/
Автор: Бортневский В.Г.
Теги: всемирная история история гражданская война избранные труды отечественная история гражданская война в россии
ISBN: 5-288-02324-7
Год: 1999
Текст
С.-ПЕТЕРБУРГСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ
ВГБОГТНЕВСКИЙ
ИЗБРАННЫЕ
ТРУДЫ
ИЗДАТЕЛЬСТВО С.-ПЕТЕРБУРГСКОГО УНИВЕРСИТЕТА
1999
ББК 63.3(0)
Б82
Ответственный редактор, составитель А. В. Терещук
Бортневский В. Г.
Б82 Избранные труды. — СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 1999.
— 492 с., илл. — (Библиотека журнала «Новый Часовой»).
ISBN 5-288-02324-7
Эта книга представляет собой собрание трудов недавно
ушедшего из жизни петербургского историка Виктора Геор-
гиевича Бортневского (1954-1996). В ней представлены науч-
ные и публицистические работы ученого, посвященные разным
проблемам отечественной истории, охватывающим период от
начала XIX до середины XX веков, в том числе главы из
последнего, неоконченного труда, на страницах которого
рассматриваются малоисследованные вопросы истории граж-
данской войны в России.
Книга адресована широкому кругу читателей, интересую-
щихся прошлым нашего Отечества.
ББК 63.3(0)
Издательство Санкт-Петербургского университета
выражает признательность Леониду Владимировичу Полякову
(Москва), благодаря заботам которого эта книга увидела свет.
© В. Г. Бортневский, 1999
© А. В. Терещук, сост., 1999
© М. Ф. Бекетов, В. Г. Данченко,
В. В. Носков, Л. В. Поляков,
А. В. Терещук, предисловие,
1999
© Издательство С.-Петербургского
университета, 1999
ISBN 5-288-02324-7
Марианне Викторовне Корчинской,
маме Виктора Бортневского,
посвящается
К ЧИТАТЕЛЮ
Сравнительно недавно библиофилы Санкт-Петербурга обратили
внимание на вышедшую из печати небольшую книгу с интригующим
названием «Загадка смерти генерала Врангеля». Фамилия автора —
В. Бортневский — многим была известна по публикациям в прессе,
по телесюжетам, оставившим след в памяти интересующихся
историей людей.
Так уж случилось, что эта книга стала первым и, увы, последним
монографическим трудом петербургского ученого Виктора Георгие-
вича Бортневского. Когда «Загадка смерти...» появилась на при-
лавках книжных магазинов, автора уже не было с нами...
Творческая биография этого человека характерна тем, что за
неполные сорок два года, отпущенные ему судьбой, он исследовал
разные исторические эпохи, стал специалистом, которого отличали
широкий исторический кругозор, умение находить и в высшей
степени корректно интерпретировать документы, проливающие свет
на малоизвестные эпизоды исторического прошлого нашей Родины.
При этом вектор своих изысканий он всегда направлял в сторону
наиболее драматических, в чем-то переломных событий отечествен-
ной истории, будь то выступление и судьба декабристов, или
Гражданская война, исследование которой стало со временем
главным делом его жизни, или война Вторая мировая.
Виктор, выросший в советское время, стал одним из первых
наших историков, которые в конце 80-х годов решительно повер-
нулись лицом к исторической правде, сфокусировали внимание на
проблемах, практически не исследовавшихся официальной истори-
ографией по понятным идеологическим соображениям. Это и
история Белого движения, и русская эмиграция, заложившая
фундамент Зарубежной России, и закулисная деятельность зарубеж-
ной резидентуры ОГПУ-НКВД, и такое сложное явление, как
российский коллаборационизм.
Этот поворот не был спонтанным, обусловленным постепенно
менявшейся политической конъюнктурой. Перестроечная эпоха, как
это ни огорчительно, хотя и закономерно, вызвала к жизни
множество нравственно уродливых явлений, применительно к
которым можно и нужно употреблять такие слова, как бесприн-
3
ципность, откровенное приспособленчество к новым общественным
приоритетам. Виктор же, будучи человеком порядочным и беском-
промиссным как в жизни, так и в науке, не вышел за пределы
тех нравственных границ, которые он раз и навсегда для себя
определил.
В. Г. Бортневский родился 28 августа 1954 г. в Ленинграде в
старой петербургской интеллигентской семье. Детские годы Виктора
прошли в известном доме на углу Греческого и Некрасова. На его
становлении как личности сказалось влияние бабушки Нины
Львовны, представительницы старинного дворянского рода, родите-
лей-историков и вообще той особой атмосферы, которая обычно
сопровождает истинно интеллигентных людей. После окончания
школы Виктор поступил во ВТУЗ при Ленинградском металлическом
заводе, но после двух с половиной месяцев учебы понял, что душа
к техническому образованию не лежит, ушел из ВТУЗа и остался
работать на заводе в качестве формовщика и токаря-расточника.
Затем, как и многие его сверстники, он отслужил в армии. После
демобилизации Виктор поступил на подготовительное отделение
Ленинградского государственного университета, где сразу обратил
на себя внимание прочными знаниями в области гуманитарных
дисциплин. В сентябре 1975 г. он стал студентом-первокурсником
исторического факультета ЛГУ, который с отличием окончил в
1980-м.
Уже в студенческие годы отчетливо проявился интерес Виктора
к научным изысканиям, не единожды он выступал с докладами на
факультетских и межвузовских научных конференциях. Тогда его
привлекали разные сюжеты из истории России первой трети XIX в.,
эпоха декабристов. Не удивительно, что Ученый совет факультета
рекомендовал его для поступления в аспирантуру. Распределившись
в Северо-Западный заочный политехнический институт (выбор места
работы в то время, увы, зачастую зависел не от выпускника) и
проработав в нем немногим менее трех месяцев, Виктор, продолжая
вести занятия в СЗПИ, поступил в аспирантуру Ленинградского
отделения Института истории СССР Академии наук. Здесь он
подготовил и блестяще защитил кандидатскую диссертацию на тему:
«Культурно-просветительные учреждения Ленинграда в период
Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.»
Научно-исследовательская работа стала основным профессиональ-
ным занятием В. Г. Бортневского. Однако, став ученым, Виктор
обнаружил в себе талант преподавателя. Он продолжил вести
занятия со студентами СЗПИ, с 1984 г. начал читать лекции на
историческом факультете университета. В 1986 г. его избирают
доцентом кафедры истории советского общества истфака ЛГУ, и он
4
переходит на постоянную работу в университет, в стенах которого
преподает и продолжает свои научные изыскания вплоть до 1991 г.
А затем произошли события, круто повернувшие всю дальнейшую
судьбу ученого.
Будучи вынужденным оставить преподавание из-за принципи-
альных разногласий с администрацией, вызвавших широкий резо-
нанс в прессе, Виктор продолжил работу в стенах университета в
должности ведущего научного сотрудника Научно-исследовательско-
го института комплексных социальных исследований. Однако в этом
качестве он пробыл недолго, ибо откликнулся на приглашение
американских ученых прочесть ряд курсов в университете Вашинг-
тона и Ли в Лексингтоне (Виргиния), в Калифорнийском универ-
ситете в Риверсайде. Так начался новый, «американский» этап
творческой биографии В. Г. Бортневского.
С сентября 1992 г. по август 1994 г. Виктор работал в Йельском
университете, занимался главным образом научными изысканиями.
С августа же 1994 г. по август 1995 г. он трудился в стенах
Гуверовского института войны, революции и мира Стэнфордского
университета. Там, в Америке, в городе Пало-Альто, в апреле 1996 г.
трагически оборвалась жизнь талантливого историка.
•к * *
Первой в полном смысле слова серьезной публикацией, осущест-
вленной В. Г. Бортневским после диссертационной защиты, был
Дневник Павла Сергеевича Пущина, офицера лейб-гвардии Семе-
новского полка, участника Отечественной войны 1812 года и
заграничных походов, впоследствии — декабриста. Вышедший в
Издательстве Ленинградского университета в 1987 г. Дневник
подготовлен к печати и тщательно откомментирован Виктором
Георгиевичем.
Обращение В. Г. Бортневского к периоду 1812-1814 гг. обусло-
вило появление серии статей, посвященных различным страницам
истории русской армии в эпоху наполеоновских войн. Примечатель-
но, что эти статьи были опубликованы в периодике (газеты «Смена»,
♦Собеседник», «Вечерний Ленинград», «Советская Россия» и др.)
и адресованы главным образом широкому читателю. Так по сути
дела впервые обнаружила себя еще одна грань творческой натуры
В. Г. Бортневского — стремление и способность к популяризации
истории. Приобщение соотечественников к историческому знанию,
восстановление исторической памяти Виктор считал наиважнейшей
нравственной задачей, без решения которой нельзя всерьез надеяться
на возрождение России. В дальнейшем, занимаясь главным образом
5
сугубо научными изысканиями, он, вместе с тем, не забывал и об
этой стезе, стремился к тому, чтобы своими публикациями,
сценариями телепередач, публичными лекциями способствовать
повышению уровня исторической культуры современников.
Начало 90-х годов стало во многом переломным этапом в
творческой биографии ученого. Его интерес к истории Гражданской
войны, Белого движения, послеоктябрьской эмиграции, возникший
ранее, теперь проявился со всей отчетливостью. Серия опублико-
ванных им материалов, отличается разнообразием, как тематичес-
ким, так и жанровым. Источниковедческие, историографические,
фактографические статьи публиковались В. Г. Бортневским в Ле-
нинграде, Киеве, Архангельске, Уфе, Петрозаводске, Новосибирске,
причем как в академических изданиях, так и в прессе. Этой теме
Виктор остался верен до конца своих дней.
А тогда он вел неустанный поиск в государственных архивах,
в рукописных собраниях библиотек, в частных коллекциях нашей
страны, и Зарубежья. Одновременно ученый громко заявил о себе
как квалифицированный публикатор. В 1991 г. по его инициативе
в издательстве «Ингрия» репринтным способом было воспроизведено
издание книги генерала А. В. Туркула «Дроздовцы в огне». В
обширном послесловии к книге, написанном В. Г. Бортневским,
заинтересованный читатель нашел много нового о личностях
А. В. Туркула и М. Г. Дроздовского, об их тернистом жизненном
пути, о малоисследованных эпизодах истории трагического проти-
востояния белых и красных.
Едва ли не самым значительным событием в жизни Бортневско-
го-публикатора стало издание воспоминаний Эраста Николаевича
Гиацинтова, опубликованных в 1992 г. под названием «Записки
белого офицера». Предыстория появления этой книги весьма
примечательна. Работая на рубеже 80-90-х годов в Москве, Виктор
Георгиевич познакомился с фондами Пражского Русского Загранич-
ного Исторического архива, вывезенного в 1945 г. в СССР и до
1988 г. недоступного исследователям. Среди множества любопыт-
нейших документов он обнаружил три толстые тетради воспомина-
ний, переданных их автором в 1926 г. в Пражский архив. Эти
воспоминания принадлежали перу Э. Н. Гиацинтова, подполковни-
ка русской армии, кавалера шести боевых орденов, прошедшего
фронты Первой мировой и гражданской войн, службу во француз-
ском Иностранном легионе на Ближнем Востоке, нелегкий путь
эмигранта. Автор мемуаров, скончавшийся в 1975 г. в США и
погребенный на кладбище Свято-Троицкого монастыря в Джордан-
вилле, приходился В. Г. Бортневскому двоюродным дедом, о судьбе
которого он не имел сведений.
6
Эта невероятная находка дала толчок новым энергичным
поискам. Последовала поездка в Америку, где Виктор Георгиевич
получил возможность выявить новые материалы, познакомиться с
личными архивами сыновей Э. Н. Гиацинтова — Кирилла и Ни-
колая. Результатом огромного труда, проделанного историком, стала
названная книга, по своей фактографической ценности не имеющая
аналогов в отечественной мемуаристике. Ее ценность неизмеримо
возрастает, если обратить внимание на в высшей степени профес-
сионально подготовленные В. Г. Бортневским предисловие и по-
дробные комментарии.
В 1991 г. увидел свет первый номер историко-документального
альманаха «Русское прошлое», издания, по праву являющегося
детищем В. Г. Бортневского, об участи которого он беспокоился до
конца своей жизни.
Идея возобновить издание одноименных сборников, которые в
первой половине 20-х годов были выпущены известными россий-
скими историками С. Ф. Платоновым, А. Е. Пресняковым, Ю. Гес-
сеном, оказалась продуктивной. Альманах, предоставляющий свои
страницы для никогда ранее не публиковавшихся материалов
(дневников, воспоминаний, документов государственных органов и
т. д.), сразу вызвал благожелательные отклики научной обществен-
ности и приобрел свою постоянную и, что немаловажно, благодарную
аудиторию.
Судьба альманаха складывалась хоть и благополучно, но отнюдь
не просто. Два первых номера пришлось напечатать в Киеве,
третий — в Москве, и только начиная с четвертой книги «Русское
прошлое» начало выходить в Петербурге (сначала в издательстве
«Logos», затем — в Издательстве Санкт-Петербургского универси-
тета).
В. Г. Бортневский, будучи не только основателем, но и главным
редактором альманаха, установил плодотворные контакты «Русского
прошлого» с американскими коллегами, в первую очередь из Центра
русских и восточноевропейских । исследований Питтсбургского уни-
верситета, из Калифорнийского университета в Риверсайде, из
университета Вашингтона и Ли в Лексингтоне. Основным европей-
ским партнером альманаха стало Общество ревнителей русской
истории (Париж). Третья книга «Русского прошлого» (имеющая
подзаголовок «Парижский выпуск. Архивы эмиграции») полностью
состоит из материалов, предоставленных Обществом и отредактиро-
ванных Н. Рутычем.
В каждом из выпусков альманаха есть материалы, подготовлен-
ные В. Г. Бортневским; им предпосланы обстоятельные вводные
статьи; они сопровождены исчерпывающей археографической ин-
7
формацией и подробными предметно-биографическими коммента-
риями. В шестой книге «Русского прошлого», вышедшей уже после
смерти Виктора Георгиевича, опубликованы два его материала,
представляющие исключительный интерес. Во-первых, это перепис-
ка И. А. Ильина и П. Н. Врангеля, хронологически охватывающая
1923-1928 гг. Эти документы обнаружены В. Г. Бортневским в
коллекции П. Н. Врангеля в архиве Гуверовского института. Во-
вторых, материалы из коллекции баронессы М. Д. Врангель, пред-
ставляющие собой письма Н. В. Линдестрема, потомственного дво-
рянина, отставного полковника императорской армии, жившего в
СССР и состоявшего в переписке со своим последним полковым
командиром А. И. Мартыновым. В. Г. Бортневский дал этому
материалу очень точное и стилистически выверенное название —
«28 скорбных писем голубого гусара, 1931-1937 гг.»
Когда в Петербурге начал выходить журнал «Новый Часовой»,
Виктор стал членом его редакционной коллегии, полномочным
представителем в США, а кроме того, предоставил журналу
возможность публиковать статьи, посвященные малоисследованным
сюжетам из истории гражданской войны в России. В «Новом
Часовом» был, в частности, напечатан его материал «Разведка и
контрразведка Белого Юга (1917-1920 гг.)».
В конце 1996 г. практически одновременно с упомянутой книгой
«Загадка смерти генерала Врангеля» в Издательстве Санкт-Петер-
бургского университета вышел из печати 7-й выпуск альманаха
«Русское прошлое», посвященный памяти В. Г. Бортневского и
содержащий четыре материала, подготовленных им к публикации
незадолго до смерти. Особый интерес у читателей вызвала переписка
П. Н. Врангеля с женой в 1918-1920 гг., а также невероятно
интересные воспоминания Николая Флегонтовича Иконникова
«Пятьсот дней: секретная служба в тылу большевиков. 1918-
1919 гг.»
В недавно увидевшей свет 8-й книге «Русского прошлого»
опубликован последний материал В. Г. Бортневского — записки
артиллерийского полковника Сергея Петровича Мартынова о Граж-
данской войне и начале эмиграции. Эта рукопись была подготовлена
к печати и почти полностью откомментирована Виктором в
январе-феврале 1996 г.
За годы работы в Зарубежье ученый собрал обширный материал,
который должен был лечь в основу готовившегося им фундамен-
тального труда по истории Белого движения. Поражают масштабы
его биографических изысканий — в архиве В. Г. Бортневского
содержатся несколько тысяч реконструированных им биографий
участников Гражданской войны. Уверены, что многие из них будут
8
опубликованы и несомненно представят интерес как для специалис-
тов, так и для широкого круга читателей, не равнодушных к
историческому прошлому Отечества. Возможно, кто-то, опираясь на
результаты поисков Виктора, восстановит утраченную когда-то связь
поколений, обретет своих близких, след которых был потерян на
кровавых полях братоубийственной войны, как это случилось, к
примеру, с К. А. Дзюбандовским.
Не так давно в редакцию «Русского прошлого» пришли два уже
немолодых человека — конструктор и журналист Кирилл Алек-
сандрович Дзюбандовский и его друг, художник, педагог, историк
Евгений Андреевич Макаренко. В 5-м номере «Русского прошлого»,
купленном в «Военной книге» на Невском, последний обнаружил
упоминание об отце Кирилла Александровича, без вести пропавшем
восемь десятилетий назад. Фамилию полковника А. П. Дзюбандов-
ского среди офицеров Лейб-Гвардии Егерского полка, похороненных
на кладбище Сен-Женевьев де Буа, назвал Виктор Бортневский в
своей публикации «Русский зарубежный некрополь». Так, после
стольких лет безвестности, сын нашел своего отца...
Каждый год, 19 апреля, в день смерти Виктора, его родные,
друзья и коллеги приходят на Большеохтинское кладбище, чтобы
поклониться его праху и помянуть хорошего человека, талантливого
ученого, истинного гражданина России, которую он так беззаветно
любил и которой отдал всего себя без остатка.
М. Бекетов, В. Данченко,
В. Носков, Л. Поляков,
А. Терещук
ПЕРЕЧЕНЬ ПУБЛИКАЦИЙ
В. Г. БОРТНЕВСКОГО
1982
Подвиг ленинградских библиотекарей // Блокнот агитатора.
1982. № 18.
1983
Клубные учреждения в дни блокады // Там же. 1983. № 15.
Кино в блокадном Ленинграде // Там же. 1983. № 22.
Деятельность клубных учреждений Ленинграда после снятия
блокады (1944—1945 гг.) // Новая советская литература
по общественным наукам. История, археология, этногра-
фия (ИНИОН АН СССР). 1983. № 12.
Культурно-просветительные учреждения Ленинграда в период
Великой Отечественной войны 1941-1945 гг. Автореф.
канд. дис. Л., 1983.
1984
Массовые библиотеки Ленинграда в завершающий период
Великой Отечественной войны // Там же. 1984. № 2.
1985
Методические указания к вступительному экзамену по исто-
рии СССР. Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1985
(в соавторстве).
1986
Методические указания по истории СССР. Л.: Изд-во Лени-
градского университета, 1986 (в соавторстве).
Дневник декабриста П. С. Пущина 1813-1814 гг. // Вестник
Ленинградского университета. Сер. 2. 1986. Вып. 4.
Театры блокадного города // Блокнот агитатора. 1986. № 1.
Революция и армия // Ленинградская правда. 1986. 1 апреля
(в соавторстве).
10
1987
Декреты Советской власти о Петрограде. 1919—1920 гг. Л.:
Лениздат, 1987.
Дневник Павла Пущина 1812—1814. Л.: Изд-во Ленинград-
ского университета, 1987. Предисловие, комментарии,
приложение, указатель имен.
Рецензия на книгу Е. В. Анисимова «Россия в середине XVIII ве-
ка. Борьба за наследие Петра» // Звезда. 1987. № 12.
Методические указания по исторической географии СССР.
Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1987 (в соав-
торстве).
И путь до Парижа... // Советская Россия. 1987. 4 сентября.
Лейб-гвардия в атаку! // Собеседник. 1987. № 35.
Грядущий наш Квирога // Смена. 1987. 29 мая.
Недаром помнит вся Россия... // Там же. 1987. 26 августа.
И клятву верности сдержали... // Там же. 1987. 6 сентября.
Судьба артиллерийского офицера // Вечерний Ленинград.
1987. 7 сентября.
Великий день Бородина // Ленинградский университет. 1987.
18 сентября.
1989
Новые материалы о П. С. Пущине // Временник Пушкинской
комиссии. Вып. 23. Л.: Наука, 1989 (в соавторстве).
Кинотеатры Ленинграда в годы Великой Отечественной
войны // Вопросы истории и историографии Великой
Отечественной войны. Л.: Изд-во Ленинградского универ-
ситета, 1989.
Ленинградское пролетарское спортивное общество «Динамо»
в 1924—1937 гг. // Добровольные общества Петрограда—
Ленинграда 1917—1937 гг. Л.: Наука, 1989.
Источники о деятельности белогвардейских судебно-следст-
венных органов Севера в фондах ЦГАОР СССР и ЦГАСА
// Археография и источниковедение истории Европейско-
го Севера РСФСР. Кн. 1. Вологда: Вологодский педаго-
гический институт, 1989.
Опричнина. Невозвращенец Г. Агабеков и секретные службы
Сталина // Собеседник. 1989. № 34.
11
Цусима. Боль и память // Учительская газета. 1989. 18 мая
(в соавторстве).
Конец авантюриста Якова Блюмкина: Из записок чекиста
Григория Агабекова // Там же. 1989. 29 июля.
Судьбу выбирают. Генерал Власов, власовцы и другие // Там
же. 1989. 19 сентября.
Рабами не стали. Неизвестные страницы трагической истории
русской эмиграции первой волны (Э. Н. Гиацинтов) //
Там же. 1989. 5 октября.
Лики времени // Там же. 1989. 30 ноября.
Из неопубликованного и забытого: Антон Туркул // Литера-
турная Россия. 1989. № 49.
Судьбу выбрали сами // 24 часа. Дайджест советской и
зарубежной прессы. 1989. № 2. Июль.
Против своего Отечества. Генерал Власов, власовцы и
другие... // Смена. 1989. 27 августа.
В Париже исчезали генералы... Нераскрытые тайны зарубеж-
ной деятельности ОГПУ-НКВД // Там же. 1989. 21—22
октября.
В Париже исчезали генералы (Нераскрытые тайны зарубеж-
ной деятельности ОГПУ-НКВД) // Ленинградский уни-
верситет. 1989. 20 и 27 октября.
СССР—Афганистан: роковой 1927 год (Из записок начальника
Восточного сектора ОГЛУ) // Там же. 1989. 23 декабря.
Против своего Отечества // Ленинградский университет. 1989.
9 июня.
Я подготовил ликвидацию Энвера-паши (Из записок началь-
ника Восточного сектора ОГЛУ Г. Агабекова) // Там же.
1989. 17 ноября.
Бегство секретаря Сталина (Из записок резидента ОГПУ в
Персии) // Там же. 1989. 1 декабря.
1990
Это те же снаряды по врагу... (Агитационно-пропагандистская
работа ученых университета) // Ленинградский универ-
ситет в Великой Отечественной. Очерки. Л.: Изд-во
Ленинградского университета. 1990.
Материалы деникинского Особого Совещания // Перестройка
в исторической науке и проблемы источниковедения и
12
вспомогательных исторических дисциплин. Киев: Изд-во
Киевского университета, 1990.
Красный и белый террор гражданской войны // Сквозь бури
гражданской войны. Архангельск: Географическое обще-
ство СССР, 1990.
Источники о контрреволюционных армиях и правительствен-
ных учреждениях Поволжья и Урала периода граждан-
ской войны // Историография социалистического стро-
ительства в Поволжье и на Урале. Уфа: Изд-во Уфинского
университета, 1990.
К вопросу о деятельности белогвардейских правительственных
учреждений Севера и Юга России // Европейский Север:
история и современность. Петрозаводск, 1990.
Обмен секретной информацией между Колчаком и Деникиным
в конце 1918 — первой половине 1919 гг. // Сибиряки
в борьбе за власть Советов, за защиту социалистического
Отечества. Новосибирск: СО АН СССР, 1990.
Наши агенты от милиционера до наркома... (Из записок
белогвардейского агента Н. Ф. Сигиды). Предисловие и
комментарии // Родина. 1990. № 11.
Школа ненависти (круглый стол историков) // Там же (в
соавторстве).
К вопросу о позиции русской эмиграции во время Второй
мировой войны // Советский Союз в первый период
Великой Отечественной войны. Л.: ВПУ МВД СССР, 1990.
Крах Северо-Западной армии (По материалам архива генерала
А. И. Деникина и малоизвестным публикациям). Преди-
словие и комментарии // Ленинградская панорама. 1990.
№ 6.
Красный и белый террор // Учительская газета. 1990. № 12.
И личное геройство... (Очерк о генерале Маркове) // Там
же. 1990. № 44.
Из неопубликованного и забытого: Антон Туркул. Баклажки.
Предисловие // Литературная Россия. 1990. № 24.
Белое дело. Жил человек... (М. Г. Дроздовский) // Час пик.
1990. № 29. 10 сентября.
«Идем к черту на рога и за синей птицей...» (О С. Л. Мар-
кове) // Там же. 1990. № 38. 12 ноября.
13
Антон Туркул. Баклажки. Предисловие // Советская моло-
дежь. 1990. № 117—118.
Агент Опперпут. Узнаем ли мы, наконец, правду об операции
«Трест»? // Вечерний Ленинград. 1990. 30 августа.
Дело Бориса Коверды // Там же. 1990. 25 октября.
В стане врагов. Москва, 1918 год, глазами белогвардейского
агента // Единство. 1990. № 1. 17 мая (в сооавт. с
Е. Л. Варустиной).
Я подготовил ликвидацию Энвера-паши // Знамя прогресса.
1990. № 4.
Исповедь белого партизана // Спектр (приложение к ежене-
дельнику «Знамя прогресса»). 1990. Октябрь.
С Россией в сердце: Штрихи к портрету русского эмигранта //
Ленинградский университет. 1990. 5 января.
Конец Северо-Западной армии (Из документов архивного
фонда генерала А. И. Деникина). Предисловие и коммен-
тарии // Там же. 1990. 23 февраля.
«...Через потоки чужой и своей крови»: Жизнь и судьба
генерала М. Г. Дроздовского // Там же. 1990. 6 апреля.
«Никогда не берег себя» (Очерк о генерале С. Л. Маркове)
// Там же. 1990. 30 марта.
Красный и белый террор // Там же. 1990. 22 и 29 июня.
Правитель Юга России: врангелевский этап Белого движения
языком документов и глазами участников событий //
Там же. 1990. 28 сентября; 5, 19 октября.
Дело Бориса Коверды // Там же. 1990. 12 октября.
Да здравствует Михаил Второй? (Интервью) // Вечерний
Ленинград. 1990. 2 августа.
Сколько в России дворян (Интервью В. Крайнева) // Там
же. 1990. 11 августа.
Вахмистры, поручики, корнеты (Интервью В. Кокосова) //
Там же. 1990. 1 сентября.
Беседа с Ее Высочеством Княгиней Верой Константиновной
Романовой // Петербургский монархический вестник.
1990. № 1.
1991
Against His Native Land (general Vlasov, the Vlasovites and
Others), in Soviet Studies in History (A Journal of
14
Translations), New York, M. E. Sharpe Inc., Winter 1990—
91, Vol. 29, № 3.
Main Tendencies in Studies of the History of the Great War
in Russia and the USSR, in La Grande Guerre: Pays,
Historie, Memoires. Bulletin du Centre de Recherche,
(Peronne, France), Fevrier 1991, N 3.
Дроздовский, Туркул и книга «Дроздовцы в огне» // Антон
Туркул. Дроздовцы в огне. Л.: Ингрия, 1991 (репринтное
издание).
Воспоминания Э. Н. Гиацинтова как источник по истории
русской армии 1917 года // Изучение и преподавание
историографии в высшей школе. Калининград: Изд-во
Калининградского университета.
К вопросу об эволюции меньшевизма в годы гражданской
войны // История Советской России: новые идеи, суж-
дения. Тюмень: Изд-во Тюменского университета, 1991.
«Союз Возрождения» и вопрос об организации власти на Юге
России (осень 1918 — весна 1919 гг.) // Великий Октябрь.
Политические партии в России и СССР. Социалистические
преобразования в стране. Владимир: Владимирский пе-
дагогический институт, 1991.
Новые материалы о настроениях в русской армии 1917 г. //
Культура межнациональных отношений в обществе и
армии. М.: ВПА МВД, 1991.
Гибель царского Петрограда: Февральская революция глазами
градоначальника А. П. Балка // Русское прошлое. Кн. 1.
Л., 1991 (в соавторстве).
Э. Н. Гиацинтов. «Трагедия русской армии в 1917 году».
Вводная статья и комментарии // Там же.
А. А. Борман. «Москва-1918: из записок секретного агента
в Кремле». Вводная статья и комментарии // Там же (в
соавторстве).
Из документов белогвардейской контрразведки. Вводная
статья и комментарии // Там же.
Из документов белогвардейской контрразведки. Секретная
сводка о работе Харьковского ОСВАГа. Вводная статья
и комментарии // Русское прошлое. Кн. 2. СПб., 1991.
«Судьбы России важнее судеб эмиграции...» (Из документов
генерала А. И. Деникина) // Родина. 1991. № 6—7.
15
«Я везде чужой...» (Из писем русского эмигранта) // Там
же. 1991. № 8.
Сын Отечества — генерал Каппель // Аспект. 1991. № 18.
Судьба генерала Врангеля // Литературный вестник. 1991. №
1—2.
Белые и красные: кто есть кто // Невское время. 1991. 7
марта.
Власовцы: придет ли час оправдания? // Там же. 1991. 29
июня.
Генерал Каппель // Ленинградский университет. 1991. 18—25
января.
Антон Туркул. Земля обетованная. Предисловие // Там же.
1991. 22 февраля.
Донской партизан Чернецов // Там же. 1991. 22 марта.
«Русское прошлое» (Интервью В. Кокосова) // Вечерний
Ленинград. 1991. 28 марта.
Врангель был убит (Интервью) // Вечерний Петербург. 1991.
19 октября. (= Digest. 1991. № 24)
Уложил чемоданы Бортневский (Интервью В. Кокосова) //
Там же. 1991. 16 ноября.
Main Tendencies in the Study of the History of the Great War
in Russia and the USSR. La Grande Guerre: Pays, Histoire,
Memoire. Bulletin du Centre de recherche. Fevrier. 1991.
N 3 (на англ, яз.)
1992
Проекты создания Директории на Юге России осенью 1918—
весной 1919 гг. // Вестник Санкт-Петербургского уни-
верситета. Сер. 6. 1992. № 1.
Эраст Гиацинтов. Записки белого офицера. СПб.: Интерпо-
лиграфцентр, 1992. Предисловие, комментарии, указатель
имен.
А. А. Столыпин. Записки драгунского офицера. 1917—
1920 гг. Комментарии // Русское прошлое. Кн. 3. СПб.,
1992 (в соавторстве).
Н. В. Савич. Из Красного Петрограда на Белый Юг (Воспо-
минания бывшего депутата Государственной Думы). Ком-
ментарии // Там же.
16
П. С. Махров. В штабе генерала Деникина. Комментарии //
Там же.
П. В. Колтышев. На страже русской чести (Париж, 1940—
1941 гг.). Комментарии // Там же.
Ясское совещание 1918 г. (Журналы заседаний Русской
делегации). Комментарии // Там же.
Аннотированный указатель имен // Там же (в соавторстве).
Место новых исторических документов в системе военно-на-
учного знания // Культура межнациональных отношений
в обществе и армии. М., 1992.
1993
White Administration and White Terror (The Denikin period),
in The Russian Review (An American Quarterly Devoted
to Russia Past and Present). Vol. 52, N 3 (July 1993).
Белое дело (Люди и события). СПб., 1993.
Антибольшевистские политические организации в период
гражданской войны 1918—1920 гг. (Некоторые материа-
лы Архива Гуверовского института Стэнфордского уни-
верситета) // Русская общественно-политическая мысль
и общественно-политические движения в России XVIII—
начале XX вв. Самара: Самарский государственный
педагогический институт, 1993.
Б. В. Прянишников и его книга // Борис Прянишников.
Незримая паутина. СПб.: Час пик, 1993.
А. Г. Шапрон дю Ларре. Воспоминания об отъезде из
Петрограда осенью 1918 г. Вводная статья и комментарии
// Русское прошлое. Кн. 4. СПб., 1993.
К истории осведомительной организации «Азбука» (из кол-
лекции П. Н. Врангеля Архива Гуверовского института).
Вводная статья и комментарии // Там же.
Русский Зарубежный военный некрополь: Русская гвардия на
кладбище Сен-Женевьев де Буа. Предисловие // Там же.
Вот судьба... (Неизвестный автограф В. В. Шульгина) //
Слово и дело. 1993. 21-27 января.
1994
Социальные группы и их политическая культура // Анатомия
революции: 1917 год в России: массы, партии, власть.
СПб.: Глагол, 1994 (в соавторстве).
17
К вопросу о красном и белом терроре // Отечественная
история. 1994. № 4/5.
«Сознание верности жизненного пути...»: к изданию в России
книги Н. Рутыча // Посев. 1994. № 1.
К изданию мемуаров Н. В. Савича // Там же. 1994. № 3.
Записки генерала Махрова // Там же. 1994. № 6.
Кубань и Добровольческая Армия в 1918—1919 гг.: из
архивных собраний Свято-Троицкого монастыря Русской
Православной Церкви Заграницей. Вводная статья и
комментарии // Русское прошлое. Кн. 5. СПб., 1994.
«Ставя Родину выше лиц...»: Из архива генерала И. Г. Бар-
бовича. Вводная статья и комментарии // Там же.
Русский Зарубежный некрополь: российские военные моряки
и военные летчики на кладбище Сен-Женевьев де Буа //
Там же (в соавторстве).
«Судить нас будет Господь Бог...»: К публикации мемуаров
Н. В. Савича // Русская мысль (Париж). 1994. № 4023.
Белое движение Юга России глазами его участника: к
изданию мемуаров П. С. Махрова // Там же. 1994. №
4033.
Генерал Врангель: «Мы вынесли Россию на своих знаме-
нах...». Предисловие // Русская жизнь (Сан-Франциско).
1994. 17 сентября.
Белые воины: Подполковник Ган // Там же. 1994. 13 октября.
Белые воины: Военный летчик Пихтовников // Там же. 1994.
1 ноября.
Белые воины: Поручик Яковлев // Там же. 1994. 31 декабря.
Юные разведчики ОРЮР в Санкт-Петербурге // Там же.
1994. 20 декабря.
1995-1996
White Intelligence and Counter-Intelligence during the Russian
Civil War. Pittsburgh: Center for Russian and East
European Studies (The Carl Beck Papers in Russian and
East European Studies, № 1108).
Разведка и контрразведка Белого Юга (1917—1920 гг.) //
Новый Часовой. 1995. № 3.
Белая разведка и контрразведка на Юге России в годы
гражданской войны // Отечественная история. 1995. № 5.
18
Белые воины: Генерал-лейтенант Барбович // Русская жизнь
(Сан-Франциско). 1995. 7—8 февраля.
Агент «Иванов», или Неудавшаяся провокация ОГЛУ против
матери генерала Врангеля // Там же. 1995. 18 февраля.
Белые воины: Дело полковника Голощапова // Там же. 1995.
28 февраля.
Скорбные письма голубого гусара: 1931—1937 // Там же.
1995. 8—9 апреля.
Белые воины: Штабс-капитан Миронов // Там же. 1995.
27 апреля.
Белые воины: Ротмистр Аринбристер // Там же. 1995. 6
мая.
Следует ли эмигрантам передавать исторические реликвии в
Россию? // Там же. 1995. 3 августа.
Загадка смерти генерала Врангеля: неизвестные материалы
по истории русской эмиграции 1920-х гг. // Там же.
1995. 8—9 августа.
Белые воины: Полковник Глебов // Там же. 1995. 16 августа.
Минский врач — внук белого генерала С. Н. Войцеховского
// Там же. 1995. 11 октября.
Белые воины: Генерал-майор Фок // Там же. 1995. 11 ноября.
Потаенные иллюстрации русской революции // Там же. 1995.
12 декабря.
Белые воины: Полковник Колтышев // Там же. 1995. 16
декабря.
Смерть генерала П. Н. Врангеля: еще одно преступление
ГПУ? (Интервью) // Русская мысль (Париж). 1995. №
4094.
Чехословацко-советские злоключения Сергея Тилли — внука
белого генерала С. Н. Войцеховского // Панорама (Лос-
Анжелес). 1995. № 756.
Был ли убит генерал П. Н. Врангель? Неизвестные страницы
истории русской эмиграции // Там же. 1995. № 764.
Документы по истории русской эмиграции в архивах США //
Русская, украинская и белорусская эмиграция в Чехосло-
вакии между двумя мировыми войнами. Прага, 1995.
Генерал Врангель и борьба за руководство русской эмиграцией
в 1920-х гг.: загадка смерти Белого вождя // Там же.
19
Был ли убит генерал Врангель? // Вестник Общества Русских
Ветеранов Великой войны в г. Сан-Франциско. 1995. №
275.
Белое дело на страницах историко-документального альмана-
ха Русское прошлое // Наши вести (США). 1995. №
440/2741.
И. А. Ильин и П. Н. Врангель: 1923-1928 гг. Вводная статья
и комментарии // Русское прошлое. Кн. 6. СПб., 1996.
Н. В. Линдестрем. 28 скорбных писем голубого гусара.
1931-1937 гг. / Вводная статья и комментарии // Там
же.
Загадка смерти генерала Врангеля: Неизвестные материалы
по истории русской эмиграции 1920-х годов // Библиотека
журнала «Новый Часовой». СПб., 1996.
П. Н. Врагель. Из фронтовых писем жене: 1918-1920 гг. /
Вводная статья, подготовка текста и комментарии //
Русское прошлое. Кн. 7. СПб., 1996.
Н. Ф. Иконников. Пятьсот дней: секретная служба в тылу
большевиков 1918-1919 гг. / Вводная статья, подготовка
текста и комментарии // Там же.
Письмо Д. Д. Гримма П. Н. Врангелю от 4 октября 1921 г.
(из архива Гуверовского института войны, революции и
мира) / Вводная статья, подготовка текста и комментарии
// Там же.
«Документы Трилиссера» и новая книга Юрия Фельштин-
ского: реплика вместо рецензии... // Там же.
1997
Генерал-майор А. В. Фок // Новый Часовой. 1997. № 5.
1998
Материалы по истории русской эмиграции в архивах США //
Новый Часовой. 1998. № 6-7.
С. П. Мартынов. «Рука Божия...» (Из записок артиллерий-
ского полковника). Подготовка текста и комментарии //
Русское прошлое. Кн. 8. СПб., 1998.
20
I. ДОКУМЕНТАЛЬНЫЕ ПУБЛИКАЦИИ
ЦУСИМА.
БОЛЬ И ПАМЯТЬ
Цусима... Слово это вошло в наше историческое сознание
как зловещий памятник царизму, свидетельство его неспо-
собности управлять страной. «Русский военный флот окон-
чательно уничтожен. Война проиграна бесповоротно... Перед
нами не только военное поражение, а полный военный крах
самодержавия», — писал В. И. Ленин.
Все-то так. Можно спорить о причинах и виновниках
поражения, дискутировать о целесообразности сверхдальнего
перехода кораблей 2-й Тихоокеанской эскадры с Балтики к
японским берегам, сравнивать тактико-технические данные
судов. Но мы не должны забывать, что Цусима осталась в
памяти современников и как ярчайший символ мужества и
величия русских моряков, их самопожертвования, верности
долгу.
В 1911 году в Петербурге на Английской набережной
(ныне — набережная Красного флота) архитектором М. Пере-
тятковичем при участии художников В. Васнецова,
Н. Бруни, Б. Микешина была построена церковь. Внутри,
на стенах ее, установили бронзовые доски с именами всех
погибших моряков русско-японской войны, в том числе и
5045 погибших в Цусимском сражении 14-15 (27-28) мая
1905 г. Этот глубоко почитаемый народом храм-памятник
был варварски уничтожен в зловещий для шедевров отече-
ственной культуры 1932 год...
Храма Спаса-на-Водах нет, но остались уникальные
свидетельства очевидцев и участников событий. Лейтенант
Николай Кржижановский проходил службу на эскадренном
броненосце «Князь Суворов», где размещался и штаб коман-
дующего 2-й Тихоокеанской эскадрой вице-адмирала 3. Ро-
жественского. «Князь Суворов» держался до последнего... Из
21
904 нижних чинов команды погибло 890, из 43 офицеров —
33, шестеро ранено. «Наши воины отдавали должное его
геройскому сопротивлению», — вспоминал один из японских
моряков. Донесение Н. Кржижановского, составленное им по
горячим следам событий на основе веденных в ходе боя
записей, хранится в Центральном государственном архиве
Военно-морского Флота СССР. Публикация его подготовлена
ленинградцами Петром Андреевичем Головкиным и Виктором
Георгиевичем Бортневским, потомками погибших на «Князе
Суворове» мичманов Дмитрия Сергеевича Головкина и Бориса
Николаевича Шишкина.
“В 8 часов утра я сменился с вахты и, будучи свободным,
занялся записыванием моментов...
1.25 — по носу показались из мглы суда японской
броненосной эскадры, идущей прямо на нас в строе кильва-
тера. Неприятель резко повернул вправо. «Миказа», «Шики-
тима», «Фуджи», «Асахи», «Кассуги», «Ниссин».
1.40 — расстояние до «Миказы» 70 кабельтовых. Повер-
нули на курс норд-ост 23 градуса. Как только показался
неприятель, вошли в боевую рубку: адмирал, флаг-капитан,
полковник Берсенев, Филипповский, лейтенант Свербеев,
Командир, лейтенант Владимирский, мичман Шишкин. Мне
было приказано находиться в боевой рубке и сменить
лейтенанта Свербеева, который распоряжался подъемом сиг-
налов, если он будет ранен. В рубке было просторно. Царило
полное молчание. Неприятель стройной линией, с равными
промежутками в полтора-два кабельтовых двигался большим
ходом влево от нас. Все ожидали приказания Адмирала
открыть огонь.
1.45 — «Миказа» резко повернул к нам на 16 румбов и
лег на параллельный курс. Адмирал приказал сделать один
выстрел из левой носовой шестидюймовой башни на дальнее
расстояние в 32 кабельтовых в «Миказа» для пристрелки.
Перелет, уменьшили расстояние на 2 кабельтовых. Первый
наш выстрел раздался, когда «Миказа» створился с «Фудзи»,
а «Шикима» повернул носом к нам. Минуты через две открыл
огонь «Миказа». Сначала был ряд перелетов около 1/2
кабельтовых, затем начались попадания.
Одним осколком, похожим на половину донышка трех-
дюймового снаряда, вывело из боевой рубки двух человек у
22
правого дальномера. Один тотчас же ушел, другой свалился,
но сейчас же сам встал и вышел для перевязки. С этого
момента начался прямо ад, снаряды попадали с различных
сторон. Корабль содрогался от выстрелов своих пушек,
слышен был постоянный звон от ударов в броню, иногда в
рубку залетали осколки и вертелись в ней. Вне рубки убило
сигнального кондуктора Кантурова.
2 ч. — расстояние до «Миказа» 28 кабельтовых. «Ми-
каза» уходил заметно вперед. Осколки чаще начали попадать
в рубку. Убило наповал полковника Берсенева, рулевого
кондуктора Зайсуна и рулевого. К штурвалу встали справа
лейтенант Свербеев, слева я. Ручки штурвала в крови. У
меня вся правая сторона тужурки была забрызгана мозгами.
Вонь ужасная. Через минуту нас сменили запасные рулевые.
Все начали держать головы ниже края брони, взглядывая
на неприятеля ежеминутно.
2.15 — повернули опять на курс норд-ост 23 градуса.
Расстояние до неприятеля стало быстро уменьшаться. «Ми-
каза» был почти по носу. Слева ближе проходили другие
неприятельские корабли. Ранило Владимирского в голову,
ушел на перевязку. Снаряды неприятеля стали падать
непрерывно. Свои выстрелы перестали быть слышны. Опре-
деление расстояния прекратилось из-за дыма и газов, которые
красной колеблющейся стеной стали кругом. Неприятеля не
было видно. Костки, прикрывающие до половины прорезь в
рубке, были оборваны. Начался пожар в рострах и кругом
рубки. Командир просил Адмирала переменить курс, говоря,
что неприятель пристрелялся. Адмирал несколько времени
выдерживал и говорил: «Василий Васильевич, успокойтесь».
По переговорной трубе донесли, что получена подводная
пробоина. Тогда Адмирал скомандовал: «4 румба вправо».
2.20 — это последний момент, записанный в моей боевой
книжке. За время поворота сзади попал в рубку снаряд,
оборвал наверху полосой угловое железо и сместил краску.
Вместе с тем град осколков посыпался внутрь. Адмирал был
ранен в голову, флаг-капитана ранило в затылок, лейтенанта
Свербеева — в спину, мичмана Шишкина — в спину и ноги.
Мне попало по рукам и в лицо мелкими осколками. В часах,
которые я держал в руках, от сотрясения стрелка прижалась
к стеклу, и часы остановились.
23
Я бросился помочь Адмиралу, но, видя, что кровь не
идет из раны и что Адмирал продолжает сидеть на месте,
побоялся дотронуться неумелыми руками и перешел в другое
место рядом с полковником Филипповским.
2.40 — через несколько минут огонь неприятеля слегка
ослабел. Вернулся в рубку с перевязки лейтенант Владимир-
ский. Прямо с носа ударил снаряд прямо в рубку, осколками
вторично ранило Адмирала в ноги. Меня сбросило с рельсов
для передвигания дальномеров, на которых я сидел, на палубу
сорвало чехол с фуражки. Обе руки покрылись язвами от
мелких осколков. В воздухе закружились серые стружки.
Сидящий предо мной на корточках Командир был ранен в
голову. Я видел, как у него кожа головы вскрывалась в двух
местах конвертом и оттуда хлынула кровь струйками во все
стороны. Он откинулся назад, и его вынесли из рубки.
Лейтенанта Владимирского ранило вторично, он сказал: «На
этот раз попало здорово». Момент по часам я посмотрел у
полковника Филипповского, которого часы лежали на сто-
лике...
Кругом рубки загорелся такой пожар, что стало жарко
и временами ничего не было видно. Полковник Филипповский
возбудил вопрос, как поставить руль прямо, чтобы он не
мешал управляться. Телефонное сообщение с рулевым отде-
лением было прервано. Адмирал приказал пойти поставить
руль прямо. Сначала хотел выйти лейтенант Богданов, но
сказал, что кругом огонь, и вернулся к машинному аппарату.
В это время случайно огонь прижало ветром к палубе. Это
дало мне возможность заметить большую дыру в палубе и
несгоревший еще привальный брус. Тогда, сказав, что я
пойду, одним прыжком перескочил сквозь огонь на приваль-
ный брус мостика. Поручней уже не оказалось, а прямо
дальше прыгнул на шестидюймовую левую башню, спустился
с нее вниз и пошел дальше через батарейную палубу в рулевое
отделение. Огонь неприятеля продолжался все время. В
батарее я встретил капитана 2 ранга Семенова. Больше там
никого не было. В рулевом отделении руль уже оказался
поставленным прямо... совсем светло. По правому борту от
нескольких кают ничего не осталось. Огромные отверстия
выше человеческого роста позволяли видеть большую часть
горизонта. Никаких кораблей не было видно. Был крен около
24
5 градусов на левый борт. Палуба была покрыта обломками
дерева и железа. Слышно было журчание воды... В перевя-
зочном пункте я видел раненых Командира, лейтенанта
Свербеева, Новосильцева и мичмана Казакевича... В это время
стрельба опять усилилась. Я поспешил наверх. Однако не
доходя до трапа в перевязочный пункт шагов десять, я
увидел, как над трапом палубой выше разорвался снаряд и
целая куча людей, человек около 40, помещавшихся между
каютами у трапа, легли сразу, почти без стонов. Я должен
сознаться, что в этот момент нервы не выдержали, и я
совершенно безотчетно, как будто мной руководила посторон-
няя сила, повернул обратно и спустился опять в машину. В
это время наверху раздался опять треск и мимо меня по
трапу пролетел большой осколок с ярко горевшим составом.
Конечно, я тотчас же опомнился и бросился наверх, тем
более, что офицерское отделение запылало. Внизу огонь был
небольшой, горели сильно каюты штаба палубой выше, но
туда нельзя было подняться, и пришлось их заливать снизу.
У меня работало только два человека с одним шлангом. За
это время палубой выше разорвалось несколько снарядов,
один снаряд разорвался и в нашем отделении, ранил одного
матроса и перебил шланг. У меня осколок пробил сапог,
сорвал кожу с двух пальцев и вылетел. Первое время мне
казалось, что пальцы оторваны, но так как они сгибались и
крови не было, то я решил не обращать на это внимания.
Матрос тоже не пошел на перевязку. Мы продолжали
работать, но струя воды была очень слабая, огонь все
разгорался, и наконец мы отступили перед ним в батарею
75-миллиметровых орудий. Здесь было около 20-30 человек,
которые поспешно передвйгали беседки с 75-миллиметровыми
патронами к носу, где, впрочем, тоже был виден огонь в
нескольких местах. Полупортики были разбиты, и волна все
время вкатывалась на выпуклую броневую палубу и скаты-
валась обратно. Однако часть воды могла сквозь небольшие
пробоины и другие отверстия вливаться внутрь и затоплять
корабль. Положение становилось угрожающим.
Я поспешно отправился в центральный пост, чтобы
предупредить Адмирала о положении корабля, но не мог
найти прохода. Груды обломков с обеих сторон судна
преграждали путь. На правой стороне вдобавок нагромождены
25
были беседки с патронами. Огонь неприятеля опять стих.
«Суворов» тоже молчал. Изредка рядом раздавались взрывы
патронов, но этот взрыв, как хлопанье хлопушек, по
сравнению со взрывом настоящего снаряда. Команда продол-
жала работать в непосредственной близости этих патронов,
заботясь главным образом об удалении целых беседок. На
верхнюю вел один трап, но он был повернут спиной ко мне,
кругом огонь не позволял к нему пробраться. Тут я в
батарейной палубе последний раз встретился с Богдановым,
который сказал мне, что есть проход по самому правому
борту. Однако вследствие изменения курса весь дым, который
был сзади, сразу заполнил все отделения. Нельзя было
дышать, воцарилась полная тьма, в которой мелькали
огоньки. Раздумывать было нечего. Я бросился в огонь,
добрался до трапа и выскочил на верхнюю палубу. Тут
решительно все было исковеркано, жар невыносимый, всюду
пламя. Всюду обгоревшие тела. Бегом между языками
пламени я искал выход и случайно очутился против выхода
к правой шестидюймовой башне. Заглянул в башню и увидел
там Адмирала, сидящего на станке возле правой пушки.
Адмирал приказал мне вызвать комендоров и стрелять.
Однако башня уже не вращалась, подача была испорчена, а
впереди никого не было видно. Вообще внутренность башни
была в таком виде, что стрельба казалось более опасной для
себя, чем для неприятеля. На всякий случай я вышел, чтобы
позвать сведущих людей привести башню в исправность.
Войти внутрь броненосца уже нельзя было, там был сплошной
огонь. На нос пройти тоже было невозможно, горели
свалившиеся коечные сетки.
Я пошел на ют посмотреть, где наши суда и неприятель.
Это было около 4 часов. В палубах при тушении пожаров я
пробыл около получаса, в машинах — около четверти часа.
На юте увидал двенадцатидюймовую башню, с которой крыша
была сорвана и сброшена на левую сторону. Орудия в башне
стояли не параллельно. Спардек весь пылал. Осыпался
обрубок грот-мачты, остальное все разрушено. Подняв ворот-
ник тужурки, поднялся к левой шестидюймовой башне
(правый трап был сорван). Снаружи башня была цела, но к
ней нельзя было прикоснуться — так она была накалена. С
кормы раздались выстрелы. Спустившись на ют, совсем
26
близко, кабельтовых в 3-4, увидал четыре неприятельских
4-палубных миноносца. По ним изредка стреляла одна
75-миллиметровая с кормы. Они изредка тоже отвечали. С
юта я увидел, что наша эскадра приближается с носа с левой
стороны, неприятельские миноносцы отошли. На правом срезе
я увидал флаг-капитана, который управлял броненосцем так,
чтобы дым и пламя шли на левую сторону. Его команду
флагманские писаря передавали в подбашенные отделения,
а оттуда — в центральный пост передавали судовые чины.
Наши суда резали нам нос кабельтовых в 10-15, уходили
вправо и затем на некотором расстоянии опять ворочали
немного влево. Крейсера резали ближе и проходили по
правому борту в 10 кабельтовых. В одной линии шли «Олег»,
«Аврора» со сбитой фор-стеньгой, со скрещенными реями на
грот-мачте и с приспущенным флагом, «Донской». В другой
линии шли в большом порядке транспорты «Анадырь»,
«Иртыш» с креном на нос и «Корея», тоже вплотную друг
с другом, не в строе я еще заметил «Алмаз», «Свирь» и
миноносцы. Броненосцы шли «Бородино», «Александр III»
под большим креном, «Орел», третий бригадный отряд,
«Сисой Великий», «Наварин» со скрещенными реями и
приспущенным флагом «Нахимов».
Неприятельские броненосцы, а также «Кассуга» и «Нис-
син» без заметных повреждений шли догонять первый
бригадный отряд на котором были пожары. Стоя на срезе,
я руками семафорил на «Сисой Великий», «Наварин» и на
миноносец, который шел у «Нахимова», и приказал такое же
семафор «Снимите Адмирала» сделать судовому сигнальщику
«Суворова». Миноносец стал подходить и просемафорил: «Име-
ются ли поломки?». Ответил: «Нет, шлюпки разбиты». Впро-
чем, он подошел так близко, что Командир начал голосом
разговаривать с флаг-капитаном. В это время вокруг «Суво-
рова» начали падать снаряды, неприятель начал расстреливать
также «Камчатку», отставшую от транспортов и очутившуюся
возле «Суворова». Миноносец «Буйный» подошел прямо к
борту. Адмирала вынесли из башни и перенесли на миноносец.
Флаг-капитан послал писаря Устинова за другими флаг-офи-
церами. Воспользовавшись удобным моментом, я тоже пере-
шел на миноносец. Когда удачно удалось принять Адмирала,
команды на броненосце и миноносце кричали «Ура».
27
На срезе броненосца остались лейтенант Вырубов и
прапорщик фон-Курсель, который отказался сойти на мино-
носец. На миноносце была маленькая пробоина в носу, один
убитый и один раненый за время стоянки у «Суворова».
Тотчас же на миноносце был поднят сигнал: «Передаю
начальство адмиралу Небогатову». Семафорили на все сосед-
ние суда: «Адмирал ранен, находится на миноносце». Для
большей верности послан был миноносец «Безупречный» к
«Николаю» передать сигнал и приказание Адмирала идти во
Владивосток.
Все вышеизложенное я записал тотчас же по прибытии
в Сасе-бо, пока воспоминания еще были свежи”.
(ЦГА ВМФ СССР. Ф. 763. On. 1. Д. 338. Л. 252-258).
Учительская газета. 1989. 18 мая.
Э. Н. Гиацинтов
ТРАГЕДИЯ РУССКОЙ АРМИИ В 1917 году
Публикуемые ниже воспоминания были специально на-
писаны для Русского заграничного исторического архива в
Праге и переданы туда в 1926 г. После Второй мировой
войны бесценные коллекции этого архива были вывезены в
Советский Союз и вплоть до последних лет находились на
особом режиме хранения. Не использовалась исследователями
и эта коленкоровая ученическая тетрадка, меж тем как
содержание ее имеет во многом уникальный характер. Но
сначала об авторе этих воспоминаний...
Эраст Николаевич Гиацинтов (1894-1975) родился в
многодетной дворянской семье, жившей на жалование чи-
новника-отца, дослужившегося до тайного советника, дирек-
тора департамента железнодорожных дел министерства фи-
нансов Российской империи. Родня свято чтила память деда
по материнской линии — генерала Владимира Ивановича
28
Мазаракия, ветерана русско-турецкой и кавказских войн.
Николаевский кадетский корпус, Константиновское артилле-
рийское училище, производство в офицеры в августе 1914 г.
Затем — фронт Первой мировой, шесть боевых орденов, два
досрочных повышения в чине за отличие. «По характеру
сердечный, откровенный и общительный, всегда весело и
бодро настроенный юноша. Религиозный, к мерам нравствен-
ного воздействия восприимчив. С товарищами живет очень
дружно», — читаем о нем в корпусном журнале. «В бою
инициативен, прекрасно ориентируется, не уклоняется от
опасности... Безукоризненно честен и правдив, хорошо вос-
питан, хороший товарищ», — отмечается в его служебной
аттестации1.
Потом Пришла гражданская война, служба в Доброволь-
ческой армии — в легендарной Марковской артиллерии. «За
время службы в управлении дивизиона штабс-капитан Гиа-
цинтов всегда отличался примерным исполнением возлагае-
мых на него поручений. Команда разведчиков управления
дивизиона была поставлена им на должную высоту и
исполняла не только чисто артиллерийские, но часто и
кавалерийские задачи, до конных атак включительно, причем
всегда с выдающимся успехом», — говорилось в одном из
приказов по 2-му дивизиону Артиллерийской генерала Мар-
кова бригады2. В ноябре 1920 г. 26-летний подполковник
Гиацинтов вместе с остатками врангелевской армии покинул
Россию и помимо своей воли навсегда стал эмигрантом. В
1921-1922 г. он в качестве рядового (затем — капрала)
вынужден был служить во французском Иностранном легионе
на Ближнем Востоке, находясь поистине в «добровольном
рабстве». Некоторое время жил в Белграде, потом с отличием
закончил Пражский политехнический институт, в качестве
инженера-химика работал на заводах Франции и Австрии. Во
время Второй мировой войны Э. Н. Гиацинтову чудом удалось
избежать гитлеровского концентрационного лагеря за активное
противодействие воинствующему русофобству нацистов. В на-
чале 50-х годов он вместе с семьей переехал в Соединенные
Штаты Америки, умер в январе 1975 г. в Нью-Йорке и был
похоронен на кладбище Свято-Троицкого монастыря Русской
Зарубежной православной церкви в Джорданвилле3.
29
Народная артистка СССР Софья Владимировна Гиацин-
това приходилась Эрасту Николаевичу двоюродной сестрой.
В сентябре 1917 г. они обвенчались. Брак не оказался долгим
и счастливым, но оба до конца дней своих сохранили друг
к другу самые добрые и нежные чувства. «У него были
темные блестящие глаза с японски поднятыми кверху
уголками, красивые руки с тонкими пальцами, удивительно
стройная для мужчины талия и длинные-предлинные ноги,
за которые в детстве он получил кличку Баскервильская, —
вспоминала С. В. Гиацинтова. — Эрик был умен и смешлив,
трудолюбив и ко всему способен — к точным наукам и
музыке, к иностранным языкам и спорту. При свойственной
ему задумчивости он обладал не изменявшим ему никогда
чувством юмора. Но главным в Эрике были ответственность,
смелость (все трудное он как бы между прочим всегда брал
на себя) и понятие чести — Родины, полка, семьи, женщины.
Я никогда не встречала менее эгоистичного и более мужест-
венного человека, никогда не видела такого строгого подчи-
нения высочайшим моральным устоям. И при этом какая
скромность — я часто наблюдала, как люди поначалу не
замечают его среди других, а потом выделяют и не могут от
него оторваться. Его нельзя было обмануть, запутать — не
потому, что он был проницательнее остальных, просто всякая
фальшь отторгалась от него не задевая».4
Находясь в эмиграции, Э. Н. Гиацинтов всегда жил
мыслями о России, мечтал о возможности возвращения на
Родину, оставаясь в то же время верным своим идейным и
нравственным принципам, чувству долга, моральной ответ-
ственности перед предками и потомками. На склоне лет он
писал С. В. Гиацинтовой: «Если бы часовая стрелка пере-
двинулась бы на 50 лет назад, я бы снова повторил то, что
когда-то сделал, ничего не изменив в своей судьбе... Что
касается меня, то, даже зная все катастрофы, я не мог и не
смел поступить иначе. По крайней мере я уйду из этой
жизни, а это, вероятно, будет скоро, с чистой совестью. На
мне нет никакого пятна...»5.
Вторая жена Э. Н. Гиацинтова, Зоя Сергеевна (1903-
1970), урожденная Мартынова, дочь полковника император-
ской армии, родила ему трех сыновей, проживающих ныне
в штате Нью-Джерси. Старший — Кирилл, крупный бизне-
30
смен, президент компании «ДРГ интернейшнл», ведущей уже
более 20 лет совместно с советскими учеными важные работы
в области медицинской и фармацевтической промышленнос-
ти.6 Средний — Николай, известный ученый-биохимик,
профессор Нью-Йоркского университета. Младший сын —
Сергей, по образованию антрополог. Все они родились на
чужбине, но были воспитаны в духе любви и уважения к
России, ее народу, истории, культуре и постарались, в свою
очередь, привить это своим детям.
Мемуарное наследие Э. Н. Гиацинтова весьма обширно.
Будучи пражским студентом, он написал и передал в архив
рукописи общим объемом 6,5 авторских листов,7 а в конце
60-х — начале 70-х годов продиктовал обстоятельные воспо-
минания того же объема — от первых впечатлений детства
до Второй мировой войны.8 Среди этих материалов, уже
полностью подготовленных к изданию, особое место занимает
одна из трех пражских тетрадок — посвященная событиям
1917 г. в России.
С самого начала Первой мировой войны Э. Н. Гиацинтов
служил во 2-й батарее 3-й гренадерской бригады и к 1917 г.
был штабс-капитаном, старшим офицером батареи. В своих
воспоминаниях он глазами участника событий рассказывает
о гибельных для русской армии процессах в период от
Февраля к Октябрю, ярко передает настроения фронтовиков,
прежде всего кадрового офицерства, значительная часть
которого сыграла затем видную роль в Гражданской войне —
как на той, так и на другой стороне. Но не в этом, конечно,
уникальность данных воспоминаний. Дело в том, что основное
внимание в них уделено обстоятельствам подавления анти-
правительственных выступлений частей Юго-Западного фрон-
та в июле 1917 г., в которых «волею судеб» довелось принять
деятельное участие автору. «Дабы не навлечь ни на кого
карающей десницы советской власти», Э. Н. Гиацинтов за-
шифровал записки, лишь буквами обозначив названия воин-
ских частей и фамилии офицеров. Изучение и сопоставление
материалов различных фондов ЦГВИА СССР позволило
произвести полную дешифровку рукописи. В результате
выявилось, что речь идет о самовольном уходе с боевых
позиций 46-й пехотной дивизии и особенно о выступлении
входившего в эту дивизию 181-го Остроленского полка.
31
Именно этот полк в конце концов подвергся артиллерийскому
обстрелу командуемой автором батареи. В необозримом море
научной и мемуарной литературы о русской армии 1917 г.
этот сюжет остался совершенно неосвещенным — меж тем
как сообщаемые Э. Н. Гиацинтовым сведения о потерях
«бунтовщиков» (154 человека, из коих 48 убито) свидетель-
ствуют, что эта карательная операция значительно превосхо-
дит по своим трагическим результатам все, известные до
настоящего времени.
Воспоминания публикуются по рукописи полностью, без
каких-либо купюр.9 Старая орфография заменена на совре-
менную. В квадратные скобки заключены дешифрованные
названия воинских частей и фамилии военнослужащих.
Заголовок дан публикатором. Подготовка комментария осу-
ществлена главным образом на основе документов ЦГВИА
СССР, а также различной военно-исторической и справочной
литературы.
Примечания
1 Центральный государственный военно-исторический архив СССР (далее —
ЦГВИА). Ф. 320. On. 1. Д. 2810. Л. 9; Ф. 3675. Он. 2. Д. 426. Л. 911-
913.
2
Выписка ио прикаоа § 21 (§ 2) по 2-му дивиоиону Артиллерийской
генерала Маркова бригады. 2 июля 1920 г., село Михайловка // Личный
архив Кирилла Гиацинтова (г. Мауптэнсайд, Нью-Джерси, США).
О
См.: Бортневский В. 1) Рабами не стали. Неизвестные страницы
трагической истории русской эмиграции первой волны // Учительская
газета. 1989. 5 октября; 2) Лики времени // Там же. 1989. 30 ноября.
4
Гиацинтова Софья. С памятью наедине. М., 1989. С. 461-462.
С Россией в сердце! Из писем Эраста Николаевича Гиацинтова Софье
Владимировне Гиацинтовой / Публикация и предисловие В. Бортневского
// Ленинградский университет. 1990. 5 января.
6 См.: Поиск. 1989. № 26. С. 7.
Центральный государственный архив Октябрьской революции, высших
органов государственной власти и государственного управления СССР
(далее — ЦГАОР СССР). Ф. 5881. Он. 2. Д. 309 («Воспоминания»),
Д. 310-311 («Белые рабы. Воспоминания капрала о жизни русских в
иностранном легионе»).
О
Гиацинтов Э. Н. Воспоминания (оригинал магнитофонной записи) //
Личный архив Кирилла Гиацинтова.
9 ЦГАОР СССР. Ф. 5881. Он. 2. Д. 309. 75 лл.
32
Лекция для представителей русской общины в
г. Сиракузы, штат Нью-Йорк. Июль 1990 г.
С Б. В. Прянишниковым, автором книги
«Незримая паутина». 1990г.
С В. В. Гранитовым, начальником РОВСа,
в Музее Общества ветеранов Великой
войны. Сан-Франциско. Июль 1990 г.
В Русской Америке. Форт Росс, штат Калифорния. 1990 г.
В Русском морском музее имени адмирала
С. О. Макарова (США).
В Питтсбургском университете, штат Пенсильвания.
Ноябрь 1991 г.
У могилы генерала А. В. Туркула.
Кладбище Сен-Женевьев де Буа, Париж. Май 1991 г.
С мамой Марианной Викторовной. Аэропорт Пулково-2.
Август 1995 г.
ВОСПОМИНАНИЯ
Последние годы унесли с собой много русских жизней.
Пролилось целое море крови в междоусобной войне. Волею
судеб, мне пришлось еще до начала гражданской войны, в то
время, когда генерал Лавр Георгиевич Корнилов, будучи
Верховным Главнокомандующим,1 делал последние попытки
спасти русскую честь, быть одним из главных действующих
лиц кровавой драмы, происшедшей в районе Броды-Тарнополь.
Событие, которое я описываю ниже, до сих пор не
предавалось огласке. Временное правительство, сидящее
между двух стульев, по вполне понятным соображениям не
могло огласить его, так как это бы вызвало большое
неудовольствие Советов рабочих и солдатских депутатов.
Единственная заметка, появившаяся в газете «Киевская
мысль» в конце июля 1917 года, совершенно не давала ясного
представления обо всем происшедшем. Там было сказано
приблизительно следующее: 16 июля расположение... пехот-
ной дивизии, отказавшейся выступать на позицию, было
оцеплено отрядом кавалерии и артиллерии. Батарея... грена-
дерской артиллерийской бригады выпустила по дивизии три
шрапнели на высоких разрывах, после чего все полки дивизии
изъявили согласие на выполнение боевого приказа».2
На самом деле было выпущено не три снаряда, а
восемьдесят четыре, и не на высоких разрывах, о чем
свидетельствуют потери бунтовщиков, сто пятьдесят четыре
человека, из коих сорок восемь убитых. Обстреливалась не вся
дивизия, а только О.[строленский] полк, при котором не было
офицеров и который в этот период отличался наибольшим
буйством.3 Видя решительные меры правительственных войск,
остальные полки взбунтовавшейся дивизии изъявили покор-
ность, не желая подвергаться участи О.[строленского] полка.
В своих воспоминаниях я счел нужным раньше, чем
перейти к описанию самого печального события, в общих
чертах обрисовать состояние батареи, в которой я служил,
и окружающих ее частей. Фамилии офицеров и названия
частей не называю, дабы не навлечь ни на кого карающей
десницы советской власти.
33
Всю зиму 1916-1917 года наша батарея4 простояла на
позиции в Шельвовском лесу Волынской губернии. Окопы
нашей и немецкой пехоты находились очень близко друг от
друга. Местами сближение достигало восемнадцати шагов,
так что проволочные заграждения были в этих местах общие.
Позиция была не из спокойных. По ночам перебрасывались
минами из минометов, которые разрываясь производили
оглушающий грохот. Пехотные части, как наши, так и
противника, благодаря сильному сближению очень нервни-
чали и часто вызывали заградительный огонь артиллерии.
Таким образом по ночам то тут, то там вспыхивала довольно
оживленная перестрелка. Батареи наши были обильно снаб-
жены снарядами, и мы, не стесняясь, расходовали их. На
наблюдательных пунктах выслеживали германские батареи,
которые после пристрелки мы обстреливали удушливыми
снарядами. Наша позиция была очень хорошо укрыта от
взоров противника, и нащупать нас немецкой тяжелой
артиллерии не удавалось. Благодаря обилию лесного мате-
риала землянки солдат были отлично оборудованы. Лошади
стояли под навесом; у передков была устроена прекрасная
баня; словом устроились на славу со всем возможным
комфортом. Солдаты были почти все старые, и отношения
между ними и офицерским составом были такие, лучше
которых и желать было нельзя. С января месяца начали
поговаривать о наступлении, готовящемся с нашей стороны.
Все говорило за это, в особенности настоящая бомбардировка
от разных тыловых учреждений различными запросами о
состоянии боевых припасов, сапог, шинелей, сухарей и так
далее. И обо всем надо было доносить «срочно», «секретно»
и не менее чем в трех экземплярах. Младшие офицеры
батареи не разгибаясь чертили разные кроки и схемы, а
заведующий хозяйством составлял самые разнообразные
ведомости. В феврале соседний с нашей дивизией участок
посетил главнокомандующий юго-западного фронта генерал
Брусилов5 и долго осматривал подступы к позициям против-
ника. Это последнее еще более укрепило нас всех в мысли,
что готовится большое наступление.
Все мы верили, что результатом этого наступления будет
победоносное окончание войны. Политикой никто из нас
особенно не интересовался. Правда, все были радостно
34
взволнованы убийством Распутина,6 вообще ругали тыл и в
частности Протопопова.7 В этом и выражалось все наше
участие в политической жизни страны.
Первого марта вечером дошли до нас первые вести о
событиях в Петрограде.8 Впечатление было ошеломляющее.
До сих пор верилось в здравый смысл руководителей
политической жизни, казалось, что у них хватит все-таки
патриотизма для того, чтобы отложить свои партийные счеты
до окончания войны. Однако действительность показала
противное. В первый момент на всех нас нашло самое мрачное
отчаяние, так как никто не думал, что правительство без
всякого сопротивления отдаст власть. Ясно было, что внут-
ренние беспорядки отзовутся гибельно на состоянии фронта,
значит сорвется наступление и еще затянется война. Никто,
конечно, не мог себе представить иного окончания войны
кроме победного.
Через два дня пришел Манифест Государя Императора
об отречении от престола и манифест Великого князя Михаила
Александровича.9 Командир батареи,10 не будучи в силах
читать эти манифесты солдатам сам, поручил это сделать
мне. Прочтя оба манифеста перед строем, я от себя добавил,
что 304 года тому назад первый Царь из дома Романовых
Михаил Федорович спас Россию,11 и теперь спасет ее его
правнук, тоже Михаил. Никаких сомнений в том, что Михаил
Александрович будет просить Учредительное собрание взять
власть в свои руки, у меня не было. Не только мы, однако,
но и солдаты наши в то время не могли себе представить
Россию республикой. Солдаты молча выслушали оба мани-
феста. Никто из них никаких восторгов не выражал. Первое
время после переворота позиционная жизнь протекала как
всегда без каких-либо изменений; только почту ожидали с
еще большим нетерпением, чем обычно. Все с жадностью
накидывались на газеты, которые каждый день приносили
все более и более мрачные новости. С величайшим удивлением
узнали мы о существовании Совета рабочих и солдатских
депутатов,12 но никакого значения ему не придали.
Отношения между нами и солдатами не изменились.
Перемена была только внешняя: мы старались им говорить
«вы», а они тоже старались вместо «Ваше благородие»
1 9
называть нас по чину.
35
Чтобы чем-нибудь оттенить революцию, солдаты решили
устроить общее собрание. Как первое собрание, так и все
последующие проходили в полнейшем порядке. Обычно
председателем этих собраний бывал я, если же меня не было,
то какой-нибудь младший офицер, старший из присутство-
вавших. Никто к этому солдат не принуждал, а они сами
так решили. Если во время собраний приходил командир
батареи, то председатель командовал «Встать, смирно».
Командир здоровался с «молодцами», которые как обычно
отвечали: «Здравия желаем, господин полковник». Обыкно-
венно на собраниях читали газеты, иногда кто-нибудь из
офицеров читал и разъяснял программу какой-либо партии,
причем, конечно, все социалистические программы подвер-
гались жесточайшей критике. Кое-кто из доморощенных, к
тому времени уже объявившихся социалистов пытался
возражать, но офицеру, конечно, не стоило особого труда
разбить его. Это новоявленные «сознательные», по большей
части мастеровые из обоза, все время пытались внести раздор
в нашу тесную батарейную семью, но все их попытки
ликвидировались самими же солдатами.
К сожалению, в эту зиму на нашем фронте было довольно
много заболеваний цингой и потому у нас была сильная
нехватка в людях. Со дня на день мы ожидали прибытия
пополнения из тыла. Пополнение это прибыло приблизитель-
но в середине марта. Новоприбывшие, за исключением двух
бывших городовых, сразу же произвели на нас очень
неприятное впечатление. Их тон совершенно не подходил к
нашей батарее. Городовых наши старые батарейцы приняли
хорошо, и они быстро освоились со своим новым положением.
Один из них был недели через две после прибытия убит при
очередном обстреле участка, и солдаты искренне жалели его.
Дня через два после прибытия пополнения была назначена
присяга временному правительству. Наша и третья батарея
присягали вместе на нашей позиции. Начальство собралось
в нашей землянке, когда по телефону доложили, что люди
построены. Старший офицер третьей батареи, мой товарищ
по училищу штабс-капитан Г.[альстер]14 и я пошли осмотреть
людей. Подходя к позиции, мы издали заметили сквозь
деревья какие-то красные пятна. Подойдя ближе, мы увидели
на флангах батарей красные знамена и у некоторых солдат
36
прикрепленные к груди красные банты. Все это было сделано,
конечно, под влиянием прибывшего пополнения. Подойдя к
своим батареям, мы приказали убрать знамена, затем обошли
фронт и собственноручно поснимали со всех красные укра-
шения.
