людей с различными
недугами. Хитрые местные крестьяне, с удовольствием окунувшись в ку-
рортный бизнес, делали на них свое состояние.
После Бриуда долина реки Алье осталась позади, и в ночном воздухе
стоял запах*вереска и сена с горных пастбищ. Шакал остановился в Исуаре,
чтобы залить бак, а затем двинулся через городок Мон-Дор, известный
своим казино, и курорт ля Бурдуль. Около полуночи он добрался до исто-
ков реки Дордонь, где та течет на юго-запад через десятки дамб, чтобы
в Бордо излить себя в Атлантику.
Из ля Бурдуль он направился по RN89 в Иссель, столицу департамента
Коррез.
* * *
— Вы глупец, господин комиссар, просто глупец. Он был у вас почти
в руках, а вы позволили ему уйти. — Сен-Клер поднялся и уставился на
Лебеля. Детектив, склонив голову, изучал документы из досье, продол-
жая заниматься- своим делом, как будто Сен-Клер и не существовал
вообще.
Он решил, что только таким способом можно общаться с заносчивым
полковником из Дворца, а Сен-Клер, со своей стороны, не был уверен,
означает ли склоненная голова чувство стыда и раскаяния или наглое без-
различие. Закончив речь, полковник снова опустился в кресло, а Клод Ле-
бель поднял голову.
— Если вы взглянете на рапорт, лежащий перед вами, мой дорогой
полковник, вы увидите, что в руках он у нас еще не был, — спокойно
произнес комиссар, — рапорт из Лиона, что человек под фамилией
Дагган поселился прошлой ночью в’ гостинице Гапа, только сегодня
в 12.15 поступил в Судебную Полицию. Сейчас мы знаем, что Шакал
неожиданно покинул гостиницу в 11.05. И какие бы меры мы ни пред-
принимали после, он все же на час опередил нас. Более того, я никак
не могу принять ваше обвинение по поводу неэффективности работы
полиции. Позволю себе напомнить вам, что Президент распорядился,
чтобы вся операция проходила в тайне, поэтому не было абсолютно
никакой возможности поднять по тревоге всю сельскую жандарме-
рию для поисков человека по фамилии Дагган, не привлекая внимания
прессы.
Регистрационная карточка Даггана была отправлена должным поряд-
ком и поступила в Региональное Управление в Лионе. Только там обнару-
.213
жилось, что Дагган в розыске. Эта задержка была неизбежной, если не
превращать нашу операцию в широкомасштабный розыск, который, как
вы понимаете, привел бы к рассекречиванию всей операции. И последнее,
Дагган собирался остановиться в отеле на 2 дня. Мы не знаем, что побуди-
ло его изменить свое мнение сегодня в 11 утра.
— Наверное, шатание вашей полиции вокруг отеля, — бросил Сен-Клер.
— Я, по-моему, уже объяснил, что никакого, как вы выразились, шата-
ния полиции до 12.15 нс было и в помине, а Шакал уже 70 минут находился
в пути, — ответил Лебель.
— Ладно, ладно, нам просто очень не повезло, — вставил министр. —
Но все же возникает вопрос, почему немедленно не начались поиски маши-
ны, комиссар?
— Принимая во внимание дальнейший оборот дела, господин министр,
это была ошибка. У меня были причины полагать, что Шакал останется
в отеле и проведет там ночь. Если бы он, разъезжая в разыскиваемой ма-
шине, был остановлен патрульным, то наверняка застрелил бы ничего не
подозревающего полицейского и, будучи предупрежденным таким образом,
ударился бы в бега...
— Так он и поступил, — съязвил Сен-Клер.
— Правильно, но у нас нет доказательств, чтобы предположить, что
он был предупрежден, как это могло случиться, если бы его попытался
задержать дорожный патруль. Просто, может быть, он решил поехать ку-
да-нибудь еше. Если это так, то он решит остановиться на ночь в другом
отеле, и мы сразу же узнаем об этом. Если обнаружат его машину, нам
также незамедлительно сообщат.
— Когда был объявлен розыск белой «альфы»? — спросил шеф Судеб-
ной Полиции.
— Я отдал этот приказ в 17.15 из отеля, — ответил Лебель. — К семи
он должен был поступить на все основные посты дорожной поли-
ции, и полицейские, заступившие в ночную смену, во всех городах
были наверняка проинформированы. Имея в виду ту опасность, кото-
рую представляет этот человек, было указано, что машина краденая,
и даны распоряжения, что в случае ее обнаружения необходимо не-
замедлительно сообщить в Региональное управление. Но приближаться
к человеку, находящемуся в машине, одиночным патрульным строго
запрещается. Если собравшиеся здесь решат изменить эти приказы,
тогда я смею просить о том, чтобы ответственность за все, что
может произойти вследствие их изменения, была возложена на присут-
ствующих.
Наступила долгая тишина.
— К сожалению, защищая Президента Франции, нельзя жертвовать
жизнью простого полицейского, — тихо произнес полковник Роллан. Со
всех сторон посыпались возгласы одобрения.
— Совершенно верно, — согласился и Лебель, — при условии, если
простой полицейский может задержать этого человека. Но большинство
2-14
полицейских и патрульных далеко не отлично владеют оружием. А вот Ша-
кал... Да, в этом деле он профессионал. Если его попытаются задержать,
пристрелит одного-двух полицейских, а потом просто исчезнет, а перед на-
ми возникнут две проблемы: первая — убийца будет полностью предупре-
жден и наверняка попытается сменить внешность и документы, превратив-
шись в человека, о котором мы ровным счетом ничего не знаем. И вто-
рое — эта история вряд ли минует первые полосы всех газет страны, тут
уж мы ничего не сможем поделать. И если через 48 часов после появления
сообщений об этих убийствах в газетах настоящие мотивы, приведшие Ша-
кала во Францию, останутся все еще в тайне, я буду очень удивлен. Не
пройдет и пары дней, как пресса узнает, что он охотится за Президентом.
Если здесь есть желающие объяснить все это генералу, я готов охотно пе-
редать все дела им.
Но желающих не было. Совещание, как всегда, окончилось около полу-
ночи. И через полчаса наступила пятница, 16 августа.
Глава 17
Около часу ночи синяя «альфа-ромео» въехала на привокзальную пло-
щадь Исселя. Кафе у входа в вокзал все еще оставалось открытым, и не-
многочисленные отъезжающие попивали там свой кофе в ожидании поезда.
Шакал причесался и, выйдя из машины, направился сквозь перевернутые
стулья на столах к стойке бара. Ему было холодно, так как при скорости
более 130 ш в час воздух в горах уже не казался теплым, а даже напротив.
Из-за многочисленных крутых поворотов его руки и ноги болели. Он был
голоден, так как не ел ничего, кроме бутербродов, с того ужина, 28 часов
назад.
Шакал заказал две большие французские булки с маслом и четыре яйца
вкрутую. Ну и, конечно же, большую чашку кофе с молоком. Пока гото-
вился его заказ, он оглянулся в поисках телефона.
— У вас есть справочник местных телефонов? — спросил Шакал у бар-
мена. Не проронив ни слова, бармен указал на стопку справочников, лежа-
щих на полочке рядом с прилавком.
Имя барона в справочнике стояло на букву «Ш»: Шалонье, барон де
ла... а дальше шел адрес замка в Верхнем Шалонье. Это Шакал знал, но
деревни на его карте не было. Однако телефонный номер был указан как
Эглетон, дальше было проще, замок был в 30 км за Исселем по дороге
RN89. Шакал отправился есть свои бутерброды и яйца.
Около двух часов ночи он проехал знак «Эглетон 6 км» и решил оста-
вить машину в лесу у дороги. Вокруг были густые леса, наверняка принад-
лежащие кому-нибудь из местной знати, где когда-то устраивалась конная
охота на кабанов. Наверное, и сейчас там еще водятся кабаны. Казалось,
что эти края так и остались нетронутыми со времен Луи, Короля-
Солнца.
215
В* нескольких сотнях метров он нашел дорожку, ведущую в лес, перего-
роженную шестом, рядом с которой была табличка «Частное владение».
Он съехал в лес, а после вылез из машины, чтобы установить шест на
место.
Проехав около полумили в глубь леса с включенными фарами, выхва-
тывающими из темноты диковинные очертания деревьев, похожих на при-
зраков, пытающихся своими ветками преградить путь постороннему,
вторгшемуся в их владения, он остановил машину, выключил фары и взял
фонарик и ножницы по металлу.
Целый час Шакал провел под машиной, спина уже намокла от росы.
Наконец стальные трубки, в которых находилась снайперская винтовка,
были вытащены из тайника и упакованы в чемодан со старой одеждой и
шинелью. Напоследок он еше раз осмотрел машину, проверяя, не забыл
ли ничего, что могло указать что-либо о ее. водителе. А затем загнал «аль-
фу» в заросли дикого рододендрона.
Пользуясь ножницами по металлу, он потратил еше час, обрезая ветки
с других кустарников, чтобы полностью закрыть ими машину. Затем Ша-
кал привязал один конец галстука к ручке одного чемодана, а второй — к
другому. Таким образом, перекинув через плечо галстук, один чемодан был
у него на груди, другой висел сзади. Два остальных чемодана он взял в
руки и направился в сторону дороги.
Англичанин шел медленно. Через каждые 100 метров он останавливал-
ся, ставил чемоданы на землю, возвращался назад, чтобы замести веткой
малейшие следы, свидетельствующие о том, что здесь проезжала «альфа».
Через час выйдя на дорогу, он прошел еше полмили от того места, где
«альфа» свернула в лес.
Его костюм в клетку был весь заляпан грязью, а свитер прилипал от
пота к спине. Ему казалось, что мышцы не перестанут болеть никогда.
Опустив чемоданы, Шакал уселся на один из них и стал ждать. Автобусы,
как он помнил, начинали ходить только рано утром.
Но ему повезло, небольшой грузовичок, везущий прицеп с сеном, по-
явился в 5.50, направляясь в сторону города.
— Поломалась машина? — проревел водитель, притормаживая.
— Нет. Еду на выходные домой. Вчера вечером доехал до Исселя; но
потом решил двинуть в Тюль. У меня там дядя, он мне и поможет с грузо-
виком до Бордо. Сюда-то только и смог добраться автостопом.
Он улыбнулся смеющемуся водителю.
— Сумасшедший. Ночью брести здесь пешком? После наступления тем-
ноты по этой дороге никто не ездит. Прыгай в кузов, доброшу тебя до
Эглетона. А дальше ты уж сам.
Они въехали в небольшой городок без четверти семь. Шакал поблагода-
рил фермера, довезшего его до станции, и направился в кафе.
— В городе есть такси? — спросил он у бармена за кофе.
Бармен дал ему телефон, и он позвонил в гараж. Ему сказали, что ма-
шина будет через полчаса. Ожидая, Шакал зашел в туалет и умылся холод-
216
ной водой. А затем переоделся в свежий костюм и почистил зубы, изо рта
после стольких сигарет и кофе шел неприятный запах.
Такси прибыло в 7.30. Это была старая колымага «рено».
— Вы знаете деревню Верхний Шалонье? — спросил он у водителя.
— Конечно.
— Сколько до нее?
— 18 км, — водитель указал большим пальцем наверх, — в горах.
— Отвезите меня туда, — сказал Шакал и уложил чемоданы в багажник
на крыше машины. Саквояж он взял с собой в кабину.
Он попросил, чтобы его высадили перед кафе «Де ла Пост» на деревен-
ской плошади. Таксисту из города не было необходимости знать, что он
направляется в замок. Когда «рено» скрылся из виду, Шакал перенес свой
багаж в кафе. Уже начало припекать. Два вола, запряженных в телегу,
задумчиво жевали траву, а жирные черные мухи нагло прогуливались по
их добрым спокойным глазам.
В кафе было темно и прохладно. Он скорее почувствовал, чем увидел,
как посетители покосились на незнакомца и старая крестьянка в черном
платье поднялась от группы фермеров и подошла к стойке бара.
— Мсье? — прокряхтела она.
Он поставил багаж и облокотился на стойку. Шакал заметил, что все
пили красное вино.
— Стаканчик красного, мадам.
Когда вино было налито, он вновь обратился к ней:
— А далеко ли до замка, мадам?
Она бросила на него косой взгляд.
— Два километра, мсье.
Англичанин устало вздохнул:
— Этот глупец водитель доказывал мне, что тут нет никакого замка,
поэтому и выбросил меня на площади.
— Он был не из Эглетона? — спросила она.
Шакал кивнул.
— Они там все чокнутые, — ответила женщина.
— Мне нужно добраться до замка, — сказал англичанин.
Никто из крестьян, слушавших разговор, и не пошевелился. Ни один
даже и не посоветовал, как туда можно доехать. Шакал вытащил новую
стофранковую купюру.
— Сколько за вино, мадам?
Женщина уставилась на деньги. Позади Шакала послышалось шурша-
ние и возбужденный шепот.
— У меня нет сдачи, — наконец ответила женщина.
Шакал вздохнул:
— Если бы у кого-нибудь здесь был фургон, он бы и получил всю
сдачу.
Сзади кто-то встал и подошел к англичанину.
— Мсье, фургон есть в деревне, — раздался грубый голос.
217
Шакал изобразил на лице удивление:
— И наверняка он принадлежит тебе, мой друг?
— Нет, мсье, но я знаю владельца. Он может отвезти вас туда.
Шакал закивал, словно прицениваясь к такому предложению.
— Ну, а чего бы ты хотел за услугу?
Крестьянин кивнул на старуху, наливающую красное вино.
— А твои друзья? Сегодня жаркий день. Наверняка всех мучает
жажда.
Небритое лицо крестьянина растянулось в улыбке. Он опять кивнул
женщине, и та вынесла два полных бутыля с вином группе, сидящей за
большим столом.
— Бенуа, сходи-ка за фургоном, — приказал крестьянин. И один из си-
девших, залпом прикончив свое вино, вышел из кафе.
Ценным качеством крестьян из провинции Овернь, как показалось Ша-
калу, когда он ехал по ухабистой дороге к замку, было то, что они не очень
болтливы, особенно с посторонними.
♦ * ♦
Коллег де ла Шалонье, сидя в постели и попивая свой кофе, снова при-
нялась перечитывать письмо. Гнев, охвативший ее, уже пропал, уступив ме-
сто отвращению.
Она задумалась о том, чему посвятит оставшуюся жизнь. После вче-
рашней поездки в Гап ее встретили старая Эрнестина, служанка в замке
со времен отца Альфреда, и садовник Луизон, который когда-то, еше буду-
чи крестьянским мальчишкой, женился на Эрнестине.
На них и лежала забота о замке, две трети комнат которого бы-
ли сейчас заперты. А мебель в них накрыта, чтобы не собирать
пыль.
Только сейчас она поняла, что была просто хозяйкой пустого замка, в
парках которого еше не играли дети, а хозяин не разъезжал верхом на ло-
шади по окрестностям.
Она оторвалась от вырезки из парижского журнала, которую прислали
ей заботливые друзья. С картинки на нее глядел муж, широко улыбаясь
в камеру. Глаза его были скошены на высокую грудь молоденькой восходя-
щей звезды, из-за плеча которой он и выглядывал. Как было написано,
эта танцовщица из кабаре, некогда хозяйка бара, сказала, что надеется
«когда-нибудь» выйти замуж за барона, который был ее «самым близким
другом».
Глядя на морщинистое лицо стареющего барона, она никак не могла
понять, что же случилось с молодым капитаном из Сопротивления,
в которого она влюбилась в 1942 году. А год спустя, уже ожидая сына,
вышла замуж.
Тогда она была молоденькой девушкой и передавала записки для Со-
противления, когда впервые встретилась с. ним в горах. Ему было за трид-
.218
иать, п все называли его Пегас. Худощавый, с ястребиным лицом, коман-
дир быстро покорил сердце молодой девушки. Их поженил в пешере свя-
той отец, тоже из Сопротивления. А когда родился сын, она оставила его
в доме своего отца.
Затем, после войны, ему вернули все его земли и собственность. Его
отец умер от сердечного приступа, когда союзные армии освободили Фран-
цию, и с гор капитан вернулся уже бароном Шалонье. Но вскоре ему надое-
ли владения, а против соблазнов Парижа и желания наверстать упущенные
годы молодости было невозможно устоять.
Сейчас ему было 57, но выглядел он на все 70.
Баронесса швырнула вырезку и сопроводительное письмо на пол. Со-
скочив с кровати, она подошла к зеркалу в дальнем углу комнаты и развя-
зала бантики пеньюара. Она стала на цыпочки, чтобы напрячь муску-
лы ног.
Неплохо, подумала она, могло быть гораздо хуже. Немного полноватая
фигура, тело уже зрелой женщины. Бедра широки, но, слава Богу, талия
сохранила пропорции из-за многих часов, проведенных в седле и длитель-
ных прогулок в горах. Она обхватила свои груди. Да, немного великоваты
и тяжеловаты для настоящей красавицы, но все еше способны возбуждать*
мужчин в постели.
«Ну что ж, Альфред, — подумала она, — я тоже могу играть в те же
игры, что и ты». Когда она тряхнула головой, черные волосы рассыпались
по плечам, прикрыв груди. Баронесса вспомнила мужчину, с которым сут-
ки назад провела восхитительную ночь. Как он был хорош. Жаль, что она
не осталась в Гапе. Они бы могли вместе попутешествовать, как убежав-
шие влюбленные, под чужими именами. Какого черта она вернулась
домой?
Во дворе послышался грохот старого фургона. Запахнув пеньюар, она
подошла к окну, выходящему во двор. Внизу стоял фургон из деревни, зад-
ние двери были открыты. Двое мужчин что-то выгружали из фургона.
Оторвавшись от своих занятий, Луизон направился в сторону машины,
чтобы помочь выгрузиться.
Один из мужчин подошел к кабине, пряча что-то в карман. Забравшись
внутрь, он завел машину. Кто, интересно, заказал все эти веши для замка?
Когда фургон отъехал, она была просто шокирована. Рядом с чемоданами
стоял Он. Баронесса узнала эти светлые волосы и радостно улыбну-
лась:
— Мой прекрасный дикарь, ты приехал ко мне.
Она поспешила в ванную, чтобы одеться. Выйдя оттуда, баронесса
услышала голоса в холле внизу. Эрнестина спросила у мсье, чего он
желает.
— Мадам баронесса дома?
Через секунду Эрнестина спешила по лестнице так быстро, насколько
позволяли ее старые больные ноги.
— Госпожа, вас хочет видеть какой-то мсье.
219
Вечернее совещание в министерстве в эту пятницу было короче обычно-
го. Единственным сообщением было то, что ничего нового нет. За прошед-
шие сутки описание разыскиваемой машины было без лишнего шума разо-
слано по всей Франции. Но машина не была найдена. Также каждое Регио-
нальное Управление Судебной Полиции разослало приказы по всем
городским и сельским комиссариатам о том, что все регистрационные кар-
точки из отелей должны самое позднее к- 8 утра находиться в Управлении.
Там их немедленно просматривали, ища среди десятков тысяч одну с фами-
лией Даггана. Но ничего не было найдено. Следовательно, прошлую ночь
преступник не останавливался в отеле, по крайней мере под фамилией
Дагган.
— Мы вынуждены принять одно из двух, — обратился Лебель к при-
сутствующим, — либо он все еще думает, что на его след не напали, други-
ми словами, его быстрый отъезд из отеля «Дю Серф» был непреднамерен-
ным и оказался просто совпадением. В таком случае у него нет никаких
оснований не разъезжать открыто в «альфа-ромео» и останавливаться в
отелях под фамилией Дагган. Тогда рано или поздно мы обязательно его
найдем. Либо он решил избавиться от машины и дальше полагаться толь-
ко на себя. Из этого вытекает следующее — либо у него нет других фаль-
шивых документов и он не сможет долго продержаться, не регистрируясь
в отелях или пытаясь выехать из Франции. Либо у него есть фальшивые
документы и он ими воспользовался. В этом случае он становится еше бо-
лее опасным.
— А почему вы думаете, что у него могут быть еще одни фальшивые
документы? — спросил полковник Роллан.
— Можно предположить, — ответил Лебель, — что человек, которому
ОАС предложила очень большие деньги за выполнение задания, должен
быть одним из самых лучших профессиональных убийц в мире. Это зна-
чит, что у него очень богатый опыт. И все же ему удалось избежать каких-
либо подозрений и полицейских досье. А этого можно достичь, только вы-
полняя свою миссию под вымышленным именем и измененной внешнос-
тью. Другими словами, он мастер перевоплощения.
— Мы знаем, сравнивая две фотографии, что Калтроп, чтобы стать
Дагганом, увеличил свой рост за счет высоких каблуков, похудел на не-
сколько килограммов, изменил цвет глаз и волос. Если он сделал это
однажды, мы не можем даже позволить себе думать, что он не повторит
это еще раз.
— Но у убийцы нет никаких причин подозревать, что он будет раскрыт
перед тем, как приблизится к Президенту, — запротестовал Сен-Клер, —
почему он принял такие тщательные меры предосторожности, подготовив
себе несколько фальшивых документов?
— Потому что иначе, — сказал Лебель, — он был бы уже у нас в
руках.
220
— В досье Калтропа я обратил внимание на то, что он проходил служ-
бу в десантных войсках. Может быть, он использует свой опыт и скрыва-
ется в горах, — предположил шеф Судебной Полиции.
— Возможно, — согласился Лебель.
— В таком случае, он уже не представляет собой никакой опас-
ности.
Лебель на секунду задумался.
— Я бы не говорил так об этом человеке, пока он не окажется за ре-
шеткой.
— Или пока он жив, — сказал Роллан.
— Если у него есть здравый смысл, он попытается, пока жив, исчезнуть
из Франции, — вставил Сен-Клер.
На этой ноте окончилось совещание.
— Жаль, что нельзя * рассчитывать на это, — обратился Лебель к
Карону в кабинете. — Но он еше жив, находится на свободе и воору-
жен. Мы продолжим поиски. У него с собой три чемодана, и пешком он
далеко не уйдет. Мы должны найти машину, а уж потом примемся за де-
ло дальше.
* * ♦
Разыскиваемый человек лежал на чистых простынях в замке в самом
сердце департамента Коррез. Он принял ванну, плотно поел, закусив гру-
бое красное вино паштетом и зайчатиной. И запил все это кофе с
бренди.
Глядя на раззолоченный потолок, он обдумывал cbqm планы на те дни,
которые отделяли его от выполнения своей миссии в Париже. Через неде-
лю, подумал он, придется сматываться отсюда, и уж тогда появится
масса трудностей. Но это выполнимо. Нужно придумать причину,
чтобы выбраться из замка. Дверь открылась, и в комнату вошла Кол-
лет с распущенными волосами. На ней был пеньюар, распахивающийся
при ходьбе. Под ним — ничего, кроме чулок и туфель на высоком каб-
луке.
Шакал приподнялся на локте, когда она, закрыв дверь, подошла к
постели.
Он потянулся и развязал тесемки ее пеньюара, бесшумно упавшего на
пол, обнажая полные груди. Прижав его руки к подушке, она верхом усе-
лась на него. Ее колени плотно сжимали его грудь. Коллет улыбнулась,
глядя вниз на англичанина.
— Ну что, мой дикарь, давай посмотрим, на что ты способен.
Она подвинулась вплотную к любовнику, пока его голова не скрылась
у нее между ног.
221
Прошло уже три дня, а Лебель все еше не мог напасть на след убийцы,
и каждым вечерним заседанием у присутствующих крепла уверенность в
том. что Шакал уже давно покинул Францию и, поджав хвост, поспешил
скрыться. К 19 августа комиссар был единственным, кто продолжал наста-
ивать на своем мнении, что убийца все еше находится в стране и просто
затаился, выжидая определенного момента.
— Ну и чего же он выжидает? — срывался на крик Сен-Клер. —
Единственное, чего может выжидать убийца, если, конечно, он все еше во
Франции, так это удобного случая, чтобы прорваться к границе. Но мы
не собираемся делать ему такой подарок. Он будет схвачен сразу же, как
только обнаружит себя. Если верно ваше предположение насчет того, что
Шакал действительно полностью лишен контакта с ОАС и ее сторонника-
ми, то ему сейчас просто некуда деваться. Ему негде даже спрятаться. Вся
страна против него.
Среди присутствующих прокатилась волна одобрения. Все начинали по-
немногу склоняться к мысли, что первоначальное заявление Бувье о том,
что поиск убийцы является чисто детективной задачей, оказалось оши-
бочным.
Лебель упрямо покачал головой. За последние несколько дней он очень
устал. Его измучило постоянное недосыпание и огромное напряжение, но
главное — постоянная необходимость отстаивать свою точку зрения и за-
щищать себя и своих коллег от колких нападок государственных чиновни-
ков. У комиссара было достаточно здравого смысла, чтобы понимать, ес-
ли он ошибается, то для него все кончено. Некоторые из присутствующих
уж обязательно позаботятся об этом. Ну. а если он все-таки прав? Если
Шакал действительно не отказался от своего намерения? Если ему удастся
проскочить все ловушки и все же приблизиться к Президенту? Тогда все,
кто собрался сейчас за этим столом, обязательно сделают его, комиссара
Лебеля, козлом отпущения. И на этом карьера будет окончена. Если толь-
ко... Если только он не найдет и не остановит убийцу. Да, лишь в этом
случае никто не станет спорить, что он был прав. Но у него нет доказа-
тельств. А профессиональное чутье подсказывает, что человек, за которым
они охотятся, — тоже профессионал и постарается выполнить свою работу
во что бы то ни стало.
За те восемь дней, которые Лебель занимался этим делом, он начал
испытывать невольное уважение к таинственному, непредсказуемому убий-
це, который, казалось, продумал все до последней детали, предусмотрел
все случайности и непредвиденные обстоятельства.
Но комиссар предпочитал держать свои чувства при себе. Разве он смо-
жет объяснить их этому сборищу напыщенных политиканов? Он бросил
быстрый взгляд на Бувье. Тот втянул голову в плечи и свирепо уставился
в свои бумаги. И все же его огромная фигура придавала Лебедю немного
храбрости. В конце концов, он ведь тоже детектив.
— К сожалению, мне неизвестно, чего он выжидает, — как можно спо-
койнее произнес Лебель, — может, какого-то определенного дня. Но я про-
сто уверен, что он где-то здесь, рядом. Не могу объяснить, почему, но
я чувствую, что мы уже очень скоро снова услышим о нем.
— Чувствую! — Сен-Клер скривил губы в презрительной усмешке. —
Я вижу, вы начитались романтических детективов, комиссар. Но это не
детектив, мой дорогой. Мы живем в реальном мире. Он удрал — и это
факт. — Улыбнувшись, он опустился на свое место.
— Хотелось бы надеяться, что вы правы... — задумчиво произнес
Лебель. — Ну что ж, в таком случае, господин министр, я прошу ва-
шего разрешения прекратить дальнейшие поиски и вернуться к испол-
нению своих прямых обязанностей по расследованию уголовных прес-
туплении.
Министр взглянул на комиссара с некоторой неуверенностью.
— Вы настаиваете на продолжении розыска, мсье Лебель? — спросил
он. — Значит, вы уверены, что реальная угроза жизни Президента все еще
существует?
— Что касается вашего второго вопроса, господин министр, то я за-
трудняюсь ответить на него определенно. Но тем не менее я считаю, что
нам просто необходимо продолжать поиски убийцы.
— Хорошо. Итак, господа, расследование продолжается. Жду вас за-
втра на очередном заседании.
* * *
Утром 20 августа в департаменте Коррез между Эглетоном и Исселем
лесник Маркан Калле отстреливал хищных птиц в угодьях своего хозяина.
Раненая цесарка забилась в заросли дикого рододендрона, и, разыскивая
ее, лесник углубился в заросли. Там он и обнаружил птицу, бьющуюся на
переднем сиденье явно брошенного спортивного автомобиля.
Сворачивая цесарке шею, он вначале подумал, что машина оставлена
какой-нибудь любовной парочкой, уединившейся в лесу, несмотря на указа-
тель «Частное владение», прибитый на столбе при въезде в угодья. Но
присмотревшись повнимательнее, лесник заметил, что вокруг машины во-
ткнуты в землю ветки кустарника, а срезы на ближайших кустах аккуратно
замазаны землей, чтобы не привлекать внимания. По птичьему помету на
сиденьях нетрудно было догадаться, что машина находилась здесь уже не-
сколько дней.
Подхватив ружье и отстрелянную дичь, лесник поспешил домой,
решив непременно сообщить о находке деревенскому констеблю, когда
позже поедет на базар, чтобы прикупить несколько кроличьих кап-
канов.
Было уже около полудня, когда констебль закрутил- ручку домаш-
него телефона и сообщил в комиссариат Исселя о найденном авто-
мобиле.
223
— Какаго цвета машина? — спросили его. — Белая?
Констебль заглянул в блокнот.
— Никак нет, синяя.
— Итальянская?
— Номера французские, а марка... Марки я не знаю.
— Хорошо, — произнес голос на том конце провода. — В течение дня
пришлем вам тягач, покажете водителю место. Да не задерживайтесь до-
лго, у нас и так не хватает людей. Получено распоряжение парижского на-
чальства срочно разыскать белый спортивный автомобиль с итальянскими
номерами.
Констебль пообещал никуда не отлучаться и ждать прибытия тягача.
Лишь к четырем часам машина была доставлена в Иссель. Спустя еше час
механик, проводящий осмотр, заметил, что она перекрашена, причем до-
вольно неумело. Под синей краской оказался еще один слой, белый. Удив-
ленный механик снял один из номерных знаков и обнаружил, что он тоже
перевернут и перекрашен, а на лицевой стороне прочитал четкие цифры
настоящего номера MI-61741. Через пять минут, ошарашенный сообщени-
ем механика, инспектор уже поспешно накручивал телефон.
Клод Лебель получил сообщение около шести. Его передал по телефону
комиссар Валентин из регионального управления Судебной Полиции в
Клер.мон-Ферран, столице провинции Овернь. Привстав со стула, Лебель
молча слушал рассказ Валентина.
— Слушай внимательно, — наконец произнес он. — Не могу пока объ-
яснить, почему, просто поверь мне на слово. Тебе необходимо выполнить
мои распоряжения. Да, я знаю, что это не по уставу, но так нужно... Да,
конечно, ты такой же комиссар, но если ты’ хочешь подтверждения моих
полномочий, можешь получить их непосредственно у шефа Судебной По-
лиции. Так вот, нужно срочно выслать в Иссель большую группу. Самых
опытных людей. Начинайте розыск с того места, где была обнаружена ма-
шина. Отметьте его на карте как центр поиска и прочешите все вокруг по
квадратам. Заходите в каждый дом, опросите всех местных жителей, кото-
рые часто ездят по этой дороге. Не пропускайте ни одного кафе, магазина
или отеля. Ищите высокого блондина, англичанина, свободно говорящего
по-французски. Хорошо одет, имеет с собой три чемодана и саквояж, а
также крупную сумму наличных денег. Выглядит так, как будто долго не
спал. Нужно узнать, где его видели, куда он направляется, что покупал.
Да, и еще. Ни в коем случае ничего не сообщайте прессе... Что значит
невозможно? Я понимаю, местные. писаки обязательно начнут интересо-
ваться, что это тут происходит? Придумайте что-нибудь. Скажите им, что
произошла автомобильная катастрофа и один из пассажиров удрал и блуж-
дает по окрестностям в шоковом состоянии... Да, что-то вроде акта мило-
сердия со стороны полиции... В общем, говори что угодно, только отведи
их подозрения. Скажи, что у них все равно не примут статью об автоката-
строфе, в сезон отпусков у нас ежедневно случаются сотни дорожных
происшествий. Короче, замни это дело. И последнее. Если наткнетесь на
224
этого типа, ни в коем случае не пытайтесь его схватить. Даже не прибли-
жайтесь к нему. Просто окружите и держите в поле зрения. Я подскочу
сразу, как только освобожусь.
Лебель бросил трубку и повернулся к Карону.
— Срочно позвони министру и попроси перенести вечернее заседание на
20 часов. Понимаю, что это время ужина. Ничего, я их долго не задержу.
Затем свяжись с Сатори, пусть подготовит вертолет к ночному вылету в
Иссель. Да, и пусть скажут, где предполагается место посадки, чтобы
заранее выслать туда машину. А тебе пока придется остаться здесь за
главного.
* * ♦
На закате дня полицейские фургоны из Клермон-Ферран и Исселя уже
были на месте, образовав походный штаб на площади небольшой деревуш-
ки недалеко от того места, где был обнаружен автомобиль. Из фургона-
радиостанции Валентин давал указания патрульным машинам, рассредото-
ченным по окрестным деревням. Он принял решение в течение ночи проче-
сать весь район в радиусе 8 км от того места, где была найдена машина.
Ночью наиболее вероятно застать дома всех местных жителей. Хотя, с
другой стороны, в темноте его люди могут заблудиться в лесу или не заме-
тить какую-нибудь одинокую хижину, в которой может скрываться пре-
ступник.
Существовало также еще одно обстоятельство, которое Валентин не
мог объяснить по телефону и даже боялся сообщить Лебедю при личной
встрече. Это было отношение местных жителей к полиции.
Перед полуночью группа полицейских опрашивала крестьянина, живу-
щего в трех километрах от центра поиска.
Тот вышел на крыльцо в ночной рубашке, освещая лица полицейских
мерцающим светом парафиновой лампы и не проявляя ни малейшего жела-
ния пригласить в дом незваных гостей.
— Ну, Гастон, ты же довольно часто ездишь по этой дороге на рынок.
Ты проезжал по ней в направлении Эглетона в пятницу утром?
Прищурившись, крестьянин подозрительно посматривал на поли-
цейских.
— Может, и проезжал.
— Так проезжал или нет?
— Не помню.
— Хорошо, ты видел на дороге человека?
— У меня свои дела, мне некогда глазеть по сторонам.
— Да мы не о том спрашиваем. Ты видел человека?
— Никого и ничего я не видел.
— Ну, Гастон. Блондина. Высокого, крепкого. С тремя чемоданами и
саквояжем?
— Говорю вам, никого я не видел.
8 Форсайт «День Шакала»
225
Так продолжалось минут двадцать. В конце концов полицейские ушли,
подробно записав в блокнот результаты беседы. Крестьянин подождал, по-
ка их машина скроется из виду, потом захлопнул дверь, отпихнул в сторо-
ну любопытную козу и тяжело опустился на край кровати.
— Кого они там ищут? — спросила жена. — Не того ли парня, которо-
го ты подвозил? Что им от него нужно?
— Черт их знает, — ответил он. — Но никто и никогда не упрекнет Га-
стона Гросжана в том, что он выдал человека этим легавым.
Он откашлялся и сплюнул на тлеющие в печке угли.
Затем погасил лампу, забрался в кровать и придвинулся поближе к теп-
лому боку жены.
— Удачи тебе, парень, кто бы ты ни был.
* ♦ *
Лебель сложил бумаги и повернулся к собравшимся:
— Итак, господа, после окончания заседания я сразу же вылетаю в Ис-
сель, чтобы лично проследить за ходом операции.
В воздухе повисла долгая напряженная тишина.
— Как вы считаете, комиссар, какие выводы можно сделать из всего
этого?
— Можно сделать два вывода, господин министр. Первое. Для того
чтобы перекрасить машину, ему необходимо было сначала купить краску.
Скорее всего, он вел машину из Гапа в Иссель ночью с четверга на пятни-
цу. И к этому времени она уже была перекрашена. Расследование в этом
направлении ведется, и оно наверняка подтвердит мое предположение.
Из этого следует, что убийца приобрел краску в Гапе. А если это дей-
ствительно так, то не возникает сомнения в том, что его предупредили.
Либо кто-то позвонил ему, либо он сам позвонил куда-то, но ему
сообщили, что имя Дагган раскрыто. Он понял, что уже к полудню мы
сможем выйти и на него, и на его машину. Поэтому и поторопился
скрыться.
Лебель умолк. Смысл сказанного постепенно доходил до собравшихся.
Казалось, потолок вот-вот треснет от нависшей тишины.
— Скажите, — откуда-то издалека донесся до Лебеля чей-то голос, —
вы что, действительно считаете, что утечка информации происходит прямо
отсюда, из этого кабинета?
— Не могу утверждать наверняка, господа. Есть еще телефонисты, те-
леграфисты, да и просто рядовые исполнители приказов. Один из них
вполне может оказаться тайным агентом ОАС. Но совершенно ясно одно:
в первый раз Шакала предупредили о раскрытии самого плана покушения,
но он все же решил продолжать двигаться вперед. И во второй раз он
был предупрежден о разоблачении его как Александра Даггана. У него есть
по крайней мере один связник. Им вполне может оказаться этот Валми,
чье сообщение в Рим было перехвачено DST.
226
— Черт побери, — зло выругался шеф DST. — Мы просто обязаны бы-
ли схватить эту сволочь тогда на почте. s
— А каков же второй вывод, комиссар? — спросил министр.
— Узнав, что имя Даггана раскрыто, убийца не отказался от своего
плана, не оставил надежды на удачный исход покушения. Другими слова-
ми, Шакал бросил вызов всем нам.
Министр встал и собрал со стола бумаги.
— Не будем вас больше задерживать, комиссар. Найдите его. Сегодня
же ночью. Найдите и уничтожьте, если будет нужно. Это мой приказ. При-
каз от имени Президента Франции.
С этими словами он покинул комнату.
Часом позже вертолет с комиссаром Лебедем на борту поднялся со
взлетной площадки в Сатори и, продираясь сквозь гущу облаков, взял курс
на юг.
♦ * ♦
— Наглая свинья! Да как он только посмел обвинить нас, высших чи-
новников Франции! Нет, я обязательно отмечу это в своем следующем
докладе.
Жаклин опустила с плеч тонкие бретельки рубашки, и легкая прозрачная
ткань складками легла вокруг бедер. Она сжала руки, и ее пышные груди
сомкнулись, образуя глубокую ложбинку посередине. Обхватив голову лю-
бовника, она нежно прижала ее к своей груди.
— Милый, — проворковала она, — расскажи мне все, что тебя
тревожит...
Глава 18
Утро 21 августа было ярким и солнечным, как, впрочем, и все предыду-
щие дни этого на редкость жаркого лета. Из окна замка Шалонье, выходя-
щего на поросшие вереском холмы, все выглядело тихо и умиротворенно,
ничем не выдавая напряженных поисков полиции, охвативших уже город
Эглетон в 18 км отсюда.
Шакал в халате на голое тело стоял у окна в кабинете барона и набирал
парижский номер телефона. Хозяйка спала в своей комнате, утомленная
бурно проведенной ночью.
Когда, наконец, дали связь, Шакал произнес обычное:
— Это Шакал.
— Это Валми, — отозвался голос на том конце провода. —
Обстоятельства снова изменились. Они нашли машину...
Еще две минуты Шакал слушал, изредка задавая короткие вопросы. На-
конец, бросив «мерси», он положил трубку и полез в карман за сигаретами
и зажигалкой. То, что он услышал, в корне меняло все его даль-
227
нейшие планы. Шакал собирался задержаться в гостеприимном замке еще
на пару дней, но теперь необходимо было уходить, и чем скорее, тем
лучше.
Что-то насторожило Шакала в работе телефона, но он никак не мог
понять, что именно. Во время разговора он не обратил на это особого вни-
мания, но, доставая сигареты, это «что-то» вдруг всплыло в памяти, про-
буждая смутное беспокойство. Докурив, Шакал выбросил окурок в откры-
тое окно, и внезапно беспокойство переросло в определенную догадку. Он
вспомнил тихий щелчок вскоре после того, как снял трубку. За последние
три дня он услышал его впервые. В спальне был параллельный телефон,
но когда он уходил, Коллет еще крепко спала. А если... Шакал круто по-
вернулся и, тихо ступая босыми ногами по ступенькам лестницы, быстро
поднялся наверх и распахнул дверь спальни.
Трубка телефона неровно лежала на рычаге. Все три его чемодана лежа-
ли открытые на полу, ключи от них валялись рядом.
Баронесса стояла на коленях среди разбросанных вещей. Вокруг нее ле-
жали тонкие стальные трубки со снятыми колпачками. Из одной виднелась
часть оптического прицела, из другой — глушитель. Коллет держала в ру-
ках ствол и затвор винтовки, с ужасом рассматривая эти страшные
предметы.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга. Первым пришел
в себя Шакал:
— Ты подслушивала.
— Я... хотела узнать, кому ты все время звонишь по утрам...
— Я думал, ты спишь.
— Нет, я всегда просыпаюсь, когда ты встаешь с постели. —
Послушай, эта... штука.. Это же винтовка. Винтовка убийцы.
Это был полувопрос-полуутверждение. Но она произнесла его с надеж-
дой, что, возможно, сейчас он объяснит ей, что она ошибается, что это
нечто совсем другое, какой-нибудь совсем безопасный предмет. Шакал
взглянул на баронессу сверху вниз, и впервые Коллет заметила серые без-
жизненные крапинки вокруг его зрачков.
Мертвым, леденящим душу взглядом на нее смотрели холодные глаза
убийцы, жестокие и беспощадные. Она положила на пол детали винтовки
и медленно поднялась на ноги.
— Ты хочешь застрелить его, — прошептала она. — Ты один из этих,
оасовцев, ты собираешься убить де Голля.
Молчание Шакала было выразительнее любого ответа. Баронесса бро-
силась к двери, но он легко догнал ее и швырнул на кровать. Коллет
приподнялась на мятых простынях и открыла рот, чтобы позвать на по-
мощь. Шакал подскочил к ней тремя большими прыжками. Удар ребром
ладони по сонной артерии не позволил крику вырваться наружу. Левой ру-
кой он схватил ее за волосы и подтащил к краю кровати. Перед глазами
баронессы мелькнул узор ковра на полу, и страшный удар обрушился сзади
на ее шею...
228
Подойдя к двери, Шакал прислушался. Снизу не доносилось ни звука.
Эрнестина, скорее всего, готовит булочки и утренний кофе на кухне
в другом конце замка. Луизон, наверное, собирается на базар. К счастью,
оба туговаты на ухо.
Шакал вставил детали винтовки обратно в трубки и вместе с одеж-
дой Андре Мартена упаковал их в третий чемодан, прошупав подкладку,
чтобы убедиться, что документы на месте. Второй чемодан с вещами
датского пастора тоже был открыт, но все содержимое оставалось не-
тронутым.
Несколько минут Шакал провел в примыкающей к спальне ванной ком-
нате. Он побрился, принял душ и занялся прической. Немного подрезав
свои длинные белокурые волосы, он зачесал их наверх и перекрасил в серо-
стальной цвет. После окраски волосы стали немного мягче, что позволило
ему зачесать их так же, как и на фотографии Пера Йенсена. Внимательно
осмотрев результаты своей работы, Шакал вставил голубые контактные
линзы.
Тщательно стерев с ванны пятна красителя и смыв в раковину об-
резки волос, он собрал бритвенные принадлежности и вернулся в
спальню, не обращая никакого внимания на лежащее на полу обнаженное
тело.
Облачившись в купленную в Копенгагене пасторскую одежду, Шакал за-
вершил свой наряд черной манишкой и жестким высоким воротником. На-
конец, он надел обычные повседневные туфли, засунул в нагрудный карман
очки в золотой оправе и переложил в саквояж туалетные принадлежности,
бросив сверху датскую книгу о французских соборах. Во внутренний кар-
ман Шакал сунул паспорт пастора и пачку банкнот. Английская одежда
вернулась на свое прежнее место в чемодане.
Было уже около восьми, когда Шакал закончил сборы. С минуты на
минуту должна была появиться Эрнестина с утренним кофе. Баронесса ста-
ралась скрывать их роман от слуг, так как те обожали барона, зная его
еще с тех пор, когда он был маленьким мальчиком.
Взглянув в окно, Шакал увидел Луизона, направляющегося к воротам
замка. К багажнику велосипеда была привязана большая корзина для
покупок.
В дверь постучали. Шакал не ответил. И через несколько секунд стук
повторился.
— Ваш кофе, мадам, — проговорила Эрнестина сквозь закрытую
дверь.
Сдерживая внутреннее напряжение, Шакал ответил по-французски сон-
ным голосом:
— Оставь его у двери. Мы заберем, когда будем готовы.
— О! — приглушенно вскрикнула служанка. — Боже, какой скандал!
И все это в спальне хозяина!
Старуха поспешила вниз, чтобы поделиться новостями с мужем, но тот
уже уехал, и она отвела душу, прочитав длинную лекцию о развращенности
229
современной молодежи раковине на кухне. Старый барон никогда не позво-
лил бы себе ничего подобного.
За вздохами и причитаниями служанка не услышала глухого звука, ког-
да из открытого окна спальни на клумбу под окном были спущены на про-
стыне три чемодана.
Обмякшее тело хозяйки замка было уложено в кровать и укрыто про-
стыней. Через минуту окно спальни захлопнулось, и седой человек легко
спрыгнул с подоконника на лужайку.
Эрнестина услышала рев мотора автомобиля мадам и, выглянув из
окна кухни, увидела, как «рено» круто развернулся и устремился через двор
к воротам замка.
— Что там еше задумала эта молодая особа? — проворчала служанка
и поспешила наверх.
Поднос с кофе все еще стоял нетронутым под дверью спальни.
Постучав несколько раз, она дернула ручку, но дверь была заперта из-
нутри. Комната гостя тоже была на замке, и никто не ответил на ее
стук.
Служанка решила посоветоваться с Луизоном. Он, должно быть,
уже на базаре, и кто-нибудь из кафе на площади может позвать его.
Но для этого нужно было позвонить в кафе. Она не понимала, как
работает телефон, и была уверена, что если снять трубку, то можно
сразу же поговорить с тем, кто тебе нужен. Приложив трубку к уху,
она прождала минут десять, но телефон молчал. Старуха, конечно,
не заметила, что у двери в библиотеку телефонный провод был пере-
резан.
♦ * ♦
Утром Клод Лебель вернулся на вертолете в Париж. Позже он расска-
зал Карону, что Валентин первоклассно выполнил возложен-
ную на него задачу, несмотря на ослиное упрямство этих чертовых
крестьян. К утру он уже вычислил маршрут Шакала до кафе в Эг-
летоне, где тот завтракал, и сейчас ищет таксиста, который отвозил
англичанина из кафе. Кроме того, полиция перегораживает все дороги
в радиусе 20 км вокруг Эглетона, так что к полудню ловушка захлоп-
нется.
Польстив самолюбию Валентина, Лебель слегка намекнул ему о важ-
ности успешного завершения охоты на Шакала, и Валентин пообещал об-
ложить Эглетон таким плотным кольцом, сквозь которое, по его словам,
«не проскользнет даже мышиный зад».
♦ ♦ ♦
Маленький «рено» мчался по извилистой горной дороге на юг в направ-
лении Тюля. Шакал прикинул, что если полиция ведет поиски со вчераш-
230
него вечера, увеличивая радиус вокруг того места, где был обнаружен его
«альфа-ромео», то к рассвету они уже должны были достигнуть Эглетона.
Они опросят бармена, разыщут таксиста и уже к обеду будут в замке. Но
Шакал верил в свою удачу. Ведь полиция ищет светловолосого
молодого англичанина, никто еще не знает о том, что он может превра-
титься в седого священника. Но все равно, кольцо вокруг Эглетона будет
очень плотным.
Пронесшись по проселочной сорной дороге, Шакал выскочил, наконец,
на трассу RN8 в 18 км юго-западнее Эглетона и помчался по направлению
к Тюлю. Часы показывали 9.40.
Как только «рено» исчез за поворотом, на дороге послышался шум мо-
торов: из Эглетона прибыла полицейская колонна, состоящая из патруль-
ной машины и двух закрытых фургонов. Колонна остановилась, и шесть
полицейских принялись перегораживать дорогу стальным шлагбаумом.
* * *
— Что значит его нет? — наседал Валентин на всхлипывающую жену
таксиста из Эглетона. — Куда же он делся?
— Я не знаю, господин. Не знаю. Каждое утро муж ожидает на вокзале
поезда из Исселя. Если пассажиров нет, он возвращается в гараж й
занимается ремонтом. Если сегодня он не вернулся, значит, нашел
клиента.
Валентин мрачно осмотрелся. Зря он накричал на эту женщину. Ее муж
был единственным таксистом в округе. К тому же приходилось еще и ре-
монтировать машины.
— Скажите, а он подвозил кого-нибудь в пятницу утром? —- спросил ко-
миссар, немного смягчившись.
— Да, господин. На станции никого не было, и он вернулся в гараж,
как обычно. Но позвонили из кафе и сказали, что одному из посетителей
срочно понадобилось такси. Он еше сильно ругался, потому что ему нужно
было сменить колесо. Минут через двадцать он уже уехал. Он таки взял
клиента, но куда отвез его, я не знаю. — Женщина всхлипнула. — Муж во-
обще не очень-то разговорчив со мной.
Валентин погладил ее по плечу.
—- Хорошо, мадам. Не стоит так расстраиваться. Мы подождем, пока
ваш муж вернется.
Он повернулся к одному из сержантов:
— Пошлите одного человека на вокзал, другого в кафе на площади.
Вы знаете номер такси. Как только он объявится — срочно доставьте его
ко мне.
Комиссар вышел из гаража и зашагал к своей машине.
— В комиссариат, — бросил он шоферу. Валентин перенес штаб поис-
ков в полицейский участок Эглетона. Это место давно уже не видело такой
кипучей деятельности.
231
В десяти километрах от Тюля Шакал сбросил в ущелье чемодан с
вещами и паспортом Александра Даггана. Они отслужили свое. Че-
модан перелетел через перила моста и исчез в кустах на дне про-
пасти.
Приехав в Ъоль, англичанин отыскал железнодорожную станцию к
оставил машину в трех кварталах от здания вокзала. Он вытащил свой
багаж и зашагал к билетным кассам.
—Будьте добры, один билет до Парижа во втором классе, пожалуй-
ста, — обратился Шакал к приветливому кассиру.
— Девяносто семь новых франков, мсье.
— А когда ближайший поезд?
— В одиннадцать сорок. Вам придется подождать около часа. У первой
платформы есть ресторан. Приятного путешествия.
Шакал подхватил багаж, закомпостировал билет у стойки и вышел на
платформу. Тут ему преградил путь человек в голубой форме.
— Ваши документы, пожалуйста. — Сотрудник CRS был очень молод,
но старался выглядеть серьезным и значительным. С плеча его свисал ав-
томатический карабин.
Шакал опустил чемодан и вытащил из кармана датский паспорт. Моло-
дой человек уставился на документ, не понимая ни слова.
— Вы из Дании? — спросил он по-французски.
— Пардон?
— Вы... из... Дании? — Солдат постучал пальцем по обложке пас-
порта.
— Danske... ja, ja, — улыбнулся Шакал, кивая седой головой.
Молодой человек вернул паспорт и указал в направлении платформы.
Через секунду он шагал уже к другому пассажиру, появившемуся на
перроне.
* ♦ ♦
Луизон вернулся только около часу дня, задержавшись в деревне, чтобы
пропустить с приятелями по паре стаканчиков. Рассвирепевшая жена обру-
шила на него волну проклятий и причитаний. Тогда Луизон решил сам
проявить инициативу.
— Я залезу на окно и посмотрю, что там делается.
Упрямую лестницу почему-то водило из стороны в сторону. Но, нако-
нец, она была приставлена к стене под окном спальни баронессы, и Луизон
неуверенно вскарабкался по ступенькам.
— Мадам баронесса спит, — объявил он через пять минут, спустившись
вниз.
— Странно, она никогда не спит так долго, — пыталась протестовать
Эрнестина.
— Никогда не спит, а сегодня, видишь, дрыхнет, — ответил Луизон. —
И не вздумай ее будить.
232
Парижский поезд немного опаздывал. Лишь в час дня он прибыл в
Тюль. Среди пассажиров, спешивших на посадку, был седой протестант-
ский пастор. Он устроился в купе рядом с двумя пожилыми женщинами,
водрузил на нос очки в золотой оправе, вынул из саквояжа книгу о фран-
цузских церквах и соборах и углубился в чтение. Поезд должен был при-
быть в Париж в 20.10.
* ♦ ♦
Шарль Бобе стоял на обочине, смотрел на часы, на чем свет стоит ру-
гал свою старую колымагу. Уже половина второго, пора бы и перекусить,
а он застрял на этой безлюдной дороге между Эглетоном и Ламазьер.
Проклятый кардан. Не везет так не везет. Он мог бы, конечно, оставить
машину, дойти пешком до ближайшей деревни и добраться до Эглетона
на автобусе, а вечером вернуться сюда с тягачом. Но это будет стоить
ему недельного заработка. К тому же двери машины не запираются. Нет,
лучше не бросать ее на растерзание этих малолетних деревенских бандитов.
Лучше успокоиться и подождать, пока пройдет какой-нибудь грузовик и за
небольшое вознаграждение оттащит его старушку в Эглетон. Шарль не за-
хватил с собой никакой еды, но в машине лежала, как всегда, заветная
бутылочка. Сейчас она была, правда, почти пустая после того, как он це-
лый час безуспешно пытался починить машину. Таксист забрался на заднее
сиденье и стал ждать. Но глупо было надеяться, что кто-то проедет по
этой дороге раньше, чем спадет полуденный зной. Шарль устроился по-
удобнее и быстро заснул.
* ♦ ♦
— Что значит, он еще не вернулся? Куда же подевался этот сукин
сын? — ревел в трубку комиссар Валентин.
Из своего штаба в Эглетоне он разговаривал с полицейским, ожидаю-
щим таксиста в его доме. В ответ с другого конца провода раздавалось
только жалкое бормотание. Комиссар со злостью швырнул трубку на
рычаг.
Все утро по рации поступали сообщения от патрулей, блокирующих
дороги. Но никто, даже отдаленно напоминающий высокого светловоло-
сого англичанина, не пересекал кордонов вокруг Эглетона. Сейчас, в
эти жаркие часы, городок словно вымер, не замечая двух сотен полицей-
ских из Исселя и Клермон-Ферран, лихорадочно снующих по улицам.
233
Около четырех часов дня Эрнестина не выдержала.
— Ты должен еще раз подняться наверх и разбудить мадам, —
убеждала она мужа. — Это противоестественно спать целый день.
— Как раз об этом я только сейчас и мечтал, — проворчал старый
Луизон.
Но зная, что бесполезно спорить с женой, если она что-то решила, он
снова приставил лестницу и полез наверх. Открыв окно, старик забрался
в комнату. Эрнестина наблюдала снизу.
Через пару минут из окна показалась голова Луизона.
— Эрнестина, — позвал он хриплым голосом. — Похоже, мадам
мертва.
Старик уже собирался спускаться вниз, но Эрнестина крикнула ему от-
крыть дверь изнутри.
Вдвоем они приподняли простыни и заглянули в остекленевшие глаза
своей хозяйки.
— Луизон, — пересилив страх, произнесла Эрнестина.
— Да, дорогая.
— Беги в деревню и позови доктора Матье, быстро.
Спустя несколько минут Луизон уже изо всех сил своими дрожащими
ног нажимал на педали велосипеда.
Доктор Матье вот уже 40 лет лечил всех обитателей замка. Разыскав
его спящим под абрикосовым деревом в саду, Луизон поведал ему о слу-
чившемся. Доктор выехал немедленно. В половине пятого его машина уже
остановилась у ворот замка. Несколько минут спустя доктор закон-
чил осмотр и повернулся к слугам, переминающимся с ноги на ногу у
двери.
— Мадам мертва. У нее сломана шея, — дрожащим голосом сообщил
он. — Нужно позвать констебля.
Жандарм Калл о был человеком методичным. Он осознавал всю серьез-
ность работы служителя закона и знал, как важно правильно представить
все факты. Он уселся за кухонный стол и, слюнявя карандаш, записал по-
казания Эрнестины, Луизона и доктора Матье.
— Не сомневаюсь, что это убийство, — заключил он. — Первым под
подозрение падает, конечно, этот светловолосый англичанин, который го-
стил в замке, а сейчас удрал на машине мадам. Я немедленно доложу обо
всем в полицейское управление Эглетона.
С этими словами он покинул замок.
♦ * ♦
В 18.30 Клод Лебель позвонил из Парижа комиссару Валентину.
— Ну, что там у тебя нового, Валентин?
— Пока ничего. Еще с полудня мы заблокировали все дороги. Он
234
должен быть где-то внутри кольца, если, конечно, не выехал раньше и
сбросил машину под откос. Этот проклятый таксист, который вез его из
Эглетона в пятницу утром, все еше не объявился. Мои ребята обыскали
уже все дороги... Минуту, по-моему, еше одно сообщение.
Наступила пауза. Лебель слышал, как Валентин с кем-то быстро пере-
говаривается по рации.
В трубке снова послышался его голос:
— Ну и дела творятся, черт меня подери! Здесь убийство.
— Где? — встрепенулся Лебель.
— В замке поблизости. Только что получен рапорт от местного дере-
венского констебля.
— Кого убили?
— Хозяйку замка. Подожди минуту... Баронессу де ла Шалонье.
Карон заметил, как побледнел Лебель.
— Слушай меня, Валентин. Это он. Он, конечно, уже смылся из
замка?
В полицейском участке Эглетона снова посовещались.
— Да, — наконец ответил Валентин. — Он удрал утром на машине ба-
ронессы. Небольшой «рено». Садовник обнаружил труп только се-
годня днем. Он думал, что она спит, но потом залез в окно и нашел
тело.
— Есть описание и номер машины? — спросил Лебель.
— Конечно.
—Тогда начинай ее поиски. Больше нет смысла соблюдать секретность.
Сейчас это уже охота за обыкновенным убийцей. Я объявлю общенацио-
нальный розыск, а ты попытайся взять след на месте убийства. Попробуй
выяснить, в каком направлении он улизнул.
— Хорошо, постараюсь. Наконец-то начинается настоящее дело.
Лебель повесил трубку.
— О Боже, — пробормотал он. — Что-то я стал туговато соображать.
Старею. Имя баронессы де ла Шалонье значилось в списках постояльцев
отеля «Дю Серф» в ту ночь, когда там останавливался Шакал.
♦ * ♦
Небольшой «рено» был обнаружен в 19.30 на глухой улочке Ъоля во
время полицейского обхода. Когда патруль вернулся в участок, было 19.45.
И лишь в 19.55 сообщение было передано комиссару Валентину. В 20.05
тот позвонил Лебелю.
— Около полукилометра от вокзала, — сообщил он.
— У тебя есть под рукой расписание поездов?
— Да, где-то должно быть.
— Когда отошел утренний поезд на Париж? Во сколько он дол-
жен прибыть на вокзал Аустерлиц? Быстрее, ради всего святого, быс-
трее.
235
На том конце провода послышался приглушенный разговор.
— Только два поезда в день ходят на Париж, — ответил, наконец, Ва-
лентин. — Утренний отходит в одиннадцать сорок и прибывает в Париж...
ага, вот. В восемь десять вечера...
Швырнув на стол телефонную трубку, Лебель уже бежал из кабинета,
увлекая за собой Карона.
В 20.10, нагнав упущенное время, парижский экспресс величественно
подкатил к перрону вокзала Аустерлиц. Едва он остановился, как блестя-
щие двери распахнулись, и пассажиры высыпали на платформу. Некоторых
весело приветствовали встречающие, другие же через арки и переходы глав-
ного зала направлялись к стоянке такси. Среди них был высокий седой че-
ловек в пасторском костюме с высоким жестким воротником. Он одним
из первых подошел к стоянке и вскоре уже укладывал свои чемоданы в
багажник подкатившего «мерседеса». Водитель включил счетчик, и такси
плавно скользнуло по подъездной эстакаде вниз на улицу. Стоянка такси
была полукруглой. Машины подъезжали к остановке с одной стороны и,
не разворачиваясь, выезжали на улицу с другой. «Мерседес» направился
в сторону выезда. Такси уже выехало на улицу, когда водитель и пассажир
услышали нарастающий шум сирен и оглянулись на толпу пассажиров на
остановке. С другого конца эстакады на стоянку въехали три патрульные
полицейские машины и два черных фургона. Описав дугу, колонна остано-
вилась перед зданием вокзала.
— Что-то они расшумелись сегодня, — хмыкнул таксист, — Вам куда,
святой отец?
Пассажир назвал адрес небольшого отеля на набережной Великого Ав-
густина.
♦ * *
В девять часов вечера Клод Лебель вернулся в свой кабинет и нашел
записку с просьбой срочно позвонить в Боль комиссару Валентину. Через
пять минут их соединили, и Лебель принялся делать пометки по ходу
беседы.
— Вы сняли отпечатки пальцев с машины? — спросил он.
— Конечно, и с машины, и в его комнате в замке сотни отпечатков,
и все подходят.
— Срочно отправьте мне образцы.
— Будет сделано. А что с этим парнем из CRS, упустившим его на во-
кзале в Тюле? Хочешь поговорить с ним лично?
— Нет, не стоит. Он все равно не сможет сообщить ничего, кроме того,
что я уже рассказал вам. Спасибо за помошь, Валентин. Можешь давать
отбой своим парням. Теперь он на нашей территории, мы сами с ним раз-
беремся.
— Ты уверен, что он теперь датский пастор? — спросил Валентин.—
Может, просто случайное совпадение?
236
— Нет. Это он. Точно. Он выбросил один чемодан. Вы его еше найдете
d каком-нибудь ущелье по дороге от замка к Тюлю. Но остальные три ме-
ста багажа при нем. Конечно, это он.
Лебель повесил трубку.
— На этот раз пастор, — задумчиво сообщил он Карону, — датский
пастор. Имя неизвестно, этот салага из CRS не может вспомнить, что
было написано в паспорте. Человеческий фактор, снова человеческий
фактор. Таксист отдыхает на глухой дороге, садовник боится разбудить
свою спящую целый день хозяйку, полицейский не помнит имени,
записанного в паспорте... Единственное, что я могу сказать тебе, Люсьен,
это мое последнее дело. Старею, становлюсь вялым, медлительным...
Ну, да ладно. Вызови мою машину. Пора ехать на вечернюю экзе-
куцию.
Встреча в кабинете министра была нервной и напряженной. В течение
сорока минут собравшиеся слушали доклад Лебеля. Он подробно рассказал
все с самого начала, сообщив об обнаружении машины в лесу под Эглето-
ном, о пропаже таксиста, об убийстве в замке и, наконец, о высоком седом
датчанине, севшем на парижский экспресс в Тюле.
— Другими словами, — холодно произнес Сен-Клер, когда Лебель за-
кончил доклад, — убийца сейчас преспокойно разгуливает по Парижу с но-
вым лицом и новым паспортом. Похоже, вы опять сели в лужу, дорогой
комиссар.
— Оставим упреки, господа, — оборвал его министр. — Сколько датчан
сейчас находится в Париже?
— Примерно несколько сотен, господин министр.
— Можем мы их оперативно, проверить?
— Только утром, когда в префектуру поступят записи регистрации из
отелей, — ответил Лебель.
— Я могу организовать проверку каждого отеля уже ночью, в полночь,
в два и в четыре часа, — предложил префект полиции. — Под каким бы
именем он ни зарегистрировался, ему все равно придется поставить в графе
«профессия» слово «пастор», чтобы не вызвать подозрений у админи-
стратора.
— Он может намотать шарф поверх воротника или вообще снять его
и зарегистрироваться под любым именем, — мрачно возразил Лебель.
Присутствующие сердито взглянули на комиссара.
— В таком случае, остается только одно, господа, — произнес ми-
нистр, — я буду просить Президента отложить все публичные выступления
до того момента, пока мы не найдем и не обезвредим убийцу. А сейчас
до утра нужно проверить всех датчан, вселившихся в парижские отели за
последние двенадцать часов. Могу я поручить это вам, комиссар, и вам,
мсье префект?
Лебель и Карон молча кивнули.
— Тогда на этом и закончим сегодня, господа.
237
* * *
— Главное, что меня убивает, — жаловался позже Лебель Карону, вер-
нувшись в кабинет, — это то, что все они упрямо продолжают считать,
что наши беды происходят из-за его чертовского везения и нашей с тобой
тупости. Конечно, ему везет, но он еше к тому же и дьявольски умен. А
нам не везет, мы допускаем ошибки. И я допускаю ошибки. Да, допускаю.
Но есть и еще кое-что. Уже дважды мы опаздывали буквально на какой-
нибудь час. В первый раз он улизнул на перекрашенной машине из Гала.
Теперь он смылся из замка, убив в придачу хозяйку. Причем снова букваль-
но через несколько часов после того, как была найдена его «альфа-ромео».
И оба раза на следующее утро после того, как на заседании в министерстве
я объявлял, что он у нас в руках и в течение двенадцати часов мы схватим
его. Знаешь, Люсьен, я, наверное, все же применю свою неограниченную
власть и устрою небольшой телефонный перехват.
Он облокотился на подоконник и через мутные воды Сены задумчиво
посмотрел на Латинский квартал, где сверкали огни и звуки веселого смеха
отражались от освещенной прожекторами поверхности реки.
А в трехстах метрах от него другой человек смотрел в окно, пристально
вглядываясь сквозь летнюю ночь в огромное здание Судебной Полиции.
' Он был одет в черные брюки, повседневные туфли и теплый свитер поверх
белой рубашки с черной манишкой. Человек курил дорогую английскую
сигарету. Его молодое лицо никак не вязалось с седыми волосами.
Два человека стояли друг против друга, а стрелки часов на башнях Па-
рижа шагнули уже в новый день, 22 августа.
Часть третья
АНАТОМИЯ УБИЙСТВА
Глава 19
Клод Лебель беспокойно ворочался в постели. Лишь в половине второ-
го его все же сморил тяжелый сон, но Карон сразу же разбудил комис-
сара.
— Прошу прошения, шеф, но у меня возникла интересная идея. Этот
наш красавчик, Шакал, у него ведь датский паспорт, верно?
Лебель с трудом заставил себя проснуться.
— Ну, ну, малыш, продолжай.
— Так вот, он же должен был где-то раздобыть этот документ. Либо
он его подделал, либо просто стащил. Но поскольку, имея на руках пас-
порт, он перекрашивал волосы, то похоже, что Шакал его все же где-то
украл.
— Ну что ж, логично. Дальше.
— Кроме своей разведывательной поездки в Париж он все время
находился в Лондоне. Поэтому, скорее всего, он стащил его либо
в Лондоне, либо в Париже. А что, по-вашему, будет делать датчанин,
у которого пропал паспорт? Он сразу же обратится в свое консуль-
ство.
Лебель вскочил с раскладушки.
— Иногда, дорогой Люсьен, я думаю, что ты далеко пойдешь. Соедини
меня с домом суперинтенданта Томаса, а потом с датским консульством
в Париже.
Следующие полчаса комиссар провел на телефоне, уговаривая обоих
чиновников срочно вернуться на работу. Только около трех часов ночи
Лебель снова прилег. В четыре его уже разбудил телефонный звонок
префекта, сообщившего, что между 12 и 2 часами собрано уже 980 кар-
точек датчан, заселившихся в парижские отели. В настоящее время
их сортируют по категориям как «возможных» и «вероятных» и «про-
чих».
В шесть часов, когда Лебель пил кофе, ему позвонили инженеры из DST,
которым сразу после полуночи он отдал несколько распоряжений. Ловушка
сработала. Вместе с Кароном комиссар сел в машину и по утренним па-
рижским улицам отправился в Управление Департамента Территориально-
го надзора.
239
В подвале лаборатории связи их ждала магнитофонная запись. Она на-
чиналась с громкого щелчка и серии звуков, похожих на набор телефонного
номера из семи цифр. Затем был длинный гудок и еще один щелчок: або-
нент снял трубку.
— Алло, — раздался хриплый мужской голос.
Ему ответила женщина.
— Это Жаклин, — тихо произнесла она.
— Это Валми, — отозвался мужчина.
— Они знают, что он датский пастор, — скороговоркой начала женщи-
на. — Проверяют всех датчан, заехавших ночью в парижские отели. Соби-
рают регистрационные карточки в полночь, в два утра и в четыре утра.
Потом начнут трясти всех, кто попадет под подозрение.
После небольшой паузы мужчина сказал «мерси», и они положили
трубки.
Лебель не мог оторвать взгляда от вращающихся катушек магни-
тофона.
— Вы узнали номер, по которому она звонила?
— Да, мы определили это по длительности вращения диска при наборе
номера. МОЛИТОР 5901.
— Адрес нашли?
Сотрудник протянул комиссару листок бумаги.
— Пойдем, Люсьен. Нанесем визит нашему загадочному мсье Валми.
— А как быть с женщиной?
— О ней позаботятся без нас.
♦ ♦ *
В семь часов утра в дверь постучали. Учитель как раз готовил себе за-
втрак на газовой горелке. Нахмурившись, он выключил газ и подошел к
двери. Перед пим стояли четверо мужчин. Он без слов понял, кто они и
зачем пришли. Двое в форме готовы были броситься на него, но невысо-
кий человек жестом приказал им оставаться на своих местах.
— Мы перехватили ваш телефонный разговор, — спокойно произнес
он. — Вы Валми.
Учитель ничем не выдал своих чувств. Он тихо отошел в сторону, про-
пуская в комнату незваных гостей.
— Вы разрешите мне одеться?
— Да, конечно.
Пока двое полицейских стояли у него за спиной, учитель за нес-
колько минут натянул брюки и рубашку, не потрудившись даже
снять пижаму. Молодой человек в штатском стоял у двери. Тот, что
постарше, обошел квартиру, рассматривая сваленные повсюду книги и
бумаги.
— Понадобится, пожалуй, лет сто, чтобы разобрать все это, а, Люсь-
ен? — обратился он к своему молодому коллеге.
240
— Слава Богу, это уже не наша работа, — улыбнулся тот.
— Ну что, готовы? — Маленький человек повернулся к учителю.
-Да.
— Ведите его вниз, к машине.
Все вышли, комиссар задержался, рассматривая бумаги, над кото-
рыми бывший директор школы, очевидно, трудился прошедшей ночью.
Но все они оказались обычными школьными контрольными. Скорее
всего, он работал дома, чтобы всегда быть на месте, ожидая звонка
Шакала.
В десять минут восьмого зазвонил телефон. Несколько секунд Ле-
бель нерешительно взирал на аппарат, затем протянул руку и снял
трубку.
— Алло?
— Это Шакал, — произнес бесстрастный голос на другом конце
провода.
Лебеля охватила глухая ярость.
— Это Валми, — ответил он и замолчал, не зная, что говорить дальше.
— Что нового? — спросил голос в трубке.
— Ничего. Они потеряли след в Коррезе.
На лбу комиссара выступили капельки пота. «Хотя бы еще несколько
часов ты оставался там, где сейчас находишься», — хотелось крикнуть в
трубку. Но раздался щелчок, и телефон замолчал. Лебель бросил трубку
и помчался вниз к ожидающей машине.
— В контору, — крикнул он шоферу.
♦ * ♦
В телефонной кабине небольшого отеля на берегу Сены Шакал озада-
ченно рассматривал телефонный аппарат. «Ничего? Но этого просто не
может быть. Он совсем не дурак, этот комиссар Лебель. Они уже должны
были выйти на таксиста Эглетона, а через него добраться до замка, найти
там тело хозяйки и заметить пропажу «рено». Они уже должны были
обнаружить машину в Тюле и опросить работников вокзала. Они уже
должны были...» Он вышел из телефонной будки и подошел к стойке
портье:
— Приготовьте, пожалуйста, счет. Я спущусь через пять минут.
♦ ♦ ♦
Звонок суперинтенданта Томаса раздался как раз в тот момент, когда
в 7.40 Лебель входил в кабинет.
— Извините за задержку, — проговорил английский детектив. —
Потребовалось немало времени, чтобы разбудить персонал датского кон-
сульства и упросить их вернуться на работу. Вы оказались совершенно
правы. Четырнадцатого июля один датский пастор действительно зая-
241
вил о пропаже паспорта. Он подозревает, что паспорт украли из номера
отеля в Уэст-Энде, но не мог доказать этого. К радости директора отеля,
он не подал официальную жалобу. Имя этого пастора — Пер Йенсен
из Копенгагена. Рост сто восемьдесят сантиметров, голубые глаза, се-
дые волосы.
— Как раз то, что нужно. Благодарю вас, суперинтендант.
Лебель положил трубку.
— Соедини меня с префектурой, — обратился он к Карону.
В 8.30 четыре черных полицейских фургона подкатили к небольшому
отелю на набережной Великого Августина. После обыска номер 37 выгля-
дел так, как будто сквозь него только что пронесся ураган.
— Извините, господин комиссар, — виновато проговорил владелец оте-
ля маленькому, невзрачному детективу, который командовал группой. —
Пастор Йенсен съехал от нас час назад.
* * *
Шакал взял маршрутное такси и снова вернулся на вокзал Аустерлиц,
куда прибыл только вчера вечером. Вряд ли они будут искать его здесь,
рассудил он. Сдав чемодан с винтовкой и одеждой несуществующего Андре
Мартена в камеру хранения, Шакал оставил при себе чемодан с вещами
и документами американского студента Марти Шульберга и саквояж с гри-
мерными принадлежностями и с этим багажом, все сше одетый в черный
клерикальный костюм, но в свитере, скрывающем высокий воротничок ру-
башки, направился в третьеразрядную гостиницу за углом. Портье попро-
сил его заполнить регистрационную карточку, но не удосужился сверить
ее с паспортными данными, как того требовали инструкции, и в результате
она была заполнена на вымышленное имя.
Оказавшись в номере, Шакал запер дверь и принялся за грим и причес-
ку. С помощью растворителя он смыл седую краску, и волосы приняли
свой прежний вид. Шакал перекрасил их в темно-каштановый цвет, как у
Марти Шульберга, и, оставив голубые контактные линзы, заменил очки
с золотой оправой на внушительные роговые. Черные повседневные туфли,
носки, рубашка, манишка и клерикальный костюм отправились обратно в
чемодан. Там же занял свое место и паспорт на имя Пера Йенсена из Ко-
пенгагена. Надев теннисные туфли, джинсы, носки, футболку и нейлоно-
вую куртку, Шакал превратился в студента из города Сиракузы штат
Нью-Йорк.
Через пару часов с американским паспортом в одном нагрудном карма-
не и пачкой французских франков в другом он уже был готов к дальнейшим
действиям. Закрыв в шкаф чемодан с вещами пастора Йенсена, он смыл
ключ в унитаз, спустился по пожарной лестнице и исчез, чтобы никогда
больше не появиться в этом отеле. Через несколько минут он уже сдал
саквояж в камеру хранения и, сунув номерок в задний карман брюк, взял
такси до банка «Лефт». На углу бульвара Сан Мишель, и улицы Рю де
242
ля Ушет он вышел из машины и смешался с толпой студентов и молодых
людей из густонаселенного Латинского квартала.
Сидя за завтраком в дешевом прокуренном кафе, Шакал ломал голову
над тем, где ему можно было бы сегодня переночевать. Он не сомневался,
что к этому времени Лебель уже разоблачил его как пастора Пера Йенсена,
да и Марти Шульберг не сможет продержаться больше суток.
«Черт бы побрал этого Лебеля», — со злостью подумал Шакал, но тут
же заставил. себя улыбнуться подошедшей официантке:
— Спасибо, золотко.
* * *
В десять часов вечера Лебель дозвонился до Томаса. Услышав его но-
вую просьбу, тот тяжело вздохнул, но вежливо ответил, что сделает все
возможное. Положив трубку, Томас вызвал старшего инспектора, помогав-
шего ему в этом деле всю прошедшую неделю.
— Садись. Снова звонили наши французы. Похоже, они опять потеряли
своего Шакала. Сейчас он где-то в центре Парижа, и они предполагают,
что у него очередное обличье. Нужно обзвонить все иностранные консуль-
ства в Лондоне и запросить данные паспортов, которые были потеряны
или украдены у иностранцев начиная с 1 июля. Исключайте негров и азиа-
тов; В каждом случае нужно обязательно знать, рост. Все выше ста семиде-
сяти трех сантиметров попадают под подозрение. Действуй.
Ежедневное заседание в министерстве было перенесено на два часа
дня.
Под холодными взглядами собравшихся Лебель доложил обстановку.
— Проклятие, — пробормотал министр. — Этому Шакалу просто чер-
товски везет!
— Нет, господин министр, здесь дело не в везении. Вернее, не только
в везении. Просто Шакала постоянно информировали о каждом шаге на-
ших поисков. Именно поэтому он так спешно покинул Гап, по этой же
причине, убив баронессу де ла Шалонье, он скрылся из замка еще до того,
как захлопнулась наша ловушка. Каждый вечер на заседаниях я доклады-
вал о ходе расследования. Трижды он ускользал у нас буквально из рук.
Сегодня утром мы арестовали Валми, а я неправильно ответил за него по
телефону, и Шакал снова скрылся, изменив внешность. Но в первых двух
случаях его предупреждали поздно ночью, вскоре после окончания наших
заседаний.
За столом воцарилось холодное молчание.
— Смею заметить, комиссар, что вы уже второй раз делаете это пред-
положение, — с напускным спокойствием произнес министр. — Надеюсь,
сейчас вы сможете обосновать свое подозрение.
Вместо ответа Лебель положил на стол небольшой портативный магни-
тофон и нажал кнопку. В напряженной тишине зазвучала запись телефонно-
го разговора. Когда она закончилась, присутствующие в изумлении уста-
243
вились на магнитофон. Лицо полковника Сен-Клера стало вдруг пепельно-
серым. Дрожащими руками он принялся собирать со стола свои бумаги
и запихивать их обратно в папку.
— Чей это голос? — наконец смог произнести министр.
Лебель не ответил. Сен-Клер медленно поднялся, и сразу же в него впи-
лись взгляды всех присутствующих.
— К сожалению, должен сообщить вам, господин министр, это был
голос одной моей... подруги. Она сейчас находится у меня дома...
Извините.
Он выскочил из зала и направился обратно во Дворец писать прошение
об отставке.
Собравшиеся задумчиво молчали.
— Хорошо, — как можно более спокойным тоном произнес ми-
нистр, — продолжайте, комиссар.
Лебель возобновил свой доклад, сообщив о просьбе к суперинтенданту
Томасу собрать данные обо всех пропавших паспортах иностранцев за по-
следние 50 дней.
— Я надеюсь уже к вечеру получить список лиц, подходящих под описа-
ние Шакала. Думаю, таких найдется всего несколько человек, может быть,
даже один или два. Я попросил Томаса запросить фотографии люден, что-
бы можно было установить его теперешний облик, несомненно, достаточно
отличающийся от Калтропа, Даггана и Йенсена. Если все будет хорошо,
я получу фотографии завтра к полудню.
— Со своей стороны, могу вам доложить о результатах моей беседы
с Президентом, — взял слово министр. — Он наотрез отказался изменить
план своих публичных выступлений. Честно говоря, ничего другого я и не
ожидал от него услышать. Но тем не менее генерал согласился на одну
уступку. Сейчас Шакал является обыкновенным убийцей. Он убил баронес-
су де ла Шалонье в ее собственном замке с целью похищения бриллиантов.
После этого он бежал и сейчас скрывается в Париже. Все ясно, господа?
Это сообщение появится сегодня в дневных газетах. Комиссар, как только
выясните его новую внешность, сразу же сообщите подробные описания
в прессу. Это даст возможность еще раз опубликовать сообщение об убий-
це в утренних газетах. Когда завтра получите фотографию туриста, поте-
рявшего паспорт в Лондоне, немедленно передайте ее в вечерние газеты
и на телевидение для еще одного сообщения. Кроме всего этого, как только
станет известно его новое имя, полиция и CRS должны сразу же начать
проверку документов у каждого подозрительного.
Префект полиции, шефы CRS и Судебной Полиции лихорадочно делали
у себя соответствующие пометки. Министр продолжал:
— DST при поддержке Главного Статистического ведомства проверить
каждого известного нам сочувствующего ОАС. Понятно?
Шефы служб с готовностью кивнули.
— Судебной Полиции приостановить все дела и бросить всех детекти-
вов на поиски убийцы.
244
Макс Ферне утвердительно кивнул.
— Что касается охраны Дворца, то начиная с настоящего момента мне
понадобятся подробные сообщения о каждом шаге Президента. Но сам он
нн в коем случае не должен быть информирован об этих экстренных мерах
предосторожности, в конце концов они предпринимаются в его же интере-
сах. Это один из тех случаев, когда мы рискуем навлечь на себя гнев наше-
го генерала, действуя на его же благо. И конечно, я полагаюсь на Корпус
безопасности Президента. Комиссар Дюкре, необходимо окружить Прези-
дента таким плотным кольцом телохранителей, чтобы сквозь него не смо-
гла пролететь даже пылинка.
Жан Дюкре, начальник службы охраны Президента, склонил голову в
знак согласия.
— Бригаде криминальной полиции... — министр нашел глазами комис-
сара Бувье, — срочно связаться с дельцами из преступного мира. Обещайте
любую плату. Сейчас каждый должен участвовать в охоте. Сообщите им
описание внешности Шакала. Все понятно?
Морис Бувье хмуро кивнул, пытаясь скрыть нервное напряжение. Он
повидал на своем веку уже немало облав, но на этот раз масштабы поис-
ков были поистине грандиозны. Как только Лебель будет располагать име-
нем и паспортными данными убийцы, не дожидаясь фотографий, на охоту
выйдут в общей сложности около ста тысяч человек, начиная от службы
безопасности и кончая отпетыми уголовниками. Они будут искать в ресто-
ранах, барах, отелях и просто на улицах столицы всего лишь одного-
единственного человека.
— Есть еще кто-нибудь, кого я упустил из виду и оставил незадейство-
ванным в операции? — спросил министр.
Полковник Роллан быстро взглянул на генерала Жибо, затем перевел
взгляд на комиссара Бувье и нервно кашлянул.
— Еще есть «Союз чести», — несмело предложил он.
Генерал Жибо задумчиво изучал свои ногти. Бувье бросил на полковни-
ка гневный взгляд. Большинство из собравшихся выглядели смущенными.
«Союз чести» — братство корсиканцев, потомков братьев Аяччо, детей
вендетты — был и остается крупнейшим преступным синдикатом Фран-
ции, заправляющим в Марселе и на южном побережье. Некоторые специа-
листы считают эту организацию намного старше и опаснее знаменитой ма-
фии. Не эмигрировав, подобно ей, в начале века в Америку, члены «Союза
чести» старались не придавать свое существование огласке, которая превра-
тила американскую мафию в притчу во языцех.
Уже дважды голлисты были вынуждены обращаться за помощью к
этой организации, и оба раза ее помощь оказывалась ценной, хотя и обхо-
дилась довольно дорого. «Союз чести» всегда требовал ослабить полицей-
ский контроль за их преступной деятельностью. В августе 1944 года корси-
канцы помогли союзникам высадиться на юге Франции, и с тех пор они
практически завладели Марселем и Тулоном. После апрельских событий
1961 г. они снова помогли французскому правительству, сражаясь против
245
ОАС и алжирских поселенцев, протянув после этого свои шупальцы дальше
на север Франции и даже в Париж.
Как полицейский Бувье ненавидел эту братию, но знал, что Служба
«Действие» часто пользуется услугами корсиканцев.
— Думаете, они могут нам чем-нибудь помочь? — спросил ми-
нистр.
— Если этот Шакал действительно так хитер, — ответил Роллан, — то
мне кажется, что уж если кто-то в Париже и сможет отыскать его, так
это «Союз чести».
— Сколько их сейчас находится в Париже? — все еще нерешительно
спросил министр.
— Около восьмидесяти тысяч. Некоторые из них служат в поли-
ции, на таможне, в CRS, Секретной Службе. Но большая часть, конеч-
но, находится в подполье. И организованы они действительно по-нас-
тоящему.
— Хорошо, — согласился министр. — Попробуйте задействовать их.
Но будьте предельно осторожны.
Больше предложений не последовало.
— Тогда на сегодня все. Комиссар Лебель, все, что от вас сейчас
требуется, это только его имя, описание внешности и фотография.
А уж после этого я не позволю ему гулять на свободе больше шести
часов.
— Вообще-то у нас есть еще три дня, — проговорил Лебель, оторвав
взгляд от окна.
Все присутствующие испуганно посмотрели на него.
— Откуда вам это известно? — спросил Макс Ферне.
Лебель смущенно заморгал.
— Я должен извиниться, господа. С моей стороны было глупо не
догадаться об этом раньше. За прошедшую неделю я убедился в том, что
у Шакала есть свой определенный план и он заранее рассчитал день поку-
шения на Президента. Что помешало ему превратиться в пастора Йенсена
сразу же после того, как он покинул Гап? Почему он сразу не отправился
в Валенсию и не сел на парижский поезд? Почему после прибытия во
Францию он вот уже целую неделю болтается здесь без дела?
— Так почему же? — нетерпеливо поинтересовался, кто-то.
— Да потому, что он наметил определенный день, — ответил Ле-
бель. — Он знает, когда лучше всего можно нанести удар. Комиссар Дю-
кре, не намечено ли у Президента каких-нибудь публичных мероприятий
за стенами дворца на сегодня, завтра или субботу?
Дюкре отрицательно покачал головой.
— А как насчет воскресенья, двадцать пятого августа?
Присутствующие ахнули.
— Ну конечно, — выдохнул министр. — Это же День освобождения!
С ума сойти, ведь многие из нас были вместе с ним в этот день еще в
1944 году.
246
— Конечно, — согласился Лебель. — Наш Шакал неплохой психолог.
Он рассчитал абсолютно точно. Это единственный день в году, когда гене-
рал, несмотря ни на что, всегда выступает перед народом. Это, так ска-
зать, ЕГО день. Этого-то и ждет убийца.
— В таком случае, он у нас в руках, — произнес министр с некоторым
облегчением. — Он лишился своего единственного источника информации.
Нет такого уголка в Париже, где он мог бы сейчас спрятаться. Никто из
парижан даже непреднамеренно не укроет его. Он наш. Комиссар, дайте
нам его имя.
Клод Лебель встал и направился к двери. Следом за ним поднялись и
остальные. Близилось время ленча.
— Да, еше кое-что, господин комиссар, — остановил Лебеля ми-
нистр. — Как вы догадались установить подслушивающее устройство на
домашнем телефоне полковника Сен-Клера?
Лебель обернулся и пожал плечами.
— Все очень просто. Вчера вечером я установил их на все ваши телефо-
ны. Всего хорошего, господа.
♦ * *
В пять часов вечера, сидя на террасе кафе на площади Пляс де л’Одьон
за кружкой пива, Шакал с безразличным видом рассматривал посетителей
сквозь стекла темных очков, таких же, какие была на всех прохожих в этой
солнечный день. Неожиданная мысль пришла ему в голову, когда взгляд
его упал на двух молодых парней, прогуливающихся по площади. Он упла-
тил за пиво и вышел из кафе. Пройдя по улице, в сотне метров от кафе
он обнаружил то, что искал, — дамский салон красоты. Шакал вошел
внутрь и сделал необходимые покупки.
* * *
В шесть часов вечера первые страницы вечерних газет уже пестрели
броскими заголовками: «Убийца баронессы скрывается в столице!» Ниже
помещалась фотография баронессы де ла Шалонье, сделанная пять лет на-
зад на балу в Париже. Фотография была найдена в Агентстве Печати. В
18.30, держа в руке последний выпуск «Франс суар», полковник Роллан во-
шел в небольшое кафе на улице Вашингтона. Чернобородый бармен по-
смотрел на него пристальным взглядом и сделал знак мужчине, сидевшему
в глубине зала. Тот подошел к стойке и обратился к шефу Службы
«Действие»:
— Полковник Роллан?
Полковник кивнул.
— Пожалуйста, идите за мной.
С этими словами он направился к двери в глубине кафе. Вскоре они
очутились в небольшой гостиной на втором этаже. Очевидно, это была
247
квартира хозяина заведения. Дверь закрылась, и навстречу им из кресла
поднялся еще один человек и протянул руку полковнику:
— Полковник Роллан? Рад познакомиться с вами. Я — Капо «Союза
чести». Как я понял, вы ищете одного человека...
♦ * *
В 20.00 суперинтендант Томас позвонил Лебелю из Лондона. Голос его
казался усталым. Денек выдался не из легких. С некоторыми консульства*
ми, правда, удалось договориться довольно легко, но достичь взаимопони-
мания с другими было чрезвычайно сложно.
Кроме женщин, негров, азиатов и мужчин ниже среднего роста, за по-
следние 50 дней в Лондоне пропали паспорта у восьми иностранных тури-
стов. Он медленно и отчетливо продиктовал их полные имена, паспортные
данные и описания внешности.
— А сейчас давайте действовать методом исключения, — предложил он
Лебелю. — Трое потеряли свои паспорта как раз в то время, когда Ша-
кал, он же Дагган, находился за пределами Лондона. Кстати, мы про-
верили все заказанные и проданные билеты начиная с первого июля.
Согласно полученным сведениям, вечером восемнадцатого июля мистер
Дагган вылетел в Копенгаген. Там он купил билет до Брюсселя, распла-
тился наличными. И лишь вечером шестого августа возвратился в
Англию.
— Да, все совпадает. По нашим данным, часть своего путешествия,
а именно с двадцать второго по тридцать первое июля, он провел в
Париже.
— Итак, — протрещал в трубке голос Томаса, — три паспорта были
потеряны в то время, когда убийцы не было в Лондоне. Их можно исклю-
чить, правильно?
— Думаю, что да, — согласился Лебель.
— Из пятерых оставшихся один слишком высокий, шесть футов шесть
дюймов, или около двух метров по-вашему. Кроме того, он итальянец, а
это значит, что его рост указан в паспорте в сантиметрах, и первый же
французский полицейский сразу же заметит разницу, если только Шакал не
будет пользоваться ходулями.
— Согласен, исключаем и этого великана. А как насчет оставшихся
четырех?
— Один очень толстый, двести сорок два фунта, то есть что-то более
ста килограммов. Если Шакал превратится в такого бегемота, он будет
едва передвигать ноги.
— Исключаем. Следующий.
— Следующий слишком стар. Рост, правда, подходит, но ему за семьде-
сят. Чтобы так «состариться», Шакалу придется прибегнуть к услугам
опытного театрального гримера.
— Тоже отпадает. Осталось двое.
248
— Да, двое. Один — норвежец, другой — американец. Оба подходят
под параметры Шакала. Высокие, широкоплечие, одному сорок лет, друго-
му двадцать. Но два факта свидетельствуют против кандидатуры норвеж-
ца. Во-первых, он блондин. Не думаю, что после разоблачения Даггана
Шакал оставит прежний цвет волос. Он был бы слишком похож на Дагга-
на. Во-вторых, норвежец заявил в консульство, что паспорт выпал у него
из кармана, когда он одетым свалился в Серпантин, катаясь на лодке со
своей подружкой. Он клянется, что, когда упал в воду, паспорт был при
нем, а исчез, когда он через четверть часа выбрался на берег. С другой
стороны, американец клятвенно утверждал в полицейском участке лондон-
ского аэропорта, что саквояж, в котором находился паспорт, украли, когда
он собирался выходить из главного зала. Что вы на это скажете?
— Вышлите мне все данные об американце. Его фотографию я запрошу
в Паспортном отделе Вашингтона. И еше раз огромное вам спасибо,
дружише.
♦ ♦ *
В 10 часов вечера в министерстве состоялось второе за этот день заседа-
ние. Оно оказалось на редкость коротким. За час до этого все управления
и отделы Службы безопасности получили подробное словесное описание
и приметы Марти Шульберга, разыскиваемого по обвинению в убийстве.
Его фотографию ждали рано утром ко времени выхода первых выпусков
вечерних газет, которые появляются на улицах Парижа в 10 часов.
Министр встал:
— Господа, на нашем первом заседании мы все согласились с мнением
комиссара Бувье, что идентификация убийцы, известного под кодовым
именем Шакал, является чисто детективной задачей. И сегодня, оглядыва-
ясь назад, я не могу не согласиться с этой точкой зрения. Нам повезло,
что в течение десяти дней расследование возглавлял такой человек, как ко-
миссар Лебель. Несмотря на то что убийца трижды менял свое обличье,
превращаясь из Калтропа в Даггана, из Даггана в Йенсена и, наконец, в
Марти Шульберга, а также несмотря на постоянную утечку информации
из этого кабинета, комиссар не только всякий раз распознавал его, но и
в конце концов выследил и припер к стене. Позвольте выразить ему нашу
глубокую благодарность.
Министр склонил голову перед смутившимся комиссаром.
