Крещение, двоеверие
Кто такие волхвы-ведуны?
Смехотворство
и дурачество
Офени - ходебщики
и коробейники
и «
С.Г. МАКСИМОВ

С.Г. Максимов
ВОЛХВЫ, СКОМОРОХИ
И ОФЕНИ
Москва
«Вече»

УДК 94(47)
ББК 63.3(2)
М17
Максимов, С.Г.
Ml7 Волхвы, скоморохи и офени / С.Г. Максимов. — М. : Вече,
2011.— 320 с.: ил. — (Тайны Земли Русской).
ISBN 978-5-9533-5931-3
Вопрос о происхождении волхвов, скоморохов, офеней и их вклад в древ¬
нерусскую культуру до сих пор малоизучен, и поэтому, по мнению автора, он
требует особого внимания исследователей.
В своей новой книге С. Максимов, опираясь на исследования отечествен¬
ных историков, религиоведов, филологов и культурологов, рассказывает о
волхвах и ведовстве, о происхождении, истории, обрядовых традициях ско¬
морохов, носителей древних жреческих знаний, об офеньстве — бродячей
торговле, бойко расцветшей после запрещения скоморошества. Автор просле¬
живает путь ведовства от волхвов через скоморохов и офеней к преступному
миру и к современному язычеству, пытающемуся восстановить то стихиально-
природное, что живет еще в человеке.
УДК 94(47)
ББК 63.3(2)
ISBN 978-5-9533-5931-3
© Максимов С.Г., 2011
© ООО «Издательский дом «Вече», 2011

ВВЕДЕНИЕ
Чтобы идти вперед, чаще оглядывайтесь назад, ибо
иначе вы забудете, откуда вы вышли и куда нужно
вам идти.
Леонид Андреев
Когда люди еще только начали осознавать и выделять себя
из мира окружающего, продолжая считать все сущее цельным и
единым, тогда древний человек особенно остро чувствовал свою
слабость перед грандиозностью Природы и пытался объяснить
ее, одухотворяя все окружающее, чтобы договориться с часто
враждебным миром. Вера в возможность договора с Природой
через ведовство (использование особых знаний) и волхование
(делание необычного — волшебство) помогала сохранять психи¬
ческое равновесие, необходимое для выживания вида. Для этого
служили особые обряды, творились и запоминались сказания и
мифы.
Проявлениями обрядовой стороны общения с божествами
были не только моления и жертвоприношения, но и игры, танцы,
песни, музыка, отголоски которых до сих пор сохраняются в
народе.
Как у живого человека неразделимы тело и душа, так же были
связаны особенности жизни и верования на Руси. Как и у каж¬
дого человека, основу поведения народа, в общем, определяют
бессознательные устойчивые системы поведения — архетипы, на
которых базируется мифологическое сознание.
Живыми хранителями истории, традиций и знаний во всем
языческом мире были жрецы (от слова «жрать» — готовить риту¬
альную еду для богов и «речь» — произнесение «вещих» слов).

4 _
Отсюда и их значение для жизни славяно-русов. Однако при
сплочении восточно-славянских племен и образовании древне¬
русского государства возрастающая власть воинского сословия
резко принизила статус жреческой касты. При этом одна часть
жречества (странствующая, более приспособленная к жизнен¬
ным невзгодам, совмещающая в себе не только жертвенную
обрядность, но и веселую праздничность) стала преобладать над
жрецами предшествующей традиционной оседлой формы.
Известнейший исследователь славянской древности Б. А. Рыбаков
указывал, что многие уцелевшие волхвы через какое-то время
«стали бродячими сказителями, а скоморохи — их прямые наслед¬
ники». «Люди веселые» были последователями не только волхвов-
кудесников, но и бродячих артистов, баянов-сказителей и певцов,
калик перехожих, они и стали хранителями народной игровой и
праздничной культуры.
В дальнейшем христианское священство отчасти взяло на себя
древние жреческие функции, но не смогло дать народу радость и
веселье, столь необходимые в жизни, полной невзгод, опасностей
и тяжелого труда. Эту функцию продолжали выполнять скомо¬
рохи, которые когда-то выполняли культовую роль помощников
волхвов в исполнении ритуалов, уравновешивая последующим
весельем серьезные обряды, зачастую связанные с жертвоприно¬
шениями.
Смех, любовь, как и работа, по воззрениям наших далеких
предков, способствовали плодородию земли и природы в целом.
Поэтому следовало не только хорошо работать, но и много весе¬
литься и любить.
Данное мировоззрение шло вразрез с аскетической церковной
моделью поведения, да и равнение на Европу с ее ускоряющи¬
мися темпами экономического развития требовало больше вре¬
мени уделять работе, а не удовольствиям и веселью. Поэтому
светская и церковная власти, которые не без оснований видели в
скоморохах свободолюбивый оплот язычества, запретили и стали
преследовать скоморохов, как раньше запретили и уничтожили
древних волхвов.

_ 5
К XVII в. в связи с постепенным разрушением ведовского
костяка скоморошества, под именем скоморохов стали во мно¬
жестве возникать временные ватаги из разных бродяг, умеющих
совсем немного, но желающих прокормиться любым способом.
Именно эти полуразбойничьи ватаги во главе с переродивши¬
мися скоморохами и послужили официальной причиной их пре¬
следования со стороны властей.
Начиная со времен правления Алексея Михайловича (Тишай¬
шего) и Петра I, известных своими гонениями на старинные рус¬
ские традиции, скоморошеству пришлось бежать на окраины
России или видоизмениться. Все больше скоморохов станови¬
лось ремесленниками, крестьянами и торговцами... В селениях
на Владимирской земле рядом с оседлыми скоморохами выросли
поселения офеней, имеющих свой офенский язык и свои обы¬
чаи, весьма отличные от традиций близлежащих крестьянских
селений. И пошли по тем же дорогам от села к селу, от ярмарки
к ярмарке, офени-коробейники, ходебщики-лотошники. Зани¬
мались офени торговлей вразнос: тканями, мелкой утварью,
книгами и иконами, но при случае могли и «облапошить лоха»
(обмануть простака-крестьянина).
Кормила коробейников, так же как бродячих волхвов и ско¬
морохов, дорога, доходили они до самых укромных уголков
огромной России. В целом, офени несли праздник и веселье в
быт крестьян, рассказывая новости, как когда-то странники-
баяны, содержание принесенных книг, просвещая простой народ
и служа «маяками» культуры.
Так же как у скоморохов, существовал идеологический костяк
офенства — «мазыки» или «музыки» с тайным знанием. Суще¬
ствовала и рядовая армия торговцев, мало посвященная в тайны
этого сообщества, но выполняющая правила, установленные тра¬
дицией бродячего ремесла.
В дальнейшем, после наступления капиталистического массо¬
вого производства, улучшение средств связи, массового откры¬
тия начальных и церковно-приходских школ, окончательного
становления обрядовой праздничности под крылом Церкви,

6 _
исчезли экономическая и духовная базы для существования
офеней. Многие офени ушли в сословия купцов, мещан, рабо¬
чих, расселились по новым землям в Сибири, а некоторые навыки
офенской артели и их язык, видоизменяясь, перешли в воровскую
среду, где на их основе возникла «феня» («по фене ботать» —
разговаривать на феньском языке) и отношения «по понятиям» с
признаками диковатой справедливости.
Существует достаточно много книг историков и этнографов,
посвященных верованиям и истории древних славян. Относи¬
тельно немногочисленна и малодоступна литература по скомо¬
рошеству. Практически не существует литературы про офеней, а
тем более — системных исследований сакральной связи волхвов,
скоморохов и торговцев вразнос. В целом, из доступной лите¬
ратуры про офеней можно упомянуть фрагменты сочинений
А. Андреева (А. Шевцова) и небольшие статьи времен царской
России.
Будучи «во славном городе во Владимире» в 2007 г., автор
этих строк посетил Областную публичную библиотеку, где побе¬
седовал с сотрудниками оной. Оказалось, что об офенях слы¬
шали все, о том, что Владимирщина — их родина, догадывались
немногие, а о связи со скоморохами и о литературных трудах,
посвященным бродячим торговцам, «слыхом не слыхали». Хотя
и весьма заинтересовались!
Зато, особенно на просторах Интернета, в избытке имеется
псевдоисторическая литература, в которой многочисленные
авторы-гуру с энтузиазмом описывают то, что им пригрезилось
и померещилось.
В данной книге автор, опираясь на традицию и исследования
отечественных ученых, стремится поведать о волхвах и ведов¬
стве, о происхождении, истории, чудесах и обрядовых традициях
скоморохов — носителей части древних жреческих знаний, об
офенстве — сообществе бродячей торговли, бойко расцветшей
после запрещения скоморошества.
В наши дни все больше людей призывают человечество «вер¬
нуться» к природе, пересмотреть свое отношение к ней, поскольку

7
без нас она выживет, а мы без нее — никак. Отношение к природе
«на равных» как раз и характерно для язычников — людей, гово¬
рящих на одном языке с природой и понимающих друг друга.
Недаром языческие верования и мифы почти всех народов Земли
очень похожи.
Мы интересуемся своей историей, сообща празднуем празд¬
ники, поем народные песни, рассказываем детям сказки, цити¬
руем пословицы, несем ёлку в дом на Новый год, переживаем за
судьбу России и дорожим своими достижениями, мы остаемся
русскими людьми.

Часть 1. ВОЛХВЫ
РУСЬ ЯЗЫЧЕСКАЯ
Русь опоясана реками
И дебрями окружена,
С болотами и журавлями
И смутным взором колдуна.
Александр Блок
Изучение происхождения и истории славян, особенно восточ¬
ных, затруднено из-за отсутствия достоверных и полных пись¬
менных свидетельств об их расселении, жизни, быте и нравах.
Истинно лишь то, что с давних времен и по сей день славяне
составляют большую часть населения Европы.
Далекие предки славян еще в VIII—III тыс. до н.э., преимуще¬
ственно на юге Восточно-Европейской (Русской) равнины, при¬
няли участие в создании трипольской культуры. Археологами
найдены бронзовые предметы: топоры, мотыги, ножи, украше¬
ния, сохранившие форму еще более ранних каменных изделий.
Объединение трипольцев эпохи неолита было хорошо организо¬
ванным протогосударственнным объединением, которое греки
называли «гиперборейским».
Немецкий мыслитель Иоганн Готфрид Гер дер писал: «Сла¬
вянские народы занимают на земле больше места, чем в исто¬
рии... Несмотря на совершенные ими подвиги, славяне никогда
не были народом воинственным, искателями приключений, как
немцы... Повсюду славяне оседали на землях, оставленных дру¬

_ 9
гими народами: торговцы, земледельцы и пастухи, они обраба¬
тывали землю и пользовались ею... По всему берегу Восточного
моря, начиная от Любека, они построили морские города; Винета
на острове Рюген была среди этих городов славянским Амстер¬
дамом; они вступали в союз и с пруссаками, курами и леттами,
о чем свидетельствуют языки этих народов... В Германии они
занимались добычей руды, умели плавить металл, изливать его в
формы, варили мед, сажали плодовые деревья и, как того требо¬
вал их характер, вели веселую, музыкальную жизнь»
Вследствие резких изменений природных условий (обледенения
и таяния ледников) возникла необходимость менять среду обита¬
ния и сражаться за нее, матриархат сменился властью патриархов-
ведунов. В трудные периоды жизни (войны, миграции) совместно с
волхвами стали править витязи — князья, создавшие дружины про¬
фессиональных воинов, которые следили за порядком и безопасно¬
стью. Об этом свидетельствуют найденные в могильниках булавы с
резной отделкой, шейные цепи и короны, принадлежащие вождям.
Расцвет трипольской культуры пришелся на III тыс. до н.э. и
сопровождался резким увеличением населения. Поэтому нача¬
лось быстрое освоение новых областей.
Первое упоминание о славянах в греческих, римских, арабских
и византийских источниках относятся к рубежу I тыс. н.э. Антич¬
ные источники: Плиний Старший и Тацит (I в. н.э.) сообщают
о венедах (возможно, от слова «вено» — сноп, то есть жнецы).
Занимали они территорию нынешней Юго-Восточной Польши, а
также Волыни и Полесья.
Жителей великой Русской равнины в первые века после Р.Х.
античные летописцы называли: северо-западные племена —
склавинами (славянами), а юго-восточные — антами. При этом
Прокопий Кесарийский сообщает, что склавины и анты говорят
на одном и том же языке. Это же подтверждает готский историк
Иордан (VI в.), отмечая, что это — «великий народ», состоящий
из «бесчисленных племен». Постепенно славянский мир менялся
вследствие роста численности населения, в результате миграций
и взаимодействия с другими племенами и народами.

10 _
В раннем Средневековье скандинавы называли землю славяно-
русов Ryszaland и Gaardarikr, т.е. государством, из городов состоя¬
щим, ибо «Gaarda» — города, «rikr» — царство. Побудить же скан¬
динавов дать Руси такое название могло лишь их удивление перед
тем, чего у них самих не было, т.е. обилие укрепленных городов.
В VI—VIII вв. на Руси получили свое дальнейшее развитие
ремесла и торговля. Все это, вместе взятое, определило дальней¬
шее развитие культуры, быта и религии восточных славян. Тогда
же ускорилось объединение восточнославянских (поляне, древ¬
ляне, северяне, кривичи, вятичи и др.) и некоторых неславянских
племен (весь, меря, мурома, чудь), завершившееся образованием
Древнерусского государства — вначале Новгородской, а затем —
Киевской Руси. Государство это простиралось с севера на юг от
побережья Ледовитого океана до берегов Черного моря, запада
на восток — от Балтики и Карпат до Волги. Таким образом, Русь
исторически представляла собой область взаимодействия между
Скандинавией и Византией (Севером и Югом), Западной Евро¬
пой и Арабским Востоком (Западом и Востоком).
Основным населением Древней Руси являлись свободные
общинники — люди (в единственном числе людин, отсюда
простолюдин). В Древней Руси еще в XI в. земледельческая
община — вервь — составляла экономическую и социальную
основу общества. Само слово «вервь» чаще всего связывают с
веревкой, которую, возможно, использовали для выделения
отдельных участков.
Что касается взаимоотношений жреческого и военного сосло¬
вий — влияние жрецов в мирное время чередовалось с влиянием
воинов во главе с князем во времена войн и распространением в
новые области обитания. Об этом говорит чередование периодов
мирной жизни и войны с разными видами общественного под¬
чинения и отсутствие военных ритуалов во времена поклонения
Волоху, как главнейшему божеству земледельцев.
В пользу преобладания власти волхвов говорит почти полное
отсутствие военной активности восточных славян в VHI в. О господ¬
стве «колдунов» в эту эпоху свидетельствует характер культа ела-

Танец восточных славян. Радзивилловская летопись
вян по данным арабских источников: «Они поклоняются быкам»,
т.е. животным, символизирующим жреческую, земледельческую
культуру. Это затишье последовало за воинственным периодом рас¬
пространения племен в VI—VII вв., далее сменили период мирной
жизни походы русских князей в IX—XI вв. на Царьград.
Чередование мирных и военных этапов развития славян можно
выразить следующим образом: «колдовской» — «венетско-
антско-склавинский» — до VI в., «воинский» — «общеславян¬
ский» — VI — первая половина VII в., «колдовской» — «севе¬
рославянский» — вторая половина VII — первая половина IX в.,
«воинский» — «восточнославянский» со второй половины IX в.
В целом при развитии феодальных отношений власть все больше
сосредотачивалась в руках воинского сословия (феодалов), что
определяло экспансивный характер «внешней политики».
Расцвет Древней Руси относится к XI в. В короткий проме¬
жуток времени оно выросло в государство, мощное в экономи¬
ческом и политическом отношении. В результате объединения
восточнославянских племен постепенно сложилась древнерус¬
ская народность, обладавшая известной общностью территории,
языка, культуры и явившаяся колыбелью трех братских наро¬
дов — великорусского, украинского и белорусского.

12 _
Византийский автор Прокопий Кесарийский (VI в.) пишет:
«Эти племена, славяне и анты, не управляются одним человеком,
но издревле живут в народоправстве, и поэтому относительно
всех счастливых и несчастливых обстоятельств у них решения
принимаются сообща».
Свидетельство из «Жизнеописаний Оттона Бамбергского»,
епископа, обращавшего «диких» славян-поморян в христианство:
«В городе Щетине (Щецин) находилось четыре контыки (района).
Но одна из них, бывшая главнейшей, выделялась украшениями и
удивительной искусностью постройки; она имела скульптурные
украшения как снаружи, так и внутри. Изображения людей, птиц
и животных были сделаны так естественно, что казалось: они
живут и дышат... Изобилие рыбы в море, реках, озерах и прудах
настолько велико, что кажется невероятным... По всей стране
множество оленей и ланей, диких лошадей, медведей, свиней и
кабанов и разной другой дичи. В избытке имеется коровье масло,
овечье молоко, бараны и козье сало, мед, пшеница, конопля и
мак, всякого рода овощи и фруктовые деревья, и будь там еще
виноградные лозы, оливковые деревья и смоковницы, можно
было бы принять эту страну за обетованную... Честность же и
товарищество среди них, сатанистов-язычников, таковы, что
они, совершенно не зная ни краж, ни обмана, не запирают своих
сундуков и ящиков. Мы там не видели ни замков, ни ключа, а
сами жители были очень удивлены, заметив, что вьючные ящики
и сундуки епископа запирались на замок. Платья свои, деньги и
разные драгоценности они содержат в покрытых чанах и бочках,
не боясь никакого обмана, потому что его не испытывали. И что
удивительно, их стол не стоит пустым, никогда не остается без
яств...»
СУТЬ ЯЗЫЧЕСТВА
Зарождение языческих культов произошло в глубокой древ¬
ности — в эпоху верхнего палеолита, около 40 тыс. лет до н.э.
Религия восточных славян сходна с первоначальной рели¬
гией всех индоевропейских племен: она состояла в поклонении
явлениям природы (с наделением их человеческими качествами),

_ 13
душам усопших предков и родовым домашним божкам, в вос¬
приятии природного и человеческого мира как единого целого.
В эпоху Великого переселения народов произошло такое
перемешивание народов и культур, что можно смело говорить о
том, что на большей части Евразии не осталось изолированных
племенных верований.
Неизвестный русский автор «Слова об идолах» (XI в.) выделил
три основные этапа развития славянского язычества. На первом
славяне «клали требы упырям и берегиням», т.е. поклонялись
злым и добрым духам, управлявшим стихиями (землей, водными
источниками, лесом и т.п.).
На втором этапе славяне поклонялись Роду (и Велесу) и рожа¬
ницам. По мнению Б.А. Рыбакова, Род — древнее земледельче¬
ское божество Вселенной, а рожаницы — божества благополучия
и плодородия.
На третьем этапе славяне молились Перуну (и Сварогу), т.е.
сложился государственный культ княжеско-дружинного бога
войны и грозы.
Для религии древних славян характерным являлось преоб¬
ладание обрядной практики над мифологией. Мифология же
была относительно отрывочной, хотя и существовали попытки
объединить-помирить большинство славянских богов. Распреде¬
ление идолов в святилищах на главных и второстепенных, а также
стремление внести какую-то определенность во взаимоотноше¬
ния между древнеславянскими божествами свидетельствуют о
зарождении самобытной славянской религиозной системы.
Универсальным образом, объединяющим представления о
мире, является у древних славян Мировое дерево. В этой роли
в славянских фольклорных текстах обычно выступают райское
дерево, дуб, сосна, ива, рябина, яблоня. К трем основным частям
мирового дерева приурочены три царства: небо, земля и преис¬
подняя, воплощаемые Триглавом (Велесом, Змеем Горынычем);
рождение, жизнь и смерть, а также разные животные: к веткам и
вершине — птицы; к стволу — пчелы и человек; к основанию —
звери; к корням водные животные (змеи, бобры). Все дерево в

14 _
Идолы. Н.К. Рерих
целом может сопоставляться с человеком (голова, туловище,
ноги).
С переходом к новым типам хозяйствования языческие
культы изменялись, при этом самые древние пласты верований
чаще всего наслаивались на новые. Часто образы богов пересека¬
лись и сливались в народном сознании. Таков, например, Сварог
(сварганивший мир — поздняя ипостась Рода и Велеса) и Даждь-
бог — сын Сварога.
КРЕЩЕНИЕ И ДВОЕВЕРИЕ
Не приятно ли будет россиянину усмотреть, что он
ходит в непреложных пределах отцов, что держит от
глубокой и священной древности по праву наследо¬
ванное предание.
Святитель Филарет
Христианство на Руси вплоть до X в. мирно уживалось с язы¬
чеством, языческие и христианские храмы стояли по соседству
друг с другом.

_ 15
Князь Владимир постарался объединить союзные славянские
племена с помощью общей для всех религии.
Поначалу князь пытался решить путем объединения сил всех
основных племенных богов, а значит, и влиятельных жреческих
групп. Так в Киеве возник пантеон шести языческих богов.
Возглавлял эту группу великокняжеский бог воинов Перун.
Иаков Мних, написавший «Похвалу Владимиру» в XI в., гово¬
рил: «Много бо и волъсви чюдес сътвориша бесовьскым мечта¬
нием...» Но это объединение не принесло «успокоения в умах»,
поскольку князь киевский стремился к беспрекословному пови¬
новению со стороны своих подданных, а народ и выразители его
стихиального мировоззрения — волхвы отдавать свои свободы
не собирались.
Общее развитие цивилизации, а также крепнущие связи с про¬
цветающей в то время Византией, подталкивали Русь к офици¬
альному принятию христианства. Летописи прямо указывают на
насильственный порядок окрещения Руси: «Послал Владимир по
всему городу сказать: «Если не придет кто завтра на реку — будь то
богатый, или бедный, или нищий, или раб, — будет мне врагом»».
В целом, крещение народа в 988 и в последующие годы сопро¬
вождалось притеснениями, казнями, погромами капищ и храмов,
избиением не желающих креститься.
Киевские князья стали устраивать походы в земли язычников
с целью обращения их в «истинную веру». В 1120 г. Владимир
Мономах частью истребил язычников, а прочих изгнал из Пере-
славля. Остались лишь те, кто принял крещение.
Долгое время русский народ, внешне приняв христианство,
отказывался принять многие его положения.
Долго на Руси не утихали мятежи против «добровольного»
крещения. Долго истребляло волхвов и прочих «безбожников»
княжье войско. Так, в 1227 г., сообщает Никоновская летопись,
новгородские княжьи люди «привели волхвов на двор мужей
Ярослава, и сложили великий огонь на дворе, и связали волхвов
всех и бросили в огонь, и тут же они все сгорели» (Никоновская
летопись).

16 _
По мнению А.А. Аронова, «мощные языческие корни отече¬
ственной культуры не слабость ее, а показатель силы, самобыт¬
ности, оригинальности. Не будь этих корней, наверное, не было
бы и столь замечательной русской культуры, значение которой
давно признано всем мировым сообществом. Очевидно, что пре¬
емственность язычества и христианства — одна из основных
черт отечественной культуры. Высота культуры языческой Руси
оказалась столь значительна, что византийский вклад довольно
скоро обрусел».
К тому же священники из Византии в большинстве стяжали
недобрую славу. Недаром высылка на Русь ставилось в один ряд
с наказанием за грехи. В дальнейшем греческая церковь в XV в.
сильно уронила себя в глазах Руси, приняв флорентийскую
унию 1439 г. Великий князь московский Василий Васильевич
обличил «злокозненного врага, сатанина сына грека Исидора
митрополита, принёсшего унию в Москву», не позволил ему
«олатынить» Русскую церковь, и «исказить древлее благоче¬
стие».
Христиане и язычники. Художник С.В. Иванов

— 17
Процесс христианизации протекал постепенно, занял более
100 лет и, учитывая размеры государства и сопротивление при¬
верженцев старой веры, растянулся до времени монгольского
нашествия. Но и после того, как Русь получила самоназвание
«святая», язычество продолжало жить в качестве фольклора,
поверий, праздничного веселья и календарной обрядности.
Даже когда были истреблены многие волхвы, в среде кня¬
зей, бояр и даже высшего духовенства, не говоря уже о про¬
стом народе, продолжалось двоеверие. Происходило это прежде
всего потому, что русскому народу был чужд дух «умерщвления
плоти», народ, живший в условиях суровой природы, нуждался
в праздниках и увеселениях, коими славилось язычество и осо¬
бенно такие представители волховства, как скоморохи, о кото¬
рых пойдет речь в следующем разделе книги.
Языческое одушевление неживой природы и сплетение с хри¬
стианской традицией наблюдались во многом. Отсюда — двое-
мирие, в котором жил славянин, отсюда и двоеверие. Недаром
академик В.Н. Лазарев говорил: «Византийский вклад лег на
мощный пласт языческой культуры».
В конце XI в. уже в крещенной Руси киевский митрополит
Иоанн жаловался, что многие «жерут бесом и болотом и кладезем»
(приносят жертвы болотам и родникам), причастия «не принимают
ни единую летом», церковный обряд венчания соблюдается только
боярами и князьями, а «простые люди» заключают браки по преж¬
нему обычаю — «поймают жены своя с плясаньем и гуденьем и
плесканьем», и некоторые «без срама» имеют по две жены.
Архиепископ Макарий (Булгаков), автор многотомной «Исто¬
рии Русской Церкви», признает, что «многие из христиан прак¬
тически оставались язычниками: исполняли внешние обряды
святой церкви, но сохраняли обычаи и суеверия своих отцов».
Ю.В. Крянев и Т.П. Павлов в книге «Двоеверие на Руси»
отмечали: «Русская деревня еще долго-долго была языческой.
В материалах сельских курганов этого времени очень мало пред¬
метов, связанных с христианством. Зато многочисленны укра¬
шения, обусловленные языческой символикой. Особый интерес

18
представляют привеси-амулеты. Они связаны с заклинательной
магией. Привески в виде стилизованных птиц и животных, оче¬
видно, связаны были с их животными свойствами. Изображе¬
ние зубов, когтей хищников служили для ограждения от зла.
Амулеты-гребни являлись оберегами от болезней и нередко
носились на груди вместе с освященным крестиком».
Д.С. Лихачев в книге «Культура Руси времен Андрея Рублева
и Епифания Премудрого» писал: «Еще в 1274 г. церковным собо¬
ром во Владимире отмечались игрища, на которых по субботам
и воскресеньям собирались новгородцы, «ристали и ржали, как
ковш, и делали скверну»». Еще в XIII в. в Новгороде существовал
языческий обычай водить невест к воде. Еще в первой половине
XIV в. при сливании кваса окружающие поднимали страшный
шум, призывая и величая языческих богов (в том числе и Кваса),
и били в бочки. Но уже под 1358 г. в новгородской летописи
отмечалось, что новгородцы «того же лета целоваша (т.е. кля¬
лись) бочек не бити».
Христос вобрал в себя значение изначальных богов (Род,
Велес, Сварог). Богородица Мария заняла центральное место (не
предусмотренное догматикой) в русском православии и олице¬
творялась с Матерью Сырой Землёй. Богоматерь воспринималась
с чисто языческих позиций, как «вододательница», «споритель-
ница» хлебов, то есть несла и функции аграрных божеств (Рожа¬
ницы и Мокоши).
Православные святые заменили многих языческих богов;
например, Велес стал обозначаться как святой Власий; еще
один характерный пример, связанный с пророком Ильей, —
в нем отчетливо прослеживаются черты Перуна, поэтому за ним
закрепилось прозвище — Илья Громовик, и т.п. Одна из самых
популярных тем древнеславянской мифологии — тема змеебор-
чества, а именно поражение Перуном (бог воинов) Велеса (бога
волхвов) — воплотилась в образ святого Георгия Победоносца,
поражающего дракона, в православной Руси.
Большинство христианских праздников сохранили название
языческих: русальная неделя, радоница, Купало, родительский день

__ 19
и т.д. Упоминание о бурных празднествах Ивана-Купало есть и в
Стоглаве, и на страницах Псковской летописи XVI в., и в других
источниках. Священнослужители в один голос жалуются на «сата¬
нинские песни и пляски», пьянство и прочие «богомерзкие» дела.
В 1648 г. стараниями церковников при попытке «очистить»
общество от «бесовства» царь Алексей Михайлович издал указ о
запрещении народных песен, плясок, скоморошьих представле¬
ний и других народных увеселений ввиду их «бесовского» проис¬
хождения. Тогда же произошел Раскол Русской церкви, духовно
ослабивший Россию, на нововеров, строго следующих греческим
законам богослужения, и староверов, исповедующих христиан¬
ство с «русским» уклоном.
Вплоть до XVIII в. продолжалась в России охота за волхвами.
В церковных требниках XVII в. для исповедания стояли вопросы:
«Не ходил ли ты к волхвам? Не исполнял ли их указания?» В итоге
к XVIII в. не уничтоженными оказались последние скоморохи,
да низшая прослойка жречества, в большинстве забывшая о сути
сакральных знаний: знахарей, колдунов и ведьм.
В народе же до сих пор сохранились многие языческие обряды
и обычаи, которые сочетаются с христианскими, особенно при
проведении праздников, свадеб, похорон.
ЗНАЧЕНИЕ КРЕЩЕНИЯ
Несомненно положительное значение Крещения Руси. Осуж¬
дение же могут вызывать те методы, которыми проводилось
Крещение, попытки Церкви уничтожить историческую память о
дохристианских временах.
В условиях православия усилилась тяга к единству под под¬
чинением самому сильному князю, в котором видели защитника
и заступника перед Богом. Умонастроение народа и позволило
завершить создание единого государства под предводительством
сначала Киева, потом и Москвы.
Во время и после монгольского нашествия, даже в условиях
раздробленности русские люди сохраняли общий язык, правовые

20 _
нормы и православную веру, что позволило им выстоять («укре¬
питься и терпеть») и победить могущественного врага.
И в дальнейшем единая вера укрепляла народ в его противо¬
стоянии невзгодам, помогала сплотить огромное многонацио¬
нальное государство.
На православие опиралось развивающееся общее националь¬
ное самосознание, которое особенно активно стало проявляться
с середины XV в. после падения Константинополя, когда центр
православия сместился в сторону Москвы.
Сейчас, спустя тысячелетие, мы понимаем, что принятие хри¬
стианства было важнейшим событием в нашей истории, отвечаю¬
щим вызовам времени (недаром все окружающие страны в конце
концов склонились к той или иной мировой религии) и обусло¬
вившим политический и духовный скачок в развитии Руси. Хри¬
стианство сблизило русскую культуру с византийской, ввело
Русь в круг европейских государств.
КТО СУТЬ ВОЛХВЫ-ВЕДУНЫ
Ведуны, они тоже разные бывают. Есть такие, что
заговорами, да травами болезни гоняют, есть, кото¬
рые будущее зрят, есть, что зверями и птицами пове¬
левают... А давно когда-то жили и такие, которым
все подвластно было... Волхвами звались...
Велесова книга
Всякая религия предполагает обряды, совершение которых
поручается избранным людям. Эти посредники между людьми и
богами назывались волхвами, жрецами, ведунами, знахарями...
Еще до образования государственности на Руси сложилось
влиятельное сословие жрецов, сохранявшее давнюю обрядовую
мифологию, связанную со всеми сторонами жизни и особенно с
аграрными событиями. Жрецы эти знали «черты и резы» (древ¬
няя письменность), хранили в памяти историю народа, занима¬
лись магией, целили, гадали, защищали свой род-племя от «злой
напасти».

_ 21
Именно волхвами поддерживалось народовластие у славян¬
ских народов. Жрецы поддерживали равновесие в обществе, не
давали безмерно обогащаться одним и впадать в нищету другим.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЛОВА
Скорее всего, само слово «жрец» происходит от архаической
связи двух слов, означающих «тот, кто речет жизнь». Жизнерече-
ние и означает жречество, и это указывает на священность произ¬
носимых слов. Также слово «жрец» родственно словам «жертва»
и «жрать», что указывает на человека, ведающего приношением
богам (кормящего богов).
Волхв — одно из древнейших названий жрецов-кудесников у
восточных славян.
По В. Далю: «Волхв, волх (стар.) — мудрец, звездочет, астро¬
лог: «Волховать, волошить» «волшебничать, волшебствовать,
колдовать, чаровать, кудесить, знахарить, гадать, ворожить, ведь-
мовать, заговаривать, напускать, шептать».
Исторические данные указывают на то, что верховным богом,
ведающим плодородием и жизнью, являлся когда-то Велес
(Велес — Волос — волосатый; его тотемы: змей, медведь и бык),
он же был покровителем скотоводства, плодородия и богом
мудрости, то есть вмещал в себе все мирные достоинства, за что
и был любим земледельческим народом. Велеса называли «воло-
ховатым», то есть волосатым, отсюда «волоховать» — служить
богу.
В «Сказании о построении града Ярославля» прямо говорится,
что волхвы были жрецами «скотьего бога». Признаки Велеса —
«скотский» вид (рога, шерсть, хвост, копыта), подземное житель¬
ство, грешные утехи и пр. — христиане позднее перенесли на
черта-беса (дьявола). Слово «волхв» также родственно старосла¬
вянскому «влъсняти» — «непонятно говорить».
Является интересным также теория происхождения этого
слова от славянского «волк», что может указывать также на при¬
писываемую таким людям способность к оборотничеству.

22 _
Образы Змея, Быка, Лося, Волка и Медведя играют большую
роль в мифологии славянских народов и выступают в качестве
божества-покровителя, часто заменяя друг друга. В мифах и
религиях различных народов волк мифологически связан с конем
и солнцем. Он является спутником божества — Солнца (неда¬
ром солнечные символы изображали на щитах древнеславянские
воины), иногда заменяя ему коня.
Недаром древняя греческая мифология населяла нижнее тече¬
ние Истра (Дуная) чудовищными «псоглавцами» — людьми с
собачьими головами. А «отец истории» Геродот передавал слух,
что люди прикарпатского племени невров в известные дни обра¬
щались в волков и вообще были колдунами.
Слово «ведун», пожалуй, такое же древнее, как и волхв, и
означает человека ведающего (отсюда и Веды — сборник сокро¬
венных знаний). Одного корня с ним и слово «вещать» (сказы¬
вать, говорить вещую правду).
А.Н. Афанасьев писал: «Из рассмотрения слов, синонимич¬
ных ведуну и ведьме, находим, что в словах этих лежат понятия
сродственные, которые в язычестве имели смысл чисто религи¬
озный, именно понятия: таинственного, сверхъестественного
знания, предвидения, предвещаний, гаданий, хитрости или ума,
красной и мудрой речи, чарований, жертвоприношений, очище¬
ний, суда и правды, и наконец врачевания, которое сливалось в
язычестве с очищением».
РАЗНОВИДНОСТИ ВОЛХВОВ
Как в любой профессии, среди волхвов существовали своео¬
бразные специализации. Верховные храмовые жрецы отличались
от жрецов священных рощ и тем более от бродячих и поместных
волхвов, колдунов, знахарей, калик перехожих, скоморохов...
Необходимо обратить внимание на связи праславянского и
кельтского миров, имеющих единое происхождение. Единство
культуры в кельтском мире обеспечивала жреческая каста друи¬
дов, номинально имевшая единую организацию.

Песнь о Вещем Олеге. Художник В. М. Васнецов
Считается, что кельтские жрецы делились на три категории.
Друиды образовывали высшую «касту» — хранителей и верши¬
телей ритуалов. Филиды хранили в памяти древнюю историю
страны, тесно переплетенную с мифологией. Наконец, барды в
своих стихах слагали песни и прославляли богов, вождей и героев.
Согласно Цезарю, галльские друиды не доверяли письменному
слову и сохраняли все события в памяти. Неудивительно, что
отбор в жрецы был суровым и период обучения друида достигал
20 лет.
Можно провести аналогию с волхвами славян, у которых роль
филидов и бардов выполняли бродячие ведуны-баяны и скомо¬
рохи, а роль друидов — высшие оседлые жрецы на капищах и в
храмах (иногда их называли Дии — участвующие в божествен¬
ных «дияниях»).
Б.А. Рыбаков в книге «Язычество Древней Руси» отмечал: «По
всей вероятности, у каждого языческого храма («храмъ» — от
полногласной формы «хоромы», т.е. «круговая постройка», святи¬
лище) был свой постоянный жрец и служители, так сказать причт.

24 _
Мы знаем, например, что в круглом святилище Перуна под Нов¬
городом поддерживался неугасимый огонь; это должны были
выполнять какие-то постоянные служители, подобные поздней¬
шим дьячкам, звонарям и церковным сторожам. Круг их обя¬
занностей нам неизвестен, но следует допустить, что они забо¬
тились об отборе жертвенных животных, их содержании, соби¬
рали и хранили приносимые в святилище дары, оповещали народ
о приближении того или иного празднества — моления, уча¬
ствовали в самом языческом богослужении, быть может, явля¬
лись актерами тех «игрищ», в которых воспроизводились те
или иные эпизоды мифов... Организация многодневных обще¬
племенных «событий», «соборов», собиравших, судя по запад¬
нославянским материалам, тысячи участников, безусловно тре¬
бовала руководства со стороны опытных, знающих сценарий
каждого празднества жрецов, которые почти несомненно под¬
разделялись на разряды по степени своего значения. Вероятно,
был и верховный жрец (pontifex maximus), были и его помощники
(pontifices minores)...»
Жрецы высшей касты всегда жили обособленно, не смешива¬
ясь с остальными соплеменниками, соблюдали обет безбрачия.
Бродячие же волхвы и целебники жили среди простого народа,
обслуживая их повседневные надобности.
Сохранились разные обозначения для исполнителей
религиозно-магических обрядов: кудесники, чародей, баяльник,
вещун, вещий, колдун, ворожей и пр.
Кудесник — делающий кудеса (чудеса).
Кощунники доносили до людей кощуны — священные пре¬
дания и предсказания, то есть «кощунствовали». Кощунники
были связаны с волшебством: «Ни черов внемли, ни кощюньных
вълшеб».
Баян, боян — человек в поэтической форме повествующий
о былом. Баян также — обаятель — поющий басни (истории) и
заклинания.
Кощуны и басни — близкие понятия, но не тождественные:
«Инии гудуть (играют на смычковых инструментах), инии бають

_ 25
ему и кощюнять». Те, кто баяли, рассказывали басни подвергались
значительно меньшим нападкам церковников, чем кощуны, от
которых произведено и наше современное слово «кощунствовать,
надругаться». В баснях, очевидно, было больше бытового и поучи¬
тельного, а в кощунах проповедовалось языческое мировоззрение,
что казалось особенно кощунственным церковному духовенству.
При определении этимологии слова «кощун», очевидно, сле¬
дует принять за основу первую половину — «кощ», которая прямо
связана с понятием судьбы, жребия. Можно вспомнить и широко
распространенный и устойчивый образ Кощея Бессмертного, в
самом имени которого содержится указание на мифологическую
архаику «кощун» и на связь с потусторонним царством.
Исполнялись сказания-кощуны часто мудрыми старцами, сто¬
ящими на пороге «иной жизни» — «старьча кощуны». «Кощю-
нословие» иногда объединяется в одной фразе с «кобением»:
очевидно, исполнение сказаний могло сопровождаться теми или
иными ритуальными танцами.
Существовали на Руси «калики перехожие». Они были про¬
фессиональными сказителями, и до нас дошли фрагменты их
духовных стихов, каличьих песен.
Слушатели слушали басни и кощуны и повторяли услышан¬
ное своим детям. Благодаря этому и смогли дойти до наших дней
от поколения к поколению передававшиеся древние сказания,
превратившиеся в волшебные сказки.
Облакогонители предсказывали и своими магическими дей¬
ствиями вызывали необходимые людям дожди, снег, солнечную
погоду. Ими же были созданы и агрономические календари.
Волхвы священных мест (священной рощи, горы, озера...)
помогали душе покойного найти Ирий (Рай).
Волхвы-целители лечили людей и животных.
Слово «знахарь», обозначает человека знающего, обладаю¬
щего особыми знаниями, в том числе в области целительства и
магии (промысловой, воинской, любовной).
Наузники, обавницы, потворы и хранильники ведали тайны
изготовления различных оберегов, амулетов, рун и другой

26 _
сакральной символики, знали тайны Слова и свойства минералов,
растений и прочего окружающего нас мира.
Чародеи не только насылали волшебные чары, лишающие
людей контроля за своим поведением, но и снимали вредоносные
чары — расколдовывали.
Б. А. Рыбаков в книге «Язычество Древней Руси» пишет: «Боль¬
шой интерес в связи с археологическими материалами представ¬
ляет значение слова «хранильщики», поставленное в один ряд с
чаровниками и волшебниками. Этим словом переведено грече¬
ское «изготовитель талисманов». Следовательно, в разряд языче¬
ских волхвов наряду с «волшебниками», влиявшими на природу,
включались и те мастера оберегов и амулетов, с продукцией
которых мы хорошо знакомы по археологическим находкам».
Кроме волхвов занимались волхованием также и кузнецы...
От древнего глагола «ковать», изготавливать нечто из металла,
возможно, происходит слово «коварство», которое нами употре¬
бляется только в переносном смысле, а в свое время означало:
мудрость, уменье, замысловатость...
Берегини — жрицы культа Макоши, владеющие охранитель¬
ной магией, оберегали людей и заведовали различными обере¬
гами. Так же звали и богинь, ответственных за урожай.
Женщин-жриц называли: колдуньи, ведьмы (от «ведать» —
знать), чаровницы, «потворы». Существовал и женский род от
слова волхв — «вълхва».
Объединения жрецов и воинов по типу воинского монаше¬
ского ордена были развиты у западных славян-русов. По мне¬
нию Б.А. Рыбакова, «наиболее прославленным у балтийских сла¬
вян был знаменитый храм Святовита (Свентовита) в Арконе на
берегу Балтийского моря». «Земная власть, — писал Гильфер-
динг, — принадлежавшая Святовиту, находилась, разумеется, в
руках жреца. Жрец был настоящим повелителем и властелином
райского племени... Жрец почитается более, чем князь». Язы¬
ческое духовенство племенного союза Лютичей представляло
собой феодализирующуюся верхушку, обладая земельными уго¬
дьями, собирая дань («дары»), облагая пошлинами купцов, при¬

_ 27
сваивая третью часть военной добычи и располагая собственным
отборным войском Святовита».
Существовал среди волхвов и своеобразный военно¬
религиозный орден ведунов-симуранов, известных в историче¬
ских упоминаниях больше под именем волкодлаков — «носящих
волчью шкуру». Симу ран — Крылатый Пес бога Семаргла — вер¬
ховного Огнебога. В виде Симурана Семаргл кружил над полем
боя, собирая души погибших воинов, доставляя их в Ирий, в чер¬
тоги Перуновы.
В связи с этим можно вспомнить образ Серого Волка в более
поздних народных сказках, помогавшего богатырю дойти до
поставленной перед ним благородной цели, выручавшего бога¬
тыря из разных бед и передряг...
С приходом христианства храмовые ратники, как и прочие
хранители старой веры, были поставлены вне закона и вынуж¬
дены были скрываться или растворяться среди остального насе¬
ления, внешне стараясь ничем не отличаться от прочих окружаю¬
щих их людей. По сути, они превратилось в особое сообщество
в обществе, не признающее большинство норм законной власти
и церкви, подчиняющееся только своим вождям-жрецам, сохра¬
нявшим старую веру.
Воинские традиции священнослужителей возродились позд¬
нее на Руси христианской через монастырское воинство, куда
уходили зачастую опытные вой на склоне лет. Там они обучали
искусству схватки молодых и здоровых монахов. Явление это
сыграло большую роль в защите от иноземных захватчиков, когда
многочисленные монастыри, построенные теми же монахами,
действовали как важные крепости, преграждающие путь врагу.
В целом, самобытное русское народное жреческое сословие
отличалось от жрецов Запада и Востока отсутствием строгой
иерархии, записанной обязательной ритуальности. Личность
жреца-славянина, её качества были главным мерилом его обще¬
ственного положения и признания.
В дальнейшем преемниками кощунников, баянов и кобенни-
ков стали скоморохи, объединяющие в себе все ипостаси бро¬

28 _
дячих волхвов. Скоморохи были защищены любовью русского
народа к веселью, но потехи их с течением времени приобретали
все более светский и коммерческий характер.
РОЛЬ И ЗНАЧЕНИЕ
У древних славян ведуны заслуженно пользовались огромным
уважением, их слово являлось решающим и в споре, и в решении
житейских бытовых вопросов. Волхвы были и лекарями, и храни¬
телями законов и преданий, и знатоками природы.
Ведовство сочетало в себе самые глубокие и разнообразные
знания о человеке: о его естестве (на доступном тому времени
уровне) и окружающей его Природе, о взаимном влиянии чело¬
века и окружающего его мира на разных уровнях, в том числе —
о связях человека с Землей и небесными светилами. Знания эти
накапливались многими поколениями и передавались путем пря¬
мой передачи от учителя к ученику.
Когда-то жрецы должны были оберегать священный костер
(желательно защищенный от невзгод крышей и стенами — храмом),
от которого в случае надобности каждый мог зажечь свой костер
для приготовления пищи и обогрева. В условиях жесткого недо¬
статка мужчин-охотников и земледельцев на эту должность обычно
выбирали людей немощных, имеющих возможность для неспешных
раздумий и наблюдений, а посему отмеченных особой благодатью.
Будущий волхв должен был быть немного «не от мира сего»
и обладать определенными способностями, отличающими их от
обычных людей («священные» припадки, сноговорения и сно-
хождения, способность не чувствовать боли и т.д.).
По мере развития общества жрецы стали совмещать в себе и
качества предводителя (трибун, прорицатель, оратор, воитель).
Б.А. Рыбаков в «Язычестве Древней Руси» указывал: «Интересна
близость двух западнославянских слов: «knez» — волхв, жрец и
«knize» — князь. Возможно, что в условиях первобытного родового
строя князь (от корня «кънъ» — основа) был и главой семьи и глав¬
ным исполнителем обрядов... Полнее всего религиозная и поли¬

_ 29
тическая роль жречества прослеживается у балтийских славян в
XI—ХП вв. В особенности интересны свидетельства католических
писателей ХП в. Саксона Грамматика и Гельмольда, на основании
которых А. Гильфердинг писал: «жрецы имели значение особого,
строго отделенного от народа сословия... они совершали в святили¬
щах всенародные моления и те гадания, которыми узнавалась воля
богов. Они пророчествовали и говорили народу от имени богов... Они
пользовались особенным почетом и богатством, распоряжались и
доходами с поместий, принадлежавших храмам, и обильными при¬
ношениями поклонников...» Даже отрывочные сведения о волх¬
вах XI в., действовавших на самом краю подвластных Руси земель,
рисуют их нам как могущественных деятелей».
Впрочем, волхвы вели не всякий языческий обряд. Семейно¬
родового обряды выполнялись, скорее всего, главами семей и
родов. Причем общественные магические действия производили
мужчины-волхвы, а в семейном, домашнем обиходе, в вопросах
гадания о личной судьбе, в семейном знахарстве видная роль при¬
надлежала женщинам-ведьмам (от глагола «ведать» — знать).
Во всех сферах жизни древнеславянского общества огромную
роль играли определенные инициации (посвящения с обучением),
которые существовали до недавнего времени в виде упрощен¬
ного «посвящения в колдуны».
Важным разделом деятельности волхвов было создание и
передача по наследству многообразного обрядного фольклора.
Его истоки шли из далеких глубин первобытности, и благодаря
бережному сохранению традиций отголоски словесного творче¬
ства дошли в глухих углах России до XIX в.
В древнеславянской иерархии волхвы традиционно занимали
высокое место рядом с правителем.
Великий Пушкин пишет в «Песне о вещем Олеге»:
Волхвы не боятся могучих владык,
А княжеский дар им не нужен;
Правдив и свободен га вещий язык
И с волей небесною дружен.

30 _
При необходимости, когда нужно было получить мудрый совет
и мобилизовать народ, князья приходили к волхвам на поклон
и спрашивали их благословения. Волхвы должны знать ответы
на все вопросы. Это широко распространенное мнение является
очень древним и устойчивым.
Волхвы, кудесники еще длительное время после принятия
христианства имели влияние на народ и сопротивлялись экспан¬
сии христианства.
В 1071 г. в Киеве и Новгороде произошло восстание смердов
под предводительством волхвов; в 1076 г. ростовские язычники
замучили священника Леонтия.
В XI—XII вв. на Руси вспыхивали восстания под предво¬
дительством волхвов, в том числе вызванные теми или иными
стихийными бедствиями, причины которых, по убеждению
народа, могли устранить волхвы. Под 1024 г. в летописи расска¬
зывается о появлении во время голода волхвов в Суздале «по
дьяволю наущенью и беснованыю», которые избивали людей,
«державших», по их словам, урожай. Князь Ярослав казнил их,
говоря, что Бог за грехи наводит бедствия, «а человек не весть
ничтоже».
К XVIII в. не уничтоженной осталась низшая прослойка жре¬
чества, которая превратилась к XIX в. в поместных колдунов и
ведьм, часть функций взяли на себя скоморохи, которые прирав¬
нивались к бесам и вытеснялись властью и Церковью из народной
жизни.
Отсюда и отношение к волхвам в народной мифологии: «Ста¬
рые старики, сивые бороды и волхвиты на улицу выходили»
(Смол.); «Этот рыжот мужик ведь волхит, страшной волхв»
(Перм.); «Затмение бывает оттого, что какой-то волхид сни¬
мает Луну с неба и ворожит» (Томск.), «Старуха-та эта, бают,
волхитка; присучить ли кого или порчу посадить, чтобы человек
икал» (Перм.), «Волхвы у нас есть: Паланея, бабка Маша. Могут
отнять у коров молоко» (Новг.).
Можно утверждать, что фигура дохристианского волхва
постепенно распадается на три составляющие: «серьезную»,

_ 31
«положительную» фигуру христианского священника; «отрица¬
тельную», «страшную» фигуру колдуна и «смеховую», «грубую»
сущность шута-скомороха.
СВЯТИЛИЩА И ИДОЛЫ
Здесь в бассейнах священная плещет форель,
Здесь стада из разбитого пьют саркофага,
Здесь с ума археологи сходят досель,
Открывая гробницы на склоне оврага.
Н. Заболоцкий
Славяне, как и все язычники, всегда стремились активно взаи¬
модействовать с богами при помощи просьб, молений и жертво¬
приношений. Для этого у них существовали изображения богов
в виде идолов. Идол выполнял функцию посредника от участни¬
ков Обряда: через жреца, понимающего язык богов, — к самому
божеству.
Изначально идолы представляли собой необработанные мен¬
гиры — фаллосообразные каменные или деревянные столбы,
торчащие из земли и олицетворяющие активную жизненную
силу. Такие столбы устанавливались на заметных местах (возвы¬
шенности, поляны, острова, на входе и посреди селений), изобра¬
жения на них не наносились или обозначались лишь очень общие
черты. Позднее, с ростом богатства и влияния племен, скуль¬
птуры стали ставиться в посвященных им строениях, искусно
вырезались элементы тела и одеяния, богато украшались, отра¬
жали даже мимику и позу. К примеру, в храме Аркона Святовит
имел вид глубокомысленный, а Чернобог — устрашающий...
Некоторые истуканы были сделаны из дерева и металла. Так,
у Перуна, в Киеве, сделанного из дерева, были железные ноги,
очевидно, из соображений долговечности и для иллюстрации
воинского образа «железной поступи».
О	значении культовых столбов-идолов свидетельствует
Б.А. Рыбаков: «Только волхвы высшего разряда могли дать ука¬
зания скульптору-каменотесу на берегах Збруча, как изобразить

на каменном столбе всю Все¬
ленную с человечеством на
земле (мужчины, женщины, ребе¬
нок), с благожелательным боже¬
ством подземного мира (Волос-
Плутон), с божествами на небе
и всему этому многообразному
трехъярусному комплексу при¬
дать общую, объединяющую
форму живоносного начала (лин¬
гама). И судя по сложным космо¬
логическим фибулам Среднего
Поднепровья, не в IX в., к кото¬
рому относится збручский Род-
Святовит, а много раньше уже
существовали волхвы-«храниль-
ники», знавшие, как следует
изготавливать нагрудное укра¬
шение, чтобы оно отгоняло от
его владелицы всякую нечисть
(упырей, навий) не одним каким-
либо добрым знаком, а симво¬
лическим изображением всей
Вселенной с солнцем-Дажьбогом
наверху и Ящером внизу».
Поклонение образам богов —
идолам — привело к появлению
на Руси специальных мест для их
почитания — святилищ, кото¬
рые назывались капищами (от
слова «капь» — изображение,
идол), требищем или храмом
(позднее).
Капища и требища нередко
были круглыми, состоящими из
Збручский идол

_ 33
двух круговых валов, на которых разводились круговые костры.
В самой возвышенной точке или просто в центре капища устанав¬
ливался идол, смотрящий чаще всего на Восток — место восхода
Солнца. Здесь же горел жертвенный огонь, совершались священ¬
ные ритуалы и приносились жертвы богам. Сюда заходили только
избранные — это было место общения с богами. На капищах
были установлены крады — жертвенные алтари. Внешний круг,
вероятно, предназначался для общих молений и для приготов¬
ления и потребления жертвенной ритуальной пищи и назывался
требищем.
Жертвенный алтарь (Алатырь-камнень) устанавливался непо¬
средственно перед ликом идола. Камень-жертвенник являлся
прообразом того изначального Алатырь-камня на острове Буян,
который, по славянским преданиям, вместе с капью-идолом был
сакральным центром Мироздания. На камне-жертвеннике обычно
проводились жертвоприношения, позднее туда просто клали
дары богам, перед тем как раздать их или сжечь на сакральном
огне — вратами между мирами, между Явью и Правью.
Первоначально жрецы хранили огонь для всего племени и им
могли пользоваться всякие люди. Затем, по мере того как люди
научились добывать и хранить огонь в очаге, священный огонь из
святилища стал использоваться исключительно для магических
действий. От крады — сакрального огня — возжигался во внеш¬
нем круге особый «очищающий Огонь», через который прыгали
люди с желанием очиститься от скверны (сглазов, порчи и т.д.).
Через огонь жертвовались богам образцы всей ремесленной и
земледельческой продукции, которая вырабатывалась местным
племенем. Следы этого до сих пор находят археологи в око-
лодеревенских «зольниках» — местах устроения жертвенных
кострищ.
Летописные сведения о Перуне всегда отмечают его положе¬
ние на холме: князь Игорь, скрепляя клятвой договор с Визан¬
тией, «приде на холъмы, где стояще Перун». Владимир поставил
идолов на вершине Старокиевской горы над Днепром. Вокруг
капищ с идолами и и разгорались праздничные пиры. После кре-
2 - 2998

34 _
щения Руси место языческих капищ на многих холмах заняли
христианские церкви и монастыри.
Первые храмы были только окружены кольями; потом четыре
столба накрылись кровлею и со всех сторон окружались завесами
или изгородью. Далее стали строить храмы из одного дерева и
даже частично из камня.
Свои праздники славяне проводили как на вершинах холмов,
так и на равнинных капищах. Большинство славянских земель
окружали леса и болота, но северо-западные племена жили на
берегу моря или в горах, где было много камня для строитель¬
ства величественных и прочных храмов. Идолы наиболее почита¬
емых богов — небесных покровителей — ставились славянами,
как правило, на самых высоких местах. Там же строились куль¬
товые сооружения, вмещающие в себя население близлежащих
славянских земель.
Круглая форма святилищ (олицетворение солнца и сельско¬
хозяйственных циклов) позднее стала называться хоромами (от
«коло», «хоро» — круг) — храмами. Позднее храмами стали
называться достаточно сложные сооружения, покрытые крышей,
это древнее слово закрепилось за православными церквями. Сла¬
вяне с уважением относились к святыням храмов и даже в непри¬
ятельских землях старались не осквернять их.
Даже когда многие боги славян получили храмы, им все равно
продолжали привычно молиться в лесах, на равнинах, на воз¬
вышенностях, на горах, на берегах рек, озер или моря. Каждый
омут, в котором мог затаиться водяной, каждое дерево с дуплом,
где мог жить леший, могли на время стать небольшим капищем.
Постоянные капища существовали только в крупных поселе¬
ниях, обряды-требы в поселениях поменьше справляли бродячие
жрецы, носившие с собой самый минимальный набор необходи¬
мого.
По русской традиции, на разных капищах священнодейство¬
вать могли не только жрецы и волхвы, но и старейшины семей,
главы родов, князья — главы племен, но хранителями древних
знаний являлись все-таки профессиональные жрецы-волхвы.

_ 35
Небольшие служения совершались перед домом или в доме,
руководил ими обычно глава семьи и рода.
В каждом доме была печь, которая воспринималась как дари¬
тельница жизни (тепло и приготовление пищи). В древности с печ¬
ным, или околопечным, столбом был связан целый ряд поверий и
обрядов. Возле него совершались заговоры от тяжелых болезней
и от «дурного глаза», к нему прислонялись при слабости, его про¬
сили о милости. В более позднем жилище печной столб служил
опорой для полатей и разделял внутреннее пространство на три
части: красный угол, печной угол и подпорожье (кут) — у входа,
под полатями. Перед печным столбом совершался обряд «сведе¬
ния младых» с призыванием богов-прародителей, закрепляющих
союз молодых.
В руках у волхвов зачастую был деревянный посох (от слова
«посушить», т.е. умертвить, послужить проводником в иной
мир — мир мертвых), который заканчивался булавой-головой.
Древнейшие жезлы жрецов языческой эпохи завершались изо¬
бражениями головы человека или головами тотемных животных:
орлов, уток, собак, лосей, медведей, быков. Посох служил как
орудием защиты и помощником в ходьбе, так и походным идо¬
лом — достаточно было просто воткнуть его в землю.
В многочисленных городах Древней Руси существовало
множество святилищ и храмов. Были широко известны капища
в Киеве, в Перыне под Новгородом, капище Велеса в Ростове
Ярославском и др.
Арабский писатель-путешественник Ибн-Фадлан оставил нам
описание такого святилища, принадлежавшего русским купцам.
Это был огороженный частоколом участок, в центре которого
стоял высокий столб с высеченным на его конце человеческим
лицом. Вокруг или позади высокого столба, изображавшего
главного бога, стояли более мелкие изображения его «жены
и дочек». До начала торга каждый купец приносил главному
идолу жертвы — хлеб, мясо, молоко, хмельной напиток — и про¬
сил послать богатого покупателя. Если торговля шла плохо, то
жертвы повторялись, но приносились они уже родственникам

36 _
главного идола с просьбой заступиться за купца перед главным
богом. В случае удачи приносилась благодарственная жертва.
Наиболее древними укрепленными сооружениями, связан¬
ными со славянами, являются также мысовые поселения заруби-
нецкой культуры начала нашей эры. Они расположены на высо¬
ких (до 100 м) речных или овражных мысах в труднодоступных
местах. Только на берегах Днепра выявлено около 30 поселений
такого типа. Городище Килиненкова гора — одно из наиболее
исследованных и известных в зарубинецкой культуре — имело
площадь 15 тыс. кв.м.
На Збруче (южная окраина Галицкой Руси) обнаружены три
городища-святилища — Богит, Звенигород и Говда, которые
существовали с конца X вплоть до второй половины XIII в., когда
основная масса населения этого района была уже христианизи¬
рована.
«Археологические раскопки едва ли не единственный в своем
роде источник знаний о жизни древней Руси. Раскопки в Новгороде
позволили проникнуть в таинственную и загадочную область язы¬
ческих представлений. Например, было установлено, что в самом
начале строительства города, где Волхов вытекает из озера Иль¬
мень, существовало языческое святилище древнеславянских богов
Перуна и Велеса, которым поклонялись русские воины-язычники.
На месте храма Велеса стоит архитектурно еще не изученная цер¬
ковь св. Власия, а в урочище Перыни располагалось под открытым
небом особое святилище, круглое в плане, с жертвенным местом
и идолом в центре. В обособленных углублениях пылало вокруг
него восемь костров. Адам Олеарий, который побывал в Новго¬
роде в 1635 г., описывает предания о вечном огне из дубовых дров
вокруг идола Перуна», — писал Б.А. Рыбаков в книге «Культура
средневекового Новгорода». Наиболее прославленным у балтий¬
ских славян был знаменитый храм Святовита в Арконе на берегу
Балтийского моря. Описывают, что и деревянный храм Арконский
был срублен весьма искусно, украшен резьбою и живописью; одни
врата служили для входа в его ограду; внешний двор, обнесенный
стеною, отделялся от внутреннего только пурпурными коврами,

1т^тргп

Вид на мыс Аркона
развешанными между четырьмя столбами, и находился под одной
с ним кровлею. Саксон Грамматик говорит нам, что храм Свято-
вита в Арконе был отделан весьма хорошо (oper elegantisfimum),
наружные стены украшались различными резными образами.
В святилище стоял идол Святовита, а в отдельном здании храни¬
лись казна и драгоценности. Большая часть богов были сплошь
огромного виду, так что у некоторых из них епископ Абсалон не
мог жезлом своим достать до бороды. Истуканы божеств имели по
три, по четыре, даже и по пяти голов, олицетворяя этим многооб¬
разие и неоднозначность мира.
Храм в Ретре также славился изображениями богов и богинь,
вырезанных на внешних его стенах; внутри стояли скульптуры
божеств в шлемах и латах, а в мирное время там хранились зна¬
мена. Это место окружал дремучий лес: сквозь просеку, вдали,
виднелось море. Следуя древнему обычаю предков, жители
города отдавали в храм десятую часть своей воинской добычи и
оружие побежденного врага.

38 _
Огромное Капище на Лысой Горе в Польше, между Сандо-
миром и Кельцами, было обнесенно мощной каменной оградой
протяженностью 1500 метров и умещало в себе многие тысячи
человек. Позднее это святилище было разрушено, а на его месте
воздвигнут христианский монастырь.
Ритуальный комплекс на горе Сленжа (Нижняя Силезия),
датирован учеными приблизительно 1500 г. до н.э. Вокруг
Сленжи находился еще ряд возвышенностей, поменьше (сама
Сленжа достигала 718 м над уровнем моря), на вершинах кото¬
рых находились святилища светлых божеств славян — обита¬
телей Ирия.
В древнем городе Штетине (на территории современной Гер¬
мании), по отзывам древних путешественников, было четыре сла¬
вянских храма, и главный из них отличался своим художеством,
украшенный внутри выпуклыми изображениями людей, птиц и
зверей, так сходных с природою, что они казались живыми. Кра¬
ски с внешней стороны храма не смывались дождем, не бледнели
и не тускнели.
Необходимо также вспомнить и знаменитые Змиевы валы,
существующие с древнейших времен! Они были возведены зем¬
ледельческими племенами в несколько этапов, начиная с I тыс.
до н.э. для защиты от кочевых племен по берегам притоков Дне¬
пра южнее Киева. Их остатки сохранились и сегодня по рекам
Вить, Красная, Стугна, Трубеж...
Подобные сооружения известны также на Поднестровье —
Траяновы валы — по имени древнеримского императора Марка
Ульпия Траяна (98—117 гг. н.э.)., во времена которого, очевидно,
строительство валов достигло самого широкого размаха.
Заканчивалось строительство уже в X—XI вв. при князе Вла¬
димире Святославиче и его преемниках для обороны от печене¬
гов и половцев. Строительство Великой славянской стены было
прекращено, когда юго-восточные границы Руси стали охранять
дружественные и вассальные отряды кочевых народов: союза
черных клобуков, половцев, а в дальнейшем — казаки, а границы
Руси были отодвинуты далеко на Восток.

_ 39
Впечатляет размах и грандиозность строений. Оборона была
глубоко эшелонированной — валы иногда образуют несколько
параллельных линий, которые охватывают Киев гигантскими
подковами и достигают местами нескольких десятков кило¬
метров длины. Общая протяженность валов составляла около
1	тыс. км. Создавались они, как правило, фронтом на юг и юго-
восток и образовывали единую систему противоконных заграж¬
дений, достигавших 10—12 м в высоту при ширине основа¬
ния в 20 м. Для прочности валы усилены дубовыми бревнами.
Поверху проходил деревянный частокол, а иногда стены с бой¬
ницами и сторожевыми вышками. По вершине вала устанавли¬
вали в несколько рядов так называемые рогатки — заостренные
бревна, вкопанные с наклоном к внешней стороне вала. Рас¬
стояние между соседними рогатками не позволяло проехать
между ними коннику. Параллельно были проложены глубокие
рвы. Воздвигнуть подобное могла только высокоразвитая циви¬
лизация.
Легенда повествует о том, что народный богатырь Никита
Кожемяка запряг в огромный плуг безобразничавшего в этих
местах Змия. И этим плугом пропахал вокруг Киева гигантские
борозды. Измученный непосильным трудом и жаждой Змий
стал пить воду из речки и сдох — это классический финал сред¬
невековых историй о драконах, которые встречаются в фоль¬
клоре многих народов мира. Вода христианства (недаром сим¬
волы ранних христиан изображались на стенах катакомб в виде
рыбы) заливает языческий «священный» огонь. Змей в русском
фольклоре еще и олицетворение кочевной Степи, вспомним
хотя бы Тугарина Змеевича. Пашущий богатырь-победитель —
земледелец, за которым «остается последнее слово» в споре с
кочевниками.
Змиевы валы могли быть названы так по своей характерной
змеевидной конфигурации расположения на местности, но кроме
оборонительного значения могли являться следами древнейшего
культа Великого Змия (Велеса, изображавшегося в виде змея,
быка, медведя), как символа плодородия и зарождения всего

40 _
земного, впоследствии забытого. Также, как и монастыри впо¬
следствии, Змиевы валы несли защитную и религиозную функ¬
ции, говоря о величии и возможностях Древней Руси.
СВЯЩЕННЫЕ ОБРЯДЫ
Златится мед, играет меч с мечом...
Обряд исполнили священный,
И, мрачные, воссели пред холмом,
И внемлют арфе вдохновенной.
А. Одоевский
«Обряд — совокупность действий, установленный традицией
или ритуалом», — читаем у С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой.
«Обрядить — приводить в должный вид», — у В. Даля.
Мифы и предания древнего, дородового периода истории
свидетельствуют о многообразии обрядов, которые в общих чер¬
тах одинаковы для всего мира. Совершая обрядовый охотничий
танец, люди подражали охоте на зверей или птиц, воспроизводили
их движения, повадки. Во время танца они поражали копьями и
стрелами фигурки или изображения животных, на которых пред¬
стояла охота. Люди были уверены, что, правильно совершив этот
обряд, они обеспечат удачу в охоте и любом другом деле.
Былины и летописи, народные сказки и побывальщины сохра¬
нили исторические свидетельства существования на Руси само¬
бытных обрядов.
Согласно преданиям славян в период, предшествующий воз¬
никновению государственности, в начале всех начал было звезд¬
ное небо, полное благодати, — Сварга, из которого произошел
Сварог-Творец, «сварганивший» наш мир, опираясь на Алатырь-
камень. Поэтому многие обряды проходят на «крестцах», на
пересечении дорог и чудодейственных потоков Земли, где «лежит
Бел-горюч камень Алатырь».
Древние верования и обрядовая сторона жизни на Руси сохра¬
нялись долгое время, отголоски их живы и сейчас. Рассмотрим
особенности некоторых из обрядов, исполнение которых тербо-
вало участие волхвов.

