LOUIS-FERDINAND CELINE
THEATRE
Pieces
Scenarios
Arguments de ballets
Gallimard

ЛУИ-ФЕРДИНАНД СЕЛИН
ГРОМЫ И МОЛНИИ
Пьесы
Сценарии
Балетные либретто
Общество друзей Л.-Ф. Селина
KOLONNA Publications
Митин журнал

ББК84.7Фр
Луи-Фердинанд Селин. Громы и молнии: пьесы, сценарии, балетные
либретто// Перевод с французского, составление, предисловие
Маруси Климовой - СПб: Общество друзей Л.-Ф. Селина;
СПб: «Митин журнал»; Тверь: KOLONNA Publications; 2005
Луи-Фердинанд Селин (1894-1961) - классик литературы XX века,
писатель с трагической судьбой, имеющий устойчивую репутацию
человеконенавистника, анархиста, циника и крайнего индивидуалиста.
Автор скандально знаменитых романов «Путешествие на край ночи»
(1932), «Смерть в кредит» (1936), «Из замка в замок» (1957),
«Север» (I960) и др.
В сборник вошли никогда ранее не переводившиеся на русский язык
драматические произведения Л.-Ф.Селина: пьесы «Церковь» (1933),
«Прогресс» (1927), а также сценарии и балетные либретто.
Издание осуществлено в рамках программы «Пушкин» при поддержке
Министерства Иностранных Дел Франции и посольства Франции в
России.
Ouvrage realise dans le cadre du programme d'aide a la publication
«Pouchkine» avec le soutien du Ministere des Affaires Etrangeres francais et de
l'Ambassade de France en Russie
Редактор: Дмитрий Волчек
Дизайн обложки: Виктория Горбунова
Верстка: Елена Антонова
Руководитель издания: Дмитрий Боченков
ISBN 5-98144-058-9 © Eglise, Editions Gallimard, 1952
© Progres, Editions Gkllimard, 1988
© Scenarios et arguments de ballets, Editions Gallimard, 1988
© Маруся Климова, 2005
© Общество друзей Л.-Ф. Селина, 2005
© Митин журнал, 2005
© Kolonna"Publications, 2005

ЛУИ-ФЕРДИНАНД СЕЛИН
ГРОМЫ И МОЛНИИ
Пьесы
Сценарии
Балетные либретто
Перевод с французского Маруси Климовой
СЕРИЯ
Creme de la Creme
ЯВЛЯЕТСЯ
СОВМЕСТНЫМ ПРОЕКТОМ ИЗДАТЕЛЬСТВ
Kolonna Publications и Митин Журнал

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
В историю мировой литературы Луи-Фердинанд Селин (1894-
1961) вошел, прежде всего, как великий романист и радикальный
реформатор современного литературного языка. А между тем,
он был автором двух пьес, нескольких балетных либретто и
сценариев фильмов. К сожалению, ни один из его театральных и
кинематографических опытов до сих так и не нашел своего
полноценного воплощения на сцене или же экране. Поэтому,
вероятно, эта часть творчества Селина до сих пор остается наименее
известной широкой публике. Разве что пьеса «Церковь» более-
менее у всех на слуху и то, главным образом, благодаря Жану-Полю
Сартру, который взял фразу из нее в качестве эпиграфа к своему
роману «Тошнота»: «этот юноша не имеет никакой коллективной
значимости, это просто индивид». Впоследствии эта фраза стала
чуть ли не девизом всего французского экзистенциализма.
Тем не менее, именно с театра Селин начинает свою
писательскую карьеру, и потом всю свою жизнь периодически пытается
вернуться к этому жанру, который его всегда привлекал. Свою
первую пьесу «Церковь» он закончил еще в 1927 году, но сумел
опубликовать ее лишь в 1933-м? после оглушительного успеха
романа «Путешествие на край ночи» (1932). В сентябре 1927 года
он создает вторую, «Прогресс», которая была впервые
опубликована лишь в 1978 году, то есть почти через двадцать лет после
смерти автора. Целиком «Церковь» была поставлена только
Шарлем Жерве на сцене лионского театра Селестен, где 2 декабря
1936 года состоялся единственный спектакль. В 1967 году в Риме
была осуществлена постановка заключительного акта этой же
пьесы. И наконец, в 1973 году последний акт «Церкви» был
представлен парижской публике Франсуа Жоксом.
В 1935 году Селину, вместе с девятью другими лауреатами
премии Ренодо, заказывают новую пьесу, и, в результате, он сочиняет
свой первый сценарий «Тайны острова». Сценарий
мультфильма «Скандал в пучине океана» Селин пишет в 1944 году
(опубликован в 1950). И наконец, находясь в ссылке в Дании, он
сочиняет сценарии «Громы и молнии» (опубликован в 1948 году) и
7

«Арлетти, девушка из Дофине», который появился в печати лишь
в 1983 году
Всем известно кажущееся несколько парадоксальным для
писателя, имеющего репутацию крайнего индивидуалиста и
циника, увлечение Селина балетом, которое наложило неизгладимый
отпечаток как на все его творчество, так и жизнь. Даже в своем
скандально знаменитом памфлете «Безделицы для погрома»
(1938), где он, в частности, описывает свои впечатления от
посещения Ленинграда в 1936 году, именно Кировскому театру и его
балетной труппе Селин посвящает несколько вдохновенных
страниц. В этот же памфлет он вставляет целых три либретто,
предположительно написанные между 1935 и 1937: «Рождение феи»,
«Повеса Поль. Отважная Виржиния» и «Ван Багаден». Эти
либретто он предлагал директорам многих театров, включая
Кировский, но они так и не были поставлены. Кроме того, Селин
показывал либретто своих балетов в 30-е годы Сержу Лифарю и Борису
Князеву. Немного позже Селин встретился со Стравинским, с
которым состоял в переписке. Однако никаких практических
последствий все эти разговоры и встречи не имели. Стоит,
наверное, также сказать, что в начале 90-х в Петербурге
российским Обществом Друзей Л.-Ф. Селина совместно с Сергеем Куре-
хиным была предпринята попытка реализовать балет Селина
«Рождение феи», однако ранняя смерть композитора помешала
осуществлению этого плана.
Еще одним последствием любви Селина к балету можно
считать и то, что практически все женщины, которыми в течение
жизни он увлекался, так или иначе были связаны с миром танца.
Наиболее известны из них: американская танцовщица Элизабет
Крейг и Люсетт Альманзор, балерина парижской Оперы,
ставшая впоследствии женой Селина.
Черты Элизабет Крейг без труда угадываются в образе Веры
Стерн из «Церкви». Селин познакомился с Элизабет Крейг
примерно в конце 1926 - начале 192^года в Швейцарии, где молодая
американская танцовщица отдыхала со своими родителями.
Некоторое время Элизабет Крейг жила вместе с Селином в Клиши,
где он работал врачом и писал свой первый роман «Путешествие

на край ночи», который также посвятил ей. Элизабет брала
уроки танца у бывшей звезды московского балета Егоровой. Вместе
с Селином они ходили в театры, ездили в Нормандию и на Пире-
пси. Однако постепенно Элизабет Крейг устала от
неустроенности богемной жизни. В 1933 году она вернулась в Америку и
вышла там замуж за состоятельного бизнесмена Бенджамена Тенкеля.
11екоторые биографы Селина связывают последующий
антисемитизм писателя именно с этим фактом. Как тут не вспомнить
Достоевского и Аполлинарию Суслову, роман которой с
французским авантюристом, по мнению многих критиков, навсегда
вселил в русского писателя нелюбовь к представителям других
наций. Во всяком случае, даже через много лет после разрыва с
Элизабет Селин писал о ней: «Это был призрак - но этому
призраку я многим обязан. Эта женщина была настоящим гением.
Вез нее я был бы ничем». И чуть позже, уже описывая свою жену,
Люсетт Альманзор, он снова вспоминает о гениальности
Элизабет: «моя жена очень забавна и у нее множество достоинств.
Гениальна именно она, а не я - точно также, как и Элизабет Крейг».
На протяжении всей своей жизни Селин не устает повторять,
что испытывает глубочайшее недоверие к словам. Именно в
«недоверии к словам», видимо, и следует искать разгадку этой до
конца не разделенной любви писателя к таким пластическим видам
искусства, как театр и балет. Не случайно и свой самый
последний роман, опубликованный уже после его смерти,
Луи-Фердинанд Селин посвящает животным и дает ему название
старинного французского танца: «Ригодон».
Марусл Климова

ПЬЕСЫ

ЦЕРКОВЬ
Пьеса в пяти действиях
Действующие лица:
Доктор Бардамю
Доктор 1ейдж
Тандерно
Медицинский инспектор Клапо
Пистиль
Военный врач четвертой категории Ларжюне с супругой
Мамаду, негр-слуга
Бонассо, негр-переводчик
Негритенок четырех лет
Вера Стерн
Элизабет 1ейдж
Флора Бонжур
Доктор Дарлинг
Машинистка
Танцоры и рабочие сцены
Гологоло, негритенок
Юденцвек
Господин Мозаик
Господин Моисей
Полковник Краваш
Военный (похожий на Бонапарта)
Президент ван ден Прик
Представитель Чуко-мако-бромо-кровенской республики
Несколько необычных военных
Профессор Вантрнор
Скандинав-идеалист
Саксонский делегат
Несколько членов правительства
Два конторских мальчика
Мисс Брум
Машинистки (и просто голоса за кулисами)
13

Рисоле
Двое полицейских
Жанин
Две девочки
Жена Бодребю
Антуан
Доктор Мермилле
Музейный сторож
Статисты
14

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Действующие лица
Доктор Бардамю
Доктор Гейдж
Тандерно
Медицинский инспектор Клало
Пистиль
Военный врач четвертой категории Ларжюне и его супруга
Мамаду, негр-слуга
Бонассо, негр-переводчик
Негритенок четырех лет
Действие разворачивается в одном из африканских поселений;
на сцене - интерьер просторной хижины, правый угол которой
отделен от основной комнаты перегородкой. В этом углу суетится
негр, который приводит в движение «панка», что-то вроде
большого вентилятора, занимающего практически весь потолок
в главной комнате и вращающегося в течение всего акта. В
комнате за маленьким походным столиком слева на сцене сидит
доктор Бардамю, француз 35 лет, командированный в Брагаманс
эпидемиологической комиссией Лиги Наций. В комнате три
спальных места, три кровати Пико, представляющие собой
небольшие походные койки, закрытые сеткой от комаров:
кровать доктора Бардамю, кровать доктора Гейджа,
американского эпидемиолога, направленного в Брагаманс
Фондом Барелла, и третья кровать Тандерно, главы
администрации Брагаманса. Когда занавес поднимается,
Тандерно лежит: он спит. Доктор Гейдж не шевелится, как будто
бы тоже спит, хотя, на самом деле, он мертв: это заметят только
в конце акта. Доктор Бардамю склонился над микроскопом.
Вокруг хижины, заросшей пышной растительностью, постоянно
снуют негры. Утро. Вдали раздаются звуки тамтама,
периодически заглушаемые пронзительными криками птиц и
собачьим воем. Вся сцена залита зеленоватым дневным светом,
просачивающимся сквозь листву деревьев.
Тандерно встает с постели, отодвигает сетку и обращается к
доктору Бардамю.
15

Тандерно: Ну вы даете, уже работаете? И что вы там
обнаружили?
Бардамю: Это вы даете, уже проснулись! И как спалось?
Тандерно: Ах! Какое там! Почти не спал. А вы?
Бардамю: Неплохо, неплохо...
Тандерно: Вы изучаете анализ его крови?.. И каковы
результаты? (Смотрит на кровать Гейджа.) А он что, все еще спит? Вчера
вечером он выглядел неважно... Он ведь прибыл сюда на этой
старой посудине, «Губернаторе Пико», всего за два дня до вас.
Такие типы всегда тащат с собой кучу барахла! Тут уж ничего не
попишешь! Без комфорта они не могут! С ним было ящиков сто
пятьдесят, не меньше!
Бардамю: Сколько дней он уже здесь?
Тандерно: Считайте сами! Он приехал за два дня до вас, и
почти сразу его начало лихорадить. По-моему, он подцепил это в
английских колониях. Он же из английских колоний сюда
притащился. И что, по-вашему, это может быть?
Бардамю: Э!.. Я не знаю... А ваш военный врач?
Тандерно: О! Этот умер в джунглях три дня назад, за два дня
до приезда американца. Все произошло так стремительно.
Бардамю: Ну-ну...
Тандерно: Он все кашлял, а потом отбросил коньки - мне об
этом мой заместитель Пистиль рассказал, который обо всем мне
докладывает... Он начал задыхаться и после весь почернел, но
длилось все недолго.
Бардамю: И сколько дней?
Тандерно: Ну, дня четыре - не больше. Как только Пистиль
приехал и все мне рассказал, я сразу же телеграфировал
управляющему в Клапути. Я уже и ответ получил... он направил сюда для
расследования медицинского инспектора Клало, который
прибудет сюда с другим военным врачом, чтобы тот заменил прежнего.
Бардамю: А как звали того, что умер?
Тандерно: Варенн.
Бардамю: И много с ним было в джунглях слуг-туземцев?
Тандерно: О! Еще бы.
Бардамю: И те не заболели?
16

Тандерно: Вы знаете, Пистиль уверяет меня, что пытался их
сюда привезти, правда этот Пистиль может еще и не такого
наплести, хотя мне бы, конечно, и хотелось верить его словам.
Негры, насколько я их знаю, как только врач заболел, наверняка
сразу побежали к себе в деревню, только их и видели!
Бардамю: Зачем?
Тандерно: Чтобы сделать себе амулеты... и затем повесить
эту херню на себя. Помощники Пистиля расспрашивали всех в
деревне, даже самого колдуна, где они, но все впустую. Так что
сейчас неизвестно: умерли эти туземцы, больны или живы. Мы
это узнаем не раньше, чем через несколько недель... Но ведь
тогда уже будет поздно, не так ли?.. Попробуйте там вообще
что-нибудь найти! (Показывает на деревья.) Чего вы хотите, у меня же
никого нет, кроме Пистиля, а толку от этого Пистиля...
Бардамю: Сколько лет было врачу?
Тандерно: Двадцать три года; он окончил школу в Бордо; и,
судя по всему, туземцам он нравился... такой уравновешенный,
серьезный, много не болтал. А Пистиль? Кстати, где этот
Пистиль? Эй, Пистиль?..
Входит Пистиль: он медленно поднимается по ступенькам в
глубине сцены, затем останавливается и опирается о косяк.
Тандерно (продолжает): Он занимался дорогой, хотя следить
за дорожными работами входило, скорее, в обязанности
Пистиля. А между тем, этот врач делал еще прививки местному
населению. Пистиль, а с вами он много говорил, этот доктор? Эй,
Пистиль! Мсье Пистиль! (Пистиль не отвечает, он продолжает стоять,
погрузившись в собственные мысли.) Господин мой заместитель,
чиновник седьмого класса, мсье Пистиль, мне кажется, вы пьяны... уже!
Пистиль: Мне просто жарко!.. А что будет к полудню! Сейчас
ведь всего шесть часов тридцать две минуты!
Тандерно: Мсье Пистиль, повторяю, вы пьяны.
Пистиль: Ошибаетесь, мсье глава администрации... пока еще
нет.
Тандерно: А как там твоя дорога, продвигается, а? Когда ты
собираешься вернуться к своим бенгара?
17

Пистиль: Уважаемый глава администрации, в настоящий
момент могу сообщить вам по поводу дороги следующее: мне на нее
глубоко плевать! Если мы все здесь сдохнем - а похоже, что так
оно и будет - вряд ли нам потребуется еще одна дорога. Могу
пояснить, что нам всем сейчас нужно: питье! Чего хочет Пистиль?
Он хочет мороженого, и он его получит, как только эта долбаная
лоханка нашей администрации «Губернатор Пико» приплывет к
нам с господином генеральным инспектором на борту, ибо
можете быть уверены, дамы и господа, уважающий себя генеральный
инспектор никогда не отправится без мороженого на два градуса
за экватор. Поэтому я говорю вам: я вернусь к бенгара только
после того, как полакомлюсь мороженым, причем самым лучшим,
ведь я уже три месяца его не ел, боже мой!
Тандерно: Так значит ты останешься здесь, на этом пункте, и
будешь мозолить мне глаза! Опять! Чтобы делать из меня
посмешище! Мсье Пистиль, вы мерзавец! Вы представляете собой
плачевный пример вырождения европейцев! Ваше присутствие в
колониях деморализует туземцев! Коммерсанты жалуются, а
старейшины племени мамалутасса сами позавчера явились ко мне,
чтобы сказать, что вы вызываете у них отвращение!
Пистиль: Комендант, я вам щас все объясню: этим мамалутасса
плевать на цивилизацию, и им наверняка просто хочется, чтобы
их оставили в покое и не заставляли делать дорогу, как, впрочем, и
мне тоже, однако они понятия не имеют, что такое мороженое.
Но когда они это узнают!., то никогда уже не уйдут с берегов Брага-
манса и целый год будут ждать прибытия «Губернатора Пико» с
холодильником на борту! Боже мой, как мне хочется пить!
Тандерно: Ага! Пистиль, я терплю вас уже почти двадцать лет,
но вы становитесь совсем невыносимы... Доктор, этот чиновник
на протяжении вот уже двадцати лет своим безобразным
поведением не заслужил ничего кроме административных взысканий.
Если бы я сам напрямую постояннр не контролировал этот
регион, где туземцы и без того демонстрируют пагубные наклонности,
его чудовищные выходки могли бы стать причиной уже
нескольких революций. Я управляю тут уже двенадцать лет, и он
единственный, кого мне выделили в помощники, чтобы поддерживать
18

порядок на территории, по размеру почти такой же, как семь
французских департаментов. В результате я вынужден вкалывать
с ним за двоих, а точнее, даже за троих!
Пистиль: Да уж, ничего не скажешь, территория обширная,
а мороженого нет!
Тандерно: Мой дорогой доктор, каждый раз, отправляясь в
отпуск, я пытаюсь убедить постоянно сменяющих друг друга
генеральных инспекторов в пагубности присутствия господина Пи-
стиля в Брагамансе. Я умоляю каждого нового управляющего
освободить меня от этой обузы, от этого бессмысленного вздорного
существа! Но Пистиля в Правительстве уже знают!
Пистиль: Правильно говоришь, и не просто знают! Меня там
уже двадцать лет как знают!
Тандерно: А поскольку вверенный мне регион является
самым удаленным от Правительства, господин Пистиль здесь и
остается. Боюсь, он останется здесь навсегда. Я уже сообщил вам,
мсье Пистиль, что буквально вчера принимал у себя вождей ма-
малутасса. И знаете, что они мне сказали, мсье Пистиль?
Пистиль: Что они не желают строить дорогу?
Тандерно: Нет, мсье, они поставили меня в известность
относительно ваших злоупотреблений. Вы позволили - и не
отрицайте - пехотинцам грабить хижины в их деревне! Тем самым
пехотинцам, которых Франция предоставила вам для охраны и
поддержания вашего престижа.
Пистиль: Спасибо!
Тандерно: А точнее, вы приказали этим пехотинцам
обыскать хижины и разграбить, как я уже сказал, все запасы
пальмового вина, после чего вы не просыхали целых три дня! Вы были
пьяны до такой степени, мсье - и все свидетели в один голос это
подтверждают - что вполне могли провалиться в какое-нибудь
болото! Тогда бы вам уже никакое мороженое не понадобилось!
Пистиль (с издевкой): И кто ж тогда тащил на себе этого
докторишку, вы что ль? И кто его похоронил? И как бы я, будучи
пьяным, смог обнаружить его в хижине, когда все туземцы и ваши
выделенные мне в помощь солдаты уже оттуда свалили! Все до
одного! Доблестные воины, которых в наше распоряжение
19

предоставила Франция! А кто парился на солнце аж двести
двадцать два километра в течение трех дней в джунглях: опять-таки
вы? Или же Пистоль? Разве все это не стоит небольшого аванса и
мороженого? Эй, доктор, будьте свидетелем... Мои права
нарушаются!.. И уже не в первый раз!
Бардамю: А! Нуда, конечно, похоже на то!
Тандерно: В конце концов, избавьте меня от своего
присутствия, Пистиль, убирайтесь, прошу вас, возвращайтесь к бенга-
ра! Или вы ждете, чтобы я вам приказал, мсье Пистиль?
Пистиль: Ладно, наплевать, я просто возьму и притворюсь
больным, слышите меня! И тогда мне нужны будут лед и
мороженое... Если у меня начнутся приступы, то мне необходимо будет
прикладывать лед ко лбу и другим местам, везде, не так ли,
доктор? Везде, я вам говорю!
Тандерно: Ах! Боже мой, боже мой! И почему именно я
должен постоянно скрывать этот позор французской
администрации, и я стараюсь, уверяю вас, доктор, изо всех своих сил, но все
же этого бывает недостаточно! Конечно, в Брагаманс не часто
приезжают, и белые здесь редкость, но лучше бы сюда совсем
никто не ездил, ибо сам факт присутствия господина Пистиля
способен скомпрометировать любую административную власть.
Благодаря ему наши колонизаторские усилия, двадцать лет
героических усилий, боюсь, пошли насмарку.
Пистиль: А я боюсь, что вы уже и крокодилов разбудили!
(Хлопает себя по плечам и по ляжкам) Эти чертовы комары никогда не
успокоятся; и зачем мы только тратим время и слушаем его! Мой
дорогой доктор! Панка, боже мой! Бой! Скотина! Панка! А
вообще неплохо он говорит, да?
Бардамю: Он говорит слишком громко!
Тандерно: Вы опасаетесь, что я его разбужу... (Показывает па
кровать Гейджа.) Но он спит уже целых десять часов!
Бардамю: Пусть спит! Ему это пойдет на пользу!
Пистиль (обращаясь к Тандерно): О, я начинаю понимать, к чему
вы клоните... Вы просто завидуете, что я уже отметился, что
лечил, а потом похоронил того военного врача... Вы боитесь, что
главный врач Клало меня за это наградит, да еще и деньжат
отвалит! Все элементарно! Достаточно чуточку поразмыслить!..
20

Тандерно, удивленный, протестует.
Пистиль: Да, да!.. Не возражайте... Все мы люди!..
Тандерно: Нет, вы только его послушайте!
Пистиль: Ну ладно, предположим, что я от вас уеду... Тогда
вы останетесь совсем один!.. Один в Брагамансе, который, как
вы говорите, размером с семь французских департаментов...
Потому что я не считаю за белых двух армян, торгующих здесь
поддельными тканями... Тогда вы сами будете по свежачку объезжать
на «пото-пото» все эти замечательные дороги, где по уши
проваливаешься в крокодилье дерьмо... Еще я могу предложить вам
прогуляться по Брагамансу в сумерках в лодке: когда еще
довольно-таки тепло, но не больше 33-х градусов в тени - тоже неплохо!
Слушайте, когда я выйду на пенсию, хотя я еще окончательно не
решил: может, я так и останусь в этом славном уголке и не поеду в
Буа-Коломб... Недалеко от устья здесь есть рощица, где полно
комариков, совершенно безобидных, таких
малюсеньких-малюсеньких, что они спокойно проникают сквозь москитные сетки...
Безо всяких помех!.. Просто чтобы порезвиться внутри. Не
правда ли, тоже очень милое развлечение?
Бардамю: А он и не собирается уходить!
Пистиль: Нет, я все же хочу воспользоваться случаем!.. Я же
вижу как вы выпендриваетесь, пытаетесь от меня избавиться, а я
все молчу, ничего не говорю, а потом, целых шесть месяцев мне
не с кем будет и словом перемолвиться... Меня вообще эта дорога
вот как достала... Понимаете! Достала! Эти дороги нужны
только для того, чтобы писать о них в рапортах... Когда сообщаешь,
что проложил в прошлом году тридцать три километра дороги в
Брагамансе, на этом можно неплохо заработать!.. А пока Пистиль
пусть себе парится! Кто пьет теплую воду и на кого валятся все
шишки? На Пистиля! Когда я приезжаю в резиденцию, то это не
для того, чтобы молчать, а чтобы поговорить, боже мой! И
поскольку вы все время здесь, вот уже двенадцать лет, и поскольку
мне нужно с кем-то поговорить, вот я и говорю с вами! Тем хуже
для вас! Но вам на это плевать: ведь здесь все же время от
времени бывают люди... А я у мамалутасса вообще никого не вижу!..
21

Бардамю: А! Нужно отдать ему должное, нужно отдать ему
должное...
Тандерно: Ну ладно, ладно, не пытайтесь разжалобить
доктора! Действительно, я согласен, некоторые из этих господ
настолько любезны, что соглашаются воспользоваться нашим
гостеприимством, заехав в резиденцию...
Пистиль: Резиденция! (Делает широкий жест рукой.) Да ладно,
лучше помолчи, ведь ты такой же, как я, тебе на все плевать, лишь
бы они приехали, потрепались с тобой и привезли мороженого,
и чтобы они были белыми...
Собачий вой слышится все сильнее.
Бардамю: Что это там за шум?
Пистиль (прислушивается): Нет, это не гиена: должно быть
какая-то собака. Муссо! Похоже, сука! Эй! Муссо, что там такое?
Входит Муссо, слуга-негр.
Муссо: Чего изволите, масса? Это? Что за шум? Отчего? Это
собака.
Пистиль: Так! А не гиена, нет?
Муссо: Собака, которую видел Гологоло.
Бардамю: И что значит этот вой?
Пистиль: О! Скоро увидим!
Тандерно (похоже, о чем-то догадывается, с беспокойством
смотрит на Пистиля): Где ты похоронил того врача?
Пистиль: Ох! В дне ходьбы отсюда... не думаю, что это из-за
него. Я вам сейчас все расскажу. В общем, когда я вез этого доктора,
я ехал по 32-й дороге, вы ж ее знаете. Та, что ведет к португальцам,
ее прокладывали еще до сезона дождей, ну так вот, 32-й дороги
больше нет. Эта дорога вся заросла. Зато теперь там прекрасный сад...
Меня заставляют делать дороги, а по ним никогда никто не ездит,
здесь никого нет...! И даже если бы там воткнули спички, они бы
проросли, мсье, они бы тоже проросли! Попробуйте! Я знаю, что
говорю, да! Даже если бы на этой дороге, где-нибудь с краю,
оставили самый настоящий автомобиль! Тогда на шинах выросли бы
22

листики, которые превратились бы в каучуковые деревья, вот так!
Здесь все растет, это вам не Буа-Коломб! (Напевает): «Хочу
увидеть мою Нормандию!»... Ну так вот, 32-й дороги больше нет, а я
весь чешусь, и у меня выскочили прыщи - это все из-за теплой
воды... Говорю вам, 32-й дороги больше нет, вот так. По правде
говоря, если принять во внимание то, как мы их делаем, и то, что
мы вообще их делаем... так что все это чистая правда...
Тандерно: Не сомневаюсь, мсье Пистиль, что вы и компас
держите шиворот-навыворот, и дороги делаете также шиворот-
навыворот.
Пистиль: Ну да, по крайней мере, это вносит хоть какое-то
разнообразие в местный пейзаж... Компасов у меня до фига, а
вот инструментов нету: похоже, это слишком дорого, даже
булыжников и тех нет, они тоже стоят слишком дорого... Здесь всюду
сплошной чернозем, настоящие сельскохозяйственные угодья!
Вы же прекрасно знаете, что мне не хватает инструментов!..
Слушайте, сейчас я вам их продемонстрирую, все эти инструменты
для сооружения путей сообщения: они свалены там, на балконе
нашего славного начальничка!
Тандерно (останавливает его): Пистиль, вы полны злобы и
желчи, как все алкоголики ц неудачники... Вы постоянно ищете
предлоги, чтобы не выполнять поручения и уклоняться от
своего долга...
Пистиль: Ну да, конечно, я выполняю свой долг при помощи
тесака и двух веников! Кстати, справедливости ради нужно
сказать, что и тесак мне одолжили мамалутасса... Я срезаю в джунг-
лях деревья, но на это уходит слишком много времени, потому
что некоторые из них толщиной с эту хижину... Я стараюсь
задействовать на работе всю деревню, однако это не так просто...
Приходится ласково упрашивать их при помощи пехотинцев,
которых доверила мне Франция... а с одним или двумя деревьями
возиться аж целый месяц... Ну а потом мы подметаем джунгли, и
получается отличная дорога, если, конечно, там снова не
вырастает дерево. Вот уже двадцать лет как я этим занимаюсь, я
настоящий первопроходец, доктор! первопроходец! Я имею праио тлк
себя называть, и горжусь этим!
23

Тандерно: Ах, доктор! Если бы у нас все чиновники были
такими, что бы стало со всеми нашими славными колониями?
Пистиль: Ну ладно, валяйте, рассказывайте ему, как я вам
отвратителен... а я пока схожу гляну, как там ползают по болоту у
реки крокодилы, сейчас как раз отлив...
Тандерно: Хорошо, Пистиль, раз уж вы здесь, позовите
одного из ваших солдат, поставьте его в устье реки, и как только он
заметит вдали «Губернатора Пико», пусть тотчас бежит и
докладывает нам... Чтобы мы успели подготовиться... И еще скажите слугам,
чтобы они приготовили хижину для генерального инспектора.
Пистиль: Опять я!
Бардамю: И когда он должен прибыть?
Тандерно: Ах! Думаю, они войдут в бухту после прилива,
около пяти часов.
Бардамю: Ладно, время у нас еще есть.
Тандерно: Вы, наверное, думаете, какое мы вместе с Писти-
лем представляем собой жалкое зрелище?
Бардамю: О! Да, черт побери! Но ведь и он тоже не очень
счастлив.
Тандерно: Он, как я, мой дорогой доктор, ему доверено
охранять ту часть Африки, над которой гордо реет наш флаг.
Бардамю: Ну, знаете, не этот, так другой!
Тандерно: О! Так вы анархист, ну и ну, хорошенькое же у меня
окружение!
Бардамю: Уверяю вас, мсье Тандерно, я такой же анархист,
как все; теоретически вы правы, но чтобы быть
последовательным анархистом, нужно никогда не испытывать голода...
Настоящие анархисты - люди богатые, знаете ли. А если хочешь жрать,
нужно уметь вертеться - анархист ты или нет, без разницы
(продолжает смотреть в микроскоп). Странно, но я действительно
ничего не вижу!
Тандерно: Они большие?
Бардамю: Они шевелятся, то есть должны бы шевелиться,
но не шевелятся... Нет! не шевелятся!
Тандерно (спустя некоторое время): Но все это ровно ничего не
значит. Вам повезло, ведь вы же сделали неплохую карьеру, не
24

так ли? Наверняка, в Женеве у вас от женщин отбою не было... И
потом, вам ведь платят в швейцарских франках, к тому же вы не
женаты, думаю, вы неплохо там покутили, в Лиге Наций!
Бардамю: О! О!
Тандерно: Но хоть что-то наверняка было!
Бардамю: Ах! Ах!
Тандерно: Ну давайте, расскажите-ка мне! Пистильушел...
Полячки, китаянки, румынки, американочки и там еще какие-нибудь...
Бардамю: Ах! Да уж, всякие! Всякие!
Тандерно: О! Что за черт! Как она называется, на самом деле...
мне нужно это знать... Я не успел посмотреть бумаги...
Комиссия, которая послала вас сюда: международная комиссия по
заразным заболеваниям, да?
Бардамю: Нуда... да.
Тандерно: Ну хорошо, будем считать, что у вас нет ко мне
никаких претензий... Забавно, когда мне сообщили, что вы сюда
приезжаете, я подумал, что у вас длинная борода и пенсне, а вы
скорее похожи на вечного студента, и к тому же, анархист.
Бардамю: Ах! Вообще-то вряд ли, скорее нет!
Тандерно: Нет, нет, вы анархист, большевик,
интернационалист, хотя все это - одно и то же.
Бардамю: Ну! Если для вас это так важно, пожалуйста, но
лично мне на это плевать.
Тандерно: Слушайте, вы должны найти общий язык с
Пистолем.
Бардамю: Э-э-э! Не думаю.
Тандерно: Впрочем, вот и он. Так вы поставили на пост
солдата? Как вы все-таки непродуктивны!
Бардамю: Ага! Вот замечательное словцо! Чрезвычайно
важное слово! Слово, которое должно вызывать трепет! Мсье
Пистоль, знайте, что с самого...
Тандерно: Если вы будете так орать, вы его разбудите.
Бардамю: Не беспокойтесь. Знайте, Пистоль, что с самого
сотворения мира, в основе всех его моральных ценностей лежит
продуктивность. Удовольствия непродуктивны, следовательно
удовольствия аморальны, и именно поэтому любое удовольствие
25

является безнравственным. А вот заниматься скучным
неблагодарным трудом - это продуктивно, следовательно, скука - это
высоконравственно. Протестанты приспособились к этой скуке
лучше других, именно поэтому они высоконравственны,
продуктивны и управляют миром.
Тандерно: Вы можете дурно повлиять на Пистиля, если
такое, конечно, вообще возможно.
Пистиль: А я вот, комендант, наоборот, люблю внимать
истине; мой разум, пребывая в одиночестве, к которому вы меня
приговорили, хиреет; подобные же необыкновенные слова
вдохновляют меня на новые свершения. Я чувствую, что в этом году смогу
проложить еще три раза по пятьсот километров дороги, но, само
собой, если у меня будет достаточно выпивки.
Тандерно: О! Конечно, мсье Пистиль, вам давно пора
готовиться к новым свершениям, что бы вас там на них не подвигло.
Но разве способны какие-нибудь слова помешать вам пить? Мамаду!
Мамаду, ты подготовил хижину для генерального инспектора и
хижину для военного врача и его супруги, которые скоро прибудут?
Мамаду: Ага! Моя уже все приготовил, моя поместит всех в
одну хижину...
Пистиль: Нуда, да, тскго они повеселятся. (Негру). Ну и кретин!
Тандерно: Ах! Как редко сегодня можно встретить того, кто
честно исполняет свой долг! А вы, доктор, вы готовы до конца
исполнить свой долг?
Бардамю: Я зарабатываю на жизнь! Я просто зарабатываю
на жизнь, мой дорогой администратор. А тот, кто вынужден
зарабатывать себе на жизнь, разве нуждается еще в каком-то долге?
Тандерно: Интересно, в Лиге Наций знают о ваших
настроениях, или же там они все такие?
Бардамю: Они скорее чем-то похожи на вас. Но им легче,
потому что им больше платят! Там не так жарко и нет мошкары; в
общем, их долг им не в тягость; впрочем, думаю, ничего бы не
изменилось, если бы там условия были еще более отвратительными,
чем здесь. В этом мире нет ничего, что не могло бы стать предметом
преклонения, и лично я убежден, что есть люди, которые обожают
дерьмо, поскольку существуют же такие, которые его едят.
Пистиль прав, сегодня будет очень жарко. (Смотрит на кровать.)
26

Тандерно: Скоро у нас пойдут дожди. А эта проклятая собака
нее не умолкает! Должно быть, в деревне кто-то умер, но они мне
не сказали... (Задумчиво): Представляю, что будет, если со мной
что-нибудь случится. Вообразите себе, если управление Брагаман-
сом доверят Пистилю!
Пистиль (входит): Да, мсье!
Тандерно: Вы в курсе, что в случае моей болезни вы будете
вынуждены взять на себя мои обязанности?
Пистиль: О! Разум возвращается к вам, я счастлив. Ах! Да, я
думал об этом. Но вот если я заболею, кто заменит меня?
Тандерно: Хм-м! Никто, мой друг; пустота всегда рядом с вами,
одна пустота, пустота следует за вами по пятам. Но пока вам
нужно возвращаться к мамалутасса, Пистиль, чтобы генеральный
инспектор не увидел вас здесь. Бой, панка! Не забывай!
Бой в своем углу крутит панка, все медленнее и медленнее, и
постепенно засыпает.
Пистиль: И все же именно я похоронил того врача! Если здесь
начнут проводить расследование, кто лучше меня сможет
рассказать обо всем? Разве это не так, доктор?
Бардамю: Черт, если мое мнение тут кому-то интересно, то я
считаю, что он все-таки прав.
Тандерно: Ну не сожрут же его эти бенгара!
Пистиль: Э-э-э! Они только об этом и мечтают! Вы знаете,
когда я хоронил этого Варенна, то некоторые мне говорили -
потому что, вы знаете, со мной^го они не стесняются, полностью
мне доверяют - так вот, кое-кто мне так и сказал: мсье Пистиль, в
:>тих местах есть твари, которые этот трупак тут надолго не
оставит... Причем в этой ремарке чувствовалось настоящее
вожделение, их глаза так и сверкали... Так что если там со мной
что-нибудь случится, будьте спокойны: они не станут меня хоронить!..
()пи своего не упустят!..
Вдали слышны звуки тамтама, которые, приближаясь,
становятся все громче. Все находящиеся в хижине замирают и
слушают.
27

Тандерно: Послушайте, доктор, а вам не кажется, что доктор
Гейдж как-то уж слишком неподвижен? Вы его уже осмотрели?
Может, ему стало хуже?
Бардамю: О! У него кризис, нужно просто оставитьего в покое.
Тандерно: Знаете, меня тоже немного лихорадит. (Звуки
снаружи все приближаются.) Мамаду! Мамаду!
Мамаду: Что, комендант?
Тандерно: Приведи-ка сюда переводчика, и поскорее.
Входит переводчик.
Тандерно: Скажи-ка, Бонассо, что это за тамтам, что все это
значит?
Бонассо: По реке вдоль косы Колабо плывут белые.
(Прислушивается.) Их двое... один большой белый и один маленький, а с
ними еще одна белая дама.
Тандерно: Боже мой! Это же Клало, который прибыл с
португальской стороны. Он решил обойтись без корабля! Пистиль,
вы не получите никакого мороженого, так что можете
отваливать к своим мамалутасса.
Пистиль: Черт! Но ведь будет расследование, и я выполню
свой долг до конца. Я хотел бы ответить на все вопросы!
Тандерно (обращаясь к Бардамю). Что вы собираетесь сказать
Клало?
Бардамю: О! В такую жару я скажу ему все, что он хочет. В
общем, мне плевать. Насколько мне известно, это довольно
упертый тип, так что могу держать пари: у него уже имеется свое
объяснение...
Тандерно: Да, черт возьми, скажите ему то, что он хочет,
чтобы он побыстрее убрался, иначе они сожрут все мои консервы.
Нас и так уже трое, плюс еще трое - мне хватит их всего на два
дня. Мамаду, передайте солдатам, чтобы они вооружились!
Пистиль: Он приехал по хорошей дороге, по 94-й, которую я
делал целых четыре года... Хотя ею и пользуются всего третий
раз, комендант, но все же это отличная дорога!
Тандерно: Я пойду их встречать, доктор, а вы вдвоем
подождите меня тут. Потом, когда он прибудет, я оставлю вас с ним
28

наедине. Кстати, меня действительно слегка лихорадит; надеюсь,
ничего серьезного.
Бардамю: Ладно, дружище, давайте быстрее, но не стойте на
солнце, а приводите его сюда.
Когда Бардамю остается один, он поднимает москитную сетку и
принюхивается; похоже, он почувствовал какой-то запах, потом
возвращается на свое место. С шумом входит группа людей, во
главе шествует медицинский инспектор Клапо, за ним - военный
врач Ларжюне и мадам. Клапо: худой, энергичный, амбициозный,
немного суетливый; Ларжюне: застенчивый и довольно бледный;
мадам: очень грустная, в одежде из Галерей Мероз (Иль-э-Вилэн),
то есть имеет вид откровенно провинциальный.
Клапо: О, добрый день, кого я вижу! Ах! Здравствуйте, мой
дорогой Бардамю. Как дела? Давайте-ка я вас представлю: мадам
Ларжюне! Она сопровождает своего мужа, нашего коллегу,
который возглавит, как вы знаете, медицинский пункт в Брагамансе.
Неплохое назначение, не так ли, Тандерно? (Хлопает Тандерно по
плечу.) Ах! Мы уже так давно дружим со стариной Тандерно! Мы
ведь знаем друг друга уже сто лет, Тандерно, не правда ли? Мой
дорогой коллега (обращается к Бардамю), успокойте-ка поскорей
нашего молодого врача; у него есть некоторые опасения, ибо,
следует признать, он заступает на свой пост при весьма
драматических обстоятельствах. Так успокойте же его, расскажите, что
вы изъездили всю эту страну, и это просто восхитительный край,
к тому же совершенно безопасный для здоровья, если, конечно,
не совершать неосторожных поступков, потому что любая
неосторожность приводит в колониях к пагубным последствиям; за
неосторожные поступки, увы, порой приходится слишком дорого
платить. Но как бы там не было, мсье, а я пока что не располагаю
всеми данными для расследования, которое я намерен провести
для выявления причин этого трагического случая. Однако я
опираюсь на собственный опыт и почти уверен, что здесь дело в ка-
ком^го неосторожном поступке, потому что на данный момент мы
настолько хорошо изучили как этиологию желтой лихорадки, так
и превентивные меры, что наши поселения теперь, слава Богу, уже
не те, что двадцать лет назад! Не так ли, Тандерно? Я могу только
29

повторить вслед за нашим генеральным управляющим, что
непростительно болеть в наши дни в столь благоприятных условиях.
Нужно чувствовать ответственность! Повышенную
ответственность! И быть в хорошей форме! Хи! Хи! Впрочем, я убежден, что
наш молодой коллега и его жена сумеют сохранить себя в
превосходном состоянии! Более того, мадам Ларжюне, с присущими вам
грацией и живостью настоящей парижанки, вы наверняка
сможете за короткое время превратить это поселение в очаровательный
уголок, который находится в устье одной из самых живописных
рек Центральной Африки, края с умопомрачительным будущим!
Генеральный управляющий так и сказал мне перед моим отъездом:
«Планы Брагаманса находятся у меня вот здесь». (Хлопает себя по
лбу.) Но, друзья мои, я должен вам сказать и о том, чего так не
хватало до сегодняшнего дня в Брагамансе, дабы сравниться с любой
другой прекрасной колонией и даже перещеголять ее своими
прелестями, а не хватало тут только одного: француженки, мсье!
(Останавливается, как бы раздумывая, а потом, прочувствованно):
Никогда не стоит забывать, мсье, что наши колонии и наша Африка
нуждаются не только в прилежных, добросовестных и работящих
администраторах, в выдающихся и хорошо образованных врачах!
Помимо прочего - и не стоит об этом забывать - нашим женам
здесь отводится особая и крайне деликатная роль: они должны
сделать наши колонии по-настоящему уютными.
Тандерно: Очень верно и точно все подмечено. (С
беспокойством оглядывается.) Мамаду! Иди-ка сюда! А что, бой-панка там
спит, что ли? Ступай и дай ему под зад ногой от меня.
Мамаду идет и пинает ногой в зад боя, который подскакивает и
живо запускает вентилятор.
Клало: Ну так вот, мой дорогой Тандерно, не будете ли вы так
любезны проводить мадам Ларжюне и ее мужа в их дом. О! Мой
милый друг (обращаясь к Ларжюне), эта резиденция довольно
скромная, согласен, но я в курсе, что на следующем колониальном
совете будет одобрен новый бюджет, в который уже включены затраты
на постройки, выполненные по самым новейшим образцам.
30

Тандерно: Ах! Как вы меня обрадовали! Вот уже двенадцать
лет я прошу соорудить выгребную яму для больницы и пытаюсь
имбить небольшой кредит, чтобы построить себе кухню! Если они
:iii это проголосуют, то скоро у нас появится электричество!
Клало: О! Узнаю этого Тандерно! Вечно он шутит! Но я вас
прекрасно понимаю! Послушайте, и сколько же в Брагамансе
европейцев, мой дорогой Тандерно?
Тандерно: Ну, уважаемый генеральный инспектор, здесь в
Клмканвиле - четыре коммерсанта, однако эти молодые люди ско-
|)(> иернутся во Францию для прохождения военной службы.
Правда, есть еще два армянина.
Клало: Э! Все-таки прогресс налицо, особенно, если
вспомнить, что двадцать лет назад, мой дорогой Тандерно, двадцать
лет тому назад в этой огромной стране не было вообще никого.
Пистиль (входит): Какая жалость!
Клало: А! Вот и наш дорогой Пистиль! Как вы поживаете, мой
дорогой Пистиль?
Радостно бросается к нему.
Пистиль: Неплохо, мсье генеральный инспектор; немного
жарковато, а вы, как я вижу, прибыли сюда не на корабле! И
должно быть, вас ужасно мучает жажда, мой дорогой генеральный
инспектор - это я по себе сужу.
Тандерно: Ну ладно, мсье генеральный инспектор, сейчас я
нас оставлю на минуту с доктором Бардамю, который, думаю,
хочет поговорить с вами о своих больных.
Все выходят.
Клало (наедине с Бардамю): Знаете, мой дорогой коллега, нам
абсолютно нечего скрывать в наших колониях. Теперь, когда эти
господа ушли, я могу еще раз вам повторить то, что уже говорил,
когда вы приезжали в Европу три месяца тому назад: здесь, в
Брагамансе дела обстоят не столь уж благополучно с точки зрения
санитарной безопасности, которая поддерживается на должном
уровне (можете мне поверить, ибо так оно и есть) в других
31

колониях этого региона, да вы и сами могли в этом
неоднократно убедиться. От вас ведь никогда ничего не скрывали... Здесь
вам не Россия, где иностранцам разрешают гулять только с
повязкой на глазах, и, слава богу, мы же не большевики; у нас все
двери открыты, и вы это прекрасно знаете... Вы просили меня
позволить вам изучить ситуацию; вы получили эту возможность,
и я вам говорил: поторопитесь, ибо скоро здесь уже совсем не
будет болезней. (Понижает голос): И их бы уже здесь давно не было,
если бы не соседство иностранных колоний, которым не удается
ликвидировать эпидемии у себя. Впрочем, (еще тише) с точки
зрения санитарии они вообще ничего не делают. Они совсем не
занимаются туземцами... Здесь туземцы счастливы: они сыты,
одеты и ценят наше стремление приблизить их к цивилизации. •
Одним словом: они нас любят.
Бардамю: Ага, они бы нас с удовольствием сожрали!
Клало: Ах! Ах! Мне кажется, дорогуша, что вы не особенно
одобряете нашу колониальную политику. Но имейте в виду, мы вовсе не
обязаны отчитываться перед вашей организацией.
Эпидемиологическая Комиссия занимается делом, которое, конечно же,
крайне для нас важно... и мы его одобряем, безусловно... но мы не
зависим от нее. Мы просто работаем бок о бок и оказываем посильную
безвозмездную помощь, так что и критиковать нас не за что... Хотя,
в общем^го, мы не придаем этому большого значения.
Бардамю: Нуда! Это точно!
Клало: Начнем с того, что из телеграммы Тандерно я понял,
что Варенн умер в джунглях, а Пи стиль его обнаружил... Все так
и было?..
Бардамю: Еще и похоронил.
Клало: Ладно... Итак?..
Бардамю: Итак, я, в точности как и вы, задаю себе вопрос, от
чего он умер - если только, конечно, его смерть здесь вообще кого-
то всерьез волнует.
Клало: Да, кстати, доктор 1ейдж, из Фонда Барелла, который
прибыл из саксонской колонии три дня назад, где он?
Бардамю: Он там!
Клало: Там, лежит...
32

Бардамю: Лежит!
Клало: Он спит?
Бардамю: Нет, он умер!
Клало: Когда?
Бардамю: Сегодня в два часа ночи.
Клало: Но как же... а остальные знают?..
Бардамю: О! Они еще ничего не знают... Они спали; когда
это случилось, я был с ним один.
Клало: Так вы ничего им не сказали?
Бардамю: Нет, ничего, я ждал вас.
Клало (с видимым беспокойством): А от чего?
Бардамю: Легочная чума, я думаю.
Клало (быстро и агрессивно): А откуда вы это знаете? Вы же не
проводили исследования. Он прибыл из английских колоний. Он
уехал оттуда пять дней назад; он умер от желтой лихорадки - это
точно. У англичан все время желтая лихорадка. Здесь у нас нет
никакой легочной чумы. Легочная чума? Мой дорогой, да вы
смеетесь! Легочная чума бывает только в Манчжурии! Ее не бывает
на широте в два градуса за экватором. Ах нет, я вас умоляю, не
нужно, чтобы люди думали, будто в Брагамансе есть легочная
чума! Наша колония сейчас переживает экономический подъем.
Вы же не хотите, чтобы нас закрыли на карантин как раз в тот
момент, когда мы, несмотря на кризис, уже в следующем месяце
собираемся экспортировать из Клапути двести тонн арахиса...
И, в конце концов, мой дорогой Бардамю, в конце концов, я вас
уверяю... Рядом, у иностранцев свирепствует желтая лихорадка,
я получил рапорты, а он приехал и умер здесь. Это же очевидно.
Что касается того врача, то он умер от оспы, и это нормально; мы
быстро положим этому конец, и этот край вновь станет таким,
как раньше: совершенно безопасным для здоровья! Тандерно,
Тандерно, Пистиль... Друзья мои, я должен вам кое-что сказать!
Доктор 1ейдж умер.
Тандерно (который слышал весь разговор, стоя в углу, где суетится
негр панка). Так я и думал!
Пистиль (который перешептывался в углу с Тандерно): И кто
следующий?
33

Клало: Это неважно; нужно его похоронить, и побыстрее...
И лучше не говорить об этом мадам Ларжюне.
Пистиль: Снова мне нашлось дело!
Тандерно: Не раньше вечера, господин инспектор.
Клало: Ладно. (Обращаясь к Ларжюне, который входит вместе с
женой): Ну что, мой дорогой друг, как вам это поселение? Разве
здесь не прелестно? (Они смотрят друг на друга не очень уверенно.) О,
конечно, когда приезжаешь в колонию, поначалу чувствуешь
некоторую растерянность. Ведь Канканвиль - не такой уж большой
город, большим его никак не назовешь. Но, понимаете, многие
чиновники предпочитают жить в джунглях, а не в Клапути, хотя
там и проживают главный управляющий и тринадцать тысяч
белых! Канканвиль - город и правда, не самый огромный, но все же
город. Послушайте, мадам, я хотел бы обратить ваше внимание
на небольшой садик господина Пистиля; мне этот садик кажется
просто очаровательным... А сегодня вечером, начиная с пяти
часов, я попрошу вас всех принять меры предосторожности и
лечь под москитную сетку... Просто чтобы отдохнуть, ведь с
дороги всегда сначала нужно восстановить силы... все свои силы...
Плстиль (обращаясь к Ларжюне): И сколько вам платят?
Ларжюне: Тысячу двести франков в месяц!
Пистиль: А вы знаете, сколько стоит банка консервов кас-
суле?
Ларжюне: Нет!
Пистиль: Двадцать франков, а теперь разделите тысячу
двести франков на двадцать - получается шестьдесят; значит, вы
имеете право на две банки консервов в день: одну - для вас, одну - для
вашей жены. Не стоило тащиться в такую даль, не правда ли? Ну
ладно, сходите пока, прогуляйтесь с вашей дамой по саду. Дойдите
до деревни и вы увидите, как здесь мило, в это время мошкары
еще нет, так как слишком светло. Но не входите в хижины, и не
снимайте свой шлем, потому что тогда вас хватит солнечный удар,
а это было бы чересчур преждевременно... даже причину смерти
никто не сумеет установить.
Военный врач и мадам Ларжюне медленно выходят.
34

Пистиль (доктору Бардамю): Он просто неподражаем, да? Этот
генеральный инспектор? Наверное, сейчас Клало приступил к
осмотру небольшого огородика, где растет цикорий. К тому же,
кажется, Клало не случайно приехал сюда по дороге. Что за
скотина! Ах! У меня не выходят из головы этот несчастный врач за
тысячу двести франков и его парижанка... Уверен, он сейчас им
1к:е показывает и продолжает вешать лапшу на уши. Эх! И откуда
и нем столько наглости! Даже я бы на такое не решился! Ладно
бы он рассказывал все это в Европе, в конце какого-нибудь
банкета, парочке депутатов - это бы я еще мог понять, поскольку они
туда для этого и ходят! Но говорить нам, пробывшим здесь уже
пятнадцать лет, что в этой жаровне совсем не жарко, что жизнь
лдесь прекрасна и жажда никого не мучает - для этого нужна
немалая наглость, не правда ли?
Бардамю: Ну, наглости у него не отнимешь!
Пистиль: О! Знаете, не обижайтесь, но и вам он тоже
непременно постарается навешать лапши на уши. Меняло он на дух не
переносит и с удовольствием бы отправил меня в отставку, если
бы только мог. Тандерно тоже только об этом и мечтает, как бы от
меня избавиться... Но они никак не могут провернуть этот фокус,
поскольку чиновников класса ниже, чем мой, просто не
существует... пришлось бы создавать его специально ради меня... Крайне
ограниченный по составу. Я был бы единственным человеком в
администрации, кем-то вроде Президента республики, но с
другого конца... А куца вы поедете, когда выберетесь отсюда, ведь вы же
приехали в Брагаманс не для того, чтобы провести здесь отпуск?
Бардамю: Я поеду в Нью-Йорк...
Пистиль: В Нью-Йорке тоже есть микробы, или же вы
поедете туда за долларами?
Бардамю: О нет! Уверяю вас, там банкноты тоже не растут на
улице, однако мне нужно съездить туда, чтобы принять участие в
конгрессе.
Пистиль: Ну ладно, слушайте, если люди с вашего конгресса
хотят поразвлечься, вы могли бы привезти им несколько бенга-
ра... Я бы собрал небольшой джаз-банд, а вы забрали бы с собой
гГандерно и Клало в придачу, посадили бы их на корабль вместе с
35

парижанкой... Ах! Нет, правда, у меня там есть такие
танцовщицы, в Нью-Йорке на них можно будет сделать состояние; и
потом, они выделывают такие штуки, которых там, думаю, никто
еще не видел. Представьте себе: они плюются, жуют табак и
плюют вокруг себя целыми днями. Они будут плевать и вокруг вас,
если захотите! Не прекращая танцевать!
Бардамю: О! Ну вот, сами признаете, что с этими бенгара
вам не так уж и скучно!
Пистиль: Ну да! Веселюсь до упаду, но я так много смеюсь,
что это меня утомляет... А вам в самом деле не нужны малышки
бенгара, которые постоянно плюются?
Бардамю: Нет, но мне бы нужен какой-нибудь мальчик; не
для того, о чем вы подумали, Пистиль; все это хорошо только в
воображении европейцев, а на практике от этого можно заболеть
лихорадкой.
Пистиль: Угу! Что правда, то правда, здесь слишком жарко.
Слушайте, лучше бы этот проклятый Клало заткнулся и принес
мороженого, вместо того, чтобы рассказывать нам свои байки
про болезни. Я бы уже давно подхватил желтую лихорадку, если
бы должен был ее подхватить; я для этого в самом подходящем
месте, но ее у меня нет, и никогда не будет. Ею болеют молодые. А
меня только жажда мучает.
Бардамю: И она все время будет вас мучить, Пистиль!
Пистиль: Ну ладно, тем лучше, черт возьми! По крайней мере,
у меня есть только одно желание, а вы же знаете, как сложно
желать слишком многого. Чего вообще, по-вашему, я мог бы еще
желать в этой жизни?
Бардамю: Нуда, это правда, у других желания сегодня есть, а
завтра нет - в этом смысле насчет жажды здесь можно быть
спокойным...
Пистиль: Вы согласны? Слушайте, этот Клапо наверняка
сейчас вешает лапшу на уши Тандерно. Думаю, он уже довел его до
кондиции, так же как и того жалкого хмыря... Погодите, схожу-
ка я за своей бутылочкой. Ну ладно, думаю, его (отпивает большой
глоток) вместе с парижанкой хватит месяцев на шесть, а потом их
отправят обратно, увидите!.. Каждый год сюда приезжают такие
же: бороздят Африку вдоль, поперек, в автомобилях, на кораблях.
36

(>1111 хотели бы сожрать эту страну, но она им не по зубам! Ах!
Кош бы я только мог прокормить себя где-нибудь в другом месте,
г какой бы радостью я свалил отсюда, из этих колоний! Меня они
< оиершенно не интересуют, вы слышите! Совершенно! Как бы я
котел обо всем этом забыть! Навсегда!
Бардамю: Дело дрянь, да? И вас не вдохновляют широкие
горизонты и дремучие леса?
Пистиль: Про колонии могу сказать вам только одно: днем
идесь хорошо обезьянам, а ночью - шакалам. Разве что в сумерки
тут более-менее ничего. Но! В это время тут полно мошкары.
Входит негр.
Негр: Мусье Пистиль, мусье Пистиль, масса!
Пистиль: Что?
Негр: Мы не будем уезжать?
Пистиль: Скоро узнаешь.
Негр: Мы не будем носить белого, который умер?
Пистиль: Слушай, правда, а я о нем и забыл. Хм! Но ничего,
обо мне ведь тоже никто особо не думает; такие дела...
Негр: Но мы не знать что делать с маленьким негром,
который с ним приехал?
Пистиль: Ба! И точно, американец, что помер, привез с со-
Пой негритенка лет четырех.
Негр: Она совсем малыш. Если ты его не брать с нами,
местные черные из деревни забирать его себе и делать рабом.
Пистиль: Вот еще! Плевать я на него хотел! Ты думаешь, что
мне недостаточно негров мамалутасса и бенгара? Ведь он не
станет прокладывать за меня дорогу. На кой же он мне сдался, этот
Прошенный ребенок?
Негр: Ты не хотеть сделать из него бой для тебя?
Пистиль: Ну вот! А не кажется ли тебе, что с меня хватит и
тех, что у меня уже похитили? Если бы этому несчастному было
на несколько лет больше, Тандерно сделал бы его солдатом
вспомогательных войск; послушай, я не сомневаюсь, родина в нем
нуждается.
Негр: Я приводить его к тебе. Ты поговорить с ним...
37

Пистиль: И зачем американцу понадобился этот задроченный
сосунок?
Бардамю: А! Подождите, вот и он.
Негр вводит малыша. Бардамю смотрит на него.
Бардамю: Такой не пропадет.
Негр: Тот белый американец давать молоко этому
маленькому негру из вон той банки.
Пистиль: Интересно, зачем он был ему нужен... а может, это
его сын?
Негр (смотрит па пего): Хи! Нет! Носильщики сказать, что
маленький негр - сын Диулолассо, ты знаешь, до них отсюда три
дня ходьбы по лес. Белый привез его, чтобы сделать для себя боя!
Пистиль: В конце концов, он почти сирота, да? Ну и
странные же эти американцы! Может быть, он хотел сделать подарок
своей жене.
Бардамю: А он был женат?
Пистиль: О! Да, конечно. Я просматривал его бумаги и даже
держал в руках фотографию. Это определенно его жена...
Бардамю: Когда мы будем его хоронить?
Пистиль: О! Ночью. Тандерно мне говорил, что местные
туземцы не любят, когда хоронят днем, так что... А эти ребята,
уверяю вас, наверняка сейчас уже приступили к жратве и жрут
исключительно деликатесы!.. Здесь все совсем как в Европе. Там ведь тоже
наваляют целых четыре колонки, если в Комедии в пятницу
вечером пьесу сочли скучной, хотя она длилась всего два часа тридцать
три минуты. А о том, как Пистиль в течение тридцати трех
месяцев пашет вместе с бенгара, в газете никогда не напишут ни
строчки. И так повсюду!.. Вам зачем-то нужен этот ребенок? Ах! Оставьте
его лучше здесь, уверяю вас, он не пропадет. С тех пор, как здесь
развевается наш флаг, в деревне не стало рабов - полная и
абсолютная свобода. И если я не так уж похож на свободного
человека, то это исключительно потому, что я сам этого хотел, ведь и
здесь я только потому, что другие тоже свободны дать мне
подохнуть с голоду, если я отсюда свалю...
Входят Клало и Тандерно.
38

Клало (делает знак Тапдерно оставить его на едине с Бардамю): Ну
так что, дружище, как у вас дела? Сколько уже времени прошло с
тех пор, как вы покинули Европу? Думаю, теперь у вас собрано
достаточно материала. Вам пора начинать разрабатывать оснои-
ную идею.
Бардамю: Вы что, выгоняете меня, мой дорогой
медицинский инспектор?
Клало: О! У меня и в мыслях такого не было, однако я несу
ответственность за ваше здоровье и вижу, что вы утомлены... Я
обещал в Женеве, как только вы соберете все документы,
которые мы только сможем вам предоставить... Все, что у нас есть
наиболее показательного... Как только это будет сделано... Тогда
я разрешу вам нас покинуть... Я сам уезжаю сегодня вечером и
закрываю этот пункт на карантин... Воспользуемся этим,
вернемся вместе в Клапути, дорогой друг, дорога покажется короче, а
там вы легко сможете найти корабль, отправляющийся в Европу.
Бардамю: Ах! Простите, но в Европу я не еду. Мне нужно в
Нью-Йорк.
Клало: Отлично! Вы сможете сделать пересадку на Канарах.
А когда я приеду, можете мне поверить, я сам напишу в Женеву и
все им объясню. Все прекрасно уладится. И знаете, поскольку вы
едете в Нью-Йорк, вы сможете зайти в Фонд Барелла и
рассказать им эту новость. Увы! О нашем несчастном Гейдже!
Бардамю: Хорошенькая новость!
Клало: Ничего не поделаешь, раз уж он изучал желтую
лихорадку по их заданию, вот он и подхватил ее у англичан или же у
португальцев, проездом; с ним, по крайней мере, все ясно... и
ладно! Он честно выполнил свой долг... Вот видите, как хорошо,
что вы прибыли сюда первым. Впрочем, это еще не все. Тандер-
но рассказал мне о смерти военного врача: его унесла оспа. Но и
в этом случае ни о какой эпидемии говорить не приходится...
Бардамю: Как вам будет угодно!
Клало: Ах, послушайте, вы же не собираетесь начинать нее
сначала, Бардамю! С этим все ясно, мой друг! Все ясно...
Бардамю: Ладно, в конце концов, я готов согласится с нашем
версией смерти врача, но я ведь сам видел, как умирал 1смдж: у
него была такая же желтая лихорадка, как у этой чернильницы!
39

Клало: О! Вы уперлись со своей чумой и желаете, чтобы она
непременно здесь появилась; а ведь вы, нравится вам это или нет,
еще и мой соотечественник, Бардамю!
Бардамю: Разве я в этом виноват?
Клало: В конце концов, говорите, что хотите - мне это
совершенно безразлично. Но уверяю вас, истина все равно на моей
стороне!
Бардамю: Хорошо! Тогда я с удовольствием бы поменялся с
вами местами.
Клало (с напускным добродушием): Да ладно, бросьте, вы ведь
разумный человек. А что вы собираетесь делать с этим
негритенком?
Бардамю: Я беру его с собой.
Клало: В Нью-Йорк?
Бардамю: В Нью-Йорк!
Клало: А чей он?
Бардамю: Ничей!
Клало: Ничей?
Бардамю: Это английский негр!
Клало: О! Тогда вы можете его забирать!
Все персонажи по очереди покидают главную комнату и
демонстративно направляются в сторону деревни или джунглей,
однако вскоре они все возвращаются в закуток, где негр по-
прежнему крутит панка, и слушают, что происходит в комнате. В
конце концов, они там все встречаются и начинают вполголоса
пререкаться друг с другом, так что в закутке становится довольно
тесно. Пистиль подслушивает в углу, рядом со спящим негром,
затем к ним присоединяется Тандерно, и они о чем-то спорят
шепотом. Ларжюне, переводчик, парижанка, стараясь не
подавать виду, подслушивают у дверей. Таким образом,
получается, что одни постоянно подслушивают других в течение
всего действия.
ЗАНАВЕС
40

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
Действующие лица
Вера Стерн, американка, двадцать пять лет, директриса и
танцовщица театра «Квик»
Элизабет 1ейдж, жена доктора Гейджа, американка, танцовщица
театра «Квик», двадцать три года
Флора Бонжур, француженка, тридцать лет
Доктор Бардамю
Доктор Дарлинг, американец, секретарь Фонда Барелла
Машинистка
Марсель, парикмахер, француз, двадцать четыре года
Танцовщицы
Рабочие сцены
Гологоло, негритенок Бардамю
Действие происходит в Нью-Йорке, на Бродвее, в офисе
директрисы театра «Квик» Веры Стерн.
Окна офиса выходят на улицу.
Из окна видны огромные дома напротив. В офисе две двери: одна
справа, ведущая на сцену, другая слева - к выходу.
На столе справа - телефон,(который периодически звонит в
течение всего акта, но на звонки действующие лица отвечают
только изредка, когда им больше нечего делать. В комнате у стены
стоит большая софа и несколько кресел; стены увешаны афишами
и фотографиями. Когда выходящую на сцену театра дверь
открывают, слышен стук молотка, громкие голоса, говорящие по-
английски и шум передвигающихся декораций.
Занавес поднимается. Слева со спины видна машинистка, которая
печатает и позже, по ходу действия, переходит с места на место.
На софе сидит и шьет театральный костюм женщина лет тридцати,
Флора Бонжур, француженка, довольно миловидная, но грустная,
скованная и робкая, в общем, такая, как большей частью выглядели
женщины в 1900 году.
Машинистка печатает, Флора шьет, актеры снуют из левой н
правую дверь, и обратно. Это актеры, занятые в танцевальном
представлении, которые репетируют: стройные полуголые
девушки, молодые люди, русские танцовщики подозрительного
вида.
41

Сначала все молчат, потом с правой стороны, где стоит
граммофон, начинает звучать джазовая мелодия. Почти все люди,
которые появляются на сцене, выглядят усталыми и покрыты
потом. Проходя мимо Флоры, они говорят ей: «Good bye». «Good
bye», - отвечает она. «Vera is not there?» - интересуются
некоторые. Она отвечает: «Еще нет», - всем своим видом
показывая, что не желает говорить по-английски, или же просто
отрицательно качает головой. Проходят мальчик и девочка в
необычных костюмах. «Aren't they cute?»1 - говорит машинистка;
все трое уходят в левую дверь.
А телефон все звонит... звонит...
Флора (усталая, медленно идет к аппарату): Хелло! No... she is
not there... Let him come up!2 (Себе самой): Она будет не раньше,
чем через час!
Марсель, парикмахер: Hello!
Осторожно входит, в руке у него сумочка, одет более
по-американски, чем настоящий американец.
Флора: Здравствуйте! А разве сегодня утром не очередь Макса?
Марсель: Да нет! Он вчера уехал во Францию на
пассажирском судне «Юпиниум».
Флора: А! Он никого не предупредил. Так значит, сегодня вы
всех причесываете?
Марсель: Да, я. Он попросил меня подменить его на два
месяца; я с удовольствием, но я еще не нашел квартиру. Два месяца...
все-таки... Если он вообще вернется!
Флора: Да? А в чем дело?
Марсель: О! Какая-то проблема с его военным билетом. Не
знаю, с чего это вдруг к нему привязались, ведь он уже
двенадцать лет как здесь живет. Но, понимаете, здесь его военный
билет никого не интересует, и он и думать о нем забыл. А в
консульстве ему сказали, что он, оказывается, нарушил правила.
Флора: Но ведь он, кажется, собирался стать американцем?
Марсель: Да, верно, но американцев не так просто провести,
1 Не правда ли, милые! (англ.)
2 Нет, ее нет... Впустите его! (англ.)
42