— Однако сейчас, — продолжал министр, — мы все должны включить-
ся в завершающую стадию операции. У нас есть имя, описание внешности,
паспортные данные, национальность. Через несколько часов мы получим
фотографию. Я уверен, располагая такими огромными силами и средства-
ми, мы схватим его уже через несколько часов. Каждый парижский поли-
цейский, каждый детектив и патрульный CRS получил его краткое описа-
ние. К утру, в крайнем случае, к полудню завтрашнего дня ему уже негде
будет укрыться. А теперь разрешите еще раз поблагодарить и
249
поздравить вас, комиссар, и снять с ваших плеч нелегкое бремя этого рас-
следования. Надеюсь, в ближайшие часы нам не потребуется ваша по-
мощь. Вы выполнили свою задачу. Еше раз большое спасибо. — Лебель
часто заморгал, поднялся со своего места и с достоинством поклонился
этому собранию могущественных людей, командующих тысячами чиновни-
ков и распоряжающихся миллионами франков. Все ответили ему теплыми
улыбками. Комиссар повернулся и покинул кабинет.
Впервые за эти десять дней Клод Лебель шел спать домой. Когда он
повернул ключ в двери своей квартиры и услышал первые упреки жены,
часы как раз пробили полночь. Наступило 23 августа.
Глава 20
В 11 часов вечера Шакал вошел в бар. Ему понадобилось несколько се-
кунд, чтобы в полумраке как следует разглядеть зал. У левой стены нахо-
дилась длинная стойка, позади которой поблескивали, отражаясь в зерка-
лах, разнокалиберные бутылки. Дверь за Шакалом закрылась, и бармен
уставился на него с нескрываемым любопытством.
Помещение было узким и длинным, с небольшими столиками у правой
стены. В дальнем конце зал расширялся, здесь располагались столики по-
больше, на четыре и на шесть человек. У стойки в ряд стояло несколько
высоких табуретов. Большинство посетителей были постоянными клиента-
ми этого заведения.
Беседа за столиками у двери резко оборвалась, и все взглянули на во-
шедшего. Те, кто сидел в глубине зала, тоже не могли оторвать взглядов
от атлетически сложенного молодого человека, стоящего у входа. Некото-
рые шепотом обменялись репликами и хихикнули.
Шакал прошел между столиками и спокойно уселся на свободный табу-
рет у дальнего конца стойки. Позади него раздался быстрый шепот.
— Ты только посмотри, какие мускулы! О, дорогой, я просто с ума
сойду!
Бармен подошел поближе, чтобы получше рассмотреть нового посети-
теля. Его накрашенные губы расплылись в улыбке.
— Бонжур, мсье, — вкрадчиво произнес он.
Позади раздались приглушенные смешки.
— Виски, — заказал Шакал.
Восхищенный бармен отошел вихляющей походкой. «Вот это да! Муж-
чина! Настоящий мужчина! Веселенький будет вечерок».
В глубине зала «голубая» братия наводила маникюр. Большинство ожи-
дали своих постоянных кавалеров, но некоторые были свободны и с вызо-
вом поглядывали по сторонам.
«Этот парень произведет сегодня настоящую сенсацию», — подумал
бармен.
Сосед Шакала повернулся и стал рассматривать его с неприкрытым
250
любопытством. Его тщательно завитые золотистые волосы локонами па-
дали на лоб, придавая ему сходство с молодым древнегреческим богом.
Но на этом сходство и кончалось. Глаза были сильно накрашены, губы
лоснились от помады, на щеках лежал толстый слой пудры. Однако весь
этот грим не мог скрыть ни усталого лица стареющего дегенерата, ни пус-
тых глаз, горящих похотливым, голодным блеском.
— Ты меня угостишь? — пропищал он женским голосом.
Шакал отрицательно покачал головой. Сосед кокетливо фыркнул, изо-
бражая обиду, и вновь повернулся к своему приятелю. Они продолжали
прерванный разговор, вздыхая и попискивая в притворном страхе.
Шакал снял куртку и потянулся за принесенным барменом стаканом.
Мускулы под тонкой футболкой заиграли и напряглись.
Бармен не мог оторвать от посетителя восторженного взгляда. «Просто
решил пропустить пару стаканчиков? Нет, не может быть. Он пришел бы
не сюда. И уж, конечно, не «мальчик», ищущий себе молоденькую «девоч-
ку». Иначе он не отшил бы бедняжку Коррину, которая попросила уго-
стить ее. Скорее всего, он... Очаровательно! Прелестный молодой принц
ждет, чтобы его пригласила домой какая-нибудь старая опытная королева.
Нет, сегодня определенно будет весело!» Сразу после полуночи
«голубые» начали разбиваться на пары. Откинувшись на стульях и стреляя
глазами, они время от времени знаком подзывали бармена и что-то
шептали ему на ухо. Тот возвращался за стойку и кивал одной из
«девчонок»:
— Дорогуша, господин Пьер приглашает тебя на пару слов. Поста-
райся быть с ним поласковее. И, ради Бога, не пиши так громко, как в
прошлый* раз.
Вскоре сделал свой выбор и Шакал. Уже несколько минут два престаре-
лых гомосексуалиста строили ему глазки из дальнего конца зала. Они сиде-
ли за разными столиками и время от времени бросали друг на друга злоб-
ные взгляды. Один из них был толстяк с заплывшими жиром маленькими
поросячьими глазками и двойным подбородком. Складки на шее перевали-
вались через воротник рубашки. Всем своим видом он напоминал огром-
ную, раскормленную свинью. Другой же, наоборот, был поджарым и ще-
голеватым, с тонкой цыплячьей шеей и лысиной на макушке, тщательно
замаскированной зализанными на нее жидкими волосами. Он был одет в
прекрасно сшитый костюм с узкими брюками. Из-под рукавов пиджака
виднелись кружевные манжеты рубашки. Вокруг шеи был повязан тонкий
шелковый платок, делающий его немного похожим на артиста или модель-
ера. «Скорее всего, парикмахер», — решил Шакал.
Толстяк поманил бармена и что-то прошептал ему на ухо, сунув в кар-
ман крупную купюру. Бармен возвратился к стойке и обратился к Шакалу:
— Мсье спрашивает, не будете ли вы так любезны составить ему ком-
панию и выпить вместе с ним по бокалу шампанского, — игриво подмиг-
нул он.
Шакал поставил стакан на стойку.
251
— Передайте мсье» — отчетливо произнес он, так, чтобы его услышали
и посетители, — что он не в моем вкусе.
По залу прокатился вздох ужаса. Несколько молодых парней сползли
со своих табуретов и пододвинулись поближе, чтобы не пропустить ни од-
ного слова.
Глаза бармена расширились от страха:
— Мсье просто предлагает тебе бокал шампанского, дорогуша. Мы все
хорошо знаем и уважаем его. Не стоит быть таким дикарем.
Не ответив, Шакал встал с табурета, взял свой стакан и не спеша напра-
вился к другой «старой королеве»:
— Разрешите присесть за ваш столик? — спросил он. — Этот тип меня
раздражает.
Щеголь едва не потерял сознание от счастья.
Через несколько минут толстяк, задыхаясь от обиды, покинул бар. Его
счастливый соперник положил свою костлявую морщинистую руку на руку
молодого американца и принялся рассказывать своему новому другу, какие
ужасные манеры бывают у некоторых людей.
Во втором часу ночи Шакал вместе со своим спутником вышел из бара.
Несколькими минутами раньше щеголь, чье имя было Жюль Бернар, спро-
сил Шакала, где тот остановился. Смутившись, американец ответил, что,
по правде говоря, ему негде ночевать, он всего лишь бедный студент, у
которого кончились деньги.
Бернар просто не верил своему счастью. Он несмело сообщил молодому
Другу, что у него есть чудесная уютная квартирка, красиво оформленная
и очень тихая. Он живет один, и никто не будет надоедать им. Со своими
соседями он не общается, потому что «они ужасно грубые люди». Он бу-
дет очень рад, если Марти согласится погостить у него, пока будет нахо-
диться в Париже. Расчувствовавшись, американец горячо поблагодарил н
согласился. -
Перед тем как покинуть бар, Шакал заскочил в туалет (единственный
в заведении) и через несколько минут вышел оттуда с ярко накрашенными
глазами, напудренными щеками и толстым слоем помады на губах. Берна-
ру это совсем не понравилось, но он сдерживался, пока они находились
в баре. На улице же француз не выдержал:
— Знаешь, тебе не идет грим. Он делает тебя похожим на этих дешевых
кукол из бара. Ты и без косметики очень красивый парень.
— Извини, Жюль. Я думал, тебе понравится. Хорошо, сотру, когда
приедем домой.
Немного успокоившись, Бернар направился к машине. Он согласился
отвезти своего нового друга сначала на вокзал Аустерлиц, чтобы забрать
багаж.
На первом же перекрестке их остановил полицейский. Когда он накло-
нился к окошку водителя, Шакал включил внутренний свет. Несколько се-
кунд полицейский в недоумении разглядывал странную парочку, затем с
отвращением отвернулся.
252
— Проезжайте, — скомандовал он без расспросов и, когда машина отъ-
ехала, тихо добавил: — Педики вонючие.
Возле самого вокзала их снова остановили, и на этот раз полицейский
попросил предъявить документы. Шакал кокетливо захихикал.
— И это все, что тебе нужно, милашка? — игриво спросил он.
— Заткнись, голубизна, — буркнул полицейский и отошел.
— Тебе не следует так раздражать их, — взмолился Бернар. — Они мо-
гут нас арестовать.
Вызвав гримасу омерзения у держурного клерка, Шакал забрал свой
багаж из камеры хранения и запихал в багажник автомобиля
Бернара.
За несколько сот метров до дома их остановил сше один патруль. На
этот раз это были сотрудники CRS, сержант и рядовой. Солдат обошел
машину и вгляделся в лицо Шакала:
— О Господи. Куда это вы направляетесь?
— А ты сам как думаешь, душечка? — подмигнул Шакал.
Солдат поморщился.
— Просто тошнит от вашей братии. Проваливайте.
— Нужно было проверить у них документы, — обратился сержант к
рядовому, когда машина Бернара скрылась из виду.
— Да брось ты, Серж, — возразил солдат. — Мы ищем мужика, кото-
рый соблазнил и угрохал баронессу, а вовсе не парочку этих паршивых
педиков.
К двум часам ночи Шакал и Бернар уже были дома. Шакал настоял
на том, чтобы переночевать на диване в кабинете Бернара, и тому при-
шлось подавить в себе желание, хотя он и подсматривал сквозь стеклянную
дверь, как раздевается «американец». «Несомненно, будет нелегко соблаз-
нить этого мускулистого нью-йоркского студента».
Ночью Шакал тихо пробрался в прекрасно оборудованную кухню и про-
верил содержимое холодильника. «На три дня еды вполне достаточно, —
решил он, — но только для одного, а не для двоих».
Проснувшись, Бернар собрался было в магазин за молоком, но Шакал
остановил его, заверив, что предпочитает кофе со сгущенными сливками.
Все утро они провели за беседой. В полдень Шакал включил телевизор,
чтобы послушать новости.
Первый же сюжет был посвящен поискам убийцы баронессы де ла Ша-
лонье. Бернар взвизгнул от страха:
— О Боже! Терпеть не могу насилия!
Затем на экране появилась фотография молодого человека в роговых
очках с приятными чертами лица и каштановыми волосами. Как объявил
диктор, этот американский студент по имени Марти Шульберг и был убий-
цей. «Если кто-нибудь видел этого человека или знает о его местонахожде-
нии...» Бернар повернул голову и взглянул на своего нового друга. Послед-
нее, что он подумал, было то, что диктор был не прав, объявив, что у
Шульберга голубые глаза. Глаза, смотревшие на него сверху вниз, были
253
серыми и беспощадными. В следующее мгновение железные руки «студен-
та» уже, словно клещами, сжали его тонкую цыплячью шею...
Через несколько минут Жюль Бернар с перекошенным лицом, спутан-
ными волосами и вывалившимся языком был заперт в стенном шкафу. Ша-
кал взял с полки первый попавшийся журнал и поудобнее устроился в крес-
ле. Ждать оставалось два дня.
♦ * *
За эти два дня Париж был обшарен вдоль и поперек. Полиция обыскала
каждую гостиницу, начиная от лучших фешенебельных отелей и заканчивая
самыми низкопробными борделями. Были проверены все пансионаты, об-
щежития и ночлежки. Люди в штатском заходили в рестораны, ночные
клубы, кабаре и кафе, показывая фотографию убийцы официантам, барме-
нам и вышибалам. Квартиры" всех известных полиции сторонников н со-
чувствующих ОАС были перевернуты вверх дном. Более семидесяти моло-
дых людей, внешне похожих на убийцу, были схвачены, допрошены и от-
пущены. Всем им были принесены глубочайшие извинения, поскольку
задержанные оказались иностранцами и требовали более вежливого обра-
щения, чем простые французы.
Сотни тысяч людей были остановлены на улицах, в автобусах и такси
для проверки документов. На всех главных магистралях, ведущих в Па-
риж, были выставлены полицейские кордоны, и водители подвергались не-
скольким проверкам на каждом километре.
Корсиканцы прочесывали подпольный мир французской столицы, обша-
ривая притоны, опрашивая сутенеров, проституток, воров-карманников,
грабителей, жуликов и просто уличных хулиганов, предупреждая, что вся-
кий, кто скроет какую-либо информацию об убийце, навлечет на себя гнев
«Союза чести» со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Сто тысяч человек, начиная от старших детективов и заканчивая солда-
тами и жандармами, принимали участие в поисках. Около пятидесяти ты-
сяч воротил преступного мира и подпольного бизнеса вглядывались в про-
ходящие мимо лица. Служащие сферы туризма день и ночь не смыкали
глаз. Студенческие кафе, бары, дискуссионные клубы, политические кружки
и союзы были напичканы молодыми детективами. Не обошли сторо-
ной и агентства, специализирующиеся на размещении во французских
семьях иностранцев, прибывающих в страну по линии студенческого
обмена.
Вечером 24 августа, когда комиссар Клод Лебель проводил субботний
день за работой в саду, ему позвонили по телефону и срочно вызвали в
Министерство. Машина заехала за ним в 18.00.
Увидев министра, комиссар был поражен происшедшей с ним переме-
ной. Всегда энергичный шеф аппарата безопасности выглядел усталым в
утомленным. За последние двое суток он заметно постарел и осунулся, под
глазами появились темные круги.
254
Министр предложил Лебелю стул напротив своего письменного стола,
а сам уселся на врашаюшееся кресло, на котором раньше он так любил
время от времени поворачиваться, чтобы полюбоваться из окна прекрас-
ным видом на Елисейский Дворец.
— Мы не можем его найти, — коротко сообщил министр. — Он
пропал, исчез с лица земли. Я убежден, что его вообще нет в го-
роде.
Министр замолчал и вздохнул, с надеждой глядя на сидящего напротив
него маленького комиссара. Тот быстро заморгал, но не проронил ни
слова.
— Следует признать, что мы так до конца и не осознали, какого челове-
ка преследовали все эти две недели. Что вы думаете по этому поводу, ко-
миссар?
— Он где-то здесь, — произнес Лебель. — Какие меры предприняты по
поводу завтрашнего дня?
По лицу министра можно было предположить, что он ощущает невы-
носимые физические страдания.
— Сегодня утром я встречался с Президентом. Он не желает и слушать
о том, чтобы хоть что-то изменить в процедуре завтрашнего праздника.
Итак, его маршрут остается обычным. В десять часов утра генерал будет
зажигать Вечный огонь под Триумфальной Аркой. В одшшадцать —
Торжественная месса в соборе Нотр-Дам. Посещение могилы павших бор-
цов Сопротивления в двенадцать тридцать. Затем Президент возвращается
во Дворец на ленч н небольшой отдых. После обеда — церемония вручения
медалей «Освобождения» группе ветеранов Сопротивления, признание за-
слуг которых запоздало по ряду обстоятельств. Награждение будет прохо-
дить в шестнадцать часов на плошади перед вокзалом Монпарнас. Прези-
дент сам выбрал это место. Как вы, наверное, знаете, уже начались работы
по строительству нового здания вокзала, которое будет возведено в полу-
километре от нынешнего. Место старого здания займут офисы и торговый
центр. Если реконструкция будет проходить по плану, то это может быть
последний День Освобождения, который проходит перед зданием старого
вокзала.
— А как предполагается изолировать зрителей?
— Мы все работали над этой проблемой. Завтра толпа будет отодвину-
та немного дальше, чем во время предыдущих праздников. За несколько
часов до начала каждой церемонии полиция установит металлические барь-
еры. Зона внутри ограждения будет тщательно осмотрена, включая кана-
лизационные люки. Наши люди обыщут каждый дом, каждую квартиру.
Во время церемоний на крышах прилегающих зданий засядут вооруженные
наблюдатели, осматривая крыши и окна домов напротив. Кроме офици-
альных лиц и участников церемонии никто не сможет проникнуть за ограж-
дения. Предприняты также и другие дополнительные меры. На крышах,
карнизах и башнях собора Нотр-Дам будут скрываться полицейские. Все
принимающие участие в мессе священники, служки и певчие будут подверг-
255
нуты обыску. На случай, если убийца вдруг решит переодеться в солдата
безопасности, все полицейские и сотрудники CRS завтра утром получат
специальные значки, которые будут прикреплены на отворотах кителей. За
прошедшие сутки мы тайно установили на президентском «ситроене» пуле-
непробиваемые стекла. Кстати, никому ни слова об этом. Даже Президент
ничего не должен знать, иначе нам не поздоровиться. За рулем, как всегда,
будет Маро, но он проинструктирован вести машину быстрее, чем обычно,
на случай, если нашему «другу» взбредет в голову выстрелить в машину
на ходу. Дюкре подобрал для охраны самых рослых полицейских и чинов-
ников, которые незаметно все время будут окружать генерала.
Кроме того, всякий, без исключения, кто приблизится к Президенту
ближе, чем на двести метров, будет подвергнут тщательному обыску.
Это, конечно же, вызовет большой шум протеста среди дипломатическо-
го корпуса и представителей прессы. Все пропуска у дипломатов и кор-
респондентов будут завтра рано утром неожиданно заменены, если вдруг
Шакал попытается украсть или подделать такой пропуск. Само собой,
всякий, у кого в руках будет замечен длинный предмет или подозритель-
ный сверток, будет немедленно задержан. Ну что, есть ли у вас еше
предложения?
Лебель на минуту задумался, зажав ладони между коленей, как школь-
ник, пытающийся оправдаться перед учителем. По правде говоря, меры,
предпринятые Пятой Республикой, просто ошеломили полицейского, кото-
рый привык всю свою жизнь ловить преступников только благодаря своей
наблюдательности и логическому мышлению.
— Не думаю, что он станет подвергать себя такому риску, — наконец
произнес комиссар, — это было бы равносильно самоубийству. Он наем-
ник, он убивает за деньги. И для того чтобы иметь возможность и тра-
тить, ему необходимо сначала скрыться. Убийца разработал план заранее,
во время своей июльской разведывательной поездки. Если бы у него возни-
кли сомнения насчет успешного завершения операции или насчет шансов
скрыться, то он уже давно должен был отказаться от покушения. Поэтому
я считаю, что Шакал приготовил нам какой-то сюрприз. Он вычислил, что
в этот единственный день в году, День Освобождения, гордость де Голля
не позволит ему остаться дома, невзирая ни на какую опасность. Вероятно,
убийца предвидел все перечисленные вами меры, которые будут предприня-
ты после того, как нам станет известно о его намерении. И тем не менее
он не отступил.
Лебель встал и, забыв о правилах этикета, нервно зашагал взад и впе-
ред по комнате.
— Да, он не отступил. И не отступит. Почему? Потому что уверен, что
ему все же удастся совершить убийство и безнаказанно скрыться. Скорее
всего, Шакал придумал что-то совершенно неожиданное, что-то такое, о
чем мы не сможем догадаться. Это может быть мина с дистанционным
управлением или винтовка. Но мину легко обнаружить и сорвать этим все
его планы. Значит, винтовка. Поэтому нашему мистеру Даггану и необхо-
256
димо было въехать во Францию на автомобиле. Винтовка была в машине,
вероятнее всего, приварена к раме или спрятана под обшивкой.
— Но он не сможет подобраться к де Голлю с винтовкой! — вскричал
министр. — Никто не сможет приблизиться к нему, кроме узкого круга
лиц, да и те будут подвергнуты обыску. Каким образом сможет он про-
браться с оружием за ограждения?
Лебель перестал мерить шагами комнату, взглянул на министра и по-
жал плечами:
— Не знаю. Но он думает, что сможет. За все это время он не допу-
стил еще ни одного промаха, кроме того, что в чем-то ему везло больше,
а в чем-то меньше. Несмотря на то что его преследуют две лучшие в мире
полицейские службы, убийца здесь. И с ним винтовка. Он надежно скрыва-
ется где-то, возможно, уже с новым лицом и новыми документами. Но
в одном можно быть уверенным, господин министр, где бы он ни был,
завтра он обязательно объявится. А из этого следует, что нужно смотреть
в оба, как говорят детективы. Что же касается предпринимаемых мер без-
опасности, то я, к сожалению, не могу предложить вам ничего нового, гос-
подин министр. Они более чем достаточны. На мой взгляд, они просто
непреодолимы. Поэтому я прошу вашего разрешения просто лично присут-
ствовать на каждой церемонии и попробовать вычислить убийцу прямо на
месте. Это единственное, что нам остается.
Министр был явно разочарован. Он надеялся, что на человека, которого
две недели назад Бувье представил как лучшего детектива Франции, до-
лжно было снизойти вдохновение или великое озарение. А вместо этого
его единственным советом было «смотреть в оба». Министр встал.
— Конечно, — холодно произнес он, — Пожалуйста, присутствуйте,
господин комиссар.
* * *
В этот же вечер в спальне Бернара Шакал занимался последними приго-
товлениями. На кровати лежала пара истоптанных черных ботинок, серые
шерстяные носки, брюки и рубашка с открытым воротом, длинная солдат-
ская шинель и черный берет ветерана войны Андре Мартена. Сверху были
разложены изготовленные в Брюсселе фальшивые документы, удостоверя-
ющие личность нового обладателя этой видавшей виды одежды.
Рядом лежал кусок тесьмы, купленной в Лондоне, а также 5 стальных
трубок, вмещающих в себя приклад, затвор, ствол, глушитель и оптиче-
ский прицел винтовки. Там же находился и кусок черной резины, в который
были вставлены пять патронов с разрывными пулями.
Шакал вытащил два патрона и с помощью плоскогубцев, которые на-
шел под раковиной в ящике с инструментами, аккуратно вытащил пули
и вытряхнул из гильз порох. Ненужные теперь гильзы и пули он выбросил
в мусорное ведро. Оставалось еще три патрона. Этого было вполне до-
статочно.
Ф. Форса Л т «День Шакала»
257
Шакал не брился уже двое суток, и его лицо было покрыто жесткой
светлой щетиной. Он прошел в ванную и поскреб его опасной бритвой,
купленной сразу же по приезде в Париж. Поскреб неровно и неаккуратно.
На полке стояли флаконы из-под лосьона, в которых на самом деле нахо-
дился краситель. Шакал уже использовал его однажды, превращаясь в па-
стора Йенсена. Рядом стоял флакон с растворителем. Шакал уже смыл
каштановый цвет волос Марти Шульберга и теперь, сидя перед зеркалам,
обрезал свои белокурые волосы все короче и короче, пока концы не начали
торчать неровными пучками.
Закончив последние приготовления, Шакал поджарил себе омлет и усел-
ся перед телевизором, чтобы посмотреть перед сном развлекательную про-
грамму.
♦ * ♦
Воскресенье 25 августа 1963 года выдалось на редкость жарким. Стоял
такой же зной, как и ровно год и три дня тому назад, когда подполковник
Жан-Мари Бастьен-Тери предпринял со своими людьми очередную попыт-
ку совершить убийство Шарля де Голля, у перекрестка Пти-Кламар. Сами
того не подозревая, в тот августовский вечер 1962 года заговорщики поло-
жили начало длинной цепи событий, которые должны были завершиться
раз и навсегда лишь этим душным летним днем.
Весь Париж вышел на празднование Дня Освобождения Франции от не-
мецких захватчиков, и 75 тысяч полицейских выбивались из сил, пытаясь
поддерживать обший порядок. Все население города устремилось на кра-
сочно разрекламированные церемонии, проводимые в День Освобождения,
хотя большинству горожан так и не удалось увидеть главу правительства,
гордо шествующего в окружении охраны, полиции и свиты.
Кроме рослых офицеров и чиновников, специально приглашенных в сви-
ту Президента, в качестве телохранителей де Голля постоянно находились
еще четверо.
Благодаря близорукости и упорному нежеланию носить очки на публике
Президент не замечал мощных фигур Роже Тесьера, Поля Комити, Рай-
монда Сасла и Анри де Жубера, не отходивших от него ни на-шаг.
Пресса окрестила этих людей «гориллами», и многие думали, что такое
прозвище дано им за грозный и свирепый внешний вид. В действительнос-
ти же дело было в их своеобразной походке: каждый из телохранителей
был специалистом во всех видах боевых искусств, с огромными мышцами,
широкими плечами и объемной грудной клеткой. Когда мышцы напряга-
лись, руки растопыривались в стороны. Кроме этого, у каждого под мыш-
кой постоянно был пистолет, который он мог легко выхватить из кобуры
и открыть огонь в случае малейшей опасности.
Но опасности не было. Церемония у Триумфальной Арки прошла точно
по плану, в то время как на всех домах, амфитеатром прилегающих к пло-
щади Звезды, засели сотни вооруженных наблюдателей с биноклями и,
258
прячась за печными трубами, следили за ходом праздника. Когда прези-
дентская колонна выехала, наконец, на Елисейские поля и двинулась в
направлении собора Нотр-Дам, все облегченно вздохнули и начали
спускаться вниз.
Торжественная месса тоже прошла спокойно. Ее возглавлял кардинал
Архиепископ Парижа. Его окружали прелаты и священники, каждого из
которых обыскали во время облачения. В хорах органа засели двое снайпе-
ров (даже сам архиепископ не знал об этом) и сверху наблюдали за собрав-
шимися. Среди участников богослужения добрую половину составляли по-
лицейские в штатском. Они не преклоняли колени и не закрывали глаза,
но не менее неистово, чем все остальные, шептали про себя старую поли-
цейскую молитву: «Боже, прошу тебя, только не сейчас, когда я на служ-
бе...» Нескольких зрителей, несмотря на то что те стояли на расстоянии
двухсот метров от входа в собор, моментально оттеснили в сторону, когда
полицейские заметили, что они’ сунули руки под пиджак. Оказалось, один
хотел почесать под мышкой, а другой полез за сигаретами.
Но ничего не происходило. Не раздалось ни выстрела с крыши, ни
взрыва бомбы. Полицейские уже начали коситься друг на друга, проверяя
наличие у своих коллег необходимого значка, выданного только сегодня
утром, чтобы Шакал не мог подделать его и переодеться стражем порядка.
Одного сотрудника CRS, потерявшего свой значок, сразу же арестовали,
разоружили и запихнули в полицейский фургон. Только к вечеру, после то-
го как 200 сослуживцев подтвердили его личность, несчастный был осво-
божден.
В Монвалерьен атмосфера накалилась до предела. Но даже если Прези-
дент и замечал это, то не подавал вида. По мнению сотрудников безопас-
ности, в этом рабочем пригороде лишь внутри самого мемориала Прези-
дент мог быть в относительной безопасности. На узких же улочках, веду-
щих к тюрьме, машина Президента, вынужденная сбрасывать скорость на
поворотах, вполне могла подвергнуться нападению убийцы.
Но Шакал в это время находился совсем в другом месте.
* * *
Пьер Вальреми был сыт по горло. Он задыхался от жары, мокрая от
пота форменная рубашка прилипла к телу, ремень.автоматического,караби-
на тер плечо. Мучала нестерпимая жажда. Было время ленча, но Пьер
знал, что сегодня ему не придется поесть до самого вечера. Он уже начал
жалеть, что вообще пошел служить в CRS.
Когда в Руане он был уволен с фабрики по сокращению штата, служа-
щий биржи труда указал ему на плакат, с которого улыбался веселый, бра-
вый парень в форме сотрудника CRS, сообщая всему миру о том, что у
него интересная жизнь и перспективная работа. Новая с иголочки форма
сидела на солдате как влитая. И Вальреми принял решение.
Но бравый парень с плаката не мог рассказать ему ни о жизни в казар-
259
мах, похожих на тюремные казематы, ни об томительном уличном патру-
лировании на пронизывающем холоде или палящем зное. Пьер ожидал от
своей службы Великого Случая, но ничего не происходило. Документы у
проверяемых всегда были в полном порядке, род занятий — мирный и без-
обидный, а кроме нескольких выпивших водителей преступников больше
не попадалось.
И вот Париж. Впервые в своей жизни он оказался в столице. Пьер пред-
ставлял себе сверкающие огни огромного города. Но перед его глазами
снова мелькало лишь лицо сержанта Бабини, командира взвода. И снова
повторилось то же самое.
— Видишь это ограждение, Вальреми? Стой здесь, наблюдай. Следи,
чтобы его не сдвинули, и не пускай никого без специального пропуска. Во-
просы есть?
Да уж, ответственное задание, нечего сказать. В этот День Освобожде-
ния парижское начальство просто с ума посходило. Вызвали несколько
тысяч полицейских со всей страны для оказания помощи столйчным воя-
кам. Вчера вечером, когда их разместили по казармам, вместе с ним ноче-
вали парни еще из десяти городов. Ходят слухи, что кто-то кого-то ловит.
Но все это слухи, одни только слухи. Все равно не произойдет ничего инте-
ресного.
Вальреми обернулся и посмотрел на улицу Рю де Рене. Заграждение,
которое он охранял, перекрывало дорогу поперек от одного здания до дру-
гого в 250 метрах от Площади 18 июня. В сотне метров за площадью вид-
нелся фасад железнодорожного вокзала, перед которым должна была про-
ходить праздничная церемония. Он мог разглядеть людей, размечающих
места, где должны будут стоять ветераны, официальные лица и отряды
республиканской гвардии. Еше целых три часа. Боже, кажется, это пекло
никогда не кончится!
За линией заграждения начали собираться первые зрители. «У них про-
сто фантастическое терпение, — подумал про себя Вальреми. — Подумать
только, три часа париться на такой жаре только для того, чтобы с расстоя-
ния трехсот метров увидеть толпу людей и знать, что где-то в середине
этой массы стоит де Голль». Но народ всегда собирался, когда должен
был выступать Большой Шарль.
У барьера столпилась уже добрая сотня зевак, когда Вальреми заметил
старика. Тот ковылял по улице с таким жалким видом, что, казалось, вот-
вот упадет. Струйки пота стекали из-под черного берета, длинная шинель
свисала ниже колен. На груди блестели и позвякивали медали. Толпа
зрителей у барьера смотрела на беднягу с чувством жалости и состра-
дания.
«Эти престарелые ветераны вечно носятся со своими медалями, как
будто это самое главное, что у них есть в жизни, — подумал Вальреми. —
Хотя, может быть, только это у них и осталось. Особенно если на войне
тот лишился ноги». Старик, хромающий навстречу Вальреми, напомнил
ему старую подбитую чайку, которую он видел однажды на морском побе-
260
режье Кермаде. Трудно было лаже представить, что когда-то этот человек
тоже был молодым. «Подумать только, прожить остаток своих дней вот
так, хромая на одной ноге в обнимку с алюминиевым костылем!» Старик
подковылял, наконец, к Вальреми.
— Вы разрешите мне пройти? — робко спросил он.
— Давай сначала проверим твои документы, папаша.
Старый ветеран суетливо полез в карман давно не знавшей стирки ру-
башки н протянул Вальреми две замусоленные книжечки. Тот открыл их
и прочел: Андре Мартен, гражданин Франции, 53 года, родился в г.Коль-
мар, Эльзас, житель Парижа. Второй документ был выписан на то же имя.
Сверху было написано «Инвалид войны».
«Да, здорово тебе досталось», — подумал Вальреми.
Он рассмотрел фотографии на документах. На них был изображен
один и тот же человек, хотя и в разное время. Вальреми поднял го-
лову.
— Снимите берет, — мягко попросил он.
Старик поспешно сташил с головы берет и скомкал в руке. Вальреми
сравнил лицо ветерана с изображениями на фотографиях. Конечно, это был
он. Хотя человек, стоящий перед ним, выглядел еше более болезненно. Он,
видимо, порезался во время бритья, и сейчас места порезов были залепле-
ны маленькими кусочками туалетной бумаги, сквозь которые проступали
пятнышки крови. Лицо было землисто-серым и влажным от пота. Седые
волосы пучками торчали в разные стороны.
Вальреми вернул документы.
— Зачем тебе нужно туда, отец?
— Я там живу, — ответил старик. — Я сейчас на пенсии, и мне дали
квартиру в мансарде.
Вальреми снова взял удостоверение личности и прочел адрес: шестой
парижский район, улица Рю де Рене, 154. Он взглянул на номер ближайше-
го дома. 132. «Все понятно, — подумал Вальреми, — дом 154 находится
дальше по улице. Что ж, он не получал приказов не пускать людей в свои
собственные квартиры».
— Хорошо, папаша, можешь проходить. Но поторапливайся, через не-
сколько часов здесь будет Большой Шарль.
Старик улыбнулся, поспешно спрятал в карман документы и едва не упал,
потеряв равновесие. Но Вальреми вовремя поддержал его под локоть.
— Я знаю, — произнес ветеран. — Один мой старый фронтовой друг
тоже получил медаль уже после войны, а мне вручили мою два года на-
зад. — Он указал на медаль на груди. — Но я получил ее от командующе-
го ВВС.
Вальреми посмотрел на медаль. «Медаль Освобождения», — прочел он.
Ну й что? Неужели этот паршивый кусочек металла стоит того, чтобы на
всю жизнь остаться за него калекой?
Вспомнив, что он на службе, Вальрем)! сделал старику знак проходить.
Тот молча заковылял по улице, а солдат повернулся уже, чтобы остановить
261
какого-то слишком прыткого зеваку, попытавшегося проскользнуть за
ограждение:
— Тише, тише, бросай эти фокусы, приятель. Если хочешь посмотреть,
«.покойно стой за барьером, — строго прикрикнул он.
Старый солдат уже скрылся из виду в дальнем конце улицы, прилегаю-
щей к плошади.
Мадам Берте вздрогнула, заметив, что на нее упала чья-то тень. День
сегодня выдался на редкость суматошный. Полиция обыскала утром все
квартиры. Что сказали бы жильцы; если бы были дома? К счастью, все
они уехали в отпуск.
Когда полиция ушла, старушка смогла, наконец, усесться на свое обыч-
ное место у дверей и более-менее спокойно заняться вязанием. Церемония,
которая должна начаться через два часа в сотне метров отсюда, нисколько
не интересовала ее.
— Простите, мадам... Можно попросить у вас стакан воды. Сегодня
так жарко... Боюсь, что не смогу дождаться начала церемонии...
Старушка подняла голову и взглянула на стоящего перед ней старого
ветерана. На нем была такая же форма, какую носил когда-то ее покойный
муж. Слева на груди поблескивали на солнце медали. Старик тяжело опи-
рался на костыль, из-под длинной шинели виднелась его единственная но-
га. Лино было потным и изможденным. Мадам Берте собрала вязание и
сунула в карман фартука.
— Бедняга. Вы пришли так рано. Церемония начнется только через два
часа. А вы без ноги... И на такой жаре... Ну, заходите, заходите...
Она засеменила к стеклянной двери в свою каморку. Ветеран заковылял
следом.
Сквозь шум льющейся из крана воды мадам Берте не услышала, как
захлопнулась дверь в коридор. Она почувствовала только, как пальцы чело-
века схватили ее сзади за нижнюю челюсть и зажали рот. Совершенно не-
ожиданно раздался хруст суставов под правым ухом. Струйка воды и ста-
кан в руке вдруг рассыпались в глазах на тысячи мелких разноцветных
осколков, и ее обмякшее тело беззвучно опустилось на пол.
Шакал расстегнул шинель и потянул тесьму, освобождая привязанную
сзади согнутую ногу. Он попытался выпрямить ее, и лицо его исказилось
от боли. Несколько минут Шакал растирал бедро и голень, дожидаясь при-
тока крови.
Через пять минут Берте была связана по рукам и ногам. Рот был закле-
ен большим куском пластыря.
Ключи от квартир лежали в ящике стола. Снова застегнув шинель, Ша-
кал поднял костыль, тот самый, на который опирался двадцать дней назад
в аэропортах Милана и Брюсселя, и осторожно выглянул наружу.
В подъезде никого не было, он запер дверь каморки и быстро поднялся
вверх по лестнице.
На шестом этаже Шакал остановился и постучал в дверь квартиры мад-
муазель Беранже. Оттуда не доносилось на звука. Он постучал снова.
262
Но и на этот раз ответом ему была полная тишина. За дверью квартиры
мсье и мадам Шарье тоже было тихо. Отыскав в связке ключ от квартиры
Беранже, Шакал вошел внутрь и запер за собой дверь.
Он подошел к окну и осторожно выглянул наружу. Через дорогу на
крышах напротив домов стояли люди в голубой униформе, занимая исход-
ные позиции. Он успел как раз вовремя. Вытянув руку. Шакал тихо открыл
окно и отступил в глубь комнаты. Сквозь оконный проем в комнату падал
луч света, ярким квадратным пятном освещая ковер на полу. Благодаря
контрасту света и тени остальная часть помещения казалась темной, и ког-
да Шакал стоял вне освещенного участка, наблюдатели с дома напротив
не могли видеть его.
Внизу на расстоянии 130 метров находилась площадь. В двух метрах
от окна Шакал установил обеденный стол, уложив на него пару подушек
с кресла, образовав таким образом упор для стрельбы.
Убийца снял шинель и закатал рукава рубашки. Затем взял костыль и
начал разбирать его на составные части. Он открутил снизу резиновый
колпак, и в нем блеснули капсули трех оставшихся патронов. Тошнота и
потливость после съеденного пороха из двух разобранных патронов начала
немного проходить.
Шакал открутил еще одну часть костыля и вынул из нее глушитель.
Затем появился оптический прицел. Из утолщенной части костыля были
извлечены ствол и затвор.
Из V-образной рамы Шакал выдвинул два остальных стержня, собрав
из них приклад. Осталась обшитая мягкой тканью верхняя часть. В ней
не было ничего, кроме спускового крючка, спрятанного под обшивкой. Са-
ма же обшитая часть превратилась в упор приклада.
Аккуратно, не торопясь, Шакал собрал винтовку. Затвор, ствол, ниж-
няя и верхняя части приклада, упор, глушитель и, наконец, спусковой
крючок. Последним с легким щелчком встал на свое место оптический
прицел.
Присев на стул и положив ствол винтовки на верхнюю подушку на сто-
ле, Шакал взглянул в оптический прицел. В перекрестье появилась голова
одного из распорядителей праздника. Шакал подкрутил винты. Голова
приблизилась и стала видна отчетливее. Совсем как та дыня в Арденнском
лесу.
Как солдат в окопе, Шакал выложил на край стола 3 патрона и, взведя
затвор, вогнал один из них в ствол винтовки. Одного будет вполне доста-
точно. Остальные два — просто на всякий случай. Затем он закрыл затвор
и бережно положил винтовку на стол. Достав спички и сигареты, Шакал
откинулся на стуле и с удовольствием закурил. Ждать осталось ровно
1 час 45 минут.
263
Глава 21
Комиссар Лебель чувствовал себя так, как будто жажда мучала его с
самого рождения. Во рту было сухо, язык прилип к небу. И все это не
только из-за проклятой жары. Впервые за много лет комиссар по-настоя-
щему испугался. Он был уверен, что сегодня что-то обязательно должно
произойти. А он все еше не знал, как и когда.
С утра Лебель был у Триумфальной Арки, у собора Норт-Дам и в Мон-
валерьен. Но ничего не произошло. После ленча было последнее заседание
в министерстве, и комиссар почувствовал, что еше недавняя тревога и нерв-
ное напряжение сменились чувством настоящей эйфории, овладевшей всеми
собравшимися. Оставалась последняя церемония, и все в один голос заве-
ряли, что преступнику никогда не удастся пробраться на надежно охраняе-
мую Плошадь 18 июня.
— Он удрал, — заявил полковник Роллан. — Да, струсил. И поступил,
кстати, очень мудро. Но он не сможет скрываться долго, мои парни очень
скоро схватят его.
Сейчас Лебель угрюмо бродил среди собравшихся на бульваре Монпар-
нас зрителей, оттесненных так далеко от места церемонии, что вряд
ли кому-либо из них удастся увидеть то, что должно было происходить
на плошади. Все полицейские и сотрудники CRS, дежурившие у загражде-
ний, получили одно и то же задание: никто не должен проникнуть за барь-
ер до окончания церемонии.
Все главные дороги были блокированы, боковые улицы и аллеи —
тоже. На крышах засели вооруженные наблюдатели. Здание вокзала было
забито полицейскими, мансарды, выходящие на площадь, — переполнены
сотрудниками безопасности, которые засели и на крышах ангаров, возвы-
шающихся над пустыми платформами, поезда с которых были переправле-
ны сегодня на вокзал Сен-Лазар. Все прилегающие к плошади здания были
прочесаны вдоль и поперек. Большинство квартир пустовало: жильцы уеха-
ли отдыхать к морю или путешествовать в горы.
Короче, сквозь кольцо вокруг Плошади 18 июня не мог бы «протис-
нуться и мышиный зад», как сказал когда-то комиссар Валентин.
Лебель усмехнулся, вспомнив своеобразный язык своего коллеги. Но
улыбка вдруг исчезла с его лица. В свое время Валентин так и не мог оста-
новить Шакала.
Предъявив удостоверение, комиссар прошел по узким боковым улочкам
и оказался на Рю де Рене. Там была все та же картина. Дорога заблокиро-
вана в двухстах метрах от плошади, за ограждением толпился народ. Ули-
ца перед барьером была пуста, если не считать патрульного CRS. Лебель
снова начал расспросы.
Кто-нибудь проходил? Нет, мсье. Совсем никто? Нет, мсье. На плоша-
ди перед зданием вокзала оркестр республиканской гвардии уже настраивал
инструменты. Лебель взглянул на часы. Генерал должен был появиться с
264
минуты на минуту. Кто-нибудь проходил? Нет, мсье. Здесь не проходил
никто. Хорошо, продолжайте патрулировать.
Вдали раздался звук громкого приказа, и с бульвара Монпарнас на
Площадь 18 июня вылетел президентский кортеж. Лебель увидел, как-
ой развернулся у входа в вокзал, и полицейские застыли, вытянувшись
в струнку. Взгляды парижан, столпившихся за барьером, устремились
на сверкающие на солнце лимузины, толпа напряглась и пододвинулась
вплотную к заграждению. Лебель поднял голову и посмотрел на крыши
домов. Молодцы ребята. Наблюдатели не обращали никакого внимания
на спектакль, начинающийся внизу. Их взгляды скользили по окнам и
крышам зданий на другой стороне улицы, готовые уловить малейшее
движение.
Лебель перешел на западную часть Рю де Рене. Молодой сотрудник
CRS стоял в проеме между стальны.м барьером и стеной дома № 132. Ко-
миссар предъявил удостоверение, и солдат застыл по стойке «смирно».
— Кто-нибудь проходил здесь? — начал Лебель.
— Никак нет, мсье.
— Сколько ты уже здесь стоишь?
— С двенадцати часов, мсье. Заступил сразу же после того, как пере-
крыли улицу.
— И никто не проходил?
— Никак нет, мсье. Правда... Прошел один старик. Калека. Но он жи-
вет на этой улице.
— Какой калека? — встрепенулся Лебель.
— Старик, мсье. Больной, как собака. Я проверил удостоверение лич-
ности и документы инвалида войны. Он живет в доме № 154 по Рю де
Рене. Мне пришлось пропустить его, мсье. Он был совсем немощным. Да
еще прямо парился в своей шинели. И это в такую-то жару. Какой-то
чокнутый...
— В шинели?!
— Так точно, мсье. В длинной шинели. Солдатской. А сегодня такое
пекло.
— А что с ним такое?
— Он совсем запарился, мсье. Жарко.
— Ты сказал, что он был калека. Я спрашиваю, что с ним такое?
— А, он без ноги, мсье. Без одной ноги. Ковылял, опираясь на
костыль.
С площади раздались первые звуки оркестра. Толпа за барьером хором
подхватила знакомую мелодию «Марсельезы».
— Костыль?’! — Лебель не узнал собственного голоса. Ничего не пони-
мая, сотрудник CRS смотрел на комиссара.
— Так точно, мсье, костыль. Как и у всех одноногих. Алюминиевый
костыль.
— За мной! — крикнул Лебель и ринулся вниз по улице.
265
* *
Остановившись на плошади, лимузины выстроились друг за другом пе-
ред зданием вокзала. Прямо напротив них стояли в ряд десять ветеранов,
которым должен был вручать медали глава правительства. Справа распо-
ложилась группа официальных лиц и представителей дипломатического
корпуса, то там, то здесь в массе темно-серых костюмов мелькали красные
ленты Орденов Почетного Легиона.
Слева, в сверкающих шлемах с красными перьями, плечом к плечу за-
стыл отряд Республиканской Гвардии. Немного в стороне от почетного ка-
раула выстроился оркестр.
Вокруг одного из стоящих у здания вокзала лимузинов собралась группа
официальных лиц и штата Елисейского Дворца. Оркестр заиграл «Мар-
сельезу».
Шакал поднял винтовку и в оптический прицел рассмотрел площадь.
Стоящий ближе к нему ветеран должен был первым получить медаль. Это
был низенький коренастый человек с напряженным лицом. Вся его голова
помещалась в прицел. Через несколько минут напротив этого лица, но на
сантиметров 30 выше, в прицеле появится лицо еще одного человека, гор-
дое и надменное, в кепи цвета хаки, увенчанной спереди двумя золотыми
звездами.
Смолкли последние аккорды государственного гимна, и их сменила пол-
ная тишина. Затем по площади разнесся голос командира отряда гвар-
дейцев:
— Смирн-о-о! На караул!
Солдаты в белых перчатках четко отсалютовали оружием и щелкнули
каблуками. Группа у лимузина расступилась, и из машины появился высо-
кий человек и зашагал в сторону выстроившихся ветеранов. Следующая
за Президентом группа остановилась в 50 метрах от них, кроме Министра
по делам ветеранов, который будет представлять награждаемых де Голлю,
и чиновника с алой бархатной подушечкой, на которой были разложены
десять медалей с разноцветными ленточками. Де Голль величественно шел
вперед.
* ♦ *
— Здесь?
Лебель остановился, переводя дыхание, и указал на вход в подъезд.
— Кажется, здесь, мсье. Да, точно, этот, второй от конца. Он вошел
именно сюда.
Маленький детектив заскочил внутрь. Вальреми последовал за ним, об-
радованный возможностью покинуть свой пост, где их странное поведение
вызвало недовольный взгляд стоявшего поодаль старшего офицера. Ниче-
го, если его вызовут на ковер, он всегда сможет сказать, что этот малень-
кий смешной человечек выдал себя за комиссара полиции, а он пытался
задержать его.
.266
Оказавшись в подъезде, детектив подскочил к каморке консьержки и
рванул дверь.
— Где консьержка? — крикнул комиссар.
— Не знаю, мсье.
Но не успел солдат ответить, как коротышка уже вышиб локтем двер-
ное стекло, просунул руку и открыл дверь изнутри.
— За мной, — приказал он и бросился в каморку.
— Как же, разбежался, — буркнул Вальреми. — По-моему, ты спятил,
приятель.
Но войдя в каморку и заглянув через плечо детектива, Пьер увидел свя-
занную консьержку, все еше без сознания лежащую на полу.
«Ну и ну, — пронеслось в голове у солдата. — Похоже, этот коротышка
не шутит. Он и вправду комиссар, а они действительно преследуют настоя-
щего преступника». Наконец-то. Вот ои, его случай, его великий шанс, о
котором он так долго мечтал. Но почему-то ему захотелось сейчас оказать-
ся в казармах.
— Верхний этаж, — крикнул детектив и устремился по лестнице, удив-
ляя своей прыткостью следующего за ним Вальреми, на ходу снимающего
с плеча карабин.
Президент Франции остановился перед первым ветераном и слегка на-
клонился, слушая министра, рассказывавшего о его заслугах перед отече-
ством. Когда министр закончил, Президент склонил голову перед ветера-
ном, затем повернулся к чиновнику и взял с подушечки первую медаль.
Оркестр заиграл туш. Де Голль торжественно прикрепил медаль на грудь
ветерана, отступил на шаг назад и отдал честь. В ста тридцати метрах
от него на шестом этаже Шакал бережно взял в руки винтовку и приложил
глаз к оптическому прицелу. Он четко различал черты лица, густые брови
под козырьком кепи, внимательные глаза, длинный нос, видел руку, прило-,
женную к козырьку. Мягко, плавно нажал на курок.
Спустя мгновенье, не веря своим глазам, он смотрел вниз на плошадь.
Не успела еше пуля выйти из ствола, как Президент Франции нагнул голо-
ву. Он не пытался уклониться от выстрела. Нет, де Голль торжественно
приложился губами к щеке ветерана. А так как он был выше сантиметров
на 30, то ему пришлось наклониться для этого традиционного поцелуя,
так популярного у французов и других народов, исключая англосаксов.
Позже было установлено, что пуля прошла в двух сантиметрах от голо-
вы Президента. Услышал ли он свист или нет, так и осталось загадкой.
Во всяком случае, он не подал виду. Министр и чиновники не услышали
ничего, не говоря уже о группе, стоящей в 50 метрах от главы прави-
тельства.
Пуля вошла в раскаленный асфальт, ее разрушительная сила не причи-
нила никакого вреда. Снова зазвучал туш. Запечатлев второй поцелуй,
Президент выпрямился и степенно перешел к следующему ветерану.
Шакал злобно выругался. Впервые в жизни он не' попал в неподвижную
цель с расстояния 130 метров. Но постепенно он взял себя в руки и поста-
267
рал с я успокоиться. Ничего, еще есть время. Он оттянул затвор и выбросил
пустую гильзу на ковер, затем вставил второй патрон и щелкнул затвором.
Задыхаясь, Клод Лебель взбежал, наконец, на шестой этаж. Сердце бы-
ло готово выскочить из груди запрыгать вниз по лестнице. На площадке
было две квартиры. Комиссар невольно замешкался, переводя взгляд с од-
ной двери на другую. Сжимая карабин, на площадке появился Вальреми.
Вдруг из-за одной из дверей донесся приглушенный, но отчетливый хло-
пок. Лебель указал на дверной замок.
— Стреляй, — приказал он и отступил в сторону.
Сотрудник CRS широко раставил ноги и дал короткую очередь. Куски
металла и дерева разлетелись в разные стороны. Дверь медленно отвори-
лась вовнутрь. Вальреми первым ворвался в комнату. Лебель устремился
вслед за ним. Солдат узнал торчащие в разные стороны пучки седых во-
лос. На этом сходство кончалось. Человек стоял на двух ногах. Шинели
не было, сильные молодые руки сжимали винтовку. Не дав солдату опо-
мниться, убийца круто развернулся и выстрелил с бедра. Тихий хлопок
эхом отозвался в ушах Вальреми. Пуля пробила грудь и разорвалась. Пьер
почувствовал, как внутренности начали лопаться и растекаться. Дикая боль
прошла по телу. Но вскоре она исчезла, свет померк, лето превратилось
в зиму.
Ковер вдруг поднялся и ударил по лицу. Но нет, это он упал на пол
и уткнулся лицом в ковер. Исчезло чувство боли в бедрах, в животе, в
груди и шее. Последнее, что он почувствовал, был соленый вкус во
рту, такой же вкус он уже чувствовал однажды после купания в море
в Кермаде, где и увидел старую подстреленную чайку. Затем насту-
пила темнота. Стоя над его телом, Лебель неотрывно смотрел в глаза
убийцы, сердце больше не беспокоило его. Похоже, оно вообще перестало
биться.
— Шакал, — произнес он.
— Лебель, — отозвался тот и открыл затвор винтовки.
Лебель увидел, как упала на ковер стреляная гильза. Человек взял со
стола патрон и не спеша вставил его в ствол. Серые глаза, не отрываясь,
смотрели на Лебеля.
«Он пытается загипнотизировать меня, — подумал комиссар, словно
все происходящее касалось не его, — он собирается стрелять. Он хочет
убить меня».
Но усилием воли детектив заставил себя опустить глаза и посмотреть
на пол. Парень из CRS упал на бок, карабин выскользнул у него из рук
и лежал прямо у ног Лебеля. Комиссар опустился на колени и поднял
орудие. Держа его одной рукой, он другой пытался нащупать курок.
Шакал закрыл затвор. Лебель нашел спусковой крючок карабина и с си-
лой надавил на него. Грохот выстрелов заполнил комнату и прорвался
на улицу.
Позже дотошным представителям прессы пришлось объяснять, что
шум издавал мотоцикл без глушителя, который какой-то чудак решил заве-
268
сти в двух кварталах от места церемонии. Полмагазина девятимиллимет-
ровых пуль ударили Шакалу в грудь. Его перевернуло в воздухе и отброси-
ло в угол, тело рухнуло на пол рядом с диваном, снеся на своем пути на-
стольную лампу. Внизу оркестр заиграл туш.
В 6 часов этого же вечера суперинтенданту Томасу позвонили из Пари-
жа. После короткого разговора он послал за старшим инспектором своего
отдела.
— Все в порядке, они его прикончили, — сообщил он. — В Париже. Как
говорится, нет проблем. Но все же еше раз сходите к нему на квартиру
и осмотрите все хорошенько.
В 20 часов инспектор уже заканчивал осмотр квартиры Калтропа и
вдруг услышал, как кто-то вошел в незапертую дверь. Инспектор обернул-
ся. В комнате стоял незнакомый мужчина и оглядывал инспектора серди-
тым взглядом.
— Что вы здесь делаете? — спросил инспектор.
— Позволю задать вам тот же вопрос. Что здесь делаете вы, черт вас
подери?
— Тише, приятель, успокойся. Твое имя и документы.
— Калтроп. Чарлз Калтроп, — отчетливо произнес мужчина. — И это
моя квартира. Так что же все-таки вам здесь нужно?
Инспектор пожалел, что не взял с собой оружие.
— Ну что ж, — произнес он как можно спокойнее. — В таком слу-
чае, я думаю, нам лучше проехать в Скотленд-Ярд. Там тебе все и
объяснят.
— Чертовски правильная мысль, — согласился Калтроп. — Думаю,
вам есть что объяснить.
Но на самом деле объясняться пришлось самому Калтропу. Его продер-
жали целые сутки, пока из Парижа не пришло три подтверждения смерти
Шакала, а пятеро хозяев шотландских отелей не удостоверили, что Чарлз
Калтроп действительно провел прошедшие три недели на севере Сазерленд
Каунти, где ловил рыбу и бродил по горам.
— Если Шакал не Калтроп, — спросил Томас инспектора, когда Калт-
роп был освобожден и отпущен домой,— то кто же он тогда, черт
возьми?
* ♦ ♦
— Здесь не может быть двух мнений, — произнес комиссар Столичной
Полиции своему помощнику Диксону и суперинтенданту Томасу. —
Правительство. Ее Величества не может допустить и мысли, что этот так
называемый Шакал вообще может быть англичанином. Тем не менее, как
вы знаете, известный вам англичанин находился некоторое время под подо-
зрением. Но сейчас все выяснилось, и он полностью оправдан. Нам извест-
но также, что во время своего задания во Франции Шакал выдавал себя
за англичанина, имея на руках фальшивый британский паспорт. Но он
269-
выдавал себя также и за датчанина, и за американца, и за француза, испо-
льзуя два украденных паспорта и поддельные удостоверения. Нас же каса-
ется только то, что убийца въехал во Францию под фальшивым паспортом
на имя Даггана и под этим именем проживал в этом городке... Гапе. Толь-
ко и всего. Итак, дело можно считать закрытым, джентльмены.
♦ ♦ ♦
На следующий день тело неизвестного было похоронено на кладбище
в пригороде Парижа. На надгробье не было никакой надписи. В свидетель-
стве о смерти говорилось, что 25 августа 1963 года неизвестный иностран-
ный турист был сбит мотоциклом на окраине столицы. Водитель скрылся.
На процедуре погребения присутствовали священник, полицейский, стряп-
чий и двое землекопов. Никто не выразил никаких чувств, когда простой
гроб был опушен в могилу. Кроме одного неприметного человечка, со сто-
роны наблюдавшего за похоронами. Когда все было кончено, он повернул-
ся и, отказавшись назвать себя, медленно зашагал прочь по узкой кладби-
щенской тропинке, пока его одинокая маленькая фигура не скрылась из ви-
зу. Он возвращался домой, к жене и детям.
День Шакала окончился.
ОТ АВТОРА
Принято, что автор поименно благодарит тех,
кто содействовал ему в работе над книгой, особенно
если она посвящена достаточно сложной теме. И я
приношу сердечную благодарность тем, кто хоть в
самой малой степени помогал собрать информацию,
необходимую мне в работе над «Досье «ОДЕССА»,
но если я не называю всех поименно, то на это есть
три причины.
Некоторых бывших членов СС совершенно не
волновало, увидят ли свет имена и события, о кото-
рых они рассказывали. Другие специально просили не
называть их как источник информации об СС. В
остальных случаях я сам принимал решение не упо-
минать никаких имен, ибо безопасность этих людей
меня беспокоила куда больше, чем моя собственная.
ВСТУПЛЕНИЕ
Слово «ОДЕССА» в заголовке — это не город в южной России, не ме-
стечко в Америке. Оно представляет собой аббревиатуру, составленную из
заглавных букв немецких слов «Организация бывших членов СС».
СС, как большинство читателей знают, была армией в армии, государ-
ством в государстве, возглавляемом Адольфом Гитлером. Командовал ею
Генрих Гйммлер. Нацисты, которые правили Германией с 1933 по 1945 год,
предназначали ее для особой цели. Предполагалось, что она обеспечит без-
опасность третьего рейха; в сущности же СС должна была претворить в
жизнь стремление Гитлера очистить Германию и Европу от всех элемен-
тов, которых он считал «нежелательными для существования», обратить
в рабство «недочеловеков славянских земель» и стереть с лица земли всех
евреев — мужчин, женщин и детей.
Проводя в жизнь эти намерения, СС организовала истребление около
четырнадцати миллионов человек: шесть миллионов евреев, пять миллио-
нов русских, два миллиона поляков, полмиллиона цыган и полмиллиона
других, включая (хотя об этом редко упоминалось) около двухсот тысяч
немцев и австрийцев — неевреев. Это были или несчастные, страдавшие
умственными или физическими заболеваниями, или так называемые враги
рейха — коммунисты, социал-демократы, либералы, издатели, журнали-
сты, священники, которые позволяли себе говорить и мыслить с достаточ-
ной независимостью, люди, обладавшие совестью и мужеством; позже в
их число вошли и те армейские офицеры, которые подозревались в недо-
статочной лояльности к Гитлеру.
Эсэсовцы метили себя инициалами и руническими знаками своей орга-
низации, которые стали синонимами бесчеловечности, какой еще не знала
ни одна власть в истории.
Когда война близилась к концу, руководители СС, видя, что она проигра-
на, и нс питая иллюзий относительно того, как цивилизованное человечество
отнесется к их деяниям, тайно стали готовиться к исчезновению, возрожде-
нию и новой жизни, уготовив всему народу Германии проклятия.
Вплоть до последних дней огромные суммы в золоте бесследно исчеза-
ли и откладывались на номерные счета в банках, изготовлялись фальши-
274
вые документы, отрабатывались пути бегства. И когда Объединенные На-
йми захватили наконец Германию, большая часть организаторов массовых
убийств исчезла.
Организация, созданная для обеспечения их бегства, называлась ОДЕС-
СА. Когда она достигла своей цели, подготовив для убийц наиболее благо-
приятные условия, ее претензии возросли. Многие нацисты вообще не по-
кидали Германии, предпочитая скрываться под фальшивыми именами и до-
кументами, пока Германией правят Объединенные Нации, другие вернулись
под надежным прикрытием новых имен. Несколько самых высокопостав-
ленных личностей остались за границей, чтобы руководить организацией
из безопасного комфортабельного изгнания.
ОДЕССА ставила и продолжает ставить перед собой пять основных
целей:
реабилитировать бывших членов СС на службе новой Федеративной Ре-
спублики, созданной в 1949 году;
инфильтроваться хотя бы в нижние эшелоны политических партий;
высоко оплачивать лучших защитников убийц из СС, представших пе-
ред судом, и любым возможным путем препятствовать тому, чтобы в За-
падной Германии восторжествовала справедливость, если она направлена
против бывших Kameraden;
поддерживать бывших членов СС, которые захотят найти свое место
в коммерции и промышленности, дабы они могли закрепиться на волне
«экономического чуда», и, наконец, внедрять в сознание немецкого народа
точку зрения, что убийцы СС в сущности были обыкновенными солдата-
ми-патриотами, выполнявшими свой долг перед отечеством и ни в коем
случае не заслуживающими тех обвинений, которые правосудие заведомо
тшетно пытается возложить на них.
Располагая огромными суммами средств, они не без успеха добивались
осуществления поставленной перед собой задачи, а все попытки вынести
им наказание через суд сплошь и рядом обращались в фарс. Несколько раз
меняя наименование, ОДЕССА отрицала само свое существование, и мно-
гие немцы искренне считали, что такой организации в действительности
ис существует. Но на это можно ответить кратко: она продолжает сущест-
вовать, и Kameraden из братства «Мертвая голова» по-прежнему связаны
с ней.
Несмотря на то что ОДЕССА успешно достигла почти всех своих целей,
ей порой приходилось терпеть поражения. Самым тяжелым испытанием
для нее явилась ранняя весна 1964 года, когда в Министерстве юстиции
в Бонне вдруг таинственным образом оказался пакет с документами без
обратного адреса. Тем очень немногим официальным лицам, которым до-
велось видеть список имен из этой папки, она была известна как «Досье
«ОДЕССА».
275
Глава 1
Есть все основания предполагать, что любой наш современник может
ясно припомнить, что он делал 22 ноября 1963 года в ту минуту, когда
услышал, что президент Кеннеди мертв. Он был убит в 12.22 пополудни
по далласскому времени, и сообщение об этом разлетелось уже через по-
лчаса. В Нью-Йорке было 2.30, в Лондоне — половина восьмого и полови-
на девятого вечера — в стылом, промозглом Гамбурге.
Петер Мюллер возвращался в центр города после визита к своей мате-
ри, которая жила в собственном доме в Осдорфе — одном из тихих приго-
родов Гамбурга. Он обычно навешал ее в пятницу, вечером — частью для
того, чтобы убедиться, все ли у нее есть на уик-энд, а частью потому, что
чувствовал необходимость еженедельного визита. Он мог бы звонить ей,
имей она телефон, но, так как его не было, ему приходилось ездить к ней,
чтобы повидаться. Он подозревал, что именно поэтому она и не обзаводи-
лась телефоном.
Как обычно, в машине было включено радио, и он слушал музыкаль-
ную передачу северо-западного радио Германии. К половине девятого, ког-
да он уже десять минут ехал по дороге от Осдорфа, расставшись с ма-
терью, музыка внезапно оборвалась в середине пассажа, и он услышал
сдавленный от напряжения голос диктора:
— Внимание, внимание! Срочное сообщение! Президент Кеннеди убит.
Повторяю: президент Кеннеди убит...
Мюллер оторвал глаза от дороги и уставился на слабо мерцавшую шка-
лу частот в верхней части панели, словно взгляд его был способен опро-
вергнуть то, что слышали его уши, убедить, что он случайно наткнулся
на какую-то станцию, болтающую чепуху.
— Иисусе, — выдохнул он, нажимая на тормоз и сворачивая к правой
стороне дороги. Он огляделся. На всем протяжении длинной, широкой,
прямой трассы, что вела от-Алтоны к центру Гамбурга, другие водители,
услышавшие то же сообщение, сворачивали на обочину, словно ехать и од-
новременно слушать радио им было чересчур трудно. Он увидел тормоз-
ные огни многочисленных машин — водители остановились у поворота,
прислушиваясь к потоку информации, который должен был хлынуть из ра-
276
дноприемников. С левой стороны дороги метались огни фар машин, иду-
щих из города, — водители искали возможность съехать к краю трассы.
Его обгоняли две машины, и первая яростно засигналила; когда она проез-
жала мимо, Мюллер уловил очертания водителя, тот стучал себя пальцем
по лбу тем грубым жестом, которым водители дают понять коллеге, что
у того не все дома.
«Скоро и они узнают», — подумал Мюллер.
Легкая музыка прекратилась, смешавшись с похоронным маршем, —
чувствовалось, он был под рукой у диск-жокеев. В кратких перерывах шла
информация с телетайпов, поступавшая непосредственно в дикторскую.
Стали уточняться детали: открытая машина, ехавшая по улицам Далласа,
снайпер на верхнем этаже склада школьных учебников. Об арестах кого-
либо не упоминалось.
Водитель машины, остановившейся перед Мюллером, вышел и напра-
вился к нему. Он подошел к левому окну, но, увидев, что место води-
теля на непривычном правом месте, обошел машину. Мюллер опустил
стекло.
— Слышали? — спросил мужчина, наклонившись.
— Да, — ответил Мюллер.
— Просто чудовищно!
В Гамбурге, в Европе, по всему миру люди, узнав о случившемся, обра-
щались к незнакомцам с этими же словами.
— Считаете, это дело рук коммунистов? — спросил мужчина.
— Не знаю.
— Если они, то может начаться война.
— Может быть, — согласился Мюллер. Ему хотелось, чтобы мужчина
оставил его в покое. Как репортер он мог представить себе тот хаос, кото-
рый царил сейчас в редакциях по всей стране, когда редакции срочно вызы-
вали своих работников на места, чтобы успеть подготовить утренний вы-
пуск с последними сообщениями. Надо было спешно готовить тексты не-
крологов, проверять, печатать и засылать сотни и тысячи страниц текста,
а телефонные линии раскалялись от криков тех, кто требовал новой и но-
вой информации, — и все потому, что человек с простреленным горлом
рухнул, обливаясь кровью, в техасском городе.
На мгновение ему захотелось оказаться сейчас в редакции, но он уже
три года как был журналистом «фри-ланс» — по свободному найму, специ-
ализировался главным образом внутри Германии по делам, связанным с
преступлениями, полицией, подпольным миром. Его мать ненавидела эту
работу, обвиняя его в том, что он «якшается с грязной публикой», но уве-
рения Мюллера, что он считается одним из самых известных репортеров-
расследователей в стране, не мо* ли разубедить ее: она считала, что такая
работа не подходит ее единственному сыну.
По мере того как поступали все новые и новые сообщения, он напря-
женно размышлял, пытаясь представить, под каким «углом» все эти собы-
тия будут обсуждаться в Германии, когда станут главной темой дня.
277
Редакция официального Бонна будет представлена правительственными чи-
новниками; они же будут интерпретировать воспоминания о визите Кенне-
ди в Берлин в июне прошлого года.
Человек, подошедший к его машине, увидел рассеянное выражение лица
Мюллера и решил, что тот отнюдь не скорбит по погибшему президенту.
Он тут же прервал свои рассуждения о грядущей мировой войне и придал
своему лицу такое же серьезное выражение.
— Да-да-да, — пробормотал он с проницательностью, словно все пред-
видел заранее. — Жестокие люди эти американцы, попомните мои слова,
поистине жестокие люди. Они буквально обуяны насилием, чего мы, нор-
мальные люди, здесь никак не можем понять.
— Конечно, — быстро согласился Мюллер, по-прежнему занятый свои-
ми мыслями. Собеседник, кажется, понял, что разговор не состоится.
— Ну, мне пора домой, — сказал он, выпрямляясь, — Бог в по-
мощь! — и направился к своей машине.
— Спокойной ночи! — крикнул Мюллер из открытого окна и поднял
стекло, спасаясь от мокрого снега, летевшего над долиной Эльбы. Из при-
емника все звучали медленные марши, и диктор сказал, что легкой музыки
сегодня не ожидается; сводки новостей будут перемежаться соответствую-
щими мелодиями.
Откинувшись на удобное кожаное сиденье своего «ягуара», Мюллер за-
курил «Рот-Хендл», сигареты черного табака без фильтра, с пронзитель-
ным запахом — еще одна привычка непутевого сына, на которую сетовала
его мать.
Всегда есть искушение представить себе, как развертывались бы собы-
тия, если бы... или если бы не... Упражнения эти тщетны, потому что воз-
можное развитие событий обычно покрыто непроницаемой завесой тайны.
Но совершенно точно можно утверждать, что, не услышь Мюллер сегодня
вечером это сообщение, он не свернул бы на обочину, на которой простоял
больше получаса. Он не увидел бы машину «скорой помощи», не узнал
бы о Соломоне Таубере и Эдуарде Рошмане и через сорок месяцев респуб-
лика Израиль наверняка перестала бы существовать.
Он докурил сигарету, продолжая слушать радио, опустил стекло и вы-
бросил окурок. Легкое прикосновение к ключу зажигания «ягуара» — и
двигатель заурчал под округлым капотом, как дикий зверь, рвущийся из
клетки. Мюллер включил фары дальнего света, оглянулся назад и, вырулив
на дорогу, влился в стремительный поток машин, несущихся по осдорф-
ской дороге.
Уже на Штреземанштрассе вместе с другими водителями он остановил-
ся перед красным светофором, когда услышал сзади сирену «скорой помо-
щи». Завывая, она пронеслась слева от него, слегка притормозила, прежде
чем свернуть на боковую улицу, и под красным светом, срезав нос машины
Мюллера, пронеслась вправо по Даймлерштрассе. Мюллер отреагировал
автоматически. Нажав на стартер, он рванулся за «скорой помощью» и
пристроился в двадцати метрах за ней. Едва он проделал этот маневр,
278
сразу пожалел, что не направился прямо домой. Наверняка, ничего не
удастся выкопать, но вдруг... «Скорая помошь», летящая по городу, все-
гда означает тревогу, а тревога может означать какую-нибудь историю
для печати, особенно если ему первым удастся прибыть на место про-
исшествия и успеть все «раскрутить» до того, как явятся штатные репор-
теры из конторы. Это может быть автокатастрофа на дороге, испепеляю-
щий пожар, горящий дом с ребенком внутри. Все что угодно. Мюллер
вечно таскал с собой маленькую «Ящику» с лампой-вспышкой в бардачке
своей машины: никогда нельзя заранее знать, что предстанет перед твоими
глазами.
Он слышал о человеке; который в Мюнхенском аэропорту 6 февраля
1958 года ждал прибытия самолета, на борту которого была футбольная
команда «Манчестер юнайтед». Самолет разбился в двухстах метрах от
места, где стоял тот человек. Он не был профессиональным фотографом,
но успел расчехлить камеру и сделать несколько снимков горевшего само-
лета. Иллюстрированные журналы заплатили ему за них больше пяти ты-
сяч фунтов.
«Скорая помощь» свернула в путаницу маленьких тихих улочек Алто-
ны, оставив железнодорожный вокзал слева, и прямиком направилась в
сторону реки. Кто бы ни сидел за рулем в тупоносом «мерседесе» с при-
поднятой крышей, то был знаток Гамбурга и умелый водитель. Несмотря
на мощь своей машины и специальные шипованные шины, Мюллер чув-
ствовал, как задние колеса порой идут юзом на мокрой брусчатке.
Мюллер заметил, что промелькнул склад запасных авточастей Менка,
и, проехав еще несколько улиц, он получил наконец ответ на свой вопрос.
«Скорая помощь»-«мерседес» свернула на бедную, запущенную улочку с
обшарпанными домами, где сдавались отдельные комнаты. Она останови-
лась перед одним из таких — там уже стояла полицейская машина, мигав-
шая синим фонарем на крыше. Лицам зевак, столпившихся у дверей, он
придавал какие-то призрачные оттенки.
Грузный сержант полиции гаркнул на толпу, требуя отойти и освобо-
дить место для «скорой помощи». «Мерседес» подъехал ближе. Его води-
тель и санитар вылезли из машины, обошли ее с тыла и вытащили носил-
ки. Сказав сержанту несколько слов, пара поспешила наверх.
Мюллер проехал ярдов двадцать дальше и остановился на противопо-
ложной стороне. Он был удивлен. Стало быть, не пожар, не авария, не
несчастный ребенок, а скорее всего у кого-то инфаркт. Он вылез из маши-
ны и подошел к небольшой толпе, полукруг которой сержант сдерживал
у входа в дом, освободив доступ к дверям для «скорой помощи».
— Вы не против, если я поднимусь? — спросил Мюллер.
— Конечно, против. Вам там нечего делать.
— Пресса. — Мюллер протянул карточку гамбургской прессы.
— А я полиция, — отрезал сержант. — И наверх никто не поднимется!
Лестница там и без того узкая, да и не безопасная. Санитары сейчас уже
будут спускаться вниз.
279
Он был высокий н крупный, как и подобает старшему сержанту поли-
цейских сил, обслуживающих опасную часть Гамбурга. Шести футов и трех
дюймов роста, в дождевике с капюшоном, он, стоявший с раскинутыми
руками и сдерживавший толпу, казался таким же непреодолимым, как
дверь старинного амбара.
— Что же там случилось? — спросил Мюллер.
— Не имею права сообщать. Зайдите позже в полицию.
Человек в штатском спустился сверху и ступил на мостовую. Отблеск
от мигалки полицейского «фольксвагена» мелькнул по его лицу, и Мюллер
узнал своего однокашника. Теперь он младший детектив-инспектор в гам-
бургской полиции, в отделении Алтона-Централ.
— Эй, Карл!
Молодой инспектор обернулся и посмотрел на людей, столпившихся за
спиной сержанта. При очередном повороте мигалки он заметил Мюллера
и поднял правую руку. Его лицо расплылось в улыбке, полувеселой, полу-
сердитой. Он кивнул сержанту.
— Порядок, сержант! Этот безопасен.
Сержант опустил ладонь, и Мюллер скользнул мимо него. Они с Кар-
лом Брандтом пожали друг другу руки.
— Как ты здесь оказался?
— Ехал за «скорой».
— Кровавый стервятник! Чем теперь занимаешься?
— Все как обычно. На вольных хлебах.
— Здесь нет ничего для тебя. Время от времени я вижу твое имя в ил-
люстрированных журналах.
— Живу себе... Слышал про Кеннеди?
— Да. Черт-те что! Теперь они должны перевернуть Даллас вверх нога-
ми. Слава Богу, это случилось не на моем участке.
Мюллер кивнул на плохо освещенный вход в дом, где слабая голая лам-
почка вполнакала тускло освещала выцветшие обои.
— Самоубийство. Газом. Соседи почувствовали запах из-под дверей и
вызвали нас. Слава Богу, никто не зажег спичку, а то все бы тут взлетело!
— Там, кстати, не кинозвезда какая-нибудь? — осведомился Мюллер.
—Как бы не так! Будто они живут в подобных местах? Нет, всего лишь
какой-то старик. Такого вида, словно скончался несколько лет назад. Такое
тут случается каждую ночь.
— Хуже ему уже не будет.
Инспектор одарил его беглой улыбкой и повернулся как раз вовремя,
когда санитары с телом на носилках спускались с последних ступенек скри-
пучей лестницы. Брандт снова обратился к собравшимся:
— Освободите место! Дайте им пройти!
Сержант тут же возвысил голос и оттеснил толпу дальше. Санитары,
выйдя на тротуар, двинулись к машине. За ними шел Брандт, сопровождае-
мый по пятам Мюллером, хотя он не рвался смотреть на мертвеца, —
просто следовал за Брандтом. Подходя к «мерседесу», первый^ санитар
280
вставил ручки носилок в пазы, а другой приготовился втолкнуть носилки
внутрь.
— Постойте. — Брандт откинул угол одеяла, прикрывавшего лицо
мертвеца, и бросил через плечо: — Просто формальность... В рапорте до-
лжно быть сказано, что я сопровождал тело до морга.
Свет в салоне машины был ярким, и Мюллер бросил беглый взгляд
на лицо самоубийцы. Его первое и единственное впечатление свелось к то-
му, что он никогда еще не видел столь старого и уродливого человека. Да-
же не учитывая влияния газа — серая одутловатость кожи, синеватый от-
тенок губ, — было ясно, что и при жизни человек этот был далеко не кра-
савец. Жидкие пряди волос прилипли к почти лысому черепу. Глаза его
были закрыты. Лицо истощенное — видно, во рту недоставало искусствен-
ной челюсти, щеки так глубоко провалились, что почти касались неба, со-
здавая впечатление монстра из фильма ужасов. Губ почти не было видно,
и они были изрезаны вертикальными черточками, вызвав у Мюллера вос-
поминание о сморщенной голове, обнаруженной в бассейне Амазонки, ко-
торую ему однажды довелось увидеть, — губы индейца сшили грубыми
стежками. В дополнение к впечатлению у старика было два шрама, пересе-
кавших его лицо от макушки до угла рта.
Бросив на покойника беглый взгляд, Брандт опустил одеяло и кивнул
стоявшему позади санитару. Сделав шаг назад, чтоб санитар мог втолк-
нуть носилки, он захлопнул дверцу, повернулся и направился к машине,
где его уже ожидал приятель. «Скорая помощь» уехала, и толпа стала рас-
ходиться, подгоняемая ворчанием сержанта:
— Ступайте, ступайте! Все кончено. Смотреть тут не на что. Неужто
у вас дома нет?
— Да будет земля пухом бедняге! Для тебя тут ничего нет, не так
ли? — как бы подтверждая слова сержанта, сказал Брандт.
Мюллер был огорчен.
— Абсолютно. Ты сказал — такое случается каждую ночь. По всему ми-
ру люди умирают, и никому до них нет дела. Тем более что убили
Кеннеди.
Инспектор Брандт рассмеялся.
— Ах вы, чертовы журналисты!
— Давай посмотрим фактам в лицо. Смерть Кеннеди — это то, о чем
люди хотят прочесть. Ради такого они и покупают газеты.
— Ясно. Ладно, мне пора в участок. Пока, Петер.
Они снова обменялись рукопожатием и расстались. Мюллер, двинув-
шись в сторону станции Алтона, снова вырулил на главную дорогу, что
вела к центру города, и через двадцать минут уже ставил свой «ягуар»
в подземном гараже под площадью Ганзы, в двухстах ярдах от дома, где
на верхнем этаже располагалась его квартира.
Держать всю зиму машину в подземном гараже обходилось недешево,
но это была одна из тех экстравагантностей, которые он мог себе позво-
лить. Ему нравилась его очень дорогая квартира, потому что была
281
расположена высоко над городом и он мог с высоты любоваться вечно
гудящим бульваром Штейндамм.
Об одежде и пище он думал меньше всего, потому что при своих двад-
цати девяти годах, шести футах роста, вьющихся каштановых волосах и
карих глазах, привлекавших женщин, он не нуждался в дорогой и изыскан-
ной одежде. Один из завистников-друзей как-то сказал ему: «Ты соблаз-
нишь и монастырскую затворницу», на что Мюллер рассмеялся, но в то
же время ему было приятно это услышать, потому что он знал —
приятель прав.
Подлинными страстями в его жизни были спортивные машины, журна-
листика и Сигрид, хотя порой он, стыдясь, признавал, что, если бы надо
было выбирать между Сиги и «ягуаром», Сиги пришлось бы искать лю-
бовника на стороне.
Припарковав машину, он полюбовался ею в свете фонарей в гараже.
Нередко он просто наслаждался ее внешним видом. Даже когда она стояла
’ на улице, он мог, остановившись, не сводить с нее восхищенного взгляда,
тем более если рядом был прохожий, который, не подозревая, что имеет
дело с владельцем машины, тоже останавливался и отпускал замечания ти-
па «Вот это машина!». Не каждый молодой репортер на вольных хлебах
может позволить себе машину «Ягуар ХК 150-S». В Гамбурге почти невоз-
можно достать для нее запасные части, тем более для серии ХК, в которой
модель «S» была последней, снятой с производства в 1960 году. Он раздо-
бывал их сам и, случалось, проводил воскресные часы в комбинезоне под
кузовом или с головой уйдя в двигатель. Горючее, которое буквально жра-
ли три карбюратора, проделывало солидную дыру в его карманах, тем бо-
лее что в Германии оно стоило довольно дорого, но Мюллер охотно шел
на траты. Все возмещали яростный рык машины, когда он, Петер, выле-
тая на пустой автобан, до отказа жал на акселератор, ощущение стреми-
тельного полета, когда он резко брал повороты на горной дороге. Он еше
поставил более жесткую подвеску на двух передних колесах и теперь уве-
ренно держался на поворотах, там, где другие водители сбрасывали ско-
рость, если они пытались тянуться за ним. Он перекрасил «ягуар», и те-
перь по обоим его бокам протянулись ядовито-желтые полосы. Так как ма-
шина была сделана в Ковентри, в Англии, то руль имела справа, что
доставляло определенные трудности в управления, зато скорость он пере-
ключал левой рукой, держа подрагивавший руль правой. Это его устраива-
ло больше.
Думая о своем приобретении, он с трудом верил, что ему выпала такая
удача. Как-то ранним летом, сидя в очереди в парикмахерской, от нечего
делать Мюллер развернул поп-журнал. Обычно его не интересовали сплет-
ни о поп-звездах. Центральный разворот был посвящен рассказу о стреми-
тельном взлете к славе и международной известности четверых лохматых
ребят из Англии. Лицо крайнего справа ни о чем ему не говорило даже
несмотря на крупный нос, но остальные трое вызвали какое-то движение
н закоулках памяти.
282
Названия дисков, обеспечивших четверке международную славу, «Пожа-
луйста, прошу тебя» и «Так люби же меня» он забыл почти сразу, но
эти три лица мучали его два дня. Наконец вспомнил — два года назад,
в 1961-м, эти ребята пели в маленьком кабаре на Репербане, получая налич-
ные. Ему потребовался еше день, чтобы вспомнить, как их расхваливали.
А заглянул он туда лишь разок, да и то случайно, чтобы встретиться с
одним человеком из подпольного мира, от которого надеялся получить ин-
формацию о банде Сан-Паули. Зайдя в клуб «Звезда», он порылся в счетах
за 1961 год и наткнулся на музыкальную группу. Тогда их было пятеро:
троих он узнал, но были еще двое — Пит Бест и Стюарт Сатклифф.
Оттуда он отправился к фотографу, который делал фотографии для пе-
чати по заказу импрессарио Берта Кемфера, и купил у него права на все,
чем тот владел. Очерк Петера «Как Гамбург открыл битлов» обошел ил-
люстрированные журналы и издания поп-музыки всей Германии и широко
распространился за границей. В результате Мюллер купил «ягуар», кото-
рый давно присмотрел в витрине, — туда его поместил английский офицер,
потому что его беременная жена не могла больше пользоваться машиной.
Петер из благодарности купил еше и несколько пластинок битлов, но слу-
шала их только Сиги.
Оставив машину, он поднялся по пандусу на улицу, затем в свою квар-
тиру. Было уже около полуночи, и, хотя за шестичасовым обедом мать
накормила его доотвала, как и предвидел, он снова проголодался. Поджа-
рил себе яичницу-болтушку и сел слушать последние известия. Они были
заполнены сообщениями о Кеннеди, которые подавались под специфиче-
ским немецким углом зрения. Новостей непосредственно из Далласа было
немного. Полиция по-прежнему искала убийцу. Диктор стал высокопарно
распространяться о любви Кеннеди к Германии, о его посещении Берлина
прошлым летом и о его словах, сказанных во всеуслышание немцам:
«Я сам берлинец».
Затем последовало заявление бургомистра Западного Берлина Вилли
Брандта, голос которого подрагивал; заявление, зачитанное от имени канц-
лера Людвига Эрхарда и бывшего канцлера Конрада Аденауэра, который
ушел в отставку лишь 15 октября.
Выключив приемник, Петер Мюллер отправился спать. Ему хотелось
бы, чтоб Сиги была дома, потому что он привык прижиматься к ней, ког-
да чувствовал себя усталым. Потом к нему приходило желание, и они зани-
мались любовью, после чего он проваливался в глухой сон, что раздража-
ло Сиги, ибо ее после всего, как правило, тянуло к разговорам о женитьбе
и о детях. Но кабаре, в котором она танцевала, работало до четырех утра,
а по пятницам закрывалось и позже, поскольку на Репербане толклись ту-
ристы и провинциалы, готовые покупать шампанское вдесятеро дороже ре-
сторанной цены для девушек, у которых была большая грудь и высоко
подрезанные юбки. У Сиги была и самая большая и самая высокая.
Он выкурил еше сигарету и в четверть второго уснул, видя во сне
страшное лицо старика, умершего от газа в трущобах Алтоны.
283
Когда Петер Мюллер в полночь ел свою яичницу в Гамбурге, на окраи-
не Каира, неподалеку от пирамид, пятеро мужчин сидели за бокалами, раз-
валившись в удобных креслах в шикарном холле дома, примыкавшем к ма-
нежам школы верховой езды. Был час пополудни. Мужчины хорошо по-
обедали и были в веселом настроении, которое вызвали новости из
Далласа, услышанные ими четыре часа назад.
Трое из мужчин были немцы, двое египтяне. Жена хозяина и владельца
школы, где любило проводить время высшее общество Капра из довольно
большой немецкой колонии в несколько тысяч человек, пошла спать, оста-
вив мужчин продолжать беседу в столь поздний час.
В низком кожаном кресле у раскрытого окна сидел со стаканом виски
в руке Петер Бодден — бывший эксперт по еврейским делам в нацистском
министерстве пропаганды доктора Иозефа Геббельса. Вскоре после оконча-
ния войны, поселившись в Египте, куда его доставила ОДЕССА, Бодден
принял имя Эль Гунра и работал экспертом по еврейским вопросам в еги-
петском министерстве восточных дел. Слева от него расположился другой
бывший эксперт из штаба Геббельса — Макс Бахман, работавший в том
же министерстве. Он также принял мусульманство, совершил хадж в Мек-
ку и называл себя Эль Хадж. В соответствии с предписаниями своей
новой религии он пил апельсиновый сок. Оба остались фанатичными на-
цистами.
Из египтян один был полковник Чам Эдин Бадран, личный адъютант
маршала Абель Хаким Амера, позднее ставший египетским министром
обороны и приговоренный к смерти за предательство во время Шестиднев-
ной войны 1967 года. После его падения и полковник Бадран впал в неми-
лость. Другой — полковник Али Самир, глава мукхабарата, египетской се-
кретной разведывательной службы. Во время обеда присутствовал и шес-
той — почетный гость. Он умчался в Каир, когда в половине десятого по
местному времени пришло сообщение о смерти Кеннеди. Это был спикер
Национальной ассамблеи Египта Анвар эль Садат — ближайший помощ-
ник президента Гамаль ибн Насера, позднее ставший его преемником.
Петер Бодден поднял бокал.
—Итак, Кеннеди, этот обожатель евреев, мертв. Джентльмены, я поз-
дравляю вас!
— Но наши бокалы пусты, — возразил полковник Самир.
Хозяин поспешил исправить ошибку и наполнил бокалы.
Оценка Кеннеди как обожателя евреев не удивила никого из присутство-
вавших. 14 марта 1960 года, когда Дуайт Эйзенхауэр еще был президентом
Соединенных Штатов, в нью-йоркском отеле «Уолдорф-Астория» тайно
встретились премьер Израиля Давид Бен-Гурион и канцлер Германии Кон-
рад Аденауэр, хотя десять лет назад такую встречу нельзя было бы себе
и представить. И то,' что казалось невозможным даже в 1960 году, все же
состоялось при этой встрече, но столь скрытно, что потребовались годы,
чтобы информация о встрече как-то просочилась. Поэтому еще в конце
1963 года президент Насер отказывался серьезно воспринимать информа-
284
шпо, которую ОДЕССА и мукхабарат полковника Самира положили ему
на стол.
Два государственных деятеля подписали соглашение, в соответствии с
которым Западная Германия открывала Израилю кредит на пятьдесят
миллионов долларов в год без всяких предварительных условий. Впро-
чем, Бен-Гурион вскоре выяснил, что иметь деньги — это одно, а обла-
дать надежным источником оружия — совсем иное. Через шесть месяцев
за соглашением в «Уолдорфе» последовало второе, подписанное минис-
трами обороны Израиля и Германии Шимоном Пересом и Францем
Йозефом Штраусом. В соответствии с соглашением Израиль был готов
тратить деньги, полученные от Германии, на закупку оружия в той же
Германии.
Аденауэр, встревожившись противоречивым характером второго согла-
шения, месяц за месяцем оттягивал его утверждение, пока в ноябре 1961
года не оказался в Нью-Йорке, где встретился с новым президентом Джо-
ном Фицджералдом Кеннеди. Кеннеди надавил на него. Он не хотел, чтобы
оружие из США поступало прямиком в Израиль, но не возражал, чтобы
израильтяне вооружились хоть каким-то образом. Израилю были нужны
истребители, транспортные самолеты, орудия «Ховитцер 105 мм», броне-
машины и танки, но больше всего — танки.
Германия обладала всем этим вооружением, главным образом произве-
денным в США, которое шло на оснащение американских войск, стоявших
в Германии по договору НАТО, или же производилось по лицензиям в са-
мой Германии.
Под давлением Кеннеди соглашению Переса —- Штрауса был дан ход.
Первые немецкие танки прибыли в Хайфу в конце июня 1963 года. Было
трудно долгое время держать их прибытие в секрете, поскольку ими зани-
малось слишком много людей. ОДЕССЕ все стало известно в конце 1962
года, и она тут же проинформировала египтян, ее агенты в Каире поддер-
живали с ними самую тесную связь.
В конце 1963 года положение дел стало меняться. 15 октября Конрад
Аденауэр — этот Боннский Лис, Гранитный Канцлер — сдал свои полно-
мочия и ушел в отставку. Место Аденауэра занял Людвиг Эрхард, пришед-
ший к власти волей избирателей как отец германского экономического чу-
да. Однако в международных делах он чувствовал себя слабо и неуве-
ренно.
Даже когда Аденауэр стоял у власти, в западногерманском кабинете ми-
нистров была довольно активная группа, которая хотела прикрыть слежку
о снабжении израильской армии оружием и прекратить поставки еще до
того, как они начались. Старый канцлер утихомирил группировку несколь-
кими резкими фразами: власть его была такова, что никто больше даже
не пискнул.
Эрхард был совсем другой человек и уже успел заслужить себе прозви-
ще — Резиновый Лев. Как только он занял столь высокое место, группи-
ровка, базировавшаяся в министерстве иностранных дел, учитывая свои
285
прекрасные отношения с арабским миром, снова заявила о себе. Эрхард
дрогнул. Но его прикрывало твердое решение Кеннеди, что Израиль до-
лжен получать оружие через Германию. Теперь Кеннеди убит. Главный во-
прос в эти ранние утренние часы был прост и ясен: будет ли президент
Линдон Джонсон продолжать свое давление на Германию, не позволяя не-
решительному боннскому канцлеру отступить от сделки? Пока он этого не
делал, но в Каире очень надеялись, что он пойдет на такой шаг.
Хозяин дома в предместье Каира, где собралась ночью веселая компа-
ния, наполнив стаканы гостей, подошел к буфету, чтобы наполнить и свой.
Его звали Вольфганг Лютц. Родился он в 1921 году в Манхейме, был майо-
ром немецкой армии, фанатично ненавидел евреев, в Каир эмигрировал в
1961 году и основал тут свою школу верховой езды. Светловолосый, голу-
боглазый, с ястребиными чертами лица, он пользовался неизменным рас-
положением самых влиятельных политических фигур как в Каире, так и
среди немецкого анклава и, главным образом, нацистской колонии на бере-
гах Нила.
Повернувшись к остальным, он одарил их широкой улыбкой. Если и
было в ней что-то неестественным, то никто этого не заметил. Улыбка
была фальшивой. Да, он действительно родился в 1921 году в Манхейме,
но родился евреем, эмигрировал в Палестину в 1933 году, когда ему было
двенадцать лет. Звали его Зеев, он имел звание рав-серена (майора) изра-
ильской армии. Кроме того, в настоящее время он исполнял обязанности
секретного агента израильской разведки в Египте. 28 февраля 1965 года по-
сле обыска в его доме, когда в ванной обнаружили передатчик, его аресто-
вали. А 25 июня 1966 года суд приговорил его к бессрочным каторжным
работам. Освобожденный после войны 1967 года в ходе обмена на тысячи
египетских военнопленных, он и его жена ступили 4 февраля 1968 года на
землю в аэропорту Лод.
Но в ту ночь, когда погиб Кеннеди, все это было еще в будущем —
арест, пытки, неоднократное изнасилование его жены. Глядя на четыре
улыбающиеся, обращенные к нему физиономии, он поднял свой бокал.