_ 41
ОГНЕННОЕ ОЧИЩЕНИЕ
Первоначальные верования ариев не дошли до наших времен,
но их представления во многом сохранились в учении зороастри-
зама — религии, которую проповедовал один из известнейших
пророков человечества Заратуштра.
Центральное место в культе зороастризма занимает огонь,
который считается воплощением божественной справедливо¬
сти — арты. Отсюда наша артель — сидящие вокруг одного
огня. Существовали огни священные и повседневные. Священ¬
ный огонь поддерживается в храмах и домах в особом месте.
Угасание священного огня не допускалось, поскольку это озна¬
чало победу сил мрака. Природа души — огненная. Потому-то
по древнейшим представлениям считалось, что ее надо очищать
непременно, и она улетает в небо вместе с пламенем погребаль¬
ного костра.
Кроме огня священными объектами в зороастризме счита¬
ются также вода и земля, дающие пропитание человеку. Люди
должны заботиться о чистоте воды и земли.
У славян очистительные обряды огнем выполняются, как пра¬
вило, во время проведения древнерусских праздников, привязан¬
ных к солнечному календарю. Огонь, как суть Прави, — состав¬
ная часть большинства древнерусских обрядов, позволяющих
бороться с темной стороной бытия — Навью.
С наступлением Эры Сварога, когда установилась верховная
власть вождей, роль «моста» между Явью (нашим миром) и Пра-
вью (миром Богов) выполнял сакральный Огонь-Сварожич. Балт-
ские славяне изображали Огонь-Сварожич в виде идола, кото¬
рый носил имя Радегаст. Образ его представлял собой грозного
воина с мечом и круглым сверкающим щитом. У восточных же
славян идолы Сварожича не делались, практиковалось поклоне¬
ние живому божественному Огню.
На праздниках, привязанных к солнечному календарю, суще¬
ствует коллективная форма обряда очищения — так называемое
«хождение по углям».

42 _
Один из заговоров, обращенных к огню:
Батюшко ты царь огонь,
всем царям ты царь.
Будь милостив
как ты жарок и пылок,
как ты жжешь и палишь
в чистом поле травы муравы,
чащи и трущобы,
у сырого дуба коренья.
Тако же я молюся корюся те ка:
Батюшко Царь Огонь, жги и спали
с внуца божьего (твое духовное имя)
всяки скорби и хвори,
страхи и переполохи!
СПРАВЕДЛИВОЕ РАСПРЕДЕЛЕНИЕ
Жрецы наблюдали за соблюдением определенной социальной
справедливости через обрядовые действия, чем зачастую вызы¬
вали недовольство людей власть имущих и богатых, появившихся
при расслоении общества.
Интересен обычай отбирания части добра у богатых «нарочи¬
тых жен» (вдов) с распределением его голодающему населению,
особенно в неурожайные годы. Эти обряды волхвы делали даже
после Крещения Руси, помогая малоимущим и поднимая тем
самым свой «рейтинг» у наиболее многочисленной части насе¬
ления.
Обряд заключался в том, что дарительница, спустив до пояса
одежду, становилась к просителю спиной, закинув мешок с
добром-милостыней за плечи. Нуждающиеся вынимали добро из
мешка. Причем дарительница вынимающих не видела и потому
не имела права требовать затем отдачи долга. При этом обнаже¬
ние тела символизировало родственный, материнский характер
помощи.

— 43
ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ
У древних индоариев, как и у всех древнейших народов, было
распространено жертвоприношение, в том числе и людей. Погиб¬
нуть на жертвенном алтаре когда-то даже считалось за честь, и в
жертву приносили не только немощных, провинившихся и плен¬
ных, но и представителей знати — чаще всего невинных юношей
и девушек, а также тех из близких, которые должны были «сопро¬
вождать» умерших в иной мир. В «Повести временных лет» под
983 г. рассказывается о жертвоприношениях в Киеве: «И сказали
старейшины и бояре: «Бросим жребий на отроков и девиц, на
кого падет он, того и зарежем в жертву богам». Жизнь человека
тогда не особо дорого ценилась: слишком много опасностей под¬
стерегало людей на их жизненном пути.
Длительное, вплоть до монгольского нашествия, существо¬
вание крупных языческих святилищ в Северном Прикарпатье
свидетельствует, что здесь было изначальное средоточие жрече¬
ской власти, именно здесь отмечались наиболее тесные контакты
с кельтами. И.П. Русанова и Б.А. Тимощук в книге «Языческие
святилища древних славян» указывали: «Заключительный этап
функционирования святилищ сопровождался массовыми жерт¬
воприношениями, в том числе и человеческими, что в таком
количестве не было встречено в других местах славянского мира
и не укладывалось в сложившиеся представления о верованиях и
обрядах древнерусского населения».
Б.А. Рыбаков в книге «Язычество Древней Руси» рассказывал о
таком любопытном факте: «К предметам, связанным с бытом волх¬
вов, следует отнести находки неолитических кремневых орудий и
стрел. Такая находка была сделана В.А. Городцовым в вятическом
кургане у села Барыбина. Исследователь сопоставил ее с обычаем
хоронить колдунов с «громовыми стрелами»... Особый инте¬
рес представляет кремневый наконечник копья, найденный в Нов¬
городе в слоях рубежа ХШ—XTV в. Кремень оправлен в серебро с
чернью. М.В. Седова определяет дом, в котором найден этот талис¬
ман, как дом волхва, так как в его фундаменте зарыты 4 детских
черепа. Наличие православного восьмиконечного креста на сере¬

44 _
бряной оправе говорит о любопытном синкретизме представлений
этого колдуна-знахаря» (Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси).
Затем человеческие жертвы стали приноситься все реже
и реже, а затем и полностью перешли на жертвоприношение
животных, а позднее стали сжигать чучела людей (Масленица-
побирушка на проводах зимы) и животных.
В древней святочной песне повествуется о приготовлении
козла к жертвенному закланию на Коляду (воплощение годового
цикла плодородия):
За рекою за быстрою,
Ой колядка, ой колядка!
Леса стоят дремучие,
В тех лесах огни горят,
Огни горят великие
Вокруг огней скамьи стоят,
Скамьи стоят дубовые,
На тех скамьях добры молодцы,
Добры молодцы, красны девицы
Поют песни колядушки.
Ой колядка, ой колядка!
В середине их старик сидит,
Он точит свой булатный нож.
Котел кипит горючий,
Возле котла козел стоит,
Хотят козла резати.
Ой колядка, ой колядка!...
По совершении жертвоприношения под наблюдением жрецов
и старейшин следовало съедение мяса жертвенного животного —
жертвенная трапеза с хмельными напитками, а затем игры, песни
и пляски при участии скоморохов. «Схожахуся на игрища, —
пишет летописец, — на плясанья и на все бесовские игрища... Но
сими дьявол льстит и другими нравы, всяческими лестьми, при¬
бавляя ны от Бога, трубами и скоморохи, гусльми и русальи».

— 45
Несъедобные части жертвенного животного (голова, кости,
внутренности и прочее) годились для гаданий, а затем зарыва¬
лись в землю, сжигались или топились в воде.
Крестьяне еще в начале XX века при запашке варили брагу,
носили в церковь освящать часть баранины, черного петуха и
хлебы, и потом пировали сообща целой деревней. Существовали
обычаи зарывать кости пасхального барашка на посевных зем¬
лях, зарывать в укромном месте кости рождественского кабана,
также кости зарезанного под Новый год поросенка, топить перья,
внутренности и кости кур... Все эти действия несомненно явля¬
лись остатками языческих жертвоприношений.
БРАТИНА
Обряд «братины» — братание через совместное питье и вку-
шание пищи.
Историк XIX в. И.И. Костомаров в книге «Очерк домашней
жизни и нравов великорусского народа...» пишет: «Братина, как
самое ее название указывает, был сосуд, предназначенный для
братской товарищеской попойки, наподобие горшка с покрыш¬
кою. Из них пили, черпая чумками, черпальцами и ковшами.
Братины были разной величины: небольшие употреблялись даже
прямо для питья из них и назывались братинками».
В честь богов устраивались пиры, на которых закалывали
быков, баранов, козлов, всем племенем варили пиво. Боги как
бы приглашались на эти пиры-братины, становились сотрапезни¬
ками людей.
Важную роль играла братина в обрядах древнего воинства и
казачества, наиболее полно сохранивших эти традиции. Прак¬
тика дружинных пиров прямо вытекает из языческого культа.
Недаром глагол «жрать» означал «священнодействовать», «при¬
носить жертву».
Братина, пускаемая по кругу, отражала основные правила
сообщества: равенство всех перед смертью, «семейное» положе¬
ние участников, относительное равенство социальное и матери¬

46 _
альное (взносы на братину делались сообща, по возможностям
каждого), взаимное доверие, непринуждение к хмельному (каж¬
дый пьет, сколько желает, или просто подносит чашу к губам),
возможность за чарой высказаться и откровенно обсудить наи¬
более важные дела в «неофициальной обстановке». Пиры явля¬
лись формой заседания боярской думы при князьях и руководи¬
телей вече в Новгородской земле.
В дальнейшем обряд пития из братины стал посвящться раз¬
личным праздникам и другим важным событиям, для чего изго¬
товлялись особые братины с надписями. Пить чашу чью-либо зна¬
чило пить в честь кого-нибудь или за чье-либо здоровье. Таким
образом, говорилось: «Государева чаша, Патриаршая чаша».
Учитывая традиции казачества, московские государи жало¬
вали атаманов за службу наградными братинами (ковшами),
украшенными государственным гербом, христианскими симво¬
лами и надписями духовного и поздравительного содержания.
ПОСВЯЩЕНИЯ-ИНИЦИАЦИИ
Инициация (initiation, от лат. initium — «начало») или посвя¬
щение — начало новой жизни, новое рождение. Инициация пред-
назналась для перехода человека из одного статуса в другой, в
частности, включение в некоторое сообщество. Обряды или
ритуалы инициации также называются переходными или посвя¬
тительными (посвящение).
Корни обряда можно проследить в глубокой древности у
всех народов. Инициация обычно сопровождается праздничным
обрядом под руководством жрецов и учителей, нередко с раз¬
личными, часто мучительными, испытаниями (испытание болью,
страхом смерти и т.д.) Нередко применялись различные средства,
вызывающие значительное изменение сознания с путешествием
«в иные миры».
Всякая серьезная инициация (или посвящение) делится на
несколько фаз: выделение личности из привычного общества,
обучение, испытания и ритуал посвящения. Затем следует вхож¬

47
дение в новое сообщество или возвращение в старое, но уже в
новом качестве.
Основные представления этих действий получили у славян
отражение в различных обрядах и фольклоре.
В древнерусском «миру» сохранялось представление о строгой
цикличности жизненного процесса, и эти циклы можно описать
так: до 7 лет — дЪтя (или робя). В 7 лет ребёнка отдавали в учени¬
чество, и шло посвящение во взрослую жизнь с работой и военным
служением в границах дома, рода-племени или государства; затем
наступала пора покоя, постепенное отступание в мир предков —
старъ дЬдъ или стара баба. И, наконец, сама смерть — уход в мир
иной. Жизненный путь человека предки наши рассматривали как
длинную и трудную путь-дорогу, по которой тот идет от момента
рождения до момента смерти, причём начало и конец пути схо¬
дятся в одной точке: «Родится человек на смерть, а умрет на живот
(жизнь)», «Жили люди до нас, будут жить и после нас».
Многие посвящения — вступление в брак, воинские посвяще¬
ния и смерть — сопровождались особым ритуалом «прощания» с
особыми похоронными причитаниями, то есть человек «умирал»
для старого мира и возрождался в новом обличье. Причем риту¬
алы, связанные со смертью и рождением, прежде всего, отделяют
мертвых от мира живых. Тот, кто стоит на грани миров, опасен,
если даже он не желает нанести вреда живым, отсюда и особые
защитные действия.
РОЖДЕНИЕ И ВЗРОСЛЕНИЕ
В древних поверьях, восходящих к языческому восприятию
мира, беременность связывалась с идеей плодородия и животво¬
рящей силы земли. Во многих деревнях существовала примета,
что если беременная женщина в первый день сева пройдет по
пашне, то урожай будет лучше, а если она «введет в дом» куплен¬
ную семьей корову, то корова будет хорошо доиться.
Любой человек начинается с рождения. Глагол «рождение» —
производное от слова «род». Уже в старославянских текстах

48 _
слово «род» многозначно, оно родственно со словами: корень,
родина, рождение, происхождение, родня, народ, порода. Род —
это и один из самых главных древних богов, выражение культа
предков, отвечающий за плодородие природы и людей. Роду
поклонялись, в христианские времена Родом стали пугать детей:
«родимец схватит».
По традиционным воззрениям, ребенок рождается с незамут¬
ненным сознанием, эдаким маленьким богом, который считает,
что все в мире принадлежит ему, и который помнит то состоя¬
ние безмятежности и удобства, которые он испытывал во чреве.
После рождения ребенок сталкивается с внешним миром, с мно¬
гочисленными ограничениями и начинает приспосабливаться к
ним, нарабатывая защитные маски (личины), усложняясь и теряя
свою целостность. Одна из задач русского традиционного цели-
тельства — вернуть это состояние первоначальной целостности,
тело блаженства с помощью игр, песен, плясок, целительских
обрядов...
Чтобы стать полноценным членом племени, ребенок должен
был пройти поэтапную инициацию. Происходила она в три сту¬
пени. Первая — непосредственно при рождении, когда повитуха
обрезала пуповину ножом или наконечником стрелы в случае
с мальчиком, либо ножницами в случае с девочкой, и пеленала
ребенка в пеленку со знаками рода.
По достижении мальчиком трех лет он проходил подстягу —
т.е. его сажали на коня, опоясывали мечом и три раза обвозили
вокруг двора. После этого его начинали учить собственно муж¬
ским обязанностям. Девочке в три года впервые давали веретено
и прялку.
В двенадцать — тринадцать лет, по достижении брачного
возраста, мальчиков и девочек приводили в мужской и женский
дома, где они получали основной набор знаний, необходимых им
в жизни. После этого девушка одевала поневу (род юбки, носив¬
шийся поверх рубахи и говоривший о зрелости). Юноша после
посвящения получал право носить боевое оружие и вступать в
брак.

49
В русском фольклоре мы находим упоминания об остаточных
формах ритуального похищения детей для прохождения обряда
инициации. Соответственно черт, леший, русалки, банник или
гуси-лебеди, похищающие детей в сказках и былинах, являются
мифологическими масками участников инициационного обряда.
Причем реальный обряд представлял собой особенную ролевую
игру, часто с нешуточными испытаниями, в которой все участ¬
ники разыгрывают установленные традицией роли.
Особо выделяются сказки с участием черта. На основе эти¬
мологических реконструкций слова «черт» можно построить
модель ритуала посвящения у славян: посвящаемый символи¬
чески уходит от прежней жизни, от семьи «за черту, к черту», в
некоторое условное сообщество, где он временно превращается
в «чужого» для прежнего общества, обучается необычному и
возвращается в общину уже приобретшим особый статус посвя¬
щенного.
Через мифы, переданные в ходе инициации, человек узнавал
священную историю племени, космогонические деяния богов и
предков, которые было жизненно необходимо знать, и священ¬
ные обряды, которым надлежало неукоснительно следовать.
В результате обряда посвящения под руководством жрецов и
старейшин у молодых людей происходила коренная перестройка
психики, снимались глубинные страхи, вырабатывались и закре¬
плялись на бессознательном уровне навыки взаимодействия с
обществом и в семье. Подростки становились взрослыми и, как
следствие, получали статус полноправного члена общества —
и новые права-обязанности: право быть воином, право иметь
жену, право заниматься созидательной магией.
ВОИНСКИЕ ПОСВЯЩЕНИЯ
Мужские боевые обряды имеют свои характерные особен¬
ности. Так, священную ценность для воинов имеет оружие, оно
символизирует божественное начало. Оружие в центре всех
основных моментов жизни юноши-воина. Оно дается ему как

50 _
дар, когда он вступает в возраст совершеннолетия и проходит
посвящение в воины.
Будущий воин в ходе древней инициации учился перерож¬
даться в тотемное животное и становился членом мужского
союза. Проводились специальные звериные игры и испытания.
Ритуальное перерождение инициируемых в волков или псов,
медведей в древности было характерно для многих индоевропей¬
ских народов — в частности, для праславян, балтов, германов,
кельтов и индоиранцев.
Проведение инициаций в лесу является характерной чертой
этого обряда у многих народов. В лесу юноши жили в особых
домах-избушках для посвящений, где и проходили ученичество,
испытание, «умирание» в старом качестве, «воскрешение» и посвя¬
щение в новое качество. Мифологически, выход за пределы своей
территории приравнивается к смерти. А нахождение в лесу воспри¬
нималось как пребывание на том свете. Отсюда — большая роль,
которая отводилась в восточнославянской инициации божествам
потустороннего мира. Отображением одного из таких божеств в
сказках является Баба-Яга. По мнению немецкой исследователь¬
ницы Беккер, специально изучавшей данный вопрос, образ Яги
восходит к древнеславянской богине Макоши, символизирующей
древнюю пору матриархата. Среди ее функций были: определение
судьбы человека, смерть и владычество над миром мертвых.
Обряды инициации при вступлении в воинские союзы включали
нанесение себе ритуальных ран (по примеру Одина), а также едино¬
борство с опасным зверем. Победитель зачастую ел мясо и пил кровь
убитого зверя, «приобретая» тем самым его магические качества...
Существовали и специальные испытания «умиранием». Буду¬
щего воина закапывали в яму, где он мог проводить до несколь¬
ких дней. В это время волхвы «отгоняли» от этого места «злых
духов», чтобы они не «забрали» с собой душу испытуемого. Оче¬
видно, такие же испытания ожидали и тех, кто собирался стать
жрецом или вождем.
Многие воинские ритуалы древности долгое время сохраня¬
лись в среде казачества. Большое значение для казаков имели

_ 51
воинские обряды инициации — испытание новоприбывших в
Войско Казачье и их подготовка. Обряды инициации по своему
смыслу напоминали древнеславянские «волчьи союзы»: юноши,
проходя ритуал «перерождения», становились «волками» —
молодыми воинами, обязанными определенное время жить в
лесу, отдельно от людей, «волчьей жизнью». «Юнец», или «джур»,
вступая в сечевое общество, должен был «переродиться», то есть
отречься от своей предыдущей жизни и быть постоянно готовым
к смерти. Нередко на определенное время его поселяли в отдель¬
ный курень — для испытания.
Официальное зачисление в казаки на Сечи осуществлялось
через обряд приема. Новичок, который прошел все испытания,
обращался к куренному атаману, крестился, кланялся ему и
просил принять в общество. По обычаю, атаман просил обря¬
дового согласия у повара куреня (древний обычай степняков-
охотников), и когда тот соглашался, новичок платил повару
определенную сумму денег «на довольствие». Затем посвящае¬
мый должен был привести на обряд поручителей — видавших
виды казаков, которые хорошо знали его. Постановление обря¬
довой комиссии утверждал кошевой атаман и освящал священ¬
ник, а когда-то жрец. Новичку давалось новое имя и прозвище,
которое означало его новое рождение — новый казак отказы¬
вался от своего прошлого, отрекался от супружеской жизни,
обязуясь строго блюсти законы боевого казачества, в том числе
безбрачие.
В случае нарушения обета или казацкой этики провинивше¬
гося с позором выгоняли из Сечи. Подобные решения прини¬
мались Советом казаков с участием священника (или когда-то
волхва) после расследования проступков.
ОБОРОТНИЧЕСТВО
В древних мифах индоевропейских народов жрецы (волхвы,
колдуны), вожди и воины часто выступают в образах зверей (змей,
медведей, волков), имея способность к такому превращению.

52 _
Самым известным оборотнем русской древности можно
назвать знаменитого Всеслава Брячиславича, князя Полоцкого.
В «Слове о полку Игореве» читаем:
Всеслав Князь людем судягие,
Князем грады рядяше,
А сам в ночь влъкомрыскаше...
Летописи, действительно, указывают на природу «необыч¬
ных» способностей Всеслава Полоцкого: «Мать же родила его
от волхвования. Когда мать его родила, на голове его была язва.
Волхвы сказали матери: «Завяжи эту язву, и пусть носит до конца
жизни». И носил ее Всеслав до смертного дня; сего ради он и
не милостлив на кровопролитие». Наложение повязки на голову
князя Всеслава сходно с накладыванием наузы — одним из кол¬
довских способов обращения в зверя.
В славянском тексте XIII в. говорится о волхве, который «тело
свое хранит мертво, и летает орлом и ястребом, рыщет лютым
зверем и вепрем диким, волком, летает змием, рыщет рысию и
медведем».
Волк почитался как тотемный предок и родоначальник мно¬
гих племен. В древних мифах вождь племени часто выступает в
образе волка или обладает способностью превращаться в волка.
Можно увидеть, как легко слово «волк» переходит в слово «чело¬
век» — «чолк». Недаром в русских волшебных сказках именно
волк помогает Ивану-царевичу добыть для себя счастье.
Кроме волков в колдовской практике также обращались к
другим животным, причем не столько сильным, сколько мудрым:
ворон, филин, змея, кошка и опять же: волк, медведь, собака,
поскольку знахари также считались воителями со злой силой.
В древних сказаниях упоминается языческий богатырь Вольга
Святославович (Волх Всеславич), с пяти годков обучавшийся
хитростям-мудростям, знанию всяких языков разных (живот¬
ных), умеющий оборачиваться, принимая облик различных зве¬
рей, птиц и рыб. Древен былинный образ Волха Всеславича.

53
Он — волхв, умеющий ворожить, он — оборотень, по преданию
родившейся от змеи, волкодлак, обладающий способностью обо¬
рачиваться в кречета (сокола), хорта (волка), тура, муравья.
В былине о Волхе Всеславьевиче, которая дошла до нас в ран¬
ней записи (середина XVIII в.), «оборотничество» героя изобра¬
жено как вполне действительное явление:
Он обвернется ясным соколом,
Полетит он далече на сине море,
А бьет он гусей, белых лебедей...
Он обвернется ясным соколом,
Полетит он ко царству Индейскому
И будет он во царстве Индейском,
И сел он на полаты царские,
Ко тому царю Индейскому,
И на то окошечко косящетое...
Сидючи на окошке косящетом,
Он те-та да речи повыслушал,
Он обвернулся горностаем,
Бега7 по подвалам, по погребам,
По тем по высоким теремам,
У тугих луков тетивки накусывал,
У каленых стрел железцы повынимал...
А вот князь Игорь в «Слове» бежит из плена:
Игорь князь поскочи горностаем к тростию,
И белым гоголем на воду,
Возвержеся на борз комонь,
И скочи с него босым волком...
СВАДЬБА
Русский свадебный обряд навсегда сохранил память о маги¬
ческих функциях волхвов. Известно, что когда жених с невестой
отправлялись в церковь, особое внимание обращалось на при¬
меты, на обереги от сглаза, от нечистой силы. Первостепенную

Приход колдуна на сельскую свадьбу. Художник В. М. Максимов
роль в этих магических действиях отводилась жрецам, а в даль¬
нейшем — скоморохам, колдунам и священникам.
Свадьба, как и всякие инициации, представляла собой двуе¬
диный процесс: умирание для прежней жизни (отсюда и обряды,
схожие с похоронами) и праздничное возрождение молодоженов
для жизни новой в атмосфере праздника и веселья.
Недаром в древнюю эпоху у славян многие обрядовые дей¬
ствия совершались у реки. Она служила символическим рубежом
перехода молодых людей в иной мир.
В досвадебный период невеста ходит в темной одежде, сим¬
волизируя умирание для своей семьи. За временной «смертью»
следует ее воскрешение в новом качестве. Траурные одежды
предсвадебного периода меняются на праздничные, светлые.
Срезалась девичья коса, волосы убраны под повойник, у многих
народов женщина меняет и свое имя-фамилию, символизируя
переход в новую жизнь.
Бытовали и состязания борцов на свадьбах, когда выходят
бороться и от жениха, и от невесты. Этот древний обычай кое-где
жив до сих пор. С течением времени во многом изменился смысл
этих игрищ: некогда символизируя магическую борьбу природ¬

_ 55
ных сил, жизни и смерти, он приобрел развлекательный характер
молодецких потех и забав.
Свадебный «поезд» представляет собой игровой вариант
военного похода, часто со стрельбой, засадами и различными
военными играми, иногда и с настоящей дракой, что тоже не слу¬
чайно.
Хотя в народное свадебное игрище постепенно проникали
элементы церковной обрядности (венчание), и даже церемониала
из княжеского быта (жених — князь, невеста — княгиня), основ¬
ную роль продолжали играть древние обряды.
СМЕРТЬ И ПОХОРОНЫ
В основе всех языческих праздников русского народа лежало
поклонение природе и особенно — солнцу, подателю тепла и
урожая. К солнечному характеру празднеств присоединялся еще
культ мертвых. Наши предки верили, что вместе с теплом, цве¬
тами и травами на землю возвращаются и души умерших. Был
и обычай на поминальные дни «покойников греть» — разжига¬
лись в лесу костры из кривых дров, внешне напоминавших вся¬
кую «нечисть», и к ним приглашались души предков. А чтобы
общаться с духами, народ уподоблялся «иному миру»: одевал
шкуры, выворачивал одежду и даже менял обувь право-налево,
и наоборот.
Впрочем, язычники были убеждены, что умершие в той или
иной мере всегда присутствуют с ними, как это явствует из
культа рода и рожаниц. В народе верили, что жизнь каждого
человека продолжается и после смерти. Славяне испокон веков
признавали, что душа имеет самостоятельное бытие, может
отделяться от тела после смерти, некоторое время пребывать на
месте, где произошла смерть, а затем переселяться в «мир иной».
Отсюда — все древние традиции, связанные с похоронами и про¬
водами покойников, а также сохранившиеся по сей день обычаи
отмечать девятый и сороковой день после смерти (когда душа
окончательно расстается с прежним местом пребывания).

56 _
«Помимо ежегодных, издавна регламентированных празд¬
неств, возникали и особые случаи, когда требовались зна¬
ния мудрых волхвов — например, похороны знатного чело¬
века, князя, языческие мероприятия при эпидемии и т.п. Такие
княжеские мавзолеи, как Черная Могила или Гульбище, порядок
сооружения которых, равно как и всю погребальную церемо¬
нию, так подробно описал Ибн-Фадлан на примере погребения
знатного руса в 800 км от Чернигова, были сложными комплек¬
сами с устойчивым, выработанным ритуалом. Вот эта-то устой¬
чивость и однотипность и говорят о сложившейся обрядности, за
соблюдением которой и должны были следить волхвы» (Рыбаков
Б А. Язычество Древней Руси).
В досварогову эру праславяне вкупе с другими индоариями
преимущественно закапывали своих соплеменников в позе
эмбриона и посыпали красной охрой. Предполагалось, что чело¬
век будет узнан и перерожден неким земным божеством (воз¬
можно, Велесом), в любую природную жизненную форму. Пред¬
ставления о реинкарнации в тотемных животных или сакральные
предметы характерны для архаических культур вообще. Позже
этот обряд сменился обрядом кремации.
Вот как сами русские объясняли обряд кремации арабскому
дипломату Ибн-Фадлану в 922 г.: «Вы, о, арабы, — глупы! Воис¬
тину вы берете самого любимого для вас человека и из вас самого
уважаемого вами и бросаете его в землю, и съедают его прах и
гнус и черви... А мы сжигаем его во мгновение ока, так что он
входит в рай (ирий) немедленно и тотчас».
В тех племенах, которые жили у воды и кормились от нее,
часто хоронили или сжигали в лодке (пережиток водяного погре¬
бения).
Проводы на тот свет и общение с покойниками — это одна
из важных обязанностей волхвов, в задачу которых входит не
терять с ними контакта после смерти, чтобы душа не уходила
в заклад — в воду или в камень, а двигалась бы на небо к Роду
(ранее) и Сварогу (позднее) для дальнейшей жизни «на небесах».
Для этого и существуют ритуалы погребения.

— 57
На «житье вечное» покойному «дают» еду, домашнюю утварь,
в степных районах — коня и пр. В своей новой жизни в царстве
мертвых у покойника должно быть все необходимое.
Обрядовое умирание жены с мужем понималось языческими
народами как вторичное вступление в брак через смерть. По
данным советских археологов, у восточных славян обычай сжи¬
гать вдов на погребальном костре существовал начиная со II —
III вв. н.э. Ряд арабских и византийских источников свидетель¬
ствуют об устойчивости этой брачной нормы в мире славянства:
до X в. вступление девушки в брак означало для нее и обязан¬
ность умереть вместе с мужем даже в случае его ранней смерти.
Отсюда и на замужество девушку отправляли как на смерть.
Славяне уподобляли смерть жизни, она была для него лишь
границей, после которой начиналась «новая жизнь» в «ином
мире». Поэтому могилы и курганы предков располагались бок о
бок или даже в домах живых: то были даже не два разных мира, а
единый мир, в котором прошедшее, настоящее и будущее оказы¬
вались расположенными и тесно сосуществующими.
Предки и потомки составляли единую сакральную общину.
Мир по ту и по эту сторону мало чем отличался один от другого,
поэтому и там возможно умирание с последующим возрожде¬
нием на земле.
ТРИЗНА
Тризна: поминальный пир и состязания, которые совершались
во время и после погребения имели целью умилостивить богов и
отогнать злые силы как от души умершего, так и от продолжаю¬
щих жить.
Благодаря сохранившемуся описанию погребальных обрядов
радимичей, вятичей, северян, кривичей, сделанному в свое время
Нестором, мы располагаем достаточными сведениями о них.
Б.А. Рыбаков в статье «Нестор о славянских обычаях» ука¬
зывает на то, что понятие «тризна» сводилось к представлениям
о боевых играх и поединках, призванных отогнать смерть от

Тризна по Олегу. Художник В. М. Васнецов
оставшихся в живых, демонстрировавших их жизнеспособность.
Существовавшие на Руси ритуальные поединки не только отго¬
няли смерть, но и славили богов и бойцов. Те, которые хотели
обратить на себя внимание богов, проходили без доспехов;
чаще противники дрались вообще обнаженными по пояс. Здесь
отразилась идея борьбы с демоническими силами, способными в
момент «отхода» души умершего завладеть ею. На Руси языче¬
ская тризна просуществовала до XV в., хотя отголоски ее суще¬
ствуют и в настоящее время в виде сидений на кладбище в поми¬
нальные дни.
Священный характер имели пляски и песни, исполняемые на
тризнах. Люди пели всегда за работой и на праздниках, на игри¬
щах и пирах, песни-плачи входили в похоронные обряды. Тан¬
цуя у постели умирающего или умершего человека, жрец-шаман
вступал в контакт со смертью, задабривал и отгонял ее.
Таким образом, языческую тризну нужно рассматривать пре¬
жде всего как оберег. Если допогребальные возлияния должны
были облегчить переход в «иную жизнь», то послепогребальная

— 59
тризна способствовала тому, чтобы уберечь живущих от злого
влияния мертвых.
И в памятниках XI в. «тризна» означает пир и состязание, а
«тризнище» — место этих состязаний:
Ковши круговые, запенясъ, шипят
На тризне плачевной Олега;
Князь Игорь и Ольга на холме сидят,
Дружина пирует у брега.
МАГИЯ, КОЛДОВСТВО, ГАДАНИЕ
Магия — значит могия. Кто могет, тот и маг.
А. Андреев
К магии наши далекие предки относились не как к чему-то
исключительному, а как к делу необходимому, требующему
определенных способностей, умений и знаний. Постепенно выде¬
лились люди, способные профессионально общаться со сверхъе¬
стественными силами и даже управлять ими. Обладали они осо¬
бым тайным знанием — веданием. Так появилось ведичество —
волховство — знахарство — колдовство. Уже в поздние времена
разделилось оно, очень условно, на «белое» (доброе, целебное) и
«черное» (зловредное).
Волхвы-ведуны — представители древней магии — были
угодны народному большинству. Вот что говорится в послании
белгородского митрополита Мисаила, датированное 1673 г.: «Да
в городах же и уездах мужеского и женского полу бывают чаро¬
деи и волхованием своим и чародейством многих людей прель¬
щают. Многие люди тех волхвов и чародеев в дом к себе, к малым
детям и больным призывают, а они всякое волхование чинят, и от
правоверия православных христиан отлучают».
В сочинениях известного исследователя мифологии славян
А.Н. Афанасьева описаны народные представления о способно¬
стях ведунов-знахарей, результатом которых являются поверья:

60 _
а)	о власти колдунов над атмосферными явлениями (способ¬
ность их вызывать бури, вихри, ветры, град, дождь, туман, засуху
и т.п.);
б)	о похищении ими росы, дождя и небесных светил (причина
затмений);
в)	о полетах и сборищах на горах (предания о таких полетах,
о шабашах ведьм в представлениях разных народов, в частности,
на Лысой горе, которую Афанасьев считает метафорой светлого
безоблачного неба, а сам шабаш — образом грозы), также здесь
усматриваются черты древних языческих празднеств встречи
весны, откуда, в частности, эротика и мотивы жертвоприноше¬
ний;
г)	о доении колдунами, ведьмами и оборотнями чужих коров
(описаны магические приемы колдунов, позволяющие отбирать
молоко, в частности, при помощи росы, собранной в день первого
выгона скота, а также способы защиты от них);
д)	о влиянии ведьм на плодородие (неурожай);
е)	об оборотничестве...
Для обозначения людей, занимающихся магией, в наше время
наиболее распространено слово «колдун», имеющее весьма неод¬
нозначное значение. Слово это — древнейшее и, пожалуй, самое
широкое в смысле обозначения всех видов жрецов на Руси. Кол¬
дуны — наследники древнего языческого культа плодородия.
Колдун-колодун — это тот, кто способствует правильному вра¬
щению коло — солнца и всего мира. Колдуны — это бытовое
жречество, которое живет прямо в народе. В языческие времена
ведун, колдун, ведьма имели благое, положительное значение,
что подтверждается археологическими и филологическими
исследованиями многих остатков древнейших верований.
Могущество колдунов объяснялось их приобщенностью
к миру духов, к темным силам. Считалось, что знания и сила
получены такими колдунами непосредственно от нечистого или
добыты в сверхъестественном мире.
Сверхъестественные способности колдуна объясняли его свя¬
зью с «иным» миром. Есть поверье о том, что эти знания необхо¬

_ 61
димо передать кому-либо в конце жизни, чтобы «легко умереть».
По-настоящему заниматься колдовством человек может, пока у
него есть жизненные силы, о чем свидетельствуют и его успехи
на поприще, и внешние признаки: наличие зубов, острота ума и
зрения.
Сам колдун, как и другие маги, почти всегда был личностью
незаурядной, демонической, не боявшейся «ни черта, ни бога»,
наделенной частенько такими силой и знаниями, которые в
народе весьма уважали и побаивались. К колдунам обычно при¬
числяли лиц одиноких, замкнутых, с какими-нибудь странно¬
стями в поведении, определенными чертами во внешнем облике
(например, хромотой, слепотой, т.е. чертами, которыми опреде¬
лялись люди «чужие» и представители иного мира).
В большинстве случаев особые знания передавались по
наследству и сохранялись в семье; потомственному знахарю при¬
писывались особые способности, и он пользовался у окружаю¬
щих наибольшим уважением. Преемник, как правило, выбирался
среди родственников не моложе 9 лет, что связывается с фактом
выпадения молочных и вырастания постоянных зубов, без кото¬
рых, считалось, колдун теряет свое могущество. Кое-где счита¬
лось, что приобщившийся к иному миру становился отличаемым
от других людей: окружающий мир отражался в его зрачках в
перевернутом виде. Чтобы скрыть это, знахарь избегал смотреть
людям в глаза.
Настоящий знахарь-колдун обязательно проходил через опре¬
деленную учебу и обряд посвящения. Большое значение имело
обучение тайным знаниям, для чего человек уходил в учениче¬
ство и в полное подчинение колдуну обычно на семь лет. Очень
важным считалось пройти обряд посвящения, при котором про¬
исходило мистическое «повторное рождение» человека уже в
качестве колдуна.
Известны были различные формы посвящения. Наиболее
архаическая форма посвящения — обрядовое поглощение с
последующим «отрыгиванием» уже в новом качестве: «Колдун и
желающий стать колдуном идут в баню. Там тот должен положить

62 _
крест под левую пяту и отречься от бога и царства небесного.
После этого из-под полка выскочит лягушка, сначала маленькая,
а потом станет расти, расти и разрастаться во всю баню.. Тогда
колдун велит тому лезть в разинутую пасть лягушки». После
посвящения колдун получал и особых помощников (чертей,
бесов, икот, зверей, магические предметы), с которыми якобы и
была связана его магическая сила.
Умение колдовать и создавать иллюзии было хорошо известно
знающим людям. В русских деревнях это называлось навести
морок или отвести глаза. Древнейшее упоминание отвода глаз
встречается в «Повести временных лет»: «Во время урожая... яви¬
лись два волхва... говоря, что «мы знаем, кто запасы держит...»
Называли знатных жен, говоря, что та жито прячет, а та — мед,
а та — меха... Волхвы, мороча людей, прорезали за плечами и
вынимали оттуда либо жито, либо рыбу...» Учитывая связь древ¬
него волховства с более поздним колдовством, можно утверж¬
дать, что данные особенности посвящений и культовых отправ¬
лений в основном существовали и в дохристианские времена.
Колдуны (знахари, виритники, чародеи) обладают как знани¬
ями «белой» магии (целебной, защищающей, плодородной), так
и знаниями «черной» магии (враждебной, насылающей порчу,
заставляющей что-либо принудительно делать). И в этом сказы¬
вается определенная стихийная диалектика: единство и борьба
противоположностей, относительность понятий «добро и зло»,
попытка уравновесить различные стороны этого мира.
Существует определенная специализация разных магов, зави¬
сящая от рода их деятельности и от временной составляющей.
После принятия христианства Церковь стала относить все виды
магического действа к бесовству, уравняв волхвов, колдунов,
ведьм, скоморохов и знахарей.
Особенно начиная с XVII в., во времена гонений на всякое
издревле русское (в т.ч. скоморохов), времена Раскола в Русской
церкви и разворота страны в сторону «просвещенной Европы»,
любое, даже исцеляющее, колдовство и знахарство стали считать
черной зловредной магией.

_ 63
Со временем знахарями стали называть тех народных цели¬
телей, которые с помощью заговоров, травок, особых методов
очищения лечили простонародье, являясь в условиях малой раз¬
витости «научной» медицины единственными защитниками их
перед лицом многочисленных заболеваний.
Поэтому, в отличие от колдунов и ведьм, однозначно ото¬
жествляемых с «нечистой силой», умения знахаря, как правило,
не вызывают страха у односельчан. В народном сознании зна¬
харство часто сближается с ремеслом, что объединяет знахаря
с повитухой, кузнецом, пастухом, музыкантом, мельником и др.
обладателями профессионального знания.
Интересна и такая социальная роль колдуна, как защитника
от различного рода злонамеренных поползновений на селение
и общину, к которым принадлежал колдун, особенно во время
разборок с соседними селениями по поводу земель и покосов.
Бывало, что вначале разбирались, «чей колдун сильнее», а уж
потом наступал черед физическим разборкам и уж потом, в край¬
нем случае, следовало обращение в полицию и суд.
Люди богатые и жестокие побаивались колдунов, поскольку
были «мироедами» и часто нарушали Мирскую Правду и могли
за это поплатиться по древним языческим законам возмездия.
Уже в дальнейшем, когда институт знахарства во многом выро¬
дился в темное колдовство, люди властные стали подкупать кол¬
дунов для того, чтобы делать «что душе угодно».
Сохраняя особое положение в качестве посредников между
миром людей и миром духов, знахари в обыденной жизни мало
чем отличались от своих односельчан: они вели свое хозяйство,
участвовали в промыслах. Более того, поскольку применение тех
или иных магических средств не являлось привилегией только
знахарей, многими видами «бытового» колдовства пользовались
и в народе. Нередко складывалась такая ситуация, что об одном
и том же человеке в селе говорили как о добром знахаре, помо¬
гающем людям, так и как о злом колдуне, насылающем болезни
и несчастья.

64
Всевозможные магические действия были и часто остаются
естественной частью обыденной жизни у многих людей в России.
Их использовали, когда хотели завоевать чью-либо любовь или
разрушить чье-либо семейное благополучие. Отправляясь в даль¬
нюю дорогу, магическими обрядами ограждали себя от несча¬
стий, которые могут случиться в пути. К чародейству прибегали,
когда желали добиться расположения сильных мира сего или
отомстить ненавистному врагу. Магия применялась для преду¬
преждения неприятностей, для выявления и лечения болезней,
для защиты от различного рода неприятностей.
ГАДАНИЯ-КОБЕНИЯ
Обожествляя природу, древний человек верил в то, что с
помощью наблюдений можно узнать волю божества, от которого
зависела его судьба. Человек пытался установить ту связь, кото¬
рая связала все живое на земле.
Для этого служило широко распространенное в древности
искусство гадания — коби, кобенья.
«Кобь» — гадания о судьбе (eimarmene), гадание по полету
птиц («чары деяху и коби зряху»). Возможно, что гадательный
обряд сопровождался какими-то действиями, может быть, риту¬
альными танцами, так как современный глагол «кобениться» свя¬
зан с необычными телодвижениями», — писал Б.А. Рыбаков.
Особое и очень весомое значение имели предсказания ведунов
(от слова «ведать»), оракулов (от древнего корня «ора», отсюда
слова орать, рать, бог Ра, пророк).
А.Н. Афанасьев в книге «Древо жизни» отмечал: «Если ста¬
нем рассматривать слова, образовавшиеся у славян от корня вед
(вет, вит, вещ), то увидим, что они заключают в себе понятия
предвидения, прорицаний, сверхъестественного знания, волшеб¬
ства, врачевания и суда — понятия, тесная связь которых объ¬
ясняется из древнейших представлений арийского племени...
Ведун и ведьма имеют еще другую форму: вещун и вещунья
(вещица) — колдун и колдунья — и таким образом являются

_ 65
однозначительными со словами пророк и прорицатель (от реку);
пред-вещать — предсказывать, вития (ведий), вещий — мудрый,
проницательный, хитрый, знающий чары...» В народной же среде
более привыкли к слову «гадание».
Некоторые ученые считают, что слово «гадать» связано со
змеями — гадами, которые служили напоминанием о боге волх¬
вов Велесе, по следам змей гадатели определяли будущее. Другие
исследователи эту гипотезу не принимают и связывают «гадать»
со словами «годить», «год» (мерилами времени). Большой знаток
народного быта М. Забылин писал: «Само же гадание в древно¬
сти было служение богу Г ад (бог удачи, предсказатель — Велес в
древнесемитской мифологии). Сам ритуал служения богу назы¬
вался гаданием».
Существовали разные виды гаданий: по полету птиц, по пове¬
дению медведей и других тотемных животных, по трещинам и
изгибам на костях жертвенных животных, по состоянию расте¬
ний, по конфигурации рассыпанных зерен...
Некоторые жрецы, вопрошая о будущем, бросали на землю
три маленькие дощечки, у которых одна сторона была черная, а
другая белая. Если они ложились вверх белою, то обещали что-то
хорошее; черная же предвещала беду.
В Арконском храме держали белого скакуна. Считалось, что
Святовит ездит на нем каждую ночь. Ожидая важного пророче¬
ства, коня принуждали переступать через копья: если он ступал
правою, а не левою ногой, народ ожидал славы и богатства, вся¬
ческой удачи.
Существовало и более сложное гадание по рунам, особенно
широко распространенное у западных славян.
Со временем древние языческие ритуалы постепенно утра¬
тили свое сакральное значение, превратившись в веселые
забавы. Кроме гаданий, приуроченных к особым дням, были
такие, которые могли совершаться обыденно. Например, зага¬
дывание на «петушка или курочку» на созревающих злаках или
знаменитое бытовое гадание «любит — не любит» на лепестках
ромашки.
3	- 2998

66
Почему наиболее действенные гадания совершались особыми
людьми — жрецами и в особенные праздничные дни? Чтобы
узнать свое будущее, нужно было попасть в «иной» мир или,
по крайней мере, на границу миров, что не каждому человеку
по плечу. Поэтому гадали в празники — дни прихода богов на
землю, на перекрестке дорог, у воды, в бане, а если это в доме
происходило, то, скажем, у зеркала, на печи либо у порога. Эти
места объединяет одна общая черта — это граница привычного
пространства.
Если не было жреца, то гадающий человек сам совершал некие
обрядовые действия для сближения с потусторонним миром.
Например, убирал с себя внешние обереги — в русской традиции
достаточно было снять нательный крест или пояс.
Пояс — это одна из самых значимых деталей в костюме чело¬
века, это то, что делает человека общественно приемлемым.
Отсюда выражение «распоясаться» — вести себя неприемлемым,
непредсказуемым образом. Поэтому люди «гулящие» и персо¬
нажи нечистой силы в основном распоясаны. У женщин значение
пояса принимает головной платок. Если девушки гадают, то они
должны расплести косы и стать «распущенными».
Кроме этого, сам гадающий должен воспроизвести поведение
человека «иного мира» — мертвого. Скажем, гадание с зеркалом.
Зеркало ставится в комнате, изба должна быть пустой, зажига¬
ются две свечки по бокам. Иногда ставят два зеркала друг против
друга, образуя коридор. Нужно смотреть немигающим взглядом.
У кого немигающий взгляд? У покойника. Через какое-то время
появляется неясный образ суженого-ряженого. При этом важно
прекратить гадание в тот момент, когда изображение мужчины
появится до пояса — нужно положить зеркало лицом вниз и ска¬
зать «Чур меня». А если ты увидел в полный рост этого человека,
то это к болезни или смерти. Как бы считается, что этот образ
может утащить с собой в другой мир.
Сам ритуал гадания неоднозначен даже в современном мире.
С одной стороны, будущее — это божий промысел для людей, но
с другой стороны, человек любопытен, и традиция дает человеку

Светлана. Художник А.Н. Новоскольцев

68 _
шанс заглянуть в свое будущее, при этом показывая, как опасно
для человека выходить за рамки общества и его морали, потому
что тогда происходят какие-то неприятные вещи и человек может
быть изгнан за рамки этого мира.
Любопытно, что магия в чем-то ближе к научному мировоз¬
зрению, чем религия. Жрецы древней веры были убеждены в
постоянстве природных явлений, что давало им возможность
предсказывать и даже влиять на эти закономерности. Уже из
этого следовало, что судьба человека в такой же мере зависит от
его собственных усилий, насколько и от предопределения. И если
случилась война или человек заболел, считалось, что наруши¬
лись правильные связи (правь) в этом мире и в самом человеке.
Поэтому необходимо было с помощью правки как восстановить
внутреннюю среду человека, так и восстановить равновесие с
миром.
Нет чудес, которые бы противоречили Законам Природы.
Чудеса противоречат только нашим представлениям об этих
Законах.

Часть 2. СКОМОРОХИ
ОТКУДА ЕСТЬ И КУДА ПОШЛИ СКОМОРОХИ
Старинная потеха от скуки для смеха.
Бог дал попа, черт скомороха.
Русские поговорки
История скоморохов на Руси весьма своеобразна и сложна,
мнения ученых об их роли в древнерусском обществе расходятся.
Существуют работы, рассматривающие скоморошество как
явление преимущественно с культурно-исторической (И.Д. Беляев,
А.С. Фаминцын), историко-социальной (А.А. Белкин), фольклор¬
ной (З.И. Власова) и обрядово-практической (А. Андреев) сторон.
Заявлено даже о возникновении новой отрасли знания — «ско-
мороховедения». Проводятся конференции, посвященные их изу¬
чению, выпускаются сборники статей о них (например, сборники
«Скоморохи», «Скоморошина»). Интерес к этой теме велик.
Одним из ведущих современных исследователей скоморо¬
шьего наследия в фольклоре по праву следует признать петер¬
бургского фольклориста З.И. Власову, выпустившую начиная
с 1982 г. ряд статей и книгу «Скоморохи и фольклор», которая
может считаться последним на сегодняшний день значительным
исследованием в этой области.
Составитель библиографического указателя работ о скомо¬
рохах В.В. Кошелев выделил следующие аспекты изучения ско¬
морошества: 1) происхождение скоморошества; 2) история ско¬
морошества; 3) социальный статус скоморошества; 4) скоморох

70 _
как историческая личность; 5) творчество скоморохов; 6) место
скоморошества в истории русской культуры; 7) историография
скоморошества; 8) иконография скоморошества. К перечислен¬
ным направлениям можно добавить и такое: «обрядовые тради¬
ции скоморохов», чему и посвящается данный раздел книги.
Из характеристики, которую дает В. Даль, мы можем узнать
о скоморохах следующее: «Скоморох, скоморошка, музыкант,
дудочник, чудочник, волынщик, гусляр, промышляющий пля¬
ской с песнями, шутками и фокусами, актер, комедиант, потеш¬
ник, медвежатник, ломака, гаер, шут; зап. медвежатник; коме¬
диант, актер и пр... Скоморошить и скоморошничать, жить,
промышлять скоморошеством, музыкой или пляской, песнями,
гаерством, потехами, смешить и веселить людей. Скоморошни-
чание ныне редко у нас, но есть еще записные скоморохи, этим
промышляющие. Один из удельных крестьян Нижегородской
губ. исправно содержал семью и оплачивал повинности, бродя
с волынкой из цельной шкуры теленка, свища всеми птичьими
посвистами, беседуя один за троих...»
Скоморох — популярный персонаж русского фольклора, глав¬
ный герой множества народных поговорок: «Всякий спляшет, да
не как скоморох», «У всякого скомороха есть свои погудки»,
«Скоморохова жена всегда весела», «Скоморох голос на гудки
настроит, а житья своего не устроит», «Не учи плясать, я сам ско¬
морох», «Скоморошья потеха, сатане в утеху», «Скоморох попу
не товарищ», «И скоморох в ину пору плачет» и др.
Скоморохи играли на музыкальных инструментах, плясали,
показывали театрализованные представления, пели, рассказы¬
вали предания и скоморошины, водили с собой дрессированных
зверей, имели отношение к возникновению лубка и т.д.
Но не только в увеселении существовали скоморохи. Роль и
судьба их гораздо интереснее, это и обусловило живучесть ско¬
морошества на протяжении многих веков. Корни обрядового
народного творчества уходят в глубину веков, а скоморох — это
тот, кто живет в дороге и не дает забыть людям о тех мирах, из
которых они пришли.

_ 71
ПРОИСХОЖДЕНИЕ СЛОВА И ЯВЛЕНИЯ
До сих пор не выяснено значение и происхождение самого
слова «скоморох».
Существует не менее 20 попыток объяснить этимологию этого
слова. Остановимся только на самых значительных.
Одна из первых теорий происхождения слова принадлежит
чешскому ученому П.И. Шафарику (середина XIX в.). Он счи¬
тал скоморохов потомками скамаров — кочевого народа, жив¬
шего на Дунае еще в V в., отличающегося воинственностью.
Алексей Николаевич Веселовский также отмечал, что скоморохи,
бродившие по Руси и, как он пишет, частенько воровавшие и даже
грабившие, вполне могли быть потомками древних скамаров.
Д.И. Иловайский в работе «Разыскания о начале Руси» приводит
вариативное название скамаров — скароманты.
Слово «скамар» мог означать человека, «ушедшего» из семьи
и племени — бродягу. Об этом свидетельствует рассказ Иордана
о похождениях некоего Мундона (после 455 г.): «Мундон проис¬
ходил от каких-то родичей Аттилы; он бежал от племени гепи-
дов за Данубий и бродил в местах необработанных и лишенных
каких-либо земледельцев; там собрал он отовсюду множество
угонщиков скота, скамаров и разбойников и, заняв башню, кото¬
рую называют Герта и которая стоит на берегу Данубия, вел там
дикую жизнь и грабежами не давал покоя соседним обитателям.
Он провозгласил себя королем своих бродяг».
В.	Брим итальянское слово «скарамуч» возводит к «скамара»
из языка лангобардов, окулировавших Италию с 567 г. до 774 г.
Значение этого слова: шпион, вор, разбойник. В. Брим отме¬
чает, что странствующий певец и актер часто был разведчиком,
а последний близок разбойнику, и вообще понятия «певец —
разведчик — разбойник» являются в истории культуры смеж¬
ными, близкими.
А.И. Кирпичников считал, что слово «скоморох» происходит
от византийского «скоммарх», в переводе — мастер смехотвор-
ства. Эту точку зрения отстаивали те ученые, которые считали,
что скоморохи на Руси первоначально пришли из Византии, где

72 _
«потешники» и «смехотворцы» играли видную роль в народном и
придворном обиходе. Недаром византийский историк VII в. Фео-
филакт пишет о любви северных славян (венедов) к музыке, упо¬
миная изобретенные ими кифары, т.е. гусли. О гуслях как непре¬
менной принадлежности скоморохов упоминается в старинных
русских песнях и былинах Владимирова цикла.
Академик Я.К. Грот обратился к готскому «скамари» и древне¬
скандинавскому «скемта» — «шутить», однако заметил при
этом, что эти скандинавские языки родственны славянским, а не
являются его источником.
Многие данные позволяют говорить о преимущественно само¬
бытном возникновении скоморохов-потешников из профессио¬
нальных участников языческих религиозных обрядов древних
славян, сопровождавшихся музыкой, пением, плясками, а сам
феномен скоморошества в Древней Руси вытекает из развития
общества от родовой славянской общины.
П.О. Морозов писал: «Мы позволим себе не согласиться с
мнением почтенного исследователя, будто скоморохи на Руси —
захожие люди... Бесспорно, что к нам издавна заходили бродячие
немецкие шпильманы, заходили, по всей вероятности, и визан¬
тийские скоморохи, но это вовсе еще не исключает возможности
существования своих доморощенных потешников».
Наиболее достоверная версия о происхождении термина «ско¬
морох» принадлежит Н.Я. Марру. Он установил, что, согласно
исторической грамматике русского языка, «скоморох» — множе¬
ственное число слова «скомороси» (скомраси), которое восходит
к праславянским формам. Далее он прослеживает индоевропей¬
ский корень этого слова, общий для всех европейских языков,
а именно слова «scomors-os», которым изначально именовался
бродячий музыкант, плясун, комедиант.
А.Н. Веселовский в своих «Разысканиях...» также объяс¬
нял происхождение слова древнерусским глаголом «скомати»,
что означало «производить шум, кричать, выть» (что как раз и
говорит о жреческом, почти шаманском происхождении слова),
также он предположил в этом названии перестановку от араб¬

_ 73
ского слова «масхара», означающего «смешной человек, зама¬
скированный шут».
Н.П. Кондаков видел в слове «скоморох» корень происхожде¬
ния от слова «скора»: «кожа, шкура», т. е ряженный зверем чело¬
век.
Древнейшее упоминание слова Скоморох — в «Повести вре¬
менных лет» под 1068 г.: «Но сими дьяволъ лстить и другыми
нравы всчьскыми лестьми превабля ны от Б-а, трубами и
скоморохы, гусльми и русальи...» В переводе на современный
язык: «Но дьявол обманывает и этими и иными способами, вся¬
кими хитростями отвращая нас от Бога, трубами и скоморохами,
гуслями и русалиями».
Исследования дают основания утверждать, что середина
XI в. — всего лишь время широкого распространения слова «ско¬
морох». Сами же скоморохи под разными именами существовали
и раньше.
По мнению А.С. Фаминцына: «Скоморошество — явление,
общее всем европейским народам в Средние века; скоморохи —
преемники греко-римских скиников или мимов, народных потеш¬
ников, подвизавшихся частью на сцене или просцениуме театра,
частью на пирах и попойках, на улицах, площадях и в питейных
домах. Откуда бы ни пришло в Россию искусство скоморохов, с
юга ли (из Византии) или с Запада, — но уже в XI веке оно ока¬
зывается привитым и укоренившимся в обиходе народной жизни
русской».
РАЗВИТИЕ СКОМОРОШЕСТВА
Поэтическая составляющая и особенности обрядности дают
основание полагать, что при формировании скоморошества были
использованы как исконно славянские, так и греко-византийские
традиции, а также культурное наследие западноевропейских,
финно-угорских, скифо-иранских и тюркских народов. Все это
указывает на тесное взаимовлияние древних культур и даже на
общее происхождение многих народов от единого корня.

Музыканты. Миниатюра Лицевого летописного свода
Наиболее сильным ко времени образования государства на
Руси было византийское влияние, тем более после принятия Пра¬
вославного христианства. Уже во времена византийского импе¬
ратора Константина Багрянородного (X в.) придворными музы¬
кантами служили также и славяне, любовь которых к музыке
отмечается греческими летописцами еще в VI в.
В Византии, культурной наследницей которой считала себя Русь,
были целые сообщества актеров, певцов, танцоров, акробатов, укро¬
тителей зверей и фокусников. В 957 г. княгиня Ольга с многочис¬
ленной свитой совершила поездку в Царьград. Византийский импе¬
ратор торжественно принимал ее. По придворному обычаю во время
пиршества показывались различные представления, игры, исполня¬
лись пляски, пелись песни. Когда греческая царевна Анна вышла
замуж за великого князя Владимира Святославича, она приехала в
Киев с большой свитой, в состав которой, вероятно, входили также
византийские мимы и потешники. Русские потешники уже тогда
могли обмениваться опытом с приезжими увеселителями.
В 988 г. происходит крещение Руси со свержением всех язы¬
ческих богов, а в 1068 г. встречается в летописи первое упомина¬

_ 75
ние о скоморохах — в «Поучении о казнях божиих» осуждаются
их забавы и участие в языческих обрядах.
Современные исследователи пришли к выводу, что скоморо¬
шество появилось не после принятия христианств, а до него, что
бродячие скоморохи-потешники существовали и в языческие
времена.
Уже после христианизации Руси скоморохи продолжали оста¬
ваться бродячими жрецами культа плодородия. Задача их заклю¬
чалась в поддержании жизни на Земле через ритуальную гульбу и
соблюдение сакрального цикла Карагода (круглогодичного круга
праздников).
Скоморохи оказались близкими как народу, так и правителям,
поскольку те не могли долго существовать без веселья и потех.
«Люди веселые» были непременными участниками княжьих и
царских забав и увеселений преимущественно в составе постоян¬
ной компании, кормившейся при дворе с оглядкой на постоянно
присутствующее там же духовенство.
Известно, что при дворе скоморохи также развлекали пением,
плясками и игрой на музыкальных инструментах князей Святос¬
лава Ярославича (1073—1076), Изяслава Мстиславича (1146—
1154), Всеволода Мстиславича... Больше всех любил веселье,
музыку, песни и пляску Владимир Святославич (978—1015).
Древнейшее историческое свидетельство о гусельной игре на
княжеских пирах встречается в летописи под 1015 г., где в житии
Феодосия Печерского существует описание пира у великого
князя киевского Святополка Ярославича: «игрецы овы гусльми
гласы испускающе», «инем замарьныя писки гласящем и тако
всем играющем и веселящемся, яко-же обычай есть пред кня¬
зем».
Во времена этих князей скоморохи не только не подвергались
гонениям, а наоборот: были необходимыми и почетными гостями
на княжеских пирах и народных гуляньях. Следует отметить, что
наряду со скоморохами — игроками по профессии в былинах
упоминаются и певцы-любители из среды знатных особ княже¬
ских и боярских родов, из богатырей и купцов. Такими певцами

76 _
были упоминаемые в былинах Добрыня Никитич, Ставр Годино-
вич, Соловей Будимирович, Садко.
Вот как обращается в одной из былин Владимир Святосла¬
вич к богатырю Добрыне Никитичу, перевоплатившимся в ско¬
мороха:
Ай же, мала скоморошина!
За твою игру за великую,
За утехи твои за нежныя
Без мерушки пей зелено вино.
За твою игру за веселую!
Княжескую потеху изображают фрески Софийского собора
в Киеве (1037). На одной из фресок — три пляшущих скомо¬
роха, причем один из них пародирует женскую пляску с платком
в руке. На другой трое музыкантов — двое играют на рожках,
а один — на гуслях. Тут же два акробата-эквилибриста. Рядом
музыкант со струнным инструментом. На фресках также пред¬
ставлены игры — травля медведя, бой человека с ряженым зве-
Скоморохи. Фреска из собора Св. Софии

Скоморохи. По Олеарию. Из книги «Родная старина.
Отечественная история в рассказах и картинах»
рем, конные состязания. Таким образом, представления скомо¬
рохов объединяли разные виды искусства: музыкальное, драма¬
тическое, цирковое...
Немецкий путешественник Адам Олеарий, побывавший в Рос¬
сии в 1630-х гг., в своем знаменитом «Описании путешествия в
Московию...» рассказывает о скоморошьих забавах: «Срамные
дела уличные скрипачи воспевают всенародно на улицах, другие
же комедианты показывают их в своих кукольных представле¬
ниях за деньги простонародной молодежи и даже детям, а вожаки
медведей имеют при себе таких комедиантов, которые, между
прочим, тотчас же могут представить какую-нибудь шутку или
шалость, как... голландцы с помощью кукол. Для этого они обвя¬
зывают вокруг тела простыню, поднимают свободную ее сторону
вверх и устраивают над головой нечто вроде сцены, с которой
они и ходят по улицам и показывают на ней из кукол разные
представления». К рассказу Олеария приложена картинка, изо¬
бражающая одно из таких представлений кукольных комедиан¬
тов, в котором можно узнать сценку «как цыган продавал лошадь
Петрушке».

78 _
XVI	век был знаменательной вехой в истории скоморошества
и периодом расцвета всего скоморошьего искусства, в ту пору
сравнительно свободно развивавшегося. Время Ивана IV воспето
в новом виде эпических песен, получивших название историче¬
ских. Царь Иван IV широко пользовался услугами скоморохов в
целях политической борьбы с «князьями церкви». Разгром Нов¬
городской епархии сопровождался тем, что царь нарядил архие¬
пископа Пимена скоморохом и в таком виде заставил возить его
по городу. В Александровской слободе по указу царя в скоморо¬
шьих традициях воспроизводился ритуал монастырской жизни, а
царь и придворные рядились в маски и плясали вместе со скомо¬
рохами. О пире Иоанна Грозного князь Курбский говорит: «Царь
Иоанн... начал со скоморохами в машкарах (масках) плясать и
сущие пирующие с ним».
Известно, что еще в начале XVII столетия скоромошья труппа
состояла при Потешной палате, сооруженной в Москве царем
Михаилом Федоровичем.
Скоморошество в Новгороде имело очень древние тради¬
ции: новгородский люд и князья «возлюби играти и утешатися».
В Новгороде скоморохи жили преимущественно в Загородном и
Гончарском концах, на Ростокиной и Яновой улицах, в Лагощин-
ском Заполье, Добрыне и на Варяжской улице.
Около 60 % известных по источникам скоморохов проживали
в деревнях и селах, преимущественно в новгородских землях.
Кошелев делает вывод, что регион Северо-Западной Руси «всегда
был сосредоточием скоморохов, а не просто стал им вследствие
их гонений с центральных земель Руси».
В XVI в. скоморохи, как и прочие ремесленники, создавали
поселения, которые получали такие названия, как, например,
«Скоморохово». Так, в четырех новгородских пятинах — Дерев-
ской, Водской, Шелонской и Бежецкой — было двадцать девять
селений с названием «Скоморохово».
В Москве вблизи Глинищ, названных по почве этой местно¬
сти, стояла церковь Алексия, митрополита Московского. Еще
до строительства церкви этот квартал древней Москвы звался

_ 79
Скоморошками — в нем располагались старая скоморошья сло¬
бода и кладбище скоморохов. Возведенный в начале XVII в. храм
снесли в 1934 г.
В «Повести о Ерше Ершовиче» упоминается место, где раз¬
ворачивается история. По мнению специалистов — г. Ростов, а
место действия — Ростовское озеро. Скоморохи густо заселили
этот край, что отразили названия: Байки, Басенково, Бубново,
Гудилово, Дудкино, Смыково, Сопелки, Трубино, Скоково и пр.
В XV—XVIII вв. территории современных Владимирской,
Тверской, Псковской и особенно Новгородской областей выде¬
лялись среди прочих развитой скоморошьей культурой, причем
чаще всего скоморохи там назывались «веселые».
Составители переписной книги Кижского погоста за 1616 г.,
перечисляя жителей деревни Микулинская Гора (часть современ¬
ного села Великая Губа), которая состояла из 10 дворов, записали,
что в ней «живут крестьяне, ходят в скоморохах», как в дальней¬
шем «ходили офенями» многие села Владимирской губернии.
В общем, скоморохов, зафиксированных по именам в пис¬
цовых и таможенных книгах XV—XVI вв., по приблизитель¬
ным и далеко не исчерпывающим подсчетам, было около 500,
но известно, что и книги сохранились не полностью, да и сами
скоморохи стремились туда не попадать, так как уклонялись от
государевых платежей и повинностей.
Первоначально выступления скоморохов не требовали объе¬
динения их в большие группы. В ранний период, когда власти к
скоморохам относились благожелательно, для исполнения сказа¬
ний и песен, игры на инструменте достаточно было даже одного
исполнителя, хотя для ведения больших праздников скоморохи
объединялись в своеобразные артистические артели — «ватаги».
Появилось сословие «оседлых» скоморохов, которые высту¬
пали лишь по праздникам, а в остальное время занимались земле¬
делием и промыслами. Но большинство скоморохов оставались
бродячими, неся «свет по свету», не имели ни собственности, ни
семей (традиция отказа от семей, кстати, характерна для служи¬
телей многих религиозных культов и закрытых сообществ).

so _
Стоглавым собором (1552) было отмечено, что скоморохи
объединяются в большие ватаги, скитаясь по русской земле в
поисках заработка: «Да по дальним странам ходят скоморохи
совокупяся, ватагами многими, до штидесят и до семидесят и до
ста человек и по деревням у крестьян сильно едят и пиют и и с
клетей животы грабят, а по дорогам людей розбивают».
Возможно, мнение о численности таких ватаг несколько пре¬
увеличенно, скорее всего, скоморохи периодически устраивали
сбор-братчину мелких ватаг, тогда численность общей ватаги,
состоящей из всех скоморохов, и доходила до указанных цифр.
По деревням же не было возможности враз прокормиться такой
большой группе скоморохов, хотя и артели поменьше уже могли
доставлять крестьянам массу хлопот.
Наместникам, посаженным на кормление в волости, зачастую
были выгодны скоморохи, которые служили разведчиками и соз¬
давали богатые возможности для судебных тяжб со стороны оби¬
женных крестьян.
А. Яковлев писал об этом явлении: «Войдя в соглашение
с бродячими скоморохами, возможно, конокрадами и ворами,
они (наместники) поощряют странствование скоморохов по
вверенной им волости, позволяя им «играти в волости сильно»
и не разрешая старостам и волостным людям «высылать их из
волости вон».
Очевидно, предоставляя скоморохам возможность играть
«сильно», наместник требовал часть полученного вознагражде¬
ния себе, имея дополнительную выгоду.
По этому поводу А. Морозов, к примеру, писал: «Сейчас было
бы наивно и исторически неоправданно целиком становиться на
сторону скоморохов. Скоморохи не были однородны по своей
социальной природе и в различное время существования рус¬
ского государства играли не одинаковую роль».
К ватагам скоморохов присоединялись беглые крестьяне, что
создавало условия для участия в народных волнениях. К ним же
присоединялись и шайки разбойников. Это усиливало враждебное
отношение к скоморохам со стороны царского правительства.