в наши дни они даже чем-то стали похожи на женщин: боятся,
что всем нужны их доллары. В конце концов, я тоже попробую
стать американцем, так мне будет гораздо удобнее обделывать
свои дела. Да, еще! Если он вернется, он должен привезти платье
из Парижа для миссис 1ейдж.
Флора: Ох! Можно подумать, что у нее мало платьев!
Марсель: Я ее не знаю, но Макс говорил мне, что самое
лучшее в этой женщине - ноги! Кажется, она хорошо танцует. Кого
я буду причесывать первой, ее или Веру?
Флора: О! Знаете, ни той, ни другой пока нет.
Молчание.
Марсель: Ладно... и как вам Нью-Йорк?
Флора: Не особенно, к тому же здесь мы так поздно ложимся,
что даже не остается времени посмотреть город. Кроме того, все,
что забавляет этих людей... меня, скорее, угнетает. Когда они
хихикают, мне хочется плакать. Когда я была в Париже, их джаз-
банды, их манера ходить вразвалку казались мне довольно
забавными. А здесь у меня все это вызывает только тоску... и скуку...
Марсель: И все же, малютка Гейдж не так уж плохо с вами
обращается. Она ведь богата, к тому же щедра, Макс мне говорил.
Ведь это она привезла вас сюда, не так ли?
Во время этого разговора звонит телефон; никто не отвечает,
актеры входят и уходят, оставляя открытой правую дверь,
откуда доносится шум. Флора и Марсель по очереди встают и
закрывают ее.
Марсель: Странная девушка, зато щедрая: она посылала к
Максу кучу народу, и они ему хорошо платили. Благодаря ей, у
него появились постоянные клиенты. Забавно все же здесь, н
Америке, да? Знаете, перед тем, как приехать сюда, я был
старшим приказчиком в Гласьер. Вы знаете Гласьер?
Флора: Еще бы!
Марсель: Ну вот! Именно там я работал, когда познакомился
с человеком, в свое время занимавшим неплохое положение и
43

министерстве путей сообщения. Но тогда он был уже на пенсии,
причем получал какие-то жалкие гроши! Я брил его по субботам
почти что задаром. Взамен он давал мне уроки, уроки жизни, как
он говорил. Мне всегда хотелось получить образование. Однажды
он сказал мне: «Валембон (это моя фамилия), вы умны, не
оставайтесь во Франции, поезжайте на поиски счастья в Америку, в Нью-
Йорк; здесь умные пролетарии превращаются в революционеров,
а там им иногда удается сколотить состояние». Именно так он и
сказал. «Здесь, - говорил он мне, - вы всегда будете принадлежать
к загадочному классу, состоящему из восьми миллионов
французских наемных работников, которые даже пятисот франков в месяц
не зарабатывают; вкалывать за такие деньги, конечно,
патриотично, но, как показывает опыт, на жратву не хватает. Сваливайте от-'
сюда, мой друг, иначе вы станете коммунистом, что тоже не
поможет вам добыть себе пропитание». Такие дела! Я привязался к этому
человеку; он умер от какой-то гадости на языке... и вот я здесь!
Флора: Ну и ну! Вам повезло! Вы женаты?
Марсель: Нет! Я эгоист. Лучше мне с этим повременить. Мне
надоело жить впроголодь.
Флора: Ну да! По крайней мере, у вас есть цель в жизни. А я
вот слишком сентиментальна. К тому же... здесь... совершенно
не умеют... наслаждаться жизнью!
Марсель: О! Этого нигде не умеют, даже во Франции, если
копнуть глубже.
Флора: Но говорят, что там только этим и занимаются!..
Марсель: Когда же закончится эта ее репетиция?
Флора: Но я же вам сказала, что она еще не пришла!
Марсель: На самом деле, мне все равно, мне ведь платят по
часам... А вот, кажется, и она?
Входит Элизабет Гейдж.
Элизабет Гейдж: Hello! (Она говорит тихо. Это очень
привлекательная девушка, что становится ясно, когда она постепенно
раздевается; она уже начала это делать до того, как вошла, и прерывать свое
занятие, чтобы поцеловать Флору в губы, потом показывает на сидящего в
углу Марселя.) Кто это?
44

Флора: Парикмахер.
Элизабет: А! Ну ладно, подождите меня внизу, рядом со
сценой, пока я встречу здесь Распутина, который должен прибыть с
минуты на минуту, а он, вы знаете, проволочек не терпит. И
поторапливайтесь, я уже раздеваюсь.
Флора: Что еще за Распутин?
Элизабет: Русский танцовщик из «Кавиарз Фол и». Он
придумал просто замечательный номер с использованием
электрического света и вчера предложил мне в нем участвовать.
Флора: Ну вот! А я так тебя ждала!
Элизабет (целует ее еще раз): Но, моя дорогая, ты прекрасно
знаешь, что сейчас мне приходится работать с Вулвортом. Вчера
у Нэнси он устроил вечеринку для своих - ты ведь знаешь Нэнси,
ту самую танцовщицу из Глоб, которая еще исполняет танцы под
аккордеон. Так вот, оказалось, что она работает с обоими: с
Распутиным и Вулвортом. Я не ожидала этого от Вулворта, но, в
конце концов, нужно быть готовой ко всему!
Флора: А Вулворт - это тот, кто делает воротнички с
пуговицами?
Элизабет: Нуда, дорогая. (Показывает на костюм, который
Флора заканчивает.) Слушай, он готов?
Флора: Да.
Элизабет: Хорошо. Тогда я его надену. Мне кажется, что у
Распутина получится просто замечательный номер! Директриса еще
не пришла?
Флора: Нет.
Элизабет: Вчера она была вместе со мной у Вулворта, который
финансирует новый спектакль. Представляешь, он хочет навязать
ей крошку Малдром, потому что, вообрази себе: в пятницу
вечером полиция Кокни-Айленда застукала его с этой Малдром в
закрытом автомобиле. Ясное дело, что все это подстроила она сама,
специально, чтобы что-то с него поиметь. Не сомневаюсь, что има i-
но так все и было. Но его это не слишком задело - он просто
пообещал ей небольшую роль. Так что этим мне тоже придется заняться.
Флора: Так ты спишь со всеми подряд: с Верой, с Вулиортом,
с Распутиным, с малышкой Малдром?
45

Элизабет: Кажется, ты кое-кого забыла.
Флора: Какая ты все же циничная!
Элизабет (слегка утомленно): О! Послушай, дорогуша, ты
прекрасно знаешь, что мне все равно. Разве обязательно смешивать
наши личные дела с бизнесом?
Флора: Нет, но чего ты хочешь, я ведь здесь постоянно
совсем одна. Хотя нет, я могла бы, например, поразвлечься с
парикмахером!
Элизабет: Вот именно! А знаешь, здесь в Нью-Йорке есть
очень симпатичные парикмахеры...
Телефон.
Элизабет (отвечает). Hello! Hello! Isthatyou, Vera?.. Yes... (Смеется.)
Well... You bet... I had two of them... Well... coming up...l (Вешаеттрубку.)
Она сейчас придет. Слушай, я надену свое красное платье в уборной
Мэлори. Когда Распутин заявится, скажи ему, чтобы подождал.
Марсель (входит): Так значит, мне придется ждать!
Флора: Зато вы разбогатеете!
Марсель: Да, могу и разбогатеть! У меня есть приятель,
который изобрел просто обалденный способ: запугивает владельцев
автомобилей. Он делает так: находит чувака, который
собирается купить машину, приходит к нему и говорит: «Мсье, я вижу, что
вы хотите купить Бил Бразерс, например. Это прекрасная
машина. Но во сколько она обойдется вам совсем новенькая, только
что с завода? Положим: три тысячи долларов. Ладно, - говорит
он, - подождите дней восемь, и я найду вам точно такую же, но за
две пятьсот. Идет? Идет!» Потом он отыскивает другого
клиента, который только что купил совершенно новенькую машину и
полностью ее оплатил. И уже этому говорит: «Послушайте, мсье,
у вас прекрасная машина, да! Она такая красивая. Но не хотите
ли вы ее продать?» «О нет! - отвечает клиент, - я же только что ее
купил.» «Действительно! И все же лучше избавьтесь от нее
поскорее, потому что, если вы проедете еще пятнадцать километров,
вы потеряете аж полторы тысячи долларов! Поспешите, не стоит
1 Хелло! Хелло! Это ты, Вера ?.. Ладно... Еще бы... У меня уже двое... Ладно...
Идет...
46

жевать сопли: на машину в таком состоянии я прямо сейчас
найду вам покупателя за две тысячи двести долларов. Еще есть
время.» Тогда, сами понимаете, покупатель, услышав такое, начинает
пялиться на свою замечательную машину, ощупывает ее со всех
сторон, осматривает хорошенько, а потом ему потихоньку
становится плохо. Если он колеблется, тогда тот рассказывает ему,
сколько лет тюрьмы каждый год получают автомобилисты в
Соединенных Штатах, и сколько миллионов долларов штрафа они платят
каждый месяц. Это развеивает у чувака последние сомнения, и дело
сделано. Видите, с автомобилями все как с любовью: легче вызвать
у клиента отвращение, чем его возбудить...
В это время входит Распутин, элегантный русский танцовщик.
Марсель: Ага! Я схожу за ней, она ведь ждет Распутина. А он
уже пришел! Не желаете ли пройти со мной, мсье? Хотя нет!
Подождите лучше здесь, присаживайтесь!
Входит Элизабет.
Элизабет: Здравствуйте, Распутин.
Распутин: Привет, малышка.
Элизабет: Слушайте, Распутин, объясните-ка Флоре, что здесь
преуспеть не так-то просто. Тут вам не Париж, где при каждом
театре существует некое подобие музея и где можно с почетом
стареть. Сюда, дитя мое, каждое утро из сорока восьми
американских штатов приезжают двести смазливых лицеисток,
мечтающих добиться успеха в Нью-Йорке. У них есть дипломы и ноги,
я тебе это гарантирую, денег, правда, почти нет, не больше двух
сотен долларов, но они быстро во все врубаются. (Распутину): Ну
так что, приступаем? Малышка Малдром уже пыталась это
станцевать. Кажется, она возбуждает Вулворта, а Вулворта возбудить,
сама понимаешь: у него четыре завода в Нью-Йорке, один п Мж ie
и два в Канаде. Ах, вот еще, послушай (Флоре), забыла вчера тебе
сказать: я видела Уордера, президента Фонда Барелла, и у исто
по-прежнему нет никаких вестей от моего мужа.
Флора: О, кажется, я никогда не разберусь, кто из нас с кем п u it!
47

Элизабет: Ах, да я же не об этом тебе говорю! Я говорю о своем
муже, который в Африке; ты прекрасно знаешь, что он занимается
исследованиями болезней негров для Фонда Барелла. Я написала
ему на Рождество. Я жду, что он вернется, чтобы развестись. Он
очень милый, но понимаешь, мне нужна свобода. Да что там
говорить, посмотри на эту крошку Малдром: она не замужем и всем
говорит, что выйдет замуж за человека, которого полюбит - это
их ужасно возбуждает. А я замужем уже в четвертый раз, вот и
получается, что я вынуждена отказываться от столь
эффективного средства. Ну, давай!
Обращается к Распутину, который перебирает электрические
провода, что-то бормоча с русским акцентом.
Распутин: Ну вот! Моя дорогая, лампы-то я принес, но не
знаю, будут ли они здесь функционировать. А! Готово!
Лампы загораются.
Элизабет: Отлично! Здесь есть белая стена: как раз то, что
нужно.
Распутин: У вас есть тапер?
Флора: Сегодня нет, вчера его пригласили на вечеринку и он,
наверное, валяется сейчас где-нибудь под роялем. Зато здесь есть
проигрыватель... Но мы же просто репетируем.
Распутин: Ах! Не люблю я эти проигрыватели... По правде
говоря... лично я предпочитаю людей...
Элизабет встает у стены, затем они вместе с Распутиным
исполняют номер с лампами. Остальные наблюдают. Когда
Элизабет исполняет свой танец, который Распутин сопровождает
мерцанием ламп, окно закрывается черной шторой.
Распутин: Вот так, моя дорогая, более плавно, вот так!
Элизабет: Слушай, Флора, ну как тебе?
Флора: О! Да! Неплохо!
В это время входит парикмахер, а потом Бардамю. Сперва в
темноте его никто не замечает; он садится на стул, у двери. Он
смотрит, слушает, ждет.
48

Распутин: Внимание, мадам, обратите внимание, как они
играют, этот ритм действительно проникает в самые глубины
материи: это уже не просто джаз, а высвобождение некоей субстанции
i к средством музыки. Я даже изобрел вибрационную систему в
подлокотниках кресел, и как-нибудь я на вас ее испытаю: она
позволяет добиться полного воссоединения зрителей, актеров и музыки.
Флора: Ага, если бы еще каждому на колени - пухлую задницу.
Марсель: А как же без этого!
Распутин: Нет, милочка, это для богатых. Беднякам
достаточно и зрелища. Бедные должны вдыхать аромат, а осязать
дозволено только богатым.
Он приводит в действие свою электрическую систему и
отраженные тени ритмично мечутся по стене под музыку
граммофона.
Флора: Безусловно, это неплохо, но кое-какие замечания у
меня имеются. Распутин, зажгите свет на минутку.
Тут все замечают Бардамю.
Элизабет: Ну вот! Флора, поговорите пока с мсье, а мы с
Распутиным отправляемся на Сцену. Идемте, Распутин.
Бардамю (обращаясь к Флоре): Мадам, я доктор Бардамю, и
только что прибыл из Африки с сообщением для мадам 1ейдж.
Сегодня утром я был в Фонде Барелла. Там мне и посоветовали зайти к
пей сюда, так как я должен сообщить ей нечто чрезвычайно
важное. Я обращаюсь к вам по-французски, поскольку слышал, как
вы здесь говорили.
Флора: Хорошо! Подождите ее, она сейчас вернется. Она уже
пришла. Надеюсь, ваше путешествие было удачным, мсье Бардамю?
Бардамю: Да, спасибо. Правда, было немного жарко...
Флора: Вы болели?
Бардамю: К счастью, нет.
Флора: О! Здесь- то, должно быть, лучше, чем в Африке!
Бардамю: Лучше всегда там, где нас нет! Разве вы еще этого
не заметили?
49

Флора: Правда, негров здесь тоже хватает... как, впрочем, и
белых.
Звонит телефон.
Бардамю: Вы не ответите?
Флора: Нет, не стоит!
Бардамю: Хотите, я отвечу?
Флора: О, это ни к чему... Позвонят позднее! Забавно, но я
видела доктора Гейджа лишь один раз в Париже, вместе с женой.
Кстати! Сегодня ночью он мне приснился, а мне довольно редко
что-нибудь снится, особенно мужчины... (Слышны звуки репетиции
и голоса,) Ах! Не могу сказать, что они были счастливы: уж больно
редко они виделись, а в последнее время и совсем. Я вам говорю
все это на тот случай, если вам вдруг покажется, что она
обращается с вами немного странно. Впрочем, думаю, она собирается
развестись. О! Но это между нами... А может быть, и нет... У них
всегда были такие запутанные отношения. А вы в Африке
изучали те же болезни, что и он?
Бардамю: О! На самом деле, я там ничего толком не изучал.
Мне ужасно хотелось поскорее оттуда свалить.
Флора: Но наука - это ведь, наверное, так интересно.
Бардамю: Видите ли, мадам, наука далеко не столь
занимательна, как о ней принято думать, и я это давно осознал... В
сущности, наука - это попытка что-то узнать, но на мой взгляд: тот,
кто постоянно пытается нечто такое узнать, на самом деле,
движим элементарным страхом. Возьмите, к примеру, животных -
никакие знания им не нужны, и все потому, что они не столь
трусливы, как мы. А мы ужасно всего боимся, это чувство преследует
нас от рождения до самой смерти. Именно оно и заставляет нас
думать и заниматься так называемой наукой. Обычно самые
умные люди - еще и самые большие трусы. Вспомните тех же
евреев! Нет, человеческий ум - это всего лишь облагороженная
форма страха. Обделаешься от страха - и ты уже почти гений.
Флора: Вы врач? И хорошо вы зарабатываете, путешествуя
таким образом?
Бардамю: Пока ничего... Но, боюсь, долго это не продлится.
50

Флора: И на кого вы работаете?
Бардамю: На Лигу Наций.
Флора: Надо же! Наверное, это очень интересно?
Мимо проходят люди, звонит телефон; Бардамю снимает
трубку и передает ей.
Флора: Да! Yes. It's me. Good!1 (ОбращаяськБардамю):Это Вера,
директриса. Ее сегодня не будет.
Бардамю: А кто эта Вера?
Флора: Директор театра.
Бардамю: Правда? Мне это может пригодиться... Знаете, я
бы, пожалуй, тоже хотел писать пьесы для театра.
Флора: Так займитесь этим!
Бардамю: Пока что не очень получается, хоть я и пытался
совмещать это с занятиями медициной! Могу даже указать на две
главные трудности: первая - это найти театр. Вы не представляете, как
дорого стоит какой-нибудь театр: я имею в виду театр, куда ходит
публика. К примеру, мы с одним моим приятелем нашли
неподалеку от Исси небольшой заброшенный заводик, который можно было
бы приспособить под театр, но там поблизости не оказалось ни
одной дороги. Мы вполне могли бы перестроить этот завод.
Однако, сами понимаете, разве станет публика тащиться через поле,
чтобы посетить театр современной пьесы? А наш театр
задумывался именно как современный, можете не сомневаться. По
правде говоря, мы и в нашей пьесе-то не были до конца уверены: вот
вам еще одна сложность. Тогда, чтобы почувствовать уверенность,
мы стали ходить на все плохие пьесы, которые ставили в Париже,
а их было немало, но мы выбирали только самые плохие. Чтобы
потом можно было подбодрить своих сотрудников: «Эй! Ты видел,
что там ставят? Ну вот! И однако же, люди туда ходят!» Это
вселяло в нас веру в себя, которой нам так не хватало, ибо вы даже
представить себе не можете, сколько стоит один квадратный метр и
центре Парижа. На имеющуюся в нашем распоряжении сумму мы
могли бы купить только шесть метров двадцать пять сантиметров.
Ноуменя были гениальные друзья, которые всегда находятся, когда
1 Да. Это я. Ладно!
51

речь заходит об организации театра. Они убеждали меня, что
нужно просто отказаться от этой глупой манеры располагать
зрителей рядами, как стадо, отчего они вынуждены щуриться и
выворачивать себе шеи. Мы решили прибегнуть к прогрессивному
методу и располагать их друг над другом: таким образом, на
своих шести метрах с четвертью мы могли разместить вертикально
триста человек. Но, в конечном счете, с тяжелым сердцем мы
вынуждены были отказаться от этого проекта, потому что наша
публика - нам дали это ясно понять - еще не родилась; хотя наша
пьеса при первом чтении была признана весьма
многообещающей. В сущности, это было произведение для эмбрионов... Аздесь,
я вижу, все создано в основном для господ.
Мимо проходят танцовщицы.
Флора: И для дам тоже, знаете ли.
В дверях появляется парикмахер.
Марсель: Простите, я вам не мешаю?
Флора: Нет, этот господин пришел к мадам 1ейдж.
Марсель: Скажите, а чей это граммофон?
Флора: Элизабет.
Марсель: И когда она его купила?
Флора: Восемь дней тому назад.
Марсель: Сколько же она за него заплатила?
Флора: О нет! Друг мой, нет! Не будем об этом.
Он выходит.
Флора: Знаете, Элизабет - славная девушка, но здесь всех
портят амбиции и желание развлекаться! Они тут готовы веселиться
все ночи напролет, иначе им начинает казаться, что они стареют.
Бардамю: Отлично! Значит, нам всегда может достаться та,
кого вдруг обойдут вниманием, не так ли?
Флора: Вижу, друг мой, вы тоже неравнодушны к
танцовщицам...
Входит Распутин, вывинчивает одну лампу и уносит ее.
52

Распутин: Я ее разбил! Поверьте, это великолепно!
Исчезает.
Бардамю: А мне нельзя посмотреть?
Флора: Вам что, со мной скучно?
Бардамю: Да нет, просто я хотел бы ей кое-что сказать.
Флора: А может быть, еще и кое-что с ней сделать?
Бардамю: Э! Э!
Флора: Впрочем, в сущности, вы правы! Многие женщины
тут заслуживают того, чтобы на них посмотреть. Ими следовало
бы украшать здешние сады, ибо города тут уродливы до
невозможности, не правда ли? Взгляните туда. (Показывает на окна)
Такое впечатление, что все это сделано нарочно, или же я просто
ничего другого не видела, однако Макс уверяет, что остальные
города здесь еще хуже.
Бардамю: О! У нас здания все как бы лежат и манят к себе
путешественника, а здесь они все выстроились во весь рост,
отчего у вас нет никакого желания к ним приближаться. (Ходит взад-
вперед.) Американки мне понравились еще в кино. И я не был
разочарован, они такие же красивые, как и на экране, но вот города,
боже мой, я и представить себе не мог, что они такие жуткие.
Уродливее ничего и быть не может - это точно, с этим не
поспоришь. Вероятно, они этого просто не замечают. Тем более
удивительно, откуда у них такие женщины!
Флора: О! А у меня они все уже вот где: мужчины, женщины и
дома.
Бардамю: Как вы сюда попали?
Флора: У меня был магазин на площади Мадлен, где
продавались шляпы. Дела шли неплохо: мне помогал один друг. Кроме того,
я иногда устраивала праздники... праздники по вечерам...
вечеринки, короче говоря. А поскольку я приглашала туда своих клиентов
и клиенток, мои счета не особенно хорошо оплачивались, хотя
концы с концами мне все же кое-как удавалось сводить. Но и один
прекрасный день я по доброте душевной решила пригласить своих
работниц. О! Тутто все и закончилось, я разорилась. Элизабет была
одной из клиенток, она приходила чаще других. Друг, которым
53

помог мне открыть этот магазин, тоже разорился. Тогда
Элизабет нашла мне кое-что здесь и взяла меня с собой.
Звонит телефон. Бардамю смотрит на него, но никто не
подходит.
Бардамю: Пускай бы они все так и сидели на своих задницах
ровно - вам не стоило нарушать установленный порядок.
Флора: Здесь с этим лучше: все задницы ценятся одинаково.
Бардамю: Да, здесь все зады уравнены в правах и
по-настоящему прекрасны.
Флора: Послушайте, а не найдется ли у вас места для меня в
Париже?
Она зачем-то выходит через правую дверь.
Бардамю (пока ее нещ немного удивленный): Места?
Она возвращается.
Флора: Да, места санитарки, например. Я бы хотела
вернуться во Францию.
Бардамю: Вы ее ревнуете?
Флора: Нет, она мне просто надоела; теперь она кажется мне
скучной, унылой, как небоскреб, со всеми этими ее
бесконечными махинациями.
Бардамю: Современная жизнь слишком сложна. Хотите, я
сейчас кое-что вам спою. (Напевает): «В жизни бывает такая пора...»
Появляется парикмахер.
Марсель: Эй! Мсье, консьержка не знает, что делать с
негритенком, которого вы привели с собой.
Бардамю: А! Все понятно, малыш просто хочет писать. Иду.
Спускается.
Флора (парикмахеру): С ним негр?
Марсель: Да, малыш, вот такого роста.
54

Флора: Отлично! Ну и дела!
Марсель выходит, на мгновение она остается в одиночестве.
Телефон звонит, она снимает трубку, затем, оглядевшись по
сторонам и убедившись, что рядом никого нет, говорит:
Пошли вы к черту!!!
Кладет трубку. Обращаясь к вошедшему Бардамю:
У вас что, есть негр?
Бардамю: Да, для опытов.
Флора: О! Какой ужас!
Бардамю: По утрам и вечерам я срезаю с него маленький
кусочек кожи и добавляю в кофе его кровь. Так вкуснее!
Флора: А откуда он?
Бардамю: Из края желтой лихорадки. Это сын 1ейджа.
Флора: Вы с ума сошли!
Бардамю: Нет, я просто вас люблю!
Обнимает ее.
Флора: Прекрасно! Тогда найдите мне место санитарки.
(Оживленно): Знаете, во время войны я была санитаркой.
Бардамю: Ну и замечательно! Подождите еще немного, и на
следующей войне это вам пригодится.
Флора: Да, пожалуй, в сумасшедшем доме... (Бардамю
продолжает обнимать ее.) А что вы будете делать со своим негром?
Бардамю (медленно прохаживаясь туда-сюда): А! Вот именно! Я
как раз себя об этом спрашивал. Сперва я сделаю ему анализ кро-
ии. Это ничего не даст, но в конце концов, я прибыл сюда именно
ради этого. (В сторону): Мы не сошлись во мнениях с моим
старым другом, Клало. Забавно, но там мне пришло в голову, что
неплохо было бы взять на анализ кровь у этого негритенка, а те-
i iepb я понял, что это совершенно идиотская мысль: это ни к чему.
Забавно, что все так меняется.
Флора: Доктор 1ейдж тоже это исследовал?
Бардамю: О! Теперь он уже ничего не исследует, а вот я еоГн i-
рался удивить Клало... Ах! Ах! Так же как Пастер удивил Потери,
а Галилей удивил... Ах! Нет, Галилей, кажется, никого не уди пил.
55

Вот именно! И я чем-то похож на Галилея, ибо люди из
лаборатории Барелла наверняка ничего не найдут в крови моего
негритенка. Это была совершено безумная идея. Короче, он приехал
со мной в Нью-Йорк, чтобы здесь пописать, вот и все!
Флора: Странно все же, что сегодня ночью мне приснился
доктор 1ейдж!
Бардамю: А ветчины вы на ночь не ели?
Машинистка встает и уходит.
Флора: Так у вас не найдется для меня местечка?
Бардамю: Можно подумать, вы хотите, чтобы вас похитили!
Флора: Разве вы не женаты?
Бардамю: Нет!
Флора: Вот и отлично! Я или другая...
Бардамю: И то правда!
Флора: Вы знаете, я неплохо готовлю.
Бардамю: Но уж этим вы меня не возьмете. Представьте, что
с самого детства я привык плохо питаться. У моего отца,
аптекаря в Курбвуа, еду готовил лаборант. И ее вкус зависел от того, чем
он перед этим занимался: это либо отдавало салицилатом натрия,
либо вероналом, но никогда еда не была вкусной. Позже я
питался в полку, в кавалерии: там все воняло - догадайтесь чем. А
потом, будучи студентом, я перебивался исключительно
сандвичами, а поскольку пальцы у меня постоянно пахли вскрытыми
трупами, то сами понимаете! Так что теперь, увы! Что попадет ко
мне в рот, то и ладно, мне все равно: Булан это или же Дюпон...
Флора: Увы, мне явно не везет! Я же говорила о поваренном
искусстве... Редкий француз его не ценит!
Марсель (просовывая нос в дверь): Когда придет Вера,
обязательно скажите мне. Я должен ей кое-что передать, причем срочно.
Бардамю: Всем тут нужно что-то срочно передать. Как бы нам
всем, в конце концов, не переругаться.
Флора: Это было бы ужасно!
Бардамю: О! Все зависит от того, что считать ужасным!
Марсель: Именно это я и сказал Максу перед тем, как он уехал.
56

Он говорил мне: «Может, мне туда не ехать? Ты знаешь, я боюсь
угодить в тюрьму, как только сойду с корабля. А там ведь просто
ужасно, ты же знаешь? - говорил он мне. - Да ладно! Все зависит
от тебя, - ответил я ему. - Сколько часов, к примеру, ты сможешь
спать в тюрьме? По крайней мере, во сне с тобой ничего
ужасного не случится!»
Флора: Странный тип, не правда ли? Они все здесь
становятся такими от общения с американцами.
Бардамю: Это отклонение!
Флора: А в Африке что, тоже так?
Бардамю: О!Вуотттак!
Он прикрывает рот рукой и поднимает глаза вверх.
Входят какой-то человек, типичный американец. Он коротко
представляется:
Доктор Дарлинг!
Доктор Дарлинг: Miss Vera, please?
Флора: Ее нет, мсье.
Марсель: Но она же сейчас придет, да?
Дарлинг: Тогда мне нужна миссис 1ейдж.
Марсель: Она танцует внизу.
Дарлинг: Мне необходимо поговорить с ней лично, но
сперва я бы хотел видеть мисс Веру, поскольку у меня достаточно
неприятное поручение. Может быть, вы ее подруга?
Бардамю (прерывая его): Подождите, подождите, мсье. Думаю,
я знаю, о чем идет речь. У меня то же самое поручение. Это
касается смерти доктора 1ейджа?
Дарлинг: А! Вы доктор Бардамю? Добрый день, мсье!
Бардамю: Именно! Именно, дорогой коллега.
Флора (удивленно): Но вы не сказали мне, что он умер!
Марсель: Погодите, я сейчас ей потихоньку все сообщу.
Флора: Нет, нет, оставайся тут.
Бардамю: Я только что заходил в фонд Барелла, где мне
сказали, что миссис 1ейдж должна быть здесь.
Дарлинг: Моя секретарша действительно сказала мне, что
послала вас в театр. Ну так подождем ее, если хотите.
Флора: Ах! Бедняжка!
57

Дарлинг: Но расскажите же мне, как все произошло. Я
получил лишь одну телеграмму три недели назад, письмецо от
генерального управляющего и письмо от г-на Клало.
Звонит телефон. Бардамю и Дарлинг переговариваются в углу.
Флора (по телефону): Ну да... А!., это Блюм! Как дела?.. Да...
Я... (Радостно): Нуда, конечно, но послушайте, я никогда этим не
занималась. О! Нуда, это важно... Господи, я не знаю... что вам
сказать... Но, конечно, да, это меня устраивает! Ах! Послушайте!
Вы очень милы, но вы меня смущаете. Конечно, я хочу
попробовать. Что? О! Знаете, я не могу прийти в себя. Ну ладно!
Послушайте, жребий брошен. До скорого. (Вешает трубку, чрезвычайно
взволнованная): Ну вот! Друзья мои, произошло нечто необычное.
Вы знаете Блюма, ну того толстого коротышку Блюма из Благ-
вилл Фолиз, менеджера? И вы знаете, что он мне предлагает? Он,
которого я всего пару раз видела у Веры? (Остальные смотрят на
нее с явным недоумением.) Так вот, друзья мои, он спрашивает меня,
не хочу ли я сыграть роль француженки с китайцем в спектакле!
Бардамю: Вы согласились?
Флора: Знаете, я хочу попробовать, хотя я никогда не играла
в театре.
Бардамю: О! Там просто нужно говорить чуть громче!
Марсель: А может, у них найдется роль француза с
негритянкой - я всегда готов!
Флора лихорадочно одевается.
Бардамю: Вы меня больше не любите?
Флора: О! Да! (Обнимает его.) О! Как же я довольна!
(Внезапно): О!.. Но... А как же покойник?
Бардамю: Не думайте о нем... Мы это уладим...
Флора: Ну ладно! Обнимите ее за меня. Ах! Бедняжка! Но, в
конце концов...
Она уходит.
Бардамю: А в чем дело?.. Вы же все-таки получили его
имущество, его записи, его инструменты. Наверное, у него было немало
58

иорованных, да? В Африке с инструментами туго... Там всего не
хватает.
Дарлинг: Да, да.
На какое-то время оба замолкают.
Дарлинг: Теперь нам остается лишь проинформировать его
жену.
Бардамю: Боже мой, вы знаете, я не так уж за это держусь.
Она меня не знает. А вы с ней знакомы?
Дарлинг: Да, немного, самую малость.
Бардамю: Похоже, это весьма амбициозная и энергичная
особа. Я не знаю, огорчится ли она, но все же... В этом мире
существует только одна правда - это смерть! Вся жизнь состоит из
опьянения и лжи. Это тяжело, но деться некуда. Люди лгут так же,
как дышат. А если ей вообще ничего не говорить?
Дарлинг: Даже и не думайте об этом, к тому же мне
необходимо составить рапорт об этой кончине. Он входил в Американскую
Ассоциацию медиков, и я должен сообщить об этом президенту.
Вы же его лечили, не так ли? Значит, у вас сохранились
наблюдения за тем, как протекала болезнь. А! Кстати, его жизнь была
застрахована. Мы застраховали его на пятьдесят тысяч долларов.
Бардамю: Ах! Ах! О! О! Мертвый американец - это богатый
американец. А! Знаете, теперь я уже не так боюсь сообщить ей,
что она овдовела. Кроме того, нужно бы сделать анализ крови
негритенку, которого я сюда привез и который составлял часть его
инвентаря. Не думаю, что это многое прояснит, но раз уж он здесь...
Дарлинг: А! Вы привезли негритенка? Но 1ейдж же умер от
желтой лихорадки, не правда ли? Клало мне так написал!
Бардамю: О!.. Представьте себе, что я совершенно в этом не
уверен.
Дарлинг: Но вы же были там, послушайте, и в регионе до
этого не было ни одного случая?.. А после?.. Он же приехал из
английской колонии. Разве в этой колонии объявлен карантин?
Бардамю: О! Вы знаете, издалека все всегда кажется сонгр-
шенно неоспоримым, но вблизи, как правило, видно не очень
хорошо.
59

Дарлинг: А вскрытие вы не проводили?
Бардамю: Нет!
Дарлинг: Как же это! Как же! Подобный странный случай, и
без вскрытия! Но послушайте... Это же было необходимо!..
Бардамю: Конечно! Да... Я забыл!
Дарлинг: О! Даже так! Неужели забыли! Ну вы даете! В
Фонде Барелла в это никто поверит, да и в Лиге Наций, кстати, тоже!
Бардамю: Ага! Если бы я это сделал, то результаты бы все
равно оспорили! Чума, желтая лихорадка, пневмония - пока сам
не заболеешь, не поймешь...
Дарлинг: В конце концов! Не до такой же степени! Вы
упустили случай сделать очень интересное и, возможно, даже самое
сенсационное открытие. Факты всегда остаются фактами!
Бардамю: Ха-ха! Вы опять о своем! Однако, уверяю вас,
больше всего лгут не те, кто прибыл издалека, а те, кто их слушает на
расстоянии в пятьсот километров. Каждый верит в то, что ему
выгодно!..
Дарлинг: Я не уполномочен делать вам замечания, мой
дорогой коллега, давать вам указания или же упрекать вас в чем-либо.
Однако я убежден, что, в конечном счете, все это выскажут вам в
Женеве.
Бардамю: О! В этом ятоже не сомневаюсь. Видите ли, во всем
мире принято считать, что истина дороже всего, но настоящей
правды все равно никто никогда не признает. То, что в Брагаман-
се составит метр двадцать пять, в Нью-Йорке, будет уже метр
семьдесят пять, а в Женеве, может быть, потянет и на два метра,
причем, похоже, все пользуются одним и тем же метром.
Дарлинг: Я с трудом вас понимаю: настоящий ученый так не
рассуждает.
Бардамю: Подождите, телефон. (Отвечает): Yes! Yes! В
сложившейся ситуации вряд ли вам кто-нибудь здесь поможет. (Кладет
трубку.) Послушайте, раз уж вы настаиваете, я- расскажу вам, что
произошло. Доктор Гейджумер ночью в воскресенье среди листвы
и мошкары. Я даже не знаю чего там было больше: листьев или
мошкары. Мне кажется, что у него началось удушье, как при
пневмонии. По мнению Клало, это желтая лихорадка: он уперся на
60

споем. За пять дней до этого в джунглях умер военный врач, и
похоже, от чего-то другого. Там были только пьяный Пистиль и
разгневанный Клало. Тандерно очень волновался, и всем было
ужасно жарко, поэтому они все орали на негра. Ну как, теперь у
нас есть какие-то соображения? Мне почему-то кажется, что
теперь вы сделаете следующее: напишете в Лигу Наций, чтобы меня
отгуда выперли, потому что это вы их субсидируете, а вы
являетесь типичным англосаксом.
Дарлинг: Я сделаю то, что должен, доктор Бардамю!
Бардамю: Вот видите, в данном случае просто невозможно
ошибиться. Но это относится только к наиболее понятным
вещам: любую подлянку гораздо легче диагностировать, чем какой-
нибудь микроб. Это все давно известно и опробовано на
практике. Но в конце концов, я уже достаточно попутешествовал. Я найду
себе в Буа-Коломб постоянных пациентов. Вы когда-нибудь
слышали о Буа-Коломб?
Дарлинг: Нет, но при чем здесь это?
Бардамю: Вы туго соображаете. Ну а мышцы внутренней
части бедра вам знакомы?
Дарлинг: Да!
Бардамю: Ну так вот, между ног есть все, что нужно для
счастья, хотя это не имеет никакого отношения к урокам анатомии
Рембрандта. Здесь нужно было бы читать лекции на эту тему. А я
был бы преподавателем!
Дарлинг (обрывая его): В конце концов, не будете ли вы так
любезны взять на себя это поручение для мадам 1ейдж, поскольку
именно вы видели ее мужа в последние минуты... а вечером мы
будем ждать вас в Фонде.
Бардамю: Ага! Ну вот. А! И что, пятьдесят тысяч долларов,
действительно?
Дарлинг: Да, да, пятьдесят тысяч.
Телефон.
Бардамю: Сейчас я буду изучать английский. (Подходит к гтж~
(pony.)Yes, yes, no, no, she is there, come on!1
1 Да, да, пет, пет, она там, давайте!
6i

Входит женщина лет тридцати, очень миловидная. Она смотрит
на него без особого удивления. Она очень похожа на американку,
чрезвычайно элегантная. Он тоже ее замечает.
Бардамю (себе самому): Смотри-ка, вот еще одна. А! Ладно,
возможно она тоже разденется. You want Miss Vera? l
Вера (это она): Yes, sir.2
Бардамю: Ну ладно, присаживайтесь тут, рядом со мной.
Подождем вместе. А лучше садитесь-ка прямо на ее стол, тогда она
скорее придет, а я пока хотя бы полюбуюсь. (Смотрит на ее ноги.)
Может быть, вы говорите по-французски?
Вера: Да.
Бардамю: А! Так гораздо лучше, потому что, видите ли, я
пытаюсь усовершенствовать свой английский, исключительно общаясь
по телефону. В самое ближайшее время, думаю, я достигну
существенного прогресса. Правда, к настоящему моменту я
остановился где-то на уровне французского лицея. А там в учебнике
английской истории Маколея мы дошли только до высадки Монмута. Я
стараюсь не пропускать ни одного телефонного звонка и
вынужден здесь находиться, так как не хочу терять ни минуты. О!
Кстати, высадка Монмута, о которой я начал вам говорить, была
событием чрезвычайно значительным. (Оживляется): Представьте себе,
Монмут высаживается на небольшом заброшенном клочке
английской земли. Высадка только что закончилась. Его сторонники не
так уж сильны и совсем немногочисленны, да и денег у него
маловато. В первую очередь он хоронит погибших. У него огромные
амбиции. И, как и положено англичанину, он озабочен устройством
приличного кладбища. Я так и вижу его перед собой. (Звонит
телефон.) Алло\ Алло! Да, да. Она сейчас придет. She is there: she is coming.
(Кладет трубку и, жестикулируя, начинает расхаживать взад-вперед по
сцене. )У него не так уж много сторонников, зато много врагов,
причем англичан, а враги-англичане, мадам, это кое-что значит.
Правда он сам тоже англичанин. Короче, мы подошли к самому
интересному. Итак! В этом небольшом отрывке из Маколея про высадку
1 Вам нужна мисс Вера ?
2 Да, сэр.
62

нес происходило следующим образом: только он высадился, как
сразу становится ясно, что дело его - труба, зато его коварные ира-
iii продержатся столь же долго, как и современная цивилизация,
ибо она вся держится на этой чисто английской подлости.
Попробуйте представить себе Европу без нее, как все сразу рухнет, и
Америка в том числе — я говорю вам это как француз. Я имею в виду
(направляется к телефону) политику, о которой я мог бы еще много
чего вам сказать. Однако вы, наверное, явились сюда не затем,
чтобы голосовать, так что все это вас не особенно интересует. Я жду
миссис 1ейдж. Она там репетирует, и у нее великолепные ноги,
можете ей это передать. (Слушаету двери.) Довольно живенькая
мелодия. (Вера смотрит на него как женщина, которая видела многих
мужчин.) Да, кстати, забыл сказать - я так часто это повторял за
последний час, что невольно боюсь повториться - меня зовут
Бардамю, доктор Бардамю, эпидемиолог и дипломат. Вот мои бумаги
(протягивает ей свой паспорт), отличный паспорт, дипломатический,
такие выдают в Лиге Наций, причем бесплатно. Кроме того, там
мое фото годичной давности, когда мне было тридцать два. Само
собой, больше я уж никогда не стану фотографироваться. А когда
мне исполнится сто лет, я просто пририсую сюда прекрасную
бороду, я уже решил, прекрасную белую бороду.
Вера: Так вы врач? <
Бардамю: Ну да, разумеется. А вы что, больны?
Вера: Нет, нет!
Входит Марсель.
Марсель: Мисс Вера еще не пришла?
Вера: Да-да, я тут.
Бардамю: А! Это вы! Ах! Да вы тут прямо нарасхват!
Вера: Знаете, я прихожу сюда только во время ланча и
вечером на представление. Я работаю дома, так как сюда слишком
часто звонят.
Бардамю: О! Я уже начинаю во все это втягиваться, все
больше и больше. Жизнь бьет ключом. Так у вас есть офис еще и и
другом месте?
Вера: Ну да, нужно же где-то работать.
63

Бардамю: Держу пари, что в вашем офисе вас частенько
фотографируют?
Вера: Да, для рекламы.
Бардамю: А вот меня эти фотографии ужасно раздражают.
Не кажется ли вам, что человеческое существо, поглощенное
процессом письма, выглядит не особенно привлекательно? Видели
ли вы мэтра Дарадада за его рабочим столом, склонившегося над
своим последним романом? Мы видим Дарадада по пояс,
неподвижно застывшим на стуле с бумагами в руке - и, таким образом,
он надеется заполучить сто тысяч читателей. Лучше покажите
мне, как моя домработница ворует у меня сахар: это не так
претенциозно, но такое случается и может для чего-то пригодиться.
Но Дарадада, пачкающий страницы - боже мой, что за убожество,
что за странная любовь к пустоте! А ведь далеко не только один
мэтр Дарадада обожает фотографироваться. С ним, по крайней
мере, все ясно: он отупел от книг, кроме которых в жизни ничего
не видел. Увы, этим занимаются практически все! Верембуа,
крупный промышленник с нахмуренными бровями, организовавший
картель по производству домашних тапочек, фотографируется
исключительно за своим министерским столом, скорчив рожу а-
ля Шекспир-Тюрго: организатор и поэт одновременно, - вместо
того, чтобы сняться с вот такими, раздувшимися с обеих сторон,
карманами. В этом, по крайней мере, был бы хоть какой-то смысл.
А раз уж вы руководите этим заведением, то на вашем месте я бы
снялся в окружении двадцати барышень, выбрав самых
грациозных и стройных, но только не за столом. Ибо писать - это
отвратительно, почти то же самое, что испражняться. И вообще, как
можно фотографироваться, когда ты что-то делаешь?
Марсель (который хочет поговорить с Верой): Мисс Вера, мне
нужно вам кое-что сказать.
Вера (берет Бардамю за руку): Послушайте мсье, будьте так
любезны, подождите меня немного в салоне, вон там. Мне нужно
поговорить, а потом мы продолжим нашу увлекательную беседу.
Вы очень милы!
Бардамю: Хорошо! (Открывает заднюю дверь.) Следите за
телефоном!
Вера: Так я вас жду!
64

Марсель: Ах! Мисс Вера. (Тихим голосом): Мисс Вера, я видел
судью Моджерти. Он встречался с прокурором, а потом явился
ко мне. Макс уехал в Канаду в шесть часов утра, а в восемь у пас
уже была полиция. Меня расспрашивали, чем я занимаюсь. Я ска-
мял им, что Макс уехал в полдень на «Юпиниуме». Я всем так го-
иорю, но не уверен, что это проканает!
Вера (быстро, обеспокоенная): Ну и что же сказал Моджерти?
Марсель: Он уверяет, что целый месяц не мог ничего сделать,
поскольку демократы за ним следили, и что нужно ожидать
обыска с минуты на минуту, особенно по утрам.
Вера: О! Я все поняла: он нас сдал... все просто...
Марсель: Ну так вот, могу еще сообщить, что они накрыли
недалеко от Песчаного острова целую лодку, а в ней было полно
«травы». Хорошо хоть Макс успел убраться, но, похоже, он не
очень представляет себе, что будет делать, так как уклоняется от
поенной службы! Надеюсь, ему удастся устроиться в Канаде. А я
пока займусь его лавочкой, если только полиция ее не прикроет,
что вполне возможно.
Вера: А в подвале ничего не осталось?
Марсель: О! Когда явилась полиция, там было еще четыре
бутылки Перно и штук двести пива. Вот вам и торговля!
Вера: Так, если я правильно поняла, Моджерти сдал нас
прокурору в преддверии выборов и больше ничего не хочет делать. Он
собирается меня посадить, несмотря на деньги, которые он у меня
выманил! Он уже давно «на крючке» у агентов по борьбе с
наркотиками, вот он и решил, наверное, с ними как-то договориться...
Черт!! Ну что, Верунчик, нужно чтскго срочно предпринимать!
Марсель: Да, думаю, вам лучше уехать. Мне-то это не
обязательно, поскольку я человек неприметный, но вот вы!.. И будьте
осторожны. Я уверен, что они будут следить за вами, пока вы не
сядете на корабль, а потом...
Вера: Да уж. (Размышлять.) Мне это не нравится. (Кладет ему а
/}уку пачку долларов.) Вот. Ну ладно! Ступайте к ней вниз и задержите
ее там ненадолго, хорошо? Отлично. Так! Потом пошлете мне по
«Америкэн Экспресс» письмо в Париж, на имя «Родригес», только
запомните хорошенько имя, ладно! Родригес. Ну бегите, приятель!..
Марсель: Хорошо!
65

Вера идет и приводит Бардамю.
Бардамю: Ну вот! Значит, вам было не так уж скучно.
Вера: Вы женаты?
Бардамю: Нет, мадам.
Вера: А жениться не собираетесь?
Бардамю: На вас, мадам?
Вера: Да хоть и на мне.
Бардамю: Ладно! Договорились!
Вера (немногоудивленная): Ну вы даете, долго не думаете!
Бардамю: Могу пояснить: просто я все слышал за дверью, так
что меня это не удивляет!
Вера: А! Поздравляю! Да вы на ходу подметки рвете. Это же
шантаж, приятель!
Бардамю: Нет, это любовь. Я обожаю американок, а вы
красивы, в хорошей форме, танцуете. Чего же еще?
Вера: Ага.
Бардамю: А вот я, увы, знаю только один танец: вальс. Этим
сложным движениям меня обучили в юности. У меня в лицее был
преподаватель, учивший нас хорошим французским манерам и
этикету. Его звали мсье Грио. Мсье Грио никак не мог запомнить
мое имя! Он все время называл меня Бар даму. А поскольку
каждое движение делили на части, чтобы легче было запомнить
(показывает): раз, два, три, - я их хорошо усвоил. И стоило ему
произнести: «Мсье Бар даму, вперед», - я сразу вот так вот устремлялся
вперед: раз, два, три. Но в лицее, представьте себе, совсем не было
дам, поэтому мы никогда с ними не танцевали, отчего я не умею
танцевать в паре. Я не уверен, но возможно, когда ты танцуешь в
одиночестве, это производит даже большее впечатление.
Взгляните, разве я не прав?
Он пробует: раз, два, три.
Вера: Ладно, там видно будет!
Бардамю: В конце концов, вы идеальная жена для меня. В вас
ведь тоже есть эта англо-саксонская подлость, которая так идет
симпатичным женщинам. Латинянки мне уже приелись. Они
66

слишком любят мужчин; впрочем, и латиняне тоже постоянно
думают лишь о сексе. Если же кто-то из них об этом не думает, то
он непременно становится диктатором. Да здравствуют
американки, презирающие мужчин! Меня это нисколько не смущает.
Разве что фотографии их слегка портят!
Вера: Ага, и еще паспорта. Как только я стану мадам Барда-
мю, американская полиция утратит ко мне всякий интерес. Для
них главное, чтобы я поскорее отсюда уехала...
Бардамю: Ха! Ха! Это становится все более забавным: кино
продолжается. А! Кстати, вы в курсе, что у меня есть ребенок,
11егритенок?
Вера: ...
Бардамю: О! Да! Этого малыша я не оставлю в Нью-Йорке ни
за какие бабки. Я очень к нему привязался: возможно, у него
желтая лихорадка, но это лишь прибавляет ему очарования.
Вера: Это негритенок, которого я видела внизу рядом с
охранником?
Бардамю: Нуда. Не правда ли, он восхитителен? Настоящий
Дьябадуло!
Вера: Меня это не так вдохновляет, как вас.
Бардамю: Ах! Он вас не особенно стеснит. Мы ведь не долго
будем вместе. ;
Вера: О! Само собой, потом мы разведемся.
Бардамю: Вот именно!
Вера: А пока я окажу вам посильную помощь!
Бардамю: А! Замечательно! Очень кстати! Я как раз
собирался купить себе скромный врачебный кабинет в Буа-Коломб, и я
уже начал прикидывать, как бы мне это сделать. Пожалуй, я чем-
то похож на Монмута, а вы моя сподвижница, и поскольку мне
нужно примерно двадцать тысяч французских франков (смотрим
на нее), ну да, это семьсот долларов! Позже я вам их верну, я
обязательно их вам верну, я же как Монмут. А он ведь тоже так бы
сказал, не правда ли?
Вера: Похоже, вы уже не новичок в подобных делах?
Бардамю: А вы?
Вера: Еще бы!
67

Бардамю: Надо же! Неужели вам совсем не хочется просто
честно трудиться?
Вера: Поначалу приходилось!
Бардамю: А вот я - совсем как Монмут.
Вера (пишет)'. Ну ладно! Вот записочка для малышки 1ейдж. Я
не смогу с ней увидеться, да это и ни к чему. А поженимся мы в
Вашингтоне. (Задумывается.) Ах! Нет, не в Вашингтоне - в Чикаго.
Бардамю: О! Пока что мы еще здесь...
Вера: Я хочу ей сообщить, что она может забрать себе театр.
Она всегда об этом мечтала. Вулворту уже принадлежит половина
акций, а вторую половину он купит для нее. Через шесть месяцев
они рассорятся, разойдутся, и тогдая, возможно, заберу все обратно.
Бардамю: Однако, понимаете, я тоже должен ей еще кое-что
передать.
Вера: Что-нибудь важное?
Бардамю: Ее муж умер в Африке!
Вера: Ах! Это был милый юноша, такой спокойный и тихий.
Вам нужно что-то ей передать от него?
Бардамю: Нет, нет, я должен сообщить ей, что он умер, вот и
все, и так, чтобы не слишком ее травмировать. А! Впрочем, он
оставил ей пятьдесят тысяч долларов страховки.
Вера: Ну, тогда страховое общество ее и известит. Они
сделают это лучше вас: при помощи чека. Пойдемте отсюда.
Бардамю: Да! Действительно, мы же женимся. Ах! Но
имейте в виду, я не застрахован. И потом, я совсем не знаю Чикаго.
Есть ли там французское консульство? У вас тут есть телефонный
справочник? (Смотрит в книгу.) Ого! Сколько в Америке
телефонов! Подождите, я посмотрю Чикаго. Чикаго, консульство,
консульство, консульство, кон... консульство, генеральное
консульство Франции. О! Вот и генеральное консульство Франции.
Кстати, вам известно, что место, где сейчас Чикаго, открыл
француз? Его звали Кавелье де ля Саль, нормандец, его именем ныне
названа улица в Сен-Жермен. Так что я теперь еще и вроде
Кавелье де ля Саля, поскольку еду в Чикаго, а потом в Сен-Жермен. О!
Вы выходите за меня замуж, а это не пустяк. Но! Послушайте,
здесь ведь была еще одна француженка, подруга миссис Гейдж.
68

Вера: А! Да, Флора!
Бардамю: Вот-вот! Она поехала в другой театр, так как ей
позвонили и предложили сыграть француженку с китайцем.
Они уходят, продолжая разговаривать.
Представляете, она тоже хотела выйти за меня замуж!
Они уходят, а телефон все звонит... звонит... потом наступает
тишина.
На сцене появляется миссис Гейдж с платьем в руках, садится на
софу и начинает его зашивать. В полной тишине занавес
медленно опускается.
69

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Г. Юденцвек, директор Службы третейских разбирательств в Лиге
Наций, еврей, сорок пять лет
Г. Мозаик, директор межведомственного Отдела, еврей того же
возраста
Г. Моисей, директор Службы информации, еврей того же возраста.
Полковник Краваш, венгерский военный, весьма живописный
мадьяр
Военный, напоминающий Бонапарта в Бриенне, но очень
старый, весь седой: Бонапарт, которому не удалось сделать карьеру.
Президент ван дер Прик, солидный господин лет сорока,
похожий на толстого голландского чиновника
Представитель Чуко-мако-бромо-кровенской республики, член
балканского правительства, сорок лет
Несколько живописных военных
Профессор Вантрнор, француз, бородатый, похожий на
шумного депутата-центриста
Скандинав-идеалист с длинными волосами
Саксонский делегат, рыжеволосый, высокий, очень похожий на
англичанина 1900 годов
Несколько членов правительства
Бардамю
Два конторских мальчика
Мисс Брум, секретарша Юденцвека, тридцать пять лет, сухая,
подчеркнуто любезная
Машинистки
Голоса за кулисами
В ЛИГЕ НАЦИЙ
Сцена пуста и практически в течение всего действия погружена
в полумрак, лучи света падают только на входящих и выходящих
персонажей. С потолка спускаются черные занавесы, которые
закрывают заднюю и боковые стены сцены. Слева занавес
представляет собой как бы уходящий внутрь коридор. Он
разделен на три части, изображающие двери в залы различных
70

комитетов Лиги Наций: дипломатический, санитарный и
разоружения, - откуда в начале акта доносятся голоса, шум,
разные звуки. Эти звуки и голоса не смолкают в течение всего
акта, они начинают звучать вразнобой примерно за минуту перед
тем, как поднимется занавес и на сцене появится первый
персонаж. На сцене справа стоит громоздкий письменный стол;
стол чрезвычайно длинный, уходящий вдаль, повернутый к
зрителям торцом. Кресло за столом сначала пустое, но вскоре в
него сядет секретарша, мисс Брум. Возле стола стоят еще три
огромных кресла. Сцена, как уже было сказано, пуста и погружена
в темноту; вертикальные лучи света высвечивают три отверстия
в занавесе слева, за которыми работают комиссии и через
которые будут входить различные действующие лица. Оттуда
доносятся голоса людей, говорящих с разными иностранными
акцентами:
Голоса: Итак, господа, приступим... подведем итоги... Легко
сказать... Позвольте спросить почтенного делегата Франконии,
готов ли его отчет?..
Другой Голос: Пока нет, мсье президент!
Первый Голос: А когда вы его нам представите? К Рождеству...
Такими темпами...
Другой Голос: Э! Его еще нужно перевести на пятьдесят три
языка, а у нас только двести двадцать два переводчика, вы же
знаете, господин президент.
Еще один Голос: Ах! Ах! А я жду свой рапорт на девятистах
девяноста четырех страницах, не считая иллюстраций, чуть ли
не с самой Троицы: это же огромная работа.
Шепот: Ах! Ах!
Голос: Хочу спросить нашего коллегу, достопочтенного
депутата Батаклана, фигурируют ли в протоколе шнурки для ботинок,
а также предметы, производство которых запрещено в военное
время.
Голоса: Морфий! Морфий!
Голос: Господа, подобные инсинуации недопустимы! Мое
правительство нельзя заподозрить в поддержке импорта и экспорта
морфия на своей территории. Ведь всем известно, что морфий
нужен только народам, занимающимся производством пшрмцои!
Голоса: А! А! О! (Смех.)
71

Голос: Господа, давайте подведем итоги! Уверяю вас, что
факты смерти в большинстве стран в настоящее время
регистрируются очень небрежно! И это правда, господа! В настоящее время
мы вынуждены согласиться с невозможностью гарантий того, что
мертвый, которого в Торонто, в Канаде признают умершим от
мигрени, не будет зарегистрирован в Копенгагене
скончавшимся от пляски Святого Витта, причем один и тот же мертвец,
господа. Не пора ли нам, уважаемые, решительно взяться за
реформирование подобной международной аномалии, которая...
Голоса: Браво! Браво!
Голос: Должен сказать, что именно это является постоянным
препятствием для установления доверия в мире между разными
странами, доверия, без которого невозможен продолжительный,
мир. Доверия в вопросах регистрации причин смерти!
Голоса: Браво! Браво!
Голос: Я подготовлю вам и переведу на двадцать восемь
языков небольшой доклад на эту тему, чтобы мы могли представить
его, если вы не возражаете, экспертной комиссии, которую мы
созовем во время нашей следующей сессии в Мадриде, в январе
1926, ну а пока я был бы счастлив выслушать мнения всех членов
нашего комитета.
Оратор просовывает лицо в отверстие в занавесе и кричит:
Мой рапорт, пожалуйста!
Голос отвечает: Вот он, мсье, вот он!
Тут через сцену проходит вереница толкающих тележки слуг. Эти
тележки переполнены кипами бумаг; по мере того, как они
приближаются, все громче слышатся голоса.
Голоса: Ах! Ах! Ах!
Раздаются постепенно стихающие крики «браво».
Голос: Решено, мсье президент, я попрошу перевести и
раздать все эти документы.
Другой голос: Решено!
72

Снова крики «браво». В этот момент через отверстие в зананссе,
звякая длинными шпорами, входит военный, мадьяр, и
живописном венгерском наряде, чрезвычайно воинственного
вида, с огромной саблей на поясе. Он медленно проходит через
сцену и идет к столу. Пока он размеренно ходит вокруг стола,
снова слышатся голоса.
Голос: От имени моего правительства я вынужден, господа,
попросить нашу комиссию, чтобы она совершенно официально,
используя исключительно дипломатические методы, то есть
чрезвычайно тактично, вмешалась в разногласия, возникшие в
настоящий момент среди экспертов из четвертой подкомиссии
постоянного комитета по вопросу изучения воздушных змеев с точки
зрения защиты семафоров в случае мобилизации. Я подготовлю
вам историческую справку по поводу этого спора...
Голоса: Ах! Ах!
Первый голос: Это началось задолго до войны...
Голоса: Которой?
Первый голос: Предпоследней, господа...
Голоса: Которой? О! А!
Смятение.
Живописный венгерский полковник продолжает прохаживаться
вокруг стола. В это время входит какая-то дама: типичная
англичанка, засушенная, седая, в очках. Садится за стол и с
серьезным видом ожидает, пока полковник остановится.
Полковник (заметив ее): О! Мисс Брум, я счастлив вас видеть.
А господин Юденцвек сегодня будет?
Мисс Брум: Нуда, конечно, должен скоро прийти: я его жду.
Полковник: А! Это меня радует. Вообразите: я только что был
в комиссии по разоружению.
Его прерывают очень громкие голоса.
Голоса: Но послушайте, господа, это невозможно: никогда мое
правительство на это не пойдет. (Эта фразатвторжпсяпеааышмрш.)
Мы уже пошли на все возможные уступки. Я предлагаю передать
73

дела из четвертой комиссии по спорным вопросам в пятую
подкомиссию по техническим вопросам, подлежащим третейскому
разбирательству, и обязать эту комиссию впоследствии назначить
экспертов и представить нам свои предложения во время
заседания третьей подкомиссии восьмого комитета, которое должно
состояться в Бангкоке, до начала второго конгресса,
посвященного делам, подлежащим третейскому разбирательству.
Другой голос: Я полностью поддерживаю ваше предложение,
эта процедура необходима.
Другие голоса: Браво! Браво!
Голос: Господа, насколько я понял, все согласны. А теперь
займемся переводом и повесткой дня!
Венгерский полковник (обращаясь к мисс Брум): А наш
дорогой директор отдела третейских разбирательств, надеюсь, не
заболел?
Мисс Брум: О! Нет, полковник. Но может быть, мне стоит
поставить его в известность о том, что вы желаете с ним
побеседовать?
Полковник: Дело в том... Небольшой вопрос, можно сказать,
личный. Мне хотелось бы узнать его мнение, как друга... по поводу
обмена валюты. Вы ведь знаете, что он дока в этих вопросах. Само
собой разумеется, дело деликатное, но мы же так близки, мне
кажется, можно обойтись и без формальностей. Представьте себе,
мисс Брум, что я начал страдать бессонницей! Вчерая получил свой
ежемесячный оклад в виде чека... Видите ли, я получаю жалованье
в бардинарах, это наша национальная валюта. Я получаю двадцать
три бардинара в день. Кроме того, в Лиге Наций мне платят
шестьдесят три швейцарских франка в качестве основного
жалованья. Но в Париже у меня подружка, и естественно, я помогаю ей во
французских франках. Кроме того, мой сын просит посылать ему
бардинары, чтобы оплатить пансион в Неаполе, где он в
университете изучает игру на мандолине. Так что бардинары я бузу
посылать в Неаполь, а швейцарские франки пока попридержу...
Вполне возможно, их курс поднимется, когда я вскоре поеду в Лондон...
но ведь потом, следующей осенью, я отправлюсь к себе на родину,
в Трамонтану, где мне поручено проводить большие осенние
74

маневры. А тогда курс точно понизится: он всегда понижается, ког-
да начинаются маневры, и особенно если ими командую я.
Конечно, возможно я льщу себе, мисс Брум, но мои маневры похожи на
настоящие войны. Именно такими и должны быть маневры. Они
должны вызывать ужас. Впрочем, все объясняется довольно
просто. Наши народы больше не верят в мир. Мы так и не сумели
убедить их в том, что мир возможен. Напрасно мы твердили, что несем
им мир - они не верят. Что ж, тем хуже для них! А курс, между тем,
понижается. Эти народы совершенно невежественны. Они не
только не верят в мир, но и с трудом узнают солдат своих стран. Вы не
поверите, но они принимают моих солдат за вражеских.
Несомненно, эти несчастные народы заслуживают снисхождения. Правда,
могу сказать вам, мисс Брум, наш бедный народ слишком много
страдал за последние двадцать лет. А тем временем я уже начал
задумываться: генералом какой армии мне лучше стать. Может быть,
той, где я когда-то начинал молодым лейтенантом - все-таки это
было бы мне приятно. Я ведь уже четыре... нет... три раза менял
свою национальность со времен Выставки... большой... той, что
была в 1900. Господин Юденцвек прекрасно разбирается как в
незначительных вопросах вроде курса валют, так и в серьезных. Какой
человек! Какой талант! Какая удивительная способность находить
компромиссы. А компромисс, не так ли, мисс Брум, это основа
основ политических институтов, по крайней мере, тех, что еще
продолжают свое существование. Ха! Ха! Ха! Короче говоря, если вы
его увидите, будьте так любезны передать ему, что я скоро вернусь.
Он выходит. Появляется полный господин с толстым
портфелем.
Полный господин (обращаясь к мисс Брум): Мадмуазель,
директор службы третейских разбирательств еще не пришел? Я
профессор ван ден Прик из университета Гранады. Я пришел, чтобы
обсудить список умерших. (Тихим голосом): А получили ли вы
записочку о моих расходах во время путешествия?
Мисс Брум: Ну да, мсье.
Полный господин: И мне все возместят в швейцарских
франках?
75

Венгерский полковник, услышав разговор, внезапно
возвращается.
Полковник: Ну да, мсье, конечно, в швейцарских франках.
Только в швейцарских франках. (Представляется): Полковник Кра-
ваш!
Ван ден Прик: Я бы предпочел во флоринах.
Полковник: А! Понятно: во флоринах.
Они удаляются вдвоем, продолжая беседу.
Многие предпочитают фунты, но все же это не доллары.
(Вместе): Ах! Этот доллар, этот доллар! Что может быть лучше!
Голоса: Решено, но в конце концов, что же...
Другой Голос: А! Ну да, это точно!
Еще один Голос: Но маленькие державы, возможно, тоже
когда-нибудь вырастут. Мы обязаны, господа, смотреть в будущее.
Постановления, которые мы принимаем, должны быть заранее
согласованы с возможными грядущими переменами. Мы не можем
жить только сегодняшним днем, а смотрим в будущее.
Голоса: Браво! Ха! Ха!
Голос: Перевод, пожалуйста.
Между тем еще один военный, чем-то напоминающий Бонапарта в
Бриенне, появляется через щель в занавесе, он очень-очень старый
и, судя по одежде, испытывает определенные материальные
затруднения. Он подходит к мисс Брум, волоча за собой небольшую
пушку.
Бонапарт (обращаясь к мисс Брум, доверительно). У вас все еще
нет для меня небольшого чека, мисс Брум?
Мисс Брум: Нет!
Бонапарт: Нет! Ах!.. Я начинаю беспокоиться!
Мисс Брум: О!
Бонапарт: Три месяца тому назад я авансировал сто тридцать
пять франков своему правительству. С тех пор я не получал никаких
известий: ни о ста тридцати пяти франках, ни о правительстве.
Мисс Брум: Ах! Да, это печально!
76