На самом деле он с трудом дожидался ухода гостей, ибо один из них
сказал за обедом нечто, имеющее жизненно важное значение для его стра-
ны, и он мучительно хотел остаться один, чтобы уйти в ванную, вынуть
передатчик из тайника и передать сообщение в Тель-Авив. Но он заставлял
себя улыбаться.
— Смерть обожателям евреев! —- провозгласил он. — Зиг хайль!
Петер Мюллер проснулся около девяти и потянулся на огромной пухо-
вой перине своей двуспальной кровати. Он сразу ощутил рядом тепло тела
и увидел спящую Сиги, прижался к ее выпуклым ягодицам.
Сиги, которая спала каких-нибудь четыре часа, раздраженно пробормо-
тала что-то и отодвинулась на край кровати.
— Убирайся, — буркнула она спросонья.
- 286
Мюллер вздохнул, перевернулся на спину и, потянувшись, взял часы,
стараясь в полутьме разглядеть, который час. Он поднялся с кровати, об-
мотал торс полотенцем и, пройдя через гостиную, раздвинул занавеси на
окнах. Холодные лучи ноябрьского солнца залили комнату, заставив его
зажмуриться. Протерев глаза, он глянул из окна вниз на Штейндаммшт-
рассе. Черный мокрый асфальт блестел, но движения на дороге было нем-
ного. Зевнув, он направился в кухню сварить себе первую из многочислен-
ных чашек кофе за день. И мать, и Сиги посмеивались, что он мог бы
прожить лишь на кофе и сигаретах.
Сидя за кофе и первой сигаретой в тишине кухни, он прикидывал, есть
ли что-нибудь такое, чем он обязан сегодня заняться, и решил, что таких
дел не предвидится. С одной стороны, все газеты и очередные номера жур-
налов будут посвящены Кеннеди, и так будет продолжаться несколько дней
или недель. С другой — он пока еще не наткнулся на интересную историю.
Кроме того, в субботу и воскресенье никого не разыскать на месте, а чи-
новникам редко нравится, когда их беспокоят дома. Недавно он закончил
хорошо принятую читателями серию статей о непрерывных поползновени-
ях австрийских, парижских и итальянских гангстеров на злачные угодья Ре-
пербана, представлявшие собой полмили территории Гамбурга, заполнен-
ные ночными клубами, борделями и всякими видами порока. Он подумал,
что пора бы потрясти журналы, куда он отдал материал, чтобы те запла-
тили, но, прикинув, решил не делать этого. Все равно заплатят вовремя,
а пока он не нуждается в деньгах. Правда, счет из банка, который пришел
три дня назад, говорил, что он уже превысил свой кредит на пять тысяч
марок.
— Вечно с тобой одни хлопоты, парень, — произнес он, опрокинув
чашку кофе и глядя на свое отражение в одном из блюд, до блеска начи-
щенных Сиги, — и все потому, что ты ленив.
Десять лет назад, уже в конце воинской службы, когда он размышлял
над тем, как определиться в жизни, ему предложили многообещающую
карьеру чиновника.
— Я хочу быть богатым бездельнком, — ответил он тогда, но и сейчас,
на подходе к тридцатилетию, он все еще не достиг этого состояния и, ви-
димо, никогда не достигнет, но все равно считал, что то была неплохая
идея.
Он перенес в ванную маленький приемник, закрыл дверь, чтобы не
беспокоить Сиги, и, моясь и бреясь, прослушал последние известия.
Главной темой было сообщение об аресте человека, обвинявшегося в
убийстве президента Кеннеди. Как и предполагал Мюллер, все диапа-
зоны заполнили лишь сообщения, имевшие отношение к покушению на
Кеннеди.
Насухо вытеревшись, Петер вернулся в кухню и еще раз заварил кофе,
на этот раз две чашки. Принеся их в спальню, поставил на столик у крова-
ти, скинул пижаму и снова забрался под одеяло — к Сиги. Ее роскошные
белокурые волосы разметались по подушке.
287
Сиги было двадцать два года, в школе она была чемпионкой по гимна-
стике. Благодаря этому она имела бы почти классическую фигуру, если бы
не мошно развившийся бюст, который не умещался ни в какой лифчик.
Кончив школу, Сиги стала преподавателем физкультуры в женской гимна-
зии. Решение стать стриптизеркой в Гамбурге пришло через год и объясня-
лось чисто экономическими причинами: теперь она зарабатывала в пять
раз больше преподавателя физкультуры.
Несмотря на ту непринужденность, с какой Сиги сбрасывала одеяния,
приводя в восторг весь ночной клуб, она очень болезненно переживала лю-
бое грубое замечание по поводу своего тела, если видела человека, который
такое позволял себе.
— Дело в том, — как-то совершенно серьезно сказала она Петеру, —
что на сцене я ничего не вижу из-за света прожекторов, поэтому меня нич-
то и не волнует. Если бы я видела публику, думаю, убежала бы со сцены.
После своего номера, одевшись, она занимала место за столиком и не
отказывала посетителям, если ей предлагали выпить шампанского. Един-
ственный напиток, который она позволяла себе, — шампанское —
пол бутылки или в лучшем случае не больше бутылки. За это ей платили
пятьдесят процентов комиссионных. Но почти все посетители, приглашав-
шие ее, надеялись на нечто большее, чем час восхищения глубоким каньо-
ном между ее грудями. Однако им не удавалось ничего добиться. Сиги бы-
ла добрая и чуткая девушка, ее отношение к особой заинтересованности
посетителей носило скорее характер вежливого сожаления, чем постоянной
ненависти, какую другие девушки скрывали за своими неоновыми
улыбками.
— Бедняги, — как-то сказала она Мюллеру, — им всем нужна хорошая
женщина, к которой хотелось бы возвращаться...
— Что ты имешь в виду «бедняги»? — запротестовал Мюллер. — Все
они старые грязные подонки с пухлыми кошельками. Им хочется тратить
деньги не зря.
— Они не были бы такими, если бы о них кто-то заботился, —
возразила Сиги. Ее женская логика была неопровержима.
Мюллер познакомился с ней случайно, когда пришел в бар «Мадам Кок-
кет», расположенный за кафе «Кессе» на Репербане. Он зашел тогда побол-
тать и выпить с владельцем — своим старым другом, поставлявшим ему
кое-какую информацию. Сиги была высокая девушка, пяти футов и девяти
дюймов роста, с очень выразительной фигурой. Такие формы у женщины
более низкого роста показались бы чрезмерными. Раздеваясь под музыку,
Сиги выполняла привычные чувственные жесты, а на лице застыло стан-
дартное для стриптизерок выражение, словно она находится в собственной
спальне. Все это Мюллеру приходилось видеть уже не раз, и он довольно
равнодушно пил свой кофе.
Но когда она скинула лифчик, Петер вытаращил глаза, а рука с чашкой
застыла на полпути ко рту. Хозяин с сардонической усмешкой глянул на
него.
288
— Ничего сложеныше, а? — спросил он.
Мюллеру пришлось признать, что любая девочка из «Плейбоя»
выглядела бы рядом с ней жалким заморышем: у Сиги было та-
кое крепкое и подтянутое тело, что груди ее были устремлены вперед и
вверх.
В конце выступления, когда уже раздались аплодисменты, девушка
сбросила с себя наигранную маску профессиональной танцовшины и сдела-
ла легкий, чуть смущенный поклон залу, одарив его широкой, светлой
улыбкой. Она напоминала юную гончую, которая, несмотря на прекрасные
оценки, просит, чтобы еше раз похвалили. Не привычные фигуры танца,
не тело, а именно улыбка покорила Мюллера. Он осведомился, не согла-
сится ли дама выпить с ним, и ее послали к нему.
Так как Мюллер был в компании ее хозяина, она отказалась от шампан-
ского и попросила джин-физ. Мюллер с удивлением обнаружил, что с ней
довольно приятно общаться, и спросил, не может ли он проводить ее до-
мой после выступления. Не скрывая определенных опасений, Сиги согласи-
лась. Холодно разыгрывая свою партию, Миллер решил не настаивать на
том, чтобы сразу же остаться у нее. Стояла ранняя весна, и, когда кабаре
закрылось, она выскочила в очень легком шерстяном пальтишке, что, по
его предположению, было сделано намеренно.
За кофе они поболтали; в ходе разговора она избавилась от своей ско-
ванности — болтала непринуждено и весело. Мюллер узнал, что она лю-
бит поп-музыку, искусство, прогулку по берегу Алстера, детей и домашние
хлопоты. Потом стал заходить к ней, когда у нее случался свободный ве-
чер, и они вместе ходили ужинать или на представление, но в одной посте-
ли не спали.
Так прошло три месяца, и Мюллер наконец пригласил ее к себе в по-
стель. Лишь потом предположил, что и ей этого хотелось. Со своим до-
вольно прямолинейным отношением ко многим жизненным явлениям Сиги
уже решила, что хочет выйти замуж за Петера. Единственная проблема
состояла в том, что она не знала, чем его привлечь, — то ли улечься с
ним в постель, то ли водить его за нос. Но, поняв, что с возникновением
у Петера потребности в женщине вторая половина его постели редко пусту-
ет, она решила прочно занять это место и сделать жизнь Петера столь
удобной, чтоб он сам решил жениться на ней. К концу ноября они провели
вместе уже шесть месяцев.
Мюллер, который с трудом воспринимал домашний уют, должен
был признать, что она прекрасно ведет дом и проявляет здоровый
темперамент в постели. Она никогда впрямую не говорила о женить-
бе, но косвенно старалась намекнуть. Мюллер делал вид, что не заме-
чает намеков. Загорая на берегу озера Алстер, она могла вдруг начать
возиться с каким-нибудь малышом под благосклонным взглядом роди-
телей.
— О, Петер! Он ангелочек, не правда Ли?
— М-да, — бурчал Петер. — Восхитительный ребенок!
Ю ф. ФорсаПт «День Шакала»
289
После подобных слов Сиги примерно с час относилась к нему с ледяной
сдержанностью, поскольку он отказывался понимать намеки. И все же им
было хорошо вместе, особенно Петеру, наслаждавшемуся прелестями су-
пружеской жизни, радостями регулярных любовных утех без всех уз супру-
жества, которые приковали бы его к земле.
Допив свой кофе до половины, он юркнул обратно в постель и, обняв
Сиги сзади, стал нежно ласкать, от чего, как знал по опыту, она обычно
просыпалась. Через несколько минут Сиги замурлыкала и перевернулась
на спину. Продолжая ласкать ее, Петер стал целовать ее груди. По-прежне-
му в полусне, она издавала серию долгих стонов и дала выход своим чув-
ствам, проводя подрагивающими пальцами по его спине и ягодицам. Через
десять минут они постанывали от наслаждения друг другом.
— Черт возьми, что за способ будить меня? — пробормотала Сиги.
—- Есть и худшие.
— Который час?
— Около двенадцати, — соврал Мюллер, зная, что она обидится, узнав,
что всего лишь половина десятого и что она спала каких-нибудь пять ча-
сов. — Неважно, если хочешь, поспи еще.
— М-м-м... Спасибо, дорогой, ты очень любезен... — Сиги снова про-
валилась в сон.
Выпив свой и Сиги кофе, Петер направился в ванную. Зазвонил теле-
фон. Зайдя в гостиную, он поднял трубку.
—- Да. Кто звонит?
— Карл.
Петер не сразу узнал его голос.
— Карл?
Старинный знакомый проявил нетерпение:
—Карл Брандт. Черт возьми, ты что, еще не проснулся?
Мюллер спохватился:
— Ну да! Конечно! Карл, прости, я только-только встал. В чем
дело?
— Видишь ли, это касается того мертвого еврея. Я хотел бы погово-
рить с тобой.
Мюллер растерялся:
— Какого мертвого еврея?
— Того, что ночью отравил себя газом в Алтоне. Неужели ты уже ниче-
го не помнишь?
— Конечно, помню прошлую ночь. Просто я не знал, что он еврей. А
что там с ним?
— Я хотел бы поговорить с тобой, — повторил полицейский инспек-
тор. — Но не по телефону. Можем ли мы встретиться?
Репортерская хватка Мюллера сказалась в ту же секунду. Если кто-то
хочет поговорить, но не по телефону, значит, есть что-то важное. А Мюл-
лер знал, что полицейский испектор не станет темнить ради какой-то
ерунды.
290
— Конечно, — ответил он. — Ты сможешь освободиться к ленчу?
— Смогу.
— Отлично. Если считаешь, что игра стоит свеч, то угощаю я.
Договорились встретиться в час в маленьком ресторанчике на Гусином
Рынке. Мюллер был удивлен звонком Брандта, ибо не видел ничего инте-
ресного в смерти старика независимо от того, еврей он или нет.
В ходе ленча молодой детектив старался не касаться темы, ради кото-
рой просил о встрече, но, когда подали кофе, сказал прямо:
— Этот человек, что прошлой ночью...
— Да. Что с ним?
— Ты, как и все мы, наверняка знаешь, что нацисты во время войны
творили с евреями. И даже до войны.
— Конечно. Нам это вбили в башку еше в школе, не так ли?
Мюллер был смушен и раздосадован. В школе, когда ему было девять
или десять лет, ему втолковали, что он, как и все его соотечественники,
виновен в массовых преступлениях против человечества. Со временем он
привык к этому, не очень-то разбираясь в сути дела.
Позже уже было трудно понять, что учителя имели в виду в те первые
послевоенные годы. Никто ни о чем не расспрашивал, никому не хотелось
об этом говорить — ни учителям, ни родителям. Только повзрослев, он
кое-что прочел сам, и, хотя то, что читал, вызывало отвращение, оно не
убедило его. Все было так давно, в другие времена, в другом месте. Его
тут тогда не было, его отца и матери тоже. Какой-то внутренний голос
говорил, что все происшедшее не имеет ничего общего с ним, Пете-
ром Мюллером, и поэтому ни имена, ни даты, ни детали не вызыва-
ли у него интереса. Теперь его удивляло, чего ради Брандт завел об этом
разговор.
Брандт, и сам достаточно смущенный, не зная, как продолжить разго-
вор, допивал свой кофе.
— Этот старик прошлой ночью... — наконец выдавил он. — Он немец-
кий еврей. Он был в концентрационном лагере.
Мюллер вспомнил голову мертвеца на носилках. Что заставило его по-
кончить с собой? Просто смешно: человека освободили восемнадцать лет
назад войска союзников. Ему бы жить да жить до естественной смерти
в старости. Лицо старика возникло перед глазами Петера. Он никогда не
сталкивался с людьми, которые прошли концентрационный лагерь. Во вся-
ком случае, среди его знакомых таких не было. Он был уверен, что ему
не доводилось встречать и эсэсовцев, обвиняемых в массовых убийствах.
На это он обратил бы внимание. Но этот человек... Тут было что-то со-
всем другое.
Он припомнил сообщения прессы, связанные с процессом Эйхмана два
года назад в Иерусалиме. И газеты, и журналы целыми неделями расска-
зывали о нем. Он припомнил лицо за пуленепробиваемым стеклом кабины
и подумал, что оно показалось ему тогда совершенно ординарным, обык-
новенным. В сообщениях прессы о процессе говорилось, что впервые
291
на свет Божий были вынесены деяния СС, и рассказывалось, как прес-
тупникам удавалось избегать возмездия. Но все те события происхо-
дили в Польше, России, Венгрии, Чехословакии — далеко отсюда и дав-
ным-давно. Он никак не мог соотнести их лично с собой. Вернувшись
в настоящее, Мюллер обратил внимание на овладевшую Брандтом не-
ловкость.
— Так в чем там дело?
Вместо ответа Брандт вынул из своего чемоданчика коричневый бумаж-
ный сверток и бросил через стол.
— Старик оставил дневник. В сущности, тот человек был не так уж
стар. Пятьдесят шесть лет. Похоже, в лагере он писал заметки и заворачи-
вал их в портянки. После войны переписал. Так получился дневник.
Мюллер с интересом посмотрел на сверток.
— Где ты его нашел?
— Лежал рядом с телом. Я взял и отнес домой. Прошлой ночью
прочел.
Мюллер вопросительно посмотрел на своего старого школьного то-
варища.
— Страшно?
— Ужасно! Я и представить себе не мог тот ужас, какой они творили
с этими людьми!
— Почему ты принес его мне?
Теперь настала очередь Брандта удивляться. Он пожал плечами.
— Я подумал, что это сможет пригодиться тебе в работе.
— Кто теперь является владельцем дневника?
— С юридической точки зрения — наследники Таубера. Но вряд ли мы
сможем разыскать их. Предполагаю, что их владельцем является департа-
мент полиции. Но папок у них и без того хватает. Если хочешь, можешь
взять, но никто не должен знать, что я его отдал тебе. Мне не нужны
неприятности на службе.
Мюллер заплатил по счету, и друзья вышли.
— Хорошо, я почитаю. Но не обещаю, что мне удастся что-то сделать
с ним — пустить в дело. Может, сделаю статью для журнала.
Брандт повернулся к нему с легкой усмешкой:
— Ты циничный сукин сын.
— Нет. Я такой же, как большинство тех, с кем мне приходится иметь
дело. А ты? Я было решил, что ты после десяти лет в полиции уже стал
настоящим жестким копом. Такие вещи и в самом деле трогают тебя, что
ли? — Брандт снова посерьезнел. Он бросил взгляд на сверток, который
Мюллер держал под мышкой, и снова кивнул.
— Да, трогают. Я не мог и представить себе, что это было так ужасно.
И к тому же не такая уж это давняя история. Она кончилась здесь, в Гам-
бурге, всего лишь прошлой ночью... Пока, Петер... •
Детектив повернулся и пошел прочь. Ему и в голову не могло прийти,
насколько он ошибся в своем последнем утверждении.
292
Глава 2
Мюллер унес коричневый сверток к себе домой, куда явился сразу же
после трех. Положив пакет на стол в гостиной, он, прежде чем приступить
к чтению, сварил себе крепкий кофе.
Расположившись в своем излюбленном кресле, с чашкой кофе и с сига-
ретой, он развернул бумагу. Дневник представлял собой пачку листов,
скрепленных в черной виниловой папке. Листы легко вынимались — при
необходимости их можно было бы заменить другими.
В папке было сто пятьдесят страниц текста, написанного на старой ма-
шинке, потому что некоторые буквы выскакивали выше и ниже строчки,
а некоторых вообще не было или еле просматривались. В папке были нем-
ного потрепанные страницы, напечатанные явно много лет назад, встреча-
лись и аккуратные белые листы — видно, были написаны недавно. Но в
начале и в конце — несколько свежих листов, которые, чувствовалось, бы-
ли вложены всего несколько дней назад. Эти новые листки представляли
собой нечто вроде предисловия и эпилога. Дата 21 ноября подтверждала:
вложены два дня назад. Мюллер предположил, что покойный написал их
после того, как принял решение свести счеты с жизнью.
Быстро пробежав несколько абзацев на первой странице, он удивился,
обнаружив безупречный немецкий язык и выражения, свидетельствовавшие
об образованности и высокой культуре автора. На первой странице был
приклеен закрытый целлофаном квадрат белой бумаги, на котором черны-
ми чернилами большими угловатыми буквами было написано: «Дневник
Соломона Таубера».
Мюллер поудобнее расположился в кресле, открыл первую страницу и
стал читать.
ДНЕВНИК СОЛОМОНА ТАУБЕРА
Предисловие.
Меня зовут Соломон Таубер, я еврей, и жизнь моя подошла к концу.
На земле не осталось больше ничего, ради чего стоило бы жить. Все то,
ради чего я пытался существовать, кончилось крахом, и мои усилия оказа-
лись тщетны, потому что зло, которое мне довелось увидеть, живет и про-
цветает, а добро предано поношению и вываляно в грязи. Мои друзья —-
страдальцы и жертвы — мертвы, а окружают меня лишь те, кто их пре-
следовал. Я вижу этих злодеев днем на улице, а по ночам — глаза моей
жены Эстер, которая давно умерла. Я же влачил свою жизнь так долго
лишь потому, что оставалось • нечто, до чего хотел бы дожить,
нечто, что хотел бы увидеть, но теперь знаю, что это никогда не нас-
тупит.
Я не испытываю по отношению к немецкому народу ни ненависти, ни
горечи, потому что он хороший народ. Народ вообще не может воплощать
293
в себе зло; зло несут в себе отдельные люди. Английский философ Берк
был прав, когда говорил: «Я не вижу смысла в обвинении целой
нации».
После того как я прошел концентрационные лагеря в Риге и Штут-
гофе, пережил Марш смерти в Магдебурге и в апреле 1945 года союз-
ники освободили мое тело, оставив в цепях душу, я возненави-
дел весь мир. Я ненавидел людей, деревья, камни, потому что
все они были против меня и заставляли страдать. Я ненавидел немцев.
Я вопрошал и тогда, и в течение предшествующих четырех лет, почему
Господь не уничтожил их всех до последнего человека — мужчин,
женщин и детей, не разрушил их города и не стер навсегда с лица земли
их дома?
Но время шло, и я снова обрел способность любить: и деревья, и ска-
лы, и небо над головой, и реку, текущую через город, бродячих собак и
кошек, траву, пробивающуюся сквозь кладку мостовой, и детей, которые
бежали от меня на улицах, ибо я уродлив. Я не мог проклинать их. Есть
французская пословица: «Все понять — значит, простить». Если можно по-
нять народ, его легковерие, его страхи, его алчность и подчинение силе,
его равнодушие и преклонение перед тем, кто кричит громче других, то
его можно и простить. Да, можно простить даже то, что они делали. Но
нельзя забыть.
Есть люди, чьи преступления превосходят любое понимание и тем са-
мым не достойны прошения, и это подлинное несчастье. Потому что они
по-прежнему среди нас; они ходят по улицам, работают в конторах, обеда-
ют в кафе, улыбаются, пожимают руки тем, кого по старой привычке на-
зывают Kameraden. И они продолжают жить не как изгои, чья вина нало-
жила вечное, неизгладимое пятно на целый народ, а как процветающие
граждане.
По мере того как шло время, ко мне возвращалась любовь к Господу,
и я просил у Него прощения за те деяния, которые я творил, нарушая Его
заповеди, а их было не счесть...
Шма Исроэл, Адонай Элохену, Адонай Эхад...
(На первых двадцати страницах дневника Таубер описывал свое рожде-
ние и детство в Гамбурге, своего отца — рабочего, героя войны, и смерть
своих родителей вскоре после прихода Гитлера к власти в 1933 году. В кон-
це тридцатых годов он женился на девушке Эстер, работал архитектором,
и до 1941 года ему удавалось избежать ареста благодаря поддержке хозяи-
на. Таубер был арестован в Берлине во время поездки к клиенту. Некото-
рое время он пробыл в транзитном лагере, затем его вместе с другими
евреями погрузили в вагон для. скота, и эшелон отправился куда-то на
Восток.)
Я не в состоянии вспомнить то число, когда поезд со скрежетом остано-
вился на конечной станции. Думаю, прошло шесть дней и семь ночей с
того дня, как в Берлине нас втолкнули в него. Поезд остановился
294
внезапно, судя по проблескам света в шелях вагона, был день. Голова моя
кружилась от истощения и тяжелого воздуха.
Снаружи были слышны крики, засовы отодвинулись, и двери распах-
нулись.
Охранники-эсэсовцы с грубыми человекоподобными лицами, переклика-
ясь на языке, которого я не понимал, отступили назад, не скрывая своего
отвращения. В вагоне на полу, скорчившись, лежали тридцать человек. Им
уже не суждено было подняться. Еше живые — измученные голодом, по-
луслепые, — кутаясь в свои лохмотья, сгрудились на платформе. Наши
опухшие от жажды языки не помешались во рту, а потрескавшиеся губы
кровоточили.
Внизу под платформой разгружались сорок грузовиков из Берлина и
восемнадцать из Вены; половина прибывших — женщины и дети. Многие
из женщин и почти все дети были нагие, покрыты экскрементами и в столь
же плохом состоянии, как мы. Некоторые женщины, выходя на свет, несли
на руках безжизненные тела своих детей.
Охранники носились по платформе взад и вперед, ударами дубинок сби-
вая прибывших в какое-то подобие колонны, которой предстояло напра-
виться в город. Что за город? На каком языке говорят эти люди? Позже
я выяснил, что находились мы в Риге, а стражники СС состояли из мест-
ных латышей, которым был свойствен столь же жестокий, как и немецким
эсэсовцам, антисемитизм, но они отличались куда меньшим интеллектом,
чем их хозяева.
За группой охранников стояла запуганная группа людей в грязных
брюках и рубашках; на груди каждого было по черной метке с буквой
«йота». Это была специальная команда из гетто, пригнанная сюда за-
тем, чтобы выгрузить из вагонов и машин мертвые тела и захоронить
их за пределами города. Они также находились под охраной полудюжины
человек, носивших такую же букву на спине и на груди, но на рукавах
они имели еще и повязки. Кроме того, были вооружены дубинками.
То были еврейские капо — надсмотрщики, которые за исполняемую
ими работу получали чуть лучшую еду, чем остальные обитатели
гетто.
Когда глаза мои немного привыкли к свету, я увидел под навесом стан-
ции несколько офицеров СС. Один из них стоял на куче груза и с легкой,
но довольной усмешкой обозревал тысячи скелетов, вывалившихся из ваго-
нов. Черным хлыстиком он похлопывал себя по начищенным сапогам.
Офицер был одет в зеленый мундир с серебряными молниями СС на пра-
вом лацкане френча, а знаки на левом лацкане говорили о том, что он
капитан.
Офицер был высокий, стройный, со светлыми волосами и водянистыми
голубыми глазами. Позже я узнал, что он выделялся изощренным садиз-
мом и уже тогда был известен под именем, которое Объединенные Нации
полуофициально присвоили ему, — Рижский Мясник. Так я впервые увидел
капитана СС Эдуарда Рошмана...
295
22 июня 1941 года в пять часов утра 130 дивизий Гитлера, объединен*
ных в три армейские группировки, пересекли восточные границы рейха, на-
чав вторжение в Россию. Позади каждой группы армии двигалась орда эсэ-
совских зондеркоманд, руководимых Гитлером, Гиммлером и Гейдрихом.
Перед ними стояла задача уничтожить коммунистов, комиссаров, стереть
с лица земли еврейские местечки, разбросанные на пути армии, а также
превратить еврейские обшины в больших городах в гетто, где евреи позд-
нее подвергались «специальному обращению».
. Армия взяла Ригу — столицу Латвии — 1 июля 1941 года. Первые ко-
манды СС окончательно расположились в Риге к 1 августа 1941 года. Они
приступили к осуществлению программы уничтожения, которая должна
была превратить Остланд (так бы л if переименованы три прибалтийские ре-
спублики) в очищенный от евреев край.
Тогда в Берлине и было решено сделать Ригу транзитным лагерем для
евреев, направляемых из Германии и Австрии на смерть. В 1938 году
в этих странах жило 320 тысяч немецких евреев и 180 тысяч австрий-
ских — всего ровно полмиллиона. К июлю 1941 года с десятками тысяч
из них уже было покончено — главным образом в' концлагерях, находив-
шихся на территории Германии, таких, как Заксенхаузен, Маутхаузен, Ра-
венсбрюк, Дахау, Бухенвальд, Бельзен и Терезиенштадт в Богемии. Но ла-
геря были переполнены, а обширные пространства на востоке представля-
ли собой замечательную возможность покончить со всеми остальными
евреями. Работа началась с того, что были расширены старые и заложены
шесть новых лагерей уничтожения: Аушвиц, Треблинка, Белзец, Собибор,
Хелмно и Майданек. До момента окончания их строительства предстояло
.найти место, где можно было бы уничтожить максимально большое коли-
чество евреев и «складировать» остальных. Выбор пал на Ригу.
Между 1 августа и 14 октября 1944 года в Ригу было доставлено почти
200 тысяч только немецких и австрийских евреев. Восемьдесят тысяч унич-
тожили здесь, а 120 тысяч отправили в шесть вышеупомянутых лагерей
уничтожения в южной Польше; остались в живых только четыреста чело-
век, половина из которых погибла во время. Марша смерти в Магдебург.
Эшелон, в котором я прибыл, явился из рейха в Ригу первым, и он был
здесь 18 августа 1941 года, в 15.45.
Территория Рижского гетто была частью города и служила домом риж-
ским евреям, из которых к моменту моего прибытия оставалось лишь не-
сколько тысяч. Меньше чем за три недели Рошман и его заместитель Крау-
зе успели уничтожить большинство из них.
Гетто располагалось в северной части города. С юга его огораживала
высокая стена, остальные три стороны опоясывались рядами колючей про-
волоки. В северной же части имелись единственные ворота, которые охра-
няли стражники. На двух вышках стояли латышские эсэсовцы. От этих во-
рот прямо к южной стене через центр гетто вела улица Маза Кална.
С правой стороны (если двигаться с юга на север к главным воротам) был
Блех-платн, где происходила селекция — уничтожение, переклички, отбор
296
в рабочие партии, избиения и казни через повешение. В центре плошали
стояла виселица с восемью крючками, на которых ветер постоянно раска-
чивал петли. Каждую ночь там болталось не меньше шести несчастных,
а часто не хватало и восьми крюков — в такие дни Рошман был очень до-
волен результатами.
Гетто в целом занимало площадь до двух квадратных миль, где в свое
время проживало от 12 до 15 тысяч горожан. Накануне нашего прибытия
оставшиеся в живых две тысячи рижских евреев провели здесь кое-какие
строительные работы, так что места для нашего эшелона, в котором нахо-
дилось около пяти тысяч человек, было более чем достаточно. Но и после
нас эшелоны прибывали день за днем, пока население нашей части гетто
не выросло до 30—40 тысяч, и появление каждого нового транспорта при-
водило к уничтожению определенного количества обитателей гетто, чтобы
они освободили место для вновь прибывших.
По мере того как лето переходило в осень, а осень в зиму, условия жиз-
ни в гетто становились все хуже. Каждое утро его население — в основном
мужчины (подавляющее большинство женщин и детей было уничтожено
почти сразу же по прибытии) — собирались на Блех-платц, подталкивае-
мые прикладами латышских эсэсовцев. Начиналась перекличка. Имен не
называли, нас просто пересчитывали и делили на рабочие группы. Почти
все обитатели гетто каждый день колоннами покидали гетто и по двенад-
цать часов работали в мастерских и на ближайших предприятиях.
С самого начала я назвался плотником и был отправлен на лесопилку,
где сосны превращались в стройматериал для нужд армии.
Работа была изматывающая, она могла довести до изнеможения даже
здорового человека: и летом, и зимой мы работали в основном вне поме-
щений, в холоде и сырости низменных мест на побережье Латвии.
Наш рацион составляли пол-литра так называемого супа, представляв-
шего собой чуть подкрашенную водичку. Иногда в ней попадалась картош-
ка. Суп мы получали утром перед выходом на работу и еще пол-литра
супа с ломтиком черного хлеба и заплесневелой картофелиной выдавали
после возвращения в гетто.
Каждый день, когда колонна проходила через главные ворота, Рошман
стоял возле них в сопровождении нескольких своих подручных и время от
времени проверял кого-нибудь из колонны. Они наобум выхватывали из
колонны мужчину, женщину или ребенка и срывали с него одежду. Если
обнаруживали кусок хлеба или картофелину, провинившийся должен был
оставаться возле ворот до тех пор, пока на вечернюю перекличку не прой-
дет вся колонна.
Затем, когда все были в сборе, Рошман, сопровождаемый эсэсовцами,
которые вели дюжину или около того приговоренных, выступал вперед.
Смертники, стоя на платформе с петлями на шее, должны были ждать
окончания переклички. Рошман, прохаживаясь вдоль них, с улыбкой глядел
на обращенные к нему лица казнимых и одну за другой вышибал из-под
их ног подпорки. Ему нравилось это проделывать, стоя непосредственно
297
перед человеком, чтобы умирающий мог видеть его лицо. Иногда он, соби-
раясь вышибать подпорку, в последний момент отдергивал ногу. И пока-
тывался с хохоту, видя, как по смертнику с петлей по шее пробегала дрожь
от предчувствия затягивающейся веревки и как тот, ошутив подпорку под
ногами, приходил в себя.
Иногда приговоренные взывали к Богу, молили о милосердии, и Рош-
ману нравилось слушать их. Иногда он притворялся глуховатым, прикла-
дывая ладонь ковшиком к уху, и переспрашивал: «Не изволите ли повто-
рить? Что вы сказали?» И, выбив подпорку — обычно простой деревян-
ный ящик, — он оборачивался к своим подручным и говорил: «Мон
дорогие, мне, право, пора приобрести слуховой аппарат...» Через несколько
месяцев Рошман превратился в настоящего дьявола для заключенных.
Если удавалось поймать женщину, проносившую продукты в лагерь, ее
сначала заставляли присутствовать при повешении мужчин, особенно если
среди них находился ее муж или брат. Затем Рошман ставил женщину на
колени перед всеми нами, и парикмахер брил ее наголо.
После переклички ее уводили на кладбище, расположенное за пределами
гетто, и заставляли рыть себе могилу, затем снова ставили на колени у
края, и Рошман сам или кто-нибудь из его подчиненных стреляли ей из
люгера в затылок. Мне не доводилось видеть таких экзекуций, но среди
латышей охраны ходили слухи, что иногда Рошман стрелял у женщин над
ухом, и тогда она в шоке падала в могилу, после чего он, заставив ее вы-
браться оттуда, снова ставил в то же положение у края ямы. Или он мог
нажать курок пистолета, в котором не было патронов, так что раздавался
только щелчок, а женщина падала, уверенная, что умирает. Эсэсовцы из
латышей были жестоки, но Рошман переплюнул даже их.
В конце той первой зимы я знал, что долго не протяну. Голод, холод,
сырость, изнурительные работы, царившая вокруг постоянная жестокость
превратили меня; некогда физически сильного человека, в мешок с костя-
ми. Из осколка зеркала на меня смотрел изможденный старик с красными
глазами и впалыми щеками. Мне только что минуло тридцать пять, но
выглядел я вдвое старше. Впрочем, так выглядели и остальные.
Я был свидетелем того, как гнали десятки тысяч людей к массовым
могилам в лесу, как сотни умирали от холода, измождения и каторжного
труда, как вешали, расстреливали и забивали людей. И после пяти месяцев
такой жизни я понял, что живу уже в долг. Жажда жизни, которая еше
была присуща мне, когда я вышел из поезда, покинула меня, не оставив
ничего, кроме механической привычки существовать, но и она рано или
поздно должна была кончиться. Однако в марте случилось нечто, придав-
шее мне силы еще на какое-то время.
Я и теперь помню тот день — 3 марта 1942 года, когда прибыл второй
транспорт. За месяц до этого мы заметили появление какого-то странного
фургона. Размерами он напоминал большой автобус без окошек, выкра-
шенный в серо-стальной цвет. Он стоял у ворот гетто. После утренней
переклички Рошман объявил, что в Динамюнде, на берегу реки, в несколь-
298
kjix милях от Риги, создана новая фабрика по переработке рыбы. Работа
на ней нетрудная, вдоволь хорошей пиши и отличные условия жизни.
Поскольку работа необременительная, возможность уехать туда предос-
тавляется только старикам, женщинам, маленьким детям, больным и
слабым.
Естественно, многие обрадовались таким условиям работы. Рошман
прохаживался вдоль рядов и наблюдал, как теперь старые и больные,
обычно старавшиеся схорониться в задних рядах, с криками протискива-
лись вперед, чтобы обратить на себя внимание. Наконец было отобрано
около сотни человек, и все они погрузились в фургон. Двери наглухо задра-
или, и эсэсовцы проверили надежность замков. Фургон сдвинулся с места,
но ни клочка дыма не вылетело из выхлопной трубы. Мы все поняли, ког-
да фургон исчез из виду. Не было никакой фабрики в Динамюнде, а фургон
был простой душегубкой. И в лексиконе гетто появилось новое выраже-
ние «транспорт в Динамюнде», что означало смерть от выхлопных
газов.
3 марта в гетто стали распространяться слухи, что ожидается еше один
«транспорт в Динамюнде». На утренней поверке Рошман и в самом деле
объявил об этом. Но на сей раз добровольцы уже не лезли вперед. Рошман
же, широко улыбаясь, прохаживался по рядам, тыкая стеком в грудь того,
кому предстояло занять место в фургоне. Он намеренно начал с задних
рядов, где должны были скрываться слабые, старые и совсем не пригод-
ные к работе люди.
Одна пожилая женщина, предвидя такой ход событий, заняла место в
первом ряду. Ей было лет около шестидесяти пяти, но, стремясь во что
бы то ни стало уцелеть, она пришла на перекличку в туфлях на высоких
каблуках, шелковых чулках, короткой юбке и в соломенной шляпке. Нару-
мянила щеки, напудрила лицо и подкрасила губы кармином.
Поравнявшись с ней, Рошман остановился и внимательно оглядел ее с
головы до ног. По лицу его расплылась довольная улыбка.
— Итак, что мы здесь имеем? — воскликнул он, указывая на женщину
стеком, чтобы привлечь внимание своих приспешников, стороживших в
центре площади сотню уже отобранных людей. — Не хотите ли вы, де-
вушка, совершить небольшую прогулку в Динамюнде?
Трепеща от страха, пожилая женщина прошептала:
— О нет, герр Рошман.
— В таком случае, сколько вам лет? — рявкнул Рошман, пока его под-
ручные покатывались со смеху. — Семнадцать? Двадцать?
У женщины стали подгибаться колени.
— Да, герр Рошман, — прошептала она.
— Прекрасно! Что ж, мне всегда нравились красивые девушки. Выходи-
те в центр плошали, чтобы все могли полюбоваться вашей молодостью
и красотой!
С этими словами он схватил ее за руки и вытолкнул к центру
Блех-платц.
299
— Итак, милашка, коль ты так молода и обаятельна, может, станцуешь
для нас, а?
Женщина дрожала от холодного ветра и от страха. Ответ ее был едва
слышен.
— В чем дело? — рявкнул Рошман. — Не можешь танцевать? А я уве-
рен, что столь прелестное юное существо должно уметь танцевать.
Немцы-эсэсовны уже стонали от смеха. Латыши ничего не понимали,
но и они ухмылялись. Пожилая женщина отрицательно покачала головой.
Улыбка сбежала с лица Рошмана.
— Танцуй! — зарычал он.
Женщина сделала несколько слабых нерешительных движений, затем
остановилась. Рошман выхватил свой люгер и выстрелил в песок в дюйме
от ее ног. От испуга она подпрыгнула чуть не на целый фут.
— Танцуй... танцуй... танцуй для нас, паршивая еврейская шлюха! —
орал он, с каждым словом всаживая' в песок пулю за пулей. — Танцуй!
У Рошмана было три обоймы, и, разряжая их одну за другой, он выну-
дил женщину танцевать с полчаса; юбка с каждым прыжком развевалась
вокруг ее ног, пока наконец женщина не рухнула ничком в песок. Рошман
всадил три последние пули почти у самого ее лица так, что песок брызнул
ей прямо в глаза. Тяжелое хриплое дыхание пожилой женщины разноси-
лось по площади.
Когда у него кончились патроны, Рошман снова крикнул: «Танцуй!» и
пнул женщину сапогом в живот. Все словно онемели. Стояла жуткая тиши-
на, но вдруг человек рядом со мной начал молиться, то был хасид —
маленький и бородатый, в лохмотьях — все, что осталось от его длинного
черного сюртука. Даже в мороз, когда мы старались натянуть шапки на
уши, он не расставался со своей широкополой хасидской шляпой. Дрожа-
щим речитативом он начал Шему, но голос его становился все громче и
громче. Понимая, что Рошман в ярости, я тоже начал молиться, но ти-
хонько, надеясь, что хасид примолкнет. Но он не переставал.
— Слушай, о Израиль!..
— Заткнись! — прошептал я уголком рта.
— Адонай элохену... Господь наш есть наш Бог...
— Замолчи... Ты добьешься, что всех нас расстреляют...
— Господь един... Адонай Эха-а-ад!
В традиционной манере, как рабби Акива, он тянул последний слог. Это
произошло как раз в тот момент, когда Рошман перестал орать на старуху.
Подняв голову, словно зверь, принюхивающийся к ветру, он посмотрел на
нас. Поскольку я был на голову выше хасида, взгляд Рошмана упал на
меня.
— Кто там вопит? — заорал он, направляясь через площадь к нам. —
Ты... выйти из строя! — Сомнений не оставалось: он указывал на меня.
«Теперь конец, — подумал я. — Ну и пусть! Какая разница — умереть
сейчас или потом».
Когда он вырос передо мной, я сделал шаг вперед.
300
Он не произнес ни слова, хотя лицо его было искажено злобной грима-
сой. Наконец он расслабился: на губах появилась та волчья усмешка, кото-
рая наводила ужас в гетто на всех, даже на латышских стражников.
Pyita его дернулась так резко, что я не успел уследить за движением.
Одновременно с оглушительным грохотом, словно над ухом у меня разо-
рвалась бомба, я почувствовал удар по лицу слева. Затем странное, но со-
вершенно отчетливое ощущение, что моя кожа от темени до рта рвется,
словно ситец. И прежде чем брызнула кровь, рука Рошмана взметнулась
еще раз — стек рассек мое лицо и с другой стороны. Я снова почувствовал
тот же грохот в ухе, и снова показалось, что лопается кожа. Двухфутовый
стек Рошмана имел стальную сердцевину и заканчивался плеткой* в фут
длиной. Когда оч полосовал им человека, кожа рвалась, как бумага. Я это
видел не раз.
Через секунду кровь, струившаяся из ран на голове, стала заливать мне
грудь. Рошман отошел, затем снова вернулся и, указав мне на старую жен-
щину, все еще плакавшую в центре площади, рявкнул:
— Возьми это старое дерьмо и оттащи ее в фургон!.
Я поднял старую женщину и понес ее по Маза Кална к воротам, где
стоял фургон. Кровь стекала с моего подбородка на женщину. Я посадил
ее, прислонив к стенке фургона. Дрожащими пальцами она вцепилась мне
в руку с силой, которой нельзя было и предположить в ней. Скорченная,
она притянула меня к себе и маленьким батистовым платком, который
остался у нее с лучших времен, пыталась остановить кровь.
Она смотрела на меня снизу вверх. Лицо ее было в потеках от румян,
слез и грязи, но темные глаза сияли, как звезды.
— Сын мой, — прохрипела она, — ты еврей, и ты должен жить. По-
клянись, что ты выживешь! Поклянись мне, что ты выйдешь отсюда жи-
вым! Ты должен жить, чтобы рассказать всем, что случилось с нашим на-
родом! Обещай мне... поклянись Сефер Торой!
И я поклялся ей, что выживу, — не важно, какой ценой. Тогда она
отпустила меня, и я побрел обратно в гетто, но на пути потерял соз-
нание...
Вскоре, уже вернувшись к работе, я принял два решения.
Во-первых, тайно начал вести дневник, по ночам вытатуировывая бу-
лавкой чернилами на бедрах и голенях имена, даты и цифры, чтобы, когда
наступит такой день, я мог рассказать обо всем, что происходило в Риге,
и дать неопровержимые свидетельства против тех, кто был за это от-
ветствен.
Во-вторых, я решил стать капо — членом еврейской полиции.
Принять это решение было очень трудно, потому что теперь я входил
в число тех, кто гнал своих соплеменников на работу и обратно, а нередко
и к месту казни. Тем не менее 1 апреля я подошел к главе всех капо и
выразил желание стать изгоем. Несмотря на то что капо жили в лучшем
помещении, получали еду получше, были свободны от рабского труда, ма-
ло кто соглашался взять на себя эти обязанности.
301
Расскажу о методе, при помощи которого в Риге по приказу Эдуарда
Рошмана уничтожались те, кто был уже не в силах работать. Так было
уничтожено 70—80 тысяч евреев. Когда на станцию приходил новый
состав с заключенными, в нем обычно насчитывалось до пяти тысяч че-
ловек, еше достаточно пригодных для работы, и около тысячи умерших
в пути. Количество трупов редко было менее нескольких сотен на весь
эшелон.
Жертвы, сформированные колоннами, направлялись на окраину города.
Латыши называли его Бикерниекским, а немцы — Хохвальд. Здесь, на по-
лянах среди сосен, рижские евреи перед смертью копали большие и глубо-
кие могилы. И здесь по приказу Эдуарда Рошмана латышские эсэсовиы
убивали одного за другим, пока евреи не заполняли собой эти ямы. Когда
яма заполнялась, рижские евреи засыпали ее землей. Затем копали новую.
Из гетто мы слышали трескотню пулеметов, когда уничтожали очеред-
ной контингент. Спустя некоторое время Рошман возвращался с экзекуции,
въезжая в ворота гетто в своей открытой машине...
После того как я стал капо, всякие контакты между мной и остальными
сошли на нет. Я никому не мог объяснить, почему так поступил, ведь со-
всем не имело значения, одним капо больше или меньше, как не имело
значения увеличение списка погибших на одну единицу. Куда важнее было,
чтобы хоть один свидетель остался в живых. Пусть ему не удастся спасти
немецких евреев, он сможет хотя бы отомстить за них. Этот единственный
аргумент я не переставал повторять про себя, но только в нем ли было
дело? Может, я просто боялся смерти? Как бы ни было, страх скоро исчез,
потому что в августе того года случилось нечто, после чего душа моя
умерла, осталась лишь телесная оболочка, которая продолжала бороться
за жизнь...
В августе 1943 года пришел эшелон из Терезиенштадта — лагеря в Боге-
мии, где содержались десятки тысяч немецких и австрийских евреев. Я сто-
ял на краю площади, наблюдая, как Рошман прохаживался по рядам, про-
изводя отбор. Прибывшие были обриты наголо, видно, еше в предыдущем
лагере, и поэтому было нелегко отличить мужчин от женщин, если не счи-
тать одежды. Через площадь я увидел женщину, которая сразу привлекла
мое внимание. В чертах ее лица было нечто, что моментально словно
оглушило меня. Она была истощена, худа, как мощи, и непрерывно каш-
ляла. •
Проходя мимо, Рошман ткнул женщину в грудь и пошел дальше. Сле-
довавший за ним латыш за руку вытащил женщину из строя и подвел к
другим, таким же, в центре площади: в прибывшем эшелоне было много
истощенных, совсем не пригодных для работы людей. Я подумал, что ко-
му-то из нас придется пополнить список непригодных, но для меня вопрос
уже был решенным. Как капо, я носил повязку на рукаве, имел дубинку,
и пища, что была чуть получше, чем для рядовых заключенных, немного
подкрепляла мои силы. Рошман увидел мое лицо, но, должно быть, забыл
его. Он бил людей по голове так часто, что вряд ли помнил меня.
302
Большинство из тех, кто был отобран в тот летний вечер, капо вы-
строили в колонну и повели к воротам гетто. Оставшиеся четыре мили
ЛО Бикерниекского леса, где их ждала смерть, колонну сопровождали
латыши.
Но возле душегубки, расположившейся у ворот гетто, стояла группа че-
ловек в сто — самых слабых и истощенных. Я сопровождал обреченных
мужчин и женщин к воротам гетто, когда лейтенант СС Краузе указал на
четверых или пятерых капо.
— Эй вы, — крикнул он. — Засуньте-ка этих в транспорт на Дп-
намюнде!
Колонна ушла, а мы впятером сопроводили последнюю партию поша-
тывавшихся, сгорбенных и кашлявших людей к воротам, где их ждал фур-
гон. Среди них была и та женщина, видно, больная туберкулезом. Она по-
няла, что ее ждет, но, как и все, с покорной обреченностью подошла к
фургону. Слишком ослабевшая для того, чтобы самостоятельно вскараб-
каться на высокий задний борт фургона, она обернулась ко мне, взглядом
попросив помощи. Мы узнали друг друга и, ошеломленные, стояли, не в
силах сдвинуться с места.
Я услышал, как за моей спиной кто-то появился, и, так как остальные
капо живо сдернули головные уборы, понял, что то был кто-то из офице-
ров СС. Я тоже сорвал с головы шапку. Женщина не мигая смотрела на
меня. Человек за моей спиной вышел вперед. Это был капитан Рошман.
Он кивнул остальным капо, разрешая им надеть головные уборы, и в упор
посмотрел на меня своими бледно-голубыми глазами. Я решил, что
сегодня вечером меня забьют дубинками за то, что своевременно не снял
шапку.
— Как тебя, зовут? — мягко спросил он.
— Таубер, герр капитан, — ответил я, вытянувшись во фрунт.
— Похоже, ты не очень поторапливаешься, Таубер. Не кажется ли тебе,
что вечером тебя надо немного взбодрить?
Отвечать не было смысла: приговор вынесен. Глаза Рошмана перешли
на женщину и сузились, словно он что-то заподозрил. Губы его медленно
расплылись в волчьей усмешке.
— Ты знаешь эту женщину?
— Да, герр капитан, — ответил я.
— Кто она?
Я молчал. Мои губы словно стянуло клеем.
— Это твоя жена? — продолжал допрашивать он. Я тупо кивнул.
Теперь он осклабился:
—Ну-с, мой дорогой Таубер, что ты намерен делать? Помоги же даме
залезть!
Я все еще стоял, не в силах сдвинуться с места. Он подошел ко мне
вплотную и прошипел:
— У тебя есть десять секунд, чтобы впихнуть ее туда. Потом полезешь
сам.
зоз
Я медленно протянул руку. Эстер облокотилась на нее и с моей по-
мощью вскарабкалась в машину. Остальные двое капо ждали, чтобы за-
драить двери. Уже поднявшись, сверху она посмотрела на меня, и по ще-
кам ее заструились слезы. Она по-прежнему молчала, я тоже не мог вы-
молвить ни слова. Двери захлопнулись, и фургон тронулся... А ее глаза,
обращенные ко мне, было последнее, что я видел.
На протяжении двадцати лет я пытался понять, что она хотела ска-
зать последним своим взглядом. Было то любовь или ненависть, пони-
мание или сожаление, растерянность или сочувствие? Я никогда не узнаю
этого.
Когда фургон отъехал. Рошман, все так же улыбаясь, повернулся ко
мне.
— Пока нам не понадобится прикончить тебя, можешь существовать,
Таубер, — сказал он, — но отныне ты мертвец.
И он был прав. В этот день, 29 августа 1942 года, душа моя
умерла.
С того дня я превратился в робота. Ничто более не волновало меня.
Я не испытывал ни холода, ни боли, никакие чувства не посещали меня.
Не моргнув глазом я наблюдал за жестокостями Рошмана и его подруч-
ных. Я приучил себя не воспринимать ничего из того, что могло бы затро-
нуть человеческую душу, и из того, что причиняет страдания плоти. Я
только отмечал все, каждую мельчайшую деталь и откладывал их в какие-
то отдаленные участки мозга или накалывал на коже ноги. Я стал живым
покойником...
Осенью 1943 года из Берлина пришел приказ выкопать десятки тысяч
трупов в Бикерниекском лесу и уничтожить их, используя для этой цели
либо огонь, либо негашеную известь. Этот приказ было легче отдать, чем
выполнить, потому что уже настали холода — землю схватил мороз. Рош-
ман пребывал в отвратительном настроении, но он был настолько занят
административными деталями выполнения приказа, что оставлял нас в
покое.
День за днем все новые рабочие отряды, вооруженные ломами и лопа-
тами, тянулись в лес, и дни и ночи там клубились столбы черного дыма.
Они жгли сосновые ветки, но не разложившиеся еше трупы среди веток
плохо горели. Работа шла медленно. Тогда прибегали к извести, пересыпая
ею трупы слой за слоем. Весной 1944 года, когда земля оттаяла, дело по-
шло скорее1.
Те, кто работал на переработке трупов, были не из гетто. Их полностью
изолировали. Это были евреи одного из самых худших лагерей —
расположенного по соседству Саласпилса, где людей впоследствии уничто-
жили голодом, так что все они перемерли и их не спас даже кан-
нибализм...
1 Процедура сжигания тел оставляла нетронутыми кости. Русские позднее обна-
ружили около 80 тысяч скелетов.
304
Когда весной 1944 года это задание было более или менее выполнено,
началась ликвидация гетто. Большинство из 30 тысяч согнали в сосновый
лес. То были последние жертвы, которых ждал вечный покой под сенью
сосен. Гетто занялось пламенем, и, пока оставшиеся пять тысяч готови-
лись к переброске в лагерь Кайзервальд, бульдозеры уже разравнивали пе-
пел. От того, что когда-то здесь было, не осталось ничего, кроме сотен
акров ровного пепла...1 (На последующих 20 страницах дневника Таубер
описывает, как заключенные Кайзервальдского концентрационного лагеря
боролись за жизнь, перенося голод, болезни, каторжный труд и жестокость
охраны. Все это время о капитане СС Эдуарде Рошмане ничего не было
слышно. Но он по-прежнему находился в Риге. Таубер описывает, как в
начале октября эсэсовцы, гонимые страхом, что могут попасть в руки к
русским, готовились к торопливой эвакуации из Риги по морю, в которой
их должна была сопровождать горстка заключенных.)
К полудню 11 октября мы, четыре тысячи заключенных, еше сохранив-
ших силы, прибыли в Ригу, и наша колонна прямиком была направлена
в порт. Издалека мы слышали странные раскаты, словно за горизонтом
громыхал гром. Сквозь оцепенение от голода и холода до нас дошло: рус-
ская артиллерия обстреливает предместья Риги.
Когда прибыли в порт, он уже был заполнен солдатами и офицерами
СС. Я никогда не видел, чтобы их было столько в одном месте. Нас вы-
строили в ряды позади одного из складов, и снова большинство заключен-
ных решили, что именно здесь нас и прикончат пулеметные очереди. Но
для этого еше, видно, не пришло время.
Эсэсовцы решили использовать нас — последних из оставшихся в жи-
вых прошедших рижское гетто — как свое алиби. Русские войска вот-вот
могли преградить им бегство в рейх. Разнесся слух, что мы отправимся
в путь с причала номер шесть, куда пришло судно — одно из последних,
еше поддерживавших связь с окруженными войсками. Мы видели, как на-
чали грузить носилки с ранеными, которые были размещены в двух боль-
ших складах, тянувшихся вдоль пристани...
Почти стемнело, когда прибыл капитан Рошман. Он остановился как
вкопанный, когда увидел, кем загружают судно. Он рявкнул на санитара
с носилками:
—- Прекратить!
• Весеннее наступление русских 1944 года было столь стремительным, что. во-
рвавшись в Прибалтику с юга, они дошли до западного побережья Балтики. Этот
маневр отрезал от рейха значительную часть Остланда, что вызывало напряжение
между Гитлером и его генералами. Чувствуя, чем все кончится, они просили Гитлера
вывести из окружения 45 дивизий. Он отказался, с настойчивостью попугая твердя
генералам: «Смерть или победа!» Тем полумиллионам солдат, которые остались в
окружении, он мог предложить только смерть. Отрезанные от источников питания,
они сражались до последнего патрона и, окруженные, встретили свою судьбу. В
большинстве своем они попали в плен, а зимой 1944—1945 годов были вывезены
в Россию.
305
Пересек мол и ударил одного из санитаров по лицу. Развернувшись на
каблуках к рядам заключенных, он заорал:
— Эй вы, дерьмо! Поднимайтесь на судно и выкидывайте всех! Это
судно наше!
Под дулами эсэсовских автоматов, упертых в наши спины, мы стали
подниматься по сходням. Сотни остальных эсэсовцев, которые до сих пор
только стояли и наблюдали за погрузкой раненых, рванулись за заключен-
ными. Когда мы поднялись на судно, нам было приказано сносить но-
силки вниз на мол. Через некоторое время другой окрик остановил нашу
работу.
Я стоял внизу у сходней, когда услышал крик, и повернулся, чтобы по-
смотреть, что происходит. Армейский капитан, бегом пересекавший мол,
остановился у сходней рядом со мной. Бросив взгляд на спускаемые носил-
ки с ранеными, капитан крикнул:
— Кто приказал разгружать судно?
Рошман подошел к нему и сказал:
— Я приказал. Это судно наше.
Капитан повернулся к нему. Он выхватил из кармана кучу бумаг.
— Это судно предназначено для перевозки раненых! Для перевозки ра-
неных — вот его назначение!
С этими словами он обратился к санитарам — приказал им продолжать
погрузку. Я искоса наблюдал за Рошманом. Мне показалось, что его тря-
сет от гнева. Он был вне себя. Наверняка в ужас приводила мысль, что
ему лично придется столкнуться с русскими. В отличие от нас те были
вооружены.
Он завопил:
— Отставить! Я конфискую это судно во имя рейха!
Санитары не обращали на него внимания, исполняя приказ капитана
вермахта. Я стоял в двух метрах от капитана и видел его лицо — серое
от усталости, с темными кругами под глазами. От крыльев носа шли рез-
кие складки, и было заметно, что капитан не брился несколько недель.
Увидев, что санитары опять начали грузить.раненых, он пошел мимо Рош-
мана, чтобы наблюдать за ними.
Когда он поравнялся с Рошманом, тот схватил его руку, развернул к
себе и кулаком в перчатке ударил капитана по лицу. Тысячи раз я видел,
как он бил людей, но такого ответа видеть мне не доводилось. Капитан
сжал кулак и нанес Рошману сокрушительный удар в челюсть. Рошман от-
летел на несколько шагов и ничком шлепнулся в снег. Из угла рта потекла
струйка крови. Капитан же пошел к своим санитарам.
Я видел, как Рошман выдернул из кобуры свой офицерский люгер, тща-
тельно прицелился и выстрелил капитану между лопаток. Когда раздался
выстрел, все замерли. Капитан дернулся и обернулся. Рошман выстрелил
еше раз, и пуля попала в горло.,Капитан дернулся и умер, прежде чем тело
его коснулось камней мола. Пуля сорвала с его шеи какой-то предмет.
Когда мне приказали поднять тело и бросить в воду, я увидел, что это
306
орденский крест. Я никогда не знал имени капитана, но он носил Рыцар-
ский крест с дубовыми листьями...
Затем мы получили приказ снести носилки с ранеными солдатами вер-
махта и оставить их на пристани под падающим снегом. Мне пришлось
помогать одному молодому солдату спускаться по сходням на мол. Он ни-
чего не видел: глаза его были замотаны грязным лоскутом, оторванным
от рубахи. Он был в полубреду и непрестанно звал свою мать. По моему
предположению, ему было лет восемнадцать.
Наконец на судне не осталось никого, и нам приказали подниматься на
борт. Заключенными набили два трюма — один на носу, а второй на кор-
ме — так тесно, что мы едва могли пошевелиться. Наконец люки задраи-
ли, и на борт стали подниматься эсэсовцы. Мы отплыли еше до полуночи,
ибо Рошман, конечно, хотел выйти из Рижского залива до рассвета, чтобы
его не засекли и не разбомбили русские штурмовики...
Переход в Данциг, который был уже за линией фронта, занял три дня.
Три дня ниже ватерлинии, в непрерывной качке, без пиши и воды. Умерло
не менее четверти из четырех тысяч заключенных. Нас не кормили, и от
морской болезни все давились желчью, потому что нечем было больше
рвать. Одни умирали от измождения, другие — от холода и голода, поги-
бали от удушья или простр потому, что не хотели больше жить, — они
отходили тихо. Наконец судно причалило, люки отдраили, и волна ледяно-
го холода хлынула в спертое, провонявшее нутро трюмов.
Когда нас выгнали на пристань Данцига, тела тех, кто скончался в пу-
ти, были выложены в ряд вдоль еще живых, чтобы сошлось обшее число
тех, кто погрузился на судно в Риге. СС всегда очень бдительно следило
за счетом.
Позднее мы узнали, что Рига пала под натиском русских 13 октября
1944 года — в тот день, когда мы были еше в море...
Душераздирающая одиссея Таубера подходила к концу. Из Данцига
оставшиеся в живых обитатели рижского гетто были на-барже отправлены
в концентрационный лагерь Штутгоф.
В январе 1945 года, когда наступавшие русские войска приблизились к
Данцигу, тех, кто остался в живых в Штутгофе, построив в колонны, на-
правили на запад. Это был знаменитый Марш смерти через зимние снега
к Берлину. Через всю восточную Германию тянулись эти колонны привиде-
ний, которые должны были стать спасением для эсэсовцев, если бы им
удалось попасть в руки западных союзников. Потому их и гнали на запад.
В пути — в снегу и на морозе — они гибли, как мухи.
Таубер пережил даже этот марш. Наконец остатки колонны достигли
Магдебурга к западу от Берлина, где эсэсовцы бросили их на произвол
судьбы, занятые собственным спасением.
Группу, в которой находился Таубер, разместили в городской тюрьме,
где они оказались под присмотром беспомощных и испуганных стариков
307
фольксштурма. Лишенные возможности кормить заключенных и напуган-
ные тем, как к ним отнесутся солдаты Объединенных Наций, если обнару-
жат их в такой роли, фольксштурмовцы разрешили тем, у кого еше оста-
лись силы, бродить по окрестностям в поисках пищи.
В тот день мы втроем побрели в Гарденлеген — небольшую деревушку
неподалеку от города. Там удалось набрать несколько картофелин. Меся
слякость своими обмотками, мы тащились обратно. Вдруг нас нагнала ма-
шина, направлявшаяся на запад. Шофер притормозил, чтобы поговорить
с возчиком подводы, ехавшей по дороге, а я, оглянувшись, без особого ин-
тереса посмотрел на проезжавшую машину. Внутри сидели четверо офице-
ров СС, явно бежавших на запад. Рядом с водителем в форме армейского
капрала сидел Эдуард Рошман.
Он не узнал меня, потому что голова моя была замотана обрывками
старого мешка из-под картошки — единственной зашитой от холодного ве-
сеннего ветра. Но я-то его видел. И не сомневаюсь, что это был он.
Наверняка все произошло так: едва только машина двинулась на запад,
все четверо пассажиров сразу сменили свою форму. Когда машина набрала
скорость, на дорогу в лужу грязи выбросили какую-то одежду. Через не-
сколько минут мы подошли к этому месту и увидели китель офицера войск
СС с серебряными молниями и капитанскими погонами. Эсэсовец Рошман
исчез...
Через двадцать четыре дня мы были свободны. У нас не было сил вый-
ти в мир, и мы предпочитали оставаться голодными в тюрьме, чем ски-
таться по улицам, где парил необузданный хаос. Утром 26 апреля в городе
все стихло. Я вышел во двор тюрьмы и около часа слушал объяснения
дряхлого перепуганного стражника, что и он, и его товарищи не имели
ничего общего с Гитлером и, конечно, не участвовали в преследовании
евреев.
Я слышал, как к запертым воротам подъехала машина, и затем раздал-
ся стук. Старик из фольксштурма побежал открывать. У человека, кото-
рый осторожно вошел вовнутрь, в руке был револьвер, и он был в форме,
которую раньше мне не доводилось видеть.
Скорее всего, то был офицер, потому что его сопровождал солдат с
ружьем и в круглой стальной каске. Они вошли и молча стояли, оглядывая
двор тюрьмы. В одном его углу была груда трупов — пятьдесят тел тех,
кто умер за последние две недели, но ни у кого уже не было сил хоронить
их. Остальные, полуживые, лежали, прислонившись к стенам, стараясь
поймать хоть лучик слабого весеннего солнца. Их зловонные язвы были
густо усеяны мухами.
Двое посмотрели друг на друга, потом на семидесятилетнего фольксштур-
мовца. Он озирался, полный смятения. Затем он сказал те несколько слов,
которые, должно быть, выучил еще во время первой мировой войны:
— Хэлло, Томми!
308
Офицер через плечо посмотрел на него, снова обвел взглядом двор и
по-английски четко сказал:
— Ты проклятый бош, вонючая свинья!
И внезапно зарыдал.
Я толком не помню, как добрался до Гамбурга, но мне это
удалось. Думаю, я хотел увидеть, осталось ли тут что-нибудь от старой
жизни. Ничего не было. Улицы, где я провел детство, исчезли под
огненным шквалом бомбежек союзников; контора, в которой я работал,
исчезла.
Англичане поместили меня в госпиталь в Магдебурге, но я уговорил их
отпустить меня и, «голосуя» на дорогах, как-то добрался домой. Но, когда
я очутился здесь и увидел, что ничего не осталось и от дома, я окончатель-
но сломался.
Целый год я провел в госпитале бок о бок с теми, кто прошел место
под названием Берген-Бельзен, и еще год — санитаром госпиталя, ухажи-
вая за теми, кто был еше хуже, чем я.
Выйдя из госпиталя, я отправился искать какое-нибудь пристанище в
Гамбурге, где родился, чтобы там провести остаток своих...
Я жил здесь в этой маленькой комнатке в Алтоне с 1947 года. Как
только я оставил госпиталь, начал писать эту историю о том, что было
со мной и другими в Риге.
Но задолго до того, как я кончил эти записи, мне стало известно,
что выжить удалось и другим. Они обладали более обширной инфор-
мацией и более годились для того, чтобы выступить свидетелями. По-
явились сотни книг, описывающих Катастрофу, и я никого не. мог заин-
тересовать. Я не мог найти никого, кто согласился бы прочесть эти
записи.
Оглядываясь на прошлое, я вижу, что все было зря — потеря времени
и энергии, та битва за жизнь, которую я вел, чтобы дать миру это свиде-
тельство. Другие смогли сделать это куда лучше. И теперь я жалею, что
не пошел на смерть в Риге вместе со своей женой Эстер. .
Даже последнее мое желание — увидеть Эдуарда Рошмана, стоящим пе-
ред судом, и себя, дающего показания против него, — никогда не вопло-
тится в жизнь. Теперь я это знаю.
Иногда я брожу по улицам и вспоминаю старые времена, которые ни-
когда уж не вернутся. Дети смеются надо мной и убегают, когда я хочу
приласкать их. Однажды я попытался заговорить с маленькой девочкой,
которая не убежала от меня, но с криком подскочила ее мать и увела. Поэ-
тому много разговаривать мне не приходится.
Когда я еще лежал в английском госпитале, один, из врачей спросил ме-
ня, почему я не эмигрирую в Израиль, который должен скоро получить
независимость? Как я мог объяснить ему все? Я не мог сказать ему, что
никогда не попаду на Землю обетованную после того, что я сделал с Эстер,
своей женой. Я часто думал об этом и мечтал, как все могло бы быть,
и я не имею права уехать.
309
Но если эти строки попадут в Израиль, где мне никогда не быть, могу
ли я попросить кого-нибудь прочитать надо мной кадиш — заупокойную
молитву?..
Отложив дневник, Петер Мюллер откинулся на спинку кресла, сидел и
курил, глядя в потолок. Около пяти часов утра он услышал, как открылась
дверь квартиры, — Сиги вернулась с работы. Она удивилась, увидев его
не в кровати.
— Почему ты еще не спишь? — спросила она.
— Читал, — ответил Мюллер.
Позже, в постели, когда Сиги засыпала, удовлетворенная любовью,
Мюллер молча лежал рядом и курил.
— О чем ты думаешь? — уже почти сквозь сон спросила Сиги.
— Просто думаю.
— Знаю. Я это вижу. О чем именно?
— О следующей истории, которую мне придется распутывать.
Приподнявшись на локте, она искоса глянула на него.
— Чем ты собираешься заняться?
Свесившись с постели, Мюллер потушил сигарету.
— Я собираюсь выследить одного человека, — ответил он.
Глава 3
Когда в Гамбурге Петер и Сиги наконец уснули, обняв друг друга, ги-
гантский лайнер «Коронадо», принадлежащий аргетинской авиалинии, про-
несся над погрузившимися во тьму холмами Кастилии и пошел на послед-
ний разворот, приземляясь на мадридском аэродроме Барахас.
Место у окна в третьем ряду в салоне первого класса занимал человек
лет шестидесяти, с волосами, чуть тронутыми сединой, и аккуратными
усиками.
Имелась лишь одна фотография этого человека в начале сороковых го-
дов — с коротко подстриженными волосами, без усов, теперь прикрываю-
щих его узкогубый рот, с аккуратным, как по линеечке, пробором с левой
стороны. И вряд ли кто-либо из тех немногих, кто видел фотографию это-
го человека, узнал бы его в пассажире авиалайнера. Волосы его заметно
поредели у лба, в них уже не было и пробора. Фотография в паспорте убе-
дительно свидетельствовала о его новом обличье.
Имя в том же паспорте представляло его как сенатора Рикардо Суэрте-
са, гражданина Аргентины. Само имя скрывало мрачную издевку, потому
что «суэрте» по-испански означает «счастье», а по-немецки это было бы
«глюк». Пассажир авиалайнера при рождении был наречен Ричардом Глю-
ком. Позже он стал полным генералом СС, возглавлявшим главное управ-
ление экономической администрации рейха; он был также генеральным
зю
инспектором концентрационных лагерей Гитлера. В списках разыскивае-
мых преступников в Западной Германии и Израиле он значился под треть-
им номером, после Мартина Бормана и бывшего шефа гестапо Генриха
Мюллера. Лишь за ним в списке стояла даже такая личность, как д-р Йо-
зеф Менгеле — дьявольский доктор Освенцима. В ОДЕССЕ он был под но-
мером вторым как прямой заместитель Мартина Бормана, который унас-
ледовал идеи фюрера после поражения 1945 года.
Роль, которую Глюк играл в преступлениях СС, была уникальной и мо-
жет быть сравнима лишь с эффектом, произведенным его собственным ис-
чезновением в мае 1945 года. Глюк куда больше, чем Адольф Эйхман, яв-
лялся вдохновителем и автором Катастрофы, хотя ему ни разу не при-
шлось нажать на курок.
Если бы ничего не ведающим пассажирам сказали, кто сидит рядом с
ними, они искренне удивились бы, почему бывший шеф экономических
служб опередил других в списке разыскиваемых преступников.
Но он-то знал, что из преступлений против человечества, совершенных
Германией между 1933 и 1945 годами, процентов девяносто пять приходит-
ся на долю СС. Из них от восьмидесяти до девяноста процентов — на до-
лю двух отделов СС. Это главное управление безопасности рейха и главное
управление экономической администрации рейха.
Если мысль о том, что экономическое учреждение может иметь отноше-
ние к массовым убийствам, и звучит несколько странно, то не лишне напо-
мнить, что кто-то должен был думать, как проделать эту работу. Проду-
мать не только, каким способом стереть с лица Европы всех до последнего
евреев и большинство славян, но еще и так организовать дело, чтобы
жертвы заплатили за такую привилегию. И прежде чем открылись дверцы
газовых камер, СС уже приступил к самому большому в истории грабежу.
Евреи платили трижды. Первым делом у них грабительским образом
отняли их дома, дела, предприятия, банковские счета, мебель, машины и
одежду, дав возможность взять с собой только то, что они могли уне-
сти, — как правило, не больше двух чемоданов. Их отправили в рабочие
и концентрационные лагеря, уверяя, что там их расселят, и они почти в
это поверили. Но в лагере у них отобрали не только чемоданы, но и ту
одежду, что была на них.
Из чемоданов шести миллионов людей было извлечено награбленного
добра на сотни миллионов долларов, потому что европейские евреи в то
время брали с собой в дорогу все свои ценности, особенно выходцы из
Польши и восточных краев. Из лагерей отправлялись вагоны с золотой
бижутерией, алмазами, сапфирами, слитками серебра, луидорами, золоты-
ми долларами и банкнотами всех видов и достоинств. Награбленное оседа-
ло в штаб-квартире СС в Германии. Вся история СС связана с доходами,
которые они получали от своих операций. Часть этих доходов в виде слит-
ков с орлами рейха и характерными знаками двойной молнии к концу вой-
ны уже лежала в банках Швейцарии, Лихтенштейна, Танжера и Бейрута,
что послужило началом того богатства, которое впоследствии досталось
зп
ОДЕССЕ. Многое из этого золота и поныне находится в подвалах под ули-
цами Цюриха, охраняемое благодушными и самодовольными банкирами
швейцарского города.
Второй этап эксплуатации основывался на использовании тел своих
жертв. Они содержали определенное количество калорий энергии, и их сле-
довало пустить в дело. С этой точки зрения евреи ничем не отличались
от поляков и русских, которые без всякой вины первыми попали в лагеря.
Те, кто был не пригоден для работы, уничтожались как бесполезные отхо-
ды. Тех же, кто еще мог работать, управление экономической администра-
ции отправляло или на предприятия СС, или на индустриальные концерны
Круппа, Тиссена, фон Опеля и других, получая три марки в день за неква-
лифицированного рабочего и четыре — за ремесленника. Выражение «в
день» означало тот объем работы, которую может сделать в течение двад-
цати четырех часов постоянно голодный человек. От голода и непосильно-
го труда умерли сотни тысяч жертв.
СС была государством в государстве. У него были свои собственные
заводы, мастерские, инженерные подразделения, конструкторские бюро, ре-
монтные службы, продовольственные магазины и ателье одежды. Члены
СС могли обеспечить себя почти всем, что им было нужно, используя труд
рабов, которые по указу Гитлера были объявлены собственностью СС.
На третьем этапе эксплуатации использовались трупы жертв. На
смерть они отправлялись нагими, оставляя после себя вагоны, груженные
обувью, носками, бритвенными помазками, очками, пиджаками и брюка-
ми. Их волосы также предназначались для службы рейху в виде прокладок
для зимней обуви, а золотые зубы, вырванные у трупов, позже переплавля-
лись, чтобы в виде больших золотых слитков отправиться в Цюрих.
Предпринимались попытки перемалывать в муку кости и использовать
ее как удобрение, а из тел варить мыло, но это было сочтено нерен-
табельным.
Экономической стороной извлечения доходов при уничтожении четыр-
надцати миллионов человек занималось главное управление СС экономиче-
ской администрации рейха, которое возглавлял человек, занимавший место
в ночном авиалайнере «Коронадо».
Глюк был из тех, кто предпочитал не рисковать своей свободой или
жизнью, возвращаясь в Германию после бегства. У него не было такой
необходимости. Заботливо обеспечив себя доступом к секретным фондам,
он мог прожить свои дни, наслаждаясь комфортом в Южной Америке, что
и делал. Его преданность нацистским идеалам не поколебали события 1945
года, и это, вкупе с его бывшим постом и влиянием, обеспечило ему высо-
кое и почетное место среди эсэсовцев, укрывшихся в Аргентине, где прави-
ла ОДЕССА.
Самолет приземлился без опоздания, и пассажиры беспрепятственно
миновали таможню. Беглый испанский язык пассажира из третьего ряда
ни у кого не вызвал удивления. Да и сам он давно привык, что его прини-
мают за южноамериканца.
312
Около здания аэровокзала он взял машину и по давней привычке назвал
улицу, расположенную недалеко от отеля «Сурбуран». Оказавшись в цент-
ре Мадрида, расплатился с водителем и, взяв свой багаж, прошел пешком
оставшиеся двести метров до отеля.
Заказ на номер для него был сделан по телексу, так что, оформившись,
он поднялся в номер принять душ и побриться. Часы показывали девять,
когда он услышал три легких удара в дверь и после паузы еше два. Он
сам открыл и, узнав посетителя, сделал шаг назад.
Пришедший прежде всего аккуратно прикрыл за собой дверь, затем в
знак приветствия стремительно вскинул вперед правую руку ладонью вниз.
— Зиг хайль! — сказал он.
Генерал Глюк одобрительно кивнул и приветствовал его тем же жестом.
— Зиг хайль! — куда более спокойным голосом сказал он, предложив
посетителю сесть. Пришедший тоже был немей — бывший офицер СС, ко-
торый ныне занимал пост главы сети ОДЕССЫ в Западной Германии. Он
был польщен оказанной ему честью приглашения в Мадрид для личной
встречи с офицером столь высокого ранга и предполагал, что она имеет
какое-то отношение к смерти президента Кеннеди, которая последовала
тридцать шесть часов назад. И он не ошибся.
Генерал Глюк налил ему чашечку кофе из стоявшего на столе кофейни-
ка, а сам медленно раскурил сигару «Корона».
— Вы, должно быть, пытались понять причину моего столь внезапного
и столь опасного визита в Европу, — начал он. — Поскольку я не испыты-
ваю удовольствия находиться на этом континенте больше, чем необходимо,
сразу перейду к делу. Буду краток.
Подчиненный, прибывший из Германии, выпрямился в кресле и застыл
в ожидании.
— Кеннеди теперь мертв, а для нас сие означает, что фортуна поворачи-
вается к нам лицом, — продолжал генерал. — Мы не должны ошибиться,
стараясь извлечь из нее максимум выгоды. Вы следите за ходом моей
мысли?
— Конечно, герр генерал, — серьезно ответил младший по званию, —
но в чем заключается специфика?
— Я имею в виду договор о торговле оружием между этим сбродом —
предателями в Бонне и свиньями в Тель-Авиве. Вы знаете об этой сделке?
Что танки, орудия и другое оружие теперь плывут из Германии в Израиль?
— Да, конечно.
— И вы знаете также, что наша организация приложит все усилия, по-
могая египетскому делу, чтобы в один прекрасный день они могли одер-
жать сокрушительную победу в грядущей войне?
— Конечно. Мы уже организовали набор некоторых германских ученых,
чтобы содействовать этому.
Генерал Глюк кивнул.
— Позже я к этому вернусь. Я имею в виду нашу политику, состоящую
в том, чтобы поставлять арабским друзьям самую подробную информа-
313
цию о деталях предательской сделки, дабы они могли оказывать на Бонн
сильнейшее давление по дипломатическим каналам. Арабские протесты
привели к тому, что здесь, в Германии, на политической почве формирова-
лась группа, резко протестующая против подобной торговли оружием, по-
тому что она беспокоит арабов. Эта группа, сама того не подозревая,
играет нам на руку, оказывая давление на дурака Эрхарда и на членов его
кабинета, стремясь заставить их денонсировать договор.
— Ясно. Я внимательно слежу за вашей мыслью, герр генерал.
— Отлично. Пока что Эрхард не прекратил отгрузку оружия, но он уже
несколько раз был готов это сделать. Для тех, кто хотел бы видеть герма-
но-израильскую сделку в действии, главным аргументом являлся тот факт,
что договор получил полное одобрение Кеннеди, а Эрхард соглашался со
всем, чего хотел Кеннеди.
— Совершенно верно.
— Но теперь Кеннеди мертв.
Подчиненный из Германии откинулся на спинку кресла, и его глаза за-
жглись восторгом, поскольку он понял, какие перспективы открывает но-
вое положение дел. Генерал СС стряхнул дюймовый столбик пепла в ко-
фейную чашку и ткнул в сторону своего собеседника тлеющим кончиком
сигары.
— В течение этого года главное направление политической деятельнос-
ти в Германии должно заключаться в том, что нашим друзьям и сторонни-
кам придется всемерно формировать общественное мнение, направленное
против торговли оружием, чтобы оно пошло на пользу арабам, искренним
и давним друзьям Германии.
— Да, да, это необходимо сделать. — На лице младшего офицера рас-
плылась широкая улыбка.
— Определенные контакты с правительством Каира обеспечат постоян-
ный поток дипломатических протестов через их и через иные посоль-
ства, — продолжал генерал. — Другие наши арабские друзья будут устраи-
вать демонстрации арабских студентов и немецких друзей арабского дела.
Ваша задача будет заключаться в координации публикаций различных пам-
флетов в журналах, пользующихся нашей тайной поддержкой, в поставке
платных объявлений в ведущие газеты и журналы, в организации лобби
гражданских служащих, близких к правительству, и политиков, которых
удастся убедить выступить против сделки.
Собеседник генерала нахмурил брови.
— Сегодня в Германии очень трудно вызвать антиизраильские чув-
ства, — пробормотал он.
— Об этом вопрос и не стоит, — резко возразил генерал. — Подход
очень прост: Германия, стоящая на практической точке зрения, не должна
настраивать против себя восемьдесят миллионов арабов дурацкой под-
держкой тайной торговли оружием. Большинство немцев прислушаются к
этому аргументу, особенно дипломаты. Сюда же можно причислить из-
вестных нам друзей в Министерстве иностранных дел. Такой практиче-
314
ский подход к делу для них вполне приемлем. Конечно, будут созданы со-
ответствующие фонды. Суть дела в том, что теперь, когда Кеннеди мертв,
а Джонсона трудно считать оголтелым интернационалистом, которому ев-
рейский вопрос затмевает весь кругозор, Эрхарду, чтобы отстаивать этот
договор, придется испытывать постоянное давление со всех сторон, вклю-
чая членов своего собственного кабинета. И если мы продемонстрируем
египтянам, что можем влиять на иностранную политику в Бонне, заставляя
ее изменить курс, наши акции в Каире поднимутся на недосягаемую
высоту.
Человек из Германии кивнул несколько раз, видя план предстоящей
компании.
— Будет сделано! — сказал он.
— Прекрасно, — оценил генерал Глюк.
Сидящий перед ним человек поднял глаза.
— Герр генерал, вы упоминали немецких ученых, работающих ныне в
Египте...
— Да, я же сказал, что вернусь к ним... Они связаны с другим разделом
нашего плана покончить с евреями раз и навсегда. Вы знаете о ракетах
в Хелуане, конечно?
— Да, герр генерал. Во всяком случае, в общем виде.
— Но не то, для чего они на самом деле предназначены?
— Я, конечно, предполагал...
— Что они должны будут обрушить несколько тонн мошной взрывчат-
ки на Израиль? — широко улыбнулся генерал Глюк. — Вы серьезно оши-
баетесь. Наверно, настало время рассказать вам, почему if эти ракеты, и
люди, которые строят их, на самом деле имеют для нас столько жизненное
значение.
Генерал Глюк откинулся на спинку стула и, глядя в потолок, рассказал.
своему подчиненному подлинную историю ракет Хелуана.
В послевоенный период, когда Египтом правил король Фарук, тысячи
нацистов и бывших членов СС бежали из Европы, найдя себе надежное
убежище на берегах Нила. Среди них были и ученые. Незадолго до перево-
рота, который низложил Фарука, двое немецких ученых должны были на-
чать предварительные работы по строительству предприятия по производ-
ству ракет. Это было в 1952 году, и профессоров звали Пауль Герке и
Рольф Энгел.
Несколько лет спустя Гамаль Абдель Насер пришел к власти, и проект
остался в состоянии неопределенности, после поражения египетской армии
в Синайской кампании 1956 года новый диктатор Египта поклялся, что
придет день, когда Израиль будет полностью уничтожен.
В 1961 году, когда он получил из Москвы решительное «нет» в ответ
на свои просьбы о поставке тяжелых ракет, проект египетского ракетного
предприятия был стремительно восстановлен, и за год работы, не считаясь
315
со временем и не обращая внимания на расходы, немецкие профессора и
египтяне построили и открыли предприятие 333 в Хелуане, что расположен
севернее Каира.
Открыть завод — это одно, а сконструировать и создать ракеты —
совсем другое. Давным-давно один из сторонников Насера, еще со времен
второй мировой войны работавший на нацистов, установил тесную связь
с представителем ОДЕССЫ в Египте. Из этого же источника пришел и
ответ на мучавшую египтян главную проблему — как раздобыть достаточ-
ное количество ученых, умеющих делать ракеты.
Ни Россия, ни Америка, ни Франция не собирались выделять для этой
цели ни одного человека. Но ОДЕССА заметила, что вид ракет, в которых
нуждается Насер, очень схож по размерам и прочим данным с ракетами
Фау-2, которые в свое время Вернер фон Браун и его команда строили на
полуострове Пенемюнде, чтобы оттуда засыпать ими Лондон. И многие
из его прежней команды по-прежнему были в строю.
В конце 1961 года началась вербовка ученых из Германии. Многие из
них были наняты западногерманским институтом аэрокосмических иссле-
дований в Штутгарте. Специалисты были крайне раздражены, потому
что Парижский договор 1954 года запрещал Германии вести исследова-
тельские и экспериментальные работы в некоторых областях, главным
образом в ядерной физике и ракетостроении. Кроме того, им хронически
не хватало средств. И для многих из этих ученых оказалось слишком
сильным искушением обрести себе место под солнцем, где вдосталь
средств на работу и есть возможность создавать и строить подлинные
ракеты.
ОДЕССА назначила в Германии человека, отвечающего за набор уче-
ных, а он в свою очередь взял себе в подручные бывшего сержанта СС
Гейнца Крюга. На пару они обрыскали всю Германию в поисках тех, кто
готов отправиться в Германию строить ракеты для Насера.
Учитывая зарплату, которую предлагали, вербовщики не испытывали
недостатка в желающих. Самым известным среди них был профессор Во-
льфганг Пильц, которому помогли скрыться из послевоенной Германии
французы, и он стал отцом французской ракеты «Вероник», положившей
начало аэрокосмической программы де Голля. Профессор Пильц уехал в
Египет в начале 1962 года. Другим был доктор Гейнц Кляйнвахтер; за ни-
ми последовали доктор Эуген Сангер и его жена Ирен, тоже работавшие
с фон Брауном над Фау-2, а также доктора Йозеф Эйсиг и Кирмайер, оба
специалисты по ракетным топливам и системам.
Мир увидел первые результаты их работы на параде в честь восьмой
годовщины падения Фарука, прошедшем по улицам Каира 23 июля
1963 года. Две ракеты «Эль Кахира» и «Эль Зафира», рассчитанные на
дальность соответственно в 500 и 300 километров, ползли мимо орушей
толпы. Хотя то были лишь оболочки, без боеголовок и топлива, они
должны были стать первыми из четырехсот подобных ракет, которые
в один прекрасный день обрушатся на Израиль.
316
Помолчав, генерал Глюк стряхнул пепел с сигары и вернулся в на-
стоящее.
— Проблема заключается в том, что, хотя нам и удалось создать кор-
пус боеголовок и горючее, ключ к подлинной управляемой ракете лежит
в системе теленаведения.
Он ткнул сигарой в западногерманского собеседника.
— Именно это мы и не способны создать для египтян, — сказал он. —
К сожалению, хотя в Штутгарте есть ученые и специалисты по системам
наведения, мы ни за какие деньги не можем никого из них убедить пере-
ехать в Египет. А все эксперты, находящиеся в Египте, являются специали-
стами по аэродинамике, горючему и боеголовкам. Нс мы обещали Египту,
что у него будут свои расчеты. Президент Насер решил, что однажды раз-
разится война между Египтом и Израилем, война, которая все равно неми-
нуема. Он верит, что его танки и солдаты способны сами по себе выиграть
ее. Наша информация далеко не столь оптимистична. .Несмотря на свое
численное преимущество, войны им не выиграть. Но представьте себе, ка-
ково будет наше положение, если, несмотря на все советское оружие, куп-
ленное за миллионы долларов, война будет выиграна лишь благодаря ра-
кетам, созданным учеными, которые помогла доставить наша сеть. То
есть мы выиграем войну. Наша позиция будет несокрушима. Мы получим
и вечную благодарность Ближнего Востока, и на все времена надежный
дом для наших людей, а завершив полное и окончательное разрушение го-
сударства этих еврейских свиней, мы выполним последнее завещание наше-
го покойного фюрера. Это великая задача, от которой мы не должны и
не можем уклониться.
С восхищением и изумлением подчиненный следил за своим шефом, ко-
торый взволнованными шагами мерил комнату.
— Простите, герр генерал, но неужели всего лишь четыреста боеголо-
вок средней величины в самом деле могут раз и навсегда покончить с евре-
ями? Они нанесут им серьезные разрушения, это да, но тотальное унич-
тожение?..
Резко повернувшись, Глюк с торжествующей улыбкой посмотрел на
слушателя.
— Но какие боеголовки! — воскликнул он. — Не думайте, что мы бу-
дем тратить на этих свиней мощную взрывчатку. Мы предложили
президенту Насеру, и он тут же схватился за эту идею, что бое-
головки на «Кахире» и «Зафире» должны быть разных типов. В неко-
торых из них будут концентрированные культуры бубонной чумы, а
другие, взрывающиеся высоко над землей, покроют всю территорию
Израиля радиоактивным стронцием-90. И через несколько часов все
они будут умирать от язв или от гамма-излучения. Вот что у нас есть
для них.
Собеседник глядел на него с открытым ртом.
— Фантастично! — выдохнул он. — Я припоминаю, что читал нечто
подобное в связи с одним процессом в Швейцарии прошлым летом. Только
317
в общих чертах, потому что многие доказательства были скрыты от пуб-
лики. Однако это потрясающе, генерал!
— Да, потрясающе и неминуемо, если ОДЕССА сможет оснастить эти
ракеты системой теленаведения, чтобы ракеты не только шли по правиль-
ной траектории, но и взрывались точно в том месте, для какого они пред-
назначены. Человек, который контролирует в целом исследования для со-
здания таких систем, ныне работает в Западной Германии. Его псевдо-
ним — Вулкан. Вы должны помнить, что в греческой мифологии так звали
кузнеца, который ковал молнии для богов.
— Он ученый? — с удивлением спросил немец из Западной Германии.
— В обшем-то, нет. Когда в тысяча девятьсот пятьдесят пятом году
ему пришлось исчезнуть, он мог спокойно вернуться в Аргентину. Но ваш
предшественник обратился к нам с просьбой как можно скорее снабдить
его фальшивыми документами, чтобы он мог остаться в Германии. Из
Цюриха ему был переведен миллион американских долларов, с помощью
которых он заложил завод в Германии. Основная цель его — в проведении
исследований, которые нас интересовали в то время, а сейчас под его при-
крытием создаются системы для ракет в Хелуане. Предприятие, которым
Вулкан сейчас управляет, производит транзисторные приемники. Но в его
исследовательском отделе есть группа ученых, работающих над созданием
системы наведения. Она в свое время будет установлена на египетских
ракетах.
— Почему бы им просто не отправиться в Египет?
Улыбаясь, Глюк снова зашагал по комнате.
— Да, для операции это имело бы важное значение. Я говорил вам,
что в Германии есть люди, способные создавать такие системы, но никого
из них не удалось уговорить эмигрировать. Группа в исследовательском от-
деле на предприятии Вулкана уверена, что она работает по контракту, ко-
нечно, в условиях полной секретности, для Министерства, обороны в Бонне.
Подчиненный приподнялся на стуле, и кофе едва не вылился на ковер.
— Господи! Каким же образом удалось все это организовать?
— В сущности, очень просто. Парижские соглашения запрещают Герма-
нии вести работы по ракетостроению. Люди Вулкана дали обязательство
по сохранению тайны крупному лицу из Министерства обороны — одному
из нас. Он явился в сопровождении генерала, лицо которого было знакомо
многим еще со времен последней войны. Все эти ученые были готовы ра-
ботать для Германии, даже в обход Парижских соглашений, но это не зна-
чило, что они хотят работать на Египет. А теперь они уверены, что тру-
дятся на благо Германии. Конечно, расходы огромные. Конечно, в нор-
мальных условиях такие исследования должны вестись большими силами.
Программа в целом обошлась нам в немалую долю наших секретных
фондов. Теперь вы понимаете, какую важность представляет для нас
Вулкан?
— Конечно, — ответил шеф отделения ОДЕССЫ в Германии. — Но ес-
ли с ним что-то случится, неужели вся программа пойдет, под откос?
318
— Да. И заводом и компанией управляет он один. Он глава ее — управ-
ляющий, держатель акций, он же платит и деньги. Он единственный выда-
ет жалованье ученым и оплачивает их расходы на исследования. Никто из
ученых не имеет никаких контактов с кем-либо в фирме, и никто из ее ра-
ботников не представляет, чем занимается обширный исследовательский
отдел.
Они считают, что персонал закрытого и изолированного отдела работа-
ет над новым типом приемника, который совершит переворот на рынке.
Секретность объясняется необходимостью борьбы с промышленным шпио-
нажем. Единственным связующим звеном между двумя отделами является
Вулкан. Если он исчезнет, с проектом будет покончено.
— Можете ли вы сообщить наименование завода?
Помедлив несколько секунд, генерал Глюк назвал его. Собеседник с
удивлением посмотрел на него.
—Но я отлично знаю их радиоприемники! — воскликнул он.
— Конечно. Это настоящая фирма, и она производит настоящие при-
емники.
— И управляющий ее... это он и есть?
— Да. Это Вулкан. Теперь вам видна важность этого человека и его
работы. В связи с этим для вас подготовлена еше одна инструкция.
Итак...
Генерал Глюк вынул фотографию из нагрудного кармана и протянул
ее человеку из Германии. После долгого, тщательного ее изучения собесед-
ник перевернул снимок и прочитал имя на обороте.
— Боже мой, а я-то думал, что он в Южной Америке!
Глюк покачал головой.
— Отнюдь. Это и есть Вулкан. В настоящее время его работа вступила
в самую важную, самую критическую стадию. Если каким-либо образом
вам доведется услышать даже намек на то, что кто-то слишком активно
интересуется этим человеком, спрашивающего следует... м-м-м... разуве-
рить. Одно предупреждение, а затем — окончательное решение. Вы пони-
маете меня, Kamerad? Никто, повторяю, никто не должен подойти близко
к разгадке тайны Вулкана.
