/
Автор: Глущенко Е.
Теги: всеобщая история история российского государства история средних веков история мира история россии история азии
ISBN: 978-5-227-02167-0
Текст
ЗАВОЕВАНИЯ
И ПРЕОБРАЗОВАНИЯ
РОССИЯ
В СРЕДНЕЙ
АЗИИ
ЗОЛОТАЯ КОЛЛЕКЦИЯ
РОССИЯ
ЗАБЫТАЯ И НЕИЗВЕСТНАЯ
ЗОЛОТАЯ КОЛЛЕКЦИЯ
РОССИЯ
ЗАБЫТАЯ И НЕИЗВЕСТНАЯ
E.A. ГЛУЩЕНКО
РОССИЯ
В СРЕДНЕЙ
АЗИИ
ЗАВОЕВАНИЯ
И ПРЕОБРАЗОВАНИЯ
Москва
ИЗДАТЕЛЬСТВО
Ц€НТРАОЛИГРАФ
УДК 94(54)
ББК 63.3(2)-8
Г55
Серия основана в 2000 г.
Первая книга вышла в начале 2001 г.
Под общей редакцией авторов проекта
Валентины Алексеевны БЛАГОВО
и Сергея Алексеевича САПОЖНИКОВА,
членов Московского и Российского Дворянского Собрания
Оформление художника И.А. Озерова
Глущенко Е.А.
Г5 5 Россия в Средней Азии. Завоевания и преобразования. —
М.: ЗАО Издательство Центрполиграф, 2010. — 575 с. —
(Россия забытая и неизвестная. Золотая коллекция).
ISBN 978-5-227-02167-0
Вниманию читателей предлагается книга известного историка Е.А Глущенко, посвя-
щенная завоеванию и преобразованиям Средней Азии, на территории которой было обра-
зовано Туркестанское генерал-губернаторство Российской империи. Автором подробно опи-
саны процессы присоединения к России регионов, сложившихся вокруг таких городов, как
Ташкент, Самарканд, Бухара, Хива, Коканд, Геок-Тепе и др., и последующая их цивилизация.
В книге представлено участие в этих процессах российских императоров, в первую очередь
Александра II, приводится галерея видных российских военных и административно-
хозяйственных деятелей.
Представляемый читателям труд в определенной степени является ответом на вызов со
стороны историков независимых государств, в первую очередь Узбекистана, «труды» которых
непрофессиональны, зачастую фальсифицированы и отличаются неприятием очевидных
фактов. Такие «откровения», отягощенные к тому же агрессивной русофобией, переходят
в учебники истории для средних учебных заведений и отравляют сознание современных
поколений населения этих стран.
На основании результатов новых архивных изысканий, мемуаров, публикаций последних
лет в книге рассмотрены проблемы личностных отношений коренных жителей и русских
людей, вопросы взаимоотношений русской администрации с местным населением, испо-
ведающим ислам. Книга снабжена именным указателем и большим количеством иллю-
страций.
Как и вся серия, книга рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся прав-
дивой отечественной историей, а также на государственных и общественно-политических
деятелей, ученых, причастных к формированию новых духовных ценностей и межгосудар-
ственных взаимоотношений между близкими когда-то народами России.
УДК 94(54)
ББК 63.3(2)-8
© ЕА. Глущенко, 2010
© Художественное оформление
серии, ЗАО «Издательство
Центрполиграф», 2010
ISBN 978-5-227-02167-0
© ЗАО «Издательство
Центрполиграф», 2010
Памяти друга, талантливого
ученого Евгения Фролова посвящается
ВВЕДЕНИЕ
Россия разделила судьбу Англии, Франции и других европей-
ских государств, имевших колониальные владения. После рас-
пада колониальных империй на карте мира, главным образом в
Азии и Африке, появились десятки независимых стран, обита-
тели которых на первых порах находились в состоянии эйфо-
рии, радуясь избавлению от заморских господ и наставников.
Но проходили годы, а большие ожидания нового счастья и эко-
номического процветания не сбылись, более того, положение в
народном хозяйстве становилось заметно хуже в сравнении с
колониальными временами.
Случилось то, чего никто не ожидал: боготворимые вожди
национально-освободительных движений с великим усердием
занялись самообогащением и самовозвеличиванием, воздвигая
себе памятники при жизни на пьедесталах, на которых еще вче-
ра стояли кумиры колонизаторов. От героев освобождения ста-
рались не отставать чиновники всех рангов — казнокрадство
стало нормой; вспыхнули подспудно тлевшие межэтнические
конфликты; незаконная смена власти стала повседневной обы-
денностью.
Независимость оказалась тяжким испытанием, которое не
способны были выдержать самонадеянные борцы за нее. У них
для этого не было ни знаний, ни умения, ни опыта. А недоволь-
ство «низов» росло. Оставалось искать виновных собственной
непригодности на стороне. На долгие годы вперед виновными в
«наших трудностях» были назначены колонизаторы. Это они
3
что-то не доделали, что-то не построили, чего-то недодали.
Направо-налево раздавались филиппики в адрес бывших коло-
ниальных хозяев, а параллельно (ради укрепления силы духа и
патриотического подъема масс) сочинялись новые, достойные
свободных народов национальные истории. Во-первых, всячески
восхвалялись деяния предков (порою вымышленные), во-вторых,
со всей страстностью обличались колонизаторы, принесшие не-
исчислимые страдания, имевшие долго действующий эффект.
Практически то же случилось на постсоветском пространстве
после распада Советского Союза, который, кстати, колониальной
державой не был, уже хотя бы потому, что национальные респуб-
лики («колонии») жили лучше, чем Россия («метрополия»).
И тем не менее вот уже второе десятилетие в адрес России сы-
плются упреки со всех сторон самого разного свойства.
«В 1990 г., когда отношения центра и республик начали стре-
мительно ухудшаться, — сказано в сборнике «Национальные
истории в советском и постсоветских государствах», — истори-
ческий образ России столь же стремительно обретал абсолютно
отрицательные черты. Страной-агрессором, душителем нацио-
нальной независимости она предстает уже не только со времен
Сталина, но и с досоветских времен»1*.
В постсоветских государствах к настоящему времени созданы
новые национальные истории, основанные на «новом историче-
ском мышлении»2, составным элементом которого является от-
кровенная русофобия. Национальные историки вновь вооружи-
лись ветхими идеями первого советского историка-марксиста
М.Н. Покровского, утверждавшего, что присоединение их земель
к Российской империи было абсолютным злом», тем более что
Ленин давно объявил Россию «тюрьмой народов». Покровский и
его ученики, развивая ленинскую мысль, не скупились на креп-
чайшие выражения. Они много и настойчиво писали о «зверствах
царизма», о «дикой эксплуатации местных народов», о «кровавых
псах царской охранки» и т. п. Их идеи теперь развивают в Ашха-
баде, Киеве, Тбилиси, Ташкенте и в других столицах СНГ.
Как в Африке, так и на просторах СНГ элиты новых неза-
висимых государств озабочены самоутверждением и легитима-
* Все ссылки приводятся в конце каждого раздела.
4
цией «своих» гимнов, гербов, «своей» истории и власти, к тому
же они испытывают дефицит героики. Помогают ученые: удрев-
няют родную историю, присваивают достижения народов, со-
шедших с исторической сцены, находят новых героев (порою с
весьма сомнительной репутацией), расцвечивают их деяния, де-
монстрируя таким образом все грани «нового исторического
мышления».
«Сервильность историков, — пишут авторы сборника «На-
циональные истории...», — не требует особых комментариев.
Историописание воспринимается большинством из них, сфор-
мировавшихся в советское время, в качестве идеологического
инструмента, камертоном которого служат установки «сверху»3.
Автора, изучающего историю Русского Туркестана, в первую
очередь интересовала историческая литература, изданная в Сред-
ней Азии в последние два десятилетия. Познакомиться с ней
оказалось делом нелегким, поскольку в библиотеки Москвы и
Петербурга книги оттуда практически не поступают, тем не ме-
нее автору удалось собрать небольшую коллекцию книг, авто-
рефератов диссертаций, брошюр, журналов и газет, изданных в
90-х гг. XX в. — начале века нового. Все эти материалы напеча-
таны в Ташкенте, где в советское время существовала солидная
историческая школа. Изучив свою коллекцию, автор получил
возможность составить представление о содержании современ-
ного научного поиска в центре бывшего Туркестана, о его пре-
валирующих тенденциях, о «движущей и направляющей силе».
Удалось, прежде всего, обнаружить сигнал «сверху». В июне
1998 г. на встрече с историками Узбекистана президент страны
Каримов обозначил ориентиры: «самосознание начинается со
знания истории», «без исторической памяти нет будущего»,
«история — основа духовности народа»4. Все корректно и даже
безупречно. Далее, в развитие целеуказаний главы государства
последовало в том же году постановление кабинета министров
Республики Узбекистан «О совершенствовании деятельности
Института истории Академии наук Республики Узбекистан», в
котором подвергается критике научное учреждение за невни-
мание к насущным нуждам народа и ставятся задачи в свете...
В лучших советских традициях, в стиле постановлений ЦК
КПСС.
5
Директивный орган указывает ученым, что их задачей «явля-
ется изучение подлинной истории узбекского народа», от ученых
требуют отказаться от «однобокого подхода, фальсификации
прошлого, пропаганды колониальной идеологии при исследова-
нии истории узбекского народа и его государственности»5.
Как говорится: «уже теплее», ближе к теме, уже понятнее, и
научные кадры (ученые кадры) все понимают. Так, к примеру,
получена установка считать, что период колониализма длился не
50 лет, а все 130. «Вначале это была эпоха колониального правле-
ния Российской империи, затем — десятилетия империи совет-
ской»6. Что это значит? Значит, что советский период узбекской
истории был таким же ужасным, разрушительным и непродук-
тивным, как и период подчинения Российской империи.
В сущности, узбекским историкам не пришлось резко пере-
страиваться — они и до «судьбоносного» постановления работа-
ли в русле «нового исторического мышления», просто теперь
можно было ничего и никого не опасаться, ни на кого не огля-
дываться: за спиной была поддержка официальной власти. Выход
исторических работ заметно увеличился как на русском, так и
на узбекском языке. Стало больше работ на узбекском языке,
расширился круг авторов — к авторам, работавшим в советское
время, добавились молодые силы.
Итак, сегодня можно говорить о довольно внушительном
списке обвинений, выдвинутых современными узбекскими исто-
риками в адрес дореволюционной России («которую мы поте-
ряли»). Перечислю наиболее серьезные.
Историки современного Узбекистана обвиняют русских в
том, что они «заблокировали естественную эволюцию среднеази-
атской государственности»7. Негативным фактором русского
управления называют «разрушение царским самодержавием на-
циональной государственности, пренебрежение кровными инте-
ресами коренного населения, лишение его политических прав и
свобод»8.
Что касается «естественной эволюции среднеазиатской госу-
дарственности», то и сейчас, и 150 лет назад было известно, что
никакой эволюции не было, а был политический и экономиче-
ский застой, характерный для всех трех среднеазиатских ханств.
Кстати, русские сохранили в первозданной чистоте Бухарское и
6
Хивинское ханства, которые в течение 50 лет (1867—1917) име-
ли все возможности «естественно эволюционировать», только
эти «государства» такой возможностью не воспользовались.
Смешно звучит обвинение, касающееся «лишения политиче-
ских прав коренного населения», которое таковых не имело.
Подданные ханов и эмиров не имели ни имущественных, ни
каких-либо других гражданских прав, кроме права лишиться
головы без суда и следствия.
Россия обвиняется в стремлении христианизировать насе-
ление Средней Азии9, хотя все было как раз наоборот. Русские
власти не допускали в регион православных миссионеров, чтобы
не создавать конкуренцию исламу и не вызывать враждебных
настроений в мусульманской среде. Первый генерал-губернатор
Туркестана К.П. фон Кауфман долгие годы сопротивлялся учреж-
дению в крае православной епархии. Более того, русская адми-
нистрация отпускала деньги на восстановление мусульманских
святынь и строительство новых мечетей.
Русские переселенцы якобы наводнили Туркестан и захвати-
ли земли коренных жителей, то есть представляли для местного
населения серьезную угрозу10. Но Туркестан в начале XX в. был
заселен слабо (около 5 миллионов человек), а русские селились
в основном в городах и железнодорожных поселках. К 1917 г.
русских поселенцев в сельской местности на огромных земель-
ных просторах края проживало всего около 500 тысяч человек.
Сегодня, кстати, только в Узбекистане (в свое время — часть
Туркестана) насчитывается более 25 миллионов жителей и, ка-
жется, там не жалуются на перенаселенность.
Одно из самых необоснованных и грубых обвинений — это
обвинение России, пришедшей в Среднюю Азию якобы с целью
грабежа. «Царизм в экономическом плане преследовал цель —
как можно быстрее и без затрат со своей стороны извлекать
материальную выгоду от приобретенных территорий»11, — пи-
шет Ф. Исхаков, историк, сформировавшийся в позднесоветское
время, когда беспардонное вранье считалось уже делом непри-
личным. Впрочем, в нашем случае обращение к нравственным
категориям наивно и неуместно.
Колонизаторы XIX в., будь то англичане, французы или рус-
ские, не могли позволить себе грабить колонии, так как это было
7
нерационально и нерентабельно. В XIX в. колонии должны были
приносить стабильный доход, а для этого в них приходилось
вкладывать капиталы. Так, в Средней Азии русских привлекал
хлопок, но он был низкого качества, а потому пришлось затра-
тить большие средства на селекционную работу и в течение не-
скольких лет вывести новый сорт хлопчатника, волокно которо-
го было пригодно для российской текстильной промышленности.
И еще: дефицит краевого бюджета Туркестана с 1869 по 1911 г.
составил 149 710 605 рублей. С 1869 по 1906 г. ежегодный де-
фицит равнялся в среднем 3 млн рублей, и только с 1906 г. бюд-
жет стал профицитным12. Более того, российские исследователи
высказывают обоснованное мнение, что «Россия всегда была до-
нором колонизуемых народов (поддержание уровня жизни пе-
риферий через централизованную редистрибуцию доходов, ме-
ханизм дотаций)»13. Какой уж тут грабеж!
Проникнутые идеями постановления правительства «О со-
вершенствовании деятельности...», отказавшиеся от «фальсифи-
кации прошлого, пропаганды колониальной идеологии», исто-
рики независимой Республики Узбекистан в короткий срок
создали... новую мифологизированную историю. Так, современ-
ные этносы страны стали прямыми наследниками блестящих
цивилизаций древности — Бактрии, Парфии, Кушанского цар-
ства, Хорезма.
Другая и, пожалуй, любимая мифологема последователей «но-
вого исторического мышления» — «независимость Узбекистана
явилась результатом упорной национально-освободительной
борьбы народов нашей страны»14. Этому сюжету посвящены де-
сятки работ, созданных в последние два десятилетия15.
Казалось бы, все эти изыскания суть внутреннее дело недавно
возникшего государства, да и издают их небольшими тиражами.
Вред от них в другом: ученые штудии носителей ученых степеней
и академических титулов попадают на страницы школьных по-
собий, которые выделывают некие народные умельцы. Предна-
значенные для любознательного юношества учебники печатают-
ся многотысячными тиражами.
Перед нами «История Узбекистана (вторая половина XIX ве-
ка — начало XX века). 9-й класс. Утверждено Министерством на-
родного образования Республики Узбекистан в качестве учебника
8
для учеников 9-го класса общеобразовательной школы» (Ташкент,
2001. 336 с. Тираж 30 тыс. экз.), автор Жумабой Рахимов.
Кроме учебника для девятого класса Рахимов написал учеб-
ник для шестого класса и несколько статей. «Они, — сказано в
справке на обложке «Истории Узбекистана», — объединены
одной общей темой — воспитание национальной гордости, ува-
жения к духовным ценностям и патриотизма у учащихся на
уроках истории»16. На первой странице книги от себя автор со-
общает, что при изучении истории «во главу угла должны быть
поставлены правдивость и объективность»17.
Список использованной литературы насчитывает 30 наиме-
нований, из них работа русского автора и на русском языке
только одна, остальные написаны на узбекском, главным образом
в 90-х гг. прошлого века. Рахимов писал историю Русского Тур-
кестана, а потому ради «объективности» следовало бы использо-
вать в основном русскоязычные источники и литературу — так
принято в научном сообществе.
Свой учебник Рахимов написал на узбекском языке, а русский
либо знает плохо, либо совсем не знает. Узбекский текст пере-
водили на русский неквалифицированные переводчики, плохо
знающие русскую историю и ее реалии, а Рахимов не сумел ис-
править плохой перевод. Встречаются совсем смешные огрехи.
Так, в тексте договора, заключенного генерал-губернатором Тур-
кестана К.П. фон Кауфманом с бухарским эмиром Сеидом Му-
заффаром в 1868 г., дважды упомянут Император, которого
почему-то титулуют «Его Превосходительство господин Им-
ператор России». Под документом стоит название источника:
«Правительственный вестник», 1872, № 23818.
Такого, конечно, быть не могло — ни одно должностное лицо
в России не посмело бы титуловать Государя Императора Все-
российского «Превосходительством». Можно предположить, что
перевод делался с узбекоязычного текста договора и никто его
не сверил с русским оригиналом.
В учебнике помещены некие документы» (вроде того, что ци-
тировался выше), но большинство из них не имеют ни названия,
ни источника, из которого «документ» извлечен.
Автор и переводчики плохо знают русские реалии, а потому
текст наполнен странными, якобы русскими терминами и сло-
9
восочетаниями типа: «высшая академия штаба» (надо: Академия
Генерального штаба), «батарея конных солдат» (надо: батарея
конной артиллерии), походные колонны названы фронтами, на
вооружении русской армии в 1873 г. оказались пулеметы19 и т. п.
Перевраны даты и русские фамилии.
Это свидетельство непрофессионализма, но — мелочи в срав-
нении с назойливой тенденциозностью содержания, с пафосом
книги: русские — жестокие враги, угнетатели и грабители.
«22 сентября ценой зверского уничтожения людей враги вошли
в Чимкент. После взятия города начались невиданные грабе-
жи»20. Россия — «вор имущества в мировом масштабе», «бес-
пощадная империя»21.
Такие словосочетания, как «русские колонизаторы», «русские
шпионы», «русские захватчики», на 336 страницах книги встре-
чаются 292 раза. Какой-то учебник ненависти! Книга перена-
сыщена злобной русофобией. Подобных учебных пособий в
Узбекистане вышло несколько.
Проходят годы, но «невежественное охаивание Руси» (выра-
жение ДС. Лихачева) на постсоветском пространстве продолжа-
ется, набирая силу. Проблема стала настолько раздражающей,
что игнорировать ее стало невозможно. Указом президента Рос-
сийской Федерации ДА. Медведева «в России создана комиссия
при президенте по противодействию попыткам фальсификации
истории в ущерб России. Дмитрий Медведев утвердил положе-
ние о ней и состав в числе 28 представителей государства и об-
щества во главе с руководителем Администрации президента
Сергеем Нарышкиным. Борьба с теми, кто сознательно искажа-
ет прошлое, начинается на самом высоком уровне... Комиссия
займется обобщением информации о намеренном и «умаля-
ющем престиж России» искажении исторических фактов»22.
Бороться с «клеветниками России» (А.С. Пушкин) уговорами,
тем более силовыми мерами невозможно — остаются статьи,
книги, публичные выступления. В какой-то степени этой цели
может послужить предлагаемая книга. Доныне такой работы у
нас не было. В советское время издавались труды, касавши-
еся тех или иных политико-экономических проблем указан-
ного периода, но обобщавшей весь комплекс вопросов работы
не было.
10
Книга «Россия в Средней Азии» не претендует на исчерпыва-
ющий анализ и описание событий названного времени — речь
пойдет только о наиболее значимых.
К вопросу о термине «Средняя Азия»: географический термин
получил определенное значение со времени А. Гумбольта и упо-
треблялся для обозначения внутренних частей Азиатского мате-
рика. Территорию Средней Азии ныне занимают Узбекистан,
Туркмения, Таджикистан и Киргизия. До 1917 г. в обиходе был
термин «Туркестан», который охватывал указанные выше стра-
ны, а также южную часть Казахстана.
Мы предпочли бы вернуть термин «Туркестан» и назвать
книгу «Россия в Туркестане», но «Туркестан» — сегодня почти
забытый термин...
Автор выражает искреннюю благодарность Валентине Пав-
ловне Хохловой, Валентине Алексеевне Благово и Сергею Алек-
сеевичу Сапожникову, без чьей доброжелательной поддержки
эта книга не смогла бы увидеть свет.
Примечания
1 Национальные истории в советском и постсоветских государствах.
М., 1999. С. 77.
2 Гарипов Р.Г. Историография общественно-политических и нацио-
нально-прогрессивных движений в Туркестане начала XX в.: Автореф.
дис. к. и. н. Ташкент, 2001. С. 11.
3 Национальные истории... С. 64.
4 Цит. по: Исмаилова Ж.Х. Национально-освободительное движение в
Туркестане в начале XX в. Ташкент, 2002. С. 3.
5 Народное слово. 1998. 28 июля. С. 1.
6 Котюкова Т.В. Проблемы Туркестана в центральных законодатель-
ных органах власти Российской империи (1905—1917 гг.): Автореф. дис.
к. и. н. Ташкент, 2001. С. 3.
7 Абдурахимова Н.А., Рустамова Г. Колониальная система власти в
Туркестане во второй половине XIX — первой четверти XX в. Ташкент,
1999. С. 4.
8 Исмаилова Ж.Х. Указ. соч. С. 28.
9 См.: Исхаков Ф. Национальная политика царизма в Туркестане
(1867-1917). Ташкент, 1997. С. 36.
10 См.: там же. С. 90.
11 Там же. С. 33.
11
12 См.: Кривошеин А.В. Записка Главноуправляющего землеустройством
и земледелием о поездке в Туркестанский край в 1912 г. Полтава, 1912.
С. 87.
13 Черкасов П., Чернышевский Д. История императорской России. М.,
1994. С. 333.
14 Котюкова Т.В. Указ. соч. С. 3.
15 См., напр.: Гарипов Р.Г. Указ. соч. С. 20—21.
16 Рахимов Ж. История Узбекистана. Ташкент, 2001. Обложка.
17 Там же. С. 3.
18 См.: там же. С. 169.
19 См.: там же. С. 117-118.
20 Там же. С. 83.
21 Там же. С. 133.
22 Известия. 2009. 20 мая. С. 1.
РОССИЯ
В СРЕДНЕЙ
АЗИИ
ЗАВОЕВАНИЯ
И ПРЕОБРАЗОВАНИЯ
Часть первая
ЗАВОЕВАНИЕ КРАЯ
ПРЕДЫСТОРИЯ
Исторически и географически Средняя Азия (Туркестан) яв-
ляется составной частью Центральной Азии, которая занимает
огромную территорию земной суши, протянувшись почти на
7 тысяч километров — от Каспийского до Японского моря и на
1,5 тысячи километров — с севера на юг. Ее площадь около
6 миллионов квадратных километров. Копетдаг, Гиндукуш, Па-
мир, Тибет с горной грядой Куньлунь создают южный барьер,
прочно запирающий этот огромный массив от воздействия юж-
ных морей, а с севера — Алтай, Саяны, Становой и Яблоневый
хребты, Хинган надежно прикрывают от воздействия Северного
Ледовитого океана, а Тянь-Шань рассекает Центральную Азию
на две части — западную и восточную. В западной части основное
пространство занимает Туранская низменность, в восточной —
Великая Китайская равнина, а также три обширные пустыни —
Такла-Макан, Алашань и Гоби.
Такое сочетание горных массивов и пустынь создало физико-
географический эффект, не имеющий аналогов в мире. Климат
Центральной Азии пустынный, резко континентальный, здесь
постоянно дуют сильные ветры, выветривая огромные массы пе-
ска и пыли с гор и разнося их по всему региону в виде пыльных
бурь и ураганов, которые в состоянии превратить день в ночь и
снизить видимость до 10—15 метров. Во время песчаных бурь
исчезали караваны вместе с сопровождающими их людьми, раз-
рушались жилые строения, камнем и песком забивались колод-
цы. Ветры огромной силы «формировали» скалы, придавая им
15
невероятные, причудливые очертания, что стимулировало фан-
тазию человека, которому в этих сотворенных ветром скалах
чудились мифические существа. Именами этих существ люди на-
зывали близлежащие долины Алашань и Гоби.
Путешественники позднего времени встречали здесь русла
неизвестных рек, не обозначенные на картах, развалины древних
городов. Там, где некогда бурлила жизнь, оставались лишь кон-
туры построек и улиц — ветер стирал память о людях, об их
жизни. Все исчезало здесь бесследно, и никто из местных жите-
лей не мог сказать ничего о мертвом городе. Не сохранилось
даже преданий.
Средняя Азия, благодаря расположению Тянь-Шаня по ме-
ридиану, оказалась более подверженной воздействию Централь-
ной Азии, ветер нес сюда пыль, песок вдоль горных хребтов,
которые часто играли роль аэродинамических труб, усиливая ве-
тер, превращая его в бураны.
Но у Средней Азии оказалось достаточно природных сил,
противостоящих нашествию этих ветров. Две великих реки —
Амударья и Сырдарья — охраняли живую жизнь, а четыре гро-
мадных резервуара — озеро Балхаш, Иссык-Куль, Арал и Ка-
спийское море — удерживали в атмосфере необходимый
минимум влажности, заставляли песок оседать, образуя теплые
весенние дожди, обильные осенние ливни и надежный, време-
нами до метра толщиной снежный покров, позволявший почве
насытиться влагой.
Средняя Азия протянулась с запада на восток от Каспийско-
го моря до ледникового массива Хантенгри на Тянь-Шане на
2400 километров, а с севера на юг от казахских степей до Куш-
ки — на 1280 километров. Отчетливо выделяются низменно-
сти — Туранская равнина, Ферганская, Зеравшанская и Сурхан-
Шерабадская долины, которые длинными языками вдаются в
горные зоны. Особенности циркуляции атмосферы, в которой
участвуют арктические, умеренные и воздушные тропические
массы, создают, с одной стороны, устойчивость высоких летних
температур и, с другой — резкие понижения температуры зи-
мой, обильные дожди и снегопады зимой, осенью, весной.
В Средней Азии с гор сбегают около 6 тысяч рек длиной бо-
лее 10 километров каждая, из них 3700 — в бассейнах Амударьи
16
и Сырдарьи. Амударья — наиболее водоносная из рек Средней
Азии — превосходит Днепр по среднему расходу воды в 1,2 раза,
а Дон — в 3 раза.
В силу благоприятных климатических условий Средняя Азия
стала одним из семи основных центров происхождения культур-
ных растений — югозападно-азиатских. Это был мировой очаг
происхождения большинства хлебных злаков — пшеницы, ячме-
ня, ржи.
Около 15 процентов всей мировой культурной флоры ведет
происхождение из этого региона.
Главной заботой населения Средней Азии на протяжении
всей истории существования здесь было создание ирригаци-
онных сооружений, расширение культурных площадей и ле-
сонасаждений, разведение садов. Это было надежной защитой
против наступления песков. Вот почему основной заботой всех
среднеазиатских правителей всегда было развитие ирригацион-
ных сооружений, что требовало сохранения владельческих прав
на землю в одних руках, то есть в руках правителя, — част-
ной собственности на землю в Средней Азии практически не
было.
Это привело, с одной стороны, к распространению и расши-
рению посевных площадей, садов, пастбищ, ирригационной сети,
а с другой — к технологическому застою. Почти два тысячелетия
омач (деревянная соха) сохранялся в качестве главного орудия
обработки земли и почти в неизменном виде оставались налого-
вая система и родо-племенные отношения; вплоть до Новейше-
го времени сохранялось кочевничество.
Кочевники вели специфический образ жизни — кочевали в
поисках наиболее удобных пастбищ. В ходе своих передвижений
по степи они сталкивались с другими племенами в борьбе за
земли, годные для выпаса скота, или же с централизованными
государствами, которые стремились обложить их данью. Это об-
стоятельство способствовало сплочению кочевых кланов, объеди-
нению их в крупные кочевые военно-племенные союзы со своим
верховным правителем и своей политической структурой напо-
добие «кочевых империй» Огузхана или Чингисхана. Появление
таких государственных объединений означало распад первобыт-
но-общинного строя, закрепление частной собственности на скот,
17
превращавшийся в средство обмена, и возникновение имуще-
ственного и социального неравенства.
Лошадь была для кочевников всем — залогом их существова-
ния. Она была транспортным средством, основным элементом
пищевого рациона, давала материал для одежды и постройки жи-
лища. Достаточно сказать о молоке кобылиц, которое употребля-
лось в свежем и скисшем виде. Из этого молока делали творог,
сыр, масло. Почти в каждой юрте мешками стоял курут — ма-
ленькие шарики из высушенного творога, который заменял
кочевнику хлеб. Вся жизнь кочевников была регламентирована
сменой времен года — зиму они проводили в отапливаемых по-
мещениях, называемых кишлаками (то есть зимнее стойбище), а
летом отправлялись на яйлак (летнее стойбище).
* * *
В течение многих столетий на просторах Центральной Азии
возникали и распадались могучие протогосударства, в том числе
кочевые. Первой известной «кочевой империей» был возникший
в III в. до н. э. военно-племенной союз хуннов, который объединял
24 племени. Своего расцвета эта империя достигла при Огузхане
(209—174 до н. э.). Он покорил Китайскую империю, Тангутское
царство, завоевал все владения, расположенные от Монголии до
Индии, подчинил себе все земли до Каспийского моря.
В I в. до н. э. держава хуннов распалась, южная часть была
поглощена Китаем, северные племена, кочевавшие по террито-
рии Южной Сибири и Монголии, откочевали к западу и осно-
вали новое царство на Алтае и в степях Восточного Казахстана.
Быстро растущая численность этноса и увеличение числа племен
толкали хуннов двигаться дальше на запад. В начале II в. н. э. они
проникают за Волгу и донские степи, включают в свой состав
разнообразные местные племена.
В 445 г. правителем хуннов становится Аттила, при котором
хуннская держава заняла огромную территорию на востоке Рим-
ской империи и районы расселения многих племен Западной Ев-
ропы. Поражение Аттилы в 451 г. в Галлии в столкновении с рим-
скими легионерами (Каталунская битва) приостановило движение
хуннов, и после смерти Аттилы в 453 г. его империя распалась.
18
В середине VI в. поднялась новая волна продвижения кочевни-
ков. Результатом было создание Тюркского каганата, объединив-
шего обитателей Великой степи от Алтая до Дона. Каганат про-
существовал 200 лет, ему удалось подчинить своему культурному
влиянию местные этносы — кипчаков (половцев), карлуков, кыр-
гызов, туркмен и киданей, которых считают предшественниками
тюркских племен. Китайцы считали тюрок потомками хуннов,
того же мнения придерживается и современная наука. Считают
также, что прародителями тюрок был народ сянъби, обитавший в
древности восточнее ареала расселения монголов.
Язык и письменность тюрок зафиксированы в древнейшем
памятнике тюркского языка — орхонских надписях (по назва-
нию реки Орхон в Монголии, где они были обнаружены), от-
носящихся к VIII в. н. э. Этноним «тюрк» означает «сила, мощь».
В XI в. н. э. Махмуд Кашгарский, филолог и историк, писал о
20 тюркских народах, которых он разделяет по районам их рас-
селения на северных и южных.
Важную роль в судьбах народов Средней Азии сыграл Великий
шелковый путь. Это была сеть дорог, связывавших торговые и
культурные центры Китая, Индии, Среднего и Ближнего Востока.
Начала эта сеть действовать со второй половины II в. до н. э. Тор-
говые связи Средней Азии с Ираном привели к удлинению этой
дороги до Средиземного моря, и она приобрела межконтинен-
тальный характер.
Через Среднюю Азию проходили две шелковые дороги — юж-
ная и северная. Южная брала начало в китайском городе Юй-
мыне, шла вдоль Южных гор до Яркенда и далее в Вахан, где
путь раздваивался — один маршрут вел караваны на Дамаск и
заканчивался в Антиохии, другой проходил через Гилгит и Каш-
мир в Надхару и заканчивался в устье реки Инд.
Северная дорога из Китая проходила по северному подножию
Тянь-Шаня через перевал Терек-Даван в Ферганскую долину,
отсюда через Шаш (Ташкент), Самарканд, Бухару, Хорезм шла
на север, проходила через Приуралье и нижнюю Волгу, оканчи-
ваясь в греческих колониях Причерноморья.
Вся дорога от Китая до средиземноморских портов Тир и Си-
дон, куда доставлялись китайские товары, имела протяженность
свыше 9 тысяч километров. Купцы, гонцы, проводники карава-
19
нов двигались непрерывно в обоих направлениях. Особенно
большая роль в торговле на Шелковом пути принадлежала со-
гдийцам (то есть самаркандцам). Согдийскими купцами были
основаны поселения в крупных торговых центрах Средней Азии,
Восточного Туркестана и Северного Китая. На одном из пере-
крестков торговых путей в Китае, в Дунхане согдийское поселе-
ние насчитывало не менее тысячи жителей. По южному пути
согдийские караваны шли через Памир и Северную Индию.
Главным товаром по всему пути был шелк. Кроме того, из
Китая на Запад шли ткани типа тафты, репса, тонкие камчатые
и газовые ткани. Верблюды несли на себе тюки, в которых на-
ходились бронзовые китайские зеркала, зонты, лекарства, пар-
фюмерия.
С Запада вывозили стекло и стеклянные изделия, а также
одежду из шерсти. Эти товары составляли 3/4 всего оборота.
Шелковый путь был не только торговой артерией, стимули-
рующей экономическую активность многих регионов Востока и
Запада, — по нему шел обмен информацией, производственными
навыками, культурными ценностями. Средняя Азия оказалась в
центре огромной транспортной системы самого большого мате-
рика. Через среднеазиатскую территорию шел интенсивный об-
мен материальными и духовными ценностями, чем не могли не
воспользоваться ее обитатели. Перекрестком Азии стал Самар-
канд, куда перебрались и оставались жить на долгие годы ученые,
музыканты, художники, архитекторы.
Благодаря Шелковому пути тюркский язык получил широкое
распространение в качестве разговорного, общепонятного сред-
ства общения на всем протяжении маршрута. Тюркские племе-
на ягма и кар луки, жившие в юго-западной части Таримского
бассейна, стали как бы стражами великой дороги и превратили
оазисы Кашгар, Яркенд и Хотан в крупные торговые центры.
* * *
Цветущие оазисы Средней Азии издавна привлекали завоева-
телей. Сначала это были персы — Средняя Азия 200 лет в VI—
IV вв. до н. э. была частью гигантской персидской империи. Пер-
сидский царь Дарий I (521—485 до н. э.), создавший державу
20
Ахеменидов, состоявшую из 24 провинций (сатрапий), завоевал
часть Хорезма, Бактрию, территории по берегам Амударьи, а
также междуречье Амударьи и Сырдарьи. Эти регионы состави-
ли 15-ю и 16-ю сатрапии. Их обитатели должны были платить
весьма значительную дань. Кроме регулярных податей, персид-
ские цари царей (официальный титул персидских владык) при-
нуждали уплачивать еще дополнительные, угрожая закрыть воду,
идущую на поля.
Официальным языком Персидской империи стал язык древ-
них арамейских племен, населявших Месопотамию. Арамейский
алфавит был более доступным для усвоения по сравнению с
древнеперсидской клинописью, благодаря чему этот язык полу-
чил широкое распространение, в том числе и в Средней Азии.
Культура державы Ахеменидов аккумулировала лучшие тра-
диции ассиро-вавилонской культуры. У вавилонян была заим-
ствована технология изготовления многокрасочной поливной
глазури, с помощью которой украшались фасады и интерьеры
зданий. Из Малой Азии пришла техника кирпичной кладки.
Сатрапы царя царей предпринимали энергичные меры, чтобы
внедрить в умы покоренных народов основы государственной ре-
лигии, внушить им благоговение перед царской властью, вручен-
ной Ахеменидам высшим существом, и беспрекословное подчи-
нение завоевателям. Создатели государственной религии умело
использовали культ природы и стихий, религиозные празднества
и обряды разных этносов, в том числе населявших Среднюю Азию.
Раскопки поселений в Хорезме обнаружили остатки древнейших
«домов огня», то есть капища огнепоклонников. В Средней Азии
найдены предметы культа древнейших богов природы — Митры,
который считался богом солнца, и богини земли, воды и плодоро-
дия Ардвисуры — Анахиты. Культы этих богов вошли в систему
религиозных верований и сохранились в Средней Азии до позд-
него времени. Существуют свидетельства о том, что древний ре-
лигиозный сборник Авеста (некоторые варианты) был создан на
среднеазиатской земле. По преданиям, «священный огонь» зо-
роастрийской веры впервые был зажжен в Хорезме.
За два века правления персов Средняя Азия достигла замет-
ного прогресса в социально-экономической сфере. Археологи
раскопали десятки древних поселений, которые были небольши-
21
ми городами эпохи Ахеменидов. Не следует преувеличивать зна-
чение этих городов — они были укрепленными пунктами, усадь-
бами правителей и новой знати. Конечно, это не были города в
современном значении термина: внутри городских стен пасли
скот, сеяли пшеницу, шили одежду, плавили металл, произво-
дили гончарную посуду. И тем не менее с этих ахеменидских
городов начинался медленный и долговременный процесс урба-
низации Средней Азии. В ряде мест найдены ахеменидские мо-
неты, а также афинские тетрадрахмы, и существует предполо-
жение, что в V—IV вв. до н. э. некоторые местные персидские
наместники начали чеканку среднеазиатских монет.
В VI—IV вв. до н. э. началось строительство головных соору-
жений и магистральных ирригационных систем, которые давали
возможность земледельческого освоения обширных дельтовых
равнин крупных среднеазиатских рек. Такие сооружения обна-
ружены в Хорезме, Маргилане, Фергане, Согде и Ташкентском
оазисе. Местное население выращивало пшеницу, просо, рис, за-
нималось садоводством и овощеводством. Здесь хорошо прижи-
лись персики, вишни, дыни, арбузы, виноград. Особо важное
значение для роста благосостояния населения имело скотовод-
ство. Видимо, в годы персидского владычества в Средней Азии
началось разведение крупного рогатого скота и лошадей, что
установлено в ходе археологических работ.
Развитие животноводства произвело революционные переме-
ны в семейных отношениях: если ранее наследование собствен-
ности шло по материнской линии, то теперь, когда основным
богатством семьи стал скот, которым владел мужчина, наследо-
вание пошло по мужской линии. Мужчина стремился оставить
наследство своим детям, а не сестрам и братьям жены. Можно,
таким образом, говорить о заметном развитии региона за два
века ахеменидского господства.
Александр Македонский прошел Среднюю Азию огнем и
мечом. Восточный поход Александра длился почти 10 лет (334—
324 до н. э.), в течение которых македонская армия прошагала
около 20 тысяч километров. В Средней Азии, куда Александр
вторгся, преследуя войско персидского царя Дария III, он и его
воины находились три года. Каковы же были последствия пре-
бывания македонцев в регионе?
22
Внимание привлекают города — александрии, основанные ве-
ликим полководцем. Хотя сколько-нибудь значительного влия-
ния на социально-экономическое развитие территории они не
оказали, тем не менее это были центры эллинизма, который хо-
рошо заметен в тех произведениях искусства (главным образом
скульптуры), которые откопали археологи. Также историки счи-
тают, что походы Александра Македонского стимулировали воз-
никновение в Средней Азии централизованных государств, таких
как Бактрия, Парфия, Кушанское государство, Хорезм.
Несколько слов о Хорезме. Это древнее государство находи-
лось между Средней Азией и Великой степью, то есть на стыке
двух миров — кочевого и оседло-земледельческого, что опреде-
лило напряженную, полную тревог жизнь его оседлых обита-
телей.
Обилие воды, плодородная земля и умеренный климат при-
влекали сюда издревле массы людей, которые, оседая и осваивая
этот благодатный край, превратили его в прекрасный оазис,
ставший центром древнейшей культуры, которую академик
С.П. Толстов назвал «хорезмской цивилизацией». Среди памят-
ников этой цивилизации особое место принадлежит дворцу
Топрак-Кала, который создавался в III—IV вв. н. э. в низовьях
Амударьи.
Здание было воздвигнуто на мощном цоколе, поднятом на
двенадцатиметровую высоту. На нем в два этажа были располо-
жены жилые и хозяйственные помещения, которые освещались
через световые люки. Всего было около ста помещений, занимав-
ших 6 тысяч квадратных метров. Общая площадь архитектурно-
го шедевра, построенного, кстати, из глины, составляла 11 тысяч
квадратных метров. Среди помещений были обнаружены гро-
мадные залы с порталами, опиравшимися на колонны, прида-
вавшие им парадный вид; «зал царей» (20 х 20 метров), в нишах
которого были найдены глиняные фигуры людей в натуральную
величину; «зал побед» с изображением сидящих царей и богини
победы Ники; «зал оленей», «зал танцующих масок» и т. д. Но
самым главным сокровищем Топрак-Калы оказались монумен-
тальные росписи и монументальная глиняная скульптура.
Жизнь в Хорезме концентрировалась вдоль рукотворных ка-
налов. Каналы строились непрерывно, так что в годы расцвета
23
цивилизации общая площадь орошения в низовьях Амударьи
составляла 1,3 миллиона гектаров, что в четыре раза превышает
орошаемую площадь современной Хорезмской области.
Новая волна завоевателей нахлынула на Среднюю Азию в
VII в. н. э. В 651 г. арабы впервые появляются на среднеазиат-
ских границах — под стенами Мерва, Герата и Балха. На этот раз
они ограничились наложением контрибуции, но арабская агрес-
сия этим не ограничилась: началась священная война — джихад
против «неверных многобожников», которая на поверку выли-
лась в грабительские набеги с уничтожением человеческих жиз-
ней, пожарами, разграблением имущества. Планомерное и энер-
гичное завоевание Средней Азии арабами началось в 708 г. под
руководством Хорасана Кутейбы ибн Муслимы.
Новые завоеватели выгоняли жителей из домов и занимали
их сами. Чтобы не было помех в исламизации и арабизации,
арабы стали уничтожать культурное наследие народов Средней
Азии: литературные памятники, письменные источники, произ-
ведения искусства. Бируни пишет: «И уничтожил Кутейба людей,
которые хорошо знали хорезмийскую письменность, ведали их
предания и обучали наукам, существовавшим у хорезмийцев, и
подверг их всяким терзаниям, и стали эти предания столь скрыт-
ными, что нельзя уже было узнать в точности, что было с хорез-
мийцами даже после появления ислама»1.
В Хорезмском оазисе после арабского нашествия не осталось
ни одного города. Арабская тирания вызвала возмущение мест-
ного населения. С тяжелыми боями приходилось арабам брать
каждый город, каждое селение. Интересно отметить, что, говоря
о борьбе против арабов, средневековый автор Ат-Табари посто-
янно пишет о «тюрках», которые участвовали почти во всех бит-
вах с арабами.
Самым мощным антиарабским выступлением было восстание
«людей в белых одеждах», или, как его обычно называют, «вос-
стание Муканны», по имени руководителя. Оно началось в 776 г.
Восстание охватило огромную территорию от Шахрисябза до
Бухары. По своему размаху и цели восстание можно считать
крестьянской войной. В долине Зеравшана на сторону Муканны
перешло практически все население, то же самое случилось в
Бухаре, молва о нем распространилась по всему региону. Арабы
24
практически сохранили свою власть лишь в городах, где стояли
гарнизоны.
Семь лет продолжалась борьба «людей в белых одеждах» с
арабами. Для подавления восстания халиф послал десятитысяч-
ное войско. В конечном итоге арабы победили.
Арабы принесли с собой в Среднюю Азию ислам и феодаль-
ный способ производства в его восточной форме.
Прежде всего, речь идет о сильной централизованной власти
в виде восточных деспотий, то есть власти практически неогра-
ниченной. Для поддержания такой власти был необходим много-
численный административно-карательный аппарат, включивший
чиновников и военачальников всех рангов. Верховный правитель
расплачивался с ними путем пожалования в пользование земель
из государственного фонда, но эти земли не становились частной
собственностью. В более позднее время все привилегии, а также
обязанности перед верховной властью стали передаваться по на-
следству, собственником земли оставался верховный правитель.
На всем пространстве Средней Азии, занятом арабами, была
введена единая система налогов — с населения собирали по-
душную подать (джизню) и поземельный налог (херадж). Зем-
левладельцы {дехкане) сохранили за собой свою землю и недви-
жимость, но теперь они становились совладельцами земли, так
как земля считалась собственностью Бога, именем Которого рас-
поряжался наместник пророка на земле — халиф.
Арабы победили потому, что были более организованными и
объединены единой верой, которую упорно и насильственно
внедряли в умы побежденных, однако исламизация Средней
Азии не была кратковременным процессом, но растянулась на
века.
По мере деградации Арабского халифата на завоеванных им
землях в Средней Азии стали возникать полунезависимые го-
сударства, во главе которых оказывались либо военачальники,
представлявшие халифат, либо местные правители, либо вожди
кочевых племен. Так на протяжении VIII—XIII вв. появлялись и
исчезали государства Сасанидов, Караханидов, Газневидов, Сель-
джукидов, Хорезмшахов, Ануштегенидов. С появлением этих го-
сударств происходило слияние интересов арабских халифов и
местной знати. Арабы практически добровольно (после того, как
25
убедились в невозможности силой подавить антиарабские вы-
ступления) предоставили им самостоятельность, добившись от
них обязательств обеспечивать регулярное поступление в Багдад
налогов, которые раз в год отвозило специальное посольство. Но-
вые государства должны были заниматься распространением
ислама, то есть делать то, в чем не преуспели арабы в течение
почти ста лет, ведя изнурительные войны ради покорения сред-
неазиатских этносов.
Эпоха полузависимых среднеазиатских государств была вре-
менем расцвета ремесел, науки и культуры. Активно развивалась
ирригационная система. В междуречье Амударьи и Сырдарьи
производилось мыло, которое распространялось по всей Азии,
выделывались дорогие ткани, в том числе шелковые и парча,
кожа, меха, создавались искусно сделанные военные доспехи,
мечи, медные котлы и медная посуда, ковры, иголки, ножницы,
разнообразные головные уборы и предметы верхней одежды, на-
конец, знаменитая самаркандская бумага в мусульманских стра-
нах совершенно вытеснила папирус и пергамен. В текстильном
деле широко применялось хлопковое волокно.
В это время в регионе резко изменилась языковая ситуация.
Арабский язык становился языком науки и религии, а персид-
ский — государственным и литературным. Древний язык мест-
ных этносов (согдийский) постепенно утрачивал свое значение,
а затем и совсем исчез.
Мерв, Бухара, Самарканд, Ургенч приобрели славу мировых
центров науки и культуры. Арабский язык дал возможность жи-
телям Средней Азии познакомиться с достижениями греческой
философии, а персидский — с поэзией и общественно-полити-
ческими трактатами. Особую известность как центр науки и
культуры приобрела Бухара — в ее книжных лавках встречались
и общались писатели и ученые, здесь в одной из таких лавок Ибн
Сина нашел сочинение Фарами, в котором излагалось учение
Аристотеля. Во дворце эмира находилась одна из лучших би-
блиотек того времени. Здесь провел молодые годы Ибн Сина,
слагали стихи Рудаки и Дакаки, трудился историк Наршахи.
Ученые Средней Азии осваивали и развивали наследие грече-
ской философии, арабской географии, персидской исторической
науки, создавали собственные медицинскую и математическую
26
школы. С именем Аль-Хорезми связано зарождение алгебры, его
труды «Астрономические таблицы» и «Трактат о солнечных ча-
сах», переведенные на латинский язык, стали вехой в развитии
математики и астрономии. «Медицинский канон» Ибн Сины
был переведен на латинский язык в XII в., напечатан в Милане в
1473 г. и выдержал затем 30 изданий. В истории медицины имя
Ибн Сины стоит рядом с именами Гиппократа и Галена, а его
работы в течение 400 лет служили учебниками по медицине во
всем цивилизованном мире. Аль-Бируни из Газни был выда-
ющимся ученым-физиком, астрономом, математиком и истори-
ком. Омар Хайям, который обучался и преподавал в Мевре, внес
немалый вклад в развитие алгебры. Правда, многим поколениям
он известен как талантливый поэт-эпикуреец, воспевавший лю-
бовь к жизни и женщинам, вину и друзьям, но научные занятия
занимали его не меньше, чем поэзия. В это же время, то есть на
заре второго тысячелетия от Рождества Христова, там же, в меж-
дуречье Аму- и Сырдарьи, создавал свою великую поэму «Шах-
наме» поэт Фирдоуси.
Бухара стала чуть ли не столицей исламского мира.
Хорезм — отдельная тема. Это был цветущий оазис среди
песков. Главным занятием жителей и правителей (хорезмгиахов)
Хорезма была торговля. Сохранился указ одного из хорезмшахов
XII в. Текеша, которым предписывалось одинаково справедливо
относиться ко всем купцам — дальним и близким, тюркам и
иноземцам, не препятствовать торговым сделкам, обеспечивать
безопасность на дорогах, защищать товары и жизнь купцов2.
Хорошо организованная охрана дорог и караванных путей сти-
мулировала развитие внутренней и внешней торговли. Есть све-
дения, что хорезмийские купцы со своими товарами доходили
до Испании и Китая. Немалые выгоды приносила хорезмским
купцам торговля с южнорусскими княжествами, откуда посту-
пали меха, а также различные ремесленные изделия. В XII в.
резко вырос объем торговли с Китаем. Практически лет на
пятьдесят Хорезм стал важным пунктом в торговле всего мира
с Китаем.
Развитие международной торговли стимулировало и развитие
ремесленничества. В Хорезме оседали изделия ремесленников
различных стран, и в то же время здесь появилось большое чис-
27
ло собственных умельцев, чьи шедевры расходились по свету.
В Хорезме можно было найти специалистов практически всех
ремесленных профессий, известных средневековому миру.
Процветание Хорезма, как, впрочем, и всего Междуречья,
было прервано нашествием монголов во главе с Чингисханом.
Нашествие началось в 1219 г. Чингисхан брал один среднеази-
атский город за другим. Монголы уничтожали жилые строения,
замечательные памятники архитектуры, жителей беспощадно
умерщвляли.
7 февраля 1220 г. монголы осадили «купол ислама», «город
мира», «мать всех городов мусульман» — Бухару. Город сопро-
тивлялся полмесяца, но, конечно, не мог устоять перед напором
победителей Китая. Все имущество горожан было разграблено,
женщин поделили между монгольскими воинами, а мужчин по-
гнали в качестве вспомогательной силы на штурм Самарканда.
После этого Бухару сожгли дотла, все здесь было уничтожено, и
еще долгие годы путник, забредший сюда, находил на месте «ку-
пола ислама» груду развалин.
Очень скоро, в том же году наступила очередь Хорезма. Так
столица хорезмшахов Гургандж после долгой осады был разгром-
лен и сожжен. Для того чтобы уничтожить всякие следы города,
монголы разрушили плотину на реке и затопили город. Погиб
цветущий город, его богатые библиотеки, памятники архитек-
туры. На долгие годы жизнь ушла из Гурганджа. С падением
Гурганджа прекратило существование государство хорезмшахов.
Средняя Азия стала частью огромной империи Чингисхана.
Социально-экономическая жизнь в регионе восстановилась
быстро. На месте развалин, в которые были превращены неког-
да цветущие города, появились заново отстроенные. Самарканд,
Бухара, Ургенч, Шаш, Отрар вновь стали центрами ремесленно-
го производства и торговли. Землевладельцы, купцы и мусуль-
манские священнослужители нашли общий язык с завоевателя-
ми и установили с ними вполне деловые отношения. Они стали
получать от монгольских правителей особые грамоты (ярлыки и
пайцзы), дающие право принуждать крестьян и ремесленников
к исполнению различных повинностей: предоставление ночлега
проезжим монгольским должностным лицам, а также воинам и
многочисленной челяди новых правителей. Кстати, монголы со-
28
хранили прежних правителей и их привилегии, заставив служить
им в качестве наместников.
Взаимопониманию между завоевателями и завоеванными по-
служило обращение в мусульманство монгольских ханов. Пер-
вым из монгольских властителей принял ислам хан Мубарекшах
(1264). В начале XIV в. практически все монгольские правители
принимают ислам, что способствует укоренению среди насе-
ления мусульманских обрядов и традиций. В Хорезме местная
тюрко-монгольская династия Кунграт начинает чеканить моне-
ту с надписью «Власть принадлежит Богу» без имени правителя,
что свидетельствует о возобладании исламской теократической
нормы. По распоряжению Чингисхана на территорию Средней
Азии переселилось несколько монгольских племен, что должно
было укрепить власть завоевателей. Монголы стали смешиваться
с местным населением.
Почти через полтораста лет после появления на просторах
Средней Азии полчищ Чингисхана жители региона узнали нового
грозного завоевателя, который, кстати, родился близ Шахрисябза,
то есть был местным уроженцем. Тимур родился 9 апреля 1336 г.,
принадлежал к племени барласов, которое задолго до его рожде-
ния было поселено в этих местах Чингисханом и за столетие успе-
ло ассимилироваться, то есть тюркизировалось. Тимура, очевидно,
можно считать монголом лишь условно, тем более что он говорил
на тюркском языке и знал персидский, хотя писать не умел.
В молодом возрасте Тимур включился в междоусобные войны,
которые вели главы племен и правители некоторых областей.
Тимур добился верховной власти над всем регионом. Свои вой-
ны Тимур вел с исключительной жестокостью, перед которой
бледнеют злодеяния Чингисхана. Правление Тимура отрицатель-
но сказалось на судьбе народов Средней Азии. Ни блестящие
постройки в Шахрисябзе и Самарканде, которые он любил, ни
расцвет ремесел и торговли в этих городах, ни крупные оро-
сительные работы, которые производились при нем, не могут
оправдать уничтожения сотен тысяч людей, разорения богатых
и культурных стран, разграбления городов, что надолго подорва-
ло жизненную силу завоеванных Тимуром областей.
Тимур так и не смог привыкнуть к оседлой жизни. Обычно
он останавливался на несколько дней или недель во дворце, сво-
29
ем или захваченном, а затем опять переезжал в походный лагерь.
Вместе со своим двором он передвигался с кочевой ордой, меняя
летние пастбища на зимние и наоборот. В удобных местах к
нему присоединялись жены и дети. В походных шатрах он при-
нимал послов, которые были вынуждены поспешать за ним и
догонять его там, где он останавливался лагерем.
Все захватнические и грабительские походы Тимура имели
идеологическое обеспечение — это были «священные» войны
ради торжества ислама и сокрушения неверных. Тому, кто сра-
жался и умирал за «правое» дело, было гарантировано беспре-
пятственное попадание в рай. Великий хан умело использовал
мусульманскую веру для упрочения своей деспотической власти.
На дворце, воздвигнутом в Шахрисябзе, было начертано: «Сул-
тан — тень Аллаха на земле». Походная мечеть сопровождала его
повсюду, молитвенные ритуалы соблюдались неукоснительно.
Свято соблюдался пост — ураза, который заканчивался пышным
празднеством.
При всем том на самом деле «священные» войны велись идо-
лопоклонниками и шаманистами против мусульман. Тимур ис-
пользовал в своих интересах противоречия между мусульманами
различных толков — шиитами и суннитами. С благословения
шейхов он вел свои орды против христиан, потому что они не
были мусульманами, а мусульман резали за то, что они не были
истинными мусульманами. Так, в Мазендаране мусульман пере-
били за то, что они были шиитами, а Дамаск был предан раз-
граблению и разрушению за то, что его население выступало
против шиитов.
Выше говорилось, что завоевательные войны Тимура отлича-
лись особой, пожалуй невиданной ранее, изощренной жестоко-
стью. Расчет делался на то, что молва о чудовищной по своей
трагичности участи очередного захваченного города или целой
области быстро разнесется по округе и устрашит соседей, пара-
лизует их волю к сопротивлению.
В Исфизаре, недалеко от Герата жители подняли восстание
против гарнизона Тимура и перебили его. Подавив восстание,
Тимур приказал отобрать две тысячи пленников, сложить их
живыми друг на друга и зацементировать слоем глины и кир-
пича, чтобы воздвигнуть башню как напоминание о необходи-
30
мости безропотно подчиняться воле властителя. «Башня» про-
стояла сто лет.
После подавления восстания в Исфагане Тимур приказал
уничтожить всех его жителей до единого. Все участники побои-
ща получили задание принести определенное число голов мест-
ных жителей. Специальные чиновники вели учет. Те воины, ко-
торые не смогли отрубить необходимое число голов, покупали
головы у более расторопных. Вначале головы исфаганцев шли по
20 динаров за штуку, но позже цена упала до полудинара. В го-
роде из обезглавленных трупов соорудили горы, а за городом из
70 тысяч голов сложили высокие минареты. Это изощренное
злодеяние произошло в середине 1387 г. Тимуру в том году ис-
полнился 51 год.
Один из очевидцев зверств воинов Тимура арабский автор
Арабшах рассказывает о пытках, которым подвергались вовсе не
пленные враги, а недавние соратники великого воителя, прови-
нившиеся чем-либо перед своим господином: «Им брили головы,
резали шеи, выкручивали руки, срезали лопатки, сжигали печень,
опаляли лица, выдавливали глаза, вспарывали животы, отрезали
языки, делали глухими, раздирали носы и рты до ушей, рвали
сухожилия, выпускали из тела кровь, наносили другие увечья»3.
Тимур был, несомненно, человеком талантливым, и не только
по части изобретения изощренных зверств, он был талантливым
полководцем. Используя монгольскую военную традицию, беру-
щую начало со времен Чингисхана, он создал сильнейшую по тем
временам армию, которая завоевала для него обширные про-
странства. В этой армии на первом месте стояли порядок и бес-
прекословная дисциплина подчинения низших высшим. Высшее
командование он доверял только членам своего рода барласов.
Всякий свой поход он тщательно готовил, изучал противника
и его боевой потенциал. Для этого у него была организована пре-
красная разведка.
Так, когда Тимур готовился к походу в Индию, он хорошо
изучил не только пути движения войска, но и специфику индий-
ской армии, ее тактику. 15 декабря 1398 г. Тимур торжественно
въехал в Дели.
Армия Тимура была фактически кочевой ордой. Кочевые пле-
мена шли в поход с семьями и домашним скарбом. В поход шли
31
и бедные пастухи со своими юртами и верблюдами, и их пред-
водители с богато отделанными шатрами, женами и прислугой,
торговцы и ремесленники, шорники, кузнецы, медники, оружей-
ники. Лагери этого войска бывали столь же шумными, как и
города в базарный день: скрипели колеса, кричали погонщики
верблюдов и торговцы, гремел металл в мастерских, выли трубы.
Кочевники были великолепными всадниками и стрелками из
луков. Оседлое население поставляло пехотинцев и рабочих, ко-
торые использовались на осадных работах. Прекрасная органи-
зация войска и тщательная подготовка сражения были залогом
его побед, а он почти всегда был победоносен.
Нельзя говорить о Тимуре только как о разрушителе — он
был и созидателем, однако практически все его созидательные
усилия были направлены на строительство и украшение его лю-
бимого города, его столицы — Самарканда.
Все караванные пути сходились в Самарканде. Город стал
перекрестком Азии, центром континента; средневековые гео-
графы и историки делили Азию в зависимости от расположения
к нему. По замыслу Тимура Самарканд должен был достойно
представлять его, могущественного властителя могущественной
империи.
Самарканд должен был стать самым красивым городом мира.
Здесь воплощались все самые честолюбивые мечты беспощадно-
го завоевателя. В сравнении с его столицей все другие мировые
столицы должны были выглядеть жалкими деревушками. Дабы
выразить эту идею, вокруг Самарканда были построены неболь-
шие скромные поселения, которые получили названия... Багдад,
Каир, Дамаск, Шираз, Султания и даже Париж (Фариш в мест-
ном произношении).
В поверженных государствах Тимур забирал ученых, худож-
ников и ремесленников. Тысячи ремесленников с семьями были
вывезены в Самарканд. Иран поставлял «художников», каллигра-
фов, грамотеев для преподавания в медресе, музыкантов, зодчих
и строителей. Из Сирии Тимур вывез шелкомотальщиков, ору-
жейников, стеклодувов. Из Малой Азии пригнали оружейников,
умельцев, работавших с драгоценными металлами, каменщиков,
изготовителей канатов. Из Индии доставили ювелиров, мастеров
по металлу, каменщиков.
32
Соответственно, в ограбленных странах или городах наступа-
ло оскудение в различных областях знания, прерывались куль-
турные и технологические традиции. Так было в Древней Руси,
из которой эмиссары Золотой Орды на протяжении двух столе-
тий вывозили способных умельцев, что стало причиной упад-
ка, например, строительного мастерства. Построенный русскими
строителями в середине XV в. в Кремле Успенский собор в ско-
ром времени развалился, так как при строительстве были на-
рушены технологические нормы, и тогда великому князю Ива-
ну III пришлось звать для строительства нового собора и
крепостных стен мастеров из Италии.
Итак, Тимур ограбил (в самом широком смысле слова) все
завоеванные им страны и народы, однако их дальнейшая судьба
его нисколько не заботила (пусть побежденный плачет), зато Са-
марканд и еще несколько городов междуречья Аму- и Сырдарьи
расцвели на глазах. Одно за другим воздвигались культовые со-
оружения — мечети, медресе, мавзолеи. Здания и другие стро-
ения сооружались из жженого кирпича и были отделаны деко-
ративной плиткой.
Была восстановлена древняя цитадель Самарканда — Гек-
Сарай (Голубой дворец), который использовался для хранения
казны, а также как тюрьма. В цитадели размещались архивы,
монетный двор, собрание редких и дорогих предметов, арсенал,
а также личное имущество Тимура. Весь Самарканд был полно-
стью реконструирован.
К концу жизни Тимура его империя, основанная на развали-
нах, костях и страхе, простиралась от Кашмира до Средиземно-
го моря и от Аральского моря до Персидского залива. Он еще
намеревался завоевать Китай, но не успел — «император века»,
«завоеватель мира», «хозяин Корана», «властитель благоприят-
ных созвездий» (все эти титулы Тимуру присвоило льстивое и
верноподданническое окружение) 18 февраля 1405 г. скончался
в заснеженной и морозной степи в начале похода в Китай.
«Войны и завоевания Тимура, — писал в 1990 г. известный
узбекский историк Г.А. Хидоятов, — нанесли огромный ущерб
развитию завоеванных стран и надолго оставили недобрую па-
мять. Его правление отрицательно сказалось и на развитии про-
изводительных сил Средней Азии, так как все материальные и
2 ЕЛ. Глущенко
33
трудовые ресурсы были сосредоточены на войнах да на строи-
тельстве дворцов и гробниц. Он укрепил также позиции феода-
лизма и его духовного покровителя — ислама, уничтожив воз-
можность какого-либо альтернативного пути развития. Со
времен Тимура в Средней Азии на долгие века установилось вла-
дычество объединенной тирании восточного деспотизма и
мусульманского мракобесия, которое обрекло народы этой цве-
тущей страны на длительный застой, реакцию и упадок произ-
водительных сил»4.
Справедливость этого заключения до недавней поры казалась
бесспорной. История долго переваривает события минувшего,
изучает факты, обнаруживает новые, сопоставляет суждения,
взвешивает все за и против, находит и меняет углы зрения, учи-
тывает конъюнктуру. Чем больше проходит времени, тем боль-
ше шансов на объективность окончательного исторического
вывода.
С момента кончины Ужасного хромца (Тимур-ленк, то есть
хромой Тимур, его раннее прозвище) минуло шесть столетий —
достаточный срок, чтобы составить суждение об исторической
личности.
Существует, кстати, веское свидетельство справедливости
приведенного выше мнения: ни один из прославленных поэтов
Востока за все прошедшие 600 лет никогда не вспомнил Тимура
Завоевателя добрым словом и не посвятил ему ни строчки своих
стихов, ни один из ученых или поэтов Средней Азии никогда не
пытался связать его имя с процветанием своей родины. И тем
не менее...
В середине 90-х гг. прошлого века в независимом Узбекиста-
не, в центре столичного города Ташкента появился большой
конный памятник Тимуру. Всадник вздыбил коня, призывно
вскинув руку. Куда-то зовет? Неужели грабить и убивать?
В сущности, дело понятное: молодые государства, возникшие
нежданно-негаданно на просторах распавшегося Союза Совет-
ских Социалистических Республик, давно или никогда не имели
собственной государственности и испытывают дефицит нацио-
нальной героики. Поэтому героем становится гетман Мазепа,
клятвопреступник, предавший сначала польского короля, а затем
русского царя. Но все же лучше Тимура.
34
После смерти Тимура началась обыкновенная история: его
многочисленные потомки Тимуриды, могущественные правите-
ли областей, фактически удельные князья, а также богатые фео-
далы затеяли большую междоусобную войну, в которой призом
была верховная власть в империи. Великая смута длилась почти
сто лет. В течение этого времени, опять же как всегда, были пе-
ребиты наследники Тимура, знатные персоны, пострадали их
семьи и сотни тысяч ни в чем не повинных людей, главным об-
разом земледельцы.
В огне и дыму междоусобных сражений, когда всякая жизнь
висела на волоске, когда не осталось даже видимости какого-
либо закона или обычая, тем не менее поразительным образом
гуманистические традиции развития науки и культуры, заложен-
ные в прошлые века, сохранились в XV — начале XVI в. Наиболее
яркими последователями этих традиций были Улугбек и Алишер
Навои. Естественно, они были не одни — у них были соратники
и ученики.
Внук Тимура Улугбек родился 22 марта 1394 г. в городе Сул-
тания (Ирак) во время второго похода его деда на Иран. Обычно
грозный повелитель оставлял свой обоз в этом городе. В Султании
оставались его жены, дети и другие близкие родственники.
В 15 лет Улугбек стал правителем Самарканда, а затем и все-
го Междуречья. 40 лет Улугбек правил этой частью тимуровской
империи, которую рвали на куски. Время правления Улугбека
называют благословенной эпохой. Внутренняя политика Улугбе-
ка резко отличалась от политики его предшественников. Он
стремился облегчить положение прежде всего земледельческого
населения: земельные подати были сокращены до минимума.
Сокращение поступлений от крестьянства Улугбек стремился
компенсировать увеличением тамги, то есть сборов с ремеслен-
ников и торговцев, нажив таким образом в их лице недобро-
желателей.
В историю Улугбек вошел прежде всего как строитель астро-
номической обсерватории в Самарканде, которая не имела себе
равных как по оснащению, так и по научным достижениям. В об-
серватории был создан каталог, который включал 1018 звезд.
Двор Улугбека в Самарканде стал блестящим собранием луч-
ших умов Средней Азии. Самым ярким представителем этой
35
плеяды был, несомненно, ученик и друг Улугбека Али Кушчи
Самарканди (1403—1474), которого в окружении правителя
сравнивали с Птолемеем.
Самарканди был автором геометрического трактата, в котором
излагались основы этой науки, давалось определение таких по-
нятий, как точка, линия, плоскость, окружность. Автор трактата
был философом, считавшим, что мир состоит из материальных
частиц, находящихся в состоянии непрерывного движения.
При дворе Улугбека сложилась своеобразная историческая
школа.
Как истинный человек Ренессанса, Улугбек имел разносто-
ронние интересы и имел глубокие знания в различных областях.
Не мог он не быть и поэтом и не покровительствовать поэтам
и поэзии. Он прекрасно знал персидскую поэзию, особенно це-
нил творчество Низами. Естественно, что поэты тоже входили в
его ближайший круг.
В то же время Улугбек был Тимуридом, прямым потомком
создателя империи, а потому не мог стоять в стороне, если бы
даже захотел (а он явно хотел), от участия в борьбе за наследство
своего деда. Он водил воинов в походы (большей частью неудач-
ные), разорял и жег города, не щадил побежденных. И погиб он
в 1449 г., подобно другим своим родичам, от рук наемного убий-
цы, «услуги» которого оплатил его родной сын Абдулатиф. Кста-
ти, та же участь постигла и самого Абдулатифа всего через пять
месяцев после гибели отца — ему отрубили голову.
Другой вершиной культурной жизни на пространстве, объ-
единенном завоеваниями Тимура, был Алишер Навои (1440—
1501) — философ, поэт и политик. Навои жил в Герате и состо-
ял визирем при султане Хусейне Байкаре, который властвовал
над обширным владением, простиравшимся от Герата до Хорез-
ма. Байкара был просвещенным правителем и покровительство-
вал своему талантливому и необычному для смутного времени
премьер-министру. Покровительство своего патрона и друга На-
вои использовал с максимальной пользой, притом что и сам он
был весьма состоятельным человеком. Свое положение и воз-
можности Навои использовал ради украшения и благоустройства
Герата, а также других городов султаната. С его именем связано
строительство не только дворцов, мечетей, медресе, мавзолеев,
36
но и многих общественных сооружений: бань, больниц, бассей-
нов, мостов. По его инициативе и частично на его средства было
возведено свыше 300 зданий различного назначения.
Навои был покровителем и вдохновителем творчества многих
музыкантов, художников, каллиграфов, зодчих, поэтов.
Алишер Навои в Узбекистане считается основоположником
узбекской поэзии. Свои стихи (газели) он слагал на тюркском
языке и на фарси. Его перу принадлежат знаменитые «Чор ди-
ван» (четыре сборника, включающие тысячи газелей) и «Хамса»
(«Пятерица»). Навои был поэтом-философом.
Как действующий политик и государственный муж, Навои
осуждал войну, как тяжкое преступление, заслуживающее не
только порицания, но и наказания.
Грешно стоять в ту пору в стороне,
Когда ты можешь помешать войне.
Но коль зачинщик, поднимая рать,
Не хочет слову разума внимать,
Коль будет он стремиться все равно
К тому, что совестью запрещено,
Тогда сам Бог велит — бери свой меч,
Чтоб разом когти хищнику отсечь.
А. Навои. Стена Искандера
Пацифистом Алишера не назовешь — это активная антими-
литаристская позиция.
Стихи и поэмы Навои в списках через сказителей и народных
поэтов распространялись по всей Средней Азии и хоть чуточку
делали людей лучше, хотя бы единицам западали в душу в то
время, когда нравственность достигала нулевой отметки.
Позволю предположить, что послетимуровский период, то
есть в XV — начале XVI в. в Средней Азии, как и на Руси того
же времени, пробивались первые ростки Ренессанса. Уже утвер-
дившийся в Италии Ренессанс начал завоевывать позиции в кон-
тинентальной Европе, приближаясь к берегам островной Англии.
Но там стал триумфатором, а в Московском государстве и Сред-
ней Азии захирел. Улугбек и Навои практически не имели по-
следователей.
В начале XVI в. империя Тимура потерпела крах. Она не име-
ла прочных внутренних скреп; ее правящий класс, состоявший
37
из эмиров, беков, военачальников, аристократов различных ран-
гов и крупных землевладельцев, не был готов выполнить роль
цементирующей державу субстанции. Ни одна держава, очевид-
но, не смогла бы пережить столетнюю смуту, междоусобицы и
не развалиться. Были и другие причины.
В Средней Азии не сформировался класс буржуазии, который
был локомотивом успешной модернизации Европы, покончил с
междоусобицами и с самим феодализмом, преодолел феодаль-
ный застой.
Кроме того, были и внешние причины деградации региона.
В 1453 г. турки-османы захватили Константинополь, уничтожи-
ли Византийскую империю, подчинили себе весь Ближний Во-
сток, оккупировали средиземноморские порты, через которые
шла перевалка грузов, поступавших на Великий шелковый путь,
а равно и с него. Турция стала главным врагом Европы, а значит,
порты Средиземного моря для европейцев стали недоступны.
Торговля, как вода, всегда находит обходные пути. В 1499 г. пор-
тугальский мореплаватель Васко да Гама, обогнув мыс Доброй
Надежды, открыл путь в Индию и Китай. Морской путь в Пер-
сию, Индию и Китай оказался более дешевым, более скорост-
ным, хотя и не менее опасным (штормы), но в конечном счете
все равно более выгодным. Караванные пути через Среднюю
Азию постепенно утратили свое значение, а вскоре перестали
функционировать: похоронил песок. Средняя Азия лишилась
своего главного источника доходов, тем более что внутренняя
торговля хирела и почти заглохла из-за феодальных междоусо-
биц. Ремесленное производство в отсутствие конкуренции за-
стыло в своем развитии, так и не достигнув мануфактурной ста-
дии. Хирело и купечество.
Для кого война, а для кого мать родная. Так было во все вре-
мена. Так случилось и в Средней Азии в годы столетней смуты.
Эта смута позволила упрочить свое положение и влияние фео-
дальному сословию.
Извлекли выгоду из перманентной войны и неразберихи люди
духовного звания.
При Тимуре и особенно после него, в эпоху борьбы тимури-
дов за власть, возвысилось и экономически окрепло духовное со-
словие — мусульманские священнослужители, но более всего так
38
называемые дервиши, бродячие проповедники. Самое большое
влияние в Средней Азии в XIV—XV вв. приобрел монашествую-
щий орден накшбендиев.
Основателем дервишского ордена накшбендиев был уроже-
нец Бухары Бехаддин Накшбенди, современник Тимура (1317—
1389). Идейной основой ордена стал суфизм (дервишизм). Су-
физм получил широкое развитие в исламе с IX в. Суфизм от
арабского слова «суф», то есть шерсть; суфий — человек, носящий
власяницу, сермягу. Дервиш — открывающий дверь, переступа-
ющий порог на пути к Богу, мистик; в переносном смысле —
нищий, бродяга, бедняк. Для внутренней организации суфийских
орденов, для ордена накшбендиев в том числе, характерна стро-
гая духовная иерархия. Существует несколько стадий, или сту-
пеней, приближения суфиев к Богу. Большую роль в суфизме
играют требования исполнения ритуальных обрядов, различных
магических действий вроде произнесения заклинаний и поми-
наний.
Орден накшбендиев добился огромного влияния в Самаркан-
де, Балхе, Герате, Мерве, Хиве, восточной части Ирана, Турции.
Все удельные властители щедро помогали дервишам ордена, на-
деясь с их помощью завоевать популярность и поддержку в
борьбе против соперников. Широким потоком лились пожерт-
вования.
Официальные священнослужители умело использовали рели-
гиозный экстаз, в который приводили общество дервиши. И те
и другие были активными противниками не только каких-либо
политических и социальных перемен, но и всякой модернизации
в любой сфере. В то время, когда в Европе брали верх возрож-
денческие тенденции, на Востоке, в Средней Азии в частности,
торжествовала религиозная реакция
В междуречье Аму- и Сырдарьи, некогда самой экономически
развитой и богатой традициями просвещения и культуры об-
ласти Древнего Востока, воцаряются невежество и бедность.
«Библиотеки Самарканда, Ташкента, Ферганы, Хивы и Буха-
ры, — пишет историк, — были разорены, пришли в запустение,
а отчасти безвозвратно погибли в результате господства ислам-
ского деспотизма, феодального невежества и монархической ти-
рании. С этих времен сохранились мечети, медресе, гробницы
39
святых и башни, с которых сбрасывали преступников, вольно-
думцев и еретиков. Среднеазиатские правители перестали писать
стихи и исторические мемуары. Не составляли астрономических
таблиц, как это делали их просвещенные предки, но ежедневно
в строго определенные часы спешили к намазу, а по возвраще-
нии предавались низменным забавам, особое место среди кото-
рых отводилось казням»5.
Как бы ради довершения деградации региона в конце XV в.
в оазисы Междуречья вторглись племена кочевых узбеков, кото-
рые разрушили то, что еще можно было разрушить.
В XVI—XVII вв. в той части бывшей империи Тимура, которая
находилась в Средней Азии, в том числе в междуречье двух ве-
ликих рек, царили беззаконие, упадок культуры и бедность в об-
рамлении феодальных распрей, религиозной нетерпимости и
ханжества. В нашем расположении имеются свидетельства оче-
видца состояния региона, английского купца Энтони Дженкин-
сона, человека не только отчаянно смелого (склонного к экстри-
му — по-нынешнему), но умного и наблюдательного.
Итак, несколько отрывков из отчета Э. Дженкинсона о его
путешествии в Среднюю Азию в 1558—1560 гг., написанного для
купцов Московской компании в Лондоне.
«Апреля 1558 г., получив от русского царя грамоты к различ-
ным царям и государям, через владения которых придется про-
езжать, я выехал из Москвы водой, имея с собой двух ваших
служащих, а именно Ричарда Джонсона и Роберта Джонсона, и
татарина толмача, с тюками различных товаров»6.
К началу сентября англичане добрались до восточного берега
Каспийского моря, до полуострова Мангышлак. Они высадились
на берег, погрузили товары на купленных у местных жителей вер-
блюдов и двинулись в путь. В самом начале наземного путешествия
Дженкинсон и оба Джонсона познакомились с местными нра-
вами: «Мы выехали 14 сентября из этого места караваном из
1000 верблюдов (груз, видимо, был объемный и тяжелый. — Е. Г.).
Проехав пять дней, мы вступили во владения другого государя, и
навстречу нам по пути подъехали несколько хорошо вооруженных
татар (конечно, это были не этнические татары, просто так в За-
падной Европе было принято называть все этносы, проживающие
восточнее восточной границы Московского царства. — Е. Г.), на-
40
ходившихся на службе этого государя по имени Тимур Султан,
правителя названной страны Мангышлак... Эти татары останови-
ли наш караван именем своего государя, вскрыли наши товары и
забрали безденежно для своего государя все вещи, какие они со-
чли наилучшими»7. Проще сказать — ограбили. Но англичане бы-
ли люди богатые, то есть кое-что на верблюдах осталось, и они
двинулись дальше.
14 октября караван дошагал до города Ургенча, бывшего
когда-то жемчужиной Хорезма. «Город Ургенч, — продолжает
Дженкинсон, — стоит на равнине и обнесен земляными стенами
окружностью около четырех миль. Здания также земляные, но
разваливающиеся и в беспорядочном состоянии; одна длинная
улица крыта сверху: она служит им рынком. Четыре раза за семь
лет город переходил из рук в руки вследствие междоусобных
войн, поэтому в нем очень мало купцов и те очень бедны; во
всем городе я смог продать только четыре куска каразеи. Глав-
нейшие товары, которые здесь продают, — это те, которые при-
возят из Бухары или из Персии, но их так мало, что не стоит и
писать»8.
Путешественники покинули Ургенч и двинулись дальше в глубь
страны, расположенной между двумя великими среднеазиатски-
ми реками. 15 декабря на караван напали разбойники. «Когда
воры приблизились к нам, мы увидели, что их всего 37 человек,
хорошо вооруженных луками, стрелами и саблями, а начальник
их — князь, изгнанный из своей страны. Они предложили нам
сдаться, объявив, что иначе мы будем убиты; это вызвало в нас
только презрение. Тогда они стали стрелять в нас залпами, на что
мы отвечали очень горячей стрельбой. Так мы продолжали сраже-
ние с утра до двух часов после заката солнца, причем обе стороны
потеряли убитыми и ранеными людей, лошадей и верблюдов; не
будь у меня и моих товарищей ружей, которые мы пустили в дело,
они нас одолели бы и уничтожили»9.
Таким образом, технический прогресс (огнестрельное ору-
жие) сделал свое дело. К этому времени Запад не намного опере-
жал Восток в технике, но уже опережал.
Тем не менее противостояние на этом не закончилось. Пред-
водитель разбойников потребовал от караван-баши (начальника
каравана) выдать неверных, то есть христиан, иначе он готов был
41
привести подкрепление и всех уничтожить. Спутники англичан,
мусульмане, не захотели больше сражаться, и Дженкинсону при-
шлось откупиться — снова отдать часть своего имущества.
23 декабря путешественники прибыли в Бухару.
«Бухарская страна была когда-то под властью персов, и те-
перь еще в ней говорят на персидском языке; однако теперь
Бухара — независимое королевство, которое ведет жесточайшие
религиозные войны с персами, хотя все они магометане...
Бухарский король не имеет ни большого могущества, ни бо-
гатства; его доходы очень невелики; содержится он главным об-
разом на счет города: он взимает десятую деньгу со всех пред-
метов, продаваемых как ремесленниками, так и купцами, что
ведет к обеднению всего народа, который он держит в большом
подчинении, а когда у него не хватает денег, он посылает своих
чиновников по купеческим лавкам забирать товары для уплаты
своих долгов и насильно требует, чтобы ему оказывали кредит...
Деньги у него серебряные и медные, золота вовсе нет в об-
ращении. Цену же серебра король поднимает и снижает для
своей прибыли каждый месяц, а иногда даже два раза в месяц;
он не печалится об угнетении народа, так как не рассчитывает
царствовать более двух или трех лет, когда его или убьют, или
изгонят. И все это сильно разоряет страну и купцов...
В городе Бухаре бывает ежегодный съезд купцов, приезжа-
ющих караванами из прилегающих стран — Индии, Персии, Бал-
ха, России и разных других, а в прежние времена и из Китая, ког-
да оттуда можно было свободно проехать; но эти купцы нищенски
бедны, привозят так мало товаров, которые вдобавок еще лежат
здесь по два или три года, что нет никакой надежды на то, чтобы
завести здесь выгодную торговлю, стоящую дальнейших усилий»10.
Таков был неутешительный вывод храброго и предприимчи-
вого британского негоцианта.
Отчет Дженкинсона содержит особо интересные для нас све-
дения о торговле и взаимоотношениях России с государствами
Средней Азии в XVI в. Он пишет: «Русские привозят в Бухару
сырые кожи, овчины, шерстяные материалы, деревянную посуду,
уздечки, седла и т. п., а увозят отсюда разные изделия из хлопка,
различные сорта шелка, материи и другие вещи, но размеры
торговли очень малы»11.
42
Еще одно очень интересное сообщение автора доклада: «Бу-
харский митрополит (очевидно, какое-то важное лицо из среды
мусульманских священнослужителей. — Е. Г.) взял у меня грамо-
ты русского царя, без которых меня обратили бы в рабство»12.
Из этих слов можно заключить об авторитете, которым поль-
зовался в тех краях Иван Васильевич Грозный после своих не-
давних побед на берегах Волги: силу уважали.
8 марта 1559 г. англичане с большим караваном (600 верблю-
дов) покинули Бухару, и вовремя это сделали. «Если бы мы не
выехали из Бухары в этот срок, — продолжает автор, — я и мои
товарищи подверглись бы опасности потерять и жизнь, и това-
ры, ибо через 10 дней после нашего отъезда самаркандский ко-
роль пришел с войском и осадил названный город Бухару, в то
время как бухарский король был на войне против другого госу-
даря, своего родича, как это бывает в этих странах каждые два
или три года»13.
Дженкинсон достойно выполнил свою миссию, оказав услугу
не только своей компании, но также русскому царю и некото-
рым местным владетелям. Он освободил 25 русских, которые
уже долгие годы находились в рабстве в Бухаре, и взял с собой,
пообещав покровительство шестерым посланникам к Москов-
скому двору от среднеазиатских ханов и эмиров. «Я обещал
им, — пишет Дженкинсон, — что в России с ними будут хорошо
обращаться и позволят им безопасно выехать оттуда, соответ-
ственно тому, что царь написал в своих грамотах; у них было
некоторое сомнение, потому что долгие годы перед тем никто
не ездил из Татарии в Россию»14.
Очевидно, с легкой руки англичанина дипломатические от-
ношения между Москвой и среднеазиатскими землями возоб-
новились.
* * *
На протяжении трех столетий (с XVI по XVIII в.) в хаосе
междоусобных войн формировались более или менее устойчивые
государственные образования — Хивинское и Кокандское хан-
ства, Бухарский эмират. Основателями этих государств были
узбекские племена, которых насчитывалось 92. Каждое из этих
43
племен, населявших эти государства, занимало свою определен-
ную территорию со своими пастбищами и полями, а также
укрепленными пунктами, являвшимися одновременно и рези-
денцией главы племени. У этих племен сохранились пережитки
первобытно-общинного строя, свойственные кочевым и полуко-
чевым этносам. Почти в неизменном виде сохранялись не толь-
ко этнические черты (племенные диалекты, традиции, родовые
связи), но и их социальная структура. Племена постоянно кон-
фликтовали между собой, что вызывало частые миграции племен
или отдельных родов. Несмотря на разные государственные объ-
единения, в которых оказались узбекские племена, можно гово-
рить о формировании этнической общности, ставшей впослед-
ствии узбекским народом.
Хивинское ханство возникло в XVI в. с приходом сюда полу-
кочевых узбекских племен. К концу XVI в. оседлое узбекское на-
селение составляло 65 процентов, 26 процентов составляли турк-
мены, остальные 9 процентов приходились на долю казахов и
каракалпаков. Узбеки сплошным массивом заселили северную
половину хорезмского оазиса, расположившись в основном в
дельте Амударьи. Всего в пределах ханства насчитывалось до
20 узбекских племен.
Большой ущерб экономическому и культурному развитию
Хорезма нанесли междоусобицы царевичей Тимуридов. Немалый
ущерб причинило также изменение русла Амударьи в начале
XVII в., в результате чего пришлось переносить главный город
страны Ургенч на новое место. Вследствие того же явления (из-
менение русла реки) столицу ханства пришлось перенести в
Хиву.
Хива была одним из древнейших городов Хорезма, являлась
богатым торговым центром Средней Азии, жемчужиной сред-
неазиатского строительства. И даже сейчас, спустя сотни лет по-
сле своего основания, ее медресе, дворцы и мечети поражают
монументальностью, изяществом линий, яркостью колорита.
Стройные башни, цветные глазурованные кирпичи минаретов,
величественные мавзолеи с майоликой порталов и монументаль-
ными бирюзовыми куполами, неповторимая красота орнамента
с белыми узорами на синем фоне создали впечатление сказочно-
го восточного города.
44
Основной рабочей силой при строительстве этих блестящих
сооружений были рабы — рабство до 1873 г. было вполне офи-
циальным институтом. В этом отвратительном деле специализи-
ровались туркменские племена, для них оно стало источником
существования. Туркмены совершали длительные рейды на тер-
риторию Ирана, Афганистана и уводили в рабство целые селе-
ния. Так они практически уничтожили либо угнали в рабство
население Бадахшана — исторической области, оставив ее без-
людной. По некоторым сведениям, только в течение XIX в. число
угнанных в рабство составляло миллион человек15.
Кокандскому ханству достались владения узбекского племени
минг, которые располагались в центральной части Ферганской до-
лины. Предводитель племени Шахрухбий, род которого проживал
в окрестностях нынешнего Коканда, был провозглашен племен-
ной знатью правителем Ферганы в 1709 г. и стал основателем ди-
настии кокандских ханов, которая просуществовала до 1875 г.
В этническом отношении состав ханства был пестрым — ве-
дущее положение занимали минги, за ними, по своему влиянию
на внутреннюю политику, следовали таджики, составлявшие
основу ханской гвардии, затем шли кипчаки и киргизы.
Тюркоязычный этнос кипчаки в Средние века был известен
в Древней Руси под именем половцев, которые кочевали в юж-
норусских степях и постоянно враждовали с русичами. В Европе
их называли куманами. В XX в. кипчаки были включены в состав
узбекской и киргизской наций.
Как и в других среднеазиатских ханствах, заметную роль в
политической жизни Коканда играло духовенство, но еще более
значительным весом обладал дервишский орден накшбендиев.
С 1844 по 1869 г. Хозрати-Сахиб, халиф ордена, фактически был
главной политической фигурой ханства. Судьями в Кокандском
ханстве были только священнослужители.
Борьба за власть была характерна для всех трех государств
Средней Азии, возникших на развалинах империи Тимура, но в
Кокандском ханстве она приобрела долговременную и ожесто-
ченную форму. Безжалостно истреблялись малолетние царевичи,
ханы, беки, их жены, придворные. Достаточно сказать, что при-
близительно за два столетия из 15 правивших ханов шесть были
убиты в результате дворцовых переворотов, десятки царевичей,
45
сотни сановников и военачальников были уничтожены, причем
самыми зверскими способами.
Другой особенностью Кокандского ханства было наличие
сильной военной знати. Государство было разделено на 15 бекств,
подобных военным округам, которые одновременно были и ад-
министративными единицами. Управляющие бекствами (беки и
хакимы) одновременно являлись воинскими начальниками, ко-
мандовавшими войсками, расквартированными в округе. Как
правило, беками и хакимами назначались сыновья или близкие
родственники хана. В наиболее благополучные со всех сторон
годы хан был в состоянии собрать до 60 тысяч воинов, и ханы
Коканда тяготились присутствием в государстве воинственного
племени кипчаков, а потому, чтобы избавиться от их влияния,
они пытались набирать в элитные части представителей не мест-
ных этносов. Так, большая часть гвардейцев состояла из горных
таджиков и выходцев со Среднего Востока. В 1805 г., например,
из этих чужеземцев было сформировано несколько кавалерий-
ских частей, общей численностью до 10 тысяч сабель, ставших
главной опорой хана. Они содержались за счет ханской казны и
не подчинялись ни одному из хакимов.
Хакимы обладали всей полнотой власти: назначали чиновников
и сборщиков податей, устанавливали размеры налогов, распоря-
жались финансами, командовали войсками. Самым крупным из
округов был Коканд с окрестностями, а самым важным — Таш-
кент, куда хан назначал управителями самых доверенных лиц.
Выгодное географическое положение сделало Коканд круп-
ным пунктом обмена товарами, которые доставлялись из Индии,
Тибета, Бухары, Афганистана, России и Кашгара. Это привело к
интенсивному развитию рыночных отношений и ремесел, спо-
собствовало росту городов — Ташкента, Коканда, Туркестана,
Чимкента, Маргилана, Оша, Ходжента и др.
Правители всех трех среднеазиатских ханств большую часть
времени проводили в военных походах против своих соседей, но
кокандские ханы отличались, пожалуй, особой воинственностью.
Ради защиты караванных путей, ведущих в Кашгар, кокандские
ханы в XIX в. начали планомерное завоевание территорий, за-
нятых киргизскими кочевыми племенами. В 20—30-х гг. XIX в.
кокандские ханы подчинили себе всех киргизов, захватив всю
46
территорию до озера Балхаш и реки Или. На захваченных зем-
лях возводились укрепления, закладывались поселения коканд-
цев, преимущественно узбеков. Киргизы должны были платить
пол-овцы с юрты и дополнительный налог за пользование зе-
мельными угодьями. Кроме того, киргизы обязаны были нести
воинскую службу в армии кокандского хана.
Бухарский эмират сформировался в начале XVIII в. В это вре-
мя власть в Бухаре захватил представитель многочисленного (бо-
лее 100 тысяч человек) узбекского племени мангыт Мухаммед-
Рахим. Династия мангытов правила в Бухаре вплоть до 1920 г.
В эмирате к началу XIX в. проживали 2 миллиона человек.
В состав эмирата входили Зеравшанская и Кашкадарьинская до-
лины, Сурхандарьинская область, некоторые территории ны-
нешнего Таджикистана, часть Туркмении до Мургаба вклю-
чительно, а на севере — вся территория до города Туркестана.
Большинство населения составляли узбеки, киргизы, а также не-
большое число персов, арабов, евреев, цыган, индийцев. Насе-
ление в основном было оседлым, только небольшая часть вела
кочевой и полукочевой образ жизни. В сельской местности го-
ворили главным образом на узбекском языке. В то же время в
городах с большой историей за плечами жители пользовались
как узбекским, так и таджикским.
Бухарский эмират в Средней Азии занимал особое место —
считался главным защитником веры. Эмиры провозгласили себя
«повелителями правоверных», а священный город Бухару стра-
жем и столпом мусульманства в Средней Азии, «куполом исла-
ма». Эмир был не только светским, но и духовным главой госу-
дарства, халифом, наместником пророка Мухаммеда.
Ислам в переводе с арабского означает «покорность». В Буха-
ре, как, пожалуй, нигде, ислам оправдывал свое первоначальное
значение. Все сферы жизни эмирата — культура, мораль, поли-
тика, экономика, социальные отношения — были подчинены
исламским установкам и требованиям; все было проникнуто
устремлением превратить людей в покорных исполнителей воли
власти. Духовная жизнь направлялась Кораном, а бытовые и
юридические отношения определялись шариатом.
Согласно шариату эмир имел право распоряжаться жизнью
и смертью своих подданных, их имуществом. Он был воплоще-
47
нием высшей власти, которую даже нельзя было упоминать вслух
из опасения подвергнуться наказанию. Желая придать себе и
своей власти мистическую таинственность, эмиры редко появ-
лялись на людях, постоянно жили в Кермине, в 80 километрах
от Бухары, и передвигались по столичному городу только в тем-
ное время.
Эмиры демонстрировали сверхнормальную набожность, рев-
ностно исполняя все предписания Корана и шариата, проводя
практически весь день в молитвах и разговорах на религиозные
темы. Здесь все было под запретом.
Как всегда бывает, строгие запреты достигают непредусмо-
тренных результатов. Жители не пили вина, но употребляли нар-
котики; лишенные женского общества, становились гомосексу-
алистами. Да и сами эмиры и их сановники зачастую бывали
развратниками и растлителями малолетних. При дворе, где дер-
жали гаремы, состоявшие из нескольких сотен жен и наложниц,
были еще и бани — мальчики в возрасте 8—15 лет, предназна-
ченные для сексуальных утех.
Образование было только религиозным. Учебные заведения
были двух типов: начальная школа (мактаб) и более продвину-
тая {медресе). В Бухаре было 60 медресе. Учение здесь длилось
около 30 лет, и вся программа сводилась к изучению арабского
языка, толкованию Корана и религиозных преданий, кратких
курсов юриспруденции и истории. В бухарских медресе в сере-
дине XIX в. обучалось 9—10 тысяч человек.
Мусульманское духовенство было влиятельным и весьма не-
бедным сословием. Мечети и медресе владели огромным заве-
щанным имуществом {вакуф), доходы от которого распределя-
лись между преподавателями и студентами.
Вокруг мазаров (могил праведников), мечетей, «святых» мест
кормилась армия шейхов (смотрителей «святых» мест), сеидов
(якобы потомков пророка Мухаммеда), ходжей (потомков «свя-
тых»), юродивых, колдунов всех мастей, прорицателей, знахарей.
Все это воинство эксплуатировало невежество людей и тем са-
мым процветало.
Бухара считалась центром просвещения всей Средней Азии,
сюда приезжали за знаниями (кораническими) студенты из
Хивы, Коканда, Хисара и даже из Самарканда, который к XIX в.
48
растерял свои традиции просветительства и вольнолюбия и стал
заброшенным провинциальным городком. Обретя статус регио-
нального лидера, Бухара стала рассадником религиозной догма-
тики и нетерпимости.
Бухарский эмират был оплотом самых реакционных, темных
сил. В государственной власти соединились произвол восточного
феодализма, консерватизм склонного к фанатизму духовенства и
грабительство родовой знати. Выразителем интересов этих сил
был эмир, который правил страной, не зная над собой никакого
закона. Людские судьбы зависели от настроения властителя, ко-
торый, кстати, в придворном штате держал специальное долж-
ностное лицо — танцкадара, ответственного за хорошее на-
строение эмира.
Раболепие из покоев верховного правителя распространялось
повсеместно, угрожая стать чертой национального характера.
Низшие угодничали перед вышестоящими на социальной лест-
нице, и так было на всех ее ступенях.
«Страна бесправия — так называли Бухару. Население было
лишено каких-либо прав. Безграмотное и невежественное, за-
битое и загнанное по своим кишлакам, оно и не представляло,
что у него могли быть какие-то права по шариату, так как казии
(коранические судьи. — Е. Г.) решали все вопросы так, чтобы
было выгодно только богатым людям. При дворе эмира были
развиты подкуп и взяточничество. В конечном счете все это уза-
коненное взяточничество оплачивалось народом»16.
Все три среднеазиатских ханства были во многом похожи одно
на другое. Это были восточные деспотии, в которых общественная
жизнь строго регламентировалась нормами религии, в данном
случае мусульманской.
Низкий уровень экономического развития государственных
объединений не разрушал родовых и племенных связей, скорее
наоборот — консервировал их. Торговые отношения имели об-
менный характер и не способствовали формированию внутрен-
него рынка.
Как и тысячи лет назад в Средней Азии, верховный правитель
был единственным собственником земли, которую он раздавал в
пользование и владение местным феодалам и мечетям. Отсут-
ствие частной собственности на землю тормозило прогресс в
49
землепользовании: земледелец не был заинтересован в улучше-
нии ее плодородия.
Отсутствие четко сформулированных норм землевладения,
произвол властей и почти полное отсутствие договорных доку-
ментов на землю привели к запутанности в земельно-водных
отношениях. Такое положение сохранялось во всех ханствах до
конца их существования.
В Средней Азии в середине XIX в. было всего 2 миллиона гек-
таров орошаемой земли. То есть примерно полгектара на чело-
века. Если же учесть, что на этом клочке земли находились, кро-
ме продовольственных культур, строения, технические культуры
(шелковица, хлопчатник), кормовые травы, то получалось, что
площадь орошенных земель была явно недостаточна для обе-
спечения населения питанием. В результате (при высоких темпах
демографического роста) Средняя Азия была обречена на по-
луголодное существование и отсталость. Измученный налогами
и трудовыми повинностями, принудительным рытьем арыков,
дехканин был самым бесправным существом. Он прозябал в ни-
щете, вел натуральное хозяйство. Крестьянская семья сама про-
изводила и перерабатывала сельскохозяйственное сырье, сама же
потребляла конечный продукт. Притом следует признать, что не-
грамотный, забитый дехканин был прекрасным наследственным
ирригатором. Его трудами во всех трех ханствах было создано
сложное водное хозяйство, включавшее не только каналы порой
стокилометровой длины и арыки (отводные протоки), но и раз-
нообразные водорегулирующие и водосберегающие сооружения.
Русский географ князь В.И. Масальский* писал: «При виде этих
мощных потоков, несущих на многие десятки верст живитель-
ную влагу, невольно проникаешься уважением к народу, кото-
рый при крайне скудных технических познаниях под палящими
лучами туркестанского солнца, ценою неимоверного труда, из-
бороздил всю страну сетью оросительных артерий»17.
Господствующая религия оказывала тормозящее воздействие
практически во всех сегментах общественной жизни, не исключая
экономического. Ислам запрещает получать проценты на пре-
* Масальский В.И. — князь Рюрикович из ветви князей Чернигов-
ских. (Примеч. ред.)
50
доставленные в долг деньги. Поэтому в Азии не сложилась кредит-
но-денежная система, которая формирует банковский капитал.
В Англии, например, как и в других странах Европы, кредитные
учреждения стали развиваться в начале XVIII в. и дали толчок про-
мышленной революции. В капиталистическом хозяйстве появи-
лось новое явление — торговля деньгами, господство финансов над
производством. Отсутствие ссудного капитала, то есть кредитов и
кредитующих банков, приводит к застою в торговле и экономике.
«Аллах разрешил торговлю и запретил риба» (ростовщичество).
Исходя из этой нормы, мусульманские купцы вынуждены были
прибегать к различным ухищрениям, чтобы обойти этот запрет и
получить прибыль на вложенный капитал, что было чревато на-
казаниями: можно было потерять не только имущество, но и
жизнь. Коранический запрет, однако, не предотвратил расслоение
мусульманского общества на богатых и бедных, в том числе очень
бедных, но нанес ущерб его экономическому росту.
Значительным фактором, обусловившим всесторонний застой
Средней Азии, была ее оторванность от мирового рынка. Уча-
стие в мировом товарообмене является непременным условием
развития экономики и индустриального производства. Три хан-
ства Средней Азии остались в стороне от магистрального пути
развития Запада. Начиная с XV в., то есть с возникновения От-
томанской империи, закрывшей средиземноморские порты, в
связи с упразднением Великого шелкового пути и последовавших
за этим Великих географических открытий, Средняя Азия ока-
залась еще более удаленной от внешних рынков и замкнутой в
изолированном мире восточнофеодальных уделов и кочевых пле-
мен. Сотнями лет сохранялась одна и та же технология, одни и
те же примитивные орудия производства. Властители и духовен-
ство среднеазиатских ханств были фанатичными защитниками
архаики во всех сферах жизни и производства.
* * *
Заканчивая краткий экскурс в историю Средней Азии, счи-
таю полезным обратиться к свидетельствам очевидца, который
проделал огромный путь через пустыни, побывал в Хивинском и
Бухарском ханствах буквально накануне (1863) завоевания края
51
русскими войсками. Венгерский востоковед Арминий Вамбе-
ри через 300 лет повторил подвиг (без преувеличения) Энтони
Дженкинсона.
Весьма забавно, что автор уже упомянутого учебника «Исто-
рия Узбекистана» Ж. Рахимов называет Вамбери (как и других
европейских путешественников) туристом: «Иностранные тури-
сты, приезжавшие в эти государства (Хива, Бухара, Коканд. —
Е. Г.) затем делились своими впечатлениями, поражаясь тому,
как богата эта земля талантами»18.
Надо было быть профессиональным разведчиком или ученым,
к тому же иметь сильную склонность к экстриму, чтобы решить-
ся путешествовать по Средней Азии в середине XIX в. Туризм в
Европе уже входил в моду, но ни одному европейскому обыва-
телю не могло прийти в голову отправиться в туристическую
прогулку в те края. «Необходимо отметить, — пишет В.А. Ромо-
дин, автор предисловия к новейшему изданию книги А. Вамбери
«Путешествие по Средней Азии», — что в Западной Европе и
России накануне путешествия А. Вамбери ходили страшные, от-
пугивающие слухи о Средней Азии. В мировой прессе еще не
улеглись страсти вокруг казни в Бухаре двух англичан, Стоддар-
та и Конолли. Насильственная смерть окружала имена этих бри-
танских эмиссаров ореолом «христианских мучеников»19.
Кроме названных выше британских «туристов» в Бухаре при-
близительно в то же время обезглавили еще одного английского
«туриста» — Муркрофта, так что безопасности ради «турист»
Вамбери путешествовал под видом оборванного турецкого «дер-
виша» Решида, благо прекрасно знал турецкий, персидский и
арабский языки. Кстати, его предшественником, тоже решив-
шимся на опасный маскарад, был барон П.И. Демезон*, тюрко-
лог и преподаватель тюркских языков. Турист Демезон совершил
в 1834 г. путешествие в Бухару под именем татарского муллы
Джафара. Если бы русского и венгерского ученых разоблачили,
их ждала бы жестокая казнь.
Арминий Вамбери стартовал из Тегерана, в то время доста-
точно цивилизованного (по восточным меркам) города. Он по-
* Демезон П. И. — русский специалист французского происхождения.
Баронский титул получил в 1857 г. от сардинского короля. Умер в Париже в
1873 г. (Примеч. ред.)
52
просил принять его в компанию дервишей-паломников, побы-
вавших до того в Мекке, которые с караваном отправились в
Хиву и Бухару. Новые компаньоны новоиспеченного пилигрима
честно предупредили: «...дороги в Туркестане не так удобны и
безопасны, как в Персии и Турции, на наших дорогах часто не-
делями не бывает ни крова, ни хлеба, ни питьевой воды, к тому
же приходится опасаться, что ты будешь заживо погребен пес-
чаными бурями»20. И Вамбери примкнул к очень большому и
вооруженному каравану, потому что только большой караван
(много верблюдов, много людей) имел шанс дойти до цели.
В пути Вамбери узнал, как туркмены, главным образом, да и
не только они, захватывают людей и делают их невольниками:
«Представьте себе чувства перса, пусть даже последнего бедняка,
когда его во время ночного налета вырывают из родного семей-
ства и доставляют сюда (Гёмюш-Тепе. — Е. Г), зачастую еще и
израненного. Взамен его одежды ему дают старые лохмотья,
прикрывающие только определенные части тела, и, обременен-
ный тяжелыми цепями, растирающими лодыжки, причиня-
ющими чудовищную боль при каждом шаге, должен провести
первые дни, а бывает, и недели своей жизни в плену, получая
самую скудную пищу. Во избежание попытки к побегу на ночь
ему надевают на шею караборга, железное кольцо, прикреплен-
ное цепью к большому столбу, так что бряцание цепью выдает
его малейшее движение. Его муки кончаются лишь тогда, когда
его выкупают родные или если его отправляют на продажу в
Хиву или Бухару»21.
Туркмены захватывали в плен, продавали в рабство, грабили
не только неверных (христиан), еретиков (персов-шиитов), но и
любого, у кого было хоть какое-то достояние: «...он (кокандский
мулла. — Е. Г.) доверился показному религиозному рвению, и,
когда он однажды отошел на несколько шагов от каравана, на
него напали два туркмена и похитили все его деньги, все его
добро... так он и вернулся к каравану: полуголый и ошеломлен-
ный случившимся»22. Вамбери пытался урезонить одного из гра-
бителей, объяснить постыдность его поступка, тот ничего не мог
понять: «Если у вас (в Турции. — Е. Г.) не разрешен грабеж, то
чем же тогда живут люди?»23 Эти люди не знали другого спосо-
ба существования.
53
Вамбери ехал на своем верблюде в составе очень большого
каравана, но о полной безопасности не могло быть и речи: «До
сих пор было неизвестно, по которой из трех дорог пойдет наш
караван. Утаивание плана здесь, где в любую минуту можно
ожидать нападения, было крайне необходимо... Керванбаши ска-
зал мне... чтобы мы по возможности избегали громко говорить
и кричать днем и ночью, что отныне каждый должен печь хлеб
до захода солнца, так как здесь нельзя ночью разжигать огонь,
чтобы не выдать врагу местонахождение»24. Очень похоже на
передвижение туристов по гостеприимной стране.
Наконец наш «турист» добирается до Хивы и попадает в об-
щество местных мудрецов: «Не меньше мучили меня ученые
мужи, а именно улемы города Хивы. Эти господа, всему на свете
предпочитавшие Турцию и Константинополь, хотели от меня,
как главного представителя турецко-исламской учености, услы-
шать разъяснения многих меселе (религиозных вопросов). Упря-
мые узбеки в своих огромных тюрбанах вгоняли меня в пот,
когда начинали беседу о предписаниях, как надо мыть руки,
ноги, лоб и затылок, как по заповедям религии надо сидеть, хо-
дить, лежать, спать и т. д. Султан (Турции. — Е. Г.) (как при-
знанный преемник Мухаммеда) и его приближенные считаются
в Хиве образцом в исполнении всех этих важных законов»25. Ти-
пичный научный симпозиум.
Удалось автору повидать государя: «Хан носит такую же тяже-
лую баранью шапку, такие же неуклюжие сапоги с холщовыми
портянками в несколько локтей длины, такие же ситцевые или
шелковые халаты на вате, как и его подданные; он так же страш-
но потеет в этом сибирском наряде при гнетущей июльской жаре,
как и они. В целом участь правителя Хорезма столь же малоза-
видна, сколь и остальных восточных правителей... В стране, где в
порядке вещей грабеж и убийства, анархия и беззаконие, личность
правителя из-за панического страха внушает что угодно, только
не любовь»26.
Вамбери оказался свидетелем обыденных сцен, и сегодня по-
ражающих небывалой жестокостью. Воины хана Хивы захвати-
ли туркменских разбойников, уничтоживших хивинский кара-
ван. Хан вынес свой приговор: «Их уже разделили на две группы:
на тех, кто не достиг 40 лет и кого еще можно было продать в
54
рабство или подарить, и тех, кто по положению или по возрасту
считался аксакалом (седобородым) или предводителем рода и
кто должен был понести наказание, объявленное ханом... В то
время как нескольких пленных уводили на виселицу или на пла-
ху, я увидел совсем рядом, что восемь стариков по знаку палача
легли на землю лицом кверху. Им связали руки и ноги, и палач
выкалывал всем подряд оба глаза, становясь каждому коленом
на грудь и после каждой операции вытирая окровавленный нож
о белую бороду ослепленного старца. Какая это жестокая сцена,
когда после ужасного акта жертвы, освобожденные от веревок,
хотели встать, ощупью помогая себе руками! Некоторые стука-
лись головой, многие бессильно падали на землю, испуская
глухие стоны: воспоминание об этом, пока я жив, будет приво-
дить меня в дрожь... В Хиве, как и по всей Средней Азии, не
знают, в чем состоит жестокость; такое действие считается со-
вершенно естественным, потому что не противоречит обыча-
ям, законам, религии»27. И это не выдумка, а свидетельство оче-
видца.
Наконец «турист» добирается до Бухары: «Нищета улиц и до-
мов намного превосходит бедность, скрывающуюся за самыми
жалкими жилищами персидских городов, а пыль по колено в
«благородной» Бухаре произвела на меня совсем неблагородное
впечатление»28.
Вамбери разглядел суть знаменитой набожности Бухары и ее
жителей:
«В Бухаре важна прежде всего внешняя форма. В каждом го-
роде есть свой раис (блюститель веры), который, проходя по ули-
цам и площадям со своим дере (плеть-четыреххвостка), проверя-
ет знание религии и отправляет невежд, будь то даже 60-летние
старцы, на 1 — 14 дней в школу, а в час молитвы гонит всех в ме-
четь. Учится ли старик в школе или спит там, молятся ли люди в
мечетях или думают о делах, это никого не касается...
Малейшее проявление радости и веселья изгоняется отовсю-
ду... Шпионы эмира проникают даже в святилище семьи, и горе
тому, кто обвиняется в проступках против религии или автори-
тета эмира...
Ввоз предметов роскоши и прочих дорогих товаров запрещен,
так же как пышность домов и одежд»29.
55
Как и в Хиве, наш «турист» нашел в Бухаре невольничий ры-
нок: «Согласно предписаниям религии, только неверных можно
продавать в рабство. Однако лицемерная Бухара не считается с
этим, и кроме персов-шиитов, объявленных неверными, в раб-
ство обращают многих суннитских единоверцев, избиениями и
пытками вынуждая их выдавать себя за шиитов»30.
Если официальная Хива и Бухара у Вамбери оставили самое
неблагоприятное впечатление, то «дети степей» (нетуркмены)
пришлись ему по душе: «Здесь, в Чичакту, я в последний раз ви-
дел узбекских кочевников и откровенно признаюсь, что с боль-
шим сожалением простился с этими честными, простодушными
людьми»31.
Первое издание книги А. Вамбери на английском языке уви-
дело свет в 1864 г., а уже на следующий год этот замечательный
труд был издан на русском — так внимательно в то время в Рос-
сии следили за тем, что происходит в регионе. Тем более что
автор уделил место (небольшое) рассказу о русском присутствии
в Средней Азии! Он рассказывает, как русские пресекли морское
пиратство на Каспийском море, о том, что товары из России
вытесняют английские на рынках Хивы и Бухары, и, наконец, о
реальном русском влиянии: «В то время, когда Вамбери нахо-
дился в Бухаре, там, в подземной тюрьме томились три европей-
ца: «Это те три итальянца, которые были арестованы в то время,
когда я был в Бухаре, и которые позже, лишившись всего, что у
них было, спасли жизнь лишь благодаря содействию русского
правительства»32.
Приходится признать, что за 300 лет в том краю мало что
изменилось: кажется, что Дженкинсон и Вамбери были совре-
менниками. И уж о каких туристах можно было говорить!
Примечания
1 Бируни А. Избранные произведения. Ташкент, 1957. С. 48.
2 См.: Буниятов З.М. Государство хорезмшахов-ануштегенидов. М.,
1986. С. 127.
* Там же. С. 153.
4 Хидоятов Г.А. Моя родная история. Ташкент, 1990. С. 180.
5 Там же. С. 197.
56
6 Английские путешественники в Московском государстве в XVI в. Л.,
1937. С. 167.
Там же. С. 144.
8 Тамже. С. 177.
9 Там же. С. 180.
10 Там же. С. 182-184.
11 Там же. С. 184.
12 Там же. С. 185.
13 Там же. С. 186.
14 Там же.
15 См.: Масальский В. Россия. Полное географическое описание отече-
ства. СПб., 1913. С. 385.
16 Хидоятов Г.А. Указ. соч. С. 247.
17 Масальский В. Указ. соч. С. 423.
18 Рахимов Ж. История Узбекистана. Ташкент, 2001. С. 52.
19 Вамбери А. Путешествие по Средней Азии. М., 2003. С. 12.
20 Там же. С. 28.
21 Там же. С. 53.
22 Там же. С. 57.
23 Там же.
24 Там же. С. 78, 82.
25 Там же. С. 99.
26 Там же. С. 102.
27 Там же. С. 106.
28 Там же. С. 137.
29 Там же. С. 148-149.
30 Там же. С. 151.
31 Там же. С. 187.
32 Там же. С. 189.
ПОДГОТОВКА ПРИСОЕДИНЕНИЯ СРЕДНЕЙ АЗИИ
Торговые связи Руси со Средней Азией возникли, очевидно,
тысячу лет назад (судя по найденным археологами монетам и
другим артефактам), однако в течение долгого времени эти свя-
зи были не только нерегулярными, но и непрочными.
По-настоящему регионом (включая бассейн Каспия) заинте-
ресовались в России при Петре I. Его интересовали, во-первых,
слухи о месторождениях золота где-то в устье Амударьи, а во-
вторых, возможность установить речной торговый путь в Индию,
считавшуюся «страной чудес». Ради этих целей в 1717 г. отпра-
вился в Хиву отряд князя А. Бековича-Черкасского, который
дальше Хивы не продвинулся и ничего не разведал, так как был
57
уничтожен хивинцами. После этого трагического события в Пе-
тербурге забыли о Средней Азии.
А дальше произошли события, имевшие непредвиденные по-
следствия. Востоковед Гиршфельд пишет:
«Принятие в 1732 г. по просьбе Абул-Хаир-хана в подданство
малой киргизской орды (младшего казахского жуза. — £. Г.) сно-
ва вовлекает Россию в дела Средней Азии.
Вслед за малой ордой приняла подданство России и средняя
киргизская орда (средний казахский жуз. — Е. Г.) с ее ханом
Шемякой, кочевавшим в восточной половине тургайской части
нынешней Акмолинской области.
С этого времени Россия опять начинает двигаться в Среднюю
Азию, но уже не через туркменские степи, как предполагал Петр,
а через Зауралье.
Принимая в подданство малую орду, Императрица Анна
Иоанновна предполагала, что этим она достигнет некоторого
успокоения на восточных границах государства, подвергавшихся
набегам киргизов. Русскому правительству совершенно не было
известно, что Абул-Хаир-хана побуждали просить нашего под-
данства только его личные расчеты, а не желания киргизов, по-
чему и оказалось впоследствии, что желаемого спокойствия на
наших восточных границах мы принятием в подданство кирги-
зов не достигли. Без надлежащей подготовки, не зная ни обы-
чаев, ни взаимных отношений наших новых подданных, мы не
могли и не умели упрочить наше влияние в степи.
Вместо охранения границ наши киргизы делали на них на-
беги и настолько разоряли пограничное население, что для охра-
ны восточных границ от своих же новых подданных приходилось
возводить целый ряд укреплений и устраивать так называемые
линии (линии укреплений. — £. Г.).
Кроме того, принятие в подданство киргизских орд дало воз-
можность вмешиваться в наши дела в киргизской степи Хивин-
скому ханству, так как происходящие из киргизских родов ханы
принимали живое участие во всех родовых распрях.
Начало XIX столетия не внесло никаких существенных пере-
мен в отношения наши к Хиве... Хива сделалась скоро рынком,
где продавались русские невольники, ценившиеся особо дорого,
как рабочая сила.
58
В 1822 г. была сделана попытка мирного разрешения вопроса о
положении наших пленных. Но попытка эта не привела ни к чему.
Ни Бухара, ни Хива не отозвались на нее и не прислали своих упол-
номоченных для совместного разрешения поднятых вопросов»1.
Похоже вели себя правитель Кокандского ханства и его при-
ближенные: всячески восстанавливали кочевников против России
и русских, создавали из обитателей степей разбойничьи шайки,
грабившие русские и бухарские караваны, казахов — российских
подданных облагали налогами в пользу Кокандского ханства,
уводили в рабство торговцев и их помощников. Поэтому при-
ходилось усиливать охрану караванов, продлевать укрепленные
линии, строить новые крепости.
По мере развития российской промышленности и торговли
значение товарообмена с кочевниками и среднеазиатскими хан-
ствами постоянно росло. Кочевники владели большими табунами
лошадей и стадами овец и коз, а потому могли поставлять в Рос-
сию кожи, овечьи шкуры, козий пух, сало. Ханства вывозили бу-
магу, хлопчатобумажные ткани, сухофрукты, шелк, пряности и
т. п. А Россия везла в казахскую степь и Среднюю Азию про-
дукцию своих заводов и фабрик, которых с каждым годом ста-
новилось все больше.
В начале 30-х гг. XIX в. в Средней Азии, которая еще недавно
Петербургу казалась надежным и обеспеченным рынком сбыта
русских промышленных товаров, появился чрезвычайно опасный
и опытный конкурент — Британия. Англичане заканчивали за-
хват и освоение Индии и начинали искать новые рынки в со-
седних азиатских государствах — Афганистане, Иране, Бухаре,
Коканде, Хиве.
«Можно смело сказать, — писал Ф. Энгельс, — что до афганской
войны и до завоевания Синда и Пенджаба английская торговля с
внутренней Азией почти равнялась нулю. Теперь дело обстоит
иначе. Острая необходимость беспрерывного расширения торгов-
ли — этот fatum, который, словно привидение, преследует совре-
менную Англию... эта неумолимая необходимость принуждает
английскую торговлю наступать на Внутреннюю Азию одновре-
менно с двух сторон: с Инда и Черного моря»2.
Первым английским разведчиком в Средней Азии был Мир
Иззет Улла, проехавший по Ферганской долине и Бухарскому
59
эмирату в 1812—1813 гг. Позже — Муркфорт (1823 г. — Бухара;
1826 г. — Афганистан); Бёрнс, трижды посетивший Бухару (с
1831 г.); Гиникбергер (1832 г. — Афганистан, Бухара); Вейберг
(1838 г. — Хива); Конолли и Стоддарт (1838 г. — Бухара); Аббот
и Шекспир (1839—1840 гг. — Хива, Бухара, Коканд); Конолли
(1840 г. — Коканд, Бухара); Вольф (1844 г. — Бухара). С 1844 г.
в Среднюю Азию вместо разведчиков-англичан стали засылать
разведчиков-индийцев, появлявшихся под видом купцов. По-
видимому, это было вызвано казнями английских разведчиков
Вейберга, Стоддарта, Шекспира и Конолли в Бухаре3.
К 1816 г. Великобритании удалось вытеснить Россию с афган-
ского рынка, к 1829 г. она добилась резкого ослабления россий-
ского влияния в Персии, Индия была потеряна для России окон-
чательно, наступил черед ханств Средней Азии.
Английские эмиссары стремились воздействовать прежде все-
го на умы правителей ханств, используя большой арсенал средств
и доводов. Делались попытки создать на восточном побережье
Каспийского моря британские опорные пункты. Такие же пунк-
ты предполагалось основать в верховьях Амударьи и Сырдарьи.
Ханов упорно настраивали против России, требовали от них про-
пустить через их территории англо-афганские отряды, которые
могли бы атаковать русские укрепления. Ханов подкупали, на-
вязывали им своих или турецких военных инструкторов, постав-
ляли оружие.
Вот, например, что делал и как вел себя в Хиве в 1840 г. ка-
питан Джеймс Аббот. Во время встречи с хивинским ханом Ал-
лакули капитан стремился втянуть Хиву в орбиту британской
политики и обострить ее и без того плохие отношения с сосе-
дями. Аббот пытался организовать совместное хивино-коканд-
ское выступление против Бухары для освобождения задержан-
ного там полковника Стоддарта, угрожая в противном случае
«ввести британскую армию» в Среднюю Азию.
Заморский гость занимался и разведкой. По его настоянию
Аллакули распорядился предоставить капитану «всю важную ин-
формацию относительно пограничных войск». Британский раз-
ведчик завербовал несколько хивинцев, которые собирали для
него нужную ему информацию, и по многим вопросам он был
осведомлен лучше ханского правительства. Особый интерес вы-
60
зывали у него действия России в Средней Азии. Он стремился
подготовить договор о союзе между ханством и Великобритани-
ей, запугивая хивинцев «русской угрозой».
Англичане не брезговали враньем и жульническими приема-
ми в торговле, что в российских газетах в XIX в. называли «про-
нырством». Тот же Аббот в своих беседах с мусульманскими
авторитетами Хивы доказывал, что «русские — неверные, кяфи-
ры», тогда как англичане — чуть ли не потомки пророка Мухам-
меда и, уж во всяком случае, не знают о существовании таких
запретных для мусульман животных, как свинья. Он был уверен,
что никто не уличит его во лжи: его собеседники, не имевшие
представления о внешнем мире, не могли знать, что бекон с яич-
ницей — традиционное блюдо англичан, которое подают на за-
втрак. В результате хан предоставил британцу, «не ведавшему о
существовании запретного животного», отряд и несколько ору-
дий для укрепления берегов Мангышлака4.
Используя жульнический демпинг, британцы вытесняли с
рынков Средней Азии русские товары. Сначала они продавали
свои товары по очень низким ценам. Местные покупатели бы-
стро раскупали их и уже не обращали внимания на более до-
рогие предметы русской торговли. Вытеснив таким образом рус-
ских конкурентов, англичане резко повышали цены на изделия
своей промышленности. Этот прием они повторяли не один раз
и повсеместно. Все эти «пронырства» дали основание русскому
публицисту Г. Каменскому издать большую статью под харак-
терным заголовком: «Англия — страшный соперник России в
торговле и промышленности»3.
Конкретные действия англичан, направленные против рус-
ских в Средней Азии, сопровождались мощной пропагандист-
ской кампанией в британской печати.
Притом что британская политика в Средней Азии была ак-
тивно наступательной, добиться крупных успехов англичанам не
удалось. Причин было несколько. В ханствах сложилось стойкое
мнение: «Англичане никогда не приходят в какую-либо часть
Азии без особых целей и, в конце концов, становятся ее хозяе-
вами»6. В среднеазиатских ханствах хорошо знали, как шаг за
шагом Англия продвигалась в глубь Индии, захватывая одно кня-
жество за другим.
61
Против Англии работала ее собственная двойственная по-
литика. Британские эмиссары, с одной стороны, стремились
расположить к себе, например, эмира Бухары, а с другой — под-
держивали наступление афганцев на бекства Южного Туркеста-
на, населенные узбеками и таджиками и входившие ранее в
состав Бухарского эмирата. Для Бухары к тому же отношения
с Россией были предпочтительнее. Бухарские купцы с большой
прибылью сбывали на российских рынках сельскохозяйствен-
ную продукцию. Немало извлекал из этих торговых операций и
главный купец Бухары — сам эмир. Бухарское ханство постоян-
но нуждалось в металлических и текстильных изделиях, которые
доставлялись из Российской империи.
Представляя себе масштаб угрозы, какую несла Российскому
государству военная, политическая и торговая экспансия Велико-
британии в Средней Азии, русские политики и предпринимате-
ли не сидели сложа руки. В Оренбурге и Омске формировались
торговые караваны, направлявшиеся в ханства. Вместе с карава-
нами правительство посылало образованных офицеров и горных
инженеров, в задачи которых входил сбор всесторонней инфор-
мации о путях передвижения, судоходных реках, полезных ис-
копаемых, особенно драгоценных металлах и камнях, об эконо-
мике и внутриполитическом состоянии того или иного ханства
и т. п. Строго говоря, русские специалисты собирали те же све-
дения, которыми интересовались британские эмиссары. Несом-
ненно, русские вели и военную разведку. Как и англичане, по-
сланцы Российского Императора в пути по среднеазиатским
степям и пустыням рисковали головой.
Характерна в этом отношении ситуация, в которой в 1839 г.
оказался известный русский путешественник, геолог, писатель и
дипломат Егор Петрович Ковалевский.
В составе бухарского каравана геологи Е.П. Ковалевский,
А.Р. Гернгросс и переводчик В.В. Григорьев (впоследствии круп-
ный отечественный ориенталист) поздней осенью 1839 г. трону-
лись в путь из «азиатской столицы» России Оренбурга. В сере-
дине ноября они попали в район межплеменных столкновений
кочевников-казахов. Им грозила незавидная участь быть продан-
ными в рабство в Хиву. Бросив свои вещи, русские геологи вы-
рвались из окружения враждебных кочевников и, проскакав
62
300 верст почти без остановки, на третьи сутки достигли рос-
сийского укрепления Сырдарьинской линии.
Такие русские путешественники, как Е.П. Ковалевский и
Я.В. Ханыков, оставили квалифицированные описания виденных,
а порой изученных местностей Средней Азии, дорог, рек, горных
хребтов, не потерявшие научной ценности по сей день. Я.В. Ха-
ныков, большой знаток Средней Азии, написал подробную «По-
яснительную записку к карте Аральского моря», а затем на-
правил на имя Императора Николая I рапорт злободневного
содержания: «Настоящее политическое значение Средней Азии
(с точки зрения англо-русского соперничества)». Рапорт изоби-
ловал цифрами, характеризовавшими состояние русской торгов-
ли в ханствах в сравнении с торговлей британской.
Российские предприниматели требовали от правительства со-
действия в организации акционерных обществ, создании опор-
ных пунктов на восточном берегу Каспия, открытия судоходства
на Амударье, обеспечения безопасности русской торговли в хан-
ствах и равных для русских купцов прав с местными торговцами
на рынках Бухары, Коканда и Хивы.
Ради поддержки российской промышленности и торговли
правительство империи пыталось установить с ханствами дипло-
матические отношения и обменяться полномочными предста-
вителями. Как пример можно привести перечень пожеланий
российской стороны к хивинскому хану: 1) не вести против Рос-
сии враждебных действий и не потворствовать им с чьей-либо
стороны; 2) отказаться от претензий на суверенитет над русско-
подданными казахами и туркменами; 3) не допускать укрыва-
тельства мятежников и выдавать их; 4) не препятствовать тран-
зитной караванной торговле; 5) прекратить сбор пошлин на
Сырдарье и уничтожить местные укрепления; 6) не мешать рус-
ским купцам приезжать в ханства и уравнять их в правах с хи-
винцами; 7) предоставить России право свободного судоходства
на Амударье; 8) допустить постоянного агента Российской им-
перии в ханство; 9) уважительно относиться к требованиям это-
го агента; 10) признавать его непременным посредником в раз-
дорах с соседями; 11) без его совета не заключать условий с
какими-либо народами; 12) при смерти в Хиве кого-либо из
русских подданных передавать агенту его имущество; 13) обе-
63
спечить безопасность агента и всех российских и бухарских тор-
говцев".
Это были, так сказать, типовые требования, предъявляемые
на переговорах со всеми среднеазиатскими владетелями. Надо
признать, что пункты 10 и 11 имели в виду отказ ханства от
суверенитета и признание вассальной зависимости от России, но
таковы были реалии времени: британские соперники добивались
того же.
Крымская война стала пунктом решительных перемен в от-
ношениях России с государствами Средней Азии.
Поражение России в европейской войне понизило ее статус
на международной сцене — высокомерные победители переста-
ли считать ее первоклассной державой. Анализируя результаты
Крымской войны, К. Маркс в своем «Конспекте книги Бакунина
«Государственность и анархия» писал: «Итак, для Российской
империи путь в Европу закрыт... Но если закрыт путь северо-
западный, то остаются южный и юго-восточный: Бухара, Персия,
Афганистан, Ост-Индия, наконец, Константинополь»8. Однако
«основоположник» излишне оптимистично оценивал российские
перспективы на азиатском направлении: Афганистан, Констан-
тинополь, тем более Ост-Индия были заблокированы «страш-
ным врагом». Оставалась Средняя Азия.
Экспансия в Среднюю Азию, развитие экономических связей
с другими странами Востока, с точки зрения правящих кругов
России, давали возможность восстановить пошатнувшийся
военно-политический престиж и создать предпосылки для ак-
тивного противодействия основному сопернику — Великобрита-
нии. Тема продвижения в Средней Азии стала почти постоянной
на страницах русской периодической печати, отмечались успехи
и неудачи в экономических связях России с ханствами. Востоко-
вед В.В. Григорьев в 1856 г. писал: «Не Россия торгует с Внутрен-
ней Азией, а Внутренняя Азия торгует с Россией, ибо покупают
и продают товары и в Азии и в Российской империи, как пра-
вило, азиатские торговцы, почему и почти без раздела достаются
и купеческие барыши этой торговли. Причины этого в препят-
ствиях, противопоставляемых торговле русских (и вообще хри-
стианских) купцов общеизвестным неустройством и еще более
правительствами среднеазиатских владений, тогда как наше
64
(правительство. — Е. Г.) покровительствует торговле азиатцев в
России. Пока над Внутренней Азией будут тяготеть теперешние
беспорядки и варварская дикость, естественно порождающие
бедность и апатию, значительное развитие торговли с ней по-
ложительно невозможно...»
Единственный выход для Внутренней Азии Григорьев видел в
переходе ее «под владычество какой-либо христианской держа-
вы, которая бы, водворив там порядок и безопасность, внушала
обитателям Аму и Сыра желание воспользоваться их естествен-
ными средствами к улучшению собственного и соседей их благо-
состояния. Тогда может пойти речь и о торговле России со стра-
нами к юго-востоку от Внутренней Азии; до тех пор, пока эта
последняя будет оставаться тем же, чем она есть, — всякое рас-
суждение об этом будет праздной, совершенно бесплодной бол-
товней»9.
Григорьев был умным человеком, и взгляд его на предмет пу-
бличной дискуссии был трезвым. Свои заметки он писал сразу
по окончании неудачной для России войны, а потому, будучи че-
ловеком государственным (все еще существовала николаевская
цензура к тому же), он осторожно писал о «владычестве какой-
либо христианской державы», имея в виду, конечно, Россию.
Альтернативой могло быть «владычество» Англии, но тогда Рос-
сии в тех краях делать было бы нечего.
Русских фабрикантов интересовали среднеазиатские ханства
как рынки сырья. Крупный текстильный фабрикант А. Шипов
указывал на важное значение хлопчатобумажной промышлен-
ности в экономической жизни России, а также на роль Средней
Азии как потенциального источника сырья. Шипов приводил в
пример Великобританию, начавшую выращивать хлопчатник в
Индии и Австралии, чтобы ослабить зависимость от ввоза аме-
риканского хлопка.
С откровенным призывом решительно действовать в Средней
Азии выступил в печати наместник Кавказа, пленивший, кстати,
Шамиля, князь А.И. Барятинский. Будущий фельдмаршал, человек
близко стоявший к царской фамилии, предложил проложить же-
лезную дорогу между двумя морями — Каспием и Аралом. В свя-
зи с захватом британскими войсками иранского порта Бушир
наместник Кавказа предлагал усилить военную флотилию на Кас-
3 Е.А. Глущенко
65
пийском море, укрепить Бакинский и Петровский порты, занять
какой-либо пункт на восточном берегу Каспия, чтобы открыть
путь к Аральскому морю и таким образом создать предпосылки
для организации судоходства по Сырдарье. В военных кругах Рос-
сии понимали, что Средняя Азия может быть прекрасным плац-
дармом, с которого удобно было угрожать вторжением в Индию.
Идея по своей сути была химерической, практически невыполни-
мой, но для впечатлительных островитян могла бы стать ночным
кошмаром.
Конец 50-х — начало 60-х гг. XIX в. прошли в России под зна-
ком обсуждения не только актуальнейшего крестьянского вопро-
са, но и, может быть, менее значительного для русского общества,
но очень существенного для правительства вопроса среднеазиат-
ского. «Англичанка гадит» — такова была крылатая фраза, пере-
летавшая из газеты в газету. Полемическую активность россий-
ских газет и журналов не могли не заметить на Британских
островах и не могли не понять, что Россия собирается взять ре-
ванш за поражение в Восточной (так в Англии называли Крым-
скую войну) войне. С этого времени начинается англо-русская
гонка за господство в Средней Азии.
Британия улучшила свои отношения с Афганистаном, готовя
его как плацдарм для наступления на Бухару. Оснащенный ан-
глийским оружием афганский эмир Дост-Мухаммед начал за-
воевание бухарских земель на левом берегу Амударьи. В средне-
азиатские ханства систематически засылались английские агенты,
прошедшие школу разведчиков в Индии. Британские агенты пы-
тались поднять против России казахские племена, но успеха не
добились. Планы захвата среднеазиатских рынков обсуждались
в британском парламенте. Так при обсуждении проблемы вес-
ной 1858 г. один из депутатов заявил: «Ничего не может быть
более важного для нашего политического господства, чем раз-
витие нашей торговли со Средней Азией, и ничего нет легче, чем
расширить ее безгранично. Осуществляя это, мы обогатимся
сами и цивилизуем Среднюю Азию...» Вскоре в палате общин
был создан специальный комитет для продвижения английской
торговли в среднеазиатских ханствах»10.
В Петербурге понимали, что необходимо торопиться и идти
в Средней Азии на решительные меры, но мешали разнообраз-
66
ные отвлекающие факторы, хотя бы незавершенная война на
Кавказе. К тому же после поражения в Крыму российское ди-
пломатическое ведомство проявляло сугубую осторожность, опа-
саясь враждебной реакции Европы. Власти на местах, то есть в
Оренбурге и Омске, лучше знавшие обстановку на их южных
границах, подталкивали центр к принятию радикальных мер.
В 1858 г. командир Оренбургского корпуса и оренбургский
генерал-губернатор А.А. Катенин настаивал на проведении «твер-
дой политики». Совершив инспекционную поездку по Оренбург-
ской (Сырдарьинской) линии укреплений, он направил в Петер-
бург множество документов, из которых в Главном штабе
составили «Извлечение». Катенин подчеркивал слабость полити-
ческого влияния Российской империи в среднеазиатских хан-
ствах, наглядно проявлявшуюся при переговорах в Хиве. «Не
только путешественники, но даже торговцы наши не могут по-
казаться в эти владения, не опасаясь насилия и даже смерти;
самые справедливые требования наши принимаются с грубостью
и высокомерием», — писал он11.
Катенин настаивал на соединении Сырдарьинской и Сибир-
ской линий, создании Каспийско-Аральской флотилии (точнее,
двух флотилий), захвате кокандских крепостей Джулека, Яны-
Кургана, Туркестана и Ташкента — «средоточие всей торговли
Средней Азии» (с Кокандским ханством отношения были почти
постоянно враждебные). Затем он рассчитывал подчинить и Бу-
харское ханство. Для этого он намечал два пути: военный (на-
ступление русских войск из Ташкента на Бухару) и экономиче-
ский (полное прекращение русской торговли с ханством). Все
расходы окупятся полученными преимуществами. Предложения
Катенина основывались на исследованиях и выводах специаль-
ной комиссии, созданной им в Оренбурге.
В Петербурге были одобрены лишь некоторые из предложе-
ний Катенина, такие как усиление Аральской флотилии и по-
стройки лишь одного нового укрепления. Наступательные дей-
ствия в отношении Кокандского ханства были отвергнуты. Россия
была не готова к военным походам за тысячи верст от европей-
ской части, в степях и пустынях, тем более что назревал кон-
фликт между Францией и Австрией, могущий обернуться новой
европейской войной. Однако власти Оренбурга продолжали ве-
67
сти исследовательские и разведывательные мероприятия. Точно
такие же мероприятия и практически в тех же местах прово-
дили англичане.
В течение 1861—1863 гг. в околоправительственных кругах при
постоянном понуждении со стороны менявшихся Оренбургского
и Сибирского генерал-губернаторов обсуждался вопрос о наступ-
лении в глубь Среднеазиатского региона. В 1861 г. военным ми-
нистром был назначен Д.А. Милютин. В отличие от своего пред-
шественника Сухозанета Милютин был энергичным человеком, к
тому же хорошо знавшим нужды развивающейся промышлен-
ности России. При Милютине Военное министерство более на-
стойчиво проводило собственную линию в решении государст-
венных дел. Военные круги все более склонялись к завоеванию
среднеазиатских ханств, тогда как Министерство иностранных дел
предпочитало добиваться предоставления Российской империи
политических и экономических привилегий в регионе при по-
мощи дипломатических переговоров. А военные уже нацелились
на Туркестан и Ташкент.
Готовясь к наступательным действиям, российское правитель-
ство учитывало внутреннюю обстановку в Кокандском ханстве,
где обострялась межфеодальная и межплеменная борьба. Воз-
мущенные новым налогообложением кочевники-казахи осадили
Ташкент, в Ферганской долине восстало племя кипчаков. Хан
Худояр был вынужден бежать в Маргилан.
В конце 1862 г. обстановка в Средней Азии серьезно беспо-
коила российское правительство. Стало известно, что англичане
произвели необходимые приготовления к открытию судоходства
по Амударье. Милютин по этому поводу писал: «Мы должны во
что бы то ни стало противодействовать этому покушению». Пра-
вительственная машина прибавляла обороты.
Помогли все те же англичане. В связи с восстанием 1863 г. в
Польше во французской и британской печати началась долго-
временная, настойчивая кампания против России. Как всегда это
бывало, инициаторы русофобской кампании добились результа-
тов, противоположных ожидаемым: нерешительный и нево-
инственный Император Александр II принял сторону своих ре-
шительных советников из военного ведомства. Д.А. Милютин
подготовил доклад о наступательных действиях в Средней Азии,
68
20 декабря 1863 г. этот доклад был утвержден царем и стал про-
граммой действий в Средней Азии.
Императорский указ от 20 декабря 1863 г. знаменовал начало
нового этапа во внешней политике России в Средней Азии. К кон-
цу 1863 г. фактически был завершен период разведывательных
экспедиций, дипломатических переговоров, случайных военных
походов против того или иного города, той или иной среднеази-
атской крепости. В 1864 г. началось планомерное проникновение
российских войск в сердце Средней Азии. К 1864 г. ближайшей
целью военных было занятие линии Сузак—Аулие-Ата, а конеч-
ной и важнейшей целью — включение в состав Российской импе-
рии Ташкента и Туркестана, заключение выгодных договоров с
правителями среднеазиатских ханств и укрепление в них россий-
ского влияния.
Примечания
1 Виршфельд. Военно-статистическое описание Хивинского оазиса.
Тифлис, 1902 // История Средней Азии. М., 2003. С. 110.
2 Энгельс Ф. Действительно спорный пункт в Турции // Маркс К.,
Энгельс Ф. Соч. Т. 9. Изд. 2. С. 12—13.
3 См.: Соколов Ю.А. Ташкент, ташкентцы и Россия. Ташкент, 1965.
С. 130.
4 См: Халфин Н.А. Россия и ханства Средней Азии. М, 1974. С. 280—281.
5 Вестник промышленности. 1859. Т. 1. № 2.
6 Цит. по: Халфин Н.А. Россия и ханства... С. 206.
7 См.: Там же. С. 290.
8 Маркс К. и Энгельс Ф. Соч. Т. 18. Изд. 2. С. 600.
9 Тригорьев В. В. Разбор сочинения «Очерки торговли России с Средней
Азией» П. Небольсина. Отчет о XXV присуждении Демидовских наград.
СПб., 1856. С. 178-181.
10 Цит. по: Халфин Н.А. Присоединение Средней Азии к России. М.,
1965. С. 80.
11 РГВИА. Ф. 38. Оп. 31/287. Св. 886. Д 4а. Л. 168-208.
ВЗЯТИЕ ТАШКЕНТА
Колониальные империи создавались отнюдь не по каким-
либо заранее продуманным и хорошо просчитанным планам —
таких планов не имели не только умом непостижимая Россия,
но и рассудочный Запад. Так было в древнеримские времена, и
69
точно так же в XIX в., весьма просвещенном и рациональном.
Имперские границы в Новое время раздвигали те конкистадоры,
что находились вблизи этих границ, причем чаще всего без со-
изволения центральных властей; более того, власти, хорошо знав-
шие и свое международное положение, и свое финансовое со-
стояние, категорически не желали расширения имперской
территории, однако бывали вынужденными принимать терри-
ториальные приращения.
Самым своевольным, самым неподконтрольным российским
конкистадором был Михаил Григорьевич Черняев. Среди главных
строителей поздней Российской империи он был самой неодно-
значной, самой противоречивой и, пожалуй, самой одиозной фи-
гурой. Известный военный публицист А.Е. Снесарев писал так:
«Разницы между Ермаком и Черняевым нет никакой. Как и в бо-
лее ранние времена, правительство принимало или очень слабое,
или очень запоздалое участие в событиях... Немалую роль в каче-
стве повода (колониальной экспансии. — Е. Г.) играло честолюбие
Черняевых, Скобелевых и т. п.»1. Во второй половине XIX в. на про-
сторах Средней Азии Михаил Григорьевич Черняев возродил тра-
диции лихих новгородских ушкуйников и казацкой вольницы
XVI—XVII вв. В одном из писем своему единомышленнику (на
этот раз то был фельдмаршал А.И. Барятинский) М.Г. Черняев пи-
сал: «Замечательный факт в истории распространения нашего вла-
дычества... что все наше движение от Урала и Иртыша до под-
ножия Гималаев и Тянь-Шаня сделано по инициативе местных
ведомств при хроническом противодействии центрального пра-
вительства»2. То было правдой, но лишь отчасти.
На долю М.Г. Черняева выпало начать и завершить героиче-
ский период (около двух десятилетий) завоевания и освоения
Русского Туркестана. Самым же главным делом его жизни было
взятие штурмом с очень небольшими силами самого большого
города Средней Азии Ташкента, ставшего столицей Русского
Туркестана. Это случилось в 1865 г., когда Михаилу Григорьеви-
чу было 37 лет. То была его самая большая и последняя победа,
хотя он еще долго вел активную и очень разнообразную жизнь.
Но по порядку.
Хотя торговля Руси — России с ханствами Средней Азии ве-
лась с незапамятных времен, этот регион до середины XIX в.
70
привлекал лишь очень незначительное внимание российского
правительства — русская внешняя политика, военная экспансия
в том числе, была ориентирована главным образом на запад, юг,
восток, но не на юго-восток. Все границы Российской империи,
кроме среднеазиатских, всегда бывали делимитированы, только
на огромных просторах казахских степей государственная гра-
ница была весьма условной и определялась «не иначе как ум-
ственной линией, которой направление будет описано самым
неопределенным образом», как сообщал А. Левшин в своем со-
чинении «Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд
и степей»3.
Отсутствие четко обозначенной границы везде и всегда бы-
вало причиной территориальных споров и вооруженных столк-
новений, не могла быть исключением пограничная неопре-
деленность между Российской империей и среднеазиатскими
ханствами, задержавшимися в своем развитии по крайней мере
на полтысячи лет.
«Пользуясь отсутствием определенной охраняемой грани-
цы, — свидетельствует самый авторитетный советский исследо-
ватель вопроса Н.А. Халфин, — кокандские отряды вторгались в
кочевья этих племен, собирали с них дань, отбирали скот, под-
стрекали к выступлениям против Российской империи. Царские
войска в свою очередь предпринимали эпизодические походы
против кокандских укреплений, разрушали их и возвращались
снова на свои базы — укрепление Верное и форт Перовский»4.
Судя по всему, кокандское «руководство» уверовало, что Рос-
сия в своем технико-экономическом развитии недалеко ушла от
Коканда, тем более что до Коканда не могла не дойти информа-
ция о поражении России в Крымской войне, прежде всего от
Турции — одной из участниц антироссийской коалиции. Такое
убеждение наверняка владело умами тех, кто принимал в Ко-
канде ответственные решения, о чем говорит авторитетное за-
ключение знатока проблемы: «Регулярной армии в Коканде не
существует... Артиллерия у кокандцев есть; но она так дурна, что
едва ли можно назвать ее этим именем»5.
Кокандских правителей и военачальников искушала также,
видимо, малочисленность русских войск, размещенных в фортах
укрепленных линий, и вместе с тем вдохновляла многочислен-
71
ность своего воинства. Существовал еще один фактор, ослабляв-
ший среднеазиатские ханства в их противостоянии России:
непрекращавшиеся междоусобицы. Причем мусульманские вла-
детели, считавшиеся хранителями истинной веры, уничтожали и
разоряли правоверных мусульман в завоеванных городах и киш-
лаках, как если бы те были неверными. Неоправданная жесто-
кость по отношению к врагам-единоверцам была характерной
чертой вооруженных столкновений между ханствами.
Крымское поражение имело многочисленные и разнообраз-
ные последствия для российского общества; одно из них — горь-
кое разочарование в просвещенной Европе, еще недавно бывшей
такой близкой сердцу всякого цивилизованного россиянина.
Объединившись с извечным врагом России Османской импери-
ей, великие европейские державы не только предали русских
европейцев, но и указали России ее место в мире, которое они
же ей отвели. Русское общество находилось в шоке и пыталось
переосмыслить свое отношение к Западу. «Не в Европе будущее
России: к Азии должна она обратить свои взоры, — утверждал
генерал-майор Генерального штаба И.Ф. Бларамберг в январе
1856 г. — Блистательное развитие (особенно в последние 30 лет)
и постоянное с году на год увеличение числа отечественных фа-
брик и мануфактур, потребляющих наши же сырые произведе-
ния, требуют новых путей сбыту; а так как европейские рынки
заперты для мануфактурных произведений России соперниче-
ством всех государств этой части света, то она поневоле должна
обратиться для продажи своих произведений к обширным стра-
нам Азии»6. Эту идею разделяли в то время многие крупные
правительственные чиновники, ученые, промышленники и пу-
блицисты. Можно назвать имена Ю.А. Гагемейстера, Ф.Г. Терне-
ра, А. Шипова, И.Н. Березина, П.И. Небольсина и др. Все авторы
исходили (чаще молчаливо) из положения: «В Европе нас не
ждут».
Русофобия, генерируемая дипломатами Великобритании, во
второй половине XIX в. стала чуть ли не европейской идеологией,
что позволило Ф.М. Достоевскому сделать заключение: «Европа
нас готова хвалить, по головке гладить, но своими нас не при-
знает, презирает нас втайне и явно, считает низшими себя как
людей, как породу, а иногда так мерзим мы им, мерзим вовсе,
72
особенно когда им на шею бросаемся с братскими поцелуями...
С стремлением в Азию у нас возродится подъем духа и сил...»7
В России, однако, отдавали себе отчет, что, во-первых, в Азии
тоже никто не стоит в ожидании русских, широко распахнув
объятия, а во-вторых, в условиях бесконечного ханского произ-
вола и насилия, в которых привыкли существовать местные жи-
тели, не может быть речи о выгодной и безопасной торговле в
Бухарском, Хивинском и Кокандском ханствах. Поэтому делался
вывод (его сформулировал востоковед В.В. Григорьев) о необхо-
димости перехода Средней Азии «под владычество какой-либо
христианской державы, которая бы, водворив там порядок и
безопасность, внушила обитателям Аму и Сыра желание вос-
пользоваться их естественными средствами к улучшению соб-
ственного и соседей их благосостояния. Тогда может пойти речь
и о торговле России со странами к юго-востоку от Внутренней
Азии, — до тех пор, т. е. пока эта последняя будет оставаться тем
же, что она есть, — всякое рассуждение об этом будет праздной,
совершенно бесплодной болтовней»8.
В российской печати обсуждались также возможности выра-
щивать в Средней Азии в промышленных масштабах хлопчатник,
чтобы ослабить зависимость российской текстильной промыш-
ленности от ввоза американского хлопка. Это было заманчиво.
Итак, к концу 50-х гг. XIX в. в российском обществе устоялось
единое мнение: Средняя Азия — выгодный и перспективный ры-
нок сбыта для русских товаров и источник сырья, важный для
наиболее развитой отрасли промышленности — текстильной.
Оставалось найти наиболее эффективные способы подчинения и
освоения обширного края.
Первым еще в 1856 г. предложил свой проект проникновения
в регион наместник Кавказа, завершивший полувековую кавказ-
скую войну, князь А.И. Барятинский. Князь предлагал построить
железную дорогу от восточного берега Каспия через Устюрт к
Аральскому морю. То был чрезвычайно смелый проект, если
учесть, что в России первая протяженная «чугунка» между Мо-
сквой и Петербургом появилась в 1851 г. ив связи с Крымской
войной дальнейшее железнодорожное строительство застопори-
лось. Большого опыта российские строители пока еще не имели,
а тут предстояло класть рельсы через пески.
73
Барятинский приводил различные доводы в пользу своего про-
екта, в числе которых был и такой: «Россия, пользуясь одними
преимуществами, дарованными ей природой, беспрепятственно
упрочила бы свое влияние на местах, недоступных другим евро-
пейским державам, но предлагающих ей новые источники богат-
ства и силы»9.
Император Александр II признал предложения Барятинского
«весьма важными и полезными» и распорядился рассмотреть их
в Особом комитете. Рассмотрение состоялось 27 января 1857 г.
Самым активным оппонентом оказался министр иностранных
дел князь А.М. Горчаков, который категорически возражал про-
тив каких-либо активных действий на восточном побережье
Каспия из опасения возбудить неудовольствие Англии и спрово-
цировать ее на ответную силовую акцию.
В то же время с похожими предложениями обращался к
Царю герой Севастопольской обороны генерал С.А. Хрулев. Он
предлагал создать торговые фактории в городе Туркестане, на
восточном берегу Каспия и на границах Хивинского ханства, соз-
дать постоянное пароходство на Каспийском море и даже начать
прокладку железнодорожного пути в направлении Хивы. Этот
проект постигла та же участь — отложили до лучших времен.
Барятинский продолжал настаивать на своем и в конце кон-
цов добился снаряжения нескольких экспедиций. В 1858 г. в
Иран, ханства Средней Азии и Кашгар отправились миссии
Н.В. Ханыкова, Н.П. Игнатьева и Г.Г. Валиханова. Оформлены эти
миссии были по-разному: Н.В. Ханыков возглавил научную экс-
педицию; полковник Игнатьев — официальное дипломатическое
посольство, а поручик Валиханов (казах) отправился под видом
мусульманского купца.
Самой важной была миссия в Хиву и Бухару; о важности гово-
рил факт назначения ее главой Николая Павловича Игнатьева,
сына петербургского генерал-губернатора, графа*, флигель-адъ-
ютанта, недавнего военного агента в Лондоне, то есть человека не
только близкого ко двору, но и хорошо известного Императору.
Несмотря на молодость — 26 лет, Игнатьев прекрасно ориенти-
ровался в международной обстановке, а находясь в Лондоне, «вни-
* Графский титул был пожалован П.Н. Игнатьеву и его потомству в 1877 г.
74
мательно, — по его словам, — наблюдал за событиями в Азии и
деятельностью там английских агентов»10. Тем и объяснялся выбор
этого молодого дипломата в качестве главы миссии. В записке на
имя министра иностранных дел Игнатьев-младший излагал свое
понимание ситуации: «В случае разрыва с Англией только в Азии
сможем мы вступить в борьбу с нею с некоторой вероятностью
успеха и повредить существованию Турции. В мирное время за-
труднения, порожденные Англией в Азии, и увеличение значения
нашего в странах, отделяющих Россию от британских владений,
послужат самым лучшим ручательством сохранения мира с Ан-
глией...», «Азия — единственное поприще, оставленное для нашей
торговой деятельности и развития нашей промышленности, слиш-
ком слабых, чтобы войти в успешное состязание с Англией, Фран-
цией, Бельгией, Америкой и другими государствами»11. И то было
не единичное, но весьма распространенное мнение.
В инструкции, полученной Игнатьевым от Министерства ино-
странных дел, ставились три главные задачи: 1) изучить ситуацию
в Средней Азии; 2) упрочить влияние России в ханствах Хивин-
ском и Бухарском, дабы улучшить условия в них русской торгов-
ли; 3) уничтожить влияние англичан. «Открытие судоходства
по этой реке (Амударье. — Е. Г.), — говорилось в инструкции, —
составляет важнейшее из всех поручаемых вам дел. О достиже-
нии его вы будете стараться всеми возможными средствами».
Одним из таких средств был весьма громоздкий, но впечатля-
ющий подарок — большой орган. Крупногабаритному подарку
отводилась особая и очень важная роль — ему полагалось стать
оправданием направления в верховья Амударьи судов (парохода
в том числе) Аральской флотилии, на одном из которых только
и можно было перевести орган. Флотилия и ее командир капи-
тан 1-го ранга А.И. Бутаков поступали в распоряжение руково-
дителя миссии. Получив разрешение от хана, русские суда долж-
ны были подняться как можно выше по течению Амударьи для
детального исследования судоходности реки. Если бы вопрос о
русском судоходстве удалось решить положительно, Игнатьеву
разрешалось не настаивать на уменьшении пошлины с русских
товаров вдвое (с 10 до 5 процентов).
В Хиве миссия Игнатьева успеха не добилась, и прежде всего
в главном пункте — хивинцы наотрез отказались пропустить суда
75
флотилии выше по реке. Бутакову и командиру конвоя Черняеву
удалось дойти до города Кунграда, детально изучив дельту Аму-
дарьи; была составлена превосходная карта. «Пароход пытался
пройти в различные устья, — писал Игнатьев в Петербург, — и
наделал тревогу выстрелами и изысканиями, и с 22 по 29 июня
не мог войти, так что я вынужден согласиться на настойчивые
просьбы хана хивинского перегрузить подарок на хивинские
барки...»12
Переговоры тянулись долго, и чем больше проходило дней,
тем меньше оставалось надежды на их благополучное заверше-
ние. «Наша жизнь в Хиве незавидна, — писал в письме домой
один из членов посольства, — подозревают во всем, хватают на-
ших почтарей и трактата не подписывают. Мы каждый день по-
лучаем сведения, что на ханских советах трактуют, как бы от нас
отделаться: одни предлагают отравить, другие — поджечь, а тре-
тьи, чтобы снять ответственность с хана, советуют нанять шайку
туркмен, которая передушила бы нас где-нибудь по дороге из
Хивы13.
Последняя угроза — «нанять шайку туркмен» — была более
чем реальна. Нравы туркмен описывает в своем походном днев-
нике участник второй (1859) экспедиции Бутакова подполков-
ник Черняев: «Во время поездки нашей в Кунград туркмены,
подъезжавшие рано утром к пароходу и отправившись на до-
бычу за хивинцами, возвратились, отбив восемь человек пленных
своих, и поднесли капитану Бутакову голову, говоря, что Маго-
мет-Фаны (правитель Кунграда. — Е. Г.) платит им за голову
40 рублей серебром, а они слышали, что русские платят вдвое
дороже. Голову эту они сняли со старухи и, чтобы сделать ее по-
хожей на мужскую бритую, повыдергали волосы. Им отвечали,
что русские за головы ничего не дают. Они с неудовольствием
отправились к Магомету-Фаны»14.
Судя по записям в его дневнике, недавно прибывший в край
М.Г. Черняев был поражен безоговорочной ориентацией своих
собеседников на криминальный образ существования: «Когда
капитан Бутаков сказал, что русское правительство настаивает
на этом (не грабить хивинские караваны, направляющиеся в
Россию. — Е. Г.), потому что в этом деле замешаны выгоды рус-
ских, тогда они отвечали следующее: хорошо, мы будем про-
76
пускать караваны в Россию и грабить их на возвратном пути в
Хиву»15.
Полковник Игнатьев ни с чем покинул Хиву и уже через ме-
сяц, в конце сентября, добрался до Бухары. Здесь он встретил
такое же настороженное отношение к России, нежелание эми-
ра идти на уступки и брать на себя какие-либо определенные
обязательства; к тому же выяснилось, что, как и в Хиве, эмир
не в состоянии контролировать своих вассалов. Практически все
члены посольства пришли к единому мнению, что иметь нор-
мальные дипломатические отношения со среднеазиатскими
ханствами невозможно: правящая элита не имеет никакого
представления о международном праве и не привыкла соблю-
дать договоренности.