Бунт против бояр на старой Руси. Художник Б. М. Кустодиев
В скоморошьих сценках и песенках, часто направленных про¬
тив правящих классов и церкви, сочувственно упоминалось о
народных бунтах и крестьянских войнах. Недаром JI.C. Шептев,
романтизируя скоморохов, писал в 1949 г.: «Русский скоморох
не был только потешником и развлекателем, он был идеологом
народа в эпоху напряженных крестьянских войн; скоморох был
другом, носителем и исполнителем особого искусства, искусства
непримиримого, активного, борющегося за народную правду, его
эстетику и мировоззрение».
В начале 50-х гг. XVI в. система кормлений была ликвиди¬
рована, исчезли наместники, а вместе с ними прекратили свое
существование и наместничьи скоморохи. С этого времени мы
уже ни разу не встретим упоминание о «сильной» грабительской
игре. Число скоморохов резко сократилось.
В XV—XVII вв. с ростом городов, с постепенным приходом
в город на житье и заработки крестьянской народной массы в
городскую среду мощно вливалось деревенское население с их

82 _
исконным народным творчеством. Следом скоморохи постепенно
перемещались из деревни в город. Здесь они легче могли обеспе¬
чить себе заработок в течение круглого года, но здесь же традиция
игрищ начала видоизменяться и слабеть под влиянием большого
количества причин: рост влияния западно-европейской светской
культуры, близость к влиятельному духовенству, большая подчи¬
ненность товарно-денежным отношениям, отрыв от своей основ¬
ной сферы деятельности — деревни... В этих условиях древние
игрища превратились в набор разнообразных праздничных игр,
постепенно освобождаясь от обрядовых действий, мифологиче¬
ски обеспечивающих плодородие земли и изобилие в доме.
Проникновение в городскую среду к концу XVII столетия
европейского карнавала позволило в значительной мере возро¬
дить и отдельные формы языческой культуры.
В XVIII в. с развитием промышленности и ростом городов
оживилась торговля внутри страны и увеличилось количество
всевозможных ярмарок. Рядом с торговыми сооружениями
непременно появлялись трактиры, увеселительные городки с
Балаганы в Туле на Святой неделе. Художник А. А. Попов

_ 83
качелями и каруселями и цирковые и театральные балаганы —
на радость простому люду. Помимо традиционных скоморошьих
потех, кукольного театра и дрессированных животных здесь
стали разыгрываться незамысловатые пьесы на злобу дня.
Ярмарки и народные гуляния несли в себе элемент традици¬
онных народных зрелищ: это выступления актеров с куклами
Петрушками, циркачей-акробатов, «медвежьи потехи», музыка
и плясы, пародии и прибаутки... Всем этим и занимались всегда
скоморохи, но в это время — уже разрозненно, с минимальной
обрядовой составляющей и под другими именами.
А.М. Панченко в книге «Русская культура в период Петров¬
ских реформ» отмечает в истории скоморошества отдельные
этапы, среди которых «золотой век» этого явления в России —
середина XIV в. В первой половине XV в. скоморохи имели усто¬
явшийся социальный статус (то есть можно говорить о существо¬
вании в этот период скоморошества как признанной и уважаемой
профессии). С середины XVI в. усиливается давление со стороны
представителей власти по отношению к скоморохам. И в XVIII в.
скоморошество, как цельное явление, «уходит» из российской
культурной жизни.
ОТНОШЕНИЕ ЦЕРКВИ
Одинаковое отношение к фиглярам и скоморохам как к пособ¬
никам нечистой силы существовало практически во всех странах.
На картине голландского художника Питера Брейгеля Старшего
(1530—1569) изображен святой Иаков, свергающий с трона вол¬
шебника. В сатанинском обличье предстают здесь бродячие арти¬
сты: музыкант с волынкой, канатоходец, акробат, гимнаст и даже
дрессированные обезьянки, мыши и кукла-петрушка.
«Великая игра» скоморохов зиждилась на языческих корнях
и в целом было враждебна «воинствующей» церкви. Об этом
противостоянии свидетельствуют записи летописцев. Митропо¬
лит Кирилл в своем «Поучении...» 1274 г. запрещал ходить «на
русалии скоморохов и прочие диавольские игры».

84 _
Церковь испытывала большие трудности в утверждении хри¬
стианства среди простонародья и в условиях фактического двое¬
верия вынуждена была принять факт существования народной
культуры веселия, тем более, что нечто подобное существовало
и в столь значимой для нас Византии. О «мирном сосуществова¬
нии» христианства и язычества говорит то, что предметы христи¬
анского и языческого ритуалов нередко находят вместе в захоро¬
нениях и жилищах.
Первые летописные сведения о скоморохах совпадают по вре¬
мени с появлением на стенах Киево-Софийского собора фресок,
изображавших скоморошьи представления.
Художник, расписывавший стены собора, включил их изобра¬
жения в церковные украшения наряду с иконами не случайно,
поскольку Церковь тогда была настроена относительно терпимо
по отношению к скоморошеству. В целом, до патриарха Фила¬
рета (XVII в.) веселые гуляния осуждались, порицались, но не
преследовались, поскольку если Бог «попущает» бесам, то цер¬
ковные власти могут «попущать» скоморохам.
Скоморошеские забавы нередко примешивались к церковным
обрядам. В определениях Стоглава (1551) указывается на уча¬
стие в «мирских свадьбах» «глумотворцев и органников и гусель¬
ников и смехотворцев», поющих «бесовские песни». Вследствие
этого Собор запрещал «скомрахом и глумцом» ходить «к венча¬
нию ко святым церквам».
Участники «пещного действа», творимые церковными слу¬
жаками — «халдеями», — на улицах вели себя как скоморохи.
Митрополит Даниил в своем поучении (середина XVI в.) гово¬
рит, что «суть нецыи от священных, иже суть сии пресвитери и
диакони, иподиакона, и четци и певци, глумяся, играют на гус¬
лях, в домры, в смыки».
Соперничество священника и скомороха обусловлено прин¬
ципиальным для Средних веков противопоставлением «чистого»
(для высшего общества) и «нечистого» (для простонародья)
поведения. Священство ведает молитвами и освящением, скомо¬
рохи — приземленной игрой и весельем. Занятия и тех и других

85
в целом образуют некий «двоеверный» комплекс, позволяющий
ужиться духовному и телесному в человеке.
Православие, как и христианство в целом, принижало теле¬
сную природу человека, всячески возвышая природу духовную.
Высмеивая и порицая телесные страсти и слабости человека,
Церковь отрицала всех, кто способствует «плотским радостям»,
объявляя веселье и услаждения «дьявольским наущением».
Официальная церковь терпела языческие традиции веселья,
поскольку от этих традиций не мог отказаться народ. По литера¬
турным источникам ранние скоморохи представляются чудесными
потешниками, их игра идет преимущественно на благо.
Однако представители христианской церкви всегда ставили
скоморохов рядом с волхвами и ворожеями и противопоставляли
себя им. Очевидно, поэтому и сложили такие поговорки, как «Бог
дал попа, а черт скомороха», «Плясать — беса потешать», «В чем
живет смех, в том и грех», «Скоморошьи потехи — сатане в
утеху» и др. Религиозный аскетизм объявлял музыку, пение, пля¬
ску и все «плотские утехи» бесовством и «богомерзким делом».
С XVI в. в результате усиления роли христианского мировоз¬
зрения в обществе начинает складываться отрицательный образ
скомороха — служителя дьявола, с присущими ему некими магиче¬
скими свойствами, которые он использует во вред людям. Один из
ярких примеров этого образа — рассказ Симона Азарьина «О жене,
исцелевшей молитвами Святаго»: «Приидоша скомороси, начата
играти во всякие свои игры и глумитися всякими глумы, яко же их
диявол научил... И приступиша глумотворцы тим к Наталье... Она
же отврати от них лице свое благоумное и отрече им: глумления
вашего зрети не хощу и игры бесовския не слушаю и денег не дам.
Они жа окаяннии... неким дияволским ухищрением изпортивше ея,
наведоша на нея болезнь люту, яко и лице ея обратися в тыл».
Отцы церкви называли народные веселия: «кощуны и песни
сатанинские», «гудбы и игралища бесовские». В разряд грехов
попали такие виды народной праздничной культуры, как игры,
пение и плясание, «празднословие и сквернословие», «буесловие
и срамословие и безстоудная словеса».

86 _
Осуждалось не только участие в игрищах, но и просто приг
сутствие и любой вид их поощрения. В житии преподобного
Нифонта говорится, что «дающа деньги за смотрение игор отно¬
сят бесове отцу своему сатане».
Другой пример такого рода — миниатюры древнерусской
рукописи с изображением грешников в огне с текстом: «мука
плясцам и свирельницам и гусельницам плач неутешный во
веки».
В духовных стихах на сюжет «Страшного Суда» говорится:
Чародеи все изыдут во дьявольский смрад...
Пьяницы изыдут в смолы кипучие,
Блудницы изыдут в змии во лютыя,
Еретики и клеветники изыдут в преисподния,
Смехотворцы и глумотворцы в вечный плач...
В XI в. киевский митрополит Иоанн II требует от духовен¬
ства избегать светской музыки и осуждает игру на музыкальных
инструментах. В XIII в. рязанская «Кормчая» порицает «скомра-
хов, гудцов, свирельников, глумцов».
Против скоморохов были направлены Жалованная грамота
Троице-Сергиевому монастырю XV века, Уставная грамота
начала XVI в. В Приговорной грамоте монастырского собора
Троицкой лавры (1555) запрещалось держать в волости ско¬
морохов и волхвов. В 1551 г. скоморохов осуждает Стоглавый
собор.
От православного духовенства, преследовавшего скоморо¬
хов, не отставали и старообрядцы. Протопоп Аввакум, по его
собственным словам, «изгнал» скоморохов с «плясовыми медве¬
дями», «с бубнами и с домрами... и ухари и бубны изломал на
поле един у многих и медведей двух великих отнял, — одного
ушиб, и паки ожил, а другого отпустил в поле».
В деле преследования скоморохов Церковь неоднократно
обращалась за содействием к светской власти. «Бога ради, госу¬
дарь, вели их (скоморохов) извести, кое бы их не было в твоем

— 87
царстве, и тебе, государю, в великое спасение, аще бесовская
игра их не будет», — писал царю Ивану IV митрополит Иосаф.
Однако в 1571 г. Иван Грозный приказывает набрать скомо¬
рохов для отправки в Москву и очень увлекается скоморошьей
игрой, издеваясь над духовенством, пока не вдается в другую —
аскетическую крайность, на смену которой пришла неумеренная
жестокость в конце жизни.
Несмотря на периодические преследования, скоморошество
существовало долгие столетия. Самая серьезная волна гонений
на них совпала с эпохой церковного раскола, когда на всех уров¬
нях Россия в очередной раз подверглась процессу уничтожения
древних святынь.
ЗАТУХАНИЕ СКОМОРОШЕСТВА
После принятия на Руси в 988 г. христианства Церковь посте¬
пенно начала борьбу со скоморошеством, которая растянулась
на семь столетий. Нападки на скоморохов особенно усилились в
XVII в., в годы народных восстаний и во времена Раскола Право¬
славной церкви к радости недругов Руси.
В 1648 г., в год свадьбы царя Алексея Михайловича, с
«подачи» патриарха Никона выходит запретительная грамота,
где говорится о том, чтобы «скоморохов с домрами, с гуслями и
с волынками в дом к себе не призывали». В 1649 г. вышел самый
жесткий указ Алексея Михайловича «Об исправлении нравов и
уничтожении суеверий», в котором предписывалось подвергать
скоморохов наказанию, а их инструменты уничтожать: ««Ведомо
нам учинилось, что... умножилось людех... всякое мятежное
бесовское действо, глумление и скоморошество со всякими
бесовскими играми... многие люди, забыв бога... тем прелест¬
ником скоморохом последствуют на бесчинное их прелщение
сходятся по вечером и во всенощных позорищах на улицах и на
полях и богомерзких и скверных песней и всяких бесовских игр
слушают...» В грамоте содержался приказ, чтобы «личин на себя
никаких не накладывали и кобылок бесовских [не наряжали]...

88 _
А где объявятся домры, и сурны, и гудки, и гусли, и хари, и вся¬
кие гудебные бесовские сосуды, и тыб те бесовские велел выни¬
мать и, изломав те бесовские игры, велел жечь».
Тут же было прилюдно сожжено пять телег с музыкальными
инструментами, из Москвы изгнаны изготовители музыкальных
инструментов.
Сохранился ряд предписаний церкви, направленных против
народных музыкантов, в которых они по своей «вредности» при¬
равнивались к разбойникам и волхвам. Скоморохов изгоняли из
городов и сел, отлучали от Церкви и не разрешали хоронить на
одном кладбище с обычными богобоязненными гражданами.
М. Горький писал: «Когда воцарился первый Романов, а осо¬
бенно при его сыне Алексее, церковь и боярство истребили ско¬
морохов и калик перехожих, а тех холопов, которые помнили и
пели скоморошьи песни, велено было «нещадно бить кнутом».
Скорее всего, сразу после указов произошло лишь некоторое
ослабление позиций преимущественно городских скоморохов,
многих из которых временно вытеснили в разряд бродячих.
«Память», посланная в Сибирь в 1649 г., констатирует, что
среди населения «умножилось... всякое мятежное бесовское дей¬
ство, глумление и скоморошество со всякими бесовскими играми...
да в городех же и в уездех... сходятся многие люди... по зорям и в
ночи чародействуют... медведи водят и с собачками пляшут».
Грамота 1653 г. тобольского архиепископ Симона гласит:
«Умножилось скоморошества и всяких игр и кулачного бою и
на качелях качаютца и иных всяких неподобных дел умножилось
много». В 1657 г. ростовский митрополит Иоанн снова запрещает
скоморохам играть в Устюжском и Сольвычегодском уездах, что
говорит об их участии в жизни народной.
Скоморошество было практически полностью искоренено в
крупных городах в XVIII в., однако традиции скоморошьих игр,
сатиры, юмора возрождались в тех районах России, куда ссыла¬
лись скоморохи.
Наследники бродячих скоморохов долго продолжали
существовать в виде сказителей былин на севере, кобзарей-

— 89
бандуристов на юге, народных дударей, гудочников-скрипачей
(у белорусов сельский скрипач долго назывался «скоморохой»),
балалаечников, лирников и др.
И по сей день на севере и во Владимирской земле встречаются
названия: деревня Скоморохово, мыс Скомороший. Иные ско¬
морохи оказались очень далеко от родных краев. Селились они
и в Средней и Северной России (Владимирщина, Новгородские
земли и Поморье), на Урале и в Сибири. Поэтому следы скоморо¬
шьих песен можно найти и сейчас по всей нашей стране.
К концу XVII столетия проникновение в городскую среду
европейского карнавала позволило в значительной мере возро¬
дить и отдельные формы языческой культуры веселья, а ярмарка,
почти полностью угасшая на рубеже XIX—XX вв., была одной
из последних форм существования полузабытого языческого
ритуала.
КОРНИ И РАЗНОВИДНОСТИ СКОМОРОХОВ
Ой вы, гой еси, скоморохи,
Скоморохи, люди вежливые,
Люди вежливые — счесливые!
Вы много по земле ходоки,
Вы много всем скорбям знатоки...
Старина «Гость Терентий»
Праздничные и народные бытовые обряды, окружающие
общинного человека, почти обязательно включали в себя риту¬
альные игрища и потехи, где скоморохи или подобные им играли
основную роль. Они — «люди веселые», профессиональные арти¬
сты и хранители обрядов, направленных на сохранении плодоро¬
дия, весьма важного для земледельческого народа.
Бродячие артисты в Средние века были весьма популярны в
Европе, но скоморошество — явление, не имеющее аналогов за
пределами Древней Руси, несшее с собой мифологию и обрядо¬
вые установки древнейших времен. Стойкости языческих воззре¬
ний способствовали: обширность территории, труднодоступность

90 __
многих районов и многообразие культов у народов, окружающих
восточных славян. К тому же на Руси христианство было при¬
нято позже, чем во многих других странах Европы, поэтому и
связь скоморохов с языческими жрецами-волхвами была явнее.
Уместно вспомнить «Слово о полку Игореве»: «Пети было
песнь Игореви того Велеса внуку». Слова о велесовом внуке
относятся к самому Бояну-певцу, сказителю и скомороху, и
получается, что волхвы и скоморохи являются велесовыми, а не
даждьбоговыми (как воины Игоревы) внуками, то есть являются
сыновьями волхвов — служителей древнейшего Велеса.
Помимо «веселья» и «рож», столь понятных обывателю, ско¬
морохи «ведали». Оттого так долго и сохранялись обычаи и
обряды язычества уже при христианстве через уцелевших волх¬
вов и колдунов, через скоморохов, через память народную.
В «Повести временных лет» (XI в.) описываются русалии —
старинные обряды, возникшие в глубокой древности и связан¬
ные с культом языческих праздников, которые заключались не
только в поклонении языческим богам, но и в увеселениях в их
честь, сопровождавшихся песнями обрядового характера, кото¬
рыми руководили скоморохи.
А.А. Белкин утверждает: «На протяжении всей своей истори¬
ческой жизни скоморохи слыли ведунами и знахарями, людьми,
якшающимися с нечистой силой, способными напустить порчу
и принести всякий вред... Скоморох в народном сознании —
«иерей смеха», неотъемлемый участник обрядов, поскольку в
культуре Средних веков смех... имел религиозное значение —
как жизнедатель, которому подвластны и люди, и земля».
Об этом же писал в 1897 г. А.П. Пономарев: «При культе язы¬
ческом несомненно был и свой ритуал, своя обрядность, в кото¬
рой, как и вообще в язычестве, песни и пляски составляли глав¬
ную его и существенную часть; но, вероятно, были также и лица,
выделявшиеся особенной ловкостью и уменьем в выполнении
этой части, а также знанием и истолкованием всех ритуальных
подробностей. При отсутствии жрецов, специально наблюдающих
требования культа и соблюдение обрядов, существование таких

_ 91
лиц, получавших особое значение, вполне естественно. И очень
может быть, что из них-то и выродились наши скоморохи».
С древних времен «вещему» певцу, музыканту и сказителю
народ приписывал владение тайными запретными знаниями. Эта
традиция перенеслась и на скоморохов, недаром Церковь при¬
числила скоморошеские забавы к «бесовским» деяниям, что
приближало скоморошеское ремесло к колдовству, чародейству
и знахарству.
В поучении Ефрема Сирина говорится, что Христос призывает
нас посредством пророков и апостолов, а «дьявол зовет гусльми
и плесце и песными неприязненными и свирельми».
Скоморохи были хранителями преданий, рассказывали сказки,
пели былины, а при необходимости лечили людей и проводили
обряды, прежде всего те, в которых был актуален ритуальный
смех, веселье: игрища, свадьба, похороны. «Слово о житии свя¬
того Нифонта» (XV в.) говорит об участии скоморохов в руса¬
лиях. И в XVI в. документы указывают на их участие в поминаль¬
ных обрядах. В субботу перед Троицей «по селом и по погостом
сходятся мужи и жены на жальниках и плачутся по гробом умер¬
ших с великим воплем и, егда скомрахи учнут играти во всякие
бесовские и они от плача преставше, начнут скакати и плясати и
в долони бити, и песни сотонинские пети...»
«Языческие обряды славян, — пишет И. Барщевский, —
непременно сопровождались музыкой, пением и плясками, да и
вообще всегда музыка пользовалась у славян любовью, а музыкант
почетом и уважением. Что касается скомороха, то он есть сино¬
ним знахаря, волхва, кудесника, колдуна и т.д. Это были
представители древненародных языческих культов: они вносили
в среду народную не только развлечения, веселье и смех, но как
знатоки древненародных культов, оставшихся еще с языческих
времен, их обрядовой стороны, их песен под музыку и их симво¬
лических игр, имели значение народных наставников».
Теорию о языческих корнях скоморошества развивал и углу¬
блял А.А. Морозов, более тридцати лет занимавшийся иссле¬
дованиями этого вопроса. Подобно многим исследователям, он

92
полагал, что «русские скоморохи по своему происхождению
были как бы видоизменившиеся волхвы... Взращенный языче¬
ской культурой древнерусский скоморох не был бескомпро¬
миссно отвергнут христианизированной феодальной верхушкой,
еще не пропитанной аскетическими идеалами и не утратившей
потребности в увеселениях. Да и суеверные представления, вера
в колдовство и притягательная сила календарной обрядности еще
долго не теряли своего значения для феодальных кругов... Исто¬
рическое значение скоморохов надо искать в той части нацио¬
нального художественного наследия, которая восходит к мифу
и сказке, народно-поэтическому мировоззрению, сохраняющему
эстетическую ценность в слове и напеве, запечатлевших живое
восприятие мира далеких веков».
Вспомним про особое значение смеха, увеселений, музыки и
плясок в древних верованиях и религиях практически у всех наро¬
дов. Изначально жрец-шаман совмещал в себе как посредника
между миром богов и миром людей, так и исполнителя обрядо¬
вых танцев. В дальнейшем, по мере «старения» жреческой касты,
наиболее мудрые и пожилые взяли на себя функцию мудрого
и неторопливого посредника, предоставив пляски и песни тем,
кто помоложе, повыносливее и повеселее. Именно этим и стали
заниматься скоморохи, выступая вначале в качестве обрядовых
помощников волхвов, а затем — после уничтожения оных —
отчасти выполняя весь обряд общения с уходящими богами.
Роль скоморохов на языческих игрищах заключалась в органи¬
зации перехода от серьезной части праздника с богослужением и
жертвоприношением, где главными действующими лицами были
волхвы, к веселью, играм и пиру. В игровой части ведущую роль
играли скоморохи.
Потешники, ведущие «веселую» часть праздника и обряда,
были необходимы волхвам на всех уровнях. По всей вероятности,
у каждого языческого храма был свой постоянный жрец и служи¬
тели, так сказать, причт... Круг их обязанностей нам неизвестен,
но следует допустить, что они... участвовали в самом языческом
богослужении, быть может, являлись актерами тех «игрищ», в

_ 93
которых воспроизводились те или иные эпизоды мифов. Такими
театрализованными действами могли быть новогодние и масле¬
ничные карнавалы с различными сценами с участием ряженых,
танец пробуждающегося медведя (24 марта — «комоедицы» —
комедия), жертвоприношения Ящеру, похороны Костромы,
Морены или Ярилы, одним словом, все то многообразие древних
ритуальных игрищ, которые со временем превратились в веселые
игры деревенской молодежи и в конце концов выродились в мало¬
понятные для участников детские игры. Делом языческого «при¬
чта» могло быть и изготовление реквизита празднеств (маски,
жезлы, ковши с головой ящера и т.п.).
Волхвы небольших поселений, преобладающих на Руси, были
особенно близки к народу и на постоянной основе сотрудничали
со скоморохами, передавая постепенно тем часть жреческих
функций. Поэтому на раннем этапе (до XIII в.), все действия
«людей веселых» были объединены общим сакральным знанием
древних волхвов.
В одной из своих работ А.Д. Авдеев, который много занимался
историей маски, писал следующее: «Многиеисследователи давно
отмечали, что при отправлении обрядовых церемоний наряду
с действующими лицами, так сказать серьезного, обрядового
порядка, на стадии распада первобытно-общинного строя высту¬
пают специальные комические персонажи, которые пародируют
обрядовое действие, перемежают его шутками и буффонадой,
стремясь вызвать смех у присутствующих зрителей».
Функции жрецов и участников обрядов постепенно сливались,
с течением лет бродячие волхвы приобретали черты скоморохов,
а сам обряд все больше напоминал игру.
Костюмы персонажей сохранили древние элементы, напри¬
мер, обязательным было изображение Солнца — центрального
божества языческих славян, основного символа круговорота при¬
роды. С древнейшим «скотьим» богом Велесом связаны образы
тотемных животных в древности и фольклорных сущностей на
представлениях скоморохов: Быка, Медведя и Козы (настоящие
животные или куклы-маски), а также постоянного персонажа —

94 _
деда-зазывалы (пародийного образа волхва), появляющегося на
праздничных гуляниях.
После победы христианства эта серьезная часть праздника
была заменена празднованием в честь новых, христианских
богов. Игровая же, веселая часть ничем не была заменена и про¬
должала существовать, неся в себе языческое содержание, рас¬
ходящееся с аскетической направленностью христианских обря¬
дов.
Следует сказать также о важной особенности искусства ско¬
морохов, особенно на ранних его ступенях — о синкретизме —
единстве многообразия, столь характерном для языческой
древности, когда религия, мифология, история, искусство,
философия, точные знания и медицина еще не разделились и
рассматривались как единое целое. Будучи ярко выраженным на
ранних ступенях творчества скоморохов, синкретизм дает себя
знать и много позже.
Характерно в этом смысле свидетельство Адама Олеария.
Он рассказал, как во время остановки в Ладоге подошли к ним
двое русских и «начали играть и петь в честь Великого Государя
и Царя Михаила Федоровича, затем начали выделывать разные
штуки и пустились плясать всяким способом».
Скоморохи не только помогали волхвам, но и, может быть,
пародировали действия жреца, нежелательного в данной мест¬
ности. После принятия христианства подобные привычные дей¬
ствия над священниками стали восприниматься как глумление и
преследоваться.
Кроме древних волховских знаний, полученных от предков,
скоморошеская традиция в какой-то степени включала в себя
герметическое (магическое) ведение, вынесенное из южных и
западных русских регионов, бывших во времена раннего русского
Средневековья культурно связанными со всей Европой. Относи¬
тельное единство европейской культуры раннего Средневековья
подтверждается в том числе и археологически.
Связь с колдунами и знахарями поздних времен подчерки¬
вали многие исследователи. «Интересной промежуточной ста-

_ 95
дней между волхвами Средневековья и ведунами, знахарями и
сказителями XIX в. являются севернорусские скоморохи XVI—
XVII	вв., которых справедливо считают наследниками языческих
волхвов».
В Древней Руси скоморох считался способным заговорить
погоду, принести удачу или наслать проклятье. О скоморохах
рассказывали небылицы: эти «бесовы рассказчики» способны
вызвать полчища духов, населявших небесную и земную твердь.
Скоморохи — как и другие формы бродячего жречества —
жили сбором милостыни, постоянно перемещались по терри¬
тории Древней Руси. Структура представлений скоморохов, их
действа, их инсценировки отражали общий сценарий древних
обрядовых мистерий.
Уже в христианские времена, в определенные дни года ско¬
морохи собирались на местах былых капищ на священных горах
(обычно это была наиболее высокая горы с плоской вершиной)
или в священных рощах, совершали свои обряды и расходились
бродяжничать дальше.
Бродяжий образ жизни скоморохов в глазах людей был
явным признаком их причастности к неведомому иному миру,
от которого зависит земная судьба и жизнь всего живого. Так,
анализируя древнерусскую повесть «О некоем купце лихоимце»,
где скоморох посещает ад и возвращается обратно на землю,
А.М. Панченко делает вывод, что, по народным представлениям,
скомороху, как и колдуну, «дано проникнуть туда, куда заказан
путь священнику, — в загробный мир».
А.А. Горелов отмечает по поводу сборника Кирши Данилова,
коего многие исследователи относят к скоморохам если не по
профессии, то по духу: «В XVI—XVII веках «веселые скомо¬
рохи» — особливый, суверенный клан совместно проживаю¬
щих и совместно же, ватагами, мигрирующих бродяг-актеров,
«людей вежливых, очестливых» — носителей-знатоков любимой
народом, общезначащей культуры развлечений и многообраз¬
ных праздничных ритуалов. Тогдашние скоморохи — верней¬
шие наследователи и хранители традиционных искусств, маги-

96 _
вершители этапных в жизни человека обрядов, блюстители кано¬
нов, обязательных для общины».
Наряд жреца, как и скомороха-шута, всей своей структурой
подчеркивает его отличность, потусторонность. Это — «одежда
наоборот» — отсюда задом наперед одетые или скорее женские
одежды и т.д. Обрядное переодевание мужчин в женщин и наобо¬
рот известно с древности. Эти особенности костюма и поведе¬
ния сближают их с древнейшим видом жречества — шаманиз¬
мом. Костюм шамана подчеркивает «слияние противоположно¬
стей» — как и сам он объединяет миры посюсторонние с мирами
потусторонними. Его поведение необычно, как и его костюм:
вывернутая наизнанку шуба, странные украшения — часто из
тех предметов, которые в быту украшениями не считаются (коло¬
кольчики, тряпочки, амулеты и т.д.).
Костюмы скоморохов и их персонажей сохранили древние
элементы, например, обязательным было изображение Солнца —
центрального божества языческих славян, основного символа
круговорота природы.
Есть несколько свидетельств о существовании особой скомо¬
рошьей одежды. В цикле былин о неудавшейся свадьбе Алеши
Поповича на якобы вдове Добрыни, Добрыня появляется на
свадьбе одетым в платье скоморошеское, при этом делается
совершенно неузнаваемым. Скорее всего, Добрыня надевал на
лицо маску, а на тело шкуру животного. П.Н. Рыбников приво¬
дил свидетельства, что на Святки люди рядились скоморохами,
то есть в необычную «звериную» одежду.
Придворные шуты и скоморохи предпочитали одеваться
по европейской моде: короткий кафтан, обтягивающие штаны,
колпак с колокольчиками. Летопись Переславля-Суздальского
(XIII в.) сетовала на распространение короткого мужского пла¬
тья: «Начаша... кротополие носити... аки скомраси».
Ю. Дмитриев в книге «Цирк в России» дает описание скоморо¬
шьего наряда XVII в.: «специальный костюм, состоящий из темно¬
синей суконной епанчи и темно-вишневого суконного зипуна» также
другой костюм: «куртка и штаны из красного червленого сукна».

— 97
Древнейшим значением наделены и повадки скомороха-шута,
в частности то, что он прыгает на одной ноге. Это тесно связано с
культовыми обрядами перехода из одного мира в другой. Прыгая
(или стоя) на одной ноге, шут призывает сосредоточиться на кон¬
такте этих двух областей — этого и «того» мира. Важное значе¬
ние имеет и «сидение на печи», где печь является основной осью
мира, дающей тепло и пищу.
Явное отношение к древнейшим верованиям о возможности
общения с «иным миром» имеет переодевание и ношение масок.
Церковные поучения уже в XI—XII вв. объявляют грехом ряже¬
ния, к которым прибегали скоморохи: «Москолудство вам бра-
тие нелепо имети».
В.	Кошелев фиксирует в источниках, что «34 % скоморохов
принадлежали дохристианские имена, то есть прозвища», такие
как: «Истома, Некрас, Зеленя, Толстик, Плохой, Воробей, Бык,
Ширяйка, Петушко...», что также ясно указывает на связь с язы¬
чеством на уровне самоопределения.
Связи скоморохов с волхованием (волшебством) подтвержда¬
ются эпосом и многочисленными литературными данными.
Постепенно скоморохов как участников языческого культа
(элементы которого еще можно видеть в элементах погребаль¬
ной и свадебной обрядности) сменили скоморохи — профессио¬
нальные музыканты, плясуны, актеры, в действиях которых обря¬
довость оставалась уже на уровне простой заученности и посте¬
пенно растворялась в угоду «показухе» для любого, кто платит
деньги. На смену одним богам пришли другие...
ВИДЫ СКОМОРОХОВ
Искусство скоморохов у нас, как и на Юге, Западе и Востоке,
было очень разнообразно: они — актеры, плясуны, шуты, фокус¬
ники, певцы, музыканты, кукольники, водчики медведей, играют
на разнообразных инструментах — на гуслях, домрах, дудах,
гудках, свирелях, бубнах и т.д.
4	- 2998

98 _
А.С. Фаминцын в книге «Скоморохи на Руси» выделяет
несколько специальностей среди профессиональных скомо¬
рохов:	скоморохи-певцы,	скоморохи-плясуны, скоморохи-
гусельники (и музыканты, играющие на других инструментах),
скоморохи-медведчики (вожаки медведей и других ученых зве¬
рей), скоморохи-глумцы и смехотворцы, шуты (дураки), ско¬
морохи — творцы «действ» (актеры), скоморохи-кукольники
и, наконец, скоморохи — кудесники и знахари (выполнявшие
функции современных врачей и психотерапевтов). Последние
из перечисленных нас, как исследователей сакральных навыков,
интересуют больше всего.
Один из ведущих скомороховедов, В. Кошелев, выделял уже
двадцать специальностей скоморохов. Рассмотрим основные раз¬
новидности скоморохов.
В деревнях и селах нужда в скоморохах ощущалась главным
образом в дни праздников, составной частью которых являлись
народные игрища. Деревенские оседлые непрофессиональные ско¬
морохи были непременными участниками свадеб, похорон и обще¬
ственных пиров-братчин. В остальное время большинство скомо¬
рохов мало чем отличались от остальных деревенских жителей,
хотя источники говорят и о том, что некоторые деревенские скомо¬
рохи были «приживалами», то есть ничем, кроме развлекательно¬
обрядовой и колдовской деятельности, не занимались.
Вторые — те, с которыми у нас и ассоциируется слово «ско¬
морох» и наиболее распространенные — «походные», или бродя¬
чие, странствующие, не имеющие хозяйства: «гудки да рожок —
все наше богатство». Эти были истинными профессионалами,
хотя могли сочетать и специальности целителей, колдунов, раз¬
ведчиков, «людей наместника» и разбойников... Они существо¬
вали издавна: уже былины Владимирова цикла говорят о скомо¬
рохе, который, никому не знакомый, мог появиться на княжеском
пиру, забраться на печь, играть и петь о том, что желает и знает,
как в былине «Добрыня на пиру» и др.
Кроме скоморохов бродячих (бессемейных) и деревенских были
скоморохи оседлые (городские, семейные), которые постоянно

Гудок — русский народный музыкальный инструмент
жили в городе. Большинство из них были профессионалами, хотя
существовали и скоморохи, занимающиеся другим ремеслом (изго¬
товление музыкальных инструментов, масок и игрушек, рисование
и резьба по дереву). К моменту заката скоморошества появились и
торговцы, недаром бродячие коробейники офени в массовом коли¬
честве появились именно после запрета скоморошества и массового
поселения тех на землях Владимирщины — родине офеней.
Из городских потешников выделялись княжеские и боярские,
которые могли временно превращаться в бродячих «для своего
промыслишку». Так, скоморохи князя Дмитрия Пожарского
часто ходили по селам «для прокормления живота своего».
Придворные скоморохи исполняли роли шутов и каждоднев¬
ных увеселителей. На свадьбе Михаила Федоровича, как «госу¬
дарь пошел в мыльню, во весь день и с вечера и в ночи на дворце
играли в сурны и в трубы и били по накрам». Летописи свиде¬
тельствуют: в 1660-х гг. на царских свадьбах, «на царском дворе
и по сеням играют в трубки и в суренки и бьют в литавры».

100 _
Чаще из придворных и бродячих выходили скоморохи,
сопровождающие войска. Так, скоморох Ондрюшка Тимофеев
сопровождал в походах князя Михаила Васильевича Скопина-
Шуйского — героя Смутного времени. Помимо развлечения
князя и дружины, исполнения старинных и героических песен,
призванных поднять боевой дух воинов, «походные скоморохи»
участвовали в тризнах по погибшим воям, веселили уцелевших,
пели героические песни для поднятия духа и подавали звуковые
сигналы для руководства войсками.
Музыка, исполнявшаяся походными скоморохами, была
непременной принадлежностью русского войска. Во время похода
Святослава в Болгарию «пойде полк по полце бьюще в бубны, и
в трубы, и в сопели»; в «Сказании о Мамаевом побоище» рас¬
сказывается, что перед началом битвы «начаша гласы трубные от
обоих стран сниматися». В описании междоусобицы Новгорода
с Владимиром в 1216 г. указывается, что первый выставил в поле
60 труб, а второй 40 труб и 40 бубнов.
Странствующие скоморохи, профессиональные актеры и
музыканты, занимались в основном своим ремеслом, хотя могли
при необходимости и заговор снять, и посоветовать, как лучше
домового задобрить... Передвигаясь поодиночке, маленькими и
большими группами, переходя из села в село, из города в город,
они были непременными участниками праздников, гуляний, сва¬
деб и обрядов. Они могли выступать и в будни, поскольку необ¬
ходимо было зарабатывать «на хлеб насущный» каждый день,
хотя и учитывались местные традиции. Значительную часть
своего репертуара скоморохи создавали сами, сохраняя в основе
традиционные формы, наиболее интересные народу.
На рубеже XVI и XVII вв. термин «скоморох» сохраняется
преимущественно за музыкантами, плясунами, певцами. По
определению «Домостроя», специальностью скоморохов было
«плясание и сопели, песни бесовские».
Известная былина-скоморошина «Вавило и скоморохи» точно
определяет, что «скоморошить» — это значит петь песни и играть
в гудок. Документы XVII в. вместе с тем называют рядом со

101
скоморохами «медвежьих поводчиков», дрессировщиков собак,
«кукольников», «кобыльников», глумотворцев, бесчинников,
сквернословов на свадьбах, «веселых», «потешных» ребят.
Скоморохи-кукольники с давних пор давали представления
кукольной комедии, особенно с показыванием медведя и «козы»,
которая била все время в «ложки». Они надевали юбку с обручем
в подоле, затем поднимали ее кверху, закрывая голову, и из-за
этой занавески показывали свое представление. Эти кукольники
не только ставили бытовые сказки и песни, но и обыгрывали
сюжеты «на злобу дня», чем были неугодны правителям, вино¬
вным в большинстве неурядиц.
Скоморохи в одиночку и ватагами ходили-бродили, «правили
Мир», занимались ведовством, лечили, предсказывали буду¬
щее, проводили обряды инициации молодёжи, таинства, свя¬
занные с бракосочетанием, и многое другое. Именно бродячие
скоморохи развили такие театральные и близкие к ним формы,
как «Петрушка», медвежья потеха, раек, дающие возможность
устраивать представление без долгих приготовлений.
Оседлые городские и деревенские скоморохи пользова¬
лись преимущественно тем, что хранила традиция, и играли
лишь в праздники, по вызову заказчиков или для собственного
удовольствия. Они же — главные участники праздничных народ¬
ных гуляний и через игрища участвовали в становлении русского
народного театра. Высшими его формами стали театры охочих
комедиантов с живыми актерами и спектакли типа «Царя Макси-
мильяна», «Лодки» и пр.
В период заката скоморошества—в первой половине XVII в. —
деревенских скоморохов практически не осталось. Сельское
население в это время уже вполне обходилось без участия скомо¬
рохов. К тому же усилилась роль Церкви при ослаблении веры в
обряды, идущие из глубин языческого прошлого. Да и скоморохи
достаточно скомпрометировали себя в годы наместничества. При
этом игрищ, обрядов и гуляний не стало меньше, и проводились
они отнюдь с не меньшим размахом, поскольку оставались необ¬
ходимой «отдушиной» для простого народа.

102 _
Обряды перешли в традицию, а то, что когда-то было специ¬
альностью скоморохов, теперь в несколько упрощенном виде
стало уделом наиболее активных участников гуляний. Скомо¬
рохи же все больше становились городскими артистами, развле¬
кая народ и господ пением, игрой на музыкальных инструментах
и театральными постановками. Необходимость ежедневно зара¬
батывать своим искусством в условиях обострения конкуренции
потребовала от скоморохов повышения мастерства, а следова¬
тельно, все большей специализации. Деятельность скоморохов
стала терять многосторонность, все больше исчезала и обрядовая
составляющая.
А. Морозов по этому поводу пишет: «Скоморохи доживали
свой век как медвежатники, кукольники, ярмарочные увеселители
и балаганщики».
Все больше скоморохов отказывалось от «походов», становилось
оседлыми и обзаводились семьями. Скоморохи начали заниматься
тем, что могло дать пропитание для семьи: ремесленничество, тор¬
говля, «индустрия отдыха» (зазывалы, циркачи, банные удоволь¬
ствия. ..) и пр. Во Владимирской земле именно осевшие скоморохи
дали новый импульс для развития офеней — бродячих торговцев, о
которых будет рассказано в следующем разделе книги.
ОБРЯДОВАЯ ПРАЗДНИЧНОСТЬ
У Бога всегда праздник.
Что кому до нас, коли праздничек у нас.
Русские поговорки
Многие праздничные традиции Руси имеют корни в древней¬
шей истории, в календарных или семейных ритуалах и обрядах
древних славян, живших общинами.
Главную роль у славян-земледельцев играли обряды и празд¬
ники, связанные с различными периодами сельскохозяйствен¬
ной жизни. По своему характеру эти обряды носили преимуще¬
ственно магический характер и составляли целостный календар¬
ный цикл.

	103
Большинством праздников руководили затейники-скоморохи,
воспроизводя в обрядах, играх и сказках опыт поколений, в
основном земледельцев, также — охотников и рыболовов.
Церковь неоднократно пыталась запретить срамное веселие,
призывая к этому и властную верхушку. Мол, не веселиться
надобно, а трудиться «аки пчелы» и молиться, чтобы быть «аки
агнцы». Княжеская власть неоднократно поддерживала Церковь
в этих деяниях, зачастую оставляя только для себя, любимых
возможность праздничного веселия.
В памятниках древней письменности скоморохи неоднократно
обличаются как организаторы праздничных игрищ: на звуки их
гуслей, труб и сопелей сбегаются люди. Сами скоморохи часто
предстают не только зачинщиками веселья, но и посланцами
«иного мира», от которого зависит плодородие и урожай. При¬
чем скоморох должен был оставаться интересным для зрителя,
сознательно или по традиции совершая обрядовые таинства.
Ведь нужно было достучаться до зрителя любого возраста, рас¬
тормошить его, вовлечь в праздничный круговорот.
«Гудци или ин хто игрец позовет на игрище или на какое збо-
рище идольское то вси тамо текут радуясь а в веки мучимы будут
и весь день тъ предстоят позорствующе тамо...» — так описаны
действия скоморохов в «Слове о твари...» из Паисиевского сбор¬
ника.
Историк Н.И. Костомаров в своем труде «О жизни, быте и
нравах русского народа» пишет, что все праздники сопровожда¬
лись полуязыческими обрядами: «В праздник Купала во многих
местах народ бессознательно праздновал языческую ночь, про¬
водя ее в забавах... Когда наступал вечер 23 июня, весь город
поднимался; мужчины, женщины, молодые и старые наряжались
и собирались на игрище. Тут являлись неизбежные скоморохи и
гудцы с бубнами, сопелями, дудами и струнными гудками; начи¬
налось, по выражению современника, скакание, хребтам вих¬
ляние. Женщины и девицы плясали, прихлопывали в ладоши и
пели песни, принадлежащие этому празднику». Он же указывает,
что когда народ собирался на кладбищах, то «сначала плакали,

Пляска. К. В. Лебедев
голосили, причитывали по родным, потом появлялись скоморохи
и гудцы и причудницы: плач и сетование изменялись в веселие;
пели и плясали».
Скоморошество, одно из звеньев отечественной карнавально¬
праздничной культуры, использовало смешанный языческо-
церковный календарь: от святочных и масленичных гуляний,
майского праздника весны, праздника Ярилы на Троицу, июнь¬
ского Ивана Купалы до Святок с гульбой и колядками до Рож¬
дества и Крещения Господня. Каждый праздник и обряд прохо¬
дил из года в год по заведенному распорядку, каждому празд¬
нику и обряду соответствовали строго определенные песни,
танцы и игры.
Все эти праздники с песенно-плясовыми и игровыми шестви¬
ями усвоили от скоморошьих забав игровой сценарий, диковин¬
ный костюм и маску-ряжение, веселье и буйный танец, обильную

	105
еду, ведь известно, что пиры и братчины носили на Руси не только
престижный, но и ритуальный оттенок.
Приведем в пример зимний цикл праздников, который завер¬
шался проводами зимы или Масленицей.
Главная новогодняя тема — творение нового мира. Это дости¬
галось особыми обрядами и символическими действиями: играми
с масками и ряженьем, едой, гульбой, игрищами.
Скоморошьи традиции проявляются в обходах дворов с пес¬
нями, музыкой и плясками специальными группами: колядовщи-
ками, волочебниками (волшебниками?), вьюнишниками. Древ¬
ность и верность традициям проявляется в том, что колядующие
требовали в награду от хозяев тех животных, которые по древней
языческой обрядности были традиционно жертвенными, что под¬
тверждается также изысканиями археологов.
На второй день Рождества по домам ходили ряженые с пес¬
нями и шутками. В группе ряженых ходили как дети и моло¬
дежь, так и «страшные люди» в различных масках. Люди за
масками не только скрывали свое лицо, но они обозначали
контуры другого, потустороннего мира со своими богами, от
которых зависит урожай, приплод и сама их жизнь. Все это
имеет отношение к древнейшим жреческим мистериям, сохра¬
нившимся на уровне народных обычаев вплоть до настоящего
времени.
Ю.С. Рябцев в книге «Путешествие в Древнюю Русь» утверж¬
дал: «Конечно, самой языческой оставалась древняя русская
скоморошья забава игры ряженых. Гонимая церковью и вла¬
стью, традиция эта все же пережила века и стала неотделимой
частью праздников. Рядились в костюмы и маски (хари), вывер¬
нутая мехом наружу шуба — медведь, та же шуба с вставлен¬
ной в рукав кочергой — журавль, девушки рядились в парней,
парни — в девушек. Особым успехом пользовались группы ряже¬
ных — лошадь с седоком, медведь с вожаком, а при нем дере¬
вянная коза. Ряженые заходили в избы и веселились, как могли:
кувыркались, дурачились, орали не своим голосом, а иногда раз¬
ыгрывали целые представления».

106
В целом подразумевалось, что жизнь может существовать
только в равновесии с иным миром по принципу сообщающихся
сосудов — события в этом мире отражаются на том и наоборот.
Чтобы мы хорошо жили в этом мире, нужно символически возро¬
дить, воспроизвести мир потусторонний, что и делается во время
обряда ряжений в маски, во время празднеств.
Во время обрядового действа скоморох исчезает за маской
и для зрителя и для самого себя и может олицетворять кого
угодно, как самые могущественные оборотни — божества. Ско¬
морох — олицетворение хаоса и беспорядка, иного мира —
изнанки существующего. Праздник является противопоставле¬
нием аскетической модели поведения. «Перевернутость» вся¬
чески подчеркивается скоморохом, этому служит его поведение
(нелепые действия), вывернутая и необычная (звериная) одежда.
Все это служит делу насмешки над нормой жизни, предписывае¬
мой властью и Церковью. Недаром музыкальные инструменты
скомороха: бубны, барабаны, тазы, сопели, дудки и пр. — были
способны произвести наибольший шум.
Следуя христианско-языческому двоеверию, все, кто во время
Святок носил личины, потом должны были очиститься в Креще¬
ние, искупавшись в крещенской проруби — иордани.
Значительный цикл празднеств был связан с проводами зимы
и встречей весны. Главным мартовским праздником была Мас¬
леница.
Несомненно участие скоморохов в праздновании масленицы, их
роль в основном развлекательная, но от них идет обычай ряженья
самой Масленицы и ее свиты. Судя по текстам «величаний», пол¬
ных юмора и шуток, к авторству их также причастны скоморохи,
как и к созданию текстов развлекательных масленичных «указов»,
«наговоров», включенных в рукописную «Ведомость о масленич¬
ном поведении» и существующих в устной традиции народа.
Несомненно влияние скоморошьих традиций и на все осталь¬
ные календарные праздники.
В дохристианском мире естественная возможность завершить
труд означала переход в праздность и гулянье. Поскольку дни

— 107
недели и года посвящались определенным богам, то и каждый
вид труда рекомендовалось сопровождать соответствующим
обрядом.
Перенесемся в более поздние времена — XIX в. Праздничное
веселье особенно характерно для проведения ярмарок. Каталь¬
ные (гуляльные) горы были одним из главных увеселений на каж¬
дой большой ярмарочной площади. Они, как карусели и другие
всевозможные «круговращения», связаны с весенними языче¬
скими обрядами «славления Солнца». Люди своими песнями-
заклинаниями, плясками по кругу и круговращением на карусели
подражали годовому движению Солнца, чтобы помочь ему в его
добрых делах и способствовать быстрейшему расцвету природы.
Такой же смысл имели в древности и качели. Подъем вверх,
подбрасывание и подпрыгивание — это древнейшие магические
движения. Их назначение — ускорить рост растительности, в пер¬
вую очередь посевов, и помочь им скорее подняться над землей.
Вождение ученого медведя и «козы» — самое древнее из всех
народных представлений, которое можно было увидеть на рус¬
ской ярмарке. Особенно славились в этом искусстве скоморохи.
Истоки его относятся к языческой эпохе славян.
Люди чтили медведя и проводили медвежьи праздники —
«комоедицы». Это происходило весною, когда медведь просы¬
пался после зимней спячки и выходил из своей берлоги. В ста¬
рину медведи обильно заселяли русские леса. В некоторых мест¬
ностях жители наловчились ловить медведей для специальной
дрессировки. Особенно славилась этим Верхняя Волга, в част¬
ности, Сергачский уезд Нижегородской губернии. Здесь, по
данным 1887 г., в отдельных селах держали по 50, 120 и даже
150 дрессированных медведей.
Медвежья потеха — одна из древнейших форм народного
развлечения. Предполагают, что первоначально игры с медведем
имели формы единоборства и были составной частью празднич¬
ных игрищ.
Медведь считался ближайшим родственником человека и был
необходим при совершении некоторых обрядов.

108
Если обвести медведя вокруг дома — он отведет беду и защи¬
тит дом от нечистой силы.
Если окурить двор и стойло дымом от медвежьей шерсти —
это утихомирит лихого домового.
Если повесить в хлеву медвежью голову — будет хорошо пло¬
диться домашний скот.
Если медведь перешагнет через лежащего на земле больного и
к тому же коснется его спины — это излечит от лихорадки.
Если медведь перебежит в лесу дорогу — это к удаче.
Если увидел медведя во сне — это к богатству.
Очень важным, например, считалось, в молодой крестьянской
семье, рождение ребенка мужского пола. Для этого, как верили
наши предки, молодая мать должна была дотронуться до мед¬
ведя. Много позже, когда скоморохов уже не стало, с этой же
целью женщины клали под подушку игрушечного медведя, кера¬
мического или деревянного.
Приход на крестьянский двор вожака с медведем предвещал
изобилие и благополучие. Поэтому поводырь медведя многое
мог обещать хозяевам, входя в их избу:
Будем мы плясать, веселиться,
А вам будет счастье валиться:
Курица выведет двадцать цыплят,
Свинья принесет двенадцать поросят,
Овца — два ягненка, корова — теленка,
А жена каждый год родит по ребенку
Вожака медведя в разное время и в разных местах звали:
«потешник», «забавник», «игрец с медведем», «медвежатник»,
«медведчик», «медвежий поводчик», «поводилыцик», «пово¬
дырь», «поводатарь».
Медведя тоже каждый звал как только мог: косолапый, куцый,
космач, мохнач, хозяин леса, сергачский барин, мишук, пота-
пыч, Михайло Иваныч Топтыгин. Медведя-артиста прозывали
«потешным», или «плясовым».

	109
Популярность игрищ с медведем была огромна, и не только
в России. Русские медведчики ходили и на Запад, в частности в
Германию.
В одной из глав «Истории северных народов» Олаус Маг¬
нус сообщает, что «русские и литовцы, храбрые и воинственные
народы, самые близкие соседи шведов и готов на Востоке, нахо¬
дят особенное удовольствие, имея диких зверей, которых при¬
ручают так, что они слепо повинуются их малейшему знаку».
Вожаки с медведями и скоморохи заходят даже на территорию
западных государств. Олаус Магнус подозревает, что их пере¬
ходами пользовались русские князья для сбора информации о
воинах и странах Западной Европы.
Священник Шиманский уже в середине XIX в. свидетельствует:
«Когда медведи-плясуны появились в нашем селении, поднялась
у нас такая тревога, какой не случалось, быть может, другому и
в городе видеть при проезде значительнейшего лица или при
Медведчики. Художник А. М. Васнецов

110 _
разных торжествах. И старики, и мальчики, и женщины с груд¬
ными ребенками сбежались, будто пожар тушить, оставив вто¬
ропях даже хаты свои незапертыми. Один другого давил, один
на другого садился, чтобы поближе приглядеться к медведям.
Кажись, и небольшое селение, а народа собралась страшная гурьба!
Будто из земли вылазят люди, подобно муравьям. Зрители этого
спектакля столько углубляли свое внимание в предметы своего
любопытства, что, кажется, если бы кто и шапки с них посрывал и
чуприны пообрезывал, они бы и не слыхали и не видели этого. Вот
что значат медведи-плясуны в селении!»
А вот какие чудеса творили, по сообщению И.Е. Забелина,
потешники с участием медведя. «Вожаки уверили крестьян, что
их медведи обладают особой силой и что если они попляшут
перед порогом избы, то ее хозяевам нечего опасаться пожара и
других несчастий. Понятно, что каждый захотел, чтобы медведи
поплясали у его дома, в награду же полагалась пара яиц, или
несколько копеек деньгами, или просто кто что может...
Затем было объявлено, что медведи обладают способностью
исцелять, если к ним прикоснуться пальцем. Тогда началось столь
усердное прикосновение, что чуть не посбивали с ног медвед-
чиков, да медведям грозила опасность быть задавленными. Еле
установили очередь. У кого болела голова, должен был прикос¬
нуться к голове медведя, у кого нога — к ноге и т.д.».
«Коза» — важный элемент скоморошеских представлений, её
обычно изображал подросток младше 13 лет, что также имело
сакральный смысл, поскольку коза обладала меньшей силой, чем
медведь, но одновременно была умной и живучей, как человек,
давая ему (человеку) пищу и одежду. Подростка обычно назы¬
вали «козарь». Он надевал на себя вывернутый наизнанку тулуп
или на голову мешок, сквозь который протыкалась палка с дере¬
вянной козлиной головой на конце. У «козы» обязательно были
рога, борода и подвижная деревянная челюсть. «Коза» шумно
щелкала челюстью, которую дергал за веревку «козарь».
Коза приносилась в жертву богам «для отпущения людских
грехов». Считалось, что козла не любят черти, а домовой их

_ 111
вообще терпеть не может. Оттого-то и держали их на конюшнях,
чтобы защититься от нечистой силы.
И, наконец, люди верили, что коза приносит удачу и богат¬
ство, ибо она связана с плодородием и, в частности, с буйным
ростом растений. Поэтому все те, кто участвовал в выступлениях
«козы» на ярмарочных гуляньях или во время иных праздников,
имели полное право на следующий запев:
Мы не сами идем — мы козу ведем,
Где коза ходит — там жито родит,
Где коза хвостом — там жито кустом,
Где коза ногою — там жито копною.
Где коза рогом — там жито стогом!
Вот какое описание выступления медведя и «козы» можно
было прочитать в 80-х гг. XIX столетия:
«Вожак начинает выбивать дробь, дергает медведя за кольцо,
а коза выплясывает около Михайло Иваныча трепака, клюет его
деревянным языком и дразнит; Михайло Иваныч бесится, рычит,
вытягивается во весь рост и кружится на задних лапах около
вожака — это значит: он танцует. После такой неуклюжей пляски
вожак дает ему в руки шляпу, и Михайло Иваныч обходит с нею
честную публику, которая бросает туда свои гроши и медяки».
Постепенно верования, на основании которых животным при¬
писывались магические значения, ослабевали, и игры с ними пре¬
вратились в развлечение, в спектакль, который вполне заменял
русскому человеку театральные зрелища.
В городах на протяжении долгого времени праздники полностью
копировали крестьянские традиции. С развитием промышленности
постепенно исчезает изначальная обрядность крестьянской куль¬
туры, хотя отголоски ярмарочного веселия остаются и до сих дней.
Кроме праздничных обрядов существовали и обряды, сопро¬
вождающие человека в значимые периоды жизни, в которых
также участвовали скоморохи, выполняя обязанности языческих
жрецов.

112 _
Наиболее важными событиями в жизни человека были: рож¬
дение, свадьба, смерть. Рождение было делом священным, и к
самому младенцу никого, кроме самых необходимых (повитуха,
самые близкие родственники), старались не подпускать. Хотя на
праздник по случаю рождения ребенка непременно приглашались
скоморохи-увеселители, дабы богатым пиром задобрить богов и
людей. Наиболее доказанным и действенным является участие
скоморохов в свадебном и похоронном обрядах.
ВЕСЕЛАЯ СВАДЕБКА
По твердо укоренившемуся в среде крестьянства обычаю
свадьбу можно было сыграть или на Красную горку, когда поле¬
вые работы еще не начались, или осенью, после их окончания.
Великорусский свадебный обряд навсегда сохранил память о
магических функциях скоморохов. Не случайно свадьбы «игра-
Жених и сваха. Шуточное представление. Лубок

—	ИЗ
ются». Глагол «играть» имеет прямое отношение к ритуальному
действию скоморохов.
Массовое гуляние, музыка, песни, пляски, шутки и смех с уча¬
стием скоморохов и им подобных (дружков и других затейников)
свойственны свадьбе, как и любому праздничному игрищу. Суще¬
ствует и прямая генетическая связь свадьбы и праздника. Так, как
явствует еще из «Повести временных лет», мужчины зачастую
выбирали себе жен именно на игрищах. Праздничные игрища и
свадьбы при этом праздновались заедино, что экономило время,
средства и силы.
Обрядовое свадебное игрище развивалось двумя путями.
С одной стороны, в великокняжеском, царском, боярском быту
складывался торжественный обряд, следовавший церковному чину,
хотя из летописных описаний великокняжеских и царских свадеб
XVI—XVII вв. видно, что в них по языческому обычаю говорились
обрядовые речи, молодых обсыпали хмелем, кормили кашей, сто¬
рожили от нечистой силы. «Стоглав» не зря осуждал обычай «как
к церкве венчатися поедут, священник со крестом будет, а пред
ним со всеми теми играми бесовскими рищут». Вследствие этого
Собор запрещал «скомрахом и глумцом» ходить «к венчанию ко
святым церквам». А запретительная грамота 1648 г. в очередной
раз порицала «на свадьбах бесчинства и сквернословия». Даниил в
своем поучении говорит, что «суть нецыи от священных, иже суть
сии пресвитери и диакони, иподиакона, и четци и певци, глумяся,
играют на гуслях, в домры, в смыки».
Для крестьянского населения сочетание церковного чина
и древнего порядка долго не было доступно, потому что жива
была еще вера предков, да и не построили тогда еще достаточное
число церквей, не полностью была переведена богослужебная
литература. Сохранилось много этнографических и фольклор¬
ных данных, свидетельствующих об активном участии скоморо¬
хов в древнерусских свадебных обрядах на протяжении многих
столетий.
В свадебном обряде брачное соглашение происходило под
песню, исполняемую скоморохами или подражающими им. Ско¬

114 _
морохи же оберегали свадебный поезд от нечисти и веселили
гостей музыкой.
Известно, что когда жених с невестой отправлялись в церковь,
особое внимание обращалось на приметы, на обереги от сглазу, от
нечистой силы. Первостепенная роль в этих магических действиях
отводилась скомороху, а позднее — священнику или колдуну.
Влияние скоморошьих традиций сказывается и в сохранении
таких элементов обряда, как поклоны печному столбу, некогда
бывшего элементом языческих ритуалов.
Несомненно участие скоморохов в «придумывании» свадеб¬
ной игры.
Дружка — центральная фигура на свадьбе, так же как скомо¬
рох когда-то — центральная фигура на игрище. После запрета
скоморошества со стороны церковной и светской властей дружки
жениха взяли на себя многие функции скоморохов: магические,
шутовские, балагурные и прочие.
Дружка, как и скоморох, играет и роль «свадебного дурня»,
служит предметом для осмеивания, сам осмеивая остальных, ведь
чем больше смеха, тем плодовитее семья и вся природа. Дружки,
приезжавшие за невестой, вступали в остроумные «перекоры» с
ее родней. Эти перекоры заменили кровавую схватку, имевшую
место в старину при умыкании невесты.
Совершаемые дружком обрядовые действия отражены в при¬
говорах:
Я — дружка,
Ноги с подходом,
Руки с подносом,
Голова с поклоном,
Язык с приговором.
Все эти веселые скоморошьи проделки переводили драматизм
свадебного обряда (умирание невесты для своей прежней семьи)
в более приемлемый веселый лад, в котором, как и в самой жизни,
сочеталось смешное и печальное, светлое и темное....

