•1=Р:1ъг;
^|^охро^лог»<|
_ Археология
// /I
7/J
Н. Б. Ч Е Р Н Ы X
Дендрохронология
и археология
Введение
Особого представления для читателя-археолога метод дендрохроноло-
гии вряд ли требует. Различные группы исследователей работают над
материалами от тропических до приполярных зон Евразии и Америки.
Десятки тысяч дат как для отдельных бревен, так и самых разнообраз-
ных сооружений уже опубликованы, но активные изыскания продолжа-
ются. Российские лаборатории также участвуют в ряде этих обширных
программ. Особое место в дендрохронологических изысканиях занимают
археологические материалы, а датировка деревянных образцов стала для
множества археологических памятников настоящей основой хронологи-
ческого распределения не только отдельных объектов, но также слоев,
строительных горизонтов и т. п. Последнее в немалой степени относится
к ряду средневековых городов и поселений Восточной Европы.
В 1975 году Б. А. Колчиным совместно с автором настоящей работы
была завершена и подготовлена к печати книга, посвященная
дендрохронологии восточноевропейских средневековых городов и посе-
лений. В этой монографии (Колчин Б. А., Черных Н. Б. 1977) в очень
сжатой форме излагались основные принципы и методы дендрохронологи-
ческого анализа, а также подводились итоги изучения древесины постро-
ек пятнадцати археологических памятников X—XVII вв., разбросанных
по северу и северо-западу Европейской части бывшего Союза. Охвачен-
ные в этой книге проблемы оказались по-преимуществу нацелены на
построение локальных дендрошкал для отдельных памятников и на пос-
ледующее сведение таких схем в единую дендрохронологическую шкалу
восточноевропейского дерева, охватившую более чем тысячелетний пе-
риод — с IX века вплоть до современности.
Минувшие с тех пор полтора десятка лет принесли в области дендро-
хронологических изысканий много нового. Появились многочисленные
материалы, происходящие из памятников, раскопки которых начались
лишь в последнее время. К нынешнему дню оказалось возможным нане-
сти на карту Восточной Европы уже 42 археологических пункта (рис. 1),
из которых в лабораторию Института археологии РАН поступали кол-
лекции образцов древесины построек, относящихся к тысячелетнему от-
резку времени — от VIII до XVI—XVIII вв. К настоящему времени изу-
Рис. 1. Карта сборов образцов и размещения объектов дендрохронологического
датирования:
1 — Новгород- 2 — Рюриково (Новгородское) городище. 3 — Руса. 4 — Псков.
5 — Орешек. 6 — Корела. 7 — Копорье. 8 — Ладога. 9 — Староладожское
(Земляное) городище. 10 — Курган в ур. «Плакун». 11 — Ивангород. 12 —
Тарту. 13 — Олонец. 14 — Тверь. 15 — Торжок. 16 — Торопец. 17 — Старицкое
городище. 18 — Белоозеро. 19 — Белозерск. 20 — Кирилло-Белозерский
монастырь. 21 — Вологда. 22 — Поселение Луковец. 23 — Ярославль. 24 —
Ростов Великий. 25 — Рыбинск. 26 — Поселение Усть-П1ексна. 27 — Москва.
28 — Коломна. 29 — Смоленск. 30 — Могильник Гнсздово. 31 — Вязьма. 32 —
Витебск. 33 — Полоцк. 34 — Мстиславль. 35 — Берестье. 36 — Пинск. 37 —
Гродно. 38 — Давид-городок. 39 — Слуцк. 40 — Поселение Арайшу. 41 —
Поселение Ушуру. 42 — Кокнессе.
чсны также материалы из более чем сотни разнообразных архитектур-
ных объектов с территории северной половины Восточной Европы, дати-
рованных в основном в пределах XIV—XX вв.
Накопленные новые материалы потребовали заметной модификации
выработанных ранее подходов при аналитическом изучении древесины
археологических построек. К примеру, оказалось, что унифицированная
дендрохронологическая шкала Восточной Европы во многом утратила
значение эффективного рабочего инструмента для датирования: ее аб-
страктная схема пригодна лишь для иных, более общих целей. Выясни-
лось также, что для конкретных датировок гораздо эффективнее исполь-
зовать индивидуальные (локальные) дендрошкалы, созданные на базе
материалов, происходящих из различных восточноевропейских регионов.
Стало также вполне очевидным, что весьма значительную роль в таких
процедурах играет древесина архитектурных построек, главным обра-
зом, памятников русского деревянного зодчества XV—XVIII вв.
Все это — новые дендрошкалы, процедура их создания, а также кон-
кретные датировки археологических сооружений и памятников — най-
дет отражение в настоящей монографии. Хотелось бы также обратить
внимание читателя на проблемы, ранее остававшиеся в тени и почти
совершенно не затрагивавшиеся. Ведь информация, извлекаемая при ис-
следовании древесных колец, представляет специфический интерес не
только для археологов, но также для климатологов, биологов и др. Речь
пойдет о возможности реконструкций истории климата и растительности,
о некоторых аспектах геоморфологии, о соотношении результатов
дендрохронологии и радиоуглеродного датирования, а также ряде других
достаточно важных проблем. При этом вопросы методики лабораторной
работы с образцами дерева оставлены за пределами настоящей моногра-
фии: они подробно освещались в более ранних публикациях Б. А. Колчина
и автора.
Здесь более целесообразно сосредоточить внимание, пожалуй, на од-
ной из самых ответственных процедур дендрохронологического анали-
за — на порядке и логике применения методов построения дендрошкал и
придания им календарного (абсолютного) характера. Такие проблемы
по существу еще нс затрагивались в отечественной археологической ли-
тературе или освещались крайне скупо. Во второй части монографии
(главы 6 и 7) выделены разделы, где приводятся результаты исследова-
ний всех основных археологических памятников Восточной Европы, про-
веденных в последние 20 лет. При этом более подробно освещаются ана-
литические данные для памятников, еще не вводившихся в научный обо-
рот; меньше внимания уделяется коллекциям, опубликованным в печати
ранее. Материалы, приведенные в нашей с Б. А. Колчиным книге 1977 г.
и не дополненные в дальнейшем новыми результатами дендроанализа,
остаются за рамками этой монографии. Объем последней не позволяет
сколько-нибудь подробно осветить новгородские материалы: многотысяч-
ная и, безусловно, самая крупная восточноевропейская (да н не только
восточноевропейская) коллекция образцов из построек древнего Новго-
рода заслуживает, конечно же, быть темой специального и самостоятель-
ного исследования. Пока что продолжается работа и с многочисленными
спилами дерева из архитектурных восточноевропейских памятников; имен-
но поэтому результаты их изучения также остались за рамками данной
книги.
* * *
Настоящая книга была завершена в 1992 году', и по вполне понятным
для всех научных работников причинам, она не могла быть напечатана
сразу же. Поэтому практически вес сведения, публикуемые в настоящей
монографии, относятся к году завершения рукописи. Добавлений было
немного, и они относились к корректировке дендрошкал лишь некоторых
памятников, активно изучавшихся в последние годы.
Часть первая
Проблемы дендрохронологии
Глава I
Основные направления в развитии дендрохронологии
Метод датирования по годичным кольцам или так называемый «дре-
весно-кольцевой анализ» вошел в систему естественных наук уже более
ста лет тому назад, когда в печати были сформулированы научно обосно-
ванные взгляды на годичное кольцо как на источник информации о при-
родных явлениях (Kucchler D. 1859; Pokorny А. 1869; Шведов Н. Ф.
1892). В последующие годы сформировалась новая отрасль знания, из-
вестная сейчас под названием «дендрохронология». Пожалуй, наиболее
краткое и четкое сс определение можно найти в книге американского
климатолога X. Фриттса (Frills Н. 1966, р. 974), гласящее, что
«дендрохронология — это систематическое изучение древесных колец с
целью датирования событий прошлого и оценки климатических измене-
ний». Основоположником и организатором систематических дендрохро-
нологических исследований являлся американский астроном А. Дуглас
(Douglass А. 1919; 1928; 1936 и многие другие работы), уже в самом
начале 1900-х годов собиравший и анализировавший образцы «желтой
сосны» для изучения колебаний ее погодичных приростов и установления
связи последних с циклами солнечной активности.
Три этапа развития дендрохронологических исследований
Развитие дендрохронологии за весь период ес существования прошло
несколько этапов. Начальный этап — это становление дендрохронологии
как стройной системы знаний о годичных кольцах. Данный период тес-
нейшим образом связан, прежде всего, с работами американских ученых
школы А. Дугласа, объединившихся в конце 30-х годов в «Лаборатории
по изучению годичных колец» при Аризонском Университете. Исследова-
ния Аризонской лаборатории уже многократно освещались в советской
литературе (Колчин Б. А 1965, с. 66—67; Колчин Б. А., Битвинскас Т. Т.
1972, с. 7—10; Шиятов С. Г. 1968, с. 112-119; Битвинскас Т. Т. 1974
и др. работы), и поэтому мы нс станем подробно характеризовать этот
период. Отметим лишь, что это было время активного накопления мате-
риала, разработки методов анализа, расширения границ исследований во
времени и пространстве. Поиск материалов шел в двух направлениях.
Во-первых, выявлялись древесные породы, максимально эффективные
для целей дендрохронологии: от секвоядендрона гигантского к бристоль-
ской сосне; во-вторых, внимание специалистов все больше привлекал
новый источник исследований — археологическая древесина, хорошо со-
храняющаяся в засушливых условиях американского Юго-Запада, в сло-
ях индейских пуэбло. Итогом этих работ явилась абсолютная
дендрохронологическая шкала, именуемая в трудах американских и ев-
ропейских ученых чаще всего хронологией Юго-Запада США и уходя-
щая в прошлое до рубежа нашей эры (Douglass А. 1940).
Практически этот этап развития дендрохронологии был почти цели-
ком связан с материалами Нового Света, и только с конца 30-х годов в
эти исследования включились на собственных материалах западноевро-
пейские ученые — первоначально из стран Скандинавии. С этого време-
ни, видимо, начинается новый этап дендрохронологических изысканий.
В 1941 году немецкий ботаник Б. Хубер, по праву считающийся осново-
положником европейской дендрохронологии, выступая па Ежегодном Со-
вещании Германской Академии леса, провозгласил, что датировка образ-
цов дерева по годичным кольцам возможна и в Европе (Licse W. 1978).
Б. Хубер первым из европейских исследователей обосновал потенциаль-
ные возможности этого научного метода применительно к материалам
Европы и сформулировал его основные принципы для центральноевро-
пейских климатических условий. Он, а также его коллеги и ученики —
В. Хольдхайде, В. фон Яцевич, М. Мюллср-Штоль, Б. Беккер, Е. Холльш-
тейн и другие — сформировали исследовательскую группу, работавшую
в течение многих лет при Лесоботаннческом Институте Мюнхенского
Университета.
Круг исследовательских интересов этой группы ученых был весьма
разнообразен. Разрабатывались как общие, так и частные вопросы мето-
дики дендроанализа; обсуждались основные принципы перекрестного
датирования и построения локальных и сводных дендрохронологических
шкал применительно к условиям Центральной Европы; велось создание
автоматических приборов для замеров толщин годичных колец и синхро-
низации кривых их роста; шла выработка первых компьютерных про-
грамм. Основными областями, где были сосредоточены интересы ученых
этой группы, являлись: физиология высших растений, проблемы лесо-
водства, вопросы климатологии и истории климата. Для успешного их
решения было необходимо, с одной стороны, массовое исследование при-
ростов различных древесных пород — сосны, ели, пихты, дуба, бука,
ольхи и т. и. — в различных климатических районах Центральной Евро-
пы, ас другой, — проводилась проверка полученных результатов на
материалах прошлых эпох. Последнее обстоятельство и вызвало необхо-
димость включения в круг изучаемых материалов древесины из археоло-
гических слоев и средневековых построек. Объектом изыскания стали
образцы дерева из сооружений, датированных от эпохи неолита и брон-
зового века вплоть до позднего средневековья.
В послевоенные годы группы дендрохронологов, правда, уже не столь
многочисленные как мюнхенская, возникают и в других европейских
странах — в Швеции, Норвегии, Англии и Северной Ирландии. Они
связаны, прежде всего с именами английских исследователей Д. Шоува
и У. Лоутера и скандинавов А. Хега, Т. Рудена, А. Ординга. Эти работы
также более или менее подробно освещались в советской литературе и
потому я не вижу особой необходимости в повторении их характеристик.
К концу этого этапа относятся и первые дендрохронологические исследо-
вания в странах Восточной Европы.
В начале 60-х годов наблюдается активизация в области дендрохро-
нологических исследований. Бурное развитие вычислительной техники
намного ускорило процесс аналитических и исследовательских работ. Это
привело, с одной стороны, к целенаправленным поискам новых матери-
алов и освоению новых районов, что способствовало установлению более
тесных контактов между учеными разных стран, а с другой — значитель-
но расширило саму сферу применения метода и привлекло к нему внима-
ние представителей отраслей знаний весьма далеких от естественных наук.
Дендрохронология шагнула за пределы Американского и Европейского
континентов. На этом — третьем и уже современном периоде развития
дендрохронологической пауки, особенно на территории Европы, мы и
остановимся более подробно.
Ученые, работающие в Аризонской лаборатории или же сотрудни-
чающие с пей, продолжили серию исследований древесных пород Нового
Света и составление долговременных дендрошкал. Пожалуй, самым
крупным успехом этой программы стало создание наиболее протяжен-
ной непрерывной шкалы, построенной на базе сосны остистой (Pinus
aristata), произраставшей в Белых горах Калифорнии. Наиболее ран-
нее кольцо этой шкалы датировалось 6700 г. до н. э.; иначе говоря,
опубликованная в 1984 г. группой дендрологов шкала имела протя-
женность, равную 8681 году (Pilcher J., Baillie М., Schmidl В.,
Becker В. 1984).
Использование компьютерной техники позволило осуществить кор-
реляцию этой шкалы с иными, созданными в предшествующее время
для других регионов США, расположенных за сотни километров от за-
поведника Иньон — места произрастания остистой сосны. Следователь-
но, удалось значительно расширить территорию — до побережья Тихого
океана, Арктической зоны и юго-запада Канады, где оказалось возмож-
ным проведение взаимосвязанных дендрохронологических и дендрокли-
матических исследований, теория и методика которых успешно развива-
лась американскими учеными в предшествующее время (Shulman Е.
1956; Fritts Н. 1966; 1976).
Одним из наиболее существенных направлений в исследованиях аме-
риканских ученых, без сомнения, является использование данных го-
дичных колец для определения точности радиоуглеродного датирования
или же т. н. дендрокалибровка радиоуглеродных дат (Ferguson С. 1968).
Сравнительная бедность материалов, происходящих из значительных,
узловых для понимания истории археологических памятников на аме-
риканском континенте заставляла ученых США обращаться к археоло-
гическим древностям Старого Света и — прежде всего — к богатей-
шим из них, сосредоточенным на Ближнем Востоке, в Анатолии и на
Балканах (Bannister В. 1970; Kuniholm Р. 1975; Kuniholm Р.,
Striker С. 1987). Определенным шагом для активизации международ-
ного сотрудничества явилось создание в 1974 году на базе Аризонской
лаборатории «Международного дендрохронологического общества» (Тгес-
ring society), которому принадлежат два печатных органа — «Бюлле-
тень годичных колец» (Tree-ring Bulletin), хорошо известный еще с
конца 30-х годов, и более поздний — «News letter». Кроме того, тогда
же был организован т. н. Международный Банк годичных колец (Data
Bank). Цель последней акции преследовала координацию работ денд-
рохронологов разных стран и снабжение всех вкладчиков необходимы-
ми для них материалами (International Workshopc on Dendrochronology
Laboratory of Trec-ring Research. Arisona, Tucson, 1974).
Современные зарубежные исследования по дендрохронологии
За последние три десятилетия, как уже говорилось, наряду с северо-
американскими центрами существенно активизировались работы в за-
падноевропейских дендрохронологических лабораториях. Лидером здесь
по-прежнему остаются германские исследовательские группы. Однако
после кончины Б. Хубера в 1969 г. центр дендрохронологических иссле-
дований переместился из Мюнхена в северные земли страны. Работа
немецких ученых-дендрохронологов протекала в достаточно тесном кон-
такте друг с другом, но вместе с тем каждая из таких групп имела свои
специфические интересы и проводила исследования в различных геогра-
фических районах.
Наиболее многочисленной являлась группа Лаборатории дендрохроно-
логии Института биологии леса в Гамбурге (И. Баух, Д. Экпггейн, В. Лизе
и др.), где основное внимание концентрировалось на развитии техники
датирования и создании компьютерных программ типа достаточно ныне
известных CATRAS или CROS. Много сил было направлено на построение
локальных и региональных дендрошкал по дубу для северозападных райо-
нов Германии и стран побережья Северного моря — Дании, Нидерландов
и Бельгии (Bauch I. 1978; Eckstein D. 1978). Значительное место в дея-
тельности гамбургской группы занимает реконструкция климатических
условий прошлых исторических периодов (Eckslein D. 1972).
В Штутгарте в Лаборатории дендрохронологии Ботанического Инсти-
тута Хоснхаймского Университета дендрохронологические исследования
возглавлял ученик Б. Хубера Б. Беккер. Его интересы были весьма ши-
роки, но концентрировались главным образом на создании стандартизи-
рованных шкал разных древесных пород для всего постледникового пе-
риода и их взаимосвязи с геоморфологическими процессами, в частнос-
ти, с историей южногерманских речных систем (Becker В. 1978). Для
Средней Европы в Хоенхаймской лаборатории создана на базе дуба це-
лая сеть дендрошкал протяженностью в 5948 лет, начиная с 3968 года
до н. э. Другие породы дерева ташке использовались для формирования
дендрошкал, но уже значительно более коротких: по ели — с 820 года,
по пихте — с 1250 года (Всскег В. 1983). Тот же Б. Беккер в содруже-
стве с А. Делорме из Геттингенского Университета составил шкалу по
дубу, для которой использовал стволы из голоценовых отложений в доли-
нах Рейна, Майна, Везера и Верхнего Дуная и связал ее с центральноев-
ропейской шкалой Б. Хубера. Ранняя граница последней достигает
4057'года до н. э. (Becker В., Delorme А. 1978). Позднее она была удли-
йена до 7237 г. до н. э. и общая ее протяженность составила 9224 года
(Becker В., Schmidt В. 1990).
В лаборатории музея г. Трира Е. Холльштейну удалось построить 2500-
летнюю хронологическую шкалу по дубу, вполне приложимую к обшир-
ной зоне, охватывающей бассейн Рейна, включая западную часть Герма-
нии, восточную Францию, Люксембург и Швейцарию. Особенно интере-
сен подход Е. Холльштейна к изучению дерева археологических и исто-
рических построек, базирующийся на самом тщательном комплексном
исследовании использованных в древности бревен. При таком изучении
зачастую можно извлечь самую разнообразную информацию о роли дре-
весины в доисторическое и историческое время, о технологии ее обработ-
ки и заготовке строительного дерева в отдаленном прошлом
(Hollstein Е. 1978).
Большое внимание в работах немецких ученых уделяется дереву из
археологических памятников и исторических построек самого широкого
хронологического диапазона — от неолита до позднего средневековья.
Именно эти образцы дерева помогают заполнить хронологические лаку-
ны и связать между собой «плавающие» шкалы, получившие с помощью
радиоуглеродных анализов более или менее точные «абсолютные привяз-
ки». Именно таким способом совместными работами дендрохронологов
Германии и Швейцарии создавалась хронология по дубу в рамках 7800—
800 гг. до н. э., но с определенными перерывами продолженная вплоть
до нашего времени (Becker В. 1983). На базе этой шкалы проводят
датировки археологических построек поселений неолита и бронзового
века, дерева из памятников римского времени, а также культур кельт-
ского и древнегерманского круга, вплоть до позднего средневековья (дос-
ки гробов, сваи и балки мостов, столбы оград, бревна облицовки колод-
цев и цистерн и т. п.). Особо интересные результаты получены группой
Гамбургской лаборатории, изучавшей образцы деревянных построек из
раннесредневековых поселений и укреплений на территории земли Шле-
звиг-Гольштейн (Eckstein D. 1978). Им же принадлежит приоритет в
дендрохронологическом исследовании произведений искусства (доски
картин и деревянная скульптура — Eckstein D, Bauch I. 1974).
Германский дендрохронолог М. Яриг с конца 60-х годов (Институт
древней истории и археологии в Берлине) работал над проблемой пер-
спектив дендрохронологического анализа применительно к дереву архео-
логических и исторических сооружений (Jahrig М. 1975). Им была со-
брана большая коллекция дерева археологических и архитектурных по-
строек, относящихся к самым разным историческим периодам — от ран-
него средневековья до XVI—XVII вв. Сюда входили многочисленные об-
разцы дерева из раскопок раннеславянских поселений VII—XII вв. в
Лютенбурге, Ворберге, Торнове, Юсенау, Мекленбурге, а также дерево
балок из укреплений в Гюстрове, Хемницере и др.
На основе изученных материалов им созданы отдельные «плавающие»
шкалы. Одна из них — почти полутысячелетняя хронология для Бран-
денбурга и центральных районов страны — покрывает период от середи-
ны V до середины X века. Абсолютная шкала, составленная по современ-
ным дубам и древесине из исторических построек доведена от современ-
ности до 1424 года (Eckstein D, Baillie М., Egger Н. 1984, р. 45). Суще-
ствует реальная возможность соединить ее с более древними «плавающи-
ми» шкалами, тем более, что проведенные исследования привели М. Ярига
к заключению, что хронология по дубу для юго-западной Германии при-
менима и на территории восточногерманских земель (Jahrig М. 1975).
Важные центры дендрохронологических исследований находятся в
Англии и Ирландии. При этом важно заметить, что для успешного при-
менения методов дендрохронологии климатические условия на Британ-
ских островах не вполне благоприятны. Здесь при доминирующем теп-
лом и влажном влиянии Атлантики, выравнивающем климатические пере-
пады, существенное воздействие могут оказывать сильные воздушные
потоки с материка. Кроме того, на относительно небольшой площади
этих островов отмечено значительное количество своеобразных по эколо-
гическим условиям микрорайонов, что создает дополнительные затрудне-
ния для перекрестных датировок и сопоставления различных шкал.
Основные исследования сосредоточены в двух Университетах: Лабо-
ратория археологии и истории искусства в Оксфорде (Д. Флетчер) и
Палеоэкологическая лаборатория Королевского Университета в Белфас-
те (М. Бейли). В работах английских дендрохронологов обращают на
себя внимание следующие направления: создание локальных и регио-
нальных шкал по дубу и выявление возможностей их сопряжений. Так,
Д. Флетчер построил восемь взаимоперекрывающихся шкал, общая про-
тяженность которых охватывает более тысячелетия — с 514 по 1609 год.
Они оказались пригодны для работы с деревом от Йорка до южного
побережья Англии и Фландрии — уже на континентальном берегу Ла-
Манша (Fletcher J. 1977; 1978).
М. Бейли в содружестве с немецкими исследователями произвел кор-
ректировку североирландской шкалы по дубу, построенной по данным
ископаемых дубов, разнообразных бревен из археологических и истори-
ческих построек, а также современных деревьев. С некоторыми переры-
вами шкала охватила период от современности вплоть до 5289 года до н. э.
(Pilchner J., Baillie М., Schmidt В., Becker В. 1984), а через английские
дендрошкалы она сопрягается с северогерманскими и южногерманскими
хронологиями по дубу.
Продолжается здесь и направление, которое еще в 50-е гг. активно
развивал Д. Шоув (Shove D. 1955; Shove D., Lowther A. 1957), ставя-
щее целью реконструкцию климатических условий прошлого.
Естественно, что очень большое место в работах британских ученых
занимает археологическая и историческая древесина, обнаруженная в
памятниках эпохи раннего железного века (к примеру, Нэвэн и Дорси в
Северной Ирландии), римского и англо-сакеонского периодов, а также
позднесредневековых построек, вскрытых во время раскопок Дублина,
Вестминстера, Лондона (Barefott A., Hally W., Huges J. 1978; Morgan R.,
Schofield I. 1978; а также некоторые другие работы). Весьма интересны
наблюдения английских исследователей и при изучении древесины древ-
них и средневековых кораблей (Baillie М. 1978; Me Grail S. 1978). В
Оксфордской лаборатории очень активно ведется датировка досок кар-
тин XV—XVI веков (Fletcher J. 1978).
В странах Северной Европы традиции дендрохронологических иссле-
дований восходят еще к предвоенным годам. В 40-с и 50-е гг. особенно
активно развивалась методика построения дендрошкал и стандартизация
данных дендроанализа (Колчин Б. А. 1965, с. 47).
В Швеции известны два научных центра: Лаборатория при Лундском
Университете (Т. Бартолин) и Дендрохронологическая лаборатория в
Троллхатене (А. Братен). Их сотрудники опубликовали две абсолютные
дендрошкалы. Первая их них построена на базе сосны для северных
районов страны и охватывает период с 436 года вплоть до наших дней;
вторая — для южной Швеции по материалам дуба — с 578 г. до совре-
менности (Eckstein D., Baillie М., Egger Н. 1984, р. 46). Кроме того,
имеются «плавающие» локальные дендрошкалы, созданные на материа-
лах образцов археологического дуба из свайных поселений южной Шве-
ции. Данные погодичных приростов используются для реконструкции кли-
матических условий средневековья (Beaten А. 1978), а ташке для воссо-
здания картины природных ландшафтов некоторых районов страны в
период 1000—1200 гг. (Bartholin Т. 1978).
В Финляндии дендрохронологические исследования, начатые в 40—
50-е гг. работами М. Миколы. Г. Сирена, И. Хустича, продолжаются и в
настоящее время. В Университете Йонсуу П. Зеттерберг плодотворно
работает в области создания региональных шкал по сосне. Его дендрошкапы
для восточной и южной Финляндии и северной Карелии охватывают
период с 1202 года до наших дней. Есть все основания соединить их е
«плавающей» хронологией дерева из торфяников и продлить их таким
образом до начала нашей эры. П. Зеттерберг, изучая приросты сосны на
широком историческом отрезке времени, пришел к выводу, что имеется
период замедления приростов, приходящийся на XIII—XIV века, связан-
ный безусловно с климатическими условиями того времени. Большое
внимание уделяется изучению образцов из деревянных архитектурных
объектов (Zetterberg Р. 1988; 1988-а; 1992).
Дендрохронологические исследования на территории стран Централь-
ной и Восточной Европы проводятся в научных центрах Чехии и Поль-
ши. Польские ученые обратились к проблеме датирования по годичным
кольцам еще в 30-е годы в связи с археологическими раскопками на
Бискупинском поселении, давшими образцы древнего дерева. Несколько
спилов были посланы для специального исследования шведским ученым
Еве и Жирардуде Геер (de Geer Е. 1935). В послевоенное время и осо-
бенно в 50—70-е годы здесь начинается систематическое исследование
древесины различных пород — ели, сосны, пихты, лиственницы, дуба,
платана, коллекции которых подбирались из разных мест произрастания
деревьев (К. Ермих, Е. Фелисик, 3. Беднарц). Целью этих исследований
стало извлечение информации о влиянии на годичный прирост по диа-
метру и высоте различных климатических факторов, о зависимости роста
годичных колец от циклов появления солнечных пятен и т. д.
Основным районом этих исследований явилась область Польских Татр.
Полученные данные сравнивались с результатами аналогичных работ в
других высокогорных районах Европы — в Баварских Альпах, Вогезах,
Восточных Карпатах. Так, на основе анализов прироста сосны и ели в
Татрах была реконструирована природная обстановка в этом районе в
1810—1910 г. при полном отсутствии метеоданных для указанного ре-
гиона. Сравнение средних кривых по ели и сосне е кривыми тех же
пород, полученными М. Мюллер-Штоль для района Бескид, позволило
установить большое сходство между ними в изменении приростов
(Felisik Е. 1972).
3. Беднарц, обращая внимание на по годичные приросты древесины
каменной сосны в том же районе Польских Татр, в Альпах и Восточных
Карпатах пришел к заключению о сходстве ритмов замеченного прироста
у деревьев в этой обширной зоне, что подтверждает мнение Б. Хубера о
возможности создания общей среднеевропейской хронологии на базе кри-
вых роста деревьев из высокогорных районов (Bednarz Z. 1975).
Изучение археологического дерева ведется также в Институте исто-
рии материальной культуры Польской Академии Наук в Варшаве. В
60-е гг. проводились работы с деревом построек из раскопок средневеко-
вого центра X—XII вв. — Ополья (М. Домбровски и К. Цюк). Для
абсолютных привязок кривых роста польскими учеными использовалась
новгородская дендрохронологическая шкала (Колчин Б. А., Черных Н. Б.
1977, с. 24—25). Почти одновременно изучались возможности для
датирования дерева из раскопок на т. н. «Овощном рынке» в Щецине, к
сожалению, оказавшегося для этих целей непригодным (Molsky В. 1965).
В Чехии также ведутся работы по изучению современной древесины
для решения целого комплекса климатологических, лесоводческих, лесо-
устроительных и экологических проблем (Б. Випш). В Болгарии же от-
дельные работы в области дендрохронологии, начатые в 60-е гг., не при-
вели к дальнейшему развитию и использованию этого метода.
В рамках настоящего обзора некоторое место следует уделить сравни-
тельно новому направлению интересующих нас исследований, ба-
зирующихся на материалах из областей южной Европы и Западной Азии.
В странах Южной Европы, как бы преодолевая заблуждения о невоз-
можности дендрохронологических исследований в зоне, примыкающей к
Средиземному морю, создаются лаборатории, где проводятся работы по
изучению древесины различных местных пород. Основное направление
этих работ — создание дендрохронологических шкал, служащих в основ-
ном для климатологических интерпретаций. К таковым относятся, на-
пример, труды Л. Лебуте, Ф. Серре-Буше и X. Польже во Франции, где
созданы уже стандартизированные, но относительно короткие шкалы по
дубу, охватившие хронологический отрезок с 1273 г. до наших дней, по
пихте — с 1653 по 1975 гг., по лиственнице — с 933 по 1974 гг., а
также сосне — е 1741 по 1973 гг. (Serre-Buchet F. 1986; Tesser L. 1986).
Группы дендрохронологических исследований созданы также в Ита-
лии (Рим и Верона). И здесь во главу угла ставится создание
дендрохронологических шкал для разных пород дерева. Например, уже
существуют шкалы по пихте (1334—1561 гг. и 1539—1972 гг.) и ели
(1530—1700 гг.). В них использованы не только материалы современ-
ных деревьев, но и бревна старых построек (Bebber A., Corona Е. 1986).
В 1984 году началась реализация проекта совместных работ испан-
ских и немецких организаций по изучению возможности дендрохроноло-
гических и дендроклиматологичееких исследований на Иберийском полу-
острове. Первым шагом стало изучение 129 стволов сосны из лесов цент-
ральной части Испании. Сравнение двух дендрошкал протяженностью в
триста и четыреста лег показало, что биологические и климатические
условия здесь благоприятны для дендрохронологических исследований.
Проведены также работы по изучению древесины ряда исторических
построек. Так, взаимное перекрытие двух дендрошкал, созданных по
деревянным образцам из построек XVI века (село Аларкон и замок Нора
де Рубейос), привело к составлению 472-летней относительной «плаваю-
щей» дендрошкалы. Нет сомнения, что возникают вполне реальные воз-
можности связать ее с хронологией, построенной на базе современных
«живых» деревьев, а также продлить вплоть до XI в. Планируется созда-
ние дендрохронологических шкал для северных и южных районов Испа-
нии. Также делаются попытки разработки шкал по дубу (Richter К.,
Eckstein D., 1986).
Дендрохронологические изыскания коснулись также засушливых стран
Восточного Средиземноморья и Эгейского бассейна, в которых наиболее
активными оказались американские и западноевропейские группы иссле-
дователей. В 50-е гг. внимание американских дендрологов из Аризон-
ской лаборатории (Б. Баннистер) привлекли деревянные конструкции из
погребальных сооружений, обнаруженных при раскопках Гордиона —
столицы Фригийского царства. Была составлена «плавающая» шкала для
сирийского можжевельника, датированная затем по С14 концом XVI —
концом VII вв. до н. э. (Bannister В. 1970; Колчин Б. А., Битвинскас Т. Т.
1975, с. 85). Прочие работы в Турции протекали в основном по двум
руслам. Первое из них было направлено на построение абсолютных
дендрошкал для памятников, даты которых в основном укладывались в
рамки нашей эры. С этой целью собирали образцы дерева из лесов Цент-
ральной Анатолии, а также из деревянных конструкций средневековых
сельджукских мечегей. Крайними точками позднейшей из этих шкал яв-
лялись 1100 и 1975 годы. Кроме того, собирались образцы дерева из
построек византийского времени с Балкан, например, из храма ев. Со-
фии и церкви св. Ирины в Константинополе. На основе этих материалов
составлены «плавающие» шкалы, датируемые по С14 740 г. до н. э. —
593 г. и. э. (Kuniholm Р., Striker С. 1987).
Второе направление, развиваемое П. Кунихольмом, заключалось в
изучении древесины из памятников бронзового века. Первоначально ис-
следовались образцы дерева, полученные при раскопках поселения Ад-
жем-хюйюк (недалеко от Анкары), относящегося к эпохе поздней брон-
зы. Созданная по дубу дендрошкала датировалась по CI4 XVII—XXI вв.
до н. э. Другая «плавающая» шкала была построена по дереву из запад-
ноанатолийского поселения раннего бронзового века Демирчи-хюйюк и
датирована по радиоуглероду временем около 2730 г. до н. э. Изучение
годичных приростов дуба, обнаруженного на этих памятниках, а также
древесины более поздних эпох привело П. Кунихольма к выводу о том,
что перекрестное датирование правомочно в обширной зоне всей Малой
Азии и Балкан, простирающейся от Эрзерума на востоке, до Троадских гор
и Пинда на западе и окрестностей г. Сараево на севере (KuniliolmP. 1975).
Позднее учеными лаборатории дендрохронологии Эгеи и Ближнего
Востока при Корнуоллском Университете (Н. Кунихольм, С. Тартер и др.),
работающими в рамках Эгейского дендрохронологического проекта, была
создана сеть хронологий для всего названного региона. Самая протяжен-
ная из них составлена по хвойным и тянется от наших дней до рубежа
7—8 тысячелетий до и. э. Дальнейшие планы этой группы состоят в
распространении своих исследований в северном (Крым, Кавказ) и вос-
точном (Месопотамия) направлениях (Kuniholm Р. 1991; Kuniholm Р. J.,
Tarler S. L., Newton М. W., Griggs С. В. 1992).
В конце 60-х годов начались дендрохронологические исследования в
Израиле (Н. Лифшиц). Общеизвестно, что этот регион Ближнего Востока
характеризуется весьма сложными климатическими условиями и топогра-
фией, а также специфическими почвами и растительностью. В него входят
области от влажных субтропиков Восточного Средиземноморья до резко
засушливых и пустынных районов Синая. Здесь сильно осложняют работы
редкость многолетних по возрасту деревьев, а также малое число деревян-
ных конструкций из старых построек и — что особенно досадно — архео-
логической древесины. Несмотря на это на основе разных пород дере-
вьев — можжевельник, сосна, кедр, дуб и другие, образцы которых были
собраны в современных горных лесах или рощах — были созданы несколь-
ко дендрохронологических шкал для районов Северного, Центрального и
Южного Синая, Центрального и Южного Ирана, Южной Анатолии. Кро-
ме того, изучалось дерево из нескольких старых построек вроде мечетей
Эль-Агджа и Омар в Иерусалиме, что позволило создать «плавающие» шкалы
для XVII—XIX вв. Имеются также несколько «плавающих» хронологичес-
ких рядов и для археологической древесины из памятников XIX—XVII вв.
до н. э. и III—IV вв. н. э. На основе полученных данных о приросте дерева
разных пород, из различных районов Ближнего Востока Н. Лифшиц вос-
создала палеоклиматическую карту этого региона и высказала соображе-
ния об изменениях климата, которые имели здесь место на протяжении
последних пяти тысяч лег (Liphschitz N. 1986).
Заключая раздел о развитии дендрохронологических исследований в
ряде стран Западной Европы и США, следует еще раз подчеркнуть, что
тесная кооперация усилий на этом направлении работ (особенно в пос-
ледние два-три десятилетия), характерная для ученых различных групп,
позволила получить особенно впечатляющие результаты и наметить но-
вые направления в развитии науки о годичных кольцах. Ведь крупные
программы совместных изысканий дендрохронологов Англии, Северной
Ирландии и Германии (М. Бейли, Д. Флетчер, И. Баух, Д. Экштейн и др.)
привели к созданию взаимосвязанной системы региональных дендрошкал
по дубу, покрывающих ныне широкие пространства от Северной Ирлан-
дии до Южной Германии, Восточной Франции и Швейцарии. Тесное
сотрудничество дендрохронологов Германии и Швейцарии (Б. Беккер,
Д. Шмидт, А. Бракер, X. Эггер, Ф. Швайнгрубер) привело к созданию
«плавающих» шкал, с последующей их абсолютизацией по С14. Такие
шкалы опускаются в глубокую древность вплоть до VI тыс. до н. э., и это
создает, без сомнения, заманчивые перспективы для несравненно более
надежного датирования значительного ряда памятников неолита и брон-
зового века не только в Западной и Центральной Европе, но и в иных
регионах вроде Подунавья и Балкан, Малой Азии и Переднего Востока.
Заметим также, что все труды в области дендрохронологии, какой бы
спецификой не отличались те цели, которые ставили перед собой ученые
различных групп, активно способствовали пересмотру некоторых ранее
сформулированных положений. Прежде всего, это отразилось на отказе
от устойчивого заблуждения о непригодности дендрохронологического
метода для отдельных климатических зон и древесных пород. Дендрохро-
нология шагнула далеко за пределы областей е умерено-континенталь-
ным климатом в зоны влажного морского климата, даже в субтропики и
резко засушливые области Восточного Средиземноморья.
С начала 80-х годов начинаются дендрохронологические работы в
Японии (Т. Митсутани, М. Танака). Объектом изучения наряду с живой
древесиной здесь стали деревянные поделки из археологических раско-
пок, архитектурные памятники, деревянные буддийские статуи. Сейчас
нам известны несколько абсолютных и «плавающих» хронологий, по-
строенных для разных местных древесных пород: сосны, кедра, кипариса
и 1'. д. Сводная хронология по кипарису тянется от современности до
317 г. до н. э. (Mitsutani Т., Tanaka М. 1990).
В последние годы проводится серия дендрохронологических изыска-
ний в Монголии с целью получения сведений о долговременных измене-
ниях экологических условий, влияющих на состояние лесных и сельско-
хозяйственных ресурсов страны (Битвинскас Т., Бальчюнас В., Кайрай-
тис И., Гира Е., Шагдарсцерен Г. 1987). В печати появляются данные о
попытках проведения дендрохронологических исследований в Новой Зе-
ландии, в частности, по изучению дерева из археологических раскопок в
Окленде (Bell V. and R. 1958).
Особое значение имел, пожалуй, также синтез результатов дендро-
хронологии и метода радиоуглеродного датирования. Корректировка
датировок по изотопу Сн привела к существенным изменениям в хроно-
логической позиции множества культур медного и бронзового веков, преж-
де всего, для V—III тыс. до н. э.
Дендрохронологические и деидроклиматологические
исследования в России и Советском Союзе
В настоящем разделе мы кратко коснемся истории разработок в доре-
волюционной России и в СССР некоторых общих проблем, связанных с
дендрохронологией и дендроклиматологией.
Уже в середине прошлого столетия рядом российских ученых прово-
дились наблюдения над погодичным приростом древесины, а результаты
наблюдений сопоставлялись и увязывались с окружающими природными
условиями и, в первую очередь, климатическими (Бадемар де В. 1850;
Бекетов А. Н. 1868). Первым среди исследователей, научно обосновав-
шим свои выводы по исследованиям погодичных приростов белой ака-
ции, стал профессор Одесского Университета Н. Ф. Шведов. Его статья
в «Метеорологическом вестнике» за 1892 г. прямо указывала, что дан-
ные, полученные по приростам, чрезвычайно важны для изучения дина-
мики климатических процессов. Им предлагалась «дендрометрическая
метода исследования осадочной деятельности атмосферы» (Шведов Н. Ф.
1892, с. 64). В дальнейшем эта «метода» была надолго забыта, хотя ряд
ученых-естественников и продолжал позднее работы в данной области,
как например, А. П. Тольский в 1904—1913 гг. (Тольский А. П. 1936).
Эти исследования продолжались и в послереволюционное время. В
предвоенное десятилетие была опубликована целая серия работ с форму-
лировками теоретических и методологических основ дендрохронологии
(Тольский А. П. 1936; Костин С. И. 1940 и др. работы). Однако актив-
ный интерес эти проблемы вызвали лишь в 50—60-е годы. Тогда ученые-
естественники самых разных специальностей, преодолевая известный и в
какой-то мере традиционный для отечественной науки скептицизм, обра-
тились к дендрохронологическому методу.
В это время разрабатываются и широко обсуждаются методические
аспекты дендроанализа — от практики сбора образцов и отбора моделей
для исследований до применения тех или иных методик обработки дан-
ных годичных колец (см., например, работы: Рудаков В. Е. 1952; Дмит-
риева Е. В. 1959; Вихров В. Е., Колчин Б. А. 1962; Шиятов С. Г. 1963;
Битвинскас Т. Т. 1965; Ловелиус И. В. 1966; Комин Г. Е. 1968; и др.).
Начинают разрабатываться темы, имеющие как сугубо практическое зна-
чение — например, лесоводство и лесоустройство, — так и выходящие
на проблемы экологии и прогнозирования природных процессов.
Отражением возросшего в научных кругах интереса к дендрохроноло-
гии стало Первое Всесоюзное Совещание по вопросам дендрохронологии
и дендроклиматологии, проведенное в июне 1968 года в г. Вильнюсе. На
нем с докладами по самым разнообразным вопросам, связанным с приме-
нением дендрохронологического анализа, выступили ученые, представ-
лявшие многие регионы страны — от Прибалтики до Забайкалья и от
Архангельска до Средней Азии и Закавказья (см. «Материалы Всесоюз-
ного Совещания — научной конференции по вопросам дендрохроноло-
гии и дендроклиматологии». Вильнюс, 1968). В резолюции Совещания
отмечалось, что наблюдающееся развитие подобных исследований в СССР
тем не менее все еще не полностью соответствует задачам и возможнос-
тям направления (Битвинскас Т. Т. 1974, с. 21).
В 70—80-е гг. наблюдается качественный сдвиг в организации работ
данной отрасли науки. Центром, координирующим работы в области
дендрохронологии и дендроклиматологии, становится комиссия при На-
учном Совете АН СССР по проблеме «Биологические основы рациональ-
ного использования, преобразования и охраны растительного мира». Ве-
дущую роль в координации работ берет на себя Каунасская Дсндрокли-
матохронологическая лаборатория Института Ботаники АН Литов-
ской ССР, возглавляемая Т. Т. Битвиискасом. В 1978 г. при Лаборато-
рии был создан Дендрохронологический Банк Советского Союза, основ-
ные функции которого заключались в сохранении дендрохронологических
данных от потерь, в доступности дендрохронологической информации
для исследователей любого профиля, в обмене дендрохронологическими
материалами с другими странами и Международным Банком дендрохро-
нологических данных. К началу 1989 года в Банк было уже заложено 584
дендрошкалы; из них 75 были составлены на базе годичных колец архео-
логической древесины, а 24 шкалы — по данным дерева из различных
исторических памятников (Стравинскене В. П. 1989, с. 5—6). В Каунасе
начинают регулярно публиковаться серийные выпуски: «Дендрохроноло-
гические шкалы Советского Союза» и «Временные и пространственные
изменения климата и годичные кольца деревьев», а также библиографи-
ческие справочники по дендрохронологии и дендроклиматологии (Ситни-
кайтс А. 1978).
Каунасская лаборатория выступает инициатором созыва совещаний и
симпозиумов по вопросам дендрохронологии и дендроклиматологии. Че-
рез четыре года после Первого Всесоюзного Совещания в Каунасе состо-
ялось второе, на котором были подведены итоги работ и даны оценки
первым опытам построения «сверхдолгосрочных» дендрохронологических
шкал (см. сборник: Дендроклиматохронология и радиоуглерод 1972);
подобные же совещания проводились и в последующие годы (Ленинград,
Иркутск, Свердловск).
Исследования советских дендрохронологов охватывают весьма широ-
кий круг вопросов, но может быть, основной задачей в этом круге явля-
ется получение данных погодичного прироста у различных древесных
пород из самых разнообразных в экологическом отношении регионов.
Растительность равнинной и горной таежной зоны изучается в Архан-
гельском лесотехническом институте (Тарасов А. И., Гортинский Г. П.
1969) и Ботаническом институте им. Комарова в Ленинграде (Ловели-
ус Н. В. 1966; 1972). Район Северного и Среднего Урала, а также За-
падной Сибири исследуется С. Г. Шиятовым в Инегитуте экологии расте-
ний и животных Уральского филиала РАН в Екатеринбурге [Свердлов-
ске] (Шиятов С. Г. 1963; 1972; 1973; 1975; 1980). Институт ботаники
АН Литвы в Вильнюсе всдег работы по изучению различных пород дере-
ва — дуба, ели, сосны, лиственницы, ольхи — из различных по своим
географическим особенностям районов Прибалтики. В Львовском
Лесотехническом Институте ведутся исследования стланиковых пород,
произрастающих близ верхней границы леса в Карпатах (В. Г. Коле-
щук). Растительность зоны широколиственных лесов лесостепи изучает-
ся в Воронежском Лесотехническом институте. В Средней Азии К. Д. Му-
хамедшин работал с различными видами арчи из высокогорий Тянь-Шаня,
а Э. Д. Лобжанидзе в Тбилисском Институте леса изучал прирост дуба,
бука и сосны в лесах высокогорных районов Кавказского хребта.
Одной из наиболее важных тем, привлекающих ныне особое внима-
ние советских ученых-дендроклиматологов, является построение т. н.
дендроклиматических профилей, простирающихся в широтном — по се-
верной границе леса — ив долготном направлениях. Подобный метод
позволяет выявлять закономерности годичных приростов лесных масси-
вов в конкретных районах и решать вопрос об узколокальном или же
широкопространственном распространении установленной по отдельным
дендрошкалам ритмики прироста древесины. Имеется также возможность
выявлять повторяемость экстремальных значений прироста и связанных
с ними климатических явлений; на основе такого рода наблюдений мож-
но даже судить о влиянии на растительность не только климатических,
но и антропогенных и даже же космических факторов. При этом удается
фиксировать воздействия, имеющие как глобальные, так и узко локаль-
ные последствия (Битвинскас Т. Т. 1978). В настоящее время долготные
профили проложены по линиям Мурманск — Литва — Карпаты, а так-
же вдоль Урала; широтный же профиль пересекает территорию от Лит-
вы до Дальнего Востока (Битвинскас Т. Т. 1978-а).
Общий комплекс разрабатываемого направления дополняется кроме
того еще двумя важными темами: 1) построение сверхдолгосрочных денд-
рохронологических шкал и 2) изучение концентраций изотопа С14 в го-
дичных кольцах древесины (ее официальное название: «Астрофизичес-
кие и геофизические явления и радиоуглерод», руководитель Г. Е. Ка-
чаров). При исследовании последней проблемы очень важное значение
имеет анализ годичных колец с образцов археологической древесины (Кол-
чин Б. А., Битвинскас Т. Т., Черных Н. Б., Карпавичюс И. А. 1984).
Многие тысячи изученных деревьев легли в основу большого числа
многовековых дендрошкал для самых разнообразных регионов нашей
страны. В каунасской лаборатории к началу 90-х годов было составлено
уже свыше 250 локальных дендрошкал по хвойным (сосне, ели, листвен-
нице) и дубу, охватывающих период в несколько сотен лет (Стравинске-
не В. П. 1989). Особое место в работах последнего десятилетия занимает
построение серхдолгосрочных шкал, в процессе чего применяется целый
комплекс аналитических методов (дендрохронология в сочетании с ра-
диоуглеродным, пыльцевым и геоботаническим анализами древесины и
торфа), позволяющих более полно отвечать на некоторые вопросы па-
леоэкологии (Битвинскас Т. Т. 1978-6). Основным материалом при этих
изысканиях служат ископаемые остатки стволов дуба, сохраняющиеся в
торфяниках и песчано-гравийных аллювиальных отложениях. Изучались
стволы и пни из двух торфяников — Аукштасис Тирас и Ужпелкю Тире-
лис в Литве, а также из береговых отложений р. Нерис близ г. Сморгонь.
Протяженность построенной шкалы уже сегодня достигла 2200 лет (Бит-
винскас Т. Т. 1978-в), однако вполне реальна перспектива создания ден-
дрошкап, способных охватить период до шести и даже восьми тысяч лет.
С. Г. Шиятов вместе со своими сотрудниками из свердловской лабо-
ратории создали шкалы для трех пород хвойных, произрастающих вбли-
зи полярной границы лесов. Они составлены благодаря перекрестному
сопоставлению кривых роста современной древесины с хронологически-
ми шкалами дерева из археологических раскопок средневековой Манга-
зеи — города в низовьях р. Таз. Шкала по лиственнице включает период
с 1103 по 1969 г., по ели — с 1245 по 1969 г. и по кедру — с 1273 по
1969 г. (Шиятов С. Г. 1975, с. 47).
Даже проведенный здесь сравнительно краткий обзор проблем, разра-
батываемых советскими учеными-дендрологами, показывает как широту
их охвата, так и значительность формулируемых ими решений. Поэтому
вполне закономерны и интерес, который проявляют к советским публи-
кациям зарубежные специалисты, и их высокая оценка проведенных изыс-
каний (Shove D. 1964 и др).
Дендрохронология на службе археологии
Первые работы с археологическим деревом в нашей стране начались
на исходе 50-х годов. В лаборатории археологической технологии Ле-
нинградского отделения ИА АН СССР И. М. Замоторин провел серию
анализов бревен, полученных при раскопках Больших Пазырыкских кур-
ганов на Алтае. С бревен пяти курганов Пазырыкской группы были сде-
ланы 50 спилов (Замоторин И. М. 1959; 1963). Хотя пазырыкская кол-
лекция археологического дерева и была своеобразной «родоначальницей»
дендрохронологических изысканий в лабораториях СССР, очень скоро
центр этих исследований переместился в лабораторию Института архео-
логии АН СССР в Москву. Именно здесь развернулись наиболее мас-
штабные и систематические работы по анализу древесины из многих древ-
нерусских средневековых городов с обширных восточноевропейских про-
странств. Инициатором и организатором этого направления работ стад
Б. А. Колчин. Летом 1959 года в Новгороде была собрана первая коллек-
ция спилов дерева с древних построек, вскрытых на Неревском раскопе.
За истекшее время деятельность московской лаборатории прошла не-
сколько этапов, характеризовавшихся постановкой и разрешением раз-
личных задач.
Так, исследования 1959—60 гг. явились по существу первой или же
подготовительной ступенью, когда формировались исходные коллекции
дерева для лабораторных исследований и вырабатывались достаточно
эффективные при работе с археологическими образцами методические
приемы анализа. Перед сотрудниками встала задача — на базе опыта
зарубежных лабораторий, а также только что начавшихся в Ленингра-
де дендрохронологических исследований, отработать методические ус-
тановки для полного цикла аналитических работ: от отбора проб в поле-
вых условиях вплоть до методов синхронизации и перекрестного
датирования.
В результате этих поисков было признано, что полнее всего этим за-
дачам отвечает методика, предложенная в свое время Б. Хубером (Hu-
ber В., Holdheide W. 1942). Она и была применена при обработке мате-
риалов дерева из Неревского раскопа, причем результаты датирования
весьма обнадеживали. Исследования протекали весьма энергично, и уже
в 1960 г. под руководством Б. А. Колчина была завершена серия много-
численных анализов дерева трех древних улиц Новгорода — Великой,
Холопьей и Кузьмодсмьянской (Вихров В. Е., Колчин Б. А. 1962; Кол-
чин Б. А. 1963). В результате исследователям удалось наметить контуры
первой новгородской дендрошкалы, охватившей почти шесть столетий —
от 884 до 1462 г.
В 1961—62 гг. на первый план вышли вопросы отработки и коррек-
тировки этой абсолютной дендрохронологической шкалы, а также дати-
ровки отдельных построек из культурного слоя Новгорода (Колчин Б. А.
1963-а). Пожалуй, именно с этого времени определение возраста дере-
вянных построек по годичным кольцам твердо заняло важное место в
методах датирования множества памятников русского средневековья.
В последующие годы по мере расширения изучавшихся в лаборато-
рии новгородских коллекций дерева, собранных уже в иных районах
древнего города, стала очевидной необходимость создания новых
дендрохронологических шкал для различных частей Новгорода (ло-
кальных дендрошкал). Оказалось, что дерево из разных концов города
отличалось явной спецификой своих дендрологических характеристик,
и это вполне объяснимо с точки зрения использования строительной
древесины разных районов произрастания и, соответственно, источни-
ков его поступления. Поэтому вслед за Неревской шкалой появились
Суворовская, Кировская, Лубяницкая, Ильинская, и, наконец, Троиц-
кая (см. таблицу 1). Границы общей новгородской абсолютной шкалы
значительно раздвинулись во времени — от 800 до 1680 года (Кол-
чин Б. А. 1972).