В декабре 1858 г. после семимесячного отсутствия миссия
Игнатьева вернулась в Оренбург. Оценивая итоги своего посоль-
ства, Игнатьев писал: «Главнейший и существеннейший резуль-
тат посылки нашего агента в Среднюю Азию в 1858 г. заключа-
ется в том, что рассеялся туман, заслонявший ханства от глаз
русского правительства, которое наконец прозрело и узнало на-
стоящую цену «дипломатических сношений» с хивинскими хан-
ствами и Бухарой»16. «Вывод был однозначный: «На трактаты
полагаться нечего», необходимо «физическое воздействие» на
хивинское правительство, «рано или поздно нам придется занять
устье Амударьи, построить там укрепление для обеспечения пла-
вания наших судов»17. Как бы продолжая эту мысль, Черняев в
своем отчете писал: «Средства для этого у нас есть. Затем разве
мы пришли сюда, чтобы здесь комфортабельно устраиваться и
заводить хозяйство, — для этого у нас много земли в России и
более к тому удобной. Нам нужен этот край для распростране-
ния нашего влияния на Среднюю Азию...»18
В этом пассаже виден автор: человек и деятельный, и нетерпе-
ливый, и имперски мыслящий. Как и Игнатьева, его вдохновлял
пример Великобритании, которая, не стесняясь и не оглядываясь
на соседей по «европейскому дому», энергично расширяла свою
экспансию на Востоке.
С Игнатьевым и Черняевым соглашались многие влиятельные
люди. Испытавшие на себе «путевые стеснения», то есть разбой-
ные нападения на караваны, и «прижимки в городах», русские
77
купцы очень низко оценивали фиксированные на бумаге соглаше-
ния с среднеазиатскими ханами19. На проведении «твердой по-
литики» настаивал оренбургский генерал-губернатор А.А. Кате-
нин. Проведя в 1858 г. инспекционную поездку по вверенному
краю, начальник края направил в Петербург несколько обширных
донесений, в которых отмечал: «Не только путешественники, но
даже торговцы наши не могут показаться в эти владения, не опа-
саясь насилия и даже смерти; самые справедливые требования
наши принимаются с грубостью и высокомерием»20.
Катенин, как подобало большому, облеченному доверием Го-
сударя начальнику, собрал специальную комиссию для выработ-
ки внешнеполитической программы. Дело в том, что губернато-
ры (они были генерал-губернаторами, то есть имеющими особые
полномочия) приграничных губерний обладали расширенными
правами, в том числе правом сношения с сопредельными госу-
дарствами. В состав комиссии были включены начальник штаба
войск Оренбургского военного округа генерал А.Л. Данзас, пред-
седатель Оренбургской пограничной комиссии В.В. Григорьев,
начальник Аральской флотилии А.И. Бутаков, участники посоль-
ства Н.П. Игнатьев, Н.Г. Залесов и М.Н. Галкин, а также подпол-
ковник М.Г. Черняев, бывший в то время начальником штаба
Сырдарьинской линии.
Комиссия, учитывая ее состав, высказалась однозначно за на-
ступательную политику в отношении среднеазиатских ханств.
Практически все участники оренбургского совещания сошлись
в необходимости овладеть Ташкентом, что позволило бы контро-
лировать не только важнейший перекресток азиатских торговых
путей, но и обширный плодородный оазис среди степей и пу-
стынь. Надо признать, что необходимость захвата Ташкента и
прилегающих сельскохозяйственных районов была осознана на-
много ранее российскими политиками и промышленниками.
Предложения Катенина и результаты миссии Н.П. Игнатьева
обсуждались в Петербурге в начале января 1859 г. на «совеща-
тельном заседании», в котором участвовали министр иностран-
ных дел князь А.М. Горчаков, военный министр Н.О. Сухозанет,
министр финансов А.Ф. Княжевич, оренбургский и западноси-
бирский губернаторы А.А. Катенин и Г.Ф. Гасфорд, а также дру-
гие видные государственные деятели империи. Наступательные
78
предложения оренбургских «ястребов» были отвергнуты на том
основании, что «правительство в настоящее время не имеет в
виду завоевательных действий для этой части Азии». Отказ от
наступательных действий был мотивирован назревшей европей-
ской войной Франции и Сардинии против Австро-Венгрии, в
которую могла быть втянута Россия. Кроме того, военные силы
страны все еще отвлекал Кавказ.
В конце 1859 г. стало ясно, что серьезные походы против ко-
кандцев, хивинцев и бухарцев откладываются на неопределенное
время, а потому (не только поэтому) М.Г. Черняев принял реше-
ние покинуть Среднюю Азию.
На подступах к славе
М.Г. Черняев был воистину рожден для службы ратной, он
был, что называется, военной косточкой — потомственным во-
енным. Род Черняевых не был ни знатен, ни знаменит — только
в 1783 г. Императрица Екатерина II пожаловала потомственное
дворянство деду Михаила Григорьевича Никите Исаевичу Чер-
няеву, так что отец покорителя Ташкента Григорий Никитич
родился в 1788 г. уже потомственным дворянином. Ему довелось
вместе с армией пройти всю кампанию 1812—1814 гг., участво-
вать в крупных сражениях, в Бородинском в том числе, быть
раненым и награжденным. В 1818 г. русский комендант малень-
кого городка Le Quesnoy (Ле-Кеснуа) на севере Франции майор
Новоингерманландского полка Г.Н. Черняев взял в жены дочь
мэра города девицу Эсфирь-Шарлоту Лекюие рождения 1798 г.
Молодые женились по любви, прожили в браке 50 лет и имели
18 детей, из которых девять умерли в младенчестве. Одним из
девяти выживших был хрупкий и болезненный сын Михаил,
появившийся на свет 22 октября 1828 г.
Он был способным учеником, с хорошей памятью, прекрасно
выучил латынь и греческий и даже в пожилом возрасте на па-
мять цитировал Цицерона большими отрывками. Почитателям
классического образования он остался на всю жизнь. При этом,
естественно, он прекрасно говорил по-французски; это был его
второй родной язык.
79
Сын и внук русских офицеров, он тоже хотел стать офицером,
хотя и не отличался физической крепостью. Того же хотел отец.
Григорий Никитич брал сыновей на встречи ветеранов Бородин-
ской битвы, где они не только знакомились с легендарными ге-
роями, но и проникались гордостью за свое отечество. На этих
встречах закладывались основы их патриотических убеждений.
Когда Мише исполнилось 12 лет, Григорий Никитич Черняев
определил его в Дворянский полк, то есть в кадетский корпус,
находившийся в Петербурге, основанный в 1807 г. Во времена
Императора Николая I в этом сословном учебном заведении
поддерживалась исключительно суровая дисциплина.
Пришло время выпускных экзаменов, которые кадет Черня-
ев сдал отлично и получил право выбирать часть для прохожде-
ния службы. Он выбрал лейб-гвардии Павловский полк.
Уже в 1849 г., будучи 20 лет от роду, М.Г. Черняев был принят
в Академию Генерального штаба, которая тогда не пользовалась
популярностью в офицерской среде — прием в тот год составил
всего 13 человек. С 1845 г. в академии преподавал военную гео-
графию и статистику профессор ДА. Милютин. Черняеву пред-
меты и манера преподавания будущего военного министра ка-
зались скучными; за годы учебы в академии (курс был рассчитан
на два года) у М.Г. Черняева сложилось отрицательное мнение
об этом самом ярком и эффективном государственном деятеле
эпохи Великих реформ. Сам же Милютин считал поручика Чер-
няева одним из самых способных своих слушателей.
В аудиториях академии Михаил Григорьевич познакомился и
сдружился с людьми, которые много помогали ему впослед-
ствии, — Н.П. Игнатьевым и В.А. Полторацким.
В Крымской войне штабс-капитан Генерального штаба Ми-
хаил Черняев участвует в должности порученца героев Крымской
кампании генерала Хрулева и адмирала Истомина в течение
долгой, изнурительной обороны Севастополя. Ему приходится
писать донесения на Высочайшее имя, на одном из которых Им-
ператор Николай I начертал: «Заметить этого молодого офице-
ра». Его дочь и биограф А.М. Черняева в начале XX в. писала:
«М.Г. Черняев с удовольствием любил вспоминать об этом факте
и до конца дней своих сохранил искреннее поклонение велича-
вому образу Государя Николая Павловича»21.
80
Если отец его Григорий Никитич гордился всю жизнь тем, что
был участником Бородинского сражения, то сын имел не мень-
ше оснований для гордости, поскольку восемь месяцев находил-
ся в самом центре Севастопольской эпопеи. «Бойня на Мала-
ховом кургане, — вспоминал М.Г. Черняев, — была страшная.
Однажды во время обеда шальная бомба упала посреди нас и
разнесла все деревянные переборки в башне. Однако я был очень
счастлив, так как за все время осады отделался легкой контузией
камнем от разрыва бомбы (отчего впоследствии жестоко стра-
дал. — Е. Г.)... Пробыв на Малаховом кургане восемь месяцев, я
получил Владимира 4-й степени и золотую саблю.
Малахов курган был взят в 11 часов утра, когда войска обе-
дали.
На мою долю пришлось ночью отводить войска с бастионов
и траншей. Шепелев, присланный к нам вместо Хрулева, пол-
ковник Генерального штаба Козлянинов, присланный также
кн. Горчаковым, и я переправились из Севастополя последними,
когда войск там не оставалось ни одного человека. Мосты были
разобраны, и мы переправлялись на лодках»22.
Такой богатейший боевой опыт, как участие в обороне Сева-
стополя, сопряженное с каждодневным смертельным риском,
почти для любого, даже военного человека был бы более чем до-
статочным на всю оставшуюся жизнь. Повторять снова и снова
встречи со смертью охотников немного — Михаил Черняев был
из этого меньшинства. Поскучав около двух лет на посту началь-
ника штаба пехотной дивизии, дислоцированной в Польше, под-
полковник Черняев исхлопотал перевод в Оренбург, то есть в ка-
захские степи, где предвиделись военные действия. Весной 1858 г.
он стал начальником штаба Сырдарьинской пограничной линии.
Оказавшись в Средней Азии первый раз, успел по-настоящему
он только в двух предприятиях: исследовал дельту Амударьи и
по принципиальному вопросу поссорился с начальником Сыр-
дарьинской линии укреплений генерал-майором А.Л. Данзасом.
Конфликт возник из-за степного разбойника Досчана.
Одним из его «подвигов» был захват известного русского уче-
ного Северцова, который охотился в степи вместе с несколькими
81
спутниками. Северцова изранили, двумя ударами саблей ему пы-
тались отрубить голову, но потом расчетливый разбойник решил
взять за него выкуп23. В конце концов Северцов попал к своим,
а Досчану и его «подельникам» от имени генерал-губернатора
Оренбургского края А.А. Катенина была объявлена амнистия.
Досчан доверился российским властям, сдался вместе с семьей-
бандой, но был арестован по приказанию А.Л. Данзаса и предан
военно-полевому суду. Суд приговорил Досчана к расстрелу.
Черняев вступился за доверчивого разбойника — написал Дан-
засу несколько писем с просьбой отменить приговор суда, но Дан-
заса эти письма раздражали, тем более что между двумя офице-
рами отношения уже были испорчены, о чем говорит хотя бы
такая записка командира Сырдарьинской линии к своему началь-
нику штаба: «Милостивый государь, Михаил Григорьевич, покор-
нейше прошу доставить Ваше мнение о порте в Сыры-Чаганаке.
Если Вы опасаетесь, что исследования Ваши я присвою себе, то не
угодно ли будет составить отдельную записку, которую я отправ-
лю в дополнение к моему рапорту об этом предмете»24.
Отношения между начальником и подчиненным испортились
давно, поэтому заступничество Черняева за степного разбойника
было встречено Данзасом с раздражением, хотя аргументы Чер-
няева звучали и веско, и убедительно: «Не одно сострадание, —
писал Михаил Григорьевич, — заставляет меня говорить в поль-
зу преступника, со всей семьей своей добровольно отдавшегося
на великодушие русских властей, но и убеждение, что казнь его
несовместима с достоинством нашего правительства и поведет к
утрате доверия к нашим воззваниям, подобно тому как утрати-
лась всякая вера к нашим угрозам»25.
Данзас ответил Черняеву резко и приказал ему уехать в Орен-
бург, то есть отставил от должности, а приговор военно-полевого
суда был приведен в исполнение. Генерал-губернатор Катенин
поддержал начальника Сырдарьинской линии, к тому же ему
был несимпатичен неуживчивый и несговорчивый офицер. С по-
мощью петербургских друзей Н.П. Игнатьева и В.А. Полторац-
кого Черняеву удалось получить перевод на Кавказ, куда он от-
был в декабре 1859 г.
На Кавказе М.Г. Черняев прослужил около двух лет. Здесь он
(вопреки своему обыкновению) сблизился со своим начальником
82
князем Барятинским. У этих двоих людей обнаружилась общ-
ность взглядов на многие проблемы развития России. В общении
с Барятинским и служившим там же военным историком и пу-
блицистом Р.А. Фадеевым формировалось мировоззрение Ми-
хаила Григорьевича. Под их влиянием он сделался убежденным
славянофилом; в общении с этими незаурядными людьми сло-
жились его взгляды на военное искусство, армию, военную служ-
бу и военную реформу.
В 1861 г. военное ведомство возглавил новый министр
Д.А. Милютин, призванный на эту должность именно для того,
чтобы реформировать армию, потерпевшую поражение в Крыму.
С этого времени различные варианты реформы обсуждались в
армейских кругах. «С отличием пройдя всю умственную муштру
высшего военно-учебного заведения, — писала его дочь, изучив
теорию военного искусства в Академии Генерального штаба, —
Михаил Григорьевич, столкнувшись с боевой действительностью
на полях Молдавии и Валахии во время кампании 1853 г., убе-
дился, насколько теория расходится с практикой. Не колеблясь,
он вскоре отбросил весь этот, по его выражению, ненужный
хлам и впоследствии слову «академический» придавал значение
нарицательное, обозначая этим термином теорию, противореча-
щую и расходящуюся с практикой»26.
Пока Михаил Григорьевич совершенствовал свою антирефор-
маторскую систему взглядов на Кавказе, в Петербурге, Оренбур-
ге и Омске, вызревала идея решительных действий в Средней
Азии. Инициатива исходила из Оренбурга и Омска. Западноси-
бирский генерал-губернатор Г.Х. Гасфорд сообщал правительству
о намеченном им походе в верховья реки Чу и подготовке к за-
хвату Пишпека. В письме военному министру оренбургский
генерал-губернатор Катенин снова предлагал соединить Орен-
бургскую и Сибирскую линии южнее Ташкента, завоевать этот
город и включить его в состав Российской империи, занять дель-
ту Амударьи и юго-восточное побережье Каспийского моря,
чтобы создать укрепление в Красноводском заливе. (В течение
последующих десяти лет все это будет сделано.) Петербург пока
еще не был готов к таким действиям.
После смерти АЛ. Катенина в должность оренбургского гене-
рал-губернатора и командира корпуса вступил А.П. Безак — че-
83
ловек маленького роста, носивший тщательно расчесанный па-
рик, то есть явно с комплексами. Разобравшись в обстановке,
Безак в 1861 г. направил в Петербург большую записку с пред-
ложением как можно скорее захватить Ташкент, поскольку на
него и другие города и области Средней Азии покушаются ан-
гличане.
Оренбургский генерал-губернатор упорно бил в одну точку:
«...к городу, находящемуся в 150 верстах от Коканда, сходятся
все торговые пути из Бухары, Китая и России... Владея Ташкен-
том, мы получим не только решительное преобладание над хан-
ством Кокандским, но усилим наше влияние и на Бухару, что
разовьет нашу торговлю с этими странами»27.
Доводы были убедительными, угроза английского преоблада-
ния в регионе вполне реальной, однако правительство, занятое
проведением крестьянской реформы, не могло отвлекаться на
азиатские дела. В марте 1862 г. Милютин отдал распоряжение
оренбургскому и западносибирскому генерал-губернаторам
«в нынешнем году никаких приготовлений по экспедиции не
принимать»28.
В конце 1862 г. в Петербург поступили тревожные сообще-
ния о выходе к берегам Амударьи отрядов афганского эмира
Дост-Мухаммеда, заключившего военный союз с Англией, о дей-
ствиях английской агентуры в среднеазиатских ханствах и очень
опасном для России намерении англичан завести на Амударье
регулярное пароходное движение. На этот раз даже обычно без-
различный к азиатским делам министр иностранных дел князь
А.М. Горчаков всполошился, считая необходимым противодей-
ствовать «замыслам англичан». И вот тут нужный человек ока-
зался в нужном месте и в нужное время. Подполковник Черня-
ев вторично вернулся в Среднюю Азию летом 1862 г. в качестве
начальника штаба Оренбургского корпуса, которым теперь ко-
мандовал А.П. Безак.
В начале марта 1863 г. генерал-губернатор Безак приказал на-
чальнику своего штаба провести рекогносцировку района от
Джулека до города Туркестана. Осторожный Безак требовал от
своего инициативного начальника штаба не присущей ему осто-
рожности. Операция, проводившаяся исключительно с разведы-
вательными целями, обернулась неожиданным результатом. Ка-
84
зачий отряд Черняева шел по заснеженной пустыне под густыми
снегопадами, потом под палящим степным солнцем и к концу
мая дошел до крепости Сузак. В это время там вспыхнуло вос-
стание против кокандской власти — повсеместно жестокой и
разорительной. Своей артиллерией Михаил Григорьевич поддер-
жал восставших; Кокандский гарнизон сложил оружие, а насе-
ление Сузака попросилось в российское подданство.
Безак, когда до него дошло донесение начальника его штаба,
испугался и очень разозлился — он еще толком не знал, с кем
имеет дело. Насколько были перепуганы в то время должност-
ные лица в Оренбурге, можно судить по письму Черняеву от
начальника Сырдарьинской линии полковника Н.А. Веревкина:
«Разрушение Сузака... было бы дело прекрасное, но опасаюсь я,
чтобы оно не повело к каким-либо неприятным запросам из
Петербурга и не подняло бы шума в политическом мире; теперь
же, при натянутости наших отношений с Англией, у нас осо-
бенно боятся давать повод англичанам к опасениям и неудо-
вольствиям»29.
И Безак, и Веревкин ошибались. Как им было не ошибиться,
если они жили в глуши, радио и телевидения тогда не было, цен-
тральные газеты приходили с большим опозданием, да и глас-
ность находилась на минимальной отметке. «Правительственные
виды» им были недоступны. Именно ухудшение отношений с
Англией из-за Польши вызвало в Петербурге весьма положи-
тельную оценку действий М.Г. Черняева. Хорошо информирован-
ный Полторацкий сообщал своему другу, что и Милютин и Иг-
натьев довольны «сузакским делом». Игнатьев, например, считал,
что если бы России пришлось снова воевать с Англией в Европе,
то можно было бы двинуть отряд Черняева по Амударье к Ка-
булу, а другие войска послать туда же с Кавказа ради создания
угрозы Британской Индии. Полторацкий резюмировал: «Вообще
Ваши акции здесь заметно повысились. Мы ждем, что Вас и дру-
гих представят к наградам»30.
«Сузакское дело» М.Г. Черняева стало образцом для проведе-
ния операций в Средней Азии: малыми силами и средствами,
энергично и решительно, без долгого согласования с верхами, не
дожидаясь одобрения и подхода резервов. Всю жизнь Михаил
Григорьевич гордился своим пионерством.
85
После Сузака осмелели даже обычно робкие творцы россий-
ской внешней политики — в Министерстве иностранных дел
приступили к разработке плана «соединения линий».
Пока российские государственные мужи спорили, строили
планы, изменяли их, снова и снова спорили, из Средней Азии
приходили сообщения о новых попытках Великобритании утвер-
дить свое присутствие в Коканде и Бухаре, о прибытии туда ан-
глийских агентов. В Петербург поступали сведения, что британ-
цы продолжают стремиться к освоению водных путей в Средней
Азии и захвату рынков сбыта для своих товаров в сопредельных
с Россией странах Востока. Известия эти были вполне достовер-
ны. Так, российский военный агент в Лондоне полковник Но-
вицкий переслал в свое министерство отпечатанный типограф-
ским способом (то есть для достаточно широкого ознакомления)
доклад губернатора Пенджаба Р. Монтгомери «Торговля и ре-
сурсы стран на северо-западной границе Британской Индии».
В докладе излагались пути и методы освоения среднеазиатских
просторов.
Милютин понимал, что медлить больше нельзя: в недрах во-
енного ведомства был срочно подготовлен доклад о действиях
в Средней Азии, в котором было предусмотрено, что с весны
1864 г. войска Оренбургского корпуса окончательно займут Су-
зак, а части Сибирского корпуса овладеют городом Аулие-Ата,
и так будет создана сплошная пограничная линия по хребту Ка-
ратау. Впоследствии границу предусматривалось перенести на
реку Арысь с включением не только Туркестана, но и Чимкента
в состав Российской империи. Как уже говорилось, 20 декабря
1863 г. доклад получил Высочайшее одобрение; с этого момента
начинается новый наступательный этап российской политики в
Средней Азии.
Заветная цель
В то время, когда в Петербурге решалась судьба всего Средне-
азиатского региона, и Ташкента в частности, Михаил Григорьевич,
поссорившись со своим непосредственным начальником А.П. Бе-
заком из-за «сузакского дела», без чьего-либо разрешения отпра-
86
вился в столицу. Серьезных последствий его самовольство не име-
ло. Милютин ему симпатизировал и поддерживал, как мог, а уж в
момент, когда готовился императорский указ о соединении линий,
неуживчивый офицер оказался очень кстати — он мог стать луч-
шим исполнителем монаршей воли. На Черняевскую «самоволку»
начальство закрыло глаза и порекомендовало Государю назначить
его начальником одного из двух отрядов, которым предстояло
пройти по степи и горам многие версты — возможно, с боями, —
дабы сомкнуть две укрепленные линии. Назначить его командо-
вать оренбургским отрядом было невозможно — Безак на это не
согласился, да и сам Черняев отказался бы от подчинения Безаку.
Оставалась другая вакансия: Омск, Сибирский военный корпус,
генерал-губернатор А.О. Дюгамель, тот самый, которого в своих
воспоминаниях Милютин назовет «воплощением инерции» (то
есть инертности). Такому нужен был инициативный помощник.
План наступательных действий был утвержден Царем в са-
мом конце 1863 г.; прошли рождественские праздники, и уже
7 февраля Михаил Григорьевич получил от военного министра
уведомление: «Государь Император изволит принять полковника
Черняева в понедельник около полудня31. Аудиенция в Зимнем
дворце состоялась, что было большой честью для молодого пол-
ковника и означало важность предстоящей ему миссии. После
приема у Государя в Омск пошла депеша от ДА. Милютина:
«...я счел необходимым предложить Вашему высокопревосходи-
тельству для начальствования экспедицией Генерального штаба
полковника Черняева как способного и опытного штаб-офицера,
хорошо знакомого со степью и успешно выполнившего минув-
шим летом рекогносцировку кокандских владений со стороны
Оренбургского края»32. На нужды экспедиции Черняев получил
149 812 рублей 16 копеек, суточные для себя из расчета 4 рубля
в сутки и уже 13 февраля отбыл в Омск.
Соединение линий предполагалось осуществить силами войск
двух корпусов — Оренбургского и Сибирского, которым пред-
стояло двигаться навстречу друг другу, покоряя кокандские кре-
пости и возводя свои пограничные укрепления. Во исполнение
этого плана почти одновременно выступили два отряда: Орен-
бургский под командованием полковника Н.А. Веревкина (око-
ло 1,5 тысячи человек) из форта Перовский и Зачуйский пол-
87
ковника М.Г. Черняева (2,5 тысячи человек, 22 орудия) из
укрепления Верное. Черняев со своим войском выступил в по-
ход 1 мая 1864 г. Ему, как и Веревкину, вменялось в обязан-
ность закладывать укрепления и подбирать места для стро-
ительства казачьих станиц.
Полковники не симпатизировали друг другу. Теперь они долж-
ны были взаимодействовать; будучи соперниками, каждый стре-
мился опередить конкурента в быстроте передвижения и занятии
большего числа кокандских укреплений. Вполне возможно, что,
зная об их взаимной неприязни и соперничестве, начальство на-
значило их в пару для быстрейшего достижения цели. И они дви-
нулись навстречу друг другу. После двухчасовой стычки 4 июня
командиру Зачуйского отряда сдалась крепость Аулие-Ата; комен-
дант крепости «с 400 конными, — доносил Черняев, — бежал из
цитадели... Пешие сарбазы, бросив оружие, смешались с жителя-
ми»33. Почти одновременно, а точнее, пять дней спустя отряд Ве-
ревкина подошел к одному из священных городов ислама Турке-
стану, но встретил сильное сопротивление Кокандского гарнизона
и был вынужден начать осаду. Потеряв пять человек убитыми,
12 июня 1864 г. Веревкин занял город. То были плановые победы,
и за них оба полковника уже через месяц стали генерал-май-
орами.
Госпожа «Удача» повернулась к Михаилу Григорьевичу анфас.
После занятия двух ключевых пунктов — Туркестана и Аулие-
Аты — в Петербурге приняли решение создать третью погра-
ничную линию — Новококандскую и назначить ее начальником
М.Г. Черняева. Однако Черняев еще не знал о своем назначении,
когда, решив развить успех, пошел воевать Чимкент. Захват Чим-
кента не предусматривался планом военных действий на 1864 г.,
однако Черняев справедливо полагал, что без этого дорожного
узла новая российская граница была бы неполноценной. Он по-
просил поддержки у Веревкина, который стоял в нескольких
переходах от Чимкента, но «получил от Веревкина грубое пись-
мо от 2 июля, в котором тот уведомлял, что отряда не вышлет,
потому что нужно строить помещения на зиму и косить сено»34.
Формально Веревкин был прав — поход на Чимкент был яв-
ной импровизацией новоиспеченного генерала, к тому же до
Веревкина еще не дошло приказание военного министра: «Вы-
88
сочайше поведено для единства распоряжения на новой Коканд-
ской линии подчинить генерал-майору Черняеву всю эту линию
до долины Чу до Яны-Кургана со включением и войск, состав-
ляющих отряд генерала Веревкина»35. То был удар по самолю-
бию не только Веревкина, но и Безака. В самом деле, большая
часть территории, завоеванной Веревкиным, включая Туркестан,
отходила под командование несносного Черняева, да еще и от-
ряд Веревкина в придачу. Естественно, что Безак поспешил по-
слать донос в Петербург, раскрыв планы Черняева захватить
Чимкент. Между Петербургом, Оренбургом и Омском летели
курьеры и телеграммы: военный министр попросил Дюгамеля
вразумить Черняева, «чтобы отнюдь не увлекался далее того, что
было предположено»36.
Министр и генерал-губернаторы, однако, не понимали, что
имеют дело с Ермаком Тимофеевичем. Ермак же возмущался:
«Из последних бумаг, полученных из штаба Сибирского корпу-
са, — писал Михаил Григорьевич своему другу Полторацкому
20 августа, — я заключаю, что ветер подул мне в самое рыло. Если
это будет продолжаться, то я стану отплевываться, а затем и во-
все плюну. Я сделал все то, что предполагал сделать еще в Пе-
тербурге, и могу продолжать дело, если будут иметь ко мне до-
верие и не станут слушать наговоров Безака. Не представляйте
себе кокандцев такими, какими они были в Пишпеке и т. п.; у
них руководители не хуже наших, артиллерия гораздо лучше, до-
казательством чего служат нарезные орудия, пехота вооружена
штыками, а средств гораздо больше, чем у нас. Если мы их те-
перь же не доканаем, то через несколько лет будет второй Кав-
каз. Завтра идем в Ташкент...»37
Из текста ясно, что Черняев претендует на роль самосто-
ятельной фигуры, которой следует доверять; он делает то, что
наметил еще в Петербурге, то есть это отнюдь не исполнитель
чужой воли. Черняев, однако же, уверен в поддержке Государя
и, несмотря на противодействие непосредственного начальства,
готов двигаться на Ташкент, взятие которого инструкциями не
предусматривалось.
На пути к Ташкенту стоял Чимкент. Черняев овладевает им со
второй попытки 22 сентября. Свой штурм он ни с кем не согла-
совывал. Захваченные трофеи, нарезные орудия в том числе, под-
89
тверждают его правоту: кокандская армия модернизируется. Не
ошибся он и в поддержке Государя, чему свидетельство — пре-
стижнейшая награда — знак ордена Святого Георгия 3-й степени.
Безак посрамлен, Дюгамель обескуражен, — зачем же Петербург
велел ему сдерживать этого напористого генерала? Англичане воз-
мущены, но эта их реакция ожидалась, и, пока продолжается по-
давление Польского восстания, она на руку российскому прави-
тельству. Горчаков, как обычно, взволнован.
Путь на Ташкент открыт, и Черняевский отряд, практически
без отдыха, снова шагает по пыльной дороге под все еще жарким
солнцем к заветной цели. Как и прежде, этот поход Михаил Гри-
горьевич ни с кем из вышестоящих лиц не согласовывал. Месяц
назад, когда Черняев обстреливал крепость Чимкент, его друг и
единомышленник Полторацкий убеждал Милютина в необходи-
мости включить Чимкент в цепь укреплений пограничной линии.
Дмитрий Алексеевич тогда возразил: «Хорошо, но кто поручится,
что за Чимкентом Черняев не признает необходимым взять
Ташкент, а там Коканд, и конца этому не будет»38. Имея дело с
Черняевым, такую гарантию не мог дать никто. Полторацкий
тем не менее постарался урезонить друга: «Не идите далее, огра-
ничьтесь линией Арыси!» Черняев не послушал его, он не соби-
рался слушать никого; возможно, остановился бы, если бы по-
лучил приказ лично от Государя, но Государь не высказывался.
А военный министр как в воду глядел: за Чимкентом последовал
Ташкент, потом другие города Средней Азии, в том числе Ко-
канд, и конца этому не было долго, хотя Черняева уже не было
в Средней Азии.
Но пока генерал Черняев едет верхом впереди своего полуто-
ратысячного отряда при 12 орудиях. Старшие офицеры отряда
недовольны, считают затею авантюрой — уж слишком незначи-
тельны русские силы. На что же рассчитывал Черняев? Вот ход его
мыслей: «Население (Ташкента. — Е. Г.) мирное, промышленное,
живущее преимущественно торговлей с Россией, и сильно тяго-
тится настоящими военными действиями, во всем обвиняет го-
сподствующих в Коканде кипчаков (кочевое племя. — Е. Г.), же-
лает мира, а большинство жителей — и русского подданства, — так
он докладывал военному министру, — если жители выскажутся в
нашу пользу, то отправить от них депутацию в Петербург и пока
90
предоставить им собственное городское управление, наблюдая за
устранением всякого постороннего влияния, вплоть до дальней-
ших распоряжений правительства»39. Короче, расчет делался на
«пятую колонну», которая ударит Кокандскому гарнизону в спи-
ну и откроет ворота русским войскам.
Все оказалось не совсем так, скорее даже совсем не так. На-
ходясь на расстоянии одного перехода от города, Черняев послал
туда четверых своих людей, связанных ранее с городским база-
ром торговыми делами, для разведки и установления связи с со-
чувствующими русскими жителям, но посланцев в город не пу-
стили, и они вернулись ни с чем. 1 октября Черняев был у стен
Ташкента. Обстановку в городе он не знал, тщательная разведка
крепостных стен произведена не была, тем не менее он решил-
ся на штурм. Орудия стали бить по глинобитной стене, и вскоре
начальник артиллерии отряда подполковник Обух доложил ге-
нералу о пробитой в стене бреши; Черняев разрешил начать
приступ. «Тогда подполковники Обух и Лерхе с криком «ура!»
повели своих солдат к стене и тут только увидели свою ошибку:
стена неколебимо стояла во всю свою внушительную высоту,
сбита же была только верхняя ее часть с зубцами...»40 Наступило
естественное замешательство атакующих, а противник тем вре-
менем хладнокровно расстреливал сгрудившиеся во рву роты.
Черняев, правда, не растерялся и приказал всем своим 12 ору-
диям сосредоточить огонь по участку стены над головой попав-
ших в ловушку солдат и офицеров. Под прикрытием огня своей
артиллерии русские воины сумели выбраться из рва, но понесли
значительные потери: 16 человек погибли, 62 были ранены. Сре-
ди погибших оказался храбрый офицер подполковник Обух.
Оценив обстановку, Черняев отказался от повторного штурма.
И правильно сделал, так как в крепости (24 версты по пери-
метру) стоял большой гарнизон. Как и прежде, Черняева по-
разила боевая работа кокандской артиллерии, сравнявшейся с
русской по быстроте и меткости стрельбы и превосходившей по
дальности огня. Не было сомнений, что кокандцев обучали хо-
рошие иноземные (европейские) учителя.
7 октября отряд в подавленном настроении вернулся в Чим-
кент. Генерал опасался преследования — большой Кокандский
гарнизон, во много раз превосходивший по численности отряд
91
Новококандской линии, с хорошей артиллерией мог бы окру-
жить и уничтожить восемь Черняевских рот. Кокандцы, однако,
не воспользовались своим преимуществом и не развили успех.
Это было серьезное поражение, подорвавшее престиж не
только еще недавно победоносного генерала, но и России. Ми-
хаил Григорьевич поспешил по установившейся среди военных
традиции объявить неудачный штурм разведкой боем, но этот
незамысловатый прием не мог обмануть профессионалов. На его
несчастную голову посыпались упреки. Дюгамель писал ему, что
даже рекогносцировка Ташкента была излишней и ненужной:
«Успехи наши в настоящей кампании были так велики, что не-
зачем было гнаться за новыми лаврами, и благоразумие требо-
вало только прочно укрепиться в занятых нами позициях». Еще
более неприятным был для чрезвычайно самолюбивого офицера
отзыв Государя, дошедший до него через несколько недель после
неудачного дела: «Сожалею весьма, что он решился на ненужный
штурм, стоивший нам стольких людей»41.
За упорное неповиновение приказам начальства, усугубленное
неумелыми военными действиями, приведшими к многочислен-
ным потерям, любого другого военачальника, наверное, отстра-
нили бы от должности, а может быть, отправили в отставку; во
всяком случае, наказали. У Михаила Григорьевича, однако, пока
еще в Петербурге были покровители, включая самого военного
министра, да и Государь к нему явно благоволил. Докладывая
Императору соответствующий рапорт Черняева, Милютин ак-
центировал внимание на малочисленности войск Новококанд-
ской линии и на мерах по ее укреплению. Полторацкий слал
своему другу успокоительные письма, сообщая, что «ташкент-
ское дело» не произвело «особенно дурного впечатления».
Спустя много лет, когда Дмитрий Алексеевич Милютин писал
свои мемуары, он назвал причину, по какой он потакал своево-
лию местных военных деятелей:
«Мне случалось слышать упреки: почему подобные самоволь-
ные действия местных второстепенных начальников проходят
безнаказанно? Признавая в этих упреках некоторую долю осно-
вательности, я был, однако, убежден в необходимости большой
осторожности в подобных случаях. Требуя от местных началь-
ников соблюдения по возможности даваемых им инструкций и
92
указаний, я вместе с тем находил вредным лишать их вовсе соб-
ственной инициативы.
Бывают случаи, когда начальник должен брать под свою от-
ветственность предприятие, которое в заранее составленной
программе не могло быть предусмотрено. Дело в том, конечно,
чтобы подобные отступления от программы в частностях не
противоречили общей цели и действительно оправдывались не-
обходимостью»42.
Создается впечатление, будто существовал своего рода молча-
ливый сговор Императора и военного министра против министра
иностранных дел. Судя по всему, взгляды Александра II и ДА. Ми-
лютина на колониальную экспансию совпадали, но противоречи-
ли взглядам А.М. Горчакова на тот же предмет. Император, несом-
ненно, тяжело переживал поражение России в Крымской войне
и искал возможности повысить авторитет своей страны, доказать
миру, что Россия остается в числе великих держав.
Подход Милютина был менее эмоциональным и значительно
более прагматичным. Он понимал, что слабые во всех отношени-
ях среднеазиатские ханства не имеют шанса сохранить независи-
мость — рано или поздно они должны были попасть в сферу вли-
яния или стать колониями либо Англии, либо России. Так зачем
же отдавать их Англии? Милютин был человеком военным и по-
нимал стратегическую ценность Средней Азии как плацдарма,
приближенного к самой главной колонии Великобритании — Ин-
дии. Это означало необходимость перенести границу Российской
империи как можно ближе к Индии. Такую угрозу англичане со-
знавали и оттого очень нервничали. Милютин был еще и челове-
ком современным, то есть понимал экономическую ценность
среднеазиатских оазисов, месторождений полезных ископаемых
и т. д. Он понимал, насколько неразумно проводить новую рос-
сийскую границу по местам пустынным, неплодородным, остав-
ляя англичанам цветущие оазисы.
Именно поэтому и Государь, и Милютин не только сочувство-
вали, но и покровительствовали чрезмерно инициативному и
неуправляемому генералу Черняеву, поскольку он реализовывал
их невысказанный замысел.
Князь А.М. Горчаков был министром иностранных дел, а не
военных, то есть ответственным политиком, который самой глав-
93
ной задачей считает создание и сохранение мирных условий раз-
вития своей страны, устранения военных угроз. Ко всему прочему,
в середине 60-х гг. он уже был весьма пожилым человеком, ро-
дившимся еще в XVIII в. На 20 лет он был старше Императора и
на 18 — Милютина. В таком возрасте накапливается усталость,
суета несносна, душа жаждет покоя. Пройдет еще десяток лет, и
Государь будет решать внешнеполитические проблемы без него.
Самодеятельность Черняева нарушала план устройства юго-
восточной границы России: ни Туркестан, ни Чимкент присоеди-
нять к империи первоначально не предполагалось. Поэтому ста-
рый план подлежал пересмотру, появилась также необходимость
разработать концепцию российской политики в Азии. Соответ-
ствующие документы родились в недрах Министерства ино-
странных дел и, оформленные в виде доклада, были представле-
ны Царю 31 октября 1864 г. Государь доклад утвердил. Ранее
намеченная граница от Сырдарьи через Сузак, Чолак-Курган по
Каратаускому хребту к Аулие-Ате и Верному была отвергнута,
так как проходила по пустыне, что повлекло бы увеличенные
расходы на содержание войск; при такой границе пришлось бы
оставить уже занятые Туркестан и Чимкент, что произвело бы
«невыгодное впечатление». У старой границы обнаружились
и другие недостатки: она «не дозволяла бы прочной колониза-
ции, необходимой для устройства благоденствия края» (слишком
мало оказалось земли, годной для переселенцев); «торговые пути
для прямых сношений с Кокандом и Кашгаром не имели бы
достаточного основания», эвакуация Туркестана и Чимкента не
«смогла бы успокоить Европу». Занятые в 1864 г. среднеазиат-
ские города, как и район озера Иссык-Куль, было решено за-
крепить за Россией, однако категорически отвергалась целесо-
образность овладения Ташкентом, ибо это вовлекло бы империю
во все среднеазиатские «смуты» и «не положило бы предела на-
шему движению в глубь Средней Азии»43. Овладение Ташкентом,
по мнению авторов доклада, повлекло бы цепь нежелательных и
даже опасных последствий. В основном страхи были придуман-
ными с целью запугать впечатлительного Государя и отвратить
от дальнейшей экспансии.
На основании доклада, предназначенного для «внутреннего
употребления», была сформулирована концепция восточной по-
94
литики России; Министерство иностранных дел обнародовало ее
как циркулярную ноту, разосланную по российским посольствам
за рубежом. По решительной тональности чувствовалось, что в
сочинении этого циркуляра участвовал военный министр. «По-
ложение России в Средней Азии, — говорилось в ноте, — одина-
ково с положением всех образованных государств, которые при-
ходят в соприкосновение с народами полудикими, бродячими,
без твердой общественной организации. В подобном случае ин-
тересы безопасности границ и торговых сношений всегда требу-
ют, чтобы более образованное государство имело известную
власть над соседями, которых дикие и буйные нравы делают
весьма неудобными. Оно начинает прежде всего с обуздания на-
бегов и грабительств. Дабы положить им предел, оно бывает вы-
нуждено привести соседние народ цы к более или менее близко-
му подчинению. По достижении этого результата эти последние
приобретают более спокойные привычки, но, в свою очередь,
они подвергаются нападениям более отдаленных племен. Госу-
дарство обязано защищать их от этих грабительств и наказывать
тех, кто их совершает...» Циркуляр убеждал читателя, что рус-
ский Царь расширяет свои владения не ради самого расшире-
ния, а для того, чтобы «утвердить в них власть свою на прочных
основаниях, обеспечить их безопасность и развить в них обще-
ственное устройство, торговлю, благосостояние и цивилизацию».
В заключение Горчаков (циркуляр был подписан им) уверял, что
Россия дальше Чимкента не пойдет44.
Вывод мог быть только один: не может быть двойного стан-
дарта — один для Европы, другой для России; Россия — ровня
всем цивилизованным государствам, и оснований для террито-
риальной экспансии у нее не меньше (если не больше), чем у
других держав. Циркуляр Горчакова сигнализировал, что Россия
оправляется от шока крымского поражения.
Итак, в Петербурге как будто окончательно определились: за
Чимкент ни ногой, пришла пора осваивать огромные новопри-
обретенные пространства. Михаилу Григорьевичу на его пред-
ложение немедленно повторить наступление на Ташкент из Во-
енного министерства пришел отказ, однако из того же ведомства
поступило весьма для него приятное известие: он назначался во-
енным губернатором образованной в начале 1865 г. в составе
95
Оренбургского края Туркестанской области с центром в Чим-
кенте. В его подчинение передавалась (не сразу) небольшая ар-
мия численностью 15 тысяч человек. То был несомненный знак
Монаршего благоволения, однако удовлетворение новым назна-
чением Черняев не мог ощущать в полной мере из-за того, что
его вновь подчинили оренбургскому генерал-губернатору — на
этот раз им был сменивший Безака генерал-адъютант Н.А. Кры-
жановский. Как бы там ни было, новое назначение все же уми-
ротворило нервную натуру Черняева. Он тяжело переживал
неудачный штурм Ташкента, тем более что ему о нем постоянно
напоминали, а то и резко критиковали. В письме Полторацкому
от 22 января 1865 г. он писал:
«Когда Вы приедете сюда, то убедитесь на месте, что атака
Ташкента вовсе не так бессмысленна, как старались мои друзья
представить ее в Петербурге. Если бы не инструкция (запреще-
ние повторного похода. — Е. Г.), то я бы теперь выгнал кокандцев
из этого маленького города с 200 тыс. населения, в ответ на на-
бег Алимкула на окрестности Туркестана...
С нетерпением буду ожидать Вашего приезда; нельзя себе
представить, что я перенес в продолжение этого года, и когда Вы
меня увидите, то, вероятно, найдете, что я состарился десятью
годами»45.
Был даже момент, когда Черняев хотел просить о переводе
его из Средней Азии, но новое почетное назначение удержало
его в жарких песках. В управление он получил огромный край —
от Аральского моря до озера Иссык-Куль.
Всю зиму 1864/65 г. Черняев мечтает о реванше. На этот раз
он продумывает свой поход на Ташкент. Кокандские власти
Ташкента со своей стороны провоцируют туркестанского губер-
натора. В конце ноября 1864 г. десятитысячное кокандское
войско во главе с наместником малолетнего хана Коканда Алим-
кулом выступает из Ташкента в поход, имея целью отбить Чим-
кент. Однако подойти к Чимкенту скрытно Алимкулу не удалось:
в селении Икан кокандцы встретили казачий отряд есаула Се-
рова. 109 казаков при одном орудии вели трехдневный бой про-
тив большого и неплохо вооруженного войска. 57 казаков по-
гибли, 42 были ранены, то есть практически ранены были все
оставшиеся в живых. Измученные, израненные уральские казаки
96
сумели пробиться сквозь тысячные ряды противника. Отчаянное
сопротивление русских людей ошеломило кокандцев. «В самом
деле, — заключает военный историк М.А. Терентьев, — они не
посмели приблизиться к казакам и только провожали их силь-
ным огнем на протяжении всех восьми верст; остатки сотни
шли, бросая одежду, в одних рубашках, с ружьями и патронами.
Взбешенные азиаты излили всю свою месть на тяжелораненых,
оставленных на дороге: на глазах отряда их рубили шашками и
отсекали им головы»46. Героев спас отряд, высланный из Турке-
стана.
Черняев был потрясен героизмом уральцев и одновременно
негодовал по поводу нерасторопности коменданта города Тур-
кестана, который не выслал вовремя подмогу. Алимкул бросал
новому губернатору вызов, который он — человек чести — не мог
не принять.
После иканского боя самому Черняеву, Крыжановскому и Ми-
лютину становится ясно, что Алимкул серьезный противник и что
он не смирится с потерей городов, еще недавно принадлежащих
Коканду. Милютин начинает понимать, что рано или поздно но-
вый штурм Ташкента неминуем, хотя необходимость эта ему не
приносит радости — он государственный человек высокого ранга
и знает цену международным обязательствам. Пока же он просит
оренбургского генерал-губернатора сдерживать порывы Черняева:
«Пока не получит достаточных подкреплений, ничего не предпри-
нимать, но поддерживать отношения с жителями Ташкента и не
лишать их надежды на помощь в свое время»47.
О чем же идет речь? Среди городов Средней Азии Ташкент
выделялся не только размерами занимаемой площади и числен-
ностью жителей — самый большой и населенный, но и своей
исторической судьбой, своим духом и характером, которые есть
у каждого города и городка: «что ни город — свой норов». Из-
древле это был форпост оседлости на краю мира кочевников, что
определило его судьбу — в течение многих веков город был ябло-
ком раздора для захватчиков; он неоднократно подпадал под
власть кочевников, переходил из рук в руки, оказывался на краю
гибели, но продолжал жить.
Впервые ташкентцы познакомились с Московским государ-
ством в XVI в. после завоевания Иваном IV Казани и Астрахани,
4 Е.А. Глущенко
97
но только после подчинения Москве Западной Сибири ташкент-
ское купечество установило с русскими землями устойчивые тор-
говые связи, используя свои традиционные пути по степям Казах-
стана. Впервые официальный посол России Д. Телятников побывал
в Ташкенте в 1796—1797 гг. В это время Ташкент и окрестности
определял городской посад, то есть торговцы и ремесленники. По-
садские люди стремились сделать экономические связи с Россией
по возможности прочными и постоянными, для чего пытались
открыть русским перспективы промышленного освоения края, в
частности разработки близ города золотоносных земель.
Посольство Телятникова провело в Ташкенте год и собрало
самые разнообразные сведения. Телятников вернулся в Россию
вместе с ташкентским посольством, которое везло российскому
Императору послание хана Ташкента Юнуса-Хаджи и богатые
подарки. С соответствующими почестями ташкентское посоль-
ство было принято в Петербурге. В документах ташкентских по-
сланцев находим вполне недвусмысленную просьбу о российском
протекторате: «...если когда-нибудь со стороны Китайского го-
сударства по отношению к нам случится война и взаимное убий-
ство, то чтобы славный и грозный его светлость великий Царь
приказал нас принять под сень его покровительства, и просим,
чтобы он повелел для полной нашей уверенности дать грамоту
относительно помощи и милости...»48
Призыв к военной защите давал России законное основание
для ввода русских войск в пределы Ташкентского государства, а
значит, и для утверждения там российского влияния. Этот акт
позволил бы России создать военную и торгово-промышленную
базу в центре Средней Азии, откуда она могла бы распростра-
нить свою власть на весь огромный регион. Захват Ташкента не
входил в планы российских властей, а вот разведкой полезных
ископаемых, и на золото прежде всего, Петербург очень заинте-
ресовался, для чего и были вскоре направлены туда горные ин-
женеры М. Поспелов и Т. Бурнашев.
В Ташкенте их встречали с пиететом и лаской: «Мы сделались
в глазах их [ташкентцев], — пишет Бурнашев, — важными ильги,
или послами»49. Однако российским «ильги» не удалось отпла-
тить ташкентцам той же монетой: за три месяца пребывания в
Ташкенте российские специалисты ознакомились с рудными бо-
98
гатствами горы Наудаг и разочаровали своих гостеприимных
хозяев, да и себя в придачу — там было не золото, а медь.
Наметившийся научно-технический и дипломатический кон-
такт Ташкента с Россией в начале нового века не получил раз-
вития. Не могло быть и речи о помощи далекому Ташкенту,
который в 1808 г. не выдержал осады кокандцев и стал частью
Кокандского ханства. Ташкентский посад подвергся поголовному
разграблению и избиению; 300 наиболее зажиточных ташкент-
ских семей были насильственно переселены в Коканд в качестве
заложников. В первые десятилетия XIX в. кокандские ханы зна-
чительно расширили свои владения, распространив свою власть
до Аральского моря.
Только за 25 лет с 1840 по 1865 г. Ташкент семь раз переходил
от одного владетеля к другому. Каждая смена власти сопровожда-
лась казнями, конфискацией имущества, поборами. И тем не ме-
нее ташкентский посад умел пережить очередное лихолетье, пря-
тал свои богатства в тайниках, выжидал и снова принимался
производить привычные продукты, снаряжать и отправлять кара-
ваны в далекие страны. Торговлей с Россией ташкентцы занима-
лись из поколения в поколение, подолгу живали в русских городах,
некоторые хорошо говорили по-русски. Судя по авторитетному
свидетельству Пушкина, жители Средней Азии, которых обоб-
щенно называли «бухарцами» и среди которых ташкентцев было
больше всего, уже в начале XIX в. стали неотъемлемым элементом
московского пейзажа:
...Возок несется чрез ухабы.
Мелькают мимо будки, бабы,
Мальчишки, лавки, фонари,
Дворцы, сады, монастыри,
Бухарцы, башни, казаки...
Естественно, что тесные связи с Россией обусловили появле-
ние в торгово-ремесленной среде пророссийских симпатий, так
называемой русской партии. Эту партию отличало известное
свободомыслие, религиозная терпимость, тяга к умеренным но-
вовведениям.
В российском Министерстве иностранных дел на проблему
смотрели тождественно. В инструкции МИДа от 23 февраля
99
1865 г. давались следующие указания: «...Если бы жители Таш-
кента, тяготясь беспрерывными беспорядками, господствующи-
ми в Кокандеком ханстве, вздумали отложиться, то необходи-
мо содействовать этому тайными сношениями с влиятельными
ташкентцами и, в случае действительного восстания, облегчить
ему успех нанесением быстрого удара враждебному ему коканд-
скому владетелю. Само собой разумеется, что после подобно-
го удара отряд должен возвратиться на линию, не вдаваясь в
дальнейшее участие в этой междоусобной борьбе и не занимая
Ташкента». В случае попытки бухарского эмира захватить город
русским войскам также рекомендовалось «предупредить эту слу-
чайность»50.
Короче, Крыжановскому и Черняеву предлагалось действо-
вать сообразно формуле «казнить нельзя помиловать». Расста-
новка знаков препинания возлагалась, таким образом, целиком
на их усмотрение, что Михаила Григорьевича вполне устраива-
ло: не колеблясь, он готов был поставить запятую после слова
«казнить».
Несколько факторов заставляли Черняева спешить с повтор-
ным штурмом, не дожидаясь значительного усиления вверенных
ему войск. Из Ташкента от представителей русской партии (их
в городе оставалось немало даже после бегства до трех тысяч
сторонников пророссийской ориентации вслед за первым не-
удачным штурмом осенью 1864 г.) постоянно поступали сведе-
ния об активной подготовке Ташкентского гарнизона к осаде и
штурму. Во-вторых, бухарский эмир, не отказавшийся от при-
тязаний на Ташкент, готовился к походу сначала в Ферганскую
долину, а потом и на Ташкент; в-третьих, новый генерал-губер-
натор Оренбургского края собирался в августе прибыть в Тур-
кестанскую область, а до того ничего не предпринимать против
Ташкента. «Ясно, что генералу Черняеву, — замечает М.А. Терен-
тьев, — расчетливее было бы отложить военные действия до при-
езда главного начальника и его приближенных, мечтавших об
увеселительной поездке в степь осенью «по холодку», без особых
неприятностей и с верным расчетом на Георгия (орден Святого
Георгия. — Е. Г.)... но Черняев не хотел делиться славой, а его
ближайшие помощники и сами очень уважали святого велико-
мученика и победоносца... На товарищеских советах решено
100
было Крыжановского не ждать»51. Такое суждение историка
основывается на письмах Черняева и людей из его окружения.
Один из офицеров Черняевского отряда полковник Качалов пи-
сал своему адресату, что, появившись в Средней Азии, Крыжа-
новский «вздумает повести сам войска к Ташкенту, овладеет им,
получит графа, а мы, трудящиеся, тут останемся в дураках»52.
Итак, весной 1865 г. Михаил Григорьевич начал подготовку к
новому походу на Ташкент. Не терял времени, как уже говори-
лось, и правитель Кокандского ханства при малолетнем хане
мулла Алимкул. Он организовал преследование тех, кто сочув-
ствовал русским, таких людей искали его шпионы; обвиненных
в симпатиях к России казнили, их дома разрушались. О том, что
творилось весной того далекого года в Ташкенте, свидетельству-
ет очевидец Мухаммед Селих Кори Ташкенди, оставивший нам
свои воспоминания. Другие подобные источники исследователям
неизвестны; эта рукопись ценна и тем, что ее автор не принад-
лежал к «русской партии», то есть может считаться достаточно
объективным свидетелем.
Мухаммед Селих рассказывает о жестокой казни человека,
заподозренного в симпатиях к русским. «Тотчас же связали Ни-
язу Али-бию руки и ноги и расстреляли его из пушки так, что
тело кусками упало на землю. Каждую часть тела убитого рас-
стреливали с криками, что он [бий] опозорил всю Дешт-и-
Кипчак*, что он продался русским. Сыновья же Нияза-Али-бия,
все 11, стояли тут же, и они после этой казни сразу бежали к
русским»53. Жестокости Алимкула имели результат противопо-
ложный ожидаемому — «убежали к русским»; так что Черняев
еще не успел выступить из Чимкента, а число его сторонников в
Ташкенте продолжало расти.
26 апреля 1865 г. начался второй ташкентский поход М.Г. Чер-
няева. В его распоряжении находился отряд русских войск об-
щей численностью 1951 человек (9,5 роты) при 12 орудиях.
С этой вооруженной силой он двинулся покорять самый боль-
шой город Средней Азии.
* Дешт-и-Кипчак — Кипчакская степь, то есть степные пространства к се-
веру от реки Сырдарьи, населенные тюркоязычными кочевниками, чья пле-
менная верхушка контролировала города и другие поселения Кокандского
ханства.
101
Строго говоря, он действовал по собственному почину — ни-
какого, ни письменного, ни устного приказа от вышестоящего
начальства он не имел. Как же мог генерал армии, известной в
Европе своей дисциплинированностью (еще недавно ее муштро-
вал Николай I, да и его преемник был тех же правил), затеять
самодеятельную военную экспедицию? На этот счет имеется
загадочное объяснение генерал-майора Генерального штаба
Д.И. Романовского, того, кто скоро сменит Черняева на посту
военного губернатора Туркестанской области: «Не одобряя пред-
положений генерала Черняева относительно занятия Ташкента,
правительство, однако, не считало удобным слишком стеснять
этого главного распорядителя на месте, на личной ответствен-
ности которого была оборона края, в то время совершенно не-
ведомого»54.
Это объяснение подтверждает догадку о сговоре Царя и его
военного министра за спиной AJM. Горчакова. Из Петербурга по-
ступали некие слабые сигналы, похожие на подмигивание, кото-
рые Черняев уловил и правильно понял. Сам он объяснил свой
внезапный выход с войском из Чимкента происками бухарского
правителя:
«Войска бухарского эмира, собранные в Самарканде уже не-
сколько месяцев тому назад, стали стягиваться с Ура-Тюбе, а
передовые из них двинулись далее в пределы Кокандского хан-
ства...
Имея в виду, что в самом Ташкенте общее настроение дале-
ко не в пользу кокандского правительства и что жители давно
уже тяготятся деспотическим правлением регента ханства Алим-
кула, я не мог оставаться хладнокровным к попыткам эмира и
принужден был, не дожидаясь подкрепления на линию, высту-
пить теперь по дороге к Ташкенту»55.
29 апреля отряд Черняева подошел к крепости Ниязбек, на-
ходящейся в 25 верстах от Ташкента. Комендант крепости не
захотел сдать ее без боя, надеясь на подкрепление из Ташкента,
куда он успел дать знать о подходе русских. После артиллерий-
ского обстрела Черняев взял Ниязбек приступом. Кокандский
отряд числом около трех тысяч, шедший на помощь Ниязбеку,
был разбит также на подступах к крепости и разбежался в раз-
ные стороны. Гарнизон крепости был обезоружен и отпущен на
102
волю. По совету опытных людей, то есть фактически своих дру-
зей из числа ташкентцев, покинувших город, Черняев закрыл
доступ воде реки Чирчик к Ташкенту, то есть тем самым начав
враждебные действия против населения и гарнизона города, но
отнюдь не против бухарских войск.
Подачу воды солдаты перекрыли и остановились лагерем близ
Ташкента, в низине, поросшей камышом, в то время почти не-
заселенной. Пока русские укрепляли свой лагерь, Алимкул объ-
явил по всем кокандским владениям газават, и ферганские газии
(борцы за веру) уже выступили в поход. В самом обширном таш-
кентском саду Минг-Урюк Алимкул собрал большой военный
совет, который завершился обильной трапезой. Перед соратни-
ками и лучшими людьми Ташкента Алимкул выступил с зажи-
гательной речью; ее воспроизвел в своем сочинении Мухаммед
Селих. В частности, было сказано: «Бухарский эмир Музаффар
позвал русских, чтобы держать меня за горло, сделал так, что
русские тянут меня за полы. Эмир Музаффар отошел от царско-
го пути Тимура, он склонился к русским, и теперь нам нужно
рассчитывать только на свои силы»56.
Очень интересное суждение; оно характерно для среднеази-
атских государственных деятелей того времени, с их провинци-
альной (региональной) ограниченностью. Военно-политическую
обстановку 60-х гг. XIX в. вокруг Ташкента Алимкул восприни-
мает и трактует в категориях междоусобного соперничества не-
скольких государств Средней Азии с неустойчивыми граница-
ми. Он совершенно незнаком с международным положением в
Европе и мире, а потому русские в его трактовке оказываются
орудием в руках бухарского эмира. Ему кажется, что внешнюю
политику России «заказывают» в Бухаре; он не знает, что Рос-
сия — глобальная держава, интересы которой обнаруживаются
даже у берегов Северной Америки. Невежество, незнание про-
тивника никогда не способствовало успеху в военном противо-
стоянии. Как бы то ни было, знатные ташкентцы с энтузиазмом
поддержали Алимкула, благо в международных делах они смыс-
лили еще меньше. Лозунг был прост и понятен: «Все на газават!»
В городе молились и собирали повозки и ослов для транспорти-
ровки имущества кокандской армии. Вечером, по словам Селиха,
произошло странное явление: «Из Шор-Тепе что-то вылетело с
103
большим шумом и поднялось, как звезда. Тогда Алимкул встал и
сказал: «Русские узнали, что мы тут находимся, и этот знак дан
оттуда, чтобы испугать нас». Что-то упало на землю, а потом, как
звезды, рассыпалось, сверкая»57.
То был выстрел ракетами с «ракетного станка» — орудия тог-
да весьма несовершенного и малоэффективного, больше похоже-
го на пиротехническое устройство, чем на боевое оружие.
Целые сутки кокандские сарбазы (солдаты) и газии готовились
к выступлению; выступили рано утром 8 мая, когда стал рассеи-
ваться утренний туман: разведка донесла, что два отряда русских
войск вышли из лагеря и двинулись к Ташкенту. Со слов того же
очевидца можно заключить, что объединенная колонна (сарбазы
и газии) выглядела вполне внушительно. В голове войска вслед за
Алимкулом, скакавшим верхом, шла артиллерия — 36 пушек под
началом индийского офицера (видимо, служившего в англо-ин-
дийской армии); за нею гвардия гулямов (легковооруженные во-
ины), а затем полки: два полка «ахан-пушей» (в кольчугах), два —
«зрих-пушей» (в латах); четыре полка «йна-пушей» (в зеркальных
латах), два полка «кулак-пушей» (в высоких меховых шапках),
наконец, два полка конных стрелков, вооруженных дальнобойны-
ми ружьями. В интервалах между полками двигались по две ло-
шади с навьюченными малокалиберными орудиями для стрельбы
«с ходу»58. Это была правильно построенная походная колонна, на
снаряжение которой средств не жалели. Русские войска были
представлены ротой пехоты и сотней казаков, высланных на ре-
когносцировку.
Боевой контакт ограничился перестрелкой — в штыки не хо-
дили; с обеих сторон стреляли настолько интенсивно, что обе
воюющих стороны скрылись в густой пелене дыма и пыли, под-
нятой скакунами газиев. Алимкул бегал по полю боя, одобряя
воинов, призывая их к стойкости. И русские стали отступать.
Борцы за веру преследовали противника почти до самого рус-
ского лагеря. Алимкул разрешил бить в барабан победы.
«Кокандская партия» в Ташкенте ликовала; Алимкул раздавал
награды направо и налево, старался максимально преувеличить
значение «славной победы», хотя сам, будучи человеком умным,
понимал, что генеральное сражение впереди и разбить основные
силы русских он сможет только в случае, если создаст много-
104
кратный численный перевес своих сил. Потому Алимкул послал
агентов к кочевым племенам с призывом присоединиться к га-
завату. Особые надежды он возлагал на многолюдный Ташкент,
который, по его подсчетам, мог выставить более 20 тысяч газиев.
Однако в ташкентцах он сильно ошибся — в их настроениях не
разобрался. На призыв кокандского правителя в Ташкенте от-
кликнулись очень немногие, главным образом муллы и ученики
городских медресе, то есть профессиональные ревнители мусуль-
манского вероучения.
Намереваясь овладеть инициативой в предстоящем сраже-
нии, Алимкул двинул свое войско скрытно ночью, поскольку
прекрасно знал местность. Полки шли отдельными маршрутами,
соблюдая тишину и меры предосторожности. К рассвету коканд-
ские части уже заняли исходные позиции вблизи русского лаге-
ря. Алимкул переоценил, однако, свои силы — их не хватало для
полного окружения отряда Черняева. Пришлось разместить вой-
ска длинной дугой по фронту, расставив орудия на высотах, но
фланги оставались незащищенными. Опорными пунктами по-
зиции кокандцев были три 12-пушечные батареи. По азиатским
меркам все было сделано более чем грамотно, однако в европей-
ских военных академиях Алимкул не обучался и в европейских
кампаниях не участвовал. Зная психологию и военную практику
азиатского противника, Черняев предусмотрел возможные дей-
ствия Алимкула. В его донесении читаем:
«На другой день 9-го числа было дано знать с наших пикетов
о движении больших неприятельских колонн по направлению к
лагерю. В шесть часов утра массы неприятеля до семи тысяч
были уже видны из лагеря на довольно близком расстоянии.
Я дал ему (Алимкулу. — Е. Г.) время стянуть войска свои на
близлежащих высотах, а сам между тем приготовился к наступ-
лению»59.
В семь часов кокандцы начали артиллерийский обстрел пози-
ций русских, пребывая в уверенности неожиданности своей атаки.
Черняев признает, что «стрельба его, несмотря на большое рас-
стояние (800 саженей), замечательно удачна: все снаряды ложи-
лись в лагерь, но, по счастью, никакого вреда не принесли»60.
Черняев сделал то, что диктовала обстановка, он двинул четы-
ре роты пехоты при четырех орудиях для захвата неприятель-
105
ских батарей и обхода кокандских позиций с фланга. Плохо под-
готовленные кокандские сарбазы устрашились неудержимого
натиска русских, поднимавшихся на высоты, несмотря на вра-
жеский огонь, и побежали, так как не выдержали русской шты-
ковой атаки. «Начался бой, — сообщает очевидец Мухаммед Се-
лих, — от дыма стало темно. Вскоре бой перешел в рукопашный.
Бились винтовками и топорами. Когда дым рассеялся, увидели:
некоторые газии пошли по приглашению Бога в рай, а многие
без приглашения пошли в ад, так как бежали с поля боя. На-
чалась конная атака русских»61.
Алимкул получил пулевое ранение в живот, но мужественно
остался в строю, пытаясь удержать на позициях поддавшееся
панике кокандское воинство. Удержать паникеров было невоз-
можно, тем более что первыми побежали командиры, совсем
еще недавно награжденные многими знаками отличия, такими
как золотой топорик, золотой пояс, серебряная сабля.
Черняев преследовал разбитого неприятеля около 7 верст до
самого города. Но занять Ташкент не решился. Доблестный ко-
кандский военачальник Алимкул скончался очень скоро от полу-
ченной в бою раны. Кокандцы потеряли убитыми более 300 че-
ловек, у Черняева погибших не было.
9 мая 1865 г. жители Ташкента освободились из-под власти
кокандского хана, но они тогда еще этого не знали. Остатки де-
морализованного кокандского войска ушли обратно в Ферган-
скую долину, не забыв при этом ограбить городскую казну. Как
всегда, будто из-под земли, появились мародеры, интуитивно по-
чувствовавшие растерянность и незащищенность ташкентского
обывателя. «...Проходили мимо городских ворот, видим, какой-то
человек собирает разные вещи. Увидев нас, — пишет Мухаммед
Селих, — посмотрел на нас и сказал: «Эй, светильники веры! За
воротами стоят четыре арбы с ценными вещами и еще две с
лепешками. Теперь время ворота закрывать — нельзя добро
оставлять на ночь снаружи». Мы сейчас же с помощью жителей
и сарбазов затащили арбы внутрь, а лепешки раздали тем же
сарбазам»62. Такая вот зарисовка с натуры.
Власти в городе не было; городская знать пребывала в рас-
терянности; мародерствующие «граждане», борцы за веру в том
числе, дрались на улицах из-за добычи. Самого Мухаммеда Се-
106
лиха, который пытался урезонить дезертиров и мародеров, со-
бирались избить, но он, видимо, вовремя ретировался.
А что же победитель Алимкула? Михаил Григорьевич отвел
свои войска в лагерь Шор-Тепе, как если бы был самым дис-
циплинированным командиром российских войск. Кроме того,
Черняев перегородил небольшими силами Ходжентскую дорогу,
чтобы не допустить к Ташкенту бухарцев.
На этот раз Михаил Григорьевич вел себя очень, даже черес-
чур осмотрительно и выжидательно.
Строго говоря, на этот раз Черняев вел себя в соответствии с
требованиями Петербурга, который не давал прямой санкции
на занятие города. В рапорте от 11 мая он, однако, указывает
другую причину отвода своих войск от Ташкента: «Хотя в этот
момент, может быть, и возможно было занятие города, но я не
мог рисковать последним своим резервом, и, имея в виду, что,
во всяком случае занятие это не могло бы стоить нам дешево, я,
окончив преследование, возвратился в лагерь и решил остаться
до времени на той же позиции с тем, чтобы вблизи Ташкента
наблюдать за событиями в самом городе и, если возможно, вос-
пользоваться первым же случаем его занять»63.
Темп наступления был потерян, неприятель получил долгую
передышку. Ташкентская знать опомнилась, убедилась, что рус-
ские ведут себя более чем сдержанно, и потому приступила к ре-
ставрации своего влияния в городе. «Лучшие люди» начали с того,
что избрали ханом Ташкента молодого человека Султана Сеида.
«С общего согласия, — пишет Мухаммед Селих, — они посадили
молодого шах-заде на середину квадратной кошмы лицом к кибле
и, подняв его на кошме, прочли молитву, а потом, пересадив на
ханское место и водрузив на голову шах-заде тадж (символ хан-
ского достоинства. — Е. Г.), объявили его ханом Ташкента»64. За-
вершив церемонию, вершители судеб ташкентцев долго совеща-
лись и в конце концов решили обратиться за помощью к Бухаре
и Коканду одновременно. Кокандские власти в помощи отказали,
то есть отреклись от прав на владение Ташкентом. Однако при
этом потребовали выдачи молодого хана Султана Сеида. Эмир
«благородной Бухары» помощь обещал, но также при условии вы-
дачи незадачливого Сеида, то есть эмир требовал признать свою
власть над Ташкентом. Мнения знатных людей разделились — не-
107
мало было таких, кто готов был пожертвовать только что избран-
ным ханом. Молодой хан пребывал в слезах и просил не выдавать
его эмиру, так как хорошо знал цену «гостеприимства» бухарско-
го владения — в Бухаре его ждала мучительная смерть. Совет таш-
кентских вельмож и военачальников долго колебался, но в конеч-
ном итоге признал необходимым выдать своего избранника
бухарскому эмиру. Несчастного юношу, который стал ханом от-
нюдь не по своей воле, тайно, как пленника, вывезли ночью из
города и повезли в Самарканд, где в то время находилась ставка
эмира. Таким образом, в городе победила «бухарская партия», ко-
торая могла теперь рассчитывать на скорую подмогу от эмира.
Черняев медлил целый месяц, дожидаясь удобного случая, и
дождался необходимости срочно реагировать на новую военно-
политическую ситуацию. Эмир был противник сильный.
Дочь Черняева Антонина, написавшая под псевдонимом
А. Михайлов, краткую биографию отца, отмечает одну из наи-
более ценных, как ей кажется, черт его натуры: «Михаил Гри-
горьевич никогда не собирал военных советов, решая все еди-
нолично сам, и брал всегда на себя всю ответственность. Те из
своих планов, которые, по его мнению, должны были быть со-
хранены в тайне, он сообщал второму лицу только тогда, когда
считал, что обстоятельства требовали довести их до всеобщего
сведения, придерживаясь того мнения, что известное двум лицам
вскоре станет общим достоянием»65.
Из этого пассажа следует, что Черняев не доверял своим со-
ратникам. И, самонадеянно полагаясь только на свой опыт, зна-
ние, интуицию, пренебрегал чужим мнением, отчего нередко
принимал неверные решения. Воюя за Ташкент, он уже дважды
ошибся в своих действиях, теперь в июне 1865 г. Ташкент сно-
ва бросал ему вызов, на этот раз самый серьезный. Сил в его
распоряжении было в самом деле немного, и он не мог эффек-
тивно блокировать большой населенный пункт — значительный
бухарский отряд все же проник за городские стены; командир
этого отряда Искандер-бек объявил себя начальником города.
Теперь же медлить Черняеву было никак нельзя.
7 июня ночью генерал предпринял вторую попытку взять
Ташкент штурмом. Операция началась артиллерийским обстре-
лом, тем дело и закончилось, поскольку, как объяснял сам Чер-
108
няев, «главный отряд... не мог подойти к крепостной стене в
полном составе, потому что встретил в пяти верстах от нее
огромный овраг, воспрепятствовавший совершенно переправе
артиллерии.. .»66
Снова помешал овраг.
Несмотря на плохое знание окружающей город местности и
обстановки внутри городских стен, Черняев, как всегда едино-
лично, принимает решение предпринять третью попытку штур-
ма, так как «главные силы эмира, давно уже собранные в Самар-
канде, стали показываться в пограничных кокандских крепостях
по левой стороне Дарьи»67. «Отойти от города, — сообщает Чер-
няев в своем донесении, — значило бы дать эмиру громадное
значение в Средней Азии и усилить его всеми военными сред-
ствами, сосредоточенными в Ташкенте»68. Остается штурм.
Нерешительность Черняева, наблюдавшего за городом и пе-
редвижением эмирских войск в течение месяца, можно понять.
По любым меркам город велик: 24 версты — протяженность го-
родской стены; застройка плотная — сплошной лабиринт узких
улиц, тысячи однообразных глинобитных домов. Вдоль стены —
ров с водой; на стенах расположено более 60 орудий, прислуга
которых неплохо обучена. В городской стене 14 ворот и про-
ходов, через которые в любой момент обороняющие город могут
выйти наружу и ударить в тыл штурмующим силам.
Пока Черняев мешкал, число защитников города снова стало
увеличиваться и составило более 30 тысяч сарбазов и вооружен-
ных ополченцев; его же войско не увеличилось.
Приняв решение о штурме, Черняев начинает необходимую
подготовку. Самые ценные разведсведения доставляет инженер-
поручик Макаров, который по ночам обследовал подходы к го-
роду. Выясняется, что всего целесообразнее атаковать город с
юго-западной стороны, где группировались кокандские и бухар-
ские воинские силы, а также ташкентцы, им сочувствовавшие.
Мирные обыватели при этом опасности не подвергались. Мака-
ров установил также, что силы защитников города равномерно
расположены по всему периметру городской стены, то есть ни-
где не сконцентрированы для отражения главного удара. Такое
расположение войск противника Черняев приписывал своей хи-
трости: он загодя провел свой отряд вдоль всей городской стены,
109
чтобы продемонстрировать его многочисленность. В результате
неприятель якобы растянул все наличные силы, не сосредоточив
нигде подвижный резерв для отражения нападения извне. Ло-
гичнее предположить, однако, что не искушенные в военном ис-
кусстве руководители обороны города расставили свои войска
вдоль всей стены, чтобы прикрыть (теоретически) разом все
угрожаемые места.
В отличие от попытки 1864 г. на этот раз Черняевский отряд
имел штурмовые лестницы. К полуночи 14 июня 1865 г. русский
отряд был готов к штурму. Черняев напутствовал войска народ-
ными присловьями, потребовав либо лечь костьми, либо победить.
В два часа ночи штурмовая колонна, неся лестницы на руках,
скрытно подошла к городской стене и к Комланским воротам.
Перед стеной сидели кокандско-бухарские караулы, но толку от
них было немного... караульные спали. Сарбазов разбудили шты-
ками. Они проснулись и кинулись к небольшим лазам в стене,
замаскированным кошмами. Русские охотники прошли через
проходы, «любезно» указанные оплошными караульными, под-
нялись на стены и стали разбирать заваленные изнутри ворота.
Другая часть команды охотников в это же время взбиралась на
стены по штурмовым лестницам. Усилиями охотников очень бы-
стро и без потерь были захвачены ворота с двумя башнями и не-
сколько орудий. Штурмовая колонна численностью 250 человек
под командой штабс-капитана А.К. Абрамова (очень скоро станет
генералом, прославится во многих среднеазиатских экспедициях)
ворвалась в раскрытые ворота и, сметая огнем и штыками рас-
терявшихся защитников крепости, на одном дыхании продвину-
лась на 14 верст вдоль городской стены; кокандские орудия за-
хватывались, заклепывались и сбрасывались с позиций. Кокандцы
все же успели оправиться от неожиданного ночного приступа,
русские отряды почувствовали это, когда углубились в лабиринт
улиц и переулков — там их ждали сарбазы на баррикадах и стрел-
ки, засевшие в саклях. Бои за город были упорные. Огромную по-
мощь штурмовым отрядам оказала русская артиллерия, которая
расстреливала защитников баррикад картечью почти в упор. Это-
го кокандские сарбазы выдержать не могли и бежали. Малопри-
годной в уличных боях оказалась кокандская конница, которую
казаки без труда выгнали за пределы города.
110
К утру 15-го Черняеву и его офицерам представлялось, что
город покорен окончательно. К победителю явились представи-
тели торгово-ремесленного посада с изъявлением покорности.
День прошел спокойно, но с заходом солнца неразбитый до
конца неприятель начал стрельбу из-за глухих дувалов, барри-
кады появились почти на всех улицах и перекрестках; наруши-
лась связь между отдельными русскими отрядами, оказавшими-
ся в. ходе ночного сражения в разных частях большого города,
что могло иметь катастрофические последствия. Казалось,
кокандцы и газии обрели второе дыхание, собираясь победить
любой ценой. «Сопротивление сделалось еще отчаяннее, — со-
общал Черняев в своем донесении. — Были случаи, когда один,
два человека с айбалталш (топоры на длинной рукоятке) кида-
лись на целую роту и умирали, не прося пощады». Противника,
казалось, подменили, и такой противник не мог не внушать ува-
жения и повышенного опасения. «Каждую саклю, — продолжал
Черняев, — приходилось брать штыками, и только тогда она
очищалась, когда засевшие в ней были переколоты69.
Бои затихли к ночи, но продолжались на рассвете. Сопротив-
ление было окончательно сломлено только к вечеру 16-го числа.
У защитников города, которых к началу штурма 14 июня насчи-
тывалось до 30 тысяч, были превосходные возможности отстоять
Ташкент и перебить небольшие отряды русских, на которые в
ходе штурма разделилось войско Черняева. Предательство и бег-
ство с поля боя в среде «защитников» города были повальными.
«Мы закричали: «Эй, вы, бегущие, остановитесь! Ведь вы — снаряд
ислама!» Но тщетно, часть их все же удрала70. Такими свидетель-
ствами изобилует рукопись Селиха. Силы оборонявшихся и
атаковавших были, видимо, равны, как равны были стороны в ре-
шимости победить, но последние имели все преимущества обу-
ченной регулярной армии.
17-го к Черняеву явились аксакалы и почетные жители, за-
явившие о полной готовности подчиниться российскому Импе-
ратору. 17-го Черняев подводил итоги штурма. Трофеи были
значительными, достаточно сказать, что пушек удалось взять 63,
среди которых 48 были медными «замечательно хорошего ли-
тья», однако никакие богатые трофеи не могли компенсировать
людские потери. Убитых в отряде Черняева значилось 25 чело-
111
век, раненых и контуженых — 117. Победа досталась недешево,
возможно, месяц назад город можно было взять с пролитием
меньшей крови.
Дочь-биограф Антонина Черняева убеждает читателя, будто
ее отец тщательно готовил заключительный штурм Ташкента.
Это явное преувеличение. Он был осведомлен о симпатиях таш-
кентского посада к России, но не мог быть уверенным, что эти
симпатяги примут форму активной поддержки его войск. Так и
случилось: «русская партия» сидела по домам, не оказывая по-
мощи ни тем ни другим, хотя этот нейтралитет можно считать
дружественным русским и враждебным кокандцам. Разведка
сил, средств и настроений противника была довольно поверх-
ностной, то есть элемент авантюры в предприятии 14—16 июня
1865 г. определенно присутствовал. Нет сомнений, что очень
важное значение для исхода дела имели личное мужество, ини-
циативность и решительность самого руководителя операции.
Взятие Ташкента стало самой большой победой и великой уда-
чей Михаила Григорьевича, то был пик его военной карьеры, с
которым не могло сравняться ни одно из деяний всей его 70-лет-
ней жизни.
Сторонники ориентации на Россию получили возможность от-
крыто выразить свою радость, в их среде Черняева стали называть
«ширнаиб», то есть непобедимый полководец, что чрезвычайно
льстило самолюбию Михаила Григорьевича. Ташкентский посад
полюбил русского генерала еще больше, когда на базарных пло-
щадях было оглашено его обращение к жителям. Ширнаиб про-
возглашал неприкосновенность их веры и обычаев, обещал не раз-
мещать своих солдат на постой в их домах и не мобилизовывать
самих обывателей в русскую армию. Был сохранен шариатский
суд; запрещались произвольные поборы; на годичный срок таш-
кентцы освобождались от каких-либо податей и налогов. Щед-
рость покорителя Ташкента нанесла ущерб российской казне:
отменив подати, он был вынужден одалживать деньги на нужды
своей администрации у частных лиц; Черняевский долг составил
300 тысяч рублей, казна погасила его только в 1871 г.
Взятие самого большого города Средней Азии получило меж-
дународный резонанс. Предвидя британскую реакцию, Горчаков
негодовал, требовал наказать новоявленного Ермака Тимофееви-
112
ча — вице-канцлер запамятовал, что победителей не судят. А Ми-
хаил Григорьевич это правило помнил хорошо. Он не ошибся. На
донесении Крыжановского о его победе Император начертал:
«Славное дело!» Вскоре в Оренбурге была получена телеграмма от
Д.А. Милютина (шла 6 часов 45 минут): «Государь Император,
прочитав донесение № 2306 о взятии Ташкента, пожаловал гене-
ралу Черняеву золотую саблю с бриллиантами, начальникам по-
велел объявить благоволение, а нижним чинам выдать по два
рубля, а не по одному, как сказано в телеграмме № 4; о награж-
дении всех отличившихся ожидается представление»71.
Михаил Григорьевич не ошибся, он знал, что действует в соот-
ветствии с видами российского правительства. Его победа заметно
повысила авторитет России на мировой арене (такое это было
время), дала возможность включить в границы империи плодо-
родный оазис, обеспечить туркестанские войска продовольствием.
Взятие Ташкента обсуждалось в российских газетах; в статьях го-
ворилось о роли города как торгового центра, «который может
принять значение главнейшего рынка для всей Средней Азии»,
отмечалось богатство Туркестанской области полезными ископа-
емыми. «ожидающими рациональной разработки»72.
Его имя было у всех на слуху, оно склонялось и писалось за
российскими пределами в самой разной транскрипции. Объек-
тивные публицисты называли его свершение самым важным со-
бытием за все время продвижения России в Средней Азии.
В Англии, естественно, политики и журналисты снова стали воз-
мущаться, обличать российскую агрессивность. Уже 19 июня
британский посол А. Бьюкенен появился в служебном кабинете
Горчакова с требованием объяснить случившееся. Российский
министр заявил, что Ташкент не будет включен в состав импе-
рии, и вообще Черняев якобы занял этот город, чтобы предот-
вратить его оккупацию бухарскими войсками и обеспечить та-
ким образом его независимость. Посол в ультимативной форме
потребовал, чтобы российское правительство ни в коем случае
не награждало генерала, который поступил столь самовольно.
Можно представить реакцию Императора, когда Горчаков пере-
дал ему требование Бьюкенена. Михаил Григорьевич не только
получил царскую награду, но и очень теплое приветственное
письмо от Наследника престола, будущего Александра III.
113
Ташкент был взят, теперь предстояло решить, что с ним де-
лать. Один из вариантов решения этой проблемы предложил
бухарский эмир. Он потребовал от Черняева уйти из Ташкента
на том основании, что город входит в число бухарских владений.
Российские власти не заинтересовались этим вариантом. Судя по
всему, у посла Бьюкенена и эмира Музаффара головы были
устроены одинаково.
В российском МИДе был придуман хитроумный план: город-
государство Ташкент объявляется независимым владением. Но
на самом деле оно должно находиться в вассальной зависимости
от России, однако последнее обстоятельство следует тщательно
скрывать. Военные люди, Черняев в их числе, полагали, что такую
независимость можно будет обеспечить только в том случае, если
в городе или вблизи него будут находиться части русской армии.
В понимании Черняева ташкентская независимость должна была
выглядеть следующим образом: «Опыт убедил меня, что если
предоставить жителям самоуправление, то для охранения спо-
койствия и полного повиновения достаточно иметь здесь, в осо-
бой от города цитадели, один батальон и две сотни. Полиция
может быть предоставлена самим жителям... Я полагал бы не-
обходимым предоставить жителям самоуправление и вмеша-
тельство наше ограничить только одним наблюдением за долж-
ностными лицами, оставив за собой право менять их, если они
не будут соответствовать своему назначению»73.
С таким решением Горчаков не хотел согласиться. «По моему
понятию, — писал он военному министру, — при желаемых от-
ношениях к нам Ташкентской независимой области поддержка
ей с нашей стороны должна заключаться не в содержании во-
енных сил внутри нее, не в материальной, так сказать, поддерж-
ке, а в нравственной, заключающейся в убеждении, что в случае
какой-либо попытки на Ташкент права этого города будут за-
щищены и что нарушение их не останется без наказания»74.
Но в Азии не ведали о такой экзотике (ханства к тому же не
были субъектами международного права), а потому любое сло-
весное заявление, не подкрепленное силой, ценности иметь не
могло. Рассуждение о нравственной поддержке вызвало возра-
жение ДА. Милютина, человека реалистического: «Пока не будет
установлено в том крае какое-либо прочное положение, которое
114
давало бы вес нашему нравственному влиянию, до тех пор мы
должны, по необходимости, опираться только на силу матери-
альную... Решившись иметь в нашей власти плавание по всему
протяжению Сырдарьи, нельзя ограничивать генерал-майора
Черняева устройством только складочных пунктов. Следует раз-
решить ему строить укрепленные посты, так как без серьез-
ных мер защиты немыслимо и обеспеченное судоходство по
Сыру...»75
Странно, конечно, что приходилось объяснять столь очевид-
ные вещи министру иностранных дел.
Со взятием Ташкента завязалось сразу же три интриги, Чер-
няев был участником каждой. Первая — «О статусе Ташкента»,
вторая — «Эмир Бухарский против Черняева», третья — «Чер-
няев против Крыжановского». Михаил Григорьевич не был бы
самим собой, если бы не вступил в конфликт с непосредствен-
ным начальством. Более полугода оживленная переписка шла
между Бухарой, Ташкентом, Оренбургом и Петербургом, фельд-
курьеры носились птицами.
Продолжая тему «о статусе Ташкента», следует сказать не
только о мнениях российских государственных мужей, но и ко-
ренных ташкентцев. Русская власть в лице Черняева предложи-
ла им два варианта: избрание муниципалитета или избрание
хана. Они отвергли и тот и другой. О муниципалитете они слы-
хом не слыхивали (в России в те годы тоже мало что знали об
этом предмете), а вот хана, тем более из своих, бухарских или
кокандских, они не желали ни за какие коврижки (очень на-
страдались). Ташкентцы, не без влияния Черняева, высказы-
вались за прямое российское правление. Мухаммед Саатбай,
ташкентский купец, бывший неформальным главой «русской
партии», собрал подписи под обращением к российским вла-
стям, в котором излагалась схема управления городом. Все ша-
риатские вопросы предлагалось оставить в ведении мусульман-
ских судей, духовных лиц и богословов, а «главное управление
здешним населением поручить генералу Черняеву, так как он
находился в продолжение двух лет в этих краях и по завладении
Ташкентом был так снисходителен к его жителям, что за зло
творил им добро, и никто из ташкентцев не был обижен; при
этом же генерал Черняев очень хорошо знает здесь всех от мала
115
до велика, и хороших и дурных»76. Этот адрес позволил извест-
ному русскому публицисту Венюкову пошутить: «Ташкентцы
выбрали Черняева своим ханом».
Несмотря на волеизъявление «лучших людей» города, в россий-
ском Министерстве иностранных дел продолжали противиться
включению Ташкента в пределы империи. Аргумент был один:
негативная реакция Англии. «...А сколько подобное передвижение
(российской границы. — Е. Г.) поднимет крику, и как оно подорвет
к нам последнее доверие в Европе», — писал Крыжановскому ди-
ректор Азиатского департамента МИДа П.С. Стремоухов. — Пра-
во, игра не стоит свечей...»77 Последнее суждение об игре и свечах
и тогда выглядело весьма спорным.
Вторая интрига развивалась порою весьма драматично. Как
говорилось, сразу же после победоносного штурма 14—16 июня
бухарский эмир потребовал отдать город ему и даже пытался
собирать с ташкентцев подати в свою пользу. Черняев вступил в
переписку с бухарским правителем. Он объяснял, почему занял
Ташкент (для того якобы, чтобы отомстить Алимкулу за уни-
чтожение казачьей сотни под Иканом), всячески подчеркивал
свою независимость, пытался направить наступательную энер-
гию бухарцев против Коканда. Своей властью, без разрешения
Крыжановского, Михаил Григорьевич пропустил через Ташкент
в Петербург бухарское посольство, которое должно было пода-
рить российскому Императору слона и договориться о передаче
Ташкента под юрисдикцию эмира. По требованию Горчакова
Крыжановский задержал посольство на подступах к Оренбур-
гу. «Ради бога, — писал Стремоухов оренбургскому генерал-
губернатору, — избавьте нас от бухарского посольства... Князь
(А.М. Горчаков — Е. Г.) слышать равнодушно не может об этом
посольстве, да еще со слоном!»78 Слон до Санкт-Петербурга не
дошагал.
Эмир справедливо оскорбился и придумал ответный ход.
Осенью того победного 1865 г. в Ташкенте, в штабе Черняева
появился посланец эмира с сообщением, что в Бухару из Кабула
якобы прибыли три британских офицера с некими предложе-
ниями, которые противоречат российским интересам. Считая
себя другом Императора Александра, эмир будто бы не мог не
предупредить об этом верного слугу царя, губернатора Турке-
116
станской области. Черняев получил предложение прислать в Бу-
хару свое посольство. «Не надо быть глубоким политиком, чтобы
сразу же заметить всю махинацию, подведенную бухарцами, —
пишет М.А. Терентьев. — До тех пор никогда ни один азиатский
владетель не просил еще прислать к себе соглядатаев, если не
нуждался в докторе... или в разведчике минералов... Бухара же,
грозившая до сих пор смертью каждому европейцу, пытавше-
муся в нее проникнуть, тем не менее заслуживала доверия. Хи-
трый бухарец, чтобы вернее поймать нас на удочку, выдумал
каких-то европейцев, прибывших к нему через Афганистан, зная,
как мы ревнивы в этом направлении! Бухарцы не ошиблись:
приманка была чересчур соблазнительна, да к тому же в прось-
бе прислать посольство как бы проглядывало косвенное согласие
на ведение переговоров в Ташкенте, а не в Петербурге. Как бы
то ни было, но азиатское коварство восторжествовало...»79
Черняев с гордостью сообщал в своих донесениях, как он
с помощью различных хитростей, имея в распоряжении лишь
малочисленный отряд, сумел завоевать большой азиатский город:
он давно воевал в этих краях и знал местные нравы, однако во-
истину: на всякого мудреца довольно простоты! Было написано
письмо, которое должен был передать астроном КВ. Струве. Ми-
хаил Григорьевич считал, что посольство в Бухару может дать
прекрасную возможность, чтобы разведать подступы к этому
ханству и его экономический и военный потенциал, для чего
вместе со Струве ко двору эмира были отправлены офицер Ге-
нерального штаба, топограф и горный инженер. Черняев был,
видимо, доволен собой до тех пор, пока не получил известие, что
все его разведчики арестованы в Бухаре, то есть взяты в залож-
ники. Он потребовал от эмира объяснений и получил дерзкий
ответ, адресованный просто: «Михаилу Черняеву», без титулов и
обычных льстивых пожеланий и преувеличений. Эмир обещал
освободить заложников, если его посланцы доберутся до Петер-
бурга. На начальном этапе верх в этой интриге одержал эмир.
Третья интрига, против Крыжановского, завершилась губи-
тельно для карьеры Михаила Григорьевича. Вначале их отноше-
ния были безоблачными; начальник Оренбургского края от-
носился к Черняеву очень доброжелательно, хотя, видимо,
небескорыстно: хорошо была известна исключительная иници-
117
ативность этого офицера, и он надеялся с его помощью приоб-
рести боевые награды, которые в 60-х гг. можно было получить
только в Азии. Крыжановский был, видимо, тщеславен. Он на-
целился на Ташкент, но генерал Черняев не захотел поделиться
с ним Ташкентом. Это обстоятельство внесло охлаждение в от-
ношения двух губернаторов, но само по себе не сделало бы Кры-
жановского врагом Черняева. В этой интриге инициативой вла-
дел Михаил Григорьевич, он сделал многое, чтобы превратить
оренбургского генерал-губернатора в своего врага, совершенно
не желая учитывать личные качества и амбиции последнего. Из-
вестный ученый, внимательный и непредвзятый наблюдатель
Николай Александрович Северцов так характеризовал Крыжа-
новского: «Начальник умный (хотя бестактен), деятельный и с
препорядочным самолюбием. Как он откажется от участия в
единственном деле своего края, имеющем не местное, а обще-
государственное значение!»80 Северцов верно разгадал главную
заинтересованность Крыжановского в делах Туркестанской об-
ласти: она граничила пусть с третьесортными, но все же само-
стоятельными государствами — среднеазиатскими ханствами, а
поэтому оренбургский генерал-губернатор по положению ста-
новится участником международных отношений, чем не мог по-
хвастаться даже начальник губернии Московской.
Те же амбиции были у Черняева; человек он был амбициоз-
ный не менее Крыжановского. Он отлично понимал, что взя-
тием Ташкента обеспечил себе место в истории и памяти на-
родной, но, как всякому смертному, ему хотелось при жизни
насладиться плодами своих предприимчивости, храбрости, удач-
ливости. Он хотел того же, чего хотел Крыжановский, — высту-
пать на международной арене (пусть это только «дремотная
Азия») полномочным представителем своего Императора, для
чего ему нужна была независимость от Оренбурга. Когда, кстати,
он извещал эмира и других ханов о создании Туркестанской об-
ласти, он умалчивал, что она учреждена в границах Оренбургско-
го края.
Настроение, чувства и состояние души покорителя Ташкен-
та, человека сравнительно молодого (37 лет), заметны в его
письмах к другу В.А. Полторацкому. Его самолюбию льстит до-
верие к нему ташкентцев: «Я утверждаю избранных народом
118
лиц не только в общественные должности, но и на духовные
места. Так, недавно улемы привели ко мне избранного ими на
должность ахуна (вроде нашего архиерея) и просили дать ему
свидетельство, что он утверждается мною...» Еще более ему
лестно внимание к его особе со стороны владетелей соседних
ханств: «Относительно среднеазиатских владельцев мы приоб-
рели значение немногим меньшее, чем пользуемся в Ташкенте.
Бухарский эмир, так гордо начавший свое движение из Самар-
канда, теперь немного присмирел и уже прислал ко мне лично
посольство с подарком, что поставило в тупик даже все здешнее
население (бухарский эмир считался главой всех правоверных
региона. — Е. Г.). Хивинское посольство, вероятно, прибудет ко
мне по возвращении эмира из Коканда...»
Таким образом, молодой генерал в короткий срок приобрел
«международное» признание, и в это самое время (сентябрь
1865 г.) в Ташкенте ожидается появление оренбургского гене-
рал-губернатора, что грозит нанести урон престижу Михаила
Григорьевича. «Теперь мне необходим кредит более, чем когда-
либо, — продолжает автор письма, — для того чтобы упрочить
наше значение в Средней Азии, а у меня обрывают его в глазах
населения, верящего до сих пор, что, кроме Государя, надо мною
нет начальника. Мне постоянно адресуют: «Посланному Белым
царем вместо своего глаза». Далее следуют сетования по поводу
происков неких недругов, стремящихся украсть его славу. Эта
навязчивая идея не оставляла Черняева всю его жизнь и стала
причиной многих конфликтов и неудач, которые сложились в его
трудную судьбу. «Не могу также умолчать при этом, — жалуется
он Полторацкому, — о неблагочестивом намерении приписать
все мною сделанное новому генерал-губернатору, предоставив
ему все средства для овладения Ташкентом». Здесь уже начина-
ется война с ветряными мельницами: «Теперь приедет Крыжа-
новский в Ташкент грозным судьей и докажет всему Петербур-
гу, как дважды два — четыре, что я покорил край, и то потому,
что не имел против себя серьезного неприятеля, но не умел его
успокоить, а он, великий маэстро, исполнил это. Он уверил всех
вас, что если бы не его приезд, то меня бы отсюда выгнали. Ска-
жите, положа руку на сердце, честно ли со мной поступили? Вы
знаете очень хорошо, что мне даже не было дано разрешение
119
действовать; я все взял на свою голову. И за все меня сначала
побаловали, а потом наплевали в глаза...»81
Такие вот ламентации по поводу события еще не случивше-
гося, что говорит о болезненном состоянии духа, и проявлении
несправедливости в отношении верховной власти («сначала по-
баловали, а потом наплевали в глаза»), которая щедро награж-
дала своего среднеазиатского Ермака. Последнее из цитиро-
ванных писем писано 31 августа 1865 г., за несколько дней до
прибытия в город Крыжановского, который привезет известие
о Высочайшем благоволении и награждении Черняева золотой
саблей с бриллиантами, но даже без учета этой награды можно
уверенно говорить о высокой оценке ратных подвигов Михаила
Григорьевича. С мая 1864 г. по май 1865 г. он успел стать ге-
нерал-майором, а также кавалером следующих орденов: Свято-
го Владимира 3-й ст., Святого Станислава 1-й ст., Святой Анны
1-й ст. и, что самое ценное, Святого Георгия 3-й ст. Черняев был
определенно неблагодарен: «Наплевали в глаза!»
До приезда в Ташкент Крыжановского Черняев постоянно
размышлял об устройстве управления Ташкентом и Туркестан-
ской областью, и у него возникло новое представление о пред-
мете. Ташкент следовало включить в состав империи, ибо фик-
тивная независимость не принесла бы пользы ни России, ни
самим ташкентцам. «Если здесь этой комбинацией мы не можем
никого обмануть, — писал Черняев все тому же Полторацко-
му, — то кого же мы надуем в Европе?» Он также пришел к
убеждению, что слишком большая удаленность Туркестанской
области от Оренбурга затрудняет управление областью из центра
края: «Насколько вредна будет мнимая независимость Ташкен-
та для края, настолько же вредна и зависимость Туркестанской
области от Оренбурга»82. Эти свои доводы губернатор Туркестан-
ской области довел до сведения Крыжановского еще до его при-
езда в Ташкент, но сочувствия у него они не вызвали. «Черняев
не прочь, конечно, быть начальником Туркестанской области без
посредствующей инстанции, — писал наблюдательный Север-
цов, — но ошибется тот, кто припишет это только личному че-
столюбию»83.
Крыжановский ехал в Ташкент настроенный против Михаила
Григорьевича, что видно из его писем Милютину и Стремоухову.
120
Милютину: «Доводы, приводимые Черняевым в доказательство
необходимости оставить нам Ташкент да еще и Наманган или
Киртку, нисколько меня не убеждают»84. Стремоухову: «В Азии
гораздо и гораздо легче делать громкие завоевания, чем трудить-
ся над администрацией, тем более что последняя приносит мно-
го горя и неудовольствия, а громкие, но вместе с тем весьма
нетрудные завоевания приносят чины и кресты. А потому не
следует удивляться, что в Туркестане люди увлекаются: надо
только подтянуть им поводья и направить воинственный удар на
что-нибудь более разумное, чем расширение и без того ши-
рочайшей России»85. В Ташкент он ехал «подтягивать поводья»
своенравному генералу.
Необходимость этой меры подтвердил сам Черняев, не по
уставу, без почетного караула, встретивший генерал-адъютанта
Н.А. Крыжановского. Начальник Оренбургского края был уязв-
лен такой явной демонстрацией, но виду не подал. Визит орен-
бургского начальника, по мнению Черняева, пользы делу не
принес. Достичь взаимопонимания двум генералам не удалось.
Черняев успел только в одном: он уговорил своего начальника
не объявлять немедленно о независимости города и предсто-
ящем избрании хана. Крыжановский уехал, но оставил прокла-
мацию о предоставлении Ташкенту независимости, с поручени-
ем Черняеву обнародовать это решение. Еще он оставил письмо
к бухарскому эмиру с тем же сообщением.
Верный себе, Черняев поступил по-своему: прокламацию не
обнародовал, а эмиру отправил письмо от себя без сообщения о
независимости для Ташкента, а только изложил свои предложе-
ния об устройстве границы между Туркестанской областью и
бухарскими владениями. Ко всему прочему, он отправил в Буха-
ру свое посольство, не согласовав этот шаг с Оренбургом, а бу-
харского посла, также без согласия, пропустил в Оренбург.
Терпение Крыжановского иссякло! «По всему видно, — до-
носил он военному министру, — что Черняев настойчиво при-
держивается одних лишь своих идей; увлекается минутными
впечатлениями и берет на себя гораздо более того, что прави-
тельство может дозволить самому широко аккредитованному
агенту... Продолжать вести дела области так, как они ведутся в
настоящее время, признаю я невозможным и ответственность
121
за будущее не могу принять на себя, если Черняев останется во-
енным губернатором области после всего им совершенного...
Вижу, что продолжать терпеть еще далее явное неповиновение
и превышение власти я не имею права»86.
Это был ультиматум: либо я, либо Черняев. Государь принял
сторону Крыжановского. На Царя, видимо, произвело впечатле-
ние не столько непослушание Михаила Григорьевича, сколько
сообщение Крыжановского о плохом состоянии войск, расквар-
тированных в Ташкенте: как и его отец, Александр II больше
всего ценил в своих солдатах безупречный внешний вид и вы-
муштрованность.
Из Петербурга в Оренбург 26 ноября 1865 г. ушла шифроте-
леграмма военного министра: «Его Величество изволил признать
невозможным дальнейшее оставление генерала Черняева в на-
стоящей должности: вытребуйте его немедленно в Оренбург»87.
Черняев понимает, зачем его вызывают в Петербург, он пы-
тается переломить судьбу, сохранить за собой пост туркестан-
ского губернатора. Он пишет непосредственному начальнику
обстоятельную оправдательную записку. В ней, в частности, ска-
зано: «Обнародование этой прокламации... было бы, по моему
твердому убеждению, нарушением моего долга охранять внутри
Туркестанской области порядок и спокойствие... Это обнародо-
вание может быть безопасным только тогда, когда можно будет
без ущерба для наших интересов вывести отсюда войска. Тотчас
по взятии города я предложил старшинам независимость Таш-
кента; они объявили, что вслед за уходом наших войск, даже с
занятием нами Ниязбека и Чиназа (укрепления близ Ташкен-
та. — Е. Г.), начнутся беспорядки»88. В этой записке даются объ-
яснения по всем пунктам обвинения.
Как опытный интриган, Михаил Григорьевич организует под-
держку снизу. По его инициативе накануне нового, 1866 г. по-
чтенные люди города подносят ему адрес: «Мы ныне вполне
благоденствуем и чистосердечно сознаем, что этим обязаны Вам,
как лицу, доставившему нам такое блаженство... и не лишены
надежды, что Вы всегда останетесь во главе управления нами...»89
Те же выразители желаний и настроений ташкентского посада
обращаются к Крыжановскому с просьбой оставить им их обо-
жаемого Черняева.
122
Крыжановский колеблется. Советуется с Милютиным. И ге-
нерал-губернатор, и военный министр, в конце концов, люди
интеллигентные, деликатные — они не хотят наносить удар по
самолюбию Михаила Григорьевича. Дмитрий Алексеевич Милю-
тин к тому же еще и тонкий политик. «Внезапное увольнение
человека, — пишет он Крыжановскому, — выказавшего такие
блестящие способности и получившего такую популярность в
войсках и во всей Средней Азии, вслед за совершением им цело-
го ряда громких подвигов, не может не произвести неблагопри-
ятного впечатления во всех общественных сферах и не возбудить
самых разноречивых толков; тем более что необходимость такой
меры осталась бы совершенно неизвестной публике»90. Милютин
видит выход в том, чтобы Черняев сам отказался от службы в
Туркестане, и для этого у него будет причина — предстоящая
женитьба и, соответственно, отказ молодой жены ехать в жар-
кий, неблагоустроенный край.
Михаил Григорьевич мог бы, наверное, сохранить за собой свой
пост, если бы не затеял откровенную авантюру. Желая принудить
бухарского эмира освободить Струве и других членов посольства,
он снаряжает поход на бухарскую крепость Джизак, а затем даль-
ше — на Самарканд и Бухару. В феврале 1866 г., в разгар зимы, по
вьюжной пустыне выступает в поход маленький русский отряд —
всего две роты пехоты и четыре казачьи сотни при двух орудиях.
Как и следовало ожидать, столь незначительное войско не может
занять достаточно хорошо укрепленную крепость и отступает с
потерями из-под стен Джизака. Крыжановский, до которого до-
ходит слух о зимнем походе, сообщает военному министру: «За
всем тем генерал Черняев предпринимает теперь, без всякого со-
мнения, военные действия, которые могут завлечь нас далеко и
стоить дорого». В Петербурге принимают окончательное решение:
отозвать! Черняева вызывают в Петербург для доклада военному
министру, а вместо него назначают бывшего главного редактора
газеты «Русский инвалид» генерал-майора ДИ. Романовского. По-
явление нового губернатора без предупреждения приводит Ми-
хаила Григорьевича в смятение, ярость, слезы. Сначала он даже не
хотел передавать дела своему преемнику.
В начале 1866 г. Эсфирь Черняева написала своей сестре
письмо во Францию с описанием семейных дел: «Мой второй
123
сын, Михаил, которого ты видела малым и хилым ребенком,
ныне генерал, состоит военным и гражданским губернатором
Туркестанского края, который он покорил. О нем часто говорят
русские и иностранные газеты. До сих пор карьера его очень
удачна. Вскоре он должен приехать в Петербург, чтобы женить-
ся на дочери покойного генерала Вулферта, которую хвалят во
всех отношениях»91. Это письмо ушло во Францию почти одно-
временно с депешей военного министра в Оренбург об отреше-
нии от должности генерал-майора М.Г. Черняева.
Напутствуя своего преемника, Черняев не старался быть лю-
безным: «Когда Вы уезжали из Петербурга, — сказал он, — они
(правительство. — Е. Г.) не знали положения в области, иначе
бы Вас не послали. Но дело сделано, а потерявши голову, по
волосам не плачут»92. С тем он и уехал из своего Ташкента
31 марта 1866 г.
Спустя много лет, вспоминая прошлое, ДА. Милютин назовет
причины служебных неудач Черняева: «Капризность и преуве-
личенное самолюбие заводили его далеко за пределы здравого
смысла»93. Устранение с губернаторского поста покровителя
Ташкента было хорошим подарком британским политикам; об
этом событии с удовлетворением сообщал в Лондон посол Бью-
кенен.
Странным образом, однако Михаил Григорьевич не потерял
расположения Императора, который принял его приветливо, об-
нял, расцеловал, пожурил за конфликт с Крыжановским. А потом
сказал: «Посиди здесь года два, а потом получишь такое назначе-
ние, что забудешь свой Ташкент». Император ему симпатизи-
ровал, а кроме того, ему долгие годы будет покровительствовать
Наследник Цесаревич. Из Зимнего он ушел уверенный в благопо-
лучном продолжении своей карьеры. В мае состоялась его свадьба
с Антониной Александровной Вулферт; молодые сняли квартиру
в Гатчине.
В чем причина удивительной снисходительности Императора
к офицеру, столь демонстративно нарушающему основы воин-
ской дисциплины и служебной субординации? Во-первых, как
говорилось, тот действовал в диапазоне «правительственных ви-
дов», во-вторых, аудиенция ему была дана после 4 апреля
1866 г. — то есть после выстрела Каракозова. Император Алек-
124
сандр Николаевич и ранее не был абсолютно убежден в правиль-
ности либеральных реформ, теперь же, после злодейского по-
кушения, он, ранее колебавшийся, стал больше склоняться к
мнению антиреформаторской партии, к которой — это было из-
вестно — принадлежал Черняев. Люди антиреформаторской на-
правленности в то время, после покушения, были ему ближе, чем
либералы. Михаилу Григорьевичу Император вполне мог сказать,
как сказал в те же дни после покушения издателю «Московских
ведомостей» М.Н. Каткову: «Я тебя знаю, верю, считаю своим».
Все-таки он был свой.
Обнадеженный Императором, устроивший свое личное сча-
стье, Черняев мог быть удовлетворен и тем как решилась судьба
Ташкента; в конечном итоге возобладало его мнение на этот
предмет. Министерства военное и иностранных дел согласовали
свои позиции, и летом в Оренбурге была получена телеграмма:
«Если бы жители Ташкента и других местностей, занятых на-
шими войсками в том крае, вновь выразили просьбу о принятии
их в наше подданство, в видах спасения их от замыслов эмира,
то Государю Императору благоугодно всемилостивейше соизво-
лить на такое подданство»94. За повторным обращением таш-
кентцев дело не стало, и 27 августа 1866 г. жители крупнейше-
го города Средней Азии приняли русское подданство95.
Черняев завоевал Ташкент, и при его активном участии (он
подробно излагал свою точку зрения в беседах в МИДе и Во-
енном министерстве) этот город был сохранен для России. Его
правота обнаружилась и в другой спорной проблеме — о стату-
се Туркестанской области. По принятой схеме зимой 1866/67 г.
был составлен комитет в числе 13 членов, среди которых зна-
чилось имя М.Г. Черняева. Комитет заседал на квартире своего
председателя ДА. Милютина и после продолжительных дебатов
пришел практически к единогласному решению о создании не-
зависимого от Оренбурга Туркестанского генерал-губернатор-
ства и самостоятельного военного округа. Против этого, что было
естественно, голосовал только Н.А. Крыжановский.
Двумя правительственными решениями о Ташкенте и Тур-
кестане Черняев, казалось, был полностью оправдан. Но при
этом получалось, что старался он не столько для себя, сколько
для ДИ. Романовского, который теперь был самым вероятным
125
кандидатом на пост начальника Туркестанского края, тем более
что, в отличие от Михаила Григорьевича, он занял бухарский
Джизак, в придачу Ходжент, Хау, Ура-Тюбе, Яны-Курган, а так-
же добился освобождения посольства Струве, то есть приобрел
все права на высокий пост. Возвращение Черняева в Ташкент
выглядело маловероятным, и он — который раз — совершает
ложный шаг: снова затевает интригу, но на этот раз против Ро-
мановского. Новый приятель Черняева И.И. Воронцов-Дашков
ходатайствовал за него перед Наследником, но заговорщикам
этого показалось недостаточно, и они организовали прибытие в
Петербург ташкентской делегации с петицией, в которой осуж-
дались методы управления Романовского; с осуждением победи-
теля бухарцев выступила пресса. Романовский ответил в газете,
которую еще недавно редактировал, — «Русском инвалиде», по-
дал в отставку и потребовал официального расследования. Все
признаки склоки были налицо. Кончилось все тем, что на пост
генерал-губернатора Туркестанского края был назначен генерал-
адъютант Константин Петрович фон Кауфман.
Примечания
1 Снесарев А.Е. Индия как главный фактор в среднеазиатском вопро-
се. СПб., 1903. С. 18-21.
2 ГИМОПИ. Ф. 208. Д 31.Л. 8.
3 Аевшин А. Описание киргиз-казачьих или киргиз-кайсацких орд и
степей. СПб., 1832. Ч. 1. С. 2.
4 Халфин Н.А. Присоединение Средней Азии к России. М., 1965.
С. 61.
5 Вельяминов-Зернов В.В. Сведения о Кокандском ханстве // Вестник
Русского географического общества. Ч. 1. СПб., 1856. С. 115.
6 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 18233. Л. 1-2.
7 Аостоевский Ф.М. Полное собрание сочинений. Т. 27. М., 1984.
С. 35-36.
8 Григорьев В.В. Разбор сочинения «Очерки торговли России с Средней
Азией» П. Небольсина. Отчет о XXV присуждении Демидовских наград.
СПб., 1856. С. 181.
9 Тейне А. Железные дороги в Среднюю Азию: Сборник статей и про-
ектов по проведению железных дорог в Среднюю Азию. С 23.03.1854 по
27.05.1874 г. Б. м., 6. г. С. 7.
10 Игнатьев Н.П. Миссия в Хиву и Бухару в 1858 г. флигель-адъютанта
полковника Н. Игнатьева. СПб., 1897. С. 1.
126
11 Игнатьев Н.П. Указ. соч. С. 2—3.
12 Цит. по: Халфин Н.А. Политика России в Средней Азии. М., 1960.
С. 96.
13 [Залесов Н.Г.] Посольство в Хиву и Бухару полковника Игнатьева в
1858 году // Русский вестник. 1871. № 2—3. С. 49—50.
14 Черняев М.Г. Дневник М.Г. Черняева/ 1858. Поход в Кунград // Рус-
ский архив. 1906/ № 3. С. 473.
15 Там же. С. 475.
16 Игнатьев Н.П. Указ. соч. С. 274.
17 Залесов Н.Г. Указ. соч. С. 47.
18 РГВИА. Ф. 67. Д. 285. Л. 2.
19 См., напр.: Тарасенко-Отрешков Н.И. Обзор внешней торговли Рос-
сии последних двадцати пяти лет. СПб., 1859.
20 РГВИА. Ф. 38. Оп. 31/287. Св. 886. Д. 4а. Л. 193.
21 Черняева А.М. Черняев М.Г. во время Русско-турецкой войны 1853—
1856 гг. // Русский архив, 1906. № 3. С. 455—456.
22 Там же. С. 457-458.
23 См.: Терентьев М.А. История завоевания Средней Азии. Т. I. СПб.
С. 241.
24 А.Ч. М.Г. Черняев в Средней Азии // Исторический вестник. 1915.
№ 6. С. 869.
25 Там же. С. 871.
26 Михайлов А. Михаил Григорьевич Черняев: Биографический очерк.
СПб., 1906. С. 34-35.
27 Цит. по: Халфин Н.А. Политика России... С. 137, 142.
28 РГВИА. Ф. 483. Д 62. Л. 42 об.
29 ГИМ ОПИ. Ф. 208. Св. 12.
30 Там же.
31 Туркестанский край: Сборник материалов для истории его завоева-
ния. Собрал полковник А.Г. Серебренников. Т. 17. Ч. 1. Док. 18. С. 42.
32 Там же. Док. 20. С. 46.
33 Там же. Док. 26. С. 50.
34 Терентьев М.А. Указ. соч. С. 283.
35 Туркестанский край... Т. 17. Ч. 2. Док. 144. С. 231.
36 Там же. Док. 247. С. 117.
37 Там же. Док. 246. С. 116.
38 ГИМ ОПИ. Ф. 208. Св. 7.
39 Туркестанский край... Т. 17. Ч. 2. Док. 261. С. 133.
40 Терентьев М.А. Указ. соч. С. 296.
41 Туркестанский край... Т. 17. Ч. 2. Док. 301. С. 221—222.
42 Цит. по: Халфин Н.А. Политика России в Средней Азии. М., 1960.
С. 174.
43 Туркестанский край... Т. 17. Ч. 2. Док. 135. С. 165—172.
44 Цит. по: Татищев С. Император Александр Второй. Кн. 2. М., 1996.
С. 109-110.
45 Туркестанский край... Т. 19. Док. 25. С. 33—34.
46 Терентьев М.А. Указ. соч. Т. 1. С. 303.
47 Туркестанский край... Т. 19. С. 49—50.
127
48 Цит. по: Соколов Ю.А. Ташкент, ташкентцы и Россия. Ташкент, 1965.
С. 75.
49 Там же. С. 85.
50 Цит. по: Терентьев МА. Указ. соч. Т. 1. С. 306—307.
51 Там же. С. 85.
52 РГВИА. Ф. 67. Д 270. Л. 16.
53 Цит. по: Соколов Ю.А. Указ. соч. С. 137.
54 Романовский Д.И. Заметки по среднеазиатскому вопросу. СПб., 1868.
С. 32.
55 Цит. по: Русский Туркестанский сборник. М, 1872. Приложение. С. 84.
56 Цит. по: Соколов Ю.А. Указ. соч. С. 146.
57 Там же. С. 140-141.
58 Там же. С. 142.
59 Цит. по: Романовский Д.И. Указ. соч. С. 158.
60 Там же.
61 Цит. по: Соколов Ю.А. Указ. соч. С. 146—147.
62 Там же. С. 152.
63 Цит. по: Романовский Д.И. Указ. соч. С. 158.
64 Цит. по: Соколов Ю.А. Указ. соч. С. 154.
65 Михайлов А. Указ. соч. С. 23.
66 Цит. по: Романовский Д.И. Указ. соч. С. 161.
67 Там же. С. 164.
68 Там же.
69 Там же. С. 168.
70 Цит. по: Соколов Ю.А. Указ. соч. С. 162.
71 Туркестанский край... Т. 20. Док. 193. С. 5.
72 Общий очерк киргизской степи // Военный сборник. 1865. № 12.
С. 364.
73 Туркестанский край... Т. 20. Док. 193. С. 5.
74 Там же. Док. 215. С. 43.
75 Там же. Док. 221. С. 62.
76 Романовский Д.И. Указ. соч. С. 178.
77 Туркестанский край... Т. 20. Док. 239. С. 104.
78 Там же. С. 104.
79 Терентьев М.А. Указ. соч. Т. 1. С. 329.
80 Туркестанский край... Т. 20. Док. 312. С. 223.
81 Там же. Док. 213. С. 39.
82 Там же. Док. 315. С. 234.
83 Там же. Док. 312. С. 224.
84 Там же. Док. 211. С. 7, 36.
85 Тамже. Док. 218. С. 48.
86 Там же. Док. ITT. С. 186
87 Там же. Док. 317. С. 243.
88 Там же. Док. 301. С. 214.
89 Там же Т. 21. Док. 10. С. 14.
90 Там же. Док. 41. С. 63.
91 Черняева А.М. Летопись семьи Черняевых // Русский архив. 1909.
№ 2. С. 205-206.
128
ОРГБ. Ф. Милютина. К. 15. № 3. Л. 124.
95 Там же. С. 125.
94 Романовский Д.И. Указ. соч. С. 100.
95 РГВИА. Ф. 400. Л 19 за 1866 г. Л. 54-55.
САМАРКАНДСКАЯ ИСТОРИЯ
Генерал-губернатор Северо-Западного края (Виленская,
Ковенская и Гродненская губернии) Константин Петрович
фон Кауфман 1-й осенью 1866 г. по Высочайшему повелению
был вызван в Санкт-Петербург. Представившись военному ми-
нистру Дмитрию Алексеевичу Милютину, Кауфман узнал, что
Государь желает беседовать с ним лично. Причины вызова в сто-
лицу сообщены ему не были.
По своему обыкновению, Александр II принял Константина
Петровича радушно, расспрашивал про Вильно, про настроения в
крае, но при этом задавал вопросы не глядя на него и не переста-
вая гладить собаку. Кауфман докладывал, Государь не перебивал.
Наконец наступила пауза. Не поднимая глаз, государь спросил:
— Ну а еще что нового?
Александр Николаевич слушал вполуха, нетерпеливо погла-
живая пса, наконец поднял глаза на собеседника и, как бы со-
бравшись с духом, заявил:
— А знаешь, Кауфман, я решил отозвать тебя.
Потрясенный неожиданным заявлением, Кауфман быстро
овладел собою и, поклонившись Государю, произнес:
— Ваше Императорское Величество, как верноподданный
своего Государя, осмелюсь спросить, что это означает: перемену
ли системы управления краем или смену только лица?
Император поднялся во весь рост и, погрозив пальцем,
сказал:
— Кауфман, ты знаешь: у меня перемены в системе управле-
ния не бывает...
Аудиенция была окончена. Охваченный разнообразными чув-
ствами, никого и ничего не замечая, бывший генерал-губернатор
направился к выходу.
Так в течение нескольких минут решилась судьба одного из
сановников империи.
5 ЕЛ. Глущенко 129
К.П. Кауфман был снят с генерал-губернаторской должности,
в которой пробыл полтора года, но с «оставлением в звании
генерал-адъютанта», что означало сохранение к нему Царского
благоволения.
Нетрудно представить чувства дисциплинированного военно-
го, привыкшего добросовестно исполнять служебный долг, то
есть волю своего Государя. Однако, как бы ни был обескуражен
опальный генерал-губернатор, он вполне мог догадаться, что по-
служило причиной его отставки. Кауфмана постигла участь его
предшественника на посту начальника Северо-Западного края,
М.Н. Муравьева, получившего в среде радикальной интеллиген-
ции прозвище «вешателя».
В самом деле, в 1863—1864 гг. М.Н. Муравьев не церемонил-
ся с польскими повстанцами, но одновременно он инициировал
и проводил в жизнь правовые акты, позволявшие оторвать кре-
стьянскую массу от мятежных польских помещиков.
Чем энергичнее «вешатель» радел на пользу крестьянскому со-
словию, тем большее возмущение его действия вызывали в среде
сословия благородного. Жалобы шли не только от малочисленной
прослойки русских и остзейских помещиков, к российскому пре-
столу апеллировали вчерашние мятежники — польские дворяне.
Центральные ведомства, с которыми генерал-губернатор не со-
ветовался, зная их любовь к волоките и в то же время понимая,
что промедление смерти подобно, тоже не жалели усилий, чтобы
развенчать его в глазах Государя. «Принятые генерал-губернато-
ром меры для обеспечения и устройства быта безземельных кре-
стьян в северо-западных губерниях, — доносил Валуев, — не толь-
ко находятся в прямом противоречии с коренными началами
законоположений об устройстве быта... крестьян в означенных
губерниях, но и не достигают своей цели в политическом отно-
шении»1.
Уступив давлению дворянства, Царь в 1865 г. отозвал Му-
равьева из Северо-Западного края, возведя его, однако, в граф-
ское достоинство. В апреле того же года преемником Муравьева
стал Константин Петрович фон Кауфман.
Выбор Государя не был случайным. Константин Петрович
входил в окружение очень влиятельного в то время военного ми-
нистра Дмитрия Алексеевича Милютина, человека широких по-
130
знаний и глубокого ума. Он и его брат Николай Алексеевич были
фактическими лидерами реформаторского движения первой по-
ловины 60-х гг. XIX в.
Отстранив Муравьева, Царь уступил консервативному дво-
рянству, но назначением Кауфмана как бы подтвердил, что курс
преобразований в крае сохраняется. Будучи сам человеком ре-
форматорских убеждений, но и государственником, Кауфман так
понимал свою задачу: максимально замирить край, наказать ви-
новных в мятеже, сохранить целостность империи.
Незадолго до своей смерти в 1866 г. М.Н. Муравьев опублико-
вал записки, в которых упоминал К.П. Кауфмана: «Хотя с немец-
кою фамилией, но истинно православный и русский, решившись
принять на себя тяжкую обузу управления Северо-Западным
краем, дал себе твердый обет не отступать от введенной мною
системы действий и во что бы то ни стало водворить в крае рус-
скую народность и православие»2.
Но все повторилось. Те же жалобы и доносы, только круг жа-
лобщиков и доносителей расширился. «В силу административ-
ных распоряжений генерал-адъютанта Кауфмана составленные
и утвержденные выкупные акты пересматривались, причем по-
нижались выкупные платежи, и крестьяне получали ряд прав, в
коих при прежней поверке им было отказано»3, — доносил по
инстанциям новый генерал-губернатор Северо-Западного края
А.Л. Потапов. В этом был криминал: «Крестьяне получали ряд
прав, в коих... им было отказано».
Александр II находился в тяжелейшем положении. В течение
первых десяти лет своего царствования он балансировал между
двумя партиями, тянувшими его в противоположные стороны.
Александру Николаевичу было невыносимо трудно выбирать
между этими двумя партиями.
Изначально умом Государь был на стороне либеральной бю-
рократии, то есть на стороне партии государственного интереса,
но результаты реформ, крестьянской прежде всего, разочаровы-
вали. К тому же у партии сословного интереса появился мощный
союзник — революционеры-разночинцы. 4 апреля 1866 г. Кара-
козов стрелял в Александра II. По огромной стране разнеслось:
«Разве такое было бы возможно при Николае Павловиче? Вот и
допрыгались со своими либеральными опытами!»
131
В петербургских гостиных говорили, что причиной отставки
Кауфмана стало дело Иосафата Огрызко, одного из лидеров поль-
ского мятежа, который прятался от правосудия в Петербурге, а
Кауфман требовал его высылки в Вильно для предания суду. Так
бы и случилось, если бы у Огрызко не было могущественного
покровителя в лице... шефа жандармов П.А. Шувалова.
Диктатор вел широкий розыск крамолы в центральных гу-
берниях, но поразительным образом благоволил вчерашним мя-
тежникам. «Замечательно, что и к полякам, находясь у власти,
он относился снисходительно, отстаивая <...> интересы поль-
ских помещиков»4, — пишет автор биографий российских госу-
дарственных деятелей К.А. Скальковский. Феномен П.А. Шувало-
ва современники объясняли тем, что шеф жандармов, будучи
сам наполовину поляк, был женат на польке и через нее тесно
связан с дворянским обществом Польши. Можно добавить, что
он был восторженным англоманом, так что при такой загружен-
ности посторонними симпатиями для отечественного патри-
отизма в его душе не оставалось места.
Как бы там ни было, дело Огрызко стало, видимо, последним
аргументом, убедившим Императора отозвать Кауфмана из
Вильно. Александр II уступил консервативному лагерю, продол-
жая балансировать между двумя партиями. К 1866 г. для него
это стало обычаем. Поэтому у Кауфмана, поселившегося скром-
ным отставником на Васильевском острове, тоже был шанс.
А пока после бурных месяцев губернаторства в неспокойном
крае время для него затормозило свой бег, и у 48-летнего ин-
женер-генерал-лейтенанта появилась возможность оглядеться,
подвести итоги своей карьеры (возможно, она уже была закон-
чена), разобрать архив.
На протяжении всей истории рода, известного с XV в.,
фон Кауфманы служили многим сюзеренам. Родоначальником
рода считается Освальд Кауфман, живший в Тироле в 1444 г. Его
сына Эбергарда император Священной Римской империи Фри-
дрих III возвел в 1469 г. в рыцарское достоинство. На протяже-
нии трех веков фон Кауфманы были на виду, занимая важные
посты в Австрии, Бранденбурге, при дворе польского короля
Станислава-Августа. Один из Кауфманов, Ульрих, был епископом
и ректором Венского университета (1533).
132
В России представители рода — Август и Теодор — появились
в царствование Екатерины II. Они служили в русской армии под
началом Потемкина, Румянцева и Суворова. Отец Константина
Петровича, Петр Федорович, в 9 лет остался сиротой, и Импе-
ратрица Екатерина назначила ему трех опекунов, в том числе
своего секретаря Храповицкого. Закончив шляхетский корпус,
он начал ратную службу у А.В. Суворова, участвовал в Отече-
ственной войне 1812 г., в кампаниях турецкой 1828 г. и венгер-
ской 1848 г. За отличную службу ему был пожалован в царстве
Польском в Брест-Куявском уезде майорат с годовым доходом
5 тысяч злотых.
19 февраля 1818 г. у Петра Федоровича фон Кауфмана родился
сын Константин; произошло это событие в усадьбе Майданы близ
Иван-города. По семейной традиции, мальчику была уготована
военная карьера. Он начал ее в 14 лет юнкером Главного инже-
нерного училища. Младший Кауфман прекрасно учился и вместе
с будущим героем Севастопольской обороны Тотлебеном в 1839 г.
был выпущен в армию в чине инженер-поручика. 13 лет молодой
военный инженер провел в рядах сражающейся Кавказской ар-
мии. Здесь он приобрел опыт ведения боевых операций в специ-
фических условиях колониальной войны, то есть войны регуляр-
ной армии с отрядами непрофессионального, но объединенного
идеями религиозной и национальной исключительности против-
ника. Офицер инженерной службы участвовал во многих громких
делах, в штурмах укрепленных аулов, два раза был ранен, получил
многочисленные награды, в том числе знак ордена Святого Геор-
гия 4-й степени, который, как известно, давался за личное муже-
ство в бою.
Крымскую войну полковник Кауфман встретил в должности
командира Кавказского саперного батальона. В 1855 г. он на-
значается командиром гвардейского саперного батальона и в
этом качестве участвует во взятии хорошо укрепленной англий-
скими инженерами турецкой крепости Карс. В деле под Карсом
Константин Петрович проявил себя не только как способный
военный инженер, сумевший эффективно обеспечить осаждав-
шие крепость русские войска в инженерном отношении, но и
как дальновидный аналитик. Он организовал тщательный опрос
местных жителей, которые снабжали турецкий гарнизон про-
133
виантом и фуражом, и составил четкое представление о запасах
того и другого в осажденной крепости. Сделав расчеты, он до-
ложил главнокомандующему Кавказским корпусом Н.Н. Му-
равьеву, что Карс падет в ноябре. Муравьев поверил командиру
гвардейских саперов и усилил плотность осады. 16 ноября 1855 г.
20-тысячный гарнизон капитулировал5, что резко повысило ав-
торитет 37-летнего полковника в глазах начальства. С восше-
ствием на престол нового Императора (тот короновался, кстати,
19 февраля, то есть в день рождения К.П. Кауфмана), инженер-
полковник назначается членом совета Императорской военной
академии, а в 1858 г. был включен в состав Свиты Его Импера-
торского Величества, что свидетельствовало о благорасположении
к нему Государя.
Став в 1860 г. директором канцелярии Военного министерства,
Кауфман активно поддержал товарища министра, а с 1861 г. гла-
ву военного ведомства ДА. Милютина в его реформаторских на-
чинаниях. Совместные усилия в организации военных округов,
новых военных учебных заведений и других нововведений сбли-
зили двух молодых генералов (Кауфман был произведен в генерал-
майоры в 1862 г.). С тех пор они стали соратниками-единомыш-
ленниками до конца дней Константина Петровича. Именно из
недр Военного министерства в 1865 г. генерал-лейтенант и ге-
нерал-адъютант КП. фон Кауфман был «рекрутирован» в генерал-
губернаторы Привисленского (Северо-Западного) края.
Теперь же, полузабытый, он скромно жил на Васильевском
острове, в то время как «высшие сферы» напряженно обсужда-
ли проблему новых территориальных приобретений на дальних
юго-восточных рубежах империи.
11 июля 1867 г. был принят специальный закон: было созда-
но Туркестанское генерал-губернаторство в составе двух обла-
стей — Сырдарьинской и Семиреченской. По рекомендации
ДА. Милютина генерал-губернатором нового края был назначен
КП. фон Кауфман. Царским манифестом от 17 июля 1867 г. ему
были предоставлены неограниченные полномочия «к решению
всяких политических, пограничных и торговых дел, к отправле-
нию в сопредельные владения доверенных лиц для ведения пере-
говоров и к подписанию трактатов, условий или постановлений,
касающихся взаимоотношений России с этими странами»6. Как
134
писал долголетний его сподвижник Н.П. Остроумов, «Констан-
тин Петрович своими распоряжениями иногда даже предупреж-
дал высшую правительственную власть, которой оставалось толь-
ко соглашаться с его распоряжениями и утверждать их в
законодательном порядке»7.
Все лето и начало осени Кауфман тщательно готовился к но-
вой миссии: изучал документы, беседовал с десятками людей,
бывавших в его генерал-губернаторстве, с руководителями раз-
личных ведомств, подбирал сотрудников. За те месяцы, что он
оставался в Петербурге, готовясь к отъезду в неведомый край,
искусные придворные мастера великолепно оформили Царский
манифест, дававший туркестанскому наместнику огромную
власть, — это было произведение искусства само по себе. «Сама
грамота в золотом глазетовом переплете, — свидетельствовал
историк Туркестана М.А. Терентьев, — прошнурованная толсты-
ми золотыми шнурами, пропущенными сквозь массивный сере-
бряный вызолоченный ковчежец и залитыми красным воском с
вытисненною на нем большой государственной печатью; боль-
шие золотые кисти, прикрепленные к концам шнуров; текст,
писанный золотом и крупными буквами в рамке из гербов всех
губерний и областей России, красивая подпись Императора
Александра II — все это вселяло в именитых туземцев, которым
Кауфман не упускал случая показать «золотую книгу», особое к
ней почтение и благоговение... Быстро разнеслась молва о «зо-
лотой книге» и страшной власти, данной ею Кауфману»8. Как
видим, психология обитателей тех мест учитывалась при под-
готовке первого генерал-губернатора Туркестана к исполнению
его должности. Именно благодаря волшебной «золотой книге»
Кауфман получил от покоренного азиатского населения титул
«ярым-падшо», то есть «полуцарь». Так называли только его, и
никого из его преемников.
Кауфман готовился отправиться к месту новой службы в мо-
мент серьезного обострения российско-бухарских отношений.
Его предшественники — военные губернаторы бывшей Турке-
станской области М.Г. Черняев и Д.И. Романовский — в течение
1865—1866 гг. нанесли ряд чувствительных поражений бухар-
скому эмиру, отторгнув часть его владений. В битве близ урочи-
ща Ирджар (8 мая 1866 г.) бухарская армия, возглавлявшаяся
135
самим эмиром Музаффаром, была разбита и после неудачных
попыток перейти в контрнаступление, понеся значительные по-
тери, бежала в свои пределы. Вслед за этой победой русские
войска захватили город Ходжент и крепость Нау, прикрывавшие
доступ в Ферганскую долину. Заняв эти стратегически важные
пункты, российская сторона предложила эмиру прислать в Таш-
кент к оренбургскому генерал-губернатору уполномоченного для
ведения мирных переговоров. Эмир согласился с этим предло-
жением, но его посланец не имел полномочий принимать безо-
говорочно все условия Крыжановского; так он не согласился с
требованием последнего выплатить в десятидневный срок кон-
трибуцию в размере 100 тысяч бухарских тилл (крупная сумма).
Для Крыжановского это был повод продолжать военные дей-
ствия — русские отряды вошли в пределы Бухарского ханства и
штурмом взяли крепости Ура-Тюбе, Джизак и Яны-Курган,
выйдя таким образом на подступы к Самарканду.
После этих побед российского оружия мирные переговоры
были продолжены, и к тому времени, когда К.П. Кауфман по-
лучил свое новое назначение, уже был готов предварительный
вариант российско-бухарского соглашения. Теперь уже Кауфма-
ну, а не Крыжановскому следовало подписать трактат, опреде-
лявший отношения России с самым сильным из среднеазиатских
ханств. Ему же предстояло институализировать русско-хивин-
ские и русско-кокандские отношения. И хотя ему была извест-
на осторожная позиция Министерства иностранных дел каса-
тельно территориальных захватов, он не был их противником,
хотя и не считал вооруженную экспансию главной целью своей
будущей деятельности.
Кратчайший путь к месту нового назначения генерал-адъ-
ютанта фон Кауфмана был весьма долгим — 4081 верста; путь
этот был проложен и кое-как обустроен по приказу бывшего
военного губернатора Туркестанской области М.Г. Черняева.
В 1870 г. капитаном Маевым был даже составлен и опубликован
путеводитель «От Санкт-Петербурга до Ташкента».
О том, как в конце 60-х гг. прошлого века добирались до
Ташкента, оставлено немало ярких свидетельств. От столицы до
Нижнего Новгорода через Москву добраться можно было весь-
ма удобно — по железной дороге. До Москвы отправлялись три
136
поезда ежедневно: в 8 часов 30 минут, 14 часов 30 минут и
16 часов 30 минут. Самым удобным был почтовый в 14 часов
30 минут; за место первого класса в этом поезде нужно было
заплатить 19 рублей, в пассажирском второго класса — 13 руб-
лей, а за третий класс пассажирского совсем немного — 4 рубля
50 копеек. (Через сто лет цены на билеты по этому маршруту
оставались теми же.) Пассажиры завтракали, обедали и ужинали
в ресторанах и буфетах на станциях во время остановок, кото-
рые продолжались от 10 до 45 минут. Можно было также ку-
пить целый «семейный вагон», заплатив от 100 до 150 рублей.
В этом случае путешествие из Петербурга в Москву становилось
чрезвычайно комфортным.
Почтовый прибывал в Первопрестольную за два часа до от-
бытия нижегородского экспресса, что позволяло без спешки
перевезти вещи на другой вокзал и разместиться в вагоне. Ночь
в пути, и в 8 часов 16 минут утра путешественники появлялись
в Нижнем. Опять же не торопясь, можно было доехать на ло-
шадях до волжской пристани, где уже под парами стоял один из
пассажирских пароходов, отбывающих в Самару. Пароходы при-
надлежали разным компаниям: «Самолет», «Лебедь», «Кавказ и
Меркурий» и др.; можно было выбрать любой. Путешествие по
Волге длилось двое суток и тоже было комфортным, увлекатель-
ным и недорогим — в первом классе за 10 рублей 40 копеек, во
втором — за 7 рублей 50 копеек, а в третьем — всего за 3 рубля.
Работали рестораны, играла музыка.
Добравшись до Самары, путнику следовало перестать благо-
душествовать: несмотря на то что почтовый тракт до Оренбурга
был хорошо наезжен, многочисленные почтовые станции были
удобны и просторны, лошади сыты и хорошо выезжены, ямщики
отлично знали свое дело, однако уже в Самаре нужно было оза-
ботиться, дабы «пройти» основную дистанцию от Оренбурга до
Ташкента — 1879 верст — с наименьшими потерями. «Почти все
проезжающие в Ташкент летом, весною или раннею осенью, —
сообщает Маев в своем путеводителе, — запасаются в Самаре та-
рантасами, и только весьма немногие, при крайней скудости сво-
их денежных средств, решаются ехать степью на перекладных»9.
Купив тарантас, его следовало оборудовать для переезда по
Дикому полю. «Если тарантас открытый, без верха, то приделы-
137
вают холщовый навес для предохранения от летнего зноя, а зи-
мою — верх из плотных кошем; в Оренбурге же покупают или
заказывают несколько чек и больших гвоздей, гаек, берут запас-
ные оглобли, хомут, а если можно, то и два запасных колеса,
веревок толстых (для постромок) и тонких для перевязки в слу-
чае надобности сломавшихся частей экипажа. Запасаются также
салом для смазки колес»10.
В Оренбурге начинались настоящие трудности, и путеше-
ственники готовились во всеоружии встретить любую дорожную
неприятность. Ехавший в Ташкент в 1866 г. по казенной надоб-
ности чиновник и одновременно публицист П.Н. Пашино по-
ступил весьма предусмотрительно: «Бывалые люди в Оренбурге
объясняют, что в степи на станциях ничего не найдешь... Это
последнее обстоятельство я принял к сведению и поторопился
завести себе гвозди, веревки, пилу, топор, молоток, долото, бурав,
терпуг и пр. Словом, я выезжал из Оренбурга в возке, нагружен-
ном всякою всячиною, как мелочная лавочка: тут были и аптека,
и книги, и писчие принадлежности, чай, сахар, всякое копченое,
печеное и вареное. Был и погребец, и чайник медный и таган
железный. Не забыты дрова и угли. Было все, чего недоставало
Робинсону на необитаемом острове»11.
А вот В.А. Полторацкий, служивший по военному ведомству,
взял с собою в тарантас «два ящика с посудой, десять пар раз-
личных сапог Лаубе и 15 тысяч папирос Лаферма... а еще белье,
платье...»12. Как при такой загрузке в экипаже помещались сами
путешествовавшие (в одиночку не ездили), остается загадкой.
Дорога была отчаянно плохой, хотя называлась дорогою, —
приходилось ехать по сплошному разливу рек и ручьев, причем
вода достигала высоты колес. Плохие, измученные лошади едва
волокли тяжелые тарантасы.
Почтовые станции содержали киргизы (так называли тогда ка-
захов), не имевшие представления о ямщицком деле. Сами стан-
ции были тесными, низкими мазанками, порой без мебели. Слу-
чалось, что истомленные путники не находили на месте, указанном
в путеводителе, долгожданной станции: выяснялось, что станци-
онный смотритель вместе со станцией откочевал верст за двадцать
от установленного контрактом пункта: «Лоша все кушал здесь, —
гайда другое место»13. Для кочевников это было так естественно.
138
Опасаться приходилось и зверей, в частности тигров, и лихих
людей. «Нужно знать положение человека, — писал Пашино, —
проезжающего в Ташкент во время военных действий, когда две
станции между Чимкентом и Ташкентом сняты, когда киргизы
шалят: можно попасть в плен, а там, пожалуй, пятки срежут да
конских рубленых волос положат; мало ли какого свинства ожи-
дать можно от азиатцев»14. Впрочем, этим самым «азиатцам» с
их свинством Пашино сочувствовал и даже ради них впослед-
ствии совершил должностное преступление.
Путешествовавшие таким образом, как Пашино и Полторац-
кий, добирались до Ташкента обычно за два месяца, однако
курьеры пролетали этот путь в два, а то и в три раза быстрее:
свежие лошади, «запчасти» к тарантасам для них находились —
это была первейшая забота станционных смотрителей.
Кауфман выбрал самый долгий, кружной путь в свой «пре-
стольный град» Ташкент. В начале сентября он отправился с
большой свитой в Оренбург, затем в Омск, оттуда в укрепление
Верное (нынешняя Алма-Ата) и далее в Ташкент. На то были
веские причины — нужно было обсудить будущее взаимодей-
ствие с оренбургским и западносибирским генерал-губернато-
рами и познакомиться по возможности с большей частью вве-
ренного его управлению края, занимавшего в то время площадь
14 947 квадратных миль, или 38 712 квадратных километров.
Исключительно важной была его встреча с Крыжановским, ко-
торый к приезду Кауфмана подготовил договор об отношениях с
Бухарой. Документ определял русско-бухарскую границу по хреб-
ту Кашгар-Даван, по Нуртынским горам до песков Кызыл-Кум,
оттуда к Букан-Тау и к устью Сырдарьи. Россия и Бухара обязы-
вались вести непримиримую борьбу с разбойничьими шайками,
открывали свободный доступ купцам в города России и Бухарско-
го эмирата, гарантировали равенство русским и бухарцам в пла-
теже различных сборов; русские получали право строить свои
караван-сараи в любом населенном пункте эмирата, иметь на его
территории любую недвижимость: суд и расправа в отношении
российских подданных оставались в руках русских властей; эмир
обязывался защищать русские караваны и русское имущество.
Кауфман счел необходимым добавить к трактату пункт о сно-
шениях эмира с российским правительством только через тур-
139
кестанского генерал-губернатора, что подчеркивало, с одной
стороны, неравноправность правителей России и Бухары, а с
другой — исключительные полномочия наместника Туркестана.
Крепость Яны-Курган Кауфман решил вернуть бухарцам, тем
более что она оказывалась за линией, занятой русскими, и толь-
ко провоцировала эмира на продолжение борьбы.
14 сентября 1867 г. трактат, подписанный Кауфманом, был вру-
чен бухарскому послу, который к тому времени добрался до Орен-
бурга. Из Бухары он ехал не торопясь, ведя попутно антирусскую
агитацию, подстрекая к дезертирству солдат из татар, а казахов —
к разорению русских почтовых станций и укреплений.
Еще не доехав до столицы своего обширного владения, Кауф-
ман получил возможность убедиться в правоте тех старых тур-
кестанцев, которые на многочисленных примерах доказывали
ненадежность и коварство должностных лиц среднеазиатских
ханств. Впрочем, для русского генерала, сделавшего свою карье-
ру на Кавказе, это было не внове. В то самое время, когда два
генерал-губернатора вели мирные переговоры с бухарским по-
сольством в Оренбурге, бухарцы захватили в плен на проезжей
дороге русского офицера и трех солдат.
Вместе с трактатом о мире и сотрудничестве между Россий-
ской империей и Бухарой Кауфман отправил эмиру копию Цар-
ского манифеста о его назначении туркестанским генерал-гу-
бернатором и данных ему полномочиях. Так он поступал и в
дальнейшем, известив о том же ханов Хивы и Коканда.
Весь октябрь Кауфман инспектировал новое генерал-губерна-
торство, по нескольку дней останавливаясь в укреплениях на тер-
ритории нынешнего Казахстана. В укреплении Верное, ставшем
через два десятилетия городом Верным, а затем Алма-Атой, он
провел неделю. Тогда Верное было административным центром
Семиреченской области. По свидетельству очевидцев, Кауфман
занимался делами области, крепости и гарнизона с утра до позд-
него вечера, «принимал всех и выслушивал каждого и тотчас делал
свои распоряжения, посылал курьеров в Ташкент с приказаниями
для исполнения его распоряжений. К его приезду доклады, делае-
мые служащими, казались нескончаемыми... И только под вечер
он со своею свитой и с обычным конвоем, сотнею казаков, выез-
жал из крепости обозревать окрестную местность»15.
140
Никогда еще ни одному генерал-губернатору не устраивались
столь торжественные встречи, как Кауфману: фактически его при-
нимали и воспринимали как члена Царствующего дома. Гарнизон
Верного был выстроен для смотра в полной парадной форме с раз-
вернутыми знаменами, что полагалось при встрече только Авгу-
стейших особ. Около занимаемого им дома были выставлены
почетный караул при офицере, а также хор музыкантов и орди-
нарцы от всех войсковых частей и подразделений. «И сам Кауф-
ман — не то что все начальники, до него прибывавшие в край: он
не отвергал делаемых ему высоких встреч и помп, — писал непо-
средственный участник этих помпезных встреч генерал Колоколь-
цев*, — генерал-адъютант Кауфман, напротив, перед азиатским
народом старался сохранить свое достоинство, как посланный от
Великого Государя»16.
Торжественный смотр войск, громкая музыка, тренировочная
артиллерийская пальба, подношение хлеба-соли — все это было
неким театральным действом, имевшим целью внушить населе-
нию уважение и почтение к новой власти. В той же крепости Вер-
ное Кауфман помиловал несколько разбойников, на казнь кото-
рых уже собрались многочисленные зрители из местных жителей.
Сделано это было специально, дабы продемонстрировать могуще-
ство и милосердие России, ее отличие от грубого деспотизма тра-
диционных мусульманских правителей.
7 ноября 1867 г. генерал-губернатор доехал наконец до свое-
го стольного града Ташкента.
Русский Ташкент был совсем невелик, но это был правильно
спланированный городок с площадями и улицами, застроенными
побеленными домами из кирпича-сырца с глиняными крышами
и без деревянных полов — пиломатериалы были редкостью и
ценились дорого. Вдоль улиц, мощенных щебнем, были прорыты
арыки, обсаженные еще совсем невысокими пирамидальными
тополями, не дающими, к сожалению, столь необходимой в том
жарком краю тени. Однако тень можно было найти в публичном
парке Минч-Урюк, и не только тень, но и приличный буфет, не-
отъемлемую принадлежность всякого русского губернского или
уездного города. Парк этот достался в наследство от побежден-
В некоторых источниках именуется Колокольцов. (Примеч. ред.)
141
ного Черняевым кокандского хана, как, впрочем, и вся террито-
рия цитадели, где разместились казармы, а также домики офи-
церов и чиновников.
В этой ханской урде (цитадели) русские люди жили привыч-
ной жизнью. Вот какой ее увидел Пашино в 1866 г.:
«На перекрестке попались мне два пьяных солдата, держав-
шиеся за забор и рассуждавшие между собой вслух.
— Митрич, айда трахнем еще, — говорил один, упираясь спи-
ною в забор.
— Пошел ты к... Подносил я тебе, ты отказался, сказал — не
хочу, — рассуждал другой, упираясь в стену затылком, приправ-
ляя речь многими непечатными словами.
Потом мы встретили солдата, шедшего обнявшись с сартом
и рассуждавшего что-то по-татарски. Солдаты были все в белых
рубахах, красноватых штанах и кепи»17.
Когда Кауфман появился в Ташкенте, русская часть города
походила скорее на военный лагерь. Для генерал-губернатора и
его канцелярии подобающего помещения не нашлось — при-
шлось остановиться в домике без окон, который отапливался
переносной печкой (надвигалась хоть и недолгая, но подчас
суровая зима). Весной крыша стала протекать, и, пока ее не
починили, Кауфман писал свои донесения Царю под большим
зонтом. Однако уже через два года был отстроен просторный и
благоустроенный генерал-губернаторский дом, который таш-
кентцы не без основания называли дворцом. Выпустивший свой
путеводитель в 1870 г. Маев мог уже уверенно написать: «Об-
щественная жизнь в Ташкенте устанавливается понемногу.
В городе имеется уже клуб, с довольно порядочною библиоте-
кой, устраиваются спектакли, концерты, публичные чтения, ве-
чера, пикники... В кафе-ресторане Розенфельда можно получить
обед, весьма недурной и относительно недорогой. Порция каж-
дого кушанья стоит 35 коп. <...> Самый город мало-помалу те-
ряет уже свой прежний бивуачный вид»18. Умели обживаться
на новом месте наши предки.
В домике без окон первый туркестанский генерал-губернатор
продиктовал два письма, которые положили начало окончатель-
ному выяснению отношений России с Хивинским и Кокандским
ханствами. Кауфман извещал хивинского хана Мухаммеда-Рахима
142
и кокандского Худояра о своем назначении и своих обширных
полномочиях, увещевал отказаться от набегов на поселения и ко-
чевья, расположенные на землях, присоединенных к Российской
империи, предлагал установить, как теперь бы сказали, взаимовы-
годные торговые связи, открыв свободный доступ для русских
купцов во все населенные пункты обоих ханств.
Ответных посланий пришлось ждать долго. Только в феврале
1868 г. пришло письмо из Хивы, да и то не от хана, а от его
кушбеги — премьер-министра и министра финансов одновре-
менно, в котором тот поучал Кауфмана, как ему следовало вести
себя в отношении Хивы. Хивинцы давали Кауфману понять раз-
ницу между ним, всего лишь подданным русского Царя, и
ханом — самодержавным владетелем: генерал-губернаторский
уровень приравнивался к уровню кушбеги. По той же причине,
видимо, не отвечали другие ханы. Что же касается хивинского
хана, то стоит добавить, что от роду ему было всего 20 лет и что
он отчаянно увлекался соколиной охотой, а отнюдь не государ-
ственными делами.
Проведя в Ташкенте неделю, Кауфман выехал в Ходжент, на
передовую линию для обозрения пограничной с Бухарой полосы.
Там было официально провозглашено о создании Туркестанских
генерал-губернаторства и военного округа. Слух об учреждении
Туркестанского военного округа, то есть военно-административ-
ной единицы, сформированной для организации боевых опера-
ций, быстро разнесся окрест и вызвал переполох, прежде всего
в ближайшем к Ташкенту Кокандском ханстве: знать бросала
свои дома и усадьбы и переселялась в китайские владения. Вовсе
не на такой эффект рассчитывал Кауфман, отправляя к Худояру
Кокандскому свое послание.
Новый, 1868 год принес первые очень ощутимые военно-по-
литические успехи наместнику обширного Туркестанского края.
В январе удалось мирными средствами убедить Худояра заклю-
чить российско-кокандский торговый договор на условиях, про-
диктованных Кауфманом. Русские купцы получили наконец все
требуемые привилегии и льготы: как и для мусульман, для рус-
ских устанавливались фиксированные пошлины на ввозимые
товары в размере 2,5 процента их стоимости; им гарантирова-
лось свободное и безопасное пребывание в ханстве повсеместно,
143
организация в любом населенном пункте своих складов (караван-
сараев); Коканд допускал на свою территорию российских тор-
говых агентов. То был первый шаг к установлению торговой
монополии российских товаров на кокандских рынках.
Подписав вместе с туркестанским генерал-губернатором тор-
говый договор, кокандский хан этим не удовлетворился и послал
в Петербург посольство, чтобы получить от Императора грамоту
и тем самым укрепить в глазах подданных свой пошатнувшийся
авторитет. Вперед посольства с объяснениями и рекомендация-
ми от Кауфмана полетел на лихих лошадях курьер генерал-гу-
бернатора. В результате посланец хана купец Умидов (говорив-
ший неплохо по-русски) получил для хана искомую грамоту,
роскошные подарки и бриллиантовую звезду ордена Святого
Станислава 1-й степени; сам же посол был пожалован в чин дей-
ствительного статского советника и награжден орденами Святой
Анны и Святого Станислава 2-й степени. Русские власти не на-
рушали древнюю, заложенную Римом, традицию щедро поощ-
рять сговорчивых туземных властителей.
* * *
Бухарский эмир не спешил, однако, стать кавалером русских
орденов — он готовил отпор новому наместнику русского Царя.
Эмир Музаффар не был столь легкомыслен, как хивинский со-
брат, сверх меры увлеченный соколиной охотой. Музаффар по-
нимал, что в одиночку, даже обладая численным перевесом, рус-
ские батальоны ему не одолеть, а потому он упорно в течение
семи месяцев сколачивал антироссийскую коалицию, склоняя к
участию в ней Хиву, Афганистан, Коканд, Турцию и даже адми-
нистрацию Британской Индии. Турция и британская колони-
альная администрация, ответственные участники междуна-
родных отношений, сразу отказались, остальные потенциальные
члены коалиции отвечали уклончиво, но вели переговоры. Имен-
но поэтому эмир Бухары не торопился и ответил, да и то весьма
туманно, только после вторичного письма генерал-губернатора,
отправленного в начале марта 1868 г.
Потерпев от русских не одно поражение, эмир Музаффар,
надо думать, охотно согласился бы на предложения Кауфмана,
144
но он к этому времени оказался заложником традиционной
религиозной нетерпимости и бухарского изоляционизма. Фана-
тичные муллы, улемы и беки требовали от эмира решительных
действий против Российской империи, угрожая заменить его на
бухарском троне его собственным старшим сыном, Абдулмали-
ком. Воспользовавшись отсутствием эмира, находившегося на
богомолье, мусульманские вероучители приняли решение объ-
явить русским священную войну газават, а эмира назвали не-
способным управлять своим правоверным народом, поскольку в
битве под Ирджаром в мае 1866 г. он спровоцировал бегство
своего войска после первых же выстрелов русских солдат. Вер-
нувшись в Бухару, эмир был встречен враждебной толпой, осы-
павшей его упреками и угрозами. Музаффару ничего не остава-
лось, как одному, без союзников (Хива, Афганистан и Коканд в
последнюю минуту отказались от противоборства с империей),
объявить газават.
Дело, впрочем, было не в одном слепом фанатизме, толкавшем
бухарцев на авантюру: была и достаточно трезвая оценка соот-
ношения сил. К весне 1868 г. туркестанский генерал-губернатор
имел в своем распоряжении в Сырдарьинской области чуть боль-
ше 8 тысяч солдат и офицеров — недостача в войсках по штатам
составляла более 3 тысяч человек; еще большая недостача была в
казачьих сотнях — около 4,5 тысячи офицеров и нижних чинов.
Таким образом, недоставало почти трех батальонов пехоты, одно-
го артиллерийского дивизиона и семи казачьих сотен, или трети
боевых сил области. Солдаты и офицеры постоянно болели раз-
нообразными местными болезнями. В течение восьми месяцев, с
августа 1867 г. по апрель 1868 г., в лазареты поступили 12 тысяч
больных, из них скончались 820 человек, то есть почти целый ба-
тальон. Вблизи бухарской границы в Яны-Кургане и Джизаке из
двух батальонов, там стоявших, едва можно было собрать к весне
1868 г. роту здоровых бойцов. На передовой пограничной линии
лечить больных было некому и нечем: доктора заболели, и их от-
правили в Ташкент. Не было хины — лекарства против самого
распространенного заболевания, малярии. Единственный остав-
шийся на ногах фельдшер лечил всех подряд полынью.
Бухарские лазутчики, без труда собиравшие данные о состо-
янии здоровья Царского войска, доносили в Бухару, что «русские
145
вымирают, их осталось очень и очень мало, отчего ярым-падшо
решил бежать в Петербург»19. Действительно, на 9 апреля 1868 г.
был назначен отъезд Кауфмана в Петербург. Многое знали бухар-
ские агенты, однако, будь профессионалами, они могли бы сооб-
щить своему владыке еще более важные сведения о боеготовности
русских войск. Так, около тысячи солдат строевой службы были
отвлечены на обслуживание лечебных и хозяйственных учрежде-
ний, а также для поддержания в надлежащем состоянии почто-
вых станций. Кроме того, более 400 нижних чинов временно были
назначены денщиками к тем многочисленным офицерам и чинов-
никам, которые прибыли в Туркестанский край вместе с новым
генерал-губернатором, не имея собственной прислуги (такое это
было время, когда любое «благородие» — военное или статское —
имело право получить слугу). Исключительно важными разведы-
вательными наблюдениями могли бы стать и такие: войска сами
строили для себя казармы, а потому на строевые и стрелковые
занятия у них не оставалось времени20. Однако и без этих тонко-
стей эмиру хватало обнадеживавших данных, из которых можно
было сделать вывод, что русские едва ли были готовы к серьезным
боевым операциям.
Не горя желанием вступать с русскими в боевое соприкосно-
вение, эмир тем не менее серьезно готовился к нему. К весне
1868 г. он располагал внушительной силой: 12 батальонов пехо-
ты, 150 орудий полевой артиллерии (в том числе нарезные), от
20 до 30 сотен кавалерии; это значило, что в регулярных войсках
Бухары состояло около 12 тысяч пехотинцев и 1,5 тысячи ар-
тиллеристов. Пешие сарбазы (солдаты регулярной пехоты) во-
оружены были неважно: огнестрельного оружия хватало толь-
ко на первую шеренгу, при этом ружья были разных образцов
и калибров: кремневые, ударные, охотничьи двустволки (туль-
ские). Ополчение имело на вооружении фитильные мушкеты
XVIII в. Вторая шеренга сарбазов была вооружена холодным ору-
жием местного производства, очень немногие имели пистолеты
и сабли. На вооружении регулярной кавалерии состояли сабли
и пики.
Сарбазов набирали как по вольному найму, так и принуди-
тельно. Набранные принудительно были главным образом рабы-
персы либо дети рабов. Сарбаз получал 4 рубля в месяц и пару
146
платья (штаны и кафтан) на год. Кормились сарбазы за свой счет.
Ополченцев эмир собирал в случае войны, вооружал совсем пло-
хо и никак не одевал, зато кормил.
Бухарские сарбазы обучались сразу по двум уставам: русскому
времен Николая I и английскому, заимствованному у афганцев.