Бонапарт: Даже ужасно! Поскольку, видите ли, когда у
правительства такого, как наше, просишь денег, это еще куда ни шло! С
трудом, но дело двигается. Вам их посылают, посылают
неохотного все же что-то делается... Но стоит вам вложить деньги
авансом, даже совсем немного, как все останавливается. Это сильнее
их. Они не способны... ничего возвращать... Начинается ссора,
и вот вам еще одна революция! (У него мексиканский акцент.) Я
ухожу, мисс Брум. Я уже не молод, и мне следовало бы знать, что не
следует авансировать сто тридцать пять франков своему
правительству Но искушение было слишком велико. Мне нужно
поговорить об этом с господином Юденцвеком. Разрешите оставить
вам пушечку: это образец той, что охраняет въезд в Кулебру, наш
национальный порт. Жаль, что у меня нет еще одной,
миниатюрной (галантно), я бы подарил ее вам в качестве пресс-папье.
(Рассматривает пушку, потом отходит и снова оценивающе смотрит на
нее.) Кстати, хотел вас спросить, сколько может стоить такая
маленькая пушка - уверяю вас, мисс Брум, она целиком из стали. Не
могли бы вы это выяснить? Ведь швейцарцам тоже нужно
оберегать свою независимость!
Пока он беседует с мисс Брум, проходят две машинистки,
молодые, в очень коротких юбках. Он смотрит на них, пока они
разговаривают друг с другом йа заднем плане.
Первая машинистка: Ты идешь в Разоружение? Да! А я иду к
Финансистам!
Вторая машинистка: Лично я предпочитаю военных.
Мисс Брум: Уходите, мадмуазель, вы же знаете, что директор
не любит, когда вы здесь болтаете.
Они убегают.
Мисс Брум (звонит по телефону, сцена пуста): Алло! Да, это мисс
Брум... Здравствуйте, господин директор... (Читает в своей шиш*
ной книжке.) Сейчас заседают три комиссии... Да... С виду нее
достаточно спокойно... Нет, они еще не принимали решений... А! 11уж-
но им помешать... Ладно... В комиссии по разоружению полпенни
77

больше. Постановление по поводу воздушных змеев уже
отправлено к экспертам. В санитарной комиссии... обсуждают
причины смерти... Они пока не знают, будут ли рекомендовать
принятие ...(с трудом читает): трех следующих определений, как сходных:
«мертворожденный»... «рожденный мертвым»... «ребенок,
родившийся неживым»... Это тоже нужно отсылать экспертам... Хорошо,
господин директор... В комиссии по финансам обсуждают планы.
Эти господа правят гранки дополнительного отчета, сделанного
на семьдесят восьмой ассамблее, посвященной созданию
международного отдела по преобразованиям и незаметному
аннулированию долгов. Хорошо, господин директор. (Кладет трубку.)
Слева из-за занавеса выходит человек с бумагами в руке. Он
обращается к мисс Брум.
Делегат: Я слышал, мисс Брум, что вы звонили г. Юденцвеку.
Я бы хотел с ним поговорить. (Он в рединготе и говорит очень
взволнованно. )Я делегат Чуко-мако-бромо-кровенской республики... вы
знаете, дела обстоят крайне серьезно, я уже составил рапорт.
(Входят какие-то люди, приносят бумаги, затем уходят. Он показывает на
них.) Он там. Здесь только факты: это предательство! Измена! На
Балканах разгорелся пожар, причем этот пожар на сей раз будет
трудно погасить. Необходимо, чтобы г. Юденцвек все уладил,
иначе я больше ни за что не ручаюсь!
Мисс Брум: Я сейчас же позвоню г. Юденцвеку.
Делегат: Вы вероятно в курсе, мадмуазель, что пелопонийцы
вот уже четыре года посылают к нам свои вооруженные банды и
разоряют наши деревни. Пропитати... Так их называют. Нет
счета их грабежам! Их злодеяниям! Их преступлениям, попирающим
все договоренности.
Мисс Брум: Это действительно кажется мне серьезным. Но...
разве это длится уже четыре года, как вы сказали?..
Делегат: Да, мадмуазель, уже четыре года. Правда, наши
партизаны пытаются отвечать им тем же... например, они
сжигают одну нашу ферму, насилуют трех девушек, угоняют четырех
коров... и мы на той же недели сводим с ними счеты: четыре
коровы, одна ферма, три девушки... так наши отважные партизаны
78

действовали в Пелопонии! Казалось бы, мы обо всем
договорились, все были в курсе, всё пошло по плану. Им было нечего нам
иозразить. Но известно ли вам, что эти ублюдки сотворили на
прошлой неделе?
Мисс Брум: Может быть, мсье Юденцвек об этом знает?
Делегат: Послушайте! Я вам сейчас скажу, мисс Брум, до чего
додумались пропитати... Они создали на нашей собственной
территории, в Жюшюшуто в Блургании, они создали, мадмуазель,
банк для вложения иностранных капиталов!.. Я не знаю... пока...
как они до этого додумались... я поставлю вопрос перед
финансовым комитетом. Но господин Юденцвек должен это уладить,
иначе вскоре может разразиться еще одна ужасная война, которая
подвергнет суровому испытанию всю жизнедеятельность
планеты! И наступит конец! До скорого, мисс Брум. (Оборачивается.)К
вот и касса открылась!
Он улыбается и медленно идет к кассе. Кассир дружески его
приветствует, они жмут друг другу руки. Другой живописный
военный, одетый в русском стиле, идет через сцену и, заметив
окошечко кассы, тоже направляется к нему. Еще один военный,
весь обвешанный медалями, подходит к мисс Брум.
Военный: Мисс Брум, готов ли мой чек?
Мисс Брум: Нет еще, полковник.
Полковник: Да! Не забудьте предупредить бухгалтерию,
чтобы они не забыли чаевые, которые я дал носильщику в
Амстердаме . (Заглядывает в свою записную книжку.) У меня были двадцать пять
чемоданов, в воскресенье, в воскресенье 23то, и мне пришлось
заплатить в семь раз больше обычного тарифа. Один флорин
двадцать пять помножить на семь, получается восемь флоринов
семьдесят пять!
Мисс Брум: Ну конечно.
Полковник: Ведь это не слишком много?
Мисс Брум: О! не беспокойтесь.
Полковник: Я схожу посмотрю, не поднялся ли курс.
Он направляется к окошечку. Толчея у кассы.
79

Кассир: Сегодня утром бардинар стоит тысяча четыреста
двадцать два, господа.
Военные у окошка: А французский франк?
Кассир: Поднимается.
Военный: А марка?
Военные: Ах! Ах!
Проходят машинистки. Группа у окошечка распадается, и
некоторые идут за машинистками. Потом они возвращаются к
окошечку, затем опять идут к машинисткам. От окошечка к
машинисткам и от машинисток к окошечку совершается то
центростремительное, то центробежное движение.
Голоса, доносящиеся из комиссий: У нас, господа, в южной
Румелии, чиновнику о кончине докладывает служащий
похоронного бюро. Эти данные никак нельзя назвать достоверными.
Другие голоса: А как же у вас...
Другой голос: У нас, господа, об этом докладывает врач: он
свое дело знает.
Голоса: Ах! Ах!
Люди у кассы веселятся. Въезжают тележки, нагруженные
бумагами.
Один из военных (у кассы): Я хочу попросить
дополнительное вознаграждение за ожидание у этого окошечка.
Другой военный: Нужно бы увеличить окошечко, оно
слишком маленькое. А в таком можно поранить себе обе руки.
Проходят два конторских мальчика в мундирах, несут бумаги.
Один из них одет в бежевые выходные брюки. Он говорит
второму:
Мальчик: Сегодня утром было столько работы, дружище, я
даже брюки сменить не успел.
Они уходят.
Пока на сцене происходит вся эта суматоха, из зала мимо лож
очень осторожно проскальзывает маленький человек, одетый,
80

как польский еврей, в длинный черный пыльник, в небольшом
картузе, в очках с толстыми стеклами, в гетрах, с зонтиком, с
большим крючковатым носом. Он украдкой, почти тайком
поднимается на сцену. Перед тем, как подняться, он жестом
приветствует мисс Брум, которая жестом же ему отвечает.
Наконец, он поднимается по лестнице, ведущей на сцену. Он
худой, очень худой, у него на лице застыла широкая улыбка.
Наконец, он подходит к своему столу. Рассматривает толкущихся
у кассы людей, прислушивается. Разглядывает проходящих мимо
женщин. Это директор службы третейских разбирательств,
Юденцвек. Сцена постепенно пустеет.
Юденцвек (слабым, тонким и пронзительным голосом): Надеюсь,
мисс Брум, с тех пор, как вы мне звонили, ничего не изменилось?
Я имею в виду дела, не имеющие отношения к личным.
Мисс Брум: Ничего, господин директор. Несколько
делегатов приходили со своими чеками, чтобы попросить у вас
разъяснений.
Юденцвек (отстраненно):А!.. Нуда...
Мисс Брум: И еще есть такое чуко-мако-бромо-кровенское
дело.
Юденцвек: Они хотят вернуть свои чеки?
Мисс Брум: Нет, господин директор, они хотели бы сыграть
и немного выиграть на смене курсов... Кстати, вы знаете, что в
связи с этим чуко-мако-бромо-кровенским делом были
инциденты на границе?
Юденцвек (бесстрастно): Это единственное дело, не имеющее
отношения к личным?
Мисс Брум: Да, господин директор, больше ничего.
Юденцвек: Такие дела решительно становятся крайне
редкими. В конце концов, мисс Брум, я начинаю сомневаться: а не
была ли и Французская революция личным делом. (Снова прислу-
шиваетсл.) Интересно... Кажется, там о чем-то спорят...
Слышен разговор по-английски.
Голос: The honorable delegate of Batania assures his collegues of
the Commission that he has not been anywhere else than in Monte-
Carlo during last three years. Therefore does not see very well that lie
81

could be made responsible for an incident created during that time
on the border of the High Tanganiyka.
Голос (повелительно): Перевод!
Голос переводчика: Перевод: уважаемый депутат Батании
уверяет своих коллег из комиссии, что, поскольку последние три года
не выезжал из Монте-Карло, он совершенно не понимает, как
может нести ответственность за инцидент, произошедший в это
время на границе Верхней Танганьики.
Голос: Ну ладно! Хорошо!..
Юденцвек продолжает прислушиваться. Голоса становятся
громче, слышен шум.
Юденцвек: А эти господа из комиссии получили свои чеки?
Мисс Брум: Еще не все.
Юденцвек: А! Нужно кормить всех делегатов одновременно,
мисс Брум. Иначе они передерутся. Быстренько пришлите ко мне
бухгалтера.
Мисс Брум идет за кулисы и приводит чиновника, ответственного
за чеки. Он проходит через сцену, а когда заходит за занавес,
слышно:
Ах! Ах!
И за кулисами и на сцене воцаряется тишина.
Юденцвек (после некоторого молчания): Я бы хотел видеть
директора межведомственного отдела. Прошу вас, мисс Брум,
позвоните Мозаику
Как только он произносит эти слова, входит другой еврей,
одетый так же: в длинный пыльник, с зонтиком, в очках, и т.д.,
но с красным лицом.
Юденцвек: А! Здравствуйте, друг мой, как ваша семья?
Мозаик: Хорошо! Александр, хорошо! А ваша?
Юденцвек: Хорошо, очень хорошо. Садитесь, мой добрый
друг, прошу вас, присядьте на минутку. Как дела наверху?
82

Мозаик: О! Знаете, Александр, я пытаюсь добиться того,
чтобы соглашения немного изменили; сейчас они представлены в
редакции удручающе прямолинейной, настолько понятной, что
так они будут действительны всего лишь в течение двух лет. Я
пытаюсь придать им некоторую двусмысленность, изменив текст,
иначе они вскоре будут аннулированы. Я думаю, что в моей
редакции они смогут продержаться лет пять, но нельзя забывать о
различных сложностях... В конце концов... я рассказываю вам о
своей работе, а вот вы никогда не говорите о вашей, Александр;
хотя... вы же здесь хозяин... не так ли?
Юденцвек: О! Вы так считаете, Мозаик?
Мозаик: Ну да, между нами.
Юденцвек (звонит по телефону): Будьте так любезны,
соедините меня с информационной службой... Служба информации? Не
могли бы вы выполнить мою просьбу и принять небольшое
коммюнике. (Диктует): «Чуко-мако-бромо-кровенский делегат,
проинтервьюированный на выходе из совета, выразил полное
удовлетворение переговорами с послом Пелопонии. Достопочтенный
делегат в течение дня еще будет беседовать со своими коллегами
для того, чтобы заключить пакт о временном нейтралитете!»...
Нет!.. Нет!.. Я вас уверяю, этого достаточно, не нужно лишних
эмоций... (Вешает трубку и обращается к Мозаику): Если их не
удерживать, они будут постоянно создавать нечто чрезвычайно
проникновенное, тогда у нас могут возникнуть проблемы. Мозаик, я
все время им повторяю: нужно составлять совершенно
бесцветные коммюнике, таким образом, если их начнут опровергать, это
придаст им какой-то смысл, и опровержение превратится в
некое подобие подтверждения.
Мозаик: Александр, вчера я уже говорил Симону, что пока мы
не успели наделать здесь слишком много ошибок. Но все же, не
кажется ли тебе, что здесь, в этом учреждении нас чересчур много?
Юденцвек: Чересчур много? Почему?
Мозаик: А ты не боишься, Александр, что, в конце концов,
нас начнут опасаться? Вот у тебя, например, столько
обязанностей... ты берешь займы... составляешь коммюнике...
83

Юденцвек: Мозаик, но уже за два километра отсюда моего
имени никто не знает. Меня не знают, уверяю тебя...
Мозаик: Да, да, но иезуитов ведь тоже никто не знал,
Александр, а знаешь, как они кончили?
Юденцвек: Иезуитам не хватало денег, Мозаик! Прошу вас,
мисс Брум, позвоните директору службы информации. Да!
Дорогой друг, не будете ли вы столь любезны зайти ко мне на
минутку?.. Ладно...
Входит директор службы информации, одетый также, как и они.
Юденцвек: Присядьте пожалуйста, прошу вас, Моисей.
Но в этот момент из-за занавеса появляется военный.
Венгерский полковник (обращаясь к Юденцвеку): А! Вот и вы,
дорогой друг: не могли бы вы дать мне совет? У меня есть
швейцарские франки, а если я получу мой чек...
Вдвоем они отходят к кассе.
Юденцвек возвращается с улыбкой. Из помещений, где заседают
комиссии, доносится шум. Там спорят.
Юденцвек (обращаясь к мисс Брум): Чеки уже принесли, мисс
Брум?
Мисс Брум: Ну да.
Юденцвек: Тогда пришлите несколько машинисток и пусть
захватят досье.
Юденцвек замолкает. Проходят машинистки, направляясь в
комиссии: шум затихает.
Юденцвек (обращаясь к двум директорам - все трое сидят в
креслах): Дорогие друзья, вчера, между полуночью и часом ночи, лорд
Блэкенбилд, которого я встретил на выходе из клуба, сообщил мне,
что предоставляется возможность заключить краткосрочное
соглашение между сицилийской республикой Благамор и кловаками
с излучины реки брахманов. Сперва я не особенно доверял
84

заверениям лорда Блэкенбилда, но потом он привел мне
действительно убедительные факты. Если удастся подписать это
соглашение, то многовековому наследственному конфликту будет
положен конец.
Моисей: Это было бы досадно!
Юденцвек: И в самом деле досадно. (Обращаясь к директору
службы информации): А вам ничего не известно на этот счет?
Моисей: Нет, но с какого-то момента их национальные
газеты начали твердить о пацифистских конгрессах, о восторженных
приемах то тут, то там, в общем... болтовня.
Юденцвек: Конечно, все это ничего не значит. Но то, что
сказал мне лорд Блэкенбилд, все-таки очень серьезно.
Мозаик: Да, это серьезно.
Моисей: А сближение, по его мнению, продлится долго?..
Юденцвек: Проблема в нефти... Саксонцы нашли у благамо-
ров нефть. И вывоз этой нефти можно производить только по
реке брахманов. Следовательно, в интересах нефти,
необходимо прекратить вековую вражду.
Моисей: Видите ли, Александр, в данном случае нефть
является источником мира.
Юденцвек: Такое бывает редко, но в данном случае это
досадно.
Мозаик: А как вы думаете, Александр, нельзя ли
содействовать этому сближению?
Юденцвек: Гм! Гм! Гм! Видите ли, Мозаик, до настоящего
момента приостановить столкновения между этими двумя
народами еще представлялось возможным. Они были бедными, а ведь
для ведения войны нужны деньги. Но если у них появятся
деньги, то как же мы сможем их остановить?
Моисей: Может быть, мы смогли бы их разоружить?
Юденцвек: Это значило бы искушать соседей.
Мозаик: Создадим нейтральную комиссию по контролю и
третейскому суду.
Юденцвек: Давайте говорить серьезно... Но как я понял, у
вас нет никаких мыслей на этот счет.
Мозаик: Пакт между ними?
Юденцвек (пожимая плечами). Почему же не альянс?
85

В этот момент входит длинноволосый господин с портфелем,
похожий на скандинава.
Скандинав (обращаясь к Юденцвеку): Ах! Как я счастлив видеть
вас, мой дорогой Юденцвек, я сейчас как раз несу в комиссию по
разоружению небольшой планчик рационализации войны... Вы
знаете, ведь все попытки остановить ее любой ценой, к тому же,
за один миг, это безумие...! Чистое безумие!.. А тут у меня...
несколько рациональных предложений.
Юденцвек: Ага! Ага!
Скандинав-идеалист: Мой план рассчитан на два месяца. Мы
будем действовать постепенно, и вместо того, чтобы сразу же
остановить войну, мы превратим ее в спорт. В ней уже не будет
примитивной безудержной грубости; мы подчиним ее себе, мы
придумаем правила, вот так. Сперва я организую конфликт: Каглатерр
против Советов, август-сентябрь. В сентябре все остановится,
подпишем новые пакты, переделаем карту Европы, возместим
убытки, уложимся в два месяца. Наградим героев. Так значит, Каглатерр-
Советы, август-сентябрь. В октябре отдых, затем зимой, в
ноябре-декабре, организуем столкновение в жарких странах -
никакой пневмонии, никаких отмороженных ног! Пелопония-Кас-
таньяда против иберийцев... Думаю, так... Все произойдет на
берегах Средиземного моря, можете себе представить. Об этом все
давно мечтают. Летом создадим прекрасную коалицию, из
морских держав, на Балтике; вода приятная, комфортная температура,
никакой опасности... устроим прелестную морскую баталию.
Он уходит в помещение одной из комиссий. В этот момент через
сцену проходит военный, похожий на мексиканского Бонапарта,
но очень старый и без оружия. Он проходит один, тихонько, и
униженно смотрит на мисс Брум. В этот момент из щели в
занавесе выходит пожилой сгорбленный господин и
направляется к Юденцвеку. Юденцвек поднимается и тоже идет
к нему, жмет ему руки.
Юденцвек: Как дела, мой дорогой президент?
Президент: Хорошо, но я боюсь, как бы с 15 марта не
изменили расписание моего поезда на Белград, этот поезд меня вполне
86

устраивал. Ах! Да, весьма устраивал, вы знаете: он прибывал в
Вену в 17 часов 15 минут, и мне оставалось лишь перейти с
одного перрона на другой.
Юденцвек: Ах! Да! Действительно, господин президент. Но
было ли у вас время обдумать наш прошлый разговор по поводу
плана мальвайской мобилизации?
Президент: Да, да. Но скажите, смогут ли они после 15 марта
оставить для меня этот удобный поезд? Как вы считаете?
Юденцвек: Нуда! Нуда!
Президент: Такой удобный поезд!
Юденцвек: О да!
Президент: Послушайте, не мог бы кто-нибудь принести мне
новое расписание, если, конечно, оно уже появилось?
На сцене появляется господин с выпирающим животом.
Юденцвек: Ах! Мой дорогой Вантрнор!
Вантрнор: Скажите, мой дорогой директор, заседание
комиссии уже началось? Я немного опоздал. Кстати, вы видели вчера
Бардамю?
Юденцвек: Нуда, нуда, я его видел, но знаете, его дела
обстоят далеко не блестяще. Он выставил нас на посмешище.
Вантрнор: Да он сам просто шут гороховый!
Юденцвек: Да, да, ведет себя как настоящий шут!
Вантрнор: И кроме того, опасен. Вы знаете, Гейджумер в Бра-
гамансе от болезни, которой заразился у англосаксов. У меня есть
отчет. Это совершенно точно! Впрочем, здравоохранение в
пограничной саксонской колонии оставляет желать лучшего, там
ничего не делается! Вам это известно, не так ли?
Юденцвек: Ну конечно, мой дорогой Вантрнор.
Вантрнор исчезает за кулисами. Входит очень худощавый
человек, который останавливается перед Юденцвеком.
Вновь пришедший (с сильным британским акцентом):
Здравствуйте Юденцвек. Вы видели Вантрнора? Все, что он говорит,
нелепо. Гейджумер от болезни, которую подхватил не где-нибудь,
87

а у них в колонии. Впрочем, это всем известно, они ведь не
принимают никаких санитарных мер, люди у них мрут как мухи. Это
естественно, но все же прискорбно. А ваш доктор Бардамю,
кстати, вел себя как шут. В этом есть и его вина.
Юденцвек: Именно как шут!
Саксонский Делегат: Шут гороховый! Вы хотя бы его уволите?
Юденцвек: Конечно, я больше не намерен доверять ему
каких-либо поручений.
Саксонский Делегат: Тогда ладно! Я удовлетворен.
Юденцвек: Мой дорогой, а вы уже побывали в Африке?
Пожилой президент стоит рядом с Юденцвеком. Его ничего не
интересует: он думает только о поезде и боится, что изменят
расписание. Он вмешивается:
Президент: Так вы думаете, они его не изменят?
Юденцвек (терпеливо): О! Нет. Зачем?
Президент: Да, зачем бы они стали его менять, ведь
расписание этого поезда такое удобное?
Юденцвек: Да.
Президент: Меня интересует, смогу ли я по-прежнему на нем
ездить.
Юденцвек: А! Ну конечно!
Саксонский Делегат: Нет! Я никогда не был в Африке, как и
Вантрнор тоже. Впрочем, думаю, что он ни одной карты понять
не сможет, и никто из комиссии никогда не был в Африке. Только
ваш Бардамю, этот шут гороховый, там был. Надеюсь, он не
сказал американцам, что доктор 1ейдж умер по нашей вине?
Юденцвек: Я думаю, что он вообще ничего не сказал.
Похоже, он не способен сказать что-либо внятное.
Саксонский делегат уходит.
Юденцвек (обращаясь к Мозаику): Видишь ли, Мозаик, они
постоянно лаются по пустякам; они бы и среди микробов развязали
кампанию в прессе, если бы верили, что микробы могут стать
националистами. Все же я хорошо сделал, что послал туда
Бардамю; он все впитал в себя, как губка!
88

Мозаик: А что ты теперь с ним будешь делать, Александр?
Юденцвек: Я буду вести себя с ним по-дружески. Впрочем, я
уже встречался с ним вчера вечером. Он сообщил мне, что
уезжает. Однако в чем-то он мне даже симпатичен. Этот юноша не
имеет никакой коллективной значимости, это просто индивид. И я
испытываю к нему какую-то слабость.
Мозаик: Почему же, Александр?
Юденцвек: Да, я обвиняю себя в этой слабости, так как я
вообще не должен бы его замечать. Я знаю, что он просто отнимает
у меня время. Вчера я говорил с ним, он стоял рядом со мной, и,
вообрази себе, я чувствовал, что он меня осуждает.
Представляешь себе, Мозаик, какой-то Бардамю меня осуждает! Ты знаешь,
я плохо вижу. Впрочем, острота зрения тут не при чем. Но по
тому, как он мне отвечал, я почувствовал, что он меня осуждает.
Плохое зрение совершенно мне не мешает. Ты же знаешь, я
считаю, что, если ты плохо видишь, то у тебя больше способностей
изобретать разные комбинации: хорошее зрение отвлекает,
окружающее притягивает тебя, удерживает внимание, вызывает
рассеянность. Вот термиты, эти маленькие насекомые вообще
ничего не видят. Но это не мешает им хозяйничать в Африке, на
огромных территориях, на целых островах... Ияуверен, что, если
бы в Европе было немного теплее, термиты подчинили бы себе
весь мир... хотя мы бы их все равно победили. Может быть, все
так и будет... А люди тратят уйму времени, оглядываясь по
сторонам. Пойми, Мозаик, все самые важные, самые длительные
процессы всегда управляются изнутри... Именно наши глаза мешают
нам достичь совершенства, и еще, возможно, уши: я не о своих
говорю, я почти ничего не слышу левым ухом. И это позволяет
мне экономить за день огромное количество времени!
Мозаик: Да, я тоже подслеповат, и тоже глух на одно ухо.
Юденцвек: Ага!
Мозаик: У меня в ухе шумит.
Моисей: У меня тоже.
Юденцвек: Хотя, думаю, не стоит преувеличивать. Так вот,
как я вам уже сказал, я почувствовал, что Бардамю меня осуждает.
Он осуждает меня, но это только потом до меня дошло, потому
89

что мы говорили на разных языках. Он говорил на языке
индивидуума, а я изъяснялся исключительно на языке коллектива. Он
даже сумел заинтересовать меня, пока я этого вдруг
окончательно не осознал. И тогда я, из самодисциплины, перестал его
слушать. В речах этих индивидов содержится яд.
Мозаик: Да, никому не нужный яд.
Юденцвек: Среди французов слишком много индивидов. Дух
коллективизма еще сохранился только у немцев, японцев и
англичан, - правда, последние слишком самолюбивы.
Мозаик: Ты гораздо больший индивидуалист, чем думаешь,
Александр.
Юденцвек: Но уверяю тебя, я не особенно его слушал. Я
просто смотрел на него, а когда я на него смотрю, то ничего не вижу,
так что я был спасен! Я был занят самим собой. Однако, друзья
мои, мне нужно его принять. (Обращаясь к мисс Брум):
Пожалуйста, будьте так любезны, попросите сюда доктора Бардамю.
Господин, очень похожий на дипломата, резко направляется к
нему.
Господин: Ах! Мой дорогой Юденцвек, как я счастлив вас
видеть.
Какой-то журналист сталкивается с этим господином.
Юденцвек: Что случилось?
Журналист (чрезвычайно взволнованный): Посол Нейстрии
только что встретился в прихожей с министром Карагвая.
Юденцвек: И что с того?
Журналист: А вот что! Он дал ему ногой под зад.
Юденцвек: Ни и что?
Журналист: Но это же серьезно!
Юденцвек: Не будем торопиться с выводами. Нужно это как-
то интерпретировать.
Журналист: Но все же, удар ногой под зад!
Юденцвек: Это просто еще один довод, друг мой, еще один
довод, причем достаточно веский!
90

Приветливо ему улыбается. Журналист выходит рука об руку с
господином, который собирался поговорить с Юденцвеком.
Юденцвек: Входите, друг мой, входите!
Входит Бардамю.
Юденцвек: Ну что, как у вас дела? Присаживайтесь там! Как
дела? Да, там! Располагайтесь поудобнее!
Шум затихает, только у окошечка, куда время от времени,
пересчитывая деньги, подходят люди, продолжается движение.
Юденцвек: Ну что, как провели время со вчерашнего вечера?
Бардамю: Хорошо.
Юденцвек: Так вы... поняли... мы друзья?
Берет его за руки.
Бардамю: Конечно!
Юденцвек: Поймите, Бардамю, я отношусь к вам
по-дружески, как к настоящему другу. У нас не так уж много общего, но если
бы у меня было время для самообразования, я бы с
удовольствием с вами пообщался.
Бардамю: Очень мило!
Юденцвек: У вас острый ум, Бардамю! Вот только... вы не
обидитесь?
Бардамю: О! нет.
Юденцвек: Вы не деловой человек.
Бардамю: ....
Юденцвек: Вы совершенно не разбираетесь в делах.
Бардамю: Что-то я не понимаю.
Юденцвек: Смотрите! (В дверь въезжают тяжелые тележки,
заваленные бесчисленными документами. Они направляются в помещения,
где заседают комиссии.) Вы это видите?
Бардамю: ....
Юденцвек: Между прочим, это ваш отчет.
Бардамю: Ну и ну! Да вы сильнее, чем Иисус Христос! Вы их
умножаете! Я дал вам небольшую бумажку, вот такого размера, на
одну страничку, совсем маленькую страничку...
91

Юденцвек: Вот именно!
Бардамю: Знаете, я ведь действительно ничего особенного
не видел!
Юденцвек: Видите ли, Бардамю, в этом весь вы. Вы мне очень
нравитесь, друг мой, но вы не созданы для жизни. Вы думаете, я
смогу дать поручение технической комиссии, представив ей вашу
крошечную бумажонку? Если вы ничего не видели, то об этом
нужно рассказать, дружище, причем рассказывать долго. И как, и
почему вы ничего не видели, и о том, что нужно было бы видеть
и о том, что однажды можно будет увидеть, если то, если это, и
еще это, и еще то произойдет, произошло или должно было
произойти. Ведь вам платят, мой дорогой!
Бардамю: Ах! Нуда.
Юденцвек: Поймите, ведь комиссии нужны детали, и вам это
должно быть известно. Видите ли, им нужно что-то обсуждать.
Вот послушайте.
Голос: Я разделю Африку на четыре сектора.
Другой Голос: Нет, мсье, там есть горы: попробуйте-ка
разделить горы.
Другой Голос: Доберемся и до этого, мсье. Посмотрите на
карту, мсье. Сахара - это бывшее море, и ничто не говорит нам о
том, что по находящемуся там песку невозможно плавать.
Другой Голос: Тогда я прошу президента созвать техническую
комиссию.
Юденцвек: Видите ли, Бардамю, через час они потеряются в
песках или где-нибудь еще. Тогда их придется спасать при
помощи маленькой резолюции. (Достает ш своего кармана маленькую
бумажку. J Авот и она! Видите ли, друг мой, комиссии подобны
влюбленным! Они возбуждаются, спорят до изнеможения, им кажется,
что это продлится вечно, а потом внезапно все заканчивается -
так или иначе. И они счастливы и благословляют того, кто помог
им обрести покой! Потом следует крах. На этот счет можно не
волноваться...
Бардамю: Лично мне все это кажется ужасно скучным!
Юденцвек: Вы никогда ничем и никем не сможете руководить,
Бардамю. Возьмите, к примеру, документы - они дают возможность
92

управлять. Научите писать какого-нибудь дикаря, и вот уже у него
появляется тщеславие, которому вы при случае можете польстить.
Следовательно, у вас есть возможность приобрести одного друга,
хотя и незначительного. То, что пишет большинство этих людей,
читать невозможно, там одна пустота, но я это читаю.
Бардамю: У вас много энергии.
Юденцвек: Это единственный выход. Любой человек,
обученный грамоте, уже становится автором, которым не стоит
пренебрегать, Бардамю... Ну вот, видите, только я начал вам доверять,
как вы уезжаете...
Бардамю: Нуда...
Юденцвек: Теперь я останусь один.
Бардамю: У вас много работы.
Юденцвек: Постоянно три или четыре дела одновременно.
Бардамю: Как у Наполеона!
Юденцвек: ...Третьего, потому что Первый совершенно
пренебрегал комиссиями! Может быть именно поэтому он плохо
кончил; видите ли, Бардамю, при всей вашей гениальности всегда
приходится разделять ответственность вместе с другими, то есть
стареть, а я старею...
Они медленно направляются к выходу.
Бардамю: О!
Юденцвек: Да, да. (Конфиденциально, как бы боясь, чтобы его кто-
нибудь не услышал): А вам случайно не нужна другая работа?..
Бардамю: ....
Юденцвек: ...В Японии, например, возможно, у меня кое-что
найдется...
Бардамю жестом показывает, что ему не нужно.
Юденцвек понимает, что тот не хочет, и не настаивает; впрочем,
на самом деле, он сказал это, повинуясь доброте и минутной
слабости; этим он мог себя скомпрометировать.
Бардамю!
Некоторое время стоит в нерешительности, собираясь его
удержать, и почти удерживает, кладет ему руку на плечо и
повторяет:
93

Бардамю!
Бардамю: Да!
Юденцвек: Разрешите задать вам очень личный вопрос?
Бардамю: Ну конечно!
Юденцвек: Один вопрос. Я хочу кое-что о вас узнать. Уже
давно я хотел вас об этом спросить. Наконец я решился, так
скажите, сможете ли вы ответить.
Бардамю: Валяйте!
Юденцвек: Бардамю, почему вы стали заниматься медициной?
Бардамю: Я отвечу вам... По большей части из страха перед
людьми.
Юденцвек: Ага! (Очень заинтересованный - склонив голову.)
Бардамю: Ну вот! Я предпочитаю иметь дело с больными. А
те, кто хорошо себя чувствует, слишком злы и глупы: стоит
больному встать на ноги, как он тут же становится таким хитрым, что
любые отношения с ним заканчиваются плохо! Только когда они
лежат и страдают, вы можете быть спокойны. Вам понятно?
Юденцвек: Я вас понимаю, и вы мне нравитесь. (Обнимает
его.) Вы почти божественны. (Жестом прощается с ним, поскольку
тот собирается уходить.) Прощайте, Бардамю!
Бардамю тоже делает прощальный жест и уходит.
Юденцвек кладет обе руки на живот и задумывается, склонив
голову, как будто немного загрустив.
Мозаик (появляясь снова): Ну как? Он ушел?
Юденцвек (с легким раздражением): Кто?
Мозаик: Бардамю!
Юденцвек: А! Да... Мисс Брум, пожалуйста, напишите для
меня следующее... прошу вас: «Бардамю, врач, француз,
служивший в наших санитарных комиссиях в течение четырех лет, с...
до... (сверьтесь с датами)... интеллигентный... наделенный
художественными способностями, имеющий средние способности к
научной работе, без малейших способностей к
администрированию, индивидуалист, плохо управляемый, никакой пользы в
будущем нашей организации не принесет».
94

Голоса: Господин президент, я думаю, что директор службы
третейских разбирательств должен сделать сообщение для нашей
комиссии. Да! Нет! Да! Нет! нужно это признать! тем не менее,
созовем подкомиссию. Ну да, подкомиссию.
Секретарь (в сторону, обращаясь к Юденцвеку): Мсье Юденцвек,
вас вызывает председатель второй комиссии!
Юденцвек не двигается, улыбнувшись уходящему секретарю,
медленно направляется в другую сторону. Но тут к нему бросается
поджидавший его в углу весь обвешанный медалями военный.
Военный: Мой дорогой, дорогой друг, прошу вас, не могли
бы вы дать мне небольшой совет?
Юденцвек: Охотно!
Военный: Представьте себе, я бы хотел отправить детей на
каникулы, но пока не знаю куда... Я не могу выбрать между
горами и морем. Балтика или Карпаты? Меня волнует, спокойная ли
там обстановка... вы понимаете, это ведь дети. Скажите мне
откровенно, как вы думаете, где этим летом развернутся сражения,
или же, по-вашему, их вообще не будет?
Юденцвек с улыбкой смотрит на него, потом достает из кармана
монету в сто су, как будто хочет сыграть в «орла или решку».
Военный: А! Вы шутите, Юденцвек.
Он уходит. Входит барышня, конфиденциально:
Барышня: Курьер от татар!..
Юденцвек: Иду!
Барышня: Что я должна сделать с окладом доктора Бардамю?
Юденцвек: Доктора Бардамю?.. (пауза) Кто это, мадмуазель?
Барышня: Бардамю!..
Юденцвек (поворачиваясь, тихо обращается к мисс Брум):
Поищите, пожалуйста, в вашей картотеке, мисс Брум!
Мисс Брум (очень удивленная, ищет, находит, читает карточку
вслух): «Бардамю, врач, француз, служивший в наших санитарных
комиссиях в течение четырех лет, интеллигентный... наделенный
95

художественными способностями, имеющий средние
способности к научной работе, без малейших способностей к
администрированию, индивидуалист, плохо управляемый, никакой пользы в
будущем нашей организации не принесет».
По мере того, как она читает, Юденцвек кивает головой и под
конец произносит:
Юденцвек: Да! Бардамю! Именно так: «никакой пользы».
(Поворачивается к Мозаику.) Видите ли, Мозаик, я совершенно о
нем забыл!.. Как теперь хорошо у меня получается забывать!
Мисс Брум: Мсье директор, а.... комиссия?
Юденцвек: Сейчас приду... с той стороны...
Занавес падает, он выходит из-за занавеса и тихонько крадется
сбоку по сцене, с зонтиком, улыбаясь, худой, сгорбленный.
ЗАНАВЕС
96

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Действующие лица
Бардамю
Пистиль
Рисоле, служащий похоронного бюро
Двое полицейских
Гологоло, негритенок
Вера Стерн
Жанин, двадцать два года, симпатичная, но хромая и с
небольшим горбом.
Маленькая девочка
Другая маленькая девочка
Жена Бодребю
Действие происходит в Блабиньи-сюр-Сен, рабочем пригороде
Парижа, в бистро, маленьком бистро. Пистиль за стойкой: он
очень изменился, похудел, пожелтел, с заметно выпирающим
животом. Справа за столиком какой-то клиент.
Перед тем, как поднимается занавес, из проигрывателя
доносится мелодия «Батраки на Волге». Когда занавес
поднимается, мелодия звучит еще какое-то время.
Пистиль (обращаясь к клиенту). Вам не нравится?
Клиент: А что это?.. Что-то русское?.. Вы всегда ставите это
по утрам?
Пистиль: Ну! Я постоянно это ставлю!
Клиент: ....
Маленькая девочка (входит): Мсье, не мог бы доктор зайти к
нам?
Пистиль: Куда это «к вам»?.. А кого нужно посмотреть?..
Девочка: Мадам Пикероль, дом 4 по улице Тортюр-Менажер,
третий этаж.
Пистиль: Ладно, хорошо, я передам.
Девочка: Но уж скажите ему, чтобы пришел поскорее.
Пистиль: Ну да.
Девочка собирается уходить, Пистиль окликает ее.
97

Пистиль: А что с ней такое?
Девочка: У нее болит живот.
Пистиль: Ну ладно! Сейчас запишу. Какой у вас этаж?
Девочка: Третий.
Пистиль: А! Кстати, скажи своей матери, чтобы она
повесила лампочку на лестнице. Позавчера из-за этого он разбил себе
физиономию.
Девочка: Хорошо, мсье. До свиданья, мсье!
Пистиль: До свиданья, девочка.
Клиент: У вас что, есть врач?
Пистиль: Нуда, причем хороший... и берет недорого... мой
друг... да!
Клиент: Он здесь живет?
Пистиль: Пока что нет! Он только начинает здесь
практиковать, у него нет квартиры, а найти не так-то просто. Пока он живет
в Париже... А я записываю для него вызовы, это же мой приятель!
Входят два человека, в теплой одежде и тяжелых башмаках:
агенты полиции.
Первый полицейский: Добрый день, хозяин!
Пистиль: Добрый день, мсье... Чего желаете?
Первый полицейский: Ну... Маленький стаканчик белого,
правильно?
Второй полицейский: Именно!
Пистиль подает.
Первый полицейский: Выпьем?
Пистиль: Ах! Нет, спасибо, большое спасибо, только не
утром. Мне нельзя. Я болен!
Первый полицейский: А! (Пауза.) Скажите-ка! А что, доктор
Бардамю консультирует прямо здесь?
Пистиль: Нет, нет, пока нет, но я всегда могу записать вызов.
Он скоро придет.
Клиент уходит.

Первый полицейский: А вы - мсье Пистиль?
Пистиль: Нуда! Можно сказать, что это я!
Первый полицейский: Вы его друг?
Пистиль: А вы что, из полиции, да?.. Ага! Я догадался, вы
пришли его арестовать?
Первый полицейский: Ах! Нет же, боже мой, мы просто
хотим кое-что выяснить.
Пистиль: Так он скоро будет.
Первый полицейский: Ах! Не беспокойтесь.
Пистиль: Да ладно, не стоит темнить, говорите, что
случилось? Какие-то жалобы?
Первый полицейский: О! нет, нет. Конечно же, мы могли бы
поговорить со здешними консьержками, но стоит только начать,
как такого бреда наслушаешься... Так что мы предпочли прямо
прийти к вам. Вы скажете нам все, что считаете нужным, но это
избавит нас от лишних хлопот и хождений туда-сюда... Нам
просто нужно кое-что уточнить.
Пистиль: Ладно, валяйте!
Первый полицейский: Это не так уж важно, просто
информация, какую мы получаем каждый день. Ведь полиция для этого
и существует. Не так ли?
Пистиль: Ну да!
Первый полицейский: Можно собирать сведения у всех. Но
я стараюсь как можно меньше этим заниматься. Так что скажите-
ка нам, что делает этот доктор Бар... Бардамю? Он занимается
врачебной практикой в округе?.. Сам здесь не живет...
принимает больных в бистро... Какой-никакой, а все же непорядок...
Кроме того, сами знаете, что в здешней мэрии вообще никакой
информации не получишь...
Пистиль: А! Лучше и не говорите! Я просто в восторге от
нашей мэрии. Похоже, они сами уже вырыли себе яму! Знаете ли
вы, что недавно они проголосовали за выселение жильцов,
которые нерегулярно платят за жилье, в назидание остальным, как
они сказали! А уж как я мечтал вернуться в эту страну!
Первый полицейский: В ней ведь и мы живем... (Смотрит па
второго полицейского.) А вы не устраиваете здесь собраний?
99

Пистиль: Собраний?.. Подождите...
Входит женщина, похожая на домохозяйку.
Женщина: Я пришла к доктору, мой муж болен... Не мог бы
он прийти как можно скорее?
Пистиль: Хорошо, как можно скорее. Подождите, я запишу
имя.
Женщина: Мсье Бодребю.
Пистиль: Бодребю! Понятно! Это Бодребю из тупика Дидло?
Женщина: Вот именно!
Пистиль: А как у него дела?
Женщина: О! Не особенно хорошо!
Пистиль: Ладно! Похоже, что он как я: совсем не любит
выпить!
Женщина: Думаю, что примерно так, черт побери! Конечно,
я чувствую себя несчастной, вы знаете, ведь у меня трое, а самому
старшему одиннадцать лет! Вы сами понимаете. Так он сможет
зайти к нам сегодня?
Пистиль: Не забудьте про лампочку; он уже разбил себе
физиономию вчера вечером, когда поднимался по лесенке у Монкуров.
Женщина: Ладно, не забуду, это не так сложно, к тому же у
меня есть фонарик.
Уходит.
Пистиль (обращаясь к полицейскому): Собраний, вы говорили?
Ну и дела! Я не заставлю вас долго ждать. Но ведь у вас уже есть
досье, да? И на меня у вас, наверное, кое-что имеется, из
министерства колоний?
Первый полицейский: Не знаю... может быть... но это не по
нашей части!..
Пистиль: Э! Э! Должно быть, про меня там много чего
интересного. Вы знаете, они же просто выгнали меня из этих колоний,
но надо отдать им должное: они дали мне полную пенсию. Это
(обводит рукой помещение) пенсионное бистро. А раньше здесь было
написано: «Отдохнем от колоний!». Забавно, да? Знаете, все
100

произошло довольно быстро. Когда я был в Брагамансе, там
началась эпидемия, я заболел, да еще как... Просто свалился! Шесть
месяцев в больнице... Они так и не поняли - почему. У меня на
этот счет свое мнение... А потом на поправку во Францию. Я им
тогда сказал: «Знаете, если вы опять отправите меня туда, я вам
жить спокойно не дам...» Они меня знают. Со мной шутки плохи.
Я настоящий колонизатор, вот!.. Через какое-то время они мне
написали, потом я им ответил: так мы долго переписывались. А я
пока отдыхал в небольшом недорогом пансионе. И постепенно
шел на поправку... А это бистро продавалось за двадцать тысяч, и
я подумал: Вот то, что мне нужно! А в Брагаманс я не вернусь... и
я туда не вернулся, к тому же я получил пенсию, боже мой, и
положил на них на всех, и на этого Тандерно тоже... Ах! Вы ж его не
знаете. Ладно, вы ничего не потеряли, это еще та сволочь, так
что можете добавить в мое досье все, что я вам сказал! Я был
знаком с ним двадцать лет и отлично его изучил. Так вот, я не сказал
ему «до свиданья», какое уж там «до свиданья», а сказал «пошел к
черту»! И это самое лучшее, что я сделал в своей жизни. Ах! Он
все повторял: «Вы еще вернетесь к нам, Пистиль!» А меня тогда
уносили на носилках, я совершенно расклеился. «Вы вернетесь», -
сказал он мне на причале Клапути, когда меня увозили. - «Ведь в
колониях так хорошо!» «Пошел к черту!» - сказал я ему. «Он пьян,
должно быть, он пьян, этот бедняга Пистиль!» - ответил он, делая
вид, что ничего не понял... «Пошел к черту! Пошел к черту!» -
повторил я. «Он бредит! Держитесь, мой друг!», - этот скот пожал
мне руку, он не хотел верить, что я серьезно. Но теперь^го ему
пришлось поверить, ведь я туда не вернулся!
Первый полицейский: Ах! Да, понятно! А доктор Бардамю?
Пистиль: Ах, так вы о нем! С ним тоже кое-что
приключилось! Однажды утром, через два месяца после того, как я сюда
приехал, мне принесли письмо из министерства. Это было
письмо от Бардамю. Я его хорошо знал, мы были вместе в Брагамансе
с этим отвратительным Тандерно, Бардамю тогда работал на Лигу
Наций: у него было неплохое место, да! Он изучал тропические
болезни и микробов, и боже мой, сколько их там было! Ну так
вот, потом он поехал в Америку на конгресс, потом он вернулся
101

сюда и прислал мне письмо: тогда он только что приехал в Париж.
Он писал, что хочет со мной встретиться. Еще бы, ведь я был его
приятелем! (Входит Бардамю.)А вот и он. (Представляет
полицейских): Полиция!
Бардамю: Ага! Ага! Мсье, вы тут из-за меня?
Пистиль: Да, да, но кроме того тебя ждут больные.
Бардамю: Мсье, вы пришли с добром?
Пистиль: Кстати, знаешь, я чувствую себя не очень.
(Показывает на свой живот.) Ах! Послушай, может, им об этом рассказать,
тогда у них получится прекрасное досье!
Бардамю: Мсье, вы не больны?
Первый полицейский: О! Мы не за из-за этого пришли!
Пистиль: А вот я, как ты знаешь, болен, у меня со вчерашнего
дня раздуло живот, сегодня ночью у меня были кошмары, и кровь
шла из носа. Но пока в своих кошмарах я не вижу Тандерно, не
хочу особо жаловаться, хотя чувствую, что он все же появится! И
наступит конец!.. Что же тогда я буду делать, а?
Бардамю: Черт побери, приятель, все потому, что ты не
можешь перестать квасить, я тебе уже это говорил!
Пистиль: Ах, но это же неправда. Эти мсье предложили мне
выпить, да? И разве я не отказался?
Полицейские подтверждают.
Пистиль: Так что, выходит, я алкоголик? Ладно! А вы? Вы тоже
алкоголики?
Второй полицейский: Черт, не думаю.
Первый полицейский: Порой у меня болит желудок, но это
пустяки...
Второй полицейский: А у меня прошлым летом целый месяц
болела печень. Но у моего отца тоже было такое...
Они оба смотрят на Бардамю, ожидая его ответа.
Пистиль: У меня тоже так начиналось... У меня бывают
судороги. Это, конечно, не очень приятно, но стоит мне перестать пить,
как я начинаю думать! А когда я начинаю думать! мне так грустно!
102

Бардамю: Нужно привыкать, старина! Всем становится
грустно, когда они думают.
Пауза.
Бардамю: Ну так что с больными?
Пистиль: Да, подожди. (Смотрите записную книжку. )Лапуант...
Бардамю: Папаша?
Пистиль: Да!
Бардамю (размышляет вслух): Алкоголик... Тебе не сказали, рвет
ли его?
Пистиль (глядя в записную книжку): Бодребю.
Бардамю: Старина Бодребю?
Пистиль: Да!
Бардамю: Тоже алкоголик!
Пистиль (продолжая читать): Пикероль.
Бардамю: А! Да, мамаша, у нее выкидыш... Боли в животе?
Пистиль: Да, да, именно так, у меня записано. Боли в животе.
А! Еще есть вызов к Флибюссу
Бардамю: Юный Флибюсс?
Пистиль: Да.
Бардамю: Ведь их там двое! Если вызывают к мамаше,
значит она подхватила триппер от мужа; если к молодому человеку,
значит, это его собственный триппер. Ты понимаешь, мце
нужно брать разные зонды... А! Кстати, вероятно, мне придется
осмотреть обоих.
Пистиль: Да! И еще не забудь про старика Кордалье.
Бардамю: А с ним-то что?
Пистиль: Ну ты ведь знаешь, что сегодня ему нужно сделать
укольчик.
Бардамю: А! Сифилис! Ну ладно, сегодня все начинается не-
i шохо. (Он кладет записную книжку в карман и поворачивается к
полицейским.) Начальная стадия сифилиса, мсье, в семьдесят два года,
у сторожа! Он никогда не достигнет второй стадии, мне кажется,
у него не хватит сил дойти до нее, ведь чтобы сифилис набрал
полную силу, ему нужна молодость; это, как и все прочее, легче
начать, чем закончить.
103

Первый полицейский: О! Когда я служил в полку, у меня тоже
такое было!
Бардамю: И вы лечились?
Первый полицейский: О! Все уже в прошлом!
Бардамю: Вы уверены?
Первый полицейский: Ну да! У меня двое самых что ни на
есть здоровых детей.
Бардамю:
Пауза.
Первый полицейский: Вы думаете, что мне в моем возрасте
стоило бы пройти осмотр? С этим уже покончено. Знаете, я ведь
лечился у врача, который жил на улице... подождите, не на
улице, а... на проспекте королевы... Подождите... какой королевы?.,
королевы Гортензии, доктор Вамио, отличный мужик, он лечил
меня ртутью.
Второй полицейский: А эти штуки в печени? Это не опасно?
Меня обычно прихватывает, когда наступает жара.
Бардамю: Хотите, я вас осмотрю?
Второй полицейский: Ах! А сколько это стоит?
Бардамю: Да ладно! Для вас бесплатно. Идите, ложитесь вон
на тот стол. (Полицейский вытягивается на столе, вытащив рубаху из
штанов.) Сюда никто не войдет.
Пистиль: Рабочие у Баланже, что напротив, пашут допоздна,
раньше девяти вечера никого не будет.
Бардамю (ощупывая живот полицейского): Тут болит?
Второй полицейский: Черт, не так уж сильно!
Бардамю: А тут? Тоже нет?
Над занавеской, доходящей до середины стеклянной двери,
появляется треуголка служащего похоронного бюро, затем
входит он сам: маленький, в длинном черном плаще, огромных
башмаках. У него зеленоватый нос, желтый цвет лица, вид у него
ошеломленный и до крайности жалкий. Когда с ним говорят
громко, это его пугает, и он вздрагивает. Бардамю, которому
знакома эта странность, резко говорит ему:
Бардамю: Добрый день, Рисоле!
104

Рисоле (немного вздрагивает): Не жарко, да, доктор? (Видит
полицейского, которому ощупывают живот.) Ах! Я вам не помешал?
Бардамю: Да нет! Да нет! (Продолжает ощупывать.) А тут
болит?
Второй полицейский: Да, тут! Именно тут!
Бардамю: Понятно!
Полицейский поднимается.
Бардамю: О! Ничего страшного. Примерно то же, что у него.
(Показывает на Пистиля.) Небольшой цирроз.
Пистиль:
Бардамю: Вы слишком много пьете, старина.
Пистиль: А! Видите, вы как я!
Второй полицейский: И что же мне теперь делать?
Пистиль: Нужно пить воду Виши! Что же еще!
Рисоле: Конечно, вода Виши очень вкусная! Но дайте-ка мне
лучше стаканчик... сейчас подумаю... стаканчик шамбери. А что,
больше никто не пьет?
Бардамю (обращаясь к Рисоле): Сегодня попались тяжелые?
Рисоле: Как сказать... как сказать... Я уже на это не обращаю
внимания. Бывает по-разному, время от времени попадаются
очень легкие. Особенно зимой, я уже заметил. Как будто пустые.
Бардамю: Это мечтатели!
Рисоле: А! Вы так думаете?
Бардамю: Да, да, определенно!
Второй полицейский (сифилитик, подходит к нему): Так вы
думаете, что мне нужно сделать анализ крови?
Бардамю: Благоразумно. Покажите свой язык!
Второй полицейский: Неплохо, да?
Бардамю: Да уж, такие не часто встретишь!
Оба хихикают.
Второй полицейский: Ладно, возьмите у меня анализ. Это
дорого?
Бардамю: О, для вас... Сколько вы зарабатываете в месяц в
полиции?
105

Второй полицейский: Ну, в месяц тысячу двести, а вместе с
компенсациями получается тысяча четыреста!
Бардамю: Шевалье1, наверное, побольше получает?
Все хихикают. Бардамю собирается взять у него кровь.
Второй полицейский: Кстати, вы знаете, он ведь мой
ровесник! (Смотрит, как течет его кровь.) А так сразу определить не
можете? Ничего не видно? Прекрасная кровь...
Первый полицейский: Похоже, скоро снова начнется война.
Пистиль: Но нас-то больше не призовут. Э, хотя нет, ведь
алкоголиков все же призывали. Ах! Ну да! В конце концов, они
такие же люди, как и все остальные! (Обращаясь к служащему
похоронного бюро): А у тебя уже и так есть форма!
Рисоле: Нуда, тебе бы все хихикать, а ведь мне пора покупать
новую. Знаешь, сколько она стоит? (Размышляет.) А как меня
раздражают эти расфуфыренные жмурики! Во всем новом! Ума не
приложу, для чего это нужно... особенно если подумать, сколько
сейчас стоит жизнь..! Я не могу позволить себе новую. Знаешь,
старина... если бы сейчас меня пригласили на свадьбу, мне
пришлось бы идти туда в таком виде...
Пистиль: Ну конечно, ведь ты приговорен к смерти! Скажи-
ка, которое тебе больше по вкусу! Монпарнас или Пер-Лашез?
Рисоле: Ах! Хуже всего Пантэн! Там столько грязи, приятель:
липнет, не выберешься. Каждый раз поскальзываюсь. Чуть сам
вместе с ними не проваливаюсь.
Пистиль: Ах! Да тебе просто везет. Приходи завтра. И
приглашай меня на рождественский ужин. (Обращаясь к остальным):
Ну разве здесь не весело?
Первый полицейский: Да, да, очень мило!
Второй полицейский: Черт, не каждый день нам удается
повеселиться!
Бардамю (обращаясь к полицейскому, у которого он только что взял
кровь): Ладно, дружище, приходите через четыре дня. Я скажу вам
результаты... Да, кстати! Я уже успел забыть, так увлекся своим
делом. Вы ведь пришли о чем-то меня спросить?
1 Морис Шевалье (1888-1972) - французский артист мюзик-холла.
106

Двое полицейских обмениваются вопросительными взглядами
и тихо переговариваются, потом:
Первый полицейский: А! Даже и не знаю, что сказать...
Послушай... Ну так вот, все дело в том.... в том, что...
Второй полицейский: Ну, в общем, это все из-за морфия и
опиума.
Бардамю: ....?
Второй полицейский (достает из своего кармана записную
книжечку и читает): Нам сказали, что сигнал поступил из «службы
надзора за аптеками», похоже, вы заказываете слишком много
опиума и даже морфия для больных... Так вот, это заметили... Но
только между нами! Мы оказываем вам услугу! Ах! Боже мой! Если
станет известно, что мы об этом рассказали, то мы оба сразу же
пылетим! Договорились? Это между нами... Вы же нас не
выдадите? Даже если вас будут спрашивать? Мы все равно скажем, что
ничего не говорили...
Бардамю: А! Так в чем же дело?..
Первый полицейский: О! нас это не касается, кроме того,
мы ничего в этом не понимаем. Ведь кому нужен морфий?
Больным и наркоманам.
Второй полицейский: К тому же сейчас столько дел,
связанных с наркотиками!
Первый полицейский (оживленно): Послушайте лучше нас! Но
никому об этом не рассказывайте! Вот вам добрый совет: не да-
иайте больше этого больным, тогда у вас не будет проблем...
Бардамю (обращаясь к Пистшю): Ну вот, видишь, опять
коллеги подложили мне свинью. Должно быть, это Латрапю придумал.
Продолжай, приятель.
Первый полицейский: Но только никому ни слова! Если вы
кому-нибудь проговоритесь о том, что мы вам сказали, нас обоих
иыставят за дверь... Нас просто уволят.
Бардамю: Ладно, старина, я ничего не скажу. Я вам очень при-
ипателен. (Обращаясь к Пистшю): Ты понял, в чем дело: просто я
слишком добрый. Когда они бьются в агонии, я остаюсь рядом до
последней минуты. Другие врачи сразу сваливают: их это пугает. А
и остаюсь, делаю уколы, помогаю им. Ведь именно в этот момент
707

им нужна помощь! Только когда ты умираешь, тебе кто-то нужен.
(Обращаясь к полицейским): Вы и сами это поймете. Когда ты
выздоравливаешь, тебе никто не нужен... Ладно, послушайте... Вы
были очень добры, и я вам благодарен. (Оба жестами показывают,
что испуганы.) Нет, нет, ребята, можете быть спокойны. Начиная
с сегодняшнего дня они будут подыхать в полном одиночестве, я
этим больше не занимаюсь. Никто больше не получит морфия.
Отныне они будут кончаться, приняв антипирин, и еще сироп,
настоянный на четырех корнях - это их воодушевит.
Все хихикают. Полицейские жмут ему руку; он провожает их до
дверей, и они уходят.
Бардамю (возвращаясь к Пистилю): Послушай, это точно Лат-
рапю...
Пистиль: Ты думаешь?
Бардамю: Ну конечно, он боится, что я претендую на
вакансию железнодорожного врача, а поскольку его зять тоже врач,
он хочет приберечь это местечко для него. Он думает, что меня
все еще тянет в путешествия. Ну и ну! Скажите пожалуйста!
Передай-ка мне справочник - он там, под стойкой.
Пистиль ищет.
Бардамю: Посмотри. Там сверху написано «Роды». Нашел?
Пистиль (читает): Подожди... Терапия... Анатомия... Это не
то... Патология... Роды!
Бардамю: Ну вот! Давай его сюда и еще принеси щипцы,
которые висят в кухне.
Пистиль выходит.
Бардамю (пока тот ищет в кухне): Ты знаешь малютку Тапанер,
жену дорожного инженера? Она скоро родит; я заходил к ним
сегодня утром, до того, как прийти сюда... неприятно все это...
родов я не принимал уже целую вечность. Но не могу же я ей
отказать! Иначе этому подлому скоту Латрапю достанется еще один
108

пациент!.. Хотя я не люблю родов, никогда этого не любил... У
меня ведь и так полно неприятностей, сынок!..
Пистиль возвращается со щипцами, Бардамю берет их,
открывает, осматривает, продолжая читать свою книгу, и как бы
репетирует с ручками щипцов.
Бардамю: Левая ручка... левая рука... правая ручка... правая
рука... А! Дружище, если понадобится, я пущу их в ход! (Читает,
потом поворачивается к столу и как будто испытывает щипцы на ком-
то, кто находится позади стола.) Вот так: сперва вниз, потом вверх.
(Делает вид, как будто что-то тащит.) Знаешь, приятель, если бы
не агонии и не роды, в медицине бы все шло как по маслу: хотя с
агониями обычно неожиданностей не бывает...
В бистро в этот момент тихо входит девушка, симпатичная, но
сутулая, с небольшим горбом, она чуть прихрамывает на одну
ногу. Вид у нее скромный, но энергичный. Бардамю быстро
прячет свои щипцы на стуле за столом.
Малышка Жанин: А! Здравствуйте доктор! (Обращаясь к Пис-
тилю): Здравствуйте мсье!
Пистиль: Послушайте, я схожу в табачную лавку за
нюхательным табаком.
Бардамю: За нюхательным! Тебе что, запахов не хватает?
(Пистиль уходит; обращаясь к Жанин): Ну что, малыш, что случилось?
Жанин: Знаете, доктор... (Улыбается.)
Бардамю: Как дедушка?
Жанин: Ох! Не очень хорошо!
Бардамю: Что с ним?
Жанин: Ах! У него по-прежнему разные идеи...
Бардамю: Ага! Ага!
Жанин: Особенно по воскресеньям! На него находит... Мы
были у него в прошлое воскресенье. Теперь он во Вьерзоне, увы!
Во Вьерзоне не так уж приятно, особенно в заведении, где он
находится... это практически за городом. Кроме того... это же
провинция... сами понимаете... Там не особенно весело... Хотя, возможно,
летом неплохо. Но, в конце концов, ко всему можно привыкнуть.
109

Бардамю: Черт побери, да!
Жанин: Мы приезжаем к нему по воскресеньям... забавно,
можно подумать, что от этого ему должно становиться лучше, но,
похоже, он только сильнее начинает бредить. В прошлый раз,
после завтрака, у него снова началось.
Бардамю: Ага! Ага!
Жанин: Да, он отправился с веревкой в сад. Мама заметила
это и спросила: «Куда это ты идешь, папа?» - «Не обращай
внимания, - ответил он, - я хочу немного развлечься в садике».
Бардамю: С веревкой?
Жанин: О! да! У него снова был приступ. Мама, к счастью, за
ним следила! Причем, это уже второй случай, а в прошлый раз
мы тоже едва успели, знаете... Мы думали, что в провинции ему
будет лучше.
Бардамю: О! Мне все же кажется, что лучше бы ему
вернуться в город. В провинции долго не выдержишь... и рано или
поздно... А ты все работаешь?
Жанин: Конечно!
Бардамю: Сейчас не так тяжело?
Жанин: Нет!
Бардамю: Тогда что? (Подходит к ней, обнимает.) В чем дело?
Тебя рвало?
Жанин: Нет! Нет!
Бардамю: У тебя были месячные?
Жанин: О! Да! Конечно!
Бардамю: Тогда что случилось?
Жанин (подходит к нему, нежно, почти страстно, но застенчиво):
Я хотела вас спросить! Вы же знаете малышку Бутрю, дочку
электрика, у нее еще был детский паралич! Ну так вот, она ездила
лечить свои ноги в клинику в Париже, на улицу Севр, и знаете,
теперь ей лучше! Когда она ходит, это уже не так бросается в глаза!
Бардамю: ....
Жанин: Я хотела вас спросить, нельзя ли мне тоже туда
поехать? А?.. Может, мне бы там тоже помогли?
Она смотрит на него с беспокойством.
ПО

Бардамю: Это вовсе не одно и то же, милая, к тому же, вы
помните, ведь мы уже пробовали...
Жанин: Да... О! да! Конечно, доктор, вы очень добры, но я
говорю это вовсе не для того, чтобы вам надоедать. Я просто
думала, что в этой области каждый день происходят значительные
изменения... Так вот, я подумала: а вдруг теперь что-нибудь
изобрели, чтобы мне помочь... Это все мне так мешает!..
Бардамю: Ладно, скажите, а не хотели бы вы попробовать
заняться физкультурой?
Жанин: А эта физкультура дорого стоит?
Бардамю: О! Точно сказать не могу.
Жанин: Как по-вашему, это бы мне помогло? (С почти
довольным видом): Особенно меня беспокоит спина. И еще бедро, но это
не так заметно. Я почти все время сижу. Но вот это! (Указывает на
свою ногу, более тонкую, чем другая.) Разве нет способов это
исправить? Правда если носить длинные платья, это не так заметно.
Бардамю: Ладно, слушайте! Я зайду к вам через несколько дней.
Или же, может быть, вы сами зайдете сюда, я поспрашиваю в
больнице, и узнаю, что можно сделать. До свиданья, малыш!
Жанин: Ну хорошо! Конечно, я зайду к вам. До свиданья,
доктор!
Она подходит близко к нему и говорит ему «До свиданья», так,
как будто собирается его поцеловать.
Бардамю (обращаясь к Пистилю, который только что вернулся):
Кстати! Послушай, а ты не хотел бы преподавать физкультуру?
Пистиль: О! Ты меня балуешь! Но знаешь, у меня живот еще
больше раздулся. Ты бы должен меня подлечить.
Бардамю: Так ты что, тоже в это веришь?
Пистиль: С тех пор, как я стал меньше пить, у меня
улучшилось зрение. Взгляни туда. (Показывает на зеркало.) В это зеркало.
У меня не так уж много работы, поэтому я часто смотрюсь в
зеркало и, в конце концов, начинаю чувствовать тошноту. А этот
ужасный живот, в котором, по твоим словам, полно жидкости. В
конце концов, я замажу это зеркало испанскими белилами, чтобы не
иидеть свою жуткую рожу.
111

Бардамю смотрит на него.
Пистиль: Думаю, мне стало хуже из-за того, что я в последнее
время слишком часто вижу твою Веру
Бардамю: ....
Пистиль: Конечно, я просто жуткий урод! А эта женщина так
красива, она здорова, она никогда не устает, она полна сил, да,
боже мой! Ах! Я проворонил свою жизнь! Хотя, вспомнил, есть
один человек еще уродливее меня - малыш Петерсен, который
по вечерам выносит погулять свою младшую сестру Ах! А от чего
это зависит - урод ты или красавец?
Бардамю: Сложно сказать!
Пистиль: Думаю, все дело в бедности: ведь это тоже как будто
болезнь, боже мой.
Бардамю: Скажешь тоже. А ты когда-нибудь, к примеру
видел хоть одну школу, где было бы красиво?
Пистиль: Скажи, а твои больные тебе все же платят? Дела
идут не так уж плохо, да? Наверное, лучше, чем у меня в бистро,
приятель.
Бардамю: Да ладно, ты же знаешь, что все еще может
измениться!
Пистиль: Но она все же бросает тебя: а когда она уезжает?
Бардамю: Через четыре дня!
Пистиль: А ты остаешься здесь?
Бардамю: Да!
Пистиль: Так она тебя бросает... Это не особенно красиво:
все-таки, ты ее поддержал. Теперь она неплохо зарабатывает,
думаю, танцы приносят ей немалые бабки. И во многом это
благодаря тебе. А вы не поссорились?
Бардамю: Нет, нет, мы прекрасно ладим, можешь не
сомневаться!
Пистиль: Тогда в чем дело? Тебе что, самому все это надоело?
Бардамю: Нет, старина, вовсе нет!
Пистиль: Так в чем же причина? Обычно я не лезу не в свои
дела! Но все-таки, она была счастлива с тобой. Через месяц или
два ты начал бы неплохо зарабатывать! Ведь пациентов все
больше и больше!
772