Новгород и поныне остается поистине удивительным памятником, пред-
ставляющим уникальные возможности для дендрохронологических ис-
следований, благодаря насыщенности деревом культурных слоев, четко-
му стратиграфическому положению и комплексности отдельных деревян-
ных деталей. К настоящему времени изученная новгородская коллекция
представляется, но всей вероятности, одной из крупнейших в мире: со-
брано 15653 п изучено 8063 образцов дерева, из которых для 5440 бре-
Таблица I. Локальные абсолютные дендрохронологические шкалы Новгорода.
Название раскопа	Годы раскопок	собрано образцов	Датировано: образцов построек		Абсолютная шкала (гг.)
Неревский	1959-62	2442	1560	160	884-1462
Ильинский	1962-66, 1974	1162	878	96	957-1436
Лубяницкий	1967	132	44	14	1027-1368
Славненский	1968	10			
Готский	1968-69	111			
Тихвинский	1969	380			
Михайловский	1970	624	454	27	929-1447
Кировский	1972-74	327	142	16	1036-1410
Людогощинский	1972	67			
Вал у ц. Петра и Павла	1972,1982	21	19	3	1196-1437
Троицкий	1973-93	8050	1766	130	800-1464
Нугный	1979-82	873	316	50	1020-1710
Дубошин	! 977—79	221	21	7	
Михаило- архангельскии	1990-91	405	146	28	
Федоровский	1991-93	345	62	14	
Ипатьевский	1992	54	23	4	
Лукинский	1993	65			
Кремлевский парк	1979	10	8	2	
Прочие объекты	1959-90	345			
Всего:		15653	5440	551	
вен определены абсолютные даты, а 551 постройка имеет строительные
даты.
В 1962—63 гг. опыт работы с археологическим деревом был перене-
сен на материалы другого древнерусского города — Белоозера на Шекс-
не (Черных Н. Б. 1965), открывшего счет восточноевропейским средне-
вековым памятникам. Уже первые работы с материалами древнерусских
городов показали, что основные принципы методики сохраняются, одна-
ко каждый отдельный случай требует для последних иногда достаточно
серьезных модификаций, ввиду очевидной специфики общей новгород-
ской дендрошкачы. Анализы деревянных образцов из каждого нового
памятника заставляли вести поиск некоторых новых приемов, которые
могли в той или иной мере усиливать эффект исследований (Черных Н. Б.
1972).
Наряду с изучением дерева из различных восточноевропейских па-
мятников в Московской лаборатории продолжалась разработка принци-
пов перекрестного датирования, а также выявления абсолютных реперов
для привязки дендрошкал. Если же подобные реперы внутри исследуемо-
го памятника отсутствовали, то возникала необходимость в применении
т. н. метода <-telcconneclion» или же использования шкал различных и
сравнительно удаленных друг от друга регионов. Возможность реализа-
ции этого метода обусловлена, конечно же, самим фактом принадлеж-
ности всего изучаемого дерева единой климатической зоне — подзоне
тайги и широколиственных лесов. Однако для большей уверенности в
предлагаемых заключениях была проделана работа по выяснению корре-
ляционных зависимостей между показателями Q (Битвинскас Т. Т. 1965).
Были рассчитаны показатели корреляции между парами синхронных гра-
фиков роста дерева из различных памятников изучаемой территории в
зависимости от расстояния между ними. Расчеты подтвердили возмож-
ность сопоставлений дендрошкач археологического дерева из относитель-
но удаленных памятников. (Черных Н. Б. 1972, с. 95—96; Колчин Б. А.,
Черных Н. Б. 1977, с. 102).
К началу 70-х годов в распоряжении Московской лаборатории нахо-
дились коллекции уже тринадцати средневековых памятников с террито-
рии Восточной Европы. Огромный изученный тогда материал позволил
поставить вопрос о создании абсолютной дендрохронологической шкалы
восточноевропейского дерева. Для этого необходимо было привлечь не
только все доступные внутренние абсолютные реперы (дерево из памят-
ников русской архитектуры), но, что особенно важно, связать ее со шка-
лами. составленными по живой древесине из тех же самых районов. Для
этого изучалось дерево из лесных массивов Новгородчины и смежных
областей. К примеру, из лесов южной Карелии для этих целей были
отобраны около 200 проб (Колчин Б. А., Черных Н. Б. 1977, с. 77).
Итоги более чем пятнадцатилетних работ были подведены в ранее уже
упоминавшейся книге Б. А. Колчина и автора настоящей работы, опуб-
ликованной в 1977 г.
Активные изыскания в Московской лаборатории продолжались и в
последующие годы. Основным материалом для исследования по-прежне-
му было дерево древнерусских городов. На сегодняшний день в архивах
лаборатории хранятся данные по 14551 образцу археологической древе-
сины. Абсолютные порубочные даты определены для 8576 бревен, а для
1262 построек получены даты строительства. Эти громадные серии по-
служили базой для создания локальных абсолютных дендрошкал и после-
довательностей годичных колец средневековых памятников. Тем самым
было завершено формирование общей восточноевропейской дендрохро-
нологической шкалы. Крайними точками этой генеральной схемы явля-
ются 612 и 1969 гг.
Методические и теоретические аспекты дендрохронологических ис-
следований занимали достаточное место в изысканиях Московской груп-
пы. Однако более подробно их обсуждение пройдет в последующих гла-
вах настоящей монографии. Здесь же следует очень кратко упомянуть те
проблемы, которые останутся за рамками данной книги: изучение дерева
архитектурных и художественных памятников. Лаборатории удалось по-
лучить образцы дерева более чем из 100 архитектурных построек XIV—
XX вв. В их списке культовые постройки, гражданские и оборонитель-
ные сооружения. Они разбросаны по огромной площади, охватившей
Карелию, Ленинградскую, Мурманскую, Архангельскую, Тверскую, Во-
логодскую и Рязанскую области (Колчин Б. А. 1965; Колчин Б. А., Чер-
ных Н. Б. 1977; Сергеева Н. Ф., Урьева А. Ф., Черных Н. Б. 1987; Серге-
ева Н. Ф., Шургин И. Н., Черных Н. Б., Урьева А. Ф. 1990; Урьева А. Ф.
1994). Определенное место уделяется и дендрохронологическому изуче-
нию досок древнерусских икон (Sergeyeva N. F., Shurginl.N.,
Chernih N. В., Uryeva A. F. 1984).
Исследования алтайского (пазырыкского) дерева, начавшиеся еще
в конце 50-х гг., продолжались и в дальнейшем. Изучались образцы и
из иных курганов алтайского региона (Туэкта I, Башадар II). В абсо-
лютном исчислении вся построенная И. М. Замоториным шкала охва-
тывала VIII—V вв. до н. э. Новым импульсом в развитии этого направ-
ления явились материалы из раскопок знаменитого «царского» кургана
Аржан в Туве с его уникальной деревянной конструкцией погребаль-
ных камер.
Исследование дерева из Аржана провела аспирантка Ленинградского
отделения ИА АН СССР из Болгарии Е. И. Захариева (Захариева Е. И.
1974; 1976). Она составила «плавающую» шкалу аржанского дерева,
протяженность которой равнялась 253 годам. Параллельно исследова-
тельница заново проанализировала уже известные по работам И. М.
Замоторипа материалы из Пазырыка, Туэкты и Башадара. На базе ком-
плекса этих данных Е. И. Захариева построила новую общую дендро-
шкалу для Саяно-Алтая, протяженность которой равнялась 547 годам.
Ею же была предложена и хронологическая последовательность соору-
жения больших курганов Саяно-Алтая. Древнейшим из них являлся Ар-
жан, через 136 лет после него возводится Туэкта I, затем — предположи-
тельно — через 21 год Башадар II и только через 105 лет после Туэкты
возникает самый старший из Пазырыкских курганов (Захариева Е. И.
1974). Результатом этих работ явились заметные расхождения в дати-
ровках Пазырыкских курганов, выполненных на тех же образцах ранее
И. М. Замоториным. Это, скорее всего, и вызвало необходимость провес-
ти еще один тур дополнительных работ над этими же материалами.
В конце 70-х годов сотрудник Государственного Эрмитажа Л. С. Мар-
садолов провел дендрохронологическое изучение уже известных бревен
из скифских курганов, применив комплексный подход при решении за-
дач абсолютного датирования (Марсадолов Л. С. 1988). При построении
дендрохронологической шкалы методом перекрестного датирования он
использовал новую методику, совмещая данные дендрограмм (кривых
роста годичных колец) со шкалой «фоновых» ритмов. Полученные визу-
ально привязки просчитывались на ЭВМ. Новая, третья по счету,
дендрохронологическая шкала имела протяженность уже в 634 года. По
данным Л. С. Марсадолова, Аржан сооружался раньше Туэкты I на
200±5 лет, в остальном его датировки совпадали с замоторинскими. Ис-
пользуя датирование по Сн в сочетании с археологическими данными,
Л. С. Марсадолов предлагает «узкую» (с точностью до ±20 лет) абсолют-
ную датировку Саяно-алтайских скифских курганов; при этом I и II Па-
зырыкские курганы датируются им 420—440 гг. до н. э. (Марков Ю. Н.,
Марсадолов Л. С., Мецхваришвили Р. Я. 1987).
Упоминание о двух «плавающих» дендрошкалах для I тыс. до н. э.
встречается в работе Б. А. Колчина и Т. Т. Битвинекаса (Колчин Б. А.,
Битвннскас Т. Т. 1972, с. 85). Одна из них, согласно авторам, построена
на материалах шести бревен из казахстанских (Багдашанских) курганов
скифского времени (165 лет); основу другой — составило неизвестное
число образцов из деревянной погребальной камеры Оглахтинского мо-
гильника в Южной Сибири (185 лет). Однако материалов из указанных
памятников в лаборатории не имеется и но этой причине высказать свои
соображения по поводу обоснованности данных шкал не представляется
возможным.
Работы с деревом исторических построек проводятся также в Каунас-
ской лаборатории, и основной задачей здесь служит хронологическое уг-
лубление дендрошкал, построенных в основном иа базе образцов совре-
менного дерева, для которых условия окружающей среды хорошо извест-
ны. Параллельно проводится определение дат строительства этих постро-
ек. Так, изучались бревна из внутренних конструкций двенадцати ста-
рых построек Клайпеды и Клайпедской крепости (XVII—XIX вв.), кос-
тела Кинтай из Шилутского района (вторая половина XVII—XIX вв.),
мельницы в поселке Гинучяй, датированной серединой XIX века (Брукш-
тус В. В. 1984). Подвергалось анализу и дерево из раскопок в Тракай-
ском замке (XIV в.). Для последних материалов была построена абсо-
лютная дендрошкала протяженностью в 242 года. С се помощью опреде-
лены даты рубки тринадцати бревен, относящихся к отрезкам 1316—
1339 гг. и 1352—1382 гг. (Стравинскене В. П. 1989, с. 450).
Исследованием древесины памятников русской архитектуры XV—
XIX вв. занималась группа под руководством Н. Ф. Сергеевой (г. Мос-
ква). Эти работы проводятся в тесном сотрудничестве с лабораторией
ИА РАН (см.: Черных Н. Б. 1982; Сергеева Н. Ф., Черных Н. Б. 1983;
Сергеева Н. Ф., Урьева А. Ф., Черных Н. Б. 1987; Черных Н. Б., Сер-
геева Н. Ф. 1997 — в печати).
В течение десяти лет М. А. Сагайдак в Институте археологии АН
Украины работа! над созданием дендрохронологической шкалы для дере-
ва построек средневекового Киева. Первые сборы образцов начались при
раскопках на Подоле в 1973 году. В последующие годы здесь было полу-
чено 250 спилов сосновых бревен из семи стратиграфических горизон-
тов. Относительные дендрошкалы, построенные для каждого из изучае-
мых участков Киевского Подола, были сведены в одну шкалу, имеющую
протяженность в 332 года. Имея опыт’ датировки дерева из Ополья по
новгородской абсолютной дендрохронологической шкале (М. Dabrovsky,
К. Cuik 1972), М. А. Сагайдак пришел к заключению, что угнетения на
кривых роста стволов X—XI вв. из киевских построек совпадают с нов-
городскими. Это позволило ему поместить относительную киевскую шка-
лу в рамках 740—1123 гг. Одновременно были начаты сборы образцов
дерева из архитектурных памятников Киева и его окрути с известными
по письменным источникам датами строительства: Киевской Софии
(XI век), церкви Сиаса на Берестове (XII век), а также еще нескольких
позднесредневековых построек (Новое в археологии Киева, с. 426—450).
В 70-х годах С. Г. Шиятовым исследовалась коллекция спилов бревен
построек из раскопок самого северного русского позднесредневекового
города Мангазси, расположенного в низовьях реки Таз и просущество-
вавшего всего 70 лет (с 1601 по 1672 год). Раскопки на Мангазейском
городище позволили изучить его различные части: оборонительные со-
оружения, административные и церковные здания, таможню, гостиный
двор, жилые, ремесленные и хозяйственные постройки. Всего было изу-
чено 150 спилов бревен. Среди древесных пород представлены ель, лист-
венница и кедр, при явном преобладании первых двух. «Плавающая»
шкала по лиственнице путем перекрестного сопоставления была связана
с абсолютной шкалой, построенной по современным многолетним дере-
вьям, найденным в окрестностях Мангазеи. Общая протяженность шка-
лы этого региона по лиственнице составила благодаря этому 867 лет.
Датированные по ней постройки относятся к первой половине XVII в.
(Шиятов С. Г. 1972; 1980).
В настоящем обзоре я коснулась лишь наиболее значимых работ по
дендрохронологическому изучению дерева археологических и историчес-
ких построек. Естественно, что более частные исследования остались за
пределами данной работы.
Глава 2
Археологическая древесина — объект дендроанализа
Дендрохронология имеет дело с древесиной самых различных пород и
возрастов. В качестве объектов исследования используется современное
дерево, бревна построек, извлеченных во время археологических раско-
пок, деревянные детали существующих и по сей день архитектурных
сооружений, а также доски икон и т. п. К примеру, огромное большин-
ство образцов изучаемой в лаборатории Института археологии РАН дре-
весины происходит из средневековых памятников второй половины I —
первой половины II тыс. с территории северо-запада, запада и севера
европейской части России. Очень часто органика прекрасно сохраняется
здесь в культурных слоях древних и средневековых поселений, чему спо-
собствуют большая насыщенность влагой культурного слоя, малая кис-
лотность или нейтральность его среды, замедленное движение внутренне-
го стока вод, почти полное отсутствие водо- и воздухообмена и, наконец,
небольшие колебания температуры (Вихров В. Е. 1959). Хорошо сохра-
няется древесина и в условиях вечной мерзлоты. Пример тому постройки
Мангазеи или бревна из Алтайских курганов. Анаэробные условия спо-
собствуют сохранению органики в торфяниках и прибрежных речных
отложениях в некоторых районах Восточной Европы — на Урале (Гор-
буновский, Шигирский и другие торфяники), в Карелии, Архангельской
области, Белоруссии п Литве.
Важнейшие условия для начальных шагов дендроанализа археологи-
ческого деревянного объекта сводятся к определению: а) породы дерева,
б) сохранности структуры его древесины и в) наличию внешнего (пос-
леднего) кольца, по которому7 только и можно установить дату рубки
ствола.
Породы дерева в археологических памятниках
Вопрос о породе дерева, ставшего объектом дендрохронологического
анализа, является одним из наиболее существенных во всей процедуре.
Например, исследования древесины археологических построек Запад-
ной и Центральной Европы свидетельствуют, что начиная с эпохи нео-
лита излюбленным материалом для строительства был дуб. Использова-
лись несколько его разновидностей: Quercus robur, Qucrcus sessili, Quercus
pelrea. Однако в значительном количестве встречается также сосна (Pinus
silvestris), ель (Picea excel.). Иногда попадаются эльм (L’lmus sp.),
ясень (Fraxinus sp.), пихта (Abies alba), буж (Fragus) и ольха (Alnus gl.).
Точно такой же набор пород характерен и для дерева из прибрежных
отложений южногерманских рек (Becker В. 1983). Сходная картина
наблюдалась и в средние века. По-прежпсму внимание строителей при-
влекал главным образом дуб, но в большей мере, нежели ранее, стал
использоваться бук; доли прочих пород оставались прежними. В гор-
ных районах, которые осваивались позже, господствовали хвойные по-
роды, и, в первую очередь, несколько разновидностей сосны (Pinus
silvestris, Pinus montana, Pinus cembra), в зависимости от климатичес-
кой зоны, а также пихта и ель. Кроме того, в Альпах встречается также
лиственница (Larix). Все постройки Северной Европы (Северная Скан-
динавия и Финляндия) возводятся только из ели и сосны, причем пос-
ледняя резко преобладает.
В Средиземноморской зоне спектр древесных пород, используемых в
строительстве, наиболее широк. Здесь встречаются и хвойные — сосна,
пихта, кедр, можжевельник, а также дуб и ряд «экзотических» пород.
На территории Восточной Европы уже в постройках неолита из хвой-
ных пород особенно широко представлены сосна и ель, однако встреча-
ются также кедр и лиственница (например, в постройках свайного посе-
ления на реке Модлоне в Вологодской области и в торфяниках Урала).
Западнее, в пределах Прибалтики (стоянка Саранте в Латвии) заметнее
присутствие лиственных пород — дуба, ясеня, ольхи, клена, вяза, осины
(Вихров В. Е. 1959).
Для периода средних веков в этом отношении лучше всего изучена
древесина из раскопок Новгорода. Были сделаны 600 диагностических
анализов для дерева из слоев X—XV вв. Для строительства и в деревооб-
рабатывающих ремеслах использовалась древесина пяти хвойных пород —
сосны, ели, лиственницы, можжевельника и тиса, а также семнадцати
лиственных пород — дуба, ясеня, клена, березы, липы, ольхи, вяза,
ивы, лещины, осины, рябины, яблони, черемухи, относящихся к мест-
ным видам, а из привозных — самшит, каштан, бук и грецкий орех
(Вихров В. Е. 1959).
Некоторые наблюдения о соотношении древесных пород, использовав-
шихся в строительстве, сделаны в лаборатории Института археологии. Те
выборки строительной древесины, которые были изучены, показывают,
что доля лиственных пород очень невелика. В среднем такие бревна со-
ставляют всего 2 — 2,5% исследованного дерева. Причем в памятниках
западных регионов Восточной Европы их несколько больше — до 3%. Сре-
ди лиственных пород чаще всего встречается дуб (до 50%), затем идет
береза; в единичных случаях попадаются ива, осина, липа и ясень.
Из хвойных преобладает сосна, особенно в западных областях изучае-
мой территории. Имеется довольно четкое распределение хвойных пород
по типам построек. Жилые срубы преимущественно возводились из со-
сновых бревен, хотя отдельные строительные детали могли делаться из
ели, а иногда и из дуба, который употреблялся в качестве подкладок под
венцы стен и переводы пола. В хозяйственных и производственных по-
стройках, дворовых настилах, вымостках и оградах чаще встречается
смешанная древесина.
При изучении древнерусских построек, особенно из раскопок в запад-
ных районах, неоднократно отмечалось, что нижние венцы жилищ и
хозяйственных строений делались из дубовых бревен, тогда как для верх-
них частей использовалась сосна (Лысенко П. Ф. 1974, с. 128; 1985,
е. 185; Колединский Л. В. 1988, с. 366—367). В изучавшихся нами
выборках строительного дерева наибольшее количество дубовых бревен
встречено при раскопках Мстиславля и Земляного городища.
К сожалению, в Новгороде не были продолжены наблюдения за дре-
весиной мостовых новгородских улиц, начатые В. Е. Вихровым в 50-е гг.
(Вихров В. Е. 1958). Тогда было обнаружено, что целые участки мосто-
вых улицы Великой сооружались либо из сосны, либо из ели, что вероят-
но, было обусловлено вырубкой определенных участков леса.
Наблюдения такого рода Moiyr оказаться весьма полезными и при
оценке экологической обстановки конкретных территорий в различные
хронологические периоды. К примеру, для Швейцарского плато на осно-
вании подобных наблюдений были сделаны выводы о постепенном сокра-
щении дубовых лесов за период средневековья. Если в начале средних
веков дуб использовался в постройках для всех без исключения верти-
кальных элементов, то позднее из него стали изготовлять лишь детали
конструкций пола, а еще позднее — только поддерживающие настил
балки. На смену дубу в строительстве пришли ель и пихта (Вгакег О.
1978).
Еще не так давно считалось, что для дендрохронологического изуче-
ния пригодны отнюдь не все породы дерева. В числе наилучших для
подобной цели (для Европейского континента) назывались голосемен-
ные (хвойные), а из покрытосеменных (лиственных) особо выделялся
дуб. Сейчас эти ограничения стали звучать менее категорично, сам же
круг изучаемых пород значительно расширился. Созданы дендрохроноло-
гические шкалы для Центральной Европы по пихте вплоть до 820 г., по
пихте и буку для южной Германии протяженностью до 1320 г. (Becker В.
1983), а для более коротких промежугков времени — по липе, ольхе,
тису и ясеню (Eckstein D. 1972); существует также шкала и по ильму
(Brett D. 1978).
Для территории Восточной Европы составлены локальные шкалы по
сосне, ели, дубу, ольхе черной, березе, лиственнице, кедровому стланни-
ку, кедру сибирскому, арче (Кайрюкштис Л. А. 1977). Однако большин-
ство из них охватывают лишь сравнительно короткие отрезки времени.
Господствующее положение занимают шкалы по сосне, ели и дубу. Это
объясняется в первую очередь тем, что данные породы наиболее отзыв-
чивы на изменение внешних условий, что крайне важно для
дендрохронологических исследований. Кроме того, границы годичных слоев
выражены у них наиболее четко и не требуют специальной обработки
или же исследования в отраженном свете (Huber В. 1970). Все эти
породы, за исключением лиственницы и можжевельника, менее склонны
к потере колец, и, что особенно важно, отличаются долголетием. Так,
сосна обыкновенная живет до 500 лет’, лиственница сибирская — до
1200, арча туркестанская до 2000, дуб — до 600 лет. И, наконец, еще
одно важное обстоятельство — именно эти породы составляют основную
массу строительной древесины во все эпохи, что и позволяет использо-
вать их для построения долговременных дендрошкал.
Отбор образцов для анализа
Постоянной в процедуре дендрохронологического анализа является
проблема выбора пригодного для анализа образца, а также необходимого
числа таких образцов для уверенной относительной или абсолютной их
датировки. Вопрос этот, однако, не имеет однозначного ответа, а реше-
ние зависит от целого ряда обстоятельств и, прежде всего — степени
сохранности древесины, принадлежности материала к определенному
хронологическому периоду и конкретному географическому району. В
отношении количественной представительности исследуемой выборки
Д. Экштейн, М. Бейли и X. Эггер считают, например, что необходимо
«брать возможный максимум образцов» (Eckstein D., Baillie М., Egger Н.
1984). Из этого «возможного максимума» в процессе обработки постоян-
но происходит отсев дендрохронологических образцов, неминуемо сокра-
щая объем изучаемого материала. Уже на первых шагах, связанных с
отбором материала, отделяются вес сильно разрушенные и деформиро-
ванные образцы; затем — если дендроанализ ориентирован, скажем, на
хвойные породы — отбрасываются спилы дерева лиственных пород: на-
конец, происходит подразделение оставшихся спилов по возрасту бревен
или же по числу сохранившихся на них годичных колец. Совершенно
непригодными либо малопригодными для датировок являются образцы,
возраст которых не достигает 30 лет. Предел этот в какой-то мере усло-
вен, т. к. реакции на окружающую среду у деревьев в первые десятиле-
тия их жизни заметно отличаются от взрослых.
Другим основанием для выбора данного возрастного предела является
статистический: чем моложе дерево, тем все менее надежным для выяв-
ления устойчивых вариаций предстает последовательный ряд годичных
колец. Ведь только функционально выраженная последовательность го-
дичных приростов является основой для синхронизации, того основного
приема, с помощью которого устанавливается идентичность в развитии
годичных колец, двух и более деревьев.
Лучшими образцами для дендроанализа считаются полные торцовые
спилы с бревен. Часто используются также хороню сохранившиеся ско-
лы и спилы с брусьев или досок. Пригодной же для дендроанализа явля-
ется любая часть бревен, на которой можно проследить последовательное
чередование годичных слоев. В ряде случаев, когда невозможно сделать
спил с бревна постройки или взять образец древесины живущего дерева,
прибегают к помощи приростного биологического бура. Лучшей моделью
для сухой древесины считается шведский бур с насадкой из режущих
клиньев. Применение его дает возможность получить колонку или керн
древесины длиной до 50 см. и толщиной в 5—10 мм.
Образцы, предназначенные для дендрохронологического анализа, нуж-
даются в бережном хранении до начала обработки. При быстром высы-
хании влажная древесина может сильно деформироваться и растрескать-
ся. Особенно страдают наружные наиболее важные для дендроанализа
участки стволов. Чтобы избежать искажающих деформаций предлагают-
ся многие способы — от хранения образцов в воде до их быстрой замо-
розки в специальной морозильной установке. Однако для этих целей вполне
пригоден дешевый и доступный в полевых условиях способ — упаковка
очищенных от земли и вымытых спилов в полиэтиленовую пленку или в
пакеты. В таком виде даже разрушенные образцы могут хорошо сохра-
няться в течении нескольких месяцев. Керны же для хранения требуют
специальных футляров или фиксирующих рамок.
Возрастные группы строительной древесины
Важность проблемы возрастных групп древесины при дендроанализе
достаточно очевидна. Поэтому при изучении восточноевропейской сре-
дневековой древесины в лаборатории ИА РАН, например, регулярно
ведется общий учет возрастного распределения образцов. Все они под-
разделяются на шесть возрастных групп: 1) возраст дерева до ‘50 лет,
2) 51 — 100, 3) 101 — 150, 4) 151 — 200, 5) 201 — 250 и 6) свыше
250 лет. Распределение образцов по этим группам в определенной мере
коррелирует с локализацией памятников, социальной значимостью и
функцией городов и поселков или же их различными типами.
Обращаясь к коллекциям археологической древесины, имеющим не
менее 100 образцов — а таких оказалось 22 — удалось установить, что
дерево 1 возрастной группы в целом преобладает, хотя ее доля сильно
колеблется, представляя от 17 до 81% всех изученных стволов. Различа-
ются и показатели группы молодого дерева для каждого из трех основ-
ных географических регионов Восточной Европы — западного, северо-
западного и северного (Черных Н. Б. 1972, е. 96). В западных областях
изучаемой территории (Белоруссия, Прибалтика) обнаруживается самое
большое количество молодой по возрасту древесины от 26 до 81%, а в
среднем — около 60 %. По мере продвижения на север и восток ее доля
постепенно уменьшается и возрастает доля более старших групп дерева.
Памятники северо-западных областей содержат образцы молодой древе-
сины уже в пределах 32—77%, а п среднем около 52%. В северной
группе восточноевропейских памятников дерево 1 возрастной группы на-
считывает от 31 до 59% (в среднем около 45%).
Намечается достаточно очевидная связь возрастного состава строитель-
ной древесины с некоторыми группами поселений. Например, в крупных
городах — политических центрах княжеств — Новгороде, Пскове, Тве-
ри, Смоленске, Полоцке, Витебске, Белоозере, — дерево первой и наи-
более молодой возрастной категории составляет 47% всех срубленных
стволов. В более мелких торгово-ремесленные центрах — Торопце, Мсти-
славле, Бсрсстье, Тарту, Торжке, Русе, Ладоге — доля молодых стволов
увеличивается до 60%. Еще большей — до 64% — она оказывается
среди построек сравнительно небольших поселений IX—X вв.: Арайшу,
Рюрикова городища, Староладожского (Земляного) городища. И нако-
нец, совершенно иной предстает картина в средневековых крепостных и
монастырских комплексах XIV—XVII вв. — Орешке, Кореле, Ивангоро-
де, Кирилло-Белозерском монастыре: процент молодого дерева, исполь-
зовавшегося для рядовых строений этих памятников резко падает до 27%.
Употребление дерева различного возраста может быть поставлено в
связь не только с региональной принадлежностью памятника или его
типом, но и сопоставлено с определенным хронологическим периодом.
Нами изучались материалы западного и северо-западного регионов Вос-
точной Европы, поскольку и количество образцов и число поселений из
этих областей наиболее представительно. Целью сопоставлений было изу-
чение динамики в использовании строительного дерева по определенным
хронологическим периодам.
Гистограммы распределения строительного дерева по возрастным груп-
пам с VIII по XVI вв. (рис. 2) показывают, что подобные материалы
практически отсутствуют в XI веке. Возможно, это объяснятся тем, что в
верхних слоях ранних (догородских) поселений пригодного для дендроа-
нализа дерева практически нет, а в нижних горизонтах древнерусских
Рис. 2. Распределение строительного дерева VIII—XVI вв. по возрастным
категориям (за исключением материалов из Новгорода и Пскова).
По вертикальной осп — количество образцов.
По горизонтальной оси — возраст стволов: а — до 50 лет, Ь — 51—100, с —
101—150, d — 151—200, е — 201—250, f — более 250 лет.
городов оно еще не появляется в достаточном для исследования количе-
стве. Исключение составляет лишь Новгород, однако даже здесь в мате-
риалах Ильинского и Кировского раскопов, которые обрабатывались нами,
дерева из построек XI в. также почти нет.
Гистограммы показывают, что в обоих этих регионах на протяжении
VIII—X вв. традиция заготовки бревен для построек складывается оди-
наково. В основном рубился лес первых трех возрастных категорий при
явном количественном преобладании первой. Но уже с XII века единооб-
разие картины нарушается. В городах западного региона подмеченная
традиция сохраняется, тогда как на Северо-западе Восточной Европы
начинают употреблять для строительства более старые деревья. Только
с XV в. в городах запада также гораздо чаще идет в дело многолетняя
древесина, и таким образом, картина использования строительного дере-
ва в обоих регионах вновь приобретает черты сходства.
Комментировать эти наблюдения достаточно сложно, хотя они и пред-
ставляют несомненный интерес. Не исключено, что основная причина
подмеченной динамики коренится в системе организации строительного
дела в разные периоды истории — от VIII до XVI—XVII веков. Вполне
вероятно, что для ранних поселений VIII—IX вв. заготовка строитель-
ного дерева велась лишь в окрестных лесах, причем вырубалась вся или
почти вся пригодная для строительства древесина. В последующие вре-
мена в связи с активизацией городской ясизни и ростом городов, а
также истощением лесных ресурсов в ближайших окрестностях круп-
ных населенных пунктов потребовалась уже иная организация стро-
ительного дела. Это, скорее всего, вело к увеличению спроса на более
качественную древесину. Кстати, сходные наблюдения были сделаны
Т. Бартолином при изучении дерева построек средневекового Лунда
для периода 1000—1200 годов (Bartholin Т. 1978).
Проблема последнего или «внешнего* кольца
Сохранность археологической древесины и ее структуры зависит,
как мы уже говорили, от био-геохимических условий слоя, в котором
она залегала в течение сотен, а то и тысяч лет. К заметным искажени-
ям бревен могли приводить не только плотницкая обработка их в древ-
ности, но и деформация в процессе пребывания в земле. Позднейшие
нарушения и искажения древесных структур могут являться результа-
том неправильного хранения образцов. При естественной деформации
бревна чаще всего повреждается заболонь или наружная часть ствола.
При этом в большей или меньшей степени нарушенными оказываются
внешние кольца — особо важные при дендрохронологическом исследо-
вании. Иногда они гибнут при обработке ствола в процессе строитель-
ных работ, скажем, при подтеске его на брус или распиловке на доски.
Б. Баннистер, например, предлагает три способа выявления наруж-
ных колец. Первый состоит в обнаружении на поверхности ствола (в
нашем случае образца дерева) коры или ее клеток. Он считает, внешнее
кольцо последним, если на протяжении всей окружности среза оно не
имеет никаких повреждений. Другой способ состоит в поиске на внеш-
ней поверхности бревна следов жучков-короедов, которые паразитируют
только на стволах уже мертвых деревьев. Их присутствие свидетельству-
ет о том, что прошел по крайней мере год после того, как дерево было
повалено и за это время личинки успели достичь определенной стадии
развития. В-третьих, о наличии внешнего кольца может свидетельство-
вать особая структура и окраска наружных частей ствола, появляющаяся
в том случае, если ошкуренные бревна быстро шли в строительство; тог-
да на них активно воздействуют воздух, атмосферные осадки, дымы и т. д.
(Bannister В. 1962).
Если присутствие внешнего кольца не вызывает сомнений, то дата
рубки ствола может быть установлена в пределах одного года: от весны
года «X» до весны года «Х+1», поскольку вегетационный период деревьев
начинается с ранней весны и заканчивается ранней осенью того же года.
Подобный способ определения года рубки но классификации Д. Экштей-
на, М. Бейли и X. Эггера (Eckstein D., Baillie М., Egger Н. 1984) имену-
ется типом А. Однако порой проводится датировка и более узким отрез-
ком времени (тип А-1). Это становится возможным в том случае, когда
наружное кольцо сформировалось не полностью, т. е. отсутствует слой
поздней (летней) древесины.
Для дуба, например, достаточно выявить слой ранних сосудов, чтобы
сделать вывод о том, что дерево было срублено в определенные месяцы.
Так, Б. Беккер (Becker В. 1983) установил, что дубовые бревна колодца
в Шмидене близ Штутгарта были срублены в мае-июне 1231 г. до н. а.
В тех случаях, когда заболонь на стволе разрушена частично или
даже полностью, западноевропейскими учеными разработана специаль-
ная система расчета числа утерянных колец, правда, применимая только
к дубу (т. н. типы В-D для определения последнего кольца и даты гибели
дерева). Для подсчетов к границе ядра и заболони у стволов с возрастом
не менее 100 лет прибавляются 20—25 колец. Для хвойных пород в
случаях разрушения заболонных частей ствола устанавливается дата пос-
леднего из сохранившихся колец, которая и является «terminus post quern».
Глава 3
Дендрошкалы, и их датировка.
Представительная группа образцов древесины может явиться базовой
коллекцией для локальной дендрошкалы. Операция по формированию
такой группы кривых роста древесины представляет собой обязательный
этап в общей процедуре дендрохронологического анализа. Такая шкала
служит отправным пунктом для всех последующих операций по разнооб-
разным сопоставлениям кривых роста деревьев. Однако на этой стадии
работы закладываются лишь основы относительной дендрошкалы, пла-
вающей во времени, и не имеющей пока абсолютных реперов и пригод-
ной только для относительного датирования. Привязка шкалы к абсо-
лютным хронологическим позициям обычно производится на следующей
ступени дендрохронологического анализа.
Принципы построения депдрошкал
Термин «дендрошкала» стал одним из наиболее употребительных в
отечественной специальной литературе. Западные исследователи его из-
бегают и пользуются иным словосочетанием типа английского общего
«Tree-ring chronology»; в других случаях «хронология» очень часто высту-
пает в комбинации с каким-либо прилагательным, подобно «Pine-chro-
nology» (хронология по сосне), или же прибегают к совсем условным
обозначениям вроде «Н-chronology» и т. п. Впрочем, смысл последних в
общем эквивалентен русскому понятию дендрошкалы.
Под этим термином обычно понимается некая система синхронизиро-
ванных и скорректированных с помощью особых приемов значений го-
дичных приростов у древесных пород. Сами значения выстраиваются при
этом в некую хронологически последовательную серию. Базой шкалы
является группа образцов деревьев определенного вида (или же близких
между собой видов), произраставших в конкретный отрезок времени в
сходных экологических условиях.
Дендрошкала в известной мере представляет эталон, который позво-
ляет замерить степень сходства годичных приростов не только отдельных
деревьев, но и целых их сообществ. Первый этап построения дендрошкалы
всегда нацелен на создание относительного хронологического ряда колец
у группы образцов древесины. Свой календарный характер шкала полу-
чает уже на следующем этапе исследовательской процедуры.
Английский дендролог Д. Шоув в целом справедливо полагал, что
создание локальной дендрошкалы предусматривает три необходимых
условия: 1) использование дерева одной породы, 2) происхождение
изучаемых деревьев из климатически однородного района, 3) стандар-
тизация данных прироста и их корректировка на базе конкретного ме-
тода (Schove D. 1954). Правда, английского исследователя прежде всего
интересовали вопросы создания шкал, преимущественно направленных
на расшифровку климатических явлений, следствием которых являются
аномальные и многократно повторяемые деревьями приросты. Однако
сформулированные им условия полностью приложимы и к шкалам, на-
правленным на цели археологической дендрохронологии. Вместе с тем,
при реальном исследовании археологической древесины безоговорочно
молено принять лишь третий из названных принципов. Соблюсти первые
два требования удается, к сожалению, далеко ие всегда.
В лаборатории Института археологии РАН изучаются бревна лишь
двух хвойных пород — сосны и ели. Различия в реакции на климати-
ческие воздействия между этими близкими видами признаются, как
правило, не столь существенными, и дендрошкалы строятся на единой
основе. Соотношение долей обеих пород в каждой из коллекций меня-
ется в зависимости от географического положения памятников. В за-
падных регионах Восточной Европы пропорция между образцами сос-
ны и ели колеблется от 10:1 до 5:1, тогда как в северных областях она
иная — от 3:1 до 2:1. Конечно, эти цифры до известной степени услов-
ны, поскольку речь идет лишь о выборках строительного дерева. Одна-
ко уже после первичной обработки доля еловых образцов заметно со-
кращается. Причиной этого является разница в возрасте сосновых и
еловых стволов.
К примеру, в числе 157 изученных бревен строительного дерева из
культурного слоя Орешка XIV—XV вв. 84 спила представляли сосну
и 73 — ель. Образцы второй и более высоких возрастных категорий (бо-
лее чем 50-летние бревна) для сосны составляют 75 экземпляров (89%),
в то время как у ели только 30 (41%). Следовательно, возрастной крите-
рий заставляет отбраковывать значительное число молодых стволов. Здесь
удалось датировать всего 115 бревен; из них 74 образца принадлежат сосне
(88% от всех образцов породы) и только 41 — ели (или 56% образцов
этой породы). Таким образом, хотя построенные нами шкалы базируются
на образцах обеих пород дерева, однако их доли очень неравны.
В литературе до сих пор дискутируется вопрос о правомочности подоб-
ных комбинаций для формирования единых дендрошкал. Ботаники-анато-
мы и лесоводы считают, что каждую из этих пород в большей или меньшей
мере отличают только ей присущие реакции на одинаковые воздействия
внешней среды. Деревья разных видов в одной и той же местности будут
демонстрировать разницу в развитии годичных колец; поэтому величи-
ны их приростов неодинаковы и динамика последних несопоставима
(Muller-Stoll М. 1951). С другой стороны, наблюдения О. Хега (Hoeg О.
1956), к примеру, говорят, что норвежская ель и шотландская сосна отзы-
ваются на погодные условия в целом сходно, хотя сравнения динамики их
приростов и требуют некоторой корректировки. Так, сосна реагирует на
температуру предшествующего лета, в то время как ель — лета текущего.
Отсюда следует, что минимумы и максимумы прироста у них могут при-
ходится на разные годы (т. н. эффект запаздывания у ели).
Высказываются и гораздо и более категоричные суждения, что мно-
гие породы, и в частности, хвойные — лиственница, сосна, ель, пихта —
отражают своими годичными приростами колебания климатических ус-
ловий в принципе идентично (Me Jinnies W. 1963; Адаменко В. Н. 1968;
Eckstein D. 1972). Б. Беккер считает, что хвойные породы, с одной сто-
роны, и дуб — с другой, в ряде случаев демонстрируют близкую картину
погодичного прироста; доказательством этому, к примеру, служит иссле-
дование балок разных сортов дерева, составляющих кровлю церкви Мур-
харт близ Штутгарта (Becker В. 1978). Использование сосны и ели для
создания единых дендрошкал кажется поэтому вполне оправданным, осо-
бенно если не упускать из виду некоторую специфику их реакций на
внешние воздействия.
Для дендрошкалы, сформированной на базе археологического мате-
риала, почти всегда остается не вполне ясным вопрос о происхождении
этих деревьев: росли ли они в едином в климатическом отношении регио-
не или срублены в различных районах? Древесина из сравнительно не-
больших древних поселений, скорее всего, однородна в этом отношении,
а место ее произрастания, как правило, расположено неподалеку от по-
селка. По всей вероятности, иную картину следует предполагать при
анализе построек крупных средневековых городов типа Новгорода или
Пскова со сложной системой организации городской жизни. Проблема
определения источников поступления древесины еще более усложняется,
когда привозной характер бревен для строительства является вполне оче-
видным. С таким случаем мы столкнулись, изучая образцы дерева с ли-
шенных собственного лесного покрова полярных островов Шпицбергена.
Однако в большинстве конкретных дендрохронологических исследова-
ний, проводимых как в нашей стране, так и за рубежом, трудности тако-
го рода преодолеваются более или менее успешно.
Подобные вопросы возникали, например, при работе Т. Бартолина с
деревом из неолитического озерного поселения Алвастра в Южной Шве-
ции, просуществовавшего по данным палинологических анализов не-
сколько сотен лет. Однако дендрохронология опровергла это заключе-
ние: история поселка укладывалась всего в полувековой отрезок време-
ни. Начато строительства деревни было очень интенсивным и продол-
жалось около 17 лет, затем следовал 25-летний перерыв, сменившийся
новым подъемом строительства. Шведский исследователь заключил, что
использованные здесь для строительства деревья росли в очень сходных
условиях, и это показала картина кривых роста. Дубовые сваи заготав-
ливались в местных лесах, вырубавшихся для этих нужд почти полвека.
Основанием для этого послужили наблюдения за толщиной использо-
ванных стволов и их возрастом. Срубленные на ранней фазе бытования
поселка бревна имели небольшой диаметр; более поздние ряды свай
составлены уже из бревен значительно большего размера. Т. Бартолин
также сделал вывод, что жители Алвастры для заготовки свай чаще
всего срубали деревья в одном и том же лесу зимой или ранней весной,
поскольку у значительной части бревен наружное кольцо сформирова-
но не полностью.
При раскопках средневекового Витебска (см. главу 7) исследовались
два разных участка оборонительного вата, предположительно датируе-
мых XII веком. Изучение деревянных конструкций внутри вата позволи-
ло установить, что во-первых, для строительства на обоих участках (I и II)
использовались только сосновые бревна. Во-вторых, толщина и возраст
стволов на разных участках вата довольно сильно отличались. На участ-
ке I деревья были моложе, а их толщина меньше. В-третьих, тенденция
погодичного прироста древесины обеих выборок очень единообразна и
характеризуется особым рисунком кривой, отличным от рисунков кри-
вых дерева из других построек Витебска. В-четвертых, разница в датах
рубки бревен конструкций из валов на обоих участках разнится на два —
четыре года. Исходя из этого, можно заключить, что возведение укрепле-
ний средневекового города велось в направлении с запада на восток.
Бревна в основном заготавливались в едином лесном массиве, вырубав-
шемся, вероятно, в первой половине XII века; причем сначала предпо-
чтение отдавалось более мощным и старым деревьям.
Сходные примеры удачного решения такого рода задач легко умно-
жить, но можно предположить, что археологическая древесина, сосредо-
точенная на сравнительно небольшом участке памятника чаще всего про-
исходит из единого лесного массива или же близких его частей. Во вся-
ком случае, это каждый раз можно довольно надежно проконтролиро-
вать, изучая характер кривых прироста.
Практика наших работ свидетельствует, что зачастую создание отно-
сительных локальных дендрохронологических шкал не сопровождается
большими сложностями в случае работы с материалами небольших посе-
лений. Набор типов кривых роста в таких ситуациях весьма ограничен, а
показатели сходства (Сх) относительно высоки. Так, мера Сх дерева из
поселений IX века на озере Ушуру в северо-восточной Латвии колеблет-
ся в очень высоких пределах — между 60 и 80%.
Иной предстает картина при обработке материалов из крупных го-
родских центров с многовековой строительной традицией. В лаких кол-
лекциях большой эффект дает подбор кривых роста годичных колец по
признаку их близости и формированию из них т. и. дендрологических
групп. При этом для синхронизации отдельных кривых роста сущест-
венным подспорьем служат чисто археологические наблюдения за при-
надлежностью бревен к определенным строительным деталям или еди-
ной постройке, к одной усадьбе, наконец, к определенному стратигра-
фическому горизонту и т. п. Разнородный комплекс кривых роста мо-
жет в результате подобных операций быть подразделен на ряд совокуп-
ностей дендрологически и хронологически близких кривых. Подобные
группы могут отражать происхождение бревен из единого лесного участка
или же из лесных массивов с достаточно сходными условиями произ-
растания деревьев.
В этом отношении показательно дерево из новгородской коллекции. В
Новгороде — крупнейшем средневековом центре, система кончанской
организации, по всей вероятности, на протяжении длительного времени
способствовала тому, что каждый из основных концов получал строитель-
ное дерево из особых мест его заготовки. Вероятно, здесь кроется причи-
на многообразия типов кривых, отразившегося на дендрошкалах, состав-
ленных по материалам образцов мостовых улиц из различных концов
Новгорода. Тема эта, к сожалению, и по сей день не разработана даже в
самых общих чертах.
Синхронизация кривых и формирование дендрошкал
Методики построения конкретных дендрошкал относительно разнооб-
разны и порой отличаются немалой сложностью. Однако в основе любых
приемов создания таких схем лежит надежная синхронизация годичных
колец однородной группы образцов. В прежних работах Б. А. Колчина
эти вопросы освещены весьма подробно. Повторим лишь, что принятый
в Московской лаборатории метод основывается на визуальном сопостав-
лении полулогарифмических кривых роста годичных колец, причем де-
лается особый акцент на распознавании характерных — наиболее узких
колец при общем учете всех последовательно чередующихся циклов. Этим
обозначается лишь качественная оценка прироста. Для установления сте-
пени или величины сходства погодичного прироста сравниваемых кри-
вых применяются математические оценки, учитывающие колебания в
размерах всех годичных колец конкретной последовательности. При этом
подсчитывается количество отклонений одинаковых и противоположных
знаков для приростов двух смежных лет. Эти методы носят разные на-
звания: у Б. Хубера это так называемый процент нееоответствий
(Huber В. 1943), у В. Е. Рудакова — коэффициент синхронности (Ру-
даков В. Е. 1952), Д. Шоув называет его тестом на согласованность
признака (Schove D. 1955), а Т. Т. Битвинскас — процентом сходства
изменчивости (Битвинскас Т. Т. 1965).
Выбор методики в лаборатории Института археологии РАН был обу-
словлен ее очевидной эффективностью при работе с археологическими
материалами в сочетании с простотой и дешевизной. Как известно, осно-
вы этой методики были предложены Б. Хубером еще 50 лет назад, одна-
ко число ее сторонников не убывает и в паши дни. Особенно популярны
эти приемы среди изучающих археологическую древесину, в чем можно
убедиться по многочисленным публикациям в зарубежной литературе.
Изменения она претерпела лишь за счет широкого внедрения компью-
терной техники при обработке данных анализа, позволяющих несрав-
ненно быстрее и надежнее сопоставлять кривые погодичного прироста и
просчитывать рахчичные коэффициенты.
Формируя дендрохронологические шкалы мы не применяем усредне-
ния и стандартизации замеров конкретных годичных колец. Такой прием
весьма результативен для составления т. н. средних кривых, именуемых
в англоязычной литературе «master-chronology». Для шкалы подобного
рода требуются сложные и очень трудоемкие расчеты — мало реальные
при ручной обработке гигантского объема материалов, собранных в Мос-
ковской лаборатории: все они до внедрения в арсенал лаборатории ком-
пьютерных методов были обработаны вручную.
Процесс синхронизации двух или большего числа кривых прироста
может осуществляться различными приемами. Чаще всего используются
визуальные совмещения графиков прироста; проверка заключений на
основе визуальных сопоставлений проводится с помощью методов коли-
чественных корреляций, что обычно дает достаточно надежные результа-
ты. Однако эффект упомянутых приемов значим лишь при наличии син-
хронной последовательности не менее чем в 50—100 колец (Eckstein D.,
Baillie М. 1969). Существует также предложенный Т. Т. Битвинскасом
метод расчета средних по двадцатилетиям со сдвигом по пяти годам
(Битвинскас Т. Т. 1974). Однако попытки использовать его на наших
материалах в ряде случаев потерпели неудачу, поскольку большинство
коллекций археологического дерева содержит образцы со средним воз-
растом, не превышающим 50 лет.
Иногда в качестве связующих точек или же специфических реперов
при построении отдельных дендрошкал могут использоваться не только
аномалии приростов (минимумы или в отдельных случаях максимумы),
но и характерные нарушения в развитии структур у отдельных колец. К
последним Moiyr быть отнесены, например, так называемые «выпадаю-
щие» кольца, ложные и множественные кольца у хвойных, образующие-
ся в результате нарушения деятельности камбия в неблагоприятные для
жизни дерева годы (Шиятов С. Г. 1979). Особая роль аномальных колец
как реперов при датировании подчеркивается рядом авторов (Болычев-
цев В. Г. 1969). Считается даже, что у дуба кольца с необычайно малы-
ми размерами сосудов ранней древесины, повторяющиеся в определен-
ные календарные годы, могут встречаться у 40% деревьев на самых ши-
роких территориях (Tapper М., Fletcher J., Walker F. 1978).
При создании дендрошкал на базе археологического дерева исследо-
ватель, как правило, лишен очень важной для этой процедуры информа-
ции, скажем, о среде обитания деревьев, о точных границах времени их
жизни и т. п. Именно поэтому возникает задача компенсировать эти
неизбежные пробелы, привлекая некоторые свидетельства косвенного
характера, но имеющие, тем не менее, для дендрохронологического ана-
лиза весьма существенное значение.
Так, если группа бревен происходит из одной постройки, вполне
вероятно предположить, что они срублены одновременно, в одной и той
же местности. Далее, в случае принадлежности ряда строений отдель-
ного памятника одному стратиграфическому слою столь же закономер-
но возникает гипотеза об их одновременном существовании хотя бы в
какой-то отрезок времени. Наконец, строительные комплексы, соотно-
симые со стратиграфически последовательными напластованиями, ре-
зонно расположить в некотором относительном хронологическом по-
рядке.
Исходным пунктом для синхронизации кривых роста некоторой груп-
пы образцов является их объединение по признаку принадлежности бре-
вен одной постройке при обязательном учете возрастной категории дере-
ва и его отнесении к определенным деталями постройки. В конечном
итоге, самым главным является дендрологическая близость отобранной
группы стволов.
Каждая постройка может сооружаться из бревен, срубленных в самое
разное время. Вместе е тем вполне логичным будут также предположе-
ния, что их основная масса, к примеру, заготавливалась для этого стро-
ения специально и одновременно; что некоторая часть дерева может быть
более ранней по времени рубки и заимствована в силу хорошей сохран-
ности из остатков более ранних построек; что, наконец, в любой по-
стройке могут оказаться и более позднее бревна — следы ремонта и
перестройки. Тщательные археологические наблюдения уже во время
раскопок позволяют порой наметить следы различных замен бревен и
ремонта построек, и эта информация облегчает выявление группы пред-
положительно одновременных стволов. При этом совершенно очевидно,
что единичные образцы дерева из таких комплексов использовать для
датировки всей постройки практически невозможно.
Эффективность приемов подобного рода подтверждается многими при-
мерами работы с конкретными материалами из слоев древнерусских го-
родов. Особо значимые результаты удалось получить для хорошо страти-
фицированных многослойных памятников вроде Новгорода, Пскова и
других центров.
Дендроанализ образцов, принадлежащих единому строительному ком-
плексу, чаще всего приводит к выделению некоторых совокупностей.
Как правило, успешно синхронизируются кривые, обнаруживающие сход-
ные тенденции в развитии погодичного прироста. Эти образцы принадле-
жат деревьям, росшим одновременно и в сходных условиях и одинаково
реагирующим на все воздействия окружающей среды; такая группа об-
разует для каждого комплекса своеобразный «дендроэталон». Несовмес-
тимыми с найденным для каждой постройки эталоном оказываются кри-
вые роста бревен, разновременных с ним, а также дерево из совершенно
иных мест произрастания. Особую группу нередко составляю!’ кривые,
отличающиеся сильно выраженной индивидуальностью развития пого-
дичного прироста, что может объяснятся или их аномальной на общем
фоне биологической активностью, или случайными воздействиями на эти
деревья: болезни, нападения насекомых, пожары и т. п. (Розанов М. И.,
Кириенко Г. И. 1975).