По русскому уставу их муштровали русские дезертиры, в том чис-
ле казаки. Нетрудно представить, какие это были специалисты.
Кстати сказать, превосходство русских войск над бухарским в
вооружении было несущественным: нарезных орудий артиллерий-
ский парк имел немного, оружием пехоты были ружья разных
калибров и систем, знаменитой винтовки американца X. Бердана,
усовершенствованной русскими офицерами А. Горловым и К. Гу-
ниусом, в Туркестанском военном округе еще не знали — она
только-только была одобрена Военным министерством, и первая
партия берданок («русских винтовок», как их называли в США)
еще не поступила из-за океана. Пулемет, ставший «сверхоружи-
ем» британских колониальных войск в конце XIX в., еще не был
пущен в серию.
Бухарскому воинству противостояла совсем небольшая груп-
пировка русских, расположенная (разбросанная) по линии не-
посредственного соприкосновения, всего 6300 человек. Таким
образом, газават бухарцев отнюдь не казался русским военачаль-
никам авантюрным предприятием.
Свой отъезд в Петербург для доклада Государю и военному ми-
нистру о состоянии вверенного ему края Кауфман отменил сразу
же по получении известия о движении многочисленного бухар-
ского войска в сторону пока еще не признанной бухарцами
российско-бухарской границы. Эта новость вызвала в Ташкенте
большую тревогу. По приказу генерал-губернатора в городок
Джизак был направлен отряд пехоты, усиленный артиллерией,
задержаны все, кроме семейных, временно — и бессрочно отпуск-
ные военнослужащие числом более 2 тысяч, из которых было со-
ставлено несколько новых рот.
Первое столкновение с бухарцами произошло в ночь на
15 апреля под Джизаком — инициатива принадлежала бухар-
ской стороне; это и стало началом священной войны. Нападение
на русский лагерь удалось довольно легко отбить. Нападавшие
потеряли 20 человек, 4 человека были взяты в плен, двое из них
147
оказались жителями Джизака и, как уже российские поддан-
ные, изменившие своему Императору, вскоре были повешены.
К театру боевых действий к реке Зеравшан был направлен
отряд численностью 3,5 тысячи человек, состоявший из 21 роты
пехоты, 5 сотен казаков при 16 орудиях. Туда же для руковод-
ства операцией выехал сам начальник края — так открылась Са-
маркандская кампания.
Выступали в спешке. В срочном порядке пришлось заменять
обозный транспорт. На землях, перерытых в разных направлени-
ях оросительными арыками, обычные русские телеги не годились:
форсировать эти «водные преграды» можно было только на спе-
циально приспособленных местных арбах с огромными колесами.
Арбы годились и для перехода через обычно мелководные реки.
В результате ташкентские интенданты наняли у жителей города
200 арб по 15—25 рублей серебром в месяц. Обстановка была во-
енной, но реквизиций Кауфман не допускал.
Нехватка времени не позволила подготовиться должным об-
разом: лазарета в отряде не было, начальником походного штаба
был назначен полковник Петрушевский, менее всего годивший-
ся на эту роль: он все забывал или переиначивал приказания.
Адъютантом начальника отряда генерал-майора Головачева ока-
зался штатский человек, чиновник Щербинский, который бегал
от роты к роте в кургузом пиджачке, вызывая смех солдат и при-
водя в бешенство офицеров21. С такой на скорую руку собранной
ратью начинал свое первое серьезное дело в Средней Азии ис-
пытанный Кавказом генерал фон Кауфман.
Стоял апрель, но жара уже вошла в полную силу; запасы воды
иссякли после нескольких переходов, и солдаты стали страдать
от жажды. Они не слушали грозных окриков офицеров, кидались
к любой попавшейся на пути луже с тухлой дождевой водой,
пили и маялись животом, резко понижая боеспособность своих
подразделений.
По мере продвижения русского отряда к Зеравшану число
посланцев от самаркандского и других беков, а также от началь-
ствующего над бухарским войском прибывало. Они убеждали
Кауфмана не начинать военные действия, так как от эмира вот-
вот должны были поступить одобренные им «условия», то есть
текст мирного договора. С каждым новым письмом число пе-
148
чатей (традиционно заменявших в тех местах подписи) росло,
указывая русским, что силы противника прибывают, то есть к
основному войску присоединяются новые отряды вассалов эми-
ра, а уговоры подождать бухарских «условий» — не что иное, как
тактическая уловка, дабы выиграть время для полного сбора
антироссийских сил. И хотя прием был детски наивным, Кауф-
ман соглашался ждать, останавливал продвижение своего отряда
и возобновлял поход только по истечении условленного срока:
так он обучал противника цивилизованным методам ведения
войны.
В конце концов эмир прислал-таки «условия», которые, во-
первых, были написаны на персидском с обильным вкраплением
арабских слов, что затруднило перевод; во-вторых, из того, что
поняли доморощенные переводчики, следовало, что эмир при-
слал первоначальный текст договора, давно отвергнутый Кауф-
маном. Налицо было продолжение той же незамысловатой так-
тики. Как выяснилось очень скоро, противник спешно строил
плотину на реке Зеравшан, чтобы затопить местность на под-
ступах к Самарканду. Военный совет русского отряда обсудил
обстановку и рекомендовал командующему военным округом
воспользоваться переговорами, чтобы выиграть время для сво-
бодного выхода русского отряда из садов, где люди укрывались
от зноя, и занять исходные позиции. Кауфман приказал отряду
двигаться вперед до самого Зеравшана.
Когда минута в минуту истек последний срок, данный Кауф-
маном эмиру для подписания того мирного договора, который
нужен был русским, он произнес: «С Богом!» — солдаты и каза-
ки 1 мая вступили в воды Зеравшана.
Толком не разведав брод, шли по грудь в воде, держа ружья
над головой. Течение сбивало с ног, но Кауфман нашел выход:
казаки встали двумя цепями поперек реки, взявшись за руки,
одна цепь сдерживала напор воды, а другая ловила слабых, ко-
торых сносило течением. К трудностям перехода добавился об-
стрел из 40 неприятельских орудий, поставленных на господ-
ствующих над рекой высотах. К счастью для тех, кто переходил
быстрый Зеравшан, пушкари бухарского эмира оказались негод-
ными стрелками и не причинили переправляющимся никакого
вреда, зато поразили своих.
149
Русская артиллерия и конница не смогли преодолеть реку в
выбранном месте, а потому пехоте пришлось действовать без под-
держки. Солдаты выходили на противоположный берег, ложились
на спину и болтали поднятыми ногами, чтобы вылить из сапог
воду, после чего поднимались и строились в боевые порядки. Бу-
харцы, которые наблюдали эти странные, на их взгляд, телодви-
жения, решили, что гяуры совершают некий магический обряд,
доставляющий им победоносную силу. В дальнейшем перед стыч-
ками с русскими они повторяли это «таинственное» движение
ногами на сухом месте, но без видимого успеха.
Вытряхнув воду из сапог, отчего они стали в несколько раз
легче, русская пехота с криком «Ура!» пошла в штыковую атаку.
Эффект был обычным — враг бежал, бросая оружие, халаты и
обувь. Казаки, сумевшие провести своих коней через стремнину,
безжалостно рубили бегущих. Сарбазы падали, притворившись
мертвыми, но озверевшие казаки рубили всех подряд. Из-за
большой усталости русские беглецов не преследовали, стали ла-
герем и, все еще мокрые, заснули, укрывшись мокрыми шине-
лями.
Таджикский книжник Ахмади Дониш, современник собы-
тий, так описал этот бой над Зеравшаном близ Самарканда в
своем труде «Жизнеописание эмиров благородной Бухары»:
«Сражавшиеся нашли необходимым... бежать: каждый бежал
так, как мог бежать, бежали куда глаза глядят, бросали все иму-
щество, снаряжение. Некоторые бежали в сторону русских, и по-
следние, узнав их положение, накормив и напоив, отпускали их.
Эмир, загрязнив штаны... тоже убежал. Никто не хотел во-
евать»22.
Уже 2 мая Кауфман принимал депутацию от духовенства и
«лучших людей» священного города Самарканда, которая под-
несла ему дары и просила принять их город в подданство Вели-
кого белого царя. Генерал-губернатор милостиво дал согласие.
Самаркандские депутаты объяснили свою просьбу нежелани-
ем жить под деспотической властью эмира и его алчных беков.
Просьба была высказана как преобладающее в городе мнение;
так, по крайней мере, она воспринималась Кауфманом и его со-
ратниками, тем более что при входе русских подразделений в
Самарканд жители встречали их очень дружелюбно. Из ближай-
150
ших кишлаков шли дехкане с дарами: кто вел корову, кто нес
корзину яиц, кусок каменной соли, а то и просто несколько ле-
пешек. Константин Петрович был искренне тронут теплым при-
емом и на следующий день, 3 мая, устроил большой прием, во
время которого одаривал своих гостей-самаркандцев различны-
ми сувенирами.
Те, кто просил русских принять город под покровительство
российского Императора, а это были главным образом торгов-
цы и ремесленники, не сообщили ему, какие страсти бушевали
за глинобитными стенами Самарканда каких-нибудь два дня
назад. После бегства армии эмира с позиций близ города неза-
дачливые бухарские военачальники, крупные землевладельцы и
религиозные авторитеты попытались организовать оборону го-
рода, но купцы и ремесленники не только отказались от этой
затеи, но вступили в вооруженные столкновения с сарбазами
эмира — прорусская партия восторжествовала, так появилась
депутация с петицией к царю.
Заняв без боя Самарканд, Кауфман направил эмиру новые
условия мира, включавшие требование признать за Россией все
территориальные приобретения, сделанные за счет Бухарского
ханства после 1865 г., включая Самарканд с прилегающим рай-
оном (так называемое Самаркандское бекство), а также упла-
тить военные издержки — сумма указывалась изрядная.
Ответа не последовало, зато позже стало известно, как эмир
поступил с посланцами генерал-губернатора: одному из двух пер-
сов (рабов, освобожденных русскими) он приказал отрубить го-
лову, другого бросили в тюрьму-яму23. Поразительно, что, зная не
понаслышке нравы и обычаи азиатских деспотов, гонцы все-таки
донесли послание до адресата. Либо они не ведали о его содержа-
нии, либо шли, движимые мусульманским фатализмом, но первое
вероятнее.
Кауфману, прошедшему школу Кавказа, предстояло усваивать
уроки Средней Азии. То, что он настойчиво предлагал мир, хотя
и ужесточал свои условия, как и отказ от преследования разби-
того под Самаркандом бухарского войска и остановка в городе,
было истолковано в эмирском дворце как признак слабости.
Строго говоря, силы начальника края таяли день ото дня: еже-
дневно заболевало, в основном малярией, около пятидесяти че-
151
ловек, и об этом в Бухаре были осведомлены. Надо учитывать
также, что эмир Музаффар воевал на два фронта: против невер-
ных и против мятежников в собственном стане — вассальных
беков Шахрисабзского оазиса, объединившихся вокруг восстав-
шего против эмира его старшего сына Абдулмалика.
После тяжелых переходов по безводной пустыне, после не-
скольких боев русские воины получили передышку. Солдаты от-
дыхали, лечились, приводили в порядок амуницию, а их коман-
дующий, вместе с прикомандированным к отряду молодым
художником Василием Васильевичем Верещагиным, осматривал
древнюю столицу Тимура, которая теперь стала его трофеем.
«Я часто хаживал по галерее дворца с генералом Кауфманом, —
писал Верещагин в книге «На войне в Азии и Европе», — толкуя
о местах, нами теперь занимаемых, о путешественниках, их по-
сетивших, о книгах, о них написанных и т. п. Мы дивились не-
вероятностям, встречающимся у известного Вамбери, утверж-
дающего, например, что трон Кок-таш зеленый, что за троном
надпись на железной доске, тогда как трон белый или, вернее,
сероватый, надпись на камне, а не на железе и т. д. Генерал Ка-
уфман ввиду таких вопиющих несообразностей выражал пред-
положение, что Вамбери просто не был в Самарканде»24. Как
видно, оба основательно готовились к встрече с неизвестным ми-
ром Средней Азии. Константин Петрович Кауфман был челове-
ком образованным и любознательным. Так, он одним из очень
немногих опустился под воду Балтийского моря на первой рус-
ской подводной лодке, существовавшей в 1875 г. в единственном
экземпляре. «Я с удовольствием поднялся бы также в воздух, да,
к сожалению, нет еще такого инструмента», — говорил он
А.В. Эвальду, которому помогал в Петербурге получить деньги
для строительства управляемого аэростата25.
Однако задерживался Кауфман в Самарканде не по причине
своей любознательности, а потому, что ждал ответа от эмира и
давал возможность восстановить силы измученному войску.
13 мая командующий собрал военный совет. Ответа от эмира
нет, что делать? Было ясно, что без генерального сражения эмир
не подпишет мирный договор. Решено было двигаться в сторону
Бухары. Через четыре дня отряд под командованием генерала
Головачева занял крупный кишлак Катта-Курган на пути в Бу-
152
хару, а 29 мая от него поступило известие о скоплении большой
массы бухарских войск в 10 верстах от Катта-Кургана на высо-
тах у городка Зерабулак. Головачев сообщал также, что бухарцы
два раза в день совершают нападение на русский лагерь, — ему
требовалась подмога. Взяв с собою 792 штыка и 170 шашек —
как говорили в войсках в XIX, да и в XX в., — Кауфман выступил
рано утром 30 мая и за 25 часов прошел 65 верст, то есть уже
утром следующего дня был в Катта-Кургане.
Как показали дальнейшие события, он еще плохо знал местное
общество и его нравы, оказался излишне легковерным. Кауфман
ушел, оставив в Самарканде совсем небольшой гарнизон: 95 сапе-
ров, 4 роты пехоты, в которых вместе с музыкантами было 520 че-
ловек, 25 казаков да артиллерийскую прислугу при 8 орудиях, из
которых четыре были бухарские, весьма устаревшие. Команду-
ющий поверил в добрую волю самаркандцев, якобы искренне, с
чистым сердцем перешедших под руку русского Царя, и прене-
брег сообщениями самаркандских евреев и персов — людей уни-
женных, городских маргиналов, не испытывавших добрых чувств
к местным сартам, а потому бывших для русских, пожалуй, самым
надежным источником информации.
Добровольные информаторы пробирались в цитадель, где
расположился русский отряд, и, дрожа от страха, сообщали, что
самаркандцы замышляют вооруженный мятеж против русских,
грозят при этом вырезать еврейские и персидские семейства.
Для проверки этих сообщений Кауфман высылал в город своих
офицеров, но те, не зная языка, не могли отличить скопление
заговорщиков от обычной базарной толпы. Да и сам начальник
края много ездил по Самарканду и его окрестностям, останав-
ливался возле оживленно беседующих сартов и через переводчи-
ка разъяснял цели прихода русских, которые принесли им мир
и порядок, убеждал, что мирным жителям нечего теперь боять-
ся. Мирные жители почтительно кланялись, гладили бороду,
прижимали руки к груди и отвечали, что весьма благодарны за
такую милость и что очень рады успеху русских войск, которым
желают всякого счастья и благополучия.
Как позже выяснилось, одновременно с генерал-губернато-
ром среди местных жителей «разъяснительную работу» вели от
имени мятежного эмирского сына и шахрисабзских беков фа-
153
натичные мусульманские проповедники. Вражеская агитация
оказалась весьма действенной.
Выступая рано утром в поход, русские генералы и офицеры
не обратили внимания на прорубленные в глинобитных заборах-
дувалах бойницы и на другие военные приготовления. Не осо-
бенно их встревожили находившиеся в виду города в непрерыв-
ном движении конные группы шахрисабзцев, набеги которых
русские кавалеристы и пехотинцы до этого неоднократно и с
неизменным успехом отражали.
Кауфман покинул Самарканд, и уже на следующий день в его
окрестностях собрались внушительные силы шахрисабзских бе-
ков. Если верить биографу К.П. Кауфмана востоковеду А.А. Се-
менову, то под Самаркандом в начале лета того далекого 1868 г.
появилось войско численностью 65 тысяч человек26. Это было
разномастное ополчение, состоявшее из отрядов различных ко-
чевых и полукочевых узбекских племен. Вооружены ополченцы
были, как и прежде, чем попало — от случайно раздобытой вин-
товки до первобытной дубины.
Полуразрушенную цитадель русские стали восстанавливать
вскоре после захвата Самарканда, но работы велись очень неспеш-
но, в частности, потому, что всех, командующего в том числе, под-
купила, оказав расслабляющее действие, радушная встреча у город-
ских ворот месяц назад. В конце мая укреплению цитадели стали
уделять больше внимания, но до завершения работ было далеко.
1 июня 1868 г. шахрисабзские и самаркандские борцы за
веру (они обвиняли эмира в слишком нерешительном сопро-
тивлении иноверцам) пошли на штурм полуразрушенной (или
полуукрепленной) цитадели. Первый приступ отбили легко, но в
тот же день стало ясно, насколько ненадежны полуразваливши-
еся крепостные стены, к которым с внешней стороны прилепи-
лись домишки горожан.
Верещагин, оставшись в штатском платье, взял винтовку и
встал в ряды защитников Тамерлановой цитадели; солдаты его
сразу же признали за своего и называли не «барин» или «ваше
благородие», как обычно, а Василь Василич; будучи художнически
зорким наблюдателем, он оставил яркие воспоминания, выдерж-
ки из которых дадут представление о трагическом положении и
героическом поведении маленького гарнизона.
154
«Атакующие часто беспокоили нас и в перерывах между
штурмами; подкрадутся к гребню стены в числе нескольких че-
ловек, быстро свесят ружья и, прежде чем захваченные врасплох
солдатики наши успеют выстрелить, опять спрячутся...»27 Такова
была тактика осаждавших, рассчитанная на то, чтобы постоянно
держать усталый гарнизон в напряжении.
За восемь осадных дней, под палящим солнцем, с малым коли-
чеством воды и еды, без полноценного отдыха, солдаты и казаки
выдохлись до предела. Особенно тяжело было больным, которых
комендант крепости майор Штемпель был вынужден поднять с
лазаретных коек.
В отражении штурма участвовали и застигнутые событиями рус-
ские купцы, прибывшие в Самарканд со своими товарами. Неко-
торые из них пытались отстреливаться, но это получалось не очень
ладно без элементарной подготовки, так что их вклад в оборонные
усилия составили их продовольственные запасы, предназначенные
для продажи. Благодаря торговым людям осажденные курили си-
гары, пили хороший чай, а то и водку из тех же припасов.
Осаждавшие днем и ночью стремились разрушить стену и во-
рота либо устроить подкоп. Проломы и проходы в стенах и под
стенами заделывали, отбрасывая не очень храбрых и настойчи-
вых нападавших. В конце концов шахрисабзцам и их самарканд-
ским союзникам удалось-таки сжечь одни из ворот крепости.
«Нет худа без добра, — пишет Верещагин, — как только во-
рота прогорели, Черкасов (командир саперов. -- Е. Г.) устроил
отличный, совершенно правильный бруствер из мешков (с пе-
ском. — Е. Г.), к которому поставили орудие, заряженное карте-
чью. Тут разговор пошел у нас иной»28.
Единственной в крепости артиллерийской батареей командо-
вал совсем молодой офицер Служенко. Свою службу в Турке-
станском округе подпоручик начинал неудачно: находясь в на-
чале сентября вместе с тремя рядовыми в дороге, он попал в
плен к бухарцам. Пленных истязали, насильственно обратили в
мусульманство, офицера заставили обучать сарбазов. Русские вла-
сти настойчиво требовали выдачи своих военнослужащих, для
устрашения бухарцев даже разрушили до основания кишлак
Ушма, в котором офицер и солдаты были захвачены. Наконец,
спустя три месяца Служенко и его товарищи были освобождены.
155
Теперь же молодой офицер получил возможность искупить свою
вину — результат малодушия (плен — позор для офицера), а
равно отомстить своим врагам: с сентября 1867 г. бухарцы ста-
ли его личными врагами.
Всего три или четыре дня этот мальчик командовал орудиями
осажденной крепости. Он выставлял их на самых угрожаемых на-
правлениях, сам был за наводчиков, когда те выбывали из строя
ранеными или убитыми, звонко, азартно командовал: «Первая,
пли!» В один из дней штурма он руководил своей поредевшей ба-
тарейной командой, сидя на вороном коне, что превращало его в
великолепную мишень. Ему хотелось доказать себе и другим, что
он не трус, хотя в такой браваде не было никакой необходимости.
Конечно же его ранили, и смертельно — на следующий день под-
поручик скончался. В азарте боя никто из старших офицеров не
приказал ему спешиться.
Постепенно русские улучшили свое положение. Во время дерз-
ких вылазок, во-первых, подожгли городскую мечеть, где находил-
ся наблюдательный пункт противника, а во-вторых, выжгли целую
улицу вдоль стен цитадели. То была «элементарная предосторож-
ность, которую должен был исполнить еще много ранее сам
командующий войсками, очевидно по доброте душевной не ре-
шивший наносить жителям изъяна, — результат был тот, что пе-
ребили у нас много народа да вдобавок чуть не отобрали крепость,
падение которой было бы, бесспорно, сигналом для общего вос-
стания Средней Азии»29. Так считал Верещагин.
Вылазки умеряли пыл нападавших, делали их осмотрительнее.
«Хотя тут были все сплошь лавки, солдаты вели себя очень при-
лично, ничего и не подумали грабить; убивать, разумеется, уби-
вали всех, кто ни попадался под руку, но никаких бесполезных
жестокостей себе не позволяли»30. Сарты же, верные обычаям
Азии, были жестоки: «Ужасны были тела тех нескольких солдат,
которые зазевались (во время вылазки. — Е. Г.) и головы кото-
рых... были глубоко вырезаны до плеч...»31 Такая же участь, кста-
ти, могла постичь самого художника, участвовавшего почти во
всех вылазках, когда он, увлекшись, оторвался от группы солдат
и с незаряженной винтовкой оказался в окружении трех здоро-
венных недругов. Он растерялся и забыл про револьвер, но во-
время позвал своих верных друзей на подмогу. Вместе они пере-
156
кололи штыками высоких, сильных, но весьма неумелых людей
и вызволили из беды своего любезного Василь Василича.
Восьмидневное самаркандское сидение продемонстрировало
огромное преимущество горстки хорошо профессионально и
психологически подготовленных людей над огромной, но необу-
ченной толпой. Осажденные фактически диктовали свои условия.
Во время вылазок они не только жгли восставший город, но до-
бывали провизию для себя и фураж для лошадей и другой ско-
тины. Они выходили тайным проходом под стеной, который
обыкновенно бывал завален, ложились в цепь и огнем прикры-
вали своих косарей, косивших клевер. Организованный прицель-
ный огонь держал противника на большом удалении.
В такой фуражировке Василь Василич тоже участвовал, а по-
том уже в крепости записывал то, что случилось, что увидел днем.
Так появлялись сюжеты будущих картин, которые теперь висят
в Третьяковке и во многих галереях русских городов.
Вот одна из записей:
«Другого пуля ударила в ребра, он выпустил из рук ружье,
схватился за грудь и побежал по площадке над воротами вкру-
говую, крича:
— Ой, братцы, убили, убили! Ой, смерть моя пришла!
— Что ты кричишь-то, сердечный, ты ляг, — говорил ему
ближний товарищ, но бедняк ничего уже не слышал, он описал
еще круг, пошатнулся, упал навзничь и умер — его патроны тоже
в мой запас»32.
Этот трагический эпизод стал сюжетом картины «Смертель-
но раненный»: солдат в белой рубахе с синими погонами, на го-
лове военное кепи с назатыльником, бежит в никуда, держась
рукой за сердце. Сюжет небольшой картины, на которой изо-
бражен некий азиатец, собирающий в мешок отрезанные голо-
вы русских солдат, также возник в дни самаркандской осады.
В тот самый день, 1 июня 1868 г., когда шахрисабзские и
самаркандские участники газавата пошли на штурм самарканд-
ской цитадели, на Зерабулакских высотах произошло решающее
сражение между русским отрядом Кауфмана и бухарской арми-
ей. При десятикратном по меньшей мере превосходстве бухар-
цев они, как и ранее, не выдержали первого же натиска русских
и побежали. Бежали беспорядочно, в разные стороны; до эмира
157
в Бухару добежало чуть более тысячи сарбазов. В этом сражении
особенно активна была русская артиллерия, чей меткий огонь
расстроил бухарские ряды.
И снова возникла проблема: что делать дальше? На военном
совете 2 июня мнения разделились — было предложение гнать
противника до Бухары, до которой оставались считаные версты,
и окончательно решить судьбу эмирата в его столице, но Кон-
стантин Петрович взял сторону тех, кто предлагал вернуться в
Самарканд. За возвращение высказался и командир отряда ге-
нерал-майор Головачев. Кауфман не был авантюристом и не хо-
тел с малыми силами оказаться перед укрепленным городом,
который он не смог бы взять штурмом, а уж об осаде не могло
быть и речи. Русские солдаты были изнурены сверх меры: до-
вольно сказать, что у 75 процентов была дизентерия, за самое
непродолжительное время людям пришлось сделать до 400 ки-
лометров усиленными переходами. Беспокоило командующего и
отсутствие вестей из Самарканда. До него доходили лишь смут-
ные слухи о нападении на город шахрисабзских беков.
Три дня победители стояли на месте — не только отдыхали,
но и выдерживали тактическую паузу, чтобы разбитый против-
ник не подумал, что русские поспешно отступают, боясь воз-
вращения еще большего бухарского войска. Наконец русский
отряд свернул лагерь и тронулся в сторону Самарканда, сопро-
вождаемый толпой мародеров, грабивших соотечественников.
В течение всех восьми дней осады комендант Самаркандско-
го гарнизона майор Штемпель посылал командующему сообще-
ния о восстании и штурме, но шесть курьеров (это были персы)
попали в руки шахрисабзцев, и только седьмой сумел добраться
до Кауфмана и передать ему послание на немецком языке. Это
случилось, когда победитель эмира находился в 18 верстах от
Самарканда.
Узнав о приближении к Самарканду отряда Кауфмана—Голо-
вачева, осаждавшие разбежались. Командование подсчитывало
потери, которые оказались необычайно большими, поощряло от-
личившихся при отражении штурма и судило коварный город.
Генерал-губернатор принял решение город сжечь.
«Добрейший Кауфман, — писал В.В. Верещагин, — понимав-
ший, что надобно будет дать пример строгости, очевидно нарочно
158
провел предыдущую ночь, не доходя несколько верст, чтобы дать
возможность уйти большему числу народа, особенно женщинам
и детям, зато теперь он отдал приказ примерно наказать город,
не щадить никого и ничего»33. Солдаты деловито, без излишней
жестокости, выполнили приказ. Тех, кого поймали с оружием или
о ком установили, что они участвовали в штурме цитадели, при-
водили на суд генерал-губернатора. «Добрейший Константин Пе-
трович, окруженный офицерами, сидел на походном стуле и, куря
папиросу, совершенно бесстрастно произносил: расстрелять, рас-
стрелять, расстрелять...»34 Расстреливали невдалеке. Таковы были
будни колониальной войны.
Верещагин был прав, когда считал, что сдача Самаркандской
крепости могла бы повлечь за собой восстание по всей занятой
русскими среднеазиатской территории. До Ташкента дошел слух
о поражении русских в Самарканде, и там началось волнение,
ожидалось вооруженное выступление, отчего, наказав примерно
Самарканд, начальник края поспешил с войсками в Ташкент. До
замирения края было далеко.
12 июня от эмира пришло письмо, на которое Кауфман в
глубине души не очень рассчитывал. Письмо было паническое,
исполненное неподдельного отчаяния. Музаффар объявлял о ка-
питуляции своей армии и о своем отречении, просил допустить
его в Петербург, где он хотел просить у Императора разрешения
отправиться в Мекку на богомолье.
Ответ Кауфмана был успокаивающим: он писал, что в планы
России вовсе не входит лишение эмира его власти и уж тем более
русский Царь не собирается ликвидировать Бухарский эмират.
России было намного выгоднее иметь эмира в качестве своего по-
слушного вассала, нежели аннексировать бухарские владения, что
повлекло бы значительные траты на создание в них системы
управления и инфраструктуры, на содержание воинских гарнизо-
нов, а кроме того, такой шаг вызвал бы новые протесты со сторо-
ны Англии. Музаффар, побежденный и деморализованный, нена-
видимый своими подданными, мог стать послушным вассалом,
получившим власть из рук недавнего противника. Еще через де-
сять дней был заключен русско-бухарский мирный договор на
условиях Кауфмана. Договор включал пункт о контрибуции —
500 тысяч рублей. До полной выплаты контрибуции Самарканд и
159
Катта-Курган с окрестностями включались в состав русских вла-
дений как новый Зеравшанский округ.
На этом, однако, самаркандская история не закончилась. В Пе-
тербурге, главным образом в Министерстве иностранных дел, воз-
ник переполох. Англичане, беспокоить которых министр Горчаков
весьма опасался, сделали русскому правительству представление.
Горчаков, в свою очередь, восстановил Царя против «самовольно-
го» генерал-губернатора. В результате в августе 1868 г., когда Ка-
уфман выехал из Ташкента в Петербург для личного доклада, его
встретил в степи на одной из почтовых станций фельдкурьер с
категорическим Высочайшим предписанием немедленно вернуть
Самарканд и Катта-Курган бухарскому Музаффару. Константин
Петрович прочитал предписание и, не сделав никакого распоря-
жения, продолжил свой путь. Он сознательно пошел на грозу.
Высочайший гнев был велик, но Кауфман стоял на своем: от-
дать Самарканд и другие завоеванные города и кишлаки — зна-
чит резко уронить престиж России в глазах местных правителей
и населения; всерьез после этого ни к каким российским требо-
ваниям относиться не будут и всегда будут сравнивать Россию с
Англией, которая никогда так себя не ведет. Император внял и
смягчился; приказал: «Пойди и скажи все это Горчакову». Канц-
леру ничего не оставалось, как принять к сведению Монаршую
волю и скрыть свою досаду. Константин Петрович на этот раз
победил и в Петербурге.
Вернувшись осенью в Ташкент, он говорил в кругу сорат-
ников:
«Наша дипломатия, да и все правительство поддались угрозам
и беснованию Англии; выяснилось же главное — полное непони-
мание положения России в Средней Азии... Да, это бюрократиче-
ское невежество наше поразительно... Само беснование Англии
должно было не пугать наше правительство, а радовать его.
Если наше движение в Азии приводит англичан в такое не-
истовство, то, значит, оно верно попало в цель, для кого-то
опасную, следовательно, непременно полезную нам. Ведь несом-
ненно, что Англия — враг России и нигде не уязвима, кроме как
в Азии... Это узда, которой мы всегда можем сдерживать Ан-
глию, готовую нам всюду вредить, что уже и показала она в
Крымскую кампанию»35.
160
Самарканд в конечном счете остался за Россией — хан сми-
рился с утратой священного города, контролирующего к тому
же подачу воды в пределы эмирата. Кауфман был награжден ор-
деном Святого Георгия 3-й степени, и в Николаевском инже-
нерном училище, выпускником которого он был, по повелению
Императора установили мраморную доску с золотом выполнен-
ной надписью «Самарканд, 1868» и его именем.
Взятие Самарканда отразилось в солдатском фольклоре;
К.П. Кауфман стал его героем. Туркестанские роты и сотни те-
перь на марше и на привале распевали совсем новые песни:
Не пыль со степи закрутилась,
Глаза путнику застилаючи, —
То войска наши суетилися,
В поход себя собираючи.
От Кауфмана им приказ пришел:
Чтоб в день они поуправились...
И наутро отряд по дороге уж шел:
К Самарканду войска понаправлялись.
То была своего рода песенная история самаркандского по-
хода, которая излагалась эпизод за эпизодом. Были и оценочные
куплеты:
Мы всегда бухарцев бьем,
Им мы ходу не даем.
Из себя на вид он ловок,
Да душой — трусишка — робок,
Коль идешь к нему на штык,
От тебя сейчас он прыг.
Его храбрость мы видали —
В Самарканде испытали.
Обычного для фольклора преувеличения в этой оценке не
было: готовность к паническому бегству с поля боя была неодно-
кратно продемонстрирована бухарским воинством, что, надо по-
лагать, глубоко оскорбило патриотические чувства мирных бу-
харцев, которые еще несколько лет назад весьма оптимистично
оценивали боеспособность своей армии. «Я слышал, — пишет
А. Вамбери в своей книге «Путешествие по Средней Азии...», —
как погонщики и поселяне, стоя перед чайными лавками, тол-
ковали о политике... Бедные люди приходили в восторг, говоря о
7 Е.А. Глущенко
161
геройских подвигах своего эмира. Они рассказывали, что он про-
ник из Коканда в Китай и, покорив все под свой скипетр на
востоке, хочет также завоевать Иран, Афганистан, Индию и
Френгистан (то есть Францию. — Е. Г.), все страны до самого
Рима; таким образом, мир поделился между султаном (турец-
ким. — Е. Г.) и эмиром»36.
Таковы были амбиции — и не только у бедных поселян в 1863 г.,
когда в тех краях под чужой личиной скитался венгерский вос-
токовед. Поражение Бухары в войне с русскими разрушило на-
ивную веру подданных эмира в его могущество и усилило сепара-
тистские поползновения вероломных вассалов, взявших сторону
мятежного эмирского сына Абдулмалика. В какой-то момент по-
ложение владетеля «благородной Бухары», потрясаемой бунтами,
стало катастрофическим; и тогда на помощь пришли вчерашние
враги. По приказу Кауфмана в дело вмешался начальник Зерав-
шанского округа генерал Абрамов, который очень быстро «разо-
брался» с Абдулмаликом и его союзниками — шахрисабзскими
беками: разбил их при городе Карши и вернул Каршинский оазис
под власть эмира.
С этого времени эмир стал реально зависеть от российских
властей, но свою зависимость он осознал не сразу — пытался, как
прежде самостоятельно, без ведома туркестанского генерал-гу-
бернатора, сноситься с Петербургом, иностранными государ-
ствами, интриговал, заключал международные соглашения. Пред-
ставители генерал-губернатора постоянно растолковывали ему
его новый статус. В августе 1870 г. тот же Абрамов по просьбе
эмира совершил экспедицию против шахрисабзских беков,
штурмом взял их укрепления Шаар и Китаб и предложил эми-
ру прислать своих чиновников для передачи им управления
Шахрисабзским оазисом. После такого подарка от ярым-падшо
эмир наконец примирился со своим новым вассальным положе-
нием. Как и предполагал Кауфман, богатый подарок сгладил в
душе Музаффара горечь утраты Самарканда, который он до того
продолжал в течение двух лет требовать назад, и окончательно
приучил к мысли, что сохранить свои трон и владения он может
только при поддержке России.
Присоединение к Российской империи новых земель и уста-
новление договорных отношений с Бухарским и Кокандским хан-
162
ствами были встречены с энтузиазмом в российском обществе.
Откликаясь на события в Средней Азии в 1864—1868 гг., «Рус-
ский вестник» писал, что они «возбуждают все больший и боль-
ший интерес», что перспективы развития отечественной про-
мышленности и торговли определяются тем, «в какой мере мы
сумеем приурочить к себе обширные и многолюдные рынки, не-
посредственно прилегающие ко вновь завоеванным землям»37.
Также одобрительно о земельных приобретениях в Азии ото-
звался влиятельный либеральный журнал «Вестник Европы»:
«Нам предоставляется новое обширное поле для деятельности...
громадный рынок для сбыта изделий Восточной России, несмо-
тря на английскую конкуренцию»38. Журнал сетовал на недо-
статочную поддержку правительством русской торговли, которая
«должна прокладывать себе путь сама», тогда как торговля бри-
танская пользуется широким содействием своего правительства.
«Вестник» призывал активно заниматься разработкой местных
минеральных ресурсов, развитием промышленности и путей со-
общения, не увлекаться одними административными мероприя-
тиями, но придать русской политике в этом регионе «характер
экономический, промышленный, торговый»39.
В сущности, это и были главные цели туркестанского генерал-
губернатора. Через три года после, как тогда говорили, замирения
Бухары Константин Петрович мог констатировать: «В настоящее
время русские товары на бухарских рынках преобладают и смело
могут конкурировать с немногими английскими произведениями,
встречающимися на рынках Бухары»40. Свое заключение он сделал
на основании доклада специального агента Министерства финан-
сов Н.Ф. Петровского, посланного в Бухару весной 1872 г. для
изучения местного рынка. Уже в июле Петровский сообщал ге-
нерал-губернатору весьма любопытные сведения: «В настоящее
время можно с уверенностью сказать, что торговля русским това-
ром имеет здесь первостепенное место и тяготение Бухары к Ма-
карию (то есть к Нижегородской ярмарке. — Е. Г.) чувствуется на
каждом шагу. Русскими хлопчатобумажными произведениями
(кроме кисеи, но с прибавлением тика, которого из Афганистана
не привозят) Бухара завалена буквально сверху донизу. На мой
взгляд, русского бумажного товара по крайней мере раз в шесть
более английского. Я видел на базаре этикетки фабрик Соколова,
163
Богомазова, Сучкова, Истомина, Муравьева, Корнилова, Шереме-
тьева, Мануйлова, Сидорова, Морозова, Урусова, Баранова, Зубко-
ва, Борисова, Миндовского, Фокина и Зизина. Затем идут сукно
фабрик Осипова, Ремезова и Туляева, плис, парча и бархат, кожи
кунгурская и уфимская, юфть, пряжа (ярославская и Лодера), пру-
товое, полосатое и листовое железо, чугунные котлы, медь, латунь,
олово, свинец, меха, медные и железные изделия, фаянсовая по-
суда, сахар, леденец (преимущественно Кокина), сахарный песок,
квасцы (идут больше Ушковские), купорос (синий), нашатырь,
сандал (идет тертый), фуксин (первый сорт; второй и третий не
идут), стеариновые свечи, писчая бумага, ртуть, мишура, бисер,
краски, сундуки и всякая мелочь»41.
Впечатляющий перечень! Такой обширный ассортимент мог-
ла предложить Бухаре начавшая бурно развиваться после 1861 г.
молодая русская промышленность. А каково было везти товары
по бездорожью за тысячи верст? Можно представить, каких тру-
дов стоила доставка в Бухару чугунных котлов, металлов, фаян-
совой посуды... Но везли и довозили! Был интерес, большой част-
ный интерес.
К.П. Кауфман мог гордиться достигнутым — высокомерная Бу-
хара все осознала и смирилась. В 1873 г. российско-бухарский до-
говор был пересмотрен: детализирован и расширен. Были вклю-
чены пункты о свободном доступе российских купцов и их
караванов в любую часть Бухарского ханства; об ответственности
местных властей за их безопасность и за соблюдение условий тор-
говых сделок; о беспошлинности транзита русских товаров; о вза-
имном праве владения недвижимостью (бухарцам — в России,
российским подданным — в Бухаре); об обмене между Российской
империей и Бухарским ханством торговыми и политическими
представителями. Особым пунктом в Бухарском ханстве запре-
щалась работорговля, что, однако, не привело мгновенно к уни-
чтожению этого экзотического промысла, но давало право рос-
сийской стороне настаивать на его ликвидации.
С полным основанием Кауфман мог заявить: дальнейшее раз-
витие торга зависит от «самих купцов, правительство свое дело
сделало»*.
* Ссылки на источники — см. в конце раздела «Хивинский поход».
164
хивинский поход
На очереди была Хива. Небольшое ханство с населением,
насчитывавшим 300—400 тысяч душ, удобно расположилось в
плодороднейшем Хорезмийском оазисе. Это государственное об-
разование занимало важное стратегическое положение, контро-
лируя низовья судоходной Амударьи. Через Хиву путь лежал в
Афганистан и Индию; ее нельзя было обойти, так как это был
оазис в центре безводных пустынь. Природой изолированное ма-
ленькое государство, правители и жители которого имели самые
смутные, причудливые представления об окружающем мире и
своем месте в нем, с давних пор занимало заметное место в по-
литико-экономических комбинациях российских властей.
Всерьез Хивой занялись при Петре Великом. В 1714 г. царь
прознал о золотоносных песках в верховьях Амударьи и о воз-
можности разрушить плотину, которой хивинцы перегородили
старое русло Амударьи, направленное в Каспийское море, и по-
вернули реку в Арал. Сделано это было ради повышения безо-
пасности ханства.
Царь понимал, что перед Россией открываются блестящие
перспективы: во-первых, богатые золотоносные пески на реке, а
во-вторых, организация сквозного пути из Западной Европы
в Индию по территории России и контролируемым русскими
землям в Средней Азии. Трансъевропейский и трансазиатский
водный путь в Индию, которую тогда англичане еще не успели
прибрать к рукам — только-только еще заглатывали по кусочку.
Хива же была на этом пути азиатским Шлиссельбургом — клю-
чевым городом.
Петр, как обычно, реагировал мгновенно: уже 29 мая 1714 г.
пользовавшийся особым доверием Государя кабардинский князь,
гвардии капитан-поручик Александр Бекович-Черкасский по-
лучил именной Царский указ о снаряжении экспедиции в Хи-
винское ханство, имея предлогом поздравить новоиспеченного
хивинского владетеля Ходжи-Мухаммеда с его вступлением на
трон. В инструкции Бековичу было записано: «Надлежит над га-
ваном (то есть гаванью. — Е. Г.), где бывало устье Амударьи реки,
построить крепость человек на 1000, ехать к хану хивинскому
послом, а путь иметь подле той реки и осмотреть прилежно те-
165
чение оной реки, тако же и плотины... Ежели возможно, оную
воду паки обратить в старый ток, к тому же протчая устья за-
переть, которые идут в Аральское море и сколько в той работе
потребно людей...»42
С экспедицией князя Бековича-Черкасского должны были
отправиться офицеры-разведчики, одному из которых, поручику
Кожину, поручалось идти с торговым караваном под видом куп-
ца с грамотой к Великому Моголу, следуя насколько было воз-
можно вверх по Амударье и нанося свой путь на карту.
Отряд Бековича выступил в поход (после долгой подготовки
и рекогносцировки) в конце апреля 1717 г., имея численность
3650 человек, из них 2 тысячи — солдаты и казаки. Была артил-
лерия — семь пушек. Сила немалая.
Случилось то, что и должно было случиться. Русских людей
частью перебили, частью обратили в рабов. Хивинцы уничтожи-
ли конвой князя Черкасского, а его самого обезглавили перед
ханским дворцом. Трагедия произошла 29 августа 1717 г. Очень
немногие спаслись бегством и добрались до родных краев. Вер-
нулся живым и поручик Кожин, который сообщил, что не обна-
ружил следов старого русла Амударьи.
Торговые и дипломатические сношения России с Хивинским
ханством в XVIII в. имели эпизодический характер. Торговый
путь через Хиву по-прежнему был небезопасен, и не многие от-
чаянные головы из купцов решались рисковать животом и това-
ром на берегах Амударьи. Хива же продолжала бросать Россий-
ской империи вызов за вызовом.
Особенно болезненной была проблема похищения людей из
пограничных российских районов в результате разбойничьих на-
бегов казахов и туркмен с последующей продажей пленных на
невольничьих рынках Хивы и Бухары.
В новых условиях Хива стала ощущаться как заноза: нормаль-
ной торговле мешает, свои рынки не раскрывает, уводит людей
в плен, облагает налогами российскоподданных кочевников, под-
стрекает их к неповиновению русским властям, ведет тайные
переговоры с английскими эмиссарами. Пышный букет претен-
зий. Пришла пора принять хивинский вызов.
В 1839 г. в Петербурге созрело решение Хиву наказать. Опера-
ция была поручена оренбургскому генерал-губернатору ВА. Пе-
166
ровскому. К середине октября 1839 г. почти все приготовления
были закончены: в Оренбурге собрали экспедиционный отряд в
составе около 4250 военнослужащих при 18 орудиях и 2060 воз-
чиков и погонщиков верблюдов из казахов и киргизов. Испугав-
шись летней жары, выступили под зиму, но сильно просчитались.
Предполагалось, что снег в безводной пустыне станет заменой
воды, но оказалось, что глубокий снег при сильных морозах даже
для хорошо экипированных и привычных русских людей — не-
преодолимая преграда к продвижению вперед. Оказалось, что вер-
блюд — существо нежное и падает, да и саней не взяли — груз ка-
тили на колесах. Снега, бескормица, а потому падеж верблюдов,
повальная цинга и другие болезни остановили экспедицию, про-
шедшую до цели чуть более трети пути. Перовский повернул вспять.
Во время почти восьмимесячного пребывания в степи экспедици-
онный отряд лишился умершими 1054 человек, потерял 10 тысяч
верблюдов и 8 тысяч лошадей; на обратном переходе вынужден был
бросить и истребить значительные запасы продовольствия.
Неудача большой и весьма неплохо экипированной экспеди-
ции Перовского имела следствием окрепшее представление, как
в России, так и в Хиве, о недоступности Хивинского оазиса. Осо-
бенно большое значение этот неуспех русских имел для хивин-
цев, уверовавших в свою недосягаемость, а потому и безнаказан-
ность.
Как уже говорилось, вступив в должность в ноябре 1867 г.,
К.П. Кауфман направил письмо хану Хивы, но получил дерзкий
ответ от его первого министра, а тем временем хивинцы и со-
стоявшие в вассальной (номинальной) зависимости от хана не-
сколько туркменских племен, в том числе иомуды, продолжали
разбойничать в русских степях. Поводом к антироссийской аги-
тации стало новое Положение об управлении кочевниками в
степях Оренбургского генерал-губернаторства. Агитаторы из
Хивы объясняли кочевникам, что сначала их перепишут (пере-
пись была предусмотрена новым Положением), затем заставят
строить постоянные села, отказавшись от перекочевок, насиль-
ственно обратят в другую веру, а там уж будут брать в солдаты.
Такие перспективы пугали и возмущали степняков.
Беспорядки в оренбургских степях отразились на туркестан-
цах: Ташкент и другие русские гарнизонные города оказались
167
отрезанными от империи, так как было нарушено движение по
почтовому тракту Оренбург—Ташкент вдоль несудоходной Сыр-
дарьи. В эти годы (1868—1869) стало очевидным, насколько но-
вый военный округ зависим от этого почтового пути и как легко
он может быть изолирован.
Ко всем хивинским прегрешениям добавились и ставшие из-
вестными туркестанскому генерал-губернатору сношения Хивы
с Бухарой, Кашгаром, Кокандом и Афганистаном на предмет
создания союза мусульманских владетелей против России. (Спра-
ведливости ради: инициатором переписки был не хан Хивы.) Не
бездействовали и британские конкуренты.
С образованием Туркестанского генерал-губернаторства и за-
хватом Самарканда, приведением в зависимое положение Буха-
ры Хорезмский оазис оказался в окружении российских владе-
ний. Это само его положение в сочетании с дерзким поведением
хана было новым вызовом империи и лично туркестанскому ге-
нерал-губернатору.
Осенью 1869 г. Кауфман направил хану Мухаммеду-Рахиму
новое послание. Оно было составлено в более резких выражени-
ях, чем предшествующее, и содержало напоминание о судьбе
Бухары и Коканда, которые так же испытывали терпение рус-
ских властей, но были принуждены «жить в мире», поддержи-
вать «добрососедские отношения» и, как специально подчер-
кивалось, предоставить российским купцам право свободной
торговли на своей территории. В заключение генерал-губернатор
откровенно грозил военным вторжением в пределы ханства.
В том же 1869 г. началась негласная подготовка к военной экс-
педиции в хивинские пределы. Небольшие рекогносцировочные
партии двигались по предполагаемым маршрутам походных ко-
лонн, собирая необходимые сведения о местности, главным об-
разом о воде, корме для животных и топливе. Кауфман пришел
к мысли о неизбежности военного решения хивинского вопроса,
тем более что неразумный хан не только не ответил на новое
послание, но и заточил в темницу передавшего его курьера. Буд-
то намеренно, провинциальный князек, не имевший ни малей-
шего представления о событиях и отношениях в обширном и
сложном цивилизованном мире, стремился вывести из терпения
всесильного начальника Туркестанского края.
168
Хива мешала жить и другому Царскому наместнику, генерал-
губернатору огромного Оренбургского края Н.А. Крыжановско-
му. В конце 1869 г. он направил в Петербург подлинники по-
сланий хивинского хана, распространявшихся среди казахов
Уральской области, в которых хан подстрекал их к вооруженным
выступлениям против русских и в случае отказа от нападений на
российские города и укрепления грозил уничтожить казахские
стойбища. Крыжановский полагал, что без карательной экспеди-
ции не обойтись.
«Расправа с Хивой, — пишет Терентьев, — назначена была в
1871 г. средствами Туркестанского округа»43. Так предполагали
в Ташкенте, но различные обстоятельства и события отложили
расправу на более поздний срок.
Смелая идея Петра Великого повернуть Амударью в Каспий-
ское море и проложить водный путь через всю Среднюю Азию,
ради воплощения которой отдали жизнь Бекович и его сподвиж-
ники, вновь спустя полтора века овладела умами русских купцов
и политиков. В апреле 1869 г. эта идея обсуждалась на специ-
альном заседании Общества для содействия русской промыш-
ленности и торговле. После длительного и оживленного обсуж-
дения участники заседания сошлись во мнении, «сколь важно
упрочить наше положение в Средней Азии и закрепить за нашей
промышленностью тамошние рынки». 14 мая того же года об-
щее собрание общества постановило ходатайствовать перед
правительством об открытии торгового пути от восточного бе-
рега Каспийского моря к Амударье и далее в Среднюю Азию.
Представителям российского предпринимательства не было осо-
бой надобности искать лишние доказательства, чтобы убедить
правительство в целесообразности овладения восточным берегом
Каспия, поскольку такого рода предприятие обсуждалось в «сфе-
рах» еще в 1864—1865 гг. Тогда не дошли руки, теперь же мне-
ние сторонников создания российского форпоста на восточном
берегу в среде государственных мужей совпало с желаниями
предпринимателей.
Зная настроения в правительственных и торгово-промышлен-
ных кругах империи, Кауфман отправил ДА. Милютину в июне
1869 г. два письма с предложением высадить в Красноводском
заливе десантный отряд и основать там русское укрепление. По
169
мнению Кауфмана, высадка русских войск поможет оказать дав-
ление на Хиву. Туркестанский генерал-губернатор намекал, что
в случае войны с Хивой расходы на овладение восточным бере-
гом Каспийского моря смогут быть покрыты из контрибуции,
которую следовало бы взять с Хивы. Военные соображения для
Кауфмана, человека прежде всего военного, а уж потом админи-
стратора, были на первом месте.
Военный министр был солидарен с Кауфманом, но вопрос
такой важности следовало обсудить, согласовать, «утрясти» и
«увязать» с другими заинтересованными ведомствами, в первую
очередь с МИДом. Письма Кауфмана попали к директору Ази-
атского департамента П.С. Стремоухову, от которого в скором
времени в Ташкент пришел ответ. Реакция директора департа-
мента была традиционной и очень характерной для российско-
го дипломатического ведомства в годы, последовавшие за по-
ражением в Крымской войне: казалось, что руководство МИДа
пугается собственной тени. «Из Вашего письма я вижу, — писал
Стремоухов, — что Вы смотрите на Красноводск как на средство,
облегчающее военную экспедицию в Хиву. Наше министерство
и вообще правительство смотрит на него иначе, а именно как на
новые ворота для нашей торговли и, в крайнем случае, как на
благотворную угрозу или внушение Хиве. Нам было бы жела-
тельно, чтобы посредством этого пункта широко развилась тор-
говля, которая своею выгодностью докажет Хиве пользу добрых
к нам отношений, а в то же время глупый хан поймет, что и до
него добраться теперь уже сравнительно легко. Не дай бог, что-
бы нам пришлось идти войною и занимать Хиву; занять легко, а
каково будет ее очистить, и неужели же и эту страну присоеди-
нить к империи?.. Я полагал бы вооружиться терпением и дать
обстоятельствам более обрисоваться. Но ни в коем случае не ду-
мать о походе в Хиву и покуда не начинать с нею дипломатиче-
ских отношений. Я убежден, что неминуемо, рано или поздно,
хан пришлет к Вам посольство для объяснений»44.
Начальник азиатских дел предлагал ждать до тех пор, пока
«глупый хан» не поумнеет. Как долго ждать? «Рано или поздно»
хан возьмется за ум. Но не мог же тайный советник Стремоухов
не знать историю русско-хивинских отношений? Ему наверняка
было известно, что русские торговые люди требуют гарантий
170
безопасности, которую российский МИД не в состоянии им обе-
спечить. Единственное, что он мог им предложить, — это «воору-
житься терпением и дать обстоятельствам более обрисоваться».
Каково было получить этот совет могущественному Кауфману?
Хан не отвечает, хан дерзит, хан безобразничает, а вы терпите.
А как же авторитет державы, его, Кауфмана, собственный авто-
ритет, наконец? Плохо, видимо, знал Азию главный специалист
по азиатским делам.
Вскоре Министерство иностранных дел заробело еще больше
и убедило Императора отсрочить высадку десанта из состава
войск Кавказского наместничества на восточном побережье Ка-
спия, которая первоначально была намечена на август 1869 г.
Стремоухов и Горчаков испугались не только Англии, которую
боялись всегда, еще им представилось, что к протестам британ-
ского кабинета добавится гнев Персии, с которой в то время
велись торговые переговоры.
Наместник Кавказа Великий князь Михаил Николаевич и
К.П. фон Кауфман были возмущены: оба направили свои возраже-
ния на Высочайшее имя, правда в разных выражениях. Резкое
письмо брата Царя возымело действие — Император разрешил
десантировать войска в ноябре 1869 г. 5 ноября отряд под коман-
дованием полковника Н.Г. Столетова высадился на побережье
Муравьевской бухты Красноводского залива, где и было основано
укрепление Красноводск. Протесты были, но их легко удалось от-
вести. Мидовские страхи оказались преувеличенными.
Узнав об успешном завершении Красноводской операции, Ка-
уфман отправил в Хиву послание с требованием полного содей-
ствия русско-хивинской торговле и допуска в ханство российских
купцов. Генерал-губернатор обвинял хана в подстрекательстве ка-
захских племен к неповиновению российским властям, требовал
отказаться от вмешательства во внутренние дела казахских жузов.
Хан не удостоил начальника Туркестанского края ответом. В это
время у него были основания вести себя вызывающе — волнения
среди казахов усиливались, казахи просили у него помощи и да-
же прислали ему богатые подарки: 50 соколов, 100 иноходцев,
100 верблюдов, 50 белых войлоков.
В качестве ответных мер на высадку отряда Столетова и по-
стройку Красноводска в самой Хиве соорудили башню с 20 пуш-
171
ками; перегородили плотиной и развели по арыкам главный
фарватер Амударьи Талдык, чтобы русские пароходы не могли
войти в него из Аральского моря; близ мыса У pre на Аральском
море выросла новая крепость Джан-Кала; еще одно укрепление
начали строить в урочище Кара-Тамак. Для поддержания бо-
евого духа своего ополчения хан воспользовался появлением в
степях Хивы некоего турка, которого объявил официальным по-
слом султана Османской империи, прибывшего с предложением
союза и помощи от Блистательной Порты.
Кауфман был опытным государственным деятелем и хорошо
знал нравы и обычаи правительственных сфер. Он последовал
совету Стремоухова «вооружиться терпением и дать обстоятель-
ствам более обрисоваться». Более того, генерал-губернатор Тур-
кестанского края, генерал-адъютант, облеченный особым дове-
рием Его Императорского Величества, среди среднеазиатских
народов известный как «полуцарь», согласился унизиться. Он
вступил в переписку с хивинским диван-беги (нечто вроде ми-
нистра иностранных дел), отправив ему 25 марта 1870 г. письмо
с выражением удивления по поводу уклонения хана от непо-
средственных сношений. Требования предъявлялись все те же.
Ответ последовал дерзкий.
«Видя из тона письма, что обаяние Красноводского отряда
уже ослабело, — пишет Терентьев, — и что наша настойчивость
и угрозы без поддержки их вооруженною рукою ничего не сто-
ят в глазах хивинцев, генерал Кауфман представил военному ми-
нистру свои соображения относительно совместных действий
против Хивы со стороны Туркестана и Кавказа, чтобы решитель-
ным ударом низвести Хиву с того пьедестала, на котором она
стоит, кичась своей недоступностью и нашими прежними не-
удачными попытками вразумить ее»45.
В случае с Хивой снова и особенно наглядно проявились две
противоположные тенденции российской колониальной полити-
ки. Центральные ведомства, МИД прежде всего, чьи чиновники
полагали, что на берегах Амударьи к международной торговле
и международным трактатам относятся так же, как на берегах
Невы, Темзы и Сены, стремились обеспечить русские торговые
интересы в Азии с помощью привычных договорных формулиро-
вок. Составили договор, определили ответственность сторон, — и
172
можно жить спокойно. МИД, Министерство финансов и другие
ведомства в Петербурге не желали территориальных приращений,
зная, как дорого и хлопотно содержать колонии. Торговля, эконо-
мическое проникновение на новые рынки — да! Завоевание новых
земель, их обустройство — нет! Так хотели бы вести дела в Петер-
бурге. Практики колониализма на местах знали, что без воору-
женного насилия азиатские рынки не удержать и безопасность
отечественной торговли не обеспечить. К тому же надо иметь
в виду, что директивы, как жить и что делать, сочиняли на бре-
гах Невы люди сугубо штатские для людей сугубо военных, како-
выми были наместники и генерал-губернаторы. Взаимопонима-
ния не было.
«Расправа с Хивой» в 1871 г., как это намечали в Ташкенте и
Тифлисе, не состоялась не только потому, что ждали реакции
хана на строительство Красноводска, но и в связи с отвлекшей
силы и средства от основного похода экспедицией в Китайский
Туркестан. Восстание тюркских племен против китайских вла-
стей, начавшееся еще в 1864 г., грозило перекинуться на вновь
присоединенные к России области, что заставило туркестанско-
го генерал-губернатора выслать весной 1871 г. карательную экс-
педицию во главе с военным губернатором Семиреченской об-
ласти генерал-лейтенантом Г.А. Колпаковским в район Кульджи.
Вмешательством во внутренние дела Китая это вторжение мож-
но считать лишь условным, поскольку китайские власти эваку-
ировали из района восстания этнических китайцев и не прини-
мали никаких мер, чтобы сохранить за собой мятежный регион.
С взятием Кульджи покорилась Российской империи и вся Куль-
джинская область, возвращенная Китаю только через 10 лет.
Такое продолжительное присутствие в Кульдже дало русским
возможность ближе познакомиться с этой страной и с соседни-
ми с ней китайскими владениями к северу от Тянь-Шаня.
В течение трех лет (1870—1872) не прекращался активный
обмен письмами между наместником Кавказа, двумя генерал-
губернаторами — туркестанским и оренбургским — и петербург-
скими министерствами. Кауфман писал Д.А. Милютину о необхо-
димости поставить хана «в положение от нас вполне зависимое и
тем положить прочное основание нашему полному господству в
Средней Азии». Военный министр склонялся в пользу «энергиче-
173
ского» поступка, полагая, что необходимо нанести «решительный
удар, который мы так давно стремимся отсрочить даже в ущерб
достоинству государства»46. В то же время Стремоухов не только
увещевал Великого князя и генерал-губернаторов ждать, когда хан
все поймет и осознает, но и разъяснял Милютину, что хан не так
уж плох, а сообщения о враждебных действиях хивинцев во мно-
гом преувеличены и ложны. Под воздействием тех или иных вли-
яний менялись и мнения Царя.
В конце концов пять лет спустя после вступления К.П. Кауф-
мана в его новую должность ему удалось получить Высочайшее
разрешение на снаряжение антихивинской военной экспедиции,
которая с самого начала стояла в плане его действий как на-
чальника вновь завоеванного края.
Произошло это не случайно, а после тщательной дипломати-
ческой подготовки, в чем, надо отдать должное, была заслуга рос-
сийского МИДа. Поняв, что Императору более импонируют
силовые решения азиатских проблем, нежели долгие переговоры,
Горчаков начал торг со своими постоянными партнерами и оп-
понентами из МИДа Ее Британского Величества. Главы дипло-
матических ведомств двух великих империй сторговались за счет
«глупого хана» (выражение Стремоухова). Петербург признал за
покровительствуемым британцами афганским эмиром Шир-Али
право владеть провинцией Бадахшан, а Лондон, в свою очередь,
согласился с российскими притязаниями в Средней Азии, и в
низовьях Амударьи в том числе. Хан Хивы искал защиты у бри-
танской администрации в Индии, но там ему посоветовали удо-
влетворить требования русских и не раздражать их. Понял ли
хан, что его участь решена?
И тогда в начале декабря 1872 г. в Петербурге собралось Осо-
бое совещание руководителей центральных ведомств с участием
начальников Туркестанского и Оренбургского краев, наместника
Кавказа и самого Государя. Пришли к выводу: Хиву наказать. Ис-
полнителем приговора вызвался быть Великий князь Михаил
Николаевич. Он резонно заявил, что снаряжение экспедиции с
восточного берега Каспия обойдется дешевле, чем из Оренбурга
и Ташкента. Сначала совещание с этим доводом согласилось,
но опытные генерал-губернаторы обратили внимание Царя на
большой риск такого предприятия: кавказские войска не имели
174
опыта степных (скорее, пустынных) переходов и могли не дойти
до Хивы. Ради полной гарантии успеха решено было наступать с
трех сторон силами трех военных округов.
Каждому из трех наместников хотелось возглавить экспеди-
цию, так как необходимо было общее командование над тремя
отрядами. Пользуясь своим великокняжеским статусом, намест-
ник Кавказа заявил о намерении быть главнокомандующим экс-
педицией. На том и порешили.
Кауфмана обидели. Хива была азиатским, а не кавказским го-
сударством; все эти годы бросала вызов ему, а не Михаилу Ни-
колаевичу, сидевшему за морем; примыкала непосредственно к
его владениям. То был его законный трофей, и он не хотел его
упускать. Когда Главный штаб составил план операции, Констан-
тин Петрович сделал несколько замечаний. В числе прочих было
два, недвусмысленно подводивших Царя к мысли назначить Тур-
кестанский отряд главным (два других вспомогательными), а
командующего Туркестанским округом — главнокомандующим
всей экспедицией.
Во-первых, по мнению Кауфмана, «начальник того округа, на
который возложится первая роль, должен лично присутствовать
на театре действий». Это был верный ход: Великий князь, брат
Императора, не захотел бы несколько месяцев бродить по без-
водным пустыням. Во-вторых, главный отряд должен быть
самым многочисленным и лучше других вооруженным артил-
лерией. Такими силами и средствами располагали только тур-
кестанцы. 12 декабря Александр II утвердил план Хивинской
экспедиции, возложив главное командование на Кауфмана. На-
путствуя, Император сказал: «Возьми мне Хиву, Константин Пе-
трович».
Отряды трех округов предполагалось двинуть на Хиву с трех
направлений: Кавказский — с запада, Оренбургский — с севера,
Туркестанский — с востока. Сказать точнее, по плану Главного
штаба в экспедиции должны были участвовать не три, а пять
отрядов: Кавказский и Туркестанский составлялись из двух ко-
лонн каждый. Войска, дислоцированные за Каспием и на обшир-
ных просторах Туркестана, были разбросаны по гарнизонам, их
предстояло собрать сначала в колонны, а затем в определенных
пунктах свести в отряды.
175
Подготовка к походу началась в округах в разное время, поз-
же других в самом удаленном — Туркестанском. Телеграф до
Ташкента еще только тянули. По плану, однако, приготовления
во всех округах должны были быть окончены к концу февраля
1873 г. Двигаться до Хивы всем отрядам предстояло главным
образом по пустыне. При этом Оренбургскому отряду нужно
было преодолеть 1400 пустынных верст, кавказцам — более 800,
туркестанцам — более 1000. Контрольным сроком сбора всех
отрядов назначалось 1 мая 1873 г.
Относительно участи Хивы в утвержденном Царем докумен-
те было записано: «По наказании Хивы владения ее должны быть
немедленно очищены нашими войсками». Учитывалось, что план
похода неминуемо станет известным британскому кабинету, для
того и было включено успокаивающее англичан категорическое
заявление.
На все предприятие казна ассигновала около миллиона ру-
блей — сумму по тем временам немалую. Ожидалось, что частич-
но ее удастся компенсировать за счет контрибуции.
Прошло более двух месяцев, и отряды были сформированы в
следующем составе: Туркестанский — 5300 человек, Оренбург-
ский — 3500, Кавказский — 4300 человек. Всего — 13 100 человек.
При них: 20 тысяч верблюдов, 4600 лошадей, 56 орудий и 26 ра-
кетных станков. Это была внушительная сила даже в масштабах
Европейского театра военных действий. Кроме того, соединенно-
му войску Кауфмана придавались для переброски войск по воде
Аральская флотилия, включавшая два небольших парохода. В ка-
честве представителей Царствующего дома (и контролеров) в по-
ход отправлялись Великий князь Николай Константинович, князь
ЕЛ4. Романовский, герцог Лейхтенбергский*.
Поход предстоял высшей категории трудности. К тому вре-
мени в России были известны и проанализированы труднейшие
экспедиции французских войск в Египет и Алжир, а также ан-
глийских в Индию и Афганистан, но и они не шли ни в какое
сравнение с планируемой экспедицией в Хиву. Строго говоря,
нужно было победить не хивинцев — противника заведомо сла-
бого, а их могучего союзника — Великую степь, где лютые мо-
* Евгений Максимилианович, сын Великой княгини Марии Николаевны.
176
розы и бураны зимой уничтожали ее коренных обитателей ка-
захов вместе с их стадами. Летом степь превращалась в земное
подобие ада: над головой раскаленное солнце, под ногами ли-
бо твердая растрескавшаяся почва, без воды и растительности,
либо сыпучие, передвигающиеся пески. И вечная, всепроника-
ющая пыль.
Памятуя о неудаче Перовского зимой 1839/40 г., к походу го-
товились основательно. Лучше других подготовились оренбуржцы.
На этот раз выступать решено было в санях, а не на колесном
транспорте; по всему маршруту были заготовлены казахские
юрты — юламейки, провиант, сено и топливо; войска имели ком-
плекты как зимнего, так и летнего обмундирования. Именно бла-
годаря прекрасной экипировке и хорошему питанию, несмотря
на бураны и 30-градусные морозы, солдаты стрелкового батальо-
на прошли по степи менее чем за месяц 1005 верст, оставив на
промежуточных пунктах маршрута всего трех больных. Другие
подразделения были подготовлены к походу не хуже — получали
ежедневно в достатке мясо, чай, сахар, сушеную капусту.
Пехота Оренбургского отряда имела на вооружении игольча-
тые, заряжавшиеся с казенной части винтовки системы Карле
образца 1867 г. Скорострельность и дальность стрельбы были
удовлетворительными, но до совершенства им было далеко: длин-
ные и тонкие иглы нередко ломались; при ударе прикладом о
землю или при падении оружия происходил непроизвольный
выстрел; в стволе скапливались несгоревшие клочья бумажной
гильзы; пороховые газы иногда прорывались через затвор и били
в лицо стрелка.
Верблюжий обоз был огромный и тяжелогруженый. Офицеры
везли не только разнообразное обмундирование, но и посуду, по-
ходную мебель, тащили по степи рессорные экипажи — собира-
лись, видимо, с ветерком пронестись по привольным хивинским
проспектам, имевшим в длину не более 50 и в ширину не более
3 метров.
Известие об экспедиции в столице Туркестанского края по-
лучили только 20 января 1873 г., то есть тогда, когда авангард
Оренбургского отряда уже вторую неделю находился в пути.
Официально подготовка началась с этой даты, но, как всегда бы-
вало на Руси, по-взаправдашнему готовить поход ответственные
177
лица округа стали после появления в Ташкенте 20 февраля на-
чальника края.
Туркестанцы выступали в поход вооруженные лучше орен-
буржцев — у них в руках уже были самые современные в то
время скорострельные винтовки системы Бердана. Эти очень на-
дежные и дальнобойные, хотя и однозарядные винтовки заря-
жались патроном, имевшим металлическую гильзу. Орудия были
как гладкоствольные, так и нарезные, как медные, так и сталь-
ные. Нарезных было в два раза больше гладкоствольных. Восемь
ракетных станков образовывали отдельную конно-казачью ра-
кетную батарею.
Туркестанские офицеры также пожелали взять с собой раз-
нообразный и объемный скарб, и распоряжением самого глав-
нокомандующего экспедицией их потребности в комфортном
походном быте были регламентированы выделением им опреде-
ленного числа вьючных животных. Генералам определено было
по три верблюда, штаб-офицерам — начальникам частей — по
два, штаб-офицерам — по одному и обер-офицерам — один на
двоих. На трех верблюдах можно было унести около 2 тонн гру-
за. Истинно генеральский размах.
Верблюды должны были нести боеприпасы, орудия, медицин-
ские грузы — отряд имел хорошо снабженный лекарствами и
укомплектованный врачами и фельдшерами (14 врачей, 29 фельд-
шеров) лазарет. Предусмотрены были для перевозки больных спе-
циально сконструированные носилки. Состояние здоровья людей
в походе было особой заботой Кауфмана. По его инициативе раз-
работали подробнейшие правила походного быта — всего 30 пунк-
тов на 14 страницах. Это была инструкция для офицеров: «1) В на-
чале похода, покуда еще не наступят жары, не поднимать людей
ранее четырех часов утра, а с ночлегов не выступать ранее шести.
С наступлением жаров поднимать до рассвета, чтобы успеть сде-
лать переход до жара... 2) Наблюдать, чтобы люди пили чай по
крайней мере два раза в сутки — утром и вечером, а если возмож-
но, то и на привалах. Люди меньше будут пить сырой воды и тем
избавятся от расстройств желудка и лихорадок... 3) Водку отпу-
скать только в крайних случаях: в сырую погоду, после больших
переходов, трудных работ. Не давать при подъеме с ночлегов и
перед встречей с неприятелем (никаких «наркомовских ста
178
грамм» времен Второй мировой. — Е. Г.). 4) Эшелонным началь-
никам заботиться о том, чтобы к безводным переходам или где,
на ночлеге, предстоит пользоваться дурной водой, — все турсуки,
баклаги и бочонки были наполнены водой... 5) В видах предохра-
нения людей от вредных последствий быстрого перехода от днев-
ного жара к ночному холоду наблюдать, чтобы люди вовремя на-
девали шинели. 6) Озаботиться, чтобы у каждого солдата была
кошма для подстилки и покрышки. 7) На ночлегах у колодцев с
дурной водой ставить часовых и не давать людям брать из них
воду. 8) Пищу варить два раза в сутки: после прихода на ночлег и
перед выступлением»47.
Еще более подробно расписывалось, как сохранять вьючных
животных и их грузы, как организовать движение эшелонов (от-
ряд был разбит на эшелоны), как устраивать походные лагеря.
В разделе, касавшемся боевых действий, было категорически
приказано максимально беречь патроны и снаряды.
При подготовке экспедиции Кауфман проявил себя и как
военный инженер. По его собственноручным чертежам еще с
1871 г. на Волге и верфи Аральской флотилии изготовлялись же-
лезные понтоны; один понтон составлялся из четырех ящиков,
свинчивающихся винтами. Каждый ящик весил от 80 до 100 ки-
лограммов; таким образом, восемь человек были в состоянии
легко поднять весь свинченный понтон и спустить его на воду.
Сборка понтона занимала два часа. Паром, собранный из пон-
тонов, нес 2 орудия и 16 человек. Понтоны, предназначенные
для переправы через широкую Амударью, прозвали кауфманка-
ми. А в походе кауфманские ящики служили емкостями для во-
допоя верблюдов, лошадей и взятого на мясо, так называемого
порционного скота. Напившись из кауфманок, верблюды несли
их на себе дальше.
28 февраля в Ташкенте командующий экспедицией принимал
парад войск Ташкентского гарнизона, выступающих в поход.
Вместе с войсками, выстроенными в несколько линий, на пло-
щади в русской части города собрались почти все его жители, в
том числе из так называемой туземной части. Погода была теп-
лая, небо по-весеннему ясное, люди были радостно возбуждены.
Коренные ташкентцы, то есть сарты, ничуть не возмущались, что
русские идут громить их единоверцев.
179
Кауфман, придававший немалое значение представительской
стороне своего губернаторства, как бы оправдывая прозвание
«полуцарь», принимал парад максимально торжественно, в со-
провождении большой, сверкающей орденами и золотым шить-
ем свиты. Во время парада был отслужен молебен с водосвятием.
В завершение войска прошли церемониальным маршем.
Устроители парада имели целью не только поднять дух рос-
сийского солдата, но и оказать моральное давление на далеко-
го противника, до которого, несмотря на значительное рассто-
яние и отсутствие какой-либо регулярной системы оповещения
и связи, должен был очень скоро дойти слух о превосходном
состоянии и мощном вооружении выступающих в поход ча-
стей.
1 марта ташкентские войска покинули город; шел дождь, что
было хорошим предзнаменованием; правда, глинистые дороги
очень скоро раскисли, и для туркестанских солдат началась тяж-
кие походные будни.
Маршрут Туркестанского отряда был проложен так, чтобы
как можно меньше двигаться по территории Бухарского ханства:
не хотели лишний раз раздражать пусть и полусамостоятельно-
го, но все же властелина. В результате пришлось идти по необ-
житым местам. Кауфман и его ближайшее окружение были
приятно удивлены, когда через несколько дней по выходе из
Ташкента походную колонну встретила депутация от бухарско-
го эмира, имевшая поручение от имени своего владыки выразить
Кауфману дружеское расположение, полную готовность к услу-
гам и пожелание успеха предпринятой экспедиции. Эмир про-
сил передать генерал-губернатору свое удивление тем, что он
избрал столь далекий путь в Хиву, когда бы мог пройти по за-
селенным районам его ханства. Послы эмира также сообщили,
что бекам тех бухарских районов, через которые лежал путь экс-
педиции, эмир строжайшим образом приказал подготовить фу-
раж, топливо и воду для отряда.
Переход за переходом отряд одолевал среднеазиатские про-
сторы. Весенняя погода сменилась холодами и буранами, дожди
переходили в снегопады. Промокшая одежда замерзала и за-
трудняла движение усталых людей. Начался падеж верблюдов.
Люди добредали до конца перехода и, к великому для себя об-
ISO
легчению, находили заранее заготовленные припасы — топливо
и фураж. В тех случаях, когда солдаты останавливались на ночлег
близ кишлака, местные жители устраивали возле лагеря импро-
визированный базар.
Наиболее легкая часть похода закончилась через две недели
после выступления из Ташкента, когда часть отряда, с которой
двигался Кауфман и члены Царствующего дома, достигла на-
селенного пункта Темир-Кобук. С этого момента начался на-
стоящий степной поход — здесь отряду предстояло свернуть в
Кызылкумскую степь, с каждым шагом удаляясь от гор, от осед-
лого населения, самое главное — от живой воды рек и ручьев.
Предстояло двигаться по пескам без проложенных постоянных
путей. Бывали дни, когда ветер дул сутками, тогда поднимались
пески: с большим трудом удавалось установить палатки, но и в
них нельзя было укрыться от песка. Приготовленная в палатке
постель быстро покрывалась толстым песчаным слоем. К тому
же палатки, поставленные на песке, плохо держались, их сры-
вало сильными порывами ветра.
Здесь закончился обследованный рекогносцировками про-
шлых лет отрезок маршрута — остальной путь до Амударьи был
известен только по расспросам. К этому времени отряд вступил
в беспредельное царство песчаных барханов. Те, кто прошел
этот путь, потом признавались, как у них сжималось сердце при
малейшем дуновении ветра. Легкий ветерок мог превратиться
в сильный многочасовой ветер, способный поднять песчаные
холмы в воздух и замести еле обозначенную караванную тропу.
Такая возможность постоянно тревожила Кауфмана. Он само-
лично и по многу раз расспрашивал проводников и встречных
кочевников о путях через пустыню, сопоставлял полученные
сведения, то и дело собирал свой штаб. До него доходили также
слухи о том, будто известный степной разбойник Садык, со-
стоявший на службе хивинского хана (в советское время его
называли вождем национально-освободительного движения),
движется навстречу отряду, чтобы завалить или испоганить ко-
лодцы по маршруту до реки. Если бы это случилось, поход за-
вершился бы результатом 1840 г. Срочно сформированный ле-
тучий казачий отряд был послан навстречу Садыку, который
ушел, не решившись встретиться с казаками в открытом бою.
181
Чем дальше отряд углублялся в пустыню, тем хуже станови-
лась вода в колодцах; желудочные расстройства стали повальны-
ми. В плохую колодезную воду добавляли клюквенную и другие
эссенции, однако запас этих снадобий быстро иссяк — пришлось
привыкать к дурной воде, и, поразительным образом, привыкли.
Месяц спустя по выходе из Ташкента в походном лазарете на-
ходилось всего трое больных: офицеры точно выполняли ин-
струкцию своего главнокомандующего, за здоровьем солдат по-
стоянно наблюдали врачи.
Праздник Святой Пасхи приходился в тот год на 7 апреля
(ст. ст.). К этому дню отряд все еще был в пути. Лагерь разбили в
овраге, что хоть как-то защищало людей от пронизывавшего хо-
лодного ветра. Священник А. Малов устроил походный алтарь в
большой палатке, которая, однако, способна была вместить толь-
ко часть старших чинов отряда. Солдаты плотной толпой стояли
под открытым небом, усеянным чужими звездами, слушали за-
утреню и литургию. В первый, да, вероятно, и в последний раз, в
том овраге, среди безмолвной пустыни совершалось самое торже-
ственное православное богослужение. Когда раздалось пение сол-
датского хора: «Воскресение Твое, Христе Спасе», три ракеты,
одна за другой, вычертили на непроницаемо черном небе три ог-
ненных дуги. Ночью, когда не видна унылая пустыня, при звуках
с детства знакомых песнопений у солдат возникало ощущение
далекого дома. Традиция была соблюдена максимально возмож-
но — были даже крашеные яйца, которые своим людям раздавали
командиры частей. Подрядчик купец Громов сумел доставить в
отряд 8 тысяч яиц. Русские жители Ташкента прислали солдатам
16 пудов чаю и 24 пуда сахара.
Шатер командующего ярко светился. На совсем не по-поход-
ному сервированных столах стояли куличи, изысканные закуски,
вина. Прием был дружеским и светским одновременно.
Утром делали визиты. От палатки к палатке, от кибитки к
кибитке по нагромождению камней переходили офицеры, оде-
тые по полной форме, в белых перчатках. Играла музыка. Из-
нурительный поход, враждебная, жестокая природа не дали за-
быть традицию, опуститься. Тон задавал командующий.
В овраге, среди пустыни, где встретили Пасху, было получено
известие из Казалинска (бывш. форт № 1) о появлении в этом
182
городе-крепости на Сырдарье хивинского посольства. Хан на-
конец выполнил требования туркестанского генерал-губернато-
ра и прислал с посольством 21 русского пленного, а точнее, раба,
так как до начала похода военные действия между Россией и
Хивой не велись. Услышав об экспедиции, хан решил остановить
ее самым недорогим и примитивным способом.
В Казалинске посла не приняли и отправили в пустыню ис-
кать Кауфмана. Ханский посол, очень важная персона, в дорогом
золотом халате, в сопровождении большой свиты двинулся до-
гонять Туркестанский отряд. Посол не очень торопился, подолгу
стоял на месте, дабы не потерять лицо, чтобы, не дай Аллах, кя-
фир не подумал, будто посол слишком суетится, оттого что бо-
ится его. Медленно поспешая, посольство догнало русские войска
на четвертый день после того, как те взяли Хиву.
24 апреля объединенный Туркестанский отряд (в тот день
колонна, вышедшая из Казалинска, соединилась с колонной, дви-
гавшейся от Ташкента) достиг изобилующего водой урочища
Хал-Ата, где заканчивался первый более или менее благополуч-
ный этап похода. Считая от Ташкента, позади осталось 660 верст,
от Казалинска — 73. Между Хал-Атой и Амударьей лежал самый
трудный, практически безводный отрезок маршрута. Если до
Хал-Аты участники экспедиции терпели лишения, то теперь им
предстояло выносить мучения.
В урочище Хал-Аты, когда-то обитаемом, было построено
укрепление имени Святого Георгия. Все сделали по правилам
инженерного искусства. Соорудили брустверы, склады, отрыли
траншеи для стрелков, оборудовали орудийные позиции и даже
возвели на самой вершине холма сторожевую башню, на кото-
рой развевался российский флаг. В укреплении оставили роту
солдат и многие грузы, которые не было никакой возможности
дотащить до вожделенной реки. Взяли воды столько, сколько
могли вместить все водоподъемные средства, и в страшную жару
тронулись в путь неизвестной протяженности.
Медленно, ровным шагом идут белые фигуры, крупные капли
пота скатываются с обожженных лиц, ноги тонут в песке, голову
напекло; каждый обвешан мешками, бутылками и манерками с
водой; винтовки невыносимо тяжелы, натирают плечи; штыки
сверкают на солнце; мысли путаются. В сущности, вся эта людская
183
масса одержима одной думой: дойти до привала, напиться вдо-
сталь. Так же медленно ползут орудия; лошади в мыле — тащить
пушки им помогают солдаты. Верблюды идут в хвосте колонны,
навьючены самым необходимым. Здесь и бочонки с водой и части
кауфманских понтонов, саперный инструмент, штурмовые лест-
ницы, сундуки, чемоданы, узлы, мешки и мешочки, палатки, жер-
ди, котлы, чайники и еще бог знает что. Верблюды устали. Падают
и не могут встать. Скарб перевьючивают на запасных.
Люди тоже падают: «Пить, пить! Горит... внутри». Человека
напоить и поднять проще. Обессилевшие животные остаются в
пустыне под солнцем.
Никакой жизни кругом, только ее жалкие остатки — кости
лошадей, верблюдов, людей. И солнце, солнце без пощады. Но
вот наконец оно садится. В сумерках роют колодцы. Привычная
горько-соленая вода, но для походного чая годится.
Еще несколько переходов, и вода в колодцах перестала быть
водой — это была какая-то густая, грязная, вонючая жижа, от
которой отказывались даже верблюды.
1 мая, в назначенный день встречи всех отрядов, к Амударье не
вышли. В этот день, вернее, в ночь отряд был поднят по тревоге.
Туркмены выскочили из-за бархана совершенно неожиданно, от-
крыли пальбу, но, встреченные залпами из скорострельных бер-
данок, в лагерь не ворвались. Покружили на удалении, покричали
и ускакали. Помешали спать до смерти уставшим русским солда-
там, хотя и внесли некоторое оживление в однообразие марша.
В штабе считали, что через три-четыре дня мучения отряда
закончатся, однако находиться в «стране смерти» пришлось еще
12 дней.
В эти дни Кауфман пребывал в состоянии величайшего на-
пряжения. От других отрядов вестей не было. И хотя по Высо-
чайше утвержденному плану отряды должны были сойтись близ
Хивы и поступить в распоряжение командующего экспедицией,
то есть ждать от него приказаний, Кауфман отлично понимал,
что тот из отрядных начальников — будь то генерал-лейтенант
Веревкин или полковник Ломакин*, — чей отряд выйдет к сто-
* В ряде генеалогических источников значится Ламакиным, из потомствен-
ных дворян Тульской и Московской губерний. (Примеч. ред.)
184
лице ханства первым, обязательно проявит инициативу и кинет-
ся штурмовать Хиву, не дожидаясь его приказа. Тем более что
именно такие негласные указания и тот и другой получили от
своих непосредственных начальников — оренбургского генерал-
губернатора и наместника Кавказа. Когда же дело будет сделано,
победителя судить не станут, да и оправдаться победителю не
составит труда: «Хан первый начал». В таком случае главноко-
мандующему останется только подписать Русско-хивинский
трактат. Утешительно, но приз достанется другому.
Победа из чужих рук? Кауфман был человеком амбициозным
и не мог этого допустить, а потому спешил. Спешить заставляла
и с каждым днем усиливавшаяся жара.
По непроверенным сведениям, до Амударьи могло быть верст
восемьдесят—сто, но уже стало ясно, что двигаться со всем своим
огромным обозом отряд не сможет. Много верблюдов пало,
оставшиеся заметно ослабели. На одной из стоянок жгли и за-
капывали «лишние» вещи — шинели, сапоги, кибитки, котлы,
саперный инструмент и т. п. В отчете о судьбе инженерного пар-
ка, например, по окончании похода написали: «Поломано на
работе». Чиновники в центральных ведомствах другую формули-
ровку не приняли бы. На весь огромный отряд осталось 10 мо-
лотков и 150 лопат для земляных работ. Запас обмундирования
сохранили минимальный.
Терентьев пишет: «Кауфман чуть не погубил отряд»48. Осно-
вания для такого заявления были. Ради сокращения пути на
20 верст выбрали совершенно безводный маршрут. И вот они
шагают, растянувшись колонной на 5—6 верст, под немилосерд-
ным солнцем, которое уничтожает даже взятые с собой запасы
воды: бочки рассыхаются, бурдюки лопаются, драгоценнейшая
вода поливает мертвый песок.
Верблюды продолжают падать, и приходится уничтожать не-
обходимые вещи. Речь зашла даже о том, чтобы бросить всю
артиллерию вместе с боезапасом, но такую крайность военный
совет отверг.
Наступил момент, когда припасенной воды осталось всего на
полтора дня. В части был направлен приказ: растянуть на три
дня, но никто не знал, сколько же впереди этих дневных пере-
ходов, а пока «только пыль, пыль от шагающих сапог».
185
Саперы пробовали рыть колодцы на авось, но безуспешно.
Глядя на их отчаянные старания, один из погонщиков верблю-
дов, некий казах Тюстю-бай, вспомнил, что верстах в десяти в
стороне имеются хорошие колодцы. Колодцы были очень глубо-
кие, причем три из шести оказались засыпанными, когда же их
стали раскапывать, то обнаружилась военная хитрость против-
ника: туркмены закрыли колодезные стволы сучьями и присы-
пали землей. Неужели обитатели пустыни стали бы засыпать
колодцы, без которых сами не смогли бы просуществовать
сколько-нибудь долго?!
К новонайденным источникам воды люди и животные до-
брались за ночь, изнывая от жажды. Жажда победила дисципли-
ну, которая до сих пор не позволяла боевому отряду превратить-
ся в толпу. Солдаты не слушали команды, давили друг друга,
рвались к воде. Лошади срывались с коновязей и мчались к ко-
лодцам, а когда их отгоняли, нападали на бочонки и бурдюки с
водой, проносимые мимо них, лизали мокрую землю возле ко-
лодцев, глотали мокрый песок. Так же вели себя и другие жи-
вотные.
Саперы с трудом добывали воду с большой глубины, да и вода
вскоре стала иссякать. Это известие усилило панику. Караулы,
выставленные у колодцев, не могли сдержать напора жажду-
щих — их сбивали с ног. Многие солдаты уже лежали без со-
знания под ногами своих товарищей; то и дело вспыхивали дра-
ки. Если бы туркмены и хивинцы увидели, во что от безводья
превратились непобедимые русские воины, они уверовали бы в
свою победу и могли бы воспользоваться благоприятной ситу-
ацией. К счастью для русских, противника поблизости не было,
он упустил свой случай.
То был самый критический, кризисный этап Хивинского по-
хода. Впереди лежал неразведанный и почти наверняка совершен-
но безводный отрезок маршрута. Идти вперед на весьма вероят-
ную погибель или поворачивать назад? Перед такой дилеммой
оказались командующий экспедицией К.П. Кауфман, начальник
Туркестанского отряда генерал-майор Головачев, начальник по-
левого штаба экспедиции генерал-майор В.Н. Троцкий и коман-
диры частей, составлявших отряд. Было это 3 мая в местности под
названием Алты-Кудук.
186
Участник похода Ф.И. Лобысевич рассказывает об этом не-
привлекательном пункте на евразийских просторах: «Трудно,
невозможно себе представить что-либо угрюмее, безотраднее,
печальнее местности, на которой мы заняли позицию вокруг
алты-кудукских колодцев. Это целый лабиринт песчаных холмов
с полным отсутствием какой бы то ни было жизни, малейшего
признака движения. Глухая страшная мертвенность царит кру-
гом и около этого обездоленного пространства. Над ним воздух
густой, удушливый; какая-то постоянная, непроницаемая мгла
застилает небо. По ночам страшная духота, а когда с раннего
утра выкатится на небо огненный шар великого царя природы,
тогда начинается невыносимое, совершеннейшее пекло. Челове-
ческое тело, даже без движения, постоянно все в испарине; ор-
ганизм ослабевает и страшно истомляется. Вечером слегка от-
дает, по крайней мере не жжет сверху, зато духота еще сильнее
ощущается; легким недостает воздуха»49.
Впереди отряд наверняка ожидало такое же огромное «обез-
доленное пространство».
Спасительная идея пришла в голову скромному офицеру, под-
полковнику Тихменеву; быть может, ее подал ему кто-то из его
подчиненных. Окончательно сформулировал и сообщил коман-
дующему эту замечательную идею, как и положено, начальник
штаба генерал Троцкий. Предлагалось всех животных (верблю-
дов, лошадей, ослов и баранов), навьючив их только емкостями
для воды, отправить назад за 25 верст в урочище Адам-Крылган,
где в 17 колодцах имелась в изобилии хорошая вода; там их на-
поить, дать им отдохнуть, наполнить водой все бочонки, бурдю-
ки и баклаги и вернуть караван к отряду, который к тому вре-
мени должен быть готов к выступлению.
Когда ушла много пьющая скотина, люди сумели поднять для
себя достаточно воды и утолить жажду, а на лагерной стоянке в
урочище Адам-Крылган уже к вечеру 5 мая вырыли дополни-
тельно 43 колодца, то есть проблема воды была решена.
На рассвете 6 мая все тот же Садык с полутысячью туркмен-
ских наездников напал на лагерь Адам-Крылган, имея целью
угнать верблюжье стадо. Все-таки неприятельская разведка сра-
ботала, но Садык опоздал: с утолением жажды были восстанов-
лены воинская дисциплина и управляемость войском. Стрелки
187
залегли за барханами и хладнокровно расстреляли нападавших,
дело довершили несколько метко пущенных ракет и кавалерий-
ская атака. Неделю спустя выяснилось, что назад в хивинские
пределы вернулась лишь половина всадников Садыка. Не столь-
ко русские пули и сабли, сколько потеря запасов воды во время
бегства и жара погубили детей пустыни.
Несколько дней отряд стоял в лабиринте алты-кудукских хол-
мов, дожидаясь возвращения каравана водоносов, и, как это бы-
вает, даже среди «страшной мертвенности» наладился привычный
гарнизонный быт. Солдаты постепенно оправились от шока, про-
изведенного жарой в сочетании с безводьем, запели, по своему
обыкновению, и начали плести сети, готовясь к встрече с «вольной
водой», а офицеры в ставке командующего организовали «клуб»,
куда являлись с собственной бутылкой воды каждый; обменива-
лись «новостями», играли в карты и слушали музыку 3-го стрел-
кового батальона — там собрались лучшие музыканты.
7 мая свершилось самое радостное за два месяца похода со-
бытие: казах-лазутчик, посланный разведать хивинские силы, со-
бравшиеся у переправы через Амударью, чтобы загородить путь
Туркестанскому отряду, принес не только развединформацию,
но и пучок камыша с берега Амударьи. Этот камыш стал при-
чиной радостного возбуждения всего лагеря, и уж никто не со-
мневался, что теперь удастся дойти до великой реки. Камышин-
ки разобрали в мгновение и спрятали в заплечные мешки.
Когда вернулись с водой лошади и верблюды, выяснилось, что
вьючных животных осталось так мало, что не стоило и пробовать
забрать в последний пустынный переход все грузы. Немалая
часть грузов осталась на месте под охраной двух стрелковых рот
и артиллерийской батареи. Для оставленных это было тяжелым
ударом: не судьба им была увидеть являвшиеся во сне живую
реку и таинственную, неприступную Хиву.
Последний переход целиком состоял из подъемов и спусков.
Вдоль берега тянулись гряды песчаных увалов, и чем ближе к
реке, тем выше и выше. С натугой люди и вьючные животные
преодолевали эти преграды природы под солнцем, разогревшим
воздух до 45°. Полуживые поднялись на третий кряж и сквозь
раскаленную дымку, повисшую над увалами, увидели главный
ориентир, на который был проложен маршрут чинами штаба.
188
Впереди виднелись три холма Уч-Учак, за холмами текли мутные
воды Амударьи. Над пустыней к холмам понеслось «ура!».
До холмов Уч-Учак оставалось 15 верст. В бинокли разгляде-
ли также облако пыли и под ним огромную массу конных людей.
Хивинское воинство вышло встречать потрепанное суровой при-
родой русское войско. Неприятельская конница расположилась
на барханах полукружием, растянувшись версты на две, и, судя
по энергичному гарцеванию, была настроена решительно.
Теоретически расчет хивинских стратегов был верен. Русские
выходят из пустыни, деморализованные многодневными безвод-
ными переходами; известно, как много предметов экипировки
они уничтожили или бросили позади; отряд ослаблен и тем, что
оставил на прежних биваках значительные команды. Два с по-
ловиной месяца солдаты шагали по замороженным, а потом рас-
каленным степям и пустыням, и теперь они должны были еле
волочить ноги. Превосходящие хивинские силы вполне могли
остановить, растоптать и порубить эту группу весьма непрезен-
табельно выглядевших людей.
Было уже около шести часов вечера, солнце близилось к за-
кату, а потому решили остановиться на ночлег. Лагерь органи-
зовали по обычной схеме: на самой дороге и по сторонам ее по-
ставили орудия, прикрытые на флангах двумя ротами пехоты.
Орудия со стрелками прикрытия образовали передний фас каре.
Прочие фасы каре заняли гребни барханов, обоз и остальные
войска устроились в котловине, защитившись тем самым от вы-
стрелов неприятеля.
С приближением темноты хивинцы окружили русский лагерь
со всех сторон — следовало ожидать массированной атаки, исход
которой мог быть непредсказуемым. Организованного нападения,
однако, не случилось. Лишь отдельные смельчаки, таясь, прибли-
жались к лагерю, но натыкались на секреты, в которые были на-
значены лучшие стрелки, и те меткими выстрелами выбивали их
из седел. Редко кто из нападавших вернулся к своим. То там, то
здесь по всему периметру каре сверкали огоньки одиночных вы-
стрелов. Эхо стрельбы далеко разносилось над мертвой пустыней.
Несколько раз по скоплениям неприятельской конницы ударили
из орудий. Разрывы гранат посеяли в хивинском стане панику и
уменьшили число желавших «затоптать» русских.
189
Наскоки отдельных хивинских всадников показали полное от-
сутствие какого-либо плана у нападавших. Русские стрелки и ар-
тиллерия вряд ли смогли бы остановить организованный штурм
конной массы, которая, хотя и понесла бы большие потери, име-
ла шансы смять русский лагерь. В 1873 г. у русских войск не было
пулеметов — сверхоружия европейских колонизаторов 80—90-х гг.
XIX в., косивших любого численно превосходящего противника в
степях, пустынях и саваннах Азии и Африки. Знаменитый пулемет
«Максим» появился на свет только в 1883 г.
Отказавшись от массированного нападения, хивинцы решили
подавить русских психологически: с наступлением ночи на всем
пространстве вокруг Туркестанского отряда зажглись тысячи ко-
стров, что должно было создать впечатление несметной силы, со-
бравшейся уничтожать на рассвете самонадеянных пришельцев.
Как только забрезжило, в русском лагере протрубили подъем.
Солдаты вьючили верблюдов торопливо, ощущая близкую опас-
ность. Кауфман подъехал к каждому подразделению, поздравил с
первой встречей с неприятелем, предупредил не тратить попусту
патроны и снаряды, не увлекаться преследованием врага, соблю-
дать стройность и порядок марша, иметь в виду главную цель —
выход из песков к «вольной воде». В том и был просчет хивинско-
го командования (если оно существовало), что оно рассчитывало
устрашить русских многочисленностью своего войска и заставить
отступать. Но куда? В пески? Для русских солдат пески были
страшнее всей хивинской рати, и они, настрадавшиеся от жажды
и жары, любой ценой готовы были пробиваться к реке.
Охраняемая с фронта, боков и тыла цепью стрелков, колонна
двинулась в путь. Противник снова прибег к методу устраше-
ния — хивинцы трубили в длинные, издающие ужасные ревущие
звуки трубы, по-звериному кричали «ур-ур», визжали и гикали,
неслись лавой, угрожая смять пешего и конного, но залпы стрел-
ковых взводов остановили даже самых отчаянных, когда те уви-
дели, как падают один за другим с коней лучшие наездники.
Постепенно нападавшие приустали и стали действовать без во-
одушевления; они все еще продолжали кричать «ур-ур» и дуть в
свои адские трубы, но без прежнего энтузиазма. Ружья у хивин-
цев были в основном фитильные, то есть совсем допотопные, и
никакого вреда солдатам с более дальнобойным оружием при-
190
чинить не могли. В конце концов защитники Хивинского ханства
забыли про русских, которые почему-то не испугались их во-
инственных кликов, и в беспорядке поскакали к реке.
К восьми часам утра 11 мая отряд вышел из песков на твер-
дую почву речной низины; запасы воды, взятой из 60 колодцев,
остались до конца не израсходованы и были вылиты в прекрас-
ное озеро Сардаба-Куль. Кауфман искренне благодарил своих
солдат. Он объезжал части и повторял: «Перед такими войсками
шапку надо снимать и кланяться».
На берегу озера стояли недолго: пили вдосталь, купались, с тру-
дом заставляя себя выйти из воды. В тот же день, разогнав не-
большие группы неприятельской конницы, русские подошли к
Амударье. День 12 мая начался с благодарственного молебна, за-
тем Кауфман награждал отличившихся на последнем переходе к
реке. Ликовали одинаково солдаты и офицеры. С нарочным в Таш-
кент ушла телеграмма Государю: «Войска Вашего Императорско-
го Величества, составляющие головную колонну Туркестанского
отряда, в числе десяти рот и шести сотен, при десяти орудиях и
восьми ракетных станках, одолев неимоверные трудности, постав-
ляемые природой, в особенности на последней стоверстной жар-
кой, безводной, с сыпучими песками полосе, разбили хивинское
скопище в числе 3500 человек, собравшихся у урочища Уч-Учак
для преграждения нам пути к Амударье, и без всяких жертв и
потерь благополучно вышли и стали твердою ногою 11 мая на
реке Амударье. Неприятель в панике бежал. Состояние здоровья
войск блистательное, дух их молодецкий»50.
Военные реляции, как известно, немыслимы без преувеличе-
ний, и Кауфман не стал отступать от традиции. Впрочем, и пре-
увеличил-то он в этот раз немного.
После земного ада безводной пустыни туркестанские войска
вышли к райским местам речной долины. Здесь был прекрасный
умеренный климат — не очень жарко днем и тепло ночью; воз-
дух был влажный, ветры — освежающие. Берега блуждающей
Амударьи — река постоянно меняет свое русло — поросли соч-
ной травой, низким кустарником, осокой, камышом.
Любому в отряде, от командующего до погонщика верблюдов,
стало ясно, что фактически дело сделано, цель достигнута, не-
смотря на то что не только Хива, но и ни один из кишлаков
191
ханства не был покорен; однако это было дело времени, которое,
как и пространство, оставшееся до ханской столицы, находилось
в их власти.
Теперь первоочередной задачей Кауфмана было установить
связь с другими отрядами. Двум отрядам и в Аральскую флоти-
лию с джигитами, то есть доверенными казахами, были посланы
предписания; их получили только командир Оренбургского от-
ряда Веревкин и начальник Аральской флотилии Ситников.
Не один раз на подступах к Хиве ханские сарбазы пытались
остановить туркестанцев. Так, напротив места, самого удобного
для переправы русского войска через Амударью, хивинцы воз-
вели укрепление, оснащенное несколькими орудиями. Первыми
из этих орудий были обстреляны командующий экспедицией и
два члена Царствующего дома, совершавшие глубокую рекогнос-
цировку. К счастью, в хивинском арсенале не было гранат, и по-
тому по людям били чугунными ядрами, годными только для
пробития брешей в крепостных стенах. Такими же ядрами хи-
винцы обстреливали гребную флотилию, которую солдаты и ка-
заки составили из трех кауфмановских понтонов и захваченных
у неприятеля больших лодок-каюков. Эта флотилия, нагружен-
ная отрядным имуществом, плыла вниз по течению, в то время
как войска практически налегке двигались параллельно вдоль
берега. Обстрелы были совершенно неэффективны, тем более что
русская артиллерия сумела довольно быстро вывести из строя
несколько хивинских орудий, а главное — не позволила орудий-
ной прислуге неприятеля собираться вокруг пушек.
По мере продвижения отряда к намеченной переправе Ка-
уфман проводил разъяснительную кампанию. В ближайшие к
переправе поселения были разосланы прокламации, в которых
объявлялось, что главный начальник русских войск идет войной
не‘против мирных жителей края, а лишь ради наказания хана и
его окружения, искони действовавших враждебно против России
и угнетавших хивинский народ, а потому жителям предлагалось
оставаться в городках и кишлаках и не бросать свое имущество.
Всем гарантировалась безопасность. Прокламации распростра-
нялись через специальных посланцев и отпущенных на волю
пленных. Впоследствии бывшие пленные часто возвращались в
отряд и охотно оставались при войсках добровольными провод-
192
никами, посыльными, помощниками по провиантской части.
И оказались вполне надежными людьми.
18 мая туркестанские части начали переправляться на левый
берег Амударьи напротив города Хазарасп. Главной помехой
оказалось быстрое течение; противник почти не беспокоил, как
бы желая лишь обозначить сопротивление. Переправа заняла
пять дней. Наконец-то отряд попал на территорию Хивинского
оазиса. Самое таинственное из среднеазиатских ханств откры-
лось русскому взору.
Солдат и офицеров поразили прежде всего богатые сады, ко-
торые тогда тянулись от реки до самой столицы ханства, а также
великолепно возделанные поля и огороды, густые тенистые рощи,
виноградники, широкие арыки, пруды со свежей прозрачной
водой. Историк Хивинского похода Лобысевич пишет: «Все уча-
ствовавшие в рекогносцировке были поражены, войдя в район
садов, созданных богатыми результатами трудов человеческих
рук, и после продолжительного скитания по степям всем каза-
лось, что они переступили границы рая. Поля были возделаны с
такой тщательностью и чистотой, которые не случалось видеть в
других частях Средней Азии. Все здесь показывало трудолюбие
и порядок. Существует мнение, что все, сделанное в ханстве,
составляет исключительно результат тяжелых трудовых дней
40 тысяч персидских рабов, освобожденных от ига рабства с
приходом нашим в Хиву. Это мнение не вполне верно. Конечно,
40 тысяч человек рабочей силы было большим подспорьем в эко-
номическом быте хивинского населения; тем не менее хивинцы
и сами по себе, а особенно узбеки, оседлое население, чрезвы-
чайно трудолюбивы и с замечательной тщательностью и стара-
нием занимаются обработкой своих земель. Прекрасно возде-
ланные поля и пашни узбеков, напоминающие поля Северной
Италии, составляют плод и результат усиленных трудов и рабо-
ты непосредственно самих узбеков»51.
Поразили разветвленная оросительная система и обилие воды
в ней; одновременно русские офицеры удивлялись, почему хи-
винцы не разрушили многочисленные мосты через широкие
арыки, похожие порою на судоходные каналы. Если бы они это
сделали, экспедиция столкнулась бы с огромными трудностями
при продвижении к Хиве.
8 Е.А. Глущенко
193
К 20-м числам мая резко ухудшилось продовольственное
снабжение отряда — практически кончились сухари, не стало
мяса и даже конины, которой питались последнее время. В то
же время русские повсеместно заставали пустые дома, брошен-
ные сады и поля. По приказу хана его слуги согнали местных
жителей в Хиву, чтобы защищать ханскую крепость, а их жили-
ща и имущество разорили и разграбили. Русские могли повто-
рить ту же практику и забирать в свою пользу все, что найдут
для себя полезным, но был строжайший приказ Кауфмана:
«Я строго воспрещаю обижать мирное население и брать у него
что-либо бесплатно и произвольно. Я вполне уверен и рассчиты-
ваю, что собственно войска мне никогда не придется укорить в
нарушении принятого мной по отношению к мирному населе-
нию права, которое я объявил жителям Хивинского ханства в
моей прокламации к ним»52.
Как свидетельствует корреспондент американской газеты
«Нью-Йорк геральд» Артур Макгахан, догнавший Туркестанский
отряд 17 мая, приказ этот выполнялся неукоснительно: «Да, го-
воря правду, я и сам удивлен был сдержанностью русских и
строгой законностью, руководившей всеми их действиями»53.
В 20-х числах мая установилась постоянная связь команду-
ющего с начальниками Оренбургского и Кавказского отрядов, а
также с ханом Хивы. Выяснилось, что до места встречи орен-
буржцев и кавказцев в городе Кунграде, на Амударье, добрались
только войска, вышедшие из Оренбурга, и колонна полковника
Ломакина из Мангышлака (побережье Каспийского моря). Крас-
новодская колонна Кавказского отряда «сошла с дистанции» на
полпути к реке, столкнувшись с теми же препятствиями, кото-
рые в начале мая встали на пути туркестанцев. Красноводская
колонна полковника Маркозова вынуждена была вернуться на-
зад, так как ей угрожала гибель в раскаленной безводной пусты-
не. На очень большом неразведанном этапе маршрута длиною
100 верст не было колодцев, и не нашлось ни одной светлой
головы, которая подсказала бы иной выход, кроме попятного
движения.
Кауфман напрасно волновался, ожидая, что подчиненные ему
отряды из других округов значительно опередят его. Они так же
страдали из-за отсутствия воды, теряли время на поиски колод-
194
цев и на отражение атак хивинской конницы, которая несколь-
ко раз попыталась задержать их продвижение, нападая на обозы
и обстреливая из орудий. В результате соединенный Оренбург-
ско-Кавказский отряд подошел к Хиве всего на день раньше
Туркестанского.
Русские войска приближались к столице ханства, и все чаще
к командующему стали приезжать посланцы от хана. Ханские
послания выглядели по-детски наивными. Сначала владетель тре-
бовал, чтобы Кауфман убирался из пределов его ханства, и грозил
ему страшной карой, но затем, когда отряд подошел к Хиве со-
всем близко, он резко изменил тон. Хан цветисто излагал свои
дружеские чувства к туркестанскому генерал-губернатору и его
войску: он сообщал, что ждет их у себя, как дорогих гостей, и
очень просит повременить три или четыре дня со вступлением
в Хиву, чтобы он смог подготовить для них самое роскошное
угощение. Содержание этого загадочного письма развеселило
солдат и офицеров на целый день, шуткам и остротам не было
конца, да и шагали люди быстрее — торопились к «роскошному
застолью».
И все же предчувствия Кауфмана не обманули. Подойдя к
Хиве первым, генерал Веревкин не мог удержаться, чтобы не
проявить инициативу; к тому же можно предположить, какое
давление оказывали на него командиры частей, среди которых
был подполковник М.Д. Скобелев.
Веревкин сообщил командующему, что 26 мая он станет в
10—12 верстах от Хивы, где и будет ожидать приказаний. Вы-
держки и верности своему слову ему хватило на один день.
Утром 28 мая без предварительной рекогносцировки войска Ве-
ревкина двинулись в сторону Шахададских ворот Хивы и были
встречены метким и плотным огнем хивинской артиллерии. Не-
смотря на то что несколько хивинских орудий солдатам Верев-
кина удалось захватить и многих сарбазов переколоть штыками,
им все же пришлось залечь на кладбище за могилами, но это их
не спасло от ружейного огня с городских стен и с крыши высо-
кого медресе. Не зная состояния городской стены, в которой
были проломы, и не имея штурмовых лестниц, русские отступи-
ли, оставив на месте боя своих убитых (впоследствии они были
найдены без голов, с вспоротыми животами). Сам Веревкин был
195
ранен в лицо и сдал командование своему начальнику штаба
полковнику Саранчеву.
На следующий день, 29 мая, когда между командующим и
хивинскими властями были оговорены условия капитуляции, Ве-
ревкин получил от Кауфмана записку: «Я полагаю с частью от-
ряда и с войсками от вас войти в город и занять цитадель и
ворота. Грабежа не должно быть. Нужна большая осторожность,
теперь даже больше, чем прежде. Я беру ваши роты, орудия и
кавалерию, чтобы они были представителями Кавказского и
Оренбургского округов. Поздравляю Вас с победой и с раной, дай
Бог скорее выздороветь»54.
Константин Петрович любил шутку, слыл острословом, да и,
как свидетельствует все тот же Терентьев, каламбуры и шарады
были тогда в моде в русском обществе Ташкента.
Веревкину ничего не оставалось, как смириться «с победой и
с раной», однако с такой «победой» не мог смириться лихая го-
лова — М.Д. Скобелев. Будущий герой Плевны и Шипки пробил
узкую брешь в крепостной стене и с двумя ротами двинулся к
ханскому дворцу, имея приказ «стоять на месте и не лезть впе-
ред». Веревкин грозит Скобелеву расстрелом, но тот отвечает:
«Идти назад страшно, стоять на месте — опасно, остается взять
ханский дворец». Он его берет, и пусть потом историки спорят,
кто на самом деле захватил Хиву.
После самовольной выходки Скобелева Веревкин напишет
командующему: «В Хиве две партии: мирная и враждебная. По-
следняя ничьей власти не признает и делает в городе всякие бес-
чиния. Чтобы разогнать ее и иметь хоть какую-нибудь гарантию
против вероломства жителей, я приказал овладеть с боя одними
из городских ворот, что и исполнено»55.
Хива фактически сдалась без боя. Если бы внутри ее стен была
некая вооруженная враждебная партия, то она смогла бы, засев
за глухими дувалами городских усадеб, нанести немалый урон и
ротам Скобелева, и колонне Оренбургско-Кавказского отряда,
которая утром 29 мая шла на соединение с отрядом туркестан-
цев. Враждебная партия находилась вне Хивы — это были
туркмены-иомуды, к которым с приближением русских сбежал
хан Мухаммед Рахим II. Своим многочисленным женам и рабам
хан приказал следовать за ним, но возмущенный побегом своего
196
владыки народ не выпустил женщин из дворца, собираясь по-
дарить их победителям и тем умилостивить последних.
В сдавшийся город передовая колонна российских войск вхо-
дила торжественно, чеканя шаг, под звуки хорошо известного
тогда даргинского марша, исполненного музыкантами Ширван-
ского полка. Оренбуржцы выделялись безукоризненно чистым
новым обмундированием, которое привезли за сотни верст в
сундуках. Жители следили за этим маршем «белых рубах» на-
стороженно; но постепенно они успокоились, увидев, что солда-
ты не разбегаются в стороны ради того, чтобы учинить грабеж
и насилие. Зато ликовали и безобразничали сами себя освобо-
дившие рабы-персы.
Потом был традиционный смотр войск на небольшой пло-
щади перед цитаделью. То был звездный час невысокого лысого
человека с веселыми голубыми глазами, который, имея 55 лет
от роду, расстроенное на Кавказе здоровье, за три месяца про-
шел страшные безводные пустыни, деля тяготы со своими то-
варищами-подчиненными. Они не подвели друг друга. «Генерал
Кауфман, — рассказывает Макгахан, — говорил о своих солдатах
чуть ли не со слезами на глазах. По его словам, никакой другой
солдат в целом мире не вынес бы то, чему русский солдат под-
вергся в этом походе. И я вполне разделяю его мнение на этот
счет»56.
В полной парадной форме Кауфман выехал перед фронтом
войск, построенных «покоем», и громким взволнованным голо-
сом поздравил всех с победой, со славным походом, с достиже-
нием цели и именем Государя Императора благодарил солдат и
офицеров за службу, труды и подвиги. Подтверждением права
благодарить от Высочайшего имени были находившиеся рядом
с главнокомандующим Великий князь Николай Константинович
и герцог Евгений Максимилианович Лейхтенбергский.
Он выполнил просьбу Государя, сделал то, что не удавалось его
предшественникам.
И опять командующий объезжал войска, посещал лазареты,
в которых содержалось 80 человек, поздравлял и благодарил лю-
дей, заслуживших великую благодарность и уважение.
30 мая была отправлена депеша на имя Императора о взятии
Хивы. Нарочный повез ее в Ташкент, откуда по телеграфу, кото-
197
рый к тому времени дотянули из Верного, ее должны были пере-
дать как телеграмму № 1. В тот же день в войсках отслужили
панихиду за упокой Петра I — то был день его рождения — и
воинов, погибших в походе.
Однако без сдачи беглого хана победа была неполной. К.П. Ка-
уфману нужен был хан здесь, в Хиве, то есть хан униженный, с
которым следовало заключать мирный договор. И Кауфман уго-
ворил Мухаммеда Рахима вернуться, пообещав ему полную безо-
пасность. Встреча победителя и побежденного состоялась 2 июня
близ Хивы в тенистом Гандемианском саду, служившем хану за-
городной резиденцией. Эту встречу описал очевидец, единствен-
ный профессиональный журналист, находившийся в тот момент
в Хиве, американец Макгахан.
В сопровождении свиты, одетой в богато расшитые халаты,
хан появился в Гандемианском саду:
«Хан — человек лет тридцати, с довольно приятным выраже-
нием лица, когда оно не отуманивается страхом, как в насто-
ящем случае; у него большие глаза, слегка загнутый орлиный нос,
редкая бородка, усы и крупный чувственный рот. По виду он
мужчина очень крепкий и могучий, ростом в целых шесть футов
и три дюйма (около 2 метров. — Е. Г.), плечи его широки про-
порционально этой вышине, и, на мой взгляд, весу в нем должно
быть никак не меньше даже семи пудов (более 100 килограм-
мов. — Е. Г.). Одет он был в длинный ярко-синий шелковый
халат; на голове была высокая хивинская баранья шапка. Сми-
ренно сидел он перед генералом Кауфманом, едва осмеливаясь
поднять на него глаза. Едва ли чувства хана были приятного
свойства, когда он очутился в конце концов у ног туркестанско-
го генерал-губернатора, славного ярым-падишаха...
— Так вот, хан, — сказал генерал Кауфман, — вы видите, что
мы наконец пришли вас навестить, как я вам обещал еще три
года назад.
— Да, на то была воля Аллаха.
— Нет, хан, вы сами были причиной тому. Если бы вы по-
слушались моего совета три года назад и исполнили тогда мои
справедливые требования, то никогда не видели бы меня здесь.
Другими словами, если бы вы делали, что я вам говорил, то ни-
когда не было бы на то воли Аллаха.
198
— Удовольствие видеть ярым-падишаха так велико, что я не
мог бы желать какой-либо перемены.
Кауфман рассмеялся:
— Могу уверить вас, хан, что в этом случае удовольствие вза-
имно. Но перейдем к делу. Что вы будете делать? Что думаете
предпринять?
— Я предоставляю это решить вам, вашей великой мудрости.
Мне же остается пожелать одного — быть слугой великого Бело-
го царя.
— Очень хорошо. Если хотите, вы можете быть не слугой, а
другом. Это зависит от вас. Великий Белый царь не желает свер-
гать вас с престола. Он только хочет доказать, что он достаточно
могуществен, чтобы можно было оказывать ему пренебрежение,
и в этом, надеюсь, вы теперь достаточно убедились. Великий Бе-
лый царь слишком велик, чтобы мстить вам. Показав вам свое
могущество, он готов теперь простить вас и оставить по-преж-
нему на престоле при известных условиях, о которых мы с вами,
хан, поговорим в другой раз.
— Я знаю, что делал очень дурно, не уступая справедливым тре-
бованиям русских, но тогда я не понимал дела, и мне давали дур-
ные советы; впредь я буду лучше знать, что делать. Я благодарю
великого Белого царя и славного ярым-падишаха за их великую
мудрость и снисхождение ко мне и всегда буду их другом»57.
Хан ничуть не лгал, когда говорил, что «не понимал дела и
мне давали дурные советы». Только заняв Хиву, российские офи-
церы смогли разобраться в делах ханства и убедиться, что Му-
хаммед Рахим ничего не смыслил в государственных делах. Он
ими просто не занимался, перепоручив проведение и внутрен-
ней и внешней политики одному из своих приближенных, Мат-
Мураду. Сам же властитель проводил большую часть суток в
своем гареме, среди четырех официальных жен и сотни налож-
ниц. Еще он охотился. Правитель независимого азиатского го-
сударства в конце XIX в. был чудовищно невежествен. Он ниче-
го не знал об окружавшем его мире, не ведал, где какие страны
расположены, не знал, как велико ближайшее соседнее государ-
ство — Российская империя, никогда не слышал о существова-
нии Америки. Хан носил при себе золотые часы — подарок ан-
глийского эмиссара, но они показывали неверное время. Для
199
него в диковинку были астрономические инструменты, которые
ему демонстрировал астроном экспедиции.
На несколько часов энергичный американец превратился в
«янки при дворе короля Артура» — он рассказывал хану о теле-
графе, пароходах, современном вооружении. Хан верил и не ве-
рил. Ни о чем подобном ему никогда не говорили его ученейшие
мудрецы-улемы, которые всю жизнь читали только Коран. Об
этих мудрецах писал Вамбери: «Не менее мучили меня улемы
города Хивы... Они желали, чтобы я, как представитель турецко-
исламской учености, решил многие мезеле (религиозные вопро-
сы). Как досаждали мне эти тупоумные... в своих колоссальных
тюрбанах, когда заводили разговор о том, как следует мыть руки,
ноги, лицо, затылок, как согласно со святой религией нужно си-
деть, ходить, лежать, спать и т. д.»58.
Можно было посочувствовать молодому хану, которому при-
ходилось общаться с этими унылыми религиозными догмати-
ками.
Кауфман хотел понять, почему Мухаммед Рахим так легко-
мысленно относился к его предупреждениям о неизбежности
русской карательной экспедиции. Ему удалось выяснить, что хан-
ские советники уверяли своего владыку, будто слухи о таком по-
ходе возникали чуть ли не каждый год в течение многих лет, но
ни разу не подтвердились, а потому не следовало обращать вни-
мания и на письма начальника Туркестанского края. Оттого так
поздно, кстати, хивинцы начали готовиться к отпору.
Константину Петровичу открылось еще одно важное обсто-
ятельство: туркмены-иомуды подчинялись хану Хивы лишь но-
минально; более того, они фактически диктовали хану свою волю.
Иомуды вели полукочевой образ жизни, промышляя грабежом.
Они грабили оседлое население, в том числе и узбеков, состав-
лявших земледельческое население оазиса. Без ведома хана
иомуды захватывали персов-шиитов (их тоже считали неверны-
ми) и русских в пограничных районах, а затем продавали на хи-
винском невольничьем рынке. Время от времени хан собирал
войско и шел на иомудов войной. Сарбазы строили укрепления,
устанавливали на нем пушки и ждали. Иомуды собирались во-
круг такой крепости, носились с визгом и гиканьем, а орудия
били по ним ядрами, не нанося всадникам никакого ущерба. Для
200
иомудов то была большая потеха, род традиционных соревнова-
ний. Потом люди хана договаривались с туркменами, и все воз-
вращались восвояси. Жизнь текла своим чередом, без каких-либо
изменений.
Уяснив суть взаимоотношений хана и 175-тысячного племе-
ни иомудов, Кауфман пришел к выводу, что после ухода русских
войск туркмены снова будут навязывать хану свою волю, а это
значило, что поход не достиг своей цели. Командующий попро-
бовал договориться со старшинами туркменских родов и потре-
бовал от них прекращения набегов, но те не захотели его понять.
Несмотря на требование русского командования и распоряже-
ние хана, туркмены Хивинского оазиса не отпустили ни одного
раба, отказались прислать продовольствие для русских войск.
Как обычно, с поверженного среднеазиатского ханства пред-
полагалось взять контрибуцию, чтобы покрыть экспедиционные
расходы, но не было никакой уверенности, что хану удастся по-
лучить с иомудов соответствующую долю контрибуции, а потому
было решено сделать это до ухода всех отрядов. После совеща-
ния с ханом и его сановниками, которые дали сведения о со-
стоятельности того или иного туркменского рода (эти сведения
оказались преувеличенными), определено было взыскать с хи-
винских туркмен 600 тысяч рублей.
Н.А. Халфин, автор фундаментального труда «Присоединение
Средней Азии к России», писал, что на туркмен наложили кон-
трибуцию, «связанную с войной, к которой они не имели ника-
кого отношения»59. Однако иомуды и другие туркменские пле-
мена были подданными хана Хивы, и именно они оказывали
действенное сопротивление продвижению трех русских отрядов,
а вовсе не мирные узбеки-земледельцы, которые тоже вынуж-
дены были нести тяготы контрибуции.
Поскольку русские отряды собирались покинуть оазис в на-
чале августа, срок сбора половины штрафных денег был определен
всего в 15 дней. Заранее было понятно, что этот срок нереален.
Иомуды возмутились: все требования российского командова-
ния вели к разрушению их традиционной экономической де-
ятельности, основанной, в частности, на подневольном труде ра-
бов. Российские генералы рассчитывали, видимо, именно на такую
реакцию, чтобы получить предлог для наказания непокорного
201
племени. Практически сразу же, как только туркменским стар-
шинам был объявлен срок сбора денег — 6 июля 1873 г., появилось
злосчастное предписание № 1167 генерал-адъютанта фон Кауф-
мана 1-го генерал-майору Головачеву. Впоследствии из-за этого
предписания на Константина Петровича посыпались обвинения
и проклятия мировой прессы, что наверняка сократило его
жизнь.
В предписании говорилось: «Дабы ближе следить за ходом
сборов с иомудов, прошу Ваше Превосходительство отправиться
7-го сего июля с отрядом в Хазават, где и расположить его на
удобном месте. Если Ваше Превосходительство усмотрите, что
иомуды не занимаются сбором денег, а собираются дать войскам
отпор, а может быть, откочевать, то я предлагаю Вам тотчас же
двинуться в кочевья иомудов, расположенные по хазаватскому
арыку и его разветвлениям, и предать эти кочевья иомудов и
семьи их полному и совершенному разорению и истреблению,
а имущества их, стада и прочее — конфискованию»60.
Получив предписание, Головачев назначил в состав каратель-
ного отряда 8 рот пехоты, 8 казачьих сотен, 10 орудий и 8 ра-
кетных станков, то есть около 3 тысяч солдат и казаков.
Как и предполагалось, иомуды не могли собрать требуемую
сумму за две недели, а потому наиболее состоятельная часть пле-
мени собралась откочевать в сторону Аральского моря. Через ла-
зутчиков это намерение стало известно Головачеву, и он отдал
приказ преследовать туркмен. В процессе преследования русские
входили в туркменские селения, только что оставленные их жи-
телями, постройки и скирды необмолоченного зерна предавали
огню. Иомуды отстреливались от догонявших их казаков, вступа-
ли с ними в рукопашные схватки, бросали скот и арбы с имуще-
ством, выпрягали лошадей и уходили налегке. «Преследование
кавалерии, — сообщает Ф.И. Лобысевич, — продолжалось до боль-
шого озера у края песков. Здесь казакам представилась страшная
картина: глубокий и быстрый проток был буквально запружен
туркменами: молодыми, стариками, женщинами, детьми; все бро-
сались в озеро от преследовавших их казаков, тщетно усиливаясь
достигнуть противоположного берега. Туркмен погибло здесь до
2 тысяч человек разного пола и возраста; часть их утонула в самом
озере, часть — в окружающих его болотах...
202
Казаками было пригнано в отряд 780 голов рогатого ско-
та, 1609 баранов, 305 телят, 18 верблюдов, 3 лошади, 12 иша-
ков... Рогатый скот, бараны и телята розданы войскам в мясную
порцию»61.
Это первое столкновение с иомудами произошло 9 июля. Как
видим, выполнялась двуединая задача: устрашить непокорных и
добыть провиант для войск.
Кауфман был, видимо, обескуражен рвением Головачева, так
как на следующий день после первой экзекуции он направил ему
новое предписание: «Если жители не будут уходить с мест своего
жительства, а займутся сбором контрибуции, Ваше Превосходи-
тельство, приостановитесь их разорять, а будете наблюдать за
тем, что делается в их среде...»62 В том же предписании давался
совет не усердствовать по части поджогов, поскольку фуражные
запасы могут пригодиться.
Война с туркменами продолжалась десять дней; стычка сле-
довала за стычкой. 15 июля иомуды, соединившиеся с родами
гокленов, чаудоров, имралов и др., численностью около 10 тысяч
человек, сами напали на отряд Головачева. Они подкрались к
русскому лагерю затемно и ринулись в атаку, когда солнце толь-
ко появилось над горизонтом. Хотя этот налет не был неожидан-
ным, в русских рядах возникло замешательство. Совсем плохо
показали себя тогдашние ракеты, которые рвались прямо на
станках, нанося увечья самим «ракетчикам». Туркмены дрались
с дерзостью отчаяния; подскакивая к самому фронту солдат по
двое на одном коне, они спешивались и, надвинув папахи на гла-
за, кидались на русских с саблями и топорами. Офицеры отби-
вались шашками, солдаты работали штыками.
В какой-то момент туркменские наездники на своих замеча-
тельных конях начали теснить казаков, и те не устояли. По сло-
вам Макгахана, находившегося на поле боя, то была страшная
минута! Пронзительный звериный визг, звон клинков, храп ко-
ней, грохот орудий, ослепительные вспышки выстрелов, на доли
секунды освещавшие ожесточенную схватку, — картина адская.
Американцу показалось, что русские сейчас побегут, а он неми-
нуемо погибнет.
Дело спасла пехота, вернее, две роты стрелков, которые от-
влекли на себя внимание нападавших. Туркмены решили, что
203
пешие солдаты — совсем легкая добыча, и понеслись на быстро
строившуюся шеренгу. «Они (стрелки. — Е. Г.), — рассказывал
журналист, — подходят беглым шагом, и движение их несколько
напоминает движение заброшенного аркана. Офицер выстра-
ивает их в боевую линию... Они выстраиваются, левая нога впе-
ред, ружья наготове, через минуту раздается команда: «Пли!», и
воздух с шумом и свистом пронизывает туча летящих пуль»63.
Стреляли почти в упор, хладнокровно, как на учениях. Пре-
красные командиры рот, капитаны Бекман и Ранау, обладали
огромной выдержкой, которую сумели передать подчиненным.
Раздавалась команда «Клац!», и, если после этого кто-нибудь в
нетерпении спускал курок, капитаны командовали: «Оставь».
Следовал затем строгий вопрос: «Кто стрелял без команды?»
Опять команда «Клац!», а затем «Пли!». Залпы получались безу-
пречные, как на показательных стрельбах. Всадники валились из
седел сотнями. Были и очень храбрые, прорывавшиеся сквозь
строй стрелявших, но там, в тылу, они все погибли на штыках
второй шеренги. После боя за фронтом стрелков обнаружили до
80 трупов туркмен.
К залпам первых двух рот присоединился такой же плотный
огонь подоспевших к побоищу других рот стрелков; вскоре под-
ключилась и артиллерия — атака, так энергично начатая, захлеб-
нулась. С рассветом, гикая и завывая, но уже не так воинственно,
как вначале, туркмены стали отходить, получая в спину картечь.
Потери туркмен были велики, но, поскольку они очень ловко
умели подбирать и увозить своих убитых и раненых, точную
цифру погибших в деле у селения Чандыр назвать невозможно;
по показаниям местных жителей — где-то около 800 человек.
Русские потеряли убитыми четверых, был ранен в руку генерал
Головачев.
Ветераны туркестанских походов сошлись во мнении, что ни-
когда еще их среднеазиатский противник не был таким отваж-
ным и настойчивым в нападении на регулярные части, как в бою
15 июля. В то же время это сражение стало отличной проверкой
боевой выучки русских солдат, показавших образцы воинского
мастерства и стойкости. Офицеры получили возможность узнать
тактику самых лучших воинов Средней Азии — туркмен, обна-
ружить в ней органические пороки. Так, выяснилось, что турк-
204
мены, будучи прежде всего скотоводами, привыкшими угонять
чужие стада, во время конной атаки отвлекаются на отсечение
лошадей и вьючных животных, а это сводит на нет эффект вне-
запности их налета.
Обитатели затерянного в песках оазиса при всей их свирепо-
сти продемонстрировали детскую наивность. До выступления в
поход карательного отряда Головачева у иомудов сложились
вполне дружеские отношения с чинами Оренбургского отряда.
Когда же Головачев пошел на них войной, иомуды обратились за
помощью... к оренбуржцам: «Мы поклялись с вами в дружбе и
считаем себя вашими союзниками, но другое племя русских из
Туркестана затеяло с нами войну, и мы считаем, что вы должны
помогать нам против них, как и мы стали бы помогать вам про-
тив ваших врагов».
Им, простым душам, еще предстояло узнать великую силу во-
енного приказа, перед которой любая, самая крепкая клятва не
могла устоять.
Преследование иомудов продолжалось еще два дня. Были
стычки, перестрелки, снова жгли разный скарб, захватили не-
сколько тысяч голов скота. Туркменское сопротивление пошло
на убыль — урок был очень жестокий, но размер контрибуции
пришлось сократить: где же было взять средства после такого
разорения?
Деньги Кауфману были очень нужны. Поход тянулся пятый
месяц, и в походной кассе образовалась пугающая пустота. Как
всегда бывало в родном отечестве, первоначальная смета экспе-
диционных расходов оказалась липовой. После окончания Хи-
винского похода выяснилось, что разным лицам и частям войск
недоплачено 145 411 рублей — сумма очень большая по тем вре-
менам.
Головачев и другие исполнители жестокого предписания
№ 1167 получили благодарность командующего и награды, са-
мому же Кауфману пришлось расплачиваться душевным дис-
комфортом, собственным здоровьем, наконец. Сколько раз в
течение нескольких лет после Хивинского похода Кауфман про-
клинал тот миг, когда в порыве раздражения написал: «Предать
эти кочевья иомудов и семьи их полному и совершенному разо-
рению и истреблению». Ну хотя бы не упоминал «семьи»!
205
Право же, наивные были времена, наивными были люди!
Иомуды верили, что русский народ, как и туркмены, делится на
племена и что некое «оренбургское племя» поддержит их в борь-
бе против некоего «туркестанского племени» русских, а опытней-
ший военачальник и политик (чего стоил один только опыт его
губернаторства в Северо-Западном крае) доверил бумаге жесто-
кое распоряжение и надеялся, что оно пребудет втайне от всех,
кроме единственного адресата. Пройдет лет эдак шестьдесят, и
взаимопонимание между начальством, отдающим приказы, и ис-
полнителями этих приказов достигнет такой высокой степени со-
вершенства, когда можно будет изъясняться эвфемизмами типа
«нейтрализовать» или «обезвредить» либо отдавать приказания в
устной форме, даже по телефону, и они будут исполняться неукос-
нительно.
Кстати, во времена Кауфмана в среде государственных мужей
весьма популярными были секретные циркуляры, скрывавшие
истинные намерения авторов, но Константин Петрович отличал-
ся редким и для своей эпохи прямодушием. В обращениях к
местным правителям он выражался предельно откровенно. На-
пример, так: «Я не трону тех, кто дорожит дружбой великой
Русской земли, но горе тем, которые не поймут благодетельных
видов миролюбивого Белого царя; войска Его Величества всегда
готовы, по знаку моему, наказать беспокойного соседа, и ника-
кие крепости, никакие вооружения не спасут тогда виновного»64.
Такое заявление можно было проигнорировать, но невозможно
было не понять.
Скандал разразился очень скоро: американский дипломат
Скайлер, находившийся в то время в Туркестанском крае (как
и Макгахан, добравшийся до Кауфмана под Хивой на свой страх
и риск, он намеревался присутствовать при взятии Хивы, но был
задержан русскими властями), сообщил в рапорте американско-
му посланнику содержание пресловутого приказа, и оно было
затем воспроизведено в Красной книге официальных донесений
американских дипломатических агентов. Газетчики, как им по-
ложено, разразились «неподдельным» гневом по обе стороны
океана, в том числе и в России. Английские газеты, получившие
нечаянный подарок, клеймили русских «гуннами» и «варвара-
ми». Все получилось ужасно неудобно и некстати — именно в
206
это время российская пропаганда обличала турецкие зверства
против южных славян.
Константину Петровичу пришлось объясняться и оправды-
ваться, уверяя, будто употребил он жесткую формулировку
единственно ради максимальной выразительности, не имея в
виду буквального исполнения и надеясь на здравый смысл Го-
ловачева.
Были, однако, независимые наблюдатели, которые свидетель-
ствовали не столько в пользу командующего экспедицией, сколь-
ко ради восстановления доброго имени русского солдата. Так в
книге, которая вышла в свет вскоре после Хивинского похода,
бесстрашный Макгахан написал: «Я должен сказать, однако, что
случаи насилия против женщин были крайне редки; и хотя рус-
ские сражались здесь с варварами, которые совершили всевоз-
можные жестокости над пленными, что в значительной мере
могло бы извинить жестокость со стороны солдат, тем не менее
поведение их было бесконечно лучше, нежели поведение других
европейских войск в европейских войнах»65.
Схожее мнение высказал в печати другой иностранный оче-
видец сражений с туркменами, прикомандированный к штабу
Кауфмана прусский офицер Штумм.
Несмотря на громкий общественный резонанс, операция
против иомудов в русских военно-колониальных кругах была
встречена с одобрением и стала в определенном смысле образ-
цовой. Наказание иомудов в 1873 г. было всего лишь прелюдией
к войне с другими туркменскими племенами, к которой испод-
воль готовились в военном ведомстве и Кавказском военном
округе. Имея целью сбор разведывательной информации, ранней
весной 1879 г. полковник Генерального штаба Н.И. Гродеков,
участник Хивинского похода и будущий генерал-губернатор Тур-
кестана, совершил поездку из Ташкента в Афганистан и Персию.
Он собирал сведения о туркменах, методически разорявших по-
граничные районы этих стран. В обширном докладе на имя на-
чальника Главного штаба Ф.Л. Гейдена разведчик сообщал, что
победы над туркменами-текинцами можно будет достичь, если
«действовать... так, как действовали против иомудов туркестан-
ские войска в 1873 году, то есть беспощадно истребить все по-
падающееся на пути и наложить на оставшихся от погрома тя-
207
желую контрибуцию лошадьми и отчасти деньгами. Это будет
одно из самых человеколюбивых дел нашего Императора. Турк-
мены — это черное пятно на земном шаре, это стыд человече-
ству, которое их терпит. Если торговцы неграми поставлены вне
законов всех наций, то и туркмены должны быть поставлены в
такое же положение. Что бы там ни писали Скайлер и К° о же-
стокостях русских в иомудскую экспедицию 1873 года, во вся-
ком случае приказ генерала Кауфмана об истреблении иомудов
есть, по моему мнению, самый человеколюбивый акт, который
когда-либо был издан, ибо он клонится к спасению и благопо-
лучию миллионов людей»66.
Гейден включил автора доклада в состав новой экспедиции
против текинцев, одобрив тем самым его подход к туркменской
проблеме.
Спустя много десятилетий Кауфман был снова, и не раз,
заклеймен советскими историками. В уже упомянутом труде
Н.А. Халфин писал: «Зверское истребление туркменов и разграб-
ление их кочевий, по мнению царских властей, должно было
оказать моральное воздействие на хивинское население, подо-
рвав в нем какое-либо стремление к сопротивлению, но фак-
тически это был акт неоправданной жестокости, не находящей
никакого объяснения»67.
Жестокость, однако, была проявлена только по отношению к
племени иомудов, которое терроризировало мирных скотоводов
и земледельцев, то есть «хивинское население». Как известно, Ка-
уфман строго взыскивал с тех из своих людей, кто обижал мирных
жителей. Узбеки-земледельцы, кстати, с одобрением встретили
сообщение о разгроме иомудов, оно их обрадовало, то есть дей-
ствительно оказало «моральное воздействие»... положительное.
Кауфман не был злодеем, совсем наоборот, это был человек
весьма гуманный, просто он был верноподданным своего Госу-
даря в истинном значении слова. У него был приказ: обеспечить
безопасность российских границ и торговли. Сделать это путем
мирных переговоров ранее не удавалось. Придя в Хиву, Кауфман
обнаружил, что наказывать следует не столько хана, сколько
туркмен-иомудов, контролировавших хана. Надеяться на мир-
ные переговоры с этим племенем не приходилось, так как
иомуды не желали по собственной воле отказаться от веками
208
сложившегося образа жизни, включавшего захват чужого скота
и пленных для продажи в рабство. Кауфману выбирать было не
из чего — оставалось принуждение военной силой, которое не-
жестоким быть не может. Если бы он этого не сделал, его поход
в Хиву был бы напрасным делом. Таковы были реалии колони-
альной войны.
И еще одно обстоятельство: русские проявили жестокость по
отношению к противнику воинственному и жестокому, имев-
шему к тому же ряд преимуществ — численное превосходство,
великолепный конский состав, знание местности. Как и хан,
туркменские старшины знали, что русские угрожают походом
против них, а значит, могли подготовиться, хотя бы приобрести
современные ружья. Однако они самонадеянно решили, что рус-
ские не дойдут до них, а если дойдут, то будут растоптаны их
конницей, лучшей в Средней Азии. Отказавшись от подготовки
к иноземному вторжению, они понесли большие потери.
Итак, расправа с непокорным племенем завершилась к удо-
влетворению хана Мухаммеда Рахима и узбекского населения
оазиса. Хан и депутаты от торгово-земледельческого люда благо-
дарили командующего. Хан, кстати, очень привязался к Кауфма-
ну, посещал его каждый день, найдя в его лице просвещенного
наставника, которого был лишен в свои юные годы. Зная, что
русские скоро уйдут, хан стремился как можно больше узнать и
перенять от них. Он присутствовал на всех войсковых смотрах
и учениях, с помощью русских офицеров и чиновников стал раз-
бираться в запутанных и запущенных делах своего ханства.
И это ему понравилось. От природы у него были явно хорошие
задатки.
По настоянию Кауфмана хан подписал манифест об освобож-
дении 40 тысяч рабов-персов; они давно ждали русских и теперь
в большинстве покинули хозяев, сбились в шайки и стали мстить
своим поработителям. Русское командование обещало вывести
бывших невольников за пределы ханства, что и было сделано,
однако многие, так или иначе связанные с Хивой, остались и по-
платились жизнью — иомуды не простили им своего поражения
и вынужденного отказа от подневольной рабочей силы.
Отмена рабства и работорговли в Хиве была сильным про-
пагандистским ходом России в ее соперничестве с европейскими
209
державами, в какой-то степени смягчившим негативные послед-
ствия иомудской экспедиции. Поощрительными статьями от-
кликнулись даже британские газеты.
С достижением хивинских пределов нельзя было считать, од-
нако, решенной задачу обеспечения российских интересов в этом
регионе Средней Азии. Уйдут русские солдаты и казаки — и все
вернется на круги своя: возобновятся грабежи, охота за рабами,
работорговля. Требовалось постоянное российское присутствие.
На запрос Кауфмана об отторжении в пользу России части хивин-
ских земель на правом берегу Амударьи к началу августа в Хиву
пришла (с нарочным из Ташкента) телеграмма с Высочайшим со-
гласием. После этого можно было заключать мирный трактат.
12 августа 1873 г. в тенистом Гандемианском саду, близ го-
рода Хивы, был подписан договор между Хивой и Российской
империей. Первым пунктом хан признавал себя «покорным слу-
гой Императора Всероссийского», то есть правителем, лишен-
ным статуса субъекта международного права. Границей между
ханством и Россией становилась Амударья, что означало переход
под российскую юрисдикцию всего хивинского правобережья.
Сама Амударья, древний Оксус, превращалась в русскую реку:
«Исключительное и свободное плавание по Амударье предостав-
ляется только русским судам, а хивинские и бухарские допуска-
ются только с разрешения русской власти»68.
Своим договором Кауфман закрепил за Россией не только
правый берег реки, но и левый, хивинский. На том берегу рус-
ская власть получила право строить пристани и склады това-
ров, охрана которых вменялась в обязанность хану. Целых 7 из
18 пунктов договора касались привилегий русских купцов, по-
лучивших свободу торговать на территории ханства беспошлин-
но, без каких-либо ограничений, через своих представителей, на
своих торговых местах, со своими складскими помещениями,
подчиняясь исключительно российским властям. Русские торгов-
цы, кстати, проявили значительную оперативность, оказавшись
в Хиве со своими товарами чуть ли не на следующий день после
вступления в город российских войск. Совсем не напрасно блюл
их интересы командующий экспедицией.
Договор требовал от «ханского правительства» выдачи пре-
ступников, бежавших от российского правосудия, ликвидации
210
рабства и работорговли. На ханство налагалась контрибуция в
размере 2 миллионов 200 тысяч рублей, срок уплаты которой
растягивался на 20 лет.
Еще до подписания договора, но сразу же после получения
разрешения от Александра II, на правом берегу реки, напротив
наиболее удобной переправы, было заложено русское укрепле-
ние Петрово-Александровск, гарнизон которого должен был
контролировать ситуацию в ханстве, исполнение пунктов дого-
вора и при необходимости, как теперь сказали бы, корректиро-
вать события. Так надежно закреплялись результаты похода.
В полдень 12 августа трактат был подписан, а через два часа
Кауфман выступил со своим отрядом из лагеря близ Хивы. На-
кануне депутация от хивинских торговых людей просила его не
уходить из пределов ханства; того же, судя по всему, желал и хан.
Он долго сопровождал отряд и только по настоянию команду-
ющего, прослезившись, простился с ним и его свитой и вернул-
ся в свою столицу. Обаяние неведомого мира, иных отношений
между людьми растревожило его молодую душу; его потянуло в
далекий край, куда под звуки походного марша уходили новые
знакомые, но у него на руках оставалось его ханство.
Можно смело сказать, что семимесячный поход в Хиву был
беспрецедентным не только в русской военной истории. Ни
одной из европейских армий Нового времени не приходилось
так долго находиться в условиях безводной песчаной пустыни,
преодолевать при этом огромные расстояния. Результатами по-
хода, кроме надежного обеспечения интересов российского ку-
печества, стали и другие выгоды: появился новый водный путь из
Оренбурга через Аральское море по Амударье в Туркестан и да-
лее, то есть Туркестан стал надежнее связан с империей; воз-
никла возможность строить Закаспийскую железную дорогу,
протянувшуюся на 1500 верст от Красноводска к Ташкенту.
Кауфмана-триумфатора Ташкент встречал 28 сентября 1873 г.
(туркестанские войска все еще были в пути). В 4 верстах от го-
рода в роскошных шатрах был накрыт банкет, звучали подоба-
ющие случаю речи, а когда стемнело, был устроен фейерверк с
вензелями генерал-губернатора и названиями его побед. Утром
он въезжал в Ташкент через триумфальную арку; по пути стояли
войска, держа ружья «на караул», и громким «Ура!» приветство-
211
вали покорителя Хивы. Весело играла музыка. Ничего лучше и
торжественнее ташкентцы не смогли бы придумать, если бы
встречали даже самого Монарха.
По именному повелению на доске побед К.П. фон Кауфмана
в Николаевском инженерном училище появилась надпись «Хива.
1873»; победитель хана и туркмен стал кавалером ордена Свя-
того Георгия 2-й степени. Как обычно, после завершения оче-
редной кампании он отправился в Петербург с докладом.
В 1875 г. к России были присоединены земли Кокандского
ханства. В течение восьми лет Кауфман решил задачу создания
обширного, внутренне замиренного и внешне защищенного ко-
лониального владения.
С момента учреждения Туркестанского генерал-губернатор-
ства в 1867 г. каждый год происходило приращение его терри-
тории, и к 1876 г. она увеличилась на 30 процентов, составив
5189 квадратных километров. Население края увеличилось поч-
ти вдвое — в 1876 г. на его просторах проживало 1 171 514 че-
ловек69. Фактические размеры края были больше официальных,
поскольку его составными частями можно было считать фор-
мально независимые, но реально управляемые из Ташкента хан-
ства Бухарское и Хивинское.
Примечания
1 Цит. по: Зайончковский П.А. Проведение в жизнь крестьянской рефор-
мы 1861 г. М., 1958. С. 376.
2 Цит. по: Скалъковский К.А. Наши государственные и общественные
деятели. СПб., 1891. С. 154.
3 Цит. по: Зайончковский П.А. Указ. соч. С. 381.
4 Скалъковский К.А. Указ. соч. С. 340.
s Чижов Б.И. Генерал-адъютант фон-Кауфман. Пг., 1915. С. 13.
6 Цит. по: Халфин Н.А. Присоединение Средней Азии к России. М.,
1965. С. 225.
7 Остроумов Н.П. Константин Петрович фон Кауфман, устроитель Тур-
кестанского края. Ташкент, 1899. С. 102.
8 Терентьев М.А. История завоевания Средней Азии. Т. I. СПб., 1906.
С. 384.
9 Маев Н. Путеводитель от С.-Петербурга до Ташкента. СПб., 1870.
С. 28.
10 Там же. С. 30.
212
11 Пашино П.И. Туркестанский край в 1866 году: Путевые записки
П.И. Пашино. СПб., 1868. С. 3.
12 Полторацкий В.А. Воспоминания // Исторический вестник. 1895.
№ 1. С. 117.
13 Там же. С. 120.
14 Пашино П.И. Указ. соч. С. 81.
15 Колокольцев. Воспоминания генерал-лейтенанта Колокольцева. М.,
1887. С. 18.
16 Там же. С. 20.
17 Пашино П.И. Указ. соч. С. 92.
18 Маев Н. Указ. соч. С. 50.
19 Терентьев М.А. Указ. соч. Т. I. С. 409.
20 Там же.
21 Там же. С. 416.
22 Цит. по: Раджабов З.Ш. Из истории общественно-политической мыс-
ли таджикского народа во второй половине XIX и в начале XX в. Душанбе,
1957. С. 175.
23 Терентьев М.А. Указ соч. Т. I. С. 428.
24 Верещагин В.В. На войне в Азии и Европе. М., 1898. С. 3.
25 Эвальд А.В. Воспоминания о К.П. фон Кауфмане // Исторический
вестник. 1897, № 10. С. 194.
26 См.: Семенов А. Покоритель и устроитель Туркестанского края
генерал-адъютантт К.П. фон Кауфман 1-й // Кауфманский сборник. М.,
1910. С. 26.
27 Верещагин В.В. Указ. соч. С. 17.
28 Тамже. С. 24.
29 Там же. С. 41.
30 Там же. С. 43.
31 Там же. С. 36.
32 Там же. С. 12.
33 Там же. С. 57.
34 Там же. С. 58.
35 Толбухов Е. Устроитель Туркестанского края // Исторический вест-
ник. 1913. № 6. С. 906-907.
36 Вамбери А. Путешествие по Средней Азии из Тегерана через Турк-
менскую пустыню по восточному берегу Каспийского моря в Хиву, Бу-
хару и Самарканд, предпринятое в 1863 году с научной целью по пору-
чению Венгерской академии в Пеште членом ее А. Вамбери. СПб., 1865.
С. 127.
37 Аьвов И. Завоевание Туркестана // Русский вестник. 1868. № 7.
С. 152.
38 Вестник Европы. 1869. Т. III. Май. С. 375.
39 Там же. С. 378, 381.
40 Цит. по: Халфин Н.А. Указ. соч. С. 296.
41 Тамже. С. 297.
42 Цит. по: Аобысевич Ф.И. Описание Хивинского похода 1873 года.
СПб., 1898. С. 4.
43 Терентьев М.А. Указ. соч. Т. II. С. 71.
213
44 См.: Семенов А. Указ. соч. С. 49.
45 Терентьев М.А. Указ. соч. Т. II. С. 68.
46 Цит. по: Попов А.А. Из истории завоевания Средней Азии // Исто-
рические записки. 1940. № 9. С. 231.
47 Терентьев М.А. Указ. соч. Т. И. С. 156—157.
48 Там же. С. 233.
49 Аобысевич Ф.И. Указ. соч. С. 150.
50 Там же. С. 172-173.
51 Там же. С. 205.
52 Там же. С. 202.
53 Макгахан. Военные действия на Оксусе и падение Хивы: Пер. с англ.
М., 1875. С. 133.
54 Цит. по: Терентьев М.А. Указ. соч. Т. II. С. 258.
55 Там же. С. 259.
56 Макгахан. Указ. соч. С. 128.
57 Там же. С. 202-203.
58 Вамбери А. Указ. соч. С. 111.
59 Халфин Н.А. Указ. соч. С. 307.
60 Цит. по: Терентьев М.А. Указ. соч. Т. II. С. 269.
61 Аобысевич Ф.И. Указ. соч. С. 253.
62 Цит. по: Терентьев М.А. Указ. соч. Т. II. С. 269.
63 Макгахан. Указ. соч. С. 271.
64 Цит. по: Аобысевич Ф.И. Указ. соч. С. 250.
65 Макгахан. Указ. соч. С. 280.
66 Цит. по: Терентьев М.А. История завоевания Средней Азии. Т. II.
С. 280.
67 Халфин Н.А. Указ. соч. С. 268—271.
68 Цит. по: Аобысевич Ф.И. Указ. соч. С. 268—271.
69 См.: Костенко А.Ф. Туркестанский край: Опыт военно-стратегиче-
ского обозрения Туркестанского военного округа. СПб., 1880. С. 292.
ЛИКВИДАЦИЯ КОКАНДСКОГО ХАНСТВА
Казалось, русская природа
Его из меди отлила
И в руки меч ему дала
Во славу русского народа.
Я.П. Полонский.
25 июня 1882 г.
В один год с Бухарой Кокандское ханство вошло в состав Рос-
сийской империи на правах протектората. Ханство, частью ко-
торого был густонаселенный плодородный Ферганский оазис,
превратилось в гарантированный рынок сбыта для российских
214
товаров и источник сырья для российской промышленности; от-
того туркестанские власти дорожили добрыми отношениями с
ханством и были заинтересованы в его внутренней стабильности.
На кокандском престоле в то время сидел Худояр, правитель не-
далекий и редкостно алчный. Заключив соглашение с Россией о
протекторате, Худояр, видимо, решил, что теперь ему сам черт
не страшен, и стал выдавливать из своих подданных последние
соки. В своей непомерной жажде обогащения Худояр утратил
чувство меры. С жителями городов и кишлаков он обращался
как с рабами, заставляя их работать на себя без вознаграждения.
Люди хана отбирали у населения лес, продовольствие, любые не-
обходимые хану товары. Ослушников жестоко карали. Когда
около 30 дехкан, занятых уборкой своего урожая, не явились на
рытье ханского арыка, их зарыли по шею в землю и оставили в
таком положении умирать. Один за другим вводились новые на-
логи, рождаемые буйной фантазией ханских приближенных.
Подданные были в отчаянии от ханского произвола и время от
времени бунтовали.
Ташкентская администрация была обеспокоена обстановкой
в ханстве, понимая ее взрывоопасность и не желая потерять ло-
яльного вассала. Кауфман слал хану послания, предупреждал
опомниться, пока не поздно: «Лучшие люди идут против Вас, и
народ неспокоен... Если Вы не перемените образа вашего управ-
ления народом и будете неласково обращаться с русскими, то я
Вам предсказываю дурной конец»1.
Отдельные выступления в 1875 г. слились в мощное антихан-
ское движение, которое возглавили близкие хану люди, его род-
ственники. Даже сын Худояра, наследник престола Насреддин,
присоединился к недовольным. Русские власти могли бы не ре-
агировать на смуту в этом «независимом» ханстве, если бы не
изменение ее характера. Как это всегда бывает на мусульман-
ском Востоке, социальный протест приобрел религиозную окра-
ску, поскольку во главе движения (тоже как всегда) оказались
фанатичные исламские богословы и священнослужители. Во всех
трудностях кокандского населения были объявлены виновными
русские, которые подчинили своей воле Худояра и ради выгоды
которых он якобы и творил свои беззакония. Такого рода версии
всегда доходчивы и с легкостью поднимают «ярость масс». Ис-
215
дамские авторитеты звали правоверных на священную войну
против гяуров.
Предвидя неизбежность нового вооруженного столкновения
в Средней Азии, Михаил Дмитриевич Скобелев начал хлопоты о
переводе его в Туркестанский военный округ. При этом он был
настолько уверен в успехе, что уверял знакомых, что будет на-
значен начальником экспедиции, о которой ничего еще не было
известно. Кауфман согласился на приезд Скобелева, удалось пре-
одолеть возражения других влиятельных лиц.
Покинув Петербург, чета Скобелевых с комфортом доехала
до Нижнего Новгорода, где предстояло пересаживаться на па-
роход, и тут супруга Мария Николаевна попросила сделать оста-
новку для отдыха. Михаил Дмитриевич требовал отправляться в
путь вниз по Волге незамедлительно. Вышла семейная ссора, в
которой Скобелев не стал уступать (менее одержимый человек
обязательно бы уступил), бросил молодую жену в Нижнем, а сам
уплыл на пароходе. Жена же его вернулась в Петербург.
Начался «третий Туркестан» МД. Скобелева, о котором он
попытался рассказать в неоконченной автобиографии. Вот что он
пишет: «В мае 1875 г. я прибыл в Ташкент, в распоряжение ге-
нерал-адъютанта Кауфмана, в чине полковника и флигель-адъ-
ютанта. Возвращение в Туркестанский край после неприятно-
стей в 70-м году, вынудивших меня два раза драться на дуэли,
не могло быть названо ни легким, ни приятным. Боевое братство
под стенами Хивы войск трех округов, можно предполагать,
должно было ослабить присущую Туркестанскому военному
округу зависть и вражду ко всему прибывающему в край, в осо-
бенности в таком положении, в каком я был, но на деле все оста-
валось по-старому...»2
К моменту появления Скобелева в Туркестане (в ташкент-
ском обществе шутили: появилась комета, предвещающая войну)
антиханские выступления еще не превратились в угрозу для рос-
сийских владений в Средней Азии, так что о карательной экс-
педиции пока разговора не было, и Скобелев затосковал. «Лично
я, — сообщает он в автобиографии, — томимый жаждой деятель-
ности, отчаиваясь на скорое начало военных действий, решился
предложить генерал-губернатору двинуться в Кашгар, через все
ханство Кокандское и представить ему военно-стратегическое
216
описание Ферганы и Кашгара. Генерал-губернатор сначала коле-
бался, но, как часто бывает, неожиданный случай помог нам: на
Чаткале, в верховьях реки Ангрена, на самой границе русско-
кокандских владений, поднял знамя бунта против хана родной
его племянник Абдулкерим-бек. Разбитый ханскими войсками,
Абдулкерим бежал в русские пределы, где и был схвачен. Генерал-
губернатор, стремясь к сохранению мирных отношений, кото-
рые настоятельно требовались от Петербурга, решился выдать
Абдулкерим-бека Худояр-хану и воспользоваться этим случаем,
чтобы вновь посоветовать хану изменить свое отношение к на-
роду, а также доставить нам возможность изучить ханство Ко-
кандское и доступы в Кашгар через Алайский Тянь-Шань. По-
сланником к Якуб-хану (кашгарскому. — Е. Г.) был назначен я,
а посланником к Худояр-хану — покойный статский советник
Вейнберг. Генерал-губернатор снабдил нас письмами и богатыми
подарками на сумму более 20 000 рублей; посольство до Кокан-
да должно было следовать вместе. Простившись с генерал-губер-
натором, мы двинулись в путь 10 июля 1875 г., оставив Ташкент
во всем блеске его беззаботной, даже роскошной полуазиатской-
полуевропейской жизни; войска округа стояли в лагере по садам,
состоялось распоряжение о предстоящем отпуске бессрочно от-
пускных, которых, помнится, в этом году впервые хотели от-
править не пешком, а на верблюдах. Словом, ничто не предве-
щало близость грозы...
В Ходженте присоединился к нашей миссии Абдулкерим-бек
и при нем конвой в 22 сибирских казака, и мы торжественно
двинулись, везде встречаемые властями и провожаемые с боль-
шим почетом.