Генерал СС встал. Гость также.
— Это все, — сказал на прощание Глюк. — Вы знаете, что делать.
Глава 4
— Но ты даже не знаешь, жив ли он.
Мюллер и Брандт сидели в машине Петера рядом с домом детектива.
— Нет, не знаю. Первым делом я должен выяснить именно это. Если
Рошмана уже нет в живых, я ставлю точку. Поможешь?
Брандт задумался, а потом медленно покачал головой.
— К сожалению, не могу.
319
— Почему?
— Видишь ли, я передал тебе дневник просто так, в подарок. Это наше
дело. Он потряс меня, и я подумал, что ты можешь сделать из этого мате-
риал. Но мне не приходило в голову, что ты решишь заняться поисками
Рошмана. Почему бы тебе не сделать материал из дневника?
— Потому что здесь нет материала как такового, — ответил Мюл-
лер. — О чем я могу рассказать в нем? «Слушайте, слушайте, я нашел пал-
ку с мятыми листами, на которых старик, отравившийся газом, рассказы-
вает о том, что ему довелось пережить во время войны!» И ты вообража-
ешь, что мой издатель купит такую историю? Сам я считаю его
потрясающим документом, но это всего лишь мое личное мнение. После
войны написаны сотни таких воспоминаний. Мир устал от них. Дневник
сам по себе не удастся продать ни одному издателю в Германии.
— Поэтому ты и решил заняться Рошманом?
— Дело очень простое. Я начинаю полицейскую охоту за Рошманом,
исходя из текста дневника, — и у меня в руках будет потрясающий ма-
териал!
Брандт аккуратно стряхнул пепел сигареты.
— Большой полицейский охоты не получится, — сказал он. — Видишь
ли, Петер, ты знаешь, что такое журналистика, а я знаю, что такое
гамбургская полиция. Наша работа заключается в том, чтобы сегодня,
в 1963 году, бороться с преступностью в городе. Никто не станет отры-
вать от дела и без того перегруженных детективов на поиски человека,
что-то натворившего в Риге двадцать лет назад. На это никто не
пойдет.
— Но ты по крайней мере можешь начать поиск материалов? —
спросил Мюллер. Брандт снова покачал головой.
— Нет. Не моту.
— Почему? В чем дело?
т- Потому что не хочу быть втянутым в эту историю. С тобой все в
порядке. Ты сам по себе и ни перед кем не обязан отчитываться. Можешь
делать, что тебе заблагорассудится. А у меня жена и двое детей, хорошая
карьера впереди, и я не хочу рисковать ею.
— Каким образом это может повредить твоей карьере в полиции? Рош-
ман — преступник, не так ли? Полиция ведь обязана разыскивать преступ-
ников. В чем проблема?
Бранд раздавил окурок.
— Это трудно объяснить. Но в полиции существует определенное отно-
шение... ничего конкретного, но я это чувствую. Как только энергично на-
чнешь копаться в делах о преступлениях СС во время войны, карьере поли-
цейского конец. Во всяком случае, из этого ничего не выйдет. На рапорт
просто не обратят внимания. А данные о том, кто занимался этой темой,
сразу лягут в его досье. В случае продвижения это припомнят. Никто не
скажет прямо в глаза, но все будут знать, в чем дело. Так что, если хочешь
заняться крупным расследованием, на меня не рассчитывай.
320
Мюллер молча смотрел сквозь ветровое стекло.
— Хорошо, — наконец сказал он. — Если так, то мне все понятно. Но
с чего-то же я должен начать. После смерти Таубера осталось еше что-
нибудь?
— Только какие-то обрывочные заметки. Изъяв их, я обязан упомянуть
их в рапорте о самоубийстве. Но дело уже закрыто.
— Что в них было?
— Немного... Он написал, что кончает с собой. Ах да, он упомянул:
все, что у него есть, оставляет своему другу — герру Марксу.
— Можно начать и с этого. Кто это такой?
— Черт возьми, откуда мне знать? — рассердился Брандт.
— Ты хочешь сказать, что в его записке больше ничего нет? Просто
герр Маркс? Без адреса?
— Больше ничего. Просто Маркс. И больше никаких упоминаний.
— Он должен жить где-то поблизости. Ты не пытался разыскать его?
Брандт вздохнул:
— Что ты себе вбил в голову? Мы в полиции загружены по горло. Ты
представляешь, сколько Марксов живет в Гамбурге? Только в телефонном
справочнике их сотни. Не можем же мы потратить несколько недель на
поиски обыкновенного Маркса, о котором больше ничего не известно. И
вообще, все, что оставил старик, не стоит и десяти пфеннигов.
— В самом деле больше ничего?
— Абсолютно. Если ты решил разыскивать Маркса, да поможет тебе
в том Бог!
— Спасибо, я попробую, — прощаясь, сказал Мюллер.
Они пожали руки друг другу, и Брандт вернулся к семейному обеду.
Следующее утро Мюллер начал с того, что посетил бывшее жилище
Таубера. Дверь ему открыл мужчина средних лет в грязных брюках на под-
тяжках, в рубашке без воротника, распахнутой на груди, и с трехдневной
щетиной.
— Доброе утро! Вы владелец этого дома?
Человек оглядел Мюллера с головы до ног и кивнул. От него пахло
тушеной капустой.
— Вы из полиции?
— Нет. Пресса. — Мюллер показал ему свое удостоверение.
— Мне нечего сказать.
Мюллер вытащил десятимарковую банкноту, которая тут же исчезла
в кармане мужчины.
— Я хотел бы взглянуть на комнату герра Таубера.
— Я уже сдал ее.
— А что вы сделали с вещами, которые были там?
— Выбросил. А что еше с ними можно сделать?
Во дворе под мелким дождем лежала куча барахла. От нее еще тянулся
залах газа. Здесь была старая пишущая машинка, две пары сношенных ту-
фель, разная одежда, стопка книг и отороченный бахромой белый шелко-
II Ф Форсайт «День Шакала
32!
вый шарф, который, как предположил Мюллер, должен иметь отношение
к еврейской религии. Он перерыл всю кучу, но записной книжки, на кото-
рую рассчитывал, не нашел.
— Это все?
— Все, — сказал хозяин, мрачно наблюдавший за ним из-за двери чер-
ного хода.
— У вас есть жилец по имени Маркс?
— Не-а.
— Вы знаете человека с такой фамилией?
— Не-а.
— У Таубера были какие-нибудь друзья?
— Насколько я знаю, нет. Он держался сам по себе. Приходил и уходил
в разное время или шатался по окрестностям. Я сказал бы, что он был
тронутый. Но за комнату платил исправно. И хлопот не доставлял.
— Вы видели его с кем-нибудь? На улице, например.
— Нет, никогда. Не видел, чтобы у него были приятели. И не удиви-
тельно: он все время что-то бормотал про себя. Словно тронутый.
Попрощавшись с хозяином дома, Мюллер стал расспрашивать людей
на улице. Многие припомнили старика, который понуро бродил тут в бол-
тающемся на нем, как на палке, плаще до щиколоток, нахлобученной вяза-
ной шапке и в перчатках — из дырок в них торчали пальцы.
Через три дня Мюллер обошел все окрестные улицы, справляясь у мо-
лочников, зеленщиков, мясников, лавочников, барменов, продавцов сига-
рет, не пренебрегая почтальонами и полицейскими. И лишь в среду днем
он наткнулся на группу мальчишек, игравших в футбол на пустыре.
J — Этого старого еврея? Сумасшедшего Солли? — вопросом на вопрос
ответил главарь мальчишек. Остальные столпились вокруг.
— Именно его, — подтвердил Мюллер. — Сумасшедшего Солли.
— Он был тронутый, — сказал один из мальчишек. — И ходил вот так.
Мальчишка сгорбился, вцепился пальцами в края пиджачка и, подвола-
кивая ногами, прошелся, что-то бормоча про себя и отводя глаза в сторо-
ну,. Остальные покатились от хохота, а кто-то дал артисту здоровый ты-
чок, от которого тот заорал.
— Кто-нибудь из вас видел его в компании с другим человеком? —
спросил Мюллер. — Может, старик разговаривал с кем-нибудь?
— А для чего вам это знать? — подозрительно спросил главарь. — Мы
не сделали ему ничего плохого.
Вытащив из кармана монету в пять марок, Мюллер стал небрежно под-
кидывать ее на ладони. Восемь пар глаз^неотрывно следили за поблескива-
нием серебра. Восемь голов неохотно качнулись из стороны в сторону.
Мюллер повернулся и решительно пошел в сторону.
— Постойте... — услышал он сзади.
Он остановился и обернулся. Подбежал самый маленький из компании.
— Однажды я видел его с одним человеком. Они разговаривали. Сиде-
ли и разговаривали.
322
— Где это было?
— Ниже по реке. Там, где на берегу растет трава. Там есть несколько
скамеек. Они сидели на скамейке и разговаривали.
— Сколько лет было другому?
— Очень старый. У него были совсем белые волосы.
Мюллер кинул ему монету, хотя был уверен, что деньги отдал зря. Но
к реке все же спустился и походил по берегу, поросшему травой. Вдоль
берега в самом деле выстроилась дюжина скамеек, на которых сейчас ник-
то не сидел. «Летом тут, наверно, полно народу, — подумал Мюллер, на-
блюдая, как швартуются и уходят большие корабли, — но сейчас конец
ноября».
Еше мальчишкой Петер вернулся в разрушенный город с фермы, куда
они эвакуировались с началом бомбежек. Так что вырос он среди развалин
и щебенки. Его любимым местом для игр был этот рыбный порт вдоль
берега Алтоны.
Мюллер любил рыбаков, этих грубоватых, но добрых людей, от кото-
рых пахло солью, дегтем и табаком. Он подумал об Эдуарде Рошмане в
Риге и удивился, как одна и та же земля могла взрастить их и Рошмана.
Мысли его снова вернулись к Тауберу и связанным с ним проблемам.
Как ему найти Маркса? Он знал, что разгадка где-то рядом, но не мог
ухватиться за нее. Лишь когда вернулся к своей машине и остановился на
заправочной станции в Алтоне залить бензин, вдруг его осенило. Как часто
бывает — совершенно случайно. Заправщик заговорил о предстоящем по-
вышении цен на высокооктановое горючее и добавил для поддержания раз-
говора: в наши дни деньги стоят все меньше и меньше. Потом пошел за
сдачей, оставив Мюллера, который сидел, тупо глядя в открытый бумаж-
ник в своей руке.
Деньги... Откуда Таубер получал деньги? Ведь он не работал, отказался
получать компенсацию от германского государства. И все ж регулярно пла-
тил за квартиру. У него должно было оставаться по крайней мере еще и
на еду. Тауберу было всего пятьдесят шесть лет, стало быть, пенсию по
старости еще не получал, но мог получать пенсию по нетрудоспособности.
Скорее всего так и было.
Сунув в карман мелочь, Мюллер включил зажигание и прямиком дви-
нулся к почтовому отделению Алтоны. Там он подошел к стойке с на-
писью «Пенсии».
— Не скажете ли вы, когда пенсионеры получают деньги? — спросил
он толстуху за стойкой.
— Конечно. В последний день месяца, — ответила она.
— То есть это будет в субботу?
— Кроме выходных. В этом месяце день выдачи придется на пятницу,
то есть послезавтра.
— Вы выдаете также пенсию по нетрудоспособности?
— Все, кому полагается пенсия, приходят сюда в последний день
месяца.
323'
— Сюда, к этой стойке?
— Если человек живет в Алтоне — да.
— Ив какое время?
— Весь день.
— Благодарю вас.
В пятницу утром Мюллер снова приехал к почтовому отделению и стал
наблюдать за длинной очередью стариков, которая потекла внутрь, едва
только открылись двери. Он расположился у стенки напротив, чтобы де-
ржать под контролем вход и выход. Многие были седы, но многие из-за
холодной погоды были в шляпах. Дожди прекратились, стояла солнечная,
но зябкая погода. Около одиннадцати из дверей почтового отделения вы-
шел старик с шапкой совершенно белых волос, пересчитал деньги, сунул
пачку во внутренний карман и огляделся, словно ожидая кого-то. Постояв
так несколько минут, повернулся и медленно пошел прочь. На углу
он снова огляделся, а затем зашагал вниз по Музеумштрассе по на-
правлению к берегу реки. Мюллер оторвался от стены и последовал
за ним.
Старику потребовалось двадцать минут, чтобы одолеть это расстояние.
Наконец, выбравшись на берег, он пересек травяной газон и сел на скамей-
ку. Мюллер осторожно подошел к нему сзади.
— Герр Маркс?
Старик обернулся. Он не выказал никакого удивления, словно приветст-
вие совершенно незнакомого человека — привычное для него дело.
— Да. Я Маркс.
—- Моя фамилия Мюллер.
В знак почтения Маркс склонил голову.
— Вы... э-э-э... ждете герра Таубера?
— Да, жду, — спокойно, без удивления ответил старик.
— Могу ли я присесть рядом?
— Пожалуйста.
Мюллер сел рядом с ним, так что теперь оба смотрели на Эльбу. Ог-
ромный сухогруз «Кота-мару» из Иокогамы спускался вниз по реке.
— Боюсь, что герр Таубер мертв.
Старик не отводил глаз от проходящего судна. Он не выказал ни печа-
ли, ни удивления, словно ему часто приходилось слышать подобные новос-
ти. Возможно, так и было.
— Понимаю, — произнес он.
Мюллер коротко рассказал о событиях прошлой пятницы.
— Похоже, вы не удивлены тем, что он покончил с собой?
— Нет, — ответил Маркс. Он был очень несчастный человек.
— Вам известно, что он оставил дневник?
— Да, он как-то говорил...
— Вы читали его?
— Нет, он никому не показывал дневник. Но мне рассказал.
— В нем описаны годы, проведенные им в Риге во время войны.
'-32*1
— Да, он говорил мне, что был в Риге.
— Вы тоже были в Риге?
Человек повернулся и посмотрел на него грустными старческими
глазами.
— Нет, я был в Дахау.
— Послушайте, герр Маркс, мне нужна ваша помошь. В своем дневнике
ваш друг упоминает одного человека — офицера СС по имени Рошман. Ка-
питан Эдуард Рошман. Упоминал ли он в разговоре с вами его имя?
— О, да. Он рассказывал мне о Рошмане. Надежда, что однажды он
будет давать показания против Рошмана, помогала ему жить.
— Об этом он и пишет в своем дневнике. Я прочел эти страницы лишь
после его смерти. Я газетный репортер. Хочу попытаться найти Рошмана.
И привлечь его к суду. Понимаете?
-Да.
— Но если Рошман мертв, то заниматься этим не имеет смысла. Не
припомните ли вы, что герр Таубер говорил — Рошман по-прежнему жив
и на свободе или мертв?
Маркс несколько минут молчал, провожая взглядом уходящую корму
«Кота-мару».
— Капитан Рошман жив, — просто ответил он. — И на свободе.
Не веря своим ушам, Мюллер подался вперед.
— Откуда вам это известно?
— Таубер видел его.
— Да, я читал. В апреле 1945 года.
Маркс медленно покачал головой.
— Нет. В прошлом месяце.
Наступило молчание. Мюллер смотрел на старика, а тот глядел на
воду.
— В прошлом месяце? — с расстановкой переспросил Мюллер. — Он
сказал, что видел его?
Маркс вздохнул и повернулся к Мюллеру.
— Да. Когда ему не спалось, он часто гулял. Однажды он возвращался
домой, когда из Оперы выходила публика. Чтобы пропустить ее, он оста-
новился на тротуаре. Таубер рассказывал, что мимо него шли здоровые
и богатые люди — мужчины в смокингах и женщины в мехах и бриллиан-
тах. На углу их ждали такси. Швейцар помогал женщинам сесть в маши-
ны. И тогда Таубер увидел Рошмана.
— В толпе, вышедшей из Оперы?
— Да. Он сел в такси вместе с двумя мужчинами, и они уехали.
— Послушайте, герр Маркс, это очень важно. Таубер был абсолютно
уверен, что то был Рошман?
— Да, так он сказал.
— Но прошло девятнадцать лет со времени их последней встречи. Рош-
ман мог сильно измениться. Почему Таубер был так уверен?
— Он сказал, что тот улыбался.
325
— Он — что?
— Улыбался. Рошман улыбался.
— Это важно?
— Как-то он сказал, что если бы вам довелось хоть один раз увидеть
улыбку Рошмана, то вы не могли бы ее забыть. Он не мог описать ее,
но сказал, что опознал бы ее среди миллионов прочих, где бы то ни было.
— Понимаю. Вы верили ему?
— Да, я верил, что он видел Рошмана.
— Хорошо. Допустим, я тоже верю ему. Он запомнил номер такси?
— Нет. Он сказал, что был настолько ошеломлен, что просто стоял и
смотрел, как те отъехали.
— Проклятье! — сказал Мюллер. — Скорее всего они поехали в отель.
Знай я номер такси, мог бы расспросить водителя, куда он отвез эту ком-
панию. Когда герр Таубер рассказывал вам об этой встрече?
— Когда в прошлом месяце мы получали пенсию. Здесь, на этой
скамейке.
Мюллер поднялся со скамейки и вздохнул.
— Вы понимаете, что этой истории никто не поверит?
Маркс оторвал взгляд от глади реки и посмотрел на репортера.
— О, да, — мягко сказал он. — Он это знал. Именно потому и покон-
чил с собой.
В тот вечер Петер Мюллер, как обычно, нанес еженедельный визит ма-
тери, и она, как обычно, расспрашивала, сыт ли он, сколько сигарет выку-
ривает в день и сдает ли белье в прачечную.
Мать, невысокая полная женщина лет пятидесяти, так и не смогла
привыкнуть к мысли, что ее единственный сын решил стать репор-
тером.
Во время вечерней трапезы она спросила сына, чём тот занимается в
настоящее время. Он кратко рассказал ей о своих делах, мельком упомя-
нув, что хочет попытаться разыскать следы исчезнувшего Эдуарда Рошма-
на. Мать пришла в ужас.
Петер стоически перенес и очень сытный обед, и поток упреков-
уговоров, обрушившихся затем на его голову.
— Просто отвратительно, что ты вечно копаешься в делах грязных пре-
ступников и прочей публики, — приговаривала она. — Тебе не хватает
только впутаться в дела этих нацистов! Не знаю, что сказал бы твой
отец... Я в самом деле не представляю...
Одна мысль поразила его.
— Мама...
— Да, дорогой?
— Во время войны... то, что эсэсовцы делали с людьми... в лаге-
рях... Вы подозревали, догадывались... вы думали о том, что там проис-
ходит?
326
Она старательно убирала посуду со стола. Через несколько секунд от-
ветила:
— Ужасно! Просто непостижимо! Англичане после войны заставляли
нас смотреть эти фильмы. Я не хочу больше ничего слышать об этом! — и
выбежала из комнаты.
Петер поднялся и последовал за ней.
— Ты помнишь, как в 1950 году, когда мне было шестнадцать, мы по-
ехали в Париж с группой из школы?
Она помолчала, ставя тарелки в мойку.
— Да, помню.
— И нас отвели на экскурсию в церковь под названием Сакре-Кер. Там
заканчивалась служба... поминальная служба в память человека по имени
Жан Мулен. Несколько человек вышли из церкви, они услышали, как я раз-
говаривал по-немецки с другими ребятами. Один из вышедших повернулся
и плюнул в меня. Плевок так и повис на моем пиджаке. Помнишь, как,
приехав потом домой, я рассказал тебе обо всем. Помнишь, что ты мне
тогда сказала?
Госпожа Мюллер сердито вытирала тарелки.
— Ты сказала: французы не такие. У них подлые привычки, сказала ты.
— Так и есть. Они мне никогда не нравились.
— Слушай, мама, а ты знаешь, что мы сделали с Жаном Муленом,
прежде чем он скончался? Не ты, не я. А мы, немцы, или скорее гестапо,
которое для миллионов иностранцев то же самое, что немецкий народ.
— Я тебе говорю, что не хочу больше ничего слушать! С меня до-
вольно!
— Я ничего не могу сказать, потому что и сам не знаю. Не сомневаюсь,
что где-то все это записано. Но суть дела в том, что в меня плюнули не
потому, что я гестаповец, а потому, что я немец.
— Ты должен гордиться этим.
— Да, я горжусь, поверь, я горжусь. Но это не означает, что я должен
гордиться нацистами, СС и гестапо.
— Ими никто не гордится, но, если ты будешь говорить на эту тему,
лучше не станет.
Она не скрывала своего раздражения, как бывало каждый раз, когда
он спорил с ней. Вытерев руки полотенцем, она пошла обратно в гости-
ную, и сын опять последовал за ней.
— Послушай, мама, постарайся меня понять. До того как я прочел этот
дневник, я никогда не задавался вопросом, почему так сложилось, что всем
нам пришлось участвовать в этом. Теперь по крайней мере я начинаю по-
нимать. Поэтому я и хочу найти этого человека, это чудовище, если он
еще жив. И он должен быть предан суду, это будет справедливо.
Готовая разрыдаться, она села на диван.
— Прошу тебя, Петерзен, оставь их в покое. Не вороши прошлое. Это
не принесет тебе никакой пользы. С ним покончено раз и навсегда. И луч-
ше всего забыть.
327
Петер Мюллер повернулся к камину, над которым висели часы и фото-
графия погибшего отца. На нем был мундир армейского капитана. Отец
смотрел из рамки мягким, чуть печальным взглядом. Таким он запомнился
Петеру. Снимок был сделан во время его последнего отпуска, накануне воз-
вращения на фронт.
Пока мать все просила бросить розыски Рошмана, он с удивительной
ясностью вспомнил своего отца, глядя на фотографию почти двадцатилет-
ней давности. Он помнил его еше до войны, когда отец брал его, пятилет-
него, в зоосад и там рассказывал о животных, терпеливо читая разъясне-
ния на жестяных табличках у клеток и отвечая на бесконечный поток во-
просов Петера.
Он вспомнил, как в 1940 году отец пришел домой после мобилизации
и как плакала мать, а он думал, как глупы женщины, которые плачут, не
понимая, насколько это здорово иметь отца в таком мундире. Он припо-
мнил и тот лень в 1944 году, когда в их двери постучался какой-то армей-
ский офицер. Он сказал тогда, что отец геройски погиб на Восточном
фронте.
— Никому больше не нужны эти ужасные разоблачения, эти
отвратительные процессы, когда все снова вытаскивается на свет Бо-
жий! Если ты даже найдешь его, никто не скажет тебе спасибо. Просто
они схватят тебя где-нибудь на улице; говорю тебе, им больше не нужно
никаких процессов. Так что брось, Петер, свои замыслы, ради меня
брось!
Он помнил в газетах бесконечные колонки фамилий в черных рамках.
Они печатались из номера в номер, одних и тех же размеров, но в конце
октября неожиданно оборвались для него, потому что он наткнулся на
строчку: «Мюллер, Эрвин, капитан, !! октября. Погиб за фюрера и фатер-
ланд. В Остланде». Это все, что осталось. Больше ничего. Ни малейшего
представления, где, когда, почему. Просто одно из десяти тысяч имен, бе-
сконечным потоком льющихся с востока и заполняющих траурные колон-
ки. Но однажды правительство приняло решение прекратить это печата-
ние, потому что вид черных колонок якобы разлагает общественную
мораль.
— Я имею в виду, — говорила у него за спиной мать, — что ты в конце
концов должен подумать о памяти твоего отца. Неужели ты думаешь, что
он хотел бы, чтоб его сын копался в прошлом, пытаясь обнаружить
еще какие-то военные преступления? Неужели ты думаешь, что он этого
хотел бы?
Подойдя к матери, Мюллер положил ей руки на плечи и всмотрелся
в ее испуганные голубые глаза. Нагнувшись, он коснулся ее лба легким
поцелуем.
— Да, мутти. Я уверен, что именно этого он и хотел бы.
Выйдя, гон сел в машину и направился в Гамбург, борясь с душившим
его гневом.
328
Все, кто знал его, и большинство тех, кто не был знаком с ним лично,
сходились на том, что Ганс Гофман выглядит наилучшим образом.
Ему было около пятидесяти лет; обаяние удачно оттеняли посеребренные
виски и прическа по последней моде; он всегда тщательно следил и
за своими ногтями. Его пиджак серо-стального цвета был от Севилла,
галстук тяжелого шелка — от Кардена. От Гофмана шел аромат бо-
гатства и хорошего вкуса, который можно купить только за приличные
деньги.
Но если бы его единственным достоинством был только внешний вид,
он не стал бы одним из самых удачливых и преуспевающих журнальных
издателей в Западной Германии. Начав после войны с прессы, набиравшей-
ся вручную, и перейдя на выпуск рекламных изданий для британских окку-
пационных войск, в 1949 году он основал один из первых еженедельных
иллюстрированных журналов. Формула его была проста — текст должен
ошеломлять, а при виде снимков конкуренты должны разинуть рот. И это
срабатывало. Восемь принадлежащих ему журналов — от издания для под-
ростков до светской хроники из мира богатых — сделали его мультимил-
лионером. Но «Комета» — журнал новостей и событий — по-прежнему
оставался его любимым детищем.
Деньги позволили ему приобрести роскошный дом в стиле ранчо в От-
маршене, шале в горах, виллу на море, «роллс-ройс» и «феррари». Между
делом он женился на красивой женщине, которую одевал в Париже. Затем
появились два сына, которых он видел редко. Единственным миллионером
в Германии, чьи похождения с молодыми любовницами — их он заводил ‘
быстро и так же быстро бросал — не находили отражения в его светской
хронике, был он сам — Ганс Гофман. Кроме того, он был очень хитер и
проницателен.
В среду утром он закрыл дневник Таубера, прочитав предисловие,
откинулся на спинку стула и сказал молодому репортеру, сидевшему
напротив:
— Ясно. Остальное могу себе представить. И что ты собираешься
делать?
— Я считаю это исключительно важным документом, — ответил Мюл-
лер. — Через весь его текст проходят упоминания о капитане СС Эдуарде
Рошмане, коменданте рижского гетто, убийце восьмидесяти тысяч чело-
век — мужчин, женщин и детей. Я верю, что он жив и находится в Запад-
ной Германии. И я хочу найти его.
— С чего ты взял, что он жив?
Мюллер кратко рассказал ему. Гофман облизнул губы.
— Слабое доказательство.
— Верно. Но стоит того, чтобы заняться этим. Я распутывал истории,
которые начинаясь и с меньшего.
Гофман улыбнулся, признавая талант Мюллера распутывать истории,
которые повергали истеблишмент в ужас. Гофман был счастлив, печатая
их, тем более что каждый факт в них прошел тщательную проверку.
329
—Предположим, что этот человек... как ты назвал его... Рошман?
Предположим, он находится в списке разыскиваемых преступников. Если
полиция не смогла найти его, что, по твоему мнению, удастся сделать
тебе?
—Неужели полиция в самом деле искала его? — осведомился Мюллер.
Гофман пожал плечами.
— Они старались. Во всяком случае, за это мы платим деньги.
— Так что небольшая помошь им не повредит, не так ли? Просто про-
верить, в самом ли деле он жив. Может, его задержали, а если так, то
что с ним произошло?
< — А чего ты от меня хочешь? — спросил Гофман.
— Санкции на такую попытку. Если ничего не выйдет, я оставлю это
дело.
Гофман крутанулся на вертящемся стуле и уставился в окно на картину
пристаней, кранов и доков.
— Это несколько выпадает из круга твоих обычных интересов, Мюл-
лер. Откуда такой внезапный интерес?
Мюллер задумался. Продать идею всегда нелегко. Первым делом жур-
налист на свободных хлебах должен уметь продавать издателю материал
или идею материала. До публики дело доходит позже.
— Это отличная история, имеющая общечеловеческий интерес. Если
«Комета» сможет найти человека, которого не сумела найти полиция всей
страны, будет сенсация. И люди захотят узнать подробности.
Гофман, не отрывая глаз от декабрьского неба, медленно покачал
головой.
— Ты неправ. Поэтому я и не даю санкции. Я склонен думать, что се-
годня это последнее, что может интересовать людей.
— Но послушай, Гофман, тут совсем другое. Те люди, которых Рошман
убивал, были не поляками и не русскими. Они были немцами, ладно, не-
мецкими евреями... Почему читатели не захотят узнать об этом?
Гофман отвернулся от окна, поставил локти на стол и положил подбо-
родок на костяшки пальцев.
— Мюллер, ты прекрасный репортер. Мне нравится, как ты распутыва-
ешь истории, у тебя есть свой стиль. И ты настоящая лиса. Я могу нанять
в этом городе двадцать, пятьдесят, сто человек, посадить их на телефон,
и все они будут делать то, что им сказано, раскручивая истории, которые
им поручат. Но никто из них не способен работать сам по себе. А ты мо-
жешь. Поэтому я и печатаю тебя и буду печатать еще больше в дальней-
шем. Но не сейчас.
— Но почему? Это же прекрасный материал!
— Послушай, ты еще молод. Я кое-что поведаю о журналистике. Поло-
вина ее заключается в умении писать хорошие материалы. Другая полови-
на — в умении продавать их. Ты умеешь делать первое, а я — второе. Поэ-
тому ты там, а я здесь. Ты уверен, что все.бросятся читать этот материал,
потому что жертвами рижского гетто были немецкие евреи. А я говорю,
330
что именно по этой причине никто не захочет читать материал. Это самое
последнее, что им хочется теперь читать. И пока в стране есть закон, поз-
воляющий людям покупать журналы и читать, что им хочется, они будут
покупать журналы и читать то, что они хотят читать. А я им даю это.
— Тогда почему не рассказать им о Рошмане?
—Ты все еше не понял? Тогда объясню тебе. До войны почти у каждого
немца был хоть один знакомый еврей. И пока не появился Гитлер, никто
не испытывал ненависти к евреям в Германии. Наше еврейское меньшин-
ство чувствовало себя здесь лучше, чем в любой другой стране Европы.
Лучше, чем во Франции, лучше, чем в Испании, куда лучше, чем в Польше
и России, где время от времени бушевали погромы. Затем появился Гит-
лер. Он поведал немцам, что евреи проклятые, из-за них началась первая
мировая война, безработица, бедность и все остальное, с чем так тяжело
смириться. Люди не знали, чему верить. Потому что у каждого был
приятель еврей, прекрасный человек. Или по крайней мере безобидный.
У многих были еврейские друзья — хорошие друзья; еврейские хозяева
были хорошими хозяевами, а еврейские служащие—отличными работни-
ками. Они подчинялись законам, они никому не причиняли вреда. Но
тут появляется Гйтлер и объявляет, что евреи — проклятые и причина
всех бед.
Поэтому, когда появлялись фургоны, увозившие их, люди сидели сложа
руки. Они не вставали на пути. Они хранили молчание. Они старались ве-
рить тому голосу, который кричал громче всех. Потому что людям свойст-
венно вести себя таким образом, и особенно немцам. Мы очень послушный
народ. В этом наша величайшая сила и величайшая слабость. Благодаря
этому мы смогли построить страну экономического чуда, хотя британцы
ставили нам палки в колеса. Те же качества заставили нас идти за Гитле-
ром в самую большую братскую могилу истории.
Шли годы, и люди не спрашивали, что случилось с немецкими евреями.
Они просто исчезли сами по себе, вот и все. Было очень неприятно узна-
вать на каждом процессе военных преступников, какая судьба постигла без-
ликих евреев Варшавы, Люблина, Белостока, безымянных евреев из Поль-
ши и России. А теперь ты хочешь ясно и исчерпывающе рассказать им,
что случилось с соседями, с которыми они жили дверь в дверь. Теперь по-
нимаешь? Эти евреи, — он хлопнул ладонью по дневнику, — люди, кото-
рых они знали, которых встречали на улицах, в чьих магазинах делали по-
купки, а они молча стояли, отводя глаза, когда их забирали и отвозили
на расправу к герру Рошману. И ты считаешь, что они захотят читать об
этом? Тебе и в голову не придет, что это материал, который люди в Гер-
мании меньше всего хотели бы читать.
Закончив, Гофман наклонился к коробке на светлом столе, выбрал от-
личную «панателлу» и прикурил ее от золотой зажигалки «дюпон».
Мюллер продолжал сидеть, прикидывая, может ли он вытянуть это
дело.
— То же самое имела в виду и моя мать, — наконец сказал он.
331
Гофман хмыкнул.
— Вполне возможно.
— И все же мне хочется разыскать этого подонка.
— Брось, Мюллер. Оставь его в покое. Никто не скажет тебе спасибо.
— Но ведь это не единственная причина, не так ли? Я имею в виду
реакцию публики. Ведь есть и другие причины, верно?
Гофман добродушно посмотрел на него сквозь облако сигарного
дыма.
— Да, — коротко ответил он.
— И ты... по-прежнему боишься их? — спросил Мюллер.
Гофман покачал головой.
— Нет. Просто я не хочу нарываться на неприятности. Вот и все.
— Какого рода неприятности?
— Тебе доводилось слышать о человеке по имени Ганс Габе? — спросил
Гофман.
— Романиста? Да, а что с ним?
— Как-то они решил создать в Мюнхене журнал. В начале пятидеся-
тых. Отличный журнал, потому что, кстати, как и ты, он был чертовски
хороший репортер. Назывался журнал «Эхо недели». Он терпеть не мог
нацистов и дал серию материалов, повествующих о бывших членах СС,
спокойно живущих в Мюнхене.
— И что с ним случилось?
— С ним ничего. Как-то он получил почты больше, чем обычно. Поло-
вина писем была от тех, кто печатал у него объявления. Они снимали их.
Одно письмо было из банка, в котором его просили вернуть кредиты. Как-
только он рассчитался с банком, тот сразу же прекратил его финансиро-
вать. Не прошло и недели, как с журналом было покончено. Теперь Габе
пишет только романы, и, надо признаться, неплохие. Но издавать журнал
он больше не пытался.
— И . что из этого следует для всех нас? Продолжать бояться?
Гофман вынул сигару изо рта.
— Я не собираюсь выслушивать от тебя подобные вещи, Мюллер, —
вспыхнул он. — Я ненавидел этих подонков тогда и ненавижу их сейчас.
Но я знаю своих читателей. И они не хотят знать ничего об Эдуарде
Рошмане.
— Ясно. Прошу прошения. Но я все же попытаюсь раскрутить эту
историю.
— Видишь ли, Мюллер, если б я тебя не знал, то решил бы, что за
этим кроется что-то личное. Никогда не путай личные дела с журналисти-
кой. Это плохо кончается для репортажей и еще хуже для репортеров. И,
кстати, как ты собираешься финансировать розыски?
— У меня есть кое-какие сбережения. — Мюллер встал, собираясь
уходить.
— Удачи тебе! — сказал Гофман, поднявшись и выходя из-за стола. —
Я скажу, что сделаю. В тот день, когда Рошман будет арестован и
332
посажен за решетку западногерманской полицией, я дам свою санкцию на
такой материал. Это будет новостью, на что публика имеет право. Если
я решу не печатать материал, я оплачу тебе его из своего кармана. Я могу
себе это позволить. Но пока ты охотишься за ним, ты не имеешь права
пускать в ход название моего журнала, чтобы придать себе веса.
Мюллер кивнул.
— Понятно. Я вернусь, — сказал он.
Глава 5
В среду главы пяти отделов аппарата израильской разведки встречались
для своей еженедельной неформальной беседы.
Во многих странах соперничество между • различными разведыва-
тельными службами давно уже стало легендарным. В России КГБ не-
навидит изобретательство ГРУ (Главного разведывательного управления
Министерства обороны); в Америке ФБР отказывается сотрудничать с
ЦРУ. Британская секретная служба считает специальный отдел Скот-
ленд-Ярда сборищем плоскостопых копов, а во французском СДЕКЕ
так много жуликов, что эксперты порой сомневаются, не является ли
французская разведывательная служба частью правительства или под-
польного мира.
Но Израилю повезло. Раз в неделю главы пяти отделов встречаются
для дружеской беседы, отложив в сторону все междепартаментские распри.
Так проявляется одно из преимуществ нации, окруженной со всех сторон
врагами. На этих встречах в спокойной дружеской атмосфере они пьют ко-
фе и прохладительные напитки, называют друг друга по имени, и многие
дела здесь благополучно и успешно разрешаются без того, чтобы подни-
мать вихрь письменных напоминаний и запросов.
Именно на такую очередную встречу шеф моссада, глава пяти объеди-
ненных служб израильской разведки, генерал Меир Амит и направлялся ут-
ром 4 декабря. За окнами его длинного черного лимузина занималось пре-
красное утро, освещавшее первыми лучами солнца белоснежные предмес-
тья Тель-Авива. Но генерал был не в том настроении, чтобы замечать
окружающее. Им владело беспокойство.
Причиной был клочок информации, которую он получил ранним утром.
Она пополнила собой обширное досье в архивах и имела жизненно важное
значение, а досье, вместе с сообщением от одного из агентов в Каире, каса-
лось ракет в Хелуане.
Лицо генерала, как у игрока в покер, не выдавало никаких чувств, когда
автомобиль обогнул античный цирк и направился к северной окраине сто-
лицы. Откинувшись на кожаное сиденье, генерал припомнил длинную исто-
рию с ракетами, которые строились севернее Каира и уже обошлись в не-
сколько человеческих жизней, а его предшественник генерал Исер Харел из-
за них лишился своего поста...
ззз
Уже в 1961 году, задолго до того, как две ракеты увидел восхищенный
народ Каира, израильский моссад знал об их существовании. С того мо-
мента, когда первая депеша пришла из Египта, он держал предприятие 333
под постоянным наблюдением.
Моссад был прекрасно осведомлен о широком наборе, предпринятом
службами ОДЕССЫ в Германии среди немецких ученых, согласных рабо-
тать над созданием ракет в Хелуане. Уже тогда это было достаточно опас-
но, но весной 1962 года дела стали обретать куда более серьезный оборот.
В мае того же года Гейнц Крюг, искавший «рекрутов» среди ученых,
обратился к австрийскому физику, доктору Отто Иоклеку, жившему в Вене.
Вместо того чтобы завербоваться на эту работу, австрийский профессор
установил контакты с израильтянами. Его сообщение наэлектризовало
Тель-Авив. Агенту моссада, который явился для беседы с ним, профессор
рассказал, что ракеты предусмотрено вооружить боеголовками с радиоак-
тивным материалом и культурой бубонной чумы.
Сообщение показалось столь важным, что генерал Исер Харел, кото-
рый лично сопровождал захваченного Адольфа Эйхмана из Буэнос-Айреса
в Тель-Авив, вылетел в Вену, чтобы лично поговорить с Иоклеком. Он убе-
дился, что профессор прав, и это убеждение подкрепилось известием: каир-
ское правительство только что закупило у одной из цюрихских фирм ра-
диоактивный кобальт, в двадцать пять раз превышавший по количеству
медицинские потребности, на которые ссылались египтяне.
Вернувшись из Вены, Исер Харел прямиком направился к премьеру Да-
виду Бен-Гуриону и потребовал от него разрешения начать кампанию про-
тив немецких ученых, работавших в Египте или намеревавшихся отпра-
виться туда. Старый премьер оказался в затруднительном положении. С
одной стороны, он осознавал ужасающую опасность новых' ракет и геноци-
да, который может обрушиться на голову его народа, с другой стороны,
учитывал ценность ожидаемых танков и вооружения. Израильское возмез-
дие ученым Германии может стать тем доводом, который заставит канцле-
ра Аденауэра прислушаться к доводам своего кабинета и отменить прода-
жу оружия.
В самом Тель-Авиве раскол в кабинете министров произошел почти так
же, как и среди боннских министров по поводу продажи оружия. Исер Ха-
рел и министр иностранных дел мадам Голда Меир придерживались жест-
кой политики по отношению к немецким ученым; Шимон Перес и армия
были напуганы возможностью лишиться драгоценных немецких танков.
Бен-Гурион разрывался между этими двумя позициями.
11 сентября 1962 года исчез Гейнц Крюг. Накануне вечером он обедал
с неизвестным агиптянином и доктором Кляйнвахтером, специалистом по
ракетному топливу, которого старался завербовать. Утром 11 числа его
пустой автомобиль был найден около его дома в предместье Мюнхена. Же-
на Крюга немедленно объявила, что он был похищен израильскими агента-
ми, но мюнхенская полиция не обнаружила ни его следов, ни свидетельств
похищения. На самом , же деле он был похищен группой, возглавляемой
33,4
таинственной фигурой по имени Леон, и его тело, обмотанное тяжелой же-
лезной цепью, погрузилось на дно озера Штарнберг.
Тем временем в Египте разворачивалась кампания против немцев.
27 ноября в Каир прибыла посылка, сданная в Гамбурге и адресо-
ванная профессору Вольфгангу Пильцу — ученому, который работал на
французов. Посылку открыла его секретарша, мисс Ханнелора Венде.
Последовавшим взрывом девушка была искалечена и ослепла на всю
жизнь.
28 ноября на предприятие 333 прибыла еще одна посылка из Гамбурга.
К тому времени египтяне уже установили экран безопасности для поступа-
ющих посылок. В помещении почтового отделения шнур, скреплявший по-
сылку, перерезал египтянин. Итог — пять трупов и десять раненых.
22 декабря без взрыва удалось обезвредить третью посылку.
К 20 февраля 1963 года агенты Харела снова обратили внимание на Гер-
манию. Доктор Кляйнвахтер, так пока и не решивший, ехать ли ему в Каир
или нет, возвращался домой из своей лаборатории в Лоеррахе, недалеко
от границы со Швейцарией, когда дорогу ему преградил черный «мерсе-
дес» и какой-то человек через ветровое стекло разрядил в него автомат.
Полиция нашла брошенный черный «мерседес». Он был угнан утром того
же дня. В отделении для перчаток была обнаружена визитная карточка
на имя полковника Али Самира. Расследование установило, что имя при-
надлежит начальнику египетской секретной службы. Агенты Исера Ха-
рела, не лишенные черного юмора, оставляли по себе вот такие следы.
К тому времени кампания возмездия вызвала появление аршинных заго-
ловков в немецких газетах. По инициативе Бен-Гуриона возник большой -
скандал.
2 марта юной Хейди Герке, дочери профессора Пауля Герке, пионера
создания ракет для Насера, позвонили домой в Фрейбург. Некто предло-
жил ей встретиться с ним в отеле «Три Короля» в Базеле.
Хейди сообщила о звонке полиции, которая тут же связалась со своими
швейцарскими коллегами. Они успели начинить подслушивающими
устройствами комнату, где предполагалась встреча. Во время встречи двое
мужчин в темных очках предупредили Хейди и ее младшего брата, что они
должны приложить все усилия, дабы убедить отца покинуть Египет, если
он дорожит своей жизнью. В Цюрихе собеседникам сели на хвост, и аре-
стованные той же ночью двое мужчин 10 июня 1963 года предстали перед
судом в Базеле. Разразился международный скандал. Руководил агентами
Иосеф Бен Гал, гражданин Израиля.
Процесс прошел отлично. Профессор Иоклек дал показания относитель-
но боеголовок с бациллами чумы и радиоактивной пылью. Судьи пришли
в ужас. Стараясь извлечь максимум пользы из этой ситуации, израильское
правительство использовало трибуну суда и обвинило Египет в намерении
совершить геноцид. Потрясенные судьи оправдали обвиняемых.
Но расплата наступила в Израиле. Хотя немецкий канцлер Аденауэр
лично обещал Бен-ГУриону, что приложит все усилия для предотвращения
335
участия немецких ученых в работе над ракетами в Хелуане, Бен-Гурион чув-
ствовал себя униженным этим скандалом. В ярости он обрушился с упрека-
ми на генерала Исера Харела за все, что ему пришлось перенести. Харел
отвечал с достоинством и предложил принять его отставку. К его удивле-
нию, Бен-Гурион принял отставку, заявив, что в Израиле нет незаменимых
людей, пусть даже это будет контролер моссада.
Той же ночью, 20 июня 1963 года, у Исера Харела состоялся долгий
разговор с близким другом — генералом Меиром Амитом, в том время
главой военной разведки. Генерал Амит отчетливо помнит все детали это-
го разговора и разгневанное лицо воителя родом из России, который носил
псевдоним Страшный Исер.
— Я должен проинформировать вас, мой дорогой Меир, что отныне
Израиль больше не занимается возмездием. Политики покончили с этим.
Я подал прошение об отставке, и оно было принято. Я предложил, чтобы
вы были моим преемником, и не сомневаюсь, что они согласятся.
Министерский комитет, контролирующий в Израиле деятельность раз-
ведывательных служб, согласился с кандидатурой. И в конце июня генерал
Меир Амит стал контролером моссада.
Но похоронный звон колоколов прозвучал и для Бен-Гуриона. Ястребы
из его кабинета, возглавляемые Леви Эшколом и его собственным минист-
ром иностранных дел Голдой Меир, заставили его подать в отставку. 26
июня 1964 года премьер-министром стал Леви Эшкол. Бен-Гурион, гневно
потрясая седой шевелюрой, удалился в свой киббуц в Негеве. Но он остал-
ся членом кнессета.
Хотя новое правительство избавилось от Бен-Гуриона, Харела оно не
восстановило в прежней должности, потому что понимало: Меир Амит —
тот генерал, который будет охотнее подчиняться приказам, чем холериче-
ский Исер Харел, который еще при жизни стал легендой среди израильтян
и был доволен этим.
Не был отменен и последний приказ Бен-Гуриона. Инструкции для гене-
рала Амита остались теми же: впредь избегать всяческих скандалов в Гер-
мании, связанных с немецкими учеными-ракетчиками. Не имея выбора,
кампанию запугивания он обратил против ученых, уже находящихся в
Египте.
Эта небольшая немецкая колония жила в пригороде Меади, в семи ми-
лях к югу от Каира на берегу Нила. Место очень красивое, если не считать,
что окружено кольцом египетских войск, а его обитатели были пленниками
в позолоченной клетке. Чтобы добраться до них, Меир Амит использовал
своего самого секретного агента в Египте — владельца школы верховой ез-
ды Вольфганга Лютца, который в сентябре 1963 года был вынужден пойти
на смертельный риск и через шестнадцать месяцев стал жертвой собствен-
ной оплошности.
Для немецких ученых, которые уже и так были потрясены до глубины
души серией посылок с бомбами из Германии, осень 1963 года стала насто-
ящим кошмаром. В самом центре Меади, окруженном кольцом войск
336
египетской секретной службы, они начали получать из Каира письма с
угрозами.
В одном, например, полученном доктором Йозефом Эйсигом, с точнос-
тью описывалась его жена и двое детей, а также характер выполняемой
им работы, а затем следовало предложение убираться из Египта и возвра-
щаться в Германию. Остальные ученые получали похожие письма.
27 сентября прямо в руках доктора Кирмайера взорвалось письмо. Ча-
ша терпения переполнилась. В конце сентября доктор Пильц покинул Каир,
взяв с собой несчастную фрейлен Венде.
Остальные последовали за ним, а разъяренные египтяне не могли оста-
новить их, так как оказались не в состоянии защитить от угроз.
Ярким зимним утром 1964 года человек на заднем сиденье машины
знал, что автором писем и отправителем посылок со взрывчаткой был его
агент, «пронацистски настроенный немец» Вольфганг Лютц.
Но он знал и то, что ракетная программа не остановилась. Информа-
ция, только что полученная им, подтверждала это. Он еще раз бегло про-
смотрел расшифрованное послание. В нем недвусмысленно утверждалось,
что жизнеспособные штаммы бактерий бубонной чумы сконцентрированы
в лаборатории инфекционных заболеваний Каирского медицинского инсти-
тута и что бюджет занимающегося ими отдела вырос в десять раз. Инфор-
мация не оставляла сомнений, что, несмотря на публичное разоблачение
египтян на процессе Бен Гала прошлым летом в Базеле, они продолжают
работать над своей программой геноцида.
Если бы Гофман мог последовать за Мюллером, он бы пришел к выво-
ду, что лучше все же было бы субсидировать его розыски. Оставив кабинет
редактора, Мюллер спустился на пятый этаж и принялся разыскивать Мак-
са Дорна, штатного корреспондента журнала по иностранным делам.
— Я только что был наверху у герра Гофмана, — сказал он, располага-
ясь в кресле перед столом Дорна. — А теперь мне нужно кое в чем разо-
браться. Не возражаешь, если я покопаюсь в твоих мозгах?
— Валяй, — согласился Дорн, полный уверенности, что Мюллер зани-
мается очередной историей для «Кометы».
— Кто в Германии расследует дела о военных преступлениях?
Вопрос застал Дорна врасплох.
— Да. О военных преступлениях. Кто из властей отвечает за расследо-
вание того, что происходило в тех странах, которые Германия захватила
во время войны, кто разыскивает и карает тех, кто виновен в массовых
убийствах?
— А, теперь понимаю, что ты имеешь в виду. Главным образом
различные службы генеральных прокуроров в землях Западной Гер-
мании.
— Ты хочешь сказать, что они все занимаются этим?
Дорн откинулся на спинку кресла, почувствовав знакомую стихию.
337
— В Западной Германии существует шестнадцать земель. В каждой есть
столица и в ней генеральный прокурор земли. Внутри каждой из таких
служб есть отдел, отвечающий за расследование того, что называется «на-
сильственными преступлениями, совершенными за время нацизма». Столи-
ца каждой из земель имеет закрепленную за ней область бывшего рейха
или оккупированных территорий и несет за нее особую ответственность.
— Как, например? — спросил Мюллер.
— Например, все преступления, совершенные нацистами и СС в Греции,
Италии и Польской Галиции, расследуются в Штутгарте. Самый крупный
лагерь уничтожения из всех — Освенцим — относится к Франкфурту. Ты,
может, слышал, что в мае прошлого года во Франкфурте состоялся боль-
шой процесс над двадцатью двумя бывшими охранниками из Освенцима?
События в лагерях уничтожения Треблинка, Хелмно, Собибор и Майданек
расследуются в Дюссельдорфе и Кельне. Мюнхен отвечает за Белзен, Да-
хау, Бухенвальд и Флоссенбург. Большинство преступлений на Украине и
в районе Лодзи подпадают под юрисдикцию Ганновера. И так далее.
Кивая, Мюллер записывал информацию.
— Кто, по твоему мнению, расследует то, что происходило в трех бал-
тийских государствах? — спросил он.
— Гамбург, — сразу же ответил Дорн, — включая и преступления в
районе Данцига и в польском секторе Варшавы.
— Гамбург? — переспросил Мюллер. — Ты имеешь в виду, что именно
здесь, в Гамбурге?
— Да. А в чем дело?
— Меня интересует Рига.
Дорн сделал гримасу.
— Понимаю — немецкие евреи. Да, в конторе генерального прокурора
тут есть такой тип.
— То есть, если бы состоялся процесс или даже кто-то был бы аресто-
ван — допустим, один из виновных за события в Риге, — это случилось
бы здесь, в Гамбурге?
— Суд состоялся бы здесь, — подтвердил Дорн. — А арестовать его
могут в любом месте.
— Какова процедура ареста?
— Имеется труд под названием «Книга разыскиваемых». В ней собра-
ны имена всех военных преступников вместе с псевдонимами и прочими
данными, датами рождения. Обычно конторе генерального прокурора, от-
вечающей за район, где данный человек совершал преступления, требуются
годы, чтобы подготовить обвинение, затем — арест. После, когда все у них
полностью подготовлено, они высылают в полицию земли, где проживает
этот человек, указание арестовать его. К нему едут детективы и забирают
его. Если человек, которого усиленно разыскивают, скрылся, его могут
арестовать в любом месте, где обнаружат, после чего информируют соот-
ветствующую прокуратуру. Много хлопот причиняет то, что большинство
крупных чинов СС живут, конечно, не под своими именами.
Як
— Ясно, — сказал Мюллер. — Происходил ли в Гамбурге процесс над
теми, кто виновен в преступлениях, совершенных в Риге?
— Насколько я помню, нет.
— Есть ли что-нибудь среди вырезок в библиотеке?
— Конечно. Если что-то произошло после 1950 года, когда стали соби-
рать вырезки, то обязательно будет.
— Мне бы заглянуть туда!
— Нет проблем!
Библиотека размещалась в подвальных помещениях чуть ли не в пола-
кра, и ее обслуживали пятеро человек в серых передниках. В стеллажах
с ящиками хранилась самая разная информация. Вдоль стен от пола до
потолка высились шкафы с индексами хранимых досье.
— Что вам нужно Найти? — спросил Дорна старший библиотекарь.
— Рошман, Эдуард, — сказал Мюллер.
— Значит, секция персональных индексов, — констатировал библиоте-
карь, подойдя к одной из стен. Открыв дверь шкафа с индексами
РОА-РОШ, заглянул в него.
— Об Эдуарде Рошмане ничего нет, — сказал он.
Мюллер задумался.
— У вас есть данные о военных преступлениях? — спросил он.
— Да, — ответил библиотекарь. — Секция военных преступлений и
процессов.
Они прошли не меньше сотни ярдов вдоль стеллажей.
— Посмотрите Ригу, — сказал Мюллер.
Библиотекарь подтащил стремянку, взобрался наверх и достал красную
папку. На ней была наклеена бумажка: «Рига — Процесс военных преступ-
ников». Мюллер открыл папку. В ней были лишь две вырезки размером
с большую почтовую марку. Мюллер пробежал их. Обе касались лета
1950 года. В одной сообщалось, что двое рядовых СС пошли под суд за
жестокости, совершенные ими в Риге в период 1941—1944 годов. В другой
вырезке говорилось, что обоих приговорили к долгим срокам тюремного
заключения. Впрочем, не особенно долгим, так как в конце 1963 года оба
уже вышли на свободу.
— Это все? — спросил Мюллер.
— Да, все, — ответил библиотекарь.
— Ты хочешь сказать, — повернулся Мюллер к Дорну, — что контора
генерального прокурора, которую я содержу как налогоплательщик, проко-
вырялась пятнадцать лет, результатом чего явились вот эти две почтовые
марки?
Дорн всецело поддерживал порядки общества, в котором жил.
— Я уверен, они сделали все, что было в их силах, — напыщенно ска-
зал он.
— Сомневаюсь, — ответил Мюллер.
Выйдя из библиотеки, они расстались в холле, и Мюллер вышел на ули-
цу под дождь.
Ж
Строение на северной окраине Тель-Авива, где размещалась штаб-
квартира моссада, не привлекало внимания даже ближайших соседей.
Въезд в подземный гараж прикрывал ничем не примечательный магазин-
чик. В нижнем этаже здания расположился банк, а в холле, за стеклянной
дверью, имелась доска с названиями фирм на верхних этажах и конторка
портье для справок.
Доска свидетельствовала, что в здании помещаются конторы различных
торговых компаний, две страховые фирмы, архитектор, инженер-консуль-
тант и на верхнем этаже — импортно-экспортная комиссия. На вопросы,
с которыми обращались на нижнем этаже, отвечали исключительно вежли-
во. Но когда расспрашивали о компании на верхнем этаже, ответ был
уклончив. Предприятие было лишь ширмой для моссада.
Помещения, где руководители израильской разведки проводили встречи,
были голы и холодны, со стенами, выкрашенными в белый цвет; посреди
комнаты стоял длинный стол со стульями вокруг. За столом обычно сиде-
ли пять человек, которые контролировали различные разведывательные ве-
домства. За ними располагались помощники и стенографисты. В случае не-
обходимости приглашались и не члены этого сообщества, но такое случа-
лось редко. Встречи проходили под грифом особой секретности, чтобы
разговоры могли иметь откровенный характер.
Во главе стола садился обычно контролер моссада. Основанная в 1937
году, организация полностью называлась «Моссад алия бет», или «Органи-
зация второй эмиграции». Моссад был первой разведкой Израиля. Тогда
ее основной задачей была доставка евреев из Европы на спасительные бере-
га Палестины.
После основания в 1948 году государства Израиль моссад возглавил
разведывательные органы, и его руководитель автоматически стал контро-
лером всех остальных подразделений.
Справа от него сидел шеф амана — военной разведки, в чьи обязаннос-
ти входило информировать Израиль о состоянии военной готовности его
врагов. Человеком, который в настоящее время отвечал за эту работу, был
генерал Ахарон Ярив.
Слева располагался шеф шабака, который порой неправильно называют
шин бет. Эти буквы обозначают слова «шерут бетахон», что на иврите
значит «секретная служба». Полное наименование этого органа, который
отвечает за внутреннюю безопасность в Израиле и только за нее, звучит
как Шерут бетахон клали, и из этих трех слов образована аббревиатура
шабак.
Четвертым был генеральный директор исследовательского отдела ми-
нистерства иностранных дел, спецификой которого была оценка политиче-
ской ситуации в столицах арабских стран. Пятым был руководитель служ-
бы, занятой только судьбами евреев в так называемых «странах преследо-
вания». Сюда включались все арабские страны и страны коммунистических
режимов.’ Еженедельные встречи позволяли руководителям быть в курсе
дел своих коллег.
,240
Здесь же сидели и двое наблюдателей — генеральный инспектор поли-
ции и глава специального отдела, правая рука шабака в борьбе с террориз-
мом внутри страны.
В тот день встреча шла нормально, в соответствии с заведенным поряд-
ком. Меир Амит занял свое место во главе стола, и беседа началась. Свое
сообщение, которое должно было разорваться оглушающе, он приберег на-
последок. Когда же он изложил его, наступило молчание, потому что все
присутствовавшие, включая помощников, могли лишь безмолвно смотреть
в пустоту, видя перед своими глазами гибнущую страну, на которую обру-
шились боеголовки с радиоактивной пылью и бациллами бубонной чумы.
— Задача состоит в том, — наконец сказал глава шабака, — чтобы эти
ракеты не взлетели. Если мы не смогли предотвратить создание боеголо-
вок, мы должны предотвратить их появление.
— Согласен, — мягко, как всегда, сказал Амит, — но как?
— Уничтожить, — пробурчал Ярив. — Уничтожить силами, которыми
располагаем. Истребители Эзера Вейцмана за один рейс сровняют с землей
предприятие 333.
— И нам придется начать войну, когда у нас нечем драться, — ответил
Амит. — Прежде чем мы сможем взяться за Египет, нам нужны танки,
самолеты, орудия. Думаю, всем вам известно, господа, что война неизбеж-
на. Насер решился на нее, но он не начнет вторжения, пока не будет пол-
ностью готов. Однако если мы заставим его принять такое решение, то
убедимся, что он, имея на руках русское вооружение, более готов, чем мы.
Снова наступило молчание. Заговорил глава арабской секции министер-
ства иностранных дел.
— Мы имеем информацию из Каира, что они рассчитывают быть гото-
выми к началу 1967 года, включая ракеты и все остальное.
— К тому времени у нас будут и танки, и орудия, и новые французские
истребители, — ответил Ярив.
— Да, а у них — ракеты из Хелуана. Четыреста штук. Господа, реше-
ние может быть только одно. К тому времени, когда мы подготовимся
к схватке с Насером, эти ракеты будут надежно укрыты в шахтах по всему
Египту и станут для нас недостижимы. Они должны быть уничтожены —
и не на девяносто процентов, а на все сто. Но даже истребители Эзера
Вейцмана не смогут добраться до них...
— Значит, мы должны перехватить их на заводе в Хелуане, —
безапелляционно заявил Ярив.
— Согласен, — сказал Амит, — но не в результате военного нападения.
Сейчас мы должны попытаться заставить немецких ученых покинуть Хелу-
ан до того, как они успеют завершить свою работу. Не забывайте: исследо-
вания подходят к концу. У нас осталось шесть месяцев. К тому времени
немцы будут уже не нужны. Когда ракеты будут сконструированы и рас-
считаны до последнего болта, египтяне сами сумеют их собрать. Таким
образом, я начинаю кампанию против ученых в Египте, о чем и хотел вам
сообщить.
З31
На несколько секунд снова воцарилось молчание, все присутствовавшие
думали об одном. Наконец подал голос человек из министерства иностран-
ных дел.
— Можем ли мы отбить у них охоту ехать сюда еще в самой Гер-
мании?
Генерал Амит покачал головой.
— Нет. В сегодняшней политической обстановке это даже не тема для
разговора. Приказ нашего руководства остается в силе: внутри Германии
запрещается играть мускулами. Тем самым для нас ключ к ракетам Хелуа-
на лежит лишь в самом Египте.
Генерал Меир Амит, контролер моссада, редко ошибался. Но на сей
раз был неправ. Потому что ключ к ракетам Хелуана находился за стенами
завода в Западной Германии.
Глава 6
Потребовалась неделя, прежде чем Мюллер смог выйти на интервью
с главой секции, занимавшейся расследованием военных преступлений, в
офисе генерального прокурора Гамбурга. Он подозревал, что Дорн дога-
дался о сути их разговора с Гофманом и соответствующим образом отре-
агировал.
Человек, сидевший напротив, нервничал и чувствовал себя явно не в
своей тарелке.
— Вы должны понять, что я дал согласие увидеться с вами лишь после
ваших настоятельных просьб, — начал он.
— В любом случае это очень любезно с вашей стороны, —
подольстился Мюллер. — Я хотел бы осведомиться у вас о человеке, кото-
рого, как я предполагаю, ваш департамент должен разыскивать постоянно.
Его зовут Эдуард Рошман.
— Рошман? — переспросил юрист.
— Рошман. Капитан СС. Комендант Рижского гетто с 1941 по 1944 год.
Я хотел бы знать, жив ли он; если нет, то где похоронен. Если вам удалось
его обнаружить, был ли он арестован и находился ли под судом. А если
нет, то где он сейчас.
Юрист был потрясен.
— Боже милостивый, я не могу вам этого сказать!
— Почему же? Этой темой интересуется общество. Оно проявляет даже
исключительный интерес.
Юрист начал понемногу выходить из себя.
— Очень сомневаюсь, — вкрадчиво начал он. — В таком случае мы по-
стоянно получали бы подобные запросы. На самом же деле, насколько я
припоминаю, вы первый, кто обратился к нам с таким вопросом, высту-
пая... э-э-1.. от имени публики.
— Я член пресс-клуба...
%
— Да, вполне может быть. Но что касается информации такого рода,
боюсь, что вы требуете слишком много, выступая от имени общества.
— Что значит «слишком много»?
— Мы не уполномочены давать информацию, касающуюся наших рас-
следований.
— Не мешало бы положить начало этой практике.
— Ну, видите ли, герр Мюллер, вы, например, вряд ли предполагаете,
что полиция будет давать информацию относительно их расследований в
случаях уголовных преступлений.
— Тем не менее так бывает. В сущности, именно этим я и занимаюсь.
Полиция привыкла получать ответную помощь, когда она кратко расска-
зывает о том, чем занимается, — кто арестован и кого она разыскивает.
Обычно она обращается за помощью к прессе, если не знает, жив ли основ-
ной подозреваемый. И это улучшает отношения полиции с обществом.
Юрист усмехнулся:
— Не сомневаюсь, что в этом смысле она выполняет весьма важные
функции. Но из данного отдела не поступит никакой информации относи-
тельно успехов нашей деятельности. — Он подошел к ключевому пункту
своей аргументации. — Вы должны понимать, что, если разыскиваемый
преступник узнает, насколько мы близки к тому, чтобы выдвинуть против
него обвинение, он тут же исчезнет.
— Может быть, и так, — признался Мюллер. — Его данные по вашему
отделу говорят, что удалось отдать под суд только трех рядовых —
охранников в Риге. И так как это было уже в тысяча девятьсот пятидеся-
том году, то они были еше до суда освобождены под залог. Тогда англича-
не руководили работой нашего отдела. Так что разыскиваемым преступни-
кам не следует слишком торопиться с исчезновением.
— Это совершенно необоснованное предположение.
— Отлично. Значит, ваши расследования продвигаются. И в таком слу-
чае вам ничто не повредит, если вы мне ответите, ведется ли следствие
по преступлениям, совершенным Ротманом, и где он в настоящее время
находится.
— Единственное, что я могу сказать на этот счет, — это то, что дела,
касающиеся района, за который несет ответственность мой отдел, находят-
ся под постоянным контролем. Больше, герр Мюллер, — ив том я совер-
шенно уверен — ничем не смогу помочь вам.
Он встал, Мюллер последовал его примеру.
— Только не переутомитесь, — сказал он, выходя.
Прошло не меньше недели, прежде чем Мюллер решил снова двинуться
в путь. Все это время он провел большей частью дома, читая книги о вой-
не на Восточном фронте и событиях, которые происходили в лагерях на
оккупированных восточных территориях. Но однажды библиотекарь в чи-
тальном зале рассказал ему-о комиссии «Зет»:
.#3
— Это в Людвигсбурге. Я читал о ней в журнале. Ее полное наименова-
ние — Центральное федеральное агентство по расследованию насильствен-
ных преступлений, совершенных во время нацизма. Длинновато, по-
тому краткости ради люди зовут ее централ-штеле. Или еще короче:
комиссия «Зет». Это единственная организация в стране, которая ведет
охоту за нацистами не только в национальном масштабе, но и в междуна-
родном.
— Спасибо, — поблагодарил Мюллер, прощаясь с ним. — Интересно,
смогут ли они помочь мне?
На следующее утро, зайдя в банк, Мюллер выписал чек домовладельцу
за три месяца — с января по март и превратил остальное содержание бан-
ковского счета в наличные, оставив лишь десять марок.
Поцеловав Сиги перед ее уходом на работу, он сказал, что будет отсут-
ствовать с неделю, может, чуть больше. Затем вывел «ягуар» из подземно-
го гаража и направился на юг, за Рейн.
Начал падать первый снег, на широком автобане северный цетер закру-
чивал порошу вихрями. Дорога изгибалась к югу, держа направление на
Бремен и дальше по плоским равнинам Нижней Саксонии.
Отсидев за рулем часа два, он остановился лишь однажды, чтобы вы-
пить кофе, и взял курс на Северный Рейн-Вестфалию. Несмотря на ветер
и плохую погоду, ему нравилось мчаться по шоссе. Сидя в своей машине,
он испытывал ощущение, что находится в кабине скоростного самолета.
Снаружи — непроглядная тьма зимней ночи, ледяной ветер, снежная позе-
мка, которая появляется и исчезает в лучах его фар, то залепляя ветровое
стекло, то снова стремительно улетая в ночь.
Он вырулил на полосу быстрого движения и, как всегда, погнал машину
на скорости сто миль в час, лишь мельком поглядывая на огромные туши
грузовиков, которые проплывали справа, когда он обгонял.
К шести вечера он уже был возле большой развязки дорог, справа стали
появляться огни Рура. Он не сбросил скорости, чтобы кинуть взгляд на
Рур, заводы и трубы, города и городки которого миля за милей летели
мимо него.
Огромный мегаполис растянулся на сотню миль в длину и на пятьдесят
в ширину. Лишь когда автотрасса пошла кверху, он успел увидеть прости-
равшиеся в декабрьской ночи тысячи гектаров света и дымов из тысяч то-
пок — олицетворение преуспевающего экономического чуда. Четырнадцать
лет назад, когда они под дождем ехали на каникулы в Париж, здесь были
Шганские пустыри, щебенка и галька, и с трудом верилось, что индустри-
альное сердце Германии когда-нибудь возродится. Просто нельзя не гор-
диться делом рук человеческих!
«Но только если здесь не жить», — подумал он, когда в свете фар пе-
ред ним стал вырастать гигантский знак Кельнского кольца. От Кельна
он повернул на юго-восток, поехав мимо Висбадена и Франкфурта, Ман-
хейма и Гейльбронна, и поздно вечером подрулил к входу в отель в Штут-
гарте — ближайшему к Людвигсбургу городу, где и провел ночь.
344
Людвигсбург, маленький, неприметный городок, разместился на прият-
ных глазу округлых холмах Вюртемберга, в пятнадцати милях к северу от
столицы земли Штутгарта. Расположенный на тихом ответвлении главной
дороги, он, к смущению жителей, стал обиталищем комиссии «Зет» — не-
большой, нищенски оплачиваемой группы людей, работа и цель жизни ко-
торых заключались в розыске и предании суду нацистов и эсэсовцев, винов-
ных в массовых убийствах во время войны. Так как закон о сроке давности
исключил все обвинения СС в массовых убийствах, члены этой преступной
организации обвинялись лишь в вымогательстве, грабеже, причинении му-
чительных телесных страданий и прочих неприятностей.
Но даже после того как обвинение в убийстве конкретного лица остава-
лось единственным, что можно было предъявить, в досье комиссии «Зет»
все еще насчитывалось сто семьдесят тысяч имен. И естественно, что
основные усилия этой комиссии по-прежнему были направлены на поиски
нескольких тысяч палачей-изуверов.
Лишенные права арестовать, вынужденные лишь сообщать полиции
различных земель Германии о необходимости ареста, когда удавалось точ-
но опознать то или иное лицо, неспособные выжать из федерального пра-
вительства Бонна больше, чем жалкие подачки, люди в Людвигсбурге ра-
ботали, практически предоставленные самим себе, — они оставались верны
своей цели.
Штат комиссии состоял из восьмидесяти детективов и пятидесяти пове-
ренных в делах, но расследованиями занимались все. Члены групп были
молоды, не старше тридцати пяти лет, так что никто из них не мог иметь
никакого отношения к расследуемым делам. Юристы были несколько по-
старше, но все они давали клятву, что никоим образом не были связаны
с событиями до 1945 года.
Юристов в основном приглашали из частной практики. Детективы же
знали, что тут их карьера кончена. Ни одно полицейское подразделение
в Германии не хотело иметь в своем штате детектива, который какое-то
время служил в Людвигсбурге. Для полицейского, готового вести охоту за
нацистами в Западной Германии, продвижение по службе уже было невоз-
можно, где бы потом он ни служил.
Привыкшие к тому, что их просьбы о сотрудничестве попросту игнори-
руются полицией, и видя, как не уменьшаются кипы папок, а после ано-
нимных звонков неожиданно исчезают их источники информации, работни-
ки «Зет» продолжали делать то, что было в их силах, понимая в то же
время, что их цели ие соответствуют желаниям большинства сограждан
и земляков.
Даже на улочках Людвигсбурга, где повсеместно царили улыбки, людей
из комиссии «Зет» горожане встречали холодно и делали вид, что с ними
незнакомы, ибо не скрывали, что присутствие «Зет» в городе нежела-
тельно.
345
Петер Мюллер нашел комиссию в Шорндорферштрассе, 58, где некогда
был большой частный дом, ныне обнесенный высокой стеной в восемь фу*
тов. Стальные ворота преграждали въезд внутрь. Мюллер подергал ручку
звонка. Открылась стальная заслонка окошка, и оттуда выглянуло лицо
привратника.
— Слушаю вас?
— Я хотел бы поговорить с кем-нибудь из ваших поверенных в де-
лах, — сказал Мюллер.
— С кем именно? — спросил привратник.
— Я никого не знаю по имени. С кем-нибудь. Вот моя карточка.
Он сунул в амбразуру свою пресс-карточку, тем самым вынудив
привратника взять ее. Человек закрыл окошко и ушел. Через несколько
минут он отпер ворота и показал Мюллеру на пять каменных ступенек,
ведших к парадной двери. Внутри было душно и жарко. Навстречу вы-
шел портье из стеклянной будочки и проводил Мюллера в небольшую
приемную.
— Сейчас к вам кто-нибудь выйдет, — сказал он, закрывая дверь.
Вскоре появился человек лет пятидесяти, вежливый, с изысканными ма-
нерами. Он вернул Мюллеру его пресс-карточку и спросил:
— Чем могу быть полезен?
Мюллер начал рассказ с самого начала, поведав о Таубере, о дневнике,
о своих попытках выяснить, что случилось с Эдуардом Рошманом. Юрист
внимательно слушал.
—Прекрасно! — подытожил он.
— Сумеете ли вы помочь мне?
— Надеюсь, — сказал человек. Мюллер впервые с того дня, когда не-
делю назад начал в Гамбурге расспросы о Рошмане, поверил, что встретил
официальное лицо, искренне желающее помочь ему. — Я готов поверить
в то, о чем вы рассказываете, но я связан по рукам и по ногам правилами,
которые определяют наше пребывание здесь. Речь идет о том, что никакая
информация ни о ком из разыскиваемых членов СС не может быть выдана
никому, кроме лица, пользующегося официальной поддержкой специфиче-
ских властей.
— Другими словами, вы ничего не можете мне сказать? — спросил
Мюллер.
— Прошу вас, поймите, наш офис находится под огнем непрерывных
атак. Нет, не явно, на это никто не осмеливается. Но мы знаем, что в
коридорах власти мы постоянно находимся под прицелом — наш бюджет,
наши штаты и наши возможности. Нам не разрешено ни на миллиметр
отклониться от правил. Я лично очень хотел бы обратиться за содействи-
ем к немецкой прессе, но и это запрещено.
— Понимаю. Есть ли у вас в библиотеке подборка газетных вырезок?
— Нет.
— Есть ли вообще в Германии собрание газетных вырезок, открытое
для публики?
— Нет. Такие подборки собираются и существуют только при журналах
н газетах. Говорят, что наиболее подробная — в «Шпигеле». Да и в «Коме-
те» неплохая.
— Мне кажется это довольно странным. Где нынче в Германии обыкно-
венный гражданин может получить информацию о том, как движется рас-
следование военных преступлений, какой материал собран на нацистских
преступников, на людей из СС?
Юрист несколько смутился.
— Боюсь, что обыкновенный гражданин не может получить такую ин-
формацию.
— Отлично. Где в Германии находятся архивы, касающиеся публики
из СС?
— Один из них в подвале. Но он состоит большей частью из фотоко-
пий. Оригиналы всех документов и карточек эсэсовцев были захвачены в
тысяча девятьсот сорок пятом году американцами. В одном из баварских
замков, где все они были собраны, небольшая группа эсэсовцев пыталась
их сжечь. Им удалось кое-что уничтожить, прежде чем туда ворвались аме-
риканцы. Все остальное было перепутано. Американцам вместе с нескольки-
ми помощниками немцами потребовалось два года, чтобы разобраться
в этом. Время шло, и наиболее крупные чины СС, пробыв некоторое
время в заключении у американцев, успели удрать. Их досье так и не
обнаружены в завалах. После окончательной классификации полный сбор-
ник индексов СС остался в Берлине — все еще под руководством амери-
канцев. Даже мы вынуждены обращаться к ним, если нам нужны
какие-то сведения. Должен вам сказать, что они довольно хорошо
относятся к нам; но и к нам не поступало никаких жалоб по поводу
сотрудничества.
— И это все? — удивился Мюллер. — Всего два архива на всю
страну?
— Все. Повторяю, я хотел бы помочь вам. И если вам удастся что-то
разузнать о Рошмане, мы были бы рады ознакомиться с этим.
Мюллер задумался.
— Если мне что-то удастся, то лишь два официальных лица смогут пу-
стить это в ход — генеральный прокурор в Гамбурге и вы. Так?
— Да, больше никто, — подтвердил юрист.
— И вы хотите сделать что-то большее, чем Гамбург? — не столько
спросил, сколько заключил Мюллер.
Юрист уставился в потолок.
— Ничего из того, что находится здесь, не годится ни на что, разве
только собирать пыль на полках, — заметил он.
— С этим ясно, — сказал Мюллер и встал. — Между нами, вы все еще
ишете Рошмана?.
— Между нами — да, и очень настойчиво.
— И если он будет пойман, возникнут ли проблемы с вынесением ему
приговора?
447
— Никоим образом. Дело против него подготовлено очень солидное.
Он без всякого снисхождения получит вечную каторгу.
— Дайте мне, пожалуйста, ваш номер телефона, — попросил Мюллер.
Написав номер на листке бумаги, юрист протянул его Мюллеру.
— Здесь моя фамилия и два номера телефона. Домашний и рабочий.
Звоните мне в любое время дня и ночи. Если что-то узнаете, просто набе-
рите мой номер из любой телефонной будки. В любом отделении полиции
есть люди, с которыми я .могу связаться и попросить их о помощи, если
в том будет необходимость. Остальные стараются избегать моих просьб.
Так что первому звоните мне. Идет?
Мюллер спрятал в карман записку.
— Я его запомню, —- сказал он, прошаясь.
— Удачи вам!
Путь из Штутгарта в Берлин был неблизок, и он отнял большую часть
следующего дня. К счастью, день был сухой и ясный, и «ягуар» покрывал
милю за милей, стремясь на север мимо раскинувшихся вокруг Франкфурта
полей, мимо Касселя и Геттингена к Ганноверу. Здесь с автобана он свер-
нул вправо и оказался рядом с границей Восточной Германии.
Тут, у пропускного пункта Мариенборн, он задержался на час — при-
шлось заполнять таможенные декларации и транзитные визы, чтобы про-
ехать 110 миль по Восточной Германии до Западного Берлина. Таможенни-
ки и члены народной полиции обшарили «ягуар» сверху донизу. Таможен-
ник, похоже, разрывался между ледяной вежливостью, которая
требовалась от служащего Германской Демократической Республики по от-
ношению к национал-реваншистам Западной Германии, и свойственным
молодому человеку интересом к красивой спортивной машине.
Одолев двадцать миль от границы, Мюллер выехал к большому .мосту
через Эльбу, где в своем движении к Берлину в 1945 году послушно остано-
вились англичане, подчинившись решениям Ялты. Мюллер бросил взгляд
на предместье Магдебурга справа и подумал, цела ли еще старая тюрьма.
Ему пришлось еще раз задержаться перед въездом в Западный Берлин, где
снова его машину обыскали в таможне — сумку вывернули наизнанку, про-
смотрели бумажник, не купил ли он восточных марок, чтобы нанести
ущерб бюджету республики. Наконец Мюллер освободился, и «ягуар» дви-
нулся по сияющей Курфюрстендамм, витрины которой были разукрашены
к Рождеству. Был вечер 17 декабря.
Он решил не делать ошибки, прямиком направляясь в американский
центр документации, как он это сделал с генеральной прокуратурой в Гам-
бурге и комиссией «Зет» в Людвигсбурге. Он уже понимал, что без офици-
альной поддержки никто в Германии и близко не подпустит его к досье
нацистов.
На следующее утро Мюллер позвонил с почтамта Карлу Брандту. Тот
был раздосадован.
348
— Не могу, — сказал он. — Я никого не знаю в Западном Берлине.
— Ладно, ладно. Ты должен найти в полиции Западного Берлина кого-
нибудь из своих коллег, кому мог бы меня представить. Он должен пору-
читься за меня, — крикнул Мюллер в ответ.
— Я говорил тебе, что не хочу впутываться в это дело!
— Ты уже впутан. — Мюллер подождал несколько секунд, прежде чем
нанести сокрушительный удар: — Или я попаду в этот архив официально,
или прямиком направлюсь туда и скажу, что это ты меня послал.
— Ты этого не сделаешь, — перепугался Брандт.
— Еще как сделаю, черт возьми! Я уже сыт по горло, что в этой черто-
вой стране меня гоняют от Понтия к Пилату. Так что найди кого-нибудь,
кто официально представит меня. Пойми — как только я доберусь до до-
сье, через час никто и не вспомнит, кто представлял меня.
— Я должен подумать, — ответил Брандт, стараясь оттянуть время.
— Даю тебе час времени. Через час позвоню снова.
Он бросил трубку. Через час Брандт был так же зол, что не оставил
дневник Таубера у себя, чтобы потом выкинуть.
— Есть парень, с которым я вместе учился в колледже для детекти-
вов, — сказал он. — Не могу сказать, что очень хорошо знаю его, но сей-
час он служит в первом бюро полиции Западного Берлина.
— Как его зовут?
— Шиллер. Фолькмар Шиллер, инспектор-детектив.
— Я свяжусь с ним, — сказал Мюллер.
— Нет, предоставь это мне. Сегодня я позвоню ему и представлю тебя.
Потом ты отправишься на встречу с ним. Но если он не захочет встречать-
ся с тобой — ко мне никаких претензий. Он единственный, кого я знаю
в Западном Берлине.
Через два часа Мюллер перезвонил Брандту. В голосе Карла теперь зву-
чало облегчение:
— Он в отгуле. Мне сказали, что его не будет до понедельника.
— Но сегодня только среда. Это значит, что мне придется ждать четы-
ре дня.
— Ничем не могу помочь. Он вернется в понедельник утром. И тогда
я позвоню тебе.
Четыре унылых дня Мюллер провел, бродя по Берлину в ожидании воз-
вращения Шиллера. Берлин был целиком занят обсуждением заявления, с
которым накануне Рождества 1963 года выступили руководители Восточно-
го Берлина: в первый раз с августа 1961 года, когда была воздвигнута сте-
на, жители Западного Берлина получили возможность навешать своих род-
ственников в восточном секторе. Прогресс в переговорах между двумя ча-
стями города занимал центральное место на первых полосах газет.
Мюллер, пройдя через пропускной пункт на Гейнештрассе, провел один из
дней уик-энда в восточной части города (что западные немцы делали по
предъявлению паспорта) и решил использовать свое шапочное знакомство
с корреспондентом агентства «Рейтер» в Восточном Берлине. Но коллега
. 349
был по горло занят репортажем о пересечении границы, и поэтому, выпив
кофе, Мюллер распрощался с ним и вернулся в западную часть города.
В понедельник утром он пошел на встречу с детективом Фолькмаром
Шиллером. К удивлению, собеседник оказался его же возраста и, что было
весьма необычно для Германии, с вежливым юмором относился ко всем
бюрократическим формальностям. Скорее всего, большая карьера ему не
светит, подумал Мюллер, но это его проблемы. Он коротко объяснил, что
ему нужно.
— Не вижу причин для отказа, — сказал Шиллер. — Американцы охот-
но помогают нам. Вилли Брандт просто заставляет нас заниматься рассле-
дованиями по нацистам.
Сев в «ягуар» Мюллера, они поехали в предместье города, раскинувшее-
ся среди озер и рощ, и на берегу одного из озер в Целлендорфе нашли
нужное здание — длинное низкое строение, окруженное деревьями.
— Это здесь? — недоверчиво спросил Мюллер.
— Именно здесь. Не впечатляет, а? Дело в том, что тут восемь подзем-
ных этажей. В огнеупорных сейфах и находятся все архивы.
В небольшой приемной за стойкой сидел портье. Детектив подошел к
нему и показал свою полицейскую карточку. Взяв бланки, они присели за
столик заполнить их. Детектив заполнил все на свое имя и спросил:
— Напомните мне, как имя этого типа?
— Рошман. Эдуард Рошман.
Покончив с бланками, детектив протянул их клерку за стойкой.
— Это займет минут десять, — сказал Шиллер.
Они зашли в обширную комнату, уставленную столами и креслами.
Примерно через четверть часа другой клерк принес им папку и бесшумно
положил на стол перед ними. На обложке большими ровными буквами бы-
ло выведено «Рошман, Эдуард».
Фолькмар Шиллер поднялся.
— Если вы не против, я поеду, — сказал он. — Мне надо возвращаться.
После недели отгулов,накопилась куча дел. Если потребуются копии, обра-
титесь к клерку. — Он показал рукой на смотрителя, сидевшего в дальнем
конце комнаты, обязанностью которого, конечно же, было следить, чтобы
посетители не вырывали листов из досье. Мюллер на прощание пожал руку
Шиллеру.
— Премного благодарен.
— Не за что.
Не обращая внимания на остальных трех или четырех посетителей,
Мюллер обхватил ладонями голову и, опершись на локти, принялся внима-
тельно просматривать досье на Эдуарда Рошмана.
Здесь было собрано все. Номер членского билета в нацистской партии,
номер в СС, личные заявления о приеме, результаты медицинского освиде-
тельствования, оценка результатов подготовки, автобиография, документы
о перемещениях, об офицерских комиссиях, данные о продвижениях по
службе вплоть до апреля 1945 года. Здесь были также две фотографии,
снятые для эсэсовских документов, одна в анфас, другая в профиль. На
ннх был изображен мужчина шести футов и одного дюйма ростом, с ко-
ротко остриженными волосами, разделенными пробором слева, с выдаю-
щимся вперед носом и безгубой щелью рта. Мужчина мрачно смотрел в
объектив. Мюллер принялся за чтение...
Эдуард Рошман родился 25 августа 1908 года в австрийском городе Гра-
це и был гражданином Австрии, сыном почитаемого и честного пивовара.
В Граце посещал детский сад, начальную и среднюю школу. Пытался по-
ступить в колледж, чтобы стать юристом, но провалился. В 1931 году в
возрасте двадцати трех лет стал работать в пивоварне, где трудился его
отец, а в 1937 году был переведен в административный отдел предприятия.
В том же году вступил в австрийскую нацистскую партию и в СС; в то
время обе эти организации были запрещены в нейтральной Австрии. Через
год Гитлер аннексировал Австрию, и все австрийские нацисты получили
возможность быстро продвинуться по службе.
В 1939 году, в преддверии войны, Рошман добровольно вступил в Ваф-
фен-СС, был направлен в Германию, прошел подготовку с зимы 1939 до
весны 1940 года и служил в отряде Ваффен-СС во время французской кам-
пании. В декабре 1940 года его снова послали из Франции в Берлин — на
полях имелась пометка «Трусость?», — а в январе 1941 года был направлен
в СД, в Третье управление РСХА.
В июле 1941 года он получил первый пост по линии СД в Риге, а в
следующем месяце стал комендантом рижского гетто. В октябре 1944 года
на судне вернулся в Германию и, сдав остатки рижских евреев отделению
СД в Данциге, направился в Берлин для отчета. После этого в берлинской
штаб-квартире СС ждал очередного назначения.
Последним в папке был листок, на котором имелось всего несколько
строчек, написанных после войны рукой какого-то американца: «Допрос
относительно этого досье был снят британскими оккупационными властя-
ми в декабре 1947 года».
Ниже стояла неразборчивая подпись-закорючка клерка Джи-ай и да-
та—21 декабря 1947 года.
Собрав содержимое папки, Мюллер вынул из нее автобиографию Рош-
мана, две фотографии и последний листок. Вместе с ними он подошел к
смотрителю.
— Будьте любезны, можно ли скопировать эти документы?
— Конечно. — Клерк взял досье и положил его на свой стол до возвра-
щения документов, отобранных для копирования.
— Подождите, пожалуйста. Это займет минут десять, — сказал чинов-
ник Мюллеру и какому-то человеку. Они оба вернулись на свои места и
стали ждать. Мюллер мечтал о сигарете, но здесь курить запрещалось, а
его сосед в аккуратном светло-сером зимнем пальто сидел, сложив руки
на коленях. 4
Через десять минут за спиной у чиновника раздался шорох, и из щели
в стене выпали два конверта. Он взял их. Мюллер и сидящий рядом с ним
351
человек средних лет поднялись. Клерк бегло заглянул внутрь одного из
конвертов.
— Из досье Эдуарда Рошмана? — спросил он.
— Это мне. — Мюллер протянул руку.
— А это, должно быть, для вас, — сказал клерк другому, который иско-
са глянул на Мюллера.
Мужчина в сером пальто взял свой конверт, и бок о бок они вышли
на улицу. Спустившись по ступенькам, Мюллер сел в свой «ягуар», завер-
нул за угол и направился в центр города. Через час он звонил Сиги:
— На Рождество я буду дома.
Через два часа он уже выезжал из Западного Берлина. Когда его маши-
на проезжала следующий пропускной пункт на Драи Линден, человек в се-
ром пальто сидел в своей уютной маленькой квартирке на Савиньи-плаи
и набирал номер телефона в Западной Германии. Когда ответили, он крат-
ко представился.
— Сегодня я был в центре документации. Обыкновенные иссле-
дования... Вы же знаете, чем я занимаюсь. Но там был и другой чело-
век. Он просматривал досье Эдуарда Рошмана. Затем снял три копии.
После недавнего известия я решил, что лучше всего сообщить вам об
этом.
С другого конца провода заклокотали вопросы.
— Нет, имени его установить мне не удалось. Он сразу же уехал в длин-
ной черной спортивной машине... Да, да, сделал. У него гамбургский
номер.
Мужчина медленно продиктовал. Человек на другом конце провода за-
писывал буквы и цифры.
— Думаю, что так будет лучше. Я хочу сказать, что никогда не знаешь,
где наткнешься на ишейку. Да, спасибо, очень любезно с вашей стороны...
Отлично, предоставляю это вам. Счастливого Рождества, Kamerad!..
Глава 7
Рождество приходилось на среду, и праздники не помешали человеку
в Западной Германии, который получил информацию из Берлина относи-
тельно Мюллера, обратить на нее самсе серьезное внимание. Приказ был
получен от вышестоящего начальника.
Человек, говоривший по телефону, поблагодарил информатора, поло-
жил трубку, откинулся на спинку удобного кожаного кресла и задумчиво
посмотрел на покрытые снегом крыши старого города, видневшиеся из
окна.
— Проклятье и еще раз проклятье! — прошептал он. — Почему именно
сейчас? Почему?
Жители города знали его как умного и преуспевающего юриста с част-
ной практикой. А для подчиненных, разбросанных по Западной Германии
352
и по Западному Берлину, он являлся главой сети ОДЕССЫ в Германии.
Номер его телефона не значился в телефонной книге, а его кодовое имя
было Вервольф.
Немецкий вервольф, в отличие от чудовища в голливудских и англий-
ских фильмах ужасов, не был существом, у которого на ладони в полнолу-
ние вырастали волосы. Вервольфы в древне-германской мифологии —
патриоты, вставшие на защиту родины, когда героические тевтонские вои-
ны были вынуждены покинуть пределы отечества под натиском врагов.
Под сенью густых лесов вервольфы руководили сопротивлением захватчи-
кам, появляясь по ночам.
В конце войны группа офицеров СС, убежденных, что уничтожение
вторгшихся союзников — дело лишь нескольких месяцев, подобрала и под-
готовила ряд групп ультра-фанатичных подростков. Оставшись за линией
фронта, они должны были совершать диверсии и акты саботажа против
союзников. Формировались они в Баварии, где и были захвачены амери-
канцами. Подростки воображали себя настоящими вервольфами. К
счастью для них, они так и не приступили к делу, потому что после Дахау
Джи-ай только и ждали, чтобы кто-нибудь начал.
Когда в конце сороковых годов ОДЕССА стала проникать в Западную
Германию, первым ее шефом стал один из тех, кто тренировал мальчишек-
вервольфов в 1945 году. Он взял себе такое же имя. Прикрываться мело-
драматичным псевдонимом было очень выгодно, так как еше и давало воз-
можность удовлетворить извечную тягу немцев к театральности. Однако
в жестокости, с какой ОДЕССА расправлялась с теми, кто вставал у нее
на пути, ничего театрального не было.
В конце 1963 года сей Вервольф был третьим, занимавшим столь важ-
ный пост и носившим это имя. Фанатичный и проницательный, постоянно
сносившийся со своими шефами в Аргентине, он руководствовался интере-
сами бывших членов СС в Западной Германии, но особое внимание уделял
прежним обладателям высоких званий и тем, кто числились первыми в
списках разыскиваемых.
Глядя из окна своего офиса, он вспомнил облик генерала СС Глюка,
представшего перед ним в комнате мадридского отеля тридцать пять дней
назад, и предупреждение генерала о жизненной необходимости всеми сила-
ми и средствами обеспечить безопасность владельца радиозавода, который
ныне под именем Вулкан готовит систему теленаведения для египетских ра-
кет. Вервольф один в Германии знал также, что в прошлой своей жизни
Вулкан был куда лучше известен как Эдуард Рошман.
Он посмотрел на вырванный из блокнота листок с номером машины
Мюллера, нажал кнопку на своем столе и услышал голос секретарши в
другой комнате.
— Хильда, как имя того частного детектива, которого мы нанимали в
прошлом месяце по делу о разводе?
— Минутку... — Раздался звук перелистываемых бумаг на ее рабочем
столе. — Меммерс, Гейнц Меммерс.
12 Ф. ФорсаПт «День Шакала»
353
— Не дадите ли мне его номер телефона? Нет, сами вы ему нс звоните,
просто дайте номер телефона.
Номер Вервольф записал ниже — под номером машины Мюллера.
Поднявшись, он подошел к стенному сейфу, составлявшему с бетонной
стеной одно целое. Вынув из сейфа толстую тяжелую книгу, он вернулся
к своему столу. Перелистав страницы, нашел нужную. Тут в списках были
только два Меммерса — Гейнрих и Вальтер. Палец его скользнул по строч-
кам рядом с именем Гейнриха, записанным сокращенно как Гейнц. Вспом-
нив лицо частного детектива, прикинул, сколько ему сейчас может быть
лет. Возраст совпадал с датой рождения. Он выписал еше кое-какие данные
относительно Гейнца Меммерса, снял трубку телефона и попросил Хильду
связаться с городской подстанцией.