Доля не синхронизированных кривых в каждом из изучаемых ком-
плексов может быть разной. Для современной древесины с известными
условиями произрастания приводимые исследователями цифры доволь-
но близки. Т. Т. Битвинскас считает, что такие кривые составляют
15—20% (Битвинскас Т. Т. 1974); М. Бейли для ирландских дубов оп-
ределяет подобную группу образцов в 10—20% (Baillie М. 1982); не-
сколько выше она у хвойных пород (Zetterberg Р. 1988). В коллекциях
археологического дерева эти показатели значительно выше и составляют
от 36 до 60%. Здесь сказываются, без сомнения, причины, о которых мы
вели речь выше.
Группы синхронизированных по отдельным постройкам кривых рос-
та, называемых нами последовательностями годичных колец, по сущест-
ву представляют собой отдельные звенья единой цепочки или же
дендрохронолопгческой шкалы конкретного археологического памятни-
ка. Шкалы такого рода рассматриваются в качестве локальных, связан-
ных только с определенным географическим районом.
Дендрошкалы, созданные в Московской лаборатории на базе археоло-
гического материала и пригодные для датировки дерева ископаемых по-
строек и архитектурных объектов, представляют собой наборы эталон-
ных кривых роста годичных колец. Каждая из таких шкал должна отра-
жать, во-первых, общие закономерности прироста деревьев, живших в
определенный промежуток времени; во-вторых, сохранять индивидуаль-
ные черты развития прироста, присущие древесным сообществам данно-
го региона; в-третьих, иметь протяженность не менее столетия. Однако
все эти шкалы заключают в себе информацию лишь об относительной
последовательности годичных колец, являются «плавающими» в океане
времени. Поэтому следующей и чрезвычайно важной операцией дендро-
хронологического исследования является абсолютизация дендрошкал.
Абсолютное датирование дендрошкал
Придание дендрошкалам календарного характера требует, как прави-
ло, целого арсенала достаточно своеобразных и зачастую непохожих друг
на друта приемов исследования. Еще в конце 50-х годов Д. Шоув предло-
жил семь способов абсолютного датирования «плавающих» дендрохронологи-
ческих шкал (Schove D. 1957). Их суть заключается в поисках более или
менее независимых свидетельств или же реперов для абсолютных привя-
зок синхронизированных кривых роста годичных колец.
В качестве реперов могли служить, согласно мнению английского ис-
следователя: 1) нумизматические находки, достаточно строго датирован-
ная керамика, документальные сообщения о строительстве; 2) метеодан-
ные, когда отмечаются заметные колебания климата; 3) свидетельства
обильных урожаев желудей; 4) сопоставление минимумов и максимумов
последовательности годичных колец с аналогичными показателями для
древесины из другой части Европы («teleconneclion»); 5) частичное со-
впадение неизвестных по дате кривых прироста с современными дере-
вьями, для которых известен год рубки; 6) качественные и весьма свое-
образные характеристики колец в отдельные отрезки времени; 7) соот-
несение кривых роста с графиками ленточных глин («varve-chronology»).
Пытаясь реализовать на практике упомянутые методы, Д. Шоув при-
водит пример успешной, по его мнению, датировки дерева из сооруже-
ний эпохи римских завоеваний, сделанной па базе некоторых археологи-
ческих находок. Используя метеорологические данные, он датировал шкалы
дерева из поселения Хамвич около Саутхемптона, составляя спектр по-
годных аномалий (засух) по сведениям европейских хроник для периода
700—900 гг. (Schove D. 1955). Однако предложенная им первоначально
датировка дерева из этого поселения, основанная на метеоданпых и глав-
ным образом на упоминании о сильнейшей засухе 764 года, а также на
находках монет, не подтвердилась данными археологии и была им в даль-
нейшем пересмотрена, равно как и основанная на этих материалах дати-
ровка другого саксонского поселения в Старом Виндзоре (Schove D. 1957).
Поэтому при обработке материалов из Вестминстерского аббатства Д. Шоув
предложил уже комплексную проверку абсолютных датировок не только
на базе метеорологических и нумизматических данных, но привлекая
всю сумму археологических находок (Schove D. 1959).
Источник ошибок английского исследователя, пожалуй, вполне оче-
виден. Ведь уже одно перечисление намечаемых им способов демонстри-
рует их явную неравноценность. Совершенно невозможно располагать в
едином по своей значимости ряду такие «реперы» как, скажем, даже
очень выразительную по форме археологическую керамику, с одной сто-
роны, а с другой — привязку кривых роста ископаемых деревьев к со-
временной абсолютной дендрошкале, где даты рубки деревьев известны с
точностью до года. Порой по своей надежности не уступает последнему
методу и датировка относительной дендрошкалы по образцам дерева из
различных архитектурных построек с известной датой. При разрешении
проблем новгородской абсолютной хронологии весьма существенную роль
сыграла древесина из церквей. Проводящееся в последние годы массовое
изучение дерева из различных архитектурных комплексов Восточной Ев-
ропы также подтверждает большую надежность этого способа установле-
ния календарных дат для имеющихся локальных шкал (Урьева А. Ф.
1994; Черных Н. Б., Сергеева П. Ф. 1997 — в печати). Однако Д. Шоув
фактически не выделяет' этот метод в особую рубрику, рассматривая его
среди прочих.
Как бы расширяя вероятностный список реперов для календарного
датирования дендрошкал, Б. А. Колчин предлагал для абсолютных при-
вязок и их корректировок использовать даты летописных пожаров. Уда-
лось установить, например, что на Ильинском раскопе, расположенном
на Торговой стороне древнего Новгорода, даты рубки дерева восьми мос-
товых совпадают с упоминаниями в летописях о пожарах, имевших мес-
то с 70-х годов XIII по середину XIV вв. Даты четырех пожаров этого
периода находят отражение в заготовке дерева для замощения улиц (Кол-
чин Б. А., Черных Н. Б. 1978). Корректировка дат с помощью летопис-
ных сведений о пожаре 1335 года была сделана нами при работе с дере-
вом построек так называемого «горелого» яруса Витебска (см. главу 7).
Несомненный интерес представляют наблюдения А. Н. Курбатова,
сопоставившего данные о летописных пожарах XIV века в Твери с пери-
одичностью застройки на небольшом участке Тверского Кремля, восста-
новленной по данным дендроанализа (Курбатов А. Н. 1994). Е. Л. Хво-
ростова при изучении построек, открытых раскопками на Старицком го-
родище, исходя их полученных дендродат, смогла подтвердить свое пред-
положение о кратковременности их существования и связала их гибель с
летописным пожаром 1395 года (Хворостова Е. Л. 1994).
В конечном итоге, кажется совершенно очевидным, что наиболее на-
дежным во всем этом перечне является способ увязки «плавающей» шка-
лы ископаемого дерева со шкалой современной, чьи абсолютные даты не
вызывают сомнений. Весьма существенную роль, как уже говорилось
выше, может играть дерево из точно датированных архитектурных ком-
плексов. Все прочие возможности следует рассматривать лишь как вспо-
могательные, в той или иной мере способствующие установлению абсо-
лютных датировок относительной схемы.
Однако возможность привязки каждой из локальных «плавающих»
дендрошкал к современным представляется весьма проблематичной. Да-
леко не все шкалы содержат образцы дерева, имеющие строго опреде-
ленную дату рубки. В таком случае применяется метод т. н. перекрестно-
го датирования дендрошкал, когда «плавающие» относительные последо-
вательности кривых роста привязываются к иным, носящим уже кален-
дарный характер. Эта процедура обычно ведет к созданию уже не ло-
кальных, но более общих шкал, и — в конечном итоге — к формирова-
нию т. н. универсальной дендрошкалы. Впрочем, данный метод вызыва-
ет наиболее горячие дискуссии и возражения.
До самого последнего времени среди дендрохронологов и особенно
дендроклиматологов существуют разногласия по поводу возможности со-
здания универсальных дендрохронологических шкал, пригодных для са-
мых широких территорий. Наиболее категоричны в отрицании этого скан-
динавские исследователи (Hoeg О. 1956; Sladstad Т. 1957), тогда как
другие более оптимистично оценивают подобную перспективу. Е. Джонс
(Jones Е. 1947) отмечал единые тенденции в приросте у дуба и серебри-
стой ели в Англии и Финляндии на отрезке 1890—1930 годов. И. Хустич
указывал на возможность сходных реакций в одни и те же годы у дере-
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
20
21
--612 [
700 CZ
034 [
1071 [
1070 Г"
1150 ZZ
1195 t
1096 I
971 I	~
1234 С
1040 I
1024 I ~
1115 C
757 [
861 I	~
910 L	_
943 1
~	I 990
Z3 971
1 944
022 С
1 1702
~1 1747
ZZ 1680
Z3 1673
] 1643
I 1605
ZZ1 1567
3 1530
] 1525
— "I 1436
I 1404
I 1402
' I 1377
~~l 1343
---1 1309
Z2 1282
1 1250
1412 С
1450 t
500 600 700 800 900 1000 1100 1200 1300 1400 1500 1600 1700 1800 1900
Puc. 3. Календарная протяженность абсолютных дендрохронологических
шкал Восточной Европы.
1 — Шпицберген; 2 — Псков; 3 — Новгород; 4 — Витебск; 5 — Кириллов;
6 — Смоленск; 7 — Пинск; 8 — Корела; 9 — Орешек; 10 — Руса; 11 — Тверь;
12 — Берестье; 13 — Торжок; 14 — Мстиславль; 15 — Полоцк; 16 — Белоозеро;
17 — Торопец; 18 — Ладога; 19 — Староладожское (Земляное) городище;
20 — Рюриково (Новгородское) городище; 21 — Ушуру.
Примечание: Дополнения внесенные в данные шкалы, а также новые
дендрошкалы смотри в приложении.
вьев, чьи места произрастания отделены друг от друга огромными рассто-
яниями, как например, Лабрадор, Аляска и Северная Европа (Hustich J.
1956). Д. Шоув писал о сходстве тенденций прироста у хвойных пород
из Восточной Европы и Северной Скандинавии (Schove D. 1964).
К аналогичным заключениям приходит и ряд отечественных уче-
ных. В. Н. Адаменко указывает на поразительное сходство изменчивос-
ти прироста у деревьев на Полярном Урале и в Северной Скандинавии
(Адаменко В. Н. 1963); те же явления для еловых древостоев отмеча-
ют и другие исследователи (Тарасов А. И., Гортинский Г. Б. 1969).
Дискуссии последних лет привели к тому, что и в Северной Европе все
чаще раздаются голоса в защиту правомочности применения перекрест-
ного датирования для материалов из мест, территориально удаленных
друг от друга. Т. Бартолин, например, установил для Швеции семь денд-
рохронологических гомогенных зон, самая обширная из которых тянется
на несколько сотен километров. П. Зеттерберг по шкале Восточной Фин-
ляндии датировал дерево из районов, расположенных на расстоянии 400
км друг от друга (Zetterberg Р. 1988).
Следует, правда, при этом отметить, что оптимизм в отношении
дендрошкал, имеющих более широкое значение, строится на использо-
вании образцов «чувствительных» деревьев или же тех, что произраста-
ют в районах действия лимитирующих прирост факторов (Колчин Б. А.,
Черных Н. Б. 1977, с. 18). Впрочем, данная тема имеет более тесное
отношение, прежде всего, к климатологии, где обязательно требуется
учитывать показатели коэффициента чувствительности (Huber В. 1942;
Furst О. 1963) или же — но иному выражению — «чуткости» (Битвин-
скас Т. Т. 1974, с. 75). Поэтому для районов, где действия климатичес-
ки лимитирующих факторов ограничено, вроде зон морского климата
подобно побережью Северного моря от Нидерландов до Северной Гер-
мании, перекрестное датирование считается затруднительным (Becker В.
1978). Однако в то же время группа молодых ученых из Ливерпульско-
го Университета на примере дендрохронологической шкалы для совре-
менных дубов из Северного Уэльса — района, считающегося непригод-
ным для дендрохронологических исследований — убедительно доказала
возможность се сопоставления со шкалами Северной Ирландии
(LeggetP., Huges М., Hibbert F. 1978).
Наши опыты на археологическом дереве из восточноевропейских сре-
дневековых памятников вполне созвучны последним заключениям о пра-
вомочности перекрестного датирования дендрошкач на весьма обширной
территории лесной зоны для периода IX—XVI вв. (Черных Н. Б. 1972;
Колчин Б. А., Черных Н. Б. 1977, с. 102). За последние годы число
регионов Восточной Европы, для которых в Московской лаборатории
созданы локальные и абсолютно датированные дендрошкалы, заметно
возросло (рис. 3). Более того, оказалось целесообразным для крупней-
шей восточноевропейской коллекции древнего дерева из Новгорода пред-
ложить целую систему абсолютных дендрошкал, составленных по мате-
риалам отдельных районов этого средневекового центра (табл. 1). В це-
лом же мы имеем определенные возможности для датирования деревян-
ных образцов, начиная с VII в. и кончая современностью.
Радиоуглеродное датирование дендрошкал
Тема о дендрохронологии и радиоуглеродном методе имеет по еущест-
ву два равнозначных исследовательских аспекта: во-первых, дендрохро-
нология для нужд радиоуглеродного датирования и, во-вторых, радиоуг-
леродные датировки для потребностей дендрохронологии. Первый из них
играет, как хорошо известно, существенную роль в корректировке зако-
номерностей поведения изогона С14 во времени и уточнении периода его
полураспада. Второй аспект — это датировка «плавающих* дендрошкал с
помощью радиоуглеродного анализа и придание шкалам хотя бы прибли-
женного календарного значения. На последнем мы и остановимся в на-
стоящей главе.
Изучение содержания изотопа С14, составляющего неотъемлемую часть
живой материи, проводится сейчас в самой тесной связи с исследовани-
ем годичных колец дерева. Уже к началу 70-х годов американские ученые
создали абсолютную дендрохронологическую шкалу по бристольской сосне
или сосне остистой протяженностью в 8253 года. К середине 80-х годов
ее удалось продлить до 8681 года, благодаря тому, что для связки и
корректировки «слабых» участков шкалы был применен радиоуглерод-
ный анализ (Ferguson С. 1972). Аналогичные работы велись и в Евро-
пе, где западногерманская шкала по дубу, построенная по ступенчато-
му принципу, была также уточнена на слабо стыкующихся участках
по С14; в публикации 1990 г. говорилось уже о ее протяженности в
9224 года (Becker В., Schmidt В. 1990). Корректировка европейской и
американской дендрохронологических шкал по радиоактивному углеро-
ду и сравнение этих показателей между собой сделали возможной абсо-
лютную датировку любых органических остатков в значениях, прибли-
жающихся к календарным. Этого удалось добиться, когда оказалась
предельно суженной величина поправок применявшегося радиоуглерод-
ного метода.
Б. Беккер тогда же сформулировал три основных условия, при со-
блюдении которых становится возможной датировка «плавающих»
дендрошкал с применением анализа С14. Во-первых, «плавающие» се-
рии годичных колец должны иметь не менее 5—10 образцов дерева и
их кривые должны покрывать отрезок нс менее чем в 50—100 лет;
последнее весьма существенно для выявления пропущенных или двой-
ных колец, а также для выяснения погрешностей замеров. Во-вторых,
год рубки должен быть установлен при перекрестном сопоставлении
кривых роста. И наконец, в-третьих, из перекрестно датированных
бревен необходимо отобрать 5—10 образцов годичных колец на одно
столетие для радиоуглеродного анализа. По его мнению, средние вариа-
ции значений С|4 в такой серии .могут привести к точной датировке
дерева построек из отдельных регионов всего Северного полушария
(В. Becker 1984).
С конца 70-х годов, когда была начата новая серия работ по пере-
смотру датировок больших курганов Саяно-Алтая, авторами применял-
ся комплексный метод исследования, где решающая роль отводилась
радиоуглеродному анализу. Авторы этих исследований при учете дан-
ных археологии, дендрохронологии и радиоуглеродного анализа пред-
ложили новые даты для саяно-алтайских курганов, где доверитель-
ный интервал был сужен до ±40 лет. Они полагают, что при увели-
чении количества исследуемых образцов возрастают шансы умень-
шить этот интервал до ±10лет (Марков Ю. Н., Мареадолов Л. С.,
Мецхваришвили Р. Я. 1987, с. 66). Всего же для образцов из восьми
саяно-алтайских курганов получены 32 радиоуглеродные даты. Ин-
терпретация некоторых из них дала повод авторам датировать многие
стволы с точностью до года. Например, радиоуглеродная дата образца
V-1 из 1-го Пазырыкекого кургана дала значение 490±40 лет до н. э.
Исследователи проводят следующий, как они считают, «легкий» расчет:
490 год — 76 лет (±10 лет — центр взятого образца) = 414 г. до н. э.
Авторы верят, что имеется реальная перспектива привязки «плавающей»
алтайской дендрохронологической шкалы к американской шкале по брис-
тольской сосне, и помочь в этом могут данные радиоуглеродного анализа.
В таком случае, по их мнению, появится возможность датировать мате-
риалы памятников первого тысячелетия до н. э. е календарной точнос-
тью. Поэтому ими проводятся сборы органических остатков из многочис-
ленных погребальных памятников эпохи бронзы в долине Енисея.
Не подлежит сомнению, что дендрохронология и радиоуглерод хоро-
шо дополняют друг друга, прежде всего, там, где полностью отсутству-
ют возможности сопоставления результатов дендроанализа с современ-
ной шкалой или же е письменными свидетельствами. И если раньше
считалось, что дендрохронология обеспечивает удовлетворительные
датировки в пределах нашей эры, а радиоуглерод даел' более точные
даты для периода в 2000—5000 лет, то комплексное применение этих
методов позволило придти к ряду принципиальных по новизне и значи-
мости заключений.
Глава 4
Прикладная дендрохронология:
объекты археологические и исторические
Процедура дендрохронологического анализа и основные методы, ко-
торым были посвящены предшествующие главы, приводит, в конечном
итоге, к созданию в наиболее благоприятном случае абсолютно датиро-
ванной дендрошкалы. Последняя служит базой для решения самых раз-
нообразных проблем прикладного характера, из которых пас, в первую
очередь, интересуют вопросы, связанные с разнообразными археологи-
ческими, а также историческими материалами. Среди таких вопросов,
вне всякого сомнения, доминируют хронологические, когда основной за-
дачей является установление даты рубки отдельного бревна или их груп-
пы, времени сооружения построек или их комплексов, хронологической
позиции целых строительных горизонтов в том или ином городе и т. и.
Методы разрешения данных проблем весьма специфичны; они во многом
зависят от исходного материала и условий его залегания в культурных
слоях. Корректность в оценке подобного рода условий, а также в методи-
ческих подходах к исследуемому материалу обеспечивает надежность
выводов.
Порубочные даты деревьев
Установление времени образования последнего годичного кольца изу-
чаемого образца дерева в точных календарных датах составляет весьма
желательный, но только лишь начальный итог дендрохронологического
анализа. Возможность же дальнейших важных выводов и заключений
зависит от интерпретации полученных результатов. Прежде чем уста-
новить время рубки изучаемого бревна, необходимо определить, явля-
ется ли последнее зафиксированное на нем кольцо наружным (внеш-
ним), т. е. образовалось ли оно в последний год жизни дерева (о мето-
дах установления внешнего кольца речь шла в главе 2). От решения
этого вопроса зависит и определение даты как «порубочной» или
«нспорубочной».
Однако даже в том случае, если ни один из перечисленных ранее
признаков внешних колец установить не удалось, возможность суждений
о подобных кольцах для конкретных деревьев сохраняется. Этому слу-
жит, например, статистическая оценка дат, полученных для дерева из
одного строительного комплекса. Так, если группа бревен изучаемой по-
стройки образует достаточно представительную выборку, в которой пос-
ледние из сохранившихся колец датируются, к примеру, одним годом,
вполне реально предположить, что у всех бревен данной группы сохра-
нились внешние кольца. Причем такие хронологические группы должны
совпадать с дендрологическими, когда динамика прироста древесины ха-
рактеризуется максимальной близостью.
Примером могут служить конструкции из витебского вала XII в., де-
рево которых на многих спилах не сохраняло признаков внешних колец,
но отличалось т. н. дендрологической близостью. Бревна из двух его
участков дали соответственно две группы дат: на участке I бревна были
срублены в интервале 1136—1140 гг., на участке II — только в 1136 г.
Учет ряда признаков этого дерева — степени дендрологической близости
стволов обоих участков, их возраста, диаметра бревен и др. — позволил
предположить, что сначала в 1136 г. рубилось дерево для конструкций
участка II, а через два — четыре года — для участка I. Точность опреде-
лений кажется достаточно надежной даже при учете, что все бревна из
конструкций вала ^мастка I, датированные 1136 г., не имели характер-
ных признаков внешних слоев.
В тех случаях, когда внешний слой на единичных образцах дерева
отсутствует и нет возможности произвести статистическую оценку, дата
последнего кольца считается «непорубочной».
В главе 2 мы упоминали о способах, применяющихся для восстанов-
ления числа уграченных колец на образцах е разрушенной заболонью.
Однако все они досконально разработаны лишь для дуба. Применитель-
но к хвойным породам помимо статистической оценки полученных дат
рекомендуется также грубая приблизительная оценка числа утрачен-
ных колец по пропорции слоев ядра и заболони, присущей каждой
породе деревьев. Но этот прием можно употреблять лишь при знании
условий среды, в которых росли изучаемые деревья; для археологичес-
кой же древесины последнее мало реально, и такой метод практически
неприменим.
Следовательно, при отсутствии наружных колец дата образования
последнего сохранившегося на образце годичного слоя считается лишь
«terminus post quern» или же годом, после которого дерево было сруб-
лено. Установление порубочных и непорубочных дат для изучаемых
бревен и составляет первый шаг в интерпретации данных дендроана-
лиза.
Даты построек
Теоретически время возведения конкретной постройки определяется
датой рубки самого позднего из связанного с нею комплекса бревен.
Однако на практике решение этого вопроса, как правило, заметно ос-
ложняется. Дополнительные и порой очень существенные трудности вно-
сят: недостаточная репрезентативность выборки образцов, неоднородность
дендрокомплекса сооружения, использование старых бревен из разру-
шенных ранее построек, наличие, более молодых стволов, использовав-
шихся во время ремонта. По этой причине, чаще всего заключению о
дате той или иной постройки предшествует оценка всех имеющихся све-
дений о ней: стратиграфическое положение, соотношение с соседними
комплексами, полевые и лабораторные наблюдения над следами пере-
строек и ремонтов.
Почти всегда возникает существенный и достаточно общий для всего
древнего деревянного строительства вопрос об отрезке времени, походя-
щем между повалом дерева и его использованием при строительстве —
процесс, именуемый обычно выдержкой древесины. Методы его разре-
шения нередко способны дать также побочную информацию о месте раз-
делки стволов и изготовлении отдельных строительных деталей — в лесу
или уже на строительном объекте. Правда, последние соображения пря-
мой связи с определением дат строительства сооружения практически не
имеют, но представляют известный интерес.
Попытка ответить на эти вопросы была сделана Е. Холльштейном в
цикле работ 60—70-х гг. (Hollstein Е. 1978). Его наблюдения строились
на базе дендрохронологического и микроскопического анализов дерева из
археологических построек разных эпох — от бронзового века до средне-
вековья, а также бревен из исторических построек.
Наблюдая за характером повреждений на наружных поверхностях
бревен Е. Холльштейн установил, что отсутствие характерных трещин и
деформаций, появляющихся из-за усыхания древесины, свидетельствует,
что срубленные стволы разделывались и пускались в строительство еще
«зелеными», т. е. влажными. О том же говорит и сохранность структуры
годичных слоев — прежде всего, проводящих сосудов. Наблюдаемые на
спилах поры являются еще одним свидетельством обтески бревен в сы-
ром, не высушенном виде. Е. Холльштейн пишет, что разделка стволов
на отдельные детали, при которой дерево режется поперек волокон, про-
изводилась на месте заготовки древесины. Влажными, по его мнению,
должны были использоваться все детали, предназначенные для погруже-
ния в фунт (например, сваи); в противном случае на их поверхности
возникли бы характерные деформации. Разделка бревен на четырехгран-
ные брусья также проводилась сразу же после рубки дерева. Причем бру-
сья и балки немедленно шли в дело; это подчеркивают характерные лож-
бинки на их поверхности. Эти заключения Е. Холлынтейна получили одоб-
рение ряда его зарубежных коллег (Eckstein D., Baillie М., Egger Н. 1984).
Иным был подход к выдержке дерева для изготовления мелких дета-
лей типа оконных рам и дверных проемов: здесь использовалась сухая
выдержанная древесина. Об этом, прежде всего, свидетельствуют значи-
тельные интервалы между датой рубки дерева и временем его использо-
вания в постройке. Эти положения подтверждаются и работами других
исследователей, изучавших материалы памятников с территории как Ев-
ропы, так и Азии (Колчин Б. А. 1963; Eckstein D. 1972; Шиятов С. Г.
1972; Bartholin Т. 1984; Zetterberg Р. 1988; Kuniholm Р., Striker С. 1983).
Д. Экштейн при изучении дерева из поселения Хайтебю близ Киля
пришел к заключению, что сезон рубки изученных им бревен приходился
на промежуток времени между осенью текущего и весной будущего года.
Вывод этот строился на базе изучения соотношений ранней и поздней
древесины в наружных кольцах. Исследователь считает, что дерево руби-
лось лишь по мере появления в нем необходимости; сами же бревна
привозились на место строительства уже расколотыми пополам и только
там разделывались на доски. На последнюю мысль его натолкнул факт
находок досок, сделанных из одного и того же ствола, в различных час-
тях построек. Если бы эти детали были привезены на место строительст-
ва уже в готовом виде, то в одной постройке должен был бы встречаться
более разнообразный как по возрасту, так и по происхождению стро-
ительный лес. Кроме того, дубовые стволы можно разделать на доски
только в сыром виде: в этом Д. Экштейн видит дополнительное доказа-
тельство завоза на место строительства уже расколотых бревен.
Согласно Е. Холльштейну, использование дерева в прошлом произво-
дилось сразу после его рубки, т. е. дендрохронологические даты могут,
как правило, соответствовать строительным датам (Hollstein Е. 1978,
р. 39). Он полагает, что это практиковалось как в глубокой древности,
так и в средние века. Для позднего средневековья данное предположение
подтверждается к тому же свидетельствами письменных документов, а
также сохранившимися и по сей день некоторыми надписями на по-
стройках. Традиция эта изменяется лишь в новое время. По всей вероят-
ности, аналогичным был подход к строительной древесине и в средневе-
ковой Восточной Европе; во всяком случае, Б. А. Колчин доказал это
положение в своих работах на примере дерева новгородских церквей
(Колчин Б. А. 1963).
Методы определения дат строительства отдельных комплексов обыч-
но очень тесно связаны с посылками, которые обязательно следует иметь
в виду при подборе кривых роста для синхронизации. Во-первых, в
одной постройке могут присутствовать бревна, срубленные в разное
время: например, специально предназначенные для данного строения,
или же срубленные задолго до этого и уже использовавшиеся в более
ранних постройках, либо срубленные намного позже и применявшиеся
при ремонте здания. Отсюда понятно, что при такой пестроте порубоч-
ных дат вопрос о времени возведения постройки может быть решен
только в случае, когда имеется значительная по количеству образцов
выборка строительного дерева. К сожалению, представительные выбор-
ки не столь уж часты в наших коллекциях, и чаще всего это обусловлено
плохой сохранностью дерева в культурном слое. Последнее обстоятель-
ство нередко усугубляется и крайней небрежностью сбора образцов
археологами - полевиками.
Установление даты сооружения той или иной постройки требует учета
ее типологической принадлежности. В средневековых памятниках Вос-
точной Европы мы сталкиваемся, как правило, со следующими типами
сооружений: 1) срубы жилые, хозяйственные и производственные, 2) дво-
ровые настилы и вымостки, 3) ограды и частоколы, разделяющие усадь-
бы или ограждаюнще мостовые улиц, 4) мостовые улиц и переулков, 5)
конструкции оборонительных сооружений, 6) различные водоотводные
сооружения — водосборные колодцы, отстойники, дренажи, 7) погре-
бальные конструкции. Сооружения каждого из этих типов имеют свои
специфические черты и требуют различных подходов при определении
времени их возведения.
1.	Срубы. На исследованной территории Восточной Европы нами учте-
ны деревянные образцы из 450 построек, подавляющее большинство кото-
рых представляет собой срубы различных видов. Среди них порой встреча-
ются так называемые конструкции с вертикачьными досчатыми стенами
(например, в Пскове) или конструкции с плетневыми стенками (в ранних
слоях Земляного городища, на Рюриковом городище). Все постройки раз-
деляются нами на два вида по назначению — жилые и хозяйственные
(хлсвы, амбары, производственные мастерские, бани, погреба и т. и.). По
нашим наблюдениям, в жилых постройках обычно используется древеси-
на лучшего качества, по крайней мерс, это хорошо прослеживается на
материачах памятников Севера и Северо-Запада (рис. 4).
Рис. 4. Возрастное распределение строительной древесины из средневеко-
вых памятников Восточной Европы по типам построек.
а — срубы, Ь — пастилы, с — частоколы, d — мостовые.
Прочие условные изображения соответствуют рис. 2.
В хозяйственных постройках чаще используется старое, уже бывшее
в употреблении дерево. Обычно объектом дендрохронологического иссле-
дования становятся лучше всего сохраняющиеся в слое детали нижних
конструкций постройки — нижние венцы стен и подкладки под них,
переводы полов и их настилы, конструкции под очагами и печами. Из
всего набора этих деталей определяющими обычно признаются даты руб-
ки бревен венцов стен, так как считается, что они меньше всего подвер-
гаются ремонтам.
2.	Настилы и вымостки. Всего исследовано 140 сооружений этого
типа. Имеется большое разнообразие в их конструкциях и назначении.
Наряду с мощными настилами дворов, состоящими из толстых бревен и
плах, уложенных на специальные конструкции из лаг и подкладок, име-
ются и очень небольшие вымостки из нескольких бревен, уложенных
прямо на землю.
Для настилов использовалось самое разнообразное дерево. Именно в
настилах встречены почти все зафиксированные стволы лиственных по-
род. Все доски и детали кораблей попадаются также исключительно в
настилах. Здесь почти невозможно выделить какие-либо определяющие
датировку детали. В каждом отдельном случае дата строительства уста-
навливается только при группировке всех порубочных дат п последую-
щем сопоставлении их с датами рубки дерева из окружающих построек.
3.	Ограды или частоколы. Нами исследованы материалы 63 подобных
сооружений. Обычно при возведении оград используется очень молодой
по возрасту лес (рис. 4). Но даже среди явно доминирующей здесь дре-
весины первой возрастной категории (до 50 лет), очень велико число
стволов, не достигающих по возрасту и трех десятилетий. Кроме того,
очень значительна здесь и доля вторично использованного дерева. При-
чем нередки случаи, когда многолетние бревна попадают сюда из разо-
бранных старых построек. Метод установления даты строительства тот
же, что и для настилов.
4.	Мостовые улиц и переулков. Изучено 67 сооружений. Основные
элементы мостовых — конструкции лаг и нивелирующих подкладок, по-
верх которых настилается накат из бревен (кругляшей) или плах. На
гистограммах (рис. 4) можно видеть, что для возведения уличных мосто-
вых использовался лес более старших возрастов. Показательны в этом
отношении мостовые улиц Новгорода. По опубликованным Б. А. Колчиным
данным, для настилов улиц Великой, Кузьмодемьянской, Холопьей,
Михайловой, Ильиной и Буяньей использовался лес третьей и четвертой
возрастных категорий для плах, а для лаг — в основном более молодых
бревен первой и второй категорий. Сходную картину обнаруживают ма-
териалы и других древнерусских городов. Правда, мостовых, подобных
новгородским по своей фундаментальности, нигде больше не встречает-
ся. По мнению Б. А. Колчина, определяющими дату сооружения мосто-
вой являются порубочные даты лаг (Колчин Б. А. 1963). Однако наша
практика показывает, что в некоторых стгучаях это заключение неправо-
мерно, поскольку для лаг нередко использовалось старое дерево.
5.	Конструкции оборонительных сооружений. Нами изучены отдель-
ные элементы оборонительных сооружений, открытых при раскопках ряда
древнерусских городов и крепостей: Витебска, Торжка, Пскова, Орешка
и др. Поскольку оборонительные сооружения строились в течение не-
скольких лет, то определение времени строительства возможно лишь для
конкретных участков. В археологической практике мы не знаем случаев,
когда оборонительные сооружения достаточно крупного памятника ока-
запись бы вскрытыми полностью; обычно изучаются лишь сравнительно
небольшие их учасгки. Пример с двумя участками вала из Витебска,
возводившимися в 1136 и около 1140 гг., уже приводился. Более подроб-
но результаты исследования этого памятника даются в главе 7. Другой
тип оборонительных сооружений — городней — открыт в Торжке и
Пскове, где они датируются XIV и XVI вв. соответственно. Исследова-
лась древесина облицовки крепостного рва-канала XV века в Орешке.
Особую группу материалов этого типа составляют деревянные детали
каменных строений XV—XVI вв. Сюда относятся балки и связи стен и
башен из Ивангородской и Копорской крепостей, а также из Нового
города Кирилло-Белозерского монастыря. Отдельную группу составляют
сваи из-под фундаментов оборонительных стен и башен XVI века из
Успенского и Ивановского монастырей в Кириллове (Черных И. Б. 1982).
При всем разнообразии этих сооружений просматривается достаточно
стабильная закономерность в возрастном составе использованного дере-
ва. В каждом из памятников это наиболее старшие по возрасту стволы.
Причем в позднесредневековом крепостном строительстве эта тенденция
усиливается. Практика показывает, что наиболее весомым основанием
для определения времени сооружения таких комплексов является ста-
тистически выявленная компактная группа порубочных дат.
6.	Водоотводные и водосборные сооружения — колодцы, водосборни-
ки, желоба, дренажные трубы и т. п. Учтено всего 19 конструкций,
вскрытых при раскопках в Пскове, Тарту, Ростове Великом. Метод оп-
ределения времени сооружения практически сходен с теми, что применя-
лись, например, при работе со срубами.
7.	Деревянные конструкции из погребальных сооружений. Удалось
изучить лишь три подобных комплекса: погребальная камера из кургана
в урочище «Плакун» близ Старой Ладоги (см. главу 6), а также дерево из
двух курганов Гнездовского могильника.
Наша практика показывает, что невзирая на очевидное несходство раз-
личных типов сооружений из дерева или же с использованием деревянных
деталей, в любом случае, самым надежным способом установления стро-
ительной даты является статистическая оценка и группировка всех
порубочных дат дерева изучаемой постройки. Надежность хронологичес-
ких заключений усиливается в результате последующего рассмотрения этих
дат в общем и взаимосвязанном ряду датировок иных строительных ком-
плексов из тех же стратиграфических слоев. Проблематичными же почти
всегда остаются даты, установленные по единичным спилам; и эти хроно-
логические определения мы предпочитаем относить к разряду условных.
Датировка конкретной постройки или их комплексов практически
всегда сопровождается вопросом о выделении среди изученных образцов
замен и вторично использовавшихся бревен. Удовлетворительный ответ
может быть получен лишь в случае достаточно представительной выбор-
ки дерева из одной постройки. Одним из наиболее показательных в этом
отношении, благодаря исключительной тщательности и систематичности
в отборе образцов, представляется материал из раскопок т. и. «большого
дома» на Земляном городище Старой Ладоги.
Этот любопытный строительный комплекс из горизонта Е-1, является
здесь центральным сооружением, представленным большим числом раз-
нообразных деревянных деталей. «Большой дом» представляет собой еди-
ный жилищно-хозяйственный комплекс, состоящий из жилого сруба с
печью в центре, пристройки с бревенчатым покрытием пола и перекры-
тых общей крышей боковых галерей. В постройке широко использова-
лись детали разобранного морского корабля — доски обшивки, части
шпангоутов. Исследовавший Земляное городище Е. А. Рябинин рассмат-
ривает этот комплекс как жилище обосновавшейся в Ладоге купеческой
артели (Рябинин Е. А. 1985, с. 46—47). С различных частей комплекса
удалось отобрать 59 образцов дерева, из которых абсолютно датирован-
ными оказались 44 бревна. Диапазон полученных дендрохронологических
дат очень широк — от 820 до 894 г. Очень велико и разнообразие типов
кривых роста годичных колец дерева: здесь представлены, по крайней
мере, три дендрологические группы.
Распределение всех порубочных дат бревен «большого дома» показа-
ло, что 23 бревна из 44 были срублены в интервале 880—894 гг. Послед-
няя дата является наиболее вероятной для установления времени соору-
жения всего «большого дома». Причем в этой группе образцов представ-
лены фактически все строительные детали — венцы стен и внутренней
перегородки, столбы, бревна завалинки, доски пола. Исключение состав-
ляют лишь элементы конструкции очага: рубка этих бревеп проводилась
ранее — в пределах 850—870 гг.; еще более молодыми в этом комплексе
были бревна и доски из наружных настилов.
Сильная перемешанность дерева, использованного в этой постройке,
вполне очевидна. Для строительства «большого дома», скорее всего, ис-
пользовалась вся находящаяся в поле зрения мастеров древесина, вклю-
чая бревна из старых сооружений и детали разоренных кораблей, а само
возведение постройки проводилось, видимо, весьма поспешно. Возмож-
но, это в некоторой мере согласуется с предположением о принадлежнос-
ти «большого дома» подвижной группе купцов.
Корректировка датировок сооружений и их комплексов
Датировка отдельных построек, даже при наличии репрезентативной
выборки образцов, нередко бывает затруднена, особенно при наличии в
ней большого числа разновременных бревен. Корректировка времени кон-
кретных сооружений наиболее успешно может быть произведена с уче-
том датировок строений в рамках отдельной усадьбы, соседних усадеб,
одного квартала, построек одного стратиграфического горизонта. Сопо-
ставление стратиграфических горизонтов со строительными периодами
является, пожалуй, особой темой, и она будет рассмотрена несколько
ниже. Здесь же мы обратимся к более частным примерам корректировки
заключений о времени сооружения отдельных построек. В этом отноше-
нии немаловажное значение имеют находки частей одного и того же
ствола в разных постройках.
При раскопках Твери в слое конца XIV — начала XV вв. были откры-
ты две постройки, расположенные близ мостовой улицы. С первым ярусом
мостовой стратиграфически связывался сруб № 4. Три бревна из мостовой
первого яруса были срублены в интервале 1405—1410 гг. Разброс
порубочных дат сруба № 4 составляет 13 лет, самая поздняя из дат —
1405 г. Ниже настила мостовой первого яруса обнаружен новый настил
яруса 2. Двенадцать взятых е него бревен срублены на протяжении более
чем полувека — с 1350 до 1405 г. При этом наблюдается определенная
хронологическая группировка дат. К началу 50-х гт. XIV в. относится одно
бревно, через 20 лет были срублены четыре бревна, а в 1400—1405 гт.
заготовлены еще семь бревен. Разобраться в этом калейдоскопе помогают
находки среди бревен сруба № 4 и настила мостовой второго яруса двух
частей одного и того же ствола, срубленного в 1405 г., что может являться
свидетельством одновременного строительства мостовой 2 яруса и сруба №
4. Более ранняя группа бревен того же настила мостовой, вероятно, связа-
на с использованием дерева из предшествующего замощения.
Дендрохронологический анализ оказывается весьма полезным и при
выделении строительных периодов или периодов особой строительной ак-
тивности в конкретных пунктах. На его базе порой удается вносить опре-
деленные уточнения в полевых стратиграфические наблюдения, а также
связывать следы обширных пожарищ с летописными свидетельствами.
При исследовании нижних горизонтов культурного слоя на Рюрико-
вом городище под Новгородом были вскрыты расположенные поблизости
друг 01' друга сооружения. Каждое из них, как было установлено в про-
цессе раскопок, претерпевало неоднократные перестройки.
Первый комплекс возникает в последнее десятилетие IX в., когда
здесь возводится срубное сооружение с псчыо. Через 10 лет, в середине
первого десятилетия X в., срубная постройка перестраивается, а невда-
леке от нее возводится плетневая конструкция. Дерево двух последних
сооружений относится к единой дендрологической группе, которой при-
надлежат и бревна из развалов близ построек. Спустя еще 10 лет в срубе
производятся какие-то, скорее всего, ремонтные работы, при которых
используется дерево совершенно иной дендрологической группы. После
916 г. на этом участке городища, по крайней мере, в течение 16 лет не
производилось никаких строительных работ. В начале 30-х гт. X в. со-
оружается вымостка к востоку от срубной постройки, а еще примерно
через 10 лет перестраивается плетневая конструкция и ремонтируется
эта вымостка, причем в обоих сооружениях опять используется дерево
единой дендрологической группы.
Интересная постройка открыта при раскопках Земляного городища.
Она сооружалась в финальный период жизни т. н. микрогоризонта Е-3
«бурый гумус I» (постройка П-в). От нее сохранились лишь два бревна,
укрепленные фиксирующими колышками; южнее их лежали пешеход-
ные мостки из двух корабельных досок. Крепящие колышки обуглены,
бревна же из постройки не несуг следов огня: вероятно, в момент пожа-
ра они были уже перекрыты слоем почвы. Средний ярус постройки (П-б)
представлен бревнами конструкции, имевшей четырехугольную форму.
Обгорелое дерево этой постройки соотносится со слоем пожарища гори-
зонта Е-2. Верхний ярус постройки (П-а) представляет собой своеобраз-
ную реставрацию сгоревшего сооружения. Поверх обугленных стволов
были уложены новые бревна и горбыли, а в качестве фиксирующих ко-
льев было частично использовано дерево из горизонта Е-2.
Серия дендрохронологических дат подтверждает правильность расчле-
нения постройки II на три разновременных яруса. Даты рубки бревен
постройки П-в относятся к 20—30-м гг. IX в. Обугленные бревна яру-
са П-б представлены восьмью спилами, последние кольца которых дати-
руются в интервале 845—863 гг. Наиболее позднее в этом комплексе
сооружение П-а было восстановлено около 871 года. Однако среди бре-
вен этого яруса встречены три бревна, срубленные в 60-е гг., причем два
из них обуглены и имеют следы вторичного употребления.
Данные дендроанализа позволяют не только уточнить выделение от-
дельных ярусов и определить время их бытования, но могут также уточ-
нить дату пожара строений из горизонта Е-2. Ранее предполагалось, что
пожар случился на рубеж 50—60 гг. X в. (Черных Н. Б. 1985, с. 80).
После завершения всех работ с городищенским деревом представляется,
что пожар имел место не ранее 863 г. и не позднее 871 г. Следы мощного
пожарища определенным образом можно сопоставить с важными исто-
рическими событиями на севере Древней Руси в третьей четверти IX в.,
зафиксированными в Начальной летописи.
Страницы летописи отразили изгнание варягов-находников за море,
которые, вероятно, могли уйти в Скандинавию только через Ладогу, жес-
токие конфликты в разпоэтничной местной среде и, наконец, появление
здесь Рюрика. Все известия об этих событиях летопись относит к 859—
861 гг.; хронологически они как будто близки к предполагаемым и уста-
новленным здесь датам пожара, но все же не совпадают с ними. Однако,
если учесть те коррективы, которые внес Б. А. Рыбаков в хронологию
начальных киевских летописей (Рыбаков Б. А. 1963, с. 169, 170), то
расхождения фактически исчезают. Так, сообщение об изгнании варягов
приурочено к 867 г., затем в Ладоге появился Рюрик, обосновавшийся
здесь на два года и в 870 году переселившийся в Новгород. Следователь-
но, можно думать, что именно пожар, истребивший деревянные соору-
жения горизонта Е-2 и был связан с бурными событиями в начальной
истории Руси.
Датировка археологических памятников
Понятно, что результаты дендроанализа могут вполне адекватно отра-
жать полную хронологию насыщенных деревом археологических памят-
ников, уточнять периоды наиболее активной жизни, а также фазы запус-
тения. В большей степени это удается при изучении материалов из па-
мятников ранних эпох, но важные результаты удалось получить и для
средневековых городов.
Вопросы такого рода решались на базе двух поселений эпохи неоли-
та (Овернье-Порт и Кортейлло-Эст) на озере Невшатель в Швейцарии.
Коллекции дерева отсюда представлены большим количеством дубовых
стволов из нижних галерей жилищ: 850 образцов из первого поселения
и 1200 — из второго. Оказалось возможным не только датировать эти
поселения в календарных датах, но и установить различные периоды
времени их обитания, а также хронологическое соотношение изучен-
ных поселений с иными неолитическими памятниками Швейцарии. Для
поселения Овернье-Порт, к примеру, были установлены шесть фаз су-
ществования, время которых установлено в годах до нашей эры:: I —
3858—3852, II — 3795—3746, III — 3694—3688, IV — 3627—3617,
V — 3305—3303, VI — 3063—3044 (Вгакег О. 1978; Eckstein D.,
Baillie M., Egger H. 1984).
Пример решения отчасти сходных задач можно привести из практики
Московской лаборатории, когда изучалось дерево построек из раскопок
на Малом Торопецком городище (Черных Н. Б. 1972, с. 102—104). Для
исследования был отобраны спилы со стволов, обнаруженных на ограни-
ченной площади: здесь находились руины одной из усадеб, примыкавшей
западной стороной к городскому валу, а восточной — выходившей на
идущую вдоль вала улицу.
Всего на этом участке было установлено девять горизонтов построек,
однако только средние из них (горизонты VII—III) дали дерево, пригод-
ное для дендрохронологического анализа. Каждая из построек этой усадьбы
имела свое твердо фиксированное место и повторяла планировку и раз-
меры предшествующего периода. Всего здесь удалось собрать 178 образ-
цов дерева.
Соотношение числа открытых и изученных дендрохронологических по-
строек этого участка представляется следующим: III горизонт — из 10
открытых построек исследованы четыре — сруб, настил, частокол, мосто-
вая; IV горизонт — из девяти открытых построек исследованы пять — два
сруба, два настила, мостовая улицы; V горизонт — из девяти открытых
построек исследованы восемь — пять срубов, три настила; VI горизонт —
изучены все четыре открытые здесь постройки — два сруба и два настила;
VII горизонт — из трех открытых построек исследован один сруб.
Самая ранняя для рассматриваемой выборки дерева из раскопок То-
ропца постройка была возведена в 1121 г. Это жилой сруб, и начало жизни
VII горизонта можно условно датировать началом 20-х гг. XII в. Следую-
щий строительный период начинается здесь через 20 лет’ и связывается с
постройками VI горизонта. Все четыре его сооружения возведены в тече-
ние четырех лет — с 1143 по 1146 г. Причем жилой сруб № 35 возведен
непосредственно на месте предшествующего по времени. Затем наблюда-
ется двадцатилетний перерыв в строительной активности. Лишь в 1161 г.
на месте сруба № 35 возводится новый жилой сруб (№ 29), который
сопровождается сооружением хозяйственных построек в течение 1164—
1166 гг. Одновременно перестилаются и ремонтируются настилы двора.
Еще через 20 лет на этой усадьбе возводятся две новых хозяйствен-
ных постройки (хлевы для скота). Этот период связывается с V горизон-
том. Следующая смена построек происходит уже через 30 лет после воз-
ведения нового жилого сруба и связана с IV горизонтом. В 1192 г. были
сооружены два хозяйственных помещения, расположенных над возве-
денными в 60-е гг. срубами. К первой половине 90-х гг. относится и
время рубки бревен двух настилов IV горизонта. Самым поздним из сло-
ев с хорошо сохранившимся деревом является горизонт III. К нему отно-
сятся три постройки: жилой сруб, частокол, ограничивающий мостовую
улицы и настил мостовой. Их строительные даты определены в рамках
1230—1234 гг. Одно из бревен частокола относится к 1250 г., и, видимо,
связано с ремонтом, а возможно и указывает на начало нового стро-
ительного периода, соответствующего времени И горизонта, постройки
которого отличаются уже плохой сохранностью дерева.
На основании всех полученных результатов была предложена следую-
щая хронология периодов активного строительства открытой на Малом
Торопецком городище усадьбы на 1тротяжении более чем столетия: VII гори-
зонт — с 20-х гг. XII в. по 1142 год; VI горизонт — 1143—1160 гг.;
V горизонт — с 1161 по начало 90-х гг. XII в.; IV горизонт — с начала
90-х гг. XII в. по начало 30-х гг. XIII в.; III горизонт — с начала 30-х гг.
XIII в. до примерно середины XIII в.
Огромная псковская коллекция дерева из построек городского посада
(1571 образец), расположенных в границах стены 1309 года, позволила
проследить процессы застройки на отрезке с 20-х гг. XII в. по 70-е гг. XV в.
Кроме того, в некоторой степени уточнены наблюдения по стратиграфии
обоих исследованных участков — раскопов по ул. Ленина и у Пединститута.
Для последнего это стало особенно существенным, поскольку культурный
слой здесь сильно поврежден перекопами и фундаментами поздних зданий.
То же можно отметить и для результатов, полученных при изучении
дерева построек древнего Витебска. Здесь сравнение хронологических ко-
лонок, построенных по данным дендрохронологического анализа и страти-
графии (см. главу 7) позволило откорректировать общую стратиграфичес-
кую схему слоев Верхнего замка и наметить их хронологические границы.
Детальное исследование дерева построек VIII—X веков с территории
Земляного городища Старой Ладоги, в определенной мере, дало основа-
ния подвести черту под дискуссией о хронолого-стратиграфическом чле-
нении культурного слоя этого интереснейшего памятника, развернувшейся
еще в начале века и разгоревшейся особенно бурно в послевоенное время
(Репников Н. И. 1948; Равдоникас В. И. 1949; 1950; Корзухина Г. Ф.
1961; Давидан О. И. 1976; Рябинин Е. А. 1985).
Особый аспект приобретает историческая интерпретация данных ана-
лиза годичных колец. Мы уже упоминали выше о сочетании результатов
дендроанализа, например, с летописными сведениями о пожарах. Опре-
деленный интерес в этом отношении могул представлять и результаты,
полученные при изучении дерева из раскопок в Орешке (Черных Н. Б.
1975). Распределение на временной шкале дат рубки бревен построек из
этого памятника позволило наметить шесть хронологических групп. Каждая
из последних может быть соотнесена с определенными вехами истории
крепостного строительства на острове Ореховом в течении XIV—XVI вв.
Самая ранняя группа бревен, срубленных в 1313—1346 гг., связана со
временем возведения первых укреплений в истоке Невы, погибших при
пожаре 1348 г. Вторая группа образцов 1356—1359 гг. относится к пе-
риоду' строительной деятельности новгородского архиепископа Василия,
начавшего в 1352 году возведение новой каменной крепости взамен сго-
ревшей. Следующая, очень большая, группа бревен, заготовленных
в 1410—1438 гг., объединяющая почти половину всех изученных мате-
риалов, весьма отчетливо связывается с постройками из нижнего гори-
зонта посада Орешка и облицовкой внутрикрепостного канала, отделяв-
шего посад от крепости в XIV в. Обилие строительного дерева может
объясняться бурным ростом крепостного посада в первой половине XV в.,
что нашло отражение в строительстве вокруг него каменных стен в 1410 г.
Следующая и последняя группа дат для материалов из культурного слоя
Орешка связывается с деревом верхнего горизонта посада и приходится
на 60—70-е гг. XV в., что соответствует времени строительства камен-
ной Цитадели.
Заключения подобного рода для памятников с значительными, хоро-
шо документированными выборками археологического дерева можно сде-
лать на базе распределения по хронологической шкале, во-первых,
порубочных дат всего изученного дерева из культурного слоя и, во-вто-
рых, строительных дат большинства изученных построек. Выраженное в
виде сравнительных гистограмм сопоставление этих двух показателей дает,
как правило, весьма наглядное представление о периодах активной стро-
ительной деятельности на отдельных участках поселений и городов. Кро-
ме уже приведенных, примеры этому можно видеть в материалах Рюрикова
городища, Торжка, Мстиславля и некоторых других памятников (см. гла-
вы 6 и 7).
Если коллекции дерева многочисленны и более или менее равномерно
представляют все основные слои памятника, то вполне реальным будет
установление не только периодов активной строительной деятельности
на отдельных участках поселения, но и оценка хронологических рамок
для всего памятника. Естественно, что наиболее эффективные результа-
ты в этом направлении были получены при всесторонних обследованиях
относительно небольших поселков, относящихся чаще всего к более древ-
ним эпохам. Определение хронологических рамок позволяет наметить
некоторую временную последовательность в их формировании. Гораздо
сложнее работать с материалами крупных поселений городского типа,
каковыми, к примеру, являются средневековые восточноевропейские
памятники.
Исследования этого направления проводились на дереве средневеко-
вых памятников Германии. Одними из самых интересных можно считать
результаты, полученные при изучении дерева построек раннесредневековых
поселений из Шлезвиг-Гольштейна на севере Германии, где сосредоточен
целый куст поселков викингов и славян. Центром их в первом тысячеле-
тии считается поселок Хайтебю, расположенный на берегу' длинного и
узкого залива Балтийского мора Шлей. Дерево для дендрохронологичес-
кого анализа собиралось при археологических раскопках в Хайтебю и
Шлезвиге — многослойном поселении, расположенном на противопо-
ложном берегу' Шлея, а также Даневерке, представляющем собой собой
фортификационную систему (Eckstein D. 1978).