Абдулкерима везли в арбе, и бедный мальчик грустно смотрел
кругом, убежденный, что дядя немедленно прикажет его заре-
зать. То обстоятельство, что у Вейнберга в кармане было письмо,
в котором генерал-губернатор именем Государя требовал поми-
лования Абдулкерима, было ему неизвестно. Въехали в Коканд
мы вечером и остановились в доме мирзы Хакима — парваначи
(кокандский посол в Ташкенте, сочувствовал русским. — Е. Г.),
который встретил нас крайне радушно и гостеприимно. Правда,
кормили сальным азиатским пловом и изюмом, но в шампан-
ском недостатка не было.
217
Город Коканд произвел на меня волшебное впечатление: двор-
цы, сады, мечети, богатейший базар, — все это ставит Коканд в
ряду лучших азиатских городов. Коканд не уступает Самарканду.
Разумеется, аудиенция у хана не могла состояться очень скоро,
тому препятствовал азиатский этикет. Принимал он нас, кажет-
ся, 17-го числа, окруженный двором более чем в 5000 человек.
Все окружающее хана представляло вид азиатской пышности, и
только сам повелитель встретил нас скромно, сидя в уголку одной
из великолепных арабских зал дворца. Хан сидел даже не на ков-
ре, а на старой истрепанной кошме, одет он был в зеленый халат,
на голове громадная белая чалма. Когда мы вошли, Худояр играл
четками и, не спуская глаз с Корана, шептал молитву. Как было
установлено, мы с Вейнбергом сели, не ожидая приглашения
хана, что, видимо, было ему неприятно, засим Вейнберг, передав
хану письмо генерал-губернатора, объяснил ему, что мы при-
вели на двор Абдулкерима-бека и что отныне его племянник
находится в его руках. Хан молча кивнул головой и приказал вве-
сти Абдулкерим-бека; бледный как смерть, вошел юноша и, не
доходя до хана саженей пятнадцать, повалился в ноги и громко
стал кричать: «Девлет зарет бу сын!» («О великий государь!»). Хан
несколько минут равнодушно на него смотрел и совершенно
спокойно при нас отдал приказание отвести его к палачам и каз-
нить на дворе. Этого только и дожидался Вейнберг; спокойно
попросил он обождать хана с исполнением приказания, пока не
прочтет второе письмо генерал-губернатора. Хан молча прочел
письмо, изменился в лице, но тут же с редким самообладанием
сказал нам, что просьба его друга для него закон, и приказал от-
пустить Абдулкерима на все четыре стороны. Во время движения
от Ходжента к Коканду мы очень полюбили Абдулкерим-бека,
а потому, во избежание случайностей, предложили ему оставать-
ся при посольстве...* 17 июля в Коканде все казалось спокойным.
Правда, наш домохозяин мирза Хаким казался особенно задум-
чивым, но, по азиатскому обычаю, он ни слова не проронил при
нас о событиях дня...
Вечером 19 июля мирза Хаким наконец решился нам сооб-
щить, что вся восточная часть ханства восстала против правитель-
* Впоследствии Абдулкерим предал русских.
218
ства, насильно завладела наследником престола, бывшим тогда
андижанским беком; что сборищем восставших командует бли-
жайший любимец хана Худояра, Абдуррахман-автобачи*, что бек
маргиланский и некоторые другие объявили себя также против
хана и что в данную минуту около 30 тысяч инсургентов с артил-
лерией находятся в двух переходах от столицы. «Хану всей правды
сказать никто не смеет, — заметил при этом парваначи, — но со-
бытия идут так быстро, что развязки надо ожидать очень скоро»...
Все продолжавшиеся более и более тревожные слухи из го-
рода и с базара заставили меня... предложить начальнику миссии
поехать на базар и посмотреть, что там делается.
Г. Вейнберг согласился.
Какую перемену нашел я в городе! На всех улицах густые
массы, очевидно пришлого вооруженного пешего и конного на-
рода; все указывало на близость кровопролития. Толпы дервишей
и мулл виднелись на всех перекрестках людных улиц; все они
при виде гяуров (я ехал с казаком) отплевывались и, бренча чет-
ками, громко напевали, обращаясь к толпе, стихи из Корана. Все
кофейни были переполнены, и массы пьяных от курения опиума
и хашиша шатались по улицам. Я заехал в оружейный ряд боль-
шого базара, но тут пробраться я не мог, так как толпа была
сплошная и, как мне показалось, еще более возбужденная; в лав-
ках недоставало рук точить оружие. В эти дни оружейники, как
говорили, очень нажились.
Вернувшись домой, я доложил начальнику миссии обо всем,
что видел; со своей стороны он узнал, что вертящиеся дервиши
в одной из главных мечетей уговаривали народ сделать угодное
Богу и избежать бедствия избиением русских, находившихся в
Коканде. Возможность подобного исхода подтверждалась еще:
а) прибытием к нам, с просьбой о защите, всех русских купцов
и поверенных купцов; б) бегством со двора ханского конвоя;
в) народными массами, со всех сторон окружившими наш дво-
рец; даже ночью с 20 на 21 июля напролет слышны были дикие
голоса, напевающие стихи из Корана об избиении неверных. Ко-
лебаться было более нельзя, решено было привести несколько
комнат в оборонительное положение И, если придется, возмож-
* Автобачи - придворный титул, буквально «податель воды для рук».
219
но дорого продать свою жизнь. Большим утешением служила
уверенность, что наши войска, мстя за нас, камня на камне не
оставят в Коканде»3.
Рукопись обрывается на самом интересном месте. (Цитата
получилась длинная, но ведь это — рассказ самого Скобелева; не
служебная записка или официальный отчет, а свободный рассказ
для заинтересованного читателя.) Русское посольство оказалось
в том отчаянном положении, в каком много раз оказывались ев-
ропейские посольства, направленные ко дворам афро-азиатских
владетелей. Как правило, европейцы погибали. Посольство Вейн-
берга-Скобелева не погибло.
Положение в Коканде становилось серьезнее с каждым ча-
сом. Вооруженное восстание, охватившее Ош и Маргилан, бы-
стро распространялось в сторону столицы ханства. Ханская ар-
мия и ханская гвардия покинули Худояра; в ханской цитадели
осталось около 500 человек конвоя. Пятитысячная армия при
72 орудиях находилась в городе, но уже не подчинялась прика-
зам хана и его военачальников, ожидая прихода восставших.
Худояр растерялся, плакал и не выходил из дворца, куда тоже
проникла измена. Придворные-изменники пытались выманить
хана из его покоев, зазывая в гарем, где якобы без него страдают
его жены. Планировалось зарезать Худояра именно там. Хан не
поддался на уговоры и тем спасся. Руководители мятежа хотели
сделать дело тихо, то есть убить хана и забрать его казну, не
делясь с «рядовыми революционерами».
Скобелев в это время оставался верен себе: ездил по городу с
несколькими казаками и успел набросать кроки города — он
еще собирался сюда вернуться. Русские послы приняли решение
уходить из Коканда и взять с собой совсем раскисшего Худояра.
По совету хитрого мирзы Хакима хан раздал немало денег сол-
датам, остававшимся в цитадели. Кроме того, все тот же Хаким
распустил слух, что хан собирается взять свою армию и двинуть-
ся в Маргилан, чтобы наказать мятежников. Начальникам войск,
находившихся в городе, было объявлено повеление хана выхо-
дить на Маргиланскую дорогу и там дожидаться своего повели-
теля. При этом Хаким многозначительно подмигивал: «Вы ведь
меня понимаете?!» Ханские «генералы» поняли, что там будет
легче ограбить их владыку.
220
Рано утром 22 июля русское посольство направилось к хан-
скому дворцу. Ехали сквозь враждебно гудящую толпу. Казаки
держали винтовки наперевес; близ дворца кто-то ударил палкой
лошадь Скобелева, и та от неожиданной боли скакнула в сторо-
ну и чуть не сбросила всадника. Скобелев вспылил, но вовремя
сдержался и остановил казаков, готовых стрелять в толпу.
Из цитадели выступила походная колонна. Впереди шли щед-
ро одаренные накануне конвойцы — они били в барабаны и ду-
дели в длинные медные трубы, издававшие утробные звуки. За
конвоем двинулись хан на 80 арбах, в которых находились
70 жен и наложниц и казна, а затем посольство.
По узким городским улочкам прошли благополучно, однако в
нескольких верстах от города беглецов ожидал сюрприз: вся хан-
ская рать, высланная на Маргиланскую дорогу, дожидалась Ху-
дояра на развилке Ходжентской и Маргиланской дорог — об-
мануть «генералов» не удалось. Представить чувства трусливого
правителя не составляет труда, не лучше себя чувствовали и рус-
ские. Нестройными рядами кокандское воинство двинулось за
своим главнокомандующим по Ходжентской дороге. Очень скоро
сарбазы и их начальники все поняли: начался грабеж ханского и
посольского имущества. Скобелев хотел ответить залпами, но Ха-
ким уговорил его не горячиться. Он якобы сказал: «Бросим эти
арбы, полковник! Пускай грабят; если милость Божья будет, на-
живем втрое больше этого добра... Свою голову уносить надо...»4
Отступали медленно, отстреливаясь. Выручала большая даль-
нобойность русских винтовок и меткость стрелков. Да и сарбазы,
награбившие много ханского добра, не очень наседали, видимо,
догадывались, что русских трогать опасно. Мирза Хаким объяс-
нил им ситуацию очень доходчиво: «Что вы делаете, дураки? Раз-
ве можно стрелять в русских? Если вы нам сделаете вред, то при-
дут русские войска и вы не узнаете места, где был Коканд...»5
В те поры это не было преувеличением.
Возле крепости Махрам посольство и хана встретил выслан-
ный навстречу русский отряд. Хан потерял несколько своих лю-
дей и половину казны, среди русских убитых не было. Хоть и
наполовину обедневший, но спасший своих жен, наложниц и
себя, а потому счастливый, хан Худояр просил о покровительстве
России. В письме к Кауфману хан очень точно оценил случив-
221
шееся: «Дорогие мои гости г. Вейнберг и полк. Скобелев... выеха-
ли вместе со мной и, несмотря на несколько раз повторявшиеся
преследования бунтовщиков и перестрелку, не отставали от
меня. На подобный поступок способны лишь русские. Когда мои
собственные приближенные изменили и бежали, они стойко
следовали за мной, и, не будь их, может быть, я не добрался бы
до русской границы»6.
И хотя спасенный хан никому не был нужен, тем не менее
действия Скобелева были оценены, как они того заслуживали: по
представлению Кауфмана он был награжден «за геройское, до-
стойное русского имени поведение» золотой саблей с надписью
«За храбрость».
Уже через несколько дней после возвращения посольства в
Ташкент пришло известие о вторжении кокандских повстанцев в
пределы Туркестанского края. Руководители восстания ставили
целью восстановить Кокандское ханство в его прежних границах,
то есть отбить у русских Ташкент и другие бывшие ранее коканд-
скими города. Это уже была прямая угроза русской власти.
Вторжение участников газавата (главным образом это были
кипчаки и киргизы-кочевники) началось 5 августа. «5 и 6 авгу-
ста, — пишет историк М.А. Терентьев, — несколько сильных пар-
тий кокандцев спустились с гор и наводнили ближайшие волости
Кураминского уезда... Множество мелких партий, в общем, од-
нако, до 10 000 человек, разбрелись по селениям долины р. Ан-
грена, чтобы поднять полукочевых киргизов, известных под име-
нем Курамы, и прервать почтовые сообщения Ходжента с
Ташкентом и Самаркандом»7.
Судя по всему, у руководителей газавата имелся продуманный
план: расчленить и отрезать Туркестанский край с его ограни-
ченными военными силами от России, нарушив не только по-
чтовое сообщение, но и телеграфную связь. Нападения на по-
чтовые станции были синхронизированы. 6—8 августа произошло
несколько налетов на станции. Там были захвачены и зарезаны
несколько русских офицеров и военных чиновников, которые,
как они уже давно привыкли, путешествовали по почтовым
трактам без охраны. К 1875 г. движение по туркестанским до-
рогам стало настолько безопасным, что родители даже брали с
собой детей. 8 августа военный врач Петров ехал со своей ше-
222
стилетней дочерью в Ходжент; повстанцы убили его на глазах у
ребенка8.
Днем раньше станционный смотритель, бывший солдат стрел-
кового батальона Степан Яковлев (из крестьян Псковской губер-
нии) около суток защищал в одиночку свою станцию, укреплен-
ную как маленький форт. Прежде чем погибнуть, он сразил из
двух гладкоствольных ружей и винтовки несколько десятков на-
падавших. В 1877 г. на месте его гибели была положена памятная
плита: «Бессрочно отпускной 3-го Туркестанского стрелкового
батальона стрелок Степан Яковлев. Убит шайкой кокандцев, за-
щищая Мурза-Рабатскую почтовую станцию 6 августа 1875 года.
Доблестному туркестанскому воину на память, пожертвованиями
проезжающих. 1877».
Так началась Кокандская война, продлившаяся полгода. Из
городов Русского Туркестана первым подвергся нападению Ход-
жент. Гарнизон его был малочислен, а потому оружие выдали
всем гражданским лицам мужского пола; но отбиваться долго
им не пришлось — подошло подкрепление. Готовился к осаде и
Ташкент, вернее, его русская часть. Оружие получили все кан-
целяристы, все отставники, готовившиеся к отправке по домам,
но до Ташкента борцы за веру не дошли.
М.Д Скобелев не ошибался, когда в Петербурге уверял друзей,
что будет командовать кавалерией в походе против кокандцев. Так
и случилось: ему были подчинены 8 казачьих сотен, сведенных по
две в 4 дивизиона. Отрядом вторжения в составе 16 рот пехоты,
20 орудий, 8 ракетных станков и 8 казачьих сотен командовал сам
генерал-губернатор. Сравнительно с 50 или 60 тысячами повстан-
цев русские силы были весьма малочисленны.
Первую, и самую значительную, в этой войне победу русские
войска одержали 22 августа: стремительным штурмом (с флан-
говыми обходами) была взята кокандская крепость Махрам.
Скобелевские казаки на протяжении 10 верст преследовали бе-
жавших из крепости ее недавних защитников и рубили без по-
щады, как требовала традиция туркестанских походов. В каче-
стве трофеев было взято 39 орудий, 1500 ружей, склады пороха,
свинца, большие запасы продовольствия, 224 лошади. В этом
деле с русской стороны погибло шесть человек, в том числе под-
полковник Уральского казачьего войска, автор многочисленных
223
статей о Туркестанском крае Александр Павлович Хорошихин.
Он оторвался от своих казаков и был изрублен неприятелем9.
М.Д. Скобелев получил сабельное ранение ноги. Потери коканд-
цев точно неизвестны, больше всего — более тысячи человек —
погибло от казачьих шашек. «Словом, погром вышел жестокий
в возмездие за дерзкое нарушение нашей границы, за вторжение
в наши пределы и беспокойство наших подданных»10. Так ска-
зано в официальном отчете.
Традиционно по-марксистски объясняет разгром повстанцев
в Махраме советский ученый Н.А. Халфин: «Исход сражения был
определен нежеланием кокандских народных масс проливать
свою кровь за чуждые им цели восстания, выдвинутые клерикаль-
но-феодальной верхушкой»11. Во-первых, крови эти массы про-
лили изрядно, а во-вторых, если бы цели были им чужды, они не
собрались бы в таком количестве и не двинулись бы в русские
пределы. Цели были весьма привлекательные: уничтожение
захватчиков-иноверцев, восстановление родного ханства в преж-
них границах, возможность обогатиться за счет тех же гяуров.
Были массовые фанатизм и экзальтированность, стремление к на-
живе, но не было адекватной организации, выучки, вооружения.
Поражение в Махраме на большую часть кокандцев подей-
ствовало отрезвляюще: борцы за веру стали возвращаться в род-
ные кишлаки и города; делегации от торгового сословия с дара-
ми зачастили в ставку командующего экспедиционными силами;
срочно вернули захваченных на почтовых станциях русских лю-
дей, в том числе несколько женщин с детьми. Среди детей —
бывших пленников была и шестилетняя дочь доктора Петрова.
Прибыли гонцы и от кокандского хана Насреддина, сына Ху-
дояра, которого возвели на престол Абдуррахман-автобачи и
Пулат-хан, истинные лидеры газавата. Молодой хан просил из-
винения и выражал покорность.
После нескольких дней вынужденной стоянки — ждали обо-
за — войска двинулись к Коканду. Несмотря на выраженную
Насреддином покорность, можно было ожидать сопротивления,
и тут оказались бесценными разведывательные сведения, собран-
ные Скобелевым. Командующему войсками теперь были доско-
нально известны все детали оборонительных сооружений столи-
цы ханства.
224
В то время, когда Кауфман двигался со своим отрядом к Ко-
канду, он уже имел принципиальное согласие Императора на
занятие всего ханства. В дневнике ДА. Милютина имеется за-
пись, датированная 18 августа 1875 г. На пути из Петербурга в
Москву во время остановки в Клину в Царский поезд, где на-
ходился и военный министр, поступила телеграмма от К.П. Ка-
уфмана об отражении кокандского вторжения и о необходи-
мости оккупации всего ханства, для чего он просил прислать
воинские подкрепления. Милютин был озадачен:
«Дело довольно серьезное, — новое усложнение в нашей ази-
атской политике, новые против нас крики в Англии!
Государь принял это известие совершенно равнодушно как по-
следствие, которого он ожидал, и не колеблясь разрешил готовить
войска для отправления в Туркестанский край. Таким образом, в
пять минут, без всяких рассуждений решился вопрос о присоеди-
нении к империи новой области — ханства Кокандского»12.
Между тем от Милютина поступило сообщение, что допол-
нительные части смогут прибыть только в новом, 1876 г. Пред-
стояло обойтись своими силами. К счастью, сам город Коканд не
оказал сопротивления. Выяснилось, что власть хана не распро-
страняется дальше городских стен, за которыми повстанцы, хоть
и в меньшем числе, не собирались складывать оружие.
И снова ключевой фигурой экспедиции становится полковник
Скобелев. Он гоняется за вдохновителем газавата Абдуррахманом,
занимает без боя город Ош, налагает на его жителей контрибу-
цию: 6600 снопов клевера, 4700 лепешек, 60 батманов ячменя,
3 быка, 114 лошадей. Все это он получает. Но зачинщик мятежа
уходит от погони. Восстание как будто затухает, и Кауфман счи-
тает возможным заключить с ханом Насреддином мирный до-
говор: северная часть ханства по правому берегу реки Нарын с
центром в Намангане отходит к России под названием Наман-
ганского отдела; кокандский правитель ставится в зависимое по-
ложение от генерал-губернатора подобно владетелям Бухары и
Хивы. Начальником Наманганского отдела назначен произведен-
ный в начале октября 1875 г. в звание генерал-майора и включен-
ный в Свиту Его Величества Михаил Дмитриевич Скобелев.
Не успели русские войска уйти за Сырдарью, как мятеж
вспыхнул вновь. Основной силой движения были не оседлые
9 Е.А. Глущенко
225
узбеки и таджики, а полукочевые кипчаки, племя, родственное
давно исчезнувшим половцам. Вожаки остались прежние.
В последние месяцы 1875 г. Скобелеву пришлось метаться из
конца в конец Кокандского ханства, где один за другим вспыхи-
вали мятежи; без него не обходилась практически ни одна ка-
рательная экспедиция, что позволило историку М.А. Терентьеву
назвать его «неизбежный Скобелев». Он участвовал в «наказа-
нии» Андижана, Намангана, громил ночью большой лагерь спя-
щих кипчаков. Скобелев и его казаки жалости не ведали, кип-
чаки, со своей стороны, своим изуверством по отношению к
русским пленным возбуждали ответную жестокость казаков. Ка-
уфман был настолько доволен деятельностью своего «выдвижен-
ца», что прислал ему в подарок породистого жеребца. Скобелев
отвечал благодарственным письмом: «Пока я буду настолько
счастлив, что Вы будете высказывать мне, Вашему ученику, то,
что думаете, я буду силен духом и буду надеяться оправдать Ваше
высокое ко мне доверие»13.
После вторичного занятия Андижана и разгрома мятежных
кипчаков их вожак Абдуррахман-автобачи сдался Скобелеву,
который гарантировал неприкосновенность ему и его семье. На-
ходившийся в начале 1876 г. в Петербурге К.П. Кауфман отклик-
нулся на это событие телеграммой: «По докладу Государю Им-
ператору дела Ассаке и сдаче афтобачи Его Величество изволил
остаться очень доволен. Передайте большое спасибо генералу
Скобелеву и славному отряду... Абдуррахмана-афтобачи с семей-
ством и с движимым имуществом отправить, когда возможно,
Ташкента Россию, где по воле Государя будет жить спокойно»14.
Кокандская война приближалась к завершению. Русской ад-
министрации Туркестана было ясно, что не только Насреддин-
хан, который прятался за русские штыки, но и любой другой
член ханской фамилии не сможет удержать в подчинении своих
склонных к мятежу кочевых и полукочевых подданных. Прежде
чем приехать в Петербург, Кауфман направил военному мини-
стру с курьером «Записку о средствах и действиях против Ко-
канда в 1876 г.», в которой высказывался вполне определенно:
«Настоящее ненормальное хаотическое состояние в Кокандском
ханстве, несомненно, отражается на всем экономическом быте
и строе Русского Туркестана... Непрекращение с нашей стороны
226
такого состояния в Кокандском ханстве, подрывая наш престиж
в Средней Азии, дискредитирует веру всего здешнего населения
в нашу силу»15. Предложение ликвидировать Кокандское ханство
как независимое государство было принято Царем очень быстро
(он давно на это решился), о чем Кауфман известил замещавше-
го его в должности генерал-губернатора генерала Г.А. Колпаков-
ского. Занять ханство и установить в нем российскую власть
было приказано Колпаковскому и Скобелеву. Телеграмма закан-
чивается так: «Бывшее Кокандское ханство переименовать в
Ферганскую область. Начальником области — Скобелев. Насред-
дина пока Ташкент. Кауфман»16.
Далее произошла история, подобная той, что случилась в кон-
це Хивинского похода 1873 г. Колпаковский телеграфирует Ско-
белеву о Высочайшем решении 4 февраля и приказывает ему
подойти со своим отрядом к Коканду не ранее 19 февраля, то
есть хочет приурочить взятие столицы ханства ко дню восше-
ствия на престол Александра II. Иными словами, Колпаковский
предлагает порывистому человеку, человеку вечного движения
неторопливый триумфальный марш по, в сущности, замиренно-
му (железом и кровью) ханству, с тем чтобы подойти к Коканду
одновременно и одновременно же войти в город с двух сторон,
а потом поделить лавры. Для любого военачальника это был бы
беспроигрышный шанс возвыситься в чине и получить орден
высокой степени. Но только не для Скобелева. Если бы он по-
ступил, как предписывал Колпаковский, он не был бы Скобеле-
вым. Неизвестно, кстати, получил ли он телеграмму Колпаков-
ского вовремя.
Скобелев знал нравы российских генералов, считавших, что в
Туркестане победы достаются легко, а потому не следует осторож-
ничать и можно пренебречь правилом взаимодействия частей и
подразделений. У него не было оснований верить, что Колпаков-
ский войдет в Коканд точно 19 февраля, а не раньше (был опыт
Хивы). Кроме того, начальником новообразованной области был
назначен именно он — значит, ему и карты в руки.
Как всегда, Михаил Дмитриевич был хорошо информирован:
верные люди сразу же оповестили его, что Император дал добро
(в одной из дружеских телеграмм была даже фраза: «Миша, не
зевай!»); наконец, Кауфман направил ему телеграмму одновремен-
227
но с той, что пошла в Ташкент Колпаковскому. Оттого Скобелев
с небольшими силами постарался в самом начале февраля оказать-
ся недалеко от Коканда — в Намангане. Получив телеграмму из
Петербурга, он во весь дух помчался к Коканду. Его конный отряд
(две казачьи сотни, две с половиной роты конных стрелков, два
орудия и два ракетных станка) прошел за сутки 80 верст и в 11 ча-
сов утра 7 февраля находился рядом с Кокандом.
9 февраля Колпаковский получил в Ташкенте от Скобелева
депешу:
«Имел честь почтительно доносить Вашему Превосходитель-
ству пятого февраля образовании двух отрядов, согласно воле
генерала Кауфмана, и движении Коканду. Депешу Вашу четвер-
того февраля получил седьмого, к сожалению шестнадцати вер-
стах Коканда, когда узнал, что хан выезжает ко мне навстречу.
Свидание произошло в кишлаке Акмулла. Бывший хан, пора-
женный нашим неожиданным появлением, повиновался объяв-
ленной ему воле Государя. Вчера доставил Коканда 29 орудий,
остальные во власти войск в Коканде.
При движении отряда жителям кишлаков объявлялось о при-
нятии в подданство Великого Государя. Принимали объявление
с восторгом...
Окончательное умиротворение ханства произойдет лишь тог-
да, когда Ваше Превосходительство, высший представитель рус-
ской власти в Средней Азии, прибудет в Коканд.
Прибытия Вашего жду с нетерпением, дабы получить указа-
ния для введения прочного порядка в Ферганской области...»17
Слова «окончательное умиротворение...» и «прибытия Вашего
жду» свидетельствуют, что Скобелев-дипломат хотел подсластить
горькую пилюлю для Колпаковского, потерявшего свою долю
триумфа, и приглашал его к шапочному разбору, чтобы хоть как-
то вознаградить за потерю. Сделать однозначный вывод, будто
Скобелев ослушался своего прямого начальника, скрыв получе-
ние от него распоряжения, нет достаточных оснований, хотя это
было в его стиле — он все еще был авантюристом.
Существует другая, весьма правдоподобная версия, рассказан-
ная некими участниками событий. Скобелев гнал своего коня
что было силы, и мало кто мог за ним поспеть — он был велико-
лепным наездником. В Коканд вместе с ним прискакали всего
228
сотня казаков, полурота конных стрелков и два ракетных стан-
ка — силы совсем малые, учитывая, что в городе находились
враждебные русским тысячи вооруженных кипчаков и киргизов.
Поэтому на вопрос ханских посланцев, чем они обязаны столь
неожиданному появлению начальника Наманганского отдела,
генерал ответил, что запросто, по-соседски, заехал в гости к хану.
Никаких кокандских пушек он не брал и свой отряд из-за его
немногочисленности в город ввести не решился. На другой день,
8 февраля, он получил известие, что основные его силы с артил-
лерией находятся в 22 верстах от Коканда. Тогда он отправился
к хану, и тот устроил ему прием с традиционным сладким уго-
щением. Хан вел со Скобелевым светскую беседу в лучших тра-
дициях восточного политеса, и во время этого обмена любез-
ностями ординарцы постоянно приносили своему генералу
записочки, которые тот читал и прятал в карман. Это были до-
несения о расстояниях, оставшихся пройти пехоте и артиллерии.
Заинтригованный хозяин не выдержал и, нарушив этикет, по-
интересовался, какие сведения сообщают «дорогому гостю» его
порученцы? Скобелев отвечал, что ждет прибытия обоза с по-
дарками для хана и об этом его уведомляют гонцы.
Когда же «подарки» прибыли, то есть когда пехота и артил-
лерия подошли к городским воротам, Скобелев встал и громо-
вым голосом объявил о ликвидации Кокандского ханства. Услы-
шав перевод, хан зарыдал. В это время русские стрелки уже
рассыпались по всему городу, заняв командные позиции на кре-
постных стенах. Вот тогда-то были взяты под контроль 62 ору-
дия и большие запасы пороха18. А.Н. Маслов тоже пишет, что
Скобелев «прибегнул к хитрости»19.
Колпаковский рвал и метал, но все же не побрезговал собрать
крохи со стола триумфатора: 15 февраля, то есть через неделю
после занятия Коканда войсками Скобелева, он прибыл в город
и официально объявил волю Императора Всероссийского. Тор-
говый люд и земледельцы искренне приветствовали такое завер-
шение многолетней смуты. И Колпаковский получил возмож-
ность связать свое имя с историческим событием: в «Военной
энциклопедии» 1913 г. имеется фраза: «В 1876 г. Колпаковский
содействовал со своей стороны экспедиции в Коканд, который и
был присоединен к Империи»20. Все-таки причастен!
229
Хивинская история повторилась. Скобелев «утащил» Коканд
из-под носа не у одного Колпаковского; многие ташкентские
воители, в том числе титулованные, «светлости», как называл их
Скобелев, пылали благородным гневом, даже высказывали мне-
ние, что подобное преступление должно караться смертью. (Ни-
как иначе! Ведь он лишил их наград, которые можно было
получить с легкостью необыкновенной.) Кауфман защитил мо-
лодого генерала очень решительно: «Скобелев одновременно с
Вами, — писал он Колпаковскому, — получил мою телеграмму и,
как знакомый с положением дел в крае, тотчас же поторопился
исполнить план сосредоточения войск под Кокандом, предпо-
лагая, вероятно, что и Вы не станете терять времени. Я был прав,
посылая телеграмму в Ташкент и к Скобелеву: этим я обеспечи-
вал успех дела. Если бы Вы, придя десятью днями позже, встре-
тили сопротивление в Коканде, всем пришлось бы вести осаду,
терять людей и проч., и бог знает, чем бы это кончилось, а Ско-
белев понял, в чем дело, занял Коканд без потери одного че-
ловека и сделал хорошо. Ясно, что Вы опоздали, а не он упре-
дил Вас»21.
Непонятливым было дано разъяснение, что игра велась чест-
но, шансы были равны и им следует пенять только на себя. От-
ныне в лице умудренного огромным военным и административ-
ным опытом генерал-губернатора Михаил Дмитриевич приобрел
верного сторонника и заступника. За кокандские, андижанские,
наманганские и другие дела 1875—1876 гг. М.Д Скобелев был
награжден золотой саблей с надписью «За храбрость», знаками
орденов Святого Георгия 3-й степени и Святого Владимира
3-й степени с мечами. Желая показать свое особое расположе-
ние, Константин Петрович Кауфман обменялся с ним Георгиев-
скими крестами — был такой неофициальный ритуал.
Чуть больше года Свиты Его Величества генерал-майор
М.Д Скобелев занимал пост военного губернатора Ферганской
области, расположенной на территории самой плодородной и
густонаселенной долины Средней Азии. За это время ему при-
шлось стать гражданским администратором, одновременно
оставаясь военачальником. Предстояло завершить подчинение
кочевых киргизских племен в восточной части бывшего ханства,
которых кокандские правители считали своими данниками.
230
Дело было не только в том, чтобы привести к покорности не-
сколько десятков тысяч кочевников, но и установить удобную и
выгодную («научную», по выражению Б. Дизраэли) границу с
китайскими владениями, то есть с Восточным Туркестаном*.
штурм ГЕОК-ТЕПЕ
Державный промысел Петра Великого распространялся, как
известно, на все четыре стороны света, и в то самое время, ког-
да Северная война близилась к победоносному концу, по закас-
пийским степям и пустыням двигался отряд князя Бековича-
Черкасского — Царь Петр считал необходимым «стать твердой
ногой на восточном берегу Каспийского моря», дабы проложить
надежный путь в Индию — «страну чудес». Через восемь лет ве-
ликого преобразователя не стало, однако пружину государствен-
ного механизма Петр закрутил настолько туго, что этот меха-
низм продолжал работать.
В 30—40-х гг. XVIII в. на Каспийское море одна за другой
посылались морские экспедиции для обследования акватории
восточного побережья; их результаты рассматривались в колле-
гиях иностранных и внутренних дел, притом обсуждались не
только гидрографические данные, но и вопросы политические.
Дело в том, что старшины туркменских племен и родов, коче-
вавших вдоль восточного берега Каспия, неоднократно обраща-
лись к российским властям с просьбой об оказании им покро-
вительства и принятии в российское подданство. Петербург им
отказывал и при Елизавете, и при Екатерине II, и при Павле.
Только в царствование Императора Александра I в 1803 г. при-
бывшим в столицу империи депутатам от туркменских родов с
полуострова Мангышлак была выдана грамота о принятии этих
родов в подданство России, а их полномочным представителям
назначено было жалованье. Вслед за тем русские военные инже-
неры получили приказ подыскать на восточном берегу место для
строительства укрепления22. Такое место было подыскано на бе-
регу залива Кайдак. В 1834 г. там возвели укрепление Новоалек-
* Ссылки на источники — см. в конце раздела «Штурм Геок-Тепе».
231
сандровское, вскоре, однако, заброшенное; вместо него на за-
падной оконечности полуострова Мангышлак был сооружен
форт Александровский.
На протяжении 70 лет XIX в. контакты русских с туркменами
были постоянными — мирными и немирными: одни туркмен-
ские племена и роды снова и снова просили о российском под-
данстве, другие грабили русские караваны и суда, уводили рус-
ских людей в плен и рабство. Ради пресечения туркменских
набегов в 40—60-х гг. вдоль южного берега Каспийского моря
стали крейсировать военные корабли. Самыми непримиримыми
по отношению к русскому присутствию на восточном берегу
Каспия были туркмены-теке, обитатели Ахал-Текинского оази-
са— текинцы. В 1870—1873 гг. эти бесстрашные воины напада-
ли на русские суда, караваны, военные отряды и укрепления. Их
активность инициировал и стимулировал хан Хивинский.
В 1869 г. полковник Столетов закладывает на берегу Красно-
водского залива укрепление Красноводск, из которого в 1873 г.
отправляется один из отрядов Хивинской экспедиции. В том же
году К.П. Кауфман проводит карательный рейд против туркмен-
иомудов.
Тот год, надо сказать, стал решающим в выработке отноше-
ния российских властей к туркменам, в частности к текинцам.
В соответствии с заключенным в 1873 г. англо-русским соглаше-
нием область расселения и кочевок туркмен вошла в состав сфе-
ры интересов и влияния России, что вскоре было оформлено
административным решением: вся территория к югу от низовьев
реки Атрек и к востоку до пределов покоренного к тому време-
ни Хивинского ханства была объявлена Закаспийским военным
отделом во главе с генерал-майором Ломакиным. Так туркмены
превратились в подданных Императора Всероссийского. Часть
текинцев склонялась к подчинению, другая не желала смирить-
ся с потерей независимости и не собиралась прекращать раз-
бойные набеги на торговые караваны и мирное оседлое насе-
ление.
До поры до времени российское правительство медлило с
принятием решительных мер против вольных туркменских раз-
бойников. «Нельзя ускорить по нашему произволу ход дел на
азиатских окраинах, — предписывалось Ломакину из Петербур-
232
га, — необходимо дать известное время, чтобы установить наше
нравственное влияние. Нет крайней необходимости в том, чтобы
тотчас же давать административное устройство сопредельным
племенам. Неопределенность нашей границы в Закаспийском
крае не должна нас слишком озабочивать»23.
После крымского поражения в МИДе сложилось убеждение,
что Россия на своих внешних рубежах имеет право только реа-
гировать на вызов. В Закаспии вызовом стала в 1876 г. попытка
текинцев перейти в подданство Персии, сухопутная граница с
которой не была четко определена. В Петербурге и Тифлисе, в
чью юрисдикцию входил Закаспийский военный округ, на этот
раз были вынуждены «озаботиться». Поверенный в делах России
в Тегеране получил предписание предупредить шахское прави-
тельство о том, что Россия будет противодействовать этому все-
ми мерами. Генерал Ломакин в 1877 г. предпринял поход против
текинцев, нанес им существенный урон, но в селении Кизыл-
Арват, как было приказано, закрепиться не смог и отступил из-
за нехватки продовольствия. Естественно, туркмены восприняли
уход русских войск как свою победу. Столь же неудачной была
экспедиция под командованием того же Ломакина в 1878 г.
Ретирады Ломакина не прибавили славы и авторитета России
в глазах не только воинственных текинцев, но и персидского
правительства, ставшего не только более настойчивым в своих
территориальных притязаниях, но и заметно пренебрежитель-
ным в общении с российским посланником И.А. Зиновьевым,
весьма, кстати, дельным, профессиональным дипломатом. Неуда-
ча ломакинских походов была особенно заметной на фоне
успешного продвижения британских войск в Афганистане в кон-
це 1877 — начале 1878 г.
Хорошо разбиравшийся в ситуации на Среднем Востоке и об-
ладавший даром предвидения, Зиновьев предлагает отказаться
от стратегии постепенного завоевания Ахал-Текинского оазиса
силами малых отрядов и нанести сильный удар в центр Ахал-
Теке. Эту смелую идею обсуждает 21 января 1879 г. особое со-
вещание в составе командующего Кавказским военным округом
Великого князя Михаила Николаевича, военного министра
Д.А. Милютина, исполняющего обязанности министра иностран-
ных дел Н.К. Гирса и соглашается с ней. Решение совещания уже
233
23 января утверждает Император. Центр оазиса район Геок-
Тепе признается будущим театром военных действий.
Для похода были собраны внушительные силы — 7310 чело-
век пехоты, 2900 — кавалерии и 400 — артиллерии при 34 ору-
диях. Начальником экспедиции был назначен участник Русско-
турецкой войны генерал-адъютант И.Д Лазарев, скончавшийся
до начала решительных действий. Его заменил (по старшинству)
Ломакин. Ломакин торопился, опасаясь, что вместо него коман-
довать войсками назначат другого генерала, а потому пренебрег
необходимой подготовкой; так, не собрали необходимого числа
верблюдов, не заготовили достаточно провианта и фуража, не
провели детальную разведку — даже не установили, что одна из
стен крепости Геок-Тепе, которую предстояло штурмовать, со-
оружена до половины запланированной высоты. Штурм был ор-
ганизован и проведен неудачно: артиллерия оказалась разбросан-
ной по всему периметру укрепления, отчего не удалось провести
полноценную артподготовку; крепость брали в лоб — солдаты
пытались залезть на высокую стену, не имея штурмовых лестниц;
по непонятной причине в штурме против оборонявшихся, имев-
ших десятикратное превосходство в численности, участвовало
всего 3 тысячи человек, то есть 2/3 отряда остались в тылу.
Случилось то, что должно было случиться. Защитники крепо-
сти оказались неробкого десятка. Они не только не дрогнули на
стенах, но и сделали вылазку, рассчитывая окружить малочис-
ленную группу штурмующих. И тогда в русских рядах началась
паника. Раздались крики «Назад!», и это сбило наступательный
порыв, славившиеся своей дисциплиной русские солдаты пре-
вратились в неуправляемую толпу. Очевидец сообщал: «Говоря
правду, наши просто бежали и вследствие паники кинулись пря-
мо на свои же орудия... К стыду нашему, до 175 тел убитых офи-
церов и нижних чинов (может быть, и часть раненых) было
нами оставлено под укреплением и не подобрано»24. Дело спас-
ла артиллерия, но немало картечных зарядов, предназначенных
текинцам, досталось своим, оказавшимся перед самыми жерла-
ми орудий. Текинцев удалось остановить с немалыми в их рядах
потерями, но они имели все основания праздновать победу.
Торжествовали текинцы ночью: жгли костры, дикими голоса-
ми кричали, рубили пленных. С трупов русских солдат сняли
234
сало, считая, что оно отлично залечивает раны. Потери русских
войск были непривычно велики — 188 убитых и 276 раненых.
Кроме того, в руки текинцев попало более 600 дальнобойных и
скорострельных винтовок Бердана, то есть почти на полтораста
больше, чем убитых и раненых, — значит, не только раненые
бросали оружие.
Начатый к вечеру 28 августа штурм закончился к темноте и
не мог быть возобновлен. Повторить его на следующий день Ло-
макин благоразумно не решился, а может быть, его отговорили
более осторожные соратники. На следующий день началось от-
ступление. Люди и животные уходили от стен крепости голод-
ные, мучимые жаждой. Казалось, что прекрасными кавказскими
войсками командовали не боевые офицеры, а капризные дамы.
Штурм туркменской цитадели в своем рапорте главнокоман-
дующему Кавказской армией Великому князю Михаилу Нико-
лаевичу Ломакин назвал «усиленной рекогносцировкой», то есть
операцией, не имеющей целью занятие крепости. Он писал:
«В 5 часов началось общее наступление: войска смело бросились
в штыки и заняли наружные фасы укрепления, но, встречая да-
лее на каждом шагу непреоборимые препятствия, стали терять
много людей и поэтому с наступлением вечера были отозваны,
ночью неприятель большей частью бежал»25.
Возникает также вопрос: о каких «непреоборимых препят-
ствиях» идет речь? Ответ на него находим в следующем, более
подробном донесении: «Колонна князя Долгорукова встретила ров
очень глубокий, так что немногим удалось выбраться из него, а за
валом второй ров, наполненный водой. Вследствие этого колонна
эта даже не в состоянии была проникнуть далеко в аул, потеряла
много людей во рву, куда текинцы сосредоточили самый сильный
огонь»26. Спрашивается: почему командование экспедицией на-
чало штурм без элементарной подготовки, не разведав подступы
к крепости? Ломакин невозмутимо сообщает: «Немногим удалось
выбраться». В том же донесении он просит представить к награде
князя Долгорукова и еще двух начальников штурмовых колонн —
князя Витгенштейна и графа Борха. Не за их ли «сиятельными»
спинами Ломакин собирался спрятаться?
Завершается ломакинская докладная бодрым выводом: не-
приятелю «внушен страх», «сильное нравственное потрясение и
235
чувствительный урон, нанесенный текинцам, полагаю, значитель-
но облегчат нашу задачу»27.
Получив первую реляцию Ломакина, Великий князь легко-
мысленно слово в слово повторяет его победную версию в сво-
ем донесении Царю, и только через месяц, когда до Тифлиса
доходят подробности о деле под Геок-Тепе из посторонних ис-
точников, Михаил Николаевич испытывает «сильное нравствен-
ное потрясение». Его телеграмма Державному брату от 28 сен-
тября 1879 г. выглядит как крик души: «Обратное движение
ахал-текинского отряда я представить не в состоянии!»28 В та-
ком же смятении пребывали государственные мужи в Петер-
бурге. 21 сентября ДА. Милютин записал в дневнике: «Неудача
наша поднимет дух противника, уронит наш престиж в крае и
будет радостью для наших европейских врагов»29. Через не-
сколько дней, находясь в том же меланхолическом расположе-
нии духа, военный министр сделал следующую запись: «Счаст-
ливее нас англичане: все невзгоды для них обращаются в выгоду.
Есть известия уже о вступлении английских войск в Кабул»30.
Правда, если бы Дмитрий Алексеевич располагал в тот момент
известием, что вслед за вступлением английской миссии в Кабул
там вспыхнуло антианглийское восстание, охватившее всю стра-
ну, он бы не завидовал извечным конкурентам.
Как бы там ни было, российское правительство поражение
русских войск рассматривало главным образом с позиций со-
перничества с Англией; в Петербурге не сомневались, что гибкие,
энергичные и прекрасно информированные британские полити-
ки не станут мешкать и воспользуются военной неудачей России
к своей выгоде. В связи с этим в течение осени 1879 — зимы
1880 г. ахал-текинский вопрос обсуждался в Петербурге в осо-
бых совещаниях различного состава. Мнения совещавшихся раз-
делились: начальник Главного штаба граф Ф.Л. Гейден и министр
финансов С.А. Грейг предлагали оставить попытки завоевать
оазис Ахал-Теке, «совсем очистить Закаспийский край» и вместо
дорогостоящих военных экспедиций заняться постройкой же-
лезной дороги Оренбург—Ташкент. Милютин, Гире и генерал
Н.Н. Обручев, талантливый военный, вскоре ставший начальни-
ком Главного штаба, настаивали на продолжении наступатель-
ных действий в Закаспии. Их коллективное мнение сводилось к
236
тому, что «всякий шаг назад в Азии был бы гибельным». «Без
занятия этой позиции, — говорил Милютин, — Кавказ и Турке-
стан будут всегда разъединены, ибо остающийся между ними
промежуток уже и теперь является театром английских проис-
ков, в будущем же может дать доступ английскому влиянию не-
посредственно к берегам Каспийского моря. Занятие англичана-
ми Кветты и Кандагара, быстрая постройка ими к этому пункту
железной дороги от Инда и стремление их быстро водвориться
в Герате ясно означают тот кратчайший путь, на котором долж-
но состояться русско-английское столкновение или примире-
ние»31. Сторонники повторения Ахал-Текинской экспедиции
считали необходимым поспешать с ней, пока англичане прочно
увязли в Афганистане. Новая экспедиция к стенам Геок-Тепе
была санкционирована Александром II ровно за год до его тра-
гической гибели — 1 марта 1880 г.
Экспедиции нужен был абсолютно надежный военачальник,
поскольку вторичного поражения от плохо организованного,
плохо вооруженного и плохо обученного среднеазиатского про-
тивника Россия не могла себе позволить. Брат Царя — намест-
ник Кавказа предлагал своих людей, заслуженных генералов,
однако командующего второй экспедицией в туркменские степи
Царь выбрал сам. Он выбрал М.Д. Скобелева, к которому долго
относился настороженно, даже с подозрением, и в которого по-
верил только после Плевны, Шипки, Шеинова.
Проходит два месяца, и Скобелева вызывают из Минска в
Петербург. Император принимает его в Зимнем дворце, на этот
раз более чем ласково, берет его под руку, они ходят по про-
сторному кабинету, обсуждают новую экспедицию. Государь
озабочен последствиями ломакинского поражения, оттого на
этот раз вникает во все детали похода и предупреждает о пагуб-
ности недооценки среднеазиатского противника, просит не
набирать лишних людей (намек на «сиятельных»?). Скобелев
ставит три условия: полная самостоятельность в принятии ре-
шений; полевой контроль, то есть контроль силами скобелев-
ских офицеров и чиновников за деятельностью интендантов;
недопущение в отряд корреспондентов, которые, по мнению
недоброжелателей, неоправданно прославляют его. Император
соглашается.
237
Варианты планов экспедиции разрабатывались в Главном
штабе и в штабе Кавказского военного округа — все желали быть
причастными, но Скобелев готовил свой план. Он вчитывался в
донесения Ломакина, собирал все доступные сведения об Ахал-
Текинском оазисе и его обитателях, изучал английскую карту
района — своей не было, планировал расходы, рассчитывал не-
обходимое количество перевозочных средств, предметов снаря-
жения.
К 1 марта 1880 г. штабы представили согласованный план
второй экспедиции к аулу и крепости Геок-Тепе, рассчитанной
на два года — до 1 января 1882 г. — с общими затратами около
10 миллионов рублей. Одобрив план, Император повелел: «Не
отступать от раз принятого плана; не делать крайне опасного
шага назад, который в глазах Европы и Азии был бы выражени-
ем нашей слабости, дал бы еще большую смелость нашим про-
тивникам и мог бы обойтись России еще несравненно дороже,
чем предполагаемая экспедиция... Идти к цели систематично,
ничем не рискуя... Начальником экспедиции назначить коман-
дира четвертого армейского корпуса генерал-адъютанта Ско-
белева». В той же Высочайшей резолюции имелось поручение
«приступить к подробным исследованиям для устройства посто-
янной железной дороги» от Красноводского залива к аулу Кизыл-
Арват — предполагалось, что это будет исходная база отряда
вторжения.
В самом начале мая Скобелев появился на восточном берегу
Каспия, началась энергичная подготовка. Командующий решает
не полагаться на железную дорогу, строительство которой будет
сопряжено с огромными трудностями, — достаточно сказать, что
шпалы, рельсы, телеграфные столбы и уголь, наконец, предстоя-
ло доставлять морем, с западного берега, — а потому ставка де-
лается, как и в прежние времена, на верблюдов — жертвенных
животных, чья гибель в конце или в середине предприятия всег-
да неминуема. Необходимо достать 20 тысяч вьючных верблю-
дов, и он обращается за помощью к русским подрядчикам, из-
вестным своей предприимчивостью, — верблюдов будут гнать из
Хивы, Бухары, казахских степей.
Предстояло брать приступом глинобитное укрепление, соору-
женное, однако, под руководством британских инженеров (од-
238
ним из них был лейтенант Батлер), и Скобелев обращается за
советом к российским авторитетам в области фортификации — к
полковнику Цезарю Кюи, генералам Э.И. Тотлебену и М.А. Зи-
новьеву. Он хочет знать в деталях, как лучшим способом вести
траншейные и минные работы, пробивать бреши в глинобитных
стенах, каким должен быть инженерный парк. В Красноводск
фельдкурьеры доставляют чертежи крепостей и схемы осадных
работ — Скобелев не доверяет чужому мнению и сам постигает
основы военно-инженерного искусства.
Напутствуя, Император сказал: «Не бери лишних людей», и
Скобелев отбирает людей, проверенных в деле. В свою команду
он приглашает в качестве полевого обер-контролера лично ему
известного по Ташкенту действительного статского советника
Ч ереванского, превосходного офицера Генерального штаба пол-
ковника Н.И. Гродекова и будущего прославленного адмирала, а
тогда капитана 2-го ранга С.О. Макарова. Моряку поручалось ис-
следовать мелководный Михайловский залив на предмет устрой-
ства грузового причала. Скобелев учитывал ошибку Ломакина,
пустившего все свои войска одной походной колонной одним
маршрутом по узкой караванной тропе, презрев правило: «Ходи
врозь, дерись вместе». Батальоны мешали в походе друг другу,
растянулись по всему маршруту и в результате не сумели сой-
тись в день X на сборном пункте, отчего дрались врозь. Поэтому
люди Скобелева направятся к месту сбора двумя маршрутами:
от Михайловского залива, в котором Макаров отыщет судовой
ход, и от Чекишляра в самой южной части Каспия.
Особая забота — снаряжение. Предстояло пользоваться соле-
ной водой, потому были заказаны опреснители. Профессиональ-
ная любознательность молодого полководца пригодилась и на этот
раз. Читая английские газеты с отчетами о войне в Афганистане
1878—1880 гг., он отметил для себя одну из операций англо-ин-
дийской армии, в которой решающую роль сыграл солнечный
телеграф — гелиограф. С его помощью два отряда британцев су-
мели синхронизировать свои действия и одержали блестящую
победу над афганцами, которые не умели читать сигналы по азбу-
ке Морзе. Гелиограф отличали простота устройства и применения,
портативность и отсутствие проводов, которые так легко пере-
резать. Несколько гелиографов были выписаны из Петербурга и
239
даже из Лондона. В добавление к гелиографу — приспособлению,
предназначенному для дневной службы, — были заказаны сигналь-
ные фонари с распылителями скипидара, дававшими огромное
яркое пламя, что обеспечивало круглосуточную связь на сравни-
тельно большом расстоянии в условиях безлесной равнины. В Че-
кишляр и Красноводск были доставлены 3 паровые машины для
искусственного приготовления льда, 30 ручных ледоделов, более
2 тысяч водяных фильтров.
Скобелеву очень нравился афоризм лорда Биконсфилда (Диз-
раэли): «Азию надо бить по загривку и по воображению», он стал
его девизом. Сам он выражался еще лаконичнее: «Удивить — зна-
чит победить», то есть поразить воображение азиатского против-
ника достижениями европейской техники, а для этого годилось
все: и гелиограф, и электрические фонари Яблочкова, но главным
образом артиллерия, к которой обитатели тех мест относились с
особым почтением. По опыту зная, какое огромное преимущество
дает артиллерия малочисленным русским войскам в Средней
Азии, он поставил целью, чтобы на каждую тысячу его солдат при-
ходилось 10—12 орудий. Ему это удалось. Требовал артиллерию он
очень настойчиво и не гнушался даже пушками устаревших об-
разцов, давно снятыми с вооружения. Взял даже мортирки XVIII в.
Кроме того, запасся 32 ракетными станками и многоствольными
картечницами, предшественницами пулемета. Хорошо разбираясь
в современных ему средствах ведения боевых действий, Скобелев
требовал предоставить ему морские пироксилиновые пакеты, ко-
торые своим треском могли бы вызвать панику и рвать войлочные
кибитки, требовал зажигательные гранаты со смесью бензина с
керосином, только-только испытанные в Свеаборге и признанные
непригодными. В бензиновых гранатах ему отказали.
Снабжение войск провиантом и обмундированием было
предусмотрено по высшему разряду. Пароходы везли и везли
самые разнообразные грузы. Каждый солдат имел по две пары
сапог, три пары холщовых и одну пару суконных портянок, на
зиму заготовлено было еще 17 тысяч пар сапог; кроме того, на
непредвиденный случай в Красноводске и Чекишляре было при-
пасено 10 процентов необходимого обмундирования и обуви.
Поскольку экспедиция была рассчитана на два года, заготовили
зимние вещи — 25 тысяч полушубков, 10 тысяч вязаных фуфаек,
240
теплые сапоги, рукавицы из верблюжьей шерсти, теплые кибит-
ки, печи, в том числе печи на нефти. Массу хороших вещей и
продуктов, например теплые набрюшники, байковые одеяла,
разнообразные консервы, лимоны, сгущенное молоко, портвейн
и коньяк, доставили представители Красного Креста. Пожалуй,
никогда еще русские войска не снабжались так роскошно. Учи-
тывались, во-первых, негативный опыт недавней Русско-турецкой
кампании и, во-вторых, особое положение временнокоманду-
ющего Закаспийским отделом генерал-адъютанта М.Д. Скобеле-
ва, который имел право докладывать через головы всех про-
межуточных начальников не только военному министру, но и
самому Государю.
Скобелев стремился обеспечить в максимальной степени бое-
способность своих войск, зная, что это качество зависит от мно-
гих причин, в том числе от настроения солдат в период между
боями. В Закаспийском крае, в условиях скучной пустыни, сол-
датская служба была тяжелой, однообразной. Представление о
жизни военных дает офицерское письмо того времени: «Пытка
ужасная, жизнь непонятная, тоска, скука, апатия заедают чело-
века своею мертвенной монотонностью и однообразием, словно
вся ваша жизнь отрезана навсегда от остального мира, — осо-
бенно когда видишь пароходы на открытом рейде проходящими
мимо, что бывает осенью и зимой, когда пароходы не могут при-
ставать к берегу. Тогда, кажется, и жизнь, и мысль, и все далекое
родное и все заветное уносится с этими пароходами в неведо-
мую даль, в чужие края, чтоб еще больше истиранить ваше нуд-
ное и заболевшее терпение. А там между тем ясными точками
на горизонте носится на своих аргамаках неприятель, быстро и
неожиданно нападает на наши транспорты и караваны и безна-
казанно исчезает в своих степях, так как мы не всегда имеем
возможность его преследовать с успехом»32.
Скобелеву, несколько лет прослужившему в Туркестане, все
это было хорошо известно, и оттого помимо забот о провианте,
фураже, снарядах и минах он озабочен и душевным здоровьем
подчиненных. Очень характерны для него замечания на полях
доклада санитарного врача:
«По опыту минувшей войны знаю все разрушающее действие
на войско продолжительных сидений на одном месте. Война не
241
война, мир не мир. В таком положении одно: неустанная сер-
дечная заботливость непосредственного ближайшего начальства.
Солдата нужно бодрить, веселить и не киснуть с ним вместе.
Прошу сделать распоряжение теперь же, в счет экстраординар-
ной суммы, выписать скорее игры для солдат по числу укрепле-
ний на обеих коммуникационных линиях и в оазисе. Полезными
играми я признаю игру в мяч, причем необходимы мячи раз-
личных размеров, прочные и красивые. Кегли можно устроить
почти везде на месте, и надо выписать лишь несколько деревян-
ных или костяных шаров... У нас солдат молодой. Начальники
частей, которые почти вдвое старше массы солдат, не должны
этого забывать... Там, где по числу гарнизона это возможно,
предписать устроить солдатский театр, для чего можно выписать
несколько либретто из балаганных репертуаров.
Вопрос о публичных женщинах является очень важным. Не-
обходимо иметь прачек и вообще практиканток в тыловых
укреплениях для солдат. А для этого нужно их достаточное ко-
личество. Буду ожидать доклада начальника штаба»33.
Получив предписание командующего, начальник Атрекской
(от пристани Чекишляр по реке Атрек до Кизыл-Арвата) линии
укреплений полковник А.Ф. Арцишевский обратился к подряд-
чикам, которые взялись навербовать «практиканток». По его от-
чету на это мероприятие им было истрачено 3 тысячи рублей.
Сколько «практиканток» приехало в осваиваемый край, неиз-
вестно, но, судя по затраченной сумме, немного.
Авторы, писавшие об Ахал-Текинской экспедиции, едино-
душно восхваляли скобелевскую заботу о войсках, но стыдливо
умалчивали о его распоряжении касательно «практиканток»,
хотя оно характеризует его как человека трезво мыслящего, сво-
бодного от ханжества.
До появления в Закаспийском крае прачек, «практиканток»
и солдатского театра с балаганным репертуаром было еще да-
леко, однако войска заметно взбодрились при известии о на-
значении Скобелева командующим экспедицией — к тому вре-
мени он уже был народным героем — и еще более в связи с его
прибытием. В солдатской среде появилась тема для обсуждений,
а слухи о его активности разносились по гарнизонам очень бы-
стро. Особенно грели солдатские души рассказы о том, как он
242
взял в оборот «вампирное ведомство» — ненавистное интен-
дантство.
Воспитательная способность полковника Арцишевского была
весьма своеобразна. Так, например, одного торговца, фабрико-
вавшего тухлую сельтерскую воду, от которой у потреблявших
ее переболели животы, он заставил выпить чуть ли не весь оста-
ток сфабрикованной им эссенции. Рассказывали, что злополуч-
ный фабрикант, кое-как оправившись от продолжительной рво-
ты и рези в желудке после обильного питья своего произведения,
долго еще бредил ненавистной ему сельтерской водой. Другой
восточный человек, пойманный в какой-то мошеннической про-
делке, упорно не признавался в ней. Как средство дознания были
пущены в ход хинные порошки... При сильной жаре и соленой
воде для питья средство это оказалось весьма радикальным, так
как провинившийся раскаялся на втором же порошке. «В не-
которых особых случаях производство дознания у полковника
облекалось в более страшную форму. Так, какой-то армянин,
пойманный, кажется, в воровстве муки или чего-то другого из
интендантского склада, настойчиво отпирался, не называя со-
общников, но когда его вывели за лагерь к свежевыкопанной
могиле, у которой красовались несколько казаков с нагайками в
руках, то признание последовало незамедлительно»34.
По мере увеличения поставок с западного берега моря уси-
ливался накал войны с расхитителями казенного добра. Недобро-
совестные интенданты были отправлены под суд, а затем и даль-
ше — на каторгу, что вселило страх Божий в сердца остальных;
мошенников из числа армянских и азербайджанских купцов вра-
зумлял домашними средствами полковник Арцишевский, доби-
ваясь неплохих результатов, но против туркмен-верблюдовожатых
ни тот ни другой способы не годились. После поражения Лома-
кина под Геок-Тепе «обаяние» России, то есть ее авторитет или
престиж, резко пошло на убыль, что со стопроцентной уверенно-
стью предсказывал Скобелев. Падение российского престижа ста-
ло заметно по поведению туркмен-верблюдовожатых, ставших
слишком дерзкими. Они стали беззастенчиво грабить русские гру-
зы, перевозимые их верблюдами, разворовывали до половины со-
держимого вьюков. Пользуясь малочисленностью и невниматель-
ностью русских караульных, вожаки верблюдов крали из ящиков
243
патроны и артиллерийские заряды, а пустые ящики набивали пе-
ском. Добычу зарывали в песок, чтобы потом сбыть. После не-
скольких поимок ночных грабителей Скобелев обратился к стар-
шинам туркменского племени иомудов с прокламацией, в которой
оповещал всех иомудов, что порча телеграфной линии и кража
патронов «не будет наказываться иначе как смертью». Скобелев
слов на ветер не бросал.
Ряды контролеров по должности командующий экспедицией
пополнил большим числом строевых офицеров, которые отлич-
но понимали, что от их усердия будет зависеть успех операции,
в которой предстояло участвовать им самим. «Загородив таким
образом соблазнительные кули и мешки цепью из офицеров и
контролеров от лакомых крыс, — пишет М.А. Терентьев, — Ско-
белев добился, наконец, некоторой скидки со стороны воров.
Крали они уже не так ожесточенно...»35
План подготовки экспедиции против текинцев предусматри-
вал подстраховочный вариант — создание продовольственных и
фуражных запасов на персидской территории. Российский по-
сланник Зиновьев получил на это разрешение шаха, о чем из-
вестил Скобелева. Молодой командующий не доверял подрядчи-
кам и потому поручил это чисто хозяйственное мероприятие
своему начальнику штаба полковнику Н.И. Гродекову, хорошо
знакомому с Персией. Гродеков подобрал команду в составе
4 офицеров, 3 переводчиков и 14 нижних чинов, о чем и было
сообщено Зиновьеву по телеграфу. Посланник согласился при-
нять военных, при этом добавил: «Но нахожу полезным, чтобы
они были командированы в качестве коммерческих агентов».
Телеграфист переврал эту фразу: вместо «но» поставил «не», по-
лучилось «не нахожу полезным», и т. д. Миссия прибыла в Пер-
сию в военной форме, что вызвало возмущение местных властей.
Шах потребовал от Зиновьева объяснения, а британский посол
Томпсон заявил, что немедленно пошлет по городам Персии сво-
их офицеров. Скандал удалось замять, и далее Гродеков и его
люди занимались своим делом в штатском платье.
Гродеков оказался превосходным подрядчиком. Он интриго-
вал, подкупал местных начальников, устраивал для них богатые
обеды с обильной выпивкой, противодействовал английским
агентам, которые пытались вызвать народное возмущение, на-
244
правленное против русских, наконец, сумел богатыми подарками
местным правителям нейтрализовать армянских купцов, решив-
ших скупить весь хлеб в Хорасане и затем продать хлеб ему же
по высокой цене. Стараниями Гродекова местные власти изгна-
ли армянских скупщиков из города. В конце концов миссия из
переодетых офицеров заготовила за два месяца немалые запасы
ячменя, муки, соли, масла, риса и гороха в пяти складах. Труд
Гродекова М.Д. Скобелев назвал «нечеловеческим», а саму заго-
товительную операцию — «блестящей»: русские войска получили
огромный продовольственный резерв. Ко всему прочему деятель-
ность Гродекова дала казне экономию в полмиллиона рублей —
так умело он научился торговаться с искушенными восточными
купцами.
По мере накопления экспедиционных грузов у причалов Чи-
кишляра и Михайловского залива их отправляли на склады в аул
Вами, отстоявший от Геок-Тепе на 112 верст, то есть к исходным
позициям наступления. К началу ноября 1880 г. в Вами было со-
средоточено до 106 тысяч пудов провианта, 20 тысяч пудов овса,
2 миллиона патронов, тройной комплект зарядов и снарядов»36.
Аул Вами, который его жители покинули до прихода русских
войск, за одно лето был превращен в хорошо обустроенный во-
енный городок. Солдаты жали поспевшую пшеницу, молотили
снопы и мололи зерно на покинутых туркменами водяных мель-
ницах, пекли хлеб, вырыли бассейны, построили баню — обжи-
вались основательно, поскольку экспедиция была рассчитана на
два года. Только частые набеги текинцев, покушавшихся на ка-
зенный скот и другое имущество, не давали войскам расслабить-
ся и забыть о цели их пребывания в оазисе, да и Скобелев тре-
бовал проведения регулярных учебных стрельб и других воинских
упражнений.
Занимаясь административно-хозяйственными делами, гене-
рал постоянно следил за противником, который тоже не терял
времени даром: с помощью нескольких британских инженеров
достраивал свое укрепление. Доходили до Скобелева и тревож-
ные слухи о том, будто текинские роды, собравшиеся в Геок-
Тепе, перессорились и в любой момент могут покинуть крепость.
Если бы такое случилось, все его труды пошли бы прахом, экс-
педиция потеряла бы смысл: русским пришлось бы долго гонять-
245
ся по пескам за неуловимыми всадниками; однако желание еще
раз посрамить ненавистную Россию взяло верх над здравым
смыслом: текинцы остались в Геок-Тепе.
Время для главной операции против текинцев еще не насту-
пило, хотя бы уже потому, что еще не было собрано необходимое
число верблюдов. В самом начале подготовки экспедиции Скобе-
лев сформулировал главную формулу успеха: «Верблюды, верблю-
ды и еще раз верблюды», однако к середине года их все еще не-
доставало — из Оренбурга ждать верблюдов предстояло месяца
два; к тому же задержка произошла и с верблюдами, которых на-
нял в Бухаре самый надежный из подрядчиков Громов: из-за угро-
зы со стороны большой массы текинских всадников, пригото-
вившихся их отбить, он не решился отправить свой караван к
Скобелеву. Если нельзя было начинать главную операцию, то усло-
вия вполне созрели для небольшой вспомогательной.
1 июля в 9 часов вечера после молебна командующий высту-
пил из Вами с небольшим отрядом в составе взвода сапер, трех
рот пехоты с музыкантской командой («хором музыки»), конно-
горного взвода, трех сотен казаков, ракетной сотни при 10 ору-
диях и 8 ракетных станках, всего же — 344 штыка, 311 шашек
и 128 артиллеристов. За отрядом следовал небольшой обоз. Про-
вианта взяли на шесть дней. Цель операции состояла в том, что-
бы ближе познакомиться с противником, которого, как призна-
вался сам Скобелев, он совсем не знал.
Через три дня отряд был в 12 верстах от Геок-Тепе и занял
небольшое селение с гордым названием Егян-Батыр-Кала, где
стал ожидать нападения текинцев. Так и не дождавшись, он дви-
нулся к Геок-Тепе. На подступах к аулу произошла встреча с
конными текинцами. В этой стычке Скобелев продемонстриро-
вал не знавшим его солдатам и офицерам свои качества солдат-
ского кумира.
Русский отряд отражал атаку текинцев очень несовершенны-
ми в те годы ракетами. «Первая ракета, — по словам очевидца, —
не пошла вовсе, засела в станке и шипит, станок упал... окру-
жающие пригнулись... Скобелев был тут же и, дав шпоры
лошади, храпевшей и бившейся от страха, заставил ее сделать
прыжок и стать над станком. Грянул взрыв, окутавший Скобе-
лева дымом. Когда дым рассеялся, он предстал перед глазами
246
пораженных свидетелей целым и невредимым, с самым спокой-
ным выражением лица... по бокам и брюху его белого коня
струилась кровь из трех или четырех ран... в нескольких шагах
по земле катался в предсмертных судорогах казак с пробитой
грудью и животом. Загремело «Ура!», полетели вверх фуражки.
Первый номер второго станка, не медля ни минуты, приблизил
левой рукой фитиль, сотворив правою крестное знамение. С ши-
пением вылетела ракета и угодила как раз в толпу текинцев...
Казак на месте же получил Георгиевский крест»37.
Демонстрация была эффектной, хотя, строго говоря, в той си-
туации генерал поступил единственно правильным способом —
прикрылся конем Конь получил поверхностные ранения. Как бы
то ни было, Скобелев продемонстрировал не только отменное
мужество, но и точный расчет. Ничуть не умаляет его поступка
и то, что он повторил Наполеона, который также заставил свое-
го коня стать возле шипевшей гранаты, когда гренадеры попя-
тились. Этот эпизод Скобелев хорошо знал — Наполеон был для
него образцом для подражания.
После отражения атаки текинцев ракетным огнем скобелев-
ский отряд продвинулся еще на 500 шагов и встал боевыми по-
рядками перед небольшой глинобитной крепостью с башней.
(Такие укрепленные дворы — кала до сих пор можно увидеть в
Афганистане, а также в Пакистане в районе Пешавара.) В кре-
постце засел противник. Завязалась ружейная перестрелка, в ко-
торой текинцы с их дальнобойными берданками, захваченными
у Ломакина в деле 28 августа 1879 г., имели явное превосходство
над русскими стрелками, вооруженными устарелыми винтовка-
ми Карле, пули из которых не долетали до врага. Как всегда, вы-
ручила артиллерия.
Когда солнце стало печь совсем нестерпимо, Скобелев, выпу-
стив по засевшим в кала 120 снарядов, решил завершить реко-
гносцировку. Уходили организованно. Генерал построил отряд по
отработанной и проверенной в условиях войны в Средней Азии
схеме. Двигались так: впереди казаки в две линии с горными ору-
диями, за ними полурота стрелков с «хором музыки», то есть пе-
сельники и музыканты, затем дальнобойные орудия, а позади всех
еще две стрелковые роты и взвод сапер с картечницами. Весь от-
ряд окружали две цепи походного охранения — пехота и казаки.
247
Как только начался отход, текинцы выскочили из садов, обо-
шли русский отряд и стали на него наседать. Играла музыка, пел
хор, солдаты шагали, равняясь, словно на церемониальном мар-
ше, лишь временами останавливались, чтобы сделать несколько
залпов. Приходилось отстреливаться во все стороны: горная ар-
тиллерия била вперед, дальнобойная — вправо и влево, картеч-
ницы — назад. Верный своему правилу, Скобелев «бил врага по
воображению», но текинцы все же продолжали наседать и од-
нажды сумели войти в боевой контакт с казаками, ударили в
шашки и зарубили казачьего урядника. До самого ночлега отряд
шел под выстрелами текинцев, отвечая залповым огнем. Поте-
ри — трое убитых.
Рекогносцировка заняла неделю. Скобелев и его люди узнали
противника — храброго и настойчивого, продемонстрировав ему
в свою очередь стойкость и дисциплинированность русского
войска. Солдаты усвоили тактику отражения нападения со сто-
роны превосходящего числом, но неорганизованного врага. Сам
же командующий сделал для себя важные выводы: 1) Геок-
Тепе — это целая страна селений и отдельных дворов, которую
обложить нельзя; 2) штурма с ходу, какой попытался предпри-
нять Ломакин, ни в коем случае не получится — надо вести пол-
номасштабную, по всем правилам инженерной науки, осаду;
3) необходимо пополнить отрядную артиллерию мортирами —
орудиями для навесной стрельбы; 4) наступать следует со сторо-
ны большого арыка, питающего крепость водой, с тем чтобы
отвести воду в сторону; 5) необходимо предпринять трудоемкие
минные работы, в которых в Средней Азии до сих пор не было
необходимости; 6) устаревшие винтовки Карле нужно заменить
берданками.
Поход к стенам крепости достиг желаемого результата: те-
кинцы не ушли из Геок-Тепе. Они уверовали, что сильнее рус-
ских, которые и на этот раз постреляли, попели и убрались во-
свояси. Даже прославленный Скобелев, о чьих подвигах слух
дошел и до туркменских степей, трусливо спасовал перед хра-
брейшими из храбрых — славными текинцами. Провокация уда-
лась. Сказать правду, на решение туркмен остаться в Геок-Тепе
повлияло не только очередное «бегство» русских, но и настой-
чивые уговоры англичан «держаться до последней крайности в
248
Геок-Тепе и отнюдь не отступать в пески»38. Текинцы надеялись
на их военную помощь.
В аул Вами отряд возвратился 7 июля. Вернулись домой, ибо
к лету основательно обжили это туркменское поселение. Хорошо
укрепились со всех сторон, построили загоны для скота, пекарни,
офицерский клуб, даже огороды развели. Перед палаткой коман-
дующего был его собственный огород с богатым ассортиментом
овощей. В тот день праздновали удачу.
Каждый вечер в Вами приходила почта, в том числе телеграм-
мы с последнего построенного в закаспийской степи телеграф-
ного пункта в Кизыл-Арвате. Почту получал начальник штаба
экспедиции полковник Генерального штаба Н.И. Гродеков. Ве-
чером 8 июля курьер прискакал как обычно. Николай Иванович
принял почту и стал в своем штабном шатре читать депеши. На-
ходившиеся с ним рядом были поражены: полковник вскрыл
несколько пакетов, после чего упал лицом на походную койку и
зарыдал. Деликатные офицеры вышли из шатра. Гродеков рыдал.
В тот же вечер Скобелев послал своего денщика узнать, спит ли
Николай Иванович Гродеков, и услышал, что спит. Начальник
штаба заснул непривычно рано.
Гродеков не спал всю ночь. Полученная весть ошеломляла: в
Болгарии неизвестные убили Ольгу Николаевну — 60-летнюю
мать Михаила Дмитриевича Скобелева. Гродеков как мог оття-
гивал страшный момент, отчего и сказался спящим.
Утром Скобелев все узнал. Гродеков сказал, что его мать уби-
ли турки, поскольку не знал всех подробностей. Скобелев метал-
ся, угрожая поднять Балканы и сокрушить трижды проклятую
Турцию. Из Петербурга пришли телеграммы соболезнования от
военного министра и начальника Главного штаба, а также от
Александра II. В тот же день, отвечая на телеграмму Государя,
Скобелев попросил разрешения приехать в Москву, чтобы по-
хоронить мать. Часто колебавшийся, не уверенный в себе, но,
безусловно, милосердный Государь на этот раз был непреклонен:
начальнику военной экспедиции против очень опасного против-
ника было отказано в праве участвовать в погребении матери.
Михаил Дмитриевич возмутился, но спустя несколько дней при-
знал правоту Государя. Возложенная на него миссия исключала
его право на любые проявления чувств и слабостей, которые
249
могли бы помешать исполнению долга перед Россией. В письмах
он писал о своем малодушии и единственно верном решении
Императора.
В один год Скобелев потерял отца, который неожиданно
скончался в начале года, и через несколько месяцев — мать.
У него нет жены, нет детей, замужние сестры живут своей жиз-
нью, близкими остались приехавший за ним в пекло Закаспий-
ского края из Парижа его воспитатель и друг верный старый
Жирарде да боевые товарищи. Это и есть его семья.
После случившегося командующий не мог оставаться на ме-
сте — он отправляется в долгую инспекционную поездку по Ми-
хайловской коммуникационной линии. Многие часы он прово-
дит в седле, покрывает сотни верст. Проверяет солдатские кухни,
лазареты, требует произвести дезинфекцию, распоряжается о
покупке барж для доставки телеграфных столбов и железнодо-
рожных платформ; переезжает на пароходе из Красноводска в
Чекишляр и возвращается в Красноводск.
Все лето и осень шел интенсивный завоз военного снаряже-
ния и продовольствия на промежуточные базы. Одновременно
приходилось отражать нападения летучих текинских отрядов.
В письме к дяде В.Ф. Адлербергу Скобелев писал: «Ты не можешь
себе представить, до чего затруднительна эта экспедиция в хо-
зяйственном отношении. Не говоря про стоимость, например,
четверти овса в Вами — 24 р., начальник ежеминутно чувствует,
что он зависит от случайности, которая все может нарушить сра-
зу и загубить все сделанное. Например, даже страшно вымол-
вить, пожар передовых складов, удачный набег неприятеля на
наш тыл и т. д.»39.
Напряженное состояние ума и души командующего экспеди-
цией нетрудно понять, если вспомнить, что все грузы перевозились
небольшими партиями на верблюдах, которых, ко всему прочему,
постоянно не хватало из-за падежа. Верблюды выбывали из строя
и по болезни — до крови стирали спины плохо навьюченными
грузами, сбивали ноги на каменистых тропах.
В ноябре резко похолодало; в горах уже лежал снег, хотя близ
лагеря еще было тепло. Из-за частых дождей дороги преврати-
лись в грязное месиво, отчего верблюды выбивались из сил, па-
дали и не поднимались.
250
13 ноября Скобелев издал один из своих самых вдохновен-
ных приказов: «Объявляю войскам, что если бы даже шел не-
обыкновенный дождь, то транспортов остановить нельзя: они
все-таки пойдут: остановить исполнение Высочайшей Государя
Императора воли не могут ни невзгоды зимнего похода, ни уси-
ленные болезни, ни кровопролитные столкновения с неприяте-
лем... Еще есть время; пусть по честному убеждению все недо-
статочно сильные духом и телом оставят ряды наши: без них,
слабых энергией, мы станем еще дружнее, еще крепче и вновь
прославим отечественные знамена, вверенные Государем Импе-
ратором нашей стальной выносливости, нашему русскому му-
жеству»40.
Предложение слабодушным оставить ряды относилось конеч-
но же к офицерам (о солдатах речи быть не могло), для которых
в то время считалось честью участвовать в боевой экспедиции;
многие попали в отряд Скобелева по собственному желанию в
расчете на ускоренное чинопроизводство и награды, надеясь на
легкое и быстрое одоление несерьезного противника. Действи-
тельность разрушила эти надежды. Надо думать, что то была по-
следняя в русской военной истории кампания, когда не желав-
шим нести тяготы боевой службы предлагалось добровольно
покинуть экспедиционные силы.
Через три дня, 16 ноября, за подписью Скобелева появился
еще один приказ. Историк М.А. Терентьев не без пренебреже-
ния писал: «В приказе 16 ноября № 479 даны наставления, от-
личавшиеся крайней мелочностью: тут был и осмотр перед по-
ходом сапог, одежды, оружия, шанцевого инструмента; полудка
котлов и чайников; приказание запастись деревянным маслом;
смазывать портянки и чулки салом; осматривать на дневках са-
поги и чинить немедля, для чего люди должны иметь шило, драт-
ву, нитки, иголки и прочее»41.
«Мелочностью» названа забота военачальника о здоровье сол-
дата, отчего напрямую зависит его боеспособность. В этих двух
приказах — возвышенно одухотворенном и «мелочном» — про-
явился цельный характер истинного полководца, знающего цену
победы. Российской армии пришлось заплатить морями крови
своих солдат за пламенные призывы горе-полководцев, с пре-
зрением относившихся к солдатским портянкам, как к незнача-
251
щим мелочам. Потому и побеждал молодой генерал Скобелев,
что заботился о ногах и желудке своего солдата.
Наконец в Вами были собраны необходимые для решитель-
ного наступления на Ахал-Текинский оазис силы и средства.
С 26 ноября по 1 декабря отряд вторжения выступил из Вами
тремя эшелонами и встал лагерем в 20 верстах от Геок-Тепе. Был
создан опорный пункт, названный Самурское. К тому времени
сведения о неприятеле были таковы: в укрепленном районе
Геок-Тепе и его сердцевине — крепости Денгиль-Тепе собралось
до 35 тысяч текинцев, включая женщин и детей. Около 10 тысяч
воинов были на конях. Защитники Геок-Тепе имели на воору-
жении медную пушку, 5 тысяч ружей, в том числе более 600 за-
хваченных в деле 28 августа 1879 г. берданок. Шашки и пики —
у всех защитников. Удалось также получить сведения о размерах
цитадели и ее конструктивных особенностях от бежавшего из
туркменского плена русского солдата — он даже вылепил из гли-
ны ее макет. Длина стен по периметру четырехугольной крепо-
сти составляла около 3 верст.
Скобелев сделал то необходимое, что во все века определяло
успех любой военной кампании и чем пренебрег Ломакин, — он
организовал разведку, которая и доставила ему необходимые
сведения об основном укреплении текинцев. В скобелевском от-
ряде состояло несколько офицеров разведки. В приказе № 216
от 21 августа 1880 г. дается поручение: «Штабс-капитан NN дол-
жен широко пользоваться лазутчиками для возможно полного
ознакомления с намерениями противника и вообще положения
дел в Геок-Тепе и даже далее, насколько это возможно. Для
уплаты лазутчикам и на покрытие других необходимых расходов
штабс-капитану NN предписываю выдать из состоящей в моем
распоряжении экстраординарной суммы пятьсот рублей бан-
ковским серебром»42.
В целях конспирации имя офицера-разведчика не упомина-
ется — оно было известно очень немногим. Надо отдать должное
туркменам: завербовать лазутчиков в их среде безымянному
штабс-капитану не удалось. Текинцы были неподкупны, а турк-
мены из других племен смертельно боялись беспощадных теке,
так что сведения разведывательного свойства удалось получить
от персов и курдов, смертельно ненавидевших текинцев за их
252
хищничество. Весьма способным разведчиком оказался телегра-
фист Вачнадзе. В разговорах с туркменами он притворялся под-
невольным инородцем, которого «проклятые русские» заставили
служить на себя. Вачнадзе не распространялся о своем вероиспо-
ведании, а его собеседники не имели представления об особом
положении православных кавказцев в Российской империи, о
том, что офицеры-грузины верно служили российской Короне.
В войске Скобелева, кстати, находился отряд грузинских добро-
вольцев, приехавших сразиться с прославленными текинскими
разбойниками.
Сам начальник экспедиции обладал, кстати, незаурядными
качествами разведчика. Тому причиной были и специальная под-
готовка в Академии Генерального штаба, и богатый военный
опыт, опыт службы в Туркестане в том числе, и, наконец, ум и
талант прирожденного военачальника. В 1878 г. после заключе-
ния перемирия с турками, переодевшись в штатское платье,
Скобелев днями бродил по улицам Стамбула — изучал его улицы,
записывал наблюдения в книжку, готовясь к штурму турецкой
столицы. Так же основательно он будет через три года собирать
сведения о германской армии, используя не только свою отлич-
ную профессиональную подготовку, но и личное обаяние. Теперь
же, накануне решительного наступления на Геок-Тепе, он учил
своих офицеров обращать внимание на самые незначительные
мелочи. «Если торговцы заволновались и покидают наш лагерь, —
наставлял Скобелев, — ждите ночного нападения неприятеля, он
близко. Следите за их поведением».
В опорный пункт Самурское продолжали прибывать части
отряда вторжения. Вновь прибывшие войска Скобелев несколь-
ко раз самолично выводил на рекогносцировки вблизи Геок-
Тепе, чтобы познакомить с противником. И каждый раз из кре-
пости Денгиль-Тепе выскакивали туркменские всадники и пешие
воины, но их порыв каждый раз гасили оружейные залпы. От-
рабатывались боевое и походное построения, последовательность
вступления в бой и взаимодействие родов оружия. В конце де-
кабря Скобелев вывел на рекогносцировку командиров частей,
что было весьма рискованным предприятием. Казачье прикры-
тие взяли совсем небольшое (пять сотен), только четыре ра-
кетных станка и ни одного орудия, так что если бы туркмены,
253
привычно выскочившие навстречу, поняли, что перед ними прак-
тически все старшие офицеры отряда, включая четырех генера-
лов — в том числе сам командующий и его начальник штаба,
если бы эти превосходные наездники были настойчивее в своем
порыве, то они одним ударом могли бы обезглавить русскую экс-
педицию. Свой шанс текинцы упустили: как всегда, не выдержа-
ли силы залпового огня.
В результате тщательного изучения подступов к туркменской
твердыне, а также многих боевых тренировок Скобелев составил
план действий на завершающем этапе и способы его воплоще-
ния. Готовился этот план не только в ходе разведок боем, но
главным образом по ночам за рабочим столом. Заходившие в
кибитку командующего офицеры заставали его за столом, на ко-
тором стояли десять и более зажженных свечей, лежали груды
книг и чертежей. Порой он не выдерживал напряженной ум-
ственной работы и засыпал. Во сне подавал команды, с кем-то
спорил.
Как результат его долгих занятий и раздумий 18 декабря
появилась «Инструкция г. офицерам действующих частей войск».
Вот ее основные положения:
«Бой за местные предметы предстоит ожесточенный. Не-
приятель храбр и искусен в одиночном бою; стреляет метко и
снабжен хорошим холодным оружием, но он действует врассып-
ную, вразброд или отдельными кучами, малопослушными воле
предводителя, а потому не способен, несмотря на свою подав-
ляющую многочисленность, к единству действий и маневриро-
ванию массами...
Современный европейский боевой порядок (рассыпной
строй. — Е. Г.) при малочисленном составе наших отрядов здесь
неуместен.
В открытом поле храбрая неприятельская конница на бы-
стрых конях, ловко владеющая холодным оружием, будет по-
стоянно действительно угрожать длинным и растянутым линиям;
пехотные же из воодушевленных, сильных и ловко владеющих
оружием людей, доведя дело до рукопашного боя, уравновеши-
вают в свою пользу шансы борьбы.
Как основной принцип в Средней Азии всесилен сомкнутый
строй...
254
Будем брать противника тем, чего у него нет. Воспользуемся
дисциплиной и нашим скорострельным оружием. Будем бить
противника сомкнутым, послушным, гибким боевым порядком,
дружными меткими залпами и штыком, всегда страшным в ру-
ках людей, сбитых дисциплиной, чувством долга и круговой по-
рукой в одно могучее тело — колонну.
Атаки неприятельской конницы встречать соответственной
переменой фронта, если это окажется нужным, и залпами с
близкого расстояния; рекомендую также строить каре...
Артиллерия должна забыть себя и отдаться всецело на под-
держку товарищей. Не обращая внимания ни на что, она должна
обгонять атакующие части и своим огнем, всегда особенно страш-
ным с близкого расстояния, поколебать сердце противника... По-
зор потери орудий ложится не на артиллерию, а на войска...
Нашей кавалерии не следует вдаваться в одиночный бой с мно-
гочисленной конницей противника, имеющего прекрасных коней
и с детства привыкшего владеть холодным оружием. До тех пор,
пока неприятельская конница не дрогнула, пока она не будет по-
ставлена в невыгодные условия, приперта к какому-нибудь пре-
пятствию, к теснине и проч., наша кавалерия не должна вступать
с ней в кавалерийский бой.
Кавалерии при атаках следует держаться сомкнутого строя,
недоступного для прорыва... Преследование же бегущей турк-
менской конницы — бесполезно...
Напоминаю о необходимости принятия строгих мер охране-
ния во время ночлегов у Геок-Тепе...
Каждый начальник части должен изучить район местности,
лежащий впереди его участка, обдумать ту помощь, которую он
может оказать соседней части в случае нападения»43.
Так в течение ночных бдений родилась партитура предсто-
ящего генерального сражения. Основные идеи этого плана Ско-
белев повторял письменно — в приказах и устно — в разговорах
с офицерами. Он не переставал убеждать: «Не надо делать того,
что желает неприятель. Он желает рукопашной схватки, следо-
вательно, нам доходить до нее не следует»44.
К концу декабря большинство укрепленных дворов с башен-
ками, окружавших крепость Денгиль-Тепе, были заняты русски-
ми стрелками, они контролировали пространство между своей
255
крепостцей и туркменской цитаделью. Но это вовсе не была бло-
када: с небольшими силами (около 7 тысяч человек) блокировать
крепость было невозможно. В Денгиль-Тепе свободно приходили
новые группы ополченцев из других мест Ахал-Текинского и
Мервского оазисов, привозили продовольствие, в изобилии спря-
танное в песках, то есть никакого неудобства от соседства русских
защитники крепости не испытывали. Более того, они перерезали
пути сообщения экспедиционных войск с продовольственными
базами в Персии и теперь русские сами оказались как бы в бло-
каде. Текинцы спокойно ждали, когда русские, как и год назад,
полезут на их неприступные стены, и тогда они снова перебьют
неверных в рукопашной схватке. Но русские вели себя совсем не
как прежде — они закапывались в землю.
23 декабря начинаются правильные осадные работы перед
южным фасом крепости. Саперы роют траншеи, строят редуты,
укрепляют позиции батарей. Первоначально предполагалось все
земляные работы завершить за пять ночей, но они заняли три
недели.
К 28 декабря ночными трудами были вырыты две параллели,
то есть параллельные траншеи, соединенные ходами сообще-
ния — войска неуклонно приближались к крепостной стене, на
что защитники Денгиль-Тепе смотрели, казалось, совершенно
равнодушно. Люди расслабились в убеждении, что враг «не по-
смеет», забыли требование командующего об усилении охраны
позиций в темное время суток, и тогда текинцы напомнили, что
они бойцы и смелые, и жестокие. 28-го под покровом темноты
текинцы вышли из крепости и напали на солдат, готовившихся
заняться рытьем траншеи. Офицеры обсуждали план работы, а
служивые наслаждались последними минутами отдыха. Толпа
текинцев застала русских врасплох. Вылазка была проведена ор-
ганизованно и явно по отработанной схеме. Участник Ахал-
Текинской экспедиции А.Н. Маслов рассказал, как это было:
«Текинцы крадутся чрезвычайно быстро и тихо и затем сра-
зу, как один, бросаются в шашки. Большинство из них идут на
вылазку босыми, с засученными рукавами и подвернутыми ха-
латами. При этом, несмотря на отсутствие строя, существует из-
вестная организация. Впереди идут собственно бойцы, отчаян-
ный народ, которые с диким криком «Аллеман! Али! Магома!»
256
бросаются в атаку. Большинство вооружены тяжелыми хорасан-
скими шашками; у кого их нет, тот идет с плохо выкованным
копьем или штыком от отнятого у нас ружья; подле убитых на-
ходили простые овечьи ножницы, навязанные на кривую палку...
Затем следуют санитары, которые быстро и с самоотвержением
выносят из свалки убитых и раненых, так как у мусульман, а
особенно у текинцев считается стыдом оставить товарища на
поле брани без погребения. Сзади всех идут аламанщики (гра-
бители), на обязанности которых лежит забирать оружие и что
попадается от убитого неприятеля и скорее тащить в крепость;
это обыкновенно молодежь — мальчики 14—15 лет, которые,
впрочем, иногда увлекаются и лезут вперед, где и гибнут такими
же героями, как и старики. Исполняют они свое дело с необык-
новенной быстротой и ловкостью и в несколько минут успевают
собрать все оружие и патроны, оставленные в траншеях, и раз-
деть почти догола убитых.
Текинцы сложены атлетами и рубят сильно и ловко. Ранен-
ные шашками имеют ужасный вид. У некоторых убитых от уда-
ра разлетались черепа, а у иных лица были до того исполосованы
и изуродованы, что труп трудно было признать по лицу»45.
Отбивать нападение текинцев пришлось несколько часов. Тол-
пы туркмен отходили от траншеи и снова бросались в атаку — так
повторялось четыре раза. Дело решило умелое командование са-
мого Скобелева и начальника недавно прибывшего отряда тур-
кестанских войск, соратника Скобелева по войне на Балканах,
А.Н. Куропаткина. Наконец стрельба затихла, и к траншеям уже
помчались лазаретные повозки. Последствия вылазки из крепости
видел своими глазами военный врач А.В. Щербак:
«Траншеи полны солдат. Прижавшись к насыпи, судорожно
сжимая ружья, все напряженно вглядываются в черную мглу.
Другие быстро двигаются на площади, между параллелями... На
перевязочном пункте Красного Креста, освещенном нескольки-
ми фонарями, лежат, покрытые серыми шинелями, не то убитые,
не то раненые. Тут суетня...
Приближаясь к батарее и редуту, спотыкаешься о трупы. Чем
ближе, тем больше. Ноги шлепают в лужах крови.
Узкая траншея местами запружена телами. Пахнет порохо-
вым дымом. На банкете две сцепленные фигуры — у одной в
10 ЕЛ. Глущенко
257
груди штык, у другой разрублена голова: шашка и штык в тес-
ном союзе с омертвелыми пальцами...
Слабый свет фонаря едва освещает молчаливую батарею; тут
тихо. Изрубленные тела, сдвинутые орудия и несколько сани-
таров...»46
Разбирательство причин случившегося Скобелев оставил до
следующего дня, а пока не рассвело, приказал продолжать зем-
ляные работы. В два часа ночи Куропаткин получил от коман-
дующего предписание завершить намеченные работы до утра.
Всю ночь артиллерия, главным образом мортиры, громила кре-
пость. Утром подвели итоги. Убиты 5 офицеров и 91 солдат, ра-
нены — 1 офицер и 30 солдат. Похищены знамя 4-го батальона
Апшеронского полка и одно горное орудие с двумя зарядными
ящиками. Головы убитых текинцы унесли с собой, воткнули на
палки и выставили у своих кибиток.
Скобелев, однако, показал всем, что он остался Скобелевым.
Несмотря на моральное потрясение для всего отряда и заметный
урон (выбыла из строя значительная часть совсем небольшого
войска), он перенес лагерь экспедиционных сил еще на 500 ме-
тров ближе к Денгиль-Тепе. Сюда уже долетали пули защитни-
ков крепости. В тот же день, 29 декабря, полковник Куропаткин
взял еще один укрепленный двор (кала) всего в 150 метрах от
стен крепости, как бы сравняв счет с возомнившими о себе те-
кинцами. С башни только что захваченного укрепления отлично
было видно все, что творилось внутри крепости. На вершине
башни был устроен наблюдательный пункт, где сидел корректи-
ровщик артиллерийского огня. Текинцы усиленно обстреливали
русских наблюдателей, несколько человек погибли.
Удивительное дело — русская беспечность: напрасно Скобелев
предупреждал об особой бдительности ночью, только что текин-
цы вырезали до ста человек, преподав страшный урок, и все по-
вторилось ночью 30 декабря.
О подготовке вылазки из крепости около 6 тысяч текинских
бойцов заранее оповестил наблюдатель, сидевший на башне за-
хваченного накануне укрепленного двора. Текинцы ловко обма-
нули профессиональных военных: они имитировали нападение
на правый фланг русских траншей, но основной удар нанесли по
левому флангу. Вылазка была не менее дерзкой и почти столь же
258
чувствительной по последствиям: погибли в основном артилле-
ристы, которые в отряде составляли немногочисленную группу
ценных специалистов. Текинцы унесли с собою 53 головы уби-
тых, много берданок, еще одно горное орудие и артиллерийские
заряды.
Теперь защитники крепости обладали двумя современными
артиллерийскими орудиями, запасом гранат к ним; кроме того,
они взяли в плен русского бомбардира-наводчика Агафона Ни-
китина, который, по их мысли, должен был научить их правиль-
но вставлять в гранаты запальные трубки, чтобы гранаты раз-
рывались (без трубки граната падает как монолитное ядро).
Принудить Агафона выполнить вражескую волю они не смогли.
Он был не только солдат, давший присягу, но и старообрядец,
человек сильный духом. Текинцы привычно зверствовали: обре-
зали пленнику пальцы на ногах и на руках, уши, вырезали рем-
ни со спины, но ничего не добились. Они убили Агафона. Герою-
артиллеристу впоследствии был поставлен памятник.
Как и после первой вылазки из крепости, Скобелев приказал
продолжить рытье траншей к Денгиль-Тепе, с удвоенной энер-
гией укреплять батареи и активно обстреливать противника на-
весным огнем. Однако в душе он понимал, что текинцы вырвали
у него инициативу. И они это тоже знали. Они увидели, как надо
пользоваться своими преимуществами — превосходством в чис-
ленности и умении драться врукопашную; перед ними появилась
реальная возможность обескровить небольшой русский отряд,
не допустив его до генерального сражения на стенах крепости.
Было им еще хорошо известно, что запасы продовольствия и фу-
ража у русских ограниченны. Текинские вожди уверовали, что
нащупали верную тактику: бить русских в вырытых ими самими
окопах по ночам, когда те совсем беспомощны. Аллах, казалось,
вразумил Своих воинов.
Скобелев обладал характером нелегким и неровным, мог
вспылить без дела и не сдержаться, мог оскорбить и даже уда-
рить человека во гневе (потом жалел и мучился); такой черной
тучей он стал после двух ночных схваток, на этот раз вполне
оправданно. Он как мог воспитывал своих подчиненных, учил их
способам войны с иррегулярными частями, требовал отказаться
от высокомерного отношения к «халатникам» и «дикарям», но
259
не преуспел. Его малое войско таяло, и, что было особенно опас-
ным, исчезал его победный настрой. «Никто не может заподо-
зрить меня в трусости, — говорил командующий своим сорат-
никам, — mais ces attaques nocturnes me font 1’effet comme si
j’avais bu de 1’eau de Kissingen»*. Киссингенские воды были осо-
бо ненавистны Скобелеву по связи с именем Бисмарка.47
Если ночные атаки угнетали начальника экспедиции, человека,
доказавшего неоднократно свою решимость в достижении цели,
то на людей более слабых духом они оказывали разрушительное
воздействие. «Когда начинается серьезная война, — писал впо-
следствии участник экспедиции А.Н. Маслов, — сопровождаемая
частыми неудачами, то обыкновенно у большинства быстро со-
ставляется убеждение в необходимости отступления, которое,
впрочем, не всеми высказывается, а только таится. Этим боль-
шинством руководят обыкновенно побуждения разные: одни
хотят отступать просто от малодушия, другие вовсе не рассчи-
тывали на серьезную войну, думали только стрелять, а не быть
расстрелянными, за что и получить орден; у третьих отступление
связывается со стратегическими и тактическими соображения-
ми, потому что в этих случаях всякий считает себя стратегом;
наконец, четвертые желают отступления просто из недоброже-
лательства; это так называемые «серые» люди, как называл их
Скобелев»48.
Это глубокий анализ наблюдательного и бывалого человека.
Следуя рекомендации Государя, Скобелев старался не брать в
поход случайных людей, тем не менее они прилепились к экс-
педиционному корпусу; немало оказалось «фазанов», то есть
представителей знатных фамилий, богатых щеголей, с помощью
великосветских связей получивших назначение состоять при том
или ином штабе, что означало реальную возможность получить
без особого труда и чин, и награду. «Фазаны» появлялись поми-
мо воли командующего и его начальника штаба; когда же воз-
никла угроза их жизни, они стали «отлетать» подальше от опас-
ных мест и верного, как им казалось, неуспеха. Стараниями
«серых» людей по Тифлису и Петербургу скоро распространил-
* ...но эти ночные атаки действуют на меня так, будто я напился кисеин-
генской воды {фр.).
260
ся слух о поражении Скобелева в степях Закаспия: недоброже-
латели и завистники упоенно расписывали подробности разгро-
ма скобелевских частей.
У начальника экспедиции, которую он первоначально соби-
рался завершить весной 1881 г., появилось сразу несколько при-
чин ускорить осадные работы и провести штурм в самое бли-
жайшее время. Нельзя было позволить текинцам ослаблять
своими атаками боевой дух вверенных ему войск; нельзя было
допускать сокращения численности русского отряда; истощались
припасы, в том числе снаряды и патроны; из-за неблагоприят-
ных для русского отряда слухов, распространившихся в тылу,
можно было ждать нападений осмелевших туркмен-иомудов на
промежуточные базы на обеих коммуникационных линиях,
имевших очень слабое армейское прикрытие. Было еще одно
обстоятельство личного для Скобелева свойства: из Тифлиса по-
ступила телеграмма о предстоящем прибытии в его отряд на-
чальника штаба Кавказского военного округа генерала П.П. Пав-
лова, что можно было расценить как недоверие к нему, а значит,
следовало ждать вмешательства в его распоряжения.
Скобелев нервничал, торопил инженеров. К 1 января 1881 г.
вырыто было траншей и ходов сообщений до 5 верст, устроены
три редута и пять батарей, укреплены шесть занятых вокруг
крепости дворов. До стен туркменской цитадели правому флан-
гу оставалось около 100 метров, левому — 150. Вся система тран-
шей, ходов сообщения и земляных укреплений была далеко не
доведена до приемлемого состояния, выполнена вчерне, одна-
ко Скобелев уже требовал начать рытье минной галереи. Стену
крепости в выбранном месте должны были поднять на воздух
150 пудов пороха.
Пошатнувшуюся веру своих «детей», как он обычно называл
офицеров и солдат, Скобелев пытается укрепить личным при-
мером. Он постоянно находится в окопах, всегда отлично оде-
тый, величественно-стройный, надушенный, с ласковой веселой
улыбкой, хотя и заметно утомленный. Солдаты понимают, что
идет их истинный вождь. «Скобелев идет!» — проносится по це-
почке. Он зычно здоровается, «и точно электрический ток про-
бегает по измученным и запыленным рядам офицеров и солдат,
и громкое лихое «здравия желаем» несется навстречу часто -
261
ящему генералу; он идет по рядам, высокий, молодой, в белом
романовском полушубке, с генеральскими погонами и белым
крестом на шее, не сгибая головы под выстрелами; и по его при-
казанию русские безответные воины опять готовы не спать, не
отдыхать, копать без устали и умирать безропотно...»49. Таким
его запомнил очевидец.
В своих приказах, распоряжениях и письмах он непреклонен:
«Все мнения, клонящиеся к отсрочке осады, я отвергаю, и все
действия, которые могут отклонить приближение штурма, я не
допускаю. Вперед, вперед, вперед! С нами Бог. Никакой литера-
туры, в бой!..
Осада ни в коем случае не будет снята; штурмы будут повто-
ряться до последней крайности. Отступления же из-под Геок-
Тепе ни в коем случае не будет»50.
Воодушевленные примером своего вождя, а также обещанием
хорошего вознаграждения, солдаты саперных и пехотных частей,
выбиваясь из сил, ведут протяженную минную галерею под кре-
постную стену. Защитники Денгиль-Тепе обескуражены: после
двух поражений 28 и 30 декабря русские не только не прекрати-
ли осадные работы, но стали заметно энергичнее. «Русский сер-
дар, — говорили в крепости, — пристал к нам, как мокрая рубаш-
ка к телу». Тем не менее текинцы еще не сознают, насколько
неблагоприятным может быть для них завершение земляных ра-
бот; они высовывают головы над стенами, дразнят и оскорбляют
осаждающих: «Что роетесь, как свиньи?! Нажретесь земли и убе-
жите». Они еще верят, что так и будет. Им кажется, что русские
собираются прорыть подземный ход, чтобы пробраться внутрь
крепости, а это совсем не опасно — мужественные текинцы пере-
бьют их по одному. В том месте в крепости, где может выйти
наружу подземный коридор, постоянно дежурят лучшие воины,
готовые изрубить «гостей». Командиры осажденных знают, что
Скобелев готовится взорвать стену, но им это тоже представляет-
ся бессмысленным, поскольку численный перевес на их стороне,
а это значит, что штурмующие будут уничтожены тут же, на сте-
не. Упорство русских для них непонятно.
Начальника экспедиции между тем заботят две проблемы:
как предотвратить последствия возможных новых вылазок про-
тивника и каким образом не ошибиться — заложить мину точ-
262
но под стеной. Скобелев отдает распоряжение: учредить кавале-
рийские ночные разъезды с трубачами, которые через каждые
15 минут должны подавать сигнал «Слушайте, все»; для освеще-
ния местности пускать перед траншеями боевые ракеты (осве-
тительных тогда еще не было), а также употребить в дело сиг-
нальный фонарь Шпаковского. В сущности, это всего лишь
полумера: текинцы умеют скрытно, используя складки местно-
сти, подбираться к траншеям и как снег на голову обрушивать-
ся на российских солдат.
Каждую ночь после Нового года Скобелев проводит в окопах;
здесь солдаты ему подсказывают решение первой проблемы.
В черной тьме, изредка разрываемой слабым светом ракеты, он
услышал мнение рядовых: зря начальники заставляют их сидеть
ночами в траншеях, где текинец легко сверху, с вала, точно с
коня, поражает их пикой или саблей; куда лучше было бы залечь
цепью за канавой да бить по «чакинцам» залпами, когда те по-
являются на валу, заметные, как на ладони.
Впервые новая тактика была применена 3 января 1881 г., но
в ту ночь «чакинцы» смирно сидели за глинобитными стенами.
Весь день 4 января крепость молчала. В сгущавшихся сумерках
наблюдатели заметили подготовку к вылазке. На этот раз со-
бралось до 12 тысяч человек. Пользуясь темнотой до восхода
луны, часов около семи вечера, текинцы приблизились к тран-
шеям и с ревом бросились на левый и правый фланги русских
позиций, чтобы, как и прежде, колоть и рубить ненавистных
гяуров... но тех в траншеях не было. Стоя в рост, солдаты стре-
ляли залпами. Очевидец рассказывает: «Все траншеи горят пере-
катным ружейным огнем; оглушительная пальба орудий, визг
картечи и громкая дробь скорострельных пушек. Сквозь тьму и
пороховой дым доносятся нервные, громкие возгласы команди-
ров: «Ро-та, пли! Ро-та, пли!»; остервенелый крик текинцев, на-
поминающий вой зверей, и торжественный марш Ширванского
полка, играющий где-то и как-то оригинально звучащий среди
всей этой дьявольской кутерьмы»51.
На этот раз нападавшие понесли огромный урон. Первые
ряды туркмен, не выдержав залпового огня, побежали назад, но
столкнулись с массой своих же, продолжавших напирать сза-
ди, — те и другие, сбившись в плотную толпу, оказались идеаль-
263
ной мишенью. Практически ни один выстрел не пропал даром.
Войска Скобелева в ту ночь потеряли 11 человек убитыми.
Захлебнувшаяся атака в ночь на 4 января оказала деморали-
зующее влияние на защитников Денгиль-Тепе. Начались споры
и раздоры. Поняв безнадежность дальнейшего сопротивления,
обитатели Мервского оазиса и других мест, прибывшие к ахал-
текинцам на подмогу, откочевали в родные края. И предлог
нашли благовидный: пора готовиться к севу. Скобелев нервничал:
остальные тоже могли сбежать. Но они не сбежали, а даже пред-
приняли еще две ночные вылазки, но уж совсем без надежды на
успех — даже не подошли к окопам. Покричали и побежали на-
зад. До самого штурма текинцы больше не пытались застать рус-
ских врасплох. Эту проблему удалось решить. Теперь необходи-
мо было не промахнуться с минной галереей.
«Минная галерея, — рассказывал участник кампании, — скло-
няясь, идет вперед с таким расчетом, чтобы пороховая камера
пришлась под стеной на глубине двух сажен. Здесь очень тесно:
из галереи постоянно передают мешки с землей; одни их под-
хватывают, другие относят назад, ссыпают на брустверы и опять
идут за мешками...
В галерее темно, и только в конце тускло светятся постоянно
горящие свечи. Вдоль галереи сидят, с небольшими промежут-
ками, рабочие, которые передают друг другу мешки с землей.
Впереди раздаются глухие удары мотыги и поскребывание лопа-
ты; здесь работают минеры. Жара и духота страшные; на лицо
садится пар от дыхания и подземная сырость; свечи оплывают и
горят тускло, и совсем бы потухли, если бы не приток свежего
воздуха из вентиляционного рукава... С работающих пот льет
градом, но отдыхать некогда...
В самом начале минных работ в направлении галереи произо-
шла ошибка — она пошла чересчур влево, столкнулась с левой
сапой*, и стена галереи, обвалившись, образовала окно. Потом
направление исправили»52.
Галерея могла пойти и вправо и влево; могла не дойти до сте-
ны либо выйти за стены уже в пределах укрепления. Этого-то и
* С а п а (фр. sape) — траншея, применявшаяся в XVI—XIX вв. при осаде
крепостей для постепенного приближения под огнем противника к его укреп-
лениям (отсюда — саперы).
264
опасался Скобелев. Несколько раз, рискуя жизнью, охотники
пробирались к подножию крепостной стены с мерными верев-
ками, на которых завязывали узелки. В распоряжении инжене-
ров были данные топографической съемки, но командующий им
не доверял и требовал новых и новых проверок. К собранным
наблюдениями и промерами сведениям добавились совершенно
неожиданно и очень кстати важные подробности, сообщенные
персом, бежавшим из текинского плена. Он, между прочим, со-
общил, что внутри крепостных стен никаких дополнительных
инженерных сооружений не существует, что и подтвердилось
впоследствии. Взяв крепость, Скобелев изумлялся этой непреду-
смотрительности, тем более что в строительстве Денгиль-Тепе
участвовали британские специалисты.
В ночь с 7 на 8 января был произведен массированный ар-
тиллерийский обстрел крепости, принесший ее обитателям
большие страдания. По мысли командующего то была мера, спо-
собная деморализовать противника.
8 января Скобелев был в отличном расположении духа. (Близ-
кие к нему люди, впрочем, предпочитали, чтобы командующий
начинал день в дурном настроении, так как очень скоро оно у него
улучшалось, и он становился весел и приветлив. Это был человек
переменчивого настроения.) По его и его инженеров расчетам,
минирование стены могло быть закончено к утру 10 января; на
этот день Скобелев намеревался назначить штурм. Однако план
пришлось менять. От излишнего усердия солдат, крутивших руч-
ку вентилятора (электровентиляторов еще не было), весьма несо-
вершенный, да и старый аппарат сломался. Генерал стал упрекать
саперов в невнимании и непонимании дела и даже заявил, что
теперь в их мину не верит, чем сильно уязвил их профессиональ-
ное самолюбие. Весть о том, что сам Скобелев разочаровался в
мине, разнеслась по войскам и повлияла на людей совсем плохо.
Все уже давно ждали окончания осады, а тут...
Заявление о неверии в мину вовсе не было наигрышем, про-
сто резко изменилось настроение Скобелева, а с ним и его пред-
ставление о способах штурма. Прекрасно знавший военную
историю, генерал стал доказывать руководителю всех инженер-
ных и минных работ полковнику Рутковскому, что великому
теоретику и практику фортификационного и минного дела мар-
265
шалу Вобану, осаждавшему в течение своей жизни несколько
десятков крепостей, только в нескольких случаях удалось довести
минирование до успешного завершения. Отсюда был вывод: дело
это ненадежное. Сегодня мы сказали бы, что такое суждение не-
корректно: Вобан вел свои осады и минные работы в Европе, где
уже к XVII в. была разработана технология контрминирования,
о чем текинцы не имели ни малейшего представления.
Командующий потребовал от Рутковского представить сооб-
ражения на случай, если придется штурмовать 10 января без
минного взрыва. Скобелев теперь очень спешил со штурмом, не
желал слушать разговоров о его отсрочке. Резоны были те же,
плюс еще одна причина: переносить штурм следовало дня на
два — на три, а это значило, что пришлось бы брать крепость
либо в понедельник, 12-го числа, либо во вторник, 13-го. Скобе-
лев был суеверен: понедельник, как известно, день несчастливый,
а 13-е число и подавно.
Взамен мины Рутковский мог предложить только одно сред-
ство — пробить брешь артиллерией и очень настаивал на пере-
носе срока штурма на два дня.
Пока командиры обсуждали исторические сюжеты и спори-
ли о преимуществах минной войны, русские умельцы с помощью
подручных средств починили заморское сооружение; вентилятор
находился в простое всего шесть часов. К этому времени офице-
рам удалось уговорить своего командующего назначить штурм
на 12 января. Последним для генерала аргументом стало: 12 ян-
варя — Татьянин день, в этот день был основан Московский уни-
верситет — в какой-то степени alma mater МД. Скобелева. Та-
кой понедельник не мог быть несчастливым.
«Томительно долго текут последние дни осады. Отбыв свой ка-
раул в траншеях, офицеры стараются как-нибудь убить время —
играют в шахматы, читают старые газеты, по рукам ходят даже
романы, вроде «Старость Лекока», «Дело под № 113», «Нана» и
т. п. Все это перечитывалось по многу раз»53. Сам Скобелев выписал
в походный лагерь более десятка петербургских и московских газет
и журналов — приходят с большим опозданием, — но читать их
ему недосуг. Если что он и читает, то все того же многоопытного
Вобана (построил и перестроил 300 крепостей): ему нужно знать
в деталях, как пробиваются бреши в крепостных стенах.
266
Один раз русские пушки уже пробили брешь в юго-западной
стене, но текинцы ее тут же, под огнем, заделали, продемонстри-
ровав мужество и стойкость. 10 января Скобелев устраивает
репетицию штурма. Матросы-минеры под командованием гарде-
марина Майера и солдаты железнодорожного батальона с подпо-
ручиком Остолоповым во главе подкрались в темноте к крепост-
ной стене и, заложив в наскоро вырытые каморы динамитные и
пироксилиновые заряды, поочередно их взорвали. После каждого
взрыва из русских траншей гремело «ура», а текинцы метались от
одной пробоины к другой, решив, что русские пошли на приступ.
Еще в одном месте артиллерия пробивала третью брешь. Эту про-
боину специальная брешь-батарея поддерживала открытой более
суток, вплоть до настоящего штурма.
В полночь на 12-е адъютанты передали командирам колонн
диспозицию к штурму. Диспозиция начиналась словами: «Завтра,
12 января, имеет быть взят штурмом главный вал неприятель-
ской крепости у юго-восточного угла ее»54. Задача ставилась
скромная: захватить пробоины в стене и часть крепости, огра-
ниченную двумя стенами, сходящимися на угол. Скобелев пред-
полагал, что сопротивление туркмен будет ожесточенным, а по-
тому занятие всего укрепления Денгиль-Тепе могло растянуться
на несколько дней. Во главе двух штурмовых колонн были по-
ставлены известные в войсках офицеры полковники Куропаткин
и Козелков, отвлекающий маневр был поручен колонне подпол-
ковника Гайдарова. Большой резерв оставался в распоряжении
самого Скобелева.
Команда минеров, руководимая гардемарином Майером, про-
возилась с закладкой минного заряда до 12 января. К шести часам
утра в понедельник все подразделения были на местах, но матро-
сы все еще продолжали работать в минной галерее в полной тем-
ноте, поскольку огонь зажигать было нельзя. В семь часов началась
артиллерийская подготовка: одни орудия расширяли брешь в сте-
не, другие бомбардировали внутреннее пространство крепости
гранатами. Наконец в 10 часов 30 минут полковник Рутковский
доложил командующему о завершении минных работ. Взрыв, а с
ним и начало штурма были назначены на 11 часов 20 минут.
Части были выведены на исходные позиции совсем близко от
крепости. Существовал риск, что куски стены в момент взрыва
267
могли упасть в траншею, где находились штурмующие, но иначе
нельзя — необходимо было воспользоваться замешательством
противника после взрыва, которое должно продлиться недолго;
несколько минут промедления могли оказаться решающими.
Напряжение нарастает. Скобелев сидит в походном кресле
перед траншеей. Его просят уйти, не рисковать; он не слышит.
Офицеры смотрят на часы. Поручик Черняк, бледный от вол-
нения, держит в руках концы проводов. Раздается негромкая
команда: «Поручик Черняк, приготовьтесь. 30 секунд осталось...»
На стенах крепости никого нет — текинцы, видимо, взрыва не
ждут. И вот: «Взрывайте!»
Земля дрогнула... глухой подземный гул... Черная густая масса
камней, земли и пыли высоко поднялась над стеной... и с грохо-
том рухнула на землю.
Как и предполагалось, многих солдат штурмового отряда за-
сыпало и контузило, но те, что остались невредимы, с нараста-
ющим «Ура!» ринулись в огромный пролом. Одновременно в ар-
тиллерийскую брешь бросились солдаты Апшеронского батальона,
того самого, который две недели назад лишился знамени. Текин-
цы довольно быстро оправились от первого потрясения. Слово
участнику штурма А.Н. Маслову: «Кучка удальцов, текинцев, тес-
нясь во внутреннем рву, бросились очертя голову отбивать обвал,
и между обеими сторонами завязалась перестрелка в упор и руб-
ка шашками... В это время охотники Воропанова уже взобрались
за правый парапет и, то перестреливаясь, то схватываясь холод-
ным оружием, наступали по стене. На позиции музыка играла
марш и стройно, с барабанным боем подступали резервы... В тол-
пе солдат и офицеров, теснившихся на вершине и по скату обвала,
раздалось громкое, бешеное «Ура!», сверкали штыки и сабли, в
облаке дыма и пыли развевалось ширванское (Ширванского ба-
тальона. — Е. Г.) знамя. Раздавались крики «Туров* сюда подавай!
Орудие, орудие сюда!» — и саперы с лихорадочной быстротой,
бросая в толпу землей, расчищали лопатами въезд и площадку для
орудия. Поднесли туры и мешки. Артиллеристы, перетащив на
руках горные пушки через высокую плотину, тянули их к обвалу...
* Туры — бездонные цилиндрические корзины из кольев, оплетенных
хворостом; широко применялись при осадных работах для устройства блин-
дажей и ниш для снарядов.
268
Во рву располагался перевязочный пункт. Наконец-то войска уви-
дали внутренность Денгиль-Тепе!»55
Поскольку все защитники Денгиль-Тепе бросились к двум бре-
шам, колонна подполковника Гайдарова взобралась в крепость по
штурмовым лестницам, не встретив никакого сопротивления. Эти
свежие силы напали на текинцев с тыла. «Подавленные наступле-
нием со всех сторон, — продолжает Маслов, — не зная, куда идти
на помощь, текинцы наконец дрогнули, и массы их бросились бе-
жать, увлекая за собой храбрых...
Главное направление бегущего неприятеля было на север, но
многие бросались и в другие стороны, через все выходы, куда
попало... Видно было только, как эти могучие, широкоплечие фи-
гуры повернулись почти разом, и по спинам в разноцветных ха-
латах с самого близкого расстояния была открыта учащенная
пальба на выбор, от которой они целыми кучами, как скошен-
ные, падали между кибитками. Это была победная, торжеству-
ющая пальба, и что-то сухое, не допускающее пощады слыша-
лось в этих перекатных залпах»56.
Скобелев внимательно следил за боем, и был момент, когда
он собрался сам вести резерв на помощь колонне полковника
Козелкова, встретившей сильное сопротивление возле артилле-
рийской бреши — в этом месте текинцы ожидали штурмующих.
Его удержали, чуть ли не силой, адъютант Баранок и командир
колонны Козелков.
Победа была полная, хотя солдатам до самой темноты при-
шлось заниматься так называемой зачисткой крепости. Не все
защитники ее убежали, часть спряталась в ямах и кибитках, от-
куда то и дело раздавались выстрелы. Найденных в тайниках
уничтожали. В одной из кибиток было обнаружено и знамя Ап-
шеронского батальона. Вся боевая операция заняла два часа.
Вслед за убежавшими Скобелев послал казаков и драгун, кото-
рые преследовали беглецов верст пятнадцать, расстреливали их и
рубили шашками. Женщин и детей вернули в Денгиль-Тепе.
Потери текинцев были огромны. Из 30—35 тысяч человек,
находившихся в крепости в начале осады, погибло, по данным
Скобелева, около 8 тысяч. Среди погибших немало было жен-
щин и детей. Русские потеряли убитыми 4 офицеров и 55 солдат
и унтер-офицеров. Среди погибших был и молодой гардемарин
269
Майер, превосходно выполнивший минирование стены и дока-
завший Скобелеву надежность этого способа взятия крепостей.
Всего, включая раненых, выбыло из строя 398 человек.
Желая как можно чувствительнее наказать непокорный народ,
Скобелев разрешил своим солдатам три дня брать в кибитках все,
что им понравится, за исключением продовольствия и фуража.
Веря в несокрушимость своей крепости, за стенами которой они
уже однажды отбились от русских, текинцы собрали здесь жен,
детей, часть скота, весь свой домашний скарб и большие богатства,
награбленные в Персии и Бухаре. Самой большой популярностью
у солдат пользовались ковры превосходной ручной работы.
Через три дня Скобелев отправил отряд Куропаткина в сторо-
ну Ашхабада и других кишлаков оазиса, чтобы привести их к по-
корности, использовав в полной мере деморализующий эффект
падения такой неприступной крепости, какой казалась туркменам
их Денгиль-Тепе. Кроме того, в населенные пункты Ахал-Текин-
ского оазиса было послано воззвание: «Объявляю всему ахал-
текинскому населению, что силою войск великого моего Государя
крепость ваша Геок-Тепе взята и защитники ее перебиты... Войска
могущественного белого Царя пришли сюда не разорять жителей
Ахал-Текинского оазиса, а, напротив, умирить и водворить в них
полное спокойствие с пожеланием добра и богатства»57.
Вместо двух лет, предусмотренных планом, экспедиция про-
длилась девять месяцев; было выпущено 5604 снаряда, 224 ра-
кеты, использовано около 300 тысяч патронов; территория им-
перии увеличилась на 28 тысяч квадратных верст.
На следующий день после штурма на самом высоком месте,
на холме в центре крепости, была отслужена панихида по по-
гибшим в двух штурмах и во время осады.
В день штурма начальник штаба Кавказской армии генерал
Павлов высадился в Красноводске — не зря Скобелев так торо-
пил своих инженеров и минеров.
16 января из Тифлиса пришла депеша от Великого князя Ми-
хаила Николаевича с текстом телеграммы Государя: «Благодарю
Бога за дарованную нам полную победу. Ты поймешь мою ра-
дость. Спасибо тебе за все твои распоряжения, увенчавшиеся
столь важным для нас результатом. Передай мое сердечное спа-
сибо всем нашим молодцам. Генерал-адъютанта Скобелева про-
270
извожу в полные генералы и даю Георгия 2-й степени. Прикажи
поспешить предоставлением к наградам. Александр»5*.
Не ошибся император в своем Мише. А Миша торопился со
взятием туркменской крепости, будто знал, как мало времени
оставалось жить его Государю.
Покончив с Геок-Тепе, Скобелев направил свои мысли в сторо-
ну Герата и Мерва, но 20 января получил предписание от военно-
го министра ДА. Милютина: «Необходимо строго держаться двух
условий: 1) не допускать ни под каким предлогом движения войск
к востоку за пределы Текинского оазиса и 2) отнюдь не нарушать
неприкосновенности персидской территории»59. Для Скобелева
это был неприятный сюрприз. Следующий сюрприз преподнес
генерал Павлов, сообщивший 2 февраля о расформировании ско-
белевского отряда. Тут уже чувствовалась рука Великого князя Ми-
хаила, не любившего молодого генерала от инфантерии. Больше в
кавказских владениях его терпеть не хотели. А дальше была траге-
дия 1 марта, и уже 28 марта Скобелев сдал командование войска-
ми новому начальнику Закаспийской области генералу Рербергу.
Примечания
1 Цит. по: Халфин Н.А. Присоединение Средней Азии к России. М.,
1965. С. 316.
2 Цит. по: Маслов А.Н. Завоевание Ахал-Теке. СПб., 1887. С. 249—250.
3 Там же. С. 252-260.
4 Там же. С. 268.
5 Там же. С. 269.
6 Цит. по: Кнорринг Н.Н. Белый генерал. М., 1992. С. 46—47.
7 Терентьев М.А. История завоевания Средней Азии. Т. II. СПб., 1906.
С. 339.
8 См.: Военные действия против кокандцев в 1875—1876 гг. (по офи-
циальным донесениям). СПб., 1876. С. 6.
9 См.: Там же. С. 32.
10 Там же. С. 33.
11 Халфин Н.А. Указ. соч. С. 320.
12 [Милютин ДА.] Дневник ДА. Милютина. Т. 1. М., 1950. С. 216.
13 Цит. по: Терентьев М.А. Указ. соч. Т. II. С. 387.
14 Там же. С. 393.
15 РГВИА. Ф. ВУА. Д 6886. Л. 2-5.
16 Цит. по: Терентьев М.А. Указ. соч. Т. II. С. 406.
17 Там же. С. 408-409.
271
18 См.: Терентьев М.А. Указ. соч. С. 410—411.
19 Маслов А.Н. Указ. соч. С. 280.
20 Военная энциклопедия. Т. 13. СПб., 1913. С. 44.
21 Цит. по: Кнорринг Н.Н. Указ. соч. С. 51.
22 См.: Попов А.А. Борьба за Среднеазиатский плацдарм // Историче-
ские записки. 1940. № 7. С. 188.
23 Цит. по: Гродеков Н.И. Война в Туркмении. Поход Скобелева в
1880-1881 гг. Т. I. СПб., 1883. С. 123.
24 Амуров Г.З. Бой при Денгиль-Тепе 28 августа 1879 г. // Историче-
ский вестник. 1881. Март. С. 620.
25 Цит. по: Присоединение Туркмении к России: Сборник документов.
Ашхабад, 1960. С. 439.
26 Там же. С. 452.
27 Там же. С. 439.
28 [Милютин ДА.] Дневник ДА. Милютина. Т. 3. С. 156.
29 Там же. С. 168.
30 РГВИА. Ф. ВУА. Д. 6862. Л. 42-43.
31 Цит. по: Кнорринг Н.Н. Указ. соч. С. 153—154.
32 Там же. С. 162.
33 Цит. по: Гродеков Н.И. Указ. соч. Т. II. С. 120.
34 Щербак А.В. Ахал-Текинская экспедиция генерала Скобелева. СПб.,
1884. С. 9-10.
35 Терентьев М.А. Указ. соч. Т. III. С. 68.
36 Там же. С. 87.
37 Гродеков Н.И. Указ. соч. Т. II. С. 177-178.
38 Присоединение Туркмении к России. С. 480.
39 Там же. С. 167.
40 Цит. по: Терентьев М.А. Указ. соч. Т. III. С. 127.
41 Там же. С. 128.
42 Приказы генерала МД. Скобелева (1876—1882). СПб., 1913. С. 115.
43 Там же. С. 124-128.
44 Там же. С. 124.
45 Маслов А.Н. Указ. соч. С. 59.
46 Щербак А.В. Указ. соч. С. 132-133.
47 См.: Филиппов М.М. М.Д Скобелев. Его жизнь и деятельность, воен-
ная, административная и общественная. СПб., 1894. С. 70.
48 Маслов А.Н. Указ. соч. С. 62.
49 Там же. С. 66.
50 Цит. по: Гродеков Н.И. Указ. соч. Т. III. С. 248.
51 Маслов А.Н. Указ. соч. С. 91.
52 Там же. С. 99-100.
53 Щербак А.В. Указ. соч. С. 150.
54 Приказы генерала М.Д Скобелева (1876—1882). С. 131.
55 Маслов А.Н. Указ. соч. С. 140-141.
56 Там же. С. 144-145.
57 Там же. С. 178-179.
58 Цит. по: Терентьев М.А. Указ. соч. Т. III. С. 203.
59 Там же. С. 207.
Часть вторая
УСТРОЕНИЕ КРАЯ
ОРГАНИЗАЦИЯ ЗАВОЕВАННОГО ПРОСТРАНСТВА
После массированного продвижения русских в глубь Средней
Азии в 1860-х гг. перед правительством России возникла про-
блема административного устроения огромной завоеванной тер-
ритории. Если в начале 1860-х гг. граница Российской империи
проходила по северной кромке казахской степи, то теперь она
сдвинулась более чем на 3 тысячи километров (верст) к югу.
В 1865 г. по повелению Императора была сформирована
Степная комиссия, которая должна была тщательно и всесто-
ронне обследовать вновь завоеванные земли с точки зрения де-
мографии, этнического состава населения, его экономического, а
также административно-политического состояния. Предвари-
тельные данные работы комиссии, возглавленной статским со-
ветником Ф.К. Гирсом, были опубликованы уже через два года.
На основе собранной информации предполагалось разработать
Положения по управлению Степного края и Туркестана, то есть
собственно Средней Азии1.
В марте 1867 г. Император Александр II повелел создать Осо-
бый комитет для рассмотрения предложений Степной комиссии
и выработки решения по организации управления новыми рос-
сийскими землями. Комитет возглавил военный министр ДА. Ми-
лютин, кроме него членами комитета были назначены лица,
хорошо знакомые со среднеазиатскими делами, в том числе орен-
бургский генерал-губернатор Н.А. Крыжановский, начальник
Главного штаба ФА. Гейден, директор Азиатского департамента
МИДа П.С. Стремоухов, генерал-майоры М.Г. Черняев и ДИ. Ро-
273
мановский. Уже в апреле того же года комитет доложил Государю
о своих решениях. Предлагалось: 1) выделить Туркестанскую об-
ласть из Оренбургского генерал-губернаторства; 2) учредить новую
самостоятельную административную единицу — Туркестанское
генерал-губернаторство в составе двух областей, Семиреченской
и Сырдарьинской; 3) положить в основу управления регионом
принципы, разработанные комитетом; 4) в границах нового края
создать отдельный военный округ; 5) объединить гражданское и
военное управление, подчинив его генерал-губернатору; 6) сохра-
нить местное самоуправление, передав в руки должностных лиц,
избираемых на основании местных обычаев. Все новосозданные
области подлежали разделу на уезды и волости, как это было при-
нято повсеместно в России. Против создания Туркестанского
генерал-губернаторства возражал только Крыжановский, который
видел в этом умаление своей власти, но, естественно, ссылался на
якобы невыгоды для государственных интересов иметь самостоя-
тельно управляемый край в большом удалении от центра импе-
рии. Но аргументы оренбургского генерал-губернатора оставили
без внимания. 11 июля 1867 г. был принят специальный закон:
было создано Туркестанское генерал-губернаторство в составе
двух областей — Сырдарьинской и Семиреченской (военные гу-
бернаторы областей генерал-майоры Н.Н. Головачев и Г.А. Кол-
паковский соответственно). По рекомендации Д.А. Милютина
генерал-губернатором нового края был назначен К.П. фон Кауф-
ман. Царским манифестом от 17 июля 1867 г. ему были пре-
доставлены неограниченные полномочия «к решению всяких
политических, пограничных и торговых дел, к отправлению в со-
предельные владения доверенных лиц для ведения переговоров,
касающихся взаимоотношений России с этими странами»2. Им-
ператор и правительство таким образом делегировали туркестан-
скому генерал-губернатору очень важные свои полномочия, и, как
писал его долголетний сподвижник Н.П. Остроумов, Константин
Петрович своими распоряжениями иногда даже предупреждал
высшую правительственную власть, которой оставалось только со-
глашаться с его распоряжениями и утверждать их в законодатель-
ном порядке3.
Все лето и начало осени Кауфман тщательно готовился к но-
вой миссии: изучал документы, беседовал с десятками людей,
274
бывавших в его генерал-губернаторстве, с руководителями раз-
личных ведомств, подбирал сотрудников. За те месяцы, что он
оставался в Петербурге, готовясь к отъезду в неведомый край,
искусные придворные мастера великолепно оформили Царский
манифест, дававший туркестанскому наместнику огромную
власть — это было произведение искусства само по себе. «Сама
грамота в золотом глазетовом переплете, — свидетельствовал
историк Туркестана М.А Терентьев, — прошнурованная толсты-
ми золотыми шнурами, пропущенными сквозь массивный сере-
бряный вызолоченный ковчежец и залитыми красным воском с
вытисненною на нем большой государственной печатью; боль-
шие золотые кисти, прикрепленные к концам шнуров; текст,
писанный золотом и крупными буквами в рамке гербов всех гу-
берний и областей России, красивая подпись Александра II — все
это вселяло в именитых туземцев, которым Кауфман не упускал
случая показать «золотую книгу», особое к ней почтение и благо-
говение... Быстро разнеслась молва о золотой книге и страшной
власти, данной ею Кауфману»4. Как видим, психология обитате-
лей тех мест хорошо учитывалась.
В Туркестане Кауфман появился в декабре 1867 г. Прежде
всего он образовал несколько комиссий, целью которых было:
провести перепись местного населения, обозначить границы уез-
дов и волостей; организовать выборы членов местного само-
управления; установить размеры налогов и начать их сбор. Было
признано, что зима — самое лучшее время для проведения пере-
писи: кочевники прекращают перекочевки, располагаются в
оврагах и других защищенных от ветра местах на зимовку, и
хотя их нелегко бывает найти в камышах и кустарниках, но зато
в это время они находятся на одном месте и собираются вместе
всем родом или кланом. Несмотря на снега и морозы, члены ко-
миссий находили зимовки кочевников и сообщали им требова-
ния, предъявляемые к ним новой российской властью.
Члены комиссий объясняли старшинам и судьям, которых из-
брали люди, их новые права и обязанности, сообщали, что отныне
они будут получать фиксированное жалованье, а не подношение
натурой, как это было при ханах. Отныне с каждой кибитки в
виде подати предполагалось получать 3 рубля в год. Новые условия
существования в кочевых районах протеста не вызывали.
275
Общение с оседлым населением было не столь легким и
успешным: сказывалась враждебная агитация, которую вели му-
сульманские священнослужители и ханские чиновники. В связи
с этим Кауфман посчитал необходимым провести в крае «разъ-
яснительную работу» и начал ее сам. 1 января 1868 г. он высту-
пил перед именитыми людьми Ташкента.
Выйдя к собравшимся в парадном мундире при всех регалиях,
он произнес программную речь. Прежде всего он напомнил со-
бравшимся их недавнее прошлое: «Богатые люди подвергались, по
капризу высших властей, опасности быть повешенным или заре-
занным потому только, что были богаты. Всякий человек без ис-
ключения мог быть подвергнут телесным наказаниям. Караваны
грабились киргизами (то есть казахами. — Е. Г.), и, чтобы охранить
свои товары, ташкентцы были принуждены содержать войска в
укреплениях, выстроенных на торговых путях, вы знаете, что это
дорого стоит. К довершению всего, кровавые перевороты в Кокан-
де или Бухаре отзывались в сартовских городах неистовством кип-
чаков или другой партии, успевшей захватить власть над ханством
в свои руки... Однако с тех пор, как наши войска заняли эту стра-
ну, русские законы защитили сартов. Жизнь и имущество жителей
завоеванных мест были обеспечены»5.
Далее следовало изложение основ нового политико-админи-
стративного устройства края: «Правительство полагает возмож-
ным предоставить ташкентцам, как и всем другим сартам, пра-
во выбирать правильным образом арык-аксакалов, аксакалов и
казиев с подчиненными им лицами»6.
На встрече было объявлено, что местные жители будут под-
лежать шариатскому суду казиев, на решение которых русские
чиновники будут иметь права оказывать влияние. Вводился но-
вый порядок сбора налогов через выборные хозяйственные
управления, при этом упрощалась система налогообложения;
число налогов сокращалось до трех. При ханах налогов и сборов
было множество, никто толком не знал сколько их, тем более
что в любой момент мог быть введен первый налог. Новостью
для местных жителей был названный Кауфманом новый сбор на
устройство регулярного почтового сообщения.
В заключение своей программной речи, в которой очень под-
робно разъяснялись нововведения российских властей, генерал-
276
губернатор сделал многозначительное заявление: «Передайте
также вашим согражданам, что если благие намерения прави-
тельства будут встречены со стороны жителей Ташкента равно-
душием, вследствие которого оно не будет в состоянии испол-
нить всех намерений, или если сарты, вместо того чтобы помогать,
станут паче чаяния мешать выполнению целей правительства
или обманывать его, то это убедит меня, что вам слишком рано
еще давать законы, подобные тем, которые хотят вам дать. Пере-
дайте, что тогда правительство будет принуждено, вследствие
вашего неблагоразумия, вмешаться во внутренние порядки ва-
шей жизни. Тогда само правительство назначит вам аксакалов,
казиев и чиновников, которые будут брать с вас подать уже по
усмотрению администрации»7.
Таким образом, с самого начала Кауфман дал понять населе-
нию покоренного края, что русская администрация не собира-
ется ломать сложившийся веками уклад его жизни, дает ему
возможность организовать самоуправление, устранив ханскую
тиранию. Провозглашалась система так называемого косвенного
управления, то есть управления через существующие традици-
онные институты власти. Строго говоря, новой эта система не
была — она применялась на просторах Римской империи; до-
статочно вспомнить Иудею времен Христа и ее прокуратора
Понтия Пилата. В условиях российской действительности основ-
ные принципы системы были разработаны и сформулированы
впервые на базе тщательных полевых исследований, то есть мож-
но говорить о ее научной обоснованности. В Туркестане эта си-
стема получила название военно-народного управления. Слово
«военно» появилось по той причине, что край был завоеван си-
лой оружия и остался в управлении Военного министерства, да
и все сколько-нибудь ответственные должности в русской коло-
ниальной администрации занимали генералы и офицеры.
Система косвенного управления, созданная по схеме, провоз-
глашенной Кауфманом на встрече с именитыми гражданами,
очень скоро оказалась малоэффективной. Избранные населением
члены хозяйственных управлений оказались нерадивыми и не-
добросовестными. Сборщики налогов присваивали часть собран-
ных денег, шариатские суды — казии судили несправедливо, что
заставило местных жителей обращаться с жалобами к членам
277
русской администрации, которые на первых порах плохо знали
местные условия и нередко реагировали неадекватно. Впрочем,
малая эффективность косвенного управления в завоеванных Рос-
сией регионах Средней Азии не была явлением уникальным,
присущим только российской колониальной политике, столь же
неэффективна она была и в британских колониях, где практи-
ковалась задолго до Кауфмана. Англичане постоянно совершен-
ствовали эту систему, ее развитию фактически посвятил свою
жизнь один из самых видных строителей Британской империи
лорд Лугард, бывший не только практиком, но и теоретиком
косвенного управления, однако уже в 30-х гг. XX в. чиновники
британской колониальной службы убедились в незначительности
КПД, казалось бы, детально разработанной системы.
К лету 1868 г. административный контроль был установлен
над всей территорией Туркестанского генерал-губернаторства.
В последующие годы, по мере продолжения в Средней Азии
русских завоевательных походов, происходили изменения в тер-
риториальной структуре края. Так, земли, отторгнутые от Бухар-
ского эмирата, были названы Зеравшанским округом. После
взятия Хивы в 1873 г. и заключения с хивинским ханом мирно-
го договора хивинская территория по правому берегу Амударьи
была аннексирована и введена в состав Сырдарьинской области,
но в связи с ее удаленностью от Ташкента получила самоуправ-
ление и необычное наименование — Амударьинский военный
отдел. Начальник этого отдела должен был постоянно наблюдать
за ханом Хивы и его беспокойными подданными, туркменами-
иомудами.
Вплоть до 1875 г. Кокандское ханство сохраняло формальную
независимость подобно Хиве и Бухаре, но вопиюще беззаконное
правление хана Худояра вызвало возмущение местных жителей,
и они восстали. Непрекращающийся хаос в ханстве и нападения
восставших на районы, уже включенные в состав Российской
империи, вынудили российские власти вмешаться и подавить
беспорядки, о чем говорилось выше. Сначала была аннексирова-
на (в качестве компенсации за причиненный ущерб) только
часть ханства, однако невозможность установить в ханстве нор-
мальное управление при сохранении власти Худояра заставила
Кауфмана отдать распоряжение ликвидировать Кокандское хан-
278
ство как традиционное государство, сформировать из входивших
в него земель Ферганскую область.
После кончины К.П. фон Кауфмана в 1882 г. Император Алек-
сандр III, благоволивший генералу М.Г. Черняеву, имевшему скан-
дальную репутацию, принял решение наградить его за прежние
заслуги и назначил генерал-губернатором Туркестана. При этом
возникло некоторое затруднение: во время длительной болезни
Кауфмана (инсульт и в результате обширный паралич) его долж-
ность исполнял генерал Г.А. Колпаковский, человек весьма испол-
нительный, к тому же старше Черняева по званию. Увольнять его
причин не было, а делать его заместителем Черняева значило бы
грубо нарушить правила субординации, что в России того време-
ни было вещью недопустимой. Выход был найден: новая террито-
риальная реорганизация. Была создана новая административно-
территориальная единица — Степное генерал-губернаторство, в
которое вошли Семиреченская область, изъятая из Туркестанско-
го генерал-губернаторства, а также Акмолинская и Семипалатин-
ская области, бывшие ранее в юрисдикции Западно-Сибирского
генерал-губернаторства. Черняеву, таким образом, достались Сыр-
дарьинская и Ферганская области и еще Зеравшанский округ.
Территориальные перемены коснулись и Закаспия. В 1869 г.
на морском берегу был основан Красноводск; взятие штурмом
Геок-Тепе и присоединение Ашхабада в 1881 г. позволило соз-
дать Закаспийскую область, в состав которой в 1884 г. был вклю-
чен Мерв, в 1885 г. — Кушка. В 1890 г. Закаспийская область
была выведена из-под юрисдикции Кавказского наместничества
и обрела «независимость», как составная часть империи, непо-
средственно подчиненная Военному министерству и управляе-
мая в соответствии с «временным положением об управлении
Закаспийской областью». Вскоре ее включили в состав Турке-
станского края.
В 1895 г. в состав империи вошел Памир, и на этом закон-
чились российские приобретения в Средней Азии. Азиатские
границы России с тех пор остались неизменными вплоть до
1917 г.
К 1917 г. Туркестанское генерал-губернаторство имело сле-
дующее территориальное разделение: Сырдарьинская область
(уезды: Казалинский, Перовский, Чимкентский, Аулие-Атинский,
279
Ташкентский, Амударьинский); Ферганская область (уезды: Ко-
кандский, Скобелевский, который до 1909 г. назывался Ново-
маргиланским, Андижанский, Наманганский, Ошский); Самар-
кандская область (уезды: Самаркандский, Катта-Курганский,
Ходжентский, Джизакский); Семиреченская область (уезды: Вер-
нинский, Копальский, Леспинский, Пржевальский, Пишпек-
ский); Закаспийская область (уезды: Мангышлакский, Красно-
водский, Ашхабадский, Теджинский, Мервский).
Ташкент исполнял роль одновременно административного
центра Сырдарьинской области и всего Туркестанского края.
Бухарский эмират и Хивинское ханство после военных пора-
жений 1868 и 1873 гг. и до 1917 г. сохранили статус формально
независимых государств, потеряв некоторую часть своих перво-
начальных территорий. К.П. Кауфман потребовал от их правите-
лей запретить рабство и работорговлю, отменить наиболее жесто-
кие виды наказания, уравнять в правах с местными торговцами
русских купцов, предоставить российским предпринимателям
торговые и производственные концессии, отказаться от само-
стоятельного ведения внешней политики, сохранив суверенитет
во внутренних делах. Тому и другому владетелю ничего не остава-
лось, как принять эти условия, тем более что вмешательство в их
дела русских политических агентов (полномочных представителей
российского Императора) было эпизодическим и неназойливым.
Попав в вассальную зависимость, оба ханства тем не менее
мало изменились — все двигалось по привычной колее. Рабство
продолжало существовать, но в скрытой форме; как и прежде,
преступников забивали палками до смерти, сбрасывали с «баш-
ни смерти», калечили или морили в подземных тюрьмах. Нику-
да не исчезли антисанитария, тяжелые заболевания, нищета, не-
вежество, деспотизм.
Сохранивший свой трон эмир Бухары Сеид Музаффар Эддин
даже укрепил свои позиции. Он радушно принимал российских
эмиссаров и щедро награждал их дарами и орденами. Эмир су-
мел завести хорошие знакомства в высших российских сферах,
что помогло ему поднять свой статус. Фон Кауфман, обращаясь
к нему письменно, называл его «Ваше степенство». Так обычно
обращались к купцам и промышленникам, но уже его сын Сеид
Абдул Ахад (правил с 1885 по 1911 г.) после первого визита в
280
Санкт-Петербург удостоился обращения «Ваша Светлость»,
затем он стал «Превосходительством», «Высокопревосходитель-
ством», «Высочеством» и, наконец, «Величеством», что означало
повышение его ранга много выше ранга генерал-губернатора.
Когда же во время Русско-японской войны эмир подарил Им-
ператорскому флоту торпедный катер, Царь произвел его в чин
генерал-майора, что во мнении местного населения придало ему
дополнительный вес, возвысило его над личностью самого гене-
рал- губернатора.
Бухарское и Хивинское ханства — формально независимые
традиционные государства Средней Азии — предмет особого
разговора.
В течение ряда лет в русской печати появлялись различные
статьи, авторы которых недоумевающе вопрошали: «Почему, на
каком основании Бухара и Хива, побежденные на поле боя» про-
должают сохранять определенную независимость в своих вну-
тренних делах? В течение длительного времени неоднократно
поднимался вопрос о ликвидации «этих анахронизмов», госу-
дарств в государстве, и о полном включении ханств в состав Рос-
сийской империи.
Одним из наиболее плодовитых писателей, посвятивших ряд
своих работ этому вопросу, являлся долгое время живший в
Средней Азии Д.Н. Логофет, автор книг «Бухарское ханство под
русским протекторатом», «В забытой стране», «В стране беспра-
вия» и др. Логофет занимал в Туркестанском крае важные ад-
министративные посты и довольно детально ознакомился с об-
щим положением в Бухарском ханстве.
«...Вследствие каких непонятных причин, — писал он в 1913 г., —
Бухара, большая часть территории которой была завоевана силой
русского оружия и обильно полита русской кровью, не была в то
время присоединена к русским владениям, а, напротив, усмирив
непокорных правителей, не признававших эмира, мы создали из
маленькой Бухары значительное государство и опять-таки отдали
его эмиру в наследственное владение... Русское дело опять оказа-
лось отодвинутым куда-то далеко на задний план»8.
Проблема полного присоединения Хивинского и Бухарского
ханств к Российской империи являлась злободневной и животре-
пещущей в течение всего колониального периода истории Сред-
281
ней Азии. Десятилетия подряд царские чиновники отмечали в
своей переписке, что, например, вопрос об окончательном слия-
нии Бухары с Российским государством в принципе решен по-
ложительно, однако практическое претворение в жизнь этого
мероприятия требует наличия соответствующей обстановки. По-
добная обстановка, кстати говоря, так и не сложилась вплоть до
1917 г., хотя власти вполне отдавали себе отчет в настоятельной
необходимости изменения положения в вассальных государствах.
Характерно в этом отношении высказывание туркестанского
генерал-губернатора А.В. Самсонова, относящееся к 1910 г., ко-
торый был вынужден констатировать необходимость кардиналь-
ных преобразований в бухарском государственном устройстве,
чтобы предоставить населению ханства «более сносные условия
материального существования, личную и имущественную безо-
пасность, устранить произвол и вымогательства чиновников...
Откладывать дальше реформы в Бухарском ханстве нельзя, —
продолжал он. — Недовольство народа растет и может очень
скоро окончиться мятежом, для подавления которого придется
прибегнуть к вооруженной силе»9.
Еще за 30 лет до Д.Н. Логофета, в 1882 г., назначенный тур-
кестанским генерал-губернатором М.Г. Черняев выдвинул пред-
ложение о ликвидации Бухарского и Хивинского ханств, которое
подверглось обсуждению на Особом совещании по среднеази-
атским делам 24 июня 1882 г. Значение этого совещания опре-
делялось его составом. Здесь присутствовали министр иностран-
ных дел Н.К. Гире, министр финансов Н.Х. Бунге, начальник
Главного штаба Н.Н. Обручев, товарищ министра иностранных
дел А.Г. Влангали, первый советник этого министерства А.Г. Жо-
мини, товарищ министра финансов Николаев, посланник России
в Персии И.А. Зиновьев, М.Г. Черняев, вице-директор Департа-
мента торговли и мануфактур Министерства финансов Н.А. Ер-
маков и другие влиятельные представители правительства.
Одна из проблем, выдвинутая для рассмотрения на Особом
совещании, была сформулирована так: «Наши политические от-
ношения к независимым среднеазиатским ханствам».
Генерал-лейтенант Черняев изложил перед участниками со-
вещания свою программу действий10 — записку, представленную
им в Министерство иностранных дел. Туркестанский генерал-
282
губернатор отмечал в ней, что из-за «отсутствия руководящего
плана» в действиях России в Туркестане у нее образовалась «край-
не неудобная граница». Между главным военно-политическим
центром Туркестанского края — Ташкентом и Закаспийской об-
ластью находятся независимые владения: Бухара, Хива и Мевр.
По мнению Черняева, для укрепления экономики и развития
торговли Туркестана надлежало связать его с Каспийским мо-
рем, включив в состав Российской империи Бухарское и Хивин-
ское ханства. Туркестанский генерал-губернатор обосновывал
свое предложение, в частности, внутриполитическим положени-
ем Бухары: опасением, что в случае смерти эмира Музаффара
ханство станет ареной междоусобной войны, в которой примет
участие бежавший в 1868 г. из Бухары и поселившийся в Север-
ной Индии сын эмира Абдулмалик, «приверженец Англии».
Утверждение России в Бухарском ханстве, по Черняеву, не
представляет особых затруднений, ибо при этом можно рассчи-
тывать «на сочувствие и содействие «русской» партии, которая,
состоявшая из землевладельцев и торговцев, видит в русском
владычестве надежный залог личной и имущественной безопас-
ности, уже давно желает присоединения ханства к России и, в
случае внутренних замешательств, не преминет обратиться к нам
с просьбой о водворении в Бухаре русской власти». Для этого не
понадобится увеличивать войска в Туркестане, так как они всег-
да могут быть переброшены с Кавказа.
В то же время к России будет присоединен, таким образом,
округ «крайне густонаселенный и превосходящий плодородием и
богатством все остальные приобретения наши в Средней Азии».
Для осуществления этих целей генерал-губернатор предлагал
назначить в Бухару особого «правительственного резидента» для
наблюдения за политической жизнью и принятия мер «на слу-
чай беспорядков», а также чтобы подготовить население к пере-
ходу под власть России.
Что же касается хивинского хана, то он, по выражению Чер-
няева, «считает себя не более как нашим уездным начальником,
сами мы относимся к нему не иначе», поэтому (!) «было бы не-
логичным оставлять безраздельно в пользу его все доходы страны,
простирающиеся до 300 тыс. руб. в год, тем более что содержа-
ние Амударьинского отдела стоит нам немалых расходов. Хивин-
283
ский хан мог бы гораздо удобнее и спокойнее проживать на
приличном иждивении в Казани или Калуге».
Изложенные взгляды туркестанского генерал-губернатора не
встретили поддержки. Более того, ее почти единодушно откло-
нили. Оппоненты Черняева выдвинули следующие доводы11.
Установившиеся взаимоотношения со среднеазиатскими хан-
ствами представляют существенные выгоды и преимущества.
Правительство не должно затрачивать средства «на обеспечение
в краях этих спокойствия и на поддержание обаяния нашего в
глазах как местного населения, так и его правителей». И в то же
время русское правительство полностью контролирует эмиров и
ханов, заставляя их действовать по своему усмотрению.
Следует тем паче сохранять существующий порядок вещей в
ханствах, что «самая своеобразность этих стран исключает, по
большей части, возможность их переустройства и что, поэтому,
почти неизбежным последствием всякого изменения условий их
существования является далеко не всегда желательное присоеди-
нение независимых владений к России, территория которой в
Средней Азии и без того уже весьма обширна и требует от нее
значительных и по большей части непроизводительных затрат».
Другим нежелательным последствием попыток включения
Бухары и Хивы в состав Российской империи может стать бес-
покойство и даже «сильная тревога» в Англии. Ухудшение же
англо-русских отношений грозит опасностью срыва намечающе-
гося соглашения по среднеазиатским делам. Между тем в таком
соглашении очень заинтересована и Россия, «ввиду как ощущае-
мой нами потребности вообще избегать затруднений, так и воз-
можности больших осложнений на европейском Востоке».
Совещание полагало, что только чрезвычайные и особо важ-
ные обстоятельства могут оправдать какой-нибудь рискованный
шаг, влекущий за собой ухудшение отношений с Англией.
Совещание согласилось лишь с мнением Черняева о перво-
степенной необходимости устройства пути между низовьями
Амударьи и Каспийского края. Однако, ввиду «отсутствия средств
на создание усовершенствованных и дорогостоящих путей со-
общения», оно предложило искать решение этой проблемы «не
в коренном изменении оснований, на которых держится наше
теперешнее положение в Средней Азии, а в условиях, направ-
284
ленных к развитию наших мирных торговых сношений с сред-
неазиатскими населениями и, в особенности, с Мервом».
Окончательное заключение особого совещания гласило:
1. В данное время нет должных оснований к изменению сло-
жившегося положения и это изменение нежелательно.
2. При возникновении в Бухарском ханстве междоусобной
борьбы правительству следует воздерживаться от вмешательства
в нее для сохранения свободы действий и признать эмиром того
из претендентов, который обяжется соблюдать установившиеся
взаимоотношения с Россией.
3. Вместе с тем надо быть готовыми к активным действиям в
случае каких-либо непредвиденных обстоятельств, и туркестан-
ский генерал-губернатор должен доставлять в Министерства
иностранных дел и военное «по возможности частые и регуляр-
ные отчеты», на основании которых можно было бы заранее вы-
яснить вопрос о наследнике бухарского престола и оказать ему
поддержку для предупреждения внутренних раздоров.
4. Следует стремиться к развитию торговых сношений с на-
селением, обитающим между Амударьей и Каспийским морем,
и использовать для этой цели влияние русского правительства в
Бухаре и Хиве.
Протокол совещания, подписанный Бирсом, Бунге, Обруче-
вым и Зиновьевым, был представлен Александру III и не встре-
тил с его стороны возражений.
Характерна также «Записка о политическом и экономиче-
ском положении Бухарского ханства»12, составленная в конце
XIX в. российским политическим агентом в Бухаре П.М. Лесса-
ром. Констатируя, что основное содержание политики России в
отношении ханства заключается в «полном невмешательстве» в
его внутренние дела, Лессар отмечал: «Мы заботимся исключи-
тельно об обеспечении стратегических задач на случай усложне-
ния в Средней Азии; эмир же и его сановники делают с народом
что им угодно. Таким образом, не затрачивая никаких средств
или трудов, мы получаем от Бухары все, что нам нужно...»
Подобная система, по мнению политического агента, с одной
стороны выгодна, но с другой — она оборачивается «тяжелым
положением народа и общим неудовольствием, вызываемым
невыносимыми поборами сборщиков податей, гаремными из-
285
лишествами эмира, обременительностью военной службы, под-
купностью казиев, одним словом, общим крайне неудовлетво-
рительным управлением ханством».
Все это, писал Лессар, серьезно отражается на престиже рус-
ской власти, поддерживающей эмира, возлагая на русское пра-
вительство «нравственную ответственность» за все беззакония и
безобразия, творящиеся в Бухаре.
С другой стороны, Лессар предупреждал, что «невозможно
допустить разорение бухарского народа», поскольку в таком слу-
чае «Бухара как рынок потеряет значение в случае обеднения
населения... Необходимо помнить, — отмечал Лессар, — что если
эмиру легко в несколько лет разорить свой народ, то России впо-
следствии придется принести серьезные жертвы, чтобы восста-
новить его благосостояние до такой степени, чтобы платежные
силы сделали возможным безубыточное управление страной»13.
Казалось бы, и с политической и с экономической стороны
целесообразно было ликвидировать эти пережившие себя и все
же продолжавшие существовать феодальные деспотии — Бухару
и Хиву. Но эта мера продолжала вызывать серьезные опасения.
Так, тот же Лессар высказал мысль, что присоединение Бухар-
ского ханства к России неизбежно заставит создать «сложный и
дорогостоящий административный и судебный механизм и ля-
жет тяжелым бременем на Государственное казначейство».
Вместе с тем такой шаг порождал опасения и с внешнеполи-
тической стороны, поскольку мог вызвать протесты со стороны
Англии и толкнуть ее, по мнению Лессара, в объятия «среднеев-
ропейских держав», то есть Тройственного союза (Германия,
Австро-Венгрия, Италия).
Подобное же нежелательное впечатление могла произвести
полная аннексия полузависимых Бухарского и Хивинского ханств
на зарубежном Востоке — в Индии, Афганистане, Персии, что
могло бы умалить в этих странах престиж России.
Резюмируя все эти отрицательные моменты, Лессар приходил
к твердому выводу, что присоединение Бухары не только не
укрепило бы положение в Средней Азии, но оказало бы «прямо
противоположное действие».
Это положение подкреплялось чрезвычайно выразительным
доводом: «Для нашего положения в Туркестане весьма выгодно
286
существование независимых ханств, как Бухара и Хива; что бы
ни делалось для улучшения их управления, всегда население их
будет в худшем положении, нежели в Туркестане: всегда они бу-
дут желать подчинения России и туземцы наших владений будут
ценить преимущества русского подданства. С прекращением не-
зависимости ханств исчезнет единица сравнения, и это неблаго-
приятно отразится на успешности примирения туземных рас с
нашим господством»14.
Схожие мысли высказывали и другие авторы, пишущие о
среднеазиатских делах.
В Петербурге, таким образом, руководствовались тремя мо-
тивами, которые препятствовали включению Бухарской и Хи-
винской территорий в составе Российской империи. Это — не-
желательность внешнеполитических осложнений (в основном с
Англией), боязнь увеличения расходов «на управление» и послед-
ний по счету, но не по значению — желание сохранить «едини-
цу сравнения», которая помогла бы консолидировать Туркестан-
ское генерал-губернаторство.
* * *
Рескрипт Государя на имя первого генерал-губернатора Тур-
кестана К.П. фон Кауфмана давал ему полномочия «к решению
всех политических, пограничных и торговых дел; к отправлению
в сопредельные страны доверенных лиц для ведения переговоров
и подписания трактатов, условий для постановлений»15. Началь-
ник края имел право высылать с подведомственной ему террито-
рии политически неблагонадежных лиц на срок до пяти лет, а в
некоторых случаях предавать их военному суду. Он устанавливал
размеры налогов, предоставлял иностранцам российское поддан-
ство, распоряжался кредитованием юридических и физических
лиц, утверждал смертные приговоры, в том числе вынесенные
местным жителям традиционными мусульманскими судами.
Свои весьма обширные полномочия генерал-губернатор осу-
ществлял через исполнительный орган — Канцелярию туркестан-
ского генерал-губернатора, созданную в 1867 г. Штат канцелярии
состоял из офицеров и чиновников различных специальностей,
которых возглавлял управляющий канцелярией. Канцелярия была
287
связующим звеном с вышестоящими инстанциями и нижними
этажами губернской администрации — областями, отделами, рай-
онами, уездами, волостями и т. п.