Бардамю: Да, приятель, вообщето, она, вроде как, не прочь и
остаться. Но все-таки больше ей хочется уехать. Она еще вернется.
Пистиль: Знаешь, не похоже... Когда вот так вот уезжают... А
все ее проблемы в Нью-Йорке, о которых она рассказывала,
уладились?
Бардамю: А! Да, да. Ей возвращают ее театр.
Пистиль: А что же будет с этим Гологоло?
Бардамю: О! Он останется с нами!
Пистиль: Ладно, но мне все же интересно: что мы будем
делать с этим недоноском, когда он подрастет?
Бардамю: Не знаю... может, станет врачом?
Пистиль: А! Слишком долго ждать; давай лучше создадим с
ним джаз-банд... Послушай-ка, но ты-то по крайней мере не
собираешься уезжать?
Бардамю: Да нет, старина, нет, мне же нужно на что-то жить.
Пистиль: Но тебе ведь будет нужна другая жена? Ты же не
сможешь жить без женщины?
Бардамю: Но ты-то живешь без женщины!
Пистиль: Ах! Да, старик, но ты только взгляни на меня!
Бардамю: Ну конечно! Лучше на меня взгляни!
Пистиль: Но ты же не собираешься мне говорить, что
больше ее не любишь?
Входит посетитель.
Посетитель: Как дела? Рюмашку, да побыстрей.
Выпивает, отдувается и убегает. В этот момент входит Вера.
Вера: Здравствуйте, мсье!
Подходит и целует Бардамю.
Пистиль: Ну и ну! Скажите-ка, так вы и вправду уезжаете? Вам
что, надоел Блабиньи-сюр-Сен?
Вера (ласково): Я вынуждена, Пистиль!
Пистиль: Ах! Но что же я буду делать без ваших танцев? Вы
ведь нам и билеты приносили! И это меня отвлекало! На самом
113

деле, без вас у меня вообще не останется радостей в жизни. А он
уже успел разъяснить мне пользу гимнастики! (Показывает па
Бардамю.) Посмотри, - говорил он мне, - какая красивая женщина! И я
начал уже в этом разбираться, боже мой! Хотя он не советовал мне
слишком увлекаться. Все эти пышные формы красиво смотрятся
только на диване. Что же касается танцев... это огромная работа...
зато результаты неплохие, ничего не скажешь! Конечно, он прав:
ничего не трясется, все на своем месте, ну да! А как прошла ваша
репетиция? Ведь вы успели добиться успеха! И все же уезжаете!
Вера: Так нужно, мсье Пистиль!
Бардамю выходит; Вера садится, оглядывается. Пистиль смотрит
на нее издали, скорчившись на своем стуле: ему плохо. Маленькая
девочка приоткрывает дверь.
Девочка: Доктор Бардамю здесь, мсье Пистиль?
Пистиль: Он вышел, мадмуазель. Должно быть, он направился
к вашему дому. Поторопитесь, вы догоните его на улице, я-то его
знаю, этот болтун ходит медленно и постоянно смотрит по
сторонам!
Девочка закрывает дверь.
Пистиль (обращаясь к Вере): Ну вот, теперь лучше. А вообще, я
не особенно хорошо себя чувствую.
Вера: Похоже на то!
Пистиль: Ох! Да, это из-за моего цирроза. Кажется, тут
ничем не поможешь, но пить мне все равно нельзя. Поэтому
бистро, скорее всего, разорится. Непьющий хозяин бистро - это как
кюре, который не умеет прочитать мессу. Мне кажется, что он
переделает это заведение в клинику. Он купит у меня его. Но мне
придется подсуетиться и найти ему новую жену, иначе он тоже
куда-нибудь отвалит! А это совсем не просто, знаете ли. Ему
нравятся только слишком красивые!
Входит Бардамю, целует Веру.
Пистиль: А! Ладно, послушай, я схожу за Голо. Занятия в
школе уже закончились. Должно быть, он сейчас у мамаши Танун, и
114

она угощает его безе. Ты ее знаешь: у нее галантерея на углу
улицы Револьт. Она как-то спросила меня, не хотите ли вы, чтобы
она его усыновила: по ее словам, он напоминает ей сенегальца,
которого она любила во время войны. Должно быть этот малыш
сейчас там. Этот маленький бродяга никогда не станет врачом...
Хотя, на самом деле, одно другому не мешает... Пока!
Уходит.
Вера: Так вы ему все рассказали?
Бардамю: Да, только что!
Вера: Пистиль был очень добр к нам!
Бардамю: А! Ну да! Конечно! Теперь у меня будет время
заняться его лечением... Мы же останемся вдвоем... Ну так что?..
Вы уже говорили с адвокатом?
Вера: Ну да, я начну против них дело, когда приеду в Нью-
Йорк! А потом мы быстро их обанкротим!..
Оба посмеиваются.
Бардамю: Да, ведь здесь только что был Пистиль. И я, к
счастью, вспомнил, что должен ему еще десять тысяч франков.
Вера: У вас их нет?
Бардамю: Не стоит беспокоиться...
Вера: Ах! Послушайте, вы были так милы, так добры ко мне.
Бардамю: С вами это было несложно.
Вера: А я вас просто обманула! Ни одного су!
Бардамю: Да! А уж я так старался, так на это рассчитывал! К
тому же и из Женевы меня выперли. Ох! И правильно сделали.
Вера целует его со смехом.
Бардамю: И когда же?
Вера: В пятницу...
Бардамю: Так скоро?
Входит посетитель.
Посетитель: У вас нет почтовых марок?
Бардамю ищет у себя в кармане.
115

Посетитель: Я хочу послать письмо за границу!
Бардамю: Тогда с вас один франк пятьдесят. Ага, вот одна
марка, за один франк. И еще одна, за пятьдесят сантимов...
Посетитель уходит.
Бардамю: Да, значит, так скоро?
Вера: Но, если честно, вам-то что задело?
Бардамю: Конечно, мне есть дело!
Вера: Так же как и Пистилю?.. а может, еще меньше!
Бардамю: Ну нет, послушайте, дорогая, я ведь не Пистиль! Я-
то вас люблю!
Вера: Он тоже!
Бардамю: Вы опять о своем!
Вера: Нет, но послушайте же, Фердинанд. Вы прекрасно
знаете, что нам всем для того, чтобы жить, нужны возбуждающие
средства.
Бардамю: А я вас больше не возбуждаю?
Вера: Ах! Фердинанд, поймите, к нам с вами это не
относится: ведь я вас очень люблю. Вы были так добры, так благородны,
так щедры: на самом деле вы лучше всех мужчин, а ведь для вас не
секрет, что я их неплохо изучила! Вам же прекрасно известно,
что у меня их было немало! И обращалась я с ними обычно так,
как они того заслуживали, но к вам это не относится. И если уж я
предупреждаю вас о том, что собираюсь вернуться в Америку, то
только потому, что знаю, что вы способны меня понять.
Бардамю: ....
Вера: Вы хотите, чтобы я осталась? Я останусь. Обещаю. Я
буду с вами мила, вы ничего не заметите, и жаловаться не буду: я
же никогда не жалуюсь.
Бардамю: ....
Вера: Но предупреждаю вас, Фердинанд: очень скоро вы меня
разлюбите.
Бардамю: Нет, нет, уверяю вас, я еще долго буду вас любить.
Я тоже постараюсь говорить с вами откровенно: я люблю вас
только потому, что вы очень красивы.
116

Вера: И Пистиль повторяет то же самое. Впрочем, вы ему
объяснили... мускулы... танец... ни капли жира... Но главного вы
все же не поняли.
Бардамю: ....
Вера: Эти ваши «я вас люблю» не имеют большого значения.
Это жалкие слова, слишком затасканные. Вы любите жизнь,
Фердинанд, жизнь, которую я принесла вам с той стороны
Атлантики... эта жизнь раньше была вам неведома, но вы очень хотели ее
понять... а мужчины не всегда на это способны, особенно если
они, как вы, занимаются только тем, к чему привыкли. Ну так вот...
я вам откровенно рассказала все, что знала про Америку, про Нью-
Йорк... все, что могла... и я вас тоже очень люблю. (Целует его.)
Но, похоже, вам этого мало.
Бардамю: Возможно!
Вера: Нет, нет, Фердинанд, я знаю, что говорю.
Бардамю: Я вас люблю так, как только могу любить, Вера!
Вера: Но вы все-таки не забыли, как мы познакомились!
Смеется.
Бардамю: Люди обычно руководствуются своими
инстинктами; что касается меня, я готов войти в любую дверь.
Вера: Ах! Фердинанд... вы обречены всю жизнь блуждать
между ног женщин в поисках тайны мироздания!
Бардамю: ....
Вера: Особенно если они прибыли издалека. Ну что, теперь
вы знаете американцев?
Бардамю (со смехом, привлекая ее к себе): Нет, Вера, совсем не
знаю, но я вас люблю.
Вера: Я тоже люблю вас, Фердинанд, и мне будет грустно
расставаться с вами. Но так нужно!
Бардамю: Я обожаю вас, Вера. Вы помогаете мне понять себя.
Вы знаете... ведь я верный... Это вас удивляет?
Вера: Нет, но вами движет не мораль, а забота о собственном
спокойствии. В конце концов, неужели вам действительно
необходима женщина... причем постоянно?
117

Бардамю: Да, уверяю вас, и очень красивая. Я пытался жить
один... и с дурнушками... но это хуже всего... я не могу так. И
никогда мне больше не найти этой подлинной мудрости и великой
гармонии, и такой простоты тоже.
Вера: Нет, нет, есть и другие, уверяю вас.
Бардамю: Послушайте, не уезжайте. Возможно, вы сможете
организовать здесь небольшой театр.
Вера: Здесь совершенно невозможно заработать деньги!
Бардамю: Да, но может быть, я бы смог...
Вера: Но нет, дорогой, это я должна помочь вам.
Бардамю: О! именно сейчас... Ах! Конечно, это большая
роскошь: с вами я забываю обо всем, а дороже этого нет ничего. Но,
в конце концов, мне остается лишь привыкнуть!
Вера: Ах! Нет, Фердинанд. Ах! Нет. Если это так, я не уеду. Я
не хочу, чтобы вы страдали.
Бардамю: Я вас люблю. (Они целуются, она смотрит прямо ему в
лицо.) Я не могу сказать ничего нового, и все же это новое.
Вера: Я родилась не особенно великодушной, Фердинанд, вам
это известно?..
Бардамю: Ну ладно!.. А... может быть, вы все же останетесь...
Вера: Поймите, мой дорогой, это ничего не изменит. Если я
останусь тут, мы оба состаримся. Скоро мы не сможем
поддерживать друг друга... Более того, мы будем мешать друг другу
заряжаться энергией от других... В конце концов, нам это надоест...
И мне придется устраивать вечеринки, как в Нью-Йорке!
Бардамю: О! только не это, иначе меня снова замучает
бессонница.
Вера: Не то чтобы я собираюсь заниматься там чем-то
сверхъестественным, ведь вы сами это понимаете, Фердинанд; просто я
хочу жить полной жизнью, пока у меня есть такая возможность.
Здесь же я почти ни с кем не знакома.
Бардамю: О! Понимаете, в Нью-Йорке нужно быть
настоящим американцем. Мне бы очень этого хотелось. Но тогда
пришлось бы снова сдавать все экзамены: у меня бы не получилось, я
уже слишком стар. А здесь у нас все же есть жилье за двадцать два
доллара в год (обводит рукой бистро)... Ну ладно! Езжай, а потом,
если сможешь, возвращайся через год! Если ты сможешь...
118

Вера:
Бардамю: ....
Вера: Через год.
Бардамю: Ты знаешь, благодаря тебе я добился больших
успехов.
Вера: ....?
Бардамю: Ты объяснила мне многое, чего мне до этого не
удавалось понять ни самому, ни с другими женщинами... ты мне
очень помогла...
Вера (улыбаясь). И для чего это тебе пригодится?
Бардамю: Я не знаю. Для того чтобы разобраться в себе!
Вера: Послушай, я скоро вернусь. Я люблю тебя, ты знаешь, а
я не так легко влюбляюсь. Я привезу тебе оттуда совершенно
новую жизнь, я попробую, я попытаюсь привезти тебе то, чего ты
хочешь, то, что тебе нравится... я расскажу тебе все, что ты хотел
бы узнать об иностранцах: в чем их слабые места, в чем сильные,
в чем отличие от других... Кроме того, представляешь, у меня же
будет свой театр, и если ты приедешь... двести женщин, двести
восхитительных задниц...
Бардамю (обращаясък толькочто вернувшемусяПистилю): Ты
слышишь, Пистиль? Двести задниц!
Пистиль: Замолчи, тут ребенок.
Он входит с негритенком, который бежит на кухню.
Бардамю (обращаясь к Гологоло): Куда это ты собрался? Ты не
хочешь поцеловать своего папочку, который скоро останется в
одиночестве? Анархист...!
Гологоло подходит к нему: они целуются, малыш смеется, занавес
опускается. Когда занавес падает, негритенок выскальзывает из-
за него на авансцену, потом спускается в зал и бежит мимо
зрителей в глубину залы, затем скрывается.
ЗАНАВЕС
119

ДЕЙСТВИЕ ПЯТОЕ
Действующие лица
Те же, что и в четвертом действии, без Веры, которая находится
в зрительном зале
Антуан, рабочий
Доктор Мермилле, директор санитарной службы в
Блабиньи-сюр-Сен
Элизабет 1ейдж, жена доктора 1ейджа
Сторож из музея Виктора Гюго
Другие статисты - случайные прохожие и зрители из зала
То же самое место (что и в четвертом действии), но теперь
бистро преобразовано в клинику. Инструменты. Деревянный,
покрытый белой эмалью стол для осмотра. Когда поднимается
занавес, виден рабочий, чья рука погружена в мисочку с теплой
водой. Рабочий через дверь говорит с Пистилем, который что-
то ищет в помещении бывшей кухни.
Рабочий: Скажи, старина, когда же он придет?
Пистиль: Болит?
Рабочий: В тепле боль успокаивается, во всяком случае,
болит меньше, чем вчера. Ах! Вчера, старина...
Пистиль: А как дочка?
Рабочий: О! Не очень!
Пистиль (входя в комнату, продолжает искать и находит
бутылку): А, вот свинцовая примочка, ее-то я и искал. (Наливает
жидкость в мисочку )Но это последняя, теперь нужно выписать рецепт.
Рабочий: Послушай, а американка уехала? Та, что все время
была здесь?
Пистиль: Да, она вернулась в Нью-Йорк.
Рабочий: Красивая женщина, не так ли? Она не давала
скучать твоему патрону, но должно быть, такая американка стоила
недешево... Похоже, одному ее содержать не под силу.
В этот момент входит Гологоло.
120

Пистоль (обращаясь к Гологоло): Послушай-ка, недоносок, сбегай в
аптеку за тремя пачками ваты... как обычно. (Малыш выходит) Да,
еще! Не забудь еще пакетик горчичных зерен. (Возвращаясь к
рабочему.) Мне они нужны для ножных ванн, только это мне и помогает.
Рабочий: Ну и ну! славный парнишка, да?.. Он что, привез
этого недоноска из колоний вместе с тобой? Похоже, этот мой ожог
пройдет не раньше, чем дней через восемь... Ох! Мне плевать на
то, что зарплату урежут вдвое, переживу (более доверительно), ты ведь
знаешь, я немного подрабатываю по вечерам у приятеля
полировщика: только никому не говори, иначе ко мне прицепится
инспектор... правда, я уже раньше говорил Бардамю, что подрабатываю.
Он предупреждал быть осторожнее с кислотой, ее ведь
используют при полировке... а у тебя как дела, похоже, не особенно?..
Пистиль: Нет, не очень. Я больше не пью, перебиваюсь кое-
как. А потом... не так уж здесь и хорошо...
Рабочий: Черт, это понятно, особенно после того, как долго
жил в колониях.
Пистиль: О! Дело не в этом, просто вся жизнь не так уж и
приятна. Ты знаешь, когда ты вынужден вот так сразу завязать
пить...
Рабочий: Ах! Ничего себе, да ты просто неврастеник: тебе
нужно больше двигаться! А где у тебя болит?
Пистиль: Тут! (Показывает на свою печень.) Во мне уже ничего
не задерживается, старик... ничего... и кроме того... у меня из носа
идет кровь. (Показывает свой окровавленный носовой платок.) Так
долго продолжаться не может!
Рабочий: А он хорошо тебя лечит?
Пистиль: Ах! Он делает все, что может, будь уверен.
Рабочий: Этот врач хорошо обращается с больными? Я
просто так спрашиваю... потому что в лечении производственных
травм они все один другого стоят.
Пистиль: Ох! Он старается, но у него есть один недостаток...
Мне кажется, он слишком торопится сообщить людям правду.
Рабочий: Ну! За себя скажу: если бы моя песенка была спета,
я бы предпочел это знать.
Пистиль: Я тоже раньше так думал...
121

Рабочий: А тебе он уже сказал?
Пистиль: Нет, зато другим говорил, а у них было то же самое,
что и у меня.
Рабочий: Зачем же он это делает?
Пистиль: Ох!.. Думаю, потом он об этом жалеет... но из
любопытства он спрашивает больных о том, о чем спрашивать не
стоит. Я уже неплохо его изучил... У него есть хорошие качества, но
разглядеть их не так просто. Понимаешь?
Рабочий: Нет!
Пистиль: Не знаю, как тебе сказать, но с ним довольно-таки
тяжело. К примеру, ты говоришь ему: это вещь хорошая. Эта
женщина, ты говоришь ему, красивая. И что? Он смотрит на нее вот
так, а потом говорит: вглядитесь в нее хорошенько, Пистиль, ты
же видишь, что это полное дерьмо. Шмяк! Ты затыкаешься! И в
самом деле, он оказывается прав, это действительно дерьмо, как
он говорит. И вот так он каждый раз опускает тебя своими
замечаниями, и в следующий раз ты уже более разборчив! А когда ты
становишься слишком разборчивым! В твоей жизни остается не
так уж много радостей!
Рабочий: Черт побери!
Пистиль: Послушай, вот еще пример: я ему не раз говорил, что
его родители настоящие трудяги... к тому же, это чистая правда -
они действительно много работают. - Разве ты их не любишь? -
Люблю, отвечает он. - Разве они не трудяги? - спрашиваю я его.
Но мне кажется, это его раздражает. Хотя у этих людей в начале
ничего не было, а потом они кое-чего добились. Его отец
аптекарь. Теперь у них есть лаборант и домработница. И тем не
менее! Я вижу, что ему это не особенно нравится. И он начинает со
мной вроде как шутить: Послушай-ка, Пистиль, мой отец
недоволен тем, что домработница не хочет выливать его ночной
горшок. - А я ему в ответ: Ты что, коммунист? - И мы ругаемся из-за
этой домработницы! - Представь себе, какую рожу скорчил бы
мой отец, если бы ему пришлось выполнять обязанности
домработницы! - отвечает он мне. Вот, и все в таком же духе...
Рабочий: А! Знаешь ли, все-таки у него была хорошенькая
цыпочка! Она-то совсем не похожа на домработницу, не правда ли? Я
неплохо знаю домработниц, ибо сплю сразу с двумя. (Вынимает свою
122

руку из ванночки с теплой водой.) Слушай, не дашь мне глоточек
белого, а?
Пистиль: А! Нет, у меня больше нет бистро. Теперь у меня
остался только проигрыватель. (Указывает на проигрыватель в углу)
Но может, нам все же удастся выпить по глоточку.
Достает из-за шкафа бутылку.
Рабочий: А! Отлично, я-то думал, у тебя больше не осталось...
Пистиль: Это целебное вино! Нам посылают его для пробы,
а я тихонько забираю себе...
Рабочий: А! Ну вот! Сам видишь, это хорошее заведение!
Пистиль: А! Нуда. Что ни говори, а парень он неплохой, и я
бы чувствовал себя отлично, если бы мне не было так паршиво.
Кстати, когда он приехал сюда со своей американкой, буквально
без гроша в кармане, именно я помог ему выбраться из дерьма! И
у него не было ни одного пациента! Вот именно! Ведь врачу не
так легко найти себе пациентов, прямо так... сразу. К счастью, у
меня здесь было бистро и множество дружков, поэтому мы
быстренько нашли ему клиентов!
Рабочий: Неужто и американка была без гроша?
Пистиль: Ну да, старина, такое случается даже с
американками, а сейчас она уехала делать бабки в Нью-Йорке. Ах! Старина,
это отважная женщина, не сомневаюсь, она сумеет заработать и,
возможно, еще вернется... Правда не уверен... А как я любил эту
женщину. Ты не представляешь, какая у нее прекрасная фигура...
старик! Ах! Все благодаря танцам, приятель!.. Женщины,
которые не занимаются танцами... их далее женщинами не назовешь!
Правда они нравятся портнихам и фотографам, но только не
знатокам анатомии.
Рабочий: Ого!.. Ничего себе, ты теперь стал знатоком
анатомии? Ты что, пьян?
Пистиль: Ты надо мной смеешься, но все, что говорит Барда-
мю - чистая правда: только те, кто знает анатомию, могут
определить, насколько женщина хорошо сложена! А остальные живут в
мире фантазий: их дурачат, а они всему верят, потому что
абсолютно ни в чем не разбираются!
123

Рабочий: Видишь, теперь ты похож на него, из-за него ты
рехнулся, старина!., да, да, ты чокнулся! Ты помешался на этом...
Пистиль: О! пойми, это всего лишь слова, уже давно я
никому ничего плохого не делал!
Рабочий: О! конечно, это никому не вредит, но вообще,
должен тебе сказать, что все врачи настоящие свиньи, это же
общеизвестно... Ох! Пожалуй, будь у меня бабки, я бы тоже вел себя
по-свински. (Пауза.) Неплохо бы мне получить наследство!
Пистиль: И что бы ты с ним сделал?
Рабочий: Я бы отправился путешествовать!
Пистиль: Вот видишь, с этого все начинается.
Рабочий: Что начинается?
Пистиль: Поиск истины.
Рабочий: Ты думаешь?
Пистиль: Да, да, и не сомневайся!
Рабочий: Но ведь путешествуют для того, чтобы развлечься,
старина: ты разъезжаешь туда-сюда, разглядываешь
достопримечательности, жрешь от пуза в небольшом провинциальном
ресторанчике, то в одном, то в другом.
Пистиль: Та!.. Та!., малыш... интересно... так ты думаешь, что
путешествия - это чепуха!.. А ведь тебе только кажется, что ты
вообще можешь вернуться обратно из какого-нибудь
путешествия... не дергайся, малыш... Ужя^го знаю: парень, который
вернулся домой, совсем уж не тот, что уезжал, он стал совершенно
другим, полностью изменился. Он не говорит, что с ним стало,
он просто не может этого сказать, потому что сам этого не
понимает. Он ищет себя прежнего, но не находит; приятели
пожимают ему руку, он им отвечает, но это уже не он.
Рабочий: А! Ничего себе... ты меня пугаешь.
Пистиль, продолжая накладывать ему повязку, смотрит поверх
небольшой занавески, до половины закрывающей входную
стеклянную дверь.
Пистиль: Смотри-ка, вот папаша Мермилле. Помнишь
пожилого врача, который возглавляет в мэрии санитарную службу?
Рабочий: Ага! Тот, что вечно грязный!
124

Пистиль: Да, этот старый пень! Слушай, держу пари, что он
опять будет искать свои бумажонки. Куда же я засунул его
чертовы бумажонки, боже мой? (Роется в бумагах,) Этот старый хрыч
хорошо играет в экарте. Они с Бардамю обычно вдвоем играют.
Бардамю даже как-то говорил мне, что тот жульничает.
Дверь открывается. Входит Бардамю, за ним Мермилле.
Мермилле в очках, с бородкой и усиками, в широкой черной
кавалерийской шинели, заляпанной черной грязью, небольшой
шапочке, какие носят художники. Он производит впечатление
давно не мывшегося человека, в ужасно грязной одежде. Так оно
и есть на самом деле. Он худой и сутулый.
Бардамю: Здравствуй Пистиль. (Обращаясь к рабочему):
Здравствуй, Антуан!
Мермилле: Добрый день, мсье, как настроение с утра?
Рабочий уходит.
Мермилле (обращаясь к Пистолю):Приятель, похоже, вы забыли
своего старого друга. Еще ни разу вы не представили мне ни одного
отчета. В префектуре мне говорят, что я не отслеживаю статистику
заболеваний, но в нашем районе никто этим не занимается. Зато по
ту сторону Сены, к примеру, в том же Безоне периодически
составляют отчеты. Вот, взгляните (показывать какую-то брошюру, потрясая
ею)... Прекрасно составлено! Смотрите... За последний месяц:
краснуха... двадцать четыре, дифтерит... три, менингит... четыре. А что
у нас? Мне приходится буквально все из вас вытягивать!.. Так что
будьте любезны! Представьте мне три или четыре случая!., неважно
чего! Но мы должны показать, что занимаемся этим... У вас были
случаи гриппа?., ведь сейчас самое время...
Бардамю: Ах! Ну конечно. Думаю, были, подождите, сейчас
припомню.
Мермилле: Ладно... Назовите мне имена...
Бардамю: Подождите... Подождите... Подождите...
(Прикладывает руку к голове.) Но проблема в том, что я не занимаюсь
диагностикой!., мне это кажется лишним... стоит мне поставить диаг-
ноз, как я неизменно промахиваюсь!
125

Мермилле (мягко): Послушайте, приятель, ведь остальные
поступают точно так же, за исключением тех, кто считает себя
обязанным этим заниматься...
Прикрывает рот рукой.
Бардамю: Ах! Мермилле, но далеко не все говорят то, что
думают! Впрочем послушайте, в здешних семьях уже сами ставят
себе диагнозы, а мне остается лишь подтвердить их, чтобы им
польстить... никому от этого хуже не будет! Если у них, к
примеру сыпь, то некоторым хочется, чтобы это была крапивная
лихорадка, а другим скарлатина, если же речь идет о ребенке, то
краснуха. Я никогда с ними не спорю. Если у них жар, я говорю им:
посидите-ка лучше дома... если же температура у них нормальная,
то советую прогуляться и подышать воздухом.
Мермилле: Я вас прекрасно понимаю, мой дорогой, но мне
ведь нужно чем-то занять моего дезинфектора. Не уверен, что его
работа кому-нибудь нужна. Абсолютно никому. Я не знаю, зачем
вообще это нужно - может, вы знаете? Но дезинфекция... это
модно! Они никогда в жизни не купят себе зубную щетку, даже если
им посулить золотые горы, но их можно заставить приобрести
пожарный насос, распространяющий запахи лекарств по всей
улице - это им нравится и сразу наполняет их жизнь смыслом:
ведь именно в этом они нуждаются. Именно так!., кроме того,
уверяю вас, мой дезинфектор - хороший парень, за свою работу
он получает сто су, а у него трое детей.
Пистиль (который все это время что-то искал, достает записную
книжку): А! Ну вот, книжка со статистикой!
Мермилле (обращаясь к Бардамю): Ну ладно, старина,
выпишите мне три или четыре случая: вы и сами знаете, что даже
трупы всегда лучше лишний раз продезинфицировать.
Бардамю спорит с Пистилем за маленьким письменным столом,
в конце концов, заполняет три или четыре страницы из записной
книжки и вручает их Мермилле.
Мермилле (смотрит): А! Ну наконец! Очень мило с вашей
стороны...
126

Кладет их в карман.
Бардамю: Скажите, Мермилле, вы ничего не слышали про
малютку Тапанер?
Мермилле: Кто? Малютка Тапанер?.. Жена дорожного
инженера? А! Это вы принимали у нее роды!
Бардамю: Да!
Мермилле: Ах! Ая и не знал... не повезло, да?.. Ох! Случается...
Бардамю: А вы часто принимали роды, когда практиковали?
Мермилле: Ах! Коллега, однажды я попал в жуткую дыру в
Бретани, а ведь там рожают день и ночь, без остановки... В
начале у меня не все шло гладко. А под конец все наладилось.
Бардамю: Вам случалось кого-нибудь заразить?
Мермилле: О! ну конечно. Вы знаете, на фермах этого очень
трудно избежать; нечем вымыть руки, все, до чего ни
дотронешься, грязное, бабушка тоже лезет. Но, в сущности, это не так уж и
важно. Хотя нет, вспомнил: была одна пациентка в Карамаш-сюр-
Онд, к тому же, учительница. Когда я принимал у нее роды,
приятель, у нее началась родильная горячка, да такая, от которой и
кобыла бы сдохла. Такие дела. Она выкарабкалась, не знаю, как, но
выкарабкалась. У нее был сильнейший жар, пот лил ручьями! Но
ей все же удалось выжить. Я готов был сквозь землю провалиться,
хвастаться мне было нечем... Ладно! Яуже приготовился, что меня
изваляют в грязи все окрестные суды... Ничего подобного, мой
друг: все меня поздравляют, обнимают! Все пришли к выводу, что я
ее спас! А ведь мог и угробить! Но дело в том, что у нее началось
воспаление матки, причем не простое воспаление матки, мой друг,
а обширное! Эта матка, вывернутая, изъязвленная, превратилась
в настоящую гнойную губку, болтавшуюся у нее между ног - в
течение двадцати лет я скрывал это позорище! Самое типичное
выпадение матки, какие мне когда-либо доводилось наблюдать. И тем
не менее! Мой друг, хотите верьте, хотите нет, но благодаря этой
женщине я имел успех в трех округах, получил отличную
репутацию во всех окрестных регионах, люди приезжали ко мне
отовсюду, она сама их ко мне посылала; кроме того, и ее саму я лечил в
течение двадцати лет. В конце концов, я ее прооперировал, удалил
эту матку, которая сделала мне прекрасную рекламу. Кстати,
127

доверяла эта пациентка только мне! Так что, имейте в виду, Бар-
дамю, самое главное - не подрывать доверия больных. Это
кажется трудным, но нет... Достаточно как можно меньше говорить.
Те, кто говорит, будь они хоть какими хитрецами, рано или
поздно плохо кончают. Все что нужно, это кивать головой, я всегда
говорю об этом своим молодым коллегам. Остальное делает
воображение людей, причем делает хорошо. Все могут что-то
говорить, приятель, говорить умеют абсолютно все люди. Но только
молчание всегда подтверждает вашу значительность, ваш вес и
неизменно вызывает доверие.
Бардамю: Вы правы, Мермилле, тысячу раз правы, но ведь
иногда при родах приходится действовать. Возьмите эту
малышку, жену дорожного инженера, так вот (берет щипцы), я сделал
захват, который показался мне удачным... я сжал (сжимает щипцы),
потащил, мне казалось, я сейчас его вытащу, но щипцы
соскользнули, и я попал сюда... (показывает на свой глаз), над глазом. Я
вытащил; это была девочка, но мертвая... и глаз торчал... вот так
(показывает); а мне казалось, что я ухватил ее на уровне ушей.
Мермилле (живо): А! Коллега, вот ваша ошибка! Если ребенок
умер - ничего страшного... если мать молода, она всегда может
сделать другого. Со вторым ребенком она забывает о первом, она уже
не говорит о нем, кроме того, это всегда можно оправдать ее
повышенной эмоциональностью... что она переволновалась за
прошедшую неделю... стоит польстить ей насчет повышенной
эмоциональности, и она довольна... Но вот глаза они вам никогда не простят.
Ах! У женщины, приятель, эстетика всегда на первом месте! Хуже
нет, чем родить ребенка со свисающим глазом. Подцепляйте как
угодно... (В свою очередь берет щипцы и прикладывает их к голове
Бардамю, чтобы показать ему акушерский прием.) Вот так... В книгах все
точно показано, но на практике... взять хотя бы подбородок, его
можно вывернуть, но, в конце концов, все встает на место. А хуже глаза
ничего нет, приятель. Ах! Точно! (Собирается уходить,
останавливается.) Все что угодно, только не глаз, и вот еще, кстати: не стоит на
ощупь принимать анус за рот (показывает пальцем)... однажды со
мной такое случилось. Я вытащил задницу наружу, а потом целый
день не мог запихнуть ее обратно.
128

Они выходят вместе. Дверь остается открытой; они говорят на
пороге двери. Жанин, маленькая хромоножка из предыдущего
действия, проходит позади них; на какое-то время
останавливается и смотрит на стоящего на пороге Бардамю, всем
своим видом выдавая переполняющие ее чувства. Бардамю тем
временем продолжает говорить с Мермилле.
Бардамю (возвращаясь в клинику, подходит к ней и нежно
привлекает к себе, смотрит на нее): Как дела, малыш?
Жанин: Лучше!
Бардамю: Э! Значит, все хорошо?
Жанин: Ах! Я хожу туда по пятницам. Удивительно, сперва
мне было больно, но все же я так вам благодарна, что вы нашли
мне этот адрес... к тому же, это не так дорого.
Бардамю: А теперь все хорошо?
Жанин: О! да. Там оказалась такая милая медсестра, я ее очень
полюбила, она так нежно меня массирует.
Бардамю: Ах! прекрасно! Я доволен!
Жанин: ...Кстати, я хотела вас кое о чем спросить... Я бы
могла иногда присматривать за вашим негритенком. По вечерам,
например... у меня есть время... Я каждый день возвращаюсь домой
в четыре часа...
Бардамю: О! Вы очень милы, Жанин, но с ним нет никаких
хлопот, а потом, он ходит в школу... кроме того, это отвлекает
Пистиля...
Жанин: Надеюсь, мсье Пистилю теперь лучше?
Бардамю: Не особенно, нет!
Жанин: ...Вы очень добры. Вот уже два месяца, как вы меня
лечите. Я бы хотела что-нибудь сделать, чтобы вам услужить.
Бардамю: Не хромайте больше, малышка, не хромайте!
Жанин: Вам не нравятся хромые женщины?
Бардамю: Нет!
Жанин: А если бы я не хромала, совсем не хромала, я хотя бы
немного вам нравилась?..
Бардамю: Нет!
Жанин: А если бы я совсем не была горбатой, ни капельки?
Бардамю: Нет!
129

Жанин: А если бы я была очень, очень красивая?
Бардамю: ....
Жанин: С тех пор как она уехала... Ах! Но конечно, это ведь
не мое дело, да?
Бардамю: Валяйте!
Жанин: Ну ладно! Послушайте, вы кого-нибудь любите?
Бардамю: Ах! Жанин, Жанин...
Жанин: ...
Бардамю: Валяйте, валяйте! Я вижу, вам тяжело это мне
говорить, дитя мое!
Жанин: Но ведь вам нужно... как и всем, кого-нибудь любить...
Бардамю (задумывается па мгновение, а потом): Жанин, вы не
глупы, дитя мое, вы скорее умны, мне даже показалось, что вы
наделены определенной проницательностью; впрочем, на самом
деле, меня не так уж сложно удивить: пока что я не встречал ни
одного по-настоящему глупого человека. Это бы доставило мне
удовольствие... А что касается вас, то вы, несомненно, умнее
других, потому что долго болели и очень много страдали. Ну так вот,
дитя мое, вы все равно повторяете эти затасканные слова.
(Смотрит на нее.) Тогда какой же смысл быть уродливой и больной?..
Жанин: О! Вы говорите это, чтобы оттолкнуть меня, мсье
Бардамю. Вы прекрасно знаете, что если бы я была красива и
хорошо сложена, как те, кто вам нравится, я бы тоже показалась вам...
очень привлекательной...
Бардамю: ....
Жанин: Вы бы согласились принять то, что я вам предлагаю.
Бардамю: А что вы мне предлагаете, Жанин?
Жанин: Себя!
Бардамю: Все бы неплохо, если бы вы к этому больше ничего
не прибавляли. Но, боже мой! Вы еще умудряетесь столько сюда
приплести. Но я не нуждаюсь ни в любви, ни в обожании, дитя
мое, и, честно говоря, Жанин, мне плевать на то, что меня
обожают! Что толку в этом обожании? Разве это помешает мне
получить рак прямой кишки, если уж мне это суждено!
Жанин (смиренно выслушивает все и тихо продолжает): Но если
тебя никто не любит, и ты никого не любишь, это же так грустно!..
130

Бардамю: Нет, малыш, нет, это тоже неправда! Послушай
меня, самое грустное на свете это смерть. В жизни нет ничего
грустнее этого. Хотя впрочем, если бы ее не было, люди бы не
любили друг друга, как вы говорите; любовь возникает из страха
смерти.
Жанин (покорно, но упрямо): Но, все-таки, вы же любите этих
женщин, которые иногда к вам заходят... этих иностранок. Вы
мне говорили, что любите их.
Бардамю: ....
Жанин: Но они, они-то вас не любят, эти женщины!
Бардамю: Ну и что! Жизнь - это же не религия, малышка
Жанин. Кому как не вам об этом знать! Это каторга! Не стоит
украшать стены, как в церкви... всюду одни цепи...
Жанин: Но послушайте, разве они вас любят?
Бардамю: Нет, малыш, нет, они меня не любят - они просто
делают то, что должны, причем от всего сердца. Они красивы,
это так же глупо как и жить ради любви, но так мне нравится
больше - все ясно и можно обойтись без торжественных обещаний,
что это продлится вечно. По крайней мере, понятно, что
красота когда-нибудь умрет, но хоть какое-то время она существует... И
кстати, никогда не стоит слушать некрасивых женщин, они
говорят одни глупости.
Жанин (воспринимая все это очень покорно, скептически и
по-прежнему упрямо): Видите, у вас тоже есть свои претензии, мсье
Бардамю, вы сами это сказали, но вы все же не хотите мне сказать,
изменили бы вы свое отношение ко мне, если бы я была
хорошенькой (ее топ становится более угрожающим и решительным), и если
я этого от вас не добьюсь, я, возможно, убью вас...
Бардамю: Почему нет!
В этот момент входит Вера Стерн, ее не видят актеры, а только
зрители; в течение всего действия она сидит на авансцене, не
принимая участие в происходящем. Она просто улыбается и
аплодирует некоторым пассажам по ходу действия.
Жанин: Значит... Только очень хорошенькие?., очень умные?.,
самые что ни на есть иностранки?., богатые...
131

Бардамю: Те из них, которые умеют видеть и понимают в
жизни больше остальных.
Жанин (немного загрустив): А вот я умею любить только
сердцем, но я вас очень люблю, вы знаете, даже вопреки вашей воле.
Она подходит к нему, он привлекает ее к себе.
Бардамю: Ну вот, Жанин! Вы не в силах мне помочь!
Жанин: Помочь в чем?
Бардамю: Понять!
Жанин: Я бы хотела!
Бардамю: Вы не способны!
Жанин: А потом... вы ведь не разозлились, нет? Вы
позволите мне изредка заходить к вам, вы же были так добры ко мне? Вы
все еще согласны лечить меня?
Бардамю: Ну конечно, Жанин: вы же созданы для этого. Это
уже очень много значит в жизни, если у тебя есть чем заняться.
Вам нужно лечиться самой, это совершенно точно. А! Если бы
только у меня действительно было какое-нибудь определенное
занятие! Если бы я был болен. Я бы лечился! Я был бы почти
счастлив, как вы, Жанин!.. Это все равно что отдых.
Жанин: Я люблю вас!..
Бардамю: И правильно делаете!..
Она уходит. Бардамю остается один, он подходит к
проигрывателю, поворачивает ручку, ставит пластинку. Звучит
«No more worries». Он смотрит на проигрыватель. Смотрит на
улицу. Он становится у проигрывателя, делает вид, что
дирижирует оркестром. В это время входит Пистиль. Они
смотрят друг на друга.
Пистиль: Слушай, ты не видел Гологоло?
Бардамю: Нет!
Пистиль: Ты не видел Рисоле?
Бардамю: Служащего похоронного бюро? А! Да, точно, я
встретил его, когда выходил отсюда. Он был с Антуаном. А что?
Пистиль: А! Не знаю, но похоже, дела плохи!
Бардамю: Да нет, все будет нормально!
132

Пистиль: Как это нормально?
Бардамю: ?..
В этот момент входит Элизабет Гейдж. Она очень элегантно
одета, держится строго, участливо, немного загадочно.
Элизабет Гейдж: Доктор Бардамю?
Бардамю отвечает не сразу, они смотрят друг на друга. Пистиль
смотрит на обоих. На какое-то время все трое застывают в
неподвижности.
Элизабет: Вы меня не знаете. Я жена Гейджа, доктора 1ейджа,
вы помните.
Бардамю (отвечает не сразу, продолжая па нее смотреть): А! Да...
Правда!.. Ну ладно!., понятно.
Элизабет (болеелюбезно): Вера сейчас в Нью-Йорке... Вы же в
курсе...
Бардамю смотрит на нее и не отвечает.
Элизабет (пытается его расшевелить; он же, похоже, глядя па нее,
впал в прострацию). Я умею... понимаете... я кое-чему научилась...
(Она говорит с ним как с больным.)Я на некоторое время приехала
в Париж... учить французский язык... для участия в спектакле...
я приехала сюда повидать вас... впрочем, здесь я тоже буду
танцевать...
Бардамю: А! Здесь тоже, в Париже.
Они смотрят друг на друга. Входит малыш Гологоло, он сосет
ячменный сахар.
Пистиль (заметив его): И где же ты был?
Гологоло идет через клинику к выходу, беззаботно оглядываясь
вокруг, продолжая сосать свой леденец. Он, как и в четвертом
акте, проходит через зал и скрывается среди зрителей, у
контроля. Бардамю и Элизабет с улыбкой смотрят, как он
удаляется.
133

Пистиль: Этот недоносок мне надоел. (Садится, или скорее,
падает па скамейку справа.) Все мне надоело...!
Бардамю: Тебе бы лучше пойти прилечь, старина, здесь
никого не будет до четырех часов...
Пистиль: О! Да ладно, у меня еще будет время полежать.
(Продолжает сидеть и смотрит па Элизабет.) К вы, мадам, тоже
танцуете, как и Вера?
Элизабет (очепьлюбезпо): Нуда!
Пистиль (достает из уголка маленькую бутылку и пьет): Знаете,
если я выпью небольшой глоточек, внимательно глядя на вас, я
скоро увижу, как вы танцуете.
Она смотрит на него. Молчание.
Пистиль: Ладно, еще глоточек.
Он пьет. Бардамю смотрит на него и ничего не говорит. Из зала
видно, как наддверной занавеской появляется треуголка служащего
похоронного бюро. Он смотрит, есть ли в клинике люди.
Пистиль: Смотри, а вот и Рисоле. Пригласи его зайти.
Бардамю (направляясь к двери): Заходите, приятель, что
случилось?
В это время Пистиль отпивает еще глоток.
Рисоле: Здравствуйте доктор! У меня болит глаз. Я бы хотел,
чтобы вы меня осмотрели. А у тебя как дела, Пистиль?
Пистиль: Видишь, к нам приехали из Америки.
Рисоле внимательно смотрит на даму; он не находит слов, чтобы
выразить то, что о ней думает.
Пистиль: Кстати, знаешь, эта дама - танцовщица!
Рисоле (почти восхищенно): Ах! Ах!
Пистиль (намекая на что-то): Послушайте мадам, держу пари,
что человек, который сейчас стоит перед вами, никогда в жизни
не видел, как кто-нибудь танцует!
Входит Антуан, рабочий, который был в начале действия.
134

Антуан: Здравствуйте, доктор, я пришел чтобы...
Он замолкает, увидев Элизабет Гейдж. Он подходит к Пистилю и
говорит с ним; они говорят о мадам Гейдж, постепенно сцена
погружается в темноту.
Бардамю: А как дела у Веры?
Появляется человек, одетый почти как служащий похоронного
бюро.
Бардамю: Пистиль, кто это?
Пистиль (смотрит на него): Да нет, это Траламон, сторож из
музея Виктора Гюго, пригласи его, пусть тоже заходит.
Элизабет: У нее все хорошо!
Пистиль: Ах! Выпью-ка я еще глоточек, боже мой!
Он пьет и, кажется, немного опьянел.
Ну вот. Сейчас я увижу, как вы танцуете, причем только для
меня одного!
Комната погружается в темноту, освещена только Элизабет
Гейдж. Пистиль оборачивается: он подкручивает ручку
проигрывателя, заводит его. Выпивает еще глоточек и звучит
музыка.
Пистиль: Очень даже недурная мелодия!
Проигрыватель играет «No more worries». У Пистиля слегка
опьяневший вид.
Элизабет медленно раздевается и танцует под музыку. Пистиль
сидит желтый, подавленный. Он смотрит заинтересованно и
покорно. Входит мрачная Жанин с револьвером и стреляет в
Бардамю. Все пули пролетают мимо. Ее разоружают. Она
остается с ними, никто на нее не злится. Все посмеиваются...
Бардамю протягивает ей руку. Пистилю тоже, ведь он скоро
умрет. Они все втроем находятся в клинике, все трое; потом дверь
приоткрывается, входят еще люди: два агента тайной полиции,
сторож из сквера, служащий газовой компании и еще какие-то
местные жители. В этот момент с пластинки звучит хоровое
пение. Удивленный служащий похоронного бюро наклоняется к
135

проигрывателю и показывает пальцем на отверстие в
проигрывателе, откуда исходят эти резкие звуки иностранной
речи. Элизабет забавляется, танцуя совсем рядом с
собравшимися. Она забавляется на американский манер: танцует
в очень живом, очень резком ритме... а потом все замедляется.
Пока она танцует, из зала поднимаются и садятся на ведущие к
сцене ступеньки какие-то женщины и мужчины, а потом люди,
похожие на обычных зрителей из зала. И занавес медленно
закрывается с двух сторон. Можно также добавить к звукам
проигрывателя звуки саксофона из-за кулис, вошедшего с улицы
через дверь аккордеониста, который будет играть в кругу,
образовавшемся вокруг танцующей Элизабет...
ЗАНАВЕС
МЕДЛЕННО
ЗАКРЫВАЕТ
ВСЕ ЭТО
136

ПРОГРЕСС
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Персонажи одеты в достаточно фантастические наряды, с
экзотическим гримом на лицах, в их облике присутствует нечто
комичное и в то же время символическое, чем-то они даже
напоминают персонажей сновидений; освещение также создает
атмосферу сна, прерываемого редкими мгновениями пробуждения.
Первая картина: у Мари, двадцатишестилетней дочери мадам
Пюнэ. Респектабельная буржуазная гостиная.
Действующие лица
Мари: не красавица, но симпатичная, слегка хромает, спокойная
и добродушная, хотя и не глупая
Мадам Пюнэ: ее мать - бодрая дама пятидесяти лет, одета в
темное, ранее продавала подержанные вещи; немного разбогатев,
стала торговать антиквариатом
Гастон: тридцать лет, муж Мари, нервный и пребывающий в
вечном возбуждении импотент, сотрудник агентства, страхующего
от чрезмерных волнений
Мсье Берлюро: сосед, в пенсне, служащий министерства, сорок
три года, лысый, сентиментальный; ко всему прочему,
увлекается игрой на фортепиано
Мадам Думерг: дряхлая старушка, дающая уроки игры на
фортепиано и иногда подрабатывающая маникюршей
Служанка: как и положено, немного похожа на бретонку
Служащий газовой компании: типичный
Картина первая. На сцене: Мари, мадам Пюнэ.
Мари сосредоточенно играет на пианино фокстрот, пытаясь
придать ему некоторую живость и пикантность. Видно, что ей
это дается с большим трудом. Ее мать наблюдает за ней и слушает.
Но Мари явно нервничает, она встает и, прихрамывая,
направляется к окну, чтобы его закрыть. Ее мать внимательно
наблюдает за ней, замечает, что та прихрамывает, но ничего не
говорит. Мари снова садится за пианино и продолжает играть.
Ее мать на минуту выходит, затем возвращается и углубляется в
чтение газеты.
137

Мадам Пюнэ: Послушай-ка, Мари!., прошу тебя!.. (Мари
продолжает играть...) Мари!., послушай!., это просто невероятно!..
Мари (с легким раздражением): Мама!..
Мадам Пюнэ: Надо же!.. Нет, ты только послушай!..
Мари (не прерываясь): Что?
Мадам Пюнэ: И не где-нибудь, а в Булонском лесу!..
Мари: Что там еще такое в Булонском лесу?
Мадам Пюнэ: Да сатиры...
Мари (разочарованно): Ааа!..
Мадам Пюнэ: Так ты считаешь, что это пустяки! Но ведь это
продолжается уже четыре года... они ходят там целыми
группами, даже на автомобилях приезжают, так люди говорят.
Мари: Ах мама!
Мадам Пюнэ: Ах! Доченька!
Мари: Что?
Мадам Пюнэ: Ладно, играй на пианино!.. Это же я тебе его
подарила.
Мари: Я тебе уже сказала «спасибо».
Мадам Пюнэ: О! я не буду повторять тебе, что заплатила за
него довольно дорого, ведь ты не хуже меня это знаешь... оно
простояло в магазине целых пятнадцать лет... и это, пожалуй,
единственная вещь, которую там за пятнадцать лет так и не
сумели продать.
Мари: Ах! Оно просто неудачно стояло... вокруг было
слишком много навалено всяких безделушек. Вот если бы ты
поставила его поближе к витрине, как я тебе говорила, оно бы ушло, но
его закрывало все это барахло, и снаружи его было практически
не видно.
Мадам Пюнэ: Ну ладно! Ты его получила, так что жаловаться
не на что... может ты снова хочешь брать уроки игры на
пианино... я могу тебе их оплатить... послушай, передай-ка мне карты...
Мари (передает): Ты хочешь себе погадать?
Мадам Пюнэ (разбирает карты): Нет! Я хочу погадать тебе,
мне кажется, тебя что-то беспокоит.
Мари (не обращая внимания на карты): Кто это внушил тебе
идею, что мне нужны уроки?
138

Мадам Пюнэ: Мадам Думерг...
Мари: Старенькая мамаша Думерг?
Мадам Пюнэ: Да!.. Ты же прекрасно ее помнишь!
Мари: Разумеется, но я думала, что она давно умерла - ты
помнишь, как она карабкалась по лестнице... уф!., уф!.. (Задыхается.)
Мадам Пюнэ: Ну да, она и сейчас так же поднимается! Уф! Уф!
Мари: Ты уверена, что это мамаша Думерг?
Мадам Пюнэ: Ну да, и она все еще дает уроки.
Мари: Ну тогда ей должно быть уже лет сто!
Мадам Пюнэ: Я спрошу у нее.
Мари: Ты у нее была?
Мадам Пюнэ: Да, в Аньере, у нее там небольшой домик с
решетчатым заборчиком, доходящим до второго этажа, и рощица,
в которой по-прежнему висит блестящий шар. О, моложе я себя
не почувствовала, уверяю тебя, когда все это увидела, особенно
этот шар! Я вспомнила твоего отца, который первым
прокатился по набережной в Аньер на велосипеде в рубашке навыпуск и с
тонким шнурочком вокруг шеи, на концах которого были
небольшие игривые кисточки. Кроме того, у него были великолепные
икры. Такие галстуки скоро снова войдут в моду, ты сама увидишь
их на мужчинах, но игривыми их уже никто не назовет - мода на
это никогда не вернется. Я думаю, из-за того, что сейчас чересчур
много всего продают в кредит, люди чувствуют себя
подавленными: у них слишком много долгов. Во времена моей молодости
долги были только у художников - но так как они их никогда не
отдавали, то это их нисколько не угнетало.
Мари: Так что же тебе сказала мадам Думерг?
Мадам Пюнэ: Что она очень рада меня видеть. А как у нее
ужасно пахнет! Ты себе не представляешь! Разве можно любить
прошлое, которое так жутко воняет! Но в конце концов, ты к ней
ходить не будешь, это она будет приходить сюда.
Мари: Но она же просто умрет, мама, если станет
путешествовать в таком возрасте!
Мадам Пюнэ: Нет, она мне сказала, что будет рада нас
навестить: она доберется до Сен-Клу, сядет на корабль, а обратно
вернется на электричке.
139

Мари: На корабле это еще куда ни шло - но в таком
возрасте на электричке?.. Однако ты точно уверена, что это именно
она?
Мадам Пюнэ: Да, черт побери! Как и в том, что и мы тоже -
это именно мы!
Мари: А почему ты о ней вдруг вспомнила?
Мадам Пюнэ: Она должна мне деньги, она должна мне их уже
двадцать лет. Она как раз из категории художников: не платит
долгов, и это ее ничуть не угнетает.
Мари: И сколько она тебе должна?
Мадам Пюнэ: Трудно сказать.
Мари: А!
Мадам Пюнэ: Да.
Мари: Ох!
Мадам Пюнэ: Это было вскоре после того, как ты получила
диплом о высшем образовании, когда ты еще вышла замуж за Гас-
тона Л а Гаренна, твоего мужа (пауза)... отказав таким образом
Жану Барту, который был гораздо симпатичнее.
Мари: Конечно, мама.
Мадам Пюнэ (смиренно): Но не будем об этом... Гастон тоже
мне очень нравится.
Мари: Ну и хорошо.
Мадам Пюнэ: Так вот, это было тогда, когда ты бросила
занятия фортепиано, чтобы выйти замуж за Гастона и не выходить за
Жана Барта, тринадцать лет тому назад.
Мари: Тринадцать лет!
Мадам Пюнэ: Тринадцать...
Мари: И что же?..
Служанка: А вот и я!
Мадам Пюнэ: Входите!
Мари: Нет, уйдите!
Мадам Пюнэ: Стойте, мне кажется, вы хотите что-то сказать.
Служанка: Про мастику!
Мари: Все, хватит!
Мадам Пюнэ: Ладно, уходите!
Служанка (уходя): Хорошо!
140

Мадам Пюнэ: Ну вот! (Глядя в карты): Ах... Мари!., небольшие
неприятности... опять... Я вижу... небольшие неприятности...
многочисленные...
Мари: Можно подумать, что ты сообщила мне что-то новое!
Мадам Пюнэ: ... Ах! Неприятности со здоровьем!., но не
стоит особенно волноваться, это всего лишь насморк...
Мари: Сколько она берет с тебя за урок игры на пианино?
Мадам Пюнэ (глядя в карты): Ты знаешь, я вижу здоровье...
Именно здоровье.
Мари: О! Я в этом ничего не смыслю! Скажи лучше, хорошо
ли она играет в этом возрасте, ты ее слышала?
Мадам Пюнэ: Ну, эта женщина всегда была артисткой, она
играла и пела просто восхитительно, тридцать пять лет назад у
нее были роскошные плечи. Твой отец говорил мне об этом
слишком часто, чтобы в конечном итоге с ней не переспать.
Мари: О! Мама.
Мадам Пюнэ: Мама знает, что у нее были рога, и стоило мне
подумать об этом, как меня охватывала ужасная грусть, но еще
грустнее, как оказалось, быть вдовой.
Мари: Так значит, мамочка, ты давно знаешь эту мамашу Ду-
мерг?
Мадам Пюнэ: Между нами, она не только наставляла мне рога,
но ко всему прочему, так и не заплатила за маленькую
прелестную пудреницу Людовика XV, которую купила у меня как раз
накануне Дня всех святых в 1900 году. Я никогда этого не забуду! Она
должна была мне за нее сто двадцать франков. Ах! Но, уверяю
тебя, долги ее не смущают: я периодически напоминаю ей об этом,
а она неизменно мне отвечает: «Ах! Да бросьте вы, мадам Пюнэ,
мы же знаем друг друга целую вечность!! Давайте, лучше не будем
об этом говорить!!!» И больше я ничего не могу из нее вытянуть...
Действительно, мы знаем друг друга очень давно! И все-таки, она
заполучила мою пудреницу, причем подлинную, а после этого я
продавала уже только подделки. По американским ценам! А она
получила подлинник, и так за него и не заплатила. (Смотрит в
карты.) Видишь: денежные затруднения.
Из соседней квартиры доносятся звуки пианино.
141

Мари: Вот видишь, из-за этих железобетонных стен тут все
слышно... как будто ты уже не у себя дома... и так во всех новых домах.
Мадам Пюнэ: Да, он неплохо играет!., вкладывает всю душу...
Может быть, он играет специально для тебя...
Мари: Для меня?
Мадам Пюнэ: Ты так не думаешь?
Мари: Я не знаю, мама, зачем ему играть для меня? Это же
сосед!
Мадам Пюнэ: Ах!., и все же он хорошо играет... А он не
преподаватель?
Мари: Нет, чиновник.
Мадам Пюнэ: Ах! Ах!., возможно, вы могли бы играть в
четыре руки.
Мари: В четыре руки? Но мама, у меня ведь уже есть мужчина -
чего ты еще хочешь?
Мадам Пюнэ: О, знаешь ли!.. Раз ты хочешь доставить ему
удовольствие, ты должна уметь заставить его ревновать.
Доставить удовольствие мужчине, который больше не ревнует,
практически невозможно... давай-ка лучше заглянем в карты... мелкие
неприятности... Ах! Да... именно так...
Мари: Только это тебя и волнует!
Входит служанка.
Мадам Пюнэ (служанке). Это дама? (Служанка отрицательно
качает головой.) Раз это мужчина, тогда, дочка, приведи себя в порядок.
Мари: Но зачем, мама?
Мадам Пюнэ: О, будь хоть чуточку пококетливее, дитя мое! И
не зли меня!
Мари: Но к чему это?
Мадам Пюнэ: Ах! Да ладно!
Очень осторожно и нерешительно входит мсье Берлюро.
Мсье Берлюро: Мадам... Я позволил себе нанести вам визит...
небольшой визит... Меня зовут Берлюро.
Мадам Пюнэ: Очень приятно, мсье.
Мсье Берлюро: Я ваш сосед.
142

Мадам Пюнэ: Ах! Как же вы замечательно играете! Вы
пришли ради моей дочери. Вы ее знаете?
Мсье Берлюро: Я не знаком с ней, мадам, но я пришел
извиниться за то, что играю, возможно, слишком поздно вечером... а
у нас такие тонкие стены, невольно можешь побеспокоить
соседей... так что я позволил себе зайти к вам и поинтересоваться... а
зовут меня Берлюро.
Мадам Пюнэ: Но вы так хорошо играете на пианино.
Мсье Берлюро: О! Мадам, я всего лишь так, поигрываю.
Мадам Пюнэ: Вы с ней не знакомы. Она будет чрезвычайно
польщена. Она постоянно мне твердит: «Как хорошо играет наш
сосед!»
Мсье Берлюро: О! Мадам, я смущен, я ухожу!
Мадам Пюнэ: О! Нет, мсье, это факт! Под вашу музыку
невольно погружаешься в мир грез.
Мсье Берлюро: Это духовное родство.
Мадам Пюнэ: Чудесно, но знакомы ли вы с моим зятем?
Мсье Берлюро: Нет, мадам, не имею такого счастья, но
позвольте напомнить, что я пришел только затем, чтобы
извиниться за то, что порой играю так поздно.
Мадам Пюнэ: А! Забавно, но мне почему-то все время
кажется, что его знают все... моя дочь всячески пытается доставить ему
удовольствие и считает, что пианино должно принести радость в
наш дом... это ее идея...
Мсье Берлюро: Да, замечательная идея...
Входит Гастон.
Гастон: Здравствуйте, мадам.
Мадам Пюнэ: Здравствуйте, Гастон.
Берлюро смущен.
Мадам Пюнэ: Это наш сосед, он пришел к нам с кратким
визитом, и мне было очень приятно с ним познакомиться.
Представляете, это тот самый пианист, чью игру мы постоянно слышим.
Гастон: Которого мы слушаем с таким удовольствием.
143

Мадам Пюнэ: Ну да! Он пришел спросить нас, не мешает ли
он нам, когда порой играет по вечерам.
Гастон: Ах, конечно нет, мсье, напротив, это настоящее
удовольствие.
Мадам Пюнэ: Да, некоторые, наверное, даже согласились бы
за это дорого заплатить, но я хочу попросить вас почаще
заходить к нам, мсье. А может быть, вы не откажетесь играть вместе с
моей дочерью?
Гастон: О мадам! Вы просите слишком много, Мари ведь
только учится...
Мадам Пюнэ: Нет, нет, мне кажется, это было бы очень мило.
Я также приглашу мадам Думерг, это настоящая артистка,
увидите сами! Она дает уроки моей дочери - она не очень молода,
впрочем, как и я.
Мсье Берлюро: Как и я тоже, мадам.
Мадам Пюнэ: О! вы! Мсье Берлюро, вы настоящий артист, я
была знакома со многими артистами, мсье Берлюро, и самое
лучшее в них то, что они очень долго остаются молодыми, очень
долго! Не всегда! Конечно! Ах, но зато они всегда остаются
артистами...!
Входят Мари и Гастон, который уже рассказал ей за кулисами о
приходе соседа.
Мадам Пюнэ: Ах! Вот моя дочь, мсье Берлюро. Мари, твой
муж тебе рассказал?
Мсье Берлюро: О! Мадам - мсье... ваша матушка была очень
любезна, но она настаивала, поверьте... Я не знаю, должен ли я
согласиться. Это лестное приглашение...
Мари: О! Мсье, было бы очень любезно с вашей стороны, если
бы вы согласились иногда с нами помузицировать.
Мадам Пюнэ: Ах! Ах! Кстати, мсье, вы ведь тоже чиновник,
как и Гастон.
Гастон: Нет, мадам, я не чиновник, я всего лишь служащий
страховой компании.
Мадам Пюнэ: Ах! Но вы знаете, он все-таки бакалавр.
Гастон: Действительно, я бакалавр.
144

Мсье Берлюро: О! хорошо бы мне тоже получить ученую
степень.
Мадам Пюнэ: Вы знаете, у Мари есть диплом, а я время от
времени читаю газеты.
Гастон: Мой отец был доктором права...
Мари: Служанка не умеет писать свое имя...
Мсье Берлюро: Значит, все хорошо.
Мадам Пюнэ: Моя дочь, мсье Берлюро, хотела оставить
занятие торговлей, и вот, она ее оставила... я не упрекаю вас, Гастон.
Гастон: Но вас это и не радует, мадам, вот уже двенадцать лет,
как не радует.
Мадам Пюнэ: Да нет, Гастон, я бы хотела этому радоваться.
Гастон: Но вы, однако же, не радуетесь.
Мадам Пюнэ: Хотела бы!
Гастон: Нет!
Мадам Пюнэ: Да!
Гастон: Нет! Вы ненавидите интеллигентов!
Мадам Пюнэ: Я никого не ненавижу, даже интеллигентов.
Мсье Берлюро: Я зайду позже.
Мадам Пюнэ: Завтра в два часа, мсье Берлюро! Выпьем
вместе кофе. Я приведу на ваш первый концерт мадам Думерг, вы
увидите, она настоящий друг и к тому же артистка.
Мадам Пюнэ (в сторону): Вы увидите, моя дочь Мари очень
милая, очень скромная, очень чувствительная, но она
слабохарактерная; и Гастон тоже очень чувствителен, это все из-за
образования. Ей был нужен именно такой, а я рано осталась вдовой с
четырьмя детьми - ах, как часто я завидовала мужчинам.
Мсье Берлюро: Мадам, ваши заслуги неоценимы.
Мадам Пюнэ: Да. О! я ни о чем не жалею, тут не о чем
горевать. Все это жизнь и не более того: есть, пить, спать, и
постоянно рисковать: заболеть, потерять все свои деньги, а потом снова
есть, ходить, спать и пить, вот и все. А вы, мсье Берлюро, видите
в жизни что-нибудь другое?
Мсье Берлюро: О! Я бы прибавил еще некоторые
художественные развлечения, которые разнообразят монотонность,
немного утешают.
145

Мадам Пюнэ: Для серьезного утешения это слишком
легковесно... вам не кажется, что музыка больше подходит для птиц?
Именно это я все время повторяю мадам Думерг, она осознает,
что стареет, но ее утешают музыка и религия. Она совместила
две эти вещи, теперь она «верит», как она мне сказала, она
хотела бы, чтобы я тоже поверила - но мне не удается, может быть, я
еще недостаточно старая?
Входит Гастон.
Мадам Пюнэ: Ах! Ну хорошо! Мсье Берлюро, тогда до завтра.
(Провожает его к выходу.) ft вас провожу.
Пока матери нет, Гастон выказывает раздражение, он ходит, как
лев, взад-вперед и изображает ярость, ожидая, что Мари начнет
дрожать от страха.
Мари (немного обеспокоенная, но уже привыкшая): Но Гастон! Мой
дорогой! Успокойся, прошу тебя, тебе будет плохо!
Гастон чувствует, что произвел впечатление, и загорается.
Гастон: Ах! Боже мой, боже мой! (Размахивает каким-то
предметом.)
Мари (с криком бросается к нему): Прошу тебя! Прошу тебя! Ты
опять заболеешь.
Гастон: А ведь все из-за нее, из-за твоей матери, из-за этой
шлюхи!
Мари: Уверяю тебя, она не хотела тебя обидеть.
Гастон: Нет! Нет! Я прекрасно понимаю, к чему она клонит:
она хочет меня унизить, обидеть, задеть мое достоинство
порядочного человека.
Мари: О! Гастон.
Гастон: Да! Я прекрасно вижу, она пригласила сюда этого
кретина, чтобы унизить меня. Я убью его!
Мари: Но нет, мой дорогой, как ты можешь так говорить? Он
считает тебя совершенно замечательным, он говорил об этом
маме.
Гастон: Он - свинья.
146

Мари: Ты ревнуешь, Гастон! Он больше не придет, вот и все.
Гастон: Он мне безразличен, а вот ее я хотел бы придушить.
Ты ничего не замечаешь, но я-то все вижу.
Мари: Я люблю тебя.
Гастон: Это ничего не меняет.
Мари: Как это ничего не меняет?
Гастон: Нет, это ничего не меняет.
Мари: Тебя снова обидели на работе, Гастон?
Гастон: Обидели ли меня? Да меня пинают ногами, Мари -
меня пинают ногами - разве порядочного человека пинают, как
сволочь, целый день?
Мари: Держу пари, что это опять заместитель начальника мсье
Лемпрент? Ах! Я люблю тебя.
Гастон: Ах! Лемпрент просто ужасен - я бы с удовольствием
его придушил, но он в отпуске.
Мари: Так значит это тот, кто его заменяет?
Гастон: Это абсолютно все, Мари. Это все, я бы хотел их всех...
ах! Да ладно!
Мари: Запомни, что я люблю тебя, Гастон.
Гастон: Мне плевать, это ничего не меняет - жизнь слишком
тяжела. А любовь это роскошь, которая не предназначена для
моей жизни.
Мари: Но для меня, Гастон, это не роскошь.
Гастон: Ты вызываешь у меня отвращение. Ты плохо
держишься на ногах.
Мари: Это ужасно, Гастон, ты меня пугаешь.
Гастон: Я и сам себя пугаю, но я сопротивляюсь изо всех сил,
вот только доколе?
Мари: Послушай, Гастон.
Гастон: Что?
Мари: Ты не будешь злиться?
Гастон: Давай, я слушаю.
Мари: О! тогда нет... я тебе ничего не скажу.
Гастон: Давай, раз уж начала! Добей меня!
Мари: Послушай, если тебе слишком тяжело... правда, у нас
не так уж много средств, но я попрошу маму снова взять меня в
магазин... ты бросишь свою работу... поищешь что-нибудь другое.
147