Согласно полученным данным, самым ранним пунктом на этой терри-
тории была оборонительная система Даневерк, ограждавшая низинные
районы в окрестностях Шлея. Образцы дерева отсюда датируются 730—
737 гг. Через 75 лет после возникновения оборонительной системы появ-
ляются первые постройки на территории Хайтебю, изученного в этом
отношении наиболее детально: за четыре полевых сезона здесь было со-
брано четыре тысячи образцов дерева. Согласно полученным данным,
заселение Хайтебю началось около 830 г., а основное количество сруб-
ленного леса относится к периоду 831—882 гг. Для этого отрезка време-
ни были установлены хронологические соотношения построек из различ-
ных частей поселения. Самые поздние постройки, открытые на Хайтебю,
относятся к 20-м гг. XI в. Таким образом, удалось уточнить ранее вы-
сказывавшееся специалистами мнение о 250-летнем периоде существо-
вания этого поселения: оно функционировало всего около 200 лет. И
уже примерно через полвека Хайтебю в этом узком регионе заменяется
Шлезвигом: по данным дендрохронологического анализа Д. Экштейна,
это новое поселение возникает в 80-х гг. XI в. (Eckstein D. 1978, abb. 2).
Памятники искусства
Возможности дендрохронологии не ограничиваются строительными объ-
ектами. Примечательные результаты в датировании получены также при
исследовании памятников искусства. Особый интерес для нашего метода
представляют доски, использовавшиеся для написания картин. Мы оста-
новимся на этом вопросе более подробно, поскольку в отечественной
литературе ему до сих пор не уделялось достаточного внимания. Прове-
денное обследование художественных коллекций из художественных га-
лерей Западной Европы выявило примерно тысячу каргин XIV—XIX вв.,
написанных на дубовых досках. Дуб явно предпочитался для этих целей,
а иная древесина использовалась существенно реже (Bauch Е. 1978). Из
этого числа в Гамбургской лаборатории Е. Бауху и Д. Экшгейну удалось
проанализировать 440 дубовых досок картин голландских, фламандских
и немецких художников. В Оксфорде в это же время Д. Флетчер изучал
доски дубовых панелей из церковных зданий, а также портреты эпохи
Тюдоров (Fletcher J. 1978).
Дубовые доски для картин изготавливались из продольно распилен-
ных стволов, отчего по торцам хорошо прослеживаются последователь-
ности годичных колец, насчитывающие иногда до 200 годичных слоев.
В одной картине могли использоваться от одной до нескольких соеди-
ненных вместе досок. На самих досках сохраняются порой и заболонные
части стволов, однако на образцах 35 изученных в Гамбургской лабора-
тории картин кисти Рубенса кольца заболони отсутствовали вовсе. В то
же время на досках картин Боуверманна, по крайней мере у 40% из
них, были обнаружены заболонные части дерева, иногда даже сохра-
нившиеся полностью. Е. Баух и Д. Экштейн на основании этого выска-
зывают предположение, что если заболонная часть досок легко отслаи-
валась, то она удалялась намеренно. Д. Флетчер считает, что изготови-
тель досок для картин должен был специально подгонять край доски к
границе ядра и заболони. Вопрос об этой грани между частями дерева,
как мы знаем, очень важен для датировки объекта. Во всяком случае,
если на досках частично сохраняется заболонь или же возможно уста-
новить границу между ядром и заболонью, определение времени рубки
дерева может осуществляться с точностью до 5 лет. Д. Флетчер счита-
ет, что заболонь указывает самый ранний предел возраста картины
(terminus post quern). Поэтому он предлагает не отказываться от соче-
тания дендрохронологического анализа с другими методами, напри-
мер с пигменторентгенографией, а также с изучением письменных
документов и искусствоведческим анализом. Только при сочетании
всех этих методов может быть решен целый ряд весьма важных для
истории искусства вопросов. В их числе — возможность отличить под-
линник от подделки, отделить работу того или иного мастера от работ
учеников его школы, выделить копии современников, установить
последовательность создания картин одного мастера (Eckstein D.,
Bauch Е. 1974).
Для датировки самого произведения живописи чрезвычайно сущест-
венно выяснить отрезок времени с момента рубки дерева до начала жи-
вописных работ. Сравнивая порубочные даты, установленные с помощью
дендроанализа, с датами создания картин, проставленными мастером на
уже готовых произведениях, можно выявить традиции, существовавшие
при заготовке и подготовке досок, предназначавшихся для картин. Изу-
чение досок картин немецких художников кельнской школы XIV—XVI вв.
привело к заключению, что выдерживание и высушивание древесины, а
также подготовка доски к употреблению занимали довольно длительный
период времени — не менее 14—15 лет. Понятно, что это сильно затруд-
няет определение точного времени написания картины.
Уже иная традиция выявлена для картин XVII в. Сравнение дат
последних колец на досках с проставленными живописцами датами сви-
детельствует, что между этими событиями проходило не более четырех-
пяти лет. Однако в XVIII—XIX вв. для написания картин вновь пред-
почитают использовать длительно выдержанные доски. Кроме того,
в XVI—XVII вв. возникает ранее нс наблюдавшаяся практика вторич-
ного использовании досок для живописи, что по-видимому, было связа-
но, скорее всего, с нехваткой качественной дубовой древесины. Воз-
можно, об этом же свидетельствует и использование досок из некото-
рых тропических пород дерева.
В Московской лаборатории в начале 60-х гг. также были начаты
исследования досок древнерусских икон. Первоначальное обследование
десяти икон XVI—XVIII веков, вышедших из северных мастерских,
показало, что подавляющее большинство из них написано на сосновых
досках. Более детально проанализированы шесть досок, принадлежа-
щих трем иконам новгородского круга; одна доска происходит из Над-
вратной Сени Снетогорского монастыря под Псковом. Замеры годич-
ных колец производились на зачистках торцовых частей досок, где со-
хранилось от 80 колец (икона «Преображенье») и до 150 — 160 колец
(иконы «Петр и Павел» и «Параскева», а также резная доска из Сени).
Синхронизации полученных кривых выполнялись с привлечением
материалов из архитектурных памятников XVI в. из Новгорода и его
окрестностей: церкви Благовещения на Михайловой улице в Новгоро-
де, построенной в 1553 г., и церкви Успения у с. Курицко под Новгоро-
дом, построенной в 1596 г. Полученные привязки были затем провере-
ны на массовых материалах построек из культурного слоя Новгорода и
Пскова XV—XVI вв. Достаточно уверенно определяется время образо-
вания последних сохранившихся колец трех досок: одна из досок иконы
«Петр и Павел» датируется 1535 г., иконы «Параскева» — 1505 г.,
резная доска из Надвратной Сени — 1425 г. Доску иконы «Преображе-
нье» датировать не удалось (Sergeyeva N. F., Shurgin I. N., Chernick N. D.,
Uryeva A. F. 1984).
Результативным также оказывается исследование дерева деталей древ-
них и средневековых кораблей и лодок. Длительное время считалось,
что эти материалы непригодны для построения дендрошкал, поскольку
источник их древесины остается неизвестным (Baillie М. 1978). Одна-
ко по мере расширения сети локальных и региональных дендрошкал
мнение это стало меняться, и к подобным материалам начали обра-
щаться все чаще и чаще. Так, стало возможным датировать бронзовым
веком корабли «Hanse Kogge» (Eckstein D. 1972) и «Blackwater boat» из
Северной Ирландии; для датирования «Iraveney boat», «Ferriby boat»,
«Brigg’raft» привлекались также и радиоуглеродные определения
(McGrailS. 1978).
Немногочисленные анализы дерева корабельных частей, проведенные
в Московской лаборатории, в целом подтвердили возможности такого
датирования. Все исследованные образцы корабельного дерева проис-
ходят из нижних слоев Земляного городища Старой Ладоги (горизонты
Д-З — Е-3), а также из ладожского посада. Сохранились, главным обра-
зом, доски бортовой обшивки и шпангоуты. Всего удалось изучить 12
образцов. Деревянные детали разрушенных кораблей использовались в
поселке чаще всего для разного рода настилов. Например, одна из вы-
мосток «большого дома» горизонта Е-1 на Земляном городище целиком
была сделана из корабельных досок. Определены даты шести досок, най-
денных в сооружениях Земляного городища. Наружные кольца на них
отсутствуют, однако, по сохранности заболонных частей можно предпо-
лагать, что утеряно не более пяти-десяти колец. Интервал между датами
рубки бревен, из которых сделаны доски, и временем их вторичного
использования в качестве строительных деталей составляет от 25 до 90 лет.
Сам факт достаточно надежной синхронизации кривых роста годичных
колец дерева досок и рядового дерева из городищенских построек может
как-будто свидетельствовать о едином регионе произрастания ecebc этих
стволов.
И наконец, ограничимся простым упоминанием еще об одном не
лишенном интереса направлении дендрохронологических изысканий. В
последние десятилетия появились работы западноевропейских ученых
по изучению поделочной древесины мебели (Fletcher J. 1978), деревян-
ной скульптуры (Bauch Е. 1978), гробовых досок (Bartholin Т. 1978),
музыкальных инструментов (Eckstein D. 1972) и предметов быта
(Zetterberg Р. 1988).
Проблема источников древесины
Проблема источников древесины или определения места ее произрас-
тания на базе дендроанализа выходит уже за рамки вопросов хронологи-
ческого круга. И тем не менее, полученные здесь результаты также до-
статочно значительны для некоторых частных и общих вопросов истори-
ческого исследования.
В нижнем течении р. Рейн расположено поселение Дорестад, соглас-
но данным дендрохронологического анализа, возникшее в первой поло-
вине VII в. В течение двух последующих столетий оно превратилось в
значительный торговый центр на Рейне. Пожалуй, специфичной досто-
примечательностью этого поселения являлись колодцы. Наиболее рас-
пространенным их типом здесь служили погруженные в круглые ямы
крупные дубовые бочки; всего на поселении было обнаружено 26 подоб-
ных объектов. Исследование их древесины показало, что деревья были
срублены в интервале 690—835 гг. Далее, благодаря существованию двад-
цати четырех локальных дендрошкал для различных регионов этих тер-
риторий, удалось установить, что использованное на выделку бочек дере-
во произрастало в более южных районах Германии. Поэтому высказыва-
ется предположение, что винные бочки, для изготовление которых ис-
пользовался местный (южногерманский) лес, были переправлены оттуда
вниз по Рейну, в район Дорестада, а там уже утилизованы для сооруже-
ния колодцев (Eckstein D., Baillie М., Egger Н. 1984, 5.2.4).
Аналогичные вопросы пытаются решать и при анализе досок кар-
тин. Немецкие мастера XV в. нередко писали на досках из дерева,
привезенного из прибрежных районов (провинция II), снабжавших этим
материалом западноевропейских живописцев вплоть до середины XVII в.,
а точнее — до 1650 г. Установленная граница — 1650 год — уже сама
по себе может указывать на время написания картины. Например, одна
из картин А. ван дер Верфа оказалась написанной на доске дерева,
доставленного из провинции II, и на этом основании у исследователей
возникло подозрение, что они выявили вторичное использование самой
доски. Последнее было подтверждено рентгеновским анализом, обнару-
жившим под верхними изображениями оригинальную живопись первой
половины XVII в. Анализы 40 картин Боувермапна показали, что
до 1650 г. мастер получал дубовые доски из прибрежных районов, а пос-
ле этого срока — из внутренних районов страны (провинция I). Хотя
достоверно известно, что сам художник всю свою жизнь (1619—1668 гг.)
работал только в Антверпене и никогда его не покидал.
Обобщив все исследования досок, выполненные в Гамбургской лабо-
ратории, Е. Баух (Bauch Е. 1978), пришел к заключению, что источник
древесины дуба, снабжавший в течение двух столетий (1400—1650 гг.)
все западноевропейские центры — Амстердам, Лейден, Харлем, Антвер-
пен — располагался в прибрежных районах Нидерландов или же Фланд-
рии. Леса этой провинции в результате энергичной эксплуатации оказа-
лись полностью истощенными к середине XVII в., причем лес отсюда шел
в основном на нужды кораблестроения. Правда, Е. Баух думает, что ис-
точник поделочной древесины мог находиться и в другом районе Запад-
ной Европы, например, в южной Англии. Однако при обсуждении мест
произрастания дерева для досок картин, созданных мастерами фламанд-
ской и немецкой школ, от такой версии он отказывается и соглашается с
местными — прибрежными материковыми источниками.
Вырубка лесов в этой части Нидерландов привела к тому, что дерево
начало поступать только из внутренних районов страны — восточных
Нидерландов или западных районов Германии. Дерево из глубинных
материковых лесных массивов имеет заметно отличающуюся картину
кривой погодичного прироста (так называемая хронология I). Эти выво-
ды хорошо согласуются с заключениями, сделанными Д. Флетчером
(Fletcher J. 1978) при изучении досок, на которых написаны портреты
династии Тюдоров. Он полагает, что, во-первых, эти портреты написа-
ны художниками — выходцами с континента (Гольбейн и его школа), а,
во-вторых, для ряда картин в Англии использовалось привозное дерево.
Было установлено также, что некоторые картины более раннего времени
(например, двойная панель 1480 года, считавшаяся привезенной из
Вестфалии) оказались написанными на досках из английского дуба.
Попытки определить источники древесины предпринимались и при
изучении корабельных деталей. Раскопки слоев XII—XIII вв. в Дублине
обнаружили значительное количество корабельных частей, а на набе-
режной были найдены даже остатки целого корабля ХШ в. При изуче-
нии этих образцов дерева было установлено, что 12 из 15 бревен проис-
ходят из одного источника — района, который находился в окрестностях
Дублина, а три образца — неизвестного происхождения. Аналогичные
результаты дало изучение и других образцов корабельных досок из
раскопок. Сопоставление их кривых роста с имеющимися шкалами для
Ирландии, Шотландии и Германии, показало, что по своему происхож-
дению все они связаны с Ирландским побережьем.
В настоящей главе мы постарались продемонстрировать некоторые воз-
можности дендроанализа в отношении археологических и исторических
объектов. Однако его результаты чрезвычайно существенны и для иных
научных дисциплин, например, реконструкции климата отдаленных эпох.
!'лава 5
Дендроанализ и методы других наук
С. Г. Шиятов в своей основополагающей статье о дендрохронологии,
ее базовых принципах и основных методах исследования выделяет три
направления, где данные дендроанализа представляются наиболее пер-
спективными. Это, во-первых, реконструкция климата прошлого, во-вто-
рых, изучение цикличности природных явлений и, в-третьих, датировка
ископаемой и археологической древесины (Шиятов С. Г. 1973).
Основой дендроанализа является детальное изучение древесного го-
дичного кольца и величины его ежегодного прироста. Результаты массо-
вых и систематических наблюдений подобного рода формируют фунда-
мент для двух достаточно важных научных направлений —
дендрохронологии и дендроклиматологии. Последняя в научной литера-
туре может именоваться также дендроиндикацией (Ловелиус Н. В. 1972,
с. 106) или же дендроклиматохронологией (Битвинскас Т. Т. 1975, с. 3).
Однако эти термины — особенно первый из них — употребляются срав-
нительно редко.
Самой общей формой выражения усредненной величины годичного
прироста того или иного вида деревьев в конкретном регионе является
дендрохронологическая шкала. Именно се данные лежат в основе лю-
бых — и дендрохронологических и дсндроклиматологических — иссле-
дований. Методики построения дендрошкал весьма разнообразны, но
касаться этих вопросов здесь мы нс будем: в популярной форме они
уже излагались в работах Б. А. Колчина и В. Е. Вихрова 60-х гг.
(Вихров В. Е., Колчин Б. А. 1962; Колчин Б. А. 1963-а), а также на-
шли свое отражение в отдельных главах монографии Т. Т. Битвинскаса
(Битвинскас Т. Т. 1974), в статьях С. Г. Шиятова (Шиятов С. Г. 1973) и
Г. Е. Комина (Комин Г. Е. 1968). Нам представляется более целесооб-
разным подробнее ознакомить читателя с теми возможностями, кото-
рые предлагают эти дисциплины специалистам самых разных отраслей
знания.
История климата и дсидроанализ
Годичные периоды прироста древесных растений известны уже издав-
на. Хрестоматийным для нашей литературы является пример, что мысль о
прямой зависимости толщины годичного кольца от обилия осадков этого
года, а роста деревьев — от природных условий в целом, высказывалась
еще Леонардо да Винчи. На выяснение показателей взаимообусловленнос-
ти этих характеристик, установление достаточно четких качественных и
количественных их показателей были направлены труды первых исследо-
вателей аризонской школы — А. Дугласа, Е. Хантингтона, Е. Шульмана.
Однако, сформулированные ими тогда заключения о связях годичных
приростов с уровнем осадков и температурами, тем нс менее, не были
приняты рядом специалистов (Anlevs Е. 1946; Sampson A. W. 1940). По-
требовалось время для четких формулировок основных положений денд-
роклиматологических исследований. Наиболее четко эго удалось, кажется,
В. Н. Адаменко (Адаменко В. Н. 1963, с. 104):
I.	Годичные кольца — индикаторы колебаний климата.
2.	Ведущие факторы — это тепло и влажность.
3.	В зоне избыточного увлажнения и недостатка тепла (тундра и лесо-
тундра) тепловые условия определяют прирост в толщину; в зоне недо-
статочного увлажнения прирост определяют количество осадков и усло-
вия их выпадения.
4.	В областях, где климатические условия создают предел распростра-
нению данной породы, деревья особенно чувствительны к колебаниям
климата (верхняя граница леса в горных местностях, в лесотундре и
лесостепи); именно здесь надо искать связи между изменениями климата
и колебаниями прироста годичных колец.
5.	Отмечается связь прироста с солнечной активностью.
Основная задача, которая стоит перед исследователями — расшифро-
вать причины той или иной закономерности погодичного прироста, на-
блюдаемой как у отдельных деревьев, так и для целых лесных сообществ
на определенных территориях и регионах. Вот почему тщательному изу-
чению дендрохронологических шкал, составленных для современных де-
ревьев разных пород и разных условий произрастаний, а также ланд-
шафтных зон, уделяется повышенное внимание. Выше уже говорилось,
что только для территории Литвы Каунасской лабораторией составлено
около 250 локальных дснцрошкал по разным породам дерева. Такие же
сплошные сетки дендрошкал имеются для обширных территорий разных
частей Северной Америки, Западной, Средней и Северной Европы, а
также ряда областей Северной Азии.
В последние десятилетия для выяснения механизмов взаимосвязи го-
дичных приростов с условиями окружающей среды и отдельными клима-
тическими факторами применяются все более сложные методики, когда
изучается не только общая толщина кольца, но и соотношение его раз-
личных частей — ранней и поздней древесины. Еще в 1945 году Т. Руден
указывал, что самые полные представление о трех климатических со-
ставляющих — уровне осадков, летней температуре и уровне осадков в
июле — можно получить при изучении трех характеристик: ширины
кольца в целом, количества смоляных ходов — узких вертикальных и
заполненных смолой каналов, а также процента поздней древесины
(HoegO. 1956). Особенно важны эти признаки для тех регионов, где
фиксируется воздействие сложного комплекса климатических факторов —
термического наряду' с повышенной увлажненностью. Подобный комплекс
в той или иной мере характерен для Северной Италии, Франции, Герма-
нии, Прибалтики (Битвинскас Т. Т. 1974, с. 27).
В последнее десятилетие все больше сторонников приобретает так
называемый «дснсиометрический» метод, базирующийся на изучении
плотности древесины кольца и его отдельных частей. Ряд исследовате-
лей полагает, что эти показатели дают более надежные результаты для
климатических построений, нежели кривые роста годичных колец
(Polge Н. 1978: Schweingruber F., Rothlisberger F. 1978; Мусняков С. И.,
Розанов М. И. 1987).
При всем разнообразии методик расшифровки взаимосвязи прироста
дерева по диаметру и окружающих условий, в частности погодных, осно-
вой остается дендрошкала, когда проводится сопоставление характерис-
тик годичного прироста с данными метеорологии. Примером таких иссле-
дований являются работы Д. Экштейна по воссозданию погодных усло-
вий (температуры и осадков) в Шлезвиг-Гольштейне до 1820 г., когда
здесь отсутствовали метеоданные, или же труды Е. Фелисика для горных
районов Польских Татр в отрезке 1810—1910 гг. (Eckstein D. 1978-Ь;
Felisik Е. 1975). Выяснение механизмов климатических воздействий,
прослеживаемых по шкалам современных деревьев, дает основание
для интерполяции этих наблюдений на материалы отдаленных эпох,
сведения о погодных условиях которых очень скудны или же отсутствуют
полностью.
До недавнего времени эти попытки вызывали возражения у ряда ис-
следователей, ссылавшихся на отсутствие каких-либо данных об услови-
ях произрастания и происхождении дерева из археологических раскопок
или музейных коллекций. Такие возражения не вполне правомочны. Ведь
сам принцип построения дендрохронологических шкал по дереву архео-
логических и исторических объектов базируется на отборе для синхрони-
зации лишь таких кривых роста древесины, которые демонстрируют сход-
ные тенденции развития погодичного прироста. Последнее уже само по
себе служит признаком сходства в условиях произрастания использован-
ных в постройках стволов. Существует немалое число и комбинирован-
ных шкал, состааленных из взаимоперскрывающихся отрезков, .для ран-
ней части которых используются материалы из археологических постро-
ек, а для поздних отрезков — современных многолетних деревьев, расту-
щих в тех же или близких районах, где известны условия окружающей
среды и внешние воздействия.
Климатическими реконструкциями много занимался английский
климатолог Д. Шоув. Выше упоминалось, что им сформулированы три
исходных положения для проведения подобных работ (Schove D. 1954).
Исследователь предлагает для датировки «плавающих» дендрошкал исполь-
зовать сведения о природной обстановке, почерпнутые из средневековых
письменных источников. Такие сообщения могут носить самый разнооб-
разный характер, но особое внимание следует обращать на упоминаемые в
хрониках экстремальные явления, в частности, на засухи. В одной из сво-
их работ, посвященной этим погодным аномалиям, он пишет: «Засухи
средних веков должны трансформироваться из истории и легенд в научные
метеоданные, и годичные кольца могут предоставить возможности для та-
ких реконструкций мировой погоды.» (Schove D. 1955, р. 371).
Д. Шоув предлагает использовать при определении абсолютных
датировок природных явлений метод «скелетных» графиков У. Глока,
построенных по данным приростов дерева в сочетании с документальны-
ми сведениями о влажных, сухих и холодных сезонах. При этом, экстре-
мальные периоды должны оцениваться по рекомендованной У. Глоком четы-
рехбалльной шкале (Schove D., Lowler А. 1957). Такой метод он применил
при работе с деревом из Вестминстерского аббатства (Sicbcnlist-Кегпег V.,
Schove D., Fletcher J. 1978). П. Зетгерберг считает возможным коррели-
ровать данные о годичных приростах сосны со свидетельствами об уро-
жаях культурных растений (Zetterberg Р. 1988-а)
По комбинированной дендрошкале для западных районов Швеции,
составленной на базе более тысячи образцов дуба и имеющей протяжен-
ность с 831 по 1975 гг., А. Братск произвел реконструкцию климатичес-
ких условий. Ранняя часть его шкалы (831—1350 гг.) составлена по
дереву из раскопок средневекового города Лодозе на реке Гота, для пе-
риода 1400—1860 гг. использовалась современная древесина. Исследова-
тель предположил, что здесь с конца XV по конец XVII века наблюдалось
явное похолодание (Bratcn А. 1978).
Делаются попытки реконструировать природные условия и для бо-
лее отдаленных периодов человеческой истории. В 1942 г. Б. Хубер и
У. Хольдхейде, изучая дерево из построек неолитического поселения на
озере Федерзее в Баварии и сравнивая тенденции развития погодичного
прироста древнего дерева и современных сосен из окрестностей озера,
пришли к выводу, что у деревьев того времени колебания прироста
были одновременно более широкими и единообразными. К сходным
наблюдениям пришли Б. Хубер и У. фон Яцевич при исследовании
дубовых свай другого неолитического поселения на озере Тайген-Вир в
Швейцарии.
Однако изучение бревен из поселения позднего бронзового века Бур-
гаши-Зюд привело к иным выводам. О. Фюрст сравнил средние годич-
ные колебания (Р) центральноевропейских деревьев, обнаруженных
на поселениях различных исторических эпох — от неолита до совре-
менности, и пришел к выводу, что по сравнению с современным климат
эпохи неолита, например, был более континентальным. Но уже в брон-
зовом веке климатические условия стали более мягкими, без резких
перепадов. В средние века — примерно в 1330—1650 гг. — контраст
между зимними и летними температурами вновь уменьшается по срав-
нению с предшествующими столетиями. Однако уже после 1650 г. про-
исходит возврат к высоким температурным колебаниям (т. н. малый
ледниковый период). Наблюдения по годичным кольцам сопоставля-
лись с пыльцевыми анашзами и данными о сменах лесных древесных
пород, прослеженных также по дереву археологических построек
(О. Furst 1978).
Исследования подобного рода были выполнены Н. Лифшиц на мате-
риалах Ближнего Востока, где климатические условия совершенно не-
сходны с европейскими. Программа также базировалась на комплекс-
ном изучении дерева из более чем шестидесяти разновременных — от
эпохи бронзы до современности — памятников с учетом данных пали-
нологии и палеоботаники. Удалось восстановить палеоклиматическую
карту последних пяти тысячелетий для обширной территории от влаж-
ных субтропиков Восточного Средиземноморья до полупустынных
областей Центральной Анатолии, Северного Ирана и пустынь Централь-
ного Синая. Н. Лифшиц, к примеру, доказывает, что в так называемой
переходной — между влажными и полупустынными субтропиками —
зоне в XIX—XIV вв. до н. э. климат был более прохладным и влажным;
в IX в. до н. э. он сменился па более жаркий и сухой, похожий на
современный (Liphschitz N. 1986).
Применение комплексного метода при изучении природной обстанов-
ки на определенных этапах человеческой истории помогает получить
интересную информацию также о развитии сельского хозяйства, различ-
ных ремесел и промыслов. Так например, М. Микола установил тесную
корреляцию между северной границей леса и летней температурой, пос-
ле чего данные этих наблюдений он увязал с увеличением продуктивнос-
ти лесов и развитием деревообрабатывающего промысла в Лапландии в
начале XX века (Eckstein D. 1972).
Работы по реконструкции климата прошлого на материалах восточно-
европейской древесины проводились и в лаборатории ИА РАН. Для ис-
следований был избран материал из западных областей европейской тер-
ритории — дерево из культурного слоя средневековых поселений, отне-
сенных условно к т. н. «западной» группе памятников. Причины выбора
обусловлены, во-первых, тем, что западная группа представлена в изу-
ченном нами материале наилучшим образом. Здесь имеются образцы де-
рева из археологических построек одиннадцати памятников. Эта древе-
сина характеризуется большим разнообразием набора кривых роста го-
дичных колец, что связано с самыми различными условиями в тинах
местопроизрастаний. По этой причине здесь намного легче выявлять те
общие аномалии в развитии колец, которые являются индикаторами не-
которых глобальных климатических воздействий, сказывавшихся на об-
ширных пространствах. Во-вторых, предполагавшаяся реконструкция тре-
бовала исчерпывающей информации природоведческого характера, со-
держащейся в средневековых письменных источниках — русских лето-
писях и западноевропейских хрониках. Поэтому районом исследования
целесообразно было сделать те области Древней Руси, где данные лето-
писей могли бы дополняться западными хрониками.
Кроме того, заметим, что попытки использования природоведческой
информации из русских летописей для реконструкции климатических
возмущений предпринимались и в прошлом; достаточно напомнить о
таких изданиях как «Каталог землетрясений в Российской империи»
(Мушкетов И., Орлов А. 1893) или же «Астрономические явления в
русских летописях с научно-критической точки зрения» (Святский Д. О.
1915). Но пожалуй, наиболее примечательными явились извлеченные из
письменных документов данные, систематизированные и опубликован-
ные в начале века известным русским климатологом М. А. Боголеповым
(Боголепов М. А. 1907; 1908). Материалы дендроанализа, однако, в
этих сводках не использовались.
Уже много позднее — в 1983 году вышла книга Е. П. Борисенкова и
В. М. Пасецкого «Экстремальные природные явления в русских летопи-
сях XI—XVII вв.» (Борисенков Е. П., Пасецкий В. М. 1983), где авторы
приводят полную сводку всех сведений из европейских хроник о клима-
тических явлениях и связанных с ними событиях. Упоминаются и годич-
ные кольца в качестве источника информации, когда при учете данных
по минимальным приростам древесины можно, к примеру, реконструи-
ровать засушливый год. Однако и в этой монографии информация годич-
ных колец средневековой древесины по существу выпала из поля зрения
исследователей.
Располагая огромными материалами, изученными в последние годы,
для нас было бы вполне закономерным представить климатические ре-
конструкции тех периодов, где в достаточно полной мере в комплексе со
сведениями из различных письменных источников учитывались бы и весьма
информативные результаты дендроанализа.
Для IX—XVII вв. мы располагаем более чем 950 кривыми роста го-
дичных колец бревен с известными порубочными датами. Они характе-
ризуют дерево построек, вскрытых в культурном слое девяти древнерус-
ских городов — Смоленска, Полоцка, Витебска, Берестья, Давид-Город-
ка, Мстиславля, Пинска, Слуцка и Гродно, а также двух латгальских
поселков — Ушуру и Арайшу. Из этой коллекции, однако, были отобра-
ны образцы дерева, отвечающие следующим требованиям: 1) протяжен-
ность кривой роста не менее 100 лет, 2) отрезки взаимного перекрытия
кривых не менее 50 лет, 3) показатели развития погодичного прироста
или же показатели сходства изменчивости (Сх) не менее 53—54%. Это
резко сузило нашу источниковедческую базу до 592 кривых и ограничило
изучаемый отрезок времени XII—XIV веками. Именно в эти столетия
обнаруживались наиболее стабильные и универсальные изменения в раз-
витии годичных колец у хвойных деревьев на всей территории, занятой
памятниками западной группы.
После проведенного отбора наиболее информативных материатов ос-
нову для сопоставлений составили кривые роста годичных колец дерева
из культурного слоя Смоленска, Полоцка, Витебска, Мстпелавля, Берестья,
Давид-Городка. Величины Сх, рассчитанные для выборок кривых изуча-
емого временного отрезка, в среднем колеблются от' 53 до 69% (XII в.),
52—78% (XIII в.), и от 52 до 73% (XIV в.).
Были построены и спектры угнетений, демонстрирующие четкую за-
кономерность появления микроциклов (угнетений) у деревьев из назван-
ных памятников (рис. 5). Так, для древесины XII века опорными явля-
ются угнетения следующих годов: 1100—1101, 1110—12, 1132—33,
1144—45, середины 50-х, 1162—63, 1173—74, рубежа 70—80-х,
1192—93. Для XIII века: рубеж XII—XIII вв., 1210—12, 1219—20,
1237—39, конец 50-х, середина 60-х, 1283—84. Для XIV в. укажем на
угнетения рубежа XIII и XIV веков, а также годы: 1310—12, конца 20-х,
середины и конца 30-х, начала 50-х, рубежа 50—60-х.
Расширяя ареал сравнений, можно сопоставить выявленные угнете-
ния со спектром угнетений дерева построек северо-западной группы древ-
нерусских городов, построенном на базе кривых роста дерева из Новго-
рода, Пскова, Твери, Орешка и ряда других памятников. Сравнение по-
зволило отметить микроциклы годичных колец, присущие только кривым
дерева западной группы. Для XII века это микроциклы первой полови-
ны 70-х и рубежа 70—80-х гг., а также рубежа XII—XIII вв. с мини-
мальным кольцом 1200 года. В XIII в. отличительным признаком за-
падных кривых служит угнетение начала 40-х гг., которое в сочетании
с универсальным микроциклом конца 30-х гг. создаст особый рисунок
кривой. Следующий — XIV в. характеризуется двумя угнетениями —
рубежа 10—20-х и конца 30-х гг. Эти спектры угнетений в дальнейшем
рассматривались в качестве общего фона.
Следующим действием в процедуре реконструкции стало сопостав-
ление универсальных угнетений роста деревьев с данными о погодных
аномалиях, отмеченных в различных письменных источниках. Напо-
мним при этом, что в изучаемой зоне Восточной Европы прирост у
хвойных лимитируется двумя основными показателями в период веге-
тации — влажностью и температурой. В соответствии с этим мы поме-
тили на сравнительной хронологической диаграмме XII—XIV вв. (рис. 5)
все относящиеся к климату упоминания: о весенних и летних засухах;
о пожарах и нападениях сельскохозяйственных вредителей, как следст-
виях климатических аномалий; об избытке влаги (вроде сообщения о
наводнениях) или же о засухах; о низких температурах (суровые и
продолжительные зимы, холодные весны), данные о морозах в конце
весны и в начале лета, морозах в конце лета; сведения о недородах,
голоде и дороговизне хлеба — результатах неблагоприятных климати-
ческих условий.
Нередко в целом холодный XII век определяют даже как малый лед-
никовый период. Однако, по мнению Е. П. Борисенкова и В. М. Пасец-
кого (Борисенков Е. П., Пасецкий В. М. 1983, с. 229), переход к холод-
ному периоду происходит лишь в 20—30-х гг. Действительно, первые
30 лет этого столетия отмечены нами как теплый и сухой период. Из-
вестные по хроникам засухи, пожары, нападения саранчи и связанные
с ними голодные годы довольно четко коррелируются с группами мини-
мальных приростов 10-х и 20-х гг. Согласно дендроанализу сильные
климатические изменения происходят на границе 20—30-х гг., когда
самое четкое («генеральное») для XII века угнетение 1132—33 гг. не
соотносится ни с одним из отмеченных климатических явлений. Вполне
вероятно, что этот микроцикл обозначает начало перехода к холодному
периоду.
С 30-х годов начинается переход к неустойчивой погоде с нараста-
нием переувлажнения и низких температур. Так, локальное для запад-
ного дерева угнетение 40-х гг. увязывается с четкими известиями о
низких зимних температурах, летней засухе и последовавшем за ней
наводнении, а угнетение середины 50-х годов, характерное для всего
восточноевропейского дерева, связано только с переувлажнением, вы-
звавшим двухлетний недород и голод. Генеральное угнетение 60-х го-
дов может быть вызвано целым комплексом явлений, начиная с засухи
и кончая низкими температурами, причем влияние термического фак-
тора нарастает.
С 70-х годов начинается повышение летних температур и микроцикл
начала этого десятилетия связан с засухами, отмечаемыми как на тер-
ритории Руси, так и в Западной Европе (рис. 5). То же самое можно
сказать и о группе узких колец конца 70-х гг. Эти же причины приве-
ли к снижению прироста в середине 80-х гг., хотя на западных кри-
вых роста этот микроцикл относительно редок. С началом следующего
десятилетия связан очень устойчивый для всего восточноевропейского
дерева микроцикл 1192—93 гг., который, безусловно, является отра-
жением длительной четырех-пятилетней засухи, сопровождавшейся по-
жарами, нападениями саранчи, холодными зимами и, конечно же,
голодом.
Начало XIII века отмечено нарастанием экстремальных явлений. В
его первом десятилетии понижаются среднегодовые температуры и уве-
личивается влажность, но затем снова начинаются засухи и пожары,

О	CO	СП	Ч	СП	СЛ
о	о	о	о	о	о	о
+
м
*
W
□
>£
о
СП
1300
1310
1320
1330
1340
1350
1360
1370
Рис. 5. Соотношение данных дендроанализа и палеоклиматологии для XII (А),
XIII (В), XIV (С) вв.
Устойчивые угнетения прироста деревьев выражены пиками кривой: справа от
центральной оси — для всего восточноевропейского дерева, слева — для дерева
из памятников западной группы.
Свидетельства летописных данных: 1 — недостаток влаги, 2 — пожары, 3 —
избыток влаги, 4 — низкие температуры, 5 — голодные годы.
сопровождаемые голодными годами. Видимо, именно засухи породили
своеобразную «вилку» из двух минимумов прироста 1210—12 и 1219—
20 гг. С 30-х гг. XIII в. (рис. 5) начинается некоторая стабилизация
климатических явлений. Микроциклы конца 30-х — начала 40-х гг., а
также конца 50-х и середины 60-х гг. плохо поддаются расшифровке.
Е. П. Борисенков и В. М. Пасецкий, к примеру, считают, что отсутст-
вие сведений в письменных документах отражает достаточно стабиль-
ную погодную обстановку того времени. Они полагают, в частности,
что именно благоприятные погодные условия способствовали во многом
столь быстрому продвижению монгольских орд по территории Восточ-
ной Европы. Однако вполне вероятно объяснять резкое сокращение
свидетельств о погодных аномалиях и тем, что монгольское нашествие
нанесло мощный удар по традиционным летописным центрам Древней
Руси; что ужасы завоевания явно затмили для летописцев природные
катаклизмы. Ведь в Западной Европе, ие подвергавшейся в тс годы
монгольской экспансии, погодные сведения продолжали фиксироваться
хронистами.
С конца 60-х годов XIII столетия поток информации летописей о
погодных явлениях снова нарастает. Четкий и постоянный для всего вос-
точноевропейского дерева микроцикл 70-х гг. соотносится с периодом
переувлажнения и низких температур, тогда как угнетение конца этого
десятилетия связано с засухой. Целый пучок погодных аномалий — лет-
няя засуха, суровые и долгие зимы, недороды и голодные годы — прихо-
дится на первую половину 80-х годов XIII в., вызывая резкое падение
погодичного прироста у деревьев всей северной половины Восточной
Европы, образуя т. н. второе «генеральное угнетение» этого столетия.
И, наконец, последний микроцикл 1298—1300 гг. также связан с силь-
ными засухами, сопровождавшимися пожарами и голодом. По сравне-
нию с XII веком, последующее столетие при общей неустойчивости пого-
ды отличалось особенными климатическими аномалиями в первой и пос-
ледней четвертях.
XIV век начался бурно; обильные дожди чередовались с засухами,
суровые зимы и голодные годы следовали чередою. Аналогичная неустой-
чивость погоды отмечалась и в Западной Европе. Однако любопытно, что
стойких микроциклов колец для этого времени мы не обнаруживаем.
Лишь угнетение рубежа 10—20-х гг. четко связывается с засухой 1309 года.
Следующая группа узких колец (1319—20 гг.) также соотносится с засу-
хой, повлекшей за собой сильные пожары и двухлетний голод. Этот
микроцикл повсеместно отмечается на шкалах дерева западной группы и
вполне согласуется со сведениями о тяжелом лете 1320 года и великом
голоде, поразившем Польшу, Литву и Русь, сведения о котором имеются
в западнорусских летописях.
Угнетение 1329 г. опять связывается с засушливыми годами. То же
самое можно сказать и о следующем микроцикле 1334—1336 гг., выде-
ленном для всего восточноевропейского дерева. На рубеже 30—40-х гг.
снова в летописях мы читаем о засушливых летах и суровых зимах, но на
кривых роста годичных колец дерева из западных областей Руси они не
отразились. И, наконец, следующие друг за другом погодные аномалии
отрезка 40—60-х гг. XIV в. нашли свое отражение в двойном угнетении
(«вилке»), определяющем рисунок кривой прироста древесины в этом
столетии.
Наш опы т по сопоставлению данных годичных колец (спектры угнете-
ний) и сведений о климате из средневековых письменных источников в
значительной мере проясняют основные факторы, определявшие погодич-
ный прирост древесины. К ним, прежде всего, относились засухи, ведь из
26 микроциклов, отмеченных на отрезке в 270 лет с рубежа XI—XII вв.
по 70-е годы XIV в., 22 угнетения связаны с недостатком влаги и лишь
четыре — с избыточным увлажнением в сочетании с низкими температу-
рами. Среди последних — угнетения 50-х годов XII в., рубежаXII—XIII вв.,
грани 20—30-х, а также 70—80-х годов XIII столетия.
Дендроанализ, проблемы геоморфологии и некоторые другие
Так называемый «дендрогеоморфологичсский» метод исходит из поло-
жения об определенных связях между ростом деревьев по диаметру и
рсльсфообразующими процессами (Серебрянная Т. А. 1989, с. 56), ког-
да под воздействием неблагоприятных условий может снижаться или даже
вовсе прекращаться прирост дерева. Установить связь этих явлений можно
при использовании данных локальных и региональных дендрохронологи-
ческих шкал, если удается исключить возможность влияния каких-либо
климатических факторов.
Второй задачей, решаемой подобным способом, является датировка
событий геоморфологического характера. Ранее уже упоминались рабо-
ты Б. Беккера, который на базе данных по годичным кольцам ископае-
мой и современной древесины из долин Рейна, Майна, Везера и Дуная,
датировал процессы сложения речных систем южной Германии, а для
района верхнего Майна выделил и датировал три разных речных терра-
сы, относящиеся ко временам бронзового века, римского периода и сре-
дневековья (Becker В. 1983). Сходные работы проводились в США (бас-
сейн реки Колорадо), Англии, Новой Зеландии (Серебрянная Т. А. 1989,
стр. 76) и в других местах.
Вариации прироста древесины могут служить индикационным при-
знаком таких природных процессов, как подъем и опускание уровня воды
в закрытых водоемах и морях (Пакальнис Ю. Р. 1972). А. Хейуорт,
изучавший древесину затонувших лесов побережья Англии, пришел к
заключению, что за последние восемь тысяч лет уровень моря поднялся
на тридцать метров. Кроме того, ему удалось установить периодичность
этих явлений (Heyworth А. 1978).
Дендрохронология предоставляет данные для наблюдений, связанных
с вулканическими процессами и землетрясениями (Смирнова Т. Ю.,
Никонов А. А. 1989), процессами промерзания и оттаивания почв, флю-
виальными явлениями, связанными с размывами и разрушениями скло-
нов, эоловыми процессами, ведущими к эрозиям почв, с движениями
дюн, органическими процессами в болотах и, наконец, с наступлением
ледников. Примером последнего может служить наблюдаемая согласо-
ванность между шириной годичных колец каменной сосны и наступлени-
ем ледников в Альпах (Eckslein D. 1972).
Изучение солнечной активности с помощью данных дендрохронологии
составляет особую область. А. Дуглас уже в первых своих работах об-
народовал сведения о том, что «вес геологические циклы по длине при-
ближаются к циклам солнечных пятен и годичных колец» (Douglass А.
1947, р. 112). Последующие труды многих работавших в этой области
ученых, дали неоспоримые подтверждения гипотезе, высказанной в 20—
30-е годы русским гелиобиологом А. А. Чижевским, о взаимосвязанности
всех природных явлений и их четком соотношении с активностью Со-
лнца. Так, например, на годы максимальной солнечной активное™ при-
ходятся кульминации эпидемий и пандемий, и в то же самое время дере-
вья уменьшают свой прирост по диаметру (Ловелиус Н. В. 1972, с. 107).
Развивая эти общие идеи, М. И. Розанов пишет1: «Рассмотрение атмо-
сферы Земли как системы открытой, воспринимающей внешние воздейст-
вия и отвечающей на них специфическими реакциями... позволяет решить
задачу прогнозирования биологических ресурсов конкретных территорий
на годы вперед.» (Розанов М. И. 1987, с. 53). Однако выявление механиз-
мов этих связей создает перспективу для прогнозирования природных про-
цессов не только глобального, но и частного характера, как например,
сделала Л. С. Жирина при анализе годичных колец деревьев для прогнози-
рования урожаев картофеля (Жирина Л. С. 1987). На основе дендроанализа
вполне вероятными кажутся и реконструкции древних ландшафтов, что
продемонстрировал Т. Бартолин по результатам изучения прироста дуба из
раскопок средневекового Лунда в южной Швеции для периода 1000—
1200 гг. Он полагает, что деревья, срубленные до 1050 г. и употребляв-
шиеся для изготовления гробовых досок и балок из церкви средневекового
кладбища, росли в густом лесу, па что указывает их тонкослойная древеси-
на. После 1150 года дуб в постройках используется реже, а стволы имеют
широкие кольца. Это, по его мнению, свидетельствует, что срубленные
тогда деревья росли на открытых пространствах. Т. Бартолин делает вы-
вод, что только дендрохронология способна давать информацию о точной
картине изменения ландшафтов за короткий отрезок времени, чего не в
состоянии дать палинологические методы (Bartholin Т. 1978).
Часть
вторая
Дендрохронология
восточноевропейских памятников
Глава 6
Памятники северо-западного и северного регионов
В этой и следующей главах будут кратко охарактеризованы результа-
ты дендрохронологического исследования дерева из раскопок 24 средне-
вековых памятников Восточной Европы. Почти все они представляют
древнерусские города и крепости, исключение составляют лишь два посе-
ления из Прибалтики. Полный список всех изучавшихся нами памятни-
ков приводится в конце книги.
Поскольку данные дендрохронологического анализа дерева из ряда
памятников уже публиковались ранее, внимание в разделах 6 и 7 глав
будет сосредоточено, прежде всего, на результатах исследований послед-
них лет, дополняющих уже имеющиеся заключения, а также на матери-
алах совершенно новых памятников. Нет необходимости возвращаться к
тем памятникам (Смоленск, Торопец, Белоозеро, Кирилло-Белозерский
монастырь), для которых не появились новые данные. И в то же время,
не следует торопиться с информацией для тех поселений, коллекции ко-
торых находятся еще в процессе изучения. Здесь следует назвать, прежде
всего, Ивангород и Ростов Великий, а затем Ярославль, Вологду, Рыб-
инск, Белозерск, Старицу, Коломну, Вязьму, поселения Усть-Шексну и
Луковец, представленные коллекциями от нескольких сотен до единич-
ных образцов. Совершенно невозможным оказалось вместить в рамки
работы даже основные итоги исследований дерева из Новгорода: столь
неохватной по количеству и разнообразию является эта центральная кол-
лекция, составленная на базе раскопок теперь уже сотен археологичес-
ких объектов и десятков строительных горизонтов. Мы приводим здесь
лишь некоторые данные вроде сводной системы новгородских локальных
дендрохронологических шкал (см. главу 3).
Рюриково (Новгородское) городище
«Городищем» называется возвышенность, образованная р. Волховом
и его правым рукавом — Малым Волховцом и расположенная в двух
километрах к югу от Новгорода. В исторической науке «Городище» уже
давно стало объектом самого пристального внимания. Бывшая резиден-
ция новгородских князей во многих трудах ио истории древнерусских
городов фигурирует как тот легендарный «старый город», который пред-
шествует Новгороду (Носов Е. Н. 1984; 1990).
Площадка городища уже в XVIII в. была в значительной степени
разрушена при строительстве «Сиверсова» канала. Однако в отдельных
его частях культурный слой сохранился. В 1977 г. вдоль канала, в 50
метрах от берега р. Волхов, был заложен раскоп, доведенный за три
полевых сезона до 200 кв. км. Мощность культурного слоя здесь дости-
гает 6 метров. Наибольший интерес представляют его нижние горизон-
ты, отделенные толстым слоем песка и составляющие толщу до 2,9 м,
где в слое гумуса, щепы и навоза хорошо сохраняется органика. Инвен-
тарь и лепная керамика позволяют датировать эти горизонты X в., а
возможно, и более ранним временем (Носов Е. Н. 1978). Есть основа-
ния полагать, что на «Городище», так же как и в ранней Ладоге,
существовало «открытое торгово-ремесленное поселение» (Булкин В. А.,
Дубов И. В., Лебедев Г. С. 1978, стр. 92).
В раскопах 1977—1979 гг. исследовались две постройки, каждая из
которых, как было установлено, возобновлялась (Носов Е. Н. 1978 с. 26).
Дерево из этих построек, а также отдельные бревна, встреченные в скоп-
лениях и по отдельности, составили коллекцию, исследование которой
позволило дополнить выводы, сделанные автором раскопок.
Коллекция дендроспилов с Рюрикова городища, собранная в 1977—
1979 гг., составляет 58 образцов. Пригодными для дендроанализа оказа-
лись все образцы. Наличие у ряда из них внешних колец вызывает со-
мнение. Возрастное распределение стволов представляется следующим:
0—50 лет — 29 образцов; 51—100 лет — 29 образцов.
Синхронизация кривых роста годичных колец проводилась по ком-
плексам и не составила особых трудностей ввиду большой дендрологи-
ческой близости исследуемого дерева. Более подробно об этом будет
сказано ниже.
1
Рис. 6. Хронологическое распределение порубочных дат бревен из построек
Рюрикова городища.
По вертикальной оси — количество образцов:
1 — вне построек, 2 — из плетневой конструкции, 3 — из срубной постройки,
4 — из вымостки;
Последовательность годичных колец, составленная по материалам
построек Рюрикова городища, имеет протяженность в 122 года. Базой
для абсолютных привязок стала новгородская шкала дерева Троицкого
раскопа в ранней ее части (IX—X вв.). Показатель Сх здесь составляет
от 50 до 63%, в среднем около 56%. Сопоставление городищенских
кривых роста годичных колец и кривых дерева ладожских построек на
отрезке середины IX — середины X вв. подтверждает правильность
этих привязок. Величины Сх здесь несколько выше — от 50 до 70%,
в среднем около 57%.
Пограничные точки шкалы Рюрикова городища — 822—944 гг. Рас-
смотрим по отдельности две постройки, расположенные в низинной части
городища.
Прямоугольная в плане срубная постройка имела площадь около
12,5 кв. м, в центре ее — остатки печи. Постройка сохранилась на три
Рис. 7. Кривые роста годичных колец дерева II дендрологической группы из
Рюрикова городища; срубная постройка, общий шифр РГ.
1 — 79/4, 2 — 78/17, 3 — 77/6, 4 — 77/19, 5 — 77/15, 6 — 77/16, 7 — 77/11
венца, под ее длинные стены подложены два ряда бревен-подкладок.
Отсюда был взят 21 образец дерева. Представлены венцы стен, подклад-
ки под юго-восточную и юго-западную стенки, бревно опечка, столб внутри
постройки. При сопоставлении кривых были выделены три четкие денд-
рологические группы.
I группа включает четыре кривых. Это первый и второй венцы
юго-западной стенки и северо-восточный венец, а также столб внутри
постройки. Возраст стволов от 64 до 83 лет. Сх имеет величины от 63
до 69%, в среднем около 66%. Время рубки бревен приходится на
910—911 гг. (см. гистограммы на рис. 6).
II группа самая многочисленная и состоит из 12 кривых. Здесь пред-
ставлено дерево венцов стен, бревно опечка, подкладки под юго-восточную
и юго-западную стенки. Возраст стволов от 33 до 52 лет (рис. 7). Едино-
образие тенденции развития погодичного прироста у этих стволов очень
велико, Сх составляет от 65 до 90%, в среднем около 70%. Порубочные
даты бревен приходятся па отрезок 902—905 гг. (рис. 6).
Ill группа состоит из трех кривых. Это бревна из прирезки к раскопу
1979 г. Возраст стволов от 57 до 64 лет. Сохранность дерева плохая,
поэтому замеры были сделаны только по одному радиусу. Величины Сх
ниже, в среднем около 58%. Время рубки бревен, вернее, время послед-
них сохранившихся колец приходится на 889—893 гг. (скорее всего,
отсутствует не более 5 колец).
Перекрестное сопоставление кривых дерева из всех групп дает при-
близительно одинаковые величины Сх: для I — II группы — 50—64%
(в среднем 57%); для II и III группы — 46—63% (в среднем 53%).
Проведенные расчеты позволяют сделать следующие заключения.
Имеются три близких по своим дендрологическим характеристикам груп-
пы бревен. Сх внугри каждой из групп достаточно высок. Можно гово-
рить об их единстве, по крайней мере для I и II групп, т. е. здесь
имеется налицо свидетельство существования трех локальных место-
произрастаний. Этому не противоречит и возрастное распределение ство-
лов внутри каждой из групп, особенно для I и II. И, конечно же, самое
главное, что подтверждает эти выводы — хронологическая группиров-
ка порубочных дат этого дерева (рис. 6). Все вышесказанное позволяет
говорить о трех строительных периодах в жизни постройки. Время ее
возникновения относится к началу 90-х гг. IX в. (III группа). Затем,
через 10 лет была произведена перестройка или ремонт (группа II).
И, наконец, еще через пять-шесть лет снова производились какие-то
строительные работы.
Второй комплекс, изученный нами — это постройка с плетневыми
стенами хозяйственного назначения (Носов Е. Н., Пахомов Н. П.
1979, с. 26). Из этого комплекса имеются 10 спилов бревен (стены и
опечек). Здесь можно четко подразделить все синхронизированные
кривые роста годичных колец на две дендролого-хронологические
группы — I и II.
I группа включает пять кривых. Возраст стволов от 36 до 94 лет
(рис. 8). Сх составляет величины от 55 до 88%, в среднем около 70%.
Время рубки всех бревен приходится на 944 г.
II группа состоит также из пяти кривых. Возраст стволов от 36 до 68 лет
(рис. 9). Сх имеет более низкие значения — от 50 до 75% (в среднем
около 61%). Время рубки бревен попадает в интервал 900—906 гг.