Когда сигнал в трубке оповестил, что линия свободна, он набрал номер,
который дала Хильда. Телефон на том конце звенел не меньше двадцати
раз, пока наконец подняли трубку. Он услышал женский голос.
— Частное сыскное бюро Меммерса.
— Свяжите меня лично с герром Меммерсом.
— Могу ли осведомиться, кто звонит? — вежливо спросила секретарша.
— Нет, просто дайте ему трубку. И побыстрее, — приказал Вервольф.
Наступило молчание. Но интонация подействовала.
— Да, герр, — быстро согласилась секретарша.
Через минуту в трубке раздался грубоватый голос.
— Меммерс слушает.
— Это герр Гейнц Меммерс?
— Да. Кто говорит?
— Мое имя не имеет значения. Это неважно. Скажите, означает ли для
вас что-нибудь номер 245 718?
Наступило мертвое молчание, прерываемое лишь тяжелым дыханием
Меммерса, который в сочетании цифр тут же узнал номер собственного
членского билета СС. Книга, раскрытая перед Вервольфом, представляла
собой полный список всех бывших членов СС. Наконец снова раздался го-
лос Меммерса, еше более хриплый от напряжения:
— А он должен что-то означать?
— Тогда, может, вам интересна такая деталь: в моем личном номере
всего лишь пять цифр... Kamerad?
.Эти слова произвели мгновенное действие. Пять цифр означали, что
офицер принадлежит очень высокому рангу.
— Слушаю вас...
— Отлично! — сказал Вервольф. — У меня есть небольшое дельце. Я
хотел бы, чтобы вы им занялись. Тут одна ищейка пытается разнюхать
относительно одного из наших Kameraden. И мне необходимо выяснить,
кто на это решился.
— К вашим услугам! — донеслось из трубки.
— Прекрасно. Kameraden всегда договорятся между собой. Ведь, кроме
всего прочего, мы товарищи по оружию.
.354
— Да, Kamerad. — В голосе Меммерсд явно слышалось удовольствие от
такой откровенной лести.
— Все, чем я располагаю, — номер машины этого человека. Зареги-
стрирована в Гамбурге. — Вервольф медленно назвал номер. — Спра-
витесь?
— Да, Kamerad!
— Было бы лучше, если бы вы лично отправились в Гамбург. Мне нуж-
но знать имя, профессию, адрес, состав семьи и близких, социальное поло-
жение... словом, проведите полное нормальное расследование. Сколько
времени оно отнимет у вас?
— Примерно сорок восемь часов,— сказал Меммерс.
— Хорошо, ровно через сорок восемь часов я вам перезвоню. И послед-
нее. Объект не должен ни о чем догадываться. Все должно быть сделано
по возможности так, чтобы объект не узнал о каких-либо расспросах отно-
сительно него. Ясно?
— Конечно. С этим не будет проблем.
— Когда закончите, подготовьте счет и продиктуйте его по телефону.
Я вышлю вам деньги почтовым переводом.
Меммерс запротестовал:
— Между нами не может быть никаких счетов, Kamerad. Во всяком слу-
чае в том, что касается Товарищества.
— Ясно. В таком случае я звоню вам через два дня.
И Вервольф положил трубку.
Мюллер выехал из Гамбурга в тот же день, использовав ту трассу, по
которой он двигался две недели назад мимо Бремена, Оснабрюка и Мюнс-
тера по направлению к Кельну. На сей раз целью его поездки был Бонн —
маленький уютный городок на берегу реки, который Конрад Аденауэр вы-
брал столицей Федеративной Республики, потому что сам был родом
оттуда.
Едва покинув Бремен, «ягуар» встретился с «опелем» Меммерса, спе-
шившего на север в Гамбург. Оба водителя не подозревали о том общем,
что на долю секунды свело их на дороге.
Было совсем темно, когда Мюллер вырулил на главную улицу Бонна
и, завидев белый шлем регулировщика, подъехал к нему.
— Скажите, как проехать в британское посольство? — спросил он.
— В это время оно уже закрыто, — на рейнском диалекте ответил поли-
цейский.
— Чем скорее я попаду туда, тем лучше. Где оно?
Регулировщик показал, что надо ехать вниз по улице.
— Езжайте прямо вдоль трамвайной линии. Это будет Фридрих-
Эберталлее. И дальше по трамвайной,линии. Когда начнется Бад Го-
десберг, вы увидите его слева. Здание освещено. Над ним английский
флаг.
355
Мюллер кивнул в знак благодарности и тронулся дальше. Британское
посольство — длинное серое здание — было зажато с одной стороны зда-
ниями Бонна, а с другой раскинулось футбольное поле. Все здесь намокло
от дождей, смешалось с туманом, который поднимался от реки, протекав-
шей за посольством.
Пройдя сквозь стеклянную дверь в дубовой раме, он оказался в неболь-
шом фойе со стойкой слева, за которой сидел клерк средних лет. За ним
виднелось небольшое караульное помещение и два сержанта с неизглади-
мой печатью армейской муштровки.
— Будьте любезны.. Я хотел бы поговорить с пресс-атташе, — сказал
Мюллер, с трудом вспоминая свой полузабытый английский. Клерк обес-
покоенно взглянул на него.
— Сомневаюсь... В пятницу после обеда... Вряд ли он здесь.
-- Узнайте, пожалуйста. — Мюллер протянул свою пресс-карточку.
Клерк взглянул на нее и набрал номер внутреннего телефона. Пресс-
атташе собирался уходить. Через несколько минут он уже покинул бы по-
сольство. Мюллера пригласили в небольшую приемную, на стенах котором
висели гравюры Роуланда Хилдера. На столе лежали несколько последних
номеров журналов и брошюры, рассказывающие об успехах британской ин-
дустрии. Затем один из сержантов пригласил его, и они вместе поднялись
наверх.
Пресс-атташе, что с удовольствием отметил Мюллер, был человек, мо-
жет, чуть старше тридцати и полон желания оказать ему содействие.
— Чем могу быть полезен? — спросил он.
Мюллер решил перейти прямо к делу.
— Я расследую одну историю для журнала, — соврал он. — Она каса-
ется бывшего капитана СС — одного из худших среди них, человека, кото-
рого до сих пор разыскивают власти. Я уверен, что он находится в спис-
ках лиц, разыскиваемых британской администрацией, когда эта часть
Германии находилась уже под ее контролем. Скажите, не можете ли вы
помочь мне выяснить, арестовывали ли его англичане и что с ним слу-
чилось?
Молодой дипломат был в затруднении.
— Боже милостивый, я уверен, что ничего не знаю об этом. Я имею
в виду то, что все списки и все досье мы передали вашему правительству
в 1949 году. Полагаю, вся эта документация находится у них.
Мюллер решил не упоминать, что немецкие власти уклонились от помо-
щи ему.
— Верно, — сказал он. — Совершенно верно. Во всяком случае, мои ро-
зыски прояснили, что после 1949 года он никогда не был под судом
в Федеративной Республике. Это указывает на то, что до 1949 гола его
не задерживали. Тем не менее американский центр документации в За-
падном Берлине содержит документ, который получен им от англичан
в 1947 году и касается этого человека. Но ведь на то была своя причина,
не так ли?
356
— Да, такое можно предположить, — согласился атташе. Скорее всего
он собирался предложить Мюллеру обратиться к американцам в Западном
Берлине и задумчиво свел брови.
— Словом, кто с британской стороны вел расследование во время окку-
пации... я имею в виду во время вашей администрации?
— Ну, видите ли, я считаю, что этим в то время должна была зани-
маться армейская администрация. Кроме Нюрнбергского процесса, кото-
рый был главным процессом военных преступников, союзники вели свои
собственные расследования, хотя обычно они сотрудничали друг с другом.
Кроме русских. В результате таких расследований состоялось несколько
процессов над военными преступниками по зонам. Вы следите за моей
мыслью?
-Да.
— Расследованиями руководили военная полиция, армейские подразде-
ления. Процессы готовились в судах. Но все документы из обеих организа-
ций были переданы в 1949 году. Понимаете?
— В общем-то, да, но, может быть, у англичан сохранились их копии?
— Где-то были, — сказал дипломат. — Но их выкинули из армейских
архивов.
— Можно было бы взглянуть на них?
Атташе не скрывал своего удивления.
— Весьма сомневаюсь. Думаю, что нет. Серьезные ученые могут полу-
чить разрешение ознакомиться с ними, но процедура его получения занима-
ет много времени. Репортеру вряд ли разрешат ознакомиться с этими ма-
териалами, понимаете?
— Понимаю, — согласился Мюллер.
— Дело в том, — серьезно подвел итоги дипломат, — что вы не може-
те считать себя официальным лицом, не так ли? И никто не захочет до-
ставлять беспокойства немецким властям.
— Так губят живую мысль.
Атташе поднялся.
— И я в самом деле не думаю, что кто-то в посольстве возьмется вам
помогать.
— Тогда последнее Есть ли кто-нибудь в посольстве из тех, кто служил
в нем в то время?
— В штате посольства? Нет, дорогой мой, скорее всего, нет. Состав
переменился не раз. — Он проводил Мюллера к дверям. — Хотя подожди-
те, есть такой Кэдберри. Мне кажется, что тогда он был здесь. Точно не
знаю, но, кажется, он тут испокон веков.
— Кэдберри? — переспросил Мюллер.
— Энтони Кэдберри. Корреспондент. Он тут считается одним из ста-
рейших британских газетчиков. Женился на немецкой девушке. И кажется,
появился тут сразу же после войны, буквально сразу же. Вы можете спро-
сить у него.
— Прекрасно. Где мне его найти?
357
— Сейчас пятница... Скорее всего, чуть позже он появится в своем из-
любленном месте — в баре на Французской плошади. Знаете, где она на-
ходится?
— Нет, я никогда не бывал тут.
— Ах да! Так вот, там есть французский ресторанчик. Кстати, там пре-
красно готовят. Он очень популярен. Это в Бад Годесберге, чуть ниже по
дороге.
Ресторанчик, который наконец нашел Мюллер, располагался в ста мет-
рах от Рейна, на улице Ам Швиммбад. Бармен отлично знал Кэдберри,
но в тот вечер он его еше не видел. Сказал Мюллеру, что если дуайен
британского корпуса иностранных корреспондентов и не появится сегодня,
то на следующий день будет уже обязательно, чтобы пропустить стаканчик
перед ленчем.
Мюллер остановился в «Дрезен-отеле» — помпезном строении, создан-
ном на рубеже веков, который в прошлом был любимым отелем Адольфа
Гитлера в Германии; во всяком случае, именно его он избрал для своей
встречи с Невиллом Чемберленом в 1938 году. Пообедав во французском
ресторане, Мюллер долго сидел за кофе, надеясь на появление Кэдберри.
Но так как к одиннадцати англичанин еше не появился, Мюллер отправил-
ся спать в свой отель.
Кэдберри вошел в бар на следующий день за несколько минут до две-
надцати, обменялся приветствиями с несколькими знакомыми и занял свой
любимый столик в углу. Когда он отпил первый глоток «рикара», Мюллер
поднялся со своего места у окна и подошел к нему.
— Мистер Кэдберри?
Англичанин обернулся. У него были аккуратно зачесанные назад седые
волосы, открывавшие его некогда красивое лицо. Кожа шек по-прежнему
имела здоровый оттенок. Из-под густых сероватых бровей смотрели ярко-
синие глаза. Он настороженно ответил:
-Да.
— Моя фамилия Мюллер. Петер Мюллер. Я репортер из Гамбурга. Мо-
гу ли я поговорить с вами?
Энтони Кэдберри показал на стул рядом.
— Думаю, что нам лучше всего говорить по-немецки, не так ли? —
предложил он.
Мюллер не стал скрывать облегчения. Кэдберри улыбнулся.
— Чем могу быть полезен?
На Мюллера смотрели умные, проницательные глаза. Он рассказал
Кэдберри все, начиная с момента смерти Таубера. Человек из Лондона был
отличным слушателем и ни разу не прервал рассказ. Когда Мюллер закон-
чил, он жестом приказал бармену еше раз налить ему «рикар» и подать
еше одну кружку пива для Мюллера.
— Spatenbau, не так ли? — спросил он.
358
Кивнув, Мюллер сдул густую шапку пены. .
— Ваше здоровье... Да, ну и проблему вы задали! Должен сказать, что
ваши нервы меня восхищают.
— Нервы?
— При сегодняшнем положении дел и образе мышления ваших сооте-
чественников расследования эти вряд ли можно считать очень популярны-
ми. Вы, наверняка, почувствовали.
— Да, чувствую, — подтвердил Мюллер.
— М-м-м... Я тоже так думаю, — сказал англичанин и вдруг улыбнул-
ся. — Не заняться ли нам ленчем? Жена уехала на весь день.
Во время ленча Мюллер спросил Кэдберри, был ли тот в Германии к
окончанию войны.
— Да, военным корреспондентом. И, конечно, был моложе. Примерно
в вашем возрасте. Вошел в эти места с армией Монтгомери. Конечно, не
в Бонн. О нем тогда никто и не слышал. Штаб-квартира была в Люнебер-
ге. С тех пор тут и остался. Освещал конец войны, подписание капитуля-
ции и все такое. Газета просила меня остаться.
— Вы освещали зональные процессы над военными преступниками?
Кэдберри прожевывал кусок бифштекса и потом только кивнул.
— Да. Все до одного, которые проходили в британской зоне. У нас бы-
ли специалисты, которые прибыли для участия в Нюрнбергском процессе.
Он проходил в американской зоне. Преступными «звездами» в нашей зоне
были Йозеф Крамер и Ирма Гресе. Слышали о них?
— Нет, никогда.
— У них были прозвища «Звери из Бельзена». Честно говоря, это я
придумал, а оно так и пристало. Вы слышали о Бельзене?
— Смутно. Нашему поколению об этом не очень-то рассказывали. Ник-
то не хотел вспоминать.
Кэдберри бросил на него проницательный взгляд из-под густых
бровей.
— А теперь вы хотите узнать?
— Рано или поздно нам придется все знать. Могу ли я кое-что спросить
у вас? Вы ненавидите немцев?
Несколько минут Кэдберри сидел молча, тщательно обдумывая
вопрос.
— Сразу же после захвата Бельзена группа журналистов, приписанных
к английской армии, отправилась туда. Во время войны приходилось ви-
деть немало ужасного, но никогда раньше я не испытывал такого тошнот-
ворного чувства. Да, в тот момент мне казалось, что я ненавижу их всех
до одного.
— А теперь?
— Нет. Больше я этого не испытываю. Учтите, я женился в 1948 году
на немецкой девушке. Я по-прежнему живу здесь. Чувствуй я и теперь то,
что испытывал в 1945 году, я бы этого не вынес. Давно вернулся бы в
Англию.
359
— По какой причине вы изменили свои взгляды?
— Время. И понимание того, что не все немцы были Йогзефами Краме-
рами. Или — как его — Ротманами. Но должен вам сказать, я по-прежне-
му испытываю смутное чувство недоверия к людям моего возраста среди
ваших соотечественников.
— А среди моего поколения? — Мюллер покрутил вино в бокале и по-
смотрел сквозь кроваво-красную жидкость на свет.
— Они лучше. Не буду скрывать, вы должны быть лучше.
— Вы можете помочь мне в розыске Рошмана? Никто, кроме вас, не
возьмется.
— Если смогу. Что вы хотели бы узнать?
— Не припомните, состоялся ли над ним суд в английской зоне?
Кэдберри покачал головой.
—Нет. Как бы там ни было, вы говорите, что он был австрийцем по
рождению? В то время Австрия тоже была оккупирована четырьмя страна-
ми. И я уверен, что в английской зоне Германии суда над Рошмано.м не
было. Я запомнил бы его имя.
— Но почему английские власти запросили у американцев в Берлине фо-
токопию о прохождении его службы?
Кэдберри задумался.
— Каким-то образом Рошман должен был привлечь внимание британ-
ских властей. В то время никому не было известно, что происходило в Ри-
ге. В конце сороковых русские были на пике своего тупого упрямства и
нежелания сотрудничать. Они не давали нам никакой информации о том,
что происходило на востоке. А ведь именно там совершалось подавляющее
большинство массовых убийств и военных преступлений. Поэтому мы
были в странном положении, когда восток, где было совершено восемь-
десят процентов преступлений против человечества, опустил перед собой
железный занавес, а девяносто процентов ответственных за них про-
живали в трех западных странах. Сотни виновных проскользнули у нас
между пальцами, потому что мы ничего не знали об их деяниях за
тысячи миль на востоке. Но если в 1947 году проводилось расследование
относительно Рошмана, он должен был каким-то образом привлечь вни-
мание.
— Именно об этом я и думаю, — сказал Мюллер. — Если обратиться
к британским данным, с чего надо было бы начинать?
— Начать мы можем с моих собственных досье. Они у меня в доме.
Пойдем? Тут недалеко.
К счастью, Кэдберри отличался методичностью, которая заставила его
сохранить все материалы, посланные им с конца войны. Вдоль двух стен
его кабинета стояли полки с картонными коробками. Кроме них в углу вы-
сились еше два стеллажа с архивом.
— Я подбирал документы по своей собственной системе, — объяснил
он Мюллеру, войдя в кабинет, — и никто, кроме меня, не может в ней ра-
зобраться. Я покажу вам.
360
Он махнул рукой в сторону одного из стеллажей:
— Тут собраны досье на людей, подобранные в алфавитном порядке.
В другом — темы, тоже по алфавиту. Начнем с первого и поишем
Рошмана.
Поиски были недолгими. Папки с именем Рошмана не оказалось.
— Отлично. Теперь обратимся к темам. Из них четыре могут оказаться
нам полезными. Одна посвящена нацистам, а другая — СС. Есть большой
раздел, озаглавленный «Справедливость». В нем есть подраздел, содержа-
щий вырезки о состоявшихся процессах. Но там главным образом ма-
териалы о процессах в Западной Германии с 1949 года. Он может кое-
что прояснить, если речь идет о военных преступлениях. Давайте начнем
с него.
Кэдберри читал быстрее, чем Мюллер, но и они вдвоем сидели до суме-
рек, прежде чем удалось разобраться в сотнях вырезок и копий, собранных
в четырех папках. Наконец Кэдберри со вздохом разогнулся и, захлопнув
папку с надписью «Военные преступления», вернул ее назад на прежнее
место.
— Боюсь, что сегодня вечером придется остаться без обеда, — сказал
он. — Единственное, что осталось просмотреть, — вот это. — И он указал
на полки с коробками.
Мюллер закрыл папку, которую он просматривал.
— А что там?
— Там собраны сообщения, которые я в течение девятнадцати лет по-
сылал в газеты. Они наверху. Пониже — вырезки за девятнадцать лет из
различных газет, касающиеся Германии и Австрии. Немалая часть данных
была перепечатана и оказалась во втором ряду. Там мои напечатанные ста-
тьи. Но во втором ряду есть материалы, написанные не мною. И кроме
того, некоторые мои статьи, не увидавшие свет. За год собирается пример-
но шесть коробок с вырезками. Так что есть чем заниматься. К счастью,
завтра воскресенье, и, если хотите, можем посвятить этому занятию весь
день.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы уделяете мне столько вни-
мания, — поблагодарил Мюллер.
Кэдберри пожал плечами.
— В этот уик-энд мне все равно нечем заняться. Да и в любом
случае уик-энды в конце декабря в Бонне не назовешь особенно веселым
времяпрепровождением. Жена не появится до завтрашнего вечера.
Примерно в половине двенадцатого встретимся и выпьем в ресторан-
чике.
Прошла уже большая часть воскресного дня, когда они наконец нашли
то, что искали. Энтони Кэдберри почти добрался до конца подборки, в
которой были собраны его сообщения, датированные ноябрем — декабрем
1947 года. Внезапно воскликнув «Эврика!», он снял скрепку с пачки листов
и вытянул из него страницу с выцветшим машинописным текстом, на ко-
тором была дата «27 декабря 1947 года».
361
— Ничего удивительного, что это не пошло в печать, — сказал Кэдбер-
ри. — Никому под Рождество не хотелось читать об эсэсовцах.
Он положил лист на письменный стол и направил на него свет настоль-
ной лампы. Мюллер склонился над текстом.
«Британская военная администрация, 23-е декабря.
Бывший капитан преступной организации СС арестован британскими
властями в Гране (Австрия) и задержан до проведения расследования, сооб-
щил сегодня офицер БВА.
Этот человек — Эдуард Рошман — был опознан на улице австрийского
юрода бывшим узником концентрационного лагеря, который сказал, что
Рошман был комендантом гетто в Латвии. После опознания, в котором
принял участие бывший заключенный, Рошман был арестован членами
Британской военно-полевой полиции в Граце.
В штаб-квартиру советской зоны в Потсдаме был сделан запрос относи-
тельно концентрационного лагеря в Риге (Латвия) и о поиске остальных
свидетелей, сообщил тот же офицер. Тем временем задержанный был без-
ошибочно опознан как Эдуард Рошман, что соответствовало данным его
личного дела, находящегося в подборке материалов по СС у американцев
в Берлине. Передал Кэдберри».
Мюллер перечел эту краткую информацию четыре или пять раз.
-- Господи, — выдохнул он. — Вы вышли на него!
— Думаю, что это повод выпить, — тоже обрадовался Кэдберри.
После того, как утром в пятницу он связался с Меммерсом, Вервольф
прикинул, что через сорок восемь часов настанет воскресное утро. Тем не
менее он попробовал позвонить Меммерсу из своего дома как раз в то
время, когда два человека в Бад Годесберге занимались своими розысками.
Но ответа он не получил.
На следующее утро ровно в девять Меммерс был у себя в конторе. Зво-
нок от Вервольфа раздался в половине десятого.
— Рад вас слышать, Kamerad! — сказал Меммерс. — Я только что вер-
нулся из Гамбурга.
—Вы получили информацию?
— Конечно. Будьте любезны записать...
— Говорите.
Меммерс прочистил горло и начал зачитывать заметки.
— Владельцем машины является журналист «фрн-ланс», некий Петер
Мюллер. Описание: двадцать девять лет, примерно шести футов роста, ша-
тен, карие глаза. Мать — вдова, живет в Осдорфе, недалеко от Гамбурга.
Сам он проживает в квартире, расположенной в центре Гамбурга, недалеко
от Штейндамм.
Меммерс сообщил адрес Мюллера и номер его телефона.
— Он живет там с девушкой. Он^ стриптизерка, фрейлейн Сигрид Ран.
Мюллер работатет главным образом для иллюстрированных журналов.
362
Как правило, поставляет интересные материалы. Специализируется в жур-
налистике расследований. Как вы и говорили, Kamerad, ишейка.
— Есть какие-нибудь соображения о том, кто заставил его заниматься
нынешними расследованиями? — спросил Вервольф.
— Нет, и очень странно. Никто не знает, чем он сейчас занимается или
на кого работает. Я связался с его девушкой, сказав, что представляю из-
дательский отдел большого журнала. Конечно, только по телефону, вы же
понимаете. Она сказала, что не знает, где находится Мюллер, но сегодня
к полудню, перед тем как пойдет на работу, ждет от него звонка.
— Что еше?
— Только машина. Очень характерная. Черный «ягуар», британская мо-
дель черного цвета, с двумя желтыми полосами по бокам. Спортивная ма-
шина, двухместная, с жестким верхом, ХК-150. Нашел и гараж.
Вервольф оценил это известие.
— Я хотел бы выяснить, где он сейчас, — признался он наконец.
— Сейчас в Гамбурге его нет, — поспешил заверить Меммерс. — Он уе-
хал в пятницу после ленча, как раз перед моим прибытием. Здесь провел
Рождество. А до того был еше где-то.
— Знаю.
— Могу выяснить, какой именно историей он занимается, — пред-
ложил Меммерс. — Я не интересовался этим вплотную, так как вы ска-
зали о нежелании давать Мюллеру повода подозревать, что им инте-
ресуются.
— Я и так знаю, чем он занимается. Разнюхивает относительно одного
из наших Kameraden.
Вервольф задумался на несколько минут.
— Можете ли вы выяснить, где он сейчас? — осведомился он.
— Думаю, что да. Могу позвонить его девушке после полудня, сказав,
что я из крупного журнала, и мне нужно спешно связаться с Мюллером.
Судя по телефонному разговору, она довольно доверчивое создание.
— Так и сделайте, — подытожил Вервольф. — Я позвоню вам в четы-
ре дня.
В понедельник утром Кэдберри предстояло быть в Бонне на пресс-
конференции министра. В половине одиннадцатого он позвонил Мюллеру
в отель.
— Хорошо, что застал вас на месте. Меня осенила идея. Она может по-
мочь вам. Подойдите ко мне после четырех.
Перед ленчем Мюллер позвонил Сиги и сказал ей, в каком он остано-
вился отеле.
Когда они встретились с Кэдберри, тот заказал чай.
— Пока я утром дремал на этой дурацкой пресс-конференции, мне при-
шла в голову вот какая идея, — сказал он Мюллеру. — Если Рошман был
задержан и опознан как разыскиваемый преступник, его делом в свое
363
время должны были заинтересоваться британские власти в нашей зоне Гер-
мании. В то время все досье копировались и рассылались американцам,
французам и англичанам и в Германии и в Австрии. Вы когда-нибудь слы-
шали о человеке по имени лорд Рассел из Ливерпуля?
— Нет.
— Во время послевоенной оккупации он был советником британского
военного губернатора на всех процессах военных преступников. Позже он
написал книгу «Проклятие свастики». Можете представить, о чем там шла
речь. Большой популярностью в Германии он после этого, конечно, не по-
льзуется, но книга совершенно точна. Во всем, что касается жестокости
нацистов.
— Он юрист?
— Был им. И очень талантливым. Поэтому его и выбрали на этот
пост. Сейчас он в отставке, живет в Уимблдоне. Не знаю, помнит ли он
меня, но могу вам дать рекомендательное письмо.
— Вспомнит ли он столь давние времена?
— Может. Хоть он и не молод, но известен тем, что память у него,
как справочное бюро. Если он когда-нибудь держал в руках дело Рошмана,
по которому готовил обвинение, то помнит каждую его деталь. Уверен в
этом.
Кивнув, Мюллер занялся своим чаем.
— Да, мне стоит вылететь в Лондон и поговорить с ним.
Кэдберри вытащил конверт из ящика стола.
— Письмо готово. — Он протянул Мюллеру рекомендательное пись-
мо: — Желаю удачи!
Когда Вервольф позвонил Меммерсу сразу после четырех, у того уже
были новости.
— Его подружка говорила с ним по телефону, — сказал Меммерс. — Он
в Бад Годесберге, остановился в отеле «Дрезен».
Положив телефонную трубку, Вервольф углубился в адресную книгу.
Наконец он нашел нужное имя, снова снял телефонную трубку и набрал
номер, расположенный в районе Бонна —- Бад Годесберг.
Вернувшись в отель, Мюллер позвонил в Кельнский аэропорт, чтобы
заказать билет на Лондон на следующий день — среду, 31 декабря. Когда
он подошел к конторке портье, девушка за ней приветливо улыбнулась и
показала ему на ряд кресел в алькове с высокими окнами, выходящими
на Рейн.
— Там джентльмен, который хочет встретиться с вами, герр Мюллер.
Мюллер увидел, что в одном из кресел сидел человек средних лет в чер-
ном зимнем пальто, в черном котелке и с зонтиком под мышкой. Он явно
ждал кого-то. Мюллер подошел к нему, удивляясь, кому же стало известно
о его пребывании здесь.
— Вы хотели меня видеть? — спросил он.
364
Человек торопливо поднялся.
— Герр Мюллер?
-Да.
— Герр Петер Мюллер?
-Да.
Человек слегка поклонился и представился:
— Моя фамилия Шмидт. Доктор Шмидт.
— Чем могу быть полезен?
Доктор Шмидт сдержанно усмехнулся и посмотрел в окно, за которым
Рейн катил свои мрачные волны.
— Мне сказали, что вы журналист. Да? Журналист «фри-ланс», «сво-
бодный охотник. . И очень хороший, кстати. — Он снова улыбнулся, но
на этот раз шире и откровеннее. — У вас репутация человека очень дотош-
ного и въедливого. __
Мюллер молчал, ожидая, пока собеседник дойдет' до сути разго-
вора.
— Некоторые мои друзья слышали, что вы уделяете особое внимание
событиям, которые произошли... как бы это поточнее выразиться... до-
вольно давно. Очень давно.
Мюллер окаменел, лихорадочно стараясь понять, что это могли быть
за «друзья» и кто мог им рассказать о нем. Затем только он сообразил,
что задавал вопросы о Рошмане чуть ли не по всей стране.
— Вы имеете в виду расследование относительно некоего Эдуарда Рош-
мана? — резко спросил он. — Так?
— Ах да, о капитане Рошмане. И мне пришло в голову, что я мог бы
быть вам полезен. — Человек отвел глаза от реки, которой он любо-
вался до этого, и мягко посмотрел на Мюллера. — Капитан Рошман
мертв.
— В самом деле? — изобразил удивление Мюллер. — А я и не знал.
Доктор Шмидт оживился.
— Естественно. У вас не было возможности узнать об этом. Но тем
не менее это правда. В сущности, вы лишь впустую теряете время.
Мюллер с деланным разочарованием посмотрел на него.
— Не можете ли вы мне сказать, когда он умер? Насколько мне извест-
но, в последний раз его видели в апреле 1945 года. Точно он был
жив.
— Ах да, конечно. — Чувствовалось, что доктор Шмидт счастлив ока-
зать такую услугу. — Понимаете, вскоре после этого он был убит. Он вер-
нулся к себе на родину в Австрию и вскоре погиб в бою с американ-
цами. Тело было опознано несколькими людьми, которые знали его при
жизни.
— Должно быть, он был достаточно известный человек. Не так ли?
Доктор Шмидт кивнул.
— Да, кое-кто так считал. Для некоторых из нас он в самом деле был
таким.
365
— Я имею в виду, спокойно продолжил Мюллер, словно его не пре-
рывали, — что он должен быть достаточно знаменит как первый человек
со времен Иисуса Христа, который воскрес из мертвых. 20 декабря 1947
года он живым и невредимым был задержан англичанами в Граце, что
в Австрии.
В глазах доктора отражался лишь снег, заваливший балюстраду за
окном.
— Мюллер, вы ведете себя предельно глупо. В самом деле, очень глупо.
Я как человек намного старше вас позволю себе несколько слов совета.
Бросьте это расследование.
Мюллер смерил взглядом его с головы до ног.
— Премного вам обязан, — холодно сказал он.
— Если мой совет вам пригодится...
— Вы снова не поняли меня. В середине октября этого года Рошмана
снова видели живым в-ЕамбургеН-Го вторая встреча не имела достаточного
подтверждения. Теперь оно у меня есть. Вашими стараниями.
— Повторяю, с вашей стороны будет очень глупо, если вы не бросите
эти розыски. — Доктор по-прежнему смотрел на него холодно и спокойно,
но в глазах мелькнула тень беспокойства. Чувствовалось, что он знавал
времена, когда люди не осмеливались ослушиваться его приказов, и он ни-
как не может привыкнуть к изменившемуся статусу.
Мюллер почувствовал прилив гнева, и его лицо стало медленно ба-
гроветь.
— Меня тошнит от вас, герр доктор, — резко сказал он своему пожило-
му собеседнику. — От вас и вам подобных, от всей вашей вонючей банды.
У вас респектабельная внешность, но вы представляете собой ту гниль,
которая губит мою страну. Я буду ездить и задавать вопросы, пока не
найду его и пока у меня хватит сил.
Он повернулся, намереваясь уйти, но доктор Шмидт схватил его за ру-
ку. Стоя лицом к лицу, они в упор смотрели друг на друга.
— Вы же не еврей, Мюллер. Вы ариец. Вы один из нас. Ради Бога,
что мы вам сделали?
Мюллер рывком освободил руку;
— Если до сих пор вы этого не поняли, то никогда и не поймете.
— Ах, это молодое поколение, оно всегда одинаково! Почему вы не ве-
дете себя благоразумно, как вам говорят?
— Потому что мы такие и иными быть не можем. Во всяком случае,
это я вам говорю о себе.
Старик сузившимися глазами смотрел на него.
— Ведь вы не дурак, Мюллер. А ведете себя таким образом, словно
вы один из тех смешных типов, которые руководствуются тем, что они
называют совестью. Но я начинаю сомневаться. Похоже, что за этим кро-
ется что-то личное...
Мюллер повернулся уходить.
— Может, и кроется.
366
Глава 8
Мюллер не без труда нашел дом, стоящий на тихой окраинной улочке
в стороне от трассы, ведущей от Лондона к Уимблдону. Лорд Рассел сам
открыл ему дверь — старик под семьдесят лет, в вязаном шерстяном
джемпере с галстуком. Мюллер представился.
— Вчера я был в Бонне, — сказал он пэру Англии, — и провел ленч с
мистером Энтони Кэдберри. Он рассказал мне о вас и дал рекомендатель-
ное письмо к вам. Надеюсь, что вы не откажете мне в беседе, сэр.
Стоя на ступеньках крыльца, лорд Рассел подозрительно посмотрел на
него сверху вниз.
— Кэдберри? Энтони Кэдберри? Что-то не могу припомнить...
— Корреспондент английских газет, — подсказал Мюллер. — Он ока-
зался в Германии сразу после войны. Освещал процессы военных преступ-
ников, в которых вы участвовали. Йозефа Крамера и других из Бельзена.
Вы должны помнить эти процессы...
— Конечно, я их помню. Конечно. Да-да, Кэдберри, да, парень из газе-
ты. Теперь припоминаю. Сколько лет не видел его/ Что ж мы тут стоим?
Холодно, а я уже не так молод, как вы. Входите, входите.
Не дожидаясь ответа, он повернулся и направился в холл.. Поеживаясь
от холодного ветра, которым ознаменовался первый день 1964 года, Мюл-
лер закрыл дверь и последовал за ним. Подчиняясь жесту лорда Рассела,
он повесил пальто на вешалку в прихожей и проследовал за ним в заднюю
часть дома, где в гостиной их встретило приветливое пламя камина.
Мюллер протянул письмо от Кэдберри. Взяв его, лорд Рассел быстро
пробежал текст и поднял брови.
— Хм-м... Оказать вам помощь в выслеживании нацистов? И из-за это-
го вы прибыли ко мне? — Он осмотрел Мюллера из-под густых бровей.
И прежде чем тот ответил, лорд Рассел продолжил: — Итак, садитесь, са-
дитесь! В ногах правды нет.
Они сели в кресла, обитые тканью цветочного рисунка, что стояли по
обе стороны от камина.
— С какой стати молодой немецкий репортер решил гоняться за наци-
стами? — сразу же, без околичностей, перешел он к делу. Мюллера не-
сколько смутила его грубоватая прямота.
— Лучше я все объясню с самого начала.
— Я тоже так считаю, — согласился пэр, наклоняясь к каминной решет-
ке, чтобы выбить трубку. Пока Мюллер рассказывал, он успел снова на-
бить ее, раскурить и теперь задумчиво пускал клубки дыма.
— Хочу надеяться, что мой английский неплох, — наконец сказал Мюл-
лер, когда со стороны отставного прокурора не последовало никакой
реакции.
— О да, да, во всяком случае, лучше, чем мой немецкий. Ведь все забы-
вается, вы понимаете...
— Это дело Рошмана... — начал Мюллер.
367
— Да, интересно, очень интересно. Значит, вы хотите найти его?
Зачем?
Последним вопросом он буквально выстрелил в Мюллера, и тот обра-
тил внимание, что старик внимательно и доброжелательно посматривает
на него исподлобья.
— У меня есть на то причины, — твердо сказал он. — Я убежден, что
этот человек должен быть найден и предан суду.
— Хм... Не все так думают. Вопрос в том, удастся ли это сделать?
Мюллер решил играть в открытую.
— Если я найду, удастся. Даю вам слово.
На британского аристократа, похоже, это не произвело впечатления.
Выпустив дымок из трубки, он откинулся на спинку кресла, наблюдая за
кольцами дыма. Пауза затягивалась.
— Дело в том, милорд... Помните ли вы его?
Лорд Рассел встрепенулся.
— Помню ли я его? Конечно, помню. Во всяком случае, имя. Я стара-
юсь припомнить и лицо. Вы же знаете, что с годами память слабеет.
А в те дни передо мной прошло столько этой публики...
— Ваша военная полиция задержала его 20 декабря 1947 года в Гра-
це, — напомнил ему Мюллер.
Он вынул из нагрудного кармана две фотографии Рошмана и протянул
их лорду Расселу. Тот посмотрел на снимки в анфас и в профиль, встал
и, погрузившись в свои мысли, стал ходить по гостиной.
— Да, — наконец сказал он. — Теперь я его вспомнил. Я его вижу. Да,
досье на него пришло ко мне из Граца в Ганновер спустя несколько дней.
Тогда Кэдберри и послал свое сообщение. Наш офис располагался в Ган-
новере.
Остановившись, он повернулся к Мюллеру.
— Вы говорите, что этот ваш Таубер в последний раз видел его 3 апре-
ля 1945 года, когда в компании нескольких человек он двигался на запад
через Магдебург?
— Так записано в его дневнике.
— М-м-м... За два с половиной года до того, как он попал к нам.
А вы знаете, где он был все это время?
— Нет, — ответил Мюллер.
— В английском лагере для военнопленных. Это был нахальный тип.
Хорошо, молодой человек, попробую вспомнить...
Машина, в которой ехал Эдуард Рошман и его коллеги из СС, миновав
Магдебург, сразу же повернула на юг — в сторону Баварии и Австрии. В
конце апреля, оказавшись в Мюнхене, они расстались. К тому времени на
Рошмане уже был мундир капрала немецкой армии, с документами, запо-
лненными на его собственное имя, но в которых он значился как простой
военнослужащий.
368
К югу от Мюнхена колонны американской армии шли через Баварию,
обеспокоенные не столько судьбой гражданского населения, заботу о кото-
ром они предоставили гражданской администрации, сколько слухами о
том, что верхушка нацистов собирается укрыться в горных твердынях Ба-
варских Альп вокруг ставки Гитлера в Берхесгадене, где будет драться до
последнего. Танковые колонны армии Паттона, мчавшиеся через Баварию,
почти не обращали внимания на сотни разоруженных немецких солдат,
бредущих по обочинам дорог.
Идя по ночам, а днем скрываясь в охотничьих сторожках и в амбарах,
Рошман пересек австрийскую границу, которая не существовала после ан-
нексии 1938 года, и направился на юг к своему ролному Грацу. И в го-
роде и в его окрестностях были люди, которые, как он рассчитывал,
укроют его.
Он прошел через Вену и уже почти добрался до цели, когда 6 мая его
остановил британский патруль. Рошман бросился бежать. Когда нырнул
в кустарник на обочине дороги, раздалась автоматная очередь, и пуля уго-
дила ему в грудь, продырявив легкое. Немного порыскав в сгущавшихся
сумерках, томми ушли, оставив его лежать раненым. Он ползком одолел
полмили, до ближайшего фермерского дома.
Боясь потерять сознание, он сообщил фермеру имя знакомого врача в
Граце. Несмотря на ночь и комендантский час, фермер отправился на мото-
цикле на его поиски. Три месяца Рошман находился на попечении друзей,
сначала в доме фермера, а потом в самом Граце. Когда окончательно по-
правился, война уже три месяца как кончилась и Австрия находилась под
контролем четырех оккупационных держав. Грац оказался в самом центре
британской зоны.
Все немецкие солдаты были обязаны провести два года в лагерях для
военнопленных, и Рошман, прикинув, что сегодня это самое безопасное
для него место, сдался. Два года — с августа 1945 по август 1947 года,
пока шла охота за самыми преступными эсэсовцами, — он спокойно пре-
бывал в лагере. Прежде чем сдаться, он обзавелся другим именем, которое
принадлежало его бывшему приятелю, служившему в армии и погибшему
в Африке.
Вокруг было столько десятков тысяч немецких солдат, не имевших во-
обще никаких документов, что союзникам ничего не оставалось, как при-
знавать любое имя, которым назывался пленный, как подлинное. У них
не было ни времени, ни возможностей проверять каждого армейского ка-
прала. Летом 1947 года Рошмана освободили из лагеря, и он почувствовал
себя в полной безопасности. Но он ошибался.
Один из выживших обитателей гетто в Риге поклялся осуществить со-
бственную вендетту против Рошмана. Этот человек бродил по улицам Гра-
ца, поджидая возвращения Рошмана в доме родителей, которых он оста-
вил в 1939 году, и к жене Хелле Рошман, на которой женился во время
отпуска в 1943 году. Старик в ожидании возвращения эсэсовца бродил от
дома его родителей к особняку его жены.
369
После освобождения Рошман продолжал жить в сельской местности,
избрав труд наемного рабочего. 20 декабря 1947 года он заехал домой, что-
бы провести с семьей Рождество. Старик упорно ждал его. Он спрятался
за колонной и видел, как высокий человек со светлыми волосами и холод-
ными голубыми глазами, оглянувшись несколько раз, постучал и вошел
в дом Хеллы Рошман.
Через час два коренастых английских сержанта из военно-полевой поли-
ции, сопровождаемые бывшим узником рижского гетто, скептически усме-
хаясь, постучали в дверь этого дома. После непродолжительного обыска
был обнаружен спрятавшийся под кроватью Рошман. Попытайся он вести
себя уверенно и нахально — его, дескать, с кем-то спутали, — возможно,
сержанты и поверили бы, что старик ошибся. Но сгубило Рошмана то,
что он спрятался под кроватью. Его доставили на допрос к майору Хар-
ди из военно-полевой полиции, который сразу же приказал посадить
его под замок, направив тем временем запрос в армейскую картотеку
членов СС.
Подтверждение пришло через сорок восемь часов, и судьба Рошмана
была решена. Хотя в Потсдам еще не пришел ответ от русских, которые
должны были предоставить свидения о событиях в Риге, американцы по-
просили переправить Рошмана в Мюнхен, где ему предстояло дать показа-
ния о Дахау. Американцы в то время уже вели процесс над другими члена-
ми СС, которые к тому же активно действовали и в концентрационных
лагерях вокруг Риги. Англичане согласились.
В шесть утра 8 января 1948 года Рошман, сопровождаемый сержан-
том королевской военной полиции и сотрудником военно-полевой поли-
ции, оказался в поезде, который из Граца через Зальцбург направлялся
в Мюнхен.
Лорд Рассел перестал ходить по комнате, остановился у камина и вы-
бил трубку.
— И что случилось потом? — спросил Мюллер.
— Сбежал.
— Что?
— Сбежал. В дороге он несколько раз жаловался на то, что тюремная
пиша вызвала у него понос, и на ходу поезда выпрыгнул из окна в туалете.
Когда сопровождавшие догадались выломать дверь уборной, его след дав-
но уже потерялся в снегах. Найти его не удалось, хотя был объявлен ро-
зыск. Пробившись сквозь снежные заносы, он установил контакт с одной
из тех организаций, которые обеспечивали бегство бывших эсэсовцев.
Шестнадцать месяцев спустя, в мае 1949 года, была образована ваша ре-
спублика, и мы передали ей все досье.
Мюллер прекратил записывать и опустил блокнот.
— Куда он направился?
Лорд Рассел надул шеки и с шумом выдохнул воздух.
370
— Предполагаю, к своим соплеменникам. Вы знакомы с жизнью Рош-
мана с рождения до 8 января 1948 года. Остальное находится в руках не-
мецких властей.
— Каких? — спросил Мюллер, ожидая и страшась ответа.
— Если это касается Риги, то предполагаю, что конторы генерального
прокурора Гамбурга.
— Я был там.
— Вы получили от них по.мошь?
— Отнюдь.
Лорд Рассел усмехнулся.
— Неудивительно, неудивительно. А вы пробовали в Людвигсбурге?
— Да. Там работают прекрасные люди, но они мало что могут. Им
мешают разные правила.
— Да, такова официальная установка. Есть один человек, который мо-
жет вам помочь. Вы слышали о Симоне Визентале?
— Визентале? Да, кое-что. Что-то вспоминаю, но не могу’ точно при-
помнить.
— Живет в Вене. Он еврей, родом из польской Галиции. Провел четыре
гопа в различных концентрационных лагерях, а всего в заключении —
двенадцать лет. Решил посвятить остаток жизни розыску скрывающихся
нацистов. Нелегкая работа, должен вам сказать. Он собирает всю доступ-
ную информацию, затем, когда убеждается, что его розыски увенчались
успехом — правда, ему не всегда удается найти человека, живущего под чу-
жим именем, — обращается в полицию. Если полиция медлит, он созывает
пресс-конференцию и вытаскивает их на свет Божий. Нет необходимости
уточнять, что он не пользуется большой любовью властей ни в Германии,
ни в Австрии. Он считает, что поиск нацистов властями ведется спустя ру-
кава, что позволяет убийцам скрываться от правосудия. Бывшие эсэсовцы
ненавидят его и несколько раз пытались расправиться с ним; чиновники
мечтают, чтобы он оставил их в покое, но многие считают, что он великий
человек, и помогают ему всеми силами.
— Да, теперь припоминаю. Не он ли помог найти Адольфа Эйхма-
на? — осведомился Мюллер.
Лорд Рассел кивнул.
— Он опознал его под именем Рикардо Клемента, живущего в Буэнос-
Айреса Израильтяне добрались до него. Он также нашел несколько сот
других нацистских преступников. И если есть какие-то еше сведения о ва-
шем Эдуарде Рошмане, их может знать только он.
—Вы знакомы с ним? — спросил Мюллер.
Лорд Рассел кивнул.
— Я дам вам письмо к нему. Его и так осаждают посетители, которым
нужна информация. Рекомендация поможет вам.
Подойдя к письменному столу, он набросал несколько строк на листке
именного блокнота, положил сложенный листок в конверт и запечатал его.
— Желаю удачи, она понадобится вам^г— сказал он, провожая Мюллера.
371
На следующее утро самолет британских авиалиний доставил Мюллера
в Кельн, где он, сев в свою машину, пустился в двухдневное путешествие
через Штутгарт, Мюнхен, Зальцбург и Линц в Вену.
Ночь Мюллер провел в Мюнхене, куда, то и дело сбрасывая скорость,
добирался по занесенным снегом автобанам, лавируя между снегоубороч-
ными машинами и грейдерами, которые разгребали снежные заносы. На
следующий день он встал пораньше и, если бы не долгая задержка в Бад
Тельце южнее Мюнхена, ко времени ленча прибыл бы в Вену.
Автотрасса вилась среди густых сосновых лесов, где знак «медленный
ход» заставлял резко сбрасывать скорость. На обочине дороги с включен-
ной синей мигалкой стояла полицейская машина, и двое патрульных в бе-
лых плашах сдерживали движение. На другой стороне трассы, что вела к
северу, была та же картина. Справа и слева от шоссе в лес уходила просе-
ка, и два солдата в зимнем обмундировании, вооруженные светящимися
жезлами, ждали проезда какой-то колонны.
Мюллер кипел от нетерпения и наконец, опустив стекло, обратился к
одному из полицейских:
— В чем дело? Почему стоим?
Медленно подойдя, патрульный ухмыльнулся.
— Армия, — коротко объяснил он. — У них маневры. Через минуту
должна появиться колонна танков.
Через пятнадцать минут длинная пушка первой машины, словно хобо-
ток насекомого, принюхивающегося к опасности, показалась из-за леса,
а затем приземистый бронированный танк с грохотом выкатился на до-
рогу.
Старший сержант Ульрих Франк был счастлив. К тридцати годам нако-
нец исполнилась мечта его жизни — командовать своим танком. Он по-
мнил тот день, когда она зародилась. Это было 10 января 1945 года в Ман-
хейме, когда он попал в кино. Весь сеанс на экране давали премьеру —
королевские «тигры» Хассо фон Мантейфеля, которые гнали американцев
и англичан.
Онемев от восхищения, мальчишка не отрываясь глядел на стальные
шлемы и круглые очки танкистов, приникших к турелям пулеметов. Для
Ульриха Франка десяти лет отроду то был поворотный пункт в жизни.
Покинув зрительный зал, он поклялся, что когда-нибудь будет командо-
вать своим танком.
На осуществление мечты ушло девятнадцать лет, но своего он добился.
На нынешних зимних маневрах в лесах вокруг Бад Тельца старший сержант
Ульрих Франк уже был командиром танка американского производства М-
48 «Паттон».
Это были последние маневры, в которых участвовали танки «Паттон».
По возвращении войск в лагерь их уже ждали поступившие на вооружение
блестящие новенькие французские АМХ-138. Быстрая и могучая машина.
372
с более мощным, чем у «Паттона», вооружением, АМХ на следующей не-
деле поступит под его командование.
Он покосился на черный крест на боку башни и выведенное под ним
имя танка, и его охватило сожаление: Франк командовал им всего лишь
шесть месяцев, и машина навсегда останется его первым танком, его лю-
бимцем. Он назвал его Дракенфелс, Скала Дракона, — именем утеса, выся-
щегося над Рейном. Там Мартин Лютер, переводя Библию на немецкий
язык, увидел дьявола и запустил в него чернильницей... Франк предпола-
гал, что после перевооружения «Паттоны» будут сданы на лом.
Приостановившись на краю шоссе, «Паттон» рванулся вперед и исчез
в лесу.
Мюллер попал в Вену лишь во второй половине 4 января. Не задержи-
ваясь для поисков отеля, он прямиком направился в центр города и стал
спрашивать, где находится площадь Рудольфа.
Номер семь он нашел без труда и посмотрел на список жильцов. У ци-
фры третьего этажа была приколота карточка со словами «Центр докумен-
тации». Поднявшись, он постучал в деревянную дверь кремового цвета.
Прежде чем открыть, кто-то посмотрел на него в глазок двери. На пороге
его встретила симпатичная блондинка.
— Прошу вас.
— Меня зовут Мюллер. Петер Мюллер. Я хотел бы поговорить с гер-
ром Визенталем. У меня есть с собой рекомендательное письмо.
Вынув конверт, он протянул его девушке. Она неуверенно взглянула на
него, улыбнулась и попросила немного подождать.
Через несколько минут блондинка появилась в конце коридора и позва-
ла его:
— Сюда, пожалуйста!
Мюллер последовал за ней. Когда он вошел в открытую дверь справа,
из-за стола, приветствуя его, поднялся человек.
— Входите, прошу вас, — сказал Симон Визенталь.
Он был крупнее, чем ожидал Мюллер, — грузный человек больше шес-
ти футов роста, в черном твидовом пиджаке, с выражением на лице,
будто ишет потерянную бумагу. В руке он держал письмо от лорда
Рассела.
Кабинет был так мал, что в нем с трудом можно было повернуться.
Одну стену от пола до потолка образовывали шкафы и полки, заваленные
книгами. Фасадную стену украшали грамоты и свидетельства, полученные
от общества жертв нацизма. Вдоль задней — стоял небольшой диван, тоже
заваленный книгами. Слева от дверей находилось небольшое окно, через
которое был виден двор. Стол стоял несколько поодаль от окна, и Мюллер
сел на стул, предназначенный для посетителей. Визенталь расположился
напротив, перечитывая письмо лорда Рассела.
— Лорд Рассел сообщает мне, что вы- пытаетесь выследить бывшего
эсэсовского убийцу, — начал он без предисловий.
— Да, это верно.
373
— Могу ли я узнать его имя?
— Рошман. Капитан Эдуард Рошман.
Симон Визенталь вскинул брови и присвистнул.
— Вы слыхали о нем?
— О мяснике из Риги? Он один из пятидесяти человек, которых я разы-
скиваю активнее остальных. Могу ли осведомиться, почему вы так в нем
заинтересованы?
Мюллер коротко объяснил ему суть дела.
— Я думаю, что лучше всего начать с самого начала, — предложил Ви-
зенталь. — Что за дневник?
После встреч с человеком из Людвигсбурга, после Кэдберри и лорда
Рассела Мюллеру пришлось в четвертый раз излагать всю историю. Всякий
раз времени уходило чуть больше, потому история последующей жизни
Рошмана прибавлялась к тому, что уже было известно. Наконец он дошел
до разговора с лордом Расселом.
— И теперь я должен установить, — закончил Мюллер, — куда он на-
правился, спрыгнув с поезда.
Симон Визенталь задумчиво смотрел на снежные хлопья, опускавшиеся
в глубокий колодец двора.
— Дневник у вас с собой? — наконец спросил он. Нагнувшись, Мюллер
вынул его из кейса и положил на стол.
Визенталь внимательно просмотрел дневник.
— Потрясающе, — сказал он, поднимая глаза и улыбаясь. — Я прини-
маю эту историю.
Мюллер удивленно поднял брови:
— У вас есть какие-то сомнения?
Симон Визенталь добродушно посмотрел на него.
— Сомнения всегда остаются, герр Мюллер. Вы пришли ко мне с очень
странной историей. Не могу понять мотивы, по которым вы так настойчи-
во хотите выследить Рошмана.
Мюллер пожал плечами.
— Я репортер. А из этого получится отличный материал.
— Но боюсь, вам не удастся продать его прессе. И вряд ли стоит риско-
вать ради него жизнью. Вы уверены, что вами не руководят личные
мотивы?
Мюллер ушел от ответа.
— Вы уже второй человек, который так предполагает. То же самое
спрашивал у меня и Гофман в «Комете». Почему у меня должен быть
личный мотив? Мне всего лишь двадцать девять лет. Я во всем этом не
участвовал.
— Конечно. — Визенталь взглянул на часы и встал. — Уже пять часов,
и мне пора домой к жене. Вы можете дать мне дневник до завтра?
— Да, конечно, — сказал Мюллер.
— Отлично. Приходите в понедельник утром, и я дополню вашу исто-
рию тем, что знаю о Рошмане.
374
Явившись в понедельник к десяти, Мюллер нашел Визенталя разбираю-
щим кучи писем. Взглянув на репортера, он жестом предложил садиться.
Некоторое время, пока он разрезал конверты, извлекая письмо, царило
молчание.
— Я собираю марки. - объяснил Визенталь. — Поэтому стараюсь не
рвать конверты..
Еше несколько минут В|иеиталь молча разрезал конверты, затем
сказал:
— Прошлой ночью я прочел дневник. Удивительный документ!
— Вас он удивил?
— Удивил? Только не содержанием Все мы видели немало такого и
прошли через это. Конечно, с разными вариантами. Но тут все очень точ-
но. Таубер был бы превосходным свидетелем. Он замечал все, обращал
внимание даже на мельчайшие детали. И записывал их. Это очень важно,
когда добиваешься в немецком пли австрийском суде вынесения приговора.
Но теперь его нет в живых.
Подумав несколько минут. Мюллер решился:.
— Герр Визенталь, вы первый еврей, с которым, как я полагаю, могу
откровенно говорить о том, что было. В дневнике Таубера меня удивила
одна мысль — он утверждает, что такой веши, как коллективная вина, не
существует. Но нам, немцам, двадцать лет твердят, что мы виноваты. Вы
верите в это?
— Нет, — спокойно ответил Визенталь. — Таубер прав.
— Как вы можете это утверждать, если мы убили миллионы людей?
— Но ведь вы лично не принимали в этом участия! Вы же никого не
убивали. Как говорит Таубер, вся трагедия в том, что подлинные убийцы
так и не предстали перед судом справедливости!
— Тогда кто, — спросил Мюллер, - убивал?
Симон Визенталь испытующе посмотрел на него.
— Вы знаете о различных подразделениях СС? О подразделениях внут-
ри СС, которые в самом деле несут ответственность за убийство миллио-
нов людей? — спросил он.
— Нет.
— Тогда я расскажу вам. Вы слышали о Главном административном
управлении экономикой рейха, которое должно было полностью использо-
вать жертвы прежде, чем они умрут?
— Да, я что-то слышал об этом.
— На его долю приходилось самое главное. Они должны были найти
своих жертв среди всего остального населения, собрать их вместе, перевез-
ти и, завершив их экономическую эксплуатацию, покончить с ними.
Такова была цель PCX А, главного имперского управления безопасности
рейха, которое на самом деле и ответственно за миллионы трупов. Столь
странно звучащее в его наименовании слово «безопасность» объясняется
бредовой нацистской идеей, что жертвы представляли собой опасность для
рейха и их следует обезвредить. В функции РСХА входили также
375
организация и помещение в концентрационные лагеря таких врагов рейха,
как коммунисты, социал-демократы, либералы, квакеры, журналисты и
священники, которые слишком раскованно говорили, борцы сопротивления
в оккупированных странах, а позже и армейские офицеры — такие, как
фельдмаршал Роммель и адмирал Вильгельм Канарис, уничтоженные по
подозрению в антигитлеровских настроениях.
РСХА делилась на шесть отделов, каждый из которых назывался АМТ.
АМТ-1 занимался административными вопросами и личным составом.
ATM-2 — оборудованием и финансами.
АМТ-3 руководил секретной службой и тайной полицией и возглавлял
его Рейнгард Гейдрих, в 1942 году убитый в Праге, а позже его пост пере-
шел к Эрнсту Кальтенбруннеру, повешенном} союзниками. В их распо-
ряжении были команды палачей, под пытками которых подозреваемые
начинали говорить, — это было и в Германии, и в оккупированных
странах.
АМТ-4 представлял собой гестапо, возглавляемое Генрихом Мюллером
(он по-прежнему не найден), а еврейская секция в нем — В-4 —
воилавлялась Адольфом Эйхманом, которого повесили в Иерусалиме по-
сле того, как израильтяне нашли и похитили его в Аргентине.
АМТ-5 был уголовной полицией.
АМТ-6 занимался иностранной разведкой.
Два самых известных начальника АМТ-3 — Гейдрих и Кальтенбрун-
нер — были шефами всей РСХА, а когда оба они держали бразды правле-
ния, начальник АМТ-1 был их ставленником. Это был генерал СС Бруно
Штрекенбах, который ныне успешно занимается оптовой торговлей в Гам-
бурге и живет в Фогельвейде.
И если уж говорить о вине, то она в основном падает на эти два отдела
СС, в деятельности которых принимали участие тысячи человек, а не мил-
лионы, населяющие современную Германию. Теория коллективной вины
шестидесяти миллионов немцев, включающих в себя миллионы детей, жен-
шин, стариков-пенсионеров, солдат, моряков'и летчиков, которые не имели
ничего общего с Катастрофой, на самом деле была создана союзниками,
л с тех пор еше прекрасно служит бывшим членам СС. Они считают ее
своим лучшим помощником, потому что прекрасно понимают: пока теория
коллективной вины не подвергается сомнению, никто не станет искать на-
стоящих убийц, во всяком случае, настойчиво. А подлинные убийцы из СС
ю сих пор прикрываются теорией коллективной вины.
Мюллер записал эти слова. Цифры, которые он слышал, подавили его.
Из четырнадцати миллионов жертв он не мог выделить кого-то как от-
дельную личность. Но он видел перед собой одинокого человека, чей труп
несли на носилках, а сверху сеял дождь.
, — Причина, по которой Таубер покончил собой... — спросил Мюл-
лер, — вы верите в нее?
Герр Визенталь прннялсся внимательно изучать пару отличных амери-
канских марок на одном из конвертов.
576
— Думаю, он был прав, считая, что никто не поверит его заявлению,
чю он видел Рошмана на ступеньках Оперы. Если так, то он был прав.
— Но он не обращался даже в полицию, — заметил Мюллер.
Симон Визенталь, обрезав край конверта и пробежав находившееся в
нем письмо, ответил после паузы:
— Да. С технической точки зрения, он должен был так поступить. Но
я не думаю, что это привело бы к каким-нибудь результатам. Во всяком
случае, в Гамбурге.
— Почему именно в Гамбурге?
— Вы заходили там в контору генерального прокурора? — мягко спро-
сил Визенталь.
—Да, заходил. Особого желания помочь они не проявили.
— Боюсь, что отдел генерального прокурора в Гамбурге пользуется
особой репутацией. Взять, например, человека, о котором идет речь в днев-
нике Таубера, или того, о котором я вам только что говорю, — генерала
СС Бруно Штрекенбаха. Помните это имя?
— Конечно, — согласился Мюллер. — А что?
Вместо ответа Визенталь порылся в куче бумаг на своем столе, выта-
щил одну и сказал:
— Вот он. Документ, известный немецкой юстиции под номером 141
ПС 747/16. Хотите послушать?
— Время у меня есть.
— Отлично. Итак, перед войной шеф гестапо находился в Гамбурге. От-
сюда он быстро поднялся до самого верха — к руководящим постам в тай-
ной полиции РСХА. В 1939 году командовал карательным отрядом в окку-
пированной Польше. В конце 1940 года — глава отделений СД и СС во
всей Польше, в так называемом генерал-губернаторстве с резиденцией в
Кракове. За это время отрядами СС и СД были уничтожены тысячи
людей.
В начале 1941 года вернулся в Берлин, на пост главы отделения личного
состава в СД. Это было третье управление РСХА. Его начальником был
Рейнгардт Гейдрих. Перед началом вторжения в Россию Штрекенбах помо-
гал организовывать карательные отряды, которые двигались вслед за ар-
мией. Он лично формировал их состав.
Затем снова продвинулся, став главой отделения личного состава теперь
уже всех управлений РСХА, и продолжал оставаться заместителем главы
РСХА, сначала Гейдриха, убийство которого повлекло за собой уничтоже-
ние Лидице, а затем — Эрнста Кальтенбруннера. И до конца войны он нес
полную ответственность за подбор личного состава карательных отрядов
и групп СД во всех странах, которые оккупировали нацисты.
— Где он теперь?
— Гуляет по Гамбургу.
Мюллер был ошеломлен.
— Они его не арестовали?
- Кто?
377
— Гамбургская полиция, конечно.
Вместо ответа Визенталь попросил свою секретаршу принести ему объ-
емистую папку с надписью «Юстиция — Гамбург», откуда выташил лист
бумаги. Он аккуратно сложил его пополам сверху донизу и положил перед
Мюллером так, чтобы он мог прочесть лишь содержание левой стороны
страницы.
— Узнаете, эти имена?
Мюллер, нахмурившись, пробежал список из десяти имен.
— Конечно. Я же несколько лет был в Гамбурге полицейским репорте-
ром. Это все старшие офицеры полиции в Гамбурге. А что?
— Теперь разверните лист, — сказал Визенталь.
Сделав это, Мюллер увидел:
Фамилия № партбилета нацистской партии № СС Чин
А. 455336 Кап-н
Б. 5451195 429339 Ст. лей-т
В. — 353004 Ст. лей-т
Г. 7040308 174902 Кап-н
д. — 421445 Ст. лей-т
Е. 7039564 421176 Майор
Ж. — 426553 Кап-н
И. 3138798 311870 Кап-н
К. 1186976 424361 Ст. лей-т
Л. 5063331 309825 Майор
Мюллер поднял глаза на Визенталя.
— Господи! — только и мог произнести он.
— Теперь вы начинаете понимать, почему генерал-лейтенант СС спокой-
но разгуливает по Гамбургу?
Мюллер в изумлении смотрел на лист.
— Должно быть, Брандт именно это имел в виду, когда говорил, что
на поиски бывших эсэсовцев в гамбургской'полиции смотрят косо.
— Скорее всего, — согласился Визенталь. — Да и тамошняя служба ге-
нерального прокурора отнюдь не считается самой энергичной в Германии.
В его штате всего один юрист, который пытается выполнять свои
обязанности, но его уже несколько раз пытались заставить уйти с этого
места.
В проеме дверей показалась головка хорошенькой" секретарши.
— Чай или кофе? — спросила она.
После перерыва на ленч Мюллер вернулся в контору Визенталя. Тот
уже подготовил несколько листков бумаги, извлеченных из досье на
378
Рошмана. Расположившись за письменным столом, Мюллер вынул свой
блокнот и замер в ожидании.
Симон Визенталь начал излагать историю Рошмана, начиная с 8 января
1948 года.
Между британскими и американскими властями существовала догово-
ренность, что, после того как Рошман даст показания относительно
Дахау, он будет доставлен в британскую зону, возможно, в Ганновер,
где будет ждать судебного процесса, который, скорее всего, завершится
для него виселицей. И уже сидя в тюрьме Граца, он стал замышлять
план побега.
Рошману удалось установить связь с организацией бывших нацистов,
действовавшей в Австрии и называвшейся «Шестиконечная звезда», что
не имело ничего общего с еврейским символом, — просто эта нацистская
организация запустила свои щупальца в шесть главных провинций
Австрии.
В шесть утра 8 января Рошмана разбудили и доставили к поезду на
станции Грац. В купе их было трое. Между сержантом военной полиции
и сержантом службы безопасности разгорелся спор, потому что первый хо-
тел оставить его в наручниках, а другой предлагал их снять.
Решающий аргумент в пользу избавления от наручников преподнес сам
Рошман, сказав, что от тюремной еды у него разыгрался понос и ему не-
обходимо пойти в уборную. Его отвели, сняли наручники, и один из сер-
жантов ждал возле двери туалета. Пока поезд тащился среди снежных по-
лей, Рошман трижды просился на оправку. Ему удалось убедиться, что
окно в туалете легко и бесшумно поднимается.
Рошман понимал, что должен исчезнуть до того, как его в Зальцбурге j
передадут американцам, которые засадят в свою тюрьму в Мюнхене, но 1
мимо пролетали станция за станцией: поезд мчался слишком быстро. На *
остановке в Галлейне один из сержантов вышел на платформу, чтобы ку-
пить продуктов. Рошман опять попросился в туалет. На этот раз его со-
провождал более добродушный стражник, который предупредил, что на
стоянке пользоваться уборной не разрешается. Как только поезд стал мед-
ленно набирать ход, Рошман, выбравшись через окно, прыгнул в снежный
сугроб. Прошло не менее десяти минут, пока сержант догадался постучать
в дверь. К тому времени поезд уже на всех парах мчался к горам, окружа-
ющим Зальцбург.
Позднее расследование установило, что Рошман добрался до крестьян-
ской усадьбы, где ему предоставили убежище. На следующий день он пере-
сек границу Нижней Австрии и связался с организацией беглых на-
цистов. Те переправили его на кирпичную фабрику, где он устроился ра-
бочим. К тому времени ОДЕССА искала пути переправки его в южную
Италию.
Она (ОДЕССА) установила тесные связи с французским Иностранным
легионом, который насчитывал немало бывших эсэсовцев. Через четыре
379
дня после того, как наладилась долгожданная связь, на окраине деревушки
Остермитинг остановилась машина с французским номером. В нее сели
Рошман и пять других бывших эсэсовцев. Водитель имел документы, поз-
волявшие без остановок для досмотра пересекать границу. Он и переп-
равил шестерых эсэсовцев в Мерано, за что получил гонорар налич-
ными от представителя ОДЕССЫ — кругленькую сумму за каждого пас-
сажира.
Из Мерано Рошман попал в лагерь для интернированных в Римини.
Здесь в госпитале ему ампутировали пять фаланг правой ноги, которые
он отморозил, пробираясь сквозь снега. С тех пор он носит ортопедиче-
скую обувь.
Вскоре его переправили во французский монастырь в Риме, а когда бу-
маги были выправлены, он отплыл из Неаполя в Буэнос-Айрес. Во время
своего пребывания в Риме в монастыре на Виа Сицилиа он находился в
кругу своих бывших товарищей по СС и нацистской партии под личным
попечением епископа Алоиза Худала, который заботился о том, чтобы его
«паства» ни в чем не испытывала недостатка.
В октябре 1948 года жена Рошмана в Граце получила от него письмо
из лагеря в Римини. На сей раз он впервые воспользовался своим новым
именем — Фриц Берндт Вегенер.
В столице Аргентины он был встречен ОДЕССОЙ и получил приют в
немецкой семье Видмаров. Здесь он несколько месяцев прожил в прекрас-
ной обстановке. В начале 1949 года ему вручили сумму в 50 тысяч долла-
ров из фонда Бормана, и он основал свое дело как экспортер пиломатериа-
лов из Южной Америки в Западную Европу. Фирма действовала под назва-
нием «Штемплер и Вегенер», ибо в фальшивых бумагах, полученных
Рошманом из Ватикана, значилось, что он — Фриц Берндт Вегенер родом
из провинции Южный Тироль в Италии.
Он нанял себе в секретарши немку Ирмтрауд Сигрид Мюллер, на кото-
рой и женился в начале 1955 года несмотря на то, что у него имелась жена
в Граце. Но он стал нервничать. В июле 1952 года Жвита Перон, жена
диктатора Аргентины — а на самом деле власть в стране принадлежала
ей, — умерла от рака. Через три года в Аргентине появились лозунги про-
тив режима Перона, и Рошман обратил на это внимание. Он сообразил,
что, если Перон падет, его наследники откажут в поддержке бывшим наци-
стам, которой они пользовались до сих пор. И Рошман со своей новой
женой перебрался в Египет.
Летом 1955 года он провел там три месяца, а к осени уехал в Западную
Германию. Но гнева его преданной экс-жены не мог предусмотреть. Хелла
Рошман тем же летом написала ему из Граца, обратившись в семью Вид-
маров в Буэнос-Айресе. Видмары, у которых не было адреса их бывшего
жильца, ответили в Грац, что Рошман женился на своей секретарше и нахо-
дится в Западной Германии.
Хелла сообщила полиции о новой фамилии, под которой живет Рош-
ман, и полиция соответственно стала его разыскивать по обвинению в
.180
двоеженстве. В Западной Германии немедленно был объявлен розыск чело-
века, называющего себя Фрицем Берндтом Вегенером.
— И они нашли его? — спросил Мюллер.
Визенталь покачал головой.
— Нет, он снова скрылся. Почти с точностью можно утверждать, что
у него появились новые поддельные документы, и почти точно, что нахо-
дится в Германии. Поэтому я верю, что Таубер в самом деле видел его.
Все это согласуется с известными фактами.
— Где живет его первая жена Хелла Рошман?
— По-прежнему в Граце.
— Имеет ли смысл связываться с ней?
Визенталь покачал головой.
— Сомневаюсь. Вряд ли Рошман сообщал ей о своем местопребывании.
Или о своем новом имени. Ему хватило и тех хлопот, которые были связа-
ны с обнаружением его под именем Вегенера. Наверняка в чертовской
спешке пришлось выправлять новые бумаги.
— Кто их ему делал?
— Конечно, ОДЕССА.
— Но кто именно в ОДЕССЕ? Вы несколько раз упоминали ее в ходе
рассказа о Рошмане.
— Вы никогда не слышали об этой стороне их деятельности? —
спросил Визенталь.
— Нет. Во всяком случае, до сегодняшнего дня.
Симон Визенталь посмотрел на часы.
— Вам лучше прийти сюда утром. Я расскажу.
Глава 9
На следующее утро Петер Мюллер снова сидел в кабинете Симона Ви-
зенталя.
— Вы обещали рассказать об ОДЕССЕ, — напомнил он. — И вечером
я вспомнил кое-что, о чем и мне хотелось бы рассказать вам.
Он пересказал историю встречи с «доктором Шмидтом», который под-
стерегал его в отеле «Дрезен» и предупреждал не заниматься розыском
Рошмана.
Визенталь кивнул.
— Вы стали у них на пути. Довольно странно, что они пошли на такой
шаг, как предупреждение, особенно на столь ранней стадии расследования.
Думаю, они очень заинтересованы в укрытии Рошмана, потому что он
представляет для них ценность.
Затем в течение двух часов Визенталь рассказывал Мюллеру об ОДЕС-
СЕ, начав со времени ее основания как организации, которая должна была
обеспечить безопасное укрытие разыскиваемым членам СС; о том, как она
стала могучей тайной организацией для тех, кто когда-либо носил черный
мундир с серебряным шитьем, об их соучастниках и подручных.
381
Когда союзники, в 1945 году ворвавшись в Германию и обнаружив ужа-
сающие концентрационные лагеря, стали задавать немцам вопросы, кто
несет ответственность за эту непостижимую жестокость, ответ был один:
«Это все СС» — но СС нигде не удавалось обнаружить.
Куда все исчезли? Либо ушли в подполье в Австрии и Германии, либо
скрылись за границей. И в том и в другом случае они не могли мгновенно
исчезнуть. Союзники упорно отказывались признавать (правда, им при-
шлось сделать это позже), что бегство нацистов было заранее и тщательно
подготовлено.
Этот факт проливает свет на так называемый патриотизм СС, все чле-
ны которой, начиная с их вождя Генриха Гиммлера, старались спасти со-
бственную шкуру, обрекая на массовые страдания немецкий народ, которо-
му невольно пришлось отвечать за их преступления. В начале ноября 1944
года Генрих Гиммлер попытался выторговать собственную безопасность,
связавшись с миссией графа Бернадотта из шведского Красного Креста.
Союзники отказались отпустить его «с крючка». Пока нацисты и эсэсовцы
патриотическими воплями заклинали немецкий народ драться до последне-
го, потому что вот-вот якобы появится чудо-оружие, сами они готовились
к комфортабельному изгнанию в никому не известные места. Уж они-то
знали, что не существует никакого чудо-оружия, что поражение рейха не-
минуемо, как и позор для всего немецкого народа.
На восточном фронте немецкая армия дралась за каждый клочок земли
против русских не для того, чтобы одержать победу, а чтобы СС имела
возможность спастись бегством. За армейскими окопами располагались ча-
сти эсэсовцев, которые расстреливали и вешали любого солдата и офицера,
осмеливавшегося отступить хоть на шаг. Тысячи офицеров и рядовых вер-
махта погибли в эти дни от рук эсэсовцев.
Еще до того, как наступило окончательное крушение, за шесть месяцев
до того, как стало ясно, что поражение неизбежно, начали исчезать глав-
ные фигуры СС. Перемещаясь с одного конца страны на другой, они пере-
одевались в штатское, рассовывали по карманам великолепно (вполне
официально!) изготовленные документы и растворялись в массе людей,
которые переполняли в мае 1945 года взбудораженную Германию. Они
оставляли стариков из фольксштурма встречать американцев и англичан
в воротах концентрационных лагерей, истощенных солдат вермахта от-
правляться в лагеря для военнопленных, а женщин и детей жить или
умирать под союзниками в преддверии надвигавшейся суровой зимы
1945 года.
Те из них, кто стали слишком широко известны, скрылись за границей,
но и здесь на передний план вышла ОДЕССА. Эта организация, созданная
в канун войны, обязалась предоставить надежное убежище вне Германии
разыскиваемым членам СС. Были заблаговременно установлены тесные
дружеские связи с Хуаном Пероном в Аргентине, который уже выслал не-
сколько тысяч чистых паспортов, и беженцам оставалось лишь вписать в
них свое новое имя, вклеить фотографию ,и: заверить печатью.у готового
382
к их услугам аргентинскою консула. Потом можно садиться на борт судна,
отплывающего на Ближний Восток или в Буэнос-Айрес.
Тысячи эсэсовских убийц хлынули на юг через Австрию и провинцию
Южный Тироль. Их переводили из одного убежища в другое, пока они не
добирались до порта Генуи или дальше — на юг, в Рим или Римини. Це-
лый ряд организаций оказывали помощь перемещенным лицам, брали на
себя заботу о них по причинам понятным им самим, но кроме того —
будучи убежденными, что беглых эсэсовцев беспощадно преследуют союз-
ники. Особенно усердствовал Алоиз Худал, немецкий епископ в Риме. Глав-
ным убежищем для эсэсовских убийц был обширный французский мона-
стырь в Риме, где они прятались, ожидая, пока будут готовы их бумаги,
с которыми потом отправлялись в Южную Америку. В некоторых случаях
они прикрывались документами от имени Красного Креста, выданными
им при содействии церкви, а благотворительные организации оплачивали
их проезд.
Такова была главная цель ОДЕССЫ, и она во многом увенчалась успе-
хом. Так и не удалось выяснить, сколько эсэсовцев, заслуживавших смерти
за преступления, обрели безопасность с помощью той организации, но
приблизительно процентов восемьдесят из тех, кого ждала виселица. Полу-
чив возможность обеспечивать из фондов швейцарских банков организато-
ров и исполнителей убийств, затаившаяся ОДЕССА наблюдала за охлажде-
нием отношений между союзниками.
Ранее существовавшая идея о немедленном восстановлении Четвертого
рейха лидерами ОДЕССЫ была отброшена. Обосновавшись в Южной Аме-
рике, а после установления в мае 1949 года новой республики — в Западной
Германии, эти лидеры определили для себя пять новых задач.
Первая заключалась в инфильтрации бывших нацистов во все сферы
жизни новой Германии. В конце сороковых и начале пятидесятых годов
бывшие нацисты начали устраиваться на гражданскую службу на всех
уровнях, возвращаться в адвокатские конторы, занимать места судей, ра-
ботать в полиции, в больницах и в местных правительствах. Таким обра-
зом, пусть постепенно, но они получали возможность защищать друг друга
от расследований и арестов, отстаивать взаимные интересы и главное —
предупреждать возникновение интереса к бывшим товарищам. Они и те-
перь называют друг друга Kameraden.
Вторая задача — проникновение в механизм политической власти. Избе-
гая появления в самых верхах, бывшие нацисты проникали в организации
правящей партии на низших уровнях, что не возбранялось конституцией.
В то время еще не существовало законодательного положения, по которо-
му бывшие нацисты не имели права примыкать к какой-либо партии. Мо-
жет, это совпадение, но ни один политик, известный своими неустанными
призывами разыскивать и предавать суду бывших нацистских преступни-
ков, не был выбран ни от ХДП, ни от ХСП на высокий федеральный уро-
вень или на такой же уровень в достаточно влиятельных правительствах
отдельных земель. Один политик сказал с горькой откровенностью: «Это
383
вопрос выборной математики. Шесть миллионов мертвых евреев уже не
могут голосовать. А пять миллионов бывших нацистов каждые выборы
отправляются к урнам».
Главная цель обеих задач проста. Она заключалась в том, чтобы как
можно более замедлить, если вообще не прекратить, поиск бывших членов
нацистской партии и процессы над ними. И в этом смысле ОДЕССЕ помог
образ мышления сотен и тысяч обывателей, которые в свое время волей-
неволей помогли сделать то, что было сделано, или знали о том, что
творили нацисты, но хранили молчание. Прошли годы, эти люди обрели
вес и уважение в обществе, и вряд ли они в состоянии воспринять идею
энергичного расследования прошлых событий, поскольку не допускают и
мысли, что их имена могут быть упомянуты в зале суда на процессе на-
цистских преступников.
Третья задача, которую ОДЕССА ставила перед собой в послевоенной
Германии, заключалась в проникновении в деловую жизнь, торговлю и
промышленность. Часть бывших нацистов в начале пятидесятых основали
собственные дела, пользуясь средствами из вкладов, хранившихся в Цюри-
хе. Некоторые предприятия в пору «экономического чуда» 50-х и 60-х годов
превратились в большие процветающие концерны. Немалой частью своей
прибыли они жертвовали на то, чтобы влиять на публикации в прессе, и
та уже совсем в другом свете представляла «так называемые нацистские
преступления»; оказывали содействие появившимися листками с эсэ-
совской пропагандой, поддерживали на плаву некоторые ультраправые
издательства и в тяжелые времена предоставляли работу бывшим
Kameraden.
Четвертая задача: предоставлять лучших защитников тем нацистам, ко-
торые все же окажутся под судом. За прошедшие годы это им удалось
отладить. Раньше обвиняемые утверждали, что у них нет средств оплачи-
вать услуги лучших адвокатов, и защитников назначал им суд. Но в начале
и середине пятидесятых годов, когда эсэсовских преступников вылавливали
и помешали в лагерь Фридланд, к ним то и дело ездили посетители, сооб-
щая арестованным данные об уже подобранных для них защитниках.
Пятая задача — пропаганда. Она приняла многообразные формы — от
помощи в распространении памфлетов правого толка до организации лоб-
би для поддержки ратификации закона, в соответствии с которым будет
положен конец всяческим ограничениям бывшим нацистам. Прилагаются
немалые усилия, чтобы убедить сегодняшних немцев в том, что количество
убитых евреев, русских, поляков значительно преувеличено пропагандой со-
юзников и что холодная война между Западом и Советским Союзом в
определенной мере доказывает: Гитлер был прав.
Но основная установка в пропаганде ОДЕССЫ — убедить шестьдесят
миллионов немцев Западной Германии, что солдаты СС на самом деле бы-
ли мужественными патриотами, такими же солдатами, как солдаты вер-
махта, и что солидарность между бывшими боевыми товарищами должна
поддерживаться и сохраняться. Это гнусная ложь.
384
Во время войны вермахт держался в отдалении от СС и относился к
ней с отвращением, а СС презирала части вермахта. К концу войны милли-
оны молодых солдат приняли смерть от рук русских или попалп к ним
в плен, откуда мало кто вернулся. В этот ад они были ввергнуты созна-
тельно и лишь для того, чтобы спасшиеся за их счет эсэсовцы могли жить
припеваючи. Тысячи были казнены эсэсовцами, включая те пять тысяч че-
ловек, что были убиты в июле 1944 года после покушения на Адольфа Гит-
лера, в котором принимало участие около пятидесяти человек.
Остается тайной, каким образом бывшие солдаты немецкой армии, пе-
хотинцы, летчики и моряки могут принимать обращение к ним со стороны
бывших эсэсовцев со словом «Kamerad» и пользоваться их зашитой и по-
мощью. Именно в этом кроется секрет успехов ОДЕССЫ.
Еще больших успехов ОДЕССА добилась в своих стараниях прекратить
в Западной Германии поиск и осуждение эсэсовских убийц. Если они виде-
ли, что задержанный готов дать исчерпывающие признания, случалось, что
они поступали с ним, руководствуясь привычной для них беспощадной же-
стокостью.
Когда Симон Визенталь кончил свое повествование, Мюллер отложил
ручку, которой делал заметки в блокноте, и откинулся на спинку стула.
— Я не имел об этом ни малейшего представления.
— Как почти все немцы, — согласился Визенталь. — В сущности, вооб-
ще мало кто знает об ОДЕССЕ. Слово это почти не /поминается в Герма-
нии, и так же, как члены преступного мира в Америке решительно отрица-
ют существование мафии, бывшие члены СС отрицают наличие такой
организации. Если говорить откровенно, название ее в наши дни встречает-
ся куда реже, чем раньше. Теперь она называет себя по новому —
«Товарищество», так же как мафия предпочитает «Коза Ностра» — «На-
ше дело». Но разве дело в названии? ОДЕССА по-прежнему существует
и будет существовать, пока есть эсэсовские преступники, нуждающиеся в
защите.
— И вы считаете, что я столкнулся именно с этой публикой? — спросил
Мюллер.
— Уверен в этом. Предупреждение, которое вы получили в Бад Годес-
берге, не могло исходить ни от кого другого. Будьте осторожны, эти люди
могут быть опасны.
Но Мюллер думал уже о другом.
— Вы сказали, что, когда Рошман исчез в 1955 году’, ему был нужен
новый паспорт?
— Конечно.
— А почему именно паспорт?
Симон Визенталь кивнул.
— Понимаю, чем вызван ваш вопрос. Разрешите объяснить. После вой-
ны в Германии и здесь в Австрии оказались десятки тысяч людей вообще
без бумаг, удостоверяющих личность. Некоторые просто потеряли их, а
другие имели серьезные причины избавиться от них.
Ф. ФогчгаПт -День Шакала'-
385
В нормальных условиях для получения новых документов было доста-
точно представить свидетельство о рождении. Но миллионы бежали из тех
мест Германии, которые ныне оказались под властью русских. Кто мог
подтвердить или опровергнуть достоверность слов человека, утверждавше-
го, что он родился, допустим, в маленькой деревушке в Восточной Прус-
сии, находящейся ныне за железным занавесом? Нередки были случаи,
когда здания, где полагалось находиться подобным документам, были
уничтожены бомбежкой или пожарами.
Так что процедура получалась простая. Требовались лишь два свидетеля,
которые могли подтвердить, что человек — в самом деле тот, за кого себя
выдает, и он тут же получал новое удостоверение личности. У военноплен-
ных часто вообще не было с собой никаких документов. При их освобожде-
нии из лагеря британская или американская лагерная администрация подпи-
сывала справку, в которой говорилось, что, например, капрал Иоганн Шу-
ман отпущен из лагеря военнопленных. Эти бумажки солдаты предъявляли
гражданским властям, которые на их основании и выдавали удостоверения
личности. Часто человек просто говорил властям, что его, скажем, зовут
Иоганн Шуман. Или назывался каким-то другим именем. Никто ничего не
проверял. И таким образом он обретал новый облик.
В послевоенной неразберихе, когда большинство из бывших эсэсовцев
могли получить новые удостоверения личности, все это было им на руку.
Но что происходило с теми, кого все же удавалось после 1955 года разо-
блачить, как Рошмана? Он уже не мог обратиться к властям и заявить,
что потерял свои документы во время войны. Те, в свою очередь, задали
бы ему вопрос, как же он прожил эти десять лет? Поэтому ему нужен но-
вый паспорт.
— Это я понимаю. Но почему именно паспорт? Почему не водитель-
ские права, не идентификационная карточка?
— Потому что вскоре после образования республики немецкие власти
поняли: в ней сотни и тысячи живут под фальшивыми именами. Возникла
необходимость в едином документе, который мог быть подвергнут неопро-
вержимой проверке. Решили, что таким должен стать паспорт. И прежде
чем получить немецкий паспорт, вы должны были представить свидетель-
ство о рождении, несколько заявлений, кучу других документов. Все они
тщательно проверялись при выдаче паспорта.
Но стоило вам получить паспорт, вы могли чувствовать себя в полной
безопасности. Наличие паспорта убеждало гражданских служащих: если уж
при получении паспорта человек прошел тщательную проверку, заниматься
им больше нет необходимости. Обзаведясь новым паспортом, Рошман мог
быстро получить и остальные документы — водительское удостоверение,
банковский счет, кредитные карточки.
— От кого же он мог получить новый паспорт?
— От ОДЕССЫ. У них наверняка имеется свой специалист по изготов-
лению документов, который обеспечивает паспортами всех, кто в том нуж-
дается, — предположил Визенталь.
386
Мюллер задумался.
— Если бы удалось обнаружить такого специалиста, то тем самым мы
нашли бы человека, который опознал Рошмана? — предположил он.
Розенталь пожал плечами.
— Мог бы. Но найти его нелегко. Для этого, скорее всего, придется
проникнуть в ОДЕССУ. А это под силу только бывшим эсэсовцам.
— В таком случае, куда мне двигаться дальше? — сказал Мюллер.
— Я склонен предположить, что вам лучше всего попытаться найти ко-
го-то из побывавших в Рижском гетто. Я не знаю, смогут ли они чем-
нибудь помочь, но такое желание у них, конечно, будет. Мы тоже пыта-
лись найти Рошмана. И вот...
Он открыл дневник, лежавший на его письменном столе.
— Здесь есть упоминание о некоей Олли Адлер из Мюнхена, которая
знала Рошмана во время войны. Может быть, она еше жива и вернулась
к себе домой в Мюнхен.
Мюллер кивнул.
— Где она могла зарегистрироваться в таком случае?
— В Еврейском общественном центре. Он по-прежнему существует.
В нем хранятся архивы еврейской обшпны Мюнхена до войны. Все осталь-
ное погибло.
— У вас есть адрес?
Симон Визенталь заглянул в адресную книгу.
— Рейхенбахштрассе, двадцать семь, Мюнхен, — продиктовал он. —
Думаю, вы хотите получить обратно и дневник Соломона Таубера?
— Да, боюсь, что мне придется попросить его у вас.
— Жаль. Я хотел бы сохранить его. Удивительное повествование.
Он поднялся и проводил Мюллера до дверей.
— Желаю удачи! Дайте мне знать, как у вас пойдут дела.
Вечером Мюллер поужинал в «Золотом драконе», который размешался
в помещении на Штейннельгассе с 1956 года, и за едой обдумал получен-
ный совет. Вряд ли ему найти в Германии и в Австрии больше, чем пароч-
ку уцелевших обитателей Рижского гетто, и еще меньше надежды, что они
смогут помочь ему обнаружить следы Рошмана после 1955 года. Но они
стали его последней надеждой.
На следующее утро он снова отправился в Мюнхен.
Глава 10
В Мюнхен Мюллер приехал утром 8 января и по карте, купленной в
предместье города, разыскал Рейхенбахштрассе, 27. Припарковав машину
на краю дороги, он разыскал Еврейский общественный центр, разместив-
шийся в неприметном пятиэтажном здании. Фасад, нижнего этажа состоял
из необработанных гранитных блоков; верхние этажи оштукатурены серым
цементом. Верхушку дома венчала черепичная мансарда с рядом окон.
387
В нижнем этаже, ближе к левому крылу здания, Мюллер увидел двойную
стеклянную дверь.
Внизу здания располагался единственный в Мюнхене кошерный ресто-
ран, а выше — комнаты отдыха для пожилых посетителей. На третьем
этаже находились администрация и отдел документации, а верхние два эта-
жа были отведены под гостиные и спальни для престарелых. Сзади к зда-
нию прилепилась синагога.
Здание было разрушено в ночь на 15 февраля 1970 года, когда в него
бросили зажигательную бомбу, а на синагоге намалевали свастику. Семь
человек погибли, задохнувшись в дыму.
Поднявшись на третий этаж, Мюллер представился дежурному. Дожи-
даясь ответа, он осмотрел комнату. Вдоль стен стояли ряды книг — все
новые, так как старую библиотеку сожгли нацисты. Между шкафами с кни-
гами висели портреты лидеров обшины, которые руководили ею сотни лет
назад: учителей и раввинов — их густо заросшие бородами лица смотрели
из рам пророческим взглядом. Мюллеру вспомнились пророки из школь-
ных учебников. У некоторых на лбу были филактории, и все как один — в
шляпах.
Здесь лежали стопки газет, часть из них на немецком, остальные на ив-
рите. Он предположил, что их доставляют из Израиля. Невысокий смуг-
лый человек просматривал первую страницу одной из них.
— Чем я могу помочь? — услышал Мюллер.
Он обернулся к конторке и увидел, что теперь за ней стоит темноглазая
женщина лет сорока. На глаза ее падали пряди волос, которые она все
время отбрасывала назад нетерпеливым движением.
Мюллер изложил свою просьбу: найти какие-нибудь следы Олли Адлер,
которая, возможно, вернулась в Мюнхен после войны.
— Откуда она должна была вернуться? — спросила женщина.
— Из Магдебурга. До этого был Штутгоф. А до него Рига.
— Ой, дорогой мой, из Риги! — сокрушенно сказала женщина. — Не
думаю, что у нас в списках есть хоть кто-нибудь, кто вернулся из Риги.
Вы же знаете — все они исчезли. Но я посмотрю.
Она удалилась в заднюю комнату, и Мюллер видел, как она дело-
вито просматривала каталог. Женщина вернулась минут через пять.
— Извините. После войны тут никто не появлялся под таким именем.
Оно довольно обычное. Но под ним у нас никто не числится.
Мюллер кивнул.
— Понимаю. Значит, так оно и есть. Простите, что побеспокоил.
— Вы можете обратиться в Международную службу розыска, —
посоветовала женщина. — Это их работа: разыскивать людей, которые
считаются пропавшими. У них есть списки по всей Германии, в то время
как у нас лишь те уроженцы Мюнхена, кто вернулся после войны.
— Где она расположена? — спросил Мюллер.
— В Аролсен-ин-Валдек. Как раз рядом с Ганновером, в Нижней Саксо-
нии. Ею руководит Красный Крест.
3S8
Мюллер задумался.
— А может ли быть в Мюнхене еше кто-нибудь из тех, кто был в Риге?
На самом деле я разыскиваю бывшего коменданта гетто.
В комнате наступило молчание. Мюллер почувствовал, что человек, си-
девший с газетами, повернулся к ним. Женщина немного оживилась.
— Возможно, что в Мюнхене и живут несколько человек, которые были
в Риге. До войны здесь жило двадцать пять тысяч евреев. Вернулось не
больше десятой части. Теперь нас примерно пять тысяч человек. Половина
из них дети, родившиеся уже после 1945 года. Я могла бы найти кого-
нибудь из тех, кто прошел Ригу. Но я должна посмотреть все списки вы-
живших. Лагеря, в которых они находились, расположены в алфавитном
порядке. Можете ли вы зайти завтра?
Мюллер снова задумался, прикидывая, не бросить ли все и поехать до-
мой. Похоже, поиск становился бессмысленным.
— Да, — сказал он наконец. — Я зайду завтра. Благодарю вас.
Он уже вышел на улицу и сел было в машину, как услышал позади
шаги.
— Простите...
Мюллер обернулся. Перед ним стоял тот человек, который сидел с га-
зетами.
— Вас интересует Рига? — спросил он. — Комендант гетто в Риге? Не
капитан ли Рошман?