Гастон (подвывая): Ну да - я буду твоим сутенером, у тебя на
содержании, настоящим сутенером... Ах! А как же моя честь... ты
говоришь, что любишь меня...
Мари: Но именно потому, что я тебя люблю.
Гастон: Ах! Чтобы я жил на твоем содержании! Ах! Что за ужас
ты мне предлагаешь! Ты меня добила! Я не могу больше жить, я,
порядочный человек, должен выслушивать все это: в конторе,
здесь, от твоей матери, от тебя - но это же заговор, настоящий
заговор: вы хотите вывалять меня в грязи! (Берет китайскую вазу и
собирается ее разбить, но тут входит его теща в сопровождении
служанки. Он ставит вазу на место и уходит.)
Мадам Пюнэ: Я договорилась по поводу музыки, ты
слышала? А твой муж, кажется, чем-то раздражен (короткая пауза),.,
интересно, почему?
Мари: Из-за конторы... у него неприятности.
Мадам Пюнэ: Им там недовольны?
Мари: Довольны, я думаю - но есть же завистники.
Мадам Пюнэ: Ах! Ах! (Вошедшему Гастону): Гастон, будьте со
мной полюбезнее, поцелуйте меня.
Гастон (целует ее): Ну вот.
Мари (глядя на него): Мама, вот!
Гастон: Просто анекдот...
Гастон садится. Они все сидят, как будто охваченные дремотой.
Сосед за стенкой играет. Они говорят нараспев - каждый сам с
собой. В полутьме над действующими лицами виднеется слабый
свет.
Гастон: Даст ли она нам покой?..
Мадам Пюнэ: Что-то он бледный такой!
Гастон: Неужели она так и будет приходить... по четвергам до
самой моей смерти?..
Мадам Пюнэ: Он будет заходить ко мне проверить, не умерла
лия...
Гастон: Кто из нас двоих умрет первым? Но если я ее убью, то
не получу наследства.
Мадам Пюнэ: На войне умерли не те, кому следовало...
148

Гастон: У нее есть только акции национальной
безопасности, нефтяных нет, Мари мне говорила...
Мари (громко, обращаясь к Гастопу): Тебе не холодно, дорогой?
Мадам Пюнэ: Нам очень хорошо.
Мари играет на пианино. Как только она начала, входит
служанка. На сцене снова начинается движение.
Служанка: Я пришла по поводу газа!
Гастон: Газа!
Мари: Опять газ!
Гастон: Ужас, кошмар!
Мари: Что?
Гастон: Да всё! Служанка! Она! Они! Газ! Контора! Все! Всё!
Мари: Дорогой! Послушай - ты несчастлив - ты меня не
любишь.
Гастон: Мне не нужна любовь. Мне нужно всё.
Мари: Но любовь это и есть всё. У тебя болит голова?
Гастон: Ах нет!.. Да!
Мари (радостно): Тогда, скорей! Нужно сходить за
таблетками! Мой дорогой! (Живо): Сейчас! Я схожу в ванную! Подожди
меня! (Выходит и говорит уже из-за кулис): Подожди, сейчас найду,
вот они. (Пока она ищет таблетки, входит служанка.)
Служанка: Куда мсье положил ключ от подвала?
Гастон: Туда, наверх. (Показывает ей на полочку над дверью,
служанка встает на стул. Таким образом, ее ноги оказываются у него перед
глазами.)
Служанка: Его там нет.
Гастон (возбуждаясь): Нет, он там.
Служанка: Нет.
Гастон: Да.
Служанка: Ах! Нет.
Гастон: Да, да, поищите!
Мари возвращается со стаканом воды и дает ему.
Мари: Теперь лучше?
149

Гастон (разочарованный): Немного!..
Служанка проходит мимо коробки с лекарствами, берет три
или четыре таблетки и допивает воду из стакана.
Мари: Послушай, Гастон, мне кажется, тебе немного грустно.
Если я снова начну играть на пианино, тебе это доставит
удовольствие?
Гастон: Как хочешь.
Мари: Тебе это нравилось, когда мы поженились. Скажи, тебе
все еще это нравится?
Гастон: Да...
Мари: Увидишь, я выучила американские мелодии,
танцевальную музыку.
Гастон: Американские мелодии?
Мари: Ну да, они повеселее.
Гастон: Ты же знаешь, что мы не танцуем.
Мари: Да, но это все же весело.
Гастон: Ах, да!
Мари: Ты познакомишься с мамашей Думерг, она тебя
позабавит, это еще та штучка! Она умеет все, гадает по руке, дает
уроки игры на пианино, она может предсказать будущее по руке. (Он
ничего не отвечает.) Скажи, доставит ли тебе удовольствие, если я
снова начну играть на пианино?
Гастон: Да... Ну ладно, я схожу за своей газетой. (Уходит.)
Мари: Ну вот.
Мадам Пюнэ: Ладно, я тоже пойду. А завтра приду на концерт,
если еще буду жива.
Мари: Почему ты об этом говоришь?
Мадам Пюнэ: Черт побери, ты знаешь, мы все живем в
одинаковых условиях, а старая дама не особенно заметна на
скользком шоссе в 11 часов вечера, особенно сейчас, когда вокруг
появилось столько машин!
Мари: Ты что, гуляешь по улицам в 11 часов вечера?
Мадам Пюнэ: Ах! Я не занимаюсь проституцией, успокойся, хотя
мне до сих пор делают предложения. Да, моя дорогая, этому делу
возраст не помеха, особенно по ночам - нет, я просто так гуляю.
150

Мари: Ну и ну, какая ты странная, почему ты не ходишь в кино?
Мадам Пюнэ: Я бы хотела, но ты же знаешь, там нужно все
время читать, а это меня утомляет! Ведь я не так уж давно
научилась читать, моя маленькая Мари. Не забывай, что я училась у
себя в лавке - я рожала в лавке, я все делала в своей лавке. Когда я
научилась читать, тебе уже было пять лет, мы обе научились
читать почти одновременно. Так вот, если ты не научился чему-то в
молодости, это всегда немного утомляет, знаешь ли, а потом я
ведь не могу каждый вечер туда ходить.
Мари: Ты могла бы установить у себя радио.
Мадам Пюнэ: Я думала об этом, но знаешь, вот еще что - я
такая любопытная, что если бы оно у меня было, я бы не
отрывалась от него - я это чувствую - и я бы никак не могла
остановиться его слушать. Представь себе, как-то я навещала мадам Банконт
в Беконе, и там собралась целая семья почтальона. У них есть
радио. Так вот, в полночь они уже все спали - а я сидела до двух
часов ночи с учеником колледжа, который им управлял, и мы
слушали Нью-Йорк... Это было слишком!.. Я знаю себя. Если бы у
меня дома была такая штука, никто бы меня больше не увидел!
Мари: Мама, ты чудовище!
Мадам Пюнэ: А конечно ты, моя бедная Мари - не такая!
Входит Гастон, за ним служанка.
Служанка: Это все консьержка.
Мари: А что случилось?
Служанка: А, ладно, слушай, я не знаю - нет... знаю... то есть,
кажется, дело касается денег.
Мадам Пюнэ: Если так, то память вернется и деньги тоже.
Служанка: Вот именно. (Уходит.)
Мари (обращаясь к матери, которая собирается уходить): Ну что,
мама, опять на улицу?
Мадам Пюнэ: Сегодня вечером ненадолго... прогуляюсь в
сторону Сената, сад уже закрыт. Когда его закрывают, всегда
раздается стук барабана. Ты никогда не слышала, Мари, как в аллеях
по вечерам бьет барабан?., бам... бам... бам... бам... он проходит
151

по аллеям в полном одиночестве... парижский жандарм...
красавец-мужчина... он уходит... исчезает... бам... бам... поддеревьями
в пустом саду... можно подумать, что он так и умрет, совсем один,
под стук барабана...
Мари: Тебе повезло, что ты можешь вот так гулять!., а мне бы
хотелось научиться танцевать.
Мадам Пюнэ: А ты не умеешь?
Мари: Ты же знаешь.
Мадам Пюнэ: Твоя нога все еще болит? (Мари знаком
показывает, что да, немного.) Так она снова начала болеть?
Мари: Немного - кроме того, кажется, она как будто немного
усохла. (Показывает матери свои ноги, на них падает свет, мать
заботливо наклоняется.)
Мадам Пюнэ: Левая? (Мариутвердительно кивает.) Покажи,
детка. (Трогает.) Ты не хромаешь?
Мари: Немного.
Мадам Пюнэ: И как давно ты это заметила?
Мари: Месяца три.
Мадам Пюнэ: Ты ничего мне не говорила. (Мари
отрицательно качает головой. Мадам Пюнэ внимательно смотрит, а потом
пытается ее утешить, новидно, что она обеспокоена.)О, знаешь, когда
смотришь, то воображаешь себе невесть что!
Мари: И все же ты знаешь.
Мадам Пюнэ: А что сказал Гастон? (Мари знаком показывает,
что ничего.) Он заметил? (Мари делает знак: «конечно».)
Входит служанка, она видит эту сцену и прислушивается. Мари,
внезапно заметив ее, смущенно опускает платье - служанка
остается стоять в раздумье.
Мадам Пюнэ (обращаясь к служанке): Хочешь посмотреть на мой
зад?
Служанка: Нет! (Уходит.)
Мадам Пюнэ (взволнованная.): Ах! И все же, я думала, что ты
полностью вылечилась. Мне говорил об этом доктор Ратье, он
сказал об этом и мадам Думерг. И это не вернется. А ты уверена,
моя дорогая, что она немного усохла? Покажи-ка еще раз! (Опять
152

падает свет, они наклоняются и внимательно смотрят вместе,
обеспокоенные.) Может быть, ты мало отдыхала. Ведь доктор говорил
тебе, ты помнишь, что нужно время от времени отдыхать...
(Ощупывает.) Ну вот, видишь, кажется, здесь она не такая жесткая, как
с другой стороны.
Мари: Ах! Ах!
В этот момент тихо входит служанка, за ней разные женщины,
служанки, консьержки, работницы. Они внимательно наблюдают
за происходящим на сцене и стоят, похожие на призраков в
полумраке, принимая молчаливое участие в этой маленькой
женской трагедии, а потом тихонько выходят,, жестами
переговариваясь друг с другом. Как только они уходят,
появляется Гастон.
Гастон (очень оживленно): Кстати, знаешь, у нас теперь
появилось какое-то министерство Кропишона. Я говорил об этом в
конторе сегодня утром! Докатились! Какой позор! Министерство
Кропишона! Всюду франк-масоны. Они всюду! В армии, в
администрации, везде! У них в руках финансы, и все остальное!
Юридический отдел у нас возглавляет Ларпентэн! Его все уважают!
Сашарн, архивариус, тоже идет на повышение! Мне следовало
это учесть! Всеобщее уважение! Черт побери! Мсье Палотэн тоже
из масонской ложи, это же ясно: высшее должностное лицо! Он
и мать свою бы убил ради продвижения по службе... у
порядочного человека, руководствующегося лишь своей совестью, нет
никаких шансов! Церковь, последнее прибежище совести, тоже
прогнила! Все объединяются против порядочного человека. Его
подстерегают оккультные силы, а он стремится к правде, он
ничего не опасается, поэтому в ложе все известно, личной жизни
больше не существует, порядочный человек ничего не способен
утаить. К счастью! Он не умеет лгать, он страдает на виду у всех!
Но ведь нападают на него не при всех, а за кулисами, и он
оказывается в одиночестве! Ты всегда одинок, если ты честен, всегда
одинок! Одинок! Одинок! (Смотрит на себя, и понимает, что он тоже
в одиночестве. Затем смотрит на жену и тещу)
Мадам Пюнэ: Видишь, ему уже лучше!
Мари: Ты думаешь, мама?
153

Мадам Пюнэ: Да, да, он устраивает представление...
Гастон (хватаясь за голову): Ах, моя голова!
Мари: Она все еще болит, дорогой?
Гастон: Это жизнь причиняет мне боль, она причиняет мне
боль тут (показывает па свою голову) и особенно тут (показывает па
свое сердце).
Она целует его в голову, а потом в сердце, и он выходит.
Мари: Мне все же неприятно, что нас видела служанка, как
думаешь, она заметила?
Мадам Пюнэ: О! Она не поняла. (Мари жестом показывает:
«пет, попяла».) Но знаешь, если бы обе ноги были одинаковыми,
это казалось бы весьма элегантным, потому что другую худой
никак не назовешь.
Мари: Ах! Так ты видишь, что одна все-таки толще, чем другая?
Мадам Пюнэ (смутившись): Нет, моя дорогая, ничего такого
не видно - это твои слова на меня подействовали... Ну разве что
если хорошенько присмотреться... (Мари плачет, мадам Пюпэ ее
утешает.)Но, моя дорогая, уверяю тебя, что ничего не видно.
Мари: Нет, нет, мама, это отвратительно.
Мадам Пюнэ: Отвратительно? Мари, да что ты вбила себе в
голову? Ничего отвратительного в этом нет! Ты с ума сошла, дорогая!
Мари: Нет, нет, мама, мужчинам это кажется отвратительным.
Мадам Пюнэ: Кто тебе это сказал?
Мари: Да я и сама знаю!
Мадам Пюнэ: Ну да, мужчинам, всего лишь мужчинам.
Мари: Это отвратительно...
Мадам Пюнэ: Кто тебе это сказал? Твой муж?
Мари: Никто не говорил.
Мадам Пюнэ: Точно? (Мари утвердительпо кивает головой.) Ну
ладно, слушай, пока он в конторе, ты должна отдыхать.
Мари: Ах! Замуж выходят не для того, чтобы отдыхать.
Входит газовый контролер.
Газовый служащий: Извините, мадам, где счетчик?
Служанка сказала мне, что он там. (Идет через сцену)
154

Мари: Вот, мсье!
Служащий (глядя через дверь, выходящую в коридор): Ах! Нет, я
пришел проверить электричество!
Мари: Тогда, мсье, это там.
Служащий: Ах, да ведь я на самом деле на сей раз пришел
проверить газ... я работаю на обе компании. (Хгтшш?г.,)Порабымне
сделать выбор. (Топчется в нерешительности, слушая музыку соседа.) А
вот это мило!
Служанка приоткрывает дверь и смотрит на него, они
перемигиваются за спиной у матери. Наконец, он идет к двери,
расположенной слева, служанка - за ним. Затем она направляется
в другую сторону, он следует за ней, они еще раз проходят через
всю сцену, и вдвоем выходят в правую дверь.
Через левую дверь входит мамаша Думерг.
Мадам Думерг: Дверь была открыта. Я вошла. Здравствуйте!
Вот и старенькая мамаша Думерг! Хе! Хе! Как же давно я вас не
видела, моя маленькая Мари! И вот-те на - я вижу, что вы
плачете, так мне кажется.
Мари: О! Как я рада вас видеть, мадам Думерг, как рада!
Мадам Думерг: Я тоже, Мари, и вас тоже, мадам Пюнэ. Я хочу
еще долго жить, я не хочу умирать.
Мадам Пюнэ: Вы не хотите умирать?
Мадам Думерг: Нет!
Мадам Пюнэ: Неужели вам никогда это не надоест, никогда?
Мадам Думерг: Я стараюсь избавиться от свойственной
людям усталости, мадам Пюнэ.
Мадам Пюнэ: А как вы это делаете?
Мадам Думерг: Вы меня знаете, я верю в музыку и в Бога. За
всю свою жизнь я любила трижды, причем всем сердцем, каждые
двадцать лет, но в то же время осталась девственницей... Я всегда,
всегда отказывала, делала это всякий раз - всего три раза.
Конечно, это слишком много, особенно в последний раз мне было
тяжело - но я хочу предстать девственницей перед Господом и отдаться
ему вся, и теперь мне уж недолго ждать, кажется. Господь будет
четвертым, и он получит всю меня целиком, другим было отдано лишь
мое сердце, тело же свое я уберегла. Первый был сыном нотариуса
155

из Дижона, его звали Люсьен, он жил в Англии, именно он
первым показал мне, как пьют чай. Второго, персидского принца, я
встретила на Выставке 1900 года, он подсыпал порошок мне в
питье и хотел, чтобы я разделась догола, как Луна - так он
говорил. Третий был прохожим, я так называю этого милого
человека, потому что он был простым рассыльным в магазине, но у него
были прекрасные руки, и я гадала ему по рукам почти даром. Он
жил недалеко от меня в скромной квартирке в Аньере, он был
грубоват, но никогда не вспоминал о моем возрасте. Он любил
музыку, и я рассталась с ним с сожалением, он почти что похитил
меня у Господа, это было, я надеюсь, моим последним
искушением и моей последней человеческой любовью. Но, в конце
концов, я отдам свое сердце, свое тело и свои страдания
Избранному... думаю, что скоро... Но пока что, мадам Пюнэ, я не говорю,
что мне это надоело. Жить - это опасное занятие для пламенных
душ, но существует еще и искусство, оно всегда поддерживало
меня, как и молитва, я соединяю их вместе, и вот! Мое пианино
вело меня по жизни, помогало мне, я давала своему пианино все,
в чем отказывала мужчинам, и взамен получала поддержку.
Мадам Пюнэ: Вы практичная женщина.
Мадам Думерг: Думаю, что в первую очередь меня пугали
проблемы. Как только я узнала, как люди предстают перед Богом, я
сказала себе, что, если буду грешить, то никогда не смогу быть
уверенной в том, что мои грехи будут отпущены, и тогда я
решила вести себя осторожно. Я никогда не ввязывалась в
рискованные авантюры, не сворачивала на узкие тропинки. Я всегда шла
прямой дорогой.
Мадам Пюнэ: А вы по-прежнему гадаете по рукам, мадам
Думерг?
Мадам Думерг: Да, гадаю, на руках много чего можно увидеть,
мадам Пюнэ.
Мари: Пожалуйста, взгляните на мои, мадам Думерг.
Мадам Думерг: Я вижу... вижу...
Мадам Пюнэ: Конечно же, вы видите там радость жизни.
Мадам Думерг: Да, это, и еще я вижу здесь большое желание.
Мари: Какое желание?
156

Мадам Думерг: Ах! Трудно сказать.
Мадам Пюнэ: Желание женщины: любить и быть любимой.
Мадам Думерг: А каково же желание мужчин, мадам Пюнэ?
Мадам Пюнэ: О! не умирать!
Мадам Думерг: Вы недалеки от истины, но все в руках Божьих.
Мадам Пюнэ: А как же пианино?
Мадам Думерг: Это искусство, выражающее доброту Господа!
Мадам Пюнэ: Завтра, мадам Думерг, к нам придет
очаровательный сосед. Я пригласила его, он прекрасный пианист, сами
увидите.
Мадам Думерг: А какого цвета его глаза?
Мари: Голубые.
Мадам Думерг: Тогда мы сможем играть вместе, брюнеты
портят мне настроение, от них плохо пахнет.
Мари: Вы так думаете?
Мадам Думерг: Да, я много играла в четыре руки с брюнетами.
Мадам Пюнэ: Этот дом скоро превратится в храм музыки.
Мадам Думерг: Для меня счастье всегда заключалось именно
в этом. Служить чистому искусству до конца моих дней, особенно
с тех пор, как я получила почетную медаль на международном
конкурсе во время Выставки в июле 1889 года. Целомудрие в
искусстве и посредством искусства - вот мой девиз.
Мари: А вы больше не играете на спинете, мадам Думерг? Вот
уж воистину инструмент для выражения самых деликатных
чувств, я его просто обожаю.
Мадам Думерг: Я божественно на нем играла, могу это
сказать, теперь я его забросила, мои пальцы отказали мне после того,
как я получила медаль в 1896 году. В тот год шли сильные дожди,
судьба распорядилась так, что у меня разыгрался ревматизм, а
спинет требует деликатного туше, вы это знаете. Теперь я иногда
берусь за фортепиано, но если не считать нескольких уроков,
которые я время от времени даю, я больше почти не играю, я
просто слушаю и выискиваю фальшивые ноты. Я слышу только
фальшивые ноты в каком-нибудь отрывке, в любом отрывке,
который играет ученик. Я так хорошо их изучила, так часто
слышала, что просто могла бы не замечать, но я выискиваю фальшивые
ноты, я стерегу их, я вбираю их своим ухом, только они таят в
157

себе какую-то неожиданность, и именно в этом и заключается
секрет современной музыки.
Мадам Пюнэ: А как же руки, мадам Думерг?
Мадам Думерг: Ах! Они говорят со мной. Они говорят со мной
вполне откровенно, я знаю язык души и спрашиваю у рук то, чего
мне не говорит пианино. Дайте мне свою руку, деточка. (Берет
руку Мари.)
Мари: Ах, не здесь! Пойдемте в мою комнату!
Мадам Пюнэ: Ну конечно же, удачи вам.
Они уходят в комнату.
Мадам Пюнэ: Гастон, друг мой, хотя эта женщина и кажется
странной, но она принесет радость в ваш дом. Я всегда была к
ней неравнодушна.
Гастон: Ах! Эта старая маньячка вызывает отвращение - как,
впрочем, и этот тип (показывает на стену, из-за которой доносятся
музыкальные рулады), он тоже не умеет сдерживаться. Все эти
животные мне отвратительны, они одержимы страстью к сексу и
прочему современному дерьму.
Мадам Пюнэ: Возможно это правда, Гастон, но вы тоже его
пробовали.
Гастон: Как это?
Мадам Пюнэ: ....
Гастон: Что вы хотите этим сказать... мне только этого не
хватало! Выражайтесь яснее! О чем вы? Говорите прямо сейчас!..
Давайте разберемся!
Мадам Пюнэ: Я не обвиняю вас, Гастон. Я видела вас - я же
часто гуляю по улицам... в пассаже... Шуазель.
ф Гастон: Шуазель?
Мадам Пюнэ: Да, Шуазель.
Гастон: И что же?
Мадам Пюнэ: И что... а вот что... это достойно сожаления,
будьте внимательны, Гастон... если Мари узнает, что вы ей
изменяете... она очень огорчится... особенно сейчас... я уверена.
Гастон: Сейчас...
Мадам Пюнэ: Да, сейчас... Вы же понимаете. (Смотрит в
сторону ее комнаты.)
158

Гастон (немного помолчав, смущенно): Да.
Мадам Пюнэ: Делайте все, что хотите, но не нужно этого
афишировать - говорите дома о добродетелях, не стесняйтесь,
говорите побольше, это все же лучше, чем ничего. Но послушайте
меня, лучше гуляйте со своей подружкой в Тюильри, ведь в
Пассаже после завтрака бывают почти все наши соседи. К тому же,
если у вас есть служанка, все всем известно.
За кулисами слышится звон посуды, входит служанка.
Мадам Пюнэ (обращаясь к служанке, резко): В чем дело?
Служанка: Газовый служащий ушел.
Мадам Пюнэ: Ну и шуму он наделал, когда уходил.
Служанка: Он еще много чего сделал.
Мадам Пюнэ: Я вас об этом не спрашивала!
Служанка выходит.
Мадам Пюнэ (обращаясь к Гастону): Вы не хотите сходить с ней
к врачу?
Гастон: Может быть...
Мадам Пюнэ (размышляя): А!., может быть, лучше вам ей об
этом не говорить.
Снова входит служанка.
Служанка: Это сосед так играет? А где мадам?
С этого момента все действия и реплики персонажей
приобретают какой-то подчеркнуто механический характер.
Мадам Пюнэ (стучит в степу Берлюро, и одновременно говорит):
Гастон, будьте поосторожней, Гастон. Это все разговоры. Я сейчас
позову Берлюро... И не спите с женщинами из вашей конторы.
Гастон: Зачем вы его зовете, мадам?
Мадам Пюнэ: Он спасет ваше супружеское счастье.
Гастон: Вы так думаете... Но никакой опасности нет.
Мадам Пюнэ: Я позволила себе, мсье Берлюро... ведь вы наш
друг...
759

Мсье Берлюро: Ну да... ну да... я совершенно счастлив,
мадам... но неужели вы хотите отменить нашу завтрашнюю
музыкальную вечеринку?
Мадам Пюнэ: Да нет же! Нет! мой зять очень доволен, но он
хотел вас кое о чем спросить.
Мсье Берлюро: Спросить? Я рад.
Служанка подслушивает. Гастон очень смущен, он не понимает.
Мадам Пюнэ: Ну вот! Вы холостяк, мсье Берлюро, так вы
сказали?
Мсье Берлюро (со вздохом): Ну да.
Мадам Пюнэ: Значит вы должны знать, куда ходят
холостяки... куда ходят холостяки...
Гастон: Я весь в смущении, мадам.
Мадам Пюнэ: Отступать слишком поздно. Прошу вас,
позвольте мне продолжить.
Мсье Берлюро: Прошу вас, мадам!
Газовый служащий вернулся, он также слушает в полумраке, как
за кулисами звучит пианино.
Гастон: Мари играет, не беспокойтесь.
Мадам Пюнэ: Момент благоприятный, я хочу знать...
Мсье Берлюро: Мадам Пюнэ, я весь к вашим услугам.
Мадам Пюнэ: Куда бы вы, к примеру, отправились, мсье
Берлюро? .. (Параработниц выходят из зала па сцену и слушают, хихикая.)
В вашем положении.
Мсье Берлюро: В моем положении.
Мадам Пюнэ: Если бы вам захотелось приключений...
Гастон: Такой холостяк как вы...
Мсье Берлюро: Такой холостяк как я...
Мадам Пюнэ: Отправились, чтобы никто не знал...? (В двери
справа и слева входят персонажи, стилизованные и типичные: служанки,
консьержки, почтальоны, - они слушают эти откровения.) Однажды
весенним вечером.
Гастон (довольный): После пяти часов?
- Мсье Берлюро (удивленный): В сад?
Все на сцене делают знаки и шепчут: «нет».
160

Играть в кегли?
Те же знаки: «нет».
(Шутливо.) Тогда на карусели...
Те же знаки: «нет».
... В кафе? Я туда не хожу... (размышляет)... концерты обычно
начинаются позже!..
Гастон: Это все не то! Он знает!
Мсье Берлюро: Я не знаю! Зимой после пяти? (Понизив голос):
Мне страшно, не знаю куда пойти.
Гастон: А если вы не один?
Мсье Берлюро: К своей сестре в Монтрту?
Мадам Пюнэ: Вы же холостяк... вам можно.
Мсье Берлюро: Я предпочитаю музыку... Голосовать не хожу...
Гастон: Его сестра живет в Монтрту.
Мадам Пюнэ: Это все не то... ему просто нужно... название
дома - куда бы вы пошли, охваченный чувствами.
Гастон: Если бы я был холостяком.
Мсье Берлюро (внезапно догадавшись): Ах! Вы собираетесь в
бордель, держу пари! Какая низость! Вы хотите изменить мадам Мари!
Гастон: Я наказан!
Мадам Пюнэ (быстро): Но это не для него. Я просто хотела
таким образом оказать услугу американцам, с которыми
познакомилась, когда торговала.
Мсье Берлюро: Раз это для торговли, тогда другое дело, я
сейчас дам вам адресок. (Шепчет на ухо Гастону, в то время как все
находящиеся на сцене персонажи пытаются что-то расслышать.)
Гастон (выслушав): Это недорого.
Мадам Пюнэ: Теперь вы все знаете, и поскольку вы мужчина,
надеюсь, вы будете вести себя прилично, особенно на улице.
Мадам Думерг (обращаясь к Мари, в то время как они обе выходят и
останавливаются на переднем плане): Да... Да... знаю, но крепитесь,
моя милая, все хорошо... у вас нежная рука и вы стремитесь к идеалу,
: > го все, что нужно женщине, чтобы достойно прожить свою жизнь...
ЗАНАВЕС
161

КАРТИНА ВТОРАЯ
Тремя неделями позже. В салоне Мари пианино стоит в центре.
Из-за пианино виднеются головы играющих мсье Берлюро и
Мари. Мадам Пюнэ в очках на переднем плане, она шьет. Входят
четыре ребенка, одетые в разноцветные туники, они собираются
станцевать небольшой балет посередине салона. Они будут
танцевать под музыку Мари и Берлюро - но все это лишь мечта,
фантазия. Во время танца, между исполнением па, дети весело
распевают нечто вроде гимна:
Песнь невинности умножа!
Мы поможем!
Мы поможем!
Людям правду обрести (бис)
Наши танцы так тревожны!
Невозможно!
Невозможно!
Выжить в эти времена! (бис)
Мадам Пюнэ душой рискует!
Ведь торгует!
Ведь торгует!
Добродетелью она! (бис)
Весенняя маргаритка
Миловидка!
Миловидка!
Но баран жует бутончик
В чистых капельках росы (бис)
С жизнью этой не поспоришь
Сколько горя!
Сколько горя!
Нам хоть капельку росы! (бис)
Помоги хранить невинность
Огради нас
Огради нас
162

И неопытность Мари,
Выс-шим све-том
Выс-шим све-том
Рогоносцев озари!
Рогоносцев озари!
В этот момент входит мадам Думерг, также одетая как ангелочек,
у нее маленькие крылышки, она присоединяется к кругу и поет
одна, продолжая:
С неба голос был мне светел
Добродетель!
Добродетель!
Помогу я вам спасти!
Дети: Она поможет всех спасти! (бис)
Здесь мелодия меняется, становится похожей на американский
фокстрот, но в ней все же по-прежнему проскальзывают
лирические нотки. Танцовщицы застывают посередине сцены и
слушают других персонажей, которые переговариваются в
одинаковой тональности, кроме тех, которые появляются под
конец.
Мадам Пюнэ: Мари? Твоего мужа здесь нет?
Мари: Нет, мама!
Берлюро: Нет!., я люблю вас Мари!., всегда любил!
Мари: Нет!., он уже забыл...
Берлюро: Мари, до этого я просто не жил!
Мари: Ах! Как прекрасно он все изложил!
Мадам Пюнэ: Не так ли? Если бы я не пришла, мой зять был
бы рогат.
Мари: Все было бы чудесно, если бы не моя нога.
Берлюро: Я вас так люблю, что на вас молиться бы мог!
Служанка (входя): Да здравствует господь Бог!
Мари: Почему?
Берлюро: Потому что я любил вас еще до нашей с вами
встречи. Ах! Ах!
163

Мари: Это мистика!
Служанка: Да здравствует господь Бог!
Мадам Пюнэ: Если бы у Господа Бога были замочные
скважины, чего бы он через них только не навидался!
Служанка: Какие все же свиньи эти мужчины. Мсье наставят
рога. Этот Берлюро - негодяй. Я все расскажу консьержке,
которая пошлет хозяину анонимное письмо, причем длинное! Хи! Хи!
Да здравствует господь Бог!
Мадам Пюнэ: Мсье на все плевать, увы! Если бы служанка не
была такой грязной и если бы у него не было такое раздутое
самомнение, думаю, он бы уже давно с ней переспал, ведь не так
много нужно, чтобы мужчина верным стал.
Мари: Отпустите мою руку, мсье Берлюро. Оставьте мое
колено, вы мешаете мне играть триоли.
Берлюро: Мне нужна ваша душа, Мари, я сам любовная
триоль.
Мари: Вы и получите только мою душу, мою покинутую,
одинокую и горестную душу.
Берлюро: Я тоже одинок в сорок восемь лет, Мари - в сорок
восемь лет без любви, которая меня покинула, лысый, сирота
волею судьбы.
Мари: Тогда я усыновлю вас, мсье Берлюро.
Берлюро: Вы обещаете, Мари? Ваша душа принадлежит мне?
Мари: Я вам уже сказала, я вас усыновлю.
Служанка: Консьержка подглядывает, ей мешают мухи,
которые ползают у нее на ухе.
Берлюро: Ах! Я переполнен, Мари. Я не останусь один.
Мадам Пюнэ: Как похожи все любовные речи! Хи! Хи!
Мари: Вы прекрасно меня понимаете, никогдая не зайду дальше.
Берлюро: Мы не зайдем дальше души.
Мари: Да, но сумеете ли вы всегда оставаться таким же
прекрасным, не станете ли для меня опасны? Не начнете ли хныкать?
Корчить мне рожи? Целовать случайных прохожих? Пить перно?
Мадам Пюнэ: Колоться морфием, подносить мне цикуту О! О!
Служанка: Таскаться по Тюильри, а затем раздраженно
вытирать ноги о ковер в салоне?
164

Мари: Бросаться в Сену, царапаться с котом, останавливать
задом арпажонский трамвай, а что потом?
Берлюро: Подобно факелу вы осветили жизнь мою - за это
вас благодарю.
Мари: Так значит вы не платите ни кошкам, ни собакам, даже
минет не оплачиваете, чтобы получить удовольствие. И это все
ради меня?
Берлюро: Вас уверяю в этом я!
Мари: Да, но не станете ли вы рассказывать всем о моем позоре?
Берлюро: Уверяю вас.
Мари: Пусть поклянется нам.
Берлюро: Клянусь при всех.
Служанка: Ах! Какой успех! Да здравствует Господь Бог! Да
здравствует Берлюро!
Берлюро: Ах! Как мне хорошо!
Мадам Пюнэ: Дух это все, плоть ничто. Но нужно хорошо
устроиться. Вот и моя дочь нашла себе безопасное занятие.
Мари (тихо): Вы клянетесь?
Берлюро: Я больше не одинок.
Мари: Как и я.
Мадам Пюнэ: Самое главное не размножаться. Вот и все.
Служанка: Но боже мой, вот это-то самое сложное. Да
здравствует Господь Бог!
Мадам Думерг: Настало время ангелов.
Небесные дети и мадам Думерг в виде архангела исполняют
короткий танец, и занавес опускается.
165

КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Действие картины разворачивается в доме свиданий в центре
Парижа - вечером.
Действующие лица
Мадам: содержательница борделя, сорок пять лет
Американка: клиентка, двадцать пять лет - танцовщица, очень
красивая, богатая, мускулистая, прекрасно сложенная
Жюльетт: девушка, двадцать пять лет
Лулу: служанка
Другие девушки
Гастон
Берлюро
Клиенты
Когда занавес поднимается, мадам занимается счетами.
Мадам: Лулу! Лулу!
Лулу: Мадам! (Входит.)
Мадам: Послушайте, Лулу, презервативы опять подорожали.
Я это заметила.
Лулу: Да, аптекарь сказал, что это из-за смены курса валют.
Думаю, это английские.
Мадам: А газ хоть и не английский, но счета тоже все
увеличиваются.
Лулу: Нет, нет, уголь-то английский - консьерж мне сказал.
Мадам: Ах! Черт, у нас уже все только английское или
американское, будь то уголь, газ, шелк, презервативы, музыка, одна
только моя... да... французская!
Лулу: Ах! Это еще как сказать, она должна неплохо говорить
по-английски, с тех пор, как начала с ними общаться!
Мадам: Ах! Что за шлюха! Это ведь не я гажу в твои биде, да и
вообще, начнем с того, что твои биде все засраны. (Выставляет ее.)
Вы только ее послушайте! От нее воняет мочой, и она еще будет
судить. (Звонок, мадам идет и открывает За кулисами слышно, как она
ласково говорит.) Входите же, дорогой мсье! Входите же! Сюда.
166

Мсье (смущенный, пожилой, взволнованный): Ну вот! Ах! Я
боялся с кем-нибудь встретиться...
Мадам: Нет же... нет, здесь все совершенно безопасно.
Мсье (смущенный): Ну вот...
Мадам: Массажик?.. У меня есть очаровательная массажисточ-
ка, знаете ли...
Мсье: Ах, если вы не против, то массаж лучше перенесем на
следующий раз. Сегодня у меня только одно желаньице. (Говорит
ей на ухо.)
Мадам: Ах, ну нет, послушайте... это запрещено... вы знаете,
что у меня совершенно приличный дом...
Мсье: ...?
Мадам: Ах! Это стоит сто франков.
Мсье: Дорого!
Мадам: А если у меня будут неприятности?
Мсье: Ну ладно, договорились.
Мадам: Тогда давайте мне их...
Мсье (протягивая): Вот!
Мадам: Ладно. Идите тогда в ту комнатушку! Потому что пока
у меня никого нет...
Мсье: А скоро начнется?
Мадам: Ну да! Ну да! Иди туда!
Мсье: Но там темно!
Мадам: Но я же не могу оставить свет, чтобы другие вас
увидели - эти вещи должны совершаться тайно...
Мсье: Ах! Это возбуждает!
Мадам: О да!
Мсье: Ладно, так значит нужно подождать... в этой темноте!
Мадам: Нуда, тебя там не съедят, но следи за занавеской,
когда они начнут, ты поднимешь ее, но только потихоньку... понял?..
(Подходит к дверям комнатушки, говорит запертому там клиенту): А
ты не хочешь пока девушку? Чтобы скоротать время?
Мсье: Нет-нет, я их всех знаю!..
Мадам: Да нет, всех ты не знаешь, у меня есть новые.
Мсье: Ах! Вы постоянно это говорите.
167

Мадам: А как ты в темноте определишь? (Снова закрывает дверь
комнатушки и, услышав звонок, открывает входную дверь, затем
возвращается с конвертом, читает.) Ах, послушай-ка, Лулу, эй, Лулу!
Лулу: Что?
Мадам: Знаешь, Луиза не придет.
Лулу: Да, я знаю, она пошла к кормилице, у ее ребенка
прорезался первый зуб.
Мадам: Ах! Черт побери! У них всегда что-то происходит! А
кто вообще тебе это сказал? Хорошо если хотя бы консьержка;
эта женщина знает все, она вербует их, хотя я ей запретила этим
заниматься, я вообще не хочу, чтобы она этим занималась, ведь
здесь не какой-то бордель.
Лулу: А я бы лучше предпочла настоящий бордель, там хотя
бы много народу и дают чаевые! А сюда по вечерам заходят
только любопытные, а не клиенты, которые хотят заняться любовью.
Когда я была в Версале, туда никто не заглядывал просто из
любопытства, клиенты приходили сразу группами, по три, даже по
четыре.
Мадам: Ах! Ну ладно (звонят), всем известно, что ты
коммунистка. (Идет к дверям, чтобы открыть, но в этот момент с неба
спускается мадам Думерг, в тунике архангела, с крыльями, с длинным медным
рогом и с часами с кукушкой вруке.)Ах\ Кто это там?
Мадам Думерг:
Отриньте страх
(Музыкальный аккомпанемент)
Отриньте страх, мадам,
Богам надоели (бис)
Грубые (бис)
Игры в постели!..
Мадам Думерг щелкает пальцами, и в подтверждение ее
сверхъестественной власти раздается гром и сверкают молнии.
Мадам (на коленях): Что за испытание вы нам посылаете, и
сколько денег вам нужно?
168

Мадам Думерг: Мне вообще ничего не нужно. Я жду
покаяния. Мне не нужно ваше подаяние. Я жду от вас искреннего
покаяния, чтобы отнести его Богу.
Какой редчайший случай!
Раскаяние сводни!
Хочу я небеса оповестить,
Что комиссар полиции покаялся сегодня!
Мадам:
Какой редчайший случай!
О чудо из чудес
Ваш подвиг, мадам, во славу Божию
Воистину бесподобен!
Хор за кулисами поет на мотив рождественского гимна:
Вот уже больше двух тысяч лет
Люди судят и повелевают
Вот уже больше двух тысяч лет
Повешенных никто не понимает
Вот уже больше двух тысяч лет
Продолжает звучать кларнет...
Хор удаляется.
Мадам Думерг (продолжая): Да! А у меня ведь еще есть другая
работа. (Смотрит па нее и указывает пальцем.) Я хочу сохранить
для страдающей, благородной Мари, сохранить ее Гастона, к
которому подбирается демон. Демон витает в этих местах, мадам!
Пусть начинается борьба, ведь здесь дух всего мира (показывает
па кукушку, которую держит в руке) он поддерживает меня, он ведет
меня. Победа будет за нами, мадам! Победа будет за нами!
(Кукушка кричит «куку! куку!»)Я не одинока, и лукавый будет повержен,
его начнут преследовать, тогда на почтах закроются отделения
«до востребования» и воссияет свет! Сейчас я прибегну к
колдовству (Делает магические движения, мадам засыпает у своей кассы,
169

звучит музыка, мадам Думерг поднимается на проволоке к небу, слышен
гром.)
Лулу (входит, видит, что мадам спит): Она слишком много
съела за завтраком, я же ей говорила, теперь она опять скажет, что я
рылась в кассе, пока она спала. (В этот момент мадам внезапно
просыпается.)
Мадам: О Небо! Что за сон! Кто это рылся в моей кассе?
Лулу: Ну вот! Я вам говорила!
Мадам (считает): Ах! (Улыбается.)
Ожидающий клиент появляется в приоткрытой двери.
Клиент: Ну когда же?
Мадам: Да успокойтесь вы! Скоро! (Звонят.)
Входит второй клиент.
Второй клиент (игриво): А! Добрый день... добрый день!
Мадам: Добрый день, дорогой друг, добрый день, входите же...
как всегда веселый!
Второй клиент: Да! Да! У меня появилась одна мыслишка...
Мадам: Что еще, свинья ты этакая?..
Второй клиент: Ну так вот! Сегодня... (Говорит ей наухо.)
Мадам: Ах! Скажи пожалуйста, Лулу!.. и он туда же! Ну и ну!
Ни один не хочет заниматься любовью, все хотят только
смотреть.
Второй клиент: Но ты же прекрасно знаешь, что я уже имел
их всех, то есть женщин.
Мадам: Ну так начни сначала.
Второй клиент: Я слишком ленив.
Мадам: Ах! Какими они стали порочными! Уж и не знаешь, что
им предложить. (Делает жесты отчаяния Лулу, потому что
рассчитывала, что второй клиент предоставит ей материал для удовлетворения
вуайера, который в это время, заинтересованный и любопытный,
высовывает голову из комнатушки, чтобы посмотреть, не собирается ли второй
клиент заняться любовью.) Так ты не хочешь девочку?
Второй клиент: Нет...
170

Мадам: Так чего же ты хочешь! У меня сейчас нет никого,
чтобы тебе показать!
Второй клиент: Ну тогда я зайду в другой раз...
Мадам: Подожди немного... останься... я покажу тебе своих
женщинок. Тебе это ничего не будет стоить... Тогда, может, ты
решишься. Лулу! Лулу! Позови женщин, они уже должны были
прийти.
Второй клиент: Нет, уверяю вас, не стоит никого
беспокоить, если сейчас никого нет... (Знаком показывает, что собирается
уходить.)
Мадам: Ах! Не уходи! Стой тут! Слушай, иди туда и подожди.
(Показывает па комнатушку.) Постой. Лулу! Лулу!.. принеси-ка мне
для него маску... там уже есть один!
Второй клиент (смущенный). Уже один есть? Вы говорите...
Мадам: Нуда! Ах! Не волнуйтесь, это старый клиент, он хочет
посмотреть - как и ты! Он очень спокойный, сам увидишь, а
потом, он тебя не узнает, потому что ты будешь в маске. (Он надевает
маску) К тому же там темно. (Заталкивает его в комнатушку.) Ну вот...
смотрите внимательно оба - и не шумите... а вам не нужна жен-
щинка, чтобы пока поразвлечься? У меня есть одна такая
миленькая, можете сами спросить у служанки, правду ли я говорю. Да, Лулу?
Лулу: Ах! Конечно да, она хороша, у нее вот такие груди... как
у меня.
Мадам: А потом, вы знаете, она замужем... вы можете пока ее
высечь... это будет стоить всего на десять франков дороже... (Они
ничего не отвечают) А! Ну раз так... (Раздосадованная, закрывает дверь в
комнатушку.)Я уж и не знаю, что показать этим скотам. Мне кажется,
что это мюзик-холлы сделали их всех вуайерами. Позови-ка мне моих
девочек! (Они входят, некоторые одеты, некоторые полуголые, всего
шестеро, вполне симпатичные, довольно хорошо сложенные.)Там, стойте там,
следующего же, кто зайдет, хватайте сразу, слышите, девчонки!
Одна девочка: Да.
Мадам: А потом, та, что с ним пойдет, должна будет встать
ближе к свету, потому что там есть вуайеры!
Девочка: Как все же отвратительны эти мужчины! Если так
пойдет дальше, то, чтобы их возбудить, им придется показывать роды.
171

Девочки: Ах! Скажите пожалуйста!
Раздается звонок, два клиента смотрят, но входит женщина. Это
Жюльетта, одна из опоздавших сотрудниц.
Жюльетта: Ах, я немного опоздала, меня провожала Лора.
Она сегодня не придет, они вместе с матушкой приглашены на
утренний прием.
Мадам: А она не может сходить на прием со своей матерью
вечером? Послушай-ка, сбегай за мальчиком из молочной лавки,
ты ведь знаешь этого брюнета?
Жюльетта: Зачем?
Мадам (шепчет ей на ухо): А! Да! Да! Он же тебе нравится,
приведи его, и скажи, что ему дадут двадцать франков.
Жюльетта: А как же его патрон?
Мадам: Скажи ему, что мы просим принести нам сливочные
сырки. Патрону плевать.
Девочки: Нуда! Хорошо, скажи ему, чтобы он захватил и для
нас тоже... сырки это вкусно... гораздо лучше, чем поцелуи.
Жюльетта открывает дверь и уходит. Входит клиент. Женщины
кокетничают с ним, но он высвобождается и говорит с хозяйкой.
Мадам: Ах, ну и ну! И этот тоже!., да вы хотя бы взгляните на
них, (показывает на женщин), не правда ли, аппетитные?., ладно,
подожди, иди туда тоже, но надень маску, там уже есть люди.
(Надевает на него маску.)
Третий клиент: Хи!.. Хи!.. пардон, мсье, пардон. (Входит в
комнатушку, радостно гогоча.)
Мадам: Ну вот и славно! (Жюлъетте): Иди! И приведи его.
Девочки: И не забудь про сливочные сырки!
Мадам (обращаясь к одной из них): Иди быстро одеваться.
(Помогает ей одеться, надевает на нее черную кружевную полумаску и
открывает дверь комнатушки.) Смотрите, мсье, вот девушка, которая
пришла познакомиться с вами.
Вуайеры: Нам не нужны девушки.
Мадам: Это дочь префекта, она приходит исключительно по
пятницам.
172

Вуайеры: Тем хуже! Тем хуже!
Мадам (задирая ей подол): Посмотрите только, как она
прекрасно сложена!
Вуайеры (закрывая дверь): Довольно! Довольно!
Мадам: Что за несносные личности, они даже и пощупать не
хотят, настоящие художники.
Жюльетта (возвращаясь): Мальчика там нет, он занят доставкой.
Девочки: А как же сырки?
Из комнатушки слышен топот ног, вуайеры в нетерпении. Звонят,
входит женщина двадцати пяти лет, американка, у нее великолепные
мускулы, одета с иголочки, полный шик, говорит с акцентом.
Мадам: Входите, мадам, прошу вас. (Американка входит, с
любопытством оглядывает помещение и женщин, которые ее окружают и
пытаются с ней кокетничать.) Вам нужен массажик, мадам?., или
же небольшая порка? (Американка смеется.)
Американка: Я бы просто хотела посмотреть.
Мадам: Ну конечно, тогда с вас сто франков, чтобы угостить
этих дам шампанским.
Американка: Нуда...
Мадам: А вы не хотите познакомиться с очень милым
господином, ищущим новых ощущений?..
Американка: Нет, нет, я танцовщица, вы знаете, и обычно я
гуляю по Парижу днем, вечером я не могу, я танцую в театре, а
после театра я ложусь спать, чтобы хорошо выглядеть. Консьерж
мне сказал, что сюда можно приходить днем.
Мадам: Конечно, конечно. (Звонят.) Ах, вот и клиенты, не
хотите ли подождать здесь, мадам?
Американка: Я могу остаться?
Мадам: О! Как угодно.
Американка: Тогда я останусь.
Входят Гастон и Берлюро.
Берлюро (обращаясь к Гастону, указывая на американку): Вы ее
видите? (Гастон жестом показывает свое восхищение, тем временем его
окружают женщины.)
173

Мадам (обращаясь к Берлюро): Конечно, как это мило, что ты
приводишь к нам друзей! А чего хочет этот красивый юноша? Чего
же он хочет? Ах ты, шалунишка! (Вуайеры начинают беспокоиться.)
Берлюро (сдержанно): О! Я...! (Жестом показывает, что ему
ничего не нужно.)
Мадам: Так ты что, тоже чокнулся?
Берлюро: Нет, но вы знаете, у меня свои проблемы.
Мадам: Ты мне обо всем расскажешь. Лулу! Лулу! Позови дам.
(Гастон и Берлюро расспрашивают хозяйку про американку которая
маяча смотрит на них. Входят женщины, представляются.) Ну так что?
Разве она не милашка? Взгляни только, что за груди у этой
малышки. (Сообщает ему на ухо подробности - три вуайера в масках следят за
происходящим - американка тоже - но Гастон проявляет интерес
только к американке, которая ему улыбается.)
Гастон (обращаясь к Мадам): Ну ладно, послушайте, может
лучше немного подождать - я сейчас вам скажу, через минуту...
Мадам: Подождите немножко, дамы. Эти господа сейчас
сообщат мне, кого они выбрали. (Они отходят и шепчутся в сторонке.
Затем Гастон направляется к американке, они разговаривают; тем
временем, в центре сцены мадам беседует с Берлюро.)
Берлюро: Я обещал его привести. Простая услуга, он совсем
не знает Парижа... он женат!..
Мадам: Как мило...
Берлюро: Другое дело холостяк...
Мадам: Ну ладно! Тебе повезло. Тебе не стоит вздыхать из-за
того, что ты холостяк. Да может и он тоже хотел бы быть
холостяком... нуда! Разве нет?
Берлюро: Ах, в этом совсем непросто разобраться. Это вещи
интимные.
Мадам: Ты какой-то не такой, что случилось?., ты влюбился,
держу пари... ты же регулярно к нам приходил, всегда был таким
милым.
Берлюро: Мы были почти что женаты...
Мадам: С моими девушками?
Берлюро: Нуда.
Мадам: Похоже, ты даже не шутишь! Сильно же тебя
прихватило!
174

Берлюро (по-прежнему грустный): ...
Мадам: Неужто это так серьезно?
Входит Жюльетта.
Жюльетта (увлекая мадам в угол): Я пробовала уговорить
курчавого мальчишку, который работает в баре Людовика XVI. Он
сказал мне, что согласен заниматься этим не меньше чем за сто
франков, причем только со своей женой, а ей тоже нужно дать
пятьдесят франков.
Мадам: Ах! Проклятый сутенер, сто пятьдесят монет за двух
сопляков ну и ну-да я бы лучше сама
до чего мне надоели эти вуайеры!..
Неужели в Париже больше никто не занимается любовью от всей души?
Подожди. (Снова подходит к Берлюро. )Иослушш, дорогой друг,
нужно бы тебе утешиться. Возьми-ка одну из моих малышек, ведь ты
еще не пробовал ту красивую мулатку! Ах! Тебе же нравились
мулатки! А как твой друг? (Показывает на Гастона и обращается к нему.)
Ну так что, вы с мадам решили развлечься вдвоем?
Американка со смехом жестом показывает, что у нее нет ни
малейшего желания.
Мадам (обращаясь к Гастону): Вы знаете, у меня есть малышка
танцовщица, у нее великолепные ноги, она танцует в Табарэне, а
что за бедра, друг мой! (Гастон жестом показывает, что его
заинтересовала американка.)
Мадам (настаивая): Нет, нет, вы сами сейчас увидите. (Уходит.)
Берлюро: Она непременно хочет, чтобы мы занялись любовью!
Американка: Она слишком спешит и ничего не замечает.
Гастон: Нет, никто никогда ничего не замечает.
Американка: Я удивлена тем, с какой скоростью нужно
заниматься любовью в этих заведениях.
Берлюро: Как мухи, это ужасно.
Американка: Если бы я была мужчиной, я бы только смотрела.
Гастон: О! Когда ты смотришь!
Американка: Тогда, возможно, появляется желание этим
заняться.
775

Гастон: Так займемся этим.
Американка: Да! Но стойте там. Вы дотронетесь, только если
я скажу.
Гастон: Да, конечно.
Американка раздевается, у нее крепкое тело и...
Американка: Желания мужчин, видите ли, господин,
представляющий самый любвеобильный народ на земле, сильны, но
неопределенны, так что вам лучше все себе хорошенько
представить, понимаете?., да? То, что вы видите, это результаты
ежедневной работы, по четыре часа, вот такой вот работы (начинает
двигаться под музыку), причем я говорю не о своей «плоти», а всего
лишь о своих мышцах... тут... вот здесь... квадрицепс... видите вы
это... нужно держать равновесие... тут... и тут тоже... ничего
легко не дается... работа... собранность... потрогайте... вы
чувствуете?., в день, когда одеждой женщин станут лишь мускулы... и еще
музыка... когда они избавятся от лишних фраз... тогда мягкие и
розовые ляжки будут, наконец, признаны отвратительными...
тогда рахитизм, атрофия, жировые отложения уже не будут, как
сегодня, считаться признаками красоты, которыми похваляются,
и которые ценят и живописуют эстеты, мсье, но признаками
деградации личности, и вот тогда, мсье, разве мир будет доверять
словам? Поверит ли он в то, что красота является мистическим
даром, или же в то, что она просто создана из золота, отдыха и
солнца, ведь даже рабы в Греции не были прекрасны, мсье...
Чтобы быть прекрасным, нужно лишь заниматься этим и
стремиться к этому. (Танцуя, исчезает в темноте, Гастон остается один.)
Мадам (входит - обращаясь ко все еще ослепленному Гастону): Так
эта оригиналка уже ушла?
Гастон: Да... Да... туда... голая...
Мадам: Ах да! Немало я их повидала, эти богатые
американки обычно всегда оригиналки... они хотят все знать... они очень
любопытны... даже такая красивая девушка как эта... похоже, она
произвела на вас впечатление. Э! Даня, ты идешь?
(Входитмаленькая танцовщица, но гораздо менее совершенная, чем американка.)
Пощупай-ка это. (Гастон щупает ноги ~ он раздосадован, говорит «ах!
176

ах!» как человек, который еще не пришел в себя.) Ну так что, разве эта
девушка не красива? И ты ведь знаешь, что в моем доме работают
только такие.
Гастон: Да.
Мадам: Ах! Послушай, я теряю с тобой время! Ты не хочешь
посмотреть на остальных?
Гастон: Нет... нет...
Мадам: Послушай, дай-ка мне все же пятьдесят франков.
Гастон (дает): Вот.
Мадам: Ну так что? Дела неважнец, американка тебя
очаровала? Что с тобой?..
Гастон: Я больше не могу. (Уходит,)
Мадам: А своего приятеля не подождешь?
Гастон: Нет, я уже ничего не жду, я знаю, что я не американец,
вот и все... Я пойду приму ванну.
Мадам: Конечно, ты не американец, ты француз, эй, олух! Ты
француз, и это гораздо лучше, приятель!
Гастон: Гораздо лучше! А как же ноги?
Мадам: Ноги? Да он спятил.
Гастон: Вы толстая корова, и ваши женщины тоже, и вы
никогда ничего не поймете, по крайней мере в этой жизни.
Мадам: Ах, вали-ка отсюда, скотина, если ты пришел, чтобы
обзывать меня.
Гастон: Я обзываю вас, потому что вы торгуете телом, но
ничего не понимаете в этом товаре, вы думаете только о выгоде.
Мадам: Немало я повидала мерзавцев, и ты тоже хорош! Это
что, по-твоему, плохой товар? (Задирает свою юбку и показывает ему
зад.)
Гастон: Я вижу, что это такое: жалкий вид, бледная раздутая
плоть европейской проститутки! Вы начали зарабатывать
деньги слишком поздно, они уже не помогут вам измениться; вы
слишком поздно начали хорошо питаться! Поэтому ваш облик так по-
пролетарски вульгарен. С этим ничего не поделаешь, этого нельзя
исправить, ведь все бедняки обычно отличаются маленьким
ростом. А вы так долго голодали в своем нищенском детстве, что
сейчас в непреодолимом порыве вы продолжаете есть, вы едите
слишком много из мести, чересчур много, и так будет до самой
177

смерти, и этого уже не поправишь, теперь вы уже не сможете
вырасти даже на несколько сантиметров, чтобы хоть немного
отличаться от остальных. Вы заплыли жиром, вы жрете, потому
что вам не хочется быть тощей и низкорослой уродиной,
скромной, как все бедняки, вы предпочитаете быть маленькой
заплывшей жиром наглой выскочкой, как все нувориши со своим
огромными оплывшим книзу телами рабов. Какое убогое зрелище:
низкорослая, жирная мадам Сало, которая раньше постоянно
недоедала, а теперь питается слишком хорошо, но этим уже ничего
не поправишь... Для вас должно существовать какое-то
определение, вы просто пеебабельпы...
Мадам: Пошел вон! Мне не нужны сумасшедшие в доме!
Гастон: Нет, тебе нужны слепцы. Их пока еще достаточно,
хватит надолго, чтобы сделать богатой тебя и твоих детей. (Ухо-
дит,)Тъфу\ Твои дети!.. Постарайся кормить их хорошо, причем
с самого рождения!
Мадам: Да, вот что мы вынуждены терпеть: вуайеров,
извращенцев...
Вуайеры в масках начинают проявлять признаки нетерпения и
поют вполголоса:
О сколько чувств (бис)
Какой разврат (бис)
А человек столь слаб (бис)
Объятый стра-а-а-стью (бис)
Входит Берлюро в сопровождении взволнованной мадам.
Мадам: Слушай, оставайся!
Берлюро: О нет!
Мадам: Слушай, это бесплатно!
Берлюро (немного удивленный): Ладно.
Берлюро: Впервые за десять лет ты мне это предлагаешь -
вот за что я тебя люблю...
Мадам: Послушай, это молоденькая девочка.
Берлюро: Из тех, что только что были здесь?
178

Мадам: Да нет, ты ее не знаешь, я тебе говорю.
Барлюро: Да... но сейчас на самом деле я не могу... знаешь...
нет... я верный: а ты ведь никогда таких не встречала.
Мадам: Да нет! Встречала! Это как раз то, что нужно.
Берлюро: Попроси моего друга...
Мадам: Он уже... все... ушел.
Берлюро: Так быстро?
Мадам: Да, послушай, это молоденькая девочка, она
собирается замуж.
Берлюро: Здесь?
Мадам: Да, но она потеряла жениха, и теперь грустит, ей
нужен кто-нибудь, кто искренне ее поймет и утешит. Ну вот...
видишь... это как раз в твоем духе...
Берлюро (взволнованный): Это ужасно!
Мадам: Вот видишь!
Берлюро: Ах!
Мадам: Так ты можешь сделать это для нее, я могу на тебя
рассчитывать?
Берлюро: Какая низость... ведь я подавлен горем, мне этого
достаточно, оно отнимает у меня все силы...
Мадам: Ну нет, ты такой же как все мужчины. Давай, эгоист!
Ты просто не хочешь доставить удовольствие простой работящей
девушке. Хоть тебе это ничего не будет стоить и даже пойдет на
пользу - ладно - давай! (Толкает его в комнату и закрывает дверь,
затем спрашивает Жюльетту): Где служанка?
Жюльетта: В кухне.
Мадам: Скажи ей, пусть придет побыстрее!
Вуайеры:
Как мы извращены (бис)
Мы все напряжены (бис)
Ожидания (бис)
Страдания (бис)
Для нас важны (бис)
Мадам: Ах! Закрой дверь! Подождите, сейчас начнется! Ну и
денек! (Обращаясь к входящей Лулу, грязной служанке): Ну-ка, неряха,
179

давай, быстренько нацепи маску, потому что я не уверена, что он
тебя не видел.
Лулу: А зачем?
Мадам: Для вуайеров!
Лулу: Я все сделаю... Ах!
Мадам: Нуда, потому что остальных он только что всех видел.
Лулу: Масок больше не осталось; они все забрали.
(Показывает па вуайеров.)
Мадам: Ну ладно, подожди! Я сейчас все устрою... подожди.
(Лулу заходит за дверь. Мадам идет к Берлюро и приводит его.) Ну вот,
сейчас сами увидите, она очень мила и застенчива. Послушайте,
расскажите ей обо всех своих горестях.
Берлюро: Ах! Я не хочу, чтобы она меня видела, у вас есть
маска?
Мадам: Маска?., да нет ее у меня... ах! Как с вами со всеми
тяжело сегодня, но что с того, если она тебя и увидит?
Берлюро: Мне стыдно... тогда я лучше уйду... я пьян... я
извращенец... слышите меня... я порочен... отчаяние делает меня
порочным.
Мадам: Ладно, извращенец, надень-ка свою рубашку вот так!
Заправь ее под шляпу! (Вытаскивает полу рубашки у него из брюк и
заматывает ему голову, потом нахлобучивает ему на голову шляпу так,
что пола рубашки закрывает его лицо. Он наощупь идет вперед, она
берет его заруку и зовет): Лулу! Лулу! (Обращаясь к Берлюро): Внимание!
Вот и она! (Входит Лулу, жеманничает. Мадам соединяет их руки,
открывает дверь комнаты, где они должны заняться любовью и легонько их
подталкивает, они входят туда, рука в руке, она закрывает дверь, вуайе-
ры в масках испускают громкое «ах» от удовольствия и слышно, как они
поздравляют друг друга, устремив глаза в направлении комнаты, где
наконец-то смогут увидеть, как занимаются любовью.) Ах! Наконец-то...
вот они и счастливы хотя бы на полчаса. (Ложится на диванчик,
дверь к вуайерам приоткрыта, слышны их голоса.)
Вуайеры: Ах! Ах!.. Ах!.. Ах!.. Давай!., валяй!., чего они
хихикают... ну давайте же...
Мадам (встревоженная, подходит): Ах! Не шумите вы так!.,
будьте поосторожнее... они же услышат, что вы здесь... и у меня из-за
вас будут неприятности...
180

Один вуайер (чрезвычайно возбужденный, выходит и идет к ней,
чтобы ее приласкать): Ах! Послушай... иди, взгляни на это сама...
Мадам (сопротивляясь): Ах! Ты что! Если я пойду веселиться с
вами вместе, во что превратится мой дом? Я не собираюсь здесь
хихикать. Ведь всем всегда необходим человек, который скучает,
иначе начнется полная анархия...
Вуайер: А ты вообще-то права! Нужно сотрудничать, господи
боже мой, нужно, чтобы классы тоже сотрудничали,
капиталисты с рабочими, боже мой! Нужно сотрудничать, конечно! Ради
твоего капитала! (Хлопает ее по заднице и снова уходит в комнату)
Занавес падает - темнота - небесная музыка и декорации
четвертой картины изображают небо, голубой фон, большие
облака, в общем все это изображено на занавесе - занавес
закрывает все происходящее на сцене, звучит небесная музыка.
181

КАРТИНА ЧЕТВЕРТАЯ
На занавесе кусочек неба, а на сцене пышные облака
разнообразной формы, на одном из них восседает Господь Бог,
окруженный ореолом и бородатый - от него струится
мерцающий свет, слышится небесная музыка, в которой
различимы звуки арфы, фисгармонии и немного банджо.
Ангелочки (вокруг пего, поют): А! А! А! А! А! А!
Голоса за кулисами (отвечают более сурово): О! О! О! О! О! (Ибис
три раза.)
Бог немного скучает; потихоньку зевает.
Ангелочки поют:
Блаженство!.. Блаженство!..
Ах! Ах! Ах! Ах!
Голоса за кулисами (отвечают):
Радость!.. Радость!..
О! О! О! О! О!
Бог продолжает скучать.
Ангел (входит, бросается ниц, у него в руке рожок, он говорит
нараспев): Там еще одна избранница, Господи, она приходит уже в
шестой раз она просит разрешения Вас узреть.
Бог (напевая): С четырех до шести часов каждую солнечную
пятницу - солнечную, я сказал - А-а-а-минь!..
Ангел:
Они ждут уж ваших слов
Больше четырех веков
Господи - А-а-а-а-минь.
Бог:
Именем меня! Именем меня!
Что слышу я? Что слышу я?
Пятница не за горами!
В этот рыбный день буду я в зените!
Потерпите! Потерпите!
182

Ангел: Господь, простите этим душам, которых опьяняет
духовная радость при одном вашем приближении.
Бог: Я слышу их (бис), и да снизойдет на них небесное
опьянение (делает знак), пока они меня ждут.
Хоры за кулисами (вразнобой): А! О! А! О! А! А! О! А! А!
Бог: Они меня любят.
Ангел: Все вас любят, всё вас любит, о, господи.
Бог: Это хорошо! В пятницу я каждому из них дам по куску
большой небесной рыбы, моего большого воздушного змея, который
время от времени пролетает мимо человеческих самолетов.
Ангел (ослепленный): Это слишком, это слишком! Господи, я
ревную!
Бог: Ничего никогда не бывает слишком, Серафим; если уж
обещаешь, не нужно стесняться в обещаниях; кстати, по этому
поводу: Серафим, иди, пробегись по вселенной, быстренько
собери для меня несколько старых потухших лун и тихонько
положи их между этими большими облаками, чтобы я легко мог их
найти. Я слишком много обещал их прошлой весной, и уже
начинаю ощущать нехватку. Иди, Серафим, иди! (Серафим удаляется
пятясь.) Иди! Я хочу немного насладиться любовью избранных,
Серафим. А-а-аминь! (Бог затягивает нараспев): Бла-жен-ство!
Ангелочки: Ах!.. Ах! Ах! Ах!
Хоры неподалеку: О! О! О! О!
Бог сильно скучает, тихонько зевает.
Другой ангел (посланник, входит и бросается ниц, он поет грегори-
анскую песнь):
Ооооо! Вот и онаааа! Господь!
Ооооо! Она так устаааа
Та Блаженная, Господь, что вы
К себе призвали!.. А-а-аминь!
Бог:
Хватит уж песен с меня!
Яждуея!
Я жду ея! Да будет так!
Ангел посланник уходит пятясь и на сцену выходит мадам Думерг,
у нее в руке палка и дух мира - кукушка.
183

Мадам Думерг (поет):
Простите меня, Господи!
Простите мое опоздание!
Мне пришлось прокладывать сквозь облака себе путь с
трудом, моя облачная палка разгоняла кометы, она электронами
полна... Я путешествовала на луче света, прозрачном, как
кусочек льда.
Показывает на свое изодранное платье.
Бог: Да ладно, Блаженная! Ладно! Расскажите мне, как у них
дела. Меня это беспокоит. Вы поняли мой замысел?
Мадам Думерг: Думаю да, Господи, за каждым моим шагом
следил дух мира.
Бог: Верни его мне, Блаженная, верни его мне. (Она
осторожно отдает ему кукушку, которую он кладет спереди на сцену.) Эта Мари
- избранная душа, не так ли? Да и Гастон тоже не злой, мы спасем
его, эта девушка из Америки приехала как раз вовремя, я чувствую
это, я чувствую это... Мне еще не раз послужат подобные
совершенные тела в грядущих веках, чтобы оправдать сластолюбие, я
хочу облагородить его, это будет приближением ко мне.
Мадам Думерг: Вы бесконечно добры, Господи.
Бог: Да, Блаженная, но расскажи мне о тех, кто стремится ко
мне, нужно ли ослепить людей светом, чтобы убедить их, или же
ввергнуть их во тьму, но найдут ли они меня в этой тьме?
Мадам Думерг: Думаю да, Господи!
Бог: А они все еще там? Они готовы меня выслушать?
Мадам Думерг: Возможно, Господи.
Бог: Оставьте меня, Блаженная, вы вернетесь на Троицу!
Мадам Думерг: Да будет воля Ваша, ггггггминъ.(Удаляется
пятясь.)
Бог (когда она удаляется): Это ведь в двух шагах от Оперы, не
так ли, Блаженная?
Мадам Думерг: Да, Господи. Благословите меня!
Бог: Вот! Вот! (Благословляет ее.)
184