Таким образом, в рассматриваемом комплексе налицо два строитель-
ных периода. Первый связан со временем возникновения постройки,
приходящимся на середину первого десятилетия X в., а второй — на
середину 40-х гг. (рис. 6).
Рис. 8. Кривые роста годичных колец дерева I дендрологической группы из
Рюрикова городища; постройка с плетневыми стенами, общий шифр РГ:
1 —79/3, 2 — 78/11, 3 - 78/12, 4 — 78/12а, 5 — 79/2
Рис. 9. Кривые роста годичных колец дерева II дендрологической группы из
Рюрикова городища; постройка с плетневыми стенами, общий шифр РГ:
1 —78/16, 2 — 79/11, 3 - 77/17, 4 - 79/7
Посмотрим, как соотносятся выделенные дендролого-хронологичес-
кие группы дерева построек с теми материалами, которые остаются вне
этих комплексов. Мы располагаем еще 15 синхронизированными кривы-
ми роста бревен из культурного слоя. На рис. 6 можно видеть, как они
соотносятся с названными выше группами. Можно предложить следую-
щую хронологическую последовательность застройки рассматриваемого
участка Рюрикова городища.
В середине последнего десятилетия IX в. возникает срубная построй-
ка с печыо. Через 10 лет, в середине первого десятилетия X в. невдалеке
от нее возводится постройка с плетневыми стенами и одновременно про-
изводится перестройка сруба. О едином строительном периоде свидетель-
ствуют не только порубочные даты бревен из обеих построек и культур-
ного слоя вокруг них, но и также их принадлежность единой дендрологи-
ческой группе. Затем через 5—10 лет, снова производятся какие-то ра-
боты в срубной постройке, для которых используется совсем другое дере-
во. Далее, после 916 г., в течение по крайней мере 16 лет, на этом
участке нс встречено ни одного бревна. В начале 30-х годов X в. соору-
жается вымостка. В середине 40-х годов проводятся какие-то новые стро-
ительные работы в постройке с плетневыми стенами и ремонтируется эта
вымостка. Причем в обоих сооружениях используются бревна, срублен-
ные в 944 г. на одной лесосеке.
Руса
Такое название носила до XVI в. современная Старая Русса, возник-
шая на месте слияния трех речек — Полисти, Порусьи и Перерытицы.
Первые летописные сведения о ней относятся ко второй половине XII в.,
однако, в одной из новгородских берестяных грамот конца XI в., встре-
чено упоминание Русы (Арциховский А. В., Янин В. Л. 1978). Археоло-
гическое изучение города, проводившееся с перерывами в 60—80-е гг.
позволило установить, что историческое ядро города, где обнаружены
слои первой половины XI в., располагалось в районе современного ку-
рорта (Миронова В. Г. 1989, с. 92). К середине XII в. город разросся к
западу до р. Порусьи, а в XV в. Руса занимала площадь около 200 га
(Куза А. В. 1989, с. 108).
В раскопах, заложенных в древнейшей части города, были открыли
деревянные мостовые четырех древних улиц. Названия двух из них уста-
новлены по сохранившемуся плану 1625 года: это улицы Губка и Бори-
соглебская (Медведев А. Ф. 1975). Последняя шла в направлении север-
Рис. 10. Кривые роста годичных колец дерева из Русы (ярусы 4 и 5, раскоп
по улице Губка); общий шифр СР:
1 — 69/6, 2 — 69/5, 3 — 69/2, 4 — 69/14, 5 — 69/13
Рис. 11. Кривые роста годичных колец дерева из Русы (постройки
6-го яруса): общий шифр СР:
1 — 85/18, 2 — 85/17, 3 — 85/15, 4 — 85/13, 5 — 85/10, 6 — 86/6
юг и образовывала с улицей Губка Т-образный перекресток, где в XII—
XV вв. располагалась солеварня.
Дендрохронологические образцы, полученные при археологических ра-
ботах можно разделить на две части. Сборы 60—70-х гг. составили не-
большую коллекцию из 54 образцов, которые представляют четыре ком-
плекса — два сруба (№№ 4 и 5) и два яруса (4 и 5) мостовой улицы
Губка. Раскопки 1985—1989 гг. затронули окрестности Борисоглебской
улицы и прилегающий к ней с запада участок (Миронова В. Г. 1987; 1988).
Тогда были сделаны еще 85 спилов дерева построек 6 и 11—12 ярусов
(всего 6 сооружений).
Из 139 пригодных для дендроанализа спилов восемь относятся к лист-
венным породам. Явно преобладает молодой по возрасту лес: 0—50 лет —
72 образца; 51 —100 лет — 45 образцов; 101—150 лет — 14 образцов.
Последовательности годичных колец дерева составлялись для всех изу-
ченных сооружений. Поскольку коллекция 60—70-х гг. изучалась фраг-
ментарно, рассмотрим результаты по отдельным комплексам.
4 и 5 ярусы ул. Губка. С двух настилов мостовой имеется в общей
сложности 17 спилов (7 из четвертого яруса и 10 из пятого). Образцы
брались с продольных лаг и бревен настила. Возрастной состав леса в
замощениях 4 и 5 ярусов отличается: в 4 ярусе использовался более
старый лес (возраст ПО—125 лет), для сооружения 5 яруса брались
бревна в возрасте от 21 до 111 лет. Кривые роста годичных колец,
представленные па рис. 10, демонстрируют единообразие тенденций
развития годичных колец бревен обоих замощений. Сх достаточно вы-
сок — от 55 до 81%, в среднем около 69%. Абсолютные привязки
выполнялись путем сопоставлений с материалами Новгорода и Орешка.
Даты рубки бревен 4 яруса составляют компактную группу и приходят-
ся на интервал 1432—1436 гг. Можно с уверенностью сказать, что
мостовая настилалась не ранее 1436 г. Больший разброс характерен
для дат бревен 5 яруса. Они распределяются в интервале 1410—1424
гг. Исходя из группировки порубочных дат представляется вероятным,
что мостовая перестилалась около 1419 г., а в 1424 г. имел место ре-
монт.
Болес целостная картина предстает при рассмотрении результатов,
полученных для участка у Борисоглебской улицы. На уровне 6 яруса
изучались материалы трех комплексов: настила мостовой, сруба № 9 и
частокола (рис. 11). Из 11 образцов, взятых с мостовой, были синхро-
низированы кривые роста семи спилов. Возраст бревен — от 21 года
до 113 лет. Величины Сх высоки — от 71 до 75%. Дерево сруба № 9
представлено 13 образцами с возрастом от 22 до 79 лет. Синхронизи-
ровано семь кривых роста. Величины Сх — от 50 до 73%, в среднем
около 60%. Более пеструю картину дает дерево частокола. Возраст
стволов — от 21 до 61 года, величины Сх колеблются от 50 до 60%, в
среднем около 54%.
Абсолютные привязки были осуществлены с использованием мате-
риалов Новгорода (отрезок XII—XIII вв.). Порубочные даты дают до-
вольно четкую картину. Все три комплекса сооружались одновременно.
Строительное дерево заготавливалось в одном и том же лесном массиве,
о чем свидетельствуют величины Сх, полученные для дерева настила
мостовой и сруба № 9. В эту же группу попадает и бревно из частоко-
ла, срубленное в 1142 г. Величины Сх, рассчитанные при сопряжении
его кривой с кривыми дерева мостовой и сруба, составляют 62—65%, а
с кривыми других бревен частокола — от 50 до 56%. При изучении
дерева частокола сделано интересное наблюдение. Бревно № 19 с са-
мой ранней датой рубки (1101 г.) имеет своего «двойника» среди бре-
вен сруба JNq 13 (образец № 18), время сооружения которого относит-
ся к рубежу XII—XIII вв. Это, безусловно, служит свидетельством того,
что частокол сооружался уже после гибели сруба № 13, и его бревна
использовались вторично. Однако нельзя исключить и другой вариант.
Сруб 13 и частокол сооружались одновременно и в них использовались
части одного и того же ствола. Дерево сруба 13 также очень единооб-
разно. Сх колеблется от 50 до 79%. И, наконец, самой ранней в изучен-
ной выборке дерева является мостовая 11 яруса. Из 16 образцов могут
быть использованы только три (возраст от 39 до 71 года). Кривые
роста достаточно индивидуальны, однако это не помешало найти им
аналоги в материалах Нере.вского раскопа Новгорода. Даты бревен по-
падают в интервал 1042—1044 гг.
Итак, фрагментарные материалы из раскопок в Старой Русс все же
позволили сделать определенные наблюдения и выводы хронологическо-
го плана. Установлены абсолютные даты 65 образцов дерева. Последова-
тельности годичных колец дерева построек Русы относятся к 1308—1436 гг.
и 971—1043 гг.
Орешек
Военная история крепости богата событиями вплоть до Великой Оте-
чественной войны. Но древний Орешек был не только военным фор-
постом сначала Новгородской республики, а затем Московского госу-
царства. Он являлся и торговым портом, открывавшим путь в глубь
русских земель. Только археологические исследования, проводившиеся
па острове в конце 60-х — начале 70-х гг. помогли по-новому пред-
ставить облик средневекового города-крепости на Неве (Савков В. А.,
Кирпичников А. Н. 1972).
Восьмилетними работами Ленинградской археологической экспедиции
полностью изучена стратиграфия и планировка островной части города.
Вся толща культурного слоя разделена на несколько горизонтов, связан-
ных с определенными историческими этапами его жизни.
Нижний горизонт соответствует новгородскому периоду и датируется
XIV—XV вв. Далее выделен горизонт московской поры (1480—1570 гг.).
Очень незначителен слой, соответствующий времени шведской оккупа-
ции XVII века, когда город назывался Нотебург. Наконец, верхние слои
относятся к петровскому и последующим временам. Тогда крепость уже
потеряла свое стратегическое значение и превратилась в Шлиссельбург —
'тюрьму для политических заключенных.
Археологические раскопки помогли восстановить планировку древне-
го Орешка. Древняя крепость XIV в. располагалась в юго-восточной час-
ти острова. Ес границы прослеживаются по контуру каменной стены,
полностью открытой раскопками. К западу от нее обнаружен внутренний
канал, делящий остров пополам. Далее к западу, за каналом, размещал-
ся городской посад. Сохранившиеся до наших дней каменные стены кре-
пости возникли на рубеже XV и XVI вв.
Дендрохронологические образцы собирались в течение полевых сезо-
нов 1968—1975 гг., коллекция состоит из 176 спилов. Подавляющая
масса образцов связана с постройками из культурного слоя. Несколько
спилов сделано с балок сохранившихся каменных зданий XVI—XVIII вв.
(Флажная башня, казармы, колокольня). Сохранность дерева удовле-
творительная. Непригодными из-за сильного разрушения и деформации
оказались 12 образцов. Подавляющее большинство бревен (171 образец)
принадлежат хвойным, пять образцов — лиственным породам (3 — дуб,
2 — береза).
Возрастной состав древесины представляется следующим: 0—50 лет —
61 образец; 51 —100 лет — 79 образцов; 101—150 лет — 22 образца;
151—200 лет — 5 образцов; 201—250 лет — 3 образца; свыше 250 лет —
1 образец.
Рассмотрим в хронологической последовательности отдельные группы
бревен, кривые роста которых были использованы при составлении
дендрошкалы Орешка.
Рис. 12. Кривые роста годичных колец дерева построек из раскопок Ореш-
ка (Ор), Новгорода (Н) и Пскова (Пс):
1 — Ор 68/11, 2 — Н 61/ЦБЗ, 3 — Пс 69/2, 4 — Ор 69/17, 5 — Н 50/С 295,
6 — Ор 69/20, 7 — 60/С 627.
Отдельную группу составляют образцы дерева построек, связанных с
крепостью московской поры (конец XIV — начало XVI вв.). Все они
получены в раскопах на «Цитадели».
Вторая группа — дерево построек, открытых на посаде (XV в.). В
раскопе 1 это сруб М 1/3, баня, «дом с пристройкой», «дом», «дом и
пристройка», облицовка канала.
Третья группа включает дерево построек, открытых на территории
крепости XIV в. (раскоп 9). Это клеть крепостной стены, настил около
крепостной стены.
Изучение закономерностей роста годичных колец орешекского дерева
позволило установить общие тенденции погодичного прироста изучаемой
древесины и связать между собой отдельные кривые в общую последова-
тельность годичных колец. Протяженность орешекской шкалы — 481 год.
Величины Сх подтверждают правильность выполненных синхронизаций.
Для 68 комбинаций синхронизированных кривых роста величина Сх ко-
леблется от 45 до 82%, в среднем приближаясь к 56%.
о
10
20
30
40
50
00
.70
80
90
100
110
120
1310 1330 1350 1370 1390 1410 1430 1450 1470 1490 1510 1530
Рис. 13. Схема хронологического размещения шести групп (I—VI) датиро-
ванных кривых роста годичных колец дерева из Орешка; по вертикальной
оси обозначено число образцов
Абсолютные привязки кривых роста дерева из Орешка осуществля-
лись путем перекрестного сопоставления с кривыми дерева из культурно-
го слоя Новгорода. Наибольшая близость была обнаружена с деревом
построек Кировского раскопа. Кроме того, положительные результаты
дали сопоставления с кривыми дерева некоторых новгородских церквей:
церкви Благовещения, Спаса Преображенья, Саввы, Михаила Арханге-
ла, церкви Михаила Сковоротского монастыря, церкви Андрея Юроди-
вого Ситецкого монастыря, церкви Рождества на Городище и Иоанна
Богослова (рис. 12).
Для проверки правильности абсолютных привязок использовались
также датированные кривые построек Пскова, Корелы и связей из ба-
шен и стен Копорской крепости.
Получившая, таким образом, абсолютные привязки дендрохроноло-
гическая шкала Орешка имеет своими крайними точками 1094 и
1525 гг. Ее рабочая часть охватывает период в 300 лет и приходится
на XIII—XV вв. По ней были определены годы рубки 113 бревен и
установлены даты строительства 21 постройки.
Все полученные порубочные даты бревен были нанесены на хроноло-
гическую шкалу и, таким образом, была составлена графическая схема,
представленная на рис. 13. На ней горизонтальными линиями обозначе-
но положение кривой каждого датированного образца дерева. Ее край-
няя правая точка отмечает начало роста изученного ствола, крайняя ле-
вая точка — время его рубки. Эта схема демонстрирует, с одной сторо-
ны, насыщенность дендрошкалы материалом и надежность взаимного пере-
крытия кривых роста, а с другой — хронологическую группировку пору-
бочных дат строительного леса. Выделено шесть хронологических групп
орешекских бревен, каждая из них достаточно точно согласуется с основ-
ными вехами строительной деятельности на острове Ореховом в XIV—
XVI вв. (Колчин Б. А., Черных Н. Б. 1977, с. 109—ПО).
Корела
Древняя крепость, согласно летописным известиям, была построена
новгородцами на «пороге» р. Вуоксы в 1310 г. (Новгородская I лето-
пись Старшего и Младшего изводов 1950, с. 22—23), вероятно, на
месте более древней, поставленной в конце XIII в. (Раппопорт П. А.
1961, с. 71).
По мнению авторов раскопок, проводивших здесь исследование куль-
турного слоя, это был своеобразный военный городок, застроенный дома-
ми военных колонистов по определенному регулярному плану (Кирпич-
ников А. Н., Назаренко В. А. 1977, с. 17).
Материалы, изученные в лаборатории, были получены в полевые се-
зоны 1972—1973 и 1975—1976 гг. Мы располагаем 60 образцами дерева
построек XIV—XV вв.
Возрастной состав корельской коллекции дерева представляется сле-
дующим: 0—50 лет — 12 образцов; 51—100 лет — 25 образцов; 101 —
150 лет — 20 образцов; 151—200 лет — 2 образца; 201—250 лет —
1 образец.
Дерево с территории городского посада
На Спасском острове, там, где располагался городской посад, под
развалинами храма, построенного шведами в XVII в., были открыты
остатки деревянных построек, относящихся к двум горизонтам и датиру-
емых археологически XV—XVI вв. (Кирпичников А. Н. 1973, с. 18).
Дендрообразцы получены е бревен хорошо сохранившихся настилов верх-
него и нижнего горизонтов, их всего 11.
Кривые роста годичных колец восьми бревен обнаруживают весьма
единообразную картину развития годичных колец (Сх колеблется от 50
до 80%, в среднем около 60%). Это дает основание для составления
последовательности годичных колец протяженностью в 195 лет.
Для перекрестного датирования этой последовательности использова-
лись имеющиеся кривые роста годичных колец дерева XIV—XV вв. Наи-
более близкими корельским кривым оказались графики погодичного при-
роста бревен ряда архитектурных памятников Новгорода и его окрест-
ностей (церковь Успения у с. Курицко, церковь Благовещения на Ми-
хайловой улице), а также сооружений из культурного слоя Новгорода,
Орешка, Копорской крепости.
Абсолютные привязки позволяют ограничивать период жизни корель-
ских бревен этой выборки отрезком 1335—1530 гт., а время их рубки
отнести к концу XV — 30-м гг. XVI вв. В связи с тем, что почти все
исследованные образцы обнаруживают плохую сохранность наружных
слоев, абсолютная датировка верхнего и нижнего горизонтов условна.
Дерево из Детинца
В раскопах 1972—1973 гт., заложенных на краю площадки Детинца,
обнаружены два яруса древних построек. Сооружения нижнего яруса
стоят непосредственно на материке. Автор раскопок считает, что это ос-
татки первоначальных укреплений Корелы и датирует их концом XIII —
первой половиной XIV вв. (Кирпичников А. Н. 1974, с. 13). Срубные
постройки верхнего горизонта носят следы огня и, вероятно, сгорели в
известном летописном пожаре 1360 г. (Кирпичников А. Н. 1973, е. 18).
Таким образом, можно предполагать, что образцы дерева этих построек
«Детинца» относятся к довольно узкому хронологическому отрезку —
конец XIII — середина XIV вв.
Наличие шести многолетних кривых позволило связать между собой
12 из 14 графиков погодичного прироста в последовательность протя-
женностью в 194 года. Сх кривых роста этого дерева колеблется от 48 до
69%, в среднем составляя 61%.
Для абсолютных привязок кривых роста дерева построек Детинца
использовались синхронные по времени графики новгородского дерева
из культурного слоя, а также дерева построек Пскова и Орешка.
Рис. 14. Кривые роста годичных колец дерева построек из Корелы; общий
шифр ПР
1 — 76/3, 2 — 76/25, 3 — 76/19, 4 — 75/4, 5 — 76/15, 6 —73/5,
7 — 76/5, 8 — 76/4.
Следует отметить особую близость кривых роста корельских и орешекских
бревен.
Крайними точками последовательности годичных колец дерева Де-
тинца являются 1195 и 1389 годы. Даты рубки 12 образцов дерева четко
делятся на две группы — раннюю и позднюю, что связывается е разделе-
нием бревен по горизонтам. Так, у бревен, связанных с постройками
нижнего горизонта, даты последних колец приходятся па отрезок 1305—
1313 гг. Единственный образец из этой группы, на котором можно на-
дежно определить внешнее кольцо, датируется 1312 г. Для верхнего го-
ризонта датировано всего три образца, два образца из раскопа 4-А дати-
руются условно началом 60-х гг. XIV в., а одно — из раскопа 9 — также
условно 1389 г.
Абсолютные даты, полученные нами, позволяют относить начало стро-
ительства первых укреплений «Детинца» не к концу XIII в., а к первой
половине XIV в., что согласуется н с летописными данными. Однако не
следует все же забывать, что мы имеем дело лишь с небольшой выборкой
дерева.
Постройки верхнего горизонта определенно соотносятся с началом
60-х гг. XIV в., когда сгоревшая в 1360 г. крепость начала вновь отстра-
иваться. Не противоречат этим выводам и те результаты, которые были
получены при исследовании дерева из раскопок 1976 г. Вес оно происхо-
дит из слов нижнего горизонта и представлено 30 полноценными спила-
ми. Образцы были взяты из трех срубов, стоящих на специальных де-
ревянных конструкциях из бревен с врубками, сделанными скорее все-
го для скрепления их канатами в одну сплошную платформу, предохра-
няющую дома от подтопления (Кирпичников А. Н., Назаренко В. А.
1977, с. 17).
Характеризуя это дерево, следует отметить, что в отличие от изучав-
шегося рапсе материала, где обнаруживается значительная близость в
тенденции развития годичных колец, бревна новой коллекции оказались
весьма разнообразными по типам кривых роста. Это сильно затрудняло
работу по синхронизации их. Прошло несколько лет, прежде чем мы
смогли найти им аналогии в новых поступлениях дерева.
Так, при отработке отдельных участков шкал новгородского дерева
были обнаружены кривые XIII—XIV вв., которые оказались сходными
по своим характеристикам с кривыми роста дерева корельской коллек-
ции 1975—1976 гг. Это, прежде всего, кривые роста годичных колец
плах мостовой Михайловой улицы (XIV в.).
Индивидуальные привязки, позволили составить последовательность
годичных колец для 13 бревен (рис. 14). Ее протяженность — 215 лет.
Порубочные даты относятся к узкому временному интервату 1314—
1347 гг., т. е. к начальному периоду строительства крепости.
Ладога
История древней Ладоги, ныне небольшого поселка Волховского района
Ленинградской области, насчитывает более тысячи лет. Расположенное
на левом берегу р. Волхова поселение уже в середине IX в. становится
важным торговым центром на баттийско-волжском пути, связывающим
Запад и Восток. К IX в. восходит летописное предание о призвании
варягов на Русь и опять Ладога упоминается как опорный пункт варяж-
ских дружин легендарного Рюрика. С Ладогой летопись связывает имя
киевского князя Олега, погибшего в 922 г. во время похода на север и
похороненного якобы в Ладоге. Огромный курган у северной границы
поселка Старая Ладога носит название Олегова могила. Учитывая удоб-
ное стратегическое положение Ладоги, в середине X в., па мысу при
впадении в Волхов р. Ладожки была построена первая деревянная кре-
пость. С возвышением Новгорода в конце XI в. Ладога попадает в сфе-
ру его влияния, становится его административным центром и военным
форпостом. Расцвет Ладоги относится к XII в. Город к этому времени
значительно разросся, здесь начинается возведение каменных храмов,
на окраинах появляются монастыри. В XIII—XIV вв. сохраняется его
военное и торговое значение. Вместе с Новгородом Ладога упоминается
в торговых договорах с Готландом и ганзейскими городами, вместе с
новгородцами ладожане участвуют в борьбе со шведами и ливонцами.
В XV—XVI вв. Ладога остается одним из важнейших стратегических
пунктов на северо-западных рубежах Московского государства. Пере-
страивается ладожская крепость, создается новая линия укрепления —
Земляной город. Непоправимый удар городу был нанесен польско-ли-
товской интервенцией XVII в. В петровское время, в связи с выходом
России на Балтийское море, Ладога теряет свое военное значение и
с 1714 г. именуется уже Старой Ладогой, в отличие от нового админи-
стративного центра — Новой Ладоги, основанной Петром I в 1704 г. в
устье Волхова. (Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. 1978;
Кирпичников А. Н. 1979; 1985).
Старая Ладога и ее окрестности издавна привлекали внимание исто-
риков и археологов. Здесь необычайно полно сочетаются все элементы
материальной и духовной культуры русского средневековья: курганные
группы и памятники культового и военного зодчества, древние фрески и
атрибуты городского быта.
Староладожское (Земляное) городище
Первые археологические исследования в Старой Ладоге начались еще
в конце XIX в. (раскопки Н. Е. Бранденбурга). Интереснейшим памят-
ником Ладоги является ее древнейшее ядро — Земляное городище, рас-
положенное к югу от крепости и отделенное от нее мощным рвом времен
Ивана Грозного. Здесь близ развалин церкви Климента в 1909—1913 гг.
были начаты раскопки древнего поселения, руководил ими Н. И. Репников.
Работы эти с перерывами продолжаются вплоть до наших дней. Н. И. Реп-
ников всю толщу культурного слоя Земляного городища в соответствии с
залеганием сохранившихся деревянных построек разделил на три яруса.
Верхний ярус он датировал X—XI вв., средний — IX в., нижний (тре-
тий) — VII—VIII вв. (Рспников Н. И. 1948).
Дальнейшие исследования культурного слоя городища, проводившие-
ся в 1948—1959 гг. В. И. Равдоникасом, позволили ему детально разра-
ботать стратиграфию и хронологию нижних горизонтов культурного слоя.
В. И. Равдоникас разделил нижние слои на четыре горизонта: Д, Е-1,
Е-2, Е-3, датируя горизонт Д —• IX—XI вв., Е-1 — IX в., Е-2 —
VIII—IX вв., Е-3 — VII—VIII вв. (Равдоникас В. И. 1949; 1950).
В 1961 г. Г. Ф. Корзухина, опираясь на нумизматические материалы,
несколько видоизменила хронологию ладожских микрогоризонтов Е, омо-
лодив ее, и предложила следующие датировки: горизонт Е-1 — вторая
половина IX в., горизонт Е-2 — первая половина IX в., горизонт Е-3 —
VIII в. (Корзухина Г. Ф. 1961).
В 70-е гг. О. И. Давидан, изучив полевую документацию всех пред-
шествующих лет, предложила корректировку стратиграфических привя-
зок и хронологических границ нижних горизонтов Земляного городища.
Она считает неправомочным отнесение всех построек горизонта Е-3 к
одному хронологическому пласту, и предлагает следующую хронологи-
ческую схему горизонта Е: Е-3 — середина VIII — первая четверть IX вв.,
Е-2 — вторая четверть IX в., Е-1 — третья четверть IX в. (Давидан О. И.
1974, с. 14; 1976). Возобновившиеся в 1973 г. раскопки дали возмож-
ность проверить эти предположения. Первоначально раскоп был заложен
на перемычке западной части земляных валов и примыкал с запада к
раскопам 1948—1950 гг. (Рябинин Е. А. 1985). В 1981—1985 гг. рядом
были открыты новые площади и всего было вскрыто за последние десяти-
летия около 325 кв. м (Рябинин Е. А., Черных Н. Б. 1989).
Коллекции спилов дерева городищенских построек собирались в по-
левые сезоны 1973—1975, 1981—1982, 1984—1986, 1988—1990 гг. Всего
собрано 594 образца.
Верхние горизонты городищенских слоев нами не рассматриваются,
так как древесина в них практически не сохраняется, хотя в раскопе
1981 —1982 гг. и были получены два образца бревен конструкции гори-
зонта В.
Первый слой, давший дерево, пригодное для дендроанализа — гори-
зонт Д. В раскопах 1981—1982 гг. на глубине 0,8—0,9 м были обнару-
жены остатки двух разновременных настилов, первоначально определен-
ных как настилы мостовой. Позднее было установлено, что это остатки
огромной постройки (Рябинин Е. А., Черных Н. Б. 1989, с. 96—97).
Непосредственно под конструкциями нижнего яруса открыты остатки
Рис. 15. Кривые роста годичных колец дерева построек из Староладожско-
го (Земляного) городища; горизонты Е-1 — Е-2, общий шифр ЗГ;
1 — 82/67, 2 — 82/4, 3 — 82/22, 4 — 82/6, 5 — 82/17, 6 — 82/184,
7 — 82/84
постройки типа «большой дом». По мнению Е. А. Рябинина, она неодно-
кратно перестраивалась (Рябинин Е. А. 1973). К западу от «большого
дома» в пределах раскопа 1982 г. открыты еще два хозяйственных соору-
жения — I и II. Все вышеназванные постройки стратиграфически связа-
ны с горизонтом Е-1.
Углистый слой пожарища начинается на глубине 1,20—1,30 м. К нему
относится средний ярус постройки II (И-б). Кроме того, по всей площади
изучаемого участка разбросаны отдельные обуглившиеся бревна и плахи,
это горизонт Е-2.
Горизонт Е-3 в процессе новых раскопок был подразделен на три
прослойки: "бурый гумус I», «черный гумус» и «бурый гумус. II». Слой
«бурый гумус 1» представлен в нашей коллекции деревом нескольких
сооружений. Это жилая постройка 3-а и три хозяйственных строения
4, 5 и 6: По уровню залегания все они соотносятся между собой. К этому
же уровню относится и нижний ярус постройки II (П-в).
Рис. 16. Кривые роста годичных колец дерева построек из раскопок Старо-
ладожского (Земляного) городища; горизонт Е-3, -«черный гумусе общий
шифр ЗГ;
1 — 74/36, 2 — 74/58, 3 — 74/32, 4 — 74/34, 5 — 74/35, 6 — 74/54.
Слой «черный гумус» — средний в горизонте Е-3. В процессе исследо-
вания было установлено, что сооружения, связанные с ним, относятся к
одному строительному этапу. Это постройки З-б, 2-6, 7, настил и «пеше-
ходные» мостки.
И, наконец, самый древний слой «бурый гумус II» и предматерик
представлены бревнами из настила, «пешеходных» мостков, постройки
2-в и оградки медеплавильни.
Характеризуя дерево с точки зрения его пригодности для дендроанализа,
следует отмстить: 1) общая сохранность древесины удовлетворительная.
Из 594 образцов дерева только 31 оказался разрушенным; 2) весь изу-
ченный материал по древесным породам распределяется следующим об-
разом: хвойные — ель и сосна — 578 образцов, лиственные — 16 образ-
цов (14 из них дуб); 3) возрастной состав строительного леса представ-
ляется в следующем виде: 0—50 лет — 361 образец, 51 —100 лет —
183 образца, 101—150 лет — 22 образца, 151—200 лет — 12 образцов.
Вес изученное нами дерево стало основой для составления шести от-
носительных дендрохронологических шкал и последовательностей годич-
ных колец (рис. 15, 16). Последние были сведены в единую дендрохро-
нологическую шкалу дерева Земляного городища. Протяженность ее со-
ставляет 357 лет (Черных Н. Б. 1985).
Для абсолютных привязок городищепских кривых использовались сле-
дующие абсолютные дендрохронологические шкалы: новгородская (Тро-
ицкая) — отрезок 848—1100 гг.; псковская — отрезок 788—1100 гг.;
шкала Рюрикова городища — отрезок 827-—944 гг.
Абсолютная дендрохронологическая шкала дерева Земляного городи-
ща в настоящем своими крайними точками имеет 612 и 969 гг. На ее
основе были определены абсолютные порубочные даты 313 бревен (Чер-
ных Н. Б. 1985, 1989).
На основании полученных данных была сделана попытка восстано-
вить картину застройки исследуемого участка Земляного городища. Сле-
дует, однако, помнить, что мы имеем дело лишь с выборкой материала и
полностью переносить полученные выводы на все Земляное городище
представляется преждевременным.
Самыми ранними постройками на Земляном городище являются
конструкции медеплавильни и «пешеходные» мостки из слоя «бурый
гумус II». Их возникновение относится к 756—759 гг. Несколькими
годами позже возводится еще пять строений — три настила, «пеше-
ходные» мостки и жилище 2-в. Они датируются 60-ми годами VIII в.
Стратиграфически они связаны с границей слоев «бурый гумус II» и
«черный гумус». Даты рубки бревен из этих сооружений распределя-
ются в отрезке 753—760 гг.
Следующая группа более поздних строений относится к рубежу 80—
90-х гт. VIII в. Они связаны со слоем «черный гумус» и его границей с
«бурым гумусом I». Это верхний ярус постройки 2-6, «пешеходные» мост-
ки, настил, жилая постройка З-б и постройка 7. Порубочные даты бре-
вен располагаются в отрезке 772—782 гг.
Следующая группа сооружений связана с верхним слоем горизонта
Е-3 — «бурым гумусом I». Самой ранней из них является постройка 5
(809 г.), с интервалом в несколько лет возводятся постройки 3, 4 и 6,
составляющие единый комплекс. Отрезок этот занимает шесть лет. За
пределами этого комплекса располагалась постройка 2-а, где обнаруже-
ны бревна лишь вторичного использования. Интенсивная строительная
деятельность на этом участке была связана, видимо, с пожаром, в огне
которого погибли все постройки последней четверти VIII века.
Примерно через 20 лет возникает следующая группа сооружений.
Между 815 и 831 гг. срублены всего 9 бревен. Затем интенсивность в
заготовке строительного леса нарастает. На рубеже 30—40-х гг. IX в.
возводится сложная постройка II (ярус П-в). К этому же времени отно-
сится и дата рубки единственного бревна из настила, связанного с по-
стройкой 5. Даты рубки отдельных бревен этого слоя хорошо согласуют-
ся с указанным хронологическим отрезком: 13 бревен дают даты от 782
до 833 гг., еще 23 бревна срублены между 804 и 839 гг. (встречены во
вторичном использовании).
Сооружения горизонта Е-2 представлены в нашей выборке слабо. Через
25 лет после основания постройки II возводится ее новый ярус (построй-
ка П-б) — около 863 г. Бревна этого слоя, обгоревшие в пожаре, сруб-
лены в интервале 840—865 гг.
В 871 г. постройка II снова перестраивается. Ее верхний ярус П-а
связан уже с горизонтом Е-1. Семь лет спустя неподалеку возводится еще
одна постройка этого горизонта (№ I). Через 16 лет, не позже 894 г., на
этом же участке строится «большой дом». При рассмотрении порубочных
дат бревен из него отмечается некоторая хаотичность, которая выража-
ется, прежде всего, в использовании большого количества старых бре-
вен. Разброс в порубочных датах их достигает 74 лет.
На остатках «большого дома» лежит нижний ярус настила постройки
горизонта Д. Можно определенно говорить, что «большой дом» просуще-
ствовал не более 30—35 лет, т. к. перекрывающий его ярус датируется
началом 20-х гг. X в. Распределение порубочных дат бревен из горизон-
тов Е-1 и Д показывает, что в данной выборке нет стволов, срубленных
между 894 и 916 гг. Скорее всего, это свидетельствует о том, что в эти
годы здесь не велось строительство. Верхний ярус постройки горизонта Д
возводился через 23 года, а именно в 954 г. Самая поздняя из порубоч-
ных дат городищенского дерева относится к 969 г.
Подведем итог: 1. Постройки горизонта Е-3 относятся почти к столет-
нему периоду. Нижний их ярус (слой «бурый гумус II» и предматерик)
датируется 750—760 гг. Средний слой («черный гумус») относится к
770—790 гг. Верхний слой («бурый гумус I») соответствует отрезку
800—838 гг. Строения горизонта Е-2 возводились в 40-х годах IX в. и
сгорели в пожаре второй половины 60-х годов. Постройки горизонта Е-1
датируются временем после пожара и доживают до конца 20-х годов X в.
В 930—960 гг. функционирует «большой дом» горизонта Д. Верхняя
хронологическая граница этого горизонта пока остается неясной, так как
вышележащие слои разрушены при строительстве храма Клемента.
	Столетия						
Исследователи и дендродатировка	VII	VIII		IX		X	XI
Репников Н. И.	. -						
	нижний	СЛОЙ		средний слой		верхний	
Равдоникас В. И.	Е-3	QIlllKS		И Е-1 pll			
			’—	1 Е		:-2			D	
	...	F						
							
Гроздилов Г. И.				Д,	1			
	Е	Е		D		D	
Корзухина Г. Ф.		~г						
		Е-3		Е-2 Е-1		D	
Давида» О. И.							
			Е-3	Е-2 Е-1			
Девдродаты			Р "			"K	
							
			Е-3	Е-2		E-1 D	
Рис. 17. Сравнительная синхронистическая таблица культурных горизон-
тов Староладожского (Земляного) городища;
2. Пожар, прослеживаемый в слое Е-2 и уничтоживший все поселе-
ние может быть идентифицирован, по нашим данным, довольно точно е
летописным пожаром середины IX в., связанным с бурными событиями
политической истории средневековой Ладоги.
3. Синхронистическая таблица, представленная на рис. 17, демон-
стрирует как по мере изучения ладожских древностей постепенно сужа-
ется и приобретает конкретные временные рамки хронология древней-
ших слоев. Данные дендроанализа завершают этот процесс.
Ладожский посад
На площадке между улицами Культуры, Варяжской и Волховским
шоссе в 1972 г. были открыты слои посада средневековой Ладоги
(Спасский конец). В течение шести полевых сезонов (1972—1977 гг.)
раскоп № 1 был доведен до материка. Его площадь составляла 600 кв. м
(Петренко В. П. 1985). Мощность культурного слоя здесь достигает
четырех метров.
В процессе раскопок фиксация открытых построек и археологичес-
ких находок проводилась по штыкам. Всего их 19. Позднее, при каме-
ральной обработке автором раскопок В. П. Петренко выделено 11 гори-
зонтов (Петренко В. П. 1985, с. 84). При работе с деревом посадских
построек мы придерживались первоначальной стратиграфической схемы.
Дерево, пригодное для дендрохронологического анализа, можно полу-
чить с уровня 5—6 пластов (глубина 1,00 — 1,20 м.). Всего за пять
полевых сезонов (1972—1976 гг.) на этой площади было собрано 452 об-
разца дерева. Изучены 380 образцов, представляющие 21 комплекс, а
также отдельные столбы и бревна из культурного слоя 5—19 штыков.
В. П. Петренко датирует эти слои второй половиной VIII—X вв. (Пет-
ренко В. П., Нехаев А. А., Шитова Т. Б. 1975, с. 33).
При изучении дерева посадских построек было установлено: 1. Из
380 образцов 374 представляют хвойные породы, 6 — лиственные
(два— дуб, два — береза, два — неопределенные); 2. Образцы в
возрасте 0—50 лет составляют 223 экземпляра, от 51 до 100 — 143 об-
разца, от 101 до 150 лет — 8 образцов.
Распределение спилов по стратиграфическим горизонтам (штыкам) и
типам построек представлено на таблице 2.
Мы распределили все образцы, имеющие стратиграфические привяз-
ки, по 21 комплексу, исходя из данных полевых описей и отчетов. Эти
комплексы явились тем костяком, который лег в основу дендрохроноло-
гической шкалы ладожского (посадского) дерева. Помимо дерева из от-
дельных комплексов нами привлекались и данные по отдельным бревнам
из культурного слоя. Поскольку эти материалы опубликованы (Чер-
ных Н. Б. 1985-а, с. 118), отметим лишь, что последовательности годич-
ных колец, составленные для этих комплексов, были сведены в единую
дендрошкалу протяженностью в 221 год. Показатели сходства изменчи-
вости Сх, рассчитанные для 135 комбинаций синхронизированных кри-
вых, достаточно высоки, их величины распределяются от 50 до 82%,
в среднем около 60%.
Таблица 2. Распределение ладожских образцов по стратиграфическим го-
ризонтам (штыкам) и типам построек.
Штыки	Типы построек					Отдельные бревна	Всего
	срубы	настилы	мостовые	частоколы	прочие		
5—6	9					4	13
7-8	32	6				22	60
8-9	9			10	177	5	201
9-11	20	15				31	66
12-13			12			22	24
14-15	10					17	27
16-17		3				22	25
18-19	13	2				11	26
Всего	93	26	12	10	177	134	452
Для абсолютных привязок кривых роста дерева посадских построек
использовались следующие материалы: для IX—XI вв. — материалы из
Новгорода (нижние ярусы Ильинского и Троицкого раскопов), дерево из
нижних слоев Пскова; для VIII — начала X вв. — кривые роста дерева
из слоя Рюрикова городища и Земляного городища.
Эталоном для перекрестного датирования стали кривые дерева так
называемой «большой постройки» (Черных Н. Б. 1985, с. 117—118).
При визуальном сопоставлении посадских ладожских кривых с абсолют-
но датированными кривыми дерева построек Троицкого раскопов (отре-
зок X—XI вв.) синхронность в закономерностях развития годичных ко-
лец можно обнаружить только на отрезке IX—X вв. Так, для X в. кри-
вые роста годичных колец бревен «большой постройки», объединенные
во вторую дендрологическую группу (рис. 18), дают наиболее четкие
тенденции развития погодичного прироста. Характерным отрезком здесь
является период 920—940 гг' Показатель Сх составляет величины от 50
до 57%, причем эти цифры, рассчитанные для кривых Ладоги и построек
Рис. 18. Кривые роста годичных колец дерева «большой постройки» из Ладоги;
II дендрологическая группа, общий шифр СЛ:
1 — 75/65, 2 — 75/58, 3 — 75/57, 4 — 75/107, 5 — 75/203, 6 — 75/200.
Новгорода несколько ниже. При перекрестном сопоставлении ладожских
и псковских кривых этого же хронологического отрезка картина та же
самая, правда, период 920—940 гг. на псковской кривой Пс-70-86 менее
четок, но следующее двадцатилетие 940—960 гг. более показательно.
Те же величины (Д (55—56%) дают сопоставления ладожских кри-
вых и кривых дерева построек Рюрикова городища.
Для IX в. фоновым материалом являются кривые роста годичных
колец дерева Земляного городища. Наиболее показателен для этого вре-
мени отрезок 30-х — начала 60-х годов. Сравнение тенденций роста
годичных колец посадских и городищенских кривых дает хорошие ре-
зультаты. Величины Сх (50—60%) подтверждают правильность выпол-
ненных привязок. Рамки дендрохронологической шкалы посадского де-
рева ограничиваются 774 и 995 гг. Абсолютная шкала позволила датиро-
вать 176 образцов дерева построек из 13 стратиграфических слоев. По-
рубочные даты приходятся на интервал 840-х — 990-х гг. Распределение
строительных и порубочных дат на хронологической шкале позволяет
наметить определенную последовательность застроики на изучаемом участ-
ке ладожского посада. В самых общих чертах картина представляется
следующей.
Самый ранний период застройки занимает десятилетие и приходится
на 40-е годы IX в. С ним связаны постройки из 18—19 штыков (ком-
плексы 20 и 21).
Следующий период приходится на 50—60-е годы IX в. Это дерево из
комплексов 18 и 19, относящихся к 16 и 17 штыкам.
Третий строительный период охватывает довольно большой отрезок
времени — 70—90-е годы IX в. Это материалы из 14—15 штыков (ком-
плексы 16 и 17). Сюда же относится и дерево из развалов.
Четвертый этап определяется порубочными датами дерева построек
12—13 штыков (комплекс 15). Его время следует ограничивать первой
четвертью X в.
Пятый период определяется временем возведения построек 9—11 шты-
ков (комплексы 11, 12, 13, 14). Интенсивность строительства значитель-
но возрастает. Тогда же начинается, скорее всего, и строительство боль-
шого культового сооружений, называемого «большой постройкой».
Следующий подъем наступает в середине 50-х годов X в. В это время
рубится подавляющая масса бревен для «большой постройки».
Новый этап строительной деятельности связывается с отрезком
60-х — середины 80-х годов X в. Компактную группу образуют порубочные
даты бревен из верхнего яруса «большой постройки» (70-е годы), В это
же время сооружались комплексы 8, 9, и 10. Стратиграфически они
связываются е 8—9 штыками.
Последний, прослеживаемый по нашей выборке дерева, восьмой стро-
ительный период достигает пика к середине 90-х годов X в. К нему
относятся сооружения из 5—7 штыков (комплексы 1, 2, 3, 4).
Курган в урочище «Плакун»
На правом берегу р. Волхов, на окраине д. Малое Чернавино, в
урочище «Плакун» расположен могильник, состоящий из 13 низких,
плоских курганов. В 1940 и 1952 гг. были исследованы 11 курганов
этой группы. В. И. Равдоникас определил их принадлежность сканди-
навам и датировал X в. (В. А. Назаренко 1985).
В 1968 г. Г. Ф. Корзухина и О. И. Давидан раскопали один из
оставшихся курганов — курган № 11. В центре плоского кургана
диаметром 18 м была обнаружена каменная кладка, вытянутая в на-
правлении северо-запад — юго-восток. Среди камней найдены угли,
зола и лодейпые заклепки (остатки сожжения ладьи). Под камнями
открыта погребальная камера с гробовищем на дне. Пространство меж-
ду гробовищем и продольными стенами камеры было заполнено двумя
слоями бревен. Обряд выделяет этот курган из других погребений дан-
ного могильника; погребения подобного типа вообще нехарактерны для
Приладожья (Г. Ф. Корзухина, О. И. Давидан 1969).
С двух бревен погребальной камеры были сделаны спилы. Оба ствола
принадлежат сосне. Сохранность древесины удовлетворительная, хотя
внешние кольца отсутствуют. Образец № 1 сохранился на 105 колец,
образец № 2 — на 104 кольца.
Кривые роста годичных колец обоих образцов хорошо сопрягаются
между собой (Сх=69%). Перекрестное сопоставление кривых роста ис-
следованных стволов с графиками бревен построек из культурного слоя
Земляного городища (горизонты Д и Е-1) показало их синхронность.
Наилучшие варианты получены при сопоставлении с кривыми роста
годичных колец дерева из «большого дома» горизонта Е-1. Величины Сх
при этих сопряжениях составляют от 50 до 77%, в среднем колеблясь
около 61%.
Последнее сохранившееся кольцо образца № 1 датируется 889 г.,
образца № 2 — 884 г. Можно предполагать, что погребальное сооруже-
ние возводилось в первой половине 90-х годов IX в. Эта датировка не
противоречит предположениям, высказываемым рядом исследователей
(Г. Ф. Корзухина 1971; В. А. Назаренко 1985).
Крепость Копорье
Крепость Копорье располагается на берегу р. Копорки при впаде-
нии ее в Копорский залив (часть Финского залива). В последней
четверти XIII в., в связи с усиливающимся стратегическим значени-
ем пограничных пунктов Новгородской республики, здесь на месте
ранее существовавшего поселения возводится каменная крепость,
которая в дальнейшем неоднократно усовершенствовалась и пере-
страивалась (КирпичниковА. Н. 1980).
Раскопки, проводившиеся в 1971 —1972 гг. на территории крепос-
ти, выявили горизонты, относящиеся к разным периодам ее существо-
вания: новгородскому (конец XIII — начало XV вв.), московскому
(конец XV — начало XVI вв.) и шведско-петровскому (XVII — нача-
ло XVIII вв.; Кирпичников А. Н., Овсянников О. В. 1971).
В процессе изучения крепости были сделаны спилы с бревен крепост-
ных конструкций. Всего было изучено 14 образцов дерева: сваи стен
крепости — 3 образца, связи второго и третьего ярусов стен Средней
башни — 4 образца, деревянные пальцы лесов крепостной стены —
7 образцов. Все эти детали относятся к крепостному строительству мос-
ковского периода.
Сохранность древесины удовлетворительная. Все стволы принадле-
жат сосне. Возраст бревен следующий: 0—50 лет — 10 образцов, 51 —
100 лет— 2 образца, 101 —150 лет — 1 образец и 201—250 лет —
1 образец.
Кривые роста годичных колец дерева пяти образцов могут быть син-
хронизированы между собой. Абсолютные привязки выполнялись с при-
влечением синхронных по времени жизни кривых роста дерева построек
XV—XVI вв. из культурного слоя Орешка, Корелы, Новгорода и Пскова.
Последовательность годичных колец копорского дерева О1раничена 1240
и 1515 гг. Абсолютные даты рубки бревен располагаются в интервале
1476—1515 гг.
Тарту
Городище древнего Тарту располагается на возвышенности в заболо-
ченной пойме р. Эмайыги в юго-восточной Эстонии. Нижний горизонт
культурного слоя датируется серединой I тысячелетия (Труммал В. К.
1971, с. 267). Древнерусский период, когда, согласно летописи, в 1030 г.
город был поставлен князем Ярославом Мудрым и назван в его честь
Юрьевом (ПВЛ. Ч. 1. 1950, с. 101), представлен материалами трех
строительных периодов с XI до первой половины XIII вв.
Изученная нами коллекция образцов дерева построек средневеково-
го Тарту собрана при спасательных работах, проводившихся при про-
кладке теплотрассы, пересекающей территорию древнего города. Всего
было вскрыто около 850 кв. м. Участки располагались по улицам 21 июня,
Лятте и Ратушной площади. Мощность культурного слоя здесь дости-
гает 3,0—3,20 м (Труммал В. К., Метсаллик Р. А., Тийреаа У. А.
1982).
Специфика археологических наблюдений при спасательных работах
не позволила провести четкую стратиграфическую привязку вскрытых
построек, многие из которых исследовались лишь фрагментарно. В луч-
шем положении оказались сооружения, открытые на Ратушной площа-
ди, где изучались два яруса очень своеобразных построек с рамно-стол-
бовой конструкцией степ. Предполагается, что это остатки торговых
рядов ганзейского времени (XIII—XV вв.). Из нижнего яруса были
взяты образцы дерева для анализа по Си, их результаты — 1220+30.
Одновременно собирались спилы бревен и для дендроанализа. Всего за
два сезона (1981 —1982 гг.) было собрано ПО образцов дерева. Со-
хранность древесины удовлетворительная. Подавляющее большинство
образцов принадлежит хвойным, только два представляют лиственные
породы — дуб и березу. Возрастной состав дерева следующий: 0—50 лет —
37 образцов, 51 —100 лет — 50 образцов, 101 —150 лет — 11 образцов,
151—200 лет— 9 образцов, 201—250 лет — 1 образец.
В коллекции, представлены около сорока построек. Это характерный
для средневекового города набор типов: жилые и хозяйственные постройки,
настилы мостовых, водоотводные колодцы, конструкции фундаментов
каменных зданий. К сожалению, большинство сооружений представлено
единичными образцами. Археологические датировки исследуемых построек
довольно расплывчаты — в основном в пределах двух столетий. Исклю-
чение составляют постройки из раскопов на Ратушной площади, у цер-
кви св. Яна и на ул. Юликооли. Отсюда же брались образцы и для
анализа по С14, давшего следующие даты: 1220+30, 1670±40, 1250±80,
1220±40, 1240+50.
Нам удалось синхронизировать между собой 44 кривых роста годич-
ных колец дерева тартусских построек. Основу для последовательности
годичных колец составляют кривые роста дерева из торговых рядов с
Ратушной площади.
Фоном для абсолютных привязок кривых роста тартусского дерева
служат материалы из Новгорода и Пскова (отрезок XII—XVI вв.). По-
давляющее большинство абсолютных порубочных дат бревен изученных
построек (38 из 44) относятся к отрезку 30-х гг. XIII — 40-х гг. XIV вв.,
то есть к тому периоду жизни города, когда он находился под властью
Ордена. Крайними точками шкаты являются 1196 и 1690 гг.
Псков
Археологическое изучение Пскова, ведущееся в течение последних
десятилетий в различных районах города (изучено около 1,5% террито-
рии средневекового Пскова) позволило сделать ряд важных выводов.
Было установлено, что к концу X в. город состоял из Детинца, распола-
гавшегося на месте более раннего городища, и посада, занимавшего меж-
дуречье Великой и Псковы. За пределами посада находились курганный
могильник и святилище. К середине XI в. с принятием христианства
захоронения там прекратились, а в конце века началась застройка этого
района. Во второй половине XIV в. создается второй пояс каменных
укреплений — Довмонтова стена. В XIV в. посад дважды обносился
каменными стенами — к концу века площадь города равнялась уже 39 га.
Продолжался рост посада и в XV в. Слои этого времени обнаружены в
Завеличье, Запсковье, на Полонище. Укрепления 1465 г. окружали уже
город с площадью в 211 га (Лабутина И. К. 1983).
Собранные в Пскове образцы дерева археологических построек в по-
давляющем большинстве происходят с двух участков псковского посада,
расположенных внутри стены 1309 г. (рис. 19). Это раскопы у здания
Пединститута и по ул. Ленина. Псковской археологической экспедиции
было собрано 3315 образцов дерева. В настоящее время 1571 образец
уже. изучен.
Поскольку обработка материалов из раскопов у Пединститута к на-
стоящему времени уже полностью завершена, а материалы из раскопа
по ул. Ленина также частично исследованы, то основные выводы дан-
ного раздела базируются на результатах, полученных для выборки
из 1313 образцов. Небольшую группу (32 образца) составляют спилы
бревен из раскопов, заложенных на ул. Гоголя (Кильдюшевский В. И.
1983; Сергина Т. В. 1983). Материалы из раскопок 80—90-х it. иссле-
довались выборочно и здесь не рассматриваются. Полная сводка дан-
ных по дендрохронологии Пскова с учетом материалов из раскопок
последних лет будет опубликована в специальном издании, готовящем-
ся коллективом под руководством И. К. Лабутиной.
Размеры площадей, вскрытых на обоих исследуемых участках псков-
ского посада, позволяют проследить планировку городского квартала,
где четко выделяется несколько усадеб, разделенных частоколами и вы-
ходящих на небольшую улочку или переулок. В изученной нами выбор-
ке дерева представлены образцы, принадлежащие 62 срубам (жилым и
хозяйственны.м, среди последних особую группу составляют т. н. стол-
бовые конструкции, а также погреба, различные водоотводные и водо-
сборные сооружения). Имеются образцы дерева 21 настила: настилы
дворов, вымостки, съезды с мостовой, ведущие к усадьбам. Спилы взя-
ты с четырех ярусов замощения улицы или переулка, а также с 21
частокола. Хронологический диапазон изучаемых построек достаточно
широк — с рубежа XI—XII до XVIII вв.