Канцелярия ведала кадровыми вопросами, землеустройством
и налогообложением, дорожным строительством и горным де-
лом, связями с среднеазиатскими протекторатами России (Бу-
хара, Хива), а также с сопредельными независимыми государ-
ствами. Сотрудники канцелярии рассылали запросы и указания
во все концы края, получая в ответ массу отчетов, в том числе
статистических. Вся эта информация подлежала обработке и
обобщению, что в условиях XIX в. требовало большого времени,
больших усилий и немалого умения. Следует также учесть, что в
первые годы существования Туркестанского генерал-губернатор-
ства работники канцелярии просто не имели необходимых для
работы помещений.
В состав краевой администрации входили представители не-
которых министерств и ведомств, которые должны были не
только наблюдать за правильным исполнением законов империи
и сметы расходов, но оказывать генерал-губернатору помощь в
управлении регионом, при этом, однако, все они подчинялись
своему начальству в столице. Начальник края время от времени
созывал для совещания по важным вопросам своих старших по-
мощников и представителей министерств, но последнее слово
оставалось за ним.
Администрации областей по структуре повторяли админи-
страцию генерал-губернатора, хотя и в уменьшенном размере.
Во главе области стоял военный губернатор, у которого был по-
мощник (заместитель), а исполнительный орган области, прово-
дивший в жизнь распоряжения генерал-губернатора и област-
ного военного губернатора, назывался областным правлением.
Круг обязанностей областного правления был, соответственно,
уже, чем у канцелярии генерал-губернатора, — так, например, в
его составе не было дипломатического отделения.
Области делились на уезды, которые управлялись уездными
начальниками, имевшими в своем распоряжении небольшой
штат чиновников. Уезды, в свою очередь, подразделялись на во-
лости или участки, которыми «командовали» приставы. Практи-
чески все начальствующие лица назначались из числа армейских
288
офицеров, что объяснялось подчиненностью Туркестанского
генерал-губернаторства Военному министерству, а не Министер-
ству внутренних дел, как это обычно бывало в европейской части
России и Сибири.
Очень скоро после присоединения большой части Средней
Азии к Российской империи в российской и зарубежной печати
стали появляться статьи, разоблачавшие коррупцию и произвол,
которые якобы стали вопиющими в среде русских управленцев
новоприобретенными землями. Писали не только о недобросо-
вестных чиновниках, берущих взятки без зазрения совести и
готовых разорить чуть ли не всех «туземцев», от них зависевших,
но и о порочной тенденции посылать в Туркестан самых худших
представителей российского служивого сословия.
Ничего необыкновенного в этом не было. Так было во все вре-
мена. Во-первых, так сплошь и рядом вели себя колониальные
служащие на далеких окраинах всех империй — Российская не
была исключением: когда контроль центра ослабевает из-за его
удаленности, у его (центра) посланца усиливается чувство безна-
казанности. Во-вторых, это были 60— 70-е гг. XIX в., то есть пре-
красное время Великих реформ, время, когда была легализована
свобода слова. (Вспомним нашу «перестройку» и «гласность» 80—
90-х гг. XX в.) Настало время сказать все и обличить все пороки.
В-третьих, надо учитывать элементарную человеческую зависть:
предприимчивые люди сколачивали неплохие состояния в ново-
завоеванном краю. «На возделывание хлопка, — пишет знаток
Туркестана М.П. Федоров, — бросились решительно все, кто имел
хотя бы небольшой запас денег»16. А еще там было золото, другие
минералы, превосходные фрукты и много еще чего.
Обстановку того замечательного, одновременно нервного и
неровного времени описал в своем немудреном стихотворении
поэт Щербина:
Был в моде трубочист,
А генералы гнули выю,
Когда стремился гимназист
Преобразовать Россию,
Когда, чуть выскочив из школ,
В судах мальчишки восседали,
Когда фразистый произвол
Либерализмом величали17.
11 Е.А. Глущенко
289
«Фразистый произвол» — спутник нежданно объявленной эпо-
хи гласности. Туркестанскую администрацию, ее главу и ее слу-
жащих начали травить чуть ли не с первых дней их существования.
Травлю открыл герой Ташкента генерал-майор М.Г. Черняев.
С К.П. фон Кауфманом Михаил Григорьевич Черняев никогда не
встречался, но испытывал к нему неприязнь за то, что тот, как ему
казалось, узурпировал пост, судьбой предназначенный ему,
МТ. Черняеву. Со страниц собственной газеты «Русский мир» Чер-
няев обличал Кауфмана в некомпетентности и растратах казенных
средств. Было опубликовано несколько статей. В течение 1873—
1874 гг. «Русский мир» вел методичную кампанию против Кауф-
мана, требуя расследования его злоупотреблений. Травля на стра-
ницах безответственного издания нанесла заметный вред здо-
ровью первого генерал-губернатора Туркестана.
Большое влияние на российские умы, как это бывало в пере-
ходную эпоху российской истории, оказало свидетельство ино-
странца — книга секретаря американского посольства в Петер-
бурге Юджина Скайлера «Туркестан», которую он написал,
собрав материал в поездках по Средней Азии в 70-х гг. XIX в. На
многих страницах своей книги он пишет о коррупции и плохом
управлении, характерных для русских властей на завоеванных
территориях. В России книга имела значительный резонанс.
Однако больше, чем кто бы то ни было, повлиял на представле-
ние русского общества о Туркестане и русских туркестанцах «про-
курор российской действительности» (выражение почитателей
писателя) М.Е Салтыков-Щедрин. Начиная с 1869 г. в петербург-
ском оппозиционном журнале «Отечественные записки» печата-
лись его очерки сугубо критического направления, утомительно
многословные. Название было: «Господа ташкентцы. Картины нра-
вов». В 1872 г., когда в Москве проходила Политехническая вы-
ставка, публикация очерков закончилась. Щедрин объяснял, каки-
ми он видит Ташкент и его обитателей — ташкентцев.
«Ташкент, как термин географический, — писал сатирик, —
есть страна, лежащая на юго-восток от Оренбургской губернии.
Это классическая страна баранов, которые замечательны тем, что
к стрижке ласковы и после оголения вновь обрастают с изуми-
тельной быстротой»18. Так можно было писать, будучи стопро-
центно уверенным, что сарты и другие коренные обитатели тех
290
мест никогда не читали и не будут читать «Отечественные за-
писки». И далее: «Как термин отвлеченный, Ташкент есть стра-
на, лежащая всюду, где бьют по зубам и где имеет право граж-
данственности предание о Макаре, телят не гонящем. Если вы
находитесь в городе, о котором в статистических таблицах ска-
зано: жителей столько-то, приходских церквей столько-то, учи-
лищ нет, библиотек нет, богоугодных заведений нет, острог один
и т. д., — вы можете сказать без ошибки, что находитесь в самом
сердце Ташкента»19.
Таков Ташкент, а вот каков ташкентец: «Ташкентец» — это
просветитель. Просветитель вообще, просветитель на всяком ме-
сте и во что бы то ни стало; и при том просветитель, свободный
от наук, но не смущающийся этим, ибо наука, по мнению его,
создана не для распространения, а для стеснения просвещения.
Человек науки, прежде всего, требует азбуки, потом складов че-
тырех правил арифметики, таблички умножения и т. д. «Таш-
кентец» во всем этом видит неуместную придирку и прямо го-
ворит, что останавливаться на подобных мелочах — значит
спотыкаться и напрасно тратить золотое время. Он создал осо-
бенный род просветительной деятельности — просвещения без-
азбучного, которое не обогащает просвещаемого знаниями, не
дает ему более удобных общежительных форм, а только снабжа-
ет известным запахом»20.
Далее сатирик излагает план «всестороннего» изображения
ташкентцев:
«Таким образом, я нахожу возможным изобразить:
ташкентца, цивилизующего in partibus*;
ташкентца, цивилизующего внутренности;
ташкентца, разрабатывающего собственность казенную (в
просторечии казнокрад);
ташкентца, разрабатывающего собственность частную (в про-
сторечии вор)...
Очень часто эти люди весьма различны по виду; но у всех
имеется один соединительный крик: «Жрать!»21
Возникает естественный вопрос: бывал ли Щедрин в Ташкен-
те, жил ли там сколько-нибудь долго, если с такой страстью,
* За границей.
291
прямо-таки религиозной пламенеющей ненавистью взялся об-
личать «порочный» город и его «погрязших в смертных грехах»
обитателей?
В Ташкенте и других среднеазиатских городах обличитель ни-
когда не был. Весьма сомнительно, что он читал что-нибудь о тех
местах, а потому знал о них не больше того, что сообщил в на-
чале своего произведения: «Страна, лежащая на юго-восток от
Оренбургской губернии», его обличительный пафос возник на
«прочном» основании рассказов и слухов.
Так бывало во все времена: открывались (завоевывались) новые
земли, и туда устремлялись самые разные люди: и те, кому нужен
был простор для приложения созидательных, творческих сил, и
просто охотники до легкой наживы. Незаконно захватывали «ино-
родческие» земли, злоупотребляли служебным положением — все
это было, однако наказание настигало даже весьма высокопостав-
ленных чинов туркестанской администрации. Очень громким
было дело военного губернатора Сырдарьинской области генера-
ла Головачева, начальника города Ташкента Мединского, несколь-
ких чиновников канцелярии генерал-губернатора, которые вы-
давали и сами получали большие, чем жалованье, наградные
суммы, беспроцентные ссуды; на одни и те же нужды по несколь-
ко раз собирали деньги с местного населения. Мединский заклю-
чал провинившихся в тюрьму и сек розгами не только без суда и
следствия, но и без письменного постановления. Увы, эти при-
меты российской действительности не исчезли и по сей день.
Один из очерков щедринской сатиры имеет название «Таш-
кентцы — цивилизаторы». Издевка писателя был необоснованна
и несправедлива. Вряд ли он стал бы издеваться над русской ад-
министрацией Туркестана, если бы знал, что в 60—70-х гг. Ка-
уфман и его сподвижники не только запретили рабство и рабо-
торговлю в Средней Азии, но и следили за соблюдением этого
запрета. Запрещены были такие виды казни, как перерезание
горла виновного ножом и разного рода членовредительства.
Впрочем, Салтыков-Щедрин, будучи революционным демокра-
том (советская терминология), к факту относился без почтения.
Эту традицию подхватили и развили Ленин и большевики.
Со стороны писателя некорректно было так грубо поносить
маленький русский город, который возник всего за четыре года
292
до того, как писатель сел за свою сатиру. Естественно, в этом
городе не могло быть ни университета, ни оперы, ни картинной
галереи.
Чего же не знал или не хотел знать о Ташкенте и ташкентцах
писатель Н. Щедрин? Об этом будет сказано ниже.
С «легкой» руки нескольких именитых авторов в обществен-
ном мнении России сложился устойчивый стереотип: в Турке-
стане служат казнокрады и воры. Эту легенду с удовольствием
подхватили за рубежом и стали тиражировать в течение не
одного десятка лет. В качестве фактов, подтверждающих этот
тезис, приводили имена одних и тех же должностных лиц, осуж-
денных по суду. Того же мнения придерживались советские
историки и публицисты. «Само собой разумеется, — было ска-
зано в 1990 г. в журнале «Звезда Востока», — что сюда (в Турке-
стан. — Е. Г.) сплавлялись все отбросы резервной армии россий-
ской дворянской и служилой бюрократии. Здесь они находили
широчайшее раздолье для личного произвола, самого беззастен-
чивого и дикого грабежа, взяток и насилия без конца и преде-
ла»22. «Само собой разумеется» — так начинается цитата, то есть
доказательств не требуется. Ту же легенду, как аксиому, повто-
ряют из одной «научной» книги в другую ученые независимых
постсоветских государств.
Эту клеветническую легенду опровергает реальность. Отбросы
имеются в любом обществе, но не они строят новые города, же-
лезные дороги, ирригационные каналы, фабрики, больницы, би-
блиотеки. К 1917 г. Туркестанский край имел достаточно раз-
витую инфраструктуру, как производственную, так и социальную,
что было делом ума и рук российских предпринимателей, инже-
неров, рабочих, военных, ученых, медиков и чиновников.
Следует помнить, что в 60—70-х гг. XIX в. Туркестан был кра-
ем не только далеким, но и совсем необустроенным, неуютным,
с непривычным климатом. Уроженцу Европейской России жить
здесь было тяжело. Сам К.П. фон Кауфман довольно долго обитал
в домике без окон, который отапливался небольшой переносной
печкой. Весной крыша стала протекать, и, пока ее не починили,
генерал-губернатор писал свои донесения Царю, сидя под боль-
шим зонтом. Поэтому, чтобы сделать условия службы в Средней
Азии сколько-нибудь сносными, правительство установило для
293
офицеров и чиновников льготы: четырехмесячный отпуск с со-
хранением содержания, повышенные пенсии при сокращенных
сроках выслуги лет, пособия после пяти лет службы и зачет пяти
лет за семь23. Эти льготы устанавливались для того, чтобы иметь
возможность привлекать на туркестанскую службу людей до-
стойных и квалифицированных, а не отбросы. Естественно, не
всегда получалось как было задумано.
* * *
Если структура центральной администрации создавалась все
же по российскому образцу, то низовые органы управления
строились с учетом местной специфики. В результате та система
власти, которая сложилась в Туркестане на основе рекомендаций
Степной комиссии, получила не очень понятное на первый взгляд
название — «военно-народное управление». Слово «военно-»
появилось по той причине, что край был завоеван силой оружия
и оставался в подчинении Военного министерства, да и сколько-
нибудь ответственные должности в русской колониальной адми-
нистрации всех степеней занимали генералы и офицеры. А вто-
рую часть словосочетания «народное» можно было бы сегодня
заменить более современным термином «традиционное».
На своей первой встрече с авторитетными людьми Ташкента
в 1867 г. Константин Петрович Кауфман изложил основы ново-
го политико-административного устройства края.
В соответствии с рекомендациями Степной комиссии и Про-
ектом положения об управлении краем 1867 г. всеми делами в
городах (кроме Ташкента) заведовали избранные представите-
лями городских кварталов советы старейшин-аксакалов. Акса-
калы занимались сбором налогов и распределением различных
повинностей. Старейшины подчинялись старшему аксакалу, ко-
торого назначал военный губернатор области; тому же старшему
аксакалу были подчинены младшие полицейские служащие-
миршабы, смотрители оросительных систем — мирабы и судьи-
казии. Все они состояли на жалованье, то есть на содержании
городской казны. В некоторых городах кроме советов аксакалов
были созданы общественные управления (нечто вроде россий-
ских земств), в круг обязанностей которых входили сбор податей
294
и ведение городского хозяйства. В 1876 г. по приказу К.П. Кауф-
мана эти управления из-за их неэффективности были упраздне-
ны, а хозяйство городов было передано в ведение уездной адми-
нистрации, то есть российских офицеров и чиновников.
Будучи «столичным городом», Ташкент в 1877 г. по инициа-
тиве Кауфмана получил самоуправление в соответствии с Горо-
довым положением от 16 июля 1870 г., то есть те же права, что
и другие российские города. Домовладельцы стали избирать го-
родскую думу. Участвовать в выборах гласных думы могли таш-
кентцы, достигшие 25 лет, подданные Российской империи, вла-
девшие недвижимым имуществом, платившие городские налоги
и не состоявшие под судом или следствием. Таким же правом
пользовались медресе и мечети, как юридические лица, владев-
шие недвижимостью. Избиратели распределялись по куриям в
соответствии с их имущественным цензом.
В думу первого созыва было избрано 69 гласных: 48 человек
от русского Ташкента и 21 — от азиатской части24. В русской
части проживало в 1877 г. 3921 житель, в азиатской — 80 тысяч.
Несправедливость в представительстве отметил в отчете о реви-
зии 1882 г. тайный советник Ф.К. Гире: «Более или менее спра-
ведливое соотношение представительства двух частей города в
думе не только может принести пользу в смысле соединения
двух народностей, но вместе с тем и гарантировать правильное
и равноправное самоуправление»25.
Исполнительным органом Ташкентской городской думы была
городская управа, а городской голова назначался генерал-губер-
натором. При К.П. Кауфмане эту должность занимал начальник
Ташкента.
Согласно Временному положению 1867 г. кочевое население
края делилось на волости, а те, в свою очередь, — на аулы. Ад-
министративная и полицейская власть осуществлялась волост-
ными управителями и аульными старшинами, которые избира-
лись сроком на три года и утверждались военным губернатором
области. Также на три года избирались аксакалы в городах и
других поселениях.
Русская администрация с первых лет присоединения края к
империи стремилась ослабить власть и влияние традиционных
правителей, таких, например, как беки и баи, для чего, в част-
295
ности, волости и аулы создавались не по родовому, а по терри-
ториальному признаку. В сельском (аульном) обществе могло
быть не более 200 дворов или кибиток, в волостном — от тыся-
чи до 2 тысяч дворов или кибиток. Такое административное де-
ление вызывало возмущение родо-племенной знати, восприни-
мавшей это нововведение как нарушение родовых связей казахов
и киргизов, которые в основном были кочевниками.
Главной задачей выборной администрации было собирать на-
логи. «Без военно-народного управления, — пишет Кауфман, —
невозможно было надеяться ни на поступление податей, ни на
правильную деятельность вновь открытых учреждений»26.
Кроме сбора налогов и дел хозяйственных на волостного
управителя возлагались и полицейские функции: он был обязан
обеспечить спокойствие в подведомственной волости, произво-
дил дознание о преступлениях, находившихся в юрисдикции на-
родных судов, оповещал население о законах и постановлениях
российской администрации. Для решения серьезных дел, касав-
шихся всего волостного общества, волостной управитель созывал
волостной съезд выборных представителей.
Чины низовой администрации нередко злоупотребляли своим
положением, что вынуждало русские власти лишать их своих
должностей. Тайный советник Ф.К. Гире в отчете о ревизии Тур-
кестанского края отмечал: «Из 109 волостных управителей Сыр-
дарьинской области уволено в течение трех лет 38 лиц, что со-
ставляет 35%, или около 13 случаев в год»27. Далее Гире пишет:
«Стремление попасть в волостные объясняется, с одной стороны,
довольно значительным содержанием, а с другой — тем, что у
него сосредоточен сбор податей целой волости, причем легко
возможные незаконные поборы, несвоевременная сдача в казна-
чейство собранных денег и нередко даже утайки их. Кроме того,
волостной управитель в силу представленной ему власти (пара-
граф 112 Положения 1867 г.) может налагать денежные штрафы
до трех рублей. Контролирование его в этого рода суммах со-
вершенно невозможно, в особенности при кочевом образе жиз-
ни населения»28.
Положение 1867 г. вводило новый порядок сбора налогов, при
этом упрощалась система налогообложения — при ханах налогов
и сборов было множество, никто толком не знал сколько их, тем
296
более что в любой момент мог быть введен новый налог. Оседлое
население в аграрных районах платило херадж — поземельный
налог, равный !/10 части урожая, закят — налог с торгового обо-
рота (впоследствии был отменен российскими властями), а также
налоги на содержание оросительных сооружений, дорог, мостов,
базаров и т. п. Новостью для местного населения стал налог на
обустройство почтово-телеграфной службы.
Как уже говорилось, в администрации генерал-губернатора
состояли представители центральных ведомств. Функции кон-
троля за финансовой деятельностью осуществляла Туркестанская
контрольная палата, бывшая частью системы Госконтроля им-
перии. Главной задачей палаты была проверка финансовой от-
четности губернских учреждений. Отчетность проверялась очень
тщательно, сначала в «кассовом отношении», то есть определя-
лось, насколько правильно были проведены операции, а затем
«по существу действий», то есть насколько законны и целесо-
образны операции, санкционированные распорядителями кре-
дитов. Убытки, причиненные казне незаконными или непра-
вильными действиями должностных лиц, обращались в начет в
административном или судебном порядке. Заключения ревизо-
ров можно было обжаловать в Совете Госконтроля в Петербур-
ге29. Именно бдительность ревизоров Госконтроля позволила вы-
вести на чистую воду многих лихоимцев, которым показалось,
что, находясь за тридевять земель от имперского центра, они
могут делать что угодно, не опасаясь наказания. Именно бди-
тельность ревизоров и гласность эпохи Великих реформ сделали
многие «художества» достоянием российской общественности и
вместе с тем способствовали искажению образа туркестанского
первопроходца.
В июне 1869 г. постановлением Государственного совета в Таш-
кенте была учреждена Туркестанская казенная палата, подведом-
ственная Министерству финансов. Палата заведовала поступлени-
ем налогов, кроме того, она выполняла и контрольные функции.
Местными органами палаты были областные и уездные казначей-
ства. Они принимали поступающие доходы и производили плате-
жи по расходам местных органов управления. Правильность опе-
раций казначейства проверялась контрольным отделом казенной
палаты, а затем ревизором Контрольной палаты.
297
Надо сказать, что негативному восприятию людей, служив-
ших или занятых предпринимательством в Туркестане, за его
пределами способствовала непрекращающаяся борьба между
службой Госконтроля, МИДом и Министерством финансов с
первым генерал-губернатором Туркестана Константином Пе-
тровичем фон Кауфманом. Эта борьба продолжалась без пере-
рыва все 15 лет пребывания Кауфмана на своем посту, она не
только не была скрытой, но благодаря газетам приобрела широ-
кую огласку.
Появившись в Ташкенте, Кауфман начал преобразовывать
край, что никогда не проходит гладко, без сопротивления оппо-
нентов или даже врагов. Он был «устроителем края», как назы-
вали его соратники. При этом он хорошо знал, чего хотел до-
биться, он был одним из немногочисленной группы либералов,
которые окружали Александра II и подвигли его на реформатор-
ство. К тому же он был человек с немецким характером.
«Война» началась с того момента, когда Кауфман начал свои
преобразования в традиционной системе землепользования (об
этом позже).
Возражения петербургских ведомств касались, кстати, не толь-
ко земельной реформы. Ташкентскую администрацию упрекали
в мелочном вмешательстве в повседневную жизнь местного на-
селения. В Петербурге подняли на смех установление проекта По-
ложения об управлении краем 1873 г. о том, что полицейские
чиновники уездных управлений должны решать бракоразводные
дела мусульман, предварительно побывавшие и не решенные в
двух местных судебных инстанциях. Тем не менее такова была
практика во всех колониальных обществах, где последнее и ре-
шающее слово принадлежало представителям метрополии. Кри-
тикам кауфманского проекта казалось вздорным предложение
выдать каждому жителю Туркестанского края удостоверение лич-
ности. Проект оспаривался пункт за пунктом30.
Проходили годы, а полемика между Петербургом и Ташкен-
том по поводу туркестанского землеустройства не иссякала. Сре-
ди многочисленных, порой серьезных аргументов петербургской
стороны можно обнаружить возражения, имеющие в основе
обычное для бюрократических структур ведомственное соперни-
чество. В Министерствах финансов, контроля и иностранных дел
298
были возмущены привилегированным положением Туркестанско-
го генерал-губернаторства, состоящего в ведении военного ведом-
ства, а не Министерства внутренних дел, как другие губернии
России. Раздражало также министерских чиновников и то, что
начальник обширного азиатского края не только пользовался не-
изменным покровительством очень влиятельного военного мини-
стра ДА. Милютина, бывшего в 70-х гг. фактическим премьер-
министром, но имел также исключительную возможность
обращаться к Государю непосредственно, с нарушением правил
бюрократической иерархии. Раздражение петербургских чинов-
ников в определенной степени бывало обоснованным, когда от
Императора приходило неожиданное, с ними не согласованное
распоряжение выделить из, как всегда, скудного бюджета те или
иные суммы для нужд опостылевшего им Кауфмана; это могло
быть и требование признать действующим то или иное подписан-
ное международное соглашение, против которого чиновники бо-
ролись. Как говорится, непростые это были отношения.
Возможно, именно из-за особого положения туркестанского
генерал-губернатора петербургская бюрократия относилась к
нему с особым пристрастием и не прекращала придираться. В са-
мый последний год своего управления краем, это был роковой для
России 1881 г., потерявший терпение Константин Петрович пи-
шет своим оппонентам: «Нет никакого сомнения, что компетент-
ность в суждении, что необходимо краю и что не нужно, должна
принадлежать местной власти, которая затем и учреждена там»31.
В том смысле: не понимаете, не знаете — и не суйтесь!
Доныне дошло слишком мало свидетельств чисто человече-
ских свойств покорителя и устроителя Туркестанского края. Из
того, что есть, ценны немногочисленные его собственноручные
письма неофициального характера. ДА. Милютину он писал со-
вершенно доверительно, не скрывая отчаяния:
«От незнания ли дела или от личного нерасположения ко мне,
но я на каждом шагу получаю несочувственные и оскорбитель-
ные бумаги, которые, разрушая мое здоровье, лишают меня воз-
можности всякой надежды на ведение управления в крае при
такой централизации в министерствах, какая выразилась в по-
следнее время. Мне удалось устроить отношения к некоторым
из соседей в Средней Азии, о которых и мечтать было нельзя
299
несколько лет тому назад. Достигнуть этого я мог лишь твердою,
неизменною, честною и в то же время, выражусь так, доброю
политикой с этими ханами...
Я хлопочу об увеличении доходов с края и достиг уже недур-
ных в этом отношении результатов и достигну еще значительно
больших, если мне не будут мешать разные формальности; меня
заедает Министерства финансов и контроля разными до смеш-
ного требованиями, а Министерство финансов даже грубыми,
циничными, неприличными отзывами, на которые мне стыдно
отвечать; разве так платят люди, сколько-нибудь имеющие со-
весть и любовь к родине, человеку, который себя не жалеет на
пользу отечеству. — Всякому терпению есть мера. — Я нахожусь
иногда в таком положении, что, если бы не любовь к Государю
Императору и нежелание огорчить его, я готов был бы бросить
все и бежать от этих дел»32.
Константин Петрович не только гипотетически рассуждал о
«бегстве», но и официально просился в отставку, ссылаясь на рас-
строенное здоровье. Об этом есть запись в дневнике Милютина.
Военный министр уговорил своего старого товарища продолжать
управление краем.
Самые серьезные претензии петербургских критиков каса-
лись дел финансовых. Новообретенный для империи край тре-
бовал все возрастающих расходов, притом что поступающие в
казну доходы (налоги и другие сборы) их не покрывали. Так, в
1868 г. доходы края составляли 1 824 719 рублей, расходы —
5 022 508 рублей, дефицит — 3 197 789 рублей. В 1873 г. до-
ходы увеличились до 2 616 409 рублей, но и дефицит увеличил-
ся тоже до 5 721 688 рублей. В последний год действительного
управления К.П. Кауфманом вверенным краем превышение рас-
ходов над доходами (5 979 918 рублей) составило 9 160 647 руб-
лей, а за 15 лет с 1867 по 1882 г. — около 100 миллионов руб-
лей 33. Огромная сумма по тому времени!
Возмущение дороговизной новых территориальных приобре-
тений в Средней Азии вышло за пределы служебной переписки
и обрело публичную форму на страницах газет и брошюр.
Кауфман и его громкие дела в Средней Азии привлекли вни-
мание разнообразных публицистов, как серьезных знатоков про-
блемы, так и считающих себя таковыми.
300
Немало путешествующий по Туркестану и сопредельным
краям М.И. Венюков писал в середине 70-х гг.: «Взяв для срав-
нения какую-нибудь русскую губернию с тем же числом насе-
ления, даже в средней полосе, мы увидим, что Туркестанский
край по отношению к налогам есть самая счастливая часть Рос-
сийской империи. Между тем о новых источниках для обложе-
ния ничего не известно, и цифры доходов иногда не только не
возрастают, а даже падают к следующему году. Это показывает,
что платежные податные средства края не довольно изучены или
неточно оценены и что самые сборы взимаются недостаточно
правильно, на что, впрочем, есть прямые указания в печатных
источниках. Расходная часть туркестанского бюджета едва ли не
еще более беспорядочная и поражает особенно огромными сум-
мами на содержание чиновников, из которых многие не зани-
мают никаких должностей, а состоят в распоряжении местной
центральной власти, для употребления по ее усмотрению. Кро-
ме того, многие значительные расходы, записанные в смету и
правильно утвержденные, иногда оказываются малопроизводи-
тельными, как, например, это было с почтовыми станциями по
оренбургскому тракту, которые через три года после постройки
пришли в разрушение, хотя и стоили дорого. Иные расходы де-
лались и делаются без внесения в смету... Бывали такие случаи,
что суммы, получившие уже определенное название, употребля-
лись на совершенно другие предметы, как, например, вместо
основания общественных банков деньги ушли на основание кон-
ского завода»34.
Прочитав этот пассаж, нетрудно догадаться, откуда ветер
дует... из Министерства финансов. Можно представить возмуще-
ние чинов финансового ведомства, во все времена приверженных
неукоснительному соблюдению целевого расходования отпущен-
ных средств: взял деньги для основания банков, так и трать по
назначению! Строго говоря, финансовые служащие должны быть
педантичными, но это не значит, что педантом должен и мог
быть покоритель и устроитель только что завоеванного края.
Будь Кауфман педантичным чиновником, не отрывающим взгля-
да от ведомственных инструкций, он, наверное, сохранил в
1866 г. за собой место генерал-губернатора Северо-Западного
края, но навряд ли стал бы могущественным «полуцарем», гро-
301
зой среднеазиатских эмиров и ханов. Будь он душой и темпе-
раментом предельно осторожным, не сказать трусливым, он до
бесконечности терпел бы дерзости от хивинцев, никогда не стал
бы вдохновителем и организатором Хивинского похода, а если
бы возглавил его, то непременно завершил дело провалом.
По твердому убеждению петербургских чиновников, началь-
ник Туркестанского края своевольничал, что трудно опровер-
гнуть, однако сам Кауфман был убежден, что имеет на то право,
так как ему на месте все виднее.
Справедливости ради надо признать, что многие хозяйствен-
ные начинания генерал-губернатора не давали желаемого эффек-
та, хотя хороши были по замыслу. Константин Петрович был че-
ловеком увлекающимся: достаточно вспомнить его спуск под воду
в первой русской подводной лодке и желание взлететь на возду-
хоплавательном аппарате, который вскоре назовут самолетом.
Когда-то в ташкентской администрации пришла в голову
мысль устроить в Ташкенте ярмарку, для чего в 1870 г. близ горо-
да по символической цене (1,25 копейки за квадратную сажень)
была куплена пустующая территория площадью 300 десятин. На
этой земле возвели павильоны и биржу, затратив изрядные суммы,
однако преодолеть косность местных производителей и торговцев
не удалось — они не захотели торговать на иноземный лад, про-
игнорировали ярмарку, оставшись на своих традиционных база-
рах. Даже освобождение от налога на время ярмарки не стало для
них привлекательным.
Такими же неудачными было еще несколько дорогостоящих
начинаний. Для орошения Голодной степи решить открыть ка-
нал из Сырдарьи, который должен был протянуться на 100 верст,
однако уже на двенадцатой версте затею оставили, поскольку
стоимость работ превысила сметную в пять раз. Надеялись, что
заинтересованные в водоснабжении земледельцы будут рыть ка-
нал бесплатно, как это бывало в ханское время, но дехкане уже
почувствовали слабину (глотки не режут, в подземелье не броса-
ют) новой власти и потребовали за свой труд денег.
С 1868 г. в Ташкенте велось строительство водопровода, кото-
рое постоянно год от года дорожало. После того как затратили
48 тысяч рублей, комиссия не приняла это гидротехническое со-
оружение — город остался без водопровода. Ничего не вышло из
302
замысла основать в Ташкенте конный завод. Товарищество завода
обанкротилось и осталось должно казне 47 тысяч рублей.
Ревизия Ф.К. Гирса, которая появилась в Ташкенте вскоре по-
сле смерти Кауфмана, причины этих неудач определила следу-
ющим образом: плохая проработка проектов, отсутствие высо-
чайшего разрешения, то есть согласования с министерствами,
неправильное составление смет, непрофессиональное исполне-
ние — «подряды отдавались, в большинстве случаев, без всякой
конкуренции, так как торгов весьма часто не производилось»35.
Гирса, как и других высокопоставленных петербургских чи-
новников, больше всего раздражало уникальное, независимое от
них, положение Константина Петровича, неизменное к нему
расположение Императора. Другие губернаторы появляются в
министерствах просителями, а этот, выбравшись из своей ази-
атской дыры, прямиком едет в Зимний, игнорируя даже мини-
стров! Бесило, и очень. Оттого в отчете ревизора снова и снова
звучит один и тот же мотив: «Если бы разрешение этих пред-
приятий шло законным путем, через подлежащие центральные
учреждения, то само собой разумеется, что разрешение могло
бы последовать не иначе, как после подробного обсуждения и
уяснения всех обстоятельств дела, а самые проекты были бы
подвергнуты строгому критическому разбору, как в техническом,
так и в финансовом отношении»36.
И снова в ту же точку: «Туркестанский генерал-губернатор в
силу данных ему уполномочий утверждал сложные строительные
проекты на значительные суммы на свой риск. Результаты по-
добного хода дел в некоторых случаях были весьма печальны»37.
В определенной мере ревизующий был прав: тщательная экс-
пертиза любого проекта необходима и полезна, однако, зная не-
гативное к себе отношение царедворцев и крупных чиновников,
Кауфман опасался, что любая министерская экспертиза примет
непременно затяжной характер и в конечном итоге похоронит
его инициативу, а потому действовал на свой риск, излишне до-
веряясь своему окружению, которое состояло не только из лю-
дей компетентных и честных.
Многие мемуаристы сходились во мнении, что Константин Пе-
трович был человеком добросердечным, чем охотно и часто поль-
зовались люди сомнительной честности. Из мемуара в мемуар
303
кочует курьезный случай, невольным «героем» которого стал пол-
новластный начальник края. «На каждое появление у туземцев
желания отрешиться от косности иди нелепых обычаев, — пишет
много лет служивший в канцелярии генерал-губернатора Г.П. Фе-
доров, — Кауфман отзывался с сердечными симпатиями и не жа-
лел, если было нужно, денег для поощрения... Однажды полковник
Колзаков, начальник Ташкентского уезда, сообщил Кауфману:
— Почетные жители уезда, а также волостные управители и
народные судьи, глубоко благодарные Вашему Превосходитель-
ству за те блага, которые они получили с подчинением страны
русскому Монарху, обратились ко мне с просьбой просить Вас
почтить их праздник, который они устраивают на Куйлюке. На
этом празднике будут их жены и дочери, которые, желая по-
чтить Вас, снимут свои волосяные сетки и будут танцевать свой
народный танец. Кауфман пришел в восторг, считая это первым
шагом женской эмансипации».
Праздник удался на славу. Константина Петровича и его сви-
ту встретили человек пятьсот самых именитых жителей Ташкен-
та, разодетых в богатые цветные халаты с белыми чалмами на
головах. Заиграла национальная музыка, и из шатра вышли не-
сколько красивых молодых женщин с открытыми лицами, в ве-
ликолепных по местной моде туалетах. Они танцевали около
часа, затем внезапно остановились и отвесили генерал-губерна-
тору низкий поклон. Кауфману очень понравились и танец, и его
эффектное завершение. Одной из танцовщиц, которую ему пред-
ставили как дочь казия, то есть судьи, он подарил кубок с над-
писью: «От Туркестанского генерал-губернатора».
А на следующий день, поутру, в резиденцию начальника края
явился офицер, правнук героя Отечественной войны 1812 г., под-
полковник Н.Н. Раевский. Этот правдолюб привез назад кубок с
дарственной надписью и раскрыл Кауфману глаза: Колзаков нагло
обманул своего легковерного начальника, выпустив танцевать пе-
ред ним группу дам традиционной морали. Что же касается жен
и дочерей лучших людей Ташкента, то они оставались сидеть по
домам и выходили на улицу только в чадрах38. Могли ли они по-
мыслить о танцах с открытыми лицами перед неверными?
Также, видимо, было и с ярмаркой — желание ускорить про-
грессивные сдвиги в традиционном сознании. А по поводу об-
304
мана с танцовщицами Константин Петрович очень долго огор-
чался.
Обширный отчет ревизии Гирса содержит многочисленные
обвинения в адрес тогда уже покойного начальника края. Снова
и снова повторяется тема расточительства, и прежде всего при
строительстве казенных зданий — клубов, помещений для началь-
ствующих лиц, в том числе для самого генерал-губернатора. При
нем были построены генерал-губернаторский дворец и загород-
ная дача, сооружения помпезные и, естественно, дорогостоящие.
Упрек можно было бы считать правомерным с точки зрения блю-
стителя государственных финансов, если только не принимать во
внимание важные принципы колонизационной политики. Про-
сторные, богато украшенные дворцы генерал-губернатора и
губернаторов областей должны были помимо прочего символизи-
ровать могущество державы-завоевательницы, укреплять автори-
тет новой власти. Нетрудно представить, как бы отнеслись к на-
местнику далекого Белого царя покоренные им сарты, если бы его
резиденция оказалась беднее дворцов побежденного хана. В кон-
це концов, по внешним признакам судят о богатстве и силе не
только на Востоке. Надо учитывать также постоянное соперниче-
ство двух колониальных держав — России и Англии, стремление
каждой оказывать влияние на азиатские народы, различными спо-
собами доказывать собственное превосходство. Сопредельные ко-
лониальные владения России и Англии в Центральной Азии не
были отгорожены непроницаемой границей: купцы и паломники
свободно перемещались из Русского Туркестана в афганские и
индийские пределы, могли оценивать могущество той и другой
колониальной державы и сообщать свои наблюдения соотече-
ственникам. Мог ли Кауфман допустить, чтобы «его» сарты сдела-
ли вывод, что Россия менее могущественная страна, по той при-
чине, что его резиденция в Ташкенте беднее дворца английского
вице-короля Индии? Ко всему прочему, он строил казенные двор-
цы и другие сооружения не только для себя и своих сослуживцев,
но и для своих и их преемников, то есть на долгие времена.
Петербургская бюрократия в лице Гирса и его ревизоров сво-
дила счеты со строптивым сановником, возмутительно близким
самому Государю. В своем отчете Гире постоянно подчеркивает,
что покойный начальник края своевольничал во всем, посягая на
305
прерогативы высшей, Императорской власти. Например: «Гене-
рал-губернатор присвоил себе право помилования лиц, осужден-
ных по судебным приговорам, что составляет прерогативу единой
самодержавной власти в России»39. Это обвинение повторено в
отчете несколько раз. Отчет ревизии адресовался Александру III,
который ревниво и с подозрением относился к деятелям предыду-
щего царствования, так что такой текст, который сочинил реви-
зующий Гире, должен был укрепить нового Царя в его убеждении:
покойный Император слишком доверился своим сотрудникам,
которые злоупотребляли его доверием и в конечном итоге погу-
били его. В 1883 г., когда проходила ревизия, Константина Петро-
вича уже не было в живых, но благополучно здравствовал его не-
посредственный начальник, друг и покровитель, недавно ушедший
в отставку военный министр Д.А. Милютин. Косвенным образом
обвинения ревизоров касались и его, попустительствовавшего
неуправляемому Кауфману. Сторонники «твердой линии», взяв-
шие верх после 1 марта 1881 г., Милютина активно не любили
(ненавидели даже) и очень опасались его возвращения в прави-
тельство.
Гире знал свое дело, знал, чего от него ждут в Петербурге, да
и вообще: ревизия для того и назначается, чтобы «вскрыть недо-
статки», а может быть, и чего хуже. Отчет ревизии — документ
ценный, но не слишком объективный, хотя бы уже потому, что
ревизующие, возможно хорошо знакомые с реалиями Централь-
ной России, не были в состоянии за короткое время освоить
специфику Средней Азии. Хозяйственные начинания Кауфмана
ревизующие оценили в основном негативно из-за немалых пер-
воначальных затрат; не сумели они увидеть перспективы шелко-
водства, виноделия и даже хлопководства, хотя уже в ходе реви-
зии явной была тенденция к росту засеваемых хлопчатником
площадей и урожаев.
* * *
Согласно проекту Положения 1867 г. в Туркестане создавалась
своеобразная, отличная от общероссийской система судоустрой-
ства. После проведения судебной реформы в 1864 г. в Европейской
России и в Туркестане появились выбираемые суды выборных ка-
306
зиев и баев, которые стали называться народными судами. Кроме
того, появились уездные суды, временные военно-судные комис-
сии, судные отделы областных правлений и судный отдел Канце-
лярии генерал-губернатора. Должность судей в этих органах ис-
полняли русские чиновники и офицеры. Обязанности прокуроров
были возложены на военных губернаторов областей.
Суду казиев были подсудны дела, размер иска по которым не
превышал 100 рублей. Иски на более крупные суммы рассма-
тривали съезды народных судей. Кроме того, существовали суды
третьей инстанции — чрезвычайные съезды народных судов. Они
разрешали спорные дела, возникавшие между жителями разных
волостей и уездов. За правосудием к народным судам обращалось
почти 90 процентов населения.
Народные суды судили руководствуясь нормами шариата
или адата, однако наказания были теперь намного более мяг-
кими — так, было категорически запрещено членовредительство.
В уездах были построены современные (для того времени) тюрь-
мы, которые заменили подземные узилища, столь распростра-
ненные в ханские времена.
Система народных судей не была совершенной — казии и баи
допускали злоупотребление своим положением, брали взятки и
не всегда выносили правосудные приговоры, но теперь у мест-
ных жителей появилась возможность обратиться в русские су-
дебные инстанции, которые руководствовались законами поре-
форменной России. Другое дело, насколько хорошо были
осведомлены о своих новых правах неграмотные, традиционно
приниженные верховной властью земледельцы и обитатели
среднеазиатских глинобитных городов.
Спекуляция по поводу несовершенства народных судов, соз-
данных К.П. Кауфманом вскоре после его вступления в долж-
ность туркестанского генерал-губернатора, была общим местом
в трудах советских и зарубежных авторов, писавших о русской
колонизации Средней Азии40. На ту же тему рассуждают науч-
ные работники новых независимых государств Средней Азии:
«Выборное начало и отсутствие требований относительно обра-
зовательного уровня кандидатов на должность «народных» су-
дей, — пишут узбекские авторы Н.А. Абдурахимова и Г. Руста-
мова, — открыли широкий простор для интриг и распрей вокруг
307
выборов, нередко сопровождавшихся насильственными действи-
ями сторон. Если в ханские времена назначению на должность
судьи предшествовал тщательный отбор самого достойного из
многих кандидатов, сдача экзамена на знание законов шариата
и адата, признание компетентности кандидата среди сограждан,
то выборная система ослабила эти требования. Теперь все за-
висело от лояльности кандидата к колониальной власти, тем бо-
лее что ею утверждались результаты выборов»41.
Поразительная сентенция! Во-первых, выборность судей про-
стыми людьми — дело никудышное: избиратели могут подрать-
ся. Такое, кстати, случается и ныне в самых демократических
странах. Вывод: демократия — вещь сомнительного свойства. Во-
вторых, лучше, если судью назначает хан, — ему и карты в руки.
Он отберет самого достойного, поскольку... он — хан. Не очень
ясно, как при этом устанавливается «признание компетентности
кандидата среди сограждан». Опросом, референдумом? Кажется,
ханы не практиковали такие формы народного волеизъявления.
В-третьих, ханы были праведниками, которые не заботились о
пустяках вроде лояльности своих должностных лиц. Пришли по-
дозрительные русские и стали требовать от судей лояльности
своему режиму. Вот такими могут быть выводы.
Несовершенство системы управления огромным (1738918 ква-
дратных километров) краем с его полиэтничным населением бы-
ло хорошо знакомо самому «покорителю и устроителю» Констан-
тину Петровичу и его ближайшим сотрудникам. Они пытались
отойти от Положения 1867 г., которое так и осталось проектом,
и разработали в1871и1873гг. новые Положения об управлении,
но эти инициативы туркестанской администрации не получили
одобрения в петербургских кабинетах, тем не менее Кауфман, на
свой страх и риск, решил руководствоваться Положением 1873 г.
Желая улучшить управление регионом, генерал-губернатор в
1875 г. назначил комиссию для расследования случаев коррупции
в областях и уездах. Были обнаружены крупные нарушения за-
конов и злоупотребления должностных лиц всех ступеней. Имен-
но сообразуясь с проектом Положения 1873 г., Кауфман рискнул
осуществить в азиатском Ташкенте принципы «городского са-
моуправления» 1870 г.: город получил выборный орган — город-
скую думу и ее постоянно действующий исполнительный совет —
308
городскую управу, состоящую из 6 членов — 4 христианина и
2 мусульманина. На этом генерал-губернатор не остановился: в
Сырдарьинской области появилось Областное по городским делам
присутствие, членами которого были: военный губернатор обла-
сти, его заместитель, начальник канцелярии генерал-губернатора,
глава казначейства Ташкента, начальник города (Ташкента) и
Ташкентский мировой судья. Представителей местного населения
в этом органе «самоуправления» не значилось42.
Свой пост генерал-губернатора Константин Петрович фон
Кауфман занимал 15 лет, больше, чем любой другой из тех
11 начальников края, которые сменили его. Фактически он и
несколько самых близких его соратников сделали Туркестан ча-
стью Российской империи. Они много трудились (на ратном
поле в том числе), делали ошибки, исправляли их, снова оши-
бались и снова пытались найти правильное решение. В силу
своего разумения они искали и находили точки соприкоснове-
ния и понимания с местным населением — «покоренными ту-
земцами», они установили первые контакты коренной и при-
шлой культуры!
В марте 1881 г. (после убийства Александра II) Константин
Петрович перенес тяжелейший инсульт, на многие месяцы
остался лежать парализованный, без речи. В 1882 г. он скончал-
ся. С этого времени в истории административного управления
краем начинается новый период.
* * *
Константин Петрович фон Кауфман оставался на своем посту
15 лет. Он многое сделал «так» и многое (по мнению влиятель-
ных «немногих») совсем «не так». Обычная судьба тех, кто бы-
вает первым. Когда он скончался, его сменил другой человек, как
бы продолживший героическую эпоху освоения азиатского по-
рубежья, на самом деле его самый упорный антагонист и критик
генерал-лейтенант Михаил Григорьевич Черняев. Это был чело-
век с незаурядными природными способностями, храбрый, че-
столюбивый, однако не очень большого ума, на редкость не-
уживчивый, оттого противоречивый. (Подробности воспитания,
образования и службы см. в главе «Взятие Ташкента».)
309
С 1862 по 1866 г. Черняев служил в Средней Азии на различ-
ных командных и штабных должностях. Служба шла неровно —
были победы и поражения, многочисленные стычки с неприяте-
лем и непосредственным начальством, но главным событием его
бурной жизни, вершиной его карьеры было взятие в 1865 г. само-
го большого среднеазиатского города — Ташкента. Его победа за-
метно повысила авторитет России на мировой арене, дала воз-
можность включить в границы империи плодородный оазис,
обеспечить туркестанские войска продовольствием. Его имя у всех
было на слуху, оно склонялось и писалось за российскими преде-
лами в самой разной транскрипции. Он приобрел славу полковод-
ца, был щедро награжден орденами. В том числе орденом Свято-
го Георгия 3-й степени — большая награда. В довершение всего в
том же 1865 г. Черняев стал военным губернатором Туркестан-
ской области в составе Оренбургского генерал-губернаторства...
но очень скоро потерял эту должность: неуживчивость и вздор-
ность были виной. Затеял интригу против оренбургского генерал-
губернатора Крыжановского — хотел вывести область из состава
Оренбургского края — и проиграл: его отозвали в Петербург яко-
бы для доклада, а затем последовала отставка43.
Характером М.Г. Черняев пошел в отца: он снял военный мун-
дир и стал гражданским лицом. Занялся бизнесом и не преуспел,
выучился и стал нотариусом — неудачно, стал издавать газету
«Русский мир», на страницах которой разоблачал «преступную»
деятельность первого генерал-губернатора Туркестана Констан-
тина Петровича фон Кауфмана, однако популярности и автори-
тета это газете не прибавило — тираж упал до мизера. В «Днев-
нике писателя» за 1875 г. его автор Ф.М. Достоевский написал:
«Русский мир» — приют всех бездарностей и оскорбленных са-
молюбий»44. Наконец подвернулось настоящее дело — война на
Балканском полуострове. Сербия и Черногория объявили войну
Турции, а М.Г. Черняев возглавил сербскую армию... и привел ее
к поражению. Сербию спасла Россия. В Русско-турецкой войне
Черняев не участвовал и снова на несколько лет остался не у дел,
вернее, дела шли плохо — он снова решил попробовать себя в
предпримательстве, но это была не его стихия.
Вместе с одним из самых крупных российских деловых людей,
С.С. Поляковым, М.Г. Черняев в 1879 г. пытается получить подряд
310
на строительство железной дороги Белград—Ниш. Сначала серб-
ские власти его обнадежили, а потом обманули и в 1880 г. пе-
редали. подряд французской компании, которая проникла на
сербский рынок с благословения Австрии. Сербы отнеслись к Ми-
хаилу Григорьевичу холодно и недружелюбно, он же обиделся на
сербов и в письмах русским адресатам характеризовал их в силь-
ных выражениях. Он был потрясен неблагодарностью.
Подряд обещал хороший прибыток, в расчете на который
Черняев планировал свое будущее. То был тяжелый удар, тем
более что к 1881 г. он был обременен большим семейством, од-
нако судьба всегда его баловала. Первомартовский 1881 г. взрыв
на Екатерининском канале поставил завершающую точку коле-
бательной неуверенной эпохе Великих реформ и открыл новый
самоубийственный этап существования самодержавия. Погиб
Александр II, и с ним сошли со сцены его соратники. Поражен-
ный в марте того же года инсультом, без языка, без движения и
без надежды на выздоровление, остался лежать в своем дворце
некогда могущественный «полуцарь», генерал-губернатор Тур-
кестана Константин Петрович фон Кауфман, что открывало пер-
спективы для соискателей завидного места. Ушел в отставку с
некоторых пор недоброжелатель Михаила Григорьевича военный
министр ДА. Милютин. Взрыв, устроенный террористами-фана-
тиками, разметал небольшую и далеко не «могучую кучку» рос-
сийских реформаторов, которых во власти, естественно, сменили
люди не сочувствовавшие реформам Власть перешла в руки еди-
номышленников Черняева (среди которых были его хорошие
знакомые), что открывало для него новые горизонты.
Речь шла о почти вакантном генерал-губернаторском посте в
Туркестане, на который, по распространенному мнению, могли
претендовать два национальных героя — Скобелев и Черняев.
Шансы Скобелева казались предпочтительнее, учитывая его ре-
альные военные успехи, его огромную популярность в народе,
что вызывало ревность нового Царя и желание заслать его по-
дальше от столицы. Тем не менее, когда в Петербург пришла
весть о кончине Кауфмана, вопрос о его преемнике решился
очень скоро и не в пользу генерала от инфантерии М.Д. Скобе-
лева. С убедительной подачи министра двора И.И. Воронцова-
Дашкова, давнего приятеля Михаила Григорьевича, вторым
311
генерал-губернатором Туркестанского края 25 мая 1882 г. был
назначен произведенный ради случая в генерал-лейтенанты
М.Г. Черняев. Новому Царю такие люди нравились. А М.Д. Ско-
белев скончался ровно через месяц, скоропостижно и при невы-
ясненных обстоятельствах. Судьба снова любезно давала ему
прекрасный шанс прославить имя свое.
Друзья и сторонники ликовали: он снова вдохновлял сердца.
За короткий срок на его имя поступило более двух тысяч писем
с просьбами взять авторов на службу в Туркестанскую адми-
нистрацию. Прежде всего он позвал с собой своих старых со-
ратников: так, в качестве адъютантов он пригласил капитана
П.В. Алабина, имевшего в обществе сомнительную репутацию, и
подполковника В.В. Крестовского, плохого писателя, автора сум-
бурного произведения «Петербургские трущобы», по мотивам
которого в наше время снят сериал «Петербургские тайны».
Провожали в Петербурге и встречали его в пути роскошно, ре-
чами и банкетами. Слава летела впереди него, и ташкентцы гото-
вились встретить нового начальника края. Его бывшие соратники
задумали помпезную встречу, люди демократических убеждений
говорили о нем в ироническом тоне, тем более что до Ташкента
даже дошло новое произведение чрезвычайно популярного в ту
пору писателя М.Е. Салтыкова-Щедрина «Современная идиллия»,
в котором сатирик зло высмеял Михаила Григорьевича. Читатели
того времени легко узнавали Черняева в одном из героев Щедри-
на, которого автор назвал Редедя. Это имя носил косожский хан,
убитый в поединке в 1022 г. русским князем Мстиславом Влади-
мировичем Тмутараканским. Их единоборство описано в «Слове
о полку Игореве». В литературоведческой статье, комментирую-
щей повесть «Современная идиллия», напечатанной в девятом
томе собрания сочинений Салтыкова (1951) сказано: «В щедрин-
ской компании приспешников реакции и прислужников капита-
ла особое место занимает странствующий наемный полководец
Редедя. Этому проходимцу из русских дворян не случайно дал имя
врага земли русской, «печенега» или косожского хана...»45
Не трудно себе представить, как веселились «господа ташкент-
цы», узнавая в щедринском герое нового начальника: «Боевая ре-
путация Редеди была в значительной степени преувеличена. Това-
рищи его по Дворянскому полку, правда, утверждали, что он
312
считал за собой несколько лихих стычек в Ташкенте, но при этом
как-то никогда достаточно не разъяснилось, в географическом ли
Ташкенте происходили эти стычки или в трактире «Ташкент», что
за Нарвской заставой... Несмотря на то что Редедя не выиграл не
одного настоящего сражения, слава его как полководца устано-
вилась очень прочно. Московские купцы были от него без ума...
В особенности пленял Редедя купеческие сердца тем, что задачу
России на Востоке отождествлял с теми блестящими перспекти-
вами, которые при ее осуществлении должны были открыться для
плисов и миткалей первейших российских фирм. Когда он раз-
вивал эту идею, рисуя при этом бесконечную цепь караванов, тя-
нущихся от Иверских ворот до Мадраса, все мануфактур-совет-
чики кричали «ура», он же под шумок истреблял такое количество
снедий и питий, что этого одного было достаточно, чтоб навсегда
закрепить за ним кличку витязя и богатыря»46.
В этом пассаже с присущими жанру преувеличениями и до-
мыслами воспроизведены основные факты биографии Черняева:
он учился в кадетском корпусе, который назывался Дворянский
полк, он завоевал Ташкент, он действительно был связан с рос-
сийским предпринимательством. В другом месте щедринского
произведения говорится, что Редедя служил полководцем по
найму и даже редактором газеты, и это тоже узнаваемые пово-
роты его жизненного пути. Профессионально и многотиражно
осмеянный Редедя ехал в Ташкент.
Между прочим, приведенная цитата интересна не только как
образчик щедринской сатиры — резкой и часто несправедливой
(Михаил Черняев в самом деле взял Ташкент и присоединил к
империи обширные территории), но и как свидетельство брезг-
ливо-презрительного отношения писателя к торговле, к предпри-
нимательству, которое (отношение) было присуще в годы станов-
ления капитализма значительной части интеллигенции.
В пути восторженные поклонники устраивали в честь нового
хозяина края богатые банкеты, во время которых истреблялось
немалое количество «снедий и питий» произносилась уйма на-
пыщенных, пафосных речей и тостов. Все знаки поклонения
Черняев принимал как должное. Еще не доехав до своего «пре-
стольного града», он начал выполнять данное Императору Алек-
сандру III обещание сократить расходы на содержание Тур-
313
кестанского края и сделать его доходным. Добравшись до
Казалинска, он упразднил якобы за ненадобностью Аральскую
флотилию, пароходы было решено продать на лом. С этого на-
чался провозглашенный им режим экономии.
При въезде в Ташкент его ждала триумфальная арка с датами
его отъезда из Ташкента — «8 апреля 1866 г.» и возвращении —
«5 октября 1882 г.». 20 тысяч местных жителей, все верхом, встре-
чали его громкими криками и сопроводили до ворот города, где
собралась огромная толпа. На пути были разостланы ковры. Реде-
дя пригоршнями бросал в толпу серебряные монеты. Михаил Гри-
горьевич как бы оказался заколдованным писателем, создавшим
образ Редеди, как бы загнанным в этот образ, из которого он ста-
рался не выходить все то время, что ему пришлось быть вторым
генерал-губернатором Туркестана. Казалось, он задался целью до-
казать окружающим, что он, а не кто-нибудь другой, и есть ще-
дринский Редедя, да еще и градоначальник города Глупова в при-
дачу. Еще только будучи на подступах к Ташкенту, он начал войну
с сошедшим в могилу своим предшественником; стал отменять и
переделывать сделанное и учрежденное Кауфманом. Он поселил-
ся в многокомнатном генерал-губернаторском дворце и не по-
считал его дорогим, обременительным для казны излишеством,
напротив, с восторгом описывал его жене, перечисляя достоинства
и удобства, которыми отныне будет пользоваться вся семья. Се-
мья, кстати, в Ташкент так и не приехала.
Как и положено щедринскому герою, Редедя устроил в кауф-
манском дворце бесконечное застолье. Он пил и закусывал со
своими старыми соратниками, предаваясь воспоминаниям, при
этом очень возбуждался, вскакивал с места, размахивал руками.
Первое время делами он не занимался, дожидаясь выводов ре-
визии Ф.К. Гирса, которая работала в крае с ноября того же года.
До выводов ревизии он обещал ничего не менять, тем не менее
в перерывах между обедами и ужинами он посрамлял пред-
шественника. Содеянное Кауфманом он называл «опереткой» и
«оффенбаховщиной».
Вслед за флотилией на Арале упразднению подлежала публич-
ная библиотека — гордость К.П. Кауфмана. «Разобраться» с биб-
лиотекой было поручено Крестовскому, как человеку знающему
толк в литературе. Уже в декабре автор «Петербургских трущоб»
314
доложил, что «библиотека нимало не соответствует серьезным и
полезным целям». Чиновник для особых поручений обнаружил,
что читателей мало, что выписываются главным образом юмори-
стические журналы, что читают «Всадника без головы», «Черную
собаку», «Черную женщину», новеллы Боккаччо и тому подобные
легкомысленные произведения, а также журналы народнического
и либерального направления: «Дело», «Отечественные записки»,
«Вестник Европы». Самое же худшее, что наибольшим спросом у
ташкентцев пользовались Салтыков-Щедрин, Добролюбов, Писа-
рев, Некрасов, Шиллер. Судьба библиотеки была решена за ужи-
ном: закрыть! На самом же деле из 13 тысяч библиотечных книг
к разряду беллетристики имели отношение только 515 названий,
остальные были произведениями научной и учебной литературы.
По отчету библиотеки за 1880 г., читателям было выдано на дом
6 тысяч томов; в том же году в читальном зале читали книги, жур-
налы и газеты более 6 тысяч читателей. Закрыли библиотеку, ко-
торую Миддендорф назвал «образцовой, единственной в своем
роде». Книги разбросали по различным учреждениям, появились
они и на базаре47.
За библиотеку вступилась городская дума. Думцы предложи-
ли взять книги на свое содержание, но генерал-губернатор был
непреклонен: закрыть! Дело понятное: за Редедю автор «Совре-
менной идиллии», да и подобные ему авторы должны были по-
нести наказание. Печать в Москве и Петербурге возмутилась.
Почему Редедя свел счеты с библиотекой, можно догадаться,
но чем ему помешали школа шелководства, хлопковая ферма,
химическая лаборатория, служба технического надзора за ирри-
гацией, питомник растений и другие подобные учреждения? Он
их тоже закрыл, назвав это «славное» дело «расчисткой нивы от
сорных трав». Еще он хотел в видах той же борьбы за экономию
государственных средств закрыть гимназии, но не успел.
Экономия была копеечной, но Редедя продолжал чудить. Таш-
кентский обыватель пребывал в неизменном изумлении: не успе-
вал он осознать, что отныне будет жить без книг и журналов, как
из дворца генерал-губернатора поступало новое поразительное
распоряжение. Так, однажды стало известно, что в интересах эко-
номии полицейские функции в русской части Ташкента будут ис-
полнять не русские полицейские чины, а сарты, и начальником
315
полиции тоже будет сарт, что было невиданной новацией в коло-
ниальной практике европейских государств. Безумный с точки
зрения русской администрации приказ был проигнорирован во-
енным губернатором Сырдарьинской области, в состав которой
входил Ташкент, генералом Н.И. Гродековым и начальником го-
рода С.Р. Путинцевым. Ослушники губернаторской воли рискова-
ли немногим, поскольку Редедя не имел обыкновения проверять
исполнение своих приказов. Он забывал о своих недавних рас-
поряжениях, так как был устремлен в будущее, вынашивая гран-
диозный план.
В марте 1883 г. по городу разнесся слух, что генерал-губер-
натор исчез, причем самым таинственным образом. С одной сто-
роны, приказы за его подписью продолжали поступать из кан-
целярии, с другой — было доподлинно известно, что физическое
его тело во дворце и где бы то ни было в Ташкенте отсутствует.
Тайно, не оставив заместителя, начальник покинул край и убыл
в неизвестном направлении. «Господа ташкентцы» веселились. А
Редедя тем временем в сопровождении адъютанта Алабина дви-
гался по почтовому тракту в сторону Хивы, имея замысел госу-
дарственной важности. Историк Терентьев пишет: «В 1883 году,
как известно, совершилось священное коронование Императора
Александра III. Черняев вызван на коронацию не был, но благо-
временно, хотя и негласно, уехал из края. Он считал свое при-
сутствие в Москве совершенно необходимым для безопасности
Государя, к которому был очень привязан. Почему-то ему каза-
лось, что анархисты затевают какую-то махинацию, и надеялся
на свой авторитет в Москве»48.
Он ехал спасать Государя от террористов, попутно собирался
открыть новый, короткий путь от Кунграда к побережью Каспий-
ского моря, с тем чтобы затем построить железную дорогу и мор-
ской порт. Таинственность же отъезда объяснялась тем, что он не
стал дожидаться ответа от военного министра Банковского на свой
запрос о возможности ехать в Москву. Ответ, кстати запретитель-
ный, пришел в Ташкент, когда Михаил Григорьевич был в пути.
До Москвы он добрался с приключениями. Оказавшись в
море в маленькой лодочке — нужно было доплыть до парохода,
стоявшего на якоре далеко от берега, — путешественники по-
пали в шторм. Их спасли рыбаки. Однако Черняев был доволен
316
собой: ему казалось, что он открыл новый короткий маршрут, но
он не знал, что по этому маршруту купцы Ванюшины водили
свои караваны с 1878 г. Не учел он также важное обстоятель-
ство: «новый» путь упирался в залив, который шесть месяцев в
году находился подо льдом, так что строить там порт не имело
смысла. Тем не менее, доплыв до Астрахани, он срочной теле-
граммой известил Императора о своем «открытии». Царь при-
слал ответ с поздравлением, а Банковский не оценил его деяния
и встретил первооткрывателя в Петербурге неласково.
С появлением в Ташкенте его покровителя в качестве гене-
рал-губернатора жизнь обывателей русской части города сдела-
лась насыщенной разнообразными событиями. Исчезла скука,
состояние тревожного ожидания, которые были превалирующим
настроением ташкентского общества во время долгого безна-
дежного лежания Константина Петровича Кауфмана без языка
и движений. Все изменилось разом. Ташкентцы лишились газет
и журналов, зато приобрели чудесным образом ожившего ярко-
го литературного персонажа, готового развлекать их лучше са-
мого популярного юмористического журнала. Начальник края и
его эксцентрические поступки сделались предметом обсуждения
во всех домах города, однако, после того как стали известны под-
робности его нелегального путешествия в Москву, ташкентцы
сошлись во мнении, что их Редедя превзошел себя. Мало кто
сомневался, что он останется в должности сколько-нибудь долго.
Отношение ташкентцев к своему начальнику точно выразил не-
известный автор стихотворения, которое ходило по рукам:
Михаил Григорьевич,
Батюшка ты наш,
Скоро ли разумное
Что-либо создашь?
Полное отсутствие
Такта и ума...
Надоумил кто тебя
Пост этот принять?
Плохо ли закусывать,
Плохо ль выпивать
Где-нибудь на хуторе
Да в степной глуши?
Уходи-ка до дому,
Сартов не смеши!49
317
Во второй половине 1883 г. Черняев решает заняться между-
народными делами. Через голову своего непосредственного на-
чальника Банковского он направляет Императору предложения
об аннексии Бухарского и Хивинского ханств, а также проект
похода для завоевания Индии, что не прибавило ему симпатий
в Министерствах военном и иностранных дел. И хотя в интер-
вью английскому журналисту Марвину летом 1882 г. после на-
значения в Туркестан он уверял, что будет вести себя мирно, в
Петербурге понимают, что имеют дело с тем же склонным к
военным авантюрам Черняевым. Петербург не одобряет и сдер-
живает его воинственные порывы, однако карты в руки он по-
лучает от англичан. По рекомендации эмиссаров английского
правительства Индии в августе 1883 г. афганский эмир занима-
ет не входившие по англо-российскому соглашению 1873 г. в
состав владений афганского эмира западнопамирские ханства
Шугнан и Рушан. Долгое время служивший в Индии генерал
Перси Сайкс много лет спустя после этого события признавал
участие в нем Великобритании: «В интересах Индийской импе-
рии было желательно не оставлять промежутка между владе-
ниями Китая и Афганистана»50.
Россия откликается дипломатическим представлением пра-
вительству Великобритании: «Ханства Шунган и Рушан, грани-
чащие не только с Бухарой, но и с русской областью Ферганой,
всегда пользовались независимостью... захват... есть произвольное
действие... могущее послужить исходным пунктом недоразуме-
ний и осложнений между Бухарой и Афганистаном»51. Прави-
тельство Ее Величества долго не отвечает, а Бухара начинает го-
товиться к войне с Афганистаном, поскольку всегда считала эти
памирские ханства своими вассалами. Бухарский эмир обраща-
ется за помощью к туркестанскому генерал-губернатору. Это то,
что так не хватало Черняеву весь год управления краем. В воз-
духе запахло порохом, раздались боевые выстрелы. Он обраща-
ется к Императору (Банковского он по-прежнему игнорирует)
с разрешением передать эмиру Бухары несколько сот ружей
устаревших систем и получает согласие. В то же время министр
иностранных дел Н.К. Гире строго предупреждает его не вмеши-
ваться в назревающий на Памире конфликт, но Михаил Гри-
горьевич рвется в бой: он считает необходимым выступить на
318
стороне Бухары. Он шлет телеграммы в Петербург, одна из них
датирована 12 декабря 1883 г.: «Только что получил донесение
начальника Зеравшанского округа. В Самарканде разнесся слух
о занятии Сары-ханом при помощи афганцев Гуляба и Бальжу-
вона, о выступлении из Бухары в Ширабад отряда под началь-
ством принца... Я обращаюсь с заявлением в третий раз, что по-
ложению нашему в Средней Азии грозит серьезная опасность...
судя по враждебным, противным нам действиям Англии в Сред-
ней Азии... В ожидании ответа приказал ген. Иванову, если слу-
хи подтвердятся, двинуть немедленно два батальона с батареей
в Катта-Курган для нравственной поддержки эмира, которым
население недовольно, и в случае дальнейших успехов афганцев
в Бухаре может произойти переворот в пользу английского кан-
дидата Катта-Юре»52.
Как ни странно, Черняев получил согласие Петербурга на во-
енную демонстрацию в пользу Бухары, но в начале 1884 г. англо-
русские отношения резко ухудшились после мирного присоеди-
нения Мервского оазиса к Российской империи. Лондон был
возмущен этим актом, требовал прекратить русское движение в
сторону Индии и наказать особенно воинственных российских
колониальных деятелей.
В Петербурге у Михаила Григорьевича были влиятельные дру-
зья, но и не менее влиятельные недоброжелатели, в числе по-
следних снова, как и 20 лет назад, оказались министры военный
и иностранных дел, которые возмущались его своеволием. Свое
отрицательное отношение к туркестанскому генерал-губернато-
ру они не скрывали перед Императором. Н.К. Гире, сменивший
Горчакова на посту руководителя МИДа, считал Черняева чело-
веком опасным, способным спровоцировать международный
конфликт. Именно они уговорили Царя отозвать Черняева из
Ташкента и тем самым хоть как-то удовлетворить и успокоить
англичан. Вопрос о присоединении Мерва решался без его уча-
стия, однако ему пришлось расплачиваться за чужое решение.
Без объяснения причин в январе 1884 г. его вызвали в Петербург.
На большом приеме по случаю его отъезда многие понимали,
что Редедя в Ташкент не вернется. Это настроение выразил в
прочитанном на банкете стихотворении самодеятельный стихо-
творец Николай Грязнов:
319
Прощайте, генерал! С глубокою тоскою
В даль провожая Вас, мы думаем одно,
Что год еще пройдет... с великою рекою
Великое, увы! Не будет свершено!
Лишь ты, герой славян, энергий полный,
Мог с Западом Восток опять соединить
И царственной Дарьи бушующие волны
В объятья Каспия седого возвратить.
Пускай волнуются народные витии,
Пусть выгоды свои теряет Альбион,
Тебе ль, могучему сподвижнику России,
Он может предписать закон?53
Во время аудиенции в Зимнем дворце в феврале того же года
Царь сказал Черняеву: «Вы поссорились со всеми. Вам нельзя там
оставаться». То была сущая правда. Вспыльчивый генерал попро-
сился в отставку, но Александр III не согласился и приказал за-
седать в Военном совете при военном министре. Обещал вскоре
дать ему новое назначение. До совершеннолетия его единствен-
ного сына дал ежегодную прибавку к жалованью — 3 тысячи
рублей.
Что же касается комиссии Гирса, то она проработала в ре-
гионе почти столько же времени, сколько находился на посту
генерал-губернатор М.Г. Черняев.
Как уже говорилось, комиссия, которую прозвали «судом
потомков» (она фактически сводила счеты с мертвым Кауф-
маном), прежде всего отметила слишком большие затраты, до-
пущенные администрацией первого генерал-губернатора на
нужды управления и освоения нового края. Особо критичными
были замечания, касавшиеся системы правосудия: ревизоры по-
считали, что военные губернаторы областей сосредоточили в
своих руках непомерно большие полномочия по отправлению
правосудия.
Два десятка лет Туркестанский край управлялся в соответ-
ствии с временными Положениями (уставами), которые назы-
вались проектами, и только в 1886 г. Император Александр III
утвердил постоянный туркестанский устав, вступивший в силу с
1 января 1887 г.
Новый нормативный акт сохранил основные принципы «во-
енно-народного» управления. Новым же, однако, было появление
в составе краевой администрации нового коллегиального органа
320
Совета туркестанского генерал-губернатора. Его непременными
членами были военные губернаторы областей, управитель кан-
целярии генерал-губернатора, начальник штаба Туркестанско-
го военного округа, управляющие казенной и контрольной па-
латами.
Председательствовал в совете сначала начальник края, а с
1900 г. — его помощник. Совету было предоставлено право за-
конодательной инициативы в вопросах, связанных с управлени-
ем региона, поземельного и податного устройства, а также все-
возможных натуральных повинностей54.
Положение 1886 г. сократило полномочия генерал-губерна-
тора. Значительно большую свободу рук получили представители
центральных ведомств, в том числе Министерства иностранных
дел: в январе 1886 г. было учреждено Российское политическое
агентство в Бухаре, бывшее подразделением МИДа, а возглавляв-
ший агентство чиновник считался официальным представителем
Российской империи в Бухарском эмирате.
Политагент контролировал внешнеполитическую деятель-
ность эмира, через него осуществлялись русско-бухарские отно-
шения. Он выполнял также разнообразные консульские обязан-
ности, связанные с охраной личных, имущественных и торговых
интересов не только подданных российских Императоров,
но всех иностранцев-христиан, находившихся на территории
эмирата.
Очень скоро туркестанские генерал-губернаторы стали вы-
ражать недовольство ущемлением своих прав. Так, барон
А.Б. Вревский, занимавший пост генерал-губернатора с 1889 по
1898 г., жаловался Царю, что изъятие судебных функций из ком-
петенции его администрации подрывает его авторитет как на-
чальника края.
Вревский предупреждал, что в среде жителей Ферганской об-
ласти, например, зреет недовольство, которое может перерасти в
открытые выступления. В этих условиях особенно необходимо
усиление престижа генерал-губернаторской власти. (Его предска-
зание вскоре сбылось.)55
Даже после утверждения Положения 1886 г. предпринима-
лись попытки реформировать систему управления Туркестан-
ским краем, что диктовалось не в последнюю очередь вклю-
12 Е.А. Глущенко 321
чением в его состав Закаспийской и Семиреченской областей,
которые ранее имели отличный образ управления. В течение по-
следних 20 лет перед Октябрьским переворотом 1917 г. в Тур-
кестане почти на постоянной основе работали различные комис-
сии и ревизии, целью которых было усовершенствование форм
и методов управления краем. Это были комиссии Т.С. Кобеко
(1894), Н.И. Королькова (1896), К.А. Нестеровского (1902—
1903), К.К. Палена (1908-1909), П.А. Харитонова (1911) и
А.Н. Куропаткина (1916). Нетрудно представить, что ощущали
служащие краевой, областных и уездных администраций и ка-
ково им было работать в условиях, когда одна проверка их дея-
тельности сменялась другой. Иные ревизии продолжались не
один год, а, например, долговременная ревизия графа К.К. Пале-
на для многих служащих имела весьма неприятные послед-
ствия.
Уже в первые годы российского присутствия в Туркестан-
ском крае колониальная власть стала сознавать несовершенство
низовых (туземных) органов управления, выбираемых местным
населением, но Россия переживала эпоху Великих реформ и,
худо-бедно, двигалась по пути формирования конституционной
монархии и демократизации общественного устройства. Можно
ли было в это трудное переходное время делать шаг назад, даже
если речь шла о судьбах, в сущности, варварской азиатской
окраины? Да и что сказали бы в Европе? Ах уж эта постоянная
оглядка на Европу! Начиная же с первых лет нового XX в. в
России были слышны глухие раскаты приближающейся рево-
люционной грозы. Поэтому одна ревизующая комиссия сменяла
другую, и выводы последующей ревизии противоречили выво-
дам предыдущей. Так, комиссия под председательством тайного
советника К.А. Нестеровского (1902—1903) подготовила «Про-
ект об управлении Туркестанским краем», в котором прово-
дилась мысль, что главным злом в системе управления краем
является «выборное начало» для сельской и волостной админи-
страций. Комиссия считала, что коренное население еще не го-
тово к этой процедуре и поэтому ее следует отменить. Област-
ную и уездную администрацию предлагалось наделить правом
назначать своих кандидатов на все должности, вплоть до «на-
родных судей».
322
Комиссия графа К.К. Палена (состояла из 20 ревизоров) по-
явилась в Туркестане через пять лет после ревизии Нестеровско-
го. За это время в России произошла и была подавлена рево-
люция 1905—1906 гг., трансформировался государственный
строй — появился парламент.
В своих выводах и рекомендациях Пален учитывал перемены
и проводил мысль, что настала пора передать власть от военных
чисто гражданским учреждениям. Для оседлого местного насе-
ления и русских поселенцев предлагалось создавать земские
учреждения по образцу существовавших в России. В то же время
рекомендовалось отказаться от «выборного начала» в районах
кочевого скотоводства56.
Через три года, в 1911 г., в регионе работала очередная ко-
миссия под началом государственного контролера П.А. Харито-
нова и заместителя военного министра А.А. Поливанова. На этот
раз рекомендации были противоположного свойства: необходи-
мо восстановить «единую и сильную» власть времен К.П. фон
Кауфмана. Было предложено восстановить полномочия генерал-
губернатора по надзору за представителями центральных ве-
домств, вплоть до руководства ими. Ревизионные права генерал-
губернатора рекомендовалось расширить до прав ревизующего
члена Государственного совета. В данном случае явно сказывалась
новая ситуация в стране: откат революции, успокоение в обще-
стве, начавшийся экономический подъем57.
Того же мнения придерживался в 1912 г. один из наиболее
трезво мысливших государственных мужей России А.В. Криво-
шеин:
«В Туркестане пока еще не закончился переходный период.
В такой период речь не идет о том, какую форму управления
следует выбрать, но только о том, насколько сильным может оно
быть. Только это может создать новый Туркестан.
Введение в крае общегражданских форм правления вместо
военных, или же, как предлагает граф Пален, учреждение зем-
ства, суть вопросы будущего и не имеющие сегодня существен-
ного значения.
Названные реформы могут быть полезны и благотворны, но
при условии, если в крае существует сильная прослойка русско-
го населения.
323
Тем временем, однако, нынешний Туркестан представляет со-
бой бескрайнее туземное море. Русские поселения и новые рус-
ские «города» внутри старых туземных городов — не что иное,
как только островки в этом море, хотя они, слава богу, могут
стать опорой для дальнейшего расселения русских. Согласно но-
вейшей статистике, русское сельское население насчитывает в
Закаспийской области всего лишь 4775 душ, 4804 — в Самар-
кандской, 8782 — в Ферганской и 40 234 — в Сырдарьинской,
то есть от 1 У3 до 6 процентов от всего населения.
При таком положении дел трудно управлять краем на осно-
ве общих для империи принципов. Когда видишь абсолютное
преобладание в Туркестане туземного элемента, не можешь не
ощущать, что все русские поселения являются русским военным
лагерем, форпостом России в ее победоносном продвижении в
Средней Азии. Русские военные в состоянии объясняться с мас-
сой местного населения на языке более понятном и более вы-
разительном, нежели штатские. Если же возникнет необходи-
мость заменить губернатора в военном мундире губернатором в
цивильном сюртуке, то, на мой взгляд, это будет делом отнюдь
не близкого будущего.
Военное управление нисколько не помешало экономическому
развитию края, не помешает и в дальнейшем. Уездные началь-
ники — главная рабочая сила управления на местах — хорошо
подобраны; система управления в целом вполне приспособлена
для выполнения своих обязанностей... Земство понадобится по-
сле того, как будет создан Русский Туркестан, но не для его соз-
дания»58.
Характерно, что американский историк и политолог Ричард
Пирс, приведший это мнение Кривошеина в своей книге «Рус-
ская Центральная Азия. 1867—1917», оценивает его следующим
образом: «Это был голос старого режима, энергичный, но безна-
дежно консервативный»59. По моему же разумению, это был
голос здравого смысла.
Таким образом, в течение полувека русские власти не остав-
ляли усилий, чтобы найти оптимальные формы самоуправления
туркестанских этносов и методов управления ими представите-
лями имперского центра. Сама политическая обстановка в Рос-
сии неуклонно изменялась в сторону большей демократизации
324
общественной жизни (с временным откатом к авторитаризму в
80—90-х гг. XIX в.), что не могло не влиять на содержание мно-
гочисленных проектов управления краем. Проекты так и оста-
лись проектами вплоть до 1917 г., когда не ведавшие сомнений
большевики прописали туркестанским мусульманам свое поли-
тическое лекарство.
Примечания
1 Гире Ф.К. Дневник 1865 года: Путешествие по Киргизским степям;
Он же. Дневник 1866 года: Путешествие в Туркестан.
2 Цит. по: Халфин Н.А. Присоединение Средней Азии к России.
М., 1965. С. 225.
3 Остроумов Н.П. Константин Петрович фон Кауфман, устроитель
Туркестанского края. Ташкент, 1899. С. 102.
4 Терентьев М.А. История завоевания Средней Азии. Т. I. СПб., 1906.
С. 384.
5 Семенов А. Покоритель и устроитель Туркестанского края генерал-
адъютант К.П. фон Кауфман 1-й // Кауфманский сборник. М., 1910.
6 Там же.
7 Там же.
8 Аогофет ДН. В горах и на равнинах Бухары: Очерки Средней Азии.
СПб., 1913. С. 24-25.
9 Всеподданнейший доклад туркестанского генерал-губернатора о по-
ложении Туркестанского края в 1909 г. Ташкент, 1910. С. 52—53.
10 См.: РГВИА. Ф. ВУА-с. On. 1. Д. 73. О наших политических отноше-
ниях к независимым среднеазиатским ханствам... Л. 20—23.
11 См.: Там же. Л. 24—32. Протокол совещания от 24 июня 1882 г.
12 Цит. по: Халфин Н.А. Указ соч. С. 414—415.
13 Тамже. С. 415.
14 Там же.
15 ЦГА Ру. ФИ-1. Канцелярия Туркестанского генерал-губернатора.
On. 1. Д 78. Л. 21.
16 Федоров М.П. Хлопководство в Средней Азии. СПб., 1898. С. 100.
17 Михайлов А. М.Г. Черняев: Биографический очерк. СПб., 1906. С. 34—
35.
18 Щедрин Н. [М.Е. Салтыков]. Собр. соч. Т. 5. М., 1951. С. 24.
19 Там же.
20 Там же.
21 Тамже. С. 29.
22 Адврон X. Завоеватель не может быть героем // Звезда Востока. 1990.
№ 9. С. 146.
23 Материалы по истории Узбекистана. Ташкент, 1973. С. 43.
24 Бродский А.К. К 35-летию Ташкентского городского общественного
самоуправления. Ташкент, 1912. С. 37.
325
25 Гире Ф.К. Отчет ревизующего по Высочайшему повелению Турке-
станский край т. с. Гирса Ф.К. Б. м, 6. г. С. 117.
26 Кауфман К.П. Проект всеподданнейшего отчета генерал-адъютанта
К.П. фон Кауфмана 1-го по гражданскому управлению и устройству в об-
ластях Туркестанского генерал-губернаторства. 7 ноября 1867 — 25 мар-
та 1881 г. СПб., 1885. С. 165.
27 Гире Ф.К. Указ. соч. С. 29.
28 Там же. С. 46.
29 ЦГА Ру. Ф. И-88. Туркестанская контрольная палата. On. 1. Д. 1.
Л. 1-2.
30 Венюков М.14. Россия и Восток. СПб., 1877. С. 166.
31 Юлдашев А. Аграрные отношения в Туркестане (конец XIX — на-
чало XX вв.). Ташкент, 1969. С. 50.
32 Семенов А. Указ. соч. М., 1910. С. 75.
33 Гире Ф.К. Указ. соч. С. 366.
34 Венюков М.14. Указ. соч. С. 170.
35 Гире Ф.К. Указ. соч. С. 119.
36 Там же. С. 17.
37 Там же. С. 153.
38 Федоров М.П. Моя служба в Туркестанском крае // Исторический
вестник. 1913. № 11. С. 38.
39 Гире Ф.К. Указ. соч. С. 215.
40 См, напр.: Pierce КА. Russian Central Asia. 1867—1917. L; N. Y., 1960.
P. 77-78; Central Asia. N. Y.; L, 1967. P. 154-155.
41 Абдурахимова H.A., Рустамова Г. Колониальная система власти в
Туркестане во второй половине XIX — первой четверти XX вв. Ташкент,
1999. С. 43.
42 Добросмыслов А.И. Ташкент в прошлом и настоящем Исторический
очерк. Ташкент, 1912. С. 117.
43 Подробнее см: Глущенко Е.А. Герои Империи. Портреты российских
колониальных деятелей. М., 2001. С. 407—435.
44 Достоевский Ф.М. ПСС: В 30 т. Л., 1982. Т. 24. С. 71.
45 Щедрин Н. [М.Е. Салтыков]. Указ. соч. Т. 10. С. 495.
46 Там же. С. 121-122.
47 Терентьев М.А. Указ. соч. Т. III. С. 331—332.
48 Там же. С. 338.
49 Аунин Б.В. Средняя Азия в дореволюционном и советском востоко-
ведении. Ташкент, 1965. С. 97.
50 Sykes Р.А. History of Afganistan. Vol. II. L., 1940. С. 179.
51 Афганское разграничение: Документы, относящиеся до переговоров
1883-1885 годов. Ч. II. СПб., 1886. С. 28-31.
52 Цит. по: Искандеров Б.Н. Из истории Бухарского эмирата. М., 1958.
С. 89.
53 Михайлов А. Указ. соч. С. 157—158.
54 См: Положение об управлении Туркестанским краем СПб., 1886.
С. 4.
55 Терентьев М.А. Указ. соч. Т. III. С. 343—345.
326
56 Пален К.К. Всеподданнейшая записка, содержащая главнейшие вы-
воды отчета о произведенной в 1908—1909 гг. по Высочайшему повелению
ревизии сенатором графом К.К. Паленом СПб., 1910. С. 215.
57 ЦГА РУ. ФИ-1. Оп. 25. Д. 138. Л. 3-4.
58 Кривошеин А.В. Записка главноуправляющего землеустройством и
земледелием о поездке в Туркестанский край в 1912 г. СПб., 1919.
С. 78-79.
59 Pierce R.F. Russian Central Asia. 1867—1917. A Study in Colonial Rule.
Berkeley and Los Angeles, 1960. P. 90.
КОЛОНИЗАЦИЯ КРАЯ
Города
Присоединив к империи обширный новый край, русские на-
чали его освоение с обустройства расположений своих войск и
администрации. Глинобитные среднеазиатские города, мало чем
отличные от сельских поселений (больше мечетей, зданий кора-
нических школ и базаров), не были пригодны для этой цели.
Приходилось строить свои новые города, чаще всего располо-
женные рядом с существовавшими азиатскими городами. «Сто-
лицей» генерал-губернаторства был определен Ташкент, бывший
в то время самым большим городом Средней Азии (около 80 ты-
сяч жителей). Для нужд своего строительства — казарм, казен-
ных и общественных помещений — русские власти вырыли тер-
ритории ханской цитадели (по праву завоевания), пустыри,
холмы и выкупленные у владельцев сады. По приказу К.П. Кауф-
мана был разработан план строительства европейского города с
прямыми широкими улицами, общественными зданиями, сада-
ми и парками. Строительство началось незамедлительно и дви-
галось с впечатляющей скоростью.
В 1873 г. в Ташкенте побывал американский дипломат Юджин
Скайлер, очень внимательный наблюдатель: «Это было в день мо-
его приезда. Ярко светила полная луна. Я вышел на веранду... и с
трудом поверил, что нахожусь в сердце Азии. Казалось, что я попал
в один из таких маленьких городков штата Нью-Йорк. Те же ши-
рокие пыльные улицы, обсаженные по обочинам рядами деревьев;
журчание воды в кюветах; белые домики, стоящие несколько по-
одаль от дороги, деревья и палисадники перед ними; большая пло-
327
щадь — вся в цветах, а в центре ее маленькая церковь. Все вместе
показалось мне таким знакомым»1.
При дневном свете Ташкент американскому путешественнику
представился также американским городком, но уже не с Вос-
тока страны, а с Запада, подобием Денвера, но тоже очень при-
ятным. Быть может, если бы суровый «прокурор русской дейст-
вительности» добрался до Ташкента в то же время, он был бы
снисходительнее к городу и его обитателям?
Так что не знал или не хотел знать о Ташкенте и о его госпо-
дах ташкентцах писатель Н. Щедрин?
По переписи 1871 г., на территории русской части города
проживало 2073 человека (солдаты не учитывались). Половину
горожан составляли офицеры и классные чиновники — 1011 че-
ловек, врачей и акушерок было 16, домашними делами (это были
жены офицеров и чиновников) занимались 567 человек, 80 го-
рожан были заняты торговлей. Город был обеспечен рабочими-
специалистами 25 специальностей, среди них было 9 наборщи-
ков и 8 печатников, так как существовала типолитография2.
Строился Ташкент быстро, и уже в 1868 г. в нем насчитывалось
270 домов. Сначала одноэтажные домики сооружались из кир-
пича-сырца, но вскоре заработал кирпичный завод, и на стройки
стал поступать обожженный кирпич. В 1867 г. компания из пяти
человек поставила первую водяную мельницу европейского типа,
вторая и третья мельницы появились на следующий год. В 1868 г.
известный предприниматель Хлудов построил на реке Салар пер-
вый кожевенный завод европейского типа, а другой предприни-
матель, Первушин, возвел шелкомотальную фабрику. В 1872 г.
общая годовая стоимость продукции семи ташкентских пред-
приятий составила 738 612 рублей. В 1873 г. были открыты сразу
две ткацкие фабрики3. Промышленное развитие в первые годы не
было бурным, но устойчиво поступательным.
Щедрин писал: «Если... училищ нет, библиотек нет, богоугод-
ных заведений нет... — вы можете сказать без ошибки, что на-
ходитесь в самом сердце Ташкента». Так вот: первая русская
школа в Ташкенте открылась в 1866 г., в ней обучалось 15 дево-
чек и 18 мальчиков. Учителями были профессиональная учитель-
ница Жуйкова и войсковой священник Ширяев. В 1871 г. шко-
ла была преобразована в трехклассное народно-ремесленное
328
училище. В 1869 г. появился частный пансион для подготовки к
четвертому классу гимназии. В 1876 г. открылись мужская и
женская прогимназии, которые через четыре года стали полно-
ценными гимназиями. Для прогимназий строились специальные
двухэтажные здания. По распоряжению Кауфмана в 1873 г. была
создана школа шелководства. В женской гимназии — ее дирек-
тором был видный ученый Василий Федорович Ошанин — в
1877 г. обучалось 108 девочек, то есть это было крупное учебное
заведение. 30 августа 1879 г. состоялось открытие Туркестанской
учительской семинарии, которая должна была готовить учителей
для русско-туземных училищ. В семинарии преподавали казах-
ский, узбекский и персидский языки, скотоводство, огородниче-
ство, ремесла. Возглавлял семинарию на протяжении многих лет
востоковед Н.П. Остроумов*.
Училища, семинария и гимназии умели сами зарабатывать
деньги. Училища и семинария брали заказы на производство сто-
лярных изделий, порой весьма сложных, а гимназисты и гимна-
зистки давали платные спектакли. Заработанные таким образом
деньги шли на содержание сирот и учеников, у которых родители
не могли за них платить. Помощь оказывалась независимо от на-
циональности и вероисповедания недостаточных учеников.
В 1868 г. в Ташкенте возникло общество любителей драматиче-
ского искусства. На сцене военного собрания первым спектаклем
* Действительный статский советник Николай Петрович Остроумов, сын
приходского священника, родился в 1846 г. в селе Сасове Елатимского уезда
Тамбовской губернии. Высшее образование получил в Казанской духовной
академии, где, кроме специальных предметов, слушал курсы арабского и та-
тарского языков, а также изучал историю мусульманства. Академию закончил
в 1870 г., получив ученую степень магистра богословия. В том же году советом
академии избран доцентом и преподавал в этом учебном заведении до 1877 г.,
когда получил назначение в Туркестан инспектором народных училищ края.
В 1879 г. Остроумов назначался директором Туркестанской учительской се-
минарии, в 1883 г. — директором Ташкентской мужской гимназии, а в 1900 г.
вновь занимает должность директора учительской семинарии, в которой за
первые 25 лет ее существования обучалось 415 учащихся, причем более
20 процентов — представители местного населения.
Вторая газета (о первой — см. на с. 330), созданная Кауфманом в 1870 г.,
называлась «Туркестанская туземная газета». Она издавалась на казахском и
узбекском языках, выходила четыре раза в месяц, тиражом 500 экземпляров.
Ее редактором многие годы был Николай Петрович Остроумов. Скончался
Николай Петрович в 1930 г.
329
была сыграна пьеса А.Н. Островского «Не в свои сани не садись».
Художник и писатель Николай Николаевич Каразин играл роль
Мити. Почти каждый год в 70-х гг. в Ташкенте гастролировали про-
фессиональные коллективы, в том числе французская оперетта Лас-
саля. Очень популярны были лекции для народа, сопровождаемые
настенными изображениями через «волшебный фонарь»4.
Гордостью К.П. Кауфмана были две ташкентские газеты, би-
блиотека и музей. В марте 1869 г. Н.А. Маев привез в Ташкент
четырех наборщиков, а также несколько ящиков газетной бумаги
и типографские шрифты; уже через год вышел первый номер
«Туркестанских ведомостей». С 1871 г. газета выходила регулярно
каждую неделю. Первые пять лет ее фактическим главным редак-
тором был Константин Петрович. Кроме официальных матери-
алов в газете публиковались научные и краеведческие статьи — в
ней печатались Н.А. Северцов, А.Н. Федченко, Н.В. Мушкетов,
Н.П. Остроумов, В.Ф. Ошанин.
Вскоре после своего назначения на должность туркестанско-
го генерал-губернатора, еще будучи в Петербурге, Кауфман стал
собирать ташкентскую библиотеку. Он обратился с просьбой о
пожертвовании книг к знакомым, а также в Министерство на-
родного просвещения, Публичную библиотеку, Академию наук
и даже Главный штаб. Книг было пожертвовано очень много —
вместе с другим багажом генерал-губернатора они отправились
к месту его новой службы через степи и пустыни.
В 1870 г. библиотека располагала 2200 томами, пополнив-
шись за счет личных собраний сочинений офицеров и чиновни-
ков, покидавших Туркестан навсегда. Передал свои книги в би-
блиотеку, уезжая из края, и путешественник П.И. Пашино. К
1876 г. библиотечный фонд удвоился — пришлось менять по-
мещение. В 1877—1883 гг. книгохранилище и читальный зал
занимали девять комнат, за которые канцелярия генерал-губер-
натора ежегодно платила 900 рублей. Кстати, о «тратах на куль-
туру»: ежегодно на 400 рублей выписывалось газет и журналов,
на приобретение книг тратили 4 тысячи рублей, причем основ-
ным поставщиком литературы был Главный штаб, от которого
в одном только 1877 г. было получено 3242 тома.
За время своей продолжительной службы Н.П. Остроумов ис-
полнял многие обязанности, не имевшие прямого отношения к
330
его основной работе. Он участвовал во многих комиссиях, которые
создавались ради совершенствования управления краем, много-
кратно был инспектором училищ, более 12 лет (по 3 года) испол-
нял обязанности почетного мирового судьи при Ташкентском
окружном суде. При решении вопросов, связанных с мусульман-
ским миром, его голос неизменно считался авторитетным.
Остроумов издал около 50 крупных печатных работ, в том
числе: «Аравия и Коран», «Коран и прогресс», «Уложение Тиму-
ра», «Сарты — этнографические материалы», «Народные сказки
сартов», «Пословицы и загадки сартов».
Жемчужиной ташкентской библиотеки был «Туркестанский
сборник» — собрание журнальных и газетных статей, имевших
касательство к Туркестану и Центральной Азии в целом. В тече-
ние 20 лет (1867—1887) эти статьи из русских и зарубежных
изданий собирал и пересылал в Ташкент известный петербург-
ский библиограф Межов. За 20 лет в Ташкентской библиотеке
появилось 416 томов «Туркестанского сборника», обошедшихся
казне в 23 169 рублей. Кауфман настолько дорожил этим суще-
ствующим в одном экземпляре «издании», что строжайше за-
претил выдавать его том на дом. Берег, описывал и приумножал
библиотечный фонд в 60—70-х гг. скромный чиновник Николай
Васильевич Дмитровский. Кауфман еще в 1867 г. предложил ему
дополнительную плату, но Дмитровский — человек весьма не-
богатый — отказался и, более того, первые три года пополнял
фонд литературы за свой счет5, то есть поступал так и в самом
1868 г., когда Щедрин печально и многотиражно пригвоздил
ташкентцев: «...у всех имеется один соединительный крик:
«Жрать». Слышал бы сатирик о Дмитровском, наверное, все-
таки устыдился.
Таким образом, к 1872—1873 гг. Ташкент располагал необ-
ходимым набором признаков цивилизованности, который назвал
его обличитель. Были училища, была библиотека, были благотво-
рительное общество, возглавлявшееся супругой Константина Пе-
тровича Юлией Маврикиевной фон Кауфман*, и приют для де-
* ЮМ. фон Кауфман, урожд. фон Верх (1820—1906).
331
тей, оставшихся без родителей после холерной эпидемии 1872 г.
Сверх необходимого комплекта Щедрина имелись газеты и му-
зей, организованный А.П. Федченко, 14.14. Краузе, Ю.Д. Южако-
вым, А.И. Вилькинсом и НА. Маевым. И это еще не все: с 1867 г.,
с появлением в городе нового начальника края, создается первая
метеостанция, а к 1873 г. таких станций по Туркестану было уже
девять. В 1873 г. в презираемом писателем Ташкенте была за-
ложена обсерватория, построена телеграфная станция, в первый
год существования которой было отправлено и получено более
7 тысяч телеграмм, что означало стабильную связь с Россией6.
«Господа ташкентцы» вышли первым отдельным изданием в
1873 г. К тому времени эти самые ташкентцы жили вполне пол-
ноценной жизнью: посылали детей в школы и училища; читали
библиотечные книги, ходили на концерты и спектакли, при не-
обходимости лечились (имелся госпиталь на 415 коек и аптека),
ели и пили в кафе, ресторанах, трактирах, винных погребках и
кабаках, шили одежду у местных портных (три портняжных ма-
стерских и одна золотошвейная); чинили часы и ювелирные из-
делия (два часовщика и один ювелир); покупали предметы муж-
ского и дамского туалета в модных магазинах; в любой момент
могли взять извозчика; могли сфотографироваться у профессио-
нальных фотографов и послать отлично выполненные фотогра-
фии родным и знакомым в далекие родные палестины.
Ташкент — удаленный от Петербурга и Москвы русский го-
род — уже через пять—восемь лет со дня своего основания па-
радоксальным образом стал куда более близким к столицам по
уровню цивилизованности и интенсивности сношений с цен-
тром, нежели совсем географически близкие, древние исконно
русские города.
Среди ташкентцев, сделавших состояния в Средней Азии, из-
вестно несколько крупных дельцов. Ветеран туркестанских по-
ходов, отставной унтер-офицер А.Е. Громов занимался снабже-
нием войск мясом и вьючными животными; сам много ездил по
стойбищам кочевников в поисках хороших лошадей и верблю-
дов. Другой участник кауфманских походов, войсковой священ-
ник А.Е. Малов, занимался виноделием, содержал бани и кир-
пичный завод. Хорошо известны были в Ташкенте московские
купцы Иван Андреевич Первушин и его сын Иван Иванович.
332
Последний представлял в Туркестане фирму отца. Первушины
были прежде всего поставщиками армии; их фирма начала дей-
ствовать в Ташкенте сразу же после его занятия в 1865 г. от-
рядом М.Г. Черняева. Это были предприниматели широкого про-
филя: они владели несколькими магазинами, винокуренным и
табачным заводами, шелкомотальной фабрикой, плантациями
хлопчатника и виноградниками, как подрядчики строили част-
ные дома, церковь, госпиталь, гостиницы, казармы; вели развед-
ку на уголь, нефть, золото и серебро; разрабатывали золотые,
серебряные и свинцовые месторождения. Первушины занима-
лись также перевозками грузов на верблюдах из России и в Рос-
сию. Из российских пределов они доставляли в разобранном
виде станки, различные механизмы и инструменты, а из Таш-
кента везли хлопок, каракуль, шелка. Фирма была настолько на-
дежной, что частные лица ей доверяли свои денежные вклады и
переводы. В самом начале своей ташкентской карьеры, в 1866 г.,
Первушины ввезли из России товаров на 545 тысяч рублей и
столько же в тот год вложили в строительство фабрик и горно-
разработки. После смерти в 1871 г. Ивана Ивановича Первуши-
на дела фирмы пошли на спад7.
Эти Первушины, Громов, Малов, как, впрочем, и Северцов,
Мушкетов и Ошанин, были настоящими «господами ташкент-
цами», то есть поселенцами-пионерами и даже старожилами
жарких мест.
С годами русский Ташкент быстро рос: в 1877 г. населенная
часть русского города занимала 1 квадратную версту и русских
жителей начитывалось менее 4 тысяч человек, в 1911 г. ее пло-
щадь — 30 квадратных верст, а число жителей увеличилось в
10 раз. Общая площадь Ташкента к началу Первой мировой
войны составила около 60 квадратных верст, то есть была равна
территории тогдашней Москвы. Застройка города была чрезвы-
чайно разбросанной — существовало немало пустырей, садов и
огородов, так что вся городская территория, подчиненная город-
скому управлению, составляла 176 квадратных верст, то есть
больше территории Москвы и Петербурга, вместе взятых. Про-
тяженность всех улиц к этому времени была 220 верст.
Все полвека жизни города после взятия его российскими вой-
сками самой острой и труднорешаемой была проблема благо-
333
устройства и санитарии. Во-первых, Ташкент стоит на легких
лёссовых почвах, а это значит, что немощеные улицы быстро раз-
рушаются, в результате летом — густая пыль, зимой — вязкая
грязь. Огромные колеса азиатских телег-арб разрушали дорож-
ное покрытие, приносили грязь из пригородов. Во-вторых, рус-
ский город возник рядом с так называемым туземным (так
выражались в XIX в.) городом, который был практически средне-
вековым поселением, очень грязным, без канализации, без осве-
щения. Забой скота и птицы производился во дворах, требуху,
как и нечистоты, местные жители выбрасывали на дорогу, а то
и в арыки, из которых брали воду для питья и приготовления
пищи, в которых же и мылись. Те же арыки проходили и через
новую (русскую) часть.
Пользоваться арычной водой жителям русской части было
смертельно опасно, а потому проблемой водоснабжения новые
власти озаботились сразу же после взятия города. Стали рыть
колодцы (к 1910 г. было 472 колодца) уже в 1868 г., решили
строить закрытый водопровод, что оказалось делом чрезвычайно
дорогостоящим. На строительство водопровода были затрачены
огромные средства, и закончили его только в 1908 г. А до того
пользовались водой из колодцев, привозной из-за города ключе-
вой водой и арычной для полива садов и огородов.
Без арыков среднеазиатский город жить не может, но они
требуют постоянного внимания, так как их края разрушаются
и их необходимо восстанавливать и укреплять. В конце 1860-х гг.
ответственным за ирригацию был назначен инженер, поручик
Н.Ф. Ушаков. Он начал с того, что восстановил все арыки, раз-
рушенные М.Г. Черняевым перед штурмом Ташкента в 1865 г.,
а затем стал планомерно укреплять их края, на что ушли годы.
Надо сказать также, что Ушаков в течение нескольких лет без-
возмездно исполнял обязанности городского архитектора8.
Очень много для города сделал сначала городской голова, а
затем начальник города генерал-майор Степан Романович Пу-
тинцев (1884—1892). До 1884 г. улицы русской части, за исклю-
чением двух-трех, в осенние и зимние месяцы были непроходи-
мы, а на улицах старого города тонули в грязи и лужах люди и
животные. Свою неутомимую деятельность Путинцев начал с
мощения дорог. К 1910 г. ив новом и в старом городе было за-
334
мощено по 25 верст дорожной сети. Одновременно начальник
города занялся освещением: были поставлены сотни фонарей
(тогда керосиновые); впервые за сотни лет существования Таш-
кента улицы древнего города получили освещение. К 1911 г. в
старой части Ташкента насчитывалось 732 фонаря9. В 1886 г.
Путинцев занялся базаром в старой части города, который был
в отвратительном состоянии: грязь, вонь, тучи мух и грызунов.
Недоброжелатели распустили слух, будто на месте базара рус-
ские построят казармы. Базар, естественно, возмутился и забур-
лил, тем более что некоторые лавки стояли на святой (вакуфной)
земле, что гарантировало их неприкосновенность. Начальник го-
рода собрал самых уважаемых и влиятельных священнослужи-
телей и долго им объяснял свои намерения. Его поняли, и казии
дали ему свидетельство, что переустройство базара не противо-
речит шариату. Вооружившись этой охранной грамотой, Путин-
цев приступил к перестройке и переоборудованию самого глав-
ного места азиатского города. В течение двух лет базар чистили,
расширяли проходы, выпрямляли ряды10.
Большого труда и нервной энергии стоило С.Р. Путинцеву вы-
вести за городскую черту кожевенные, мыловаренные, свечные,
клееваренные, красильные и другие подобные производства, бук-
вально отравлявшие городскую атмосферу. На это ушло три года
(1885—1888). Удалось ему также убрать из города некоторые
кладбища, находившиеся между домами11.
В 1901 г. в Ташкенте появилась так называемая конка, то есть
трамвай на конной тяге, а с постройкой в 1911 г. электростанции
по уже проложенным рельсам пошел современный трамвай.
Телефонизация города началась в 1892 г., и уже к 1910 г.
платных абонентов было 540, бесплатных — 90. К этому време-
ни телефоны стояли во всех лечебных заведениях, в домах всех
врачей, на всех полицейских постах, в домах высших чинов по-
лиции и, естественно, во всех учреждениях краевой администра-
ции. На телефонной станции работало 20 телефонисток.
Учитывая жаркий климат, городские власти с 1860-х гг. боль-
шое внимание уделяли озеленению улиц и устройству садов и
парков. К 1910 г. расходы на сады и скверы составили 6642 руб-
ля в год. Самыми большими парками города были Константи-
новский с памятником К.П. фон Кауфману в центре (деньги на
335
памятник собирали по подписке) и Пушкинский с бюстом
А.С. Пушкина. Еще в конце XIX в. в садах и парках появились
летние театры, а потом и кинотеатры.
Первая русско-туземная школа в старом городе появилась в
1884 г., а ее первым преподавателем был большой знаток местных
языков и обычаев Владимир Петрович Наливкин*. Постепенно
русско-туземные школы, в которых поначалу обучались в основ-
ном дети русскоязычных родителей, стали приобретать популяр-
ность у коренного населения. Год за годом в Ташкенте открыва-
лись все новые и новые учебные заведения, в том числе так
называемые народно-ремесленные трехлетние школы — городу
необходимы были квалифицированные рабочие. К 1911 г. в городе
функционировало 54 низших учебных заведения, в них обучалось
4322 ученика. В конце XIX в. были основаны реальное училище
(350 учеников), кадетский корпус (300 кадетов), восьмиклассное
коммерческое училище, в котором обучалось около двух десятков
представителей местных этносов. В кадетском корпусе с 1906 г.
преподавал выдающийся ученый, зоолог Николай Алексеевич За-
рудный, автор 150 научных работ, 120 имели касательство к фау-
не Средней Азии. Наиболее крупные работы Зарудного: Oiseaux
de la contre trans-caspienne (1885); «Орнитологическая фауна За-
каспийского края»; «Экскурсия по Северо-Восточной Персии и
птицы этой страны» (1900); «Экскурсия по Восточной Персии»
* В.П. Наливкин родился в 1852 г. в Калуге в старинной дворянской семье,
традиционно связанной с военной службой. По воспоминаниям Владимира
Петровича, уже в шести-семилетием возрасте он жадно слушал рассказы отца,
ветерана-кавказца, о сражениях с турками и «непокорными горцами». Впол-
не закономерно, что он пошел по стопам своих предков и, закончив военную
гимназию, в 1870 г. поступил в Павловское военное училище. Уже в годы уче-
бы Владимир Петрович проявил замечательные лингвистические способно-
сти — в совершенстве овладел французским языком. Закончив училище в
1872 г. «по первому разряду», то есть с отличными оценками, он получил
право поступить в гвардейскую часть, однако желание «понюхать пороху» за-
ставило его избрать службу в Туркестане.
В первые годы службы в Туркестане Наливкин принимает активное уча-
стие в боевых действиях; за заслуги, проявленные во время Хивинского 1873 г.
и Кокандского 1875 г. походов, он был награжден орденами и внеочередным
производством в следующий чин. И вместе с тем в мировоззрении Владимира
Петровича происходят важные перемены: он разочаровывается в силовых спо-
собах решения проблем империи в Средней Азии и решает покинуть дей-
ствующую армию.
336
(1903); «Птицы Псковской губернии» (1910). В начале XX в. в обе
гимназии уже были слишком тесными для потенциальных учени-
ков — требовалось строить новые здания. В мужской гимназии
обучалось свыше 500 учеников, гимназическая библиотека на-
считывала около 10 тысяч единиц хранения, в женской гимназии
училось еще больше учениц — более 700, а книг в библиотеке бы-
ло тоже около 10 тысяч.
К концу 1914 г. возросло число низших и средних кораниче-
ских школ, в том числе и тех, что строились за счет российской
казны. Мужских мактабов было 1437, в них обучалось около
5 тысяч мальчиков, женских — 86, в которых было 1300 учениц.
В 22 медресе (среднеобразовательные заведения) обучалось
1139 учащихся. В русской части города функционировало на по-
стоянной основе 16 мечетей12.
С 1876 г. Наливкин служил в системе гражданского (военно-
народного) управления, исполнял должность помощника (заме-
стителя) начальника Наманганского уезда Ферганской области,
а в 1878 г. вообще вышел в отставку. К этому моменту он при-
шел к выводу, что для «введения основ русской гражданствен-
ности» в среде местного населения русским людям надо прежде
всего познакомиться с этим населением, его языком, бытом и
нуждами.
Ради этой идеи В.П. Наливкин и его молодая жена, выпуск-
ница женского института Мария Владимировна (в девичестве
Сарторий) приняли абсолютно неожиданное для их русского
окружения решение. Супруги Наливкины поселились в кишлаке
Нагнай, где имели возможность круглосуточно познавать язык,
быт, верования и обычаи коренного оседлого и кочевого населе-
ния, как бы теперь сказали «в полевых условиях».
Шесть лет жизни в очень трудных для европейца условиях дали
выдающиеся результаты. Приобретенные обширные знания язы-
ков, быта и нравов ферганских узбеков, киргизов и таджиков по-
зволили Наливкину составить и издать пособия, словари и хресто-
матии, способные облегчить изучение тюркских языков в России.
Им была написана первая в русской и европейской науке, до сих
пор сохраняющая научную ценность «Краткая история Коканд-
ского ханства» (Казань, 1886). Тогда же и там же вышло, пожалуй,
наиболее выдающееся совместное научное произведение супругов
337
Наливкиных — книга «Очерк быта женщины оседлого туземного
населения Ферганы». Мария Владимировна Наливкина стала пер-
вой европейской женщиной-исследовательницей, попавшей на
недоступную для посторонних мужчин женскую половину жили-
ща коренных обитателей Средней Азии, где смогла собрать, а за-
тем совместно с мужем осмыслить уникальный этнографический
материал. Содержание совместного труда супругов, по сути, го-
раздо шире формального названия: Наливкины создали фунда-
ментальное исследование, описывающее и анализирующее раз-
личные стороны жизни коренного (женского и мужского)
населения Туркестана. Эта работа Наливкиных была удостоена,
пожалуй, самой почетной награды того времени — Большой зо-
лотой медали Русского географического общества.
В 1884 г. Владимир Петрович вернулся на государственную
службу. Вплоть до 1890 г. он преподавал «туземные» языки в
Туркестанской учительской семинарии и русско-туземной шко-
ле в Ташкенте, затем на протяжении 10 лет состоял в должности
инспектора мусульманских школ Сырдарьинской, Ферганской и
Самаркандской областей. Подъем антироссийского (исламист-
ского) движения, особенно после Андижанского мятежа 1898 г.,
привел власти Русского Туркестана к пониманию необходимо-
сти лучше узнать настроения и помыслы местного населения, в
чем неоценимую помощь мог оказать Владимир Петрович На-
ливкин. Через несколько лет он создаст свою знаменитую слу-
жебную записку «Туземцы раньше и теперь».
В 1899—1901 гг. Наливкин состоял старшим чиновником для
особых поручений при туркестанском генерал-губернаторе, вы-
полнял служебные задания, некоторое время ведал делами «по
дипломатической части» при начальнике края; в 1901—1904 гг.
занимал должность помощника военного губернатора Ферган-
ской области, неоднократно замещал его. В 1906 г. Владимир
Петрович «по собственному прошению» вышел в отставку с чи-
ном действительного статского советника (по Табели о рангах
соответствовал воинскому званию генерал-майора)*.
* Чиновная карьера Наливкина внешне складывалась как будто удачно, но
это было не совсем так: у Владимира Петровича неоднократно случались
острые конфликты с крупными чиновниками краевой администрации. Весьма
заметным было его столкновение в середине 90-х гг. с главным инспектором
338
В начале 1907 г. он был избран депутатом 2-й Государствен-
ной думы от «нетуземной части населения» Ташкента. В Думе
Наливкин примкнул к фракции социал-демократов и в своих
выступлениях резко критиковал правительство империи. После
роспуска 2-й Думы он был лишен пенсии. Вернувшись в Таш-
кент, Наливкин печатал статьи в газетах, чем и существовал.
После Февральской революции 1917 г. Владимир Петрович
занимал руководящие должности в новых органах управления
краем, в июле-сентябре 1917 г. являлся председателем Турке-
станского комитета Временного правительства, но еще до уста-
новления в крае власти большевиков отошел от дел. 20 января
1918 г. Владимир Петрович Наливкин совершил самоубийство
на русском кладбище в Ташкенте недалеко от могилы скончав-
шейся ранее жены.
(О В.П. Наливкине см.: Кунин Б.В. Владимир Петрович На-
ливкин — Историография общественных наук в Узбекистане:
Биобиблиографические очерки. Ташкент, 1974; Якубовский Ю.О.
(сост.). Владимир Петрович Наливкин, член Государственной
думы и его туркестанское прошлое: Краткий биографический
очерк. Ташкент, 1907.)
Солидными учреждениями в начале XX в. стали библиотека и
музеи краеведческий и горный. Библиотека пережила Черняев-
ский погром и возродилась — на рубеже веков ее посещало до
учебных заведений Туркестана ФМ. Керенским (отцом А.Ф. Керенского), ко-
торого В.П. Наливкин обвинил в плагиате. Керенский издал брошюру, при
этом почти целиком переписал, не назвав автора, один из служебных доку-
ментов, подготовленных Наливкиным. Экспертиза подтвердила факт плагиата,
но пострадал Владимир Петрович — был переведен на работу в Самарканд.
Достаточно непросто складывались отношения Наливкина с ферганским во-
енным губернатором генералом ГА. Арендоренко.
Несмотря на служебные неудачи и дрязги, Владимир Петрович продолжал
свою научную и публицистическую деятельность. Выдающийся русский вос-
токовед В.В. Бартольд назвал В.П. Наливкина «едва ли не лучшим знатоком
языка и быта» коренного населения Туркестана.
Мировоззрение В.П. Наливкина во многом формировалось под влиянием
традиций народничества; сильное воздействие на него оказало учение Л.Н. Тол-
стого. По словам Наливкина, чтобы достичь «правды», надо «смешаться с на-
родом, научиться у него жить по простоте, не гнушаться никаким трудом, в
поте лица есть трудом добытый хлеб, делясь с народом знаниями, культур-
ностью, которые из поколения в поколение мы приобретаем на трудовые
деньги того же народа».
339
80 читателей. Библиотека получала не только петербургские и
московские газеты, но и практически все самые серьезные и по-
пулярные журналы: «Вестник Европы», «Исторический вестник»,
«Вестник иностранной литературы», «Русское богатство», «Рус-
ская мысль», «Русская старина», «Современный мир», «Образо-
вание», «Театр и искусство», «Нива», «Вокруг света», «Юная Рос-
сия» и некоторые другие13. Оборот трех книжных магазинов в
новом городе составлял ПО тысяч рублей в год, в старой части
религиозной литературой торговали более 30 лавок14.
Созданные К.П. Кауфманом газеты «Туркестанские ведомости»
и «Туземная газета» продолжали выходить вплоть до 1917 г., и
тираж их неуклонно рос. Кроме того, с конца XIX в. в Ташкенте
выходили газеты: «Окраина», «Русский Туркестан», «Среднеази-
атская жизнь», «Ташкентский курьер», «Новый путь», «Турке-
станская военная газета», еще шесть-семь газет, а также лите-
ратурно-исторический журнал «Средняя Азия». С 1906 г. стали
издаваться газеты на местных языках: «Тарракы» («Прогресс»),
«Хуршид» («Солнце»), «Шухрат» («Слово»), «Асия» («Азия»),
«Туджар» («Купец»).
Учрежденное в 1885 г. Туркестанское общество сельского
хозяйства с 1906 г. начало издавать «толстый» журнал «Турке-
станское сельское хозяйство», а возникший в 1897 г. Отдел Им-
ператорского русского географического общества предпринял
печатание своего ежегодника «Изучение края». У того и друго-
го научного издания недостатка в авторах не наблюдалось.
В течение полувека здравоохранение и санитария совершили
впечатляющий прогресс. Несколько лет после взятия Ташкента
русскими войсками в городе существовал только армейский ла-
зарет, который, кстати, принимал на лечение и гражданских лиц,
в том числе и местных жителей. Учитывая специализацию во-
енных врачей — полевую хирургию, надо полагать, в лазарет бра-
ли только профильных больных.
Городская медицина начала развиваться еще при К.П. Кауф-
мане с середины 70-х гг. Построив свой город рядом со старым
Ташкентом, русские были вынуждены (хотя бы по соображени-
ям самосохранения) заняться проблемами здравоохранения
местного населения. Как уже говорилось, санитарное состояние
старого города не выдерживало никакой критики, в результате
340
эпидемия одной страшной болезни сменялась другой. Местные
лекари (тпабибы) никакими врачами, конечно, не были: в своей
«медицинской» практике они исходили из того, что человек за-
болевает оттого, что в него вселяется злой дух. Поэтому лечеб-
ными средствами считались заговоры, заклинания и различные
телодвижения, имевшие целью испугать и изгнать злого духа.
Исключение составляли костоправы, хоть сколько-нибудь похо-
жие на хирургов. Профилактическими средствами признавались
амулеты, которые следовало носить на себе.
Русские врачи начали с прививки оспы. Долгие годы этим
важным делом занимался врач из Уфы Мухаммед-Ханфия Алю-
кович Батыршин. В 1875 г. оспу привили более чем тысяче детей,
в 1877 г. — 1467 детям, русских среди них было 76. За городом
была построена лечебница для прокаженных, которую содержал
город. Появившаяся в начале 70-х гг. аптека в год продавала ле-
карств на 5 тысяч рублей и на 2,5 тысячи рублей выдавала бес-
платно тем, кто платить был не в состоянии15. В 1882 г. откры-
лась амбулатория специально для местных женщин. В ней
работали три женщины-врача: Н.Н. Гундиус, А.В. Пославская,
Е.Н. Мандельштам. Эти три женщины не только принимали
больных, которые приходили к ним на прием, но и сами посе-
щали страждущих на дому. По лестнице они забирались в двух-
колесную арбу и тряслись в ней, проезжая через арыки, по уха-
бистым улицам старого города. За 10 лет женскую амбулаторию
посетило около 50 тысяч пациенток16.
В середине 80-х гг. возникла амбулатория для местных муж-
чин; инициаторами ее создания были врачи: К.Л. Бентковский,
Г.В. Рождественский, З.К. Юрасов, Д.С. Палиенко, С.Ф. Рышков-
ский, В.В. Покровский, К.А. Дысской. В течение 10 лет работали
без вознаграждения, принимая в год по 10—13 тысяч больных17.
В 1898 г. в городе открылась полноценная, с несколькими от-
делениями городская больница, которая фактически обслужива-
ла весь Туркестан: число стационарных больных к 1910 г. до-
стигало 2200 человек в год. Лечение в стационаре стоило
50 копеек в сутки.
В конце XIX в. в Ташкенте появились специализированные
клиники, в том числе родильный дом и глазная лечебница. Самой
лучшей — хорошо оборудованной, идеально чистой — была не-
341
большая больница (10 коек) Общины сестер милосердия Крас-
ного Креста имени Великой княжны Анастасии Николаевны
(дочь Николая II). В этой больнице бедных пациентов врачи кон-
сультировали бесплатно. Перед Первой мировой войной в горо-
де практиковали 75 дипломированных врачей, в том числе пять
женщин. Функционировала и ветеринарная лечебница, в кото-
рой работали 15 специалистов.
С годами в Ташкенте появились современные промышленные
предприятия, на которых наравне с русскими рабочими труди-
лись коренные жители, которые не только осваивали новые для
Средней Азии профессии, но и овладевали русским языком, что
открывало для них дополнительные возможности.
Туркестанские власти и городская дума стремились превра-
тить Ташкент в центр международной торговли стран Среднего
Востока с Россией. Цель была амбициозной, но достижимой,
особенно после постройки двух железных дорог. О возникшей в
новых обстоятельствах притягательности Среднеазиатского ре-
гиона в свойственной ему грубой манере писал Ленин: «Капита-
листы всей Европы протянули лапы к населенной сотнями мил-
лионов части света, к Азии, в которой до сих пор только Индия
да небольшая часть окраины была тесно связана со всемирным
рынком. Закаспийская дорога стала «открывать» для капитала
Среднюю Азию»18. Пущенная в эксплуатацию в 1906 г. дорога
Оренбург—Ташкент добавила Туркестану «открытости».
В городе строились новые цивилизованные рынки, магазины,
гостиницы; Ташкент притягивал пришлое население — в 1910 г.
в нем проживало более 200 тысяч жителей19, однако такой бур-
ный рост имел и негативные последствия. «По окраинам города
(русской части. — Е. Г.), — отмечал высокопоставленный ревизор
в 1910 г. граф К.К. Пален, — возникла сеть узких кривых пере-
улков, что крайне нежелательно в санитарном и пожарном от-
ношениях. Значительная часть переулков заканчивается тупика-
ми20. Новоприбывшие часто занимались самостроем, то есть без
разрешения сооружали лачуги, либо покупали такие же лачуги у
жителей старого города, из-за чего возникали конфликты с вла-
стью. Тот же Пален писал в отчете: «Земельные отношения от-
личаются запутанностью. У многих владельцев нет законных до-
кументов (купчих крепостей). В особенности много таких
342
имуществ в туземной части города, где переход их от одного вла-
дельца к другому удостоверяется документом (^васика), совер-
шенным народным судьей (казием)»21.
Если в 1865—1867 гг. Ташкент был опорным пунктом (цен-
тральной базой) российской армии, которая проводила боевые
операции на Туркестанском театре военных действий, то в на-
чале XX в. город превратился в административный торговый,
промышленный, научный и культурный центр обширного края.
Перемены затронули не только маленький русский Ташкент, не-
давно бывший военным лагерем, но и чрезвычайно упорный в
своем консерватизме «туземный» город. Над глухими дувалами
поднялись вторые этажи глинобитных домов (балаханы) — жи-
лые помещения с «русскими» окнами, выходящими на улицу, —
которые использовались в качестве парадной гостиной (мехман-
хане) или сдавались в наем постояльцам. Иногда около окон
сооружался балкон вдоль всего фасада; балконы, как правило, на-
висали над улицей. Владельцы домовладений начали сооружать
на своей территории небольшие флигеля для сдачи в аренду.
Обычно это был небольшой домик в стороне от дома хозяина,
возле флигеля росли один-два дерева для тени да виноградный
куст, засаживалась цветочная клумба, журчал маленький арык.
Такие флигели охотно снимали небогатые русские, которым не
по карману было арендовать квартиры в новом городе. В то же
время богатые сарты переселялись в новый город, где строили
роскошные особняки по европейским проектам.
С годами менялись образ и качество жизни русских и нерус-
ских ташкентцев. В иностранной (главным образом английской)
исторической литературе о Средней Азии и о присутствии в ре-
гионе России сложился штамп, который, будто бы дав клятву, вос-
производят на своих страницах почти все авторы: русские военные
и гражданские администраторы, взявшие на себя обязанность
управлять завоеванной территорией, были по своим нравствен-
ным качествам худшими представителями рода человеческого. Эта
порочная традиция возникла по инициативе британского истеб-
лишмента еще в 30-х гг. XIX в., не может иссякнуть по сей день.
Несколько примеров последнего времени, взятые наугад: «Мест-
ные русские, зачастую скрывшиеся в Туркестане, чтобы избежать
неприятностей дома, т. е. в собственно в России, отличаются дур-
343
ным поведением и коррумпированностью» — из книги американ-
ского автора «Современные узбеки», изданной в 1990 г.22 Или
столь же голословное заявление француженки Д’Анкосс, появив-
шееся в 2007 г.: «Русские администраторы-военные, сами имев-
шие низкий уровень образования, прославились коррупцией и
некомпетентностью»23. Еще зарубежные исследователи любили
писать о повальном пьянстве, которому предавались русские во-
енные и чиновники вдали от дома24 (как будто тем же не занима-
лись в своих колониях англичане и французы).
Действительно, были некомпетентность, злоупотребления
властью, коррумпированность, особенно в начальный период по-
сле присоединения края к России, но был и огромный труд ради
изучения нового региона империи и осмысления характера и
особенностей его населения. Достаточно вспомнить двухлетнюю
работу Степной комиссии, члены которой объезжали и обследо-
вали огромную территорию, днями не слезая со своих коней.
В течение 20 лет (1865—1885) продолжался «героический пе-
риод», то есть время завоевания и «первоначального освоения»
обширного края. Это было время военных походов и мирного
«устроения», все вперемежку: сегодня генерал Головачев — на-
чальник боевой колонны, а завтра военный губернатор Сыр-
дарьинской области, и наоборот. В то время русские офицеры
жили от одного похода до другого, жизнь каждого висела на во-
лоске, и они гуляли и пили, тем более что их жены были (или не
были) вдалеке. Мужчины жили без женщин, а значит, без дома.
В первые годы русского присутствия в Туркестане жизнь русских
(будь то военные или гражданские лица) походила на бивуак, то
есть полевой временный стан, который завтра снимут и пере-
несут за много верст.
Но походы заканчивались, край был замирен, и походный дух
иссяк. Теперь ташкентцы стали жить как все обыватели импе-
рии. Дома стали семейными гнездами, в них стали рождаться
коренные ташкентцы, которые получали возможность учиться в
ташкентских училищах и гимназиях, брать и читать книги в
обычных для всей России библиотеках, ходить в театры и кон-
церты. Ташкент перестал выглядеть временным солдатским
стойбищем. Таким его увидел в 1914 г. британский ученый, сла-
вист Стивен Грэхэм:
344
«Очень заметно, что военные составляют основу ташкентско-
го общества, а потому все лучшие магазины ориентируются на
них и их жен... Военные задают тон во всем, что создает общую
обстановку порядка и подтянутости. Это заметно в том, как эле-
гантно и со вкусом одеты женщины в театрах и парках, а со-
провождающие их мужчины почти все имеют при себе шашки
и сабли. В этих местах редко увидишь людей, стоящих на более
низкой ступени социальной лестницы... По аллеям парков, од-
нако, прогуливаются молодые щеголи, как правило армяне-
приказчики, парикмахеры, клерки, в дешевых костюмах, но обя-
зательно белых воротничках, тщательно и модно причесанные, с
тросточками в руках.
Ныне в Ташкенте открыто много учебных заведений, начиная
с кадетского корпуса, в котором обучаются сыновья офицеров, и
кончая небольшими русско-туземными школами, где русские
учителя пытаются научить сартов говорить и писать по-русски...
В Ташкенте сегодня действуют шесть кинотеатров, два театра
и одна концертная площадка в саду, кроме того, существует
много других развлечений. Местные жители полюбили кино, и
обычно в очередях перед кассами кинотеатров можно видеть не-
мало людей в чалмах и халатах. В театрах их практически не
видно — там надо понимать русскую речь. На театральной сце-
не дают пьесы Шекспира и современных драматургов. В городе
выходит несколько газет. В день своего приезда я просчитал на
первой полосе «Ташкентского курьера» статью под заголовком:
«Положение в Ольстере». Похоже, вся Европа следит за тем, что
происходит на наших островах, а сама Европа простирается
вплоть до Ташкента, который, хотя и расположенный в Средней
Азии, тем не менее, вправе претендовать на звание столичного
города»25.
После всего сказанного и процитированного стоит обратиться
к учебнику «История Узбекистана», по которому сегодня обучают
молодое поколение в школах Республики Узбекистан: «Жителям
старой части города (Ташкента. — Е. Г.), то есть узбекам, катего-
рически запрещалось переходить черту части города, заселенную
русскими. Нарушителей наказывали»26. Если бы «нарушителей на-
казывали», они, наверное, не стояли в очереди за билетами в ки-
нотеатры, расположенные только в «русском городе»?
345
«Нарушители» не только преспокойно смотрели кино, но и
строили дома в «русской части», причем совершенно самовольно:
«Недавно, года два тому назад, — пишет Ю.Д. Южаков, не один
десяток лет проработавший в Туркестане, — полиция хотела со-
гнать сарта с участка земли в русской части города, находяще-
гося между домами русских жителей, который самовольно за-
хватил, благодаря нашей халатности, и обрабатывал под дыни и
арбузы. Сарт лег на землю перед полицейскими чиновниками и
решительно объявил, что не уйдет с этой земли. Полиция не-
сколько раз приставала к нему с угрозами — ничто не помогло.
У полиции не хватило ни энергии, ни сознания власти выдворить
его силой, и она оставила его в покое. Теперь он огородил это
место, построил грошовую саклю, посадил несколько деревьев и
ищет уже покупателей по три рубля за сажень — значит, за
пять»27. Тот же Южаков приводит еще более убедительные при-
меры решимости сартов вторгнуться на территорию «русского
города» и захватить дорогую землю, чтобы иметь возможность
торговать ею. А русская полиция не решалась... «Нарушителей
наказывали»?!
* * *
Другие города края развивались точно так же, как и Ташкент:
сначала военный лагерь — затем небольшой русский городок,
построенный по плану. Такие города возникли рядом с древни-
ми среднеазиатскими городами, такими как Туркестан, Чимкент,
Аулие-Ата и др. Все они выглядели примерно одинаково. В этом
отношении особенно интересно восприятие такого нового евро-
пейского города в сердце Азии глазами художника:
«Русский Самарканд выстроился совершенно отдельно от го-
рода мусульманского и отделяется от него аллеей, тянущейся до
Регистана — это сосредоточие чудных построек, облицованных
невыразимой красоты изразцами.
По всем улицам русского города посажены прекрасные дере-
вья в два ряда у домов; у каждого ряда небольшой арык (ороси-
тельная канавка) для питания деревьев. Есть несколько прекрас-
ных тенистых бульваров, как, например, Абрамовский (назван в
честь генерала А.К. Абрамова. — Е. Г.) и два очень хороших го-
346
родских сада. В особенности один из них прекрасен. Сады рас-
кинуты по покатой плоскости, с большой мраморной лестницей,
спускающейся к пруду, украшенному мраморными вазами. Пре-
красные дорожки содержатся с поразительной чистотой и
опрятностью... Весь город имеет вид большой благоустроенности
с прекрасными извозчьими колясками»28.
Самарканд был вторым после Ташкента городом по величине
русского населения: в 1908 г. в нем проживало 11 654 русских при
общем населении 80 706 человек. Более 7 тысяч русских прожи-
вало в 1911 г. в Новом Маргилане (Скобелеве) — городе, основан-
ном специально для русских, построенном на большом удале-
нии — 12 верст — от азиатского Маргилана. Однако и там очень
скоро появилось несколько тысяч новых жителей из числа корен-
ного населения. Практически русским был главный город Семи-
реченской области Верный (Алма-Ата) — в нем при общем на-
селении 35 тысяч человек в 1911 г. русских жителей насчитывалось
26 тысяч. В других среднеазиатских городах русских поселенцев
было немного. Заметный приток русских в традиционные города
Туркестана наблюдается после окончания строительства первой
Закаспийской и второй железной дороги29.
И опять приходится опровергать «Историю Узбекистана», где
утверждается, что «сотни местного населения были насильно
переселены в другие места»30. Делалось это якобы для того, что-
бы освободить территории для русской застройки. Однако там,
где было возможно, новые города возводили на пустых площадях,
но не всегда это удавалось. К.К. Пален в своем отчете пишет
(у русских ревизоров не было обычая лгать): «Особенно замеча-
ется недостаток свободных земель в городах Ферганской области,
где для образования русской части приходилось покупать земли
у туземного населения»31. А «туземное население» знало толк в
торговых делах.
Без преувеличения можно сказать, что в течение полувека об-
лик традиционных среднеазиатских городов резко изменился,
особенно с наступлением нового, XX в.: в домах и на улицах за-
жглись электрические огни, зазвенел электрический трамвай,
люди стали общаться голосом, разделенные расстоянием, но
объединенные телефоном, и вообще расстояния сократились с
появлением железных дорог и поездов.
347
Сельская местность
Для колонизации огромного завоеванного азиатского про-
странства создания нескольких русских городов рядом или вбли-
зи древних азиатских городских поселений было недостаточно.
Необходимо было освоение обширных площадей, пригодных для
жизни человека, иначе говоря, русскому флагу было нужно более
прочное основание, нежели небольшие опорные пункты — рус-
ские города, иногда русские части традиционных среднеазиат-
ских городов. Таким широким основанием могла быть численно
значительная прослойка русского крестьянства.
Российский колониализм имел свою специфику, отличавшую
его от, например, колониализма британского. Британцы, будучи
островитянами, захватывали территории за морем и создавали
там свои коронные колонии, управляемые британскими губер-
наторами, где создавались сельскохозяйственные плантации и
предприятия по обработке местного сырья, на которых труди-
лись рабочие местного происхождения. Только управляющие и
инженеры были европейцами. Даже колониальные воинские
подразделения формировались из представителей местных этно-
сов, офицеры, естественно, были англичанами. И только в не-
скольких заморских колониях, где климатические условия были
схожими с европейскими (Кения, Южная и Северная Родезия,
некоторые другие колонии), появлялись в значительном числе
фермерские хозяйства английских переселенцев.
После продажи Аляски в 1867 г. Россия не имела заморских
колоний, все ее колонии на западе, юге и востоке территори-
ально примыкали к собственно России, то есть располагались на
гигантском Евразийском материке. Для России в большей сте-
пени, чем для других европейских держав, была характерна так
называемая крестьянская колонизация, похожая на колониза-
цию Северной Америки. В.О. Ключевсий писал: «История Рос-
сии есть история страны, которая колонизуется»32. При под-
держке правительства, а чаще и без таковой, всегда на свой
страх и риск, русские крестьяне срывались с насиженных мест
и на убогих рабочих лошаденках двигались за тысячи верст в
поисках лучшей доли. Они доходили даже до Ирана, где устра-
ивали свои поселения.
348
Переселение русских в Туркестан, русских крестьян в особен-
ности, в последние 70—80 лет стало темой в высокой степени
политизированной. Таковой она стала с первых же лет советских
лет. Для советских исследователей этой темы обязательной нор-
мой стало писать о русском переселенчестве как о вредоносном
для коренного населения явлении. Правда, в послевоенные годы
допускался для историков, исследовавших тему русской колони-
зации, почти объективный подход — «с одной стороны... с другой
стороны». В независимых постсоветских государствах Средней
Азии русское присутствие до и после большевистской револю-
ции описывается почти как катастрофа.
«Царское правительство, — писал в 1983 г. А.П. Фомченко, —
не останавливалось перед открытым ограблением местного на-
селения путем экспроприации у него годных для колонизации
земель»33. А в 1997 г. автор из независимого Узбекистана Ф. Ис-
хаков рисовал картину сплошного разорения местного населения
как следствие переселенчества русских крестьян: «Но для корен-
ного населения Туркестана в большей мере, чем, например,
Степного края, массовый наплыв в основном неимущих пере-
селенцев означал не только увеличение масштабов изъятия и за-
хвата его земель, поземельного налога, кибиточной подати и
других обязательных платежей, но и ухудшение положения во
всех сферах жизни: рост цен на продовольствие, увеличение
арендной платы за землю, поденщины, а также появление таких
новых для региона видов преступлений, как разбой, кража лич-
ного имущества. Колониальные власти, конечно, принимали
меры, в том числе и по расширению сети тюрем, арестных до-
мов, но заполнялись они преимущественно представителями
местных национальностей после очередных восстаний, бунтов
коренного населения»34.
С какой стороны ни глянь — все мрак.
Так писали «люди науки», а автор незамысловатого школьно-
го учебника изложил проблему просто и кратко: «Лозунг «Тур-
кестан для русских» полностью противоречил экономическому,
политическому и культурному развитию местного населения...
Переселение русского населения в Среднюю Азию отрицательно
сказалось на моральной и материальной сторонах жизни мест-
ного населения»35.
349
Начать с того, что автор учебника Жумабой Рахимов, для ко-
торого главный приоритет «воспитание национальной гордости,
уважение к духовным ценностям и патриотизма учащихся» на
уроках истории36, — большой выдумщик: лозунг «Туркестан для
русских» подразумевал ограничение или недопущение иностран-
ного предпринимательства, но не был направлен против местных
этносов, так как русские власти признавали права коренных на-
родов, в том числе и на землю. Во-вторых, можно ли воспиты-
вать юношество, не будучи профессионалом в своей области?
Тема колонизации русскими крестьянами так называемого
сельского пространства Средней Азии очень сложная и, вероят-
но, требует глубокого изучения. Только приближаясь к ее осве-
щению, я пришел к выводу, что следует доверять прежде всего
наиболее достоверным свидетелям, а это — российские специа-
листы, назначенные изучить проблему и дать свою экспертную
оценку. Такими экспертами были ревизоры Ф.К. Гире и К.К. Па-
лен, квалифицированные исследователи А.А. Кауфман, Н. Гаври-
лов, А.А. Половцев, а также видный государственный деятель,
ближайший соратник П.А. Столыпина А.В. Кривошеин. В конце
XIX, начале XX в. у русских специалистов, назначенных дать экс-
пертную оценку того или иного явления, было обыкновение де-
лать это максимально добросовестно.
Колонизацию азиатских просторов начали уральские, орен-
бургские и сибирские казаки еще в XVIII в. Они строили обо-
ронительные линии, состоявшие из казачьих станиц и неболь-
ших укреплений. Наиболее активное продвижение казаков на
юг началось в 40-х гг. XIX в. Казачьи станицы стали возникать на
плодородных землях Семиречья к юго-востоку от озера Балхаш.
К 1867 г. в этом краю уже существовало 14 казачьих станиц, в
которых проживало от 12 до 15 тысяч человек37. Расположенные
друг от друга на большом расстоянии, эти поселения людей,
умеющих нести воинскую службу, представляли собой немалую
стратегическую ценность, будучи российскими опорными пун-
ктами для отражения нападений как со стороны Кокандского
ханства, так и со стороны Китая. В казахской степи к западу от
Оренбурга в те же годы были построены небольшие укрепления
и казачьи поселения возле них, с тем чтобы крепостные гарни-
зоны обеспечивались продовольствием. В это время Россия в
350
Средней Азии преследовала прежде всего военные и политиче-
ские цели, экономические цели ограничивались охраной торго-
вых путей. В итоговом отчете Императору, который был за-
кончен в год кончины автора, Константина Петровича фон
Кауфмана, отмечается, что в ту пору (40—50-е гг. XIX в.) пра-
вительство не имело в виду начать колонизацию степных про-
сторов. Продвижение русских войск, а также строительство
укрепленных линий объяснялось необходимостью защитить при-
нявших российское подданство казахских кочевников и торго-
вых караванов от разбойных нападений отрядов хивинского и
кокандского ханов38. Однако ко времени написания отчета пер-
вый генерал-губернатор Туркестана разочаровался в казаках как
поселенцах, способных обрабатывать землю и тем обеспечивать
войска продовольствием, притом что сами казаки жили вполне
зажиточно, но это было не результатом их усердия, а благодаря
прекрасным качествам доставшейся им земли. Казаки получали
немалые деньги от казны, а также освобождение от налогов на
несколько лет, но эти льготы не способствовали превращению
их в земледельцев, скорее развращали: они привыкали жить на
казенный счет, казенные деньги пропивали и проедали. Конечно,
они оказывали некоторую военную поддержку регулярным ча-
стям, но как производители провианта для них ценности не
представляли: в основном занимались охотой или нанимались на
сезонные работы к более трудолюбивым и предприимчивым со-
седям. Казаки все-таки были плохо управляемой вольницей. Они
уничтожали леса, которые с трудом воспроизводились в услови-
ях Средней Азии, самовольно захватывали скотопрогонные пути.
В адрес администрации генерал-губернатора шли от кочевников
бесконечные жалобы.
Положение усугублялось еще и тем, что до 1867 г. казаки
подчинялись командованию своих войск — Сибирского и Орен-
бургского. После организации Семиреченской области в составе
Туркестанского генерал-губернаторства было сформировано Се-
миреченское казачье войско, в которое были переданы 28 станиц
Сибирского войска. К.П. фон Кауфман в силу своей должности
стал главой нового казачьего войскового формирования, что по-
зволило лучше контролировать казаков и отстаивать права ко-
ренного народа. В большинстве случаев Кауфман и его офицеры
351
бывали на стороне кочевников. И хотя казаки стали более дис-
циплинированными и более управляемыми, тем не менее Кон-
стантин Петрович Кауфман и его сотрудники понимали, что
казачья колонизация Средней Азии изжила себя, — заселять и
обрабатывать новоприобретенные земли должны прирожденные
хлебопашцы, русские крестьяне, однако генерал-губернатор не
собирался до поры до времени организовывать массовое пере-
селение крестьян из европейской части страны в Туркестан. В те
первые годы существования Туркестанского генерал-губернатор-
ства перед русскими поселенцами ставилась задача обеспечить
солдат привычными продуктами питания.
* * *
Переселение русских крестьян на новые земли было сопря-
жено со многими проблемами: их выход из мест выселения,
следование на новые места, водворение на новом месте, земле-
устроительные и землеотводческие работы, образование пе-
реселенческих участков, гидротехническое и дорожное стро-
ительство в заселяемых местностях и т. п. Как же отнеслась
российская власть к переселенческому движению в порефор-
менный период?
Реформа 1861 г. не отменила запрета на перемещение кре-
стьян, существовавшего при крепостном праве. Продолжала дей-
ствовать статья 947 Уложения о наказаниях, согласно которой
агитация за переселение каралась как уголовное преступление
тюремным заключением сроком от двух недель до трех месяцев.
По традиции верховная власть действовала в пользу недавних
владельцев крепостных душ, борясь с «вредной подвижностью и
бродяжничеством в сельском хозяйстве»39. Помещикам нужны
были рабочие руки.
Для получения разрешения на переселение крестьянину не-
обходимо было прежде всего получить согласие общины о выходе
из нее. Для этого крестьянин был обязан сдать находившийся в
его пользовании участок земли, уплатить все подати и частные
долги, представить «приемный приговор» от того общества, куда
он переходит, а тому, кто еще не уплатил выкупные платежи,
нужно было «уплатить половину долга, причитающегося по вы-
352
купной казенной ссуде за участок, состоящий в его пользовании,
в случае если общество примет на себя ручательство за выплату
остальной половины»40. Только после этого выходящему из общи-
ны крестьянину волостной староста выдавал увольнительное сви-
детельство с просьбой крестьянина переселиться на казенные
земли, которые направлялись в Казенную палату.
Большинство подобных прошений отклонялось, можно было
переселяться только в Алтайский округ, где находились обшир-
ные владения Государя, а также на дальневосточные земли — там
заселение приветствовалось по военно-политическим соображе-
ниям.
Несмотря на запретительные меры, переселение в порефор-
менное время приобретало все больший размах. По данным Ми-
нистерства государственных имуществ с 1861 по 1881 г., только
в пределах Европейской России переселилось 262 тысячи чело-
век41. Даже требование МВД «принять все меры к предупре-
ждению самовольных переселений крестьян, чтобы крестьяне не
были допускаемы до распродажи их имущества, совершаемой
ими ранее, чем они получат окончательное право на выход из
сельского общества»42 не могло остановить самовольное пере-
селенчество. Крестьяне распродавали свое имущество и уходили
в другие, малонаселенные губернии и на окраины России.
На новых местах переселенцев ждали новые трудности: осно-
вываясь на законоположениях, признающих право на отвод ка-
зенной земли только за весьма ограниченным числом лиц, власти
не разрешали «самовольцам» селиться ни на казенных землях,
ни на землях кочевников, ни на громадных просторах Сибири,
которые принадлежали Императору («кабинетные земли»). В
результате переселенцы находились как бы на нелегальном по-
ложении, иногда приписывались к городам, в мещане, или к во-
лостям на положении безземельных, либо прибегали к другим
ухищрениям. Иногда самовольцев задерживали в пути и возвра-
щали на прежнее место жительства. Однако существовала не-
обходимость заселения окраины, что толкало правительство к
законотворчеству.
Поворот в переселенческой политике наметился на рубеже
70—80-х гг., под влиянием развития в стране рыночных отноше-
ний, а также участившихся крестьянских волнений, вызванных
13 ЕЛ. Глущенко
353
земельным голодом и демографическим взрывом (за последние
30 лет XIX в. население России увеличилось более чем в полтора
раза). Первыми подняли тревогу земства центральных и мало-
российских губерний — они ходатайствовали об облегчении
переселения безземельных и малоземельных крестьян на казен-
ные земли. Так, Воронежское земство писало губернатору, что «в
сельском населении... живет и питается вера в то, что рано или
поздно земля будет крестьянской. Что такая вера живет у быв-
шего крепостного, есть факт. Никакими письменными актами
разрушить эту веру невозможно». Выход виделся в переселении
«избытка» населения в другие местности. Похожие мысли вы-
сказывали другие земства43.
В результате 10 июля 1881 г. были утверждены разработан-
ные Министерством государственных имуществ Временные пра-
вила о переселении крестьян на свободные казенные земли.
Право на переселение получили безземельные и малоземельные
крестьяне, владевшие не более 1 /3 высшего надела, определенно-
го Положением 19 февраля 1861 г.
Теми же правилам был облегчен выход из общины: пересе-
ленцам больше не требовалось предоставить «приемный при-
говор» от нового общества, их задолженность по недоимкам
переводилась на новое место жительства и т. п. Во Временных
правилах оговаривалось, что «увольнение из сельского общества
не должно превышать половины наличного числа душ», сказы-
валось опасение, что слишком многие сорвутся с места в поисках
лучшей доли. Переселение разрешалось лишь с дозволения ми-
нистров внутренних дел и государственных имуществ. Права
крестьян на устройство на новом месте также были ограничены.
Участки должны были отводиться лишь в краткосрочное поль-
зование (от 6 до 13 лет), размером не более восьми десятин на
мужскую душу. При этом администрации приписывалось дей-
ствовать «без особой огласки». Не случайно поэтому Временные
правила не были опубликованы. Этот документ, явившийся пер-
вой попыткой регулирования крестьянских переселений, пред-
ставлял собой пример правительственных колебаний в пересе-
ленческом вопросе.
Подготовка переселенческого закона затянулась на восемь лет.
Только 13 июля 1889 г. был утвержден и действовал до 1904 г.
354
новый переселенческий закон. В него вошли основные положе-
ния разработанных ранее Временных правил, имевшие ряд огра-
ничений. Так, крестьянам по-прежнему запрещалось пересе-
ляться по своему усмотрению, их ходатайства о переселении
могли быть отклонены администрацией под предлогом отсут-
ствия свободных земельных участков, переселение допускалось с
предварительного разрешения министров внутренних дел и го-
сударственных имуществ. «Лица, предпринявшие переселение
без сего разрешения, — отмечалось в Положении, — возвраща-
ются в места прописки распоряжениями административных
властей». Министрам поручалось давать разрешение на пересе-
ление только лицам, «заслуживающим уважения», и направлять
их туда, где «имеются свободные участки казенной земли, пред-
назначенной для заселения». В свою очередь, местные власти
должны были предоставлять сведения «об имущественном и хо-
зяйственном положении просителей», а также обстоятельные
заключения по этому поводу.
На новом месте земельные наделы отводились на мужскую
душу «в размере, определяемом условиями земледелия и произ-
водительностью почвы». Поскольку в Законе 1889 г. не оговари-
вались размеры участков переселенцев, это право предоставля-
лось местным властям. Казенные земли выделялись переселенцам
«прямо в постоянное (бессрочное) пользование», которые «не
могут ни отчуждаться, ни обременяться налогами». Законом
устанавливался и порядок землепользования, который мог быть
общинным либо подворным. Это зависело от «приговора» со-
брания переселенцев-мужчин.
Следует подчеркнуть, что Законом впервые предусматрива-
лась выдача лицам, получившим разрешение на переселение,
путевых пособий на «обзаведение» хозяйством, а также «пре-
доставлялись льготы по отбытию повинностей на новых ме-
стах»44.
В практике переселенческого дела большинство губернских и
уездных по крестьянским делам присутствий еще до издания За-
кона 1889 г. придерживались правила отказывать в выдаче раз-
решений тем крестьянам, которые не имели достаточно соб-
ственных средств на переселение или могли арендовать земли у
помещиков, хотя бы и на крайне невыгодных условиях. После
355
1889 г. этот порядок, подтвержденный рядом циркулярных
разъяснений, сохранялся. Крестьяне, имевшие после продажи
своего имущества менее 125—300 рублей, то есть именно те, ко-
торые больше всего бедствовали, как правило, получали отказ на
свои прошения.
Однако отсутствие разрешений не могло остановить крестьян.
По данным официальной статистики, на основании правил За-
кона до 1892 г. Министерство внутренних дел выдало разреше-
ние на переселение в разной местности 17 289 семьям; за это
же время за Уралом поселилось 28 911 семей. В 1892 и 1893 гг.,
когда выдача разрешений была временно приостановлена под
предлогом отсутствия приготовленных участков для переселения,
за Урал устремилось 145 635 человек45. По определению А. Ка-
уфмана, «самовольные» переселения в начале 90-х гг. составляли
от 60 до 85 процентов всего переселенческого движения за Урал,
не говоря уже о таких районах, как Кубань, где переселение
было почти исключительно «самовольным»46.
Министерство внутренних дел в своих циркулярах неодно-
кратно напоминало губернаторам, что «самовольные переселен-
цы» должны отдаваться под суд и что местная администрация
«не только вправе, но и «обязана» не останавливаться в случае
необходимости «перед немедленной задержкой и возвращением
самовольно отлучившихся с места выхода»47.
Однако с 1895 г. отпала необходимость в выселении самоволь-
цев, когда Царь на заседании комитета Сибирской железной до-
роги высказался за поощрение колонизации Сибири. Это нашло
отражение и в утвержденных 15 апреля 1896 г. новых правилах о
переселении крестьян в Сибирь. При Министерстве внутренних
дел было образовано Переселенческое управление, которое долж-
но было руководить переселенческим делом в России и облегчить
подготовительной комиссии, состоящей при Комитете Сибирской
железной дороги, «разработку всей совокупности предложений
по переселенческому вопросу»48.
Это были первые значительные шаги по пути к разрешению
свободного переселения крестьян в Сибирь и Туркестанский
край. Тем не менее правительство окончательно не отказалось
от политики ограничения массового движения крестьян на
окраины империи. Руководствуясь постановлением от 15 апреля
356
1896 г., принятым Комитетом Сибирской железной дороги, ад-
министрация лишала переселенцев, не имеющих проходного
свидетельства, удешевленного проезда по железной дороге, льгот
по отбыванию воинской повинности и устраивала их по возмож-
ности лишь в неподготовленных участках. Подъем крестьянско-
го движения в первые годы XX в. заставил власти пойти на пере-
смотр традиционного запретительного курса в переселенческой
политике, сделать новый шаг на пути капиталистической эволю-
ции России.
Переселение крестьян в Туркестан регулировалось в основном
теми же законодательными актами, что и переселение в Сибирь,
но здесь оно имело свои местные особенности. Во-первых, соб-
ственно Туркестан (Южный Казахстан, Узбекистан, Киргизия,
Туркмения, Таджикистан) был в основном завоеван силой ору-
жия (добровольное присоединение тоже имело место), что не
предполагало симпатий со стороны завоеванных к завоевателям.
Во-вторых, это был край, где давно укоренился ислам, где му-
сульманские священнослужители традиционно имели большое
влияние на умы и враждебно относились к иноверцам, в том
числе к русским, тем более что эти последние пришли в край
как завоеватели. В-третьих, пригодные для эксплуатации земли
были заняты либо оседлым населением, либо кочевниками, что
же касается земель, не освоенных местными жителями, то их
использование было возможно лишь при условии широкомас-
штабных и дорогостоящих оросительных работ. Эти особенно-
сти новоприсоединенного края определяли отношение централь-
ной и краевой администрации к его колонизации русскими
крестьянами. На первом месте долгое время было опасение вы-
звать возмущение мусульманского населения. Власти считали, что
колонизации (особенно в Фергане) «следует положить решитель-
ные преграды... дабы не возбудить против русских туземное на-
селение Ферганы, и без того находящееся в состоянии хрониче-
ского брожения»49. Именно поэтому российское правительство
не имело какого-либо определенного плана заселения края рус-
скими земледельцами, но действовало рефлекторно, реагируя на
вызовы как внутренние, так и внешнеполитические. И тем не
менее процесс колонизации Туркестана проходил почти одно-
временно с присоединением.
357
Прежде всего, как уже говорилось, русские крестьяне стали
переселяться в Семиреченскую область. Первые крестьяне-коло-
нисты появились в Семиреченской области в 1868 г. — 242 кре-
стьянских семьи перебрались в далекий край из Воронежской
губернии. Поскольку план переселенчества в недрах губернской
администрации еще не созрел и свободные земли не были опре-
делены, воронежские колонисты взяли в аренду участки земли у
казаков, живших вокруг укрепления Верное (впоследствии город
Верный, а затем Алма-Ата). Разработка всеобъемлющего плана
русской колонизации затягивалась, так как зависела от заверше-
ния земельной реформы, и в 1869 г. на основе подготовленных
военным губернатором области генералом Г.А. Колпаковским
Временных правил, с одобрения генерал-губернатора, были
основаны два первых русских крестьянских поселения — Гаври-
ловское и Луговое50. В следующем году были провозглашены зем-
лемерные работы, имевшие целью создать 34 русских села и
47 мелких поселков при почтовых станциях.
Крестьянская колонизация в Семиреченской области шла
«с опережением графика» до 1872 г. Предполагалось принять
1815 семей, но приехало 2310 семей; по 1880 г. в области осело
3690 семей общей численностью 13 074 души.
В Сырдарьинской области переселенчество шло куда медлен-
нее, так как свободных земель в этом регионе сплошного по-
ливного земледелия и густонаселенном было совсем мало. Кроме
того, администрация не была уверена, что оседлое мусульманское
население без отрицательных эмоций примет как своих посто-
янных соседей православных русских земледельцев.
Что же привлекало переселенцев из Средней России в Сред-
нюю Азию, притом что никаких пособий от казны не полага-
лось? Во-первых, на каждую мужскую душу первоначально да-
вали 30 десятин, то есть чуть больше 30 гектаров, позже надел
колониста был сокращен до 17 десятин. Во-вторых, переселенец
освобождался от налогов и воинской повинности на целых
15 лет. И собирали самые рисковые свой скарб, и с малыми
детьми на телегах месяцами тащились в неведомые края, ночуя
под звездами и луной.
В 1873 г. Константин Петрович наконец подписал генераль-
ный план крестьянской колонизации для всего генерал-губер-
358
наторства, в котором учитывались интересы и коренного на-
селения, и переселенцев, и самой русской администрации.
Крестьянская колонизация должна была способствовать укре-
плению позиций русской власти. Новосоздаваемые русские по-
селения предполагалось располагать вдоль крупных рек и по-
чтовых трактов от Оренбурга до Ташкента через Верный до
Семипалатинска. На этих направлениях кроме крестьян селили
и отставных солдат.
Идея такого размещения русских сел возникла в первые годы
крестьянской колонизации. В 1867 г. НА. Маев писал: «Из этих
солдатских поселений образуются по реке Сырдарье непрерыв-
ный ряд слобод наподобие казачьих станиц, которые могут при-
нести большую пользу в случае, если в Туркестанской области
возникнут какие-либо беспорядки»51. Военный губернатор Сыр-
дарьинской области Н.И. Гродеков любил повторять: «Каждый
новый русский поселок в Туркестане равносилен батальону рус-
ских войск»52. В 1888 г. генерал Гродеков обратился к генерал-
губернатору Туркестана с просьбой выделить средства для при-
обретения оружия для переселенцев. По его идее вооруженные
поселки должны были заменять гарнизоны регулярных войск.
После долгих бюрократических согласований вооружение рус-
ских колонистов началось в 1892 г., но во время мировой войны
переселенцев разоружили53.
Сильную конкуренцию русским переселенцам составили
местные уроженцы — узбеки, таджики. Водворение в Средней
Азии спокойствия и мира поощряло жителей из переселенных
местностей покидать насиженные места и самовольно захваты-
вать пустующие земли, чего они никогда бы не сделали в годы
ханского беспредела. Это была еще одна головная боль для Ка-
уфмана. Всего же за 14 лет русская и «инородческая» колониза-
ция составила 600 тысяч душ, причем подавляющее большинство
этих душ были «инородческие». К тому же из Китая стали пере-
селяться дунгане и уйгуры54.