Церемония присяги прошла совершенно гладко. Впечат-
ления она, однако, ни на кого не произвела. Отсутствие
креста и евангелия делали всю эту церемонию ненужной и
бутафорской.15 После прочтения текста присяги все распи-
сались, и на этом все было кончено. Вскоре после присяги
я уехал в отпуск, оставив все наши боевые части в полном
порядке. Чем дальше я отъезжал от позиции, тем все более
и более поражался распущенности тыла. Встречающиеся
солдаты все реже и реже отдавали честь. Подъезжая к
Луцку,16 я встретил какую-то орду, не имеющую кроме
одежды ничего общего с воинской частью. Солдаты шли,
очевидно, на какую-то саперную работу, так как несли
шанцевый инструмент — лопаты и кирки. На груди у
каждого из них красовался красный бант, многие шли с
папиросами в зубах. Я уже было собрался остановить их и
подтянуть как следует, но с изумлением заметив понуро
плетущегося около команды офицера, молча проехал мимо.
По улицам Луцка бродило множество солдат самого гнусного
вида. Почти никто из них не отдавал честь. Вначале я
пробовал цукать их, но, видя всю бесполезность такого
занятия, проходил мимо, не обращая внимания. На вокзале
вместо расторопного, чистого и хорошо одетого жандарма,
всегда идеально знающего расписание поездов не только своей
ветки, но и соседних с ней, увидел какое-то недоразумение
в обмотках, именующееся милиционером, которое ни на один
из вопросов не ответило. Очевидно, этот сознательный
гражданин прогуливался по платформе только ради собст-
венного удовольствия. Картина развала армии по мере моего
продвижения в тыл становилась все ярче и ярче.
Заплеванный семечками и загаженный Петроград, пере-
полненный праздношатающимися солдатами и декольтиро-
17
ванными матросами, превзошел самые мрачные ожидания.
За время своего пребывания в отпуске я вполне насладился
тыловыми картинами и возвращался обратно в батарею как
к себе домой.
37
На позиции жизнь текла как и прежде без всяких
перемен. Новым был только недавно образовавшийся бата-
рейный комитет. Состав его был вполне хороший: председа-
телем был избран прапорщик Л.[укьянов]18 и секретарем
вольноопределяющийся Ф.[укс].19 Естественно, что они на-
правляли всю работу комитета, которая не выходила из рамок
артельного хозяйства. Старый наш командир батареи уехал
в другую бригаду, где он принял дивизион, а к нам был
назначен капитан П.(розоровский).20 Он совершенно не знал
людей батареи, так как до сего времени прокомандовал
артиллерийским парком; в виду этого большей частью
сталкиваться с солдатами по различным вопросам приходи-
21
лось мне.
Вскоре после моего приезда мы, посоветовавшись с
командиром батареи, отправили в бессрочный отпуск старого
фельдфебеля батареи подпрапорщика Медведева. Многие
солдаты имели зуб против него и началась травля старого,
честного и заслуженного солдата. Для Медведева батарея
была родным домом. Пятнадцать лет тому назад он начал в
ней службу молодым солдатом, остался по окончании службы
на сверхсрочную и весь отдался интересам батареи. Менялись
командиры батареи, старшие и младшие офицеры, он же
знал, что кончит службу в своей батарее. В 1915 году он
был ранен в ногу с раздроблением кости. Батарея была в
очень тяжелом положении, и его надо было спешно эвакуи-
ровать. Несмотря на сильную боль, он ни разу даже не
поморщился, но когда его усадили в командирскую коляску
и мы все подошли попрощаться с ним, силы ему изменили
и его усатое лицо залилось слезами. В первый раз за всю
свою службу ему приходилось покидать батарею, да еще в
очень тяжелый момент ее существования. Через три месяца
еще не вполне оправившийся от ранения он вернулся обратно,
и снова на коновязи и у орудий раздавались его покрикивания
и не было уголка, скрытого от его зоркого взгляда. Конечно
он мог свободно остаться в тылу, так как нога плохо срослась
и он навсегда остался хромым. Но никакая хромота не могла
ему помешать вернуться обратно в батарею и снова приняться
за работу. Можно смело сказать, что наибольшая часть
черновой работы лежала на нем. Солдаты боялись его пуще
огня и не любили. Самые лентяи и вообще никуда негодные
38
солдаты, которым главным образом и доставалось от него в
прежнее время, теперь вымещали свою злобу различными
насмешками и издевательствами. Ничей авторитет не мог
избавить Медведева от незаслуженных оскорблений, поэтому
мы и решили расстаться с верным и ценным работником.
Этим батарее наносился большой ущерб как боевой единице.22
Насколько я знаю, и в других частях произошло приблизи-
тельно то же самое.
В то время как у нас в артиллерии положение еще
сохранялось вполне терпимым, в пехотных частях разложение
шло усиленным темпом. Благодаря колоссальным потерям,
м W 9 Я
понесенным на протяжении всей воины, старых солдат и
офицеров в полку почти не было; все же новые солдаты,
прибывавшие из тыла, были развращены агитаторами раз-
личных социалистических партий и были совершенно чужды
славным традициям наших боевых полков.
Однажды, в то время как наша батарея вела огонь
удушливыми снарядами по одной из батарей противника, на
позицию явилась какая-то компания вооруженных пехотных
солдат и потребовала прекращения огня. Фланговый наводчик
моментально повернул орудие в сторону негодяев и пригрозил
им картечью. Миротворцы немедленно смылись, и батарея
продолжала вести огонь. В другой раз такая же команда
явилась на наблюдательный пункт и поставила часового около
трубы Цейса (наблюдательный прибор) с тем, чтобы он не
подпускал к ней артиллерийских офицеров. Мотивировали
они свой поступок тем, что теперь революционная демократия
скоро заключит мир без аннексий и контрибуций, так что
стрелять больше не надо, а так как все офицеры —
контрреволюционеры, то они этого замирения не хотят и
поэтому стреляют по немцам. Никакие доводы не могли
разубедить их, и они продолжали стоять на своем. По счастью
немецкая батарея вскоре после их прихода начала обстрели-
вать район наблюдательного пункта. Один за одним они
начали исчезать с пункта. Оставшись в одиночестве, постав-
ленный часовой махнул рукой и, выругав немцев, поспешил
нагнать своих товарищей. Подобные эпизоды все более и
более обостряли отношения между артиллерией и пехотой,
которые до революции были у нас отличными. Много раз
24
мы выручали друг друга из тяжелого положения.
39
Недалеко от нашей позиции, на опушке леса, помещался
полковой резерв. Наш наблюдательный пункт находился в
полуверсте впереди батареи. Подход к нему был открытый,
и там был прорыт ход сообщения. Этим ходом сообщения
мы почти никогда не пользовались, так как со стороны
противника он был прикрыт гребнем. С некоторых пор по
офицерам-артиллеристам, идущим на наблюдательный пункт
на дежурство, из резерва с опушки леса стали постреливать.
Наши же солдаты проходили совершенно спокойно; стоило
только появиться офицеру, как начинали свистеть пули.
Офицеров легко было узнать по темно-зеленым брюкам,
поэтому граждане-солдаты никогда не ошибались. Пришлось
пользоваться ходами сообщений, но уберегая себя не от
противника, а от своих же. Не думаю, что в какой-нибудь
другой армии возможно было что-нибудь подобное. Зато мы
могли похвастаться, что у нас солдаты — граждане, что наша
армия — самая свободная из всех существующих.
Из тыла же тем временем приходили все более и более
мрачные новости. «Душка Керенский» продолжал сыпать
цветами красноречия, покоряя сердца истеричных дам. Уже
он был военным и морским министрами,25 а армия и флот,
возглавляемые им, неудержимо катились в бездну. Это было
ясно для всех нас, но бороться с этим мы не могли, так как
всякая власть над солдатами у нас заблаговременно была
изъята. Оставалось только моральное воздействие, которое
всячески парализовывалось умелой агитацией с тыла при
преступном попустительстве того, кто называл офицеров
сердцем и мозгом армии и ничего не сумел сделать для
поддержания их авторитета.
С течением времени и в нашей батарее все более и более
начало сказываться влияние прибывшего пополнения и
посещений различных депутаций из тыла для ознакомления
с положением армии на местах и поддержания в ней
угасающего духа. Всякое такое посещение почти тотчас же
сказывалось на отношении к нам солдат. Они все больше и
больше сторонились своих офицеров, появилась какая-то
враждебность и недоверие.
В особенности испортилось их отношение ко мне, так
как мне, исполнявшему в то время обязанности старшего
офицера, приходилось поминутно сталкиваться с ними глав-
40
ным образом по различным хозяйственным вопросам. Вдох-
новителей и руководителей антиофицерского движения было
трое. Один из них, бомбардир-наводчик Трубкин,26 именовал
себя старым партийным эсером. На солдат производил
впечатление своими речами, которые уснащал различными
иностранными словами, значение которых для него самого
было абсолютно неизвестно. До революции был вполне
исправным солдатом. Другой, поляк Мотыцкий,27 был гораздо
умнее, а потому и опаснее. В 1914 году он дезертировал.
Вскоре его поймали и присудили к нескольким годам
каторжных работ. До окончания войны его оставили в бригаде
с тем, что отбывать наказание он будет после заключения
мира. Командир батареи, видя его старание заслужить
прощение, перевел его из команды нестроевых в строй. В
конце 1915 года в одном из боев он был ранен, но до конца
боя оставался при орудии, за что и получил Георгиевский
крест. Как Георгиевский кавалер он автоматически переходил
из разряда штрафованных и освобождался от несения
наказания. С самого начала революции он принял деятельное
участие во всех комитетах, но никогда лично не выступал
против офицеров, предпочитая науськивать других. Третий —
Харлашкин, с самого начала вел большевистскую пропаганду,
но до поры до времени проделывал это тайно.
Офицерский состав нашей бригады вел себя очень
единодушно. Никто с солдатами не заигрывал, и все
стремились по возможности сохранить боеспособность части.
Единственным печальным исключением был командир 3
батареи полковник К.[аретин]. Кадровый офицер, 22 года
прослуживший в бригаде, Георгиевский кавалер, он со дня
на день ожидал назначения к утверждению в должности
командира 1 дивизиона нашей бригады. Ожидая получения
приказа, он оставался при своей батарее и своим поведением
создал совершенно невыносимое положение своим офицерам.
Тогда как все офицеры бригады совершенно не изменили
своего отношения к солдатам после революции, полковник
К.[аретин] грубо заигрывал с ними. Никто из нас при
обращении к солдатам не употреблял слова «товарищ», не
здоровался с ними за руку и не украшал себя различными
«эмблемами свободы». Все это проделывал полковник К.[аре-
тин], и это страшно импонировало солдатам. Результаты
41
сказались очень быстро: на одном из общих собраний 3
батареи была вынесена резолюция с требованием удаления
всех офицеров как контрреволюционеров и врагов народа. В
постановлении этом была сделана оговорка, что это совер-
шенно не касается истинного защитника свободы полковника
К.[аретина]. Такое настроение могло перекинуться и в другие
батареи, а поэтому нами и решено было принять самые
решительные меры для ликвидации пагубного влияния
революционно настроенного штаб-офицера. Взялись за это
дело два самых старых офицера бригады, которые передали
полковнику К.[аретину] просьбу всех офицеров бригады не
принимать дивизион у нас, а похлопотать в Ставке о
назначении в какую-нибудь другую бригаду. На другой же
день после этого он выехал в Ставку, и больше никто у нас
о нем ничего не слыхал.28 Вновь назначенному из другой
батареи нашей же бригады командиру 3 батареи29 стоило
больших трудов снова создать терпимое положение в своей
батарее.
После знаменитого наступления 18-го июня30 нашу
дивизию сняли с позиции. Нас перекидывали на Юго-Запад-
ный фронт не то для развития успеха, не то просто для
усиления резерва армии.31 Успех сразу же показался нам
весьма сомнительным, ибо наряду с восторженными реалиями
были сведения об отказе некоторых частей выступать на
позиции. Во всяком случае мы должны были идти довольно
спешно, так как для приведения в порядок всего обоза и
отдыха частям было дано только три дня. Во время этой
трехдневной стоянки ярко бросалось в глаза отсутствие
недремлющего ока подпрапорщика Медведева. Все было не
то: уборка лошадей делалась довольно небрежно, на водопое
не было того идеального порядка, какой был прежде, люди
ходили без поясов и так далее. Вообще виделось отсутствие
постоянного надзора и постоянного подтягивания солдат.
Постоянное наблюдение осуществимо было только введением
в армии сверхсрочнослужащих. Это был совершенно незаме-
нимый элемент в армии, на который и обрушился первый
шквал революции. Это относится только к артиллерии и
кавалерии, так как в пехоте сверхсрочные были выбиты в
начале войны, а уцелевшие к моменту революции были уже
давно офицерами. У нас в батарее заменить Медведева было
42
некем. Оставшийся вместо него был, во-первых, слишком
молод, а, во-вторых, вступил в должность фельдфебеля во
время революции и не чувствовал под ногами твердой почвы.
После трехдневной стоянки мы выступили в направлении
на Тарнополь. Шли очень спешно, без дневок.32 По дороге
революционная армия совершенно разоряла мирное населе-
ние. Солдаты ловили кур, разбирали на дрова заборы и
форменным образом уничтожали встречавшиеся по пути
фруктовые сады. При этом совершенно не принималось во
внимание, кому этот сад принадлежит: ненавистному буржую,
помещику или бедному крестьянину. Никто при этом не
давал себе труда обрывать плоды с веток, а просто обрубал
целые ветви. Наши батарейцы в этом отношении вели себя
безукоризненно. Один из молодых обрубил большую ветку
черешни, но сейчас же был остановлен и сильно обруган
старыми солдатами.
5-го июля мы заночевали в одном переходе от цели
нашего движения — Тарнополя, верстах в 15-ти в тылу
позиции.33 На участке прямо перед нами стояла третьеоче-
редная дивизия, сформированная только этой зимой.34
«Солдатский вестник» сейчас же сообщил, что в одном из
полков этой дивизии на днях был растоптан на митинге
командир полка.35 Пехотные полки нашей дивизии36 ноче-
вали в другой деревне. Около часа ночи на фронте прямо
против нас начался сильный орудийный огонь. Стрельбу
начали батареи противника. Около трех часов утра огонь
достиг апогея.37 Стало очевидным, что на фронте происходит
что-то серьезное. Представить себе, что революционные
солдаты, топчущие на смерть своих командиров за призыв
к наступлению, атакуют противника, было очень трудно.
Значит, это немцы предприняли наступление, и, следователь-
но, нам придется влезать в эту историю.
В ожидании получения приказания мы поседлали и
заклуничили лошадей. Около четырех часов утра был получен
приказ немедленно выступить, не ожидая подхода своих
полков, на участки полков, занимающих позиции. Как
оказалось впоследствии, двигаться без своих полков мы
должны были в виду того, что они замитинговали, идти им
на позицию или нет; начальство в ожидании окончания
митинга решило, не теряя времени, усилить по крайней мере
43
артиллерию нашего участка, не зноя того, что к этому времени
позиция уже была брошена. По получении приказания все
шесть батарей бригады вытянулись по своим направлениям.38
Едва мы вышли из деревни, в которой ночевали,39 как огонь
на фронте сразу стих. Сильный гул сменился жуткой
тишиной... Объяснение причин наступившей тишины не
замедлило явиться перед нами в лице показавшихся беглецов.
Вид у них был гнусный и отвратительный. Все, конечно, без
винтовок, а некоторые и без сапог. Не обращая внимания
на них и не расспрашивая, мы двигались дальше.
Уже было совершенно светло. Впереди над деревьями, к
которым мы подходили, повалил дым. Кучка беглецов,
встречавшихся нам, становилась все гуще и гуще. Вид у всех
был растерзанный. Наконец, количество бегущих настолько
возросло, что возникал уже вопрос, есть ли хоть какие-нибудь
части впереди нас. На наши вопросы они только махали
руками и говорили, что все погибли и все пропало. Втягиваясь
в деревню, мы попали в самый центр паники. По улицам
метались обозные солдаты и интендантские чиновники,
пытаясь запрягать подводы и нагружать их всяким добром:
сапогами, шинелями, банками с консервами и так далее. Не
успевала такая подвода тронуться с места, как на нее налетала
кучка бежавших с фронта, скидывала весь груз и, неистово
нахлестывая лошадей, уносилась в тыл. Ругань и крик висели
в воздухе. Бежавшие все прибывали и прибывали. Кое-где
уже пылало пламя. Но вот над деревней появились два
немецких аэроплана и начали обстреливать деревню пуле-
метным огнем. Суматоха поднялась страшная. Теперь уже
просто выпрягали лошадей из подвод и удирали верхом. Кто
не успевал захватить лошадь скидывал сапоги, если они еще
у него были, и бросался бежать босиком.
Положение нашей батареи было отвратительное, так как
обезумевшая от страха толпа могла броситься на наших
лошадей. Командир скомандовал рысью, и мы, разгоняя все
встречавшееся нам по пути, вышли из деревни. На краю
деревни, где народу было гораздо меньше, к нам подбежал
интендантский чиновник и просил взять у него из склада
все, что нам нужно, так как все равно он все будет сжигать.
Командир оставил подпрапорщика, строго-настрого приказав
не очень перегружать повозки и взять только самое необхо-
44
димое. Отъехав от деревни несколько саженей, мы встретили
группу нескольких пехотных офицеров и солдат с винтовками
в руках. Вид у них был донельзя измученный и понурый.
Посмотрев на нас удивленными глазами, они предупредили,
что никого впереди уже нет. Мы находились в это время
примерно верстах в полутора от реки Серет.
Идти дальше было явным безумием, да и не имело
никакого смысла, так как никакого боевого участка уже не
было. В ожидании нашей пехоты мы решили встать на
позицию.
Солдаты беспокойно посматривали назад, откуда должны
были появиться цепи наших полков. Вот и последние
отступающие скрылись из глаз, а нашей пехоты все нет и
нет. Только вправо и влево видно, как становятся на позиции
наши батареи. Я был вместе с командиром на наблюдательном
пункте, находившемся несколько впереди и в стороне батареи.
От нас был хорошо виден весь противоположный берег и
мост, соединяющий оба берега. После получасового ожидания,
в течение которого не было заметно никакого движения ни
на берегу противника, ни на нашем из-за пригорка появилась
голова колонны немцев, направляющаяся к мосту. Колонна
шла имея перед собой головную заставу с дозорами не больше
чем в полуверсте. Очевидно, аэропланы донесли, что все
бежало за реку и переход свободен. Наших батарей они не
заметили, так как в момент ведения разведки мы были в
деревне. По телефону с наблюдательного пункта командира
дивизиона, с которым мы только что успели связаться,
передали — открыть огонь по колонне в тот момент, когда
она достигнет дороги, пересекающей главную. Этот рубеж
отстоял от моста приблизительно на версту. На батарее взяли
приблизительное направление и приготовились к немедлен-
ному открытию огня.
Мучительно проходили минуты ожидания. Я оглянулся
еще раз назад в надежде увидеть наши цепи. Никого. Вот
голова колонны противника уже подходит к намеченному
рубежу. Мы даем пристрелочный выстрел. Облачко шрапнели
поплыло немного вправо и не долетело до противника. Почти
одновременно с нами дают пристрелочные выстрелы еще три
батареи нашей бригады. Немцы остановились, и видно у них
некоторое смятение. Очевидно, совершенно не ожидали такого
45
приема. Не давая им опомниться, сделав поправку, мы
открываем огонь почти всей батареей. Справа и слева.
Грохочут другие батареи, и немецкая колонна застилается
пылью и дымом. Немцы моментально рассыпались в цепи и
залегли. Началось правильное продвижение цепей вперед,
прерываемое нашим огнем. Конечно, совершенно остановить
противника мы без пехоты бы не могли, а могли только
временно задержать его, что и исполнили, не имея у орудий
даже прикрытия. Что делалось вправо и влево мы совершенно
не знали, так как ни с кем не были связаны. Минут через
десять после открытия нами огня на горизонте сзади нас
появились пехотные цепи. В первый момент невольно возник
вопрос: наши или немцы?
Посмотрели в бинокль — слава Богу, наша пехота.40
Солдаты, наши заметно повеселели и посыпались обычные
прибаутки как во время удачного боя. Цепи прошли мимо
нас и залегли у берега реки. Оказалось, что наши пехотные
полки, получив приказание выступить на позицию, замитин-
говали и после ожесточенных дебатов постановили исполнить
приказание. Приказ был исполнен очень несвоевременно, и
если бы немцы были более энергичны и не наткнулись бы
на наши батареи, переправы к моменту подхода нашей пехоты
были бы уже заняты. Что бы из этого вышло, гадать не
приходится. Конечно, для революционной армии и то слава
Богу, что хоть поздно, но все-таки постановили исполнить
приказание. Другая же дивизия нашего корпуса митинговала
до вечера и «постановила приказание не исполнять». Из
одного полка этой дивизии офицерам удалось, захватив знамя,
уйти от своих солдат-граждан. Этот «полк» в составе 60
офицеров и 12 унтер-офицеров вечером прошел мимо нас и
занял участок, предназначенный для полутора тысяч шты-
ков.41 В остальных полках этой дивизии офицеры были
задержаны.
После этого для меня уже не было сомнений, что если
не случится какого-нибудь переворота, который сметет
революционных болтунов и демагогов, то война бесповоротно
проиграна. Всем нам дивизия, отказавшаяся идти на пози-
цию, была известна как очень хорошая, имевшая в течение
этой войны много славных дел за собою. Сегодня она
46
отказалась идти в бой, завтра откажется наша. Все зависит
от ловкости и умелости агитаторов.
Таким образом пехоте нашей дивизии пришлось занять
участок, предназначенный для целого корпуса. Немцы осо-
бенного стремления вперед не проявляли.42 Несколько раз
пытались как будто переходить реку, но встречаемые огнем
пехоты и артиллерии быстро откатывались обратно. Видно
было, что противник располагает ничтожными силами. Если
бы на этом участке с нашей стороны стояли части менее
разложенные, то с такой легкостью ему никогда бы не удалось
сбить нас с позиции. Под вечер верстах в пяти от нашего
расположения поднялся громадный столб дыма и раздался
оглушительный взрыв. Это взорвали огромный склад огневых
боеприпасов, боясь, что он попадает в руки противника.
Склад этот был заготовлен в виду предполагавшегося наступ-
ления недалеко от основной позиции. Вместо наступления
революционная армия, численностью превосходящая во много
раз противника, снабженная всяким боевым материалом сверх
всякой меры, постыдно бежала с фронта, предпочитая
бесчинства и грабежи мирного населения защите пресловутой
«свободы». Об родине демократические вожди ничего не
говорили; зато много говорили о правах, совершенно умал-
чивая об обязанностях. Результат такого перевоспитания
старых солдат и воспитания молодых сказался быстро и
оказался вполне достойным нового неожиданного вождя
армии — присяжного поверенного А. Ф. Керенского.
С наступлением сумерек нам пришлось переменить
позицию, так как артиллерия противника хорошо пристре-
лялась по старой. Ночевали прямо под открытым небом все
вместе, держа при себе передки и лошадей, ибо никакой
уверенности в ближайшем будущем не было: подтянут немцы
артиллерию, и опять все может побежать в паническом ужасе.
В этот день мы снова очень сблизились с солдатами. Они
увидели в офицерах своих боевых товарищей, подвергающих-
ся тем же опасностям, что и они, и переносящим вместе с
ними боевую страду. На ночлеге они окружили нас таким
вниманием и заботливостью, к которой их никто никогда не
принуждал и которые мы всегда видели до революции.
Каждое орудие звало к себе пить чай, открывали консервы,
подстилали сиденья и так далее. После утоления голода
47
начались обычные разговоры. Прежде всего ругнули все хором
интендантство, так как сегодня в первый раз за всю войну
мы ели великолепные рыбные консервы. Получили мы их
только благодаря тому, что все склады бросались и сжигались.
Очевидно, до этого времени ими пользовались только избран-
ные, к числу которых не принадлежали боевые части. Уж
если не получала ничего подобного артиллерия, то о пехоте
и говорить нечего.
Вспоминая события минувшего дня, солдаты с пеной у
рта ругали: (46-ю пехотную) дивизию, отказавшуюся высту-
пить на позицию, и с гордостью говорили, что наши не
подкачали. Случай был очень удобный для прояснения
солдатских мозгов, чем мы и поспешили воспользоваться.
Никто не возражал против того, что нельзя вести войну,
если всякое приказание будет обсуждаться целым полком.
Наиболее ярые последователи углубления революции глубо-
комысленно молчали.
Ближайшие за этим дни прошли спокойно, в обычных
работах по устроению позиции43. Немцы вели себя тихо и
никаких поползновений к дальнейшим активным действиям
не проявляли. Большой неожиданностью для всех нас было
известие об открытии нового фронта в нашем тылу. Известие
это привезли из обоза второго разряда. Оказалось, что
отказавшаяся исполнять приказание (46-я пехотная) дивизия,
расположенная в трех деревнях, ни на какие уговоры и
увещевания не поддавалась. О.[строленский] полк, из кото-
рого офицерам удалось уйти, избрал новый командный состав
и выставил самые разнообразные требования вплоть до
заключения мира. Начальство решило принять все зависящие
меры для их укрощения и перестало доставлять им провиант.
После уничтожения всех запасов они начали грабить насе-
ление и организовали целые отряды, которые захватывали
проходящие мимо обозы чужих частей. Таким образом, всем
повозкам, подвозящим что-либо частям, находящимся на
позициях, приходилось издали объезжать район, занятый
мятежниками. Вскоре, однако, и эта мера оказалась недей-
ствительной, так как целые отряды отходили довольно далеко
от своего расположения и нападали на отдельные повозки.
Пришлось все обозы соединять вместе и отправлять под
охранной кавалерии. Такое положение нарушало правильное
48
питание фронта всем необходимым и отрывало от фронта
целую дивизию кавалерии.
Неизвестно, как долго бы еще нянчился с бунтовщиками
Керенский, но, на счастье, в это время главнокомандующим
был назначен Корнилов, который сразу же отдал приказ о
введении смертной казни в прифронтовой полосе.44 Блеснул
луч надежды на то, что еще не все пропало. Вслед за этим
приказом был получен еще один -— о необходимости вести
занятия с солдатами на тех участках, где это позволяет
боевая обстановка. Так как наша стоянка принимала характер
позиционной войны, мы не Замедлили этим воспользоваться
и начали вести занятия пешим строем, что наиболее способст-
вует подтягиванию солдат. Комитетчики наши очень неприятно
были поражены таким оборотом дела, а солдаты, почуяв, что
их вольнице приходит конец, заметно подтянулись.
12-го июля рано утром у нас была слышна орудийная
стрельба с тыла. Приехавшие в тот же день обозные
рассказали, что (46-я пехотная) дивизия окружена кавалерией
и утром по О.[строленскому] полку, расположившемуся в
роще, стреляла гаубичная батарея.40 После нескольких
выстрелов, произведенных на высоких разрывах, батарея
отказалась продолжать огонь. На бунтовщиков эта стрельба
не произвела никакого впечатления, и грабежи и бесчинства
продолжались. По-прежнему обозы сопровождались кавале-
рией и позицийные части или получали все не вовремя, или
оставались долгое время без хлеба. Такое положение сильно
озлобляло солдат против мятежников.46
Около 12 часов 15-го июля из управления бригады было
получено приказание немедленно выслать орудие при одном
офицере в распоряжение командира бригады.47 Как орудие,
так и офицер должны были идти по жребию. Кроме
командира батареи, у нас было налицо три офицера. Я
подошел тянуть жребий первым и сразу же вытянул бумажку
с крестом. В орудии, вытянувшем жребий, наводчиком был
эс-эр Трубкин. Через три часа я уже подвел орудие к
управлению бригады, где увидал уже стоящие орудия двух
других батарей. Оказалось, что все батареи получили такое
же приказание и теперь ждут сбора всех шести орудий.
Старший из прибывших офицеров48 будет назначен коман-
дующим батареи и получит задание.
49
В ожидании прибытия остальных трех орудий мы строили
различные предположения. Старались как-нибудь выведать
у адъютанта,49 но он сам ничего не знал. Наконец все шесть
орудий были собраны. Старшим из офицеров оказался я.
Адъютант доложил обо мне, и через минуту я стоял перед
командиром бригады. Генерал был сильно взволнован. Прежде
всего он меня предупредил, что задача, выполнение которой
выпало на меня, необычайно трудная и щекотливая. Дело в
том, что терпеть у себя в тылу взбунтовавшуюся дивизию
совершенно невозможно, и поэтому решено ликвидировать
мятеж вооруженной силой. Ни на какие уговоры и угрозы
бунтовщики не поддаются. Стрельба гаубичной батареи,
благодаря тому, что велась неэнергично и на высоких
разрывах, не произвела никакого впечатления. Поэтому
вызвана легкая батарея от нашей бригады, которая должна
поступить в распоряжение командующего карательным отря-
дом полковника Т.[опилина] (генерал Т.[опилин] зарублен
большевиками в Крыму в 1920 году).50 Мне надлежало
немедленно отправиться в район расположения отряда и
явиться к полковнику Т.[опилину]; ликвидация мятежа
назначена на завтра.
Так как главные дороги заняты мятежниками, идти надо
было в обход по боковым дорогам. По прямому направлению
до деревни, в которую я должен был вести батарею, было
верст десять, но мне надо было сделать не меньше пятнадцати,
чтобы обойти все описанные места. Пожелав мне удачи,
командир бригады отпустил меня. Выйдя из избы, я рассказал
офицерам все, что узнал сам, а затем, собрав людей, сказал
им, что идем в карательный отряд и поэтому я их
предупреждаю, что не только неисполнение приказания, но
даже всякая заминка будет мною караться беспощадно.
Выступили мы из деревни, в которой собрались все
орудия, около семи часов вечера. Идти пришлось очень
осторожно, чтобы не встретиться с бунтовщиками, поэтому
я выслал вперед и в сторону новоявленного противника
разъезды. Уже стемнело, когда на дороге впереди нас
показались всадники. Это были казаки, высланные коман-
диром отряда для встречи батареи. Через полчаса я уже
отрапортовал полковнику Т.[опилину] о прибытии. Нас ждали
50
с большим интересом, так как все и офицеры, и казаки
страшно томились несением такой странной службы.
Отряд состоял из двух конных казачьих донских полков
и С.(андомир)ского конно-пограничного полка.51 Дисциплина
во всем отряде была образцовая. Озлобление против бунтов-
щиков было большое. Кавалерии приходилось нести оцепле-
ние всего района и кроме того охранять обозы. И люди, и
лошади были страшно измотаны; при этом каждый отлично
сознавал всю уродливость и ненормальность создавшегося
положения. К нам, артиллеристам, отношение на первых
порах было определенно недоверчивое. Этому мы были
обязаны своим предшественникам, после первого выстрела
отказавшимся стрелять дальше.
Командир отряда просил меня действовать решительно,
не стрелять на высоких разрывах, так как такое запугивание
совершенно не ведет к цели. План ликвидации мятежа был
таков: конница к рассвету должна закончить окружение
тесным кольцом О.[стролен]ского полка, расположенного в
небольшой роще. Батарея с рассветом открывает огонь по
роще и ведет его до тех пор, пока мятежники не выйдут
оттуда без оружия. О.[стролен]ский полк был избран как
наиболее отличившийся за эти дни бесчинствами.52 Кроме
того, стреляя по роще, мы избегали неизбежных жертв среди
мирного населения и ни в чем неповинного офицерского
состава, так как во всех остальных полках дивизии офицеры
были задержаны. Так как роща была расположена на виду
всех остальных полков, то последним после ликвидации
О.[стролен]ского полка будет предложено сдаться во избежа-
ние подобной же участи. Условившись о часе выступления,
все полегли спать.
Перед рассветом я в сопровождении молодого казачьего
офицера выехал на рекогносцировку позиции. Мы подъехали
почти вплотную к самой роще, не встретив никакого
охранения. Это ясно показывало на то, что солдаты в полной
мере наслаждались плодами достигнутой свободы, а кроме
того совершенно не боялись возможного наказания и не
верили в решительные действия правительства, которыми им
угрожали столько раз. Пугание выстрелами гаубичной батареи
только укрепило их в сознании своей безопасности.
51
Выбрав открытую позицию приблизительно в версте от
рощи, я послал донесение командиру отряда и приказание
старшему офицеру на рысях вести батарею. Светало. В роще
не было заметно никакого шевеления. На лугу перед рощей
мирно паслись спутанные лошади мятежного полка. Когда
подошла батарея, было совсем светло. Указав каждому орудию
точку наводки, я приготовился к открытию огня. Минут
через десять к позиции подъехал полковник Т.[опилин] в
сопровождении сотни казаков и эскадрона кавалерии. Я
доложил ему, что все готово. Мятежники нас еще не заметили
и продолжали спать мирным сном. Было пять часов 20 минут,
когда полковник Т.[опилин] приказал мне открыть огонь.
Подавая команды, я наблюдал за солдатами. Они работали
как на учении, только лица у всех крайне напряженные. Я
скомандовал правому орудию огонь. Наводчик зажмурил
глаза и дернул за шнур. Почти вслед за выстрелом перед
рощей поплыло белое облачко разрыва. Прибавив прицел, я
дал выстрел вторым орудием. Снаряд разорвался на самой
опушке. Не давая времени опомниться ни своим солдатам,
ни мятежникам, я дал очередь (каждое орудие стреляет по
одному разу одно за другим, начиная с какого-нибудь фланга).
Разрывы пришлись по палаткам. В один миг вся роща ожила.
Суматоха поднялась невероятная; кто хватался за винтовку,
кто просто под влиянием панического ужаса метался от одного
дерева к другому без всякого толку. После первых выстрелов
я уже не сомневался, что батарея будет стрелять до тех пор,
пока я этого захочу. За первой очередью я начал обстреливать
всю рощу, причем три орудия стреляли гранатами, а три —
шрапнелями. Из рощи начали доноситься ружейные выстрелы.
В одном месте затарахтел пулемет. Над нами засвистели пули.
Я усилил огонь, начав стрелять беглым огнем (все орудия
стреляют вместе). Огонь моментально стих. Из рощи стали
выбегать отдельные группы, но так как они были с винтовками,
их загонял обратно пулеметный огонь спешенной кавалерии.
Номера у орудий до того увлеклись стрельбой, что, как видно,
совершенно позабыли, по ком они стреляют. В человеческих
фигурах, бегающих между деревьями, они видели только
мишень для стрельбы. Предвидя это, я с тревогой ждал
только первых выстрелов, отлично зная, что потом солдаты
будут увлечены стрельбой с открытой позиции.
52
Минут через пять после открытия огня полковник
Т.[опилин] приказал мне прекратить стрельбу. Он решил дать
десятиминутную передышку. Если же в течение этих 10 ми-
нут не будет выкинут белый флаг или мятежники не выйдут
из рощи без оружия, то обстрел возобновится. В случае
открытия второго обстрела решено было продолжать его без
перерыва до сдачи. Некоторое время после прекращения огня
в роще не было заметно особого оживления. Люди стояли и
лежали за теми прикрытиями, которые нашли во время огня.
Чтобы дать им понять, что огонь на время прекращен, я
отвел номеров от орудий, оставив у каждого орудия только
наводчиков. Это было моментально замечено, и бунтовщики
стали собираться в кучки; через некоторое время эти кучки
начали сплываться в двух определенных местах. Вскоре ясно
обозначились две толпы, над которыми на каких-то возвыше-
ниях появились ораторы. Как видно, начались митинги.
Командир отряда держал перед собой часы. Минутная стрелка
медленно подвигалась к назначенной цифре. У моих солдат
лица были оживленные, даже можно сказать веселые. Они
с интересом ожидали исхода дела. До десяти минут оставалось
только две. Я скомандовал — номера к орудиям. Со стороны
рощи этот подход к орудиям был встречен гулом голосов.
Раздалось несколько ружейных выстрелов. Три первых
орудия я навел по правому митингу, а три левых — по
левому. Все орудия на этот раз были заряжены гранатами.
Из рощи не могли не видеть этих грозных приготовлений,
однако они все еще не хотели сдаваться, хотя уже знали,
что на этот раз их не пугают и не уговаривают. Десять
минут, данных на размышление, истекли. Шесть орудийных
выстрелов слились в один, и район митингов окутался дымом
и пылью. Мгновенно люди разбежались и стали прятаться
за деревьями. Как уже было условлено раньше, батарея
обстреливала рощу непрерывным беглым огнем. Только после
седьмой очереди перед рощей появились первые выбежавшие
без оружия. Я моментально скомандовал батарее — «стой».
Через минуту все поле было усеяно бегущими без оружия
бунтовщиками. Со всех сторон на них галопом шла кавалерия
и стала собирать их и строить в колонну. Из ближайшей
деревни по направлению к роще на рысях выехал санитарный
обоз. Я приказал сосчитать количество выпущенных снарядов.
53
Оказалось, что мы выпустили восемьдесят четыре снаряда.
Полковник Т.[опилин] послал в деревни, в которых распо-
ложились другие полки (46-й пехотной) дивизии, приказание
всем полкам немедленно выстроиться на околице деревни без
оружия. В случае неисполнения этого приказания они
предупреждались, что с ними будет поступлено так же, как
с О.[стролен]ским полком. Я поручил старшему офицеру
отвести батарею в деревню и накормить людей и лошадей;
сам же поехал вместе с полковником Т.[опилиным] к
выстроившемуся О.[стролен]скому полку. Солдаты О.[стро-
лен]ского полка стояли, построенные в две шеренги. Коман-
диру отряда скомандовали смирно. Мы немедленно проехали
по фронту. Вид у мятежников был очень испуганный и
жалкий. Несколько человек стояло с перевязанными руками;
это были легкораненые. Выехав перед серединой фронта,
полковник Т.[опилин] приказал в течение трех минут выдать
зачинщиков. Фронт зашевелился, послышались выкрики, и
через минуту перед фронтом стояло уже человек пятнадцать
вытолкнутых руками своих товарищей. Их сейчас же
окружил взвод казаков и отвел в сторону. Среди зачинщиков
не оказалось выбранного командира полка, так как он был
ко
убит одним из первых выстрелов.
Дальнейший ход дела мне представлялся весьма просто:
будет сейчас же составлен военно-полевой суд и дня через
два самое позднее зачинщики будут расстреляны. Остальные
же в зависимости от степени вины понесут различные
наказания. Далее полк должен быть расформирован, и
солдаты по частям вольются другие полки, причем их,
конечно, надо как можно сильнее распылить. Того же, что
случилось на самом деле, предположить было совершенно
невозможно.
А случилось вот что: только что были отделены зачин-
щики, как к фронту подъехал какой-то штатский господин
верхом на сером коне в сопровождении целой свиты офицеров
и солдат. Оказалось, что это армейский комиссар.54 С нами
он поздоровался очень угрюмо. По-видимому, он считал нас
палачами. Узнав от командира отряда подробности подавле-
ния мятежа, он не счел даже нужным поблагодарить его.
После этого полилась речь, в которой говорилось очень много
о революционном правосудии, измене революции, революци-
54
онном долге и защите завоеваний революции, о том, что
правительство с болью в сердце должно было отдать распо-
ряжение о подавлении бунта вооруженной силой и наконец
о надеждах на то, что теперь мятежники постараются
загладить свою вину и исполнят долг до конца. Слушая эту
речь, я тщетно ожидал услышать хоть что-нибудь о России
и необходимости защищать ее, об этом не было сказано ни
слова. Нужно все-таки заметить к чести комиссара, что он
ни разу, не назвал бунтовщиков своими товарищами. В конце
концов он заявил им, что в самом ближайшем будущем вся
(46-я пехотная) дивизия будет послана на позиции. Надо
было быть совершенно безграмотным в военном деле, чтобы
отважиться ставить мятежные части в полном составе на
ответственные участки фронта. И вот такие невежды с легким
сердцем взяли в свои руки управление армиями, считая, что
опыт и знания — вещи второстепенные и могут быть вполне
заменены тюремным стажем.
Так как остальные полки (46-й пехотной) дивизии
безоговорочно исполнили все требования полковника Т.[опи-
лина], то есть построились без оружия и моментально выдали
зачинщиков, наша роль была закончена. Простившись самым
сердечным образом с полковником Т. [опил иным] и его
офицерами, я повел батарею обратно. Командир бригады
поблагодарил весь личный состав за твердость и решитель-
ность, с которой батарея исполнила возложенную на нее
задачу, и приказал каждому орудию идти на присоединение
к своей батарее.55
В ближайшие после этого дни меня вызывали несколько
раз в суд для дачи показаний. Состав суда был не из
революционной демократии, и в первые же дни было вынесено
несколько смертных приговоров. Привести в исполнение,
однако, удалось только два, так как самый демократичный
во всем мире министр и чуть-чуть не президент республики
А. Ф. Керенский поспешил для остальных прислать поми-
лование. Смертная казнь была заменена каторгой, причем
V «ЧА
осужденные до окончания воины возвращались в строи.
Результат такого гуманного отношения к преступникам не
мог не сказаться. Как только с должности главнокомандую-
щего был смещен генерал Корнилов, и Керенский, выпустив
свой знаменитый провокационный приказ об «изменнике»
55
Корнилове, поспешил занять остававшееся свободным в
течение почти двух месяцев место главнокомандующего
армией,57 (46-я пехотная) дивизия разложилась одной из
первых. Остальные части тоже шли по наклонной плоскости,
но все же не с такой головокружительной быстротой.
У нас в батарее разложение тоже шло полным ходом.
Солдаты встали уже на явно враждебную позицию по
отношению к офицерам. Всякие приказания исполнялись
крайне неохотно. Все чаще и чаще приходилось подчеркивать
комитету, что такое-то распоряжение боевое и обсуждение
не входит в компетенцию комитета. У меня отношения с
солдатами все ухудшались и ухудшались. Меня обвиняли в
наложении позорного пятна на бригаду моими действиями в
карательном отряде.
В середине сентября я уехал в отпуск и вернулся только
через месяц. Командующий батареей капитан П.[розоровский]
по моем возвращении сдал мне батарею и поехал в отпуск.58
За время моего отсутствия солдаты еще более распустились,
так что в распущенной банде, ничего не желающей делать,
трудно было узнать когда-то дисциплинированную часть.
Никакие усилия офицеров поддержать порядок и дисциплину
не вели к желаемым результатам. Разложение дошло уже
до кавалерии и артиллерии и шло быстро к неизбежному
концу — гибели армии. Эксперимент демократизации армии
заканчивался.
Старых солдат уже никого я не застал. Уезжая в отпуск,
они обратно в батарею не возвращались. Не то было прежде.
Не было случая, чтобы бывший в отпуску или на излечении
солдат батареи не вернулся обратно. Даже тогда, когда их
из госпиталей назначали в другие части, хотя бы и запасные,
они всеми правдами и неправдами добивались возвращения
обратно. Иногда приходилось им даже дезертировать из
других частей, чтобы вернуться в свою родную батарею.
Таких беженцев мы конечно всегда принимали и оставляли
у себя. Теперь они просто не видели смысла в сидении на
позиции, в то время как все ясно свидетельствовало о
неминуемом крушении.
С молодыми солдатами, побывавшими в разных запасных
частях, ладить было очень трудно. Большую часть дня они
проводили за игрой в карты и никаких других занятий знать
56
не желали. Караулы и дневальства неслись крайне небрежно.
Однажды, прийдя на позицию, я не нашел ни одного
дневального у орудий, Вызвав дежурного фейерверкера, я
узнал, что двое дневальных ушли на заседание бригадного
комитета, будучи его членами. Вызвав из землянок всех
номеров и построив их, я объявил им, что впредь без
разрешения дежурного офицера никто от орудий отлучаться
не может. До революции мы никогда такого распоряжения
не отдавали, так как никогда никто бы не отлучился не
вовремя, а тем более во время несения службы. Теперь,
конечно, все было возможно, и поэтому приходилось прини-
мать весьма крутые меры. Отдав это распоряжение и не
желая входить с кем бы то ни было в его обсуждение, я
круто повернулся и пошел в офицерскую избу, расположен-
ную от позиции саженях в полутораста.
Вечером того же дня мне передали по телефону, что
солдаты требуют меня на позицию. Такая форма «приглаше-
ния» меня страшно взорвала и я передал, что приду только
в том случае, если вся батарея будет выстроена и старший
из орудийных фейерверкеров, а не какой-нибудь член
комитета, мне доложит, что батарея просит меня прийти на
позицию. Минут через десять меня опять попросили к
телефону, и подпрапорщик Сморкалов,59 лихой старый
фейерверкер, смущенным голосом доложил мне, что батарея
готова.
Я пошел на позицию вместе с прапорщиком К.(ованько),
только недавно приехавшим в бригаду из училища. Батарея
была выстроена и при нашем приближении прапорщик
Сморкалов подал команду «смирно». Не давая «вольно» —
я совершенно спокойным голосом заявил солдатам, что
распоряжение не уходить с позиции без разрешения дежур-
ного офицера есть боевое, а поэтому по ныне действующим
законам обсуждению не подлежит. Из задних рядов, очевидно,
пользуясь уже наступившей темнотой, раздались крики:
старый режим, монархист. Я крикнул «молчать» и все
стихли, но очень ненадолго, так как крики опять повторились
и в один момент я оказался окруженным со всех сторон
протянутыми ко мне кулаками и разъяренными лицами. Все
что-то кричали и кольцо сжималось, все теснее и теснее. Я
уже решил, что настала моя последняя минута, как вдруг
57
кольцо, смыкавшее меня, раздалось и чьи-то дружеские руки
извлекли меня из толпы и втолкнули в землянку телефонис-
тов. Оказалось, что прапорщик К.[ованько], увидя, что дело
принимает очень скверный оборот, собрал фейерверкеров и
нескольких старых солдат и с их помощью вытащил меня
из толпы. Около землянки шла ожесточенная ругань между
моими спасителями и наиболее агрессивно настроенной
частью солдат. По моему адресу неслась площадная ругань
вперемежку с эпитетами «монархиста» и «палача (46-й
пехотной) дивизии». Когда все немного успокоилось, я,
поблагодарив своих спасителей, вышел из землянки и без
всяких столкновений дошел до офицерской халупы.
Прийдя домой, я позвонил по телефону командующему
дивизионом подполковнику Р.[одзянко]60 и просил его раз-
решения сдать командование батареей старшему из офицеров.
Он попросил меня ничего не предпринимать до свидания с
ним, обещав завтра утром заехать ко мне.
Рано утром он приехал ко мне и, выслушав всю историю,
вполне согласился со мной в том, что после всего происшед-
шего не только командовать батареей, но даже вообще
оставаться в бригаде, хотя бы и в другой батарее, мне
невозможно. Мы немедленно собрались и поехали к коман-
диру бригады. Пока мы говорили с командиром бригады,
происходило заседание бригадного комитета, на котором было
постановлено, как я узнал позже, арестовать меня и отправить
в армейский комитет. Обвинялся я в монархизме и в расстреле
(46-й пехотной) дивизии.
Постановление это, однако, меня уже в бригаде не застало,
так как командир бригады, снабдив меня медицинским
свидетельством о болезни, спешно на своем экипаже отправил
в тыл. Ни в одном промежуточном госпитале я не задержи-
вался, так как всюду заявлял докторам, что мне необходимо
как можно скорее выбраться из расположения армии по
политическим соображениям.61
К вечеру я уже добрался до станции железной дороги и
сел в вагон с выбитыми стеклами. Спутниками моими
оказались офицеры, в большинстве покидающими армию по
тем же соображениям, что и я. После трехдневного путеше-
ствия мы прибыли в Киев, где узнали, что в Москве уже
четвертый день идет бой между большевиками и белыми.62
58
В свою батарею я больше никогда не возвращался. Впослед-
ствии я узнал от одного из офицеров, встретившись с ним
в Добровольческой армии, что по введении большевиками
выборного начала мало кто из офицеров был избран на
командные должности. Бригада в январе попала в плен к
немцам и бесславно закончила свое существование.63
Штабс-капитан Эраст ГИАЦИНТОВ
Прага
Июль 1926 года
Примечания
1 Корнилов Лавр Георгиевич (1870-1918) — генерал от инфантерии; один
из наиболее авторитетных военачальников русской армии, из сибирских
казаков, ветеран Русско-японской и Первой мировой войн. В 1914-1915 гг.
командовал 48-й пехотной дивизией, был ранен и попал в плен. После
побега из австрийского плена назначен в январе 1917 г. командиром 25-го
армейского корпуса, в марте—апреле командовал Петроградским военным
округом. С мая 1917 г. — командующий 8-й армией, которая под его
началом добилась впечатляющих успехов в ходе Июньского наступления
войск Юго-Западного фронта. С 8 июля — главнокомандующий Юго-За-
падным фронтом (вместо А. Е. Гутора), а с 19 июля — Верховный
Главнокомандующий (вместо Л. А. Брусилова). 27 августа в результате
конфликта с Временным правительством смещен с должности и заключен
в Быховскую тюрьму по обвинению в попытке государственного переворота;
19 ноября вместе с группой арестованных генералов и офицеров совершил
побег и добрался до Новочеркасска, где принял активнейшее участие в
создании Добровольческой армии. Осуществлял военно-оперативное руко-
водство Добровольческой армией в ходе ее Первого Кубанского (или
Ледяного) похода; убит под Екатериподаром 31 марта 1918 г.
9
Речь идет о пространной статье в «Киевской мысли» от 5 августа 1917 г.
под заголовком «Усмирение полка (от нашего корреспондента)». В ней
говорилось, однако, что 16 июля было дано тринадцать шрапнельных
очередей, от которых погибло 11, умерло от ран 4 и ранено 40 человек.
3
Здесь и далее речь идет о 181-м пехотном Остролепском полку 46-й
пехотной дивизии, в состав которой входили также 182-й Гроховский,
183-й Пултусский и 184-й Варшавский полки. Еще 27 марта 1917 г.
командир Остроленского полка полковник М. Д. Райский сообщал по
команде: «полк твердой боевой силы теперь в сущности не представляет
и что при нынешнем его состоянии за добросовестное выполнение им
боевых задач поручиться не могу». Однако в рапорте командира 25-го
59
армейского корпуса генерала Болотова от 14 июня 1917 г. отмечалось,
что «полк в отличном состоянии. Своим бодрым, молодецким видом полк
произвел отличное впечатление... Любо было смотреть иа доблестных
остроленцев» (ЦГВИА СССР. Ф. 2375. Оп. 2. Д. 194. Л. 32 об.; Ф. 2228.
On. 1. Д. 307. Л. 165). Кризис, как мы увидим позже, наступил в
результате провала июньского наступления и успешного контрнаступления
противника,
д
Автор всю войну прослужил во 2-й батарее 3-й гренадерской артиллерий-
ской бригады 3-й гренадерской дивизии. В описываемое время бригада
входила в состав 25-го армейского корпуса Особой армии Румынского, а
затем Юго-Западного фронта. Архивный фонд бригады сохранился (ЦГВИА
СССР. Ф. 3675. Оп. 1-2).
Брусилов Алексей Алексеевич (1853-1926) — генерал от кавалерии, ветеран
Русско-Турецкой войны 1877-1878 гг. С начала Первой мировой войны
командовал 8-й армией, а с февраля 1916 г. стал Главнокомандующим
Юго-Западного фронта, войска которого в мае—августе осуществили
знаменитый прорыв австро-германского фронта, названный по справедли-
вости его именем. С 22 мая по 19 июля 1917 г. — Верховный
Главнокомандующий, затем советник при Временном правительстве. В мае
1920 г. возглавил Особое совещание при Главнокомандующем всеми
вооруженными силами Советской республики, которое обратилось с
воззванием к бывшим офицерам с призывом добровольно вступать в РККА
для защиты Родины от польских интервентов. В дальнейшем — на
военно-инспекционпой и военно-педагогической работе.
® Распутин (Новых) Григорий Ефимович (1872-1916) — из крестьян
Тобольской губернии, фаворит царской семьи (вопрос о степени его влияния
на императора и императрицу дискуссионен). Убийство Распутина 17
декабря 1916 г. нашло широкий отклик в различных кругах общества,
особенно кадровом офицерстве, справедливо считавшем, что он своими
действиями компрометирует русскую государственность в разгар ожесто-
ченной войны.
7
Протопопов Александр Дмитриевич (1866-1918) — симбирский помещик,
октябрист, депутат 1П и IV Государственных дум. С 16 сентября 1916 г.
министр внутренних дед, последний в императорской России. Позднее
расстреляй по приговору ВЧК.
Q
Речь идет о событиях Февральской революции, начало которым было
положено массовыми выступлениями петроградских рабочих 23 февраля,
переросшими к 25-му во всеобщую политическую стачку. 27 февраля на
сторону революции стали переходить солдаты Петроградского гарнизона,
был образован Временный исполнительный комитет Совета рабочих
депутатов и Временный комитет Государственной думы,
о
Манифест об отречении Николая II от престола был подписан в Пскове
в 3 часа дня 2 марта 1917 г. Его текст гласил: «В дни великой борьбы
с внешним врагом, стремящимся почти три года поработить нашу родину,
Господу Богу угодно было ниспослать России новые тяжкие испытания.
Начавшиеся внутри народа волнения грозят бедственно отразиться на
60
дальнейшем ведении упорной войны. Судьба России, Честь Геройской
нашей Армии, благо народа, все будущее дорогого нашего Отечества
требуют доведения войны во что бы то ни стало до иобедного конца.
Жестокий враг напряг последние усилия, и уже близок час, когда
доблестная армия ниша совместно с славными нашими союзниками может
окончательно сломить врага. В эти решительные дни в жизни России
сочли мы долгом совести облегчить народу нашему тесное единение и
сплочение всех сил народных для скорейшего достижения победы и в
согласии с Государственной Думой признали мы за благо отречься от
престола Государства Российского и сложить с себя верховную власть.
Не желая расстаться с любимым сыном вашим, Мы передали наследие
наше брату нашему Великому князю Михаилу Александровичу и благо-
словляем его на вступление на престол Государства Российского. Засоветуем
брату нашему править делами государственными в полном и неразделимом
единении с представителями парода в законодательных учреждениях па
тех началах, которые будут ими установлены, принеся в том ненарушимую
присягу во имя горячо любимой Родины. Призываю всех сынов верных
Отечества к исполнению своего святого долга перед ним повиновением
царю в тяжелую минуту всенародных испытаний и помочь ему вместе с
представителями народа вывести государство Российское на путь победы,
благоденствия и славы.
Да поможет Господь Бог России.
Подписал: Николай».
В Манифесте великого князя Михаила Александровича, подписанном 3
марта в Петрограде, подчеркивалась особая роль будущего Учредительного
собрания в определении формы государственной власти в России: «Обу-
реваемый со всем народом мыслью, что выше всего благо родины пашей,
принял я твердое решение в том лишь случае воспринять верховную
власть, если такова будет воля великого народа нашего, которому и
надлежит всенародным голосованием через представителей своих в
Учредительное собрание установить образ правления и новые основные
законы Государства Российского. Призывая благословение Божие, прошу
всех граждан державы Российской подчиниться временному правительству,
по почину Государственной Думы возникшему и облеченному всей полнотой
власти впредь до того как созванное в возможно кратчайший срок на
основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования Учредительное
собрание, своим решением об образе правления выразит волю народа.
Подписал: Михаил*.
Ю Смирнов (Смирнов-Угрюмов) Виктор Алексеевич (1884-?) — полковник,
кавалер ордена Св. Георгия 4-й степени и Георгиевского оружия.
«Характера горячего, но сдержанного. Очень неискренен и заискивающе
держит себя с нужными людьми, Медлителен, а потому не сразу
принимает должное решение. В боевой обстановке несколько преувели-
чивает события. Стрельбой руководит хорошо», — отмечалось в его
служебной аттестации (ЦГВИА СССР. Ф. 2158, Оп. 2. Д. 197. Л. 97) .
61
11 Михаил I (Михаил Федорович Романов) (1596-1645) — первый царь
династии Романовых; избран на престол Земским собором 1613 г. в
тяжелую для России годину Смутного времени после трехлетнего
правления бояр. Воцарение Михаила объективно во многом способствовало
консолидации национальных сил и постепенному возрождению Россий-
ского государства. Великий князь Михаил Александрович (1878-1918),
родной брат императора Николая И, был прямым потомком Михаила
Федоровича в девятом колене.
12
27 февраля 1917 г, было объявлено об образовании Петроградского совета
рабочих депутатов (фактически его исполкома) во главе с лидером
меньшевистской фракции Государственной Думы Н. С. Чхеидзе. В число
15 членов исполкома вошли, в основном, эсеры и меньшевики, а также
два большевика — А. Г. Шляпников и П. А. Залуцкий, 1 марта в
исполком было избрано 10 представителей от солдат и матросов — таким
образом образовался Петроградский Совет рабочих и солдатских депута-
тов. 2 марта Петросовет одобрил решение исполкома о предоставлении
права формирования правительства Временному комитету Государствен-
ной думы.
13
1 марта 1917 г. был принят знаменитый Приказ № 1 Петросовета по
Петроградскому гарнизону, но па практике имевший всероссийское
значение. В соответствии с ним узаконивались самочинно возникавшие
в армии солдатские комитеты, нижние чипы наделялись гражданскими
правами, ставились в равное с офицерами положение вне службы и строя.
Кроме того отменялось вставание во фронт и отдание чести вне службы,
а также титулование офицеров.
14
Галъстер Карл-Люциан (Георгий Александрович) (1895 г. р.) — штабс-
капитан, кавалер пяти боевых орденов, однокашник автора но Констан-
тиновскому артиллерийскому училищу в Петербурге. В декабре 1917 г.
в ходе выборов командного состава бригады был избран командиром 3-й
батареи, по сведениям на июнь 1918 г., проживал в Киеве.
Трудно сказать, почему в 3-й гренадерской артиллерийской бригаде во
время церемонии присяги отсутствовали крест и евангелие — соответст-
вующих распоряжений командования на этот счет никаких было. Текст
принимаемой присяги гласил: «Клянусь честью офицера (солдата и
гражданина) и обещаюсь перед Богом и своею совестью быть верным и
неизменно преданным Российскому Государству как своему Отечеству.
Клянусь служить ему до последней капли крови, всемерно способствуя
славе и процветанию Российского Государства. Обязуюсь повиноваться
Временному правительству, ныне возглавляющему Российское Государ-
ство, впредь до установления образа правления волею народа при
посредстве Учредительного Собрания. Возложенный на меня долг службы
буду выполнять с полным напряжением сил, имея в помыслах исклю-
чительно интерес Государства и не щадя жизни ради блага Отечества.
Клянусь повиноваться всем постановленным надо мною начальникам,
чиня им полное послушание во всех случаях, когда это потребует мой
долг (офицера, солдата, гражданина) перед Отечеством. Клянусь быть
62
честным, добросовестным, храбрым офицером (солдатом): не нарушать
своей клятвы из-за корысти, родства, дружбы и вражды. В заключение
данной мною клятвы осеняю себя крестным знаменем и нижеподписы-
ваюсь» (подчеркнуто мною. — В. Б.).
16
В г. Луцке Волынской губернии располагался штаб Особой армии.
17
Весьма сходную картину российской столицы того времени рисует
И. Л. Бунин в «Окаянных днях»: «Последний раз я был в Петербурге
в начале апреля 17 года. В мире тогда уже произошло нечто
невообразимое: брошена была на полный произвол судьбы — и нс
когда-нибудь, а во время величайшей мировой войны — величайшая па
земле страна... Невский был затоплен серой толпой, солдатней в шинелях
внакидку, неработающими рабочими, гуляющей прислугой и всякими
ярыгами, торговавшими с лотков и папиросами, и красными бантами,
и похабными карточками, и сластями, и всем, чего просишь. А па
тротуарах был сор, шелуха подсолнухов, а па мостовой лежал навозный
лед, были горбы и ухабы» (Даугава. 1989. § 4. С. 81).
18
Лукьянов Григорий Григорьевич (1 94 г. р.) — прапорщик, впоследствии
(здесь и далее — до 25 октября 1917 г.) подпоручик, из мещан; кавалер
ордена Св. Анны 4-й степени с надписью «За храбрость». Входил позднее
в состав бригадного комитета, в декабре 1917 г. в результате выборов
командного состава был избран командиром 2-й батареи. В июне 1918 г.
проживал в Москве.
19
Фукс Яков Альбертович — младший фейерверкер из вольноопределяю-
щихся, впоследствии прапорщик. Входил и во второй состав батарейного
комитета, избранный в мае 1917 г., в декабре избран взводным команди-
ром 2-й батареи. В июне 1918 г. проживал в Москве.
20
Прозоровский Леонид Георгиевич — капитан, бывший командир 2-го
нарка 3-й гренадерской парковой бригады; прибыл в батарею 8 марта
1917 г. Он так и оставался командующим батареей (то есть не был
утвержден в должности командира) вплоть до 26 октября 1917 г., когда
убыл в отпуск, из которого «по состоянию здоровья» в бригаду более нс
возвращался.
21
Автор являлся старшим офицером батареи, имевшим по уставу весьма
широкий круг обязанностей, приходилось ому нередко и временно
командовать батареей. Он пользовался в описываемое время несомненным
авторитетом среди нижних чинов, о чем говорит его избрание в мае
1917 г. товарищем председателя батарейного комитета. Кроме того, он
был избран членом бригадного суда, рассматривавшего различные
дисциплинарные проступки и конфликты между начальниками и подчи-
ненными.
22
Дело подпрапорщика Михаила Медведева рассматривалось бригадным
комитетом 30 апреля 1917 г., принявшим решение отстранить его от
должности и произвести дознание, так как он «по своим нравственным
качествам не может занимать должность фельдфебеля». Временно
командовавший бригадой полковник К. Н. Гринев утвердил отстранение
«по болезни», распорядившись провести дознание штабс-капитану
63
В. С. Карабуту. В июне 1917 г. Медведев был отправлен в командировку
по хозяйственной надобности, в августе его дело было возвращено в
бригадный суд, по никакого нового решения принято не было (ЦГВИА
СССР. Ф. 3675. On. 1. Д. 2. Л. 5, 97-97 об.) .
23
С начала Мировой войны офицерский корпус русской армии за счет
потерь сменился на 7/8. В пехотных частях сменилось от 300 до 500%
офицеров, в кавалерии и артиллерии — от 15 до 40% .
24
11 мая 1917 г, бригадный комитет принял постановление: «Всех солдат
появляющихся на позиции батарей с просьбой или требованием прекра-
тить огонь, задерживать и по выяснению личности передавать в полковые
комитеты» (ЦГВИА СССР. Ф. 3675. On. 1. Д. 2. Л. 101 об).
25
Керенский Александр Федорович (1881-1970) — присяжный поверенный,
трудовик (с марта 1917 г. — эсер), депутат IV Государственной думы,
масон. В первом составе Временного правительства — министр юстиции.
В мае — сентябре 1917 г. — военный и морской министр, с 8 июля —
министр-председатель, а с 30 августа еще и Верховный главнокомандую-
щий. В конце 1917 — первой половине 1918 г. на нелегальном
положении, затем в эмиграции. Имя Керенского было чрезвычайно
непопулярно среди значительной части командного состава армии,
особенно офицеров-фронтовиков. Именно ненависть к Керенскому была
основной причиной помощи, оказанной Советскому правительству мно-
гими офицерами в ликвидации контрреволюционного мятежа Керенско-
го — Краснова в ноябре 1917 г.
26
Трубкин Иван — рядовой; осенью 1917 г. вошел в состав бригадного
комитета от 2-й батареи, был делегирован в дивизионный комитет. 4
декабря 1917 г. бригадный комитет вынес «порицание» Трубкину,
который ввел в заблуждение своих товарищей, инспирировав заявление
за 120 подписями с необоснованными обвинениями офицеров бригады «в
контрреволюционности» и требованиями отстранения их от должности
(ЦГВИА СССР. Ф. 3675. On. 1. Д. 2. Л. 37-38) .
27
Мотыцкий Иосиф Томашевич (1891 г. р.) — рядовой, бомбардир-наво-
дчик. Впоследствии вошел в состав бригадного комитета, 23 сентября
1917 г. был командирован на двухнедельные курсы по подготовке
инструкторов к выборам в Учредительное собрание.
ПО
Карешин Алексей Никанорович (1874 г. р.) — полковник; служил в
бригаде с 12 июля 1895 г., а 3-й батареей командовал с 18 июля 1914 г.
Был награжден семью орденами, в том числе четырьмя боевыми, включая
орден Св. Георгия 4-й степени. «Характера спокойного, мягок. Очень
доверчив к подчиненным. Действует в бое решительно, хорошо разбира-
ется в обстановке», — говорилось в его служебной аттестации. Ходатай-
ство о назначении Каретина командиром дивизиона было отправлено
4 марта 1917 г., затем он был командирован в ставку «по делам службы»;
29 июня он был назначен дивизионным командиром 53-й артиллерийской
бригады, а затем командиром тяжелого дивизиона Киевской офицерской
артиллерийской школы. По данным на 18 июня 1918 г. проживал в
Архангельске. Тот факт, что Каретин лишился уважения офицеров
64
бригады, подтверждается пометкой ветерана бригады полковника
А. М. Вейсбаха на составленном им в Москве в июне 1918 г. предпола-
гаемом списке офицеров, предназначенных для приглашения па сформи-
рование бригады для Красной Армии: «Вполне желателен для службы
в другой бригаде» (ЦГВИА СССР. Ф. 2158. Оп. 2. Д. 197. Л. 93; Ф. 3675.
Оп 2. Д. 447. Л. 4).
29
Шуваликов Владимир Васильевич — штабс-капитан; был официально
утвержден в должности командира батареи лишь 17 октября 1917 г.
Входил в состав дивизионного комитета от бригады. Не был избран на
командную должность в декабре 1917 г. и с января 1918 г. находился
в отпуске «по болезни»; в апреле 1918 г. проживал в Ростове-Ярослав-
ском.
В июньском наступлении русской армии основную роль должны были
сыграть войска Юго-Западного фронта под командованием генерала А.
Е. Гутора (затем — Л. Г. Корнилова), наступая силами 11-й и 7-й армий
в направлении на Львов, а 8-й армии — на Калуш и Болехов. Войска
Северного, Румынского и Западного фронтов осуществляли вспомогатель-
ные удары. Наступление 11-й и 7-й армий, начавшееся 18-19 июня,
успеха не имело и к 20 июня было прекращено. Наступление 8-й армии
Л. Г. Корнилова было успешным и привело к занятию Станислава, Галича
и Калуша, выходу на р. Ломница. Потери во всех трех армиях от этого
наступления к концу июня составили 1222 офицера и 37500 солдат, то
есть 14 % всего личного состава.
31
Особая армия должна была сковать действия противника и не допустить
переброски его сил па Львовское направление.
32
В начале июня 2-я батарея 3-й гренадерской артиллерийской бригады
обстреливала противника химическими снарядами в районе д. Шельвов.
Как отмечалось в журнале военных действий, 10 июня батареи 1
дивизиона прибыли в с. Белосток, где расположились по квартирам и
находились до 18 июня. В ночь на 19 июня перешли в лес и стали
биваком, 22-23-го вели обстрел аэропланов противника, а затем распо-
лагались в местечке Михайловка, деревнях Курсина-Середипс и Ледухове.
(ЦГВИА СССР. Ф. 3675. Он. 2. Д. 364. Л. 1-1 об.).
33
3 июля 2-я батарея выступила из Ледухова и перешла в дер. Подлипки,
где стояла биваком до 6 июля (Там же. Д. 370. Л. 1).
34 Речь идет о 6-й гренадерской дивизии, включавшей 21-й гренадерский
Румянцевский, 22-й гренадерский Суворовский, 607-й пехотный Млы-
новский и 608-й пехотный Олыкский полки.
35
4 июля 1917 г. толпой солдат был убит командующий 22-м гренадерским
Суворовским полком подполковник Рыков, уговаривавший полк идти на
позицию.
3® 9-й гренадерский Сибирский, 10-й гренадерский Малороссийский, 11-й
гренадерский Фанагорийский и 12-й гренадерский Астраханский полки.
37
В журнале военных действий Управления бригады отмечается, что
артиллерийский огонь противника начался в 2 часа ночи (ЦГВИА СССР.
Ф. 3675. Оп. 2. Д. 355. Л. 1).
65
38
В штабе армии приказ идти на помощь 6-й гренадерской дивизии 5-го
Сибирского корпуса был получен в 9 часов утра, а в 12.30 батареи
выступили в поход. 1-й дивизион (1-я, 2-я и 3-я батареи) получил задачу
сохранять переправу у д. Ратыницы, Чистопады и Заложицы, а 2-й
дивизион — уд. Подбережице и Колтуны.
39
Дер. Подлипки.
40 9-й Сибирский гренадерский полк.
41
Речь идет о 46-й пехотной дивизии и 181-м пехотном Остроленском
полку.
42
Вот как описываются эти события в журнале военных действии батареи:
«В 18 ч. батарея под огнем противника встала па позицию к северу от
Гае за Рудом, выделив вперед для обстрела переправ взвод, связавшись
с подходящим к тому времени Сибирским полком и выслав двух офицеров
передовых наблюдений, батарея открыла огонь по переправам у д.
Заложцы, а также по д. Чистопады и Дзичка. Как батарейные, так и
отдельный взвод вели огонь под огнем противника. Передовым наблюда-
телям приходилось корректировать огонь из наших пехотных цепей.
Противнику не удалось переправиться на левый берег р. Серет» (ЦГВИА
СССР. Ф. 3675. Оп. 2. Д. 370. Л. 2).
43
Эти работы 8—11 июля сопровождались взаимным обстрелом позиций
(Там же. Л. 3).
44
Уже в день своего назначения Главнокомандующим Юго-Западным
фронтом Л. Г. Корнилов отправил телеграмму командующим корпусов
и армий: «Самовольный уход частей я считаю равносильным с изменой
и предательством, поэтому категорически требую, чтобы все строевые
начальники в таких случаях, не колеблясь, применяли против изменников
огонь пулеметов и артиллерии. Всю ответственность за жертвы принимаю
на себя, бездействие и колебание со стороны начальников буду считать
неисполнением их служебного долга и буду таковых немедленно отрешать
от командования и предавать суду. 8 июля 1917 г.» Через три дня Л. Г.
Корниловым был подписан приказ, который, учитывая традиционно
искаженное его толкование в литературе, необходимо привести полностью;
«Получив донесение командарма 11 о том, что солдаты вверенной ему
армии позволили себе при оставлении нами Тарпоноля грабить имущество,
насиловать женщин и детей, убивать мирных жителей и друг друга, я
отдал приказ расстреливать подобных негодяев без суда. Во исполнение
этого моего приказа 9-го сего июля назначенными для сего командами
расстреляно 14 подлецов на месте совершения ими преступления.
Объявляя об этом армиям вверенного мне фронта, добавлю, что мною
отдан приказ без суда расстреливать тех, которые будут грабить,
насиловать и убивать как мирных жителей, так и своих боевых
соратников, и всех, кто посмеет не исполнять боевых приказов в те
минуты, когда решается вопрос существования Отечества, свободы и
революции. Я не остановлюсь ни перед чем во имя спасения Родины от
гибели, причиной которой является подлое поведение предателей,
изменников и трусов. Настоящий приказ прочесть во всех ротах и
66
батареях. Генерал Корнилов» (ЦГВИА СССР. Ф. 2228. Оп. 2. Д. 307.
Л. 222-223).
45
Речь идет о действиях батареи 25-го мортирного артиллерийского
дивизиона в роще у д. Милыю. В публикации «Киевской мысли» 5
августа 1917 г. эти события отнесены к 14 июля.
46 ТТ
«Не признавая никого и ничего, они в течение нескольких дней массами
бродили по окрестным деревням, воровали, грабили, насиловали, воз-
буждая к себе странное озлобление как со стороны охваченных
анархическими настроениями солдат, так и со стороны местных жителей»
(Киевская мысль. 1917. 5 авг.).
47
Командиром бригады был генерал-майор Николай Валентинович Орлов-
ский (1872 г. р.). Управление бригады получило около 18 часов 15 июля
из штаба корпуса «приказание выделить батарею для усмирения 46-й
дивизии. Была выделена сводная батарея по 1 орудию от каждой батареи».
В журнале военных действий 1-го дивизиона подчеркивается, что сводная
батарея выделена была «в карательный отряд для усмирения взбунто-
вавшейся пехотной дивизии» (ЦГВИА СССР. Ф. 3675. Оп. 2. Д. 355.
Л. 3; Д. 362. Л. 4).
48
В соответствии с порядком старшинства старшим при равенстве в чипе
считался офицер, который более длительное время пребывал в настоящем
чине, а если и здесь было равенство — в предыдущем чине и так далее.
49
Райне Павел Адольфович — поручик, впоследствии штабс-капитан;
инженер по образованию, призван на фронт из запаса. В сентябре 1917 г.,
как специалист, был откомандирован в распоряжение заведующего
автомобильной частью Северного фронта. По сведениям на 18 июня
1918 г. проживал в Ярославле.
50
Полковник Владимир Иванович Топилин в 1917 г. был командиром 29-го
Донского казачьего полка. В середине октября 1920 г. в результате рейда
5-й кавалерийской дивизии красных по тылам врангелевской армии
генерал-майор Топилин был захвачен в плен на станции Большой Токмак,
а затем «зарублен на дороге» при возвращении красной конницы (см.:
М. В. Фрунзе на Южном фронте (сентябрь-ноябрь 1920 г.). Сборник
документов. Фруиэе, 1988. С. 137, 145).
51
29-й и 33-й Донской казачьи полки и 15-й Сапдомирский конно-погра-
пичный полк.
52
Остальная часть полка с 11 июля находилась на позиции во временном
подчинении командующего 6-й Финляндской стрелковой дивизии гене-
рал-майора Бредова. Однако на 17 июля в ротах полка налицо было
лишь 562 человека... (ЦГВИА СССР. Ф. 2795. Оп. 2. Д. 74. Л. 33-34).
53
Иное описание событий дает газета «Киевская мысль» от 5 августа
1917 г.: «В 10 часов утра по роще была открыта стрельба очередями на
высоких разрывах. Стрельба велась следующим образом. После первой
очереди пауза в 20 минут, потом сразу две очереди и опять пауза в 20
минут, затем с небольшими перерывами еще девять очередей. По
сведениям, поступившим позднее, [остролен]цы после первой очереди
пытались собрать митинг, но следующая очередь его разогнала. После
67
третьей попытки они хотели скрыться в большой лес, расположенный
южнее дер. Милыю, но были немедленно остановлены заградительным
пулеметным огнем со стороны пулеметчиков [...]ского полка... После
двенадцатой шраппелинцы сдались. Всех арестованных собрали в одно
место и около 2 часов дня послали ультиматум в: [...]ский и [...]скнй
полки с требованием построиться без оружия. Требование было немед-
ленно исполнено...» В архивных фондах удалось разыскать лишь крайне
лаконичное описание карательной акции: «В 46-й дивизии полки
отказались выполнять боевые приказания, а затем Гроховский и
Пултусский полки повиновались и выдали главных зачинщиков, к другим
двум полкам было применено вооруженное воздействие. После обстрела
части сдались, главные виновники выделены и преданы военно-полевому
суду», — говорилось в сводке о настроениях в армии, направленной в
Ставку (ЦГВИА СССР. Ф. 2003. Оп. 2. Д. 411. Л. 105).