Когда она уходит, он берет справа небольшую подзорную трубу,
спускается со своего облака на середину сцены, прищуривается
и смотрит в подзорную трубу через щель в занавесе на землю. За
кулисами весело поют избранные:
Сколь счастлив тот, кто нас понимает,
Бог царь небесный
Нас уберег...
Сколь счастлив тот, кто нам внимает,
Всегда мы будем
У Его ног...
Пока Бог был занят тем, что смотрел через подзорную трубу,
кукушка, дух мира, внезапно произносит «куку», тогда Бог
оборачивается и делает ей рукой знаки и «тсс! тсс!». И тут кукушка
обрывает свое последнее жуткое «ку, к...»
И занавес падает.
КОНЕЦ
185

БАЛЕТНЫЕ ЛИБРЕТТО

РОЖДЕНИЕ ФЕИ
Балет в нескольких действиях
Время: эпоха Людовика XV.
Место: Где угодно.
Декорации: Лужайка в лесу, скалы, в глубине виднеется речка.
ПЕРВАЯ КАРТИНА
Когда занавес поднимается, на сцене танцуют, прыгают,
резвятся маленькие лесные духи... Хоровод веселых духов, гномов,
эльфов... Всем руководит дух в короне, Король духов, ловкий,
быстрый, постоянно настороже... Они играют... в чехарду... С
ними в радостном хороводе... застенчивая пугливая лань... их
подружка... и еще толстый филин, их приятель... Он тоже
танцует, то тут, то там... но размеренно, немного не попадая в ритм...
Это их советник, мудрец в маленькой стайке... Вечный ворчун...
Тут же маленький кролик... со своим барабаном... Слышны
крики другой радостной стайки... Молодые люди и девушки...
которые приближаются к полянке... первая из девушек появляется
между кустов: Эвелина... Очень красивая, радостная, веселая,
пышущая здоровьем девушка. Она замечает только последнего
из духов... которые убегают при их приближении... испуганные
человеческими существами...
Духи исчезают в лесу... Эвелина делает знак своим друзьям,
чтобы они быстрее подошли к ней на полянку... Быстрей!
Быстрей!.. Она жестом показывает, что видела, как духи танцевали на
полянке... Остальные смеются... недоверчиво... Их много,
молодых и красивых... юношей и девушек... Они по очереди танцуют
на полянке. Игры... Жмурки... Ссоры... Перебранки... Один из
юношей особенно настойчив... Он упорно ухаживает за
Эвелиной... Это Поэт... Он одет как «поэт»... Одежда цвета резеды,
футболка в обтяжку... Светлые вьющиеся волосы... Свитки стихов под
мышкой... Это жених Эвелины... Танцы продолжаются...
Радостные танцы!..
189

ВТОРАЯ КАРТИНА
У деревенской таверны... Ярмарка... Возбужденные
деловитые пестрые группы людей... Фокусники, крестьяне, животные
и т.д. Под аркой у харчевни сидит на корточках старуха Каралик,
она предсказывает удачу крестьянам, торговцам и т.д. Мамаша
Каралик - старая злая цыганка... завистливая колдунья... Она умеет
читать будущее по линиям на руке... справа... слева... к ней
подходят сельские жители... фокусники показывают разные штуки...
Шарманка... музыкант... подходят дрессировщики... и т.д.
В этот момент на рыночной площади появляются Эвелина и
Поэт, сопровождаемые компанией радостных молодых людей...
Они смеются... И их появление вызывает отток клиентов от
старухи Каралик... Все ее приспособления рассыпаны... Старуха
Каралик проклинает танцующую молодежь. Она ругается... угрожает...
молодые люди смеются над ней издалека... А потом наступает
примирение ... Подходят девушки... Поэт тоже... Старуха не хочет
смотреть линии у них на руках... Она обозлена... растеряна... все
спорят... Старуха хватает руку Эвелины... Все остальные смеются над
старухой, корчат гримасы... Старуха начинает гадать Эвелине...
потом Поэту... В этот момент разражается гроза... начинается
дождь... Толпа рассеивается... хоровод распадается... Молодые
люди и крестьяне убегают... возвращаются домой... старуха
остается одна на большой рыночной площади... она одна, вокруг
бушует гроза... она хихикает... танцует и наводит порчу... она
насмехается над молодыми людьми... изображает их ужимки... то, как они
кокетничают... заигрывают друг с другом... Она танцует,
прихрамывая, колдовской танец... Старость полна злобы... вся сцена
озарена сполохами молний, слышны раскаты грома...
ТРЕТЬЯ КАРТИНА
Снова там же, перед таверной... На второй день ярмарки...
Толпа... Фокусники и т.д. Большие декоративные панно развешаны на
стенах таверны... Местные знахари говорят с крестьянами...
предлагают и продают им снадобья... расхваливают товар.
190

В гуще этой толпы... пытается проложить себе дорогу большая
коляска, запряженная восьмеркой лошадей... она тяжело
нагружена... Толпа мешает коляске проехать... Мальчишки цепляются за
дверцы... за багаж... большая коляска наклоняется и валится
набок... Сломалась одна ось... Толпа счастлива, все глазеют на этот
инцидент... (Все это произошло прямо перед таверной.) Кучер быстро
вылезает из коляски... Это сухощавый брюнет, его лицо скрывает
большая треуголка, брови, усы как у Мефистофеля... (Внимание! На
самом деле это переодетый Дьявол!)
Он сразу же зовет толстого хозяина гостиницы, который уже
появился на пороге, привлеченный шумом и криками... Они
приветливо раскланиваются... Из дверей кареты видны двадцать
очаровательных лиц, шаловливых, смеющихся... вьющиеся
головки... двадцать девушек-путешественниц... Оживленные лица...
лукавые, игривые... они непременно хотят вылезти... Кучер
против... запрещает им выходить... перепалка... Толпа вмешивается
в спор... «Выходите!.. Выходите!..» Толпа волнуется... двери
открываются... «Выходите!» Двадцать девушек грациозно
выпрыгивают на землю (в дорожных капорах, с кружевными зонтиками,
сумочками и т.д.) Очутившись на улице, они сразу же потихоньку
разбегаются... шалуньи... Маленький кучер Мефисто вне себя...
проклинает всех... бесится... ловит их в толпе... Наконец, ему
удается собрать свою труппу... но тяжелая коляска не может
двигаться... Она сломана!..
«Быстрее, мадмуазель!., быстрее!»... Наконец, он собрал всех
шаловливых девушек, теперь он их отчитывает!.. Он объясняет
толстому хозяину гостиницы, что он отвечает за все!.. Он здесь
хозяин! И его должны слушаться!.. Хозяин труппы «Королевский
балет»! Он должен отвезти эту своенравную труппу в соседний
замок, чтобы отпраздновать свадьбу Принца!.. Это кордебалет!
Малышки продолжают шалить... Они счастливы, что карета
опрокинулась... Суматоха... Вот по сцене бредет свинья, а за ней -
теленок... хозяин труппы, Мефистофель-кучер, снова собирает
своих танцовщиц в группу и всех вместе уводит в таверну...
подгоняя хлыстом... Он закрывает за ними тяжелую дверь... «Хватит!
Хватит!» Толпу забавляет его гнев и комическая растерянность...
191

Ах! Но как же он хитер!.. Он знает, что делает! Хитрец!.. Этот
шутник прекрасно все контролирует... Он только притворяется,
что растерян... Дверь закрыта, и недовольная толпа расходится...
Жены тащат за собой упирающихся мужей... Эвелина тащит
Поэта... Юные девушки теперь вынуждены приводить в чувство
своих кавалеров, которые продолжают вздыхать по скрывшимся
танцовщицам...
Впрочем, мужчины уходят ненадолго... Прошло несколько
секунд... и они уже возвращаются на сцену один за другим... (только
мужчины) и пытаются рассмотреть, что же происходит в таверне...
Они стучат в двери... Им никто не отвечает... Они пытаются
открыть двери... заглядывают через ставни... Здесь собрались все...
Поэт, толстый магистр, нотариус, врач, учитель из колледжа,
бакалейщик, жандарм, кузнец, рабочие, даже кладбищенский
сторож... Слышна танцевальная музыка... она доносится из таверны...
Любопытные заглядывают через ставни... подражают танцам
балерин... которые устроили в таверне репетицию...
ЧЕТВЕРТАЯ КАРТИНА
Сперва темно... важные горожане уходят со сцены... Передняя
стена таверны поднимается... и теперь виден большой зал...
превращенный в танцевальную студию... балетмейстеру не нужны
ленивицы... Он подгоняет своих учениц... расставляет вдоль стены
стулья, столы... Предлагает девушкам переодеться в балетные
костюмы... Они все раздеваются... медленно... теперь они готовы к
занятиям... Он достает из кармана свою скрипочку... Все вместе
исполняют балетные фигуры... антраша... вариации... Он машет
тросточкой... подгоняет их, командует...
Тем временем, через просвет слева на сцене видно, что
толстые горожане снова вернулись и наблюдают... любуются... они
возбуждены... Их жены скандалят и пытаются оторвать их от
окон... буржуа смешно суетятся, раскачивая бедрами...
цепляются за окна... Но вот один из них, толстый судья, украдкой
приоткрывает дверь... проскальзывает в таверну... И вот он уже в
комнате, совершенно счастливый!., восхищенный!.. Малышки
192

изображают испуг... Дьявол успокаивает их... «Заходите!..
Заходите же...!» Он приглашает судью, сажает его в удобное кресло у
стены... чтобы он имел возможность посмотреть, как проходит
урок... Через ту же дверь заходит врач... его тоже хорошо
принимают... толстый кузнец... учитель... почтальон, жандарм,
нотариус, генерал... И вот уже все заходят в зал... их усаживают... Они
очарованы танцами и танцовщицами... Все представители
высших и низших слоев... Они подражают движениям, позициям,
арабескам... Дьявол в восторге... вот и Поэт, он пришел
последним... видно, что на него больше всех действуют чары
танцовщиц!.. Он уже забыл свою Эвелину... страстно объясняется в
любви первой танцовщице... Он больше не хочет с ней расставаться...
и тут же сочиняет для нее прекрасную поэму...
ПЯТАЯ КАРТИНА
Снова перед таверной... Карета уже готова... Ее подвозят к
дверям... Все ждут отъезда... Толстый хозяин гостиницы
приветствует дьявола-кучера-балетмейстера. Тот идет впереди своей
щебечущей труппы... Приносят багаж... Толпа окружает тяжелую
коляску... Все хотят посмотреть, как они уезжают!., балерины
рассаживаются по местам... Но солидные граждане... судья, Поэт,
врач и т.д. все никак не могут расстаться с танцовщицами... Они
очарованы... ни больше, ни меньше!.. Они берут приступом
карету... Их жены злобно ворчат... Разражается скандал! Никогда
никто не видел ничего подобного! Все мужья разом забыли о своем
долге!.. Позор!.. Жены пытаются удержать мужей... но тщетно...
Те цепляются за карету... за дверцы... карабкаются на крышу
кареты... Тяжелая карета сдвигается с места... Поэт вырывается из
объятий Эвелины... бежит за каретой... за своей «звездой»...
Вот карета уже далеко... жены охвачены гневом, злобой...
ненависть! месть! сжатые кулаки, проклятия!.. Старая колдунья Ка-
ралик подзадоривает их... А потом все жены уходят... В сумерках
на сцене остается только одна Эвелина... Затем, очень грустная,
уходит и она... усталая... огорченная. Она никого не
проклинает... она хочет убить себя... она не в силах этого вынести!
193

ШЕСТАЯ КАРТИНА
На полянке, как и в первой картине... Эвелина одна, она в
тоске и отчаянии... тихо идет к реке... Она думает о Смерти...
Входят Ангелы Смерти... в черных вуалях... Танец Смерти...
Ангелы окружают... убаюкивают Эвелину... Она пытается
танцевать... но не может... Она падает... медленный танец скорби и
одиночества... на берегу реки...
Входит Смерть... она танцует... вовлекает в свой танец
Эвелину...
В этот момент на сцене появляется охотник... Он что-то
ищет... шарит в кустах... Ангелы Смерти убегают при его
приближении... Эвелина остается на скале одна, подавленная... Снова
проходит охотник... за ним еще несколько... Мимо
стремительно пробегает лань... та самая, с которой танцевали гномы...
Охотники гонятся за ней... Вот она снова появляется... раненная... у
нее в боку стрела... течет кровь... она падаету ног Эвелины...
Эвелина наклоняется над ней... уносит ее, укладывает за скалой, на
кровати из мха...
Охотник возвращается, спрашивает у Эвелины, не видела ли
она чего-нибудь?., раненую лань? Нет!.. Она ничего не видела!..
Охотники уходят... Эвелина смачивает свою вуаль в воде...
перевязывает рану лани...
Лесные духи появляются из леса... радуются, обнимают
Эвелину, которая только что спасла их подружку, лань... Но Эвелина
вовсе не рада... Она делится с ними своим горем... Поэт бросил ее...
Она не хочет больше жить... она приняла страшное решение....
броситься в реку... Лесные духи протестуют... кричат...
возмущаются... Умереть?.. О нет!.. Она должна жить с ними, своими
маленькими друзьями... Почему она горюет?.. Она объясняет им... что
Поэт ушел за прекрасной танцовщицей... очарованный... отныне...
он беззащитен... Эвелина не сумела его удержать... Она не смогла
победить соперницу! Как ей быть? «Не переживай! Ты хочешь
танцевать?., кричат маленькие духи... Танцевать?.. Мы научим
тебя!.. И ты будешь танцевать лучше любой танцовщицы на земле...
Смотри!.. Хочешь, мы тебе покажем?.. Ты хочешь узнать великие
194

секреты танца?..» Маленький король духов призывает к себе духов
танца, руководит ими... Сперва «Листок на ветру»... Танец Листка
на ветру... Эвелина каждый раз танцует с новым духом... все лучше
и лучше... «Вихрь листьев»... «Осень»... «Безумный огонь»...
«Зефир»... «Трепет росы»... «Утренний бриз»... «Свет под
деревьями»... и т. д... Эвелина танцует все лучше и лучше...
Наконец, один из духов дарит Эвелине «золотой тростник»,
который он только что сорвал на берегу... волшебный тростник!..
Эвелина прикрепляет красивый золотой тростник к своему
корсажу... Теперь она танцует просто божественно... Все лесные духи
сбегаются и любуются ею... Ах! Она может вернуться к жизни!..
Ей теперь нечего бояться соперницы... Благодарности,
прощание, волнение, трогательные объятия... Эвелина расстается с
друзьями и уходит искать своего ветреного жениха... Она уходит с
полянки на пуантах... Ее друзья издали посылают ей воздушные
поцелуи и желают счастья!
СЕДЬМАЯ КАРТИНА
Снова перед таверной...
Эвелина немного растеряна, хоть у нее и есть волшебный
тростник... как ей найти жениха?.. Она не знает, куда идти... Где он
может быть?.. Она спрашивает... ищет... Никто не знает...
Поскольку в деле замешан дьявол, она обращается к Каралик, злой старой
колдунье... та должна знать!.. Доверчивая Эвелина все ей
рассказывает... то, что с ней случилось... Но ведь теперь она танцует
лучше... «Правда? Правда? Покажи-ка!» Эвелина делает несколько па...
Точно!.. Каралик удивлена... Она зовет всех цыган своего
племени... Женщин и крестьян тоже... Они окружают Эвелину... пусть
станцует!.. Эвелина танцует!.. Очарование ее танца бесконечно...
Непреодолимо! Мгновенно!.. Мужчины все покорены... Особенно
цыгане... Один из них отделяется от группы... танцует с Эвелиной...
почти обнимая ее... Он околдован... Старая Каралик тем
временем подзадоривает толпу ревнивых женщин... «Видишь!.. Видишь!..
Она теперь тоже умеет очаровывать!.. Она знает великий секрет
танца!.. Она отобьет твоего мужа!.. Защищайся, цыганка!»... Она
195

вкладывает кинжал в руку одной из женщин, жены цыгана,
который сейчас танцует с Эвелиной... Эвелина не подозревает об
опасности... Кинжал вонзается ей в спину... Эвелина падает... толпа
рассеивается... Ужас!., тело Эвелины остается на сцене... она
мертва!.. Луч света падает на труп... На сцене темнота... Проходит
мгновение... тихая музыка... и вдруг тихонько появляются
лесные духи... один... другой... третий... четвертый... лань... газель...
эльфы... блуждающий огонек... филин... тревожное... грустное...
горестное шушуканье маленьких лесных духов... они
вытаскивают кинжал из раны... они пытаются оживить бедняжку
Эвелину... Но сделать ничего нельзя!..
Маленький король эльфов убивается сильнее остальных
гномов... Он говорит о чем-то с толстым филином... мудрецом...
Эвелина умерла... Это из-за золотого тростника... Она танцевала
слишком хорошо для живой... слишком хорошо... когда ты
владеешь секретом очарования, люди начинают тебя ненавидеть... А
когда вокруг тебя сконцентрировано слишком много зависти, это
убивает... Что же делать? У толстого филина есть идея...
В легенде сказано... (в «ЛегендеЛеса») что если три капли
лунного света упадут на лоб мертвой влюбленной девы, то она
воскреснет и станет феей.
Капли Луны - это капли ночной росы, которые лежат на
листьях крапивы... и подверглись воздействиям света разных фаз
Луны... Филин знает в лесу одного паука, который собирает в свою
паутину эти редчайшие лунные капли...
Он отправляется искать паука... Маленькие духи исполняют
вокруг трупа танец надежды... Филин возвращается с пауком,
который прячет в складках своего живота маленький флакончик с
«Каплями Луны»... Он выливает три капли на лоб Эвелины,
которая тихо приходит в себя... Радость эльфов...
- Где я? Где я?.. - спрашивает Эвелина.
- Ты наша фея, Эвелина!..
- Но разве я жива?..
- Нет... ты уже не сможешь вернуться к живым... Отныне ты
останешься с нами... Ты стала феей...
- О, какая я легкая!.. Легкая как дыхание!.. Как теперь я
танцую!.. Еще лучше!..
196

Она танцует с духами, и Паук тоже... Но горе все же давит
Эвелину... Она еще не забыла своего Поэта... неверного...
Ее друзья огорчены, видя, что она грустит... Она хотела бы
снова увидеть своего Поэта... Избавить его от угрызений
совести, которые сейчас его терзают... Спасти его от объятий этих
демонов и Дьявола... дать ему последнее доказательство своей
любви... «Ладно!.. Мы пойдем искать вместе твоего Поэта... Ты
сама все увидишь... - говорят ей маленькие духи. - Возьмем с
собой злую Каралик... Ей известны все дороги порока.... все пути
Дьявола... Она может быть нам полезна».
Они уходят гуськом... Вереница маленьких духов, Эвелина и
Каралик идут через кустарник, долины, поля... в поисках Замка
Дьявола... Они гуськом подходят к большому занавесу...
пританцовывая... испуг, шалости... ужимки... и т.д.
ВОСЬМАЯ КАРТИНА
Внутри Замка Дьявола...
Много золота... языки пламени... очень яркие цвета...
маленький дьявол-кучер-балетмейстер здесь, но на сей раз он в наряде
настоящего демона... Он сидит во главе великолепно
сервированного стола... Огромные ягоды клубники... великолепные груши...
цыплята размером с быков... Все именитые граждане за столом...
Судья, нотариус, генерал, врач... бакалейщик, профессор... Между
ними сидят танцовщицы... которые теперь превратились в
настоящих демонов... Оргия в самом разгаре... Сверху на возвышении
восседает огромный Люцифер, весь в золоте... он ест
человеческие души, прямо сырыми... сидя за столом с золотыми
приборами... Души имеют форму сердец... Он разрывает их зубами... Он
глотает драгоценности... посыпает сердца, как сахаром,
бриллиантовым порошком... пьет слезы... и т.д. Поэт прикован к
маленькому столику... Он тоже завтракает... но он в цепях...
Демоническая «первая танцовщица» танцует перед ним... для него... Но он не
может дотронуться до нее... не может дотянуться... Он пытается...
отчаянно... Люцифер сверху любуется этим отвратительным
зрелищем... Но он хочет большего... он жаждет развлечений... Он
197

приказывает, чтобы все эти проклятые людишки танцевали...
хлыстом их! Все танцуют, кто как может... каждый по-своему...
Судья с теми, кого приговорил... Судья толстый, приговоренные
тощие, в наручниках, в цепях... их жены, приготовившие выкуп...
старый скряга танцует с судебными исполнителями, с
разоренными им людьми... Генерал с солдатами, убитыми на войне,
истощенными, со скелетами и калеками, покрытыми кровью...
Учитель со своими сопливыми учениками, с хулиганами... пальцы в
носу... ослиные уши... Толстый сутенер со шлюхами и
развратными девицами... Бакалейщик с обворованными клиентами... с
фальшивыми гирями... с фальшивыми весами... Нотариус с
разоренными вдовами... с одураченными клиентами... Кюре с монашками
и педерастическими служками... и т.д.
В этот момент Каралик приоткрывает дверь... входит... за ней
Эвелина и маленькие лесные духи... Демоны удивлены...
Люцифер недоволен... ругается... угрожает им... вспышки молний... Он
требует объяснений у незваных гостей... Эвелина дает понять,
что хочет освободить прикованного Поэта... «Нет, нет! -
Люцифер протестует... пусть лучше Эвелина станцует!» Демоны
ревнуют... Каралик говорит Люциферу, что Эвелина постигла все
тайны танца... У нее «золотой тростник»... Дьявол хочет вырвать
его у нее...
Тогда Эвелина взмахивает рукой... единственный...
магический знак... и весь Замок рушится!., вся эта дьявольщина
исчезает... поднимается ураган... Все погружается во тьму...
Мы находимся на полянке как и в самом начале... Эвелина
освободила Поэта... его цепи порваны... они у ног Эвелины... Он
просит прощения... Эвелина прощает. Он умоляет никогда его
не покидать... чтобы она никогда не уходила... Но она не может с
ним остаться... Она теперь фея... Она должна быть вместе с
лесными духами... Она уже не человек... Он обнимает ее... хочет ее
взволновать... Но она остается бесчувственной... холодной к
плотским страстям... Она теперь лишь мечта... дух... желание... Она
стала феей... Поэт разочарован... но он все еще влюблен в нее...
Влюблен навсегда... его любовь к ней становится еще сильнее...
и крепче... он любит Эвелину, ставшую феей... Эвелина тихонько
198

уходит, ее увлекают ее друзья... Она исчезает... растворяется...
сцену заполняет все более густой туман... Эвелина становится
нереальной... полупрозрачной... превращается в дух... исчезает...
сливается с декорацией... с туманом... Теперь Поэт один... Старая
Каралик превратилась в жабу! она прыгает, квакает, теперь она
всегда будет сопровождать группу насмешливых лесных духов...
Поэт на скале... на берегу реки... он горюет... достает свою
рукопись... в своих стихах... сейчас он воспоет... он продолжит
воспевать все свои идеальные, поэтические, нереальные
увлечения... и так будет всегда... всегда...
ЗАНАВЕС
199

ПОВЕСА ПОЛЬ. ОТВАЖНАЯ ВИРЖИНИЯ.
Балет-пантомима
НЕБОЛЬШОЙ ПРОЛОГ
На занавесе изображена романтическая картина «Поль и Вир-
жиния». Поль и Виржиния весело бегут по тропинке,
окруженной буйной тропической растительностью... над ними нависает
большой банановый лист. Музыка...
В этот момент на сцену сбоку выходит очень милая, молодая
и симпатичная кумушка в балетной пачке и с тоненькой
палочкой в руке... На цыпочках она выходит на середину сцены... под
аккомпанемент тихой музыки... Она вкрадчиво сообщает
зрителям... «Вы знаете, о Поле и Виржинии ходило столько слухов...
Но правда ли это? О! Послушайте!.. Ведь нам далеко не все
известно... Ни он, ни она не погибли... они едва не утонули... во время
ужасного кораблекрушения... Но их выбросило на берег... И вы
сейчас узнаете, как все это было... В общем, они спаслись почти
чудом... Это факт! И они по-прежнему вместе... по-прежнему
влюблены друг в друга, как мне кажется... но им же придется
вернуться к реальности... А пока... нам не терпится все узнать...»
Сказав это... кумушка под музыку на пуантах убегает за кулисы...
И занавес поднимается...
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Берег... песок... трава... Вдалеке пальмы, апельсиновые деревья.
Тысячи ярких цветов. Тропический пейзаж... Племя дикарей
отмечает какой-то праздник... звуки тамтамов... музыка... бешеные
танцы... страстные... затем судорожные... выражающие отчаяние... В
углу за подобием прилавка сидит местная колдунья, перед ней
разложены разные амулеты, порошки, склянки, неподалеку звучит
тамтам... Она обходит ряды... танцующих сарабанду... женщин, детей,
мужчин... всех возрастов... Она дает напиться танцорам... заставляет
200

их выпить несколько капель своей настойки... всякий раз, когда
они кажутся совсем усталыми... изнеможенными... она быстро
подбегает к ним со своим напитком... она обходит их... носится по
рядам со своей склянкой и амулетами... она подбадривает их...
заставляя тамтам звучать все громче. Она толкает женщин к
мужчинам ... девственниц к самцам... девочек, и т.д. Это злой дух племени...
Пока все это происходит... вдалеке на горизонте появляется
маленький парус... он увеличивается... слышен рев бури... ветер...
По мере того, как усиливается ураган... сарабанда негров все
ускоряется... вакханалия... Приближается корабль... Сейчас он разобьется
о рифы... Дикари взволнованы... Они отправляются за своими
копьями... за топорами... собираясь грабить... Все племя бросается к
месту кораблекрушения... Вскоре они возвращаются с добычей:
бочонки... сундуки... разные свертки... и два обнимающихся тела...
которые они кладут на песок... у костра... два бесчувственных тела...
Поль и Виржиния... сжимающие друг друга в объятиях...
Эти дикари добрые... Они пытаются оживить Поля и Виржи-
нию... Но они не возвращаются к жизни... Колдунья отгоняет
толпу... У нее есть снадобье... Она вливает им в рот напиток... Поль и
Виржиния приходят в себя... постепенно... Поль вскоре очнулся...
Виржиния пока не подает признаков жизни... Волнение... горе
Поля... Поль жадно пьет... просит еще немного напитка...
Колдунья сама его предостерегает: «Этот напиток слишком силен!..» Он
действует на чувства... вызывает галлюцинации!.. Поль встает...
Делает несколько шагов по пляжу... Он чувствует себя уже намного
лучше... Перед его глазами проносятся видения... Он уже не смот-
рит на Виржинию... кажется, уже не так влюблен... Но Виржиния
тоже встает... обнимает его... Ей уже лучше... Они танцуют
вместе... Их окружают добрые дикари... они счастливы, что спасли этих
влюбленных! Поль хочет еще этого напитка... но Виржиния
опасается... напиток пугает ее... Ей не очень нравится то, с каким
вожделением Поль рассматривает теперь маленьких дикарок... Поля
раздражает ее сдержанность... ее чрезмерная стыдливость.
Виржиния дуется... Поль продолжает безумный танец... делает ей знак,
что она ему надоела!.. Виржиния отходит в сторону и
продолжает дуться... Первая ссора!.. Досада Виржинии, когда Поль, как
201

будто обезумев, потеряв голову, начинает дьявольскую
фарандолу с остальными дикарями и ведет себя, как негодяй... Он все не
может насытиться огненным напитком. Еще!., и еще!.. Виржиния
уже не узнает его...
ВТОРОЙ ПРОЛОГ
Тот же занавес
Та же очаровательная кумушка на цыпочках выходит на
середину сцены... она сообщает: «Говорят, что отсутствующие всегда
неправы... Это далеко не так! Совсем не так!.. Вы сейчас увидите,
что тетушка Одилия постоянно грустит и думает о своей любимой
племяннице, нежной Виржинии... Добрая тетушка Одилия
перечитывала уже сто раз и все еще продолжает читать страницы
своего любимого романа... чудесной истории любви, нежной и
трагической... Но вот уже скоро три года, как «Сен-Жеран» потерпел
кораблекрушение... за это время мы не стали моложе... Молодые
люди не способны долго грустить... к тому же весной вновь все
расцветает!.. Я объявляю вам о помолвке кузины Виржинии Ми-
реллы и резвого Оскара!.. А вот и шалунья Мирелла, нежная и
скромная, свежая роза благосклонной судьбы... Вы сейчас увидите
Миреллу, королеву дня, в салоне тетушки Одилии!.. У тетушки Оди-
лии! в Гавре!., июнь 1830 года! Сейчас вы узнаете еще одну важную
новость... Догадайтесь сами... Из окна тетушки Одилии виден
Семафор... Посмотрите сами!.. Появился синий флаг!.. Это корабль!
Говорю вам!.. Корабль!.. Но только это между нами! Тсс! Тсс!..»
Кумушка уходит на цыпочках...
КАРТИНА ВТОРАЯ
Занавес поднимается
Старинный салон... очень богатый... буржуазный... шелковые
обивки... софа... пианино... два, три больших окна... из
застекленных лоджий... видны скалы... Семафор... вдали простирается
море... В начале действия все ходят туда-сюда по салону. Много
202

молодых людей... радостных... увлеченных... танцы... пары...
кадриль... и т.д.... котильоны... все танцы того времени...
(адаптированные для балета)
Кузина Мирелла (звезда) с Оскаром, своим женихом...
поддразнивают друг друга... гости разбиваются на пары... окружают их...
в салоне поднимается легкая суматоха... гости выпрыгивают в
окна... возвращаются обратно, и т. д.... скачут, но все это... в
хорошем тоне!., элегантно... изысканно... У пианино... две старые
девы, похожие на карикатуры... Они играют в четыре руки... (на
двух пианино, или на пианино и спинете ~ по желанию.,.) Балетные
номера сменяют друг друга... но вот открывается дверь...
Танцовщики прерывают свои развлечения... Входит дама в возрасте...
очень грациозная... но скромная... немного пугливая...
застенчивая... Она отвечает очень любезно... на реверансы танцовщиц...
Мирелла и Оскар ее обнимают... остальные тоже... Ее окружают...
ласкают... Она не хочет мешать празднику... «О! Нет!., нет!»
знаком показывает им продолжать... она не хочет прерывать
веселье... пусть продолжают танцевать...
Мирелла хочет, чтобы тетушка Одилия немного потанцевала с
Оскаром!.. Тетушка Одилия тихонько сопротивляется... отходит...
Тетушка Одилия предпочитает свое кресло у окна... Ее
пропускают... Под мышкой у нее вышивка... и еще толстая книга... за ней
идет ее собачка... Пирам, которого так любила Виржиния...
Тетушку Одилию провожают к креслу... у ее любимого окна... Молодые
пары меняются... праздник продолжается... Мирелла внезапно
чувствует какое-то недомогание... головокружение... всеобщее
замешательство... она предпочитает немного подождать...
отдохнуть... перед следующим танцем... Оскар предлагает ей руку... Они
вместе подходят к окну, к тетушке Одилии... Тетушка Одилия все
еще погружена в чтение прекрасного романа... Мирелла... у ее
коленей... просит ей прочитать книгу вслух... Оскар тоже рядом...
очаровательная группа... Танцоры постепенно начинают
уставать.. . они танцуют уже через силу... затем подходят к тетушке
Одилии... Формируется кружок из молодых людей и девушек... музыка
становится все более тихой, грустной, нежной... Это рассказ
тетушки Одилии... как песнь... дневной свет меркнет... сумерки...
203

Грациозная группа погружается в мечты... Все танцоры
опускаются на ковер... на пол... внимательно, собравшись в гармоничные
группки, слушают тетушку Одилию... (тихая музыка...)
Но в этот миг раздается стук... и дверь резко распахивается...
Всеобщее удивление. Маленький посланник, мальчишка из
порта... выскакивает в танце... делает вид, что сейчас сообщит
великую новость... гарцует через весь салон... В одно мгновение... все
встают... Он принес послание для тетушки Одилии... Все
чрезвычайно взволнованы... Энтузиазм!.. Всеобщая радость!.. Смотрят
вдаль через окно... Виден трепещущий на ветру синий флаг
Семафора... Все вместе радостно пляшут в хороводе!.. Вместе с
тетушкой!.. Маленький посланник... вся молодежь... и Мирелла со
своим женихом... Фарандола!.. Все в порт! Толкотня... Быстро
одеваются... Манто!.. Капоры!.. Чепчики!.. Ужимки!.. Все бросаются
к дверям!., и Пирам тоже... прыгает, визжит!
Все устремляются в порт через двери и окна... Кто быстрее!
Пирам прыгает сбоку... (все это в ритме фарандолы)
ТРЕТИЙ ПРОЛОГ
На занавесе, закрывающем сцену, изображено некое подобие
великолепной автомашины, нечто похожее на «дилижанс-автобус-
трамвай-локомотив»... Цветное изображение апокалиптической
махины огромных размеров с колоссальными колесами...
Фантастический дилижанс... огромные втулки... Двигатель размером с
котельную винокуренного завода... Высоченная труба... спереди...
пугающие медные поршни... разнообразные маятники... клапаны...
неслыханные приспособления... но все же в этом проглядывает
некое кокетство... Откидной верх, гирлянды, встроенные мини-
бары, смесь механизмов с романтическими безделушками... И
надпись на ленте: «The Fulmicoach Transport Ltd.». (Эта
необыкновенная машина позже появится из-за кулис... и проедет по сцене... под
аккомпанемент устрашающей музыки... в нужный момент... исторгая
громы и молнии.) Та же очаровательная кумушка... под ту же музыку...
тихонько проскальзывает на цыпочках к середине сцены, в руке
она держит букет... приветствуя всех... «Уф!..-похоже, она только
204

что бежала... - Я так больше не могу!.. Ах! Какой сюрприз!.. Вы
видели, как все взволнованы?.. Как счастливы встретиться
снова... После стольких мрачных лет... проведенных в слезах... Я хочу
первой обнять их... Какая радость!., какая радость!..»
В этот момент с другой стороны сцены... входят два... три...
четыре персонажа... инженеры... солидные... деловитые... в
рединготах... переговариваясь... они несут с собой разные
инструменты... угольники для съемки плана местности... козлы... Один
из инженеров пишет на земле цифры, подсчитывает... Кумушка
направляется к нему...
«Мсье!.. Мсье!.. Что это такое?.. Что это за ужас... скажите
мне!.. Какой кошмар!.. Мы ждем Поля, мсье, вы о нем ничего не
слышали?., а о Виржинии?..»
Инженер ничего не отвечает... Он погружен в свои
вычисления... Его ассистенты измеряют сцену... еще раз измеряют...
прикидывают расстояния... взвешивают... Кумушка суетится...
пугается... Нет, на самом деле!., она уже ничего не понимает...
Наконец, расчеты закончены... «Она пройдет», уверенно
заявляет инженер... Таково его заключение... Остальные хором
отвечают: «Она пройдет!»... Кумушка испугана... Она снова смотрит на
занавес, на жуткую чудовищную махину... палочка выпадает из ее
рук... Она убегает... остальные, рабочие, инженеры, посмеиваясь,
следуют за ней... сцена пуста...
Занавес поднимается.
КАРТИНА ТРЕТЬЯ
Сцена представляет собой портовый причал... 1830...
всеобщее оживление... В глубине видны таверны... притоны... лавки...
ship-chandlers... кабаки... бордели... двери закрываются...
открываются... На углу одной улицы... дорожный знак: стрелка
указывает направление: Париж...
Дети... оборванцы... матросы... пьяницы... несколько
обывателей... таможенники...
Все эти группы танцуют... смятение... давка... Небольшие
ансамбли... трио... морская пехота... потом они смешиваются с
205

толпой... Разные группы последовательно выходят в танце на
первый план... Толпа организуется то вокруг одних, то вокруг других...
а потом группы снова распадаются... Развязные девицы...
солдаты... Испуганные проститутки в рубашках выбегают из борделя...
Грузчики... солдаты... бегут за ними... матросы... продавцы
жареного картофеля... бистро... и т.д. Но вот более однородная группа
танцовщиков... Грузчики несут тяжелые мешки (как это обычно
делают па рынке Ле Аль)... Они направляются гуськом... к трапу...
(который поднимается на левый борт большого корабля)... Они идут с трудом...
но по-прежнему в танце, хотя и покачиваясь... неуклюжие, как
медведи... Они опираются на массивные поручни. В этот момент из
глубины одного бистро раздаются громкие звуки механического
пианино, которое играет фарандолу... Грузчики танцуют фарандолу...
Фантазия... (танец группы) В конце концов, они поднимаются по
трапу... Им это удается с большим трудом, они исчезают в трюмах... В
толпе вновь воцаряется смятение... Через толпу проходят
пассажиры, которые спускаются по трапу с большими чемоданами...
дорожными сумками, кофрами и т.д., из разных стран... у каждого свой
автомобиль... Богатый англичанин... с прислугой... Лорд в
дорожной карете... спрашивает дорогу на Париж... Ему показывают... Он
доволен! Джига!.. Он направляется в сторону надписи: Париж... Вся
толпа какое-то время танцует вместе с ним... Жандармы пытаются
восстановить порядок... Таможенники загружены работой,
ругаются и угрожают... Вот испанская семья высаживается с другой
стороны корабля... Величественная мамаша... дочки... сеньоры...
большой шарабан, мулы... Дорога на Париж!..
Но вот и другие грузчики... эти катят огромные бочки. Танец
вокруг бочек... вокруг... между... на бочках... Фарандола... Вот
«райские птицы»... Торговцы птицами... с клетками...
фантастические птицы... у них на руках... на головах... и еще птицы
(человеческого роста). .. Танцы... Портовые девки хотят вырвать у них перья...
утыкать ими себя... Полиция снова вынуждена вмешаться...
Схватка с грузчиками, которые защищают девиц... Птичьи перья...
Облака перьев... Портовый комиссар... бросается то туда, то
сюда... ругается... мечет громы и молнии... и таможенники тоже
всюду, копаются в вещах. Вот русские высаживаются со своими
206

санями и медведем... Танец медведя и толпы... Портовые
пьяницы... танцуют с медведем... все забавляются... Торговцы рыбой и
портовые хулиганы... все танцуют фарандолу... вокруг много
разных мохнатых тварей...
В этот момент появляется кит... огромный... Ему бросают
рыбу... Он танцует... выплевывает Иону и эскимосов... затем
уплывает в направлении Парижа... Всеобщее веселье... Вот немец
высаживается со своей семьей... тоже спрашивает, где Париж...
Он постоянно меняется местами со своей толстой супругой... Они
составляют по-настоящему простецкую пару, а позади них
коляска с многочисленными детьми, их пять или шесть... Вот араб на
верблюде со своим гаремом... (шанец...) Вот махараджа со
священным слоном... Танец слона... Толпа веселится... Слон
отказывается идти в Париж... Его толкают... Он упирается... Борьба...
сильный шум... Толпа перемешалась... Наконец, слон решается...
встает на правильный путь...
Но вот большая толпа портовых бурлачек... они, согнувшись,
гроздью повисли на канате, впереди них огромный «капитан
порта» с багровым апоплексическим лицом... Он весь в работе...
выкрикивает команды... ругается... ритмично, чтобы легче было
тащить... «Го! 1ей!»... Бурлачки тянут... постепенно они все
выходят на сцену, содрогаясь от усилий, прижавшись друг к другу
слитые в гроздь, повисшую на канате... Нечеловеческие усилия... Они
одеты в лохмотья... ужасные пьяные мегеры... передают друг
другу бутылку красного, хихикая и шатаясь... напиваются... Все это
под «бурлацкую» музыку...
Но огромный корабль не подается... Вся толпа бурлачек
постепенно прыжками исчезает со сцены... за кулисы... Тут на
помощь приходят другие персонажи... Вскоре все принимаются за
дело... Грузчики... мошенники... солдаты... матросы... шлюхи...
Помогают друг другу. Раскачиваются туда-сюда. Похоже, у них уже
почти получилось... Но корабль все же сильнее... в конце
концов... Он увлекает всех за кулисы... сцена пустеет!., корабль
уволакивает всю эту толпу задом наперед!., резким движением
каната. Постепенно возвращаются несколько персонажей... юнги...
грузчики... одна или две девки и солдаты...
207

Но вот появляется радостная группа друзей Миреллы... с
тетушкой Одилией и Пирамом... Они запыхались... Они
встречают только что высадившихся... и совершенно больных
пассажиров... Этих пассажиров тошнит, они раскачиваются из стороны
в сторону, валятся набок, падают... передвигаются взад-вперед по
причалу... У них зеленые лица, они совершенно разбитые... Они
перенесли морскую болезнь... Мирелла спрашивает их... «Вы не
видели Поля? А Виржинию?» Они ничего не знают!.. Они хотят
ехать в Париж... продолжить свое путешествие... Им
показывают табличку... Они уходят, спотыкаясь... со своей мандолиной...
Но «капитан порта» замечает тетушку Одилию... Уважительно
обращается к ней... должным образом... Потряхивает своим
биноклем... Потом рассматривает горизонт... Объявляет... Нуда! Вот
корабль!.. Толпа сгрудилась у причала... заполнив... загромождая
все пространство... Радость!.. Радость!.. (Все подруги Миреллы держат
в руках букетики.) чрезвычайно волнующее мгновение!
И вот появляются, перескакивая через четыре ступеньки
дебаркадера: Виржиния!.. Поль!.. Все обнимаются... целуются!..
Триумф!.. Поздравляют друг друга... Ласкают... Подарки... Все, что
обычно привозят из дальних стран: ковры... странные
животные... канарейки... все это несут сопровождающие их негры и
негритянки... А вот и колдунья, которая так и не расставалась с
ними... Все разражаются смехом... радуются... Все это... в очень
быстром темпе... танцы и музыка... Поль заставляет танцевать
своих негров... в честь прибытия... Танцы судорожные,
угловатые, варварские, совершенно необычные... тетушка Одилии и
прочие неприятно поражены... Звучит тамтам. Вся толпа
наблюдает за этой безобразной сценой, немного обеспокоенная...
никогда они не видели подобных танцев!.. Тетушка Одилия
испугана!.. Девушки прижимаются к своим кавалерам... Дикий танец
становится страстным... садистским... жестоким (с саблями и
дротиками)... Поль наслаждается!.. Виржинию, прижавшуюся к
тетке, не особенно радует это зрелище... Она объясняет своей
тетке, что ничего не может поделать... что она безоружна против
экстравагантных выходок Поля. Колдунья подходит с проклятым
флаконом... Поль хватает флакон с огненной жидкостью... пьет...
208

сильно оживляется... Самые подозрительные и жуткие личности
из толпы... бандиты... пьяные матросы тоже танцуют с неграми...
возбужденные этим зрелищем, смешиваются с племенем...
исполняя бесстыдные танцы...Тетушка Одилия уже не скрывает
возмущения... Она ничего не понимает... Молодые люди... девушки...
тоже хотя попробовать этой жидкости... проклятой... Они
требуют ее у колдуньи... И теряют всякую сдержанность... как только
они ее выпивают... их танец становится экстравагантным,
представители различных классов и ремесел смешиваются... Суета...
хаос... Грузчики... обыватели... полиция... девственницы... все
словно обезумели... весь порт... Мирелла оставляет своего Оскара,
танец которого кажется ей слишком сдержанным... она обнимает
Поля, который уже превратился в совершенно разбитного
малого... Поль восхищен... Сладострастный, вызывающий танец Поля
и Миреллы... Полю кажется, что на Мирелле слишком много
всего надето, это не подходит для танца... Он срывает с нее корсет...
платье... она уже почти голая... потеряла всякий стыд... Колдунья
дает им еще напитка... Тетушка Одилия вне себя... Она пытается
урезонить Миреллу... Но распоясавшаяся молодежь
сопротивляется... Тетушку Одилию удерживают... Виржиния рыдает на руках
своей тетки... Она уже ничего не может сделать для Поля... Поль
проклят... В него вселился дух зла... Вся молодежь... друзья
Миреллы, которые только что вели себя у тетушки Одилии так скромно,
так прилично, теперь совершенно распоясались... Они все
срывают с себя одежду... в едином порыве... обнимаются... смешиваются
с темными личностями... с проститутками... Они требуют у
колдуньи еще напитка... Виржиния больше не может этого вынести...
Она идет к Полю, пытается отделить его от Миреллы... забрать
себе... Она стыдит его... Поль отталкивает ее... ему не нужны ее
советы... «Ты мне надоела, в конце концов... Я люблю Миреллу!
Она танцует так, как мне нравится!» Виржиния гордо
выпрямляется, выслушивая оскорбления... «Ах! Так вот что тебе нравится?..
Тебе нужна похоть!., безумие! Ну ладно!.. Ты увидишь! На что
способна я! Если отдамся страсти!..» Она резко направляется к
колдунье, хватает большую бутылку... полную настойки...
подносит ее к губам... Один, два глотка... она выпивает все... Вся толпа
209

поворачивается к стыдливой Виржинии... с любопытством и
одновременно насмешливо... Колдунья пытается ей помешать...
Тщетно!.. Виржиния опустошает всю бутылку... И тут она впадает
в исступление... в буйство... она срывает с себя одежду и танцует
еще более пламенно, с большим увлечением, более вызывающе,
сладострастно, чем Мирелла... Это безумие... безумие в танце...
Никогда еще Поль не видел ее такой... И это ему нравится... он
покорен... Он уже оставляет Миреллу и подходит к Виржинии...
Он собирается с ней танцевать... Но Мирелла держит себя
вызывающе... она противится... Ее охватывает гнев... она вне себя... уже
не может сдержаться... Все насмехаются над ней... Тогда Мирелла
подскакивает к моряку, выхватывает у него из-за пояса
абордажный пистолет, прицеливается и стреляет в Виржинию...
Виржиния падает... Общий испуг... Вокруг бедной Виржинии образуется
круг... Поль в отчаянии... Тишина... полная тишина... звучит
горестная музыка...
Но вот слышится сильнейший шум!.. фантастический!.. со
стороны кулис... Шум локомотива... рычагов... пара...
колокольчиков... рожка... цепей... звяканье железа... жуткая какофония...
Внезапно инженеры оттесняют толпу... прокладывают себе
дорогу... Перед ними идет парнишка... размахивая красным
флажком и позвякивая колокольчиком... Чтобы все расступились...
расступитесь! Пропустите!.. Ужасная махина... воющая, шипящая,
свистящая... постепенно появляется на сцене... Это «Fulmicoach»,
удивительный предок всех автомобилей и машин... Предок
локомотива, автомобиля, трамвая, любых гремящих механизмов...
Огромный, фантастический, пугающий... Он издает некое
подобие музыки, что-то вроде джаза... Толпа поворачивается к
чудищу... толпа уже забыла о мертвой Виржинии... лежащей на
первом плане...
Только Поль стоит перед ней на коленях... плачет... Бедная
тетушка Одилия не может вынести сразу столько эмоций... она
сходит с ума... бросается с причала в воду... Она утопилась...
Адская машина тем временем постепенно продвигается
вперед... Человек спереди на подножке дует в рожок (как на почтовой
карете), волнение в толпе достигает предела... Энтузиазм тоже...
210

Чудище окружают велосипеды... велосипедисты стреляют из
пистолетов, вокруг чудища начинается фарандола... Поднимаете
ся шум!.. Теперь весь этот огромный механизм виден целиком,
он продвигается вперед, величественный и грохочущий...
Ревущее чудовище все приветствуют... с воодушевлением... На
верхушке трубы американский флаг... Машина приехала из Америки...
Американские туристы отправляются в Париж... Сейчас
«Fulmicoach» исчезнет... Толпа не может удержаться и следует за
ним... завороженная... необыкновенной машиной... толпа
вваливается за кулисы... за «Fulmicoach»... Остается один Поль, рядом
с Виржинией... Ненадолго... Молодые девушки, совершенно
обезумевшие, возбужденные, прыгающие, возвращаются обратно...
отчитывают Поля, увлекают его за собой, дают ему понять, что
он теряет время!., что жизнь так коротка!., что нужно дальше
продолжать развлекаться... все больше... что нужно залезть в
«Fulmicoach»... что нужно пить и забыть... Они поднимают его,
заставляют подняться... выпить еще из проклятого флакона...
забывчивый Поль!..
Теперь он стоит на ногах... шатается... Он уже ничего не
понимает... Он следует за обезумевшей толпой... Ненадолго
оборачивается... Его увлекает фарандола... и он исчезает...
На сцене теперь осталась только мертвая Виржиния... в
световом пятне... и еще Пирам, добрый пес, теперь тоже в
одиночестве... единственный оставшийся друг... Он подходит к Виржи-
нии... Ложится рядом с ней...
Это все. Занавес.
211

ВАН БАГАДЕН
Большой балет-пантомима со словами
События разворачиваются в Антверпене, около 1830 года.
Сцена представляет собой внутренности огромного ангара.
Толпа, состоящая из грузчиков, докеров, таможенников, суетится,
они тащат, перекладывают, вскрывают, потрошат... свертки...
ткани... шелка... хлопок... зерно... самые разнообразные грузы... Они
ходят туда-сюда... из одной двери в другую... В глубине ангара,
между перегородками... небрежно свалены огромные кучи
товаров... вперемешку... чай... кофе... пряности... ткани... кампеш...
бамбук... деревянные панели... сахарный тростник... Среди
всеобщего оживления, толкотни выделяется группа элегантных
работниц... грациозных... чрезвычайно игривых!.. Они проходят...
воздушные... блистательные... кокетливые... среди групп тяжелых
потных поденщиков... суетятся... бегают туда-сюда...
Продавщицы парфюмерных товаров!.. Они предлагают духи, разливают...
во флаконы... они чрезвычайно предупредительны... духи из
арабских стран... из Индии... с Востока... Очень боятся, что их
толкнут... ведь у них драгоценные флаконы... вскрикивают от
волнения!., от испуга!., шелест одежд! Первыми нюхают ароматы,
исходящие от флаконов... они очарованы! В экстазе!.. Они
ссорятся из-за духов... из-за того, как надо ставить флаконы...
Своими прилавками с крошечными флакончиками... полками... они
занимают одну сторону ангара... похожие на птиц... грациозных...
беспокойных... В противоположном углу устроились другие
кокетки, работницы табачной фабрики... они тоже кучу времени
тратят на различные ужимки... ходят туда-сюда... щебечут...
болтают... Весь этот маленький мирок расположился между двумя
рядами докеров... которые идут на корабли и возвращаются
обратно... Медленная процессия «здоровяков», которые
перетаскивают очень тяжелые грузы... огромные тюки... стволы
деревьев... грузчики посмеиваются... заигрывают с парфюмершами...
пристают к продавщицам сигар... мимоходом... запускают руки в
бочки, полные свернутых табачных листьев... Шум... споры... все
вместе... танцуют... В огромном ангаре... сутолока... шум... все
212

работают... спорят... Слышен также шум большого порта...
сирены... гудки... песни людей, занятых тяжелым трудом... они тащат
тяжести... разворачивают суда... и т. д... слышится музыка...
шарманки... уличные музыканты... Появляется какой-то негр...
заскакивает с причала в ангар... небольшая безумная интермедия... И
негр исчезает так же, как и появился... одним прыжком!
С самого начала заметно, что одна из парфюмерш гораздо
более грациозная, более игривая, чем все остальные... более
кокетливая... элегантная до невозможности... первая танцовщица...
Митж... В одном из углов ангара находится закуток... Зрителю
виден интерьер этой комнатушки: кабинет судовладельца... он
отделен от суматохи, царящей в ангаре, огромной ширмой. В
закутке судовладелец Ван Багаден... весь сморщенный... в глубине
великолепного кресла иссушенный, страдающий подагрой и
мучимый кашлем... Ван Багаден! Он уже не может встать со своего
кресла... с трудом двигается... Он никогда не покидает своего
кресла в закутке... Здесь он и живет, проклинает всех, ругается,
злится, спит, угрожает, ест, сплевывает желтую слюну и охраняет свое
золото... золото, которое приносят ему сотни кораблей... Его суда
плавают по всем морям мира!.. Таким нам предстает Ван Багаден,
владыка морей и навигаторов, в своем логове. Вокруг его головы
обмотан большой черный тюрбан, который защищает его от
сквозняков... Он весь закутан в толстые шерстяные одежды, из
которых торчит только его голова... Он без остановки ругает,
проклинает, бранит своего приказчика, несчастного Петера... Тот
постоянно рядом с ним... взгромоздившись на высокий табурет,
без конца пишет цифры... умножает... огромные реестры... Весь
стол завален этими чудовищными реестрами... да еще этот
старикан Ван Багаден изрыгает проклятия, угрожает, мерзкая
бесчувственная мумия! Ему кажется, что Петер считает слишком
медленно... Ван Багаден своей толстой тростью стучит по полу...
Он ерзает в своем кресле... без остановки... Петер вздрагивает
при каждом ударе тростью... Из ангара доносится шум веселья...
Ван Багаден вне себя... Так значит, его рабочие развлекаются,
вместо того, чтобы работать!.. Он слышит смех девушек,
работниц, радостные восклицания. Значит, с ним уже не считаются!
213

Он слишком старый!.. Вся эта жалкая сволочь не обращает на него
внимания! Им плевать на него!.. Он уже не может заставить их
подчиняться! Проклятье!.. Он пытается выбраться из кресла!..
Падает обратно... И всякий раз, как он стучит в гневе по полу...
своей ужасной тростью... малышки-работницы и занятые
тяжелой работой парни нисколько его не боятся, весь этот рабочий
люд смеется и дразнит его! Все вместе! Стук трости!.. Отчаяние
старого смешного Ван Багадена!.. которому бросают вызов!.,
(мыши танцуют, старый кот уже не в состоянии двинуться...)
Маленькие шаловливые парфюмерши подбегают и заглядывают за
ширму... а потом убегают, гримасничая... особенно кокетка Митж,
самая живая, самая хитрая... изо всей этой разгульной толпы...
Петер, верный приказчик, прикован к своим огромным
реестрам цепью... которая пристегнута к табурету прочным замком...
Петер - это козел отпущения для ужасного старого тирана
Багадена... Петер подскакивает от ужаса вместе со своим табуретом...
каждый раз, как трость старика стучит о пол. И всякий раз снова
начинает свои вычисления...
Какой-то капитан дальнего плавания проникает в ангар,
рассекает толпу, пробирается внутрь... Он пришел поговорить со
стариком Багаденом...
Он что-то шепчет ему на ухо... Старик Багаден стучит... опять
стучит... в пол со всего размаху... Петер подпрыгивает... Багаден
передает Петеру маленький ключик... Петер открывает замок на
своих кандалах. Теперь он может спуститься с табурета... Он
выходит из ангара вместе с капитаном...
Все в ангаре заинтересованы... Всеобщее волнение...
Разговоры... пересуды... ожидание...
Через какое-то время Петер возвращается, волоча за собой
тяжелую сеть, в которой лежит груз... драгоценные жемчужины...
великолепные ожерелья... фантастические драгоценности... из
жемчужин... каждая размером с апельсин... Петер отказывается
от помощи, он сам тащит этот чудесный груз к ногам своего
хозяина Ван Багадена... Танец прерывается... Все толпа в ангаре...
рабочие, моряки, грузчики, работницы... с восхищением
обсуждают появление этого нового сокровища. Ван Багаден и бровью
214

не ведет. Он немного передвигает свое кресло... Заставляет
Петера открыть очень глубокий сундук, который находится позади
него. Петер со множеством предосторожностей запирает в этой
небольшой пещере великолепные украшения... а потом опять
карабкается на свой табурет, застегивает цепь у себя на
щиколотке... закрывает замок, отдает ключик Ван Багадену, и снова
принимается за свои вычисления... И вокруг вновь закипает
работа... Проходит какое-то время... входит другой капитан... и шепчет
на ухо старику Ван Багадену еще одну новость... И опять
происходит то же самое. Петер на сей раз возвращается нагруженный
шкатулками и сумками... там другие драгоценности... дублоны...
драгоценные камни... рубины... гигантские изумруды... Все это
опять запирается на три оборота, за спиной старика Багадена,
происходит та лее церемония...
Все движение в ангаре... транспортировка тяжелых грузов...
прерванная на какой-то момент... опять возобновляется с
бешеной энергией...
На причале... издалека... до нас доносятся теперь
воинственные звуки фанфар... они приближаются... Видно, как оркестр
проходит мимо большой двери... широко открытой... В глубине...
солдаты... буржуа... матросы... выстроившиеся в ряд... Веселые
хулиганы... пьяницы... разнузданная толпа охвачена радостным
возбуждением... Мимо проплывают огромные флаги... над
толпой... знамена с изображениями... крошечный «святой» на
паланкине... и огромные картонные гиганты... их несет веселая
толпа!., старик Багаден, запертый в своем закутке... ругается...
злится... его бесит вся эта новая вакханалия, этот шум...
разворачивающийся вокруг!..
Всех людей охватила яростная жажда веселья!.. А Ван
Багаден никогда не развлекался!.. Чужая радость вызывает у него ужас,
особенно грубые фарандолы этой сволочи!.. Он немного
приподнимается в своем кресле, ценой неимоверных усилий!., ужасных
страданий!., судорог!.. Наконец, он видит... Какой ужас! Что за
обезумевшие шуты... Он торопит Петера... чтобы тот
отправился в эту новую толпу!.. Что за оскорбительная сарабанда!..
«Напомни им о работе, сейчас же... к порядку... всю эту сволочь!..
215

возьми мою трость! Эй! Петер!., бей палкой!., убей всех этих
ублюдков!., пусть они меня слушаются!..»
Но праздник продолжается... он разрастается... захватывает
весь причал... все пространство!., доносится эхо!..
Бедняга Петер со своей палкой растерянно отбивается в
одиночку ото всей этой толпы... охваченной безумной радостью...
продолжается зажигательная фарандола...
ЗАНАВЕС
216

ГРОМЫ И МОЛНИИ
Мифологический балет
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Дворец Юпитера, спальня бога и богини Юноны
После большого пира, Юнона, разгоряченная, взволнованная,
танцует для своего мужа... полураздетая, страстная, томная...
почти голая... Юнона далеко не молода... Юпитер довольно часто до
этого уже видел свою жену в таком возбужденном состоянии,
исполнявшую сладострастные танцы, и не чувствует ни малейшего
волнения... Все эти телодвижения ему порядком надоели... Он
разлегся, можно сказать, распростерся, на супружеском ложе,
бесчувственный, утомленный, смотрит куда-то вдаль перед собой... он
ощупывает пучок своих «молний»... с ними он никогда не
расстается... Он вздыхает, думает о чем-то другом... Безразличие
Юпитера раздражает Юнону. Что за невежа! Ей жаль своих прелестей,
растраченных напрасно... Супружеская сцена! Да какая! У Юноны
бурный темперамент... она проявляет его по любому поводу... при
малейшем противоречии она воспламеняется... требовательная,
злобная, ревнивая... Юпитер спокойно воспринимает этот шквал
яростных упреков. Он лишь немного теребит пальцами молнию...
слышится гром!., он даже не шевелится... по-прежнему лежит на
кровати... он сопровождает упреки, ругань своей жены
небольшими раскатами грома... он смеется над ней... Наконец, гроза
успокаивается. Лишившись сил, Юнона ложится. Он тоже ложится... на
всем протяжении этой бурной сцены, статист, Купидон, время от
времени приподнимает занавес с краю... он обменивается с
Юпитером заговорщическими знаками... «Ну так что? Договорились...»
Видно, что речь идет о свидании... вскоре Юнона засыпает рядом
с мужем, или делает вид, что заснула... когда Юпитер видит
Юнону спящей, он встает и, несмотря на свое мощное телосложение,
ловко выскальзывает из кровати, затем на цыпочках - из
комнаты... он идет к Купидону...
217

Совершенно ясно, что Юпитер постоянно изменяет своей
жене, и особенно в городе, с людьми... он как будто одержим
манией... В этом случае он становится неузнаваемым... он
переодевается, принимает обличье человека, а еще чаще птицы... Эти
эскапады все время происходят в компании Купидона, его
соучастника и советника... Купидон гораздо хитрее, чем Юпитер... На
этот раз Юпитер собирается сперва переодеться торговцем, а
затем принять обличье диковинной птицы...
ВТОРАЯ КАРТИНА
На ярмарке в Афинах
Юпитер отправился на поиски приключений, спустившись с
Олимпа... он смешивается с толпой зевак и торговцев, которые
кричат, сплетничают, воруют и ругаются... Юпитер ищет
приключений... Он переоделся торговцем украшениями, чтобы привлечь
женщин... торговец украшениями необычной комплекции...
настоящий геркулес... он выше ростом всех остальных торговцев и
прохожих... Рядом с ним Купидон, лукавый, грациозный,
крылатый... но вскоре Купидон тоже меняет обличье, вот он предстает
в обличье молодого неаполитанца... Юпитер тут же, желая
заинтриговать всех, превращается в огромную птицу с красным и
золотым оперением... Молодой неаполитанец показывает толпе эту
огромную красную с золотом птицу... Двух приятелей очень
забавляет восхищенный шум толпы... Так они доходят до помоста,
где все любуются молодой прекрасной танцовщицей-цыганкой...
Ее грациозные, порой резкие, нервные, сладострастные
движения завораживают публику... Громкие аплодисменты! Ах! Это не
то, что перезрелые прелести и страстные призывы супруги
Юноны! Как все это живо, трепетно, привлекательно! Ах! Юпитер
очень доволен. Как она шаловлива, игрива! Эта маленькая
цыганка! Со своим звонким тамбурином! Юпитер теперь ощущает
себя возбужденным, помолодевшим, повеселевшим, как мальчик.
Он встряхивается, растопыривает от удовольствия все свои
перья, подскакивает, подбирается к эстраде... Он не может сдержать
218

желания тоже влезть на подмостки и станцевать с этой бойкой
маленькой чертовкой ригодон, лицом к лицу!., конечно же, в
обличье птицы, красной с золотом! Толпа аплодирует этой
фантастической паре! Что за зрелище! Но что за негодяй этот Купидон!
Как он умеет делать Богов такими, как люди, слишком похожими
на людей, смешными... Он все подстроил... Захваченный
безумным дьявольским танцем, самозабвенно исполняя прыжки,
глиссады, Юпитер теряет свои перья... они улетают... и он остается
без перьев! Вскоре он появляется в обличье мужчины,
величественного, высокого и мускулистого, с большой золотой бородой,
очень жизнерадостного и любезного, пританцовывающего...
Малышка цыганка гордится тем, что ей удалось покорить такого
видного мужчину... наверняка это могущественный судья или
генерал... Может быть, архонт?.. В толпе все охвачены
любопытством. Кто этот иностранец? Ведь это иностранец?.. А Юпитер с
цыганкой все еще танцуют, продолжают танец... одна фигура...
другая!.. Время идет... Купидон волнуется... Пора возвращаться,
отправляться в обратный путь... Он делает знаки Юпитеру... что
праздник пора заканчивать... пора домой... Юпитер
притворяется глухим... наконец, смиряется... снова превращается в птицу
на глазах у всех... но теперь он грустный, никакой гордости в нем
не осталось... Ему жаль покидать свою подружку... свою малышку
цыганку, которая так хорошо танцует, так развязна... он смирно
стоит перед ней, опустив крылья... Он нежно обнимает ее... при
всех... Он себя скомпрометировал! В этот миг Купидон
принимает обличье огромного голубя... Они обнимаются и улетают
вместе... вот они улетели... две птицы!.. Малышка цыганка осталась
одна на эстраде... Толпа рассеялась... цыганка грустит... она
медленно танцует... небольшое интермеццо разочарования.
ТРЕТЬЯ КАРТИНА
Возвращение во дворец Юпитера
Юпитер и Купидон, приняв прежнее обличье в тех же
костюмах возвращаются на цыпочках во дворец... через потайную
279

дверь... Купидон прощается с Юпитером... До свиданья!
Неплохое приключение! Они поздравляют друг друга! Какая милашка
эта цыганочка!.. Они туда еще вернутся!.. Юпитер
проскальзывает украдкой мимо драпировок к супружескому ложу... Юнона
кажется спящей... но это видимость!.. Она вовсе не спит... Она
следит одним глазом... Она прекрасно видела все, что делали два
приятеля... и их тайное возвращение. Ах! Вот те на!.. Юнона
подпрыгивает! Вот она уже на ногах! Ну и гнев! Ну и сцена! Она
требует объяснений... Сейчас же!.. Откуда ты пришел? Где ты был,
старый бездельник?., старый бабник?.. Юпитер, сперва
растерявшийся от неожиданного нападения, быстро приходит в себя и
дает достойный отпор! Он приглашает весь Олимп в свидетели,
что его жена донимает его вечными сценами! Действительно, это
уже слишком! Пока она брызжет ядом, охваченная злобой, он
меряет комнату большими шагами, обрывая ее яростные тирады
внезапными ударами грома... он нервно перебирает свои
молнии... большую связку которых он держит в руке...
перекладывает из одной руки в другую... Брум! Брум! Он все время прерывает
ее тирады, тем самым увеличивая ее злобу. Что за хам! Что за
скотина этот муж! Юнона вынуждена признать себя побежденной,
гром гремит не переставая... Она ложится опять, в слезах,
рыдая... падает на мех... Юпитер, охваченный гневом, ругается,
проклинает, топает ногами, гремит! Запускает молнии...
великолепная супружеская сцена... Ведь они женаты уже четыре тысячи
лет!.. Этот гневный топот ног совпадает, попадает в такт с
топотом ног идущей по земле армии... Вот и она... Шум слышится у
ворот дворца, потом уже на пороге комнаты... Делегация воинов
просит, чтобы Юпитер срочно принял их... Юнону опять
охватывает приступ ужасного гнева... Как! Что за наглость! В это
время? Беспокоить богов! Ты собираешься принять их, Юпитер? Ты
с ума сошел?.. Но воины уже ломятся в дверь... Они вваливаются
в комнату, под резкие звуки военной музыки, они исполняют
пугающий, тяжелый танец под музыку барабанов и духовых
инструментов... Вот Ахилл, Аякс, Улисс... впереди которых идет сам Бог
Войны: Марс... За предводителями следуют генералы... они все в
ярости, своим танцем выражают недовольство и нетерпение! А в
220