115
Магическими приемами обставлено на свадьбе все то, что свя¬
зано с плодородием. К примеру, зерно сыпали на постель моло¬
доженам, чтобы «не спали, а делом занимались». В свадебном
ритуале зерно уподоблялось человеческому семени. Как земле¬
делец сеет зерно в пашню, так дружка сыплет овес на брачное
ложе, так же и муж оплодотворяет жену.
О связи свадебной традиции с древним языческим ритуалом
свидетельствует и появление ряженых обычно на второй день
свадьбы, ведь церковь всячески преследовала «срамное лицедей¬
ство в масках», а также скомороший глум, прибаутки и веселье,
творимое на свадьбах испокон веков.
Все данные указывают, что дружки, как и скоморохи до них,
совмещали в себе функции волхвов-хранителей, затейников-
потешников и воинов-защитников, то есть те задачи, которые и
выполняли на земле этой скоморохи.
СМЕРТНАЯ ИГРА И ПОХОРОНЫ
Смерть — изнанка жизни, естественное завершение жизни
живого организма, переход в другую ипостась. Древний корень
в этом слове — «мер», ср. — мертвый, умереть, сумерки, мрак,
смерч. Следовательно, смерть — исчерпание меры жизни.
Живое представлялось «обратным» мертвому. Смерть, уми¬
рание воспринимались как своего рода «переворачивание» в
обратную сторону, «превращение», «разворот» (отсюда слово
«разврат») в противоположную от живого сторону.
В то время как скоморохи могли произвольно переодеваться
в разные личины для своей игры, ряженье, т.е. «оборачивание»,
для всех остальных допускалось лишь в определенные дни — на
Святки, когда старый мир перерождался, «переворачивался».
Ряженье же в другие дни могло «перевернуть мир», а посему не
допускалось.
Всех, кто занимался бесовскими «превращениями» — ско¬
морохов, комедиантов, шутов, артистов, как и самоубийц, — до
относительно недавнего времени (до XIX в.) запрещено было

116 _
хоронить на кладбищах, на освященной земле, а только в нечи¬
стых местах, на перекрестках дорог, за пределами кладбищ.
Смерть у язычников считалась всего лишь «иной» жизнью со
своими трудностями и своим весельем, поэтому и полагалось на
похоронах и поминках не только печалиться, но и веселиться.
К тому же игрища, связанные со смертью, служили определен¬
ной «прививкой», стирающей страх перед кончиной. Веселье на
похоронах (с музыкой, песнями, танцами и играми «в покойни¬
ков») играет особую роль, призывая к последующему возрожде¬
нию человека и природы.
«Слово о житии святого Нифонта» (XV в.) и другие доку¬
менты говорят об участии скоморохов в русалиях и в поминаль¬
ных обрядах: «В субботу перед троицей по селом и по погостом
сходятся мужи и жены на жальниках и плачутся по гробом умер¬
ших с великим воплем и, егда скомрахи учнут играти во всякие
бесовские и они от плача преставше, начнут скакати и плясати и
в долони бити, и песни сотонинские пети...»
В.Я. Пропп отмечал то, что характер пародии и увеселения
носят многочисленные разновидности похоронного обряда во
всех праздниках аграрно-календарного цикла: «Одна из особен¬
ностей состоит в том, что похороны обставляются не трагически,
а, наоборот, комически. Имитация горя носит характер пародии
и фарса, а похороны иногда кончаются бурным весельем».
При поминальных обрядах существовали многочислен¬
ные игры в «покойника». Вот описание одной из них: «Состоит
она в том, что ребята уговаривают самого простоватого парня
или мужика быть покойником, потом наряжают его во все
белое, натирают овсяной мукой лицо, вставляют в рот длин¬
ные зубы из брюквы, чтобы страшнее казался, и кладут на ска¬
мейку или в гроб, предварительно привязав накрепко веревками,
чтобы в случае чего не упал или не убежал... По окончании отпе¬
вания девок заставляют прощаться с покойником и насильно
принуждают их целовать его открытый рот, набитый брюквен¬
ными зубами... Кончается игра тем, что часть парней уносит

— 117
покойника хоронить, а другая часть остается в избе и устраивает
поминки...»
В 1606 г., по рассказу очевидца, после казни ЛжеДмитрия I, его
труп положили на площади на стол, «а один из бояр бросил ему
на живот маску, на грудь волынку, а в рот сунул дудку и притом
сказал: «долго мы тешили тебя... теперь сам нас позабавь». Все
это указывало на скоморохов с их участием в смертном обряде.
Зачастую при разного рода «действиях» сами скоморохи и
их зрители впадали в состояние транса, т.е. особого духовного
настроя (прелести), в котором ясно ощущается присутствие
иного, временно отодвинутого на второй план мира. Очевидно,
при этом важную роль играло употребление веселящих или иных
психотропных веществ (возможно, грибов), столь широко при¬
меняемых волхвами и шаманами. Хотя обычно в этих снадобьях
не было надобности, ибо песни, танцы и заклинания сами по себе
могли отворить дверь в иной мир.
Особое отношение к смерти и дороге существовало среди
скоморохов и потому, что большинство бродячих скоморохов
умирало не дома. «Домовиной им часто становилась придорож¬
ная канава. Такой конец признавался возможным всеми скомо¬
рохами, как и в дальнейшем офенями. Его ждали, к нему готови¬
лись, с мыслью о нем жили. Это была одна из психологических
установок жизни дорожного человека, что означает, что они
специально готовились к уходу в Мир иной через ворота того
Храма, который раскинул свой свод над алтарем дороги. И если
ты знаешь, что можешь уйти из жизни под ножом татя с боль¬
шой дороги и хочешь уйти спокойно, то ты вынужден восприни¬
мать его жрецом. Жрецом Смерти. Ты должен сражаться за свою
жизнь, но когда Душа твоя отлетает, ты обязан, если ты действи¬
тельно жрец плодородия, благословить Мир и открывший его
двери нож... Насколько я смог понять, умение умирать светло
было одним из вершинных искусств жреческой науки, сохранён¬
ной скоморохами и офенями в Тропе», — так пишет А. Андреев
в книге «Мир Тропы. Очерки русской этнопсихологии»

lie
НЕОБХОДИМОСТЬ ПРАЗДНИКОВ
Примечательна живучесть народных праздников. Традиции
праздничного гуляния до такой степени устойчива, что никакие
запреты не смогли с ними справиться. Пришлось оставить воз¬
можность такого гуляния, уничтожив, хотя бы внешне, сакраль¬
ную нить, связующую людей с древним язычеством — скоморо¬
хов.
В условиях запретов скоморох берет на себя смелость делать
праздник для всех, показывая, что свобода возможна даже в усло¬
виях жесткого запрета. Очевидно, праздничное веселье просто
необходимо человеку, и дело тут не только в возможности отдо¬
хнуть от работы, но и в воздействии самого события на человека.
В такие дни можно отвлечься от дел будничных, повеселиться,
снять внутреннее напряжение, зарядиться энергией единства
с соотечественниками, с природой, сохраняя культуру своего
народа.
Существуя во всех обществах с глубокой древности, празд¬
ники являются необходимым условием социального бытия. По
образному выражению М.М. Бахтина, «празднество (всякое) —
это важная первичная форма человеческой культуры».
СМЕХОТВОРСТВО И ДУРАЧЕСТВО
Без смешного нельзя понять серьезное.
Платон
Смеятся, право, не грешно
Над всем, что кажется смешно.
Н. Карамзин
На Руси наряду с официальной культурой всегда существовало
народное творчество с традициями, уходящими своими корнями
в языческое прошлое. Особое значение народной культурой при¬
давалось ритуальному смеху. Языческая традиция полагала, что
смех есть форма контакта с потусторонним, и поэтому в некото¬
рых магических практиках с помощью веселья и смеха вызыва¬

	119
ется особое состояние общения с миром духов. Считалось, что
смех способствует увеличению плодородия земли, плодовитости
животных и человека, предохраняет от несчастий и недугов.
В большинстве ранних культур жрецы во время ритуалов
сохраняли бесстрастное выражение лица. Смех не входил в
разряд эмоций и жестов, разрешенных жреческому сословию.
Невозмутимость была рождена пониманием скоротечности зем¬
ного существования и отрешением от людской суеты. Но после
религиозных ритуалов наступала пора праздников с пирами и
развлечениями, где потешали народ и не давали угаснуть весе¬
лью специальные «люди веселые» — скоморохи, без которых
праздник не был полноценным.
С тех пор в русском культурном сознании публичное веселье
и смех всегда отождествлялись со скоморошеством. Слова «ско¬
морох» и «веселый» — синонимы, равнозначно и равноправно
употребляемые в старинных документах.
Вследствие перехода власти от мудрых жрецов к храбрым вои¬
нам наиболее востребованным становится «священное безумие»,
столь необходимое для воинов в моменты схватки. Родственным
этому «безумию» является «небесная глупость» — «дурачество»,
которым столь славились скоморохи. В этом залог их живучести
и востребованности у управляющего сословия, несмотря на мно¬
гочисленные гонения и запреты со стороны церкви.
О стихии кощунного (священного, солнечного для язычни¬
ков и кощунственного для церковников) смеха в жизни русского
народа писали многие авторы, например, Н. Костомаров в книге
«Русские нравы»: «По мере вытеснения из народной культуры
языческого мировоззрения, отголоски этого мировоззрения оста¬
ются в виде кощунства, игры и глума — всего того, что получило
у церкви название «бесовщина», и поэтому могут существовать
преимущественно в комическом виде, определяясь в качестве
принадлежащего к антимиру».
«Балагурство — одна из национальных русских форм смеха, в
которой значительная доля принадлежит «лингвистической» его
стороне. Балагурство разрушает значение слов и коверкает их внеш¬

120 _
нюю форму. Балагур вскрывает нелепость в строении слов, дает
неверную этимологию или неуместно подчеркивает этимологиче¬
ское значение слова, связывает слова, внешне похожие по звучанию,
и т.д.», — писал Д.С. Лихачев в книге «Древнерусский смех».
«Вообще должно заметить, что шутовство, ирония, сатира,
комическое или карикатурное представление всего чинного,
степенного и важного в жизни составляли в нашем допетров¬
ском обществе как бы особую стихию веселости», — указывал
И.Е. Забелин в книге «Домашний быт русского народа».
Особую роль в потешной игре занимало дуракование, героем
которой был дурак, столь любимый персонаж русского фольклора.
Дурак — это человек чужой, свободный, странный. А если
учесть, что основные народные значения слова «скоморох» —
веселый и дурак, то можно говорить о скоморошестве, как о сво¬
еобразном посвящении в дураки, то есть в странные, иные люди,
имеющие доступ не только к этому, но и к другому миру, что
типично для жреческого сословия.
Шутовство, дурачество — это прежде всего искусство пере¬
воплощения. И если скоморох может перевоплощаться в любой
образ, то он может «напускать морок» и управлять другими
людьми, что указывает на его связь с волшебством.
Шут-скоморох-дурак уравнивает умного и глупого, удачли¬
вого и несчастного, богатого и бедного, увлекая всех в животвор¬
ный изначальный хаос.
В целом, персонаж, который соответствует понятию профес¬
сионального увеселителя, скомороха, шута, дурака, существует
в мифологии многих народов. Людям «веселым» присущи сле¬
дующие качества:
—	они меняют свои обличья, выдавая себя за других;
—	они нарушают законы общества и морали, действуя неожи¬
данно и нелогично, иногда даже жестоко и грубо, как и подобает
дикарям-язычникам;
—	совокупный эффект от действий увеселителей состоит
в том, что люди сохраняют обряды, предания, обычаи, приемы
труда, охоты и быта.

ААШИНДНЕБОРШОИЬЛМ€ЮН0С2ГОРБ&ф01
соБОЮВЕС/твшевьтоизовута/иенА |2
шрШ'Ь красной носа * триащд щ
ШШШШ ’ КЛК2 ЕТАНЦа&йЩЩЁЩ
ДЛНЫС .БАШМАКИ ОБ»БАЛСА
ЙКОЛПАКЬ СГКР0М2' НААСДЪ
полни штдну ндезасль ^ гоишэдр
сема оболокса ? ндбиноуод^й^у. jlm
НОИ. СЕН НЬс ПОБОЛСКСА * йсШР\ж ЖШ
КИНЬА ЛЛОА XPK>*'ACK&
Жг-АКОМСТВЛ CE&YO
Шут Фарное верхом на свинье. Лубок

122
Можно сказать, что русский сказочный герой Иван-дурак —
собирательное обозначение представителей упраздненной жре¬
ческой касты, коими являются и скоморохи.
В сюжетах, связанных с Иваном-дураком, неизменно фигури¬
руют царь и старшие «умные» братья. Их разумное превосход¬
ство над Иваном-дураком подчеркивается в начале большинства
сюжетов сказок, но они, в конце концов оказываются посрам¬
ленными в результате непредсказуемых, интуитивных действий
Ивана-дурака, основанных на доброте и смехе. Причем Иван-
дурак зачастую царя же, братьев и царство спасает от хитроум¬
ных недоброжелателей такими действиями, которые имеют явно
древний обрядовый смысл. Таким образом, через иносказание
волшебной сказки указывается на важность сакральных знаний и
умений в трудные моменты истории.
Изначальная неподвижность Ивана-дурака — также символ
его волховской природы, как и в случае с Ильей Муромцем,
который «сиднем сидел» многие годы и только после инициа¬
ции. Оба героя отправляются на подвиги, призванные царем или
народом, то есть вливаются в Русь бродячую, выполняя богатыр¬
ские (борьба с врагами) и скоморошьи (веселие на пирах, делание
чудес, предсказания) функции.
Интересна связь Ивана-дурака с печью. Печь (очаг) суще¬
ствует как изначальный жертвенник, место пребывания свя¬
щенного огня. Именно на таком огне древние жрецы приносили
свои жертвы. Жрец есть тот, кто сжигает на огне жертвы богам.
Поскольку печь является осью избы-мира, она священна и вол¬
шебна и способна переносить героя в разные места.
Дурак ближе к естеству природы, он умеет искренне радо¬
ваться жизни. Дурак в своей гульбе увлекает окружающих, отры¬
вая их от «серьезных» дел, заряжая своей активностью окружаю¬
щих. Он не ведает печали и смеется невпопад, а еще он «пишет
на воде вилами», от чего вроде бы и следа не останется, и запро¬
сто разговаривает с животными и неодушевленными с точки зре¬
ния церкви и науки вещами (печь, дубина и пр.). Это поначалу

	123
он воспринимается как дурачок, а потом оказывается наиболее
искренним и удачливым — «дуракам везет».
Глупость народного дурака двойственна. В ней заключается
как отрицательный момент (леность, низкий социальный статус),
так и положительный фактор сохранения внутреннего естества
и обновления. Дурак нужен обывателю для самоутверждения в
обыденной жизни, но дуракование помогало обрести внутрен¬
нюю свободу и давало право дураку потешаться над косностью
окружающего мира.
Подобный тип поведения встречаем у героев сказок-
анекдотов:
«Идет барин с собакой, а навстречу мужик со свиньей. Барин
увидал и говорит:
—	Что ни мужик, то свинья!
А мужик отвечает:
—	Что ни барин, то собака!»
Мужик здесь прикрылся маской глупости, чтобы высказать
свое отношение к барину. «Дурость, глупость — важный ком¬
понент древнерусского смеха. Смешащий... «валяет дурака»,
обращает смех на себя, играет в дурака», — пишет Д.С. Лихачев,
поэтому «говорят и видят правду дураки».
Диапазон дурости широк — от легкой и безвредной для
окружающих странности-чудаковатости и скоморошничанья
до идиотизма (слабоумия) и юродства (почитаемой на Руси
ненормальности-уродства).
В старой России юродивый был почитаем и свят, считалось,
что его устами «глаголет истина». Даже цари уважали и боялись
юродивых, которые нередко перед царем говорили неприятную
для тех правду: «Ну что с юродивого возьмешь?»
Поведение, творимое скоморохом, можно назвать «игрой в
разрушение» традиционных норм, правил поведения, что превра¬
щало сложившийся порядок в свою противоположность — хаос
и сумбур.
Скоморохи делают объектом смеха как себя или своего
собрата по ремеслу, так и власть имущих, духовенство и бога¬

124 _
теев. Они были горазды на «глум», то есть сатиру, которая в те
дни зачастую имела антирелигиозный и антифеодальный харак¬
тер. Недаром рязанская «Кормчая» именует скоморохов «глум-
цами», то есть насмешниками. Глум, издевка, сатира и в дальней¬
шем будут прочно связаны со скоморохами.
На связь искусства скоморохов с пародией, глумом и с сати¬
рой указывает В.П. Адрианова-Перетц: «Особая наклонность к
рифмованной речи, характерная почти для всех сохранившихся
сатир-пародий, сближает их с профессиональным стилем ско¬
морохов, до сих пор известным в устной традиции под именем
«скоморошьего языка»... звучит она и в свадебных приговорах
дружек, в небылицах, шутливых поговорках. Веселое наследие
скоморохов жило в посаде долго и после изгнания их из Москвы
и других городов. Можно даже поставить вопрос, не влиянием
ли этого веселого наследия объясняется и пристрастие сатиры
XVII в. к жанру пародии и не участию ли скоморохов обя¬
заны своим появлением челобитные небылицы, пародирующие
форму челобитных, но по содержанию целиком совпадающие
с устными сказочными небылицами, сохранившимися в списке
первой четверти XVIII века...»
Скоморохи сами любили подурачиться и учили людей через игру
и дуркование даже в труднейших условиях не плакать, а смеяться.
Способы вызывания смеха и развлечения публики традици-
онны — перевирание слов, шутливые драки и перебранка, песни,
плясы и игры с животными — все это направлено на организацию
изначального хаоса, внесение сумятицы в размеренный образ
жизни, чтобы напомнить о единстве этого и потустороннего
миров, о возможности нарушения привычного образа жизни (о
скачкообразном развитии мира).
Умный человек соблюдает иерархию ценностей своего обще¬
ства, при этом он теряет свободу, но обретает относительный
покой. Разум — божественный подарок, но и ловушка дьявола.
Дурак — выход из нее, данный Богом. Состояние «не-ума» позво¬
ляет освободиться от суетного мышления, от внутреннего спора-
диалога, чтобы затем выйти в состояние чистого ума.

_125
Связь скоморошества с игрой и дурачеством (дуркованием)
хорошо показана в отрывке из сочинения «Игра и игрецы» А.
Андреева:
«— Скоморошество Степаныча в том, что он игрец. С самого
первого дня он тебя играл...
—	Значит, ты меня все утро разыгрываешь? — спросил я.
—	Ну конечно! — радостно подтвердил он. — Как бала¬
лайку! Ведь пока умника не разыграешь, он и не заиграет. А не
заиграет, значит, не поймет. А я тебе кое-что хочу сказать из
хитрой науки, — он даже отставил свой бокал в сторону. — Ты
готов? — Я кивнул.
—	Ладно, тогда поехали. Разыграть это совсем не то, что ты
обычно понимаешь. Это для тебя разыграть, значит, оставить
в дураках, осмеять. А для меня это значит высмеять из тебя
умника, чтобы остался один дурак!.. Состояние не ума или состо¬
яние Знания. По-русски называется скоморох или шут. Тот, кто
шутки шутит, игры играет. Игрец, потешник...»
Петрушка, столь любимый на балаганных представлениях,
изображает дурачка, который не оскорбляет сильнейших прямо,
а делает это окольно, как бы по недомыслию, то есть искажает
все их приказы и под эти предлогом не исполняет их или делает
все по-своему. При деспотизме власти такое поведение часто
было способом самосохранения, поэтому такое поведение даже
поощрялось.
Петрушка олицетворяет скоморошество и сам родом из изна¬
ночного мира смеховой культуры, где все наоборот. Д.С. Лиха¬
чев говорит о народных шутах так: «Они честны, правдивы,
смелы. Они веселы, как веселы люди, ничего не имеющие. Они не
понимают никаких условностей. Они правдолюбцы, почти свя¬
тые, но только тоже «наизнанку». Особенную роль в смеховых
переодеваниях имели рогожа, мочала, солома, береста, лыко. Это
были как бы «ложные материалы» — антиматериалы, излюблен¬
ные ряжеными и скоморохами. Все это знаменовало собой изна¬
ночный мир, которым жил древнерусский смех. Зачастую жизнь
бывает непредсказуемой, и только юмор помогает это постичь и

Скоморохи в деревне. Художник Ф.Н. Рисс
сохранить свою сущность. Скоморох также становится непред¬
сказуемым и позволяет посмеяться над странностями жизни».
Скоморохи организовывали праздники, народные гуляния,
они сочиняли скоморошины, потешки и частушки, в том числе и
похабные. На феномен похабных скоморошин и частушек обра¬
тил внимание П. Флоренский. Он отметил, что несмотря на свою
похабность, которая является следствием использования про¬
сторечий, эти частушки являются забавными и эротичными, но
не развратными! Через похабное обрядовое пение и представле¬
ние происходит снятие полового томления плоти, человек таким
образом очищается от мешающего наваждения. В сохранении
равновесия духа и плоти заключается этнопсихологическая сущ¬
ность смеха и смешной похабщины.
Скоморошье шутовство играло в общей структуре русского
христианства огромную роль, так как на ограниченный период
времени позволяло восстанавливать священность обычного бытия,
приобщая людей через обрядовое веселье и отдых к природе и к

— 127
миру прежних богов. Смех сближал всех, иллюзорно уравнивал, на
период празднества сглаживал конфликты и противоречия.
Скоморошничество требует любую болезненную ситуацию
отшутить, причем отшучивание это желательно постоянно трени¬
ровать. Образ жизни, связанный со смехом, позволяет не попасть
впросак в необычных ситуациях (встреча с людьми лихими или
другими обидчиками), что может быть чревато для бродячих
людей потерей скарба и жизни.
В сохранении равновесия духа и плоти со снятием внутрен¬
него напряжения и агрессивности заключается магическое и
физиологическое значение потехи и смеха, поэтому скоморохи
на Руси были на особом положении, поэтому Церковь до времени
упрочения царского дома Романовых, ориентированных на вос¬
точный аскетизм и западническую модель беспрекословно под¬
чиняющегося общества, была к ним терпима.
Смех, веселье, праздность осуждались православной аскети-
кой. И тем не менее, Церковь терпимо относится к ним вплоть
до патриарха Филарета и Никоновской реформы. Смех тогда
осуждался, порицался, но последовательно и жестоко не пресле¬
довался, то есть смеховая культура до XVII в. органично сосуще¬
ствовала с культурой православной. В те времена древнерусский
обычай предписывал относиться к скоморохам как к добропоря¬
дочным гражданам.
После указов царя Алексея Михайловича и реформ Петра I,
направленных на уничтожение остатков старины, смех лишился
ритуального, сакрального оттенка, но при этом он стал состав¬
ляющей прозападной официальной культуры. В конце концов
место скоморохов заняли артисты эстрады: певцы, танцоры, цир¬
качи, сатирики и юмористы.
Русскому человеку свойственно «дурачиться»: ерничать,
каламбурить, коверкать слова, нарушать общепринятые правила,
это также свойственно людям «не от мира сего».
Считается, что у нас «дураку везет», ему многое прощается,
дурака жалеют. «Валять дурака», «косить под дурика» в России
явление достаточно естественное.

128 _
Осталась в русском человеке тяга к смешному дуракованию,
пусть это и будет «смех сквозь слезы», осталась и надежда на
чудесную жизнь. Ведь настоящий Дурак не верит в чудеса, он
ими пользуется. Все люди от Бога, но лишь Дурак к Богу.
МУЗЫКУ ИГРАТЬ, ПЕСНИ ПЕТЬ,
ВЕСЕЛО ПЛЯСАТЬ
То как зверь она завоет,
То заплачет как дитя...
А. С. Пушкин
С древнейших времен душа народа, его мироощущение нахо¬
дили свое воплощение в его музыке, песнях и плясках.
Музыка изначально присутствует в явлениях природы, чело¬
век же перекладывает эти звуки на свой лад, общаясь при этом с
окружающим миром. Поэтому музыка имеет непосредственное
отношение к магии. В древнейшие времена считалось, что у каж¬
дого предмета, у каждой вещи есть своя песня (музыка), и уме¬
ние пропеть эту песню позволяет музыканту (песеннику, баяну,
скомороху) воздействовать на все видимые и невидимые объекты
и явления!
Особенности музыки и пения представляли собой наследие,
вынесенное ими из еще более древней, общеславянской, или
праславянской, эпохи. Поэтому так похожи музыкальные тер¬
мины в славянских языках, например, глагол «петь» и разные
производные образования от его корня (песня, петел и т.п.).
Византийский историк Феофилакт Симокатта, арабский путе¬
шественник Аль-Масуди, арабский географ Омар ибн Даст уже
в первых веках нашей эры указывали на существование музы¬
кальных инструментов у древних славян и любовь тех к музыке,
песням, пляскам. В старых византийских хрониках, относящихся
к VI в., рассказывается о славянах-гуслярах: «Вместо оружия
славяне-великаны носили с собой гусли».
У многих народов происхождение музыкальных инструмен¬
тов связано с богами, владыками гроз, вьюг и ветров. Историк,

	129
фольклорист А.Н. Афанасьев, автор труда «Поэтические воззре¬
ния славян на природу», писал, что разнообразные музыкальные
тоны, рождаясь при дуновении ветра в воздухе, стали прообра¬
зом «веяния музыки». Вой бури и свист ветров отожествлялись
с пением и музыкой. Дуновение ветра воспринималось нашими
предками исходящим из уст богов дыханием. От глагола «дуть»
произошли дуда, дудка, дудеть. Слово «гудьба» родилось одно¬
временно со способностью человека извлекать звук, гул и гуде¬
ние — из тетивы лука, а позже и намеренно созданных гудочных
орудий: гудков (прообразов скрипок), гуслей, свирелей, рожков,
волынок. От слова «гудеть» произошли «гудок» и «гусли». Слово
«гудьба» стало обозначать у славян всё многообразие звукового
ряда, в том числе и громкие отрывистые звуки, производимые
бубнами и другими ударными приспособлениями. Впоследствии
слово «гудьба» было вытеснено из русского языка греческим
словом «музыка».
Мифические представления сделали музыку и пение свя¬
щенными принадлежностями языческих обрядов и праздников,
а песни-заговоры-молитвы исполнялись чаще всего с музыкаль¬
ным сопровождением. В русских сказках на звуки рога и дудки
являются ратники, против которых не устоит никакая сила;
чудодейственные гусли-самогуды сами играют, сами песни поют,
заставляют плясать без отдыха людей и животных.
Особыми умельцами и руководителями гудьбы, гульбы и плясок
были скоморохи, «веселые молодцы, люди вежливые, очестливые»,
которые занимали в древнерусской жизни очень видное место.
Народные «глумцы» и «блазни» с дудками, бубнами, трещот¬
ками, любыми инструментами приковывали внимание и произ¬
водили невообразимый для обыденной жизни шум, напоминая о
существовании «иного мира», где не существует привычных пра¬
вил поведения.
Древнейший образ, в котором являются у нас скоморохи, —
это «гусельники», играющие на своих «звончатых» или «яровча-
тых» гуслях, поющие песни, а иногда и пляшущие. Близки к ним
баяны, которые «историю поют на голосу».
5	- 2998

Гусли из древнего Новгорода
Более девятисот лет тому назад неизвестные живописцы
оставили в башне Софийского собора фрески, на которых изо¬
бражены скоморохи — музыканты, играющие на арфе, трубе и
флейте, плясуны, водящие хоровод. Подобные же изображения
имеются и в Дмитриевском соборе во Владимире (XII в.). Лето¬
писец Нестор, монах Киево-Печерского монастыря, упомянул
в «Повести временных лет» музыкальные инструменты тех лет:
«удариша в сопъли, в гусли и бубны, начаша ихъ играти». Изо¬
бражение славянской свирели было обнаружено археологами при
раскопках в Новгороде.
Новгородский монах-переписчик в XIV в. изобразил скомо¬
роха в колпаке с перьями и в коротком кафтане, который поет и
приплясывает, подыгрывая на гуслях, и подписал: «Гуди гораздо,
играй получше».
Ранее всего употребляли деревянные трости, и также рога
домашних животных. Поэтому можно полагать, что дудка, рожок
и бубны были первыми инструментами. Скоморохи издревле пели
веселые потешные песни, играли на гуслях и домрах, деревянных
ложках и бубнах, на дудках, волынках и похожем на скрипку
гудке. Смычковый трехструнный инструмент гудок (или его еще
более древний и простой прототип) восходит еще к праславян-
ской эпохе. Другой старославянский термин для обозначения
смычкового инструмента — смык.
Одним из самых древних духовых инструментов счита¬
ются кувиклы — разновидность флейты Пана. Использовались:

— 131
жалейка, рог, свирель, волынка, гудок, ложки, гусли и балалайки.
О древности инструментов свидетельствует также ряд общесла¬
вянских названий: свирель, сопелка, пищаль, дуда, труба, гусли,
струна, смычок.
Скоморохи играли и на волынке — инструменте очень древ¬
него происхождения, известном в свое время всем народам. Дру¬
гое ее название — коза или (более древнее) козица. Волынка
состоит из небольшого меха или пузыря животного, который
играющий надувает через деревянную трубку, вделанную в верх¬
нюю часть меха. Снизу в мех вделан рог со спиленным концом и
с рядом просверленных голосовых отверстий; закрывая и откры¬
вая их пальцами, можно было исполнять различные мелодии.
На огромной территории, где селились наши предки, в кур¬
ганах находят различные по виду и величине колокольчики и
бубенчики. Особенно их много на побережье Черного моря, на
Урале, в Сибири. Звон, по древнеславянским поверьям, предо¬
хранял человека от действий враждебных магических сил.
Издание странных звуков с помощью бубнов и трещоток —
обязательная практика в ходе обрядового камлания. В древности
разные народы изготавливали бубенцы, колокольчики и небольшие
колокола. С помощью одних колдуны и шаманы выполняли маги¬
ческие функции, их же и другие использовали как сигнальные и
музыкальные инструменты. Музыкальные инструменты скомороха
обращаются к миру духов — подобно колокольному благовесту
христианского православия. Недаром на Руси существовало пове¬
рье: колокольный звон может отогнать от человека нечистую силу.
Музыканты выбивали на бубне и других ударных разнообраз¬
ные ритмы. По инструментам били пальцами, кулаками, ладо¬
нями, локтями, плечами, коленями, задом, лбом, высоко подбра¬
сывали его над головой, вращали вокруг туловища, протаскивали
между ног... Существовали сакральные значения игры в бубен
(соколик, орел). Так, два удара назывались крестом. Восемь уда¬
ров — это восьмёра — ось мира. Две оси (шестнадцать ударов),
перекрещиваясь, дают шар — самую совершенную структуру
этого мира.

132 _
Иногда в качестве музыкальных инструментов использова¬
лись предметы быта. По бутылкам, чанам и висячим предме¬
там ударяли специальными деревянными молоточками, звенели
колокольчиками, закрепленными на шапке, имитировали звуки
музыкальных инструментов голосом...
Скомороший гудочек — это трехструнная древнерусская
скрипка, которую гудошники держали не на плече, а на колене.
В конце XVII в. выходит из употребления домра, самый рас¬
пространенный в среде скоморохов инструмент. Но появляется
другой струнный инструмент — балалайка. В разные времена
ее называли по-разному: «бала-бойка, и «балаболка», но первое
название сохранилось до наших дней.
Особенно славились музыканты из Владимирской области,
поскольку именно там осело много скоморохов, а в дальнейшем
возникло целое «сословие» офеней.
В былинах о Добрыне сохранилось свидетельство о древних
свадебных певцах и гудочниках. Так, Добрыня, узнав, что жена
его выходит за бабьего пересмешника Алёшу Поповича, при¬
скакал в Киев, переоделся в скоморошеское платье, взял гусли
и явился на свадьбу, спрашивает: «Скажи, где есть наше место
скоморошеское?» Ему отвечает Владимир стольно-киевский:
Ваше место скоморошеское
На той, на печке, на муравленой,
На муравленой печке — на запечке.
Он (Добрыня) вскочил скоро на место, на показанно,
На тую на печку, на муравлену,
Натягивал тетивочки шелковые,
На тыя струночки золоченые,
Учел по стрункам похаживать.
Играет то он в Цари-граде,
А на выигрыш берет всё в Киеве.
Он от старого всех до малого,
Тут все на пиру призамолкнули...

_133
За игру такую волшебную пообещал ему светлый князь любую
награду.
Другой дружинник, боярин Ставр Годинович, был также
«мастер играть в гусли яровчаты». Искусством играть на гус¬
лях отличается и богатый знатный гость Соловей Будимирович,
приехавший в Киев из заморского города Леденца на своих кора¬
блях. О нем говорится: «Поет песни и гусли играет млад Соловей
сын Будмирович».
Веселая музыка была непременной принадлежностью цар¬
ского двора, особенно на свадьбах. На свадьбе Михаила Федо¬
ровича, как «государь пошел в мыльню, во весь день и с вечера
и в ночи на дворце играли в сурны и в трубы и били по накрам».
Алексей Михайлович (Тишайший) отказался от этого обычая,
соблюдавшегося «на прежних государских радостях», и «накрам
и трубам быти не изволил, а велел государь в свои государские
столы, вместо труб и органов и всяких свадебных потех, петь
своим государевым певчим дьякам... строчные и демественные
большие стихи».
Мужскому пению на Руси всегда отводилась особая сакраль¬
ная роль, недаром волхвы и скоморохи, как в дальнейшем и хри¬
стианские священники, были мужчинами, что указывало на их
силу и возможности.
В.М. Щуров в книге «Мужская традиция в русском народ¬
ном пении» отметил: «Женщины, хранительницы очага, глубин¬
ных традиций семейственности, были главными исполнителями
обрядовых песен — календарных, свадебных, колыбельных, при¬
читаний... Самобытное же русское начало с наибольшей силой
и полнотой проступает именно в мужском песнетворчестве.
Преимущественно мужскими по стилю оказываются былины,
духовные стихи, баллады, скоморошины, небылицы, историче¬
ские, рекрутские, воинские и солдатские, молодецкие, тюрем¬
ные, артельные — трудовые, застольные, шуточные, городские
лирические, многие плясовые, частушки и прочие, в наши дни, к
сожалению, все более утрачивающие свое былое значение, свое
мужское наполнение и силу...»

134
В среде баянов, скоморохов и калик перехожих передавалось
из поколения в поколение сокровенное искусство духовного
пения. Таинство искусства заключалось в использовании спе¬
циальной техники звукоизвлечения при исполнении народных
песен. Производимый гармоничный, плавный и мощный звук
вызывал у слушателей изменение состояния сознания, создавал
внутренние условия для гармонизации человека.
Особенности русской песни выражаются прежде всего в ее
мелодии и ритме. Мелодия чрезвычайно своеобразна: при своих
контрастах, протяжности или крайнем оживлении, она отличается
не только плавностью и легким, свободным течением, но нередко
движется скачками. Особенностью ритма песни является чере¬
дование раздольности в основном стихе с более быстрым ритмом
(например — в припеве).
Песенный характер сказался и на инструментальной народ¬
ной музыке, которая в большинстве случаев либо сопровождала
пение, либо подражала ему, строилась по законам песенной
мелодики. Так, звучало «пение» весьма популярных на Руси с
древних времен пастушьих деревянных рожков, жалеек (дудочек
с пищиком), дудок.
Христианская культура, пришедшая на Русь из Византии, не
приняла инструментальной музыки, а использовала почти исклю¬
чительно вокальное пение (единственным музыкальным инстру¬
ментом, применявшимся в христианском церковном обряде, был
колокол). Церковь рассматривала все народные инструменты,
а в особенности инструменты струнные, как «сосуд диавола»,
«бесовские игры».
Официальная церковь и светская власть пытались обуздать
стихию народной музыки и песни, выразителем которой явля¬
лись скоморохи, направить ее в нужное установленное ими русло
или просто уничтожить инакомыслие, отсюда и жесткие запреты
на языческое мировоззрение под страхом сурового наказания
вплоть до «лишения живота», в том числе на носителей языче¬
ской стихиальной разгульности и знаний.
Гонения на народные музыкальные инструменты со стороны
Церкви и светской власти в середине XVII века принимают харак¬
тер массового уничтожения. Так, например, по свидетельству

	135
Адама Олеария, «около 1649 года все «гудебные сосуды» были
отобраны по домам в Москве, нагружены на пяти возах, свезены за
Москву-реку и там сожжены». Это было в Москве, а в провинцию
следовали строгие царские указы Алексея Михайловича вроде
следующего, посланного в том же 1649 г. приказчику Верхотур¬
ского уезда в Сибири: «А где объявятся домры и сурны, и гудки,
и гусли, и хари, и всякие гудебные бесовские сосуды, тебе б то всё
велеть выимать и, изломав те бесовские игры, велеть сжечь».
Скоморохи и мастера гудошного дела подлежали высылке
в Сибирь, на Урал и на Север. В 1768 г. уральский заводчик
П.А. Демидов послал историку Ф. Миллеру историческую песню
о царе Иване Грозном и сообщил, что «достал ее от сибирских
людей, поскольку туда всех разумных дураков посылают». «Раз¬
умные дураки» — среди них оказались и ссыльные скоморохи.
Проводя политику на запрещение скоморошества, власть
имущие в то же время держали при своих дворах небольшие
ансамбли музыкантов, в церквах же признавали пение голосами
без помощи музыкальных инструментов. Сохранились тради¬
ции духовного пения в виде хорового многоголосия с широким
применением «подголосков», т.е. отдельных голосов, свободно
варьирующих и обогащающих основную мелодию.
В дальнейшем традиции скоморошьего пения сблизились с
пением народным и церковным. До сих пор порывы «противоре¬
чивой русской души» отражаются в страдальческих, надрывных
и лихих народных песнях. В них являлись и бескрайние дали, и
склонность к лихому разгулу, к примеру, во время бунтов. И там
и сям раздольная стихия — границ не видно.
ОБРЯДОВЫЙ ПЛЯС
Вращается весь мир вкруг человека, —
Ужель один недвижим будет он?
А. С. Пушкин
Изначально человек стремился к движению. Недаром само
слово «жизнь» является однокоренным со словом «движение».
Наши предки часто пользовались приемом переворачивания

136 _
слова, и в слове «движение» мы можем увидеть перевернутое
слово «жив». Та сила, которая поддерживает жизнь, называется
«жива», а то место, в котором она обитает, называется «живот»,
и сама жизнь — это результат наличия «живы».
Движение — это одно из основных свойств всего мира, именно
в движении существует жизнь. Когда человек перестает дви¬
гаться, он умирает. Упорядоченное движение называется танец.
Народный танец выражает стиль и манеру исполнения каж¬
дого народа и неразрывно связан с музыкой, пением, играми и
с магией, в древней вере очень большое значение придавалось
пляскам, как одной из форм игрового поведения.
Когда-то человек научился управлять своим телом для того,
чтобы отображать своими движениями повадки животных. Осо¬
бенно подражание животным было развито у племен охотников,
которые с помощью подобных движений пытались магически
воздействовать на свою добычу.
Также пляски имитировали сельскохозяйственные работы и
рыбалку, символизировали смену времён года и круговорот веществ
в природе. С течением времени человек начал повторять и совер¬
шенствовать естественные движение, что и привело к созданию тан¬
цев. Более того, с помощью этих танцев люди не только передавали
определенную информацию, но и пытались особыми ритуализиро¬
ванными движениями воздействовать на окружающий мир.
Пение, музыку и пляски Афанасьев считает необходимым
элементом древних праздников и обрядов, а эротичность языче¬
ских танцев объясняет символикой плодородия.
Обрядовый смысл древних плясок воплощает суть мировоз¬
зрения славян, отражение естественных перемен Природы. При
желании в плясовых движения можно найти множество тай¬
ных знаний, соответствующих определенным эпохам. Так, ко
времени позднего неолита культ быка-Велеса преображается в
новый тотемический образ — в медведя. Танцы или поединок с
привлечением духа медведя являются элементом так называемой
аграрной магии. Смысл использования духа-охранника заклю¬
чался в том, чтобы оградить родовые поля от демонических сил,

— 137
способных, по поверьям, насылать неурожай либо голодных зве¬
рей, промышляющих молодыми всходами.
Колдун, скоморох или наиболее авторитетные жители данного
селения рядились в шкуру медведя и под музыку, гудение или
песню-заклинание выполняют обрядовый пляс-танец, вводя себя
в «особое состояние духа», и призывали дух медведя для сим¬
волической борьбы на поле, предназначенном для посева. После
победы над злыми духами злых зверей дух медведя-победителя
остается блуждать по полю, являясь его оберегом.
Поздним отражением языческих ритуалов являются как
народные песни и танцы, так и экстатические радения хлыстов и
скопцов, вещими же певцами у славян являются кощуны, баяны,
гусляры и скоморохи.
Скоморохи, появившиеся на Руси в большом количестве после
официального запрета язычества, были наиболее яркими про¬
должателями традиций плодотворящего веселья, плясок и песен:
«Стучат бубны и глас сопелей, и гудут струны, женам же и девам
плескание и плясание и главам их покивание, устам их непри¬
язнен клич и вопль, всескверныя песни, бесовская угодия... и
хребтом их вихляние и ногам их скакание и топтание...» В «Мире
русской деревни» А.А. Громыко пишет о том, что «общение кре¬
стьян разных селений начала XIX века носило характер веселья,
проходившего из двора в двор с пением и плясками. На встречах
рассказывались сказки, былички... Дом каждого отверст каж¬
дому приходящему, и стол накрыт во весь день».
Одной из древних особенностей славянского танца была кру¬
говая пляска: хоровод — на Руси; коло, корогод — в Украине,
Польше и Белоруссии, хормос — в Болгарии и в некоторых
южных славянских землях. Русский хоровод выражает идею
жизни в мировом круговращательном движении. Свадебные
танцы в древнейшем своём виде, сохранились отчасти до сих пор
в хороводе вокруг квашни, молодых или свадебного поезда. На
Украине на свадьбах и особенно в брачную ночь, когда молодые
находятся в опочивальне, дружок жениха с хмельными товари¬
щами и гудьбою (музыкой) ведёт шумный корогод вокруг хаты.

138
Водили хороводы во многих других случаях: в весенние и
летние праздники, в особенности накануне Купала с припевом
«ту-ту-ту», с притопыванием, стуком или хлопками, призываю¬
щими плодородные силы земли. Также водили хороводы вокруг
роженицы во время родов, во время гаданий, в конце лета, после
уборки урожая, во время Святок... На Коляду, Новый год, Веле¬
сов день и Комоедицу происходили пляски в обрядовых харях
зверей. Неистовые пляски в масках происходили одновременно
с надеванием вывернутых мехом наружу тулупов, что олицетво¬
ряло зимний коловрат, то есть «поворот на лето» после солнце¬
стояния с увеличением долготы светового дня.
Известна также обрядовая пляска со спущенными длинными
рукавами, которая имеет родовое значение и дошла до нас в
известной сказке о Царевне-Лягушке, где она, как и подобает
вещунье, оборачивается то змеей, то белой лебедью, то кукуш¬
кой, то Василисой Премудрой. Во время пира у царя Василиса
прячет в свои рукава косточки съеденных лебедей и выливает
в рукава часть налитого ей вина (напоминание о жертвопри¬
ношениях). Дошла очередь танцевать, она тотчас подхватила
Ивана-Царевича и пошла плясать всем на диво! Махнула правой
рукой — стали леса и воды; махнула левой — стали летать раз¬
ные птицы.
Нередко неистово пляшущие, отдав все силы обряду, падали
без чувств и их отпаивали водой с настоем вина, разных трав и
чесночного сока.
Для русской пляски исстари привычно ударное сопровожде¬
ние: бубен, трещотка, колотушка, ложки и разного рода хлопки
в ладоши, называемые летописцами «битием в долони» (ладони).
«Не поет, так свищет, не пляшет, так прихлопывает», — гово¬
рится в народной поговорке. Кроме хлопков в ладоши в русской
пляске существовали еще различные удары ладонями по корпусу,
бедру, голенищу сапога и т.д. В старину это называли «плеска¬
нием» и «хлопушками». Также плясали под притопывание, свист
или «под приказки» (частушки), водили «девичьи» хороводы под

— 139
распевные песни... Позднее
хороводы стали сопровождать
звуки гармошки и балалайки.
Д.К. Зеленин рассказывает о
своеобразном севернорусском
ЦЛШЛБРА^иТИКА: НДЯУЛЛ ЛЮЛ ВОДЪЖД- Р^нЬД ТСАГ
СЬП1 Н0ШК1 •' БИЛЙ‘П1фГТР/бУ	кошки- ьоьочу;
т/&хьлку.хьдт Б«к ППР1САКУ а потмГшоте;
If РАЮ yHtffOHOTf • АНД ПРСИР/ЖДА MnSKJNASAfJ
БАОМ1 Б?АИКА-еЖ6А1БЫКнё'РЬ1М EUAJ: TOfclHUi
Рг&штн ф £П£( 1БА ( ТЛ 'IТО Ml HA^SK fc/Jbaij
МАВЛАЫМ ЛАФОРГА нб 1ГРАС" Л\0А 1ГРАС1Д. ЛЮ
сг77» к . ГА*»"Г7» t	»	С i-г. л
танце «бить шемелу», который
«состоял в том, что мужчина
садился на пол, а затем, опер¬
шись руками, быстро кувыр¬
кался, попеременно ударяясь
при этом об пол верхней и
нижней частью спины». Можно
предположить, что эти сложные
в исполнении танцы с элемен- 		иц|
тами акробатики были привне- Веселый пляс под волынку. Лубок
сены в мужскую пляску именно
скоморохами. Недаром существовала поговорка «Всяк спляшет,
но не как скоморох».
Для исполнения сложных плясовых движений требовались
сноровка и умение владеть своим телом. Эта сложность мужских
плясок являлась необходимым условием в самосовершенствова¬
нии и развитии ловкости для бойцов. Во время праздника Перуна
необходимым условием перед началом ритуального поединка
было ломание — танец, который позволял настраивать бойца на
борьбу и разогревал все мышцы.
Пение и пляски были непременной принадлежностью любого
славянского праздника, заводилами которого являлись скомо¬
рохи — «люди веселые». Недаром древнейший образ, в котором
являются у нас скоморохи, — пляшущие, одетые в особое скомо¬
рошье платье и творящие представление-праздник поодиночке
или целыми толпами-товариществами.
Скоморошить, то есть петь, плясать, балагурить, разыгрывать
сценки, мог всякий человек, склонный к веселью, но профессио¬
нально делали это скоморохи, а позднее — другие потешники и
плясуны, подражающие им.

140 _
ИГРА, РЯЖЕНИЕ, ТЕАТР
Не играла ворона, вверх летучи, а на низ летучи,
играть некогда.
Ребенок играет куклой, кошка — мышью, а всяк —
любимою мечтой.
Русские пословицы
При словах «народное игрище» мы вспоминаем скоморо¬
хов, которых и называли игрецами, потешниками и лицедеями.
Игрища, на которых выступали древнерусские скоморохи, нахо¬
дились в родстве с языческим богослужением, а они были спод¬
вижниками Великой игры под названием Жизнь, в которой уча¬
ствовали и люди, и боги.
Во времена язычества игрища были частью богослужений,
и участие в них принимали все члены рода, впоследствии все
жители села или группы поселений и города. Отсюда и рожде¬
ние традиции ходить на праздничные игрища всем от мала до
велика.
Играть, по определению В. Даля, означает: «шутить, тешиться,
веселиться, забавляться, проводить время потехой, извлекать
музыкальные звуки, представлять что-то, изображать на театре,
мелькать, шевелиться туда-сюда».
Молодым народам в эпоху формирования, как и детям, суж¬
дено играть самой природой, что нашло своё отражение во мно¬
жестве русских пословиц и поговорок: «Старый спать, а моло¬
дой — играть», «Молод с игрушками, а стар с подушками»,
«Детям не порча игрушки». При этом «игрушки да смешки,
шутки да потешки» являются не только важным, но главным
занятием детей, в отличии от взрослых, для которых «потехе —
час, а делу — время».
Игра, составленная по определенной схеме, закрепленная мно¬
говековой традицией, зачастую символически повторяет жизнь
многих поколений в особые значимые моменты. С помощью игры
усваивались нормы и правила поведения в обществе, представле¬
ния о добре и зле, мудрости и глупости, трусости и храбрости,
честности и справедливости, в играх развивались чувства това¬

	141
рищества, взаимопомощи, уважения к себе, к сопернику, к этому
миру. Осмысление детства как времени игры, а игры как средства
подготовки к будущей жизни было одним из положений русской
народной педагогики.
В русском языке XVIII—XIX вв. слово «играть» примени¬
тельно к ребенку было идентично словам «жить», «дружить», а
значит — «совместно жить». В какой-то степени это сохраняется
и в языке современных людей.
Состояние ребенка есть постоянное пребывание в игре.
Именно игра создает мир, сопоставимый в русской традиции с
Мороком, где бывальщина и небывальщина соседствовали и сли¬
вались, являясь признаками как этого, так и «иного» мира.
Вся культура традиционного общества зарождалась именно в
игровой форме. Все традиционные обряды происходят в форме
игры до сих пор. Культуролог Й. Хейзинга в своей книге «Чело¬
век играющий» называет игру «свободной деятельностью, кото¬
рая осознаётся как «не взаправду» и вне повседневной жизни,
однако она может целиком овладевать играющими».
Для взрослых игра позволяет уподобиться детям, но это не
означает стать неразумными. Вести себя естественно и разу¬
мно — это значит наилучшим образом и спокойно удовлетворять
или переводить во что-то другое все возникающие у человека
желания, так, чтобы ни одно не осталось задавленным и не управ¬
ляло им из подсознания с помощью неуправляемой страсти.
Главнейшая задача игр — сохранение и укрепление целостно¬
сти человека, избавление его от наносного, вредного. Скоморохи,
как жрецы плодородящего смеха, считали, что жизнь надо про¬
жить играючи, чтобы успеть иссушить как можно больше чувств,
привязывающих нас к страстям этого мира. Существовали цели-
тельские игры, которые позволяли «иссушить охоту», то есть
пережить в игровой форме несбывшиеся мечты и желания. Для
того, чтобы вино потеряло крепость, его надо не запечатывать,
а позволить выдохнуться — это и есть основной принцип иссу¬
шения. Для обезвреживания страстей и желаний, превышающих
уровень естественной силы и потребностей, и служит игра.

142 _
В «Стоглаве» записано о купальском обычае: «Мужчины и
женщины ходили ночью по домам и улицам, забавлялись бес¬
стыдными играми, пели сатанинские песни и плясали под гусли.
По прошествии ночи с великим криком все отправлялись в рощи
и омывались в реке, как бешеные».
«Жизнь надо прожить играючи, чтобы успеть иссушить как
можно больше «клея», привязывающего нас к проблемам этого
мира. Исчерпание этого заряда и определяет универсальность
игры для всего, что имеет душу, вклеенную в тело, даже если это
лишь животная душа, Жива. Средневековые христианские про¬
поведники обвиняли русский народ в том, что он «лжею и игрою
бога вменяющее». Но это не так, русские не подменяли игрою и
сказкой Бога, они были в Боге с их помощью», — такую точку
зрения отстаивает А. Андреев в книге «Игра и игрицы».
Народные забавы — это иссушение желаний с помощью игр
и потех. Игры позволяют примерить на себя желаемую личину,
поразмыслить, а нужна ли человеку данная форма поведения.
Русский язык не случайно понятие «игра» сближает с забавой,
потехой и охотой. Слово «Забава» означало в древнерусском языке
еще и магию. «Забавати» — заклинать, заколдовывать. Забавники,
потешники, игрецы, веселые, как звали на Руси скоморохов, как
наследники древнего жречества, всегда были склонны к кудесам,
отсюда и такая неуживчивость с ними властей церковных.
Известный знаток старинной церковной литературы В. Жма-
кин так пишет о роли скоморохов в праздничных народных игри¬
щах: «Народ очень любил смотреть на позорища скоморохов и
стекался к ним во множестве... Народ тек к скоморохам аки кры¬
лата», и во «мнозе собирался там, куда звал его гусльми и плясци
и песньми и свирельми».
Русский историк Н.И. Костомаров в своем труде «О жизни,
быте и нравах русского народа» писал, что скоморохи вызывали
живейший интерес у зрителей, которые и сами принимали уча¬
стие в плясках и игрищах.
В «Слове святого Нифонта» 1220 г. описаны подобные игрища,
которые происходили на городской площади около церкви:

— 143
«.. .идут двенадцать русальцев во главе с унылым и дряхлым стар¬
цем, скачя с сопельми и с ним идяше множество народа, послу-
шающе его; иные же плясаху и пояху, влекомы в след сопельника.
Бе одержим великою печалью о таковей погибели... и моляшеся
остати всем игр бесовъскых, — наипаче же свое имение дают бесу
лукавому, иже суть русалия иние же скоморохом».
Запретительная грамота 1648 г. прямо указывает на «пагуб¬
ное», с ее точки зрения, влияние скоморохов: «И от тех сата¬
нинских учеников в православных крестьянах учинилось многое
неистовство».
Праздничные обрядовые игрища могут быть представлены
самыми разнообразными русскими народными играми, силовыми
состязаниями или поединками, которые обычно приурочиваются
к определенным праздникам. Обязательно водят хороводы и
прыгают через костер, поют народные и обрядовые песни, парни
и взрослые на многие праздники «яряться», устраивают «кулаш-
ный бой» или «ходят стенка на стенку».
М. Шатунов в книге «Русское боевое искусство» отметил:
«Вдумайтесь, русские привыкли жить играючи. Кулачный бой был
игрой, борьба—игрой, даже обряд был игрой; да чего там — обряд
богам служили играя! Поэтому для того, чтобы прославить бога,
достаточно было на праздники устроить игрища с противостояни¬
ями и самоборством. В будние дни себя тоже готовили игрой. Она
для русских стала способом жизни, они получали от нее удоволь¬
ствие и радость, ощущая свою жизнь в гармонии с миром людей и
богов. Духовное развитие и боевое умение сочетались у русского
народа как ни у какого другого именно благодаря игре».
Даже потешные и невинные игры могут нести великий смысл
и значение. Рассмотрим значение такой общеизвестной не только
на Руси игры, как жмурки.
Жмурки — игра, в которой один с завязанными глазами ловит
других. Интересно широкое распространение этой игры практи¬
чески у всех народов: немцев это Blindekuh («слепая корова»),
у итальянцев — a mosca cieca («слепая муха»), у испанцев — 1а
gallina ciega («слепая курица») и т.д.

Игра в жмурки. Гравюра XIX в.
Подтверждением языческой древности этой игры является
упоминание церковного Сборника 1754 г.; здесь жмурки осуж¬
даются в ряду характерных «языческих забав»: «аще жмурками
играют или под дверию и окном слушают... или гром слыша валя¬
ются, или жаворонка, или на ростынях слушают».
За игровым обиходом жмурок очевидно просматривается
языческий сюжет: слепой ищет зрячего, мертвый ищет живого.
Умереть — значит потерять зрение: «Закрыть глазки да лечь
на салазки», «Померк свет в очах». Недаром слова «жмурук»,
«жмурик», «жмур» обозначают покойника. По распростра¬
ненному у восточных славян поверью, если сразу не закрыть
глаза покойному, смерть через открытые глаза выберет новую
жертву.
Показательно, что слово «жмурки» этимологически связано с
такими словами, как «морок», «морочить», что означает закол¬
довать.
Смерть — оборотная сторона жизни, с ней можно до поры до
времени бороться силой, смехом, мудростью, ее можно перехи¬
трить и обмануть.
В народной культуре вышучивание темы смерти ярко проявля¬
ется в игровых похоронах в период Святок и Масленицы. Смерть

	145
и похороны традиционных в данном случае героев (Костромы,
Коструба, Деда, Бабы и др.) разыгрываются по скоморошьим тра¬
дициям таким образом, чтобы вызвать смех у участников потеш¬
ных похорон.
Церковь обвиняла потешников в том, что они «игрою бога
вменяющее». Но это не так, скоморохи не заменяли потехой
Бога, они позволяли быть в своем Боге с помощью игры. Для
того, чтобы прославить Бога, нужно было на праздники устро¬
ить игрища с песнями, плясами и противоборством. Будние дни
также разнообразили игрой, которая для скоморохов станови¬
лась способом жизни. Люди получали от игры удовольствие
и радость, ощущая свою жизнь в гармонии с миром людей и
богов.
В жизни каждый играет нужную роль, но не следует полностью
отождествлять себя с этой ролью. Задача скомороха — зажечь в
других людях огонь игры, но при этом сам скоморох, как настоя¬
щий профессионал, должен быть вне страсти. Ведь «не то игра,
что взаправду пошла».
Когда-то наши предки, как и многие другие народы, знали,
что эта жизнь — не единственная, она лишь одно из многих
воплощений или рождений. Речение «жизнь — игра» означает,
что не надо подходить к этой жизни слишком серьезно, лишая
себя многих удовольствий. Это лишь одна игра из огромной
серии наших рождений.
РЯЖЕНИЕ И МАСКОБЛУДСТВО
Несмотря на многочисленные запреты, скоморохи постоянно
организовывали всевозможные игрища и празднества, облачаясь
при этом в косматые шкуры, чаще всего козы и медведя (оба этих
животных, по мифологической традиции, служили символом
плодородия и защиты от злых сил).
Скоморохи рядились, закрывали лицо личиной, «харей»,
«рожей» или просто участвовали в игре с раскрашенными
мукой и сажей лицами, с приклеенной мочальной бородой.

146 _
В таком виде они творили «бесовские игры», «бесовские дивы»
(то есть зрелища — от глагола «дивиться», «смотреть»), сопро¬
вождавшиеся «празднословием и смехотворением и кощуна-
нием».
С одной стороны, человек, прикрываясь маской, прятался от
нечистой силы, но зачастую его маска имела образ самой нечи¬
стой силы и человек как бы имитировал и пародировал эту нечи¬
стую силу, убирая у людей страхи перед ней. Цель этого оборот-
ничества заключалась и в том, чтобы через сказку, миф и легенду
раскрывать смысл бытия, жизни и смерти, свободы и бессмер¬
тия.
Ряжение обычно обязывало к игровому поведению преимуще¬
ственно комического содержания, сопровождавшемуся выход¬
ками, выходящими за рамки обыденной жизни и приличия. Всем
своим житейским поведением скоморохи противопоставляли
себя общепринятому укладу жизни «доброго христианина».
В.И. Чичеров писал: «Изменение внешности участников игр
ставило их вне сложившихся в новое время норм поведения.
Ряженые в ряде случаев оказывались хранителями архаиче¬
ских элементов новогодних обрядов, пережиточных форм поведе¬
ния, исключающего обычные в повседневном быту понятия «допу¬
стимого» и «неприличного». Таким образом, в обряде устойчиво
задерживалось то, что закономерно исчезало в меняющейся и
осложняемой жизни... Этим объясняется одобряющая реакция
со стороны присутствующих на игрищах в отношении таких
поступков и выходок, которые в другое время неизменно вызы¬
вали возмущение и порицание».
Сама идея превращения в иной образ считалась кощунствен¬
ной для Церкви, поскольку человек есть творение Божие и всякое
произвольное изменение собственного обличья расценивалось
как вмешательство в божественное творение. «Не пустота ли и
не безумие ли, — возмущался в VI в. Максим Турский, — когда
созданные Богом люди превращают себя то в скотов, то в диких
зверей, то в какие-либо чудовища».

— 147
Постепенно в народе сложилось особое отношение ко всякого
рода маскараду, переряживанию, как соотносящемуся с иным
миром, чему присваивался «черный», т.е. колдовской, смысл.
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ТЕАТРА
Говоря о связи театра с традицией святочного оборотни-
чества и ряженья, можно обратиться к словам И.Е. Забелина:
«Этот сезон народного ряженья давал законное право присоеди¬
нять к его увеселениям и новые театральные зрелища... Во мне¬
нии народа новый театр являлся как бы потомком театра скомо¬
рохов, тем более что по содержанию, по характеру иных своих
пьес, вроде, например, Гаера, он сохранял родственные черты с
представлениями скоморохов».
Праславянские и славянские народы, населявшие юг Русской
равнины, особенно Причерноморский край, несомненно имели
культурные связи с греческими колониями и поэтому были зна¬
комы с греческим, эллинистическим и византийским театром.
Далее на развитие придворного театрального искусства оказы¬
вала влияние и Западная Европа.
На Руси были известны театры трех родов: придворный, цер¬
ковный, народный. Придворный часто ориентировался на евро¬
пейский театр, но старейшим и самым популярным «театром»
были игрища народных лицедеев — скоморохов.
Элементы будущего народного театра отчетливо проступали
в праздничных игрищах, обрядах и играх народа еще во времена
язычества, а представления скоморохов несли на себе печать
древнеславянской мифологии.
«Древнерусские праздничные игрища явились плодотвор¬
нейшей почвой для возникновения театрализованных представ¬
лений. Здесь создавались условия, благодаря которым позднее
преимущественное развитие получили части игрищ, перерос¬
шие в драматические игры. Игры эти, в свою очередь, непо¬
средственно предшествовали спектаклям народного театра», —
утверждал А.А. Белкин в книге «Русские скоморохи».

148
«Как у всех других народов, — писал П.О. Морозов, — у нас,
на Руси первых признаков появления драматического элемента в
словесности следует искать в культовом обряде и сопровождаю¬
щих его песнях, и вместе с тем — в играх, в которых мимиче¬
ский инстинкт, всякому человеку присущий, находит выражение
в действии... В особенности следует это сказать о святочном
переряживании и скоморошестве, проявлявшихся повсюду в
Европе, и притом с очень древнего времени, почти в одних и
тех же формах».
Святочные игрища занимают промежуточное положение
между собственно игрищами и народной драмой и сопровожда¬
лись импровизированными смешными выдумками и словесными
«выкрутасами».
В книге «Игра и игрецы» А. Андреев замечает: «Для скомо¬
рохов «соврать» значило не обмануть, а сказку сказать!.. Рас¬
сказ настоящего сказителя воспринимается сразу в образах,
словно разворачивающаяся в твоем мозгу серия живых картин,
своего рода объемное психическое кино, где ты к тому же и
участник. Во время такого разговора постоянно присутствует
ощущение, что сказитель всего на миг обгоняет тебя, выска¬
зывая то, что ты хотел бы сказать сам. Сказители разматывали
самокат мышления сразу в двух головах — своей и собесед¬
ника... Сказанное сказителем становится не просто общим, это
общее переживание».
Одним из путей формирования народных драм было перерас¬
тание святочных игрищ в позорища (представления), что видно
на примере образования святочной комедии о козе. Поначалу
вошедшие в избу коза и медведь (позже заменяемый дедом) про¬
сто плясали под песню, в которой выражалось пожелание обиль¬
ного урожая. Позднее текст песни приобрел смысл заговора:
Где коза рогам,
Там сено стогам
Где коза хвостом,
Там жита кустом.

	149
Одно из святочных игрищ символически воспроизводило
земледельческий миф о смерти и воскресении: коза бодалась,
шутила и плясала, пока не падала якобы мертвой, но затем бла¬
годаря вмешательству одного из присутствующих (скомороха)
оживала и плясала вновь.
Медвежья потеха обычно начиналась с того, что вожак выво¬
дил медведя и барабаном или бубном собирал вокруг себя зри¬
телей: «Ну-тка, Мишенька Иваныч, родом знатный боярыч,
покажи нам, чему тебя хозяин обучал и каких людей ты на
свете примечал!» После этого медведь под балагурство и шутки
своего поводыря показывал различные сценки. В медвежьей
потехе обычно пародируются персонажи «богачей»: помещик
и помещица, поп и попадья, чиновник, доктор, цыган, богатые
крестьяне и т.д.
Самой распространенной формой театрализованных высту¬
плений с элементами юмора и сатиры с XVII в., кроме потех с
медведем и козой, были жанровые сценки с участием Петрушки.
Кукольная комедия о Петрушке (его звали иначе Ванька-
Рататуй) рассказывала о похождениях ловкого весельчака —
естественного продолжения образа традиционного скомороха.
Представления сопровождались звуками духовых и ударных
инструментов. Даже использование специального пищика
(маленькая пластинка, прижимаемая к нёбу во время речи
куклы, создающая неповторимые тембр и лад голоса кукло¬
вода) указывает на скоморохов, гораздых до всякого рода при¬
думок.
Кукольное представление «Петрушка» в описании Олеария
объединено с медвежьей потехой организационно, т.е. медвежий
поводчик и кукольник являются членами одной бродячей скомо¬
рошьей ватаги, где уже сложились определенные формы и виды
представлений.
Эти представления-игрища имели подчас своеобразные «про¬
логи», в которых «люди вежливые» спрашивали у хозяев разре¬
шения войти в дом и играть «игру», подобно тому как это затем
будет практиковаться при представлении народных драм.

150 _
Сосуществование мирского и церковного искусств приводило
к тому, что игрища воспринимали черты некоторых христиан¬
ских обрядов, а христианское богослужение перенимало извест¬
ные черты игрищ. Так, церковное «Пещное действо» постепенно
сливалось со святочными игрищами. По свидетельству Флетчера
(XVI в.), халдеи в течение двенадцати дней на Святках бегали
по городу переодетые в шутовское платье и делали «смешные
шутки».
В 1571 году скоморохи были взяты в придворный штат, чтобы
обслуживать зрелища в специальном Потешном чулане. Через
полгода после воцарения Михаила Романова, в 1613 г., Потеш¬
ный чулан был заменен Потешной палатой. Это было первое
театральное помещение в России. Причем придворные представ¬
ления имели преимущественно музыкальное и цирковое направ¬
ления. Кроме музыкального сопровождения пиров, известно, что
в 1634 г. тешил царя ношением бревен зубами некий Петр Иван-
городец, а в 1637—1638 гг. его тешили метальники (то есть пры¬
гуны) Макар и Иван Андреевы...
После запрещения скоморохов (1648—1649) Алексей Михай¬
лович заводит у себя труппы иноземных (обычно немецких)
потешников. А.С. Фаминцын в монографии «Скоморохи на Руси»
пишет: «Иноземный элемент в этих потехах очевидно получил
преобладание, утвердившись окончательно при царе Алексее
Михайловиче, который с самого начала своего царствования
строго преследовал скоморошество... но впоследствии широко
раскрыл двери своего дворца немецким и составленным по ино¬
земным образцам русским комедиям».
ЯРМАРКИ И БАЛАГАНЫ
В XVIII в. с развитием промышленности и ростом городов
оживилась торговля внутри страны и увеличилось количество
всевозможных ярмарок. Для проведения праздников и для ярма¬
рок в городах возводились увеселительные городки с качелями
и горками, строились временные театры по типу современных

— 151
кочующих цирков — балаганы, которые, пожалуй, являли собой
самое яркое явление русского национального городского фоль¬
клора, ведущее свою родословную от скоморохов.
Балаганы становятся центром и душой увеселительных город¬
ков, на подмостках которых разыгрывались коротенькие интер¬
медии, называемые «игрищами», рассказывались и показывались
радостные, с налетом простонародного грубоватого юмора басни,
сказки, прибаутки... Там же присутствовал непременный бала¬
ганный дед-зазывала — «карусельный дед» — олицетворение
бывалого скомороха. Сами представления длились от 15 минут
до 1 часа и повторялись в течение дня от пяти до пятнадцати раз,
собирая в ярмарочный день неплохие сборы.
Об их представлениях Некрасов в своей поэме «Кому на Руси
жить хорошо» писал:
Комедия не мудрая,
Однако и не глупая,
Хожалому квартальному
Не в бровь, а прямо в глаз.
Праздничные гуляния и ярмарки сохранялись в памяти людей
как яркое событие.
По свидетельству сына владельца балаганов А.В. Лейферта,
гуляние представляло собой «гигантский чудовищный хаос
звуков, создающийся тем, что одновременно пищит шарманка,
ревет труба, стучат бубны, поет флейта, гудит барабан, говор,
возгласы... песня».
В начале XX века великий Мейерхольд призывал к выходу
театра на площади, к возрождению балагана: «Театр маски
всегда был балаганом и идея актерского искусства, основанная
на боготворении маски, жеста и движения неразрывно связана с
идеей балагана... Занятые реформированием современного теа¬
тра мечтают о проведении на сцену принципов балагана... Бала¬
ган вечен. Его герои не умирают. Они только меняют лики и при¬
нимают новую форму».