54
Речь идет о помощнике армейского комиссара Николаеве.
«16 июля. Около 20 часов батарея из карательной экспедиции вернулась.
Дивизия усилена. Положение тревожное, — верстах в 20 правее нас идет
бой», — записано в журнале военных действий бригады (ЦГВИА СССР.
Ф. 3675. Оп. 2. Д. 355. Л. 3).
Первоначально в соответствии с распоряжением Временного правительства
был учрежден Военно-революционный суд 46-й пехотной дивизии под
председательством штабс-капитана Попова. Число арестованных только
в Остроленском полку доходило до 700 человек, к суду, однако,
привлечено было 69. 29 июля из 24 подсудимых 184-го Варшавского
полка трое были приговорены к смертной казни, 8 — к бессрочной
каторге, 13 — к 15-ти, al — к 20-ти годам каторжных работ, тремя
днями ранее был расстрелян «за преступную деятельность» рядовой того
же полка П. П. Ударцев. Вскоре, тем но менее, выяснилось, что
совершенные преступления не подлежат компетенции Военно-революци-
онных судов, так как приказ об их создании был получен в 46-й дивизии
лишь 17 июля утром. Поэтому дела были переданы в Соединенный суд
корпусов Особой армии для рассмотрения в ускоренном порядке.
Осужденные ранее к смертной казни П. Емельянов, П. Конашенков и
М. Кук по ходатайству комиссара Верховного Главнокомандующего М.
М. Филоненко были помилованы. Дола Соединенного суда корпусов за
соответствующий период не сохранились (ЦГВИА СССР. Ф. 2376. Оп. 2.
Д. 643).
57
26 августа Л. Ф. Керенскому через беседовавшего с Л. Г. Корниловым
в Ставке в Могилеве В. Н. Львова, члена IV Государственной думы,
передано было требование передачи ему «всей военной и гражданской
власти». На следующий день в Ставку была отправлена телеграмма
Корнилову с требованием немедленно сдать должность генералу Луком-
скому и немедленно прибыть в Петроград. 28 августа в телеграмме
губернским и областным комиссарам Корнилов был объявлен мятежником
и изменником, а 29 августа объявлено об отчислении от должности и
предании суду за мятеж генералов Корнилова, Деникина, Лукомского,
68
Маркова и Кислякова. А 30 августа Керенский стал Верховным
главнокомандующим, начальником штаба при нем был назначен генерал
от инфантерии М. В. Алексеев.
58 15 сентября 1917 г. в управление бригады поступил запрос о команди-
ровании Э. Н. Гиацинтова в Петроград в качестве кандидата на должность
младшего строевого офицера Константиновского артиллерийского учили-
ща. 17 сентября оп выехал в отпуск, а 26 октября в связи с убытием
командующего батареей вступил во временное командование (ЦГВИА
СССР. Ф. 3675. Оп. 2. Д. 132. Л. 362, 366; Д. 426. Л. 911-913) .
59
Подпрапорщик Сморкалов в декабре 1917 г. был избран взводным
командиром 2-й батареи.
fiO
Родзянко Владимир Андреевич — подполковник, командир 1-й батареи
и временно командующий 1-м дивизионом. Входил в состав бригадного
комитета, однако в ходе выборов в декабре 1917 г. не был избран на
должность командира дивизиона, уступив после второго тура голосования
капитану В.В. Шуваликову. По сведениям па 18 июня 1918 г. проживал
в Архангельске.
61
Бурные события во 2-й батарее происходили 30 октября 1917 г. в м.
Подбережье. 31 октября в рапорте по команде Э. Н. Гиацинтов писал:
«Сего числа я заболел и отправился на излечение в перевязочный пункт».
В медицинском свидетельстве, подписанном врачом Н. А. Галашиным,
отмечалось, что «штабс-капитан Гиацинтов вследствие болезни катара
толстых кишек сего числа отправлен в Перевязочный отряд». А 2 ноября
он, судя по документу 54-го тылового эвакопункта, «был эвакуирован в
город Киев... для дальнейшего лечения» (ЦГВИА СССР. Ф. 3675. Оп. 2.
Д. 132. Л. 366-385) .
Речь идет об установлении Советской власти в Москве, вооруженные
столкновения в которой происходили с 27 октября по 3 ноября 1917 г.
Уже в эти дни по отношению к противникам красногвардейцев и
перешедших на сторону революции войск стал употребляться термин
«белая гвардия» (так назывался отряд полковника Трескина).
63 Товарищ автора по Добровольческой армии явно ввел его в заблуждение.
В ходе выборов 14 и 24 декабря 1917 г. действительно офицеры-коман-
диры не сохранили свои прежние должности, однако избраны па лих
были, в основном, также офицеры, а на должности командиров батарей
и выше — одни офицеры. Судя по делопроизводственной переписке,
датированной апрелем, бригада вовсе не закончила своего существования
в январе 1918 г., а дислоцировалась в месте своего довоенного кварти-
рования — в Ростове-Ярославском. 18 июня 1918 г. А. М. Всйсбахом,
выборным командиром бригады (а в то время — председателем ее
Военно-исторической комиссии) был подготовлен «Именной список воинов
3-й гренадерской артиллерийской бригады, предназначенных к пригла-
шению на сформирование бригады (в первую, вторую и третью очередь)».
Среди первоочередников значился и штабс-капитан Э. Н. Гиацинтов,
проживавший тогда в Москве (ЦГВИА СССР. Ф. 3675. Оп. 2. Д. 447.
Л. 2). Как известно, регистрация бывших офицеров была организовала
69
там из рук вон плохо, выливалась нередко в оскорбление и унижение
дорожащих своей честью людей (см.: Кавтарадзе А. Г. Военные
специалисты на службе Советского государства 1911-1920 гг. М., 1988.
С. 98-99) . Это, а также усиление репрессивных тенденций Советской
власти не могло не вызывать известного оттока потенциальных военспецов
в различные белые армии.
Русское прошлое. Кн. 1. Л., 1991.
«НАШИ АГЕНТЫ
ОТ МИЛИЦИОНЕРА ДО НАРКОМА»
Что известно нам о работе белогвардейской контрраз-
ведки? В многочисленных детективных романах и многосе-
рийных фильмах рассказывается, как боролись бесстрашные
чекисты с белыми агентами, лихо разоблачая их козни, по
сути дела, заранее обреченные на неудачу. Увы, реалии
Гражданской войны гораздо сложнее и страшнее... В бело-
гвардейской контрразведке нередко служили люди отменной
личной храбрости, по-своему талантливые, готовые на
любые жертвы и преступления ради поставленной цели.
Один из них, Николай Федорович Сигида, бывший
гвардейский подпоручик, стал вскоре после Октября агентом
контрразведки Добровольческой армии и оказался в эпицент-
ре событий на Дону первой четверти 1918 года. Он занимал
видные посты и в красном Таганроге, и в оккупированном
немцами Ростове, участвовал в походе белого полковника
М. Г. Дроздовского.
Свои «сигиды» имелись на всех фронтах, в большинстве
крупных городов. Численность таких агентов измерялась не
единицами и не десятками, а по меньшей мере сотнями.
Тем не менее вред, причиненный ими, несоизмерим с той
огромной помощью, которую оказали Красной Армии пример-
но 75 тысяч бывших офицеров и генералов. Подозритель-
ность, неуважение и несправедливость, проявленные к ним
в дальнейшем, не могут быть оправданы никакими «сиги-
дами».
70
Читая записки Сигиды, необходимо учитывать, что,
созданные в 1925 году в Софии, они не предназначались для
публикации и не имели пропагандистского значения. Автор
не только дает уничтожающие характеристики большеви-
кам и Советской власти, но и невольно открывает
беззакония, которые творили белые, весьма подробно расска-
зывает о карательных акциях, осуществлявшихся под его
началом. Поэтому, несмотря на субъективность подхода и
откровенную ненависть к большевизму, записки представ-
ляют большую историческую ценность.
Рукопись на много лет осела в фондах Русского загра-
ничного исторического архива в Праге, сейчас хранится в
Центральном государственном архиве Октябрьской револю-
ции. Публикуется с незначительными сокращениями.
ВОСПОМИНАНИЯ БЕЛОГО КОНТРРАЗВЕДЧИКА
НИКОЛАЯ СИГИДЫ
Всю революцию от начала ее мне волею судеб пришлось
провести в Петербурге, сначала в качестве младшего офицера
2-й роты запасного батальона лейб-гвардии 3-го стрелкового
его императорского величества полка, а затем в качестве
офицера штаба резерва округа («товарищи» решили, что,
исключив меня из батальона, они обрубили несколько
щупалец гидре контрреволюции). Но вот пришел ноябрь
месяц (1917 года. — В. Б.), и дальнейшее существование
становилось невозможным... Становилось жутко. Когда народ
был пьян от водки, была надежда, что он проспится, когда
же он стал пьяным от крови братьев своих — надежда
умерла.
На Дон я приехал 6 ноября и через некоторое время
получил место начальника 1-го участка городской милиции
Таганрога. В Таганрог прибыл поручик Белов от штаба
Добровольческой армии1, начальник Таганрогского пункта
контрразведки. Я, как выяснилось, был ему рекомендован.
Тем временем положение в городе осложнялось... У
обывателя шерсть поднималась дыбом в предчувствии чего-то
71
нехорошего. Это нехорошее не медлило своим приходом, и
уже к концу декабря отряды красных под командой матроса
X. (фамилию не помню) и некоего, по-видимому, офицера,
Сиверса двигались сначала к Донской области, затем и на
Таганрог.2 Вожди отряда были звери, расстрелы и самые
кошмарные издевательства были спутниками их похода, имея
целью своеобразное настраивание этой толпы, которая носила
название войск. Ни одной минуты отдыха человеку, через
кровь идущего к крови, ни одной минуты сна человеку,
пьяному от крови брата своего, не давали эти люди, дабы
угар не мог пройти раньше, чем будет достигнута цель.
Понимание психологии масс, чисто звериное, не научное, а
инстинктивное давало возможность вождям мановением паль-
ца своего повелевать массами.
(После установления Советской власти 19 января
1918 года автор остался в Таганроге для контрреволюционной
работы и по протекции своего однокашника по Коммерчес-
кому училищу Е. И. Болотина, комиссара финансов СНК
Донской республики, стал членом коллегии при таганрогском
военкоме и занимался «организацией отпора» войскам гене-
рала Корнилова. — В. Б.)
Предстояла большая работа и в случае неудачи возмож-
ность попасть под расстрел. Нервы напряжены до крайности.
Бессмыслица стала нормальным явлением. Сначала приходи-
лось пить, чтобы вздернуть себя хотя бы обманным путем.
Разведка левых социалистов-революционеров во главе с
Калабуховым шпионила всюду и везде. Разведка Украинской
Рады и разведка большевиков не отставали тоже. Чека на
Металлическом заводе в лице бывшего начальника стражи
завода свирепствовала вовсю, и горе тем, кто попадал туда.
Я сделал все, чтобы забить железнодорожные линии и
не допустить прохода составов, делал так, чтобы и складов
годных не было. В этом приблизительно объеме и по этому
же плану шла наша работа в тылу у большевиков, парализуя
их попытки к тому, чтобы уметь управлять. Управления как
такового на месте не было, ибо управлять было не под силу
кому бы то ни было. Все управлялось само собой.
В самый нужный момент кого-либо не отыскивали, и
дело останавливалось на определенное время. Однажды даже
хотели аэроплан скрасть для Корнилова, но полетевший на
72
нем летчик благодаря неосторожности свернул себе шею и
разбил аппарат. Нередко бывали и случаи, что вместо
производства маневров спешно составляли поезда для гуля-
ющих комиссаров и один за другим на полной скорости
развозили пьяные компании в Ростов и другие станции.
Жизнь проходила весело, время летело незаметно.
Числа 7-8 апреля в городе стало известно о движении
немцев на Дон3, а дня через два после этого на станцию
пришли эшелоны с бежавшими от немцев вояками. Атмо-
сфера сразу сгустилась. Власть была озабочена. Предполагали
готовить город к обороне путем постройки долговременных
окопов, с каковою целью решено было мобилизовать буржуа-
зию, что и было сделано. Но, несмотря на строгие наказы,
окопы рыть пошли не все, и к приходу немцев эта операция
так и осталась невыполненной... Все нервничали до такой
степени, будто наступил страшный суд. Комиссару Азовского
моря был отдан приказ держать наготове несколько судов
«на случай могущего быть отступления» красных войск, а
на переведенном языке — на «случай своевременного бегства
заправил» (очень нужны им были красные войска!).
В кое-каких окопах, кое-где и кое-как обнесенных
проволочными заграждениями, разместилась рвань, носившая
громкое название армии. Когда показались немцы (аэроплан
их прилетел с целью разведки гораздо раньше), эта рвань
потребовала стрельбы, но, услышав свист пулеметных пуль,
драпанула во весь дух, забыв всякие разные революционные
принципы, навеянные временем и демагогией власть имущих.
В этом и состояла вся оборона города «трудящимися».
Некоторое время, когда город был оставлен большевика-
ми, но еще не занят немцами, власть в нем взял на себя
Союз офицеров. Им производились охрана города и аресты
не успевших бежать «товарищей».
Ушли (из Ростова войска Добровольческой армии 9 фев-
раля 1918 г. — В. Б.), и город наполнился стонами и плачем
отцов, матерей, жен, братьев, сестер по убитым, изнасило-
ванным и замученным на их же глазах родственникам.
Убивали всех, кто так или иначе подвертывался под руки.
Особенно кошмарные сцены происходили в первые дни, когда
власть как таковая находилась в руках любого вооруженного,
73
взявшего себе право казнить и миловать по своему усмотре-
нию.
Через несколько дней в городе возникли местный Совдеп
и областная власть в виде СНК под контролем из Москвы в
лице некоего Орджоникидзе.4 Какой-либо существенной раз-
ницы в организации власти, то есть в способе организовы-
ваться, не было. Все стало так же, как и в других городах:
одни приходили с винтовками и очищали город от «бело-
гвардейцев», другие — распределяли в это время роли между
собой. Выборы как таковые не существовали. Да и кто бы
там выбирал? У каждого работы полон рот. Нужно было и
убить, и ограбить, нужно было и на хорошую квартиру
перейти, да и мало ли что еще там? Да и какие выборы,
когда... «товарищи» были все время на своих местах и еще
до прихода красных войск уже было известно, кому и что
делать. А, кроме того, выбирай не выбирай, а у власти
должен стать человек, перед революционной властью заслу-
женный, что-либо для нее сделавший. Так было и здесь.
Председателем совнаркома Дона сделался знаменитый
вахмистр Подтелков...
Высокого роста, широкоплечий человек, одетый в папаху,
короткий темный френч, бриджи и ботфорты, он походил на
мясника, только что собравшегося на бойню. Такое впечат-
ление производила эта фигура, находящаяся в любом месте
поля вашего зрения, и безразлично от того, что вы наблюдали:
лицо или спину. Молчаливый, вялый в движениях, он, если
вы приходили к нему по какому-либо делу, прежде всего
впивался в вас полинявшими от степного ветра неприятными
колючими глазами и, пронизывая, впитывал и угадывал в
вас контрреволюционера, годного по деяниям своим для
Парамоновского подвала. И только после того, когда он
находил, что рук марать о вас не стоит, он спрашивал, зачем
вы пришли. Во все время разговора с вами лицо этого
человека не изменялось, и думали вы, глядя на него, что
перед вами человек, занятый чем-то другим, ибо мысли его
были где-то далеко. Бесстрастное лицо вершителя судеб все
же носило на себе отпечаток какой-то бессмысленной нена-
висти и злобы, царившей в нем как первоисточник сущест-
вования... Подтелков в военном отделе являлся очень редко
и то на короткое время. Эти визиты носили характер частных
74
и на Флорове как на подчиненном, нисколько не отражались;
он все же был самостоятельным и в своих действиях, и в
своих решениях, и только, когда не хотел чего-либо делать
и в то же время не хотел и отказаться, говорил, что это
зависит от Подтелкова, что он ему во всем подчинен и, как
тот скажет, так и будет. В таких случаях Подтелков всегда
отказывался.
Очередным действующим лицом был Орджоникидзе —
грузин по происхождению, присланный на Дон из Центра.
Живой и изворотливый, с сильным акцентом инородца, плюс
ко всему этому нахальный, делающий вид, что он занят
работой по горло, «товарищ Серго», как его здесь звали,
всюду совал свой нос, наполняя комнаты отеля резким криком
акцентирующего голоса. Он имел при себе революционные
надобности, несколько ящиков денег и свою охрану. Это
давало ему возможность подчинить себе жадных советских
служителей и командовать ими, как то ему было угодно.
Власть местная тоже имела своих более видных членов.
Одним из таких был Зявкин, начальник красной гвардии
Ростова — гроза городского населения, а в особенности
несчастных белогвардейцев, безжалостно истребляемых в
подвалах Парамонова.
Наши разведчики имели доступ всюду. Тайная органи-
зация полковника Орлова и разведка, оставленная на местах
Добровольческой армией, снабдили своими членами все
советские учреждения в достаточной мере. Начиная от
милицейских участков и кончая наркомом, разведка имела
свои глаза и уши, и Центр наш всегда был благодаря этому
в курсе событий. Наши агенты, будучи на службе у
большевиков, занимали у них места от милиционера до
наркома включительно.
Вдруг распространились слухи о приезде в Ростов по
особо важному делу военного комиссара Кубано-Черноморской
губернии некоего Автономова (говорят, бывшего офицера
Балтийской морской пехоты).5 Разведка сообщила, что
Нарком готовится к важному совещанию для выработки плана
совместных действий против каких угодно белых, угрожаю-
щих Кубанской республике... Были сделаны фальшивые
документы о делегировании меня на это совещание от
Алексеевской волости Таганрогского уезда.
75
Отель охранялся тройной линией. Первая — стрелки
пулеметной команды, вторая — местная полиция и третья —
стрелки особого отряда, набранного из всякого сброда.
Миновав эти три линии, мы вошли в отель, поднялись на
второй или третий этаж, где была комната, предназначенная
для заседания. Она имела четыре двери. Одна из них
выходила на балкон, а три другие — в коридоры. У каждой
двери стоял часовой-красноармеец, а внутри была контрраз-
ведка белых! Какая злая шутка.
Около двух часов ночи заседание подходило к концу,
придя к следующему решению: хорошо укомплектованный
отряд матроса Шкуры, что в Батайске, и свой особый отряд
стрелков в Ростове сформировать путем слияния в одну часть
под командой Шкуры и послать на Кубань как самостоятель-
ный отряд, который во всем считался бы в своих действиях
против противника с общим планом. Для этой цели Главно-
командующий войсками Автономов должен был послать в
отряд свою связь. Уцелевшие же части заменить местными
и наверстанными в округе, где, кстати, должна была
произойти мобилизация. Все были довольны столь мудрым
решением, и Автономов уже видел перед собой побежденный
белый отряд.
После этого мне удалось снестись с Беловым и благодаря
полученным от него инструкциям перейти к действиям, цель
которых была оставить Автономова без поддержки со стороны
Дона. Ростовская анархическая федерация на три четверти
своего состава, если не больше, состояла из офицерства,
чуждого всякой партии, а тем более федерации анархистов.
Но это давало возможность не только жить, но еще и иметь
оружие, бомбы, устраивать демонстрации против большевиков
и вообще чувствовать себя непринужденно. Не помню хорошо,
но, кажется, были даже брошены бомбы. В общем, у
правителей Дона создалось паническое настроение.
В Ростове (...) атмосфера как-то сразу сгустилась. Что
было этому причиной — трудно сказать: то ли вести из
Украины, то ли армия добровольцев. Обыски и аресты
участились, и на свет появился полоумный садист студент
Полуян, уроженец Екатеринодара... По городу взад и вперед
шныряли автомашины то с начальством, то с очередными
арестованными. Теперь уже действовали не только подвалы
76
дома Парамонова, действовали и подвалы отеля «Астория»
также. В последнем было не хуже, чем в первых. В тюрьме
же хозяйничал полупьяный Полуян. Злобу свою сатанинскую
вымещал он и на старом, и на малом одинаково.
...С.Н.К. Дона предполагал, что немцы, подойдя к
границе Дона, пошлют к ним делегацию с просьбой разрешить
перейти ее. Конечно, Революционное правительство им в этом
откажет.
Когда выяснилось, что телеграф с Таганрогом не работает
и причиной этому может быть приход и занятие города
неприятелем, «трупы» зашевелились и начали спешно обню-
хивать воздух. Скоро прибывшие беглецы успели напугать
тем, что город Таганрог объявлен занятым немцами, беспо-
щадно расправляющимися с большевиками, одних — комис-
саров — расстреливали, а других — рядовых коммунистов —
отсылали на работы... Разумеется, ни первое, ни второе
«трупам» не улыбалось, а потому нужно было быть готовым
положить «трупы»... в более сохранное место. Иными
словами, нужно было приготовиться к бегству, оставив на
произвол судьбы своих бесчисленных помощников и «рево-
люционный трудящийся народ». Начались сборы...
По улицам, за автомобилями с мечущейся властью, не
пройти, не проехать. На вокзале готовый поезд. Чрезвычайка
во главе с Полуяном заработала вовсю, стараясь использовать
каждую свободную минуту. Все были начеку, чтобы пуститься
к бегству. Ждали немцев и сознавали, что с ними шутки
плохи, а революционная армия в бой, безусловно, не вступит.
Все чего-то ждали. Обыватель притаился, как таракан у
печки, и, сбитый с толку, не знал, что ему делать (...) Но
вот и утро пасхального дня... (В этот день, 21 апреля
1918 года, автор в составе отряда Дроздовского, опередив
немцев, вступил в Ростов; однако на следующий день под
напором превосходящих советских войск дроздовцы оставили
город и отошли в село Чалтырь. — В. Б.)
Когда мы подошли к немцам, уже за Чалтырем, они
были готовы к наступлению. Ранцы были сняты и аккуратно
расставлены на землю, причем около имущества каждой роты
был оставлен часовой, солдаты же сидели, то ли отдыхая,
то ли поджидая кого-то. Когда цепи с бугров, стройно и
чинно, точно автоматы, спустились вниз, мы подошли к
77
буграм, наблюдая за боем. Немцы били из пушек по
отдельным большевистским пулеметам, ликвидируя их иног-
да со второго выстрела.
Но вот мы и на улицах Ростова. Они пусты, точно
вымерли. По дороге ни одного трупа. Зато патронов и оружия
сколько хочешь. Это обстоятельство говорило за то, что «драп»
был больше, чем усиленный. Налегке совсем входили в город
со стороны Таганрогского проспекта. В колонне по отделениям
шли немцы, за ними небольшим отрезком шли мы, одетые
по-походному, запыленные благодаря долгому пути. За нами
движется наш обоз, состоявший не то из одной, не то из
двух телег, взятых нами в Чалтыре. Все оружие и патроны,
что были по пути движения нашего, мы набирали в телеги,
которые вскорости были полны.
Кроме того, каждый из нас нес по 4-5 брошенных
красными винтовок.
По мере продвижения в город, то есть к его центру,
наблюдалось и больше признаков присутствия в нем живых
существ; сначала видны были силуэты в окнах, потом — по
два и по три уже на улицах у открытых парадных подъездов
и у калиток. Лица у всех испуганно-радостные. С легкой
тенью недоверия к случившемуся. Но вот конец Таганрогского
проспекта. Здесь нас буквально засыпали цветами. Каждый
считал своим долгом остановить кого-либо из нас и приколоть
к шинели букетик цветов. Поверх же винтовок в телегу
клали нам куличи, пасхи и яйца. В руки, в карманы совали
папиросы, иногда коробками совали папиросы, иногда короб-
ками в целую сотню.
Комендантом города был издан приказ о сдаче оружия
в трехдневный срок и о смертной казни для неповинующихся.
Нам выданы были ордера для свободного производства
обысков и арестов с правом на помощь, если это будет
необходимо, немецких патрулей.
Арестованных к этому времени набралось довольно много.
Работа между мной и поручиком Беловым распределилась
так: я допрашивал и давал заключение по допросам следо-
вателю, который был к этому времени нами абонирован.
Таким образом, на моей обязанности лежала присуда. На
обязанности же поручика Белова лежало производство обыс-
ков и арестов и разбирательство в доносах.
78
О всех задержанных давались сведения мне не позже
четверти часа после поступления их в комнату арестованных.
...Причина ареста всегда вызывалась показаниями свидете-
лей, или доносом, или захватом какого-либо уличающего
документа. Свидетели же защиты вызывались по данным
адресам в течение двух-трех часов. Все разбирательство
длилось не более суток, через каковой срок арестованный,
кто бы он ни был, или освобождался, снабженный соответ-
ствующим документом, или расстреливался. Другого наказа-
ния мы не имели, а в разбирательствах были крайне
осторожны. Естественно, не щадили евреев, но они сами тому
виной.
Работать приходилось очень много. Начало обыкновенно
приходилось в 91/2 — 10 час. утра, а конец часам к
4-5 ночи. Усталость одолевала иногда настолько, что трудно
было удержаться, чтобы не заснуть. Иногда приходилось от
очередной работы уходить по каким-либо важным, не
терпящим отлагательств делам. Тогда допросы производил
следователь, а я получал их уже готовыми. Во всяком случае,
мои отлучки на времени задержания арестованных не
сказывались. Строгость и скорость присуждения вызывалась
следующими соображениями: вредное никогда не может стать
полезным, во-первых; взявший одно око должен заплатить
за него двумя, во-вторых; и что самый лучший способ
лечения — хирургический, в-третьих. Вот наши принципы
работы, ибо вкусивший власть всегда будет стремиться к ее
достижению, а достигнув, — возобновить старое. Мертвые
же пока что не воскресают, а следовательно, и не опасны.
Иногда случалось, что мы освобождали лиц, арестованных
по доносу, которые совершенно не имели свидетелей защиты.
Были случаи, когда отпускали преступников. Так, однажды
у меня на допросе весь в слезах просил о пощаде один из
видных красногвардейцев штаба Зявкина, слесарь мастерских
Владикавказской железной дороги. Ссылаясь на то, что у
него шестеро детей мал мала меньше и что в случае, если
его расстреляют, они останутся без куска хлеба.
— Я лучше умру, чем позволю себе еще когда-нибудь
делать то, что я сделал. Пощадите меня, — говорил он. И
я, подумав об этом обстоятельстве, выдал ему отпускное
свидетельство и сказал, что он свободен. За это он сумел
79
отплатить. Дня через два в районе Темерника из засады был
убит один из наших офицеров, бывший там в компании
других. Убийцу, несмотря на то, что он отстреливался, ранили
и, задержав, отправили ко мне. Угрюмо, исподлобья смотрел
он и не ответил ни единого слова на мои вопросы. А когда
я напомнил ему об обещании его, он только пожевал сухими
губами. Конечно, через несколько часов он был расстрелян.
Большинство расстрелянных были все люди, отличавшие-
ся своею жестокостью во времена большевиков. Несмотря на
это, они были жалки перед своей собственной смертью. Иные
так и не могли стать на ноги, до такой степени теряли силы,
благодаря испугу. Насколько подл человек. Насколько он
может быть страшен, когда он силен, и насколько гадок и
противен, когда он слаб...
Работая так, однажды я получил фотографическую
карточку, сделанную в виде открытки, где была изображена
довольно миловидная дама или барышня. Переправив мне
эту карточку, агент мой сказал мне, что это есть знаменитая
сестра Зявкина. Карточку эту он получил у нее, успев уже
войти с ней в довольно интимные отношения. Сказал мне и
следующее: по имеющимся у него сведениям, эта дама ищет
знакомства с чинами контрразведки полковника Дроздовского
с целью уничтожения их поодиночке.
— Со мной она это делать еще не пытается. По-видимому,
я еще нужен. С Вами просила познакомить, но я сказал,
что, во-первых, Вы нигде не бываете, а, во-вторых, всегда
очень заняты. Стороной же узнал, что она к Вам придет на
прием якобы за справкой об арестованном. Она немного
загримирована, так что сразу узнать ее трудно.
— Неужели она не боится, что будет опознана и
арестована? Ведь достаточно того, что она сестра Зявкина, —
спросил я его, предполагая, что с карточкой возможна
ошибка.
— Ну вот, когда Вам придется иметь с ней дело, тогда
узнаете, насколько она боязлива, — ответил агент, — а пока
разрешите откланяться.
С тех пор прошло несколько дней. Карточка, положенная
в стол, затерялась там между другими бумагами, о Зявкиной
я позабыл. Сразу не приказал ее арестовать только из желания
арестовать ее после того, как она явится сама. Уйти из
80
Ростова, имея здесь цель пребывания, она не могла, и я был
спокоен за возможность взять ее под арест в любой момент.
И вот однажды вечером (у меня были и вечерние приемы)
мне доложили о том, что какая-то дама хочет меня видеть.
Я приказал впустить.
Вошла среднего роста, довольно элегантно одетая шатен-
ка. Я бы не сказал, что она дурно сложена и собой не
привлекательна. Поднявшись ей навстречу, я предложил
занять стул возле моего стола и осведомился, что ей угодно.
Она ответила, что хотела бы узнать что-либо о судьбе
арестованного такого-то. В этот момент я вспомнил про все
сказанное мне моим агентом, не знаю почему, мои губы
улыбнулись.
— Должно быть, я узнаю что-либо хорошее, если Вы
смеетесь.
— Да. И даже очень хорошее, — ответил я, роясь у себя
в ящике, чтобы взять оттуда карточку. Наконец последняя
была найдена, и я, повернув ее к сидевшей и нажав кнопку
электрического звонка, спросил:
— Скажите, эта фотография ваша ли?
— Да. Но как она попала к Вам сюда? — удивилась
моя собеседница.
В это время на мой звонок вошел дежурный офицер.
Остановив его знаком, я продолжал:
— Прежде всего, при малейшем движении рук я пущу
в вас пулю. Поэтому благоволите держать их спокойно как
они есть, а теперь я вам отвечу на вопрос. Карточка попала
ко мне потому же, почему и вы у меня. Ведь вы знаете,
зачем вы пришли ко мне? Вы ведь сестра знаменитого
Зявкина?
— Да, я его сестра. Что ж из этого? Если Вы знаете
цель моего визита, тем хуже для Вас, — ответила она с
легким волнением, а вернее, с досадой. После этого она была
уведена и отправлена в арестантскую комнату.
На другой день состоялся допрос в присутствии Болотов-
ского. О том, что она из себя представляет, мы знали, да и
сама она не отрицала. На вопрос же, почему она осталась
здесь, она ответила, что мало ли что-де могло ее тут
задержать. И вот это-то «мало ли что» нам и нужно было
узнать.
81
Допрашивали наверху, потому что допрос имел быть «с
пристрастием», то есть с шомполами, применяемыми для
большей словоохотливости допрашиваемого. Разумеется, что
Зявкина говорить ничего не хотела. Она не знала, откуда в
ее комнате револьвер, почему там были патроны, чьи
фотографии, главное — кто еще кроме нее состоял в
террористической организации. Когда ей заявили, что при-
нуждены будут дать ей «25», а подпрапорщику С. было
сказано — «Подпрапорщик, приготовьтесь», эта «милая
женщина», презрительно улыбаясь, заметила:
— Ведь вы офицеры-рыцари. Неужели вы сможете
ударить женщину?
— Преступник в глазах судей — существо бесполое.
Он — преступник и все. Поэтому или отвечайте, или вас
будут бить, — сказал Бологовский.
Она предпочла быть битой, и не только 25 раз, а гораздо
больше. И даже тогда, когда ее вешали, она все же нашла
в себе мужество сказать:
— Сколько вас сейчас, а я одна, и сколько было вас
тогда, я же была тоже одна.
После этого, подрыгав немного ногами и руками, она
осталась «также одна» (...)
Все, казалось, шло хорошо Но вот в меньшевистском
вестнике начали появляться статьи о том, что они-де, мол,
меньшевики, требуют, чтобы все было решаемо судом, что
даже самого важного большевика надо судить, а не так просто
стрелять. Да и стрелять много нельзя. Этот же самый вопрос
поднят был в городской думе меньшевиком Петренко, тем
самым, что при большевиках гордо кормился из красных
запасов.
Конечно, на разговоры членов этой партии и родственной
ей с.р-в мы обращали внимание не больше, чем на пустой
лай, и как делали свое дело, так и продолжали его делать
Нападки тем временем продолжались и стали принимать
размеры нежелательные.
Всю жизнь свою пробыв с желтым билетом и с еженедель-
ным санитарным осмотром, партии меньшевиков и с. р-в
захотели стать порядочными женщинами и занялись пересу-
дами по адресу «сбившихся с пути», о «достоинстве челове-
ческом позабывших», как писали в то время левые газеты.
82
Петренко же пошел еще дальше и, как полагается всякой
«порядочной» женщине, обладательнице упомянутого доку-
мента, пользуясь правами председателя Городской Думы,
заявил немецкому коменданту, что русские власти — граби-
тели и разбойники. Народ убивают среди бела дня и грабят
его на чем свет стоит. В результате жалоб просил со стороны
коменданта помощи. Делая это дело, пошлое и грязное, он
позабыл о том, что его же, служившего большевикам, не
только не убили, но и не арестовали, ибо за ним не значилось
кровавых преступлений.
На другой день меня, Белова и Бологовского вызвал к
себе комендант и попросил возвратить ему те документы,
какие мы имеем от него на право обысков и арестов.
— Это я должен сделать официально. Официально же я
не могу вам дать право расстреливать. Такова политика. Но
неофициально скажу. В ваши дела вмешиваться не буду.
Делайте осторожно, и только.
Таким образом, официально мы теряли права на известное
положение в городе и волей-неволей должны были продолжать
свое дело исподволь, уже как бы на «законном» основании.
И это благодаря людям, у которых хватало смелости называть
себя русскими. Эти же лица пошли и дальше, агитируя
против нас уже среди городского населения, начавшего
забывать все ужасы недавнего прошлого. Вместо ласковых
встреч уже появились молчаливо-укоризненные, а иногда и
просто недоброжелательные.
Странное чувство зарождалось где-то глубоко против
людей, кто бы они ни были. Какая мерзость, какая гадость.
Неужели мы, русские, не могли знать только русских в
личных наших делах и неужели большевики недостаточно
заплевали наши души для того, чтобы мы шли положительно
на все для избавления их от заслуженного наказания? Но
таковы партии меньшевиков и с.р-в. Нет в них ни совести,
ни чести, ни вообще чего-либо, характеризующего человека
с хорошей точки зрения. И что характерно, так это то, что
таковы они всюду, не только в России...
83
Примечания
1 Речь идет о военной организации, основанной 2 ноября 1917 года в
Новочеркасске генералом М. В. Алексеевым. В псе вступали приезжавшие
на Дон со всех концов России офицеры, юнкера, учащаяся молодежь. Во
второй половине ноября в пей насчитывалось более 600 человек. 27 де-
кабря эта организация была преобразована в Добровольческую армию. В
командование вступил генерал Л. Г. Корнилов, а верховным руководите-
лем был объявлен М. В. Алексеев.
2
На борьбу с калединщиной были направлены отряды под командованием
большевиков Н. А. Ховрина (1891-1972) и Р. Ф. Сиверса (1892-1918).
з
В соответствии с Брестским мирным договором Советское правительство
признавало фактическую оккупацию Украины австро-германскими вой-
сками. Неопределенность границ РСФСР и Украинской Центральной Рады
давала формальные основания для агрессивных действии австро-гермапцев
на территориях, нс входивших в состав Украины, под предлогом их
защиты. Захват Таганрога, Ростова и Новочеркасска был предусмотрен
соглашением военного командования Германии и Австро-Венгрии еще
10 марта 1918 года.
4
Григорий Константинович Орджоникидзе (1886-1947) в соответствии с
Декретом СНК за подписью В. И. Ленина был назначен Чрезвычайным
комиссаром Южного района 9 апреля 1918 года и вошел в состав ЦИК
Донской советской республики.
5
Алексей Иванович Автономов (1890-1919), бывший хорунжий, в январе
1918 года был избран главнокомандующим Юго-Восточной революционной
армией, а с 6 апреля стал главнокомандующим вооруженными силами
Кубанской советской республики.
Родина. 1990. №11.
«СТАВЯ РОДИНУ ВЫШЕ ЛИЦ...»
(из архива генерала И. Г. Барбовича)
Публикуемые ниже документы были любезно предостав-
лены Людмилой Ивановной Барбович, проживающей в
южнокалифорнийском городке Фуллертон, недалеко от Лос-
Анджелеса, и представляют собой часть личного архива ее
отца — генерал-лейтенанта И. Г. Барбовича, одного из вид-
ных деятелей Белого движения и русской эмиграции первой
волны.
84
Иван Гаврилович Барбович, потомственный дворянин
Полтавской губернии, родился 27 января 1874 г. (здесь и
далее до ноября 1920 г. все даты приводятся по старому
стилю). Годы его юности и отрочества, казалось бы, не
предвещали блистательной военной карьеры. В отличие от
многих своих сверстников, он вместо поступления в весьма
престижный Петровско-Полтавский кадетский корпус учился
в Полтавской гимназии, а военную службу начал почти 20
лет от роду в чине рядового «на правах вольноопределяю-
щегося 1-го разряда по образованию» в 29-м драгунском
Одесском полку. Правда через полгода он, закончив полковую
учебную команду, был произведен в унтер-офицеры, а 1
сентября 1894 г. — зачислен в Елизаветградское кавалерий-
ское училище. Юнкер младшего класса, юнкер старшего
класса, ефрейтор, младший унтер-офицер, эстандарт-юнкер,
окончание курса по 1-му разряду, награждение шашкой «за
отличные успехи в науках» и, наконец, 27 декабря 1896 г.
долгожданный Высочайший приказ о производстве в корнеты
с переводом в 30-й драгунский Ингерманландский полк, где
ему доведется стать полковым командиром и прослужить до
самой демобилизации полка после большевистской револю-
ции.1
Этот полк, один из старейших в Российской Император-
ской армии, был сформирован 27 июля 1704 г. по указу
Петра Великого. Ингерманландский драгунский Александра
Даниловича Меншикова полк доблестно сражался в Северную
войну, участвовал в решающей конной атаке Полтавской
битвы, осаде и штурме Штетина. Войны с Турцией и
Швецией, усмирение Польши, подавление Пугачевского
бунта, антинаполеоновские кампании, Севастопольская обо-
рона и наконец Русско-японская, Первая мировая и Граж-
данская войны — все это было ярко вписано в полковую
историю, как, впрочем, частые переименования и постоянные
возвращения исторического имени. Последний раз подобное
имело место 6 декабря 1907 г., когда Император Николай
II вернул полкам армейской кавалерии их исторические имена
и формы, а ингерманландцы стали именоваться «10-м
гусарским Ингерманландским Его Королевского Высочества
Великого Герцога Саксен-Веймарского Вильгельма-Эрнста
полком.2
85
Первые годы службы И. Г. Барбовича в Ингерманланд-
ском полку были заполнены разнообразными поручениями:
он заведовал полковым оружием и мастерской, охотничьей,
конно-саперной, телеграфной и гелиографической командами,
отвечал за прием пироксилина для дивизии, учился в
Ораниенбаумской Офицерской стрелковой школе. На фронте
Русско-японской войны штабс-ротмистр Барбович находился
во главе конно-пулеметной команды, прикомандированной к
Сибирскому казачьему полку авангарда Корейского отряда
русских войск. По возвращении с театра военных действий —
снова будни полковой жизни: маневры, служебные команди-
ровки, заседания полкового суда, прохождение двухлетнего
курса Офицерской кавалерийской школы в Санкт-Петербурге,
командование эскадроном и дивизионной конно-пулеметной
командой...
18 июля 1914 г. началась мобилизация полка, и ротмистр
Барбович повел гусар своего 2-го эскадрона в первый поход
Великой войны. Только за первые полгода на Юго-Западном
фронте И. Г. Барбович участвовал в 32 боях, был награжден
орденами Св. Владимира 4-й ст. с мечами и бантом, Св.
Анны 2-й ст. с мечами, произведен в подполковники, а также
удостоен Георгиевского оружия за то, что «17 августа 1914 г.
бросился в атаку с эскадроном на занявший укрепленную
позицию у д. Недзелиски неприятельский полк с пулеметами,
причем личным примером доблести разя врага, под жестоким
огнем его успешно довел атаку до глубоких резервов, обратил
неприятеля в бегство и захватил пулемет». В 1915 г. —
новые бои и новые награды: мечи к полученным ранее
орденам Св. Станислава 2-й и 3-й ст., Св. Анны 3-й ст. 29-го
апреля 1915 г. он, «командуя дивизионом и преследуя
противника, отходившего от Громешти на Вербовец, с
беззаветной отвагой атаковал и изрубил сначала одну, а затем
еще 2 роты Австрийской пехоты, занявшей очень выгодную
позицию из пересеченной местности и встретившей атаку
нашей конницы сильным ружейным огнем» — наградой за
этот подвиг был почетнейший орден Св. Великомученика и
Победоносца Георгия 4-й ст. В 1916 г. — временное коман-
дование полком, производство в полковники, лечение в
Петроградском лазарете. И вот подошел зловещий 1917-й:
лишь несколько дней боев, с 1 по 4 августа у Кржималува,
86
и долгие месяцы митинговщины, мучительного и позорного
разложения. 4 мая 1917 г. И. Г. Барбович стал командиром
своего родного полка, а в январе следующего года развра-
щенный тыловыми агитаторами полковой комитет выразил
ему «недоверие». 12 февраля 1918 г. в связи с демобилиза-
цией 10-го гусарского Ингерманландского полка бывший
командир был «отправлен в распоряжение Харьковского
уездного Воинского Начальника». Ему шел уже 45-й год,
казалось бы это был печальный конец весьма удачно
складывавшейся карьеры талантливого боевого офицера. И
вряд ли кто мог тогда предположить, какая поистине
феноменальная слава и широчайшая известность ждали Ивана
Гавриловича впереди...
После долгих девяти месяцев томительного бездействия
из-за категорического отказа служить «самостийной Украине»
полковнику Барбовичу удалось сформировать отряд из 74
гусар своего полка, в том числе 9 офицеров. Этот конный
отряд в конце октября 1918 г. выступил походным порядком
из Чугуева в Добровольческую армию, ведя по пути бои с
махновцами и постоянно увеличиваясь за счет новых и новых
добровольцев. Достигнув Мариуполя, отряд соединился с
покинувшими Чугуев несколько ранее однополчанами, сфор-
мировавшими Ингерманландский гусарский дивизион Добро-
вольческой армии, который был как раз тогда переброшен
с Кубани в Таврическую губернию.
Бои под Стародубовкой, Берестовлем, Андреевкой, зачис-
ление в резерв чинов при Штабе Главнокомандующего
Вооруженными силами на Юге России и наконец 1 марта
1919 г. приказ о назначении И. Г. Барбовича командиром 2-
го Конного полка, действовавшего тогда в составе Крымско-
Азовской Добровольческой армии. Приняв полк 23 марта, он
уже на следующий день, в бою на Перекопе между Соляных
озер, был ранен штыковым ударом в голову, однако остался
в строю и продолжал командование. Затем новые упорные
бои, отчаянный прорыв Акмонайской позиции красных,
победоносное освобождение Крыма и Северной Таврии во
главе Отдельной кавалерийской бригады 3-го армейского
корпуса (позднее — 1-й бригады 2-й кавалерийской дивизии),
блистательные операции под Киевом, Бахмачом, Кромами,
Дмитриевом, фантастические по смелости разведывательные
87
рейды в тыл противникам.3 2(15) сентября 1919 г. Управле-
ние Особого отдела ВЧК в приказе под грифом «Совершенно
секретно» требует у Особого отдела 14-й армии срочного
принятия мер по «розыску, задержанию и доставлению» 21
лица, под номером 15-м в этом списке значится: «Барбович,
Полковник» .4
Талант Барбовича как выдающегося военачальника особо
проявился в период отступления войск Юга России в конце
1919 — начале 1920 гг. Он успешно командовал различными
ударными кавалерийскими группами, придаваемыми пехот-
ным частям, прежде всего прославленной Дроздовской диви-
зии, встал во главе 2-й кавалерийской дивизии во время
упорнейших боев в районе Мерефа—Борки—Лозовая. Произ-
веденный 10 декабря 1919 г. в генерал-майоры, Иван
Гаврилович уже через 8 дней принял 5-й кавалерийский
корпус и осуществлял отход частей на Ростов и переправу
через Дон (корпус этот вскоре из-за гигантских потерь был
сведен в Сводную бригаду, развернутую потом в дивизию).
Это было время боев с Конной армией Буденного под
Батайском, Ольгинской, Егорлыцкой, героическое отвоевание
у красных Ростова (увы, на короткий срок), отход на Кубань
и прикрытие Новороссийкой эвакуации.5 31 марта 1920 г.
из Севастополя в Грецию убывает семья Ивана Гавриловича:
жена Мария Дмитриевна, сын Мстислав и дочь Людмила.6
В Крыму при генерале Врангеле И. Г. Барбович занимает
должность начальника 1-й кавалерийской дивизии, 19 июля
1920 г. производится в генерал-лейтенанты, 4 августа назна-
чается командиром Конного корпуса, исполняет обязанности
Инспектора конницы Русской Армии. 7 октября 1920 г. он
награждается орденом Святителя Николая Чудотворца 2-й
ст. «за выдающуюся доблесть и самоотвержение, многократно
им проявленные в целом ряде боев, во время коих он лично,
во главе подчиненных ему частей принимал участие в конных
атаках, воодушевляя войска личным примером полного
презрения к опасности. В бою 19 июля 1920 года под
М. Токмаком, видя тяжелое положение нашей пехоты,
атакованной во фланг 8-ю эскадронами красной конницы,
при броневиках, он беззаветно лихой атакой во главе
Гвардейского полка первым врубился в ряды красных, был
ими окружен, но тем не менее смял их и обратил в бегство,
88
чем положил начало разгрому трех конных дивизий против-
ника, при чем было взято 15 орудий, 2 броневых автомобиля,
пулеметы и пленные».
После эвакуации Русской Армии в Галлиполи генерал
Барбович назначается начальником Кавалерийской дивизии,
сведенной из частей Кавалерийского корпусами.7 Он является
ближайшим помощником Главнокомандующего, поддержива-
ет с ним близкие дружеские отношения. 22 марта 1922 г.
П. Н. Врангель дарит И. Г. Барбовичу свою фотографию (в
полный рост в черной черкеске) со следующей надписью на
лицевой стороне: «Дорогому Ивану Гавриловичу Барбовичу
на добрую память от искренне любящего и благодарного
П. Врангеля».8 В связи с вынужденным переходом к новым
формам организации русских военнослужащих за границей
приказом генерала Врангеля от 1 сентября 1924 г. создается
Русский Общевоинский Союз (РОВС) в составе четырех
отделов. И. Г. Барбович, проживавший в Белграде, назнача-
ется помощником начальника IV отдела, в который входили
войсковые части, военные организации и группы в Югославии
(Королевстве Сербии, Хорватии и Словении), а также Греции
и Румынии. Оставаясь начальником Кавалерийской дивизии,
наиболее крупной военной организации на территории IV от-
дела, генерал Барбович, был, однако, по существовавшему
порядку, как и начальник Кубанской дивизии генерал Зборов-
ский, непосредственно подчинен Председателю РОВС генералу
Врангелю. Это, а также (и прежде всего!) теплые дружеские
отношения с бывшим Главнокомандующим делали положение
Барбовича в руководстве IV отдела особо значимым: по наиболее
важным вопросам Врангель часто неформальным образом
обращался к нему напрямую, особенно когда надо было
поделиться сомнениями, попросить дружеского совета, выска-
зать откровенное суждение о ком и о чем угодно, будучи
полностью уверенным в абсолютной невозможности утечки
информации. Формальным начальником IV отдела И. Г. Бар-
бович стал лишь 21 января 1933 г., уже в бытность Предсе-
дателем РОВС Е. К. Миллера, после смерти П. Н. Врангеля и
похищения А. П. Кутепова, а с 5 апреля 1939 г., через полтора
года после похищения Е. К. Миллера, он был назначен также
и вторым заместителем нового Председателя РОВС генерал-
лейтенанта А. П. Архангельского.
89
В апреле 1941 г., после нападения гитлеровской Герма-
нии на Югославию, ряд видных представителей русской
военной эмиграции предложили свои услуги Югославскому
правительству, которыми, однако, по разным причинам не
воспользовались. Среди них был и И. Г. Барбович, который,
кстати, служил с сентября 1921 г. старшим военно-техни-
ческим чиновником 3-го класса в Военном и Морском
министерстве, был награжден орденом Св. Саввы 5-й ст.,
затем занимал ответственный пост в штабе конницы Коро-
левства Сербии, Хорватии и Словении и получил пенсию за
15 лет и 7 месяцев выслуги (9). Воевать же на стороне
Германии в сформированном в Сербии в сентябре 1941 г.
Русском Корпусе он, несмотря на неоднократные предложе-
ния, отказался. Почти всю войну генерал Барбович проживал
в Белграде, в октябре 1944 г. вместе с семьей прибыл на
север Германии. Затем — Мариенбад, приход американцев,
лагерь перемещенных лиц «Фрейман» под Мюнхеном, обо-
стрение давней (с 1914 г.) болезни — язвы двенадцатиперст-
ной кишки, госпиталь «Швабинг»...
21 марта 1947 г. генерал-лейтенант Иван Гаврилович
Барбович, кавалер восьми орденов и четырех медалей за
ратную службу Царю и Отечеству, скончался на 74-м году
жизни от рака печени. Прах его покоится в Мюнхене.
Личный архив И. Г. Барбовича, хранящийся у его дочери
Людмилы Ивановны, весьма разнообразен: это и материалы
генеалогического характера, свидетельства об окончании
учебных заведений, регистрации брака, рождении детей,
награждении орденами, удостоверения личности, приказы по
воинским частям, обширная служебная и личная переписка,
фотографии, ордена, медали, личные вещи...
Из всего этого массива мы выбрали отдельные документы
об участии И. Г. Барбовича в Белом движении и его жизни
за границей, а также некоторые письма, полученные им от
боевого друга и прямого начальника — П. Н. Врангеля.
Последние материалы представляют исключительный
интерес и являются, несомненно, исторически наиболее
ценным компонентом всей предлагаемой публикации. Письма,
переправлявшиеся из Брюсселя в Белград с надежными
оказиями в 1926-1928 гг., носят строго конфиденциальный
характер и затрагивают ключевые вопросы положения рус-
90
ской эмиграции того времени: острое противоборство различ-
ных политических групп и организаций, сложные личные
отношения между теми или иными влиятельными эмигрант-
скими деятелями, позицию иностранных держав по отноше-
нию к СССР и русской эмиграции, проникновение советских
агентов-провокаторов в эмигрантскую среду, и др. Публикуе-
мые письма ярко подтверждают, что Петр Николаевич
Врангель обладал удивительным даром интуиции распозна-
вать провокаторов. Он был бескомпромиссен и абсолютно
невосприимчив ко всему «советскому», «полусоветскому», «на
четверть советскому», ко всему, что могло как-то ослабить
и размыть твердые принципы Белого дела — будь-то смено-
веховство, евразийство, лозунг «Царь и Советы» и т. п. Он
понимал всю обреченность тех, кто, ясно сознавая, с кем
имеет дело, принимал вызов большевистских агентов, пред-
полагая обмануть большевиков в сложной и запутанной
контригре, в которой в результате оказывался ведомым, а
не ведущим, и использовался врагами по мере необходимости.
«Мы сильны нашим единством, а не нашим соглашательст-
вом,» — любил повторять генерал Врангель.10 Петр Нико-
лаевич предстает в этой сугубо конфиденциальной переписке
человеком высочайших нравственных качеств, чрезвычайно
скромным, чуждым любым интригам, видящим смысл своей
жизни не в личном благе, преуспевании и власти, а в
выполнении патриотического долга, в освобождении своей
Родины.
До сих пор, несмотря на обилие сенсационных публика-
ций последних лет, мы имеем лишь не более чем фрагмен-
тарное представление об истинных размерах проводимой
советскими спецслужбами работы по разложению русской
эмиграции изнутри. Известно, что в этой работе использова-
лись как прямые агенты, имевшие своего рода «контракт»
с московскими хозяевами (к примеру, генерал Н. В. Скоблин
или С. Н. Третьяков), так и искренние антикоммунисты,
рыцари Белого дела, направленные провокаторами по лож-
ному пути. В ошибках, особенно трагических, очень и очень
нелегко признаваться — тем более, когда речь идет о столь
крупных фигурах, как А. П. Кутепов или же Великий Князь
Николай Николаевич. Вполне объяснимое и естественное
стремление к единству эмиграции на антикоммунистической
91
основе, искреннее желание не тревожить память Великого
Князя, таинственно скончавшегося генерала Врангеля, похи-
щенных большевиками генералов Кутепова и Миллера не
могло не заставлять позднейших руководителей РОВС «не
бередить прошлое», «не тревожить старые раны», а напро-
тив — ради интересов будущего акцентировать внимание на
успехах, а не на провалах, на общности целей, а не на
разногласиях по поводу форм и методов борьбы. В эмигрант-
ской печати периодически появлялись разоблачительные
публикации, им давался обычно резкий по форме и далеко
не всегда убедительный по содержанию отпор, что, в свою
очередь, приводило к затяжному обмену ударами, враждеб-
ным личным отношениям и потере даже малейшей перспек-
тивы объединения сил...
Объективным судьей может стать только время. Нет
ничего глупее и наивнее, чем задавать вопрос: кто был
истинным патриотом и антикоммунистом — Врангель или
Кутепов, Деникин или Барбович, Великий Князь Николай
Николаевич или Великий Князь Кирилл Владимирович? Куда
как серьезнее и глубже вопрос о том, почему казалось бы
мощной по духовным и материальным силам русской
эмиграции первой волны суждено было стать не реальной
альтернативой ленинско-сталинской диктатуре, а постепенно
растворяться в изгнании и жить больше прошлым, чем
настоящим и будущим столь горячо и искренне любимой
ими Отчизны? В бумагах И. Г. Барбовича удалось обнару-
жить примечательную запись: «Все наши беды от одной беды:
у нас нет Родины». Сейчас над Россией вновь реет бело-сине-
красный флаг, возможность визита или даже окончательного
возвращения в родную страну определяется теперь лишь
желанием самих эмигрантов. Увы, уже нет в живых людей
поколения Барбовича, почти не осталось и их более молодых
соратников...
В сегодняшней России широко восстанавливается истина
о ее подлинных и мнимых героях, печатается все больше
правды о Белом движении, о русской эмиграции. Пожалуй,
первый этап, этап информационного насыщения, уже позади.
Пришло время анализа и обобщений, в том числе и выявления
причин поражений и неудач борьбы с коммунизмом, борьбы,
которая, увы, далеко еще не закончена... И хочется верить,
92
что данная публикация сможет дать толчок к будущим
объективным научным исследованиям.
Представленные документы публикуются полностью. Ста-
рая орфография заменена на современную, описки исправле-
ны, слова и фразы, выделенные авторами, даны вразрядку,
подчеркиванием отмечены ранее публиковавшиеся отрывки,
в квадратные скобки заключены расшифровки авторских
сокращений. Названия документов принадлежат публикато-
ру. В общем заголовке всей публикации использована цитата
из письма П. Н. Врангеля к И. Г. Барбовичу от 9 июня
1927 г., полностью отражающая нравственно-патриотическую
позицию их обоих.
Публикатор сердечно благодарен за ценные советы и
помощь в работе с документами русской эмиграции сыну Ее
Императорского Высочества Великой Княгини Ольги Алек-
сандровны Тихону Николаевичу Куликовскому (безвременно
скончавшемуся в Торонто 8 апреля 1993 г.), Ее Высочеству
Княжне Вере Константиновне Романовой (Наяк, штат Нью-
Йорк), дочери генерала И. Г. Барбовича Людмиле Ивановне
Барбович (Фуллертон, штат Калифорния), сыну генерала
П. Н. Врангеля Петру Петровичу Врангелю (Сауз-Хэмптон,
штат Нью-Йорк), Председателю Русского Общевоинского
Союза и Союза чинов Русского Корпуса Владимиру Влади-
мировичу Гранитову (Сан-Франциско, штат Калифорния),
Председателю Российского Имперского Союза-Ордена Петру
Николаевичу Колтыпину (Стратфорд, штат Коннектикут),
историкам Борису Витальевичу Прянишникову (Силвер
Спринг, штат Мэрилэнд) и Николаю Николаевичу Рутченко
(Аньер, Франция). Проведение работы было бы невозможно
без использования грантов Кеннановского института углуб-
ленных русских исследований (Вашинггон, округ Колумбия),
Программы международной безопасности Йельского универ-
ситета (Нью-Хейвен, штат Коннектикут), Центра русских и
восточно-европейских исследований университета Торонто
(Канада).
1 «Послужной список Начальника Кавалерийской дивизии генерал-лейте-
нанта Барбович Ивана Гавриловича. Составлен апреля 1921 года.» (Л. 1-2)
// Коллекция Л. И. Барбович (Фуллертон, штат Калифорния, США)
(далее — КЛИБ).
93
2
10 Гусарский Ингерманландский полк. 1704—1954 / Сост. С. Н. Ряспяп-
ский. Нью-Йорк. Б.г. С. 3-10.
«Послужной список...» Л. 14-15; «Свидетельство о ранении № 118.» //
КЛИБ.
4
«Слисок лиц, подлежащих розыску, задержанию и доставлению в Особый
Отдел В.Ч.К., 15 сентября 1919 г.» // КЛИБ.
к
«Послужной список...» Л. 4-9, 12-15 // КЛИБ.
6 «Заграничный паспорт № 6620» (выдан Севастопольским градоначальни-
ком 28 марта 1920 г.) // КЛИБ.
7
«Послужной список...» Л. 9-16 // КЛИБ.
8 КЛИБ.
9
Русский Корпус на Балканах во время II Великой войны 1941-1945 гг.
Исторический очерк / Под ред. Д. А. Вертенова. Нью-Йорк. 1963.
С. 10-12; «Краткая выписка из служебной карточки И. Барбовича.
15 февраля 1938 г.», «Указ Короля Александра I от 1 сентября 1921 г.»,
«Приказ Военного министра от 7 мая 1940 г.» (на сербско-хорватском
языке) // КЛИБ.
Ю Главнокомандующий Русской Армией генерал барон П. Н. Врангель. К
Десятилетию его кончины. 12/25 апреля 1938 г. / Сб. статей под ред.
А. А. фон Лампе. Берлин. 1938. С. 167.
№ 1. Стихотворение К. Моренко1
«Боевик»
Кто, братцы, героев знает, тот пускай газеты почитает,
и ему на первой странице знать придется, кто храбрее всех
с врагом бьется.
Кто к отступлению дороги не знает, а впереди гордой
поступью выступает и попавшего на пути врага с земли
сметает.
И хочу я вам, братцы, сказать, что перед 2-м Конным
полком голову надо обнажать, чтоб ему земной поклон отдать.
Это те борцы боевые, которых слава гремит в лета былые
кровью своею землю поливают и в свой венок лавры вплетают.
Другой год они бьются с врагами, с фронта на фронт их
перекидали и до сих пор им отдыха не дали.
94
Где Кирасиры в бегстве отступают и свои орудия на поле
бросают, и там же раненых оставляют, лишь только шкуру
свою спасают.
И вдруг испуганные Кирасиры слышат грозное «Ура»
гремит — то шестой эскадрон на врага летит.
Как тогда врагу не ужаснуться, когда на него кавказские
орлы несутся, которые кричат «башку резить», и через пять
минут уже враг бежит.
На каком фронте появится 2-й Конный полк, то враг ту
часть берет в толк, знает, что не мудрено попасть в плен,
туда страшно.
А как сабли заблестят, то враг спешит сапоги снять,
чтобы головы не загубить, когда конница в атаку летит.
Не знают покою ни днем, ни в ночи, врага бьют на
каждом пути. И вдруг в Керчи зверки земляные расплодились
и всюду на улицах они появились.
Не дают проходу они никому, бьют, грабят все наяву.
И с низкими поклонами просят наш полк, чтобы пришел
дать им толк.
Три дня уже в Керчи земля трясется — то лихой наш
полк с зверями бьется.
Их норы разрывают и их живыми засыпают.
Слава батьку нашему Барбовичу за лихих сынов, и вся
страна наша шлет им низкий поклон.
Старший урядник 2-го Конного полка,
станицы Сергиевской Кубанской области
Каллистрат Моренко
95
№ 22. Приказ И. Г. Барбовича от 3 июля 1939 г.2
Приказ по 2-ой Кавалерийской дивизии
№ 4
3 Июля 1919 г. с. Рубановка
По части строевой.
§ 1.
Приказом Главнокомандующего Вооруженными силами
Юга России я назначен командиром бригады 1-ой кавале-
рийской дивизии.
Полковнику Гаевскому вступить в командование 2-м
Конным полком на законном основании.
Основание: Телеграмма Наштакор. 3. № 02911.
§ 2.
Доблестные чины славного 2-го Конного полка, как
бывший Ваш полковой командир с грустью я расстаюсь с
Вами.
Ваша беззаветная храбрость, кавалерийская лихость и
бескорыстная готовность жертвовать своими жизнями для
спасения и блага Единой России отмечены рядом приказов
Начальствующих лиц до Главнокомандующего включительно.
Освобождающаяся от гнусного врага, трепещущая при
Вашем имени, Россия с восторгом читает Ваши подвиги.
Горжусь, что имел счастье командовать Вами, твердо
знал и глубоко верил, что нет ничего невозможного для 2-го
Конного полка, поставившего своим девизом «честь или
смерть».
Вечная память павшим героям, число которых за
существование полка до 500 офицеров и свыше 2000 казаков
и добровольцев.
Благодарная Россия не забудет великих подвигов ее
достойных сынов, а Вам, несравненные орлы, твердо стоящие
в непобедимых рядах полка, — Бог в помощь.
Продолжайте мощной рукой и дальше разить врага,
стремитесь в числе первых достойных скорее услышать звон
колоколов старого Московского Кремля, ждущего Вашего
прихода.
96
Знаю, что Ваша великая любовь к Родине, одухотворяе-
мая старыми героями с незажившими ранами, находящимися
в большом количестве среди Вас, доведут Вас до подножия
славы и спасения настрадавшейся России.
От лица службы благодарю помощников моих: Полков-
ника Гаевского, Полковника Амбразанцева и Полковника
Гатенберга (Гаттенбергера. — В. Б.), Командиров эскадронов,
Начальников команд, Полкового адъютанта и всех Гг.
офицеров.
Спасибо сердечное вам, молодцы добровольцы и казаки.
Подлинный подписал
Вр. и. д. Начальника 2-ой Кавалерийской дивизии
полковник Барбович
С подлинным верно:
Старший адъютант
Капитан (подпись).
№ 3. Приказ И. М. Миклашевского от 18 июля 1919 г.3
Приказ по 2-ой Кавалерийской дивизии
№ 14
18 июля 1919 г.
По части строевой.
§ 1
5 июня вследствие ранения я передал в бою командование
Отдельной Кавалерийской бригадой Полковнику Барбовичу,
развернувшуюся при нем в дивизию. Находясь на излечении,
не раз читал и слышал о лихих действиях бригады под его
руководством, направлявшего умелой рукой в бой части,
воодушевляя их личным примером, находясь во всех опасных
местах среди атакующих частей и цепей.
Зная Полковника Барбовича, могу сказать, что личная
храбрость, широкий тактический кругозор, быстрота ориен-
тировки, твердая решимость, порыв и вера в успех —
являются чертами его характера.
97
Достаточно вспомнить атаку перед Тулумчаком, когда
он, лично ведя за собой 2-ой Конный полк, сбил врага с
укрепленной позиции, положив первый почин корпусному
наступлению, который и имел счастье довести до конца по
очистке Крыма от красноармейцев.
Дай Бог побольше таких одаренных истинно кавалерий-
ским сердцем людей, беззаветно преданных Родине, дай Бог
и Вам, глубокоуважаемый Иван Гаврилович, дальнейшего
успеха в любимом деле.
Радуясь Вашему назначению, с грустью расстаюсь с Вами.
Начальник 2-ой
Кавалерийской дивизии
Полковник Миклашевский.
№ 4. Письма П. Н. Врангеля И. Г. Барбовичу
1926-1928 гг.4
15 Ноября. [1926 г. — В. Б.]
Дорогой Иван Гаврилович,
Вот скоро две недели, как я здесь; успел многих повидать,
некоторые лица приехали сюда для свидания со мною из
Парижа. Ознакомившись с обстановкой, спешу поделиться
своими впечатлениями.
Они весьма неутешительны. Более чем когда-либо убеж-
даюсь, что рассчитывать мы должны только на собственные
силы.
В.[еликий] Кн.[язь]5 более, чем прежде, пребывает в
мистическом убеждении будущего «призыва из России»,
«призыва» независимо от внешних условий. К несчастью,
настроения эти, искусственно поддерживаемые некоторыми
близкими Ему лицами, получили за последнее время опору
в лице нового «пророка», типа магнетизера Филиппа и
др.[угих] шарлатанов. Этот новый пророк, некий Б., недавно
только приехавший из России, где был деятельным помощ-
ником власти, сумел втереться к В.[еликой] Княгине6 и
сыграть на ее мистическом настроении. Повторяется полнос-
98
тью история со «старцем» Распутиным.7 Возникают серьезные
опасения, что за спиною Б. стоит разведка Советов.
В «окружении» — грызня, взаимное подсиживание и
алчное расхищение последних крох «Казны».8 «Питающиеся
крохами со стола господ», справедливо страшась будущей
ответственности перед общественным мнением, попытались
сделать из меня соучастника: я получил уведомление, что
мне назначено «содержание», по 5 тысяч франков «из средств
Казны». Деньги за ноябрь переданы для вручения мне
генералу Миллеру.9 Само собой разумеется, что я от денег
отказался, предложив генералу Миллеру «вернуть их по
принадлежности».
К довершению всего в области «работы» генерала
Кутепова — крупный скандал. За последнее время целым
рядом лиц получены сведения, весьма неблагоприятные для
ближайшего помощника ген.[ерала] К.[утепова] — генерала
Монкевица.10 Недавно в управлении генерала Холъмсена11
были получены документы, подтверждающие преступную
связь этого генерала с большевиками. Предупрежденный о
сем генерал Кутепов однако этому отказался верить. На
днях генерал Монкевиц исчез, оставив записку, что, запу-
тавшись в деньгах, кончает жизнь самоубийством. Однако
есть все основания думать, что это — симуляция. Трупа
нигде не найдено и следов генерала Монкевица следует,
видимо, искать в России (так в тексте. — В. Б.). Полковник
де-Роберти. генерал Достовалов, полковник Муравьев, пол-
ковник Сорокин, генерал Монкевиц:12 Славная плеяда спо-
движников генерала Кутепова!
Среди общественных организаций в Париже полное
умирание. И «Центральное» и «Патриотическое» объединения
оказались мертворожденными.13 Орган последнего «Отечест-
во» уже прекратил существование, сборы в «Казну», орга-
низованные названными объединениями, не дают почти
ничего... Повторяю, больше чем когда-либо необходимо
рассчитывать на свои силы.
Возможности работать есть, и эти возможности необхо-
димо использовать. Это я и стремлюсь сделать. Кое-что уже
намечено и соответствующие шаги начаты.
Что касается P.O.В.С., то за это время удалось найти
некоторые денежные возможности, весьма, правда, ничтож-
99
ные; тем не менее в.[военное] представительство на ближай-
шее время надеюсь обеспечить. Хуже обстоит дело в смысле
возможности обеспечить себя самого, дабы иметь возможность
отдавать свое время и силы общему делу. Из Сербии после
моего разговора с П.14 ничего не имею; заработка здесь,
видимо, не найти... Но и в этом отношении не теряю надежды
и изыскиваю все возможности.
Письмо это, не доверяя почте, посылаю с оказией. Оно
кроме Тебя предназначается только для ген.[енала]
Зборовского15 коему его прочти. (Кроме упоминания о
разговоре с П.). Пока кончаю, обнимаю крепко Тебя и шлю
всем сердечный привет. Устроилась ли Мария Дмитриев-
на ?16 Передай ей мой почтительный привет.
Твой П. Врангель.
* * *
10 Декабря. [1926 г. — В. Б.]
Дорогой Иван Гаврилович,
Наконец получил Твое письмо, из которого узнал, что
мое, посланное с оказией, до Тебя дошло.
Сейчас посылаю несколько вырезок из местных газет.
Доклад мой имел весьма большой успех. Он полностью по
телеграфу передан в Лондон (Times) и Рим. Comite de 1’Union
Politique отпечатал часть его в количестве 10.000 экземпля-
ров. Несколько оттисков я пришлю Тебе. После целого ряда
затруднений удалось обеспечить союзу военные представи-
тельства сразу на целые полгода после 1-го Января. Это
большое достижение, много даже больше того, на что,
казалось бы, можно было рассчитывать. 29-го жена поедет
в Америку собирать деньги на Санатории. Поездка продол-
жится, надо думать, месяца два. С Божьей помощью надеется
деньги собрать, хотя это с каждым годом становится все
труднее. Мои дела же столь же неопределенные и я
положительно не знаю, что ждет меня в ближайшее время.
Посылаю с женою свои воспоминания — быть может найдется
издатель в Америке...17
100
Не будь этого вопроса, который не может меня не
беспокоить, все было бы хорошо. Убеждаюсь все больше, что
сейчас работать на наше общее дело есть много возможностей
и что для использования их до сих пор ничего не сделано.
Но на это необходимо время и возможность собой свободно
располагать.
Не ленись — пиши. Привет Марии Димитриевне.
Обнимаю,
Твой. П. Врангель.
* * *
Секретно. Брюссель, 9 июня 1927 года.
Дорогой Иван Гаврилович,
Третьего дня вернулся из Парижа, где провел десять
дней. Мой приезд совпал с весьма сложным политическим
и психологическим моментом. Разрыв Англии с Советами,18
издавна подготовлявшийся и принятый Англией, несомненно
после предварительных переговоров с рядом других госу-
дарств, завершил собою длительный период попыток Запада
делать ставку на «эволюцию» советской власти. Сознание
того, что большевизм есть не только русское, но и мировое
зло проникло, наконец, в умы государственных деятелей
Западной Европы, поддержанных значительными обществен-
ными кругами. Оно не ограничится, конечно, одной Англией;
уже теперь в значительной части прессы Франции, Италии
и др.[угих] государств раздаются голоса, призывающие
последовать примеру Англии. Показательны и публичные
выступления таких лиц, как Французский министр Сарро,
посол С-А соединенных Штатов во Франции Геррик и т. п.
Германия, усиленно подчеркивающая желание свое сохранить
строгий нейтралитет в то же время, по-видимому, за кулисами
готовится начать торговаться с Англией, требуя за участие
свое в общем деле целый ряд уступок по целому ряду других
вопросов.
Мы не должны себя обманывать — на пути создания
единого противобольшевистского блока препятствий очень
много; пройдет немало времени, прежде чем государства
101
придут к сознанию необходимости путем широких взаимных
уступок найти общий язык перед лицом общего врага.
Необходимо учитывать и то, что в Европе сейчас мало
сильных людей, способных вести за собою массы; большин-
ство оглядывается на общественное мнение, боится своей
«демократии». Такие люди склонны всегда прибегать к
полумерам, пользоваться наименее сильными средствами.
Прежде чем решиться нанести удар в самую голову засевшего
в Москве III Интернационала, попытаются, вероятно,
сыграть на самостийных окраинных течениях украинских,
кавказских и т. п. Конечно, рано или поздно жизнь заставит
придти к сознанию, что лишь удар в голову может истребить
красную гидру. Для борьбы с ней прежде всего будут
использованы внутренние враждебные ей силы. Участие
внешних явится лишь вспомогательным и вероятно в после-
дующий период для закрепления положения.
Но ныне уже эти внешние силы могут быть использованы
как направляющий центр, имеющий или могущий иметь
связь с силами внутренними, могущий координировать их
действия, питать их извне.
Интерес к внешним силам среди иностранных кругов за
последнее время несомненно возрос и в связи с этим возросли
и возможности для нас политической работы.
К сожалению, за последнее время особенно ярко обнару-
жилось отсутствие в Зарубежье национального Центра,
способного объединить достаточно широкие национальные
круги, представлять в глазах иностранцев национальную
Россию. Надежды на Великого Князя19 оправдались. Он
оказался всецело в руках нескольких лиц, отделивших Его
непроницаемой стеной от широких кругов. За последние
месяцы совершенно прекратилось Его общение даже с теми
немногими лицами, которые имели возможность с ним
беседовать. Кроме Н. Л. Оболенского, А. С. Лукомского и
А. П. Кутепова20, Великий Князь не принимает никого.
Отсутствие видимой работы доселе объяснялось тем, что
самый характер работы исключает возможность внешнего
ее проявления, что главная работа ведется внутри России.
Несостоятельность этих объяснений сейчас очевидна. Раз-
гром ряда организаций в России и появившиеся на страницах
зарубежной русской печати разоблачения известного прово-
102
катора Оперпута Стауцина-Касаткина вскрыли в полной
мере весь крах трехлетней работы А. П. Кутепова. То, о
чем я неоднократно за эти три года говорил и Великому
Князю и самому Александру Павловичу оказалось, к сожа-
лению, правдой. А.[лександр] П.[авлович] попал всецело в
руки советских Азефов, явившись невольным пособником
излавливания именем Великого Князя внутри России врагов
советской власти. Мало того, как ныне разоблачает сам
провокатор Касаткин, иностранный отдел Г.П.У. оплачи-
вался в значительной мере средствами, передававшимися
советским Азефам самим генералом Кутеповым. Таким
образом, те жалкие гроши, которые несли русские беженцы
на национальную работу, шли по существу на содержание
этого органа наших врагов, который эту работу разрушал.
Обнаружившаяся несостоятельность ближайших помощни-
ков Великого Князя, всецело им овладевших, нанесла Его
имени жестокий удар.21
Сознание необходимости объединения усилий для исполь-
зования открывающихся в международной обстановке воз-
можностей, с одной стороны, неосуществление возлагавшихся
на Великого Князя надежд — с другой, создали среди русских
зарубежных общественных кругов весьма сильные центро-
бежные течения. Те, кто еще недавно кричал о необходимости
подчинения Вождю, настаивают теперь на необходимости
действовать помимо Вождя. Во время пребывания моего в
Париже я мысленно переживал дни Ростова и Новороссийска.