В связи с переселением дунган и уйгуров из Китая (пересе-
лилось 60 тысяч человек) норма переселенческого надела была
уменьшена в 1876 г. с 30 до 17 десятин, в 1883 г. до 10 десятин,
в дальнейшем сокращение надела продолжалось. Срок освобож-
дения от денежных податей и иных повинностей сократился до
359
трех лет, в следующие три года переселенцы облагались налога-
ми в половинном размере. Форма землепользования устанавли-
валась общинная, без права выкупа участка в собственность.
С 1870 г. началось постепенное отмежевание земельных на-
делов на местах, отводимых под поселения. С этой целью
генерал-губернатор передал в распоряжение областных губерна-
торов военных топографов. Отвод земель под поселения произ-
водился под надзором уездных поземельных комиссий, возглав-
ляемых уездными начальниками. Места для русских поселков
выбирались с таким расчетом, чтобы ими связать уже существо-
вавшие в области казачьи и городские поселения. К 1876 г. были
заселены 22 крестьянских поселка. Здесь уместно заметить, что
К.П. Кауфман занимался не только землеустройством русских
крестьян — он со вниманием относился и к земельным нуждам
коренного населения. «С 1877 г. распоряжением генерал-губер-
натора, — пишет ревизовавший Туркестанский край сенатор
К.К. Пален, — всякий безземельный или малоземельный может
просить об отводе ему свободных земель (партау) участка ме-
рою не свыше 10 танапов (3,8 десятины). Отведенная земля в
течение пяти-шести лет освобождается от обложения оброчной
податью, а затем вводится в оброк. За время применения этой
меры, т. е. с 1877 по 1907 г., отведено из партау 31 710,5 тана-
па, или 11 891,4 десятины»55. Кстати, землей приходилось на-
делять не только «своих туземцев», но и прибывших из-за гра-
ницы: Китая, Афганистана, Ирана. Современный узбекский
автор, традиционно настроенный антироссийски, пишет: «По-
своему сложной оказалась ситуация, когда в Туркестан, в основ-
ном в Закаспийскую, Ферганскую области, прибывали беженцы
из Восточного Туркестана (Китай. — Е. Г.), Афганистана, Ирана.
Например, в Ферганскую область... переселилось в 1904 г. —
14 556, в 1905 г. - 13 337, в 1907 г. - 25 056, в 1909 г. -
12 725, в 1911—1912 гг. — 53 637 человек. Всего таких пересе-
ленцев в этой области появилось около 120 тысяч»56. Следует
вспомнить, что Ферганская область была самой густонаселенной
областью Туркестана.
Общим местом, как уже говорилось, для всех работ, напи-
санных в советское и постсоветское время и имеющих каса-
тельство к теме переселенчества, является констатация якобы
360
непреложного факта: российские власти беззастенчиво грабили
коренное население, экспроприируя принадлежавшие ему зем-
ли. Особенно сильно, по мнению авторов этих работ, пострада-
ли кочевники57.
Прежде всего, российские власти очень, я бы сказал, трепет-
но относились к землевладельческим правам оседлого мусуль-
манского населения. Другое дело кочевники: на просторах, где
перегоняли свои стада кочевники, с XVIII в. селились, никого не
спрашивая, казаки. Ни у новых поселенцев, ни у кочевников,
естественно, никаких задокументированных владельческих прав
на землю не было.
Кочевничество — самый древний и самый экстенсивный вид
экономической деятельности. Кочевники — дети природы и це-
ликом зависят от природных условий. Они перегоняют свои стада
с летних пастбищ на зимние и наоборот; суровые зимы уничтожа-
ют их скот, а благоприятные погодные условия позволяют вос-
становить поголовье. Для кочевников не существует государствен-
ных границ — они кочуют со своими стадами, не запрашивая виз.
Кочевникам всегда не хватает земли, а если же кочевники приоб-
ретают целеустремленного лидера, каким был Чингисхан, тогда
им необходим для жизнедеятельности весь огромный Евразий-
ский континент. Приступив к колонизации Средней Азии, одна-
ко, российские власти гарантировали как оседлым, так и кочевым
ее насельникам сохранение привычных форм хозяйствования,
правда, земли кочевий, на которые, естественно, не существовало
каких-либо владельческих документов, были объявлены государ-
ственной собственностью. И здесь возникло правовое противо-
речие: с одной стороны, власти обещали сохранить кочевникам их
кочевой образ жизни, с другой — необходимость заселять Турке-
стан русскими крестьянами, дабы иметь опору внутри края и хоть
в какой-то степени утолить земельный голод в Европейской Рос-
сии, заставляла администрацию отбирать у кочевников часть их
земель, тем более что это были государственные земли. Доистори-
ческое кочевничество не вписывалось в планы современного осво-
ения богатств края. Специалисты это хорошо понимали. «Всякому
тогда (в 60-х гг. XIX в. — Е. Г.) было ясно, — писал в 1914 г. публи-
цист В. Вощинин, — что для наличных кочевьев не нужно столь
непомерных пространств, как это числилось за киргизами»58.
361
О том же писал в своем отчете первый генерал-губернатор Тур-
кестана К.П. Кауфман: «100-десятинное пастбище на каждую ки-
битку представляется вполне достаточным»59. Другие специалисты
предлагали ограничить район кочевья 150 десятинами, то есть
мнения колебались в пределах 100—150 десятин60. Расчеты дела-
лись на основании практики современных скотоводов, которые
просили администрацию выделить им всего лишь по 15 десятин
для занятия эффективным скотоводством.
В 1912 г. Туркестанский край посетил с инспекцией умный и
хорошо знавший дело главноуправляющий землеустройством и
земледелием А.В. Кривошеин. Ему удалось разобраться в обстанов-
ке и убедиться, что обличения защитников «туземцев» в Государ-
ственной думе, которые обвиняли власти в экспроприации земель
местного населения, лишены основания. Вот что установил Кри-
вошеин: «За туземцами, с их слов, во многих случаях замежевы-
вались земли заведомо ими не освоенные и превышавшие дей-
ствительную их потребность в земле... Поземельно-податные
учреждения отводили, случалось, по 43 десятины на семью. В пре-
делах Самаркандской области оседлым туземцам давались наделы
по 120 и даже по 348 десятин на хозяйство... Всего отведено в
наделы оседлому населению 5,5 млн десятин лучших земель. Оста-
лось за казной в тех же районах 2 млн десятин худших и едва ли
пригодных для непосредственного использования... Щедрость
поземельно-податных комиссий доходила до того, что в иных слу-
чаях само население, боясь обложения и явно не будучи в силах
обработать намеченный к отводу надел, отказывалось от части
земли. Таких «отказных» земель в одной Ферганской области на-
считывается теперь до 300 тыс. десятин»61.
Кривошеин отметил также, что кочевничество, как весьма не-
эффективная форма хозяйствования, сходит на нет. Этот процесс
начался давно и получил ускорение после прихода в край рус-
ских, пресекавших междоусобицы и разбойные нападения на
мирных жителей. За 30 лет до поездки Кривошеина фон Кауф-
ман писал в своем «Отчете»: «Число скотоводческих хозяйств все
больше сокращается, и кочевка все более получает характер ари-
стократического промысла, доступного лишь для меньшей срав-
нительно доли киргизского населения, причем масса, большин-
ство киргиз, по нужде обращается к земледелию»62.
362
В правоте наблюдения К.П. Кауфмана Кривошеин убедился
на месте и на своем опыте: «В Кокандском уезде 96—98% мни-
мых кочевников имеют запашки, причем площадь посевов на
каждый двор у них больше, чем у соседей, числящихся оседлы-
ми... В одной Сырдарьинской области за год заявлено 12 тыс.
хозяйств об оседлости. Весь Чимкентский уезд обратился ко мне
через уполномоченного при моем проезде с просьбой об оседлом
устройстве. В горных скотоводческих районах остались и на-
стоящие кочевники... По предварительным подсчетам, будущий
земельный запас в районах кочевого населения может быть весь-
ма значительным: в обследованных уже уездах — 7 млн десятин,
а по краю, примерно, — до 26 млн десятин»63.
Здесь есть смысл подробнее разобраться в сообщении А.В. Кри-
вошеина о том, что кочевники массами просились в крестьянское
(оседлое) сословие. Кочевье, как и всякое человеческое сообще-
ство, не избежало социального расслоения. Так, например, в среде
кочевников-киргизов существовала группа манапов — богатых
скотоводов, они же бывали главами кочевых родов. Район кочевья
принадлежал всей общине, однако манапы — владельцы больших
стад пользовались большими территориями для выгона скота, не-
жели менее состоятельные общинники. Русские привнесли в край
не только умиротворение, но и новые правила землепользования,
в том числе возможность индивидуального хозяйствования, что
оказалось привлекательным для небогатых скотоводов. «Оседали
на землю, — пишет занимавшийся этой проблемой русский спе-
циалист, — прежде всего малоимущие роды казахов. Плохие годы,
годы холодные, с бескормицей толкали к оседлости. Оседлые за-
хватывали пастбища»64. То есть распахивали землю, устраивали
сенокосы. Манапам это не нравилось, манапы возмущались, ма-
напы расправлялись с дерзкими родичами. «Будучи в Лепсинском
уезде, — свидетельствует русский чиновник, — мне пришлось быть
очевидцем дикой расправы богатых киргизов с киргизскими бед-
няками. Последние просили перечислить их на крестьянское по-
ложение в качестве оседлых. За эту просьбу бедняки подверглись
беспощадному избиению кочевниками, не сочувствовавшими
переходу своих одноплеменников к оседлой жизни»65. Переход в
категорию оседлого населения давал возможность получить фик-
сированный земельный надел, а для тех, кто предпочитал кочев-
363
ничество, это было невыгодно — сокращались их кочевья, россий-
ские власти обнаруживали излишки кочевого пространства. «Под
прикрытием идеи принадлежности отведенных под кочевание
киргизов (да и казахов. — Е. Г.) государственных земель всему кир-
гизскому народу фактическими распорядителями этих земель
явились в каждой общине наиболее состоятельные лица, которые,
не неся никаких особых государственных повинностей и налогов,
раскладываемых по кибиткам (т. е. посемейно), сосредоточили в
своих руках все выгоды пользования общинной землей. В иных
случаях они развили весьма обширные скотоводческие хозяйства,
в других — большие запашки, во многих случаях присвоили себе
и в свою пользу право сдачи в аренду общинных земель русским
поселенцам и, наконец, на почве чисто экономического влияния
подчинили себе прочее население, захватив в свои руки и народ-
ный суд, и управление. Не в их интересах обеспечение наделами
оседлого трудового населения, которое находится в полной от них
зависимости, близкой к крепостному состоянию»66.
Как уже говорилось, резон бороться за свое кочевое будущее
у богатых скотоводов определенно был. Так, например, в Семи-
реченской области, где кочевники в большом числе переходили
в оседлое состояние, при землеустройстве в 1910 г. 475 783 де-
сятин, которые раньше числились как кочевья, было взято в го-
сударственный фонд 248 380 десятин, то есть более 30 процен-
тов67. Так учитывались излишки и появились земли пригодные
для переселенчества.
В условиях разложения кочевого быта и неминуемого сокраще-
ния кочевых территорий государство тем не менее пошло на то,
чтобы выкупать земельные излишки у скотоводов, многие из ко-
торых уже были мнимыми кочевниками. «Для устройства каждо-
го русского поселка заключалось особое соглашение с кочевниками
об уступке ими потребной земли, — обыкновенно за денежное воз-
награждение... Или, выражаясь другими словами, государственные,
т. е. казенные, земли приобретались той же казною у лиц, не имев-
ших права их отчуждать, и поступали в качестве вновь государ-
ственных русским поселенцам. Полное отсутствие логики, но дей-
ствительно выход единственный»68. Такое это было «ограбление
беззащитных туземцев». Кстати, в распоряжении кочевников оста-
вался огромный земельный массив — 130 455 285 десятин69.
364
* * *
В 60—80-х гг. центральная власть не поощряла переселение
русских крестьян в Туркестан, хотя краевая администрация от-
носилась к переселенцам вполне лояльно, как могла устраивала
их на земле. Надо учитывать, что очень долго шло изучение и
межевание земель, годных для сельскохозяйственного освоения.
В эти годы переселенческий поток был небольшим. В то же вре-
мя у К.П. фон Кауфмана был вполне определенный план рассе-
ления переселенцев из России: помещать переселенцев предпо-
лагалось по двум линиям — от Оренбурга до Ташкента и от
Ташкента через город Верный (Алма-Ата) до Семипалатинска.
Генерал-губернатор прежде всего был озабочен безопасностью
транспортных путей, связывавших Россию с Туркестаном. Позд-
нее было признано, что вторая линия удобнее для заселения, так
как земли этой линии были более плодородными. Была и другая
долговременная задача, которую можно было решить, в том чис-
ле переселением русских крестьян. Военный губернатор Семи-
реченской области генерал Г.А. Колпаковский писал: «Увеличение
русских поселений будет содействовать обрусению края и по-
степенному слитию его с коренными русскими губерниями. По-
стоянное соприкосновение с русскими поселениями и выгодами
цивилизованной жизни, без сомнения, приведут со временем к
переходу и киргизов к оседлой жизни. Заселение Семиреченской
области облегчит и колонизацию Сырдарьинской, отдаленной от
остальных частей России обширными пустынями и приобретаю-
щей по заселении Семиреченской области удобный через эту
последнюю путь для переселенцев»70. Это был вполне колониза-
ционный план, и русский генерал (не будем лукавить) мечтал
вовсе не о создании независимых среднеазиатских государств.
Военные власти края в первую очередь беспокоились о судь-
бе своих ветеранов, то есть об унтер-офицерах и солдатах, вы-
шедших в запас, — предполагалось прежде всего их обустраивать
на Туркестанской земле. Именно для них создавались новые
переселенческие поселки. Но вот наступил 1891 г. В Централь-
ной России и Малороссии случился великий голод из-за велико-
го неурожая, и тогда отчаявшиеся люди стали бросать насижен-
ные места и отправились за Урал, спасаясь от голодной гибели.
365
Администрация края предполагала, что будет принимать и
устраивать на казенных землях достаточно состоятельных, трудо-
любивых крестьян, которые хотели бы получить больший, нежели
они имели дома, надел, и таким образом производить еще больше
сельскохозяйственной продукции. Голод, однако, выталкивал на
поиски лучшей доли наименее защищенных от недорода, то есть
малоземельных и малоимущих. «Поселенцы, имевшие на родине
10 и более десятин, составляют среди общей массы переселенцев
всего 18,1%, главную массу составляют переселенцы, имевшие ме-
нее 10 десятин посева. Больше половины приходится на группу
имевших 2—5 десятин, т. е. на ту группу, которая приближается
к группе бедняцкой. Явные бедняки составляют 23,3%»71.
И хотя железных дорог в крае еще не было, несчастные люди
со своим скарбом, на рабочих клячах добирались до неизвестной
земли, о которой ходили заманчивые слухи. Это были самоволь-
цы, которых правительство требовало не пускать в Туркестан и
возвращать назад. Законами 1889 и 1891 гг. Семиреченская об-
ласть была закрыта для переселения, в 1895 г. крестьянская ко-
лонизация была вообще приостановлена «до землеустройства
туземцев». Власти края были в состоянии близком к панике:
устроить самовольцев они действительно не могли, не могли они
и вернуть их назад — не было такой возможности, да и как было
гнать голодных, истощенных, обездоленных людей. В 1892 г., не-
смотря на различные запреты, самовольно переселились в Тур-
кестанский край 1792 семьи72.
Самовольцы устраивались по-разному. Чаще занимали земли,
которые им казались бесхозными, однако затем выяснялось, что
это земли кочевников. Либо арендовали по частным распискам
земли у тех же кочевников, у биев и манапов, которые, как уже
говорилось, также самовольно распоряжались общинными уго-
дьями. В конечном итоге официальным властям приходилось
заниматься землеустройством самовольных переселенцев. «За
уступку 6300 десятин, — пишет В. Вощинин, — уже (самоволь-
но) занятых переселенцами, киргизам казною было заплачено
136 тыс. рублей, зачисленных за переселенцами в качестве бес-
процентного долга — ссуды на домообразование»73.
Многие самовольные переселенцы не сумели устроиться на
земле и оседали в городах, где была постоянная нужда в рабочих
366
руках, были и такие, что нанимались в работники к более успеш-
ным соотечественникам, так называемым старожилам, то есть к
тем, кто обосновался на Туркестанской земле ранее новых при-
шельцев.
Вскоре после создания генерал-губернаторства краевая адми-
нистрация обратила внимание на обширную никем не занятую
территорию, на Голодную степь; возник проект ее орошения.
В 1869 г. по указанию К.П. фон Кауфмана начались проектные
изыскания, ав 1872 г. — сооружение Кауфманского канала. Без
применения какой-либо техники, киркой и лопатой, за шесть
лет было прорыто 13 верст, после чего работы были приостанов-
лены, так как расчеты проектировщиков были признаны невер-
ными. С 1886 г. возобновившиеся оросительные работы в Голод-
ной степи возглавил Великий князь Николай Константинович.
Бухар-арык длиной 27 верст строился также в течение шести
лет; 9 мая 1891 г. в торжественной обстановке пустили воду, но
канал, построенный технически неграмотно, разрушился через
три дня. В ноябре 1891 г. началось строительство (под руковод-
ством того же Николая Константиновича) нового канала, имев-
шего по сечению и большего по длине — 84 версты. Создание
канала, названного в честь Императора Николая I Николаев-
ским, было завершено в 1895 г. Были учтены ошибки прежних
лет — строительство водоканала в условиях пустыни было делом
абсолютно новым для русских инженеров — и канал в результа-
те оросил 76 тысяч десятин земли в северо-восточной части Го-
лодной степи. Все ирригационные сооружения в Голодной степи,
построенные под руководством Великого князя, перешли в ве-
дение краевого управления земледелия и государственных иму-
ществ, которое распределило орошение земли следующим об-
разом: 2100 десятин были отданы во владение Великому князю,
3380 — русским переселенцам, 220 десятин были отведены под
опытное поле и около 2 тысяч десятин получило в аренду мест-
ное население74.
Как видно, русские власти заботились не только о благопо-
лучии русских поселенцев и пошли против намерения Великого
князя отдать все орошенные каналом земли переселенцам.
К концу XIX в. в крае насчитывалось 116 русских крестьян-
ских поселков с 70 745 обитателями согласно переписи 1897 г.
367
Русское население в Туркестане составляло 197 420 человек,
большинство русских проживало в городах, многие из которых
выросли вокруг военных укреплений.
Русская колонизация в XIX в. не получила значительного раз-
вития; переселение шло главным образом в степную часть Сред-
ней Азии (современные Казахстан и Киргизия). Что касается
коренных областей Туркестана (Сырдарьинской, Ферганской,
Самаркандской, Закаспийской), то за весь период после присо-
единения к России переселение в эти области было незначитель-
ным в силу незначительности земельных площадей, годных для
заселения. В этой связи по просьбе туркестанского генерал-
губернатора С.М. Духовского правительство в 1897 г. специаль-
ным распоряжением закрыло Туркестан для крестьянского пе-
реселения.
В начале XX в. в мире случился очередной экономический
кризис (1900—1903), который серьезно задел российскую дерев-
ню. До 800 тысяч крестьянских хозяйств было разорено. В ре-
зультате неурожая 1901 г. крестьяне недополучили около полу-
миллиона пудов хлеба. Проблему усугубляло поражение России
в войне с Японией. Только за 1900—1904 гг. произошло 670 кре-
стьянских выступлений в 42 губерниях Европейской России, а
также на Кавказе. Крестьяне захватывали помещичьи земли, ин-
вентарь, жгли дворянские усадьбы. В ответ Петербург посылал
карательные команды, лилась кровь. Опасаясь «черного переде-
ла», правительство обратило самое серьезное внимание на пере-
селение. Еще в 1896 г. при Министерстве внутренних дел было
образовано Переселенческое управление, которое активизирова-
ло свою деятельность в условиях вспыхивающих один за другим
крестьянских бунтов. На переселенческое дело казна стала от-
пускать все больше и больше денег. Так, например, в 1907 г. на
переселенчество было ассигновано 19 миллионов рублей75. С по-
стройкой Транссибирской железной дороги, а также среднеази-
атских дорог перевозить переселенцев по льготным тарифам
стало легче. На многих железнодорожных станциях были обо-
рудованы помещения, где переселенцы могли остановиться на
какое-то время, получить питание и медицинскую помощь. Ко-
нечно, число таких строений было недостаточно. Был установлен
размер денежной помощи.
368
Основной поток переселенцев направлялся в Сибирь, но и
Туркестан также стал рассматриваться как регион, подлежащий
более основательному заселению русскими людьми. На то были
веские причины. Большую тревогу российских властей вызвало
так называемое Андижанское восстание 1898 г. В мае того года
толпа религиозных фанатиков — около 2 тысяч человек под ру-
ководством духовного наставника — ишана напала ночью на
спящих в казарме русских солдат. Завязался скоротечный бой —
понеся потери, солдаты отбились.
Другим обстоятельством были постоянно напряженные от-
ношения с Англией, в связи с чем Военное министерство России
разрабатывало планы обороны среднеазиатских владений. Рус-
ских людей в крае было мало, и они не могли быть военным
резервом в условиях чрезвычайного положения.
Но прежде чем начать организованное переселение крестьян,
необходимо было создать переселенческую службу в крае, опре-
делить земельный фонд для устройства переселенцев. Для этого
требовалось время, однако русские крестьяне, разоренные не-
урожаями, ждать не могли, не спрашивая ни у кого разрешения,
они устремились в дальние края, в том числе в Туркестан. Как и
10 лет назад, голод гнал самовольцев. В 1902 г. отмечено наи-
большее количество переселений. Только в Семиреченскую об-
ласть прибыло 2228 семей, или 11 687 человек.
Судьбы переселенцев складывались по-разному. Лучше других
устраивались те, кто добрался до Туркестана раньше, то есть в
70—80-х гг., когда переселенцы получали наделы более 10 деся-
тин на работника, когда переселившиеся крестьяне получали
хорошие подъемные деньги и различные льготы по налогам и
отсрочку от воинской повинности. Лучше всего было тем, кто
успел войти в категорию старожилов. Многое зависело от личных
качеств переселенцев. Те, кто умел работать на земле, те непло-
хо устраивались и в Средней Азии, именно на таких переселен-
цев и рассчитывало государство, однако те, кто был хорошо
устроен дома, не торопились срываться с места. Кто не умел ве-
сти хозяйство дома, тот не мог преуспеть и на новом месте.
Условия здесь были очень непривычные, и только самые упорные
и трудолюбивые добивались успеха. Нужно было проводить оро-
сительные работы, о которых на родине русские крестьяне ни-
369
чего не знали. Не склонные к упорному труду в незнакомых
условиях, в непривычном климате, на незнакомой почве, в гор-
ной долине, либо в степи, либо в полупустыне, собирали нехи-
трые пожитки и возвращались восвояси, то есть к разбитому
корыту. Упорные тайком следили за тем, как ведут себя местные
жители, как они роют арыки, как орошают свои наделы, как
выращивают овощи, как устраивают бахчи и сады. Учились и
добивались лучших результатов.
Хуже всего доставалось самовольцам. От государства они не
получали ничего. Устраивались на свой страх и риск. Порой го-
дами жили у знакомых, трудились в качестве батраков и, нако-
нец, через пять-шесть лет получали помощь от казны и неболь-
шой надел. Но так случалось, если упорно просили и ждали.
И переселенческие поселки были очень разными. В своем от-
чете о состоянии переселенческого дела в Туркестанском крае
чиновник особых поручений Н. Гаврилов помещает снимки рус-
ских поселков в Туркестане, так что и сегодня мы можем су-
дить, как выглядели эти поселения. Поскольку переселенцы в
своем большинстве были уроженцамии Малороссии и южных
губерний России, то, естественно, и в Азии они воспроизводили
привычный им тип жилища. Это — небольшие саманные хатки,
крытые соломой или камышом. В такой хатке размещалась
большая крестьянская семья. Из подобных хаток состояло боль-
шинство поселков. Старожильческие селения выглядели луч-
ше — там стояли даже деревянные дома с окнами, украшенны-
ми резными наличниками, аккуратные церкви, были школы
и небольшие фельдшерские пункты. Вокруг старожильческой
усадьбы располагались цветники, сады и пасека. Жители посел-
ков фотографировались на фоне своих домов — одни были не
подпоясаны, в рубахах навыпуск: за такими на заднем плане
виднелись маленькие хаты, другие, в сапогах, жилетах, картузах,
снимались перед справными домами с палисадниками и раз-
личными усадебными постройками. Хорошо устроившиеся рус-
ские крестьяне обзаводились современным инвентарем, по-
купали даже паровые машины. Зажиточным крестьянам, тем
более владельцам сельскохозяйственных машин, своей земли не
хватало, и они арендовали землю у малоимущих, которые, в
свою очередь, занимались ремесленными промыслами, огород-
370
ничеством либо работали на железой дороге или фабричных
предприятиях.
Русские поселенцы, как правило, занимались хлебопашеством,
хлопководством занимались немногие, считая хлопок культурой
трудоемкой. Даже трудолюбивые и организованные отказыва-
лись от возделывания хлопка. Хлопком занимались коренные
жители края. В то же время «местностей, где может расти хлоп-
чатник, — писал А.В. Кривошеин, — у нас так мало (только Тур-
кестан и часть Закавказья), а ценность хлопка так велика, что
сеять и здесь все ту же пшеницу — значит идти вразрез с тре-
бованием здравого экономического расчета... Поэтому лучше
дать краю привозной, хотя бы и дорогой хлеб, но освободить в
нем орошенные земли для хлопка... Под хлопком занято в крае
всего 16,8% орошаемых земель»76.
На протяжении практически всех пятидесяти лет пребыва-
ния Туркестана в составе Российской империи переселенческое
дело шло исключительно трудно и медленно. Причин тому было
несколько. Во-первых, землеустройство в крае шло медленно из-
за чрезвычайно запутанных и не выясненных до конца земель-
ных отношений, которые существовали до прихода в регион
русских. За семь лет до Октябрьского переворота 1917 г. граф
К.К. Пален писал: «Землеустроительное дело в Туркестане не
окончено, вследствие чего не определилась и величина площадей,
как принадлежащих, так и оставленных за местным туземным
населением. Пользование недрами казенных земель регулирует-
ся правилами о частной горной промышленности на свободных
государственных землях; огромная же территория, занятая осед-
лым населением, закрыта для частной предприимчивости, ввиду
невыясненности принципиального вопроса о том, кому принад-
лежат недра земель оседлого населения — государству или вла-
дельцам поверхности»77.
Во-вторых, российское правительство с большой осторожно-
стью относилось к правам на землю местного населения, боясь
вызвать его недовольство. В-третьих, необходимо было проводить
масштабные оросительные работы, на которые у казны не было
денег. Были построены Мургабская электростанция и мощные
оросительные сооружения, но для огромного края этого явно
было мало. «По развитию сети оросительных сооружений Тур-
371
кестан занимает теперь второе место на земном шаре после Ин-
дии: здесь уже три миллиона десятин искусственно орошенной
земли. Правда, на всю громадную территорию Туркестана это
составляет только 1,5—2% земель»78. Так, по сведениям Криво-
шеина, дело обстояло в 1912 г., а с началом в 1914 г. войны ир-
ригационные работы приостановились вовсе.
Наконец, еще одно обстоятельство: конкуренция русскому
переселенчеству со стороны мусульман, как местных, так и при-
шлых. В 1910 г. ходжентский уездный начальник докладывал ге-
нерал-губернатору:
«Оседлый туземец Туркестанского края, сарт, сам колониза-
тор экономически сильный и крайне настойчивый. Малоземелье
вынуждает оседлого туземца искать места для приложения сво-
его труда к земледелию и промышленности, и он ищет свобод-
ных мест главным образом в степи, среди мало еще привыкших
к земледелию киргизов, стремясь тем или иным способом от-
воевать у кочевников клочок свободной земли, пока сам хозяин
еще не оценил всей важности обладания участком, на который
ему самому при сокращении скотоводства неминуемо придется
осесть, чтобы сделаться земледельцем...
Таким образом, наряду с колонизацией края русским кресть-
янским элементом незаметно происходит в крае расширение осед-
лости инородческой, без ведома и поддержки администрации.
Сталкиваются на одном поприще две культуры — мусульман-
ская и русская. Первая распространяется повсеместно и рас-
полагает значительным преимуществом, заключающимся в общ-
ности языка и веры, вторая распространяется только в некоторых
местах и, опираясь на помощь и содействие правительственных
властей, на первых же парах встречает затруднение в том, что
составляет преимущество мусульман. Русские не знают местных
туземных наречий и в глазах туземцев являются неверными.
Русское село здесь может укрепиться только стараниями тех
крестьян, которые способны убедить иноверцев-мусульман в пре-
имуществах русской культуры перед мусульманским застоем»79.
Беда, однако, была в том, что таких «крестьян, которые спо-
собны убедить», то есть тех, кто применял в хозяйстве современ-
ные жнейки, косилки, молотилки и веялки, среди переселенцев
было совсем не так уж много.
372
Итак, каковы были результаты переселенческих усилий цен-
трального правительства и краевой администрации? Советский
автор Е. Зелькина в 1930 г. оценивала их с марксистско-ленинских
позиций: «Результаты колониальной политики сорокалетнего гра-
бежа, насилий, ограбления туземного населения, результаты тако-
го внедрения капитализма, который превращал среднеазиатского
крестьянина в колониального раба, — все это вскрылось с пора-
жающей ясностью»80. Ей (Зелькиной) и похожим на нее совет-
ским писателям вторят авторы, делающие историческую науку в
постсоветских государствах Средней Азии.
Эмоциональные заявления следует поверять сухой цифрой.
Убежденный ленинец и враг самодержавия П.Г. Галузо, писавший
в конце 20-х и в 30-х гг. XX в., привел в своей книге «Туркестан —
колония» интересную таблицу, основанную на данных «Сельско-
хозяйственных обзоров Туркестана за 1914и 1915 гг.»81
ИТОГИ КОЛОНИЗАЦИИ КРАЯ К 1 ЯНВАРЯ 1916 г.
Области Число селений Число дворов Число душ обоего пола
Семиреченская 223 16 409 51 382
Сырдарьинская 190 10 848 65 749
Ферганская 59 2399 14 254
Самаркандская 20 1945 8492
Закаспийская 33 754 4142
Всего по краю 530 32 355 14 401 981
Итак, русских переселенцев в сельской местности Туркестан-
ского края за год до рокового 1917 г. насчитывалось 144 019 че-
ловек, в том числе в Ферганской области — 14 254. В Ферганской
области, по официальным данным, в 1908 г. земли распределя-
лись следующим образом: земли оседлого туземного населения —
2 137 677 десятин; земли русских поселенцев — 9925 десятин,
то есть их площадь была в 200 раз меньше82.
Вот еще цифры: сельское население края в 1897 г. насчиты-
вало 4 миллиона 704 тысячи человек, в 1914 г. — 6 миллионов
322 тысячи человек83; таким образом, русское сельское население
373
в 1914 г. составляло чуть более 2 процентов, а в Ферганской об-
ласти несколько более 1 процента. Вспомним, однако, Ф. Исха-
кова («Национальная политика царизма в Туркестане (1867—
1917)». Ташкент, 1997), который писал, что в Ферганской области
пришлых мусульман из Афганистана, Китая, Ирана к 1914 г. на-
считывалось около 120 тысяч человек (это были не горожане), а
русских крестьян в этой области — только 14 254 человека, поч-
ти в 10 раз меньше.
В течение 50 лет в Туркестанский край переселилось около
500 тысяч русских, а в 1917 г. численность населения всех областей
края составляла 7 миллионов 668 тысяч человек84, значит, русских
было около 7,5 процента, к тому же большая часть русских турке-
станцев проживала в городах. Такова была статистика. Прав был
А.В. Кривошеин, когда писал: «Горсть русских поселенцев, устро-
енных за это время в коренном Туркестане, — ничтожная»85. Тем
не менее эта горсть очень помешала советской власти.
В 1918—1920 гг. Туркестан сильно пострадал от Гражданской
войны — здесь было несколько фронтов. К концу 1920 г. про-
дукция туркестанского сельского хозяйства составила лишь тре-
тью часть довоенной, более чем наполовину сократились посевы;
посевы яровой пшеницы сократились на 71 процент. Если до
войны посевы равнялись 3 миллионам десятин, то в 1920 г. они
достигли только 1,6 миллиона десятин. В 1918 г. в руки Совет-
ского государства перешло 239 хлопкоочистительных заводов, а
к 1920 г. из них могли работать только 4786.
Как же поступили большевики в обстановке развала местной
экономики? Их интересовала не экономика, а политика. Мест-
ное население относилось к ним в лучшем случае равнодушно,
скорее — враждебно: нужно было завоевать его симпатии, и вы-
ход был найден. Козлом отпущения назначили русских пересе-
ленцев — их разорили по прямому указанию Ленина. Из Москвы
шли призывы «искоренить все следы империализма великорус-
ского». В это время готовилась земельно-водная реформа в крае,
и для ее обоснования Ленин написал постановление Политбюро
ЦК РКП(б), в котором призывал: «...разбить, выселить и подчи-
нить себе кулаков русских энергичнейшим способом»87. Новая
власть энергично взялась выполнять приказ вождя и выполнила
его в течение 1921 — 1922 гг.
374
«План проведения земельно-водной реформы предусматривал
изъятие у русских переселенцев всех излишков земли (сверх тру-
довой нормы), ликвидацию самовольных поселенческих посел-
ков, а также хуторов и заимок, препятствовавших свободному
земле- и водопользованию местного населения. Освобождавши-
еся земли поступали в фонд землеустройства коренной беззе-
мельной и малоземельной бедноты и возвращавшихся беженцев
(после восстания 1916 г. — Е. Г.). Излишки инвентаря отчужда-
лись по твердым ценам и предназначались для распределения
среди землеустраиваемых хозяйств. Крупные кулацкие хозяйства
подлежали учету, конфисковывался живой и мертвый инвентарь,
их выселяли из Туркестана»88. Кстати сказать, выселяли также
русских предпринимателей и служащих.
В результате земельно-водной реформы в Туркестане были
ликвидированы 161 село, 175 хуторов, 95 заимок и 35 отдельных
захватов. Выселено 8084 крестьянских хозяйства, изъято земли —
232 831 десятина, установлена трудовая норма89. Если учесть, что
крестьянское хозяйство могло включать 10 и больше душ, то,
значит, пущено по миру до 80 тысяч человек, а их всего было
144 тысячи.
Это был погром. Хотя и советская книга, но все же изданная
в 1986 г. «История крестьянства СССР» признает: «Ликвидация
русских поселков осуществлялась подчас без достаточного содей-
ствия хозяйственному устройству переселенцев на новых ме-
стах»90. Читай: выгоняли на улицу.
Говорили, что выгоняют кулаков, однако большинство «кула-
ков» владело наделами в 5 десятин, а для прокормления кре-
стьянской семьи (по нормам Европейской России) требовалось
7 десятин. Да и «трудовая норма» была хороша — 0,5—1,2 деся-
тины в зависимости от качества земли91. Не трудовая, а голодная
норма.
Признаком принадлежности к категории «кулак» считался не
только размер земельного надела, но и факт найма работников,
что называлось эксплуатацией, а то, что «эксплуатируемый» по-
лучал возможность зарабатывать деньги, кормиться и кормить
семью, в расчет не принималось.
Итак, разорив тех самых «крепких хозяев», которых русские
власти старательно привлекали в Туркестан, большевики в
375
1921—1922 гг. совершили переворот от товарного к натурально-
му хозяйству.
На первом этапе земельно-водной реформы разорению под-
лежали русские крестьяне. «Земельная реформа 1921 г., — говорит
Е. Зелькина, — направлялась по линии национальной, а не классо-
вой и обрушивалась преимущественно на отношения националь-
ного неравенства в вопросах земледелия... Все местное крестьян-
ство... шло на эту реформу, отбирало землю у русских поселенцев»92.
Охотно шло — грабить весело. В данном случае, как, впрочем, и во
многих других, большевики проявили себя силой антирусской, для
них Россия была ненужным хламом. Отношение интернациона-
листов к России, ее государственности, ее истории ярко и образно
выразил в 1929 г. поэт Джек Алтаузен:
Я предлагаю
Минина расплавить,
Пожарского.
Зачем им пьедестал?
Довольно нам
Двух лавочников славить:
Их за прилавками
Октябрь застал.
Случайно им
Мы не свернули шею.
Я знаю, это было бы под стать.
Подумаешь,
Они спасли Расею!
А может, лучше было не спасать?
Интернационалисты любили мировой пролетариат, но не
любили Россию, они не жаловали отдельные этносы. Сначала
были русофобами, потом стали антисемитами, затем не терпели
прибалтов, горцев и т. д. Увлеклись выполнением «интернацио-
нального долга» и перебили тысячи афганцев. Особенно они не
любили трудолюбивых крестьян. Разделавшись с русскими в
Туркестане, интернационалисты принялись за местных и тогда
на многие годы получили басмаческое движение, но это, как
говорится, другая история.
Так трагически закончилось переселенческое дело в Туркестан-
ском крае, где при населении в 7,6 миллиона человек не нашлось
места для сотни тысяч русских крестьян. Сегодня, кстати, на тер-
ритории бывшего Туркестана проживает 50 миллионов человек.
376
Примечания
1 Schuyler Е. Turkistan. Notes of a journey in Russian Turkistan, Kho-
kand, Bukhara and Kuldja. L., 1876. Vol. I. P. 767.
2 Русский Туркестан. M., 1872. Вып. 1. С. 9.
3 Азадаев Ф. Ташкент во второй половине XIX века. Ташкент, 1959.
С. 149-150.
4 Добромыслов А. И. Ташкент в прошлом и настоящем. Ташкент, 1912.
С. 201, 205, 231.
5 Там же. С. 274.
6 Там же. С. 302.
7 Там же. С. 425.
8 Тамже. С. 175.
9 Тамже. С. 182.
10 Там же. С. 184.
11 Там же. С. 185.
12 Там же. С. 224.
13 Там же. С. 281.
14 Там же. С. 282.
15 Там же. С. 329.
16 Там же. С. 331.
17 Там же. С. 333.
18 Аенин В. И. ПСС. Т. 5. С. 74.
19 Соколов Ю.А. Ташкент, ташкентцы и Россия. Ташкент, 1965. С. 184.
20 Пален К. К. Отчет о ревизии Туркестанского края, произведенный по
Высочайшему повелению сенатором, гофмейстером графом К.К. Паленом.
СПб., 1909-1910. Ч. II. С. 44.
21 Там же. С. 47.
22 Aiwo г th Ed. A. The Modem Uzbeks. Stanford, 1990. P. 124.
23 А’Аннокс Э.К. Евразийская империя. M., 2007. С. 94.
24 Pierce R.A. Russian Central Asia. 1867—1917. Berkely, 1960. P. 98.
25 Graham S. Through Russian Central Asia. N. Y., 1916. P. 57—58.
26 Рахимов Ж. История Узбекистана. (Вторая половина XIX века — на-
чало XX века). Ташкент, 2007. С. 142—143.
27 Южаков Ю.А. Итоги двадцатилетнего управления нашего Туркестан-
ским краем. СПб., 1891. С. 65.
28 Дмитриев-Кавказский А.Е. По Средней Азии: Записки художника
1887-1888 гг. СПб., 1894. С. 107-108.
29 См.: Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана. Л., 1927.
С. 161-163, 168-169.
30 Рахимов Ж. Указ. соч. С. 142.
31 Пален К.К. Отчет о ревизии... С. 191.
32 Ключевский В.О. Курс русской истории. М., 1911. Ч. 1. С. 24—25.
33 Фомченко А.П. Русские поселения в Туркестанском крае в конце
XIX — начале XX в. Ташкент, 1983. С. 60.
34 Исхаков Ф. Национальная политика царизма в Туркестане (1867—
1917). Ташкент, 1997. С. 111.
35 Рахимов Ж. Указ. соч. С. 149, 152.
377
36 Там же. Последняя сторона обложки.
37 Кауфман К.П. фон. Проект всеподданнейшего отчета генерал-адъ-
ютанта К. фон Кауфмана 1 -го по гражданскому управлению и устройству
в областях Туркестанского генерал-губернаторства. 7 ноября 1867 —
25 марта 1881 г. СПб., 1885. С. 150.
38 Кауфман К.П. Указ. соч. С. 149.
39 Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. 2-е изд., доп.
СПб., 1871. С. 286.
40 Цит. по: Фомченко А.П. Указ. соч. С. 29.
41 Там же. С. 29.
42 Там же.
43 Брусникин Е.М. Переселенческая политика царизма в конце XIX ве-
ка // Вопросы истории. 1965. № 1. С. 29.
44 Полное собрание Законов Российской империи. Собр. 3-е. Т. IX.
1889. СПб., 1891. С. 535-538.
45 Аенский Н. Самовольные переселенцы и переселенческое законода-
тельство // Вопросы колонизации. 1914. № 14. С. 115.
46 Кауфман А.А. Переселение и колонизация. СПб., 1905. С. 31.
47 РГИА. Ф. 391. On. 1. Д 49. Л. 174.
48 Аенский Н. Указ. соч. С. 116.
49 История Узбекистана. Т. 2. Ташкент, 1947. С. 341.
50 См.: История Казахской ССР. М., 1943. С. 289.
51 Цит. по: Галузо П.Г. Вооружение русских переселенцев в Средней
Азии. Ташкент, 1926. С. 8.
52 Там же. С. 5.
53 См.: Там же. С. 13.
54 См.: Кауфман К.П. фон. Указ. соч. С. 13.
55 Пален К.К. Материалы к характеристике народного хозяйства в Тур-
кестане. СПб., 1911. С. 117.
56 Исхаков Ф. Указ. соч. С. 124.
57 См., напр.: Жемчужников Н.Н. Движение на Восток. М., 1927; Зель-
кина Е. Очерки по аграрному вопросу в Средней Азии. М, 1930; Ааврен-
тьев В. Капитализм в Туркестане. М., 1930; Фомченко А.П. Указ, соч.; Гинз-
бург А. И. Русское население в Туркестане. М., 1990; Исхаков Ф. Указ. соч.
58 Вощинин В. Очерки нового Туркестана. СПб., 1914. С. 14.
59 Кауфман К.П. фон. Указ. соч. С. 215.
60 См.: Жемчужников Н.Н. Указ. соч. С. 22.
61 Кривошеин А.В. Записка Главноуправляющего землеустройством и
земледелием о поездке в Туркестанский край в 1912 г. Полтава, 1912.
С. 49-51.
62 Кауфман К.П. фон. Указ. соч. С. 143.
63 Кривошеин А.В. Указ. соч. С. 52.
64 Седельников Т. Борьба за землю в киргизской степи. СПб., 1907.
65 Трегубов А.А. Переселенческое дело в Семиреченской области // Во-
просы колонизации. 1909. № 16. С. 16.
66 Румянцев. Социальное строение киргизского народа в прошлом и
настоящем // Вопросы колонизации. 1909. № 15. С. 82—83.
67 Галузо П.Г. Туркестан — колония. Ташкент, 1929. С. 97.
378
68 Вощинин В. Указ. соч. С. 15.
69 Пален К.К. Материалы к характеристике... С. 138.
70 Фомченко А.П. Указ. соч. С. 36.
71 Галузо П.Г. Туркестан — колония. Изд. 2-е. С. 160.
72 Шкапский О.А. Переселенцы — самовольцы и аграрный вопрос в
Семиреченской области. СПб., 1906. С. 66.
73 Вощинин В. Указ. соч. С. 42.
74 Мамедов А. Русские ученые и развитие ирригации в Средней Азии.
Ташкент, 1965. С. 30—31.
75 Жемчужников Н.Н. Указ. соч. С. 23.
76 Кривошеин А.В. Указ. соч. С. 7.
77 Пален К.К. Отчет о ревизии... 1910 г. Т. I. С. 12—13.
78 Кривошеин А.В. Указ. соч. С. 29.
79 Цит. по: Гинзбург А.И. Указ. соч. С. 89.
80 Зелъкина Е. Очерки по аграрному вопросу в Средней Азии. М., 1930.
С. 70.
81 Галузо П.Г. Указ. соч. М., 1935. С. 139.
82 Гинзбург А.И. Указ. соч. С. 55.
83 Ааврентьев В. Капитализм в Туркестане. М., 1930. С. 19.
84 Социально-экономическое и политическое положение Узбекистана
накануне Октября. Ташкент, 1973. С. 10.
85 Кривошеин А.В. Указ. соч. С. 46.
86 История Узбекской ССР. Т. 2. Ташкент, 1957. С. 123; Аминова Р.Х.
Аграрная политика советской власти в Узбекистане (1917—1920 гг.). Таш-
кент, 1963. С. 69.
87 Аенин В.И. Указ. соч. Т. 30. С. 117; Т. 41. С. 53.
88 История крестьянства СССР. М., 1986. С. 257.
89 Жемчужников Н.Н. Указ. соч. С. 48—49.
90 История крестьянства СССР. С. 260.
91 Аминова Р.Х. Указ. соч. С. 216.
92 Зелькина Е. Указ. соч. С. 72.
ПРЕОБРАЗОВАНИЯ
В ВОДО- И ЗЕМЛЕПОЛЬЗОВАНИИ
В первые годы после образования Туркестанского генерал-
губернаторства российское правительство не вмешивалось в зе-
мельные отношения местного населения и сохраняло практиче-
ски в неприкосновенности действовавшую при ханах систему
налогов и землепользования и водопользования. Предстояло
изучить особенности ведения сельского хозяйства, которое осно-
вывалось на искусственном орошении. Произвести же какую-
либо коренную ломку этой своеобразной экономики и веками
379
сложившихся на ее основе отношений, которые не были извест-
ны в Европейской России, представлялось делом весьма риско-
ванным. К тому же вопросы землепользования не могли на том
этапе иметь того значения, поскольку русский капитал и рыноч-
ные отношения еще не внедрились в экономическую жизнь
Средней Азии. Хозяйство было еще натуральным, пути сообще-
ния почти отсутствовали, внутренний рынок не был развит.
Были причины, связанные с международным положением
России, с ее напряженными, почти враждебными отношениями
с Англией, которая ревниво следила за продвижением России в
сторону Индии. Учитывая эти обстоятельства, российское пра-
вительство сделало 11 июля 1867 г. официальное заявление о
том, что оно воздерживается от вмешательства в вопросы вну-
тренней жизни края, в том числе в дела хозяйственные, оставляя
за собой лишь область государственного управления.
О том, как существовала основная масса местного населения,
дехкане, до присоединения края к России можно судить на при-
мере Хивинского и Бухарского ханств. Материалы архива куш-
беги (первого министра) эмира Бухарского свидетельствуют о
крайне тяжелом положении дехкан. С населения взимались свы-
ше 50 различных налогов и сборов. На их уплату шло обычно до
половины урожая. При этом сборщики налогов (амлякдары)
произвольно увеличивали установленные размеры сборов, при-
сваивая разницу себе. Также самовольно сборщики вводили но-
вые налоги1.
В Хивинском ханстве существовало до 25 видов налогов2. Они
взимались с земли, воды и скота, за право ездить по дорогам и
мостам, проживать в своем доме и т. п. Цифра 25 весьма при-
близительна — точное число податей и сборов, как и в Бухаре,
определено не было, чем повсеместно злоупотребляли ханские
чиновники и местная администрация.
Д.Н. Логофет, член Русского географического общества, посе-
тивший Среднюю Азию, подробно описывает, как ханские сбор-
щики собирают налоги в Бухарском ханстве. В ханстве существо-
вали основные подати: с земли — херадж, с торговли — закят, со
скота — аминана, таможенная пошлина — бажгир. По шариату
херадж (земельная подать) равнялся 1 / урожая с поливных зе-
мель. Бухарское правительство «изменило» этот закон, увеличив
380
херадж вдвое3. Собранный урожай крестьяне складывали в кучи,
которые опечатывались ханскими чиновниками. Затем приезжал
амлякдар и на глаз определял количество зерна в кучах, «причем
амлякдар всегда умышленно увеличивал количество», чтобы взять
большой налог. Херадж платили в Бухаре деньгами.
По Корану закят не может взиматься с имущества, которое
меньше года находилось у владельца. Но в Бухаре это крепко
забыли и взимают при продаже, отмечал Логофет, одну овцу с
сорока овец, с пяти верблюдов и один баран и т. д.4 Закят тоже
платили деньгами, причем стоимость барана устанавливал сбор-
щик налогов.
Кроме вышеназванных главных налогов Логофет обнаружил
ряд мелких:
«Ассия-пулы — сбор с мельниц и рисовых полей; танап-
пулы — с фруктовых садов; закят-чекана — подать с лица, име-
ющего не менее 40 баранов; кош-пулы — первый весенний сбор
с каждой пары рабочих волов; яр-сара — второй осенний сбор с
каждой пары волов; кафсан — сбор по пуду с каждого батмана
(куча зерна в 8—16 пудов) в пользу амлякдара; мирабона — сбор
в пользу заведующего ирригацией; кафсан-дорга — в пользу чи-
новника, отпечатывающего зерно; затем шли пошлины в пользу
казия (судьи), в пользу раиса (духовное лицо) и т. д.
Если поблизости стояла русская воинская часть, то беки со-
бирали дополнительные подати, ссылаясь на то, что им нужно
содержать русских или что им это приказали русские. Даже про-
езд русского офицера, топографа и тот ложился на население,
так как амлякдар сейчас же, пользуясь случаем, возьмет с насе-
ления якобы на пополнение произведенных расходов по приему
русского»5.
Свои наблюдения в области налоговой политики в Бухаре Ло-
гофет заканчивает мыслью, что «государственное хозяйство Бу-
хары ведется хищнически и результаты его печальны. Бедного
бухарца бухарское правительство высасывает со всех сторон, и
если когда-нибудь Бухара будет присоединена к России, то мы
получим буквально нищих»6.
Так выглядела система налогообложения в Хивинском и Бухар-
ском ханствах до и после прихода русских в Среднюю Азию, если
вообще этот повсеместный произвол можно назвать системой.
381
Первая и начало второй половины XIX в. характерны для
среднеазиатских ханств — Бухарского, Кокандского и Хивинско-
го — крайней неустойчивостью их политического и экономиче-
ского положения. Такое положение сложилось из-за произвола
и беззакония во всех областях жизни этих государств, а также
постоянных междоусобиц, как между группами местных феода-
лов, так и между соседними ханствами. Член-корреспондент
Академии наук Узбекской ССР, профессор А.И. Ишанов, харак-
теризуя органы государственной власти управления и судебной
власти старой (до 1920 г.) Бухары, отмечал, что «органы государ-
ственного управления и судебной власти Бухарского ханства, не
будучи сложными по своей структуре, отличались присущей де-
спотическому образу управления гнусностью и представляли со-
бой аппарат палачей и погромщиков, грабителей и угнетателей»7.
Оценка эмоциональная, но не слишком удаленная от реального
положения дел и может быть применима к внутриполитической
обстановке в Кокандском и Хивинском ханствах.
Так, кокандский хан Худояр в 1852 г. устроил массовое ис-
требление кипчаков (потомки половцев южнорусских степей),
потому что заподозрил их в стремлении захватить власть. Земли,
ранее принадлежавшие кипчакам на правах собственности, были
конфискованы ханом в свою пользу. Затем Худояр распорядился,
чтобы эти земли были проданы за половинную цену от их фак-
тической стоимости дехканам ханства. Но «осчастливленные»
крестьяне отказались покупать эти земли, справедливо опасаясь
мести со стороны прежних владельцев. Тогда Худояр приказал
отказников бить палками до тех пор, пока они перестанут упор-
ствовать и согласятся купить землю за полцены.
А потом случилось так: в 1858 г. брат Худояра Маллябек при
поддержке уцелевших кипчаков выгнал брата за пределы ханства
и приказал купившим кипчакские земли вернуть безвозмездно
половину земель прежним владельцам, а другую половину про-
дать тем же бывшим владельцам по ценам, по которым им про-
давал землю Худояр8.
В результате кокандские ханы настолько запутали и без того
далеко не определенные земельные отношения, что даже по ис-
течении 20 лет после присоединения Кокандского ханства к Рос-
сийской империи на имя русских властей продолжали поступать
382
жалобы и иски, связанные с ханскими экспериментами в об-
ласти землеустройства и землепользования 50-х гг. XIX в.9
Говоря об источниках земельного права, не следует забывать
об их условном и формальном характере. Если претворение в
жизнь отдельных норм, тех или иных положений традиционно-
го права шло вразрез с интересами господствующего слоя в це-
лом или его отдельных представителей, последние игнорировали
эти нормы. Учитывая эту особенность, можно выделить следую-
щие источники земельного права, действовавшие в тот период
на территории среднеазиатских ханств: Коран — основная за-
конодательная книга мусульман (хотя он содержит очень мало
статей, призванных непосредственно регулировать гражданскую
жизнь мусульман); хадисы (собрание устных преданий, изрече-
ний, приписываемых Мухаммеду); «Хидая» — комментарии му-
сульманского права; другие правовые трактаты, являвшиеся, по
существу, дополнением к основным нормам шариата по земель-
ным вопросам10.
* * *
Одной из важнейших задач первого генерал-губернатора
Туркестанского края было разобраться в земельных отношени-
ях, сложившихся в регионе до прихода русских. Необходимо
было выяснить, какими правами может пользоваться россий-
ское правительство, чтобы отчуждать земли для нужд казенного
строительства и для переселенцев. Земельные приращения в
Средней Азии производились, в конце концов, не только ради
обеспечения потребностей русской промышленности и торгов-
ли, но и с целью уменьшить остроту земельного голода в соб-
ственно России.
В самом начале 1868 г. К.П. Кауфман создал комиссию (так
называемая комиссия М.Н. Николаева), которой было поручено
разобраться в традиционно сложившихся земельных отношени-
ях. Комиссия установила, что в районах обитания кочевого на-
селения пахотные земли считались общим достоянием того или
иного рода, однако землевладельцы, имевшие свой рабочий скот
и инвентарь, вели свои хозяйства самостоятельно, независимо
друг от друга. Время от времени в пределах земельной собствен-
383
ности рода происходил передел полей. Продаже подлежали в
самых редких случаях лишь застроенные и засаженные пло-
довыми деревьями участки, считавшиеся личным недвижимым
имуществом
Намного сложнее оказались отношения землевладения и зем-
лепользования в районах оседлого земледелия. Там удалось вы-
явить три основных типа владения и пользования земельными
участками. Прежде всего, земли лшлък-хур, то есть обеленные,
свободные от налога, принадлежавшие владельцу на правах пол-
ной собственности. Такие земли могли быть пожалованы ханом
за верную службу, однако на определенный срок, продолжитель-
ность которого зависела от воли правителя ханства. Мильковое
землевладение нельзя приравнивать к русскому вотчинному или
даже поместному, имевшим наследственный характер.
Второй тип — вакуф, земли, завещанные с разрешения хана
мильковладельцами религиозным организациям, чаще всего ме-
дресе. Очень часто имения типа мильк-хур переводились в раз-
ряд вакуфных с той целью, чтобы закрепить их во владении на-
ходящего потомства завещателя, обеспечить потомков вакуфным
доходом и избежать как налогообложения, так и возможной
конфискации со стороны ханской власти. Облагаемые мини-
мальными налогами вакуфы были лазейкой для милькодержате-
лей, опасавшихся немилости хана.
И наконец, последний тип — амляк, государственные земли,
находившиеся в пользовании землевладельцев, плативших все
установленные в том или ином ханстве подати.
Основываясь на материалах комиссии Николаева, русская ко-
лониальная администрация сделала вывод: «Все владельцы зе-
мельных имуществ, по силе такого общего начала, юридически
всегда поставлены были в непосредственную зависимость по вла-
дению от власти государственной... Над всеми частными правами
по владению землей, каково бы ни было их начало, т. е. проис-
ходят ли они из оживления и первого занятия почвы или из за-
владения территории путем покорения страны силою оружия и
завоевания, возвышается верховная власть Государя, которому
принадлежит исключительное право распоряжения всею земель-
ной собственностью страны. Фактически право это осуществля-
ется взиманием установленных налогов с земельных имуществ и
384
в надзоре за непрерывной и продуктивной обработкой занятой
почвы... Согласно с этими основными положениями мусульман-
ской теории земельного права, все земли государственные»11.
Это был вывод чрезвычайной важности, имевший далекоиду-
щие последствия: он означал, что Российское государство на пра-
вах победителя становится правопреемником побежденных ха-
нов Бухары, Хивы и Коканда, то есть верховным собственником
завоеванных земель. Это означало, что окончательное право вер-
шить дела по землеустройству принадлежит от имени россий-
ского Императора его представителю, генерал-губернатору Тур-
кестана.
По мере обсуждения земельного вопроса в самом Туркестане,
а также в ходе полемики с петербургскими ведомствами — Ми-
нистерствами иностранных дел и финансов Кауфман внес уточ-
нения в свою концепцию землевладения. В проекте Положения
об управлении Туркестанским краем, подготовленном канце-
лярией генерал-губернатора в 1873 г., содержалось признание
частной собственности на землю в следующих случаях: а) если
земли приобретались по купчим крепостям и другим законным
актам; б) если это были участки городской частновладельческой
застройки; в) если мильковыми землями пользовались сами вла-
дельцы (милькдары) и если они — эти земли — не были заселе-
ны посторонними лицами и обществами; г) если вакуфными
землями пользовались те самые учреждения и лица, которым
были завещаны эти земли, и если они не были заселены посто-
ронними лицами.
Константин Петрович служил делу, а не лицам, а потому, по-
страдав за свои убеждения и согласные с ними действия в быт-
ность генерал-губернатором Северо-Западного края, он не от-
казался от них в Туркестане. Он был уверен, что российской
власти надо искать свою опору в среде самого многочисленного
слоя среднеазиатского населения — дехканства, то есть земле-
пашцев. Поэтому, не успев еще толком вступить в новую долж-
ность, он уже в 1867 г. издает распоряжение, по которому за
многочисленными пользователями мелких участков (милькдары
сдавали в аренду свои мильковые земли небольшими долями)
закрепляется право пожизненного, потомственного (наследу-
емого) владения обрабатываемой землей. Более того, арендаторы
14 Е.А. Глущенко
385
мильковых земель, равно как и пользователи земель, отнесенных
к категории «амляк», обязаны были теперь вносить в казну гене-
рал-губернаторства весьма умеренный налог херадж, который в
ханское время составлял от V3 до х /г урожая. Кауфман сократил
размер хераджа до У10 урожая, то есть действовал по рецепту
А.С. Пушкина — Е. Онегина:
В своей глуши мудрец пустынный,
Ярём он барщины старинной
Оброком легким заменил;
И раб судьбу благословил.
Ход был сильный и проверенный одновременно, так как с са-
мого начала привлек на сторону генерал-губернатора народные
сердца, хотя и озлобил крупных землевладельцев. Кауфман пошел
еще дальше — он потребовал, чтобы милькдары и владельцы ва-
куфных земель представили русской администрации вполне до-
стоверные документы на право владения своими льготными в
смысле налогообложения землями. Поскольку экспертиза была
весьма строгой, лишь немногим удалось подтвердить свои права
на владение обеленных земель. Вот одна из причин, отчего бывали
забракованы многие свидетельства о праве землевладения: «Масса
ханских печатей прикладывалась просто без его ведома — у хана
бывали целые связки печатей, которые хранились на руках у его
приближенных и, конечно, без всяких предосторожностей: само
прикладывание печати не сопровождалось никакими формаль-
ностями, нигде не записывалось, и, таким образом, злоупотребле-
ния печатью хана могут считаться более чем вероятными. Если к
этому прибавить, что никакая туземная печать (в т. ч. и ханская)
не дает возможности судить о времени ее приложения, так как
вырезанная на ней дата означает только год, в который она вы-
резана, и тот факт, что сам процесс вырезания печати для хана не
сопровождался никакими формальностями, можно без опасения
ошибиться признать, что ханская печать на вакуфных документах
никакого значения не имеет»12.
Насколько строгим был подход к предъявляемым на экспер-
тизу земельным актам, можно судить по результатам работы так
называемой организационной комиссии, действовавшей в 1873—
1874 гг. в созданном сразу же после Хивинского похода Аму-
386
дарьинском отделе. Из 9203 десятин вакуфных и мильковых
земель комиссия признала только 587 десятин вакуфных и
1210 десятин мильковых. И то эти 1210 десятин были пожало-
ваны российским Императором некоему хивинцу Магниязу за
услуги, оказанные русскому войску в 1873 г.13
Как и в 1865—1866 гг., Кауфман преследовал двуединую цель:
не только привлечь на свою сторону трудовое население земле-
дельческих районов, обеспечив их права на обрабатываемые участ-
ки, но и вывести этот слой из-под влияния враждебных русской
администрации крупных землевладельцев и мусульманского ду-
ховенства и тем самым изолировать и ослабить этот «аристокра-
тический класс». Более того, земельная политика генерал-
губернатора ставила привилегированные сословия в прямую
зависимость от русской власти, от которой милькдары, улемы и
муллы получали теперь документы на право владения землями, а
также подтверждение их льготного налогообложения.
То, что сделала руководимая Кауфманом русская администра-
ция, было не чем иным, как радикальной демократической зе-
мельной реформой, проводимой в интересах трудящегося люда.
Поразительно, что это было признано в советское время и к
тому же в журнале с недвусмысленным названием «Историк-
марксист». Даже не открывая его, читатель мог представить, ка-
кими будут суждения и выводы всех его авторов: все, что де-
лалось и не делалось царскими властями, бывало плохо для
трудового народа. И тем не менее историк И. Ходоров в 1928 г.
заявлял именно в этом идеологизированном журнале: «Земли
аристократии стали, с одной стороны, облагаться налогами —
податное обеление мильков, основанное на ханских пожало-
ваниях, отменялось; с другой стороны, земли узбекских аристо-
кратов стали закрепляться в собственность сидевшим на них
арендаторов... Здесь права на землю признавались за крестьяна-
ми, а обезземеливалась непокорная земельная аристократия»14.
Позже, когда «социализм победил по всему фронту», когда со-
ветские научные кадры хлебнули лихолетья 40-х гг. XX в., они
окончательно овладели марксистским методом. Даже в начале
80-х, в тихие застойные годы, когда никому, за исключением
упорных диссидентов, тюрьма и лагерь не грозили, автор книги
«Из истории Туркестанского края» З.Д Кастельская трактовала
387
события столетней давности, откровенно искажая факты: «Цель
первоначального аграрного законодательства царизма сводилась
не только к захвату земель, но и к тому, чтобы обеспечить себе
политическую и социальную опору в лице местных господствую-
щих классов»15. Уроки 30-х гг. были, видимо, усвоены накрепко.
Именно потому, что «первоначальное аграрное законодатель-
ство» генерал-губернатора подрывало позиции «местных господ-
ствующих классов», чиновный Петербург проявил беспокойство.
Реакция центральных ведомств последовала быстро и была уди-
вительно похожей на реакцию на мероприятия К.П. Кауфмана
в аграрной сфере в Северо-Западном крае. Министерства ино-
странных дел и финансов воспротивились, и надолго завязалась
многословная полемика между Петербургом и Ташкентом, про-
должавшаяся практически до самой смерти генерал-губернато-
ра. Кауфман подготовил три проекта Положения об управлении
Туркестанским краем, но ни один не был утвержден в петер-
бургских кабинетах. Константин Петрович не отменял своих
распоряжений, действуя в рамках проекта 1873 г., хотя и не
имел на то Высочайшего одобрения.
Каковы же были аргументы петербургских оппонентов? Пер-
вым откликнулось ведомство князя Горчакова, которое усмотре-
ло в аграрных преобразованиях Кауфмана угрозу «пагубных
общественных переворотов, последствия которых в политиче-
ском отношении крайне опасны»16. МИД оставался верен себе —
там традиционно боялись, «как бы чего не вышло».
Возражения министра финансов были более конкретными. В
Минфине придирались к формальностям. В частности, отмеча-
лось, что в течение девяти лет русские власти покупали у мест-
ного населения земли для возведения казенных построек, что не
соответствовало утверждению Кауфмана, будто государство, в
том числе Российское, является верховным собственником зем-
ли. Министр финансов находил, что основные начала проекта
положения о землеустройстве 1873 г. противоречат характеру
поземельной реформы, проводимой в России. Главная цель этой
реформы состояла якобы в том, чтобы сделать земледельческое
население империи крестьянами-собственниками, а не пользо-
вателями земли. В то же время кауфманский проект не преду-
сматривал развития частнособственнического землевладения.
388
Кауфман отвечал на эти замечания, и тогда из столицы курьер
привозил другие, и он снова писал объяснение. «Понятие о пра-
ве полной собственности в том виде, как оно теперь существует
в европейской науке, — объяснял Кауфман петербургским чи-
новникам, — есть понятие чисто местное европейское... Права
государства на землю, обрабатываемую частными владельцами,
могут быть сокращены до той степени, до которой они необхо-
димы в чисто политических видах. Совершенно не то в странах,
где писал законы Мухаммед и в Туркестанском крае. Климати-
ческие условия Туркестанского края таковы, что государству
должны быть предоставлены гораздо большие права по отноше-
нию землевладения, чем то необходимо в Европе...»17
Кауфман убеждал своих оппонентов, что, несмотря на запу-
танность, непроясненность сложившихся веками аграрных от-
ношений в Туркестане, Российское государство не имеет права
занимать позицию невмешательства в эти отношения, дожида-
ясь, когда чиновники различных ведомств завершат свои ученые
дискуссии и одарят туркестанских землевладельцев и землеполь-
зователей новым земельным законом. Такое невмешательство
было бы пагубным по политическим мотивам. Массы городско-
го и земледельческого населения находятся под влиянием му-
сульманского духовенства, враждебного русской власти. Умень-
шить это влияние возможно, если подорвать благосостояние
духовного сословия, которое обеспечивает во многих случаях
необоснованно присвоенные вакуфные земли. Хотя он сидел за
тысячи верст от столицы, смотрел он дальше тех, кто мнил себя
мужами государственного кругозора.
Проект землеустройства К.П. Кауфмана 1873 г. был в конеч-
ном счете отвергнут российским правительством, хотя сам Ка-
уфман действовал согласно его нормам. Правительство опасалось,
что проведение его в жизнь вызовет недовольство местной фео-
дальной власти и мусульманского духовенства.
И тем не менее, подчиняясь логике местной реальности, в
1886 г. с введением нового Положения об управлении Турке-
станским краем были изданы Правила о введении поземельно-
податного устройства в Туркестанском крае, которые уничтожа-
ли привилегированное положение крупных землевладельцев и
мусульманских священнослужителей. Согласно Правилам миль-
389
ковые владения приравнивались к прочим государственным зем-
лям и облагались налогом.
Правила подрывали мощь владельцев вакуфных имуществ, то
есть духовных лиц. Если раньше вакуфные земли почти не кон-
тролировались российскими властями и все доходы с них по-
ступали в пользу священнослужителей, то с 1886 г. населенные
вакуфные земли передавались во владение сельских обществ и
превращались в податные земли.
Владельцам вакуфных земель и имуществ было предложено
до 1 июня 1887 г. предоставить в соответствующие областные
управления документы, подтверждающие их права на владение
вакуфной собственностью. Действительными считались только те
документы, на которых стояла печать хана или эмира.
Мусульманское духовенство Туркестана оказалось перед угро-
зой потерять большую часть своих доходов, поскольку боль-
шинство документов вакуфных владений оказались недействи-
тельными. Так, согласно протоколам по вакуфным делам при
туркестанском генерал-губернаторе из 7509 документов на пра-
во владение вакуфом, представленных к сроку, лишь 737 имели
ханские печати. Из них специальная комиссия в 1904 г. иссле-
довала всего 395 документов.
При этом она установила, что 285 владельцев этих докумен-
тов имеют в собственности 13 023 десятины земли18.
О величине доходов мусульманского духовенства Туркестана
с вакуфных владений свидетельствуют такие факты: «...в Самар-
кандской области 65 медресе в 1895 г. получили доход в сумме
28 555 руб.»19, «...в Ферганской области 124 медресе в 1891 —
1892 гг. получили 149 797 руб. годового дохода, а 32 медресе
Сырдарьинской области имели годовой доход в 1890—1891 гг.
16 тыс. руб.»20
Кроме земельных участков медресе имели городские вакуфы:
лавки, караван-сараи, мельницы, бани и т. п. По данным 1894 г.,
всем медресе Туркестана принадлежало 2208 лавок21.
Советская исследовательница Л.А. Перепелицына даже в
1966 г. решилась сделать вывод: «Самым важным результатом
земельных преобразований 1867 г. была ликвидация военно-
феодального землевладения. Преобладающая часть конфискован-
ных у местной феодальной аристократии земель перешла в на-
390
следственную собственность обрабатывавшего их населения.
Земельной аристократии был нанесен непоправимый удар. Это
мероприятие царского правительства в общем имело прогрес-
сивное значение»22.
Примечания
1 Мусинова К.З. Документы о крестьянских движениях в Бухарском
ханстве в 80-х годах XIX в. // Из истории Средней Азии (дореволюцион-
ный период): Сборник. Ташкент, 196э. С. 24.
2 Гулямлов Я.Г. История орошения Хорезма. Ташкент, 1957. С. 235.
3 Логофет ДН. В горах и на равнинах Бухары. СПб., 1913. С. 147.
4 Там же. С. 149.
5 Там же. С. 151.
6 Там же.
7 Ишанов А. И. Государственный строй Бухарской народной советской
республики: Автореф. докт. дис. М., 1950. С. 8.
8 Наливкин В.П. Краткая история Кокандского ханства. Казань, 1886.
С. 189.
9 Там же.
10 Д^калилов И. Основные черты земельного права дореволюционного
Туркестана. Ташкент, 1960. С. 11.
11 Кауфман К.П. фон. Проект всеподданнейшего отчета генерал-
губернатора фон Кауфмана 1-го по гражданскому управлению и устрой-
ству в областях Туркестанского генерал-губернаторства. 7 ноября 1867 —
25 марта 1881 г. СПб., 1885. С. 228-229.
12 Материалы для статистического описания Ферганской области. Таш-
кент, 1897. С. 21-22.
13 Юлдашев А. Аграрные отношения в Туркестане (конец XIX — на-
чало XX вв.). Ташкент, 1969. С. 28.
14 Ходоров И. К вопросу об исторической эволюции землевладения в
Туркестане // Историк-марксист. 1928. № 10. С. 141.
15 Кастельская З.Д. Из истории Туркестанского края. М., 1980. С. 43.
16 Кауфман К.П. фон. Указ. соч. С. 225.
17 Цит. по: Юлдашев А. Указ. соч. С. 50.
18 Протоколы комиссии по вакуфному делу при Туркестанском
генерал-губернаторе. Ташкент, 1904. С. 141 — 143.
19 Сборник материалов по мусульманству. СПб., 1899. С. 46—47.
20 Отчет по ревизии Туркестанского края К.К. Паленом. СПб., 1910.
С. 121.
21 Наливкин В.П. Положение вакуфного дела в Туркестане до и после
его завоевания // Ежегодник Ферганской области. Т. III. Новый Маргилан,
1904. С. 21.
22 Перепелицына А.А. Роль русской культуры в развитии культур на-
родов Средней Азии. М., 1966. С. 10.
391
ЭКОНОМИКА
Изучение края
Среднеазиатские ханства к моменту завоевания региона рус-
скими войсками представляли собой аграрные страны, в экономи-
ке которых главное место принадлежало сельскому хозяйству.
Специфика сельского хозяйства среднеазиатских ханств состояла
в том, что оно было преимущественно орошаемое, требующее
приложения немалых усилий и умения, что при соответствующих
климатических и почвенных условиях края приносило хорошие
результаты. Важнейшим злаковым растением была пшеница, ко-
торая высеивалась как на поливных, так и богарных (неполивных)
землях, причем урожаи поспевали два раза в год. По свидетельству
А. Вамбери, лучшие земли давали на танам (1800 квадратных ме-
тров, примерно1 /6 гектара) до 100 пудов хлеба, земли похуже — не
менее 60 пудов. Посев начинали в марте, а в июне пшеницу уже
снимали и на ту же землю сеяли просо, ячмень или даже опять
пшеницу. Кроме пшеницы культивировали ячмень, просо, кукуру-
зу, бобовые культуры (кунжут, зтигар, кукпар, кендырь и др.)
Разведение хлопчатника велось в Средней Азии с древнейших
времен. Высеивался низкоурожайный, коротковолокнистый
местный сорт гуза, который шел на удовлетворение нужд мест-
ного рынка.
Наряду с земледелием в экономике ханств большое место за-
нимало животноводство, которым занималось главным образом
кочевое население, производя по преимуществу мясо и шерсть.
В районах расселения туркменских племен большую роль игра-
ли коневодство и верблюдоводство. В Бухарском эмирате и не-
которых частях Хивинского ханства преобладало каракулевод-
ство, получившее значительное развитие. Каракулевые шкурки в
большом количестве вывозились в другие страны, в основном в
Россию. Только из Бухары в 1854 г. было вывезено 150 тысяч
шкурок. Во всех трех ханствах заметное развитие получило овце-
водство с мясосальным направлением, разводили также овец
гиссерской породы и мериносов.
Одной из древнейших отраслей сельского хозяйства Средней
Азии является шелководство. Значение шелководства выходило
392
за пределы местного промысла: коконы, шелковую пряжу и шел-
ковые ткани везли в Россию и Западную Европу, в частности в
Марсель1.
Одной из важнейших отраслей хозяйства региона издавна
было садоводство и виноградарство. Хотя по культуре обработки
растений эти виды сельскохозяйственной деятельности находи-
лись на более низком уровне по сравнению с европейскими
странами (Италией, Францией, Испанией), однако по ассорти-
менту и вкусовым качествам среднеазиатские фрукты и ягоды
не уступали европейским. В сушеном виде виноград и фрук-
ты вывозились в Россию и Европу, причем на значительные
суммы.
В рассматриваемый период в ханствах отсутствовало произ-
водство не только фабричного, но и мануфактурного типа. Го-
сподствующей формой было кустарное производство, причем
процесс выделения ремесла из сельского хозяйства далеко не за-
кончился. Многие виды ремесленной продукции, как, например,
хлопковая пряжа, хлопчатобумажные и шерстяные ткани, кожи,
производились в крестьянских хозяйствах, на дому.
Крестьянское домашнее производство, выделка тканей в том
числе, было крайне примитивным. Производились лишь самые
грубые ткани — мата и буз.
В городах и селах работали ткачи, которые специализирова-
лись на выработке одного или двух изделий, достигая в этом виде
высокой степени совершенства.
Значительно выделялись из сельского хозяйства металлообра-
ботка, горное дело и вообще такие промыслы, которые не были
непосредственно связаны с сельским хозяйством. Производство
концентрировалось в городах, которые возникли как посады при
замках феодалов (шахристанах).
Наиболее важными центрами производства хлопчатобумаж-
ных тканей были Бухара и Коканд, а на производстве бумаги
специализировались Коканд и Самарканд. Металлообрабатываю-
щее производство было сосредоточено в Намангане, производ-
ство чугунных изделий — в Бухаре. В Коканде в конце 50-х гг.
XIX в. был построен пушечный завод. По свидетельству русского
путешественника К. Бутенева, в Бухаре в 1841 г. имелось шесть
чугунолитейных заводиков, каждый имел по два горна. Здесь
393
производились сельскохозяйственные орудия и пушечные ядра.
Сырьем являлся привозимый из России чугун2.
О характере промышленного производства в Хивинском хан-
стве в середине XIX в. М.И. Иванин писал: «Мануфактурной и
фабричной промышленности, в собственном значении этих слов,
в Хивинском ханстве нет. Хивинцы обрабатывают хлопчатую бу-
магу, шелк и прочие свои произведения каждый у себя дома,
поодиночке, только для домашнего употребления и для продажи
по мелочам»3.
По данным МА Терентьева, в 1870 г. средняя годовая валовая
продукция и среднее число рабочих, приходившихся на одно
предприятие в Ташкенте, были таковыми:
Виды производства Стоимость валовой продукции (в руб.) Число рабочих
Мыловаренное 430 13
Кожевенное 1400 10
Кирпичное 1100 5
Мельницы 360 5
Толчеи для риса и проса 350 2
Таким образом, даже спустя пять лет после завоевания сред-
ние размеры промышленного предприятия были очень незначи-
тельны4.
Характерной особенностью промышленного производства в
рассматриваемое время было и то, что не был еще закончен про-
цесс выделения торговли из промышленности. Во всех ханствах
до присоединения Средней Азии к России единым словом дукан
именовались и лавка, и кустарная мастерская. В мастерской про-
изводилась и торговля, например бекасам (шелк для верхнего
халата), металлоизделиями, медной посудой, гончарными и ке-
рамическими изделиями, топорами, подковами, а также укра-
шениями (заргалик).
Из материалов архива хивинских ханов видно, что в налоговых
списках ханства торговцы и ремесленники облагались по единому
принципу и объединялись зачастую в единую группу владельцев
дуканов. А. Кушаневич, собиравший в 1869 г. статистические све-
394
дения по Ходжентскому уезду, писал в примечании к одной из та-
блиц: «Число лавок, промышленных и ремесленных заведений (ду-
канов) представлено в одной общей цифре, потому что часто нет
возможности отделить лавку от промышленного или ремесленного
заведения»5. То же самое отмечали и другие российские сборщики
статистических данных в других районах обширного края6.
Весьма распространенным промыслом была выделка кож и
изготовление обуви (ичиги, кожаные галоши), производство
сбруи, упряжи и т. п. Немалое место в ряду ремесел занимала
обработка металлов; немалую известность во многих странах
приобрела сделанная в Средней Азии медная посуда. В книге
«Туркестанский край» В.И. Масальский писал: «Значительно
больший интерес представляют изделия из красной и желтой
меди, в особенности если они украшены хорошей, оригинально-
го рисунка чеканкой. Изделия эти пользуются большим распро-
странением и бывают весьма разнообразны; таковы, например,
блюда (баркаш), чайники (чайдуш), кувшины (кумчан), умываль-
ники (абдаста), кальяны (чилим), чернильницы и т. п.»7.
Все эти изделия из меди производились главным образом в
Бухаре, Коканде, Карши.
Среди ремесленных изделий особо следует упомянуть кошмы
(войлоки), паласы и конечно же ковры, как правило прекрасной
ручной выделки. В регионе славились пенджинские, а во всем
мире были хорошо известны текинские ковры.
Типично среднеазиатскими были музыкальные инструмен-
ты — дойра, сурнай, корнай, награ, дутар, танбур и др. Их про-
изводили ремесленники, занимавшиеся только этим ремеслом.
Положение ремесленников в ханствах было очень тяжелым.
Они трудились от рассвета (3—4 часа утра) до заката почти без
перерыва. Ткач, к примеру, за день успевал соткать на своем руч-
ном станке не более 4—8 аршин ткани, и стоил этот труд всего
несколько копеек.
Минеральные ресурсы среднеазиатских ханств, громадные и
разнообразные, совершенно не были изучены — в ханства за-
возили сырье, которое можно было добывать на месте. Ханы и
эмиры не интересовались изучением своих недр.
Такую экономику застали русские в Средней Азии в 60-х гг.
XIX в.
395
* * *
В числе прочих причин завоевания Среднеазиатского региона
Россией экономический мотив занимал не последнее место (не-
которые советские исследователи ставили его на первое). Не-
смотря на тормоз, каковым было крепостное право, в России
XVIII — начала XIX в. продолжали укореняться капиталисти-
ческие отношения, а с ними вместе набирал силу технический
прогресс. Расширялось мелкое товарное производство, кустарная
крестьянская промышленность постепенно заменялась капита-
листической мануфактурой, которая, в свою очередь, уступала
место фабрике, крупной машинной индустрии.
С 1804 по 1825 г. число промышленных предприятий увели-
чилось с 2402 до 5261, а к 1860 г. возросло уже до 15 388. Со-
ответственно росло и число занятых в промышленности рабочих:
в 1804 г. — 95,2 тысячи, в 1825 г. — 210,6 тысячи, в 1860 г. —
565,1 тысячи человек8.
Быстрее всего развивалась хлопчатобумажная промышлен-
ность, распространенная главным образом в центральных райо-
нах Европейской России; слабее — тяжелая промышленность,
особенно металлургия. Таким образом, локомотивом промыш-
ленного развития России в начале и первой половине XIX в. было
текстильное производство, для которого основным сырьем был
хлопок.
В России хлопок не произрастал — хлопковое сырье страна
получала по импорту. До Крымской войны 1853—1856 гг. глав-
ным поставщиком хлопковолокна были Соединенные Штаты
Америки, однако в 1854 г. поставки американского хлопка со-
кратились, и русская промышленность в значительной степени
переключилась на среднеазиатский хлопок, который в России
был известен давно (он был хуже американского). Параллельно
с ростом ввоза американского хлопка, кстати, постоянно увели-
чивался импорт хлопка среднеазиатского: в 1821 — 1825 гг. из
Средней Азии поступило 70 тысяч пудов хлопка; в 1826—
1830 гг. — 130 тысяч; в 1831 — 1835 гг. — 149 тысяч, в 1836—
1840 г. — 320 тысяч пудов9.
В связи с началом в 1863 г. Гражданской войны в Америке
поступление хлопка из-за океана резко сократилось. Возник так
396
называемый хлопковый голод. В 1861 г. через европейскую гра-
ницу в Россию ввезли 2491 тысячу пудов, а уже в 1863 г. — толь-
ко 587 тысяч. Причем цены на заморское сырье значительно
выросли. Впрочем, выросли они и на среднеазиатское волокно, с
4—5 рублей за пуд на Нижегородской ярмарке в 1861 г. до 20—
23 рублей в 1864 г. Рост цен оказал стимулирующее воздействие
на развитие хлопководства в ханствах Средней Азии. В 1864 г.
Россия уже импортировала 704 тысячи пудов азиатского хлоп-
ка10. Правда, этот хлопок годился для выработки грубых, низко-
сортных тканей и никак не мог удовлетворить быстро растущую
текстильную промышленность России.
Несколько слов о российском текстильном производстве. Толь-
ко за 1885—1913 гг. объем продукции этой отрасли вырос в
3,5 раза. В 1900 г. на ее долю приходилось 27,3 процента объема
всего промышленного производства страны. В торговом обороте
России удельный вес текстильной промышленности составлял
21,4 процента, в то время как металлопродукции — 9,24 процен-
та. Важнейшей составной частью текстильного производства яв-
лялось хлопчатобумажное, в него было вложено до 7 5 процентов
всех капиталов текстильных промышленников. Продукция об-
работки хлопка составляла в 1912 г. 74 процента продукции всей
текстильной промышленности. Отсюда понятно, что значил хло-
пок для России. Собственно ради хлопка, в значительной степени,
российские войска шагали по знойным пустыням, гибли от не-
ведомых болезней и пуль инородцев. В середине XIX в. хлопок ма-
нил русских предприимчивых людей в Среднюю Азию не меньше,
чем золото, из-за которого в начале XVIII века погибла в Хиве экс-
педиция незадачливого Бековича-Черкасского. После поражения
в Крымской войне, особенно с началом Гражданской войны в Се-
верной Америке, российские купцы и фабриканты осознали на-
стоятельную необходимость преодолеть зависимость от северо-
американского хлопка, бывшего практически единственным
сырьем русской текстильной промышленности. Американский
хлопок приходилось покупать у английских посредников, кото-
рыми манипулировало враждебное России правительство Велико-
британии.
Такое положение окончательно убедило владельцев русских
хлопчатобумажных мануфактур превратить Среднюю Азию в
397
основного поставщика хлопка-сырца для изготовления россий-
ского текстиля. Русские заводчики говорили об этом открытым
текстом, даже книги на эту тему писали. Промышленник и пу-
блицист А.П. Шипов в своем труде «Хлопчатобумажная про-
мышленность и важность ее значения для России» за несколько
лет до начала активного продвижения русских в Средней Азии
обосновал необходимость такой экспансии: «Россия может упо-
требить свои усилия через искусные коммерческие или иные
сношения к водворению и усовершенствованию... возделывания
хлопка в Средней Азии, ибо из того должны произойти весьма
важные для развития производительных сил России послед-
ствия»11. Осознавший уже свою силу промышленный капитал
России, таким образом, давал установку правительству, которое
с промедлением (на то были веские причины) эту установку вос-
приняло и в конечном счете реализовало.
Ташкент русские войска взяли в 1865 г., а уже в следующем,
1866-м в Ташкентском оазисе была предпринята первая попыт-
ка посева семян американского хлопчатника. Местный все же
не пользовался популярностью в Москве, Иванове и других цен-
трах текстильного производства. Пионером хлопкосеяния был
внук героя Отечественной войны 1812 г. подполковник Н.Н. Ра-
евский. Еще в 1862 г. он пытался разводить хлопчатник в Крыму,
но, не добившись успеха, отослал 36 фунтов семян в Ташкент,
однако семена не поспели к посевной поре.
Первым в 1868 г. попытался произвести очистку местного
хлопка артиллерийский штаб-капитан Какурин, однако техни-
ческие средства, бывшие в его распоряжении, оказались неэф-
фективными.
К.П. Кауфман занялся хлопковой проблемой практически с
первых дней пребывания в вверенном ему крае: в 1868 г. по его
распоряжению всем желающим разводить хлопок был роздан
бесплатно весь запас семян американского хлопчатника; в Техас
для изучения хлопкосеяния и обработки хлопковолокна на два
года командировали агрономов Бродовского и Самолевского;
были выделены деньги для устройства в Ташкенте хлопковой
фермы с опытным полем; из той же Америки выписали самые
современные по тому времени машины для очистки и укупорки
хлопка. Свою хлопковую ферму основал в 1870 г. в Самарканде
398
перебравшийся в Туркестан Н.Н. Раевский. В последующие два
года он роздал желающим 200 пудов семян американского
хлопка12.
И хотя на возделывание хлопка бросились решительно все,
кто имел хотя бы небольшой запас денег13, дело это шло очень
плохо. Американские сорта требовали особого ухода: созревшие
коробочки раскрывались полностью, и волокно уносили сильные
порывы ветра. Местные хлопководы сеяли заокеанский семен-
ной материал по-своему, как привыкли в веках, а именно враз-
брос; хлопок у них рос густо. Кроме того, местные примитивные
машины и технология хлопкоочистки никуда не годились. По-
надобились долгие годы, чтобы хлопководство в Туркестане ста-
ло делом масштабным и доходным. Константин Петрович не
дожил до того дня, когда на основанной им Ташкентской опыт-
ной станции был выведен новый, хорошо себя чувствующий в
местных условиях сорт хлопка. Русские селекционеры скрестили
местный сорт с американским, что произошло летом в 1884 г. В
том же году из Средней Азии в Россию были вывезены первые
восемь кип хлопка. В 1884 г. под хлопком было занято 300 де-
сятин земли, в 1886 г. — уже 12 тысяч.
Администрация Кауфмана следовала разумному правилу —
развивать и совершенствовать прежде всего местные культуры и
промыслы, органичные для завоеванного края.
Посевы хлопчатника стабильно росли год от года. Главным
хлопкосеющим районом была Ферганская область, самая густо-
населенная, оттого что располагала благоприятными почвенными
и климатическими условиями, а также имеющая хорошее оро-
шение. Здесь площади, занятые под хлопчатником, росли опере-
жающими другие области темпами: с 1888 по 1915 г. они вы-
росли в 10 раз — с 34,7 тысячи десятин до 336,5 тысячи. Под
«американским» хлопчатником в Ферганской области было за-
нято 31 процент всей орошаемой площади, в Самаркандской —
только 3,5 процента, Сырдарьинской — 4,3 процента. В 1916 г.
посевная площадь под хлопчатником в Туркестане достигла мак-
симальной цифры — 680 811 десятин и занимала 31 процент
всех орошаемых земель14.
В экспорте Туркестана вырос удельный вес сельскохозяй-
ственного сырья, находящегося в стадии первичной обработки,
399
особенно вывоз хлопковолокна и производных от хлопкоочистки
продуктов, удельный вес которых в 1857—1867 гг. был ничтож-
ным. Из общей суммы 269 миллионов, составлявших вывоз из
Средней Азии в метрополию (1914) на долю хлопка приходи-
лось 80 процентов.
Особенно бурное развитие хлопководства произошло в 1885—
1890 гг., когда производство хлопка за пятилетие возросло почти
в 10 раз, а удельный вес среднеазиатского хлопка в общероссий-
ском потреблении по сравнению с 1885 г. увеличился более чем
втрое, составив 24 процента. Еще более заметный рост турке-
станского хлопководства происходил и в 1890—1902 гг., составив
в 1902 г. 40 процентов общероссийского потребления. Кульми-
национного развития туркестанское хлопководство достигло к
1915 г., когда доля среднеазиатского хлопка составила почти
70 процентов, а производство хлопка-волокна — 20 миллионов
пудов15. Россия уверенно двигалась к хлопковой независимости,
то есть к независимости от импорта, главным образом из Соеди-
ненных Штатов Америки, что было настоятельно необходимо, —
достаточно сказать, что за 10 лет (1904—1914) Россия уплатила
за привозной хлопок около 1,5 миллиарда рублей золотом16.
Хлопок был очень выгодный культурой: при правильном воз-
делывании он мог давать 140 процентов дохода с десятины17.
Правительство разными способами покровительствовало тур-
кестанскому хлопководству. Так, оно обложило пошлиной при-
возной иностранный хлопок, причем эта пошлина постоянно
возрастала, одновременно отечественное производство хлопка
поощрялось льготным налогообложением18.
Главными производителями хлопкового волокна и семян были
малоземельные дехканские хозяйства. Считалось, что выращи-
вать хлопок на небольших участках удается лучше, чем на боль-
ших плантациях, какие существовали в то время в США. «На
мелких участках, — писал знаток проблемы В.Н. Оглоблин, — об-
работку почвы, сортировку семян, орошение, окучивание и сбор
можно вести лучше, чем на большой плантации»19. Имелось в
виду, что мелкий хлопкороб более тщательно ухаживает за по-
севами, однако мелкому хозяину неизмеримо труднее было ве-
сти свое небольшое хозяйство: «Без оборотных средств культура
хлопка немыслима. Есть волости, где около 80—90% всей площа-
400
ди искусственно орошаемой земли отведено под культуру хлоп-
чатника и все продовольственные и кормовые продукты поку-
паются на базаре. При окучке хлопчатника и сборе урожая
обходиться без найма посторонних рабочих не может ни один
хозяин, хотя бы он засевал одну десятину»20.
(Позже того, кто пользовался наемным трудом, даже если это
был владелец небольшого участка, большевики назовут эксплуа-
татором.)
Небогатому производителю хлопка нужны были оборотные
средства, и ему приходилось обращаться к ростовщику, который
давал деньги под огромные проценты, достигавшие порой 60 и
более. Российские должностные лица и журналисты постоянно
отмечали, что ростовщичество местного происхождения — бич
дехканства. Ревизующие край предлагали, чтобы банки предо-
ставляли кредит под свой небольшой процент не посредникам,
а производителям хлопка, но эти призывы не были услышаны; в
1917 г. порядки в крае резко изменились.
У дехкан, выращивающих хлопок, были тем не менее пути
получать необходимые оборотные средства под минимальный
процент: ярославские текстильные фирмы заключали устные до-
говоренности с производителями хлопкового волокна о том, что
они будут сдавать свой урожай только им, а за это те получали
кредиты под низкие проценты от фирм без оформления каких-
либо документов. Такие сделки строились на взаимном доверии,
и никто не оставался в убытке.
Развитие в крае хлопководства влекло создание хлопкоочи-
стительной и маслобойной промышленности. Уже первая Зака-
спийская (Среднеазиатская) железная дорога позволила завозить
в край тяжелое оборудование, в том числе гидравлические прес-
сы для создания хлопковых кип. Поначалу специальное обору-
дование было иностранного, в том числе американского про-
исхождения, но вскоре появилось и отечественное. К 1914 г. в
Туркестане действовало 220 хлопкоочистительных и 30 хлопко-
маслобойных предприятий21. Хлопковое мало шло на техниче-
ские нужды. Так, если до 1884 г. в Туркестане было построено
всего два маслобойных завода с тремя механическими прессами,
с 1890 по 1900 г. — три завода, ежегодно перерабатывавшие
1,8 миллиона пудов хлопковых семян на сумму 1,7 миллиона
401
рублей, то уже к 1915 г. строительство маслобойных заводов воз-
растет почти в 12 раз, а механических прессов — в 48 раз.
Маслобойные заводы имели высокую производительность: до
3 миллионов пудов в год. Кроме того, в Туркестане насчитыва-
лось много кустарных маслобоен. Так, только в Ферганской об-
ласти к 1909 г. насчитывалось до 4334 кустарных маслобоен с
годовым оборотом 485,5 тысячи рублей.
Общая сумма выработки маслобойными заводами края в
1914 г. оценивалась в 18 миллионов рублей, причем около
82 процентов приходилось на Ферганскую область.
В маслобойном производстве было занято более 12 тысяч ра-
бочих22.
Увеличение вывоза хлопкового сырья в Центральную Россию,
где была сосредоточена текстильная промышленность, стимули-
ровало быстрый рост этой промышленности. В 1890 г. в центрах
текстильного производства было переработано 8472 тысячи пудов
волокна с помощью 3457 тысяч веретен, в 1901 г. — 162 123 ты-
сячи при 6646 тысячах веретен, в 1912 г. — 22 миллиона пудов, а
число веретен достигло цифры 8800 тысяч23.
Ко всему сказанному о хлопке следует добавить, что благодаря
помощи русских селекционеров и агрономов во много раз воз-
росла урожайность этой культуры. Если в 1875 г. сбор с десятины
составлял 12 пудов, то в 1914 г. — 80, в 1915 г. — 85 пудов24.
Второй по значению сельскохозяйственной культурой, выра-
щиваемой на полях Туркестана, была пшеница. Пшеницу сеяли
как местные дехкане, так и русские поселенцы. Около 98 про-
центов переселенческих хозяйств возделывали зерновые культу-
ры, и 2 процента занимались животноводством, виноградар-
ством, садоводством и севом хлопчатника. Около 38 процентов
товарного зерна реализовывалось на рынках Средней Азии рус-
скими переселенцами25. Своего хлеба Туркестану все-таки не
хватало, и, чтобы не отвлекать дехкан от разведения хлопчатни-
ка, туркестанские власти организовали подвоз сравнительно де-
шевого оренбургского, казахстанского и сибирского хлеба. За
девять лет (1908—1916) в Туркестан было ввезено свыше
120 миллионов пудов. Выращивание зерновых было делом менее
выгодным, чем разведение хлопчатника. Так, начиная с 1907 по
1912 г. в Туркестане в среднем цена за пуд пшеницы колебалась
402
от 90 копеек до 1 рубля 50 копеек, а за пуд хлопка-сырца — от
3 рублей 50 копеек до 5 рублей 60 копеек.
С присоединением Средней Азии к России в регионе рас-
ширяются посевы не только хлопчатника, джута, зерновых куль-
тур, но и сахарной свеклы. С проведением железных дорог стало
возможным построить современные сахарные заводы, которые,
однако, никогда не работали на полную мощность вследствие
нерентабельного производства. Туркестан снабжала сахаром
Украина. Для Семиреченской области, однако, посевы сахарной
свеклы все же имели большое значение, так как позволяли рас-
ширить кормовую базу и увеличить поголовье скота.
В начале XX в. среди отраслей животноводства наибольшее
распространение получило каракулеводство, развитие которого
было связано со значительным спросом на каракуль на мировом
рынке. Основными районами поставки шкурок были Бухарское
и Хивинское ханства, а также Самаркандская область. Несмотря
на разложение кочевого хозяйства, поголовье скота увеличива-
лось; скотоводство было прибыльным.
Другой важной отраслью, дававшей хорошие доходы дехкан-
ским хозяйствам, было шелководство. По данным 1901 г., в шел-
ководческих районах из 253 650 дворов шелководством занима-
лось 91 617, причем не только в кишлаках, но и городах. Доля
Ферганской области составляла примерно 80 процентов всех ко-
конов, получаемых в Средней Азии26. Производство коконов ста-
бильно росло, однако период 1904—1906 гг. характеризовался
упадком в основном из-за недоброкачественной грены, нехватки
корма, примитивных условий ведения дела.
В 1900 г. впервые в Самарканде была организована выставка
шелководства и пчеловодства. На выставке были представлены
лучшие виды шелкопрядов, рекламировались передовые методы
выращивания грены. Что же касается пчеловодства, то занимать-
ся получением меда в Средней Азии было намного выгоднее,
нежели в России: средняя доходность с ульев на пасеках России
составляла 3 рубля, а в Средней Азии — 8 рублей 37 копеек.
В 1910 г. в одной только Ферганской области было свыше 63 ты-
сяч ульев.
Значительный сдвиг произошел и в развитии виноградарства.
Хорошие климатические условия, навыки местного населения в
403
уходе за лозой давали возможность получать весьма широкий
спектр сортов. Наиболее крупным производителем были Самар-
кандская область, а также Бухарский эмират. Виноград выво-
зился в сушеном виде и использовался в развивавшейся вино-
дельческой промышленности.
До присоединения Средней Азии к России в регионе не су-
ществовало промышленного виноделия. В 1866—1883 гг. стара-
ниями русских предпринимателей И.И. Первушина, Н.И. Ива-
нова, Д.Л. Филатова, П.С. Пороховского, Д. Толочинова (имена
хорошо известные в Туркестане того времени) в крае были за-
ложены крупные виноградные плантации промышленного зна-
чения. Через 10—15 лет спрос на виноград и виноградное вино
заметно увеличился.
К 1914 г. виноградное вино туркестанцы стали производить
в домашних условиях; производительность достигла 40 тысяч
ведер.
Наряду с виноградарством быстрыми темами развивались са-
доводство и бахчеводство, что объяснялось ростом городского
населения, нуждавшегося в фруктах и овощах. Эти отрасли все
более приобретали товарный характер. Стабильно рос вывоз из
Туркестана продуктов садоводства, составивший в 1913 г. более
600 тысяч пудов. В 1913 г. стоимость товарной продукции сель-
ского хозяйства края составляла 277 852 тысячи рублей, на долю
хлопка-сырца приходилось 127 863 тысячи, на долю зерновых —
78 863 тысячи, животноводства — 50 325 тысяч, садоводства —
8317 тысяч, виноградарства — 9221 тысяча, прочих — 3263 ты-
сячи рублей27.
Удешевление стоимости перевозки грузов в Туркестан, а также
из Туркестана, ускорение и улучшение их транспортировки по
железным дорогам позволили увеличить ежегодный улов рыбы в
Аральском и Каспийском морях, а также в крупных реках и озе-
рах. Так, в Центральную Россию по Оренбургско-Ташкентской
дороге за один 1911 г. было отправлено около миллиона пудов
рыбы и икры.
На рыбных промыслах Аральского моря работали свыше
14 тысяч рабочих, на правобережье Каспийского моря — 12,7 ты-
сячи, в Сырдарьинской области — 2,7 тысячи и т. д. Средний
заработок за сезон (около 6 месяцев) на рыбных промыслах со-
404
ставлял 50—120 рублей. В 1912 г. общий улов во всех водоемах
края превысил 4,3 миллиона пудов на сумму 7,5 миллиона
рублей28.
Местные жители занимались сбором саксаула, которым ота-
пливали помещения, охотились на пушных зверей, что было до-
ходным промыслом — ежегодно охота и звероводство приноси-
ло около 400 тысяч рублей дохода.
* * *
В XVII — начале XIX в. в России имели лишь скудные пред-
ставления о богатстве среднеазиатских недр. Слухи о значитель-
ных запасах золота подвигли Петра I отправить экспедицию на
Иртыш (1714) и в Хиву (1716—1717) . С этого началась отправ-
ка русских поисковиков-рудознатцев сначала в казахские степи,
а затем и южнее — в Туркестан. О запасах нефти, угля, серы и
многих других минералов в Средней Азии было известно от
местных жителей, которые добывали их в небольших количе-
ствах. С присоединением края к России залежи минеральных
богатств, прежде всего нефть и уголь, стали разрабатываться, но
также в незначительных размерах и для удовлетворения местных
нужд. Все изменилось с постройкой железных дорог.
Железнодорожное сообщение оказало огромное влияние на
развитие каменноугольной, нефтяной, металлообрабатывающей
и других добывающих отраслей промышленности: они стали
рентабельными. По данным за 1916 г., на всех угольных про-
мыслах Туркестанского края насчитывалось до 900 постоянных
и около 1800 временных и поденных рабочих, на нефтепромыс-
лах — до 750 постоянных и до 1480 поденных рабочих. Хотя
производительность труда в той и другой отраслях была ниже,
чем в Донбассе, Баку и на Урале, тем не менее с 1880 по 1916 г.
было добыто 70 миллионов пудов угля, 24,5 миллиона пудов
нефти.
Если добыча угля в Туркестанском крае возрастала из года в
год и в 1916 г. составила 12,4 миллиона пудов, или в 50 раз боль-
ше, чем в 1880 г., то добыча нефти большого промышленного
развития не получила из-за недостаточной разведанности запа-
сов. Другой причиной небольших размеров нефтедобычи было
405
отсутствие в крае отопительных систем, приспособленных для
использования в них нефтепродуктов и угля. Главным потреби-
телем угля и нефтепродуктов были железные дороги, потреб-
ности которых в топливе намного превышали потенциал мест-
ной угле- и нефтедобычи. Большое количество энергоносителей
завозилось в край из других регионов империи, тем более что
потребители в самом Туркестане предпочитали лучшие каче-
ством привозные энергопродукты.
Производство меди в Средней Азии было известно с древней-
ших времен, тем не менее оно не получило промышленного раз-
вития и после прихода в край русских, если не считать мелких
кустарных предприятий. Более совершенные меднолитейные
цехи были построены при Ташкентских главных железнодорож-
ных мастерских с производительностью 16 тысяч пудов в год,
Кизыл-Арватских — 15 тысяч пудов, Красноводских — 13,6 ты-
сячи пудов. Цехи при железнодорожных мастерских выполняли
исключительно заказы железных дорог, занимаясь только пере-
ливкой меди.
В 1910 г. в Туркестане было построено несколько медеообо-
гатительных предприятий. Руду отправляли на медеплавильные
заводы Москвы, Риги и других городов России, что было делом
весьма недешевым. Эта практика не получила развития.
Туркестанский край располагал запасами серы и селитры.
Сера использовалась в основном Ташкентской спичечной фабри-
кой, а селитра шла на изготовление взрывчатки, в том числе и
для армейских нужд.
Железнодорожное сообщение удешевило перевозки поварен-
ной соли, что довело размеры соляного производства до про-
мышленных размеров. Особенно большие запасы находились на
острове Челекен в Каспийском море, были и другие значитель-
ные соляные месторождения, в том числе и на Аральском море.
Добыча соли постоянно росла и в 1915 г. составляла более 5 мил-
лионов пудов. Соль в больших количествах потреблялась внутри
края.
В конце XIX — начале XX в. в крае было налажено и быстро
развивалось производство асфальта. В 1909 г. было произведено
12 миллионов пудов асфальта — улицы туркестанских городов
стали приобретать современный цивилизованный вид.
406
Пожалуй, самые заметные успехи (после хлопкоочистки и
переработки хлопкового семени) наблюдались в мукомольном и
пищевкусовом производстве. К 1914 г. в Туркестане было по-
строено 115 мельниц, 22 рисоочистительных, 10 кондитерских
и 9 макаронных и консервных фабрик. Мельницы фабрики, про-
изводившие пищевую продукцию, были оснащены современны-
ми по тому времени машинами и механизмами. В мукомольной
и пищевкусовой промышленности были заняты более 3 тысяч
рабочих и служащих, которые постоянно увеличивали выпуск
своей продукции, но все равно не поспевали за спросом быстро
растущих среднеазиатских городов. Муку, например, приходи-
лось дополнительно везти из Оренбурга, Самары, с Урала и дру-
гих мест. Собственные потребности края удовлетворяли (1914)
20 пивоваренных предприятий, а общая стоимость выработан-
ной продукции превысила 2,1 миллиона рублей.
Средняя Азия — единственное место в мире, где сохранилось
дикорастущее растение дермин. Его цветочные головки дают цит-
варное семя, из которого вырабатывается противоглистный пре-
парат сантонин. В степях Чимкентского, Аулие-Атинского, Таш-
кентского и Джизакского уездов в 1913 г. насчитывалось
400 тысяч десятин свободно растущего дермина. Сбор составлял
15 пудов с десятины, однако это была лишь часть реального уро-
жая. В 1885 г. был построен в Чимкенте фармацевтический завод
по переработке цитварного семени. Максимальная мощность за-
вода составляла 100 тысяч пудов в год. Кроме того, завод изготов-
лял и мыло. Сантонин и мыло были для Средней Азии товарами
первой необходимости в условиях повсеместной антисанитарии.
Сантонин широко применялся русскими медиками на месте и
отправлялся не только в Россию, но и за границу.
С пуском поточной линии Чимкентского завода цены на сан-
тонин на мировом рынке понизились с 15 рублей до 1 рубля
60 копеек за фунт.
Постепенно в Туркестане стали возникать предприятия, соз-
дающие готовую продукцию. В 1909 г. появилась швейная фабри-
ка, работающая на военное ведомство. Фабрика изготовляла в сут-
ки 4 тысячи комплектов форменного оборудования, 350—500 пар
сапог. Такой значительный выход продукции был возможен, по-
тому что на фабрике было занято около 1,5 тысячи рабочих.
407
Швейная фабрика работала в основном на привозном сырье,
а вот в 1910 г. возле Верного (Семиреченская область) появилась
первая в Туркестане сукноделательная фабрика, изготавливаю-
щая сукна и бобрик. Туркестанские швейники стали шить мун-
диры туркестанским военнослужащим из туркестанского сукна.
Стоимость оборудования фабрики оценивалась в 200 тысяч ру-
блей золотом. Стоимость выработанной продукции оценивалась
в 1914 г. в 300 тысяч рублей. На фабрике было занято 140 ра-
бочих, из них 66 процентов — представители коренного населе-
ния края.
В 1914 г. в Ташкенте началось фабричное изготовление обуви,
в том числе и местного фасона. Мастерская работала в две сме-
ны, число занятых превышало 200 человек.
До присоединения Средней Азии к России в Туркестанском
крае не было полиграфической промышленности. Железнодо-
рожное сообщение с метрополией позволило завести в край ти-
пографское оборудование в значительном количестве. В 1912 г.
насчитывалось уже 95 типолитографических машин разных ти-
пов и мощности, 9 электромоторов. Машины обслуживали
30 типографий и литографий, расположенных в областных го-
родах края. В Ташкенте находились 4 типографии и 2 литогра-
фии. Во всех типографиях и литографиях края работало около
тысячи рабочих различных специальностей, которые в год печа-
тали 81,2 миллиона газет, журналов, брошюр, бланков, приказов,
плакатов и тетрадей. Стоимость всей полиграфической продук-
ции оценивалась в 585,3 тысячи рублей.
Еще до строительства железных дорог бельгийские заводчики
собирались наладить трамвайное движение в Ташкенте, одна-
ко тогда невозможно было доставить в Туркестан трамвайные
вагоны и другое тяжелое оборудование. С появлением желез-
ных дорог электрический трамвай стал в городе реальностью. К
1914 г. в Ташкенте было построено 38 километров трамвайных
путей, вагонный парк насчитывал 197 вагонов, а ежегодный пе-
ревоз пассажиров превысил 8,5 миллиона человек. При этом
практически все улицы, по которым ходили трамваи, получили
электрическое освещение.
Производство электроэнергии в 1914 г. в крае составило
3,3 миллиона кВт • ч. Из 702 действовавших основных про-
408
мышленных предприятий 168 имели электрическое освещение
от собственных динамо-машин. К 1914 г. электроэнергии вы-
рабатывалось не так уж много, но даже при такой небольшой
по объему электрификации в промышленности края стали про-
исходить качественные изменения. Стало возможным пре-
вращение электрической энергии в механическую, то есть по-
явилась возможность применить в производстве современное
оборудование — токарные, сверлильные, шлифовальные, стро-
гальные и другие станки, которые, кстати, тоже доставлялись
поездами.
В 1914 г. в Туркестане было зарегистрировано 10 механиче-
ских мастерских (кроме железнодорожных). Это были чугунно-
меднолитейные, котельные, слесарно-механические предприя-
тия, мастерские, делающие кровати, жестяные изделия, экипажи
и др. Железо, чугун, медь мастерские получали из Донецкого бас-
сейна, Варшавы, Риги, Одессы, Москвы, свинец — из Англии,
графит — из Батума и т. д.
Стоимость продукции механических мастерских исчислялась
сотнями тысяч рублей. Мастерские выпускали даже фольгу для
чаеразвесочных заведений. Рабочие этих механических пред-
приятий, как правило, были русские.
Железные дороги
Самым большим достижением российской власти было стро-
ительство в Средней Азии двух протяженных железных дорог —
Закаспийской военной дороги, переименованной в 1899 г. в
Среднеазиатскую (общая протяженность — 2354 версты), и
Оренбургско-Ташкентской (2090 верст). Учитывая, что дороги
прокладывались через песчаные безводные и безлюдные пусты-
ни, в тяжелейших климатических условиях, при необходимости
завозить издалека не только рабочих, но и путейские материалы,
строительство двух дорог следует считать профессиональным и
человеческим подвигом. Чрезвычайно легковесно и даже неумно
выглядят утверждения авторов, которые легкомысленно утверж-
дают, будто англичане принесли в соседнюю Индию технический
прогресс, а русские ничего подобного сделать не смогли.
409
Связь с Россией осуществлялась по караванным путям, про-
легавшим в трех направлениях: через Оренбург, Западную Си-
бирь и туркменские степи. В 60—70-х гг. XIX в. главным кара-
ванным путем был путь Оренбург—Ташкент. В начале 70-х гг.
караваны из Оренбурга в Ташкент шли 90—100 дней. Наем вер-
блюда обходился в 9—12 рублей. Если учесть, что на верблюда
можно нагрузить не более 16 пудов груза, то перевозка одного
пуда груза обходилась в 56—75 копеек. Почти вдвое дороже
нужно было заплатить за перевозку того же груза из Ташкента
в Оренбург, так как в Ташкенте наем верблюдов стоил 16—
25 рублей. Из Оренбурга в Москву товары доставлялись по же-
лезной дороге. Провоз одного пуда груза по железной дороге
составлял 40—70 копеек. Таким образом, транспортировка од-
ного пуда груза из Ташкента в Москву обходилась от 1 рубля
40 копеек до 2 рублей 25 копеек.
Караваны, идущие из Ташкента в Оренбург, находились в
пути минимум три месяца, а для доставки товаров из Средней
Азии в Москву надо было потратить пять-шесть месяцев.
Кроме того, караванная транспортировка была чрезвычайно
долговременной и дорогой, она была и крайне ненадежной: то-
вары очень часто гибли в пути по разным причинам — гибли
вьючные животные, нападали степные грабители, наконец, по-
гонщики могли бросить взятый товар и нагрузить своих верблю-
дов более дорогими, то есть более выгодными поклажами.
По тем же караванным путям перевозилась почта. Почтовые
тракты находились в отвратительном состоянии, хотя на содер-
жание почтовых путей и почтовых лошадей казна ежегодно тра-
тила 740 тысяч рублей.
О необходимости провести в Средней Азию железную до-
рогу в Петербурге, Москве и других крупных городах России на-
чали говорить и писать еще в 50-х гг. XIX в. Первый проект
строительства железнодорожного пути в Туркестан был подан в
1854 г. генерал-майором Мальцевым. Естественно, он был пре-
ждевременным — в это время была построена практически пер-
вая железная дорога из Петербурга в Москву, и никто не стал
всерьез рассматривать столь экзотический проект. Но идея не
заглохла. В 60—70-х гг. XIX в. железнодорожное строительство в
России получило широчайший размах и в этих условиях, есте-
410
ственно, вновь стала популярной тема проведения железной до-
роги в Среднюю Азию. Особенно упорно (основываясь на изы-
сканиях научной экспедиции) на создание стального пути в
Туркестанский край ратовал первый туркестанский генерал-
губернатор К.П. фон Кауфман. Его оппонентами были прежде
всего мусульманские священнослужители, распускавшие прово-
кационные слухи, будто русские собираются для своих дорог
конфисковать обширные земли, в том числе в Бухарском эмира-
те. Они, кстати, натравливали дехкан на инженеров, проводив-
ших полевые изыскания.
Были и другие более серьезные оппоненты, среди них: хорошо
знавший туркестанские степи и пустыни завоеватель Ташкента
М.Г. Черняев, а также военный министр Д.А. Милютин и ми-
нистр путей сообщения Посвет. Эти высокопоставленные про-
тивники Среднеазиатской дороги выдвигали, казалось бы, се-
рьезные аргументы: во-первых, песок занесет рельсы очень
скоро и, во-вторых, дорога не окупится.
Кауфман приводил выводы экспедиции 1877—1879 гг., которая
установила, что в пустыне есть растительность и вода, и предло-
жила свои способы закрепления насыпей и сыпучих песков.
Только в 1865—1880 гг. было подано 40 проектов строитель-
ства дороги. Среди соискателей были и иностранцы, предлагав-
шие проложить стальной путь из Европы в Индию.
Проекты активно обсуждались в изданиях: «Санкт-Петер-
бургские ведомости», «Правительственный вестник», «Русская
мысль», «Вестник Европы», «Новое время», «Журнал Министер-
ства путей сообщений», «Русский инвалид», «Туркестанские ве-
домости», «Окраина», и др. В обсуждении участвовали англий-
ские, французские, итальянские, немецкие, польские и амери-
канские периодические издания. Можно говорить, что это была
глобальная проблема.
На страницах газет и журналов обсуждалось только одно на-
правление — Оренбург—Ташкент, однако судьбу Среднеазиатской
дороги и ее направление в конечном счете решили... англичане.
Они определили, в каком направлении пойдет Среднеазиатская
дорога.
К 1878 г. Англия захватила Кабул и Кандагар и готовилась
подчинить Герат и Афганский Туркестан. Это уже была чрезвы-
411
чайная ситуация. Британия угрожала российской Средней
Азии.
На многочисленных совещаниях в Военном министерстве
было решено срочно строить Закаспийскую (то есть через турк-
менские пески) железную дорогу и осуществить вторую Ахал-
Текинскую экспедицию во главе с генералом МД. Скобелевым.
Окончательное решение было принято в 1880 г.
Готовясь штурмовать туркменский укрепрайон Геок-Тепе,
МД. Скобелев предусмотрел строительство железнодорожного
пути от побережья Каспийского моря к пункту концентрации
эксплуатационных сил. Скобелеву не пришлось воспользоваться
железнодорожной веткой, он продвинулся к туркменской кре-
пости на верблюдах и лошадях раньше, чем путейцы успели уло-
жить рельсы. Строительство дороги началось в декабре 1880 г.,
а туркменская твердыня была взята штурмом 12 января 1881 г.
Однако строительство дороги продолжалось, и первые 217 верст
до Кизыл-Арвата были пройдены путейцами 20 сентября 1881 г.
Первая железная дорога в Средней Азии была проложена за
10 месяцев.
Дорогу строили военные и по-военному. Работами руководил
талантливый человек, начальник передвижения войск в отряде
М.Д Скобелева генерал Михаил Николаевич Анненков. Специ-
ально для строительства дороги был сформирован 1-й Закаспий-
ский железнодорожный батальон в составе 1080 нижних чинов,
25 офицеров, 30 инженеров и техников, нескольких военных
врачей. Порядки на строительстве были армейские, и правона-
рушения подлежали рассмотрению военного суда. Проектиров-
щиками и организаторами прокладки рельсового пути были
только русские инженеры, которые учились за границей, изуча-
ли зарубежный опыт, но до той поры строили дороги только в
Центральной России, на твердом грунте.
Очень многим весьма авторитетным людям, знакомым с при-
родными условиями Закаспийской области, задача строительства
полотна дороги в песках казалась невыполнимой. В печати то и
дело появлялись статьи, в которых идея сооружения железнодо-
рожного пути через пески Каракумы объявлялась неосущест-
вимой, химерической. Аргументы противников строительства
выглядели убедительно. Однако дорога была нужна — росло на-
412
пряжение в отношениях с Англией, грозившее перерасти в стол-
кновение в Средней Азии.
Предупреждения скептиков скоро подтвердились, проложен-
ное полотно постоянно заносило песком, ветром песок выдувал-
ся из-под шпал, песчаные бури засыпали не только пути и ва-
гоны, но насыпали завалы из песка высотой до телеграфных
проводов. Во время бури поезда двигались с черепашьей скоро-
стью и при условии, что впереди шли бригады рабочих и рас-
чищали пути.
Для борьбы с песчаными заносами были использованы раз-
личные способы. В Алжир были посланы специалисты-ботаники,
которые привезли местное растение альфу, произрастающее на
песках; на барханах за несколько сот метров от дороги высажи-
вали верблюжью колючку и саксаул. Потом придумали покры-
вать насыпь глиной, наконец, самым действенным средством
оказалось поднятие пути до высоты барханов. Вдоль дороги ста-
вили дощатые заслоны — это было очень дорого.
Рабочих набирали в центральных губерниях, а также персов
из Баку. Несмотря на то что русские рабочие получали 25—
30 рублей в месяц, многие не выдерживали и уходили. Работать
приходилось под палящим солнцем, под сильным ветром, при
нехватке воды, которую привозили издалека. Персы были более
привычными к местным условиям и работали лучше, хотя по-
лучали меньше. Общая численность рабочих порой доходила до
23 тысяч человек29.
Кроме ветра и песка врагами дороги были термиты, пожи-
равшие телеграфные столбы и шпалы.
Обязанности на строительстве распределялись следующим
образом: наемные рабочие выполняли неквалифицированные
земляные работы, а укладкой рельсов и шпал занимались чины
железнодорожного батальона, они же надзирали за земляными
работами и долгое время были экплуатационщиками.
Строителям дороги пришлось не только проложить желез-
нодорожное полотно в неимоверно трудных условиях, но и по-
строить станционные здания, складские помещения, ремонтные
мастерские. Они навели временный деревянный мост через сво-
енравную Амударью. Предполагалось, что деревянный мост
вскоре будет заменен на постоянный металлический, но он про-
413
стоял 14 лет; паводки и ледоходы разрушали мостовые быки,
однако их быстро восстанавливали. Новый мост, построенный в
1901 г., стал образцом мостостроения.
Повествуя о строительстве железных дорог в Средней Азии,
советские и постсоветские авторы в обязательном порядке встав-
ляют несколько абзацев о жестокой эксплуатации труда рабочих
«Казнокрадство, невыносимый каторжный труд — все это вы-
зывало недовольство рабочих», «Условия найма для рабочих из
местных национальностей и персов были наиболее кабальными»,
«За одинаковый труд местным рабочим выплачивалось в два-три
раза меньше, чем русским»30.
Начать с того, что труд был очень тяжелым, но вольнонаем-
ным. Военное начальство, во-вторых, делало различие между рус-
скими и местными в связи с более высокой квалификацией пер-
вых, к тому же производители работ легко общались с ними на
родном языке, местные русского не знали. Местные рабочие
были жителями близлежащих кишлаков, работали в интервалах
между сельскохозяйственными работами и не теряли связь с до-
мом, в то время как русские были оторваны от дома. Начальство
было заинтересовано в удержании на строительстве прежде все-
го русских рабочих, для чего использовались разные меры. Так,
например, для них строились дома; выдавались ссуды на обзаве-
дение хозяйством, покупку скотины и птицы; доставлялись бес-
платно самовары, книги, письменные принадлежности, корма.
В 13 пунктах дороги было открыто 18 школ-интернатов с об-
щим числом учащихся 800 мальчиков и девочек. Были постро-
ены воскресные школы для взрослых, в которых днем шли за-
нятия, а вечером устраивались танцы. Дорогу обслуживали свои
врачи и священники31.
Критики российского присутствия в Средней Азии указыва-
ют на то, что на строительстве Закаспийской военной дороги в
определенный момент к дискриминации в оплате труда рабо-
чих местных национальностей добавлялось форменное гонение
на них. «К концу завершения строительства Среднеазиатской
железной дороги, — пишет самый сведущий из авторов, В.А. Су-
воров, — генерал Куропаткин стал проводить политику «обрусе-
ния» состава работников железной дороги. Это не было слу-
чайностью»32.
414
Действительно, «это не было случайностью». Генерал от ин-
фантерии А.Н. Куропаткин стал военным министром в 1898 г.
Среднеазиатская дорога к этому времени уже была построена,
но еще находилась в ведении Военного министерства. Куропат-
кин провел значительную часть жизни в Средней Азии, хорошо
знал местные условия, местные нравы и обычаи. Во-вторых, он
знал, как относятся к поездам местные жители, которые назы-
вали их «дьявольскими повозками» (шайтан-арба) и нередко
пытались помешать их движению: подкладывали на рельсы кам-
ни, куски железа, шпалы. Но дело было не в этом.
В 1898 г. произошло так называемое Андижанское восстание,
в результате которого российские власти стали относиться к
местному мусульманскому населению с большим недоверием.
Военный министр совершенно обоснованно посчитал, что же-
лезнодорожный путь, по которому совершаются воинские пере-
возки, должен быть максимально безопасным, для чего в его
обслуживании процент представителей местных этносов должен
быть минимальным. Куропаткин требовал удалить из состава
работников дороги коренных жителей именно по этой причине,
а не ради того, чтобы «разжигать национальную рознь». Таким
глупым делом российские власти не стали бы заниматься — это
было не в их интересах.
Со всеми своими ответвлениями Среднеазиатская дорога
была завершена строительством и доведена до Ташкента к на-
чалу 1899 г. В этом году эксплуатационным обслуживанием до-
роги занимались 5529 человек, из них 4098 были рабочими
железнодорожных мастерских и грузчиками, 1285 — офицеры,
унтер-офицеры и рядовые двух железнодорожных батальонов.
В штате железной дороги состояли 21 классный чиновник,
4 священника, 10 врачей и 36 учителей. К этому году дорога
располагала 311 паровозами и 4552 вагонами, пропускная спо-
собность дороги составляла 17 пар поездов в сутки. На всем
протяжении Закаспийского пути было построено 99 станций,
96 мостов, организовано нефте- и водоснабжение, а также вве-
дено большое количество жилых помещений, мастерские, учи-
лища и т. д. Возле станций возникали поселки, жители кото-
рых — местные и русские — работали на дороге либо занимались
хлебопашеством, бахчеводством, садоводством и скотоводством.
415
К 1911 г. население, проживавшее близ дороги, составило 57 ты-
сяч человек33.
До 1887 г. дорога приносила убытки; первую прибыль до-
рога дала в 1888 г. — 31 тысячу рублей, в 1898 г. прибыль со-
ставила 2076 тысяч рублей золотом, в 1900 г. — 3 644 299 руб-
лей, а с 1900 по 1912 г. чистая прибыль выросла до 33,3 мил-
лиона рублей34.
Среднеазиатская дорога резко изменила экономическую
жизнь края. Достаточно сказать, что до проведения дороги поч-
ти весь туркестанский хлопок потреблялся на месте и лишь не-
значительная его часть вывозилась. Сразу же после сдачи дороги
в эксплуатацию (постепенно, по участкам) вывоз хлопка резко
возрос. Если в 1880 г. из Средней Азии было вывезено в Россию
300 тысяч пудов сырца, то в 1900 г. — 5 846 609 пудов (в основ-
ном из Ферганской области)35. Дорога позволила ввозить в край
промышленное оборудование для хлопкоочистительных и мас-
лобойных заводов, современных сельскохозяйственных орудий,
громоздких станков, паровых и электрических двигателей.
Прокладка железной дороги имела огромное экономическое
значение не только для края, но и послужила толчком для про-
мышленного роста России. Крупные заказы на изготовление
рельсов были размещены на заводах Европейской России. Ме-
таллические конструкции поставляли заводы: Путиловский, Но-
вороссийский, Брянский, Никополь-Мариупольский, Екатери-
нославский, Варшавский и др.
Закаспийская дорога способствовала установлению постоян-
ных торговых связей России с Ираном и Афганистаном. Русские
товары смогли конкурировать с европейскими в этих странах;
расширились связи России с Китаем, Индией, Египтом, из кото-
рого, кстати, шел немалый поток хлопка-сырца. Вывоз россий-
ских товаров через Закаспийскую область в конце 90-х гг. XIX в.
составил более 5 миллионов рублей.
Активизация перевозок по Среднеазиатской дороге способ-
ствовала увеличению судоходства по Каспийскому морю и даже
по Волге, что, в свою очередь, привело к притоку капитала в
Среднюю Азию. Укрепилось торгово-промышленное значение
таких городов, как Ашхабад, Мерв, Чарджуй, Новая Бухара (Ка-
ган), Скобелев (Фергана), Маргилан, Андижан, Коканд и др.
416
Изначально дорога строилась как военная, и в конечном ито-
ге она свою роль выполнила: укрепила стратегические позиции
России на потенциальном театре военных действий. В отноше-
нии переброски войск Россия находилась теперь в весьма вы-
годном положении. Так, для подвоза с Кавказа в Среднюю Азию
одной пехотной дивизии с артиллерией для России потребова-
лось бы две недели, а для Англии к конечному пункту железных
дорог Индии — не менее месяца.
Среднеазиатская железная дорога внесла большие изменения
в жизнь Туркестана, однако она оставалась внутренней, не свя-
занной с сетью российских дорог. Для того чтобы попасть из
России в Ташкент, нужно было доехать до Астрахани, пересечь
Каспийское море, в Красноводске сесть на поезд и двигаться по-
рой с черепашьей скоростью (если ветер нес песок из пустыни)
в центральную часть края. Такое путешествие было более удоб-
ным, чем в почтовом тарантасе, но все же не очень, учитывая
пересадки и морской переход, который не для всех был ком-
фортным. Тем не менее пассажирский поток на новой трассе
постоянно увеличивался: в 1889 г. было перевезено 213 020 пас-
сажиров, а в 1900 — 745 336, то есть в 3,5 раза больше. Пас-
сажирское движение особенно быстро росло между городами
Ташкент, Самарканд, Коканд36.
Таким образом, нужна была еще одна дорога, которая яви-
лась бы частью сети российских железных дорог. О такой до-
роге в Туркестане мечтали еще с 60-х гг. XIX в. После того как
Транссибирская магистраль прошла через Оренбург, можно
было начинать строить Оренбургско-Ташкентскую дорогу по
местам, где проходил древний караванный путь, а затем почто-
вый тракт.
Строительство началось осенью 1900 г. и велось одновремен-
но от Оренбурга и Ташкента через Илецк, Актюбинск, Каза-
линск, Перовск и Туркестан. Условия для прокладки пути были
нелегкими, но у строителей теперь был опыт. Если Среднеази-
атскую дорогу строили почти 20 лет, то Ташкентскую проложи-
ли за 5 лет — в январе 1906 г. дорога вступила в эксплуатацию;
длина ее составила 1736 верст. С этого времени значение Таш-
кента как крупного железнодорожного узла и центра обширно-
го региона значительно выросло.
16 Е.А. Глущенко 417
В период строительства Оренбургско-Ташкентской дороги было
возведено 34 станции со всеми необходимыми службами и воин-
скими казармами. Строители построили 66 разъездов (дорога была
однопутная на первых порах) с запасными путями. Пропускная
способность дороги определялась в 20 пар поездов в сутки.
К 1909 г. в Средней Азии было проложено 4452 версты экс-
плуатационных железнодорожных линий. По Ташкентской до-
роге в том же году было перевезено 141,5 миллиона пудов гру-
зов, а также 1,6 миллиона пассажиров. Валовой доход дороги
составил 19,5 миллиона рублей.
Теперь Туркестан перестал быть островом, далекой азиатской
окраиной. Светские дамы, каких немало было в Ташкенте, мог-
ли взять билет и запросто отправиться в Москву или Петербург,
чтобы послушать заморскую знаменитость, дающую гастроли в
столицах. Ездили на премьеры столичных театров, ездили пого-
стить у друзей — и все это стало в порядке вещей.
Средняя Азия приблизилась к Центральной России, а значит,
и к Европе не только на бытовом уровне: резко сократилось вре-
мя пребывания грузов в пути. Так, грузы малой скоростью от
Самарканда до Москвы поступали за 18—20 суток со стоимо-
стью перевозки за пуд около 1,5 рубля.
Среднеазиатская и Оренбургско-Ташкентская дороги завер-
шили на этот раз экономическое присоединение Средней Азии
к России, включив регион в общероссийский рынок37.
Выполнив эту великую миссию, сами дороги стали для края
самостоятельной мощной отраслью хозяйства, по выражению
Маркса «транспортной промышленностью»38.
Обе железные дороги располагали прекрасно оснащенными
современным оборудованием мастерскими, способными прово-
дить как текущий, так и капитальный ремонт подвижного со-
става. Самые большие Ташкентские мастерские были в состо-
янии в 1914 г. капитально отремонтировать ПО паровозов и
893 вагона — это было крупное машинное предприятие.
Мастерские имели более девяти цехов различного назначения;
общая площадь мастерских — 17,8 десятины. В оборудование
мастерских входила паровая машина мощностью 120 л. с., про-
катный стан, электродвигатель на 171 л. с., электроаккумулятор
на 18 л. с., разные станки. Мастерские имели подземный нефте-
418
провод протяженностью 38 верст. Общая стоимость оборудова-
ния мастерских в 1914 г. превысила 7,8 миллиона рублей, а при-
быль в том же году составила 2014 тысяч рублей и была
перечислена в бюджет Министерства путей сообщений.
В 1916 г. в Ташкентских мастерских было занято 890 посто-
янных и 300 временных рабочих, при этом в деревообделочном
цехе работали в основном представители коренных этносов —
70 процентов.
Красноводские и Кизыл-Арватские мастерские были меньше
Ташкентских, но также были очень хорошо оборудованы маши-
нами и механизмами и были способны основательно ремонти-
ровать в год до 100 паровозов и несколько сотен вагонов. В этих
мастерских на постоянной и временной основе работало не-
сколько тысяч рабочих — половина местные. Всего на железно-
дорожных линиях Средней Азии, включая и железнодорожные
мастерские, в 1914 г. было занято 36,8 тысячи человек, из них
около 26 процентов составляли лица коренных этносов.
К 1917 г. железные дороги Средней Азии стали как бы само-
стоятельной, очень авторитетной державой, которая всем была
нужна, от которой зависело благосостояние многих. Работать на
эту державу было чрезвычайно престижно. Начиная с 1885 по
1912 г. казна только за счет эксплуатации Среднеазиатской же-
лезной дороги получила валовой доход на сумму свыше 290 мил-
лионов рублей. С 1906 по 1912 г. валовой доход от эксплуатации
Ташкентской дороги составил около 172 миллионов рублей39.
Ежегодно железные дороги края перевозили сотни миллионов
пудов разнообразнейших грузов. В 1881 — 1916 гг. в Средней
Азии по железным дорогам было перевезено около 6137 мил-
лионов пудов грузов. Из этого количества ввоз грузов из России
составил 4409 миллионов пудов, а вывоз — 614,7 миллиона пу-
дов, внутренние перевозки — около 1112,7 миллиона пудов. Та-
ким образом, ввоз был почти в пять раз больше вывоза из Сред-
ней Азии. Для того чтобы перевезти из России 4,4 миллиарда
пудов различных грузов в Среднюю Азию колесно-гужевым или
вьючным транспортом (от Оренбурга до Ташкента), потребова-
лось бы не менее 320 лет.
Вот какое чудо сотворили за короткий срок две железные до-
роги с их ответвлениями в Средней Азии.
419
Железные дороги проложили пути притока в край больших
капиталов. Значительные капиталы устремились прежде всего в
хлопководство и хлопкоочистку, в основной промысел края.
Примечания
1 Масальский В.И. Туркестанский край // Россия: Полное географи-
ческое описание отечества. СПб., 1913. С. 508.
2 Бутенев К. Заводское дело Бухарин // Горный журнал. Кн. XI. Т. IV.
СПб., 1842. С. 25.
3 Иванин М.И. Хива и река Амударья. СПб., 1873. С. 31.
4 Терентьев М.А. Статистические очерки Среднеазиатской России.
СПб., 1872. С. 37.
5 Кушаневич А.А. Ходжентский уезд // Материалы для статистики
Туркестанского края. Вып. 2. СПб., 1872. С. 89.
6 См., напр.: П анту сов Н. Материал для статистики по Ташкенту. Таш-
кент, 1873.
7 Масальский В.И. Указ. соч. С. 533.
8 Аященко П.И. История народного хозяйства СССР. Т. I. М., 1947.
С. 535.
9 Бунаков Е.В. К вопросу о сношениях России со среднеазиатскими хан-
ствами в XIX в. // Советское востоковедение. Т. II. М; Л., 1941. С. 14—18.
10 Аященко П.И. Указ. соч. С. 610.
11 Шипов А.П. Хлопчатобумажная промышленность и важность ее зна-
чения для России. М., 1858. С. 49—50.
12 Материалы по истории Узбекистана. Ташкент, 1973. С. 51.
13 Федоров М.П. Хлопководство в Средней Азии. СПб., 1898. С. 100.
14 ГА РФ. 1918. On. 1. Д. 627. Л. 158.
15 Социально-экономическое и политическое положение Узбекистана
накануне Октября. Ташкент, 1973. С. 30.
16 Оглоблин В.Н. Промышленность и торговля Туркестана. М., 1914.
С. И.
г Там же. С. 16.
18 Социально-экономическое и политическое положение... С. 31.
19 Оглоблин В.Н. Указ. соч. С. 5.
20 Материалы Центрального хлопкового комитета. М., 1915. С. 3.
21 Суворов В.А. Историко-экономический очерк развития Туркестана.
Ташкент, 1962. С. 35, 71.
22 Там же. С. 74.
23 Там же. С. 43.
24 Оглоблин В.Н. Указ. соч. С. 8.
25 Суворов В.А. Указ. соч. С. 71.
26 Там же. С. 74.
27 Социально-экономическое и политическое положение... С. 41.
28 Там же. С. 42.
420
29 Суворов В.А. Указ. соч. С. 78.
30 Дмитриев-Мамонов А.И. Путеводитель по Туркестану и Среднеази-
атской железной дороге. СПб., 1903. С. 159, 165, 166, 170.
31 Суворов В.А. Указ. соч. С. 23; Социально-экономическое и политиче-
ское положение Узбекистана... С. 71; Исхаков Ф. Национальная политика
царизма в Туркестане (1867—1917). Ташкент, 1997. С. 82.
32 Дмитриев-Мамонов А.И. Указ. соч. С. 209—211.
33 Суворов В.А. Указ. соч. С. 25.
34 Там же.
35 Там же. С. 28.
36 /Дмитриев-Мамонов А.И. Указ. соч. С. 127.
37 Социально-экономическое и политическое положение Узбекистана...
С. 69.
38 Маркс К. Теория прибавочной стоимости. М., 1954. Ч. I. С. 397.
39 Суворов В.А. Указ. соч. С. 31, 32, 34, 51, 52.
ВСТРЕЧА КУЛЬТУР
Российская империя образовалась в ходе постепенного рас-
ширения Московского царства на запад и восток. Движение на
запад было относительно медленным и ограниченным, посколь-
ку встречало сопротивление сильных соседей, которые до XVIII в.
сами осуществляли экспансию на восток. Движение России на
восток стало стремительным после падения Казанского и Астра-
ханских ханств и остановилось только на естественных рубежах:
Тихий океан и Памир. Создание огромной евразийской импе-
рии по-разному отразилось на вошедших в нее этносов, то есть
более или менее благоприятно, в некоторых случаях действи-
тельно оказалось, что вхождение в ее состав, несмотря на одиоз-
ность советского официального термина, было «меньшим злом»
для иных народов, которым в противном случае грозило пого-
ловное уничтожение (Грузия, Армения, может быть, погранич-
ные с Китаем народности). При этом некоторые исследователи
полагают, что стремительное разрастание империи отрицатель-
но повлияло на судьбу русского народа.
Ход их мысли таков: если представить чисто умозрительно в
реальности не существовавшую возможность наличия государств
волжских татар и независимого Московского государства с от-
носительно стабильной и мирной границей между ними, то по-
следнее осталось бы более или менее мононациональным и сво-
421
бодным от этнических противоречий. Энергия русского народа
была бы употреблена не на экспансивную колонизацию огром-
ных пространств, а на интенсивное освоение собственных зе-
мель. В этом случае и экономическое, и, следовательно, социаль-
ное и политическое развитие России шло бы более быстрыми
темпами, а вероятность избежать революции масштаба 1917 г.
была бы большей.
Речь, таким образом, идет о небольшом восточноевропейском
государстве, граничившем на западе с достаточно агрессивными
соседями, которые вряд ли смогли бы избежать искушения по-
глотить малогабаритную страну. А ведь огромная территория
России (Советского Союза) не в последнюю очередь позволила
ей (ему) остановить и сокрушить очень сильного врага — фа-
шистскую Германию. Нам было куда отступать, куда эвакуиро-
вать заводы и фабрики. Германия была сильна, но не настолько,
чтобы проглотить столь огромный кусок. А обилие природных
ресурсов, которое снова и снова позволяет России возрождаться
из пепла, как птице феникс?! Маленькая Россия недолго про-
держалась бы на географической карте.
Включение в состав Российской империи территорий с ино-
язычным населением каждый раз ставило перед властью пробле-
му включения его в общую правовую и административную систе-
му. Как правило, этот процесс шел постепенно и к февралю 1917 г.
был далек от завершения. Финляндии удалось сохранить свою тер-
риториальную автономию. В Польше, утратившей после 1864 г.
свою автономию, сохранились основанные на кодексе Наполеона
принципы уголовного и гражданского права. Некоторые нормы
румынского права действовали в Измаильском уезде Бессарабии.
Степной край (Казахстан) и Туркестан (Средняя Азия) составляли
отдельные генерал-губернаторства, в которых гражданская адми-
нистрация формировалась чинами военного ведомства, которому
и была подотчетна, а в местном управлении и суде сохранялись
элементы, оставшиеся от времен, предшествовавших российскому
завоеванию.
Формально российское законодательство почти не знало право-
вых ограничений по национальному или конфессиональному при-
знаку. Законами были ограничены в правах евреи (в некоторых
правах — независимо от вероисповедования), а с 1864 г. поляки-
422
католики. С этого года в Польше начала проводиться политика
откровенной русификации. При этом «инородец» (в юридическом
и в бытовом значении слова) мог, и не переходя в православие,
пользоваться всеми правами государственной службы и сословны-
ми привилегиями, если проявлял готовность честно служить им-
перии и Императору. Это касалось и мусульман.
С мусульманским миром Русь соприкасалась, взаимодейство-
вала и сталкивалась с первых лет своего существования. В этих
отношениях в единой и нераздельной совокупности сочетались
экономические и геополитические интересы, потребности и
проблемы внутренней и внешней политики.
Веротерпимость, и в том числе терпимость к исламу и его
служителям, не всегда была характерна для российской полити-
ческой практики. После взятия Казани и Астрахани царь Иван
Грозный целенаправленно разрушал мусульманские храмы и
уничтожал мусульманских священнослужителей.
Развитие России в XVI—XIX вв. имело следствием резкое рас-
ширение границ страны на юг и восток, а значит, и включение
в ее состав обширных территорий с компактно проживающим
мусульманским населением (Поволжье, Крым, Кавказ, Турке-
стан). К концу XIX в. 14-миллионная мусульманская община
сделалась второй после исповедовавших православие. Значение
исламского фактора в жизни страны в то время особенно воз-
росло в связи с тем, что подавляющая масса тюркоязычного
населения России (более 12 миллионов человек) понятие «на-
циональное» и «религиозное» воспринимала, по словам выда-
ющегося отечественного исламоведа академика В.В. Бартольда,
«тождественно», то есть идентично1. В большинстве своем рос-
сийские мусульмане были последователями крупнейшего ислам-
ского течения (толка) — суннизма, и лишь в исламской общине
Закавказья численно превосходили приверженцы другого значи-
тельно толка — шиизма.
Следует особо отметить, что, исследуя процесс соприкосно-
вения России с исламом, речь идет о специфическом самодо-
статочном целом — мусульманским миром. Его следует воспри-
нимать как особый, стремящийся сохранить свою гомогенность
историко-культурный феномен, который со времени рождения
в VII в. стал важным фактором в мировой политике. Следует
423
помнить, что ислам, по сути, — это не просто религия, а всеобъ-
емлющая и всепроникающая совокупность правил и ценностей,
определяющих весь образ бытия последователей вероучения,
основанного пророком Мухаммедом.
Отношение к исламу на Руси в XVI—XVII вв. не было опреде-
ленным и тем более регламентированным. Не запрещали, но и
не одобряли. Официально веротерпимость в отношении мусуль-
ман была провозглашена манифестом Екатерины II. Включая
Крым в состав Российской империи, Императрица Екатерина II
в манифесте 8 апреля 1783 г. обещала мусульманам Тавриды
«охранять и защищать их лица, имущество, храмы и природную
веру, коей свободное отправление со всеми законными обрядами
пребудет неприкосновенной»2. Так началась эпоха официальной
терпимости по отношению к исламу на просторах Российской
империи.
В первые годы присоединения Средней Азии к России россий-
ское правительство не имело четкого представления о взаимоот-
ношениях с мусульманским духовенством, которое, в отличие от
декхан и торгового сословия, отнеслось к вторжению в Туркестан
русских войск и русской администрации крайне негативно. Имен-
но мусульманские священнослужители бывали организаторами
вооруженного сопротивления незваным пришельцам. В отличие
от земледельцев и торговцев они имели четкую идеологизирован-
ную позицию в отношении чужеземного вторжения. С первых лет
русского присутствия в Средней Азии многочисленное мусуль-
манское духовенство составило стихийную, но осознанно стойкую
оппозицию новой чужеземной власти.
Исходя из этого положения, оренбургский генерал-губернатор
Н. Крыжановский, которому подчинялись новозавоеванные сред-
неазиатские земли, советовал правительству всячески ограни-
чивать исламское духовенство, подрывать его влияние в народе,
указывая, что именно оно является основным генератором анти-
русских настроений в среде коренного населения Туркестана.
Иной точки зрения придерживался губернатор созданной в
1865 г. Туркестанской области М.Г. Черняев, призывавший к со-
трудничеству с мусульманским клиром, с тем чтобы сблизить его
с российской системой государственного управления. После взя-
тия Ташкента летом 1865 г. Черняев весьма либерально отнесся
424
к мусульманскому духовенству, сохранил его основные привиле-
гии и его влияние, но отменил только самые одиозные обычаи,
прежде всего жестокие приговоры шариатского суда (членовре-
дительство, побивание камнями осужденных и т. п.).
После того как Черняев был отстранен от должности за на-
рушения служебной этики и правил субординации, на должность
туркестанского губернатора был назначен генерал-майор Д.И. Ро-
мановский, который отнюдь не благоволил к мусульманским свя-
щеннослужителям и вскоре испортил отношения с ними. Ро-
мановский (не без совета из Петербурга) пытался внедрить в
регионе выборные судебные органы — мехкеме, ранее учреждав-
шиеся на Кавказе. Эта новация должна была подорвать авторитет
мусульманского духовенства, поскольку мехкеме возглавлялись
русскими чиновниками, а из трех его членов только один мог быть
исламским духовным лицом. Поэтому мусульманское духовенство
сделало все, чтобы дискредитировать эти судебные органы, а за-
одно и начальника губернии. В Петербург пошли жалобы на весь-
ма толкового и гуманного генерала Романовского.
Первый генерал-губернатор Туркестанского края Константин
Петрович фон Кауфман, вступивший в должность в 1867 г., в
своей религиозной политике старался учитывать как позитив-
ный, так и негативный опыт своих предшественников. 22 янва-
ря 1868 г. он встретился с депутацией мусульманского духовен-
ства и произнес речь, содержавшую программу строительства
отношений российских властей с исламским клиром. Он обещал
последнему не вмешиваться в религиозную жизнь мусульман, но
требовал от священнослужителей лояльного отношения к Рос-
сийскому государству и его порядкам.
Кауфман первым сформулировал принципы отношения госу-
дарства к исламу в Туркестане. Они легли в основу проводимой
им политики невмешательства во внутренние дела мусульман-
ского общества и игнорирования его духовенства как силы чуж-
дой интересам России в Средней Азии. Кауфман надеялся, что в
результате такой политики мусульманские священнослужители
быстро утратят авторитет и влияние среди «туземного» населе-
ния, которое быстро станет приобщаться к русской цивилиза-
ции. Надежды эти не оправдались ни при Кауфмане, ни при его
преемниках.
425
Все годы управления краем Кауфман стремился преодолеть
скрытную, но от этого не менее эффективную враждебную дея-
тельность мусульманских законоучителей. Делались попытки как
ослабить их влияние на умонастроения с помощью администра-
тивных мер (земельная реформа), так и привлечь на сторону
новой власти: реставрировать мечети и медресе, имевшие исто-
рическую ценность памятников; однако победить их глухую, глу-
бокую враждебность никогда не удавалось. Методично и не-
устанно в мечетях и коранических школах они проповедовали
идеи религиозной войны против неверных. Русской администра-
ции это было хорошо известно. Но этого мало: к антироссийской
пропаганде местных священнослужителей добавилась не менее
враждебная проповедь приезжавших из России татарских му-
сульманских деятелей, которые «работали» главным образом в
среде кочевого населения. В отчете генерал-губернатора Турке-
стана читаем: «...Наиболее важным результатом татарского пере-
селения в степь можно считать заселение городов и станиц Се-
миреченской области, в особенности городов, где татары вместе
с немногочисленными сартами составляют более 25% населе-
ния... Татарские муллы стремятся создать себе как можно более
прочную иерархическую роль в кочевьях... их лучшее средство к
умножению выгод состоит в увеличении числа степных мечетей,
управляющих духовным воспитанием паствы под фанатичным
руководством»3.
То были сильные конкуренты, то была реальная угроза. Что
можно было им противопоставить? В окружении Кауфмана было
немало сторонников наступательного православного миссионер-
ства (Остроумов, например), однако начальник края категори-
чески не соглашался с ними. У него был свой взгляд: внедрение
основ христианской цивилизации, но без миссионерства; ника-
кой конкуренции исламу, чтобы не подогревать мусульманский
фанатизм. Православные и другие христианские священники
служили только в новых русских городах, и даже на запрос об
основании Туркестанской епархии Кауфман ответил отказом.
Запрет на миссионерскую деятельность, однако, должен был, по
его мнению, распространяться на все концессии, и мусульман-
ство не могло быть исключением. А потому «в первый же год
моего управления генерал-губернаторством, — написано в от-
426
чете, — я удалил мулл, присланных из Уфы, по распоряжению
тамошнего главного муфтия, отменил все начатые до меня офи-
циальные сношения наших властей с мусульманскими учрежде-
ниями и устранился, даже отступив для того от буквы Времен-
ного положения 1867 г., — от признания и утверждения новых
вакуфных пожертвований»4.
Справедливости ради надо сказать, что татары, знавшие мест-
ные языки и обычаи, оказывали русской администрации неоце-
нимые услуги как переводчики и посредники, потому что на
первых порах русские офицеры и чиновники местных языков не
знали.
* * *
Признав ислам как законно существующую в стране конфес-
сию, власти были вынуждены учитывать особенности догматов
«магометанской веры» и отправления мусульманского культа.
Это заставило их организовывать особый, с использованием Ко-
рана, порядок принесения воинской и судебной присяги, предо-
ставлять «магометанам», работающим в промышленности, на
стройках и в казенных учреждениях, время для ежедневной пя-
тикратной молитвы, способствовать организации паломничества
к святым местам ислама.
Это были необходимые условия для создания мирной обста-
новки в мусульманских районах, вошедших в состав империи.
Однако у создателей империи была и более масштабная цель —
максимально интегрировать русскоподданных мусульман в «еди-
ное государственное тело». Ничего оригинального в этом стрем-
лении не было — о том же пеклись, видимо, все имперские
владыки на Западе и Востоке. Совсем чужеродные элементы
дестабилизировали любое многонациональное и многоконфес-
сиональное государство. На практике, однако, налаживая отно-
шения с мусульманством, власти России столкнулись с нераз-
решимой задачей. Мусульманский мир России в XVIII в., в XIX в.
и в начале XX в. (впрочем, и через сто лет) был в основном по-
слушен и лоялен по отношению к государству, но он никогда не
желал расставаться с конфессиональной самобытностью своей
жизни, которую ислам регламентирует всесторонне. Российские
427
мусульмане могли временами испытывать достаточно сильное
наружное давление, иногда в ответ на такое давление мимикри-
ровать, внешне охотно соглашаться с начальством, но они упря-
мо сохраняли традиционные устои миропонимания и повсе-
дневного существования. Какое-то время казалось, что имперская
власть нащупала оптимальный путь внедрения «русских начал»
в мусульманскую среду — влияние через школу, основанную на
базе русских программ обучения и с преподаванием на русском
языке. Однако в конце XIX в. мусульманскую интеллигенцию
увлекла идея создания «новометодных» школ, в которых обуче-
ние велось на национальном «материнском» языке. При этом
те же люди, которые ратовали и устраивали «новометодные»
школы, были сторонниками обучения и русскому языку и были
вполне лояльны по отношению к России, но категорически не
желали растворения своего мусульманского мира в «российской
имперской общности», ревниво оберегая свою конфессиональ-
ную идентичность.
Идея «слияния мусульманства с российской общностью» была
скорее мечтой. Ее лелеяли в миссионерских кругах официально-
го православия, о ней писали и говорили влиятельные сановники
и известные публицисты, но в действительности мало что меня-
лось — мусульмане не хотели идти ни на какие уступки.
В большинстве своем государственные мужи и крупные чи-
новники России конца XIX и начала XX в. были прагматиками и
мыслили вполне реалистично. Они, как правило, сознавали, что
возрастающая масса последователей «магометанского закона»
сохранила и будет сохранять впредь свой «закон» и изменить
что-либо в деле «ослабления ислама» практически невозможно.
Наиболее толковые русские чиновники и офицеры, чаще все-
го жандармы, сознавали, что действовать по отношению к исла-
му надо крайне «осторожно» и «деликатно», а лучше всего — во-
обще его «не трогать»5.
И тем не менее отношение к мусульманству, особенно после
вхождения во второй половине XIX в. в состав империи очень
большого исламского региона — Туркестана, в высших сферах
России менялось и колебалось в зависимости от внутри- и внеш-
неполитической конъюнктуры. У нас есть возможность благо-
даря трудам современных востоковедов (Д.Ю. Арапова, Е.И. Ла-
428
рина, Д.В. Васильева и др.) представить здесь мнение столпов
российской государственности, таких как С.Ю. Витте, ДС. Си-
нягин,. Д.А. Милютин, П.А. Столыпин, и менее знаменитых де-
ятелей имперской России. Считаю нужным напомнить, что в те
последние пятьдесят лет, что Туркестан находился в составе им-
перии, обстановка внутри и вокруг страны быстро менялась.
В конце 60-х гг. К.П. фон Кауфман, как известно, провозгласил
политику игнорирования ислама со стороны новых российских
властей: власть не вмешивается во внутренние дела мусульманской
общины и не допускает на территорию края христианских мис-
сионеров, но по возможности (негласно) стремится ослабить вли-
яние на простой народ со стороны мусульманских авторитетов.
С этой целью, например, решением генерал-губернатора в Тур-
кестане была введена выборность судей — казиев, и не только из
числа мусульманских законоведов, как это было принято в хан-
ские времена, но и вполне светских людей. Уже цитированный на
этих страницах ЮД. Южаков писал: «Так как казием мог быть
только основательно знающий шариат и его толкователей, то они
(казии. — Е. Г.) все были до фанатизма проникнуты духом шариа-
та и имели на народ громадное влияние. Они проводили в народ
дух мусульманской замкнутости, нетерпимости и, конечно, по-
корные шариату, не могли внушать народу духа подчинения рус-
скому владычеству, примирения с нашими порядками и требова-
ниями, — и потому, несомненно, были вредны и опасны нашим
интересам»6. Вот так, не впрямую предпочитала действовать рос-
сийская администрация.
Другие настроения бытовали в центре, в среде высшего пра-
вославного духовенства, там превалировала нетерпимость к «му-
сульманской экспансии».
В 1876 г. на имя директора Департамента духовных дел ино-
странных исповедований МВД графа Э.К. Сиверса поступило
письмо от архиепископа Антония, основателя миссионерского
православного братства Святого Гурия в Казани, которое было
названо в честь первого русского митрополита Среднего Повол-
жья в XVI в. Архиепископ Антоний хотел бы видеть в лице го-
сударства столь же верного и жесткого союзника, каким оно
было в эпоху церковных реформ патриарха Никона в XVII в. В
деле распространения православной веры, по мнению Антония,
429
не могло проявляться никакого либерализма в стиле судебных
реформ, но гораздо уместнее были бы меры «административные,
силовые». Речь шла прежде всего о мусульманских проповедни-
ках («совратителях»), которые агитировали среди крещеных жи-
телей Поволжья и принуждали их к переходу в мусульманство.
Антоний требовал преследовать «совратителей» в администра-
тивном порядке, вплоть до высылки в Туруханский край.
Весьма характерен ответ крупного государственного админи-
стратора графа Сиверса, который отвечает воинственному ар-
хиепископу: «...Я позволю себе думать, что административные
меры в данном случае малоприменимы; они повредили бы толь-
ко отношениям миссионерства к населению и еще более осла-
били бы действие проповеди на религиозное чувство... Прави-
тельство, в виде многочисленности мусульманского населения,
обитающего как в восточных окраинах империи, так и в со-
предельных с нами странах, и по другим соображениям должно
обнаруживать некоторую воздержанность относительно приме-
нения карательных мер к делам веры»7.
Таким был подход государственно мыслящего деятеля, созна-
вавшего, что «карательные меры», за которые ратовал церковник
с менталитетом XVII в., могли быть только пагубными и разру-
шительными.
Или вот мнение крупного русского чиновника, но нерусского
по рождению, убежденного мусульманина, в то же время пре-
данного своему Императору. Генерал от кавалерии, кавалер мно-
гих российских орденов Султан Хаджи Губайдулла Джангир-оглы
Чингис-хан, настоящий потомок «мирозавоевателя» Чингисха-
на, но теперь на русской службе, что было делом обычным для
местной мусульманской аристократии, приравненной к россий-
скому дворянству, был участником разработки Положения об
управлении духовными делами киргизов в областях Степного
генерал-губернаторства в 1885 г. По этому документу мусуль-
манские духовные лица в Степном крае выбирались только из
числа киргизов, доступ в их среду представителей татарской
диаспоры всячески пресекался, они лишались каких-либо прав
и привилегий, казенного жалованья, обязаны были платить по-
дати наравне со всеми остальными жителями. Потомок Чингис-
хана не мог не выразить своего отношения к документу.
430
«Мне кажется, — пишет Султан Чингис-хан, — что искать
духовную сторону в степных наших окраинах не политично. Если
наши окраины до сих пор верны и спокойны, то единственно
потому, что до сих пор наше Правительство не затрагивало сво-
боду туземцев в их религиозной и бытовой жизни...
Если только туземцы почувствуют малейшую реформу, кло-
нящуюся к стеснению их религиозной или бытовой жизни, —
дело проиграно, и десятки тысяч штыков не восстановят спо-
койствие, и Правительство потеряет внутреннее расположение
туземцев... Среднеазиатские народы охотно принимают поддан-
ство России только потому, что до сих пор политика Правитель-
ства нашего прямо держалась того, что Вы указываете в своей
записке (увеличение размеров Степного генерал-губернатор-
ства. — Е. Г.) и что хотят нарушить наши реформаторы в своих
нескончаемых проектах. Эти наши Бисмарки не понимают того,
что из туземцев можно веревку вить — только не трогай его
веры, его обычаев, его обычного порядка жизни».