152 _
ЭПОС О СКОМОРОШЬИХ ЧУДЕСАХ
Высока ли высота поднебесная,
Глубока глубота окиян-моря,
Широко раздолье по всей земли...
Былина о Суровце-суздалъце
Высока ли высота потолочная,
Глубока глубота подпольная,
А и широко раздолье — перед
печью шесток,
Чистое поле — по подлавечью,
А и синее море — в лохани вода...
Скоморошина
Подлинным духовным памятником Древней Руси было устное
народное творчество во всем многообразии: песни, пословицы и
поговорки, сказки и былины, которые ведут свое начало из язы¬
ческой старины. Многое из всего этого богатства не сохранилось
потому, что записывать его стали очень поздно: первый сборник
былин издали лишь в XVIII в., но многое сохранилось благодаря
изустной передаче...
Кощуны и баюны, певшие на древних тризнах, были родо¬
начальниками русской эпической традиции. Их традиции под¬
держали и развили скоморохи, которые являлись профессио¬
нальными народными музыкантами — «музыками», играв¬
шими существенную роль в жизни Киевской, Новгородской,
Владимиро-Суздальской и Московской Руси.
Русский эпос вобрал в себя мотивы и образы, сложившиеся
еще в праславянскую и даже дославянскую (общеиндоевропей¬
скую) эпохи, то есть за много столетий до того времени, когда
эпос этот действительно стал формироваться.
БЫЛИНЫ-СТАРИНЫ
Основное содержание былин вырабатывалось преимуще¬
ственно в продолжение X, XI и XII вв., когда еще в полную силу
существовала языческая обрядность.. Автор Начальной летописи

— 153
признавал, что люди его эпохи — только словом нарицающиеся
христиане, а на деле — «поганьски живуще», т.е. язычники.
Старины держались в памяти у древнерусских хранителей
традиций, известных под именем баянов, гусляров, скоморохов.
Недаром в самих былинах они выводятся такими музыкантами и
исполнителями былин, «от волшебной игры которых все князи и
бояре те, и все эти русские богатыри, все же за столом призаду¬
мались, все же призаслухались».
И.Д. Беляев заявлял, что скоморохи являются соавторами
многих былин: «Можно утверждать, что часть фольклорных про¬
изведений, дошедших до наших дней, сочинены скоморохами.
Скоморошьи произведения отличает находчивое удальство, весе¬
лье и ловкость».
Из героев былин к дохристианскому циклу принадлежат Свято-
гор, Микита Селянинович, Вольга... Порой языческое влияние чув¬
ствуется и в былинах более позднего происхождения (встреча Ильи
Муромца со Святогором). Святогор несравненно превосходит Илью
Муромца по силе и духу. О нападении Муромца Святогор говорит:
«Как русские мухи-то кусаются», то есть олицетворял он собой
давнюю мощь языческого индоевропейского единения. Целый ряд
сравнений убеждает нас в том, насколько Илья Муромец меньше
и слабее: и удары его легендарной палицы для Святогора что мухи
укус, и сам-то Илья со своим конем богатырским умещается в кар¬
мане (мешке) у Святогора. Напомним, что еще сильнее Святогора,
но одной из былин, оказался крестьянин Микулушка Селянинович,
который с собой в сумочке тяги земные носил.
В былинах упоминаются гусли-звончаты и гудки, игрой на
которых занимаются не только гости богатые, вроде Садко, но
и богатыри, как Добрыня Никитич, Чурила Пленкович, Соловей
Будимирович, Ставр Годинович, Василий Буслаев и др.
Особенно ярко традиции скоморохов сказались в Новгород¬
ском цикле, состоящем преимущественно из былин о Садко и
Ваське Буслаеве.
З.И. Власова в книге «Скоморохи и фольклор» писала: «В нов¬
городских текстах особенно отчетливы черты скоморошьих пере¬

154 _
делок. Условия жизни богатого торгового города благоприятство¬
вали притоку в него скоморохов и развитию их искусства. Густота
скоморошьих поселений в Новгороде и вокруг была чрезвычайно
велика... В новгородских посадах и слободах были целые улицы,
населенные скоморохами... Именно в Новгороде уцелели былины
самих скоморохов о новгородских скоморохах («Гость Терен-
тище»), занесенные позднее на север, принадлежавший в значи¬
тельной части Новгороду... В двух былинах они (скоморохи)
предстают «главной движущей силой в развертывании фабулы»:
это уникальная былина «Вавило и скоморохи» и редкая, с анек¬
дотическим сюжетом «Гость Терентище». В последней старине
сохранилась идеализированная самохарактеристика скоморохов
и название конкретных мест самого Новгорода. После разгрома
его, учиненного Иваном IV Грозным, город опустел, большое
число жителей было убито, часть выслана, кое-кто успел убежать и
скрыться. Из писцовых книг видно, что немногие оставшиеся ско¬
морохи, обнищав в разоренном городе, разбрелись или умерли».
В старине «Гость Терентище» в обращении к скоморохам ува¬
жительно говорится:
Ой вы, гой ecu, скоморохи,
Скоморохи, люди вежливые,
Люди вежливые — очесливые!
Вы много по земле ходоки,
Вы много всем скорбям знатоки,
Вы скорби ухажива[и] те,
А недуги уговарива[и] те...
В землях новгородских долго еще крепились языческие корни
Руси. Именно богатырь Василий Буслаев частенько пародирует
Илью Муромца в его подвигах. Это отношение характерно для
скоморохов, которые глумились над всем, что навязывалось офи¬
циальной моралью.
Б.Н. Путилов в монографии «Фольклор и народная культура»
писал:

— 155
«Пародийное начало заложено в былинах о новгородце Васи¬
лии Буслаеве. Образ этот поражает своей парадоксальностью:
в густом слое богатырских красок, наложенных на него, непро¬
сто отделить подлинные от мнимых, непросто понять, когда он
«истинный» богатырь, а когда — антибогатырь, богатырь «навы¬
ворот»... Былины о Василии демонстрируют отрицание кано¬
нов киевского былинного мира, предлагая иной эпический мир.
Противопоставление идет, в частности, через подключение паро¬
дийного начала. Оно не всегда открывается прямо. Так, детство
Василия описывается в духе былинной традиции, с оглядкой на
былины о Вольге и Добрыне. Подобно второму, Василий — сын
«честной вдовы» — рано обнаруживает недюжинную силу и испы¬
тывает ее на своих сверстниках. Подобно Вольгу, он проявляет
склонность к учению. Но в то время как для Добрыни ребяческое
озорство сменяется серьезными богатырскими подвигами, а для
Вольга учение — это путь к овладению опытом вождя и волшеб¬
ника, Василий свою «науку» употребляет на антибогатырские
дела и до конца жизни остается озорником».
СКОМОРОШИНЫ
Многие произведения юмористического или сатирического
свойства в русском фольклоре исследователи объединяют под
общим названием «скоморошины», в качестве основных типов
которых можно назвать эпические скоморошины («былины-
скоморошины», «скоморошьи сказки») и плясовые скоморо¬
шины. К ним же относятся небылицы, прибаутки и частушки,
которые использовались как плясовые песни.
А.Д. Григорьев, описывая собранные им в 1899—1901 гг.
на Русском Севере фольклорные материалы, писал: «Название
«скоморошина» распространено на Русском Севере по отноше¬
нию ко всевозможным шуточным произведениям от действи¬
тельно былин-скоморошин до детских потешек... Большая часть
скоморошьих старин отличается не только своим шутливым
содержанием, но и складом и быстрым, веселым напевом; мень¬

156 _
шая же часть их... при шутливом содержании по складу и напеву
сходна со серьезными старинами, но эта противоположность
между содержанием старины и ее внешностью вместе с тоном
напева также приводит слушателей в веселое настроение». Он
же указывает, что М.П. Пашкова из деревни Почезерье читала
насмешливые краткие скоморошины скороговоркой, в то время
как былины пела.
Григорьев А.Д. составил список скоморошьих былин, в
который включил 12 сюжетов: 1) «Терентий муж;»; 2) «Ловля
филина»; 3) «Кострюк»; 4) «Усища грабят богатого крестья¬
нина»; 5) «Вдова и три дочери»; 6) пародия «Илья Муравец и
Идолищо» (в контаминации с небылицей); 7) «Дурень-валень»;
8) «Проделки Васьки Шишка»; 9) «Старина о льдине и бое жен¬
щин»; 10) «Добрыня и Маринка» («в некоторых варьянтах»);
11) небылица; 12) «Вавило и скоморохи».
К скоморошинам также можно отнести: «Повесть о Ерше
Ершовиче», «Калязинская челобитная», «Духовная Елистрата
Шибаева», «Служба кабаку», «Праздник кабацких ярыжек»,
«Повесть о Фоме и Ереме», «Сказание о роскошном житии и
веселии», «Повесть о куре и лисице» и пр.
Большинство текстов значительной части сюжетов скоморо-
шин находится в источниках XVIII—XIX вв. (сборник Кирши
Данилова, рукописные песенники XVIII и XIX вв., сборники
Киреевского, Рыбникова, Шейна и т.д.). Кирша Данилов, по сви¬
детельствам современников, отличался скоморошьим характе¬
ром и, возможно, относился к скоморошьему корню.
Плясовые скоморошины были очень популярны у казаков —
хранителей древних воинских традиций. Они исполняются под
пляску и часто включаются в драки-поединки и в свадьбу. К этим
песням-плясам относятся относятся: «Во кузнице», «Уж вы,
сени мои, сени», «Затопила кума хату», «Не будите молоду» и
др. Мелодика этих скоморошин восходит в большинстве случаев
к гармошечным наигрышам.
Вплоть до середины XX в. частушка, вобравшая в себя осо¬
бенности скоморошин, была, пожалуй, самым распространенным

— 157
видом народного песенного творчества. Свое отношение к дей¬
ствительности народ выражал именно в этих незатейливых, но
искренних припевках. Необходимо учесть и то, что сам строй
частушек создан для смеха и энергичного действия. Это ернича¬
нье, насмешка, задорная пляска, драка...
Необходимо сказать, что большая часть сакрального знания у
скоморохов подавалась часто под видом непристойностей, мата
и фантастического баснословия, поскольку предназначались для
«пронятая» народа.
По свидетельству Н. Костомарова, песни скоморошеские
«были большею частью содержания, оскорбляющего стыдли¬
вость, их танцы были непристойны; наконец, их позоры также
имели предметом большею частью что-нибудь соблазнительное
и тривиальное».
На феномен похабной частушки обратил внимание П. Флорен¬
ский, который отметил, что несмотря на свою похабность, которая
является следствием использования просторечий и мата, они не
развратные! В конечном счете они всего лишь призывают к повы¬
шению плодовитости (плодородия) через естественную близость.
Ф.М. Достоевский в «Дневнике писателя» также утверждает:
«Народ наш не развратен, а очень целомудренный, несмотря
на то, что это бесспорно самый сквернословный народ в целом
мире, — и об этой противоположности, право, стоит хоть
немножко подумать».
Через театрально-обрядовое декларирование частушек и дру¬
гих скоморошин происходит снятие агрессивности и полового
томления плоти, что уравновешивает дух и плоть, к чему стре¬
мится естество человека.
ВОЛШЕБНЫЕ СКАЗКИ
Русские волшебные сказки несут в себе важную информацию
о древнейших инициациях, культовых обрядах. В форме сказок
сохранились отрывки древнего жреческого знания еще до уста¬
новления на Руси христианства.

158 _
Мир волшебной сказки — мир многобожия, т.е. язычества.
Человек соприкасается в них с древними властителями природ¬
ных и потусторонних сил: Солнце, Месяц, Ветер, Мороз, водя¬
ной, морской царь, леший, колдун, ведьма...
Когда-то люди думали, что каждое племя, род происходят от
какого-то предка-животного. Такой предок называется тотемом,
а верования — тотемизмом. Можно думать, что сказочные Мед¬
ведь, Волк, Орел, Сокол, Ворон Воронович — воспоминание о
тех временах, когда люди верили в тотемы.
В народе долгое время поддерживается вера в сакральный
характер сказочного повествования, хотя на протяжении веков
происходил процесс искажения и забывания исходного смысла
древних мифов и историй. Эта вера поддерживалась сказителями-
баянами и скоморохами в виде «баянья басен».
Многое из веселого ерничества вошло в русские волшебные
сказки: прибаутки, присказки — коротенькие шуточные зачины,
часто стихотворные: «Было это дело на море, на окияне. На
острове Баяне стоит древо-золотые маковки. По этому древу
ходит кот Баюн. Вверх идёт — песню поет, а вниз идет — сказки
сказывает».
Обилие «небывалыцин-неслыхалыцин», сказочных пародий,
волшебных сказок о тридесятых царствах также связано с репер¬
туаром скоморохов, вероятно, по далекой традиции, полученной
в дальних странствиях по странам заморским вместе с каликами
перехожими.
Небылица в лицах, небывальщина,
Небывальщина да неслыхалыцина.
В России были известны Сказки о Веселых (одно из названий
скоморохов в народе) в записи Д.К. Зеленина, Н.Е. Ончукова,
В.П. Бирюкова, С.В. Максимова, О.Э. Озаровской, Д.Н. Садов-
никова...
«Сказка ложь, да в ней намек, добрым молодцам — урок».
Это традиционное окончание должно напоминать нам о том, что

	159
в сказке всегда есть «намек», понять который зачастую может
только человек, которому были даны ключи к древним знаниям.
Все скоморошины (эпические, сказочные и плясовые) про¬
никнуты духом волшебства и свободы, столь характерным для
«людей дороги». Напомним о некоторых из них, связанных с вол¬
шебством (колдовством), а значит — с языческим прошлым.
ДОБРЫНЯ НИКИТИЧ - СКОМОРОХ
В былинах богатыри перевоплощаются в скоморохов, явля¬
ются на пир к Владимиру и здесь показывают свое искусство.
В былине «Неудавшаяся женитьба Алеши Поповича» действие
разворачивается следующим образом: во время отсутствия
Добрыни Никитича, находящегося на военной службе, после
сообщения о его мнимой смерти крестный брат, Алеша Попович,
хочет жениться на жене Добрыни.
Добрыня Никитич узнает о свадьбе своей жены магическим
способом: чаще всего от своего коня.
Возвратившись домой в день свадьбы, Добрыня переодевается
скоморохом и идет на пир к князю Владимиру, где он остается
неузнанным, и ему указывают место на печке. Добрыня играет на
гуслях, передает жене в чаре с вином свое обручальное кольцо, и
та узнает мужа, после чего обман раскрывается и восстанавлива¬
ется истинный брак.
Это подчеркивает принадлежность скомороха к народным
силам, гораздо более могущественным, чем князь и его гости.
Сидение скомороха на печи воспринимается на мифологическом
уровне как создание связи между мирами (по народным пред¬
ставлениям, покойники в дни поминовения усопших приходят в
дом именно через печь).
Обрядовое значение печного столба было связано предположи¬
тельно с тем, что в древнерусском жилище он являлся централь¬
ной опорой, поддерживавшей крышу дома, его ритуальный центр.
Появление Добрыни на пиру в облике скомороха и располо¬
жение его именно на печи или печном столбе может рассматри¬

160
ваться как обрядовое действие. Скомороший образ героя дает
возможность усматривать в нем некоторые черты древнеславян¬
ского бога-предка.
Сел-mo Добрыня да на печной на столб,
Заиграл-mo Добрынюшка в свой рожок.
В некоторых вариантах былины все участники свадебного
пира под игру Добрыни начинают плясать:
Как ecu оны затът тут росскакалисе,
Как ecu оны затым ведь росплясалисе,
А скачут, пляшут ecu промежу собой.
Такое поведение уподобляется древнейшему ритуалу «клика-
нья», когда слова песни-заклинания выкрикивались или пелись
всей общиной под руководством старшины или кудесника-
волхва-волочебника, позднейшего скомороха или знахаря.
Добрыня вводит в свои песни скоморошины, т.е. остроумные
изречения, напевы и поговорки: «Где это видано, еще где же слы¬
хано, от жива мужа замуж идти?»
Заиграл он в гуселышка яровчаты.
Вси на пиру оглянулися,
Вси на пиру ужахнулисе.
Скочит князь на резвы ноги,
Сам говорит таково слово:
Ай скоморошина удалая!
Опустисъ-ко со печки муравленой,
А и давно еких гуслей да нонь не видывали,
А после Добрынюшки гуслей таких не слыхивали...
После этого Добрыня появляется в своем истинном богатыр¬
ском обличье, воссоединяется с женой, а Алеша Попович посрам¬
ленным уходит с пира-братчины. Добрыня Никитич здесь — ско¬

	161
морох, носитель древней справедливости, явившийся отстаивать
свои права.
ВАВИЛО И СКОМОРОХИ
Известна былина «Вавило и скоморохи», сюжет которой в
том, что скоморохи зовут с собой скоморошить пахаря Вавилу и
сажают его на царство. Получается, что они, скоморохи, люди не
простые, их искусство может творить чудеса, они могут переи¬
грать царя Собаку и возвести на престол своего человека.
В позднем фольклоре наиболее популярен сюжет «Вавило
Московский», известный в литературе по обработке Н.С. Лескова
«Скоморох Памфалон».
Вначеле скоморохи Кузьма с Демьяном предлагают чаду
Вавиле присоединиться к ним, стать скоморохом, на что он отве¬
чает:
Я ветъ песён петь да не умею,
Я в гудок играть да не горазён.
Тогда ему предлагают просто поиграть вместе с ними.
Заиграл Вавило во гудочек
И во звончатой переладец,
А Кузьма с Демьяном помогают.
У того человека у Вавила
Был в руках кнутик-понужальце.
А стало из него гудальце.
Еще были в руках у него вожжи —
А превратились в шелковые струны.
Тут видит сын вдовы Вавило,
Видит: люди тут не простые,
Не простые это люди — святые.
Согласился с ними скоморошить...
6	- 2998

162 _
Далее пошли скоморохи с Вавилой делать чудеса, да от пло¬
хих людей землю освобождать, а когда встретились с неправед¬
ным царем Собакой (злой правитель, также волшебно играющий
на свирели), то разорили того и с царства согнали.
А идут скоморохи по дороги,
А идут на инишъшоё цярьсво.
Заиграл да тут да царь Собака,
Заиграл Собака во гудоцик
А во звеньцятой во переладец, —
Ишша стала вода да прыбывати:
Игиила хоце водой их потопити.
—	Заиграй, Вавило, во гудоцик
А во звоньцятой в переладець;
А Кузьма з Демьяном прыпособит. —
Заиграл Вавило во гудоцик
И во звоньцятой во переладець,
А Кузьма з Демьяном припособил:
И пошли быки-me тут стадами,
А стадами тут да табунами,
Ишша стали ваду да упивати;
Ишша стала вода да убывати.
—	Заиграй, Вавило, во гудоцик
А во звоньцятой во переладець;
А Кузьма з Демьяном припособит. —
Заиграл Вавило во гудоцик,
А во звоньцятой во переладець,
А Кузьма з Демьяном прыпособил:
Загорелось инишьшое цярьсво
И сгорело с краю и до краю,
Посадили тут Вавилушка на цярьсво.
Он привез веть тут да свою матерь.
Из полного текста скоморошины видно, что не всегда бла¬
гополучно складываются у скоморохов отношения с правите¬

— 163
лями, поэтому на плохое отношение они отвечают плохим вол¬
шебством, на хорошее — хорошим. Причем особенно хорошо
складываются отношения с молодыми парнями и девчатами, не
испорченными еще страхами и невзгодами.
ПОВЕСТЬ О НЕКОЕМ КУПЦЕ-ЛИХОИМЦЕ
Музыка, по славянским представлениям, связывала играю¬
щего на музыкальном инструменте человека с иным миром, что
наглядно проявилось в этом рассказе.
«Бысть в неком граде мужь велий лихоимец, сребро свое
роздаваше в лихву. Имеяшу же жену и два сына. Посем умре, и
погребоша его. Егда же погребоша в землю гроб его, и бысть про¬
паст велия, даже до ада, и гроб его не видяшеся к тому. И пла-
кашася жена его много, печаловаху же о нем и сыны его зело...
недоумевахуся, что сотворити, како бы изведати, что се сотво-
рися над гробом его.
И прииде к ним некий свирелник, и глаголаше к ним: «Что
стоите и размышляете? О чем печалитесь? Повеждь ми!» Они
же рекоша: «Недоумевахом о плачемся по родители своем, яко
погребохом его, и бысть пропасть велия. Чесо ради? И где душа
его?» Он же глагола им: «Что ми дадите? Аз иду тамо и проведаю
о	нем, где есть.» Он же повеле им сделать люлечку и в ню его
положити, и на веревках спустити в пропасть ону.
Они же по глаголу его сотвориша тако, и спустиша его туды в
пропасть ону великую.
Он же прииде до гроба того, и виде вся бесовская лица, и ужа-
сеся. Вопроси же их «Что есть сий гроб, чий?» Беси же рекоша:
«Сего купца лихоимца». Рече же он им: «А где душа его?» Они
же показаша и душю его в л юте пламени жгому. Вопроси же их:
«Возможно ли сию душу изяти отсюду или ни?» Они же рекоша:
«Возможно есть, аще жена его и дети его останутся в одних сра-
чицах, имение же его разделят на помяновение все, церквам и
нищим, то выручат его отсюду».

164 _
ЕРШ ЕРШОВИЧ
Весьма известна «Повесть о Ерше Ершовиче», существующая
во многих вариантах с учетом местных особенностей.
Сюжет о Ерше возник в русле древних скоморошьих традиций
ёрничания и глума. Сказка напоминает об известном Приказе об
изничтожении скоморохов: «А учнут скоморохи играти, и яз тех
велел имати... и ставить перед собою, перед великим князем» (из
грамоты 1522 г. великого князя Василия). Поэтому и говорит
Ерш: «Я готов перед суд стать, ответ дать», «И поставили сельдь
перед судьями».
В основе повествования использована небылица о говорящих
рыбах. Каждый образ в сказке и весь текст в целом имеет, по
мнению В.А. Бахтиной, «характер ясно выраженного иносказа¬
ния, близкого к аллегорическому». Ерш — постоянный скита¬
лец, странник, то ли сынишка боярский, то ли крестьянин, а ско¬
рее — скоморох.
Ерш неоднократно подчеркивает свою известность во всех
слоях народа: «Человек я доброй, знают меня на Москве князи и
бояря и дети боярские, и головы стрелецкие, и дьяки и подьячие,
и гости торговые, и земские люди, и весь мир во многих людях и
городех, и едят меня в ухе с перцемь и шавфраномь и с уксусомь,
и во всяких узорочиях, а поставляють меня перед собою чесно на
блюдах, и многие люди с похмеля мною оправдиваютца...»
Подчеркиваются бродячий характер жизни, изворотливость и
находчивость Ерша.
Ерш, лихой человек, пришел с Волги из Ветлужского поме¬
стья, «с женою своею и с детишками своими, приволокся в зим¬
нюю пору», грязный, черный, напросился переночевать одну ночь,
назвался крестьянином. Ему поверили и пустили, а он «обжился
в наших вотчинах в Ростовском озере... расплодился с племенем
своим, а нас... перебили и переграбили, из вотчины вон выбили, и
озером завладели...»
После целого ряда свидетельств того, как Ерш надурил-
охмурил всякую сильную рыбу «...судии приговорили Лещу с

_165
товарищем правую грамоту дать. И выдали Лещу с товарищи
Ерша щетину головою.
Беда от бед, а Ерш не ушел от Леща и повернулса к Лещу
хвостом, а сам почал говорить: «Коли вам меня выдали головою,
и ты меня, Лещ с товарищем, проглоти с хвоста».
И Лещь, видя Ершево лукавство, подумал Ерша с головы
проглотить, ино костоват добре, а с хвоста уставил щетины, что
лютые рогатины или стрелы, нельзя никак проглотить. И оне
Ерша отпустили на волю, а Ростовским озером попрежнему стали
владеть, а Ершу жить у них во крестиянех...
И судной дьяк писал вину Ершову подьячей, а печатал гра¬
моту дьяк Рак Глазунов, печатал левою клешнею, а печать подпи¬
сал Стерлеть с носом, а подьячей у записки в печатной полате —
Севрюга Кубенская, а тюремный сторож — Жук Дудин».
Лещ мог бы проглотить Ерша с головы, но с хвоста у того
«щетины, как лютые рогатины или стрелы, никак нельзя прогло¬
тить». Пришлось отпустить Ерша на волю.
Скомороший характер повести о Ерше подтверждает и допол¬
нявшая ее прибаутка о его ловле и приготовлении из него ухи.
Как и песня-игра о разделе бычка, эта прибаутка напоминает об
обрядовых трапезах-братчинах, в которых участвовали скомо¬
рохи, как хранители древних традиций.
«Ерш не унывает, а на бога уповает: «Есть же, — говорит, —
у меня в том свидетели и московские крепости, письменные гра¬
моты: налим-рыба на пожаре был, головешки носил, и понынче
он черен»... По ершовым-то молитвам бог дал дождь да слякоть.
Ерш из петли-то да и выскочил; пошел он в Кубенское озеро, из
Кубенского озера в Трос-реку, из Трос-реки в Кам-реку. В Кам-
реке идут щука да осетр. «Куда вас черт понес?» — говорит им
Ерш. Услыхали рыбаки ершов голос тонкий и начали ерша ловить.
Изловили Ерша, ершишко-кропачишко, ершишко-пагубнишко!
Пришел Бродька — бросил ерша в лодку, пришел Петрушка —
бросил ерша в плетушку: «Наварим, — говорит, — ухи, да и ску¬
шаем». Тут и смерть Ершова!»

166 _
ЗНАЧЕНИЕ И НАСЛЕДИЕ
На то и скоморох, чтобы Бог не дремал.
У каждого скомороха свои погудки.
Русские поговорки
После середины XVII в., на фоне запретов деятельности ско¬
морохов, бродячие ватаги постепенно сходят со сцены, классиче¬
ский скоморох-потешник становится «отжившей» фигурой, хотя
традиции скоморошества продолжали жить в народе еще очень
долго, живы они и сейчас.
Запрещение профессии не привело к немедленному исчезно¬
вению скоморошьей сути. Бывшие скоморохи в массовом порядке
стали переходить в ряды торговцев-разносчиков, а также пере¬
квалифицироваться в другие специальности (музыканты, скази¬
тели, зазывалы, бродячие ремесленники, разбойнички...), часть их
примкнула к старообрядчеству (лишь бы подальше от власти).
Артели скоморохов перекочевали в глушь российских губер¬
ний, растворились в местном населении. Много скоморохов осело
в северных Новгородских землях, на Урале, во Владимирской
губернии. Именно во Владимирской губернии на основе поселив¬
шихся там скоморохов развивались офени, живущие дорогой, но
промышляющие уже не увеселениями, а торговлей.
Многие традиции перешли к промысловым артелям нищих,
бурлаков, швецов, плотников, пастухов, коновалов и других
перехожих групп, к которым примыкали скоморохи, когда закан¬
чивалась «эпоха великой скоморошьей игры».
В деревнях праздничные обряды стали исполняться самими
жителями, а в городах по мере распространения народных гуля¬
ний появились новые народные артисты, например, из отставных
солдат, кузнецов, ремесленников и других представителей «бро¬
дячего племени». Недаром столько сказок и скоморошин связано
с находчивыми солдатами, побеждающих через насмешку любых
врагов.
Творчество скоморохов было необходимым промежуточным
звеном между фольклором и профессиональным искусством.

_167
Именно скоморошьи умения в большой степени явились для Рос¬
сии началом того, что станет народными культурными жанрами.
З.И. Власова в книге «Скоморохи и фольклор» замечает, что
их искусство, «само бывшее песней народа, веселой, жизнелю¬
бивой, вольной и прекрасной, обогатило поэтическим многоцве¬
тьем, мелодическим богатством, разнообразием художественных
приемов народное поэтическое слово».
Скоморох-певец, исполнитель народной поэзии, уступил
место представителям светской придворной поэзии. Сочинение
скоморошин и пересказ мифов перешло в литературу. Отголоски
языческих воззрений и правда жизни сочным, доступным языком
звучали в притчах и сказаниях, вызывая раздражение правите¬
лей и духовенства. Исследователи былин приписывают скомо¬
рохам значительную долю участия в сложении былин и относят
к их творчеству скоморошины — потешные скоморошьи исто¬
рии, которые дошли до наших дней, являясь яркими образцами
народного шутовства и сатиры.
Скоморох-гудец (гусельник, волынщик) превратился в балала¬
ечника и гармониста, без которых не обходится ни одно народное
гулянье. Скоморошья игра на музыкальных инструментах перешла
в эстрадную музыку. Один из первых отечественных исследовате¬
лей эстрады, который занимает в шоу-бизнесе одно из центральных
мест, Е.М. Кузнецов, задаваясь вопросом: «Где и когда, в каких
исторических обстоятельствах русской действительности, и на
какой почве впервые определились зачатки эстрадных жанров?» —
отвечает: — «Их корни лежат в народном творчестве, их зачатки
выросли на почве фольклора, на почве скоморошьих игр и глумов».
Скоморох-плясун оставил следы своего искусства в народных
плясках, в танцах и балете.
Скоморох-насмешник превратился в конечном счете в
артиста-юмориста, но изначальные воспоминания о нем уцелели
в форме святочных и свадебных потех и шуток. Шутовство пере¬
шло в юмор и сатиру.
Скомороший приклад на свадьбе передается к людям весе¬
лым и общительным, таким как дружки, следящие за соблюде¬

168 _
нием обрядности, а также защищающих от порчи и колдовства
на свадьбе.
Дрессировка зверей перешла в современный цирк. Куколь¬
ники и поводыри медведей встречались и в XX в., взяв от преж¬
них скоморохов роль «вожака».
Представления с участием скоморохов или подражающих им
по-прежнему разыгрывались во время народных праздников. Эти
традиции получили развитие при проведении ярмарок, при воз¬
никновении придворного и публичного театров, особенно при
исполнении комедийных ролей. Именно от скоморошества ведет
свою родословную балаган, а от него — современные формы
фольклора, цирк, эстрада, кукольный театр.
В XVII в. развивается письменная драматургия. Рождается
профессиональный придворный театр, а позже и публичный
городской театр.
Потребность в праздничном мироощущении, хранителями
которого выступал скоморох, осталась в свадебной обрядовости,
лубке, волшебной сказке, глуме, кабацкой песне, в скоморошинах
и петрушечном театре и веселых прибаутках торговцев-офеней.
Надолго остался в народном искусстве образ скомороха —
в русских народных картинках (так называемый лубок), в декора¬
тивной скульптуре, в игрушке. На лубке и на игрушках скоморохи
восседают то на корове, то на свинье, то на козле в масках с длин¬
ными носами, с балалайками, гармошками, бубнами и трубами.
Необходимо упомянуть и то, что многие артельные тради¬
ции скоморохов, так же как и их тайный язык (очень похожие на
язык и обычаи ватаг разбойников того времени) легли в основу
сообщества офеней-торговцев, а далее попали в язык, структуру
и мировоззрение преступного сообщества. Подробнее об этом —
в следующем разделе книги, посвященном офеням.
Почему же столь устойчиво оказалось языческое мировоз¬
зрение, проводниками которого явились скоморохи, несмотря на
гонения и запреты со стороны властей и духовенства?
Скоморошество существовало в тесном союзе с комплек¬
сом народных верований, обрядов и традиций развлечений и

	169
долго оставалось необходимой составляющей народной русской
культуры.
Вспомним, что Русь испокон была землей земледельческой, и
языческая история ее, насчитывающая тысячелетия, была тесно
связана с культом плодородия, олицетворением которого и явля¬
лись скоморохи, организующие веселье и разгул после тягостных
периодов земной жизни: холода, голода и труда. Во время ран¬
него Средневековья для простого народа тяготы остались, поэ¬
тому веселье являлось необходимым элементом жизни, несмотря
на христианские запреты.
Праздничное веселье, закрепленное в традициях, и самоирония
позволяли и позволяют снять внутреннее напряжение в обществе,
сохранить исторический оптимизм и продвигаться вперед, невзи¬
рая на все препоны. Скоморохи были нужны людям, как нужны им
были их история, сказки, былины, песни, пляски, музыка и смех.
Скоморошьи традиции являются ключом к народному сердцу,
именно они затрагивают и будят струны народного детства —
времени становления этноса (самая динамичная и яркая пора),
они являются отражением национального самосознания.
А.А. Белкин писал: «Изучение всех доступных сегодня свиде¬
тельств о скоморохах убеждает в своеобразии и значительности
их судьбы и искусства. Скоморошество надолго стало бродиль¬
ным началом в русской национальной культуре, сохранив особый
дух свободолюбия, мятежности, раскованности творчества, воз¬
никающего в гуще народного гулянья».
При рассмотрении явления скоморошества необходимо также
учитывать и исторические периоды существования скомороше¬
ства. Так, скоморохи в родовом обществе содействовали родо¬
вому и племенному сплочению, а при феодализме все больше
приобретали свойства актеров и народных увеселителей, иногда
чрезмерно назойливых.
Скоморохи вместе со всем народом прошли многовековой
путь развития восточнославянских племен еще до объединения
их в союзы, а затем в древнерусское государство и через Москов¬
скую Русь в Российскую империю.

170 _
Войны, в условиях которых развивалось российское государ¬
ство, нанесли огромный урон материальной культуре. В огне войн
уничтожались памятники литературы, архитектуры, живописи,
прикладного искусства... То, что сохранилось из наследия, во
многом было спасено благодаря традиции обрядового действия
и устной передачи. Огромную роль в этом сыграли баяны, скази¬
тели и скоморохи.
С укреплением основ христианской религии среди массы
народа скоморошество стало носителем нежелательного поведе¬
ния не только в глазах церкви, но и всего общества. А.С. Фамин-
цын пишет о чувстве опаски и пренебрежения со стороны народа
к скоморохам и их атрибутике.
Несмотря ни на что, до сих пор живы древнейшие традиции
скоморохов, восходящие к языческим временам, в проведении
праздников (особенно — празднование Масленицы, хороводы
вокруг елки на Новый год, гадание на Святки), ярмарок, различ¬
ных торжеств (свадебные и поминальные обряды), в выступле¬
ниях певцов и юмористов.
Пожалуй, ни одно, даже современное, русское празднество не
обходится без задорных заводил-ведущих — ряженых и скомо¬
рохов.
Скоморошество на Руси вошло в историю русского мировоз¬
зрения и культуры, оно оказало весьма ощутимое влияние на
само мироощущение русского народа, позволяя ему шутить над
собственными многочисленными горестями и бедами, которыми
богата история России.
Только учитывая эту жизнеутверждающую роль скоморо¬
хов в истории русского народа, а также их значение в развитии
духовной культуры, можно понять силу их жизнеспособности.
Посему и можно говорить: «Не быть на Руси без скоморо¬
шины».

Часть 3. ОФЕНИ
ОФЕНИ - ХОДЕБЩИКИ И КОРОБЕЙНИКИ
Неприглядная дорога,
Да любимая навек,
По которой ездил много
Всякий русский человек.
Сергей Есенин
Бытие есть движение.
Плутарх
Кто такие офени, и какое отношение они имеют к скоморо¬
шеству и к знаменитой «фене» — тайному языку воровского
сообщества?
Коробейники, ходебщики или офени — так называли на Руси
людей, которые, торгуя разными мелкими товарами, ежегодно со
своими подвижными лавочками-коробами отправлялись во все
концы России, «до самых до окраин».
«Афеня, ходебщик, кантюжник, картинщик, коробейник —
мелочный торгаш вразнос или вразвозку по городам, деревням и
особенно ярмаркам с книгами, картинами, галантерейным, крас¬
ным товаром (панским) и прочими товарами», — такое определе¬
ние офеней мы находим в энциклопедическом словаре Брокгауза
и Эфрона.

172 _
Офени — это целый слой в русской культуре и в русской
истории, о котором мы знаем весьма мало, хотя они во времена
расцвета в XIX в. были весьма распространены и востребованы,
имели свой (тайный) язык, яркую культуру и определенные риту¬
алы, зачастую имеющие древнее (языческое) происхождение.
ПРОИСХОЖДЕНИЕ ОФЕНЕЙ
Судя по сообщениям Геродота, нынешняя Волынь и Подолия,
заселенные скифами-земледельцами, ведущими совершенно иной
образ жизни по сравнению с подлинными скифами-кочевниками,
должны были быть, по мнению JI. Нидерле, славянскими террито¬
риями: «Я не колеблясь утверждаю, что среди упомянутых Геро¬
дотом северных соседей скифов не только невры, но и скифы,
именуемые пахарями и земледельцами... были несомненно сла¬
вянами». Уже тогда была налажена взаимовыгодная торговля, в
которой участвовали представители всех сторон.
В давние времена люди обменивались в основном продук¬
тами питания, предметами быта и оружием. Например, греки с
юга привозили предметы роскоши (одежды, ювелирные изделия),
книги и деньги (монеты) и меняли все это на хлеб и меха, волж¬
ские булгары с востока привозили в русскую землю свой хлеб и
выменивали его на меха... Торговля позволяла людям выжить:
так, в летописи читаем, что, когда в 1024 г. был страшный голод
в Суздальской земле, «все люди идоша по Волзе в Болгары и при-
везоша жито и тако ожиша».
Особые отношения сложились с греками (римлянами, визан¬
тийцами) во времена римского императора Траяна, когда Римская
империя максимально расширяется и налаживает устойчивые
контакты с праславянскими племенами сколотов-скифов, кото¬
рые становятся союзниками римлян, торгуют с ними и постав¬
ляют в Империю продовольствие. Эти «времена Траяновы» вспо¬
минают затем на Руси как безмятежные, благословенные.
С византийцами русские общались как в самой Византии, так
и по северному побережью Черного моря, в Болгарии, по Дунаю.
В III—VII вв. славяне продвигались далеко на юг, запад и северо-

— 173
запад Европы, при этом налаживались и торговые связи. Торговля
русских купцов с мусульманскими странами через Каспийское
море происходила в сороковых годах IX столетия.
В большинстве случаев товары доставляли иноземные купцы,
отечественные же торговали с ними «на нашем берегу» и далее
доставляли необходимое «по долам и весям» Руси. Поэтому и
была такая необходимость в мелкооптовом бродячем торговце.
Северо-восточный край Суздальской земли, позднее соста¬
вившей Шуйский, Ковровский и Вязниковский уезды Владимир¬
ской губернии, стал главным гнездом офеньства.
В XV столетии в связи с разграблением крестоносцами Кон¬
стантинополя и последующим нашествием турок-сельджуков
было большое переселение греков-византийцев и евреев на Русь.
Племянница последнего императора Византии Зоя (Софья)
Палеолог вышла замуж за Великого русского князя. Так Россия
стала третьим Римом, православной правопреемницей Византии
и Великой Римской империи.
Исследования показывают, что не менее 20 % исходных слов
офенского словаря — действительно новогреческого происхо¬
ждения.
В дальнейшем в связи с крайне неспокойной обстановкой в
Причерноморье и в Прикаспии (нашествия многочисленных
кочевых племен) остатки торгового сообщества и многие дру¬
гие переселились на Русь. Великий князь московский Иван III
поселил их по разным местам Руси: в Шую, Палех, Холуй, Суз¬
даль... Сразу развить торговое дело новые поданные не смогли,
поскольку южное направление было временно закрыто, а северо-
запад контролировали купцы Великого Новгорода.
Среди перселенцев было множество талантливых людей:
ремесленников, богомазов, книгочеев. Постепенно они забывали
свой язык, свою культуру, становились русскими. Изучая офе¬
ней, исследователь П.А. Бессонов находил в офенском много
греческих слов и относил их к древним временам торговли на
Сурожском (Азовском) и Черном морях.
Участвовали в порождении «торгового люда» и евреи с Хазар¬
ского, то есть с Каспийского моря через Волгу, недаром в офень-
ском языке встречается немало еврейских слов. Через торговлю

174 _
знались наши люди со многими странами. Отсюда и такое сме¬
шение слов: русских, греческих, иудейских, польских, цыган¬
ских...
Некоторые исследователи считали также, что в VII в. на Руси
проживал афенский народ, исчезнувший почти бесследно, оста¬
вивший о себе память лишь в русском изустном эпосе, но это из
области недоказуемого, хотя и существовал такой народ — брод-
ники, который затем исчез, дав начало казачьему корню. Офени
говорили, что когда-то они назывались масыками, а «мясыки-де
был народ, кочевавший по Волге, от которого они будто и заим¬
ствовали свое название и язык свой».
Исследователь офенского языка И.А. Трофимовский утверж¬
дает: «Мазыки от слова мазать (рисовать), так они называют бого¬
мазов, которые рисуют иконы, а затем их продают (села Мстера
и Холуй Вязниковского уезда Владимирской губернии)». Во
всяком случае сами офени, по многочисленным свидетельствам,
относили себя к масыкам задолго до распространения среди них
иконописного мастерства.
В.И. Даль обратил внимание на то, что в офенском языке есть
слово «офест» — крест и «офениться» — креститься, и сделал
вывод, что офеня — это просто крещеный человек, христианин.
Профессор В.И. Григорович выводит слово «афень» из языка
исчезнувших татов, что значит — оставленный, отшедший.
Итак, «офеня» — торговец, пытающийся продать свой товар
любым путем и подороже, использующий при этом древнюю ско¬
морошью традицию шутовства, тайный и краткий язык, забираю¬
щийся в самые отдаленные уголки Всея Руси и далее, имеющий
связи с торговцами из иных стран...
СВЯЗЬ СО СКОМОРОХАМИ
По мере укрепления христианства на Руси гонения на скомо¬
рохов и прочих вольнодумствующих возрастали. И, наконец, в
царствование Алексея Михайловича дважды, в 1648 и 1657 гг.,
выходят царские указы о запрещении скоморошества, а при¬

— 175
мерно с 1700 г. встречаются первые исторические упоминания
об офенях-ходебщиках и их особом языке.
Еще в XV—XVIII вв. территория современной Владимирской,
Тверской, Псковской, Новгородской, Тульской областей выделя¬
лась среди прочих развитой скоморошьей культурой, там с XVI в.
появляются многочисленные селения оседлых скоморохов.
После разгрома скоморохов в 1648 г. Алексеем Тишайшим
запылали костры с горевшими в них гуслями, домрами, гуд¬
ками, лирами, лютнями и тарнобоями (предшественниками бала¬
лайки), игруны, медведчики и сопельники были нещадно сечены
батогами (а за повторный отлов — гонимы на каторгу)... Скомо¬
рошья вольница бежала на Волгу — в относительно спокойные
и малодостижимые по тем временам для царской власти места.
Хранители сокровенных знаний и глумцы-кощунники скрылись
с поверхности социальной жизни, сделавшись невидимыми для
глаз государя и церкви.
Ко времени правления Петра Первого институт скоморо¬
шества исчезает как явление культуры, а носители традиции
внешне растворяются в других социальных слоях. Бывшие ско¬
морохи в массовом порядке стали переходить в ряды торговцев-
разносчиков, а также переквалифицироваться в другие специаль¬
ности (музыканты, сказатели, зазывалы, бродячие ремесленники,
разбойнички...).
Приблизительно в 1700 г., прежде всего в Ковровском уезде
Владимирской губернии, расцвела известная нам офенская тор¬
говля и на русских дорогах появились офени — бродячие тор¬
говцы книгами и иконами, которые переняли от странствующих
скоморохов, купцов и ремесленников уклад жизни и умения, а
от торговцев книгами и старцев-паломников — книжную прему¬
дрость и красноречие.
Свияжская писцовая книга середины XVI в. упоминает гусель¬
ника, имевшего два дома, рожечник Ортемка в 1585 г. имел «во
Пскове за Великой рекою баню каменную, оброку гривна»; Иван
домерщик в 1621 г. в Нижнем Новгороде владел «поварней мыль¬
ной»...

176 _
В.И. Петухов обращает внимание на то, что среди городских
скоморохов были, по данным писцовых книг, и такие, кто жил
более или менее зажиточно. Некоторые скоморохи даже занима¬
лись торговлей. «Так, в городе Можайске в 1595 г. два струн¬
ника имели: один полок в Солодяном ряду, другой в Большом
ряду скамью; целую лавку имел струнник в г. Коломне (1578 г.)
в Большом щетинном ряду, лицом к Солодяному; 2 домрачея,
1	струнник и 2 веселых в 1583 г. в Новгороде имели лавки; лав¬
кой же в сапожном ряду владел в 1585 г. и псковский посадский
человек Суббота веселый, а Васька сопелник в Вязьме в 1627 г.
имел житницу, оброку десять ден»... В писцовых книгах встре¬
чаются упоминания о зажиточных скоморохах, занимавшихся и
другими промыслами.
Офени, пришедшие и переселенные сюда еще ранее скоморо¬
хов, предпочли поселиться именно в этих местах, расположен¬
ных не близко, но и не далеко от Москвы — во Владимирщине,
в Среднем Приволжье и на северо-востоке междуречья Оки и
Волги.
Можно предположить, что внутри офенского мира была более
узкая группа людей, называвшая себя мазыками — хранители
древних знаний, были и обзетильники-обманщики, от офенского
слова «обзятить» — обмануть, то есть ловкие торговцы и мошен¬
ники.
Мазыки или музыки как раз и вели свой род от тех скоморохов-
музыков (музыкантов). Само слово «мазык» означает масыг — то
есть мае я — «я сам».
О связи скоморохов и офеней красочно повествует книга
А.	Андреева «Игра и игрецы»: «Мазыки, музыки — это офень-
ские аристократы. Офени мечтали считаться мазыками, сами
себя только мазыками называли непонимающему человеку.
Мазыки — это скоморохи. Три века, еще перед Петром мы
пришли в Шую, целая артель, а потом расселились по дерев¬
ням, частично Шуйским, частично Ковровским, немного в Суз¬
дальской стороне... Слились с офенями. Вот тогда и началось
настоящее офеньство! У офень и у музыков были свои языки, но

— 177
назывались они по-другому. Офеньский язык назывался маяк, а
мазыкский — свет или огонь. Офени, как увидели, что у скомо¬
рохов свой тайный свет, так и начали кропать свой маяк, чтобы
их другие не понимали. Обмишуривать легче. Свет был нужен
совсем для другого — чтобы своего узнать... И приветствие
у мазыков было: «По свету ходишь? По Свету со Светом»...
А идет этот тайный знак Руси еще из глубокой древности, из тех
времен, когда ходили по дальним путям-дорожкам и скоморохи,
и калики, и ходоки... Мазыки спрятали это в офенстве, — про¬
должал он. — Так что можно сказать, что мазыки — это храни¬
тели... настоящего скоморошества».
Недаром древние волховские и скоморошьи традиции дольше
всех держались в землях новгородских, их подпитывала свобо¬
долюбивая новгородская знать. Поэтому и ушли многие скомо¬
рохи в разночинную мелкую торговлю, благо опыта бродяжьей
жизни у них было предостаточно, а связями с людьми торговыми
они дорожили и знали, «что к чему, почем и почему». К тому же
нравоучения христианства с его порицанием корысти и призы¬
вами к аскетизму были чужды людям торговым, у них была своя
мораль, которой вполне соответствовало языческое мировоззре¬
ние («богатый — от Бога», «всё имеет свою стоимость», «око за
око» и пр.). Поэтому покрывали и привечали у себя купцы без¬
божников и «голь перекатную», которые за это справляли особые
обряды, потешали и славили доброхотов, а заодно и снабжали
информацией, столь необходимой для торгового человека. Впро¬
чем, богатые купцы, умудренные жизнью, одновременно умудря¬
лись слыть людьми набожными и жертвовать изрядные средства
Церкви «во спасении души», страхуя не только свое настоящее и
капитал, но и «будущую загробную жизнь».
Связь скоморохов и торговцев нашла отражение в фольклоре.
Скоморохом, музыкантом-профессионалом, был герой новгород¬
ских былин певец-гусляр Садко, ставший «торговым гостем». Из
эпоса обратим особое внимание на сказку-былину про Садко —
торгового гостя и профессионального музыканта в одном лице.
Напомним содержание былины.

178 _
Славился игрой на гуслях торговый гость Садко из Новгорода,
что на берегах Волхова. Много историй рассказывали о нем в
народе... Во время одного путешествия попал Садко к водяному
царю. Попросил подводный владыка новгородского гостя, чтоб
сыграл бы он на гуслях звончатых.
Заиграл Садко плясовую, пустился царь в пляс со своею свитой
да так расплясался, что в синем море вода всколебалася, с песком
морским перемешалася: стали корабли разбиваться, тонуть...
Чтобы утихомирить плясуна водяного и спасти корабли от
гибели, пришлось Садко оборвать струночки у гуслей любимых.
Оборвал гусляр струночки и сказал морскому царю:
У меня струночки во гуселъках выдернулись,
А шпенички во яровчатых повыломалисъ,
А струночек запасных не случилося,
А шпенечек не пригодилося...
Так и утихло морюшко.
Торговый гость Садко жил и на самом деле. И даже церковь в
Новгороде построена Сатко Сатнычем. Но помнят его более как
Садко-гусляра (скомороха).
Наиболее «продвинутые» офени, как и их предшественники —
скоморохи, не ограничивались одной торговлей, они занимались
и лечением, и магией, в том числе любовной, могли и грамотный
совет дать.
На тесную связь скоморохов с торговцами указывает и зна¬
чение торговых ярмарок в жизни народа, где на ее просторах и в
балаганах выступали если не сами скоморохи, то их последова¬
тели. Ярмарки и гулянья занимали заметное место в жизни каж¬
дого русского человека и имели важное значение для экономиче¬
ской и культурной жизни России.
На Нижегородскую ярмарку, которую прозвали «карманом
России», стремились попасть из разных концов России, чтобы
«других поглядеть, себя показать». В середине XIX в. торговый
оборот этой ярмарки составил 86 миллионов рублей серебром.

— 179
Если в пятидесятых годах XIX в. в Нижнем Новгороде прожи¬
вало чуть больше 30 ООО человек, то каждое лето сюда на ярмарку
съезжалось 120 ООО — то есть четыре Нижних Новгорода!
Дыхание ярмарки можно было почувствовать по мере прибли¬
жения к ней, еще издалека. По словам французского писателя
Александра Дюма, это был «страшный шум, похожий на гром
небесный или, скорее, на гул перед землетрясением». А когда
писатель впервые увидел ярмарку с высокого берега Волги, перед
ним открылось такое, что он «ахнул от удивления».
Как писали все те, кто видел эту ярмарку, это было неописуемое
зрелище — «в вавилонском смешении народов и языков, в беско¬
нечных разговорах, спорах, возгласах, крике, кличе, в прибаутках,
присказках, байках, в разнообразии говоров, в непрерывной круго¬
ворота одежд, вещей, красок, — в буйном кипении жизни...»
«Хмельно, горласто, празднично, пестро, красно кругом!» —
писал о ярмарке поэт Н.А. Некрасов. Это ли не праздничный
языческий круговорот, столь милый душе скомороха и офени.
РАСПРОСТРАНЕНИЕ И ОБРАЗ ЖИЗНИ
Эх, полным-полна коробушка,
Есть и ситец и парча.
Пожалей, душа-зазнобушка,
Молодецкого плеча.
Н.А. Некрасов
Считается, что достоверная история офеней началась в
XV в. — примерно за сто пятьдесят лет до широкого распростра¬
нения в России их ремесла и секретного языка.
Первых офеней было относительно немного, и ареал их рассе¬
ления ограничивался несколькими чисто офенскими деревнями
на Владимирщине. Первое известное по письменным источникам
поселение бродячих торговцев в летописях появилось в XVII в.
в Шуе, куда они ранее были поселены царским указом. Предпо¬
лагают, что в Шуйском уезде офенство существовало в XV в., а в
XVII столетии оно уже было весьма развито.

180 _
Толчком к значительному развитию деятельности офеней
послужило расселение в этих же землях скоморохов — «людей
дороги», которым необходимо было найти новые возможности
существования.
Офени расселились преимущественно в деревнях Шуйского,
Ковровского, Вязниковского и Суздальского уездов. Офеней так
и звали в прошлом веке — суздала. Именно в этих уездах Влади¬
мирской губернии в последнем десятилетии XVII в. и возникла
массовая офенская торговля в том виде, в каком она и просуще¬
ствовала практически до начала XX в.
Границы офенского края вдоль реки Клязьмы и ее притоков
очертил в 1861 г. путешественник Владимир Безобразов. Цен¬
тром он называет села Мстера и Холуй, на севере офени жили
в Палехе, Шуе и Юже. На востоке края были гороховецкие, вяз-
никовские, муромские земли до Нижнего Новгорода. На юго-
западе — ковровские.
С XVIII в. офенскою торговлею стали заниматься крестьяне
казенной Алексинской волости Ковровского уезда. Позднее
офенство распространилось еще на пять волостей Ковровского
уезда: Бельковскую, Великовскую, Клюшниковскую, Санников-
скую, Овсянниковскую и на соседний Вязниковский уезд.
В 1874 г. в «Трудах Владимирского губернского статистиче¬
ского комитета» секретарь этого комитета и редактор «Трудов»
К. Тихонравов писал: «Офени населяют местности во Владимир¬
ской губернии в четырех уездах: Вязниковском, Ковровском,
Судогодеком и частично Гороховецком... Жители этой стороны
издревле отмечаются преимущественно сметливостью русского
ума» (названные уезды ранее входили в Суздальский округ).
Исследователь и этнограф И. Пантюхов в своем описании
селения Холуй пишет следующее: «Будучи самой зажиточною
частью населения, офени вместе с тем и самые развитые. Они, с
небольшим исключением, все грамотны. Хотя в списке населен¬
ных мест Владимирской губернии число офеней показано всего
5000, но, по обеим сторонам дороги от Вязников через Мстёру,
Холуй до Палеха, на протяжении 75 верст живут офени. Из

— 181
545 населенных мест Вязниковского уезда, по крайней мере, в
200-х большая часть взрослого мужского населения занимаются
торговлею».
Множество офеней переселялось на новые места обитания по
всей России, создавая там очажки офенства, но постепенно теряя
связь с центральным ядром и идеологией «людей дороги».
ТОРГОВЛЯ И БЫТ
Большинство публикаций об офенях приходится на конец
XIX и самое начало XX в. Из этих публикаций можно предста¬
вить следующую картину жизни офеней.
Как удостоверяют старинные акты, уже в XVI в. офени из Шуи
вели торговлю разными мелочными товарами и табаком, ходя по
Центральной России иУкраине.
Затем офени наладили торговлю иконами, лубочными картин¬
ками, книгами и «красным товаром» (галантереей, украшениями,
мылом). Кроме того, они торговали холстом и кожей. Владимир¬
ские офени в XIX в. главным образом торговали «фолежными»
иконами (убранными фольгой), в огромном числе заготовляемых
населением Мстеры, Холуя и Палеха. Кроме икон, картин и книг,
офеня торгует всяким товаром, какой только попадется под руку:
в Нижнем офеня забирает меха, в Туле — самовары, в Москве —
чай и сахар, в Варшаве — картинки на западный «манер».
Энциклопедический словарь 1905 г. отмечал, что «вязников-
ские офени, больше всего торгующие книжками и картинками,
в умственном отношении стоят значительно выше своих собра¬
тий. Судогодские офени менее развиты, менее бывалы, посещают
почти всегда одни и те же места, поблизости. Тульские офени
появились всего лет 30 тому назад: они ютятся в четырех смеж¬
ных между собой волостях Алексинского уезда. Алексинские
коновалы бродят по всей России, с осени до весны; некоторые из
них додумались брать с собой народные книжки и лубочные кар¬
тинки, которые и сбывали по деревням. Многие коновалы совсем
оставили свое ремесло и предпочли заняться разносной книжной

182 _
торговлей; обороты некоторых из них достигают 5—6 тыс. и более
руб. в год. К числу алексинских коновалов-офеней принадле¬
жали и братья Губановы, киевские и московские лубочные изда¬
тели, до сих пор оба неграмотные. Тульские книгоноши торгуют
в большинстве по городам. Московские офени (Серпуховский и
Подольский уезды Московской губ.) носят название картинщи¬
ков, хотя у них кроме картин имеются и книжки для народа, и пр.
офенский мелочной товар. Товар закупают на наличные деньги
в Москве. Московские городские офени носят название фари¬
сеев — это оборванцы из «босой команды», продающие на ули¬
цах Москвы портреты и календари лубочного издания, убеждая
прохожего «поддержать коммерцию». Ночь они проводят в ноч¬
лежных домах, днем бродят по трактирам».
Все эти товары пользовались спросом, и все их надо было
уметь продавать.
У дядюшки Якова
Про баб товару всякого.
Ситцу хорошего —
Нарядно, дешево!
Платочки пестры,
Булавки востры,
Иглы не ломки,
Шнурки, тесемки!
Дух и помада —
Все, него надо!..
Этот отрывок — из некрасовского стихотворения «Дядюшка
Яков». Тысячи мелких торговцев с коробами на плечах или на
возу бродили по российским дорогам, снабжая селян мелким, но
необходимым товаром.
В начале XVIII в. город Суздаль стал не только центром офен¬
ской торговли, но и негласной столицей офеней и одновременно
их основным перевалочным пунктом. В окрестных селениях
почти все жители работали на эту торговлю.

	183
С мая по конец июля офеня трудился на своем поле как
обычный крестьянин, а в августе — сентябре, закупив товары на
ярмарке, загружал их на телегу или просто в заплечный короб
и отправлялся в дальнюю дорогу. Офенская торговля охваты¬
вала практически всю Россию, доходила до самых отдаленных
и глухих ее пределов и проникала даже в Европу. Офеня с его
лубочным коробом проникает всюду, его можно встретить и за
Кавказом, в Туркестане, и в Архангельске; некоторые уходят в
Румынию, Болгарию, Сербию и даже Турцию.
Богатые офени работали уже семьями и имели до 10—15 при¬
казчиков (счетовщиков), которых нанимали для торговли в раз¬
ных районах России.
Каждый год офени на Нижнегородской и Холуйской ярмар¬
ках, а частью и в Москве закупали товары. Офени, отправляясь
из дома, нагружали коробья свои по десяти и более на один воз,
и, таким образом, за одним возом выходило из домов и возвра¬
щалось обратно пешком человек по десять.
Каждый офеня имел свой излюбленный маршрут, который про¬
легал по — преимуществу через деревни и села, где жила основная
часть русского народа, связанная с традиционным земледелием,
в обход больших городов, где властвовали богатые купцы. Успех
торговли офени в той или другой местности главным образом
зависит от платежеспособности крестьянства, а значит — урожая.
По сведениям об урожае, добываемым у бродячего люда и у содер¬
жателей постоялых дворов, офени составляли свой маршрут.
Торговля чаще велась под открытым небом: торговцев прежде
всего окружали дети и собаки, затем подходили бабы, которые
покупали у коробейников всякую галантерейную всячину: зер¬
кальца, помаду, белила и румяна, перстеньки и колечки, серьги,
ленты и цветные нитки для волос, платки и косынки, отрезы
тканей... Затем подходили люди посерьезнее: мужики, старики
со старухами, которые не прочь были поговорить, да и купить
книжки, иконы, лубки и прочий «сурьезный» товар.
В крестьянском доме офеня — обычно желанный гость;
за ночлег и харчи с него охотно берут разговорами, советами,

184
картинками и мелочью (крестики, иголки, пояски и пр.). Если
у постоянного крестьянина-покупателя не оказывается денег,
офеня дает книжки и картинки в долг, до следующего года, или
меняет свой товар на лен, холст, хлеб, овес, книги и иконы «ста¬
рого письма» (которые потом продаст староверам) и пр.
В народе к офеням, как и в прошлом — к слишком вольным
скоморохам, для которых законы неписаны, было неоднознач¬
ное отношение, часто офеней, как и всяких торговцев, ждали,
но относились к ним с подозрением, а иногда и просто называли
«мошенниками».
Нередко офеня не стеснялся брать плату от молодых кре¬
стьянок, так сказать, натурой, поэтому за появившимся в селе
коробейником мужики ревниво присматривали, а уличенного в
прелюбодеянии офеню могли сильно поколотить.
Многие офени, особенно «из новых», были «по совместитель¬
ству» шорниками, печниками, плотниками, столярами, коно¬
валами... Ремесленные разновидности «фени» в виде жаргонов
(восходящий к языку коробейников-офеней) бродячих мастеров
сохранились в некоторых районах по сей день.
Офенский промысел был связан с торговля мануфактурой,
кожей, шерстью и даже оружием. Существовали офени, занимав¬
шиеся исключительно антикварной, ювелирной деятельностью,
сюда же можно отнести и офеней-старинщиков.
Офени были нужны, поскольку государство не могло удовлет¬
ворить потребности крестьянского населения в товарах без сети
дорог и государственных магазинов. И хотя налоги офени пла¬
тили нерегулярно или не платили вовсе, это устраивало и произ¬
водителей и потребителей.
В торговле нужен был особый талант. Офеня был психологом,
он «видел насквозь» покупателя, знал, когда надо было остано¬
виться, уступая в цене.
Люди постарше знают, какие ловкие присказки-прибаутки
использовали раньше уличные торговцы, чтобы привлечь к себе
внимание простаков-покупателей. Это и были афоризмы—корот¬
кие, но совершенно четкие и ясные формулировки-изречения с

— 185
изрядной долей юмора типа: «хороший пирожок нежеван вле¬
тит», или «горяче сыро не бывает»...
Зрелище (спектакль) было для настоящего офени подчас не
менее важно, чем коммерческий успех его похода... Настоящий
офеня не просто завлекает своими песнями, потешками и приба¬
утками покупателей, но и творит им праздник, устраивает гуля¬
нье.
Офеня не лезет в карман за острым словцом, постоянно
повторяет витиеватые присказки, выработанные его профессией,
продолжая потешные традиции скоморохов. Он умеет бойкими
и грубоватыми пассажами речи привлекать внимание гуляющих.
Он приносит нужные для людей товары в самые глухие уголки
и владеет техникой заговаривания покупателей и это позволяет
ему не только «сводить концы с концами», но и жить достаточно
зажиточно.
Офени были не прочь перейти и к оседлой торговле, если на
новых местах встречались подходящие для того условия. Многие
из ковровских и вязниковских офеней утвердились на Урале и в
Сибири.
Распродав весь товар, офеня на ближайшей ярмарке закупал
новый, успевая обернуть деньги иногда два, а то и три раза за
сезон. После того как приходила пора возвращаться назад, воль¬
ный офеня мог загулять, оставляя в местах веселия немалые
деньги.
Домой возвращались обычно весной, чтобы успеть к севу, в
случае успеха «командировки» отмечая приезд с шумом и тре¬
ском, стрельбой в воздух и праздничной гульбой.
Как только возвращались офени домой, хозяин каждой артели
назначал день съезда к нему приказчиков и работников, делал с
ними расчеты. Хорошо служивших нанимал вновь с повышением
жалованья, лучших работников делал приказчиками, а с плохими
расставался. День расчета назывался у офеней дуваном. Если
привезли барышей много, то хозяин устраивал артели большое
угощение, которое длилось сутки или двое и сопровождалось
песнями, плясками, играми и катаньем на лошадях.

186 _
Примером городской жизни офеней может служить Мстёра,
где жили люди крепкие, торговые. Домов во Мстёре много
городских, полукаменных: низ из красного кирпича, выложен¬
ный узорами, а верх деревянный — спальный, чтобы дышалось
легко. У бедняков были избы без фундамента, с земляными зава¬
линками по бокам, которые разваливали каждую весну для про¬
сушки подпола. Иногда дом мог совсем за зиму отсыреть, зава¬
линки разваливали тогда со всех сторон, и дом стоял, как петух
на длинных ногах — четырех камнях-валунах под углами избы.
По осени привозили доски или жерди, заколачивали и засыпали
подпол со всех сторон для зимовки.
Во время отъезда офеней для торговли, хозяйством управляли
и оплачивали все подати их матери, жены, отцы, сестры, младшие
братья. Они же занимались всем хозяйством и посевными рабо¬
тами.
В целом отношения в клане офеней были патриархально¬
семейными. Соблюдение традиций гарантировало сохранность
семей в условиях долгого отсутствия мужей и выживание в труд¬
ные времена.
О жизни коробейников конца XIX в. дает представление ста¬
тья И. Голышева «Офени-торгаши Владимирской губернии и их
искусственный язык» (1874) «Промышленность или офенство
начинают офени с малолетнего возраста; едва мальчик успеет
достигнуть 8, 9, 10 лет, его уже отец таскает с собой в дорогу...
Много они терпят горя, холода и голода с ранних лет жизни...
бродяжничество из деревни в деревню, из села в село, из мест¬
ности в местность, пинки, толчки, таскание за волосы, побои
сыплются в изобилии, и таким образом мало-помалу офеня ко
всему такому привыкает, черствеет, крепнет и делается способ¬
ным перенести всякие лишения...»
Работа бродячих офеней-коробейников, как и жизнь любых
других «людей дороги», была весьма опасной. Необходимо было
владеть определенными навыками для защиты от «лихих людей»,
а также умение быть незаметным и «нечитаемым» для внешнего
мира. Тут офени преуспели, о чем говорит как наличие тайного

— 187
Современный памятник коробейнику в Екатеринбурге
офенского языка, так и незначительные знания общественности
об особенностях жизни офеней.
Офени были загадочны для обывателя, зачастую они не огра¬
ничивались торговлей, они также могли быть (или казаться)
целителями, воинами, строителями, учителями и жрецами, зани¬
мающимися магией-мороком, необходимыми в торговом деле.
Рисуя образ торговца-офени, основная масса которых жила
на Владимирской земле, нельзя не упомянуть и об некоторых
особенностях выходцев из данного региона. «Жители Влади¬
мирской губернии могут считаться одними из лучших пред¬
ставителей северорусского типа. Они рослы, сильны, красивы.
Они потомки тех предприимчивых, энергичных людей, которые
с XI столетия, ведя беспрестанную борьбу с природою и враж¬
дебными племенами, постоянно подвигались на восток и были
одними из первых и главных колонизаторов и цивилизаторов
этих стран. Нравственная характеристика лучших представите¬
лей владимирского типа, к которым должно причислить жителей
Вязниковского уезда, серьезность, упрямство, самоуверенность
и гордость. Сколько бы вязниковец не исходил стран, он никогда

188 _
не согласится, что есть люди лучше владимирцев, а посмеиваясь
и над рязанцем, и над хохлом, и над новгородцем, всецело сохра¬
няет свои предания и идеалы».
ТАЙНЫЙ ЯЗЫК: МУЗЫКА И ФЕНЯ
Я убежден, что для первых страниц Русской Истории
должен быть источником не Нестор, не летопись, а
живой язык, из которого должно воссоздать духов¬
ное, умственное состояние народа, происхождение
и развитие его понятий, склад его ума и движение
мыслей.
А.Л. Погодин
До фени ли нам феня?
Поговорка
Тайные языки существуют у разных народов, и история их
возникновения уходит в древность. «Всякая обособленная соци¬
альная группа, имеющая свои профессиональные специфические
интересы, старается создать разными путями специальные слова,
переходящие в тайный язык или развивающиеся в целый жар¬
гон», — писал В.В. Стратен.
В России люди разных профессий и специальностей (скомо¬
рохи, ремесленники, торговцы (купцы и офени), путешественники,
паломники, нищие, грабители...) использовали условный язык для
сохранения в тайне от других того, чего другим знать «не должно».
Всех их можно объединить одним словом «бродячая Русь», потому
что они представляли собой наиболее подвижную и довольно значи¬
тельную часть населения России. Разные представители этой Руси
понимали тайный язык других довольно сносно, поскольку осталь¬
ная часть оседлого населения кормила этих «людей дороги». Язык
нищих и калик перехожих, язык офеней, отверницкая речь, катруш-
ницкий лемезень, любецкий лемент, язык лаборей...— все это ветви
одного дерева, принявшего в себя оттенки местного говора.
Скоморохи и офени — наиболее обеспеченные и организо¬
ванные типажи бродячего люда, заходившие в самые отдаленные

	189
места России. По-видимому, изначально язык скоморохов был
близок к языку волхвов, использовался он при передаче тайных
знаний, совершении тех или иных магических обрядов и произ¬
несении заклинаний.
Своеобразный офенский язык был выдуман бродячими
торговцами-офенями на основании языка древних торговцев,
контактирующих с греками, евреями, поляками и прочими для
того, чтобы скрыть от других свои намерения и расчеты. Тесный
контакт со скоморохами в XVI—XVIII вв., несомненно, обога¬
тил торговую феню древним сакральным содержанием, поэтому
офенский язык для многих краеведов, языковедов, этнографов и
историков до сих пор остается загадочным образованием.
Офеней недаром звали на Владимирщине «картавыми» из-за
склонности тех к тайным языкам и игре словами. Возможно, это
связано с пристрастием человека патриархального общества к
магичности и поиску силы в слове.
П.Н. Тиханов в книге «Язык нищих» писал: «Всматриваясь
внимательно в состав афинского наречия, нельзя не остановиться
на таких словах, которые были в старом русском или до сих пор
находятся в других славянских наречиях, или же относятся к
древнейшему достоянию европейских языков...
И офени, класс богатый, люди торговые по преимуществу, и
нищие — калики, люди странные, как мы уже упомянули — схо¬
дились на юге, причем одних тянул к себе Царьград и область
Дуная, другие направлялись в Палестину и на Афон, блуждая по
пути у северных берегов Черного моря. Туда же, на юг, в Визан¬
тию, и тем же путем, что и русские странники, шли скандинав¬
ские пилигримы... Столкновение же паломников во время пути
с разным народом объясняет дальнейший иноязычный приток в
родную речь, среди которой греческий элемент в словаре нищих
и офеней составляет часть преобладающую».
Среди районов наибольшего распространения офенского
языка В.И. Даль называет Владимирскую, Костромскую, Твер¬
скую, Калужскую, Рязанскую губернии.