Тогда обвиняли генерала Деникина, убеждали меня, не
считаясь с ним, взять дело в свои руки..., теперь требуют
того же по отношению Великого Князя.22
Как и тогда, я не считаю возможным этим путем идти.
Я не разделял тех надежд, которые возлагали на Великого
Князя, но раз пойдя с Ним, я не могу стать на путь
предательства. Если бы открылась возможность служить
Родине помимо Великого Князя, я, ставя Родину выше лиц,
этой возможностью, конечно, воспользуюсь, но воспользуюсь
открыто, не посягая на Тот Авторитет, который я сам
признал.
Трудно угадывать будущее: жизнь подскажет правильное
решение. Быть может, она естественным путем разрешит
вопрос. За несколько дней до моего отъезда Великий Князь
103
пригласил несколько лиц, желая выяснить их мнение по
текущему моменту. Во время совещания с Ним случился
удар. Он захрипел и свалился со стула. Заседание было
прервано. Через час Великий Князь оправился настолько,
что мог встать и пожать руку откланявшимся членам
совещания. Как выяснилось, это уже второй случай, первый
был прошлой осенью. При этих условиях вне нашей воли
обстоятельства, надо думать, заставят Великого Князя придти
к сознанию невозможности для Него вести какую-нибудь
работу.
Пока мы должны:
1. Напрячь все силы к сохранению остатков Армии,
представляющих в настоящих условиях единственную реаль-
ную политическую силу.
2. Принять все меры к исканию связи с внутренне-рус-
скими национальными силами.
3. Закреплять и развивать связи с дружественными нам
русскими зарубежными кругами.
4. Закреплять и развивать связи с государственными и
общественными иностранными кругами, сознающими необ-
ходимость борьбы с коммунизмом и учитывающими мировую
опасность главного гнезда коммунизма — Совнаркома.
В соответствии с этим мною кое-что уже сделано. В
дальнейшем я постараюсь использовать все представляющиеся
возможности.
Пока кончаю. Крепко жму твою руку.
Твой П. Врангель.
Р. S. Не откажи с этим письмом ознакомить генерала
Зборовского, когда он с Тобою свидится.
* * *
Брюссель 21 июня 1927 года.
Дорогой Иван Гаврилович,
Письмо твое от 16 июня сейчас получил, прочел его с
особым интересом. Твое мнение особенно ценно для меня
сейчас, когда, как ты правильно отмечаешь, обстановка для
меня более чем трудная. Ты прав, что едва ли можно
104
рассчитывать, чтобы Великий Князь пришел к сознанию
необходимости отказаться от тех способов, которыми доселе
ведется Его именем работа. Во всяком случае Его настоящие
помощники сделают все, чтобы этого не было. Как я тебе
писал в предыдущем письме, лишь обстоятельства, вне воли
людей находящиеся, как состояние здоровья Великого Князя,
могли бы внести изменение в существующее положение.
Считая работу лиц, действующих Именем Великого Князя,
совершенно ошибочной, решительно отмежевываясь от того,
что принято называть «окружением», я в то же время
исключаю ту возможность, на которую указываешь ты.
Предъявлению Великому Князю каких-либо требований со
стороны общественных организаций, считающих желатель-
ным изменение существующего порядка вещей, ничего кроме
вреда не принесло бы. Возьми хотя бы положение у Вас в
Сербии. Разве старый Эдуард Владимирович,23 как не
непосильна ему эта работа, согласился бы привлечь к ней
Абрама Михайловича?24 Нет, дорогой друг, в настоящих
условиях мне остается одно: отмежевавшись от той общепо-
литической работы, которая Именем Великого Князя ведется
и которой я не могу сочувствовать, ограничить свою
деятельность исключительно заботами о зарубежном воинстве,
мне Великим Князем вверенном, внося этим посильную лепту
в общее дело. Ни прямо, ни косвенно участвовать в той
общественной перестройке, признаки которой в настоящее
время среди общественных организаций, разочаровавшихся
ведущейся Именем Великого Князя работой, — я не буду.
Если бы открылись реальные возможности работы на
пользу Родины вне Великого Князя, я, ставя Родину выше
лиц, этими возможностями, конечно, воспользуюсь, поставив
об этом в известность прежде всего Самого Великого Князя.
До той же поры, пока нет этих реальных возможностей и
пока нет тех естественных условий, которые, как состояние
здоровья Великого Князя, могли бы заставить Его отойти в
частную жизнь, я вижу свой долг лишь в выполнении той
небольшой задачи, которая мне непосредственно вверена.
С А. П. Кутеповым я говорил совершенно откровенно,
высказав ему мнение, что он преувеличил свои силы, взялся
за дело, [к] которому не был подготовлен, и указал, что
нравственный долг его, после обнаружившегося краха его
105
трехлетней работы, от этого дела отойти. Однако едва
ли он это сделает. Ведь это было бы открытое признание
своей несостоятельности. Для того, чтобы на это решиться,
надо быть человеком исключительной честности и граж-
данского мужества.
Оставшиеся деньги от моей статьи прошу тебя обратить
по твоему усмотрению на пользу больных и нуждающихся
кавалеристов.
Обнимаю.
Твой П. Врангель.
4г 4г 4г
30 Августа [1927 г.]
Дорогой Иван Гаврилович,
Вчера получил Твое письмо с изложением соображений,
побудивших Тебя отказаться от звания «помощника IV
отдела Р.О.В.С.». Тебе, конечно, на месте виднее, и я не
настаиваю. Одно меня тревожит — это беспомощность
нашего старика.25 Поручик Водовозов его, видимо, оседлал
окончательно; «военный» Вестник превратится в «эвразий-
ский».26 Вынужден был, после ряда напоминаний, послать
официальное предписание, предложив принять меры к пре-
кращению этого безобразия...
Старик пишет мне, что собирается открыть сборы в «фонд
Императрицы Марии Федоровны»27 и сам выражает опасение,
что при настоящем обременении всякими обязательными
сборами, новый сбор окажется непосильным. Это так. Мне
известно, что сборы будут уже производиться русскими
колониями в Сербии и для каждого желающего выжить,
таким образом, будет открыта. Нет никаких оснований
устраивать еще сборы через военную организацию. Все более
проникаюсь убеждением, что «братство» есть такая же
ловушка для доверчивых дураков, как и пресловутая «мо-
нархическая» организация в России, на которую так
жестоко попался Кутепов. Принимаю меры к выяснению
правды и прошу Тебя со своей стороны мне в этом помочь.
Введение в организацию «своего человека» очень одобряю.28
106
Касательно просьбы Твоей выпустить информацию об
общем положении «русского вопроса»: все, что не составляет
секрета, известно мне из газет, «закулисные» переговоры же
едва ли возможно предавать гласности. В ближайшее время
я собираюсь кое-куда проехать и тогда, быть может, и можно
будет что-либо сказать.
Пока обнимаю,
Твой П. Врангель29
4е 4е 4е
24 Марта. [1928 г.]
Дорогой Иван Гаврилович.
Я задержался ответить на твое последнее письмо, т.к.
все это время был очень занят. Ко мне приезжали некоторые
лица из Парижа, а третьего дня только уехал приезжавший
из Берлина генерал Лампе.30
Общая обстановка здесь мало благоприятная. Хотя
последние события в России и привлекают внимание Запада,
но по-прежнему у государств З.[ападной] Европы преобладает
«политика сегодняшнего дня» — думают о том, как надо
использовать затруднения Советского правительства с един-
ственной целью извлечь для себя в ближайшее время те или
иные материальные выгоды. Вдаль не заглядывают. Ко всему
прочему в ближайшее время в ряде государств должны
произойти выборы и вопросы внутренней политики заслоняют
в настоящее время все прочие.
Среди русских зарубежных общественных кругов — все
поглотила мелкая, личная грызня... Разложение окружающей
среды отражается, конечно, и на наших воинских группах.
Замечается некоторый упадок духа, ослабление интереса к
общему делу. Жизнь понемногу засасывает наименее сильных.
Конечно, откройся завтра новые возможности, начнись
настоящая, деловая, работа и все эти упадочные настроения
рассеются. Пока же этих новых возможностей нет, приходится
бороться с этими печальными явлениями единственно доступ-
ными нам мерами: поддержание личного общения с подчи-
107
ценными, непосредственным на них воздействием, напоми-
нанием о всей прошлой нашей борьбе, о том, что было ранее
сделано...
Все это я по мере сил и делаю. По окончании выборов
во Франции намечаю лично объехать все многочисленные
наши воинские группы, там находящиеся. После этого
собираюсь приехать к Вам, в Сербию, а буде удастся получить
визу, и в Болгарию. Предоставил бесплатно издательству
«Белое дело» мои воспоминания;31 их появление должно
воскресить последние дни нашей борьбы на Родине, напо-
мнить о всех принесенных жертвах, рассеять тот искусствен-
ный туман, которым враги Белой борьбы пытаются ее окутать,
стремясь доказать, что Белое дело навеки кончено. Лично я
твердо верю, что все сделанное нами, все принесенные жертвы
не напрасны и что недалек уже день, когда падет власть
большевиков.32 Я придаю большое значение всему происхо-
дящему в России. Власть потерпела полное крушение и во
внутренней и во внешней политике; в верхах раздоры; массы
отрываются от правящих верхов; признаки близкого развала
налицо. Тяжело, дорогой друг, но самое тяжелое еще впереди
и час избавления приближается.
Сын Твой33 что-то давно у нас не был. Я видел его на
днях на балу кадет. По его словам ученье идет хорошо и
жизнью своею он доволен.
Касательно вопроса, который Ты затрагиваешь в Твоем
последнем письме, относительно трудности положения в связи
с производящимся «нажимом» о принятии Сербского поддан-
ства, я уже писал В.[единому] Князю, высказывая как раз
те же мысли, которыми делишься Ты в Твоем письме. Я
думаю, В.[еликий] Князь мои доводы учтет и вопрос удастся
безболезненно разрешить.
Весьма рад, что деньги, задержанные Сербами, наконец
Тебе возвращены, я как раз собирался тебе писать, спрашивая
об их судьбе.
Прошу передать мой почтительный привет Марии Ди-
митриевне. Крепко Тебя обнимаю. Жена шлет вам обоим
сердечный привет.
Твой. П. Врангель.
108
№ 5. Письмо И. Г. Барбовича О. М. Врангель.34
Глубокоуважаемая и Дорогая Ольга Михайловна,
Не нахожу слов, чтобы выразить Вам весь наш ужас и
наше беспредельное горе, рассудок не может примириться,
что уже нет нашего горячо любимого Вождя, этого благород-
нейшего и честнейшего борца за Россию.
Еще, очевидно, не закончились наши страдания и
испытания, и слишком велики грехи русского народа, что
Господь отнял у Вас мужа и отца Ваших малюток,35 а у нас
нашу веру и нашу опору.
Невыразима наша скорбь; горячо хочу и не умею найти
достойных слов утешения. Пути Господа неисповедимы, и
Он, Всемогущий, призвал Себе Достойнейшего; да пошлет он
Вам силы перенести это бесконечное горе, да сохранит он
Вас и Вашу Семью.
Горе безвременной утраты нашего Обожаемого Вождя
неописуемо.
Ваш покорный слуга, беспредельно преданный Вам
И. Барбович.
№ 6. Письмо И. Г. Барбовича Б. А. Штейфону.36
8 сентября 1944, Белград.
Ваше Превосходительство, Глубокоуважаемый
Борис Александрович,
Как Вы знаете, в Русской Церкви находятся знамена и
штандарты Русской Императорской Армии и часть знамен
Добровольческой Армии.37 Спасены они от большевиков
зачастую с опасностью жизни. Нельзя допустить, чтобы они
попали к большевикам. Вы, как командир Русского Корпу-
са38, единственный имеете возможность их спасти.
Сегодня я по этому поводу говорил с г. Крейтером;39 у
меня создалось впечатление, что он не может спасти знамен,
и я обращаюсь к Вам, считая, что это наш долг.
Я полагаю, что наиболее целесообразно было бы, сняв
знамена с древка, раздать полотнища по одному всем старым
109
офицерам, которые находятся вне боевой обстановки, но
несомненно в свое время, в случае оставления Сербии,
соединятся с чисто строевыми частями и унесут на себе эти
ценные святыни.
Я, лично, ни формально, ни реально, не могу выполнить
этой задачи.
Прошу принять мои искренние наилучшие пожелания.
Буду Вам очень благодарен, если Вы не поставите себе в
40
труд написать мне но этому поводу два слова.
Уважающий Вас,
И. Барбович.
Комментарии
1 Текст машинописный, даты нс проставлено (по-видимому — лето 1919 г.).
Стихотворение посвящено находившемуся тогда под командованием
И. Г. Барбовича 2-му Офицерскому конному полку. История этого полка
начинается в январе 1918 г. с эскадрона, сформированного в составе
Отряда М. Г. Дроздовского офицерами 8-й кавалерийской дивизии главе
с ротмистром Гаевским. В марте 1918 г., в ходе знаменитого похода
Яссы—Дон эскадрон был развернут в двухэскадронный конный днвнзиоп.
16 апреля 1918 г. в пего вошла также донская казачья сотня есаула
Фролова. 29 апреля 1918 г., после соединения с Добровольческой Армией,
дивизион был преобразован во 2-й Офицерский конный полк. 13 июля
1918 г. в ст. Кореновской полк принял генерал-майор Чекотовский. После
же его назначения начальником 1-й копной дивизии (12 авг. 1918 г.)
полком семи-, а затем девятиэскадронпого состава командовал полковник
Шумов, с 11 янв. 1919 г. — ротмистр Поспелов. Полк входил в состав
отряда полковника Витковского, действовавшего против махновцев, потом
был переброшен на Северный Кавказ, где входил в бригады генералов
Чайковского и Майковского, в отряды полковника Андерса и генерала
Шиллинга (при отходе в Крым). 10 февраля 1919 г. полк принял
полковник Гаттенбергер, а 23 марта 1919 г. — полковник Барбович. В
апреле-мае 1919 г. полк находился в Крыму в составе войск 3-го
армейского корпуса. С 14 мая 1919 г. полк был снят с фронта и отправлен
в Керчь для подавления выступлений большевиков в каменоломнях (в
стихотворении — «зверки земляные»). В ходе только первого дня операции
потери составили 71 человек убитыми и ранеными. Полку удалось разбить
подпольщиков, предпринявших 22 мая нападение па город из каменоломен
(подробнее см.: Керченские каменоломни в 1919 г. / Публ. А. Гуковского
// Красный архив. 1931. № 1/44/. С. 40-84). С назначением И. Г. Бар-
бовича командиром бригады 2-й кавалерийской дивизии полком временно
ПО
командовал полковник Гаевский. Позднее, 17 июля 1919 г., полк принял
полковник Шапрон дю Ларре. Полк вошел в состав сформированного 5-го
конного корпуса гоп. Юзефовича. Приказом по ВСЮР за № 286 от 11
октября 1919 г. полк получил шефство и стал именоваться «2-й
Офицерский Конный Генерала Дроздовского полк». Во время осеннего
отступления, 23 ноября 1919 г., А. Г. Шапрон дю Ларре был ранен,
отвезен в Екатеринодар через Черкассы и Екатеринослав и больше в полк
не вернулся. Под командованием полковника Амбразанцева полк отходил
к польской границе, затем от Тирасполя повернул на север, прошел 2
февраля 1920 г. Дубоссары и, соединившись с конницей генерала
Склярова, участвовал совместно с поляками в боях против красных. В
начале марта 1919 г. полк был отправлен в Краков для прохождения
двухнедельного карантина перед отправкой через Румынию в Крым. Однако
лишь 29 июля 1920 г. полк прибыл в Феодосию. Во время Крымских
боев 1920 г. полком командовали полковники Силкин и Кабалов (См.:
Кравченко В. М. Дроздовцы от Ясс до Галлиполи. Т. 1-2. Мюнхен. 1973;
Часовой. № 311. 1948. С. 10-12).
2
Текст машинописный за подписью старшего адъютанта начальника 2-й
кавалерийской дивизии. И. Г. Барбович был назначен командиром 2-го
Конного полка приказом ГК ВСЮР от 1 марта 1919 г. за № 394. 5 июня
1919 г. он вступил во временное командование Отдельной кавалерийской
бригадой 3-го армейского корпуса. Эта бригада была переименована во
2-ю кавалерийскую дивизию приказом № 1285 от 19 июня 1919 г.
И. Г. Барбович был назначен командиром 1-й бригады этой дивизии
приказом № 1112 от 3 июля 1919 г., этим же числом датирован и
публикуемый приказ,
о
Текст машинописный за личной подписью автора. Илья Михайлович
Миклашевский был сыном Екатеринославского губернского предводителя
дворянства. Окончил Александровский лицей. После службы вольноопре-
деляющимся в Кавалергардском полку произведен в корнеты. Во время
Первой мировой войны награжден Георгиевским оружием, в 1917 г.
командовал гвардейским Уланским Ее Императорского Величества полком.
В Добровольческой Армии некоторое время командовал 2-м Конным
полком, Отдельной кавалерийской бригадой, 2-й кавалерийской дивизией.
Был тяжело ранен в марте 1919 г. на Ак-Манае. Позднее произведен в
генерал-майоры. Умер 14 октября 1961 г. в Ницце, где и похоронен.
4
Из шести публикуемых писем четыре (15 ноября и 10 декабря 1926 г.,
30 августа 1927 г. и 24 марта 1928 г.) представляют собой автографы
П. Н. Врангеля. Датированы они лишь числом и месяцем, годы же
определены нами по содержанию и заключены в квадратные скобки.
Письма от 9 и 21 июня 1927 г. — машинопись с собственноручной
подписью и некоторыми авторскими рукописными вставками. Подчерки-
ванием выделены фрагменты писем, опубликованные И. Ланским в его
«Воспоминаниях о ген. И. Г. Барбовиче» (газета «Россия», Нью-Йорк,
1962, 23-24 марта). Эта фрагментарная публикация была подготовлена
на основе тех же самых документов Коллекции Л. И. Барбович, которые
111
публикуется сейчас нами полностью и с комментариями. Авторские
подчеркивания выделены курсивом.
5
Великий князь Николай Николаевич (младший) (1856-1929), бывший
Верховный Главнокомандующий, с 1922 г. поселился в Антибе на юге
Франции. В описываемое время (и вплоть до октября 1928 г.) проживал
в Шуаньи, в 25 км от Парижа. С декабря 1924 г. он принял на себя
верховное руководство русскими военными зарубежными организациями,
объединившимися в Русский Общевоинский Союз (РОВС) под председа-
тельством генерала П. Н. Врангеля. Это решение Великого Князя, ранее
категорически отказывавшегося связывать свое имя с любыми организа-
циями, было принято, по всей вероятности, под влиянием Манифеста 31
августа 1924 г., в котором Великий Князь Кирилл Владимирович
провозгласил себя Императором Всероссийским. В конце октября 1928 г.
Великий Князь вновь переехал в Антиб, где 5 января 1929 г. скончался
от воспаления легких. Похоронен па Каниском кладбище в церковном
склепе (См.: Данилов Ю. Н. Великий Князь Николай Николаевич. Париж.
1930. С. 342-351).
6 Супруга Великого Князя Николая Николаевича — Великая Княгиня
Анастасия Николаевна (15 декабря 1867 — 15 ноября 1935), дочь Царя
Черногории Николая и Царицы Милены. Окончила в 1884 г. Смольный
институт в Санкт-Петербурге. От первого брака со Светлейшим князем
Георгием Романовским, герцогом Лейхтенбергским, имела сына Сергея и
дочь Елену (в замужестве — графиню Тышкевич). Родная сестра Анастасии
Николаевны, Милица Николаевна, была замужем за Великим Князем
Петром Николаевичем, родным братом Великого Князя Николая Никола-
евича.
7
Мистические настроения сестер-черногорок были достаточно хорошо
известны еще до революции. Именно им в определенной степени обязан
своим стремительным возвышением «старец» Распутин (Григория Ефимо-
вич Новых, 1872-1916), сыгравший столь печально знаменитую роль в
Российской истории,
g
Речь идет об «Особой казне для ведения политической работы по связи
с Россией», находившейся при Великом Князе Николае Николаевиче. С
согласия Великого Князя генерал Кутепов пользовался этими средствами
для ведения работы в России.
g
Генерального Штаба генерал-лейтенант Евгений Карлович Миллер (1867—
1937), возглавлявший во время гражданской войны Белое движение на
Севере России, с 1920 г. был главноуполномочеиным по военным и
морским делам в Париже. 7 марта 1922 г. назначен начальником штаба
Главнокомандующего, а 8 ноября 1922 г. — его помощником с оставле-
нием в прежней должности. В соответствии с распоряжением П. Н. Вран-
геля от 8 февраля 1924 г. вернулся в Париж для согласования деятельности
русских воинских групп и союзов Франции, Бельгии, Англии, Германии,
Венгрии, Чехословакии, Финляндии, Эстонии, Латвии и Литвы. С
образованием РОВС, оставаясь помощником Главнокомандующего, стал
начальником 1 отдела, однако 23 декабря 1924 г. был освобожден от этих
112
должностей в связи с назначением заведующим финансовой частью при
Великом Князе Николае Николаевиче. С апреля 1928 г. — помощник
председателя РОВС генерала А. П. Кутепова, а после его похищения 26
января 1930 г. стал председателем РОВС. Как и Кутепов, был похищен
в Париже советскими агентами 22 сентября 1937 г., тайно вывезен в
Москву и расстрелян по приговору Особого Совещания НКВД СССР.
Ю Генерального Штаба генерал-майор Николай Августович Монкевиц был
одним из помощников Кутепова, назначенным по рекомендации Великого
Князя и Высшего Монархического Совета.
11 Генерального Штаба генерал-лейтенант Иван Алексеевич Холъмсен
(1867 — 19 марта 1941) с 1922 г. был военным представителем
П. Н. Врангеля в Париже, а с 1924 г. занимал должность Начальника
I отдела РОВС, в который в описываемое время входили русские военные
организации и группы во Франции (с колониями), Италии, Чехославакии,
Польше, Дании, Египте, Финляндии, Латвии, Литве, Эстонии и Данциге.
В 1886 г. он окончил Финляндский кадетский корпус и был выпущен
в лейб-гвардии Семеновский полк. По окончании в 1896 г. Николаевской
Академии Генерального Штаба служил в штабе Финляндского Военного
округа, с 1900 г. — военным агентом в Афинах, с 1906 г. в Констан-
тинополе, затем командиром бригады 1-й гренадерской дивизии. Первую
мировую войну начал командиром бригады 53-й пехотной дивизии,
вр. и. д. командующего дивизией, награжден орденом Св. Георгия 4-й
степени. В феврале 1915 г. с частями 20-го армейского корпуса попал
в плен. В Гражданскую войну был военным представителем Верховного
Правителя адмирала Колчака в Берлине и Париже. 31 марта 1930 г.
И. А. Хольмсен был освобожден от обязанностей Начальника I отдела и
назначен генералом для поручений при Председателе РОВС. Умер и
похоронен в Осло (Часовой. 1936. № 173. С. 11; 1941. № 262. С. 15).
12
После исчезновения генерала Мопкевица его дочь и сын явились к
проживавшему тогда в Фонтенбло генералу А. И. Деникину с запиской
от отца: «Во избежание лишних расходов на погребение, прошу моего
тела не разыскивать». Они, до вызова полиции, передали Деникину также
несколько портфелей с документами, который тот после ознакомления
через полковника А.А.Зайцова передал генералу Кутепову. (См.: Lehovich
Dimitry V. White against Red. The Life of General Anton Denikin. NY.,
1974. P. 430-431). Из перечисленных «сподвижников генерала Кутепо-
ва», как выяснилось позднее, по крайней мере двое (Доставалов и
дг-Роберти) активно сотрудничали с советской разведкой. Причем
Генерального Штаба полковник Н. А. де-Роберти, завлекавший эмигран-
тов в якобы существовавшую в России тайную антибольшевистскую
организацию военспецов, встречался с генералом Кутеповым в Берлине
17 января 1930 г., то есть за 9 дней до его похищения в Париже. Есть
основания предполагать, что Кутепова хотели похитить уже тогда в
Берлине, по по каким-то причинам операция была перенесена.
«Полковник де-Роберти в бытность Кутепова Черноморским военным
губернатором в 1918 г. занимал должность его начальника штаба, за
113
финансовые махинации отстранен от должности, отдан под суд и
арестован. Был освобожден от заключения большевиками. Генерального
Штаба генерал-лейтенант Доставалов при отступлении врангелевских
войск от Перекопа и последующей эвакуации, будучи начальником штаба
1-го армейского корпуса, не предотвратил расхищение и пропажу
ценностей крымских банков, эа что, однако, получил от Врангеля лишь
выговор по причине «сложной обстановки» и «прошлых заслуг». Став в
Галлиполи 1 декабря 1920 г. начальником штаба 1-го армейского корпуса,
Доставалов имел в подчинении начальника организационного отделения
Генерального Штаба полковника Михаила Дмитриевича Сорокина. Пос-
ледний был 2 ноября 1922 г. назначен в распоряжение начальника Штаба
Главнокомандующего генерала Е. К. Миллера, затем служил в Управле-
нии Начальника всех частей и учреждений Русской Армии в Болгарии
генерала Ф. Ф. Абрамова. 11 марта 1925 г. был отчислен от должности,
а 1 февраля 1926 г. исключен иэ службы без лишения чинов (Приказов
по Русской Армии и РОВС // Коллекция РОВС. Архив Свято-Троицкого
монастыря Русской Зарубежной Православной Церкви, Джорданвилл,
США). (Прянишников Б. В. Незримая паутина. Силвер Спринг, 1985.
С. 141-143).
13
В апреле 1926 г. в Париже проходил Всемирный русский съезд.
Оргкомитет съезда во главе с П. Б. Струве выдвинул идею создания
«Центра Зарубежной России» и объявления Великого Княэя Николая
Николаевича главой «широкого народного фронта». В работе съезда
участвовало 420 делегатов иэ 26 стран, однако по настоянию П. Н. Вран-
геля не было официальных представителей от военных организаций, не
участвовали и сторонники Великого Княэа Кирилла Владимировича.
После съезда были созданы Патриотическое объединение (председатель —
И. П. Алексинский) и Центральное объединение (председатель —
А. О. Гукасов). Первое настаивало на безоговорочном подчинении всей
эмиграции Великому Кпяэю Николаю Николаевичу, а второе — подчер-
кивало важность «тесного сближения с ним» и установления связей с
Россией. Вот какую оценку дал сам П. Н. Врангель этому съезду:
♦ После зарубежного съезда общественность оказалась у разбитого
корыта. Ни одна группа не оказалась достаточно сильной, и в чувстве
собственного бессилия все ищут союзников» (Цит. по: Шкаренков Л. Г.
Агония белой эмиграции. М., 1986. С. 141).
14
Не исключено, что речь идет о С. Н. Палеологс, который в данное время
возглавлял в Белграде Державную Комиссию по делам русских эмигрантов
в Королевстве Сербии, Хорватии и Словении.
15
Виктор Эрастович Зборовский имел дружеские отношения с И. Г. Бар-
бовичем, пользовался уважением и доверием П. Н. Врангеля. Кубанский
казак, уроженец ст. Ладожской, он по окончании 1-го Московского
кадетского корпуса и Николаевского кавалерийского училища служил в
Собственном Его Императорского Величества Конвое, был тяжело ранен
в Первую Мировую войну, награжден Георгиевским оружием. В граж-
данскую войну на Юге России в 1919 г. в чине полковника командовал
114
дивизионом под Царицыным, был вр. и. д. командира бригады в дивизии
ген. Кржижановского, вр. и. д. командующегого Кавказской горской
дивизии, в 1920 г. командиром Конвоя Главнокомандующего ВСЮР и
Русской Армии. Участник Кубанского десанта в дивизии генерала
Бабиева, тяжело ранен и эвакуирован. На Лемносе назначен командиром
Кубанского гвардейского дивизиона, 28 июля 1021 г. — начальником
Кубанской казачьей дивизии с производством в генерал-майоры.
Генерал-майор Виктор Эрастович Зборовский был в данное время
начальником Кубанской казачьей дивизии, расквартированной в Сербии
и входившей в IV отдел РОВС. Он имел дружеские отношения с
И. Г. Барбовичем, пользовался уважением и доверием П. Н. Врангеля.
Во время Второй Мировой войны он сражался в Русском Корпусе, был
командиром 1-го и 3-го батальонов, затем в чине оберста командовал 1-м
Сводным полком. Убит 26 сентября 1944 г. в бою под Ново Село. 11
февраля 1945 г. его полк получил шефство и стал именоваться «1-м
Казачьим генерала Зборовского» полком (Русский Корпус на Балканах
во время II Великой войны 1941-1945 гг. Исторический очерк / Под
ред. Д. П. Вертепова. NY., 1963. С. 349).
16 Мария Дмитриевна Барбович (1883-1956) — урожденная Родионова, дочь
генерал-лейтенанта, супруга генерала И. Г. Барбовича с 29 апреля 1909 г.
Умерла в Аргентине, где проживала с августа 1948 г.
17
«Записки», охватывающие период с ноября 1916 по ноябрь 1920 гг.,
П. Н. Врангель начал писать еще на яхте «Лукулл», а закончил 30
декабря 1923 г. в Сремских Карловнах (Сербия). Подготовка докумен-
тального материала осуществлялась Н. М. Котляревским, личным сек-
ретарем автора, который и записывал потом текст воспоминаний под
диктовку.
18
Речь идет о разрыве Англией дипломатических отношений с Советским
Союзом 27 мая 1927 г., предвестником которого в значительной степени
была так называемая «нота Чемберлена» (23 февраля 1927 г.).
19
Имеется в виду Великий Князь Николай Николаевич.
20
Генерального Штаба генерал-лейтенант Александр Сергеевич Лукомский
(1868-1939) па протяжении длительного времени, в том числе во время
Первой Мировой и Гражданской войн, пользовался особым доверием
Великого Кпязя. 31 июля 1926 г. распоряжением генерала Врангеля
извещалось о том, что все воинские союзы и организации Дальнего
Востока и Америки переходили в подчинение генерала Лукомского.
Основанием для данного распоряжения явился соответствующий рескрипт
Великого Князя на имя Врангеля от 26 июня.
Генерального Штаба генерал-лейтенант Александр Сергеевич Лукомский
(1868-1939) на протяжении длительного времени, в том числе во время
Первой мировой и гражданской войн, пользовался уважением и доверием
Великого Князя. Генерал от инфантерии Александр Павлович Кутепов
(1882-1930) приказом П. Н. Врангеля от 21 марта 1924 г. был освобож-
ден от должности Помощника Главнокомандующего Русской Армией «в
виду командирования в распоряжение Великого Князя Николая Нико-
115
лаевича» (Краткая записка о службе генерала от инфантерии Кутепова
Александра Павловича // Генерал Кутепов. Сборник статей. Париж. 1934.
С. 182). Князь Н. Л. Оболенский был одним из организаторов и
руководителей упоминавшегося выше Патриотического объединения,
полностью и безоговорочно поддерживавшего Великого Князя Николая
Николаевича.
21
Речь идет о широкомасштабной деятельности ОГПУ СССР с целью
поставить под контроль и свести на нет активные мероприятия русских
эмигрантских организаций против большевиков. В 1923-1927 гг. была
успешно проведена так называемая операция «Трест», в которую
оказались обманным путем вовлечены генерал Кутепов и ряд членов
Высшего Монархического Совета при покровительстве Великого Князя
Николая Николаевича. Последний вместе с Кутеповым даже принимал
прибывших в Париж А. А. Якушева и Н. М. Потапова, руководителей
созданной чекистами «Монархической организации Центральной России».
Операция «Трест», достигнув поставленных целей и исчерпав свои
возможности, была эффектно завершена псевдоразоблачениями якобы
раскаявшегося чекиста-провокатора Эдуарда фон Стауница (он же —
Опперпут, Касаткин, Савельев, Селянинов, а позднее Коваленко фон
Мантейфель). «Трест», таким образом, «закрылся», работа же по
разложению русской эмиграции разворачивалась уже в иных формах и
более крупных масштабах, чем ранее. (Подробнее см.: Войцеховский С. Л.
Трест. Воспоминания и документы. Канада. 1974; Прянишников Б. В.
Незримая паутина. Силвер Спринг. 1985; Бортневский В. Г. Агент
Опперпут. Узнаем ли мы наконец правду об операции «Трест»? //
Вечерний Ленинград. 1990. 30 авг.). Отметим, что П. Н. Врангель с
самого начала относился с подчеркнутым недоверием ко всему, что так
или иначе было связано с «Трестом».
2*>
“ П. Н. Врангель имеет в виду интриги, которые велись в конце 1919 —
начале 1920 гг. с целью отстранения от власти Главнокомандующего
Вооруженными силами на Юге России генерал-лейтенанта А. И. Дени-
кина (1872-1947). Существенные разногласия между Врангелем и
Деникиным, прежде всего по стратегическим вопросам, выразившиеся в
весьма резкой по форме полемике-переписке, не составляли секрета для
значительной части белого офицерства. Несомненные военные дарования,
воля, энергия, личное обаяние — все это, особенно в условиях развала
фронта, объективно делало генерала Врангеля очевидной альтернативой
Деникину. Тот факт, что Врангель, назначенный 26 ноября 1919 г.
командующим Добровольческой Армией, уже 20 декабря 1919 г. был
освобожден Деникиным от должности, а 8 февраля 1920 г. уволен в
отставку, казалось бы еще более поднимал его шансы... Тем не менее
безапелляционные обвинения Врангеля в жажде власти и даже соучастии
в некоем заговоре, широко распространенные в издававшейся в России
и Зарубежье литературе, всегда имели существенный изъян: отсутствие
фактов о какой-либо активной позиции самого Врангеля, которому
казалось бы для неминуемого успеха было бы достаточно сделать лишь
полшага... Комментируемые письма, откровенность коих не может
116
вызывать даже малейших сомнений, дают исчерпывающее объяснение
поведения генерала Врангеля, для которого всегда непререкаемым
жизненным императивом были честь, совесть, благородство, верность
данному им слову.
23
Генерал от инфантерии Эдуард Владимирович Экк (24 апреля 1851 — 5
апреля 1937) начал службу в лейб-гвардии Семеновском полку, окончил
Николаевскую Академию Генерального Штаба, участвовал в Русско-ту-
репкой войне 1877-1878 гг., в Русско-японской войне был начальником
пехотной дивизии, а в Первой мировой — командиром корпуса; имел
награды до ордена Св. Георгия 3-й ст. включительно. Участник граж-
данской войны в Добровольческой Армии и ВСЮР. С 1924 г. был
начальником IV отдела РОВС. 21 января 1933 г., в возрасте почти 82-х
лет он был освобожден от этой должности по собственной просьбе и
заменен И. Г. Барбовичем, сохранив, однако, за собой звание Председа-
теля Совета объединенных офицерских организаций. Умер и похоронен
в Белграде (Часовой. 1937. № 189. С. 20).
24
Генерал от кавалерии Абрам Михайлович Драгомиров (24 апреля 1868 —
9 декабря 1956) во время гражданской войны был помощником
Главнокомандующего Добровольческой Армией, первым заместителем
Председателя и Председателем Особого Совещания, главионачальствую-
щим и командующим войсками Киевской области, возглавлял делегацию
ВСЮР на Парижской мирной конференции. До 1944 г. он проживал в
Сербии, затем — в Австрии, а с 1950 г. во Франции. Умер в Ганьи,
похоронен на кладбище в Сент-Жеиевьев де Буа.
25
Речь идет о Начальнике IV отдела РОВС 76-летнем генерале Э. В. Экке.
26
Речь идет об издававшемся в то время в Белграде журнале «Военный
Вестник», близком к руководству IV отдела РОВС.
♦ Евразийство» — идейно-политическое течение в русской эмиграции,
отстаивающее мессианистский характер России-Евразии в мировой исто-
рии, особом типе «евразийской цивилизации», соединяющем в себе черты
западно-европейской и восточной, но качественно отличающейся от них.
Своего рода программным заявлением евразийства послужил изданный
в Софии в 1921 г сборник «Исход к Востоку: Предчувствия и свершения.
Утверждение евразийцев». Сторонниками евразийства были П. Н. Савиц-
кий, Б. С. Трубецкой. Н. Н. Алексеев, П. П. Сувчипский, Д. П. Свято-
полк-Мирский, а также некоторое время Л. П. Карсавин и Г. В. Фло-
ренский. (См.: Волков В. С. «Парадокс евразийской альтернативы боль-
шевизму // Иэ истории российской эмиграции. Сборник научных статей
/ Отв. род. В. И. Старцев. СПб., 1992. С. 9-13). Признание возможности
мирной эволюции Советской системы, прихода к власти в России повой
элиты («идеократии») объективно по могло не препятствовать сплочению
сил эмиграции для активного противодействия большевизму, что в полной
мере соответствовало задачам ОГПУ. В среду евразийцев был введен
агент-провокатор А. А. Ланговой, выступивший с докладом на 1-м
Евразийском съезде в Берлине в январе 1925 г. и организовавший
нелегальное совещание евразийцев в Москве с прибытием зарубежных
117
участников через подготовленные его людьми «окна» на границе. (См.:
Войцеховский С. Л. Трест. С. 28-29; Прянишников Б. В. Незримая
паутина. С. 58-59, 68-70). О разработке чекистами евразийцев в момент
написания данного письма еще, разумеется, не было известно, что в
очередной раз свидетельствует о прозорливости П. Н. Врангеля. Кроме
того, чинам РОВС, как известно, запрещалось заниматься политической
деятельностью и входить в какие-либо политические организации, так
что даже косвенная связь руководства IV отдела с евразийством не могла
не вызывать резкого недовольства Председателя РОВС. Как вспоминал
В. Даватц, «в нем (Врангеле — В. Б.) заговорил европеец и в нем
заговорил человек, не терпящий компромиссов с потусторонней Россией.
Он предвидел в этом первую попытку создать «духовный мост» с той
стороной и предчувствовал, что эта попытка кончится разоблачением
советского непосредственного участия» (Главнокомандующий Русской
Армией Генерал, барон П. Н. Врангель. К Десятилетию его кончины
12/25 1938 г. // Сб. статей под ред. А. А. фон Лампе. Берлин. 1938.
С. 167).
27
Императрица Мария Федоровна (1847-1928), вдова Императора Алек-
сандра III и мать убитого большевиками Императора Николая II, была
вывезена из Крыма английским дредноутом «Мальборо» в конце марта
1919 г. В эмиграции проживала в Копенгагене, где и скончалась.
28
Речь идет еще об одной эмигрантской организации, которая, как
выяснилось позднее, работала в значительной степени «под колпаком»
ОГПУ: «Братстве Русской Правды», ставившем задачу проведения в СССР
активной антибольшевистской деятельности с опорой на «своих людей»
в армии и государственном аппарате. Подлинная история этой органи-
зации, в том числе и роли введенного в нее Врангелем и Барбовичем
«своего человека», еще ждут своего скрупулезного исследователя.
29
За этим письмом последовало очень важное письмо от 31 октября 1927 г.,
оригинал которого не сохранился в личном архиве И. Г. Барбовича. В
нем идет речь о критическом положении русской эмиграции в связи с
раскольнической деятельностью агентов ОГПУ, о стремлении некоторых
видных лиц защитить «честь мундира* и свое благосостояние, одобряются
ради интересов общего дела разоблачительные выступления в печати
В Л. Бурцева и В. В. Шульгина, выражается дружеская просьба к
И. Г. Барбовичу принять на себя «обузу» и стать Начальником IV отдела
РОВС. Содержание данного письма известно нам лишь по фрагментам,
опубликованным И. Ланским в нью-йоркской газете «Россия» (1962, 24
марта):
«Внутренее положение в России, развивающийся раскол в верхах,
растущее неудовольствие в стране открывают широкие возможности. К
сожалению, и в этом отношении неудачные опыты последних трех лет
затрудняют эти возможности использовать. Доколе не будут вырваны
гнилые корни, пущенные в России при посредстве ГПУ нашими
зарубежными кругами, до той поры пути нам туда закрыты. Вот почему
я горячо приветствую, хотя и весьма болезненное, но совершенно
118
необходимое, разоблачение Бурцева, Шульгина и др. Насколько благо-
роднее и умнее было бы, конечно, вскрыть большевистскую провокацию
тем, кто сами стали ее жертвой, не ожидая того, чтобы это сделали
другие. Однако, после первых «провалов», полгода тому назад, мои
попытки убедить в этом оказались тщетны. Потребовались новые
«провалы» и выступление в печати, чтобы явь всплыла наружу.
К сожалению, и здесь оказалось не малое число лиц, не говоря о
главных виновных, кот.[орые] в силу мелких личных побуждений
стремятся замести следы, затушевать истину.
Попались па удочку ГПУ почти все организации, огромное большинство
политических деятелей чувствуют, что у них рыльце в пушку, что
углубление вопроса обнаружит их глупую роль. Другие, заинтересованные
материально, боятся потерять те денежные источники, которые, питая
их «работу», давали им самим средства к существованию.
Все это мелко и подло, — работать нельзя, пока не будут уничтожены
последние связи с ГПУ, не будут учтены все прежние ошибки. Необходимо
в полной морс вскрыть всю контрразведывательную работу противника,
его методы и приемы, необходимо выяснить несовершенство нашей
работы, как в отношении подбора лиц, так и в отношении самого ее
построения.[...]
Для меня совершенно ясна полная невозможность оставления генерала
Экка во главе IV отдела РОВС. Это неминуемо поведет к полному развалу
с таким трудом созданного в Сербии объединения.
Я знаю, дорогой Иван Гаврилович, как тяжело было бы тебе принять
на свои плечи эту обузу, учитывая и все твои возражения, нахождение
в Сербии целого ряда старших тебя лиц, сложную борьбу местных
политических кругов и т.д. Однако, горячо прошу тебя, и в интересах
дела, и в интересах наших личных дружеских, мне помочь, не
отказываясь долее от принятия на себя исполнения обязанностей
Начальника IV отдела РОВС.
Убежденно утверждаю, что в настоящее время ты единственное лицо,
которое в состоянии будет отряхнуть Отдел от облепившей его дряни,
единственный, на кого я могу в полной мере положиться. Помоги мне,
дорогой друг. [...]
Мои сомнения касательно «Братства Русской Правды* остаются в
полной силе. Я продолжаю принимать шаги для полного освещения этой
организации».
Лампе фон, Алексей Александрович (18 июня 1885 — 28 мая 1967) —
Генерального Штаба генерал-майор. Окончил 1-й Кадетский корпус (1902),
Николаевское Кавалерийское училище (1904). Служил в 3-м саперный
батальоне, в Русско-японскую войну — в 6-м Восточно-Сибирском
саперном батальоне, с 1908 в лейб-гвардии Семеновском полку. В 1913 г.
окончил Николаевскую Военную Академию. В Первую Мировую войну
был награжден Георгиевским оружием, получил три Высочайших
благоволения. С 1918 г. — в Добровольческой Армии, был одним из
основателей и руководителей газеты «Россия» (затем — «Великая
119
Россия»), помощником начальника разведывательно-осведомительной ор-
ганизации «Азбука». В Кавказской армии генерала Врангеля был
начальником оперативного отделения и исполняющим должность гене-
рал-квартирмейстера штаба, в конце 1919 г. — начальник оперативного
отделения штаба войск Киевской обл. С 1920 г. на военно-дипломати-
ческой службе в Константинополе, Копенгагене (исполнял должность
военного агента). В 1921 г. назначается военным представителем Глав-
нокомандующего в Германии с производством в генерал-майоры. С
1924 г. — начальник II отдела РОВС (Германия, Австрия, Венгрия,
прибалтийские страны). Редактор альманаха «Белое дело» (7 томов),
автор многих военно-исторических трудов. В 1938 г. ввиду отказа
германских властей признавать подчинение русских организаций центрам
вне Германии с согласия Начальника РОВС генерала Архангельского
преобразовывает 2-й отдел РОВС в Объединение русских воинских союзов
(Германия, Австрия, Чехословакия, Польша). В январе 1945 г. зачислен
во власовскую Русскую Освободительную Армию в качестве генерал-майо-
ра резерва. С 1946 г. проживал в Париже, был помощником Начальника
РОВС, заместителем Председателя Совета Российского Зарубежного
воинства (с 1949 г.). С 1954 г. — 1-й помощник Начальника РОВС, с
27 янв. 1957 — Начальник РОВС. Умер в Париже, похоронен на кладбище
в Сен-Женевьев де Буа.
31
Как отмечал А.А. фон Лампе, П. Н. Врангель принял решение о
публикации своих воспоминаний в феврале 1928 г., за два месяца до
своей кончины. В результате совместной работы в Брюсселе фон Лампе
и Врангель сократили рукопись на 1/8 ее первоначального объема.
Отказавшись от какого-либо гонорара, автор «вместо него поставил
редакции условие, чтобы части Армии, воинские союзы и отдельные
чины их при покупке книг, заключающих его работу, пользовались бы
возможно большей скидкой» (Белое дело. Кн. 5. Берлин. 1928. С. 4-5),
В том же 1928 г. «Записки» были изданы в 5-й и б-й книгах альманаха
«Белое Дело». В 1969 г. издательство «Посев» (Франкфурт-на-Майне) с
согласия наследников автора переиздало их репринтным способом. В
1991-1992 гг. «Записки» наконец-то были изданы на Родине автора —
московскими издательствами «Космос» и «Терра». Отметим, что издания
эти были осуществлены не только без согласия, по и без какого-либо
уведомления наследников П. Н. Врангеля, которые в это время вели
переговоры с другими издателями о публикации «Записок» в России в
соответствии с нормами международного авторского права. Первоначаль-
ный (не подвергшийся сокращению) экземпляр рукописи «Записок»
остался в личном архиве автора, а в настоящее время хранится в
коллекции генерала Врангеля Архива Гуверовского института войны,
революции и мира (Стэнфорд, Калифорния). В «Записках» неоднократно
с самой лучшей стороны характеризуется И. Г. Барбович, которому автор
дает следующую аттестацию: «Знаток своего дела, большой личной
храбрости и порыва, человек исключительного благородства строгий к
себе и другим, пользующийся любовью и уважением подчиненных,
120
генерал Барбович был отличным начальником конницы» (Белое дело.
Т. 6. Берлин. 1928. С. 102).
32
Эти мысли были подробно развиты П. Н. Врангелем в его последнем
приказе, данном уже во время болезни и разосланном на места в
изложении и за подписью его тогдашнего начальника штаба генерал-
лейтенанта А. П. Архангельского (7 апреля 1928 г., № 86, Брюссель)
Приказ этот публиковался некоторыми эмигрантскими изданиями. При-
водим его текст но хранящейся в личном архиве И. Г. Барбовича
машинописной копии, полученной им от генерал-лейтенанта А. П. Ар-
хангельского:
«В печати в последнее время появилась переписка между Красным
Офицером и генералом Деникиным и ряд статей, вызванных этой
перепиской.
Главнокомандующий относится самым несочувственным образом к
опубликованию этой переписки.
Прекрасно понимая, что значительная часть офицеров, находившихся
в Советской России, не имела возможности, по тем или иным причинам,
принять участие в «белой борьбе», Главнокомандующий не считает
возможным бросить им за это упрек и отдает должное их страданиям
под игсм большевистской власти. Но, вместе с тем Генерал Врангель
находит, что сношения с представителями Армии, верно служащей
власти, поработившей нашу Родину и удушающей Русский Народ,
недопустимо и напоминает «братание» на фронте, которое наблюдалось
в ужасные дни 1917 года.
Опубликование упомянутой переписки вредно еще и потому, что, в
конечном результате она может посеять в умах сомнение в значении и
смысле «белой борьбы».
Главнокомандующий считает, что «белая борьба» — это единственная
светлая страница на мрачном фоне Российской смуты, страница, которой
участники «белой борьбы» по праву могут гордиться и признание
морального значения коей обязаны требовать от всех.
Значение «белой борьбы», сохранившей честь Национальной России,
никогда не умрет.
Что касается вопроса о том, кому в будущей России будет принадлежать
первое место, то Генерал Врангель находит даже и поднимать его
недостойным.
Вопрос этот у участников «белой борьбы» никогда не возникал, и когда
офицеры, не исключая и старых генералов, шли в бой с поработителями
Родины с винтовкой в руках рядовыми бойцами, никто из них не думал
о том, какие места они займут в будущем — их одушевляла, как
одушевляет и ныне, одна мысль об освобождении России.
Не может быть места для этого вопроса и после падения большевиков.
Когда падет ненавистная власть, поработившая ныне нашу Родину и
воскреснет Национальная Россия, то для каждого будет величайшим
121
счастьем отдать Ей все свои силы, как бы ни был скромен предостав-
ленный каждому удел.
К этому бескорыстному служению Родине мы, по мнению Главноко-
мандующего, и должны теперь все готовиться.»
33
Мстислав Иванович Барбович (1910 г.р.) учился в Русском Кадетском
корпусе в Сремских Карловцах. Позднее работал инженером. Ныне
проживает в Сан-Карлосе (Бразилия).
Ш Рукописная копия, сделанная М. Д. Барбович, с отправленного ориги-
нала. Даты не проставлено. Судя по всему, письмо было написало сразу
после получения известия о кончине П. Н. Врангеля в Брюсселе 25
апреля 1928 г. Баропнесса Ольга Михайловна Врангель скончалась в
США в 1968 г. в возрасте 86-ти лет и была похоронена на кладбище
прн монастыре «Ново-Дивеево» Русской Зарубежной Православной Цер-
кви (штат Нью-Йорк).
В® У Петра Николаевича и Ольги Михайловны Врангель было четверо детей:
два сына и две дочери. Трое из них ныне проживают в штате Нью-Йорк:
Петр Петрович Врангель (1911 г.р.) — в Сауз-Хэмнтоне, Елена Петровна
фон Мейндорф (в первом браке — Хилла, 1909 г.р.) — в монастыре
«Ново-Дивеево» и Наталия Петровна Базилевская (1914 г.р.) — в
Сиклифе. Самый младший же, Алексей Петрович Врангель (1922 г.р.) —
в Опьюстаупе (Ирландия).
36
Рукописная копия, сделанная М. Д. Барбович, с отправленного ориги-
нала. Адресат — Генерального Штаба генерал-лейтенант Борис Александ-
рович Штейфон (1881 — 30 апреля 1945). Уроженец Харькова, оп в
1902 г. по окончании Чугуевского военного училища был выпущен
подпоручиком в 124-й пехотный Воронежский полк, в составе которого
участвовал в Русско-японской войне. Во время Первой Мировой войны
служил на Кавказском фронте, был награжден Георгиевским оружием
за разведку под Эрасрумом. В Добровольческую Армию прибыл в чипе
полковника, был начальником штаба 3-й днвнзни, командиром Белозер-
ского н Архангелогородского пехотных полков, начальником штаба
Полтавского отряда генерала Н. 3. Бредова. После пребывания в Польше
и возвращения в июле 1920 г. в Крым служил в Русской Армин генерала
Врангеля, произведен в генерал-майоры. После Крымской эвакуации был
комендантом Галлиполийского лагеря, начальником штаба 1-го армей-
ского корпуса, затем состоял в распоряжении начальника IV отдела
РОВС. 17 декабря 1926 г. приказом Врангеля был исключен из РОВС в
связи с грубым нарушением «основы воинской дисциплины, выразив-
шемся в распространении обвинений в адрес Председателя Общества
Галлиполийцев генерал-лейтенанта Мартынова до получения результатов
рассмотрения поданной официально по команде жалобы»... Позднее
получил известность как военный писатель и публицист. С 12 сентября
1941 г. Б. А. Штейфон занимал должность начальника штаба при
командире генерал-майоре М. Ф. Скородумове, а со 2 октября 1941 г.
был командиром Русского Корпуса. 30 апреля 1945 г. Б. А. Штейфон
скоропостижно скончался в Загребе и был погребен в г. Крань. На посту
122
командира Русского Корпуса его сменил полковник А. И. Рогожин (См.
также прим. 38).
37
В храме Св. Троицы в Белграде, где похоронен П. Н. Врангель, хранились
десятки знамен русских воинских частей, а также такие реликвии, как
Чудотворная икона Курской Божьей Матери, иконы Спасителя Имере-
тинского, Гурийского, Очаковского пехотных полков, и др. Большинство
из них попало туда со штабом Русской Армии, некоторые — переданы
позднее (например, знамена полков Румынского фронта, находившиеся
у бывшего российского посланника С. А. Поклевского-Коэелл) (см.:
Часовой. № 31. 1930. С. 24).
38
Русский Корпус — вооруженное формирование, действовавшее на стороне
Германии и ее союзников во время Второй Мировой войны; Имел
различные наименования: с 12 сентября — 2 октября 1941 г. —
«Отдельный Русский корпус»; со 2 октября по 18 ноября 1941 г. —
«Русский Охранный корпус»; с 18 ноября 1941 г. по 30 ноября 1942 г. —
♦ Русская Охранная группа»; с 30 ноября 1942 г. по 10 октября 1944 гг. —
«Русский Охранный корпус» (в составе Вермахта); с 10 октября по 31
декабря 1944 г. — «Русский Корпус в Сербии»; с 31 декабря 1944 г. —
«Русский Корпус». Был сформирован иэ русских эмигрантов в Сербии
(бывших военных, учащихся, гражданских служащих), мечтавших
продолжить таким образом Белое дело. Однако использование Русского
Корпуса на советской территории, о чем собственно и мечтали эмигранты,
противоречило нацистской политике, так что они несли преимущественно
охранную службу в Сербии, использовались против партиэан-титовцев и
лишь осенью 1944 г. столкнулись со вступившими в Югославию частями
Красной Армии. За время войны через Русский Корпус прошло более
17 тыс. человек (эмигрантры иэ различных европейских стран, а также
жители Бессарабии и советские военнопленные), готовились собственные
офицерские кадры — в 1-м Русском Великого Князя Константина
Константиновича кадетском корпусе и юнкерских ротах. Корпус отли-
чался высокой боеспособностью, понес тяжелые потери. Ядро Корпуса
составляли офицерские кадры Императорской и Белых армий, прошедшие
школу Первой Мировой и гражданской войн. На 12 сентября 1944 г.,
перед началом особенно тяжелых боев Корпус насчитывал 11197 человек,
причем около половины иэ них были старше 40-летнего возраста. В
январе 1945 г. командование Корпуса заявило о своей готовности
подчиниться генералу А. А. Власову и войти в состав Вооруженных сил
возглавляемого им Комитета Освобождения народов России. Однако по
различным причинам совместных действий предпринято не было. 12 мая
1945 г. части Русского Корпуса в количестве 4,5 тыс. военнослужащих
сдались в плен англичанам в Клагенфурте (Австрия) (См.: Русский Корпус
на Балканах... С. 8, 400-402). В настоящее время существует Союз чинов
Русского Корпуса с центром в Сан-Франциско (председатель — поручик
В. В. Гранитов), издается ежеквартальный журнал «Наши вести»
(г. Санта-Роза, Калифорния, редактор — хорунжий Н. Н. Протопопов).
123
39
Генерального Штаба генерал-майор Владимир Владимирович Крейтер, в
Первую Мировую войну — офицер Сумского гусарского полка, награж-
денный Георгиевским оружием, во время Белого движения был началь-
ником штаба бригады, дивизии, а затем и конного корпуса генерала
Барбовича. В 1920 г. в Крыму он был произведен в генерал-майоры и
награжден орденом Св. Николая Чудотворца. В эмиграции — служил в
Пограничной страже Королевства Сербии, Хорватии и Словении, а в
описываемое время занимал ответственный пост по делам русских
эмигрантов при германском военном командовании в Белграде. Весной
1945 г., незадолго до конца войны, В. В. Крейтер был начальником
штаба 2-го армейского корпуса РОА в Зальцбурге (Австрия), попытки
формирования которого были предприняты генералом А. В. Туркулом.
Умер 23 июня 1950 г. (Часовой. № 302.1950. С. 22).
40
По всей очевидности, результатом обращения И. Г. Барбовича явились
предпринятые генералом В. В. Крейтером осенью 1944 г. действия. По
его приказу Г. Гринев, находившийся в Белграде для организации
эвакуации семей военнослужащих 1-го Особого полка «Варяг» РОА, сумел
вывезти значительную часть реликвий: знамена, которые были упакованы
без древков в 5 ящиков. Первоначально предполагалось поместить их в
Венский арсенал, однако затем они были переданы на хранение в Хемниц
(Саксония) Н. Д. Скалону, полковнику лейб-гвардии Уланского Его
Императорского Величества полка. О передаче 50 знамен был составлен
соответствующий официальный протокол, а само хранение осуществля-
лось под Дрезденом на складах русского транспортного бюро. Н. Д. Ска-
лой вскоре умер, а знамена захвачены красноармейцами и вывезены в
СССР. У сторожки же Храма Св. Троицы в Белграде еще долго после
«эвакуации» оставалась неубранной мусорная куча из остатков древков
и лент боевых знамен прославленных русских полков (См.: Маевский Вл.
Русские в Югославии. Взаимоотношения России и Сербии. Т. 2. Нью-
Йорк, 1966. С. 25-27). Следует отметить, что некоторые из хранившихся
реликвий, которым посчастливилось не попасть в основную партию, были
спасеяы. Так, произошло, в частности, с Чудотворной иконой Курской
Божьей Матери, которая ныне находится в монастыре «Ново-Дивеево»
(штат Нью-Йорк).
Русское прошлое. Кн. 5. СПб., 1994.
124
И. А. ИЛЬИН И П. Н. ВРАНГЕЛЬ:
1923-1928 гг.
Если бы этот материал предназначался для одной из
первых книг «Русского Прошлого», то во введении нельзя
было бы обойтись без подробных биографических очерков о
героях этой публикации... К счастью, ныне уже не нуждаются
в представлении нашему читателю ни выдающийся русский
мыслитель Иван Александрович Ильин (1883-1954), ни герой
Белого движения и вождь русской эмиграции генерал-лейте-
нант барон Петр Николаевич Врангель (1878-1928).
Труды И. А. Ильина, многие мысли и идеи которого
столь созвучны современному положению России, сейчас
широко издаются и переиздаются на Родине, выходит в свет
даже 10-томное собрание сочинений.1 Можно считать восста-
новленным в исторической памяти соотечественников и доброе
имя генерала П. Н. Врангеля, этого искреннего патриота
Отчизны, гигантскими тиражами переизданы его интересней-
2
шие мемуары.
О жизни и творчестве И. А. Ильина написано немало,
широко известно его отношение к Белому движению, к
русской национальной эмиграции, к генералу П. Н. Вранге-
лю, которому он, в частности, посвятил несколько своих
работ. Однако даже в лучших историко-биографических
трудах3 отсутствуют какие-либо сведения о личном общении,
переписке, совместной политической работе этих двух выда-
ющихся русских патриотов. А между тем, как свидетельст-
вуют не известные ранее архивные документы, И. А. Ильин
высоко ценил доблестного Главнокомандующего и всегда
твердо придерживался его политической линии, а
П. Н. Врангель не только восхищался мастерством пера и
глубиной мыслей И. А. Ильина, но и причислял его к узкому
кругу своих единомышленников, людей самых доверенных,
наиболее преданных общему делу борьбы с большевизмом...
Впервые генерал П. Н. Врангель услышал имя
И. А. Ильина из письма А. И. Гучкова, отправленного ему
13 февраля 1923 г. и посвященного судьбе «учащейся
молодежи» Русской Армии, возможности устройства 300
человек в открывающийся в Берлине Русский Научный
125
Институт. Гучков советовал Врангелю отправить ряд писем
как лицам, от которых зависело финансирование этого
проекта, так и ученым-организаторам Института, в частнос-
ти — В. И. Ясинскому, Ф. В. Шлиппе, Г. Г. Баху и
И. А. Ильину. «На него [И. А. Ильина. — В. Б.], — писал
А. И. Гучков, — особенно большая надежда, это он явится
Lebenswecker-ом в той несколько инертной среде, которую
представляет наша профессура, он уже и теперь, в первичных
стадиях дела, оказал ему большие услуги. По отношению к
нему возьмите особенно теплые ноты».4
2 марта 1923 г. генерал Врангель отправил теплое, но
несколько сдержанно-официальное письмо. Ильин в ответ
послал в Сремски Карловцы проникновенное письмо-манифест
о своей преданности Белой Армии, приложив к нему
некоторые из своих печатных работ. Завязалась постоянная
переписка. 30 октября 1923 г. П. Н. Врангель отправил
И. А. Ильину памятный фотоальбом со снимками Русской
Армии, рассредоточенной на Балканах. Такой же чести
удостоились еще 30 высших военных и гражданских лиц,
причем все они находились вместе с Армией после Крымской
эвакуации. Ильин же — лишь год назад оказался за
границей, будучи высланным большевиками из России...
В это же время П. Н. Врангелю поступает составленная
И. А. Ильиным пространная записка о политическом поло-
жении и задачах организации антибольшевистской борьбы.
Записка произвела очень сильное впечатление на Главноко-
мандующего, который был восхищен «глубоким и блестящим
анализом современного положения», точными оценками
советских и эмигрантских политических деятелей. Генерал
А. А. фон Лампе, военный представитель в Берлине, пред-
ставивший’ П. Н. Врангелю эту записку, отмечал в сопрово-
дительном письме: «Я лично выше всего ставлю в Ильине
его “белизну”, сохраненную им в чистом виде во время
пятилетнего сидения в Совдепии. Кроме того, с моей точки
зрения, он выдающийся человек по его индивидуальности,
К
энергии и даже осведомленности».
Всего через месяц генерал Врангель получил текст
замечательного доклада И. А. Ильина, сделанного на вечере
в Берлине, посвященном шестой годовщине основания Добро-
вольческой Армии. Вот как оценивал этот доклад Н. Н. Че-
126
бышев, в то время секретарь гражданской канцелярии
Главнокомандующего, в своем письме В. А. Маклакову,
российскому дипломатическому представителю в Париже:
«Там он [И. А. Ильин. — В. Б.], просидевший все белое
движение в Москве за чтением лекций в красном универси-
тете, философски обосновывает то, что белое движение
победило. Я отвык от философии, предпочел бы видеть самими
глазами реальные результаты победы, но вот тебе взгляд,
логически, научно защищаемый, не только метафизика, но
и несомненно умного человека, совсем не зараженного нашим
добровольческим исступлением ».6
Переписка становилась все более дружеской и откровен-
ной, Ильин делился своими творческими планами и ориги-
нальными идеями, давал глубокую и образную оценку
текущих событий и перспектив их дальнейшего развития,
яркие и емкие характеристики важнейших политических
деятелей. В его письмах и записках Врангель находил отзвук
своим мыслям и чувствам, результатам долгих размышлений
и переживаний. Действительно, многое сближало профессора
с Главнокомандующим. Отметим три, пожалуй, наиболее
важных и значимых сходства.
Во-первых, соединение убежденного монархизма с непред-
решением будущего политического строя России («бутон не
расковыривают, он расцветает сам; и когда расцветает —
явит красоту»). Во-вторых, отчетливое понимание того, что
русская революция «есть не только продукт интеллигентской
беспочвенности и не только коллективное преступление
революционных партий. Она имеет свои исторические, орга-
нические корни в жизни масс; без этих корней — партии
были бы бессильны; большевики укрепились на года только
потому, что присосались к этим корням. Ликвидация
революции должна идти к этим корням и от этих корней».
И в-третьих, принципиальный отказ идти на любое, пусть
даже временное и тактическое, сотрудничество с большеви-
ками («Очень трудно делать переворот против всех комму-
нистов; опаснее делать его с одной частью их — это искусные
провокаторы»).
Встретиться же Врангелю и Ильину довелось лишь
несколько раз. Первая встреча состоялась в июле 1926 г. в
Зеонском замке — баварской резиденции герцога Г. Н. Лейх-
127
тенбергского, близкого им по общему делу человека. Именно
после этого теплого личного знакомства к И. А. Ильину
прикрепился псевдоним «Белый», которым его называли в
узком кругу единомышленников и которым он, как правило,
теперь подписывал свои письма Врангелю. По-видимому, это
произошло «с легкой руки» другого участника той знамена-
тельной встречи — А.А. фон Лампе, всегда так ценившего
и восхищавшегося идейной «белизной» Ильина.
Середина 20-х гг. была насыщена многими важными для
Русского Зарубежья событиями: завершение перехода Русской
Армии к новым формам ее существования на чужбине,
передача Штабом Главнокомандующего политической (в том
числе и разведывательной) работы в ведение Канцелярии
Великого Князя Николая Николаевича, Манифест Великого
Князя Кирилла Владимировича о провозглашении себя
«Российским Императором», создание Русского Общевоинско-
го союза, подготовка Зарубежного съезда, развертывание под
руководством генерала А. П. Кутепова секретной работы в
Советской России, оказавшейся, как позднее выяснится, под
полным контролем и влиянием большевистских спецслужб...
Разнообразные архивные документы, большая часть коих
еще не введена в научный оборот, показывают как постепенно,
в результате интриг справа и слева, отстранялся от участия
в решении судеб русской эмиграции генерал П. Н. Врангель,
который бескорыстно, в интересах единства и ради дела,
подчинился Великому Князю Николаю Николаевичу.7 Отнюдь
не все из ранее близких Главнокомандующему людей выдер-
жали испытание на верность. Иван Александрович Ильин
был среди тех, кто не только выдержал, но и стал надежной
опорой в дальнейшей совместной борьбе.
В одном из писем В. X. Даватцу И. А. Ильин рассказы-
вал, как его однажды пытался настроить против генерала
Врангеля известный лидер монархистов Н. Е. Марков (Мар-
ков 2-й). «Я сказал ему (или, вернее, рычал ему), — писал
Ильин, — [... ] что весь его образ действий по отношению
к Главнокомандующему я считаю беспредметными инсинуа-
циями и пачканием из-за угла, [...] что если Врангель
честолюбив, то и слава Богу, ибо без честолюбия вождь не
вождь, а импотент; а что ему, Маркову, о чужом властолюбии
помолчать бы, а меня бы оставить в покое. Он сидел бледный,
128
как мертвец, и долго оправдывался. Сознался, что доказа-
тельств нет, а только “тревога, догадки и косвенные данные”...
Жаловался, что его “травят”. И даже корил меня, зачем я
раньше не высказал ему своего неодобрения за его статьи
против Главнокомандующего в “Еженедельнике”. В общем,
произвел впечатление тяжкое и... жалкое. Скандал был
грандиозный».8
Продолжающиеся неудачи «боевой работы» генерала
Кутепова, пассивность и ухудшение здоровья Великого Князя
Николая Николаевича, непрестанные интриги великокняжес-
кого окружения — все это вместе, а главное (и прежде всего!)
жажда полезной для Родины деятельности, заставили чуждого
всяким интригам генерала Врангеля идти своим путем: на
пустом месте, без связи с какими-либо ранее существовав-
шими учреждениями стремиться создать тайную организацию
для ведения работы в Советской России, вести переговоры с
политически влиятельными и финансово обеспеченными
кругами нескольких европейских стран (при обязательном
условии отказа от каких-либо предварительных обязательств,
от ведения разведки для иностранных спецслужб и т. п.). В
этой ответственной и крайне конфиденциальной работе
верными помощниками Врангеля стали генералы А. А. фон
Лампе и П. Н. Шатилов, а также А. И. Гучков, Е. В. Саб-
лин, А. П. Полунин. Был среди них и И. А. Ильин, выпол-
нявший многие важные секретные поручения фон Лампе и
Врангеля: и по изданию альманаха «Белое Дело» (задачи
коего выходили далеко за историко-документальные рамки),
и по редактированию «Русского Колокола», и по участию в
конфиденциальных встречах в Германии, Италии, Бельгии,
Франции.
Конечно, не следует преувеличивать конспиративный
талант и организаторские способности И. А. Ильина, кото-
рый прежде всего был философом, публицистом, литератором.
«Хочу сказать несколько слов об Ильине. Я с ним встречался
много раз, — писал П. Н. Шатилов генералу Врангелю 22
июля 1927 г. — Последние свидания меня несколько охла-
дили к его несомненно талантливой личности. Он — человек
не реальных действий [“Да”, — пометил Врангель на полях
рядом с последней фразой. — В. Б.]. К сожалению, его порыв
и энергия не могут найти себе достойное применение в тех
129
реальных шагах, которые он предпринимает. Я не думаю,
чтобы удалось многое из тех благих начинаний, за которые
Л
он взялся в Париже».
Разумеется, никто не лишен недостатков, и вышеприве-
денная цитата скорее характеризует генерала Врангеля,
который был всегда далек от идеализации кого бы то ни
было, а особенно критически относился к своим ближайшим
сотрудникам, и, кстати, сам генерал Шатилов отнюдь не
являлся исключением из этого правила. Что же касается
И. А. Ильина, то друзья-единомышленники из военной среды
относились к нему крайне бережно и с подчеркнутым
вниманием, поскольку, как писал генерал фон Лампе
П. Н. Врангелю, «таких людей очень мало, если они вообще
существ уют ».10
Трудно сказать, каких конкретных результатов удалось
достигнуть Врангелю и его соратникам по секретной работе.
Но то, что такая работа велась, пусть и на стадии тайных
встреч и конфиденциальных переговоров с влиятельными
лицами, — это подтверждается архивными документами. И
вряд ли даже такая «активность» прошла незаметно для
советской агентуры, которой были инфильтрованы многие и
многие эмигрантские организации. Выдвижение энергичного
и бескомпромиссного генерала Врангеля, обладавшего пора-
зительным даром интуиции и умением распознавать прово-
каторов, не могло не беспокоить Москву — особенно в
условиях падения авторитета генерала Кутепова после разо-
блачения «Треста» и ухудшения состояния здоровья Великого
Князя Николая Николаевича.
Последнее письмо генерал П. Н. Врангель отправил
И. А. Ильину из Брюсселя 7 марта 1928 г., а 25 апреля
того же года он ушел из жизни после тяжелой, но очень
скоротечной болезни, причины коей до сих пор не разгаданы.
Предположения об отравлении генерала появились почти
сразу же после его кончины, но документальных подтверж-
дении они не имели.
В конце 1989 г., после того, как автору этих строк
удалось опубликовать разоблачительную статью в ленинград-
ской газете «Смена»,11 КГБ СССР официально признал
организацию своими предшественниками парижских похи-
щений белых генералов Кутепова и Миллера, представив все
130
это как «выдающиеся операции доблестной советской развед-
ки»... Тем не менее, и КГБ и его нынешние преемники —
ФСК и Служба внешней разведки, до сих пор хранят гробовое
молчание по поводу загадочной кончины П. Н. Врангеля. В
то же время они никак не опровергают неоднократные
утверждения о весьма вероятном отравлении чекистами
Белого вождя, сделанные в российской печати, а также по
радио и телевидению его сыном Петром Петровичем Вранге-
лем и дочерью Еленой Петровной фон Мейндорф. Доступ же
независимых исследователей к архивным документам зару-
бежной деятельности ВЧК-ОГПУ-НКВД-КГБ до сих пор
закрыт в «интересах охраны государственной тайны»...
Хочется верить, что предлагаемая публикация, являю-
щаяся частью будущего труда о политической деятельности
и трагической судьбе генерала П. Н. Врангеля в эмиграции,
будет способствовать как дальнейшему изучению жизни и
творчества И. А. Ильина, так и исследованию истории
Русского Зарубежья 1920-х гг.
Все представленные документы извлечены из коллекции
П. Н. Врангеля и публикуются полностью с любезного
согласия администрации Архива Гуверовского института
войны, революции и мира (Стэнфорд, штат Калифорния,
США). Публикатор глубоко благодарен за помощь в работе
сотруднику Архива Ольге Сергеевне Данлоп-Верховской и
профессору Алексею Евгеньевичу Климову (Вассер колледж,
штат Нью-Йорк).
1 Ильин И. А. Собр. соч.: В 10 т. М., 1993. — Подробную библиографию
трудов И. Л. Ильина и работ о нем, включающую и российские
публикации 1988-1994 гг., см.: Библиография / Сост. Ю. Г. Лисица //
Ильин И. А. Соч.: В 2-х т. Т. 2. М., 1994. С. 517-559.
о
Врангель П. Н. Записки: ноябрь 1916 г. — ноябрь 1920 г. Кн. 1-2. М.,
1991; Врангель П. Н. Воспоминания. Кн. 1-2. М., 1992.
о
См.: Полторацкий Н. П. Иван Александрович Ильин. Жизнь, труды,
мировоззрение: Сборник статей. Tenaflay, NJ, 1989. 320 с.; Лисица Ю. Т.
Иван Александрович Ильин: Историко-биографический очерк //
Ильин И. А. Собр. соч.: В 10 т. Т. 1. М., 1993. С. 5-36.
Архив Гуверовского института войны революции и мира (Стэнфорд, США).
Коллекция П. Н. Врангеля (далее — АГИВ). Кор. 149. Д. 39. Л. 349 об.
5 АГИВ. Кор. 150. Д. 40. Л. 91.
131
Там же. Л. 265 об.
7
Некоторые материалы об этом см.: Ставя Родину выше лиц...: из архива
генерала И. Г. Барбовича / Вступ. статья, подгот. текста и коммент.
В. Г. Бортневского // Русское Прошлое: историко-документачьныи аль-
манах. Кн. 5. СПб., 1994. С. 112-147.
8 АГИВ. Кор. 150. Д. 41. Л. 200-201.
Q
а Там же. Кор. 151. Д. 44. Л. 305 об.
10 Там же. Д. 43. Л. 134.
Бортневский В. Г. В Париже исчезали генералы...: нераскрытые тайны
зарубежной деятельности ОГПУ-НКВД // Смена. 1989. 21-22 октября.
№ 1.
П. Н. Врангель — И. А. Ильину. 2 марта 1923 г.1
№ к/1312 Сремски Карловцы, 2 марта 1923 г.
Милостивый государь Иван Александрович,
А. И. Гучков сообщил мне о той сердечной отзывчивости,
с которой Вы отнеслись к мысли моей об устройстве
некоторого числа молодых людей, оканчивающих кадетские
корпуса и военные училища, в высшие учебные заведения в
Берлине.2
Горячо благодарю Вас за проявленное участие и готов-
ность помочь этому начинанию.
Открываемый в Берлине при Вашем участии Русский
Научный Институт, конечно, явится лучшим прибежищем
для нашей учащейся молодежи, стремящейся здесь, на
чужбине, завершить свое образование.
Поэтому Вам должно быть понятно то чувство сердечной
радости и удовлетворения, которое я испытал, осведомившись,
что судьбы наиболее близкой мне части русского юношества,
последовавшего за Армией в чужие края, могут быть
переданы в столь верные и благожелательные руки.