— Да, именно он. А в чем дело?
— Я был в Риге, — ответил человек. — И я знал Рошмана. Может, я
смогу помочь вам.
Невысокий крепкий человек был лет сорока, его выпуклые, как пугови-
цы, карие глаза смотрели прямо, но весь он походил на взъерошенного
воробья.
— Меня зовут Мордехай, — сказал он. — Но друзья называют меня
Мотти. Может, выпьем кофе и поговорим?
Зашли в ближайшее кафе. Мюллер, которого расположила к себе раско-
ванная манера собеседника, рассказал ему о ходе поиска, начиная с окраин-
ной улицы Алтоны и до здания Еврейского центра. Человек безмолвно вы-
слушал его, время от времени кивая головой.
— М-да. Ну и путешествие вы проделали! Но почему вы, немец, так
упорно ищете Рошмана?
— Так ли это важно? Меня столько раз спрашивали об этом, что я
уже стал уставать от вопросов. Что странного в том, что немец с нена-
вистью относится к тому, что было сделано много лет назад?
Мотти пожал плечами.
— Ничего. Странно лишь то, что вам удалось добраться так далеко.
До исчезновения Рошмана в 1955 году. Вы серьезно считаете, что новый
паспорт для него был сделан стараниями ОДЕССЫ?
— Так мне было сказано. И мне кажется, единственная возможность
найти человека, который подделал его, — это проникнуть в ОДЕССУ.
389
Некоторое время Мотти не спускал глаз с сидящего перед ним молодо-
го немца.
— В какой гостинице вы остановились? — наконец спросил он.
Мюллер ответил, что пока еше никуда не обращался. По совету Мотти
он позвонил из телефона-автомата и заказал место в гостинице, которую
тот назвал.
Когда вернулся к столику, Мотти уже не было. Под чашкой лежала
записка:
«В любом случае, сняли вы номер или нет, будьте в холле гостиницы
в восемь вечера».
Мюллер расплатился за кофе и вышел.
В тот же день в своей адвокатской конторе Вервольф читал и перечиты-
вал сообщение, пришедшее от его коллеги из Бонна — того человека, кото-
рый неделей раньше представился Мюллеру как доктор Шмидт.
Сообщение лежало у Вервольфа уже пять дней, но свойственная ему
предусмотрительность заставляла его не торопиться и все тщательно взве-
сить прежде, чем приступить к решительным действиям.
Последние слова, которые в конце ноября сказал ему в Мадриде егс
начальник генерал Глюк, практически лишили его свободы выбора, но, кар
и многие кабинетные чиновники, он предпочитал откладывать неизбежное
Как только он отдаст приказ, последует «окончательное решение». Ор
знал, что это такое. Тем более что отчет «доктора Шмидта» не оставля;
ему пространства для маневрирования.
«Упрямый молодой человек, агрессивный и тупоголовый, не намерег
отказываться от своих взглядов; он полон ненависти к Kameraden и особен-
но к Эдуарду Рошману, чему нет рационального объяснения. Отказывается
слушать доводы, даже столкнувшись с личной угрозой...» Вервольф еще
раз прочел итоговый документ доктора и вздохнул. Сняв трубку, он попро-
сил свою секретаршу связать его с городом, а затем набрал номер в Дюс-
сельдорфе.
Раздалось несколько гудков. Наконец ответил голос:
-Да.
— Я звоню герру Макензену, — сказал Вервольф.
— Кто его спрашивает? — спокойно осведомился голос.
Вместо того чтобы ответить на вопрос, Вервольф назвал первую часть
опознавательного кода:
— Кто более велик, чем Фридрих Великий?
Голос на другом конце ответил:
— Барбаросса. — И после паузы: — Макензен у телефона.
— Вервольф, — ответил шеф ОДЕССЫ. — Боюсь, что каникулы кончи-
лись. Работа не ждет. Будьте здесь завтра вечером.
— В котором часу? — спросил Макензен.
— К десяти. Моей секретарше представитесь Келлером. Я предупрежу
ее о нашей встрече.
390
Вервольф положил трубку. В Дюссельдорфе Макензен отправился в ван-
ную принять душ и побриться. Это был крупный человек, бывший сержант
дивизии СС «Дас Рейх», который освоил искусство палача, когда в 1944
году вешал заложников в Толле и Лиможе.
После войны он гонял грузовики ОДЕССЫ, перевозя человеческий груз
через Германию и Австрию в Южный Тироль, провинцию Италии. В 1946
году, когда его остановил недоверчивый американский патруль на джипе,
Макензен убил всех четверых в машине, причем двоих — голыми руками.
С тех пор ему приходилось скрываться.
Исполняя обязанности телохранителя руководителей ОДЕССЫ, он за-
служил кличку «Мекки-Нож», что звучало довольно странно по отноше-
нию к нему, так как он никогда не употреблял ножа, предпочитая «рабо-
тать» своими ручишами. «Клиентов» он душил или ломал им хребет.
Получив повышение, в середине пятидесятых годов он стал палачом
ОДЕССЫ, человеком, который обязан был тихо и без следов расправиться
с теми, кто подбирался слишком близко к руководству организации, или
же с теми, кто подозревался в предательстве своих товарищей. К январю
1964 года он уже исполнил двенадцать таких приговоров.
Около восьми в дверях холла, где у телевизора сидел Мюллер, показа-
лась Голова портье. Он сказал, что Мюллера зовут к телефону.
— Герр Мюллер? Это я,.Мотти. Думаю, что смогу помочь вам. Точнее,
это сделают мои друзья. Вы хотите встретиться с ними?
— Я хочу встретиться с любым, кто может мне помочь, — сказал
Мюллер, заинтересованный таинственностью.
— Отлично, — сказал Мотти. — Выходите из своего отеля, поворачи-
вайте налево и идите вниз по Шиллерштрассе. Через два квартала увидите
небольшое кафе, которое называется «Линдеманн». Там мы и встретимся.
— Когда? — спросил Мюллер. — Сейчас?
— Да. Сейчас. Я мог бы зайти в гостиницу, но я с друзьями. Так что
приходите.
Он повесил трубку. Мюллер накинул пальто и вышел. Повернув налево,
зашагал в указанном ему направлении. Отойдя пол квартала от гостиницы,
он почувствовал, как что-то твердое уперлось ему сзади в бок. Тут же
подъехал автомобиль.
— Садитесь на заднее сиденье, герр Мюллер, — сказал голос возле са-
мого уха.
Дверца машины рядом с ним открылась, и сопровождаемый тычком
сзади Мюллер сел в машину. На переднем сиденье был водитель, а на за-
днем — двое мужчин сели плотнее, чтобы освободить ему место. Стояв-
ший сзади тоже сел в машину, дверца захлопнулась, и они отъехали.
Мюллер почувствовал, как заколотилось сердце. Он глянул на мужчин
рядом с собой. Он никого не знал. Первым заговорил человек справа, ко-
торый открыл дверцу.
— Мне придется завязать вам глаза, — спокойно объявил он. — Мы бы
не хотели, чтоб вы видели, куда едете.
<391
Мюллер почувствовал, как на голову ему до самого носа напялили что-
то вроде черного носка. Он вспомнил холодные голубые глаза человека,
который говорил с ним в «Дрезен-отеле», и вспомнил слова, сказан-
ные ему в Вене: «Будьте осторожны, люди из ОДЕССЫ могут быть
опасны». Затем вспомнил Мотти и удивился, каким образом человек,
читавший газеты на иврите в Еврейском центре, мог оказаться одним
из них.
Ехали они около получаса, затем машина притормозила. Мюллер услы-
шал, как открыли ворота, почувствовал, как машина проехала еше немного
и наконец остановилась. Потом его в сопровождении двух человек провели
через двор. На мгновение лица его коснулся холодный и сырой ветерок,
а затем Мюллер почувствовал, что находится уже в помещении. Дверь за-
хлопнулась. Ноги его нащупали ступеньки. Значит, они спускаются в какой-
то подвал. Но воздух был здесь теплый. Затем его усадили в удобное
кресло.
— Снимите повязку, — услышал он голос. С головы стащили чулок. Он
несколько раз моргнул от яркого света.
В помещении, куда его привели, не было окон. Почти под самым по-
толком жужжал вентилятор. Комната, неплохо обставленная, должно
быть, служила залом для собраний: вдоль дальней стены стоял длинный
стол и ряд стульев. Остальное пространство было пустым, если не считать
пяти мягких кресел. Посреди комнаты лежал ковер, на нем — овальный
кофейный столик.
У длинного стола стоял Мотти со смущенной, извиняющейся улыбкой.
Двое — парни, доставившие Мюллера, молодые и крепкие, — примости-
лись на ручках кресла по обе стороны от него. Прямо напротив за кофей-
ным столиком сидел четвертый. Петер предположил, что водитель маши-
ны остался охранять вход.
Чувствовалось, что старшинство здесь принадлежит четвертому. Он
спокойно и непринужденно сидел на своем месте. Мюллер прикинул, что
ему лет около шестидесяти; он был худ, костист, с ястребиным носом и
ввалившимися щеками. Взгляд его заставил Мюллера забеспокоиться. Ка-
рие глаза смотрели исподлобья, но их пронзительность говорила о фана-
тизме. Первым заговорил он.
— Добро пожаловать, герр Мюллер! Я должен извиниться за тот
странный прием, с помощью которого вы оказались здесь. Дело в том,,
что, если вы отвергнете мое предложение, вас доставят обратно в отель
и вы никогда больше не увидите никого из нас. Мой друг, — показал он
на Мотти, — сообщил мне, что по каким-то личным мотивам вы разыски-
ваете небезызвестного Эдуарда Рошмана. И для того чтобы добиться свое-
го, вы готовы сделать попытку проникновения в ОДЕССУ. Для этого вам
потребуется помощь. И немалая. Иными словами, если вы проникнете ту-
да, это может послужить и нашим интересам. В таком случае мы сумеем
помочь вам. .Вы следите за моей мыслью?
Мюллер недоуменно смотрел на него.
392
— Прежде всего, я хотел бы кое-что выяснить, — сказал он наконец. —
Вы хотите мне сказать, что вы не имеете никакого отношения к ОДЕССЕ?
Его собеседник поднял брови.
— Боже! Да вы нас не за тех принимаете!
Он закатал рукав на левой руке. На предплечье был вытатуирован
номер.
— Это Освенцим, — сказал он и указал на тех двух, что сидели по бо-
кам от Мюллера. — Эти двое — из Бухенвальда и Дахау. — Он повернулся
к Мотти. —- А этот прошел Ригу и Треблинку.
— Герр Мюллер, есть люди, которые считают, что уб1гйцы нашего на-
рода должны предстать перед судом. Мы не согласны. После войны я бе-
седовал с одним английским офицером, и с тех пор его слова определили
смысл моей жизни. Он сказал: «Если бы они убили шесть миллионов моих
современников, я бы тоже желал воздвигнуть монумент из черепов. Но
не тех, кто погиб в концентрационных лагерях, а тех, кто загнал их туда».
Логика простая, герр Мюллер, но убедительная. Я и мои товарищи реши-
ли после войны остаться в Германии лишь с одной целью — мстить. Мы
не арестовываем их, герр Мюллер, мы просто убиваем их, как свиней, ка-
ковыми они и являются... Меня зовут Леон.
Леон говорил с Мюллером четыре часа, прежде чем окончательно убе-
дился в откровенности репортера. Как и прочие, с кем встречался Мюллер,
Леон был удивлен мотивами, вынудившими журналиста заняться этим де-
лом, но затем согласился, что это вызвано возмущением действиями эсэ-
совцев во время войны. Выслушав Мюллера, Леон откинулся на спинку
стула и долго смотрел на него.
— Вы понимаете, насколько рискованна попытка проникнуть в ОДЕС-
СУ, герр Мюллер? — спросил он.
— Представляю.
Леон покачал головой.
— У вас и мысли не должно быть, что сможете выслеживать кого-то
из бывших эсэсовцев, действуя под своим именем. Во-первых, у них есть
список бывших членов СС, и Петер Мюллер в этом списке не значится.
Во-вторых, вам полагалось бы быть старше лет на десять, как минимум.
Этого можно достичь совершенно другим обликом, и он должен быть
правдоподобным. Вы должны приобрести облик человека, который в са-
мом деле существовал, более того — являлся членом СС. И все это потре-
бует от нас немалых изысканий, не говоря уж о недостатке времени и
хлопотах.
— Вы считаете, что сами сможете найти такого человека? — спросил
Мюллер.
Леон пожал плечами.
— Им должен быть человек, факт смерти, которого невозможно прове-
рить. Прежде чем ОДЕССА принимает к себе человека, она всесторонне
проверяет его. Вам придется пройти все испытания. Это значит пять или
шесть недель прожить вместе с бывшим членом СС, который научит вас
393
специальным выражениям, фразеологии и поведению эсэсовцев. К счастью,
у нас есть такой человек.
Мюллер удивился.
— Он помогает вам?
— У человека, которого я имею в виду, странный характер. Он в самом
деле был капитаном СС, но глубоко раскаиваеся в том, что ему приходи-
лось делать. Он испытывал сильнейшие угрызения совести. Позднее стал
членом ОДЕССЫ для того, чтобы информировать власти о разыскивае-
мых нацистах. Он и до сих пор продолжал бы заниматься этим, но его
«засветили», и ему пришлось бежать, спасая жизнь. Теперь он живет под
другим именем в доме на окраине Байрейта.
— Что еще мне придется усвоить?
— Все, что касается вашего нового облика. Где родился ваш герой, дату
рождения, как попал в СС, где проходил подготовку, где служил, имена
товарищей по взводу, старших командиров, всю историю службы с на-
чала войны до ее окончания. Кроме того, вам придется обзавестись по-
ручителем. Это будет нелегко. На вас будет потрачено немало времени
и хлопот, герр Мюллер. И если уж вы вступите в игру, пути назад не
будет.
— А зачем это надо вам? — с подозрением спросил Мюллер.
Леон поднялся и стал ходить по ковру.
— Месть, — просто сказал он. — Как и вы, мы хотим добраться до
Рошмана. Но нам нужно больше. Самые чудовищные эсэсовские убийцы
живут под вымышленными именами. Нам нужны они — вот зачем. Есть
и еше кое-что. Мы хотим узнать, кто набирает в Германии ученых для от-
правки в Египет, где они помогают Насеру строить ракеты. Тот, кто зани-
мался этим раньше, — Бранднер в прошлом году ушел в отставку и скрыл-
ся после того, как мы поговорили с его помощником Гейнцем Крюгом.
Но теперь появился кто-то новый.
— Это звучит скорее как поиск информации, необходимой израильской
разведке, — сказал Мюллер. Леон проницательно взглянул на него.
— Так и есть. Время от времени мы сотрудничаем с ними, хотя не име-
ем к ним отношения.
— Вы уже пытались внедрить своих людей в ОДЕССУ? — спросил
Мюллер.
Леон кивнул:
— Дважды.
— И что с ними?
— Первого мы нашли плавающим в канале с содранными ногтями.
Второй бесследно исчез. Вы еще не отказались от своего замысла?
Мюллер не обратил внимания на вопрос.
— Если ваши методы столь эффективны, почему же они провалились?
— Оба они евреи, -— коротко ответил Леон. — Мы пытались свести у
них с рук татуировку, которую им нанесли в концлагерях, но остались шра-
мы. Кроме того, оба были обрезаны. Именно поэтому, когда Мотти со-
394
обшил мне о подлинном арийце, о немце, который пошел против СС,
я заинтересовался вами. Кстати, вы не обрезаны?
— Разве это имеет значение?
— Конечно. Если человек прошел обрезание, это еше не доказывает, что
он еврей. Многие немцы делают себе обрезание. Но если он не обрезан,
тогда уж точно, что в нем нет еврейской крови.
— С этим у меня порядок, — сухо сказал Мюллер.
Леон глубоко вздохнул:
— Думаю, что нам пора закругляться.
Давно уже миновала полночь. Леон посмотрел на часы.
— Вы ели? — спросил он репортера. Мюллер покачал головой.
— Мотти, я думаю, что нашему гостю не помешает немного пере-
кусить.
Мотти улыбнулся и кивнул. Покинув подвал, он поднялся в дом.
— Вам придется провести эту ночь здесь, — сказал Леон, обращаясь к
Мюллеру. — Мы принесем сюда постель. И прошу вас, не пытайтесь от-
сюда уйти. В двери три замка. Дайте мне ключ от вашей машины, и я
пригоню ее. Лучше всего, если на несколько недель вы скроетесь с глаз.
Ваш счет в гостинице будет оплачен, багаж также доставим. Утром вы
напишете письма вашей матери л подруге, объяснив им, что не смо-
жете связаться с ними несколько недель, а возможно, и месяцев. По-
нятно?
Кивнув, Мюллер протянул ключи от машины. Леон передал их одному
из мужчин, который беззвучно вышел из комнаты.
— Утром мы отвезем вас в Байрейт, где вы встретитесь с нашим офи-
цером СС. Его зовут Альфред Остер. Это человек, с которым вам придется
пожить какое-то время вместе. Я все организую. А теперь прошу простить
меня. Я должен заняться поисками для вас нового имени.
Леон вышел. Вернулся Мотти с тарелкой еды и полдюжиной одеял.
Расправляясь с холодным цыпленком и картофельным салатом, Мюллер
не переставал удивляться, чего ради он влез во все это.
Далеко оттуда, в главной больнице Бремена, врач-интерн рано утром
совершал обход своих пациентов. В углу одной из палат стояла ширма.
Ею больной раком был отгорожен от остальных обитателей.
Врач — мужчина средних лет по фамилии Гарштейн — из-за ширмы
присмотрелся к лежавшему на постели. Тот был тих и недвижим. Врач
зашел за ширму и пошупал его пульс. Пульса не было.
Посмотрев на исказившееся смертью лицо, он, подталкиваемый воспо-
минаниями о словах, которые три дня назад в забытье вырвались у боль-
ного, поднял левую руку покойного. Под мышкой у него был вытатуиро-
ван номер группы крови. Это верный признак того, что в свое время усоп-
ший был эсэсовцем. Такие татуировки делались потому, что солдаты СС
считались в рейхе ценнее простых солдат, так что в случае ранения им в
395
первую очередь и без промедлений делали переливание крови. Для этого
была необходима татуировка группы крови.
Гарштейн аккуратно прикрыл простыней лицо мертвеца и торопливо
заглянул в тумбочку. Порывшись среди личных вещей умершего — в боль-
ницу его доставили прямо с улицы, где он был обнаружен в бессознатель-
ном состоянии, — Гарштейн извлек водительское удостоверение. Из него
следовало, что покойному было тридцать девять лет, он родился 18 июня
1925 года и звали его Рольф Гюнтер Кольб.
Врач опустил водительское удостоверение в карман халата и пошел в
свой кабинет составлять отчет о ночном дежурстве.
Глава 11
К утру Мюллер под бдительным надзором Мотти закончил писать
письма матери и Сиги. Вещи ему уже доставили из гостиницы, счет опла-
тили, и вскоре после полудня они вдвоем в сопровождении того же водите-
ля, что вез их прошлым вечером, направились в Байрейт.
Инстинкт репортера заставил его бросить взгляд на номер синего «опе-
ля», приехавшего вместо «мерседеса», в котором он сидел прошлым вече-
ром. Мотти перехватил его взгляд и улыбнулся.
— Не беспокойтесь, — сказал он. — Машина взята напрокат и на вы-
мышленное имя.
— Ну что ж, приятно убедиться, что имею дело с профессионалами, —
ответил Мюллер.
Мотти пожал плечами:
— Приходится. Когда имеешь дело с ОДЕССОЙ, это единственный
способ уцелеть.
В гараже было два отсека. В одном из них Мюллер заметил свой со-
бственный «ягуар». Ночью его основательно занесло снегом.
Когда Мюллер занял место на заднем сиденье «опеля», на голову ему
опять напялили черный чулок. Ему пришлось лечь на пол, когда машина
выезжала из гаража и, минуя ворота, выруливала на улицу. Мотти не поз-
волил ему снять повязку, пока они не выехали из Мюнхена и по автотрассе
не направились на север к Нюрнбергу и Байрейту.
Всю ночь шел снег. Лесистые предгорья, где Бавария сливается с Фран-
конией, были покрыты толстым слоем свежего снега, а деревья после ме-
тели приобрели фантастические формы. Шофер вел машину неторопливо;
«дворники» на стеклах неутомимо мелькали, очищая их от крупных хлопь-
ев и шлепков мокрого снега, летевших из-под колес проносившихся гру-
зовиков.
Перекусили они в придорожной гостинице в Ингольштадте, к востоку
от Нюрнберга, откуда был час езды до Байрейта.
Расположенный в одном из красивейших мест Германии, которую назы-
вают Баварской Швейцарией, Байрейт, этот маленький сельский городок,
396
славился лишь своими ежегодными вагнеровскими фестивалями. В прош-
лые времена он с гордостью принимал у себя весь цвет нацистской иерар-
хии, что объяснялось исступленной любовью Адольфа Гитлера к компо-
зитору, который увековечил героев германской мифологии.
Но в январе в этом маленьком, тихом городке, сейчас заваленном сне-
гом, обитали лишь владельцы уютных, тепло протопленных домиков. Дом
Альфреда Остера путешественники нашли в миле от городка, и,
когда компания постучала в дверь, на дороге не было видно ни одной
машины.
Бывший офицер СС уже ждал их — большой полный человек с голубы-
ми глазами и щетиной волос, покрывавшей голову. Несмотря на время го-
да, он имел здоровый загар человека, который проводит целые дни в го-
рах, на свежем воздухе.
Мотти, познакомив Мюллера с Остером, протянул ему письмо от Лео-
на. Баварец прочел его и кивнул, бросив быстрый взгляд на Мюллера.
— Ладно, — сказал он. — Можно попробовать. Сколько у меня
времени?
— Не знаем, — ответил Мотти. — Во всяком случае, пок<. он не будет
готов. Придется немало потрудиться и над новым обликом. Мы дадим
знать.
Через несколько минут их уже не было.
Остер провел Мюллера в гостиную и, прежде чем включить свет, опу-
стил шторы.
— Значит, вы собираетесь предстать в роли бывшего члена СС, не так
ли? — спросил он.
Мюллер кивнул:
— Совершенно верно.
Остер повернулся к нему.
— Начнем с некоторых основных фактов. Не знаю, где вы проходили
военную службу, но подозреваю, что в рядах того разболтанного, сопливо-
го сброда, которое называет себя новой немецкой армией. Будь вермахт
таким, он продержался бы не более десяти секунд против любого толково-
го соединения английской, американской или русской армии в прошлой
войне. К тому же солдаты Ваффен-СС в рукопашной умели размолотить
впятеро превосходившее их число союзников... А вот еще факт. Ваффен-СС
были самыми мужественными, подготовленными, дисциплинированными,
ловкими и толковыми солдатами, которые когда-либо в истории нашей
планеты вступали в бой. И что бы там потом ни случилось, этой славы
у них не отнять. Руки по швам, Мюллер. И пока вы будете в этом доме,
не смейте забывать об этом. Когда я вхожу в комнату, все внимание на
меня! Когда я прохожу мимо, вы щелкаете каблуками н не спускаете с меня
глаз, пока я не отдалился от вас на пять шагов. Когда я задаю вопрос,
вы отвечаете: «Ja wohl, герр гауптштурмфюрер!» А когда я отдаю приказ
или даю указания, вы отвечаете: «Zu Befeni, герр гауптштурмфюрер!»
Понятно?
397
Мюллер изумленно кивнул.
— Каблуки вместе.' — рявкнул Остер. — Я хочу слышать, как они
щелкают! Ладно, поскольку мы провели вместе совсем немного времени,
усиленную подготовку начнем сегодня вечером. До ужина вы должны усво-
ить все звания — от рядового до полного генерала. Вы должны назубок
знать нашивки, мундиры и значки всех подразделений СС. которые сущест-
вовали. Затем мы перейдем к усвоению различных видов мундиров, к
различию подразделений СС и их опознавательных знаков, к случаям,
когда и какая требуется форма — парадная, полная, походная, боевая
или рабочая.
После этого я преподам вам полный политико-идеологический курс, ко-
торый вы должны были пройти в тренировочном лагере Дахау, коль скоро
вы там работали. Затем вы выучите маршевые песни, застольные и разные
строевые.
Я вобью вам в башку все, что вы обязаны были усвоить после трениро-
вочного лагеря, когда вам дали первое звание. После этого Леон мне сооб-
щит, к какому роду войск вы были приписаны, где служили, под чьей ко-
мандой, что случилось с вами в конце войны и как вы провели время после
1945 года. Первая часть подготовки может занять от двух до трех недель,
и это будет ускоренный курс.
Не думайте, что я шучу. Стоит вам, оказавшись в ОДЕССЕ, один раз
сделать промашку, вам тут же конец. Верьте мне, я не кисейная барышня,
но после того, как предал ОДЕССУ, даже я с трудом унес от нее ноги.
Потому и живу здесь под другим именем.
С того дня. как Мюллер начал в одиночку охоту за Эдуардом Рошма-
ном, он впервые подумал, не слишком ли далеко зашел.
Макензен прибыл к Вервольфу ровно в десять. Когда дверь в комнату,
где работала Хильда, плотно закрылась, Вервольф усадил палача в предна-
значенное для клиентов кресло по другую сторону стола и закурил сигару.
— Есть один тип, репортер из газеты, который разнюхивает про одно-
го из наших Kameraden, — начал он.
Специалист по ликвидации понимаюше кивнул. Всякий раз инструкции
по новому заданию начинались примерно с таких слов.
— ...При нормальном течении событий, — подытожил Вервольф, —
мы могли бы предоставить им развиваться своим чередом, если бы приш-
ли к выводу, что репортер все равно бросит свое занятие, ничего не доби-
вшись, или же человек, которого он разыскивает, не стоит сложных и до-
рогостоящих мероприятий по его спасению.
— Но на сей раз дела оборачиваются по-другому? — спросил Макензен.
Вервольф кивнул, не скрывая своего огорчения.
— Да. У нас нет уверенности в благополучном исходе его розыска, а
поскольку он затронул болевую точку, репортер должен умереть. Во-пер-
4?»
вых, человек, которого он выслеживает, не просто важен, а жизненно ва-
жен для нас и для наших далеко идущих планов. Во-вторых, сам репо-
ртер — довольно странная личность — умен, настойчив, изобретателен, и,
кажется, им руководит чувство личной мести по отношению к одному из
наших Kameraden.
— Мотивы? — спросил Макензен. Удивление Вервольфа появилось
лишь в том, что он нахмурился. Прежде чем ответиить, он аккуратно
стряхнул пепел с сигары.
— Мы не понимаем, в чем тут дело, но, скорее всего, так и есть, —
пробормотал он. — Человек, которого он разыскивает, конечно, в прош-
лой жизни немного отличился тем, что вызывает неприязнь среди евреев
к нх друзей. Он был комендантом гетто в Остланде. И кое-кто — главным
образом иностранцы —- отрицают наше право на то, что там делалось. Са-
мое странное в этом репортере то, что он не иностранец, не еврей, не ле-
вый, не относится к тем, кто писает против ветра.
Этот человек ничем не похож на них. Он молодой немец, ариец, сын
героя войны, и в его жизни нет ничего, что могло бы вызвать такую нена-
висть к нам, но он преследует одного из наших Kameraden с такой одержи-
мостью, что не подействовало даже недвусмысленное предупреждение
оставить это дело. Так что я с некоторым сожалением вынужден приго-
ворить его к смерти. Но он не оставляет мне выбора. Я обязан это
сделать.
— Убить? — спросил Мекки-Нож.
— Убить, — согласился Вервольф.
— Где его найти?
— Неизвестно. — Вервольф бросил через стол два скрепленных листка
бумаги, написанных на машинке. — Вот. Петер Мюллер, репортер и рас-
следователь. В последний раз его видели в «Дрезен-отеле» в Бад Годесбер-
ге. Теперь он, конечно, уехал оттуда, но неплохо было бы начать с отеля.
Затем обратить внимание на его квартиру, где он живет с подружкой. Вы
должны представиться, будто посланы из большого журнала, с которым
он постоянно сотрудничает. В таком случае, девушка, может, и поговорит
с вами, если знает, где он находится. Репортер водит достаточно заметную
машину. Все детали вы найдете здесь.
— Мне понадобятся деньги, — твердо сказал Макензен.
Вервольф предусмотрел просьбу, и пачка в десять тысяч марок сколь-
знула по столу.
— Итак, приказ? — спросил убийца.
— Найти и ликвидировать.
Было тридцатое января, когда известие о смерти Рольфа Гюнтера
Кольба, наступившей пять дней назад в Бремене, нашло Леона в Мюнхене.
В конверт с письмом от его человека в северной Германии было вложено
также и водительское удостоверение.
399
Леон проверил звание и номер умершего в своем списке бывших членов
СС, просмотрел список лиц, разыскиваемых в Западной Германии, и, убе-
дившись, что Кольба в нем нет, долго сидел, глядя на фотокарточку води-
тельского удостоверения и прикидывая план действий.
Он позвонил Мотти, который работал на телефонной станции, и тот
сообщил, когда освободится. Дождавшись его, Леон положил перед ним
водительское удостоверение Кольба.
— Вот человек, который нам нужен, — сказал он. — В девятнадцать
лет он был сержантом, получив звание как раз перед окончанием войны.
У них не должно быть на него много материалов. Лицо Кольба не похоже
на Мюллера, даже если его подгримировать, хотя мне эта процедура не
очень нравится. Тут довольно легко увидеть разницу.
— Но рост и вес у них совпадают. Значит, нам нужны новые фотогра-
фии. Это может подождать. На снимке должен быть отпечаток штампа
отдела дорожного движения бременской полиции. Вот им и займемся.
Когда Мотти вошел, Леон набрал номер бременского телефона и дал
указания.
— Отлично, —- подхватил Альфред Остер своего ученика. — А теперь
начнем заниматься песнями. Вы слышали о «Хорсте Весселе»?
— Конечно. Это марш нацистов.
Остер промурлыкал несколько первых тактов.
— Ах да, припоминаю, слышал ее. Но не могу вспомнить слов.
— Прекрасно. Мне придется научить вас дюжине песен. На тот случай,
если вам придется петь в компании, когда будете среди Kameraden. Незна-
ние слов будет вам смертным приговором. А теперь повторяйте за мной:
«Знамена ввысь, ряды тесней сомкнув...»
Был день 18 января.
Расположившись в баре отеля «Швейцар-Хофя» в Мюнхене, Макензен
тянул коктейль и прикидывал, как ему справиться с поставленной перед
ним непростой задачей. Петер Мюллер, репортер. И внешность, и детали
его жизни прочно отпечатались у него* в мозгу. Основательно взявшись за
дело, Макензен первым делом связался с фирмой, занимавшейся продажей
автомашин «ягуар» в Западной Германии, и получил от них серию реклам-
ных снимков «Ягуар ХК-150» спортивной модели, так что теперь знал, как
она выглядит. Его беспокоило лишь то, что пока машина не попадалась
ему на глаза.
Побывав в Бад Годесберге, он незамедлительно отправился в кельнский
аэропорт, где узнал, что Мюллер вылетел в Лондон и вернулся оттуда че-
рез тридцать шесть часов. Затем и он и его машина просто исчезли.
Посещение квартиры Мюллера завершилось разговором с его симпа-
тичной и веселой подружкой, но она лишь показала Макензену письмо из
Мюнхена, в котором говорилось, что Мюллер задержится там на некото-
рое время.
400
Недельные поиски в Мюнхене завели в полный тупик. Макензен обошел
все отели, общественные и частные стоянки машин, станции техобслужива-
ния и бензозаправки. Пусто. Человек, которого он искал, словно ис-
парился.
Прикончив напиток, Макензен вылез из-за стойки бара и направился к
телефону звонить Вервольфу. Макензен не мог подозревать, что находится
в полутора сотнях метров от черного «ягуара» с желтыми полосами, кото-
рый стоял во дворе антикварного магазина и частного дома, где жил Ле-
он — руководитель небольшой группы мстителей.
В главной больнице Бремена человек в белом халате подошел к стойке
регистратуры. На груди у него висел обычный стетоскоп, какой имеют все
врачи-интерны.
— Мне нужно заглянуть в историю болезни одного из наших пациен-
тов — Рольфа Гюнтера Кольба, — сказал он.
Регистратор не была знакома с врачом, что, впрочем, ничего не значи-
ло. Их тут в больнице много. Найдя имя Кольба на обложке одной из
историй болезни, она протянула ее- врачу. Зазвонил телефон, и она от-
влеклась.
Врач расположился в одном из кресел и принялся просматривать запи-
си. В них кратко сообщалось, что Кольб потерял сознание на улице и был
доставлен в больницу на машине «скорой помощи». Диагноз — рак желуд-
ка в неоперабельной форме, в силу чего врачи решили не класть его на
стол. Пациенту был предписан ряд лекарств, которые, впрочем, уже ничего
не могли изменить. Позднее он получал лишь болеутоляющее. Последнюю
страницу составляли несколько строчек: «Пациент скончался в ночь на 8
января. Причина смерти: раковые новообразования в толстом кишечнике.
Родственников нет. Cogrus delicti отправлен в муниципальный морг 10
января».
Ниже стояла подпись лечившего врача.
Новый врач вытащил этот листок и вставил другой, где значилось сле-
дующее: «Несмотря на серьезное состояние пациента к моменту поступле-
ния в больницу, медикаментозное лечение привело к улучшению. Больной
выписан из больницы 16 января. По его просьбе был доставлен «скорой
помощью» для поправки здоровья в клинику «Аркадия» в Дельменхорсте».
Вместо подписи стояла неразборчивая закорючка.
Интерн вернул историю болезни девушке в регистратуре, поблагодарил
и с улыбкой удалился.
Было 22 января.
Через три дня Леон получил информацию, подытожившую головолом-
ку, которую он решал. Чиновник из бюро путешествий в Северной Герма-
нии прислал ему сообщение, что некий владелец пекарни в Бремерхафене
401
только что заказал билеты на зимний круиз для себя и своей жены. Супру-
ги будут путешествовать по Карибскому морю в течение четырех недель;
из Бремерхафена они выезжают в воскресенье, 16 февраля. Леон знал, что
человек из Бремерхафена во время войны был полковником СС, а после
1945 года — членом ОДЕССЫ. Леон позвонил Мотти и попросил купить
книгу об искусстве выпечки хлеба.
Вервольф был удивлен. В течение трех недель его люди во всех боль-
ших городах Германии искали человека по фамилии Мюллер — владельца
черного спортивного «ягуара». Были проверены все гаражи и стоянки в
Гамбурге, был нанесен визит женщине средних лет в Осдорфе, которая ска-
зала лишь, что не подозревает, где сейчас ее сын. Несколько раз звонили
по телефону д'евушке Сиги от имени владельца крупного иллюстрированно-
го журнала, который имел спешное и очень выгодное дело для Мюллера,
но девушка тоже сказала, что не представляет, где может находиться ее
приятель.
Расспросы в банке Гамбурга также ничего не дали — с ноября от Мюл-
лера не поступало ни чеков, ни запросов наличности. Наступило 28 января,
и Вервольф чувствовал, что, как бы он ни избегал этого звонка, звонить
придется. Сокрушаясь, он поднял телефонную трубку.
Получасом позже некто, закончив телефонный разговор, несколько ми-
нут отводил душу, яростно и беззвучно ругаясь. Был вечер пятницы, и
человек уже собирался отправиться на двухнедельный отдых в свое заго-
родное поместье, когда раздался этот телефонный звонок.
Он подошел к окну элегантно обставленного кабинета. Свет из окна па-
дал на снежный ковер, покрывший лужайку. В отдалении виднелись стволы
соснового парка.
Он всегда хотел жить в собственном поместье в горах — с тех самых
пор, когда еше мальчиком во время школьных рождественских каникул
увидел богатые виллы. Теперь он имел такой дом и очень любил его.
Дом, конечно, был лучше, чем квартира рабочего пивоварни, когда ему
пришлось самому зарабатывать, и лучше, чем дом в Риге, где он жил че-
тыре года, лучше, чем меблированная комната в Буэнос-Айресе или номер
отеля в Каире. Он всегда мечтал о таком доме. -
Звонок обеспокоил его. На расспросы по телефону он ответил: нет, ни-
кого не заметил в окрестностях своего дома, ни о ком постороннем на сво-
ем предприятии не слышал и никто им, кажется, не интересовался. Но он
встревожился. Кто такой, черт побери, этот Мюллер? По телефону его за-
верили, что о репортере позаботятся, но это успокоило лишь частично.
Серьезность, с какой звонивший и его коллеги восприняли угрозу, якобы
исходящую от Мюллера, привела к тому, что они решили прислать ему
телохранителя, который будет исполнять и обязанности водителя.
4(51-
Человек опустил штору на окне в кабинете, и зимний пейзаж исчез.
Толстая дубовая дверь кабинета не позволила проникать сюда никаким
другим звукам в доме. Тишину помещения нарушал лишь треск свежих со-
сновых поленьев в камине. На кованой решетке весело плясали отблески
огня. Камеи и кованая вязь листьев — это все его нововведения после того,
как он купил дом.
Открылась дверь, и показалась голова жены.
— Обед готов, — сказала она.
— Иду, дорогая, — отозвался Эдуард Рошман.
На следующее утро в субботу уединение Мюллера и Остера нарушила
прибывшая компания из Мюнхена. В машине был Леон и Мотти, водитель
и еще один человек с черным чемоданчиком.
Водитель остался в машине. Остальные вошли в гостиную. Леон пред-
ложил человеку с чемоданчиком отправиться в ванную и приготовить свои
принадлежности.
Кивнув, человек поднялся наверх.
Леон сел за стол и кивком предложил Остеру и Мюллеру присоеди-
ниться к нему. Мотти остался у дверей, держа в руках камеру со
вспышкой.
Леон протянул Мюллеру водительское удостоверение. На месте фото-
графии было пустое место.
— Вот тот, кем вам придется стать, — сказал Леон. — Рольф Гюнтер
Кольб, рождения 18 июня 1925 года. Это значит, что к концу войны вам
было девятнадцать, почти двадцать лет. А сейчас вам тридцать восемь.
Вы родились и выросли в Бремене. Вступили в гитлерюгенд в 1935 году
в десятилетнем возрасте, а в СС — в январе 1944 года, когда вам было
восемнадцать. Ваши отец и мать умерли, точнее — погибли во время нале-
та на бременские доки в 1944 году.
Держа в руках удостоверение, Мюллер внимательно изучал его.
— А какую он сделал карьеру в СС? — спросил Остер. —Мы уже вызу-
брили все что можно.
— И как у него идут дела? — спросил Леон. Мюллеру было, однако,
не до восторгов.
— Отлично, — сказал Остер. — Вчера я устроил ему двухчасовую про-
верку, и он ее выдержал. Только бы не начали интересоваться специфиче-
скими деталями его службы. Тут он ничего не знает.
Леон задумчиво кивнул, рассматривая какие-то бумаги, которые он вы-
тащил из своего кейса.
— О карьере Кольба в СС нам практически ничего не известно, —
сказал он. — Наверняка, его служба была непродолжительной, потому
что его нет в списках разыскиваемых и о нем никто не слышал. Это непло-
хо, потому что повышает шансы: значит, и в ОДЕССЕ о нем не известно.
Но, к сожалению, именно поэтому, у него нет оснований просить убежища
403
i! помощи у ОДЕССЫ, поскольку он не подвергался преследованиям.
И, начиная карьеру, мы должны выдумать сами. Вот так-то.
С этими словами он протянул Остеру пачку листов, в которые тот углу-
бился. Окончив чтение, он кивнул.
— Годится, — сказал он. — Все это соответствует уже известным фак-
там. Вполне достаточно для ареста, если его обнаружат.
Леон удовлетворенно хмыкнул.
— Всему этому вы должны его научить. Кроме того, мы нашли для
него и поручителя. Человек из Бремерхафена, бывший полковник СС, кото-
рый 16 февраля отправляется в морской круиз. Сейчас он владелец пекар-
ни. Когда Мюллер объявится, что должно произойти после 16 февраля,
он представит письмо, в котором ОДЕССА получит заверения, что он,
Кольб, в самом деле бывший член СС и что сейчас у него в самом деле
неприятности. Но к тому времени владелец пекарни будет в далеких юж-
ных морях и связаться с ним станет невозможно. Кстати, — обратился Ле-
он к Мюллеру, протягивая ему книгу, — вы должны усвоить, как выпека-
ется хлеб. Этим вы занимались с 1945 года.
Он не сказал, что владельца пекарни не будет всего четыре недели, по-
сле чего жизнь Мюллера повиснет на волоске.
— А теперь наш друг-парикмахер постарается как-то изменить вашу
внешность, — сказал Леон Мюллеру. — После этого мы сделаем новые
снимки для водительского удостоверения.
В ванной комнате наверху парикмахер сделал Мюллеру самую корот-
кую стрижку, какой он никогда не носил. Когда парикмахер отложил ма-
шинку, Мюллер сразу постарел. Он преобразился настолько, что сквозь
редкую щетину волос даже проглядывала кожа. Взъерошенные волосы
привели в порядок и аккуратно расчесали на пробор. Брови пришлось под-
брить, и они стали куцыми.
— Голые надбровья еше не означают, что человек выглядит старше, —
словоохотливо объяснял парикмахер, — но в таком случае почти невоз-
можно точно определить возраст человека в пределах шести-семи лет.
И еше одно. Вам придется отрастить усы. Узенькие — они тоже немного
старят облик. Успеете за три недели?
— Конечно, — сказал он, глядя на свое отражение. Он выглядел те-
перь лет на тридцать с хвостиком. А усы прибавят недостающие четыре
года.
Он встал спиной к белой простыне, которую держали Леон и Остер,
а Мотти несколько раз щелкнул вспышкой.
—Порядок, — сказал он. — Через три дня сделаем удостоверение.
Когда компания удалилась, Остер повернулся к Мюллеру.
— Итак, Кольб, — сказал он, поскольку уже давно не обращался к нему
иначе, — вы прошли подготовку в тренировочном лагере СС в Дахау, отку-
да были направлены в концентрационный лагерь Флоссенбург в июле 1944
года, и в апреле 1945 года вы командовали взводом, который казнил Кана-
риса — шефа абвера. Вы также участвовали в расстрелах многих армей-
404
ских офицеров, заподозренных гестапо в том, что они принимали участие
в попытке покушения на Гитлера в июле 1944 года. И не стоит удивляться,
что власти хотят добраться до вас. Адмирал Канарис и его люди были
евреями. Сомневаться в этом не приходится. Отлично! За работу,
сержант!
Еженедельная встреча моссада подходила к концу, когда генерал Амит
поднял руку и сказал:
— Есть еше кое-что, хотя я лично не считаю это особенно важным. Ле-
он сообщает из Мюнхена, что вот уже некоторое время готовит одного
молодого арийца, у которого по каким-то своим причинам есть счеты с
СС, и его натаскивают для проникновения в ОДЕССУ.
— Его мотивы? — подозрительно спросил один из присутство-
вавших.
Генерал Амит пожал плечами.
— По сугубо личным мотивам он хочет выследить небезызвестного
бывшего капитана СС Эдуарда Рошмана.
Глава отдела стран преследования, бывший польский еврей, резко вски-
нул голову:
— Эдуард Рошман? Мясник из Риги?
— Именно он.
— Доберись мы до него, могли бы вспомнить старые шрамы!
Генерал Амит покачал головой.
— Как я уже говорил вам раньше, Израиль больше не занимается воз-
мездием. И приказ мой не подлежит обсуждению. Даже если этот человек
найдет Рошмана, не может быть и речи о покушении на него. Дело Бен
Гала было последней соломинкой для Аденауэра. И если в Германии уми-
рает какой-нибудь бывший нацист, проклятия сыплются на голову изра-
ильских агентов.
— Так что там с этим молодым немцем? — спросил шеф ша-
бака.
— Я хотел бы использовать его для опознания остальных ученых, кото-
рые могут оказаться в Каире. Для нас эта задача по важности идет под
первым номером. Я предлагаю послать в Германию агента, чтобы он мог
быть рядом с этим молодым человеком. Просто наблюдение, и ничего
больше.
— У вас есть такой человек?
— Да. Отличный парень, вполне подходящий для такой задачи. Он от-
правится в Германию и будет наблюдать за этим немцем, извещая меня
лично. Он вполне может сойти за немца. Родом из Карлсруэ.
— А как Леон? — спросил кто-то. — Не может ли он сам справиться
с этой проблемой?
— Леон будет делать то, что ему приказано, — гневно ответил генерал
Амит. — И больше ничем заниматься не будет!
405
Мюллер крутился, как на вертеле, под градом вопросов Остера.
— Прекрасно! Что было выгравировано на лезвии кинжалов СС?
— «Кровь и честь», — отчеканил Мюллер.
— Правильно. Когда такой кинжал вручался члену СС?
— После торжественного парада в тренировочном лагере СС.
— Верно. Повторите-ка клятву в верности Адольфу Гитлеру!
Мюллер отбарабанил ее слово в слово.
— Клятву крови СС!
Мюллер отбарабанил и ее.
— В чем смысл эмблемы «Мертвой головы»?
Закрыв глаза, Мюллер повторил то, чему его учили. Образ мертвой го-
ловы пришел из древней германской мифологии. Это символ тех тевтон-
ских воинов, которые дали клятву в верности своему вассалу и друг другу
до самой могилы и после нее в Валгалле. Таким образом, череп и скрещен-
ные кости обозначают загробный мир.
— Правильно. Были ли все члены СС автоматически включены в отря-
ды «Мертвой головы»?
— Нет. Но клятву давали они ту же.
Остер встал и потянулся.
— Неплохо. Не представляю, какие еше вопросы на обшие темы могли
бы вам задать. Теперь перейдем к отдельным деталям. Вот что вы до-
лжны знать о Флоссенбургском концентрационном лагере — первом и
единственном месте вашей службы...
Человек, который сидел у иллюминатора рейса «Олимпмк Эйрлайнс»,
летевшего из Афин в Мюнхен, был тих и задумчив. Он смотрел на Эгей-
ское море, проплывавшее под ними, пока лайнер летел из солнечного вос-
точного Средиземноморья к снежным пикам Баварских Альп. Сидевший
рядом бизнесмен из Германии после нескольких попыток завязать разговор
углубился в журнал «Плейбой».
Он выяснил о своем соседе только то, что тот был немец; языком он
владел бегло и прекрасно знал страну. И бизнесмен, возвращавшийся до-
мой после деловой поездки в столицу Греции, пребывал в уверенности, что
сидит рядом с земляком.
Вряд ли он мог предположить, что ошибся. Человек, сидевший рядом
с ним, родился в Германии, в Карлсруэ, тридцать три года назад, в семье
еврейского портного и получил имя Иозеф Каплан.
Ему было всего три года, когда Гитлер пришел к власти, семь — когда
родителей увез черный фургон; он три года скрывался на чердаках, но в
1940 году его обнаружили и увезли в фургоне. Когда стал подростком, ему
потребовались выносливость и изобретательность, чтобы до 1945 года вы-
жить в многочисленных концентрационных лагерях; с проворством и подо-
зрительностью дикого животного он умел уворачиваться от дубинки и вы-
рывать кусок пиши из рук человека, который говорил с ним на чужом
"406
языке со странным носовым произношением. Забившись где-нибудь в углу
лагеря, он торопливо съедал добычу.
Спустя два года, поправившись всего на пару фунтов, семнадцатилет-
ний подросток, вечно голодный и столь же подозрительный и недоверчи-
вый, поднялся на борт судна «Президент Уорфильд», он же «Эксодус».
Судно уходило к другим берегам, далеко от Карлсруэ и Дахау.
Последующие годы заставили его повзрослеть, он смягчился. Затем же-
нился, служил в армии, но даже в зрелые годы не мог избавиться от нена-
висти к стране, в которую сейчас направлялся. Подавив свои чувства, он
дал согласие ехать и снова заняться тем, что уже делал дважды за послед-
ние десять лет. Снова пришлось надеть маску дружелюбия и доброжела-
тельности и превратиться в респектабельного немца.
Все остальное сделала Служба: паспорт в нагрудном кармане, письма,
визитные карточки и прочие документы подтверждали, что он гражданин
западноевропейской страны, одежда, белье, обувь и багаж соответственно
приличествовали немецкому торговцу текстилем.
Когда самолет нырнул в тяжелые кучевые облака, стоявшие над Евро-
пой, он откинулся на спинку кресла и стал думать о своей задаче, которую
несколько дней и ночей подряд спокойным мягким голосом излагал ему
полковник в киббуце, производившем мало фруктов, но много израильских
агентов. Каплану предстояло следить за каждым шагом молодого репорте-
ра, потому что он решился на то, что пытались проделать, но потерпели
неудачу другие, — проникнуть в ОДЕССУ. Итак, следить за ним, оцени-
вать его успехи, замечать всех, с кем входит в контакт и кто имеет к нему
отношение. И если удастся — обнаружить с его помощью того, кто делает
набор ученых в Египет для работы над ракетами. При этом — ничем не
«засветить» себя, ничем лично не заниматься. Незамедлительно предста-
вить полный отчет о том, что выяснит молодой немец, прежде чем он
«подорвется» или будет обнаружен, от чего, конечно, его нельзя застрахо-
вать. И Каплан сделает все как положено, но задание его не радовало. К
счастью, никто и не требовал от него, чтобы он испытывал удовольствие,
снова становясь немцем. Никто не заставлял его испытывать радость от
внедрения в их среду, от из языка. Если бы он мог, то отказался бы от
задания. Потому что ненавидел их всех, включая даже молодого репорте-
ра, которого ему было приказано охранять. И он был уверен, что никакие
силы не изменят сложившегося убеждения.
На следующий день Леон в последний раз пришел к Остеру и Мюллеру.
Кроме Леона и Мотти, с ним был и новый человек, загорелый и подтяну-
тый, выглядевший гораздо моложе остальных. Мюллер прикинул, что ему
лет за тридцать. Представился он просто: Иозеф —.и в течение всей встре-
чи не вымолвил ни слова.
— Кстати, — сказал Мотти Мюллеру, — сегодня я отогнал вашу маши-
ну. Я оставил ее на общественной стоянке около рынка.
407
Он протянул Мюллеру связку ключей, добавив:
— Не пользуйтесь ею, когда отправитесь на встречу с ОДЕССОЙ. С
одной стороны, слишком заметна, с другом — вы ведь теперь рабочий пе-
карни, спасающийся бегством после того, как в нем опознали бывшего
стражника концлагеря. А такому «ягуар» не по карману. Лучше поезжайте
поездом.
Мюллер кивнул, соглашаясь, но про себя пожалел, что ему придется
расстаться со своим любимым «ягуаром».
— Отлично. Здесь водительское удостоверение, на котором теперь ваша
нынешняя фотографий. Всем, кто будет вас спрашивать, говорите, что у
вас был «фольксваген», но вы оставили его в Бремене, так как боялись,
что вас опознают по номеру.
Мюллер бросил взгляд на удостоверение. С фотокарточки смот-
рел он, коротко остриженный, но без усов. Появление усов он .может
объяснить как меру предосторожности: отрастил, чтобы его не опоз-
нали.
— Человек, который, сам того не подозревая, стал вашим поручителем,
утром отплывает из Бремерхафена. Это бывший полковник СС, ныне вла-
делец пекарни и ваш бывший хозяин. Его зовут Иоахим Эберхардт. Вот
его письмо к тому человеку, к которому вы направляетесь. Бумага подлин-
ная, получена из его конторы. Подпись подделана наилучшим образом. В
письме говорится, что в прошлом вы были отличным воином СС, с боль-
шим чувством ответственности, но сейчас переживаете неприятности, по-
скольку вас опознали, и он просит адресата помочь вам обрести новые бу-
маги и как-то устроиться.
Леон протянул письмо Мюллеру. Прочитав, он положил его обратно
в конверт.
— Кто человек, которому я должен представиться? — спросил он.
Леон вынул листок бумаги с именем и адресом:
— Вот, живет в Нюрнберге. Мы не знаем точно, кем был во время вой-
ны, потому что у него, конечно же, новая фамилия. Но в одном мы убеж-
дены — он занимает очень высокий пост в ОДЕССЕ. Мог встречаться
с Эберхардтом, который тоже считается шишкой в отделении ОДЕССЫ
в Северной Германии. Здесь есть фотография Эберхардта. Всмот-
ритесь и запомните на тот случай, если вас спросят, как он выглядит.
Ясно?
Мюллер, не отрывая глаз от фотографии Эберхардта, кивнул.
— Когда все будет готово, я предпочел бы подождать несколько дней,
пока судно с Эберхардтом выйдет из зоны досягаемости берегового
радиотелефона. Никто не должен. дозвониться до Эберхардта, пока
судно еще находится у берегов Германии. Подождем, пока оно окажется
в Атлантике. Я думаю, что вам лучше появиться в следующую среду
утром.
Мюллер кивнул. /
— Хорошо. В среду так в среду.
408
— Еще две веши, — продолжал Леон. — Кроме того что вы выслежи-
ваете Рошмана, что делаете ради собственного удовольствия, мы хотели
бы получить от вас кое-какую информацию. Нам надо узнать, кто сейчас
набирает ученых для поездки в Египет, чтобы помочь Насеру строить раке-
ты. Набор ведется здесь, в Германии, и занимается им ОДЕССА. Особенно
нас интересует, кто руководит этим делом. Во-вторых, постоянно поддер-
живайте с нами связь. Пользуйтесь уличными телефонами и звоните по
этому номеру.
Он протянул Мюллеру клочок бумажки.
— У телефона всегда кто-то будет. Звоните, как только что-нибудь
узнаете.
Через двадцать минут компания Леона покинула дом.
На заднем сиденье машины, доставлявшей их обратно в Мюнхен,
Леон и Иозеф сидели бок о бок; израильский агент, забившись в угол,
молчал. Когда Байрейт скрылся из виду, Леон ткнул Иозефа локтем
в бок.
— Почему ты такой мрачный? — спросил он. — Все идет отлично..
Иозеф посмотрел на него.
— Насколько можно полагаться на этого человека —- вашего Мюлле-
ра? — спросил он.
— Полагаться? Он — наилучший шанс из всех, какие у нас были для
проникновения в ОДЕССУ. Ты же слышал слова Остера. В любой компа-
нии бывших эсэсовцев он будет вести себя как рыба в воде
Иозеф промолчал, не желая делиться своими сомнениями.
— Моя задача — не спускать с него глаз, — пробурчал он. — Ходить за
ним по пятам, все время держать его в поле зрения, сообщать, как прошло
его внедрение в ОДЕССУ и какое он там занял положение Лично я бы
не согласился отпускать его одного в такое путешествие и поддерживать
с ним связь только по телефону. А что, если он решит не звонить?
Леона окатила волна гнева, и он с трудом взял себя в руки. Чувствова-
лось, что они уже спорили на эту тему.
— Теперь выслушай меня еше раз. Этого парня открыл я. Внедрить его
в ОДЕССУ — моя идея. Он — мой агент. Несколько лет я ждал момента,
чтобы засунуть кого-нибудь туда. И чтоб это был не еврей. И я не желаю,
чтобы он провалился из-за того, что кто-то будет таскаться за ним по
пятам.
— Он любитель. А я профессионал, — проворчал агент.
— Но он и ариец, — отпарировал Леон..— К тому' времени, когда он
уже не будет представлять ценности для нас, он, я думаю, сообщит нам
имена первых десяти человек, которые в Германии работают на ОДЕССУ.
И мы займемся по порядку ими. Среди них должен быть тот, кто набирает
ракетчиков для Египта. Не беспокойся, мы найдем, его и выжмем имена
ученых, которых он направил в Каир.
409
В Байрейте Мюллер смотрел из окна на падающий снег. Лично он не
испытывал никакой необходимости звонить кому-то, потому что не имел
никакого интереса к поискам завербованных ракетчиков. Перед ним по-
прежнему была лишь одна цель — Эдуард Рошман.
Глава 12
Как и было намечено, вечером во вторник 19 февраля Мюллер распро-
щался с Альфредом Остером в его коттедже в Байрейте и направился в
Нюрнберг. На пороге они пожали друг другу руки.
— Желаю удачи, Кольб. Я преподал тебе все, что знал сам. И на про-
щание позволь дать тебе последний совет. Не знаю, как долго продержится
твоя легенда. Возможно, и не очень. Но как только заметишь человека,
который присматривается к тебе, не теряй времени. Уноси ноги и возвра-
щайся к своему настоящему имени.
Когда молодой журналист шел по дорожке сада, Остер пробормотал
про себя: «Самый безумный замысел, с которым я когда-либо сталкивал-
ся», закрыл дверь и вернулся к теплу камина.
Мюллер отшагал милю до железнодорожной станции, двигаясь все вре-
мя под гору, и оказался рядом с общественной стоянкой. На маленькой,
типичной баварской станции с привычными карнизами и фронтонами он
купил бплет до Нюрнберга. И лишь когда он вышел на чисто выметенный
перрон, контролер сказал ему:
— Боюсь, что вам придется основательно подождать. Нюрнбергский
поезд будет поздно вечером.
Мюллер удивился. Немецкие железные дороги славились тем, что поез-
да ходили, как часы.
— Что случилось?
Контролер кивнул на дорогу, занесенную снегом: по ней тяжело подни-
мался грузовик, которого почти не было видно из-за сугробов на обочинах.
— Внизу прошел сильный снегопад. И, как мы слышали, снегоочисти-
тель только что вышел на линию. Инженерная служба уже занимается
этим.
Мюллер с отвращением относился к залам ожидания. Постоянно нахо-
дясь в разъездах по своим журналистским делам, он, обычно голодный,
усталый и измотанный, достаточно насиделся в таких залах. В буфете ма-
ленькой станции он выпил кофе и бросил взгляд на уже прокомпостирован-
ный билет. Мюллер вспомнил о стоящем неподалеку «ягуаре».
А что, если в самом деле он припаркует машину где-нибудь на окраине
Нюрнберга, подальше от дома, куда должен явиться? А если после разго-
вора его пошлют еще куда-нибудь другим видом транспорта, он сможет
оставить «ягуар» в Мюнхене. Он даже может загнать его в гараж, чтобы
не бросался в глаза. И никто его не найдет. Во всяком случае, пока не
сделает свое дело. Кроме того, прикидывал он, не так уж плохо иметь в
410
запасе возможность быстро унести ноги, если понадобится. У него нет ни-
каких оснований считать, что кто-то в Баварии слышал о нем или знает
его машину.
Вспомнилось предупреждение Мотти, что он не должен бросаться в гла-
за, но тут же вспомнилось и предупреждение Остера, сказанное всего час
назад: если придется туго, не стоит медлить ни секунды. Воспользоваться
машиной, конечно, риск, но тогда придется передвигаться пешком. По-
размыслив еше минут пять, он отодвинул кофе, вышел и направился
к стоянке. Через десять минут он уже был за рулем «ягуара» и выезжал
из города.
Возвращение в Нюрнберг заняло не так много времени. Въехав в город,
Мюллер остановился в небольшом отеле недалеко от вокзала, поставил ма-
шину в двух кварталах от него и через Королевские Ворота вернулся в об-
несенный стеной старый средневековый город — город Альбрехта Дюрера.
Уже стемнело, но свет уличных фонарей и из окон освешал островерхие
черепичные крыши и лепнину фасадов старинного города. Средневековье,
когда король Франконии правил Нюрнбергом, одним из самых богатых
купеческих городов германских государств, тут ощущалось на каждом ша-
гу. И трудно было представить, что город был возрожден после 1945 года.
Тщательное восстановление его облика проводилось по подлинным архи-
тектурным чертежам: вымощенные улицы и островерхие дома после бом-
бардировок союзников в 1943 году были превращены в щебень.
Дом, который он искал, Мюллер обнаружил за две улицы от централь-
ного рынка, почти рядом с двухбашенной кирхой святого Себальда. Имя
на дошечке двери было то же, что и на конверте, который он держал в
руках. В нем лежало фальшивое рекомендательное письмо от бывшего по-
лковника СС Иоахима Эберхардта из Бремерхафена.
Он вернулся на торговую площадь, подыскивая место, где можно было
бы перекусить. Миновав две-три традиционных франковских закусочных,
он заметил струйку дыма из-под красочной черепичной крыши небольшой
сосисочной на углу площади, как раз рядом с кирхой. Выступающая вперед
терраса была заставлена квадратными, докрасна раскаленными жаровня-
ми, которыми владелец растопил выпавший утром снег.
Когда Мюллер вошел, тепло и непринужденность обстановки окружили
его. Деревянные столы почти все были заняты, но парочка в углу уже ухо-
дила, и он протолкался на их место, благодарно улыбнувшись на проща-
ние. Мюллер заказал фирменное блюдо — маленькие и острые нюрнберг-
ские сосиски. Тут их подавали целую дюжину. Взял еще и бутылку местно-
го вина, чтобы смочить горло.
Поев, он расслабленно откинулся на спинку стула и стал потягивать
кофе. Чувствовал себя неплохо. Было очень приятно сидеть, глядя на горя-
щие поленья в камине, слушать, как в углу громко поют франконскую за-
стольную песню. Певцы раскаливались из стороны в сторону, положив
Друг другу руки на плечи. Заканчивай куплет, они отчаянно повышали го-
лос и поднимали пивные кружки.
’411
В первый раз за все это время Петер задумался, почему он должен под-
вергать свою жизнь опасности из-за человека, который совершил свои пре-
ступления двадцать лет назад. Он понял, что ему надо бросить эту исто-
рию; сбрить усы, снова отрастить волосы и возвратиться в Гамбург, где
его ждет постель и Сиги. Подошедший официант с поклоном положил ему
на стол счет, сопроводив его вежливым «Битте шен...».
Запустив руку в карман за бумажником, он наткнулся на фотографию.
Вытащив, мельком глянул на нее. С фотографии смотрело лицо с блеклы-
ми глазами, безгубым ртом. Подбородок подпирал воротник с черными
петлицами и серебряными символами молний.
— Ах ты, сволочь, — пробормотал он и поднес фотографию к пламени
свечи на столе. Когда снимок сгорел, он растер пепел. Больше фотография
ему не понадобится. Теперь он сможет узнать лицо, где бы ни повстречал
его.
Мюллер расплатился за ужин, поднял воротник и побрел в го-
стиницу.
Макензен чувствовал, что Вервольф и разгневан и одновременно
растерян.
— Черт побери, куда же он мог деться? — фыркнул шеф ОДЕССЫ. —
Не может же он раствориться в воздухе. Его машина — одна из самых
заметных в Германии, ее увидишь за полмили. После шести недель поис-
ков ты сообщаешь мне только то, что его не обнаружили...
Макензен терпеливо ждал, пока приступ гнева и раздражения иссякнет
сам собой.
— Тем не менее это так, — наконец сказал он. — Я лично проверил его
квартиру в Гамбурге, говорил с его матерью и подружкой, расспра-
шивал, у кого из друзей он может быть, встречался с его коллегами.
Никто ничего не знает. Его машина наверняка стоит в каком-то гараже.
Но сам как сквозь землю провалился. После того как его видели отъез-
жавшим со стоянки в аэропорту Кельна, когда вернулся из Лондона,
он исчез.
— Мы обязаны найти его, — повторил Вервольф. — Он не должен даже
приблизиться к нашему товарищу.
— Где-нибудь объявится... — уверенно сказал Макензен. — Рано или
поздно где-нибудь прорежется. Тогда мы его и накроем.
Вервольф оценил терпение и логику профессионального охотника и
склонил голову.
— Очень хорошо. Поэтому я хотел бы, чтобы вы находились недалеко
от меня. Устройтесь в отеле, и будем ждать. Если будете поблизости, я
смогу быстро связаться с вами.
— Хорошо. Когда сниму номер,, позвоню и сообщу вам, где нахожусь.
Вы сможете застать меня там в любое время.
Он пожелал своему хозяину доброй ночи и откланялся.
П2
В девять утра на следующий день Мюллер подошел к дому адвоката
и нажал на отполированную кнопку звонка. Он хотел застать хозяина до
того, как тот уйдет на работу. Дверь открыла горничная и ушла доложить
о приходе гостя. Мюллера пригласили в гостиную, которая свидетельство-
вала о немалых доходах хозяина.
Через десять минут в гостиную вошел человек лет пятидесяти. Его ред-
кие каштановые волосы переходили в седину на висках. Держался он с эле-
гантной самоуверенностью.
Хозяин спокойно посмотрел на нежданного посетителя, сразу отметив
дешевые брюки и пиджак, выдававшие принадлежность его к рабочему
классу.
— Так чем я могу быть вам полезен? — спокойно спросил хозяин.
Чувствовалось, что посетитель прямо ошарашен шикарной обстанов-
кой, в которой очутился.
— Видите ли, герр доктор, я и в самом деле думаю, что вы можете
помочь мне.
— Уверен, — сказал хозяин, — что вам известно местонахождение и мое-
го рабочего кабинета недалеко отсюда. Почему же вы не направились туда?
Там договорились бы с моей секретаршей, когда я смогу вас принять.
— В обшем-то я нуждаюсь не в юридической помоши, — ответил Мюл-
лер. Он говорил на гамбургско-бременском диалекте, на языке рабочего
люда. Чувствовалось, что он растерян и с трудом подбирает слова. Не
в силах выдавить из себя ничего больше, он залез во внутренний карман,
выташил письмо и протянул его.
— Я принес вам рекомендательное письмо от человека, который посове-
товал мне обратиться к вам.
Адвокат молча взял письмо, вскрыл его и быстро пробежал текст.
Встрепенувшись, он искоса глянул на Мюллера.
—- Понимаю, герр Кольб. Присядьте, пожалуйста.
Жестом он показал Мюллеру на стул с высокой спинкой, а сам располо-
жился в мягком кресле. Несколько минут, нахмурившись, он испытываюше
смотрел на своего гостя. Вдруг быстро спросил:
— Как, вы сказали, ваше имя?
— Кольб.
— Имя?
—• Рольф Гюнтер.
— У вас есть с собой какие-нибудь документы?
Мюллер смутился.
— Только водительское удостоверение.
— Будьте любезны, позвольте взглянуть на него.
Юрист с профессиональной непринужденностью протянул руку, заста-
вив тем самым Мюллера встать со стула и положить удостоверение в про-
тянутую ладонь. Открыв обложку, внимательно изучил документ. Он при-
стально смотрел на Мюллера, сравнивая его лицо с изображением на сним-
ке. Все совпадало.
413
— Когда вы родились?
— Родился? Ах, да... э-э-э... восемнадцатого июня.
— Года, Кольб?
— В тысяча девятьсот двадцать пятом.
Юрист еше несколько минут изучал водительское удостоверение.
— Подождите здесь, — вдруг сказал он, встал и вышел.
Он направился в заднюю часть дома, где занимался адвокатской прак-
тикой и куда клиенты заходили со двора. Войдя в кабинет, он открыл стен-
ной сейф. Вынув оттуда толстую книгу, торопливо перелистал ее.
По случайному совпадению, он знал имя Иоахима Эберхардта, но ни-
когда не встречал его. Он не был уверен в последнем звании Эберхардта
в СС. Книга заставила его убедиться в правильности письма. Иоахим
Эберхардт в самом деле получил звание полковника «Ваффен-СС» 10 янва-
ря 1945 года. Он пролистал еше несколько страниц, разыскивая Кольба.
Было еше семеро обладателей этой фамилии, но только один носил имя
Рольфа Гюнтера, штаб-сержанта с апреля 1945 года. Дата рождения —
18.06.1925 г. Закрыв книгу, положил ее обратно в сейф и запер его. Затем
вернулся в гостиную. Гость, по-прежнему сохраняя напряженную позу, си-
дел на краешке стула.
Хозяин снова опустился в кресло.
— А что, если я не смогу вам помочь?
Мюллер закусил губу и кивнул.
— Мне больше некуда деться. Когда они стали ходить за мной, я обра-
тился к герру Эберхардту, и он дал мне письмо, сказав, что я должен пой-
ти к вам. Он сказал, что если вы не сможете мне помочь, то уж никто
не сможет.
Адвокат откинулся на спинку кресла и задумчиво посмотрел в по-
толок.
— Странно, почему он не позвонил, если хотел поговорить со мной, —
пробормотал он. Обождал, что скажет посетитель.
— Может, не хотел пользоваться телефоном... в таком деле, — понуро
предположил тот.
Адвокат насмешливо посмотрел на него.
— Возможно, — сухо согласился он. — Вы лучше расскажите мне, как
вам удалось впутаться в это дело.
— О да, хорошо... Я думаю, что меня узнал какой-то человек, а потом
дали знать, что ко мне придут с арестом. Вот я и сбежал. Я понял, что
ничего больше не остается...
Адвокат вздохнул.
— Начните с самого начала, —- устало предложил он. — Кто узнал вас
и каким, образом?
Мюллер глубоко вздохнул.
— Видите ли, это было в Бремене. Я жил там и работал... ну, словом
до того, как все произошло... работал у герра Эберхардта в пекарне. Ну,
однажды, месяца четыре назад, я шел по.улице и почувствовал странную
414.
боль в желудке. Мне стало очень плохо. Словом, я ничего не мог поделать.
Потерял сознание и упал прямо на улице. Меня подобрали и доставили
в больницу.
— В какую больницу?
— В главную бременскую. Они сделали какие-то анализы и сказали, что
у меня рак. В желудке. Я подумал — конец, понимаете?
— Конец обычно один, — мрачно заметил адвокат.
— Так и я думал. Но мне повезло — его удалось застукать на ранней
стадии. Вместо операции они прописали мне лекарства, и спустя какое-то
время рак стал исчезать.
— Насколько я понимаю, вы счастливчик. А как насчет того, что вас
опознали?
— А, да, там был один врач в больнице, понимаете? Он еврей. Все вре-
мя смотрел на меня. Каждый раз, как он был на дежурстве, он все смотрел
на меня. И как-то странно, понимаете? Я забеспокоился — из-за того,
что он так смотрел на меня. Его лицо словно говорило: «Я тебя
знаю». Я-то его не знаю, но у меня сложилось впечатление, что он знает
меня.
— Продолжайте, — казалось, адвокат стал проявлять интерес к
рассказу.
— Так что примерно месяц назад мне сказали, что меня надо перевести,
и отправили в клинику для выздоравливающих. За счет страхового фонда,
который платили за меня в пекарне. Перед тем как мне уехать из больни-
цы, я вспомнил его. Ну, того еврейского парня я имею в виду. Я ломал
себе голову несколько недель и вспомнил наконец. Он был заключенным
во Флоссенбурге.
Адвокат резко качнулся вперед.
— Вы были во Флоссенбурге?
— Ага, я прошел его с начала до конца, разве я не сказал? То есть я
имею в виду... Словом, я вспомнил того врача.
В больнице я назвался своим именем. Потом узнал его фамилию. Он
был во Флоссенбурге в партии тех заключенных, которых мы использова-
ли, когда сжигали трупы Канариса и других казненных за участие в поку-
шении на фюрера.
Адвокат снова посмотрел на него.
— Вы были среди тех, кто казнил адмирала Канариса и других с
ним? — спросил он.
Мюллер пожал плечами.
— Я командовал взводом, который покончил с ними, — просто сказал
он.— Так ведь они же были предатели, не так ли? Они хотели убить
фюрера.
Адвокат усмехнулся.
— Дорогой мой, я не собираюсь вас разубеждать. Конечно, они были
предатели, Канарис к тому же передавал информацию союзникам. Все они
415-
предатели, эти армейские свиньи, начиная с генералов. Просто я никогда
не предполагал встретиться с человеком, который покончил с ними.
Мюллер смущенно улыбнулся.
— Дело в том, что сегодня меня за это хотят сцапать. Я имею в виду,
кое-кто говорит, что, мол, убивать евреев — это одно дело и совсем дру-
гое — Канарис и прочие, которые, как говорят, были героями.
Адвокат кивнул.
— Да, из-за сегодняшних властей в Германии у вас может быть куча
неприятностей. Но продолжайте свою историю.
— Меня перевезли в клинику, и я больше не видел этого еврейского вра-
ча. А в последнюю пятницу меня позвали к телефону в клинике. Я подумал
было, что звонят из пекарни, но человек не назвался. Он просто сказал,
что его положение позволяет ему быть в курсе дел и что кое-кто сообщил
этим свиньям в Людвигсбурге, кто я такой. Уже подготовлен ордер на мой
арест. Я не знаю, кто был этот человек, но голос у него звучал так, будто
он знает, о чем говорит. Голос, как у начальника, если вы понимаете, что
я имею в виду.
Адвокат понимающе кивнул.
— Возможно, наш друг из полиции в Бремене. И что вы тогда сде-
лали?
Мюллер удивленно посмотрел на него.
— Как что сделал? Удрал из клиники. Я не знал, что делать. Не мог
же я отправиться домой — меня там уже могли ждать. Я даже не мог
взять свой «фольксваген», который стоял возле моей берлоги. Кое-как пе-
рекантовался ночь, и в субботу меня осенило. Я решил повидаться с хозяи-
ном, герром Эберхардтом, у него дома. Он оказался у телефона и был
очень любезен со мной. Сказал, что завтра утром они с фрау Эберхардт
уезжают в путешествие, но он попытается что-то для меня сделать. Так-
ой дал мне письмо и посоветовал обратиться к вам.
— Почему вы решили, что герр Эберхардт станет вам помогать?
— Ну да, видите ли, я не знал, что он делал во время войны. Но он
всегда на работе очень хорошо относился ко мне. А примерно два года
назад у нас в пекарне была вечеринка. Я, как и все, немного перебрал, по-
нимаете? Зашел в мужскую комнату. Там был герр Эберхардт. Он мыл
руки и тихонько напевал «Хорста Бесселя». Ну я и подтянул ему. Мы с
ним сидели в мужской комнате бок о бок и пели. Затем он хлопнул меня
по спине и сказал: «Ни слова, Кольб!» и вышел. Больше я не думал о
том, пока не попал в этот переплет. И тогда я подумал: «А ведь он тоже
мог быть в СС, как и я. Попрошу-ка я его о помоши!»
— И он послал вас ко мне?
Мюллер кивнул.
— Как имя того еврейского врача?
— Герштейн.
— Где находится клиника, в которую вас послали после Бремена?
416
— Клиника «Аркадия» в Дельменхорсте, недалеко от Бремена*.
Адвокат снова кивнул, черкнув несколько строчек на листке бумаги, ко-
торый взял со стола.
— Оставайтесь здесь! — приказал он и вышел.
Он снова направился в свой кабинет. Связавшись со справочной служ-
бой, попросил дать ему номера телефонов пекарни Эберхардта, бременской
больницы и клиники в Дельменхорсте. Первым делом позвонил в пекарню.
Секретарша Эберхардта была полна желания оказать содействие.
— Но боюсь, что герр Эберхардт уехал в отпуск. Нет, связаться с ним
невозможно, он совершает с фрау Эберхардт свой обычный круиз по Ка-
рибскому морю. Вернется через четыре недели. Могу ли быть чем-нибудь
вам полезной?
Адвокат заверил ее, что помощи не требуется, и повесил трубку.
Затем набрал номер телефона бременской больницы и попросил соеди-
нить его с отделом личного состава.
— С вами говорят из Управления социального "обеспечения, из отдела
пенсий, — небрежно представился он. — Я хотел удостовериться, есть ли
у вас в штате врач по фамилии Герштейн.
На другом конце провода наступила пауза: девушка-регистратор про-
сматривала список личного состава.
— Да, есть, — ответила она. —Давид Герштейн.
— Спасибо, — сказал адвокат и повесил трубку. Затем снова набрал тот
же номер и попросил к телефону службу регистрации. — Говорит секре-
тарь хлебобулочной компании Эберхардта, — сказал он. — Я хотел узнать,
как идут дела у одного нашего сотрудника, который попал в вашу больни-
цу с опухолью в желудке. Не можете ли вы сказать, он поправляется? Его
зовут Рольф Гюнтер Кольб.
Снова наступила пауза. Девушка в регистратуре нашла историю болез-
ни Кольба и заглянула на последнюю страницу.
— Он выписан. Его состояние улучшилось, и мы смогли перевести его
в клинику для выздоравливающих. .
— Прекрасно, — сказал адвокат. — Я был в отпуске, катался на лыжах,
так что не в курсе дела. А не скажете ли, в какую клинику?
— «Аркадия» в Дельменхорсте.
Адвокат набрал номер телефона клиники. Ответила женщина. Выслу-
шав просьбу, она прикрыла ладонью микрофон и повернулась к врачу, си-
девшему рядом.
— Спрашивают о том человеке, про которого вы говорили мне. О
Кольбе.
Доктор взял трубку.
—Да, — сказал он. — Я глава клиники. Доктор Браун. Чем могу быть
полезен?
Услышав, что врач назвал себя Брауном, секретарша удивленно посмот-
рела на своего начальника. Не моргнув глазом тот выслушал все, что ему
сказали из Нюрнберга, и уверенно ответил:
•I» tnI -День Шакала»
417
— Сожалею, но герр Кольб неожиданно покинул нас в пятницу вече-
ром. Очень странно, но я ничего не мог сделать. Да, совершенно верно,
его доставили к нам из бременской больницы. С опухолью в желудке, но
дело уже шло на поправку. — Послушав еще немного, сказал: — Не стоит
благодарности. Рад, что смог помочь вам.
Врач, чье настоящее имя было Розмайер, повесил трубку, набрал номер
в Мюнхене. Услышав ответ, он без предисловий сказал:
— Кто-то по телефону интересовался Кольбом. Проверка началась.
В Нюрнберге адвокат повесил трубку и вернулся в гостиную.
— Что ж, Кольб, вы в самом деле тот, за кого себя выдаете.
Мюллер с удивлением уставился на него.
— Тем не менее я хотел бы задать вам еще несколько вопросов. Вы
не возражаете?
Посетитель кивнул.
— Нет.
— Отлично. Вы проходили обрезание?
Мюллер ошарашенно смотрел на него.
— Нет, не проходил, — тупо ответил он.
— Покажите, — мягко предложил адвокат. Мюллер продолжал сидеть
на стуле.
— Покажите, штаб-сержант! — рявкнул адвокат.
Мюллер вскочил со стула, готовый внимать и повиноваться.
— Ja wohl! — ответил он, застыв по стойке «смирно».
Продолжая стоять в том же положении, он распустил пояс брюк и рас-
тегнул «молнию». Адвокат бросил на него беглый взгляд и кивнул, давая
понять, что может привести себя в порядок.
— Ну, по крайней мере ясно, что вы не еврей, —- уже дружелюбно ска-
зал он.
Снова усевшись на стул, Мюллер смотрел на него, открыв рот.
— Конечно, я не еврей, — пробурчал он.
Адвокат улыбнулся:
— Были случаи, когда евреи пытались выдавать себя за наших Kamera-
den. Но длилось это недолго. А теперь рассказывайте вашу историю, а я
буду задавать вам вопросы. Чтобы, понимаете ли, проверить некоторые
детали. Где вы родились?
— В Бремене.
— Верно, место рождения есть в ваших документах СС, я только то
проверил. Вы были в гитлерюгенде?
— Да, герр. Вступил в десятилетнем возрасте в 1935 году.
— Ваши родители были настоящими национал-социалистами?
— Да, оба.
— Что с ними случилось?
— Они погибли во время большой бомбежки Бремена.
— Когда вас приняли в СС?
— Весной 1944 года. Мне было восемнадцать.
418
— Где вы проходили подготовку?
— В тренировочном лагере СС в Дахау.
— У вас на правой подмышке вытатуирована группа крови?
— Нет. И кроме того, она должна быть на левой подмышке.
— Почему у вас нет татуировки?
— Видите ли, в августе 1944 года мы должны были окончить обучение
в тренировочном лагере и отправляться служить в «Ваффен-СС», а по-
скольку в июле большая группа офицеров оказалась замешанной в заговоре
против фюрера, нас всех послали во Флоссенбургский лагерь. Оттуда по-
просили немедленно прислать тех, кто прошел подготовку в Дахау, чтобы
восполнить недостачу личного состава. Меня и еше дюжину других отобра-
ли, потому что мы очень хорошо справлялись, и направили прямо туда.
Так что нам не успели сделать татуировку, и мы не участвовали в торжест-
венном параде. Комендант сказал, что татуировка не обязательна, потому
что на фронт мы так и не попадем.
Адвокат кивнул. Конечно, комендант забеспокоился в июле 1944 года,
когда союзники высадились во Франции: война шла к концу.
— Вы получили кинжал?
— Да. Из рук коменданта.
— Какие слова на нем?
— «Кровь и честь».
— Какую подготовку вы прошли в Дахау?
— Полную военную подготовку и политико-идеологическую в дополне-
ние к тому, что мы знали после гитлерюгенда.
— Вы знаете песни?
— Да, герр.
— Как называется книга маршевых песен, откуда взят «Хорст
Вессель»?
— «Время борьбы для нации».
— Где находится тренировочный лагерь Дахау?
— В десяти милях к северу от Мюнхена. В трех милях от концентраци-
онного лагеря под тем же названием.
— Какая у вас была форма?
— Серо-зеленый мундир и галифе, высокие сапоги, черные нашивки на
воротнике, звание на левом лацкане, черный кожаный пояс и пряжка из
сплава меди с оловом и цинком.
— Что изображено на пряжке?
— В центре свастика, окруженная словами «Моя честь — моя
верность».
Адвокат кивнул и потянулся за сигарой. Закурив, он встал и подошел
к окну.
— Теперь вы расскажете мне о Флоссенбургском лагере, штаб-сержант
Кольб. Где он находится?
— На границе Баварии и Тюрингии.
— Когда он был открыт?
419
— В 1934 году.- Один из первых, предназначенных для тех свиней, что
выступали против фюрера.
— Его размеры?
— Когда я там был, триста метров на триста. Вокруг было девятнад-
цать сторожевых вышек с тяжелыми и ручными пулеметами. Площадь для
поверок сто двадцать на сто сорок метров. Господи, ну и потеха же там
была с этими жидами...
— Не отвлекаться! — рявкнул адвокат. — Что еще составляло лагерь?
— Двадцать четыре барака, кухня для заключенных, умывальня, боль-
ничка и несколько мастерских.
— А для охраны СС?
— Два барака, магазин и бордель.
— Куда девали, тела тех, кто умирал в лагере?
— За оградой был небольшой крематорий. К нему из лагеря вел под-
земный ход.
— Чем там в основном занимались?
— Крушили гранит в каменоломнях. Каменоломня тоже была за огра-
дой лагеря, она была окружена колючей проволокой и вышками.
—- Сколько в лагере было народу к концу 1944 года?
— Примерно шестнадцать тысяч заключенных.
— Где располагалась комендантская?
— За оградой, примерно на середине склона, который высился над
лагерем.
— Кто служил комендантом?
— Двое были передо мной. Первый — майор СС Карл Кунстлер. За
ним капитан СС Карл Фритш. Последним был лейтенант-полковник СС
Макс Кегель.
— Какой номер был у политического отдела?
— Отдел два.
— Где он находился?
— В помещении комендатуры.
— В чем заключались его обязанности?
— Следить за тем, чтобы распоряжения из Берлина относительно спе-
циального отношения к определенным узникам соблюдались неукосни-
тельно.
— Были ли эти указания даны относительно Канариса и других заго-
ворщиков?
— Да. Все они подвергались специальному обращению.
— Когда с ними было покончено?
— 20 апреля 1945 года. Американцы уже двигались через Баварию, так
что пришел приказ кончать с ними. Нашу группу для этого и отрядили.
Я только что получил звание штаб-сержанта, хотя прибыл в лагерь рядо-
вым. Я командовал казнью Канариса и еше пятерых с ним. Затем мы по-
добрали похоронную команду из евреев, которые сожгли тела. Герштейн
был одним из них, провалиться бы ему на месте! Затем мы сожгли все
420
документы по лагерю. А через два дня поступил приказ гнать заклю-
ченных на север. По пути мы услышали, что фюрер покончил с собой.
Тогда офицеры оставили нас. Заключенные стали разбегаться по лесам.
Мы, сержанты, пристрелили некоторых из них, но, похоже, уже не было
смысла двигаться вперед. Я имею в виду, что янки уже перекрыли до-
роги...
— Один последний вопрос относительно лагеря, штаб-сержант. Когда
вы, стоя в лагере, смотрели вверх, что вы видели?
Мюллер удивился.
— Небо, — сказал он.
— Болван, я имею в виду, что вырисовывалось на горизонте?
— А, вы имеете в виду тот холм с разрушенным замком на нем?
Адвокат кивнул и улыбнулся.
— Скорее всего, четырнадцатого века... Отлично, Кольб, вы в самом
деле были во Флоссенбурге. Как вам удалось скрыться?
— Ну, это случилось еше во время марша. Мы все рассеялись. Я встре-
тил какого-то рядового, который брел по лесу, дал ему по голове и забрал
его мундир. Через два дня меня схватили янки. Я провел два года в лагере
военнопленных, но все время твердил им, что я всего лишь рядовой со-
лдат. Ну, вы знаете, как это было, — повсюду ходили слухи, что янки рас-
стреливают наших без всякого суда. Поэтому я и сказал, что был в армии.
Адвокат выдохнул клуб сигарного дыма.
— Вы были не одиноки в этом. Вы изменили свои данные?
— Нет. Я порвал и выкинул документы, потому что в них говорилось
что я был в СС. Но я решил не менять имя. Я не думал, что кто-то может
запомнить сержанта. К тому времени история с Канарисом не казалась
мне особенно важной. Только много времени спустя люди стали поднимать
шум из-за этих армейских офицеров и ходить поклоняться тому месту в
Берлине, где повесили руководителей этой компании. К тому времени я
получил документы от Федеративной Республики на имя Кольба. Ничего
бы не случилось, если бы тот врач не узнал меня, а в этом случае неважно,
под каким бы я был именем.
— Верно. Теперь мы немного займемся тем, чему вас учили. Начните
с повторения клятвы верности фюреру.
Прошло еще три часа. Мюллер вспотел, но наконец нашел в себе сме-
лость намекнуть, что с тех пор, как он покинул больницу, во рту у него
не было и маковой росинки. Миновало время ленча, когда адвокат наконец
счел себя удовлетворенным.
—- Итак, чего бы вам хотелось? — спросил он Мюллера.
— Ну, первым делом, поскольку они меня разыскивают, я хотел бы по-
лучить все бумаги, доказывающие, что я не Рольф Гюнтер Кольб. Я бы
изменил внешность, отрастил волосы, отпустил усы подлиннее и нанялся
бы на работу в Баварии или где-нибудь. Я хочу сказать, что я опытный
пекарь, а людям ведь всегда нужен хлеб, не так ли?
421
В первый раз с момента встречи адвокат, откинув голову, рассмеялся.
— Да, дорогой мой Кольб, людям нужен хлеб. Очень хорошо. Теперь
слушайте. Обычно люди с вашим жизненным опытом вряд ли представля-
ют себе, как дорого стоят время и заботы, которые приходится на них
тратить. Но, поскольку вы попали в беду не по своей воле и не в результа-
те собственных ошибок и я вижу, что вы настоящий порядочный немец,
я сделаю для вас все, что в моих силах. Дело не только в том, чтобы
раздобыть вам новое водительское удостоверение. Вы не можете получить
карточку социального страхования без свидетельства о рождении, которого
у вас нет. Но с новым паспортом вы сможете получить все это. У вас
есть деньги?
— Я совершенно на мели. Последние три дня я добирался сюда на по-
путных машинах.
Адвокат дал ему стомарковую банкноту.
— Здесь вы не можете оставаться. Потребуется не меньше недели, пре-
жде чем удастся сделать для вас новый паспорт. Я направлю вас к моему
ДРУГУ, который обеспечит вас новыми документами. Он живет в Штутгар-
те. Вы остановитесь в гостинице, после чего пойдете на встречу с ним. Я
сообщу ему о вашем появлении, и он будет ждать вас.
Адвокат набросал несколько строк на листке бумаги.
— Его зовут Франц Бауэр, и вот его адрес. Вам лучше добраться до
Штутгарта на поезде, снять там гостиницу и идти прямо к нему. Если вам
потребуется еще денег, он даст вам. Но не делайте глупостей! Сидите тихо
и ждите, пока Бауэр снабдит вас новым паспортом. Затем мы подыщем
вам работу в Южной Германии, и никто вас не найдет.
Смущаясь от благодарности, Мюллер взял деньги и адрес Бауэра.
— О, благодарю вас, герр доктор, вы настоящий человек!
Горничная проводила его до дверей, и он направился в сторону станции,
где располагалась гостиница, а также стояла припаркованная машина. Че-
рез час он уже ехал в Штутгарт, куда вечером позвонил адвокат, сообщив
Бауэру, что к нему явится Рольф Гюнтер Кольб, который скрывается от
полиции.
В те времена между Нюрнбергом и Штутгартом еще не была проложе-
на автотрасса, и дорога вела через плодородные поля Франконии и живо-
писные холмы и долины Вюртемберга. Стояло холодное февральское утро,
по краям дороги блестели наледи, из долин поднимался туман, и крутые
повороты между Ансбахом и Крайлхаймом были опасны. Тяжелый «ягу-
ар» дважды чуть не слетел в кювет, и дважды Мюллер убеждал себя, что
не стоит торопиться. Его ждала встреча с Бауэром, человеком, который
знал, как делаются фальшивые документы.
Прибыл он в сумерки и тем не менее нашел небольшую гостиницу на
окраине города, которая любезно предлагала свои услуги и поздним го-
стям. Гараж для машин имелся по другую сторону здания. У портье он
получил карту города и нашел улицу, на которой жил Бауэр, в Остгей-
ме — пригороде Штутгарта, благоустроенном районе недалеко от Виллы
422
Берг — там в саду виллы принц Вюртембергский и его дамы проводили
летние вечера.
Следуя указаниям карты, он проехал в центр Штутгарта, окруженного
холмами, по склонам которых цеплялись виноградники, и поставил маши-
ну в четверти мили от дома Бауэра. Закрывая дверь машины, он не обра-
тил внимания на даму средних лет, проходившую мимо него.
Пробило уже восемь часов вечера, когда адвокат из Нюрнберга поду-
мал, что неплохо было бы позвонить Бауэру и убедиться, что Кольб бла-
гополучно прибыл. Трубку сняла жена Бауэра.
— Да-да, тут был молодой человек, и они с мужем пошли куда-то по-
обедать.
— Я звоню только, чтобы убедиться, что он прибыл в целости и со-
хранности, — вежливо сказал адвокат.
— Такой симпатичный молодой человек, — оживленно зачирикала жена
Бауэра. — Я проходила мимо него, когда он ставил свою машину. Я как
раз направлялась на нашу встречу комитета помощи больнице. Встретила
его в миле от дома. Он, должно быть, заблудился. Вы знаете, в Штутгарте
это очень просто... здесь так много дорог с односторонним движением...
— Простите, фрау Бауэр, — прервал ее адвокат. — У этого человека не
было «фольксвагена». Он приехал на поезде.
— Нет, нет, — сказала фрау Бауэр, счастливая от возможности поспо-
рить со столь влиятельным человеком. - Он приехал на машине. Такой
симпатичный молодой человек и такая великолепная машина! Я уверена,
что он пользуется большим успехом у девушек и...
— Фрау Бауэр, послушайте меня. И внимательно. Что эта была за
машина?
— Ну, я не знаю, как называется эта модель. Но спортивная машина.
Длинная, черная, с желтыми полосами по бокам...
Бросив трубку, адвокат тут же снова поднял ее и набрал номер в Нюрн-
берге. Он почувствовал, что вспотел. Дозвонившись до нужной ему гости-
ницы, он попросил дать ему номер комнаты. Там.подняли трубку и знако-
мый голос отозвался:
— Алло!
— Макензен, — рявкнул Вервольф, — немедленно за дело! Мюллер
нашелся!
Глава 13
Франц Бауэр был' таким же кругленьким веселым тостячком, как и
его жена. Предупрежденный Вервольфом о появлении Кольба, он
встретил Мюллера на пороге дома, когда тот сразу же после восьми
постучал.
После того как Мюллер представился жене хозяина, из холла его сразу
же провели на кухню.
423
— Итак, — начал Бауэр, — бывали ли вы раньше в Вюртемберге, доро-
гой Кольб?
— Должен признаться, что нет.
— Ха, мы гордимся своей репутацией очень гостеприимных людей. Не
сомневаюсь, что вы не прочь перекусить. Вы уже ели сегодня?
Мюллер сказал, что не завтракал и не успел поесть во время
ленча, так как весь день ехал на поезде. Бауэр выразил искреннее огор-
чение.
— Боже милостивый, как ужасно! Первым делом вы должны поесть.