Далее генерал Чингис-хан рассуждает о роли и месте духо-
венства (мусульманских священнослужителей) в жизни совре-
менных ему жителей Средней Азии.
«Мне кажется, что нельзя пренебрегать духовенством и тем
более стараться низвести его к нулю. Меры в этом направлении
поставят духовенство в положение враждебное русской поли-
тике и тем самым усилят их тайную пропаганду и противодей-
ствие целям Правительства. Духовенство, как и везде, преследу-
ет более эгоистические, личные цели, и потому, сохранив за ним
их права, мы будем иметь в лице духовенства надежных при-
верженцев»8.
Это было явное заблуждение. Российская власть весьма ло-
яльно относилась к мусульманским священнослужителям — даже
восстанавливала древние памятники мусульманского зодчества,
строила новые медресе, сохранила в основном за мусульмански-
ми священнослужителями и законоучителями их вакуфы и тем
не менее «любви» с их стороны не заслужила. Скрытые за по-
казной покорностью и смирением в среде священнослужителей,
не иссякали вражда и ненависть к пришельцам, которые самим
своим присутствием и своими действиями в экономике и по-
вседневной жизни разрушали извечные устои жизни мусульман-
431
ского общества и авторитет его охранителей, то есть всех этих
мулл, ишанов, дервишей.
Так, до поры до времени в высоких сферах российского чи-
новничества шла довольно вялая дискуссия об отношении к ис-
ламу и его служителям, но вот 18 мая 1898 г. случилось событие
чрезвычайное: на рассвете того дня толпа религиозных фанати-
ков (около 2 тысяч человек), предводительствуемая неким иша-
ком, напала на спящих в казарме на окраине Андижана русских
солдат и убила 22 человека. Благодаря расторопности и энергии
находившегося в казарме унтер-офицера нападение было отби-
то с потерями среди нападавших. Такого давно не случалось в
спокойном Туркестанском крае.
Андижанский мятеж совпал по времени с появлением в крае
нового генерал-губернатора генерала от инфантерии Сергея Ми-
хайловича Духовского. Духовской был опытным администратором
(до назначения в Туркестан служил генерал-губернатором При-
амурья), тем не менее андижанская резня, случившаяся через пол-
тора месяца после его назначения на новую должность, произвела
на него сильное впечатление, и он, как это бывает с начальника-
ми-новичками, решает действовать без промедления. Он старает-
ся осмыслить ситуацию, предпринимает ряд мер и о своих вы-
водах и сделанных шагах докладывает самому Императору. В
начале доклада сообщается неутешительный вывод:
«В течение трех с половиной веков русская власть не переста-
ет вливать в покоренные мусульманские народы свои гуманные
порядки, между тем и ныне приходится сознаться, что, несмотря
на кажущуюся их полную покорность, позывы среди мусульман
к восстаниям, подобным андижанским, возможны и в будущем...
Под влиянием поверхностных впечатлений некоторые учреж-
дения к наружному выражению спокойствия в крае ошибочно
присоединяют убеждение, будто душа мусульманина уже нами
покорена... Азиатская лесть принимается за чистую монету, а
страх перед нашей силой — за чистосердечную преданность. Та-
кая ошибка весьма часто отражается на решениях по разным
представлениям, исходящим из Туркестана, и влияет на задер-
жание, иногда даже на совершенное отклонение самых благо-
детельных ходатайств местной власти» (читай: «в центре благо-
душествуют, а на местах приходится отдуваться!»).
432
Далее Духовской характеризует обстановку в Туркестанском
крае, справедливо отмечая, что наиболее непримиримые про-
тивники российской власти — это суфийские ордена, объедине-
ния фанатиков, убежденных в своей правоте, что не могло не
влиять на умонастроения масс, среди которых они вели анти-
российскую пропаганду.
«Вместе с тем, — продолжает автор доклада, — русская адми-
нистрация имеет в своем распоряжении самые ничтожные сред-
ства для культурной борьбы с мусульманством, для ослабления
того вредного влияния, которое оказывают на внутренний быт
туземного населения и направление его умов мусульманские
школы, казн, ишаны и проч.
Достаточно сказать, что на 119 русских учебных заведений
разных наименований в Сырдарьинской, Ферганской и Самар-
кандской областях приходится 5246 мусульманских училищ; а
на шесть православных храмов в Ферганской области приходит-
ся 6134 мечети...
Вышеизложенное приводит к следующим выводам:
1. Ислам, в настоящем виде и силе, будучи учением крайне
инертным и, безусловно, враждебным христианской культуре,
исключает всякую возможность полного нравственного ассими-
лирования с нами наших нынешних подданных мусульман. Чи-
стый мусульманин, крепко верующий в букву Корана и шариа-
та, не может быть искренним, верным другом христианина...
2. Суфизм во многих отношениях представляется для нас наи-
более вредным и потому требует за собой наиболее строго над-
зора...
4. Дальнейшее игнорирование мусульманства представляется
не только нежелательным, но и невозможным...
5. ...Туркестанские туземцы, в течение многих веков привык-
шие к необузданному самовластию их бывших правителей...
привыкли уважать грубую силу. Все проявления гуманности,
произносимые ими в речах и адресах, с которыми они в разных
случаях обращаются к русскому начальству, за глазами послед-
него трактуются ими как недальновидность и слабость этого
начальства, не умеющего пользоваться прерогативами этой
власти...»
433
Духовской уповает на широкое распространение в крае пра-
вильно организованного русского образования, что — он это со-
знает — потребует «долговременных, умелых и настойчивых ста-
раний».
«Ислам для темных и пылких воображением азиатов столь
силен, — продолжает автор, — что на быстрый перелом и, осо-
бенно, на поколения, выросшие под обаянием нынешней его
силы, было бы напрасно рассчитывать. Недавно даже в Ташкен-
те были фанатики, кои, из принципа не осквернять себя, никог-
да не посещали смежную, русскую часть города.
10. Опыт показывает, что ни в чем туземцы не прибегают к нам
столь охотно и искренно, как в деле лечения от болезней. Гуман-
ное обхождение с больными, успешное излечение тяжелобольных,
искусные операции вроде снятия с глаз катаракты, сращение пе-
реломов ног и рук производят на них впечатление магическое.
К большому сожалению, наши медицинские средства скудны до
крайности... Лучше всего действуют женщины — врачи и фельд-
шерицы, уровень подготовки которых, как известно, много выше
простых фельдшеров. Женщины-врачи и фельдшерицы проника-
ют в укромнейшие уголки семейной жизни туземцев, недоступ-
ные мужчине, и особенно ценится их помощь при трудных родах.
Эти труженицы и ныне оказываются авангардом воздействия на-
шего на мусульманскую женщину и семью...
12. Засим представляется целый ряд мер, вроде: изучение ли-
цами нашей администрации местного языка и внутренней му-
сульманской жизни, ослабление роли переводчиков (татар. —
Е. Г.) и постепенное введение русского языка в официальных
сношениях (этого не было в 1899 г. — Е. Г.), постепенное под-
чинение мусульман общим государственным и судебным учреж-
дениям, а в Туркестане еще развитие и укрепление русской ко-
лонизации...»
Далее С.М. Духовской сообщает, что он уже успел сделать или
собирается сделать:
«1. Ввиду оказавшегося весьма недостаточного знакомства
большинства лиц нашей местной администрации с исламом, по
моему распоряжению, предпринято периодическое издание
434
«Сборник материалов по мусульманству» (наконец-то, спустя
30 лет после завоевания края. — Е. Г.), первый том которого при
сем прилагается. (Надо сказать, что это был сборник статей об
основах ислама как действующей конфессии. — Е. Г.)
2. Предписано, чтобы на непосредственно соприкасающиеся
с народом низшие административные должности избирались
преимущественно лица, знающие туземный язык. Указано, что
через некоторое время и на должность туземной администрации
будут допускаться лишь лица, знающие русский язык, и реко-
мендовано обязанности переводчиков возлагать по возможности
на лиц русского происхождения...
3. Ввиду замедления в высших инстанциях представлений
моего предместника (А.Б. Вревский (1889—1898). — Е. Г.) и моих
об увеличении числа местных участковых приставов (армейский
офицер, исполняющий полицейские функции. — Е. Г.), мною
временно откомандировано из строевых войск до 25 офицеров
в подобные должности. К сожалению, один пристав приходится
иногда на сотню тысяч населения...»
Далее автор сообщает о проведенной им полной переписи
всех мусульманских учреждений и мусульманских священно- и
законоучителей с указанием их местожительства.
«6. Ишанам (главам суфийских орденов. — Е. Г.) воспрещены
поездки для вербовки мюридов (последователей. — Е. Г.) и сбор
средств в их пользу...»
Генерал-губернатор предлагает передать все мусульманские
заведения из ведения Министерства народного просвещения в
подчинение местной администрации, а точнее, уездных началь-
ников. Он просит предоставить «генерал-губернатору права
упразднять те мусульманские учреждения, которые будут при-
знаны вредными в политическом отношении...».
«Засим, — пишет Духовской, — подготавливаются представ-
ления:
1. О вакуфных имуществах и паломничестве в Мекку...
4. О продлении действия «Положения об усиленной охране»
для районов со сплошным мусульманским населением на буду-
щее время, для чего ныне на каждый год требуется новое пред-
ставление...
435
Наконец, решаюсь высказать необходимость нижеследующих
мер, выходящих из пределов Туркестанского края и требующих
новых общегосударственных законоположений.
1. Установление общего государственного плана отношений
к мусульманству...
2. Упразднение всех существующих ныне в империи мусуль-
манских управлений с передачей ведаемых ими дел админи-
страции.
3. Установление специальной регламентации для цензуры му-
сульманских изданий»9.
Как видно даже из этого краткого изложения довольно-таки
объемного текста, генерал-губернатор Туркестанского края хо-
рошо подготовился и продумал свою позицию. Андижанские
события случились в 1898 г., а доклад на Высочайшее имя был
подан только в 1899 г. Суть перечисленных мер (осуществлен-
ных и предлагаемых) сводится к двум вещам: передать местной
администрации больше полномочий контроля за мусульманской
общиной и за ее деятельностью, ограничив эту деятельность.
Разработанные ташкентскими администраторами и исламо-
ведами «противомусульманские» рекомендации вызвали ожив-
ленную дискуссию в среде столичной бюрократии (в ней, кстати,
участвовал С.Ю. Витте). После немалых колебаний опять побе-
дила характерная (не всегда) для отечественной политической
традиции привычка, связанная со столь распространенным и ча-
сто справедливым для России опасением: тронешь часть — мо-
жет посыпаться все.
Именно поэтому каких-либо существенных решений по му-
сульманскому вопросу в тот момент в Санкт-Петербурге при-
нято не было, и проект Духовского был, что называется, «по-
ложен под сукно». Излишне активного генерал-губернатора
отозвали с должности в 1900 г., а на следующий год (1 января
1901 г.) он скончался. После К.П. Кауфмана излишне решитель-
ные начальники края были нетерпимы. И тем не менее военно-
административная машина исправно функционировала, верте-
лась и производила государственные бумаги, к числу которых
относятся секретные или полусекретные записки по мусульман-
скому вопросу видных государственных мужей, подававших свои
мнения на Высочайшее имя. Духовского давно не было в живых,
436
но мусульманский вопрос никуда не делся и временами стано-
вился все более заметным. Отклики на доклад Духовского и его
быстро созданный «Сборник материалов по мусульманству»
продолжали выходить из-под пера сведущих лиц. Отклики эти
порой были диаметрально противоположными по своим выво-
дам. Так, в 1899 г., то есть еще при жизни генерал-губернатора
Духовского, с критикой его сборника выступил русский офицер-
мусульманин, профессиональный востоковед, капитан (ставший
генералом) Абд-ал-Азиз Давлетчин. Он писал:
«В тексте («Сборника». — Е, Г.) говорится, что преподаватели
в медресе старательно доказывают муллам, что на их священной
обязанности лежит истребление неверных... Что преподавание в
медресе Средней Азии не удовлетворяет самым элементарным
требованиям, рутинно и погружено в схоластику, это, конечно,
известно всякому... но утверждать, что в медресе внушается ис-
требление неверных, не имеется никаких оснований...
Мусульмане Средней Азии, благодаря влиянию такого про-
светительного центра, как Бухара, являются, несомненно, весьма
фанатичными, неприязненно относящимися не только к лицам
исповедующим другие религии, но одинаково ко всем своим
единоверцам, не придерживающимся строго рутинных обрядов,
но при более внимательном рассмотрении нельзя не убедиться,
что главной причиной тому являются не основные требования
религии.
Коран, как известно, полон противоречий. В нем немало из-
речений полных угроз и воинственного пыла, но, с другой сто-
роны, еще более мест, предписывающих милосердие и веротер-
пимость. Поэтому было бы ошибочно характеризовать учение
ислама исключительно только по выдержкам того или иного ха-
рактера без надлежащего сопоставления таких разноречивых
требований и без справок по толкованиям...
Ознакомление... с мусульманством по таким материалам, какие
собраны в настоящем «Сборнике», едва ли отвечает и целям пра-
вительства на окраинах; распространение через официальные из-
дания таких крайних идей, что мусульмане самые непримиримые
враги христианства и что ислам учит ненавидеть все прочие рели-
гии, предписывает истреблять христиан при всяком удобном слу-
чае, казалось бы, должно вызывать полное недоверие и вражду по
437
отношению к туземцам Средней Азии и, казалось бы, подрывать
в корне то чувство человеческого уважения со стороны правяще-
го класса к аборигенам края, которое служит главной причиной
столь громадного обаяния России на всем Востоке»10.
Среди лиц, откликнувшихся на доклад незадачливого генера-
ла Духовского (вернее, на проблему, поднятую в нем), были вы-
дающиеся деятели России начала XX в., такие как С.Ю. Витте и
П.А. Столыпин.
Уроженец Тифлиса, Витте провел на Кавказе молодые годы,
общался с местными мусульманами, имел достаточно ясные
представления о своеобразии мусульманского мира, но никогда
специально не занимался его изучением. Представляется, что его
«Записку по мусульманскому вопросу 1900 г.» готовили экспер-
ты, получившие от Сергея Юльевича достаточно полное изложе-
ние его взглядов по тематике документа. Исполнители сумели
достаточно точно передать суть тогдашних внутри- и внешнепо-
литических воззрений С.Ю. Витте, умело внесли в текст элемен-
ты свойственной Сергею Юльевичу политической риторики.
Вот как понял доклад Сергей Юльевич: «Основная руководя-
щая мысль доклада состоит в том, что мусульманство является
враждебною русской государственности политическою силою.
Оно характеризуется как «исторически привившаяся к нашему
государственному организму болезненная язва» (Всеподданней-
ший] док[лад]. С. 3). Такое значение оно приобрело главным об-
разом под влиянием ошибок всей предшествующей нашей по-
литики по отношению к покорявшимся нам мусульманам (с. 6
и 7). Эта политика отмечена «отсутствием общего государствен-
ного плана для нравственного слияния мусульман с коренным
русским народом» и «колебаниями во взглядах и действиях пра-
вительства» (с. 3), которое не ограничилось тем, что в большин-
стве случаев совершенно игнорировало мусульманство, но иногда
даже покровительствовало ему, например, искусственно насаж-
дало ислам среди оренбургских киргиз»11.
Это, на взгляд Витте, пересказ основной мысли антимусуль-
манского манифеста Духовского. Далее следует ответ Сергея
Юльевича по существу:
«...В действиях Правительств по временам, быть может, и за-
мечалось некоторое отсутствие единства, некоторые колебания,
438
впрочем, на протяжении столь долгого времени почти и не-
избежные, тем не менее несомненно, что в отношении всех
мероприятий Правительства всегда неизменно лежало одно на-
чало — терпимость к мусульманской религии и доверие к благо-
надежности мусульман. Это начало вело к признанию за му-
сульманами полной равноправности с другими подданными
Империи, обеспечивало им свободу в отправлении их духовных
потребностей и невмешательство в их внутреннюю жизнь...
Оружием для великих мирных побед, грозным в боях воена-
чальников служили именно терпимость, доверие и доброжела-
тельное отношение к покоренным народам...
Носителями же исконных начал русской политики явились и
первые генерал-губернаторы Туркестанского края — фон Кауф-
ман и Черняев... «Приняв в основу своих взглядов и действий
(пишет К.П. фон Кауфман в своем отчете о деятельности за
1867—1882 гг. — Е. Г.) идею веротерпимости, отличавшую из-
древле политику Русского государства, говорит он далее в своем
докладе: «Я, не представляя туземному и татарскому духовенству
никакой официальной иерархической роли при новом порядке
управления, в то же время не позволил себе и ввести в необхо-
димый надзор местной администрации над темной деятельно-
стью этого вредного класса наших подданных ничего такого, что
могло бы в народном сознании сочтено за гонение или угнетение
нами господствующего в стране вероисповедания, — убежден-
ный, что и гонение, как и покровительство духовной корпорации
со стороны Русского правительства лишь послужили бы одина-
ковым образом к несогласному с интересами нашими возвы-
шению действительного влияния и значения мусульманского
духовенства».
Результаты же этой политики выражены им в следующих
определенных словах того же ответа: «Грозное пугало всех рус-
ских мероприятий», «шариат» настолько утратил в настоящее
время свое тормозящее значение, что я решаюсь доложить все-
подданнейше Вашему Императорскому Величеству, что никаким
правительственным мероприятиям в наших среднеазиатских
владениях, если они сообразны с пользами экономического и
гражданского устройства страны, в настоящее время уже не в
состоянии противостоять серьезной преградой господствующая
439
в крае религия... (Далее очень важный вывод. — Е. Г.) Если и
могут быть указаны мелкие вспышки религиозного фанатизма,
то эти вспышки едва ли правильно было бы принимать в смыс-
ле характеристики отношений всего мусульманства к русской
власти: возмущения на почве невежества и заблуждений случа-
лись и среди коренного русского населения».
Именно при том, что в России заполыхала новая крестьян-
ская революция, С.Ю. Витте говорит, что Андижанское восста-
ние следует квалифицировать как «вспышку энтузиазма легко-
верной кучки мечтателей». (Так и было в сравнении с тем, что
происходило в Центральной России. — Е. Г.) Далее Витте про-
должает:
«В 1868 г. введение нового положения в крае не встретило
нигде противодействия в населении, возбуждавшимся против
него влиятельными туземцами, представителями прежней систе-
мы. Позднее, в 1872 году, шайка, разгромившая одну из станций
в Кураминском уезде с расчетом, что к ней примкнут все недо-
вольные русским управлением, в немало дней была переловлена
самим населением...
В дополнение к этим отзывам бывшего Туркестанского
генерал-губернатора можно отметить, что и при последних ан-
дижанских беспорядках их главари были схвачены также не без
помощи самого туземного населения.
Все изложенное позволяет, казалось бы, взглянуть на анди-
жанское восстание как на явление случайное, созревшее на почве
невежества и суеверия. Нельзя поэтому обобщать подобные яв-
ления и делать из него мерку и прилагать ее ко всему населению
Туркестана...»12
Вместе с тем С.Ю. Витте с одобрением отзывается о здраво-
охранительных мероприятиях российской администрации, в
поддержке лиц из местных национальностей, которые стремят-
ся воспринять русскую культуру, и других подобных мерах, но
«успех будет зависеть от того такта тех способов и приемов, с
которыми и при помощи которых эти меры будут осущест-
вляться на практике, а последнее в значительной степени будет
обусловлено, как замечено выше, общим направлением прави-
тельственной политики по отношению к мусульманскому во-
просу»13.
440
Далее Витте пишет о претензиях Турции на главенствующую
роль в исламском мире и активном вмешательстве Германии в
деле мусульманской общины: «Потому едва ли было бы осто-
рожно именно теперь применять к русским подданным-мусуль-
манам такие меры, которые могут дать повод в обвинении Рос-
сии в нетерпимости к исламу и породить к ней недоверие во
всем исламском мире»14.
В то время, когда Духовской и Витте писали свои доклады по
мусульманскому вопросу, новой «страшилкой» мировой полити-
ки стал так называемый панисламизм, всячески культивируемый
и раздуваемый, как тлеющий костер, Турцией. В России этот
жупел воспринимали всерьез, о нем много писали и весьма опа-
сались. В этом отношении представляет интерес мнение видно-
го востоковеда В.В. Бартольда, охарактеризовавшего панисламизм
как своего рода «утопию политического объединения всего му-
сульманского мира в виде одного государства или союза госу-
дарств... в виде доктрины не столь религиозной, сколько полити-
ческой, большей частью только как средство для достижения
вполне определенных политических целей»15.
Как видно, мудрый государственный муж Сергей Юльевич
Витте трезво оценивал мусульманство в России и степень угрозы,
которая от него исходила.
Мнение С.Ю. Витте и других сторонников максимально тер-
пимого отношения к многомиллионному населению России во-
зобладало в правительственных кругах, оттого генерал-губернатор
Туркестана так и не дождался ответа на свой Всеподданнейший
доклад. Впрочем, ответом могла быть его скоротечная отставка
с поста начальника края.
В уже цитированном учебнике Ж. Рахманова теме Андижан-
ского восстания посвящен большой раздел — 19 страниц. Автор
сообщает, что СМ. Духовской «составил... жестокий документ, от-
правив его в центр, в Россию для утверждения»16. Далее конспек-
тивно излагается его доклад на Высочайшее имя. А потом следует
фраза: «Санкт-Петербург утвердил и этот план, направленный на
усиление колониального режима»17. Из дальнейшего текста вы-
ясняется, что центральная власть лишь частично удовлетворила
положения Духовского: незначительно были увеличены штаты ко-
лониальной администрации и повышены их должностные оклады.
441
Сам же автор «жестокого» документа был «награжден» отставкой.
Так был усилен «колониальный режим».
В начале XX в. обстановка в России и восточной части мира
быстро менялась: проигранная Россией война 1904—1905 гг., ре-
волюция 1905—1907 гг. в России, революции 1907—1911 гг. в
Иране и 1908 г. в Турции. Все эти события стимулировали раз-
работку правительственным аппаратом России мусульманской
проблематики. Главным разработчиком идей выступило Мини-
стерство внутренних дел. В его структуре «мусульманским де-
лом» в первую очередь занимались департаменты духовных дел
иностранных исповеданий и полиции, которые совместно ско-
ординировали деятельность в этом вопросе местных полицей-
ских и административных органов. Главой МВД, а затем и пред-
седателем Совета министров в эти тревожные годы был человек
умный, энергичный и порой беспощадный — Петр Аркадьевич
Столыпин.
В 1909 г. Петр Аркадьевич пришел к убеждению, что ислам
представляет «особо сильную угрозу» для безопасности государ-
ства, сам же «мусульманский вопрос не может не считаться гроз-
ным». По его инициативе в январе 1910 г. в Санкт-Петербурге
было созвано Особое совещание «по мусульманскому делу в По-
волжье», оценки и рекомендации которого во многом легли в
основу столыпинской записки 1911 г.
При том, что Столыпина прежде всего беспокоили взаимоот-
ношения мусульманства и государственной власти в Поволжье,
предлагаемые Особым совещанием меры имели касательство ко
всему 16-миллионному миру ислама России в целом.
Следует учитывать, что, считая необходимым твердо «сдержи-
вать ислам» в интересах сохранения «единого государственного
тела» России, Петр Аркадьевич был все же сторонником осто-
рожной тактики в реализации курса имперской политики в
мусульманском вопросе. В его записке подчеркивалась насто-
ятельная необходимость избегать «раздражающих мусульман
«приемов» действий и стараться не касаться их «всегда чувстви-
тельной стороны религиозных убеждений». Первостепенное зна-
чение в этом документе придавалось роли отечественного про-
свещения, причем русская школа, «как воспитательница народа...
неотъемлемое и одно из драгоценнейших достояний государ-
442
ства», должна была особо способствовать процессу духовной ин-
теграции российской молодежи вне зависимости от ее этнокон-
фессиональной принадлежности, на «почве любви к общему
Отечеству — России»18.
В своей записке 1911 г. Столыпин делает упор на просвети-
тельные меры, возлагает надежды на способность русских про-
светителей и православных миссионеров противопоставить силу
своего слова проповеди ислама. Одна из основных мыслей Петра
Аркадьевича заключалась в том, чтобы улучшить знание русских
людей о мусульманском мире и исламе. Ради этого он предложил
создать и основал журнал «Мир ислама». «Означенный журнал
ставит себе цель, — писал Столыпин, — путем подробного и бес-
пристрастного изучения фактов выяснить все те культурные, по-
литические и экономические причины, которыми помимо рели-
гий отвлеченного идеала определяется действительная жизнь
мусульманских народов»19.
Главным редактором этого журнала был назначен профессор
факультета восточных языков Санкт-Петербургского универси-
тета В.В. Бартольд, который издал первый номер уже в 1912 г.
Но после убийства Столыпина у Бартольда не сложились отно-
шения с преемником Столыпина А.А. Макаровым, последний
посчитал, что журнал имеет слишком «академический» характер.
Бартольд подал в отставку20.
В Туркестане всегда и не напрасно опасались мусульманского
духовенства. Это был главный противник российского влияния
в крае. До прихода в край русских, можно сказать, мусульман-
ские священнослужители (мусульманский клир) были главен-
ствующей силой, которой подчинялась и ханская власть. Они, по
только им известным правилам и признакам, устанавливали даты
и желательность или нежелательность того или иного события,
определяли судьбу правителя. В условиях традиционного обще-
ства это были очень важные фигуры.
Русские власти с одобрения Константина Петровича фон Ка-
уфмана решили игнорировать мусульманское духовенство, так они
и поступали по мере возможности, но не всегда это удавалось.
Вскоре возник вопрос об утверждении в должности избирае-
мых на служение мусульманских священнослужителей — мулл. До
прихода русских в край никакого утверждения не требовалось.
443
«Принцип свободных выборов лиц мусульманского духовен-
ства, — пишет автор солидного исследования «Государство и ис-
лам в Русском Туркестане (1865—1917)» П.П. Литвинов, — без
утверждения в должности властями сохранялся в «коренных»
областях Туркестанского края — Сырдарьинской, Ферганской и
Самаркандской до 1917 г. «Туркестанское положение» 1886 г.
не могло изменить его потому, что вообще не содержало статей,
регулировавших жизнедеятельность исламской религии в крае»21.
Затем на протяжении 80—90-х гг. административный строй
Туркестанского края несколько раз менялся: из его состава то
изымалась, то в 1898 г. снова возвращалась Семиреченская об-
ласть, а в 1890 г. «туркестанской» стала и Закаспийская область,
входившая ранее в состав Кавказского наместничества. В этих
обеих областях существовал порядок утверждения избранных
прихожанами мечетей мулл российской администрацией. И вот
тогда вовсю заработала бюрократическая мысль и бюрократиче-
ская машина. Разные ведомства и разные большие чины начали
споры, совещания и оживленную переписку на тему: распро-
странить ли практику утверждения мусульманских священно-
служителей на весь Туркестанский край, или отменить ее во-
обще, либо сохранить, как и было в двух «пришлых» областях?
Полемика велась горячо (приводились «неопровержимые дока-
зательства и столь же убедительные контрдоказательства»), од-
нако «гора родила мышь». Стороны ни до чего не договорились,
и все осталось как было: в коренных областях мусульманских
духовных лиц прихожане избирали сами и ни у кого разрешения
не спрашивали, а в Семиреченской и Закаспийской областях со-
хранялся порядок утверждения, но приобрел совершенно фор-
мальный характер.
Как уже говорилось, наступило новое очень тревожное по-
слевоенное, предреволюционное и революционное время. Пра-
вительство с трудом справлялось с беспорядками в Центральной
России, оттого с подозрением относилось к окраинам, насе-
ленным этносами, исповедующими неправославные верования.
Особую тревогу вызывали мусульманские духовные лица, отно-
сившиеся к российской власти откровенно враждебно. Отсюда
следовало стремление властей как можно тщательнее контро-
лировать их.
444
Среди мер контроля предлагалась годами обсуждаемая про-
блема утверждения мулл. Затем возникла идея «создать в Турке-
станском крае Духовное управление», состоящее из восьми чле-
нов, представлявших все области генерал-губернаторства, а
также Зеравшанский округ и Амударьинский отдел. Предпола-
галось, что «все члены мусульманского Духовного управления
назначаются по усмотрению Туркестанского генерал-губернато-
ра из числа ученых, достойных в обхождении с народом»22. В
функции Духовного управления должны были входить: назначе-
ние на должности имамов мечетей, надзор за мусульманскими
учебными заведениями, контроль за использованием вакуфных
имуществ и доходов от них, рассмотрение жалоб на решения
суда казиев и т. п. Каждая область Туркестанского края должна
была иметь свое Управление духовными делами мусульман во
главе с одним из членов краевого управления.
«Знакомство с материалами комиссии (которая готовила до-
кумент. — Е. Г.), — пишет П.П. Литвинов, — свидетельствовало, что
ею была разработана достаточно продуманная и стройная систе-
ма управления как мусульманским духовенством, так и религиоз-
ной жизнью «туземного» населения Туркестанского края»23.
Из этого проекта ничего не вышло: как всегда, шла активная
переписка между ведомствами, собирались совещания, согласо-
вывались позиции, но, так как столкнулись межведомственные
интересы, решить проблему было невозможно; они не были ре-
шены вплоть до 1917 г. Власть Советов решила ее по-своему.
В течение первых лет нового XX в. российские власти тем не
менее не оставляли мысли хоть как-то, пусть формально, при-
общать мусульманское духовенство к повседневной жизни рус-
ского общества. Мусульманским священнослужителям власти
предписывали читать «молитвы за Царя» по торжественным слу-
чаям, молитвы за победу русского оружия, вывешивать царские
портреты. Мусульманский клир откровенно игнорировал эти
указания либо отговаривался, находя различные отговорки, дерз-
ко порой заявляя, что Император является Государем русских, а
не мусульман; царские портреты выставляли на видном месте,
когда в мечети появлялось русское начальство, а затем прятали
подальше. Настоящие полноценные молитвы за Царя или за да-
рование победы русскому оружию произносились в мечетях
445
очень редко и теми немногими муллами, которые искренне со-
чувствовали российской власти, признающими положительные
последствия прихода в край русских. Такие были.
Главный инспектор училищ Туркестанского края, бывший ди-
ректор Симбирской гимназии Ф. Керенский по поручению гене-
рал-губернатора в 1892 г. взялся написать текст стандартной мо-
литвы за Царя. Текст получился незамысловатым: «Боже мой!
Помоги, окажи милость Его Величеству Государю нашему... с су-
пругой... Наследнику... Аминь! Боже мой! Сделай Царя ко всем
подданным милостивым и дай царствовать над нами постоянно.
Аминь!.. Боже мой! Продли жизнь Царя и дай роду его вечно цар-
ствовать над нами!.. Боже мой! Сохрани также его знатных ми-
нистров. Боже мой! Да действуют выборные по его повелению.
Аминь. Боже мой! Да просвещаются под его разумным правлени-
ем большие и малые народы, мужчины и женщины. Аминь»24.
Пропуская имена в молитве, Керенский, видимо, не сомне-
вался, что сочиняет на века и мусульмане будут слушать и по-
вторять его сочинение при многих русских Царях. Молитву
утвердили даже на собрании народных судей — казиев и биев,
перевели на местные языки, отпечатали тиражом в 1500 экзем-
пляров и разослали по мечетям и мусульманским учебным за-
ведениям.
Большого толка из очередной административной затеи не по-
лучилось: «вдохновенное» произведение Ф. Керенского лишь из-
редка и вынужденно (когда присутствовал кто-либо из русского
начальства) читалось имамами мечетей. Такое положение сохра-
нилось до падения Царского режима даже в краевом центре —
Ташкенте. В декабре 1914 г. начальник Туркестанского район-
ного охранного отделения доносил генерал-губернатору, что в
ташкентских мечетях, мектебах и медресе молитва за Царя не
произносится и мусульманское духовенство «не усматривает в
этом ничего криминального и считает это явление вполне есте-
ственным»25.
Одной из причин того, что туркестанские власти в начале XX в.
озаботились хотя бы формальным выражением мусульманским
клиром почтения к русской государственности, была усилившая-
ся и исходящая из Турции и Германии проповедь панисламизма,
которую русские власти воспринимали весьма серьезно.
446
Что же касается мусульманских священнослужителей и их
упорного противодействия приказам русской администрации, то
это в немалой степени следует объяснить влиянием улемы (му-
сульманских духовных лиц разного положения и звания) Бухар-
ского эмирата, находящейся в стороне от российской админи-
страции и российского образа жизни и поэтому сохранившей
наиболее агрессивное восприятие новых форм жизни. «Посещая
Бухарский эмират, — пишет П.П. Литвинов, — встречаясь с его
духовенством, мусульманские «священники» русского Туркестана
получали дополнительный заряд религиозного догматизма и жиз-
ненного консерватизма, а потом с новой силой оказывали сопро-
тивление цивилизаторским мероприятиям российских властей,
подвигая к тому же и многомиллионное население региона»26.
Во время мировой войны мусульманские священнослужители
повели себя двояко: они чаще стали произносить молитвы за по-
беду русского оружия, под их воздействием верующие мусуль-
мане собрали на «победу» 43 155 рублей27. Они содействовали
созданию Мусульманского дамского комитета для сбора денег,
одежды и белья для раненых.
По собственному почину, во время торжественного праздно-
вания 50-летия взятия Ташкента депутация городского ислам-
ского духовенства указывала в адресе, преподнесенном краевым
властям по случаю юбилея, что до прихода России в Среднюю
Азию здесь царили беспорядки, произвол, грабежи и насилие и
что «завоеватели русские не были угнетателями нашего края, а
представили нам, населению возможность свободно развиваться,
не тронув нашей религии и быта. И за это мы благословляем их».
Похожий адрес поднесло военному губернатору области ферган-
ское духовенство, выражавшее «благодарность за те блага, кото-
рыми оно, благодаря порядку и законности и улучшению своего
экономического благосостояния, пользовалось в течение истек-
ших лет»28.
Трудно сказать, насколько искренними были эти тексты и на-
сколько велико было давление в пользу их сочинения со стороны
официальных властей, однако следует помнить, что в тех случаях,
когда мусульманские священнослужители были не согласны с
русской властью, они умели оказывать пусть даже пассивное со-
противление в виде несогласия с указаниями властей.
447
Как бы там ни было, закаспийская областная администрация
представила в 1916 г. к правительственным наградам за усердное
содействие ее усилиям девять мусульманских духовных лиц. Одна-
ко есть все основания полагать, что верноподданнические заявле-
ния мусульманских священнослужителей были далеки от искрен-
ности, что хорошо понимали русские военные администраторы.
Военный губернатор Ферганской области А. Гиппиус сообщал в
рапорте туркестанскому генерал-губернатору, что среди «тузем-
ного» населения «развернулась вовсю деятельность мулл... Они рас-
хваливали немцев как защитников всех мусульман, утверждая, что
Россия проиграет войну». Военный губернатор Самаркандской об-
ласти Н.С. Лыкошин докладывал в 1916 г. генерал-губернатору
А.Н. Куропаткину: «Духовенство и ишаны... ярые панисламисты и
враги русских. Они распространяют слухи, что Россия скоро пере-
станет существовать и в Туркестане вновь будут восстановлены
ханства, и все христиане будут обращены в мусульманство. Причем
это они обосновывают предсказаниями Корана»29.
Таких сообщений во время войны поступало из областей в
краевую канцелярию во множестве. Выражаясь языком военного
времени, мусульманские духовные лица вели враждебную России
пораженческую, подрывную пропаганду. Автор книги «Государ-
ство и ислам в Русском Туркестане» делает вполне обоснованный
вывод: «Такого рода деятельность исламского духовенства в Тур-
кестане в значительной мере подготовила почву для национали-
стического, антиправительственного и антирусского восстания
мусульманского населения региона в 1916 г.»30. Это было, как из-
вестно, самое мощное антироссийское восстание за полвека
управления Россией Средней Азии. В некоторых районах, где по-
встанцы были наиболее активны, муллы и ишаны открыто назы-
вали противоправительственные выступления газаватом, то есть
священной войной с неверными.
Итак, за полвека российского присутствия в Туркестанском
крае отношения между российской властью и мусульманским
клиром оставались напряженно-подозрительными с обеих сто-
рон, что и понятно, поскольку русские подорвали престиж и
привилегированные позиции мусульманского духовенства. В свя-
зи с этим выглядит несостоятельным распространенное в совет-
ской историографии положение о «тесном сотрудничестве ца-
448
ризма с реакционными мусульманскими священнослужителями
вкупе с байской верхушкой в деле угнетения и порабощения
широких мусульманских масс»31.
Кстати сказать, авторы из постсоветских среднеазиатских го-
сударств, создающие русофобские «исторические» произведения,
во многом повторяют зады советской идеологизированной нау-
ки, в частности тезис о двойном гнете — царском и феодально-
байском, которому подвергались народы региона. Но они молчат
о «преступном» сотрудничестве мусульманского клира с царски-
ми властями. Феодалов давно извели, а муллы, ишаны, шейхи и
другие чины клира сохранились и приросли числом.
* * *
Как же относились российские власти к культурным мусуль-
манским учреждениям? Рушили, громили?
Позволяли строить в соответствии с утвержденными планами
инженерных служб, учитывая сейсмичность региона. Только в
Ташкенте ко времени его завоевания насчитывалось 380 мече-
тей. В последующем туркестанская администрация вела учет
численности мечетей, и в начале XX в. в пяти областях Турке-
станского края функционировало 12 733 мечети, в том числе
1503 соборных32. Таким образом, туркестанские мечети состав-
ляли половину мусульманских культовых учреждений Россий-
ской империи. Основная масса туркестанских мечетей находи-
лась в «коренных» областях края — Сырдарьинской, Ферганской
и Самаркандской. На долю «кочевых» областей — Закаспийской
и Семиреченской приходилось не более 10 процентов всех ме-
четей региона. Таким образом, накануне Первой мировой войны
в Русском Туркестане на 150—200 мусульман приходилась одна
мечеть, тогда как в распоряжении прихожан православной церк-
ви был один храм на 1500 человек. Здесь следует напомнить, что
К.П. фон Кауфман (сам был православным) долго противился
(вплоть до 1872 г.) учреждению Туркестанской епархии, христи-
анскому миссионерству и слишком активному строительству
христианских храмов, дабы не раздражать мусульман.
В соответствии с политикой игнорирования ислама и невме-
шательства в его внутренние дела туркестанская администрация,
17 Е.А. Глущенко 449
казалось бы, должна была проявлять полное равнодушие к стро-
ительству и ремонту мечетей, и тем не менее она помогала и
строить, и ремонтировать мусульманские культовые строения.
Так, в 1883 г. генерал-губернатор М.Г. Черняев приказал выде-
лить лесоматериалы (бесплатно) для перестройки мечети Атабек
в городе Аулие-Ата. По его рекомендации Александр III пожерт-
вовал в 1883 г. на ремонт туркестанских мечетей половину сум-
мы, поднесенной ему в дар во время коронации бухарским эми-
ром, что составило 59 555 рублей 17 копеек. Эти средства были
распределены между областями Туркестанского края. Так, на
28 200 рублей, выделенных Сырдарьинской области, были от-
ремонтированы древняя мечеть Султан-хазрет Ясави, в городе
Туркестане, мечеть в городе Ура-Тюбе, а также другие культовые
строения. Собирались реставрировать и некоторые другие му-
сульманские святыни, но возразили мусульманские священно-
служители33.
Здесь начинается очень важная тема: отношение русских ко-
лонизаторов к мусульманским святыням. Существует стереотип,
охотно воспроизводимый в советских антиколониальных штуди-
ях, которые в 30—60-х гг. в СССР пекли во множестве. Колони-
заторам, независимо от их государственной принадлежности,
«полагалось» глумиться над материальными и нематериальными
святынями колонизованных народов. Не оригинален в этом от-
ношении и пресловутый учебник для школ независимого Узбе-
кистана:
«Большая часть богатств (после взятия Хивы. — Е. Г.) была
распределена между генералами, офицерами и солдатами. За-
хватчики по заранее разработанному плану (выделено. —
Е. Г.) приступили к грабежам культурных ценностей...
Россия стала предпринимать меры по захвату узбекских
ханств не только в политическом и военном отношениях, но и
в духовном»34. Традиционное и огульное обвинение.
В реальности дело обстояло не совсем так и даже совсем
не так.
В большинстве своем исторические памятники в Средней
Азии во времена присоединения к России находились в удру-
чающем состоянии. В «Описании архитектурных памятников
Туркестана», хранящемся в архиве Санкт-Петербургского отде-
450
ления Института востоковедения РАН, известный востоковед
А.Л. Кун указывал, что «это было следствием не только разруши-
тельного воздействия времени и стихий — чаще землетрясений,
но и абсолютного безразличия к ним со стороны властей сред-
неазиатских ханств»35.
Российские власти, завоевывая Туркестан, хорошо сознавали,
что вступают в регион с очень древней культурой, которую в Рос-
сии давно знали, изучали и порой неоправданно превозносили.
С самого начала присоединения Средней Азии российское
правительство рекомендовало относиться внимательно и береж-
но к памятникам исламской старины, подчеркивая, что они име-
ют не только религиозное, но и научное значение.
Просто надо помнить, что в середине XIX в. Россия была ци-
вилизованной державой, которая имела вполне развитую науку,
в том числе востоковедение. С самого начала завоевания Средней
Азии российское правительство рекомендовало командующим
войсками, действующими в Туркестане, бережно относиться
к исламским древностям. Во время Самаркандской кампании
1868 г. Константин Петрович фон Кауфман издал специальный
приказ, требующий от подчиненных не только бережного от-
ношения к обнаруженным исламским древностям, но и ини-
циативного поиска таковых с помощью местного населения,
предписывалось собирать образцы для научного исследования,
составлять описание памятников старины и обеспечивать им на-
дежную охрану36. Этот приказ касался не только архитектурных
сооружений, но и других древностей, включая письменные па-
мятники. Следует признать, что приказ о бережном отношении
к памятникам старины можно было адресовать людям, которые
в состоянии понять, о чем идет речь. Обращаться с подобным
приказом к банде грабителей не имело смысла. Константин Пе-
трович знал своих людей.
Так, исполняя приказ Кауфмана, генерал Абрамов (вернее, его
офицер) выкупил у причта самаркандской мечети Ходжа Ахрар,
так называемый Коран Османа, ставший потом одним из глав-
ных раритетов Императорской публичной библиотеки в Петер-
бурге. Специалисты установили, что Коран Османа — поздний
список с оригинала, но все равно это было «приобретение весь-
ма драгоценное».
451
Таким образом, никак о «повальном грабеже» не могло быть
и речи. Надо также иметь в виду, что в Хиве не было специали-
зированных книгохранилищ, а потому старую книгу можно было
приобрести за деньги у частного лица, что и делали специально
назначенные офицеры и чиновники.
Во время посещения Самарканда осенью 1869 г. Кауфман об-
ратил внимание начальника Зеравшанского округа генерала
Абрамова на неудовлетворительное состояние архитектурного
комплекса Гур-эмир и распорядился отремонтировать его за го-
сударственный счет, хотя это должны были делать ответственные
лица, распоряжавшиеся вакуфными доходами (мутевалии), при-
надлежавшими мусульманской святыне. Абрамов взялся за ис-
полнение приказа начальства.
Для ремонта комплекса были приглашены специалисты из
Бухары. Для отделки был выбран мрамор из Нурата, доставка
которого стоила недешево. Ритмичное финансирование работ
обеспечило результаты: уже в декабре 1870 г. они были пол-
ностью завершены и обошлись казне в 3019 рублей. Смета, на
которую было отпущено 3000 рублей, была перерасходована на
19 рублей. Эту сумму Абрамов взял из вакуфных доходов храмо-
вого комплекса (с разрешения генерал-губернатора). Так что
ремонт лучшего мусульманского памятника обошелся мусульма-
нам всего... в 19 рублей37.
По распоряжению К.П. Кауфмана было составлено описание
самаркандских древностей, что весьма профессионально выпол-
нил влюбленный в туркестанские древности востоковед А.Л. Кун.
Кун сделал больше: он составил подробное «Описание архитек-
турных памятников Туркестана», снабженное чертежами, и к
тому же собрал коллекцию типичных туркестанских изразцов.
Плоды трудов Куна были направлены в Петербург. 14 мая 1870 г.
президент Императорской археологической комиссии граф
Строганов благодарил туркестанскую администрацию «за заботу
об исторических памятниках ислама и просил передать Куну
200 р. для приобретения новой коллекции «Туркестанских древ-
ностей»38.
Постепенно в изучение туркестанской старины включились
такие специальные издания, как: «Известия археологической ко-
миссии», «Известия Русского археологического общества», «За-
452
писки Московского археологического института», «Труды во-
сточной комиссии Московского археологического института»,
«Труды восточной комиссии Московского археологического об-
щества» и др. Солидный список! Что уже само говорило об уров-
не развития археологической и востоковедной науки в России.
А в 1896 г. в Ташкенте по инициативе властей был создан Тур-
кестанский кружок любителей археологии, членами которого
состояли видные деятели краевой администрации (это был для
многих чиновников очень интересный предмет), его заседания
посещал и генерал-губернатор Н.И. Гродеков.
С 1898 по 1917 г. кружок издавал «протоколы заседаний и
сообщений». Администрация разными способами его поддер-
живала.
При всем том исламские архитектурные памятники находи-
лись в плачевном состоянии. Сами мусульмане относились к ним
без всякого уважения — растаскивали на кирпичи. Распорядители
вакуфных фондов жадничали и не давали денег на реставрацию.
Русская администрация боролась с самовольными разруши-
телями, принимая жесткие постановления, угрожающие уголов-
ной ответственностью. Власти боролись и с заезжими из «циви-
лизованных» стран охотниками за древностями — агентами
различных европейских музеев, которые скупали ценные арте-
факты и в большом числе вывозили их за рубеж. В начале XX в.
из мавзолея Гур-эмир была выкрадена и тайно вывезена плита
с «надписью о Тамерлане». Позже она была обнаружена в экс-
позиции Берлинского музея. Распродажей родных древностей
занимались сами их хранители.
Российское правительство было встревожено расхищением и
разорением памятников исламской старины в Туркестане. Ми-
нистры внутренних дел издавали циркуляры, запрещавшие лю-
бые работы на исламских исторических памятниках. В дела о
сохранении исторических памятников вмешались первые лица
российского правительства С.Ю. Витте и ПА. Столыпин, а также
оба последних Императора Александр III и Николай II. На суд
Николая II было предоставлено дело о снятии изразцов с мазара
(гробницы святого) Шах-и-Зинд, чтобы поместить их в музее
Центрального училища технического рисования. Возник межве-
домственный спор, в котором участвовали высокопоставленные
453
лица, в том числе туркестанский генерал-губернатор (он был
против) и поддержавший его военный министр А.Н. Куропат-
кин. Дело дошло до Императора Николая II, который на пред-
ставленном докладе начертал: «Совершенно одобряю мнение
туркестанского генерал-губернатора». Изразцы остались на сво-
ем месте.
В 90-х гг. XIX в. по инициативе С.Ю. Витте русские художники
П.П. Покрышкин, С.М. Дудин и известный востоковед Н.И. Весе-
ловский выполнили очень большую и полезную работу. Работая в
1895 г. в Самарканде, экспедиция изучала и зарисовывала самар-
кандские архитектурные памятники. Материал был собран бога-
тейший, но на издание этой бесценной коллекции не хватало
средств. Ученые активно ходатайствовали, и в 1899 г. правитель-
ство выделило 13 тысяч рублей на издание «Описания самарканд-
ских мечетей». В 1905 г. вышел альбом о мавзолее Гур-эмир. По-
лучил поддержку туркестанский энтузиаст В.Л. Вяткин, долго и
серьезно, на свой страх и риск, изучавший исламские памятники
Средней Азии. Значительную роль в оказании помощи ученым и
художникам сыграл Русский комитет для изучения Средней и
Восточной Азии в историческом, археологическом, лингвистиче-
ском и этнографическом отношениях. Основанный в 1902 г. ко-
митет выделил 1000 рублей Туркестанскому кружку любителей
археологии для изучения конкретных исламских древностей в ре-
гионе. От комитета художник СМ. Дудин получил 400 рублей для
завершения работы над рисунками самаркандских «историче-
ских» мечетей. Комитет принимал деятельное участие в органи-
зации различных экспедиций, имевших целью тщательное изуче-
ние исламских древностей Туркестанского края.
Российское правительство, подталкиваемое ученой и художе-
ственной общественностью, со скрипом выделяло средства на
реставрацию и сохранение мусульманских памятников в Сред-
ней Азии, испытывая постоянную нехватку средств — слишком
велики были свои расходы: строительство протяженных желез-
ных дорог, война, революция и т. п. К тому же в Петербурге
находились люди, которые не считали нужным заниматься ис-
ламскими культовыми зданиями — памятниками с тем, чтобы
ослабить влияние ислама в регионе. Умные члены российского
правительства категорически отвергли такое мнение. П.А. Сто-
454
лыпин неоднократно указывал (как председатель Совета мини-
стров) военному министру, что его ведомство, в ведении кото-
рого находился Туркестанский край, а значит и памятники
старины, устранилось от забот по сохранению этих объектов.
После такого «замечания» Военное министерство выступило с
различными проектами. Дело двигалось небыстро, шла перепи-
ска между ведомствами, уже был убит П.А. Столыпин. Только в
1912 г. Императорская археологическая комиссия представила
доклад о состоянии туркестанских древностей, в котором делал-
ся вывод, что некоторые из них, например мечеть Биби-ханым,
уже безвозвратно утрачены. Комиссия предполагала спасти то,
что еще подлежало восстановлению. В качестве таких памятни-
ков предлагались: Гур-эмир, Шах-и-Зинд, некоторые «загород-
ные» мечети Самарканда, медресе Тиля-Кори, медресе Шир-
Дор, медресе Улугбек, а также еще несколько других. Комиссия
запросила сразу довольно большую сумму, чтобы можно было
вести реставрационные работы без спешки, равномерно, осто-
рожно и серьезно. После долгих обсуждений и согласований в
многочисленных инстанциях решено было выделять на нужды
реставрации по 10 тысяч рублей ежегодно, но началась Первая
мировая война, затем случилось в 1916 г. антирусское восстание,
а затем наступил 1917 г. Полномасштабная реставрация фак-
тически не начиналась, хотя усилиями русских энтузиастов,
действовавших небольшими средствами, немало древних стро-
ений было сохранено, хотя и не реставрировано по полной про-
грамме.
Губительными для древних памятников Средней Азии были
частые землетрясения, и особенно разрушительное 1907 г. Воз-
мутительно безразличным к судьбе своих святынь было отноше-
ние вакуфных распорядителей и хранителей памятников ислам-
ской культуры.
П.П. Литвинов в своей работе, написанной на основе архив-
ных материалов Узбекистана, Казахстана и Киргизии, делает
абсолютно справедливое заключение:
«Заслугой российского правительства следует считать, что оно
не допустило полного разрушения исламских исторических па-
мятников, что могло бы случиться, если бы правительство при-
держивалось и по отношению к ним принципов политики иг-
455
норирования и невмешательства, так как само мусульманское
население относилось индифферентно к состоянию своих рели-
гиозных архитектурных ценностей, а мусульманское духовенство
держалось за вакуфные доходы, нимало не заботясь о том, чтобы
использовать их для поддержания и сохранения памятников
своей конфессиональной культуры.
Российское правительство проявило исключительную терпи-
мость к вероисповедным правам мусульманского населения Тур-
кестана... предоставив мусульманам право открывать то количе-
ство мечетей, которое они хотели иметь»39.
* * *
Американец Ю. Скайлер, автор двухтомного сочинения о
Туркестане, после длительного пребывания в крае в 70-х гг. XIX в.
констатировал весьма категорично и совершенно справедливо:
«Образование в Средней Азии повсеместно только религиоз-
ное»40. После присоединения Средней Азии к России новые вла-
сти обнаружили здесь полное отсутствие каких-либо форм свет-
ского образования, что создавало огромную трудность для
внедрения через систему образования принципов российской
«гражданственности» (как тогда выражались официальные лица)
и русского образа жизни. С утверждением в крае российской
власти начали появляться новые формы образования мусульман,
так называемые русско-туземные, а также новометодные школы.
Но последние не были чисто конфессиональными образователь-
ными учреждениями ислама и не признавались таковыми ни
мусульманским духовенством, ни мусульманским населением.
Самым важным звеном мусульманского образования Средней
Азии были мектебы, которые, пользуясь нынешней терминоло-
гией, можно отнести к разряду средних учебных заведений, так
как существовали и более низшие ступени (школы) мусульман-
ского обучения — кара-хана и даляилъ-хана. Эти учебные за-
ведения были немногочисленны, зато мектебов в предреволюци-
онные годы в Туркестане насчитывалось свыше семи тысяч — это
означало, что в этом регионе было сосредоточено около 70 про-
центов всех училищ такого типа. Основная масса туркестанских
мектебов функционировала при мечетях.
456
Большинство дореволюционных авторов, посещавших Сред-
нюю Азию, сходились во мнении, что мусульманская религиоз-
ная школа пребывает в состоянии глубокого сна и не менялась
в течение столетий. Выпускники этих школ выходили из их стен
фактически неграмотными людьми. Нынешние патриотически
настроенные ученые независимых стран Центральной Азии
склонны преувеличивать уровень грамотности местного населе-
ния. В начале большевистской эры местные революционеры оце-
нивали процент грамотных среди соотечественников как 1,5—
2 процента41. Новые историки-патриоты увеличивают число
грамотных (без серьезных доводов) в десять раз. Вот как это по-
лучается у Ф. Исхакова: «По нашим подсчетам, среди коренного
населения (казахи, каракалпаки, кыргызы, таджики, туркмены,
узбеки) доля грамотных составляла 15—16 процентов. При этом
удельный вес грамотных среди сельского населения местных на-
циональностей Туркестана был почти на три пункта выше соот-
ветствующего показателя по России»42.
Тот же рефрен: варварская, неграмотная Россия захватила
древние просвещенные государства Средней Азии.
«Политическая подоплека, — пишет П.П. Литвинов, — этих
тезисов ясна, однако их авторам не мешало бы познакомиться с
отзывами о мектебном образовании таких авторитетных людей
в дореволюционной Средней Азии и Казахстане, как И. Алты-
сарин, Абай Кунанбаев, Ахмед Дониш, Т. Сатылганов, Мукими,
М. Бехбуди, М. Бурханов, Сидики и др.
Факты свидетельствуют, что мусульманская средняя школа
действительно не претерпела почти никаких изменений в своем
внутреннем строе на протяжении веков»43.
Кстати, новые историки-патриоты равнодушны к свидетель-
ствам предшественников.
Российские власти делали попытки оказывать влияние на про-
цесс обучения в этих «средних» учебных заведениях, однако успе-
ха не достигли. И вот в 1909 г. генерал-губернатор А.В. Самсонов
сделал заключение во Всеподданнейшем докладе: «Школы эти
предоставлены сами себе, оставлены без всякого за ними прави-
тельственного надзора. В них царит мертвящая рутина, питающая
юные умы нелепой религиозной схоластикой. Юношество получа-
ет в них превратное представление о мире и его явлениях, но зато
457
ревностно изучает Коран и комментарии к нему — шариат — под
руководством фанатичных мулл и в результате является послуш-
ным орудием в их руках, теми ше гидами, которые, не рассуждая,
идут за проповедниками ислама на смерть... Фанатики муллы вну-
шают умышленно им ложное представление о наших государ-
ственных началах, ненависть к русской власти и русскому народу,
вселяя нелепые идеи о будущем великом государстве тюрков»44.
Мектебы были непроницаемы для русского влияния.
Внимание было обращено на медресе — высшие исламские
религиозные училища, готовившие кадры мусульманского духо-
венства. По свидетельству Н.П. Остроумова, в Туркестане в 1914 г.
начитывалось 376 медресе, в которых обучались 10—12 тысяч сту-
дентов, но это весьма приблизительные данные — текучесть сту-
денческих кадров была очень высокой. Существовал лишь низший
возрастной предел приема студентов, верхнего не существовало —
студентами числились весьма пожилые люди. Российские власти
пытались установить возрастные рамки для студентов в медресе,
но не преуспели в этом, так как это было расценено исламским
духовенством как вмешательство во внутренние дела религиозной
школы.
Срок обучения в медресе обычно составлял от 8 до 20 лет, и
российские власти не пытались его изменить, как не вмешива-
лись они и в установление размеров стипендий, которые выпла-
чивались (от 4 до 35 рублей в год) в зависимости от доходов с
вакуфных имуществ медресе и честности их распорядителей.
Подобно мектебам, внутренний порядок обучения в медресе не
менялся в течение столетий.
Однако если выпускники мектебов в основном оставались не-
грамотными, хотя и знали наизусть лишь несколько молитв на
арабском языке, смысла которого они даже не понимали, то вы-
пускники медресе были, как правило, достаточно грамотными
людьми, хотя их знания были предельно старомодными, сфор-
мулированными 500—1000 лет назад.
Придя в Среднюю Азию, российские власти попытались из-
менить и модернизировать программы обучения медресе. Так,
К.П. Кауфман решил организовать в туркестанских медресе пре-
подавание курса российской истории. Были выделены средства
(300 рублей) и найден местный энтузиаст — ташкентский казий
458
Мухаммед Хаким-ходж, взявшийся за дело искренне и истово,
однако в дело вмешались все те же мусульманские священно-
служители, которым удалось загубить новое дело на корню. Они
объявили инициативу генерал-губернатора попыткой властей
обратить слушателей медресе в христианство.
Это не остановило Кауфмана, и он решил внедрить в ислам-
ской высшей школе преподавание русского языка, но дело по-
стоянно откладывалось из-за «сопротивления туземцев»45. Кауф-
ман предпринимал эти попытки снова и снова, но сопротивление
мусульманского духовенства сломить не удалось. Кауфман наде-
ялся, что знание русского языка поможет молодому исламскому
духовенству края быстрее понять намерения и действия россий-
ской администрации, сблизиться с русской цивилизацией, найти
общий язык с властью к обоюдной выгоде. Он справедливо на-
деялся, что знание русского пробудит у исламски образованных
молодых людей желание знакомиться с русской культурой.
Поняв бесплодность своих попыток, окончательно разочаро-
вавшись в своих усилиях, он в своем отчете 1882 г. отмечал, что
медресе в Туркестане являются «основными рассадниками му-
сульманского фанатизма»46.
И тем не менее (официальные документы — рапорты и отчеты
российских чиновников разных уровней — о том свидетельствуют)
в среде слушателей медресе интерес к изучению русского языка
все же был. Наиболее любознательные из них (возможно, тайно)
учили язык «пришельцев» с различными целями: просто из любо-
пытства либо из соображений практической пользы. Уже в конце
XIX в. обнаружилось, что среди исламских священнослужителей,
включая студентов медресе, есть немало людей, неплохо владе-
ющих русским языком.
Попытки внедрить изучение русского языка в учебные про-
граммы медресе в 1892 г. предпринял главный инспектор учи-
лищ Туркестанского края Ф.М. Керенский, однако мусульман-
ское духовенство повсеместно саботировало эту инициативу.
Значительно преуспел в этом деле инспектор училищ Ферган-
ской области В.П. Наливкин. В 1901 г., используя свой авторитет
в мусульманской среде, как человек, хорошо знающий местные
обычаи и языки, он сумел убедить студентов и руководство ме-
дресе Кува в Маргиланском уезде в необходимости и полезности
459
изучения русского языка и организовал его преподавание. Скеп-
тики из краевой администрации сомневались в успехе этого
предприятия, тем не менее оно оказалось долговременным. На-
ливкину удалось внедрить в повседневную рутину жизни медре-
се произнесение молитвы за Царя. И в этом случае он посрамил
сомневающихся. Наливкин не скрывал, что ему удалось убедить
хитроумное исламское духовенство в том, что исполнение этой
формальности избавит руководителей медресе от придирок со
стороны российских властей. Поддерживая добрые отношения
со многими руководителями медресе, Наливкин умел достичь
главного — добровольного подчинения туркестанских медресе
инспекторскому надзору и контролю.
Наливкин не ограничился лишь надзором и контролем за
деятельностью коранических училищ — он начал разрабатывать
проект серьезных преобразований в учебном процессе мусуль-
манской «высшей» школы.
Наливкин предлагал усилить контроль за вакуфными дохода-
ми медресе, поскольку поступало много жалоб от учащихся на
распределителей этих доходов, присваивающих большую их
часть. Проект Наливкина предусматривал изъятие из учебного
обращения в медресе арабских и персидских учебников, осто-
рожное, с разъяснением необходимости этого, изучение русско-
го языка и основных общеобразовательных дисциплин из про-
грамм русских учебных заведений.
В конечном итоге проект был забракован Ф.М. Керенским,
который испытывал к Наливкину стойкую неприязнь. Главный
инспектор училищ Туркестана убедил генерал-губернатора края,
что осуществление проекта Наливкина вызовет возмущение му-
сульманского клира. Генерал-губернатор А.Б. Вревский, человек
недалекий и не имевший собственного мнения, охотно дал себя
уговорить отвергнуть начинания Наливкина, тем более что перед
этим в 1892 г. случились волнения в Ташкенте. Туркестанская
администрация утратила возможность влиять на деятельность
медресе и получать информацию о внутренней жизни этих ко-
ранических училищ. Была упущена возможность влиять на под-
бор преподавателей, тем более что сами студенты часто жалова-
лись в инспекцию мусульманских училищ (главой которой был
Наливкин) на плохую профессиональную подготовку своих учи-
460
телей, имеющих «большие связи», позволявшие им занимать
преподавательские должности не по праву47. Кстати, все тот же
Наливкин хорошо знал преподавательский состав многих медре-
се и знал, кто чего стоил, но русская администрация не сочла
нужным воспользоваться его «банком данных». Несмотря на
приказы и циркуляры начальника края, требовавшие от уездных
начальников контролировать выборы преподавателей медресе,
все осталось по-прежнему; русские чиновники не желали вме-
шиваться в мусульманские дела и портить отношения с влия-
тельными людьми из среды исламского клира.
Следует сказать об особой (негативной) роли Бухары, сосед-
ствовавшей с Туркестанским краем, но не имевшей с ним офи-
циальной границы. Российское правительство могло эффективно
влиять на политику эмира, но влиянием на бухарский исламский
клир оно не располагало. Бухара и в конце XIX, и в начале XX в.
сохранила ореол «светоча мусульманской мудрости»; консерва-
тивное, закоснелое в своем догматизме бухарское духовенство
оказывало сильное влияние на исламских священнослужителей
Туркестана, укрепляя в них консерватизм и неприятие всего но-
вого, в том числе и попыток российских властей осовременить
весь строй жизни коренного населения.
Учитывая репутацию Бухары как негасимого факела исламской
учености, уже с конца 1870 г. многие студенты туркестанских ме-
дресе перебрались в бухарские религиозные учебные заведения,
чтобы «припасть к источнику истинного ислама». Получив заряд
фанатизма и консерватизма, они возвращались в Туркестанский
край проповедниками ветхозаветных нравов и антироссийских
настроений. Многие из этих «вкусивших истинной мудрости» ста-
новились преподавателями в медресе Туркестанского края. Рос-
сийские власти поздно заметили опасность такой «идеологической
интервенции». По рекомендации многоопытного Н.П. Остроумо-
ва генерал-губернатор А.В. Самсонов только в 1910 г. издал цир-
куляр, запрещавший выезжать на учебу в Бухару без специально-
го разрешения российских властей. Однако из-за отсутствия
границы между эмиратом и Туркестанским краем эта мера ока-
залась малодейственной: тысячи людей, в том числе жаждущих
461
получить «истинно исламское образование», свободно перемеща-
лись в обоих направлениях.
«Факт российского присутствия в Средней Азии, — пишет
П.П. Литвинов, — воздействовал постепенно не только на взрос-
лое исламское духовенство, но и на медресское студенчество —
стратегический резерв последнего... Следует отметить, что отно-
шение российского правительства к мусульманской религиозной
школе в целом отличалось тем уровнем терпимости, который
вряд ли был свойственен многонациональным и поликонфессио-
нальным державам»48.
* * *
Отдельная тема — взаимовлияние на поведение и образ жизни
русских и коренных жителей Туркестана. Появление в качестве
твоих соседей чужаков (имеются в виду переселенцы в сельской
местности), говорящих на непонятном языке, исповедующих дру-
гую веру, да и отличных по внешнему виду и повседневному по-
ведению, как правило, воспринимается негативно. Соприко-
сновение на просторах Средней Азии русских пришельцев и
коренных жителей огромного региона не могло быть исключени-
ем. Новоселов встречали настороженно, если не сказать враждеб-
но. На первых порах бывали столкновения из-за границ земле-
владений, тем более что русские переселенцы оседали на землях
кочевников, хотя и перешедших в оседлое состояние, но тради-
ционно не имевших представления о землеустройстве, о межах.
Столкновения происходили из-за воды. Беспристрастный и вдум-
чивый исследователь А.А. Кауфман отмечал: «В виде правила в
столкновениях из-за воды нападающей стороной являются рус-
ские, вообще очень склонные игнорировать права и интересы сво-
их соседей туземцев. В частности, русские поселенцы весьма мало
склонны к производству каких бы то ни было крупных ирригаци-
онных работ, так как питают убеждение, что вода должна быть
отведена вместе с землей»49.
На новом месте русские поселенцы должны были прежде
всего приспособиться к новым методам ведения сельского хо-
зяйства, особенно к совершенно незнакомому им поливному
земледелию. Им казалось невероятным, что землю, засеянную
462
хлебом... необходимо орошать. Русские крестьяне имели слабое
представление о том, что такое ирригация вообще. Они учились
у местных жителей (крестьяне говорили: «Тайком подглядываем,
как работают соседи из числа коренных обитателей края»).
Тяготы первых лет жизни переселенцев в новом краю нашли
отражение в многочисленных публикациях, в газетах и журна-
лах, монографиях русских и иностранных авторов. Об этом пи-
сал известный ученый, занимавшийся изучением и описанием
Ферганы, А. Миддендорф: «Попытки водворить русских крестьян
не удались по Сырдарье, где киргизы с успехом и энергией за-
нимались земледелием, хотя эти места и были облюбованы хо-
доками (разведчиками от крестьянских обществ. — Е. Г.). Они не
могли приспособиться к уже готовым ирригациям: то Сырдарьи
им не хватало, то она затопляла их посевы, то объявляли они, что
земля выпахана, т. е. истощена»50.
Столкновения, перераставшие в затяжные «войны местного
масштаба», возникали, как уже говорилось, из-за нарушения гра-
ниц (межей) выделенных переселенцам участков соседями-
кочевниками. Скот кочевников пасся на полях и лугах русских
крестьян, что, естественно, вызывало возмущение последних.
Переселенцы устраивали ночные засады, чтобы поймать с по-
личным обидчиков и «арестовать» их скотину. Кочевники в ответ
захватывали скот поселенцев. Русские крестьяне тоже зачастую
наносили обиды кочевникам, перегораживая и перепахивая их
обычные скотопрогонные дороги, что приводило к ответным не-
дружественным действиям.
Надо заметить, однако, что такие неприязненные отношения
возникли не потому, что в тесном соседстве оказывались пред-
ставители разных этносов, разных культур и конфессий, не имев-
ших общего языка общения; точно так же встречали новопри-
бывших русских переселенцев из центральных губерний русские
старожилы Сибири. «Старожилы ведут партизанскую войну, —
писал Н.С. Лыкошин, — против ненавистных пришельцев. В этой
борьбе сибирские старожилы не останавливаются ни перед ка-
кими средствами. В поселке Знаменском Томской губернии
переселенцам понадобилась соха — пришлось обратиться к ста-
рожилам. Сибиряки соху дали, но под условие уплаты в течение
двух дней 40 руб. (!!!). В тех местах, где переселенцев мало, на
463
них ведется правильная атака — сено воровским манером вы-
кашивается, лес вырубается, подсылаются к новоселам конокра-
ды, а управы искать негде»51. Так вели себя русские православные
люди в отношении таких же русских православных соотече-
ственников. Чужаков не любят.
Однако время лечит. «Невыносимые во многих случаях от-
ношения, — пишет А.А. Кауфман, — установившиеся между кир-
гизами и переселенцами в первое время по водворении послед-
них, действительно заменяются, мало-помалу, более мирными и
дружественными соседскими отношениями»52.
В конце концов и русские и кочевники (так называемые кир-
гизы) оказывались совсем не злодеями, а когда соседи притер-
лись, стали помогать друг другу, перенимая лучший опыт хозяй-
ствования, которого не имели сами.
Многовековой опыт оросительных работ коренного населения
использовался в прилегающих к Туркестану губерниях уже дав-
но. Известен факт, когда «в Самарской губернии киргизы об-
ратили 2600 десятин степи посредством плотин в роскошные
луга и крестьяне начали учиться у них этому делу»53.
Однако вскоре русские крестьяне-переселенцы освоились на-
столько, что в начале XX в. уже сами строили сложные иррига-
ционные сооружения. Они на свои средства нанимали мира-
бов — распределителей воды оросительных систем (арыков), а к
местным мирабам назначили из своей среды помощников, ко-
торые настолько усваивали приемы полива, что могли выступать
на равных с местными мирабами.
Появление русских крестьян в Туркестане имело следствием
увеличение посевных площадей под зерновыми культурами (осо-
бенно в Семиреченской и Сырдарьинской областях). Коренные
жители (киргизы и казахи) заимствовали у русских и украин-
ских переселенцев опыт ведения богарного земледелия. Об этом
говорится в официальном документе одного из статистических
комитетов, которых в России было немало (статистика у нас
была передовой наукой): «На распространение среди туземного
населения богарного хлебопашества, как наблюдалось уже и
раньше, немалое влияние оказывает пример русских крестьян»54.
Пример русских переселенцев стимулировал кочевников масса-
ми переходить к оседлому образу жизни.
464
Наряду с расширением пахотных земель под зерновые кир-
гизы и казахи занимались и заготовкой сена, что значительно
уменьшало угрозу падежа скота во время больших холодов и го-
лоледицы. Недавние кочевники стали применять для сенокоше-
ния не только ранее им неизвестные косы-литовки, но и се-
нокосилки, что из года в год позволяло расширять площади
сенокосных угодий. Со временем наряду с сенокошением в об-
ластях интенсивного скотоводства Туркестана стало развиваться
и травосеяние. Оседлое население и осевшие на земле кочевни-
ки по примеру русских стали высевать люцерну и клевер, по-
стоянно расширяя площадь травосеяния.
Русские крестьяне распространили в Туркестане новые сель-
скохозяйственные культуры, в частности пшеницу, овес, карто-
фель, и научили местное население выращивать их. Местные зем-
ледельцы научились готовить семена к посеву, выбирать наиболее
высокоурожайные сорта; постепенно привыкли подготавливать
землю к посеву с осени; начали сеять высокие сорта хлебов, на-
пример полтавскую пшеницу, тогда как раньше они сеяли только
просо. На полях и в огородах местных дехкан появился не только
картофель, но и другие ранее неизвестные культуры: овес, поми-
доры, сахарная свекла, новые сорта хлопка, новые сорта яблок и
груш, табак; они стали выращивать лучшие сорта винограда (ла-
фит, сотерн, мускат, мадера, изабелла и др.)55.
Русские поселенцы завезли в Туркестан улучшенные породы
скота — калмыцкий скот (астраханский и царицынский), рус-
скую овцу разных парод, мериносных овец, русских лошадей.
Особенно пригодным к местным условиям оказался калмыцкий
скот.
Русские крестьяне способствовали распространению в Тур-
кестане, кроме сенокосилок и кос, такие важные орудия зем-
ледельческого производства, как железные плуги, бороны и
молотилки. А.А. Кауфман, обследовавший в 1903 г. хозяйства
сырдарьинских казахов, писал в своем отчете: «Аулиэ-Атинский
уездный начальник сообщил мне, что в окрестностях существу-
ющих уже 30 лет русских поселков Чалдовара и Карабалты у
киргиз появились превосходные земледельческие хозяйства, со-
вершенно напоминающие по виду и по постановке дела хоро-
шие русские хутора»56.
465
Вслед за русскими крестьянами-переселенцами в туркестан-
ские оазисы и степи пришли русские специалисты — агрономы,
хлопководы, ветеринары, садоводы, виноделы, которые считали
своим долгом помогать советом не только русским поселенцам,
но и местным земледельцам и скотоводам.
Русские специалисты читали лекции по самым различным во-
просам сельского хозяйства; особенно популярными были лек-
ции по хлопководству. Местные их слушали с переводом, но
усиленно старались все понять. И русские профессионалы хоте-
ли, чтобы их знания стали доступны местному люду. И не слу-
чайно начальник Ходжентского уезда Н.С. Лыкошин перевел на
узбекский язык напечатанную в журнале «Туркестанское сель-
ское хозяйство за 1909 год» (был и такой журнал!) статью агро-
нома Н.Н. Александрова «Как следует применять удобрения в
Туркестане». Перевод был издан отдельной брошюрой тиражом
5 тысяч экземпляров Туркестанским обществом сельского хо-
зяйства для бесплатной раздачи местным земледельцам57. Другое
дело, что не так уж много местных земледельцев учились читать
напечатанное на их родном языке.
Русские власти не были безразличны к тому, как ведется
и развивается сельское хозяйство новоприсоединенного края.
В 1912 г. в городе Скобелеве (при советской власти — Ферга-
на) проходило совещание, которое обсуждало следующие во-
просы:
1. Обзор агрономической помощи населению за 1911 г.;
2. Организация показательных мероприятий агрономической
помощи населению в 1912 г.;
3. Организация прокатных пунктов (инвентаря. — Е. Г.) и чте-
ний по вопросам сельского хозяйства.
4. Оборудование сельскохозяйственных складов в Аулие-Ате
и Чимкенте.
5. Опытные учреждения Сырдарьинской области.
6. Сельскохозяйственные школы.
7. Исследование животноводства в Сырдарьинской области.
8. Мероприятия в области помощи по садоводству и вино-
градарству.
9. Агрономические мероприятия переселенческого управ-
ления58.
466
Один только перечень обсуждаемых вопросов дает представ-
ление о размахе и глубине вовлеченности русских властей в про-
блематику аграрного сектора Туркестанского края.
Самым интересным и практически значимым выглядит пункт
6: сельскохозяйственные школы.
Проникновение рыночных отношений в экономику Средней
Азии способствовало развитию в регионе профессионально-
технического образования. Правительство придавало этому не-
малое значение. Так, министр народного просвещения Н.П. Бого-
лепов в циркулярном письме на имя главного инспектора
Туркестанского края 31 мая 1900 г. писал о необходимости рас-
пространения профессионального образования, в связи с подъ-
емом промышленности «создавая огромную потребность в людях,
обладающих специальными знаниями, побуждая к неотложному
принятию мер с целью подготовления этих нужных людей»59.
Неспешно, но задача «принятия неотложных мер», постав-
ленная министром народного просвещения, решалась в границах
края. Наибольшее распространение получили школы и курсы,
связанные с сельскохозяйственным производством. Так, в Семи-
реченской области было несколько сельскохозяйственных школ,
которые возникли в конце XIX в.; в Пишпеке, Пржевальске и
Копале тоже размещались сельскохозяйственные школы, а в
Джаркенте и Верном функционировали школы садоводства. Эти
школы имели земельные участки от 150 до 500 десятин. Класс-
ные занятия проводились с середины января до середины марта
и со второй половины октября до второй половины ноября.
Остальное время отводилось для практических занятий. В учеб-
ный план школы входили общеобразовательные и специальные
сельскохозяйственные предметы.
В Ташкенте А.И. Вилькинсом и В.Ф. Ошаниным, воспитанни-
ками Московского университета, была создана школа шелковод-
ства, пропагандировавшая современные методы выкормки туто-
вого шелкопряда.
Большую пользу для будущего края несло создание в разных
его городах ремесленных и торговых училищ, в которые при-
нимались ученики всех национальностей. Важно было и то, что,
кроме специальных предметов, в этих учебных заведениях пре-
подавались, наряду с русским языком, языки местных этносов.
467
Особо следует сказать об уникальном для Туркестана учеб-
ном заведении — Ташкентской учительской семинарии, откры-
той в 1879 г. Семинария готовила учителей начально-народных
училищ края и отличалась от других подобных институтов тем,
что в ней обучались слушатели из числа местных жителей. В
программу преподавания были включены киргизский, узбек-
ский и персидский языки. «Для приучения же воспитанников
к сельскохозяйственной жизни, — говорится в духовном доку-
менте, — в число предметов преподавания входят садоводство,
огородничество и ремесла. Из ремесел до 1900 г. воспитанники
занимались столярным, переплетным и сапожным, а с 1912 г.
вместо столярного ремесла ведется правильное преподавание
ручного труда. Курс обучения четыре года. За первые 25 лет
существования семинарии, т. е. к 1904 году, в ней обучалось
415 человек»60.
В 1889 г. Ташкентскую учительскую семинарию закончил дед
автора этой книги, Василий Валерьянович Зеленый, который за-
тем недолго работал учителем, используя в своем учительстве как
узбекский язык, так умение работать руками. Мне посчастливи-
лось жить под одной крышей и тесно общаться с моим дедом
18 лет. И хотя большую часть своей жизни дед прослужил по
военному ведомству, он до конца дней оставался педагогом, что
проявлялось в его терпении и настойчивости, с которыми он за-
нимался с непоседливыми и непослушными малолетними вну-
ками. Благодаря деду я освоил счет, грамоту и чтение за два года
до школы. Еще он был прекрасный рукодел — в свои 70—80 лет
с небольшим набором инструментов он мастерил отличную дач-
ную мебель и клетки для птиц, будучи любителем птичьего пе-
ния. Таких специалистов готовила Ташкентская учительская се-
минария, руководимая Н.П. Остроумовым. Кстати, восточные
языки деду преподавал В.П. Наливкин.
Пожалуй, больше других русских, работавших и просто оби-
тавших в Туркестане, сделали для сближения коренного населения
и пришельцев из России русские медики. Несмотря на явную не-
достаточность медицинского персонала, а также амбулаторий,
больниц и фельдшерских пунктов, русские врачи самоотверженно
обслуживали местное население, особенно большое значение име-
ли проводимые ими противохолерные и противочумные меро-
468
приятия, а также прививки против черной оспы. Русские врачи
заслужили уважение и благодарность населения61.
Надо учитывать, что проведение профилактических работ
было связано не только с опасностью заражения, серьезной
опасностью было недоброжелательство мусульманского духовен-
ства, распространявшего клеветнические слухи, порочившие рус-
ских медиков.
С течением времени между русскими и «туземцами», осо-
бенно в сельской местности, установились нормальные добросо-
седские отношения, и эти русские, которые жили и трудились
рядом, стали для дехкан и недавних кочевников «нашими рус-
скими», которых в 1916 г., во время самого большого возмуще-
ния местного населения против русской власти, соседи заранее
предупреждали об опасности насилия со стороны восставших.
Это означало определенно, что «наших русских» местные ис-
кренне считали «своими».
* * *
До сих пор речь шла об отношениях русских и коренных жи-
телей главным образом в сельской местности и, более того, рус-
ских крестьян-переселенцев и кочевников (казахов, киргизов)
или недавних кочевников, ставших оседлыми земледельцами.
Эти отношения, как уже говорилось, эволюционировали от пер-
воначально недоброжелательных и даже враждебных к вполне
добрососедским, правда с течением длительного времени. Не-
сколько по-другому складывались отношения русских военных,
чиновников, предпринимателей с так называемыми сартами, то
есть коренным оседлым населением городов и кишлаков. В от-
личие от кочевников, которых можно было назвать мусульмана-
ми с большим преувеличением их религиозности, сарты в те-
чение многих веков находились под исключительно сильным
влиянием мусульманского клира и разнообразных «знатоков»
ислама, которые буквально владели душами рядовых селян и го-
рожан и умели манипулировать их действиями, что, несомненно,
осложняло взаимопонимание между сартами и русскими, кото-
рые селились фактически рядом, возводя свои жилые кварталы
вблизи стен старых азиатских поселений. Такое расположение
469
не было правилом: в некоторых случаях русские города вырас-
тали из небольших военных укреплений, и тогда вокруг них по-
степенно возникали кварталы, заселенные сартами.
О подобном сожительстве существует немало свидетельств, в
том числе иностранных наблюдателей. Так, уже цитированный
внимательный американский путешественник Ю. Скайлер
писал:
«Русские всегда проявляли определенные способности в об-
ращении с полуцивилизованными народами. Они не относились
к туземцам с тем презрением, которое характерно в отношени-
ях представителей англосаксонской расы с народами низшей
культуры и цивилизации. Это совершенно очевидно из того, что
они [русские] без колебаний вступают в социальные отношения
с ними... Русские офицеры и чиновники не только принимают
туземцев в своих домах, но в действительности встречают их,
общаются с ними как с равными по социальному положению.
Не исключено, что в некоторых случаях это может принижать
авторитет российских официальных властей, так как я иногда
видел, что туземцы проявляли меньше уважения в отношении
русских офицеров в своих делах с ними, чем было бы дозволено
русским равного социального статуса. Можно сказать, что пред-
ставители коренного населения относятся к русским более от-
чужденно, нежели русские к ним, что объясняется скорее рели-
гиозным, чем расовым национализмом...
В городах русские предприняли активные меры санитарии,
построили больницы, а во время эпидемии холеры хорошо ор-
ганизовали меры массового лечения и изоляции больных, кото-
рые привели к великолепным результатам в предотвращении
дальнейшего распространения заболевания...
Никаких ограничений не было наложено на мусульманскую
веру и практику, за исключением того, что дервишам было за-
прещено появляться на улицах, так как они считались возмути-
телями общественного спокойствия. Не было предпринято ни-
каких попыток к распространению христианства»62.
Не менее характерно свидетельство будущего вице-короля Ин-
дии, а также будущего министра иностранных дел Великобрита-
нии (тогда молодого члена британского парламента) Д. Керзона,
который в 1888—1889 гг. по только что проложенной Закаспий-
470
ской железной дороге приехал в Туркестан. Это было время, ког-
да англо-русское противостояние пошло на убыль, и молодой
парламентарий, не рискуя карьерой, мог позволить себе объек-
тивный взгляд на извечного соперника. Он написал и издал по
возвращении объемистую книгу «Россия в Центральной Азии».
«Насколько я мог убедиться, — писал Керзон, — владычество Рос-
сии не только принято как неизбежность и вполне приемлемо для
большинства ее азиатских подданных; местный правящий класс
хотя и напуган завоеванием, однако не утратил своего положения.
Вне сомнения, Россия обладает замечательным даром располагать
к себе, вызывать дружеские чувства даже в сердцах покоренных
силой оружия, это способность, которую можно отнести как к
сильным, так и слабым ее свойствам...
Неподдельная искренность, дружелюбие, простодушие, при-
сущее многим русским людям, помогают им легко заводить дру-
зей и устранять естественное недоверие даже у тех, кто вчера
еще был их врагом. Русский человек способен к братанию в ис-
тинном смысле этого слова. Ему ни в малейшей степени не свой-
ственны ощущение собственного превосходства и мрачное вы-
сокомерие (намек на немцев? англичан? — Е. Г.), которые скорее
способны вызывать ответную враждебность, нежели самое жест-
кое обращение; он не чурается тесного общения с представи-
телями чуждых или неполноценных рас. Присущая русскому
характеру беззаботность способствует снисходительному отно-
шению к другим; терпимость, с которой русский относится к
религиозным верованиям, обычаям и предрассудкам азиатских
народов, является не столько результатом дипломатического рас-
чета, сколько врожденной беспечности...
Завоевание Средней Азии было завоеванием людей Востока
другими восточными людьми, имеющими сходные с побежден-
ными характеры... Это завоевание нельзя назвать крестовым по-
ходом XIX столетия ради торжества современных нравов и эти-
ческих норм; просто варварская Азия после недолгого пребывания
в цивилизованной Европе возвращается назад по своим следам для
того, чтобы исправить привычки своей родни...
Отсталая для Европы система выглядит передовой в Средней
Азии; то, что здесь (в Европе. — Е. Г.) называется стагнацией,
там кажется головокружительным прогрессом; грубые орудия
471
более пригодны для первичной обработки, чем деликатный ин-
струмент»63.
Суть отношений завоевателей и завоеванных итонский сноб
(Керзон закончил привилегированную школу Итон) уловил до-
статочно верно, хотя и нафантазировал при этом изрядно — сна-
чала похвалил, а потом (ради объективности?) обхамил, дабы не
нарушать стойкую антирусскую традицию высшего света вик-
торианской Англии: «Хорошие люди эти русские, но как были
варварами, так ими и остались!»
Приведенные мнения иностранных наблюдателей выглядят
как окончательные оценки, сделанные на основании фактов,
оставшихся за кадром. Тем интереснее свидетельство жены ге-
нерал-губернатора С.М. Духовского В.Ф. Духовской, которое
имеет не оценочный, а фактологический характер. Воспомина-
ния В.Ф. Духовской дают представление о том, какими видела
аборигенов образованная высокопоставленная русская дама.
«Туземцы-мусульмане очень падки ко всяким почетным от-
личиям, — пишет В.Ф. Духовская, — периодическая раздача меда-
лей и халатов превращает несговорчивых мусульман в сравнитель-
но полезных и довольно покладистых слуг русского правительства.
Туземцы подходят к мужу, получают халат и счастливо улыбают-
ся, уходят прочь, бормоча благодарность. Великие мастера, они
напускают на лица вид бесконечного счастья, несмотря на непри-
миримую ненависть к русскому правительству...64
В Андижане (после мятежа 1898 г. — Е. Г.) уже за несколько
верст от города, и вплоть до места остановки поезда, тысячная
толпа туземцев лежала распростертая ниц вдоль полотна дороги,
стуча лбами о землю.
Гораздо лучше было бы им не восставать и не раболепство-
вать...»65
Мусульмане скрывают свои мысли и готовы поддакивать рус-
ским должностным лицам, которые напоминают им, каким же-
стоким был ханский режим. Духовская по этому поводу замеча-
ет: «И только случайно, от молодых неосторожных туземцев,
которых не допускают до разговоров с начальством, можно было
узнать, с каким благоговеньем они (старики. — Е, Г.) вспомина-
ют именно то время, когда их на кол сажали и когда никто не
был уверен в завтрашнем дне...66
472
Нравы в Бухарском ханстве, — пишет Духовская с чужих
слов, — во многом напоминают доисторические периоды. Здесь
зверски происходит смертная казнь: за бороду откидывают го-
лову приговоренного, перерезают ему горло, как барану, и потом
вешают туловище на три дня»67.
Самым, однако, интересным и ценным свидетельством меж-
личностных отношений и взаимной оценки русских и «тузем-
цев» стал уникальный очерк Владимира Петровича Наливкина
«Туземцы раньше и теперь», который был написан после обще-
российских событий 1905—1906 гг. Очерк стал библиографиче-
ской редкостью и был переиздан (первое издание 1913 г.) толь-
ко в 2004 г.68
Надо учитывать, Наливкин был одним из лучших (если не
единственным) знатоком истории, жизни и быта Средней Азии.
Это был этнограф, историк, лингвист, педагог. Он участвовал в
военных походах К.П. фон Кауфмана и затем шесть лет вместе
с молодой женой прожил в кишлаке Нанай Наманганского уез-
да, где они могли непрерывно познавать «язык, земельный быт,
религию и обычаи» коренного населения. Все, о чем он пишет,
он знает из первых рук; в его описаниях нет ничего вторичного.
Приобретенные обширные знания языков, быта и нравов фер-
ганских узбеков, киргизов и таджиков позволили Наливкину со-
ставить и издать многочисленные пособия, словари и хрестома-
тии, способствовавшие изучению тюркских языков в России.
В конце XIX в. супруги Наливкины издали замечательное (нова-
торское) совместное произведение «Очерк быта женщины осед-
лого туземного населения Ферганы». Мария Владимировна На-
ливкина стала первой европейской женщиной, попавшей на
недоступную для посторонних мужчин женскую половину
жилища коренных обитателей Средней Азии. Вместе с Влади-
миром Петровичем Наливкиным она сумела обобщить и осмыс-
лить уникальный полевой материал. Содержание их совмест-
ного труда гораздо шире его названия: Наливкины создали
фундаментальное исследование, раскрывающее самые различные
стороны жизни коренного населения Туркестана. Наградой уче-
ной общественности России была Большая золотая медаль Рус-
ского географического общества: очень ценная и почетная на-
града.
473
Таким образом, В.П. Наливкин — авторитет, которому можно
верить, но есть одно обстоятельство: в последние годы он стал
сторонником народнических и даже социал-демократических
воззрений на российское общество. Отсюда навязчивая идея об-
личительства, которая заметна в его работе повсеместно.
Работа Наливкина о «туземцах» Туркестана воспроизводится
в максимально сокращенном виде — оставлено главное, но это
есть самое ценное наблюдение над тем, как относились и как
воспринимали и оценивали друг друга русские пришельцы и
местные жители.
Этнографический состав населения
В этнографическом и в бытовом отношениях главнейшими
народами, входившими в состав туземного населения трех ко-
ренных областей края во время их завоевания, были: оседлые
сарты, кочевники киргизы, полукочевники (курама в Таш-
кентском уезде Сырдарьинской области, так называемые узбе-
ки в Самаркандской и кипчаки и каракалпаки в Ферганской),
татары и туземные, так называемые бухарские, евреи.
Под именем сартов в Сырдарьинской, Самаркандской и
Ферганской областях разумеется местное мусульманское осед-
лое население, городское и сельское, которое, не представляя
в разных местностях названных областей особенно резких раз-
личий в бытовом отношении, в этнографическом подразделя-
ется на собственно сартов, давно уже осевших тюрков (или
узбеков), ведших раньше кочевой образ жизни, и таджиков, из-
древле оседлых аборигенов этой страны, говорящих на более
или менее своеобразных наречиях персидского языка, в большей
или меньшей мере подвергшихся влиянию языка пришлых за-
воевателей тюрков (именуемых также и тюрко-монголами).
Одной из характерных черт таджиков является их тяготение
к горам. Наибольшая часть таджикских селений находится в го-
рах и предгорьях, причем наибольшая же часть всех вообще
таджиков края проживает в Самаркандской области; в Ферган-
ской, в предгорных частях Наманганского, Кокандского и Мар-
гиланского уездов их значительно (вдвое) меньше, а в Сыр-
474
дарвинской области несколько небольших таджикских селений
имеются лишь в Ташкентском и Чимкентском уездах.
Кроме тюрков и таджиков, в составе этнографического кон-
гломерата, именуемого ныне общим именем сартов, вошли также:
часть арабов-завоевателей, разновременно принимавшие ислам
евреи и цыгане и осартившиеся татары и персы, постепенно и
очень прочно ассимилировавшиеся с главнейшей, оседлой частью
местного населения.
Составляя в указанную эпоху около У3 всего местного насе-
ления, будучи по преимуществу земледельцами и садоводами,
сарты в то же время держали в своих руках наибольшую часть
местных промышленности и торговли.
Вместе с тем в их же руках находился и камертон местной
мусульманской духовно-нравственной жизни (не исключая и
духовной жизни кочевников), ибо преимущественно из их же
среды, кроме длинной вереницы лиц, составлявших правящий
класс, выходили также и казии, ишаны, руководившие помысла-
ми многих десятков (если не сотен) тысяч своих мюридов, и
учителя местных мусульманских школ, и имамы, настоятели
мечетей, и, наконец, шумный рой тех мусульманских книжников,
улема, которые всегда играли очень крупную роль в духовно-
нравственной жизни туземного общества и о которых несколько
подробнее будет упомянуто ниже.
Таким образом, в общем сарты являли собой наиболее
культурную, а потому во многих отношениях и наиболее силь-
ную часть местного населения.
Эта частью нравственная, а частью материальная сила
сартов, которую, быть может, правильнее было бы назвать не
столько активной силой, сколько выносливостью, зиждилась
главным образом на умении приспособляться к обстоятель-
ствам, на врожденной переимчивости, благодаря которой они
чрезвычайно быстро усваивают самые разнообразные практи-
ческие навыки, на врожденной способности и наклонности к
торговле, на крайней ограниченности их потребностей, в чем с
ними могут соперничать разве только китайцы, на отсутствии у
них резких сословных различий, делавшем туземное общество
относительно весьма однородным, и, наконец, на колоссаль-
ности той роли, которую мусульманская школа, в особенности
475
высшая, Мадраса, играла в жизни туземной толпы в воспита-
тельном и дисциплинарном отношениях.
Под именем киргизов далее мы будем разуметь всех во-
обще тех тюрко-монголов, которые вели кочевой образ жизни
и занимались преимущественно скотоводством, из непищевых
продуктов которого на месте обрабатывалась главным образом
шерсть.
Из нее женщины, на которых лежали все хозяйственные ра-
боты кочевого быта за исключением пастьбы скота, и поныне
изготовляют кошмы, паласы, ковры, грубые шерстяные ткани и
арканы.
Объектами торговли, по преимуществу меновой, были: скот,
невыделанные кожи и изделия из шерсти.
Главнейшим отхожим промыслом киргизской бедноты из-
древле был извоз, транспортирование кладей на верблюдах. В этих
случаях киргизы попадали в положение наемников, предлагавших
свои услуги купцам сартам и татарам.
Вместе с тем и у степных и у горных киргизов издавна име-
лись также и запашки, причем, однако же, земледелием, к кото-
рому сколько-нибудь состоятельный кочевник-скотовод не имел
решительно никакой врожденной склонности, лично занимались
только так называемые икинчи (пахари), обедневшие киргизы,
лишившиеся при разного рода обстоятельствах своего скота, а
потому не имевшие ни надобности, ни даже возможности коче-
вать вместе со своими более счастливыми и благополучными со-
родичами. Эти икинчи возделывали или свою собственную, или
чужую землю, получая в последнем случае условленную часть
урожая.
Запашки находились (и находятся) преимущественно при
зимних стойбищах и представляли по большей части незначи-
тельные участки в несколько десятин. Однако же редкий икин-
чи того времени был или становился, так сказать, вековечным
пахарем. Каждый раз, когда его дела поправлялись, когда он
вновь делался обладателем достаточного количества скота, он
бросал землю и вновь начинал вести кочевой, исключительно
скотоводческий образ жизни.
Посредствующим звеном между оседлыми и кочевниками
являлись полукочевники, курама в бывшем Ташкентском ви-
476
лайете (в долинах Чирчика и Ангрена), так называемые узбеки в
теперешней Самаркандской области и кипчаки и каракалпаки в
Фергане.
В этнографическом отношении ташкентские кураминцы и
самаркандские узбеки являли собой полуосевшее собрание раз-
ных киргизских (тюрко-монгольских) родов: Юзы, Кырки, Хытай,
Найманы и др.
В бытовом отношении отличительной чертой полукочевника
вообще было относительно удачное, по условиям того времени,
сочетание скотоводства с земледелием. По-прежнему любя
пастбищное скотоводство, отнюдь не отказываясь от него со-
всем, а лишь несколько ограничив его размеры в зависимости
от новых условий своего быта, полукочевник, пользуясь обилием
принадлежавших ему земель, усердно принялся и за земледелие,
в виде полеводства, важным подспорьем второму служил навоз,
получавшийся от скота, значительная часть которого на зиму
пригонялась с летних пастбищ на хутора.
В политическом отношении, в особенности в течение по-
следних 30—40 лет существования бывшего Кокандского ханства,
безусловно выдающаяся роль принадлежала ферганским полуко-
чевникам — кипчакам. Упрочив на почве вышеуказанного ра-
зумного сочетания скотоводства с земледелием свое материаль-
ное благосостояние, сплотившись в прочно скрепленную родовым
началом политическую партию и не утратив, подобно сартам,
присущий их предкам дух воинственности, кипчаки в течение
всей первой половины неудачного, дважды прерывавшегося, цар-
ствования Худояр-хана держали в своих руках судьбы внутренней
жизни ханства, омрачив, к сожалению, этот период кипчакского
самовластия длинным рядом насилий над сартами...
Таким образом, в общих чертах, если не принимать во вни-
мание период политической силы кипчаков в Фергане, не будет
ошибкой сказать, что в бытовом отношении (а равно и в чис-
ленном) главнейшими группами местного населения были сарты
и киргизы.
Сарт пахал землю, сеял, жал и молотил, сажал деревья, строил
здания, ковал, точил, красил и ткал, выделывал кожи и торговал,
выделяя на долю своей жены лишь небольшой круг чисто домаш-
них работ.
477
Киргиз, наоборот, взвалив на жену и детей все бремя своего
скотоводческого хозяйства до седлания и расседлывания своей
лошади включительно, ел, пил, грелся на солнце, пел или слушал
песни, в особенности же песни о народных героях, ездил в гости
и время от времени занимался делами своего рода, участвуя в
судбищах, производя кровавую месть, делая набеги на сартов и
принимая участия в баранте, которая в последнее время была
уже не столько профессиональным грабежом, сколько издрев-
ле облюбованным средством проявить свою удаль, размыкать
накоплявшуюся от безделья потенциальную энергию души и
тела.
Во время частых прежде междоусобий, а равно и во время
набегов киргизов сарт, если только он не принадлежал к числу
военных, по большей части прятался в джугаре или в садах,
причем на киргизов смотрел как на безбожников и отчаянных
головорезов, с которыми никому не справиться, ибо они не раз
разбивали даже и ханские войска, несмотря на имевшиеся у
них пушки. Зато каждый раз, когда нужда заставляла киргиза
мирным образом приехать на базар в город или в сартовское
селение, он считал себя потерянным человеком, ибо ему до-
ставалось решительно от всех: сартовские собаки лаяли на его
лохматый тумак (малахай); сартята вприпрыжку бежали за
ним по улицам, распевая неприятные для него куплеты, а ла-
вочники-сарты нагло обмеривали, обвешивали и обсчитывали
его на базаре, зачастую глумясь притом и над его детским рас-
терянным видом, и над его неотесанностью, и над его совер-
шенным незнанием мусульманских правил общежития, и над его
грубым, аляповатым выговором.
За все это киргиз искренно ненавидел и презирал сарта, счи-
тая его трусом, мошенником и выжигой, с которым нельзя иметь
никакого дела, но от которого никуда не уйдешь, раз только яв-
ляется необходимость в каких-либо вещах, которых не могут
смастерить аульные бабы.
Таким образом, туземное население страны не только было
вполне однородным в этнографическом и в бытовом отношении,
но, наоборот, делилось даже на фракции или группы, из которых
две главнейшие, сарты и киргизы, издавна находились в отно-
шениях племенного антагонизма.
478
Государственный строй
На степень народного развития, а равно и на степень обще-
ственной жизни в Средней Азии, как везде и всегда, немалое
влияние указывал, конечно, тогдашний государственный строй,
тогдашние формы государственной жизни, о чем тоже необхо-
димо упомянуть хотя бы в самых общих чертах.
В этой сфере, как и в большой части остальных, теоретические
тезисы ортодоксального ислама очень далеки от практики.
С ортодоксальной мусульманской точки зрения мусульман-
ское теократическое государство есть община верующих, граж-
данский предводитель которой, султан (властитель, правитель),
есть не более как шахвилъдор, доверенный, приказчик Божий,
который обязан пещись, на почве строгого исполнения требо-
ваний шариата, о гражданских или религиозных делах доверен-
ной ему Богом общины, получая за это, наравне с амилями,
сборщиками ритуального налога, закята, и другими слугами об-
щины, очень скромное денежное вознаграждение, около 40 ко-
пеек в день на наши деньги.
На практике, благодаря постепенно установившейся возмож-
ности самых разноречивых толкований мусульманского регла-
мента и малой совестливости если не большинства, то, во всяком
случае, многих мусульманских законоведов прошлого (и насто-
ящего) времени, охотно дававших (и дающих) толкование и
разъяснения, нужные для того или другого лица, правители му-
сульманских государств, еще во времена Багдадского халифата
лишившиеся или, вернее, упустившие из своих рук власть за-
конодательную и судебную, сделавшуюся достоянием книжни-
ков, законоведов, признанных обществом компетентными, и
судей — казиев, сугубо вознаградили себя в других отношениях:
широко игнорируя основные положения ислама о государствен-
ном устройстве и о закяте, они превратили мусульманскую общи-
ну в райят, стадо послушных и безответных рабов; закят, который
должен расходоваться на помощь бедным, сиротам и калекам, на
ведение войны с неверными и вообще на удовлетворение обще-
ственных и государственных нужд общины, закят, который, по
существу, не может быть не чем иным, как главнейшим ресурсом
государственной казны мусульманской общины, в руках поздней-
479
ших мусульманских правителей превратился в их личный доход,
которым они распоряжались произвольно, бесконтрольно и
безусловно незаконно, недобросовестно; войска и даже народные
ополчения, на обязанности которых лежали война с неверными,
распространение ислама силой оружия и охрана общины от
внешних врагов, в их руках постепенно превратились в опрични-
ков, давивших народ и служивших лишь личным или династиче-
ским целям этих правителей.
Это последнее являло собой такое противоречие основным
положениям ислама, что позднейшие мусульманские законоведы,
в особенности среднеазиатские, в своих трактатах стали называть
военных «служителями тиранов».
Многовековая практика столь широкого игнорирования
основных тезисов мусульманского регламента постепенно при-
вела к совершенному искажению первичных форм мусульман-
ского государственного устройства, к водворению ничем почти
не обуздывавшегося произвола правителей и их сообщников,
власть имущих лиц...
Небольшими симпатиями со стороны народа пользовались и
ближайшие сотрудники среднеазиатских ханов и эмиров, тоже
широко практиковавшие все виды самого необузданного произ-
вола, чему немало, конечно, способствовали как личный пример и
наклонности правителей, так равно и формы тогдашнего государ-
ственного устройства, ставившие деятельность большей части
правительственных агентов в положение полной почти бескон-
трольности и безответственности.
Ханство подразделялось на вилайеты, или бекства, отдавав-
шиеся, подобно нашим допетровским воеводствам, на кормление
правителям, бекам или хакимам.
Будучи почти неограниченным владыкой доверенного ему ви-
лайета, маленьким ханом или эмиром вверенных ему терри-
тории и населения, собирая на quasi-законных основаниях за-
конные и незаконные налоги, озабочиваясь о спокойствии в
вилайете лишь в смысле беспрекословного подчинения населе-
ния всем законным и незаконным, разумным и неразумным
требованиям предержащей власти и будучи обязанным по пер-
вому требованию хана или эмира явиться на указанный пункт
«конно, людно и оружно», бек или хаким был обязан вместе с
480
тем в указанные сроки являться к своему повелителю с тарту-
ком — подарком, состоявшим из денег, лошадей, дрессирован-
ных соколов, ковров, халатов, разного рода тканей и тому по-
добных предметов, а иногда и продуктов сельского хозяйства:
зерна, муки, масла и пр.
Главнейшей гарантией благополучного дальнейшего управле-
ния вилайетом была степень довольства хана представлявшимися
тартуками...
Таким образом, для того, чтобы усидеть на месте, хаким дол-
жен был возможно больше давать хану; но чтобы сделать это
не только не в убыток себе, но и при условии возможно боль-
шего и скорейшего личного обогащения, приходилось изыскивать
способы возможно больше взять с народа в уверенности, что,
сколь незаконными ни были бы эти поборы, они останутся без-
наказанными до тех пор, пока хан будет удовлетворяться вручае-
мыми ему тартуками.
В совершенно таких же отношениях к беку (или хакиму) на-
ходились подведомственные ему амины и аксакалы, заведовавшие
относительно небольшими районами и бывшие посредниками
между беком и населением всего вообще вилайета, посредника-
ми, конечно, не забывавшими себя и имевшими очень липкие
руки, к которым, как и к бековским, пристало очень многое на
длинном пути между сельской хижиной и ханской урдой.
Народ был стадом, которое пасли, то есть нещадно били и
непрестанно стригли. Сарты, в особенности городские, давно
утратив всякие следы воинственности, сознавая свое бессилие,
по большей части молча покорялись этой тирании, отводя душу
лишь келейными пересудами творившихся безобразий.
Киргизы, более свободолюбивые, более воинственные и энер-
гичные, время от времени давали отпор, иногда наводя страх
даже на ханские войска, несмотря на то что последние обыкно-
венно бывали вооружены лучше киргизов.
Вместе с тем народ редко находил правду и в суде, который у
мусульман не коллегиальный, а единоличный, в лице казия, на-
значавшегося ханом (или хакимом), а потому в случае желания
удержаться на этой должности, иногда бывавшей очень доход-
ной, находившегося в непосредственной зависимости от того,
кем он был назначен.
18 ЕЛ. Глущенко
481
На суде казия в громадном большинстве случаев правым ока-
зывался тот, кто или имел сильных покровителей, или мог дать
достаточную взятку.
Двоедушие, продажность, а иногда и тупоумие казия давно уже
сделались мишенью общественного сарказма; нет другой такой
общественной деятельности, которая была бы осмеяна и опозо-
рена восточной литературой в такой мере, как деятельность му-
сульманского судьи.
Были, конечно, и исключения; и среди казиев были люди
правды, законности и нелюбостяжания; но, во-первых, их было
сравнительно мало; а во-вторых, значительный процент этих
праведников в свое время погибли от ножа или яда убийц, под-
сылавшихся ханами, хакимами или беками, которым мешали,
становились на пути эти хранители и поборники ортодоксальной
чистоты мусульманского закона.
Естественным последствием такого порядка вещей была, в осо-
бенности в отношении оседлого населения, совершенная необес-
печенность личности и ее гражданских прав, и прежде всего прав
имущественных; а это, в свою очередь, клало на психической фи-
зиономии народа отпечаток забитости, приниженности, низко-
поклонности, продажности и двоедушия, всего того, что везде и
всегда являлось неизбежным результатом растлевающего влияния
продолжительной тирании деспотического правительства.
Общая сумма столь неблагоприятных для народной жизни
условий в значительной мере усугублялась часто временностью
династических и иных междоусобий, а равно и внешних войн,
бывших особенно тяжкими для оседлого населения.
Общественная жизнь
Что же касается сартов, то у них ко времени нашего при-
хода в Среднюю Азию общественная жизнь была уже развита в
значительной степени, а главнейшей особенностью их обществен-
ного быта являлось отсутствие потомственных каст или сословий,
причем общественное положение лица определялось или его
служебным положением, или степенью его зажиточности, или
степенью учености, или родом его профессионального занятия.
482
Среди туземцев имелись и имеются сеиды и ходжи, счи-
тающие себя потомками пророка или первых четырех халифов,
но на арене общественной жизни каждый сеид или ходжа за-
нимал то или другое положение в зависимости не от своего
происхождения, а от своего служебного ранга, или от степени
богатства, или учености.
С истинно мусульманской точки зрения ничто не возвышает
человека так, как его ученость, обилие и солидность его научных
познаний, под именем которых разумелось, однако же, главным
образом знание мусульманского регламента, шариата, являюще-
го собой обширный свод комментариев к Корану...
То почтение, которое, согласно шариату, должно оказывать-
ся знанию, в большинстве случаев минуя последнее, оказыва-
лось и оказывается служебному положению и туго набитому
кошельку.
Наружное почтение, оказывавшееся заведомо ученому чело-
веку, всегда усугублялось с того момента, когда он назначался на
должность казия.
Выше мы заметили уже, что у сартов резко разграниченных
потомственных каст или сословий не было; сын обедневшего
купца зачастую делался чернорабочим; сын чернорабочего, окон-
чив курс Мадраса, впоследствии попадал иногда на должность
казия; внук бывшего хакима (губернатора) служил конюхом; сын
кузнеца попадал при счастье в хакимы...
В мусульманстве на всем лежит характерная печать ислама,
старающегося все регламентировать, на все установить свой взгляд,
исключительно мусульманский. Такой взгляд ислам пытается уста-
новить и на разного рода профессиональные занятия, превознося
одни, как науку, одобряя другие, как земледелие, мастерства и
торговлю, не одобряя третьи, как занятия мясников и акушерок,
и, наконец, возбраняя четвертые, как приготовление вина и всех
вообще опьяняющих напитков, торговлю предметами, не могущи-
ми приносить пользы человеку, и т. п. На почве сочетания этих
ортодоксально мусульманских постановлений с практической не-
умолимой жизнью установились действительные отношения сар-
та к разного рода известным ему профессиональным занятиям, из
которых ни одного он не любил так, как земледелие, и ни за од-
ним он не гнался так, как за торговлей.
483
К первому тяготела его душа. Ко второму его влекли меркан-
тильные соображения, которыми жило все окружавшее его об-
щество, давно уже признавшее, что для того, чтобы быть хоро-
шим, чтобы иметь возможность беспрепятственно выполнять
хотя бы главнейшие требования божественного закона, именуе-
мого шариатом, чтобы иметь возможность угодить Богу и лю-
дям и тем самым приобрести неотъемлемое право на вечное
блаженство в загробной жизни, необходимо быть богатым или,
по крайней мере, состоятельным...
Неподвижность сарта, являвшаяся следствием как его темпе-
рамента, так и тогдашней совершенной необеспеченности лич-
ности, была так велика, что, не говоря уже о женщинах, масса
мужчин родились, жили и умирали в своих городах или селени-
ях, не видев ничего, кроме ближайших окрестностей своего ме-
ста жительства...
В конце концов эта малая подвижность населения, в особен-
ности в городах и больших селениях Ферганы, доходила до того,
что должник, сбегавший из города и заведомо скрывавшийся в
ближайшем селении, иногда всего в 5—6 верстах, считался уже
неуловимым...
Одним из прямых последствий малой подвижности населе-
ния была, между прочим, чрезвычайная скудость географических
и этнографических сведений. Кроме сартов, киргизов, татар и
евреев, туземец хорошо знал только индусов, которые наезжа-
ли сюда частью в качестве торговцев, а главным образом в ка-
честве ростовщиков. Немногим приходилось видеть китайцев,
дунган и калмыков, очень немногие имели представление о
туркменах, персах, турках и арабах. Все лишь понаслышке зна-
ли о существовании урусов (русских) и фарангов, под именем
которых смутно представляли себе всех вообще западноевро-
пейцев, не делая еще различия между фарангами и инглисами,
причем из всей этой аморфной массы не менее смутно и бес-
форменно выделялся рум, ассимилировавший в себе представ-
ления о Византии, о Греции, о Риме и о современной Турции.
Столь же смутные представления имелись о Персии, Малой
Азии, Абиссинии и Египте. Большинство под именем хабаш
разумело и абиссинцев, и негров; под Миером разумели и Каир,
и весь вообще Египет...
484
Впоследствии, по мере перемещения центра умственной
жизни мусульманства все далее и далее на восток, сначала в
Персию, а затем и в Среднюю Азию, в Бухару и Самарканд,
доминирующее значение получил исключительно шариат, а
гражданская наука постепенно превратилась в жалкое искаже-
ние на особый, мусульманский лад обрывков, клочков того, над
чем столь усердно трудились когда-то багдадские мусульманские
ученые.
Достаточно сказать, что здесь, в Средней Азии, совершенно
замерли прежние знания астрономии и даже математики. Ко вре-
мени нашего прихода сюда ученейшие из местных ученых уже
не знали не только алгебры и геометрии, но даже и теории дро-
бей; они знали только четыре действия с простыми числами.
В сочинениях по географии, трактующих землю как плоскость,
окруженную горами и подразделяющуюся на семь климатических
полос, говорится об островах, населенных людьми с собачьими го-
ловами, о деревьях, на которых вместо плодов вырастают живые
скорпионы, и о других подобных же небылицах...
До поступления в Мадраса, что происходит обыкновенно не
ранее 15-летнего возраста, туземный мальчик в религиозном от-
ношении остается полуребенком, в большинстве случаев очень
индифферентно относящимся к исламу, ибо семья и начальная
школа дают лишь очень слабую подготовку для будущего посте-
пенного превращения его в истого мусульманина.
Он знает, что с 10—12-летнего возраста он должен наравне со
взрослыми ежедневно совершать пятикратные моления, не есть
и не пить с утра до вечера во время поста, иметь намерение
когда-либо отправиться на поклонение в Мекку; он знает, что есть
мусульмане и кафиры, неверные; что есть действия богоугодные
и запрещаемые религией. В его голове роится уже большое число
таких отрывочных, ничем еще не объединенных понятий; но все
они мало интересуют его, скользят по эластичной, упругой по-
верхности его ума и души.
В значительно большей мере он оказывается подготовленным
в этом юном возрасте по части правил уставной мусульманской
вежливости, что представляется более важным и полезным и в
житейском отношении, и в качестве подготовительной ступени
для поступления в Мадраса, где почтительное опускание глаз долу
485
и деланая мягкость речи зачастую доводятся до степени значи-
тельной приторности.
Таким образом, большинство юношей приходят сюда лишь с
очень слабыми следами воздействия на них мусульманского
книжничества; они приходят сюда, будучи еще в значительной
мере цельными, непосредственными натурами, отзывчивыми, на-
блюдательными, далеко не лишенными природного веселого юмо-
ра, всегда готовыми посмеяться и пошутить, когда весело, пожа-
леть тех, кого жалко.
Поступая же в Мадраса, туземный юноша попадал (и попада-
ет) в среду людей, которые стараются, по крайней мере по на-
ружности, думать, говорить и действовать по уставу, заключаю-
щемуся в шариате и в дополняющей его духовно-нравственной
литературе, силящихся установить точные правила, согласно коим
человек должен мыслить и действовать во всех, даже мельчайших
случаях его повседневной жизни.
В этом храме мусульманской учености туземный юноша, вос-
принимая основы мусульманских веро- и законоучения, воспри-
нимая представление о правоверии и неверии, о разрешенном и
запрещенном, усваивает также не только умение, но и привычку
к напускной вежливости, к искусственно плавной походке, к речи
цветистой, вкрадчивой и льстивой. Вместе с тем, готовясь к роли
книжника, он, часто незаметно для самого себя, превращается
также и в фарисея, чему в значительной мере способствует изуче-
ние шариата, тщательно разбирающего, между прочим, вопросы
о том, каким образом, не делая прямого нарушения закона, мож-
но обойти ту или другую его статью, (что в шариатной термино-
логии именуется словом хиля)...
Сделавшись таковыми, книжник обыкновенно на всю жизнь
оставался верным принципам, воспринятым им в стенах его
alma mater, а выходя на арену общественной и государственной
жизни, он выступал во всеоружии насадителя в окружающем его
обществе доктрин и принципов ислама, во всеоружии яростно-
го гонителя всего того, на чем не лежит печати все регламенти-
рующего шариата, силящегося накрепко заковать в свои цепи
ум, душу и совесть правоверного...
Однако же справедливость требует сказать, что, как ни вели-
ки были отрицательные стороны деятельности книжников, за
486
ними были все-таки и большие общественные заслуги: они вос-
питывали туземную толпу в сознательном представлении о со-
вершенной необходимости общественного порядка, законности
и сознательной общественной дисциплины. Благодаря им взаим-
ные отношения людей отличались сдержанностью и вежливо-
стью, а многотысячная народная толпа, собиравшаяся в городах
во время праздников, не оставляла желать ничего лучшего в от-
ношении благочиния и благопристойности.
Вместе с тем общественное мнение по необходимости, дабы
быть мнением истинно мусульманского общества, должно было
держать сторону книжников, беспомощно мечась между сурово-
стью принципов, насаждавшихся и поддерживавшихся предста-
вителями ортодоксального направления, и небольшой долей
либерализма, проводившегося в жизнь некоторыми из ишанов-
суфистов, нередко проявлявшими большую склонность критиче-
ски относиться к букве закона, что в немалой мере, и невзирая на
старания ортодоксов, усугублялось широким знакомством значи-
тельной части общества с той частью персидской литературы, ко-
торая проникнута идеями свободомыслия и даже атеизма...
Таким образом, отрешившись от наших обыденных, иногда
несколько узких и не совсем правильных взглядов на способ
оценки чуждых и несвойственных нам форм общественной и
иной жизни, мы должны будем признать, что ко времени заво-
евания нами Туркестанского края туземное, сартовское обще-
ство стояло уже на относительно высокой ступени обществен-
ности и культурности; что у него были уже общественные и иные
идеалы, созданные общественным умом на почве сопоставления
фактов жизни с учением ислама и с философскими идеями, про-
водившимися главным образом персидской литературой, издрев-
ле находившейся под сильным влиянием суфизма, некогда быв-
шего учением весьма либерального направления.
Невзирая на тяжесть гнета ханского правительства, с одной
стороны, и припертого к стене книжниками общественного
мнения — с другой, туземное общество, в течение веков зачиты-
вавшееся персидскими поэтами, издавна привыкло, во-первых,
быть очень наблюдательным, а во-вторых, критически относить-
ся ко всем выдающимся и интересовавшим его явлениям обще-
ственной и государственной жизни.
487
Сфера духовно-нравственной жизни
Вряд ли можно сомневаться в том, что во всех вообще чело-
веческих обществах закон (в смысле как его существа, так равно
и степени строгости выполнения его требований) всегда играл
роль одного из важнейших факторов в деле нравственного вос-
питания народной массы.
Если же такая роль кодекса несомненна в отношении тех че-
ловеческих обществ, где гражданский закон, непрестанно видоиз-
меняющийся под влиянием столь же непрестанной эволюции
форм общественной жизни, совершенно отделен от религии и
признается всеми не более как продуктом юридического мышле-
ния человеческого ума, то эта воспитательная роль закона, ко-
нечно, делается неизмеримо большей в таких теократических
государствах, как мусульманское, где веро- и законоучения, кано-
нические правила и юридический кодекс слились в одно почти
неразрывное целое, где преступление является грехом, а грех пре-
ступлением, ибо каждое постановление, каждая статья такого за-
кона признаются основанными непосредственно на Божествен-
ном откровении, каковым в глазах мусульман является Коран.
Мусульманские веро- и законоучения изложены в книгах ша-
риата, являющего собой обширный многотомный комментарий
к Корану, причем само название шариата, в переводе с арабско-
го, означает — «путь», то есть прямой, вернейший путь к спасе-
нию. Малейшее отступление от этого пути делает уже мусульма-
нина грешником.
Наравне с чисто каноническими правилами, касающимися
омовений, молитвы, поста и паломничества в Мекку, шариат
включает в себе законы о разного рода правах, о договорах, о
торговле, о доверенностях, об орошении земли, о вакуфе, о на-
следстве, об охоте, о браке и разводе, об опеке, о рабстве, о кров-
ной мести, о прелюбодеянии, об употреблении вина, о краже и
разбое, о вероотступничестве, о верховной власти, об отправле-
нии правосудия и т. д.
Вместе с тем, во-первых, шариат силится установить взгляд
на себя как на учение абсолютно универсальное, дающее ответы
на все те вопросы, которые могут возникнуть в уме мусульма-
нина, и притом как на учение вполне законченное и не подле-
488
жащее более никаким изменениям или усовершенствованиям,
во-вторых, шариат с невероятной подробностью регламентиру-
ет массу различнейших обрядностей, требует немедленного вы-
полнения всех устанавливаемых им мелочных деталей. Так,
например, несоблюдение одного из правил, установленных от-
носительно времени и места совершения молитвы, одежды, в
которой она может совершаться, порядка произнесения молит-
вословий, совершения поясных и земных поклонов и т. п., с ша-
риатной точки зрения делает такую молитву недействительной.
И так во всем.
Стараясь столь мелочно регламентировать по возможности
все явления человеческой жизни, шариат подчиняет себе эту
жизнь, проникает в ее самые интимнейшие уголки и этим путем
закабаляет не только деяния, но даже мысль в воображении ве-
рующего мусульманина, причем, сверх всего этого, являет собой
учение, развивающее в своих адептах большую нетерпимость к
другим религиям...
Эта беспомощность человека толпы, не имевшего возможности
ни знать и помнить, ни выполнять всех мелочных требований ша-
риата, человека, на каждом шагу рисковавшего преступить закон,
по незнанию его, и вместе с тем вечно трепетавшего тех тяжких
кар, которыми шариат грозит за разного рода закононаруше-
ния, — эта беспомощность человека толпы, во-первых, заставила
последнего приспособляться к тягостным для него условиям, то
есть, делая вид ревностного исполнителя закона, в действитель-
ности исполнять очень немногое, наиболее удобоисполняемое; а
во-вторых, та же беспомощность явилась в свое время причиной
непомерного размножения книжников...
Помимо того, что профессиональные интересы книжников
побуждали их сделаться вместе с тем и полуофициальными ин-
спекторами народной нравственности, издавна установился еще
и инспекторский надзор общественного мнения, надзор тем бо-
лее тягостный и грозный, что участие в нем принимали все, от
мала до велика, не брезгая притом даже и такими вспомогатель-
ными средствами, как дымовые отверстия в крышах и щели в
глинобитных стенах.
В этом отношении все были против всех, и это делалось только
ради ограждения самого себя, каждого порознь, от возможности
489
быть заподозренным или уличенным в преступном игнорирова-
нии требований шариата и уставных общественных приличий или
хотя бы лишь в индифферентных отношениях ко всему этому.
Каждый многое преступал и игнорировал, но тщательно скрывал
это, даже от членов своей собственной семьи, стараясь вместе с
тем казаться ярым столпом правоверия, много и громогласно раз-
глагольствуя о несомненной необходимости строго исполнять все
мельчайшие требования Божественного закона.
Мало-помалу официальным, громогласно исповедовавшимся
правилом туземца-мусульманина стало — жить по старине, не до-
пуская никаких еретических новшеств, ибо шариатом и мудрыми
творцами обширной духовно-нравственной литературы преду-
смотрено и регламентировано все и навсегда, а потому всякое
новшество, не одобренное официально книжниками, лучше дру-
гих знающими закон, не может быть ничем иным, кроме ереси...
Поэтому все то, что шариат заклеймил названиями порока,
греха и преступления, — всевозможные нарушения канонических
правил, употребление опьяняющих напитков, азартные игры, пре-
любодеяние, тайная проституция, лихоимство, воровство, ростов-
щичество, всякий обман в торговле и т. п., невзирая на ужас таких
установленных за все это кар, как плети, отрубание кисти руки (за
воровство) и побиение камнями, — все это издавна находило себе
многочисленные тайные приюты и в закупоренных, закрытых от
посторонних взоров ячейках семейных очагов, и в кельях Мадраса,
и во внутренних покоях ханских дворцов...
Эти и подобные им закононарушения, издавна находя себе
тайные приюты в укромных уголках, время от времени делали
попытки прорваться наружу, выйти на улицу. Но мусульманин
тоже издавна привык думать, что наиболее опасным представля-
ется порок нескрываемый, ибо он легче заражает собой все окру-
жающее. Поэтому издавна на Востоке возникла должность кази-
раиса, который был обязан возможно чаще объезжать город в
сопровождении служителей, вооруженных толстыми плетями, на-
блюдать за исполнением жителями всех требований шариата и
уставной этики и на месте же наказывать провинившихся.
Шариат предъявлял массу крупных и мелочных требований,
всестороннее и добросовестное исполнение которых во всей их
совокупности оказывалось невозможным; кази-раис с плетью в
490
руке настоятельно требовал исполнения всего этого, смиренного
несения всех этих нравственных и материальных вериг; и пасо-
мое обоими ими стадо делало покорный вид и, тайно злобствуя,
приспосабливалось к душившим его веригам, на каждом шагу
кривя душой в силу необходимости. Поэтому общая картина на-
родной духовно-нравственной жизни сарта того времени своди-
лась к изуверству и фарисейству, с одной стороны, и к принижен-
ности, забитости, криводушию и лживости — с другой, ибо в
области религии и этики плети кази-раиса не могли создать ни-
чего, кроме показного благочестия и показной нравственности.
По мере того как наибольшая часть сартов постепенно пре-
вратилась, в вышеуказанном отношении, в достаточно однород-
ное и в достаточной мере наружно покорное стадо, пасомое
сонмом книжников и кази-раисов, книжники стали все чаще и
чаще обращать свое внимание на полудиких, невежественных,
даже и с сартовской точки зрения, и вместе с тем весьма индиф-
ферентных к религии киргизов, бывших тогда мусульманами
только по имени...
Ислам есть предание себя Богу, покорность воле Божией, бес-
прекословное исполнение его велений. Верующий мусульма-
нин — ортодокс может быть только рабом Божиим, ищущим
спасения своей души, для которого даже мечта о достижении
святости уже сама по себе греховна, ибо святость есть дар, ни-
спосылаемый Богом лишь Его избранникам...
В семье, подобно тому как и в общественной жизни, на ули-
це, на базаре, в стенах школы, на разного рода сборищах, на всем
лежали оковы устава, старавшегося не пускать живую мысль и
живое чувство за очерченный и заколдованный им круг.
Каждый член семьи начиная с 7-8-летнего возраста обязы-
вался жить, то есть действовать, мыслить и чувствовать по уста-
ву, строго воздерживаясь от всего того, что не было освящено
или допущено этим кодексом. Большинство в тайниках своей
души не удовлетворялось действительностью: те, которым над-
лежало покоряться, тяготились тяжкой для них нравственной, а
частью даже и физической обузой уставных вериг семейной эти-
ки; те, кто по уставу имел право властвовать, наоборот, роптали
на житейскую действительность, видимо тяготившуюся уставом
и всячески старавшуюся вырваться из его оков.
491
При беглом взгляде на семью она казалась очень патриар-
хальной: дети казались любящими и уважающими своих роди-
телей; родители казались очень заботливыми в отношении детей;
супруги казались живущими в добром согласии.
Но все это казалось только, ибо в громадном большинстве
случаев в действительности все это было только наружным, по-
казным; все это проделывалось для того только, чтобы внешним
соблюдением требований устава, отнявшего у человека право на
свободу мысли и чувства, прикрыть фактическое неисполнение
многих претивших душе или даже совсем-таки невыполнимых
требований.
Все это, подобно тому как и в других сферах туземной жизни,
внесло в семью, в сферу интимных соотношений между ее чле-
нами, значительную долю неискренности, холодности и даже
отчужденности; все это в конце концов привело к крайней сла-
бости тех нравственных уз, которые при несколько иных усло-
виях могут значительно более прочно цементировать семейный
конгломерат...
При этом в большинстве случаев у детей, даже взрослых, наи-
более сердечные отношения наблюдались (и наблюдаются) в от-
ношении матери, а не отца.
Помимо чисто физиологических причин, это объясняется еще
и тем, что отношения к матери всегда были более просты и есте-
ственны, всегда менее подрывались той уставной официально-
стью, которая в большинстве туземных семей является отличи-
тельной чертой отношений сына и дочери к их отцу.
Кроме того, мать (жена) и ее дети всегда находились под од-
ним и тем же гнетом главы семьи, мужа и отца, что также слу-
жило одной из причин их солидарности...
Эпоха наших завоеваний
Когда наши войска приближались к Чимкенту и Ташкенту,
среди здешних туземцев ходили, как им казалось тогда, вполне
достоверные слухи о том, что русские не похожи на обыкновен-
ных людей; что у них лишь по одному глазу, помещающемуся
посередине лба; что у них такие же хвосты, как у собак; что они
492
необычайно свирепы, кровожадны и употребляют в пищу чело-
веческое мясо.
Когда Чимкент и Ташкент были заняты нашими войсками,
здешние сарты имели случай убедиться в ложности распускав-
шихся среди них досужими людьми слухов о русских и даже бо-
лее, — вскоре же они увидели, что русские не только не свирепый,
а, наоборот, в некоторых отношениях весьма добродушный народ
и притом, в лице своих патрициев, настолько тороватый, что бед-
ному человеку около него можно зашибить копейку гораздо легче,
чем около своих прижимистых сородичей.
Но эти более достоверные сведения о нас долгое время рас-
пространялись в народной массе очень слабо и главным образом
лишь среди того немногочисленного люда, который так или ина-
че приходил в непосредственное соприкосновение с нами. Все
остальное долгое еще время дичилось и сторонилось нас, отно-
сясь к нам постольку же с недоверием, поскольку и с отвраще-
нием, как к неверным, к многобожникам...
Несомненно, однако же, что большая часть по существу весьма
невоинственного, миролюбивого и относительно добродушного
туземного оседлого населения, быстро научившись различать сре-
ди вторгнувшихся в страну завоевателей плебеев и патрициев, на
первых же порах вполне сознательно отдавала справедливость от-
носительным добродушию и гуманности представителей высших
классов, у которых даже и в течение героической, завоевательной
эпохи часто находила защиту от разного рода насилий, произво-
дившихся нижними чинами наших войск.
Вместе с тем эти относительные добродушие и гуманность
некоторых наших представителей и тогда уже понимались на-
селением лишь условно и только в мирное время, ибо русские
солдаты так беспощадно стреляли и кололи штыками, что со-
перничать с ними, в особенности после того как их вооружили
скорострельными винтовками, не представлялось возможным.
Таким образом, после занятия Чимкента, Ташкента, Ходжен-
та, Ура-Тюбе, Джизака и Самарканда слово «русский» вселяло
тот «спасительный» страх, который впоследствии долгое время
обеспечивал нам относительное спокойствие и внутри края, и на
его границах. Этот страх был так велик, что долгое время не
только мужчины, но даже русские женщины безбоязненно ез-
493
дили по вновь завоеванному краю в одиночку на сартовских ар-
бах, останавливаясь на ночлег иногда в очень глухих сартовских
кишлаках (селениях), причем почти не было случаев не только
каких-либо насилий, но даже и мало-мальских обид или при-
теснений.
Справедливость требует сказать, что с чувством этого «спаси-
тельного» страха туземное население относилось тогда не к
одной только нашей военной силе, но и к нашей администра-
тивной власти, водворявшейся здесь вслед за тем, как смолкали
последние выстрелы.
Наш тогдашний уездный начальник (не говоря уже о военном
губернаторе), строевой офицер, случайно и то лишь по необхо-
димости превратившийся в администратора, снабженный тогда
относительно широкими полномочиями, в глазах народа всецело
являл собой прямого заместителя бека или хакима ханских вре-
мен, окруженного в народном представлении ореолом больших
авторитета и власти.
И этот ореол в течение нескольких лет тоже служил нам вер-
ную службу: население, веками привыкшее или ханским прави-
тельством приученное, если не уважать одну лишь грубую силу,
то, по крайней мере, легко ей подчиняться, боялось уездного на-
чальника. А потому на первое время последний не знал ни не-
исполнения его приказаний чинами туземной администрации,
ни недоимок, несмотря на то что тогдашнее материальное благо-
состояние народа отнюдь не было выше теперешнего, а количе-
ство денежных знаков, обращавшихся среди населения, было,
безусловно, меньше, чем теперь...
Таких заблуждений и ошибок, в особенности на первое вре-
мя, было много, а являлись они прежде всего в результате вза-
имного непонимания русских и сартов, ибо мы не знали их, а
они не знали нас. Мы, вследствие нашей обычной инертности и
малой культурности, долгое время не хотели отнестись к тузем-
ному миру как к интересному объекту изучения и пытались в
своих канцеляриях решить административное уравнение с ты-
сячью неизвестных; сарты, за исключением туземной админи-
страции и той части торговцев, которая непрестанно соприка-
салась с нами, сторонились нас и тоже мало интересовались
нами, так как долгое время жили надеждой на то, что мы, по-
494
добно прежним местным завоевателям, натешившись своими
военными успехами, рано или поздно уйдем восвояси.
Мы не знали туземного языка и не хотели ему учиться, до-
вольствуясь услугами никуда не годных, невежественных и во-
роватых переводчиков, по большей части татар и оренбургских
или сибирских киргизов, незнакомых с местными наречиями, в
значительной мере разнящимися от языков татарского и кир-
гизского.
Невежественность этих посредников, тоже не находивших
нужным знакомиться с местными наречиями, была такова, что
волостные управители и казии, получая бумаги, написанные эти-
ми переводчиками, весьма часто не были в состоянии понять
что-либо из написанного, причем было несколько случаев, когда
наш (русский) суд впадал в грубые ошибки, осуждая безусловно
невинных людей благодаря только невежеству тех толмачей,
услугами которых приходилось пользоваться...
Если у туземца все сведения о нас долгое время не шли даль-
ше уверенности в том, что от всех русских пахнет рыбой, то и
мы в свою очередь тоже долгое время не шли далее восприни-
мавшихся от самозваных знатоков нелепых и зачастую противо-
речивых восклицаний, вроде того, что «Все сарты — фанатики!»,
«Сарты весьма добродушны и гостеприимны!», «Сарты неверо-
ятно скупы и алчны!», «Сарты прекрасные садовники и коню-
хи!», «Сарты не имеют никакого понятия об агрономии и жи-
вотноводстве!», «Сарты чрезвычайно развращенный народ!», «До
нашего прихода сюда сарты не знали ни пьянства, ни прости-
туции!»...
С нами соприкасались, нас изучали (и, конечно, с одними
лишь практическими целями) чины туземной администрации,
никогда не являвшие собой сливок туземного общества, относи-
тельно мелкие торговцы, торгаши, гнавшиеся за скорой и легкой
наживой около русских, у которых, как это казалось туземцам
на первое время, денег куры не клюют, мастеровые и чернора-
бочие, бывшие на первых порах такого же мнения о нашем, чуть
не поголовном, якобы богатстве. Очень экономные и даже при-
жимистые в своей частной жизни, привыкшие считать свои лич-
ные расходы на чеки (гроши), туземцы не могли, конечно, на
первое время, пока не присмотрелись поближе, не удивляться
495
тому, что, например, русский офицер, даже в маленьких чинах,
охотно платил 20 копеек уличному мальчишке, сартенку, за то,
что тот держал или водил его верховую лошадь у крыльца дома
или на базаре в течение каких-нибудь 15—20 минут.
Впоследствии, когда мнимые богачи начали усиленно делать
займы у тех же туземцев, причем не всегда аккуратно уплачива-
ли эти долги, мнение о нашем богатстве, как и вообще мнение
о нас, значительно изменилось; но на первое время каждый рус-
ский представлялся туземцу с двумя большими карманами: один
всегда туго набит деньгами, а в другом всегда заряженный ре-
вольвер.
Итак, вокруг нас группировались, нас окружали, изучали нас
и интересовались нами главным образом лишь туземная адми-
нистрация и торгаши, сомнительные элементы туземного об-
щества...
Все остальные — туземная интеллигенция, которую выше мы
позволяли называть «книжниками», наиболее солидная часть
торгового класса и небольшая часть земледельческого, льстя себя
надеждой, что мы скоро уйдем отсюда восвояси, отнюдь не ин-
тересовались нами и не только не думали о сближении с завое-
вателями, но, наоборот, упорно сторонились нас, причем многие
представители этого большинства, с нескрываемым презрением
относясь к меньшинству, юлившему около русских, гордились
тем, что их ноги не ступали на территорию русских городов, а
языки не осквернялись произнесением слов языка неверных.
Таким образом, вслед за нашим приходом в край между нами
или, вернее, между нашим местным правящим классом и на-
родом образовалась тесно сомкнувшаяся вокруг нас и разобщав-
шая нас от народа и народной жизни стена, составившаяся из
туземной администрации, торгашей и переводчиков. Народ сно-
сился с нами через эту непроницаемую для него стену, а видел
глазами, слышал ушами и, к стыду нашему, думал лукавым и
хищным умом этой живой стены, постепенно утолщая ее раз-
ными способами.
В течение эпохи наших завоеваний генералы, штаб- и обер-
офицеры действовавших здесь наших воинских частей превра-
щались в местных администраторов лишь в силу настоятельной
необходимости, за неимением другого контингента для замеще-
496
ния административных должностей, причем в их распоряжении
не было ни необходимых знаний, ни сотрудников, знакомых с
языком, с бытом и с историей туземного населения, жизнь ко-
торого во многих отношениях являет собой совсем особый, ори-
гинальный нам мир...
Тем не менее по причинам, о которых будет упомянуто в даль-
нейшем изложении, симпатии к нам значительной части тузем-
ного населения долгое время заметно возрастали, одновременно
с чем замечалась также и быстрая перемена в сфере взаимных
отношений между местными общественно-политическими фрак-
циями, раньше отличавшимися, как об этом было уже упомянуто
выше, хроническим антагонизмом, время от времени обостряв-
шимся под влиянием общего государственного неблагоустройства,
случайных смут и усобиц, а иногда даже и натравления одних на
других, производившегося с разными целями теми, в чьих руках
была власть, что имело место, например, в Фергане в правление
Худояр-хана, в отношении сартов и кипчаков.
Вторжение в страну завоевателей заставило временно забыть
эти старые племенные, политические экономические счеты, а осо-
бенности постепенно устанавливавшегося нового строя местной
жизни под ферулой* русского закона и русской власти, пред ли-
цом которых сарты, киргизы, кипчаки и др. являлись в большей
или меньшей мере равноправными объектами предержания,
упразднив ту почву, на которой возрос этот антагонизм былого
времени, исключали вместе с тем и причины его возрождения.
Таким образом, завоевание нами Туркестанского края в сре-
де туземного мусульманского населения прежде всего сказалось
в ослаблении прежнего антагонизма между местными общест-
венно-политическими фракциями, в примирении их между со-
бою, в крупном шаге к объединению всего местного мусульман-
ского населения под влиянием иноземного владычества.
Но кроме этого основного импульса, кроме, так сказать, об-
щей политической беды, тому же объединению местных мусуль-
ман, вслед за завоеванием края и его умиротворением, большую
службу сослужили и многие частные последствия этого умиро-
* Ферула — хлыст, линейка (лат.) — в переносном смысле: строгое от-
ношение.
497
творения. Так, например, многие из торговцев-сартов, раньше
не решавшихся оперировать в киргизской степи, где в ханские
времена не только их имущества, но даже и самая жизнь были
далеко не гарантированы от всевозможных случайностей, с во-
дворением в крае русской власти и относительного порядка на-
чали безбоязненно и все в большем и большем числе проникать
в эту степь, завязывая широкие знакомства среди киргизского
населения и постепенно расширяя здесь круг своей торговой
деятельности...
Первый период интеллектуальной эволюции
Наименьшее впечатление, по-видимому, произвело на тузем-
цев устройство нашего административно-полицейского (или, как
раньше называли, военно-народного) управления, ибо, во-первых,
территориальное деление областей на уезды и волости в боль-
шинстве случаев совпадало с таким же приблизительно делени-
ем ханского времени, а во-вторых, это новое административное
устройство, по крайней мере на первое время, и по существу
имело много общего с прошлым, так как главнейшие функции
уездного начальника были очень близки к функциям ханского
хакима (или бека), вследствие чего туземцы преемственно стали
называть и до сего времени называют уездных начальников ха-
кимами.
Неизмеримо большее впечатление произвели на туземцев та-
кие учреждения, как почта и телеграф, которыми, вслед за их
осуществлением, начали широко и чрезвычайно доверчиво поль-
зоваться главным образом торговцы.
Туземцы в буквальном смысле слова восторгались той абсо-
лютной быстротой, с которой оказывалось возможным послать
и получать разного рода сведения по телеграфу, и той относи-
тельной быстротой, с которой стало возможным доезжать до
Оренбурга или до Троицка на почтовых.
Когда телеграфные конторы открывались в городах Ферганы,
занятой после двух других областей*, местное городское населе-
* Сырдарьинская и Самаркандская области.
498
ние, в особенности же торговцы, были уже наслышаны об этом
учреждении от своих ташкентских и ходжентских родичей и
знакомых. Поэтому в первые дни существования здешних теле-
графных контор они работали почти без перерыва: туземцы, не-
смотря на свою большую расчетливость, торопились посылать
нужные и ненужные телеграммы, дабы лично, воочию убедиться
в правоте доходивших до них слухов о той невероятной быстро-
те, с которой русские передают возможные сведения по своим
проволокам.
С не меньшим удивлением отнеслись туземцы и к тому фак-
ту, что деньги и посылки, доверчиво сдаваемые ими совершенно
неизвестному лицу, какому-то, очевидно, мелкому и бедному по-
чтовому чиновнику, не только никогда не пропадают, но, наобо-
рот, всегда в целости доходят по назначению в очень короткий
срок.
Эти факты, к которым мы давно присмотрелись, на туземцев,
выросших среди правонарушений и бесчинств ханского прави-
тельства, производили глубокое, неотразимое впечатление, застав-
ляя их волей-неволей признать относительное совершенство на-
шей машины, нравственную высоту нашего закона и право
значительной части русского служивого люда на полное доверие.
Эти маленькие факты из жизни таких маленьких и загнанных
учреждений, как уездные почтовые и телеграфные конторы, в
свое время сослужили службу русскому делу в крае, приучая ту-
земное общество доверчиво относиться к тем учреждениям, ко-
торым народ вверял свои трудовые деньги и свои документы,
причем попутно с этим с первых же шагов водворения здесь
нашей гражданственности подготавливался нравственный и ма-
териальный успех и других, в особенности же финансовых
учреждений, каковы казначейства, банки и проч. ...
Особенно же большое значение имело введение выборной
системы для кочевого населения, где до того времени обществен-
ный быт держался на устоях родового начала, при котором наи-
более родовитые и богатые люди держали в своих не всегда чи-
стых руках и материальную, и юридическую жизнь народа.
Выборное начало нанесло решительный удар этому старому
порядку вещей, ибо народ, имевший старые счеты с родовичами,
изверившийся в их готовности служить интересам бедного люда
499
и возлагавший надежды на свою собственную среду (что, конеч-
но, далеко не всегда оправдывалось), в этой последней стал ис-
кать себе официальных представителей, весьма часто поступаясь
при этом интересами и целостностью рода, которая при новых
условиях утратила наибольшую часть своего практического зна-
чения.
Подобные этим результаты дало и введение податной ре-
формы.
Несмотря на многие шероховатости честностей этого дела,
вроде объедания и обирания землемерами сельских старшин и
волостных управителей, которые восстановляли такие наруше-
ния их личных бюджетов за счет народного кармана, народ все-
таки видел в существе этой операции стремление русской власти
упорядочить податное устройство, устранив из него все то, что,
будучи нежелательным с точки зрения государственного фиска,
во многих отношениях являлось вместе с тем стеснительным и
для населения, что имело, например, место при хераджной* си-
стеме, когда туземец не смел убрать с поля обмолоченный и про-
веянный уже хлеб, часто гноя его под дождем до тех пор, пока
не явится сборщик податей, не обмерит хирмана и не определит
той части зерна или ее стоимости, которая должна поступить в
казну в качестве подати.
Это благоприятное для нас общее первоначальное впечатление,
произведенное на туземное население податной** реформой (по
крайней мере, в Фергане, где реформа была введена раньше, чем
в двух остальных областях), в частности, усугублялось тем обстоя-
тельством, что некоторые из уездных начальников, в качестве
председателей уездных поземельно-податных комиссий, стоя на
страже интересов казны, вместе с тем проявили несомненную и
очевидную для туземцев заботливость и об их интересах.
Наряду с большим числом стяжателей и грабителей, из кото-
рых большинство остались безнаказанными, среди представите-
лей русской администрации было все-таки несколько таких,
которых народ чтил за недюжинный ум и за еще более недю-
* Херадж- поземельный налог, который взимался в размере от 1 /3 до
2Д урожая.
** Подать — единый государственный налог, введенный в 1886 г. в раз-
мере 1/10 среднего валового дохода. Заменил все ранее существовавшие.
500
жинную душу. Народ, привыкший видеть в ханских хакимах
притеснителей и грабителей, не мог не ценить тех, в ком встре-
чал противоположные качества.
Так было, например, в Фергане с П.В. Аверьяновым, простота
образа жизни и обращения, доступность, человечность, правди-
вость и безукоризненная честность которого так резко бросалась
в глаза населению, что среди последнего одно время ходили даже
слухи о том, что он хасыль, то есть достигший одной из первых
ступеней святости, когда человек приобретает способность яв-
ляться во сне другим людям и предупреждать их о грозящей
опасности...
Следует упомянуть также и о том, что к нам, в особенности
на первых порах, в разных слоях туземного населения тяготели:
значительное число молодежи обоих полов и все те, кому пре-
тили мелочные и малоосмысленные требования местного му-
сульманского домостроя.
Здесь необходимо припомнить в общих чертах то, что выше
было сказано о строе духовно-нравственной жизни туземного
общества накануне нашего прихода в край.
Масса людей тяготилась во многих отношениях действитель-
но тягостными в то время условиями жизни; одних угнетали не-
престанные поборы, бесчинства и самоуправство клики прави-
тельственных агентов; других возмущала наглая продажность
казиев; третьи не могли без содрогания не только видеть то и
дело совершавшиеся казни, но даже и слышать о них; четвертые
тяготились неизбежной тогда необходимостью лицемерить в
сфере показного выполнения по существу невыполнимых требо-
ваний мусульманского домостроя, оснащенного веками устано-
вившимися местными обычаями...
Наш приход в Среднюю Азию внезапно, нежданно-негадан-
но для всего местного люда, внес крупные перемены в это по-
ложение, пробив широкие бреши в толстой стене, отделявшей
до того времени этот полусонный, замкнутый мирок от неуго-
монно-шумного мира европейской цивилизации, причем все
это отразилось главным образом на духовной, интеллектуальной
жизни оседлого населения, сартов, ибо та же сфера жизни ко-
чевников, не замкнутая в тиски шариата, находилась в относи-
тельно лучших условиях...
501
Таким образом, оказались упраздненными кази-раисы, по-
биение камнями, отсечение рук, плети — все то, на чем при хан-
ском правительстве держалось здание показной нравственности
и показного благочестия, чем сдерживались порывы так назы-
ваемых общественных темпераментов, что заставляло любителей
женщин, вина и азартных игр тщательно скрывать свои похож-
дения в укромных уголках, под покровом темных ночей.
Мужчины толпами шли в открывшиеся нами питейные заве-
дения. Женщины и девушки охотно шли на содержание к рус-
ским. В одном из городов Ферганы, через несколько месяцев после
его занятия нами, дочь бывшего кази-раиса вступила в сожитель-
ство с русским чиновником. Жены уходили от мужей, а дочери от
родителей и поступали в дома терпимости, издеваясь над теми,
кто еще несколько дней тому назад мог вывести их за город и по-
бить камнями. Мечети стали пустеть. Случаи почти нескрываемых
нарушений шариатных постановлений о посте стали встречаться
все чаще и чаще. Многие, лишь ради соблюдения приличий за
30—40 копеек брали от наиболее услужливых и покладистых
книжников риваяты, выписки из статей шариата, согласно ко-
торым недержание поста, ввиду тех или других обстоятельств,
оказывалось законным. Значение и авторитет ишанов, а равно зна-
чение Мадраса, высшей мусульманской школы, рассадника му-
сульманских знаний и благочестия, начинавшего тоже заметно
пустеть, падали, таяли на глазах у всех...
И шаны, книжники, фарисеи, лицемеры разных возрастов и
разных общественных положений, старики и старухи — все те,
кто стоял в рядах оппозиции новому порядку вещей, кляли нас
за слабость и излишнюю гуманность нашего закона, не допу-
скающего ни побиения камнями, ни отсекания рук, ни плетей;
они кляли нас за то, что мы якобы ведем народ по пути неверия
и безнравственности; за то, что мы якобы прививаем народу
пороки, которых он раньше не знал, причем всегда тщательно
умалчивалось о том, что все эти пороки и раньше имели широ-
кое распространение, но лишь старательно прятались по раз-
ным щелям и норам от кар, уготованных местным домостроем.
Они кляли и народ за то, что он, тяготея к неверным, отступил-
ся от старины и от веры отцов; они грозили народу гневом Бо-
жьим и скорым пришествием Антихриста (даджалъ). Но народ
502
или, по крайней мере, значительная часть его, ради приличия
делая сокрушенный вид и столь же сокрушенно вздыхая, вну-
тренне хихикали при упоминании об Антихристе, а все те, кто
праздновал свою свободу, не успев еще вдоволь натешиться ею,
бежали от этой злобной воркотни и от всего того, что напо-
минало ненавистные тиски книжнического, показного благо-
честия.
Попутно с этим и в материальном быту большей части ту-
земного населения происходили крупные перемены, вызванные
нашим водворением в крае и вместе с тем прямо или косвенно
увеличивавшие среди туземцев число если не русофилов, то, во
всяком случае, лиц, коим наше присутствие здесь приносило оче-
видные выгоды.
Одновременно с нашим водворением в Средней Азии и впо-
следствии, по мере постоянно продолжавшегося (и поныне про-
должающегося) увеличения численности русского населения, все
большее и большее число туземцев находили на рынке труда
усиленный спрос на личный труд, находили новые и притом уси-
ленно оплачивавшиеся заработки в качестве домашней прислуги,
ямщиков, извозчиков, разносчиков разных продуктов, а главным
образом чернорабочих и мастеров при устройстве быстро, один
за другим возникавших и постепенно ширившихся русских го-
родов, причем чернорабочий, получавший до нашего прихода
сюда от 10 до 15 копеек в день, стал получать от 20 до 25 копе-
ек, плотник и штукатур с 30—40 копеек перешли на 60 и даже
80 копеек, а работник (слуга), получавший до того времени у
состоятельного сарта 19 рублей (10 тиллей) в год с очень скуд-
ными пищей и одеждой, нанимаясь в услужение к русским, стал
получать, тоже при готовой, но более обильной пище, от 4 до
7 рублей в месяц.
Появление в крае нескольких десятков тысяч русских войск,
чиновников и торговцев, ничего материального не производив-
ших, а вместе с тем привыкших к удовлетворению, сравнитель-
но с умеренными и экономными туземцами, относительно ши-
роких потребностей, а потому непрестанно предъявлявших
требования на значительные количества разного рода сельскохо-
зяйственных продуктов, живности, топлива, фуража, строитель-
ных материалов и т. п., сразу же дало сильный толчок расшире-
503
нию многих отраслей туземного сельского хозяйства, лесоводства,
садоводства и виноградарства.
Одновременно с этим, благодаря умиротворению киргизской
степи, значительно расширилась носившая почти исключительно
меновой характер торговля между оседлым и кочевым населе-
нием края.
Сарты в удвоенных и утроенных количествах повезли в степи
туземные материи, ватные одеяла, халаты, тюбетейки, обувь,
ножи, сушеные фрукты и т. п., обменивая все это на скот, кожи,
грубые шерстяные материи и кошмы.
В Фергане, например, в течение нескольких лет после ее за-
воевания замечалось значительное усиление производства пред-
метов, вывозившихся отсюда в киргизские аулы Аулие-Атинского
уезда, Сырдарьинской области и в Семиречье, пока все это не
стало постепенно вытесняться такими же предметами русского
производства.
Развитие земледелия, торговли и отхожих промыслов с по-
путным общим повышением цен на труд и на продукты имело
своим прямым и немедленным последствием значительное уве-
личение количества денежных знаков, обращавшихся среди на-
селения, которое благодаря этому имело возможность, почти
повсеместно в крае, безнедоимочно оплачивать подати...
Вместе с тем среди туземцев начали постепенно выделяться
и такие, которые, не ограничиваясь вышеупомянутыми отноше-
ниями спокойного, объективного одобрения части новых поряд-
ков, спокойного отдания должного, пошли дальше и постепенно,
все более и более увлекаясь всем русским, стали превращаться в
более или менее ярых русофилов...
Летом 1884 г. генерал Розенбах, тогда только что назначенный
на должность туркестанского генерал-губернатора, собрал в
Ташкенте особую секретную комиссию, на которую возложил
выяснение вопроса о том, что нужно и можно предпринять в
сфере интеллектуальной жизни туземного населения. В состав
комиссии вошло несколько лиц, бывших уже в достаточной мере
знакомыми с языком туземного населения, с его бытом, религи-
ей и мировоззрением.
Эти члены комиссии заявили, что знакомство с народной
жизнью и с исламом заставляет очень умеренно и осторожно
504
относиться к надеждам на возможность успешной русификации
туземного населения, в особенности сартов, ибо до тех пор, пока
они останутся мусульманами, они вряд ли могут обрусеть, при-
чем не может быть даже и разговора об обращении их в хри-
стианство, ибо одно только допущение в край миссионеров
неизбежно повлекло бы за собой самые нежелательные затруд-
нения, не дав никаких солидных положительных результатов,
потому что ислам как религия очень жизнеспособен и устойчив
в силу своей большой приспособленности к удовлетворению ду-
ховных нужд народов, стоящих на той ступени развития, на ко-
торой стоят наши туземцы...
Когда начал постепенно улегаться бурный взрыв атеизма, во-
рвавшийся в туземную жизнь вслед за последним вздохом упразд-
ненного нами кази-раиса, взрыв, одурманивший главным образом
молодежь и лишь относительно небольшую часть людей зрелого
возраста, взрыв, вызывавший дикий вопль в недрах противопо-
ложного лагеря, не успокоившегося и по настоящее время, ней-
тральная полоса, осмотревшись и разобравшись в этих новых, не-
бывалых впечатлениях и убедившись в том, что безбожники,
преданные анафеме книжниками, оставались и остаются не на-
казанными ни земной властью, ни громами небесными, мало-
помалу пришли к убеждению, что страхи, проповедуемые книж-
никами, следует понимать лишь очень и очень относительно, а
потому, пользуясь свободой действий, гарантируемой русским за-
коном, несомненно, можно и должно произвести некоторые
упрощения в сфере религиозно-бытового ритуала.
Опять нашлось несколько смельчаков, за которыми молча по-
шла большая часть туземной толпы, свободно вздохнувшая после
того, как с легкой руки ее вожаков она, навсегда, вероятно, от-
делалась от многих дорого стоивших обычаев: от обычая устрой-
ства пышных, дорого стоивших празднеств по случаю обрезания
сыновей и их женитьбы, что стало совершаться неизмеримо
скромнее и с производством неизмеримо меньших против
прежнего расходов; от дорогих поминок, от так называемых ху-
дай (жертвоприношений) по самым разнообразным случаям; от
ежегодных богомолий на наиболее чтимых мазарах (могилы
святых), куда ныне богомольцев стекается неизмеримо меньше,
чем в прежнее время.
505
Значительная часть населения утратила прежнюю духовную
потребность в религии, к которой стала относиться критически.
Религия мало-помалу для многих стала обращаться в пережиток,
в формальность, требующуюся лишь кодексом общественных
приличий, в то верхнее платье, без которого неудобно выйти на
улицу.
В течение тех 10—12 лет, о которых идет речь в настоящем
отделе изложения, туземное общество, сначала в лице отдельных
представителей разных общественных классов, а затем благодаря
значительной компактности общества и отсутствию резкой ка-
стовой розни, и всей почти своей массой, успело воспринять от
нас немалое количество разного рода полезных, практических
знаний в области ремесел, архитектуры и строительства вообще,
в области земледелия, торговли и счетоводства, в области обще-
доступных, так сказать ходячих, сведений по части законов гео-
графии, этнографии и истории.
Одновременно с этим туземцы начали постепенно вводить в
свой домашний обиход многие из предметов производства на-
шей мануфактурной промышленности в виде утвари, разного
рода материй, обуви и т. п., и здесь останавливаясь главным об-
разом на том только, что обращало на себя их внимание удоб-
ством и практичностью, что, в свою очередь, доказывает не кос-
ность их, как это полагают многие из русских, знающих и
видящих туземную жизнь лишь из окон своих квартир, а трез-
вую рассудительность и осторожность, удерживающие их от по-
добного нашему легкомысленного прыганья навстречу иногда
самым нелепым новинкам, в чем туземцы проявляют большее
сходство с желтой расой, некогда, в глубокой древности, влияв-
шей на жизнь и культуру аборигенов Средней Азии...
Немало перемен произошло за упомянутый период време-
ни и в сфере отношений туземцев к нам, русским, вообще и к
русскому правящему классу в особенности. Прежде всего, ту-
земцы, в особенности сарты, не только вполне избавились от
панического страха, наводившегося на них раньше одним лишь
словом «русский», но, наоборот, зачастую имея основания счи-
тать себя в том или другом случае совершенно неуязвимы-
ми, туземцы начали проявлять к русским очень бесцеремонные
отношения, ибо они прекрасно соображали и понимали, что
506
многие стороны местной экономической жизни находятся, бе-
зусловно, в их руках, так как русские, стремясь к скорой и
крупной наживе, считая многие овчинки не стоящими выделки
потому только, что на этих овчинках невозможно наживать по
60 и по 100 процентов, — по складу своей жизни и по гранди-
озности своих ни с чем не сообразуемых (кроме мещанского
желания не отстать от других) аппетитов не в состоянии с ними,
с сартами, конкурировать, и что, кроме денежных средств,
не истощаемых жизнью не по средствам, жизнью напоказ, яв-
ляющей собой больное место русских вообще, а русского пра-
вящего класса в особенности, они, туземцы, многое могут ку-
пить в кабинетах и в канцеляриях многих русских служащих
людей.