Одновременно с этим я обратился к В. И. Ясинскому,3
как предполагаемому ректору Института и в его лице ко
всей коллегии профессоров с горячей просьбой принять в
Институт примерно 300 человек, оканчивающих средние
военно-учебные заведения, и не отказать им в своем сердечном
попечении и заботах.
132
Я не сомневаюсь, что авторитетный голос профессорской
коллегии Института мог бы привлечь к себе внимание русской
и иностранной благотворительности и помочь преодолеть
затруднения, связанные с устройством слушателей Института
в Берлине.
Зная Ваше исключительно отзывчивое отношение к
русской учащейся молодежи и Вашу энергию, отданную делу
воспитания юношества, я позволю себе горячо просить Вас
содействовать осуществлению этого благого дела, отвечающего
нашему нравственному обязательству спасти триста молодых,
ценных для России, жизней и подготовить в их лице кадры
будущих работников по восстановлению нашего Отечества.
Прошу принять уверение в совершенном моем уважении.
П. Врангель
№ 2.
И. А. Ильин — П. Н. Врангелю. 5 апреля 1923 г.4
Глубокоуважаемый Петр Николаевич!
Любовью, волею, словом и делом я связан с доброволь-
ческою армией с ноября 1917 г. Так будет и впредь. Я всегда
сделаю для нее все, что в моих силах; ее враги будут моими
врагами и ее друзья будут моими друзьями. Всякая общест-
венная комбинация, двоящаяся в отношении к ней, внушает
мне подозрение и заставляет меня отстраниться.
В армии, руководимой Вами, мне всего дороже ее живое
вдохновение, уже превратившееся в волевой характер. Это
вдохновение, в корне своем религиозно; этот характер, в
строении своем, рыцарственен. История человечества обога-
тилась новым орденом: Россия рухнула потому, что такого
ордена у нее не было; без такого ордена Россия не возродится;
падение большевиков и конец революции не должны быть
концом его, но укреплением. Идея этого ордена должна быть
осознана, выговорена, раскрыта во всем ее государственно-
патриотическом зле. В разложении мировой политики,
культуры и религиозности — это гнездо духовного здоровья.
Драгоценнее всего — блюсти его внутренний, вполне нена-
133
силуемый и вполне необходимый рост. Я сам — глубоко
убежденный монархист: я считаю подлинную монархию
одним из самых чудесных достижений духовной жизни. И
в то же время я считаю глубоко правильною позицию
Главного Командования в этом вопросе: бутон не расковыри-
вают, он расцветает сам; и когда расцветет — явит красоту.
В течение ближайших месяцев я буду печатать мои книги,
написанные и выношенные в сатанинской плавильне, — о
Сущности Правосознания и о Монархии.5 Я ни словом не
упомяну в них о нашей Армии, ее делах и вождях. Но я
взрастил их в том духовно жгучем опыте любви и ненависти,
скорби и смерти, в котором я побратался с самого начала с
моими братьями на юге. И я не сомневаюсь, что их сердца
узнают мою мысль.
Я хотел бы тогда, чтобы в этом обращении моем к Вам,
глубокоуважаемый Петр Николаевич, Вы восприняли голос
всех моих друзей-единомышленников, которых я оставил в
далекой чудесной, но униженной Москве и живым органом
которых я себя здесь, в изгнании, чувствую.
Посылаю Вам первое, что напечатал после пятилетнего
молчания.6
Искренно и глубоко преданный Вам
И. Ильин
1923 IV. 5/Ш.
23 Berlin — Gninwald Jagow Sir.
10-11
№ 3.
П. H. Врангель — И. А. Ильину. 27 апреля 1923 г.7
№ к/2053 Сремски Карловцы, 27 апреля 1923 г.
Милостивый Государь Иван Александрович,
Письмо Ваше от 5-го сего апреля глубоко меня тронуло —
тронуло сердечностью, проникновенною любовью к Армии,
чутким пониманием ее значения и оценкой занятой ею
политической позиции.
134
Дружеский голос особенно дорог в настоящие тяжкие
дни.
Особенно дорог мне Ваш именно голос — голос человека,
только что вернувшегося из советского плена и имевшего
возможность среди скорби и смерти, среди тягостных душев-
ных и физических переживаний оценить красоту подвига
тех, которые в 1917 г. подняли русское национальное знамя,
втоптанное в грязь большевиками, и начали неравную борьбу
с нынешними поработителями России, за которыми шло все
то мутное, что всплыло на поверхность в дни русской смуты.
Сознание, что тяжкие испытания последних пяти лет
заставили опамятовать русский народ, что Ваши единомыш-
ленники, о которых Вы пишете, думают и чувствуют в России
так же, как и мы на чужбине, — бесконечно дорого.
Незримые нити, связывающие их, как и Вас, с Армией,
ежечасно крепнут и разрастаются, и недалек тот радостный
час, когда ныне находящаяся на чужбине Русская Армия
вернется на Родину и будет принята Россией как духовно
близкое и бесконечно родное.
Рад был бы с Вами познакомиться, рад был бы
установлению личного Вашего общения с моими соратниками.
Благодарю Вас сердечно за присланную брошюру.
Прошу Вас принять уверение в совершенном моем
уважении.
П. Врангель
№ 4.
П. Н. Врангель — И. А. Ильину. 30 октября 1923 г.8
№ к / 2622 Сремски Карловцы, 30 октября 1923 г.
Глубокоуважаемый Иван Александрович,
Посылаю Вам на память альбом со снимками Русской
Армии, рассредоточенной на Балканах. При самых неверо-
ятных условиях Армию удалось сохранить. Я знаю, что Вы —-
друг Армии, а потому думаю, что для Вас будет представлять
известный интерес прилагаемый альбом. Армия укрылась в
труде, о ней теперь никто ничего не слышит. Никто ее не
135
видит. Но она есть. Снимки альбома вовсе не «потемкинские
деревни». Несмотря на трудовые условия жизни в граждан-
ском быту на чужбине, части сохранили в неприкосновенности
воинский дух и жертвенность. Налицо спайка между собой
и неразрывная связь с командованием, основанные на чисто
нравственных началах добровольного подчинения.
Я не делаю себе никаких иллюзий насчет будущего.
Вечно такое состояние продолжаться, конечно, не может, но
и в этом отношении будет сделано все, чтобы создать
обстановку для возможно длительного сбережения кадров
Армии и впредь, при неизбежных переменах в условиях ее
существования в будущем.
С горечью должен сознаться, что помощи со стороны
было мало. И слева, и справа Армия и я лично в течение
скольких лет подвергались систематической травле. Полез-
ному же при всяком положении в России делу противопо-
ставлялся все тот же никчемный беженский разговор на
политические темы, выдававшийся за организованность и
работу.
Примите уверение в моем искреннем уважении и совер-
шенной преданности.
П. Врангель
№ 5.
И. А. Ильин. Записка о политическом положении.
Октябрь 1923 г.9
1. Нет сомнения, что ключ к России — в Москве.
Централизация современного государства вообще и боль-
шевистского, в частности, такова, что владеющий нервно-им-
перативным центром — владеет всем организмом. Это верно
и для других стран, с большей самодеятельностью населения;
это верно особенно для России, с ее пассивным, разбросанным
населением. Поэтому периферическая позиция будет всегда
или рваться к центру или распадаться. Посему точка для
приложения силы в Москве (отчасти лишь в Петербурге).
2. Всякая революция есть попытка больной массы
прорваться к своекорыстно-захватывающей самодеятельности.
136
Поэтому революция КОйчаетсяТРёДа^КогдД’мя&гШ1 ’йаЙодй’Тбй
в безвольной простраций: Тогда^биа’ пОйя'ла1 бвдю1 Нёёй&ё@£1
ность к государственномуИзволейМЮ^; й'одда;':6йа 'йео;йй)я£ё¥
больше хотеть и (что еще1ваЖйее^ЙёоХ&чбтабоЛЙЙЮ хУ'Рё’йй
Отсюда жажда успокоиться в чуяв&й! ВОЛё;- кёпыТИвйЯ ёё;(!к!йй
свою 'собственную мудрость ‘ ияфвееы спасений. РййбЛЮЦйЭ
кончена тогда, когда масса сумрачно молчит и пбККЯйЙЬ
ждет. Тогда начинается вЫ‘ДИффереИцИаЦйЯ)АИ1йй,йнк& Наци-
онального самосохранения 1 и глухие, ему«Шё'йёИСКИ йёр<йР
нальной воли спасителям > r.c.aq отонимлжчдояас. н.чад г.н
3: Чем больше эта спасаЮЩАЯ’ВолЯ.гойОрЙ'ТЧна ’ббйбйфй^
тивном языке революций (хотя бЫ’ДёЛай й’ДёйсТййФеДьнОё'й!
обратное); чем меньше она’ ЙугаёФ ОВДйййсаййгую 'СЧ?ЙН^йб;-‘Чёь4
больше она кажется сама окбмпрёМбтйройанйОй’ в ‘ЬбИцеМгЙ
совместном революционном -блудё' тем ЛёРчё!|;ей тем
раньше может она стянуть * юнвебй’оойЛы ’ренййЮЦйЮНйдй
болезни и незаметно ввалить ихищшроцесс озДбрОВЯйййЯ.
Такая фигура может щопытатьсяЧйЫНыриуть из рбвоийбции,
поставив ее силу к своим услугймии ;не:.'йапрягай ее< против
себя.’ ви цэшии шавшгг.о-.'
На. этом покоятся, >конечно; рнсйетВТ-Врусилова, ЗайОнч-
ковского, Слащева, может быть!,oTp&HMOitP (вряд ли полК.[ов-
ника] Каменева и БуДенаго (ТоК1ги^че¥б4те?— В. Б.]).10
Брусилова и ЗайончковсКОГО’й: зИйЮрбба старчески хитры
и трусливо-расчетливы. Поэтому гйИ*#йГОН’ёами не сделают,
если цх не сделают события. ОяащеД&Ф-^лце знаю. Тухачев-
ский1^ очень честолюбив, фатами®тйОД£й} молчалив; кажет-
ся не умен; может статьчцентром>оарввцрд; вряд ли справится.
Полк, [овник )’ Камедев , [^- ju npoero нштабной спец из
радикалов,’ Буденый будит еще Д5Иужи?»яЦарю. Троцкий —
умен, выдержан, прекрасный актер, глубоко беспринципен,
тактически большой ловкач; Думаюу’Чедиой [- ] давнишний
сотрудник немцев,’ V .> от-хняв,
4. Если в Москве точка для гЦЯМодеёййй- силы <-то там
же и сила для приложенйЯ]ТоЧНйР1Цг!й¥роМ?йонТрреДолЮции
должна быть Москва. Кто дей<Я№!йй©ЛЙй©н хйЧёт рДЙбтаТй'"’11^'
тот должен! работать ; там. И'-притомь Водфйецой^ а^мЙи и
особенно в войсках'Юсюбогопнавн®фййЯЦ$1&с0ОО1-3&.1О(Л)).’хЭТо)
очень трудно й очень, опасно, ’наиединоФВеййО'фваяшйо(ЦЦля
этого необходимы ‘кадры. выдврждннЕЩ ’И’ДйКМТИЫк ’КОТ^ий^
137
раторов; иначе все будет вырезаться по мере сосредоточения.
Правила конспирации существуют. Они не столько внешние,
сколько внутренние (психологическое самообладание) Всякое
дилетантство здесь пагубно. Из поколения старых революци-
онеров этими навыками лучше всего владеют Бурцев12 и
Савинков13; можно было бы осторожно добыть от них эти
правила.
5. Заговор должен непременно обладать крупными де-
нежными средствами — ибо повальная продажность есть один
из итогов революционного разложения и нищенства. Конспи-
ративная организация лучших элементов не будет иметь
успеха без подкупа худших. Все может зависеть от подкупа
телеграфиста или часового. Достаточно вспомнить, как
Наполеон купил Талейрана и Барраса.14
6. Современная революция есть не только продукт
интеллигентской беспочвенности и не только коллективное
преступление революционных партий.
Она имеет свои исторические, органические корни в
жизни масс; без этих корней — партии были бы бессильны;
большевики укрепились на года только потому, что присо-
сались к этим корням. Ликвидация революции должна идти
к этим корням и от этих корней.
Подобно Смуте, Разиновщине и Пугачевщине, это есть
бунт крестьянской массы против государственного и хозяй-
ственного тягла; иными словами, это есть движение против
крепостного уклада, формально отмененного Александром II,
но пережившего свою отмену в атмосфере крестьянского
неравноправия и неравноземлевладения. Крестьянство и
теперь хотело земли и равноправия, причем ни формулировать
этого, ни организовать этого — само не могло, не может и
не сможет.
Прочно ликвидировать революцию можно, только дав
крестьянам в каких-то осязательных формах «землю» и
«гражданское равноправие».
7. Ликвидация революции требует овладения психикой
массы. Для этого необходимо:
1) Окончательное провозглашение гражданского равенства
(ликвидация атмосферы крепостного права).
2) Аграрная консолидация, не возвращающая механичес-
ки дореволюционного распределения земли и, клеймя захват,
138
предоставляющая крестьянству использовать известные «ко-
зыри» захватчика (ликвидация атмосферы крепостного хо-
зяйства).
3) Искусное сочетание широкой амнистии с сосредото-
ченным и неуклонным искоренением (ликвидация атмосферы
революционной вины и революционного страха).
4) Наличность импонирующей персональной воли с явно
и бесспорно сверхклассовыми решениями (ликвидация атмо-
сферы революционного многовластия, произвола и между-
классовой войны).
8. Одним из главных препятствий к перевороту является,
конечно, осведомительная и ликвидационная деятельность
Г.П.У.
Г.П.У. есть учреждение сложное. Помимо действительных
коммунистов там, по всем видимостям [так в тексте. — В. Б.],
работают и крайние правые (не только из охранного
отделения), и, наверное, и агенты германцев. Генерал
Комиссаров15 работал у большевиков еще в Смольном
монастыре. Очень опытные и осведомленные люди не раз
указывали на то, что еще при Керенском, выходя в отставку,
Комиссаров получил повышенную пенсию голосами советских
большевиков; что Басов, убивший Кокошкина и Шингарева16,
и Железняков, разогнавший Учредительное собрание17, —
были его агентами. Деятельность его в Болгарии против
Армии мотивировалась и с крайнего лева и с крайнего
права.18 Я думаю, что он стоит в связи с Людендорфом,19
и не исключено, что Троцкий и Уншлихт (заместитель
Дзержинского)20 знают об этом. В течение всех этих лет
можно было наблюдать, как заведомые члены Союза Русского
Народа вызывающе действовали среди коммунистов, нередко
демагогируя их налево. По документам охранных отделений
целый ряд большевиков состоял до революции их агентами;
такой документ о Луначарском, например, был оглашен
21
эсерами на процессе; коммунисты постановили: признать,
что он это делал по поручению партии.
Не продажными среди большевиков можно было бы считать
только Бухарина, Покровского22 и в известном смысле Ленина.
Все циничны. Некоторые притом добродушны.
Все коммунисты спаяны друг с другом не столько
жадностью и властолюбием (тут они конкуренты), сколько
139
пролитоЙ1Крюныа;! страхом!расплаты и чувством обреченности.
Многиентиаияих ’дррЬготгбы вдали;' чтобы унести ноги на
собственную виллу «в Бразилию». Некоторые за: годно
прощецие) пойдут- иоготопамФуше (от революционного террора
кггрЕршцейскпй прлужбе; у/Наполеона и: Людовика XVIII):23
Замести-пегисгДенина-Кааденев (не военный)2^ очень «пра,
Bwiw 1К0м<муйиегЕ,?'лавирует;'<мечтает усидеть при «дёМОкра-
тическ©м»сд5»вя»иь)еш,я-л 1 вывести революцию на. «средний
исхпэричеякийснвхгьрн (его, собственные слова); он был бы
способен на блок с Милюковым и промышленными респуб-
ЛМнанцамиА^дозедйп в шжч-т.;
<пг'<<0явны?труд«О1деидтн'переворот,против всех коммунистов:
опаснее делать его с одной частью их (это искусные
ировякатпрю^эдСейнаоП у-о них . ранкой:! правые (Троцкий,
^йдеШев) хотят! ятявуфатат-и уступками добиться : признания
Внриаы;;/левые (Богданок? Бухарин), хотят катастрофического
ВЗрываЙияяГврмицяи. :Вг^ближайшем(будущем: Европа соби-
рйетсясдёйа’вь щщвкуана:'нервых, застращивая и покупая их,
ккдкет! бнщн«. слепна-жредитуя.26 . > : м
.уяайтэНельаясвомнрваяьая' В, -их: связи с< германцами: Дело
н«итолы£®и»1снональн©м>евзолоте». Достаточно сказать, что
рйрйдврнта1Ыгагочизплота«1 Ганецкий-Фюрс'тенберг все время
замрЧщетсТ0гчерина ((товарищ министра' иностранных дей).27
Одищнеметцкийс'Ииплогмат в; России открыто: говорил правым;
чтонбодьшевикжаенрадажны». Из (секретной переписки из'-
в^сяни)^'чдп'цет*1цьъ нпотояли в Москве на отказе англичанину
Уркяарду: нйо'ндессиаг''на (Урале. Вывший немецкий канцлер
Вирт)в1июне:этого;нода !палучил от Советской власти:огромную
леонуктЧсоЕодебСигвсна ближнем севере Европейской России
(В1Щй5»©се;гоиаi подлежащей концессированию; благодарность
Йидогодор BiftaneqEao?r).?₽ :B Берлине Министерство иностран-
цыхаделг имеет ^любопытное влияние на Советскую1 миссию.
Душой: всего явдяетср: барон Малыцан, очень видная фигура
ви-Миншк?шерптвн|синпщт:[ранных "рдел; при всех социалисти-
ческих министерствахии докранялсвой'пост и все повышался;
аявон0НБяПравый)вот>иотш1 следует искать путей' к Людендор-
фуу^ЙиЛюдендсффрнподпзтовляяоизгВацарйи. почти дткрыто
переворот в Гер мании ;ущьлучает; деиьпитиз Америки: (много
давйготфорд).3&отуф:, о Инкино >’1 • >iu .- • <<•
оиакояо .(ытнэд^нноя нно туг» I/и." н- •••• •( : , .
140
Политику Германии, по-видимому, следует понимать так:
Россия есть их предусмотренная добыча, из которой будет
покрыта вся война и вся контрибуция; большевики будут
сидеть, медленно рассасываясь под их, германцев, руковод-
ством. Всякому перевороту, не постановленному в Германии,
немцы изо всех сил будут мешать; у них в Москве хорошая
агентура и большая осведомленность во всех кругах.
10. По-видимому, во Франции постепенно начинают
понимать, что кроме «Рурского фронта» есть еще и «Мос-
ковский».31 В связи с этим стоит то, что в масонских
организациях, и особенно во французских, вот уже год как
обнаруживается тяга к консолидации русской революции;
по-видимому, там нашли, что «довольно», что пора кончать.
Тому имеются доказательства.32
Они понимают, что есть два пути: убить и купить.
По-видимому, интервенции в Европе опасаются слишком
многие: утомлены, разорены, всякому только до себя дело,
мелкие государства боятся, что выход из Европейского
равновесия будет им опасен; крупные — не заинтересованы
в восстановлении России, многие прямо заинтересованы в ее
прострации и все опасаются, что восстановленная Россия
будет не их ориентации.
Вероятно, потому, что предпочтет купить: или открыто —
ценою признания, или скрыто — инсценировкой внутреннего
переворота. Хуже всего была бы частная покупка вроде той,
о которой, по-видимому, думает французский миллиардер (из
нуворишей) Швос. Возможно, что попытаются открытый
способ сочетать со скрытым.
Во всяком случае, следует ожидать, что с окончанием
Рурского сопротивления, в течение ближайшего года борьба
Франции и Германии поведется и на новом «Московском»
фронте. Невероятно, чтобы Германия легко уступила на этом
фронте.
В этой связи вряд ли вероятно, что силы Русской Армии
будут вовлечены в какой бы то ни было форме в интервенцию.
11. Тем более, что в Америке царит большой упадок
интереса к России. «Ара», кормившая голодающих в России
и ликвидировавшаяся этой весною, — была экономической
разведкой Гувера.33 Они всюду ездили, все исчисляли, все
записывали и заносили на карту и, уехав, собираются
141
спокойно выжидать подходящею момента для верного поме-
щения денег. Активная воля и притом резко тяготеющая
направо, по-видимому, есть только у Форда. Передают, между
прочим, будто на него потрясающее впечатление произвели
так называемые «Протоколы сионских мудрецов». Есть
сведения, что Форд усиленно готовится к президентским
выборам 1924 г. В Швейцарских газетах открыто писали,
что в связи с этим сократилась его субсидия Людендорфу.34
12. Кажется несомненным, что в национальных интересах
России не иностранный переворот, а собственный, русский.
Ему мешает главным образом страх перед расстрелом слева,
чувство вины, страх перед расправой справа, страх перед
белыми и, конечно, переутомление воли, выпущенность паров,
развратная атмосфера послереволюционной жизни, развин-
ченная психика у всех, переживших революцию на месте.
Из всех факторов бороться можно только со страхом перед
белыми; это тем легче, что побороть этот страх надо сначала
не в массе, а в ядре, совершающем переворот, которое не
может и не должно быть очень многочисленным и которое
мечтает о перестраховке.
13. Невозможно надеяться на то, что какие-нибудь
штатские эмигрантские организации сделают эту подготовку.
Эмиграция производит в общем тягостное впечатление.
Здесь не изжиты все недуги старой общественности: это
беспочвенное и безыдейное важничание, это осторожное
нерискующее честолюбие, это сочетание выжидающей пас-
сивности с максимальными претензиями, политиканствую-
щая ложь, интрига, клевета; без Бога, без вдохновения и
без хребта — эта толпа боится того, кто ее не боится, и
ненавидит его, с тем, чтобы ему покориться и чтобы после
изъявления покорности интриговать против него. После
революции, погубившей русский национальный центр (пре-
стол), все это — от бывшего министра до бывшего студента —
болеет худшим видом бонапартизма: бессознательным често-
любием непризванных политиканов — хочет фигурировать,
председательствовать, говорить «от лица», принимать «резо-
люции», играть роль, ловя пылинки власти и создавая в
этой ловле суетливую толчею на месте. Эта болезнь была
отчасти задавлена и отчасти субординирована большевиками
в России, вследствие отсутствия свобод; она до сих пор
142
неизбежна в эмиграции. От нее свободен только дух белой
армии.
Правые круги эмиграции могут исцелиться от этой
болезни скорей, если воля диктатора или Государя будет
достаточно сильна для того, чтобы поглотить их жаждущую
субординации волю и в то же время отсечь их интриганство.
Левые круги эмиграции (начиная от промышленника-респуб-
ликанца и кончая матерыми эсерами) не имеют шансов
исцелиться от нее. Чем более он скомпрометирован в
революции, тем невозможнее ему успокоиться в любви к
родине и Царю; ему есть только пути налево, и поэтому он
будет всю жизнь доказывать, что для родины спасительны
только левые пути.
14. К активной деятельности в России левые способны
более правых: у них есть конспиративные навыки, связи,
вкус к подполью. Однако и они не идут дальше отдельных
выходок (вроде посылки Керенским своего представителя в
восставший Кронштадт) или интриг и авантюр (вроде
деятельности в Болгарии). Левые (подобно чехословацкому
или польскому правительству) в сущности боятся переворота
и резкого кризиса, мечтая о постепенности кризиса. Они
единокровны с большевиками, но коммунисты честно и грубо
сделали все те гадости, о которых другие левые только
мечтали и болтали, не смея. Именно поэтому они переворота
не готовят и не сделают, как не посмеют убить никого из
советских главарей. От Милюкова и Гессена35 — это соучаст-
ники единого дела; и когда Милюков говорит, что «будущее
в России принадлежит только тем, кто скомпрометировал
себя в революции», то он открыто выговаривает свое
соучастничество.
К активной деятельности в России правые способны еще
менее. Связи у них с Россией крайне слабы и случайны.
Людей с крепкой и бесстрашной волею среди монархистов
очень мало; людей с конспиративным умением нет вовсе,
хотя «отчаянные головы» среди молодежи имеются. Монар-
хисты марковского толка36 готовятся грубо и демагогично
возглавить в России назревающую стихию отчаяния, злобы
и антисемитизма. Планомерно работать не умеют и не
собираются, денег не имеют. К риску способна только группа
«Белого Креста» в лице молодого Павлова (бывший моряк,
143
даровит, но неумен, легкомыслен, очень самоуверен и
развинчен) [имеет] влияние на Маркова, потягивающее его
Я7
вправо.
Атмосфера Высшего Монархического Совета есть атмо-
сфера Маркова. Он силен волею и темпераментом, грубо умен
и грубо хитер, интрига его топорна; очень властолюбив и
малообразован; одержим антисемитизмом и масонобоязнью;
в экономике не понимает ничего и творческих идей не имеет;
духовная культура за пределами православия для него почти
не существует; это не вождь и не строитель, а трибун и
демагог с черным блеском в зрачке. Если возникнет русский
фашизм, то не от него.38 Его правая рука — Тальберг —
такой же во всем, но только в полроста, правее и более
39
энергичен искусною интригою.
15. Из опасных и вредных единичных властолюбцев
заслуживают внимания только Милюков, Савинков и Красин.
Милюков — не герой, а человек толпы. Его воля —
упрямство, его ум — хитрящая середина, его идея — расчет,
его принцип — компромисс. Он глубоко безрелигиозен и
безыдеен; идею он всегда презирал. Его политика всегда
состояла в том, чтобы сложить параллелограмм сил в
направлении к своей личной власти и оказаться во главе
равнодействующей этого «блока». Он не ненавидит Россию,
но за ним стоит более умный и ненавидящий Россию
крепко — М. М. Винавер. Милюков тянет к республике с
ним самим во главе; пойдет во всякую республиканскую
комбинацию, быстро согласится работать вместе с победившим
диктатором и немедленно поведет против него тайную
интригу. Оба, наверное, масоны.40
Савинков — авантюрист по крови, конспиратор по
призванию, властолюбец по страсти, ассасин41 по специаль-
ности. Он храбр, аморален и садистичен. Договаривающийся
с ним должен искать убийц за своей спиной и готовить убийц
для него. По-видимому, переворота не готовит, выжидая
выгодной конъюнктуры, но свою организацию кое-как под-
42
держивает.
Красин, о диктатуре которого охотно мечтают сменове-
ховцы и запачкавшиеся в большевизме, сам характеризует
себя как авантюриста. Старый большевик еще с 1903 г., он
очень расчетлив и вполне беспринципен. Во время войны,
144
состоя одним из директоров у Сименса, отстаивал в России
интересы немцев; к большевикам примкнул не сразу; очень
разбогател; наверное связан с масонскими организациями
левого толка, но имеет нити и в правые ложи. Вряд ли
способен сам произвести переворот, но в масонские комби-
нации и в промышленную интервенцию войдет наверное.43
16. Полезны перевороту могли бы быть евреи, если б
сумели обеспечить себе гарантию от предстоящей расправы.
Нащупывая почву для этого, они выдвинули прошлой зимой
«Покаянную группу патриотов» (Пасманик44, Бикерман45,
Ландау49, Мандель47), ловко провоцировавшую правых на
публичные выступления; эта группа, «защищающая» Белую
Армию, пользуется известным, хотя совершенно необоснован-
ным довернем у некоторых почтенных общественных деятелей
(например, у П. Б. Струве48) и в лице Бикермана вела даже
переговоры с Высшим Монархическим Советом (для контр-
разведки).49
Пока этой гарантии нет, евреи будут всемерно враждебны
перевороту и денег не дадут. Их кошельки и сейчас
немедленно закрываются, как только среди нуждающихся
нет достаточного процента евреев.50 В России антисемитизм
разлит действительно в воздухе и возможно, что советская
власть вынуждена будет с этим считаться.
17. Особое место занимают сейчас русские масонские
ложи. Сложившись заново после революции и получив
признание заграничного масонства, русские ложи работают
против большевиков и против династии.
Основная задача: ликвидировать революцию и посадить
диктатуру, создав для нее свой, масонский, антураж. Они
пойдут и на монархию, особенно если монарх будет окружен
ими или сам станет членом их организации. Переворота
изнутри сами не готовят, но могут быть полезны и вредны.
Они по-прежнему говорят об «идеях» и по-прежнему их
главная задача — конспиративная организация своей элиты,
своего тайно-главенствующего масонского «дворянства», ко-
торое не связано ни с религией, ни с политической догмой,
ни с политической формой правления («все хорошо, если
руководится нашей элитою»).
16. [18]. Таким образом, активного центра, организую-
щего переворот в России, за границей, по-видимому, нет.
145
Возникновение его среди русских маловероятно. Он может
возникнуть или в Германии, если к власти пройдет Люден-
дорф; или во Франции, если в министерстве Пуанкаре52
возобладают люди, понимающие опасность германо-москов-
ского фронта. Такая ситуация может сложиться, по-видимо-
му, еще в течение этой зимы.
№ 6.
П. Н. Врангель — И. А. Ильину. 29 ноября 1923 г.53
№ к / 2697 Сремски Карловцы, 29 ноября 1923 г.
Глубокоуважаемый Иван Александрович,
Прочитал присланную мне через А. А. Лампе54 записку
с большим интересом. Это глубокий и блестящий анализ
современного положения. Большинство высказанных Вами
мыслей я вполне разделяю. С особым интересом остановился
на Ваших оценках отдельных деятелей, особенно советских.
Я был бы вообще очень благодарен, если бы Вы со мной и
впредь делились Вашим осведомлением и взглядами. Это
принесло бы пользу для дела. Мне очень дорого то, что Вы,
пробыв столько времени в советской России отрезанным от
нашего движения, сохранили крепкую с ним духовную связь
и понимание его значения. Вы, впрочем, всегда значились в
числе верных друзей Армии.
Мне было радостно узнать из газет о Вашей речи на
собрании, устроенном в годовщину Армии, смысл которой
Вы так хорошо очертили в докладе.55 Многозначительность
сказанного Вами выступает даже в газетном отчете.
Отвечаю я так поздно не по своей вине: Вашу записку
я получил только на днях.
Примите сердечную признательность и дружеские при-
ветствия искренно уважающего Вас и преданного.
П. Врангель
146
№ 7.
И. А. Ильин — П. Н. Врангелю.
[Ноябрь — декабрь 1923 г.]56
Глубокоуважаемый Петр Николаевич!
Я получил Галлиполийскую Книгу57 и благодарю Вас за
надпись на ней. Галлиполийцы и их Вожди будут мне всегда
дороги, как живой символ моей чудесной родины, символ,
в котором правота и честь стали мечом и силою...
Да хранит Вас Господь!
И. Ильин
№ 8.
П. Н. Врангель — И. А. Ильину. 24 июля 1924 г.58
№ К 3325 Сремски Карловцы, 24 июля 1924 г.
Год тому назад я послал Вам книгу «Русские в
Галлиполи», теперь прошу принять ее дополнение — новый
труд «Казаки на Чаталдже и на Лемносе», книгу, изданную
Донской Исторической Комиссией совместно со штабом
Донского корпуса.59
Вам как другу и спутнику Армии, оказавшему на чужбине
ценную нравственную поддержку, я посылаю этот труд.
В нем найдете бесхитростный правдивый рассказ о всем
пережитом и перечувствованном нашими доблестными защит-
никами родины на чужой земле, одинокими, оставленными
многими недавними друзьями, гонимыми недругами.
Примите эту книгу как искреннюю благодарность мою
и моих соратников за ваше сочувствие и помощь нам в нашем
правом деле.
Прошу принять уверение в глубоком уважении и искрен-
ней преданности.
П. Врангель
147
№ 9.
И. А. Ильин — П. Н. Врангелю. 4 октября 1924 г.в0
Сан-Ремо. 1924.Х.4
Глубокоуважаемый Петр Николаевич!
Спасибо Вам на добром слове. Моя духовная связь с
белой Армией есть связь давняя, изначальная. Еще в апреле
1917 г. я высказывал убеждение, что спасти Россию может
только наступление, военное патриотическое наступление на
революцию, и с тех пор я ношу этот белый меч в сердце, в
слове и в деянии.
В настоящее время я заканчиваю новую, сравнительно
небольшую работу (листов 8 печатных) «О сопротивлении
злу». Она посвящена искоренению всякого «непротивленче-
ства» и обоснованию праведного меча, подъемлемого на
злодея. Это не политический памфлет, а философический
трактат, написанный в предуказанном мною самим духе («на
этих решениях и подвигах мы построим новую русскую
этику»); но по замыслу и выполнению он будет доступен
всем. Я думаю, что мне удастся выпустить ее еще в течение
ближайших месяцев. Хотел бы выпустить ее с посвящением:
«Русской белой армии и ее вождям». Считаю правильным
испросить предварительно Ваше согласие на это.
Еще кое-что о последних событиях, волнующих нашу
эмиграцию. Появившийся манифест Вел.[икого] Кн.[язя]
Кирилла не был для меня полной неожиданностью.91 Еще в
мае я узнал, что группа лиц французско-швейцарского
масонства, установив, что за Вел.[иким] Кн.[язем] Кириллом
числится большая лесная латифундия в Польше, еще не
конфискованная поляками, но подлежащая в сентябре 1924 г.
конфискации, работает очень энергично и спешно над
приобретением ее у Вел.[икого] Кн.[язя] (он и не знал о
ней!), причем приобретающий концерн рассчитывает, что
Вел.[икому] Кн.[язю] должно очиститься от этой продажи
около 150 мил.[лионов] франков золотом. Сведение было
абсолютно точное; реализация была очень вероятна. В связи
с этим можно было ожидать большей активности. Расчеты
у масонов могут быть двоякие: или повредить русскому
монархизму верным провалом нового начинания, или повре-
148
дить русскому монархизму возведением на престол слабого,
неумного и, главное, каптированного масонами и окруженного
ими лица. Должен сказать от себя, что менее популярного
в России претендента на престол нельзя было бы и выдумать
и что внутренние шансы Вел.[икого] Кн.[язя] мне представ-
ляются крайне малыми. Не говоря уже о больной России,
которая республиканствует по трем основаниям: 1) из вкуса
к самоуправству, 2) из желания укрепить награбленное, 3) из
чувства вины и страха; но и монархическая Россия на местах
не знает Вел.[икого] Кн.[язя], не тянется к нему и, главное,
совсем и не думает о нем. Принципы строгого легитимизма
(если допустить, что они в пользу Вел.[икого] Князя) имеют
природу юридическую, а не психологическую; они решают
вопрос формального права, а не вопрос любви, силы, победы
и прочности. К сожалению, вокруг Вел.[икого] Князя стоят
люди или находящиеся под фактическим влиянием масонства
(мне известны подробности от недостаточно конспиративных
масонов), или же рассуждающих так: «вопрос трона есть
вопрос денег и хлеба» (эту фразу я лично слышал). Может
быть, Наполеон был более прав, когда говорил: «L’opinion
publique est une puissance invisible, mysterieuse, a laquelle
nen ne resistc; rien n’est plus mobile, plus vague ct plus fort;
et toutc capricieuse qu’clle est, elle est cepedant vraic,
raisonnabble, juster beacoup plus souvent qu’ on ne pence».92
И добавлял пояснение: «С’ etail ainsi qu’ a la restauration,
en s’y prenant mat, on etail venu a bout de rendre les regicides
popuiaires, eux que la masse de la nation proscrivait un instant
aiiparavani».93 Существенно, как отзовется на этот манифест
Совет Династии.
Другой вопрос — Савинков. Еще этой зимою я отгова-
ривал добрых знакомых, чтобы не вязались с ним. Корнилов
был продан не токмо дураком и полуподлецом Керенским,
а и не дураком и совершенным подлецом Савинковым.94 И
должен признаться, что я с самого начала нисколько не
верил в противо-большевистскую активность этого больше-
вистского кузена.95 После известий о его новом шаге я
запросил о нем его доброго знакомого Федора Августовича
Степуна." Степун — обрусевший немец; а потом и поднеме-
ченный русак; большую войну был на фронте, слегка
эсерствовал и пораженчествовал; в 1917 г. был помощником
149
Савинкова по политическому комиссарству при армии; в
1922 г. был выслан большевиками из России за то, что
публично на театральном диспуте заявил, что они «дьяволы».
Он публицист, полуфилософ, работает и сейчас с эсерами.
Вот, что он мне ответил:
«...В конце концов Савинкова от большевиков за исклю-
чением его физиологического антисемитизма, ничего не
отделяет. Демократом он никогда не был и с демократами
психологически никогда ничего общего не имел. Демагог,
поклонник диктатуры и человек, всю жизнь веривший только
в маску и силу, он, в конце концов, перейдя на сторону
большевиков, остался только верен самому себе. Меня без
конца возмущает почти все, что сейчас пишут о нем
демократические и социалистические газеты. Все хором
утверждают, что он стал предателем и оказался подлецом:
все, тайно или явно, дают понять, что он, в сущности, всегда
был тем, чем оказался, и никто не ставит себе вопроса, кем
же были те, кто им всегда пользовался, и что скверного в
том, что в конце концов воспользовались и большевики.
Конечно, он до некоторой степени авантюрист, но главное
все же не в этом; главное в том, что он по крайней мере на
четыреста лет запоздал рождением и что он психологически
и стилистически ни в какой мере и степени не русский
человек. Он итальянец эпохи возрождения: человек в плаще,
с кинжалом за спиной и с латинской цитатой на устах. Он
никогда не интересовался политикой, никогда ничего не
понимал в структуре современном жизни и всегда очень слабо
разбирался в людях, чему доказательство — комиссарверх
Филоненко.97 Накануне большевистского переворота он упор-
но утверждал, что слева ничего нет, кроме галлюцинаций
Керенского, что вся опасность — справа (это несмотря на
фантастически быстрый провал Корниловского движения). А
почему? Только потому, что он не мог себе представить, что
в мире может быть нечто, чего нет в его душе, чего он не
любит, чего ему не хочется уничтожить, убить (любить и
уничтожить было в его душе всегда одним и тем же чувством,
мы с ним об этом как-то очень подробно говорили). Может
быть, из всей его борьбы против большевиков (имею здесь в
виду борьбу террористическую) ничего не вышло потому, что
они не были для него соблазнительны и пленительны, как
150
жертвы. Я глубоко уверен, что к своим жертвам эпохи
царского режима он относился положительно-таки со страс-
тью, с любовным пристрастием. Что он будет сейчас делать
у большевиков, я не вижу. Его речь, конечно, сплошная
ложь.68 Крестьянами и рабочими он никогда не интересо-
вался. Если бы он даже искренно думал, что весь простой
русский народ действительно признает большевиков, это ни
на секунду не могло бы быть для него причиной признания
советской власти. Я провел с ним в ежедневном общении
первые шесть-семь месяцев революции и абсолютно убежден,
что простой русский народ был для него, как участник
революции, так же противен и неприемлем, как дворник в
нарядной спальне его любовницы. Если он пошел к больше-
викам не только от тоски своей бесславной заброшенности и
не только ради новых переживаний укротителя, входящего
в клетку со львами (что большевики его помиловали —
ничего не значит; они могут его завтра же расстрелять, и
напрасно эмигрантские психологи представляют себе его
жизнь в России очень уютной), а с некоторой определенной
мыслью, то, конечно, с расчетом на роль Наполеона, которому
должна достаться победа во внутрипартийной большевистской
борьбе. Что из этого ничего не выйдет, я абсолютно убежден.
Мне кажется, что я хорошо знаю и верно чувствую Савинкова.
Он человек большой, но насмерть раненный беспредметной
фантастикой и стилистической пошлинной. Любит черный
фрак и гайдуков перед дверью своего таинственного кабинета.
Я сейчас очень занят выяснением себе дела Корнилова. Я
боюсь, что Савинков сыграл в нем роковую роль»... etc.
Из этого письма видится и Савинков, и Степун. Коммен-
тарии излишни. Философов69, друживший с Савинковым,
всегда был человеком неумным, сентиментальным, но чест-
ным. Он Савинкова искренно идеализировал. Ему, да и всем,
о ком Савинков что-либо знал, необходимо погасить все дела,
известные Савинкову, и начать все сначала: предаст; и если
не сразу, то по мере собственной надобности, доказывая свою
лояльность большевикам. Для этого он, конечно, выдал не
все зараз. — Письмо Степуна сообщаю конфиденциально.
На этом кончаю. Желаю Вам здоровья и верю, что Господь
Вас хранит.
151
Нездоровье помешало мне в июне быть у Вас в Карловцах
лично. Я страдаю катаром легкого, от времени до времени
обостряющимся и делающим меня полуинвалидом. Я очень
жалел об этом по многим основаниям. Многого же и не
напишешь.
Искренно преданный
Ильин
Адрес: Italia. Liguria. San Remo. Villa Zirio.
Савинков понимает в конспирации и сыске. Он наверное
будет там работать по политическому сыску, с тем, чтобы
губить противоболыпевистские и, в то же время, ему лично
неудобные непокорные организации и начинания. Он знает
технику дореволюционной охранки и провокации. Бороться
с ним будет крайне трудно. Доверяться ему крайне неразумно.
Если бы его настигла там кара французской контрразведки,
которая перед ним в долгу, то это было бы лучшим исходом.
№ 10.
П. Н. Врангель — И. А. Ильину. 12 октября 1924 г.70
№ к / 3428 Сремски Карловцы, 12 октября 1924 г.
Глубокоуважаемый Иван Александрович,
Я получил Ваше письмо от 4 октября и спешу Вас
уведомить, что не вижу препятствий, а напротив буду рад,
если Вы Вашу целую работу выпустите с предложенным
посвящением. Все, что Вы сообщаете, чрезвычайно интересно,
и я очень жалею, что так редко имею от Вас непосредственные
сведения. Время не упрощает, а все усложняет положение
Армии. Всякое событие, всякий чужой опрометчивый шаг,
в пределах ли международной политики, в балканских ли
недоразумениях, или в наших русских делах, обращается
роковым образом в угрозу для целости нашей организации.
Только заложенные в нее начала жизни, необходимые России,
дают ей возможность оберегать себя от развала и без особых
тревог ожидать дальнейших затруднений, которые нам
готовит неизменно будущее.
152
С большим интересом прочел Ваше письмо. Приведенная
в нем характеристика Савинкова [-] очень тонкая. Может
быть в ней ключ к разгадке поступков этого человека. В
последние годы лица, подчиненные командованию, насколько
известно, мало-мальски серьезных деловых отношений к нему
не имели, а раньше в редких случаях соприкосновения с
ним проявляли осторожность.71 В кругах Армии он вообще
не пользовался доверием. Он, вероятно, это чувствовал.
Крепко жму Вашу руку и от души желаю набраться сил
и здоровья.
П. Врангель
№ 11.
И. А. Ильин — П. Н. Врангелю. 31 декабря 1924 г.72
Глубокоуважаемый Петр Николаевич!
Только теперь дошло до меня Ваше письмо от 24 июля
сего года, сопровождавшее книгу «Казаки на Чаталдже и на
Лемносе», а самая книга и доселе еще лежит в Берлине, и
я еще не видел ее. Но в данный момент для меня дело не
в сроке, а в потребности выразить Вам мою горячую
благодарность за память и за присылку мне этой новой
героической и мученической страницы русской национальной
истории. Я живу на свете с религиозным убеждением, что
настоящая правда, не кривая полуправда, победит. А сроки
Господь всегда утаивает...
Грустно мне было, что Ваш приезд в Берлин73 совпал с
моим вынужденным отсутствием! Уж эти мне расстояния...
Надеюсь кое-что высказать письменно в непродолжительном
времени. Я часто думал о Вас, когда писал мою статью для
Галлиполийского сборника.74
С Новым Годом! О, если бы это был последний на чужбине!
Искренно преданный Вам
И. Ильин
1924. XII. 31.
Меран.
153
В адресе, который прислан мне Николаем Михайловичем
[Котляровским], не обозначен город. Это затрудняет. Может
быть, он пришлет мне название города в дополнение.
№ 12.
П. Н. Врангель — И. А. Ильину. 8 января 1925 г.75
№ к / 3597 Сремски Карловцы, 8 января 1925 г.
Глубокоуважаемый Иван Александрович,
Получил Ваше письмо от 31 декабря. Сердечно благодарю
за поздравление, память и внимание. Со своей стороны
поздравляю Вас с праздником Рождества и наступающим
Новым Годом и шлю Вам свои наилучшие пожелания. Дай
Бог, чтобы этот год был бы действительно последней каплей
в переполненной чаше страданий русских людей.
Очень сожалею, что нам не удалось повидаться в Берлине.
Посещение Берлина и общение с тамошними общественно-
политическими кругами дало мне большое нравственное
удовлетворение.76
Крепко жму Вашу руку.
П. Врангель
№ 13.
И. А. Ильин. «О положении». Май 1925 г.77
О положении
1. Положение национальной и честной эмиграции в
Германии и, в частности, в Берлине представляется в
настоящее время весьма трудным в политическом отношении.
Эта трудность обуславливается, с одной стороны, ее полити-
чески-беспочвенным и международно-щекотливым положени-
ем; с другой стороны, острым сознанием того, насколько
важно овладевание местным политическим плацдармом,
энергично оспариваемым со стороны беспринципных кругов
Кобургского претендента.78
154
2. Руководящие круги национальной эмиграции в Гер-
мании отнюдь не причисляют себя к так называемой
«германской ориентации». Они вполне свободны от всяких
идиллических и сентиментальных подходов к делу, не
считают, что «все спасение в Германии», и хорошо понимают
и оценивают все национально-эгоистическое поведение Гер-
мании. И тем не менее они отдают себе отчет в том наличном
параллелизме и даже значительном совпадении государствен-
ных интересов национальной России и национальной Герма-
нии, — совпадении, которое заставляет их предусматривать
и подготовлять другие возможности.
3. В отличие от своих нечестных конкурентов, нацио-
нальные честные круги ведут беседу с германскими кругами
в тоне независимом, патриотически-достойном и выдержан-
ном. Ни о каких «обещаниях» или «обязательствах» нет и
речи. Обсуждается возможный и наличный состав державных
интересов и вытекающие из этого перспективы. Это имеет
свои преимущества (большая серьезность, большее уважение),
но и свои слабые стороны (большая отвлеченность, теоретич-
ность, академичность).
4. Политическая беспочвенность национальных кругов
состоит в их государственной неуполномоченности и отсутст-
вии единой, сплоченной организации.
Все беседы остаются беседами частных лиц. Если это
дипломатия — то дипломатия дилетантская, ведомая неумело
и кустарно. Если это политика, то политика любительская,
незащищающаяся никаким волеизъявлением. Второстепен-
ные лица беседуют со второстепенными лицами, причем
обычно обе стороны сами являются и сознают себя, как людей
будущего.
5. Обстоятельство, что во всех этих беседах не участвует
никто из лиц, имеющих сколько-нибудь закрепленное пол-
номочие говорить от лица В.[еликого] К.[нязя]79 (если
таковые лица вообще существуют), придает этим разговорам
вполне частный характер. Понятно, что приватный характер
бесед не содействует их продуктивности.
6. Международно-щекотливое положение русской нацио-
нальной эмиграции в этих беседах определяется целым рядом
факторов и соображений:
155
а) необходимостью учитывать абсолютную противополож-
ность интересов России и III интернационала и относительную
совместимость III интернационала и западноевропейских
держав;
б) крайней обостренностью отношений и взаимной подо-
зрительностью царящей между центральными державами и
ЯП
державами согласия;
в) болезненным и беспочвенным разбродом, господству-
ющим в русской политически невоспитанной эмиграции.
7. В частности, по пункту «а»:
Доселе имеются в Германии круги, пытающиеся торговать
или концессинировать в советской России; они уверяют
(Шлезингер), что эволюция большевиков в ходу, что заводы
восстанавливаются, что вывоз и ввоз возможны и что в
международной революции большевики неповинны (взрыв в
Болгарии; ставка на Троцкого). Доселе имеются в Германии
круги, готовые показывать советскую Россию Польше и
Франции в виде устрашающего китайского дракона, посылать
III интернационалу военных и морских инструкторов и
симулировать культурное сближение (чествование Каменева
в Osteuropa).
8. По пункту «б»:
История обыска и клеветнических фельетонов в газетах
достаточно показывает, какая подозрительность царит в
отношении ко всему и ко всем в Германии (напр.[имер] о
«жаловании, идущем из Франции»).81
К этому необходимо добавить необычайную неудобопо-
движность, тяжеловесность, инертность немецкой психоло-
гии, в общем после войны стихийно тянущейся к сближению
с Россией, но все еще плохо разбирающейся в возможных и
желательных формах этого сближения: ни с кем сближаться
в России, ни для чего, ни как — они себе не представляют.
Иногда говорят о колонизации, иногда о массовом вливании
немецкой интеллигенции, иногда о вывозе сырья и ввозе
фабрикатов, изредка о возможном совместном реванше.
Это «дружелюбие» к неизвестной и неопределенной
России вполне совмещается и уживается с подозрительностью
к русским эмигрантам; а эта подозрительность уживается и
совмещается с беспомощно-подслеповатым желанием беседо-
вать с эмигрантами о будущем.
156
9. По пункту «в»:
Разброд и разложение среди русской эмиграции и ее
политическая невоспитанность особенно вредны в этом деле.
Политическая страстность ее довершает собою всю картину;
можно подумать, что люди боятся куда-то не попасть, что-то
упустить, остаться за флагом; появляются люди, которые
хотят иметь заручку везде и всему потакают, и другие,
которые во что бы то ни стало хотят фигурировать, вести,
учить, первенствовать, председательствовать.
К политической работе, к осторожности, к конспирации,
дипломатии почти все совершенно неспособны. Все друг через
друга связаны и все болтают: все про других, а многие —
и все про самих себя (вплоть для уголовных деяний и
замыслов).
Группы Кириллистов,82 В. М. С.,83 еврейская и масон-
ская ведут непрерывную интриганскую работу; первые не
чуждаются криминалов и подделок, вторые — ложных
нашептав и разжигания страстей инсинуациями, третьи —
действуют захватом организаций и печати, четвертые, наи-
более слабые, — преуспевают только в неискренности гово-
римого.
Зловредным является прежнее военное деление на меж-
дународные ориентации: глупые и карьеристически настро-
енные люди доселе пылают «франкофильством» и «германо-
фильством», взаимно считая себя врагами, шепчась друг про
друга между собою и с туземными друзьями84 и донося друг
на друга из города в город.
К этому присоединяется наличность порочных организа-
ций окончательно павших людей, где кириллисты, больше-
вики, туземная разведка и полная продажность образуют
отвратительную амальгаму, чреватую всевозможными, не-
предвидимыми преступлениями.
10. Особого внимания заслуживает деятельность кирил-
листов.
Эти люди состоят из трех категорий:
I. восторженные юноши и женщины, страдающие недер-
жанием монархического чувства и политическим слабоумием;
II. честные, но тупые люди, рабы прямолинейности и
формального аргумента, политически близорукие служаки;
157
III. порочные, хитрые интриганы, делающие на сем карь-
еру и не останавливающиеся ни перед какими средствами.
Первые две группы являются «стадом», третья группа
состоит из «пастырей».
Эти «пастыри» суть люди, бывшие беспринципными
реакционерами еще до революции; это люди — классового
интереса, крайней озлобленности и мнимого, черносотенно-
крикливого патриотизма. Они предают в сплетнях и брошю-
рах (Снесарев) своего претендента,85 поносят русский народ,
жаждут кому-то отомстить и все «вернуть». Их лозунги: идти
хоть с чертом и не останавливаться ни перед какими
средствами. Дух революции окончательно разложил их слабое
правосознание: чувство чести и порядочности им совсем
несвойственно, криминал их не останавливает, бесстыдная
ложь и клевета их обычное оружие. Они враждебны всем
русским, кто не с ними и не берет у них заручки; они
разговаривают с немцами, как их лакеи, рабы или шпионы.
Их план для России: договориться с Г.П.У., произвести из
него переворот, амнистировать коммунистов, перекрасить их
в опричников и вырезать всех несогласных.
11. При таком положении дел работа в Германии для
национальных кругов является весьма затруднительной: с
одной стороны, массовое глухое недоверие к В.[еликому]
К.[нязю], заставляющее дружелюбно относящихся германцев
«не советовать» открыто упоминать и подчеркивать его имя
(и обратно: доверие к кобургской ветви). С другой стороны —
местопребывание В.[еликого] К.[нязя], из которого для
здешнего ума следуют совершенно «непререкаемые выво-
ды».86 С третьей стороны, неопределенное и загадочное
молчание В.[еликого] К.[нязя], которое было бы силой при
отсутствии кобургской партии и которое при ее наличности
учитывается отрицательно.
158
№ 14.
П. Н. Врангель — И. А. Ильину. 8 августа 1925 г.87
№ к / 1318 Сремски Карловцы, 8 августа 1925 г.
Глубокоуважаемый Иван Александрович,
Глубоко благодарю Вас за присланную Вашу книгу «О
“ 88
сопротивлении злу силой».
Книга эта произвела на меня сильное впечатление не
только теми мыслями, которые Вы выразили в ней и которые
нам, участникам борьбы с величайшим в мире злом, так
близки и понятны, но и своей исключительной своевремен-
ностью.
Многие, духовно утомленные тяжкими годами изгнания,
теряют веру в нравственную необходимость борьбы и соблаз-
няются мыслью о греховности «насилия», которое они
начинают усматривать в активном противодействии злу.
Ваша книга откроет им глаза.
Нам же, взявшим на себя всю тяжесть ответственности
за поднятый меч во имя высшей Правды, книга Ваша даст
новые силы для тяжелого подвига.
Шлю Вам сердечный привет и крепко жму руку.
П. Врангель
№ 15.
И. А. Ильин — П. Н. Врангелю. 15 октября 1925 г.89
Глубокоуважаемый Петр Николаевич!
Вероятно, Вам попалась в Возрождении90 моя статья
«Нечестные споры», направленная против лживой и клевет-
нической полемики левой печати.91 Среди откликов на эту
статью, появившихся там и сям, я не мог не обратить
внимание на передовицу Дней, которую при сем прилагаю.92
Вероятно, ее писал сам Керенский.
Здесь, насколько я знаю, он впервые дает утверждение
о русской государственной казне, о том, что он ее не крал
и что чехословацкие легионеры тоже ее не раскрадывали.
Правду он говорит, или нет, мне неизвестно. И для меня
159
акцент лежит на другом. Здесь он ссылается на протокол
№ 8 Совета Объединенных офицерских обществ в С. Х.С. 93
и приводит из него выдержку, в коей его, Керенского,
обвиняют в похищении русских государственных денег. Об
этой выдержке мне хотелось бы сказать два слова.
Если эта выдержка верна и приведена неискаженно (я
склонен считаться и с обратной возможностью!), и в дейст-
вительности такой документ был передан правительству
С.Х.С. , то я опасаюсь, что у авторов этого документа не
было доказательств в пользу высказываемого обвинения.
Одних подозрений и слухов тут недостаточно. Я не хочу
сказать, что считаю Керенского рыцарем честности; но думаю,
что нельзя рассуждать так: «кто мог бросить армию, будучи
в звании Главковерха, тот мог и украсть, а если мог украсть,
так значит и украл...»
Если же у авторов этого документа, действительно, нет
данных для обвинения Керенского в воровстве, то я считаю,
что им не следовало выдвигать его. Ведь это, действительно,
может оказаться исторической неправдой, и никакое духов-
но-моральное правдоподобие (презренность Керенского) не
изменит тогда в этом ничего.
Если с нашей стороны будут выдвигаться такие недока-
зательные и (пока) недоказуемые обвинения, то мы будем
давать этим повод для неприятных контрударов («сами
клевещете», «сами имеете казенные деньги» etc.).
И ведь в самом деле — как обвинить без данных? И как
требовать честности в спорах, если сами зарываемся? Я
считаю Павла Милюкова типичным политическим прохвос-
том; но денег... казенных... он, может быть, и не крал!..
Все эти соображения мне хотелось бы изложить Вам в
виде материала для каких-нибудь возможных директив «в
полголоса». Поднимать же брошенную Керенским перчатку
не буду. Я считаю правильным писать мимо людишек даже
тогда, когда приходится этих людишек сечь. Ибо нужны
поступки и слова, равносильные поступкам, а не перебранкам.
И не раскапывание мелочей, и не шипение о личностях. Да
и много чести им было бы — упоминать всерьез их фамилии
перед большими вопросами; я и так восемь лет морщусь от
того, что русская история так неудачно и безвкусно уснас-
тилась именами этих, истинно ничтожных пакостников.
160
Не посетуйте на меня за докуку, но мне казалось
правильным изложить Вам все это.
Постоянно скорблю о невозможности увидеться с Вами
лично и договориться о мнбгом. Особенно существенным
представляется мне в настоящее время вопрос об «ордене»,
поднятый в печати В. X. Даватцем;94 я доселе избегаю
говорить о нем публично потому, что не знаю Вашего личного
взгляда на него и считаю, что неосторожное появление какого
бы то ни было разнобая здесь было бы вредным и
нежелательным. Очень прошу Вас напишите мне о сем, хотя
бы совсем кратко; двигать этот вопрос или загасить, и если
двигать, в каких пределах и условиях.
Искренно преданный
И. Ильин
Адрес (до ноября):
Italia. Firenze. Via del Presto St.Martino 7.
Pensione Fiorenza. С ноября — в Берлине на [адрес] А. А. фон
Лампе.
№ 16.
П. Н. Врангель — И. А. Ильину. 23 октября 1925 г.95
№ 1984 / с Сремски Карловцы, 23 октября 1925 г.
Глубокоуважаемый Иван Александрович,
Сердечное Вам спасибо за доброе письмо Ваше от 15
октября. Я лишь из него узнал о документе, упоминаемом
в газете «Дни», вырезка которой приложена к Вашему
письму. «Советы офицерских обществ» в тех странах, где
рассредоточены части Армии, носят характер учреждений
местных; их постановления и протоколы доходят до меня
лишь post-factum. По существу же вопроса совершенно
согласен с Вами. Я о Керенском невысокого мнения, однако
не располагаю данными считать его вором, а пользоваться в
споре и борьбе «недоказательными и недоказуемыми» обви-
нениями считаю нецелесообразным и обнаружением слабости
обвинителя.
161
Что касается «ордена», о котором Вы пишете, то
профессор Даватц, образно выражаясь, ломится в открытые
двери. Рыцарский орден — это та самая Армия, к которой
он принадлежит сам, те, десятки тысяч русских офицеров и
солдат, которые, копая шахты и дробя камень на мостовых,
продолжают на чужбине творить то же дело, которое творили
в дни борьбы на Родной земле, — отстаивать честь Родины,
предпочитая унижение, невзгоды и нужду позору склонить
голову перед красным интернационалом. Я это неизменно
твержу моим соратникам, и сознание, что их беспросветное
существование не напрасно, что в самих их лишениях таится
высокая цель, дает им силы продолжать борьбу.
Вот почему так дорого им всякое теплое слово участия,
признание подвигов этих страдальцев долга. Среди тех, чье
теплое слово особенно ценится, Вы один из первых, за что
от имени моих соратников низкий Вам поклон.
Пока кончаю. Крепко жму Вашу руку.
П. Врангель
№ 17.
И. А. Ильин — П. Н. Врангелю. 14 декабря 1925 г.96
Глубокоуважаемый и дорогой Петр Николаевич!
Пишу Вам под живым впечатлением прилагаемой вырез-
07
ки из Возрождения.
То, что мы понимали и чувствовали тогда, сидя в
Москве, — ныне открыто выболтали коммунисты. Я перено-
шусь невольно к событиям 1920 г. и вижу, что с тех пор
на всех европейских событиях лежат отсветы Крымской
борьбы и что могучая фигура русского Главнокомандующего
незримо и благодетельно присутствует у того стола, за
которым решаются судьбы европейских государств. Я знаю,
с каким прогнозом уезжали Вы из Константинополя в Крым
и какое почти трагическое бремя Вы поднимали. Знаю также,
что только меньшинство людей умеет ценить незримый
героизм внутренних решений и утешается тем, что среди
ученых историков всегда находились люди из состава этого
162
меньшинства. И только иногда, в минуту малодушия, скорблю
о том, что Россия слишком часто и самоотверженно спасала
западноевропейских Терситов.98
Но все это, повторяю, мы понимали именно так уже пять
лет назад. Храни же Вас, Господь!
Теперь деловое. Мне кажется, что было бы очень
существенно, если бы к периоду Заруб.[ежного] Съезда в
Париже могли бы оказаться В. X. [Даватц], Н. Н. [Чебы-
шев]99, Н. Н. [Шебеко]100, В. В. [Шульгин]101 и отсюда
А. А. [фон Лампе) и я. П. Б. [Струве] будет там, и, может
быть, наши совещания могли бы оказаться более действен-
ными, чем «зарубежные пленумы».102 Вероятно, я буду
выбран от здешней колонии, и, вероятно, средства на поездку
будут даны.103 Я пишу о том же и В. X. [Даватц]; А. А. [фон
Лампе] разделяет мое мнение. Неужели же денежные
обстоятельства могли бы помешать этому давно уже необхо-
димому конвенту белых? Нам надо было бы обсудить все и
еще многое. Совсем реальное.
В декабрьскую книжку Гал.[липолийского] Вести.
[ика]104 послал статью. Надеюсь, он попадется Вам на глаза.
Ваш, искренно Вам преданный
И. И.
Какая законченность, верность, политическая безошибоч-
ность и чистота стиля имеется в этом многолетнем, выдер-
жанном сремском отшельничестве и молчании!105
И как хотелось бы мне побывать у Вас!
Адрес мой имеется у В.Х. [Даватца].
№ 18.
П. Н. Врангель — И. А. Ильину. 21 декабря 1925 г.106
№ 2015 / с Сремски Карловцы, 21 декабря 1923 г.
Глубокоуважаемый Иван Александрович,
Глубоко растроган Вашим письмом. На душе сейчас
особенно тяжело, кругом безволие, соглашательство, личные
дрязги, словоблудие. Ваши проникновенные, полные веры в
святость нашего дела слова особенно дороги. Армия сейчас
стала на ноги. Она приняла иные формы бытия примени-
163
тельно к новым условиям жизни, она собственным трудом
обеспечивает свое существование107. С совершенным убежде-
нием я могу сказать, что полностью выполнил данное моим
соратникам при оставлении родной земли обещание «не
оставлять их, пока все они не станут на ноги». Но если я
имею нравственное право с удовлетворением смотреть на
прошлое и быть спокойным за настоящее, то будущее не
может не вызывать тревоги. Сохранится ли в повседневной
будничной серой жизни беженства тот священный огонь,
который зажегся на полях Кубани, горел в Крыму и не потух
еще в изгнании?..
Вот почему я горячо приветствую Вашу мысль сплотить
друзей Армии, тех, кто учитывает ее значение и понимает
ее нравственную силу, на съезде, который должен явиться
выразителем мысли и чаяний национально мыслящих рус-
ских зарубежных кругов. Хочу верить, что тот священный
огонь, который сохранила Армия, передастся другим, пробу-
дит действенность, зажжет веру. В. X. Даватц занят сейчас
новым трудом, который выйдет под названием «Годы», он
явится как бы продолжением «Русской армии на чужби-
не».108 Даватц просил разрешения пользоваться моими
архивами. Большая осведомленность автора и близость его
к самой жизни Армии должны сделать труд весьма интерес-
ным; он читал мне некоторые главы, они мне понравились.
Не теряю надежды в ближайшем будущем при поездке
моей на запад повидаться с Вами.
Крепко жму Вашу руку.
Ваш П. Врангель
P.S. Что касается Алексея Александровича, то он как
один из начальников отделов Русского общевоинского союза
109
участвовать на съезде не может.
164
№ 19.
И. А. Ильин — П. Н. Врангелю. 14 августа 1926 г.110
1926, VIII. 14
Дорогой Петр Николаевич!
Не удивляйтесь карандашу. Пишу лежа, с температурой,
вот уже десять дней как мучает нарыв. Дело в газете. После
всестороннего обдумывания и совещания мы с А. А. [фон
Лампе] пришли к выводу, что стряпать газету в Берлине
немыслимо.111
1. Подписка в Германии будет ничтожна (Руль112
держится евреями). Подписка во Франции — тоже (Возрож-
дение). Чехия тоже на Возрождении. И если бы мы даже и
собрали каких-нибудь подписчиков через год, то денежно
погибли бы гораздо раньше.
2. Печатание в Берлине очень дорого, не только сравни-
тельно с Францией, но и с Сербией. Даватц пишет, что на
Новое Время113 им нужно в месяц всего 1000 нем.[ецких]
марок. На эту сумму газета в Берлине просуществует лишь
неделю. Это значит, что нужны такие суммы и притом в
чистый расход, которых нам немыслимо добыть.
3. Посему целесообразнее поддержать Новое Время. Как?
На Берлинском горизонте для этого мог бы быть использован
только Фальц-Фейн.114 Но не правильнее ли подготовить его
и использовать для дальнейших номеров Белого Дела?115
При трех книгах в год — если бы он дал на две книги —
то это много и крепко. Однако и к этому его надо было бы
подготовить.
Эмиграция в Германии обнищала. С этим фактом нельзя
не считаться!
Таково положение дел. Боюсь, что нажим на ФФ
[Фальц-Фейна] в смысле газеты расхолодит его навообще и
насовсем. Вы знаете эту психологию: «Дай 25 рублей!» —
«На бери». А «дай 1000 рублей!» — «Пошел к черту!».
Вот этого я и опасаюсь. По 25 рублей даст, может быть,
10 раз, а по 1000 рублей — и гривенник не отпустит.
Трудно писать лежа. Одобрили ли Вы мой фельетон о
книге В. X. [Даватца]?116 Крепко ли? Подействует ли?
Редакция не изменила ни слова и поместила немедленно и
без разговоров.
165
Фельетон о «грозной любви» внутренне посвящен Вам
лично.117 Не помечено открыто, чтобы не дразнить гусей и
не ставить точки на i. Это мои впечатления, вывезенные из
Зеона.118
А фотография Зеонская вышла так себе. Особенно не
удался задний ряд мущин [так в тексте. — В. Б.].119
Когда Вы изволите переезжать в Брюссель?120 На конец
октября меня зовут в Брюссель читать русскую лекцию. Я
согласился.
Наталия Николаевна121 и я шлем Вам самый глубокий
привет.
Ваш Белый
Непременно надо, чтобы коммунисты сейчас крепче
перегрызлись в России!
Адрес: Italia. Venezia Tridentina. Cortina d’Ampezzo.
Ferma in Posta.
Xs 20.
П. H. Врангель — И. А. Ильину. 21 августа 1926 г.122
Сремски Карловцы, 21 августа 1926 г.
Дорогой Иван Александрович,
Спасибо за доброе письмо ваше от 14 августа. Вы
совершенно правы — все возможности, которые могли бы
встретиться со стороны Ф. Ф. [Фальц-Фейна ], следует
использовать на «Белое Дело». Всякая просьба помощи на
второстепенное, не исключая «Нового Времени», могла бы
лишь ослабить возможность получения поддержки на глав-
ное — «Белое Дело».123
Вашу статью о «Годах» читал. Прекрасно. К сожалению,
попытки втянуть Армию в политику, при попустительстве
свыше, не ослабевают.
Пишу всего два слова, так как в связи со скорым отъездом
много работы. Прошу передать мои сердечный привет
Наталии Николаевне.
Желаю Вам скорого выздоровления и крепко жму Вашу
руку.
Ваш П. Врангель
166
№ 21.
И. А. Ильин — П. Н. Врангелю. 22 февраля 1927 г.124
1927, 11.22
Дорогой Петр Николаевич!
Давно уже имею потребность написать Вам. Но теперь,
предвидя возможность устной беседы, пишу только об одном
деле.
Мы с Наталией Николаевной читали пятый том.125
Прочли его с чувством тяжелого отвращения. Аналогичное
отвращение вызывает книжка Керенского о конфликте с
Л. Г. Корниловым;126 сходство не только в самодовольстве
и неправдивости автора, но еще — в волевых и духовных
размерах его. Керенский совсем не злодей, а маленький
человек; отсюда истерические толчки вместо самозабвенного
напора, мелодекламация в трагический час и низкие поступки
вместо государственного величия. Если вычесть истерику и
затушевать, смягчить все прочее, то налицо дух «деникин-
щины». Я бы так это и выразил: деникинщина есть
керенщина внутри белого движения.
Именно при чтении этого пятого тома мы остро чувст-
вовали, как должен был переживать это все на месте
полководец иного размера и уклада. Еще в Москве мы читали
книжку Дрейера127, и тогда еще линия Деникина и Ваша
линия были ясны и не вызывали двух мнений. Кованость,
сдержанность и властная оформленность Ваших рапортов и
писем говорила сама за себя. Белая борьба нуждалась в
орлином глазе и крыле, а размер деникинской пернатости
был, увы, иной. Воля вождя есть нечто совсем иное, чем
дисциплина порядочного дивизионного командира, как бы
сильно он ни уверовал в свое водительское дарование.
А ныне... Книгою личною, озлобленною, пристрастною и
неправдивою — он выдал себе аттестат, который и станет
его историческим паспортом. Документ «бывшего человека»;
неудачника, не сумевшего превратить свою неудачу в
источник познания: человека, не разглядевшего из своей
мелкой и мнимой «правоты» своих немелких и немнимых
слабостей. Адвокат собственного прошлого и завистливый
зоил чужого будущего, он, по-видимому, никогда не осязал
167
душою того величия, которое присуще неоправдывающемуся
историческому деятелю, и того отталкивающего впечатления,
которое производит мемуарное очернение своих сотрудников.
Мы доселе бережно обходили его падение, называя его
«крушением дела»; он ныне сделал все для того, чтобы мы
не сомневались в том, что крушение дела было обусловлено
его личным падением. Пятый том не только завершил его
работу, но поставил точку на нем самом. Смоется ли, сотрется
ли она? Вряд ли... Эта книга писана плебеем, который не
справился со своим рангом. Наделал дел; пледировал за свои
дела: пытался свою малость свалить на кривизну других;
вынес себе приговор.
Особенно тягостное впечатление производит его рассказ
о Вашем возвращении с Кавказа, причем поданная Вами
записка оказывается (в следующей главе) пророчески точною;
а также то обстоятельство, что у него не хватает ни ума, ни
мужества для того, чтобы привести целиком Ваши обличи-
тельные письма к нему и целиком с ними посчитаться...
Нет, цитаты вырываются, перетолковываются, обессмысли-
ваются... и впечатление литературно-исторической передерж-
ки налицо...
Помните у Пушкина:
«Что пылких душ неосторожность,
Самолюбивую ничтожность
Иль оскорблять, или смешить...
Что ум любя, простор теснить...».
Вот это и есть книга «из подполья», рожденная самолю-
бием, которое не сумело разобраться в ничтожности своих
обид.
Вот и все.
Был только что в Мюнхене, где имел весьма ответственное
выступление в присутствии замкнутой аудитории и крон-
принца (т. е., в сущности, Короля баварского).128 Впечатле-
ние расскажу лично.
Нат.[алия] Ник.[олаевна] шлет Вам привет. Мы оба
радуемся, что скоро увидим Вас.
Ваш душою Б.
168
№ 22.
И. А. Ильин — П. Н. Врангелю. 22 февраля 1927 г.129
Глубокоуважаемый и дорогой Петр Николаевич!
Я осведомлен лучше других об атмосфере, царящей в
душе и в семье барона К.[еппена]130, и потому так затрево-
жился по поводу всего проекта, возникшего в мое отсутствие.
Сведения мои не подлежат сомнению, потому что они
почерпнуты из самого первоисточника. Это человек добрый
и по натуре порядочный, но безвольный, давно уже стоящий
под давлением двух руководящих ВеЭмэсовцев,131 успевших
испортить и извратить в нем всю систему политических
оценок. Он состоит членом ихнего «союза верных», и они
на основании соответственной партийной присяги, снабжен-
ной запугивающими угрозами, владеют им; для надзора же
они устроили к нему соотв.[етствующую] даму, которая
крепко держит его в руках ежедневными свиданиями. Этой
осенью у них останавливался и жил целый месяц крикун от
правой стенки, организуя «Тихониаду»; эту линию вся семья
ведет очень упорно и фанатически, и теперь еще следуя
„ 1Я2
партийным инструкциям; и мне становится в тягость
бывать у них хотя бы раз в два месяца. Отношение хозяина
дома к приглашаемому гостю и его делам мне тоже известно,
как никому: оно совершенно отрицательное — ив смысле
лица, и в смысле предмета занятий. В руках волевого-чер-
ного — безвольное-беловатое крепко почернело. Мотивом
приглашения я считаю тщеславие, доброту, любопытство,
потребность побелить свою репутацию; возможность чисто
партийных побуждений отнюдь не считаю исключенною.133
Этот листок прошу Вас немедленно уничтожить. О другом
пишу отдельно.
Ваш Б.
169
№ 23.
П. Н. Врангель — И. А. Ильину. 25 февраля 1927 г.134
Брюссель, 25 февраля 1927 г.
Дорогой Иван Александрович,
Оба Ваши письма получил. Если бы у меня и были
сомнения касательно возможности воспользоваться гостепри
имством барона К.|еппена], то после Вашего письма они,
конечно бы, отпали.135
V том Очерков русской смуты я оценил совершенно так
же, как Наталия Николаевна и Вы. Мне кажется, что такое
впечатление должен вынести всякий беспристрастный чита-
тель. Вот почему я отговаривал некоторых из моих соратников
печатно указывать на лживость ряда положений и приводи-
мых автором фактов. Вы правы, генерал Деникин показал
себя мелким заурядным «плебеем». Недаром покойный
генерал Алексеев как-то выразился, что «у него душа
писаря».136
Удивляться приходится не генералу Деникину, который
дал лишь то, что и можно было от него ожидать, а тем,
которые, оценивая его самого и его труд по достоинству,
продолжают делать из него героя. Не далее, как на днях,
читал о прочувственной речи П. Б. Струве на состоявшемся
в Париже под председательством генерала Деникина собрании
Первопроходников.137
Если мои предположения удастся осуществить, буду
душевно рад Вас повидать.
Прошу передать мой сердечный привет Наталии Нико-
лаевне.
Крепко жму Вашу руку.
Ваш П. Врангель
170
№ 24.
И. А. Ильин — П. Н. Врангелю. Июль 1927 г.138
Дорогой Петр Николаевич!
Завтра уезжаем наконец на юг; оттуда пришлю Вам адрес.
Здесь пришлось поработать и много раз «позавтракать».