каком они состоянии, искалеченные, парализованные, хромые,
кривые, израненные, облепленные пластырями, бинтами,
жалкие и пугающие одновременно!.. И все же они исполняют... свой
воинственный танец... пирров танец... но каждое движение,
каждое коленце отзываются болью, поэтому выглядят гротескно...
Они танцуют хороводом вокруг Марса... они танцуют от ярости,
требуя чего-то... вокруг кровати Юпитера и Юноны... Ах! Они
крайне недовольны! Юнона тоже недовольна... Полные злобы,
они осыпают друг друга проклятиями... Юнона стоит на
кровати, она разозлилась гораздо больше, чем все генералы...
Побеспокоить их в это время!
А затем появляются женщины!.. Все женщины балетной
труппы, которые присоединяются к танцу генералов! Что за
сарабанда в комнате Юноны! Танцовщицы ввалились в комнату! Это
ученицы Венеры, балетная труппа Красоты... все ослепительно
прекрасные и влюбленные в генералов... Одна из них, Эритра,
сразу бросается в глаза, она самая живая, самая трогательная,
самая обворожительная из всех... Эритра влюблена в гордого
генерала Ахилла... Впрочем, и все остальные так же деспотически
влюблены в остальных генералов, даже самых искалеченных,
облепленных пластырями, обмотанных бинтами со всех сторон...
они прыгают, вешаются к ним на шею... Они не хотят больше
ничего слышать о новых военных кампаниях, о битвах, о реван-
шах! Снова жестокие сражения? Никогда! Разве вас и так
недостаточно искалечили, изранили, изуродовали на всю жизнь? Но
генералы совсем их не слушают; они хотят взять реванш! И они
получат его! В лучшем виде! Самый решительный!
Супер-победоносный! Влюбленных девушек грубо отталкивают!
Уходите! Рыдайте в другом месте! Слава - вот наша
возлюбленная! Пошли вон! Вернетесь в другой раз! Бедные влюбленные
танцовщицы удаляются испуганные, подавленные, исполняя
патетический танец, полный скорби. Ахилл превосходит остальных
грубиянов в злости. Он ведет себя безжалостно по отношению к
очаровательной Эритре. Он так грубо ее отталкивает... Хотя
221

Эритра кажется в своих танцах, в своих па самой
очаровательной, самой обворожительной изо всех танцовщиц... Ничто не
трогает Ахилла, который переживает позор своего поражения и
кипит от желания отомстить... Не время еще думать о радостях,
об усладах Мира и Любви, клянусь Олимпом! Под нашими
ногами сперва прольются потоки, целые реки крови наших врагов!
Наш реванш - это святое дело! К оружию, инвалиды Олимпа!
Божественные армии только что потерпели такое сокрушительное
поражение, что должны теперь, по меньшей мере, двадцать
веков одерживать победу за победой! Все это должно быть
исправлено! Крови, крови! Таковы предложения Ахилла! Он
презрительно рассматривает бедных влюбленных! Предательницы!
Капитулянтки! Он обзывает их! Реванш - святое дело! Все
генералы согласны с ним! Мы хотим испить крови врагов! Нам не
нужны ваши поцелуи! Месть! Реванш! Тем не менее, несчастные
танцовщицы не теряют надежды и продолжают танцевать
вокруг своих равнодушных генералов... Они протягивают к ним свои
прекрасные руки... свои грациозные нежные руки... свои
любящие руки... но все это совершенно напрасно. В ответ они
натыкаются только на сарказм и гнев... Как обидно! У этих мужчин в
голове одни сражения!
Ахилл размахивает под самым носом у Марса своим
зазубренным, изогнутым оружием, продырявленными касками...
щитами... копьями... Звучат горестные упреки! Разве это современное
оружие? Все генералы, и Улисс, и Аякс, подражают Ахиллу... И
вот уже Марс со всех сторон окружен своими генералами,
разъяренными и требовательными. Гротескное бряцание оружием!
Разве такими пустяками можно победить легионы циклопов? Все
отважные воины разгневаны! Они обвиняют Марса в
предательстве! Мысль о предательстве заставляет их подпрыгивать на
четыре, пять, а то и восемь метров! В своих яростных порывах они
истребляют, косят ударами зазубренных турецких сабель целые
ряды воображаемых «пятых колонн»... Еще немного, и они
снесут головы несчастным танцовщицам! Это возвышенное и
гневное фантастическое выражение досады! Как можно в наше время
222

начинать сражение с этим дрянным вооружением, с этими
карнавальными железяками? Этими покоробленными хрупкими
щитами? Этими тонкими непрочными доспехами, этими
погнутыми слабыми копьями? Ну и арсенал! Что за убожество!
Марс, в центре круга, стоя на скамеечке, чувствует себя не в
своей тарелке. Юпитер тоже... Они должны оправдаться, во имя
богов! И те, и другие! Генералы больше не позволят себя
дурачить!.. Кто в ответе за все? Нужно найти их! Взять хотя бы
Вулкана, этого курильщика! Что за саботаж он устроил у себя в
кузницах! Тащите-ка его сюда! Он не заставляет себя ждать. Вот и он!
Появляется из-за кулис резвым прыжком, жонглируя молотами и
наковальней! Меня звали? Вот и я! Ах! Он совсем их не боится...
собирается дать отпор! Сейчас они увидят, что он далеко не
слабак! Правда, хромой от рождения... его танец, его повадки
комичны... давайте, давайте, разберемся! Перчатка! Он бросает
собравшимся вызов... Вы хотите услышать оправдания? Этот бог
гордится своими мускулами... Он стучит молотками, раздается
гром! Даже не прерывая своего танца, своих ловких и сильных
па, он разбивает огромную наковальню, которая разлетается на
тысячи кусочков... Но на Ахилла и генералов это великолепное
представление не производит никакого впечатления, они
продолжают на него орать!.. Шут, урод, обманщик! Играй сколько
угодно со своими цацками! Они для того и сделаны! Паяц!
Шарлатан! Ты не можешь сделать ничего стоящего! Весь этот хлам
нужно отправить на блошиный рынок! Предатель! Расстрелять!
Вулкан возражает, да еще как! Он не принимает этих
обвинений! Ах! Отнюдь! Он хватает все свои инструменты, обломки
наковальни, молот, кузнечные мехи, крюки и, напрягая свои
великолепные бицепсы, с силой расшвыривает вокруг! ужасная
бомбардировка!., все происходящее сопровождается музыкой!
Ярость увеличивается! Он еще что-то им кричит! За ними не
останется ни последнее слово, ни последний удар! Он великолепно
владеет ремеслом! Вот что не подлежит сомнению! Безупречно!
Все делает тщательно! Каждая стальная ниточка у него на своем
223

месте. Он не выносит никакой критики! Отстаньте, долбаные
задницы... Вулкан крайне неуживчивый тип. Он приглашает Юнону
подтвердить, что все эти генералы болваны! Ни на что не
годные, трусливые, с раздолбанными задницами, трясущиеся, косые,
трепливые старые пердуны! Вот его объяснение! У них у всех
вываливаются языки, мышцы обдрябли! Их всех отымели в зад! Вот
его конечный вывод! Я всех вас отымею в зад!.. И продолжает
вызывающе танцевать, насмешливый, хвастливый... это
угрожает обернуться ужасным скандалом...
Пора уже вмешаться Марсу... Что за скандал прямо на
Олимпе!., в комнате хозяина богов! Марс бросается между двумя
группами! Он приказывает успокоиться! Пусть слушают его! По его
мнению, трагедия заключается в другом! Если сражения
проиграны, если «олимпийцы» потерпели неудачу, это из-за того, что
Ахилл порой слишком резок, сварлив, импульсивен до безумия!
Нужно было действовать хитростью! Он уверен в этом, он
показывает генералам, что нужно было сделать: сперва подействовать
врагу на нервы! Деморализовать! Посеять в его рядах панику,
сначала испугать! Испугать! Принесите мне пугающие маски! Вот
эти маски! Их приносят... Марс сейчас продемонстрирует свою
тактику... Одна, две, три устрашающие маски... он покажет
генералам, как нужно сеять ужас... как посеять панику до того, как
начать наступление на противника!., он надевает на себя жуткую
рожу, нечто доселе невиданное... он впадает в транс,
жестикулирует, потеет, ведь это же огромная работа... исполняет великий
танец устрашения... но генералы ничуть не испугались... им
кажется, что Марс просто смешон... вот и все...
Женщины убегают в испуге, но, скорее, кокетничают.
Генералы открыто хохочут... какой все же этот Марс смешной! Большой
ребенок! Что за клоун! Ах! Нечего сказать, ну и повезло нам с
таким Богом Войны! Хромой Вулкан насмешничает больше
остальных, он продолжает играть своей наковальней и
жонглировать ею, мешая всем, он хочет рассмешить Юнону... Он
напрягает свои бицепсы, дает их пощупать Юноне, он ведет себя очень
224

плохо, невыносимо... тем более в этой роскошной спальне...
продолжает грубо шутить... Генералы тоже принимают в этом
участие... Они язвительно насмехаются над Марсом... Ах! Проклятый
шут... Пусть сам отправляется на войну вместо того, чтобы об этом
постоянно долдонить... Он даже не видел этих новых
противников... Что он знает о новой войне? Ах! Жалкий трепач, болтун!
Неплохо бы показать ему, что это такое! Он никогда не видел ни
одного циклопа! Игрушечное вооружение! Разве словами все это
можно исправить! Ах! Грязный хвастун, кретин! Давайте! Возьмем
все в свои руки! Приведите сюда циклопа! Пусть он покажет нам,
как он его испугает, как ему это удастся! Солдаты бросаются,
прыгают к кулисам в поисках циклопа... Все это, конечно, в танце...
Вот и ожидаемый циклоп... Единственный пленный, который у
них имеется... Единственный узник, попавший в руки
«олимпийцев»... Он в клетке и со всех сторон опутан цепями...
Действительно, самое жуткое чудовище, какое когда-либо приходилось
видеть... на него трудно смотреть без содрогания... Никто
никогда не видел существа настолько отталкивающего, злобного,
грозного, постоянно пребывающего в состоянии безумной ярости.
Увидев его, все собравшиеся выражают ужас...
Даже Юпитер закрывает рукой глаза... Он не может
поверить... Это апокалиптическое чудище, получеловек,
полуживотное, по виду похож на ящерицу, заключенную в панцирь из
колючек, клыков, зубов, похожих на зубья пилы... только лицо
человеческое, постоянно гримасничающее и злобное... части
тела, не защищенные панцирем, поросли длинным желтым
волосом... в частности, живот... а ноги и руки оканчиваются
длинными когтями... ступни подобны огромным молотам...
которыми чудище без конца постукивает друг о друга, производя жуткий
шум... подобный музыке... у него изо рта, похожего на воронку,
снабженную клыками, ритмически высовывается очень длинный
липкий ярко-красный цепкий язык... этот язык высовывается
очень далеко, как у хамелеона, но он в сто раз длиннее... В этот
момент чудище заставляют выйти из клетки... оно защищается,
трясет прутья, рычит, воет... эти звуки напоминают вой сирены...
наконец, благодаря стараниям двадцати солдат, тянущих за цепи
225

и колющих его пиками... он вынужден подчиниться... Вот он на
сцене... все еще опутанный цепями... и прямо так пускается в
пляс!., под грузом железа! Монстр обходит вокруг кровати
Юноны, принюхиваясь, урча... глаза налились кровью, он всюду
пихает свой язык, облизывает... о! какая гнусность... скандал!
святотатство! Это чудище слишком уродливо! Никто не думал, что оно
может быть таким жутким! И таким грозным!
Генералы оказались правы! Разве они не предупреждали
Марса? А! Посмотрите-ка на этого вояку! Монстр продолжает
танцевать, ему здесь нравится, неплохая компания, он ворчит, рычит,
угрожает, но, скорее, игриво! Двадцать человек удерживают его,
тянут... танцуют вместе с ним... Ну так что, Марс! Как же твоя
тактика? Трагический испуг? Пусть Марс постарается! Пусть
покажет прямо сейчас, чего стоят его слова! Все хотят посмотреть!
Марс уже не так уверен в себе, чем за минуту до этого... Все же
он не может отказаться... вот он опять напялил на голову маску...
действительно пугающую всех, кроме циклопа... Увидев, как тот
начинает танцевать воинственный танец, циклоп разражается
безумным смехом! Он шлепается задом на землю! Охваченный
приступом безумного веселья... вдвоем они составляют дуэт...
один валяется на земле от смеха, от удивления... ибо это
слишком забавно, Марс слишком смешон! А Марс все продолжает
извиваться. Циклоп прекращает смеяться! Он встает, подражает
Марсу! Они танцуют вместе! Он изображает бога Войны! Его
гримасы, его угрожающие выпады! Он насмехается над Марсом! В
конце концов, он раздражается и собирается наброситься на
Бога... сейчас он разорвет его на куски... Генералы бросаются на
помощь Марсу, вырывают его из когтей вцепившегося в него
чудовища... Женщины присоединяются к генералам и помогают
освободить Марса из когтей циклопа! Какой позор! Какое
жуткое поражение! Марсу пришлось несладко, он задыхается,
шатается... он садится в углу на свою маску и прочий хлам. Его
стратегия посрамлена! Ты можешь успокоиться! Марс! Всеобщими
усилиями Циклопа опять заталкивают в клетку, пять раз
опутывая ее цепями... Уф! Боги, генералы, танцовщицы, все
присутствующие вздыхают с облегчением!
226

Ну и зрелище! Какой скандал! Какой позор! Следует бурная
дискуссия! Конечно, сабли, пики, обычные щиты это лишь жалкие
игрушки, забавные безделушки в войне против таких монстров!
Циклопы сметут, переломают этот хлам одним махом! Ах!
Ситуация критическая! Трагическая и смехотворная одновременно!
Марс и его генералы в ярости, но все же танцуют! Они готовы
выступить против всех! Танец стал более агрессивным! Более
диким! Более мстительным, чем когда-либо! Таким образом они
избавляются от страха! Это на сто процентов военный танец! Лучше
гордо умереть, чем подчиниться циклопам! Но женщины вовсе не
разделяют стремления генералов к самоуничтожению! Ах! Нет! И
они это показывают. Хватит войн! Хватит убийств! Довольно
сражений! Им нужен мир! Полный мир! Прямо сейчас! Они хотят
любви, они за Любовь! Они выражают свое сопротивление,
цепляясь за шеи генералов и мешая им танцевать яростный
военный танец. Они обнимают, целуют их и ласкают, продолжая
танцевать. Они мешают воинам попадать в такт, вынуждают их
постепенно смягчиться, проявить нежность... Танец становится
то сладострастным, то яростным... но воины слишком
решительны! Два разных танца противоречат друг другу, образуется два
круга, они сталкиваются, разделяются, опять объединяются...
Пришло мирное время! Хватит убийств! Плевать на циклопов! К черту
сражения! Мир! Ласки! Сейчасже! Хватит болтовни! Хватит жертв!
Жизнь прекрасна! Но воины не хотят ничего слышать! Никаких
компромиссов! Они отдаляются от женщин, чтобы продолжать
подпрыгивать на другом конце сцены! Еще более яростно! Они
ворчат, воют и жестикулируют, требуя реванша! сражений! Но
круг женщин окружает их группу... Забудьте вы этих мерзких
циклопов! Пойдемте с нами, здоровяки! упрямые тупицы! И два
круга соединяются! Любовный и воинственный... Все эти действия
ужасают Юпитера. Разгром армии Олимпа совсем не радует его!
И вот он начинает гневаться... Довольно! Довольно! Он
выходит из себя! Пусть эта сволочь отправляется в другое место! Это
верх наглости! Что за бред! Пошли отсюда вон, трусы! Слюнтяи!
Трепачи! И вы тоже, потаскухи!.. При этих словах раздаются три,
четыре удара грома и сверкают молнии... Круги распадаются...
Толпа рассеивается...
227

ЧЕТВЕРТАЯ КАРТИНА
Под стенами дворца
Генералы, Ахилл, Аякс и Улисс, собираются под стенами
дворца... Они составляют небольшую группу перешептывающихся
заговорщиков... Улисс более хитрый, чем остальные, подводит
итоги... он дает советы... делает выводы... Что нам нужно, чтобы
отмстить за поражение? Чтобы перебить монстров-циклопов?
Срочно собрать армию! Молниеносно! Снабдить новейшим
оружием! Молния! Молния! Да, молния! Пусть Юпитер одолжит нам
свою молнию и мы одержим победу!
Тотчас же все генералы охвачены энтузиазмом! Пусть он нам
ее одолжит, именем богов! Восклицания, овации! Танец
восторга! «Предложение Улисса» принято!
Во время этого тайного собрания Эритра, мучительно
влюбленная в Ахилла, спрятавшись в темном уголке, слышала все эти
разговоры... Она подходит к Ахиллу под покровом темноты,
ласкает его, успокаивает... Не уезжай, Ахилл! Я так горячо тебя
люблю, но ты слишком вспыльчивый, слишком упорный, увы! Ах!
Как она любит своего Ахилла! Она без ума от него! И как он
несносен! Одержимый местью и манией сражаться!
Она слышала предложение Улисса... Что за новое безумие! Что
за глупость!.. Они снова ринутся в сражение, с молниями или без
них! Какая глупость! Какой кошмар! Проклятый Улисс! Она
ускользает от группы генералов и бежит к танцовщицам,
которые ждут ее на другом конце сцены. Мои сестры! Мои дорогие
сестры! Они снова собираются в поход!..
Вся балетная труппа, все танцовщицы (заплаканные,
влюбленные) возвращаются на сцену. Они снова начинают свой
танец горя и мольбы... два круга сталкиваются еще раз... группа
генералов выглядит еще более героической и воинственной, чем
когда-либо! Охваченные энтузиазмом, предвкушая будущий
реванш, они хотят войны!.. Этот Улисс настоящий гений! Что за
228

мысль он нам подал! Молния с нами! Молния! Молния!
Женщины, напротив, исполнены горя! Молния? Что за проклятое
оружие! Они собираются использовать молнию! Сестры мои, мир
погиб! Они умоляют мужчин перестать бредить! Начать
сражение чуть позже... немного отдохнуть... Улисс отгоняет этих
заплаканных женщин... И наоборот, призывает яростной
жестикуляцией и страстной пантомимой товарищей к великой битве.
Слава! Слава! И молния! Что могут противопоставить этим
страстным призывам, этим красноречивым увещеваниям... нежные
призывы красоты?..
Ахилл выказывает больший энтузиазм, чем его товарищи...
Довольно! Он уже не собирается больше танцевать и ничего не
делать! Пора действовать! Улисс подал прекрасный совет,
конечно, но нужно действовать - и Ахилл будет действовать! Он не
собирается ждать! Эти тайные совещания длятся слишком долго!
Вам нужны молнии? Нужно пойти и взять их! Ахилл
прощается с группой говорливых генералов... он сам сейчас пойдет за
молнией!
КАРТИНА ПЯТАЯ
Спальня Юпитера
Юпитер спит рядом с Юноной. Ахилл ползет на
четвереньках вдоль драпировок у кровати, он добирается до пышного
балдахина... шарит под одеялами... вот и молнии, целый пучок, в руке
Юпитера. Юпитер во сне разжал свою руку... Ахилл хватает
пучок молний и убегает!
КАРТИНА ШЕСТАЯ
У подножья Олимпа
Ахилл, пьяный от счастья, вприпрыжку подносит молнии
своим приятелям! Победа за нами! Великая радость! Ахилла
229

поздравляют! (Аякс и другие генералы немного завидуют.) Ну и
продувная бестия! Лихой парень этот Ахилл! Без нового оружия
мы были ничем; теперь, вооруженные молнией, мы станем всем!
Мы будем «нео-молниеносны»! Спалим циклопов! Вооруженные
молнией, мы превратим в кашу этих убогих, зловонных, урчащих
чудовищ! Ах! Циклопы, ваш час пробил! Доверие
восстановлено! Генералы исполняют безумный воинственный танец! А вот
среди бедных танцовщиц царит скорбь, горе, на них никто не
обращает внимания, ими пренебрегают... Только малютка Эрит-
ра не поддается... все эти стоны кажутся ей смешными... она
ругает своих сестер! Мокрые курицы!., козлицы!.. действуйте!
Сражайтесь и вы! Своим оружием! Хитрость не хуже силы! У нее тоже
есть свой план... своя тактика... она советует своим подругам...
Чтобы каждая из них подошла к генералу и страстно обняла его,
но без слез... Весело! Великий праздник прощания! Пусть все
присоединяются к танцу безумцев...
Конечно, вы уезжаете, дорогие возлюбленные, это решено!
Да здравствует война! И сражения! Да здравствует слава и реванш!
Но давайте сперва все примиримся! Пусть эта ночь будет
посвящена Любви! Реванш! Сражения! Не нужно больше ссориться!
Не нужно злиться! Амнистия на одну ночь! Ахилл думает, стоит
ли соглашаться на эту передышку? Он консультируется со
своими генералами... Ладно... пусть будет так! Ведь и женщинам
нужно что-то подарить! Они довольно плакали! Эта ночь будет
вашей!.. Тотчас формируются пары... Сперва они танцуют...
постепенно пары замедляют движения... покачиваются...
опускаются на землю... на восточные ковры... Ахилл рядом со своей
Эритрой... Генералы падают от усталости... они засыпают
измученные... они слишком много жестикулировали во время
воинственной пляски! Они в изнеможении! Утомились!.. Они уже на
ногах не держатся...
Ахилл, лежа рядом с Эритрой, прижимает к груди молнии...
Он боится их потерять... но, когда он засыпает, его руки
разжимаются. Эритра не теряет ни секунды... она хватает их...
поднимается... убегает... вот она исчезла!., вприпрыжку! Танец радости!
230

КАРТИНА СЕДЬМАЯ
На берегу океана
Эритра задумала похоронить молнии на дне океана... раз и
навсегда!.. Мокрые молнии не смогут быть военным оружием, не
смогут вызывать гром, они ни на что не годятся! Таким образом,
Эритра сохранит своего Ахилла только для себя одной. Своего упорного
воинственного Ахилла! Эритра с молниями приходит на берег
океана... танцует у кромки прибоя... танец-заклинание... Она
хочет вызвать на берег Принтиль, свою подругу-сирену... вскоре
Принтиль появляется из волн... Принтиль и Эритру связывает
самая нежная дружба... Они вместе танцуют на золотом песке...
Эритра доверяет свою тайну подруге, рассказывает о своих
планах, она показывает ей молнии... Молнии Юпитера! Какое
святотатство! Утопить молнии! Она отказывается... но Эритра умоляет
ее, ласкает... подбадривает... Давай, Принтиль... и Принтиль
соглашается стать соучастницей этого ужасного поступка...
оскорбления хозяина Олимпа!.. Прощание с Принтиль, которая очень
взволнована и напугана... Принтиль ныряет в волны, прижимая к
своей крошечной груди молнии Юпитера... Эритра совершенно
счастлива... Но радость Эритры длится недолго. Она не
продумала своих планов, она не видит дальше своего крохотного носика!..
Охваченная ревностью, она не подумала об ужасных
последствиях этого поступка!.. Она думала лишь о том, чтобы сохранить
Ахилла для себя одной... И вот уже стражи Олимпа преследуют ее!..
Бедная глупышка!.. Уже слышны рожки преследователей... и яростный
лай догов с Олимпа! Собаки бегут по лесу и вскоре будут на берегу...
Эритра в ужасе... она убегает...
КАРТИНА ВОСЬМАЯ
Во дворце Юпитера
Во дворце божественная чета охвачена гневом... Юпитер и
Юнона ругаются. Снова! Молния исчезла! Юпитер вопит, топает
231

ногами... Нет больше грома! Небеса ничего не отвечают! Эха не
слышно! Он страшен в гневе. Он выражает гнев в танце! Нужно
призвать к ответу генералов!.. Вот и они! Но какими они стали
смирными, какими виноватыми выглядят... их невозможно
узнать... Они утратили всю наглость, всякое высокомерие! Что
стало с одержимыми яростью безумцами!.. Они входят в комнату
Богов один за другим... гуськом... огорченные и смущенные...
Ахилл не может вынести этого унижения! Тем хуже! Он
бросается к подножью трона Юпитера и признается в том, что это он
совершил ужасный проступок! Он, в отличие от остальных
трусов, не ждет, чтобы его начали допрашивать! Он гордо берет всю
вину на себя! Он покрывает всю компанию трусов! Это я! Это я!
Только я! Он гордо ждет вердикта Юпитера.
Но Юнона прерывает эту браваду... Ты лжешь, Ахилл! Ты
лжешь! Ты хвастун! Ведь это не ты украл молнии! Юнона в курсе
всего. Она не собирается подыгрывать этому рыцарю. Ты хочешь
оправдать женщину! Это ведь женщина похитила молнию!
А вот и балет... в полном составе. Юнона наблюдает за их
появлением... вполне своевременным... Весь балет проходит перед
ней... Она ищет одну танцовщицу... Она ищет... подозревает...
Здесь кого-то не хватает?.. А ну-ка!.. Пусть выйдет, да побыстрее...
я хочу ее видеть!.. Кого? Кого? Все чрезвычайно
заинтересованы... Подать сюда виновную! Где скрывается Эритра? Юнона так
легко не отказывается от своих планов!.. Вспышка злобы... Пусть
мне найдут Эритру! Она отправляет за ней всю дворцовую
стражу... Танец стражников...
КАРТИНА ДЕВЯТАЯ
В студии Терпсихоры
Эритра в ужасе... внезапно осознав всю дерзость своего
поступка... не знает, к какому богу обратиться... она вспоминает о своей
пожилой учительнице танцев... музе Терпсихоре... Эритра бежит
к ней искать защиты... Вот Терпсихора в своей студии... дряхлая,
кашляющая, ворчливая... в пыльной студии, заставленной старыми
232

сувенирами... Она все еще работает, кое-что создает... новое
адажио... все же... она еще способна заставить станцевать двух
маленьких учениц, которые смеются над ней... О! Прекрасные дни
прошли... движения Терпсихоры доставляют ей боль...
ревматизм... Ее костюм: как у танцовщицы Дега, но очень пыльный, и
длинная трость, чтобы отстукивать па и в гневе стучать по полу...
Эти шалуньи-ученицы безжалостны... они бесят пожилую
Терпсихору... А вот появляется Эритра... обезумевшая! В каком
состоянии я тебя вижу, дорогая Эритра! И Эритра тотчас
рассказывает своей старой учительнице всю ужасную авантюру... О, как все
это серьезно, милая малышка! Юпитер совсем не любит нахалов!
Я понимаю твой страх... что же нам делать? Что я могу для тебя
сделать, я всего лишь старая подпрыгивающая муза? Юпитер
заставит меня станцевать вальс! Терпсихора размышляет... Эритра
жалуется. Ах! У меня идея!.. Терпсихора видит спасение лишь в
одном... Привлечь на свою сторону Купидона... Купидон хорошо
знает Юпитера!.. Он один может спасти тебя от ужасных
последствий!.. «Он Бог Любви, доступ во дворец разрешен ему в любое
время...» Он всегда благоволил к танцовщицам... Всегда был в
прекрасных отношениях с Терпсихорой... раньше... Быстрее,
ученицы, бегите за Купидоном! Шепните ему от меня на ушко,
что нам нужна его помощь!
Маленькие ученицы, совершенно счастливые от того, что урок
прерван, бегут за Купидоном. Это не далеко! Они приводят его...
Вот он танцует, но довольно хмуро... Посылает всем поцелуи! По
кругу!., издали... Терпсихора тут же объясняет ему обстоятельства
драмы... он рассматривает виновницу с ног до головы... как
знаток... Он находит ее довольно милой... но в конце концов...
хорошо ли она танцует?., ну да! Купидон тоже попал в непростую
переделку... Сейчас его интересуют только великолепно танцующие
красотки... таков его каприз в этом сезоне! Плаксы его не
привлекают! Давай, Эритра, покажи-ка нам, как ты умеешь танцевать!
Эритра, совершенно смутившись, испуганная, в начале танца
выказывает некоторую неловкость... Она начинает со штампов,
а потом все же, преодолев свою скорбь, предстает во всей
прелести... невозможно устоять... именно то, что нужно!.. Она танцует
233

для Купидона, выражая свое желание, свою страсть, свою
мольбу! Свою тоску! Так прекрасно, что Купидон, очарованный,
решает присоединиться к танцу! Они исполняют вместе чудесное
адажио... Ах! Купидон удовлетворен... Он подводит итог: «Очень
хорошо, дитя мое. Прекрасно, Терпсихора! Вы правильно
сделали, что позвали меня. Я заинтересовался этим ребенком...
Осушите свои слезы! Случай тяжелый! Но я подумаю и постараюсь,
чтобы вы были счастливы!» Эритра, однако, все еще дрожит...
страх сильнее... Страхи выходят и танцуют вокруг нее... Купидон
отталкивает Страхи, прогоняет их... Он успокаивает Эритру: «Ну-
ка, дитя мое, продемонстрируйте мне всю свою грацию, свое
очарование! Танцуйте еще лучше и отправляйтесь во Дворец! Я все
улажу!» Какие прекрасные слова; Эритра подчиняется,
удаляется, дрожащая и улыбающаяся одновременно... Робкая надежда...
КАРТИНА ДЕСЯТАЯ
Во дворце.
В комнате Юноны и Юпитера. Последний все еще в
страшном гневе... Генералы вокруг кровати, ошеломленные... Кто
осмелился украсть молнию?.. О! О! О! Громкие хоры и танцы
сожаления... проклятия... Балет исполняет танец несчастья!
Плавные горестные движения... Танец трио... медленные
болезненные изгибы... танец Плохого Вечера... звучит серьезная
лихорадочная музыка... Вот Эритра! Она появляется в танце,
подхватывает трагический мотив... присоединяется к остальным
танцовщицам... Но, увы, Юнона встает! Откуда вы прибежали?
И тотчас начинает ее обвинять... та изнемогает! Юнона
приказывает: все слушайте меня! Вот воровка! Безбожница! Бедная
Эритра в раскаянии бросается к ногам Юпитера!
- Хватит рыданий! - Продолжает неумолимая Юнона... - А
твоя сообщница, где прячется твоя сообщница?
В этот миг появляется Принтиль, маленькая сирена,
совершенно обезумевшая, дрожащая от страха, она несет молнию...
кладет молнию на кровать Богов... всю мокрую... с нее стекает
234

вода... губка, а не молния! Все присутствующие содрогаются от
ужаса! Принтиль бросается к ногам Юноны... молит о пощаде!
Пощады? Пощады? Вы сейчас увидите! А! Ля! Ля! Пощады!
Хороши же вы обе! Пощады! Наказание, да! Наказание! Юнона
несгибаема. Она уже придумала великолепное наказание! «Я выдам вас
обеих замуж за циклопа! За пленного монстра! Обеих, за
монстра! Приведите сюда циклопа! Я представлю вас вашему жениху!»
Горе, возмущение, боль Ахилла, у которого забирают его
малютку Эритру! Ради ужасной свадьбы! Генералы разделяют его
горе... мольбы генералов... Юнона стоит на своем! Эта месть
необходима! Именно! Этого требует честь Олимпа! Две негодяйки
дурачат Юпитера! К циклопу этих нахалок... Но сперва давайте
развлечемся! Пусть невесты станцуют... пусть откроют клетку
циклопа... Юнона требует!
И вот уже циклоп быстро подбирается к охваченным ужасом
красавицам... тяжело раскачивается... трясет своим чешуйчатым
телом, длинными колючками на панцире... Ухаживания
циклопа... Он исполняет танец желания перед двумя красавицами... Он
их облизывает, обвивает своим длинным тонким липким
языком... Присутствующие охвачены ужасом, замерли в безмолвии,
пока продолжается этот чудовищный танец... Наконец,
возмущение достигает предела... Какая жестокость... Ужасное наказание!..
Как раз в этот момент появляется крылатый Купидон, живой,
лукавый, хитрый. Кажется, он прибыл издалека... он извиняется,
что появился так поздно... словцо Юпитеру... только одно слово...
но срочно!., на ухо!., конфиденциально!.. О! Как Юнона
ненавидит эти секреты!.. Она боится Купидона из-за его интриг, из-за
хитростей... Что на сей раз задумал этот шалун? Что он собирается
делать с Юпитером? Что за проказы, опять галантные
похождения? Она хотела бы знать... Она удерживает Купидона по пути...
Что ты собираешься здесь делать, хулиган?.. Купидон ловко
уворачивается. Это его тайна!.. Он украдкой смотрит на Юпитера... Они
в сговоре!.. И все же Юпитер кажется смущенным... Эти
ухищрения Купидона его раздражают! Этот нахал никого не уважает!
Купидон шепчет Юпитеру на ухо... Растерянность Юпитера...
Что еще за неприятности? Я? Должен вмешаться? Помешать этой
235

свадьбе? Ты сошел с ума, Купидон! Ты прекрасно знаешь, что эти
негодницы украли мои молнии! И в каком состоянии они их
возвращают! Посмотри на них, вон там, мокрые... насквозь... с них
течет вода... Разве это не ужасный поступок? Ты находишь, что
наказание слишком жестоко? Подумай, Купидон! Я мог бы
просто из мести скормить их диким животным. Я же только выдаю
их замуж за циклопа! Наказание довольно мягкое!
Ах! Ах! Ах! Общий смех! Какой Юпитер шутник! Как
снисходительна Юнона! И добра! И милосердна! Хор похвал! Танец
восхваления вокруг ложа Богов и двух несчастных невест и
пугающего циклопа, который продолжает обхаживать своих
нареченных. Он облизывает их, приплясывая... Две несчастные
девушки, продолжая танцевать, умоляют, издали вымаливают
прощение у Юпитера... Душераздирающая сцена... Но от Купидона
так легко не отделаешься... Он настаивает... заставляет Юпитера
выслушать себя... Неужели его не трогают красота, грация,
молодость этих двух грешниц... Заблуждение... Безумие любви...
Минутная ошибка! Но Юпитер не хочет ничего слышать. Он
остается неумолим... Он хочет увидеть, как свершиться эта свадьба!
И сейчас же! Чтобы показать Купидону, насколько ему
безразлично его мнение! Сейчас же в клетку, в клетку, преступницы! Пусть
эта свадьба свершится! Юпитер приказывает! На виду у всего
Олимпа! При всех!
Все охвачены ужасом. Но приказы Юпитера священны.
Солдаты уже готовы затолкать циклопа и двух несчастных в клетку...
Но Купидон решительно вмешивается... Он не даст издеваться
над двумя несчастными девушками... хотя бы на минутку...
небольшая отсрочка! Он просит разрешения станцевать па-де-катр с
двумя красавицами и монстром перед принесением жертвы...
отсрочка разрешена...
Во время этого танца Купидон шепчет несчастным девушкам
несколько ободряющих слов... Но циклоп ревнив! Он танцует
яростно, рыча, хрипя... Подождите, красавицы! Купидон
предупреждает их, что приготовил... нечто интересное... он убегает к
кулисе... очень грациозно... все собравшиеся дрожат... Что за шутку
сыграет с нами Купидон? Вот и он!
236

Он возвращается... но на этот раз он держит за конец
длинной гирлянды из роз, второй конец которой за кулисами, и тянет
на сцену что-то или кого-то... С ним тоже пленница! А вот и она!
Мы узнали ее! Это наша цыганка! Резвая танцовщица! Шалунья!
Брюнетка! Красотка! Та, что была на рынке! Покорила
Юпитера! Танцовщица, которую он целовал! Здесь? Что за нахалка! О,
Купидон, что за гадкая шутка! О Юпитер!
(Здесь, 30 декабря 1945 года, автор почувствовал небольшое
недомогание, работа над рукописью была прервана и
продолжена 20 июня 1947 г.)
Ну и сюрприз! Коварная танцовщица! Какую гримасу
скорчил бог! Купидон осмелился! В присутствии Юноны! Гадкий
Купидон! Малышка-цыганка, нисколько не смутившись, улыбается
всем! Что за прекрасная компания! Она узнает Юпитера!
посылает ему поцелуи! Ему одному! Страстные поцелуи! Он готов
сквозь землю провалиться! Юнона заметила эти ухищрения!
Какая оплошность! Юпитер чувствует себя неловко! Какую гримасу
скорчил бог! Купидон все подстроил! Скотина!
Малышка-цыганка издали подает Юпитеру заговорщические знаки... она
компрометирует его!.. Юнона смущена...
Ну и ну, мсье, вот те раз!., вы уже приглашаете своих гетер
прямо ко мне! Своих подстилок! Во дворец! Вы
компрометируете Олимп! Вы первый!
Разражается скандал. Среди собравшихся шум и гам.
Но Юпитер держится молодцом... нет, конечно, он не знает
эту нахалку. «Ах! Ты меня не знаешь? Да нет, знаешь!» И малышка
прыгает к нему на колени и целует... целует... Юпитер в крайнем
смятении... Юнона уже не сдерживает гнев... Ей наставляют рога
при всем Олимпе!.. Да порази же ее молнией! Она требует от
Юпитера наказать эту нахалку... Купидон развлекается! От радости он
скачет, гарцует по всей сцене... сарабанда ликования! Жестокая
Юнона повержена!.. Юпитер должен сдаться... признаться... он
смущен... Его узнали!.. Все собравшиеся заливаются смехом... Ах!
Шалун! Все хохочут, начинаются насмешки и шутки... И генералы-
танцоры принимают участие во всеобщей вакханалии. Одна
237

Юнона злится... дрожит от ярости... Хозяин Богов осмеян...
Юпитер, простофиля! Дурачок! Какой позор!
Юнона стоит на своем, все больше разъяряясь... Давай,
порази молнией эту каналью... Отомсти. Восстанови свой престиж...
но Юпитер не слушает ее... Он так доволен, что снова видит свою
цыганочку! Жребий брошен! К черту престиж! Цыганочка
оставляет его и исполняет фарандолу! Ах! Юнона уже вне себя...
Пьяна от гнева! Достаточно этих плоских острот! Ты всего лишь шут,
Юпитер! А Олимп уже рушится! Сейчас же порази всех молнией,
прекрати этот жалкий маскарад!
Пары обнимаются, кружатся, все охвачены радостью!.. Радость
всюду! Праздник достигает апогея! Юпитер на троне пытается
восстановить самообладание. Он улыбается цыганке... своей
жене... совершенно растерянный... Ну и история! А как все вокруг
развлекаются! На его счет! Юнона, вне себя от ярости, пытается
призвать к мести это ничтожество! Эту рохлю! Этого дурака!
Обезумев от стыда, бросается к молниям, разрывает пучок, огромную
связку на двадцать, на сто кусков! На коленях! И вот слышится
сухой треск! Как от ломающейся зеленой ветки! Ярость достигает
апогея! Страсть! Фарандола внезапно прекращается! Танцовщики
застывают в неподвижности. Юнона в гневе разбрасывает,
швыряет в воздух эти жалкие куски молнии над танцорами,
танцовщицами, над всеми собравшимися, целыми пригоршнями! Она
осыпает весь театр золотой пылью! Юпитер, бедный дурень, олух, вот
твои мокрые молнии! Еще! Еще! Вокруг! На воздух! Пыль из
молний! Купидон в танце ловит на лету, подпрыгивая в центре, эту
золотую пыль! Чудесным образом в его руках молнии превращаются
в тысячи крошечных золотых изящных стрел! Он раздает их по
кругу... каждому по стреле! Каждой... Бедной малышке Эритре,
всем! И красавице цыганке! Две стрелы! Чтобы все могли
позабавиться! Потанцевать! Война закончилась! Наступает царство
Купидона! Он теперь главнокомандующий! В строй, боги!
Занимайтесь любовными играми! И все прекрасные танцовщицы, теперь
улыбающиеся, счастливые, успокоившись, выстраиваются по
приказу Купидона и устремляются к своим генералам! Какие они
бледные, упрямые, их возлюбленные! Они обнимают их, целуют,
238

пронизывают их сердца золотыми стрелами! И тотчас же
очарованные генералы падают, потеряв сознание, к ногам своих
красоток! Видны их ярко-красные сердца (из ткани); каждое сердце
пронзено золотой стрелой... Юнону высмеяли, никто не обращает
внимания на эту злюку, ревность побеждена... она вызывает смех!..
Борьба напрасна... Юнона смеется... через силу... она смеется
злобно... на мужнином троне... пытаясь соблюсти приличия...
Циклоп, поддавшись всеобщей радости, тоже пытается
найти свое место... понравиться какой-нибудь красавице... ищет...
несмотря ни на что... несмотря на свой чудовищный вид... Ему ведь
уже обещали радости любви... он их хочет! Он не собирается
отказываться от них!.. Он больше не будет грубым!., побежденный
примером такой доброты... у себя в уголке он пытается тоже
исполнять какие-то реверансы, менуэты, паспье, галантный
ригодон... Потом он тоже смешивается с толпой... подмигивает
каждой и каждому... Он хочет нравиться, хочет обольщать!., любой
ценой! И однако никто, ни одна красотка не хочет пронзить ему
сердце! Как грустно! Какое отчаяние! Ему нужны ласки! Какое
огорчение! Он слишком грустен, он не может этого вынести...
он садится в углу... подбирает одну потерянную стрелу... смотрит,
как вокруг разворачивается страстная, безумная фарандола
счастья, и решительно, грубо, глубоко втыкает стрелу в сердце
самому себе... потом встает и идет, пошатываясь, пританцовывая, в
круг... а потом шаловливо, игриво, утащив у Купидона его венок
из роз... нахлобучивает себе на голову!.. Он возлагает его на свою
жуткую голову!.. И убегает... Его преследуют и возвращают на
сцену... силой! Среди взрывов смеха и фарандолы! Радостно!
Купидон разбрасывает по залу другие стрелы... охапками... чтобы все
вооружались! И чтобы каждый снова сделал свой выбор! выбрал
самого ловкого! самую красивую! Любовная война началась!
Стрелы скрещиваются, летают над зрителями... вся зала превратилась
в поле битвы!., изо всех углов доносятся вызовы! Призывы!
Тысячи стрел скрещиваются! Любовь побеждает! Она везде! Эрит-
ра счастлива... Теперь война наконец-то закончилась, раз и
навсегда! Не надо бояться молний! Ахилл останется дома, здоровый
и невредимый! Молнии намокли, сломаны, разбиты... надолго!
239

Ну и приключение! Какое веселье! Все развлекаются! Всюду
прыжки! Легкие! Как они любят друг друга! Что за радость!
Всеобщее примирение!
Только один Марс продолжает дуться, он стал еще более
сосредоточенным, более злобным, чем раньше... Он забился в угол
оркестровой ямы, между тромбонами и цимбалами, он теребит...
точит... зазубривает... и опять щупает свою огромную старую
саблю... Время от времени он испускает рычание... хрипит... Он не
принимает участия в этом маскараде... Он ему совершенно не
нужен... По его ворчанию понятно, что он не одобряет всю эту
легкость... Он не верит в мир! О нет! Все это купидонство его
ужасно раздражает... Он готовится к «следующему разу»!.. Он
решил! Мрачный, злобный, сварливый... Под великолепную
музыку он все размахивает и размахивает саблей... Я всех вас в пыль
истолку! Таковы его последние слова.
ЗАНАВЕС
240

СЦЕНАРИИ

ТАЙНЫ ОСТРОВА
Бретонский остров в Атлантическом океане. Вдали: Уэссан,
Молен. - Море часто неспокойно. - Большие рифы. - Сильные
бури. - Неистовство природы.
Население состоит из очень бедных рыбаков. - Земля
скудная и бесплодная. - Женщины выполняют все дорожные и
сельскохозяйственные работы.
Религиозный фанатизм. - Нищета. - Полуголодное
существование поддерживается древними языческими верованиями. -
Извинения в средневековом стиле. - Предрассудки, молитвы,
попойки, чувственность, долгие туманные зимы.
Иностранцы на острове редкость, их всегда плохо
принимали. - В хорошую погоду иногда приезжают художники.
Женщины на Острове страстные, скрытные, загадочные. -
Внешний вид: приземистые, с маленькими раскосыми глазками...
Народ, обдуваемый всеми ветрами, подозрительный и
склонный к неожиданным бунтам. Потомство выхаживают долго и
самозабвенно. - Женщины чувственные, ревнивые, любят
выпить. - Мужчины - пьяницы, мечтатели, подверженные
приступам жестокости. - Во время штормов об островные рифы
разбиваются корабли. Все спасают потерпевших, затем убивают, грабят
и пьют ворованный ром...
Каждый год в море пропадает множество рыбачьих лодок.
Много вдов...
Однажды весной во время шторма на рифах в бухте Кормо-
ран разбилась парусная яхта «Блэк Стрэнджер».
Население Острова отправилось грабить судно и спасать экипаж.
Судовладелица, иностранка Эрика, лично командует своим
кораблем. - Красивая, властная, своенравная. Ее несут в одну из
рыбачьих хижин... Приводят в чувство... Проходит несколько
дней... Ей хочется немного пожить на этом острове.
Она неразговорчива. Правда, иногда задает вопросы... Ей
коротко отвечают... Она платит... Ее возбуждает сдержанность этих
бедных дикарей... Она устраивается на Острове в доме недалеко
от косы... Живет там...
243

Кажется, с появлением иностранки жизнь местных
обывателей не особенно изменилась, однако ощущается какое-то
беспокойство... Что-то должно случиться... Ее немного опасаются...
Тем временем, она нанимает прислугу, маленькую
двадцатилетнюю прачку Ивонник, которая одновременно выполняет у нее
обязанности горничной.
Между Ивонник и Эрикой устанавливаются достаточно
близкие отношения, зарождается нечто вроде доверия...
Ивонник сопротивляется, но постепенно поддается
очарованию иностранки, потом снова овладевает собой... Она украдкой
наблюдает за ней, выполняя свою работу... Обаяние Эрики
действует на нее, как на животное. Она чует опасность... Не хочет
быть ее подругой, но потом немного смягчается... Короткие
деловые разговоры. Эрику развлекают и немного раздражают эти
сопротивление и недоверие... Ивонник следит за ней... Когда ей
дают деньги, она прячет их в карман, пугливо озираясь...
Ивонник помолвлена, ее жених, двадцатидвухлетний Ян,
живет здесь же на Острове, он бедный рыбак и не особенно
удачлив: еще больший мечтатель, чем другие... Когда Ян на берегу, он
помогает Ивонник делать покупки для хозяйки. Иногда ему
удается побеседовать с Эрикой... Он говорит ей, что мог бы
заняться маленьким садиком перед домом: из-за сильного ветра цветы
здесь плохо растут.
Эрика любит цветы... Он сооружает небольшие каменные
загородки, отдельно для каждого растения... В это время Эрика
разговаривает с ним. В деревне он играет на аккордеоне, поет
песни... Эрика тоже хочет его послушать, но только недалеко от
своего дома... Взамен Эрика рассказывает ему о дальних странах,
где она побывала, когда путешествовала на корабле... О портах, в
которые заходила... Он там никогда не был... В общем, она -
настоящий «морской волк»... Она немного подтрунивает над ним
по этому поводу... От рассказов Эрики у него разыгрывается
воображение... Но вскоре он уходит рыбачить в море... Обычно он
недолго остается на берегу...
Ивонник немного грустит из-за того, что Ян и иностранка
иногда встречаются...
244

Она чуть-чуть ревнует... к нему... к ней... но все это тайно...
молча... Она злится... Хозяйка забавляется тем, что поддразнивает ее...
Ивонник восхищается своей хозяйкой... Красота той постепенно
начинает на нее действовать... Она смотрит, как та одевается...
Помогает ей одеваться... рассматривает ее... вздыхает...
По Острову поползли слухи, что Эрика была «кинозвездой» в
Америке и в Германии...
Ивонник хотелось бы об этом узнать, но она не решается
задавать вопросы... Однажды Ян возвращается из Бреста с
иллюстрированным журналом о кино, который он нашел в кафе... На
обложке - большой портрет полуголой Эрики... Он
разглядывает его, но ничего никому не говорит... Он закрывает журнал,
кладет его в свою сумку, хранит только для себя.
Тем временем, вокруг дома Эрики начинают бродить
возбужденные рыбаки... Собирается гроза...
В бистро на Острове ругаются два моряка... Когда местные
рыбаки сходят на берег в Бресте, люди в порту замечают
произошедшие в них перемены... Они задирают друг друга, дерутся,
никому не объясняя причин своего поведения... Собирается гроза...
Вечером после ужина неподалеку от дома Эрики, на островной
косе будто бы случайно собираются мужчины...
Крики... Ссоры... Драки... Женщины Острова, старые и
молодые, тоже постоянно раздражены... это выражение их тайной
ревности...
Злобная местная знахарка мамаша Кралик похожа на
колдунью... Она также завидует успеху иностранки...
Когда Ивонник у себя дома стирает и гладит белье хозяйки,
вокруг ее стола толпятся все соседи и соседки, и ее жених...
Прозрачное... надушенное... шелковое белье иностранки в этот момент
является объектом язвительных насмешек... Ян страдает, но не
решается ничего сказать... Мужчины возбуждены... отпускают
хлесткие замечания... Звучат оскорбительные комментарии женщин...
«Белье шлюхи!., ей было бы гораздо лучше в брестском борделе!..»
Летом на Острове появляется художник, который
собирается здесь поработать вместе со своей дочерью Сюзанной, свежей
245

и бойкой... восемнадцати лет... Они вскоре знакомятся с
иностранкой Эрикой... Она тут же приглашает их к себе... Они
устраиваются у нее... Между Сюзанной и Эрикой, похоже,
завязывается горячая, слишком горячая дружба...
Ивонник это тоже не нравится... Она становится злобной и
ревнивой...
Рыбаки Острова заинтересовались этой двусмысленной
ситуацией...
В доме Эрики происходят сцены... Ивонник стала еще более
скрытной и осмотрительной... и все больше теряет надежду...
Убирая вещи хозяйки на туалетном столике, она изучает в
зеркале свое лицо, свое собственное лицо, она сравнивает его с
портретом хозяйки... большие глаза хозяйки... у Ивонник маленькие
раскосые глазки... У хозяйки гладкие щеки... у Ивонник щеки толстые,
оплывшие... Она пудрит их, разглядывает... Это невыносимо... Так
еще хуже... Маленькие толстые ножки... Пальцами она пытается
исправить линии... увеличить свои глаза... Она натягивает кожу...
Надевает туфли на высоких каблуках... Ничего не получается...
Ревность растет... тайно усиливается... Своей мощной рукой
она сжимает баночку с кремом, сдавливает ее как гранат, крем
заливает ее пальцы...
Она смеется странным смехом... а потом появляются две
слезинки...
Эрика и Сюзанна вместе идут купаться на небольшой пляж
среди скал...
Мужчины с Острова хотят застать их за этим занятием...
посмотреть... Они следят... смотрят из-за скал... замечают кое-что
интересное...
На Острове усиливается волнение...
Ивонник приходит к своему жениху и рядом с его кроватью
находит иллюстрированный журнал... она следит, как он тайком
его складывает и прячет в сумку, которую берет с собой на
рыбачью шхуну... А портрет празднично наряженной Ивонник он
оставляет на комоде...
Она ничего не говорит... мрачнеет...
Рыбачьи шхуны покидают порт...
246

Женщины отправляются на поля, вяжут кружева... потом
пьют...
Через два дня на море начинается шторм... на Острове
беспокойно...
Ивонник прогуливается на ветру... вдали от остальных...
полная ревности...
Вечером женщины собираются у знахарки, мамаши Кралик.
Они много выпили... Женщин терзает беспокойство... Но
постепенно они оживляются!.. Природная застенчивость исчезает,
проступает явная злоба... Они пьют еще... горящий пунш...
Мамаша Кралик следит за Ивонник... околдовывает ее злыми
словами... тайными знаками... вонзает булавки под юбки куклы...
остальные вопят... Кукла - это Эрика...
Все пьяны... Одна из мегер обзывает Ивонник дурой!..
Ивонник, разозленная, вскакивает... бросается, хочет вцепиться
старухе в волосы.
«Ты бы лучше вцепилась в волосы той шлюхе!.. Ты ее
боишься...»
«Ты ее рабыня... Она тебя околдовала!..»
На этом острове вообще нет слуг.
«Это я ее боюсь?»
«Да, ты ей ноги моешь! Ты ей моешь зад!..»
«Вы еще увидите, как я ее боюсь!.. Да я ей душу вымою, вот!..
Да, душу, я вам говорю!.. Ах! Стерва!.. Я ее боюсь?.. Да я ее знаю
как облупленную!»
И вот они все вместе, под предводительством Ивонник и
подбадривающей их мамаши Кралик... направляются к косе сквозь
ураганный ветер...
«Да я ей в рожу плюну!.. Да я всю пакость из нее выпущу через
живот!.. Я ее в глаза шлюхой назову... Шлюхой из кино... Я ее
боюсь?..»
Все самки, толпящиеся позади Ивонник и знахарки, как
будто обезумели...
Они начинают ломиться в дом Эрики... сначала разбивают
стекла камнями...
247

Они входят, возбужденные яростью... и грозой... Сюзанна и
Эрика в это время собирались ложиться спать... Они
раздевались...
Ивонник бросается на Эрику... выкрикивает оскорбления
прямо ей в лицо... внимательно ее разглядывая...
«Грязная шлюха!.. Воровка сердец!.. Скажи, зачем ты сюда
приехала, скажи?.. Не можешь?.. А? Зачем ты приехала?.. Не можешь
сказать?.. Я бы оставила тебя там, откуда ты пришла!.. Это дьявол
тебя прислал!.. Из глубины моря!.. Скажи, Кралик, ведь она пришла
со дна моря, эта шлюха?.. И та, что с ней, тоже?.. А я и сама дьявол!..
Сейчас я тебя так разукрашу... Держите ее!.. Все вместе... Держите
покрепче... я ее сейчас подготовлю... для свадьбы с дьяволом...»
Бабы хватают Эрику и удерживают ее...
Ивонник силой мажет ее помадой... размазывает на губах...
вокруг рта... как у клоуна...
Все бабы вопят, пьяные, охваченные садистским порывом.
Некоторые сильно щиплют ее и кусают... У Эрики все бедра в крови...
Ивонник продолжает...
«Так у тебя большие глаза, а? Ну конечно, шлюха, у тебя
большие красивые глаза... Большие глаза шлюхи... Шея шлюхи...
сиськи шлюхи, в них нет молока... А я сейчас тебе сделаю совсем
маленькие глазки... Да, совсем маленькие... Глазки не больше, чем
дырочки на болте!.. Держите крепче ей голову!..»
Шесть женщин удерживают ее голову на канапе...
«Сейчас я тебе их зашью!..»
Ивонник берет иглу с ниткой и собирается зашить ей веки...
В этот момент испуганная Сюзанна, стоявшая в стороне,
вскакивает, вытаскивает из ящика револьвер и три раза стреляет в
Ивонник... та падает... смертельно раненная...
На мгновение фурии застывают в изумлении, затем снова
бросаются вперед... злобные крики... вопли...
«Обеих... Обеих!..»
Они срывают с женщин одежду... с Эрики и Сюзанны... ищут
веревку... находят...
Мегеры связывают вместе двух обнаженных женщин...
Мамаша Кралик руководит шабашем... Она обливает их
всеми духами, что стоят на туалетном столике... для смеха...
248

Одна из мегер мочится сверху...
Толпа с воплями тащит двух связанных женщин на скалы
сквозь ураган...
Они сбрасывают их в море, связанных вместе...
Их крики смешиваются с порывами урагана...
Проходит шесть дней... Рыбалка закончилась... Рыбаки
возвращаются...
Многие корабли потрепаны, они потеряли в море снасти,
людей...
Флотилия подходит к Острову... С одного корабля замечают
плавающие в воде... два связанных тела Эрики и Сюзанны...
Их поднимают на борт... На рыбачье судно, где находится Ян...
Тела Сюзанны и Эрики переносят в кубрик... кладут на стол...
Ночью Ян стоит на вахте один... Ян на мгновение оставляет
штурвал... он хочет поцеловать Эрику... никто его не видел.
Возвращение в порт на Острове...
Женщины ждут на причале...
Они видят трупы двух женщин на палубе одного из кораблей...
Никто ничего не говорит... Ян тоже молчит...
Корабли причаливают в тишине...
Лица женщин закрыты плащами...
На берег спускают труп юнги, убитого ударом реи по голове...
Мужчины понимают, что произошло во время их отсутствия,
но молчат...
Кюре тоже... Ян тоже... Никто ничего не говорит...
Месса по умершим в церкви... Мужчины с одной стороны...
Женщины с другой... У алтаря... три гроба... Маленький юнга
посередине... Ян стоит вместе с мужчинами... мамаша Кралик с
женщинами... Помещение церкви...
Звуки органа...
Над Островом дождь.
КОНЕЦ
249

СКАНДАЛ В ПУЧИНЕ ОКЕАНА
Нептун на склоне лет женился на Венере. - Супруги не
особенно счастливы в браке.
Место: Дворец Нептуна и Венеры в Пучине Океана,
недалеко от Новой Земли, на глубине в 3472 метра, на долготе в 42
градуса к северо-западу (приблизительно)
Трон из огромных ракушек
Драпировки из сетей... Диваны из водорослей...
Меч-рыбы в качестве слуг... Сирены - служанки...
Приоткрытые сундуки с затонувших кораблей... в них полно
сокровищ... кучи драгоценных камней.
К Нептуну постоянно приходят многочисленные делегации
рыб, приносят ему жалобы на людей... на неводы... на мазут... на
рыболовецкие суда, превращенные в фабрики смерти.
Вереницы рыб... трески... сардин... тюленей... особенно
громко жалуются тюлени... издают пронзительные стоны... Каждый
год миллионы тюленей находят смерть у себя дома, на льду... в то
время как они невинно резвятся и предаются мирным семейным
радостям... под бледным северным солнцем... Вереницы матерей-
тюлених, которые несут на руках трупы своих зарезанных
детенышей... Громкие крики... Множество плакатов... «Смерть
людям!»...
Тюлени просят, чтобы Нептун нашел наконец способ борьбы
с новыми судами, жуткими плавучими фабриками смерти...
которые охотятся за тюленями и режут их на части... прямо на льду...
Научный прогресс усовершенствовал массовые убийства!..
Ах! Нептун сидит на троне с крайне жалким видом... и
выслушивает все эти жалобы... Он сам не знает, как защитить свой
народ в Океанской Пучине... рыбью породу... населению океана
угрожает огромная опасность!., новые суда истребляют всех... не
щадят ни маленькой селедки, ни кита... они такие быстрые!.,
всегда неожиданно появляются!., они превосходно
механизированы, вооружены... пушками! бомбами! оснащены неводами!..
250

скрыться невозможно!., никому нет пощады от охваченных
жаждой убийства людей!., борьба идет неравная...
Власть Нептуна над океанами поставлена под сомнение... она
пошатнулась... над Нептуном насмехаются его собственные
подданные... он бессилен... крошечная сардина во главе огромной
когорты сардин осыпает его проклятиями... Гигантский кит
плачет горючими слезами... Он тщетно молит о защите Бога морей...
который превратился в полного импотента... бессильного,
смешного, унылого маразматика...
Меч-рыбы, прислуживающие во дворце, становятся все более
наглыми и недисциплинированными... Они уже не слушаются
приказов четы Нептунов... Они уклоняются от своих
обязанностей... выкаблучиваются, бьют хвостами... Разносят сплетни по
всем морям... пересказывают ракушкам... акулам... тысячи
фривольных анекдотов... насмехаются... над супружеской парой и
особенно над бессильным стариком... передают друг другу на ухо
сплетни под жуткое бульканье... клекот... на отмелях, где
распластавшись в воде... трепещут от смеха медузы...
Нептун целыми часами сидит на троне и выслушивает
жалобы своего народа...
Рыбы из Китая... электрические скаты... речные уклейки...
креветки... устрицы... морские водоросли... все, кого убивают...
режут... лишают жизни... Нептун очень несчастен в своем
Дворце из ракушек, он чувствует себя подавленным... Он растерянно
дергает себя за бороду... Венера сидит рядом на троне, она всегда
присутствует при аудиенциях... сварливая и неприветливая... в
ужасном настроении.
Венера не собирается покоряться возрасту... она стала еще
более кокетливой... она яростно красится... заставляет растирать
для себя ракушки, драгоценные камни, рубины, чтобы улучшить
свой цвет лица... для нее в дворцовой пристройке делают разные
пудры, новые мази... в огромной подводной пещере при помощи
десяти тысяч различных приспособлений меч-рыбы, сирены,
крабы, креветки работают день и ночь и создают новые
косметические средства... невиданные... неслыханные... в большом
секрете...
251

Но время жестоко к богиням... Венера напрасно борется с
ним... дни Венеры, как и Нептуна, близятся к закату...
Раньше разгневанному Нептуну было достаточно
ненадолго показаться людям, чтобы воцарился порядок... чтобы
поразить людей ужасом и вызвать в них уважение... и между делом
наслать на них шторм, сотрясающий все океаны... утопить
парусники... Все шло своим чередом... Но теперь... большим
судам, бороздящим океаны... не страшны ни Нептун! ни его
молнии! ни его ураганы! ни самые гигантские волны!.. Суда
проходят... презрительно рассекая циклоны высокими
форштевнями. Только легкий шелест пены!.. И все... ярость Нептуна
пугает теперь лишь жалких рыбаков в парусных лодках... у
берегов... последних смельчаков, искателей приключений... у
отмелей... Гигантские турбинные суда идут своей дорогой, даже не
замедляя хода... их прогулочные палубы только немного
забрызганы... пеной!.. С большого судна доносятся взрывы смеха
красивых пассажирок...
В глубине... раздаются взрывы смеха обнаглевших рыб,
наблюдающих за одураченным, беспомощным, никому не нужным
Нептуном... Бедный толстый Нептун томится на своем троне... в
большом зале из ракушек... Совсем не злой от природы, но все
еще полный самолюбия, Нептун с тоской вспоминает времена,
когда его почитали все моряки семи морей... когда перед ним
склонялись носы кораблей дальнего плавания... судов самого
высокого ранга, королевских шхун... выточенных из благородного дуба!
каждая деталь которых была произведением искусства!.. Бог моря
вздымал их на гребнях волн! ужасный! непобедимый! с
императорским трезубцем! Но пришли другие времена...
Венера, его жена, вела со своей стороны другую битву - за
сохранение красоты, ранее несравненной, но теперь с каждым
днем все увядающей и слабеющей... она пыталась восстановить
старательным уходом, с каждым днем более сложным, более
тщательным, все невосполнимые потери... Венера вечером перед
сном кладет на свои щеки две котлеты из ската, чтобы улучшить
цвет лица, купается в китовом молоке... наполнив им ванную...
252

Супружеская жизнь... Венера часами красится перед
зеркалом... поднимает себе груди... и все остальное... она следит за
персоналом дворца, чтобы понять, все ли в порядке... действует ли
еще божественное очарование... на ее маленьких слуг... на
ужасных моржей... даже на акул... они хочет соблазнять даже жутких
спрутов... все равно кого... все равно как... она плохо себя
чувствует... очень плохо... ее шарм уже не действует... она
становится пугающей... скандалит... злится... по любому поводу с ней
случаются припадки... она устраивает ужасные сцены... бедному
Нептуну... сцены ревности... раздражается...
У Нептуна осталось лишь одно маленькое утешение... хотя
его власть ослабела и тяготит его... его развлекает только одно...
балет сирен... Венера в честь 1500-й годовщины их брака как раз
собирается устроить большое подводное торжество, в котором
примет участие балет.
На этот праздник явятся все океанские рыбы... Праздник в
Пучине океана... Танцы сирен...
Нептун выказывает особый интерес к одной очаровательной
сирене... ослепительной и миниатюрной Принтиль...
шаловливой и игривой... звезде балета Волн... Во время спектакля, в
антракте между действиями... Нептун на мгновение оставляет свой
трон, что рядом с Венерой... под предлогом, что хочет сменить
свою корону... та, которая на нем сейчас, слишком тяжелая!., на
ней слишком много золотых дельфинов... Нептун проходит за
кулисы... за кустом водорослей находит крошку Принтиль...
начинает упрекать ее... в холодности... в жестокости к милому па-
пику Нептуну...
Зови меня Нунун! - страстно просит он ее... Он также
просит, чтобы она была с ним более нежной, больше ему доверялась...
он бесцеремонно подбрасывает Принтиль на своих коленях... На
мгновение он расслабился...
Венеру не обманули уловки Нептуна... Она следит за ним... и
вот она внезапно появляется!.. разъяренная! возмущенная! вне себя
от гнева... эту супружескую сцену прерывает появление шустрого
посланника, меч-рыбы... он приплыл очень возбужденный!.. Ему
253

срочно нужен Нептун! Целая процессия тюленей только что
прибыла во дворец... Их прибытие прерывает праздник, огромная
когорта заполняет все... Они идут к трону!..
Раздирающие сердце стоны несчастных матерей-тюлених,
оплакивающих своих мертвых детенышей... Они прижимают к
груди убитых младенцев... расчлененных... изувеченных... сирены-
балерины убегают в испуге...
Нептун безутешен... растерян... он в ярости... люди
становятся все более жестокими!., ненасытными!., убивают тюленей!., что
же делать?.. Но злоба Нептуна только лишний раз вызывает
небольшое волнение на море... Буруны на поверхности... Вот и все!..
Сварливая Венера дает полную волю своим чувствам,
осыпает Нептуна упреками перед всем собравшимся народом... передо
всей рыбьей породой!.. Какое унижение!.. Она публично
упрекает его в бессилии... «Старый шут! Старый развратник!
Маразматик!.. Никто больше не боится вашего гнева!.. Все плюют на вашу
корону!., на ваш трезубец!..» Она выхватывает у него трезубец...
и сгибает его пополам... в три раза... в десять... при всех!., как
будто он из жести!.. Ты выдохся, Нептун!.. Ты всего лишь старый
дурак! старый хрыч! старый охотник за сиренами... Люди
победили!.. Они мочатся в твою империю!.. Океан тебе больше не
принадлежит!
Рыбий народ, видя скорбь, горе своего Бога, старика
Нептуна, выражает самые разные чувства... Движение, волнение в
зале... всеобщее смятение!., а потом грусть... всеобщая скорбь...
Так значит, некому больше защищать рыбий народец от людских
злодеяний?.. Значит, убийства будут безнаказанно продолжаться?..
Нептун утратил всякую силу!.. Как это ужасно!.. Бог выдохся...
Венера передо всем рыбьим народом злобно радуется горю
старого Нептуна. Обманутая жена садистски упивается победой!.,
при всех!., мстит!., она осыпает старого Нептуна сарказмами!..
Уныние царит во дворце Нептуна, где жизнь продолжается,
но еле-еле... все вокруг сине-зеленого цвета... Но у сирен-балерин
одни глупости в голове!., молодость!., им бы все шалить!.,
особенно Принтиль!.. А Нептун, подавленный горем, думает лишь о том,
254