Вот что я скажу вам — мы сейчас же отправимся в город и плотно пообе-
даем. Пустяки, дорогой мой мальчик, это самое малое, что я могу для
вас сделать.
Он побежал в задние комнаты дома и сказал жене, что вместе с гостем
отправится в Штутгарт поужинать. Через десять минут они в машине Бау-
эра уже ехали к центру Штутгарта.
Требовалось не меньше двух часов, чтобы по старой дороге из
Нюрнберга попасть в Штутгарт, даже если гнать машину во весь опор.
Ночью Макензен выжал из нее все. Через полчаса после разговора с
Вервольфом, вооружившись адресом и краткими напутствиями, он был
уже в пути. Приехав в город около десяти, сразу же направился в дом
Бауэра.
Фрау Бауэр, которая встревожилась после повторного звонка Верволь-
фа, да еще узнала, что человек, назвавший себя Кольбом, не тот, за кого
себя выдает, а полицейская ищейка, к моменту появления Макензена уже
тряслась от ужаса. Бесцеремонная манера поведения Макензена меньше
всего могла успокоить ее.
— Когда они ушли?
— Примерно в четверть девятого, — проблеяла она.
— Они сказали, куда направляются?
— Нет. Франц только сказал, что молодой человек не ел весь день и
что хочет отвести его в какой-нибудь ресторан в городе. Я сказала, что
могу приготовить что-нибудь дома, но Франц же очень любит обедать в
ресторане...
— Этот человек... Кольб. Вы сказали, что видели, как он ставил свою
машину. Где это было?
Она назвала улицу, на которой стоял «ягуар», и объяснила, как туда
добраться из их дома. Макензен задумался.
— Вы не знаете, в какой ресторан ваш муж может повести его?
Она попыталась припомнить.
— Ну, больше всего он любит «Три мавра» на Фридрихштрассе. Пер-
вым делом обычно идет туда.
Оставив фрау Бауэр, Макензен проехал полмили до того места, где сто-
ял «ягуар». Он тщательно обследовал его, чтобы сразу опознать в следую-
щий раз. Он никак не мог решить, стоит ли ему оставаться здесь и ждать
Мюллера и Бауэра, предупредить человека из ОДЕССЫ и послать его
424
домой, а затем заняться Мюллером. Поэтому он и решил не звонить в
«Три мавра». Предупредить Бауэра означало дать Мюллеру знать, что он
разоблачен, после чего тот может скрыться.
Макензен посмотрел на часы. Было десять минут одиннадцатого. Он
сел в свой «мерседес» и направился к центру города.
В маленьком и запущенном отеле на окраине Мюнхена Иозеф валялся
в номере на кровати, когда ему позвонили от портье и сообщили, что на
его имя пришла телеграмма. Спустившись вниз, он взял листок с текстом
и поднялся к себе.
Сев за охотничий столик, он вскрыл конверт и пробежал его содержа-
ние. Оно начиналось со слов:
«Сообщаем вам цены на товары, которые вы сможете предложить по-
купателю:
Сельдерей: 481 марка 53 пфеннигов. Дыни: 352 марки 17 пфеннигов. Ли-
моны: 627 марок 24 пфеннига. Грейпфруты: 313 марок 88 пфеннигов...»
Список фруктов и овощей был длинным, но он включал в себя товары,
которые Израиль экспортировал уже давно, и телеграмма восприиима. i;ici.
как ответ на запрос представителя компании в Германии относительно .:ен
на товары. Использование международной телеграфной системы сняш не-
сло в себе определенную опасность, но через Западную Европу за лень про-
ходило столько коммерческих телеграмм, что для проверки их потребова-
лась бы целая армия.
Не обращая внимания на слова, Иозеф выписал все цифры в длинную
строчку. Пятизначные группы, которые обозначались марками и пфеннига-
ми, исчезли. Когда строчка была закончена, он разбил ее на группы из
шести цифр. Из каждой шестизначной группы он отнял дату 20 февраля
1964 года, которая писалась как 20264. В каждом случае результатом яви-
лась другая шестизначная группа.
Это был простой книжный код, основанный на использовании карман-
ного издания «Слова Уэбстера», выпушенного в Нью-Йорке в серии «По-
пулярная библиотека». Первые три цифры группы отсылали к странице
книги, четвертая цифра должна была быть от одного до девяти. Четный
номер означал первую, нечетный — вторую колонку. Последние же
цифры означали номер слова сверху вниз. Работая неотрывно, за полчаса
он расшифровал послание и, прочитав его, медленно опустил голову на
руки.
Через тридцать минут он уже был у Леона в доме.
Руководитель группы мстителей прочел сообщение и зло выругался.
— Прости. — сказал он наконец. — Я не мог этого предположить.
Оба они нс мт.ш. что за предыдущие шесть дней в распоряжение мос-
сада попали 1 ри рафожснных обрывка информации. Одна была от рези-
дента израильской агентуры в Буэнос-Айресе, сообщавшая, что некто рас-
порядился выплатить сумму, эквивалентную миллиону немецких марок,
425
лицу» называющемуся «Вулкан», для проведения очередного этапа в его ис-
следовательских работах.
Вторая была от еврейского служащего в швейцарском банке, который
обычно был в курсе перевода средств с секретных нацистских фондов. Он
сообщал, что миллион марок был переведен из банка в Бейруте. Сумму
получил наличными человек, вот уже десять лет известный в банке под
именем Фрица Вегенера.
Третья информация поступила от египетского полковника, занимавшего
высокий пост в аппарате службы безопасности вокруг предприятия 333.
Ввиду постоянной нужды в деньгах для комфортабельной жизни, он согла-
сился поговорить несколько часов с человеком моссада в римском отеле
Этот человек сообщил, что ракеты практически полностью готовы, недо-
стает только систем тсленаведения, которые разрабатываются и создаются
на каком-то предприятии в Западной Германии, и что на эти исследования
ОДЕССОЙ выделен миллион марок.
Эти три отрывка, пришедшие среди тысячи других, были пропущены
через компьютеры профессором Ювалдом Нейманом, израильским гением,
который первый применил компьютеры для анализа разведданных. Позже
он стал отцом израильской атомной бомбы. Там, где человеческая память
бессильна, эти три сообщения, превратившись в электронные импульсы,
совпали с информацией, что в 1955 году, встретившись со своей первой
женой, Рошман представился ей под именем Фрица Вегенера.
Сидя в подпольной штаб-квартире, Иозеф обратился к Леону:
— Я остаюсь здесь. И не отойду от телефона. Достань мне мощный
мотоцикл и защитную одежду. Пусть и то и другое будет готово через
час. Когда ваш драгоценный Мюллер объявится, я должен тут же добрать-
ся до него.
— Если он появится, ты так быстро до него не доберешься... — ска-
зал Леон. — А ведь меня предупреждали держаться в стороне от этого
дела... Если он хоть на милю удалится от этой публики, они его
пришьют.
Когда Леон покинул подвал, Иозеф еще раз пробежал глазами теле-
грамму, полученную из Тель-Авива. В ней говорилось:
«Сверхсрочно новая информация указывает что успех ракетной про-
граммы зависит от немецкого промышленника действующего на вашей
территории точка кодовая кличка Вулкан точка возможна его идентифика-
ция как Рошмана точка незамедлительно используйте Мюллера точка най-
ти и уничтожить точка «Корморант». Расположившись за столом, Иозеф
принялся аккуратно разбирать и чистить свой автоматический «вальтер».
Время от времени он бросал взгляд на молчавший телефон.
Во время обеда Бауэр исполнял роль радушного хозяина, то и дело раз-
ражаясь хохотом от собственных шуточек. Несколько раз Мюллер пытался
перевести разговор на новый паспорт.
426
Но каждый раз Франц Бауэр хлопал его по спине и говорил:
— Не беспокойтесь, предоставьте это мне, старина, предоставьте это
старому Францу Бауэру.
В приступе веселья он прикладывал указательный палец справа к носу
н заговорщически подмигивал Мюллеру.
За восемь репортерских лет Мюллер научился пить, сохраняя ясную го-
лову. Но он не привык к белому вину, которым сейчас по настоянию Бауэ-
ра они «промывали желудок». Белое вино, правда, имело одно преимуще-
ство, если один человек задумал напоить другого. Его подавали в ведерке
со льдом, и трижды Мюллер уже изловчился вылить свой бокал в ведерко,
пока Бауэр смотрел в другую сторону.
К десерту они опорожнили две бутылки прекрасного холодного рей-
нвейна, и Бауэр, упакованный в свой тесный пиджак с роговыми пуговица-
ми, отчаянно потел. Поэтому, желая охладиться, он потребовал третью
бутылку.
Мюллер изобразил сомнение в его способностях достать ему новый пас-
порт и сказал, что он очень беспокоится, не арестуют ли его из-за участия
в событиях во Флоссенбурге в 1945 году.
— Ведь вам потребуются новые фотографии для меня, не так ли? —
спросил он.
Бауэр чуть не подавился от смеха.
— Ну да, парочка снимков. Нет проблем! Ты сможешь сфотографиро-
вать свою физиономию в одной из автоматических фотобудочек па вокза-
ле. Дождись лишь, пока волосы у тебя отрастут подлиннее и усы загусте-
ют. Тогда уж тебя не опознают.
— А что тогда? — взволнованно спросил Мюллер.
Наклонившись к нему, Бауэр обнял его пухлой рукой за плечи. Мюллер
почувствовал запах винного перегара.
— Потом я пошлю их своему приятелю, и через неделю они вернутся
уже на новом паспорте. А после паспорта будут и водительское удостовере-
ние, и карточка социального страхования. Власти же будут считать, что
ты вернулся на родину после пятнадцати лет отсутствия. Нет проблем,
старина, перестань беспокоиться!
Хотя Бауэр и основательно надрался, он достаточно хорошо владел
языком. Больше он не проронил ни слова на эту тему, и Мюллер опасался
дальше что-нибудь выпытывать, дабы Бауэр не заподозрил своего гостя
в излишнем любопытстве и не замкнулся окончательно.
Хотя ему страшно хотелось кофе, он. отказался, прикинув, что от кофе
Бауэр может протрезветь. Толстяк расплатился за обед, вынув туго наби-
тый бумажник, они направились в гардероб. Была половина десятого.
— Это был восхитительный вечер, герр Бауэр. Я вам очень благодарен.
— Франц, Франц, — пробормотал толстяк, отчаянно пытаясь попасть
в рукава пальто.
— Не представляю, что может предложить Штутгарт для завершения
вечера, — сказал Мюллер, одевшись.
427
— Голубчик! Ты ничего не знаешь. У нас тут еще особый маленький
юрод — полдюжины отличных кабаре. Хочешь пойти туда?
— Вы имеете в виду кабаре со стриптизом и со всякими такими штучка-
ми? — спросил Мюллер, вытаращив глаза.
Бауэр согнулся от хохота.
— О чем ты толкуешь? Как тебе нравится идея полюбоваться, как де-
вочки снимают свои юбочки?
Бауэр небрежно сунул чаевые девушке-гардеробшице и выкатился на
улицу.
— А что за ночные клубы в Штутгарте? — невинным голосом осведо-
мился Мюллер.
— Ну, тебе еше придется их увидеть. Тут есть «Мулен Руж», «Бальзак»,
«Империал» и «СаГюнера». Потом есть еше «Мадлен» на Эбер-
хардтштрассе.
— Эберхардт? Господи, ну и совпадение. Так зовут моего босса в Бре-
мене, человека, который вытащил меня из этой заварушки и направил к
тому адвокату в Нюрнберге! — воскликнул Мюллер.
— Отлично. Отлично. Превосходно! Давай поехали туда, — решился
Бауэр, направляясь к своей машине.
Макензен подъехал к «Трем маврам» без пятнадцати одиннадцать. Он
обратился к швейцару, провожавшему последних гостей.
—- Герр Бауэр? Да, он был тут. Ушел примерно полчаса назад.
— Вместе с ним был приятель? Высокий мужчина с короткой стрижкой,
с усами?
— Да. Сидели вон там, за угловым столиком.
Макензен сунул в руку швейцара двадцатимарковую купюру, которая
тут же исчезла.
— Я должен найти их. Это очень важно. Я очень спешу. Понимаете,
у его жены внезапный приступ...
Швейцар сокрушенно покачал головой.
— Ах ты Господи, какой ужас...
— Вы знаете, куда они направились отсюда?
— Должен признаться, нет, — сказал швейцар. Он подозвал кого-
то из младших официантов. — Ганс, ты обслуживал герра Бауэра и его
юстя за угловым столиком. Они упоминали, что поедут еше куда-
нибудь?
— Нет, — сказал Ганс. — Я не слышал...
— Вы можете спросить у девушки в гардеробе, — предложил швей-
цар. — Может, она знает...
Макензен обратился к девушке. Затем он попросил дать ему пару ту-
ристских буклетов «Что есть в Штутгарте». В разделе «Кабаре» было по-
лдюжины наименований. Сев в машину, он поехал в первое по списку
кабаре.
42Я
Бауэр и Мюллер расположились за двухместным столиком в ночном
клубе «Мадлен». Бауэр, у которого после второй внушительной рюмки вис-
ки глаза уже полезли из орбит, тупо смотрел на грудастую даму, которая
вертела бедрами в центре сцены, пока ее пальцы нащупывали пряжку лиф-
чика. Когда он наконец слетел, Бауэр возбужденно ткнул Мюллера локтем
под ребро.
— Ну и груди, ну и груди! — причмокивал он.
Он даже задрожал от возбуждения.
Было уже за полночь, и он был основательно пьян.
—Понимаете, герр Бауэр, я серьезно беспокоюсь,— зашептал ему Мюл-
лер. — Я хочу сказать, что это... ведь я в бегах. Как скоро вы сможете
обеспечить меня паспортом?
Бауэр обхватил Мюллера за плечи.
— Слышь, старина Рольф, я же говорил тебе. Можешь не волноваться,
ясно? Предоставь все старому Францу. — Он осклабился. — Я ведь не сам
делаю паспорта. Я просто отсылаю снимки типу, который их клепает, и
через неделю они приходят. Нет проблем! А теперь выпей со^ своим ста-
рым приятелем Францем.
Подняв пухлую руку, он помахал ею в воздухе
— Официант, еше виски!
Мюллер отодвинулся от него и задумался. Если он будет ждать, пока
у него отрастут волосы, пройдет несколько недель. Пока что ему не уда-
лось хитростью вытянуть из Бауэра имя и адрес того человека, который
делает для ОДЕССЫ фальшивые паспорта. Пьян-то он, может, и пьян,
но не настолько, чтобы проболтаться, с кем и как связан при изготовлении
фальшивых документов.
Пока не кончится представление, ему не удастся вытащить толстяка от-
сюда. Когда они наконец выбрались на холодный ночной воздух, был уже
второй час ночи. Бауэр нетвердо стоял на ногах, одной рукой цеп-
ляясь за плечо Мюллера. Волна холодного воздуха заставила его помор-
щиться.
— Лучше я повезу вас домой, — сказал он Бауэру, когда они подошли
к его машине, стоявшей у обочины.
Вынув ключи из кармана Бауэра, он усадил толстяка на заднее сиденье.
Захлопнув за ним дверь, Мюллер сел на водительское место. В эту минуту
из-за угла вырулил «мерседес» и, скрипнув тормозами, остановился ярдах
в двадцати от них.
Из-за ветрового стекла Макензен, который к этому времени побывал
уже в пяти ночных клубах, всмотрелся в номер машины, исчезающей за
углом. Это был номер, который ему сообщила фрау Бауэр. Он последовал
за машиной Бауэра.
Мюллер ехал осторожно, чувствуя, что и он порядочно выпил. Ему
меньше всего хотелось нарваться на патруль и пройти проверку на алко-
голь. Он ехал не к дому Бауэра, а к своему отелю. По пути Бауэр задре-
мал, и его несколько подбородков свесились на грудь.
429
У отеля Мюллер растолкал Бауэра.
— Пошли, — сказал он, — пошли, Франц, старина, выпьем еще
посошок!
Толстяк смотрел куда-то мимо.
— Я должен быть дома, — пробормотал он. — Жена ждет.
— Идем! Всего пару капель, и кончим вечер! Хлопнем у меня по рю-
мочке и поговорим о добрых старых временах!
Бауэр пьяно улыбнулся.
— О добрых старых временах... В те дни у нас были великие времена,
Рольф!
Выйдя из машины, Мюллер помог толстяку выбраться наружу.
— Великие времена, — повторил он, переводя Бауэра через тротуар и
подходя к дверям. — Зайдем и поболтаем.
Внизу на улице «мерседес» притушил фары. В ночных сумерках его по-
чти не было видно.
Мюллер взял ключ от номера с собой. За конторкой дремал ночной по-
ртье. Бауэр начал что-то бормотать.
— Потише! — шикнул Мюллер.
— Потише, — повторил Бауэр и со слоновьей грацией на цыпочках
пошел к лестнице. Он был в восторге от этого своего искусства.
К счастью для Мюллера, его номер размещался на первом этаже, а
то Бауэр никогда не добрался бы до места. Мюллер открыл дверь,
зажег свет и помог Бауэру расположиться в единственном кресле в ком-
нате — массивном и жестком сооружении с деревянными подлокотни-
ками.
На улице Макензен стоял по другую сторону отеля и смотрел на его
темный фасад. Ни в одном окне не горело электричество. Наконец в ком-
нате Мюллера зажегся свет, и Макензен отметил, что его номер справа
от входа.
Он прикинул, не направиться ли сразу туда и не врезать Мюллеру по
голове, когда тот откроет двери. Не сделал он этого по двум причинам.
Через стеклянную дверь он увидел, как портье, разбуженный тяжелой по-
ступью Бауэра, стал ходить взад и вперед по холлу. Он, конечно, заметит
его, так как вряд ли еще кто-то из обитателей отеля будет подниматься
наверх в два часа ночи. Потом он сможет описать внешность Макензена
полиции. Второе — он видел, в каком состоянии находится Бауэр. Он ви-
дел, чего стоило Мюллеру протащить его на себе до отеля, и понял, что
не сможет быстро вывести его из отеля после того, как прикончит Мюлле-
ра. А если полиция доберется до Бауэра, у Вервольфа будут неприятности.
Несмотря на его благодушную внешность, Бауэра давно и тщетно разы-
скивали под его настоящим именем, да и внутри ОДЕССЫ он играл нема-
ловажную роль.
Макензен решил стрелять через окно, и на то была своя причина. На-
против гостиницы высилось недостроенное здание. Перекрытия и стены бы-
ли уже поставлены, и грубая бетонная лестница вела на первый и второй
430
этажн. Он может подождать — уж теперь-то Мюллер никуда не денется.
Обдумав план действий, Макензен вернулся к своей машине, в багажнике
которой лежало охотничье ружье.
Бауэр очень удивился, получив удар по загривку. Замедленная из-за ал-
коголя реакция не позволила уклониться от удара. Мюллер, сделав вид,
что ищет бутылку виски, первым делом открыл дверцу гардероба и выта-
щил запасной галстук. Другой был у него на шее. Он снял и его.
У него никогда раньше не было повода пускать в ход тот удар, который
он вместе со своими хулиганами-друзьями отрабатывал в тренировочном
лагере десять лет назад, и он не представлял, насколько он будет эффекти-
вен. Толстая шея Бауэра розовой трубой виднелась из-за спинки кресла,
когда бывший эсэссовец, расположившись на сиденье, бормотал:
— Великие старые времена, великие старые времена...
Размахнувшись, Мюллер со всей силы нанес удар. Он был не нокаути-
рующий. потому что ребро его ладони было мягким и нетренированным,
а шея Бауэра представляла собой толстый слой жира. Но хватило и тако-
го. К тому времени, когда его «контакт» из ОДЕССЫ настолько пришел
в себя, обе его руки были туго привязаны к ручкам кресла.
— Какого черта!.. — хрипло зарычал он, мотая головой и пытаясь
прийти в себя. Собственным галстуком он был привязан к ножке кресла
за правую лодыжку, а шнуром от телефона — за левую.
Выпученными глазами он смотрел на Мюллера, и в пуговицах его зрач-
ков стало появляться нечто, похожее на понимание. Бауэра мучил лишь
один кошмар, который часто мерещился ему.
— Вам не удастся похитить меня отсюда, — затараторил он. — Вы не
сможете доставить меня в Тель-Авив. Вы ничего не сможете доказать. Я
никогда не притрагивался к вашим людям...
Слова продолжали литься из него, пока Мюллер не засунул ему в рот
пару шерстяных носков, а шарфом — подарком своей любящей матери —
обмотал ему лицо. На него злобно глядели глаза Бауэра.
Притащив в комнату другой стул, Мюллер повернул его спинкой и сел
верхом, оказавшись в двух футах от лица своего пленника.
— Слушай, ты, толстый червяк! Во-первых, я не израильский агент. Во-
вторых, отсюда ты никуда не отправишься. Ты останешься здесь и будешь
говорить здесь. Понятно?
Вместо ответа Бауэр продолжал смотреть на него поверх шарфа. В гла-
зах его больше не было добродушного веселья. Они налились кровью, как
у разгневанного медведя, пойманного в западню.
— Что мне надо и что я непременно выбью из тебя еще до рассвета —
это имя и адрес человека, который делает паспорта для ОДЕССЫ.
Оглянувшись, он заметил настольную лампу у кровати и, выдернув
штепсель, поднес ее поближе.
— А теперь, Бауэр, или как там тебя, я вытащу у тебя изо рта кляп.
И тебе придется говорить. А если ты намерен орать, то получишь этой
431
штукой в лоб. Меня не очень волнует, размозжу я тебе башку или нет.
Понял?
Мюллер говорил неправду. Он никогда никого не убивал и не хотел ис-
пытывать, что это такое.
Он неторопливо освободил натяжение шарфа и вынул носок изо рта
толстяка, держа лампу в правой руке над его головой.
— Ты подонок, — прошептал Бауэр. — Ты шпион. Ничего не получишь
от меня!
Он яростно выплевывал слова, прежде чем Мюллер снова засунул ему
носок в рот и затянул шарф.
— Ничего? — сказал Мюллер. — Посмотрим. Начнем с пальчиков и по-
смотрим, как тебе это понравится. — Взяв его мизинец и указательный па-
лец правой руки, он загнул их так, что они стали почти вертикально. Бауэр
так дернулся в кресле, что чуть не опрокинулся. Мюллер несколько осла-
бил хватку.
Затем он снова вынул кляп.
— Я переломаю тебе все пальцы на руках, Бауэр, — прошептал он. —
Потом выверну лампочку, разобью ее и вырежу тебе глаза.
Бауэр закрыл глаза, и пот обильно заструился по его лицу.
— Нет, только без проводов. Только без проводов. Не надо электриче-
ства, — забубнил он.
— А, значит, ты знаешь, что это такое? — сказал Мюллер, наклонив-
шись к самому уху Бауэра.
Бауэр закрыл глаза и застонал. Да, он знал, что это такое. Двадцать
лет назад он бьш одним ih icx, кто превратил Белого Кролика —
командора крыла Йо-Томаса — в истекавший кровью обрубок в подвале
тюрьмы Фресне в Париже. Он очень хорошо знал, что это такое, потому
что был палачом.
— Говори, — прошипел Мюллер. — Имя и адрес специалиста по фаль-
шивым документам!
Бауэр медленно покачал головой.
— Не могу, — пролепетал он. — Они убьют меня.
Мюллер вернул кляп на место. Взяв палец Бауэра, он закрыл глаза и
резко дернул его, сломав фалангу. Бауэр обмяк в кресле, и его вырвало.
Мюллер вытащил кляп, чтобы Бауэр не захлебнулся. Голова толстяка
дернулась вперед, когда из него вылетел весь обильный обед и две бутылки
белого вина.
— Говори, — приказал Мюллер. — Пальцев у нас еще девять.
Закрыв глаза, Бауэр выдохнул.
— Винцер.
— Кто?.
— Винцер. Клаус Винцер. Он делает паспорта.
— Он профессиональный фальшивомонетчик?
— Он печатник.
— Где? В каком городе?
432
— Они убьют меня.
— Если ты не скажешь, я сам убью тебя. В каком городе?
— Оснабрюк, — прошептал Бауэр.
Мюллер сунул кляп на место и задумался. Клаус Виннер, печатник из
Оснабрюка. Он взял свой кейс, в котором был дневник Соломона Таубера
и различные карты, и вынул оттуда атлас дорог Германии.
Автострада на Оснабрюк, лежавший далеко на севере в земле Северный
Рейн-Вестфалия, вела через Мангейм, Франкфурт, Дортмунд и Мюнстер.
Ехать четыре-пять часов в зависимости от состояния дороги. Уже было
21 февраля, три часа утра. В недостроенном здании через дорогу Макензен
дрожал от холода, спрятавшись в нише окна. На нижнем этаже через доро-
гу по-прежнему горел свет. Он постоянно шурил глаза, в которые бил свет
из окна. Как только Бауэр выйдет оттуда, думал он, Мюллер останется
один. Или если бы Мюллер вышел с ним на улицу, он подстерег бы его.
Или если кто-нибудь из них открыл бы окно подышать свежим воздухом.
Макензен снова поежился, переложив в другую руку тяжелый «Ремингтон-
300». С таким оружием на расстоянии в тридцать ярдов не о чем волно-
ваться. Макензен может подождать, он терпеливый человек.
Мюллер в свое^ комнате неторопливо собирал веши. Ему надо, чтобы
Бауэр не сдвинулся с места как минимум шесть часов. Может, он слишком
напуган, чтобы рассказать своим шефам, как выдал секрет. Но Мюллеру
уже нечего рассчитывать на него.
Последние несколько минут Мюллер потратил на то, чтобы затянуть
узлы и поглужбе засунуть кляп, которые обеспечат неподвижность и мол-
чание Бауэра, затем положил кресло на бок, так что толстяк теперь не
смог бы привлечь внимание шумом, если бы ему удалось опрокинуть крес-
ло на пол. Телефонный шнур уже перерезан. Он еще раз окинул взглядом
комнату и вышел, заперев за собой дверь.
Он уже почти подошел к лестнице, как его осенила мысль. Ночной по-
ртье мог видеть, как они поднимались вдвоем. Что он подумает, если вый-
дет только один, расплатится по счету и уйдет? Мюллер повернулся и на-
правился в заднюю часть гостиницы. В конце коридора было окно, выхо-
дившее на пожарную лестницу. Откинув шпингалет, он поставил ногу на
ступеньку. Через несколько секунд он был на заднем дворе, где располагал-
ся гараж. Ворота вели в небольшую аллею позади отеля.
Прошло еще несколько минут. Мюллер уже торопливо шел, стараясь
поскорее покрыть те три мили до места, где оставил свой «ягуар» в полу-
миле от дома Бауэра. От действия выпитого и усилий, затраченных ночью,
на него навалилась усталость. Ему совершенно необходимо было поспать,
но он должен добраться до Винцера прежде, чем поднимется тревога.
Было около четырех, когда он залез в свой «ягуар», и через полчаса
уже рулил по автотрассе ведущей к северу через Хейльбронн и Мангейм.
Почти сразу же после того, как Мюллер ушел, Бауэр окончательно про-
трезвел и начал отчаянно извиваться, чтобы ослабить узлы. Он старался
опустить голову как можно ниже, чтобы пустить в ход зубы, несмотря
15 ф. Форсайт «День Шакала»
43Э
на то что ему мешали кляп, шарф и путы на руках и ногах. Но обилие
жира не позволяло ему изогнуться, а носок изо рта не выталкивался. Каж-
дые несколько минут он делал паузу, чтобы поглубже втянуть в легкие
воздух.
Он рвал и дергал путы на лодыжках, но они держались крепко. Нако-
нец, несмотря на боль от сломанного -и опухшего мизинца, он решил пер-
вым делом освободить руки.
У него ничего не получилось, но вдруг взгляд его упал на настольную
лампу на полу. В ней была лампочка. Если удастся ее разбить, осколками
можно перерезать узлы.
Легко подумать, но чертовски трудно сделать. На это ушло несколько
часов. Руки Бауэра потели, увлажняли ткань, отчего путы еще сильнее вре-
зались в пухлые кисти. Было уже семь утра, и над крышами города забрез-
жил рассвет, когда первый узел, до которого Бауэру удалось дотянуться
осколком лампочки, стал поддаваться. К восьми часам он освободил ле-
вую руку.
К тому времени «ягуар» Мюллера уже огибал Кельн по кельнскому
кольцу восточнее города, оставив за собой еще сотню миль на пути к Осна-
брюку. Пошел дождь, повиснув над автотрассой туманной завесой, и усып-
ляющее мерцание панели стало клонить Мюллера в сон.
Он сбросил скорость до 80 миль, чувствуя, что иначе может полететь
в глинистое поле, простиравшееся по обе стороны трассы.
Когда его левая рука освободилась, Бауэр сразу же избавился от кляпа,
а потом несколько минут дышал полной грудью. Запах в комнате был
ужасный. Он распутал узлы на правой руке, сморщился от боли, когда сло-
манным пальцем задел что-то, а затем освободил ноги.
Первой его мыслью было броситься к дверям, но они были закрыты.
Он вспомнил о телефоне, но тот с оборванным проводом валялся на полу.
Наконец он проковылял к окну, отдернул занавесь и рывком отворил окно.
В своем укрытии по другую сторону улицы Макензен почти задремал,
несмотря на холод, как вдруг заметил движение занавеси на окне Мюллера.
Отметив цель на мушке, он обождал, пока фигура в окне окончательно от-
кроет занавесь и отворит окно, после чего аккуратно послал пулю в лицо
фигуры.
Пуля угодила Бауэру в основание горла, и он был мертв еще до того,
как его тело рухнуло на пол. Выстрел, напоминавший звук выхлопной тру-
бы автомобиля, еще с минуту, не больше, висел в воздухе. Даже в столь
ранний час, прикинул Макензен, через несколько минут кто-нибудь обяза-
тельно поинтересуется, что случилось.
Не теряя ни секунды, но успев бросить еще один взгляд в окно комнаты
напротив, он быстро спустился по бетонным ступенькам на нижний этаж.
.J34
Оттуда — на задний двор, миновав две бетономешалки и кучу гравия. Че-
рез шестьдесят секунд после выстрела он уже был возле своей машины,
спрятал ружье и отъехал.
За баранкой, поворачивая ключ зажигания, он вдруг заподозрил нелад-
ное. Он допустил ошибку! Ведь человек, которого по указанию Вервольфа
он должен был убить, был высок и строен. А у окна стоял толстый, не-
большого роста человек. Теперь он понял, что уложил Бауэра.
Но сейчас это было не такой уж серьезной проблемой. Видя, как Бауэр
мертвым повалился на ковер, Мюллеру придется как можно скорее уносить
ноги. Значит, он поспешит к своему «ягуару», стоящему в трех милях от-
сюда. Макензен развернул «мерседес», направляясь к тому месту, где он
в последний раз видел «ягуар». Его охватило сильнейшее беспокойство,
когда перед ним предстало пустое место между «опелем» и грузовиком
«бенц», где прошлым вечером стоял «ягуар».
Но Макензен не был бы главным исполнителем приговоров ОДЕССЫ,
если бы легко впадал в панику. Ему приходилось бывать и не в таких пере-
делках. Застыв за рулем своей машины на несколько минут, он сообразил,
что Мюллер уже в сотнях миль отсюда.
Если Мюллер оставил Бауэра в живых, прикинул он, то лишь потому,
что добыл из него что-то... или потому, что ему ничего не удалось узнать.
В первом случае ничего страшного, он успеет добраться до него. Можно
и не спешить. Если Мюллер что-то получил от Бауэра, то только информа-
цию. Какую именно — известно лишь Вервольфу, только он в курсе, что
Мюллер старался узнать от Бауэра. Хотя Макензен и побаивался гнева
Вервольфа, но пришлось звонить.
Потребовалось двадцать минут, чтобы найти будку телефона-автомата.
Когда он дозвонился до Нюрнберга и изложил новости, Вервольф впал
в длительный приступ ярости, обрушив на своего незадачливого наемного
убийцу бурю обвинений. Чтобы успокоиться, ему потребовалось не меньше
минуты.
— Найти его, осел, и поскорее. Бог знает, где он сейчас.
Макензен объяснил своему, шефу, что ему необходимо узнать, какого
рода информацию Мюллер старался получить от Бауэра.
На другом конце линии Вервольф задумался.
— Боже милостивый, — наконец выдохнул он, — мастер! Он узнал от
него имя мастера.
— Какого мастера, шеф? — переспросил Макензен.
Вервольф взял себя в руки.
— Я должен связаться с одним человеком и предупредить его, — хрип-
ло сказал он. — Того, к кому отправился Мюллер.
Он продиктовал адрес Макензену и’ добавил:
— Мчись в Оснабрюк на полной скорости! Ты найдешь Мюллера по
этому адресу или где-нибудь в городе. Если его не будет в этом доме, ищи
на улицах «ягуар». И когда найдешь, не спускай с него глаз. Это един-
ственное место, где он обязательно объявится.
435
Бросив трубку, он снова поднял ее и попросил справочную. Услышав
нужный ему номер в Оснабрюке, он набрал его.
После того как в трубке раздались гудки, Макензен в Штутгарте, пожав
плечами, вернулся к своей машине, в которой ему предстояло отправиться
в длительное, утомительное путешествие, ибо его ждала другая работа.
Он, как и Мюллер, устал, ио тот был уже недалеко от Оснабрюка. Оба
они не спали двадцать четыре часа, а Макензен к тому же ничего не ел
после прошлого ленча.
Поеживаясь от утреннего холода и зевая после ночного бдения, он
включил двигатель и направился на север в Вестфалию, мечтая о чашке
горячего кофе и порции сосисок.
Глава 14
Внешность Клауса Винцера не давала никаких оснований предположить,
что когда-то он служил в СС. Во-первых, ростом он был значительно ниже
требуемых для зачисления в СС шести футов, во-вторых, близорук. В воз-
расте сорока лет он уже оплыл жирком, имел бледную кожу, редкие свет-
лые волосы и застенчивую манеру поведения.
Но в прошлом он сделал самую странную карьеру, которая когда-либо
доставалась человеку, носившему мундир СС. Родился он в 1924 году в
семье небезызвестного Иоганна Винцера, мясника из Висбадена, огромно-
го, громогласного человека. С начала двадцатых годов он был предан Гит-
леру и нацистской партии. С раннего детства Клаус помнил, как его воз-
бужденный отец являлся домой после уличных стычек с коммунистами и
социалистами.
Клаус рос под неусыпными заботами матери и нескрываемым отвраще-
нием к нему отца, потому что был маленьким, слабым, тихим и близору-
ким мальчиком. Он ненавидел насилие, спортивные игры и гитлерюгенд.
В подростковом возрасте он с наслаждением занимался каллиграфией и
росписью, что его отец презрительно называл занятием для маменьких
сынков.
С приходом нацистов к власти мясник стал процветать, ибо за верную
службу партии получил исключительное право поставок мяса в местный
гарнизон СС. Он откровенно восхищался подтянутыми молодыми эсэсов-
цами и тщетно надеялся в один прекрасный день увидеть своего сына в
черной с серебром форме СС.
Клаус не выказывал таких намерений, предпочитая корпеть над своими
рукописями и экспериментируя с цветными чернилами, которыми он выво-
дил красочные заглавные буквы.
Началась война. Весной 1942 года Клаусу минуло восемнадцать лет —
он вошел в возраст, считавшийся призывным. Со своим жирным, воин-
ственным и крикливым отцом, ненавидевшим евреев, сын представлял ра-
зительный контраст — маленький, бледный и застенчивый подросток.
436
Так как призывная комиссия не признала его годным даже для канцеляр-
ской работы в армии, Клаус вернулся домой. Отец это тяжело переживал,
словно сломалась последняя соломинка его надежды.
Тогда Иоганн Винцер отправился в Берлин, рассчитывая, что встретит
кого-нибудь из своих старых товарищей по уличным стычкам. К тому вре-
мени эти люди уже занимали высокие посты в СС. Винцер надеялся, что
друзья смогут вмешаться в судьбу его сына и куда-нибудь пристроят его
на службу рейху. Один из влиятельных приятелей осведомился, имеет ли
молодой Клаус какие-нибудь достоинства, которыми мог бы быть полезен.
Стыдясь и краснея, отец признал, что сын отлично разрисовывает ру-
кописи.
Влиятельная личность пообещала сделать все, что в ее силах, и по ходу
дела осведомилась, не сможет ли Клаус подготовить адрес на пергаменте
в честь майора СС Фрица Шурена.
Клаус сделал то, чего от него хотели, и через неделю на торжественной
церемонии в Берлине пергамент был преподнесен Шурену коллегами — в
то время комендант концентрационного лагеря Заксенхаузен готовился при-
нять командование еще более знаменитым лагерем Равенсбрюк.
Он был казнен французами в 1945 году.
Во время церемонии чествования в Берлине, в штаб-квартире РСХА, все
пришли в восторг от изящества и тщательности, с какой был выполнен
адрес. Не последним среди них высказался и известный лейтенант СС Аль-
фред Науйокс — тот самый человек, который в августе 1939 года совершил
ложное нападение на радиостанцию ГлеЙвиц на польско-германской грани-
це, оставив на поле боя тела нескольких заключенных концентрационного
лагеря в военной форме как «доказательство» польского нападения на Гер-
манию, что дало Гитлеру повод на следующей же неделе объявить войну
Польше.
Науйокс осведомился, кто автор этой работы. Ему объяснили. Через
неделю он предложил молодому Клаусу Винцеру прибыть в Берлин.
Не успев осознать, что с ним происходит, Клаус Винцер был принят
в СС и, не пройдя даже тренировочного лагеря, принес присягу в верности
и еще клятву о соблюдении тайны: ему было сказано, что его привлекают
к работе над сверхсекретным проектом для рейха. Мясник из Висбадена
был на седьмом небе от счастья.
Проект, к работе над которым его привлекли, развертывался под руко-
водством секции «Ф» Шестого управления РСХА, в мастерских на берлин-
ской улице Дельбрюкштрассе. В сущности, все было просто. СС решила
подделать сотни тысяч британских пятифунтовых банкнот и американских
100-долларовых купюр. Бумага для этого выпускалась на бумажной фабри-
ке рейха в Шпехтхаузене под Берлином, а мастерские на Дельбрюкштрассе
обеспечивали правильное воспроизведение водяных знаков на английской
и американской валюте. Для этого и привлекли Клауса Виннера.
Идея заключалась в том, чтобы наводнить Англию и Америку фальши-
выми деньгами и тем самым подорвать экономику обеих стран. В начале
437
1943 года, когда удалось добиться удовлетворительного воспроизведения
водяных знаков на английских пятерках, процесс изготовления печатных
плат был переброшен в 19-й барак концентрационного лагеря Заксенхаузен,
где еврейские и нееврейские графики и каллиграфы работали под присмот-
ром СС.
Работа Винцера заключалась в контроле, потому что СС не доверяло
узникам, считая, что они могут специально наделать ошибок.
Через два года Клаус Винцер, научившись у своих подчиненных, знал
о своем ремесле все, что только можно было знать, и тем самым стал
выдающимся фальшивомонетчиком. К концу 1944 года 19 блок уже рабо-
тал на полную мощность, но теперь там готовились фальшивые удостове-
рения личности для офицеров СС, которым предстояло дать ход после кра-
ха Германии.
В начале весны 1945 года маленький и уютный мир Клауса Винцера,
представлявший такой контраст с разрушенной Германией, тоже потерпел
крах.
Участники операции, которыми командовал капитан СС Бернхард Крю-
гер, получили приказ оставить Заксенхаузен, перебраться в отдаленные гор-
ные районы Австрии и продолжить работу там. На машинах они двину-
лись на юг и развернули свою деятельность в разрушенной пивоварне
Редль-Ципф в Верхней Австрии. За несколько дней до конца войны Клаус
Винцер с разбитым сердцем, всхлипывая, стоял на берегу озера, в глубины
которого побросали миллионы фунтов и долларов любовно изготовленной
им валюты.
Он вернулся к себе домой в Висбаден. К своему удивлению — СС ни-
когда не страдало от недостатка продовольствия, — он обнаружил, что на-
селение Германии летом 1945 года под угрозой голода. У американцев,
оккупировавших Висбаден, еды было вдоволь, но немцам перепадали лишь
жалкие крохи. Его отец, теперь изображавший из себя стойкого борца про-
тив нацизма, потерял все свое состояние и окончательно пал духом. Там,
где раньше на блестящих крюках его магазина висели многочисленные око-
рока, сейчас болтались лишь жалкие сосиски.
Мать объяснила своему сыну, что еду можно получить только по кар-
точкам, которые выдают американцы. Клаус с удивлением уставился на
карточки, отметив, что они напечатаны на самой дешевой бумаге в мест-
ной типографии, взял их и уединился в своей комнате на несколько дней.
Выйдя оттуда, он протянул ошарашенной матери пачку американских про-
дуктовых карточек, на которые они всей семьей могли бы прожить не
меньше полугода.
— Но они же подделаны! — в ужасе выдохнула мать.
Клаус терпеливо объяснил ей то,-во что сам искренне верил: они не
подделаны, а просто напечатаны на другой машине. Отец поддержал
Клауса.
— Кто тебе сказал, глупая женщина, что карточки нашего сына хуже
чем те, что выдают нам американцы?
438
Аргумент был неопровержим, тем более что вечером они уже сидели
за ужином из четырех блюд.
Через месяц Клаус встретился с Отто Клопсом — юрким и самоуверен-
ным королем черного рынка в Висбадене, и они занялись делом. Виннер
производил огромное количество карточек, талонов на бензин, американ-
ских военных паспортов, а Клопе использовал их для приобретения пиши,
бензина, покрышек, нейлоновых чулок, мыла, косметики и одежды, часть
из которых он пускал на личное потребление, а остальные продавал по це-
нам черного рынка. Через тридцать месяцев, к лету 1948 года, Клаус Вин-
нер стал богачом. На его банковском счету лежало пять миллионов рей-
хсмарок.
Перепуганной матери он объяснил свою простую и ясную философию.
«Неважно, подделан документ или подлинный, важно, приносит он пользу
или нет. Если пропуск для прохода через контрольный пункт позволяет
пройти через него, значит, это прекрасный документ».
Но октябрь 1949 года сыграл вторую грязную шутку с Клаусом Винце-
ром. Власти провели реформу денежной системы, заменив новой дойчмар-
кой старые рейхсмарки. Но вместо того чтобы обменять их один к одному,
они просто отменили рейхсмарки и вручили каждому сумму в тысячу но-
вых марок. Клаус Винцер разорился. В очередной раз его удача обернулась
грудой бесполезных бумаг.
Население, у которого отпала нужда в дельцах черного рынка — все то-
вары теперь поступали в свободную продажу, — отвергло таких, как
Клопе, и Винцеру пришлось покинуть Висбаден. Использовав один из сво-
их собственных межзональных пропусков, он перебрался поближе к штаб-
квартире британской зоны оккупации в Ганновере и предложил свои услуги
паспортному отделу Британской военной администрации.
Отзывы о нем американских властей в Висбадене, подписанные полков-
ником военно-воздушных сил США, были великолепны; иными они и
не могли быть, поскольку Клаус писал их сам. Английский майор,
который беседовал с ним при приеме на работу, внушительно сказал
посетителю:
— Надеюсь, вы понимаете, как важно, чтобы у человека всегда были
подлинные документы, особенно в наши времена.
Винцер с искренней убежденностью заверил майора, что уж это-то он
понимает. Два месяца спустя к нему пришла удача.
Он сидел в пивном баре, когда с ним заговорил какой-то человек. Его
звали Герберт Молдерс. Он признался Винцеру, что англичане разыскива-
ют его за военные преступления и ему необходимо бежать. Но только ан-
гличане могут выдать ему паспорт, а он не осмеливается обращаться к
ним. Винцер пробормотал, что это можно организовать, но работа обой-
дется недешево.
К его изумлению, Молдерс предложил ему великолепное алмазное оже-
релье. Он объяснил, что служил в охране концентрационного лагеря и один
из европейских заключенных попытался выкупить себе свободу за эту
439
фамильную драгоценность. Молдерс взял ее, определил еврея с первой же
партией в газовую камеру и вопреки приказу прибрал себе добро.
Через неделю, получив от Молдерса фотографию, Винцер сделал для
него паспорт. Он даже не подделывал его. У него не было в том необхо-
димости.
Система работы в паспортном отделе была простой. Просители со все-
ми своими документами обращались в секцию-1 и заполняли соответ-
ствующую форму. Затем уходили, оставляя документы для изучения. Сек-
ция-2 рассматривала свидетельство о рождении, идентификационную кар-
точку, водительские права и т.п. на предмет обнаружения возможной
подделки, просматривала список разыскиваемых военных преступников и,
если документы просителя удовлетворяли всем требованиям, препровожда-
ла их со своей визой к руководству секции-3. В секции-3, получив подпись
из секции-2, брали из сейфа паспортный бланк, заполняли его, приклеивали
фотографию просителя и вручали ему документ.
Винцер работал в секции-3. Он совершенно спокойно заполнил форму
на Молдерса под другим именем, поставил подтверждающую визу с подде-
ланной подписью главы секции-2 и направил документы своим
путем.
Зайдя в секцию-2, он получил девятнадцать заполненных и подписанных
форм, присоединил к ним документы Молдерса и передал всю стопку май-
ору Джонстону. Тот, убедившись, что у него на руках двадцать заполнен-
ных как положено форм, открыл свой сейф, вынул оттуда двадцать блан-
ков для паспортов и протянул их Винцеру. Винцер аккуратно заполнил все,
поставил нужные печати и выдал девятнадцать из них счастливым проси-
телям. Двадцатый он положил себе в карман. В архив ушло двадцать
форм, подтверждающих, что было выдано двадцать паспортов.
Когда в мае 1949 года была провозглашена Федеративная Республика,
паспортный отдел перешел в распоряжение правительства земли Нижняя
Саксония со столицей в Ганновере. Винцер остался на своем месте. Клиен-
тов у него больше не было. Он в них и не нуждался. Каждую неделю,
вооружившись портретом какого-нибудь неизвестного, купленным в мест-
ной фотостудии, Винцер аккуратно заполнял требования на выдачу паспор-
тов, подделывал подтверждающую визу с подписью начальника секции-2
(теперь им был немец), приклеивал фотографию на форму и шел в сек-
цию-3 с пачкой требований. В соответствии с их количеством он получал
паспортные бланки. Все, кроме одного, выдавались на руки просителям.
Последний паспортный бланк находил убежище в его кармане. Оставалось
лишь получить печать. Исчезновение ее могло вызвать подозрения. Он
брал ее на ночь, и к утру на документе появлялась печать паспортного
отдела правительства земли Нижняя Саксония.
Через шестьдесят недель у него появилось шестьдесят бланков паспор-
тов. Он оставил работу, получив горячую благодарность начальства за
свою аккуратность и исполнительность, уехав из Ганновера, продал оже-
релье в Антверпене и, когда за доллары и золото можно было купить все
440
что угодно ниже рыночной цены, приобрел прекрасное маленькое печат-
ное производство в Оснабрюке.
Он никогда бы не оказался связанным с ОДЕССОЙ, если бы Молдерс
держал язык за зубами. Но явившись в Мадрид и оказавшись среди друзей,
Молдерс похвастался, что у него есть человек, который может сделать лю-
бому, кто обратится к нему,, подлинный западногерманский паспорт.
В конце 1950 года, когда Винцер только начал работу в Оснабрюке, его
приехал навестить один из «друзей». Виннеру ничего другого не остава-
лось, как принять его предложение. С тех пор, когда кто-то из членов
ОДЕССЫ оказывался в беде, Винцер снабжал его новым паспортом.
Система работала безотказно. Винцеру требовались только фотографии
человека и данные о его возрасте. У него были копии всех форм, по кото-
рым в свое время выдавались паспорта и которые ныне хранились в архиве
в Ганновере. Взяв пустой бланк паспорта, он вписывал в него те детали,
о которых сообщал посетитель, обращавшийся за паспортом. Имя было
обычно самым простым, а место рождения, как правило, избиралось дале-
ко за железным занавесом, куда никто не мог добраться для проверки; да-
та рождения совпадала с подлинным возрастом человека из СС, а затем
на паспорте появлялась печать Нижней Саксонии. Просителю, получавше-
му новый документ, оставалось лишь поставить собственноручную под-
пись под своим новым именем.
Восстановление паспортов проходило еще проще. Через пять лет разы-
скиваемый эсэсовец мог просто обратиться за восстановлением документа
в столицу любой земли ФРГ, кроме Нижней Саксонии. Чиновник в Бава-
рии, например, обращался в Ганновер: «Вы выдавали паспорт номер та-
кой-то и такой-то в 1950 году Вальтеру Шуману, место и дата рождения
такие-то?» Другой чиновник в Ганновере проверял досье и говорил: «Да».
Баварский клерк, услышав от своего ганноверского коллеги, что паспорт
в самом деле подлинный, выдавал новый, на котором теперь уже стояла
печать Баварии.
И, пока фотографии на формах, хранившихся в Ганновере, не сравнива-
лись с лицами на паспортах, предоставлявшихся в Мюнхене, не могло и
возникнуть никаких проблем. Никто никогда не стал бы их сравнивать.
Чиновники обращали внимание на правильность всех виз и на номер пас-
порта, но не на лица.
Восстанавливать паспорта приходилось только после 1955 года, когда
прошло уже больше пяти лет с тех пор, как были выданы паспорта, подпи-
санные в Ганновере. После получения нового паспорта разыскиваемый эсэ-
совец мог получить свежие водительские права, карточку социального стра-
хования, банковский счет, кредитную карточку, словом, обрести совершен-
но новое обличье.
К весне 1964 года Винцер выдал сорок два новых паспорта из своего
запаса в шестьдесят бланков.
Этот маленький человек был не только хитер, но и достаточно преду-
смотрителен. Ему пришло в голову, что в один прекрасный день ОДЕССА
441
захочет избавиться от его услуг, да и от него самого. Поэтому вел свой
небольшой архив. Он никогда не знал подлинных имен своих клиентов; для
того чтобы сделать поддельный паспорт, в том не было необходимости.
Он делал копию с каждого снимка, приходившего к нему, и, наклеив ориги-
нал на отсылаемый паспорт, копию оставлял у .себя. Каждый такой снимок
он помещал на лист картона. Рядом с ним печатал новое имя, адрес
(который был обязателен для немецких паспортов) и номер нового пас-
порта.
Листки хранил в папке. Это досье было страховкой его жизни. Один
набор документов хранился в его доме, а второй он передал своему адвока-
ту в Цюрихе. Если когда-нибудь ОДЕССА будет угрожать его жизни, он
расскажет им о папке и предупредит, чго, если с ним что-то случится, цю-
рихский адвокат сразу же пришлет папку немецким властям.
Власти Западной Германии, получив в руки эти фотографии, сравнят их
с изображениями в «Красной галерее» разыскиваемых нацистов. Даже но-
мер паспорта, который быстро можно проверить по данным в столицах
всех шестнадцати земель, в состоянии вывести на местонахождение его об-
ладателя. Розыск в таком случае занял бы не больше недели. Это была
простая, надежная система, обеспечившая безопасность и благосостояние
Клауса Винцера.
Таково жизнеописание человека, который в полвосьмого утра в пятницу
утром сидел за чашкой кофе, неторопливо жуя торт с кремом, и просмат-
ривал первую страницу «Оснабрюк цайтунг», когда зазвонил телефон. Го-
лос в трубке звучал сначала повелительно и властно, а затем в нем появи-
лись и успокоительные нотки.
— Вопрос в том, что у вас будут из-за нас какие-то сложности, даже
не стоит, — заверил его Вервольф. — Все дело в этом чертовом репортере.
Мы узнали, что он направляется к вам. Это даже отлично! Один из наших
людей явится сразу же вслед за ним, и до конца дня вопрос с ним будет
решен. Но вы должны покинуть дом не позднее чем через десять минут.
Вот все, что мне нужно от вас...
Через тридцать минут Клаус Винцер в состоянии крайней растеряннос-
ти упаковал небольшой саквояж, нерешительно посмотрел на сейф, в кото-
ром хранились досье, решил, что брать их с собой нет необходимости, и
объяснил своей удивленной горничной Барбаре, что сегодня утром не будет
заниматься печатными работами. Сказал, что решил взять себе небольшой
отпуск и провести его в Австрийских Альпах. Свежий воздух как нельзя
лучше восстанавливает нервную систему.
Барбара осталась стоять в дверях с открытым ртом, когда «кадет»
Винцера сорвался с места, вырулил на дорогу и исчез за поворотом. В де-
сять минут десятого он уже был у развилки в двенадцати милях за горо-
дом, где городская дорога вливалась в автотрассу. Когда «кадет» вклинил-
ся в-поток машин, с другой стороны развязки черный «ягуар» повернул
в направлении Оснабрюка.
Автозаправка находилась на Саар-плац с восточной стороны города.
442
Мюллер подъехал к колонке и устало вылез из машины. У него ныли
все мышцы и не покидало ощущение, что шея словно закована в гипс.
От вина, которое ему пришлось пить накануне, во рту был гнусный
вкус.
— Залейте доверху, — сказал он заправщику. — У вас есть тут
телефон?
— За углом.
По пути Мюллер заметил кофейный автомат и взял с собой в будку
дымящуюся чашку с кофе. В телефонном справочнике Оснабрюка он нашел
нескольких Винцеров, но только один был Клаусом. Рядом с фамилией
стояло «Печатник». На часах было 9.20. Время рабочее. Он набрал номер
типографии.
Человек, ответивший ему, был, видно, мастером.
— Простите, но его еще нет. Обычно он приходит ровно в девять. Не
сомневаюсь, что он скоро появится. Позвоните через полчаса.
Мюллер поблагодарил его и решил позвонить Винцеру домой, но по-
том передумал. Если Винцер дома, Мюллер постарается встретиться с ним
лично. Он записал адрес и вышел из будки.
— Где находится Вестерберг? — спросил он у заправщика, расплачива-
ясь за горючее; он отметил, что у него осталось только пятьдесят марок.
Мальчик показал на северную часть города.
— Вон там. Шикарное местечко!
Мюллер купил план города и нашел нужную ему улицу. Она была не
далее чем в десяти минутах отсюда.
Дом выглядел внушительным, а уютные и ухоженные газоны вокруг
свидетельствовали, что тут живет человек с достатком.
Открыла Мюллеру хорошенькая горничная лет двадцати. Одарила
Мюллера ослепительной улыбкой.
— Доброе утро, — поздоровался Мюллер. — Я хотел бы увидеть герра
Винцера.
— О, он уехал. Вы разминулись с ним буквально на двадцать минут. —
Мюллер приободрился. Значит, Винцер направился на работу, где он его
и перехватит.
— Какая жалость! Я хотел встретиться с ним до того, как он направит-
ся на работу.
— Он не пошел в типографию. Он уехал в отпуск.
Мюллер почувствовал себя в панике.
— В отпуск? Странно, что он в такое время года... Кроме того, —
быстро спохватился он, — мы договорились с ним о встрече утром. Он
специально просил меня приехать.
— Жаль! — Девушка искренне расстроилась. — Он так внезапно со-
рвался с места! Ему позвонили, и он сразу же побежал наверх. И говорит
мне: «Барбара, — так меня зовут, понимаете, — Барбара, я еду в отпуск
в Австрию. Всего на недельку». Я и не знала, что он собирался в отпуск,
велел мне позвонить на работу и сообщить, что его не будет всю эту
443
неделю, а затем уехал. Это так не похоже на герра Винцера! Он такой
спокойный человек!
Мюллер почувствовал, что надежда на встречу начинает таять.
— Он сказал, куда едет? — спросил он.
— Нет. Ни слова, просто сказал, что направляется в Австрийские
Альпы.
— И не оставил адреса? Не сказал, как можно связаться с ним?
— Что странно — нет. А как с заказами? Я только что перед вашим
приходом звонила в типографию. Они были очень удивлены, потому что
не знают, какие заказы надо теперь выполнять.
Мюллер быстро прикинул. Винцер уехал за полчаса до его появления.
Если он едет со скоростью 80 миль в час, то покрыл уже 40 миль. Мюллер
может гнать на ста милях, каждый час опережая его на двадцать миль.
Это значит, что ему потребуется не менее двух часов, прежде чем он уви-
дит задний бампер машины Винцера. Слишком долго! Через два часа он
уже может быть где угодно. Кроме того, вполне вероятно, что он поехал
и не на юг Австрии.
— Могу ли я в таком случае поговорить с фрау Винцер? — осведомил-
ся он.
Барбара хихикнула, бросив на него лукавый взгляд.
— Фрау Винцер не существует, — сказала она. — Разве вы не знакомы
с герром Винцером?
— Нет, мы никогда не встречались.
— Ну, он не из тех мужчин, которые женятся. То есть я хочу сказать,
что он очень милый человек, но на самом деле совершенно не интересуется
женщинами... вы понимаете, что я имею в виду?
— Значит, он здесь живет один?
— Ну, не считая меня. То есть я тоже живу здесь. Мне это ничем не
грозит... с некоторой точки зрения. — Она снова хихикнула.
— Понимаю, — сказал Мюллер уходя. — Благодарю вас.
— Милости просим к нам! — крикнула вдогонку девушка, наблюдая,
как он идет по дорожке и садится в «ягуар», который сразу же привлек
ее внимание. Ей подумалось, раз герр Винцер покинул дом, она могла
бы предложить этому симпатичному человеку провести время в доме,
пока не вернется хозяин. Увидев, как «ягуар» с ревом сорвался с места,
она представила себя, что могло бы случиться, и, вздохнув, закрыла
двери.
Мюллер снова почувствовал усталость, усилившуюся после постигшей
его неудачи. Он предположил, что Бауэру удалось освободиться и добрать-
ся до телефона, чтобы предупредить Винцера. А ведь Петер был так близ-
ко у цели — всего в пятнадцати минутах езды, но упустил ее. Теперь ему
хотелось только выспаться.
Он проехал мимо средневековой стены, окружавшей старый город, про-
следил по карте путь до Теодор-Хейплац, припарковал «ягуар» и через пло-
щадь направился к отелю «Гогенцоллерн».
444
Ему повезло — оказался свободный номер. Поднявшись наверх, он раз-
делся и лег в постель. Что-то крутилось у него в голове — какое-то дело,
с'которым он так и не разобрался, какая-то мелкая деталь в разговоре,
на которую он не получил ответа. Когда в полдесятого он провалился в
глубокий сон, он так и не понял, что же его беспокоило.
Макензен оказался в центре Оснабрюка в половине первого. По пути
в город он проехал мимо дОхма в Вестерберге, но рядом с ним не было следов
«ягуара». Он решил позвонить Вервольфу и узнать, есть ли новости.
Случайно почтовое отделение в Оснабрюке одной стороной выходило
на площадь Теодора Хейса. Одна сторона и угол ее были заняты железно-
дорожной станцией, а третья сторона — отелем «Гогенцоллерн». Когда
Макензен остановился у почтового отделения, его лицо расплылось в
улыбке: «ягуар», который он так искал, стоял перед главной гостиницей
города.
Вервольф был в хорошем настроении.
— Прекрасно. Пока все идет отлично, — сказал он убийце. — Я успел
связаться с тем человеком, и он уехал из города. Только что я снова позво-
нил ему домой. Ответила, наверное, горничная. Она сказала, что ее хозяин
уехал за двадцать минут до того, как о нем осведомился молодой человек
в черной спортивной машине.
— У меня тоже есть кое-какие новости, — сказал довольный Макен-
зен. — «Ягуар» стоит на площади перед моими глазами. Я предполагаю,
что хозяин сейчас спит в отеле. Могу накрыть его прямо в номере. Пущу
в ход глушитель.
— Успокойся. Не стоит так торопиться, — предупредил его Вер-
вольф. — Я все обдумал. Кончать с ним надо не в Оснабрюке. Горничная
видела и его, и машину. Она может рассказать полиции. А это привлечет
внимание к нашему человеку, который склонен впадать в панику. Я не могу
позволить, чтобы он оказался впутанным в это дело. Свидетельство гор-
ничной может привести к тому, что на Винцера будет обращено внимание.
Сначала ему кто-то звонил, потом он внезапно сорвался с места, затем
к нему приехал какой-то молодой человек, которого позже нашли убитым
в отеле. Слишком много совпадений.
Макензен нахмурился.
— Вы правы, — наконец сказал он. — Я перехвачу его, когда он
выйдет.
— Скорее всего, он попытается как-то выйти на нашего человека. У не-
го ничего не получится. Есть еще кое-что. У Мюллера был с собой кейс?
— Да. Когда прошлой ночью он покинул кабаре, он нес кейс. И когда
возвращался в гостиницу, кейс тоже был с ним.
— Интересно, почему он его не оставил в багажнике машины? Или не
в номере? Да потому, что дорожит им. Улавливаете, к чему я веду?
-Да.
445
— Дело в том, — сказал Вервольф, — что теперь он видел меня и знает
мое имя и адрес. Он знает о связи между Бауэром и печатником. И репо-
ртеры все это распишут наилучшим образом. А кейс имеет жизненно важ-
ное значение. Если даже покончим с Мюллером, кейс не должен попасть
в руки полиции.
— Я доберусь до него. Вы хотите получить его?
— Забери или уничтожь! — приказал Вервольф.
Макензен подумал несколько секунд.
— Чтобы решить и ту и другую задачу, мне лучше было бы подложить
бомбу в машину. Присобачить бы ее к подвеске! Когда он выберется на
автотрассу и прибавит газу, она и рванет!
— Прекрасно, — обрадовался Вервольф. — А кейс тоже будет
уничтожен?
— От той бомбы, которую я поставлю в машину, и Мюллер и кейс
взлетят к небу и упадут на землю мелкими крошками. А на большой ско-
рости это вообше будет выглядеть как обычная авария. Взорвался бак, ска-
жут свидетели, какая жалость!
— Справишься с этим? — спросил Вервольф.
Макензен ухмыльнулся. Набор для уничтожения людей, лежащий в ба-
гажнике его автомобиля, — мечта любого убийцы: около фунта пластико-
вой взрывчатки и два электрических детонатора.
— Конечно, — пробурчал он, — проблем тут не будет. Но чтобы подо-
браться к машине, мне нужно дождаться темноты.
Потом вдруг заглянул в окно почтовой конторы и буркнул в телефон:
— Я перезвоню...
Через пять минут снова набрал тот же номер.
— Прошу прошения. Я только что видел Мюллера, который с кейсом
в руке садился в машину. Уехал. Я побывал в гостинице и узнал, что он
уехал не насовсем — оставил вещи в номере. Волноваться не стоит. Я сде-
лаю бомбу и засуну под машину.
Мюллер проснулся с чувством свежести и воодушевления: вспомнил,
что беспокоило его. Он снова направился к дому Винцера. Горничная очень
обрадовалась ему.
— Здравствуйте, это снова вы? — расплылась она в улыбке.
— Я проезжал мимо, — сказал Мюллер, — и захотел узнать, как давно
вы тут служите?
— О, примерно месяцев десять. А что?
— Видите ли, поскольку герр Винцер холостяк, а вы так молоды... Кто
ухаживал за ним до вас?
— А, понимаю, что вы имеете в виду. Его экономка. Фрейлейн Вендель.
— Где она теперь?
— О, она в больнице. Боюсь, что она скоро умрет. Рак груди. Ужасная
вешь! Поэтому очень странно, что герр Винцер так быстро уехал, даже
446
не оставив ей записку. Он посещал ее каждый день. Он был так привязан
к ней, честное слово! Ну, не ю что у них что-то было, но она жила при
нем с давних времен, еще с 1950 года, я думаю, и брала на себя все его
заботы. Он всегда говорит мне: «А вот фрейлейн Вендель делала так».
— В какой она больнице? — спросил Мюллер.
— Сейчас не помню. Впрочем, подождите минуточку. В блокноте запи-
сан ее телефон. Сейчас.
Она вернулась через две минуты и назвала ему клинику — закрытый
частный санаторий, расположенный за чертой города.
Найдя путь по карте, Мюллер явился в клинику как раз к трем часам
пополудни.
Весь день Макензен покупал летали для бомбы.
«Секрет диверсии, — в свое время объяснил ему инструктор, —
заключается в том, что оборудование должно носить очень простой
характер и состоять из вешен, которые вы можете купить в любом
магазине».
В скобяном магазине он купил паяльник и немного припоя, черную изо-
ляционную ленту, метр тонкого провода, ножовку длинной в фут и тюбик
моментально схватывающегося клея. В магазине электропринадлежностей
он приобрел транзисторную батарею в девять вольт, маленькую лампочку
диаметром в дюйм и два мотка — красный и синий — прекрасного одно-
жильного провода в пластмассовой изоляции, в каждом из которых было
по три ярда. Он был аккуратным человеком и потому отметил положи-
тельную и отрицательную клеммы. Продавец дал ему пять больших
школьных резинок — дюйм в длину и два дюйма в ширину. В химической
лавке он купил два пакета с презервативами, в каждом из которых было
три изделия, а из бакалеи он вышел с жестяной банкой самого лучшего
чая с туго притертой крышкой. Как отличный специалист он не допускал
мысли, чтобы взрывчатка могла промокнуть, а крышка банки отсекала до-
ступ сырости.
Нагруженный покупками, Макензен снял номер в отеле «Гогенцоллерн»,
который выходил на плошадь, так что он мог наблюдать за стоянкой, куда
обязательно должен был вернуться Мюллер.
Прежде чем войти в отель, он вынул из багажника полфунта пластико-
вой взрывчатки, напоминавшей детский пластилин, и один из дето-
наторов.
Усевшись за столом и время от времени поглядывая на площадь, Ма-
кензен поставил рядом чашку крепкого кофе, чтобы взбодриться, и принял-
ся за дело.
Он решил сделать самую простую бомбу. Первым делом он высыпал
чай в туалет, полностью опустошив банку, и при помощи шила проделал
в крышке дырку. Взяв девятифутовый моток красного^провода, он отме-
рил десять дюймов.
44
Один конец отрезка он припаял к полюсу батареи. К минусу припаял
коней синего отрезка. Чтобы провода случайно не соприкоснулись, отогнул
клеммы и тщательно изолировал провода и место припоя.
Другой коней отрезка красного провода соединил с клеммой детонато-
ра. К ней же прикрепил конец и длинного — восьмифунтового — остатка
красного провода.
Батарею с проводами он положил на дно коробки и, глубоко вдавив
детонатор в пластик, до самого верха наполнил коробку взрывчаткой.
Почти все было готово. Один провод шел от батареи к детонатору. Го-
лый конец другого — от детонатора — пока болтался в воздухе. В таком
же положении находился и другой конец — от батареи. Но когда эти два
свободных конца красного и синего проводов соприкоснутся, цепь замкнет-
ся. Искра от батареи воспламенит детонатор, и он сработает с сухим тре-
ском. Но этого уже никто не услышит в грохоте взрыва, когда рванет
пластик, которого здесь хватит, чтобы разнести в пух и прах гос-
тиницу.
Осталось только сделать спусковой механизм. Натянув перчатки, он
стал сгибать ножовочное полотно, пока оно не сломалось посредине, пре-
вратившись в два обломка по шести дюймов каждый.
К верхней части одного из них он прикрепил резинку так, что в целом
они представляли собой целый блок, то же самое было сделано и с ниж-
ним концом. Теперь обе половинки ножовки были параллельны в четверть
дюйма. Своими очертаниями они напоминали челюсть крокодила. Чтобы
избежать их случайного соприкосновения, Макензен поместил между ними
электрическую лампочку, использовав для этого несколько капель клея.
Стекло — отличный диэлектрик.
Он почти справился с делом. Протянул два куска красного и синего
провода сквозь отверстие в крышке и, туго прижав, поставил ее на место.
Взяв голые концы обоих проводов, припаял один из них к половинке но-
жовки, что была сверху, а другой — к нижней. Бомба была готова.
Если теперь резко сжать их, лампочка расколется, два куска металла
соприкоснутся, и электрическая цепь замкнется. Осталась последняя предо-
сторожность. Чтобы избавить себя от случайности, он натянул на спуско-
вое устройство все презервативы — один на другой, так что конструкция
теперь была защищена шестью слоями тонкой, но прочной резины.
Плод своих трудов Макензен осторожно положил в шкаф, где разме-
стил изоляционную ленту, щипцы и остатки проводов, которые ему пона-
добятся, чтобы закрепить взрывное устройство под днищем машины Мюл-
лера. Затем, заказав кофе еще, он сел у окна дожидаться возвращения
«ягуара».
Он не знал, ни когда Мюллер вернется, ни чем он сейчас занят. Вер-
вольф заверил его, что Мюллер никоим образом не доберется до печатни-
ка. Больше ему ничего и не надо знать. Макензен предоставил остальное
судьбе. Он приготовился к долгому ожиданию, не сомневаясь, что рано
или поздно Мюллер вернется.
448
Глава 15
Доктор без особой благожелательности посмотрел на посетителя. Мюл-
лер не любил высокие воротнички и галстуки и старался не носить их. На
нем сейчас был черный джемпер, из-под которого был виден край белой
битловки, плотно охватывающей шею, и черный блейзер. Выражение лица
доктора говорило, что для посетителей больницы галстук был бы предпо-
чтительнее.
— Ее племянник? — с удивлением переспросил он. — Странно, я и не
подозревал, что у фрейлейн Вендель есть племянник.
— Должен сказать, что я ее единственный родственник, — сообщил
Мюллер. — Конечно, знай я, в каком состоянии находится моя тетя, я при-
ехал бы раньше, но герр Винцер сообщил мне о ней только сегодня утром,
попросив навестить ее.
— Обычно герр Винцер сам приходит сюда в это время, — заметил
врач.
— Насколько я понимаю, его спешно вызвали по делам службы, —
вежливо ответил Мюллер. — Именно это он и сообщил мне по телефону
сегодня утром. Он сказал, что будет в отлучке несколько дней, и попросил
меня навестить тетю.
— Уехал? Более чем странно... Удивительно. — Доктор замолчал в не-
решительности, а затем добавил: — Прошу прощения.
Он вышел из холла, где они беседовали. Из-за полуоткрытой двери
до Мюллера донеслись обрывки разговора, когда врач звонил в дом
Винцера.
— В самом деле уехал?.. Сегодня утром?.. На несколько дней? О нет,
фрейлейн, я просто хотел- убедиться, что его сегодня не будет.
Закончив разговор, врач вернулся в холл.
— Странно,— пробормотал он. — С тех пор как фрейлен Вендель у нас,
он является аккуратно, как часы. Чувствуется, что он очень привязан к ней.
Но если он еще хочет увидеться с ней, ему надо поторопиться. Она очень
плоха.
Мюллер опечалился:
— Да, он сказал мне по телефону. Бедная тетушка...
— Как ее родственник, вы, конечно, можете провести с ней некоторое
время. Но должен предупредить вас — она с трудом понимает происхо-
дящее, так что по возможности не задерживайтесь. Будьте любезны
сюда...
Доктор провел Мюллера по коридорам и холлам здания, которое когда-
то было большим частным домом, и остановился у двери отдельной
палаты.
— Она здесь, — сказал он и, пропустив Мюллера вперед, закрыл за ним
дверь. Мюллер услышал его удалявшиеся шаги.
Комната была в полутьме, и, когда его глаза привыкли к слабому свету
зимнего дня, пробивавшемуся сквозь щель в шторах, он с трудом различил
449
высохшее тело женщины на кровати. Она полулежала, опираясь на не-
сколько подушек, подложенных под голову и плечи, но лицо ее заливала
такая бледность, что оно едва было видно на фоне простыней. Глаза жен-
щины были закрыты. Мюллер почувствовал, что вряд ли ему удастся от
нее узнать, в какую норку забился ее хозяин.
— Фрейлейн Вендель, — прошептал он. Ресницы умирающей дрогнули
и приоткрылись.
Она посмотрела на него без всякого выражения в глазах, и Мюллер за-
сомневался, видит ли она его вообще. Снова закрыв глаза, она что-то не-
внятное пробормозала. Он нагнулся ближе, чтобы уловить обрывки фраз,
которые невнятно и монотонно шептали серые губы.
Смысла в них почти не было. Она вспомнила Розенхейм, который, как
он знал, был маленькой деревушкой в Баварии, где она, должно быть, ро-
дилась. Что-то еще о «белом, все в белом, как красиво!..». И еще какая-то
ничего нс значившая мешанина слов.
Мюллер склонился еще ниже.
— Фрейлейн Вендель, вы слышите меня?
Умирающая женщина по-прежнему что-то бормотала. Мюллер уловил
слова: «... и у каждого в руках букет цветов и молитвенник, и все в белом,
и все такие невинные...» Мюллер сдвинул брови, пытаясь понять смысл
услышанного. Видно, в бреду она вспоминала свое первое причастие.
— Вы слышите меня, фрейлейн Вендель? — повторил он, потеряв на-
дежду. Открыв глаза, она уставилась на него, видя лишь белый воротничок
вокруг его горла и черный пиджак. Когда она закрыла глаза, ее плоское
тело содрогнулось. Мюллер встревожился. Он подумал, что, может, лучше
позвать врача. Две слезы из закрытых глаз поползли по пергаментной ко-
же щек. Она плакала.
Скрюченные пальцы ее руки поползли по одеялу к кисти Мюллера и
вцепились в его руку. Мюллер уже был готов оттолкнуть ее, встать и уйти,
он убедился, что фрейлейн Вендель не в состоянии что-то рассказать ему
о Винцере, как вдруг она почти отчетливо произнесла:
— Благословите меня, отче, ибо я грешна...
Несколько секунд Мюллер сидел, ничего не понимая. Вдруг бросив
взгляд на самого себя, понял, за кого в полумраке приняла его умираю-
щая. Минуту он размышлял, не оставить ли ее и не возвратиться ли в
Гамбург, или же взять грех на душу и сделать еще одну последнюю попыт-
ку найти Эдуарда Рошмана через ее хозяина. Он снова наклонился
к ней:
— Дитя мое, я готов отпустить тебе грехи твои.
И тогда она начала говорить. Под звуки ее монотонного усталого голо-
са перед ним предстала вся ее жизнь. Детство ее прошло средн лесов и
полей Баварии. Родившаяся в 1910 году, она помнила, как ее отец уходил
на первую мировую войну и как три года спустя после мирного договора
1918 года вернулся и говорил с ненавистью о тех типах в Берлине, которые,
капитулировав, предали страну.
450
Она помнила политические бури и страсти начала двадцатых годов и
попытку путча в соседнем Мюнхене, когда толпа людей, воодушевлявшая-
ся уличным оратором и любимцем черни по имени Адольф Гитлер, захоте-
ла свергнуть правительство. Позже ее отец присоединился к этому человеку
и его партии, а когда ей исполнилось двадцать три года, крикливый ора-
тор и его партия стали править Германией. Затем — летние пикники и экс-
курсии общества германских девушек, работа в секретариате гаулейтера
Баварии и танцульки с красивыми светловолосыми молодыми парнями в
черной униформе.
Но росла она некрасивой, тощей, угловатой и костистой, с лошадиным
лицом и усиками на верхней губе. Свои бесцветные волосы собирала в пу-
чок на макушке, носила мешковатую, одежду и растоптанные туфли. Когда
ей было уже под тридцать, она стала понимать, что выйти замуж, как
остальные девушки в деревушке, не удастся. В 1939 году она была злобной,
преисполненной ненависти к людям женщиной, служила надзирательницей
в концлагере Равенсбрюк.
Рассказывая о людях, которых она избивала и мучила, о днях, полных
жестокости и власти в лагере рядом с Бранденбургом, она с такой цепкос-
тью удерживала руку Мюллера, что, несмотря на свое отвращение, он не
мог ее высвободить. Он сидел рядом и смотрел, как по ее щекам катятся
слезы при воспоминаниях о том, что она делала.
— А после войны? — мягко спросил он.
Несколько лет, скрывая свое прошлое в СС, она бродяжничала по стра-
не, мыла посуду на кухнях в дешевых столовых и жила в ночлежках армии
спасения. А в 1950 году встретила в Оснабрюке Винцера, который приехал
сюда в поисках дома. Она была горничной в той гостинице, где остановил-
ся Винцер. Этот маленький, незаметный человек предложил ей стать эко-
номкой, когда купил здесь себе дом.
— Это все? — спросил Мюллер, когда она замолчала.
— Да, отче.
— Дитя мое, вы же знаете, что я не смогу дать вам отпущение, если
вы не признаетесь во всех своих грехах.
— Это все, отче.
Мюллер перевел дыхание.
— А как насчет подделанных паспортов? Тех, что делались для людей
из СС, которые скрывались?
Некоторое время она молчала, и Мюллер испугался, что она снова впа-
ла в забытье.
— Вы знаете о них, отче?
— Я знаю о них.
— Я их не делала.
— Но вы знали о них, знали о том, чем занимается Клаус Вин-
цер?
— Да, — чуть слышно прошептала она.
— Его нет сейчас. Он уехал.
451
— Нет. Он не уехал. Только не Клаус. Он не может бросить меня. Он
вернется.
— Вы знаете, куда он мог уехать?
— Нет, отче.
— Вы уверены? Подумайте, дитя мое. Он был вынужден уехать.
Куда?
Умирающая медленно покачала высохшей головой.
— Я не знаю, отче. Если они станут угрожать ему, он может пустить
в ход досье. Он говорил мне...
Мюллер насторожился. Посмотрев на женщину, он увидел, что глаза
ее закрыты.
— Какое досье, дитя мое?
Они поговорили еще пять минут. Но тут раздался осторожный стук
в дверь. Мюллер высвободил свою руку и встал.
— Отче...
В тихом голосе была мольба. Он повернулся. Широко открытыми гла-
зами она смотрела на него.
— Благословите меня, отче.
Мюллер вздохнул. Это был смертный грех. Ему осталось лишь наде-
яться, что кто-нибудь его поймет. Подняв правую руку, он перекрестил
фрейлейн Вендель.
— Во имя Отца и Сына, и Святого Духа...
Женщина глубоко вздохнула,' закрыла глаза и погрузилась в беспа-
мятство.
В коридоре его ждал врач.
— Вы пробыли достаточно долго, — попенял он. .
— Она уснула, — сказал Мюллер. Доктор, бросив взгляд в палату, про-
водил его до выхода. — Сколько она еще, по-вашему, протянет? —
спросил Мюллер.
— Трудно сказать. Два дня, может быть, три. Не больше. Мне очень
жаль.
— Благодарю вас и спасибо за то, что вы дали мне возможность пови-
даться с фрейлейн Вендель... Ах да, еше последнее, доктор. Мы в нашей
семье все католики. Она просила меня привести к ней священника. Ну, для
отпущения грехов, вы понимаете?
— Да, конечно.
— Не сможете ли вы это сделать?
— Конечно, — сказал врач. — Я не знал. Сегодня же позабочусь об
этом. Спасибо, что сказали. Прощайте.
Был уже конец дня, и сумерки переходили в ночь, когда Мюллер въехал
на площадь и поставил свой «ягуар» в двадцати ярдах от отеля. Перейдя
дорогу, он вошел в гостиницу и направился в свою комнату. Макензен
сверху из гостиницы наблюдал за ним. Взяв под мышку завернутое в бума-
гу взрывное устройство, он спустился в холл, расплатился за ночь и, ска-
зав, что собирается уезжать рано утром, сел в свою машину. Он переста-
452
вил ее на другое место, откуда мог наблюдать за выходом, за входом в
гостиницу и за «ягуаром», и снова приготовился к ожиданию.
На улицах было еще довольно многолюдно, чтобы заняться «ягуаром»,
да и Мюллер мог выйти в любую минуту. Если он уедет до того, как ему’
удастся поставить бомбу под машину, Макензен решил перехватить его на
шоссе в нескольких милях от Оснабрюка и отнять кейс. Но если Мюллер
останется на ночь в гостинице, то приспособить устройство придется рано
утром, когда все еше спят.
В своем номере Мюллер ломал себе голову, стараясь вспомнить имя
одного человека. Он видел перед собой его лицо, но имя упорно
ускользало.
История эта произошла как раз перед Рождеством 1961 года. Мюллер
сидел на месте для прессы в гамбургском городском суде, дожидаясь нача-
ла слушания дела, которое его интересовало. А в это время завершался
другой процесс. На скамье подсудимых сидел маленький человечек с внеш-
ностью хорька, и адвокат просил о снисхождении к нему, напирая на то,
что вот-вот наступит Рождество, а у его клиента без средств останутся
жена и пятеро детей.
Мюллеру запомнились и обстановка в зале суда, и усталое, изможден-
ное лицо жены подсудимого. Она закрыла лицо руками в отчаянии, когда
судья сказал, что приговор мог быть более суровым, но, учитывая доводы
адвоката, он приговаривает подсудимого к восемнадцати месяцам заключе-
ния. Обвинение утверждало, что подсудимый — один из самых ловких и
искусных взломщиков сейфов в Гамбурге.
В тот вечер Мюллер пошел в бар, расположенный ярдах в двухстах от
Репербана, выпить в честь Рождества с некоторыми своими друзьями —
информаторами о новостях в уголовном мире. Мюллер имел при себе
много денег: только что получил хороший гонорар за материал в иллю-
стрированном журнале. В дальнем конце бара какая-то женщина подметала
пол. Он узнал усталое лицо жены взломщика, которого только что
посадили в тюрьму. В приступе великодушия, о чем потом пожалел,
Мюллер опустил ей в карман передника стомарковую банкноту и
вышел.
В январе ему принесли письмо из гамбургской тюрьмы. Корявые и
неграмотные строчки он с трудом разобрал. Должно быть, женщина
спросила у бармена, кто этот странный благодетель, и сообщила
своему мужу. Письмо было послано на адрес журнала, где он тогда
работал.
«Дорогой герр Мюллер, жена написала мне о вашем поступке как раз
в Рождество. Я никогда не встречал вас и не знаю, почему вы это сделали,
но я хочу от всей души поблагодарить вас. Вы настоящий человек. Эти
деньги помогли Доре и детям по-настоящему встретить Рождество и Но-
вый год. Если я когда-нибудь чем-то могу оказаться вам полезным, дайте
453
только знать. С уважением к вам...» Но какое имя стояло в конце письма?
Коппель? Виктор Коппель. Моля Бога, чтобы взломщик сейчас опять не
сидел в тюрьме, Мюллер торопливо вытащил записную книжку с именами
своих «контактов», поставил телефонный аппарат на колени и начал
звонить.
Через пару часов ему удалось найти Коппеля. Тот сидел в баре с друзья-
ми, и Мюллер слышал в трубке, как играет автомат с пластинками. Он
слышал мелодию битлов «Я хотел бы взять тебя за руку», от которой
он прошлой зимой буквально сходил с ума.
Поднатужившись, Коппель вспомнил Мюллера и подарок, который он
сделал его жене два года назад. Чувствовалось, что он уже выпил.
— Очень благородно было с вашей стороны, герр Мюллер, это точно,
очень благородно вы поступили...
— Слушайте, вы написали мне тогда из тюрьмы, что, если мне будет
что-то нужно, я могу обратиться к вам. Помните?
В голосе Коппеля появились настороженные нотки.
— Ага, помню...
— Ну вот, мне нужна ваша небольшая помощь. Могу ли рассчитывать
на вас? — спросил Мюллер.
Чувствовалось, что Коппель все еще растерян.
— Просто не знаю, чем смогу вам помочь, герр Мюллер...
— Я ничего не собираюсь у вас одалживать. Я сам заплачу вам за рабо-
ту. Она несложная.
Коппель облегченно вздохнул.
— А, ну да, понимаю, конечно. Где вы находитесь?
Мюллер объяснил ему.
— Ступайте на гамбургский вокзал и садитесь в первый же поезд на
Оснабрюк. Я встречу вас на вокзале. И последнее — возьмите с собой все
ваши рабочие инструменты.
— Видите ли, герр Мюллер, я никогда не работаю в незнакомых ме-
стах. Я ничего не знаю об Оснабрюке.
Мюллер перешел на жаргон:
— Тут плевое дело, Коппель. Пустышка, хозяин унес ноги, а внутри ку-
ча добра. Я уже все разнюхал, проблем тут не будет. К завтраку вы уже
будете в Гамбурге с карманом, полным капустой, и никто вас ни о чем
не спросит. Мужик вернется только через неделю, добро можно спустить
до его возвращения, а копы на месте будут думать, что это сработал кто-
то из ихних.
— Когда идет обратный поезд? — спросил Коппель.
— При встрече вручу вам обратный билет. В девять выходит поезд из
Гамбурга. У вас еще есть время — целый час. Так что за дело!
Коппель глубоко вздохнул.
— Ладно, иду на вокзал.
Мюллер повесил трубку, попросил портье разбудить его в одиннадцать
и провалился в сон.
454
На улице Макензен продолжал свое наблюдение. Он решил: если Мюл-
лер не выйдет из гостиницы до полуночи — принимаюсь за дело.
Но Мюллер вышел из гостиницы в четверть двенадцатого, пересек пло-
щадь и направился к вокзалу. Макензен удивился. Он вылез из «мерседеса»
и пошел за ним. Мюллер стоял на перроне, ожидая прибытия поезда.
— Какой поезд приходит на эту платформу? — спросил Макензен у же-
лезнодорожника.
— Одиннадцать тридцать три на Мюнстер, — ответил тот.
Макензен никак не мог сообразить, зачем Мюллеру садиться в поезд,
когда у него автомобиль. Он вернулся к своей машине, прикидывая, стоит
ли ему ждать еще.
В одиннадцать тридцать пять он заметил, как Мюллер вышел из здания
вокзала в сопровождении низкорослого помятого человечка, который та-
щил большой кожаный саквояж. Они оживленно разговаривали. Макензен
выругался. Этого еше не хватало, чтобы Мюллер куда-то умотал на своей
.машине, да еще не один. Это значительно осложнит порученное Макензену
дело. Однако Мюллер с неизвестным подошли к стоянке такси, взяли ма-
шину и куда-то уехали. Тогда он решил через минут двадцать заняться
«ягуаром».
К полуночи площадь почти опустела. Макензен вылез из машины, де-
ржа в руках фонарь-карандаш и три небольших свертка. Подошел к «ягуа-
ру», огляделся и нырнул под него.
Он знал, что от грязи и снежной каши на асфальте пиджак его момен-
тально промокнет, но было не до того. Подсвечивая себе фонариком, Ма-
кензен ослабил винты, крепившие корпус двигателя, и он приподнялся при-
мерно на дюйм. Когда закончил, достаточно было слегка надавить сверху,
чтобы двигатель стал на место.
Макензен все рассчитал — редкие прохожие ничего не заметили: что
особенного в том, что, лежа под машиной, человек копается в двигателе.
При помощи провода и плоскогубцев он вмонтировал взрывчатку в
двигатель, совместив ее с механизмом переключения скоростей. Она будет
не далее чем в трех футах от Мюллера, когда он сядет за руль. Спусковой
механизм соединил с основной массой взрывчатки проводом в восемь фу-
тов длины, который протянул под машиной.
Выкарабкавшись из-под днища, Макензен проверил, все ли в порядке.
Взрывное устройство, которое должна была привести в действие лопнув-
шая электрическая лампочка, было тщательно укреплено на подвеске, и
случайный толчок ему не угрожал. Макензен рассчитывал на то, что, когда
Мюллер выберется на автотрассу и переключит скорость, рванувшись впе-
ред, прокладка под давлением прогнется, лампочка лопнет и соприкоснув-
шиеся полоски стали замкнут'цепь. Когда это случится, Мюллер и его до-
кументы разлетятся в клочья.
Наконец Макензен подобрал провисающие провода, аккуратно смотал
455-
их в колечки и приклеил изоляционной лентой к стенке двигателя, чтобы
при толчке на неровности дороги они не соскочили. Вернувшись к себе в
номер, блаженно растянулся на кровати: наконец-то мог позволить себе и
поспать. «Сегодня, — думал Макензен, — я сделал отличную работу».
Мюллер попросил водителя такси довести их до Саар-плац, расплатил-
ся с ним, и они вышли из машины. Коппель догадывался, что в машине
лучше всего держать язык за зубами, и лишь когда такси отъехало, он поз-
волил себе раскрыть рот.
— Надеюсь, вы знаете, что делаете, герр Мюллер. То есть я хочу ска-
зать, что вы — репортер и все такое, занимаетесь такими делами...
— Коппель, вам незачем беспокоиться! Мне нужны всего лишь доку-
менты, которые хранятся в доме в сейфе. Документы возьму я, а осталь-
ное — вам. Идет?
-Да.
— Еще кое-что. В этом доме живет горничная...
— Вы сказали, что там никого... — запротестовал Коппель. — Если она
наткнется на нас...
— Мы подождем до двух часов. К тому времени она будет крепко
спать.
Одолев милю до дома Винцера, они торопливо огляделись по обеим
сторонам дороги и проскользнули в ворота. Чтобы не шуршать по гравию
дорожки, прошли по жухлой траве и, время от времени прячась за кустами
рододендронов, подобрались к окну, за которым, по их расчетам, был ка-
бинет хозяина.
Коппель, двигавшийся неслышно, как хищное животное, пошел осмат-
ривать дом, оставив Мюллера сторожить саквояж с инструментами. Вер-
нувшись, он прошептал:
— В комнате горничной на той стороне под карнизом все горит свет.
Не осмеливаясь закурить, они просидели с час под кустом, дрожа от
холода. Затем Коппель еще раз обошел вокруг дома и сообщил, что свет
в окне погас.
Так они ждали часа полтора, прежде чем Коппель притронулся к руке
Мюллера, подхватил саквояж и неслышно перешагнул лунную дорожку,
подбираясь к окну кабинета. Где-то далеко тявкнула собака и чуть слышно
донесся звук проехавшей машины.
К счастью, под окном кабинета было темно; луна ушла за угол здания.
Вытащив узенький фонарик, Коппель направил тонкий луч на раму, а по-
том на переплет между верхней и нижнеи частями окна. Запоры на окне
были прочные и надежные, но к сигнальной системе не были подключены.
Порывшись в саквояже, Коппель достал моток липкой ленты, резиновую
присоску на палочке, резиновый молоточек и алмаз для резки стекла, похо-
жий на авторучку.
С неподражаемым искусством он описал правильный круг на стекле в
нижней части окна, как раз под задвижкой. Чтобы надежно подстраховать-
456
ся, он приклеил клейкую ленту крест накрест через готовый выпасть сте-
клянный диск так, что концы ее захватывали ту часть стекла, которая
оставалась нетронутой. В сектор вырезаемого круга, видневшийся между
лентами, прикрепил палочку, предварительно лизнув ее.
Держа палочку от присоски в левой руке, он аккуратно прицелился рези-
новым молоточком и резко и точно ударил по вырезанному кругу.
После второго удара диск с легким треском отделился от стекла. Оба
застыли, ожидая реакции на этот звук, но по-прежнему стояла тишина.
Не выпуская палочки от присоски, на которой держался диск, Коппель от-
клеил концы ленты. Он заметил, что на полу кабинета лежит толстый
шерстяной ковер, и легким движением руки опустил диск вниз; тот бес-
шумно лег на ковер.
Просунув руку в образовавшееся отверстие, Коппель откинул щеколду
и открыл нижнюю часть окна, сквозь которую беззвучно проник в комна-
ту. Мюллер осторожно последовал за ним. В комнате стояла непроглядная
тьма, но Коппель прекрасно ориентировался.
— Тише, — прошипел он Мюллеру, и тот застыл на месте, пока Коп-
пель тихо закрывал окно. Передвигаясь по комнате, он ни разу ни на что
не наткнулся. Плотно прикрыв двери в коридор, включил маленький
фонарик.
Узкий луч обвел комнату, задержался на письменном столе, телефоне,
на стене с книжными полками, глубоком кресле и наконец остановился на
изящном камине из красного кирпича.
Затем Коппель очутился рядом с Мюллером, словно материализовав-
шись из пустоты.
— Здесь, должно быть, кабинет, парень. В доме не бывает двух комнат
с каминами. Где заслонка от камина?
— Не знаю. Вы должны найти ее.
— Чтоб мне провалиться! Тут сто лет провозишься.
Усадив Мюллера на стул, он предупредил, чтобы тот ни к чему не при-
касался без перчаток. Со своим саквояжем Коппель подошел к камину и,
надев на голову широкую резинку, сунул за нее включенный фонарик.
Дюйм за дюймом он стал прощупывать кирпичную кладку, и его чувстви-
тельные пальцы застывали на каждой неровности или выемке. Ничего не
обнаружив, он повторил обследование, пустив на сей раз в ход узкое лезвие
ножа. В половине третьего поиски увенчались успехом.
Нож скользнул в щель между двумя кирпичами. Коппель и Мюллер
услышали легкий щелчок. Квадрат из кирпичей размером в два фута на
два фута дрогнул и чуть-чуть подался в сторону. Коппель нажал на него
сильнее.