Дендрологическая характеристика дерева псковских построек
Характеризуя эти материалы в целом, надо отметить следующее:
1) Сохранность дерева вполне удовлетворительная. Как правило, в
тех случаях, когда дерево в процессе хранения не подвергалось дли-
тельному высушиванию, количество непригодных для дендроанализа
образцов невелико. Худшей сохранностью обладают образцы дерева
из самых верхних и самых нижних горизонтов. Наружные слои бре-
вен повреждены слабо и внешние кольца сохраняются. 2) Видовой
состав строительного леса. Отмечается набор древесных пород, харак-
терный для всех памятников северной половины Восточной Европы.
Из 1571 изученного образца хвойные представлены 1537 спилами,
остальные 34 ствола распределяются по лиственным породам следую-
щим образом: дуб — 26, береза — 3, прочие 5 принадлежат иве,
клену и ясеню. 3) Возрастной состав строительного леса: 0—50 лет —
619 образцов, 51—100 лет — 694 образца, 101 —150 лет — 162 образ-
ца, 151—200 лет — 52 образца, 201—250 лет — 4 образца, 251 —
300 лет — 4 образца, 301—350 лет — 1 образец, свыше 350 лет —
1 образец.
При работе с материалами из Пскова мы впервые столкнулись с весь-
ма широким хронологическим отрезком, к которому они относятся. И
главная задача заключалась в нахождении абсолютных реперов для при-
вязок кривых роста годичных колец дерева. Для отрезка XII—XIV вв.
это не составляло особых трудностей ввиду разнообразия абсолютных
дендрошкал восточноевропейского дерева. Более сложным представля-
лось осуществить привязки и корректировки самого позднего и самого
раннего отрезков псковской шкалы. Для этого был отобран материал из
памятников смежных территорий.
VIII—XI века. 1. Новгород, шкала нижних горизонтов Троицкого
раскопа (857—976 гг.). 2. Рюриково городище, шкала 822—944 гг.
3. Ладога, шкала посадского дерева (774—995 гг.) и Земляного городи-
ща (612—969 гг.).
XI—XV века. 1. Новгород: шкалы Неревского (844—1462 гг.), Ильин-
ского (957—1436 гг.), Суворовского (927—1447 гг.) раскопов. 2. Оре-
шек, шкала 1094—1525 гг. 3. Корела, шкала 1195—1530 гг.
XV—XVIII века. Использовались кривые роста годичных колец де-
рева ряда новгородских церквей. Кроме того, привлекались материалы
из Кирилло-Белозерского монастыря, Преображенской церкви Кижского
погоста, а также дерево из культурного слоя Орешка поздней поры.
Рис. 19. План раскопов на территории городского посада Пскова.
Позднее для корректировки были использованы кривые роста дерева ар-
хитектурных памятников XVI—XVIII вв. из северных областей России —
Архангельской, Ленинградской, Вологодской.
Раскоп у здания Пединститута
В 1968 году у строящегося здания столовой в границах центра сре-
дневекового города, между церковью Михаила Архангела и Петропав-
ловским собором был заложен раскоп, доведенный в последующие годы
до 774 кв. м. (рис. 19).
Таблица 3. Распределение дерева псковских, построек (участок у
Пединститута) по стратиграфическим горизонтам (пластам) и типам
построек.
Пласты	Типы построек				Отдельные бревна
	срубы	настилы	частоколы	поздние сооружения	
7					7
8	71	44	19	2	62
9	69	44	18		51
10	11	34	39	5	26
11	2			1	11
12	3			2	10
13		3		3	4
14	5				3
15					5
Всего	161	125	76	13	179
Начало заселения этого участка можно предположительно отнести
к X в. (Гроздилов Г. П. 1964). Толщина культурного слоя здесь достига-
ет четырех метров. Под городскими напластованиями обнаружены остат-
ки курганного могильника. Сам слой в этом месте сильно потревожен
фундаментами каменных зданий XVII—XVIII вв., поэтому единицей стра-
тиграфического членения стал пласт. Всего на раскопах выделено 23 плас-
та. Дерево, пригодное для дендроанализа, появляется лишь на глубине
1,80—2,00 метров, т. е. с уровня 8—11 пластов.
За первые три полевые сезона на этом участке было сделано 102 спила
дерева. Эта коллекция 1969—1970 гг. явилась основой для построения
дендрошкалы древнего Пскова (Урьева А. Ф., Черных Н. Б. 1983).
В 1973 и 1974 гг. с севера и востока к раскопу были сделаны прирезки
и новые сборы довели число образцов до 612 единиц. Распределение
изученных образцов дерева по типам построек и стратиграфическим
пластам представлено в таблице 3. На изучаемом участке города было
выделено 47 комплексов. Кривые роста годичных колец дерева из них и
составили основу псковской дендрохронологической шкалы. Всего было
использовано 264 кривых роста. Общая протяженность шкалы — 671 год.
Раскопы I—IV по ул. Лепина
Второй исследованный участок псковского посада располагается не-
подалеку от первого, па площади бывшего Старого рынка, между улица-
ми Лепина и Воровского. На территории раскопа обнаружены остатки
стены 1309 г. В XV в. этот район мог входить в состав Боловинского или
Остролавпцкого концов Пскова (Лабутина И. К. 1976). Общая площадь
раскопов I—IV составляла 4714 кв. м (Лабутина И. К. 1987). Мощность
культурного слоя здесь достигает почти трех метров. Так же, как и в раскопах
у Пединститута, городской слой подстилается курганным могильником.
В связи с тем, что слой здесь менее потревожен перекопами, его
членение велось не только по пластам, но были намечены и строительные
ярусы (всего 12). Нижние слои (ярус 12) датируются XI—XII вв., верх-
ние (1—2 ярусы) — XVI—-XVII вв. Дерево, пригодное для дендроанализа,
появляется на глубине около 1,50 метра и связывается с 7—8 пластами.
Самый верхний ярус построек удовлетворительной сохранности — тре-
тий. В табл. 4 приводится распределение изученного дерева по типам
построек и ярусам (включены данные no I и III раскопам).
Относительная дендрохронологическая шкала, составленная по мате-
риалам из этих раскопов, имеет своей базой 300 кривых роста годичных
колец дерева из слоев 3—9 ярусов, ее протяженность — 359 лет.
Абсолютная датировка
Две части псковской дендрохронологической шкалы были связаны
между собой и общая протяженность сводной шкалы составила 756 лет .
Ее нижнюю точку определяет время начала роста дерева, обнаруженного
в нижнем горизонте раскопа 1970 г. (образец Пс-70-86), верхняя —
годом рубки бревна (Пс-74-36) из раскопа у Пединститута.
На рисунке 20 представлен график хронологического положения со-
пряженных кривых роста годичных колец дерева из раскопок Пскова.
На нем видно, что в наилучшем положении находится отрезок второй
половины XII — второй половины XIV вв. Показатели Сх демонстрируют
следующие цифры: для отрезка XIII—XIV вв. — от 50 до 73% (в сред-
нем около 64%), для отрезка XI—XII вв. — от 50 до 71% (в среднем
Таблица 4. Распределение образцов дерева псковских построек (участок по
ул. Ленина) по стратиграфическим горизонтам (пластам) и типам.
Пласты	Типы построек					Отдельные бревна
	срубы	настилы	частоколы	мостовые	здания	
8	3					1
9					9	3
10			3			3
11		16	16	17		10
12	9	29	81	И	62	27
13	10	11	23	7		58
14	32		6			29
15	15	13				9
16	24		16			3
17	3	2	21		20	2
18						5
19						1
20						1
21						
22						1
Всего ।	96	71	166	35	9!	153
около 61%), Учитывая это, данный отрезок псковской шкалы был из-
бран для перекрестных сопоставлений, тем более, что и в «фоновых»
материалах он является наиболее представительным.
Произведенные привязки были подкреплены расчетом показате-
ля Сх. Так, для 57 сопоставлений кривых роста дерева XIII—XIV вв,
из Новгорода и Пскова величины Сх оказались достаточно высокими:
170
160
150
140
130
120
110
100
90
80
70
60
50
.40
30
20
10
о
1000	1100	1200	1300	1400	1500	1600	1700
Рис. 20. Хронологическое распределение сопряженных кривых роста дере-
ва из археологических построек Пскова; по вертикальной оси обозначено
число образцов.
от 50 до 70%. Несколько ниже они при сопоставлении кривых роста
дерева Пскова и Орешка (49—59%), те же величины получены для
дерева Пскова и Корелы, а также Пскова и Бслоозера.
Абсолютными крайними точками псковской шкалы оказались 788 и
1544 годы.
Более сложной оказалась абсолютная привязка кривых дерева позд-
них построек Пскова (XVI—XVII вв.). На рисунке 20 ввдно, что тот
отрезок, где должны взаимно перекрываться шкалы XII—XV и XVI—
XVIII вв., наиболее беден материалом. Единственным надежным мости-
ком, выходящим за пределы XV в., оказалась многолетняя кривая роста
бревна, срубленного в 1544 г. Она обнаружила надежное сопряжение с
графиками прироста свай из-под фундамента каменного здания № 8, что
позволило датировать последнее серединой 80-х гг. XVI в. Дата эта как-
будто подтверждает предположение И. К. Лабутиной о принадлежности
этой постройки Воеводскому двору, сооруженному не ранее второй поло-
вины XVI — первой половины XVII вв. (Лабутина И. К. 1974, с. 55).
Рис. 21. Раскопы на участке у здания Пединститута Пскова; план
застройки на уровне 16—17 пластов.
а — частокол, б — столб
Полученные привязки позволили определить самую позднюю точку
сводной псковской дендрошкалы. Ею является время рубки бревна из
погреба в раскопе по ул. Ленина, это 1747 год. Итак, были установлены
даты рубки 694 бревен псковских построек.
Согласно нашим данным, первые строения на участке у здания Пед-
института, появляются во второй половине XI — рубеже XI и XII вв.
Хотя мы не располагаем конкретными постройками этого времени, тем
не менее, среди бревен из культурного слоя имеются три, срубленные
в 1044, 1102 и 1103 гг. Первые же из датированных построек появляют-
ся здесь в конце первой четверти XII в. (рис. 21). Это сруб № 23, дати-
руемый 1123 годом и сруб № 20, относящийся скорее всего, к 30-м гг.
XII в. Тогда же был сооружен и частокол, ограждающий усадьбу с восто-
ка (около 1137 г.). Затем следует перерыв в заготовке строительного
дерева. С конца 30-х по конец 70-х гг. срублено всего четыре бревна.
В середине 30-х гг. XII в. начинается интенсивная рубка бревен.
В 1191 г. возводится сруб № 40 (жилой) на усадьбе, расположенной в
3
Рис. 22. Распопы на участке у здания Пединститута Пскова; план
застройки на уровне 15—16 пластов.
северной части раскопа (рис. 22). К югу от него возводится сруб № 22
(1206 г.). Вероятно, к этому же времени относится и сооружение не-
скольких частоколов, сменивших более ранние. Здесь можно говорить о
возведении новых линий ограды, а не о подновлении старых. Об этом,
прежде всего, свидетельствует использование свежесрубленного дерева.
Обновляется на протяжении девяти метров частокол на участке В-Г
(1198г.), сменивший более старый, ограждавший усадьбу с запада. Вдоль
мостовой улицы или проулка в 1208 г. сооружается частокол, отделяющий
усадьбу от улицы, которая к этому времени уже существовала, так как с ее
восточной стороны в 1203 г. был уже поставлен частокол. В это же время
(1204 г.) рубится дерево для ограды, прослеженной па участке М.
В южной части раскопа, где застройка реже, также сооружаются
частоколы. На участках Д и Е параллельно мостовой прослежена ограда,
дерево для которой рубилось в 1193 г. Продолжение этой линии отмеча-
Рис. 23. Раскопы ни участке у здания Пединститута Пскова; план
застройки на уровне 14—15 пластов.
ется и на участке 3. Рубка дерева для этого частокола производилась в
90-х гг. XII в.
В 1205 и 1206 годах рубилось дерево, встреченное в двух настилах.
Один связан со срубом Ко 40, второй находился неподалеку от мостовой.
Период 1208—1224 гг. почти лишен дерева. Однако в середине 20-х гг.
снова на этой усадьбе активизируется строительная деятельность. В ин-
тервале середины 20-х — конца 50-х гг. XIII в. здесь возникает сразу
несколько построек (рис. 23). В северной части раскопа возводится сруб
№ 43 (1234 г.) и сооружается настил около его юго-западного угла. В
центре — появляется сруб № 41 (1246 г.), сосуществующий со срубом
J\q 40 на позднем этапе жизни последнего. Южнее сруба № 41 через
несколько лет возводится хозяйственный сруб № 39 (1251 г.). К этому
же периоду относится и время сооружения частокола, пересекающего
участок Л в направлении запад-восток (в его составе дерево, срубленное
в 1226—1243 гг. В слое этого времени встречено много отдельных бре-
вен и столбов, время рубки которых относится к тому же хронологичес-
кому отрезку: 1225—1259 гг.
Рис. 24. Раскопы на участке у здания Пединститута Пскова; план
застройки на уровне 14 пласта.
Рис. 25. Раскопы на участке у здания Пединститута Пскова; план
застройки на уровне 13 пласта.
Рис. 26. Раскопы на участке у здания Пединститута Пскова; план
застройки на уровне 12—13 пластов.
Затем опять следует период затишья в заготовке строительного дере-
ва, нарушающийся в самом конце 60-х гг. XIII в. (рис. 24). В 1267 г.
возводится сруб № 35. Не исключено, что он сгорел через 20 лет (бревна
его венцов обуглены) и для выравнивания поверхности под его северную
стену были подложены подкладки (бревна срублены в 1287 г.). Одно-
временно с жилым срубом № 35, в отдалении от него, строится сруб
№33 (1268 г.). К этому же периоду времени относится целая группа
бревен, встреченных в развалах. Тогда же производится и замощение
пятого яруса мостовой проулка (бревна срублены в 1272 и 1274 гг.).
С началом XIV в. связано новое оживление строительной деятельнос-
ти на этом участке (рис. 25). Около 1305 г. возводится сруб № 32, а
через 10 лет после него — сруб № 34 (1317 г.), подновляется ограда 6,
соединяющая эти постройки (время рубки дерева: 1294—1305 и 1316—
1317 гг.). Вероятно, одновременно сооружался настил, расположенный
южнее сруба № 34 (самое, позднее из бревен срублено в 1309 году). Где-
то в пределах первого десятилетия XIV в. был построен сруб № 10,
бревна из фундамента которого относятся к 1307 г. Группа отдельных
бревен из культурного слоя имеет даты рубки от 1291 до 1315 гг. Исходя
из этого набора дат, можно предполагать, когда был сооружен четвертый
ярус мостовой проулка; скорее всего, это был интервал 1314—1325 гг.
Рис. 27. Раскопы на участке у здания Пединститута Пскова; план
застройки на уровне 12—13 пластов.
К середине XIV в. нарастает интенсивность строительства (рис. 26).
На месте сруба № 34 в 1333 г. возводится новая постройка — сруб № 30.
Его фундамент покоится на венцах предыдущего. Через несколько лет
южнее сооружается хозяйственная постройка — сруб № 15 (1341 г.).
К востоку от них в это же время строится и сруб № 31 (единственное
бревно из него срублено в 1342 г.). Рядом с ним сооружаются хозяйст-
венные настилы. К северу от сруба № 31 располагался накат из бревен,
примыкавший к его северной стене. Время его, вероятно, определяется
датой рубки бревна в 1352 г. К южной стене сруба № 5 вплотную
примыкал хозяйственный настил, сложенный из старого дерева, сруб-
ленного в первой четверти XIV в. Следы огня на бревнах сруба и насти-
ла свидетельствуют о том, что они горели в одном пожаре. Непосредст-
венно к мостовой проулка также подходят две вымостки, возможно,
съезды с улицы, ведущие к усадьбам, расположенным к северу и югу от
нее. Северный съезд представлен двумя образцами дерева, время рубки
которых 1323 и 1330 годы. Южный съезд даст более широкий диапазон
дат — от 1300 до 1345 гг. Учитывая весь набор порубочных дат бревен
вышеназванных построек, а также отдельных бревен из слоя, можно
Рис. 28. Раскопы на участке у здания Пединститута Пскова; план
застройки на уровне 10—11 пластов.
предположительно датировать настил третьего яруса мостовой проулка
40-ми гг. XIV в.
Следующая группа строений этого участка связана с периодом сере-
дины 60-х — 80-ми гг. XIV в. (рис. 27). Дерево построек этого време-
ни сохранилось плохо из-за пожара, бушевавшего на этой территории.
В 1366 г. на месте сруба № 10 сооружается новая постройка — сруб №
6. Из остальных строений датированы только бревна частокола, про-
слеженного на протяжении почти 10 метров. Нет сомнений, что он
возводился около 1389 г. В пределах усадьбы, ограниченной им, един-
ственным датированным сооружением является настил 1373 г., распо-
ложенный у сруба № 28. К отрезку конца 60—80-х гг. относится,
скорее всего, и время сооружения настила мостовой второго яруса.
Тогда же, возможно, настилается и съезд с нее, ведущий к усадьбе
(1368 г.).
Очень немного образцов дерева имеется из построек XV в. Единственное
строение этого времени — настил, сооруженный около 1400 г. С этим же
строительным периодом можно связывать и частокол середины 90-х гг. XIV в.
(рис. 28). Эти постройки в какой-то мере могут указывать и на примерное
время замощения мостовой проулка (первый ярус). Самым поздним в изу-
чаемой выборке дерева является бревно 1459 г. из настила мостовой проул-
ка, вероятно, ошибочно отнесенное к замощению третьего яруса.
Все вышесказанное позволяет предложить следующую картину за-
стройки изучаемого участка псковского посада.
Первый, самый ранний в выборке материала, период относится к
первой половине XII в. Второй — рубеж XII—XIII вв. — первая четверть
XIII в. Третий — середина 30-х — начало 50-х гг. XIII в. Четвертый —
60—70-е гг. XIII в. Пятый — рубеж XIII—XIV вв. — первая четверть
XIV в. Шестой — 20—40-е гг. XIV в. Седьмой — середина 60-х — 80-е гг.
XIV в. Восьмой — рубеж XIV—XV — первая половина XV в.
Самыми ранними из изученных нами строений, вскрытых в раскопах
по ул. Ленина, являются сооружения, относящиеся стратиграфически
к восьмому ярусу (рис. 29). Прежде всего, это сложная трехкамерная
постройка на участке Щ (сруб № 6), возведение которой можно отнести
к началу 70-х гг. XIII в. Те же даты (40—60-е гг.) получены и для
бревен из развалов у западной стены клети. Вероятно, эта группа бре-
Рис. 30. Раскопы на участке по
ул. Ленина в Пскове; план застрой-
ки на уровне 7 яруса.
О 50 м
Сруб 12
1314 г.
вен, так или иначе связанная с этой постройкой, использована вторично.
Не исключено и другое: строительство этого комплекса велось постепен-
но и жилой сруб (изба) был пристроен к хозяйственной постройке не-
сколько позднее. Большой хозяйственный настил, расположенный к се-
веру от постройки на территории раскопа Ш, к сожалению, не датиро-
ван, так как для его сооружения использованы только дубовые бревна. К
северо-западу от сруба № 6, в пределах участка Щ обнаружена группа
бревен, срубленных в начале 70-х гг. XIII в. Исходя из вышесказанного,
время сооружения построек этого яруса следует относить, скорее всего, к
50—70-м гг. XIII в.
Мощный подъем заготовки строительного дерева наблюдается по на-
шим данным на этом участке в конце 80-х гг. XIII в., и активность
нарастает в первом десятилетии XIV в. В это время возводятся в основ-
ном сооружения, связанные с 7 ярусом (рис. 30). Самым ранним здесь
был сруб № 10 из южной усадьбы. Основная часть постройки располага-
лась за пределами раскопа, поэтому установить время его возведения по
единственному образцу дерева не представляется возможным. Но, ве-
роятнее всего, это 90-е годы, так как частокол, сохранившийся у севе-
ро-восточной стены сруба и отделявший эту усадьбу от восточной, дает
ту же дату, а именно 1293 г. К этому же времени можно отнести и
возведение сруба № 4 с четырехугольной камерой у северо-западной
стены. Дата единственного бревна (венец стены) — 1291 г., бревна
угловых столбов камеры срублены позже, в 1304 г. И. К. Лабутина
относит этот сруб к седьмому ярусу условно, предполагая два варианта:
или он возник позже камеры (исходя из разной ориентировки их) или
же раньше нее (Лабутина И. К. 1976). Наши данные подтверждают
второй вариант: сруб № 4 построен раньше и может быть связан с
седьмым ярусом.
Несколько позже, на рубеже XIII—XIV вв. строится большой жи-
лой сруб № 11 (восточная усадьба) и одновременно с ним большой
хозяйственный настил, примыкавший к его юго-западной стене (конец
90-х годов XIII в.). Около 1309 г. сооружается огромный настил, пло-
щадью около 74 кв. м, отделенный от нижележащей постройки, сру-
ба № 19 (?) небольшой бревенчатой подкладкой. Единственное бревно
его дает дату 1314 г. Самой северной постройкой этого участка является
сруб № 14, отнесенный в процессе раскопок к шестому ярусу. Время
его строительства, по нашим данным, следует определять не ранее 1309 г.
С ним же, вероятно, связаны бревна, лежащие в его юго-восточном
углу и срубленные в 1305 г. Кроме названных выше сооружений, боль-
шую группу дат этого же хронологического периода дают бревна из
культурного слоя (1280—1313 гг.).
Следующее десятилетие характеризуется той же строительной актив-
ностью (рис. 31). На юго-западной усадьбе возводится большой жилой
сруб № 9 (1322 г.). Его северо-восточная стена и северный угол лежат
на бревнах настила, возникшего вместе с постройками предшествующего
периода. У северного угла сруба в 1331 г. сооружается камера хозяйст-
венного назначения. Одновременно со срубом № 9 на этой усадьбе сосу-
ществует и сруб № 4, возведенный в период строительства седьмого яру-
са. В 1335 г. сооружается частокол, ограждающий усадьбу с юго-запада.
К юго-востоку от сруба № 9 располагала другой двор. Его границы с
северо-востока и юго-востока четко оконтуривачись двумя частоколами.
Бревна юго-восточной ограды рубились в начаче 20-х гг. XIV в., столбы
северо-восточной линии — в 30-х, Возможно, обновление традиционной
усадебной ограды началось с южной ее части.
Центром этой усадьбы был жилой сруб № 7, построенный не ранее
1340 г. К северо-востоку от него, в границах участка Ф располагался
сруб № 6 (?), построенный, скорее всего, одновременно с первым. За
пределами усадьбы, к юго-востоку от ограды находился сруб № 4 (?),
строительство которого происходило в то же время. Для отрезка
20—40-х гг. XIV в. имеется большая группа бревен и столбов из слоя,
даты рубки которых определяются 1318—1347 гг. Все названные выше
постройки относятся к шестому ярусу, для которого характерна некото-
рая перепланировка усадеб, связанная, по-видимому, со строительст-
вом стены 1309 г. (Лабутина И. К. 1976, с. 77).
Рис. 32. Раскопы на участке по
ул. Ленина в Пскове; план застрой-
ки на уровне 5 яруса.
Сооружения пятого яруса представляют следующий строительный этап
(рис. 32). На границе раскопа 1 и участка Щ был построен большой
жилой сруб № 8 (1357 г.). К северо-западу от него, на участке Д обна-
ружены остатки постройки, время возведения которой можно связывать
с концом 60-х гг. XIV в. К этой же усадьбе относится и настил двора,
примыкающий к восточной стене постройки. Время его сооружения оп-
ределяется концом 70-х г. XIV в.
К югу от этой усадьбы находилась другая, с жилым срубом № 3,
построенным в начале 70-х гг. XIV в. Где-то в середине 80-х гг. к запад-
ной стене сруба был пристроен погреб. От усадьбы, занимающей восточ-
ную часть раскопанной территории, сохранился только сруб колодца
(сруб№ 2), сооружение которого относится к 1382 г. Кроме дерева из
вышеперечисленных построек это время представлено и датами бревен
из культурного слоя (1354—1385 гг.).
Рис. 33. Раскопы на участке
по ул. Лемина в Пскове; план
застройки на уровне 4 яруса.
Рис. 34. Раскопы на участке
по ул. Ленина в Пскове; план
застройки на уровне 3 яруса.
Из верхних ярусов сохранилось очень немного построек, однако группа
бревен, связанных с этими слоями, дает весьма компактный набор дат,
позволяющий хотя бы приблизительно определить это время (рис. 33).
Из сохранившихся сооружений конца XIV — первой половины XV вв.
можно назвать кладовую (бревна срублены в 1402 г.) и колодец на
западе участка В (дата — 1426 г.). Сюда же могут быть отнесены
сруб № 1 (1391 г.) и настил, сооруженный, скорее всего, около 1415 г.
(на плане отсутствуют). Тогда же были срублены и несколько отдель-
ных бревен из культурного слоя (1402—1425 гг.).
Самыми поздними в нашей выборке являются сооружения, связан-
ные с третьим ярусом. Все постройки занимают северо-западную часть
раскопа 1 и принадлежат одной усадьбе (рис. 34). Ее юго-западная гра-
ница отмечена частоколом. Порубочные даты бревен относятся к узко-
му хронологическому отрезку 1467—1470 гг. Это время строительства
Таблица 5. Соотнесение датированных сооружений из культурного слоя
Пскова с яусами.
Ярусы	Сооружения	Д ендродаты (годы)
2	Колодец, уч. В	1426
3	Настил, уч. В Столбовая конструкция, уч. Ж Частокол, уч. Е Сруб № 2 (колодец)	1470 1468 1467 1382
4	Настил (Р IV) Сруб Кв 1 (Р IV) Столбовая конструкция, уч. Е Постройка (?), уч. Д	1415 1391 1402 1368
5	Столбовая конструкция, уч. Ж Сруб № 3 Настил, уч. В, Г Сруб № 8 Сруб № 4 (Р III) Сруб № 6 (Р III)	1385 1373 1371 1357 1340 1339
6	Сруб № 7 Частокол, уч. X, Ц Частокол, уч. Ж Столбовая конструкция, уч. Ж Сруб № 9 Частокол, уч. Б Сруб № 14 Столбовая конструкция, уч. Ж	1340 1337 1335 1331 1322 1322 1309 1304
7	Сруб № 19 Настил, уч. Ж, 3 Сруб № 11 Сруб № 4 (Р I) Сруб № 10	1314 1311 1300 1296 1293
8	Сруб № 6 Частокол, уч. 3	1271 1297
частокола, постройки хозяйственного назначения (1468 г.) и настила
двора (1470 г.).
Подведем итоги изучения дерева из раскопов I, III и IV по
ул. Ленина.
1. Соотнесение сооружений к конкретным ярусам, проведенное в про-
цессе раскопок, в большинстве случаев подтверждается данными дендро-
анализа (табл. 5). Те перемещения, которые имели место, как правило,
касаются сооружений, отнесенных к определенному ярусу условно (на-
пример, срубы № 4 и 6 из раскопа III) или же это были постройки
столбового характера, связанные с заглублением в слой (столбовые кон-
струкции, колодцы, частоколы).
2. На таблице 5 видно, что имеется возможность наметить хронологи-
ческие рамки некоторых стратиграфических ярусов. Так, восьмой ярус
соотносится с 70-ми гг. XIII в. Седьмой ярус — с 90-ми гг. XIII в. —
серединой второго десятилетия XIV в. Шестой ярус — с 20-ми — нача-
лом 40-х гг. XIV в. Пятый ярус — с 50—80-ми гг. XIV в. Четвертый
ярус — с 90-ми гг. XIV в. — первой четвертью XV в. Третий ярус —
с 60—70-ми гг. XV в.
Однако, эти рамки можно рассматривать лишь как условные, ибо
нами учтены отнюдь не все открытые на раскопках постройки. Так, на-
пример, если для седьмого яруса изучено дерево всех раскопанных сру-
бов, то для шестого яруеа из семи открытых там сооруягений изучены
лишь пять. Еще хуже дело обстоит с тремя верхними (3—5) и самым
нижним (8) ярусами.
Посмотрим, как согласуются данные, полученные для построек обоих
участков псковского посада. Ранний период строительства представлен
лишь сооружениями с участка у Пединститута. Постройки на участке по
ул. Ленина появляются только с уровня восьмого яруса. Здесь имеются
две хронологические группы порубочных дат бревен: ранняя — середина
30-х — рубеж 40—50-х гг. XIII в., и поздняя — конец 60-х — первая
половина 70-х гг. XIII в. В общих чертах рамки восьмого яруса совпада-
ют с поздней группой дат.
Седьмой ярус. 90-е гг. XIII — середина второго десятилетия XIV в.
Этот период лучше представлен постройками из раскопов по ул. Ленина.
TpjTina сооружений первой четверти XIV в. по своим хронологическим
границам имеет полное соответствие с постройками из раскопов у
Пединститута.
Шестой ярус, 20-е — 40-е гг. XIV в. Время жизни строений на обоих
изученных участках в общих чертах совпадает.
Пятый ярус, конец 50-х — середина 80-х гг. XIV в. Имеется совпаде-
ние набора строительных дат для сооружений обоих участков.
Четвертый ярус, конец XIV — первая четверть XV вв. Это время в
датах дерева из раскопа у Пединститута представлено слабо, имеются
лишь три сооружения.
Третий ярус, конец 60-х — 70-е гг. XV в., представлен лишь по-
стройками из раскопов по ул. Ленина.
Сопоставив хронологическую группировку строительных дат обоих изу-
чаемых участков псковского посада, можно уловить определенную сход-
ную тенденцию в заготовке строительного дерева. Это может послужить
основанием для реконструкции примерных хронологических рамок ниж
них ярусов для раскопов по ул. Ленина, где дерево имеет очень плохую
сохранность. Можно предположить, что даты построек, возведенных в
конце XII — первом десятилетии XIII вв. на участке раскопов у
Пединститута могут в какой-то мере определять время застройки девято-
го яруса. Десятый ярус следует предположительно помещать между этим
хронологическим периодом и временем заготовки самого древнего в на-
шей выборке дерева, приходящимся на первую половину XII в. Дата
самого раннего бревна, срубленного в 1044 г., может подтверждать пред-
положение И. К. Лабутиной о начале заселения этой территории во вто-
рой половине XI в.
И наконец, очень кратко упомянем о результатах изучения дерева
из раскопов по ул. Гоголя. В раскопе 1977 г. датированы бревна трех
венцов погреба (участок А, пласт 10—11, кв. 4, 5). Даты рубки бре-
вен — 1525, 1527 и 1528 гг. Для дерева выгребной ямы (участок В,
плает 12 —13, кв. 51, 52) получены даты рубки двух бревен облицов-
ки, это 1571 г. В раскопе 1979 г. датированы три бревна городни
(участок 3, пласт 13). Одно из них срублено в 1531 г., два других —
в 1562 г.
Торжок
Детинец средневекового Торжка (Нового Торга) — Нижнее городи-
ще, располагается на мысу при впадении в р. Тверцу ручья Здоровец.
Впервые город упомянуг в Первой Новгородской летописи под 1139 г.,
однако, есть основания относить возникновение поселения к более ран-
нему времени (Куза А. В. 1989, с. 108).
Археологическое изучение Нижнего городища практически было на-
чато в 1980 г. и продолжалось в последующие годы. Материалы, со-
Рис. 35. Кривые роста годичных колец дерева мостовой 8 яруса из Торжка;
общий шифр ТОР:
1 — 85/52, 2 — 85/43, 3 — 85/86, 4 — 85/33, 5 — 85/51, 6 —85/50,
7 — 85/36, 8 — 85/53.
бранные для дендроанализа, происходят из раскопов 1981, 1984—85 гг.
Спилы взяты с бревен построек, открытых на площади более чем в
500 кв. м. Мощность культурного слоя здесь достигает 2,60—3,70 м.
(Малыгин П. Д. 1983, 1987). Всего было сделано 139 спилов с бревен
построек бытового и оборонительного назначения: четырех срубов, че-
тырех настилов или вымосток, одного частокола, четырех ярусов мос-
товой, одного водостока и пяти срубов — городней. Археологические
датировки этих построек достаточно широки: XI—XVIII вв.
Сохранность древесины удовлетворительная, лишь 12 образцов оказа-
лись сильно деформированы и поэтому непригодны для дендроанализа.
Все исследованные образцы дерева принадлежат хвойным. Возрастной
состав изученных бревен представляется следующим: 0—50 лет — 83 об-
разца, 51 —100 лет — 43 образца, 151—200 лет — 1 образец.
Рис. 36. Кривые роста годичных колец дерева городни из Торжка; общий
шифр ТОР:
1 — 85/78, 2 — 85/80, 3 — 85/27а, 4 — 85/127, 5 — 85/81.
Синхронизированные по комплексам группы кривых роста годич-
ных колец были сведены в единую дендрошкалу (рис. 35, 36, 37).
Абсолютные привязки кривых роста годичных колец выполнялись с
привлечением материалов Новгорода, Пскова, Торопца, то есть близле-
жащих древнерусских городов. Хронологический период, на котором
проводились сопоставления синхронных кривых, ограничивался XII—
XV вв. Конечными точками торжокской дендрохронологической шкалы
являются 1024 и 1377 гг. Абсолютные порубочные даты были определе-
ны для 75 бревен, строительные даты установлены для 15 построек.
П. Д. Малыгин на основании археологических наблюдений выде-
ляет девять этапов — периодов строительной деятельности на изучае-
мом участке Нижнего городища (Малыгин П. Д. 1987). Он считает,
что первые сооружения в южной периферийной части городища появ-
ляются в конце X — начале XI вв. Тогда же оформился спуск к реке
(1 и 2 этапы). В конце XI в. вдоль реки настилается первая мостовая
Рис. 37. Кривые роста годичных колец дерева частокола из Торжка; общий
шифр ТОР:
1 — 85/62, 2 — 85/44, 3 — 85/67, 4 — 85/?, 5 — 85/73, 6 —85/71,
7 — 85/85, 8 — 85/74.
(3 и 4 этапы). На рубеже XII и XIII вв. появляются первые оборони-
тельные сооружения — срубы-городни, а мостовая внутри крепости
соединяется с берегом вымосткой (5 и 6 этапы). В конце XIII —
начале XIV вв. вместо срубных укреплений был возведен частокол,
что связано, видимо, с разорением крепости после 1315 г. В нервом
половине XIV в., однако, снова сооружаются срубы-городни уже с
двойными стенами и мостовая внутри крепости снова соединяется с
берегом реки мощной вымосткой, проходящей между городня.ми
(ворота). Перед воротами оформляется разъезд из двух вымосток
(8 и 9 этапы).
Изученный нами материал связан с 4—9 этапами строительной ис-
тории (рис. 38). Конечно, эта выборка дерева очень невелика. Однако
обращает на себя внимание факт появления на каждом четном этапе
крепостных сооружений (городней): на 4 этапе в 1164—1166 гг., на
6 этапе в 1248 г., на 8—9 этапах в 1364—1366 гг.

Рис. 38. Хронологическое распределение порубочных дат бревен из архео-
логических построек Торжка в периоды 1090—1230 (А) и 1230—1380 гг. (В).
По вертикальной оси обозначено количество образцов.
Стрелка с номером означает дату строительства сооружения.
Штриховые линии определяют границы строительных этапов по П. Д. Малыгину.
1 — сруб; 2 — городил; 3 — мостовая 8; 4 — мостовая 6; 5 — частокол;
6 — мостовая 5; 7 — городпя; 8 — сруб; 9 — вымостка; 10 — южная городня 4;
11 — южная городня 3; 12 — южная городпя 1; 13 — южная вымостка.
Тверь
Археологические раскопки в Твери, начавшиеся в конце 70-х гг.,
ознаменовали начало интенсивного изучения материальной культуры
одного из ведущих исторических центров Руси. Материалы, получен-
ные на раскопах последних лет, заложенных на мысу при впадении в
Волгу речки Тьмаки, позволяют высказывать предположения о воз-
можности обнаружения здесь слоев конца XI — первой половины XII вв.
(ХохловА. И., Дашкова-Сафарова И. А. 1996). Н. В. Жилиной в свое
время была предложена хронолого-стратиграфическая схема для этого
участка средневекового города и одним из ведущих компонентов этой
схемы были данные дендроанализа, выполненные автором (Жилина Н. В.
1987). На основании полученных данных она рассматривает этот учас-
ток как древнейшее ядро Твери.
Массовые сборы дендрохронологических образцов начались в 1993 г.,
когда объем археологических работ значительно возрос. На раскопах,
заложенных в разных частях города — Кремле, Затверецком и Загород-
ском посадах, собрана значительная коллекция спилов дерева средневе-
ковых построек, а также свай из-под фундаментов каменных зданий
XVIII—XIX вв. Сейчас тверская коллекция насчитывает уже свыше 280
образцов дерева и сборы продолжаются. Часть этих материалов уже изу-
чена, однако, не представляется целесообразным рассматривать эти пред-
варительные результаты до завершения всех аналитических работ. Поэ-
тому здесь мы ограничимся лишь теми данными, которые были получены
Рис. 39. Кривые роста годичных колец дерева мостовой II яруса из Твери;
общий шифр ТВ:
1 — 85/74, 2 — 85/50, 3 — 85/40, 4 — 85/67, 5 — 85/71.
ранее для небольшой выборки материала из охранных раскопок 1985 г.
(в районе ул. Правды).
Раскоп 1985 г. размером 34 X 4 м был заложен в южной оконечнос-
ти Тверского кремля. Мощность культурного слоя здесь колеблется
от 2,8 до 6,5 м. На этом участке открыты остатки 33 построек: жилые
и хозяйственные срубы, сохранившиеся на высоту от одного до семи
венцов, участки настилов и частоколов, небольшой отрезок уличной мос-
товой. Эти материалы датируются XIII — началом XV вв. (Попова Л. А.
1987, с. 93). Всего здесь собрано 92 образца. Сохранность древесины
хорошая. Заболонные части стволов не нарушены. Лиственные породы
представлены одним образцом. Возрастное распределение бревен сле-
дующее: 0—50 лет — 69 образцов, 51—100 лет — 20 образцов, 101 —
150 лет — 2 образца. Все изученные постройки, открытые в раскопах по
ул. Правды, относятся к семи стратиграфическим горизонтам, датируе-
мым археологически XIII—XV вв.
Поскольку возраст бревен тверских построек невелик, синхрониза-
ция кривых роста оказалась возможной только по комплексам в преде-
лах каждого яруса и между отдельными комплексами трех верхних
ярусов. Эталонным является настил мостовой второго яруса (рис. 39).
Абсолютные привязки кривых роста годичных колец тверского дере-
ва осуществлялись с привлечением материалов Новгорода. Наилуч-
шие результаты дали сопоставления с графиками погодичного при-
роста дерева построек, открытых на Кировском и Ильинском раскопах
(отрезок 1300—1400 гг.). И хотя тверской материал очень фрагмен-
тарен, распределение порубочных и примерных строительных дат на
хронологической шкале дает основание высказать некоторые предпо-
ложения.
Первый ярус. Абсолютные порубочные даты определены для бревен,
распределяющихся по пяти постройкам. 1. Мостовая. Датированы 3
образца дерева. Время рубки стволов приходится на отрезок 1405 —
1410 гг. 2. Сруб № 4. Входит в группу разновременных построек, рас-
положенных неподалеку от мостовой. Порубочные даты определены для
четырех образцов. Самую позднюю дату — 1403 г. имеют бревна сте-
нок, самые ранние — бревна из настила перед срубом датируются 1392 и
1400 гг. Время возведения постройки следует относить к первой поло-
вине 10-х годов XV в. 3. Частокол у сруба № 3. Даты определены для
пяти бревен. Разброс их составляет 20 лет — с 1369 по 1389 гг. Очень
сложно установить время возведения ограды. Во всяком случае, можно
предполагать, что сооружалась она не ранее 1369 г., хотя не исключе-
но, что для нее использовался старый лес. Исходя из тех данных, кото-
рые получены для материалов мостовой первого яруса и сруба № 4,
можно предполагать, что сооружения первого яруса возводились где-то
в первом десятилетии XV в.
Второй ярус. Здесь имеются две постройки: настил мостовой и
сруб № 9. С мостовой датированы 12 бревен: лаги, подкладки, попере-
чные бревна наката. Абсолютные даты группируются в трех точках до-
вольно широкого хронологического отрезка. Самая ранняя дата — 1350 г.,
четыре бревна срублены в интервале 1372 —1376 гг., а самая много-
численная группа бревен (7 образцов) рубилась в 1400 —1405 гг. Ин-
тересно следующее наблюдение: среди бревен сруба № 4 и настила
мостовой второго яруса обнаружены части одного и того же ствола.
Само по себе это может служить доказательством одновременности
строительства этих объектов. Поэтому можно предположить, что группа
бревен, срубленных в начале XV в., связана с мостовой первого яруса,
Рис. 40. Хронология сооружения археологических построек из Твери;
Римскими цифралш обозначены строительные ярусы.
1 — мостовая; 2 — сруб № 4; 3 — частокол; 4 — мостовая; 5 — сруб № 9; 6 —
частокол; 7 — сруб № За; 8 — сруб № 96; 9 — сруб № 18; 10 — сруб № 21;
И — сруб № 17.
а второй ярус замощения сооружался на 25—30 лет раньше, где-то
в середине 70-х годов XIV в. Отчасти это предположение подкрепля-
ется датами рубки бревен частокола первого яруса, а также настила
сруба № 9.
Трудно говорить что-либо определенное о сооружениях третьего яруса,
хотя здесь имеются три постройки. Два сруба №№ 3-а и 9-а пред-
ставлены единичными образцами, частокол имеет три датированных
бревна. Все стволы срублены в интервале 1334—1336 гг. Возможно, что
эти даты в какой-то мере определяют время строительства сооружений
этого горизонта. На 10 лет ранее срублено единственное бревно из сруба
№ 18 четвертого яруса. Единичные образцы дерева срубов №№ 21 и 17
из шестого и седьмого ярусов рубились в 1294—1300 гг.
Исходя из всего вышесказанного, можно с большой осторожностью
говорить о времени возведения построек трех верхних ярусов изучаемого
участка средневекового города (рис. 40).
В заключение следует упомянуть еще об одном аспекте работ —
построении локальной дендрохронологической шкалы Твери. На сегод-
няшний день абсолютная дендрохронологическая шкала тверского де-
рева уходит вглубь до середины XI в., а в своей ранней части достигает
рубежа XI—X вв. Базу ее составляет дерево построек из культурного
слоя и древесина 10 архитектурных памятников XVIII—XIX вв., рас-
положенных на территории как самого города, так и за его пределами
(СергееваН. Ф., Черных Н. Б. 1996).
Поселения на архипелаге Шпицберген
Особый интерес представляет дерево построек, открытых в последние
десятилетия при археологических изысканиях на архипелаге Шпицбер-
ген. Многие спорные вопросы в истории освоения архипелага смогут
быть разрешены лишь при установлении точного времени появления здесь
жилищ русских поселенцев (Старков В. Ф. 1986; Черных Н. Б. 1987).
Следует отметить, что специфика изучаемых материалов, связанная,
со своеобразием сезонных поселений арктической зоны, создает немалые
трудности и, прежде всего, вследствие полного отсутствия на архипелаге
собственного строительного леса.
За период работ с 1978 по 1989 гг. была собрана относительно не-
большая — 113 образцов, но очень интересная коллекция спилов бревен
шпицбергенских построек. В целом, сохранность дерева здесь вполне
удовлетворительная, деформации незначительны и состояние наружных
частей стволов позволяет в ряде случаев фиксировать внешние кольца. В
настоящее время изучено 112 образцов дерева из 36 построек, разбро-
санных в различных частях архипелага.
Все образцы принадлежат хвойным. Единственный образец лист-
венной породы обнаружен в постройке, открытой в 1989 г. в Гнолден
(дом «Б»), материалы которой еще изучаются. Возрастное распреде-
ление стволов представляется следующим: 0—50 лет — 7 образцов,
51 —100 лет — 45 образцов, 101 —150 лет — 37 образцов, 151—200
лет — 16 образцов, 201—250 лет — 2 образца, 251—300 лет — 2 об-
разца, свыше 300 лет — 2 образца.
Синхронизация кривых роста годичных колец шпицбергенского
дерева проводилась по принятой в лаборатории схеме. За основу
Рис. 41. Три хронологические группы кривых роста дере.ва из построек на
Шпицбергене.
принимались два показателя: принадлежность одной постройке и одной
хронологической группе. Было намечен три таких хронологических груп-
пы дерева: I — из построек XVIII в., II — из построек XVII в., III — из
построек XVI в. (рис. 41).
К первой группе мы отнесли семь сооружений, для каждого из
которых имелось не менее двух образцов дерева. Это постройки на
острове Бреггер, в бухте Решерж, в Руссикейла, на мысе Слеттнесет,
в Руссепыотен, на речке Орвинэльва и в Иммербукта. Для этой груп-
пы мы располагаем 39 кривыми роста годичных колец бревен е воз-
растом от 39 до 208 лет. Ко второй группе относятся 13 кривых роста
бревен (возраст от 40 до 117 лет) из трех построек: в Дундербукта —2,
Моеваттнет — 2 и Лангстранда. И, наконец, в третью группу выделе-
ны материалы (возраст бревен от 47 до 139 лет) из трех комплексов:
в Стаббэльва, Гравшен — 1 и Сернесет.
При сопряжении кривых роста годичных колец были построены три
последовательности для каждой из названных групп. Первая имела про-
тяженность в 236 лет. Основу ее составили кривые роста дерева постро-
Рис. 42. Кривые роста годичных колец дерева постройки на острове Бреггер
(Шпицберген); общий шифр ШП:
1 — 78/7, 2 — 78/8, 3 — 78/3, 4 — 78/6, 5 — 78/4, 6 — 78/5, 7 — 78/2.
ек на острове Бреггер (рис. 42), в бухте Решерж и в Русеикейла. Пока-
затель С* обнаружил надежные величины от 50 до 79%. Последователь-
ность годичных колец второй группы состоит из 16 кривых роста. Основу
ее составляют кривые дерева постройки в Дудербукта — 2. С этим ком-
плексом хорошо сопоставляются кривые дерева построек из Ревэльва и
Кингхамна (плахи печи). Величины С, колеблются от 50 до 73%; протя-
женность этой последовательности годичных колец — 402 года. Третья,
ранняя группа оказалась наиболее сложной. Дело в том, что кривые
роста обнаруживают индивидуальность развития погодичного прироста.
Основу последовательности составляют графики дерева постройки
в Стаббэльва (рис. 43) и Сернесет (всего пять кривых). Протяженность
ее — 243 года. Величины Q. колеблются от 51 до 61%. Наличие в изу-
чаемой выборке дерева многолетних стволов позволило связать все три
последовательности в единую дендрохронологическую шкалу протяжен-
ностью в 536 лет. По ней были установлены даты рубки 62 бревен.
1480	1500	1520	1540	1560	1580
Рис. 43. Кривые роста годичных колец дерева постройки в Стаббэльва
(Шпицберген); общий шифр ШП:
1 — 81/1, 2 — 81/2, 3 — 81/1.
Более сложной задачей всегда является поиск возможных абсолют-
ных привязок для кривых роста изучаемого материала. Перекрестное
сопряжение кривых требует представительного фонового материала с
самым разнообразным набором типов кривых. В данном случае дело ос-
ложняется тем, что весь строительный лес привозился на архипелаг с
материка и в разное время мог поступать из совершенно различных
источников. Поэтому оказалось необходимым привлечь весь имеющийся
в архиве лаборатории материал северных территорий Восточной Евро-
пы, относящийся к периоду XV—XIX вв. Он распределяется по трем
видам: дерево из современных лесов названной зоны, дерево из архитек-
турных памятников XVI—XIX вв. и дерево из культурного слоя средне-
вековых русских городов (слои XVI—XVIII вв.).
Перекрестное датирование производилось как по единичным кривым
роста, так и по целым комплексам их. Полученные привязки проверя-
лись в нескольких вариантах, отдельные отрезки корректировались.
Итогом этого явилась абсолютная дендрохронологическая шкала дере-
ва шпицбергенских построек. Конечные ее точки сейчас — 1246 и
1782 годы. Отметим, что наиболее благоприятные варианты синхро-
низаций при работах с деревом первой хронологической группы дали
материалы следующих комплексов: многолетние стволы из лесничест-
ва Лахтколампи (южная Карелия), кривые дерева часовни Параске-
вы Пятницы из деревни Никольское начала 80-х гг. XVIII в. (Ленин-
градская обл.), кривые дерева церкви Успения у д. Никулино XVIII в.
(Новгородская обл.), кривые дерева Никольского собора XVIII века в
городе Старая Русса. В последние годы список этот значительно рас-
ширился за счет материалов нескольких деревянных церквей XVII—
XIX вв., расположенных в нижнем течении рек Онеги и Северной
Двины (Черных Н. Б., Сергеева Н. Ф. — в печати). Величины Сх, рас-
считанные для выполненных синхронизаций (отрезок 1660—1780 гг.)
составили 50—67%.
Кривые роста второй хронологической группы сопоставлялись с гра-
фиками погодичного прироста дерева следующих объектов: Преображен-
ская церковь Кижского погоста (первая четверть XVIII в.), церковь Фрола
и Лавра в е. Мсгрега Олонецкого района (первая четверть XVII в.),
бревна из рва Олонецкой крепости (последняя четверть XVII в.), а так-
же дерево ряда памятников деревянного зодчества XVII—XVIII вв. с тер-
ритории Архангельской области (Онежский и Холмогорский районы).
Синхронизации проводились на отрезке 1480—1680 гг. Величины С,, здесь
несколько ниже — от 50 до 59%.
Дерево третьей хронологической группы в различных комбинаци-
ях сопоставлялось с довольно широким набором кривых роста, где
значительную долю составляли материалы верхних горизонтов куль-
турного слоя Новгорода и Пскова. Использовались многолетние кри-
вые бревен настилов мостовых середины XVI в. двух новгородских
улиц — Нутной и Пробойной (рис. 44). Псковское дерево представ-
лено многолетними стволами, срубленными в середине XVI века. Ве-
личины Сх, рассчитанные для сопоставлений отрезка 1460—1580 гг.,
составляют 50—69%.
Отдельно рассматривались самые ранние отрезки многолетних кри-
вых (дерево из двух построек в Ревэльва и Орвинэльва). Возраст
стволов 395 и 269 лет. Для этого привлекались материалы из культур-
ного слоя Новгорода и Пскова, а также использовалась многолетняя
кривая бревна из церкви Благовещения в Новгороде (середина XVI в.).
Величины Сх, рассчитанные для отрезка 1250—1560 гг., колеблются в
1260	1260	1300	1320	1340	1360	1380	1400
Рис. 44. Кривые роста годичных колец дерева археологических построек на
архипелаге Шпицберген (ШП), Новгорода (Н) и Пскова (ПС)
1 — Н 81/ТП-1/2, 2 — ШП 84/8, 3 — Н 89/H-IICM-1/2, 4 — ПС 73/36.
пределах 50—63%. Работы с деревом шпицбергенских построек продол-
жаются.
Итогом уже законченного этапа явилось определение абсолютных
порубочных дат 62 бревен. К сожалению, только семь построек из всех
изученных, представлены более чем одним образцом дерева. Поэтому в
большинстве случаев о конкретном времени возникновения постройки
можно говорить лишь условно. Все полученные результаты представлены
в таблице 6.
Представляется, что приведенные даты говорят сами за себя, каждая
из них является прямым свидетельством появления поселенцев на отда-
ленных островах и мысах архипелага Шпицберген. По мере роста кол-
лекций дерева могут появиться возможности для решения ряда вопросов,
имеющих непосредственный выход на климатологию, историю освоения
Арктики, торговлю и морские промыслы русских поморов.
Таблица 6. Дендродаты образцов дерева шпицпбергенских построек.
11ункт	Сооружения и поморские кресты	Количество образцов	Строительные даты
Бреггер	постройка	9	1780
Руссекейла И	крест	1	1757
Решерж	постройка	2	1763
Слетнесет	постройка	2	1761 ?
Руссекейла	постройка	9	1762
Руссекейла	крест Кв1	1	1778
Руссекейла	крест №2	1	1776
Руссекейла	крест №3	1	1782
Кап-ли	постройка	1	1746 ?
Ингебригстен- букта	постройка	1	1747 ?
Фернхамна I	постройка	1	1756 ?
Фернхамна 11	постройка	1	1747 ?
Сескольтнесент	крест	1	1761
Руссепьютен	постройка	4	1775
Орвинэльва	постройка	3	1717
Имербукта	постройка	3	1763
Кингхамна	постройка	4	1770
Мосватнет—2	постройка	1	1648 ?
Лангстранд	постройка	1	1621 ?
Дундербукта—2	постройка	6	1647
Ревэльва	постройка	1	1639 ?
Стаббэльва	постройка	3	1589 ?
Гравшен I	постройка	1	1548 ?
Гравшен I	баня	I	1593 ?
Мосватнет—2	баня	1	1588 ?
Сернесет	постройка	2	1563 ?
Глава 7
Памятники западной группы,
Начальные разделы настоящей главы будут посвящены т. н. «посе-
лениям на настилах», обнаруженным на озерах Арайшу в Цесисском
районе и Ушуру в Гулбенском районе на северо-востоке Латвии. В на-
чале 60-х гг. они исследовались Я. Ф. Апалсом (Финно-угры и балты в
эпоху средневековья. 1987, с. 355, 358, 359, 362, 363; Apals J. 1965).