190 _
В пору расцвета офенской торговли — конец XVIII — сере¬
дина XIX в. — этим языком владели, по весьма скромным оцен¬
кам, десятки тысяч человек. Естественно, такое явление не
могло остаться незамеченным ни у специалистов, занимающихся
народным языком, ни у чиновников министерства внутренних
дел, вынужденных, по долгу службы, заниматься его изучением.
В 1853 г. был создан Особый секретный комитет, занимав¬
шийся делами о старообрядцах. Членам этого комитета пришло
в голову, что офени не столько торгуют, сколько выступают в
роли старообрядческих агитаторов, поскольку у них при обы¬
сках находили написанные на непонятном языке письма. Бди¬
тельные власти решили, что офенский и тайный старообрядче¬
ский язык — это одно и то же, а значит, имеет место вселенский
старообрядческо-офенский заговор.
Специалистом, которому поручили изучить этот филологиче¬
ский вопрос, был Владимир Даль, который направил специаль¬
ного чиновника во Владимирскую губернию, которая была цен¬
тром офенской торговли, а затем на основе собранных им мате¬
риалов составил офенско-русский и русско-офенский словарь.
Правда, результаты этой работы не особенно порадовали тог¬
дашнее МВД, поскольку никакого заговора, как и старообрядче¬
ских секретов, в словаре не оказалось.
В.	Даль повествует: «Для беседы между собою, при тор¬
говле, офенями искони придуман свой офенский, кантюжный,
ламанский, аламанский или галивонский язык; это частью пере¬
иначенные русские слова: масья, мать, мастырить, делать; или
им дано иное значение: косать, бить; костер, город; или вновь
составленные, по русскому складу: шерсно, сукно; скрыпы,
двери; пащенок, дитя; или вовсе вымышленные: юсы, деньги;
воксари, дрова; Стод, Бог и пр... Он далеко не полон и ограничи¬
вается нужнейшим в быту ходебщиков. Начало его неизвестно.
Родина — Алексинская волость Ковровского уезда Владимир¬
ской губернии, откуда уже в 1700 году рассыпались ходебщики,
коробейники по всей России, называя сами себя странным име¬
нем масыков».

	191
Есть свидетельства, что
помимо обычной фени суще¬
ствовал еще «язык-огонь» (кото¬
рый и офени-то не все знали),
который назывался «музыка»
(ударение на первом слоге), а
носители особых знаний и этого
языка назывались мазыками.
О лексическом значении
слова «мазыка» существуют
три мнения. Так, С.В. Макси¬
мов утверждал, что это самона¬
звание офеней: «С 1700 года
офени, как известно, разбрелись
по всему лицу земли русской
и даже переходили за австрий¬
скую границу, всюду называя
себя особым народом — мазыками». Несколько иного мнения
исследователь офенского языка И.А. Трофимовский. «Мазыки
от слова мазать (рисовать), — утверждал он, — так они назы¬
вают богомазов, которые рисуют иконы, а затем их продают (села
Мстёра и Холуй Вязниковского уезда Владимирской губернии).
Там же село Палех».
Скорее всего, мазыками или музыками (такой вариант назва¬
ния тоже существовал) обычные владимирские крестьяне назы¬
вали их потому, что те владели не только торговым ремеслом, но
и передавали наследие бродячих музыкантов-скоморохов.
Музыка происходит от второго самоназвания офеней —
мазыки. «Мазыки», очевидно, есть искажение офеньского само¬
названия — «масс я», масыга, что, в свою очередь, видимо, лишь
чтение наоборот местоимения «сам» — «я сам». В их наречии,
кстати, часто встречаются слова, которые, происходя от русских
корней, повторяют их только в вывороченном виде.
В связи с этим будет любопытно еще раз процитировать
выдержку из сочинения А. Андреева «Игра и игрецы»: «Мазыки —
Портрет писателя
Владимира Ивановича Даля.
Художник В.Г. Перов

192 _
это скоморохи. Три века, еще перед Петром мы пришли в Шую,
целая артель, а потом расселились по деревням, частично Шуйским,
частично Ковровским, немного в Суздальской стороне... Слились
с офенями. Вот тогда и началось настоящее офеньство! Язык свой
появился, феня... Тут важно, чтобы ты понял, что у офень и у музы-
ков были свои языки, но назывались они по-другому. Офеньский
язык назывался маяк, а мазыкский — свет или огонь. Офени, как
увидели, что у скоморохов свой тайный свет, так и начали кропать
свой маяк, чтобы их другие не понимали. Обмишуривать легче.
Свет был нужен совсем для другого — чтобы своего узнать...»
Вполне вероятно и то, что слово «маз» (мае) пришло к нам
из греческого языка и означает «свой, посвященный», а в офен¬
ском языке имело несколько значений — «крестьянин», «чело¬
век», «офеня», «я», «свой». Отсюда «массы, масыки» — «свои»,
«масыка» или «мусыка» — речь между своими.
Слог «маз» присутствует в современной русской блатной фене
(воровской язык), которая частично представляет атавизм древ¬
него сакрального языка скоморохов и других «людей дороги».
Блатная «маза» — «что-то хорошее».
Есть еще одно древнее значение «маз». Это — мозг. Мозг
является вместилищем большей части сознания человека и
делает жизнь его полноценной, являясь основой сознательной
жизни человека. Поэтому мазыки — сознательная, думающая,
познающая и решающая часть посвященных людей.
Офенскую речь в зависимости от ее происхождения можно
разделить на две основные группы: первая — это слова, обязан¬
ные своим появлением родному русскому языку, и вторая — это
слова, заимствованные из других языков.
Кроме заимствованных и искаженных русских, в офенском
языке существовал целый пласт слов, уходящих корнями в седую
древность, заимствованный от сакрального, магического языка
наших далеких предков.
Большинство слов в языке офеней возникло из диалектов
разных областей России. Так, слово «лох» произошло из языка
русских поморов. В Архангельской области так называли непо¬

	193
воротливую глупую рыбу, как правило, семгу. Именно в этом
исходном значении употреблял слово «лох» поэт Федор Глинка.
В стихотворении «Дева карельских лесов» он описывал молодого
карельского рыбака, который «беспечных лохов сонный рой тре¬
вожит меткой острогой». Офени стали использовать это слово в
значении «мужик», «неповоротливый недотепа». Причем сперва
это слово значило на фене нейтральное «любой чужой мужик,
не-офеня». Хотя уже тогда имело пренебрежительный оттенок:
ведь офени заведомо считали себя образованнее, грамотнее и
ловчее обычных селян-лохов. И лишь в конце XIX века, когда это
слово из офенской фени заимствовали профессиональные уго¬
ловники, оно получило знакомое нам значение: «глупый, чело¬
век, которого можно обмануть, или уже ставший жертвой».
Также из русской диалектной лексики пришли в язык офеней
слова бусать (позже бухать) — пить, косать (позже коцать) — бить
или резать, клёво — хорошо, псалуга — рыба, поханя — хозяин,
дермоха — драка, клога — брага, солоха — баба, хлить (или
хилять) — течь, идти, мастырить — делать, строить, башли —
деньги («башловка» у казаков — почетный дар из добычи началь¬
нику или наиболее отличившемуся) и многие другие.
Русские слова в языке офеней часто подвергались изменениям,
чтобы сделать их неузнаваемыми для чужаков. Этого добива¬
лись несколькими способами. Во-первых в словах переставляли
местами отдельные звуки и буквы. Так, слово «оклюга» — цер¬
ковь, происходившее от «оклюжий», то есть правильный, аккурат¬
ный (сейчас в русском языке сохранилось только «неуклюжий»),
пришло в язык офеней в виде «олкюга». Во-вторых, внутрь слова
вставлялись новые буквы или слоги, иногда заменяя собой преж¬
нее. Так, у офеней мясо превратилось в «крясо», может быть, и не
случайно схожее с древним словом «крес» — жертвенный огонь.
В-третьих, слово могли просто читать наоборот, например, слово
«мае», которое значит «я» и представляет собой всего лишь про¬
читанное задом наперед слово «сам».
Кроме того, в арго русских офеней содержатся слова из
немецкого, еврейского, марийского, татарского, цыганского язы-
7	- 2998

194
ков. Многие слова фени очень хорошо трактуются на иврите, то
есть имеют в основе ивритские корни. Отсюда можно сказать,
что офени вобрали в себя и знания прирожденных торговцев —
евреев.
Значение многих слов офенского языка меняется в зависи¬
мости от многих обстоятельств, — от интонации, с которой они
произносятся, от того, левая рука держит правую в момент раз¬
говора или наоборот, чешете вы при этом затылок или лоб, даже
от порядка слов в предложении... Особую роль в нем играют чис¬
лительные, что объяснимо, если учесть, что офени — торговцы
на «большой дороге». Чаще всего надо было «спрятать» среди
побасенок и прибауток желаемую или настоящую цену товара и
суммы денег, которую надо сообщить товарищам по торговле.
Офенский язык был довольно богат в лексическом отношении.
Например, сводный словарь офенского языка насчитывает около
1,5 тыс. слов. При этом нужно иметь в виду, что за давностью лет
далеко не все офенские слова попали в этот словарь. К примеру:
древнееврейский язык, на котором написаны библейские книги
Ветхого Завета, насчитывает около пяти тысяч слов.
Первый раз на страницах книги арго появился в России, пере¬
живавшей последствия пугачевского бунта, в повести Матвея
Комарова о Ваньке Каине, изданной в Петербурге 1779 г., когда
офени распространились по России. Выражение: «Трека калач
ела, страмык, сверлюк страктирила» сопровождены были в ней
примечанием: «Многим, думаю я, покажутся сии слова за под¬
лую пустую выдумку, но кто имел дело с лошадиными барышни¬
ками, тот довольно знает, что они во время покупки и продажи
лошадей между собою употребляют такие слова, которых другие
и уразуметь не могут: например, у них называется рубль — бирс,
полтина — дер, пол полтины — секана, секис...»
В 1822 г. опубликовали такой текст на офенском языке:
«Масовской курехой стремыжный пендюх прохандырили
труши. Массы биряли клыги игомза. Кубы биряли бреять и в
устреку кундяков и егренят. А ламонные карюки курешали
курески, ласые лошата грошались». Отечественный офенолог

	195
В.Д. Бондалетов в 1974 г. предложил этому тексту такой литера¬
турный перевод:
«Нашей деревней третьего дня проходили солдаты. Мы их
угощали брагою и вином. Женщины подавали кушать и в дорогу
им дали пирогов и яиц, а красные девки пели песни, малые же
ребята смеялись».
Существовал целый пласт народной культуры, в виде шуток,
прибауток и даже песен, выраженный на офенском языке, хотя
язык имел, прежде всего, прикладное значение. Чтобы проводить
засидевшихся гостей, можно было сказать: «Ропа кимать, полу-
меркоть, рыхло закурещат ворыханы», что в переводе означало:
«Пора спать, полночь, скоро запоют петухи». И пожелать хорошо
добраться до дома: «Клево нарым уеритъ».
Для того чтобы дать читателю лучшее представление о воз¬
можностях офенского языка, приведем небольшой отрывок из
произведения М.Ю. Лермонтова «Песня про купца Калашни¬
кова» в переводе на офенский, выполненный Колотовым А.В.
Оригинал:
II
За прилавком сидит молодой купец,
Статный молодец Степан Парамонович,
По прозванию Калашников:
Шелковые товары раскладывает,
Речью ласковой гостей он заманивает,
Злато, серебро пересчитывает.
Да недобрый день задался ему:
Ходят мимо баре богатые,
В его лавочку не заглядывают.
Офенский вариант:
II
За придудоркою седжит ламонной пулец,
Красимый лащина Степан Парамонович,
По начибранию Скундяшников:

196 _
Тенарьные шивары расклюживает
Зетию шиброю популкателей чон закуривает,
Кулото, куренчо перешишливает.
Да варзуха бендюх забирился чону:
Хандырят мимо ховреи стоденые,
В чонову дудорку не завершивают.
До конца XIX в. язык офеней именовался либо феней, либо
музыкой, либо байковым языком.
Слово «байковый» произошло от древнерусского слова
«баять» — «общаться, разговаривать», отсюда и байки — шут¬
ливые рассказы и выражение «баки втирать» — привирать, заго¬
варивать.
Язык офеней использовался в качестве тайного уже во время
немецкой оккупации 1941—1943 гг. «В присутствии немцев, —
читаем в экспедиционном отчете, — колхозники часто гово¬
рили по-офенски, проклиная фашистских захватчиков. Тогда
особенно актуальной была бранная лексика офенского языка.
Немцы настойчиво пытались узнать, что это за народ такой с
таким странным языком, который ни одним военным словарем не
предусмотрен, избивали колхозников, но так ничего и не доби¬
лись».
История всякого языка демонстрирует процесс мифотворче¬
ства, создания мифов. Можно упомнить восходящую к А. Шлей-
херу и М. Мюллеру идею двух периодов истории языка — его
создания, языкового творчества, и упадка, забвения исходных
смыслов, постепенного разрушения, деградации.
Что же осталось в русском языке от этого своеобразного явле¬
ния? Хотя Даль 150 лет назад считал офенский язык древним и
отживающим свой век, он перекочевал в литературу, притом не
только в качестве пародии, но и в качестве нормальных русских
слов.
Язык офенский жив и сегодня, особенно для молодежи и раз¬
личных группировок и прослоек, стремящихся к «неформаль¬
ному» общению. Поэтому в ходу фраза: «стырить» у «лоха»

— 197
«капусты» (денег). Стебаться — от офенского стебника — игла.
Ныне «стебаться» означает колоть словесно.
Действительно, велик и могуч наш русский язык. Он все вбе¬
рет, всему место найдет. Офенский язык еще ждет своего тща¬
тельного изучения, поскольку в нем скрыто много интересного
для пытливого исследователя.
КУЛЬТУРНЫЕ ТРАДИЦИИ ОФЕНЕЙ
Вдохновение есть расположение души к живейшему
принятию впечатлений.
А. С. Пушкин
Без мастыры не подъюхлишь и псалугу из дрябана —
Без труда не выловишь и рыбку из пруда.
Русская пословица и ее офенский перевод
Сообщество мазыков в среде офеней передавало из поколе¬
ния в поколение культурные традиции, связанные с сакральными
знаниями. К ним относились: сказительство и распространение
книг, искусство резьбы по дереву, лубок, сокровенное духовное
пение и иконопись. Последнее зиждилось на канонах церковной
иконописи, преимущественно старообрядческой, а предыдущие
из перечисленных направлений были весьма необычны, ярки и
несомненно связаны с древнейшим культурным наследием, о чем
будет кратко рассказано в этом разделе.
КНИГОТОРГОВЛЯ И ПРОСВЕЩЕНИЕ
Для офеней книготорговля была не только возможностью
зарабатывания денег, но и искусством подать, рассказать и про¬
дать книгу — вместилище людских знаний. Подавляющее боль¬
шинство офеней были грамотными и умели не просто хорошо
расхваливать товар, но и много и подробно о нем рассказывать.
Они обычно хорошо знали содержание книг, которые продавали.
Энциклопедический словарь 1905 г. сообщает нам: «Среди офе-

Книжные лавочки на Спасском мосту
в XVII в. Художник А. М. Васнецов
ней — книгонош немало и таких, которые не умеют ни читать,
ни писать, однако это не мешает им бойко вести свое дело. Он
хорошо знает название книг (со слов хозяина или грамотного
товарища) и их цену и никогда не ошибается. Но грамотный
офеня ведет свою торговлю более бойко, чем неграмотный. Кре¬
стьянин всегда охотнее покупает книжку, если знает ее содержа¬
ние, с которым его ознакомил офеня».
Именно офени были распространителями традиционной
культуры и сыграли большую роль в становлении грамотности
на Руси. Рассказывая содержание книги в красочных подробно¬
стях, настоящий офеня мог хорошо продать довольно дорогую
по местным ценам книгу, особенно, если в книге были красивые
иллюстрации. Грамотные коробейники могли помочь что-то про¬
читать или даже поучить детей и взрослых грамоте, могли и за
особую плату составить нужную бумагу.
Народу в деревнях не хватало скоморошьих затей и потех,
и «пустое место» по мере сил своих занимали офени и другие
странники. Иван Сытин в своих воспоминаниях пишет о том,
как в его лавке произошла встреча офеней с Львом Толстым.
Лев Николаевич поинтересовался, как расходятся его книги.
«Картинки еще покупают, а вот насчет книг плохо, — отвечали
офени. — Спрашивают везде все пострашнее да почуднее. А тут

	199
(у JI.H. Толстого) все жалостливые да милостивые. В деревне и
без того оголтелая скучища. Только и ждут, как наш брат, бала¬
гур, придет, всю деревню взбаламутит. Только и выезжаем на
чертяке. Вот какого изобразил Стрельцов: зеленого и красного!
Целую дюжину чертяк! На весь вечер беседы хватит. Старухи
каются, под образа вешают, молятся и на чертяку косятся. Кому
не надо, и то продадим. Пишите-ка, Лев Николаевич, книжечки
пострашнее».
Для снабжения книгами у офеней имелись в разных городах и
местечках России склады книг, лубков, галантерейных и других
товаров.
Вспомним поэму Н.А. Некрасова «Кому на Руси жить
хорошо»:
Была тут также лавочка
С картинами и книгами,
Офени запасалися
Своим товаром в ней.
После того как на этом рынке появились книги издатель¬
ства «Посредник», которые не отвечали православным канонам
(много скоморошьих неприличностей, смеха и «страшилок»),
офеням было предписано получать свидетельства на право тор¬
говли книгами от местной полиции. К тому же и торговцам было
воспрещено торговать книгами совместно с другими товарами.
В итоге дело офеней стало истощаться, а доступ народа к книгам
сильно затруднился.
НАРОДНЫЙ ЛУБОК
Лубок — это своеобразное народное искусство, имеющее
корни в скоморошьей традиции потехи и глума, точно и метко
отражающей окружающую жизнь.
Лубом в старину называли кору липы, а лубочные картинки
сначала вырезали на липовых досках, а потом с них печатали.

200 _
Существуют и другие версии относительно этимологических
корней этого слова. В Москве близ улицы Лубянка находился
центр сбыта лубочной продукции — Никольский книжный рынок.
Так что, возможно, название картинок происходит от названия
улицы. А может быть, лубок назывался так потому, что бродячие
торговцы носили картинки в заплечных коробах, сделанных из
прочного луба — нижнего слоя коры.
В России рождение лубка относят ко времени появления
первых книг и книготорговцев-офеней, то есть к XVI веку.
Первые лубки были религиозного содержания, но изображения
святых на картинках не всегда отвечали канону, что уже тогда
послужило причиной издания указов, запрещавших изготов¬
ление лубков и торговлю ими. Вскоре наряду с картинками на
религиозную тематику появились развлекательные картинки
светского содержания. Их называли «потешными», «балагур-
никами», что еще раз указывает нам на традиции «людей весе¬
лых». Разносили эти лубки по городам и деревням бродячие
торговцы.
Читаем об этом у Некрасова:
Легли в коробку книжечки,
Поюли гулять портретики
По царству всероссийскому,
Покамест не пристроятся
В крестьянской летней горенке
На невысокой стеночке
Кто знает для чего!
Лубочные картинки любили разные слои общества: они почи¬
тались в царской и в дворянских семьях, у ремесленников и у кре¬
стьян. Любители увешивали ими свои избы от пола до потолка, и
избы от этого становились нарядными и веселыми.
В отрывке из поэмы Некрасова «Кому на Руси жить хорошо»
рассказывается о ценности этих картинок для одного из героев
поэмы Якимом Нагим, который «живал когда-то в Питере»:

	201
С ним случай был: картиночек
Он сыну накупил.
Развешал их по стеночкам
И сам не меньше мальчика
Любил на них глядеть.
Пришла немилость божия,
Деревня загорелася —
А было у Якимушки
За целый век накоплено
Целковых тридцать пять.
Скорей бы взять целковые,
А он сперва картиночки
Стал со стены срывать;
Жена его тем временем
С иконами возилася,
А тут изба и рухнула —
Так оплошал Яким!
Слились в комок целковики,
За тот комок дают ему
Одиннадцать рублей...
«Ой, брат Яким! не дешево
Картинки обошлись!
Зато и в избу новую
Повесил их небось?»
—	Повесил, есть и новые, —
Сказал Яким и смолк
Лубки обычно имели короткие или длинные надписи или даже
целые обширные тексты, чаще всего веселые. Тексты были как
для взрослых, так и для детей. Занимательно изображалось на
лубках все на свете: разные страны и великие сражения, народное
житье и знаменитые люди, большие города и диковинные звери.
Были лубки-азбуки, лубки-календари, сказки, песенники. Даже
целые былины пересказывались и изображались в небольших
последовательно расположенных картинках. Во многих семьях

202
лубки являлись азбуками — по ним дети и взрослые учились гра¬
моте.
Лубок не только просвещал и развлекал, он еще и продолжал
скоморошьи традиции и осмеивал глупость и жадность, осуждал
жестокость и несправедливость.
Например, на одном лубке изо¬
бражен большой кот с ярко-
красными глазами и большими
усами, а сбоку от него надпись:
«Кот казанский, а ум астрахан¬
ский, разум сибирский, славно
жил, сладко ел». Под усатым
котом подразумевался нена¬
вистный для хранителей ста¬
рины царь Петр I.
На другой картинке мыши
хоронят кота и очень раду¬
ются избавлению от супостата,
поскольку тот «лют бывал, по
100 мышей за раз глотал». Есть
на лубке и мышь-пирожница,
которая «пищит, пироги тащит».
Пирогами торговал в юности
Александр Меньшиков, кстати,
сам с офеньскими замашками.
Есть здесь мышка с трубкой —
«мышка-пономаришка тянет
табачишко», и мышка, везущая
бочку с пивом. Ведь сам Петр
Великий любил повеселиться,
погулять в компании своих при¬
ближенных. Лубок этот в ерни¬
ческой форме выражал недо-
Медведъ с козой	вольство	реформами	Петра.
прохлаждаются. Лубок
Кот Казанской, ум Астраханской,
разум Сибирской. Лубок

	203
Известный лубок XVIII века изображает пляску медведя с
козой. У медведя — дудка, у козы — ложки. Сверху надпись:
«Медведь с козою проклажаются, на музыке своей забавляются.
И медведь шляпу вздел, сделав дутку играл, а коза сива в сара¬
фане синем с рошками и с колокольчиками и с лошками скачет и
вприсятку пляшет».
ИКОНОПИСЬ
Иконописное искусство (изготовление и распространение)
считалось одним из основных занятий офеней. Исключительный
интерес в этом отношении составляют офени-иконщики, кото¬
рые в массовом количестве проживали в Вязниковском уезде
Владимирской губернии. Развитию иконописного промысла спо¬
собствовали также факторы историко-эволюционные, этнокуль¬
турные и во многом религиозные, связанные с многоэтапностью
и неравномерностью проникновения и развития христианства на
территории России.
По оценкам В.П. Безобразова, в конце XIX в. на данной тер¬
ритории производилось в год до 5,5 млн образов, куда входило
изготовление Холуйской расхожей (крестьянской) иконы в коли¬
честве до 2,5—3,0 млн в год. В год производилось примерно
400—450 тыс. икон дорогого палехского письма. Более 500 тыс.
икон мстёрского письма, сделанных официально по лицензии.
И до 1,5 млн. икон старообрядческого толка, изготавливаемых
во Мстёре иконописцами, работающими на старообрядцев и
не регистрирующих официально своей деятельности. Сюда же
можно отнести работу по реставрации и «подстариниванию»
древних писем в количестве до 80 тыс. в год, что производилось
в основном во Мстёре.
Сметливые офени использовали передовые формы органи¬
зации труда. «Иконописцы еще в XVII веке использовали кон¬
вейерный принцип разделения труда и поочередной передачи
заготовок из рук в руки в одном помещении. Именно поэтому
большинство икон не имеют авторской подписи. У них, по сути

204 _
дела, и нет автора: это — плод коллективного труда. «Белье» —
липовая доска — обходила столяров разного профиля, выравни¬
валась, получала шпоны, углубление — ковчег и оказывалась у
левкасника. Тот накладывал на нее особый слой — левкас. Каж¬
дая мастерская имела свои секреты приготовления левкасной
массы, но главные ее компоненты — клей и мел. После просушки
заготовка доставалась шлифовщику, а потом «начальнику»...
Начальником был обычно мальчуган-несмысленыш, недавно
научившийся азам работы подмастерье-иконописец. Работа его
считалась не особенно ответственной. Начальник сидел в самом
начале живописного конвейера и «начинал» икону — приклады¬
вал к доске готовые прописи и наносил контуры сюжета. Далее
доска шла «доличнику», который писал икону, но опять-таки не
всю, а только «до ликов» святых. Его работой были фон, здания,
одежды. После него полуфабрикат по столу-конвейеру переда¬
вался «личнику» — тот прорисовывал лики. Затем — золотарю,
который золотым порошком, разведенным на яйце, как его назы¬
вают — твореным золотом — высвечивал нимбы. И, наконец,
работа поступала к человеку, которого иконописцы называли
«мастером» или «талантом», признавая этим его особую роль.
Тот был всегда трезв (что от остальных не требовалось) и, глядя
в лупу, делал окончательную пропись глаз, ставил буквицы, пра¬
вил линии одежд и жутко ругался на всю «цепочку» богомазов
за их нерадивость», — так описан процесс изготовления икон в
очерке Н. Цыплевой «Мстёра».
При росписи икон, шкатулок и прочих поверхностей применя¬
лись только местные краски: «Вот эти наши мстерские корешки
если высушишь, разотрешь, камешка тоже местного тертого
добавишь... Этот с этим смешать — бирюзовый цвет будет, а
этот с этим — лазоревый. И главное — получается вечная кра¬
ска, которая и через 200 лет, как на иконах, не потеряет яркости.
Вот иногда искусствовед рассказывает о «несказанно одухотво¬
ренном оттенке, присущем только местной школе живописи»,
но забывает сказать, что оттенок этот получается потому, что
в местной речке Таре есть камешки такого колера. В «северном

	205
письме» или в «Строгановском» их просто быть не могло» (из
рассказа мстёрского художника Л.А. Фомичева / Цыплева Н.
Мстёра. М., 2008).
Правила иконописной работы переносились на знаменитые
шкатулки из офенских мест: Мстёры, Палеха, Холуя или Федо¬
скино...
ДУШЕВНОЕ (СЕРДЕЧНОЕ) ПЕНИЕ
Многие исследователи писали о том, что народная песня — не
только сопровождение обряда, она сама обладает магическим воз¬
действием. Главная оценка пения была такова: «поет душевно».
В этом заключался основной секрет народного пения.
Трудно сказать, имело ли офенское душевное пение, услы¬
шанное разными исследователями в местах расселения офеней,
только славянское происхождение или же оно возникло от влия¬
ния контактов с византийскими хорами и индийскими купцами,
приезжавшими в Средние века в низовья Волги. Возможно,
определенный вклад в формирование этой традиции внесло и
знакомство с аскетическим пением суфиев... Несомненно то,
что именно русская древнейшая традиция, привнесенная в среду
офеней скоморохами-мазыками, является основой душевного
песнопения.
Душевные, сердечные песни, хотя и лились «от души», являлись
весьма сложными по технике. Существовало и соплетание голосов,
так называемое многоголосие. Но прежде чем петь на множество
голосов, необходимо было научиться петь струнами души.
Исходя из воззрений наших предков, что тело — створожив¬
шееся сознание, когда-то был сделан вывод, что звук издается не
голосом или веществом, а сознанием. Видимо, именно из этого
предположения родилась система «пропевания» или «прогужи-
вания» ядер сознания и его слоев. Слова эти этимологически
связаны с наименованием скоморохов — гудошники или гудоч¬
ники. Обычно исследователи связывают это с гудком — про¬
стенькой скрипочкой, на которой играли скоморохи. Но, может

206 _
быть, гудок был инструментом гудошников для внешнего выра¬
жения, передачи нутряного гудения. Гудение же — первомузы-
кой, извлеченной из нутра человека.
Производимый звук заставлял мощно вибрировать органы и
нервные сплетения. Такое пение вызывало у слушателей изме¬
нение состояния сознания, способствовало снятию внутреннего
напряжения, создавало внутренние условия для гармонизации
личности. Песни офеней предполагали и словесное воздей¬
ствие — особым образом сочетанный текст и музыка взаимно
усиливали эффект.
Примером такого сочетания является пропевание предложе¬
ния: «Я есть свет», произносимое ровно и свободно с представ¬
лением излучения из сердечной области света.
Цель душевного пения — возвращение в себя изначального, в
свое целостное тело, возвращение блаженства через пение. Счи¬
талось, что при правильном пении происходит целительство себя
и всего мира, поскольку каждый человек — всего лишь часть
общего поля сознания.
СКОМОРОХИ, ОФЕНИ, ПРЕСТУПНЫЙ МИР
Голуби летят над нашей зоной —
Голубям нигде преграды нет.
Ах, как мне хотелось с голубями
На родную землю улететь.
Из тюремной песни
«От сумы да от тюрьмы не зарекайся», — очень известная
поговорка на Руси. Сума — простейшая сумка-мешок, которую
носили через плечо — символ бедных странников, тюрьма —
олицетворение государственного гнета. Вот и выходит, что для
скоморохов, офеней и другого люда, бродившего по земле рус¬
ской и преследовавшегося властью, это выражение подходило
наилучшим образом, а может быть, от них и пошло.
Скоморохи всегда были людьми независимыми, с собствен¬
ным мировоззрением, близким к языческому. «Люди веселые»

	207
и офени — родственны: многие оседлые скоморохи влились
в офенство, их сближает и бродячая сущность ремесла, образ
жизни... Есть еще одна любопытная деталь, роднящая их. К тому
же те и другие сыграли в свое время весьма заметную роль в фор¬
мировании психологии российского преступного мира.
И.Д. Беляев в статье «О скоморохах» обратил внимание не
только на язычески-религиозный характер их действий в древно¬
сти и сакральное значение их музыкальных инструментов, но и на
необеспеченность их существования на позднем этапе деятель¬
ности, вынуждавшей к воровским проделкам. А. Морозов также
указывал на наличие разбойного элемента в скоморошестве.
На разбой многих людей, в том числе и скоморохов, толкало
государство и церковное преследование: «...у которого сотского
в его сотской выймут скомороха или волхва или бабу-ворожею...
на том сотском... взяти пени десять рублев денег, а скомороха
бив да ограбив, выбита из волости вон, а прохожих скоморохов
в волость не пущать!», — предписывала «Притворная грамота
Троице-Сергиева монастыря».
Безусловно, воры и разбойнички на Руси существовали
преимущественно в силу необходимости. Шли туда люди неза¬
висимые, сильные и обиженные, в том числе те «люди дороги»,
которые оказались «не в милости» у «власть предержащих»: ско¬
морохи, бывшие служивые (дружинники, стрельцы, солдаты...),
разорившиеся торговцы-офени.
В поведении скоморохов проявлялись черты разбойничества,
свойственные народному движению XV—XVII вв. Не случайно
в былинах и народных песнях нет образа скомороха-разбойника,
грабящего бедный люд. Скоморохи изображаются всегда на
стороне простого народа, всегда насмехаются и «облегчают кар¬
маны» богатых.
Исторически в эпоху угасания ватаги скоморохов и тех, кто
называли себя скоморохами, разорившиеся торговцы «со това¬
рищи», занимались воровством и разбоем. Это сращивание зре¬
лищной потехи, торговли и воровства легло позднее в основание
полутайной организации воровских общин.

208 _
В дальнейшем, с развитием железных дорог и массовой тор¬
говли, бродячие торговцы разорялись массово и многим при¬
шлось переквалифицироваться в другие близкие по духу специ¬
альности, в том числе — воров и разбойников, с которыми офени
были достаточно знакомы, поскольку именно им приходилось
чаще всего откупаться от разбойников товарами, деньгами и
информацией. В дальнейшем и сами офени не стали гнушаться
воровством. Мало-помалу с ростом воровской прослойки в
семействе офеней «о» потерялось, и офеня превратился в про¬
стую феню. Зачастую воры играли роль офени пока не стемнеет,
а затем «принимались за дело».
Офени были первые в русской истории создатели «черного
рынка», беспошлинные торговцы, в том числе — перекупщики
краденного... Офени дали блатным основы тайного своего
языка, «офенского жаргона», И современный воровской жаргон
потому-то и называется «феней».
Фразеологизм «по фене ботать», появившийся в начале XX в.,
есть не что иное, как «по офене болтать», то есть разговаривать на
языке «людей дороги», который был выдуман коробейниками под
влиянием скоморохов для того, чтобы скрыть от других свои наме¬
рения и расчеты. В конце XVEQ — середине XIX вв. уголовные эле¬
менты заимствовали от «ходебщиков» не только множество слов, но
и структуру организации. К тому же именно офени, были тем слоем
населения, который пополнял ряды деклассированных элементов.
Тесная связь преступного мира с офенями отражена и в
тюремном фольклоре:
Кругом темно, все потемнело,
И спит Москва во мгле ночной.
Уныло песенку заводит
В тюрьме преступник молодой:
«Мне быть преступником с рожденья
Сама назначила судьба.
Я был торговец, был офеней,
И торговал я завсегда».

	209
Скоморохи через свою традицию смехотворства научили
блатных ироническому притворству, противодействию силе шут¬
кой, позволяющей выходить из острой ситуации неуниженным.
Наиболее отчетливо глумливое лицедейство проявляется при
столкновении с властями — в самых сложных ситуациях, когда
уже нельзя удрать, но можно «зубы заговорить», рассмешить,
заморочить, «вокруг пальца обвести»...
С правящей властью скоморохи и торговцы боролись хитростью.
Поэтому на допросах по правилам игры уголовник должен быть или
спокойным и немногословным, или тонко-насмешливым. Если тебя
спрашивают о чем-то — говори смешно, но не правду, если же тебя
начинают бить — падай, вопи, имитируй потерю сознания и судо¬
роги, одним словом — играй и переводи игру в нужное тебе русло.
Очевидно, сама внутренняя структура скоморохов и офенского
сообщества с наличием нескольких ступеней посвящения-иерархии,
включая тайный язык, наиболее полно соответствовал нуждам воров¬
ского сообщества в суровых условиях жизни всей России, когда
всевозможные войны, бунты, реформы и революции сотрясали все
общество, диктуя необходимость жестких методов управления.
С давних пор потеха и торговля, связанные со скоплением
народа и созданием особой атмосферы почти гипнотического
сосредоточения на действиях потешников, как и «острый язык»
сметливых торговцев, служили благодатной почвой для воров¬
ства. Для этих же целей необходимо было обладать почти
артистической ловкость рук, которой издревле отличались
фокусники-иллюзионисты и столь чтимые в уголовном мире
воры-карманники. Тем более, что фокусы, торговля и воровство
построены на обмане клиентов, дело лишь в размере оного и
социальной допустимости, но цель практически одна — пожи¬
виться за счет доверчивого простака.
Связь фокусничества, мошеничества и воровства демонстрирует
занимательная и преступная игра «в стаканчики». С древнейших
времен излюбленным номером в программах бродячих иллюзиони¬
стов была привезенная из Индии «игра с кубками». Первое упоми¬
нание о нем мы находим у Алкифрона из Навкратиса (начало Ш в.).

210 _
В книге «Даипнософистаи», написанной в форме застольных бесед
на различные темы, Алкифрон приводит рассказ крестьянина, кото¬
рый, распродав в городе свой инжир и сушеные фрукты, на обрат¬
ном пути встретил знакомого, затащившего его в театр: «У меня
было хорошее место, и я увидел много интересного. Все остальное
я уже не помню... Но одно — когда я это увидел, то от изумления
чуть не лишился дара речи. Человек вышел на середину, поставил
перед собой стол, а на него — три мисочки. Затем, спрятал под
ними три круглых белых камешка. То он клал под каждую мисочку
по камешку, а они оказывались бог весть каким образом, все вместе
под одной, то заставлял совсем исчезать из-под мисочек и показы¬
вал их во рту. Потом он их проглотил, дал подойти вплотную тем,
кто стоял от него поблизости, и вынул камешек у одного из носа,
у другого из уха, у третьего из головы и, когда все они оказались у
него, заставил их вновь исчезнуть».
Этот фокус строится на том, что исполнитель только делает
вид, что перекладывает шарик из одной руки в другую и подсо¬
вывает его под перевернутый стаканчик. На самом же деле шарик
по-прежнему остается в руке под пальцем, и исполнитель, отвле¬
кая внимание публики, незаметно подкладывает его в нужный
стакан... Для исполнения «игры» требуется достаточно большое
мастерство манипулятора. «Играющий камешками» означает
«иллюзионист» на многих языках.
Уже в 90-х гг. XX в. во времена разгула «беспределыцины»,
связанной с «демократической» ликвидацией прежних силовых
структур и переориентированием общества на «деньги любой
ценой», по всей России и на каждом базаре промышляли «лохо-
тронщики», обыгрывая в «наперстки» зевак и доверчивых олу¬
хов. Это ли не символ связи времен?
В новом качестве возродился офеньский промысел в постсо¬
ветской России.
Новые русские офени никакого особого языка не изобрели,
но, тем менее, некоторые из них, так же, как и их предшествен¬
ники, тесно «сотрудничали» с мелким криминальным элементом.
Именно мелкие торговцы становятся наиболее легкой добычей

	211
Атаман Кудеяр. Лубок
для бандитов, очевидно исполняя определенную преемственность
с офенями, об этом же свидетельствует и процесс взаимопроник¬
новения воровского и торгового капитала, «теневая экономика».
Что касается древнего сакрального содержания, то можно
также высказать предположение, что, например, воров¬
ские сходки, ныне являющиеся «высшим административно-
хозяйственным мероприятием», изначально носили у разбойни¬
ков сакрально-мистический характер и имели своей целью сни¬
скать, путем обрядов, благодарность и защиту у древнего бога.
Этому же служат и жертвоприношения предателей и опасных
для воровского закона людей, совершаемые с помощью ножа,
столь глубоко почитаемого в преступном мире.
Такую же глубокую древность должен иметь и пресловутый
воровской закон, согласно которому вор не должен был иметь ни
постоянной семьи, ни собственности. Воровство для него было
способом существовать, но отнюдь не способом приобретения
благосостояния. Он, если угодно, был всего лишь служителем
собственного сообщества-семьи, которая заменяла ему любые
другие формы общественного уклада; это, кстати, один из при¬
знаков всяких тайных культовых сообществ.
В начале XX в. появилось выражение «ходить по фене», то есть
«совершать преступление», а «ходить по тихой фене» означало
«совершать кражи», «с особой нежностью» — «особо жестоко».

212 _
Академик Дмитрий Лихачев, «отмотавший срок» в печально
знаменитых Соловецких лагерях особого назначения и имев¬
ший возможность изнутри наблюдать нравы и обычаи воровской
среды, написал обстоятельную статью: «Черты первобытного при¬
митивизма воровской речи». Он обнаружил в них черты особой
умственной грубости, которые приводили к тому, что обычный
уголовник не в состоянии был усвоить более 2000 слов и поня¬
тий. Ему жизненно необходимо запомнить набор слов-сигналов,
составляющих «феню» и доказывающих, что он — свой!
Блатная феня образуется по таким же законам, как и офен¬
ский язык: перестановка букв и слов и пр., а также являет собой
пример древнего оборотничества — словам придается значение,
обратное общепринятому. Например, «туз» — человек, который
моет унитазы на зоне (очень «мастевый»).
Пример «правильной» уголовной речи: «В зоне барин кру¬
той, часто сам бывает на ночных и дневных шмонах. Кумовья
абвера просто волчары. Один старлей хотел Витька ссучить, за
это западло фаловал его в придурки в плеху, шнырем или туши-
лой. В живодерке шамовка была в норме, мандра и рассыпуха
всегда были в гараже. Заварганили грузинским веником, имели
и дурь женатую, и косячок. Санитары дыбают на цырлах перед
главным и другими коновалами, чтобы не шуранули на биржу...»
(Из письма вора в законе).
УГАСАНИЕ И НАСЛЕДИЕ ОФЕНЕЙ
То насыпью, то глубью лога,
То по прямой за поворот
Змеится лентою дорога
Безостановочно вперед.
Борис Пастернак
Во времена христианства по всей Европе разных потешни¬
ков (у нас — скоморохов) преследовала Церковь, что не мешало
тем существовать, поскольку не может народ жить полнокровно
без «бесовских увеселений», как и без «греха прелюбодеяния».

	213
Также не может существовать общество без торговли, несмотря
на пренебрежительное отношение к ней со стороны духовенства,
правителей-аристократов и части народа.
Офени занимались не только торговлей, у них существовали
весьма интересные корни, связанные с древнерусской и зарубеж¬
ными культурами. Поэтому развиты были: собственный язык —
феня, книготорговля с рассказами о содержании книг (опыт
древних сказителей), лубок, иконопись, резьба по дереву («кора¬
бельный» стиль), душевное пение и пр.
Торговля офеней к концу XVIII в. достигла своей вершины.
Образовались большие артели торговцев, в которых паевой, как
говорили офени, капитал насчитывал многие тысячи рублей.
Годовые обороты офенской торговли доходили до 6 млн рублей
и более, а в те времена за рубль можно было купить теленка.
Офенская торговля стала угасать с середины XIX века. Этому
способствовало улучшение в России путей сообщения, в частно¬
сти железных дорог. К тому же открылись многочисленные лавки
и магазины, изменились условия жизни в селах и в городах: у их
жителей появилась возможность иметь во всякое время все необ¬
ходимое для себя.
С другой стороны, начался очень сильный отток сельского
населения. Офени побогаче также перебрались в близлежащие
города и вложились в лавки и в развитие текстильной промыш¬
ленности. Разнообразные диалекты и профессиональные жар¬
гоны, смешиваясь, сформировали здесь новый языковой фено¬
мен — городское просторечие.
Некоторые из офеней ушли в старообрядство, которое жило по
своим законам и не гнушалось торговли. Часть офеней — скуп¬
щики краденого и разорившиеся торговцы — «преступили черту»
и перешли в преступный (уголовный) мир, передав ему свой язык и
структуру подчинения, сохранившуюся еще от скоморохов.
События Первой мировой войны, революции и последовавшей
затем Гражданской войны окончательно подорвали не только
офенство, но и разрушили весь, складывавшийся веками, уклад
жизни народов России.

214 _
Может быть, одним из последних офеней был Г.Е. Распутин,
который, судя по многим обстоятельствам его жизни (знание
офенского языка, тяга к бродяжничеству и таинственности, нали¬
чие паранормальных способностей, недоверчивое отношение к
Церкви, «радение» за русский народ), был причастен к древней
традиции мазыков.
Уже в наши времена, современные челноки-офени быстро
насытили внутренний рынок товарами в голодные «постсовет¬
ские», «ельцинские» годы. Кстати, новые русские офени по части
«втюхивания» своего товара населению и вере в магические при¬
меты, пожалуй, не уступают офеням старинным. Традиция про¬
должается...

САКРАЛЬНОЕ НАСЛЕДСТВО
И так слава отцов наших придет к Матери Славе, и
пребудет в ней до конца веков земных и иной жизни.
И с этим мы не боимся смерти, ибо мы — потомки
Даждьбога.
Велесова книга
Для того чтобы разобраться в путях эволюции человеческого
сознания и в самом себе, человеку необходимо помнить о своих
истоках. Как жили наши предки, что определило нашу историче¬
скую память?
Народная традиция формируется не годами, а веками, и уж
если она сформировалась, то отличается исключительной живу¬
честью. Меняются эпохи, меняются условия жизни народов, тра¬
диция приспосабливается к этим изменениям, преобразуется, но
уже в новой форме продолжает существовать.
Наши знания о прошлом основаны, прежде всего, на изучении
исторических источников. При этом необходимо учитывать, что
письменные источники — летописи, трактаты, художественные
произведения, мемуары и даже деловые документы — в силу раз¬
ных причин зачастую искажают историю. Недаром М.Ю. Лермон¬
тов утверждал, что в казачьих повествовательных песнях больше
исторической правды, чем в записках официальных чиновников.
Поэтому воссоздавать былое приходится на основе многочис¬
ленных, подтверждающих друг друга данных, хотя огромное
большинство памятников материальной и духовной культуры
не сохранились в результате войн, разрушений и течения самого
Времени.

216 _
Восстановление сведений о славянской древности чрезвычайно
сложно в силу того, что практически не сохранилось отечествен¬
ных письменных источников. Средневековая церковь избавлялась
от сочинений, в которых упоминались языческие боги. Сохрани¬
лось совсем немного рукописей, подобных «Слову о полку Иго-
реве», полных языческой символики. Доказано также, что в «Пове¬
сти временных лет» и в других летописных сводах использованы
народные песни и былины, сложенные на много веков раньше.
Многое из того, что наши предки заложили в обряды, как и их
понимание Мира, мы уже безвозвратно утратили, но и в настоя¬
щее время, соединив разрозненные знания, сохранившиеся в
народных устных преданиях и письменных источниках, можно
достаточно достоверно восстановить изначальную суть этого
действа.
Обрядовая сторона многих православных праздников, живу¬
честь традиций игры и смехотворчества, вера в талисманы, обе¬
реги, приметы — все это и многое другое свидетельствует о
поразительной живучести языческих культурных традиций даже
сегодня, в начале третьего тысячелетия.
Почему мир язычества славян и их культура живы и по сей
день, несмотря на два тысячелетия христианства, на столетие
воинствующего атеизма? Наверное, потому, что это действи¬
тельно практическая прикладная философия, согласно которой
язычник, в отличие от современника, составлял единое целое с
Природой и искренне верил в возможность договора со стихиями
окружающего мира.
Одним из способов магического влияния на плодородие При¬
роды (по принципу подобия) был смех, поскольку именно в усло¬
виях веселья создавались новые семьи, зарождались дети, восста¬
навливались силы после тяжелой работы. Скоморохи — жрецы
веселья и плодородия — создавали смеховую культуру для всех
слоев общества. Смех стирал социальные отличия и являлся
мощным объединяющим и стабилизирующим фактором в жизни
общества во все времена. В этом заключается живучесть такого
явления, как скоморошество.
Смех, дурачество, состояние «неума» очень важны для каж¬
дого человека. Естественная природа ума есть понимание, осно¬

— 217
ванное на интуиции и знаниях, поэтому необходимо убрать то,
что мешает уму мыслить естественно. Живя в обществе, человек
обязательно принимает определенные правила поведения, но в
состояние «неума» он все равно должен периодически возвра¬
щаться, чтобы не потерять детскую остроту восприятия жизни,
ибо потеря вкуса к жизни означает депрессивное угасание.
Со времен принятия христианства и до сегодняшних дней
существуют те тенденции, которое задало волховство, ушед¬
шее «в подполье». Духовная традиция волхвов поддерживалась
скоморохами и колдунами, но постепенно была потеряна, хотя
в настоящее время многие «неоязычники» небезуспешно пыта¬
ются возродить дух былого. Определенные традиции были про¬
должены в структуре сообществ скоморохов и офеней, а далее,
все более огрубляясь, — в «воровском мире» с его достаточно
сложной структурой, законами и правилами жизни, со своим
языком и системой поощрения и наказания.
История повторяется с точностью «до наоборот», и те, кто были
когда-то гонителями, сами стали огульными жертвами Октябрь¬
ской революции 1917 г., когда прежняя властная верхушка вкупе
с духовенством стала преследоваться и уничтожаться.
В настоящее время, после свержения «безбожной» власти, право¬
славная церковь пытается сохранить и объединить под своим крылом
традиционную русскую культуру, проводя и благословляя народ¬
ные праздники, немыслимые без смеха, песен и плясок, поскольку
ортодоксальная аскетическая модель поведения у преобладающего
большинства современных людей понимания не находит.
В этом единении всех здоровых сил для сохранения рус¬
ской культуры, являющейся стержневой для России, и кроется
надежда на лучшую жизнь граждан и на сохранения самого Госу¬
дарства Российского!
В ходе работы над этой книгой автор не совершил никаких
фантастических открытий. Целью данной работы была попытка
рассказать о преемственности древней традиции, о том, что
заветы наших далеких предков в той или иной степени живут в
душе нашей. Насколько это получилось у автора — судить вам.
Имеющий уши да услышит, имеющий глаза да прочтет, имеющий
Разум да поймет.

ПРИЛОЖЕНИЯ
Приложение 1
Притча «Отношение к времени»
Спросили мудрого человека:
—	Как нужно относиться ко времени, чтобы не растратить его
и не потерять себя?
Ответил мудрец:
—	Есть несколько путей:
Можно жить в мечтах о будущем, но это не твой путь.
Можно погрязнуть в делах прошлых. Но это тоже не твой
путь.
Твой путь — это сегодня. Жить надо сейчас, с учетом опыта
прошлого, с прицелом на будущее.
Притча «На всех не угодишь»
Путешествовали как-то в полуденную жару отец со своим
сыном и конем. Отец сидел верхом, а сын вел коня за уздечку.
«Бедный мальчик, — сказал прохожий, обращаясь к отцу, —
он совсем выбился из сил. Как ты можешь так издеваться над
ним?» Отец принял его слова близко к сердцу, слез с коня и
посадил на него сына. Очень скоро повстречался другой чело¬
век. Громким голосом он сказал: «Как не стыдно! Малый сидит
верхом, как барин какой-то, а его бедный старый отец бежит
следом». Мальчик очень огорчился от этих слов и попросил
отца сесть на коня позади него. «Люди добрые, что же это тво¬

	219
рится? — заголосила какая-то старушка, — так мучить бедное
животное! У бедной лошадки уже протерлась спина, а эти без¬
дельники устроились на ней как на печи!» Не говоря ни слова,
отец с сыном слезли с коня, и пошли рядом. Но тут встречный
прохожий стал насмехаться над ними: «Чего это ваша кляча
ничего не делает, наверное, и хозяева такие?» Отец остано¬
вился, погладил конягу, положил руку на плечо сына. «Что бы
мы ни делали, — сказал он, — всегда найдется тот, кому это
не понравится. Я думаю, что нам надо самим решать, как нам
поступать!»
Притча «Свирель»
Юный пастух Лель ходил по лесам и лугам с певучей дудочкой-
свирелью. Садился Лель на пригорке и начинал играть на сви¬
рели. Летний ветерок переставал шелестеть в траве и листьях,
не хотел мешать чудесным мелодиям. Собиралось вокруг стадо,
слетались птицы, выходили из лесов дикие звери — все слушали
волшебную дудочку.
Матерью его была Весна-Лада-Леля. Она наградила своего
сына даром музыкальным. Слушала Лада, как Лель играл на сви¬
рели, собирала на лугах цветы и плела для сына венок. Одевала
она венок Лелю на голову, и шел он по весенней земле, поигры¬
вая на своей свирели и призывая: «Лель-Полель», что означает:
«Играй-поживай». Где проходил Лель — между людьми насту¬
пали веселье и мирское согласие.
Притча «Житие-бытие»
Один человек жил в забытой богом деревеньке. Его дом стоял
на самом ее краю. И был дом старым, с покосившейся крышей и
скрипучей дверью. Была у него и жена — по-своему симпатич¬
ная, но ленивая и сварливая. Однажды ему все это надоело, и он
решил посмотреть, как живут в других краях. Он вышел на рас¬
свете, шел целый день. Ночь застала его в чистом поле. Утром
он встал и продолжил путь, но случайно выбрал не то направ¬
ление и повернул назад. К вечеру он дошел до забытой богом

220 _
деревеньки. «Как у нас», — подумал он. На самом краю стоял
старый дом с покосившейся крышей. «Как у нас», — подумал он.
Он открыл скрипучую дверь. «Как у нас», — подумал он. На него
с упреками набросилась по-своему симпатичная, но сварливая
женщина. «Как у нас, — подумал он. — Везде одно и то же, что
еще искать». И остался. И жил долго. И был по-своему счастлив.
Но только очень тосковал по родному дому.
Притча «Простое и сложное»
—	Почему Вы о Сложном говорите просто и понятно, а о Про¬
стом — так долго и незаконченно?
—	Увы, — ответил Наставник, — Рассуждать о Простом про¬
сто — это непростое искусство. Здесь я только ученик. А вот то,
что обычно представляется людям Сложным, на поверку лишь
кажется им не простым.
Быличка «Чудо»
Рассказывала одна бабка про чудеса:
—	Давно это было. Просыпаюсь я как-то от шороха, смотрю,
стоит старец, весь в черном и с бородой.
—	Я, — говорит, — чудотворец и пришел сказать, что через
несколько минут загорится твой дом.
Я перепугалась:
—	Что хочешь бери, только сделай, чтобы этого не случи¬
лось.
И что вы думаете, взял он кое-чего, ушел, и дом не заго¬
релся.
Притча «Скоморох и трудности»
Спрашивает ученик:
—	Должно быть, движение по Пути Скомороха сопряжено с
известными трудностями?
—	Напротив, — ответил Скоморох, — оно связано с неиз¬
вестными трудностями.

	221
Притча «Глашатай солнца»
На птичьем дворе произошло чрезвычайное событие — забо¬
лел петух, и некому стало кукарекать утром. Куры всполоши¬
лись, они очень опасались, что солнце не взойдет, поскольку
петух, их господин и повелитель, не вызовет его своим пением.
Ведь куры были уверены, что солнце всходит только потому, что
поет петух. Наступившее утро почти излечило их от этого суеве¬
рия. Солнце сияло, и жизнь продолжалась. Тем более, что вскоре
петух выздоровел, и все стало на круги своя.
Притча «Бешеные львы»
Житель одного селения увидел, что скоморох ходит вокруг
его дома и приплясывает, в бубен стучит и что-то напевает.
—	Что ты делаешь, сосед? — спросил он потешника, опасаясь
за его рассудок.
—	Отгоняю заклинаниями кусачих бешеных львов.
—	Ты в своем уме? Какие здесь могут быть бешеные львы?
—	Еще бы, не любят они этого, ох, не любят!
Притча «Простота на ум»
В незапамятные времена жил мастер искусный, который мог
сделать все, что угодно, такая о нем молва шла. Принесли к нему
как-то простоту и спросили, нельзя ли переделать на ум?
Тот ответил:
—	Можно, и еще кое-что останется.
Сказка «Мужик и заяц»
Бедный мужик шел по чистому полю, увидал под кустом
зайца, обрадовался и говорит:
—	Вот когда заживу домком-то! Возьму этого зайца, убью
плетью да продам за четыре алтына. На те деньги куплю сви¬
нушку. Она принесет мне двенадцать поросят. Поросятки выра¬
стут, принесут еще по двенадцати. Я с них амбар мяса накоплю.
Мясо продам, а на денежки дом заведу, да сам женюсь!

222 _
Жена-то родит мне двух сыновей: Ваську да Ваньку. Детки
станут пашню пахать, а я буду под окном сидеть да порядки
наводить:
—	Эй вы, ребятки, — крикну, — Васька да Ванька! Шибко
людей на работе не подгоняйте, видно, сами бедно не живали!
Да так громко крикнул мужик, что заяц испугался и убежал, а
дом со всем богатством и детьми так и не состоялся.
Притча «Игры для взрослых»
—	Игра — несерьезное занятие для мужчины, — сказали Ско¬
мороху. — Игра — это для детей.
—	Точно, — согласился Скоморох, — Именно поэтому насто¬
ящие мужчины так любят повеселиться и поиграть.
Притча «Притяжение денег»
Однажды бродяга услышал такую поговорку: «Деньги при¬
тягиваются к деньгам». Поскольку деньги были ему нужны, он
отправился на базар, чтобы проверить, так ли это. Он отдал свою
монету знакомому ростовщику-меняле и стал ждать результата.
Вечером меняла отдал ему все ту же монету.
—	Неужели поговорка оказалась ложью, и моя монетка ничего
не притянула? — спросил бродяга.
—	Так уж не верна пословица? — усмехнулся меняла. — Про¬
сто моих денег было больше, вот они и притянули всю прибыль.
Притча «Вставай и иди»
Один недоросль спросил наставника:
—	Если бы я расхотел что-либо делать, что бы вы посовето¬
вали мне?
—	Иди!
—	А если бы я ослаб?
—	Иди!
—	Если бы я упал от слабости?
—	Вставай и иди.
—	Но ведь надо когда-то отдыхать?

	223
—	Отдохнул и иди! Без движения нет жизни. Те, кто отказа¬
лись от своего пути, те, кто упали и не поднялись, те — мертвы!
Притча «Как песни петь»
Сидят люди в кругу, песни складно поют, душевно. Вдруг со
стороны какой-то увалень подвыпивший подвалил и стал песни
орать дурным голосом. Пытались его уговорить, успокоить, но не
получается. Тогда один смышленый человек ему и говорит:
—	Ну ты петь горазд! Особенно со стороны слышно. Хочешь
послушать?
—	Это как?
—	А ты спой, да отбеги быстро, тогда и услышишь.
Попробовал мужичок спеть и отбежать, но вроде не успел.
А умный человек ему:
—	Беги быстрее, беги быстрее...
Так тот куда-то и убежал, а может, просто спать свалился...
Притча «От бродяги — к коню»
Нашел офеня по пути подкову, идет, довольный, под ноги
смотрит. Встретился ему приятель, спрашивает:
—	Чему это ты так радуешься?
—	Да вот, подкову нашел!.. Еще три подковы да плюс верх —
вот тебе и коняга, больше товара брать стану!
Притча «Строители мира»
У мудрого человека спросили:
—	Мир такой разнообразный! Неужели все это вплоть до
мелочей создал сам Бог?
—	Есть такие сведения, что Бог создал только строителей, а
строители — все остальное.
Пословицы и поговорки русского народа в переводе
на офенский Колотова А. В.
—	Век живи, век учись — дураком помрешь. — Пехаль кин-
дриков куравь, пехаль киндриков лузнись — смуряком отемне-
ешь.

224 _
—	Кто не работает — тот не ест. — Кчон не мастырит, тот не
бряет.
—	Без труда не выловишь и рыбку из пруда. — Без мастыры
не подъюхлишь и псалугу из дрябана.
—	Прошел огонь, воду и медные трубы. — Прохлил дрябу,
дулик и фильные фошницы.
—	Ни кола, ни двора. — Ни брута, ни рыма.
—	Муж и жена — одна сатана. — Муслень и елтона — ионый
кульмас.
Приложение 2
Приводятся произведения собранные в конце XIX века А. Афана¬
сьевым, Г. Потаниным, А. Баловым, П Ивановым, А. Можаровским,
И Нечаевым, П. Шейном, К Рябинским, И Бессоновым. В. Варен-
цовым, В. Кудрявцевым, И. Мамакиным, Д Садовниковым, И Голы-
шевым, В. Магнитским, а также тексты из сборников К. Данилова,
А. Гильфердинга, М. Чулкова, А. Соболевского, (XVIII и XIX вв.)
Дразнилки
***
Алеша — три гроша,
Шейка — копейка,
Алтын — голова,
По три денежки — нога,
Спина да брюшина —
Четыре алтына.
Андрей — воробей,
Не клюй конопель:
Конопли трещат,
Воробьи пищат.

	225
Не клюй песка,
Не марай носка.
***
Борька-Борис
На ниточке повис!
Ниточка трещит,
А Боречка пищит!
***
Васька-Васенок,
Худой поросенок,
Завяз в траву,
Кричит: «Мяу!
Не вылезу!»
Гришка, Гришка
Украл топоришко,
Побег на ярышко;
Побег к брату,
Украл хату;
Побег к отцу,
Украл овцу.
Г ришенька-дурачок
Повадился в кабачок,
Там его били,
Его колотили
В четыре дубины,
Пята — осина —
По бокам возила.
8 - 2998

Ехал наш Данила
На сивой кобыле;
Кобыла упала,
Шкура не пропала:
Из шкуры — сапожки,
Из копыт — гребешки,
Из хвоста дергало,
В скрипочку играло.
Из-за лесу, из-за гор
Идет дедушка Егор.
Его девушки любили,
Кашей масленой кормили;
Каша масленая,
Ложка крашеная,
Ложка гнется,
Нос трясется,
Душа радуется.
***
Иван-болван
Молоко болтал,
Не выболтал,
А все выхлебал.
Жена пышку пекла,
Ему шиш подала.
Иван-болван
С колокольни упал,
Три года катился,
Пылью подавился.

Миколенька, Микулай,
Сиди дома, не гуляй.
Твоя жена прытка —
Напряла мотушку.
Одну-то украла,
Кота поклепала.
Кот-то побожился,
К стене приложился.
***
Сеня-везеня,
Вези бабу на санках,
Сам пешком,
Перевертышком.
***
Федя — редя
Съел медведя,
Кошка драна,
Мышь погана.
***
Анна — банна,
Нога деревянна,
Трубна затычка,
Швейка,
Копейка,
Голова алтын.
***
Катерина — котенок,
Жирный поросенок,
С горки катился,
Салом подавился.

Тетушка Маланья —
Голова баранья,
Блин толстой,
Каравай пресной.
Рыжий, красный —
Человек опасный,
Рыжий пламенный
Сожег дом каменный,
Рыжий палящий —
Вор настоящий.
Косой заяц
Нанес яиц,
Вывел детей,
Косых чертей.
***
Косой бес
Пошел в лес,
Срубил палку.
Убил галку.
Г алка плачет,
Косой скачет.
***
Машенька — невеста,
Съела горшок теста,
Вася — женишок,
Убрался под шесток.
Тили, тили, тилишок,
Иванушка — женишок,

	229
Тили, тили, тесто,
Машенька — невеста.
Мельник
Мелю, мелю, засыпаю
И в мешочек набиваю,
На стороны поглядаю.
Мясник
Головы роняем,
Хвосты задираем,
Глаза ковыряем.
Портной
Портной — швец,
Не хочешь ли щец?
Портной — портняшка,
Не хошь ли кашки?
Солдат
Солдат бравый
Хвост расправил,
На макушке —
Три лягушки.
Остроумные ответы
***
«А?» —
«Ворона кума,

230 _
Галка крестница,
Тебе ровесница».
«А?» —
«Слушай ухом, а не брюхом».
***
«А?» —
«Про глухого поп двух обеден не служит».
***
«Как зовут?» —
«Зовут зовуткой,
Величают уткой».
Зовут летом-то
Филаретом,
А зимой — Кузьмой.
Докучные сказки
***
—	Сказать ли тебе сказку про белого бычка?
—	Скажи
—	Ты скажи, да я скажи, да сказать ли тебе сказку про белого
бычка?
—	Скажи.
—	Ты скажи, да я скажи, да чего у нас будет, да докуль это
будет! Сказать ли тебе сказку про белого бычка?
В одном болоте жила-была лягушка
По имени по отчеству квакушка.

	231
Вздумала лягушка вспрыгнуть на мост,
Присела да и
Завязила в тину хвост: дергала, дергала, дергала, дергала —
выдернула хвост. Да занизила нос: дергала, дергала, дергала,
дергала —
Выдернула нос,
Да завязила хвост: дергала, дергала, дергала, дергала —
выдернула хвост,
Да завязила нос и т.д.
***
Жил-был царь Додон,
Замарал себе ладонь.
***
Сказать тебе сказочку?
Связать тебя в связочку,
Положить под лавочку:
Лежать тебе три дни,
Съедят тебя свиньи.
Жил Кутырь да Мутырь,
Жил посереди степца,
Накопил себе стожок сенца;
Пришли к нему баран да овца,
Подъели стожок сенца.
Не сказать ли опять с конца?
В некотором царстве,
В некотором государстве
Жила-была ворона,
И вздумала она лететь
В тридевятое царство,

232 _
В тридесятое государство.
Полетела,
Летела, летела, летела —
Да села,
Сидела, сидела, сидела —
Да полетела;
Летела, летела, летела —
Да села;
Сидела, сидела, сидела, сидела —
Да полетела...
Жили-были два брата журавля.
Скосили стожок сенца;
Положили середи кольца...
Не начать ли опять с конца?
Жил-был старик,
У старика был колодец,
А в колодце-то елец;
Тут и сказке конец.
Жил-был царь Ватута,
И вся сказка тута.
Припевки
***
Тень, тень потетень!
Выше городу плетень.
На полице трубица,
Гороховица.