Квадрат на хорошо смазанных петлях беззвучно сдвинулся влево, и пе-
ред ними предстала стальная пластина — дверь сейфа.
Коппель повесил на шею стетоскоп и надел наушники. Несколько минут
он изучал четыре диска, комбинацией цифр на которых открывался замок.
Он осторожно повернул первый диск...
457
Мюллер, сидевший в девяти футах от него, нервничал, наблюдая за дей-
ствиями взломщика. Коппель же действовал спокойно, целиком отдавшись
делу. Он зналг что, пока они не производят лишних движений, их пребыва-
ние в кабинете нс привлечет внимания.
Через сорок минут последний тумблер стал в нужное положение. Коп-
пель медленно оттянул дверь сейфа и повернулся к Мюллеру, осветив фо-
нариком поверхность стола, где стояли пара серебряных подсвечников и
тяжелая старинная табакерка...
Мюллер молча поднялся и подошел к Коппелю. Выташив фонарик из-
под резинки на его голове, Мюллер осветил внутренность сейфа. Там лежа-
ли несколько денежных пачек, которые он отдал взломщику. Тог легонько
присвистнул.
Сверху на полке лежал лишь большой и пухлый конверт, Мюллер то-
ропливо вскрыл его и увидел пачку листов. На каждом — приклеенная фо-
тография и несколько машинописных строк. Пробежав глазами некоторые
из них," он остановился и громко выдохнул:
— Слава Богу!
— Тише! — шепнул Коппель.
Сложив конверт, Мюллер протянул фонарик Коппелю и сказал:
— Закрывай!
Коппель закрыл дверцу и повернул тумблеры в то же положение, в ка-
ком они были вначале. Так же аккуратно он поставил на место кирпичную
кладку. С легким щелчком она заняла свое место.
Рассовав по карманам пачки денег — гонорар Винцера за последние че-
тыре паспорта, — Коппель прихватил еще подсвечники и табакерку.
Выключив фонарик, он взял Мюллера за руку и осторожно подвел к
окну, после чего стал внимательно вглядываться в ночь. На лужайке было
темно: луна зашла за облака. Откинув окно, Коппель с саквояжем влез
на подоконник и подождал Мюллера. Оба разом спрыгнули в кусты. Мюл-
лер при этом прижал свою находку под свитером к телу.
Скрываясь за кустами, они добрались до ворот и вышли на дорогу.
У Мюллера было острое желание как можно скорее уехать отсюда.
— Не спешите! — сказал Коппель нормальным голосом. — Мы просто
гуляем и разговариваем, словно возвращаемся домой с вечеринки.
До железнодорожной станции было мили три. Они пришли туда уже
около пяти утра. На улицах встречались редкие прохожие, хотя было суб-
ботнее утро, но трудовой человек в Германии привык вставать рано. До
станции их никто не остановил.
До семи поезда на Гамбург не было, и Коппель сказал, что с удоволь-
ствием посидит в буфете, где можно согреться чашечкой кофе, рюмкой
ликера.
— Прекрасное дельце мы провернули, герр Мюллер! Надеюсь, вы имее-
те что вам нужно.
— О да, все прошло как нельзя лучше! — согласился Мюллер.
— Ну так ни гу-гу! Будьте здоровы, герр Мюллер!
458
Коротышка-взломшик откланялся и направился в станционный буфет.
Мюллер же пошел в свою гостиницу, не полозревая, что возле нее с задне-
го сиденья «мерседеса» за ним следят воспаленные глаза Макензена.
Мюллер решил не вникать в изучение своей добычи, а поспать часа три;
он попросил портье разбудить в половине десятого.
Телефонный звонок поднял Мюллера точно в назначенное время. Он за-
казал в номер кофе и булочки. Горячий душ освежил его, а тут еше прине-
сли завтрак. Мюллер просмотрел папку с бумагами. Он опознал с полдю-
жины лиц, но ни одно из имен не было ему знакомо. Фамилии, отметил
он про себя, не имеют значения.
На восемнадцатом листе тонкого картона он нашел того, кого искал.
Человек стал старше, волосы у него теперь отросли, а тонкие усики закры-
вали верхнюю губу. Но уши, часть лица с ярко выраженной индивидуаль-
ностью были те же. Не изменились очертания четко вырезанных ноздрей,
черепа и выражение блеклых глаз.
Имя и фамилия были самые обыкновенные, но внимание привлек адрес.
Судя по номеру почтового отделения, это было в центре города и, скорее
всего, — квартира.
Ровно в десять часов он позвонил в справочный отдел телефонной сети
города, название которого также было отмечено Винцером. Он попросил
номер телефона управляющего домами по указанному адресу. То было ри-
скованное предприятие, но он пошел на него. Мюллер правильно предполо-
жил — это в самом деле был дом, где сдавали квартиры и довольно
дорого.
Получив номер телефона, он позвонил управляющему и, зная любовь
немцев к громким титулам, очень почтительно обратился к нему, объяс-
нив, что уже вторично звонит одному из жильцов, но не получает
ответа.
— Весьма странно... Дело в том, что меня просили позвонить именно
в этот час. Не можете ли вы помочь? Может, телефон испорчен?
Ответивший человек оказался очень услужливым:
— Герр директор, должно быть, на предприятии или уехал на уик-энд
на свою виллу.
— Что за предприятие?
— Ну как же, конечно, его собственное. Радиозавод.
— Ах да, конечно, как глупо с моей стороны было забыть! — сказал
Мюллер и повесил трубку.
Справочная дала ему номер телефона завода.
Отозвавшаяся там девушка направила его к секретарше босса, которая
сообщила, что герр директор проводит уик-энд в своем сельском доме и
будет только в понедельник утром. Частных номеров телефона завод не
сообщает, чтобы никто не мог побеспокоить босса. Мюллер поблагодарил
и повесил трубку.
Но Мюллер все же узнал номер телефона и адрес владельца радиозаво-
да. Человек, который сообщил' их, был его старый знакомый —
459
корреспондент, занимавшийся делами промышленности и бизнеса в боль-
шой гамбургской газете. У него в записной книжке все было записано.
Еще раз вглядевшись в лицо Рошмана, Мюллер записал новое имя и
адрес в свой блокнот. Теперь он припомнил, что ему доводилось слышать
имя промышленника из Рура; он даже встречал в магазинах радиоприемни-
ки его производства. Выташив карту Германии, он нашел его частное вла-
дение или, точнее, то место, где располагалась деревушка.
Был уже первый час, когда Мюллер уложил веши, спустился в холл и
рассчитался по счету. Он испытывал голод и поэтому пош^л в ресторан,
взяв с собой только бумажник с документами.
За едой он решил приступить к последней части розыска сегодня же
днем, чтобы достичь цели к завтрашнему утру. Где-то у него имелась за-
пись — личный телефон юриста из комиссии «Зет» в Людвигсбурге. Он до-
лжен позвонить ему, но первым делом, решил Мюллер, он встретится с
Рошманом лицом к лицу. Он опасался, что, если позвонит сегодня вече-
ром, юриста может не оказаться дома. Лучше позвонить ему в воскресенье
утром.
К двум часам Мюллер сложил свои вещи в багажник «ягуара», бросил
кейс на соседнее сиденье и сел за руль.
Он, конечно, не обратил вниманитя на «мерседес», который про-
вожал его до границы города. Машина держалась у него на хвосте,
пока Мюллер не выехал на главную автотрассу. Остановившись на нес-
колько секунд, «мерседес» подождал, пока Мюллер вырулил на трассу,
ведущую к югу, после чего «мерседес» развернулся и покатил обратно в
город.
Из телефонной будки на обочине шоссе Макензен позвонил Вервольфу
в- Нюрнберг.
— Он в пути. Я только что видел, как он рванул на юг, как стрела.
— Ваша машина с ним?
Макензен ухмыльнулся.
— Сработает как часы! Я примотал ее к передней подвеске. Через миль
пятьдесят его разнесет в куски, да так, что и опознать не удасться.
— Прекрасно! — Вервольф был доволен. — Вы, должно быть, устали,
дорогой Kamerad? Возвращайтесь в город и как следует отоспитесь.
Напоминать Макензену не потребовалось. Он почти не спал со среды.
Мюллер пролетел, пятьдесят миль, а потом еще сто. Дело в том, что
Макензен не мог предусмотреть одно обстоятельство. Спусковое устрой-
ство, конечно, сработало бы как полагается, будь оно установлено на обыч-
ной подвеске машины континентальной модели. Но «ягуар» — английская
спортивная машина с гораздо более жесткой подвеской. По пути к Франк-
фурту на неровностях дороги и в самом деле передние колеса подпрыгива-
ли и даже разбилась электрическая лампочка в спусковом устройстве, но
плоские стальные полоски, несмотря на свою гибкость, все же не соприкос-
нулись. Когда машину чуть ^подбрасывало, они, сдвигаясь, оставались
буквально в миллиметре друг от друга. Мюллер же, ни о чем не
460
подозревая, со смертельным грузом миновал Мюнстер, Дортмунд. Вкец-
лер и Бад-Хомбург. Около трех часов пополудни он увидел окрестности
Франкфурта, потом по кольцевой дороге повернул на Кенингштейн, дорога
на который вела среди густых, занесенных снегом лесов Таунуса.
Глава 16
Почти стемнело, когда «ягуар» въехал в маленький курортный городок,
расположенный у восточных предгорий хребта. Глянув на карту, Мюллер
понял, что находится милях в двадцати от поместья. Он решил переждать
ночь и как следует выспаться в отеле.
Севернее под толстым слоем снега лежали горы, через которые тяну-
лась дорога на Лимбург. На главной улице городка горели фонари, прида-
вая фантастический вид руинам старинного замка на холме. Городок в да-
леком прошлом был крепостью рода Фалькенштейнов.
На углу Хауптштрассе и Франкфуртштрассе он нашел гостиницу под
названием «Парк» и заказал номер. Желающих лечиться ледяной мине-
ральной водой в феврале, видно, было мало, и номера пустовали.
Портье показал Мюллеру, куда поставить машину, — на залах гостини-
цы имелась небольшая стоянка, окруженная деревьями и кустарником.
Приняв душ, Мюллер вышел перекусить — еще до Хауптштрассе он при-
метил пивнушку «Грюне Баум», одну из старых таверн, которых в городе
насчитывалось не меньше дюжины.
Он уже почти отужинал, когда почувствовал, что им вдруг овладевает
беспокойство. Отчетливо осознав это, заметил, как подрагивают его руки.
Конечно, сказывалась усталость, постоянный недосып в последние четыре
дня, когда выкраивал лишь час-другой на сон.
Ведь позади было многое: и удавшийся взлом, который они проделали
с Коппелем, и удача после повторного визита в дом Винцера, когда он
узнал у горничной, кто вел хозяйство холостяка-фальшивомонетчика все
эти годы.
Но главное было впереди — близкая развязка длительной охоты и гря-
дущая встреча с человеком, которого он ненавидел и добираясь до которо-
го проделал столь долгий путь, где его подстерегала неудача.
Он вспомнил анонимного доктора в отеле в Бад Годесберге. который
предупреждал его держаться подальше от товарищества, охотника за наци-
стами Визенталя, который говорил ему: «Будьте осторожны, эти люди мо-
гут быть очень опасны». Обдумывая весь свой путь, Мюллер удивился,
как это они до сих пор еше не добрались до него. Они узнали его фами-
лию — визит в «Дрезен-отель» доказал это; а когда он в Штутгарте в роли
Кольба похитил Бауэра, наверняка они просто взбесились. Тем не менее
он ни с кем не столкнулся. Мюллер считал, что они и не предполагают,
как далеко он зашел в своих изысканиях. А может, они потеряли его из
виду или решили оставить в покое...
461
И все же главное — в его руках досье, это тайное и взрывоопасное ору-
жие, из которого он сделает самую сногсшибательную историю десятиле-
тия в Западной Германии. Мюллер улыбнулся про себя, и проходившая
официантка решила, что улыбка предназначалась ей. Она качнула бедрами,
а ему вспомнилась Сиги. После Вены он ей не звонил и в последний раз
написал в январе, то есть шесть недель назад. Он почувствовал, что нужда-
ется в ней больше, чем когда-либо.
Смешно, подумал он, мужчины больше всего нуждаются в женщинах,
когда испуганы. Он должен признать, что в самом деле испытывал
страх, — и из-за того, что сделал, и еше — где-то в горах его ждал ничего
не подозревающий организатор массовых убийств и палач.
Мюллер встряхнулся, чтобы избавиться от неприятного настро-
ения, и заказал еще полбутылки вина. Впадать в меланхолию он не
имел ни права, ни времени. У него в руках величайшая журналист-
ская удача, о которой он только мечтал, и он должен довести дело до
конца!
Он обдумал план действия. Надо, чтобы все произошло так: встреча
лицом к лицу с Рошманом, предваренная звонком юристу в Людвигсбурге,
через тридцать минут появление полицейского фургона, затем арест, суд
и пожизненное заключение убийцы. Ощущай Мюллер в себе побольше му-
жества, он предпочел бы сам убить капитана СС.
Задумавшись над таким вариантом, он вдруг понял, что у него нет ору-
жия. А. что, если у Рошмана есть телохранитель? Неужели, считая, что
новое имя надежно предохраняет от опознания, он отказался от охраны
и его можно застать одного?
Когда Мюллер проходил военную службу, один его приятель на дежур-
стве украл из караульного помещения наручники, которыми пользовалась
военная полиция. Затем, боясь, что у него обнаружат, подарил Мюллеру.
Репортер хранил наручники просто как память о веселом времени в армии.
Они лежали на дне ящика в письменном столе.
Кроме того, у него был маленький «сауэр-автомат», который он купил
вполне законным образом, когда в 1960 году занимался расследованием рэ-
кета в Гамбурге и бандиты из шайки Маленького Паули угрожали ему. Но
и пистолет был заперт там же.
Почувствовав легкое головокружение от еды, двойного коньяка и уста-
лости, он встал, расплатился и направился в гостиницу. Он собирался поз-
вонить из номера, но увидел у входа в гостиницу две телефонных будки.
Безопаснее звонить оттуда.
Было около десяти часов, когда Мюллер дозвонился до Сиги в кабаре.
Там во всю шумела музыка, он был вынужден кричать, чтобы Сиги его
услышала.
Оставив поток вопросов, где он сейчас находится, почему про-
пал, Мюллер коротко сказал, что ему нужно. Она попыталась воз-
разить, что не может это сделать, но тон Мюллера заставил ее подчи-
ниться.
462
— С тобой все в порядке? — кричала она в трубку.
— Все отлично. Но мне нужна твоя помощь. Пожалуйста, дорогая, не
подводи меня! Во всяком случае, не сегодня вечером.
Наступила пауза, а затем она спокойно сказала:
— Я приеду. Я скажу им, что у меня срочное дело. Несчастье с род-
ственником или что-то в этом роде.
— У тебя хватит денег взять машину?
— Думаю, да. Одолжу у кого-нибудь из девочек.
Он назвал ей адрес круглосуточного агентства по прокату машин, услу-
гами которого пользовался, и особо подчеркнул, что она должна назвать
владельцу его имя.
— Где ты находишься?
— В пятистах километрах от Гамбурга. Ты покроешь это расстояние за
пять часов. Ну, скажем, за шесть. Жду тебя примерно к пяти утра. И не
забудь захватить то, что я прошу.
— Ладно, можешь на меня положиться. — Помолчав, она сказала: —
Петер, дорогой...
- Что?
— Ты чего-то боишься?
Телефон дал предупредительный сигнал, а у него больше не было монет
по одной марке.
— Да, — ответил он и положил трубку в тот момент, когда связь пре-
рвалась.
В холле гостиницы Мюллер спросил у портье, нет ли у него большого
конверта. Пошарив под стойкой, тот вытащил твердый коричневый кон-
верт, достаточно вместительный для пачки Винцера. Мюллер купил еше
нужное количество марок, чтобы можно было послать конверт срочной
почтой.
Придя в свой номер, Мюллер положил кейс, который еще вечером при-
нес из машины, на кровать. В нем были дневник Соломона Таубера, пачка
документов из сейфа Винцера и две фотографии. Еше раз перечел страницы
из дневника, побудившие его пуститься в охоту за человеком, о ко-
тором он никогда раньше не слышал, и внимательно всмотрелся в два
снимка.
Наконец, взяв лист чистой бумаги, он кратко, но исчерпывающе набро-
сал текст. Любому, кому он попадется в глаза, должно стать ясно, что
за документы хранятся в конверте. Записку вместе с досье Винцера и одной
из фотографий он вложил в конверт, запечатал и наклеил на него все куп-
ленные марки.
Вторую фотографию положил в нагрудный карман пиджака, а конверт
и дневник Таубера в кейс.
Плеснул небольшую фляжку виски в стаканчик для чистки зубов, кото-
рый нашел в ванной. Руки все еще дрожали, но вскоре крепкая жидкость
успокоила его. Ощутив легкое головокружение, он лег .на кровать и почти
сразу уснул.
463
В Мюнхене, в помещении, находившемся ниже уровня земли, Иозеф,
полный гнева и нетерпения, мерил шагами комнату. Сидевшие за столом
Леон и Мотти внимательно рассматривали свои руки. Телеграмма из Тель-
Авива пришла.сорок восемь часов назад.
Их собственные попытки отыскать Мюллера не дали результатов. По
их просьбе Альфред Остер пошел на стоянку машин в Байрейте и позже,
перезвонив им, сказал, что машины Мюллера на месте не оказалось.
— Если они увидят его машину, то сразу поймут, что он не бедный
пекарь из Бремена, — проворчал Иозеф, услышав известие от Остера, —
даже если и не знают, что ее владелец Петер Мюллер.
Позже приятель из Штутгарта сообщил Леону, что местная полиция ра-
зыскивает молодого человека в связи с убийством некоего Бауэра в гости-
ничном номере. Описание настолько совпадало с внешностью Мюллера,
игравшего роль Кольба, что всякие сомнения отпадали, но, к счастью, он
зарегистрировался в гостинице не как Кольб и не как Мюллер, а о черной
спортивной машине ничего не упоминалось.
— По крайней мере, у него хватило ума зарегистрироваться под чужим
именем, — проворчал Леон.
— Кольб именно так и должен был поступить, — уточнил Мотти. —
Ведь он скрывается от бременской полиции.
Но это не утешало. Если ни штутгартская полиция, ни группа Леона
не найдут Мюллера, останется только предположить, что ОДЕССА добра-
лась до него.
— Он должен понять, что после того, как покончит с Бауэром, его ле-
генда никуда не годится и он должен снова стать Мюллером, — резонно
предположил Леон. — Поэтому должен отказаться от розысков Рошмана,
но, может, он что-то вытянул из Бауэра, что навело его на след Рош-
мана. — Тогда какого черта не связывается с нами? — фыркнул Иозеф. —
Неужели этот дурак думает, что может справиться с Рошманом в
одиночку?
Мотти осторожно откашлялся:.
— Он не представляет, какую роль на самом деле Рошман играет для
ОДЕССЫ.
— Как только столкнется с ним, тогда узнает, — сказал Леон.
— К тому времени он уже будет трупом, а мы окажемся в том же поло-
жении, с какого начинали, — рявкнул Иозеф. — Ну почему этот идиот не
звонит?
Телефонные линии в эту ночь работали безотказно, потому что Клаус
Винцер дозвонился до Вервольфа из маленького горного шале в районе Ре-
генсбурга. Новости успокоили его.
— Да, я думаю, что вы можете спокойно возвращаться домой, —
сказал шеф ОДЕССЫ в ответ на вопрос печатника. — О человеке, кото-
рый хотел поговорить с вами, уже позаботились.
464
Фальшивомонетчик поблагодарил его, расплатился по счету и отправил-
ся домой в Оснабрюк, где его ждали привычные удобства большой, теплой
постели. Он уже мечтал, как сытно позавтракает, примет душ и завалится
спать. А в понедельник утром займется срочными заказами.
Мюллер проснулся от стука в дверь комнаты. Проморгавшись, он уви-
дел, что свет по-прежнему горит, и открыл дверь. На пороге стоял ночной
портье, а за его спиной — Сиги.
Оправившись от приступа мгновенного страха, Мюллер объяснил по-
ртье, что дама — это его жена. Она привезла ему важные бумаги, необхо-
димые для утренней деловой встречи. Портье, простой деревенский парень
с неисправимым гессенским акцентом, получил свои чаевые и удалился.
Как только он закрыл дверь, Сиги повисла у Мюллера на шее.
— Где ты был? Что ты здесь делаешь?
Он прервал ее вопросы самым простым образом, и к тому времени,
когда Петер оторвался от нее, холодные шеки Сиги запылали, а сам Мюл-
лер чувствовал себя, как на раскаленной сковородке.
Шубку он повесил на крючок. Сиги набросилась снова с вопросами.
— Вначале займемся самым главным делом, — прервал он, уклады-
вая ее на кровать, толстая пуховая перина которой еще хранила тепло его
тела.
Она хихикнула:
— Ты не изменился.
Она даже не успела сменить свой наряд официантки кабаре с низким
вырезом, в котором виднелись тоненькие бретельки лифчика. Он расстег-
нул «молнию» сзади и спустил с плеч лифчик:
— Хочешь? — чуть слышно шепнул он.
Сиги испустила глубокий вздох и легла на кровать, а он примостился
рядом, прижавшись к ней лицом.
— Нет, — пробормотала она, — совершенно не хочу... Tti же знаешь,
как мне нравится.
— А ты знаешь, как нравится мне, — упрямо настаивал Мюллер.
— Я первая. Я соскучилась по тебе больше...
И наступило молчание, нарушаемое только стонами и вздохами Сиги.
Прошло не меньше часа, прежде чем они оторвались друг от друга.
Мюллер налил в пластмассовый стаканчик коньяк и разбавил водой. Сиги
отпила немного, потому что так и не пристрастилась к алкоголю. Мюллер
допил остальное.
— Итак, — поддразнивающе сказала Сиги, — с самым главным делом
мы уже справились...
— Пока, — прервал ее Мюллер. Она засмеялась.
— А пока не скажешь ли мне, что это за таинственное письмо, что за
шестинедельная отлучка, что за дурацкая прическа и почему мы в этом
крохотном номере этого ужасного отеля?
16 Ф. ФорсаПг «День Шакала»
465
Мюллер посерьезнел. Наконец он встал и, не одеваясь, голый, отпра-
вился за кейсом.
— Поскольку ты все равно скоро узнаешь, чем я занимался. — сказал
он. — наверно, я расскажу тебе об этом сам.
Он рассказывал около часа, начав с истории с дневником, который по
казал, и закончив историей со вторжением в дом фальшивомонетчика
В койне концов Сиги перепугалась не на шутку.
— Ты с ума сошел! Ты полный и абсолютный псих! Наворотил таких
дел, что тебя или прикончат, пли посадят!
— Я обязан был так поступить, — ответил он, видя теперь себя как бы
со стороны, хотя все пройденное им походило на бред.
— И все это из-за паршивого старого наци? Ты рехнулся. С этим покон-
чено, Пезер, со всем этим давно покончено. Чего ради гебе надо тратить
на них время?
Она с изумлением смотрела на него.
— Мне это нужно.
Она тяжело вздохнула и покачала головой, давая ему понять, что не
в состоянии понять.
— Ладно, что сделано, то сделано. Ты знаешь, кто он и где он. Ты до-
лжен вернуться в Гамбург и позвонить в полицию. Они сделаю! все
остальное. За это им платят.
'Мюллер не нашелся, что ответить.
— Это не так просто, — наконец сказал он. — Этим утром я должен
отравиться туда.
— Куда?
Он ткнул пальцем в окно, эа стеклом которого смутно вырисовывались
темные отроги горного хребта.
— К нему домой.
— К нему домой? Зачем? — Глаза Сиги расширились от ужаса. — Ты
что, собираешься встретиться с ним?
— Собираюсь. И не спрашивай, почему. Я не могу объяснить тебе. Это
то, что я обязан сделать.
Ее реакция удивила его. Она резко вскочила на кровати и, встав на ко-
ленки, уставилась на него.
— Ах вот для чего тебе понадобился пистолет! — накинулась она
на него, и груди ее гневно вздымались. — Ты собираешься убить
его...
— Я не собираюсь убивать его...
— Ну тогда он убьет тебя. И ты собираешься к нему с пистолетом про-
тив него и целой его банды. Ах ты, подонок, ты проклятое, отвратитель-
ное животное...
Мюллер с изумлением уставился на нее.
— Чего ты так переживаешь? Тебе что, Рошмана жалко?
— Мне нет дела до этого паршивого старого наци. Я имею в виду себя!
Себя и тебя, осел! Ты хочешь доказать себе что-то и нацарапать
466
очередную историю для своих идиотов-читателей? Да эти наци прихлопнут
тебя, как муху! Ты ни на минуту не подумал обо мне!..
Она заплакала, слезы потекли у нее по щекам сквозь слой грима.
— Посмотри на меня как следует, сукин сын, посмотри на меня! Неуже-
ли я для тебя просто одна из баб, с которыми можно спать? Ты и в самом
деле считаешь, что я сплю с каким-то репортеришкой только ради его бла-
гополучия, чтоб он мог заниматься своими идиотскими, историями, из-за
которых его еще и пристрелят? Ты в самом деле так думаешь? Слушай,
ты, кретин, я хочу замуж! Я хочу быть фрау Мюллер! Я хочу детей! А
ты хочешь, чтоб ни за что продырявили тебе башку... О Господи!..
Спрыгнув с постели, Сиги бросилась в ванную и захлопнула за собой
дверь.
Ошеломленный Мюллер лежал на кровати. Догоревшая сигарета обо-
жгла ему пальцы. Никогда ему не доводилось видеть Сиги в таком гневе,
и зрелище это потрясло его. Размышляя над тем, что она ему сказала,
он услышал из ванной плач.
Отбросив сигарету, он вскочил и подошел к двери.
— Сиги!
Ответа не последовало.
— Сиги!
Плач прекратился.
— Уходи!
— Сиги, пожалуйста, открой дверь. Я хочу поговорить с тобой...
Наступило молчание. Дверь приоткрылась. Сиги стояла на пороге со-
вершенно голая, с опухшим от слез лицом. Грим она смыла.
— Что тебе?
— Идем в кровать. Я хочу с тобой поговорить. Холодно...
— Снова начнешь приставать ко мне...
— Не начну. Честное слово. Обещаю тебе. Просто поговорить...
Взяв Сиги за руку, он повел ее к кровати и уложил под теплое одеяло.
Улегшись, она устало взглянула на него.
— О чем поговорить?
— Сигрид Ран, вы согласны выйти за меня замуж?
Она повернулась к нему.
— Ты разве хочешь?
— Да, хочу. Я никогда раньше не думал об этом. Но ты раньше никог-
да так и не злилась.
— Ну и ну! — Это прозвучало так, словно она не верит своим
ушам. — Что ж мне, чаше устраивать скандалы?
— Так что ты мне ответишь? — спросил он.
— О да, Петер, я хочу! Нам будет так хорошо вместе!
• Он начал ласкать ее, чувствуя, как в нем снова просыпается же-
лание.
— Ну еше разик! И потом обешаю тебе, что оставлю тебя в по-
кое...
467
Она привлекла его к себе. Глядя ему в лицо, сказала:
— Петер Мюллер, никак ты решился?
И прежде чем прижаться к ней, Петер потушил лампу.
Снег чуть-чуть порозовел от рассвета. Если бы у Мюллера были силы
посмотреть на часы, он бы увидел, что уже десять минут седьмого утра
?.3 февраля, воскресенье. Но он крепко спал.
Клаус Винцер подрулил по дорожке к своему лому, поставил ма-
шину в гараж. Ои устал, все тело ныло, но он был рад, что снова оказался
дома.
Пользуясь отсутствием хозяина, Барбара еше не поднималась, позволив
себе понежиться в постели дольше обычного. Винцер вошел и окликнул
ее из холла. Барбара появилась в ночной рубашке. Женщина в таком виде
заставила бы забиться сердце любого мужчины. Вместо этого Винцер по-
требовал приготовить для него яйца всмятку, поджаренный хлебец с дже-
мом и ванну.
А Барбара поведала ему, что когда в субботу утром открыла кабинет,
чтобы вытереть в нем пыль, то увидела сломанное стекло и заметила ис-
чезновение серебра. Она позвонила в полицию, которая обнаружила в окне
аккуратную круглую дырку — здесь явно орудовал профессионал. Барбара
сказала им, что хозяин дома уехал, а они — чтоб хозяин, когда вернется,
заявил, что у него пропало.
Побледнев, Винцер молча слушал горничную. На виске у него вздулась
вена. Отправив Барбару на кухню готовить кофе, он зашел в кабинет и
закрыл за собой дверь. Ему потребовалось не больше тридцати секунд ли-
хорадочных поисков в пустом сейфе, чтобы окончательно убедиться, что
досье на сорок преступников из ОДЕССЫ исчезло.
Когда он отошел от сейфа, зазвонил телефон. Это был врач из клиники,
сообщивший, что флейлейн Вендель ночью умерла.
В течение двух последующих часов Винцер сидел в кресле у холодного
камина, не ощущая сквозняка из дырки в окне и дрожа от холода в сердце.
Он попытался представить себе, что теперь будет. Барбара уже второй
раз из-за закрытой двери сообщила, что завтрак готов, но он не слы-
шал. Прильнув ухом к замочной скважине, она услышала, как он
бормочет:
— Это не моя вина, я тут совершенно не виноват...
Мюллер забыл отменить утренний звонок от портье, которым просил
разбудить его. Телефон зазвонил ровно в девять. С заспанными глазами
он поднял трубку, поблагодарил портье и поднялся с постели. Он знал,
что если не встанет, то тут же снова провалится в сон. Сиги безмятежно
спала, утомленная поездкой в Гамбург, любовью и предложением выйти
за него замуж, которого наконец дождалась.
468
Мюллер окончательно пришел в себя после нескольких минут под ледя-
ным душем, основательно растерся полотенцем. Усталость и беспокойство,
мучившие его прошлым вечером, окончательно исчезли. Он чувствовал се-
бя бодрым и собранным.
Он обул высокие ботинки и туго зашнуровал их, облачился в теплый
свитер с высоким воротником под горло, синюю двубортную куртку —
нечто среднее между пальто и плашом. По бокам имелись глубокие
карманы, куда можно было спрятать пистолет и наручники; во внут-
ренний карман он положил фотографию. Вынув наручники из сумочки
Сиги, он внимательно изучил их. Наручники защелкивались без ключа.
Освободиться от таких можно только в полиции или с помошыо но-
жовки.
Проверил и пистолет. Мюллер ни разу не стрелял из него. Обойма
была полной, но он еще раз все проверил. Несколько раз взвел курок,
стараясь запомнить, какое положение предохранителя означает «огонь»,
вставил обойму, дослал патрон в ствол и поставил оружие на предох-
ранитель. Номер телефона юриста в Людвигсбурге он засунул в карман
брюк.
Вытащил кейс из-под кровати и набросил послание для Сиги:
«Дорогая!
Я отправляюсь на встречу с человеком, за которым охотился. У меня
есть причины на то, чтобы посмотреть ему в лицо и присутствовать в тот
момент, когда полиция наденет ему наручники. Все будет в порядке, и к
полудню я смогу уже тебе все рассказать. Но на всякий случай, вот что
ты должна сделать...» Инструкция для Сиги было точной и деловой. Он
написал номер телефона в Мюнхене, по которому ей следовало позво-
нить, и уточнил, что именно она должна сказать тому человеку. Закончил
записку:
«Ни в коем случае не пытайся ехать за мной в горы. Что бы ни было,
твое присутствие только ухудшит ситуацию. Так что, если не. вернусь к по-
лудню или не позвоню тебе к тому времени, позвони по этому телефону,
передай что следует, расплатись в гостинице, опусти конверт в любой по-
чтовый ящик во Франкфурте и возвращайся в Гамбург. Постарайся в это
время ни с кем не общаться.
Люблю. Твой Петер».
Он сунул записку под телефон на столике возле кровати, туда же и кон-
верт, в котором лежало досье ОДЕС'СЫ, и три купюры по пятьдесят ма-
рок. Взял дневник Соломона Таубера и вышел из номера.*
Проходя мимо стойки портье, Мюллер попросил еще раз позвонить в
номер в половине двенадцатого.
В половине десятого он вышел из гостиницы и был удивлен обилием
выпавшего за ночь снега.
Мюллер сел в «ягуар», прогрел, двигатель и нажал на стартер. Через
несколько минут двигатель набрал. полные обороты.
469
.Когда Мюллер выехал на главную-дорогу, заметил, что толстый слой
снега смягчает движение машины и даже похрустывает под колесами. Бро-
сив взгляд на туристскую карту, он двинулся по дороге на Лимбург.
Глава 17
Яркое солнце заливало окрестности. Белизна снега резала глаза. Ветер
шевелил верхушки сосен, осыпая с них комья снега.
За границей городка дорога круто пошла вверх, петляя в лесистых отро-
гах. Снег на дороге лежал ровным одеялом, лишь след одинокой машины,
проехавшей, может, с час назад, нарушал картину покоя.
Мюллер свернул к Гласхюттену и обогнул выступ горы Фельдберг, по-
хожий на башню. Дорожный знак оповестил — дальше деревушка
Шмиттен.
Мюллер никогда раньше не задумывался о древних германских племе-
нах, но сейчас ему вдруг подумалось, что именно здесь их родина. На бере-
гах Рейна они бились с легионами Цезаря. Позже, обращенные в христиан-
ство, вслух они возносили молитвы Господу Вседержителю, но по ночам
тайком обращались к своим языческим богам. Этим древним атавистиче-
ским чувствам, верованиям и духам, якобы обитавшим под сенью старин-
ных лесов, Гитлер пытался придать магическое значение.
Через двадцать минут небыстрой езды Мюллер еше раз вгляделся в
карту и начал искать съезд с основной дороги, который должен был приве-
сти его в поместье. Когда нашел, то увидел поперек дороги шлагбаум со
шитом и надписью: «Частное владение, проезд запрещен».
Оставив двигатель работающим, Мюллер вышел из машины и поднял
заграждение.
Уже в пределах поместья он поехал по узкой дорожке. Вокруг ровным
ковром лежал снег, и Мюллер ехал совсем медленно — под снегом был
жесткий смерзшийся песок.
Проехав ярдов двести, он увидел поперек дороги огромный дубовый
сук, должно быть, ночью обломившийся под тяжестью налипшего снега.
Рядом лежал также черный телеграфный столб.
Мюллер предпочел не вылезать из машины и осторожно объехал пре-
пятствие, почувствовав, как подскочили сначала передние колеса, а потом
задние.
Наконец он увидел роскошную виллу с пристройками. Остановившись
у главного входа, он вышел из машины и позвонил в дверь.
Клаус Винцер наконец решился позвонить Вервольфу. Шеф ОДЕССЫ
говорил резко и раздраженно, потому что известие о взорвавшемся «ягуа-
ре» все еще не поступило. Но после того, что Вервольф услышал от Клауса
Виннера, голос его стал, жестким.
470
— И вы это сделали? Вы же недоумок! Вы кретин! Вы понимаете, что
станет с вами, если разыскать досье не удастся?..
Клаус Винцер, выслушав последние слова Вервольфа, положил трубку
и вернулся к своему письменному столу. Он был совершенно спокоен. Уже
дважды судьба поступила с ним гнусно — в первый раз, когда пришлось
утопить в озере плоды его искусных рук, второй — когда в 1948 году он
потерял все свои денежки. И вот теперь. Вынув старый, но надежный лю-
гер из нижнего ящика стола, он вложил ствол в рот и нажал курок. Свин-
цовая пуля, которая разнесла его череп, была настоящей.
В состоянии, близкому к ужасу, Вервольф сидел, глядя на молчавший
телефон. Он думал о тех, кто обращался к Клаусу Винцеру за паспортом,
и о том, что каждый из них находится в списке разыскиваемых. В случае
их поимки будет арест и суд. Если же досье опубликуют, начнется цепь
расследований, которые взорвут равнодушие общества к розыску беглых
эсэсовцев, усилят активность сыскных агентств... Перспективы вырисовы-
вались ужасающие.
Но первым делом следовало заняться Рошманом, одним из тех, кто,
он знал, имеется в списках Винцера. Три раза он набирал номер района
Франкфурта, затем номер телефона виллы и трижды безрезультатно — к
телефону никто не подходил. Наконец он обратился на телефонную стан-
цию, и оператор сказала, что, возможно, повреждена линия.
Тогда он связался с отелем «Гогенцоллерн» в Оснабрюке и застал
Макензена уже уходившим. В нескольких словах он изложил ему по-
ложение, в котором они оказались, и объяснил, как добраться до
Рошмана.
— Похоже, что бомба ваша не сработала. Гоните туда на полной ско-
рости, — приказал он. — Спрячьте где-нибудь машину и пешком добери-
тесь до дома Рошмана. У него есть телохранитель Оскар. Если Мюллер
направился прямо в полицию, нам конец. Но если он у Рошмана, возьмите
его живьем и заставьте сказать все. И прежде, чем он испустит дух, мы
должны узнать, что он сделал с бумагами.
Макензен глянул на карту, находившуюся рядом с телефоном, и прики-
нул расстояние.
— Я буду там к часу.
Когда Мюллер позвонил во второй раз, дверь открылась, и из холла
его обдало мягким теплом. Человек, представший перед ним, должно
быть, вышел из кабинета, дверь которого, насколько Мюллер мог видеть,
осталась открытой.
Годы спокойной, обеспеченной жизни заставили некогда стройного офи-
цера СС оплыть жирком. Лицо было*багровым то ли от спиртного, то
ли от свежего воздуха, а виски посеребрились. Хозяин имел вид типичного
471
преуспевающего буржуа, дорожащего своим здоровьем. Но, несмотря
на перемену, вызванную годами, лицо его осталось узнаваемым — тем
же, которое описал Таубер. Хозяин встретил Мюллера без гостепри-
имства.
— Чем обязан? — спросил он.
Мюллеру потребовалось секунд десять, прежде чем он выдавил из себя
первые слова. Все, что он задумал сказать, вылетело из головы.
— Моя фамилия Мюллер, — сказал он. — А ваша — Эдуард Рошман.
Какая-то тень мелькнула в глазах хозяина виллы, но благодаря желез-
ному самообладанию этого человека ни один мускул не дрогнул на его
лице.
— Это какое то недоразумение, — ответил он спокойно. — Я никогда
не слышал такой фамилии.
Но бывший офицер СС лихорадочно размышлял, что делать. Несколь-
ко раз в жизни после 1945 года он попадал в критические ситуации, когда
приходилось быстро мобилизовать мозг. Вот и теперь сразу же вспомнил
фамилию Мюллера, которую неделю назад Вервольф упомянул в телефон-
ном разговоре. Первым инстинктивным желанием было захлопнуть дверь
перед носом Мюллера, но он взял себя в руки.
— Вы один в доме? — спросил Мюллер.
— Да, — обезоруживающе ответил Рошман.
— Мы могли бы поговорить в вашем кабинете, — спокойно предложил
Мюллер.
Рошман не возражал, поскольку это давало ему возможность вступить
с Мюллером в разговор и тянуть время, пока...
Он повернулся и жестом пригласил Мюллера пройти через холл. Закрыв
входную дверь, Мюллер последовал за Рошманом. Кабинет — очень уют-
ную комнату — отделяла от холла толстая дубовая дверь. В камине жарко
горели сухие поленья.
Остановившись в центре комнаты, Рошман обернулся к Мюллеру.
— Ваша жена дома? — спросил Мюллер. '
Рошман покачал головой.
— Она уехала на уик-энд навестить родственников. — Это была
правда. Уехала еше вчера вечером, взяв с собой вторую машину. Дру-
гая машина супругов в ремонте. Сегодня к вечеру жена обещала вер-
нуться.
Но Рошман не обмолвился о том, что его шофер и телохранитель
Оскар — верзила с гладкобритой головой — полчаса назад отправился в
деревню сообщить^ что на вилле вышел из строя телефон. В голове Рош-
мана металась одна мысль: занять Мюллера разговором до возвращения
Оскара.
Когда он повернулся лицом к Мюллеру, то увидел, что в правой руке
молодой человек держит автоматический пистолет, дуло которого смотрит
Рошману прямо в живот. Рошман испугался, но постарался спрятать свой
страх за взрывом .возмущения.
472
— Вы угрожаете мне оружием в моем же доме?
— Тогда звоните в полицию! — приказал Мюллер, кивнув на теле-
фон, стоявший на письменном столе. Рошман не сдвинулся и на санти-
метр.
— Я вижу, вы по-прежнему хромаете. Ортопедическая обувь компенси-
рует ваш физический недостаток, но, видно, не полностью. Вам ампутиро-
вали пальцы в лагере в Римини. Вы отморозили их, когда пробирались
сквозь снега в Австрии, не так ли?
Глаза Рошмана слегка сузились, но он не ответил.
— Вы понимаете, что, когда явится полиция, она сразу же опознает вас,
герр директор, ведь лицо ваше мало изменилось. А еше вы скрываете свой
шрам на груди. Он у вас от пули, а под левой подмышкой след от татуи-
ровки группы крови, которую вы пытались свести. У вас еще не прошло
желание обратиться в полицию?
Рошман вздохнул.
— Чего вы хотите, Мюллер?
— Садитесь. Нет, не за стол, а в кресло, чтоб я лучше вас видел. И
положите руки на подлокотники. Не давайте мне повода спустить курок,
потому что, видит Бог, я с удовольствием сделаю это.
Не спуская глаз с оружия, Рошман сел в кресло. Мюллер устроился на
краю стола лицом к нему.
— Итак, поговорим, — начал он.
— О чем?
— О Риге. О восьмидесяти тысячах мужчин, женщин и детей, которых
вы там уничтожили.
Убедившись, что Мюллер не собирается пускать в ход оружие, Рошман
начал понемногу приходить в себя. С лица исчезла бледность. Он перевел
взгляд на сидевшего перед ним молодого человека.
— Это ложь. В Риге не было убито восемьдесят тысяч че-
ловек.
— Может, семьдесят тысяч? Шестьдесят? Неужели так важно быть точ-
ным, сколько именно тысяч вы убили?
— В том-то все дело, — серьезно сказал Рошман. — Это неважно — ни
тогда, ни теперь. Видите ли, молодой человек, я не знаю, зачем вы яви-
лись ко мне. Но могу предположить. Кто-то забил вам голову сентимен-
тальной чепухой о так называемых военных преступлениях и прочее. Все
это вздор. Сколько вам лет?
-- Двадцать девять.
— А, значит, вы отслужили в армии?
— Да. Я из первого послевоенного набора в национальную армию. Слу-
жил два года.
— Отлично. В таком случае, вам известно, что такое армия. Человек
получает приказ, и он обязан повиноваться. Он не имеет права спраши-
вать, верен или неверен приказ. Вы знаете это так же хорошо, как и я.
Я тоже всего лишь выполнял приказ.
473
— Во-первых, вы не были солдатом, — тихо возразил Мюллер. —
Вы были палачом. Или, если говорить точно, — убийцей и организа-
тором массовых убийств. Так что не ставьте себя на одну доску с сол-
датами.
— Чушь! — вспылил Рошман. — Все это чушь! Мы были такими же
солдатами, как и остальные. Мы, как и остальные, обязаны были выпо-
лнять приказы. Вы, молодые немцы, все одинаковы. Вы не хотите понять,
как тогда обстояли дела.
— В таком случае расскажите, как тогда обстояли дела.
Рошман откинулся на спинку кресла, чувствуя облегчение от того, что
близкая опасность отступила.
— Как тогда было? Было чувство, что мы правили миром. Потому что
в самом деле правили им мы — немцы. Все армии, выступившие против
нас, были разгромлены. Сколько лет они давили нас, и мы чувствовали
себя бедными и униженными, но наконец мы показали им, да, всем им,
что мы поистине великая нация. Вы, сегодняшняя молодежь, не представ-
ляете себе, что значит гордиться тем, что ты немец.
В нас неустанно горело пламя. Когда барабаны били поход и гремели
фанфары, а над нашими головами развевались стяги, мы чувствовали себя
нацией, объединившейся вокруг одного человека, мы были готовы пройти
маршем по всему миру. Нас окрыляло величие, мой юный Мюллер, вели-
чие, которого ваше поколение не знало и никогда не узнает. И мы —
СС — были и остались элитой. Конечно, теперь онц, нас преследуют —
сначала союзники, а потом эти дряблые и трусливые старики из Бонна.
Они хотят уничтожить нас, уничтожить величие Германии, которое мы
олицетворяли и которое по-прежнему несем в себе.
Они рассказывают разные глупости о том, что было лишь в нескольких
лагерях и о чем мир давно забыл. Они поднимают визг из-за того, что
мы взяли на себя труд очистить страну от еврейской нечисти, которая про-
низывала всю жизнь Германии, и стараются запятнать нас грязью. Я ут-
верждаю, что это был наш долг. Разве можно сравнить такой пустяк с
великим делом строительства Германии — во славу и честь немецкого на-
рода, ради чистоты его крови и идеалов. Немецкому народу предначертано
править миром, Мюллер, и это стало нашим правом и нашей целью. Мы
достигли бы ее, если бы чертовы англичане и идиоты-американцы не суну-
ли свои сопливые носы в наши дела. Вам трудно понять это, вы можете
считать меня виновным в чем-то — это ваше дело, — но мы с вами на од-
ной стороне, молодой человек, да, мы принадлежим к разным поколениям,
однако мы на одной стороне. Ибо мы оба немцы, мы — величайший народ
на земле. А вы хотите осудить все то величие, которое когда-то принадле-
жало Германии и которое снова вернется в один прекрасный день, когда
объединимся все мы — немецкий народ... Неужели вы предадите все это
поруганию из-за того, что произошло с несколькими жалкими евреями?
Неужели вы не видите, бедный запутавшийся дурачок, что оба мы нахо-
474
днмся по одну сторону фронта — вы и я, что нам нужно одно и то же,
что у нас одна и та же цель?
Не обращая внимания на пистолет, он встал и, обогнув стол, подошел
к окну.
— Вам нужны доказательства вашего величия? Посмотрите на нынеш-
нюю Германию. Превращенная в 1955 году в щебенку, она была уничтоже-
на под натиском варваров с востока и дураков с запада. Однако Германия
снова возродилась — медленно и уверенно, — пусть даже теперь у нее нет
той железной дисциплины, которую привнесли мы, — она с каждым годом
восстанавливала свою индустриальную и экономическую мощь. Военная
мощь тоже возродится, когда мы стряхнем последние вериги, навязанные
в 1945 году нам союзниками. Это потребует времени и новых вождей, но
нас поведут те же идеалы, и та же слава засияет над нами.
А знаете, что поведет нас вперед? Я скажу вам, молодой человек. Наша
дисциплина и организованность. Железная дисциплина — чем жестче, тем
лучше — и организация, наша организация, — самое наше блистательное
качество после отваги. Нам по силам все это, и мы доказали свою силу.
Неужели вы в том не убедились? Мой дом, мое поместье, завод в Руре,
я и тысячи таких, как я, десятки, сотни тысяч, чьи сила и стремления сли-
ваются воедино каждый день. Мы сами вращаем колесо своей судьбы и
с каждым его поворотом умножаем мощь Германии, которая снова пове-
дет ее к славе.
Кто, по вашему мнению, делает все это? Вы считаете — те люди, кото-
рые во все горло кричат какой-то вздор о нескольких несчастных жидках?
Вы думаете, трусы и предатели, преследующие честных партиотов — не-
мецких солдат, — подняли Германию из руин? Мы создали все, вернув про-
цветание рейху, мы — те же люди, что и двадцать и тридцать лет назад.
Рошман с блеском в глазах смотрел на Мюллера. Одновременно прики-
дывал, как бы ему в удобный момент половчее схватить тяжелую кочергу
камина. Мюллер заметил его взгляд.
— А теперь вы, молодой человек, полный идеалов и предубеждений,
являетесь в мой дом и тычете в меня пистолетом.’ Почему ваш идеализм
не обращен к Германии — вашей собственной стране, вашему собственно-
му народу? Вы выступаете, от имени людей, которые старались травить
меня? Вы думаете, что это нужно немецкому народу?
Мюллер покачал головой.
— Нет, не думаю.
— Если вы позвоните в полицию и передадите меня в их руки, воз-
можно, меня и отдадут под суд — я говорю «возможно», потому что
сделать это нелегко, ибо после стольких летнее свидетели или мертвы
или исчезли. Так что спрячьте ваш пистолет и отправляйтесь домой.
А дома почитайте настоящую историю тех дней и поймите, что и былое
величие Германии, и ее сегодняшнее процветание обеспечили такие люди,
как я.
475
Во время монолога Рошмана Мюллер сидел молча, с изумлением и рас-
тущим отвращением наблюдая за человеком, ходившим по комнате, обру-
шивая на него потоки старой смердящей идеологии. Мюллер мог бы ему
возразить, сказать о людях, которых он знал, и о тысячах других, совер-
шенно не нуждающихся в такой славе, ради которой принесены в жертву
миллионы жизней. Но он не мог выдавить из себя ни слова. Так что он
просто сидел и смотрел, пока Рошман не завершил свои тирады.
После нескольких секунд молчания Мюллер спросил:
— Вы когда-нибудь слышали о человеке по фамилии Таубер? О Соломо-
не Таубере. Он тоже был немцем. Немецкий еврей. С начала войны он на-
ходился в Риге.
Рошман пожал плечами.
— Не могу припомнить. Давно это было. Кто он?
— Сядьте! — приказал Мюллер. — И с этой минуты не смейте
вставать!
Рошман снова нетерпеливо пожал плечамии и вернулся к креслу. Поняв,
что Мюллер не будет стрелять, он уже стал обдумывать, как бы захватить
его до того, как он уйдет, и сразу забыл о каком-то грязном, давно подох-
шем еврее.
— Таубер умер в Гамбурге 22 ноября прошлого года. Отравился газом.
Вы слушаете меня?
— Да. Если обязан...
— Он оставил дневник. В нем рассказывает свою историю и историю
других евреев — то, что вы и вам подобные творили в Риге и других ме-
стах. Он выжил, вернулся в Гамбург и восемнадцать лет жил так, прежде
чем покончил с собой, потому что узнал: вы живы и никогда не предстане-
те перед судом. Мне достался его дневник. Он и побудил меня найти вас,
живущего под чужим именем.
— Записки мертвого человека не являются свидетельством, — провор-
чал Рошман.
— Да. Для суда. Но я им верю.
— И вы явились сюда, чтобы предъявить мне дневник мертвого
еврея?
— Нет, не только для этого. В нем есть одна страничка... я хочу чтобы
вы ее прочитали.
Открыв дневник на заранее отмеченной странице, Мюллер бросил его
Рошману на колени.
— Читайте вслух! — приказал он.
Рошман взял дневник и стал читать. Таубер описывал убийство Рошма-
ном неизвестного офицера немецкой армии, кавалера Рыцарского Креста
с дубовыми листьями.
Дочитав до конца, Рошман поднял глаза.
— Ну и что? — удивленно спросил он. — Этот человек ударил меня. Он
отказался подчиниться приказу. Я имел право взять командование над
этим судном для доставки заключенных.
..476 •
Мюллер бросил перед Рошманом фотографию.
— Вы убили этого человека?
Всмотревшись в снимок, Рошман пожал плечами.
— Откуда мне знать? Это было двадцать лет назад.
Раздался легкий щелчок: Мюллер взвел курок и навел дуло на лоб
Рошмана.
— И все же это именно тот человек?
Рошман снова всмотрелся в снимок.
— Хорошо. Да, тот человек. Ну и что?
— Это мой отец.
От лица Рошмана отхлынула кровь. Открыв рот, он не сводил взгляда
от ствола пистолета, который твердо держала рука Мюллера в двух футах
от его лица.
— О Боже милостивый! — прошептал он. — Так вы пришли не из-за
евреев?
— Нет. Мне очень жаль их, но я пришел не только из-за них.
— Но с чего вы взяли, что человек, описанный в дневнике, был вашим
отцом? Я не знал его имени! Тот еврей, что писал дневник, тоже не знал
его имени, так что откуда вам знать?
— Мой отец был убит 11 октября 1944 года в Остланде. Это все, что
я знал в течение двадцати лет. Затем я прочел дневник. В нем описывался
тот же день, то же место и человек, имевший то же звание. Он тоже имел
Рыцарский Крест с дубовыми листьями — высшую награду за мужество
на поле боя. Не так уж многие имели такую награду, и еще меньше
из награжденных были в звании капитана. Всего один шанс из мил-
лиона, что офицер, погибший в то время и в том месте, был не мой
отец.
Рошман чувствовал, что бессилен противопоставить какие-то аргумен-
ты. Как загипнотизированный, он смотрел на пистолет.
— Вы намерены убить меня? Вы не имеете права столь хладно-
кровно убивать меня! Вы не должны! Прошу вас, Мюллер, я не хочу
умирать!
Мюллер подался вперед — теперь ему было что сказать.
— Слушай меня, ты, студень и собачье дерьмо! Я слушал тебя и твой
поносный монолог, пока меня не затошнило. А теперь ты выслушай меня!
Я сам решу, умирать тебе здесь и сейчас или же остаток жизни будешь
гнить в тюрьме.
У тебя хватает бесстыжей наглости говорить мне, что вы все патриоты
Германии. Я скажу тебе, кто вы. Ты и тебе подобные — самые последние
подонки, которые когда-либо приходили к власти в стране. И за двенад-
цать лет вы так замарали своим дерьмом мою страну, как еще никогда
не бывало в ее истории.
От вас отвернулось все цивилизованное человечество. Вы вызвали его
отвращение. Вы оставили моему поколению в наследство стыд и позор,
который долго еще будет лежать на нас. Плевать вам на Германию! Такие
'477
подонки, как ты, использовали Германию и немецкий народ, пока они еше
были вам нужны, а потому вы позорно сбежали. Вы унизили нас, когда
ваша шайка пришла к власти.
Вы не были даже храбры. Вы были самыми отвратительными трусами,
которые когда-либо появлялись на свет в Германии и Австрии. Вы убили
миллионы людей ради гнусной выгоды и во имя своей маниакальной, по-
хотливой тяги к власти, а затем скрылись, оставив всех нас в дерьме. Вы
бежали от русских, вешая и расстреливая солдат, чтобы заставить их
драться, а затем унесли ноги.
Если когда-нибудь люди и забудут, что вы делали с евреями и прочими,
то никто никогда не забудет, как вы трусливо поджали хвосты. Вы, крича-
щие о патриотизме, даже не знаете значения этого слова. А когда осмели-
ваетесь называть солдат и других, которые честно воевали на фронтах,
Kameraden,. это воспринимается как гнусное оскорбление.
Я скажу тебе еще кое-что от имени молодых немцев — того поколения,
которое вы предали. Наше процветание не имеет ничего общего с вами.
Это успех тех, кто не покладая рук трудились круглые сутки и никого не
убили. И все мое поколение согласилось бы и на меньшее процветание,
лишь бы такие вонючки, как ты, не болтались у нас под ногами. Но. ду-
маю, вы недолго еще будете отравлять воздух.
— Вы убьете меня? — простонал Рошман.
— Нет, не собираюсь.
Протянув руку, Мюллер придвинул к себе телефон. Он не сводил глаз
с Рошмана и дуло пистолета по-прежнему направлял в него. Сняв трубку
с рычага, он положил ее на стол и набрал номер. Затем приложил трубку
к уху.
— Один человек из Людвигсбурга хочет поговорить с тобой, — сказал
он Ротману.
Телефон молчал.
Нажав рычаг, он снова поднес ее к уху и прислушался. В трубке стояло
мертвое молчание.
— Ты оборвал связь? — спросил он.
Рошман отрицательно покачал головой.
— Слушай, если не будет связи, я сейчас же продырявлю тебе
башку.
— Это не я! Я и не притрагивался сегодня к телефону. Честное
слово!
Мюллер припомнил обломившуюся ветку дуба и черный телеграфный
столб, лежавший поперек дороги. Он выругался сквозь зубы. Рошман сла-
бо улыбнулся.
— Наверно, линия оборвана, — сказал он. — Вам придется идти в дере-
вню. Что вы намерены делать?
— Я собираюсь продырявить тебя, если ты не сделаешь то, что прика-
жу! — взорвался Мюллер. Вытащив из кармана наручники, предназначен-
ные для телохранителя, он бросил их Рошману.
478-х
— Марш к камину! — скомандовал он.
— Что вы делаете?
— Прикую тебя к камину, а потом отправлюсь в деревню и позвоню
оттуда, — ответил Мюллер.
Пока ои присматривался к кованой решетке, Рошман уронил наручни-
ки к ногам. Мюллер чуть было не упустил момент, когда Рошман,
нагнувшись, словно для того, чтобы поднять их, схватил тяжелую кочер-
гу и замахнулся, целясь в колено Мюллера. Но репортер успел отско-
чить, кочерга просвистела мимо, а Рошман потерял равновесие. Сделав
шаг вперед, Мюллер рукояткой пистолета нанес Рошману удар по
голове.
— Попробуй еше раз, и я пришибу тебя, — прошипел он. —Застегни
один браслет на правой руке! — скомандовал Мюллер, и Рошман пови-
новался. — Видишь этот орнамент из виноградных листьев перед собой?
На уровне головы? Там есть завиток. Пристегни к нему второй
браслет.
Когда Рошман выполнил приказ, Мюллер отбросил от него кочергу
и щипцы для углей. Уткнув пистолет в спину Рошмана, он обыскал
его и выташил все предметы, которыми Рошман мог бы разбить
окно.
Выполнив поручение сообщить о неисправности линии, телохра-
нитель Рошмана Оскар в это время подъезжал к парадной двери. Заметив
«ягуар», он остановился удивленный — хозяин заверил его, что никого не
ждет.
Прислонив велосипед к стене, он тихо вошел в холл и нере-
шительно застыл, потому что из-за толстой двери кабинета не доносилось
ни звука.
Мюллер в последний раз удовлетворенно огляделся.
— Хочу уточнить, — сказал он Рошману, не спускавшему с него
глаз, — что если вы попытаетесь напасть на меня, то ничего не выйдет.
Скоро одиннадцать часов. Я оставил исчерпывающее досье в руках моего
помощника, который должен опустить его в почтовый ящик или напрямую
связаться с властями, если я не вернусь или не позвоню до двенадцати.
Я отправляюсь в деревню позвонить. За двадцать минут тебе ничего не
удастся сделать, даже с помощью ножовки. А через полчаса после моего
возвращения явится полиция.
Рошмана заколотило. Он знал, что его может спасти только появление
Оскара: он захватит Мюллера, а сам Рошман заставит его позвонить свое-
му сообщнику и предупредить отправку документов. Он бросил взгляд на
настенные часы. Было без двенадцати одиннадцать.
Когда Мюллер открыл дверь и вышел в холл, он сразу наткнулся на
стоявшего в дверях человека. Оскар был на голову выше Мюллера. Увидев
телохранителя, Рошман отчаянно закричал:
479
— Хватай его!
Мюллер бросился обратно в комнату и попытался выхватить пистолет
из кармана. Но опоздал. Резким ударом левой руки Оскар выбил у него
пистолет. Рошман прокричал Оскару:
— Бей его!
Его правая рука врезалась Мюллеру в челюсть. Репортер весил 170 фун-
тов, но удар приподнял его и швырнул об пол. От другого удара ударился
головой о книжный шкаф красного дерева. Обмякнув, Мюллер рухнул на
ковер.
Несколько секунд стояло молчание, пока Оскар смотрел на своего хозя-
ина, прикованного к решетке камина, а Рошман не отрывал взгляда от не-
подвижной фигуры Мюллера. Под головой появилась тоненькая струйка
крови.
— Идиот! — завизжал Рошман, поняв, что случилось. Оскар ошелом-
ленно глянул на него. — Ко мне!
Громила подбежал к нему и остановился, ожидая указания. Рошман ли-
хорадочно соображал.
— Попытайся снять с меня наручники! — приказал он. — Пусти в ход
кочергу.
Но камин и его принадлежности были сотворены хорошим мастером
и на долгий век. В результате усилий Оскар согнул кочергу и отломил зави-
ток на решетке камина.
— Подтащи его сюда, — наконец сказал он Оскару.
Когда он приподнял Мюллера, Рошман пощупал его пульс и приподнял
веко.
— Живой, но без сознания. Не позже, чем через час, рядом здесь до-
лжен быть врач. Надо привести его в чувство. Принеси мне ручку и
бумагу!
Левой рукой он нацарапал два номера телефона.
— Как можно скорее отправляйся в деревню! — приказал он Оскару. —
Позвони в Нюрнберг по этому номеру и человеку, который ответит тебе,
расскажи все, что случилось. Затем набери этот местный номер и немед-
ленно привези сюда врача. Понимаешь? Скажи ему, что это спешно. И по-
торопись!
Когда Оскар покинул комнату, Рошман снова глянул на часы. Без деся-
ти одиннадцать. Если Оскар будет в деревне через десять минут, они с
врачом вернутся обратно не раньше четверти двенадцатого и успеют при-
вести Мюллера в чувство, чтобы заставить его связаться с сообщником
и отменить свое поручение, если даже придется припугнуть доктора писто-
летом. Рошман принялся распиливать наручники ножовкой, которую ему
оставил телохранитель.
Оскар схватил свой велосипед, стоявший перед дверью, но остановился
и глянул на «ягуар». Он заметил оставленный ключ зажигания. Оскар от-
бросил велосипед, сел в машину, включил двигатель и по широкой дуге
развернул спортивную машину к выезду.
480
Включив третью скорость, он погнал машину в деревню, с трудом
удерживая ее по скользкому снегу, но вдруг наткнулся на телеграфный
столб, лежавший на дороге.
Рошман все пытался перепилить цепочку, соединявшую браслеты, как-
вдруг услышал оглушительный взрыв. Изогнувшись, попытался что-ни-
будь увидеть через окно. Он не увидел ни дороги, ни машины, а только
столб дыма и сразу понял, что взорвалась машина. Он припомнил, как
ему говорили, что о Мюллере позаботятся. Но Мюллер теперь лежал на
ковре в нескольких футах от него, телохранитель погиб, а несущееся вперед
время не оставляло никаких надежд. Он уткнулся головой в холодный ме-
талл решетки и закрыл глаза.
— Все кончено, — прошептал он, но тут же снова принялся распиливать
цепочку.
Прошло не меньше часа, прежде чем ему удалось справиться с метал-
лом наручников. Когда он наконец освободился, оставив браслет на правой
кисти, на часах пробило двенадцать.
Будь у него время, он расправился бы с человеком, неподвижно лежав-
шим на ковре. Но Рошман спешил. Из стенного шкафа он вытащил пас-
порт и несколько толстых денежных пачек. Через двадцать минут, успев
захватить с собой лишь кое-что из одежды, он уже бежал по дороге, осто-
рожно обогнув дымившийся остов «ягуара», рядом с которым ничком ле-
жало изуродованное тело Оскара. Рошман торопился.
В деревне он остановил проезжавшее такси и попросил отвезти его во
франкфуртский международный аэропорт. Подойдя к билетной стойке, он
спросил:
— Когда рейс на Аргентину, желательно не позже чем через час?..
Глава 18
Было десять минут второго, когда «мерседес» Макензена свернул на
сельскую дорогу, которая вела к воротам виллы Рошмана. На полпути к
дому он увидел, что дорога перекрыта.
«Ягуар» был изуродован взрывом. Останки его перекрывали проезжую
полосу. Передняя и задняя части «ягуара», соединенные остатками шасси,
еще давали основания предположить, что когда-то эта груда металла была
машиной. Но середина ее была начисто вырвана. Вокруг валялись
обломки.
Макензен с мрачной ухмылкой осмотрел остатки машины и подошел
к тому, что скрывалось под опаленными клочьями одежды в двадцати яр-
дах от машины. Прикинув рост трупа, он в задумчивости постоял над ним
несколько минут. Затем быстро сел в машину и, обогнув место происшест-
вия, заспешил к вилле.
Он решил не звонить. Ручка двери легко поддалась, и он вошел в холл.
Несколько секунд он прислушивался, как хишник на охоте. В доме было
481
гихо. Он вынул свой длинноствольный «люгер-автомат», снял предохрани-
тель и начал приоткрывать дверь, ведшую из холла.
Хотя в кабинете он сразу же заметил лежавшее на ковре тело, все же
вначале внимательно осмотрел комнату. Он знал двух человек, которые,
поддавшись на такую приманку, погибли, попав в засаду. Прежде чем вой-
ти, он заглянул в приоткрытую дверь, чтобы убедиться в отсутствии опас-
ности сзади.
Мюллер лежал на спине с повернутой в сторону головой. Несколько се-
кунд Макензен смотрел на его мертвенно-бледное лицо, а затем нагнулся,
чтобы услышать, дышит он или нет. Увидев запекшуюся кровь на затылке,
он представил себе, что тут произошло.
Десять минут Макензен осматривал дом, заметил и открытый ящик ко-
мода в комнате хозяина, и исчезнувшие из ванной бритвенные принадлеж-
ности. Вернувшись в кабинет, он заглянул в распахнутый пустой сейф, за-
тем сел за стол и подтянул к себе телефон.
Поняв, что он не работает, Макензен выругался сквозь зубы и бросил
трубку. Он нашел под лестницей открытый ящик с инструментами. Затем
снова прошел через кабинет, еще раз глянув на Мюллера. Потом отправил-
ся к дороге.
Ему потребовалось около часа, чтобы найти оборванные концы
телефонной линии, выпутать их из кустов и срастить заново. Закон-
чив работу, он снова вошел в дом, сел за письменный стол и поднял
трубку. Услышав сигнал, набрал номер телефона своего шефа в Нюрн-
берге.
Он предполагал, что Вервольф придет в неистовство, услышав его рас-
сказ, но голос в трубке звучал устало и незаинтересованно. Как исполни-
тельный служака, Макензен рассказал обо всем, что тут увидел, — о взо-
рванной машине, о трупе телохранителя, об одном кольце наручников, ви-
севшем на решетке камина, о сломанной ножовке на ковре, о лежавшем
без сознания Мюллере. Закончил он тем, что сообщил об исчезновении
хозяина.
— Он почти ничего не взял с собой, шеф, — только кое-что из одежды,
деньги из сейфа. Могу привести все в порядок, чтобы ему было приятно
вернуться.
— Нет, он не вернется, — ответил Вервольф. — Как раз перед твоим
звонком он связался со мной — звонил из франкфуртского аэропорта за
десять минут до посадки. Улетал в Мадрид. К вечеру он будет уже в Буэ-
нос-Айресе...
— Но зачем? Я заставлю Мюллера говорить, и мы выясним, куда он
отправил бумаги. Кейса нигде нет — ни возле машины, ни здесь. Тут на
полу в кабинете валяется какой-то дневник, остальное его барахло, наверно,
где-нибудь рядом...
— Достаточно далеко, — ответил Вервольф. — В почтовом ящике.
Он рассказал Макензену, что именно Мюллер изъял у печатника и что
Рошман успел ему поведать по телефону из Франкфурта.
4827
— Утром или самое позднее в среду эти бумаги будут в руках властей.
И тогда дни тех, чьи имена в досье, сочтены. Там и Рошман, и я. Я все
утро обзванивал всех и, с кем смог связаться, предупредил, чтобы в тече-
ние суток покинули страну.
— А куда двигать отсюда? — спросил Макензен.
— Оставайся на месте, — сказал шеф. — Тебя в списках нет. А я уношу
ноги. Возвращайся к себе и жди того, кто придет на мое место. Он
сам найдет тебя. Что же касается остального, то всему конец. Вулкан
улетел и не вернется. С его исчезновением вся операция рухнула, и ос-
тается только ждать, что явится кто-то новый и снова возьмется за
проект.
— Какой Вулкан? Что за проект?
— Теперь можно сказать... Вулкан — это Рошман. И его ты должен
был защитить от Мюллера...
В нескольких словах Вервольф объяснил убийце, что за фигура Рошман,
почему незаменим для проекта и какое значение имел сам проект. Когда
он закончил, Макензен присвистнул и посмотрел на неподвижное тело Пе-
тера Мюллера на полу комнаты.
— Этот парень в самом деле пустид нас на ветер! — сказал он.
Чувствовалось, что Вервольф попытался собраться, и в голосе его по-
явились нотки былой властности.
— Kamerad, ты должен все привести в доме в порядок! Ты помнишь
тех людей, к услугам которых приходилось прибегать?
— Да, я знаю, как найти их. Они недалеко отсюда.
~ Позвони им — пусть приедут. Заставь их полностью вычистить дом,
чтобы в нем не было и следа того, что произошло. Жена хозяина вернется
вечером, она не должна ни о чем догадываться. Ясно?
— Будет сделано! — отчеканил Макензен.
— Затем исчезни сам. И последнее: прежде чем уйдешь, покончи с этим
сукиным сыном Мюллером. Раз и навсегда.
Макензен сузившимися глазами посмотрел на репортера, который все
еще был без сознания.
— С удовольствием, — проворчал он.
— Тогда прощай — и удачи!
Макензен положил трубку, вынул записную книжку, пролистал ее и на-
брал номер. Представившись тому, кто ответил, он напомнил об опреде-
ленных обязанностях перед Товариществом. Затем объяснил, куда ехать и
во сколько тот должен быть.
— Засуньте телохранителя в машину и спихните ее в большую воронку
на горной дороге. Вылейте туда побольше бензина, чтобы жарко горело.
Сделайте все, чтобы человека нельзя было опознать, — выверните у него
карманы и заберите все, вплоть до наручных часов.
— Сделаю, — ответил человек. — Я поеду на машине с лебедкой.
483
— В кабинете виллы вы найдете еще кое-кого на полу и пятна крови
на ковре. От этого надо избавиться! Отправьте его на дно глубокого озе-
ра... и с приличным грузом. Без следов. Ясно?
— Нет проблем. Я буду к пяти. До семи управлюсь. Такой груз при
дневном свете лучше не перевозить.
— Прекрасно! — сказал Макензен. — Я уеду до вашего появления. Но
вы все найдете, как я описал.
Повесив трубку, он вышел из-за стола и подошел к Мюллеру. Вытащив
люгер, проверил обойму, хотя знал, что пистолет заряжен.
— Вот тебе, сука! — зашипел Макензен. Он прицелился Мюллеру в лоб.
За долгие годы полулегальной жизни у Макензена выработалась обо-
стренная интуиция приближающейся опасности. Он не заметил упавшей на
ковер тени, но, почувствовав чье-то присутствие сзади, резко обернулся,
готовый стрелять. Но человек, столь внезапно появившийся в комнате,
был безоружен.
— Какого черта, ты кто? — проворчал Макензен, держа его под
прицелом.
Человек, одетый в черные кожаные брюки и куртку мотоциклиста, сто-
ял в проеме высокого французского окна. В левой руке, прижимая к живо-
ту, держал шлем. Человек кивнул в сторону Мюллера.
— Меня послали за этим, — непринужденно ответил он.
— Кто?
— Вулкан. Рошман — мой Kamerad.
Хмыкнув, Макензен опустил пистолет.
— Ну, он уж далеко.
— Далеко?
— Умотал. Держит путь в Южную Америку. Проект накрылся! И все
благодаря этому сукиному сыну!
Стволом пистолета он ткнул в Мюллера.
— Ты собираешься прикончить его? — спросил человек.
— Конечно. Он поломал нам все дело. Опознал Рошмана и сообщил
в полицию — послал туда кучу бумаг. И если твоя фамилия в досье тоже
есть, тебе лучше поскорее уносить ноги.
— В каком досье?
— В досье ОДЕССЫ.
— Меня там нет, — сказал человек.
— Меня тоже, — пробурчал Макензен. — А Вервольф там, и он прика-
зал покончить с ним, пока мы тут.
— Вервольф?
Легкое беспокойство шевельнулось в Макензене. Только что ему было
сказано, что никто в Германии, кроме Вервольфа и Рошмана, не знает о
проекте Вулкана. Но этот человек, раз он тут, должен знать Вервольфа.
Глаза Макензена сузились.
— Ты из Буэнос-Айреса?
— Нет.
484
— Откуда же?
— Из Иерусалима.
Потребовалось полсекунды, пока смысл слов дошел до Макензена. Он
вскинул люгер. Но и полсекунды — долгое время, его вполне хватает для
того, чтобы убить.
Вместе со струйкой пороховых газов из-под шлема вынырнул ствол па-
рабеллума, а еше раньше — пуля калибром в девять миллиметров порази-
ла Макензена в грудь. Шлем отлетел в сторону, обнажив тяжелый ППК
в руке агента, и он еше раз нажал курок.
Макензен был крупным и сильным человеком. Несмотря на пулю в гру-
ди, он еше мог бы выстрелить, но вторая пуля вошла ему в лоб на два
пальца выше правой брови, и он рухнул на пол.
Мюллер пришел в себя в понедельник утром и обнаружил, что лежит
в отдельной палате. Ему потребовалось полчаса, пока он понял, что голова
у него забинтована, а сам он под капельницами. Обнаружив рядом кнопку
звонка, нажал ее, но появившаяся сестра сказала, что он должен лежать
неподвижно: у него было сотрясение мозга.
Подчинившись, Мюллер вытянулся на спине, постепенно восстанавли-
вая в памяти события предыдущего дня вплоть до середины утра. Что
было потом, он не помнил. Он снова провалился в дремоту, а когда про-
снулся, уже было темно и рядом с его постелью сидел какой-то улыбчивый
человек.
— Я вас не знаю, — сказал Мюллер.
— Зато я вас знаю, — сказал посетитель.
Мюллер задумался.
—- Когда-то я видел вас, — сказал он наконец. — Вы были в доме Осте-
ра. С Леоном и Мотти.
— Верно. Что вы еще помните?
— Почти все. Память возвращается ко мне.
— Рошмана помните?
— Да. Я говорил с ним. Я собирался заявить о нем в полицию.
— Рошман сбежал — улетел в Южную Америку. Все его дела лопнули.
Полностью. С концами. Понимаете?
Мюллер медленно покачал головой.
— Не совсем. Черт возьми, я раскручивал какую-то историю. И соби-
рался написать о ней.
Улыбка на лице посетителя исчезла.
— Послушайте, Мюллер. Вы любитель до мозга костей, и вам чертовс-
ки повезло, что вы остались в живых. А писать вы ничего не будете. С
одной стороны, потому что вам нечего писать. Я взял дневник Таубера,
и он будет там, где ему положено быть. Прошлой ночью я прочитал его.
В кармане вашего пиджака лежала фотография армейского капитана. Это
ваш отец?
485
Мюллер кивнул.
— Значит, в этом и было все дело?1—спросил израильский разведчик.
-Да.
— Простите меня. Никогда не думал, что скажу такие слова немцу! Те-
перь досье. Что с ним?
Мюллер рассказал ему.
— Какого черта вы не передали его нам? До чего ж вы неблагодарная
личность! Мы взвалили на себя кучу хлопот, чтобы вы могли добраться
до цели, а вы, заполучив досье, сразу передали его своим. Мы бы куда
лучше использовали его...
— Я должен был передать его... Пришлось пересылать по почте с по-
мощью Сиги. Вы были слишком предусмотрительны и не оставили мне
адреса Леона.
Иозеф кивнул.
— Хорошо. Но как бы там ни было, рассказывать вам нечего. До-
казательств и свидетельств у вас нет. Дневника не существует и досье
тоже. Есть лишь ваши утверждения. Если вы будете настаивать на своем,
ОДЕССА, конечно, тут же займется вами. Или, скорее всего, они при-
кончат Сиги или вашу мать. Работают они грубо, как вы, конечно,
поняли это.
Мюллер задумался.
— А что с моей машиной?
— Ах да, вы же ничего не знаете!. Я и забыл вам рассказать.
Иозеф поведал Мюллеру, как взорвалась бомба в машине и что произо-
шло потом.
— Я же говорил вам, что действуют они грубо. Машина найдена объя-
той пламенем в овраге. Тело, которое в ней находилось, опознать не уда-
лось, но оно явно было не ваше. Ваша история излагалась так: вы подвер-
глись нападению случайного попутчика, подсевшего к вам на дороге, — он
ударил вас ломиком по голове.
В истории болезни записано, что на обочине дороги вас заметил проез-
жавший мотоциклист, который и вызвал «скорую помощь». Опознать они
меня не могут, так как я был в шлеме и в очках. Такова официальная вер-
сия, и старайтесь ее придерживаться. Чтобы придать ей большую основа-
тельность, я позвонил в немецкое пресс-агентство два часа назад и изло-
жил им ту же историю. Вы — жертва хич-хайкера, который позже потер-
пел аварию и сам в ней погиб.
Иозеф встал, собираясь уходить.
— Ну и везет же вам, сукин сын, хотя вы сами и не подозреваете об
этом. Ваша подружка нашла меня и в соответствии с вашими инструкция-
ми передала ваше послание вчера днем. Два с половиной часа я мчался
из Мюнхена, но все же опоздал: еще секунда, и вы были бы трупом.
Рядом с вами стоял тип, который хотел прикончить вас. Я успел остано-
вить его.
Он повернулся, взявшись *за ручку двери.-
"486
— Несколько слов в качестве совета. Получите страховку за вашу маши-
ну, купите «фольксваген», возвращайтесь в Гамбург, женитесь на Сиги, за-
ведите детей и продолжайте заниматься журналистикой. И больше не пы-
тайтесь иметь дело с профессионалами.
Через полчаса после того, как он ушел, появилась медсестра.
— Вам звонят, — сказала она.
Мюллер услышал в трубке голос Сиги, которая то плакала, то смея-
лась. Ей сообщили, что Мюллер в главной больнице Франкфурта.
— Я сейчас же еду к тебе, сию же минуту! — прокричала она, вешая
трубку. Телефон тут же зазвонил снова.
— Мюллер? Это Гофман. Я только что увидел твое имя в теле-
тайпном сообщении. Никак ты получил по голове? С тобой все в по-
рядке?
— Я прекрасно чувствую себя, герр Гофман, — сказал Мюллер.
— Великолепно. Когда ты предполагаешь выйти на работу?
— Через несколько дней. А что?
— У меня есть материал, который вполне в твоем стиле. Несколько до-
чек преуспевающих папаш из Германии, отправившись кататься на лыжах,
были изнасилованы симпатичными молодыми инструкторами. Есть клини-
ка в Баварии, с помощью которой они избавились от неприятностей —
точнее, как следует заплатили им, чтобы те не проронили ни слова папоч-
кам. Похоже, кое-кто из этих молодых жеребцов тоже получил взятку, что-
бы держал язык за зубами. Великолепная историйка! Секс в снегах, оргии
в Оберланде. Когда ты сможешь приступить?
Мюллер подумал.
— На следующей неделе.
— Прекрасно. Кстати, о том, чем ты занимался, — охотой за нациста-
ми. Ты нашел того человека? Дашь материал?
— Нет, герр Гофман, — медленно сказал Мюллер. — Материала не
будет.
— Ну и выкинь его из головы. Поправляйся! До встречи в Гам-
бурге!
Иозеф сел на самолет в Гамбурге, через Лондон добрался до аэропорта
Лод, в котором приземлился в среду поздно вечером. Его встретили двое
на машине, отвезли в штаб-квартиру, где его ждал тот полковник, который
подписал телеграмму от . имени Корморана. Они говорили почти до двух
утра, стенографист все прилежно записывал. Когда разговор подошел к
концу, полковник откинулся на спинку кресла, вздохнул и предложил свое-
му агенту сигарету.
— Хорошо сработано! — сказал он. — Мы нашли это предприятие и
дали знать властям. Конечно, анонимно. Исследовательский отдел будет
расформирован. Если власти не займутся им, займемся мы сами. Уче-
ные до сих пор не подозревают, на кого они работали. Мы поговорим
487
с каждым из них в отдельности, и большинство согласится уничтожить
свои записи. Они знают, что настроение теперь в Германии в основном
произраильское, и знают, как к ним отнесутся, если эта история вы-
плывет наружу. Ученые получат другую работу в промышленности и
будут держать язык за зубами. Так поступим и мы, и Бонн. Что с Мю-
ллером?
— Он поступит так же... Что с ракетами?
Полковник выпустил клуб дыма и посмотрел на россыпь звезд за
окном.
—- У меня такое ощущение, что они никогда не поднимутся в воздух.
Насер собирался пустить их в ход не позже лета 1967 года, но если иссле-
довательским работам Вулкана пришел конец, у них уже не будет времени,
чтобы успеть создать систему теленаведения к лету 1967 года.
— Значит, уже нет опасности, — сказал агент. Полковник улыб-
нулся.
— Опасность никогда не исчезает. Она просто меняется. Конкретной
опасности, может, и нет. Но надвигается другая. Нам придется снова
драться и, возможно, не раз. Но ты, наверно, устал? Можешь отправлять-
ся домой.
Открыв яшик стола, он вынул полиэтиленовый пакет с личными веща-
ми агента, пока тот выкладывал на стол свой поддельный немецкий пас-
порт, деньги, бумажник, ключи, потом в соседней комнате снял с себя всю
одежду немецкого производства, оставив ее начальнику.
Когда он снова вошел, полковник одобрительно осмотрел его с головы
до ног и пожал руку:
— Добро пожаловать домой, майор Ури Бен Шаул!
Приняв свой собственный облик — в 1947 году он впервые при-
ехал в Израиль и вступил в пальмах, — агент почувствовал себя куда
лучше.
Взяв такси, он поехал домой в предместье, открыл дверь своим
ключом.
В темной спальне он увидел свою спящую жену Ривку, ровное дыхание
которой чуть приподнимало легкое одеяло. Заглянул в детскую и посмот-
рел на двух своих спящих мальчиков. Шломо было шесть лет, а Дову ми-
нуло два года.
Ему ужасно захотелось лечь в постель рядом с женой н спать несколько
дней подряд, но предстояло еще одно дело, которое он не мог от-
ложить. Поставив чемоданчик, он тихо переоделся. Ривка безмятежно
спала.
Он вынул свои форменные брюки, чистые и отглаженные, и зашнуровал
высокие начищенные ботинки. Его рубашка хаки и форменный галстук то-
же были на своем месте, сохраняя острые складки от утюга. Сверху он
натянул маскировочную куртку, украшенную. только сияющей эмблемой
офицера парашютных войск и ленточками наград за пять сражений, кото-
рые он заработал в Синае и во время рейдов через границу.
488
Последним надел красный берет. Полностью экипированный, он взял
кое-что и сунул в небольшую сумку. На востоке уже занималась заря, когда
он вышел из дома, сел в свою маленькую машину, которую оставил возле
дома месяц назад.
Было 26 февраля, и до конца последнего месяца зимы осталось еше
три дня, но в воздухе уже стояло мягкое тепло, обещавшее жаркую
весну.
Выехав через восточное предместье Тель-Авива, он взял курс на Иеруса-
лим. Стояла та предрассветная тишина, которую он так любил, мир и по-
кой, не перестававшие его удивлять. Тысячи раз, патрулируя в пустыне,
он видел то чудо, которое называется восходом солнца, холодное и пре-
красное, сменяющееся зноем. Это было лучшее время дня.
Дорога пролегла мимо плоских плодородных охряных холмов Иудеи,
мимо Рамлеха. В те дни за Рамлехом приходилось объезжать Латрунский
выступ, находившийся в пяти милях от позиций иорданских войск. Слева
от себя он видел утренние дымки костров Арабского легиона, на которых
готовился завтрак.
В деревушке Абу Гош уже проснулись несколько арабских семей, и, ког-
да он поднялся на последний холм перед Иерусалимом, солнце уже залило
своим светом восточную часть горизонта и арабскую часть разделенного
города.
Он поставил машину, не доехав четверти мили до своей цели — здания
Бад-Яшема, — и прошел оставшуюся часть пути пешком, вниз по аллее,
окаймленной деревьями, посаженными в честь Праведников, и через огром-
ные бронзовые двери, которые охраняли прах шести миллионов его сопле-
менников-евреев, погибших в Катастрофе.
Старый сторож сказал ему, что так рано двери еще закрыты, но Шаул
объяснил, что его привело сюда, и старик впустил. Он вошел в Зал памяти
из массивных гранитных плит. Он приходил сюда, чтобы помолиться за
свою семью.
Подойдя к ограждению, он вгляделся в слова, начертанные черными ла-
тинскими и ивритскими буквами на сером каменном полу. Лучи солнца еще
не проникали сюда, но надписи хорошо были видны при свете Вечного
огня в плоской черной чаше.
В его колышущемся пламени Шаул читал слова, которые шли ряд за
рядом: Освенцим, Треблинка, Бельзен, Равенсбрюк, Бухенвальд... Их было
здесь много, но он стал смотреть на то, которое искал, — Рига. Шаул до-
стал из сумки скомканный шелковый шарф с кисточками — талес, —
точно такой же, какой Мюллер нашел среди выброшенных во двор вещей
старика в Алтоне и не понял его предназначение. Он накинул талес
на плечи.
Вынув из сумки молитвенник, открыл его на нужной странице. Подой-
дя к медным перилам ограждения, которое разделяло зал на две
части, и взявшись за них одной рукой, он поднял глаза на пламя перед
собой. Так как он не был религиозным, ему приходилось часто загля-
489
лывать в книгу, когда начал читать молитву, живущую уже пять ты-
сяч лет.
Щемай раббах...
Через двадцать один год после событий в Риге майор парашютных
войск Армии Израиля, стоя на холме земли обетованной, наконец прочел
кадиш — заупокойную по душе Соломона Таубера.
Как было бы хорошо, если бы все события завершались тем, что нити
сходились бы воедино. Но такое случается редко. Люди существуют, живут
и умирают лишь в назначенное им время. То же можно сказать о главных
действующих лицах этого повествования.
Петер Мюллер вернулся домой, женился и стал писать веши, которые
люди предпочитают читать за завтраком и в парикмахерских. Летом 1970
года Сиги родила третьего ребенка.
Люди из ОДЕССЫ рассеялись в разные стороны. Жена Эдуарда
Рошмана получила от него телеграмму из Аргентины. Она отказалась
последовать за ним. Летом 1965 года она написала ему на виллу Жер-
баль письмо, в котором просила его оформить развод в аргентинском
суде.
Письмо переслали ему на новый адрес, и она получила ответ, в котором
он соглашался на развод, но просил, наоборот, оформить его в немецком
суде, для чего и выслал все необходимые документы. Оформив развод в
1966 году, жена Рошмана по-прежнему живет в Германии, но взяла себе
девичью фамилию Мюллер. Первая жена ее мужа Хелла все еше живет
в Аргентине.
Вервольф наконец заключил мир со своим суровым начальством в Ар-
гентине, которое было разгневано, и расположился в скромном поместье
на испанском острове Форментерие, которое купил на деньги, полученные
от продажи своего имущества.
Радиозавод был ликвидирован. Ученые, работавшие над созданием сис-
темы теленаведения ракет, нашли себе работу в других отраслях промыш-
ленности и в академиях. Проект, над которым они, сами того не подозре-
вая, работали для Рошмана, окончательно рухнул.
Ракеты Хелуана так и не поднялись в воздух. Корпуса их были готовы,
оставалось только заполнить баки ракетным топливом.
Шла работа над монтажом боеголовок. Те, кто сомневается в их под-
линном существовании, могут ознакомиться со свидетельством профессора
Отто Иоклека, которое он сделал во время судебного процесса над Йосе-
фом Бен Галом 10—26 июня 1963 года в базельском суде в Швейцарии.
Сорок бочти готовых ракет, бессильные без электронных систем наведения
на цели в Израиле, остались стоять на опустевшем заводе в Хелуане, где
и были уничтожены израильскими бомбардировщиками во время Шести-
дневной войны. Но еще до этих событий немецкие ученые вернулись в
Германию.
490
Когда властям были представлены данные из досье Клауса Винцера, в
рядах ОДЕССЫ произошло смятение. Так хорошо начавшийся год принес
хаос. Юристы и следователи из комиссии «Зет» в Людвигсбурге соответ-
ственно говорили: «1964-й был хорошим годом для нас, да, в самом деле
очень хорошим годом».
В копне 1964 года канцлер Эрхард, потрясенный этими открытиями, об-
ратился с воззванием к народу н международному сообществу, прося о со-
действии властям в деле розыска скрывающихся эсэсовских преступников.
Отклик на его просьбу о содействии поступил незамедлительно, в резуль-
тате чего люди из Людвигсбурга несколько лет были завалены
работой.
Теперь о политиках, имевших отношение к подписанию договора о тор-
говле оружием между Германией и Израилем. Канцлер Аденауэр продол-
жал жить в своей вилле в Рондорфе, недалеко от Бонна, на берегу своего
любимого Рейна, где и скончался 19 апреля 1967 года. Израильский пре-
мьер Давид Бен-Гурион оставался членом кнессета (парламента) до 1970
года, когда, окончательно отойдя от дел, удалился в свой дом в киббуце
Сде Бокер, расположенном в сердце коричневых холмов пустыни Негев, ря-
дом с дорогой из Бер Шебы к Элайту. Он любит принимать посетителей
и с воодушевлением вспоминает многое из того, что было, но толь-
ко . не ракеты Хелуана и кампанию против немецких ученых, рабо-
тавших над ними.
Генерал Амит Меир оставался на своем посту до сентября 1968 года,
и на его плечи легла огромная ответственность обеспечения безопасности
своей страны, поскольку к нему стекалась вся информация, предшествовав-
шая Шестидневной войне. Как свидетельствует история, он блистательно
справился со своими обязанностями.
Выйдя в отставку, он стал председателем совета директоров одной из
промышленных компаний Израиля, принадлежавших рабочему союзу. Он
ведет все тот же скромный образ жизни, а его очаровательная жена Иона
отказывается нанять служанку, предпочитая делать всю домашнюю работу
своими руками.
Его преемником, занявшим этот пост, стал генерал Цви Замир.
Майор Ури Бен Шаул был убит в среду 7 июня 1967 года, когда во
главе своего отряда парашютистов пробивался в Старый Иерусалим. Пу-
ля, выпушенная стрелком Арабского легиона, попала ему в голову, и он
рухнул в четырехстах ярдах от Ворот Мандельбаума.
Симон Визенталь живет и работает в Вене, собирает информацию, вы-
слеживает скрывающихся нацистских убийц. Каждый месяц и год по кро-
хам приносят ему успех.
Леон умер в Мюнхене в 1968 году. После его смерти группа людей,
одержимая жаждой мести, распалась.
И, наконец, о старшем сержанте Ульрихе Франке, командире танка,
который пересек путь Мюллеру на его пути в Вену. Он ошибался,
назвав свой танк Скалой Дракона, — танк погрузился на платформу, и
491
Франк никогда больше не видел его. Через сорок месяцев он не узнал
бы его.
Корпус танка потерял свою серо-стальную окраску, на нем появились
коричневые цвета песков пустыни. С башни исчез черный немецкий крест,
и его место заняла голубая звезда Давида. Теперь танк получил название
«Дух' моссада».
Им командовал Натан Леви — старший сержант с черной бородой и
ястребиным носом. Через десять лет после того, как танк сошел с завод-
ского конвейера в Детройте, он вступил в свой первый бой, который про-
должался целую неделю — до 12 июня 1967 года. Это был один из танков,
армаду которой генерал Израиль Таль бросил в битву за перевал Миттла
двумя днями позже. Запыленный, с вмятинами от пуль и снарядов, в пол-
день субботы 10 июня он проскрежетал гусеницами по камням Синайской
пустыни. Остановился старый «Паттон» на восточном берегу Суэцкого
канала.
СОДЕРЖАНИЕ
ДЕНЬ ШАКАЛА
Рома»
Перевод с английского М. Ланиной
5
ДОСЬЕ «ОДЕССА»
Роман
Перевод с английского И. Полоцка
273
Литературно-художественное издание
Форсайт Фредерик
ДЕНЬ ШАКАЛА
Детективные романы
Ответственный редактор И. А. Лазарев
Редактор Т. И. Медведева
Художественный редактор А. И. Моисеев
Технический редактор Л. И. Витушкина
Корректор Н. И. Лепешкина
ЛР №070243 от 21.11.1991 г.
Подписано к печати 16.11.93. Формат 60x114 1/16.
Бумага книжно-журнальная офсетная. Гарнитура Таймс". Печать офсетная.
Усл.печл. 28,83. Уч.-издл. 38,38. Тираж 60 000 эка. Заказ №4187.
Торгово-иддательское объединение "Центрполиграф",
127018, Москва, Октябрьская ул., 18.
Издание выпущено совместно с полиграфической фирмой
"Красный пролетарий".
Отпечатано с готовых диапозитивов в полиграфической фирме
"Красный пролетарий" РГИИЦ "Республика".
130473. Москва, ул. Краснопролетарская, 16.