чтобы утешиться с Принтиль!.. это его единственная радость
среди стольких несчастий! и неудач... Тайные свидания Нептуна и
Принтиль в рощах водорослей... Милые игры!..
Высочайшим указом сиренам запрещено интересоваться
людьми... они должны лишь очаровывать их... увлекать их
корабли в бездну... сквозь туман... неотвратимо направлять на рифы...
околдовывать своим пением... заставлять их терять голову и
рассудок... и забывать дорогу... вызывать кораблекрушения всеми
возможными ухищрениями... любыми жестокими способами... Но
поскольку власть Нептуна ослабела, сирены теперь чувствуют
себя свободнее... каждый день они нарушают императорские
запреты... Они уже позволяют себе почти все... плещутся... играют в
водах недалеко от Новой Земли... вблизи Дворца Нептуна... как
раз над его дворцом.
Вот небольшая весельная плоскодонка перевозит почту с
Новой Земли... письма с трехмачтовых рыболовных судов на
большую землю... маленькая лодочка пляшет среди гребней огромных
волн... коварный толчок... челнок переворачивается... и все
летят в море!.. Сирены тут же хватают почту!., письма!., читают их!.,
это их увлекает!., они раньше никогда не слышали слов любви...
и вот они в восхищении!., развлекаются!., веселятся!., упиваясь
чтением писем людей... матросов... С каким шаловливым
выражением!., с какими ужимками и гримасками они читают жалкие
письма матросов с Новой Земли!..
«Моя обожаемая малышка Аник...
Я столько думаю о тебе!.. Только о тебе я и думаю!.. Я целую
тебя от всего сердца!.. Надеюсь, ты верна мне... и т.д.»
Они без устали читают всю эту жалкую болтовню... целая
сумка забита любовными посланиями...
Но Венеру беспокоят эти невинные на вид шалости... ведь они
нарушают священные правила, установленные для сирен...
Венере обо всем доносят шпионы, меч-рыбы из ее прислуги...
консьержки-спруты, обитающие на глубине... (тысячи глаз украшают
255

их головы наподобие корон)... она неожиданно появляется на
месте преступления!., при полном параде... в праздничной
карете-ракушке... запряженной пускающими пену дельфинами...
именно в тот момент, когда шалуньи, увлеченные письмами моряков,
ничего не замечают... Венера указывает на Принтиль...
сопровождающим ее спрутам... Принтиль веселится больше других...
Принтиль связывают лианами... швыряют в колесницу Венеры...
привозят во дворец, чтобы судить... бросают к ногам Нептуна... к
подножию его трона...
Венера тоже украдкой просматривает письма... почту
моряков... Ах! Что за страстные признания!.. Какие чувства! Безумная
молодость!.. Как это восхитительно, волнующе... страсти старой
кокетки вновь разгораются... Венера падает в обморок... но
быстро приходит в себя!., ей нужна месть!.. Она бежит к трону
Нептуна! пинает испуганную Принтиль!.. требует суда... сейчас же!..
она неумолима!., судить изменницу Принтиль... виновную в
самых ужасных преступлениях... она попрала свой долг... вступила
в сговор с людьми!., предала весь род морской... Охваченная
воодушевлением, сыпя сарказмами, Венера раздувает, подчеркивает
провинность сирены... «Старый дурак!., старый рогоносец!.,
старый развратный импотент!.. Теперь даже ваши фавориты, ваши
рабы вас ни во что не ставят!.. Вот эта (которая плачет,
связанная, у подножия трона) обманывает вас... надувает!., и с кем она
вас обманывает? Я вас спрашиваю?., с людьми!., с ЛЮДЬМИ!..
Позор! Позор!..»
Все возмущенно шумят... сто тысяч пузырей... бульканье...
трепет плавников!.. Негодование!.. Ужас!..
«И вы считаете, что управляете морями? Убожество!
Ничтожество! Пустомеля!..»
Несчастный Нептун смущен, он так жалок, удручен, он
упрекает связанную Принтиль, лежащую у подножья трона...
«Видишь, до чего ты меня довела, жестокая! Ты выставила меня на-
смех!» Но все же ему приходится судить... Этого требует рыбий
народ... Поднимается зыбь... Он должен вынести решение!
Приговор своей фаворитке!.. Глубоководный народ, собравшись на
ступеньках из ракушек, дрожа ждет решения Нептуна!
256

Ужасная, раздирающая душу обязанность!.. Но Венера
настаивает, усугубляет ситуацию... требует! приговора!., ее охватила
жажда мести...
Нептун обхватывает голову руками, раздумывает, шмыгает
носом, выпуская тысячи пузырей... наконец, поднимает свой
трезубец... весь рыбий народ привстает на хвостах, чтобы лучше
расслышать приговор...
Расстроенный, вне себя от горя, Нептун изрекает свой
приговор: «Принтиль не выполнила свой долг!., она виновна в
нарушении закона волн... и раз уж она так любит людей... и ей так
любопытны их проделки... Принтиль... отправится жить среди
людей... она на некоторое время примет образ женщины...
Время, которого будет достаточно, чтобы узнать людей... их
привычки, манеры, образ жизни, их развлечения, обещания... и после
длительного пребывания среди них, мы надеемся, что
поумневшая... вновь обретшая благородные морские манеры... Принтиль
сможет снова занять свое место среди нас... среди своих сестер...
Ее опыт не пройдет напрасно... Мы на это надеемся... Мы,
Нептун Бог Морей!., приказываем ей удалиться!.. Чтобы созерцая
людей... их жестокость, наглость, их тяжелую навязчивую суету,
ты поняла, как ужасна их жизнь!., и увидела все, что происходит
в их городах, у них в душах... все их выдумки... Тогда ты
вернешься к нам, дорогая Принтиль! И мы будем счастливы вновь видеть
тебя... и ты навсегда скрасишь наши опаловые жилища и наши
дни...»
Венера считает, что приговор слишком мягок, она не
удовлетворена... Она надеялась на основательное наказание!..
Присутствующие разделились... на сторонников Принтиль, которые
считают приговор слишком строгим, и на сторонников Венеры,
которые считают его слишком мягким... Всеобщий шум и
бульканье... шелест плавников... и щелканье клещей...
Принтиль в наказание отправляется в ссылку... В шкафах
одного из затонувших на подводных рифах кораблей... для нее
нашли целый гардероб... Небольшой костюмчик как раз ее
размера... модную шляпку... Меч-рыбы, маленькие слуги... снимают с
257

нее ослепительную чешую... ее длинный гибкий хвост... который
обнажает великолепные ноги... Принтиль ужасно огорчена
назначенным наказанием... испугана предстоящим
приключением... но одновременно и заинтригована, она уже проявляет
любопытство и лукаво посмеивается при мысли, что скоро окажется
среди людей... в самом центре их удовольствий, их безумств...
Отъезд Принтиль... Весь народ Океана поднимается на
поверхность моря, чтобы видеть, как Принтиль уезжает... Все
сопровождают ее к Скале Расставаний... на поверхности моря... Все
подруги... друзья... балет... Стоя на карете-раковине,
запряженной играющими дельфинами... Принтиль напевает чудесную
меланхолическую прощальную мелодию, полную ностальгии...
Злая Венера в роскошном наряде тоже пришла посмотреть
на проводы... она также желает Принтиль счастливого пути...
лицемерные пожелания!..
Нептун ужасно огорчен... подавлен, но в то же время хранит
достоинство... величие... перед своим народом... так нужно!.. Он,
в частности, дает Принтиль тысячи ласковых советов... он
чувствует себя совершенно потерянным... Украдкой он кладет ей в
,руку пригоршню жемчужин... самых красивых, со дна океана...
розовых... чудесных... восточных... самое дорогое, что можно
найти в море... бесценные сокровища... «Люди так любят
жемчужины... они такие жадные!.. Если ты окажешься в затруднении...
тебя начнут преследовать... угрожать... если они захотят
причинить тебе зло! Принтиль! Дорогая малышка! Расположи их к
себе... купи их этими жемчужинами... Я передам тебе еще!.. Иди,
моя бедная малютка... иди, а потом возвращайся к нам! Твой па-
пик Нептун всегда будет тебя любить...»
Но прощание прервано... Венера слишком жестока и
приказывает отправляться... Довольно излияний!., жалобных тирад! В
путь!., необузданные дельфины гарцуют!.. Коляска удаляется...
быстро летит на простор... исчезает вдали... очень далеко... на
гребнях волн... рыбный народ еще долго размахивает хвостами и
плавниками на поверхности моря... Бурные прощальные приветы...
В своей королевской карете Венера, величественная,
победоносная, привозит своего грустного старого супруга в Океанский
258

замок, который стал теперь еще более мрачным, более унылым,
более сине-зеленым, более холодным от ледяных течений,
которые проникают с северного полюса через окна и двери. Там
можно замерзнуть... Вся рыбья прислуга дрожит... у всех красные носы
и ледяные плавники...
Проходят недели... меняются времена года... Водоросли
начинают цвести... затем цветы облетают... падают листья... Осень в
глубине морей!.. Старые рыбы страдают от ревматизма!.. У
пожилых крабов подагра... при дворе Нептуна, в северном климате, все
чувствуют себя плохо! В дни аудиенций Нептун принимает...
встречает... делегации... когорты... жалобы... постоянные жалобы...
Треска... киты... селедки... лангусты... все жалуются... и
сардины... и особенно тюлени... они жалуются еще больше... плачут
громче, чем все остальные... они несут все большие потери от
рыболовных промышленных судов... машин, предназначенных
для убийства... великолепно оснащенные суда, которые за один
раз могут расчленить до трех сотен маленьких тюленей на льду
припая... Один из этих чудовищных кораблей появляется на
льду... команда моряков капитана Крога... большой рыболовный
траулер «Орктострем»... Лицо капитана Крога похоже на лицо
мервеца, пугающее, осунувшееся, безжалостное... Капитан Крог
держит в руке нок гафеля... видно, как его люди убивают на льду
тысячи младенцев-тюленей, занятых невинными играми... кровь
невинных тюленей брызжет на снег, на лед... на людей...
забрызгивает капитана Крога... Экипаж и капитан Крог пляшут от
радости!.. Танец Смерти!..
Балет сирен устраивает во дворце перед Нептуном и Венерой
великолепные представления, чтобы развеять скуку... но бедный
старый Нептун думает лишь о своей изгнанной малышке Прин-
тиль... она там, у людей... совсем одна!., может быть, она
несчастна?., что с ней стало?.. Нептун размышляет, у него разыгрывается
воображение, его гложет тоска... Он больше не может этого
вынести!.. По поручению забывшего о гордости... отбросившего
величие Нептуна... к берегу... по направлению к портам... в качестве
259

курьеров посланы меч-рыбы... особенно шустрые... тайные
посланники... шныряющие в волнах... ловкие... чрезвычайно
быстрые... наделенные острым слухом... чтобы они послушали на
гребнях волн... поспрашивали у селедок, которые заплывают так
далеко... морских свиней, осмеливающихся заходить во все
порты... сардин, плавающих близко от берегов... больших чаек,
летающих так высоко... чайки, которые летают над землей, все
видят!.. Они самые смелые, они смогут подслушать, о чем болтают
люди, рыбаки на своих лодках, даже когда они ловят рыбу...
Нептун запускает коварные волны и переворачивает
рыбачьи плоскодонки, везущие почту с берега. В пучине океана он
организует настоящее «тайное отделение»... Он сам роется в
почтовых сумках больших судов, потерпевших крушение... он
просматривает газеты... иллюстрированные журналы... чтобы
найти следы Принтиль! Венеру сильно раздражают все эти
беспрестанные поиски! И в то же время она торжествует... видя, что
все тщетно... ревность заставляет ее беситься... Она устраивает
Нептуну ужасные сцены... отзвуки которых слышны далеко...
Море кипит... шторма!., пугающие ураганы... разражаются во
время этих супружеских сцен...
Но что же на самом деле стало с Принтиль?..
На рассвете она украдкой высадилась из своей ракушки на
пустынном причале... в Гавре... ни ее костюм, ни небольшой
чемоданчик никому не бросились в глаза... она идет по улицам... мимо
лавок... Конечно, она очень миленькая и хорошо сложена...
Ничто не ускользает от внимания Виктора, даже когда он отдыхает в
небольшом «Птичьем баре» недалеко от южных доков... Он пьет
там кофе... Принтиль проходит мимо бара в поисках отеля... она
чрезвычайно взволнована... нервничает... она растеряна... Как
много нового в городе, где живут люди!.. Виктор, чья
специальность - обольщение юных девушек... который их развращает...
определяет Принтиль как красивую легкую добычу... Он
подходит и предлагает ей свои услуги... Принтиль испугана... Потом
успокоилась... Виктор умеет очаровывать... располагать к себе...
говорить комплименты... и вот уже звучат слова любви...
260

Виктор представляет Принтиль своим друзьям... целой
группе ужасных негодяев... шулеров, хулиганов, пугающих сутенеров...
Принтиль, не имея человеческого опыта, не замечает в них
ничего плохого... Напротив, она совершенно счастлива, что нашла
так быстро... гида, советника... друга!.. Какие люди все-таки
симпатичные и забавные... Она жизнерадостна от природы... такой
сердечный прием покорил, очаровал ее... новые друзья
приглашают ее на вечеринку в «Заведение для шалунишек»... Это еще
интересней... Принтиль полностью очарована... Виктор
гордится своим приобретением... Принтиль грациозно танцует... с
самого начала она затмевает всех остальных танцовщиц... И поет
она тоже божественно... Что за голос!.. Ее поздравляют... ей
аплодируют... устраивают овацию... Бис! Бис!.. Но Принтиль хочет
еще больше порадовать своих друзей... она раздает всем
подарки... каждому по большой жемчужине... Все думают, что это
шутка... Виктор не любит, чтобы его дурачили... Сейчас он
разозлится... но Бен Азуф, который тоже бывает на вечеринках... ювелир,
специалист по дамским украшениям, наблюдавший за этой
сценой из-за своего столика недалеко от выхода... тотчас же
оценивает жемчужины... рассматривает их... заявляет, что это
великолепный восточный жемчуг!..
Все онемели от изумления!.. Виктор тотчас хочет забрать все
жемчужины себе... их так быстро раздали!.. Он дает пощечину
Принтиль, чтобы научить ее вести себя в обществе!., хочет
урезонить остальных негодяев... забрать у них жемчужины!
Начинается страшная драка!.. Здание сотрясается, рушится, стекла
разлетаются вдребезги, все здание подскакивает, даже земля
дрожит... яростная схватка в «Заведении для шалунишек» между
Виктором, его друзьями, клиентами и портовыми девками!.,
вскоре прибывают полицейские.
Бедняжка Принтиль хочет спрятаться под лестницей... ее
хватают! Забирают вместе с Виктором... в полицию!., в полицию!., на
допрос! И тут все, что рассказывает бедняжка Принтиль,
вызывает лишь смех у комиссара!.. «Что за бредовые сказки»!.. Напрасно
она поведала им про Нептуна... про подводный дворец... Она что,
смеется над комиссаром?.. Полицейские давятся от смеха!.. «В
261

тюрьму!.. В тюрьму!..» Несчастная Принтиль проводит в тюрьме
пять дней!.. Она поет там от горя... от тоски... своим голосом
усталой сирены... Тюремщики смягчаются... она очаровывает их...
Принтиль выходит из тюрьмы... но у нее больше нет
жемчужин!.. Виктор ждет ее у выхода вместе с друзьями... с которыми он
помирился... У всех под глазом «фингалы»... и у Принтиль тоже...
Она получила хороший урок... Это научит ее, как нужно вести себя
в жизни... Жемчужины были сбыты за жалкую цену... доброму Бен
Азуфу... который удаляется в своем роскошном экипаже...
Виктор представляет Принтиль своим другим друзьям... У
него на нее разные виды... моряки... капитаны... Теперь
Принтиль бедная... у нее больше нет ни одной жемчужины!., ни одной
драгоценности!., ей придется выпутываться самой... при
помощи своих прелестей... Виктор чередует ласки с парой
энергичных пощечин... Принтиль станет ученицей в «Заведении для
шалунишек»... В ней есть природный шарм, она быстро научится...
Впрочем, она и так великолепно танцует... В каждом ее жесте
присутствует магия... в каждом слове... Что за ножки!.. Что за грудь...
все собравшиеся уже очарованы... Виктор раздулся от гордости...
Он заправила в баре... Он восторженно смотрит на свою
милашку, которую приглашают клиенты... издали он делает ей
ободряющие знаки... Бедняжка Принтиль!.. Ну и ремесло! Хозяин
притона тоже радуется... Бутылки шампанского!.. Какое количество
клиентов!.. Приятели завидуют!., женщины тоже... Всюду
зависть... всюду ревность!., в «Заведении для шалунишек» все как у
Венеры!., в океанском дворце!..
Все собравшиеся в «Заведении для шалунишек» требуют
песню... негр в оркестре устал... какая-то танцовщица затягивает
песню... потом матрос... нельзя сказать, что у них это
получается... Принтиль, которую подталкивает и ободряет Виктор, тоже
решается спеть... звучит голос... голос сирены... такой нежный...
такой завораживающий... невероятно прекрасный... все
останавливаются, чтобы послушать... прибегают танцовщицы изо всех
портовых кабаков... толкаются в «Шалунишках», чтобы
послушать этот чудесный голос... и вскоре здесь уже весь город... все
262

сгрудились возле «Заведения для шалунишек», очарованные...
трамваи остановились... даже машины... лошади... собаки...
кошки... воробьи... крысы из сточных труб... все...
Все же неустанно летающие недалеко от больших портов... над
волнами морскими чайки... совершающие дальние путешествия
сардины... морские свиньи... кулики... лангусты... донесли до
Нептуна, надноокеана, слухи... о приключениях малютки Принтиль...
о ее победах... о ее несчастьях... о злачных местах, куца занесла ее
судьба... Другие новости принесли Нептуну посланники, меч-
рыбы... новости, которые его весьма обеспокоили... «О! Все это
может очень плохо кончиться! - содрогнулся Нептун... Раз уж люди
так страстно набросились на мою Принтиль... такую грациозную...
такую шаловливую... в каком состоянии они мне ее вернут?»...
Венера очень недовольна... теперь, когда обнаружены следы
Принтиль... ее ревность вспыхнула с новой силой... Сцены за сценами!..
«Да хоть бы они вообще убили эту шлюху!» - восклицает Венера,
вне себя, перед всем рыбьим народом! Скандал!..
Нептун продолжает посылать в Гавр других курьеров: меч-рыб,
летучих рыб... Ему нужны детали. Он в убийственном
настроении... Он уже не может сдержаться!.. Пренебрегая правилами
этикета... персоны его уровня... он запрягает в свою карету
чистокровных дельфинов-рысаков...
Венера в ужасной ярости... жуткая сцена!.. Тем хуже! Нептун
вырывается из ее объятий... Море кипит... с небес раздается
гром... разражается ужаснейшая буря... Нептун садится в свою
большую карету... и отправляется к берегу!.. По пути Нептун
переодевается в человеческую одежду... взятую у потерпевших
кораблекрушение... но все же он не желает расставаться со своим
трезубцем... и со своей короной, эмблемами царского величия...
Он надевает большой котелок, чтобы прикрыть корону... Свой
трезубец он закрывает большим зонтиком... И в таком виде...
переодетый... в огромном пальто «Мак Фарлан»... он в сумерках
высаживается... в Гавре... на южном причале...
Рыба-меч издали указывает ему место, где должна находиться
Принтиль... со своими друзьями... свет... музыка... «Заведение для
263

шалунишек»... Сверху над Нептуном кувыркаются чайки...
отдавая ему почести!.. Нептун ждет, пока совсем стемнеет...
прогуливаясь по улицам... Впервые в жизни бог Нептун приходит к
людям!., проникает в один из городов...
При его приближении... от него ощущается такая сила... что
когда он проходит мимо лавки... вся витрина... все полки...
начинают дребезжать... все предметы подпрыгивают... качаются...
трамваи тоже... и автомобили... и повозки, и лошади начинают
гарцевать... их как будто приподнимает какая-то волна... и прохожие
вокруг Нептуна как будто плывут в воздухе... и все, что находится
на улицах... при его появлении начинает колебаться... Нептун
наконец решается войти в «Заведение для шалунишек», где с
наступлением ночи собирается веселая компания... Все столики уже
заняты!.. Оркестр начинает играть... а вот и Принтиль!.. Она входит
под руку с Виктором!., в окружении эскорта бандитов... Нептун за
столиком видит, как она входит... его дорогая малютка... Как она
переменилась!., черты лица, походка... что за развязность!..
Принтиль ведет себя как безумная... устраивает настоящее
представление среди столиков... она пьет!., и пьет... и чокается... и орет... и
визжит... и опустошает целую бутыль... пьянея все больше!.,
горланит!., скандалит!., растрепанная!.. Нептун рассматривает бутылки,
из которых пьют мужчины и, увы, Принтиль!.. аперитив... А ведь
раньше она пила лишь морскую воду!., теперь же превратилась в
алкоголичку!.. Бедная Принтиль!.. Она еще и курит... сигареты...
сигары... У бедной сирены не было никакой защиты против
алкоголя и табака... никакого иммунитета!.. Эти яды действуют на нее
гораздо сильнее, гораздо более пагубно, чем на женщин!.. Как она
опустилась... ужасно!., стала отвратительной!., отталкивающей...
за такое короткое время!.. Но все-таки, кажется, она узнает
Нептуна... она подмигивает ему!.. А вдруг это старый клиент!.. Сутенеры
подходят к этому пузану... принимая его за толстого провинциала,
пустившегося в загул... какого-нибудь тронутого нотариуса... или
сбившегося с пути дедушку!., выгодное дельце... Они знакомятся с
Нептуном!.. Пьют за его здоровье... Толкают Принтиль на колени
к Нептуну... Горе Нептуна, прижимающего к себе свою Принтиль...
бедную малютку Принтиль... она в его объятиях, падшая, такая
264

жалкая, превратившаяся в пьяницу!.. Все бандиты и сутенеры
заведения оглушительно аплодируют... заказывают побольше
выпивки... за здоровье старого толстяка... Все пьют за его здоровье!..
Требуют, чтобы Нептун и Принтиль станцевали вместе... прямо
сейчас!.. Безумный хохот!.. Нептун не хочет никому
противоречить, чтобы не повредить Принтиль в этом обществе... Он
старается... делает вместе с Принтиль несколько па... но как только он
начинает танцевать... все собравшееся в заведении отребье...
начинают приплясывать... все, что стоит на столах, находится
внутри дома... оркестр... танцовщики... В каждом жесте
могущественного Нептуна чувствуется огромная сила Океанов... Из-за этого
возникает опасность, что заведение рухнет... Ему приказывают
остановиться... немного посидеть... с Принтиль на коленях!., а в
каком она состоянии!., пьяна до отвращения!.. Собравшиеся
требуют песню!.. Принтиль потеряла голос... теперь он пропитой...
хриплый... звучит жуткий надоедливый припев... Волосы падают
ей на лицо... лезут в рот... все собравшиеся подхватывают припев...
Какое горе для Нептуна - увидеть малютку Принтиль в таком
состоянии!.. Что за испытание!.. Разврат... пьянство... Какова месть
Венеры!.. Нептун сам никогда не пил алкоголя, поэтому чувствует
себя не в своей тарелке... Он падает на скамью... рядом с группой
бандитов... педерастов... воров... и воровок... Все хотят, чтобы он
спел с Принтиль... вместе со всеми!.. Он не хочет начинать
скандал... он старается... у него ужасно низкий голос... голос Бога... он
всех пугает... Он не хочет снимать ни своей шляпы... ни теплого
пальто... Тут все разражаются хохотом... Ах! Оригинал!.. Его
находят комичным... до невозможности!., ну и вырядился!., огромная
борода... красный нос!.. Он уже пьян!., не привык даже к
шампанскому. А вот и хозяин бистро подносит счет... Ну и счет!..
Нептун роется в карманах, достает оттуда пригоршню
жемчужин... изумрудов!., рубинов!., испанских дублонов... все, что он в
последний момент успел захватить из сундука затонувшего судна...
Все собравшиеся сильно заинтересованы появлением таких
сокровищ!.. Нептун щедро раздает направо и налево... дублоны!.,
изумруды !.. рубины!.. Какое все это имеет значение?.. Он думает лишь о
своей малютке Принтиль, павшей так низко в этом заведении!..
265

Как ее спасти?.. Она с трудом узнает своего доброго толстяка
Нептуна, настолько она пьяна и отупела... одурманена алкоголем и
пороком... А ее голос, когда-то волшебный... стал таким
хриплым!., просто отвратительным!.. Какое огорчение для бедного
Нептуна!., он обнимает свою Принтиль!.. ласкает ее!., пытается
привести ее... в сознание... чтобы она хоть что-то вспомнила...
Вся клиентура заведения насмехается над этой парой... громкий
хохот!.. Нептун тоже немного опьянел... из-за того, что пил
шампанское... выпивал за здоровье всех... Он хочет воды... ему
подстраивают шутку... наливают большой стакан кирша... который
он принимает за воду... Потом еще один стакан водки... и вот он
уже совершенно пьян!.. Теперь пора... Виктор и его банда
обчищают карманы Нептуна, повалившегося на скамью...
вытаскивают жемчужины... еще жемчужины!., реки бриллиантов!.,
украшений!.. Вся банда Виктора ликует!.. Старый пень пришелся кстати!.,
пьяный в стельку!., такой смешной!., выгодное дельце! Его
поднимают со скамейки... чтобы он потанцевал в хороводе... Он
теряет шляпу... тут появляется его корона, украшенная тысячами
камней!., его великолепный трезубец из золота и платины
выскальзывает из руки и падает на пол... Толпа хватает его!..
Свалка!., стаскивают корону с Нептуна!.. Передают из рук в руки
огромное фантастическое сокровище... Что за роскошь! богатство!.,
все это тут же исчезает в толпе!., растворяется...
Нептун уже не понимает, что с ним происходит... Он плачет
на груди Принтиль... совершенно пьяный и
расчувствовавшийся... Принтиль тоже... Толпа вокруг стучит ногами... охваченная
злорадством... Содержатель притона требует оплатить счет... за
все напитки!.. Нептун роется в карманах... У него нет ни одного
су... ни одной жемчужины, ни бриллианта!.. Больше ничего!.. Он
полностью разорен, обобран до нитки! Вчистую!.. «Полиция!..
Полиция!.. - орет толпа... Старого безумца в полицию!., старого
вора вместе с его шлюхой!».. Их сажают в полицейскую
машину!.. Везут в полицию!..
В это время Виктор и его дружки отправились «отмывать»
сокровища к Мохабу Бен Азуфу в его новый великолепный
магазин... на улицу Неуплаченных Долгов...
266

В полиции, как только Нептун входит в дверь, на него
надевают наручники... статуя президента республики Фальера
начинает приплясывать на постаменте... Корабль на прекрасной
картине в рамке... и все бумаги в комиссариате колышутся... колышется
все... чернила выплескиваются на стол... Комиссар сам немного
покачивается в кресле... удерживается... садится поглубже...
Задает обычные вопросы Принтиль... и Нептуну:
Откуда вы приехали вдвоем?.. Кто ваши родители?
Ваши средства к существованию?.. Ваши документы?.. У вас
их нет? Мошенники! Жулики!
Нептуна собираются заковать в цепи... посадить в тюрьму...
Да как они смеют так с ним обращаться! Это оскорбительно!.,
невыносимо!.. Нептун покраснел от гнева... внезапно!., его
охватила ужасная злоба!.. Поднимается величайший ураган... море
раздувается!.. Гигантские волны обрушиваются на порт!.,
настоящие горы!., наступают на город... на комиссариат! огромный
водяной смерч разрушает полицейский участок!., разбрасывает
полицейских!., комиссара! к чертям!..
Нептун успевает обнять Принтиль между двумя гигантскими
смерчами!.. Посоветовать ей быть поумнее... Он заклинает ее
взяться за ум... потому что он все время думает о ней... Нептуна
поднимает... уносит к набережной ревущая волна!.. Дельфины ждут его
вместе с каретой... Нептун удаляется по бушующему морю... в
своем экипаже... на гребнях самых высоких волн... он исчезает на
горизонте... Сейчас он достигнет 42 градусов северной широты, где
находится его дворец в Пучине океана, там его ждет Венера,
которая прекрасно обо всем осведомлена... (через шпионов
рыб-мечей)... которая не скрывает своей радости, что Нептун, не солоно
хлебавши, вернулся в супружеский дворец... Она в курсе всего, что
с ним приключилось во время этой вылазки... Он потерял свою
корону... свой трезубец... он обязан все ей объяснять... бормотать...
плести небылицы... Быстро другую корону!., другой трезубец... все
уже собрались!., он садится на трон на возвышении... Венера
смеется над замешательством толстого Нептуна... Все
барышни-сирены из балета, которые в курсе дела и не особо приветливы от
природы... обмениваются насмешливыми замечаниями в адрес
267

Нептуна... такого смущенного... такого смешного... Как жалок Бог
Морей!.. Меч-рыбы, спруты, лангусты... сардины корчатся от
злобного удовольствия... злой смех!..
Жизнь при дворе возобновляется... Нептун снова исполняет
свои обязанности. Приходят делегации... которые представляет
большая меч-рыба... все время жалобы... рутина...
В порту после сильного шторма, от которого город
значительно пострадал... Виктор и его банда снова находят Принтиль и
развратная жизнь продолжается... драки, попойки и кражи... Но
только Принтиль уже не прежняя безвольная куртизанка... она не так
радостно теперь принимает участие в грязных забавах банды...
Долгие часы она проводит в задумчивости... бродит у порта...
вокруг отплывающих кораблей... она чувствует, что море зовет ее...
Ее испытательный срок близится к завершению... скоро ей нужно
уезжать... возвращаться к Новой Земле... она уже больше не
может!.. На балу она больше не хочет танцевать с клиентами,
которых представляет ей Виктор... она ищет моряков... особенно
офицеров... она спрашивает, куда направляются... их корабли... а не с
Новой ли они Земли?., с севера?.. Но она утратила всю свою
красоту... свое очарование... свою магию... свой голос... Теперь это
всего лишь бедная больная девушка... маленькая потасканная
танцовщица... хозяин притона обращается с ней грубо... Виктор нашел
другую фаворитку... Принтиль теперь всего лишь «веселая
девушка»... шлюха... она опустилась очень низко... теперь она бродит по
улице... и на улице пристает к пьяным морякам...
Тут лейтенант с одного рыболовецкого судна проникается
жалостью к несчастной Принтиль... она рассказывает ему о своем
горе... рассказывает, что эти злые сутенеры, Виктор и его
дружки, мучают ее... она умоляет увезти ее далеко... похитить... Этот
молодой лейтенант чувствителен... Его трогает эта ужасная
тоска... несчастья бедняжки Принтиль взволновали его... Ах! Уехать!
Неважно куда! Далеко!., спасти ее!., тайное желание Принтиль
осуществится... Добраться до Новой Земли!., туда, где туманы...
и прекрасный дворец в Пучине Океана... рыболовецкое судно
отправляется в море через несколько дней... в сторону Новой
268

Земли... молодой лейтенант уступает мольбам Принтиль...
соглашается спрятать ее у себя в каюте. Она прячется там за час до
отхода... под кушеткой... под кучей одеял... Этот корабль как раз
и есть «Орктостром», корабль капитана Крога, ужасного
охотника за тюленями... (Капитан, лицом похожий на Смерть)... Он
отправляется на большую охоту...
Стоя на мостике этого огромного плавучего завода,
охотящегося за тюленями... великолепной морской цитадели, созданной
для убийства миллионов тюленьих младенцев... ужасный
капитан Крог готовится к путешествию... дает указания... в дорогу!
У капитана Крога голова неправильной формы...
провалившиеся глаза... резкие черты лица... настоящее лицо Смерти... Он
создан для того, чтобы истребить весь тюлений род, если
понадобится!., ради добычи драгоценного масла... он дает указания...
перед картами... окруженный офицерами... никто не перечит...
Отплытие должно состояться вечером...
Молодой лейтенант... влюбленный в Принтиль... вне себя от
волнения... если ужасный капитан Крог заметит присутствие
тайной пассажирки!.. Что за скандал!.. Что за трагедия!.. Он так
жесток!., так неумолим!..
И действительно что-то беспокоит капитана Крога... какие-
то смутные подозрения... Наконец, большой корабль поднимает
якоря!., проходит мимо мола... выходит в море!., в океан...
тотчас его подхватывают высокие волны... капитан Крог на
мостике рассматривает компас... направление ветра... грубо
обращается с марсовым... вахтенными матросами... Дни проходят... все
спокойно... потом шторм... потом снова штиль... Идут вперед...
подходят к прибрежным районам Новой земли... на «Орктостро-
ме» все заняты работой...
Капитан Крог становится все более раздражительным... ему
все не нравится... ни показания компаса... ни секстана... они не
дают, несмотря на многочисленные замеры, тех же данных, что
радиолокация... ах! Офицерам придется все проверить самим...
Никакого сомнения!., компас врет!., виноватый лейтенант уже
ни жив, ни мертв... все охвачены страхом!.. Даже машина уже
269

работает урывками!., сбои!.. И этот туман цвета морской волны...
такой густой... действительно необычайной плотности... его хоть
ножом режь! ну и ну!., капитан Крог все больше беспокоится... по
мере того, как они продвигаются к северу... расспрашивает
офицеров... Вышагивает по мостику... судно замедлило ход... из-за
тумана... капитан прислушивается... он слышит пение... так ему
кажется... а может и не слышит... корабль продолжает путь все
медленнее... туман становится все гуще...
В каюте, по мере того, как «Орктостром» приближается к
отмели, совершается магическое превращение... при подходе ко
дворцу Нептуна в Пучине Океана... с Принтиль в каюте под
одеялами происходит превращение... она утрачивает обличье
женщины... ее испытательный срок заканчивается... несчастья
тоже... ее ноги принимают новую гибкую форму и покрываются
мерцающими чешуйками... ее волосы (постриженные под Нинон)
отрастают, становятся очень длинными. Ее вновь окрепшая грудь
поднимается... Когда ее испуганный сообщник, лейтенант,
украдкой заходит в каюту... он совершенно ошарашен переменами,
происшедшими в его пассажирке... она была настоящей развалиной...
такой опустившейся... И вот она вся сияет свежестью и
очарованием... Лицо Принтиль очистилось, прояснилось... огромная
усталость, которая лежала на ее лице раньше, стерлась... все в ней
улыбается... лукавая радость... И вот она легко сбрасывает
тяжелую кучу одеял... но у нее больше нет ног!.. Длинный гибкий хвост,
покрытый блестящей чешуей... голубой, зеленой, розовой...
Лейтенант, заставший это волшебное превращение,
совершенно ошеломлен!., поражен!.. Все объясняется! Он понял! Боже
мой! Сирена на борту!.. Проклятье!.. Он ругает нахалку Принтиль!
Чтобы она не двигалась! Не говорила! И особенно не пела! Он
умоляет ее молчать!.. Чтобы она получше спряталась... до
вечера!., она погрузится в воду вечером!., соединится со своими
сестрами!., потихоньку!.. Он обещает!., они обнимаются... О! Если бы
это заметил капитан Крог... если бы он обнаружил на борту
сирену!.. Все бы пропало!..
Лейтенант поднимается на мостик, на вахту... в то же время
что и капитан Крог... два офицера... три офицера в таких
обстоятельствах не лишние!., впрочем, компас сошел с ума... радио
270

тоже... ничего невозможно понять... «Где же мы?» Непонятно!.,
такой густой, такой ужасный туман... рожок в тумане без конца
стонет!.. «Орктостром» идет вперед совсем медленно.
Лейтенант, вы ничего не слышите?
Капитан слышит голос снизу... который поднимается из
трюма... музыка...
Нет, капитан, я ничего не слышу!..
Голос замолкает, а потом звучит снова... доносится пение...
продолжается... призывы... эхо!., тревога!., рожок в тумане!..
Какая мрачная погода!., густой туман!., песня...
Лейтенант, вы ничего не слышите?
- Нет, капитан, ничего.
«Орктостром» продвигается все медленее и медленнее... Как
опасно плыть в таком густом тумане... не зная даже координат...
Капитан Крог пытается прощупать дно зондом... но не может
достать до дна!.. А вокруг корабля, вокруг корпуса... толчется
несметное множество рыбы... поднявшейся из глубины!.. Меч-рыбы...
морские свиньи... треска... и сардины... скаты... лангусты... Они
прекрасно слышали Принтиль! Они не ошиблись!.. Это именно
она!., они сопровождают корабль... огромной толпой... меч-рыбы,
гонцы, бросаются в бездну, чтобы предупредить Нептуна...
Во дворце Нептуна всеобщее волнение... Нептун отправляет
еще толпы рыб-мечей... плеяды трески!., эскадрильи летучих
рыб... и группы чаек, которые четверками летают вокруг «Орк-
тострома»... чтобы отпраздновать возвращение Принтиль!..
Нептун ликует у себя во дворце... к ночи она уже будет с нами!..
«Быстрей, готовьте пир!.. 492000 прибора... Я приглашаю
сегодня на ужин всех сардин из бухты Святого Марка. Я хочу, чтобы
все они поженились с летучими рыбами из пролива Бинг... 492000
счастливых пар должны отметить возвращение моей малышки
Принтиль!..»
Старый Нептун не помнит себя от радости!.. Я хочу, чтобы
нам подали на ужин целый корабль взбитого риса с конфитюром!..
приказываю!..
271

Как он счастлив, что вновь увидит свою малышку Принтиль!
После такого долгого отсутствия!., какое жуткое наказание!.. Ах!
Какой теперь она должна быть милой и умной!., и послушной!.,
как она будет любить своего толстого папика Нептуна!.. Он уже
заранее совершенно счастлив!.. Но Венера рядом с ним вся
пожелтела от желчи, от ярости и ревности... Она закрылась в своих
апартаментах... ужасно надулась... она задумала какую-то адскую
месть!.. Ее дверь охраняется командой ужасных спрутов, которые
ритмически выбрасывают зеленую желчь... желтую и красную!.,
это морские демоны ревности!..
На «Орктостроме» тоже царит всеобщее смятение... моряки
на реях... в машинном отделении... на палубе... на вышках... тоже
слышали сирену... этот голос, поднимающийся невесть откуда...
Голос, который сбивает моряков с пути... топит корабли...
очаровывающий... волшебный... Принтиль у себя в каюте уже не
может заставить себя не петь... она поет, несмотря ни на что... так
тихо, как только может... но она поет... это факт...
Капитан Крог снова задает вопрос...
- Лейтенант, вы ничего не слышите?..
Голос слышится теперь такой мелодичный... такой
трогательный, что лейтенант не решается ничего ответить...
Капитан Крог сам грубо хватает штурвал... «Стоп» -
командует он машинному отделению... а потом «задний ход»... а потом
«вперед»... медленно... Действительно, «Орктостром» уже не
знает, куда двигается... он потерялся в тумане... Капитан Крог тоже
не знает, где он находится... он рвет на себе волосы... в гневе... в
отчаянии... в растерянности... из моря доносится пение сирены...
трогательное... колдовское... и даже Капитан Крог... самый
суровый... поддался сирене... его обманули!., он сбился с пути!., как
новичок!.. Крог - самый жестокий убийца в Северной
Атлантике. Он вызывает страх у всех живых тварей на севере!.. Он
лихорадочно расхаживает по палубе!.. Он гудит в рожок,
предупреждая о тумане... в кошмаре он всюду видит рифы... вокруг себя... на
которые сейчас напорется корабль... миражи!.. Корабль все еще
продвигается вперед!.. В этой вате ничего не видно!., ни одного
272

ориентира!.. «Орктостром» сбился с пути... карты неверные...
корабль заколдован... компас сошел с ума... стрелка
беспорядочно крутится... а пение возобновляется... сквозь рожок... теперь
доносится со всех сторон моря... синевато-зеленого...
предательского... раскачивает корму... нос... долетает с верхушек мачт...
Капитан Крог уже не может сдержаться...
Он бросается по трапу... перескакивая через четыре
ступеньки... зовет к себе офицеров! Они идут за ним... обходят палубы...
все трюмы... все закоулки...
Виноватый лейтенант следует за капитаном Крогом! Но в
каком состоянии!., он в ужасе!., сбор всей команды!., осмотр!.,
капитан Крог спускается в машинное отделение!., сквозь шум... треск
рычагов... он все продолжает слышать голос...
Лейтенант, вы ничего не слышите?
Нет, ничего не слышу, капитан!..
Капитан Крог продолжает поиски!.. он обезумел от гнева!
Всюду!., в кухне... в трюмах... слышится это пение!., судно в ужасной
опасности...
Теперь в каюты офицеров!.. Лейтенант весь побледнел...
капитан Крог заставляет открыть все двери... одну за другой...
Ничего!., подходят к каюте лейтенанта... лейтенант больше не
может выдержать!., он бросается к капитану Крогу... хочет помешать
ему войти. И в этот самый миг... пение слышится в каюте!..
Не входите!., не входите!..
Все офицеры охвачены ужасом! Лейтенант теряет сознание...
падает... Два удара плечом... комендант выбивает дверь. Принтиль
там... сверкая, лежит на кушетке... шаловливая... такая красивая...
улыбающаяся... милая... кокетливо свернувшись на одеялах... Она
очень грациозно приветствует ужасного разъяренного капитана
Крога... Это тайная пассажирка!.. Крог рассматривает ее...
подходит поближе... колеблется... Вдруг он осознает правду... всю
правду!.. Принтиль снова тихонько начинает петь... очень тихо...
Капитан Крог срывают закрывающее Принтиль одеяло!.. и видит всю
сирену!.. Ужас!.. Проклятие!.. Капитан Крог уже не сдерживается!.,
он хватает в углу тяжелую пику, какими матросы убивают на отмелях
тюленей!., он бросается к Принтиль, наносит ей сильнейшие
273

удары!., разбивает ей голову... рвет ее очаровательное тело... бьет
ножом в грудь... он режет... режет... брызжет кровь... капитан Крог
весь красный... покрыт кровью сирены...
В этот момент отовсюду начинает доноситься тревожный
шум... с моря... заполняет воздух... эхо... все пространство...
трагическое пение... могучая и яростная симфония сирен!.. Корабль
поднимает огромная волна, начинается ураган!., гора воды
обрушивается на «Орктостром»... разбивает его... разрушает... смерч...
тайфун... увлекает его... поднимает... рвет на куски в пучине
океана!., пока гроза яростно, радостно сопровождает пение сирен
великолепной победной симфонией!..
Всю команду уносят волны... буруны... разъяренного океана!..
Утонувшие спускаются в пучину океана!., капитан Крог идет
впереди своей команды... Они спускаются в пучину океана
целыми группами... вниз головой... утопленники раскачиваются...
извиваются... и так спускаются сквозь гущу воды!., зеленой...
желтой... голубой... медленно... ко дворцу... где их уже ждут. Они
спускаются во дворец... их ведут... сопровождают... сторожа, меч-
рыбы... которые следят, чтобы они оставались вместе...
группами... шпыняют их... подгоняют... и так и сяк...
Нептун ждет их в тронном зале... ах! Нептун больше не
шутит!
Он в тронном зале, подавленный огромным горем... он забыл
о своих слабостях... о своем снисхождении к людям!.. Он, такой
добродушный по природе, такой сговорчивый...
снисходительный ко всем их выходкам, всем проделкам... прощавший им даже
наглые поступки!., теперь, перед этим ужасным злодеянием, он
взял себя в руки!., он будет казнить безо всякой милости!..
Нептун ужасно покарает этих мерзких тварей, этих садистов,
гадких ползучих монстров... ненасытных в преступлениях и
причиняющих страдания!..
Ах! Нептун не шутит!.. Он внимательно рассматривает эти
жалкие останки, утопленников, колышущихся в волнах...
команда «Орктострома», великая команда убийц тюленей... и жуткий
капитан Крог...
274

На колени!., земные собаки!.. - приказывает он голосом, от
которого содрогается весь океан!.. На колени!.. Позор всех
времен!., на колени!., подколодные твари!..
Все встают на колени...
А вы, капитан Крог... принц монстров! Вам уже не
достаточно того, что вы приходите год за годом убивать у меня на берегах
невинных тюленей!., окрашивая мои благородные отмели
кровью тысяч младенцев... которых вы застаете во время игр!.. Этих
преступлений вам недостаточно?.. Вам нужны все новые и нежные
жертвы... Теперь вы начинаете резать моих сирен?., мою милую
Принтиль!.. радость моих преклонных лет!.. Очень хорошо!
Великолепно! Капитан!.. Ах! Вам не нравится пение моих сирен!..
Капитан Крог!.. Ах! Вам не нравится эта мелодичность и грация!..
Пьяная свинья!.. Проклятая порочная скотина!.. Я, Нептун,
научу вас петь! Прекрасную песню!.. Которую вы больше никогда
не забудете! Вечную прекрасную песню, капитан Крог!.. Ах! Вы
хотели бы вечно бороздить моря!., капитан Крог!.. Вам так
хочется! Продолжая путешествовать и убивать!.. Ненасытный
охотник! Как пожелаете, капитан Крог!.. Я, Нептун, исполню все ваши
желания! капитан!.. И ваши тоже, дорогие шалуны!., всей вашей
банды!., проклятая сволочь! Я всех вас ублажу! Слово Нептуна!..
И тут же водный народ окружает утопленников!., и их
капитана, опутывает их цепями и увлекает в кузницу Нептуна!.. Эти
кузницы находятся между двумя подводными скалами!.. Именно там в
ужасном и фантастическом хаосе железных обломков Нептун
собирает все останки, все корпуса тысяч и тысяч затонувших
кораблей!.. Старые субмарины, военные корабли!.. Огромные грузовые
суда!.. расколотые... искореженные... Ах! Нептун хочет
повеселиться! Он теперь хочет развлечься!., какой кошмар!., он, обычно
такой добродушный!., хочет преподать людям ужасный урок!..
Убийство его малютки Принтиль будет примерно наказано... он,
бывший раньше всегда в таком хорошем настроении... всегда
откладывавший на потом наказание людей за их дикие проступки...
их неблагодарность... теперь принял решение мстить. Чтобы люди
почувствовали раз и навсегда на себе ярость Нептуна!..
215

Рабочие-спруты, рыбы-пилы... меч-рыбы с извилистыми
остриями... рыбы-молоты... акулы с железными челюстями... весь
рыбный народ принимается расчленять корпуса на части... на
стальные пластинки... Хвостатая толпа мастерит... выковывает
на подводном огне... у подводных вулканов... Инструментов не
хватает, нужно попросить у Вулкана позвать похожих на танков
гиппопотамов с гальваническими панцирями... Они приходят,
целым стадом погружаются в воду... топчут листы железа...
Наказание уже готово!., сделаны огромные буи... из стали...
герметичные!., заваренные... запаянные... газовыми
паяльниками... на каждом громкоговоритель... помещение с граммофоном!..
В каждый из таких буев вводят... закрывают, привязывают
моряка с «Орктострома»... безжалостных охотников... закованных в
цепи... капитана Крога заковывают в цепи последним,
заключают в самых большой буй... а потом поднимают всю связку буев на
поверхность моря... радостный Нептун привязывают все буи к
своей карете и оп!.. хлещет дельфинов... отгоняет их на
некоторое расстояние. Он расставляет их в широкий круг... вокруг себя
и тут обращается к ним...
Теперь, негодяи, до конца времен и морей, я приговариваю
вас петь!., блеять на волнах!., раскачиваясь... плавая по моим
волнам... и самые высокие из них вы должны сопровождать самым
громким пением!.. Таков мой приказ! Капитан Крог, а вам я дарю
самый пронзительный голос!..
И тотчас же буи капитана Крога принимаются раскачиваться
наволнах... и блеять при каждом движении... что за ужасные,
хриплые, отвратительные голоса!.. «Круаг! Круаг!» — разносится в
пространстве жуткий призыв самого капитана и всей его команды... И
всегда во время урагана... на подступах к самым ужасным рифам...
звучат буи команды Крога... Нептун размещает их там, где ему
захочется... этих монстров, морских чудищ... в самых гиблых местах
своей империи... и все время неожиданно... непредсказуемо...
начинает звучать мрачное «Круаг! Круаг!»... это звуки шторма...
несчастья... вечный похоронный звон по малютке Принтиль,
любимице бога Морей!., подло убитой капитаном Крогом...
командующим «Орктостромом» в один из туманных дней...
276

Эта ужасная трагедия глубоко потрясла Нептуна... он уже не
тот бог... добродушный... гневный, но отходчивый, каким был
раньше...
Охваченный грустью, он решил модернизировать свою
империю... и способы управления... Он установил у себя в тронном
зале телевизор... и телефон... организовал постоянное
наблюдение... по подводной связи... на выходе изо всех портов и на всех
путях следования судов.
Его постоянно извещают о каждом движении кораблей... во
всем мире... Достижения Нептуна в современной технике...
подкрепляются его возросшим озлоблением... И теперь все хорошо!
Нептун уже не довольствуется тем, что устраивает простые
шумные шторма, над которыми смеются суда дальнего плавания!.,
нет!., теперь он вмешивается в радиоволны... путает сигналы,
передающиеся маяками... из адмиралтейств... приказы...
распоряжения... Таким образом, он сталкивает два огромных
броненосца, принадлежащих к одному флоту!., одной нации... которые
одновременно идут ко дну перед его восхищенным взором!.,
стреляя из пушек!., вжик!.. бум!., бум!.. Великолепные
кораблекрушения... всюду... утопленников не счесть!.. Теперь рыбий мир
развлекается... Рыбы снова уважают и почитают Нептуна!.. Но
Нептун по-прежнему грустит... Он часто вспоминает свою
малютку Принтиль!.. Его уже не так забавляет балет... волны... шалости
сирен... Он не может забыть свою Принтиль... Он иногда через
силу улыбается... но грустно...
Слишком много воспоминаний... нежных и горестных
воспоминаний!., он носит траур... пингвины тоже в свою очередь
пытаются развлечь его тысячами шуток... Но тщетно...
Венера со своей стороны тоже не хочет терять ни минуты...
чем больше она стареет, тем кокетливей становится... Она не
собирается сдаваться, красится все больше... ухаживает за собой,
делает массаж!.. Она проводит целые недели у парикмахера...
месяцами крутится перед зеркалом... она заставляет прислуживает
себе целый дворец!., служанки-сирены уже изнемогают!., ее
маникюрши осыпаны упреками!.. Венера требует все новых мазей,
новых настоек... других секретов красоты... Огромные подземные
277

пещеры преобразованы ее приказами в салоны красоты... в
лаборатории кокетства... где легионы искусных рыб стараются у
перегонных кубов... дистиллируя подводные духи...
К Венере частенько заплывает восточная лазурная рыба... из
Индийских морей... украдкой... окруженная огромными
лунными рыбами, которые несут с собой лаковые шкатулки... с
косметикой... с порошками-афродизиаками... чудесными каплями,
чтобы сделать взгляд блестящим... завораживающим... мазями, чтобы
укрепить груди... чтобы удлинить ресницы!.. Лазурная рыба
приводит к Венере макрелей и светящихся рыб из китайских морей...
Венера совершенно счастлива... Венера нежно провожает
лазурную рыбу до дверей... в дворцовый сад... за большим кустом
водорослей рыба мохаб украдкой передает Венере крошечный
флакончик, в котором содержится настойка, которая поможет ей
снова влюбить в себя Нептуна!., не слишком!., не слишком!., он
ей советует... не слишком много... Венера же готова на все!., она
ревнует, плетет заговоры... она бы охотно кого-нибудь
отравила... она мечтает об этом...
Безутешный Нептун избегает общества Венеры... он гуляет в
одиночестве... Чтобы провести время и избавиться от скуки, он
играет в игры... в рулетку... в пинг-понг... в залах старого
затонувшего трансатлантического лайнера... лежащего недалеко от его
дворца... а потом в «Баре утопленников», где он раскладывает
карты... гадает на таро... хочет узнать свое будущее...
развлекается как может...
А наверху, на поверхности... буи капитана Крога
раскачиваются, болтаются на волнах... взлетая на гребни... они все время
находятся не там, где нужно... сбивая с пути корабли... «Круаг!..
Круаг!»... слышны вопли в тумане... при каждом шторме... они
увеличивают количество жертв... подводя корабли... к рифам... к
опасным проливам... к скрытым скалам... подходят слепые
корабли и терпят крушение...
КОНЕЦ
278

АРЛЕТТИ, ДЕВУШКА ИЗ ДОФИНЕ
Сперва появляется Арлетти, девушка из Дофине... из края,
где появляются на свет хрупкие девушки, красивые и
фанатичные, в которых еще сохранился дух гугенотов... А потом она
отправляется в Париж... зарабатывать на жизнь... Галерея Лафай-
етт... Она посещает протестантскую общину Парижа... молодой
ученик пастораЖером, протестант, обожает ее... Соединение тел
и душ в Боге! Молодая пара устраивается в рабочем пригороде...
в Курбвуа... чтобы посвятить души Богу... любовь и евангелизм...
Молодая пара представляет собой нечто вроде Армии Спасения...
но она шалунья, в ней чувствуется безумная сексуальность...
играют на органе, она замечательно поет, молодые буржуа и
рабочие, мошенники и сутенеры приходят послушать ее и сделать
непристойные предложения в Храме в Курбвуа-ляТаренн...
Хижина, крытая черепицей... Она добродетельна, но дьявол рядом...
вопреки ее воле... этот сатанинский шарм!.. Они ходят на
танцульки! Их замечают... делают им странные предложения... Жером,
искренний и охваченный божественным рвением, обожает свою
жену, но он очень порядочен... Арлетти тоже добродетельна, но
жизнь трудна. Черт побери!.. Нищета и Библия!.. Журналисты
из «Субботнего вечера» публикуют ее фото... Жена пастора...
красавица Арлетти, и т.д. - ... Жером, который обожает свою
Арлетти, очень несчастен, но не из-за ухаживаний, напротив, все очень
любезны... очень галантны... Ах! Как трудно быть евангелистом
в этих условиях! В нищете... красота совершенно не помогает
приводить души к Богу, напротив, скорее удаляет от него...
Жером и Арлетти сообща решают, что нужно бежать из этих мест,
где Дьявол действительно слишком силен, грешники погрязли в
грехах, Библия стала объектом насмешек, здесь невозможно
выжить... Они вернутся позже... Они оба слишком молоды, а
дьявол хитер, искушен... Они отправляются в Африку обращать в
веру язычников... Вот они в джунглях... одни... нет больше
опасности, искушений, галантных ухаживаний... Арлетти поет для
папуасов псалмы и т.д.... это людоеды... Но Арлетти сильно
скучает... она сожалеет о танцах... о возможности проповедовать
279

Евангелие там, где добродетель подвергается искушению...
Дьявол тем временем появляется... скоро появится... он придет, он
следит за ними. Жером начинает пацифистскую кампанию... он
не хочет, чтобы пауины периодически воевали с мабиллами,
вражеским племенем. Эти войны всегда начинались обычно в сезон
дождей... либо побеждали мабиллы и пожирали пауинов, либо
наоборот... Таков местный африканский спорт. Жерома плохо
принимают с его пацифистскими проповедями, так же как и
плохо принимали в Курбвуа, когда он хотел примирить банды
«Выбитый глаз» и «Золотой петух», которые регулярно устраивали
битвы на берегах Сены.
Пауины танцуют под гармонику. - Они отвергают протестант^
ские проповеди... Тут как раз из чащи появляется импресарио, он
хочет найти негра, чтобы сделать из него чемпиона по боксу...
настоящего жеребца, каких уже не найти в городе (негры стали
женоподобными). Он хочет найти настоящего бойца-людоеда...
убийцу... Он прочесывает деревни в джунглях... (но этот импресарио, в
действительности, сам Дьявол). Ему по-прежнему нужна Арлетти...
он хочет погубить семью отважных евангелистов... Он
привлекает Арлетти... сердечно беседует с ней, делает ей разумные
предложения... Подумайте! Подумайте, вы же умрете в этих джунглях...
от болезни! От нищеты! Эти дикари вас ненавидят... они вас
сожрут... а у вас такая душа! И у Жерома тоже! Бисер перед
свиньями! Ваш талант, ваш голос, его ученость, его преданность делу, его
пацифизм! Нет! Я увезу вас в Америку... там вы обратите в веру
потерянных существ, но они хотя бы будут способны вас понять...
Арлетти уговаривает мужа, они покидают Африку вместе с
импресарио и с негром, супер-гориллой, гигантом, молниеносный удар
которого принесет ему славу чемпиона мира. В путь!
Вот они в Чикаго, прямо в квартале гангстеров. Маленький
жалкий храм - черепичная крыша, как в Курбвуа - в пригороде.
Арлетти поет... своим очарованием она привлекает опустившихся
парней гораздо сильнее святого писания. Конечно, она по-прежнему
любит бедного Жерома, причем все более и более евангельской
любовью. Это идеальная супруга. Он пытается примирить две
ужасные банды: Рейнджеров и Потомаков. Он заводит себе в бандах
280

друзей... чтобы привести их к богу... Его подозревают и те, и
другие... К нему подсылают роковых красоток, чтобы немного
обработать... Узнать, не в курсе ли он некоторых дел... не подослан ли
он шпионить за ними, не полицейский ли он. Он хочет обратить
красоток к Богу... его вера немного колеблется. У него прекрасный
голос... его поздравляют... его ласкают... его хотят заставить спеть
что-то другое, кроме псалмов... французские песенки...
«Поговори со мной о любви»... Дьявол-импресарио продолжает искушать
судьбу... Его жеребец-людоед стал самым жутким убийцей в
Чикаго... Он развращает также и Жерома, который теперь считает
своим долгом обращать к богу девиц в ночных клубах, танцовщиц за
кулисами... В конце концов, во время одной облавы, его забирают
с огромным пакетом кокаина в кармане... Вот он и попался! В
тюрьму! Храм закрыт... Арлетти выгоняют из храма... Она должна петь,
чтобы выжить и носить передачи Жерому в тюрьму. Она должна
подмигивать адвокатам, которые занимаются ее любимым
идиотом... Чтобы вытащить его из-за решетки... Она поет в
гангстерских клубах... Боксер-людоед защищает ее, как и Дьявол
импресарио, которого все это забавляет... Дьявол мстит... Но вот, в одном
ночном клубе, Арлетти заметил проезжий махараджа. Он делает
ей предложение. Он влюбился... Арлетти собирается еще раз
принести себя в жертву... ей нужен огромный бриллиант, кабошон из
тюрбана махараджи, чтобы заплатить адвокату, судьям, сторожам
и освободить Жерома... «Согласен, - говорит махараджа, - но я,
мой дорогой бриллиант, хочу забрать вас в свой гарем!..» Ладно!
Решено! Очень скоро Жером на свободе. Его выводят, не задавая
никаких вопросов... Он в ужасе от пребывания в тюрьме и от угроз
убить его при выходе! Вот они в самолете, а потом в Индии... у
махараджи... Арлетти в гареме... Жером среди парий... тоскуя, поет
о своем горе возле замка махараджи... Горестный дуэт... она за
толстыми решетками... он в лохмотьях, внизу на улице... в толпе... но
им вновь овладела мания евангелизации, он хочет разделить
секты индуистов и магометан, которые убивают друг друга. Ах, здесь
его ненаввдят еще больше, чем в Африке. С него срывают даже его
лохмотья, на него сыплются удары, его избивают до крови... и так
он поет о свеой любви под зарешеченными окнами Арлетти...
281

А, дьявол все еще здесь... импресарио... Теперь он колдун...
Махараджа устал... Его врачи не могут вернуть ему любовную силу,
его двадцать лет... а он обожает Арлетти, он пламенно желает ее...
он обезумел от бессилия и от ревности. Песни! Песни! Он
заставляет привести колдуна - знаменитого китайца или монгола.
Арлетти собирается бежать. Дьявол хочет заставить ее совершить
преступление, убить махараджу. Тогда он добьется полного
успеха! Он рекомендует махарадже какие-то пилюли. Он говорит с
Арлетти. Одна маленькая пилюля... содержит... цианид...
Никакой разницы с виду, и вы будете свободны... Во дворце плетутся
интриги, сын махараджи хотел бы избавиться от него. Колдун
вмешивается... Махараджа недоверчив... он не хочет принимать
пилюли, пока их не попробует Арлетти... только есть одна,
особая, которую прячет Арлетти за отворотом своего сари... Эти
пилюли производят эффект афродизиака... Еще одну! Еще одну!..
Ах! Оба уже охвачены страстью... но Арлетти подсовывает ему
другую пилюлю... Махараджа глотает ее. И валится в
конвульсиях. Он хрипит, пускает пену, умирает. Умирает от любви.
В гареме суматоха!
Двери открываются. Арлетти убегает... Она находит
Жерома, евангелиста-пацифиста, избитого до неузнаваемости,
опухшего, под горой трупов возле дворца... Ах, она не ошиблась, это он!
Ей подсказало сердце... Она вытаскивает его из-под трупов,
ставит на ноги. Вперед! Отважная Арлетти! Она увлекает его... Его
глаза заплыли от синяков, он ничего не видит... она еще и
совершила кражу! Это конец. Она быстро продает два бриллианта!
Обратное путешествие... Вот они вернулись в Париж... Ах,
Жерома ужасно избили. От этого он отупел, растерян, но он
любит Арлетти, свою Арлетти той же преданной собачьей
евангельской любовью. Она тоже по-прежнему любит его, свою обузу. Но
только им нужно выкручиваться. У них больше ничего нет.
Построить храм? Нет! Жером уже не чувствует вдохновения,
подъема, страсти, желания... Теперь он превратился почти в старика.
Арлетти все еще полна энергии, привлекательна. В конце
концов, она научилась петь и танцевать, она ведь занималась этим
всюду... в Африке... в гареме... в Америке... Вот снова появляется
282

импресарио. Ах, милая Арлетти! Так с Библией покончено? Он
победил... Он делает намеки на прошлое... мелочи, конечно... Как
она сумела убежать от этого Отелло из гарема... А?.. Как? Он^го
знает... У него хорошая память... Дьявол никогда не чувствует
полного удовлетворения.... «perseverare» - вот его проклятый
закон... Нужно, чтобы Арлетти ему поддалась... Она подписала
некоторые договоры... не зная об этом... Ну вот! Импресарио уже
строит небольшие оригинальные ночные клубы... в Монруж,
например... он будет называться «Вокруг света»! не правда ли,
забавно? Арлетти будет звездой... она будет петь... танцевать... у нее
будет свой репертуар... успех...
Что касается Жерома, боже мой... за ним нужно
присматривать, он стал таким странным, настоящий бродяга! Несчастный
человек... ребенок! А потом, вы знаете, эта история с тюрьмой...
гангстерами и кокаином... могут быть последствия... и поскольку
найти прислугу не так просто, он будет немного помогать... он
будет все время под присмотром, как официант в кафе...
Финальная сцена: в «Вокруг света» Арлетти поет, танцует, все
танцуют, все пьяны... Дьявол стал содержателем притона...
Канак, также влюбленный в Арлетти, не хочет с ней расставаться...
он боксирует с наглецами, укладывает их одним ударом... Дьявол
представляет, расхваливает... Жером потихоньку пьет, допивает
остатки из стаканов... Он смутно понимает, что опустился... Но
предпочитает особенно не переживать... он ходит среди
столиков... Он шутит с клиентами... но он все же не может помешать
себе иногда начать проповедовать, то тут, то там. Это сильнее
его... когда он совершенно пьян (а это случается каждый вечер)
дьявол импресарио зовет его, чтобы завершить праздник.
Жером! Жером! Тогда Жером поднимается на эстраду перед
джазовым оркестром, запинаясь, начинает проповедь: Братья мои,
братья мои! Так больше нельзя, мы слишком много смеемся! Его
религиозный пыл, его серьезность приводят собравшихся в
оцепенение... Это гвоздь программы! Братья мои! Братья мои!
КОНЕЦ
283

СОДЕРЖАНИЕ
От переводчика 7
ПЬЕСЫ
Церковь 11
Прогресс 135
БАЛЕТНЫЕ ЛИБРЕТТО
Рождение феи 189
Повеса Поль. Отважная Виржиния 200
Ван Багаден 212
Громы и молнии 217
СЦЕНАРИИ
Тайны острова 243
Скандал в пучине океана 250
Арлетти, девушка из Дофине 279

Книги издательств «МИТИН ЖУРНАЛ», «KOLONNA publications»
можно купить:
в московских магазинах:
«Проект ОГИ», Потаповский пер., дом 8/12, стр. 2
«Пироги на Дмитровке» ул. Б.Дмитровка, дом 12, стр.1
«Ад Маргинем», 1-й Новокузнецкий пер., 5/7
«Фаланстер» Б.Козихинский пер.,д.1О
«Книжная лавка при Литинституте им. А.М.ГЪрького»,
Тверской бульвар, дом 25
«У Кентавра», ул. Чаянова, дом 15
«Молодая гвардия», Москва, ул. Б.Полянка, дом 28
«Московский Дом Книги» ул. Новый Арбат, дом 8
«БУКБЕРИ» Сеть книжных супермаркетов
в Санкт-Петербурге, в магазинах торговой сети «БУКВОЕД» по адресу:
Улица Пестеля, 23
Невский проспект, 13
Кирочная улица, 23
Московский проспект, 172
Лесной проспект, 61, корп. 1
Литовский проспект, 4
Загородный проспект, 35
в Интернет:
«Ozon» -www.ozon.ru
«Межкнига» - www.mkniga.ru
«Лавка Я+Я» - www.shop.gay.ru/books/
По вопросу оптовых продаж книг издательств
«МИТИН ЖУРНАЛ», «KOLONNA pubUcations»
обращаться в 000 «БЕРРОУНЗ», телефон 095-104-68-36
Для заказа книг по почте наложенным платежом
редакция просит обращаться по адресу:
170024, г.Тверь, а/я 2448
в HHTepHeT:www.mitin.com/request.shtml
Луи-Фердинанд Селин ГРОМЫ И МОЛНИИ: пьесы, сценарии, либретто
KOLONNA PubUcations: Россия, 170024 Тверь, а/я 24048
Формат 60 Х90/16, объем 18 п.л.,
подписано в печать 30. 0 5. 2005 г.
Гарнитура NewBaskerville, TiemsseC.
Тираж 3000 экз.Заказ № 1930
Отпечатано с готовых диапозитивов издательства.
«Тверская фабрика печати»,
170021, г.Тверь, Беляковский пер., 46.
Электронная почта (E-mail) - tfp@tvcom.ru