Избавившись от панического страха перед словом «русский»,
туземцы мало-помалу перестали столь же панически относиться
и к уездному начальнику, который раньше в их глазах был пря-
мым заместителем безгранично властного ханского хакима.
Ознакомившись с подлежащими статьями Положения об
управлении края и присматриваясь к соотношениям между на-
шими органами разных ведомств, туземцы мало-помалу начали
приходить к убеждению, что русский уездный начальник далеко
не то же, что ханский хаким, ибо закон предоставляет уездному
начальнику сравнительно небольшой круг административных
прав; что такие органы, как прокурорский надзор, при желании
с их стороны, имеют возможность во многих случаях ограничи-
вать произвол администрации, чему бывали примеры; что лю-
тость и юридическая мощь прокурора, в свою очередь, очень
часто разбиваются об изумительную изворотливость адвоката;
что государственная машина, поражавшая когда-то их вообра-
жение казавшейся стройностью и призрачным совершенством
своего устройства, при ближайшем ознакомлении оказывается
лишь обширным лабиринтом не всегда достаточно светлых залов
и коридоров; но, как показывают опыты, производившиеся мно-
гими из их компатриотов, всегда можно найти снисходительных
и услужливых людей, которые за достаточную мзду охотно про-
ведут по этому лабиринту и столь же любезно и благополучно
выведут на свет божий из его мрачных коридоров и отпустят
душу на покаяние...
507
Второй период эволюции
Как ни велико было увлечение свободой, опьянившей часть
местного общества одновременно с падением кази-раиса и бы-
лой мощи местного домостроя, но с течением времени реакция
настала все-таки, и притом настала бесшумно, незаметно, нео-
жиданно.
Прежде других люди, так сказать, среднего, уравновешенного
образа мыслей стали задумываться над вопросом: «Куда же мы
идем и куда, к чему придем, идя и далее в этом направлении?»
Люд, некогда шумно ликовавший свободу употребления го-
рячих напитков, достаточно накуражившись, находился в со-
стоянии той выбитости из колеи, того нравственного похмелья
и недовольства самим собой, при котором достаточно одного
умелого окрика, для того чтобы погнать это стадо в любом на-
правлении.
Как ни велико было сравнительно недавнее увлечение свобо-
дой, но в конце концов врожденные привычки, влияние семьи
вообще и женщины, всегдашней носительницы традиций, в осо-
бенности влияние общественного мнения, в значительной мере
поддерживаемого авторитетом близкой Бухары, до сего времени
сохранившей все наружные признаки и атрибуты показного бла-
гочестия, до раисов и побиения камнями включительно, взяли
верх, и блудные сыны ислама мало-помалу стали возвращаться
к пенатам.
При таких обстоятельствах голос нашей оппозиции, держав-
шей уже в своих руках обновленное знамя ислама, призывавшее
мусульман к пробуждению и единению, стал обращать на себя
внимание все большей и большей части туземного общества, все
больше и больше разочаровавшегося в нас, в нашей силе, в на-
шей культурности и в нашей правдивости.
Тогда оппозиция, подняв голову и развернув длинный скорб-
ный лист, который неустанно и методично вела она вместе с
народной памятью, стала говорить этому народу такие речи...
«Когда неверные завоевали нашу землю, малодушнейшие из
нас, забыв слова Корана — «Верующие не должны брать себе в
друзья неверных», бросились в объятия русских и, дабы снискать
их расположение, стали глумиться над верой своих отцов, начали
508
пьянствовать вместе с неверными или, подражая им, начали под-
водить им своих жен, сестер и дочерей, начали давать охотно при-
емлемые ими взятки, осужденные и проклятые Богом и Проро-
ком, да благословит его Господь и да приветствует его».
«В слепоте вашей, которой Бог искушал вас, вы, порицая сво-
их бывших правителей и все то, что было здесь до прихода рус-
ских, пленились суетностью тех кажущихся благ, которые не-
верные крупицами бросали вам, дабы обольстить вас, а вы,
подобно псам, лизали за это руки тех, кому Предвечным угото-
вана геенна огненная».
«Опомнитесь, осмотритесь вокруг себя, и вы увидите, что на-
стоящее не лучше прошлого. Неверные вместе с теми из нас,
которые лукавят перед лицом Бога и людей, всячески обирают
наш народ и всеми способами развращают его, дабы низвести
на него гнев Божий и тем его вконец ослабить при помощи их
верного союзника, искусителя — Сатаны»...
«Опомнитесь и осмотритесь! В тех самых урдах, в которых при
ханах именитые беки и хакимы, управлявшие народом, опираясь
на уставы ислама, теперь водворились волостные управители, чуть
не на половину ничтожества, вытащенные из грязи руками не-
верных; пьяницы и мошенники, служившие прежде поварами и
конюхами у русских, воровавшие у них пятаки и двугривенные,
теперь они ограбляют народ на тысячи и десятки тысяч рублей».
«Квартира или собственный дом каждого такого волостного
управителя — кабак, заезжий, в котором останавливаются, пьян-
ствуют и играют в карты русские».
«Когда вы справедливо жалуетесь русскому начальству на мо-
шеннические проделки содержателей этих кабаков, вас штрафу-
ют или арестовывают»...
Все чаще, все грозней и громче произносились эти и подоб-
ные им речи, которых не знала и не слышала наша администра-
ция, ибо не хотела и не могла их слышать.
Она не хотела их слышать, потому что, услышав их и откро-
венно заговорив по их поводу, она неизбежно должна была бы
выдать саму себя; она не могла их слышать, потому что остава-
лась окруженной живой стеной негодяев, обманывавших и ее и
народ; она оставалась в отношении народа слепой, глухой и не-
мой, ибо, сидя за стеной продажных приспешников, по-преж-
509
нему не видела народной жизни, не слышала народного голоса
и не могла говорить по душам с народом, так как давно утрати-
ла доверие и расположение народа, подробно знакомого со все-
ми ее похождениями и авантюрами, которые методично зано-
сились народной памятью в скорбный лист.
Все чаще, все громче раздавались речи и вопли нашей оппози-
ции, пока, наконец, вызванное ими на почве наших служебных
недугов нервное возбуждение, постепенно охватывавшее все боль-
шую и большую часть туземного общества всего вообще края, не
разразилось в Фергане восстанием Дукчи-ишана...*
Быстро подавив вооруженной силой восстание ишана, мы
много писали и говорили по поводу этого инцидента.
Мы много говорили и писали об идущих и не идущих к делу
вещах: о косности туземцев; о мусульманском фанатизме; о про-
исках Англии и Турции; о панисламизме; о неблагодарности ту-
земцев, якобы облагодетельствованных Россией; о чрезмерном
якобы увеличении народного благосостояния, дающего возмож-
ность туземцам заниматься не общеполезными делами, а празд-
ными глупостями; о необходимости держать туземное население
в ежовых рукавицах и т. п. Мы договорились и дописались даже
до таких нелепостей, как необходимость время от времени, пе-
риодически, проходить по краю огнем и мечом, дабы производить
на полудиких азиатов должное впечатление и держать их непре-
станно в клетке того спасительного панического страха, который
они пережили раньше, в дни победоносного вступления наших
войск в постепенно занимавшиеся нами туземные города.
Статья, написанная в этом духе каким-то бесстыжим авто-
ром, в свое время была помещена в одной из русских газет.
Мы говорили и писали по поводу восстания очень много, но
ни одним словом не обмолвились о самой главной, наиболее су-
щественной причине этого восстания, о тех тяжких, хрониче-
ских недугах нашей официальной жизни (служебной и обще-
ственной), которые, будучи нежелательными и вредными вообще,
представляются сугубо вредными и опасными на мусульманской
окраине, и географически духовно тесно связанной с значитель-
ной частью отсталого мусульманского мира, интеллигенция ко-
* Андижанское восстание 1898 г.
510
торого не может не интересоваться Средней Азией и не пом-
нить о ней, ибо она в свое время дала мусульманству несколько
солиднейших и популярнейших работ по части шариата, выдви-
нув вместе с тем и нескольких выдающихся поэтов-суфистов,
как Мир-Али Шир, Ахмад Ясави и Суфи-Аллаяр.
Восстание не только не заставило нас задуматься над нашими
недугами, но даже, наоборот, в особенности в Фергане, послужи-
ло к обострению этих недугов и к увеличению числа поражен-
ных ими лиц.
И местная русская власть, и местное (русское) общественное
мнение, не давая себе труда поглубже вдуматься и пооснователь-
ней разобраться во всей сумме фактов и явлений, послуживших
главнейшими причинами восстания, твердили одно: «Надо при-
брать туземцев к рукам, взять их в ежовые рукавицы и усилить
административно-политический надзор за населением»...
Я дал, как мне кажется, довольно верную картину сообща
пережитого нами прошлого для того только, чтобы легче было
избавить на будущее от повторения темных пятен пережитого,
чтобы сделать это будущее возможно более светлым, жизнера-
достным.
А теперь я прошу: довольно о прошлом; свалим этот старый
хлам, этот навоз жизни в мусорную яму истории, дабы забыть
старые счеты, раз навсегда повернуться спиной к злопамятству
и дружно, рука об руку идти далее по широкому пути общече-
ловеческого прогресса и общечеловеческого единения.
* * *
Значительно более сложным выглядит вопрос: как восприни-
мали русских коренные обитатели завоеванной Россией Средней
Азии. Свидетельств осталось немного. Первоначальное (после при-
хода в край) представление коренных жителей о русских (по сви-
детельству Наливкина) было сродни сказочному — черти с хвоста-
ми. Со временем «аборигены» убедились, что их страхи были
преувеличены. Можно, очевидно, говорить о том, что в массе ко-
ренные жители относились к новым властителям равнодушно —
властители так часто менялись, что в итоге они стали безразлич-
ными не только к смене властей, но и к самим властям.
511
Несомненно, русские начальники отличались от начальников
бухарских или кокандских — они были в своем большинстве
людьми доброжелательными и гуманными, но привыкшие к
жесткому обращению «туземцы» воспринимали такое их свой-
ство, как слабость, тем более что они были неверными и гово-
рили на совсем непонятном языке.
«Желают ли они по-прежнему, — писал о таджиках востоковед
и путешественник А.Е. Снесарев, — пребывать во власти Бухары,
тянуться ли на сторону русских или, наконец, помышляют об аф-
ганском эмире?.. Скорее всего, их политические настроения от-
личаются каким-то безразличием»69. Это безразличное отношение
основной массы селян и горожан не менялось на протяжении всех
пятидесяти лет существования Туркестана в составе Российской
империи до той поры, когда в 1916 г. оказался под угрозой уклад
их жизни — тогда они возмутились.
Небезразличным, то есть стабильно враждебным, было отно-
шение к новой власти мусульманских священнослужителей и
сонма святош (ишаны, пиры, дервиши и т. п.), эксплуатировав-
ших религиозные чувства и невежество тех же дехкан и жителей
старых среднеазиатских городов.
Лояльно к русской администрации относились местные пред-
приниматели (промышленники, купцы, торговцы), которые
очень быстро осознали все выгоды, которые принес режим ино-
странцев и иноверцев: многие из этой категории населения не
только были связаны с торговыми связями с Россией, но были
компаньонами в русском бизнесе. Для этих людей возврат к хан-
ским временам стал бы катастрофой. Они старались селиться
среди русских, воспринимая образ жизни последних.
Существовала еще одна, весьма малочисленная группа, кото-
рую с полным правом можно назвать интеллигенцией (советские
и нынешние историки-патриоты этим термином обозначали и
обозначают книжников, знатоков и толкователей Корана, ника-
кого отношения не имевших к этому слою общества). Предста-
вители этой группы мыслили смело и трезво — всего лишь горсть
интеллектуалов. Самыми крупными были казах Чокан Валиханов
(1835—1865) и таджик Ахмад Дониш (1827—1897).
Валиханов писал: «Мы без России пропадем, без русских мы
только Азия и ничем другим без нее не можем быть»70. Точно к
512
такому же выводу приходил бухарский сановник, дипломат и
поэт А. Дониш. Дониш несколько раз в составе посольств по-
сетил Петербург и другие города России, он был хорошо осве-
домлен о тех преобразованиях, которые проводят в соседнем с
Бухарским эмиратом Туркестанском крае российские власти.
Все, что он видел и узнал, привело его к непоколебимому убеж-
дению, что присутствие России в Средней Азии — несомненное
благо для ее народов. России он посвятил несколько восторжен-
ных стихотворений. О Петербурге, поразившем его воображе-
ние, Дониш писал:
С тех пор, как Петербург стал твоей столицей,
О нем говорят как о земном рае,
То не земля, а подобие неба,
Где на каждом шагу — сверкающий луч звезды;
В этом день и ночь одинаково светлы71.
Естественно, люди типа Валиханова и Дониша не могли ока-
зать сколько-нибудь заметного влияния на своих соотечествен-
ников.
Атмосфера мощного экономического, духовного, культурного
и политического подъема, характерного для России эпохи пере-
лома веков (XIX и XX), не могла не иметь отзвука во всех концах
империи, даже на такой далекой не только в географическом, но
и цивилизационном смысле окраине, какой была Средняя Азия.
Отзвуком этого почти тектонического явления стало движе-
ние джадидизма в Туркестане. Термин «джадидизм» происходит
от арабского словосочетания «усул-и-джадид», что означает «но-
вый метод». Вдохновителем и идейным вождем движения при-
нято считать крымско-татарского общественного деятеля Ис-
маила бей Гаспарали, чье имя в русифицированной версии
звучало как Исмаил Гаспринский (1851—1914).
Этот мусульманский книжник оказался намного умнее и
дальновиднее своих коллег и осознал, что мусульманство закон-
сервировалось в архаике и настоятельно нуждается в модерни-
зации. Достаточно хорошо образованный, знающий иностранные
языки, Гаспринский пришел к убеждению о необходимости ре-
формировать прежде всего курс обучения в коранических шко-
лах на территории всей Российской империи. Он ратовал за то,
19 ЕЛ. Глущенко 513
чтобы в мусульманских учебных заведениях наряду с изучением
догм ислама, языков арабского, фарси и русского велось препо-
давание основ медицины, физики, химии, ботаники, геометрии.
В этот новый список дисциплин была включена и астрология.
В 1884 г. в Бахчисарае он основал школу, составил программу
обучения и написал учебное пособие, с помощью которого вел
обучение 12 учеников. Метод обучения Гаспринского стал из-
вестен как «новый метод» — «усул-и-джадид». Пропагандой «но-
вого метода» активно занялась газета Гаспринского «Таржимон»
(«Переводчик»). По мысли Гаспринского, его «новый метод» был
призван стать универсальным и должен был внедряться посред-
ством единого для всех тюркских этносов литературного тюрк-
ского языка (которого пока в природе не существовало).
Идеи Гаспринского нашли отклик в ограниченном кружке ре-
формистски настроенных исламских книжников Туркестана, на
которых положительно повлиял сам И. Гаспринский, появивший-
ся в Ташкенте в 1893 г. Затем неутомимый реформатор отпра-
вился в Бухару, где долго уговаривал эмира открыть новометодную
школу: эмир сдался и открыл одну джадидскую школу.
В Туркестанском крае джадиды (так стали называться после-
дователи «нового метода») не встречали сопротивления со сто-
роны российских властей. Джадиды были противниками
феодально-клерикальных порядков, пропагандировали достиже-
ния современной науки и культуры. Они были сторонниками
реформ традиционных быта и семейных отношений, улучшения
положения женщин.
То, что делали джадиды, согласовывалось не только с видами
официальных властей, но и российского бизнеса: и тем и другим
нужны были грамотные приказчики и младшие чиновники, уме-
ющие правильно оформить торговые книги, канцелярские дела
старшины, волостного начальника и бумаги о налогах. В 1911 г. в
крае насчитывалось 63 новометодные школы с 4016 учащихся72.
Реформа в методике образования должна была, по мнению
джадидов, привести к коренным изменениям в традиционном
быте и обеспечить развитие местного предпринимательства.
Идеолог джадидизма М. Бехбуди (1875—1919) писал: «Мы долж-
ны реформировать на основе современной культуры школы,
мастерские и все то, где сохраняется старый образ жизни»73.
514
Джадиды мечтали превратить Туркестан в «цветущий сад» для
местного предпринимательства.
Джадиды призывали местных купцов и промышленников
взять богатства края в свои руки и не делиться ими с иноземца-
ми (читай: русскими). «Они [иноземные купцы] получают при-
были, а вы разоряетесь, — писал А. Фитрат (1886—1938), видный
деятель джадидского движения, юрист, получивший образование
в Турции. — В результате у вас уже отняли торговлю хлопком и
шелком»74.
Бехбуди в пьесе «Отцеубийца» (1913) устами своего героя
призывал состоятельных людей коренных этносов отдавать детей
в русские гимназии и университеты, чтобы те смогли стать
«участниками в управлении Российским государством».
Можно, видимо, говорить о джадидах как о людях с «двой-
ным дном», с раздвоенным сознанием: оттеснить, выгнать ино-
земцев (русских) и в то же время стать «участниками управле-
ния Российским государством». При этом джадиды не были
сторонниками русских державников, которые стремились к
сближению всех этносов Российской империи на основе «рос-
сийской гражданственности».
Джадиды смотрели в сторону Турции, откуда в начале XX в.
исходили идеи панисламизма и объединения всех тюркских на-
родов — пантюркизм; эти идеи составляли сердцевину их идео-
логии. Одновременно они проповедовали самые верноподданни-
ческие взгляды. Тот же Бехбуди писал: «Поможем русскому
правительству, будучи его сторонниками. Наш Царь разрешил
нам говорить о наших нуждах. За это мы много и много благо-
дарны ему»75. Первая в Туркестане джадидская газета «Тарракы»
(«Прогресс») писала: «Всем известно, что русское правительство
никогда не делает того, что противоречит шариату»76.
Было известно, что российское правительство в своей деятель-
ности в последнюю очередь руководствовалось шариатом, но
дразнить своих мусульман не хотело. Кстати сказать, то самое
российское правительство, которое «соблюдает нормы шариата»,
не мешало издательской деятельности джадидов. В 1905—1907 гг.
туркестанские джадиды издавали в Ташкенте несколько газет:
«Тарракы» («Прогресс»), «Хуршид» («Солнце»), «Шурхат» («Сла-
ва»), «Туджор» («Купец»).
515
Джадиды публично изображали преданность России и ее Го-
сударю, но сердца их были на стороне Турции, которая в конце
XIX в. «вспомнила», что является лидером мусульман всего мира,
и постаралась возглавить движение панисламизма. Панисламисты
проповедовали идею объединения всех мусульман для борьбы
против неверных, отрицали какие бы то ни было противоречия
внутри так называемого мира ислама, разжигали религиозную не-
терпимость и фанатизм. Что же касается панисламизма в Турке-
стане, то он имел определенную политическую цель — отторже-
ние Средней Азии от России и восстановление среднеазиатских
ханств в том виде, какими они были до прихода в край русских.
Именно эта сторона панисламизма — непримиримая вражда к
неверным — привлекла к нему внимание турецких султанов. Мно-
гие органы мусульманской печати в Турции, Афганистане, Индии
и Египте в конце XIX в. активно пропагандировали панисламист-
ские идеи. Корреспонденты (они же — агенты) панисламистских
изданий проникали на территорию Туркестана, Кавказа и Крыма,
где не только вели панисламистскую пропаганду, но и собирали
средства для своих изданий и в пользу турецкого султана, считав-
шегося преемником Мухаммеда. Средства собирались немалые.
Активными проповедниками панисламистских идей в Турке-
стане были члены суфийских орденов — шейхи, ишаны и огромная
армия их последователей — мюриды. Именно суфии (суфий — че-
ловек, носящий власяницу, сермягу) способствовали деятельности
посланцев из Турции, через них шло распространение привозных
панисламистских изданий, в которых читателю навязывалась мысль
о необходимости «имуществом, и телом, и душой, и кровью по-
могать Турции защищать ислам. За неоказание помощи Турции
мы несем ответственность перед Аллахом.. Если кто пойдет против
турок, тот будет вероотступником и место его в аду»77.
Российское правительство было хорошо осведомлено о панис-
ламистской пропаганде и, естественно, весьма обеспокоено. Сви-
детельства поступали с разных сторон. Так, в мае 1910 г. русский
консул в Адрианополе докладывал послу России в Стамбуле об
антироссийской деятельности руководителей младотурецкого
движения: «...Знакомый мой узнал, что младотурки уже несколь-
ко месяцев тому назад послали в Россию под видом купцов, воз-
вращавшихся из Мекки богомольцев и т. п. несколько десятков
516
начитанных и преданных новым идеям ходжей для проповеди
среди мусульман идеи солидарности мусульманского мира в
противовес христианскому»78. Русская полиция отлавливала этих
«купцов» и «богомольцев» и высылала за пределы империи.
Из Турции в Среднюю Азию поступали не только брошюры
соответствующего содержания, но и предметы «наглядной аги-
тации», в частности плакаты в виде географических карт, пред-
назначенные для коранических школ.
Чиновник особых поручений Министерства внутренних дел в
докладе в сентябре 1910 г. сообщал: «Мне лично пришлось видеть
в Ходженте у местного мингбаши (тысяцкого) на стене приемной
комнаты турецкие географические карты, причем особенное вни-
мание мое привлекла карта, изображающая земные полушария,
над которыми в виде владыки мира изображен турецкий султан,
держащий в своих руках оба полушария. Карта, несомненно, пра-
вильно рассчитана на определенный эффект, производимый ею на
темные умы среднеазиатских мусульман»79.
Особенно изобретательной и агрессивной панисламистская да
и пантюркская пропаганда стала после 1905 г. В правительствен-
ных кругах Петербурга это хорошо понимали. На одном из
закрытых совещаний по мусульманскому вопросу в 1910 г. в Пе-
тербурге отмечалось: «Первый толчок, выведший русское мусуль-
манство из состояния относительного равновесия и спокойствия,
был дан несчастной России японской войной. Внутренние со-
бытия, разыгравшиеся после этой войны, внесли в мусульман-
ский мир полный переворот»80.
Джадиды, будучи людьми просвещенными, лучше, чем кто-либо
еще, заметили признаки ослабления самодержавного режима и
обратили свои взоры в сторону Турции: они открыто контактиро-
вали с турецкими эмиссарами, посылали своих учеников завершать
образование в турецких учебных заведениях. Тем не менее, когда
их преследовали мусульманские фанатики, они обращались за под-
держкой к русским властям. Джадиды резко выступали против
революционных событий 1905—1907 гг. Джадидская газета «Туд-
жор» в конце 1907 г. писала: «В России ликвидируются забастовки,
митинги и политические движения. Надеемся, что правительство
примет соответствующие меры против хулиганов и оградит от них
интересы народа». На стороне правительства джадиды были и в
517
1916 г., во время самого крупного среднеазиатского мятежа, а в
годы войны собирали деньги в пользу Турции.
Такова была природа этого отряда национальных просвети-
телей. И неудивительно, что один из самых активных деятелей
джадидского движения Мунавар-кары Абдурашидханов в своих
воспоминаниях (уже в советское время) писал: «Желанием джа-
дидов было уничтожение царского правительства»81. Наверное,
это было правдой, но того, что искренне желали джадиды, не
случилось и после гибели империи.
Примечания
1 Бартольд В.В. От редакции журнала «Мир ислама» (1912 г.) // Бар-
тольд В.В. Сочинения. Т. VI. М., 1966. С. 365.
2 Цит. по: Арапов Д.Ю. Императорская Россия и мусульманский мир.
М., 2006. С. 29.
3 Кауфман К.П. фон. Проект всеподданнейшего отчета генерал-адъ-
ютанта. К.П. фон Кауфмана 1 -го по гражданскому управлению и устрой-
ству в области Туркестанского генерал-губернаторства. 1867—1881. СПб.,
1885. С. 205.
4 Там же. С. 208.
5 ГА РФ. Ф. 102 Департамент полиции МВД. 3-е делопроизводство.
Оп. 80. Д. 88. Ч. 33. Л. 56, 58 об.
6 Южаков ДЮ. Итоги двадцатилетнего управления нашего Туркестан-
ским краем. СПб., 1891. С. 41.
7 Цит. по: Арапов ДЮ. Императорская Россия и мусульманский мир.
М., 2006. С. 45.
8 Цит. по: Арапов ДЮ. Указ. соч. С. 104—105.
9 Там же. С. 143, 150,154, 155-157, 159-161.
10 Там же. С. 233, 236-237.
11 Цит. по: Арапов ДЮ. Указ. соч. С. 245.
12 Там же. С. 254.
13 Там же.
14 Там же. С. 255.
15 Бартольд В.В. Указ. соч. Т. VI. С. 402.
16 Рахимов Ж. История Узбекистана. Ташкент, 2001. С. 196.
17 Там же. С. 197.
18 Цит. по: Арапов ДЮ. Указ. соч. С. 315.
19 Там же. С. 341.
20 Там же. С. 346; История отечественного востоковедения. М., 1997.
С. 261-262.
21 Литвинов П.П. Государство и ислам в Русском Туркестане (1865—
1917). (По архивным материалам). Елец, 1998. С. 58.
518
22 ЦГА УзССР. Ф. И-1. On. 11. Д 326. Л. 55 об. Цит. по: Литвинов П.П.
Указ. соч. С. 67.
23 Там же. С. 67.
24 Цит. по: Литвинов П.П. Указ. соч. С. 73.
25 Там же.
26 РГВИА РФ. Ф. И-400. On. 1. Д 4286. Л. 2.
27 Цит. по: Литвинов П.П. Указ. соч. С. 78.
28 Там же.
29 Там же.
30 Там же.
31 См., nanpj Лсфендиаров С.Д. Национально-освободительное восста-
ние 1916 г. в Казахстане. Алма-Ата, 1936; Галузо Г.П. Национально-
освободительное движение в Средней Азии в эпоху завоевания русски-
ми // Революция в Средней Азии: Сб. статей. Т. 2. Ташкент, 1929.
С. 82—117; Он же. Туркестан — колония: Очерк истории колониальной
политики русского царизма в Средней Азии. Ташкент, 1935; Ибраги-
мов Г.Л. Ислам. Его происхождение и классовая сущность. М., 1940; Оле-
гцук Ф. О реакционной роли мусульманского духовенства. Алма-Ата, 1937;
Смирнов Н.А. Современный ислам. М., 1930; Он же. Ислам и его классовая
сущность и роль. ML; Л., 1932; Он же. Мусульманское сектантство. Л., 1930;
и др.
32 См.: Литвинов П.П. Указ. соч.
33 Литвинов П.П. Указ. соч. С. 87.
34 Рахимов Ж. Указ. соч. С. 119.
35 Архив СПб. О ИВ РАН. Ф. И-33. On. 1. Д 17. Л. 3.
36 Литвинов П.П. Указ. соч. С. 99.
37 Там же.
38 Архив СПб. О ИВ РАН. Ф. И-33. On. 1. Д 60. Л. 20-30.
39 Литвинов П.П. Указ. соч. С. 112.
40 Schuyler Е. Turkistan. Notes of a journey in Kusstan Turkistan, Kho-
hand, Bukhara and Kuldja. L, 1876. P. 162.
41 Икрамов Л. Основные вопросы культурного строительства в Узбеки-
стане // Икрамов А. Избранные труды. Ташкент, 1973. С. 511.
42 Исхаков Ф. Национальная политика царизма в Туркестане (1867—
1912). Ташкент, 1997. С. 147.
43 Литвинов П.П. Указ. соч. С. 114.
44 ЦГИА РФ. Ф. И-1396. On. 1. Д 8. Л. 23 об.
45 Schuyler Е. Op. cit. Р. 235.
46 Кауфман К.П. фон. Указ. соч. С. 432.
47 Литвинов П.П. Указ. соч. С. 142.
48 Там же. С. 151, 152.
49 Кауфман Л.Л. К вопросу о русской колонизации Туркестанского
края. СПб., 1903. С. 27-28.
50 Миддендорф Л. Фергана. СПб., 1898. С. 348.
51 Лыкошин Н.С. Переселение и переселенцы. Самарканд, 1892. С. 51.
52 Кауфман Л.Л. Указ. соч. С. 32.
53 Иаши задачи и средства на Востоке // Восточное обозрение. 1885.
№ 31.
519
54 Материалы по киргизскому землепользованию. Ферганская область.
Ташкент, 1913. С. 4.
55 История Таджикской ССР. Т. II. Кн. 2. 1959. С. 168.
56 Кауфман А.А. Указ. соч. С. 136.
57 Гинзбург А.И. Указ. соч. С. 112.
58 ЦГА УзССР. Ф. 269. Оп. 15. Д 887. Л. 1. Цит. по: Гинзбург А.И. Указ,
соч. С. 112.
59 Тажибаев Т. Просвещение и школы Казахстана во второй половине
XIX века. Алма-Ата, 1958. С. 380-381.
60 ЦГИА УзССР. Ф. 1. Оп. 13. Д 940. Л. 16. Цит. по: Перепелицына А.А.
Роль русской культуры в развитии культур народов Средней Азии.
М., 1967. С. 110.
61 РГВИА. Ф. 400. Азиатская часть, 1892. Д 131. Л. 10.
62 Schuyler Е. Op. cit. Р. 235.
63 Curzon G. Russia in Central Asia. L, 1889. P. 389—393.
64 Ауховская В.Ф. Туркестанские воспоминания. СПб., 1913. С. 52.
65 Там же. С. 44—45.
66 Там же. С. 59.
67 Там же. С. 13.
68 Мусульманская Средняя Азия: Традиционализм и XX век. М., 2004.
С. 22-114.
69 Цит. по: Исхаков С. Первая русская революция и мусульмане Рос-
сийской империи. М., 2007. С. 9.
70 Цит. по: Аанда Р.Г. Ислам в истории России. М., 1995. С. 128.
71 Цит. по: Раджабов З.Ш. Выдающийся просветитель таджикского на-
рода Ахмад Дониш. Сталинабад, 1961. С. 72.
72 ЦГИА Ру. Ф. 47. Д 955. Л 230. Цит. по: Перепелицына А.А. Указ. соч.
С. 81.
73 Раджабов 3. Из истории общественно-политической жизни таджик-
ского народа во второй половине XIX в начале XX в. Душанбе, 1957. С. 397.
74 Там же. С. 398.
75 Там же. С. 411.
76 Там же.
77 Цит. по: Перепелицына А.А. Указ. соч. С. 72.
78 Там же. С. 74.
79 Там же. С. 75.
80 Там же.
81 Пясковский А.В. Революция 1905—1907 гг. в Туркестане. М., 1958.
С. 554.
ПРОТЕСТ ПРОТИВ РОССИЙСКОЙ ВЛАСТИ
В XVIII—XIX вв., в эпоху существования трех среднеазиатских
ханств — Хивинского, Бухарского и Кокандского, спокойная,
мирная жизнь была явлением редким и краткосрочным. Во-
520
первых, ханы перманентно воевали друг с другом, а во-вторых,
против них, своих правителей, восставали хотя и забитые, но до-
веденные до отчаяния их подданные.
Воевали все против всех. «Все дженерально между собою дра-
ки имеют», — писал посол Петра I Флорио Беневини. Бухара
воевала с Хивой и Кокандом; бухарские эмиры упорно пытались
восстановить былое влияние на левобережье Амударьи и силой
подавить сепаратистские поползновения феодалов Шахрисабз-
ского оазиса; в Коканде велась кровопролитная борьба различ-
ных группировок за власть; Ташкент стремился вернуть былую
самостоятельность. Хиву сотрясали кровавые столкновения меж-
ду узбекскими и туркменскими племенами; воевали узбекские и
киргизские родо-племенные вожаки в Коканде.
«Паны дерутся — у холопов чубы трещат»: межгосударствен-
ные и межэтнические схватки не могли не сказаться отрица-
тельно на положении простых людей городов и сел. Разорению
подвергались поля, сады, огороды и жилые строения, росли на-
логи — ханы, эмиры и беки компенсировали свои затраты на
войны за счет простого люда: налоги порой взыскивались за семь
лет вперед. И у этого люда терпение иссякло, тогда он возму-
щался. Бунты следовали один за другим. Наиболее заметным по
времени и напряженности был бунт кипчаков в Бухарском эми-
рате. Писатель и летописец XVIII в. Мир Мухаммед Амини Бу-
хари писал: «Народ Бухары непокорен и склонен к восстаниям
и мятежам»1. В 1826 г. произошло восстание самаркандских ре-
месленников; бунтовали дехкане и городские бедняки в Хивин-
ском ханстве в 1827, 1855—1856 гг.; подобное выступление в
Кокандском ханстве произошло еще раньше — в 1814 г. (вос-
стание в Ташкенте)2.
В апреле 1858 г. кокандскими солдатами был взят в плен из-
вестный ученый и путешественник Н.А. Северцов. Когда его
привезли в город Туркестан (Южный Казахстан), там бушевало
народное восстание. Восставшие казахские племена осадили го-
рода Туркестан и Яны-Курган и длительное время успешно
противостояли войскам кокандского хана. «Непосредственной
причиной восстания, — писал Северцов, — послужили беззакон-
ные поборы и грабительство кокандских чиновников, особенно
ташкентского бека»3.
521
Таким образом, восстания против своих среднеазиатских пра-
вителей были в обычае местных жителей различной этнической
принадлежности. Никогда, однако, вплоть до середины XIX в.
регион не знал экспансии европейской армии. Наступление рус-
ских отрядов, хотя и небольших по численности, разительно от-
личалось качественно от стиля военных действий, привычного
для ханских «армий», больше похожих на разбойничьи ватаги.
Теперь на среднеазиатских просторах появилась военная маши-
на, послушная командам, обладающая значительной огневой мо-
щью и наступательным потенциалом. «Туземцы» были напуганы,
тем более что русские в течение двадцати лет настойчиво про-
двигались все дальше и дальше, неизменно громя превосходящие
по численности силы спесивых ханов. Вместе с тем селяне и го-
рожане быстро убедись, что приход русских вреда им не при-
чинил: не было бессмысленной, патологической жестокости, ха-
рактерной для ханских междоусобиц, повальных грабежей и
разорения, не было посягательства на привычный образ их жиз-
ни. Конечно, край подвергся завоеванию, но эти гяуры принесли
мир и порядок, чего давно не знал край, истерзанный своими
правоверными властителями.
Наступило спокойное время, регион был «замирен», как при-
нято было писать в XIX в. Одиночные русские путники, даже
женщины предпринимали поездки по дорогам генерал-губер-
наторства без сопровождения охраны. Такое положение изум-
ляло как русских, так и иностранцев, посещавших край с крат-
косрочными визитами. Туркестанские власти, однако, не
обольщались относительно кротости местного населения.
В 1869 г. большой знаток жизни среднеазиатских этносов
В.П. Наливкин писал: «Угнетенный народ, надеясь улучшить свое
положение, всегда готов был к низвержению существующего по-
рядка вещей, но со свойственным ему терпением, перенося в
продолжение многих лет большие лишения, он вдруг иногда, как
кажется из-за безделицы, которая, впрочем, обыкновенно со-
ставляет последнюю каплю в наполненной чаше, восстает по-
головно и вымещает на правительстве все прошлые, но незабы-
тые обиды»4.
В новых условиях иноземного господства кроме особенности
накопления негативных эмоций, о которой писал Наливкин, при-
522
ходилось учитывать антироссийскую пропаганду, ее постоянно
вели среди мусульманского населения исламские священнослужи-
тели. Эти обстоятельства стали причиной (не единственной), по
которой кочевое и оседлое население Средней Азии было осво-
бождено от обязанности нести воинскую повинность. К.П. фон
Кауфман считал недопустимым легкомыслием обучать туземцев
европейской манере ведения боя, а также владению современной
военной техникой. Серьезным предупреждением в этом отноше-
нии было восстание индийских сипаев в 1856—1857 гг.
В первые два десятилетия российского присутствия в Турке-
стане численность войск империи не превышала 30 тысяч солдат
и офицеров, в то же время мусульманское мужское население
края насчитывало не менее 1150 тысяч человек. Поэтому было
очень рискованно отбирать из этого числа даже небольшую часть
мужчин для несения воинской службы — в случае массовых бес-
порядков они могли стать организаторами, способными цемен-
тировать стихийные толпы.
Успокаивающими факторами были превалирующая пассив-
ность населения, его разобщенность, многоэтнический состав и,
как результат, неспособность согласовывать свои действия. Для
обитателей тех краев к тому же был характерен так называемый
местный патриотизм, не выходящий порой за пределы родного
кишлака.
Самым потенциально взрывоопасным районом считалась гу-
стонаселенная Ферганская долина, где приверженность ислам-
ским догмам ее обитателей была наиболее выраженной. Здесь,
как, пожалуй, нигде в других частях Туркестана, были сильны
позиции и влияние суфийских (дервишских) орденов, настроен-
ных резко против русских. Именно в этом центральном про-
странстве края время от времени почти с первых лет российско-
го присутствия вспыхивали мелкие бунты, инспирированные
дервишами. Все эти выступления имели целью освобождение
Ферганы из-под власти неверных. Самым крупным был мятеж,
поднятый в 1885 г. бывшим чиновником Кокандского ханства
Дервиш-ханом. Беспорядки охватили несколько уездов, в том
числе Андижанский. Карательная команда очень быстро пода-
вила мятеж. Это выступление не вызвало особого беспокойства
ни у властей Туркестана, ни в Петербурге.
523
Проходили годы, и обстановка в Туркестане менялась. После
четырнадцати лет управления краем, вместивших военные по-
ходы, глубокие реформы и важные экономические начинания,
сошел со сцены «полуцарь», имевший большую власть, Констан-
тин Петрович фон Кауфман. В начале 1881 г. его сразил тяже-
лейший инсульт, и более года вплоть до своей кончины 3 мая
1882 г. он лежал парализованный в своем дворце. Его преемни-
ки на посту генерал-губернатора не могли по масштабу личности
равняться с ним, да и многих прерогатив должности их лишил
Императорский указ. Кауфман был не только завоевателем, но
и первоустроителем края, отчего пользовался особым авторите-
том как в Петербурге, так и в Туркестане, более того — он
управлял среднеазиатскими народами намного дольше тех, кто
приходил ему на смену: иные начальники края исполняли долж-
ность всего лишь год. Никого из генерал-губернаторов послека-
уфманской поры не называли «полуцарем», да и возможностей
приобрести славу фон Кауфмана у них уже не было — им оста-
валось продолжать его дело.
Постепенно у аборигенов прошел страх перед чужеземцами
с их пушками и скорострельными винтовками. Неверные не ру-
били головы, не резали людям горло, как баранам, не занимались
членовредительством, не сажали на кол, не громили мечети, не
мешали муэдзинам кричать с минаретов, не трогали жен и до-
черей правоверных, не мешали торговать, то есть практически
не вмешивались в устоявшиеся веками обряды и обычаи. Гяуры
были как бы сами по себе, а правоверные тоже сами, и это не
прибавляло уважения к завоевателям. Страх прошел, а склон-
ность к бунту сохранилась.
Пожалуй, только в 1892 г., спустя более четверти века после
начала интенсивного силового проникновения России в Сред-
нюю Азию, русская администрация столкнулась с серьезным
возмущением местного населения, причем в Ташкенте — столи-
це генерал-губернаторства.
В июне того года в Ташкенте началась эпидемия холеры. Эпи-
демия возникла в перенаселенной и достаточно грязной старой
части города. Городская администрация, возглавляемая полков-
ником С.Р. Путинцевым, попыталась установить для всех жите-
лей новые санитарные правила, которые могли бы замедлить, а
524
затем и ликвидировать распространение болезни, но при этом
не были учтены психология и обычаи городского населения. Но-
вые правила предусматривали медицинский осмотр тел умер-
ших, однако в связи с большим числом трупов и недостаточной
численностью медицинского персонала требуемый осмотр от-
кладывался на три-четыре дня. В условиях летней жары такое
запаздывание было недопустимо — тела начинали разлагаться.
К тому же среди русских инспекторов оказались молодые офи-
церы, не имевшие медицинского образования и не знавшие
местных обычаев. Так они самовольно заходили на женскую по-
ловину в домах мусульман, чем вызывали раздражение хозяев:
женская половина открыта только для главы семейства.
По приказу начальника города были закрыты для захоронения
12 старых в черте города кладбищ — осталось доступным только
одно за городом, что создавало большие неудобства для родствен-
ников умершего: покойного мусульманина несут на кладбище на
руках. Омовение усопших, чего требует шариат, также было за-
труднено из-за быстрого разложения тел. Как результат, по городу
поползли слухи, будто русские специально задерживают похороны
(по шариату, кстати, покойника следует похоронить как можно
скорее), чтобы погубить правоверных с помощью холеры.
Достаточно было искры, чтобы вспыхнул бунт. Власти при-
грозили, что накажут виновных, похоронивших покойников тай-
но без необходимого осмотра, и 24 июня 1892 г. в старом горо-
де собралась толпа, решившаяся расправиться с хакимом (главой
местной старогородской администрации Мухаммедом Якубом
Карыбердыевым). Узнав, что хаким находится в канцелярии на-
чальника города Путинцева, возмущенные жители Ташкента
ринулись в русскую часть города. Путинцев встретил толпу стоя
на пороге своего присутствия, попытался увещевать разъяренных
людей, но был повален на землю и избит. Бунтовщики уже со-
бирались ворваться в служебное помещение, но тут раздался
слух, что скоро подойдут солдаты и прискачут казаки. Толпа об-
ратилась в бегство, при этом в толчее многие попадали в глу-
бокий канал Анкор-арык, разделявший старую и новую части
Ташкента. Более 80 человек утонули.
К этому времени военный губернатор Сырдарьинской обла-
сти генерал Н.И. Гродеков получил донесение о холерном бунте
525
и поспешил к месту событий с сотней солдат. Отряду Гродекова
удалось без труда очистить от мятежников русскую часть города,
а затем солдаты погнали бунтарей в мусульманский город. Ока-
завшись у себя дома, жители старой части разбежались по узким
улочкам и оказались за спинами русских солдат.
По приказу военного губернатора один из его офицеров, хо-
рошо знавший узбекский язык, предложил толпе разойтись,
пригрозив расстрелом. Офицер повторил угрозу несколько раз,
но толпа не подчинилась. Некоторые бунтующие стали рвать на
себе рубахи и кричать: «Стреляй!» В солдат полетели камни. Кто-
то кричал, что солдатские винтовки заряжены холостыми патро-
нами. В конце концов солдаты открыли огонь. После двух залпов
толпа разбежалась. Десять человек были убиты, несколько се-
рьезно ранены.
Холерный бунт произвел на жителей нового города шокирую-
щее впечатление — они привыкли к спокойной жизни. Многие
почувствовали шаткость власти и собрались покинуть край. Было
проведено расследование, и 60 участников мятежа предстали
перед военным судом: 25 человек были оправданы, восемь при-
говорены к повешению, остальным присудили тюрьму и ссылку;
позже генерал-губернатор барон А.Б. Вревский помиловал осуж-
денных к смертной казни, заменив виселицу тюремным заклю-
чением5.
Холерный бунт отразился на карьере подавившего его гене-
рала Гродекова и пострадавшего полковника Путинцева. Гроде-
ков был отставлен от должности военного губернатора, получив
назначение в Приамурье, а полковника Путинцева на его посту
заменили лицом «более решительным и энергичным». Вместо
«туземных» полицейских в старом городе появились чины рус-
ской полиции, а также выходцы из других городов края. Вскоре
жизнь вошла в привычное русло.
* * *
Ташкентский холерный бунт был порождением непродуман-
ных решений российской администрации, которая действовала
по шаблону, выработанному в течение XVIII—XIX столетий в
Центральной России. В случаях возникновения чумной или хо-
526
лерной эпидемии в России вводились карантинные меры: огра-
ничивался въезд в места, порожденные эпидемией, а также выезд
из этих мест. Так же поступили власти в Ташкенте, и это огра-
ничение в передвижении горожан и жителей других населенных
пунктов вызвало недовольство мусульман. Для захоронения умер-
ших от эпидемического заболевания в России отводилось специ-
альное кладбище, что и было сделано в 1892 г. в Ташкенте.
Можно, конечно, осуждать туркестанские власти за то, что
действовали по шаблону без учета местной специфики, но с эпи-
демией такого размаха они сталкивались впервые и к тому же
были застигнуты врасплох, когда времени для размышлений не
оставалось: жители старого города сплошь и рядом хоронили
умерших от холеры в своих дворах.
Андижанский мятеж 1898 г. имел другую природу. Это была
попытка повернуть время вспять, можно также говорить о его
антиколониальном характере.
Вдохновителем и организатором мятежа в Андижане был не-
кто Мухаммед-Али, или Дукчи-ишан, родившийся в 1856 г. в
Кокандском ханстве. Дукчи-ишан происходил из бедной семьи
и никакого образования не получил — читать, писать не умел.
В 1874 г. в возрасте 18 лет он стал последователем ишана Сул-
танхана, видного суфия, жившего в кишлаке близ Андижана.
Мухаммед-Али перенимал от своего учителя исламскую пре-
мудрость и одновременно работал на него, отрабатывая стол и
кров6.
После смерти своего благодетеля в 1884 г. молодой член су-
фийского братства совершил паломничество в Мекку, а также в
другие почитаемые мусульманами города Ближнего Востока, по-
бывал в Индии и спустя два года возвратился в Туркестан. Он
поселился в Самарканде, поступив в услужение еще к одному
ишану, Ахмедхану. После смерти последнего в 1887 г. Мухаммед-
Али наследует его титул ишана (духовного наставника) и, види-
мо, некоторые деньги. Теперь он зовется Дукчи-ишаном.
В конце концов Дукчи-ишан оседает в кишлаке Мин-Тюбе
Маргиланского уезда, Ферганской области, где занимается бо-
гоугодными делами и просветительством Он высаживает деревья
вдоль дороги, что в условиях жаркого климата имело большую
ценность: деревья сохраняли воду в арыках, давали тень прохо-
527
жим. Он занимался благотворительностью, проповедовал Слух о
его добрых делах и праведной жизни разнесся по округе — к
нему потянулись ученики, которым он давал приют. На своей
земле, на деньги, полученные от доброхотов, он построил нечто
вроде гостиницы, амбар и конюшню, а затем медресе и две ме-
чети; и хотя он не умел читать, ему удалось собрать неплохую
библиотеку, состоявшую из книг религиозного содержания. Сво-
им ученикам он не только проповедовал, но и показывал чудеса,
бывшие фокусами, которым ишан научился в Индии.
Возле медресе Дукчи-ишан возвел глинобитный минарет, не
имевший кирпичного фундамента; когда ему говорили, что соо-
ружение из глины может упасть, он успокаивал сомневавшихся
заявлением, будто минарет будут удерживать его молитвы. Од-
нако в 1897 г. минарет рухнул и похоронил под обломками пять
человек, многие получили различные повреждения. Тем не менее
никто из его последователей не захотел давать следствию против
него показания, более того, его сторонники построили новый
минарет из обожженного кирпича и выше прежнего7.
К 1898 г. слава и влияние ишана распространились далеко за
пределы кишлака, в котором он обитал. Его наиболее преданны-
ми сторонниками были «бывшие» — люди из окружения по-
следнего кокандского хана, ханские чиновники, потерявшие
власть и источники доходов, а потому особо ненавидевшие за-
воевателей. Именно эти люди распустили слухи об особом пред-
назначении ишана как освободителя своего народа.
Началась тайная подрывная работа: так, в волости, где нахо-
дился Мин-Тюбе, были заменены в результате выборов старши-
ны, лояльно относившиеся к русской администрации, на их ме-
сто выбрали последователей ишана. Ни уездное, ни областное
начальство об этом не узнали, поскольку не имели прямых кон-
тактов с населением, а информацию получали от посредников —
переводчиков и волостных старшин. Неясные слухи о готовив-
шемся восстании доходили до начальственных ушей, но им не
верили: и раньше бывали похожие слухи, которые, однако, не
подтверждались8.
Тем временем ишан и его последователи разрабатывали план
восстания. Предполагалось ночью напасть на солдатские казармы
одновременно в нескольких городах — в Маргилане, Оше и Ан-
528
дижане, затем захватить эти города и восстановить Кокандское
ханство. А ханом провозгласить четырнадцатилетнего племянни-
ка ишана. Дальше все будет просто: народ поддержит восстав-
ших, поднимется, захватит Самарканд и Ташкент и выгонит
русских из Туркестана.
Ишан убедил своих последователей в несомненном успехе
предприятия. Им всем было приказано облачиться в белые
одежды и навязать на головы белые чалмы, что могло обозначать
их непобедимость и неуязвимость. Иман обещал каждому, кто
последует за ним, чудодейственный талисман, заколдованные ма-
ленькие палочки, которые надлежало воткнуть в тюбетейку или
чалму. Эти маленькие палочки должны были предохранить тех,
у кого они были, от русских пуль. Ишан, кстати, уверил своих
сторонников, что в случае, если русские солдаты начнут стрельбу,
их ружья станут выплескивать воду. Еще он привел самый убе-
дительный довод: когда он махнет правой рукой, русские солда-
ты полягут справа, махнет левой — упадут слева. Было сказано
также, что ишану помогут турецкий султан, эмир Афганистана
и извечные враги России — англичане. Англия якобы давно при-
слала оружие, которое до поры спрятано в горах, а пока против
русских защитят заколдованные палочки и увесистые дубины.
Еще ишан показал грамоту с подписью турецкого султана и с его
печатью, что было подделкой. Никто «документ» не читал —
ишану верили на слово.
17 мая 1898 г. около семи часов вечера, после молитвы в двух
мечетях на территории усадьбы ишана собрались «воины газа-
вата», готовые к выступлению. Ишан появился в зеленом одея-
нии на белом коне. Он прокричал: «Во имя Аллаха — вперед на
священную войну!» — и повел за собой своих сторонников. По
дороге к ним присоединились 250 конных и 600 пеших борцов
за веру; в то же время должны были выступить другие отряды и
направиться в сторону Оша и Маргилана. Третьей группе было
приказано перебить русских лесничих в горах, уничтожить ка-
заков, стоявших постоем в кишлаке Каракуль, и затем двигаться
к Андижану.
Сигнал о нападении на несколько городов был получен русски-
ми должностными лицами в день выступления где-то около двух
часов; он исходил от волостного старшины, замененного сторон-
529
ником Дукчи-ишана. Информация не выглядела достоверной, тем
не менее в Оше и Маргилане подготовились к нападению. Посыль-
ный, отправленный в Андижан из Маргилана, был перехвачен
людьми ишана и убит. Предупреждение получил и военный губер-
натор Ферганской области генерал-лейтенант Повало-Швейков-
ский. В момент получения тревожной информации в доме губер-
натора шла репетиция домашнего спектакля, в котором был занят
и сам губернатор. Генерал прочитал послание, поступившее от на-
чальника Маргиланского уезда полковника Брянова, досадливо
воскликнул: «Вечно они делают из мухи слона!» — и продолжил
репетицию, не отдав каких-либо распоряжений9.
Ишан и его войско продолжали двигаться в сторону Андижа-
на. По дороге к ним присоединялись все новые сторонники. На
пути «борцов за веру» попались два русских торговца, оба вер-
хом. Их стащили с коней, зарезали и разорвали на куски. Вбли-
зи Андижана отряд остановился для молитвы. В это время к
нему примкнули 200 жителей Андижана и группа, которой было
поручено напасть на Маргилан — выяснилось, что гарнизон го-
рода не спит, как ожидалось.
На подходе к Андижану ишан получил сообщение о располо-
жении казарм четвертой и пятой рот 20-го Туркестанского ли-
нейного батальона. Два лавочника из Андижана сообщили, что в
лагере находится и уже спит четвертая рота, а пятая отправилась
за несколько верст от города на стрельбы. Поэтому было реше-
но напасть на роту, оставшуюся в лагере. В лагере в тот день,
кстати, находились обе роты.
Четвертая рота в неполном составе (52 человека) уже спала в
летней казарме, не имевшей стен; фактически это была крыша
и невысокое ограждение внизу. Наступила жара, и спать в за-
крытом помещении было невозможно.
Воины ишана неслышно подобрались к казарме, убили дремав-
шего дневального и с криком «Ур! Ур!» («Бей! Бей») стали через
ограждение избивать палками лежавших вблизи солдат. Наиболее
смелые ворвались внутрь казармы и стали орудовать ножами. Со
свойственной этим людям жестокостью они наносили удары но-
жами снова и снова, не обращая внимания на то, что давно убили
свои жертвы. Если бы не эта особенность мятежников, они могли
бы зарезать всех, кто спал в этом строении.
530
Одному из унтер-офицеров удалось выбраться из казармы и
добежать до пятой роты, которую он стал будить. В это же время
от криков проснулся недавно прибывший в Андижан молодой
поручик. Он не успел найти квартиру, а потому спал в ту ночь в
лазарете рядом с казармой четвертой роты. Выхватив из-под по-
душки револьвер, офицер выскочил во двор и открыл огонь по
разъяренной толпе.
Наконец подоспела пятая рота и принялась расстреливать
мятежников. После первых выстрелов «борцы за веру» поняли,
что солдатские винтовки стреляют не водой, а настоящими пу-
лями, от которых их чудодейственные амулеты не спасают, и они
побежали. На поле брани остались лежать 18 убитых и несколь-
ко раненых воинов ишана, зеленое знамя, дубинки, ножи. В ка-
зарме четвертой роты погибли 22 солдата, 19 человек получили
серьезные ранения. Резня и расстрел толпы нападавших заняли
не более 15 минут. Военный губернатор появился в Андижане
на следующий день.
Дукчи-ишана схватили через день, 19 мая 1898 г.; одного за
другим арестовали его ближайших соратников, из двух тысяч
участников мятежа было арестовано 777 человек. Весть о про-
вале предприятия ишана очень быстро разнеслась по округе и
остановила тех, кто еще только готовился совершить нападения
на русских. Сторонники мятежного ишана уже после его ареста
убили одного лесничего и ограбили казачий лагерь — этим за-
вершилась попытка освободиться от неверных10.
На допросе Дукчи-ишан назвал причины своего выступления:
«1. После завоевания края русскими началась порча нравов.
Новые власти не заботились о поддержании нравственности и
семейных начал.
2. Произошло отступление от норм шариата.
3. Русская власть хотя и обращалась с народом мягко, но за-
прещала паломничество.
4. Власть отменила закят.
5. Власть отменила вакуфные законы (вакуфные земли отдали
тем, кто ее обрабатывает. — Е. Г.)»11.
Надо заметить, что, судя по характеру претензий, российская
власть прежде всего обидела самого Дукчи-ишана. Ишан со-
бирался восстановить Кокандское ханство, сделав ханом своего
531
племянника. Нетрудно догадаться, что регентом при отроке
ишан видел себя самого, то есть он стал бы полновластным пра-
вителем, которому были бы нужны доходы и от торговли (за-
кят), и от вакуфных земель. Русские поколебали традиционные
устои мусульманского общества (порча нравов, вольномыслие),
а всякому «нормальному» хану нужны покорные подданные.
Получается: ишан больше, чем кто-либо, пострадал от новой
власти.
Во время следствия выяснилось, что ближайшими помощни-
ками ишана были люди из «номенклатуры» Кокандского хан-
ства — люди весьма немолодые. Это они вели агитацию в пользу
ишана и затеянного им предприятия, они вербовали «воинов
ислама».
Итак, по делу о мятеже в Андижане было арестовано 777 че-
ловек, из этого числа 325 были освобождены из-за недостатка
улик, 25 оправданы по суду, 19 приговорены к смертной казни.
Вдова туркестанского генерал-губернатора В.Ф. Духовская пишет
в книге воспоминаний: «Муж (С.М. Духовской. — Е. Г.) счел дол-
гом человеколюбия ходатайствовать о помиловании приговорен-
ных, и, когда их уже вели к виселице, им объявили о замене
смертной казни каторгой»12.
13 июля 1898 г. Дукчи-ишан и пять его ближайших помощ-
ников были повешены в Андижане перед казармой четвертой
роты, несколько сот участников мятежа судил военно-полевой
суд. В сталинское время военный трибунал выносил почти всег-
да расстрельные приговоры — Царский трибунал мог оправдать
и освободить из-под стражи. Были наказаны и жители кишлака
Мин-Тюбе, а также еще несколько близлежащих кишлаков, оби-
татели которых участвовали в нападении на спящих солдат — их
переселили на другое место, а земля опальных селений была от-
дана русским переселенцам. Семьям погибших солдат выплати-
ли вспомоществование. Военный губернатор Ферганы лишился
должности.
Андижанские события обсуждались на различных уровнях в
Ташкенте и в Петербурге. Высказывались разные должностные
лица, порой весьма резко и в пользу самых крутых мер против
«туземцев». Резня в казарме четвертой роты озлобила русских
солдат — завидев местного сарта в белом тюрбане и белом оде-
532
янии, они набрасывались на него и избивали. События в Анди-
жане увеличили пропасть между русскими и местными жителя-
ми. В своем докладе Царю генерал-губернатор Духовской писал
о том, что, несмотря на выгоды, полученные местным населени-
ем в связи с приходом русских, оно не примирилось с новой
властью и не следует надеяться на скорое его приобщение к рос-
сийским ценностям, в том числе на его лояльность российскому
Государю и государству13.
Это вполне понятно: чужеземная власть, даже если она благо-
желательна, дает индивиду несомненные преимущества в срав-
нении с властью ушедшей с исторической сцены, отторгается
душой покоренного народа, потому что она чужая. Ханы были
варварами, тиранами и деспотами, но они говорили на понятном
языке, поклонялись тому же Богу, поступали традиционно, а по-
тому они были своими. Удивительно другое: до какой степени
наивны, простодушны и легковерны были люди, поверившие от-
кровенному шарлатану, — неужели им недостаточно было упав-
шего минарета, обязанного стоять силою молитвы? Нет, они по-
верили в еще большее вранье.
События в Андижане разные авторы анализировали в печати,
выдвигались различные версии. Говорили о провокаторах и под-
стрекателях из Турции и Афганистана, однако доказательств
справедливости этой версии не было. Генерал М.А. Терентьев,
авторитетный автор, прослуживший в Туркестане сорок лет, ви-
дел причины в ослаблении роли военных в управлении краем;
недостаточность контроля за деятельностью мусульманского
клира; недостаточное внимание к тому, кого выбирают в стар-
шины и казии местные жители; плохое знание русскими властя-
ми местных обычаев и языков14.
Многие авторы ностальгически вздыхали по ушедшему вре-
мени, когда краем управлял К.П. фон Кауфман, но нельзя же
было заменить мирное течение жизни бесконечными военными
походами.
Духовской в докладе в Петербург выдвинул свои предложения
(о них уже говорилось), но правительство последовало далеко не
всем его советам.
«Вообще, все страхи преувеличены и сильно раздуты; скоро
опять все стало тихо и спокойно...»15 — писала В.Ф. Духовская.
533
* * *
В течение тридцати лет завоевания Средней Азии русскими
войсками край оставался далекой окраиной, продолжавшей жить
своей жизнью, лишь в незначительной степени знакомой с важ-
ными, бурными, порой трагическими событиями внутриполити-
ческого бытия России. Подъем революционного движения, воз-
никновение и активизация деятельности подпольных партий, их
требования и реакция правительства — все это оставалось неиз-
вестным основной массе коренного населения, да и большинству
русских, переселившихся в Туркестан. Пожалуй, самым значи-
тельным и ставшим широко известным в крае событием стало
убийство Государя Императора Александра II. Для русских тур-
кестанцев известие о гибели Монарха было тяжелым ударом, для
Константина Петровича фон Кауфмана — ударом вдвойне. Кауф-
ман не только любил покойного Императора, он был членом его
«команды», деятельным участником его преобразований, одним
из тех государственных мужей, которые пользовались неизмен-
ным доверием Государя, и благодаря этому доверию Кауфман мог
править краем без оглядки на высокопоставленных петербургских
сановников, желавших подогнать «полуцаря» Туркестана под об-
щий ранжир. Страшная весть подкосила всемогущего генерал-
губернатора — его поразил тяжелейший инсульт. Парализован-
ный, без речи Константин Петрович пролежал в своем дворце
более года и скончался 3 мая 1882 г.
К концу века XIX и в начале нового века в связи с доведением
в 1898 г. Закаспийской железной дороги до Ташкента изоляция
края заметно уменьшилась. В Ташкенте и еще в нескольких круп-
ных городах Туркестана появилось немало русских рабочих. Мно-
гие из них еще вчера были самовольными крестьянами — пере-
селенцами из центральных губерний, не сумевшими, однако,
устроиться на земле (по разным причинам). Это были люди бед-
ные, не имевшие квалификации, как правило, плохо устроенные,
а потому охотно воспринимавшие революционную агитацию.
Туркестан и Казахстан, как и другие отдаленные регионы им-
перии, служили местами ссылки «неблагонадежных элементов».
Революционно настроенные студенты и заводские рабочие
часто направлялись принудительно служить рядовыми в частях
534
Туркестанского военного округа, туда же ссылались «неблагона-
дежные» солдаты из других округов. Высылка в Среднюю Азию
никак не отражалась на умонастроении: они оставались убеж-
денными в своей правоте и старались внедрить свои идеалы в
умы окружающих. Правительственные меры борьбы с пропаган-
дой революционных идей, включавшие высылку носителей этих
идей в отдаленные местности, имели результатом действительно
повсеместное, вплоть до самых отдаленных уголков страны, рас-
пространение враждебных государству настроений.
В самом начале XX в. революционные кружки стали возникать
в Туркестане. В 1902 г. в Ташкенте появился марксистский кру-
жок, организатором которого был В.Д. Корнюшин, казанский
плотник, высланный в Ташкент за участие в социал-демократи-
ческих организациях. В главном городе Туркестанского края он
продолжил агитационную деятельность, устраивая чтение марк-
систской литературы и обсуждение прочитанного за городом,
будто бы занимаясь рыбалкой. Вскоре похожие дискуссионные
кружки были организованы, не без участия того же Корнюшина,
в железнодорожных мастерских и в коммерческом училище16.
До поры до времени участников антиправительственных собра-
ний было совсем немного, однако из-за войны с Японией и свя-
занного с ней ухудшения экономического положения в стране
антиправительственные и агитационные настроения стали обыч-
ным явлением.
В Ташкенте в этот период еще немногочисленные социал-
демократы и социалисты-революционеры (эсеры) договариваются
о совместных выступлениях. Так, весной 1904 г. они пытаются ор-
ганизовать забастовку рабочих железнодорожных мастерских
Ташкента с требованием восьмичасового рабочего дня и повыше-
ния заработной платы. Собрание забастовщиков было разогнано
полицией. В конце того же года революционеры формируют Объ-
единение социал-демократов и эсеров, совместно организуют
кружки и печатают гектографическим способом листовки17. В Са-
марканде ссыльный большевик М.В. Морозов собрал социал-
демократическую ячейку и основал большевистскую газету «Са-
марканд», издававшуюся легально. Преуспел и Евгений Катаев,
бывший студент Казанского университета, сосланный в Ашхабад,
где ему удается сформировать Ашхабадский комитет Российской
535
социал-демократической рабочей партии (РСДРП), подчиненный
Бакинскому комитету РСДРП. Другая социал-демократическая
ячейка объединила солдат 1 -го Закаспийского железнодорожного
батальона, где возникли также небольшие социал-демократические
группы в ремонтных мастерских Кизыл-Арвата, в Красноводске,
Мерве и Кушке18. Социал-революционеры принимали участие в
собраниях этих ячеек, но лишь время от времени.
Вплоть до 1905 г. ни одна из революционных организаций
края не была сколько-нибудь значительной численно. В самых
крупных, в Ашхабаде и Кизыл-Арвате, числилось несколько де-
сятков членов, в остальных — единицы. Контакты с центрами
революционного движения были нечастными и случайными, ин-
формация о событиях в центральных губерниях поступала не-
регулярно, чаще с оказией, подпольная литература передавалась
из рук в руки или читалась вслух на секретных сходках.
Но событие 9 января 1905 г. в Петербурге (Кровавое вос-
кресенье) всколыхнуло всю страну, не осталась в стороне и Сред-
няя Азия. Началось все с малочисленных забастовок и демон-
страций в городах близ железных дорог; бастовали рабочие
железнодорожных мастерских. Радикально настроенная интел-
лигенция произносила на банкетах, посвященных очередной го-
довщине со дня основания Московского университета, зажига-
тельные противоправительственные речи. Участники рабочих
демонстраций и забастовок требовали улучшения условий труда,
введения восьмичасового рабочего дня и повышения заработной
платы.
Вслед за рабочими демонстрациями начались выступления
солдат, недовольных качеством питания и обращением с ними
унтер-офицеров и командиров. Протестные манифестации по-
лиция разгоняла, но в некоторых случаях, когда неповиновение
демонстрировали военнослужащие, начальство вызывало на под-
могу верные присяге подразделения и приказывало арестовать
бунтовщиков. Однако арестами дело не ограничилось.
Для социал-демократов и социалистов-революционеров на-
ступил их звездный час: они агитировали в мастерских, на фа-
бриках и в казармах, организовывали массовые выступления,
вербовали новых членов своих крошечных ячеек. Недовольные
режимом охотно их слушали и следовали за ними.
536
Царский Манифест 17 октября 1905 г., провозгласивший
гражданские свободы и создание законосовещательного орга-
на — Государственной думы, не только не умерил страсти, но
подхлестнул их: революционерам этого было мало, они требовали
больших уступок. Так было повсеместно, в том числе и в Турке-
стане. Сообщение об издании Манифеста поступило в Ташкент
18 октября, и тотчас революционеры организовали демонстра-
цию. Толпа прошла по главным улицам русской части города и
вышла к воротам городской тюрьмы, где открыла митинг — тре-
бовали освобождения политзаключенных. Казаки разогнали ми-
тингующих. А на следующий день еще более многолюдный ми-
тинг собрался на окраине города — требования были те же.
Прокурор отказался выполнить требования митинга19. Тогда тол-
па направилась к городской думе, собираясь предъявить депута-
там те же требования. Вскоре туда прибыл военный губернатор
Сырдарьинской области генерал И.И. Федотов с двумя сотнями
казаков. Федотов приказал демонстрантам разойтись, пригрозив
применением силы. Кто-то из толпы выстрелил в сторону губер-
натора из револьвера, в казаков полетели камни, что спрово-
цировало ответный огонь: казаки дали два залпа. Убили троих,
19 человек были ранены. Пострадали не участвовавшие в акции
протеста сторонние наблюдатели20.
Беспорядки в крае продолжались в течение года. Рабочие ба-
стовали, солдаты саперных и железнодорожных батальонов де-
монстрировали неповиновение командованию. В бунтующих
солдат стреляли, были убитые и раненые. Расстрелы не останав-
ливали солдат, и они продолжали выказывать неповиновение
командованию. Была даже сделана попытка захватить Ташкент-
скую крепость, в которой находились воинские казармы, силами
1-го Ташкентского стрелкового батальона.
Значительным был солдатский мятеж в июне 1906 г. в За-
каспийской области. 13 июня вышли из повиновения солдаты
2-го Закаспийского стрелкового батальона. Разобрав винтовки,
они вышли из казармы и предъявили своему командиру ульти-
матум, содержавший 35 пунктов. В первую очередь они требо-
вали вернуть троих своих товарищей, отправленных в штрафную
роту, далее следовали требования улучшить условия содержания
и питания. Поскольку командир отверг их ультиматум, мятеж-
537
ники выбрали офицеров из своей среды. В тот же день, 15 июня,
солдаты 10-го Закаспийского железнодорожного батальона бро-
сили работу на станции Ашхабад и собрались на митинг, с тем
чтобы сформулировать свои требования.
Против бунтарей в военных мундирах 16 июня были направ-
лены две роты 3-го Закаспийского стрелкового батальона, имев-
шие приказ разоружить мятежников. Прибыв к месту сосредо-
точения бунтовщиков, солдаты 3-го батальона присоединились
к ним, стали брататься и, распевая революционные песни, всей
толпой направились к ашхабадскому вокзалу. Время от времени
они скандировали: «Бей офицеров!», «Бей вампиров!». Пришли в
движение другие воинские подразделения, расквартированные
вокруг Ашхабада. Только 18 июня с помощью верных прави-
тельству войск солдатский мятеж в Ашхабаде удалось подавить
и разоружить непокорных. Более 500 рядовых были преданы во-
енному суду21.
Далекая азиатская окраина империи в те революционные
годы пребывала в том состоянии неповиновения властям, как и
повсеместно в огромной стране. Протестовали не только солда-
ты и рабочие, но даже ученики гимназий: юноши и девушки
требовали изменения гимназических порядков. Резко полевела
Ташкентская городская дума. После расстрела казаками возму-
щенной толпы у дверей думы 19 октября 1905 г. и похорон
жертв этого столкновения ташкентские думцы испросили раз-
решение у исполняющего должность генерал-губернатора
В.В. Сахарова провести свое чрезвычайное заседание на арене
цирка, в присутствии публики, дабы продемонстрировать «не-
разрывную связь» с избирателями.
21 октября «цирковое» заседание городской думы состоялось
в присутствии более 2,5 тысячи зрителей, которые вели себя как
в цирке: шумели, хлопали, смеялись, свистели. Дума приняла ряд
постановлений: отрешение от должности начальника города;
снятие с поста и предание суду военного губернатора Сырдарь-
инской области, отдавшего приказ стрелять в толпу; вывод из
Ташкента казаков и отмена патрулирования городских улиц во-
енными; замена полиции народной милицией, подконтрольной
городской думе; выборы градоначальника, а не назначение его
военным губернатором; всеобщие, равные, прямые, тайным го-
538
лосованием, выборы депутатов (гласных) городской думы; осво-
бождение всех политических заключенных.
Та же метаморфоза произошла с только что (28 ноября 1905 г.)
назначенным генерал-губернатором генерал-лейтенантом
Д.И. Суботичем (прежний начальник края Н.Н. Тевяшов умер в
Ташкенте 24 ноября 1905 г.). Стремясь остудить самые горячие
головы, Суботич при вступлении в должность заявил, что он осуж-
дает террористические и экстремистские действия, но при этом
признает неотъемлемое право всякого гражданина «выражать,
пропагандировать и отстаивать свои взгляды, используя способы
и средства, принятые в любом цивилизованном обществе»22.
Все случилось ровно наоборот. Страсти не улеглись. Револю-
ционеры восприняли «цирковое» заседание думы и заявление
генерал-губернатора как поощрение активизации антиправи-
тельственных действий. В открытой продаже появилась газета
большевика М.В. Морозова «Русский Туркестан», помещавшая
откровенно подстрекательские статьи и революционные прокла-
мации. Да и подпольная печать стала почти легальной.
В конце концов власть «очнулась» и обрела прежнюю жест-
кость. Генерал Суботич и его помощник (заместитель) генерал
Сахаров были отправлены в отставку.
Назначенный исполнять должность генерал-губернатора Тур-
кестанского края генерал-лейтенант Е.О. Мациевский организо-
вал повальные аресты революционеров и разгром их организа-
ций. «Ненадежных» без суда и следствия выдворяли из края.
Начиная с сентября 1906 г. в крае был продлен режим «усилен-
ной охраны». Пойманных уголовников и приравненных к ним
врагов режима казнили и отправляли на каторгу с соблюдением
минимальных юридических формальностей23. В промежутке
между сентябрем и декабрем 1906 г. большая часть социал-
демократических и эсеровских ячеек была ликвидирована. Эсеры
перешли в подполье и вернулись к терроризму, унаследованному
от народовольцев. На десять лет наступило замирение.
Как же в эти революционные годы вели себя так называемые
туземцы? Они не участвовали в войне гяуров между собой. Од-
нако события 1905—1906 гг. не оставили их равнодушными. Во-
первых, на туркестанских мусульман большое впечатление про-
извело поражение России в войне с Японией. Белый царь, чьи
539
войска разгромили армии всех среднеазиатских ханов, победили
самого турецкого султана, теперь потерпел поражение от азиа-
тов, обитающих на каких-то далеких островах. Не такой уж он
непобедимый!
Во-вторых, русские стали стрелять в русских, даже в своих
солдат, ранее всегда послушных своим начальникам. Значит, у
них в доме нет порядка.
17 сентября 1906 г. в Туркестан был направлен генерал-
адъютант К.К. Максимович для расследования революционных
событий. Проанализировав ситуацию, он сообщил в Санкт-Пе-
тербург 10 декабря 1906 г., что революционное движение в крае
охватило лишь часть русского населения, в то же время корен-
ные жители сохранили «политическое спокойствие и лояль-
ность»24.
Несомненно, генерал-адъютант выполнил свою миссию до-
бросовестно, но все же он был человеком приезжим, к тому же
большим начальством, с которым не принято откровенничать,
которому не важны детали. У местных старожилов из русских,
знавших мусульман намного лучше инспектирующего из столи-
цы, было свое мнение. «Вообще должен сказать, — докладывал
15 сентября 1906 г. ташкентский полицеймейстер, — что тузем-
цы за последнее время стали вести себя перед администрацией
не так почтительно, как было ранее, и среди них наблюдается
распущенность»25.
«Распущенность» аборигенов в революционный период име-
ла вполне определенные, окрашенные местным колоритом фор-
мы. «Это не было классовой борьбой, — писал самый авторитет-
ный исследователь революционных событий 1905—1906 гг. в
Туркестане А.В. Пясковский, — ясно, что в Туркестане... орудо-
вали и настоящие разбойники, и грабители уголовного типа»26.
(Очевидно, бывают грабители неуголовного типа?)
Интересна статистика: в 1904 г. в Ферганской области было
зафиксировано 74 разбойных нападений, в 1905 — 163, в 1906 —
12527. Разбойный разгул, таким образом, пришелся на пиковый
год революции. Местный криминалитет чутко реагировал на
конъюнктуру.
Среднеазиатские авторы, исповедующие «новое историческое
мышление», как водится, изображают банальных уголовников
540
борцами за народное счастье. Учебник истории Узбекистана
убеждает учеников девятых классов, что туркестанским Робин
Гудом в годы первой русской революции был сбежавший из
тюрьмы некий Намаз: «В облике Намаза Пиримкулова мы ви-
дим предводителя дехкан, который был угрозой для колони-
заторов и их союзников — местных баев, торговцев. В 1904—
1907 гг. он вел борьбу в горах и на полях Самаркандской об-
ласти. Свой меч мстителя он, прежде всего, направлял против
крупных землевладельцев, ростовщиков и торговцев, забирал их
имущество и раздавал бедным дехканам»28.
То, что Намаз грабил богатых, а не нищих, не подлежит со-
мнению, но то, что он раздавал награбленное беднякам, фактами
не подтверждено даже на страницах цитируемого учебника.
А.В. Пясковский пишет о Намазе как о разбойнике, не отяго-
щенном комплексом человеколюбия29. Кстати, Намаза убили его
подельники, видимо не поделив добычу.
Бурные революционные годы, как и ранее, не способствовали
сближению русских людей и местных этносов — каждое из этих
сообществ выбрало свой путь и образ поведения.
* * *
В преддверии пятидесятилетнего юбилея Туркестанского
генерал-губернаторства краевые власти столкнулись с беспреце-
дентным возмущением коренного населения. Вместо того чтобы
готовить юбилейные торжества и застольные спичи, администра-
ции пришлось вести военные действия почти по всей территории
края. Точно с такими же проблемами столкнулись власти сосед-
него Степного генерал-губернаторства. Полгода, с середины
1916 г., в Средней Азии и Казахстане продолжалась локальная
гражданская война, ставшая прелюдией большой Гражданской
войны 1918—1921 гг.
Затянувшаяся Первая мировая война принесла России мало
побед и значительно больше поражений, она истощила ее не
очень сильную экономику и ограниченные финансовые ресурсы.
К 1916 г. военные тяготы ощущались повсеместно, в том числе
и в Средней Азии. Начать с того, что импорт хлопковолокна
практически прекратился и страна стала целиком зависеть от
541
собственного производства хлопка. Ради стимулирования хлоп-
ководства правительство установило фиксированные закупочные
цены на хлопок-сырец на 50 процентов выше по сравнению с
ценами 1913 г. При этом цены на зерно росли беспрепятствен-
но и к 1916 г. поднялись на 400 процентов в сравнении с 1913 г.
Значительная разница между ценами на хлопок и на продукты
питания вынуждала мелких хлеборобов запрашивать со скупщи-
ков хлопковолокна больше привычных расценок, зафиксирован-
ных правительством, — возникали конфликты; многие дехкане
становились неоплатными должниками местных ростовщиков и
в результате теряли свои земельные участки и нехитрое имуще-
ство, продаваемое за долги. Такие ходовые товары, производи-
мые в Европейской России, как сахар, одежда, обувь и т. п., под-
скочили в цене на 200—400 процентов и стали предметами
спекуляций.
Росту потребительских цен способствовало и то обстоятель-
ство, что многие товары и предметы повседневного пользования
были реквизированы для нужд воюющей армии, в том числе ки-
битки, юрты, кошмы, повозки, а также лошади и верблюды. За
реквизированных животных и неживой инвентарь платили мень-
ше, нежели они стоили на рынках. В связи с тем, что коренные
жители Туркестана были освобождены от воинской службы, они
облагались дополнительными налогами: так, начиная с 1 января
1915 г. был введен 21-процентный военный налог30. Почти все
русские крестьяне — переселенцы призывного возраста были мо-
билизованы в армию, а их земельные наделы было приказано об-
рабатывать и собирать с них урожаи аборигенам.
К этому следует добавить значительный приток в край совер-
шенно посторонних людей, требующих заботы не только со сто-
роны администрации, но и постоянных жителей. Речь идет о во-
еннопленных и беженцах из западных губерний, оккупированных
германскими войсками. Около 200 тысяч военнопленных, состо-
явших ранее в рядах австро-венгерской армии, были размещены
в двадцати пяти лагерях в Туркестане, главным образом в самой
населенной Ферганской области, а также в Перовске, Троицке,
Катта-Кургане, Самарканде, Ашхабаде и Красноводске.
Режим содержания военнопленных разной национальной при-
надлежности различался: немцы, австрийцы и венгры содержались
542
за колючей проволокой и тщательно охранялись, славяне (чехи,
словаки и др.) имели право свободно передвигаться по городам,
куда их привезли. В те же города были доставлены польские и
белорусские семьи, эвакуированные из прифронтовой полосы.
И военнопленные, и беженцы не имели никаких средств к суще-
ствованию, бедствовали и становились тяжелой обузой для мест-
ного населения. Среди военнопленных вспыхивали эпидемии,
которые распространялись за пределы лагерей. Беспомощных
беженцев, около 55 тысяч, которые не могли приспособиться к
жаркому климату, весной 1916 г. пришлось срочно возвращать в
Европейскую Россию.
На фронтах мировой войны Россия несла значительные потери
в живой силе; ее сравнительно с другими участниками Антанты
большие людские ресурсы были близки к исчерпанию — воевали
преимущественно русские, поэтому возникла необходимость
призыва на военную службу (не обязательно в строевые части) так
называемых инородцев, освобожденных до того от воинской по-
винности. В 1915 г. и начале 1916 г. эта тема обсуждалась в Пе-
трограде в правительстве и Думе.
Идея призыва в армию мусульман Средней Азии возникла
впервые в 1909 г. Затем к ней возвращались в министерствах и
Думе снова и снова, почти ежегодно. Всякий раз запрашивали
мнение туркестанских генерал-губернаторов, и те неизменно
и очень энергично возражали. Начальники края выдвигали не-
сколько доводов: «туземцы» не способны к воинской службе, не
знают русского языка, ненадежны. В одном из особых совеща-
ний в Совете министров представитель МВД Белецкий сказал то,
о чем другие умалчивали. «Им (сартам, другим местным этно-
сам. — Е. Г.), — говорил чиновник МВД, — чуждо понятие о Рос-
сии как об отечестве, которое их долг защищать. Напротив, к
воинской повинности они питают непреодолимое отвращение»31.
Для сартов, кипчаков и других отечеством были соседняя общи-
на, клан, род. Известный советский востоковед Л.Р. Полонская
писала: «У среднеазиатских народов даже после включения в
Российскую империю (о более ранних периодах и говорить не
приходится) было слабо развито чувство национального самосо-
знания, сильно давало о себе знать местничество. Ислам не смог
преодолеть племенной и клановой разобщенности»32.
543
До поры до времени мнение туркестанских администраторов
учитывалось. Но наступило военное лихолетье, пора напряжения
последних сил. Фронт испытывал нехватку в боеприпасах, воору-
жении, провианте, людях. Всего лишь один красноречивый факт.
В 1892 г. после холерного мятежа в Ташкенте в Петербурге при-
няли решение вооружить русских крестьян-переселенцев вин-
товками Бердана, так называемыми берданками. Военный губер-
натор Сырдарьинской области генерал Н.И. Гродеков, инициатор
этого мероприятия, любил повторять: «Каждый новый русский
поселок в Туркестане равносилен батальону русских войск»33.
Переселенческие поселки с оружием в каждом доме стали по-
ходить на казачьи станицы. Но в начале 1916 г. устаревшие,
однозарядные берданки было решено отобрать у крестьян и от-
править на фронт. Собрали не то 7,5 тысячи, не то 18 тысяч
музейных экспонатов. И вооружили ими новобранцев, которым
с ружьями образца 1868 г. предстояло противостоять герман-
ским пулеметам.
Итак, в 1916 г. в Думе вновь заговорили о привлечении ино-
родцев к службе, если не на фронте, то хотя бы в тылу: нужны
были рабочие для рытья окопов. Думцам и государственным му-
жам казалось вполне справедливым, что жители инородческих
окраин хотя бы своим трудом должны помочь русским воинам,
которые за них «проливают кровь» на фронте. С туркестанским
генерал-губернатором больше не советовались.
Государь согласился с предложением своих министров и
25 июня 1916 г. подписал указ о мобилизации на тыловые ра-
боты коренных жителей инородческих окраин. Текст Импера-
торского указа был получен из Петрограда, Туркестану пред-
стояло отправить на запад, в прифронтовую полосу 250 тысяч
мужчин в возрасте от 19 до 43 лет.
Требование Царя и Совета министров обсуждалось в закры-
том совещании военных губернаторов областей и других веду-
щих чинов администрации края.
Опытные люди, сотрудники краевой и областных админи-
страций сразу же обозначили трудности выполнения указа. Во-
первых, практически невозможно было установить возраст муж-
чин коренных этносов, так как у них не было метрических
свидетельств — мечети не вели записей рождений и смерти. Во-
544
вторых, почти наверняка мобилизация на тыловые работы была
бы воспринята как призыв на военную службу. Мобилизованным
на рытье траншей предстояло пройти медицинский осмотр, а
местные жители знали, что такой просмотр устраивался для рус-
ских, которых брали в солдаты. В-третьих, мобилизация совпа-
дала по времени с уборкой урожая хлопка, что грозило серьез-
ными потерями не только для хлопкоробов, но и для экономики
края. В-четвертых, поскольку составление списков мобилизован-
ных предстояло возложить на «туземных» старшин, для тех от-
крывались новые возможности злоупотреблять своим должност-
ным положением и вызвать возмущение населения.
Туркестанские власти сознавали, что их вынуждают играть с
огнем, но не выполнить требования Царского указа они не име-
ли права. Старшины приступили к составлению списков.
Можно считать, что в Туркестанском крае восстание началось
4 июля 1916 г. в Ходженте, расположенном в Самаркандской
области. Перед полицейским участком собралась толпа местных
жителей. Люди кричали, требовали отмены указа и уничтожения
списков. Затем в часовых, охранявших участок, полетели камни,
солдаты ответили выстрелами — на земле остались двое убитых
и раненые. Толпа разбежалась, но это не означало, что население
успокоилось; то же самое повторилось в старой части Ташкента
11 июля. Снова несколько тысяч обитателей старого города со-
брались, чтобы уничтожить списки, били стекла в полицейском
участке, избили нескольких полицейских, осадили тех, кто за-
баррикадировался внутри. Прибывшие из новой части Ташкен-
та юнкера школы прапорщиков стреляли в толпу — убитые были
с обеих сторон.
Набирая силу, волна народного возмущения покатилась по
областям и уездам. «Антиправительственные выступления, — пи-
шет Р.Г. Ланда, — быстро охватили огромную территорию — от
Амударьи до Урала с многонациональным, преимущественно
мусульманским населением примерно в 10 млн человек. Уже в
июле 1916 г. произошло 25 выступлений в Самаркандской об-
ласти, 20 и 86 в Сырдарьинской и Ферганской областях. Формы
их были различны — от массового ухода с предприятий и бегства
в степи, горы и за границу до вооруженных нападений на чи-
новников, войска и полицию»34.
20 ЕЛ. Глущенко
545
В некоторых местах выступления раздраженных дехкан и го-
родских обывателей отличались особой остротой, жестокостью
и продолжительностью. На поведение людей действовали также
провокационные слухи типа: «Берут в солдаты», «Мусульман по-
ставят между немцами и русскими и расстреляют с двух сторон»
и т. п. Примером особо упорного и жестокого по последствиям
выступления было восстание в Джизакском уезде Самарканд-
ской области.
Это был один из самых отсталых во всех отношениях уездов
Туркестана. Жители уезда разводили коз и овец, сеяли зерновые
на богарных землях. Изолированное от внешних влияний, на-
селение уезда больше, чем в других районах с развитой торговлей
и хлопковой промышленностью, доверяло мусульманским духов-
ным лицам, враждебно настроенным к российской власти.
13 июля, когда стали известны подробности ташкентских со-
бытий 11 июля, религиозные проповедники стали подстрекать
дехкан и городских обывателей к такому же акту неповинове-
ния. Собралась большая толпа и во главе с неким ишаном на-
правилась в русскую часть Джизака, чтобы захватить списки
мобилизованных на тыловые работы. Навстречу разъяренной
(хорошо постарались ишаны, шейхи, муллы) толпе вышли на-
чальник уезда полковник П.И. Рукин, пристав полиции П.Д Зо-
тоглов, волостной старшина, переводчик и два полицейских.
Полковник Рукин попытался уговорить взбудораженных людей
разойтись, обещая, что постарается все уладить справедливым
образом (говорил по-узбекски), но был сбит с ног и забит до
смерти. Та же участь постигла всех, кто сопровождал начальни-
ка уезда. Тела убитых были не просто обезображены, но букваль-
но разорваны на куски. Следователи впоследствии с трудом
идентифицировали останки35.
Джизакский бунт продолжался четыре дня. К жителям Джи-
зака присоединился почти весь уезд. За время безвластия в уезде
под руководством тех же духовных лиц были избраны беки и даже
хан, который призвал начать газават с тем, чтобы освободить
Джизак и округу от власти России. За помощью предполагалось
обратиться к эмирам Бухары и Афганистана. Бунтующие разру-
шили мосты, громили железнодорожное полотно. Железнодорож-
ные и почтовые служащие героически защищали свои станцион-
546
ные и телеграфные помещения, отстреливаясь из револьверов, но
не смогли остановить сотни нападавших и все погибли. Русских
женщин грубо насиловали, а потом вместе с детьми уводили в
горы36.
Из-за малочисленности оставшихся в крае войск карательную
экспедицию собирали в разных частях края. Наконец, 17 июля
карательный отряд под командованием полковника П.П. Ива-
нова прибыл в район Джизака. При подавлении восстания при-
менялись артиллерийские орудия и пулеметы; мятежные киш-
лаки разрушали и сжигали.
В Семиреченской области, где русских поселенцев обоснова-
лось больше, чем где бы то ни было еще, в августе—сентябре
1916 г. развернулась настоящая война между местными жите-
лями — киргизами, казахами и русскими крестьянами. Причины
были те же и страхи те же: «Берут в солдаты, чтобы убить как
можно больше наших».
Киргизы и казахи громили не только официальные учрежде-
ния, чтобы уничтожить списки мобилизованных на тыловые ра-
боты, но и хозяйства русских соседей-крестьян: эти тоже были
частью враждебной российской власти. Кочевники и полукочев-
ники грабили, сжигали русские поселки, угоняли скот. В ответ
русские поселенцы (молодых среди них не осталось) создавали
дружины, вооруженные охотничьими ружьями, косами, серпа-
ми, пиками, и шли уничтожать имущество своих соседей — ка-
захов и киргизов; жгли аулы, угоняли скот, убивали, не глядя на
пол и возраст. Был случай, когда русские крестьяне напали на
арестованных казахов (более 500 человек) и всех перебили37.
В результате солдатам правительственных войск приходилось
защищать русских поселенцев от аборигенов, а последних от
русских крестьян.
Восставших расстреливали из пушек и пулеметов, но тем не
менее к концу 1916 г. их численность достигла 50 тысяч человек38.
Правительство снизило квоту Туркестана до 220 тысяч по-
тенциальных рабочих, исключило некоторые категории корен-
ных жителей из числа подлежащих мобилизации на тыловые
работы, но накал недовольства эта мера не снизила.
В конце июля 1916 г. генерал-губернатором Туркестанского
края был назначен последний из плеяды его завоевателей, друг
547
и соратник Михаила Дмитриевича Скобелева, недавний военный
министр, генерал-адъютант Алексей Николаевич Куропаткин.
Правительство возлагало на него особые надежды, как на вете-
рана героического времени и большого знатока Азии и ее оби-
тателей.
Куропаткин заменил нескольких должностных лиц из соста-
ва российской администрации, а также командиров частей, по-
казавших свою неэффективность. Военным губернаторам, ко-
торые просили у него подкреплений, он напоминал события
пятидесятилетней давности, когда Черняев, Романовский, Абра-
мов, Кауфман и Скобелев, без современных орудий и пулеметов,
имея под своим командованием незначительные силы, побежда-
ли вооруженные ханские армии и завоевали все центральные
области генерал-губернаторства. Он рекомендовал вооружить
тех русских людей, которые способны держать оружие в руках,
и включить их в воинские команды.
20 августа Куропаткин посетил Джизак, имея целью поддер-
жать русское население. Коренным жителям, собранным по его
приказанию, он объявил, что всех их следовало бы повесить, но
им сохранят жизнь, как предупреждение другим, что террито-
рия в радиусе 5 верст вокруг места, где были убиты полковник
Рукин и бывшие с ним люди, будут очищена от проживающих
на ней и станет принадлежать государству. Вернувшись в Таш-
кент, он принял делегацию представителей старого города и на-
помнил, какие блага они получили в результате присоединения
Туркестана к России, и теперь, когда русские несут наибольшие
тяготы войны, другие народы империи обязаны помочь им в до-
стижении победы39.
Будучи опытным администратором и военачальником,
А.Н. Куропаткин действовал кнутом и пряником. Он составлял
карательные отряды, разрабатывал маршруты следования, ин-
структировал их командиров. В то же время генерал-губернатор
делал все, чтобы успокоить население. Он сформировал специ-
альные комитеты, которые, по его идее, должны были быть свя-
зующими звеньями между народом и властью; признал, что с
самого начала Царский указ исполнялся неверно; отменил все
ограничения для коренных жителей края, введенные его пред-
шественником, в пользовании услугами почты, телеграфа и же-
548
лезной дороги; обещал внимательно отнестись к нуждам моби-
лизованных на рытье окопов и их семей; отменил всякие льготы
для состоятельных людей, приняв сторону бедняков.
В течение сентября Куропаткин ездил по центральным об-
ластям Закаспийской области, а в октябре посетил Семиречен-
скую область. Он отдавал распоряжения, в том числе распоря-
дился снова вооружить русских поселенцев; выслушивал просьбы,
жалобы и претензии; грозил, уговаривал, обещал, в частности он
пообещал выдать денежную компенсацию русским крестьянам
и горожанам, пострадавшим во время беспорядков. Через год, в
сентябре 1917 г., Временное правительство выплатило постра-
давшим 11 миллионов 150 тысяч рублей.
В течение восьми месяцев своего пребывания в должности
генерал-губернатора Куропаткин вел дневник, представляющий
сегодня ценный первоисточник. После пребывания в Семире-
ченской области Алексей Николаевич записал: «Я строго пре-
дупредил, что всякого, кому в голову придет мысль заняться
грабежом и насилием, — будь то русский или киргиз, — ждет
военно-полевой суд и виселица»40. Он не бросался словами: узнав,
что русские на базаре устроили самосуд над казахом, который
принимал участие в восстании, Куропаткин приказал расследо-
вать произошедшее41.
Уже в сентябре 1916 г. Куропаткину удалось отправить в Ев-
ропейскую Россию первую тысячу мобилизованных рабочих,
причем совершенно мирно: с оркестром и напутственными ре-
чами. Второй эшелон ушел через десять дней. В конечном итоге
власти сумели собрать на 50 процентов меньше землекопов, чем
предписывалось Петроградом42.
К началу нового 1917 г. восстание было подавлено почти по-
всеместно, что позволило А.Н. Куропаткину заняться анализом
его причин и последствий. Собрав необходимые сведения и циф-
ры, дополнявшие его собственные наблюдения, он отправил два
пространных доклада Царю и военному министру.
Сначала печальные итоги. В результате насильственных дей-
ствий коренных жителей края из среды русских погибло 2325 че-
ловек, 1384 — пропали без вести, то есть либо погибли, либо были
угнаны в горы и другие труднодоступные местности; было убито
«туземных» должностных лиц — 53 человека. Военные понесли
549
следующие потери: погибло 79 солдат и 4 офицера; пропало без
вести 77 рядовых; ранено 67 военнослужащих. Было уничтожено
более 9 тысяч хозяйств русских поселенцев, разрушен участок же-
лезной дороги, сожжены мосты, сельскохозяйственные школы,
несколько храмов и больниц43.
Число погибших из числа местных жителей установить было
невозможно, так как кочевники и не только кочевники пере-
секали границы с Китаем и Персией и там оставались довольно
долго, к тому же надо учитывать мусульманский обычай хоро-
нить покойников в день кончины.
В течение всех месяцев восстания не переставали работать
правоохранительные и судебные органы. Первоначально по подо-
зрению в участии в беспорядках было задержано более 3 тысяч
человек; перед судом предстало 933 человека, было оправдано 346,
осуждено 587, приговорено к смертной казни 201 человек, из это-
го числа повешено только 20 осужденных. Это были не оконча-
тельные цифры44.
В своих докладах Царю и военному министру А.Н. Куропат-
кин называет карательные экспедиции против повстанцев «во-
енными действиями», что свидетельствует о масштабах войско-
вой операции. «Для усмирения было потреблено: 14,5 батальона,
33 сотни (казаков. — Е. Г.), 42 орудия и 69 пулеметов. Военные
действия против бунтовщиков охватили в разных областях вре-
мя с 13 июля 1916 г. по 25 января 1917 г.»45.
Куропаткин очень ответственно подошел к анализу причин
восстания 1916 г. — пожалуй, никто из советских и постсовет-
ских историков в своих попытках осмыслить события второй
половины 1916 г. не смог сравниться с ним. Причины, по мне-
нию А.Н. Куропаткина, были следующие:
«1. Результат неправильных приемов управления краем при
отсутствии твердой, определенной правительственной про-
граммы.
2. Частая смена личного состава представителей высшей кра-
евой власти и появление во главе управления лиц мало знакомых
с краем, действовавших по собственному почину, без связи со
своими предшественниками.
3. Крайне малочисленный и плохо материально обеспеченный
состав должностных лиц, призванных управлять туземным на-
550
селением, при громадности территории и значительной заселен-
ности отдельных участков не мог стать близко к туземному на-
селению и, переобремененный служебной работой, вынужден
был передавать управление населением волостным управителям
и старшинам из туземцев, не отличающимся преданностью рус-
скому правительству, к тому же невежественным, корыстолю-
бивым и несправедливым. Как доказано судебными властями,
чины туземной администрации в целях наживы распространяли
среди населения слухи, что туземцев будут брать не на работы,
а в солдаты.
5. Усиленное с 1904 г. отчуждение киргизских земель под
русские селения и под скотоводческие участки без соблюдения
во многих случаев интересов населения.
Малая осведомленность русской власти о ходе духовного и ум-
ственного развития туземного населения; отсутствие школ с опре-
деленной выработанной программой, при невмешательстве в дела
мусульманской школы, фанатизирующей своих учеников.
6. Видное участие в Джизакском мятеже ишанов...
7. Недовольство населения местными объездчиками и сторо-
жами, собиравшими различные налоги и допускавшими при
этом злоупотребления.
Неудачное направление в край беженцев в большом числе и
в ужасном состоянии. Появление их сильно уронило в глазах ту-
земного населения наш престиж, с очевидностью показав, что
мы лишились значительной площади своей территории; появле-
ние их было принято туземцами чуть ли не за результат победы
немцев.
Обращение в сторону Афганистана местного населения, как
результат агитации немцев в Афганистане и Персии... Характер-
ным показателем враждебной агитации служит тот факт, что
взбунтовавшиеся туземцы Джизакского уезда, избивая русских,
кричали, что они не хотят быть больше русскоподданными, а
хотят быть подданными «Германа», в чем им поможет Афгани-
стан.
Малочисленность русских войск в крае...
Несомненность политических целей, которые преследовали
главари...»46
551
Этот перечень причин восстания — подведение негативных
итогов пятидесятилетнего управления краем российской адми-
нистрацией; в этом видел в то время свою задачу Алексей Ни-
колаевич Куропаткин.
Примечания
1 Россия и ее колонии. М, 2007. С. 487.
2 Иванов П.П. Очерки по истории Средней Азии. М., 1958. С. 135, 139,
167, 200, 212.
3 Северцов Н.А. Месяц плена у кокандцев // Русское слово. 1859.
№ 10. С. 292.
4 Наливкин В.П. Кокандское ханство по новейшим сведениям //
История Средней Азии. М., 2003. С. 453.
5 Терентьев М.А. История завоевания Средней Азии. Т. III. С. 372—375,
376-378.
6 Там же. С. 473.
7 Там же. С. 477-479.
8 Там же. С. 431.
9 Там же. С. 430-434.
10 Там же. С. 463-464.
11 Сальков В.П. Андижанское восстание 1898 г. Казань, 1901. С. 79—
81.
12 Ауховская В.Ф. Туркестанские воспоминания. СПб., 1913. С. 37—38.
13 Т-ов С. Андижанское восстание и его причины // Исторический
вестник. Т. СХП. 1908. С. 666.
14 Терентьев М.А. Указ. соч. Т. III. С. 485—486.
15 Ауховская В.Ф. Указ. соч. С. 37—38.
16 Пясковский А.В. Революция 1905—1906 гг. в Туркестане. М., 1958.
С. 602.
17 Там же.
18 Там же. С. 588.
19 Там же. С. 596.
20 Там же. С. 597.
21 Максимович К.К. Доклад Императору Николаю II о революционных
беспорядках в Туркестане // Революция 1905 г. и самодержавие. М; Л.,
1928. С. 126.
22 Война в песках. Л., 1935. С. 24.
23 Максимович К.К. Указ. соч. С. 128—131.
24 Исхаков С. Первая русская революция и мусульмане Российской
империи. М, 2007. С. 243.
25 Там же. С. 241.
26 Пясковский А.В. Указ. соч. С. 295.
27 Исхаков С. Указ. соч. С. 242.
28 Рахимов Ж. История Узбекистана. Ташкент, 2001. С. 215.
552
29 Пясковский А.В. Указ. соч. С. 650—651.
30 Асфендиаров С.Д Национально-освободительное восстание 1916 г. в
Казахстане. Алма-Ата, 1936. С. 75—76.
31 РГИА. Ф. 1276. Оп. 11. Д 89. Л. 25.
32 Цит. по: Аанда Р.Г. Указ. соч. С. 153.
33 Галузо П.Г. Вооружение русских переселенцев в Средней Азии. Таш-
кент, 1926. С. 5.
34 Аанда Р.Г. Указ. соч. С. 176.
35 Восстание 1916 г. в Средней Азии и Казахстане: Сборник докумен-
тов. М., 1960. С. 94.
36 Джизакское восстание 1916 г. // Красный архив. LX (1933). С. 62.
37 Ансон А.А. Восстание казахов (киргиз) в 1916 г. // Сибирская со-
ветская энциклопедия. Т. I. 1929. С. 530.
38 Аанда Р.Г. Указ. соч. С. 177.
39 Джизакское восстание 1916 г. С. 63.
40 Куропаткин А.Н. Восстание 1916 г. в Средней Азии: Дневник.
Август—февраль 1917. // Красный архив. XXXIV (1929). С. 52.
41 Там же. С. 59.
42 Там же. С. 80.
43 Рапорт А.Н. Куропаткина Императору Николаю II-му // Восстание
1916 г. в Средней Азии и Казахстане: Сборник документов. М., 1960.
44 Докладная записка помощника военного прокурора В.Е. Игнатовича
генерал-губернатору А.Н. Куропаткину // Восстание 1916 г. в Средней
Азии и Казахстане: Сборник документов. М., 1960. С. 74.
45 Рапорт А.Н. Куропаткина... С. 97.
46 Доклад А.Н. Куропаткина 4 января 1917 г. военному министру
ДС. Шуваеву // Восстание 1916 г. в Средней Азии и Казахстане: Сборник
документов. М., 1960. С. 81—82.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Присоединение Средней Азии к Российской империи произо-
шло в 60—80-х гг. XIX в. Это было время бурного завершения «ко-
лониального строительства», то есть формирования колониальных
империй европейских держав. Европейцы наперегонки захваты-
вали «ничейные» куски афро-азиатского мира, энергично конку-
рировали, балансируя на грани вооруженных столкновений.
Россия действовала в русле общеевропейской традиции, более
того, ее геостратегическое положение заметно отличалось от бри-
танского или французского. Великобритания и Франция создава-
ли заморские империи, африканцы, скажем, не угрожали нацио-
нальным границам ни той ни другой страны, а хивинцы и
кокандцы постоянно разбойничали на российской границе, к тому
же приближение колониальных владений враждебной европей-
ской державы (Великобритании) к российским рубежам пред-
ставляло реальную угрозу. В случае, если бы Англия подчинила себе
среднеазиатские ханства, установила контроль над двумя главны-
ми реками региона (Аму и Сыром), завела бы военные флотилии
на Каспийском и Аральском морях, она смогла бы угрожать Рос-
сии с трех сторон: на западе с Балтийского моря, на юге — с Чер-
ного, на юго-востоке — с Каспия и с суши, то есть взяла бы Россию
в клещи и стала бы диктовать свои условия. Россия «утащила»
Среднюю Азию из-под носа у Великобритании, русские опере-
дили обычно весьма оперативных и немедлительных англичан и
теперь могли угрожать Индии. Для британцев это был удар по
самолюбию. Британские джентльмены так разозлились, что не
554
смогли сдержать спрятанных в глубине души неблагородных
чувств. Очень родовитые и титулованные сыны Альбиона выска-
зали свое мнение о русских печатаю. Русских называли варварами,
людьми недостойными уважения, низкими существами, способ-
ными на недостойные поступки, существами умственно отсталы-
ми и т. п. Уж очень обиделись джентльмены1.
По инерции обижались и злились на русских британские (вме-
сте с ними американские) авторы толстых книг лет сто: «Методы,
использованные русскими в их отношениях с местным мусульман-
ским населением во время завоевания, в целом не очень отличались
от методов, использованных монголами. Русские методы в то же
время, несомненно, были более грубыми и жестокими, чем методы,
использовавшиеся другими колониальными державами».
Но вот давно упокоились участники и современники тех бур-
ных событий, за ними последовали их потомки и наследники,
давно исчезли с мировой карты цвета колониальных империй,
«осела пыль», и наступили новый век и новое тысячелетие.
«Царский режим продемонстрировал один из наиболее успеш-
ных примеров территориальной экспансии, — сказано в недавно
изданной «Кембриджской истории России», — незападного госу-
дарства, бросившего в XIX в. вызов всей мощи великих европей-
ских держав. Более того, эта страна внесла огромный вклад в
мировую сокровищницу культуры. История царской России — со-
ставная часть глобальной истории европейской экспансии.
Продвигаясь за пределы своих границ, Россия импортировала
в покоренные земли европейские институции, технологии и
даже квалифицированные кадры, как военные, так и граждан-
ские. «Жертвой» российской экспансии были такие же номады
и оседлые мусульманские народы, как и те, что подвергались за-
воеванию другими европейскими державами. Да и оправдатель-
ный мотив был тот же — цивилизаторская миссия Европы»2.
Спустя 150 лет признали русских своими — не хуже и не
лучше других. Слово «жертвы» поставлено в кавычки.
Продвинувшись в глубь Средней Азии и подчинив своей воле
среднеазиатских ханов, Россия решила важную военно-страте-
гическую задачу — потенциальный противник был остановлен на
дальних рубежах, зато свой плацдарм для наступления на Индию
Россия придвинула к рубежам противника, чем на долгие годы
555
озаботила британскую правящую элиту. Военный поход в индий-
ские пределы был предприятием трудновыполнимым, что при-
знавал даже М.Д. Скобелев, полководец высшего класса, но тот
же Скобелев считал, что смог бы его осуществить. После смерти
Скобелева в 1882 г. такая задача была уже не по плечу никому
из русских генералов.
Удалось устранить и другие угрозы: иностранную конкуренцию
товарам российской промышленности и порабощение подданных
российского Государя. Русская торговля получила монопольные
права, а промышленность России — регион для производства цен-
нейшего сырья — хлопковолокна.
Наиболее интенсивное развитие Средней Азии пришлось на
90-е гг. XIX в. и начало XX в., до 1917 г. Почти каждый год в крае
появлялись новые предприятия по первичной обработке сель-
скохозяйственного сырья, возникали новые города, разрабатыва-
лись недавно обнаруженные запасы минералов, бурно развива-
лось железнодорожное строительство, которое стимулировало
другие отрасли экономики.
Развитие экономики и инфраструктуры Туркестана было за-
ботой российской администрации и российских предпринима-
телей, чем они занимались ради своей выгоды. Альтруистические
соображения, типа улучшения положения местного населения,
находились даже не на втором месте; о цивилизаторской миссии
власти особенно не распространялись, больше об этом писали
журналисты. Тем не менее коренное население получило от этой
деятельности прямую пользу. В некоторых случаях, например
при проведении земельной реформы, интересы местных этносов
учитывались в первую очередь.
Непререкаемый авторитет советских лет Ленин однажды зая-
вил, что развитие капитализма в национальных районах имело «глу-
боко прогрессивное значение»3. Советские историки не могли иг-
норировать его мнение, но, имея установку на осуждение всего, что
было сделано во времена «проклятого царизма», вынуждены были
придумывать противоречившие здравому смыслу формулировки.
«...Присоединение Средней Азии к России, — писал узбекский
автор А.М. Аминов, — положительно сказалось на экономиче-
ской политической и духовной жизни среднеазиатских народов...
и имело прогрессивное значение для их будущего»4.
556
Далее тот же автор пишет: «Утверждение колониального по-
рядка и военной власти в крае вызвали естественное замирание
духовной жизни в крае, затишье в некогда широко известной
литературной жизни, упадок книгопечатания, художественной
росписи... Царизм всячески душил очаги культуры, проводил по-
литику «русификации»5.
Перелистаем сотню страниц и читаем: «Присоединение к
России оказало большое влияние на духовную жизнь узбекского
народа, который приобщился к передовой русской культуре
(распространение печати, создание культурных очагов, проник-
новение революционных идей)»6.
И чуть ниже: «Колониальная политика царизма тормозила
развитие производственных сил. На территории Средней Азии
был установлен жесткий колониальный режим»7.
Такое историописание сродни искусству иллюзиониста. Ны-
нешним историкам, создающим новые национальные истории,
работать намного легче: Ленин для них не авторитет, а потому
можно пользоваться одной черной краской.
Серьезные зарубежные ученые не занимались словесной эк-
вилибристикой: «Изучение документов, — пишет американский
исследователь Р.А. Прайс, — приводит к выводу, что все лучшее,
что было сделано в крае в период колониального правления Рос-
сии, так или иначе связано с деятельностью «царских слуг» и
созданных ими институтов. Фон Кауфман, Колпаковский, Ко-
рольков, Комаров, Гродеков, а также многие другие представи-
тели «царизма» были инициаторами наиболее полезных дел, со-
вершенных в годы имперского правления»8.
Именно в те пять предреволюционных десятилетий было за-
ложено основание новой среднеазиатской экономики и культу-
ры, которое успешно использовали советские «колонизаторы».
Власти Русского Туркестана мечтали о сближении среднеази-
атских мусульман с русским народом, однако мало преуспели в
этом направлении, потому что действовали излишне осторожно,
опасаясь негативной реакции мусульманского клира, позиции
которого оставались непоколебленными вплоть до 1917 г.
Туркестан был присоединен к империи в основном силой
оружия, во время сражений жестокость была проявлена с обеих
сторон, но писать, настойчиво повторяя написанное, будто в Рус-
557
ском Туркестане был установлен «жестокий колониальный ре-
жим», неправомерно. Как «жестокие колонизаторы» русские
заметно уступали британцам, французам, немцам.
Несколько слов о любимой мифологеме постсоветских исто-
риков, будто в Туркестанском крае существовало «упорное на-
ционально-освободительное движение». Такое движение суще-
ствовало и нарастало в Индии в течение долгих лет. Среднеазиат-
ские этносы не знали ничего подобного и не имели вождя, срав-
нимого с М. Ганди. Один из творцов новой истории Узбекистана
Ф. Исхаков в работе, изданной в 1997 г., писал, что у местного на-
селения «не было вооружения, политических партий, лидеров,
способных поднять массы на антиколониальную борьбу»9. Орга-
низованного движения не было, были более или менее крупные
мятежи, которые возглавляли религиозные фанатики.
Российские власти, предприниматели, военные, врачи, учите-
ля, инженеры, ученые, хотя и были чужеземцами, открыли перед
регионом, задержавшимся в средневековье, новые разнообраз-
ные возможности.
Примечания
1 См., напр.: Curzon Gr. Russia in Central Asia. L. 1889. P. 292; Boul-
ger D.Ch. England and Russia in Central Asia. L, 1879. Vol. I. P. 65; Mah-
fuz Ali M. The Truth about Russia and England: from a native point of view.
Lucknow. 1886. P. 1, 40.
2 The Cambridge History of Russia. Vol. II. Cambridge, 2006. P. 9—10.
3 Кения В.И. ПСС. T. 30. С. 581.
4 Аминов А.М. Экономическое развитие Средней Азии (колониаль-
ный период). Ташкент, 1959. С. 67.
5 Там же. С. 77.
6 Там же. С. 175.
7 Тамже. С. 176.
8 Price RA. Russian Central Asia. 1867—1917. A Study in Colonial Rule.
Berkeley; Los Angeles, 1960. P. 303.
9 Исхаков Ф. Национальная политика царизма в Туркестане (1867—
1917). Ташкент, 1997.
Приложение 1
СПИСОК ГЕНЕРАЛ-ГУБЕРНАТОРОВ
ТУРКЕСТАНСКОГО КРАЯ
Состоял в должности
Генерал-адъютант К.П. фон Кауфман (1818-1882) (14 июля 1867 — 3 мая 1882)
Генерал М.Г. Черняев (1828—1898) (25 мая 1882 — 21 февраля 1884)
Генерал-адъютант Н.О. Розенбах (1836-1901) (21 февраля 1884 — 28 октября 1889)
Генерал-лейтенант барон А.Б. Вревский (1834—1910) (28 октября 1889 — 17 марта 1898)
Генерал-лейтенант С.М. Духовской (1838-1901) (28 марта 1898 — 1 января 1901)
Генерал-лейтенант Н.А. Иванов (1842-1904) (1901 - 18 мая 1904)
Генерал от кавалерии Н.Н. Тевяшов (1841-1905) (22 июня 1904 — 24 ноября 1905)
Генерал от инфантерии Н.И. Гродеков (1843-1913) (15 декабря 1906 — 18 марта 1908)
Генерал-адъютант П.И. Мищенко (1853-1919) (2 мая 1908 — 17 марта 1909)
Генерал от инфантерии А.В. Самсонов (1859-1914) (17 марта 1909 — август 1914)
Генерал-адъютант А.Н. Куропаткин (1848-1925) (21 июля 1916 — 31 марта 1917)
Приложение 2
МЕРЫ РАССТОЯНИЯ, ВЕСА И ДЕНЕГ
1 верста — 500 саженей — 1,067 км
1 км — 1000 м — 0,938 версты — 0,621 мили
1 кв. верста — 104,17 десятины — 1,138 кв. км
1 десятина — 2400 кв. саженей — 10 925 га
1 пуд — 16 кг
1 рубль (1914 г.) — 2,16 марки — 2 шиллинга — 3 пенса — 0,515 доллара
559
БИБЛИОГРАФИЯ
Документы
Архив Санкт-Петербургского Отделения Института Востоковедения
Российской академии наук (Архив СПб. О ИВ РАН). Ф. И-33.
Афганское разграничение: Документы, относящиеся до переговоров
1883-1885 годов. Ч. II. СПб., 1886.
Военные действия против кокандцев в 1875—1876 гг. (по официальным
документам). СПб., 1876.
Восстание 1916 г. в Средней Азии и Казахстане: Сборник документов.
М., 1960.
Всеподданнейший доклад Туркестанского генерал-губернатора о по-
ложении Туркестанского края в 1909 г. Ташкент, 1910.
Государственный исторический музей (ГИМ) ОПИ. Ф. 208.
Гире Ф.К. Отчет ревизующего по Высочайшему повелению Туркестан-
ский край т. с. Гирса Ф.К. Б. м., б. г.
Государственный Архив Российской Федерации (ГА РФ). Ф. 102. Де-
партамент полиции МВД 3-е делопроизводство.
Кауфман К.П. Проект всеподданнейшего отчета генерал-адъютанта
К.П. фон Кауфмана 1-го по гражданскому управлению и устройству в об-
ластях Туркестанского генерал-губернаторства. 7 ноября 1867 — 25 мар-
та 1881 г. СПб., 1885.
Кокандский биржевой комитет (1908). М., 1909.
Кривошеин А.В. Записка главноуправляющего землеустройством и зем-
леделием о поездке в Туркестанский край в 1912 г. СПб., 1919.
Кушаневич А.А. Ходжентский уезд: Материалы для статистики по Таш-
кенту. Ташкент, 1873.
Максимович К. К. Доклад Императору Николаю II о революционных бес-
порядках в Туркестане // Революция 1905 г. и самодержавие. М; Л, 1928.
Материалы для статистики Туркестанского края. Вып. 2. СПб., 1872.
560
Материалы для статистического описания Ферганской области. Таш-
кент, 1897.
Материалы по киргизскому землепользованию. Ферганская область.
Ташкент, 1913.
Материалы Центрального хлопкового комитета. М, 1915.
Мусинова К.З. Документы о крестьянских движениях в Бухарском хан-
стве в 80-х годах XIX в. // Из истории Средней Азии: Сборник. Ташкент,
1965.
Отдел Рукописей Государственной исторической библиотеки (ОРГБ).
Фонд Милютина.
Пален К. К. Всеподданнейшая записка, содержащая главнейшие выводы
отчета о произведенной в 1908—1909 гг. по Высочайшему повелению ре-
визии сенатором графом К.К. Паленом. СПб., 1910.
Пален К. К. Материалы к характеристике народного хозяйства в Тур-
кестане. СПб., 1911.
Пантусов Н. Материалы для статистики по Ташкенту. Ташкент, 1873.
Полное собрание законов Российской империи. Собрание третье. Т. IX.
1889. СПб., 1891.
Положение об управлении Туркестанским краем. СПб., 1886.
Приказы генерала М.Д Скобелева (1876—1882). СПб., 1913.
Присоединение Туркмении к России: Сборник документов. Ашхабад,
1960.
Протоколы комиссии по вакуфному делу при Туркестанском генерал-
губернаторе. Ташкент, 1904.
Романовский Г.Д. Сборник документов. Ташкент, 1961.
Российский государственный воен но-исторический архив (РГВИА)
ВУА. Ф. 38, 400, 483.
Российский государственный исторический архив (РГИА). Ф. 426, 595,
1276.
Сборник материалов по мусульманству. СПб., 1899.
Туркестанский край: Сборник материалов для истории его завоевания.
Собрал полковник А.Г. Серебренников. Т. 1—20. СПб., 1917.
Уложение о наказаниях уголовных и исправительных. 2-е изд., доп.
СПб., 1871.
Литература
А.Ч. М.Г. Черняев в Средней Азии // Исторический вестник. 1915.
№ 15.
Абдурахимова Н.А., Рустамова Г. Колониальная система власти в Тур-
кестане во второй половине XIX — первой четверти XX в. Ташкент, 1999.
Азадаев Ф. Ташкент во второй половине XIX в. Ташкент, 1959.
Аминов А.М. Экономическое развитие Средней Азии (колониальный
период). Ташкент, 1959.
561
Аминова Р.Х. Аграрная политика советской власти в Узбекистане
(1917-1920). Ташкент, 1963.
Английские путешественники в Московском государстве в XVI в.
Л., 1937.
Аннокс Э.К. Евразийская империя. М, 2007.
Ансон А.А. Восстание казахов (киргиз) в 1916 г. // Сибирская совет-
ская энциклопедия. Т. I. 1929.
Арапов ДЮ. Императорская Россия и мусульманский мир. М, 2006.
Асфендиаров С.Д Национально-освободительное восстание 1916 г. в
Казахстане. Алма-Ата, 1936.
Бартольд В.В. История изучения Востока в Европе и России.
Л., 1925.
Бартольд В.В. История культурной жизни Туркестана. Л., 1927.
Бартольд В.В. От редакции журнала «Мир Ислама» (1912) // Бар-
тольд В.В. Сочинения. Т. VI. М, 1966.
Бируни А. Избранные произведения. Ташкент, 1957.
Бродский К. К 35-летию Ташкентского городского самоуправления.
Ташкент, 1912.
Брусникин Е.М. Переселенческая политика царизма в конце XIX века //
Вопросы истории. № 1965.
Бунаков Е.В. К вопросу о сношениях России со среднеазиатскими хан-
ствами // Советское востоковедение. Т. II. М.; Л., 1941.
Буниятов З.М. Государство хорезмшахов-антитегенидов. М, 1986.
Бутенев К. Заводское дело в Бухарин // Горный журнал. Кн. XI. Т. IV.
СПб., 1842.
Вамбери А. Путешествие по Средней Азии. М, 2003.
Венюков М.14. Россия и Восток. СПб., 1877.
Верещагин В.В. На войне в Азии и Европе. М., 1898.
Вестник Европы. СПб., 1869. Т. III. Май.
Вестник промышленности. М, 1859. Т. I. № 2.
Военная энциклопедия. Т. 13. СПб., 1913.
Война в песках. Л., 1936.
Вощинин В. Очерк нового Туркестана. СПб., 1914.
Галузо П.Г. Вооружение русских переселенцев в Средней Азии. Таш-
кент, 1926.
Галузо П.Г. Национально-освободительное движение в Средней Азии
в эпоху завоевания русскими // Революция в Средней Азии: Сборник
статей. Т. 2. Ташкент, 1929.
Галузо П.Г. Туркестан — колония. Ташкент, 1929.
Гарипов Р.Г. Историография общественно-политических и националь-
но-прогрессивных движений в Туркестане начала XX в.: Автореф. дис. ...
к. и. н. Ташкент, 2001.
Гинзбург А. И. Русское население в Туркестане. М, 1990.
Гире Ф.К. Дневник 1865 года: Путешествие по Киргизским степям; Он
же. Дневник 1866 года: Путешествие по Туркмении.
562
Гиршфелъд. Военно-историческое описание Хивинского оазиса. Тиф-
лис, 1902 //История Средней Азии. М., 2003.
Глебов С. И. Белый генерал // Исторический вестник. 1893. № 3.
Глущенко Е.А. Герои империи. Портреты российских колониальных
деятелей. М., 2001.
Григорьев В.В. Разбор сочинения «Очерки торговли России с Средней
Азией» П. Небольсина // Отчет о XXV присуждении Демидовских наград.
СПб., 1856.
Гродеков Н.И. Война в Туркмении. Поход Скобелева в 1880—1881 гг.
Т. I—III. 1883.
Гулямлов Я.Г. История орошения Хорезма. Ташкент, 1957.
Ааврон X. Завоеватель не может быть героем // Звезда Востока. Таш-
кент, 1990. № 9.
Армуров Г.З. Бой при Денгиль-Тепе 28 августа 1879 г. // Исторический
вестник. 1881. Март.
А^калилов И. Основные черты земельного права дореволюционного
Туркестана. Ташкент, 1960.
Аркизакское восстание 1916 г. // Красный архив. М., LX (1933).
Алштриев-Кавказский А.Е. По Средней Азии: Записки художника.
1887-1888 гг. СПб., 1894.
Арштриев-Мамонов А. И. Путеводитель по Туркестану и Среднеазиат-
ской железной дороге. СПб., 1903.
Арбросмыслов А. И. Города Сырдарьинской области. Ташкент, 1912.
Арбросмыслов А. И. Ташкент в прошлом и настоящем: Исторический
очерк. Ташкент, 1912.
Арстоевский Ф.М. ПСС: В 30 т. Л., 1982.
Аукмасов П.А. Со Скобелевым в огне. СПб., 1895.
Ауховская В.Ф. Туркестанские воспоминания. СПб., 1913.
Жемчужников Н.Н. Движение на Восток. М., 1927.
Зайончковский П.А. Правительственный аппарат самодержавной Рос-
сии в XIX в. М., 1978.
Зайончковский П.А. Проведение в жизнь крестьянской реформы 1861 г.
М., 1958.
Зелькина Е. Очерки по аграрному вопросу в Средней Азии. М., 1930.
Ибрагимов Г.А. Ислам. Его происхождение и классовая сущность.
М., 1940.
Иванин М.И. Хива и река Амударья. СПб., 1873.
Иванов П.П. Очерки по истории Средней Азии. М., 1958 // Известия.
2008. 20 мая.
Икрамов А. Основные вопросы культурного строительства в Узбеки-
стане // Избранные труды. Ташкент, 1973.
Исмаилова Ж.Х. Национально-освободительное движение в Туркеста-
не в начале XX в. Ташкент, 2002.
История крестьянства СССР. М., 1986.
История отечественного востоковедения. М., 1997.
563
История Таджикской ССР. Т. II. Кн. 2. Ташкент, 1959.
История Узбекской ССР. Т. 2. Ташкент, 1957.
Исхаков С. Первая русская революция и мусульмане Российской им-
перии. М., 2007.
Исхаков Ф. Национальная политика царизма в Туркестане (1867—
1917). Ташкент, 1997.
Ишанов А.И. Государственный строй Бухарской народной советской
республики: Автореф. докт. дис. М., 1950.
Кастельская З.Д Из истории Туркестанского края. М., 1980.
Кауфман А.А. К вопросу о русской колонизации Туркестанского края.
СПб., 1903.
Кауфман А.А. Переселение и колонизация. СПб., 1905.
Ключевский В.О. Курс русской истории. М., 1911.
Кнорринг Н.Н. Белый генерал. М., 1992.
Колокольцев. Воспоминания генерал-лейтенанта Колокольцева.
М., 1887.
Костенко А.Ф. Туркестанский край. Опыт военно-стратегического обо-
зрения Туркестанского военного округа. СПб., 1880.
Котюкова Т.В. Проблемы Туркестана в центральных законодательных
органах власти Российской империи (1905—1917 гг.) Автореф. дис. ...
к. и. н. Ташкент, 2001.
Куропаткин А.Н. Восстание 1916 г. в Средней Азии: Дневник. Август-
февраль 1917 // Красный архив. XXXIV (1929).
Ааврентъев В. Капитализм в Туркестане. М., 1930.
Аанда Р.Г. Ислам в истории России. М., 1995.
Аенин В. И. ПСС. Т. 5.
Аенский Н. Самовольные поселенцы и переселенческое законодатель-
ство // Вопросы колонизации. 1914. № 14.
Аитвинов П.П. Государство и Ислам в Русском Туркестане (1865—
1917). (По архивным материалам). Елец, 1998.
Аобысевич Ф.И. Описание Хивинского похода 1873 года. СПб., 1898.
Аогофет Д.Н. В горах и на равнинах Бухары (очерки Средней Азии).
СПб., 1913.
Аунин Б.В. Научные общества Туркестана и их прогрессивная деятель-
ность. Ташкент, 1962.
Аунин Б.В. Средняя Азия в дореволюционном и советском востокове-
дении. Ташкент, 1965.
Аъвов И. Завоевание Туркестана // Русский вестник. М., 1868. № 7.
Аыкошин Н.С. Переселение и переселенцы. Самарканд, 1892.
Аященко П.И. История народного хозяйства СССР. Т. 1. М., 1947.
Маев Н. Путеводитель от С.-Петербурга до Ташкента. СПб., 1870.
Макгахан. Военные действия на Оксусе и падение Хивы: Пер. с англ.
М., 1875.
Мамедов А. Русские ученые и развитие ирригации в Средней Азии.
Ташкент, 1960.
564
Маслов А.Н. Завоевание Ахал-Теке. СПб., 1887.
Масальский В. Туркестанский край // Россия: Полное географическое
описание отечества. СПб., 1913.
Материалы научной сессии, посвященной истории Средней Азии и
Казахстана в дооктябрьский период. Ташкент, 1955.
Материалы по истории Узбекистана. Ташкент, 1973.
Миддердорф А. Фергана. СПб., 1898.
[Милютин ДА.] Дневник ДА. Милютина. Т. I—IV. М., 1947—1949.
Михайлов А. Михаил Григорьевич Черняев: Биографический очерк.
СПб., 1906.
Мусульманская Средняя Азия: Традиционализм и XX век. ML, 2004.
Мушкетов И.В. Туркестан. Т. I. СПб., 1913.
Наливкин В.П. Кокандское ханство по новейшим сведениям // Исто-
рия Средней Азии. М., 2003.
Наливкин В.П. Краткая история Кокандского ханства. Казань, 1886.
Наливкин В.П. Положение вакуфного дела в Туркестане до и после его
завоевания // Ежегодник Ферганской области. Новый Маргилан, 1904.
Народное слово. 1998. 28 июля.
Национальные истории в советских и постсоветских государствах.
М., 1999.
Наши задачи и средства на Востоке // Восточное обозрение. СПб.,
1885. № 31.
Немирович-Данченко Вас.И. Скобелев. М., 1993.
Общий очерк киргизской степи // Военный сборник. 1865. № 12.
Оглоблин В.Н. Промышленность и торговля Туркестана. М., 1914.
Олещук Ф. О реакционной роли мусульманского духовенства. Алма-
Ата, 1937.
Остроумов Н.П. Константин Петрович фон Кауфман, устроитель Тур-
кестанского края. Ташкент, 1899.
Пашино П.И. Туркестанский край в 1866 году: Путевые записки
П.И. Пашино. СПб., 1868.
Перепелицына А.А. Роль русской культуры в развитии культур народов
Средней Азии. М., 1966.
Полторацкий В.А. Воспоминания // Исторический вестник. 1895. № 1.
Полянский М.И. Памяти Михаила Дмитриевича Скобелева: Биографи-
ческий очерк. СПб., 1908.
Попов А.А. Борьба за Среднеазиатский плацдарм // Исторические за-
писки. 1940. № 7.
Попов А.А. Из истории завоевания Средней Азии // Исторические
записки. 1940. № 9.
Пясковский А.В. Революция 1905—1906 гг. в Туркестане. М., 1958.
Раджабов З.Ш. Выдающийся просветитель таджикского народа Ахмад
Дониш. Сталинабад, 1961.
Раджабов З.Ш. Из истории общественно-политической мысли таджик-
ского народа во второй половине XIX и начале XX в. Душанбе, 1957.
565
Рахимов Ж. История Узбекистана. Ташкент, 2001.
Романовский ДЛ4. Заметки по среднеазиатскому вопросу. СПб., 1868.
Россия и ее колонии. М., 2007.
Румянцев. Социальное строение киргизского народа в прошлом и на-
стоящем // Вопросы колонизации. СПб., 1909. № 15.
Русский Туркестан. М., 1872.
Русский Туркестанский сборник. М., 1872. Приложение.
Сальков В.П. Андижанское восстание в 1898 году. Казань, 1901.
Свирский А. История моей жизни. М., 1947.
Северцов Н.А. Месяц плена у кокандцев // Русское слово. 1859. № 10.
Седельников Т. Борьба за землю в киргизской степи. СПб., 1907.
Семенов А. Покоритель и устроитель Туркестанского края генерал-
адъютант К.П. фон Кауфман 1-й // Кауфманский сборник. М., 1910.
Скалъковский К.А. Наши государственные и общественные деятели.
СПб., 1891.
Скобелев М.Д Записки о взятии Хивы // Исторический вестник. 1882.
Октябрь.
Смирнов Н.А. Ислам и его классовая сущность и роль. М.; Л., 1932.
Смирнов Н.А. Мусульманское сектантство. Л., 1930.
Смирнов Н.А. Современный ислам М., 1930.
Снесарев А. И. Индия как главный фактор в среднеазиатском вопросе.
СПб., 1913.
Соколов Ю. Ташкент, ташкентцы и Россия. Ташкент, 1965.
Социально-экономическое и политическое положение Узбекистана на-
кануне Октября. Ташкент, 1973.
Суворов В. Историко-экономический очерк развития Туркестана. Таш-
кент, 1962.
Тажибаев Т. Просвещение и школы Казахстана во второй половине
XIX века. Алма-Ата, 1958.
Татищев С. Император Александр Второй. Кн. 1, 2. М, 1996.
Терентьев М.А. История завоевания Средней Азии. Т. I—III. СПб.,
1906.
Терентьев М.А. Статистические очерки Среднеазиатской России. СПб.,
1876.
Т-ов С. Андижанское восстание и его причины // Исторический вест-
ник. Т. СХП. 1908.
Толбухов Е. Устроитель Туркестанского края // Исторический вест-
ник. 1913, № 6.
Трегубов А.А. Переселенческое дело в Семиреченской области // Во-
просы колонизации. 1909, № 16.
Федоров М.П. Моя служба в Туркестанском крае // Исторический
вестник. 1913. № 11.
Федоров М.П. Хлопководство в Средней Азии. СПб., 1898.
Филиппов М.М. МД Скобелев. Его жизнь и деятельность, военная, ад-
министративная и общественная. СПб., 1894.
566
Фомченко А.П. Русские поселения в Туркестанском крае в конце XIX —
нач. XX в. Ташкент, 1983.
Халфин Н.А. Политика России в Средней Азии. М., 1960.
Халфин Н.А. Присоединение Средней Азии к России. М., 1965.
Халфин Н.А. Россия и ханства Средней Азии. М, 1974.
Хидоятов Г.А. Моя родная история. Ташкент, 1990.
Ходоров И. К вопросу об исторической эволюции землевладения в Тур-
кестане // Историк-марксист. 1928. № 10.
Черкасов П., Чернышевский Д История императорской России. М, 1994.
Черняева А.М. Летопись семьи Черняевых // Русский архив. 1909. № 2.
Черняева А.М. Черняев М.Г. во время русско-турецкой войны 1853—
1856 гг. // Русский архив. 1906. № 6.
Чижов Б. И. Генерал-адъютант фон Кауфман. Пг., 1915.
Шипов А.П. Хлопчатобумажная промышленность и важность ее зна-
чения для России. М., 1858.
Шкапский О.А. Переселенцы-самовольцы и аграрный вопрос в Семи-
реченской области. СПб., 1906.
Щедрин Н. [М.Е. Салтыков]. Собр. соч. Т. 5. М., 1951.
Щербак А.В. Ахал-текинская экспедиция генерала Скобелева. СПб.,
1884.
Эвальд А.В. Воспоминания о К.П. фон Кауфмане // Исторический
вестник. 1897. № 10.
Энгельс Ф. Действительно спорный пункт в Турции // Маркс К., Эн-
гельс Ф. Соч. Т. 9. 2-е изд., 1959.
Южаков Ю.Д Итоги двадцатилетнего управления нашего Туркестан-
ским краем. СПб., 1891.
Юлдашев А. Аграрные отношения в Туркестане (конец XIX — начало
XX в.). Ташкент, 1969.
Юнусходжаева М. Из истории землевладения в дореволюционном Тур-
кестане. Ташкент, 1970.
Литература на иностранных языках
Alworth Ed.A. The Modem Uzbeks. Stanford, 1990.
Boulger D.Ch. England and Russia in Central Asia. L, 1879.
The Cambridge History of Russia. Vol. II. Cambridge, 2006.
Curzon G. Russia in Central Asia. L, 1889.
Graham S. Through Russian Central Asia. N. Y., 1916.
Mahfuz АН M. The Truth about Russia and England: from a native point
of view. Lucknow, 1886.
Pierce R.A. Russian Central Asia. 1867—1917. L; N. Y., 1960.
Schuyler E. Turkistan. Notes of a journey in Russian Turkistan, Khokand,
Bukhara and Kuldja. L., 1876.
Sykes P.A. History of Afghanistan. Vol. II. L., 1940.
ИМЕННОЙ АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ*
Аббот Д 60, 61
Абд-ал-Азиз Давлетчин 437
Абдулкерим-бек 217, 218
Абдулмалик, сын эмира 152, 162
Абдурахимова Н.А. 307
Абдуррахман-автобачи 219, 224—226
Абрамов А.К. 110, 162, 346, 451,
452, 548, илл.
Абул-Хаир-хан 58
Аверьянов П.В. 501
Авиценна 26, 27
Адлерберг В.Ф., граф 250
Алабин П.В. 312, 316
Александр I, император 231
Александр II, император 11, 68, 74,
87, 92-94, 102, 113, 116, 122,
124, 125, 129-132, 135, 142, 150,
151, 171, 174-176, 197, 199, 206,
208, 211, 227, 234, 237-239, 241,
249, 251, 270, 271, 273, 274, 298-
300, 303, 309, 311, 439, 534, илл.
Александр III, император ИЗ, 124,
126, 279, 285, 306, 311-313, 316,
320, 450, 453, илл.
Александр Македонский 22
Александров Н.Н. 466
Али Кушти Самарканди 36
Алимкул 96, 97, 101-107, 116
Аллакули, хивинский хан 60, 232,
278, 380
Алтаузен Д 376
Алтысарин И. 457
Аль-Бируни 24, 27
Аль-Хорезми 27
Аминов АЛ4. 557
Анастасия Николаевна, великая
княжна 342
Анна Иоанновна, императрица 58
Анненков МН. 412, илл.
Антоний, архиепископ 429, 430
Ануштегениди 25
Арабшах 31
Арапов ДЮ. 428
Арендоренко Г.А. 339
Аристотель 26
Арцишевский А.Ф. 242, 243
Ат-Табари 24
Аттила 18
Ахемениды, династия 21, 22
Баба-бий илл.
Бальжувон 319
Баранов, фабрикант 164
Баранок 269
Бартольд В.В. 339, 423, 441, 443
Барятинский А.И., князь 65, 70, 73,
74, 83
Батлер, лейтенант 239
Батыршин М.-Х.А. 341
Безак А.П. 83—87, 89, 90, 96, илл.
Бекман, капитан 204
Бекович-Черкасский А., князь 57,
165, 166, 169, 231
Белецкий, чиновник 543
Беневини Ф. 521
Бентковский КА 341
Бердан X. 147, 178, 235, 247, 544
Березин И.Н. 72
* Указатель составлен редакторами по тексту автора. Имена только из биб
лиографических ссылок не приводятся.
568
Верх ЮЛА. см. фон Кауфман
Бехаддин Накшбенди 39
Бехбуди М. 457, 514, 515
Бёрнс 60
Биконсфильд, лорд см. Дизраэли Б.
Бируни см. Аль-Бируни
Бисмарк О. 431
Благово В.А. 11
Бларамберг И.Ф. 72, илл.
Боголепов Н.П. 467
Богомазов, фабрикант 164
Борисов, фабрикант 164
Борх Ю.А., граф 235
Бродовский, агроном 398
Брянов, полковник 530
Бунге Н.Х. 282, 285
Бурнашев Т. 98
Бурханов М. 457
Бутаков Г.И. 75, 76, 78
Бутенев К. 393
Бьюкенен А. 113, 114, 124
Валиханов Ч.Ч. 74, 512, илл.
Валуев П.А., граф 130
Вамбери А. 52-56, 152, 161, 200,
392
Банковский П.С. 316—318, илл.
Ванюшины, купцы 317
Васильев Д.В. 429
Васко да Гама 38
Вачнадзе, телеграфист 253
Вейнберг, стат, совет. 60, 217—220
Венюков М.И. 116, 301
Веревкин Н.А. 85, 87-89, 184, 192,
195, илл.
Верещагин В.В. 152, 154—159, илл.
Веселовский Н.И. 454
Вилькинс А.И. 332, 467
Витгенштейн, князь 235
Витте С.Ю., граф 429, 436, 438, 440,
441, 453, 454
Влангали А.Г. 282
Вобан С., маршал 266
Вольф 60
Воронцов-Дашков И.И., граф 126,
311
Вощинин В. 361, 366
Вревский А.Б., барон 321, 435, 460,
526, 559, илл.
Вулферт А., генерал 124
Вулферт АЛ. см. Черняева
Вяткин В.Л. 454
Гаврилов Н. 350, 370
Гагарина М.Н., княжна см.
Скобелева
Гагемейстер Ю.А. 72
Газневиды, династия 25
Гайдаров, полковник 267, 269
Гален 'Ll
Галкин М.Н. 78
Галузо П.Г. 373
Ганди М. 558
Гаспарали И., бей см. Гаспринский
Гаспринский И. 513, 514
Гасфорд Г.Х. 78, 83
Гейден ФА., граф 207, 236, 273
Гернгросс А.Р. 62
Гиппиус А. 448
Гиппократ 27
Гире Н.К. 233, 236, 282, 285, 318, 319
Гире Ф.К. 273, 295, 296, 303, 305,
306, 314, 320, 350
Гиршфельд 58
Головачев Н.Н. 148, 153, 158, 202-
205, 207, 274, 292, 344, илл.
Горлов А. 147
Горчаков АЛА., светл. князь 74, 78,
81,84, 90, 93, 95, 102,112-114,
116, 160, 171, 174, 388, илл.
Грейг С.А. 236
Григорьев В.В. 62, 64, 65, 78
Гродеков Н.И. 208, 239, 244, 245,
248, 316, 359, 453, 525, 526, 544,
557, 559, илл.
Громов А.Е. 246, 332, 333
Грэхэм С. 344
Грязнов Н. 319
Гуляб 319
Гумбольт А. 13
Гундиус Н.Н. 341
Гуниус К. 147
Дакаки 26
Данзас АЛ. 78, 81, 82
Д’Анкосс 344
Дарий I, царь 20
Дарий III, царь 22
569
Демезон П.И., барон 52
Дервиш-хан 523
Джафар см. Демезон
Дженкинсон Э. 40—42, 52, 56
Джонсон Ричард 40
Джонсон Роберт 40
Джугашвили И.В. см. Сталин
Джура-бий илл.
Дизраэли Б. 231, 240
Дмитровский Н.В. 331
Добролюбов Н.А. 315
Долгоруков, князь 235
Дониш А. 150,457, 512, 513
Дост-Мухаммед, афганский эмир 66,
84
Достоевский ФМ. 72, 310
Досчан 81, 82
Дудин СМ. 454
Дукчи-ишам 510, 527—532
Духовская В.Ф. 472, 532, 533
Духовской СМ. 368, 432-441, 472,
532, 533, 559, илл.
Дысской К.А. 341
Дюгамель А.О. 87, 89, 90, 92
Екатерина II, императрица 79, 133,
231, 424
Елизавета Петровна,
императрица 231
Ермак 70, 112, ИЗ, 120
Ермаков Н.А. 282
Жирарде 250
Жомини А.Г. 282
Жуйкова, педагог 328
Залесов Н.Г. 78
Зарудный Н.А. 336
Зеленый В.В. 468
Зелькина Е. 373, 376
Зизин, фабрикант 164
Зиновьев И.А. 233, 244, 282, 285
Зиновьев М.А. 239
Зотоглов П.Д. 546
Зубков, фабрикант 164
Ибн Сина см. Авиценна
Иван IV, царь 43, 97, 423
Иванин М.И., генерал 394
Иванов Н.А., генерал 319, 559, илл.
Иванов Н.И. 404
Иванов П.П., полковник 547
Ивановский И.К., инженер илл.
Игнатьев Н.П., граф 74—78, 80, 82,
85
Игнатьев П.Н., граф 74
Искандер-бек 108
Истомин В.И., адмирал 80
Истомин, фабрикант 164
Исхаков Ф. 7, 349, 374, 457, 558
Ишанов А.И. 382
Какурин, штабс-капитан 398
Каменский Г. 61
Каразин Н.Н. 330
Каракозов 124, 131
Караханиды, династия 25
Каримов И.А. 5
Карле 247
Карыбердыев МЛ. 525
Кастельская З.Д. 387
Катаев Е. 535
Катенин А.А., генерал 67, 78, 82, 83
Катков М.Н. 125
Кауфман А.А. 350
Кауфман К.П. фон, генерал 7, 9, 126,
129-213, 215, 216, 221,222,
225-228, 230, 232, 274-280,
287, 290, 293-296, 298-311,
314, 317, 320, 323, 327, 329-331,
335-337, 340, 351, 352, 358, 360,
362-365, 367, 383, 385-389,
398-400, 411, 425, 426, 429, 436,
439, 443, 449, 451, 452, 458, 459,
462, 464, 465, 473, 523, 524, 533,
534, 548, 557, 559, илл.
Кауфман ЮМ. фон, урожд.
Верх 331
Кауфманы 132, 133
Кашгарский М. 19
Керенский А.Ф. 339
Керенский ФМ. 339, 448, 460
Керзон Дж.Н. 470—472
Ключевский В.О. 348
Княжевич А.Ф. 78
Кобеко Т.С. 322
Ковалевский Е.П. 62, 63
Кожин, поручик 166
570
Козлянинов Н.Ф. 81
Козелков, полковник 267, 269
Кокин, фабрикант 164
Колзаков, полковник 304
Колокольцев Д.Г. 141
Колпаковский ГА. 173, 227—230,
274, 279, 358, 363, 557, илл.
Комаров АВ. 557, илл.
Конолли 52, 60
Корнилов, фабрикант 164
Корнюшин В А 535
Корольков Н.И. 322, 557
Краузе И.И. 332
Крестовский В.В. 312, 314
Кривошеин АВ. 323, 350, 362, 363,
371, 372, 374
Крыжановский НА. 96, 97, 100,
101, ИЗ, 115-125, 136, 169, 273,
274, 424, илл.
Кун АА. 451, 452
Кунанбаев А. 457
Кунград 29
Куропаткин А.Н. 257, 258, 267, 270,
322, 414, 415, 448, 454, 548-552,
559, илл.
Кутейба см. Хорасан Кутейба
Кушаневич А. 394
Кюи Ц.А. 239
Лазарев ИД. 234
Ламакин см. Ломакин
Ланда Р.Г. 545
Ларин Е.И. 428, 429
Левшин А. 71
Лейхтенбергский ЕМ., герцог 176,
197, илл.
Лекюйе Э.-Ш. см. Черняева
Ленин В.И. 292, 342, 374, 556, 557
Лерхе, подполковник 91
Лессар ПМ 285, 286
Литвинов П.П. 444, 445, 447, 455,
457, 462
Лихачев Д.С. 10
Лобысевич Ф.И. 187, 193, 202
Логофет Д.Н. 281, 282, 380, 381
Лодер, фабрикант 164
Ломакин Н.П., генерал 184, 194,
232-236, 238, 247, 248, 252, илл.
Лыкошин Н.С. 448, 463, 466
Маадамин бек илл.
Магнияз 387
Магомет-Фаны 76
Маев НА. 136, 137, 142, 330, 332,
359
Мазепа И., гетман 34
Майер, гардемарин 267, 270
Макаров, поручик 109
Макаров А А. 443
Макаров С.О., адмирал 239
Макгахан А. 194, 197, 198, 203, 206,
207
Македонский см. Александр
Македонский
Максимович К.К. 540
Маллябек 382
Малов А.Е., священник 182, 332, 333
Мальцев, генерал 410
Мандельштам Е.Н. 341
Мануйлов, фабрикант 164
Марвин 318
Мария Николаевна, вел. княгиня 176
Маркозов, полковник 194
Маркс К. 64
Масальский В.И., князь 50, 395
Маслов А.Н. 229, 256, 260, 268, 269
Мат-Мурад 199
Мациевский Е.О. 539
Медведев ДА. 10
Межов 331
Миддендорф 315
Милютин ДА., граф 68, 80, 83, 84,
87, 90, 93-95, 97, 102, 113, 114,
120, 121, 123-125, 129, 134, 169,
170, 173, 225, 233, 236, 237, 271,
273, 274, 299, 306, 311, 411, 429,
илл.
Миндовский, фабрикант 164
Мир Али Шир 511
Мир И зет Улла 59
Мир Мухаммед Амини Бухари 521
Михаил Николаевич, великий
князь 171, 174, 175, 233, 235,
236, 270, 271
Михайлов А. см. Черняева AM.
Мищенко П.Н. 559, илл.
Монтгомери Р. 86
Морзе 239
Морозов М.В. 535, 539
571
Морозов, фабрикант 164
Мстислав Владимирович, князь
Тмутараканский 312
Мубарекшах, хан 29
Музаффар см. Сеид Музаффар Эдин
Мукими 457
Мунавар-кары Абдурашидхан 518
Муравьев, фабрикант 164
Муравьев-Виленский М.Н., граф 130,
131
Муравьев (Карский) Н.Н. 134
Муркфорт 52, 60
Мухаммед-Али см. Дукчи-ишам
Мухаммед-Рахим, эмир 47, 142, 167,
168, 171, 174, 194-196, 198—
201, 209
Мухаммед Саатбай 115
Мухаммед Селих Кори Ташкенди
101, 103, 106, 107, 111
Мушкетов Н.В. 330, 333
Навои А. 35-37
Наливкин В.П. 336-339, 460, 461,
468, 473, 474, 511, 522, илл.
Наливкина М.В. 337-339, 473
Намаз см. Пиримкулов
Наполеон I, император 247, 422
Наршахи, династия 26
Нарышкин С. 10
Насреддин, хан Кокандский 215,
224, илл.
Небольсин П.И. 72
Некрасов Н.А. 315
Нестеровский КА. 322
Никитин А. 259
Николаев М.Н. 282, 383, 384
Николай I, император 63, 80, 102,
131, 147, 367, илл.
Николай II, император 342, 453,
454, илл.
Николай Константинович, великий
князь 176, 197, 367, илл.
Никон, патриарх 429
Нияз Али-бий 101
Новицкий 86
Обручев Н.Н. 236, 282, 285, илл.
Обух, подполковник 91
Оглоблин В.Н. 400
Огрызко И. 132
Огузхан 17, 18
Омар Хайам см. Хайам
Осипов, фабрикант 164
Островский А.Н. 330
Остроумов Н.П. 135, 274, 329, 426,
458, 461, 468
Ошанин В.Ф. 329, 330, 333, 467
Павел I, император 231
Павлов П.П. 261
Пален К.К., граф 322, 323, 342, 347,
350, 360, 371
Палиенко ДС. 341
Пашино П.Н. 138, 139, 330
Первушин И.А. 332, 333
Первушин 14.14. 328, 332, 333, 404
Перепелицына Л.А. 390
Перовский В.А., граф 166, 167, илл.
Петр I, император 57, 165, 231, 405,
521
Петров, врач 222, 224
Петровский Н.Ф. 163
Петрушевский М.Ф. 148
Пиримкулов Н. 541
Пирс Р. 324
Писарев Д.И. 315
Повало-Швейковский А.Н. 530
Покровский В.В. 341
Покровский М.Н., историк 4
Покрышкин П.П. 454
Поливанов А.А. 323
Половцев А.А. 350
Полонская Л.Р. 543
Полонский Я.П 214
Полторацкий ВА. 80, 82, 85, 89, 90,
92, 96, 118, 119, 138, 139
Поляков С.С. 310
Понтий Пилат 277
Пороховский П.С. 404
Пославская А.В. 341
Поспелов М. 98
Потапов АА. 131
Потемкин Таврический ГА., светл.
князь 133
Прайс Р.А. 557
Пулат-хан 224
Путинцев С.Р. 316, 334, 335, 524-
526
572
Пушкин А.С. 10, 99, 336, 386
Пясковский А.В. 540, 541
Раевский Н.Н. 304, 398, 399
Ранау, капитан 204
Рахимов Ж. 9, 52, 350, 441
Редедя, князь коссогов 312—317
Ремезов, фабрикант 164
Рерберг П.ф. 271
Решид см. Вамбери
Рождественский Г.В. 341
Розенбах Н.О. 504, 559, илл.
Романовский Е.М., князь см.
Лейхтенбергский, герцог
Романовский Д.И. 102, 123, 125,
126, 135, 273, 425, 548, илл.
Ромодин В.А. 52
Рудаки 26
Рукин П.И. 546, 548
Румянцев Задунайский П.А.,
граф 133
Рустамова Г. 307
Рутковский, полковник 265—267
Рышковский С.Ф. 341
Рюриковичи, династия 50, 312
Салтыков-Щедрин М.Е. 290—293,
312, 315, 328, 331, 332
Самолевский, агроном 398
Самсонов А.В. 282, 457, 461, 559,
илл.
Сапожников С.А. 11
Саранчев В.С. 196
Сарторий М.В. см. Наливкина
Сары-хан 319
Сасаниды, династия 25
Сатылганов Т. 457
Сахаров В.В. 538
Сахиб см. Хозрат Сахиб
Свинцов А.И., инженер илл.
Северцов Н.А. 81, 82, 118, 330, 333,
521
Сеид Абдул Ахад, эмир 280, 281
Сеид Музаффар Эдин, эмир
Бухарский 11, 103, 114-119, 123,
125, 136, 140-145, 151, 152, 159,
160, 162, 280, 285, 380, илл.
Сеид Мухаммед Худояр см.
Худояр
Сельджукиды, династия 25
Семенов А.А. 154
Серов, есаул 96
Сиверс Э.К., граф 429, 430
Сидики 457
Сидоров, фабрикант 164
Синягин Д.С. 429
Ситников 192
Скайлер Ю. 206, 208, 290, 327, 456,
470
Скальковский К.А. 132
Скобелев М.Д. 70, 195, 196, 214—
230, 237-271, 311, 312, 347, 412,
548, 556, илл.
Скобелева М.Н., урожд. княжна
Гагарина 216
Скобелевы 249, 250
Служенко 155, 156
Снесарев А.Е. 70, 512
Соколов, фабрикант 163
Сталин И.В. 6
Стоддарт 52, 60
Столетов Н.Г. 171, 232, илл.
Столыпин П.А. 350, 429, 439, 442,
443, 453-455
Стремоухов П.С. 116, 120, 121,
170-172, 174, 273
Струве К.В. 117, 123
Суботич Д.И. 539
Суворов А.В., граф Рымникский,
князь Италийский 133
Суворов В.А. 414
Султан Сеид, хан 107
Суфи-Аллаяр 511
Сухозанет Н.О. 78
Сучков, фабрикант 164
Тевяшов Н.Н. 539, 559, илл.
Текеш Хорезмшах 27
Телятников 98
Терентьев М.А. 97, 100, 117, 135,
169, 172, 196, 222, 226, 244, 251,
275, 316, 394, 533
Тернер Ф.Г. 72
Тимур, хан 29-35, 38, 103, 331
Тимуриды, династия 35—38, 40, 44
Тимур Султан 41
Тихменев В.П. 187
Толочинов Д 404
573
Толстов С.П. 23
Толстой А.Н. 339
Томпсон, англ, посол 244
Тотлебен Э.И., граф 133, 239
Троцкий В.Н., генерал 186, илл.
Туляев, фабрикант 164
Улугбек 35
Ульянов см. Ленин
У мидов 144
Урусов, фабрикант 164
Ушаков Н.Ф. 334
Фадеев Р.А. 83
Фарами 26
Федоров Г.П. 304
Федоров М.П. 289
Федотов И.И. 537
Федченко А.П. 330, 332
Филатов Д.Л. 404
Фирдоуси 27
Фитрат А. 515
Фокин, фабрикант 164
Фомченко А.П. 349
Фридрих III, император 132
Фролов Е И. 3
Хайам О. 'Ll
Хаким, мирза 217, 218, 220, 221
Халфин Н.А. 71, 201, 208, 224
Ханыков Н.В. 74
Ханыков Я.В. 63
Харитонов П.А. 322, 323
Хидоятов Г.А. 33
Хлудов, купец 328
Ходжа-Мухаммед 165
Ходоров И. 387
Хозрати-Сахиб, халиф 45
Хорасан Кутейба ибн Муслима 24
Хорезмшахи, династия 25
Хорошихин А.П. 224
Хохлова В.П. 11
Храповицкий А.В. 133
Хрулев С.А. 74, 80
Худояр, хан Кокандский 68, 143,
144, 215-229, 278, 382, 477, илл.
Хусейн Байкара, султан 36
Цицерон 79
Череванский 239
Черкасов 155
Черниковский П.Б., инженер илл.
Черняев Г.Н. 79—81
Черняев М.Г. 70, 76-126, 135, 136,
273, 279, 282—284, 290, 309-
320, 333, 334, 411, 424, 425, 450,
548, 559, илл.
Черняев Н.И. 79
Черняева А.А., урожд. Вулферт 124
Черняева А.М. 108, 112
Черняева Э.-Ш. 79, 123
Черняк, поручик 268
Чингисхан 17, 28, 29, 31, 430
Чингис-хан С., генерал 430, 431
Чокан Валиханов см. Валиханов
Шамиль 65
Шахрухбий 45
Шекспир 60
Шемяка, хан 58
Шепелев А.И. 81
Шереметьев, фабрикант 164
Шиллер 315
Шипов А.П. 65, 72, 398
Шир-Али, афганский эмир 174
Ширяев, священник 328
Шпаковский 263
Штемпель, майор 155, 158
Штумм, офицер 207
Шувалов П.А., граф 132
Щедрин см. Салтыков-Щедрин
Щербак А.В. 257
Щербина, поэт 289
Щербинский 148
Эвальд А.В. 152
Энгельс Ф. 59
Южаков Ю.Д. 332, 346, 429
Юнус-хаджа 98
Юрасов З.К. 341
Яблочков П.Н. 240
Яковлев С. 223
Якуб, хан кашгарский 217
Ясави А. 511
Ясюкович С.И. илл.
СОДЕРЖАНИЕ
Введение.......................................................3
Часть первая
ЗАВОЕВАНИЕ КРАЯ
Предыстория...................................................15
Подготовка присоединения Средней Азии.........................57
Взятие Ташкента...............................................69
Самаркандская история........................................129
Хивинский поход..............................................165
Ликвидация Кокандского ханства...............................214
Штурм Геок-Тепе..............................................231
Часть вторая
УСТРОЕНИЕ КРАЯ
Организация завоеванного пространства........................273
Колонизация края.............................................327
Преобразования в водо- и землепользовании....................379
Экономика....................................................392
Встреча культур..............................................421
Протест против российской власти.............................520
Заключение...................................................554
Приложения...................................................559
Библиография.................................................560
Именной алфавитный указатель.................................568
Научно-просветительное издание
Евгений Александрович Глущенко
РОССИЯ
В СРЕДНЕЙ АЗИИ
ЗАВОЕВАНИЯ И ПРЕОБРАЗОВАНИЯ
Ответственные редакторы В.А. Благове, С.А. Сапожников
Художественный редактор И.А. Озеров
Технический редактор Н.В. Травкина
Корректор М.Г. Смирнова
Подписано в печать 11.05.2010.
Формат 60х90’/16. Бумага офсетная. Гарнитура «Лазурского».
Печать офсетная. Уса. печ. л. 36,0.
Уч.-изд л. 31,68 -I- вклейки — 33,79.
Тираж 2 000 экз. Заказ № 4012012
ЗАО «Издательство Центрполиграф»
111024, Москва, 1-я ул. Энтузиастов, 15
E-MAIL CNPOL@CNPOL.RU
www.centrpoligraf.ru
Отпечатано в ОАО «Нижполиграф»
603006, Нижний Новгород, Варварская ул., 32