Невесело в общем. Упрямый брюнет139 стряпает по-прежнему
и, по-видимому, будет стряпать и впредь.140 Все мои
намерения по отношению к нему были пресечены П. Н. [Ша-
тиловым]141, с которым я виделся не раз и беседовал в самых
дружественных комбинациях; говорит «не нужно»; я подчи-
нился. Здешних дружек начинил всем, чем мог. Господь
говорунов закупоривал всеми средствами. По главному моему
плану дело двигается удачно и успешно. Удалось добиться
полного и бурного сочувствия со стороны престарелого
дипломата дреднотикуса;142 это очень важно. Островитяни-
на143 ждут сюда скоро; с ним списался А. И. [Гучков],
который все и подготовил на сентябрь.144 Я же подготовлю
145
моего приятеля.
Редакция разлагается; редактора ан шефа медленно, но
верно выпирают окопною войною.146 Он утомлен, сопротив-
ляется пассивно, в лоб не бьет, флангов не обходит; вяло
отгрызаясь, теряет позицию за позицией. Я не раз говорил
с ним: и об упрямом брюнете, и о статьях Ш.[ульгина]147
(я их читал). Удивительно: в тот момент, когда его аргументы
разбиты и он смущенно умолкает, Вы чувствуете с особенной
силой, что он все-таки поступит по-своему... К сожалению,
сам Ш.[ульгин] на юге; и видеться с ним не удалось.
В общем — болото. От прежней русской государствен-
ности остались одни чехлы. Люди перешили их на паруса,
паруса привязали к корытам и вяло ждут, чтобы попутный
ветер надул эти чехольно-чахнущие паруса. И уж матросов
подговаривают; а матросы стараются наняться сразу корыт
на 5 — на 6, а то и больше; чтобы потом всех надуть или
в последний момент примазаться на лодку с мотором.
Безвольные комбинации в среде комбинирующего безволия.
Огня нет, а варить хочется. Река образовала тридцать три
дельты и разлилась в болото. Знаете, по-чешски «скорый
поезд» — «рыхлый влак»; так вот здешние рыхлые влаки
напрасно думают превратиться однажды в скорые поезда...
171
С радостью уезжаем отсюда! Буду строить мое очередное
дело, писать и организовывать. С радостью и уверенностью
думаю о Вашем обещании.148 Драгоценно было бы иметь это
для начала же, сразу. Тогда я должен был бы получить
обещанное к пятому августа. Мне преподносят такое: «За что
мы боролись». От двадцати тысяч до двадцати пяти тысяч
букв (считая каждое пустое место в строке тоже за букву).
Тон может быть и ведущий, и мемуарный. Во всем полная
свобода вдохновению.
Передайте от нас обоих самый лучший привет Ольге
Михайловне и Наталии Михайловне.149 Мы всегда с глубоким
и всесторонним удовлетворением вспоминаем дни, проведен-
ные у Вас.
Душевно Ваш Белый
Посылаю Вам «Солнце Мертвых» Шмелева,150 яко дар.
№ 25.
И. А. Ильин — П. Н. Врангелю. 26 июля 1927 г.151
1927. VII. 26.
Дорогой Петр Николаевич!
Я очень, очень надеюсь на Вашу статью; и притом в
первый же номер. Может быть, именно так: «За что мы
боролись»...
И в этом — полный простор Вашей интуиции. Вашему
усмотрению, всякому пришедшему и не отвергнутому Вашему
слову. Пусть это прочтут и здесь, и там. Это вроде
«декларации»...
Я только боюсь, что Вы начнете себя критиковать. Ради
Бога, не делайте этого. Доверьтесь перу и, далее, моей заботе
о том, чтобы все было наилучше.
Если хотите, то в Вашем распоряжении страниц 10, 12,
14 — по 2100 букв. Но я связан сроком и потому усердно
прошу Вас — пришлите мне написанное сюда числу к 8-9
августа! Надо непременно в первый номер!
172
Мы устроились здесь неважно и все же я отдыхаю от
столичных впечатлений. Без воли и без идеи нет воздуха на
свете, нечем дышать! О, эта «жизни мышья беготня»... И
никогда не привыкнешь к этому...
Душевно Ваш
Белый
Получили ли мое письмо и книгу Шмелева?
Ад.[рес]: France. Haute Savoie. Grand Bornand. Hotel
Milhomme.
Очень прошу H. M. Котляревского152 прислать мне адрес
гр.[афа] Апраксина.153
№ 26.
П. Н. Врангель — И. А. Ильину. 29 июля 1927 г.154
Брюссель, 29 июля 1927 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Иван Александрович,
Оба письма Ваши получил. Получил и книжку, за
которую приношу Вам большую благодарность, прочел ее с
особым удовольствием. Прекрасная вещь.
Не сетуйте на меня. Как горячо я ни желал бы исполнить
Вашу просьбу, но не в силах это сделать. «Беда коль пироги
начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник». Литератор
из меня выйдет плохой. Доброта Натальи Николаевны и
Ваша причиной [так в тексте. — В. Б.] переоценки моих
сил.
Одновременно с первым Вашим письмом получил письма
Н. Н. [Чебышева] и П. Н. [Шатилова] оба пишут, что
отговаривали Вас действовать, боясь того, что скажут, что я
Вас «начинил».155 Я этого не боюсь, ибо не скрываю моего
отношения к преступной игре жизнями тех, кто нам
доверился. Если хотите, я боюсь другого — возможности
упрека, что я недостаточно открыто мое это отношение
высказываю. Интрига есть не определенное действие, а образ
действий. Идя прямо, открытым путем к цели, я чист. Идя
к той же цели скрытыми, окольными путями, я становлюсь
173
на пагубный путь интриги. Вот почему я сожалею, что не
имею возможности во всеуслышание заклеймить преступную
игру. Не могу, ибо ударом по А. П. [Кутепову] наношу удар
по В.[еликому] К.[нязю]. Проклятый заколдованный круг.156
Очень надеюсь, что на обратном пути Вы остановитесь в
Брюсселе. Прошу Наталью Николаевну и Вас принять мой
сердечный привет.
Ваш П. Врангель
№ 27.
И. А. Ильин — П. Н. Врангелю. 10 сентября 1927 г.157
Дорогой Петр Николаевич!
Мы здесь хорошо повидались и поговорили с Н. М. [Кот-
ляревским], который передаст Вам это письмо. Я работаю
все это время, как одержимый. Первая книжка выйдет около
15 сент.[ября]. Вторая уже сложилась. На горизонте появи-
лась третья. Ваше написание принял в порядке подчинения...
Дальнейшее разрешите по пунктам.
1. Посылаю Вам выписку «правил». Часть из них
переработана для первой книжки и напечатана в ней (в более
зрелом виде). Обе редакции нуждаются в той расширительной
и технической разработке, о которой мы с Вами говорили.
2. О Возрождении. Я осведомил Н. М. [Котляревского]
о всем подробно; он Вам расскажет. Газета стремительно
катится вниз, заполняется масонами (Лукаш,158 «Атаман
Кречет»,159 Бобринский,160 Левин,161 Питирим Сорокин,162
Фальковский — член рдо163), печатает интервью с социал-
демократами-масонами (№ от 8 сент.[ября]; беседа с Залкма-
ном) etc. Через пару месяцев она будет непристойна. Замысел
Семенова164 и его группы — не бранить белых, а, демон-
стративно их похваливая, тянуть налево в «демократию».
Этот замысел был высказан Федоровым,165 Семеновым и
Карташевым166 год тому назад, в польско-августовской
книжке Вестника Национального] Комитета. Мое мнение —
что положение Н. Н. Ч[ебышева] будет становиться чем
дальше, тем все фальшивее. Я писал ему об этом; получил
174
от него 10 страниц бессвязных и несостоятельных «оправда-
ний».167 Струве был выгнан Гукасовым168 на условиях
скандально-хамских;169 а Семенов — человек маленький,
неумный, в политике близорукий и во всех отношениях
фальшивый. Я писал Н. Н. Ч.[ебышеву], что когда газета
«понадобится», то поддержка ее может оказаться фальшивой
и компрометантной. Русская поговорка говорит: с собаками
ляжешь — с блохами встанешь.170
3. Посылаю Вам письмо, полученное мною из Польши.
Н. М.[Котляревский] обещал переслать его назад.
4. Жители той страны, где я живу, начали проявлять
по отношению к нам новый тон. Расспросите Н. М.[Котля-
ревского]. Хотят каких-то конкретных разговоров.171 В этой
связи мне необходимо видеться с Вами на обратном пути. Я
поеду домой между 15-30 октября. Где Вы думаете быть в
это время.
5. Расспросите Н. М.[Котляревского] о том, как двигается
моя стряпня с Гуч.[ковым] и Б.[урцевым ].172 Первый дела
не делает и от дела не бегает. С.[аблин] был месяц в Виши
и он его упустил. Что я намерен делать дальше — Вам
скажет Н. М.[Котляревский].
6. Прилагаю вырезку из газеты Слово.173 Что я печатаю
по этому вопросу у себя — Вам скажет Н. М. [Котляревский].
Думаю через 10 дней уехать в Ниццу.
Целую ручки Ольги Михайловне и передаю ей привет от
Наталии Николаевны.
Мы оба приветствуем Вас.
Искренно Вас любящий и чтущий
1927. XI. 10.
175
№ 28.
П. Н. Врангель — И. А. Ильину. 22 сентября 1927 г.174
Париж, 22 сентября 1927 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Иван Александрович,
Задержался с ответом на Ваше письмо, так как хотел
предварительно повидать Н. М.[Котляревского] и услышать
от него все то, что Вы просили его мне передать. Николая
Михайловича задержала в Париже смерть тещи, и я имел
возможность повидать его лишь по приезде моем сюда.
С исключительным интересом прочел Вашу записку,
которая, как и все, что выходит из-под Вашего пера
превосходна. Я решительно не могу ничего к ней добавить.
Вчера видел Н. Н. Чебышева, а завтра будет у меня
П. Б. Струве. Только после беседы с обеими сторонами смогу
составить определенное мнение. Пока же мне представляется,
что обе стороны не совсем правы. Если опубликованные
Петром Бернгардовичем Струве письма издателя Возрождения
действительно возмутительны, то в статьях первого, сводя-
щего личные счеты, отсутствует всякое личное достоинство.
Во всяком случае я сделаю все, чтобы ни тот, ни другой
орган не могли бы быть приняты за «официоз» Армии.175
Сегодня был у меня Е. В. Саблин, который сейчас в
Париже. Я высказал ему мое мнение, насколько желательно
было бы установление им связи с русскими кругами армии
в Германии, и встретил полное его этому сочувствие. Он
уезжает в Лондон завтра. Он мне сказал, что уже вошел с
Вами в письменную связь.
Я пробуду в Париже вероятно до 15-20 октября. Быть
может, Вы меня еще здесь застанете.
Прошу передать мои сердечный привет Наталии Нико-
лаевне.
Крепко жму Вашу руку
П. Врангель
Возвращаю Вам письмо Вашего корреспондента из Поль-
ши.
176
№ 29.
И. А. Ильин — П. Н. Врангелю. Октябрь 1927 г.176
Глубокоуважаемый и дорогой Петр Николаевич!
Благодарю Вас за письмо: я получил его здесь, в Ницце
Первая книжка Русского Колокола вышла 22 сент.[ября], и
я очень надеюсь, что она до Вас дошла.177 Очень дорожил
бы Вашим хотя бы кратким отзывом, когда у Вас выберется
минута времени. В книжке выстрадано, взвешено, отполиро-
вано каждое слово. За каждое напечатанное слово отвечаю
я. И один Господь знает (да еще Наталия Николаевна),
сколько в это вложено напряженного и ответственного труда.
Я надеюсь, что Вы внутренне подкрепите и мою передовую
о Колоколе, и «Нашу государственную] задачу» и статью
«Старого Политика», перо которого Вы, может быть, не сразу
узнаете по (нарочно) несколько урезанным когтям.178
Я веду трудную и одинокую борьбу за Колокол. Магазины
не хотят торговать им, требуя с нас ростовщических процентов
(60% скидки); мы не можем их дать, потому что мы должны
были бы тогда крепко поднять цену и обременить этим
налогом нашего белого читателя. Поэтому весь наш расчет
на создание нашего белого аппарата. Пав.[ел] Ник.[олаевич]
[Шатилов] уже дал нам связь в 14 местах Франции. Но
четыре начальника групп совсем не ответили. Надо растить
дело дальше. По-видимому, большую помощь мне хочет
оказать С. Н. Палеолог.179 Но если было возможно, что
P.O.В.С. и Галл.[иполийский] Союз нас и впредь поддержали
бы — то двинулось бы крепко. За всякую помощь я буду
Вам бесконечно признателен.
В «России» Струве поместил формальную отписку в виде
Дневника Политика; Вам, может быть, попалось это мертвое
писание. Он даже не отметил Правил Конспирации, поме-
щенных под заглавием Как хранить тайну.180
Что сделает Возрождение — это будет зависеть от
настойчивости Чебышева, которому я одновременно пишу.181
Рус.[ский] Кол.[окол] держит линию чисто белую и чисто
деловую; он презирает все склоки и будет о них молчать. У
нас есть стонущая Россия, дьявольский врач и огромная
ответственность за будущее. Но именно потому возможно,
что печать будет нас замалчивать. Я думаю, что Чеб.[ышев]
учел бы Ваше суждение.
177
С грустью слежу за ложью Возрождения] по вопросам
«новых судебных процессов» в России. С грустью отмечаю
двуенастную и малодушную позицию «России» по этому
вопросу. И, кажется, правда окажется сказанной только у
Милюкова. Сердце рвется, когда думаешь обо всем этом. Мир
гибнет не только от злодеев, но еще от кривизны, от
непредметности личных людей.182
Вчера я пережил бурный и тяжелый день. У Наталии
Николаевны был неожиданный острый сердечный припадок.
Еле добыли врача, который вспрыснул ей камфору и велел
продолжать вспрыскиваться. Теперь ей несколько лучше. Но
белым сердцам теперь все труднее жить на свете.
Храни Вас Господь и помоги он Вам на всех путях!
Ваш душевно, как всегда,
Белый
№ 30.
П. Н. Врангель — И. А. Ильину. 13 октября 1927 г.183
13 октября
Глубокоуважаемый и дорогой Иван Александрович,
Письмо Ваше получил и задержался ответом, т. к. все
эти дни невероятно завален работой. Н. М. Котляревский по
семейным своим делам должен был срочно выехать в
Брюссель, и я всю обширную переписку веду один.
Русский Колокол прочел «от доски до доски». По
выражению покойного А. В. Кривошеина,184 «мысли накру-
чены» — в немногих словах сказано исключительно много.
Мозг охвачен потоком ярких, огненных слов, слух потрясен
набатом Вашего «колокола». Боюсь только, что рядовой
читатель не все осилит. Это единственное сомнение. В
остальном прекрасно, как все, что выходит из-под Вашего
пера. Когда рассчитываете быть здесь [?]. Ваше присутствие
в Париже сейчас было бы весьма полезно. Как здоровье Нат.
[алии] Ник.[олаевны] [?]. Шлю Вам обоим мой душевный
привет.
Ваш П. Врангель
178
№ 31.
И. А. Ильин — П. Н. Врангелю. 4 марта 1928 г.185
Глубокоуважаемый Петр Николаевич!
Позвольте мне обратиться к Вам с нижеследующей
просьбой. Люди безыдейные и жадные сбили моего деньго-
дателя, положившего основание Русскому Колоколу; и его
рука иссякает. Надо кое-что добыть на следующие три
книжки. Для этого мне было бы драгоценно иметь от Вас
отзыв Р.[усскому] К.[олоколу] строк в десять-пятнадцать о
его задаче, о значении и нужности его дальнейшего сущест-
вования. Этот отзыв я отнюдь не напечатаю, но покажу
доверительно тем немногим лицам, на поддержку которых
можно было бы рассчитывать.
Мы энергично работаем над распространением. Тираж
третьей книжки стоит около 900 экземпляров. Дойдя до
тиража в 1500 экз.[емпляров] — мы вступим в состоянии
самоокупаемости. Дело дошло уже до Парагвая. Хуже всего
покупают в Париже: очень уж много вечеров и вечеринок...
А.А. (фон Лампе] рассказывал мне кое-что из своих
впечатлений. Надо это культивировать. Но Улита едет
медленно; люди думают так, как если бы они булыжники
перетирали; и кожа у носорога всегда отличалась значитель-
ною толщиною.186
Душевно Ваш
Б.
1928. III. 4.
№ 32.
П. Н. Врангель — И. А. Ильину. 6 марта 1928 г.187
6 марта 1928 г.
Глубокоуважаемый Иван Александрович.
На днях прочел третий номер «Русского Колокола». Вы
делаете большое и полезное дело. Изгнанническое, серое
существование, забота о хлебе насущном, повседневные
мелочи жизни принижают дух. Наиболее слабые постепенно
179
засасываются жизнью. Гаснет порыв. Набат Вашего «Коло-
кола» неустанно напоминает, что борьба не кончена, будит
усталые души. Гибельному непротивленчеству он противопо-
ставляет действенную, непримиримую борьбу со злом. Уста-
лости и слабоволию — как законность стремления, неугаси-
мую волю. Обывательской приспособленности и мелкоду-
шию — порыв к жертвенному подвигу.
Да не умолкнет звон Вашего «Колокола» и да ширится
и крепнет начатое Вами святое русское дело!
Ваш П. Врангель
№ 33.
П. Н. Врангель — И. А. Ильину. 7 марта 1928 г.188
Брюссель, 7 марта 1928 г.
Глубокоуважаемый и дорогой Иван Александрович,
С особым удовольствием исполняю Ваше пожелание.
Письмо прилагаю.
Алексей Александрович [фон Лампе ], конечно, подробно
ознакомил Вас с теми переговорами, которые мы здесь вели.
Как я и предвидел, ничего реального, по крайней мере в
ближайшее время переговоры эти не дали. Цель их была
лишь, по-видимому, выяснить возможность совместной рабо-
ты, на случай ежели бы открылись для этой работы
возможности. Вместе с тем я вынес очень хорошее впечат-
ление от моего собеседника. По-видимому, и он остался
беседой удовлетворен. Имевшие место переговоры могут иметь
значение, как закрепление некоторой связи, могущей ока-
заться полезной в будущем.
Передал для «Белого Дела» записки о борьбе на юге
России.190 Я думаю, что опубликование их будет своевременно
и полезно. Крым является совершенно обособленным этапом
белой борьбы. Он ярко отличается от всего периода борьбы
на юге России. Между тем, одни сознательно, другие
бессознательно этот период затушевывают. А все, что появ-
лялось до настоящего времени о Крыме, кроме книги генерала
Дрейера, весьма поверхностной,191 исходило из стана враж-
180
дебного, освещало Крымский период заведомо предвзято:
книги генерала Деникина, «Конец белых» Раковского,
«Крымская эпопея» Валентинова, «В Крыму при Врангеле»
князя В. А. Оболенского и пр.192 Нет ни одного просто
беспристрастного труда по этому периоду белой борьбы. Мои
записки, не претендующие на полноту исторического иссле-
дования, но излагающие всю фактическую сторону Крымской
борьбы, основанные на неоспоримых документах, дадут
возможность беспристрастному читателю разобраться, впе-
рвые знакомят широкие круги с тем, что было сделано.
Выпуская эти записки не самостоятельным изданием, а в
журнале, посвященном собиранию документов о белой борьбе,
подчеркивая в предисловии, что мои записки не притязают
на значение исторического исследования, а являются лишь
записью участника и свидетеля, я, мне кажется, в значи-
тельной мере отвожу могущие быть предъявленными к этим
запискам обвинения в отношении содержания и изложения.
В предисловии к моим запискам я подчеркиваю, что они
являются описанием периода белой борьбы, борьбы, которая
с отходом Армии на чужбину в иных формах продолжается
и впредь. Я даю моему труду название записки, а не
воспоминания, каковое наименование подразумевает что-то
закончившееся.
Шлю Наталии Николаевне и Вам мой сердечный привет
и крепко жму Вашу руку.
П. Врангель
Комментарии
1 Архив Гуверовского института войны, революции и мира, Стэнфорд,
Калифорния, США. Коллекция П. Н. Врангеля (далее — АГИВ).
Кор. 149. Д. 39. Л. 363-363 об. Машинопись (1-й экэ ).
2
Эмигрантский период деятельности Александра Ивановича Гучкова (1862-
1936), одного из наиболее крупных политических деятелей дореволюци-
онной России, практически не изучен. В одной из новейших работ
утверждается, что он «после Гражд. войны в эмиграции не примкнул ни
к одной из полит, организаций, ревниво оберегал свою полит, независи-
мость» (Политические деятели России. 1917: Биографический словарь /
Гл. ред. П. В. Волобуев. М., 1993. С. 94). Архивные документы свиде-
тельствуют однако, что в 20-х гг. А. И. Гучков неизменно был последо-
181
нательным сторонником генерала Врангеля, его постоянным конфиденци-
альным корреспондентом, пользовался безграничным доверием как один
из самых уважаемых политических экспертов. Переписка между ними,
хранящаяся в коллекции П. Н. Врангеля, насчитывает сотни архивных
листов. Упоминаемое письмо было отправлено А. И. Гучковым 7 февраля
1923 г. (АГИВ. Кор. 149. Д. 39. Л. 349-351). И. А. Ильин был профес-
сором, а некоторое время и деканом юридического факультета Русского
Научного Института более десяти лет — до июля 1934 г., когда был
удален из него за отказ преподавать в соответствии с партийной программой
национал-социалистов.
3
Профессор Всеволод Иванович Ясинский — председатель Организацион-
ного Комитета и будущий ректор Русского Научного Института.
АГИВ. Кор. 149. Д. 39. Л. 496-496. — Автограф Письма был получен
27 апреля 1923 г. и зарегистрирован входящим № 261. В левом верхнем
углу — резолюция рукою П. Н. Врангеля «СНИ [Сергею Николаевичу
Ильину, начальнику Политической Канцелярии Штаба Главнокомандую-
щего Русской Армией. — В. Б.]. Ответить, благодарить за брошюры и
высланное. Врангель»,
к
В черновых тетрадях И. А. Ильина 1923 г. содержатся наброски будущего
труда о монархии, который, однако, был впервые опубликован лишь в
1978 г. в Нью-Йорском журнале «Русское Возрождение» под редакцией,
с предисловием и приложением Н. П. Полторацкого. Книга «О сущности
правосознания» была издана в 1956 г. в Мюнхене, через два года после
смерти автора. См. также: Ильин И. А. Собр. соч.: в 10 т. / Сост. н
коммент. Лисицы Ю. Т. Т. 4 М., 1994. С. 149-576, 591, 596.
По всей видимости, И. А. Ильиным была выслана брошюра «Проблема
современного правосознания» (Берлин Издание Общества «PRESSE».
1923 г. 32 с.), представлявшая собой издание ею публичном речи на
открытии Русского Научного Института в Белграде 17 февраля 1923 г.
АГИВ. Кор. 149. Д. 39. Л. 497-498. Машинопись (2-й экз.).
<3
Там же. Кор. 150. Д. 40. Л. 149-149об. Машинопись (2-й экз.). — Такие
фотоальбомы были отправлены 45 лицам, причем 31, в том числе и
И. А. Ильину, — от имени Главнокомандующего. Среди них: Вдовству-
ющая Императрица Мария Федоровна, Великий Кпяэь Николай Никола-
евич: генерал: А. П. Кутепов, П. Н. Шатилов, Е. К. Миллер,
И. А. Хольмсен, Ф. Ф. Абрамов, Е. К. Климович, П. Н. Краснов,
А. С. Лукомский, П. С. Махров, Я. Д. Юзефович, А. А. фон Лампе,
адмирал М. А. Кедров, а также общественные деятели: В. И. Коковцев,
А. Ф. Трепов, Н. Е. Марков, Н. В. Савич, П. Б. Струве, А. И. Гучков,
Н. Н. Шебеко, В. И. Гурко, И. П. Алексинский, А. В. Карташев,
Ю. И. Лодыженский, С. Н. Третьяков, А. В. Тыркова-Вильямс (там же.
Л. 130). Тот факт, что И. А. Ильин, лишь год назад прибывший из России
и не занимавший никакого официального положения в эмигрантских
политических организациях, оказался в столь высоком окружении,
свидетельствует, что уже осенью 1923 г. он пользовался исключительным
уважением и вниманием генерала Врангеля.
182
о
АГИВ. Кор. 150. Д. 40. Л. 94-104. Машинопись (1-й экз ). — Некоторые
слова и фразы, которые П. Н. Врангель отчеркивал карандашом, в
настоящей публикации выделены жирным шрифтом. Данная записка
вместе с личным письмом А. А. фон Лампе была отправлена П. Н. Вран-
гелю 31 октября 1923 г., получена 27 ноября и зарегистрирована за
№ 568. В своем письме А. А. фон Лампе отмечал, что записка была ему
передана И. А. Ильиным «с просьбой передать Вам, если я признаю это
желательным». «К материалам, приведенным в его записке, стоит
внимательно присмотреться, — продолжал он — [...] Ознакомившись с
содержанием записки я не мог не обратить внимания на то, что она
подтверждает многое из того, что говорил мне не только Ильин, но что
я почерпал и из других источников» (Там же. Л. 91).
Ю Названные в записке военные деятели, без сомнения, достаточно хорошо
известны читателю. Напомним, тем не менее, что Лев Давидович Троцкий
(Бронштейн) (1879-1940), один из главных создателей и организаторов
Красной Армии, в данное время занимал должности народного комиссара
по военным и морским делам и председателя Реввоенсовета СССР. Генерал
от кавалерии Алексей Алексевич Брусилов (1853-1926) в Гражданской
войне участия не принимал. Слухи о том, что он тайно возглавляет (или
готов возглавить!) антибольшевистский заговор, широко ходили среди
русского офицерства еще с осени 1917 г. В мае 1920 г., во время
польско-советской войны, он согласился стать председателем Особого
совещания при Главнокомандующем всеми Вооруженными Силами
Республики, затем был главным военным инспектором коннозаводства,
а во время написания записки И. А. Ильина — инспектором кавалерии
РККА. Генерал от инфантерии Андрей Медардович Зайончковский
(1862-1926) находился на советской военной службе с 1918 г., в 1919 г.
был инспектором 13-й армии, с 1922 г. преподавал историю военного
искусства в Военной Академии РККА. Генерал-лейтенант Яков Алек-
сандрович Слащев (1886-1929) — без сомнения один из героев Белого
движении. Будучи уже после эвакуации Крыма уволенным приказом
П. Н. Врангеля от службы с лишением чинов, он попал под влияние
советской агентуры и 21 ноября 1921 г. вернулся в Россию. С июня
1922 г. преподавал в Высшей тактико-стрелковой школе командного
состава «Выстрел». Полковник Генерального штаба Сергей Сергеевич
Каменев (1881-1936) с апреля 1919 г. занимал должность Главнокоман-
дующего всеми Вооруженными Силами Республики, входил в состав
Реввоенсовета. Вахмистр Семен Михайлович Буденный (1883-1968),
прославившийся в гражданскую войну благодаря успехам командуемой
им 1-й Конной армии, с 1923 г. был помощником Главнокомандующего
всеми Вооруженными Силами Республики по кавалерии и членом
Реввоенсовета СССР.
11 Поручик лейб-гвардии Семеновского полка Михаил Николаевич Тухачев-
ский (1893-1937) находился на советской военной службе с апреля
1918 г., вступил в партию большевиков. В ходе гражданской войны он
был командующим 1-й, 8-й и 5-й армиями. Кавказским фронтом, а во
время советско-польской воины — Западным фронтом. В марте 1921 г.
183
он командовал войсками, подавлявшими Кронштадтское восстание, а в
алреле-мае 1921 г. — крестьянское восстание в Тамбовской губернии.
По возвращении в Москву был назначен начальником Военной Академии
РККА, а с января 1922 г. занимал должность командующею войсками
Западного фронта.
12
Генерал Врангель подчеркнул в тексте фамилию Владимира Львовича
Бурцева (1862-1942) отнюдь не случайно. Несмотря на свое революци-
онное прошлое и левую репутацию в общественных кругах, Бурцев
пользовался несомненным уважением Главнокомандующего за непреклон-
ный антибольшевизм и личную порядочность. Издаваемая им в Париже
газета «Общее дело» получала до середины 1922 г. субсидии иэ фондов
Армии. Всего в 1920-1922 гг. редакцией было получено 392 тыс.
французских франков (АГИВ. Кор. 149. Д. 38. Л. 522). Как свидетель-
ствуют архивные документы, сотрудничество П. Н. Врангеля с В. Л. Бур-
цевым особо активизировалось после провалов агентов генерала Кутепова
в Советской России. Взаимная переписка продолжалась вплоть до
последних недель жизни П. Н. Врангеля.
13
Отношения П. Н. Врангеля и Главного Командования Русской Армии с
Борисом Викторовичем Савинковым (1879-1925) всегда были достаточно
сложные и натянутые — прежде всего из-за высоких личных амбиций
последнего. Следует отметить, что о конспиративном уровне работы
савинковской эмигрантской организации у П. Н. Врангеля еще полтора
года назад имелась малопривлекательная информация от другого Ильи-
на — Сергея Николаевича, в то время начальника Политической
канцелярии Главнокомандующего. Вот что писал он в информационном
отчете от 16 марта 1922 г.: «[...] Савинков окружил себя неподходящими
людьми, не отвечающими задачам, взятым на себя, ни стоящими на
достаточной нравственной высоте, как того требовала обстановка. Если
его нельзя упрекнуть в нечестности, то самое ведение дел, дача поручений
приближенным заставляет желать много лучшего. Вся та огромная масса
людей, привлеченных им к организации, рисуется всеми чем-то беско-
нечно странным, полным авантюризма и несерьезности. Рядом с
почтенными именами фигурирует самостийник Гнилорыбов, начальником
военной организации является молодой человек, брат Савинкова, ничего
собой не представляющий» (АГИВ. Кор. 143. Д. 22).
14
Известные французские государственные деятели конца XVHI — начала
XIX в. Шарль Морис Талейран (1754-1838) и Поль Баррас (1753-1829)
отличались не только политической беспринципностью, но и корыстолю-
бием, приверженностью к богатой и роскошной жизни. Баррас, оказав-
шись в Конвенте, стал якобинцем, затем содействовал Термидорианскому
перевороту (1794), возглавил Директорию, а потом — поддержал пере-
ворот 18 брюмера (1799) и укрепление власти Наполеона Бонапарта.
Талейран, будучи министром иностранных дел Директории, активно
способствовал ее падению, сохранив тем самым свой пост вплоть до
1807 г. В 1814-1815 гг. он был министром иностранных дел в прави-
тельстве Людоника XV111 и одним иэ главных действующих лиц Венского
184
конгресса. Почти всегда дипломатическая деятельность Талейрана сопро-
вождалась личным обогащением, впрочем, как многие говорили, «князь
Талейран всегда продавал всех тех, кто его покупал».
15
Комиссаров Михаил Степанович (1879 г.р.) — генерал-майор. Окончил
Петровско-Полтавский кадетский корпус и Александровское военное
училище (1891), служил в артиллерии. В 1904 г. в чине штабс-ротмистра
был переведен в Отдельный корпус жандармов. Занимал должности
чиновника для особых поручений Департамента полиции. В 1905-1906 гг.
скандально прославился организацией печатания листовок, призывающих
к еврейским погромам. Правительство вынуждено было отвечать на
думский запрос о его провокационной деятельности. Позднее служил в
Санкт-Петербургском Охранном отделении, был начальником Иркутского,
Омского и Саратовского губернских жандармских управлений. С
1915 г. — начальник эвакуированного в Москву Варшавского губернского
жандармского управления, генерал для поручений при министре внут-
ренних дел А. Н. Хвостове, 1 января 1916 г. произведен в генерал-майо-
ры. Также в 1916 г. назначен Ростовским градоначальником, уволен в
начале 1917 г. После Февральской революции был арестован, находился
в заключении 8 месяцев, освобожден («по слухам») по настоянию
большевиков. Позднее проживал в Москве и Ростове, был членом
нескольких монархических организаций, в июне 1919 г. по распоряжению
Донского правительства выселен из Роётова. Весной 1920 г. выехал из
Новороссийска в Феодосию, а оттуда в Германию. Находясь в Мюнхене,
выдавал себя за представителя генерала Врангеля, присвоил полученные
от баварских промышленников 120 тыс. марок. С марта 1922 г.
находился на службе в Софийском отделении общественной безопасности,
активно вел работу по распылению контингентов Русской Армии в
Болгарии. Летом 1922 г. ездил в Вену за получением денег и инструкций.
Лично руководил фабрикацией подложных документов о «заговоре
генерала Врангеля против Болгарии», арестом полковника Самохвала,
высылкой генерала Шатилова, Кутепова, Вязмитинова и др. В феврале
1923 г. был арестован германскими властями в Берлине за проживание
по чужим документам, но по требованию советских дипломатических
представителей освобожден и «взят на поруки». Провел большую работу
по организации резидентуры ОГПУ в Берлине, выступая вместе с бывшим
жандармским полковником И. К. Бессоновым от имени мифического
Анонимного Монархического Центра в России, способствовал внедрению
агентов-провокаторов в окружение Великого Князя Кирилла Владимиро-
вича (Архив Гуверовского Института. Колл. А. А. фон Лампе. Кор. 7;
Архив Свято-Троицкого монастыря, Джорданвилль, США. Коллекция
РОВС. Кор. 3; см. также: Национальная правая прежде и теперь
историко-социологические очерки / Отв. ред. Р. Ш. Ганелин. Ч. 1.
Россия и Русское Зарубежье. СПб., 1992. С. 94-97).
Известные деятели кадетской партии Федор Федорович Кокошкин (1871-
1918) и Алексей Иванович Шингарев (1869-1918) 28 ноября 1917 г.,
когда их партия была объявлена «партией врагов народа», были
арестованы большевиками и доставлены в Петропавловскую крепость. 6
185
января 1918 г. переведены в Мариинскую тюремную больницу, где в
первую же ночь зверски убиты.
17
Матрос-анархист Анатолий Григорьевич Железняков (1895-1919) был
начальником караула Таврического дворца, где заседало Учредительное
собрание. Уже в первый день его работы, 5 (18) января 1918 г.,
большевики и их сторонники, составляющие немногим более трети от
всех депутатов, покинули зал заседаний, поскольку Учредительное
Собрание большинством голосов отказалось признать изданные Советской
властью декреты и даже поставить на обсуждение выдвинутую ВЦИКом
♦Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа». Продол-
жавшееся затем около 13 часов заседание оставшейся части Учредитель-
ного Собрания было грубо прервано матросом Железняковым, предло-
жившим народным избранникам освободить помещение.
18
Как это было позднее установлено следствием, деятельность М. С. Ко-
миссарова в Болгарии проходила совместно с многими другими лицами,
находившимися на службе у большевиков: Чайкиным, Щегловым,
Фириным, Озолем, Грузенбергом, Филько и др. Работа по распылению
контингентов Русской Армии, подрыву авторитета генерала Врангеля
отвечала также интересам крайне правого крыла русских эмигрантских
монархических организаций (АГИВ. Кор. 142. Д. 3.).
19
Генерал-фельдмаршал Эрих Людендорф (1865-1937), занимавший с
августа 1916 г. должность первого генерал-квартирмейстера Верховного
Командования Германской армии, принимал самое активное участие в
подготовке и реализации Брест-Литовского договора. Незадолго до конца
войны, 26 октября 1918 г., был уволен в отставку, выехал в Швецию.
Вернувшись в Германию весной 1919 г., он стал одним из лидеров крайне
правого крыла политических сил, выступая с резким осуждением
масонства, марксизма, иудаизма. Занимал должность казначея полити-
ко-экономического общества »Ауфбау», которое было создано в 1921 г.
и ставило задачу возрождения Германии путем восстановления монархии
в России и на Украине. Один из инициаторов неудавшегося Мюнхенского
путча 8 ноября 1923 г., не был осужден благодаря прошлым военным
заслугам. В 1924-1928 гг. — депутат Рейхстага от нацистском партии,
в 1925 г. выдвигался кандидатом в президенты Германии.
20
Иосиф Станиславович Уншлихт (1879-1938) с апреля 1921 г. был
заместителем Председателя ВЧК Ф. Э. Дзержинского, осенью 1923 г.
вошел в состав Реввоенсовета СССР в качестве начальника снабжения
РККА.
21
Речь идет о судебном процессе по делу Центрального Комитета и
отдельных членов партии социалистов-революционеров, состоявшемся в
Москве летом 1922 г. Анатолий Васильевич Луначарский (1875-1933) е
ноября 1917 г. занимал должность народного комиссара просвещения.
22
Известный историк Михаил Николаевич Покровский (1868-1932) в
начале 1918 г. был членом советской делегации на переговорах в
Брест-Литовске. С мая 1918 г. занимал должность заместителя народного
комиссара просвещения РСФСР, был ректором Коммунистической Ака-
186
демии, директором Института красной профессуры, возглавлял ряд других
большевистских научных организаций.
23
Известный французский политический деятель Жозеф Фуше (1759-1820)
несколько раз кардинально менял свою ориентацию. С 1791 г. он был
членом Якобинского клуба в Нанте. Избранный в 1792 г. в Конвент,
голосовал за смертную казнь Людовика XVI и Марии-Антуанетты, в
качестве комиссара Конвента прославился беспримерной жестокостью при
подавлении контрреволюции и проведении дехристианиэации. Исключен-
ный иэ Якобинского клуба, стал одним иэ организаторов и руководителей
Термидорианского переворота (27-28 июля 1794 г.). В период Директории
находился на дипломатической службе, а с августа 1799 г. был министром
полиции. Сохранил свою должность, оказав помощь Наполеону Бонапарту
во время переворота 18 брюмера (9-10 ноября 1799). Прославился
политическими интригами, провокациями, шантажом. В 1802 г. был
уволен Наполеоном в отставку, но восстановлен и 1804 г., в 1810 г.
вновь отстранен от должности за тайные переговоры с Англией. В 1814 г.
проявил себя сторонником Бурбонов, но во время «Ста дней» поддержал
Наполеона и вновь был назначен министром полиции. После вторичного
отречения Наполеона опять стал на сторону Бурбонов, назначен Людо-
виком XVIII министром полиции, но вскоре по требованию роялистов
снят с этого поста и направлен посланником в Дрезден (Саксония). В
1816 г. выехал в Триест и принял австрийское подданство в связи с
изданием закона об изгнании иэ Франции бывших членов Конвента,
голосовавших за казнь короля.
24
Лев Борисович Каменев (Розенфельд) (1883-1936) с 1922 г. занимал
должности заместителя Председателя Совнаркома и Совета Труда и
Обороны. Ко времени написания записки он, ввиду смертельной болезни
Ленина, фактически руководил работой большевистского правительства.
25
Павел Николаевич Милюков (1859-1943), проживая на чужбине,
находился на крайне левом крыле кадетской партии, придерживался
тезиса приноравливания эмиграции к «эволюции советской системы»,
блокировался по многим вопросам с эсерами и народными социалистами.
Попытки П. Н. Милюкова опереться на представителей эмигрантских
торгово-промышленных кругов особого успеха не имели. В ноябре 1923 г.
секретной информацией генерала П. Н. Шатилова П. Н. Врангелю сооб-
щалось, что несколько левых членов Лондонского Торгово-промышленного
Комитета во главе с М. В. Брайкевичем подняли вопрос о необходимости
совместной с большевиками работы по экономическому возрождению
России, что, как они считали, только ускорит неминуемую мирную
революцию советского строя и переход власти к «правым». «Я имею
определенные данные, — подчеркивал П. Н. Шатилов, — указывающие,
что с такими прогнозами большевики обращались и к некоторым другим
лицам эмиграции. По-видимому, большевики хотят поймать на эту удочку
новый тип сменовеховцев, не желающих рвать связи с эмиграцией, и
при их посредстве приобрести известное доверие в среде иностранных
политических и финансовых кругов для упрочения международного
187
положения и для получения так им нужных кредитов» (АГИВ. Кор. 144.
Д. 27. Л. 1066). К чести торгово-промышленников, предложение
М. В. Брайкевича принято не было.
Николай Николаевич Бухарин (1888-1938) в данное время был канди-
датом в члены Политбюро, редактором газеты «Правда». В своих научных
трудах он отстаивал эволюционный путь развития, а в одной из статей
заявил, что страна будет «многие десятки лет медленно врастать в
социализм» (Правда. 1923. 30 июня). Александр Александрович Богданов
(Малиновский) (1873-1928) был одним из идеологов и основателей
Пролеткульта, в данное время преподавал в Коммунистической Академии.
27
Как известно по различным источникам, Яков Станиславович Ганецкий
(Фюрстенберг) (1879-1937) играл ключевую роль в обеспечении получения
большевиками денег из Германии на революционную работу в России.
После захвата большевиками власти он занимал должности Управляющего
Народным Банком и члена Коллегии Народного Комиссариата финансов.
В 1918 г. принимал участие в мирных переговорах с Германией и
Финляндией. С 1920 г. находился на дипломатической службе, участвовал
в мирных переговорах с Латвией и Польшей, с 1921 г. был членом
Коллегии Наркомата иностранных дел РСФСР (затем — СССР). Георгий
Васильевич Чичерин (1872-1936) занимал должность наркома иностран-
ных дел с 30 мая 1918 г. Во время написания И. А. Ильиным данной
записки Я. С. Ганецкий был назначен членом Коллегии Наркомата
внешней торговли и Наркомата торговли СССР.
28
Карл Иосиф Вирт (1879-1956) вошел в историю, пожалуй, прежде всего
благодаря своей роли в развитии советско-германских отношений. Будучи
с марта 1920 г. министром финансов, а с мая 1921 г. — канцлером
Германии, он выступал за выполнение тнжелых репарационных условий
Версальского договора, считал, что сближение с Советской Россией может
способствовать укреплению экономики страны. Возглавлял делегации
Германии на Генуэзской конференции, явился инициатором подписания
16 апреля 1922 г. знаменитого Ралпальского советско-германского дого-
вора. В ноябре 1922 г. был вынужден выйти в отставку из-за обвального
падения марки. В 1929-1930 гг. — министр по делам оккупированных
областей Германии, после прихода Гитлера к власти эмигрировал.
Возвратившись на родину после Второй Мировой войны, выступал против
вооружения ФРГ и организации НАТО, был видным активистом
Всемирного Совета мира. В декабре 1955 г. удостоен Сталинской премии
«За укрепление мира и дружбы между народами».
29
Барон Адольф фон Мальцан (1877-1927) возглавлял Восточный отдел
министерства иностранных дел Германии, исполнял обязанности замес-
тителя министра. Он был сторонником заключения Раппальского договора
и дальнейшего развития отношении с Советской Россией.
30
Знаменитый американский промышленник Генри Форд (1863-1947) после
окончания Первой Мировой войны стал проявлять значительный интерес
к международным и, в частности европейским, делам, предпринимал
меры по поддержке сторонников «сильной власти». См также: прим. 34.
188
31
В ноябре 1922 г., после ухода Вирта в отставку, новый канцлер Куно
выступил за отказ от платежей и поставок, определенных Версальским
договором. Это привело к оккупации французскими и бельгийскими
войсками Рурской области в январе 1923 г. Тактика «пассивною
неповиновения», которой пыталось придерживаться германское прави-
тельство, привела не столько к перебоям в платежах и поставках, сколько
к еще большему падению экономики, массовым рабочим стачкам. Для
успокоения забастовщиков в Рурскую область с согласия французов были
введены германские войска, что вызвало, в свою очередь, всеобщую
забастовку и отставку канцлера Куно. Во время написания данной записки
«Рурский кризис» был еще далек от своего разрешения.
32
О связях зарубежных масонов с русскими эмигрантскими политическими
организациями в целях «консолидации русской революции» см.: Наза-
ров М. Миссия русской эмиграции. Ставрополь, 1992. С. 86-142; Бербе-
рова Н. Люди и ложи: русские масоны XX столетия. Нью-Йорк, 1986.
С. 65-104.
Герберт Гувер (1874-1964), будущий президент США, с 1920 по 1927 г.
был министром торговли в администрациях президентов Гардинга и
Кулиджа. Он возглавлял также «Американскую администрацию помощи»
(АРА — сокр. от American Relief Administration), созданную в 1919 г.
для оказания помощи пострадавшему от войны населению европейских
стран. С 1 октября 1921 по 1 июня 1923 г. около 300 сотрудников АРА
под руководством полковника У. Хаскела работали в 37 губерниях России
с помощью более 10 тыс. местных служащих. Столовыми АРА было
обслужено 1 млрд. 815 млн. посетителей, медикаментами и оборудова-
нием были оснащены около 14 тыс. госпиталей (см.: Русское Прошлое.
Кн. 4. СПб.,1993. С. 32).
В 1920-1921 гг. в издаваемой Генри Фордом еженедельной газете «The
Deaborn Independence» было опубликовано свыше двух десятков статей
о «мировом еврействе», его роли в истории, экономике и политике,
издано четыре брошюры на эту тематику. Издания выходили тиражом
в несколько сот тысяч экземпляров, широко распространялись по стране
(в том числе и через дилерскую сеть автомобильной компании),
посылались за границу. Все это не могло не вызвать бурных протестов
в Америке и поставить под угрозу процветающий бизнес Форда. В январе
он официально объявил в печати, что не только прекращает подобные
публикации, но и будет, опираясь на опыт и знания евреев, создавать
новую мировую финансовую систему. В это время Генри Форд вновь
серьезно подумывал о политической карьере — он даже отказался от
выставления своей кандидатуры на выборах в Сенат, чтобы полностью
сконцентрироваться на борьбе за президентство, однако, в конце концов,
отказался от этой идеи (Подробнее см.: Nevins A., Hill F. Е. Ford: Expansion
and Challenge, 1915-1933. NY., 1957. P. 300-323). Имеются сведения,
что сотрудники Форда продолжали в течение нескольких последующих
лет собирать документальный материал о «мироном еврействе», в
189
частности — о роли евреев в революционных событиях в России (Архив
Гуверовского института. Коллекция Г. Г. Шинкаренко. Переписка).
35
Иосиф Владимирович Гессен (1866-1943) — известный адвокат, публи-
цист, издатель, член кадетской партии с 1905 г., депутат II Государст-
венной Думы. В эмиграции придерживался праволиберальных взглядов.
В ноябре 1920 г. стал одним из основателей и редакторов берлинской
газеты «Руль», а в 1921 г. — редактором многотомного документального
издания «Архив Русской революции».
36
Речь идет о крайне правых монархистах — сторонниках Николая
Евгеньевича Маркова (Маркова 2-го) (1866-1945), одного из лидеров
правых в III и IV Государственных Думах, а в данное время —
председателе Высшего Монархического Совета, который был избран в
июне 1921 г. в баварском городе Бад Рейхенгалле на «Съезде Хозяйст-
венного Восстановления России».
37
Лейтенант Александр Николаевич Павлов, позднее редактировал газету
«Единый фронт».
38
Весьма сходную характеристику Н. Е. Маркова и его окружения
П. Н. Врангель получил из письма А. И. Гучкова 27 октября 1923:
«Марковская группа видит в Вас и в Ваших политических единомыш-
ленниках своих наиболее опасных, а главное, очередных противников.
Не большевики, не эсеры, не социал-демократия и вообще демократия,
не милюковщина или керенщина, даже не мы, представители старых
либеральных течений, а именно Вы и Ваш ближайший круг являетесь
тем врагом, который в первую голову сейчас же должен быть раздавлен.
Психология этих людей мне давно известна, еще со старых времен, еще
со времен частью работы, частью борьбы, частью сотрудничества с ними
еще в старых российских условиях. Ее ни смягчить, ни сломить нельзя,
надо сломить самих носителей этой психологии» (АГИВ. Кор. 144. Д. 26.
Л. 991-992).
39
Николай Дмитриевич Тальберг — секретарь Высшего Монархического
Совета, известный публицист, постоянный автор «Двуглавого орла»,
написал также ряд трудов на историко-религиозные темы.
^0 Один из основателей кадетской партии и постоянный член ее Централь-
ного Комитета Максим Моисеевич Винавер (1863-1926) эмигрировал из
России в апреле 1919 г. после падения Крымского Краевого правитель-
ства, в коем он состоял министром внешних сношений. За границей,
как и Милюков, находился на леволиберальном фланге эмигрантского
политического спектра. В январе 1921 г. в Париже вместе с А. Ф. Ке-
ренским, Н. Д. Авксентьевым, В. М. Зензиновым, О. С. Минором и др.
сформировал представительство бывших членов Учредительного Собра-
ния — Временный Комитет для защиты русских интересов за границей.
Вошел также в состав Земско-Городского Комитета (Земгора), возглав-
лявшегося масонами, бывшими министрами Временного правительства
князем Г. Е. Львовым, А. И. Коноваловым и Н. Д. Авксентьевым. Как
давний масон и член Совета Всемирного Еврейского Союза, он обладал
большими политическими связями и финансовыми возможностями.
190
Основал еженедельник «Звено» и газету «Еврейская трибуна» (издавав-
шуюся на русском, английском и французском языках), оказывал
значительную материальную помощь милюковским «Последним новос-
тям». Масонство М. М. Винавера (и до 1917 г., и в эмиграции)
подтверждается различными источниками. Каких-либо заслуживающих
внимания сведений о принадлежности к масонству П. Н. Милюкова до
недавнего времени обнаружено не было. Новейший исследователь русского
масонства О. А. Платонов в одной из своих работ со ссылкой на
документы Особого Архива Российской Федерации (Ф. 1. Оп. 27.
Д. 12497. Л. 238; Д. 11843. Л. 27) утверждал, что «состоял в масонской
организации и П. Милюков, долгое время считавшийся немасоном» (см:
Платонов Олег. Почему не могло победить Белое движение? //
Литературная Россия. 1995. № 12. С. 4-5).
«Ассасин» — зд.: профессиональный убийца.
42
Примечательную характеристику личности и стремлений Б. В. Савинкова
дал в уже упоминавшемся выше информационном отчете от 16 марта
1923 г. С. Н. Ильин: «Патриотизм Савинкова определяется формулой,
что он видит будущность России, связанной с ним; без себя, без своего
участия — он России не понимает, и в этом надо искать метод его
действий, его стремления. Партизанская работа Савинкова провалилась,
и посланные им люди не возвращаются» (АГИВ. Кор. 143. Д. 22. Л. 12).
По данным Н. Н. Берберовой, Б. В. Савинков в 1922 г. вступил в
восстановленную в эмиграции ложу «Астрея» — одну из самых обширных
и престижных дореволюционных масонских лож (Берберова Н. Люди и
ложи. С. 66, 153). Не исключено, что получаемая им поддержка
правительственных кругов сразу нескольких европейских стран вызвана
была и масонскими связями.
Леонид Борисович Красин (1870-1926) с конца 1880-х гг. участвовал в
социал-демократическом движении. В 1900 г. он окончил Харковский
технологический институт и работал помощником директора строитель-
ства электростанции в Баку. На П съезде РСДРП был в числе
большевиков, активно участвовал и революции 1905-1907 гг. В 1908 г.
отошел от партийной работы. В начале 1918 г. участвовал в Брест-Ли-
товских переговорах, в августе 1918 г. явился одним из авторов
дополнительного соглашения с Германией, подписанного в Берлине. В
значительной степени благодаря Л. Б. Красину было подготовлено под-
писание советско-английского договора, он был назначен полпредом и
Лондоне. Затем занимал должность народного комиссара внешней
торговли, участвовал в Генуэзской и Гаагской конференциях. На XII
съезде РКП(б) (1923 г.) подвергся критике за «правооппортунистические
предложения в области внешней и внутренней политики». В конце 1924 г.
был назначен полпредом в Париж, а в 1926 г. — снова в Лондон.
Источники об участии видных большевиков в масонских организациях
немногочисленны, не относятся к дореволюционному периоду и ограни-
чены именами Скворцова-Степанова и С. П. Середы (1871-1933) (См.:
Николаевский Б. И. Русское масонство и революция. М., 1990. С. 69,
191
71, 112; Берберова Н. Люди и ложи: русские масоны XX столетия.
Нью-Йорк, 1986. С. 61, 154, 203).
44
Даниил Самойлович Пасманик (Даниэль Гдальяху) (1869-1930) принад-
лежал к числу еврейских общественных деятелей, пользовавшихся
наибольшим уважением и известностью в русских национальных кругах,
включая и Главное Командование Русской Армии. Он окончил Полтав-
скую гимназию (1887), медицинский факультет Цюрихского университета
(1892), работал врачом в Болгарии, преподавал на медицинском факуль-
тете Женевского университета. С 1900 г. примкнул к сионистскому
движению, стал одним из виднейших его публицистов и теоретиков. В
конце 1905 г. вернулся в Россию, вел борьбу за гражданские права
евреев, одним из первых разработал теорию движения «Поалей Цион».
В 1906-1917 гг. член ЦК сионистской организации России. В начале
Великой войны прибыл из Женевы в Россию и поступил в армию, служил
в полевых госпиталях, в начале 1917 г. помещен на лечение в Ялтинский
лазарет. Вступил в кадетскую партию после Февральской революции. В
1917-1919 гг. был редактором газеты «Таврический голос», выступал в
защиту генерала Л. Г. Корнилова и Белого движения. В 1918 г. избран
председателем Союза еврейских общин Крыма, входил в состав Крымского
Краевого правительства. В апреле 1919 г. выехал во Францию, в
1920-19221 г. вместе с В. Л. Бурцевым редактировал газету «Обш^е
дело», сотрудничал в различных печатных изданиях. В 1923 г. в
парижском издательстве Франко-русской печати им была издана книга
♦Русская революция и еврейство (Большевизм и иудаизм)», в 1926 г. —
воспоминания «Революционные годы в Крыму».
45
Бикерман Иосиф Менасиевич (1860-1942) — известный публицист,
журналист, автор мемуаров, опубликованных в парижском журнале
«Возрождение» (1951. № 18-19; 1964. № 153-154).
46
Ландау Григорий Адольфович (1877-1941) — журналист, сотрудник и
постоянный автор берлинской правокадетской газеты «Руль». Окончил
юридический факультет Санкт-Петербургского университета (1902), за-
нимался общественной и педагогической деятельностью, член Союза
Освобождения (1904). К февральской и Октябрьской революциям отнесся
отрицательно, никакого участия в работе государственных учреждений
и политических организаций «новой власти» не принимал. В августе
1920 г. вместе с женой бежал на парусной лодке из Стрельны в Келомяги
(Финляндия). С ноября 1920 г. работал в «Руле», после смерти
В. Д. Набокова стал одним из двух постоянных авторов передовиц этой
газеты. По оценке П. Б. Струве — «один из самых интересных и
оригинальных публицистов зарубежья». Весной 1938 г. выехал из
Берлина в Ригу. Арестован советскими властями 14 июня 1941 г., умер
15 ноября 1941 г. в Усольлаге.
47
Имеется в виду В. С. Мандель, журналист и публицист.
48 Петр Бернгардович Струве (1870-1944) был начальником Управления
иностранных сношений врангелевского правительства в Крыму. После
эвакуации Русской Армии он возобновил в Софии издание журнала
192
«Русская мысль». Ко времени написания записки И. Л. Ильиным
П. Б. Струве работал профессором Русского Юридического факультета в
Праге, куда была перенесена и редакция «Русской мысли». Об отношениях
И. А. Ильина и П. П. Струве см.: Полторацкий Н. П. Иван Александ-
рович Ильин. Жизнь, труды, мировоззрение: Сб. статей. Tenaflay, NJ.
С. 117-156.
49
Д. С. Пасманик был одним из членов созданного в 1921 г. в Париже
праволиберального Русского Национального Комитета, в котором неодно-
кратно выступал в защиту монархического строя и освобожденной от
большевиков России. Так, на заседании 25 мая 1923 г. он заявил: «Теперь
в России речи нет о каком-либо либерализме. Нужна диктатура. Пора
прекратить игру в жмурки. Говоря о возглавлении Великого Князя
Николая Николаевича, мы, конечно, говорим о монархическом образе
правления» (АТИВ. Кор. 143 Д. 23. Л. 123). В конце 1923 г. Д. С. Пас-
маннк, И. М. Бикерман и ряд других общественных деятелей создали
Отечественное объединение русских евреев за границей. В начале 1924 г.
это Объединение выпустило в берлинском издательстве «Основа» сборник
«Россия и евреи», в который вошли статьи Д. С. Пасманика, И. М. Би-
кермана, Г. А. Ландау, В. С. Манделя, И. О. Левина и Д. О. Линского.
Авторы безоговорочно поддерживали активную борьбу против большеви-
ков за возрождение России. Как утверждал в своей статье Д. С. Пасма-
ник, «[...] в самой России — еврейство сильно правеет и готово
примириться даже с режимом Николая 11, лишь бы освободиться от
тирании Ленина и Троцкого. Еще и еще раз подчеркиваю: антитеза
широких еврейских масс гласит не «большевизм — монархия», а
«большевизм — погромы», не 1923-1917, а 1923-1919» (с. 227). В 1992 г.
все статьи этого примечательного сборника были перепечатаны саратов-
ским журналом «Волга» (№ № 3-6). 25 марта 1924 г. генерал П. Н. Ша-
тилов сообщал из Парижа П. Н. Врангелю о резкой перемене отношения
к Великому Князю Николаю Николаевичу со стороны членов Националь-
ною Комитета Д. С. Пасманика в Г. И. Слиозберга, которые незадолго
до этого активно и, казалось бы, безоговорочно поддерживали его. Как
отмечал П. Н. Шатилов, многие думают, что «причина в том, что
Великий Князь и Сталь [его личный секретарь — В. К.] уклонились от
приема раввина из Америки, который хотел беседовать по еврейскому
вопросу. [...] Разница в заявлениях евреев и Национальном Комитете
настолько ощутительна, что представляется совершенно вероятным, что
они получили соответствующие указания свыше»(АГИВ. Кор. 144. Д. 27.
Л. 1366).
51
Как отмечала Н. Н. Берберова, советник российского посольства в
Париже Л. Д. Кандауров уже в 1916 г., предвидя скорый конец войны,
приступил к созданию русской масонской ложи. Созданное им «Общест-
во», а затем — «Временный Комитет Российскою Масонства», стали
своего рода эмигрантским организационным центром, располагавшимся
к тому же в посольском здании благодаря содействию масона В. А. Мак-
лакова, назначенного Временным правительственным послом в Париж
осенью 1917 г. Сам Л. М. Кандауров являлся связующим звеном между
193
русскими масонами и ложами во Франции, Англии, Дании, Швеции,
Италии. По его инициативе 14 января 1922 г. возобновила свою
деятельность ложа «Астрея», а затем и целый ряд других лож Великого
Востока Франции. В соответствии с масонскими правилами, «публично
не спорили о политике, русским было внушено, что преувеличивать
ужасы, происходящие на их родине, просто нетактично» (Берберова Н.
Люди и ложи. С. 65-67).
52
Речь идет о правительстве, которое бывший президент Франции Раймон
Пуанкаре (1860-1934) возглавлял с января 1922 по май 1924 г. Будучи
премьер-министром, он придерживался крайне жесткого давления на
Германию в репарационном вопросе, был сторонником укрепления
отношений с Польшей и странами «Малой Антанты».
53 АГИВ. Кор. 150. Д. 40. Л. 105-105 об. Машинопись (2-й экз.).
54
Генерального Штаба генерал-майор Алексей Александрович фон Лампе
(1885-1967), один из ближайших и доверенных сотрудников П. Н. Вран-
геля, обладал большим опытом разведывательной и воеино-дипломати-
ческой работы. С 5 апреля 1918 г. он состоял в подпольном Харьковском
центре Добровольческой Армии, затем был помощником начальника
секретно-осведомительной организации «Азбука», в мае 1919 г. добро-
вольно перешел на фронт и был старшим адъютантом, начальником
оперативного отделения и исполняющим должность генерал-квартирмейс-
тера Кавказской армии, командуемой генералом Врангелем. В июне —
августе 1919 г. исполнял обязанности военного представителя в Германии,
с сентября 1919 г. — старший адъютант Штаба Командующего войсками,
затем был командирован генералом Шиллингом в Константинополь для
связи с союзным командованием. В августе 1920 г. назначен военным
представителем в Берлин, а затем — исполняющим должность военного
агента в Копенгагене. В феврале 1921 г. назначен военным представителем
в Венгрию, в апреле 1922 г. переведен в Берлин с объединением
должности с представительством в Будапеште. Произведен в генерал-
майоры в 1923 г. См. также: Русское Прошлое: Историко-документальный
альманах. Кн. 5. СПб., 1994. С. 143.
55
Речь идет о докладе И. А. Ильина «Государственный смысл белой
армии», сделанный в Берлине 19 ноября 1923 г. на вечере, посвященном
шестилетней годовщине основания Добровольческой армии. Вечер был
организован местным национальным студенческим объединением при
негласной материальной поддержке со стороны Л. А. фон Лампе. Кроме
И. А. Ильина, выступало еще два докладчика: С. С. Ольденбург («Добро-
вольческая армия и Европа») и Н. Д. Тальберг («Трагедия русского
офицерства»). Зал был украшен национальными флагами, портретами
генералов Деникина, Врангеля, адмирала Колчака. «Наибольшее впечат-
ление на многочисленных слушателей (зал был совершенно перепол-
нен), — писал фон Лампе Н. Н. Чебышеву 29 ноября 1923 г., —
произвел доклад профессора И. А. Ильина, впервые со времени своей
высылки из Советской России выступившего с подобной темой. При сем
прилагаю текст его доклада, который, как мне кажется, можно было бы
194
использовать в интересах Армии» (АГИВ. Кор. 150. Д. 40. Л. 206-229).
Журнальный вариант доклада был позднее опубликован в «Русской
мысли» (1923/1924. Кн. 9-12. С. 230-245).
56
АГИВ. Кор. 150. Д. 40. Л. 198. Автограф. Даты не поставлено.
57
Русские в Галлиполи: Сб. статей, посвященных пребыванию 1-го
армейского корпуса Русской Армии в Галлиполи. Белград. 1923. 490 с.
Книга эта с личной надписью Главнокомандующего была разослала осенью
1923 г. 130 лицам, в том числе 82 военным чинам, 6 — гражданским,
40 общественным деятелям, а также митрополиту Антонию и епископу
Вениамину (Там же. Л. 180-184).
58 АГИВ. Кор. 150. Д. 40. Л. 389. Машинопись (2-и экз.).
EQ
Книга была выслана И. А. Ильину в числе 65 военных чинов и
гражданских лиц (Там же. Л. 382).
60 АГИВ. Кор. 150. Д. 40. Л. 467-469 об. Автограф.
61
Речь идет о Манифесте 31 августа 1924 г., в котором Великий Князь
Кирилл Владимирович провозглашал себя «Российским императором».
62 «
«Общественное мнение — сила невидимая, таинственная, перед которой
ничто не может устоять; нет ничего более переменчивого, более туманного
и более мощного; но и при всей своей капризности общественное мнение
оказывается правым, разумным и справедливым гораздо чаще, чем
принято думать» [пер. с франц. — В. Б.].
63
«Вот как получилось, что при Реставрации, которую столь плохо провели
в жизнь, дело дошло до того, что цареубийцы приобрели популярность,
то есть именно те люди, которых еще совсем незадолго до этого большая
часть нации отвергла» [пер. с франц. — В. Б.].
64
Речь идет о событиях августа 1917 г., известных как «Корниловский
мятеж», «Корниловское выступление» или «корниловщина». Несмотря
на крайне противоречивую трактовку этих событий в мемуаристике и
историографии, трудно сомневаться, что неискушенному в интриганстве
генералу Лавру Георгиевичу Корнилову (1870-1918), занимавшему с 19
июля 1917 г. должность Верховного Главнокомандующего, довелось
оказаться лишь «крайним» в борьбе политиков за власть и влияние на
российское общество. Б. В. Савинков занимал в то время должности
Управляющего Военным министерством и товарища военного министра
А. Ф. Керенского, который был и министром-председателем Временного
правительства — то есть являлся по своему положению ближайшим
сотрудником как главы правительства, так и Верховного Главнокоман-
дующего. Не удивительно, что в ходе августовских событий он, являясь
своего рода посредником между правительством и Ставкой, последова-
тельно стремился укрепить свое собственное положение независимо от
результата этого противоборства. Именно Савинков был инициатором так
называемой «Записки Корнилова» — энергичной программы действий по
укреплению армии и милитаризации тыла, именно он обсуждал с
Корниловым будущие перемены в правительстве, а затем, назначенный
военным губернатором Петрограда и исполняющим обязанности коман-
дующего столичным военным округом (с сохранением прежних должное-
195
тей1), выпустил 29 августа обращение к населению, в котором говорилось,
«что генерал Корнилов поднял мятеж против Временного правительства
и революции и стал в ряды их врагов». Оказавшись после этого ненужным
Керенскому, назначившему военным министром Верховского и морским
министром Вердеревского, он подал в отставку со всех постов и стал
публично заявлять, что был согласен с Корниловым и разошелся с ним
лишь в средствах борьбы. 9 октября 1917 г. исключен из партии эсеров
за отказ Центральному Комитету дать объяснение по корниловскому
делу.
65
«... большевистского кузена» — имеется в виду идейно-политическая
близость большевиков и эсеров.
8® Известный публицист и социолог Федор Августович Степун (1884-1968)
был, как и А. И. Ильин, выдворен Советской властью за границу в
сентябре 1922 г. Позднее он опубликовал свои воспоминания о Б. В. Са-
винкове в парижском журнале «Возрождение» (1950. № 9. С. 95-101).
8^ Штабс-капитан Максимилиан Максимилианович Филоненко (1886-1950)
был членом эсеровской партии, весной 1917 г. стал комиссаром 8-й
армии, командуемой генералом Л. Г. Корниловым, а после его назначения
Верховным Главнокомандующим — комиссаром Ставки. В августе
1917 г. — помощник генерал-губернатора Петрограда по военной части,
отстранен после «Корниловского выступления». С конца 1917 г. нахо-
дился в Архангельске, с 1919 г. — за границей. В 1938 г. выступал
защитником на судебном процессе в Париже по делу Н. В. Плевицкой,
обвиняемой в работе на советскую разведку и причастности к похищению
генерала Е. К. Миллера.
8® В 1924 г. агентам-провокаторам ОГПУ из так называемой организации
«либеральных демократов» удалось заманить Б. В. Савинкова в СССР.
Ему было предоставлено письмо-приглашение за подписями Троцкого и
Каменева, в котором предлагался сценарий развития событии: возвраще-
ние, добровольная сдача властям, полное раскаяние на публичном суде,
вынесение смертного приговора, замена его 10-летним тюремным заклю-
чением, последующая амнистия и, наконец, занятие высокой должности
в правительственном аппарате. Фактически это письмо, инспирированное
чекистами, отражало мнение большинства членов Политбюро, а не только
столь очевидных политических оппонентов, как Троцкий и Каменев
(Сталин в данном случае оказался в меньшинстве). Все документы по
проведению суда над Савинковым были подготовлены еще до перехода
им границы. 20 августа 1924 г. Савинков был арестован в Минске,
перенезен н Москву и через неделю предан закрытому суду. Покаянное
заявление Савинкова было напечатано в большинстве советских и многих
эмигрантских газетах. 29 августа 1924 г. Военный трибунал Верховного
Суда СССР приговорил его к высшей мере наказания, одновременно
ходатайствуя перед Президиумом ЦИК СССР о смягчении приговора. В
результате Б. В. Савинков был осужден на 10 лет тюремного заключения
(без права на амнистию) и во время написания И. А. Ильиным
комментируемого письма содержался в тюрьме на Лубянке. 7 мая 1925 г.,
196
по официальной советской версии, он покончил самоубийством, выбро-
сившись из окна (см.: Spence Richard В. Boris Savinkov: Renegade on the
Left. New York, 1991. P. 317-372).
69
Философов Дмитрий Владимирович (1872-1940) — публицист, историк
культуры и литературы, бывший помощник редактора журнала «Мир
искусства». В 1921 г. в Варшаве вступил в савинковский Народный Союз
Защиты Родины и Свободы, с 1921 по 1932 г. — редактор газеты «За
свободу», основанной Б. В. Савинковым в Варшаве в 1920 г. под
названием «Свобода». Публиковался также в «Руле», «Русской мысли»,
«На чужой стороне» и др. изданиях.
7® АГИВ. Кор. 150. Д. 40. Л. 470-470 об. Машинопись (2-й экз.).
71
Это утверждение подтверждается материалами Коллекции П. Н. Вран-
геля Архива Гуверовского института, в которых содержатся некоторые
письма Б. В. Савинкова и сопровождающие их материалы (АГИВ.
Кор. 149-151).
72 АГИВ. Кор. 150. Д. 40. Л. 489. Автограф.
73
5 мая 1923 г. в обстановке интриг и провокаций как справа, так и слева
генерал П. Н. Врангель объявил о своем подчинении Великому Князю
Николаю Николаевичу как Верховному Главнокомандующему. 16 декабря
1923 г. он заявил о передаче в ведение Великого Князя всей политической
работы, ограничив свои функции заботой о повседневной жизни русского
зарубежного воинства. Тем не менее, Великий Князь не торопился делать
официального заявления о возглавлении им антибольшевистской борьбы.
Интриги продолжались, велась антиврангелевская агитация в воинских
союзах и группах. Стремясь прежде всего сохранить армию и приспособить
ее к новым условиям, генерал П. Н. Врангель вынужден был пойти на
решительные действия. 1 сентября 1924 г. он издал приказ о создании
Русского Общевоинского союза. В то же время, днем раньше, Великий
Князь Кирилл Владимирович издал манифест о провозглашении себя
«Российским Императором». Пожалуй, это последнее событие сыграло
решающую роль в определении позиции Великого Князя Николая
Николаевича. 4 ноября 1924 г. он пригласил генерала Врангеля для
конфиденциальных переговоров. 13 ноября П. Н. Врангель прибыл в
Париж и сразу же отправился в Шуаньи. 16 ноября Великий Князь
подписал «Заявление» (не подлежащее опубликованию в печати) о
принятии на себя руководства как Армией, так и всеми военными
организациями. Из Франции генерал Врангель выехал в Берлин, где
находился с 11 до 17 декабря 1924 г.
74
Речь идет о литературном сборнике «Галлиполи» под редакцией В. X. Да-
ватца и Н. 3. Рыбинского.
76
АГИВ. Кор. 150. Д. 40. Л. 490. Машинопись (2-й экз.).
7& 17 декабря 1924 г. русскими эмигрантскими организациями Берлина
был дан банкет в честь генерала Врангеля, на котором присутствовало
более 100 человек. В ответ на приветствие Главнокомандующий выступил
с речью, в тот же вечер он отбыл из Берлина (Новое Время. 1924. 28
декабря).
197
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
АГИВ. Кор. 150. Д. 41. Л. 162-166. Машинопись (2-й экз.). — Сводка
была отправлена Н. Н. Чебышеву А. А. фон Лампе из Берлина 21 мая
1925 г. Получена 5 июня и зарегистрирована за № 848. В прилагаемом
письме фон Лампе (подписавшийся своим обычным псевдонимом
«Л. Г. Семеновский») отмечал: «Я лично несколько иначе смотрю на
значение в Германии «кири л листов», но во всем объеме сводки считаю,
что взгляд ее автора правилен» (Там же. Л. 161).
Речь идет о сторонниках Великого Князя Кирилла Владимировича
(1876-1938), проживавшего в это время в Кобурге (Германия). Его
супруга, Великая Княгиня Виктория Федоровна, имела также титул
принцессы Кобургской.
Здесь и далее при упоминании о «Великом Князе» речь идет о Великом
Князе Николае Николаевиче (1856-1929).
Имеются в виду противоречия между странами двух враждебных
коалиций Первой Мировой войны — Четвертого Союза («центральные
державы») и Антанты («державы согласия»), сохранявшиеся в опреде-
ленной степени и после подписания мирных договоров.
Речь идет о провокациях в Берлине против председателя II отдела РОВС
генерала А. А. фон Лампе и С. Д. Боткина, возглавлявшего Организацию
по защите интересов русских беженцев в Германии. Провокации были
делом рук большевистских агентов и использованы местными властями.
Клеветнические статьи депутата рейхстага Кенкеля о том, что русское
военное представительство ведет, якобы, шпионаж в пользу Франции,
были опубликованы в Мариенверде и Галле. Причем, как писал Врангелю
фон Лампе 25 июня 1925 г., «к этому делу примазываются и «кирил-
листы», [...] из числа большевистских агентов, окружающих Кепкеля
есть и официально причисляющие себя к «верноподданным». Такое
смешение понятий, по местной обстановке, да думаю, что и по той,
которая царит у Вас, вполне понятно!» (АГИВ. Кор. 150. Д. 41. Л. 193).
Кириллисты — сторонники Великого Князя Кирилла Владимировича.
«В.М.С. » — Высший Монархический Союз под председательством
П. Е. Маркова не признавал Великого Князя Кирилла Владимировича
«Российским Императором» и поддерживал Великого Князя Николая
Николаевича как Вождя национальной России.
Туземные друзья — имеются в виду коренные жители стран, где
проживали русские эмигранты.
Довоенный сотрудник газеты «Новое время» Николай Снесарев в начале
1920-х гг. был близок к Великому Князю Кириллу Владимировичу и
весьма влиятельному в правых германских кругах генералу В. В. Бис-
купскому. Однако, разошедшись с ними, он опубликовал разоблачитель-
ную брошюру «Кирилл Первый, Император Кобурга».
Великий Князь Николай Николаевич постоянно пребывал во Франции.
АГИВ. Кор. 150. Д. 41. Л. 213 Машинопись (2-й экз.). '
Книга объемом в 225 страниц была издана издательством Общества
«PRESSE» в Берлине в 1925 г. Как конфиденциально сообщал
198
П. Н. Врангелю генерал А. А. фон Лампе, средства для этого получены
от состоявшего некоторое время в Высшем Монархическом Союзе барона
Б. Г. Кеппена, с которым И. А. Ильин поддерживал тогда близкие
отношения. Второе издание этой книги вышло через 50 лет в канадском
Лондоне (издательство «Заря»). «[...] Мыслью и любовью обращаюсь к
вам, белые воины, носители православного меча, добровольцы русского
государственного тягла! — Писал И. А. Ильин в открывавшем книгу
посвящении — В вас живет православная рыцарская традиция, вы
жизнью и смертью утвердились в древнем и правом духе служения, вы
соблюли знамена русского Христолюбивого Воинства. Вам посвящаю эти
страницы и вашим Вождям. Да будет ваш меч молитвою и молитва ваша
будет мечом!» (с. 5).
89 АГИВ. Кор. 150. Д. 41. Л. 260-260 об. Автограф.
90
Ежедневная газета «Возрождение, орган русской национальной мысли»
выходила в Париже с 3 июня 1925 по 4 июня 1940 г. В данное время
редактировалась П. Б. Струве при ближайшем участии К. И. Зайцева,
С. С. Ольденбурга и Л. И. Львова.