	233
На печи звезда
Калачи пекла.
Тетка богатка,
Сшей мне рубашку!
Я поеду жениться —
На стеньке, на бурке,
На вечной каурке.
Сенька-вязенька,
Вези меня на палке,
А сам пешком,
Перевертушком.
Г уси-лебеди летели,
В поле банюшку доспели.
Коростель полки мостил,
Таракан дрова рубил,
Комар по воду ходил,
В грязи ноги увязил,
Он не вытащил,
Глаза вытаращил;
Блоха поднимала,
Живот надорвала.
Муха банюшку топила,
Пчелка воду наносила,
Оса щелок щелочила,
Блошка парилася
Да запарилася,
С полка грянулася,
Об пол вдарилася:
На ушат ребром попала,
Изувечилася,
Изуродовалась,
Что без пальца рука,
Без мизинца нога.

«Охи, охи, не могу,
Потяните за ногу!»
Муха подскочила,
Ножку подломила,
В передбанник понесла,
На рогожку поклала;
Завопила тут блоха:
«Вы подайте мне дьячка
Да запечного сверчка
Отпевать грешну рабу,
Черну блоху во гробу!»
Жучки ямку рыли,
На погост носили,
Блоху хоронили,
Сверчки отпевали,
Блоху провожали.
***
Тень, тень, потетень!
Выше городу плетень.
У Спаса бьют,
У Николы звонят,
У старого Егорья
Часы говорят.
Братцы-казанцы,
Поедемте на зайца!
Зайца убьемте,
Попа привеземте:
Попа за стол,
Попадью под стол.
Кикимора на печке
Ширинку шьет,
Петух в сарафане
Овес толчет,
Курочка в сапожках

235
Избушку метет,
Блоха на пороге
Отри ноги.
«Уж ты бабушка Арина,
Ты куда, куда ходила?» —
«На базар ходила,
Себе ведерки купила». —
«Что дала?» — «Рубль дала,
Коромысел-полтора».
«Что на улице шумят?» —
«Сарафан бабы делят:
Кому клин, кому стан,
Кому весь сарафан».
Чики, чики, чикалочки,
Едет мужик на палочке,
Жена на тележке
Щелкает орешки.
Поповы ребята
Горох молотили,
Цепы поломали,
В овин побросали,
Косой загляделся,
Овин загорелся.
Поп испугался,
Попадья с печки,
Дьякон из-под лавки —
Перебил все склянки,
Кочет с полицы —
Поломал косицы.

Журавль долгоногий
На мельницу ездил,
Диковинку видел:
Козел мелет,
Коза засыпает,
Маленьки козлятки
В амбарах гуляют,
Муку насыпают,
Сами согревают,
А барашки — круты рожки
По улице ходят,
В дудочки играют,
А вороны — стары жены
Пошли танцевати,
А сороки-белобоки
Пошли примечати:
Ногами топ-топ,
Глазами хлоп-хлоп.
Скачет галка
По ельничку,
Бьет хвостом
По березничку.
Наехали на галку
Разбойнички,
Сняли они с галки
Синь кафтан.
Не в чем галочке
По городу гулять.
Плачет галка,
Да негде взять.
Курочка-тараторочка
Снесла яичко
В углу на полочке,
На овсяной соломочке.

— 237
Пришла мышка,
Хвостиком вильнула,
Яичко столкнула,
Яичко покатилось
Под тын в огород.
Тын подломился,
Сороке ногу переломил.
Она стала прыгать:
«Чики, чики, сорока!
Где ты была?» —
«Далеко:
Я у бабушки
На попрядушке». —
«Что ела?» —
«Кашку». —
«Что пила?» —
«Бражку.
Кашка масленька,
Бабушка добренька,
А бражка сладенька».
***
Иванушка-простота
Купил лошадь без хвоста.
Поехал жениться,
Привязал корытце,
Корыто мотается,
Жена улыбается.
Иванушка-рачок
По бережку скачет,
Белу рыбку ловит,
Аннушке носит:
«Аннушка сердце!
Свари уху с перцем,
А я приду с хлебцем:

238 _
Я приду хлебати,
Тебя целовати».
Наварила, напекла
Три аршина киселя,
Пять пудов пирогов,
А к этим пирогам
Выбирался женишок
Иванушка-дурачок.
***
Курочка ряба
Через улицу брела,
Перешиблена нога.
«Кто ей перешиб?» —
«Торопыжка».
Т оропыжка-му жичок
Торопится в кабачок.
Коротеньки ножки,
Новеньки сапожки.
Курочка по двору
Похаживает,
Цыпляток своих
Поваживает,
Хохолок подымает.
Бояр утешает,
Бояры-то смеются,
У них бороды трясутся.
Кукареку! Петушок
Подает голосок
На боярский дворок.
Там бояре сидят,
Они кройки кроят,
Не докраивают,

	239
Они пушки пушат,
Не допушивают.
***
Уж как наша попадья
Зарождала воробья,
Совсем воробей,
Совсем молодой,
Остроносенький, долгоносенький.
По-под гребицей красная девица.
Повели воробья
Во боярский двор
К воеводе в дом.
Воевода, сын господский,
Не секи его кнутом,
Обстриги его кругом.
При дорожке, при долинке стой.
Кто нейдет, нейдет
Назовет его попом.
Уж ты батюшка попок,
Зачем служишь без порток?
Я не ездил во полки,
Не завел себе портки,
Портки строченые,
Позолоченные.
Ай шувы, шувы, шувы.
Поперек Москвы
Промощенные мосты
Ехал барин-господин,
Таракана задавил,
Семь рубликов заплатил.

240 _
***
Бубен, бубен!
Сядь на бочку,
Отдай свою дочку
За нашего князя:
У нашего князя
Семеро саней,
Лубьями крыты,
Г воздями биты;
Трои сеновалы,
Стоги на подвале,
Коза не подскочит,
Сено не развалит.
Коза подскочила,
Сено развалила.
***
Не метелица метет вдоль по улице,
Вдоль по улице, вплоть до кузницы.
В этой кузнице два кузнечика куют,
Куют, куют, принаваривают,
Меня, Дуню, приговаривают:
«Вот тебе, Дуня, замок с ключом». —
«Не надо мне замок с ключом,
А надо мне пистолет с ружьем.
Убила бы я свово мужа-дурака.
Мой муж-дурак — таракан.
Проел он Дуне сарафан,
Все пуговки проглотил».
***
«Туру, туру, пастушок.
Далеко ли отошел?» —
«От моря до моря,
До Киева города». —

	241
«Что там царь делает?» —
«Туру ногу пишет
На золотом блюде,
Серебряном стуле.
Стул подломился,
Царь покатился.
Его жена Марья
Породила сына». —
«Как его имя?» —
«Царя Константина». —
«Бубен ты, бубен!
Сядь на бочку,
Отдай свою дочку
За нашего князя:
У нашего князя
Собаки борзые,
Холопы босые».
***
«Туру, туру, пастушок,
Калиновый батожок!
Далеко ли отошел?» —
«От моря до моря,
До Киева города;
Там наша родина.
На родине дуб стоит,
На дубу сова сидит,
Сова-то мне теща,
Воробей-то шурин,
Глазом щурит.
Некарька-сорока
По берегу скакала,
Коренья копала,
Косарь потеряла».

«Туру, туру, пастушок,
Осиновый листышок!
Для чего ты трубишь
От моря до моря,
До Киева города?» —
«В чистом поле дуб стоит,
На дубу сова сидит.
Сова, сова — теща,
Синичка — сестричка,
Сходи за водичкой». —
«Я волка боюся,
Медведя страшуся.
Волк на болоте
Считает озороды,
Свою жену кричит.
Своя жена Марья
Споро дила сына,
Сына Максима,
В четыре аршина».
***
Бабушка Ульяна!
Г олова твоя кудрява.
Садись-ко в сани,
Поедем-ко с нами.
Там на базаре
Коза в сарафане,
Утка в юбке,
Курочка в сапожках,
Корова в рогоже,
Нет ее дороже.

	243
Прибаутки
***
«Заинька серенький, где ты был-спобывал?» — «Был я, побы¬
вал в огороде-ельничке, в амбарчике-спальничке». — «Кого
видел-сповидал?» — «Видел я, повидал три девчины хороши, три
любчины пригожи; Анюшенька черноброва, черноглаза лучше
всех». — «Заинька серенький, они звали ли тебя?» — «Звали-
звали, позывали: Катюша на часок, Марьюша на денек; Аню¬
шенька удала на недельку позвала». — «Заинька серенький, кор¬
мили ли тебя?» — «Катюша-то блинами, Марьюша-то пирогами;
Анюшенька удала кашу с маслом поднесла». — «Заинька серень¬
кий, поили ли тебя?» — «Катюшка-то пивцом, Марьюша-то вин¬
цом; Анюшенька удала стакан меду налила». — «Заинька серень¬
кий, положили ли тебя?» — «Катюша-то на лавку, а Марьюша
на другую; Анюшенька удала подушечку подала». — «Заинька
серенький, не били ли тебя?» — «Катюша-то клюкой, а Марьюша
кочергой; Анюшенька удала за ушеньки подрала». — «Заинька
серенький, провожали ли тебя?» — «Катюша-то на сенец, а
Марьюша на крылец; Анюшенька удала за ворота провела».
Гуси-лебеди летели, в чисто поле залетели, в поле банюшку
доспели. Воробей дрова колол, таракан баню топил, мышка
во душку носила, вошка парилася, приушмарилася; бела гнида
подхватила, на рогожку повалила; сера блошка подскочила,
ножку подломила, в передбанок вошку выносила...
***
«Куда, миленький, снаряжаешься?» — «Не скажу». —
«Скажи, мой дорогой, куда снаряжаешься?» — «В город на
ярмарку». — «Миленький, возьми меня с собой!» — «Не
возьму». — «Возьми, мой дорогой, меня с собой». — «Садись
на самый краешек». — «Что у тебя, миленький, в возу?» — «Не

244 _
скажу». — «Что, мой дорогой, в возу?» — «Яблоки». — «Дай
мне, миленький, яблочко». — «Не дам». — «Дай, дорогой,
яблочко». — «Возьми одно». — «Где мы, миленький, ночуем с
тобой?» — «Не скажу». — «Скажи, мой дорогой, где ночуем с
тобой?» — «В большой деревне, у попа в пелевне».
***
Орал мужик в поле, выорал самоцветный камень. Идет домой,
а навстречу ему сосед, такой стародревний. Показал ему камень:
«Кому гож?» — «Неси, — говорит, — к царю». Понес; прихо¬
дит во дворец и повстречал генерала. Поклонился ему до земли:
«Батюшка! Доведи до царя». — «Зачем тебе нужно?» — «Несу
из деревни подарок». — «Ну, мужичок, чем царь тебя наградит,
отдай мне половину; а не хочешь — вовек не дойти тебе до царя».
Мужик согласился. Вот генерал довел его до самого царя. «Бла¬
годарю, мужичок! — говорит царь. — Вот тебе в награду за то
две тысячи рублей». Мужик пал на колени: «Не надо мне, царь-
государь, иной награды, кроме пятидесяти стежей в спину». Воз-
жалел его царь и приказал дать ему пятьдесят стежей легонько.
А мужик зачал считать; как дали двадцать пять, он и закричал:
«Полно, будет с меня; другая половина посулена тому, что довел
меня до вашего царского величества». Ну, того позвали и сполна
отсчитали половину награды, как следовало; только он не рад
был такой награде! Царь поблагодарил мужичка и подарил ему
целых три тысячи.
***
Давно было. Не стало на селе попа. Согласились мужики
избрать попа миром, выбрали и пошли к дяде Пахому. «Пахом, —
говорят ему, — а Пахом! Будь ты у нас на селе попом». Пахом и
стал попом, да то беда: ни службы не знает, ни петь, ни читать не
умеет. Вот однажды собрались миряне в церковь, а в тот день был
большой у бога праздник. Пахом выносит книгу и спрашивает:
«Православные! Знаете ли вы эту книгу?» — «Знаем, батька,
знаем. Еще покойный поп все, бывало, ее читал». — «Ну, коли

	245
знаете, нечего вам ее и читать». Выносит другую: «Православ¬
ные! А эту книгу знаете?» — «Нет, батька, этой не знаем». —
«Ну, так что ж вам ее и читать!»
***
«Разбуди меня, мама, завтра пораньше!» — «Что так?» — «Да
вот хлебушка-то ломоть доесть: теперя уж не смогу».
«Коза, коза, лубяные глаза, где ты была?» — «Коней
пасла». — «А кони-то где?» — «Николка увел». — «А Николка-то
где?» — «В клеть ушел». — «А клеть-то где?» — «Водой
унесло». — «А вода-то где?» — «Быки выпили». — «А быки-то
где?» — «В гору ушли». — «А гора-то где?» — «Черви сто¬
чили». — «А черви-то где?» — «Гуси выклевали». — «А гуси-то
где?» — «В вересняк ушли». — «А вересняк-то где?» — «Девки
выломали». — «А девки-то где?» — «Замуж выскакали». —
«А мужья-то где?» — «Все примерли».
Жил-был мужик Иван да жена Арина. Послал он ее в поле
рожь жать. Вот Арина пришла на полосу, выжала такое местечко,
чтоб можно было одной улечься; улеглась, выспалась хорошенько
и отправилась домой, будто и впрямь потрудилась-поработала.
«Что, жена, — спрашивает муж, — много ли сегодня выжала?» —
«Слава тебе господи, одно местечко выжала». — «Ну, это
хорошо! — думает мужик. — Одна полоса, значит, покончена».
На другой день опять пошла Арина в поле, выжала местечко и
проспала до вечера; и на третий день — то же самое, и на чет¬
вертый — то же самое; так всю неделю и проволочила. Пора,
думает мужик, за снопами в поле ехать; приезжает — а рожь
стоит вся нежатая; кое-где выжато местечками, да и то такими,
что только человеку улечься. Стал жену искать и видит: лежит
она на одном местечке да так-то храпит! Мужик сейчас домой,
захватил ножницы, патоки и пуху; воротился на жниву, остриг

246 _
свою бабу наголо, вымазал ей голову патокой и осыпал пухом;
сделал все это и воротился на деревню. Вот Арина спала-спала,
да, наконец, и проснулась; хватилась рукой за голову и говорит
сама себе: «Чтой-то попритчилось! Кажись, я — Арина, а голова
не моя! Пойду домой: коли собака залает, так я, значит, — не
Арина». Пришла на деревню прямо к своей избе и спрашивает
под окошком: «Что, ваша Арина дома?» Муж смекнул и гово¬
рит ей: «Дома!» Тут вылезла из-под ворот собака, не признала
хозяйки и бросилась на нее, словно на чужую; так за полы и хва¬
тает. Арина бегом да бегом, как бы только живой от своего дома
уйти! И пошла она бродить по полю; целые сутки ничего не пила,
не ела. После того мужик сжалился, простил ее, и с той поры
стала Арина жать бесхитростно.
Ходит курочка в сапожках, выронила перышко, из перышка-то
ядрышко; укатилось оно на Иваново село. На Ивановом селе-то
собачка на лычке потявкивает, медведь на цепочке порывается,
господин на печке обувается, госпожа за печкой оладьи печет,
сухари толчет.
***
Шел солдат домой на побывку и забрел к одному мужику ночь
ночевать. «Здравствуй, хозяин! Накорми и обогрей прохожего!» —
«Ну что ж, садись за стол, гость будешь!» Солдат снял тесак да
ранец, помолился образам и уселся за стол; а хозяин налил ста¬
кан горького и говорит: «Отгадай, служба, загадку — стакан вина
поднесу; не отгадаешь — оплеуха тебе!» — «Изволь, сказывай
загадку». — «А что значит чистота?» Солдат подумал-подумал
и вымолвил: «Хлеб чист, значит, он и чистота». Мужик хлоп его
по щеке. «Что ж ты дерешься? Нас бьют да вину сказывают». —
«Чистота, брат, кошка: завсегда умывается! А что значит благо¬
дать?» Солдат опять подумал-подумал и говорит: «Знамое дело,
хлеб — благодать!» Мужик хлоп его в другой раз: «Врешь, брат,
служба! Благодать — вода. Ну, вот тебе последняя загадка: что

_247
такое красота?» Солдат опять свое: «Хлеб, — говорит, — кра¬
сота!» — «Врешь, служба; красота — огонь; вот тебе и еще опле¬
уха! Теперь полно, давай ужинать». Солдат ест да про себя думает:
«Сроду таких оплеух не видал, и на службе царской того не было;
постой же, я тебе и сам удружу; будешь меня помнить!»
Поужинали и легли спать. Солдат выждал ни много ни мало
времечка; видит, что хозяева заснули, слез с полатей, поймал
кошку, навязал ей на хвост пакли, паклю-то зажег да кошку на
чердак погнал: бросилась она туда со всех четырех ног и заро¬
нила огонь в солому; вмиг загорелась изба, и пошло драть! Сол¬
дат наскоро оделся, подошел к хозяину и давай в спину толкать.
«Что ты, служивый?» — «Прощай, хозяин! Иду в поход». —
«Ступай с богом!» — «Да вот тебе на прощанье загадка: взяла
чистота красоту, понесла на высоту: коли не ухватишь благодати,
не будешь жить в хате! Отгадывай!» — сказал солдат и пошел
со двора. Пока мужик ломал себе голову, что бы такое значили
солдатские речи, загорелся потолок. «Воды! Воды!» — кричит
хозяин, а воды-то в доме ни капли нет; так все и сгинуло. «Ну,
правду солдат загадал: коли не ухватишь благодати, не будешь
жить в хате!» Отольются кошке мышиные слезки!
***
Одна баба, ставя по праздникам свечку перед образом Геор¬
гия Победоносца, завсегда показывала змию кукиш: «Вот тебе,
Егорий, свечка; а тебе шиш, окаянному!»
Этим она так рассердила нечистого, что он не вытерпел;
явился к ней во сне и стал стращать: «Ну уж попадись ты только
ко мне в ад, натерпишься муки!»
После того баба ставила по свечке и Егорию, и змию. Люди и
спрашивают, зачем она это делает? «Да как же, родимые! Ведь
незнамо еще куда попадешь: либо в рай, либо в ад!»
У одной бабы был муж глухой. Раз как-то вздумалось ей при¬
ласкаться к мужу. Вот она и говорит ему: «Ох ты, моя защита и

248 _
оборона!» — «Как, я ощипана ворона? Ах ты, такая-сякая!» —
и отколотил жену. «Что ты, глухой черт! — закричала баба. —
Разбойник, обидчик этакой!» — «Вот давно бы так!» — сказал
муж.
***
«Сладки гусиные лапки». — «А ты едал?» — «Нет, а отец
видал, как воевода едал».
***
«Куда, добрый человек, идешь?» — «Да вон в соседнюю
деревню». — «Что ж, там родня у тебя?» — «Да из нашей деревни
отдана туда девка замуж». — «Так зачем же ты идешь?» — «Да
либо пива напиться, либо подраться».
Однажды говорила о себе репа: «Я, репа, с медом хороша!» —
«Поди прочь, хвастунья! — отвечал ей мед. — Я и без тебя
хорош».
***
Пришла в кабак баба и спрашивает о своем муже: «Не был ли
здесь мой пьяница?» — «Был». — «Ах, подлец, ах, разбойник!
На сколько он выпил?» — «На пятак». — «Ну так давай мне на
гривну».
***
Кот на печи сухари толчет, кошка в окошке ширинку шьет,
свинья в огороде овес толчет, курочка в сапожках избушку метет;
вымела избушку, положила голичок под порожичок.
***
Был в одной помещичьей деревне управляющий-немец, празд¬
ников наших не почитал и завсегда заставлял мужиков рабо¬
тать. Приходит к нему однажды староста и говорит: «Завтра у

	249
нас праздник, работать нельзя». — «Какой там праздник выду¬
мал?» — «Да святого Николы, батюшка!» — «А где он? Покажь
мне его!» Староста принес образ. «Ну, это доска! — говорит
немец. — Мне она ничего не сделает, и сам буду работать, и вы
не ленитесь». Вот мужики и придумали сыграть с немцем шутку;
опять приходит к нему староста: «У нас, батюшка, завтра празд¬
ник». — «Какой праздник?» — «Да преподобного шерстня». —
«А где он? Покажь!» Староста привел его к старому дуплу, где
шерстни водились: «Вот он!» Немец стал заглядывать в щели, а
шерстни так и гудят! «Ишь, — говорит немец, — как песни-то
распевает! Али водочки хлебнул? Ну, да я его не боюсь, все-таки
прикажу работать». Пока немец рассуждал, шерстни вылетели и
давай его жалить. «Ай-ай! — закричал он во всю мочь. — Право
слово — не велю работать, и сам не стану; пускай мужики хоть
всю неделю гуляют».
***
Жил-был бедный мужик; детей много, а добра — всего один
гусь. Долго берег он этого гуся, да голод не тетка: до того дошло,
что есть нечего: вот мужик и зарезал гуся; зарезал, зажарил и на
стол поставил. Все бы хорошо, да хлеба нет, а соли не бывало.
Говорит хозяин своей жене: «Как станем мы есть без хлеба, без
соли? Лучше я отнесу гуся-то к барину на поклон да попрошу у
него хлеба». — «Ну что ж, с богом!» Приходит к барину: «При¬
нес вашей милости гуська на поклон; чем богат, тем и рад. Не
побрезгуй, родимый!» — «Спасибо, мужичок, спасибо! Раз¬
дели же ты гуся промеж нас без обиды!» А у того барина была
жена, да два сына, да две дочери — всего было шестеро. Подали
мужику нож; стал он кроить, гуся делить. Отрезал голову и дает
барину: «Ты, — говорит, — всему в доме голова, так тебе голова
и следует». Отрезал гузку, дает барыне: «Тебе дома сидеть, за
домом смотреть; вот тебе гузка!» Отрезал ноги, дает сыновьям:
«А вам по ножке, топтать отцовские дорожки!» Дочерям дал по
крылышку: «Вам с отцом, с матерью недолго жить; вырастете —
прочь улетите. А я, — говорит, — мужик глуп, мне глодать хлуп!»

250 _
Так всего гуся и выгадал себе. Барин засмеялся, напоил мужика
вином, наградил хлебом и отпустил домой.
Услыхал про то богатый мужик, позавидовал бедному,
взял — зажарил целых пять гусей и понес к барину. «Что тебе,
мужичок?» — спрашивает барин. «Да вот принес вашей мило¬
сти на поклон пять гуськов». — «Спасибо, братец! Ну-ка раз¬
дели промеж нас без обиды». Мужик и так и сяк; нет, не разде¬
лишь поровну! Стоит да в затылке почесывает. Послал барин за
бедным мужиком, велел ему делить. Тот взял одного гуся, отдал
барину с барыней и говорит: «Вы теперь, сударь, сам-третей!»
Отдал другого гуся двум сыновьям, а третьего — двум дочерям:
«И вы теперь сам-третей!» Остальную пару гусей взял себе: «Вот
и я сам-третей!» Барин говорит: «Вот молодец так молодец!
Сумел всем поровну разделить и себя не забыл». Тут наградил он
бедного мужика своею казною, а богатого выгнал вон.
***
Была репа важная, дивилась старуха кажная; одним-днем кру¬
гом не обойдешь; у той репы половину мы с семьей целую неделю
ели, а другую половину другую неделю; корку навалили да
кобылу надсадили и телегу обломили. Вот какая была мудрость
недавно утресь!
***
Жил-был купец; у него был сын. Вот однажды посылает он
сына в нижние города товары закупать и на прощанье наказы¬
вает: «Смотри же, сынок, будь умен да рассудлив, с рыжим да с
красным не связывайся!» Поехал купеческий сын в путь-дорогу.
День-то был морозный; вот он прозяб и заехал в кабак обогреться;
входит — за стойкою сидит рыжий целовальник. «Налей-ка
мне, — говорит ему купеческий сын, — стакан доброй наливки».
Выпил стакан наливки, и больно пришлась она ему по вкусу: «Вот
наливка, так наливка! Сто рублев стоит! Налей-ка еще». Выпил в
другой раз — еще лучше показалась: «Ну, брат, этот стакан двух
сот стоит». — А целовальник себе на уме: какую цену сказывал

— 251
купеческий сын, ту и на стенку записывал. Пришло дело до рас¬
чета. «Сколько тебе?» — спрашивает купеческий сын. «Триста
рублев». — «Что ты, белены объелся? Экую цену заломил!» —
«Не я заломил, ты же сам назначил, да теперь назад пятишься.
Только, брат, от меня не отвертишься; коли не заплатишь — с
двора не спущу!» Нечего делать, заплатил купеческий сын
триста рублев, поехал дальше и думает сам с собою: «Вот она,
правда-то! Водись после того с рыжими да с красными! Недаром
отец наказывал; родительское слово пустяшное не бывает».
На ту самую пору попадается навстречу рыжий мужик с возом.
Как увидал его купеческий сын, тотчас выскочил из кибитки и
сунулся ничком в снег, ажно дрожит с испугу! «Что с ним ста-
лося? Не попритчилось ли?» — подумал встречный мужик,
подошел к купеческому сыну и стал подымать его на ноги:
«Вставай, брат!» — «Отвяжись от меня! Уж один рыжий надул
меня, и ты надуешь». — «Полно, брат! Рыжий да красный вся¬
кий бывает: бывает плут, бывает и добрый человек. Да кто тебя
обманул-то?» — «Так и так, рыжий целовальник из соседнего
села». — «Воротись со мной; я с ним сделаюсь». Вот приехали
они в кабак, мужик тотчас окинул глазом всю избу, увидал: под
матицей баранья лопатка висит, подошел к целовальнику, спросил
рюмку водки, да тут же бьет его по плечу и говорит: «Продай-ка
мне эту лопаточку!» — «Купи». — «Что возьмешь?» — «Рубль
серебра». Мужик выкинул целковый; после вынул из-за пазухи
широкий нож и дает купеческому сыну в руки: «На, брат, вырежь
у него лопатку — мне на закуску». — «Что ты! — говорит цело¬
вальник. — Я тебе баранью лопатку продал, а не эту». — «Расска¬
зывай! Меня, брат, не проведешь, как этого купеческого сына; не
на таковского напал!» Целовальник просить да молить, чуть не
в ноги кланяется. «Ну, так и быть! — сказал мужик. — Отпущу
тебя, коли воротишь купеческому сыну все деньги сполна».
Целовальник отдал назад триста рублев; а мужик того и доби¬
вался. «Вот видишь, — говорит купеческому сыну, — рыжий да
красный всякий бывает: бывает и плут, бывает и добрый человек.
Поезжай теперь с богом!» А купеческий сын только и думает,

252
как бы скорее убраться; сел в кибитку, погоняет лошадей и гово¬
рит сам с собой об мужике: «Слава богу, вырвался! Целовальник
рыжий плутоват, а этот еще плутоватей; коли б с ним связался,
кажись, он с меня с живого бы кожу снял!»
Мужик стащил в лавке куль пшеничной муки; захотелось к
празднику гостей зазвать, пирогами попотчевать. Принес домой
муку, да и задумался: «Жена! — говорит он своей бабе. —
Муки-то я украл, да боюсь — узнают, спросят: отколь ты взял
такую белую муку?» — «Не кручинься, мой кормилец, я испеку
из нее такие пироги, что гости ни за что не отличат от аржа-
ных».
***
Пришел солдат с походу на квартиру и говорит хозяйке:
«Здравствуй, божья старушка! Дай-ка мне чего-нибудь поесть».
А старуха в ответ: «Вот там на гвоздике повесь». — «Аль ты
совсем глуха, что не чуешь?» — «Где хошь, там и заночуешь». —
«Ах ты, старая ведьма, я те глухоту-то вылечу!» И полез было
с кулаками: «Подавай на стол!» — «Да нечего, родимый!» —
«Вари кашицу!» — «Да не из чего, родимый!» — «Давай топор;
я из топора сварю». — «Что за диво! — думает баба. — Дай
посмотрю, как из топора солдат кашицу сварит». Принесла ему
топор; солдат взял, положил его в горшок, налил воды и давай
варить. Варил, варил, попробовал и говорит: «Всем бы кашица
взяла, только б малую толику круп подсыпать!» Баба принесла
ему круп. Опять варил-варил, попробовал и говорит: «Совсем бы
готово, только б маслом сдобрить!» Баба принесла ему масла.
Солдат сварил кашицу: «Ну, старуха, теперь подавай хлеба да
соли, да принимайся за ложку; станем кашицу есть». Похлебали
вдвоем кашицу. Старуха спрашивает: «Служивый! Когда же
топор будем есть?» — «Да вишь, он еще не уварился, — отвечал
солдат, — где-нибудь на дороге доварю да позавтракаю». Тотчас

	253
припрятал топор в ранец, распростился с хозяйкою и пошел в
иную деревню. Вот так-то солдат и кашицы поел, и топор унес!
' Пошел солдат в отпуск; шел-шел, много верст ногами измерил,
и добрался к вечеру до одной деревушки. Время было осеннее:
то дождем поливало, а тут изморозь пошла. Солдат крепко измо¬
чился и весь иззяб; остановился у одной избы, постучался в окно
и просится ночевать. «Кто там?» — спрашивает хозяин. «Сол¬
дат». — «Откуда тебя черти принесли? Ступай туда, откуда при¬
шел». Постучался солдат у другой и у третьей избы, всю деревню
обошел — нигде не пускают; приходится на улице мерзнуть!
Увидал он — на другом краю стоит еще избушка, пошел туда и
говорит: «Эй, хозяин, пусти на ночь кости обогреть!» — «Пожа¬
луй, пущу, только с тем уговором, чтобы ты всю ночь сказывал
нам сказки». — «Хорошо, — говорит солдат, — я стану сказы¬
вать, только чтоб никто мне не поперечил; а коли кто хоть едино
слово промолвит, так уж не погневись — тому и сказки расска¬
зывать до белого дня». — «Ладно, ладно, служивый!» Вот поужи¬
нали и улеглись на ночь: хозяин с солдатом на лавках, хозяйка на
печке, а работник под печкою. «Ну, — сказал солдат, — теперь
слушайте, начинается моя сказка: как у вас, хозяин, на деревне
мужики всё живут дураки! Как у вас, хозяин, на деревне мужики
всё живут дураки!» И пошел твердить одно и то же, разов сто
уж повторил! Мужик слушал-слушал, разобиделся и не вытер¬
пел: «Послушай, служивый! Ведь ты и меня заодно ругаешь, не
я ль тебя в избу пустил?» Солдат вскочил с лавки, хлоп хозя¬
ина по уху: «Мое дело было сказывать, твое — слушать да мол¬
чать!» Пристал к нему вплотную; ничем не отвяжешься! «Полно,
служивый! — говорит хозяин. — Ложись с богом. Я сам тебе
стану сказку сказывать». Солдат улегся, а мужик начал: «Дурак
будет тот, кто тебя, служивый, вперед пустит к себе ночевать; а
я больше никогда не пущу! Дурак будет тот, кто тебя, служивый,
вперед пустит к себе ночевать; а я больше никогда не пущу!»
Разов сто повторил он эти речи; на ту пору проснулась на печи

254 _
хозяйка, слышит, что в избе все еще бормочут, и говорит: «Полно
вам болтать, скоро свет, а вы все не спите!» Мужик с солдатом
вскочили и пристали к старухе: «Как ты смела перебить нашу
сказку? Теперь сама рассказывай!» Нечего делать, начала ста¬
руха: «Какой, — говорит, — хозяин подлец, такого ж подлеца
и ночлежника пустил! Какой хозяин подлец, такого ж подлеца
и ночлежника пустил!» Твердила, твердила; вот услыхал работ¬
ник и отозвался под печкою: «Будет вам толковать; из пустого в
порожнее переливать; добрые люди давно спят!» Тут все трое, и
солдат, и хозяин с хозяйкою, уцепились за работника: говори-де
нам сказку! Работник начал: «Как не спали мы с вечера, так и не
спать нам и до свету; скоро надо на работу идти! Как не спали мы
с вечера, так не спать нам и до свету; скоро надо на работу идти!»
И говорил он эти речи до самого света. Поутру собрался солдат
в дорогу: «Прощай, хозяин!» — «Ну те к бесу!»
***
Дело было весною. Вынесли бабы холсты белить. «Ну, — гово¬
рят, — теперь надо смотреть да смотреть, как бы кто холстов не
стибрил!» — «У меня все будет цело! — стала похваляться одна
старушка. — Кто к моим холстам только руку протянет, тот с
места не встанет!» Похвальные речи завсегда гнилы; старуха-то
выдавала себя за колдунью, а какая колдунья! Бывало, у людей
кровь заговаривает, а у себя и соплей утереть не сможет. Вот
разостлала она по полю холсты и уселась сторожить. Проходили
мимо двое солдат и вздумали поживиться чужим добром. «Слу¬
шай, товарищ! — говорит один. — Ты залезь в кусты, да смотри
не зевай, а я пойду, стану с бабой лясы точить». Сказано — сде¬
лано. Подошел солдат к старухе: «Здравствуй, баушка!» — «Здо¬
рово, батюшка! Куда тебя господь несет?» — «Иду к начальству
за тем, за сем, больше незачем». — «И-и, родимый, служба-то
ваша куд^л мудрена!» — «А я, баушка, к тебе с запросом; вижу:
ты — человек бывалый! Разреши-ка наш солдатский спор. Това¬
рищи мои говорят, что в вашей стороне совсем не так звонят,
как у нас; а я говорю, что все равно». — «Вестимо, все равно;

	255
небось и у вас колокола-то медные!» — «То-то! Прозвони-ка,
баушка, по-вашему». — «По-нашему: тинь-тинь-тинь! дон-дон!
тинь-тинь-тинь! дон-дон!» — «Не много разницы! У нас, баушка,
звонят пореже». Тут солдат махнул своему товарищу рукою и
зазвонил: «Тини-тини, потягивай, тини-тини, потягивай!» Ста¬
руха и рот разинула; пока она слушала, другой солдат стянул
холст — и был таков! «Ну, служивый, — говорит старуха, а сама
так и заливается со смеху, — звоны-то ваши куда чудны! Досыта
насмеешься!» — «А вот ужо — так досыта наплачешься! Про¬
щай, баушка!» — «С богом, родимый!» Вечером стали бабы хол¬
сты считать; у старухи нет одного. Заплакала она горькими сле¬
зами, и наплакалась досыта: правду сказал солдат!
***
Пошел полковник погулять, поймал птичку-перепелочку;
птичка-перепелочка пить похотела, поднялась-полетела, пала-
пропала, под лед попала, попа поймала, попа-поповича, Петра
Петровича.
***
Жил-был барин; вышел однажды на базар и купил себе кана¬
рейку за пятьдесят рублей. Случилось быть при этом мужику;
пришел мужик домой и говорит своей бабе: «Знаешь ли что,
жена?» — «А что?» — «Ходил я сегодня на базар; там был и
барин, и купил он себе малую пташку — пятьдесят рублей запла¬
тил. Дай-ка я понесу к нему своего гусака: не купит ли?» —
«Понеси!» Вот взял мужик гусака и понес к барину. Приносит:
«Купи, барин, гусака». — «А что стоит?» — спросил барин. «Сто
рублей». — «Ах ты, болван!» — «Да коли ты за малую пташку
не пожалел пятидесяти, так за эту и сотня дешево!» Барин рас¬
сердился, прибил мужика и отобрал у него гуся даром. «Ну,
ладно, — сказал мужик, — попомнишь ты этого гусака!» Воро¬
тился домой, снарядился плотником, взял в руки пилу и топор и
опять пошел; идет мимо барского дома и кричит: «Кому теплы
сени работать?» Барин услыхал, зовет его к себе: «Да сумеешь

256
ли ты сделать?» — «Отчего не сделать; вот тут неподалечку рас¬
тет теплый лес: коли из того лесу да выстроить сени, то и зимой
топить не надо». — «Ах, братец, — сказал барин, — покажи мне
этот лес поскорее». — «Изволь, покажу». Поехали они вдвоем в
лес. В лесу мужик срубил огромную сосну и стал ее пластать на
две половины; расколол дерево с одного конца и ну клин вбивать,
а барин смотрел, смотрел, да спроста и положил руку в щель.
Только он это сделал, как мужик вытащил клин назад и накрепко
защемил ему руку. Потом взял ременную плетку и начал его
дуть да приговаривать: «Не бей мужика, не бери гусака! Не бей
мужика, не бери гусака!» Уж он его дул, дул! Вволю натешился
и сказал: «Ну, барин, бил я тебя раз, прибью и в другой, коли
не отдашь гусака да сотню рублей в придачу». Сказал и ушел, а
барин так и пробыл до вечера: дома-то поздно хватились его, да
пока нашли, да из тисков высвободили — времени и многонько
ушло!
Вот барин захворал, лежит на постели да охает; а мужик
нарвал трав, цветов, обтыкался ими кругом, обрядился дохтуром
и опять идет мимо барского двора и кричит: «Кого полечить?»
Барин услыхал, зовет его: «Ты что за человек?» — «Я дохтур;
всякую болезнь снимаю». — «Ах, братец, пожалуйста, вылечи
меня!» — «Отчего не вылечить? Прикажи истопить баню». Тот¬
час вытопили баню. «Ну, — говорит мужик барину, — пойдем
лечиться; только никого не бери с собой в баню, бойся дурного
глаза!» Пошли они вдвоем в баню; барин разделся. «А что,
сударь, — спрашивает дохтур, — стерпишь ли, коли в этаком
жару начну тебя мазью пачкать?» — «Нет, не стерпеть мне!» —
говорит барин. — «Как же быть? Не велишь связать тебя?» —
«Пожалуй, свяжи». Мужик связал его бечевою, взял нагайку и
давай валять на обе корки. Уж он валял-валял, а сам пригова¬
ривал: «Не бей мужика, не бери гусака! Не бей мужика, не бери
гусака!» После, уходя, сказал: «Ну, барин, бил я тебя два раза;
прибью и в третий, коли не отдашь гусака да двух сотен рублей
на придачу». Барин еле жив из бани вылез, не захотел ожидать
третьего раза и отослал мужику и гусака, и двести рублей.

_257
***
Повез мужик в город три четверти ржи продавать. Подъезжает
к заставе. Обступили его мошенники: «Стой! Как тебя зовут?» —
«Егором, родимые!» — «Эх, брат! Недавно у нас четыре Егора
церковь обокрали; троих-то нашли, а четвертого все ищут! Смо¬
три ж, коли где тебя спросят: как зовут? — говори: без четверти
Егор; а не то свяжут да в тюрьму посадят». — «Спасибо, роди¬
мые, спасибо, что научили!» Приехал мужик на подворье, хва¬
тился, а четверти ржи как не бывало! На заставе стащили.
Одна глупая баба приехала на ярмарку купить образ Времен¬
ной Пятницы.
Приходит в балаган к разносчику: «Дядюшка, покажи-ка
мне образ Временной Пятницы!» Вместо того показывает он
ей Егория Храброго. «Дядюшка! Да отчего же она, матушка, на
коне?» — «Экая ты, баба, дура! Оттого она и называется Вре¬
менною, что иной раз пешком ходит, а временем на коне ездит.
Вишь, конь-то так копытища и задирает!»
***
Повез бедный мужичок дрова продавать. Встречает его богатый
да чваный. «Эй, постой! Что на базар везешь?» — «Солому». —
«Врешь, дурак! Какая солома — это дрова!» — «Ну, коли сам
видишь, так неча и спрашивать! У тебя глаза не вылезли!» Ска¬
зал бедный и поехал своей дорогой. На другой день идет богатый
да чванный по улице с приятелем. «Так и так, — рассказывает
ему, — разобидел меня бедный мужичишка!» А бедный как тут—
едет опять навстречу. «Вот он — вчерашний мужик-то!» — гово¬
рит богатый. «Нет, врешь! — отвечает ему бедный. — Я не вче¬
рашний: скоро сорок лет стукнет, как я живу на белом свете».
Прибили одного дурня ночью и стали ему на другой день сме¬
яться. «Ну, — говорит он, — молите бога, что ночь была светлая,
9 - 2998

25S
а то я выкинул бы вам штуку!» — «Какую, скажи, пожалуй!» —
«Я бы спрятался!»
Скоморошины
Усы
Эй усы, усы проявились на Руси,
Проявляйся усы за Москвою за рекой,
За Москвою за рекой, за Смородиною.
У них усики малы, колпачки на них белы,
На них шапочки собольи, верхи бархатные,
Ой смурые, кафтаны, полы стеганые,
Пестрединные рубашки, золотны воротники,
С напуском чулки, с раструбами сапоги,
Ой шильцом пятки, остры носки,
Еще окол каблучка хоть яичком покати.
Собирались усы во единый круг,
Ой один из них усища-атаманища,
Атаманища он в озямище,
Еще крикнул ус громким голосом своим:
«Ой нуте-тка, усы, за свои промыслы!
Вы берите топоры, вы рубите вереи».
***
За Москвою за рекою что богат мужик живет,
Он хлеба не сеет, завсегда рожь продает,
Он пшеницы не пашет, всё калачики ест,
Он солоду не ростит, завсегда пиво варит,
Он денежки сбирает да в кубышечку кладет.
Мы пойдемте, усы, разобьемте мужика.
И вы по полю идите не гаркайте,
По широкому идите не шумаркайте,
На забор лезьте не стукайте.
По соломушке идите не хрястайте,

	259
Вы во сенички идите не скрывайте,
Во избушку идите, всё молитовку творите».
Ой тот ли усища-атаманища
Он входит в избу, сам садится в переду,
Ничего не говорит, только усом шевелит,
По сторонушкам он посматривает.
Нанырялась, нашвырялась полна изба усов —
Ой на печи усы и под печью усы,
На полатях усы, на кроватушке усы.
Ой крикнул ус громким голосом своим:
«Ой ну-ка, хозяин, поворачивайся,
Поворачивайся, раскошеливайся.
Ты давай нам, хозяин, позавтрикати».
Ой хозяин тот несет пять пуд толокна,
А хозяюшка несет пять ведр молока.
И мы попили, поели, мы позавтракали.
«Ой ну-ка, хозяин, поворачивайся,
Поворачивайся, раскошеливайся.
Ты давай там, хозяин, деньжоночки свои».
Ой хозяин тот божится: «Нету денег у меня»;
А хозяюшка ратится: «Нет ни денежки у нас»;
Одна девка за квашней: «Нет полушки за душой»;
А дурак сын на печи он свое говорит:
«Ах как-то у батьки будто денег нет, —
На сарае сундук во пшеничной во муке».
Ой крикнул ус громким голосом своим:
«Ой нуте-ко, усы, за свои промыслы!
Ой кому стало кручинно, нащепай скоро лучины,
Вы берите уголек, раскладывайте огонек,
Вы кладите хозяина с хозяюшкою».
Ой хозяин на огне изгибается,
А огонь около его увивается.
А хозяин-от дрожит, за кубышечкой бежит,
А хозяюшка трясется да с яндовочкой несется.
Ой мы денежки взяли и спасибо не сказали,

260 _
Мы мошоночки пошили, кошельки поплели,
Сами вниз поплыли, воровать еще пошли.
Дурень
А жил-был дурень,
А жил-был бабин,
Вздумал он, дурень,
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Отшедши дурень
Версту, другу,
Нашел он, дурень,
Две избы пусты,
В третьей людей нет.
Заглянет в подполье,
В подполье черти
Востроголовы,
Глаза, что часы,
Усы, что вилы,
Руки, что грабли,
В карты играют,
Костью бросают,
Деньги считают,
Груды переводят.
Он им молвил:
«Бог вам в помочь,
Добрым людям».
А черти не любят, —
Схватили дурня,
Зачали бити,
Зачали давити,
Едва его, дурня,
Жива отпустили.

	261
Пришедши дурень
Домой-то, плачет,
Голосом воет,
А мать — бранити,
Жена — пеняти,
Сестра та — также:
«Ты глупый дурень,
Неразумный бабин!
То же бы ты слово
Не так же бы молвил, —
А ты бы молвил:
«Будь, враг, проклят
Именем господним,
Во веки веков, аминь».
Черти б убежали,
Тебе бы, дурню,
Деньги достались
Вместо кладу».
«Добро ты, баба,
Баба-бабариха,
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я, дурень,
Таков не буду».
Пошел он, дурень,
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Увидел дурень
Четырех братов, —
Ячмень молотят,
Он им молвил:
«Будь, враг, проклят,
Именем господним».
Бросилися к дурню

262
Четыре брата,
Стали его бити,
Стали колотити,
Едва его, дурня,
Жива отпустили.
Пришедши дурень
Домой-то, плачет,
Голосом воет,
А мать — бранити,
Жена — пеняти,
Сестра та — также:
«А глупый дурень,
Неразумный бабин!
То же бы ты слово
Не так же бы молвил, —
Ты бы молвил
Четырем братам,
Крестьянским детям:
«Дай вам боже
По сту на день,
По тысячу на неделю»».
«Добро ты, баба,
Баба-бабариха,
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я, дурень,
Таков не буду».
Пошел же дурень,
Пошел же бабин
На Русь гуляти,
Себя казати.
Увидел дурень —
Семь братов
Мать хоронят,
Отца поминают,

Все тут плачут,
Голосом воют,
Он им молвил:
«Бог вам в помочь,
Семь вас братов,
Мать хоронити,
Отца поминати.
Дай господь бог вам
По сту на день,
По тысячу на неделю».
Схватили его, дурня,
Семь-то братов,
Зачали его бита,
По земле таскати,
В г.... валяти,
Едва его, дурня,
Жива отпустили.
Идет-то дурень
Домой-то, плачет,
Голосом воет,
Мать — бранити,
Жена — пеняти,
Сестра та — также:
«А глупый дурень,
Неразумный бабин!
То же бы ты слово
Не так же бы молвил, —
Ты бы молвил:
«Прости, боже,
Благослови,
Дай, боже, им
Царство небесное,
В земли упокой,
Пресветлый рай всем».
Тебе бы, дурня,

264 _
Блинами накормили,
Кутьей напитали».
«Добро ты, баба,
Баба-бабариха,
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я, дурень,
Таков не буду».
Пошел он, дурень,
На Русь гуляти,
Себя казати,
Людей видати.
Встречу ему свадьба,
Он им молвил:
«Прости, боже,
Благослови,
Дай вам, господь бог,
Царство небесно,
В земле упокой,
Пресветлый рай всем».
Наехали дружки,
Наехали бояра,
Стали дурня
Плетьми стегати,
По ушам хлестати.
Пошел, заплакал,
Идет да воет,
Мать — его бранити,
Жена — пеняти,
Сестра та — также:
«Ты глупый дурень,
Неразумный бабин!
То же бы слово
Не так же бы молвил, —
Ты бы молвил:

265
«Дай господь бог
Новобрачному князю
Сужено поняти,
Под злат венец стати,
Закон божий прияти,
Любовно жити,
Детей сводите»».
«Потом я, дурень,
Таков не буду».
Пошел он, дурень,
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Встречу дурню
Идет старец,
Он ему молвил:
«Дай господь бог
Тебе же, старцу,
Сужено поняти,
Под злат венец стати,
Любовно жити,
Детей сводите».
Бросился старец,
Схватил его, дурня,
Стал его бити,
Костылем коверкать,
И костыль изломал весь:
Не жаль старцу
Дурака-то,
Но жаль ему, старцу,
Косты ля-то.
Идет-то дурень
Домой-то, плачет,
Голосом воет,
Матери расскажет,

266
Мать — его бранити,
Жена — журити,
Сестра та — также:
«Ты глупый дурень,
Неразумный бабин!
То ж бы ты слово
Не так же бы молвил, —
Ты бы молвил:
«Благослови меня, отче,
Святы игумен!»
А сам бы мимо».
«Добро ты, баба,
Баба-бабариха,
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я, дурень,
Впредь таков не буду».
Пошел он, дурень,
На Русь гуляти,
В лесу ходити,
Увидел дурень
Медведя за сосной —
Кочку роет,
Корову коверкат,
Он ему молвил:
«Благослови мя, отче,
Святы игумен,
А от тебя дух дурен».
Схватал его медведь-от,
Зачал драти
И всего ломати,
И смертно коверкать,
И ж... выел,
Едва его, дурня,
Жива оставил.

267
Пришедчи дурень
Домой-то, плачет,
Голосом воет,
Матери расскажет,
Мать — его бранити,
Жена — пеняти,
Сестра та — также:
«Ты глупый дурень,
Неразумный бабин!
То же бы слово
Не так же бы молвил, —
Ты бы зауськал,
Ты бы загайкал,
Ты бы заулюкал».
«Добро ты, баба,
Баба-бабариха,
Мать Лукерья,
Сестра Чернава!
Потом я, дурень,
Таков не буду».
Пошел же дурень
На Русь гуляти,
Людей видати,
Себя казати.
Будет дурень
В чистом поле,
Встречу дурню
Шишков-полковник.
Он зауськал,
Он загайкал,
Он заулюкал, —
Наехали на дурня солдаты,
Набежали драгуны,
Стали дурня бита,
Стали колотити,

268 _
Тут ему, дурню,
Голову сломили
И под кокору бросили,
Тут ему, дурню,
И смерть случилась.
Птицы
Ди-ди-ди-ди, отчего же зима становилась?
Становилася зима да от морозов.
От зимы становилась весна красна,
От весны становилось лето тепло,
А от лета становилась богатая осень.
Из-за синего Дунайского моря
Налетала малая птица-певица,
Садилася птица-певица
Во зеленой да во садочек,
Ко тому ли ко белому шатрочку.
Налетали малые птицы стадами,
Садилися птички рядами,
И в одну сторону да головами;
И начали птицу пытати:
«Ай же ты малая птица-певица!
И кто у нас за морем больший,
Кто за Дунайскиим меньший?»
«На море колпик-от царик,
Белая колпица царица.
На море гуси бояра,
А лебедушки были княгини.
На море рябчик стряпчий,
На море жерав
перевозчик —
Ножки беленьки тоненьки,
Штаники синеньки узеньки.
По морю ходит и бродит,

	269
Штаничков не омочит,
Кажную птицу перевозит,
Тем свою голову кормит.
На море дятел-от плотник,
Кажное дерево пытает,
С того ради сыт пребывает,
А ластушки были девицы,
Утушки молодицы,
Чаюшки водоплавки,
Гагары были рыболовки,
Много-то рыбы наловили;
Рыба на горы не бывала,
Крестьяны рыбы не едали,
Всё она крестьян разоряет,
С того ради сыта пребывает.
А синочка — она худая,
Часто, милая, она хворает,
Долго она не умирает,
Работы работать не умеет,
Казаков нанимать она не смыслит.
А ворона — богатая птица —
В летнюю пору по суслонам,
А в зимнюю пору по ометам
Всё она крестьян разоряет,
С того ради сыта пребывает.
А воробьи были царские холопы —
Кольё-жердьё подбирают
И загороды подпирают,
Всё они крестьян разоряют,
С того ради сыты пребывают.
А голубь-от на море попик,
А голубушки попадьюшки,
А сорока кабацкая женка,
С ножки на ножку ступает,
Черные чеботы топтает,

Высоко чеботы топтает,
Удалых молодцов прельщает.
Петушки — казачки были донские,
Имеют по хозяйке и по две,
По целому да по десятку,
И не так, как на Руси крестьянин, —
Одну-то он женку имеет,
И той нарядить не умеет,
А бить-то ей, бедной, не смеет.
Курица — победная птица,
По улице ходит и бродит,
Кто ведь ей изымает,
Всяк яйца у ней пытает».
Из монастыря Боголюбова
старец Игренище
Из монастыря да из Боголюбова
Идет старец Игренище,
Игренище-Кологренище.
А и ходит он по монастырю,
Просил честныя милостыни,
А чем бы старцу душа спасти,
Душа спасти, душа спасти,
Ее в рай спусти.
Пришел-от старец под окошечко
Человеку к тому богатому,
Просил честную он милостыню,
Просил редечки горькия,
Просил он капусты белыя,
А третьи — свеклы красныя.
А тот удалой господин добре
Сослал редечки горькия,
И той капусты он белыя,
А и той свеклы красныя

— 271
А с тою ли девушкой поваренною.
Сошла та девка со двора она
И за те за вороты за широкие,
Посмотрит старец Игренище-Кологренище
Во все четыре он во стороны,
Не увидел старец он, Игренище,
Во всех четырех во сторонушках
Никаких людей не шатаются, не мотаются.
А не рад-то старец Игренище
А и тое ли редечки горькия,
А и той капусты белыя,
А третьи — свеклы красныя,
А и рад-то девушке-чернаушке.
Ухватил он девушку-чернаушку,
Ухватил он, посадил в мешок
Со тою-то редькою горькою,
И со той капустой белою,
И со той со свеклой со красною.
Пошел он, старец, по монастырю,
И увидели его ребята десятильниковы,
И бросалися ребята они ко старцу,
Хватали они шилья сапожные,
А и тыкали у старца во шелковый мешок:
Горька редька рыхнула,
Белая капуста крикнула,
Из красной свеклы рассол пошел.
А и тута ребята десятильниковы,
Они тута со старцом заздорили,
А и молится старец Игренище,
А Игренище-Кологренище:
«А и гой вы еси, ребята десятильниковы!
К чему старца меня обидите?
А меня вам обидеть — не корысть получить.
Будьте-тко вы ко мне в Боголюбов монастырь,
А и я молодцов вас пожалую:

272 _
А и первому дам я пухов колпак,
А и век-то носить да не износить;
А другому дам камчат кафтан,
Он весь-то во тетивочку повыстеган;
А третьему дам сапожки зелен сафьян
Со темя подковами немецкими».
А и тут ему ребята освободу дают.
И ушел он, старец Игренище,
А Игренище-Кологренище,
Во убогие он свои во келейки.
А по утру раненько-ранешенько
Не изробели ребята десятильниковы,
Промежу обедни, заутрени
Пришли они ребята десятильниковы.
Ходят они по монастырю,
А и спрашивают старца Игренища,
Игренища-Кологренища.
А увидел сам старец Игренище,
Он тем-то ребятам поклоняется,
А слово сказал им ласковое:
«Вы-то ребята разумные,
Пойдем-ка ко мне, в келью идите».
Всем рассказал им подробно всё:
А четверть пройдет — другой приди;
А всем рассказал, по часам рассказал,
Монастырски часы были верные.
А который побыстрее их, ребят,
Наперед пошел ко тому старцу ко Игренищу.
Первому дал он пухов колпак:
А брал булаву в полтретья пуда,
Бил молодца по буйной голове —
Вот молодцу пухов колпак,
Век носить да не износить,
Поминать старца Игренища.
И по тем часам монастырскием

— 273
А и четверть прошла — другой пришел.
А втапоры старец Игренище
Другому дает кафтан камчатной:
Взял он плетку шелковую,
Разболок его, детину, донага,
Полтораста ударов ему в спину влепил.
А и тех-то часов монастырскиех,
Верно, та их четверть прошла,
И третей молодец во монастырь пошел
Ко тому старцу ко Игренищу,
Допрошался старца Игренища.
И завидел его старец Игренище,
Игренище-Кологренище,
А скоро удобрил и в келью взял.
Берет он полено березовое,
Дает ему сапожки зелен сафьян:
А и ногу перешиб и другую подломил.
«А вот вы, ребята десятильниковы.
Всех я вас, ребят, пожаловал:
Первому дал пухов колпак,
А и тот ведь за кельей валяется;
А другому наделил я камчат кафтан,
А и тот не ушел из монастыря;
А последнему — сапожки зелен сафьян,
А и век ему носить да не износить».
Гость Терентище
В стольном Нове —городе,
Было в улице во Юрьевской,
В слободе было Терентьевской,
А и жил-был богатый гость,
А по именю Терентище.
У него двор на целой версте,
А кругом двора железный тын,

На тынинке по маковке,
А и есть по земчужинке;
Ворота были вальящатые,
Вереи хрустальные,
Подворотина — рыбий зуб.
Середи двора гридня стоит,
Покрыта седых бобров,
Потолок черных соболей,
А и матица таволженая,
Была печка муравленая,
Середа была кирпичная,
А на середи кроватка стоит,
Да кровать слоновых костей,
На кровати перина лежит,
На перине зголовье лежит,
На зголовье молодая жена
Авдотья Ивановна.
Она с вечера трудна-больна,
Со полуночи недужна вся:
Расходился недуг в голове,
Разыгрался утин в хребте,
Пустился недуг к сердцу,
А пониже ее пупечка,
Да повыше коленечка,
Межу ног, килди-милди.
Говорила молодая жена
Авдотья Ивановна:
«А и гой еси, богатый гость,
И по именю Терентище!
Возьми мои золотые ключи,
Отмыкай окован сундук,
Вынимай денег сто рублей,
Ты поди дохтуров добывай,
Волхи-то спрашивати».
А втапоры Терентище

275
Он жены своей слушался —
И жену-то во любви держал.
Он взял золоты ее ключи
Отмыкал окован сундук,
Вынимал денег сто рублев
И пошел дохтуров добывать.
Он будет, Терентище,
У честна креста Здвиженья,
У жива моста калинова,
Встречу Терентищу
Веселые скоморохи.
Скоморохи — люди вежливые,
Скоморохи очес(т)ливые,
Об ручку Терентью челом:
«Ты здравствую, богатый гость,
И по именю Терентище!
Доселева те слыхом не слыхать,
И доселева видом не видать,
А и ноне ты, Терентище,
А и бродишь по чисту полю,
Что корова заблудящая,
Что ворона залетящая».
А и на то-то он не сердится,
Говорит им Терентище:
«Ай вы гой еси, скоморохи-молодцы!
Что не сам я, Терентий, зашел,
И не конь-то богатого завез,
Завела нужда-бедность...
У мене есть молодая жена
Авдотья Ивановна.
Она с вечера трудна-больна,
Со полуночи недужна вся:
Расходился недуг в голове,
Разыгрался утин в хребте;
Пустился недуг к сердцу,

Пониже ее пупечка,
Что повыше коленечка,
Межу ног, килди-милди.
А кто бы-де недугам пособил,
Кто недуги бы прочь отгонял
От моей молодой жены,
От Авдотьи Ивановны,
Тому дам денег сто рублев
Без единыя денежки».
Веселые молодцы догадалися,
Друг на друга оглянулися,
А сами усмехнулися:
«Ай ты гой еси, Терентище,
Ты нам что за труды заплатишь?»
«Вот вам даю сто рублев».
Повели его, Терентища,
По славному Нову-городу,
Завели его, Терентища,
Во тот во темный ряд,
А купили шелковый мех,
Дали два гроша мешок;
Пошли они во червленый ряд,
Да купили червленый вяз,
А и дубину ременчатую —
Половина свинцу налита,
Дали за нее десять алтын.
Посадили Терентища
Во тот шелковый мех,
Мехоноша за плеча взял.
Пошли они, скоморохи,
Ко Терентьеву ко двору.
Молода жена опасливая
В окошечко выглянула:
«Ай вы гой еси, веселые молодцы!
Вы к чему на двор идете,

277
Что хозяина в доме нет».
Говорят веселые молодцы:
«А и гой еси, молодая жена
Авдотья Ивановна!
А и мы тебе челобитье несем
От гостя богатого,
И по имени Терентища».
И она спохватилася за то:
«Ай вы гой еси, веселые молодцы!
Где его видели,
А где про его слышали?»
Отвечают веселые молодцы:
«Мы его слышали,
Сами доподлинно видели
У честна креста Здвиженья,
У жива моста калинова,
Голова по собе его лежит,
И вороны в .... клюют».
Говорила молодая жена
Авдотья Ивановна:
«Веселые скоморохи!
Вы подите во светлую гридню,
Садитесь на лавочки
Поиграйте во гусельцы
И пропойте-ка песенку
Про гостя богатого,
Про старого	сына,
И по именю Терентища, —
Во дому бы его век не видать».
Веселые скоморохи
Садилися на лавочки,
Заиграли во гусельцы,
Запели они песенку:
«Слушай, шелковый мех
Мехоноша за плечами,

А слушай, Терентий-гость,
Что про тебя говорят,
Говорит молодая жена
Авдотья Ивановна
Про стара мужа Терентища,
Про старого	сына —
Во дому бы тебе век не видать.
Шевелись, шелковый мех
Мехоноша за плечами,
Вставай-ка, Терентище,
Лечить молодую жену,
Бери червленый вяз,
Ты дубину ременчатую,
Походи-ка, Терентище,
По своей светлой гридне
И по середи кирпищатой
Ко занавесу белому,
Ко кровати слоновых костей,
Ко перине ко пуховыя,
А лечи-ка ты, Терентище,
А лечи-ка ты молоду жену
Авдотью Ивановну».
Вставал же Терентище,
Ухватил червленый вяз,
А дубину ременчатую, —
Половина свинцу налита,
Походил он, Терентище,
По своей светлой гридне
За занавесу белую,
Ко кровати слоновых костей,
Он стал молоду жену лечить,
Авдотью Ивановну:
Шлык с головы у нее сшиб.
Посмотрит Терентище
На кровать слоновых костей,

279
На перину на пуховую, —
А недуг-от пошевеливается
Под одеялом соболиныем.
Он-то, Терентище,
Недуга-то вон погнал
Что дубиною ременчатою,
А недуг-от непутем
В окошко скочил,
Чуть головы не сломил,
На карачках ползает,
Едва от окна отполоз.
Он оставил, недужище,
Кафтан хрущатой камки,
Камзол баберековыи,
А и денег пятьсот рублев.
Втапоры Терентище
Дал еще веселым
Другое сто рублев
За правду великую.
Хмель себя выхваляет
Как во городе было во Казани,
Середи было торгу на базаре,
Хмелюшка по выходам гуляет,
Еще сам себя хмель выхваляет:
«Уж как нет меня, хмелюшки, лучше,
Хмелевой моей головки веселее.
Еще царь-государь меня знает,
Князья и бояре почитают,
Священники-попы благословляют;
Еще свадьбы без хмеля не играют,
И крестины без хмеля не бывают.
Еще где подерутся, побранятся,
Еще тут без хмеля не мирятся.