Остатки поселений располагаются на островах и отмелях, где были
возведены фундаменты-платформы, нередко состоящие из нескольких
настилов бревен. На этих мощных основаниях возводились жилые и хо-
зяйственные постройки, зачастую поселения окружались свайными забо-
рами. Я. Ф. Апалс считает, что эти поселки принадлежали древним лат-
галам и были сооружены, вероятнее всего, в период сложения у них
классового общества. Их остатки оказались под водой в результате изме-
нений климата — наступления периода повышенной влажности, имев-
шего место в конце I — начале II тыс. н. э. (Apals J. 1965, с. 62).
Арайшу
Поселение на оз. Арайшу являет собой типичный пример «поселения
на настилах». За три полевых сезона (1965—67 гг.) оно было исследо-
вано на площади более чем в 600 кв. м. На фундаменте-платформе
располагались три-четыре яруса жилых и хозяйственных построек. Само
поселение было окружено свайным забором и соединялось с берегом мос-
том. Археологически оно датируется IX—X вв. (Апалс Я. Ф. 1968).
На четырех раскопах, заложенных на площадке поселения, было
собрано 175 спилов. Всего в дендрохронологической коллекции
представлено 22 постройки, включая и саму платформу-основание. Ли-
ственные породы в данной коллекции представлены тремя образцами
(2 — береза, 1 — ясень). Возрастное распределение бревен следующее:
0—50 лет — 129 образцов, 51—100 лет — 37 образцов, 101 —150 лет —
4 образца, 151—200 лет — 2 образца.
Сопряжение кривых роста годичных колец осложнялось двумя мо-
ментами: молодым возрастом строительного дерева и сильно выраженной
индивидуальностью развития годичного прироста у значительного коли-
чества бревен. Показатели Сх свидетельствуют об этом, так как его вели-
чины значительно ниже, чем можно было бы ожидать для памятника
такого типа (от 50 до 55%). Протяженность относительной дендрохро-
нологической шкалы составляет 177 лет.
Долгое время арайшиская шкала не имела абсолютных привязок.
Попытки синхронизации кривых роста дерева из Арайшу нс приводили к
успеху, пока фоновый материал ограничивался только новгородским (не-
ревеким) деревом (Черных Н. Б. 1972). С появлением новых материа-
лов из ранних слоев Троицкого раскопа, а также Ладоги и Рюрикова
городигца, давших для отрезка IX—X вв. большое разнообразие типов
кривых роста, этот пробел был ликвидирован. Но, тем не менее, учиты-
вая своеобразие тенденции развития погодичного прироста дерева из по-
строек Арайшу, нам представляется необходимым продолжать работу по
уточнению привязок. Пока же, условно принимая уже созданный вари-
ант, можно отнести конечные точки арайшиской шкалы к 813 и 989 гг.,
а условная точка «п», принятая нами для относительного датирования
построек, должна совместиться е 930 годом. Сейчас мы можем предста-
вить следующую картину застройки поселения.
В 930 г. (условно) рубится дерево, из которого сооружается плат-
форма поселения, и на ней сейчас же возводятся постройки №№ 16 и
20, открытые в 1967 г. Возможно, одновременно е ними сооружается и
постройка № 22. Еще через год были срублены бревна для построек
№№ 6, 9 и 23. Три года спустя, в 933 году сооружаются постройки
№№ 8, 14, 15, а затем в 935 и 938 гг. — постройки №Хв 13 и 17. К
самому началу 40-х гг. X в. можно отнести сложную постройку Л'в 7 из
раскопок 1966 г. К началу следующего десятилетия (951 г.) относится
сооружение постройки № 11.
Исследование дерева из раскопок на поселении Арайшу обнаружива-
ет интересные данные для реконструкции периодов жизни отдельных
построек. Так, например, для жилой постройки Хв 14 это удалось сде-
лать па протяжении трех десятков лет.
Ушуру
Остатки поселения Ушуру располагались на островке размерами
37 X 36 м. Заложенный здесь в 1964 г. разведочный раскоп дал возмож-
ность установить, что толщина культурного слоя не превышает 1,40—
1,68 м. Поскольку уровень воды в озере в настоящее время выше куль-
турных напластований, то стратиграфические наблюдения сильно затрудне-
ны. Предположительно были вскрыты три пласта бревенчатых настилов,
лежащих на балках и закрепленных вертикально вбитыми кольями. Эта
мощная платформа лежала непосредственно на поверхности острова.
В полевой сезон 1965 г. помимо образцов дерева платформы были
получены спилы бревен еще двух срубов, стоящих на ней (срубы
№№ 1 и 2). Всего за два сезона работ здесь было взято 27 спилов дере-
ва. Из этого количества 18 относится к настилу-платформе, девять — к
постройкам на ней. Археологически поселение датируется IX—X вв.
(Apals J. 1965). Все бревна принадлежат хвойным. Возрастное распре-
деление следующее: 0—50 лет — 2 образца, 51 —100 лет — 23 образца,
101 —150 лет — 2 образца.
Кривые роста годичных колец обнаруживают прекрасную сопряжен-
ность между собой. Сх составляет от 58 до 85%, в среднем он равен 70%.
Первоначально так же, как и арайшиское дерево, бревна ушурийских
построек могли быть датированы только в относительных величинах. Та
последовательность годичных колец, которая была построена, оказалась
несопоставимой с арайшиской шкалой. Вопрос стоял так: играет ли роль
дендрологическое своеобразие дерева этих памятников или же налицо их
хронологическая несовместимость. С появлением новых «фоновых» мате-
риалов стало возможным ответить на эти вопросы. Правильным оказа-
лось второе предположение.
Наложение кривых роста годичных колец дерева из Ушуру на кривые
дерева ладожских построек дало положительные результаты. Показатель
Сх, рассчитанный для комбинаций кривых роста годичных колец дерева из
обоих памятников, достаточно высок — от 50 до 70%. Таким образом, мы
смогли найти абсолютные точки ушурийской последовательности годич-
ных колец — это 742 и 849 годы. Даты рубки 23 бревен располагаются на
отрезке в девять лет — между 840 и 849 гг. Начало жизни поселения
относится к первым годам четвертого десятилетия IX в. При рассмотрении
всех порубочных дат ушурийских бревен создается впечатление об одно-
временности заготовки строительного дерева для настила-платформы по-
селения и нескольких построек, возведенных на ней (срубы №№ 1 и 2).
Кокпессе
Изучалась коллекция дерева из раскопок Кокнессе (Кукенойса), го-
рода, расположенного в нижнем течении р. Западной Двины (Штыхов Г. В.
1978, с. 59). При археологическом изучении этого памятника, прово-
дившегося в середине 60-х гг., были исследованы различные его части:
укрепленный детинец, окольный город и посад. Собранная тогда не-
большая коллекция спилов была исследована, однако, синхронизиро-
вать удалось только одну кривую. Это бревно из шестого слоя форбурга
(окольного города). Возраст его 250 лет, а срублено оно в 1217 г.
(Колчин Б. А., Черных Н. Б. 1981, с. 55). Остальные материалы оста-
ются пока недатированными.
Кривая роста годичных колец бревна из слоя 6-в форбурга сопоставля-
лась с синхронными графиками погодичного прироста дерева из ряда па-
мятников смежных территорий. С*, рассчитанный для этих пар, дает сле-
дующие величины: Кокнессе—Полоцк — 50%, Кокнессе—Витебск — 50%,
Кокнессе—Смоленск — 53%, Кокнессе—Берестье — 57%, Кокнессе—
Давид-Городок — 59%. Значительно выше величины Сх, полученные при
сопоставлении с кривыми дерева из Пскова и Новгорода: 61—65%.
Полоцк
Полоцк — политический и культурный центр западнорусского кня-
жества, расположен на берегу Западной Двины, при впадении в нее р.
Полоты. Впервые он упоминается в летописи под 862 годом (Штыхов Г. В.
1975; Древняя Русь. Город, замок, село. 1985, с. 79—81). В настоящее
время установлено, что детинец был перенесен в начале XI в. с более
древнего городища на возвышенную площадку, расположенную на ска-
листом мысу при слиянии Западной Двины и Полоты (так называемый
Верхний замок). В 1957 г. в его восточной части были заложены раскопы,
но основные работы развернулись в 1959—1962 гг. и были продолжены
в 1967 г. (раскопы I—IV).
Общая площадь, изученная в эти годы, составляет' 1314 кв. м. Мощ-
ность культурного слоя в этой части Верхнего замка — около 5,5 метров
(Штыхов Г. В. 1975, с. 37). В процессе археологического изучения
культурный слой был подразделен на три зоны. Верхняя — толщиной
0,9—1,5 м не содержала хорошо сохранившихся остатков деревянных
построек. Средняя зона — толщиной 1,5—2,5 м содержала их в большом
количестве. Постройки нижней зоны (толщина около 1,5 м) сохрани-
лись плохо. Для построек средней зоны Г. В. Штыховым была предложе-
на стратиграфическая схема членения на 14 строительных горизонтов,
датируемых археологически XI—XVII вв.
Первую часть коллекции составляют материалы из раскопов I—IV,
заложенных в восточной части Верхнего замка. Здесь сосредоточено по-
давляющее большинство образцов. Сохранившиеся постройки четко свя-
зываются с определенными стратиграфическими горизонтами. Вторая
часть — это материалы из шурфов и архитектурно-археологических рас-
копов, расположенных на площади Детинца. Третью часть составляют
образцы дерева отдельных посгроск с территории Великого посада, протя-
нувшегося вдоль берега Западной Двины к востоку от Детинца. Никакими
данными о стратиграфии этого участка мы нс располагаем. Имеются лишь
ссылки на археологические датировки автора раскопок С. В. Тарасова.
Поскольку основные работы по изучению древесины полоцких по-
строек из раскопов 60-х гг. были закончены к 1975 г., их результаты
неоднократно публиковались (Колчин Б. А. 1965, с. 74—76; Штыхов Г. В.
1975, с. 52—55; Колчин Б. А., Черных Н. Б. 1977, с. 66—68, 111).
Напомним лишь, что абсолютная дендрохронологическая шкала полоц-
кого дерева имела тогда протяженность с 1038 по 1300 гг. Опа была
составлена на базе кривых роста 70 образцов дерева. Были установлены
абсолютные даты строительства десяти построек, относящихся к VI—
XII горизонтам. Г. В. Штыхов на основе полученных дендродат предло-
жил следующую хронологию семи горизонтов культурного слоя Верхнего
замка: VI — конец XIII в., VII — 60-е гг. XIII в., VIII — 50-е гг. XIII в.,
IX — 40-е гг. XIII в., X — 30-е гг. XIII в., XI — 20-е гг. XIII в., XII —
начало XIII в. (Штыхов Г. В. 1975, с. 55). Эта же шкала помогла в
датировке тех образцов дерева, которые были получены при раскопках в
последующие годы.
В 1976—77 гг. на территории Детинца была открыта интересная по-
стройка. Близ склона к р. Полоте обнаружен каменный фундамент не-
большого строения прямоугольной формы с примыкающей к нему при-
стройкой. П. А. Раппопорт предположил, что это гражданская построй-
ка, и, возможно, княжеский терем, строительство которого могло отно-
сится к XII в. (Булкин В. А., Раппопорт В. А., Штендер Г. М. 1977,
с. 400; Булкин В. А., Раппопорт П. А., Шолохова Е. В. 1978, с. 410—411).
Было также обнаружено, что к каменному зданию позже пристроили
деревянное, которое неоднократно возобновлялось. Эта постройка была
срубной, сложенной из толстых брусьев. Пол ее располагался ниже уров-
ня земли и лежал на конструкции из плах, покрытых берестой и песком.
Деревянная постройка соединялась подвальным помещением с камен-
ной. П. А. Раппопорт датировал деревянную постройку XIV в., а время
ее возобновления — XV в. Из этой постройки были взяты семь спилов
дерева. Два — представляли брусья стенок, четыре — конструкции пола,
один образец получен от столба из подвала каменного здания.
Сохранность древесины удовлетворительная, один образец из конструк-
ции пола оказался непригодным из-за сильной деформации. Все образцы
представлены сосной. Их возраст: стены деревянной постройки — 225 и
245 лет; бревна конструкции пола — 23, 24 и 45 лет; столб из подвала
каменного здания — 108 лет. Наибольший интерес представляют бревна
стенок. Диаметр их около 40 см. Они слегка обтесаны на брус, по в углах
хорошо сохраняются заболонные части, внешние же кольца отсутствуют.
Кривые роста годичных колец этих бревен хорошо синхронизируются
между собой и по типу выделяются из общей массы одновременных им
кривых дерева полоцких построек. Для абсолютных привязок нами ис-
пользовались материалы XII—XIV вв. из памятников северо-западного
региона, в частности Новгорода и Пскова. Значительное сходство эти
кривые обнаруживают и с графиками дерева из постройки № 45, откры-
той в Витебске. Что же касается кривой роста столба из подвача камен-
ного здания, то здесь обнаружена полная идентичность ее материалам
массовых посгроек XI—XII в., открытых в раскопах Верхнего замка.
Таким образом, изучение материалов этой постройки позволяет
высказать следующие предположения. 1. Бревна для стенок дере-
вянной постройки были срублены в пределах первой четверти XIV в.
(последние сохранившиеся кольца датируются 1303 и 1310 годами).
2. По типу кривой дерево брусьев сильно отличается от дерева массо-
вых построек XII—XIII вв. с территории Верхнего замка. 3. Возраст
бревен также как-будто указывает на неординарность этого сооруже-
ния. В массовых постройках Полоцка того времени венцы стен, как
правило, сложены из бревен, возраст которых не превышает 50—100 лет.
4. Бревно из подвала каменного здания срублено не ранее 1211 года
(внешнего кольца нет). Тип его кривой полностью идентичен дереву
массовых построек.
Третью часть полоцкой коллекции составляют материалы из раскопок
на Великом посаде. Для некоторого количества образцов удалось полу-
чить примерные порубочные даты. Из предматериковых слоев было да-
тировано три бревна, представляющих мостовую, постройку и отдельный
столб. Возраст стволов — 50, 104 и 101 год. Примерные даты рубки: не
рапсе 1047, 1075 и 1062 годов соответственно. Лучше всего представ-
лено в данной выборке дерево XII в. Здесь имеются четыре постройки
(П, II-1, П-2 и П-4) и конструкция уличного настила. Возраст стволов
от 55 до 161 года. Даты рубки условно: П — 1169 год, П-1 — 1159—
1165 годы, П-2 — 1176 г., П-4 — не датирована. Конструкция уличного
настила может быть датирована не ранее 1135 г. К ХШ веку относится
единственное сооружение — мостовая. Возраст бревен — 42 и 53 года, а
время их рубки — не ранее 1257 г.
Витебск
Город стоит на месте впадения р. Витьбы в Западную Двину, на скре-
щении древних торговых магистралей. Первые упоминания о Витебске
относятся к XI в. Так, согласно записи в «Повести временных лет», в 1021 г.
полоцкой князь Брячислав Изяславовнч был разбит киевским князем
Ярославом Мудрым. Название «Витебск» здесь непосредственно не упо-
минается, но из более поздних источников известно, что в залог будущих
союзнических обязательств Брячислав, несмотря на поражение, получил
от Ярослава города Витебск и Усвяты (ПСРЛ 1925, т. V, в. 1, с. 123).
Однако, ряд исследователей считает, что основание города относит-
ся к X в. (Сапунов А. П. 1893, с. 445; Алексеев Л. В. 1975, с. 222,
сноска 91). В первой четверти XI в. город попал под власть полоцких
князей. В дальнейшем его судьба самым тесным образом была связана
с двумя центрами Западной Руси — Полоцком и Смоленском. В 1165 г.
Витебск — удел смоленского князя Давида Ростиславовича. В 70—
80-х гг. XII в. город находится уже в составе Полоцкого княжества, а
с 1195 г. Витебск опять попадает под власть смоленских князей (ПСРЛ,
1962, т. II, с. 525, 693). С середины XIII в. город то находится в
составе Литвы, то снова отходит к Руси. В первой четверти XIV в.
Витебское княжество — последнее из западнорусских княжеств — вхо-
дит в состав Великого княжества Литовского.
Археологическое изучение города началось практически лишь в сере-
дине 60-х гг. Историческая топография его представляется в следующем
виде. Древнейшим ядром Витебска является Замковая гора, располо-
женная в восточной части возвышенности (Верхний замок) на левом
берегу р. Витьбы при ее впадении в Западную Двину. Культурный слой
Замковой горы был почти полностью уничтожен земляными работами
еще в XIX в. Однако А. Н. Лявданский в 20-х — 30-х гг. на вершине ее
обнаружил остатки культурного слоя с лепной керамикой. По его мне-
нию, здесь располагалось городище дофеодальной поры (Алексеев Л. В.
1964, с. 103). С восточной и южной сторон к Верхнему замку примыкал
окольный город (Нижний замок). Л. В. Алексеев считает, что таковы
были границы города в XI—XII вв. В XII—XIII вв., по его мнению,
городская территория значительно расширилась: к Верхнему и Нижнему
замкам с севера примкнул Узгорский замок (Взгорье, Острог), а с юга и
востока — неукрепленные Заручавье и Задунавье.
Изучаемый нами материал происходит только с территории Верхнего
замка. Плато овальной формы имеет размеры 300x 150 м. Мощность
Рис. 45. Верхний замок Витебска; план раскопов 1977—1980 гг.
а - граница Верхнего замка; б — участки, пригодные для исследования.
культурного слоя колеблется от 1,5 до 11,5 м (Штыхов Г. В. 1978,
с. 33—34). Систематические раскопки здесь начались в 1977 г., к 1984 г.
была вскрыта площадь более 2000 кв. м (Ткачев М. А., Колединский Л. В.
и другие 1978; Колединский Л. В. 1980, 1981; Ткачев М. А., Бубен-
коТ. С. и другие 1985). Раскопы 1977—1980, а также 1982—1983 гг.
были заложены в восточной части Верхнего замка в районе Замковой
улицы и сквера по ул. Пушкина. Раскоп 1988 г. располагался на мысу у
впадения р. Витьбы в Западную Двину (рис. 45).
Стратиграфия раскопа 1977 г., давшего наибольшее количество
образцов дерева представляется следующей. Слой I — балластный стро-
ительный мусор XIX в. Слой II — черный рыхлый слой с большим
количеством органики, сохранность дерева средняя. Слой III — корич-
нево-серый или темно-серый слой с навозом и щепой, сохранность дре-
весины хорошая. Верхние пласты этого слоя — ярусы 2 и 3 — архео-
логически датируются серединой—концом XVI в.; ярусы 4—5 — рубе-
жом XIV—XV вв. — первой половиной XVI в.; 6 ярус — рубежом
XIII—XIV — первой половиной XIV вв.; 7—8 ярусы — серединой —
второй половиной XIII в.; 9 ярус — первой половиной XIII в.; 10 ярус —
рубежом XII—XIII вв.; 11 ярус — концом XII в. Слой IV — плотный
темно-коричневый слой, органика сохраняется плохо. Датируется X—
XI вв. Ниже — слой материка.
Рис. 46. Кривые роста годичных колец дерева построек 2 и 6 ярусов из
раскопок в Витебске; общий шифр В:
1—3 _ 79/П50, 4 — 78/П5, 5 — 78/СЯ6, 6 — 78/П38, 7 — 78/П23.
На исследованном участке Верхнего замка было собрано 312 образ-
цов дерева. Всего в коллекции представлены 66 построек, относящихся к
И ярусам и датируемых второй половиной XII—XVII вв.
Лиственные породы в коллекции представлены всего четырьмя образ-
цами дуба. Возрастное распределение дерева: 0—50 лет — 153 образца,
51—100 лет — 123 образец, 101 —150 лет — 23 образца, 151—200 лет —
4 образца, 201—250 лет — 1 образец, свыше 250 лет — 1 образец.
Наличие в коллекции дерева с возрастом свыше 100 лет создает благо-
приятные возможности для надежного сопряжения кривых роста бревен
из разновременных комплексов.
Первый строительный ярус представлен двумя постройками
(№№ 2 и 61) а также бревнами с мостовой и из частокола. Спилы вто-
рого строительного яруса взяты с бревен мостовой и построек №№ 10
(1977 г.), I, II, IV, 43 (1978 г.) и 62 (1980 г.), а также частокола из
раскопа 1978 г. Отдельную группу составляют сваи неопределенного
назначения (раскоп 1980 г.). Третий строительный ярус представлен
деревом из постройки № 2 (1977 г.), частокола и крыльца разрушен-
ного сооружения из раскопа 1978 г., а также свай. Для четвертого
Рис. 47. Кривые роста годичных колец дерева построек 8—10 ярусов из
раскопок в Витебске; общий шифр В:
1 — 78/П50, 2—3 — 78/П42, 4 — 78/П35, 5 — 78/П47.
яруса имеются спилы бревен из единственной постройки № 52 (1979 г.).
Пятый ярус представлен спилами дерева мостовой II из раскопа 1977 г.,
а также постройки № 5 (1978 г.), № 54 (1979 г.) и № 5 (1982 г.).
Для шестого яруса спилы получены с построек №№ 22 и 23 (1978 г.),
а также расположенных неподалеку от них построек № 18, 24 и 26.
В 1979 г. отобраны образцы дерева постройки № 56 и частокола, а
в 1982 г. — постройки XV. По свидетельству Л. В. Колединского все
строения этого яруса горели. Седьмой ярус представлен образцами дере-
ва с мостовой III (1977 г.), а также построек №№ 27 и 48, расположен-
ных рядом (1978 г.). В 1979 г. образцы получены с построек №№ 57 и 58.
К восьмому ярусу относятся образцы дерева мостовой IV (1977 г.) и
построек №№ 30 и 42 (1978 г.). Образцы девятый яруса получены из
построек №№ 32, 34 и 35, расположенных рядом, а также построй-
ки № 50 к югу от них (1978 г.). Десятый ярус представлен настилом
мостовой VI и постройкой № 47 (1977 г.). Имеется также развал бревен
под постройкой № 43 (1978 г.). Одиннадцатый ярус содержит образцы
единственного сооружения — постройки № 48, залегающей непосредст-
венно под постройкой № 47 (1978 г.).
Таблица 7. Абсолютные дендрошкалы западного региона.
Памятник	Количество датированных кривых роста	Абсолютная дендрошкала (гг.)
Смоленск	337	1070-1605 гг.
Берестье	107	1048-1433 гг.
Мстиславль	79	1115-1343 гг.
Пинск	51	нач. XII — сер. XIV вв.
Полоцк	90	961-1309 гг.
Торопец	98	943-1250 гг.
Слуцк	5	
Кокнессе	1	
Давид-городок	2	
Арайшу	73	813—989 гг. (условно)
Ушуру	23	742-840 гг.
Всего	866	
Для каждого яруса имеются также группы образцов , взятых с от-
дельных бревен и столбов из слоя. Особо следует рассматривать кон-
струкции валов. Один из них датируется XVI (?), другой — XII вв.
Для всех исследованных построек средневекового Витебска были со-
ставлены комплексы синхронизированных кривых роста годичных ко-
лец; всего их 48. Они были сведены в последовательности годичных ко-
лец отдельных ярусов, а затем в единую дендрохронологическую шкалу
витебского дерева. Костяком для построения шкалы стали многолетние
кривые роста дерева из построек №№ 1 и 43 второго яруса (возраст
стволов 277 и 271 год). Общая протяженность шкалы — 601 год. От-
дельные комплексы сопряженных кривых витебского дерева представле-
ны на рис. 46 и 47.
Абсолютные привязки кривых роста годичных колец бревен витеб-
ских построек осуществлялись путем перекрестного датирования. Впе-
рвые нами использовались только локальные абсолютные дендрошкалы
24 -1-----—--:-----------------------------:----
- Н - Н И И\
2- ;		>	, ;	'	М	' '	'	'	:
О —।--1-1-1-1—т--1—।-1—।-1—i-1—।-1—i--1—।-1	I	г
1100	1200	1300	1400	1500	1600
Рис. 48. Хронологическое распределение кривых роста дерева археологи-
ческих построек из Витебска.
По вертикальной оси обозначено число образцов.
западной группы. Шкалы северо-запада привлекались только для про-
верки. В настоящее время мы располагаем достаточно представитель-
ным «фоновым» материалом для изучаемого региона. Речь идет об ар-
хеологической древесине из памятников западных, южных и северо-
восточных районов Белоруссии, северо-восточной Латвии и западных
районов России. Достаточно сказать, что для отрезка VIII—XVI вв.
имеется 866 абсолютно датированных кривых роста годичных колец
дерева построек, открытых на 11 памятниках этой территории (табл. 7).
Из этого комплекса кривых были отобраны экземпляры, отвечаю-
щие двум требованиям: во-первых, синхронности по времени роста де-
реву витебских построек и, во-вторых, возрастом нс менее 50 лет. Бла-
годаря этому, "фоновый" материал ограничился 591 кривой дерева пе-
риода XI—XVI вв. Далее необходимо было выделить тот отрезок време-
ни, на котором наиболее целесообразно было проводить сопоставления.
На рис. 48 видно, что более всего насыщен кривыми роста дерева витебских
построек отрезок начала XII — середины XIV вв. Кроме того, этот хро-
нологический отрезок является наиболее универсальным по картине раз-
вития погодпчиого прироста древесины па обширных пространствах Вос-
точной Европы (Колчин Б. А., Черных Н. Б. 1977, с. 88—93).
XII век. Использованы материалы из Смоленска (15 ярус построек).
Это, как правило, молодой по возрасту лес. Витебское дерево представ-
лено кривыми бревен постройки № 48 одиннадцатого яруса. Сопоставле-
ние проводились па отрезке 1110—1170 гг. (рис. 49). Показатель Сх дает
величины от 50 до 67%, в среднем около 57%. Более представительной
оказалась выборка кривых для отрезка 1170—1230 гг. (рис. 50). Здесь
смоленские кривые представляют дерево из сруба № 9 и мостовой три-
надцатого яруса. Витебские графики принадлежат бревнам построек №№
32 и 42. Величины Сх достаточно высоки — от 51 до 78%, в среднем
около 67%.
XIII век. Для отрезка 1210—1290 гг. были отобраны кривые роста
дерева смоленских построек 9—11 ярусов (сруб № 8, частокол, настил
мостовой). Из витебских построек взяты кривые бревен постройки № 26.
Сх от 53 до 65%.
XIV век. Кривые роста годичных колец дерева этого времени не отли-
чаются той стабильностью развития погодичного прироста, которая ха-
рактеризует дерево XII и XIII вв. Здесь были взяты кривые дерева насти-
ла 8 яруса из Смоленска и мостовой III из Витебска. Величины Сх состав-
ляют от 52 до 64%, в среднем около 61%.
Интересна и корректировка витебской дендрохронологической шкалы
с привлечением материалов других памятников западного региона. Это
помогает не только уточнить границы отдельных микро- и макроциклов,
но и выявить более близкие связи деревьев из разных лесных массивов
изучаемой территории.
Витебск — Полоцк. Синхронизация выполнялась на отрезке 1100—
1270 гг. Для XII в. отобраны кривые полоцкого дерева из котлована
1976 г. и витебские кривые бревен постройки № 50. Сх здесь равен 63%.
Для конца XII—XIII вв. было взято дерево двух полоцких построек —
№№ 13-а и 14. Из Витебска отобраны кривые роста годичных колец
бревен постройки № 49 и частокола седьмого яруса (рис. 51). Величины
Сх колеблются от 50 до 68%, в среднем около 56%.
Мстиславль — Витебск. Отрезок для синхронизаций ограничен на-
чалом XIII — началом XIV вв. Для этого времени взяты две выборки
дерева. Первая — дерево сруба № 8 из Мстиславля и постройки № 26
из Витебска. Вторая — дерево срубов №Xs 9 и 15 из Мстиславля и
Рис. 49. Кривые роста годичных колец дерева из археологических построек
Смоленска (СМ) и Витебска (В):
1, 5 — В 78/П48, 2 — СМ/62, 3 — В 78/П48, 4 — СМ/682, 6 — СМ/65.
Рис. 50. Кривые роста годичных колец дерева из археологических построек
Смоленска (СМ) и Витебска (В):
1 — В 78/УМЯ8, 2 — СМ/680, 3 - СМ/681, 4 — СМ/682, 5 — В 78/П43,
6 — В 78/СЯ8.
Рис. 51. Кривые роста годичных колец дерева из археологических построек
Полоцка (ПО) и Витебска (В):
1 — В 78/П49, 2 — В 78/СЯ7, 3 — ПО 62/П13а, 4 — ПО 62/П14,
5 — ПО 67/65.
Рис. 52. Кривые роста годичных колец дерева из археологических построек
Мстиславля (МС) и Витебска (В):
1 — МС 84/2, 2 — В 78/П5, 3 — МС 84/1, 4 — МС 84/4, 5 — В 79/1154.
Рис. 53. Кривые роста годичных колец дерева из археологических построек
Берестья (Б) и Витебска (В):
1 — В 78/П50, 2 — Б 74/УМЯ5, 3 — В 78/П35, 4 — Б 74/УМЯ6.
построек Nq№ 5 и 54 из Витебска (рис. 52). Величины Сх для обеих
выборок попадают в интервал 58—73%, в среднем около 64%.
Берестье — Витебск. Отрезок для синхронизации ограничивается
1100—1211 гг. В выборку включены кривые роста дерева настилов мос-
товой 5 и 6 ярусов из Берестья. Витебское дерево представлено графика-
ми погодичного прироста бревен построек №№ 35 и 50 (рис. 53). Вели-
чины С, располагаются менаду 50 и 69%.
Помимо материалов вышеназванных памятников для единичных син-
хронизаций привлекались кривые роста бревен построек из Давид-го-
родка и бревна из слоя 6-в форбурга Кокнессе. Отрезок для сопостав-
лений ограничивался XII в. Величины Сх в первом случае — 51%, во
втором —50%.
Кроме того, были проведены отдельные синхронизации витебских кри-
вых и графиков погодичного прироста дерева псковских построек. Сдела-
ны две выборки. В первой сравнивались кривые многолетних бревен
витебской постройки № 43 и многолетняя кривая столба из культурного
слоя Пскова (Пс-73-36). Отрезок для сопоставлений — 1290—1540 гг.
Сх составляет 59%. Вторая выборка относится к периоду 1270—1350-х гг.,
значения Сч те же.
Конечными точками витебской дендрохронологической шкалы стали
1071 и 1673 годы. Абсолютные порубочные даты определены для 164 бре-
вен из 64 построек. Строительные даты изученных построек средневе-
кового Витебска в большинстве случаев могут определятся лишь услов-
но. Объясняется это тем, что, во-первых, для основной массы витеб-
ских построек имеется малая представительность; так, из 56 построек
32 представлены единичными образцами дерева и, во-вторых, только
для 18 построек мы располагаем данными о конструктивном назначе-
нии бревен.
Наблюдая распределение порубочных дат витебских бревен на хроно-
логической шкале можно попытаться внести некоторую корректировку в
стратиграфические привязки отдельных построек. Самой ранней среди
изученных нами построек является комплекс внутривальных конструк-
ций. Его сооружение относится к рубежу 30—40-х гг. XII в. Ранний
ярус городских построек связан с первой половиной 60-х гг. этого же
столетия; это постройки № 18 (?) и 48. Через двадцать восемь лет на
месте постройки № 48 возводится новая (.Ns 47), при строительстве
которой частично используются хорошо сохранившиеся бревна предше-
ственницы. Это уже период жизни десятого яруса. К нему же можно
отнести и постройку № 35, связанную стратиграфически со слоями девя-
того яруса и возведенную в самом конце 90-х гг. XII в. К этому же ярусу
принадлежит и постройка Хе 42, отнесенная предварительно к восьмо-
му ярусу. Порубочные даты бревен этих сооружений распределяются
между 1189 и 1200 годами. Около 1209 г. возводится постройка № 50,
а к первой четверти XIII в. относится дерево еще нескольких строений:
крыльца разрушенной постройки (1216 г.), частокола (1226 г.), постройки
№ 32 (1229 г.). В первую половину XIII в. укладываются даты рубки
бревен (1230—1240 гг.), связанных с вымосткой. Все названные со-
оружения и отдельные бревна происходят из слоев восьмого-девятого
ярусов.
Затем следует десятилетний перерыв в рубке дерева. В 1252 г. начи-
нается заготовка дерева для постройки Ле 76, а в 1265 г. срублено
бревно из постройки ЛЬ 58. Эта группа сооружений возводится в до-
вольно узкий отрезок времени, порядка десяти лет. Они стратиграфически
связаны с седьмым ярусом. Сюда же включаются и постройки Ле 49
(около 1270 г.), ЛЬ 27 (1272 г.) и частокол (1275 г.). Через семнадцать
лет возводится новая группа построек уже шестого яруса. Поскольку
основная масса бревен из этих сооружений обгорела (так называемый
«горелый» ярус), Л. В. Колединским высказывается предположение, что
пожар, уничтоживший эти строения, можно связать с летописным пожа-
ром, о котором сообщается в Новгородской летописи под 1335 годом:
«В лето 6843. Того же лета, по грехам нашим, бысть пожар в Руси:
погоре город Москва, Вологда, Витебьско и Юрьев немечки все погоре.»
(НПЛ 1950, с. 346). Если принять эту версию, то в пожаре могли сго-
реть только постройки, возведенные в конце XIII — первой четверти XIV в.
Наши данные не противоречат этому. Действительно, некоторые стро-
ения шестого яруса со следами огня возведены именно в этот период. Это
постройки №№ 22, 23, 26, 56, 73, а также частокол. Они сооружены
между 1292 и 1327 гг. Другая группа построек этого же яруса относится
ко времени после пожара и возведена в 1337—1360 гг. Сюда включены
постройки №№ 5 и 54, отнесенные к пятому ярусу, часть кольев из
«горелого» частокола, а также постройки №Ке 5 (раскоп 1982 г.) и 24.
Представляется уместным относить эту группу построек к одному стро-
ительному периоду. Близка к ней по времени рубки дерева мостовая III,
вернее, ранняя группа ее бревен с датами 1360—1366 гг. Что представ-
ляет собой поздняя группа дерева мостовой — пока сказать трудно, так
как количество бревен очень невелико. Имел ли место ремонт настила
мостовой или его полная замена — сказать трудно.
Далее, согласно нашим данным, следует почти столетний перерыв в
заготовке бревен. В интервале 1379—1484 гг. срублено всего пять бре-
вен, четыре из которых получены с мостовой II. Здесь имеются две раз-
новременных группы дат. Бревна ранней группы срублены в 1422 г.,
а поздней — в 1438 и 1443 гг. С поздней группой согласуется и дата
бревна из культурного слоя — 1445 г. Далее нами фиксируется сорока-
летний перерыв в рубке дерева.
Дерево третьего яруса более многочисленно. Даты рубки бревен рас-
полагаются в интервале 1484—1519 гг. Построек здесь две: постройка
№ 2 и крыльцо разрушенного сооружения. Остальные бревна происхо-
дят из развалов. После 1519 г. опять наблюдается перерыв в заготовке
строительного дерева, насчитывающий более трех десятков лет. Второй
ярус представлен несколькими сооружениями: мостовая, постройки
№№ I, II, IV, 43 и 62, комплекс свай и частокол. Они возводились
между 1551 и 1588 гг.
Самая поздняя в нашей выборке небольшая группа бревен происхо-
дит из слоев первого яруса. Это дерево было срублено в интервале 1620—
1673 гг. Здесь представлены мостовая, постройка Хе 2 и частокол.
На основании полученных данных составлена таблица 8, позволяю-
щая сравнить две системы датировок: археологическую и дендрохроноло-
гическую. Можно видеть, что коррективы, внесенные в стратиграфичес-
кое размещение построек, нс меняют принципиально схему, основанную
на данных полевой стратиграфии. Это относится, прежде всего, к пяти
верхним ярусам. Однако, начиная с шестого яруса, картина несколько
меняется. Происходит разделение построек, отнесенных к одному ярусу,
на два разновременных пласта: сооружения, возникшие после пожара, и
строения, погибшие в нем. Наши данные вполне определенно указывают
на то, что пожар может быть отождествлен с летописным пожаром 1335 г.
Поэтому мы предлагаем к шестому ярусу относить те строения, которые
были возведены после 1335 г., а все, возникшие ранее, относить к седь-
мому ярусу. Некоторый разнобой, наблюдаемый в датах построек девя-
того и десятого ярусов, объяснить пока трудно. Что касается соотноше-
ния хронологических колонок, построенных по данным археологии и
дендроанализа, то последняя нам представляется более последовательной
и логичной, особенно для шести верхних ярусов.
Картина застройки изучаемого участка средневекового города пред-
ставляется на основе данных дендроаначиза в следующем виде. Одиннад-
цать строительных периодов соответствуют одиннадцати строительным
ярусам. Эта схема ни в коем случае не претендует на универсальность.
Но та закономерность, которая прослеживается в распределении
порубочных дат бревен и строительных дат построек дает основание пред-
ложить следующую хронологию строительных периодов.
Первый, самый ранний в нашей выборке материал, относящийся к
60-м гг. XII в., соответствует времени строительства сооружений одиннад-
цатого яруса. Второй — конец 80-х гг. XII в. — соответствует десятому
ярусу. Третий — первое десятилетие XIII в. — соответствует девятому
ярусу. Четвертый — 70-е гг. XIII в. — соответствует восьмому ярусу.
Пятый — последнее десятилетие XIII — первая четверть XIV вв. — соот-
ветствует седьмому ярусу. Шестой — вторая половина 30-х гг. — середи-
на XIV в. — соответствует шестому ярусу. Седьмой — вторая половина
XIV в. — соответствует пятому ярусу. Восьмой — первая половина XV в. —
соответствует четвертому ярусу. Девятый — вторая половина XV — нача-
ло XVI вв. — соответствует третьему ярусу. Десятый — середина — вто-
рая половина XVI в. — соответствует второму ярусу. Одиннадцатый —
середина — вторая половина XVII в. — соответствует первому ярусу.
Интересные результаты дало исследование дерева из оборонитель-
ных сооружений. По мнению Г. В. Штыхова, в XII в. два древнейших
Таблица 8. Соотношение археологических и дендрохронологических датировок витебских построек.
Ярус	Археологичсс кая датировка	Дсндро- датировка	Сооружения			Отдельные бревна (даты)
			название	даты бревен	строит, даты	
1	2	3	4	5	6	7
1	XVII век	середина — вторая половина XVII в.	мосговал	1663		1673
			постройка 2	1620		1664
			частокол	1665		
2	середина — вторая половина XVI века	середина — вторая половина XVI в.	мостовая	1558		1565 {3}
			постройка I	1566		1553
			постройка II	1574		1568
			постройка IV	1588		1557
			постройка 43	1559		
			постройка 62	1551		
			частокол (3)	1556		
3		вторая половина XV—начало XVI в.	вал	1505		1519
			постройка 2		1484	1516
			крыльцо (?)		1495	1508
Продолжение таблицы 8.
1	2	3	4	5	6	7
4	первая половила XVI века	первая половина XVI в.	мостовая II (поздн. гориз.)	1443		1445
			мостовая 11 (рани, гориз.)	1422		
5	рубеж XIV—XV вв.	вторая половина XIV в.	мостовая III (поздн. гориз.)		1379	
6	рубеж ХШ—XIV веков — первая половина XIV в.	середина XIV в. (после пожара 1335 г.)	мостовая III (ранн.гор.)		1366	1348
			постройка 5 (5)	1351		
			постройка 24		1354	
			постройка 5	1345; 1380		
			постройка 54 (5)	1350		
			частокол	1337; 1347		
			мостовая IV	1311		
7	середина — вторая половина XIII века	конец XIII — первая четверть XIV в. (до пожара 1335 г.)	постройка 23 (6)		1292	
			постройка 26 (6)		1302	
			постройка 38 (6)	1311		
			постройка 56 (6)	1327		
			постройка 73	1323		
			частокол	1312; 1326		
8		вторая половина XIII в.	постройка 27 (7)		1272	1273 {7}
			постройка 49 (7)	1270		
			постройка 76	1252		
			частокол (7)		1275	
9	первая половина XIII века	первая половина ХШ в.	постройка 32		] 229	1239
			постройка 50	1209		1230
			крыльцо (8)	1216		
			частокол (8)		1226	
10	рубеж ХП-ХШ веков	конец XII в.	постройка 35 (9)		1197	
			постройка 42 (8)		1200	
			постройка 47		1189	
11	конец XII века	вторая половина XII в.	постройка 18	1165		
			постройка 48		1161	
Рис. 54. Кривые роста годичных колец семи образцов дерева из вала в
Витебске — участок I; общий шифр — В-77, вал.
укрепления — на придвинской возвышенности и на месте старого балт-
ского городища — были объединены и общая территория окружена мощ-
ным валом, ширина и высота которого составляли 36 и 8 метров соответ-
ственно. Внутри насыпи из песка и глины имелся деревянный каркас из
перекладных конструкций высотой до 1,4 м (Штыхов Г. В. 1975, с. 71).
Первые образцы дерева внутривальных конструкций (32 образца) были
получены в 1977 г. в раскопе, заложенном в северной части Верхнего
замка. Через десять лет при строительных работах на мысовой части,
при впадении р. Витьбы были ьзяты еще 37 спилов. Л. В. Колединский
сообщил, что в котловане строящегося здесь здания были обнаружены
десять настилов бревен прекрасной сохранности. Мощность этого слоя
дерева превышала два метра. Бревна из этого участка вала отличались
значительно большим диаметром и лучшей сохранностью. В раскопе 1977 г.
диаметр бревен составлял 16—18 см, в раскопе 1988 г. — 23—26 см.
Наружные слои на спилах 1988 г. почти не повреждены и прекрасно
сохранилась кора. Дендрохронологическое изучение дерева вкутриваль-
ных конструкций позволяет констатировать, что, во-первых, все иссле-
дованные образцы дерева представляют только сосну; во-вторых, имеет-
Рис. 55. Кривые роста годичных колец дерева из вала в Витебске — учас-
ток II; общий шифр В-88:
I — В 78/П50, 2 — Б 74/УМЯ5, 3 - В 78/П35, 4 — Б 74/УМЯ6.
ся разница в возрастном составе стволов, использованных на разных
участках вала. Если на участке I (раскоп 1977 г.) использовались брев-
на в возрасте от 12 до 50 лет (средний возраст 29 лет), то на участке II
(раскоп 1988 г.) встречены бревна с возрастом от 38 до 200 лет (сред-
ний возраст 92 года). Этим в значительной степени можно объяснить
то, что с участка I были синхронизированы только 11 кривых роста
из 32, тогда как для участка II синхронизированы все 37 кривых.
При синхронизации было установлено:
1. Имеются две близкие дендрологические группы. Первая включает
все кривые дерева с участка I. Вторая состоит целиком из кривых бревен
участка II. Графики погодичного прироста дерева каждой из групп обна-
руживают значительную близость в тенденции развития годичных колец.
Для первой группы величины (Д колеблются от 50 до 85%, в среднем
около 64%. Для второй группы величины Сх составляют от 52 до 83%,
переднем 70%. При сопоставлении кривых из обеих групп.между собой
также обнаруживается достаточная их близость (рис. 54 и 55). Величи-
ны Сх составляют 43—77%, в среднем около 61%.
2. Отмечается наличие двух хронологически близких групп бревен.
Порубочные даты четко соответствуют двум названным выше дендроло-
гическим группам. Дерево с участка I срублено в интервале 1136—1140 гг.
Стволы конструкции вала участка II дают очень компактную группу
порубочных дат, приходящихся на 1136 г. Неоднородность дат бревен с
участка I объясняется отсутствием внешних колец на ряде образцов,
что связано с худшей сохранностью древесины в этом районе Верхнего
замка. Кроме того, коллекция 1977 г. обрабатывалась спустя несколько
лет после получения спилов дерева, что, безусловно, отразилось на со-
хранности наружных частей стволов. Анализ возрастных, дендрологичес-
ких и хронологических характеристик дерева витебского вала позволяет
прийти к следующим выводам.
Возведение оборонительных сооружений в северной части Верхнего
замка велось в направлении с запада на восток, от устья р. Витьбы и
берега Западной Двины и приходилось на отрезок 1136—1140 гг. Дере-
во рубилось в пределах одного района, свидетельством чего служит,
во-первых, возрастное единообразие и размеры стволов в каждой из
выборок, и, во-вторых, дендрологическое единство как внутри каждой
из групп, так и между ними. Таким образом, дерево для строительства
вала заготавливалось в пределах единого лесного массива. Следует так-
же отметить, что имеется некоторое отличие в дендрологических харак-
теристиках древесины из конструкций витебского вала и бревен граж-
данских построек с территории города, относящихся, правда, к несколько
более позднему времени (начало второй половины ХИ в.). Можно пред-
полагать, что к середине столетия этот участок леса уже был истощен и
дерево для городской застройки поступало уже с иных лесосек.
Мстиславль
Небольшой городок «Мстислав на Вехре» возник между 1136 и 1156 гг.
в южных землях Смоленского княжества (Алексеев Л. В. 1985). Архе-
ологическое изучение города велось более двух десятилетий. Раскопы
заложены на площадке Замковой горы, одного из двух городищ, распо-
ложенных на территории современного города. В северной части Зам-
ковой горы вскрыта площадь свыше 14 акров. Культурный слой здесь
достигает толщины около 3,3 м. Под современным слоем и горизонтами
разрушения города середины XVII в. открыты слои с хорошо сохранив-
шимися деревянными постройками (штыки 8—10), подразделенные
Л. В. Алексеевым надевать строительных ярусов. Вскрытый городской
квартал демонстрирует застройку начала XIII — второй половины XIV вв.
Здесь обнаружены две перекрещивающиеся улицы, замощенные дере-
вом. По обе стороны от них располагались городские усадьбы, разде-
ленные частоколами. По наблюдениям Л. В. Алексеева, границы усадеб
оставались неизменными (Алексеев Л. В. 1985, с. 120).
Основу коллекции дендроснилов — 93 образца составляет дерево из
раскопов I, II и V (сборы 1962—63 гг.). В последующие годы (1968,
1979—1980, 1984 и 1989 гг.) было получено еще 62 спила. Поскольку
результаты дендрохронологического изучения дерева из Мстиславля час-
тично опубликованы, имеет смысл лишь напомнить их и дополнить но-
выми (Черных Н. Б. 1972, с. 105—106; Колчин Б. А., Черных Н. Б.
1977, с. 68—69, ПО).
Характерная закономерность развития годичных колец мстиславль-
ской древесины позволила составить две последовательности годичных
колец дерева построек из 8—10 штыков. Каждая последовательность
имеет самостоятельные абсолютные привязки. Для этого использова-
лись кривые роста дерева построек XIII—XIV вв. из Новгорода и
Полоцка для первой и построек XII—XIII вв. из Новгорода, Полоцка
и Торопца — для второй. Крайними точками абсолютной дендрошкалы,
состоящей из двух частей, являются 1115 и 1343 годы. На основе тех
данных, которые были получены для материалов из раскопок 60-х гг.,
была предложена предварительная схема строительных периодов изу-
чаемого участка города для отрезка XIII-—XIV вв. Первый период
соотносится с 40-ми гг. XIII в., второй — с 90-ми гг. этого же столе-
тия, третий — с первой четвертью XIV в.
Новые коллекции спилов из раскопов 70—80-х гг. были получены
с соседних участков Замковой горы (раскопы XIII—XVIII), где было
продолжено исследование участков, примыкающих к улицам 3 и 10.
Л. В. Алексеевым высказывается предположение, что улица 3 существо-
вала еще задолго до сооружения первого деревянного замощения ее. Здесь
же была открыта большая постройка (объект № 16), сооруженная в
технике трехстенпых срубов, характерной для надземных оборонитель-
ных сооружений. Постройка погибла в пожаре одновременно с сооруже-
ниями яруса Д. Представляется интересным большое количество дубо-
вых бревен в данной выборке (13 экземпляров). Все они встречены в
раскопах 1979 г. и связаны с мостовыми улиц 3 и 10 (ярусы В, Г, Д).
Следующий за ними ярус Е замощен только сосновыми бревнами.
Дубовые бревна происходят также из оборонительного сооружения
(объект № 16) и подстилающего его объекта № 23.
10
Рис. 56. Хронологическое распределение порубочных дат бревен из архео-
логических построек Мстиславля.
По вертикальной оси обозначено число образцов.
1 — настил 50; 2 — пастил 51; 3 — сруб 29; 4 — сруб 32; 5 — сруб 30; 6 —
мостовая 3, ярус <3->: 7 — настил 49; 8 — сруб 33; 9 — мостовая 3, ярус «Е»;
10 — мостовая 10, ярус «Е»; 11 — сруб 40; 12 — сруб 8; 13 — сруб 15-П; 14 —
сруб 15; 15 — сруб 9; 16 — настил 36; 17 — настил 20; 18 — сруб 2; 19 —
сруб 9-6; 20 — объект 13; 21 — настил 35.
Новые материалы не внесли никаких принципиальных изменений в
предложенную ранее хронологическую схему строительных периодов
(рис. 56). Порубочные и условные строительные даты полностью вписы-
ваются в нее, исключение составляет лишь сруб № 15 из XVI раскопа.
Слуцк
Городище древнего Слуцка находится на территории современного
города, на правом берегу р. Случи при впадении в нее речки Бычок.
Состоит оно из укрепленного Детинца (Верхний замок) и окольного
города (Нижний замок).
Изученная нами коллекция спилов бревен средневековых построек
происходит из раскопов, заложенных на территории Верхнего замка.
В 1966 г. в небольшом раскопе было получено девять образцов дерева
из трех построек, относящихся к слоям XII в. (Лысенко П. Ф. 1974).
В 80-х гг. при спасательных работах на территории Верхнего замка близ
впадения р. Бычок исследовалась площадь около 200 кв. м. Мощность
культурного слоя составляет здесь от 3,4 до 4,2 м. Под напластования-
ми XIV—XVII вв., сильно поврежденными перекопами, идут слои с
хорошей сохранностью органики. Открыты шесть ярусов построек XII—
XIII вв., обнаружены два яруса настила улицы, идущей перпендику-
лярно валу. По ее сторонам располагались 15 строений (Коледин-
ский Л. В. 1987, 1988). В этом раскопе были взяты 33 образца дерева.
В целом коллекция из Слуцка насчитывает 42 образца дерева построек
XII—XIII вв.
Вся древесина хорошей сохранности. Из 40 обработанных образцов
шесть принадлежат дубу. Возрастное распределение стволов представля-
ется следующим: от 0 до 30 лет — 16 образцов, 31—50 лет — 14 образ-
цов, свыше 50 лет— 4 образца (самый старший по возрасту имеет 54
кольца). Конечно, при таком возрастном составе практически невозмож-
на синхронизация кривых.
Была сделана попытка выборочных единичных синхронизаций са-
мых многолетних кривых. Таковых оказалось всего две (с возрастом
46 и 52 года), они связаны с деревом постройки 12—13 пластов из
раскопа 1966 г. Эти кривые были сопоставлены с графиками дерева
постройки № 19 и бревна из культурного слоя раскопа 80-х годов
(возраст бревен 53 и 54 года). Последующие абсолютные привязки, про-
изведенные с помощью кривых роста годичных колец дерева построек из
других памятников западного региона пока могут рассматриваться лишь
как предварительные. Дерево постройки из 12—13 пластов условно да-
тируется началом 30-х гг., а бревна из культурного слоя — второй поло-
виной 70-х гг. XII века.
Давид-городок
Давид-городок — один из центров Туровской земли стоит на притоке
Припяти реке Горыни. Основан он где-то в начале XII в. (Лысенко П. Ф.
1974, с. 142). При раскопках 60-х гг. было получено шесть образцов
дерева из построек XII в. Возраст стволов: 0—50 лет — 4 образца,
51 —100 лет — 2 образца. Две кривые роста годичных колец дерева
Рис. 57. Кривые роста годичных колец дерева из археологических построек
Полоцка (ПО), Витебска (В), Берестья (Б), Давид-городка (ДГ) и
Смоленска (СМ):
1 — ПО 76, 2 — В 78/П50, 3 — Б 69/П16, 4 — ДГ/П15, 5 — СМ/62.
постройки № 15 и вымостки (возраст бревен 54 и 68 лет) получили
абсолютные привязки. Бревна были срублены в 1165 и 1174 годах. С по-
явлением новых материалов из памятников западного региона оказа-
лось возможным проверить эти привязки. Для синхронизации исполь-
зовалось дерево построек XII в. из Смоленска, Полоцка, Витебска и
Берестья (рис. 57). Величины Сх для этих сопоставлений следующие:
Давид-городок—Смоленск — 60%, Давид-городок—Полоцк — 55%,
Давид-городок—Берестье — 57%, Давид-городок—Витебск — 51%.
Пинск
Городище располагается на левом высоком берегу реки Пины
близ впадения ее в Припять. Оно состоит из укрепленного Детинца
(Замковая гора) и окольного города, окруженного рвом и валом
Рис. 58. Кривые роста годичных колец дерева из археологических
построек Пинска; общий шифр ПН:
1 — 63/19, 2 — 63/40, 3 — 63/18, 4 — 63/34.