91
Речь идет о статье «Нечестивые споры», опубликованной в № 128 от 8
октября 1925 г. По-видимому, первоначальное название статьи было
именно «Нечестные споры», поскольку его И. А. Ильин употребил также
в своем письме к П. Б. Струве 28 сентября 1925 г., сопровождавшем
этот материал в редакцию «Возрождения» (см.: Переписка И. А. Ильина
и П. Б. Струве — 1925-1927 / Публ. Н. П. Полторацкого // Записки
Русской Академической группы в США. Т. XIX. Нью-Йорк, 1986. С. 320).
92
«Дни» — ежедневная газета под редакцией А. Ф. Керенского издавалась
с 1922 по 1933 г. в Берлине, а затем в Париже. Присланная
И. А. Ильиным статья «Установленный порядок» была опубликована 10
октября 1925 г. В ней делался вывод о тождественности политических
средств большевиков и «друзей г. Ильина»: «Какое дело страдающей
толще народа, что и большевики и монархисты обещают Царство Божие
на земле, если путь к этому царству нужно усеять тысячами трупов,
залить потоками крови и сдобрить пряностями острой клеветы?!... Да,
насилие и ложь — оружие нравственно слабейших. Но таков уж судьбой
установленный порядок: ложные пути жизни можно защищать только
лживыми устами. Сим — не победишь никогда!»
93
С.Х.С. — королевство Сербов, Хорватов и Словенцев.
94
Даватц Владимир Христианович (1883-1944) — известный публицист,
убежденный сторонник генерала Врангеля. С 1914 г. — доцент Харьков-
ского университета, затем — профессор Харьковских Высших женских
курсов. Во время гражданской войны — редактор харьковской газеты
«Новая Россия», гласный городской думы, член городской управы. В
конце 1919 г. в Ростове поступил вольноопределяющимся бронепоезда
«На Москву», за боевое отличие произведен в младшие фейерверкеры и
в подпоручики. В Крыму в 1920 г. сотрудничал в газетах «Юг России»,
«Таврический Голос» и др. После эвакуации находится в Галлиполи,
Болгарии и Сербии. Публиковался в различных изданиях, был редактором
199
белградского «Нового Времени» вплоть до его закрытия в 1930 г. Во
время Второй Мировой войны служил в Русском Корпусе в Югославии,
погиб в бою в ноябре 1944 г. Мысль о важности создания рыцарского
ордена участников Белого движения была впервые высказана еще в
апреле 1922 г. в издававшемся в Софии журнале «Корниловец». Вскоре
после выхода книги И. А. Ильина В. X. Даватц написал весьма поло-
жительную рецензию для софийской газеты «Русь», в которой вновь
поднял вопрос об ордене « [...] ученый-философ и корниловский офицер
пришли к одному и тому же выводу о необходимости не слепой, но
одухотворенной борьбы» (Русь. 1925. 16 августа).
95 АГИВ. Кор. 150. Д. 41. Л. 262-263. Машинопись (2-й экз.).
96 АГИВ. Кор. 150. Д. 41. Л. 322-322 об. Автограф.
97
Речь идет о статье «Большевики о вооруженной борьбе с ними»,
опубликованной в № 192 «Возрождения» (11 декабря 1925 г.). В ней
излагалось содержание публикации советской газеты «Коммунист» (15
ноября 1925 г. № 216), посвященной пятой годовщине занятия Крыма
Красной Армией. «Таким образом, большевики совершенио открыто
признают, что современное внутреннее состояние Европы, ее относитель-
ная безопасность от красного потока — результат той «белой» борьбы,
которая велась на русской почве. Ценное признание, которое необходимо
«занести в протокол истории»», — заключал автор.
98
Терсит — легендарный ахейский воин, который под Троей выступил в
Народном собрании с осуждением алчности и надменности Агамемнона.
В переносном смысле — дерзкий, неуживчивый человек.
99
Николай Николаевич Чебышев (1865-1937) до революции 1917 г. был
сенатором, действительным статским советником, в период гражданской
войны — членом Совета Государственного объединения России и Наци-
онального Центра, начальником Управления внутренних дел при Глав-
нокомандующем ВСЮР, сотрудником (а затем и редактором) газеты
«Великая Россия». В 1920-1921 гг. возглавлял бюро печати в Констан-
тинополе, редактировал газету «Зарницы». Затем в Берлине был одним
из руководителей конституционных монархистов, оказывал большую
помощь А. А. фон Лампе, постоянно выступал в поддержку Главного
Командования Русской Армии. В связи со смертью С. Н. Ильина 25
июля 1923 г. был вызван генералом П. Н. Врангелем в Сремскн
Карловцы и назначен начальником его гражданской канцелярии. Во
время написания комментируемого письма — сотрудник парижской
газеты «Возрождение». По данным Н. Н. Берберовой, некоторое время
был масоном Великой Ложи, но в эмиграции полностью от масонства
отошел (Берберова Н. Люди и ложи. С. 162, 237, 243).
Шебеко Николай Николаевич (1863-1953) — бывший член Государст-
венного Совета и российский посол в Вене. В данное время он возглавлял
в Париже Конституционно-монархический Союз и входил в состав
Русского Национального Комитета.
101 Шульгин Василий Витальевич (1878-1976) — в прошлом — известный
думский деятель, редактор газеты «Киевлянин»; во время Гражданской
200
102
103
104
105
106
107
108
109
110
111
112
войны — создатель и руководитель секретно-осведомительной органи-
зации «Азбука», основатель и первый редактор газеты «Россия»
(«Великая Россия»). Оказавшись на чужбине, пытался осмыслить опыт
борьбы с большевизмом и искать новые пути. Поддерживал нерегуляр-
ную переписку с П. Н. Врангелем. Во время написания комментируе-
мого письма нелегально находился в Советском Союзе, как выяснилось
позднее, его поездка была организована агентами-провокаторами ОГПУ.
Во время написания данного письма русские национальные организации
усиленно вели подготовку Зарубежного Съезда, который намечался на
весну 1926 г.
Об активном участии И. А. Ильина в берлинском организационном
комитете по выборам на Зарубежный Съезд см.: Переписка И. А. Ильи-
на и П. Б. Струве. С. 330-335.
«Вестник Главного Правления Общества Галлиполийцев» издавался в
Белграде в 1923-1926 гг.
Речь идет о позиции генерала Врангеля, чуждого всяким интригам,
которые велись вокруг Великого Князя Николая Николаевича, и
стремившегося прежде всего заботиться о зарубежном русском воинстве.
См. также: Ставя Родину выше лиц...: из архива генерала И. Г. Бар-
бовича / Вводная статья, подготовка текста и комментарий В. Г. Борт-
невского // Русское Прошлое. Кн. 5. 1994. С. 112-147.
АГИВ. Кор. 150. Д. 41. Л. 323-324. Машинопись (2-й экз.).
В данное время основная часть контингентов Русской Армии была
распределена по работам в различных странах, руководство воинскими
объединениями и союзами, входившими в РОВС, также осуществлялось
безвозмездно, в свободное от «основной работы» время.
Книга «Годы, очерки пятилетней борьбы» была издана в 1926 г. Русской
Типографией в Белграде. Книга «Русская армия на чужбине», изданная
там же в 1923 г., была написана В. X. Даватцем совместно с
И. И. Львовым.
В соответствии с распоряжением генерала Врангеля военные могли
участвовать в Русском Зарубежном съезде как частые лица, а не как
представители Армии, но только в том случае, если они не занимали
руководящих должностей в организациях, входящих в Русский Обще-
воинский союз. Генерал-майор А. А. фон Лампе возглавлял, как
известно, II отдел РОВС.
АГИВ. Кор. 151. Д. 42. Л. 229-230. Карандашный автограф. Подписано
псевдонимом «Белый».
На протяжении нескольких лет генерал П. Н. Врангель ие оставлял
идею издания газеты, которая бы в полной мере отражала позицию
Главного Командования Русской Армии и руководства Русского Обще-
воинского союза.
Ежедневная право кадетская газета «Русь» издавалась в ноябре 1920 —
октябре 1931 г. в Берлине под руководством И. В. Гессена, А. И. Ка-
минки и В. Д. Набокова. Последний был убит 28 марта 1922 г. во
201
время покушения на П. Н. Милюкова. Одним из главных авторов
передовых статей являлся Г. А. Ландау, двоюродный брат А. И. Ка-
минки. См. прим. 46.
113
Ежедневная газета «Новое Время» издавалась в 1921-1930 гг. М. А. Су-
вориным под редакцией В. X. Даватца. Газета расценивалась многими
как своего рода «неофициальный официоз» Главного Командования
Русской Армии. Средства на издание поступали, однако, не только из
армейской казны. В описываемое время остро стоял вопрос о дальнейшем
существовании газеты — не столько из-за отсутствия средств у
П. Н. Врангеля, сколько из-за напряженных отношений с местными
монархистами во главе с П. В. Скаржинским.
114
Эдуард Владимирович Фальц-Фейн, бывший депутат Государственной
думы, помещик Екатеринославской губернии. Как писал 3 мая 1925 г.
генерал А. А. фон Лампе П. Н. Врангелю, Э. В. Фальц-Фейн «некото-
рое время тяготел к украинству», затем стал поддерживать Великого
Князя Николая Николаевича, «никакого серьезного значения за ним
нет. Думаю, что сейчас он в периоде благоприятней для его использо-
вания в наших вопросах» (АГИВ. Кор. 152. Д. 49. Л. 14).
115
Мысль об издании периодических документальных сборников о Белом
движении («Белый Архив») была выдвинута А. А. фон Лампе еще в
1923 г. при поддержке со стороны князя А. П. Ливена, герцога
Г. Н. Лейхтенбергского и самого П. Н. Врангеля. На протяжении двух
лет А. А. фон Лампе безуспешно пытался найти необходимые средства.
20 декабря 1925 г. в письме к П. Н. Врангелю он вновь поднимал этот
вопрос, предполагая сделать редакцию своего рода историческим
обществом, центром собирания, хранения и использования документаль-
ных материалов. В ответном письме от 24 декабря П. Н. Врангель
соглашался стать председателем организационного комитета, предоста-
вить право пользования своим архивом и представить для напечатания
свои воспоминания, но на следующих условиях «1. Архив должен
называться Белым. Содержание должно соответствовать названию — не
быть ни Красным, ни Чорным [так в тексте. — В. Б.]. 2. Во главе
редакционной комиссии должно стоять лицо, пользующееся моим
доверием (А. А. Лампе)». 24 апреля 1926 г. Врангель сообщал фон
Лампе, что «дело с архивом благополучно завершено, выговорено
обеспечение Вас как редактора. Дело собирания осуществляет группа
из трех-четырех лиц под моим председательством, издание под редакцией
А. А. фон Лампе». Название было изменено на «Белое дело: летопись
Белой борьбы» в связи с тем, что в 1926 г. в Париже Музеем
современных событий было начато издание «Белого Архива» — сборника
материалов по истории и литературе войны, революции, большевизма,
белого движения и т. п. под редакцией Я. М. Лисовского. Первый том
«Белого Дела» вышел в берлинском издательстве «Медный всадник» на
средства Н. А. Белоголовцева, на второй деньги дал герцог Г. Н. Лейх-
тенбергский, на третий — Э. В. Фальц-Фейн. В качестве своеобразного
введения ко всему изданию в первом томе была опубликована
202
замечательная статья И. А. Ильина «Белая идея». Генерал Врангель
принимал постоянное участие в собирании материалов, отправлял
письма-приглашения некоторым предполагаемым авторам, давал свои
рекомендации по представляемым для публикации материалам. Всего
в 1926-1928 гг. вышло шесть книг «Белого Дела», последние две (с
записками П. Н. Врангеля) — изданы были уже после его смерти.
Редакция «Белого Дела» стала организационным центром II отдела
РОБС, возглавлявшегося также А. А. фон Лампе. Более того, в 1927 г.,
когда генералом Врангелем и наиболее доверенными ему лицами, в том
числе и И. А. Ильиным, велась работа по созданию секретной органи-
зации для активной антибольшевистской борьбы в Советской России (в
противовес «Кутеповской», продолжавшей работу несмотря на провалы
и громкие разоблачения), редакцию «Белого Дела» предполагалось
перевести в Париж, сделать ее «камуфляжем для конспиративного
центра» и совместить в лице А. А. фон Лампе роли редактора и
руководителя «работой внутри России». Предполагалось организовать
представительства редакции в Финляндии, Эстонии, Латвии и Румынии,
которые, на самом деле, должны были бы заниматься разведывательной
деятельностью и обеспечением одной или нескольких линий связи от
границы с одним из центров России», «обеспечением приобретения
огнестрельного оружия и по возможности взрывчатых ручных снарядов»
и т.п. (АГИВ. Кор. 152. Д. 49. Л. 134-137; Кор. 151. Д. 44. Л. 289-
290; и др.).
11 А
Борьба за армию // Возрождение. 1926. 30 июля. С. 2-3.
117
О воле и грозной любви // Возрождение. 1926. 6 августа. С. 2.
118
Речь идет о встрече И. А. Ильина с П. Н. Врангелем в начале июля
1926 г. в Зеопском замке (Баварские Альпы), резиденции герцога
Георгия Николаевича Лейхтенбергского, владельца издательства «Мед-
ный Всадник» и близкого им обоим человека.
119
На сделанной во время встречи фотографии кроме П. Н. Врангеля
запечатлены герцогиня Ольга Николаевна Лейхтенбергская, Наталия
Николаевна Ильина, Елена Георгиевна и Аркадий Константинович
Трибинские, а в неудавшемся «заднем ряду мужчин»: генерал А. А.
фон Лампе, Сергей Алексеевич Соколов-Кречетов (директор издательства
«Медный Всадник»), Николай Михайлович Котляревский и сам
И. А. Ильин, вышедший, пожалуй, наименее удачно. Копия этой
фотографии была любезно предоставлена публикатору А. Е. Климовым.
120
К этому времени П. Н. Врангелем был уже принципиально решен вопрос
о переезде его из Сремских Карловцев в Брюссель, где пребывала его
семья и откуда было удобнее поддерживать связь с Великим Князем
Николаем Николаевичем и с фактическим центром русской эмиграции,
переместившимся к этому времени в Париж. 31 октября 1927 г. в
Белграде состоялись торжественные проводы, а 2 ноября генерал
П. Н. Врангель выехал в Бельгию. Организационные функции Штаба
Главнокомандующего Русской Армии были переданы им в Управление
Начальника 1 отдела РОВС, располагавшемся в Париже.
203
121
122
123
124
125
126
127
128
129
130
131
132
133
Наталия Николаевна Ильина (урожденная Вокач) (1882-1963) — жена
И. А. Ильина. «Послал тебе письмо через И. А. Ильина, — напишет
генерал Врангель П. Н. Шатилову 8 июля 1927 г. — И он, и его жена
(весьма умная и имеющая на него исключительное влияние) —
исключительно преданные Армии и мне лично лица. Очень бы хотел,
чтобы ты с ними свиделся» (АГИВ. Кор. 153. Д. 44. Л. 252—253). В
1955 г. Н. П. Ильина опубликовала в Париже книгу «Изгнание
норманнов: очередная задача исторической науки» (186 с.).
АГИВ. Кор. 151. Д. 42. Л. 231. Машинопись (2-й зкз.).
Это же писал П. Н. Врангель генералу А. А. фон Лампе 6 сентября
1926 г. в ответ на сообщение последнего о том, что Э. В. Фальц-Фейн
может дать деньги на организацию военного представительства в Берлине
(АГИВ. Кор. 151. Д. 42. Л. 249-251).
АГИВ. Кор. 151. Д. 43. Л. 129-129 об. Автограф. Подписано псевдо-
нимом «Б.».
Речь идет о пятом томе «Очерков русской смуты» А. И. Деникина,
вышедших в 1926 г. в берлинском издательстве «Медный Всадник».
Книга «Дело Корнилова» (194 с.) была выпущена в 1918 г. московским
издательством «За друга».
Речь идет о книге генерала В. Н. фон Дрейера «Крестный путь во
имя Родины» (154 с.), изданной в 1921 г. в Берлине.
Руппрехт фон Виттельсбах (1869-1955) — старший сын короля
Баварии Людвига III, отрекшегося от престола в ноябре 1918 г. Во
время Первой Мировой войны — Главнокомандующий войсками бавар-
ской королевской армии. В начале 1920-х гг. рассматривался некото-
рыми правыми кругами как возможный кандидат на престол в случае
реставрации монархии в Германии.
АГИВ. Кор. 151. Д. 43. Л. 128. Автограф. Подписано псевдонимом
«Б.».
Барон Б. Г. Кеппен ранее состоял членом Русского Народно-Монархи-
ческого Союза, возглавляемого Е. А. Ефимовским. В июне 1924 г. он
вместе с Н. Е. Марковым, А. М. Масленниковым, князем А. А. Ши-
ринским-Шихматовым и бароном А. А. Крюденером-Струве был избран
в Высший Монархический Совет. В описываемое время в Совете уже
не состоял.
Речь идет о членах Высшего Монархического Союза (ВМС).
Речь идет, видимо, о выступлениях в поддержку позиции Епископа
Берлинского Тихона (Лященко) по вопросу о юрисдикции Русской
Церкви за границей. Сам Епископ Тихон был очень близок Высшему
Монархическому Совету, часто проводил время в доме барона Б. Г. Кеп-
пена.
Приглашение барона Б. Г. Кеппена было передано П. Н. Врангелю
через А. А. фон Лампе, которому, в свою очередь, его передал
С. А. Соколов-Кречетов. Эту идею также поддерживал герцог
Г. Н. Лейхтенбергский.
204
134 АГИВ. Кор. 151. Д. 43. Л. 130-131. Машинопись (2-й экз.).
135
Иного мнения по поводу возможности остановиться у барона Б. Г. Кеп-
пена придерживался А. А. фон Лампе. После отказа, вызванного в
значительной степени мнением И. А. Ильина, А. А. фон Лампе отпра-
вил П. Н. Врангелю пространное письмо от 3 марта 1927 г., обосновы-
вая свою точку зрения по данному вопросу. «Белый, — писал он, —
знает барона К.[еппена] лучше меня. Отношения между ними казались
мне всегда близкими и только в последнее время несколько испортив-
шимися. Почему испортились — не знаю, но хороши они были, так
как книга «Сопротивление злу» издана Бароном КДеппеном]. Барон
КДеппен] — слабый, упрямый и, по-видимому, безвольный человек. У
нас в армии его называли бы «шляпа». Он подчинился всецело Маркову,
который к тому же снабдил его своей отставной любовницей, которая
на К.[еппена] имеет влияние [...] Жена у барона КДеппена] —
двоюродная сестра Вашего наиболее сомнительного однополчанина
[генерал-майора В. В. Бискупского. — В. Б.]. У нее две сестры, — все
это живет вместе и, конечно, сплетничает. Все три, мягко выражаясь,
не умны (и очень). У жены непонятно уживается ненависть к Маркову
(за «снабжение» мужа) с преклонением перед Антонием (Белый — за
Евлогия). Ее сестры больны «кириллизмом» — видимо, по двоюродному
брату... Вот откуда все страхи Белого, о которых он мне говорил. Он
видит в этом возможность наблюдения, сплетен, доносов кто бывает и
т. д. — я же считал, что это все не весит и все три «неумные» дамы
будут смотреть на Вас, открыв рот, и постепенно, от одного нахождения
Вашего в их доме, перейдут от своих «убеждений» к «обожанию» Вас...
[...] А возможность поселиться была полная и, что главное — удобная»
При этом А. А. фон Лампе не только не старался переубедить
П. Н. Врангеля, но, напротив, категорически подчеркивал что, если
тот изменит свое решение, то «[...] такое решение сильно ударит по
Белому и ударит незаслуженно. Он все принимает много глубже и
острее, чем все мы. А при его исключительном отношении к Вам и к
нашему делу — мне кажется, что им следует дорожить — таких людей
очень мало, если они вообще существуют» (АГИВ. Кор. 151. Д. 43.
Л. 132-134).
133 Генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев (1857-1918) стоял
у истоков Белого движения, был основателем Добровольческой Армии.
Однако, по разным причинам, его личные отношения с Командующим
Армией генералом Л. Г. Корниловым, а затем со сменившим его
генералом А. И. Деникиным, были весьма натянутые и, порой, напря-
женные.
137
Генерал А. И. Деникин был почетным председателем Союза участников
Первого Кубанского (Ледяного) похода.
I33 АГИВ. Кор. 151. Д. 44. Л. 257-257 об Автограф. — Даты не
проставлено. Написано не ранее 11-го и не позднее 25 июля 1927 г.
Подписано псевдонимом «Белый». Незадолго до написания этого письма
И. А. Ильин встречался с П. Н. Врангелем в Брюсселе и обсуждал по
205
поручению А. А. фон Лампе многие вопросы организации антибольше-
вистской борьбы. «Завтра Ильин уезжает к Вам с докладом», — сообщал
А. А. фон Лампе П. Н. Врангелю 1 июля 1927 г. (АГИВ. Кор. 151.
Д. 43. Л. 237).
139
Упрямый брюнет — генерал от инфантерии Александр Павлович
Кутепов (1882-1930).
140
Генерал А. П. Кутепов в марте 1923 г. вместе с генералом П. Н. Ша-
тиловым был послан Врангелем к Великому Князю Николаю Никола-
евичу для переговоров относительно совместных действий по объедине-
нию русских национальных сил и организации антибольшевистской
борьбы. В то время лояльность Кутепова не вызывала у Врангеля
сомнений, хотя дружбы и особой близости между ними не было. После
решения Врангеля 16 декабря 1923 г. о передаче всей политической (в
том числе и разведывательной) работы в ведение Великого Князя встал
вопрос о том, кто такую работу будет вести. В январе 1924 г. по просьбе
Великого Князя для предполагаемого возглавления секретной работы
генерал Кутепов вновь прибыл в Шуаньи. Он привез с собой памятную
записку Врангеля о «значении “белого” движения», «значении “белой”
Армии в прошлом и настоящем», «значении “белой” Армии в будущем».
«Я откровенно высказал ему мои опасения, — писал Врангель Шатилову
18 января 1924 г. — что те, кто работают против меня, попытаются
использовать его имя для своей работы, и он помимо своей воли может
оказаться завлеченным в некрасивую интригу, которая повредит прежде
всего, конечно, ему самому. Оя заверял меня, что сам это вполне
учитывает, однако все же опасаюсь, что его оплетут. Среднего ума,
большого самомнения, к тому же исключительно поддающийся лести,
он легко может стать жертвой опытных интриганов. Весьма желательно
было бы, чтобы верные друзья армии его бы со своей стороны
предостерегли» (АГИВ. Кор. 144. Д. 47. Л. 1197). Опасения генерала
Врангеля полностью оправдались... Генерал Кутепов быстро попал под
влияние интриганов великокняжеского окружения. Формально он был
освобожден от обязанностей Помощника Главнокомандующего 21 марта
1924 г. в связи с «командированием в распоряжение Великого Князя
Николая Николаевича». Генерал-лейтенант И. А. Хольмсен, военный
представитель Врангеля в Париже, откуда ранее Штабом Главнокоман-
дующего велась «секретная работа» на Россию, передал Кутепову всю
-необходимую документацию вместе со своим ближайшим помощником
по этой сфере деятельности генерал-майором Н. А. Монкевицем...
Отношения между генералами Врангелем и Кутеповым ко времени
написания комментируемого письма были почти враждебными. Пра-
вильнее сказать, что не было практически никаких отношений.
А. П. Кутепов не только продолжал свою секретную работу в России
вопреки катастрофическим неудачам и скандальным разоблачениям, но
также многими встречами и выступлениями объективно подрывал
авторитет генерала Врангеля среди русского воинства. Обширный
материал по данному вопросу имеется в архивном коллекции генерала
Врангеля (АГИВ. Кор. 144, 149-151).
206
Генерал от кавалерии Петр Николаевич Шатилов (1881-1963),
ближайший соратник и личный друг Врангеля, секретным распоряже-
нием от 18 мая 1927 г. был назначен начальником частей и групп
Русской Армии во Франции с подчинением ему всех воинских союзов.
И. А. Ильин предполагал опубликовать открытое разоблачительное
письмо генералу Кутепову, однако П. Н. Шатилов, А. А. Чебышев и
А. И. Гучков были категорически против этого из тактических сообра-
жений.
♦ Я думаю, — писал Шатилов Врангелю 11 июля 1927 г., — что
теперь это совершенно несвоевременно. Дело в том, что по полученным
сегодня мною данным, состояние здоровья ВДеликого] К.[нязя] внушает
серьезные опасения. Следовательно, возможна ликвидация его работы
в ближайшее время. При таких условиях работа АДлександра] ПавДло-
вича] и других лиц окружения заканчивается сама собой. Выступление
же Ильина, только что прибывшего от Тебя, которое мДожет] бДыть]
и привело бы к отходу АДлександра] ПавДловича], послужило бы только
на вред Тебе, т. к. этому выступлению постарались бы придать
определенный характер твоей интриги». «[...] твои сообщения о
собеседовании И. А. Ильина с И. И. Чебышевым, А. И. Гучковым и
тобою меня встревожили, — отвечал Врангель Шатилову, — [...]
разуверившись в возможности работы самого Великого Князя, совер-
шенно расходясь во взглядах с Его ближайшими помощниками, я
считаю своим долгом сам изыскивать возможность отдать свои силы и
разум работе на пользу Родины. Если бы такие реальные возможности
открылись, я немедленно ими воспользуюсь, но воспользуюсь открыто,
поставив в этом в известность прежде всего самого Великого Князя и
притом, насколько возможно, не нанося удара Его авторитету. Всякий
иной образ действии я отвергаю. [...] Работу А. П. Кутепова я считаю
для общего дела вредной. Ожидать того, чтобы эта работа прекратилась
с исчезновением Великого Князя, глубоко ошибочно. [...] Если убежде-
ния мои и твои, его старых соратников, не могли заставить его сойти
с гибельного пути, то, быть может, это удастся представителям
“общественности”, с которыми он всегда пытался заигрывать» (АГИВ.
Кор. 151. Д. 44. Л. 272 об, 274-275).
142
Престарелый дипломат дредиотикуса — кого имеет в виду
И. А. Ильин, установить не удалось.
143
Островитянин... — Евгений Васильевич Саблин, бывший советник
посольства, а с 1919 г. — глава российского дипломатического пред-
ставительства в Лондоне. После дипломатического признания Англией
большевиков его служебный аппарат выполнял функции представитель-
ства интересов русских эмигрантов. Е. В. Саблин вел регулярную
переписку с П. И. Врангелем.
144
В письме к Шатилову от 13 июля 1927 г. генерал Врангель отмечал,
что «при отсутствии планомерной работы Великого Князя и при
невозможности для меня в настоящее время такую работу вести,
приходится предоставить ее частному почину на местах». В Германии
207
это должен был делать И. А. Ильин, а в Англии — Е. В. Саблин.
Врангель просил А. И. Гучкова организовать их встречу. «При этом я
определенно подчеркнул, — продолжал Врангель, — что в настоящее
время я никакой политической работы вести не могу. Но что в интересах
пользы общего дела желательно согласование работы, уже по частному
почину на местах ведущейся» (АГИВ. Кор. 151. Д. 44. Л. 276).
14** ...моего приятеля — кого имеет в виду И. А. Ильин, точно установить
не удалось. Возможно имеется в виду человек, проходящий в секретной
переписке П. Н. Врангеля и А. А. фон Лампе под именем «Феттер».
146
Речь идет о положении в редакции газеты «Возрождение» и ослаблении
позиций главного редактора П. Б. Струве.
147
Речь идет о статьях В. В. Шульгина в связи с разоблачениями
«Треста» — созданной в 1923 г. ОГПУ псевдомонархической организа-
ции с целью поставить под контроль вооруженную борьбу русских
эмигрантов против большевиков. В «деятельность» «Треста» был
обманным путем вовлечен и сам генерал Кутепов, руководивший по
поручению Великого Князя Николая Николаевича всей «секретной
работой в России». Нелегальная поездка В. В. Шульгина в Россию в
конце 1925 — начале 1926 г. была также подготовлена и осуществлена
«Трестом» для поднятия своего авторитета в эмигрантских кругах. Как
выяснилось после разоблачения «Треста», сотрудниками ОГПУ в своих
интересах редактировалась и написанная В. В. Шульгиным по его
благополучном возвращении книга «Три столицы».
148 речь идет об организации И. А. Ильиным своего собственного издания
и об обещании П. Н. Врангеля передать туда подготовленный им
материал.
149
Речь идет о жене генерала Врангеля, баронессе Ольге Михайловне
Врангель (урожденной Иваненко) (1882-1968), и его теще — Наталии
Михайловне Иваненко.
Книга «Солнце Мертвых» (172 с.) вышла в свет в 1926 г. и парижском
издательстве «Возрождение». Блестящий писатель Иван Сергеевич
Шмелев (1875-1950) печатался во многих эмигрантских изданиях,
вскоре он станет и активным сотрудником редактируемого И. А. Ильи-
ным журнала «Русский Колокол».
151
АГИВ. Кор. 151. Д. 44. Л. 258. Автограф. Подписано псевдонимом
«Белый».
152
Котляревский Николай Михайлович (1890-1966) — статский советник.
Окончил Одесскую гимназию и Императорский Новороссийский универ-
ситет, служил но Министерству юстиции. Во время Великой войны —
уполномоченный Красного Креста, награжден Георгиевской медалью.
Во время гражданской войны был арестован петлюровцами и больше-
виками. С апреля 1920 г. и вплоть до кончины Врангеля состоял его
личным секретарем. Умер в Брюсселе 5 июня 1966 г.
153
Предположительно, речь идет о графе Апраксине, издававшем в 1920 г.
в Крыму газету «Ялтинский вестннк».
208
15^ АГИВ. Кор. 151. Д. 44. Л. 259. Машинопись (2-й экз.).
I55 См. прим. 141. Н. Н. Чебышев писал П. Н. Врангелю 21 июля 1927 г.:
«По вопросу К.[утепова] солидарен с П.Н.[иколаеви]чем [Шатиловым. —
В. Б.]. Не время теперь, надо ждать... Пока он был под чарами треста,
надо было вопить. А какой смысл делать это теперь? Шульгину, как
автору, надо предупредить читателей, что в книге есть ложь, подска-
занная врагом. Но зачем хватать за горло К.[утепова]? Побудить
прекратить работу ие удастся» (АГИВ. Кор. 151. Д. 44. Л. 255 об.).
19 июля 1927 г. генерал Врангель после долгих и мучительных
размышлений отправил письмо П. Н. Шатилову, в котором писал, что
«если генерал Кутепов искренно готов искать дружественного сотруд-
ничества, то я согласен в пределах всех своих возможностей ему помочь
и готов всей силой своего авторитета его поддержать», но на следующих
условиях: Кутепов берет к себе помощником лицо, пользующееся полным
доверием Врангеля; работа перестраивается «сызнова» с отказом от всех
старых связей; непосредственное руководство работой передается «част-
ной конспиративной группе, внешне с генералом Кутеповым и самим
Великим Князем не связанной». Врангель переслал Шатилову и свое
письмо на имя Кутепова от того же числа, которое следовало передать
в случае его согласия на выдвинутые условия. Однако ни согласия
генерала Кутепова, нн даже намека на некоторое сближение позиций
не последовало. «... А.[лександр] П.(авлович] в дни провала «Треста»
опасался моего осуждения его деятельности, — писал по этому поводу
Врангель Шатилову 29 июля 1927 г., — и дабы отстранить его и
обратился ко мне за моральной поддержкой. Теперь он чувствует себя
крепче... [...] Я же, зная А.(лександра) П.[авловича], не сомневаюсь,
что он всегда будет жертвой более умных, чем он, прохвостов, которые
будут курить ему ладаном. Как ты пишешь, «вопрос выяснен» и к нему
не стоит возвращаться» (АГИВ. Кор. 151. Д. 44. Л. 295-298, 313).
15? АГИВ. Кор. 151. Д. 44. Л. 311-ЗИоб. Автограф. Подписано псевдони-
мом «Б.»
158 Лукаш Иван Созонтович (1892-1940) — известный публицист, писа-
тель, исторический романист. Публиковался в различных эмигрантских
изданиях. По данным И. И. Берберовой, входил в ложу «Астреи»
(Берберова И. И. Люди и ложи. С. 137).
15® «Атаман Кречет» — под таким псевдонимом часто публиковались в
газете «Возрождение» материалы о «Братстве Русской Правды». Они
принадлежали перу Сергея Алексеевича Соколова (1879-1936), бывшего
владельца московского издательства «Гриф», известного в эмиграции
публициста, выступавшего еще до войны под псевдонимом «Сергей
Кречетов». Он также был директором берлинского издательства «Медный
Всадник», владельцем коего являлся герцог Г. Н. Лейхтенбергский,
также один из основателей «Братства Русской Правды». Согласно
Н. Н. Берберовой, С. А. Соколов в молодости был мартинистом, а в
1922 г. вступил в ложу «Астрея». До переезда в 1924 г. в Берлин он
был Оратором этой ложи, полностью «радиирован» в конце 1920-х гг.
(Берберова Н. Н. Люди и ложи. С. 84, 98, 155).
209
160
Петр Андреевич Бобринский (ум. 1962) к данному времени был масоном
33-й степени, Великим Мастером ложи «Любомудры», входил в состав
лож «Астрея», «Северная Звезда», а позднее — ряда других (Берберова
Н. Н. Люди и ложи. С. 70, 84, 89, 91, 98, 114, 171, 175).
161
Семен Яковлевич Левин фигурирует в списке Н. Н. Берберовой без
указания ложи, но со ссылкой на Парижский масонский архив;
отмечается также, что он погиб во время Второй Мировой войны
(Берберова Н. Н. Люди и ложи. С. 94, 98, 136).
^-®2 известнь]й ученый Питирим Александрович Сорокин (1889-1968) с
1905 г. был членом партии эсеров, арестовывался за революционную
деятельность в 1906 и 1913 гг. В 1914 г. окончил юридический
факультет Санкт-Петербургского университета, во время Первой Миро-
вой войны — преподаватель и приват-доцент Университета и Психо-
неврологического института. В 1917 г. сотрудничал в редакциях газет
«Дело народа» и «Воля России», избран в Исполнительный Комитет
Всероссийского Совета крестьянских депутатов, с июля — секретарь по
вопросам науки министра-председателя А. Ф. Керенского, избран чле-
ном Предпарламента и Учредительного Собрания. В 1918 г. сотрудничал
в редактируемой П. Б. Струве московской газете «Возрождение», входил
в Союз Возрождения России. Дважды арестовывался большевиками, в
сентябре 1918 г. был приговорен к смертной казни, в декабре —
освобожден. В 1919-1922 гг. — профессор Петроградского университета
и Социологического института. 23 сентября 1922 г. выслан большеви-
ками за границу. В 1922-1923 гг. — редактор журнала «Крестьянская
Россия». С 1924 г. преподавал в США, во время написания комменти-
руемого письма был профессором социологии Университета Миннесоты.
Имя П. А. Сорокина имеется в масонском списке Н. Н. Берберовой без
указания ложи, но со ссылкой на переписку А. Ф. Керенского (Бербе-
рова Н. Н. Люди и ложи. С. 155-156).
163 „ л ,
Данными о масонстве Фалъковского мы не располагаем; «рдо» —
леволиберальиое Республиканско-Демократическое Объединение, создан-
ное в июле 1923 г. в Париже под руководством П. Н. Милюкова и
объединившее многих левых кадетов, правых эсеров, энесов, украинских
социалистов, демократически настроенных представителей казачьих
организаций. Аппаратом Объединения являлся Исполнительный Коми-
тет организации «Крестьянская Россия», возглавляемый Н. В. Чайков-
ским, возникли отделения в Берлине, Праге, Лондоне, издавалась газета
«Свободная Россия». Работу в России предполагалось осуществлять
силами Исполнительного Бюро в Праге во главе с В. А. Евреиновым.
Осенью 1923 г. в этом направлении деятельности Объединения произо-
шел крупный провал — разоблачен чекистский агент-провокатор Ван-
дершкруф (АГИВ. Кор. 150. Д. 40. Л. 172-173).
164
Юлий Федорович Семенов (1873-1942) в июне 1921 г. был одним из
инициаторов съезда Национального объединения в Париже, стал
генеральным секретарем созданного на съезде Русского Национального
Комитета. В апреле 1926 г. выступал с докладом на Зарубежном съезде
210
в Париже, председателем коего являлся П. Б. Струве. Был непосредст-
венным помощником П. Б. Струве в редакции «Возрождения», а после
его ухода из газеты 17 августа 1927 г. стал ее редактором. Согласно
Н. Н. Берберовой, Ю. Ф. Семенов с 1922 г. был масоном ложи
«Астрея», с 1924 г. — ложи «Золотое Руно», а позднее — ложи
«Юпитер» (Берберова Н. Н. Люди и ложи. С. 154).
165
Известный кадет, один из лидеров Национального Центра времен
гражданской войны, Михаил Михайлович Федоров (1858-1949), нахо-
дясь в эмиграции, был одним из основателей Русского Национального
Комитета в Париже. В данное время он возглавлял также Центральный
Комитет по обеспечению высшего образования русского юношества за
границей. М. М. Федоров занесен в список Н. Н. Берберовой как «масон
до 1917» (по данным архивов В. А. Маклакова и Д. Бебутова), однако
каких-либо сведений о его эмигрантском масонстве ею не сообщается
(Берберова Н. Н. Люди и ложи. С. 38, 42, 57, 60, 99, 160, 223).
Карташев Антон Владимирович (1875-1960) — известный религиозный
и политический деятель. Окончил Санкт-Петербургскую Духовную
академию, в 1906-1917 гг. — профессор Высших женских (Бестужев-
ских) курсов, с 1909 г. — председатель Религиозно-философского
общества. В 1917 г. вступил в члены кадетской партии и вошел в ее
Центральный Комитет. С 24 июля 1917 г. — обер-прокурор Синода (с
8 августа — министр вероисповеданий). Арестован большевиками 25
октября 1917 г., освобожден в начале 1918 г. Во время гражданской
войны — один из организаторов Национального Центра, с января
1919 г. — председатель Русского Комитета в Финляндии (с мая
1919 г. — Политического совещания), оказывавшего помощь войскам
генерала Н. Н. Юденича. С 1920 г. — в эмиграции. В 1921 г. был
одним из инициаторов созыва в Париже съезда Национального объеди-
нения, избран председателем Русского Национального Комитета. Много
публиковался в различных печатных изданиях, с 1925 г. в качестве
профессора преподавал в Православном Богословском Институте в
Париже. Вел регулярную политическую переписку с П. Н. Врангелем.
Н. Н. Берберова определенно считает, что А. В. Карташев масоном не
был, тогда как по свидетельству А. Я. Гальперина А. В. Карташев до
революции даже входил в масонский Верховный Совет народов России
(Берберова Н. Н. Люди и ложи. С. 140; Николаевский Б. И. Русские
масоны и революция. С. 71).
Н. Н. Чебышев, не прекративший сотрудничества с «Возрождением»,
написал также подробное письмо генералу Врангелю с объяснением
своей позиции (АГИВ. Кор. 151. Д. 44. Л. 289).
Гукасов Абрам Осипович (1872-1969) — председатель Правления Цент-
рального Объединения, образованного после Русского Зарубежного
съезда, владелец газеты «Возрождение».
169
Уход П. Б. Струве из «Возрождения» явился завершением его долгого
конфликта с А. О. Гукасовым. Еще в ноябре 1936 г. П. Б. Струве был
вынужден передать Ю. Ф. Семенову часть функций главного редактора
211
газеты. В августе 1927 г. Гукасов объявил о намерении назначить
Семенова главным редактором с сохранением за Струве статуса
«почетного сотрудника» с правом писать передовые статьи, не подвер-
гаемые редакционной правке. В результате отказа Струве было сделано
оскорбительное предложение о выдаче ему жалования за три месяца
вперед при условии воздержания от публичной критики «Возрождения».
18 августа 1927 г. Струве официально заявил, что перестает быть
редактором и сотрудником этого издания. После раскола в редакции
сотрудничество с «Возрождением» прекратило более тридцати постоян-
ных авторов, в том числе и И. А. Ильин, В. В. Шульгин, С. С. Оль-
денбург и другие. Уже через 9 дней в Париже вышла в свет новая
газета под редакцией П. Б. Струве — «Россия: орган национальной
мысли и борьбы».
170
Генерал Врангель, расходившийся в то время со П. Б. Струве по многим
вопросам, не исключал возможности использовать раскол в «Возрожде-
нии», чтобы ввести в газету своих людей. Так, он настойчиво предлагал
П. Н. Шатилову войти в состав редакции. Н. Н. Чебышев, еще ранее
просивший у Врангеля содействия для его связи с А. О. Гукасовым,
не вызывал в этой связи энтузиазма у Главнокомандующего. «Я
отказал, — писал Врангель Шатилову 23 августа 1927 г , — главным
образом потому, что при всех своих качествах Н. Н.[Чебышев], при его
исключительной лени и боязни для себя всяких осложнений и
беспокойства, в случае каких-либо трений оказался бы не только
бесполезным, но и вредным» (АГИВ. Кор. 151. Д. 44. Л. 391).
171
Речь идет о секретных переговорах о финансовой помощи для
организации по ведению эффективной работы в России в противовес
все еще продолжавшейся «деятельности» генерала А. П. Кутепова и
его людей. Доверенными лицами П. Н. Врангеля в этих переговорах
выступали А. А. фон Лампе и И. А. Ильин.
172
Речь идет об участии И. А. Ильина (с согласия П. Н. Врангеля) в
подготовке к публикации В. Л. Бурцевым разоблачительных материалов
о деятельности агентов ОГПУ в русской эмиграции и провалах
«Кутеповской организации».
173
Речь идет об ежедневной газете «Слово», издававшейся в Риге
акционерным обществом «Саламандра» в 1925-1929 гг. В № 611 от 2
сентября 1927 г. была опубликована информация из Москвы «Арест
террористов в Петербурге», в которой излагалось официальное заявление
ОГПУ СССР за подписью В. Р. Менжинского об арестах членов
нескольких террористических групп при переходе финской и латвийской
границы (В. А. Самойлова, Н. П. Строева, А. И. Адеркаса, А. Б. Бал-
мачова и А. А. Сельского), а также уничтожении С. В. Соловьева и
Шарина в результате вооруженного столкновения близ Петрозаводска.
Их действия связывались с «парижским центром русских монархистов,
сторонников великого князя Николая Николаевича», «монархическими
организациями в Гельсинфорсе» и «латвийской контрразведкой».
АГИВ. Кор. 151. Д. 44. Л. 313-314. Машинопись (2-й экз.).
212
175
Речь идет все о том же конфликте в «Возрождении», завершившимся
уходом П. Б. Струве. Н. Н. Чебышев, бывший начальник канцелярии
П. Н. Врангеля, продолжал оставаться сотрудником редакции.
I”6 АГИВ. Кор. 151. Д. 44. Л. 405. Автограф. Даты не проставлено,
подписано псевдонимом «Белый».
177
Ушедший из «Возрождения» И. А. Ильин основал свое собственное
издание — «Русский Колокол»: журнал волевой идеи. Журнал этот
просуществовал до 1930 г., всего было издано девять номеров. Подробнее
см.: Полторацкий П. П. Иван Александрович Ильин. Жизнь, труды,
мировоззрение: Сб. статей. N.J. С. 137-140.
178
В передовой статье первого номера «Русского Колокола» И. А. Ильин
писал: «...Первое, в чем нуждается Россия, есть религиозная и
патриотическая национальная и государственная идея. [...] Это идея
великодержавной России, воздвигнутой на основах подлинно христиан-
ской, волевой и благородной государственности. Это есть идея: Богу
служащей и потому священной родины» (Цит. по: Полторацкий П. П.
Иван Александрович Ильин. С. 35). В этом же номере И. А. Ильиным
были опубликованы «Девизы белого движения», подчеркивающие его
патриотическую, государственную и религиозно-нравственную стороны,
а также статьи «О священном», «Наша государственная задача», «О
политической работе», «Как хранить тайну (Правила и советы)»
(последние две под псевдонимом «Старый политик»), а также две статьи
в соавторстве с А. И. Бунге: «Русская территория (1914-1927)» и
«Население России (1897-1914-1927)».
179
Палеолог Сергей Николаевич (1877-1933) — потомственный дворянин
Харьковской губернии. Окончил Екатеринбургскую гимназию и Мос-
ковский университет по юридическому факультету (1900). Служил в
Министерстве Внутренних Дел, в 1907-1914 гг. — начальник отделения
личного состава чинов министерства, с 1914 г. — вице-директор
департамента общих дел, с декабря 1915 г. — член Совета министров.
Выполнял ряд ответственных поручении во время Великой воины.
Уволен со службы после Февральской революции. С августа 1919 г. —
член Совета Начальника Управления внутренних дел при Главнокоман-
дующем Вооруженными Силами на Юге России, в начале 1920 г.
исполнял обязанности помощника и начальника Управления. С апреля
1920 г. проживал в Югославии. С июня 1920 г. — председатель
Белградской беженской колонии, с июля — общебеженский представить.
С 19 августа 1920 г. — Правительственный Уполномоченный по делам
русских беженцев, с сентября — член Державной Комиссии Королевства
Сербов, Хорватов и Словенцев, сосредоточившей все руководство
беженским делом. Последовательно и активно поддерживал Русскую
Армию и генерала Врангеля, участвовал в Карловацком Церковном
Соборе (ноябрь-декабрь 1921 г.) и Русском Зарубежном съезде (апрель
1926 г.). Во второй половине 1920-х гг. возглавлял «Фонд спасения
Родины» и сборы в казну Великого Князя Николая Николаевича. С 1
мая 1930 г. вошел в «Братство Русской Правды», основал Русскую
213
Освободительную Казну в память Царя-Мученика Николая II. Автор
многих публикаций в газете «Новое Время», а также книги «Около
власти: Очерки пережитого» (Белград, 1930).
180
В своем письме к И. С. Шмелеву от 14 октября 1927 г. И. А. Ильин
писал: «Струве взял Р.К. («Русский Колокол» — В. Б.] как дубинку,
и слегка побил ею недобитых евразийцев. Вышло непредметно,
неискренно; отписка. Но я боялся еще худшего (Цит. по: Полторацкий
Н. П. Иван Александрович Ильин. С. 140).
181 В газете «Возрождение» была вскоре опубликована статья И. С. Шме-
лева в поддержку «Русского Колокола».
182 Речь идет о поступавшей из Советского Союза информации об арестах
и судебных процессах над «белогвардейскими террористами» и о
нежелании редакции «Возрождения» и «России» ставить вопрос о
причинах провала боевой работы, которая возглавлялась генералом
А. П. Кутеповым по поручению Великого Князя Николая Николаевича.
8 октября 1927 г. вышел в свет № 41 (126) парижского журнала
«Иллюстрированная Россия», значительную часть его составил разобла-
чительный материал В. Л. Бурцева, в подготовке которого принимали
негласное участие И. А. Ильин и А. И. Гучков. От Бурцева сразу же
отмежевалась редакция «Борьбы за Россию», в котором он состоял,
заявив, что не несет никакой ответственности за данную публикацию.
П. Б. Струве отмечал в своей газете «Россия», что «отрицательные
легенды могут быть так же вредны, как и положительные», выступал
против «легковерного приятия легкомысленных разоблачений». «Необ-
ходимо строго учитывать ошибки. Не следует, однако, падать духом», —
рассуждал Н. Н. Чебышев в «Возрождении». «Наши активисты не
понимают того, что дело не в том, кто и для чего конспирирует», —
резонно подчеркивалось в передовой статье «Последних новостей»
(Россия. 1927. 15 окт., Возрождение. 1927. 20 окт., Последние новости.
1927. 20 окт.).
183 АГИВ. Кор.151. Д. 44. Л. 406. Автограф.
18^ Выдающийся русский государственный деятель Александр Витальевич
Кривошеин (1857-1921) в апреле 1920 г. принял предложение
П. Н. Врангеля, прибыл из Константинополя в Крым и был назначен
помощником Главнокомандующего по гражданской части, то есть
фактически главою правительства, в ноябре 1920 г. с Крымской
эвакуацией прибыл в Константинополь. Умер в Берлине 28 октября
1921 г. «С личностью Александра Васильевича у меня навсегда
соединены самые лучшие воспоминания, отмеченные глубочайшей
признательностью, — писал П. Н. Врангель 2 ноября 1921 г.
Е. Г. Кривошеиной. — Когда на последнем клочке русской земли в
Крыму решались судьбы Родины, из всех русских государственных
деятелей, находящихся за границей, только один Александр Васильевич
откликнулся на призыв помочь мне в устроении государственного
порядка в освобожденных местах» (АГИВ. Кор. 152. Д. 47. Л. 1).
I85 АГИВ. Кор. 151. Д. 44. Л. 542. Автограф. Подписано псевдонимом
«Белый».
214
186
Эта загадочная фраза касается секретных переговоров с представителями
финансовых и политических кругов Германии о поддержке генерала
Врангеля, которые по его поручению вели А. А. фон Лампе и
И. А. Ильин. В архивной коллекции П. Н. Врангеля сохранилась
данная им инструкция по ведению этих переговоров, датированная 15
февраля. В ней обосновывалась необходимость переориентации русской
ставки в Германии с «красной» на «белую», оказания материальной и
политической поддержки законспирированному Зарубежному русскому
центру (при полном, однако, исключении содействия иностранной
разведке со стороны этого центра) (АГИВ. Кор. 151. Д. 442. Л. 539-
541).
1R7
АГИВ. Кор. 151. Д. 44. Л. 543. Черновой автограф.
188 АГИВ. Кор. 151. Д. 44. Л. 544-545. Машинопись (2-й экз.).
189
В начале марта 1928 г. А. А. фон Лампе посетил генерала Врангеля в
Брюсселе вместе с важным посредником в переговорах, проходящим в
переписке как «Феттер». Генерал Врангель и его доверенные лица
предполагали заинтересовать собеседника имевшейся якобы реальной
возможностью получения ими помощи из Англии и сыграть тем самым
на обострившемся в то время англо-германском соперничестве за влияние
на русские антибольшевистские круги. Идентичная оценка результатов
брюссельских переговоров была дана генералом Врангелем в его письме
к П. Н. Шатилову от 5 марта 1928 г. (АГИВ. Кор. 151. Д. 44. Л. 710).
190
П. Н. Врангель закончил работу над «Записками» еще 30 декабря
1923 г. в Сремских Карловцах. На протяжении нескольких лет
безуспешно велись поиски издательства, которое было бы заинтересовано
в выходе книги на русском и иностранных языках, а также выплатило
бы приемлемый гонорар крайне стесненному материально автору. По
разным причинам переговоры с различными издательствами Европы и
Америки успеха не имели. В конце концов в феврале 1928 г.
П. Н. Врангелем было принято решение о передаче «Записок» для
публикации в «Белом Деле» без какого-либо гонорара. Во время приезда
А. А. фон Лампе в Брюссель рукопись «Записок» была сокращена
примерно на 1/8 за счет снятия значительной части полемики с
генералом Деникиным, поскольку таковая, по опасению Врангеля, могла
бы быть воспринята как его личный выпад на публикацию V тома
«Очерков русской смуты». См. также: Русское Прошлое. Кн. 5. 1994.
С. 139, 144, 191.
191 См. прим. 127.
192
Раковский Г. Н Конец белых: от Днепра до Босфора. Прага, 1921.
274 с.; Валентинов А. А. Крымская эпопея / Под ред. И. В. Гессена
// Архив русской революции. Т. 5. Берлин, 1923. С. 5-100; Оболенский
В. А. Крым при Врангеле / Под ред. С. П. Мельгунова // На чужой
стороне: историко-литературный сборник. № 9. Берлин, 1925. С. 5-56.
Русское прошлое. Кн. 6. СПб., 1996.
215
II. ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЕ СТАТЬИ
ПОДВИГ ЛЕНИНГРАДСКИХ БИБЛИОТЕКАРЕЙ
В славной летописи Великой Отечественной войны одну
из ярких страниц составляет героическая оборона нашего
города. Ни голод и холод, ни бомбежки и обстрелы не сломили
мужества и бесстрашия ленинградцев. Вопреки всем тяготам
и лишениям не прекращалась культурная жизнь города.
В осажденном Ленинграде необыкновенно высок был
интерес к литературе. Книга стала верным спутником
жителей города, укрепляла их стойкость, уверенность в
неминуемом разгроме фашистских захватчиков. Библиотеки
в условиях блокады вели постоянную работу с читателями.
Началась эта работа с первых дней войны. Уже 22 июня
1941 года в клубе имени Газа Кировского завода был
оборудован мобилизационный пункт. Сотрудники библиотеки
клуба развернули здесь книжные выставки, знакомили
будущих воинов со свежими газетами, журналами, брошю-
рами. Библиотекари завода «Красный треугольник» вели
беседы и читки на перроне, от которого уходили на фронт
воинские эшелоны. Библиотекой имени Н. А. Некрасова,
обслуживавшей агитпункт Московского вокзала, только за
июль было проведено свыше 200 читок произведений русских
и советских авторов. Постоянно снабжались литературой
пожарные команды, части МПВО, госпитали. На строитель-
ство оборонительных сооружений выезжали передвижки от
библиотек Металлического завода, «Красного треугольника»,
Балтийского завода.
Когда сомкнулось кольцо блокады, центр тяжести работы
библиотекарей переместился в укрытия и бомбоубежища.
Здесь проводились лекции, читки, беседы. В самое трудное
время многие библиотеки закрылись — не было освещения,
вышло из строя отопление, остановился городской транспорт.
К мукам голода прибавился холод. Но и при нескончаемых
216
обстрелах и бомбежках библиотекари не прекращали своего
благородного дела.
Сотрудники библиотек, несмотря на болезни, цингу и
дистрофию, ежедневно вели читки в госпиталях, убежищах,
штабах МПВО, занимались книгоношеством. Ряд библиотек
не прекратил работу даже в самые тяжелые дни. «Мы своей
библиотеки не закрывали, — вспоминала заведующая Биб-
лиотекой имени В. Г. Белинского Е. И. Миронова, — да и
как можно было ее закрыть, когда к нам приходили читатели,
которые стали дистрофиками, и так трогательно смотрели на
наши замерзшие лица и спрашивали: “Скажите, а Вы
библиотеку не закроете?”».
Библиотека имени Л. Н. Толстого имела около 70 пунктов
книговыдачи. Заведующая этой библиотекой А. И. Ростикова
стремилась, чтобы к услугам читателя всегда был кипяток,
топилась буржуйка. Работники Центральной городской биб-
лиотеки имени В. В. Маяковского в середине декабря пере-
несли выдачу книг из затемненного бомбоубежища в вести-
бюль, где ежедневно обслуживали читателей, регулярно
вывешивали сводки Совинформбюро.
Трудности блокадной зимы не помешали провести 19 де-
кабря 1941 года общегородское совещание работников биб-
лиотек. Всего за зиму 1941/42 года только районными
библиотеками Ленинграда было выдано 82 тысячи книг.
Ни на один день не закрывались крупнейшие в городе —
Государственная публичная библиотека имени Н. Е. Салты-
кова-Щедрина и Библиотека Академии наук СССР. В «пуб-
личке» действовал только один читальный зал. Когда же и
в нем стало невозможно работать, читателей обслуживали в
кабинете директора, где топилась печь и горел керосиновый
фонарь «летучая мышь». Если не хватало керосина для
фонарей, библиотекари использовали для поиска книг лучину.
Сотрудники Публичной библиотеки уже в блокадную пору
начали собирать уникальную коллекцию печатной продукции,
издававшейся в городе в дни Великой Отечественной войны.
В помещении Библиотеки Академии наук СССР темпе-
ратура опускалась порой до 25 градусов ниже нуля. В
маленьких комнатах, куда перевели читальный зал и
абонемент, при свете коптилок занимались ученые, инжене-
ры, врачи, военные.
217
Ленинградские библиотекари работали не только в городе.
Они создавали библиотеки-передвижки на железнодорожных
узлах, пунктах лесозаготовки, обслуживали строителей Ла-
дожской ледовой трассы.
С наступлением весны многие библиотеки возобновили
свою работу. Для ликвидации последствий голодной зимы
большое значение имело развитие огородничества. Решение
Ленсовета об этом было принято в марте 1942 года. Библи-
отеки включились в пропаганду использования дикорастущих
растений, подбирали литературу об устройстве парников и
теплиц.
Началось восстановление промышленности и городского
хозяйства. Работники библиотек активно пропагандировали
производственно-техническую литературу, в частности о печ-
ных и стекольных работах, слесарном и токарном деле.
Готовились ко второй блокадной зиме, комплектовали биб-
лиотеки-передвижки. Широко велась пропаганда военно-пат-
риотической литературы. В связи с учреждением орденов
Суворова, Кутузова и Александра Невского библиотеки
подготовили тематический подбор книг об этих выдающихся
русских полководцах. В библиотеках получили распростра-
нение альбомы газетных вырезок о событиях на фронтах
Великой Отечественной войны.
В 1943 году большое распространение получил метод
дифференцированного подхода к читателям. Среди них
выделялись группы инженеров, рабочих, педагогов, политор-
ганизаторов, бойцов МПВО, подбиралась нужная им литера-
тура. Много внимания уделялось обслуживанию госпиталей.
Разнообразная деятельность пропагандистов книги при-
влекла в библиотеки новых читателей. Только за год после
прорыва блокады посещаемость библиотек Ленинграда воз-
росла в два раза, а книговыдача — в два с половиной раза.
27 января 1944 года наш город был полностью освобожден
от вражеской блокады. Гитлеровским планам не суждено
было сбыться. В том, что Ленинград выстоял, есть заслуга
и библиотекарей — верных пропагандистов книги, укрепляв-
ших моральные силы его защитников.
Блокнот агитатора. 1982. № 18.
218
ДНЕВНИК ДЕКАБРИСТА П. С. ПУЩИНА
1813-1814 гг.
Имя Павла Сергеевича Пущина (1789-1865) известно
декабристоведам, пушкинистам, историкам военного искус-
ства. Выпускник Пажеского корпуса, офицер прославленного
лейб-гвардии Семеновского полка, он принимал активное
участие в большинстве важнейших сражений антинаполео-
новских войн. Под Аустерлицем 16-летний подпоручик
П. С. Пущин участвовал в знаменитой штыковой атаке
семеновцев и преображенцев, опрокинувшей первую линию
неприятеля, за что награжден был орденом св. Анны 3-й
степени. За Бородинское сражение, в котором Семеновский
полк выстоял в течение 14 часов под жесточайшим пере-
крестным огнем французов, ротный командир капитан
П. С. Пущин получил орден св. Владимира 4-й степени с
бантом. Заграничные походы русской армии П. С. Пущин
прошел полковником, командиром батальона семеновцев. За
мужество и героизм, проявленные под Кульмом, он был
награжден золотой шпагой с надписью «За храбрость» и
знаком отличия ордена прусского Железного креста.1 В
1818 г. генерал-майор П. С. Пущин становится членом де-
кабристского Союза Благоденствия. Он командует бригадой
в дивизии М. Ф. Орлова, в его непосредственном подчинении
находится В. Ф. Раевский. В 1821 г. П. С. Пущиным осно-
вывается в Кишиневе масонская ложа «Овидий», для которой
была характерна оппозиционная, декабристская ориентация.
Членом этой ложи был и А. С. Пушкин.2 «В Кишиневе я
был дружен с майором Раевским, с генералом Пущиным и
с Орловым. Я был масон в Кишиневской ложе, то есть в
той, за которую были уничтожены в России все ложи», —
напишет впоследствии А. С. Пушкин В. А. Жуковскому.3
П. С. Пущину, гроссмейстеру ложи «Овидий», Пушкин по-
святил одно из своих стихотворений, в котором сравнивал
его с героем буржуазной революции в Испании генералом
Антонио Квирогой. В этом стихотворении есть и такие строки:
Ты молоток возьмешь во длань
И воззовешь: свобода!
Хвалю тебя, о верный брат!
219
О каменщик почтенный!
О Кишинев, о темный град!
Ликуи, им просвещенный.
В формировании мировоззрения П. С. Пущина, как и
большинства участников декабристского движения, огромную
роль сыграли события Отечественной войны 1812 г. и
заграничных походов 1813-1814 гг.
Дневник П. С. Пущина за 1812 г. был опубликован в
сборнике материалов Семеновского полка, собранных заведу-
ющим полковым архивом С. П. Аглаимовым и изданных к
столетию Отечественной войны.5 «Настоящий дневник, напи-
санный на французском языке, — указывалось в примеча-
нии, — сохранился у внука капитана Пущина — Павла
Сергеевича Аркудинского, с любезного согласия которого и
печатается в переводе».6 Эта публикация (объем ее немногим
более 3 печатных листов) введена в научный оборот, однако
весьма редко используется исследователями.7 О существова-
нии других мемуарных сочинении. П. С. Пущина в литера-
туре нет никаких данных. Однако они существуют, более
того, они опубликованы, причем четырьмя годами ранее того,
что было издано С. П. Аглаимовым...
29 февраля 1908 г. в одесской газете «За царя и Родину»
появилось сообщение: «От конторы редакции. Контора
редакции имеет честь довести до сведения гг. подписчиков
нашей газеты, что с воскресенья, 2 марта, в отдельных
фельетонах будут помещаться по воскресеньям и средам
записки из дневника офицера Семеновского полка генерал-
майора П. С. Пущина за 1812, 1813 и 1814 годы Отечест-
венной войны, записанные им последовательно на каждый
день. Записки эти сохранились у внука его — Павла
Сергеевича Аркудинского, столь любезно предоставившего их
в наше распоряжение». Со 2 марта по 3 апреля 1908 г. в
газете был опубликован дневник П. С. Пущина за 1812 г.,
а с 6 апреля по 11 июня публиковался дневник 1813-1814 гг.
В последнем номере появились также и небольшие воспоми-
нания, написанные П. С. Пущиным в 50-е годы в Одессе во
время Крымской войны.8 Общий объем дневника 1813-
1814 гг. составляет около 7 печатных листов, т. е. более чем
вдвое превышает объем дневника 1812.
220
Данная газета являлась печатным органом одесского
отдела «Союза русского народа». После революции 1905-
1907 гг. бурно шел процесс распада монархических органи-
заций по всей стране.9 Значительно уменьшилось влияние
правых и в Одессе, катастрофически падал и без того
небольшой тираж их печатных органов. В подобной ситуации,
стремясь привлечь публику, издатели попытались сыграть на
патриотических чувствах населения, организовав длительную
серию публикаций интереснейших материалов о героических
событиях отечественной истории. Немаловажен и тот факт,
что материалы эти поступили от П. С. Аркудинского, стат-
ского советника, занимавшего в Одессе того времени ряд
видных, общественно значимых должностей: он был членом,
а затем и председателем уездной земской управы, председа-
телем уездного землеустроительного комитета и уездного
учебного совета, почетным мировым судьей, гласным город-
ской думы.10 Заметим, что публикация дневника П. С. Пу-
щина все же не помогла газете. Она все чаще стала выходить
на одной полосе, а вскоре и вовсе закрылась.
К сожалению, о рукописи дневника нет никаких сведе-
ний. В Центральном государственном военно-историческом
архиве нам удалось обнаружить лишь вырезку из двух
номеров газеты без каких-либо комментариев.11 Рукопись
дневника 1812 г. попала от П. С. Аркудинского к С. П. Аг-
лаимову вместе с переводом, так как его публикация, за
исключением отдельных купюр, исправления явных опечаток
и уточнения названия населенных пунктов, идентична газет-
ной. Купюры связаны в основном с юбилейным характером
предпринятого С. П. Аглаимовым издания и состоят главным
образом в исключении упоминаний о переписке П. С. Пу-
щина с его близкой знакомой госпожой Б., а также в
смягчении крайне резкой характеристики полкового коман-
дира К. А. Криднера. Что же касается дневника 1813-
1814 гг., то газетная публикация остается единственной, в
научный оборот она не введена.
В дневнике П. С. Пущина подробно описывается боевой
путь Семеновского полка, его участие в важнейших сраже-
ниях 1813-1814 гг.: битвах под Лейпцигом, Бауценом,
Люценом, Кульмом. Особо останавливается автор на герои-
ческих действиях 1-й гвардейской пехотной дивизии (в
которую входил и Семеновский полк) от Пирны до Кульма,
одном из самых замечательных подвигов русского воинства.
Гвардейцы сначала сумели выдержать напор вчетверо пре-
восходящего их противника, прикрыв отходящую из-под
Дрездена главную армию, а затем вместе с подошедшим
подкреплением уничтожили французские войска генерала
Д.-Р. Вандама. Восхищаясь героизмом своих товарищей,
П. С. Пущин весьма лаконично пишет о своем собственном
участии в Кульмской битве, между тем как в этом сражении
он проявил удивительное мужество. В наиболее ответственный
момент боя, когда противник чуть было не сбросил с горы
Кольберг гвардейских егерей, П. С. Пущин лично повел в
атаку стрелков, среди которых был, кстати, и прапорщик
П. Я. Чаадаев. «С громким “Ура!” повел их Пущин на
высоты, — напишет впоследствии историограф Семеновского
полка, почти без выстрелов бросился к деревне и штыками
выбил французов».12 П. С. Пущин был награжден за это
золотой шпагой с надписью «За храбрость» и знаком отличия
ордена прусского Железного креста, а его однополчане-буду-
щие декабристы С. П. Трубецкой, П. Я. Чаадаев,
И. Д. Якушкин, М. И. Муравьев-Апостол, С. Г. Краснокут-
ский — орденами.13 Тяжелые потери понесли русские войска
в Кульмской битве, и более всех потеряли семеновцы — 900
человек убитыми и ранеными.14 Тем не менее прославленный
полк вышел из сражения достаточно боеспособным. «Отслу-
жили благодарственный молебен по случаю победы, одержан-
ной под Кульмом, — записывает П. С. Пущин 20 августа
1813 г. — Наш полк понес такие большие потери, что вместо
трех батальонов мог построиться только в два батальона.
Прекрасный вид наших войск поражал всех. Действительно,
они были в таком блестящем виде, как в Петербурге. После
парада наши войска снова заняли свои позиции».
В «битве народов» под Лейпцигом (4-7 октября 1813 г.),
завершившейся сокрушительным поражением наполеонов-
ской армии, Семеновский полк непосредственного участия не
принимал, находясь в резерве. Однако, как пишет
П. С. Пущин, «гвардейская пехота находилась под ружьем,
осыпаемая неприятельскими ядрами до ночи... Все оставались
ночевать на поле битвы в ожидании того, что неприятельская
222
пушка, огонь которой прекратился только вследствие ночной
темноты, разбудит рано утром».
Русскую армию встречали в Европе как армию-освободи-
тельницу. Это ярко отражено в дневнике П. С. Пущина. Уже
12 января 1813 г., находясь в прусском городке Иоганесбур-
ге, он пишет: «Вечером устроена иллюминация... Народ
запрудил улицу, не смолкало “ура” по адресу России». Когда
русские войска подошли к Дрездену, «народ, — отмечает
П. С. Пущин, — бежал нам навстречу, выражая искреннюю
радость. У городских ворот красовалась надпись на немецком
языке: “Добро пожаловать избавителям угнетенных...” Все
население Дрездена вышло глядеть на нас, кричало “ура”,
которому они научились после славы России... Молодые
девушки, все в белом, стояли на обочине улиц и забросали
путь цветами при нашем проходе; население величало нас
избавителями Европы». Красочно описывается вступление
победителей Наполеона во французскую столицу. «Торжест-
венное вступление в Париж. Радость мешала нам спать; мы
были готовы много раньше, нежели это требовалось...
Вступили ровно в полдень. Парижане были действительно
поражены этим зрелищем. Их уверяли, что только маленькая
заблудившаяся колонна наших войск направилась на Париж,
а они увидели грозную армию великолепной выправки...
Толпа любопытных увеличивалась по мере нашего движения,
она нас встречала, выражая неподдельную радость».
В период антинаполеоновских войн для будущих декаб-
ристов была еще характерна некоторая идеализация Алек-
сандра I, вера в то, что он несет народам свободу. Не избежал
такой идеализации и П. С. Пущин. Однако в его дневнике
чувствуются и проблески критического отношения к само-
держцу и его окружению. Весьма примечательна запись,
сделанная 12 марта 1813 г. в Калише после успешных учений
гвардии. В ней П. С. Пущин отмечает, что для царя больше
значила строевая выправка войск, чем храбрость в бою. «Его
величество остался очень доволен нами и сказал, что теперь
нам прощает все, в чем провинились перед ним, поступив
нехорошо с Криднером (офицеры-семеновцы еще в начале
Отечественной спины подвергли обструкции своего тогдаш-
него командира полковника К. А. Криднера, ярого привер-
женца шагистики, одного из любимцев Александра I.15 —
223
В. Б.)... Действительно в Вильно государь сказал нам, что
мы много должны сделать, чтобы заслужить прощения, и
тогда мы, несчастные, думали, что нам придется бить
неприятеля, упустив совершенно, что одно удачное учение
заменит по меньшей мере одну победу. Доказательство — то,
что Бородинское сражение и вся бессмертная кампания
1812 года не могли расположить к нам его величество
настолько, как парад в Калише».
В записи от 4 октября 1813 г. (день Лейпцигской битвы)
приводится любопытный эпизод, красноречиво свидетельст-
вующий о личных качествах генерала от артиллерии графа
А. А. Аракчеева, сопровождавшего царя. Когда Александр I
со свитой проезжал мимо расположения батальона семенов-
цев, Аракчеев решил побеседовать с П. С. Пущиным. «Как
раз в этот момент французские батареи приблизились к нам
и одна из их гранат разорвалась шагах в 50 от места, где
мы беседовали с графом. Он, удивленный звуком, который
ему пришлось слышать впервые в жизни, остановился на
полуслове и спросил меня, что это означает. “Граната”,
ответил я ему, приготовившись слушать прерванную так
неожиданно фразу, но граф при слове “граната” переменился
в лице, поворотил свою лошадь и большим галопом удалился
с такого опасного места...».
Во время заграничных походов П. С. Пущин побывал в
различных городах и странах Европы и везде он проявлял
большой интерес к быту и нравам местных жителей,
памятникам истории и культуры, к природе неизвестных ему
ранее мест. Все это отражено и в его дневнике. Так, находясь
в прусском городке Гнаденберге, он с увлечением описывает
жизнь монахов-мораитов, а в Гох-Кирхе (Саксония) внима-
тельно обследует поле, на котором в 1758 г. происходило
сражение Фридриха Великого с австрийцами. Много инте-
ресного почерпнул автор дневника в Дрездене, Франкфурте-
на-Майне, Дармштадте, Гейдельберге, Карлсруэ, Фрейбурге,
Альтенбурге и других городах Германии. Не ускользают от
внимания будущего декабриста и социальные контрасты.
«Едва въезжаешь в маленький немецкий городок, как вас
осаждает толпа полунагих мальчишек, предлагающих вам
свои услуги, берут ваших лошадей, исполняют ваши пору-
чения, проводят вас в трактир и целуют вам руки, когда вы
224
дадите им несколько мелких монет». Рассказывая о том, как
и во что одеваются немцы, он замечает: «Бедные, составляю-
щие рабочий класс, сохраняют те же наряды, но совершенно
изношенные... Эти люди работают как волы, мяса почти
никогда не едят, а питаются исключительно картофелем».
«Обед у великого герцога Баденского был превосходный, а
этикет более строгий, чем в Петербурге, — пишет
П. С. Пущин в Карлсруэ. — Как видно, эти маленькие
владетельные князья опасаются, чтобы не забыли, что они
принцы, и для того, чтобы напоминать об этом беспрестанно,
они обставляют приемы как можно большей торжественнос-
тью и пышностью для ослепления простонародья».
Более двух месяцев пробыли семеновцы в Париже. В
дневнике П. С. Пущина описывается посещение им знаме-
нитых парижских театров, осмотр достопримечательностей
города — Пантеона, Ботанического сада, Августинского мо-
настыря, Собора Парижской богоматери, Лувра, Версальского
парка. 22 мая 1814 г. Семеновский полк выступил из
Парижа. Обратный поход в Россию был совершен частью
сушей до Шербура, а оттуда морем через Англию до
Кронштадта. По дороге на Родину П. С. Пущин побывал в
Кане на могиле Вильгельма Завоевателя, посвятил день
осмотру Шербурского порта, английские города Дувр и Диль
поразили его своей изящной планировкой и образцовым
порядком.
16 июля 1814 г. корабль «Чесма», на котором находился
П. С. Пущин, подходит к русским берегам... В тот момент,
когда вышедший навстречу военный корвет пушечным
выстрелом салютовал победителям Наполеона, Павла Серге-
евича Пущина охватывает пронзительное чувство любви к
Родине: «Сердца наши страшно бились во время всего этого
церемониала; кто никогда не отлучался на такое продолжи-
тельное время, подвергаясь таким лишениям и опасностям
за Родину, тот не в состоянии понять волнение, нами
испытываемое при виде нашей родной земли, но тот, кто
так, как мы, находился в нашем положении, легко сознает
чувство, нами испытываемое».
Дневник П. С. Пущина ярко отражает незаурядную
личность автора, передового человека своего времени, буду-
щего декабриста Нельзя, однако, не обратить внимания на
225
то, что, несмотря на обилие подробностей полковой жизни,
из дневника мало что можно узнать об отношениях автора
с другими будущими дворянскими революционерами. А ведь
вместе с П. С. Пущиным служили С. П. Трубецкой,
М. И. Муравьев-Апостол, И. Д. Якушкин, ставшие «государ-
ственными преступниками первого разряда», а также
С. Г. Краснокутский, П. Я. Чаадаев, И. Д. Щербатов.
17 января 1813 г. П. С. Пущин пишет, что «князья Трубец-
кие (Сергей Петрович и его брат Александр. — В. Б.) давно
отстали от нашего полка», 27 июня сообщает об осмотре
Франкенштейнского замка вместе с П. Я. Чаадаевым, 4 ок-
тября — о ранении С. П. Трубецкого, а 5 апреля 1814 г. —
об отъезде С. Г. Краснокутского в Петербург. Как объяснить
подобную лаконичность? Она выглядит особенно странной,
если принять во внимание дух дружбы и товарищества,
царивший среди офицеров-семеновцев, а также общительный
характер самого П. С. Пущина. Можно предположить, что
во время обработки дневника автор убрал отдельные сюжеты
и в то же время сделал некоторые вставки в текст. Быть
может, сокращения делались и издателем. Характерно, что
сама публикация озаглавлена «Из дневника...», а не «Днев-
ник». Обработка текста проходила, по-видимому, в 50-е годы
во время Крымской войны, когда, как отмечается в газете,
автором были написаны и небольшие воспоминания об
эпизодах полковой жизни до Отечественной войны. В пользу
этого говорит и тот факт, что в одной из записей есть вставка
об участии Ф. С. Панютина, тогдашнего сослуживца автора,
в подавлении Венгерской революции 1849 г. Отсутствие
рукописи дневника не дает возможности определить, что не
вошло в газетную публикацию. Несколько легче найти
вставки, а таковых в дневнике немало.