280
Один лих на меня мужик-крестьянин —
Он частешенько в зеленый сад гуляет,
Он глубокие борозды копает,
Глубоко меня, хмелину, зарывает,
В ретиво сердце тычиночки втыкает,
Застилает мои глазоньки соломкой.
Уж как тут-то я, хмель, догадался,
По тычинкам вверх подымался,
Я отростил свои ярые шишки.
Но всё лих на меня мужик-крестьянин —
Почастешеньку в зеленый сад гуляет.
Он и стал меня, хмелюшку, снимати
И со малыми ребятами щипати,
В кульё, в рогожи зашивати,
По торгам, по домам развозити.
Меня стали мужики покупати
И со суслицем во котликах топити.
Уж как тут-то я, хмель, догадался,
Я из котлика вон подымался,
Не в одном мужике разыгрался —
Я бросал их о тын головами,
А во скотский помет бородами».
Агафонушка
А и на Дону, Дону, в избе на дому,
На крутых берегах, на печи на дровах
Высока ли высота потолочная,
Глубока глубота подпольная,
А и широко раздолье — перед печью шесток,
Чистое поле — по подлавочью,
А и синее море — в лохани вода.
А у белого города у жорного
А была стрельба веретенная,
А и пушки — мушкеты горшечные,

281
Знамена поставлены — помельные,
Востры сабли — кокошники,
А и тяжкие палицы — шемшуры,
А и те шемшуры были тюменских баб.
А и билася, дралася свекры со снохой,
Приступаючи ко городу ко жорному,
О том пироге, о яичном мушнике.
А и билися, дралися день до вечера,
Убили они курицу пропащую.
А и на ту-то на драку, великий бой,
Выбежал сильной могуч богатырь,
Молодой Агафонушка Никитин сын.
А и шуба-то на нем была свиных хвостов,
Болестью опушена, комухой подложена,
Чирьи да вереды — то пуговки,
Сливные коросты — то петельки.
А втапоры старик на полатях лежал,
Силу-то смечал, во штаны	;
А старая баба, умом молода,
Села	сама песни поет.
А слепые бегут спинаючи глядят,
Безголовые бегут — они песни поют,
Бездырые бегут —
Безносые бегут — понюхивают.
Безрукий втапоры клеть покрал,
А нагому безрукий за пазуху наклал,
Безъязыкого того на пытку ведут,
А повешены — слушают,
А и резаный тот в лес убежал.
На ту же на драку, великий бой,
Выбегали тут три могучие богатыри,
А у первого могучего богатыря
Блинами голова испроломана,
А у другого могучего богатыря
Соломой ноги изломаны,

282
У третьего могучего богатыря
Кишкою брюхо пропороно.
В то же время и в тот же час
На море, братцы, овин горит,
С репою, со печенкою.
А и середи синя моря Хвалынского
Вырастал ли тут крековист дуб.
А на том на сыром дубу крековистом
А и сивая свинья на дубу гнездо свила,
На дубу гнездо свила и детей она свела,
Сивеньких поросяточек, поросяточек
полосатеньких.
По дубу они все разбегалися,
А в воду они глядят — притонути хотят,
В поле глядят — убежати хотят.
А и по чистому полю корабли бегут,
А и серый волк на корме, стоит,
А красна лисица потакивает:
«Хоть вправо держи, хоть влево, затем
куда хошь».
Они на небо глядят — улетети хотят.
Высоко ли там кобыла в шебуре летит,
А и черт ли видал, что медведь летал,
Бурую корову в когтях носил.
В ступе-де курица объягнилася,
Под шестком та корова яйцо снесла,
В осеку овца отелилася.
А и то старина, то и деянье.
Медвежья потеха
Приход вожака с медведем (по Д. А. Ровинскому)
Приход вожака с медведем еще очень недавно составлял эпоху
в деревенской заглушной жизни: все бежало к нему навстречу, —

	2S3
и старый и малый; даже бабушка Анофревна, которая за немого-
тою уже пятый год с печки не спускалась, и та бежит.
—	Куда ты это, старая хрычовка? — кричит ей вслед барин.
—	Ах, батюшки, — прихлебывает Анофревна, — так уж
медведя-то я и не увижу? — и семенит далее.
Представление производится обыкновенно на небольшой
лужайке; вожак — коренастый пошехонец; у него к поясу при¬
вязан барабан; помощник — коза, мальчик лет десяти — две¬
надцати, и, наконец, главный сюжет — ярославский медведь
Михайло Иваныч, с подпиленными зубами и кольцом, продетым
сквозь ноздри; к кольцу приделана цепь, за которую вожак и водит
Михайлу Иваныча; если же Михайло Иваныч очень «дурашлив»,
то ему, для опаски, выкалывают и гляделки.
—	Ну-тка, Мишенька, — начинает вожак, — поклонись
честным господам да покажи-ка свою науку, чему в школе тебя
пономарь учил, каким разумом наградил. И как красные девицы,
молодицы, белятся, румянятся, в зеркальце смотрятся, прихо¬
рашиваются. — Миша садится на землю, трет себе одной лапой
морду, а другой вертит перед рылом кукиш, — это значит, девица
в зеркало смотрится.
—	А как бабушка Ерофеевна блины на масленой печь собра¬
лась, блинов не напекла, только сослепу руки сожгла, да от дров
угорела. Ах, блинцы, блины! — Мишка лижет себе лапу, мотает
головой и охает.
—	А ну-ка, Михайло Иваныч, представьте, как поп Мартын
к заутрени не спеша идет, на костыль упирается, тихо вперед
подвигается, — и как поп Мартын от заутрени домой гонит, что
и попадья его не догонит. — А как бабы на барскую работу не
спеша бредут? — Мишенька едва передвигает лапу за лапой. —
И как бабы с барской работы домой бегут? — Мишенька при¬
нимается шагать в сторону. — И как старый Терентьич из избы
в сени пробирается, к молодой снохе подбирается. — Михайло
Иваныч семенит и путается ногами. — И как барыня с баб в кор¬
зинку тальки да яйца собирает, складывает, а барин все на деви¬
чью работу посматривает, не чисто-де лен прядут, ухмыляется,

284 _
знать, до Паранькиного льна добирается. — Михайло Иваныч
ходит кругом вожака и треплет его за гашник!
—	А нуте, Мишенька, представьте, как толстая купчиха от
Николы на Пупышах, напившись, нажравшись, как налитой к с.. .>
сидит, мало говорит; через слово рыгнет, через два пс...>нет. —
Мишенька садится на землю и стонет.
Затем вожак пристраивает барабан, а мальчик его устраивает
из себя козу, то есть надевает на голову мешок, сквозь который,
вверху, проткнута палка с козлиной головой и рожками. К голове
этой приделан деревянный язык, от хлопанья которого проис¬
ходит страшный шум. Вожак начинает выбивать дробь, дергает
медведя за кольцо, а коза выплясывает около Михайла Ивано¬
вича трепака, клюет его деревянным языком и дразнит; Михайло
Иваныч бесится, рычит, вытягивается во весь рост и кружится на
задних лапах около вожака—это значит: он танцует. После такой
неуклюжей пляски вожак дает ему в руки шляпу, и Михайло Ива¬
ныч обходит с нею честную публику, которая бросает туда свои
гроши и копейки. Кроме того, и Мише и вожаку подносится по
рюмке водки, до которой Миша большой охотник; если же хозя¬
ева тороватые, то к представлению прибавляется еще действие:
вожак ослабляет Мишину цепь, со словами «А ну-ка, Миша,
давай поборемся», — схватывает его под силки, и происходит
борьба, которая оканчивается не всегда благополучно, так что
вожаку иногда приходится и самому представлять, «как малые
дети горох воруют», — и хорошо еще, если он отделается при
этом одними помятыми боками, без переломов.
Сергач (по С.В. Максимову)
Промысел или способ прокормления себя посредством потехи
досужих и любопытных зрителей шутками и пляскою ученых
медведей не так давно был довольно распространен, с.. .>
—	Ну-ко, Михайло Потапыч, поворачивайся! Привстань, при¬
поднимись, на цыпочках пройдись: поразломай-ко свои старые

	285
кости. Видишь, народ собрался подивиться да твоим заморским
потяпкам поучиться.
Слова эти выкрикивал нараспев <...> низенький мужичок в
круглой изломанной шляпе с перехватом посередине, перевязан¬
ным ленточкой. Кругом поясницы его обходил широкий ремень
с привязанною к нему толстою железною цепью, в правой руке у
него была огромная палка-орясина, а левой держался он за сере¬
дину длинной цепи.
В одну минуту на заманчивый выкрик сбежалась толпа со всех
концов большого села Бушнева, справлявшего в этот день свой
годовой праздник летней Казанской. Плотно обступила глаша¬
тая густая и разнообразная стена зрителей, с.. .>
Между тем на площадке раздавалось звяканье цепи и мохна¬
тый медведь с необычайным ревом поднялся на дыбы и покач¬
нулся в сторону. Затем, по приказу хозяина, немилосердно дер¬
гавшего за цепь, медведь кланялся на все четыре стороны, опу¬
скаясь на передние лапы и уткнув разбитую морду в пыльную
землю:
—	С праздником, добрые люди, поздравляем! — приговари¬
вал хозяин при всяком новом поклоне зверя, а наконец, и сам
снял свою измятую шляпу и кланялся низко.
Приподнявшись с земли в последний раз, медведь пятится
назад и переступает с ноги на ногу. Толпа немного осаживает,
и поводатарь начинает припевать козлиным голосом и семенить
своими измочаленными лаптишками, подергивая плечами и умо¬
рительно повертывая бородкой.
Поется песенка, возбудившая задор во всех зрителях, начи¬
навших снова подаваться вперед:
Ну-ко, Миша, попляши,
У тя ножки хороши!
Тили, тили, тили-бом
Загорелся козий дом:
Коза выскочила,
Глаза выпучила,

286 _
Таракан дрова рубил,
В грязи ноги завязил.
Раздается мучительный, оглушительно-нескладный стук в
лукошко, заменяющее барабан, и медведь с прежним ревом —
ясным признаком недовольства — начинает приседать и, делая
круг, загребает широкими лапами землю, с которой поднимается
густая пыль. Другой проводник, молодой парень, стучавший в
лукошко и до времени остававшийся простым зрителем, ставит
барабан на землю и сбрасывает привязанную на спине котомку.
Вытащив оттуда грязный мешок, он быстро просовывает в него
голову и через минуту является в странном наряде, имеющем, как
известно, название «козы». Мешок этот оканчивается наверху
деревянным снарядом козлиной морды, с бородой, составленной
из рваных тряпиц; рога заменяют две рогатки, которые держит
парень в обеих руках. Нарядившись таким образом, он начинает
дергать за веревочку, отчего обе дощечки, из которых сооружена
морда, щелкают в такт уродливым прыжкам парня, который,
переплетая ногами, время от времени подскакивает к медведю и
щекочет его своими вилами. Этот уже готов был опять принять
прежнее, естественное положение, но дубина хозяина и щекотки
«козы» продолжают держать его на дыбах и заставляют опять
делать круг под веселое продолжение хозяйской песни, которая к
концу перешла уже в простое взвизгиванье и складные выкрики.
С трудом можно различить только следующие слова:
Ах, коза, ах, коза,
Лубяные глаза!
Тили, тили, тили-бом,
Загорелся козий дом.
Медведь огрызается, отмахивает «козу» лапой, но все-таки
приседает и подымает пыль.
Между тем внимание зрителей доходит до крайних пределов:
девки хохочут и толкают друг дружку под бочок, ребята угова¬

	2S7
ривают девок быть поспокойней и в то же время сильно напирают
вперед, отчего место пляски делается все уже и уже, и Топтыгину
собственною спиною и задом приходится очищать себе место.
Песенка кончилась; «козы» как не бывало. Хозяин бросил
плясуну свою толстую палку, и тот, немного огрызнувшись, пой¬
мал в охапку и оперся на нее всею тяжестью своего неуклюжего
тела.
—	А как, Михайло Потапыч, бабы на барщину ходят? —
выкрикнул хозяин и самодовольно улыбнулся.
Михайло Потапыч прихрамывает и, опираясь на палку, под¬
вигается тихонько вперед, наконец оседлал ее и попятился назад,
возбудив неистовый хохот...
—	А как бабы в гости собираются, на лавку садятся да обу¬
ваются?
Мишук садится на корточки и хватается передними лапами за
задние, в простоте сердца убежденный в исполнении воли пово-
датаря, начавшего между тем следующие приговоры:
—	А вот молодицы — красные девицы студеной водой умыва¬
ются: тоже, вишь, в гости собираются.
Медведь обтирает лапами морду и, по-видимому, доволен
собой, потому что совершенно перестает реветь и только искоса
поглядывает на неприятелей, тихонько напевая про себя какой-то
лесной мотив. Хозяин между тем продолжает объяснять:
—	А вот одна дева в глядельцо поглядела, да и обомлела: нос
крючком, голова тычком, а на рябом рыле горох молотили.
Мишка приставляет к носу лапу, заменяющую на этот случай
зеркало, и страшно косится глазами, во всей красоте выправляя
белки.
—	А как старые старухи в бане парются, на полке валяются?
А веничком во как!, во как!.. — приговаривает хозяин, когда
Мишка опрокинулся навзничь и, лежа на спине, болтал ногами
и махал передними лапами. Эта минута была верхом торжества
медведя, смело можно было сказать ему: «Умри, медведь, лучше
ничего не сделаешь!»

288 _
Ребята закатились со смеху, целой толпой присели на кор¬
точки и махали руками, болезненно охая и поминутно хватаясь
за бока. <...>
—	Одна, вишь, угорела, — продолжал мужик, — у ней голо¬
вушка заболела! А покажи-ко, Миша, которо место?
<...>Мишка сел опять на корточки и приложил правую лапу
сначала к правому виску, потом перенес ее к левому...
—	Покажи-ко ты нам, как малые ребята горох воруют, через
тын перелезают.
Мишка переступает через подставленную палку, но вслед за
тем ни с того ни с сего издает ужасный рев и скалит уже нео¬
пасные зубы. Видно, сообразил и вспомнил Мишка, что будет
дальше, и крепко не по нутру ему эта штука. Но знать, такова
хозяйская воля и боязно ей перечить: медведь ложится на брюхо,
слушаясь объяснений поводатаря:
—	Где сухо — тут брюхом, а где мокро — там на коленочках.
Топтыгин неприязненным ревом встретил приказание. <...>
С величайшею неохотою поднимает он брошенную палку и, схва¬
тив ее в охапку, кричит и не возвращает. <...> Наказанный за
непослушание, медведь начинает сердиться еще больше и яснее:
он уже мстит за обиду, подмяв под себя вечно неприязненную
«козу»-барабанщика, когда тот, в заключение представления,
схватился с ним побороться. <...> Мишка валится навзничь,
опрокидывая на себя и «козу»-барабанщика.
—	Приободрись же, Михайло Потапыч, — снова затянул
хозяин после борьбы противников. — Поклонись на все четыре
ветра да благодари за почет, за гляденье, может, и на твою сирот¬
скую долю кроха какая выпадет.
Мишка хватает с хозяйской головы шляпу и, немилосердно
комкая, надевает ее на себя, к немалому удовольствию зрителей,
которые, однако же, начинают пятиться в то время, как мохна¬
тый артист, снявши шляпу и ухватив ее лапами, пошел по при¬
казу хозяина за сбором. Вскоре посыпались туда яйца, колобки,
ватрушки с творогом, гроши, репа и другая посильная оплата за
потеху. Кончивши сбор, медведь опустил голову и тяжело дышал,
сильно умаявшись и достаточно поломавшись.

	289
Приговоры медвежатника. (по П. Альбинскому)
Представления с медведем происходили следующим образом.
По приходе в село вожак ударял в барабан, на звуки барабана
сходился народ. «Козарь» начинал плясать. Медведь, понукае¬
мый цепью, тоже плясал, выделывал некоторые штуки (кланялся,
кувыркался) пред глазами собравшейся толпы и под приговоры
вожака. Вот эти приговоры.
«Первый раз как за цепь возьмешь и тряхнешь, приговари¬
вали:
—	Вставай да подымайся, ворочайся-разгибайся, пробивай
строчки московски, другие заморски, господам дворянам; садись
в суд да слушай, как у нас по городам, по волостям есть старосты-
бурмистры, приказные командеры. Судьба прошла — с горо¬
дов стрельба пошла, с городу на город метко, лука не изломи и
его не перешиби; старому старику глаза не вышиби, а скупому
да лихому вон вывороти, который нас не поит да не кормит и
теплого ночлега не дает...
—	Пехотный солдат идет с ружьем на караул (при этом мед¬
ведю давали палку); ружьи, мушкеты обтерли бока, и с порохом
сума разломила солдату плеча; конные драгуны, служивые казаки
поедут на службу верхом (ему дашь палку, а он сядет верхом на
палку).
Потом говоришь:
—	Как старая старушка идет на господский двор работать,
идет она, хромает: от господской работы отбывает, работать ей
мочи нет — свело старую и скорчило — господская работа соста¬
рила... Как звали старуху на господский двор на почетный пир:
услышала старая, вскочила, ручки-ножки залечила — пошла тан¬
цевать. ..
—	Как малые ребята горох воровали; где сухо — тут брюхом,
а где мокренько — на коленочках, и покрали, и поваляли горох,
и хозяину не оставили...
—	Как теща перед зятем скачет-пляшет, зятя угощает. Блины
пекла да угорела, головушка у ней заболела.
10-2998

290 _
Медведь тут уж встанет, дашь ему шапку в лапы-то и гово¬
ришь:
—	Ну, ваше благородие, сошлите ему сколько-нибудь жалова¬
нья на хлеб и за труды ему...»
Приговариванье поводилыцика. (по А. Гацискому)
«Ну-ко, Марья Васильевна, поворачивайся веселей, говори
посмирней, хмелек вьется, живой не ведется, поворачивайся
направо, артикул делай завсегда браво. Садись в суд да слушай,
есть у нас по городам, по волостям, стреляются молодцы кали-
новские, алаторские. Держать, не пускать, право-лево не смо¬
треть. Конница драгуны, подводы ямские, хлеб мирской, денежки
государевы. Пешеходные солдаты, ружья на плечо, порох да сума
обтерли бока, проломили солдатское плечо, артикул выкидывали,
ручку на ручку прикладывали. Сядь на добром месте. Сама при¬
кройся. Княгини, боярыни, гостиные дочери крутятся, белятся, в
чисты зеркала смотрятся, из-под ручки выглядывают, по мысли
себе женихов выбирают, который жених был кудреват, кудерки
сгибат. Как старые старушки на господскую работу ходят, идут
они хромают, на одну ноженьку припадают, от барщины отбы¬
вают, начальники палкой погоняют. Малые ребята в чужое поле
за горошком ходят, горошек наворовали, в мешки клали, налево
кругом — марш, убежали. Вот теща перед зятем пляшет, рукой
машет, головой потряхивает. Для зятя блины пекла, угорела,
головушка заболела. Сядь да указывай».
Мишенька Иваныч
А ну-тка, Мишенька Иваныч,
Родом боярыч,
Ходи ну похаживай,
Г овори-иоговаривай,
Да не гнись дугой,
Словно мешок тугой.

291
Да ну поворотись,
Развернись,
Добрым людям покажись.
А ну-ка, вот ну, как старые старушки,
Молодые молодушки
На барщину ходили,
До дыр пяты сносили.
А как теща про зятя блины пекла
Да угорела,
Головушка заболела!
А вот ну, как красные девицы моются,
Белятся, румянятся,
В зеркальце глядятся
Да из-под рученьки женишков выглядывают.
А вот ну, как малые ребятишки горох воровали,
Тишком-тайком — где сухо,
Там брюхом,
Где мокро, там на коленочках.
А вот ну, ходи-расходись.
Во всем народе покажись.
А ну, как конные драгуны в поход ходили,
Ружьем метали,
Артикулы выкидали.
А вот как с порохом сума
Оттянула все плеча.
А ну-ка вот, ну, как муж у жены
Вино ворует,
А холостой парень по чужой жене тоскует.
Ходи не спотыкайся,
Вперед подавайся,
Разгуляйся!
Вались да катись,
Бока не зашиби, сам себя береги.
А ну, женка в гости пошла,
С собой гусли взяла,

292 _
Мужа прочь прогнала.
А ну вот,
Ну, как наши бабенки в баню ходили,
Винцо с собой носили,
На полок забирались,
На спинке валялись,
Веничком махали,
Животики протирали.
Прибаутки ярмарочных зазывал
1.	Книга
Вот что, милые друзья, я приехал из Москвы сюда, из гости¬
ного двора — наниматься в повара; только не рябчиков жарить, а
с рыжим по карманам шарить.
Вот моя книга-раздвига. В этой книге есть много чего, хотя
не видно ничего. Тут есть диковинная птичка, не снегирь и не
синичка, не петух, не воробей, не щегол, не соловей, — тут есть
портрет жены моей. Вот я про ее расскажу и портрет вам покажу.
От прелести-лести сяду я на этом месте.
Вы, господа, на меня глядите, а от рыжего карманы берегите.
2.	Свадьба
Задумал я жениться, не было где деньгами разжиться. У меня
семь бураков медных пятаков, лежат под кокорой, сам не знаю
под которой.
Присваталась ко мне невеста, свет Хавроньюшка любезна.
Красавица какая, хромоногая, кривая, лепетунья и заика. Сама
ростом не велика, лицо узко, как лопата, а назади-то заплата,
оборвали ей ребята.
Когда я посватался к ней, какая она была щеголиха, притом же
франтиха. Зовут ее Ненила, которая юбки не мыла. Какие у ней
ножки, чистые, как у кошки. На руках носит браслеты, кушает

	293
всегда котлеты. На шее два фермуара, чтобы шляпку не сдувало.
Сарафан у ней французское пике и рожа в муке.
Как задумал жениться, мне и ночь не спится. Мне стало
сниться, будто я с невестой на бале; а как проснулся, очутился в
углу в подвале. С испугу не мог молчать, начал караул кричать.
Тут сейчас прибежали, меня связали, невесте сказали, так меня
связанного и венчали.
Венчали нас у Флора, против Гостиного двора, где висят три
фонаря. Свадьба была пышная, только не было ничего лишнего.
Кареты и коляски не нанимали, ни за что денег не давали. Неве¬
сту в телегу вворотили, а меня, доброго молодца, посадили к
мерину на хвост и повезли прямо под Тючков мост. Там была и
свадьба.
Гостей-то гостей было со всех волостей. Был Герасим, кото¬
рый у нас крыши красил. Был еще важный франт, сапоги в рант,
на высоких каблуках, и поганое ведро в руках. Я думал, что при¬
дворный повар, а он был француз Гельдант, собачий комендант.
Еще были на свадьбе таракан и паук, заморский петух, курица
и кошка, старый пономарь Ермошка, лесная лисица, да старого
попа кобылица.
Была на свадьбе чудная мадера нового манера. Взял я бочку
воды да полфунта лебеды, ломоточек красной свеклы утащил
у тетки Феклы; толокна два стакана в воду, чтобы пили слаще
меду. Стакана по два поднести да березовым поленом по затылку
оплести — право, на ногах не устоишь.
3.	Жена
У меня жена красавица. Под носом румянец, во всю щеку
сопля. Как по Невскому прокатит, только грязь из-под ног
летит.
Зовут ее Софья, которая три года на печке сохла. С печки-то
я ее снял, она мне и поклонилась да натрое и развалилась. Что
делать? Я взял мочалу, сшил, да еще три года с нею жил. с.. .>

294 _
Пошел на Сенную, купил за грош жену другую, да и с кошкой.
Кошка-то в гроше, да жена-то в барыше, что ни дай, так поест.
Жена моя солидна, за три версты видно. Стройная, высокая, с
неделю ростом и два дни загнувши. Уж признаться сказать, как,
бывало, в красный сарафан нарядится, да на Невский проспект
покажется — даже извозчики ругаются, очень лошади пугаются.
Как поклонится, так три фунта грязи отломится.
***
У меня, голова, жена красавица. Глаза у ней по булавочке,
а под носом две табачные лавочки. У нее, голова, рожа на мой
лапоть похожа. Она у меня, голова, тужа: где постоит, там и
лужа. И хорошего, голова, поведенья — из Полторацкого заве¬
денья. Была в магазине, плела, голова, корзины. Еще, голова,
по-домашнему что я скажу: щи варит, жаркое жарит, пироги печь
али на печь лечь — и то умеет. Я, голова, недалеко скажу: вчера
она, голова, пол мыла, грязь-то, голова, и соскоблила, в кучу
собрала да мне блинов и напекла. У ней горшок с перекладиной.
В одной половине щи болтает, в другую помои выливает. Я раз
и хлебнул, так руками и ногами дрыгнул. Жаркое жарила в двух
плошках, а только нее из тараканьих ножков <.. .>.
4.	Жена стряпает
Мастерица моя жена варить, в каждом горшке по два кушанья.
Кашу варит: крупу всыпает, не мешает — так в печь и пихает.
Потом вынимает, меня старика-то есть и заставляет. Со старости
не разберу, все с горшком и уберу.
Мастерица печь пироги и караваи, печет всегда в сарае. Гото¬
вит в кухне, чтобы больше пухли, с начинкой, с телячьей овчин¬
кой, с луком, с перцем, с селедочными головками, с яичной скор¬
лупой, с собачьей требухой — во какой! С одного конца разорва-

	295
лося, по всей деревне раздалося. А есть только свинье удалося
Рыжий облизывается, верно, попробовал.
Мастерица хлебы печь. Становит с вечера на дрождях, утром
подымает на вожжах. Сажает на лопате, вытаскивает на ухвате.
Сажает два, а вытащит тридцать два. Да что и за хлебы! Снизу
подопрело, сверху подгорело, с краев-то пресно, в середине-то
тесно. Не режь ножичком, а черпай ложечкой. Я со свиньей пере¬
бирал, да рыло все и перемарал.
5.	Дом
Вот я, голова, семь лет дома не бывал и оброка не плачивал.
Приехал домой, свой дом поправил, четыре синяка соседу поста¬
вил. Мой дом каменный, на соломенном фундаменте. Труба
еловая, печка сосновая, заслонка не благословленная, глиняная.
В доме окна большие — буравом наверченные. Черная собака за
хвост палкой привязана, хвостом лает, головой качает, ничего не
чает. Четверо ворот, и все в огород. Кто мимо меня едет, ко мне
заворачивает, я карман выворачиваю. Так угощаю, чуть живых
отпущаю.
Был я тогда портным. Иголочка у меня язовенькая, только
без ушка — выдержит ли башка? Как стегну, так кафтан-шубу и
сошью. Я и разбогател. У меня на Невском лавки свои: по правой
стороне это не мое, а по левой вовсе чужие. Прежде я был куп¬
цом, торговал кирпичом и остался ни при чем. Теперь живу день
в воде, день на дровах и камень в головах.
6.	Баня
Я по Невскому шел, четвертака искал, да в чужом кармане
рубль нашел, едва и сам ушел. Потом иду да подумываю.
Вдруг навернулся купец знакомый да не здоровый, только
очень толсторожий. Я спросил: «Дядюшка, в которой стороне
деревня?» А он мне сказал: «У нас деревни нет, а все лес». А я

296 _
к нему в карман и влез. Он меня взял да в баню и пригласил. А я
этого дела не раскусил, я на даровщинку и сам не свой.
Приходим мы в баню. Баня-то, баня — высокая. У ворот
стоит два часовых в медных шапках. Как я в баню-то вошел,
да глазом-то окинул, то небо и увидел. Ни полка, ни потолка,
только скамейка одна. Есть полок, на котором черт орехи
толок. Вот, голова, привели двоих парильщиков да четверых
держалыциков. Как положили меня, дружка, не на лавочку, а
на скамеечку, как начали парить, с обеих сторон гладить. Вот
тут я вертелся, вертелся, насилу согрелся. Не сдержал, караул
закричал. Банщик-то добрый, денег не просит, охапками веники
так и носит.
Как с этой бани сорвался, у ворот с часовыми подрался.
7.	Часы
У вас, господа, есть часы? У меня часы есть. Два вершка пят¬
надцатого.
Позвольте, господа, у вас проверить или мне аршином поме¬
рить. Если мне мои часы заводить, так надо за Нарвскую заставу
выходить. <...> Мои часы, господа, трещат, а рыжие из чужого
кармана тащат.
8.	Лотерея
Разыгрывается лотерея: киса старого брадобрея, в Апракси-
ном рынке в галерее. Вещи можно видеть на бале, у огородника
в подвале. В лотерее будут раздавать билеты два еврея: будут
разыгрываться воловий хвост и два филея.
Чайник без крышки, без дна, только ручка одна.
Из чистого белья два фунта тряпья; одеяло, покрывало, двух
подушек вовсе не бывало.
Серьги золотые, у Берта на заводе из меди литые, безо всякого
подмесу, десять пудов весу.

	297
Бурнус вороньего цвету, передних половинок совсем нету.
Взади есть мешок, кисточки на вершок. Берестой наставлен, а
зад-то на Невском проспекте за бутылку пива оставлен.
Французские платки да мои старые портки, мало ношенные,
только были в помойную яму брошенные. Каждый день на меня
надеваются, а кто выиграет — назад отбираются.
Двенадцать подсвечников из воловьих хвостов, чтобы рыжие
не забывали великих постов.
Будет разыгрываться золотая булавка, — а у этой кухарки под
носом табачная лавка.
Перина ежового пуха, разбивают кажное утро в три обуха.
Шляпка из навозного пуха, носить дамам для духа.
Сорок кадушек соленых лягушек.
Материя маремор с Воробьиных гор.
Шкап красного дерева, и тот в закладке у поверенного.
Красного дерева диван, на котором околевал дядюшка Иван.
Два ухвата да четыре поганых ушата.
Пять коз да мусору воз.
Салоп на лисьем меху, объели крысы для смеху. Атласный,
весь красный, с бахромой лилового цвету, воротника и капюшона
совсем нету.
Будет разыгрываться великим постом под Воскресенским
мостом, где меня бабушка крестила, на всю зиму в прорубь опу¬
стила. Лед-то раздался, я такой чудак и остался.
9.	Прохожий
Вижу, голова, я нынче на рождестве — прохожий, вот на этого
рыжего похожий. Он меня, голова, и позвал Христа славить, в
чужих домах по стенам шарить. Мы, голова, и прославили, шубу
с бобровым воротником сгладили.
Потом, голова, в светло Христово воскресенье мне он попался
у заутрени. Священник сказал: «Христос воскрес» — а он к купцу
прямо в карман и влез.

298 _
Он, голова, хороший мастеровой: кузнец, слесарь, токарь,
столяр, а еще плотник, по чужим карманам лазить охотник. Еще,
голова, литейщик, башмачник, сапожник, портной — только он,
голова, за московской заставой с вязовой иголкой стоял. Раз,
голова, стегнул, енотовую шубу сразу и махнул.
10.	Кухарка
Кухарка с Бертова завода — сегодня только пустил в моду.
Готовит разные макароны, из которых вьюг гнезда вороны. Варит
суп из разных круп, которыми мостовую посыпают. Верно, была
в Пассаже — замарала носик в саже. Кофей-то варила, меня не
напоила, бог покарал, после в саже замарал. Забыла мою хлеб-
соль, как я у тебя обедал.
11.	Цирульник
Был я цирульником на большой Московской дороге. Кого
побрить, постричь, усы поправить, молодцом поставить, а нет,
так и совсем без головы оставить. Кого я ни бривал, тот дома
никогда не бывал. Эту цирульню мне запретили.
12.	Публика
Рыжий, помнишь великий пост, как теленка тащил за хвост.
Теленок кричит «ме», а он говорит: «Пойдем на праздник ко
мне».
У кого есть в кармане рублей двести, у рыжего сердце не
на месте. Признаться сказать, у кого волосы черны, и те на эти
дела задорны. В особенности рыжие да плешивые — самые люди
фальшивые. Кому лапоть, сплесть кому в карман влезть — и то
умеют.
А вишь, и русый не дает чужому карману трусу. Как увидит,
так и затрясет, в свой карман понесет.
Вот этот капрал у меня два хлеба украл.

	299
А вот дикий барин, дрожавши спотел, купаться захотел.
Господа, вам фокус покажу: что вы дадите, я в свой карман
положу.
Вот что я вам, господа, скажу. У меня сегодня несчастье слу¬
чилось, в пустой корзинке кошка утопилась. Осталось семеро
котят, на молочко-то, господа, давайте сюда!
А я вот что, господа, скажу: пряники да орех кидать великий
грех. Лучше отдохните да копеек по шести мне махните.

ЛИТЕРАТУРА
Авдеев А. Происхождение театра. Элементы театра в
первобытном строе. М.—JL, 1959.
Адрианова-Перетц В.П. Праздник кабацких ярыжек.
Пародия и сатира 2-й пол. XVII в. ТОДРЛ, т. I. Л., 1934.
Адрианова-Перетц В.П. Сатирическая литература (1640—
1690-е годы) // История русской литературы, т. И. М.—Л., 1948.
Азбукин М.П. Очерк литературной борьбы представителей
христианства с остатками язычества в русском народе
(XI—XIV вв.) // Русский филологический вестник. 1892, № 3;
1896, № 2; 1897, № 1—2; 1898, № 1—2.
Алмазов С.Ф., Питерский П. Я. Праздники православной
церкви. М., 1962.
Алферов А.Д. Петрушка и его предки.
(Очерк из истории народной кукольной комедии) // Десять чте¬
ний по литературе. М, 1895.
Андреев А. Игра и игрецы // Мифы и магия индоевропейцев.
М.: «Менеджер». 1996.
Андреев А. Магия и культура в науке управления. СПб.,
2000.
Андреев А. Мир Тропы. Очерки русской этнопсихологии.
СПб., 1998.
АндрейчукЮ. Мазыки хрусты шишлили, апофенеботали. Рус¬
ские офени: история феномена. // Русский журнал. 29.04.2005.
Аникин В.П. Коллективность как сущность творческого
процесса в фольклоре // Русский фольклор. Материалы и иссле¬
дования. Вып. 5. М.—Л., 1960.

	301
Аничков Е.В. Язычество и древняя Русь. СПб., 1914.
Апресян Ю.Д. Избранные труды. М.: Школа «Языки русской
культуры», 1995.
Аронов А.А. Воспроизводство русской культуры в условиях
эмиграции (1917 — 1939): сущность, предпосылки, результаты.
М.: изд. МГУКИ, 1999.
АсовА.И. Книга Велеса. СПб., 2000.
Асов А.И. Славянские руны и «Боянов гимн». М.: Вече, 1999.
Афанасьев А.Н. Древо жизни. М., 1982.
Афанасьев А.Н. Происхождение мифа. М., 1996.
Афанасьев А.Н. Народные русские сказки. В 3-х т. М., 1984—
1985.
Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу, т.
1—3. М., 1865—1869.
Багдасаров Р.В. Свастика: священный символ. М.: Белые альвы.
2001.
Бутинова М. С. Как возникла религия М., 1977.
Базлов Г.Н. Деревенская артель кулачных бойцов-
рукопашников. Автореферат диссертации на соискание ученой
степени кандидата исторических наук. М., 2002.
Байбурин А.К. Ритуал в традиционной культуре. СПб., 1993.
Баканурский А.Г. Православная церковь и скоморошество.
М., 1986.
Боткина Т.И. Мировая художественная культура. Россия
IX—XIX вв. М., 1997.
Балов А.В. К вопросу о характере и значении древних
купальских обрядов и игрищ // Живая старина, 1897, вып. 1.
Барщевский И.Ф. Несколько слов из истории искусства
скоморохов. Ростов-Ярославский, 1914.
Бахтин М.М. Творчество Франсуа Рабле и народная культура
Средневековья и Ренессанса. М., 1965.
Белкин А.А. Русские скоморохи. М.: Наука, 1975.
Беларуси! фальклор. Минск: Вышэйшая школа. 1995.
Белецкая Н.Н. Языческая символика славянских архаических
ритуалов. М.: Наука, 1978.

302 _
Белова О.В. Славянский бестиарий. Словарь названий и сим¬
волики. М.: Индрик, 1999.
Беляев В.М. Сборник Кирши Данилова. Опыт реставрации
песен. М.,1969.
Беляев И. Д. О скоморохах // Временник имп. Москов¬
ского общ-ва истории и древностей, кн. 20. М., 1854.
Беляев И.Д. Аника-воин // Русский архив, 1864.
Беляев И.Д. О суде наместничьем на Руси в старину //
Юридический журнал, издаваемый Салмановым, 1861, № 7, 8, 9.
Бен-Яков Б. Словарь арго ГУЛАГ. Франкфурт-на-Майне:
«Посев», 1982.
Берг Ф. Зрелища XVII века в Москве. (Очерк) СПб., 1886.
Бессонов П. А. Калики перехожие. М., 1863. Вып. V.
Бибинов С.Н. Древнейший музыкальный комплекс из костей
мамонта. Киев: Наукова думка, 1981.
Богатырев П.Г. Традиция и импровизация в народном творче
стве. М., 1964.
Богатырев П.Г. Вопросы теории народного искусства. М.,
1971.
Бондалетов В.Д. Иноязычная лексика в русских арго. Куйбы¬
шев, 1990.
Бондалетов В.Д. Условные языки русских ремесленников и
торговцев. Словопроизводство. Учебное пособие к спецкурсу.
Рязань, 1980.
Борисов В. Предания и акты о разбойниках // Владимирские
губернские ведомости. № 43. 1858.
Брим В. Термин «Скоморох» // Яфетический сборник, кн. 2.
Л., 1923.
Брокгауз Ф.А.У Эфрон И.А. Энциклопедический словарь. М.,
1978.
Былины. М., 1988.
Быт великорусских крестьян-землепашцев. Описание мате¬
риалов этнографического бюро князя В.Н. Тенишева / Авторы-
составители: Б.М. Фирсов, И.Г. Киселева. СПб.: Издательство
Европейского дома, 1993.

— 303
Бычков АЛ. Энциклопедия языческих богов: Мифы древних
славян. М., 2001.
Варенцов В.В. Сборник духовных стихов. СПб., 1860.
Васильев МЛ. Язычество восточных славян накануне креще¬
ния Руси. М., 1999.
Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях, верованиях,
сказках, легендах и т.п. Материалы собранные и приведенные
в порядок П.В. Шейном. Вып. 1. СПб.: Издание императорской
академии наук, 1898.
Верещагин Е.М. Церковнославянская книжность на Руси. М.,
2001.
Вернадский Г.В. Древняя Русь. М.: Аграф. 2004.
Веселовский А.Н. Розыскания в области русского духовного
стиха. СПб., 1883.
Веселовский А.Н. Старинный театр в Европе. М., 1870.
Виноградов Г. Детский блатной язык (Argot) // Виноградов Г.
Детские тайные языки / Сибирская живая старина. Вып. 1 (VI).
1926.
Виноградова JI.H. Народная демонология и мифо-ритуальная
традиция славян. М., 2000.
Власова З.И. Скоморохи и фольклор. СПб., 2001.
Власова М. Новая Абевега русских суеверий. Иллюстриро¬
ванный словарь. СПб., 1995.
Вольская Н.П. Афинский язык в России // Вестник ЦМО МГУ,
2001, №2.
Воронин Н.Н. Медвежий культ в Верхнем Поволжье в 11 веке.
Краеведческие записки Ярославско-Ростовского историко¬
архитектурного и художественного музея-заповедника. Выпуск
4.	Ярославль, 1960.
Всеволодский-Гернгросс В. Русский театр. От истоков до
середины XVIII в. М., 1957.
Высоцкий С.А. Живопись башен Софийского собора в Киеве.
1982.
Газа А. Шуты и скоморохи всех времен и народов. СПб.,
1898.

304
Галочкин Н.М. Городец — город мастеров. Городец, 1993.
Гальковский Н.М. Борьба христианства с остатками язычества
в древней Руси. М., 1913—1916.
Гамкрелидзе Т.В., Иванов В.В. Индоевропейский язык и индо¬
европейцы. Тбилиси, 1984.
Гарелин Я.П. Суздала, офени или ходебщики. Вестник Импе¬
раторского русского географического общества. СПб., 1857.
Гильфердиш А.Ф. История балтийских славян. СПб., 1874.
Глазырина Г.В. Илья Муромец в русских былинах, немецкой
поэме и скандинавской саге // Методика изучения древнейших
источников по истории народов СССР. М., 1978.
Глинка Г. А. Древняя религия славян // Мифы древних славян.
Саратов, 1993.
Глинка Г.А., Рыбаков Б.А. Мифы древних славян. Велесова
книга. Саратов: Надежда, 1993.
Голубиная книга:	русские народные духовные стихи
XI—XIX вв. / Сост., вступ. статья, примеч. Л.Ф. Солощенко,
Ю.С. Прокошина. М.: Моск. рабочий, 1991.
Голышев И.А. Словарь офенского искусственного языка //
Владимирские губернские ведомости, 1873. 9, 16, 23, 30 ноября.
Голышев И.А. Офени-торгаши Владимирской губернии и их
искусственный язык // Владимирские губернские ведомости,
1874.
Горелов А.А. Кем был автор сборника «Древние российские
стихотворения» // Русский фольклор, вып. 7. JL, 1962.
Горнунг Б.В. К вопросу об образовании индоевропейской язы¬
ковой общности (Протоиндоевропейские компоненты или иноя¬
зычные субстраты). М., 1964.
Городские восстания в Московском государстве XVII века //
Сборник документов. М.—Л., 1936.
Грамота новгородского архиепископа Макария в Вотскую
пятину — об искоренении языческих требищ, обрядов и пр. от
25 марта 1534 // ДАИ. Т. 1. № 28.

— 305
Грамота царя Алексея Михайловича // Сказания Русского
народа, собранные И.П. Сахаровым. М.: Художественная лите¬
ратура, 1990.
Грачев МЛ. Язык из мрака: блатная музыка и феня. Словарь.
Нижний Новгород, 1992.
Гриневич Г.С. Праславянская письменность: Результаты
дешифровки. Т. 1. М., 1993.
Гриненко Г.В. Хрестоматия по истории мировой культуры.
М.: Юрайт, 1998.
Грищенко А. Вопросы живописи. Русская икона как искусство
живописи. М., 1917
Громыко М.М. Мир русской деревни. М., 1991.
Грот Я.К. О слове «шпильман» в старинных русских летопи¬
сях // Русский филологический вестник, 1879, № 1.
Гумилёв JI.H. География этноса в исторический период. JL:
Наука, 1990.
Гумилёв JI.H. Ритмы Евразии: эпохи и цивилизации. М.,
1993.
Гурина Н.Н. Время, врезанное в камень. Мурманск, 1982.
Даль В.И. О поверьях, суевериях и предрассудках русского
народа. СПб.: Издательство Литера, 1994.
Даль В.И. Условный язык петербургских мошенников, извест¬
ный под именем музыки или байкового языка // Вопросы языкоз¬
нания. 1990. № 1.
Даль В.И. Толковый словарь живого великорусского языка.
М., 1955, переизд. 1882.
Даль В. Толковый словарь живого великорусского языка. М.:
Русский язык, 1991.
Демин В. Гиперборея — праматерь мировой культуры М.,
1995.
Дмитриев Ю.Н. Мелетовские фрески и их значе¬
ние для истории древнерусской литературы. ТОДРЛ, т. 8.
Добрынкин Н. Офенский язык // Ежегодник Владимирского
статистического комитета. Т. IV. Владимир. 1883.

306 _
Доватур Л.И.у Каллистов Д.П., Шитова И.А. Народы нашей
страны в «Истории» Геродота. М., 1982.
Драчук В. Дорогами тысячелетий. М., 1976.
Древние российские стихотворения, собранные Киршею
Даниловым. М.—JL, 1958.
Дубровский Н.А. Масляница. М., 1870.
Дугин А.Г. Философия традиции. М., 2002.
Евсюков В.В. Мифы о вселенной. Новосибирск: Наука, 1988.
Еремина В.А. Ритуал и фольклор. М.,1994.
Ерш Ершович. Возможные истоки образа и мотивов // Труды
Отдела древнерусской литературы. СПб., 1994. Т. 47.
Ефимова Е.С. Субкультура тюрьмы и криминальных кланов.
М., 2007.
Жирмунский В. М. Национальный язык и социальные диа¬
лекты. JL, 1936.
Жмакин В.И. Русское общество XVI века. СПб., 1880.
Забелин И.Е. Домашний быт русского народа в XVI—XVII
ст., т. 1—2. М., 1862—1869.
Забелин М. Русский народ. Его обычаи, обряды, предания,
суеверия и поэзия. М., 1989.
Зданович Г.Б. Аркаим: арии на Урале // Фантастика и наука.
Вып. 25. М., 1992.
Забелин И.Е. Из хроники общественной жизни в Москве в
XVIII столетии // Сборник Общества любителей российской сло¬
весности на 1891 год. М., 1891
Забылин М. Русский народ, его обычаи, обряды, предания,
суеверия и поэзия. В четырех частях. М., 1880.
Загоскин Н.П. Уставные грамоты XIV—XVI вв. Казань,
1875—1876.
Зайцев С.Н. Точка опоры — «В начале было слово...». Н.
Новгород., 2010.
Зарин А.Е. Царские развлечения и забавы за 300 лет. М.,
1913.

— 307
Зеленин Д.К. Великорусские народные присловья как мате¬
риал для этнографии // Избранные труды. Статьи по духовной
культуре 1901—1913. М.: Индрик, 1994.
Зеленин Д.К. Восточнославянская этнография. М., 1991.
Зеленин Д.К. Древнерусская братчина, как обрядовый празд¬
ник сбора урожая. Ленинград, 1926.
Земцовский И.И. Мелодика календарныхъ песен. Ленинград,
1975.
Зимин А. А. Скоморохи в памятниках публикации и народного
творчества в XVI в. // Из истории русских литературных отноше¬
ний XVIII—XX веков. М.—Л., 1959.
Ибн-Фадлан. Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу. М.—Л.,
1939.
Иванов В.В., Топоров В.Н. Исследования в области славян¬
ских древностей. М., 1974.
Иванов В.В., Топоров В.Н. Славянские языковые моделирую¬
щие семиотические системы. М., 1974.
Иванов Е.Г. Два скоморошьих действа // Жизнь искусства.
1928, №35.
Иванов Е.Г. Из истории народных зрелищ // Народное
творчество. 1937, №7.
Иванов С.А. Византийское юродство. М., 1994.
Иловайский Д.И. Разыскания о начале Руси. М., 1876.
Исторический эпос схидних словян. Сборник трудов АН УССР.
1958.
К вопросу о наследии скоморохов // Сохранение и возрожде¬
ние фольклорных традиций. Сб. научных трудов. М., 1996. Вып.
7.
К вопросу о традиции в фольклоре («Старина о большом
быке» в свете историко-этнографических данных) // Рус. Лите¬
ратура. 1982.
Каганов Е. Состав и происхождение свадебной обрядовости //
Сборник Музея антропологии и этнографии, т. 8, 1929.
Календарные обычаи и обряды в странах зарубежной Европы:
Исторические корни и развитие обычаев. М., 1983.

308 _
Каптерев Н.Ф. Патриарх Никон и его противники. М., 1887.
Кирпичников А.Е. К вопросу о древнерусских скоморохах
// Сборник ОРЯС, т. 52. СПб., 1891. Отдельный оттиск: СПб.,
1891.
Клибанов А.И. Народная социальная утопия в России: Период
феодализма. М., 1977.
Козловский В. Собрание русских воровских словарей — 4 т.
Нью-Йорк, 1983.
Колотое А.В. До фени ли нам феня? (К проблеме офенского
языка) Томск, 2003.
Копылов А.Н. Культура русского населения Сибири в XVII—
ХУШ вв. Новосибирск, 1968.
Костомаров Н.И. Очерк домашней жизни и нравов
великорусского народа в XVI и XVII столетиях // Собр. соч., т.
19, СПб., 1906.
Костомаров Н.И. Русские нравы. М., 1995.
Костомаров Н.И. Славянская мифология. М,. 1995.
Котлярский А.М. О погребальных обычаях языческих славян.
Москва, 1868.
Кошелев В.В. К вопросу о медведчиках и скоморохах. СПб.,
1994.
Кошелев В.В. Скоморохи и скоморошья профессия. СПб.,
1994.
Красин М. Творение блаженного Августина «De civitate Dei»
как апология христианства в его борьбе с римским язычеством.
Казань, 1873.
Кривополенова М. Былины, скоморошины, сказки. Архангельск
, 1950.
Крупянская В.Ю. Народный театр // Русское народное поэти¬
ческое творчество. М., 1954.
Кузнецов Е.М. Русские народные гулянья. По рассказам
А.Я. Алексеева-Яковлева. JI.—М., 1948.
Кузьмин А.Г. Падение Перуна. Становление христианства на
Руси М., 1988.

— 309
Кузьмина В.Д. Устная народная драма в XVIII веке // Русское
народное поэтическое творчество, т. 2, кн. 1. М.—JL, 1955.
Крянев Ю.В., Павлов Т.Н. Двоеверие на Руси, в кн. Как была
крещена Русь. М.: Политиздат, 1988.
Лавров А. С. Колдовство и религия в России. 1700—1740 гг.
М., 2000.
Ларин Б.А. Западноевропейские элементы русского воров¬
ского арго // Язык и литература, 1931, т. 7.
Легенды. Предания. Бывальщины. М., 1989.
Леже Л. Славянская мифология. Воронеж 1908.
Лейферт А. Балаганы. Пг., 1922.
Лесной С. Откуда ты, Русь? Ростов-на-Дону, 1995.
Леви-Брюлъ Л. Сверхъестественное в первобытном мышле¬
нии. — М.: Педагогика-пресс, 1994.
Лихачев Д.С. Древнейшее русское изображение
скомороха и его значение для истории скоморошества //
Проблемы сравнительной филологии. М.—Л., 1964.
Лихачев Д.С. Древнерусский смех // Проблемы поэтики и
истории литературы. (Сб. статей в честь 75-летия М.М. Бахтина).
Саранск, 1973.
Лихачев Д.С. Культура Руси времени Андрея Рублева и Епи-
фания Премудрого. М.—Л.: изд. АН СССР, 1962 г.
Лихачев Д.С. Смех как мировоззрение. Спб.: Алетейя, 1997.
Лохов С.А. Скоморохи. М., 2006.
Любецкий С.М. Старина Москвы и русского народа
в историческом отношении с бытовою жизнью русских. М.,
1872.
Маерова К., Дубинская К. Русское народное прикладное
искусство. М.: Русский язык, 1990.
МазеринаА.Н., Орехова М.М. «Добрым людям на заглядение».
Домовая резьба Костромского края. — М.: Северный паломник,
2003.
Макарьевский Стоглавник // Труды Новгородской губернской
ученой архивной комиссии. Вып. I. Новгород, 1912.
Максимов С.В. Несчастные. СПб., 1871.

310 _
Максимов С.В. Нечистая, неведомая и крестная сила. СПб.,
1903.
Мезерницкий Н. Народный театр // Живая старина. 1908, вып.
3 и 4.
Мелетинский Е.М. Происхождение героического эпоса. Ран¬
ние формы и архаические памятники. М., 1963.
Миллер О. Опыт исторического обозрения русской народной
словесности. СПб., 1865. Он же. Илья Муромец и богатырство
киевское. СПб., 1869.
Миллер В. Русская масленица и западноевропейский карнавал.
М.,1884.
Мокиенко В.М., Никитина Т.Г. Большой словарь русского
жаргона. СПб.: Норинт, 2000.
Монгайш А.Л. Надпись на камне. М., 1969.
Морозов А. М.Д. Кривополенова и наследие скоморохов //
Кривополенова М.Д. Былины, скоморошины, сказки. Архан¬
гельск, 1950.
Морозов А.М. Скоморохи на Севере // Север, Архангельск,
1946.
Мудрость народная. Жизнь человека в русском фольклоре.
Вып. I. Младенчество; Детство / Сост. В. Аникин. М.: Худож.
лит., 1991.
Мужской сборник. Вып. 1. Мужчина в традиционной культуре
М., 2001.
Муравьев А.В., Сахаров А.М. Очерки истории русской куль¬
туры IX—XVIII вв. М.: Просвещение, 1984.
Надеждин И.И. Об этнографическом изучении народности
русской // Этнографическое обозрение, 1994.
Налепин А.Л. Н.Е. Ончуков и русская школа фольклорных
экспедиций // Русский фольклор. Т. XXVIII. Эпические тради¬
ции. Материалы и исследования. СПб.: Наука, 1995.
Народный месяцеслов. М.: Современник, 1991.
Некрылова А.Ф. Русские народные городские праздники, уве¬
селения и зрелища: Конец 18 — начало 20 века. JI., 1988.
Нидерле Л. Славянские древности. М. Алетейя, 2001.

— 311
Никольский Н.М. Дохристианские верования и культы дне¬
провских славян. М., 1929.
О влиянии поэтических традиций скоморохов в фольклоре
Чайковского района Пермской области // Сб. П.И. Чайковский и
Урал. Ижевск, 1983.
О позоришных играх, или комедиях и трагедиях // Санкт-
Петербургские ведомости, 1733, № 44—46.
О праздновании воскресного дня (Слово о недели Иакова,
брата Господня, епископа Иерусалимского) // Памятники древ¬
нерусской церковноучительной литературы. СПб., 1897. Вып. 3.
Олеарий А. Подробное описание путешествия голштинского
посольства в Московию и Персию в 1633, 1636, 1639 годах. М.,
1870.
Олеарий А. Описание путешествия в Московию и через
Московию в Персию и обратно. Введение, перевод и примечания
А.М. Ловягина. СПб., 1906.
Оннуков Н.Е. Северные народные драмы. СПб., 1911.
Офени-торгаши Владимирской губернии и их искусственный
язык // Живописное обозрение. 1874. № 6. С. 93—96; № 13. С.
203—207; № 15. С. 232—234.
Ошар П. Символ креста. М., 1927.
Паллас П. С. Сравнительные словари всех языков и наречий.
СПб., 1887.
Памятники литературы Древней Руси. М.: Художественная
литература, 1980—1981.
Панченко А.М. О русской истории и культуре. СПб.: Азбука,
2000.
Панченко А.М. Русская культура в период Петровских реформ.
Л., 1984.
Перетц В.Н. Скоморошьи вирши по рукописи поло¬
вины XVIII века // Ежегодник имп. театров, сезон 1896—1897.
СПб., 1898.
Песни, собранные П.Н. Рыбниковым. М., 1909—1910.

312 _
Петухов В.И. Сведения о скоморохах в писцовых, переписных
и таможенных книгах XVI—XVII веков // Труды Моск. гос.
историко-архивного ин-та, т. 16. М., 1961.
Петухов В.И. Скоморохи на Руси // Советская эстрада и цирк,
1965, № 10.
Петухов Ю.Д. Тайны древних русов. М.: Вече, 2001.
Пискарев А.И. Офенские слова, употребляемые в разговорах
рязанского простонародья // Рязанские губернские ведомости,
18 дек, 1848.
Платов А. Мифы и магия индоевропейцев. М., 1995.
Повесть временных лет. СПб.: Наука, 1996.
Погодин A.JI. Из области русско-финских отношений // Изве¬
стия отделения русского языка и словесности императорской
Академии наук. СПб.: 1911, т. 16, кн. 4.
Полное собрание русских летописей, изданное по высочай¬
шему повелению Археографической комиссией. В 38 т. СПб., JL,
1841—1989.
Поляковская М.А., Чекалова А.А. Византия: быт и нравы.
Свердловск, 1989.
Потебня А.А. Символ и миф в народной культуре. М., 2000.
Поучения блаженного Феодосия, игумена Печерского, о каз¬
нях Божиих // Ученые зап. 11 Отд-ния АН. СПб., 1856. Кн. 2.
Вып. 2 (№ 11).
Преображенский А.Г. Этимологический словарь русского
языка. М., 1959.
Прокопий Кесарийский. Война с персами. Война с вандалами.
Тайная история. М., 1993.
Пронин К. Шайка разбойников. (Запись народной драмы) //
Прикамье, альманах, 1941, № 3.
Пропп В.Я. Исторические корни волшебной сказки. JI., 1986.
Пропп В.Я. Исторические основы некоторых русских
религиозных праздников // Ежегодник Музея истории религии и
атеизма, вып. 5. М.—JL, 1961.
Пропп В.Я. Ритуальный смех в фольклоре. (По поводу сказки о
Несмеяне) // Ученые записки Ленишрадского ун-та, 1939, № 46.

_313
Пропп В.Я. Русский героический эпос. М.: Лабиринт, 1999.
Пругавин А.С. Книгоноши и офени. (Встречи, наблюдения и
исследования.) — Северный вестник, 1893.
Путешествие Ибн-Фадлана на Волгу. М.—Л., 1938.
Путилин И.Д. Условный язык петербургских мошенников,
известный под именем «Музыки» или «Байкового языка» // Запи¬
ски И.Д. Путилина, Кн. 4. СПб., 1904.
Путилов Б.Н. Искусство былинного певца. (Из текстологиче¬
ских наблюдений над былинами) // Принципы текстологического
изучения фольклора. М.—Л., 1966.
Рабинович М.Г. К истории скоморошьих игр на Руси //
Культура средневековой Руси. Л., 1974.
Раушенбах Б.В. Сквозь глубину веков // Как была крещена
Русь. — М.: Политиздат, 1988.
Ревзин И.И. Воспоминания // Из работ московского семиоти¬
ческого круга. М.: Языки русской культуры, 1997.
Реестр слов офенского наречия (составленный стряпчим Вла¬
димирской удельной конторы Успенским А.А.) // Труды Обще¬
ства любителей российской словесности. Ч. XX. Летоп. Ч. 5. М.,
1820.
Рождественский Н.В. К истории борьбы с церковными бес¬
порядками, отголосками язычества и пороками в русском быту
XVII в. // ЧОИДР, кн. 1—2, 1902.
Романов Б.А. Люди и нравы древней Руси. М.—Л., 1966.
Русанова И.П., Тимощук Б.А. Языческие святилища древних
славян. М., 1993.
Русские древности в памятниках искусства. Выпуск 4. Из-д
И. Толстого и Н. Кондакова СПб., 1891.
Русские народные сказители. М.: Правда, 1989.
Рут М.Э. Этимологический словарь русского языка. Екате¬
ринбург: У-фактория, 2004.
Рушелъ Блаво. Музыка здоровья. М.: Диля, 2002.
Рыбаков Б.А. Древние элементы в русском народном
творчестве // Советская этнография. 1948, № 1.

314 _
Рыбаков Б.А. Календарь IV века из земли Полян // Советская
археология. 1962, № 4.
Рыбаков Б.А. Древняя Русь. Сказания, былины, летописи. М.,
1963.
Рыбаков Б.А. Язычество Древней Руси. М.: Наука, 1988.
Рыбаков Б.А. Языческое мировоззрение русского
средневековья // Вопросы истории, 1974, № 1.
Рябцев Ю.С. Путешествие в Древнюю Русь. М.: Владос, 1995.
Савушкина Н.И. Об изучении исполнительского
начала в фольклоре // Советская этнография», 1963, № 3.
Самоделова Е.А. Дружка и его помощник // Мужской сбор¬
ник. М., 2001.
Сахновский В.Г. Народные потехи в Москве в пол. XVIII в. //
Студия, 1911, № 13.
Свод древнейших письменных известий о славянах. Т. 1.
I—VI вв. — М., 1991; Т. 2. VII—IX вв. М., 1995.
Седов В.В. Восточные славяне в 6—12 вв. М.: Наука, 1982.
Семёнова М. Мы — Славяне! СПб., 1997.
Скоморохи в памятниках письменности / Сост. З.И. Власова,
Е.П. Фрэнсис (Гладких). СПб.: Нестор-История, 2007.
Скоморохи и волочебничество // Русская литература. 1989. № 2.
Скоморохи и календарно-обрядовая поэзия // Рус. фольклор:
Межэтнические фольклорные связи. JL, 1993. Вып. 27.
Скоморохи и свадьба (К вопросу об эволюции отдельных
моментов обряда) // Русский фольклор. Л., 1988. Вып. 25.
Скоморохи и сказка // Русская литература. 1988. № 2.
Скоморохи и фольклор // Русский фольклор: Этнографиче¬
ские истоки фольклорных явлений. Л., 1987. Вып. 24.
Славянская мифология: Энциклопедический словарь. М., 1995
Следы творчества скоморохов в традиционном песенном
фольклоре // Рус. литература. 1985. № 2.
Словарь НКВД. М., 1927.
Слово о полку Игореве: Древнерусский текст и переводы /
Сост., вступ. статья, подготовка древнерусского текста и ком-
мент. В.И. Стеллецкого. М.: Сов. Россия, 1981.

— 315
Снегирев ИМ. Русские простонародные праздники и суеверные
обряды, вып. 1—4. М., 1837—1839.
Соболевский А.И. К вопросу о скоморохах // Живая старина,
№2, 1883.
Соборные постановления староверов Поморского согласия //
Духовная литература староверов востока России XVIII—XX вв.
Новосибирск, 1999.
Собрание выражений и фраз, употребляемых в разговоре
С.-Петербургскими мошенниками// Северная пчела. СПб., 1859.
Сокровище русского фольклора. Былины. М.: Современник,
1991.
Тихомиров М.Н. Древняя Русь. М., 1975.
Срезневский И.И. Афинский язык в России // Отечественные
записки. 1839.
Срезневский И.И. Материалы для словаря древнерусского
языка, т. 3. СПб., 1903.
Срезневский И. Об обожании солнца у древних славян. СПб.,
1846.
Стоглавник // Труды Новгородской губернской ученой
архивной комиссии. Вып. I. Новгород, 1912.
Страшен В.В. Арго и арготизмы // Труды комиссии по рус¬
скому языку. 1931.
Сухомлинов М.И. Исследования по древнерусской литературе
// Сборник ОРЯС. СПб., 1908. Т. 85. № 1.
Терещенко А.В. Быт русского народа, ч. 1—7. СПб., 1848.
Тихомиров М.Н. Крестьянские и городские восстания на Руси
XI—XIII вв. М., 1955.
Тихонравов Н.С. Слова и поучения, направленные против язы¬
ческих верований и обрядов // Летописи русской литературы и
древности, т. 4. М., 1862.
Тахтенберг В. Жаргон тюрьмы. СПб., 1908.
Тихонов П.Н. Брянские старцы: Тайный язык нищих. Брянск:
Тип. А. Арцишевского, 1895.
Тихонравов К.Н. Офени Владимирской губернии. ЖМВД,
1854, ч. IX, № 12, отд. III.

316
Тихонравов К.Н. Офени // Владимирский сборник, М., 1857.
Тихонравов Н. Слова и поучения напрвленные против языче¬
ских верований и обрядов. Летопись русской литературы и древ¬
ности. Т. 2. Кн. 2. М., 1861.
Токарев С.А. Религия в истории народов мира. М., 1976.
Толстой Н.И. Язык и народная культура: Очерки по славян¬
ской мифологии и этнолингвистике. М., 1995.
Трубачев О.Н. Этногенез и культура древнейших славян:
Лингвинистические исследования. М., 1991.
Тэрнер В. Символ и ритуал. М., 1983.
Угринович Д. Религиозный культ и его функции. Наука и
религия, 1975, № 2.
Успенский Б.А. Дуалистический характер русской средне¬
вековой культуры (на материале «Хождение за три моря» Афа¬
насия Никитина) // Вторичные моделирующие системы. Тарту,
1979.
Успенский Б.А. Филологические разыскания в области сла¬
вянских древностей. М., 1982.
Успенский Н.Д. Древнерусское певческое искусство. М.,
1965.
Фаминцын А.С. Божества древних славян. СПб., 1884.
Фаминцын А.С. Скоморохи на Руси. СПб., 1889.
Фасмер М. Этимологический словарь русского языка. М.:
Прогресс, 1987.
Филиппов В.А. К вопросу об источниках шутовской коме¬
дии. Из истории русского мольеризма. // Памяти П. Н. Сакулина.
Л., 1931.
Финдейзен Н. Очерки по истории музыки в России с древней¬
ших времен до конца XVIII века. Т. 1. М., 1928.
Фольклорный театр. М.: Современник, 1954.
Хандзинский Н. Блатная поэзия // Сибирская живая старина.
Иркутск, 1926.
Харламов И.Г. Русский народный юмор. (По поводу русских
народных картинок Д.А. Ровинского) // Дело, 1881, № 12.

— 317
Харузин Н. К вопросу о борьбе Московского правительства с
народными обрядами и суевериями в половине XVII в. //
Этнографическое обозрение, 1897, № 1.
Христианство и Русь М., 1988.
Церковь и языческие игрища //Атеистические чтения,
1989, №18.
Цыплева Н. Мстёра. М., 2008.
Чичеров В.И. Русское народное творчество. М., 1959.
Шамбаров В.Е. Русь: дорога из глубин тысячелетий. М.: Але-
тейя, 1999.
Шафарик П.И. Славянские древности, т. I, кн. 2. М., 1848.
Шахматов А. Разыскания о древнейших русских летописных
сводах. СПб., 1908.
Шевцов А. Учебник самопознания. СПб.: Тропа Троянова,
2002.
Шейн П. Великорус в своих песнях, обрядах, обычаях,
верованиях, сказках, легендах и т.п. СПб., 1900.
Шептаев Л.С. Русское скоморошество в XVII в. // Ученые
записки Уральского ун-та, вып. 6, филологический. Свердловск,
1949.
Шепталь Л. С. Русское скоморошество в XVII веке // Ученые
записки Уральского государственного университета. 1949.
Шилин А.И. Традиции мужского исполнительства в русской
народной хореографии / Мужской сборник. М., 2001.
Шкловский В. Шпильманы и скоморохи // Жизнь искусства,
1920, № 351—353.
Щуров В.М. Мужская традиция в русском народном пении //
Мужской сборник. М., 2001.
Элиаде М. Аспекты мифа / Пер, с фр. В. Большакова. М.:
Инвест-ППП, 1995.
Элиаде М. Тайные общества: Обряды инициации и посвяще¬
ния. Пер. с франц. София, М.: Гелиос, 2002.
Эмбер. Скоморошество на Руси. // Искусство. № 21, 1883.
Энциклопедический словарь. 1905, Т. 44.

318 _
[Эротические] песни, записанные П.И. Якушкиным / Статья,
публикация и примечания 3, И. Власовой // Русский эротический
фольклор. М., 1995.
Юрков С.Е. Под знаком гротеска: антиповедение в русской
культуре (XI — начало XX вв.). СПб., 2003.
Яковенко В. С книжками по ярмаркам // Вестник Европы,
1894, №9.
Яковлев А.И. Наместничьи, губные и земские уставные грамоты
Московского государства. М., 1909.
Яковлев А.И. Холопство и холопы в Московском государстве
ХУП в., т. I. М.—Л., 1943.
Ящуржинский X. Весенние хороводы, игры и песни // Киев¬
ская старина. № 5—6, 1889.

Содержание
ВВЕДЕНИЕ	3
ЧАСТЬ 1. ВОЛХВЫ	8
Русь языческая	8
Крещение и двоеверие	14
Кто суть волхвы-ведуны	20
Святилища и идолы	31
Священные обряды	40
Магия, колдовство, гадание	59
ЧАСТЬ 2. СКОМОРОХИ	69
Откуда есть и куда пошли скоморохи	69
Корни и разновидности скоморохов	89
Обрядовая праздничность	102
Смехотворство и дурачество	118
Музыку играть, песни петь, весело плясать	128
Обрядовый пляс	135
Игра, ряжение, театр	140
Эпос о скоморошьих чудесах	152
Значение и наследие	166
ЧАСТЬ 3. ОФЕНИ	171
Офени — ходебщики и коробейники	171
Распространение и образ жизни	179
Тайный язык: музыка и феня	188
Культурные традиции офеней	197
Скоморохи, офени, преступный мир	206
Угасание и наследие офеней	212
САКРАЛЬНОЕ НАСЛЕДСТВО	215
ПРИЛОЖЕНИЯ	218
ЛИТЕРАТУРА	300

Научно-популярное издание
Тайны Земли Русской
Максимов Сергей Григорьевич
ВОЛХВЫ, СКОМОРОХИ И ОФЕНИ
Выпускающий редактор Я. М Смирнов
Корректор Е.Ю. Таскон
Верстка И.В. Левченко
Дизайн обложки М.Г. Хабибуллов
ООО «Издательский дом «Вече»
Почтовый адрес:
129337, Москва, ул. Красной Сосны, 24, а/я 63.
Фактический адрес:
127549, Москва, Алтуфьевское шоссе, 48, корпус 1.
E-mail: veche@veche.ru
http ://w w w. veche. ru
Подписано в печать 26.05.2011. Формат 84 * 108 bi.
Гарнитура «Times New Roman». Печать офсетная. Бумага офсетная.
Печ. л. 10. Тираж 3000 экз. Заказ № 2998.
Отпечатано в ОАО 'Тульская типография".
300600, г. Тула, пр. Ленина, 109.

Вопрос о происхождении волхвов,
скоморохов, офеней и их вклад в древнерусскую
культуру до сих пор малоизучен, и поэтому, по мнению
автора, он требует особого внимания исследователей.
В своей новой книге С. Максимов, опираясь
на исследования отечественных историков,
религиоведов, филологов и культурологов, рассказывает
о волхвах и ведовстве, о происхождении, истории,
обрядовых традициях скоморохов, носителей древних
жреческих знаний, об офеньстве — бродячей торговле,
бойко расцветшей после запрещения скоморошества.
Автор прослеживает путь ведовства от волхвов
через скоморохов и офеней к преступному миру
и к современному язычеству, пытающемуся
восстановить то стихиально-природное,
что живет еще в человеке.
ISBN 978-5-9533-5931-3
вече
20 лет