(Лысенко П. Ф. 1974, с. 69—118). В 1963 году в северной окраинной
части окольного города был заложен раскоп площадью около 128 кв. м.
Мощность культурного слоя на этом участке составляет в среднем 4,5 м.
В процессе изучения он был подразделен на четыре стратиграфических
слоя: I — (пласты 1—8), II — (пласты 8—19), в этом слое хорошо со-
храняются деревянные конструкции; III — (пласты 18—20) и IV —
(пласты 21—22). П. Ф. Лысенко предложил следующую датировку
слоев: I — XIV—XX вв., II — XIV—XVIII вв., Ill — XII—XIII вв.
и IV — конец XI в. Все открытые сооружения распределялись по девяти
строительным ярусам.
На исследуемом участке были выделены комплексы двух больших
дворов, огороженных частоколами. Дворы располагались к западу и вос-
току от мостовой улицы, идущей перпендикулярно валу. Вскрыто семь ее
замощений. На территории дворов размещались жилые и хозяйственные
постройки. Жилые постройки представляют собой однокамерные срубы
Рис. 59. Кривые роста годичных колец дерева из археологических по-
строек Пинска (ПН), Полоцка (ПО), Витебска. (В) и Берестья (Б):
1 — ПН 63/34, 2 — ПО 67/65, 3 — ПН 63/19, 4 — В79/СЯ7, 5 — Б 69/П10,
6 — В 79/СЯЗ, 7 — ПН 63/40, 8 — ПО 67/12.
с дощатыми полами. Проведенные сборы образцов для дендроанализа
дали 56 экземпляров. Все образцы принадлежат хвойным. В возрас-
тном отношении они распределяются следующим образом: 0—50 лет —
35 образцов, 51 —100 лет — 20 образцов, 101 —150 лет — 1 образец.
Несмотря на небольшой возраст изученной древесины удалось провести
синхронизацию кривых роста годичных колец (рис. 58).
Болес сложной оказалась абсолютная привязка. Этому способствует
как возраст бревен, так и широта того хронологического отрезка, к
которому относятся изучаемые постройки (XIV—XVII вв.). Те резуль-
таты, которые были получены, могли рассматриваться только как пред-
варительные (Черных И. Б. 1972, с. 94). В дальнейшем с накоплением
материалов из памятников западного региона, датировки пинских бре-
вен были проверены (рис. 59). Проведенная корректировка показала
правильность сделанных ранее привязок и тс незначительные измене-
Рис. 60. Кривые роста годичных колец дерева из археологических
построек Гродно (ГР) и Берестья (Б):
1 — ГР 87/6, 2 — ГР 87/4, 3 — Б 74/УМЯ5, 4 — ГР 87/7, 5 — Б 76/УМЯ5,
6 — ГР — 87/2, 7 — Б 76/П65.
ния, которые были внесены, не меняют хронологические рамки схе-
мы, построенной с помощью данных дендроанализа П. Ф. Лысенко
(Лысенко П. Ф. 1974, с. 87, рис. 17).
Гродно
Один из центров Черной Руси Гроден (Гродно) располагается на вы-
соком берегу реки Гродничанки при впадении ее в Неман. Детинец древ-
него города, так называемый Старый замок, имел площадь около 0,8 га.
К востоку от него находился окольный город — Новый замок. По мне-
нию Н. Н. Воронина, обобщившего результаты археологических раско-
пок довоенных , и послевоенных лет, жизнь на территории Детинца нача-
лась во второй половине XI в. (Воронин Н. Н. 1954). В середине 80-х гг.
на территории Старого замка были заложены раскопы площадью около
450 кв. м. На глубине двух метров открылись слои с хорошей сохраннос-
тью органики. В раскопе 1986—1988 гг. был обнаружен небольшой участок
средневекового города. Застройка и планировка здесь на протяжении
XII—XVII вв. отличалась стабильностью (Трусов О. А., Ткачев М. А.,
Кравцевич А. К. 1988). Спилы для дендроанализа были сделаны с бревен
построек этого раскопа, они датируются XII—XIV вв.
К сожалению, мы не располагаем данными о постройках, с которых
были получены образцы. Авторы раскопок познакомили нас только с их
хронологическими и стратиграфическими привязками. Данная коллек-
ция состоит из 27 образцов дерева, 25 из которых принадлежат хвой-
ным, а два — лиственным (дуб и береза). Возрастной состав дерева: 0—
50 лет — 5 образцов, 51 —100 лет — 4 образца, 101 —150 лет — 11 об-
разцов, 151—200 лет — 4 образца, 201—250 лег — 1 образец.
Синхронизация кривых роста годичных колец проводилась согласно
известным стратиграфическим привязкам по пластам (материалы 1987 г.)
и комплексам (коллекция 1986 г.). Абсолютные привязки кривых роста
годичных колец осуществлялись на отрезке XII—XIV вв. с привлечением
всего «фонового» материала западного региона (рис. 60).
Абсолютные порубочные даты бревен из раскопок 1987 г. группиру-
ются по пластам следующим образом. Пласты 18—19: 1161, 1186, 1196,
1211 гг.; пласты 27 и 29: 1166, 1158 и 1135 гг.; пласт 36: 1109 и
1110 гг.; пласты 39—40: 1123 год. Дерево из раскопок 1986 года дает
следующие даты: комплекс П-Х-4 — 1386 и 1389 гг.; комплекс
БЯЗ(8)СЛУП — 1409 г. Из раскопок 1988 года датирован единствен-
ный образец — 1353 г.
Берестьс
Местоположение городища летописного Берестья (упомянуто в лето-
писи под 1019 г.) долгое время оставалось неопределенным. Строитель-
ство Брестской крепости и перенесение города Бреста на новое место в
первой половине XIX в. осложняло эти поиски. Рядом исследователей
высказывались предположения, что его следует искать на месте слияния
Западного Буга и р. Муховца. В 1964 г. П. Ф. Лысенко провел здесь
шурфовку. По его мнению, Детинец древнего города располагался на
мысу у впадения р. Муховсц, на так называемой Замковой горе: а на
соседнем острове, образованном рукавами Муховца, располагался околь-
ный город (Лысенко П. Ф. 1974, с. 155). Археологические работы на
Детинце начались в 1968 г. и продолжались более десяти лет. За это
время была вскрыта площадь в 1380 кв. м, доведенная на 528 кв. м до
материка (Лысенко П. Ф. 1980, с. 38). Мощность культурного слоя
достигает здесь семи метров. В процессе раскопок он был разделен на
шесть стратиграфических слоев. Органика хорошо сохраняется в слое
III, имеющем толщину свыше трех метров.
В раскопах 1968—1977 гг. было открыто свыше 200 жилых и хозяй-
ственных построек, представляющих собой однокамерные срубы с доща-
тыми полами и глинобитными печами. Размеры их от 13—14 до 37 кв. м
(Лысенко П. Ф. 1980, с. 39). Все постройки распределяются по двенад-
цати строительным ярусам. Здесь же были обнаружены настилы мосто-
вых трех улиц, идущих в направлении запад-восток и перестилавшихся
не менее шести раз. Улицы регулировали застройку, имеющую значи-
тельную плотность. Одна и та же постройка возобновлялась на одном
месте до шести раз. Прекрасная сохранность дерева в слое III (некото-
рые постройки сохранились на шесть-двенадцать венцов) дала возмож-
ность собрать большую коллекцию образцов для дендроанализа —
256 спилов. Все они происходят из слоев XII—XV вв.
Исследованные образцы четко связываются с конкретными построй-
ками и относятся к 1 —12 строительным ярусам (78 сооружений, из ко-
торых 71 составляют срубы, а шесть — пастилы мостовой). Отдельную
группу образуют бревна и столбы из культурного слоя — 23 образца. Все
спилы дерева представляют хвойные породы. Возрастной состав стро-
ительного леса обычен для древнерусского города западного региона:
от 0 до 50 лет — 124 образца, 51—100 лет — 64 образца, 101—150 лет —
15 образцов, свыше 150 лет — 1 образец.
Методика работы с кривыми роста годичных колец строилась по тра-
диционной схеме. Основу для синхронизации составляли кривые отдель-
ных комплексов. Особенно благоприятствовала процессу синхронизации
кривых традиция возведения на одном месте сменяющих друг друга по-
строек. Например, постройки №№ 46, 47, 48 и ряд других возобновля-
лись в течение десятков лет. Результатом явилась дендрохронологическая
шкала протяженностью в 355 лет. Ее основу составили кривые роста
годичных колец 107 бревен из построек Берестья.
Абсолютные привязки кривых осуществлялись путем перекрестного
датирования с материалами памятников Западного региона (рис. 57 и 59).
Абсолютные границы брестской дендрохронологической шкалы — 1048
и 1433 it. Группировка абсолютных дат рубки бревен из 39 построек
позволяет определять примерные строительные даты их и помогает выде-
лить этапы строительной активности на изучаемом участке города.
Самая ранняя в нашей выборке постройка № 98 датируется условно
1156 г. (12 ярус). Затем, в 80—90-х гг. XII в. на этом участке возво-
дится группа построек, связанных с 8—9 ярусами (№№ 50-а, 54, 56,
65, 77). К этому же времени относится и самый ранний в нашей вы-
борке настил мостовой. Следующий этап строительства наблюдается через
десять лет и относится к первому десятилетию XIII в. Сюда включены
постройки №№ 16, 57, 94, 95 7—8 ярусов. Затем прослеживается
перерыв в строительстве протяженностью около десяти лет и в интер-
вале 1221—1231 гг. возникают новые строения — постройки №№ 49-а,
46-в, 64, связанные с 5—7 ярусами. К этому же времени относится и
сооружение нового — 5 яруса мостовой. Новый подъем строительной
деятельности происходит опять-таки через десять лет и приходится на
начало 40 — конец 50-х гг. XIII в. В это время возводится восемь по-
строек: №№ 47-6, 48-в, 59-а, 60-6, 60-в, 73, 85-а, 86 (4—6 ярусы).
Вновь оживает строительство в начале 80-х гг. XIII в. Этот период
представлен сооружениями 3—4 ярусов: настил мостовой и постройки
№№ 126, 32, 46-а.
И, наконец, последний мощный подъем, который можно просле-
дить по нашим материалам, относится к первой четверти XIV в. Тог-
да были возведены девять сооружений 2—3 ярусов: это постройки
№№ 5, 10, 47-а, 48-6, 60, 71. 83-6 и 85, а также настил мостовой.
Постройки середины XIV — начала XV вв. единичны. Это верхний
ярус пастила 1379 г., мостовая 1389 г. и постройка № 1 1403 г.
Полученные результаты дендрохронологического анализа дерева брест-
ских построек позволили П. Ф. Лысенко составить хронологическую таб-
лицу, где сопоставляются данные стратиграфии, дендрохронологии и
датировок по вещевому материалу (Лысенко П. Ф. 1985, с. 54, табл. 9).
Приложение
№	Памятник	Административный адрес	Количество образцов		Абсолютная дендрошкала (гг.)
			изучено	датировано	
1	Новгород Великий	г. Новгород, РФ	8063	5440	800-1680
2	Рюриково (Новгородское) городище	г. Новгород, РФ	58	43	822-944
3	Руса	г. Старая Русса, Новгородская обл., РФ	149	65	971-1043 1308-1436
4	1 (сков	г. Псков, РФ	1571	694	788-1747
5	Орешек	г. Петрокрепость, Ленинградская обл., РФ	176	113	1096-1525
6	Корела	г. Приозерск, Ленинградская обл., РФ	60	35	1195-1530
7	Копорье	г. Копорье, Ленинградская обл., РФ	14	5	
8	Ладога	г. Старая Ладога, Ленинградская обл., РФ	380	176	774-995
9	Староладожское (Земляное) городище	г. Старая Ладога, Ленинградская обл., РФ	573	313	612-969
10	Курган в урочище «Плакун»	г. Старая Ладога, Ленинградская обл,, РФ	2	2	
11	Ивангород	г. Ивангород, Ленинградская обл., РФ	180		
12	Тарту	г. Тарту, Эстония	109	44	1081-1418
13	Олонец	г. Олонец, Карелия, РФ	2	1	
14	Тверь	г. Тверь, РФ	285	117	1064-1430
15	Торжок	г. Торжок, Тверская обл., РФ	127	75	1024-1377
16	Старицкое городище	г. Старица, Тверская обл., РФ	8	4	
17	Могильник в с. Избрижьс	Тверская обл., РФ	4		
18	Белоозеро	Вологодская обл., РФ	229	148	910-1282
19	Белозерск	г. Белозерск, Вологодская обл., РФ	4	3	
20	Кирилло- Белозерский монастырь	г. Кириллов, Вологодская обл., РФ	63	51	1458-1643
21	Вологда 1	г. Вологда, РФ	8	4	
№	Памятник	Административный адрес	Количество образцов		Абсолютная дендрошкала (гг.)
			изучено	датировано	
22	Поселение Луковец	Вологодская обл., РФ	6	4	
23	Ярославль	г. Ярославль, РФ	36	24	
24	Ростов Великий	г. Ростов, Ярославская обл., РФ	254	124	891-1720
25	Рыбинск	г. Рыбинск, Ярославская обл., РФ	22	15	
26	Поселение Усть-Шексна	Ярославская обл., РФ	14	4	
27	Москва	г. Москва, РФ	62	19	
28	Коломна	г. Коломна, Московская обл., РФ	25	16	
29	Смоленск	г. Смоленск, РФ	576	318	1070-1605
30	Могильник Гнездово	Смоленская обл., РФ	5	2	
31	Вязьма	г. Вязьма, Смоленская обл., РФ	12	2	
32	Витебск	г. Витебск, РБ	359	204	1071-1673
33	Полоцк	г. Полоцк, РБ	172	90	861-1308
34	Мстиславль	г. Мстиславль, Могилевская обл., РБ	152	74	1115-1341
35	Берестке	г. Брест, РБ	204	107	1120-1402
36	Пинск	г. Пинск, Брестская обл., РБ	56	50	1150-1567
37 38	Гродно Давид- городок	г. Гродно, Брестская обл., РБ г. Дав ид-городок, Брестская обл., РБ	27 6	13 2	
39 40	Слуцк Арайшу	г. Слуцк, Минская обл., РБ Цесиеский р-п, Латвия	40 173	5 28	783-952 {?}
41	Ушуру	Гулбенский р-н, Латвия	27	23	742-827
42	Кокнессе	г. Кокнессе, Латвия	37	1	
43	Поселения па архипелаге Шпицберген	Острова Шпицберген, Норвегия	113	83	1412-1782
ЛИТЕРАТУРА
Адаменко В. Н. 1963. Опыт изучения условий существования ледников
Полярного Урала за 260-летний период по данным дендрохронологического
анализа // Гляциологические исследования. М.
Адаменко В. II. 1968. Использование дендрохронологических данных в гля-
циологических исследованиях // Материалы всесоюзного совещания — научной
конференции по вопросам дендрохронологии и дендроклиматологии». Вильнюс.
Алексеев Л. В. 1964. К истории и топографии древнего Витебска // СА. № 1.
Алексеев Л. В. 1975. Полоцкая земля // Древнерусские княжества X—
XIII вв. М.
Алексеев Л. В. 1985. Смоленский город Мстиславль. Стратиграфия, хроно-
логия, топография: Тезисы докладов советской делегации на V международном
конгрессе славянской археологии. М.
Апалс Я. Ф. 1968. Раскопки поселения на озере Арайшу // АО — 1967.
Арциховский А. В., Янин В. Л. 1978. Новгородские грамоты на бересте (из
раскопок 1962—1976 гг.) М.
Бадемар де Варгас. 1850. Исследование запаса и прироста насаждений С.
Петербургской губернии с 1843 по 1848 г. СПб.
Бекетов А. Н. 1868. О влиянии климата на произрастание сосны и ели //
Труды I Съезда российских естествоиспытателей в С. Петербурге. СПб.
Битвинскас Т. Т. 1965. К вопросу о применении дендрохронологических
методов в лесном хозяйстве // Доклады ТСХА, Вьш. 115.
Битвинскас Т. Т. 1968. Цели и задачи дендрокчиматологической лаборато-
рии Института ботаники Литовской ССР // Материалы совещания- научной кон-
ференции по вопросам дендрохронологии и дендроклиматологии. Вильнюс.
Битвинскас Т. Т. 1974. Дендрокчиматические исследования. Л.
Битвинскас Т. Т. 1978. Дендроктиматологические исследования условий среды
профильным методом // Условия среды и радиальный прирост деревьев. Каунас.
Битвинскас Т. Т. 1978-а. К вопросу о возможности построения сверхдолгос-
рочных дендрошкал в южной Прибалтике // Там же.
Битвинскас Т. Т. 1978-6. Научные результаты дендроктиматохропологичес-
кой лаборатории Института ботаники АН Лит. ССР // Там же.
Битвинскас Т. Т. 1978-в. Солнечная активность и закономерности изменчи-
вости радиального прироста сосны // Там же.
Битвинскас Т. Т., Бальчюнас В., Кайратпис И., Гира Е., Шагдарсце-
ренД. 1987. Первые результаты и перспективы депдрохронолоппеских исследо-
ваний в Монгольской Народной Республике // Временные и пространственные
изменения климата и годичные кольца деревьев, Ч. III. Каунас.
Битвинскас Т. Т., Дергачев В. А., Кайрюштис Л. А., Кочаров Г. Е.,
Яикявичус К. К. 1975. Разработка биоэкологических основ дендрохронологии
в СССР // Биоэкологические основы дендрохронологии: Материалы к симпо-
зиуму XII Международного конгресса (Ленинград, июль 1975). Вильнюс —
Ленинград.
Битвинскас Т. Т., Кайратис И. И. 1975. Динамика прироста дубовых
насаждений Лит. ССР и ее связь с условиями среды, климатом и солнечной ак-
тивностью // Там же.
Боголепов М. А. 1907. О колебаниях климата Европейской России в истори-
ческую эпоху // Землеведение. Кн. 1.
Боголепов М. А. 1908. Колебания климата в Западной Европе с 1000 по
1500 г. // Землеведение, Кн. 2.
Болычевцев В. Г. 1968. Годичные слои древесины дуба как показатель про-
явления крайних метеорологических условий в вековых циклах колебания кли-
мата // Материалы совещания — научной конференции по вопросам
дендрохронологии и дендроклиматологии. Вильнюс.
Борисенков Е. П., Пасецкий В. М. 1983. Экстремальные природные явле-
ния в русских летописях XI—XVII вв. Л.
Брукштус В. И. 1984. Дендрохронологические шкалы бассейна р. Няму-
нас // Дендроклиматологическис шкалы Советского Союза. Ч. III. Каунас.
Булкин В. А., Дубов И. В., Лебедев Г. С. 1978. Археологические памятники
Древней Руси IX—X вв. Л.
Булкин В. А., Раппопорт П. А., Штендер В. М. 1977. Раскопки памятни-
ков архитектуры в Полоцке // АО — 1976. М.
Булкин В. А., Раппопорт П. А., Шолохова Е. В. 1978. Раскопки памятни-
ков архитектуры в Полоцке // АО — 1977. М.
Вихров В. Е. 1958. Исследование древесины в древнем Новгороде // Труды
Института леса. Т. XXXVII.
Вихров В. Е. 1959. Некоторые наблюдения над слоистостью древесины из
археологических раскопок // СА. № 2.
Вихров В. Е., Колчин Б. А. 1962. Основы и метод дендрохронологии //
СА. № 1.
Воронин Н. Н. 1954. Древнее Гродно // МИА. № 41.
Гроздилов Г. П. 1964. К вопросу о топографии древнего Пскова // АСГЭ. В. 6.
Давидан О. И. 1974. Изделия из рога и кости Старой Ладоги как историчес-
кий источник // Автореф. дисс. канд. ист. наук. Л.
Давидан О. И. 1976. Стратиграфия нижнего слоя Староладожского городи-
ща и вопросы датировки // АСГЭ. В. 17.
Дендрохронология и радиоуглерод. 1972. Каунас.
Длттриева Е. В. 1959. Опыт анализа влияния климата на прирост деревьев
различных местообитаний на Кольском перешейке // Ботанический журнал.
Т. 44. № 2.
Древняя Русь. Город, замок, село: Археология СССР. М., 1985.
Жилина II. В. 1987. Тверь в период XII—XV вв. Автореферат дисе. капд.
ист. наук. М.
ЖиринаЛ. С. 1987. Возможности прогнозирования урогкайпости картофеля
с помощью деидроклиматохронологических методов // Временные и пространст-
венные изменения климата и годичные кольца деревьев. Ч. II. Каунас.
Замоторин И. М. 1959. Относительная хронология Пазырыкских курга-
нов // СЛ. № 1.
Замоторин И. Л/. 1963. О возможности установления относительных
датировок территориально удаленных сооружений методом анализа древесных
стволов в условиях Горного Алтая // СА. № 2.
Залариева Е. И. 1974. Археологическое дерево как исторический источник:
Дендрохронология Саяно-Алтайских курганов VIII—III вв. до и. э. Автореферат
дисс. капд. ист. наук. Я.
Залариева Е. И. 1976. Дендрохронологические исследования кургана
Аржан // СА. № 1.
Кайрюкштис Л. .4. 1977. Развитие дендрохронологии и депдроклпматоло-
гии. Вильнюс.
Килъдюшевский В. И. 1983. Раскопки на ул. Гоголя в 1977 г. // Археологи-
ческое изучение Пскова. М.
Кирпичников А. Н. 1971. Изучение древнего Орешка // АО — 1970. М.
Кирпичников А. II. 1973. Исследование древней Корслы и Ладожской кре-
пости // АО — 1972. М.
Кирпичников A. II. 1974. Раскопки в Ладожской крепости и г. Приозер-
ске // АО — 1973. М.
Кирпичников .4. Н. 1979. Ладога и Ладожская крепость в период раннего
средневековья // Славяне и Русь. Киев.
Кирпичников А. II. 1980. Каменные крепости Северной Руси (Итоги архи-
тектурно-археологических исследований) // Тезисы докладов советской делега-
ции на IV Международном конгрессе славянской археологии. М.
Кирпичников А. II. 1985. Рапнесредневековая Ладога // Средневековая
Ладога. Л.
Кирпичников А. II., Назаренко В. А. 1977. Раскопки древней Корслы //АО —
1976. М.
Кирпичников А. II., Овсянников О. В. 1971. Раскопки в Копорье // АО —
1970. М.
Колединский Л. В. 1980. Раскопки в Витебске // АО — 1979. М.
Колединский Л. В. 1981. Раскопки в Витебске // АО — 1980. М.
Колединский Л. В. 1987. Работы в Слуцке // АО — 1985. М.
Колединский Л. В. 1988. Раскопки на Детинце древнего Слуцка // АО —
1986. М.
Колчин Б. А. 1963. Дендрохронология Новгорода // МИА. № 117.
Колчин Б. А. 1963-а. Дендрохронология построек Неревского раскопа // МИЛ.
№ 123.
Колчин Б. Л. 1965. Дендрохронология Восточной Европы // Археология и
естественные науки. М.
Колчин Б. А. 1972. Дендрохронология Новгорода // Проблемы абсолютного
датирования в археологии. М.
Колчин Б. А., Битвинскас Т. Т. 1972. Современные проблемы дендрохроно-
логии // Там же.
Колчин Б. А., Битвинскас Т. Т., Черных Н. Б., Карпавичус И. Л. 1984.
Образцы древесины древнего Новгорода для радиоуглеродных исследований //
Дендроклиматичсские шкалы Советского Союза. Ч. III. Каунас.
Колчин Б. А., Черных Н. Б. 1977. Дендрохронология Восточной Европы. М.
Колчин Б. А., Черных II. Б. 1978. Ильинский раскоп (стратиграфия и хро-
нология) // Археологическое изучение Новгорода. М.
Колчин Б. А., Черных II. Б. 1981. Дендрохронологическая шкала второй
половины I тыс. до н. э. (по археологическим материалам Приладожского и
Приильмепского регионов) // Дендрохронологические шкалы Советского Союза.
Ч. II. Каунас.
Комин Г. Е. 1968. Лесоведение и дендрохронология // Лесоведение.
Ав 4. М.
Корзухина Г. Ф. 1961. О времени появления укрепленного поселения в Ла-
доге // СА. № 3.
Корзухина Г. Ф. 1971. Курган в урочище Плакун близ Старой Ладоги //
КСИА. В. 125.
Корзухина Г. Ф., Давидан О. И. 1969. Раскопки в урочище Плакун близ
Старой Ладоги // АО — 1968. М.
Костин С. И. 1940. Повторяемость засух в Воронежской области. Воронеж.
Кочаров Г. Е., Алексеев В. А., Арсланов X. А., Битвинскас Т. Т.,
ДеврицЛ.Л.. Дергачев В. А., Завельский Ф. С., Мецхваришвили Р. Я.
1972. Временные вариации содержания радиоуглерода в атмосфере Земли и раз-
личные астрофизические и геофизические явления // Дендрохронология и
радиоуглерод. Каунас.
Куза А. В. 1989. Малые города Древней Руси. М.
Курбатов А. В. 1994. Опыт анализа культурных отложений на территории
Тверского Кремля (по раскопкам Л. А. Поповой в 1985 г.) // Тверской сборник.
Вып. 1. Тверь.
Лабутина II. К. Отчет о раскопках в Пскове на ул. Ленина в 1971 г. //
Архив НА. Ав 3797.
Лабутина И. К. Отчет о раскопках в Пскове на ул. Ленина в 1976 г. //
Архив ИА. Ав 6855.
Лабутина II. К. 1983. Культурный слой Пскова // Археологическое изуче-
ние Пскова. М.
Лабутина И. К. 1987. Новые погребения псковского некрополя. Задачи
советской археологии в свете решений XXVII съезда КПСС. Тезисы докладов.
Суздаль.
Ловелиус Н. В. 1966. Опыт применения дендрохронологического анализа
при изучении изменений климата (на примере Восточных Саян) // Герценовские
чтения. 19. География и геология: Программа и тезисы докладов. Л.
Ловелиус Н. В. 1972. Ритмическая изменчивость прироста хвойных на верх-
ней границе леса в горных районах СССР // Дендрохронология и радиоуглерод.
Каунас.
Лысенко П. Ф. 1974. Города Туровской земли. Минск.
Лысенко П. Ф. 1980. Археологическое изучение древнего Берестья: Тезисы
докладов советской делегации на IV Международном конгрессе славянской архе-
ологии. М.
Лысенко П. Ф. 1985. Берестье. Минск.
Малыгин П. Д. 1983. Раскопки на Нижнем городище Торжка // АО — 1981. М.
Малыгин П. Д. 1987. К топографии южной части Нижнего городища Торж-
ка в XI—XIV вв. // Археология и история Пскова и Псковской земли: Тезисы
докладов научно-практической предстоящей конференции. Псков.
Малыгин П. Д. 1987-а. Работы в Торжке и его округе // АО — 1985. М.
Марков Ю. И., МарсадоловЛ. С., Мецхваришвили Р. Я. 1987. Комплекс-
ный метод абсолютного датироваш1я // Временные и пространственные измене-
ния климата и годичные кольца деревьев. Ч. III. Каунас.
Марсадолов Л. С. 1988. Дендрохронология больших курганов Саяно-Алтая в
I тыс. до и. э. // АСГЭ. Вып. 29. Л.
Медведев А. Ф. 1975. Старая Русса по археологическим данным // Тезисы
докладов советской делегации на I Международном конгрессе славянской архео-
логии. М.
Миронова В. Г. 1987. Раскопки в Старой Руссе // АО — 1985. М.
Миронова В. Г. 1988. Раскопки в Старой Руссе // АО — 1986. М.
Миронова В. Г. 1989. Культурный слой Старой Руссы // Новгород и Новго-
родская земля; история и археология. Новгород.
Мусняков С,. И., Розанов М. И. 1987. Возможности применения рентгенов-
ских методов для контроля структуры и элементарного состава годичных колец
деревьев // Временные и пространственные изменения климата и годичные коль-
ца деревьев, Ч. III. Каунас.
Мушкетов И.. Орлов А. 1893. Каталог землетрясений в Российской импе-
рии. СПб.
Назаренко В. А. 1985. Могильник в урочище «Плакун» // Средневековая
Ладога. Л.
Новгородская летопись Старшего и Младшего изводов. М.—Л., 1950.
Носов Е. Н. 1978. Исследование Новгородского (Рюрикова) городища //АО —
1977. М.
Носов Е. Н. 1980. Новгородская областная экспедиция // АО — 1979. М.
Носов Е. Н. 1984. Новгород п Новгородская округа в IX—X вв. в свете
новейших археологических данных (к вопросу о возникновении Новгорода) //
Новгородский исторический сборник. Вып. 2/12. Л.
Носов Е. Н. 1990. Новгородское (Рюриково) городище. Л.
Носов Е. Н., Пахомов Н. П. 1979. Новые данные о Новгородском (Рюрико-
вом) городище // АО — 1978. М.
Новое в археологии Киева. Киев, 1981.
Пакалышс IO. Р. 1972. Применение методов дендроклиматохронологии при
определении уровня воды озер в условиях Восточной Литвы // Дендрохроноло-
гия и радиоуглерод. Каунас.
Петренко В. П. 1985. Раскоп на Варяжской улице (постройки и плани-
ровка) // Средневековая Ладога. Л.
Петренко В. П., Нехаев A. A.. Hlumoea Т. Б. 1975. Раскопки в северной
части Старой Ладоги // АО — 1974. М.
Полное Собрание Русских летописей. Т. II. М., 1962; т. V, Вьш. 1. Л., 1925.
Попова Л. А. 1987. Исследование Твери // АО — 1985. М.
Равдоникас В. И. 1949. Старая Ладога. Ч. I // СА. Т. XI.
Равдоникас В. И. 1950. Старая Ладога. Ч. II // СА. Т. XII.
Раппопорт П. А. 1961. Очерки по истории военного зодчества Северо-Вос-
точной и Северо Западной Руси X XV вв. // МИА. № 105.
Репников Н. И. 1948. Раскопки на городище Старой Ладоги // Старая
Ладога. Л.
Розанов М. И. 1987. Дендроклиматология и долгосрочное прогнозирование
биоэкологических ресурсов // Временные и пространственные изменения клима-
та и годичные кольца деревьев, Ч. III. Каунас.
Розанов М. И., Нестеров В. Г., Кириенко Г. И. 1975. Особенности дина-
мики прироста деревьев и их учет при сопоставлении дендрошкал // Биоэкологи-
чекие основы дендрохронологии. М.—Л.
Рудаков В. Е. 1952. К вопросу о мере силы связи приближенных закономер-
ных зависимостей // Известия Молдавского Филиала АН СССР. № 4—5.
Рыбаков Б. А. 1963. Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. М.
Рябинин Е. А. 1973. Отчет о полевых исследованиях Четвертого отряда Ста-
роладожской экспедиции ЛОИА на Земляном городище в 1973 г. // Архив ИА.
№ 5227.
Рябинин Е. А. 1985. Новые открытия в Старой Ладоге (итоги раскопок на
Земляном городище 1973—1975 гг.) // Средневековая Ладога. Л.
Рябинин Е. А., Черных Н. Б. 1989. Стратиграфия застройки и хронология
нижнего слоя Староладожского земляного городища в свете новых исследова-
ний // СА. № 1.
Савков В. А., Кирпичников А. Н. 1972. Крепость Орешек. Л.
Сапунов А. П. 1893. Витебская старина. Т. I. Витебск.
Святский Д. О. 1915. Астрономические явления в русских летописях с науч-
но-критической точки зрения. СПб.
Сергеева Н. Ф.. Черных Н. Б. 1983. К вопросу о датировке некоторых
памятников деревяшюго зодчества Новгородчины // Научно-реферативный сбор-
ник информационного центра по проблемам культуры и искусства. Вып. 6. М.
Сергеева И. Ф., Уръева А. Ф., Черных Н. Б. 1987. Дендрохронологическое
исследование дерева церкви Воскрешение Лазаря, б. Муромского монастыря //
Культура и искусство в СССР. Серия: Реставрация памятников истории и культу-
ры. Вып. 7. М.
Сергеева Н. Ф., ШургинТТ. Н., Черных TI. Б., Уръева А. Ф. 1990. Дендро-
хронологическое изучение дерева из памятников культовой архитектуры //
Дендрохронологическое изучение дерева. Консервация и реставрация недвижи-
мых памятников истории и культуры. Экспресс-информация. Вып. 6. М.
Сергеева Н. Ф., Черных II. Б. 1996. Локальные дендрохронологические
шкалы Тверского региона (X—XV и XVII—XIX вв.) // Тверь, Тверская земля и
сопредельные территории в эпоху средневековья. Тверь.
Сергина Т. В. 1983. Раскопки в Окольном городе в 1978—1979 // Археоло-
гическое изучение Пскова. М.
Серебрянная Т. А. 1989. Фотоинднкационпые методы в геоморфологии //
Итоги науки и техники. Серия: Геоморфология. Т. 8. М.
Ситникайте А. 1978. Депдроклиматохронология 1900—1970: Библиогра-
фический указатель. Вильнюс.
Смирнова Т. ТО., Никонов А. А. 1989. О возможности применения
дендрохронологического метода для датирования землетрясений прошлого //
Вопросы инженерной сейсмологии. Вып. 30. М.
Спиров В. В., Терское И. А., Ваганов А. 1972. Исследование роста деревьев
на микрофотометрическом анализаторе // Дендрохронология и радиоуглерод.
Каунас.
Старков В. Ф. 1986. Проблема открытия архипелага Шпицберген // Всесо-
юзная конференция по изучению истории, экономики, литературы и языка скан-
динавских стран и Финляндии. Ч. I. М.
Спгравинскене В. П. 1989. Дендрохронологический банк Советского Союза.
Каунас.
Тарасов А. И., Гортинский Г. П. 1969. О географической сопряженности
годичного прироста // Механизмы взаимодействия растений в биогеоценозах
тайги. Л.
Ткачев М. А., Левко О. Н., Колединский Л. В., Бубенъко Т. С., Наливай-
коЛ.Д. 1978. Раскопки в Витебске // АО — 1977. М.
Ткачев М. А., Бубенъко Т. С.. Колединский Л. В. 1985. Средневековый
Витебск // Тезисы докладов советской делегации на V Международном конгрессе
славянской археологии. М.
Толъский А. П. 1936. К вопросу о выявлении колебаний климата по анализу
хода роста деревьев // Труды но сельскохозяйственной метеорологии. Вып. 26.
Труммал В. К. 1971. Археологические раскопки в Тарту и поход князя Яро-
слава в 1030 году // СА. № 2.
Труммал В. К., Метсаллик Р. А., Тийреаа У. А. 1982. Работы па террито
рии древнего Тарту // АО — 1981. М.
Трусов А., Ткачев М. А., Кравцевич К. 1988. Исследования в Гродно //
АО — 1986. М.
Урьева А. Ф. 1994. Дендрохронологический анализ памятников архитектуры
Новгорода и Новгородской области // Новгородские археологические чтения.
Новгород.
Урьева А. Ф., Черных Н. Б. 1983. Дендрохронологическое изучение дерева
из раскопок Пскова // Археологическое изучение Пскова.
Финно-угры и балты в эпоху средневековья: Археология СССР. М., 1987.
Хворостова Е. JI. 1994. Деревянные постройки Старицкого городища //
Тверской сборник. Вып. 1. Тверь.
Хохлов А. II., Дашкова (Сафарова) И. А. 1996. Древняя Тверь в домонголь-
ский период (археологический комментарий к историческим спорам) // Тверь,
Тверская земля и сопредельные территории в эпоху средневековья. Тверь.
Черных Н. Б. 1965. Абсолютная дендрохронологическая шкала древнего
Белоозера // Археология и естественные науки. М.
Черных II. Б. 1967. Дендрохронология построек древнего Смоленска // КСИА.
Вып. 110. 14.
Черных Н. Б. 1972. Дендрохронология средневековых памятников Восточ-
ной Европы // Проблемы абсолютного датирования в археологии. М.
Черных II. Б. 1975. Дендрохронология древнего Орешка // КСИА. Вып. 144.
Черных Н. Б. 1982. Дендрохронологическое изучение дерева из раскопок в
Кирилло-Белозерском монастыре // Реставрация и исследование памятников куль-
туры. Вып. 2. М.
Черных Н. Б. 1985. Дендрохронология древнейших горизонтов Ладоги (по
материалам Земляного городища) // Средневековая Ладога. Л.
Черных Н. Б. 1985-а. Дендрохронология Ладога (раскоп в районе Варяж-
ской улицы) // Средневековая Ладога. Л.
Черных Н. Б. 1987. Некоторые итоги дендрохронологического изучения
дерева из построек с архипелага Шпицберген // XIV Полярный симпозиум.
Люблин.
Черных Н. Б. 1989. Хронология и стратиграфия нижних горизонтов Старо-
ладожского Земляного городища по данным дендрохронологического анализа //
Естественнонаучные методы в археологии. М.
Черных Н. Б., Сергеева Н. Ф. 1997. Дендрохронология архитектурных па-
мятников на севере России (бассейн Северной Двины и Онеги) // РА (в печати).
Шведов Ф. Н. 1892. Дерево как летопись засух // Метеорологический вест-
ник. Вып. 5.
Шиятов С. Г. 1963. К методике определения возраста деревьев, произраста-
ющих на верхней границе леса // Лесной журнал. № 3.
Шиятов С. Г. 1968. Современное состояние дендрохронологических исследо-
ваний в США // Материалы всесоюзного совещания — научной конференции по
вопросам дендрохронологии и дендроклиматологии». Вильнюс.
Шиятов С. Г. 1972. Дендрохронология Мапгазеи // Проблемы абсолютного
датирования в археологии. М.
Шиятов С. Г. 1973. Дендрохронология, ее принципы и методы //Проблемы
ботаники па Урале. Записки Свердловского отделения Всесоюзного Ботаничес-
кого общества. Вып. 6.
Шиятов С. Г. 1975. Сверхвековой цикл в колебаниях индексов прироста
лиственницы (Larix sib.) па полярной границе леса // Биоэко.тогические основы
дендрохронологии. Материалы к симпозиуму XII Международного конгресса (Ле-
нинград, июль 1975). Вильнюс — Ленинград.
Шиятов С. Г. 1979. О некоторых неправильных подходах к дендрохроноло-
гическим исследованиям // Экология. А’о 1.
Шиятов С,. Г. 1980. Датировка дсревяггных сооружений Мангазеи дендро-
хронологическим методом // Белов М. И., Овсянников О. В., Старков В. Ф.
Мангазея. Мангазейский морской ход. Ч. 1. Л.
Штыхов Г. В. 1975. Древний Полоцк. Минск.
Штыхов Г. В. 1978. Города полоцкой земли. Минск.
Apals J. 1965. Hidroarheogiske piemineklu ар zinasana. 1964 gady // Referalu
tezes. Riga.
Baillie M. G. L. 1978. Dating of Some Ships’ Timbers from Woodquay, Dub-
lin // DE.
Bannister B. 1962. The Interpretation of Tree-ring Dates // American Antiquity.
V. 27. № 4.
Bannister B. 1970. Dendrochronology in the Near East: Current research and
future polenialities // Труды VII Международного конгресса антропологических и
этнографических наук. Т. 5. М.
Bareffot А., Hajly W., Huges J. 1978. Dendrochronology and inchester Exca-
vation // DE.
Bartholin T. S. 1978. Dating of Coffins and Staves in Medieval Lund // DE.
Bauch J. 1978. The Dating of Dutch, Flemish and German Paintings // DE.
Bauch J. 1978-a. Tree-Ring Chronologies for the Netherlands // DE.
Bebber A., Corona E. 1986. Nota dendrochronologica su una trave di tasso //
Dendrochronologia. Ao 4. Verona.
Becker В. 1978. Dendrochronological zones of Central European forests commu-
nities // DE.
Becker B. 1978-a. Results and their significance for the Hilly Areas of Southern
Central Europe // DE.
Becker B. 1983. Dendrochronologie in der Hausfor schung am Beispiel nord-
bauerischer Hauser // Jahrbuch fur Hausforchung. Ao 33.
Becker B. 1983-a. Postglazial Anwaldentwicklung im mitleren und obern Maintal
anhand dendrochronologischer L’ntcrsuchungen subfossiler Baiun stammablagcriegcn //
Geol. Jahrb. Ao 71.
Becker B. 1983-b. Prehistoric dendrochronology for archaeology dating: Hohen-
heim oak series present to 1800 В. C. // PACT. Ao 8. V. 1.
Becker В., Delorme Л. 1978. Oak chronologies for Central Europe, their
extensions from medieval to prehistoric times // DE.
Becker B., Schmidt B. 1990. Extention of the European Oak Chronology to the
Past 9224 years // PACT. № 29. V. 2.
Bell V. and R. 1958. Dendrochronological studies in New Zealand // TRB.
V. 22. № 1—4.
Bernarz Z. 1972. Geografical range of similarities of annual growth of stone
pine (pinus cembra) in Europe // Биологические основы дендрохронологии.
Вильнюс — Ленинград.
Broker О. 1978. Application of dendrochronology in Switzerland // DE.
Braten A. 1978. A Tree-Ring chronology for oak from the Gothariber area,
Western Sweden // DE.
Breit D. 1978. Medieval and Recent Elms in London // DE.
Dabrovski M., Cuik K. 1972. Materialy do dendrochronologicznei stratygrafii na
Osirovku w Opolu // Archcologia Polski. Z. 2. Warszawa, Wroclaw.
Delorme A. 1978. A Mean Curve for Oak of the Southern Weser and Leine
Upland: Its Usefulness and Characteristics // DE.
Douglass A. 1919. Climatic Cycles and Tree-Gowth. V. I. Washington.
Douglass A. 1928. Climatic Cycles and Tree-Gowth. V. II. Washington.
Douglass A. 1936. Climatic Cycles and Tree-Gowth. V. III. Washington.
Douglass A. 1940. Estimated Ring-Chronology 150—1934 A. D. // TRB. V. 6.
Eckstein D. 1972. Tree-ring research in Europe // TRB. V. 32.
Eckstein D. 1978. Dendrochronogical Dating of the Medieval Settlement of
Hailhabu // DE.
Eckstein D. 1978-a. Regional Tree-Ring Chronologies along parts of North Sea
Coast // DE.
Eckstein D., Baillie M. G. L., Egger H. 1984. Handbooks for archaeologists.
№ 2: Dendrochronogical Dating.
Eckstein D., Bauch J. 1969. Bcitrag zur Rationalisierung eines dendrochro-
nologischen Verfarens und zur Analyse seiner Ausageisicherheit // Fortwissen-
schaftliches Centralblal 88. Jahrang № 4.
Eckstein D., Bauch J. 1974. Dendrochronologie und Kunstgeschichtedargestelet
an Gemalden hollandischen und altdeutschen Malerei // Mitt. Deutsch. Dendrol.
Ges. № 67.
Felisik E. 1972. Studia dendroclimatologiczne nad swierkem (Picea excelsa).
Cz. Bodania nad swierkiem z. Lazu Gasienicowego w Tatach // Acta Agric. et Silv.
V. XII.
Felisik E. 1975. Present slate of dendrochronological investigation in Poland //
Биоэкологические основы дендрохронологии. Вильнюс — Ленинград.
Ferguson С. W. 1968. Bristle Cone Pine. Science and Esthetics // Science.
V. 159. №3817.
Ferguson C. W. 1972, Dendrochronology of Bristle Cone Pine // International
Radiocarbon Dating Conference. New Zealand.
Fletcher J. 1977. The Centuries for Oaks of Southern and Eastern England //
Journal of Archaeology Science. № 4, V. 4.
Fletcher J. 1978. Oak Chronologies for Eastern and Southern England: Prin-
ciples for their Construction and Application. Their Comparison with Others in
North West Europe // DE.
Fletcher J. 1978a. The Rings Analysis of Panel Paintings and Chests // DE.
Fritts H. C. 1966. Growth-ring of tree, their correlation with climate // Science.
V. 154. № 3752.
Fritts H. C. 1969. Tree-ring analysis // Transaction of the American Geophisical
Union. V. 50.
Frilts H. C. 1976. Tree-Rings and Climate. London — New-York — San Fran-
cisko.
Furst O. 1963. Vergicichende Untersuchungcn uber raumliche und zeitliche Un-
terschiede interannueller. Jahrringbreitensche wankungen und ihre klimatologische
Auswertung // Flora. № 153. Jena.
Furst 0. 1978. Geografical and temporal differences in the fluctuations of ring
widths in Central Europe: climatic implications // DE.
Geer de E, H. 1935. Prehistoric Bulwark in Gothland Biochronologically
Dated // Geografiska annaler. Stockholm.
Geer de E. H. 1938. Raknehaugen. Univer. Oldsaksamling Arbok. 1937. Oslo.
Heyworth A. 1978. Submerged Forests around the Britich isles: Their Dating
and Relevance as Indicators of Post-Glacial Land and Sea-Level Changes // DE.
Hollstein E. 1978. Wood Technology and the Dating of Oak: West German
Chronologies for Oak and Beech // DE.
Hoeg A. O. 1956. Growth-Ring Researcy in Norway // TRB. V. 21.
Huber B. 1943. Uber die Sicherheit jahrringchronologischcr Dalierung //
Holz als. Roh-und Werkstoff. jNb 6 (10/12). Berlin — Goettingen — Heidelberg.
Huber В. 1970. Dendrochronologie. Handbuch der Mikroskopie in der Technik.
B. 5. Teil 1.
Huber B., Holdheide W. 1942. Jahrringchronologische Untersuchungen an Holzern
der bronzezeitlichen Wasserburg Buchaw am Federsee // Berichte der Deutchen
Botanichen Geselschaft. H. 5. Berlin.
Huber B., Jazewitch v. W. 1958. Jahrringuntersuchungcn an Pfanbauholzehr //
Flora. 1946.
Hustlich I. 1956. Correlation of Tree-Ring chronologies of Alaska, Labrador and
Norhern Europe // Acta geographica. V. XV. № 3.
Illustrated London News. October 1975. P. 25.
International Workshop on Dendrochronology. Laboratory of Tree-Ring Research.
Arisona, Tuscon, 15—26. IV. 1974.
Jahrig M. 1968. Zum bescherung Stand der ichenjahningchronologie und zur
Dendrochronologie in Northdeutscliland // Ausgrabungen und Funde. Bd. 13. H. 6.
Berlin.
JahrigM. 1975. Dendrochronologiche Untersuchungen an Balken des Kloster-
torlurmcs der ehemaligcn Chemnitzer Stadtbefestingung (Karl-Marx-Stadt).
Bd. 20. H. 2. Berlin.
Jahrig M. 1978. Dating for Archaeological Research in the GDR // DE.
Jones E. W. 1947. Comments in «Nature». 160. № 4066. October. London.
Kuechler J. 1859. Das Klima von Texas // Texas Staats-Zeitung. August 6.
San Antonio.
Kuniholm P. J. 1987. Demirchuyuk. Die ergebnisse der ausgrabungen. 1975—
1978 // Naturwissenschaftlichc Untersuchungen.
Kuniholm P. J. 1991. A 1503-year Chronology for Bronze and Iron ages: 1990—
1991 progress report of the Aegean dendrochronological project // Arkeometri
sonuclari toplantisi. VII. 27—31 mayis. Canakkale.
Kuniholm P. J., Striker C. L. 1987. The Tie-beam System in Nave Arcade of
St. Eirene: Structure and Dendrochronology // Deutches Archaeol.Inst.Abteilung
Istanbul Sond. aus Istanbuler Mitt. Beifert. № 18.
Kuniholm P. J., TarterS. L.. Newton M. W., Griggs С. B. 1992. Preliminary
report on dendrochronological investigation at Porsuk/Ulukisla, Turkey, 1987—
1989 // Siria. t. LX1X. Paris.
Kunstrchronic Monatschrift fur Kunstwissenschaft Museum wesen und Denk-
malpflege. Bd. 21. H. 6. Munchen, 1968.
Leggel P., Huges M. K., Ilibbert F. A. 1978. A Modern oak chronology from
North Wales and its interpretation // DE.
Liese W. 1978. B.Yuber: the Pioneer of European Dendrochronology // DE.
Liphschilz N. 1986. Overview of the dendrochronological and dendroarchaeo-
logical research in Israel // Dendrochronologia. 4. Verona.
McGinnies W. C. 1963. Dendrochronology // Journal of Forestry. V. 61. № 1-a.
McGrail S. 1978. Daning ancient wooden boats // DE.
Mitsutani T., Tanaka M. 1990. Dendrochronology in Japan and its application
to Buddhist status made of hinoki trees // The Tree-Rings and Enviroment.
3—9 September. Istad. South Sweden (in press).
Molsky B. 1965. Preliminary dendrochronological investigation in archaeological
stand on «Vegitable Market» in Szczecin (Poland) // Archeologia Polonia. V. 8.
Morgan R., Schofield J. 1978. Tree-ring and the archaeology of the Themes
water front in the city of London // DE.
Muller-Stoll M. 1952. Vergleichende Untersuchungen uber die Alschongigkeit de
Jahrringfolge von Holzart, Standort und Klima. Stuttgart.
PilchnerJ. R.. Baillie M. G.. Schmidt B.. Becker B. 1984. 7272-year tree-ring
Chronology for estem Europe // Nalura. V. 32. № 5990.
Pokorny A. 1869. Fine Methode uni der meleorologischen Coeffizienten des jahr-
lichen Holzzuwachses der Dicotyledonenstamine zu ermitteln // Bol. Ztg. 3. 44.
Polge II. 1978. The Contribution of Wood Density to Dendrochronology and
Dendroclimatology // DE.
Richter К., Eckstein D. 1986. Estudio dendrochronologico e Espana // Dendro-
chronologia. № 4. Verona.
Sampson A. W. 1940. The dcndrocluonology enigma // Journal of Forestry.
XII. 38. Ab 12.
Schove D. 1954. Summer temperatures and tree-rings in North Scandinavia
Л. D. 1461 —1950 // Geogr.Annalcr. В. XXXVI. ЛЬ 1—2. Stockholm.
Schove I). 1955. Drought of the dark ages and Iree-rings (a. d. 714835) //
Weather. V. X. Ab 11. London.
Schove D. 1959. Cross-daying of anglo-saxon limbers al Id Windsor and
Southampton // Medieval Archaeology. V. 111. London.
Schove D., LowterA. 1964. Medival dendrochronology in the L’SSR // Medieval
Archaeology. V. 1. London.
Schulman E. 1956. Dendrocliniatic changes in Scmiarid America. Tucson.
Schveingruber F. IE, Rotlisberger F. 1978. Long Chronologies by X-ray Densi-
tometry for Subalpine Confiers and their Value for indicating Holocene Tempera-
ture // DE.
Sergeyeva N. F., Chernych N. B., Shurgin I. N. 1984. Some results of the
dendrochronological study of ancient Russia icon and monuments of wooden archi-
tecture // VII Международная конференция комитета консервации ИКОМ в
Копенгагене 9—15 сентября 1984 г.
Serre-Buchet F. 1986. Une chronologic maitresse du sapin (Abies alba) du Mont
Venloux // Dendrochronologia. Ab 4. Verona.
Siebenlist-Kerner V., Schove D.. Fletcher J. 1978. The Bai n at Great Coxvcll,
Berkschire // DE.
Slastad T. 1957. Frringdersokelser i Gudbrandsdalen (Tree-analysis in Gud-
brandsdalen) // Meddelescr fra Det. Norske Skogforoksvensen. Ab 48. Oslo.
Stokes M. .4., Smiley S. 1968. An introduction to tree-ring dating. L'niv. Chicago
Press. Chicago.
Tapper M.. Fletcher J.. Walker F. 1978. Abnormal small early vessels in oak as
chronological indicators: their realation to arrested heartwood formation (included
sapwood) after cold winters // DE.
Tesser L. 1986. Chronologie de melezes des Alpes et Petit age Glaciaire //
Dendrochronologia. Ab 4. Verona.
Zetterberg P. 1988. Dendrochronological dating of the timber of the medieval
stone church of Lempaala in Salakunta. Southern Finland // Fcnnoscandia archaeo-
logia. Helsinki.
Zetterberg P. 1988-a. Dendrochronology and archaeology dating of wooden causway
in Renko. Southern Finland // Ibid.
Zetterberg P. 1992. Dendrocronological dating in Finland // PACT. Ab 36.
Список сокращений
АО	— Археологические открытия
АСГЭ — Археологический сборник Гос. Эрмитажа. Ленинград
КСИА — Краткие сообщения Института археологии АН СССР
МИА — Материалы и исследования по археологии СССР.
Москва, Ленинград
НПЛ	—	Новгородская Первая летопись
ПВЛ	—	Повесть Временных лет
ПСРЛ	—	Полное собрание русских летописей
РА	—	Российская археология
СА	—	Советская археология
ТСХА	—	Труды Сельскохозяйственной академии
им. К.А. Тимирязева
DE — Dendrochronology in Europe // British Archaeological
Reports. International series. № 51. London, 1978
TRB — Tree-Ring Bullitin.