В целом же в дневнике П. С. Пущина заграничные
походы русской армии освещены с самых различных сторон.
Это и описание важнейших сражений, и повседневная жизнь
русской армии, и яркая характеристика культуры и быта
европейских народов. Автор дневника предстает перед нами
человеком чрезвычайно разносторонним, честным, остро
мыслящим, общительным. Он горячо любит свою Родину, но
это же мешает ему отдавать должное достижениям других
народов. Оценки событий, даваемые П. С. Пущиным, пере-
226
кликаются и во многом совпадают с позицией передового
русского офицерства того времени: Ф. Н. Глинки, М. И. Му-
равьева-Апостола, И. Д. Якушкина, А. В. Чичерина и дру-
гих. Приводимый автором фактический материал, как пра-
вило, соответствует данным других источников. В то же
время дневник П. С. Пущина существенно дополняет мему-
арную литературу об эпохе 1812-1814 гг., расширяет источ-
никовую базу изучения этой проблемы.
Дневник П. С. Пущина по своему объему может быть
поставлен рядом с записками В. С. Норова, которые счита-
ются единственным крупным мемуарно-историческим сочи-
нением об эпохе 1812 г., вышедшим из декабристской
среды.16 Однако у В. С. Норова освещены события 1812-
1813 гг. (до Кульмской битвы), тогда как П. С. Пущин
описал весь путь Семеновского полка с 9 марта 1812 г. до
17 июля 1814 г. Уникальность сочинения П. С. Пущина
среди множества других мемуарных произведений состоит и
в том, что это — не записки, а дневник (хоть и ретроспек-
тивно обработанный), который автор вел практически еже-
дневно на протяжении 2 лет и 4 месяцев, отразив глазами
очевидца интереснейшие события того времени.
Дневник П. С. Пущина позволяет глубже понять процесс
зарождения декабристской идеологии, роль незабываемых
событий Отечественной войны 1812 г. и заграничных походов
1813-1814 гг. в формировании дворянской революционности.
Он ярко раскрывает богатый внутренний мир автора, через
несколько лет ставшего одним из лидеров раннего декабризма.
А это, в свою очередь, может способствовать изучению
деятельности первых декабристских организации, весьма
лаконично отраженный в имеющихся источниках. Представ-
ляется несомненной важность тщательного источниковедчес-
кого изучения дневника, активного введения его в научный
оборот. Следует подумать и о возможности научного издания
всего комплекса мемуарного наследия П. С. Пущина.
227
Примечания
4 Павлова Л. Я. Декабристы — участники войн 1805-1814 гг. М., 1979.
С. 7, 40, 65; Центральный государственный военно-исторический архив
(далее ЦГВИА). Ф. 489. On. 1. Д. 3. Л. 198-200.
о
Нечкина М. В. Движение декабристов. М., 1955. Т. 1. С. 220; Иезуитова
Р. В. Письмо Пушкина к П. А. Осиповой // Временник Пушкинской
комиссии, 1965. Л., 1968. С. 38-40; Цявловская Т. Г. Отклики на судьбы
декабристов в творчестве Пушкина // Литературное наследие декабристов.
Л., 1975. С. 204-205; Верейский Л. А. Пушкин и его окружение. Л.,
1975. С. 335-336; Попов А. А. Декабристы-псковичи. Л., 1980. С. 172-
176.
& Пушкин А. С. Поли, собр соч. М.; Л., 1949. Т. 13. С. 257.
4 Там же. М.; Л., 1947. Т. 2. Кн. 1. С. 204.
Из дневника капитана лейб-гвардии Семеновского полка Павла Сергеевича
Пущина за 1812 год // Отечественная война 1812 года. Исторические
материалы лейб-гвардии Семеновского полка. Полтава, 1912. С. 3-85.
6 Там же. С. 3.
7
Сведений о дневнике П. С. Пущина нет в фундаментальном библиогра-
фическом указателе «История дореволюционной России в дневниках и
воспоминаниях», не упоминается о нем и в трудах А. Г. Тартаковского,
крупнейшего специалиста по русской мемуаристике эпохи 1812 г.
о
Далее в тексте цитаты из дневника П. С. Пущина приводятся по
вышеупомянутой газетной публикации,
о
Спирин Л. М. Крушение помещичьих и буржуазных партий в России
(начало XX в. — 1920 г.). М., 1977. С. 182-183.
Ю Вся Одесса. Адресная и справочная книга г. Одессы на 1908 год. Одесса,
1908. С. 300, 325; Одесса. Адресная и справочная книга всей Одессы на
1911 год. Одесса, 1911. Раздел III. С. 8.
11 ЦГВИА. Ф. 2584. On. 1. Д. 3090. Л. 162-166.
12
Дирин П. История лейб-гвардии Семеновского полка. СПб., 1883. Т. 1.
С. 416.
1 О
Павлова Л. Я. Указ. соч. С. 68.
14
Дирин П. Указ. соч. С. 423.
15
Из дневника капитана лейб-гвардии Семеновского полка Павла Сергее-
вича Пущина за 1812 год. С. 31-32.
1® Тартаковский А. Г. 1812 год и русская мемуаристика. М., 1980. С. 46-47.
228
«ЭТО ТЕ ЖЕ СНАРЯДЫ ПО ВРАГУ»
(агитационно-пропагандистская работа
ученых университета)
Война вызвала необходимость подчинить интересам фрон-
та всю работу по идейно-политическому воспитанию, обеспе-
чив тем самым решение важнейших военных и хозяйственных
задач.
Огромный вклад в дело разоблачения германского фа-
шизма, воспитание чувства гордости за нашу Родину, ее
историю и культуру внесли в военные годы представители
Ленинградского университета: преподаватели, научные со-
трудники, служащие, аспиранты, студенты... Несмотря на
трудности и тяготы войны и блокады они делали все
возможное, а зачастую невозможное, для мобилизации ле-
нинградцев на защиту родного города, крепили их духовные
силы, приближали победу над вероломным врагом. Они
читали лекции и проводили беседы, писали статьи и
брошюры, выступали в радиопередачах и осуществляли
шефские поездки на фронт...
Боевой программой мобилизации всех сил и средств на
отпор врагу стала Директива СНК СССР и ЦК ВКП(б)
партийным и советским организациям прифронтовых облас-
тей от 29 июня 1941 г. В ней раскрывался справедливый,
освободительный характер войны со стороны Советского
государства, разоблачались захватнические планы фашист-
ской Германии, ставилась задача «покончить с благодушием
и беспечностью и мобилизовать все наши организации и все
силы народа для разгрома врага, для беспощадной расправы
с ордами напавшего германского фашизма».1
Руководство Ленинградской партийной организации при-
няло решительные меры по перестройке идеологической
работы на военный лад.
Уже в первый день Великой Отечественной войны секретарь Ленинград-
ского горкома ВКП(б) А. А. Кузнецов в выступлении перед ответственными
партийными работниками в Смольном подчеркивал, что «печать, радио, вся
устная пропаганда и агитация должны быстро перестроиться и всемерно
способствовать мобилизации трудящихся Ленинграда и области на борьбу с
врагом. Никакой паники и малодушия! Всем следует отрешиться от
настроений мирного времени, быстрее перестроить работу на военный лад».^
229
Для руководства текущей агитационно-пропагандистской
деятельностью областной и городской комитеты ВКП(б)
создали 30 июня комиссию, в состав которой вошли секретарь
обкома партии К. И. Домокурова, секретарь горкома партии
Н. Д. Шумилов, редактор газеты «Ленинградская правда»
П. В. Золотухин (до войны — ректор ЛГУ), а несколько
позднее —редактор газеты «На страже Родины» И. Я. Фо-
миченко. Комиссия составила ядро Информбюро обкома и
горкома партии, Ленинградского отделения Совинформбюро.
Были определены и главные задачи работников идеоло-
гического фронта: глубокое разъяснение причин возникнове-
ния второй мировой войны, характера и особенностей Великой
Отечественной войны, разоблачение агрессивной сущности
фашизма и его человеконенавистнической расовой теории.
Важное место отводилось пропаганде героического прошлого
нашей Родины, славных многовековых традиций освободи-
тельной борьбы народов России против чужеземных порабо-
тителей. Лекции, беседы, громкие читки, концерты, должны
были пробуждать чувства национальной гордости, патриотиз-
ма, воспитывать ненависть к фашизму и его идеологии.
Признавалось необходимым перенести центр тяжести с
пропагандистской на агитационные формы работы. В целях
организации методической помощи агитаторам партийные
кабинеты райкомов предприятий и учреждений были преоб-
разованы в агитпункты, а Дом партийного актива стал
Центральным агитпунктом города.3 21 августа 1941 г. было
опубликовано обращение Главного командования Северо-За-
падного направления, Ленинградского горкома партии и
Ленгорисполкома «Ко всем трудящимся города Ленина».
«Встанем, как один, на защиту своего города, своих очагов,
своих семей, своей чести и свободы. Выполним наш священ-
ный долг советских патриотов», — эти слова обращения
прозвучали как призыв.4 В условиях вражеской блокады,
усилившихся артобстрелов и бомбежек основной базой мас-
сово-политической работы становились бомбоубежища и ук-
рытия, а со второй половины декабря, во время голодной
зимы, — домохозяйства и общежития.
В воскресенье, 22 июня, в первый день войны, многие
преподаватели Ленинградского университета по собственному
почину явились в Василеостровский райком ВКП(б) и
230
потребовали заданий. На военно-призывные пункты с вы-
ступлениями о вероломном нападении гитлеровской Германии
на Советский Союз были направлены профессора А. А. Воз-
несенский, А. И. Молок, Д. И. Дейнека, Д. Н. Кашкаров,
А. В. Предтеченский, Шаков, доценты М. И. Прохорова,
Е. В. Виленкина, А. А. Холопова, А. И. Сагацкая, Атлас и
др.5 Как отмечалось в отчете о работе парткома за четыре
месяца войны, «перед партийной организацией стояла задача
разъяснить всю глубину опасности, угрожающей нашему
родному городу, и одновременно вооружить массы бодростью
и уверенностью в окончательном разгроме фашистских
банд».6
Утром 23 июня на факультетах состоялись митинги.
«Преступная авантюра, затеянная фашистскими главарями,
обрушится на их же головы», — говорил 23 июня на митинге
в лектории истфака академик Е. В. Тарле.7 Это было первым,
но далеко не последним выступлением прославленного ака-
демика в военное время. «Публичные выступления всегда
были органической потребностью Тарле, обладающего неза-
урядным актерским даром. В годы войны большие аудитории
слушателей доставляли ему особую радость», — вспоминала
И. Г. Гуткина.8 Страстные, проникновенные речи на митинге
в лектории произнесли также профессор О. Л. Вайнштейн,
доцент X. И. Муратов, студенты Муравьева и Докунихин и
Q
другие.
24 июня состоялось заседание парткома, на котором
обсуждался вопрос о состоянии агитационной работы и
задачах коммунистов университета. Выступавшие отмечали
участие большого числа универсантов в пропагандистской
деятельности, говорили о необходимости широко развернуть
работу с рабочими и служащими, распределить агитаторов
по группам и систематически руководить ими. Были реши-
тельно осуждены имевшие место 23 июня факты выхода ряда
сотрудников на работу в нетрезвом виде, заявления о
нежелании трудиться свыше 8 часов в день и т. д. В принятом
постановлении поручалось культпропу парткома М. И. Юраго
«проверить кадры агитаторов, организовать их инструктаж
по отдельным группам и следить повседневно за их работой,
агитаторов подбирать так, чтобы личным примером увлекать
рабочих на ударную работу».10
231
При Ленинградском горкоме ВКП(б) была создана лек-
торская группа, куда вошли и университетские профессора
А. А. Вознесенский, Н. А. Корнатовский, В. В. Мавродин,
выступавшие на крупнейших предприятиях города, а также
в агитпункте горкома, располагавшемся в помещении город-
ского лектория. Силами лекторской группы за первые восемь
военных месяцев было прочитано более 600 докладов на
различные темы.11 Огромной популярностью пользовались
выступления ректора университета А. А. Вознесенского.
«Вознесенский был блестящим лектором, обладавшим исключительной
эрудицией, великолепным ораторским мастерством, оригинальностью и
логичностью мысли и широчайшей культурой, — вспоминает Е. М. Коса-
че некая. — Многие из нас многократно ощутили на себе глубину идейного
воздействия его многочисленных выступлений в годы Великой Отечественной
войны. Он мог, как никто другой, возбуждать в умах и сердцах слушателей
страстный гнев и ненависть к фашистским захватчикам, стремление каждого
.. , 12
из нас трудиться не щадя своих сил и жизни во имя грядущей победы».
Декан исторического факультета В. В. Мавродин вступил в партию лишь
за несколько дней до начала войны, а 23 июня он уже выступал на митингах
перед трудящимися по заданию партийных органов. «Его пламенное,
патриотическое слово звучало по радио, в воинских частях, на кораблях,
, 13
он выступал перед политработниками, пропагандистами».
Универсанты организовали лекторскую группу Василео-
стровского РК ВКП(б). В нее входили профессора В. В. Ве-
недиктов, В. Е. Евгеньев-Максимов, А. В. Немилов,
В. В. Рейхардт, П. Н. Тверской, доценты и ассистенты
Г. В. Ефимов, М. И. Юраго, К. М. Колобова, Г. И. Базано-
ва, И. Г. Гуткина, М. И. Врублевская, В. И. Евчук,
Е. М. Косачевская и другие историки, философы, геологи,
биологи, физики...14 Они выступали на мобилизационных
пунктах, фабриках, заводах, строительных объектах, в
общежитиях. Члены лекторской группы совместно обсуждали
тезисы предстоящих выступлений, проводили регулярные
инструктивные доклады для беседчиков. Только за первые
четыре месяцы войны состоялось свыше 100 таких методи-
ческих докладов и консультаций, которые посетило более
8 тыс. человек. «Великая Отечественная война и дружба
народов СССР», «Молодежь Советского Союза в Отечественной
войне», «Полководцы гражданской войны», «Великие русские
полководцы», «Отечественная война 1812 г.», «Оборона Пет-
рограда в 1919 г.», «Расовая теория германского фашизма»,
232
«Фашизм — злейший враг человечества» — таковы лишь
некоторые темы лекций универсантов.15
19 ноября 1941 г. ЛГК ВКП(б) направил большую группу
пропагандистов на промышленные предприятия города для
проведения митингов в связи со снижением хлебного пайка.
♦ На всю жизнь я запомню этот эпизод, — вспоминает Е. М. Косачев-
ская. — Нам предстояло сообщить скорбную новость: с 20 ноября норма
хлеба в блокадном городе снижалась до 250 граммов.
Длинный, полутемный цех завода имени Калинина пострадал от недавнего
обстрела. Между двумя сменами собрались рабочие: женщины, старики,
подростки 13-16 лет. Я поднялась на деревянную подставку, и сразу
воцарилось молчание. Мое краткое сообщение потрясло присутствующих...
Стоны и рыдания прервал сменивший меня старый рабочий. Голос его
был слаб, но слушали его, затаив дыхание.
— Настасья, — сказал он, — ты помнишь, как мы в гражданскую
получали осьмушку хлеба, и не каждый день? — И, повернувшись ко мне,
твердо поставил точку: — Передайте нашей партии — выстоим.
Так и было. Известно, что в наступившие самые трудные месяцы блокады
поток оружия фронту не только не снизился, но увеличивался с каждым
днем. Наверное, никогда не было таких тяжелых условий для пропаган-
дистской работы, как в блокадном Ленинграде. Наверное, никогда не было
у пропагандистов таких благодарных слушателей, как защитники города
, 16
фронта».
Силами главным образом студентов и аспирантов на
военно-призывных пунктах проводилось чтение художествен-
ной литературы, организовывались столы справок. Залогом
успеха был дифференцированный подход и умение учесть
специфику аудитории.
Налажена была шефская помощь воинам Красной Армии
и Военно-Морского Флота. Пропагандисты регулярно бывали
в частях действующей армии, с успехом выступали перед
бойцами и командирами, поднимали их боевой дух. Лекции
и беседы универсантов высоко оценивались слушателями.
Так, в сентябре 1941 г. политотдел 198-й дивизии выразил
благодарность группе лекторов в составе профессоров
В. В. Мавродина, Н. А. Корнатовского, И. И. Кудрявцева,
А. А. Холоповой и др. ЛГУ взял постоянное шефство над
одним из батальонов дивизии, оказывая ему помощь поли-
тической и художественной литературой, направляя туда
лучших лекторов и агитаторов. Делегации студентов, препо-
давателей, сотрудников, рабочих и служащих университета,
233
направлявшиеся на передовые позиции обороны города, всегда
имели в своем составе высококвалифицированных пропаган-
дистов, оставлявших неизгладимое впечатление у слушате-
- 17
леи.
Особо следует сказать об участии универсантов в работе
7-х отделов Политуправлений (ПУ) фронтов (отделов по
разложению войск противника). Они готовили тексты радио-
передач, сами выходили в эфир, работали на звуковещатель-
ных станциях у нейтральной полосы, писали и разбрасывали
листовки и т. д. С начала войны С. И. Тюльпанов, будущий
проректор, стал комиссаром разведотдела 42-й армии, а в
октябре 1941 г. возглавил 7-й отдел Политуправления Ле-
нинградского фронта, позднее —7-е отделы ПУ Сталинград-
ского, Южного и 4-го Украинского фронтов. В отделах по
разложению войск противника с успехом служили препода-
ватель филологического факультета Ю. С. Маслов, а также
Г. Ю. Бергельсон, А. В. Федоров, Е. М. Тарасова,
И. М. Дьяконов, А. П. Хазанович.18
Широко развернулась политико-воспитательная и куль-
турно-массовая работа в госпиталях. Университет шефствовал
над четырьмя госпиталями. Библиотека снабжала газетами,
книгами и журналами лазареты на Ружейной улице, в
больнице им. Энгельса, в клинике им. Отто. Многие раненые
слабо владели русским языком. И здесь на помощь им пришли
универсанты. В госпитали направлялись в качестве перевод-
чиков студенты-филологи, владевшие татарским, казахским,
кабардино-балкарским, киргизским, эстонским, латышским
19
языками.
Эвакогоспиталь № 1012 располагался в здании истори-
ческого факультета. Раненым помогали всем, чем могли.
Чтобы сделать палаты уютными, в них приносили цветы и
растения из Ботанического сада ЛГУ, в палатах установили
постоянное дежурство. Комсомольцы взяли индивидуальное
шефство над бойцами, которые не имели родственников в
Ленинграде. «С легкой руки секретаря комсомольской орга-
низации Харитонова наших шефов стали называть родствен-
никами», — вспоминал начальник этого госпиталя
Ф. Ф. Грачев.20 Почти ежедневно бывала в госпитале и
аспирантка истфака Е. М. Косачевская.
234
Сотрудники университетской библиотеки А. Г. Сирот-
ская, А. В. Уржумцев, Е. А. Шихматова организовали в
госпитале № 1012 передвижной фонд литературы. Палаты
навещало более 40 лекторов и чтецов.21
Частым гостем раненых был и профессор Владимир Евгеньевич Евге-
ньев-Максимов, выдающийся историк русской литературы. «Он похудел. Но
вид у него было веселый и бодрый, — писала в своем дневнике одна из
дежуривших в госпитале студенток, — и, взглянув на него, мы сразу
встряхнулись. Больные высунули головы из-под одеял. — Профессор,
прочтите лекцию “Некрасов о русских женщинах”. Я видела, как больные
забыли в тот час о том, что холодно, что болят раны, что немцы обстреливают
город. В памяти у многих возникли образы жен, сестер, любимых девушек.
На глазах у некоторых появились слезы, когда профессор вдохновенно читал
отрывки из поэмы Некрасова “Мороз — Красный Нос”».
В госпитале регулярно с лекциями выступали профессора
В. Е. Евгеньев-Максимов, Г. В. Ефимов, М. А. Гуковский,
М. В. Чураков, В. В. Мавродин, И. М. Покровский,
Л. П. Альтман, В. И. Евчук, преподаватели О. Н. Радкевич,
А. И. Молок.23 Особой любовью и уважением у раненых
пользовалась аспирантка географического факультета
Р. Л. Золотницкая.
«Несмотря на тяжелый физический недуг (слепота), она умела, как никто
из нас, беседовать с тяжелоранеными, своим личным примером вселяя
уверенность, стремление жить и трудиться», — вспоминает Е. М. Косачев-
ская.2^
Культурно-массовая работа в подшефном госпитале стала
предметом специального обсуждения на заседании парткома
ЛГУ 3 декабря 1941 г. Отмечая большие заслуги универси-
тетских лекторов, чтецов, мастеров художественной самоде-
ятельности, партийный комитет в то же время принял
решение о необходимости расширить формы обслуживания
раненых, выделить звуковую кинопередвижку, согласовывать
планы работы партийных организаций госпиталя и универ-
ситета.25 В общей сложности за первые восемь месяцев войны
более 200 университетских агитаторов провели свыше 1800
лекций, бесед и докладов.26
Мощным средством идейного противоборства с врагом
являлось печатное слово. Уже 23 июня 1941 г. в «Ленин-
градской правде» публикуется проникновенная статья акаде-
мика Е. В. Тарле «Фашизм —злейший враг человечества»,
235
а на следующий день в «Правде» — его статья «Губители
общечеловеческой культуры».
Из статьи академика Е. В. Тарле
«Губители общечеловеческой культуры*
Нападение на Советский Союз — последняя ставка, которую делает
фашизм в своей преступной игре. Эта игра ведется против культурных
ценностей, созданных на протяжении всей истории человечества... Требова-
лось не знающее пределов презрение к науке, цивилизации и даже к
требованиям здравого смысла, чтобы выдвинуть курьезно-нелепую истори-
ческую «теорию» о миродержавной первой германской расе и о превращении
всех прочих рас в подъяремные. Требовалось соединение исключительного
невежества с истинно звериной жестокостью, чтобы начать реализацию этой
«теории» с порабощения соседних стран... Мы не сомневаемся, что, [те],
кому в Европе дороги интересы культурного прогресса человечества, в этот
исторический момент душой с Советским Союзом, который и нанесет
сокрушительный удар зарвавшимся насильникам.2?
«Начало конца» —так озаглавлена статья историка-ака-
демика Е. В. Тарле, напечатанная в журнале «Большевик»,
в которой с глубоким оптимизмом заявлялось, что гитлеров-
ский рейх ждет печальная судьба наполеоновской империи.28
Та же мысль проводилась в его статьях, опубликованных в
июле 1941 г. в газетах «Труд», «Известия», «Красный
флот».
В печати выступали и многие другие крупные ученые
университета, их статьи повсеместно использовались в поли-
тико-воспитательной работе.
Из статьи профессора А. В. Немилова
«Фашистские методы уничтожения культуры
и одурачивания масс*
Озверелая клика хочет в своем диком безумном порыве справить дикую
тризну на советских полях и напиться крови советских людей! Советский
народ раздавит фашистскую человеконенавистническую гадину. Час герман-
ского фашизма уже пробил. Советский народ сметет фашизм с лица земли.
1 июля 1941 г., когда была опубликована статья
А. В. Немилова, советские войска оставили Ригу, двумя
днями ранее — Минск, за неделю до этого — Вильнюс...
Несмотря на мужество и героизм советских воинов, противник
стремительно продвигался вперед, Красная Армия несла
236
тяжелейшие потери. Однако в публикациях, сообщениях по
радио приводились зачастую малодостоверные сведения о
потерях врага. В то же время по ним трудно было осознать
действительный ход событий на советско-германском фронте,
реальную силу фашистских захватчиков. Так, в передовой
статье «Правды» от 24 июня говорилось, что «первые же
бои показывают силу и доблесть Красной Армии, атаки врага
успешно отбиваются», а в выступлении по радио И. В. Ста-
лина 3 июля наряду с признанием потери значительных
территорий, утверждалось, что «лучшие дивизии врага и
лучшие части его авиации уже разбиты и нашли себе могилу
на полях сражений».31 Не удивительно, что и публикации
ученых Ленинградского университета, особенно в первые
месяцы войны, были проникнуты убеждением в близкой
победе, в начавшемся развале фашизма. Это не соответство-
вало действительности, но авторитет выдающихся ученых,
мастерское использование ими своих изысканий о героичес-
ком прошлом Отчизны вдохновляли людей, помогали им
идти в бой...
Так, в своих статьях и выступлениях В. В. Мавродин
воссоздавал борьбу русского народа с немецкими агрессорами
от XI века до 1918 г., давал яркую, образную характеристику
режиму «кровавого фашистского пса Гитлера».
Из статьи профессора В. В. Мавродина
«Мы били и будем бить фашистских разбойников»
Русский народ нельзя покорить! Советскую землю нельзя завоевать! На
Великую Отечественную войну, на борьбу с подлым врагом поднимается
весь 200-миллионный народ — и русский, и калмык, белорус и татарин,
грузин и украинец, карел и узбек. Народ-богатырь сумеет отстоять нашу
дорогую Отчизну, нашу землю, наши фабрики и заводы, наши леса и поля
32
от фашистских варваров.
В опубликованной через неделю статье «Единый фронт
против фашизма ширится и растет» В. В. Мавродин подчер-
кивал роль Руси в защите Европы от полчищ татаро-монголов,
решающую роль России в освобождении европейских стран
от наполеоновского владычества, особо останавливался на
англо-советском соглашении от 12 июля 1941 г. и укреплении
международного положения СССР. «Фашизму не запугать
демократическую Англию, не сломить могучий Советский
237
Союз, — говорилось в статье. — В единении сил демокра-
тических стран — залог победы над фашистским чудовищем,
пытающимся пожрать весь мир».33
27 июля 1941 г. исполнилось 100 лет со дня смерти
М. Ю. Лермонтова. «Поэт-боец» — так назвал свою статью
в «Ленинградской правде» профессор филологического фа-
культета Б. М. Эйхенбаум, сделавший упор именно на
горячий патриотизм великого поэта.
Из статьи профессора Б. М. Эйхенбаума
«Поэт-боец»
Все творчество Лермонтова проникнуто духом борьбы за русский народ,
за его культуру, независимость и честь... В наши грозные дни поэзия
Лермонтова звучит именно так, как он сам хотел — «как колокол на башне
вечевой во дни торжеств и бед народных».3^
Героическим традициям освободительной борьбы славян-
ских народов посвятил страстную статью академик Н. С. Дер-
жавин.
Из статьи академика Н. С. Державина
«Славяне никогда не будут рабами фашизма»
На протяжении всей своей истории славяне никогда не были ничьими
рабами. Всегда с оружием в руках они вели войну со своими врагами.
Славяне никогда не сложат оружия в кровавой борьбе против насильников...
На издевательства фашистских псов на их родной земле они отвечают и
ответят беспощадной местью врагу.33
Тяготы войны, установившаяся блокада города Ленина
существенно изменили тон газетных публикаций. В них
наряду с твердым убеждением в неминуемой победе делается
упор на необходимость быть готовым к долгой и изнуритель-
ной борьбе с гитлеровскими оккупантами. Влияла, конечно,
и неизбежная в тех условиях необходимость опираться на
доклад И. В. Сталина на торжественном заседании 6 ноября
1941 г., что приводило к восхвалению «великого вождя», не
изменяя, однако, глубоко патриотического пафоса ярких
статей университетских корифеев науки.
С восторженной оценки упомянутого доклада И. В. Ста-
лина начинал статью «Александр Невский» и В. В. Мавро-
дин.
238
Из статьи профессора В. В. Мавродина
«Александр Невский»
Изверг и людоед Гитлер мечтал пойти по пути, намеченному рыцарями.
Вдохновленные образом Александра Невского и других наших великих
предков, осененные победоносным знаменем великого Ленина, ведомые
великим Сталиным, мы, советские люди, приготовим немецким захватчикам
участь, худшую той, которая постигла меченосцев на льду Чудского озера.
Мы уничтожим и истребим всех до единого немецких оккупантов,
переступивших рубежи нашей Родины.
Глубокий патриотизм ученых Ленинградского универси-
тета, их готовность отдать весь свой опыт и знания для
всесторонней помощи фронту звучит в опубликованном 11
ноября 1941 г. коллективном обращении «Вся наша жизнь
принадлежит Родине».
«Самая актуальная научная тема теперь, — писал в своей статье
А. В. Немилов, — это борьба с вооруженным до зубов фашизмом. Это
именно то единственное, что сейчас нужнее всего для развития науки.
Каждый убитый нашими бойцами фашистский гад, каждый уничтоженный
ими немецкий танк или самолет, каждая замолкнувшая под ударами
советской артиллерии огневая точка противника — это, помимо всего
прочего, ценный вклад в науку».
Огромным успехом у населения Ленинграда, воинов
армии и флота пользовались подготовленные в кратчайшие
сроки научно-популярные брошюры университетских ученых,
документальные сборники.
15 июля 1941 г. был подписан к печати в издательстве Академии наук
СССР сборник «Отечественная война 1812 г.» под редакцией академика
Е. В. Тарле. «Война идет не только между армиями. Весь советский народ
стеною встал против немецко-фашистских войск в этой Великой Отечест-
венной войне, целью которой является не только ликвидация опасности,
нависшей над нашей страной, но и помощь народам Европы и Америки,
борющимся против порабощения со стороны фашистских армий Гитлера», —
отмечалось в предисловии.3®
В те же дни в Ленинградском отделении Госполитиздата
тиражом в 110 тыс. экземпляров вышла в свет брошюра
Е. В. Тарле «Отечественная война 1812 года и разгром
империи Наполеона». «Брошюра читается с захватывающим
интересом, вызывая у читателей самые живые, самые острые
ассоциации, связывающие историю с нынешними днями», —
писала «Ленинградская правда».39 Вскоре эта книжка была
переиздана в издательстве Детской литературы, а в Военмо-
239
риздате вышла работа «Две Отечественные войны» (тираж
65 тыс. экземпляров). В Ленинграде, уже в тяжелейших
условиях блокады, печатался первый том монографии
Е. В. Тарле «Крымская война».
«Голодные и измученные рабочие печатники вручную крутили печатные
машины, так как не было электроэнергии. Некоторые падали у машины,
будучи истощенными от недоедания, но, отдохнув немного, снова подымались
и продолжали работу, —говорилось в письме ленинградцев находившемуся
в эвакуации автору. — Переплеталась книга под гул артиллерийской
канонады. Враг обстреливал город. Доставлялась книга в Москву окольными
путями с многочисленными перегрузками, а в пути были использованы
почти все виды транспорта (автомашины, катера, поезд и самолет)».4^
За первые полгода войны только ученые-обществоведы
университета опубликовали около 50 брошюр.41 В первые
месяцы войны в Лениздате тиражом в 30 тыс. экземпляров
была издана брошюра А. А. Вознесенского «Организован-
ность, дисциплинированность и самоотверженность советских
патриотов — залог быстрейшей победы над врагом».
В. В. Мавродин опубликовал несколько работ: «Ледовое
побоище» (тираж 74 тыс.), «Ленинград —наша гордость,
наша слава» (тираж 85 тыс.), а в серии «Пионеру и
школьнику» издательства Детской литературы брошюру «Мы
били и будем бить немецких разбойников». Не случайно
универсанты в солдатских шинелях в грозную годину
ожесточенных схваток с фашизмом под Ленинградом писали
В. В. Мавродину: «Ваши патриотические брошюры и статьи
бьют врага не менее метко, чем наши пули».42
Яркую характеристику фашистской политики и идеоло-
гии дал в своих работах профессор В. В. Данилевский
(«Фашизм — злейший враг науки и культуры»), профессора
О. Л. Вайнштейн, М. А. Гуковский, Н. П. Полетика («Же-
лезом и кровью. Судьба гитлеровской Германии в зеркале
истории»), академик Н. С. Державин («Народы Европы под
игом фашизма»), В. Н. Белановский («Народы мира против
фашизма»), А. В. Немилов («Скотская мораль фашистских
мракобесов»).
Брошюра Б. М. Кочакова, Ш. М. Левина, А. В. Предте-
ченского «Великое народное ополчение», изданная в августе
1941 г., рассказывала и об ополчении 1812 г. и о начале
формирования ополчения в 1941 г. В самые тяжелые для
240
ленинградцев дни, во время зимы 1941-1942 гг. были изданы
книжки о выдающихся русских полководцах: «Дмитрий
Донской» и «А. А. Брусилов» В. В. Мавродина, «Михаил
Кутузов» и «Александр Суворов» Б. М. Конакова, «К. Минин
и Д. Пожарский» И. И. Смирнова, «Гвардия» В. В. Мавро-
дина и Р. С. Ланина, брошюра А. А. Вознесенского «Ленин
и оборона социалистического государства», посвященная 18-й
годовщине со дня смерти В. И. Ленина.43
Ученые университета неоднократно выступали по радио.
Так, в памятный для всех блокадников день 8 сентября
1941 г. состоялась радиопередача, транслировавшаяся на всю
страну.
«Друзья мои, — говорил академик А. А. Байков. — Я заверяю вас от
имени интеллигенции города Ленина, что в священной борьбе, которую
ведет народ, она вместе со всеми ленинградцами покажет образцы героизма,
стойкости и мужества».44 А 7 октября по радио транслировалось письмо
ленинградских ученых, в их числе и профессоров университета академика
И. И. Мещанинова, членов-корреспондентов АН СССР В. Ф. Шишмарева,
С. Г. Бархударова, К. А. Пушкаревича: «Мы живем в городе, над которым
нависла непосредственная опасность вторжения врага. Фашистские варвары
обстреливают Ленинград из артиллерийских орудий, бомбят мирные жилища,
больницы, общественные учреждения крупнейшего научного и культурного
центра. Но нн бомбы, ни снаряды врага не остановят, не сломят нашу волю
к победе и борьбе. Ленинградские ученые продолжают спокойно и уверенно
45
работать».
К яростной борьбе с фашистами звали радиослушателей
выступления В. В. Мавродина, Н. С. Державина, А. В. Не-
милова, А. В. Предтеченского и др.
Наряду с агитационно-пропагандистской работой с насе-
лением города Ленина, с воинами Ленинградского фронта и
Балтийского флота, нельзя было забывать и о необходимости
вести постоянную работу в самом университетском коллек-
тиве.
Из Постановления партийного собрания ЛГУ
от 8 сентября 1941 г.
...При партийном комитете университета создан коллектив агитаторов,
выступающий в группах факультета и деканатах.
Но наряду с этим имеется и ряд недостатков:
1) За последнее время ослабел контроль за работой агитаторов.
241
2) Не всюду агитация носит действенный характер. Не используются
конкретные факты, письма с фронта, воспоминания участников гражданской
войны.
3) Недостаточно развернута агитационно-массовая работа среди техни-
ческих рабочих.
4) Недостаточно привлекаются рабочие, служащие, преподаватели и
студенты на массовые мероприятия (лекции, встречи с участниками боев и
т. д.), проводимые в районном доме партактива.
В целях устранения этих недостатков партийное собрание постановляет:
1. Поручить партийному комитету систематически контролировать работу
агитаторов, оказывая им повседневную помощь.
2. Обязать коммунистов, и в особенности преподавателей-коммунистов,
вести постоянную агитационно-массовую работу среди трудящихся.
3. Предложить парткому обсудить вопрос об агитационно-массовой работе
в комсомоле и принять меры к ее улучшению.
4. Обратить особое внимание на усиление пропаганды военных знаний.
По решению парткома университета в сентябре 1941 г.
был создан студенческий агитколлектив, который регулярно
проводил беседы в учебных группах, в общежитии, на
оборонных работах. «Крах молниеносной войны», «Экономи-
ческие ресурсы антифашистского блока», «Оборона Петрогра-
да в 1919 г.», «Задачи трудящихся по защите Ленинграда» —
вот некоторые темы бесед первых осенних недель. Образцы
хорошей работы в агитколлективе показали студентки Зорина
(исторический факультет), Исаченко (биологический), Лещин-
ская (философский), Румянцева (геолого-почвенный).47
Регулярную читку газет бойцам бригад МПВО универси-
тета организовала политрук Никитина. Политрук Кацева вела
политбеседы «Священная Отечественная война советского
народа», «Блок трех великих держав», «Организация проти-
вовоздушной обороны».48
Однако именно работа внутри университета оставалась
все же наиболее слабым звеном разнообразной пропагандист-
ской деятельности универсантов. На общем партийном собра-
нии ЛГУ 10 ноября 1941 г. секретарь парткома Л. Ф. Ле-
усский говорил: «Агитация не стала еще конкретной,
действенной и индивидуальной. Комсомольцы и агитаторы в
своей работе не используют конкретных фактов из жизни
университета. Письма, поступающие с фронта и имеющиеся
на всех факультетах, далеко еще не используются. Не
популяризируются среди наших студентов примеры героизма
и бесстрашия, проявленные нашими товарищами, ушедшими
242
на фронт».49 Слабо велась работа и среди сотрудников
деканатов, рабочих и служащих. Низкий уровень работы с
профессорско-преподавательским составом, недостаточное раз-
вертывание мероприятий в бомбоубежищах отмечалось в
выступлении ректора А. А. Вознесенского, а также многих
других коммунистов.
На собрании разгорелся нередкий для пропагандистов
того времени спор о немцах и фашистах.
«Необходимо, чтобы работники социально-экономических
кафедр воспитывали ежедневно, ежечасно подлинный соци-
алистический гуманизм, ненависть к врагу, мщение, —
говорил профессор В. И. Кудрявцев. — Необходимо разобла-
чать вредную теорию, имеющую место у нас — противопо-
ставление фашиста и немца. Наши враги — немцы и их
надо беспощадно уничтожать. Надо воспитывать эту нена-
висть, беспощадность к врагу, который пришел с оружием
в руках в нашу страну». Ему возражал доцент Садовник,
что «не весь немецкий народ, а немецкий фашист, немецкий
оккупант, пришедший с оружием в руках, должен быть
истреблен», что «немецкий народ отвечает морально и
материально, ведь товарищ Сталин не говорил об уничтоже-
нии всего немецкого народа». Свое мнение высказал и ректор
А. А. Вознесенский: «До тех пор пока немецкий народ не
сбросит фашизма и гитлеризма, он несет ответственность за
, кт
те злодеяния, которые творит фашистская армия».
Следует заметить, что по мере развертывания событий
на фронтах Великой Отечественной войны, крушения имев-
ших место поначалу иллюзий о реальности взрыва фашист-
ского рейха изнутри в пропагандистской деятельности все
меньше делалось различий между немцами и фашистами.
Этому способствовали и соответствующие действия руковод-
ства страны: насильственная депортация советских граждан
немецкой национальности в глубь страны, перевод их на
бесправное положение спецпереселенцев, ликвидация ряда
немецкоязычных наименований и т. п. Лишь на исходе
войны, когда Красная Армия вступила на территорию
Германии, в партийной и советской печати, в соответствую-
щих директивах политорганов было четко и определенно
сказано о недопустимости смешивать весь немецкий народ и
243
германский фашизм, призывать не к уничтожению фашизма,
а к уничтожению немцев...
Большое значение в подъеме морального духа универсан-
тов в трудные дни блокады имели мероприятия, посвященные
50-летию сдачи В. И. Лениным государственных экзаменов
в Петербургском университете. План этих мероприятий был
принят на заседании партбюро ЛГУ 19 ноября 1941 г., причем
в качестве первого пункта в него было включено предложение
направить «заявление товарищу Жданову о присвоении
нашему университету имени Ленина».52
21 ноября 1941 г. состоялось заседание Ученого совета
в Петровском зале, на котором с докладом «Ленин и защита
социалистического Отечества» выступил А. А. Вознесенский.
В докладе особо говорилось о славных традициях универси-
тета, обязывающих даже в самое тяжелое время работать с
полной отдачей; текст доклада вскоре был издан отдельной
брошюрой.53 А 2 декабря уже в Актовом зале состоялось
расширенное заседание Ученого совета, своего рода торжест-
венное заседание в честь знаменательного события.
«Мне и группе коммунистов и комсомольцев было поручено обеспечить
проведение заседания на высоком уровне, решив при этом множество
труднейших задач, — вспоминает Е. М. Косачевская. — Было заготовлено
топливо, пущено паровое отопление, горело электрическое освещение
(поданное по кабелю с ближайшего военного корабля на Неве). Актовый
зал не вмещал всех прибывших — около 600 человек. Электрическое
освещение на сцене и у портрета Ильича — живые цветы и растения из
университетской оранжереи, чудом сохраненные биологами Коломийцевым,
Шматок и другими. Собравшиеся имели возможность ознакомиться с
развернутой здесь же выставкой, посвященной памятной дате. В зале свежо,
хотя действовало паровое отопление и помещение накануне и всю ночь
отапливалось. Рядом за стеной, в большом университетском коридоре,
выбиты все стекла и на полу — сугробы снега».5^ Профессору С. С. Куз-
нецову запомнилось также, что «во время заседания завывали сирены и
шел небольшой обстрел».
О пребывании В. И. Ленина в Петербургском универси-
тете рассказал ветеран коллектива, директор Научной биб-
лиотеки им. М. Горького И. И. Корель, участник студенчес-
ких волнений в годы первой русской революции. Огромное
впечатление на всех произвело* выступление академика
А. А. Ухтомского, категорически отказавшегося эвакуиро-
ваться и во главе группы физиологов отдававшего все силы
работам по профилактике и лечению травматического шока.50
244
На пленуме Василеостровского РК ВКП(б) 14 декабря
1941 г., посвященном массово-политической работе в районе,
была особо отмечена деятельность коллектива Ленинградского
57
университета.
Итоги этого пленума рассматривались на общем партий-
ном собрании ЛГУ 22 января 1942 г. В докладе Р. С. Мну-
хиной говорилось, что университет, дав высококвалифициро-
ванных докладчиков горкому и райкому партии, успешно
осуществляя культурное обслуживание воинов, в то же время
«не сумел организовать работу в своих стенах... работа с
каждым в отдельности человеком была упущена в универси-
тете».58
В. В. Мавродин обратил внимание собрания на хозяйственные и бытовые
трудности, мешающие нормальной деятельности кафедр и факультетов. «Весь
вопрос в расхлябанности и безответственности, которые характерны для
некоторых работников университета. С ними и нужно повести борьбу. У
нас на историческом факультете 168 человек студентов, но условия для их
работы отсутствуют. Мы требуем от хозяйственной части всего лишь две
печки, что обеспечивало бы временные, более или менее элементарные
условия работы. Сейчас нужно проявить максимум заботы о людях, о
сохранении кадров», — подчеркивал он.58
В принятом собранием решении отмечалась необходи-
мость разработки мероприятий по развертыванию политико-
массовой работы в университетском коллективе, по поднятию
политического настроения студентов и преподавателей.00
Первая блокадная зима. Муки голода. Холод. Дистрофия.
Цинга. Катастрофическая смертность... Но Ленинград не
сдается. Ленинградцы остаются сильными духом. И в этом
им неоценимую помощь оказывают универсанты.
Из воспоминаний профессора Г. В. Ефимова
Шел январь 1942 г. Враг беспрерывно обстреливал город... Бомбоубежище
Кировского завода содрогалось от артобстрела, снаряды рвались на терри-
тории завода, но, как всегда в назначенный час, агитаторы и пропагандисты
завода собирались прослушать доклад о текущем моменте. В лектории
горкома, в самом теплом помещении, где температура была 5-6° ниже нуля,
в феврале собирались слушать цикл лекций о войне на Тихом океане.
Слушали при коптилках, но люди приходили, задавали много вопросов, и
лекторы навсегда запоминали тех, которым так тяжело жилось и которые
ни на минуту не позволили себе опустить руки, потерять интерес к жизни. —
Да, такого народа не победить! — вот вывод, к которому неизменно приходил
« 61
каждый.
245
В самое тяжелое время — в дни мобилизации на фронт,
ожесточенных боев на подступах к Ленинграду, варварских
бомбежек, изнурительных артиллерийских обстрелов, в не-
описуемую по своим тяготам первую блокадную зиму —пре-
подаватели, сотрудники, студенты, аспиранты университета,
находясь в родном городе, оружием слова вдохновляли
ленинградцев, крепили их моральные силы.
После эвакуации в Саратов в Ленинграде остался неболь-
шой коллектив, который возглавлял уполномоченный ЛГУ,
занимавшийся главным образом сбережением уникального
имущества крупнейшего вуза страны. «Мы обязаны сохранить
эти ценности до момента, когда двери университета снова
откроются для нашей молодежи, живая волна которой,
полная жажды знаний, растечется по нашим старинным
аудиториям многочисленных кафедр различных факульте-
тов», —отмечалось в письме из осажденного города.62
Ядром оставшегося в Ленинграде университетского кол-
лектива были коммунисты. Они проводили политинформации
и беседы, организовывали выпуск стенных газет, помогали
решению культурно-бытовых проблем.
На партийных собраниях 11 марта и 6 апреля 1942 г.
остро стоял вопрос об участии в очистке города. После
собраний коммунисты проводили индивидуальные беседы по
месту жительства и непосредственно на рабочих местах, в
результате чего территория университета и подшефного
домохозяйства была очищена досрочно — к 25 апреля.
Одно из первых мест в Василеостровском районе неиз-
менно занимало подсобное хозяйство ЛГУ. Лекции, выставки,
беседы о значении огородничества, широкий обмен опытом
способствовали процветанию университетского подсобного
хозяйства, благодаря которому во многом улучшился рацион
питания универсантов.63
В подшефном домохозяйстве, где проживало почти 200
человек (дома 7-9 по Съездовской линии), каждую декаду
проводились собеседования под руководством политруков
М. И. Колосовой и В. П. Непорожнева. Не без их действен-
ной помощи жильцы всего за 8 дней выполнили месячную
норму заготовки дров, успешно работали на оборонном
64
строительстве.
246
Однако задачи превращения Ленинграда в военный город
настоятельно требовали еще более высокого уровня идейно-
политической работы. Василеостровский райком партии от-
мечал необходимость вести работу силами всех университет-
ских коммунистов, регулярно проводить читки газет, выпус-
кать на объектах боевые листки, организовать агитгруппы с
СС
систематическим контролем за каждым агитатором.
Из постановления собрания партийно-хозяйственного
актива Управления уполномоченного Ленинградского государственного
университета в г. Ленинграде
от 22 мая 1942 г.
...Партийно-хозяйственный актив считает... необходимым широко раз-
вернуть соцсоревнование, включив в него следующие основные мероприятия:
1) Каждому отделу, факультету и др. объекту взять на себя конкретные
обязательства по досрочному выполнению намеченною плана.
2) Охватить соцсоревнованием каждого работника Управления по его
конкретным обязательствам.
3) Развернуть соцсоревнование как между отдельными факультетами,
так и между отдельными работниками.
4) Партийно-хозяйственный актив считает, что у нас есть все условия
и возможности развернуть работу по более конкретной помощи фронту путем
организации при управлении ряда лабораторных работ, и считает, что в
этой части соцсоревнование должно сыграть решающую роль.
5) Развернуть соцсоревнование на лучшую организацию МПВО и ее
боеспособность, на укрепление и усиление пожарно-строевой охраны,
развертывание индивидуального огородничества и т. д. и т. п.
6) Партийно-хозяйственный актив считает, что соцсоревнование, его
организация, проверка и вовлечение в него всех работников Управления
должны стать основой всей работы местного комитета.
К 10 апреля 1942 г. сформировалась редколлегия стенной
газеты «За Ленинград», которая стала выходить один —два
раза в месяц. До конца года выпустили 5 газет и 4 бюллетеня,
в них затрагивались работа столовой, пожарной охраны,
команды МПВО, подписка на заем, вопросы огородничества,
организации соревнования, положения в библиотеке. В газете
сотрудничало 11 стенкоров.
В сентябре решением партсобрания был организован
агитационный коллектив, силами которого велась разнооб-
разная политико-воспитательная и культурно-массовая рабо-
та. В него вошли Е. М. Роднянский, А. М. Морген,
247
М. И. Колобова, Гуцевич, Е. С. Бурова, В. М. Непорожнева,
Ю. К. Новодранов, В. В. Пышненко, Г. И. Шихбазов, а
позднее также Печкина, И. В. Маринина, Панкратов. Менее
чем за год они провели 53 беседы, 14 лекций, 9 митингов.67
Большое внимание уделялось команде МПВО, пожарникам,
подшефному домохозяйству. Лекции о текущем моменте,
международные обзоры, изложение приказов и выступлений
И. В. Сталина увязывались с конкретными интересами слу-
шателей; их участием в обороне города Ленина. Инструктаж
агитаторов проводился в районном парткабинете. В помощь
агитколлективу создали красный уголок, где имелись газеты,
настольные игры, политическая литература.68 Его посещали
5-7 человек в день.
Для кандидатов в члены партии и беспартийных работал
кружок по изучению Программы и Устава ВКП(б), а также
«Краткого курса истории ВКП(б)». Руководил кружком
Панкратов.69
Значительные трудности испытывала университетская
библиотека. С декабря 1941 г. из-за отсутствия отопления
она фактически прекратила работу. Во время голодной зимы
имели место случаи выдачи книг в госпитали и воинские
части без оформления документов. Часть книг была расхи-
щена через выбитые окна. Из 17 сотрудников на работу могло
выходить не более 2 —3. На партийных собраниях 27 апреля
и 3 декабря 1942 г. специально обсуждалось положение в
библиотеке, мерах по обеспечению сохранности ценностей,
укреплению дисциплины сотрудников, проверке описей книг.
Положение постепенно стало улучшаться.70
Сотрудники, рабочие и служащие аппарата уполномочен-
ного ЛГУ в Ленинграде успешно выполняли стоявшие перед
ними в 1942 г. задачи. В основном были приведены в порядок
отопление и водопровод, сохранена оранжерея, остеклено
2 тыс. оконных проемов, причем ряд сотрудников приобрел
специальности маляра, печника, стекольщика, слесаря и др.
Как подчеркивалось в отчетном документе, «следует отметить
очень большую тягу работников к работе, которая бы
непосредственно помогла бы нашей Красной Армии победить
71
врага».
18 января 1943 г. войска Ленинградского и Волховского
фронтов соединились и освободили г. Шлиссельбург. Ленин-
248
град получил сухопутную связь с Большой землей! Блокада
прорвана! На следующий день утром провели праздничный
митинг. Всем работникам выдано было бесплатно по 6 кг
свеклы. Универсанты отправили поздравительную телеграмму
в Саратов. И 22, и 23 января проводились различные
72
праздничные мероприятия.
Ленинградская партийная организация поставила перед
коммунистами и всеми жителями Ленинграда важные задачи
по восстановлению и развитию промышленных предприятий,
улучшению жилищно-бытовых условий, организации досуга.
В то же время продолжавшаяся осада вызывала необходи-
мость сделать более продуктивным военное обучение, улуч-
шить структуру частей МПВО. Все это требовало усиления
и агитационно-пропагандистской работы.73
В год коренного перелома в ходе Великой Отечественной
войны в университетском коллективе для коммунистов и
беспартийных регулярно проводились лекции и беседы на
актуальные темы дня: «9 января», «19 лет без Ленина»,
«День смерти А. С. Пушкина», «Международный женский
день и Отечественная война», «1 мая», «Международное
положение», «Киров с нами», «Сталинская Конституция».74
Лишь в ноябре 1943 г. сотрудниками аппарата уполномочен-
ного ЛГУ были прочитаны лекции в честь 26-й годовщины
Великого Октября, 2 доклада на международные темы,
проводились политбеседы в 8 подразделениях аппарата, по-
жарной охране и команде МПВО (еженедельно), концерт
художественной самодеятельности, совещание агитколлектива
по обмену опытом; был обсужден отчет политорганизатора
подшефного домохозяйства, обследовано состояние семей
военнослужащих —сотрудников ЛГУ.75
Стабилизировалась работа университетской библиотеки.
К осени 1943 г. не только кардинально улучшилось положе-
ние с хранением книжных фондов, но и в соответствии с
решением Советского правительства было выделено 7 тыс.
томов для библиотек освобожденных от немецкой оккупации
районов. Было расставлено около 5 тыс. книг, обработана
закупленная литература в количестве 5221 экземпляров,
перенесено 1,5 тыс. книг «Музея древности», оповещено
около 500 «должников», проведена очистка книг от плесени.
Библиотека по-прежнему помогала литературой агитколлек-
249
тиву, подшефному госпиталю, в ней организована была
выставка памяти знаменитых русских полководцев.70
В редколлегии стенной газеты увеличилось число рабко-
ров, стали шире, публиковаться материалы по выполнению
производственного плана восстановительных работ, давались
77
ответы на ранее выпущенные заметки.1
На партсобраниях отмечалась важность больше исполь-
зовать в агитационно-массовой работе местный, университет-
ский, материал, найти индивидуальный подход к беспартий-
ным.78 28 мая 1943 г. состоялось общее собрание партийных
организаций аппарата уполномоченного ЛГУ и Академии
наук СССР, в ходе которого было намечено совместными
силами вести агитационно-массовую работу, регулярно про-
водить совместные доклады на различные темы и т. д.79 Это
перспективное направление, однако, не получило своего
развития.
21 января 1944 г. на партийном собрании заслушивался
отчет уполномоченного ЛГУ Е. М. Роднянского о работе за
1943 г. и определены перспективы на 1944 г. Ставилась
задача привести лаборатории, кабинеты и библиотеку «в такое
состояние, чтобы университет мог сразу приступить к работе»,
«оказать всемерную помощь сельхозорганизациям города для
получения высокого урожая», выполнить в установленные
сроки научные планы по химии, геологии, биологии. В
решении собрания подчеркивалось, что успех может быть
достигнут лишь при самом широком развертывании соцсо-
ревнования среди сотрудников, активном участии и помощи
ЯЛ
парторганизации и месткома.
А уже через 6 дней, вечером 27 января, на невских
берегах гремел салют из 324 орудий, знаменовавший собой
победоносные действия войск Ленинградского фронта и
моряков Балтийского флота. Ленинград был полностью
освобожден от вражеской блокады!
Блокадная эпопея завершилась.
В жизни Ленинграда в завершающий период Великой
Отечественной войны становилось все больше черт мирного
времени. Были отменены ограничения транспортного и
пешеходного движения, налажено железнодорожное сообще-
ние со страной. Освобождение Ленинграда от блокады создало
предпосылки для использования всего экономического, поли-
250
тического и культурного потенциала города для окончатель-
ного разгрома врага. Однако ущерб, нанесенный за время
блокады, был чрезвычайно велик. 29 марта 1944 г. Государ-
ственный Комитет Обороны СССР принял постановление «О
первоочередных мероприятиях по восстановлению промыш-
ленности и городского хозяйства Ленинграда в 1944 году».
11-12 апреля проходил первый за время войны пленум
Ленинградского горкома ВКП(б), наметивший пути выполне-
ния поставленных задач. А проходившая в мае 1944 г.
VII сессия Ленгорсовета (также первая за время войны)
обсудила план первоочередных работ по восстановлению...81
В соответствии с постановлением СНК СССР «О меро-
приятиях по укреплению Ленинградского государственного
университета» от 7 июня 1944 г. на ремонтно-восстанови-
тельные работы выделялось 2 млн р.82 К этому времени уже
был осуществлен организованный переезд универсантов из
Саратова в Ленинград. Часть сотрудников временно осталась
в Саратове для решения некоторых организационных вопро-
сов.83
Универсанты, осуществлявшие большую пропагандист-
скую работу во время пребывания ЛГУ в эвакуации, вели
ее и во время возвращения в родной город, по пути из Саратова
в Ленинград. Так, только во втором эшелоне проведено было
более 30 бесед о событиях на фронтах Отечественной и второй
мировой войны, героизме русского народа, произведениях
русской классической литературы. В числе лекторов были
В. В. Мавродин, Б. М. Эйхенбаум, В. Е. Евгеньев-Макси-
мов, К. Ф. Огородников, М. И. Юраго.84
В городе на Неве вся политико-массовая работа была
направлена на быстрейшее завершение восстановления, ус-
пешную подготовку к новому учебному году. Был организован
общеуниверситетский штаб восстановительных работ, широ-
кий отклик нашел лозунг «Овладеть строительной специаль-
QC
ностью».
28 июня 1944 г. на заседании партийного бюро ЛГУ
рассматривался вопрос об организации политинформаций в
ходе восстановления. В выступлениях секретаря партбюро
В. И. Легкого, секретаря комитета ВЛКСМ Н. Фирсова,
членов партбюро Е. М. Косачевской, Н. В. Спижарской,
Г. С. Кватер и других выдвигалось предложение проводить
251
политинформации не по восстановительным бригадам, а по
факультетам, организуя в то же время читки газет во время
обеденных перерывов. В принятом постановлении предписы-
валось «каждому парторгу (факультетов. — В. Б.) обеспечить
проведение политмассовой работы по укреплению трудовой
дисциплины... установить постоянный контроль за работой
студентов и сотрудников факультетов, политинформации по
группам проводить раз в две недели и раз в две недели
проводить общеуниверситетские обзорные лекции». Решено
было просить Василеостровский райком партии о возобнов-
лении выпуска многотиражной газеты «Ленинградский уни-
верситет», ответственным редактором которой был утвержден
Г. В. Ефимов.86
12 августа 1944 г. партбюро приняло решение о при-
креплении членов партии к строительным объектам универ-
ситета для организации всей политической работы по
выполнению плановых заданий, было также отмечено, что
медленно идет оформление наглядной агитации, рекомендо-
вано месткому, профкому и комитету ВЛКСМ привлечь
художников к подготовке досок почета, красочных лозунгов,
плакатов, боевых листков и т. д.
«Восстановим родной университет!» — такой призыв
звучал в первом послеэвакуационном номере студенческой
многотиражки, выходившей с 24 августа еженедельно.
Штат университетской библиотеки им. М. Горького к
сентябрю 1944 г. возрос до 40 человек, стала вестись
научно-библиографическая работа, подбиралась литература
для пропагандистов. Как отмечал директор библиотеки
О. Л. Вайнштейн, «по заключению компетентных лиц книж-
ные фонды в лучшем состоянии, чем в любой другой
библиотеке».88 Накануне начала учебного года были обору-
дованы комнаты отдыха в студенческих общежитиях, нача-
QQ
лось снабжение их газетами и журналами.
Возобновил работу и лекторий ЛГУ, его директором была
назначена Е. М. Косачевская. 19 сентября 1944 г. около 300
человек слушали в отремонтированном Актовом зале лекцию
А. А. Вознесенского «Современный этап Великой Отечествен-
ной войны», а через три дня — лекцию В. В. Мавродина
«Происхождение русского народа». Открылись и филиалы
лектория: во Дворце пионеров и на Кировском заводе, только
252
за первый месяц работы лектория было прочитано более
150 лекций.90
Из постановления партийного бюро ЛГУ
от 14 сентября 1944 г.
1. ...Просить В. О. Райком ВКП(б) разрешить ходатайствовать перед
горкомом ВКП(б) открыть университет марксизма-ленинизма для научных
работников с 15 октября.
2. Открыть парткабинет. План работы парткабинета утвердить на
заседании партбюро.
3. Всем секретарям парторганизаций факультетов закончить к 20 сентября
ознакомление с состоянием работы кандидатов и членов партии над
повышением своего политического и теоретического уровня, побеседовав со
всеми коммунистами об их самостоятельной работе за последний период.
Заслушать на партбюро результаты выборочного обследования 25 коммунис-
тов —научных работников и руководящих работников аппарата ЛГУ и
[провести] мероприятия по повышению марксистско-ленинского уровня
наших кадров.
4 Секретарям парторганизаций совместно с комитетом ВЛКСМ выделить
в каждой студенческой группе агитатора (не позднее 5 октября). Для
проведения политинформаций в помощь агитаторам выделить к 25/IX
товарищей из профессорско-преподавательского состава, прикрепив их к
курсам. Список политинформаторов утвердить на партбюро.
5. Раз в две недели проводить семинар лекторов и политинформаторов.
Совещания агитаторов проводить по факультетам.
6. До начала учебного года оборудовать комнаты отдыха в студенческих
общежитиях и радиофицировать общежития.
Ответственные: Роднянский, Волынкин.
Ответственный за снабжение комнат газетами и журналами тов.
Мандель.9^
С новой силой развернулась культурно-массовая работа
с ранеными воинами. Только за август —сентябрь 1944 г. в
двух подшефных госпиталях прочитано было более 30 лекций,
25 студентов стали агитаторами палат.92
«Все материальные потребности раненых полностью обеспечивает госу-
дарство. Но зато они с огромным интересом относятся к рассказу о жизни
и работе в тылу, глубоко ценят помощь, оказанную в написании писем
родным, содействии во всяких их нуждах, — писала В. И. Евчук. — А
прочитанная в палате книга, беседа или выступление бригады художествен-
ной самодеятельности и просто патефон — все это поднимает моральное
состояние раненого, ускоряет его выздоровление».
В приказе по эвакогоспиталю № 1012 от 8 октября 1944 г.
за помощь раненым объявлялась благодарность В. Е. Евге-
253
ньеву-Максимову, В. В. Мавродину, Г. В. Ефимову,
В. И. Евчук, Л. П. Альтман, библиотекарям Шутихиной,
Т. Розиной, Прохоровой. С начала войны универсанты про-
читали в этом госпитале свыше 1 тыс. лекций и докладов,
обслужили библиотеками-передвижками несколько тысяч
бойцов и командиров.94 К празднику 27-й годовщины
Великого Октября собрано было 8 тыс. р на подарки раненым
госпиталя № 1012, передано более тысячи книг, оркестр
народных инструментов, много настольных игр, дано два
концерта художественной самодеятельности.
Разнообразной шефской работой был охвачен и госпиталь
№ 1443. В праздничные дни от имени ректора и обществен-
ных организаций ЛГУ в госпиталь приходили поздравитель-
ные письма, подарки, осуществлялось индивидуальное шеф-
ство над больными, силами факультетов проводились кон-
церты, чтение художественной литературы. Самыми частыми
посетителями были преподаватель истфака Р. А. Казакевич,
доценты-физики А. В. Тимофеева и М. Б. Чулановская, ас-
пирантка биофака Т. Р. Тамберг, студентки юридического
факультета И. Рывкина, И. Корочкина, биологического —
Ф. Полякова, филологического — Н. В. Серебрякова, геогра-
фического — А. Н. Михалева. И, конечно же, В. И. Евчук
и Р. 3. Золотницкая, возглавлявшие шефскую комиссию
университета. К дням памяти В. И. Ленина в январе 1945 г.
было проведено 10 бесед, к годовщине снятия блокады — 8,
к Дню Красной Армии — 6, к 1 мая — 10, а всего менее
чем за год — около 150 лекций и докладов в госпитальном
клубе, около 70 бесед в палатах. Трудно перечислить всех
преподавателей, ведущих ученых ЛГУ, проводивших лекци-
онную работу в госпиталях в конце войны. Среди них были
и неутомимый В. Е. Евгеньев-Максимов, и профессора
В. В. Шаронов и Я. С. Розенфельд, и аспирант историчес-
кого факультета И. П. Шаскольский.95
Возвратившиеся из эвакуации преподаватели и сотруд-
ники университета сразу были привлечены к пропагандист-
ской деятельности по линии Ленинградского горкома партии,
Василеостровского РК ВКП(б): они выступали по радио, в
печати, вели занятия в городском университете марксизма-
ленинизма, в райпарткабинетах. Только в августе 1944 г. в
Василеостровском райпарткабинете универсантами было про-
254
ведено 16 мероприятий для партийно-хозяйственного актива,
агитаторов, интеллигенции. Лекции о марксистской диалек-
тике и диалектике Гегеля прочитали В. И. Евчук и
Е. Е. Гиммельштейб, о работах В. И. Ленина «Шаг вперед,
два шага назад» и «Две тактики социал-демократии в
демократической революции» — А. И. Сагацкая, о создании
социал-демократической партии в России —М. И. Юраго, о
военном и международном положении СССР и союзников по
антигитлеровской коалиции — Н. П. Полетика и
В. М. Штейн, о русском фронте в первой мировой войне —
Н. Г. Сладкевич, о патриотизме русской классической лите-
ратуры —В. Е. Евгеньев-Максимов. К. Ф. Огородников про-
читал лекцию на тему «Было ли начало и будет ли конец
96
мира».
Среди 20 внештатных лекторов обкома и горкома ВКП(б)
было несколько универсантов: ректор А. А. Вознесенский,
деканы исторического, философского, политико-экономичес-
кого факультетов В. В. Мавродин, М. В. Серебряков и
В. В. Рейхардт, заведующая кафедрой основ марксизма-ле-
нинизма М. И. Юраго, профессор политэкономии
М. Ю. Бортник. Из 18 лекторов-международников городского
масштаба 7 работали в ЛГУ: профессора М. Я. Раппопорт и
Я. С. Розенфельд, доценты В. Н. Белановский, Г. В. Ефи-
мов, Л. В. Строева, В. М. Вольпе, Э. Л. Наровлянская.97
Силами университетской профессуры в лектории ЛГК
ВКП(б) читались лекционные циклы «Из истории русской
дипломатии», «Выдающиеся русские дипломаты», «Русские
полководцы», «Русский роман и его мировое значение», в
Доме партийного актива —курс лекций по истории СССР. В
печати публиковались статьи по случаю юбилейных дат со
дня рождения и смерти выдающихся деятелей русской
культуры и науки: М. П. Алексеева и В. Е. Евгеньева-Мак-
симова — о И. А. Крылове, Н. С. Державина — о А. С. Гри-
боедове, П. Беркова — о М. Ю. Лермонтове.98 В. В. Мавро-
дин опубликовал в «Ленинградской правде» статью «Петр
Великий» и обширную рецензию на I серию кинофильма
«Иван Грозный».99
1 октября 1944 г. в университете начался новый учебный
год, а 16-17 октября на общем партийном собрании заслу-
шивался отчет о работе партбюро с июня 1943 г. Наряду с
255
признанием успехов на собрании много говорилось о недо-
статках. В принятой резолюции ставилась задача «расширить
и укрепить связь с беспартийной массой, улучшить полити-
ческое воспитание научных работников и студентов, рабочих
и служащих... обеспечить регулярное проведение политин-
формаций, шире развернуть работу агитколлектива».100 В
соответствии с указаниями вышестоящих партийных органов
предстояло развернуть сеть кружков по изучению книги
И. В. Сталина «О Великой Отечественной войне Советского
Союза», «Краткого курса истории ВКП(б)», практиковать
самостоятельное изучение коммунистами марксизма-лениниз-
ма, провести теоретическую конференцию по работам В. И.
Ленина и И. В. Сталина.
Два раза в месяц во всех учебных группах проводились политинформации
по международным и военным вопросам, действовал постоянный семинар
для инструктажа политинформаторов, более 100 человек входили в агит-
коллектив под руководством Майковской. Особое внимание, значительно
большее, чем в блокадное время, стало уделяться пропаганде и изучению
сталинских работ. Так, только в ноябре 1944 г. по докладу И. В. Сталина
к 27-й годовщине Великого Октября были проведены митинги с участием
более 3 тыс. человек. Состоялись открытые заседания ученых советов
факультетов с докладами «Сталин как государственный деятель», «Вопросы
законности в работах Сталина», «Сталин как историк», «Сталин — великий
полководец», «Национальный вопрос в работах Сталина», «Сила сталинского
предвидения» и др. На I—II курсах на изучение праздничного доклада
И. В. Сталина дополнительно было выделено 6 учебных часов, на П, IV, V
курсах — 3 часа.101
Таковы факты о массированном воздействии на универ-
сантов тогдашних идеологических установок, порожденных
культом Сталина.
Новый состав партийного бюро ЛГУ, возглавляемый
Р. С. Мнухиной и ее заместителями Н. В. Спижарской и
В. В. Вдовенко, уделял пристальное внимание идеологичес-
кой работе. Так, 21 ноября 1944 г. рассматривался вопрос о
воспитательной работе в общежитиях, организации досуга
студентов; 20 декабря 1944 г. и 12 января 1945 г. — о работе
редакции газеты «Ленинградский университет» и культпропа
П. Д. Габулова, 7 февраля 1945 г. — о естественнонаучной
пропаганде в Ленинграде и области, 14 февраля 1945 г. —
о работе лектория.102 На общих партсобраниях в январе
1945 г. обсуждался вопрос о повышении идейно-политичес-
256
кого уровня коммунистов; в феврале — итоги объединенного
пленума обкома и горкома ВКП(б), посвященного массово-
политической и культурно-просветительной работе; в марте —
об усилении воспитательной работы среди молодежи.103
На заседании бюро Василеостровского райкома партии
12 января 1945 г. специально рассматривался вопрос о
состоянии культурно-массовой работы в студенческих обще-
житиях ЛГУ. В принятом постановлении эта работа харак-
теризовалась как «важнейшая часть политической работы
среди молодежи», было рекомендовано активизировать дея-
тельность студенческих советов, организовать проведение
вечеров, коллективных читок, создать библиотеку-передвиж-
ку, проводить соревнование на лучшую комнату, силами
профессорско-преподавательского состава вести систематичес-
кие беседы со студентами о личной гигиене, культуре
104
поведения и т. д.
Несмотря на то, что было отремонтировано общежитие
на пр. Добролюбова на 1500 мест, заготовлен уголь, не
работала прачечная, не хватало мебели, из 164 комнат
общежития в 60 не было радиоточек. Кроме того, в
общежитии отсутствовали рабочие комнаты, библиотека, не
1 ПК
поступали газеты, не организовывались культпоходы в
кино, театры, музеи, вечера коллективного отдыха. «Комсо-
мольские и профсоюзные организации, ссылаясь на отсутствие
помещения для клуба, не занялись серьезно организацией
самодеятельности, кружков и других видов культурно-про-
светительной работы», —отмечалось в многотиражке.106
В условиях завершающего этапа Великой Отечественной
войны, возрождения жизни города на Неве требовалось
больше внимания, больше заботы проявлять о досуге людей,
удовлетворении их духовных потребностей. По-прежнему не
работал студенческий клуб. Информация о мероприятиях в
лектории зачастую отсутствовала, поэтому на многих инте-
ресных лекциях выдающихся ученых присутствовало только
по 15-25 человек.107
Серьезный разговор о трудностях культурно-массовой
работы в университете, путях ее подъема, приведения в
соответствие с нуждами и потребностями людей шел на
партийном собрании 19 февраля 1945 г. Резкой критике
подверглось руководство некоторых факультетов, в частности
257
биологического и исторического, за недостаточное внимание
к досугу студентов, увлечение научно-исследовательской
работой в ущерб работе с людьми, низкую посещаемость
занятий, нарушение графика выхода на восстановительные
объекты. Отмечалась также слабая работа профкома и
комитета ВЛКСМ университета.108
Замечания были учтены, и вскоре в студенческом
общежитии оборудовали комнаты отдыха, снабдили их
культинвентарем. Самодеятельный духовой оркестр, вокаль-
ный ансамбль, кружки художественного слова, хореографи-
ческий, драматический, сольного пения занимались вечерами
в аудиториях исторического факультета. К концу учебного
года в них насчитывалось 182 человека; было проведено 10
концертов в госпиталях, общежитии, подсобном хозяйстве,
Доме культуры промкооперации, состоялась встреча с веду-
щими артистами Большого драматического театра им.
М. Горького. В Актовом зале ЛГУ начался регулярный показ
кинофильмов, на нескольких факультетах прошли диспуты
«Каким должен быть студент?» и «Моральный облик совет-
109
ского человека».
Возобновилось культурное шефство над детскими учреж-
дениями. Так, студенты-филологи стали вожатыми в средней
школе № 21, проводили различные культмассовые мероприя-
тия в одном из детских домов, ремесленном училище № 13.
Над детдомовцами взяли шефство студенты математико-ме-
ханического и биологического факультетов, организовывали
для них культпоходы, проводили беседы на интересующие
ребят темы. Исторический факультет выделил 10 руководи-
телей политкружков на различные предприятия Василео-
стровского и Свердловского районов, экономический —напра-
вил двух докладчиков по темам «История ВЛКСМ» и
«История Великой Отечественной войны» в распоряжение
лекторской группы РК ВЛКСМ.110
Масштабы лекционной деятельности значительно расши-
рились. Университет вносил большой вклад в выполнение
постановления ЦК ВКП(б) от 27 сентября 1944 г. «Об
организации научно-просветительной пропаганды». На био-
логическом факультете было создано бюро естественнонаучной
пропаганды, которое возглавил профессор И. И. Презент
(лысенковец, печально известный травлей выдающихся уче-
258
ных). Были организованы лекторские группы по биологичес-
ким, геолого-географическим и физико-астрономическим на-
укам. Особый успех у слушателей имели лекции Л. Л. Ва-
сильева «Сон и сновидения», «Внушение и гипноз», Н. В. Го-
ликова «Закономерности высшей нервной деятельности»,
«Нарушение высшей нервной деятельности и ее восстановле-
ние», Ю. И. Полянского «Эволюция органического мира»,
С. Э. Фриша «Разработка новых методов спектрального
анализа» и др. Ученые выступали на предприятиях, в
учреждениях, клубах, домах культуры, кинотеатрах, участ-
вовали в неделе научно-популярных фильмов, выступая перед
киносеансами.111
Только в одном Выборгском доме культуры преподавате-
лями ЛГУ было проведено с января по май 1945 г. 15 лекций
на такие темы как «Происхождение человека», «Календарь
в прошлом, настоящем и будущем», «Как человек изменяет
природу», «Можно ли оживить умерший организм», «Разум
и инстинкт», «Павлов», «Мичурин», «Попов»...112 В лектории
университета был организован лекционный цикл «Как уст-
роен окружающий нас мир». В портфеле лектория имелось
свыше 400 наименований лекций, предложенных факульте-
тами ЛГУ.113 Читалось 19 лекционных циклов различной
тематики. Большой интерес у слушателей вызывали лекции
по истории русской и советской литературы: М. П. Алексее-
ва —«Тургенев как популяризатор русской культуры на
Западе», «Факты и легенды в биографии Шекспира»,
«Мировое значение русской литературы», Г. А. Гуковского —
«Реализм Гоголя», «Владимир Маяковский», И. П. Ереми-
на — «Тема защиты Отечества в древнерусской литературе»,
♦ Тарас Шевченко».114 Объявления о лекциях публиковали
газеты «Ленинградская правда» и «Ленинградский универ-
ситет».
Филиал университетского лектория во Дворце пионеров
оказывал огромную помощь школьникам в подготовке к
выпускным и вступительным экзаменам. В нем была прове-
дена 281 лекция, присутствовало 25830 слушателей. С апре-
ля 1945 г. открылся и постоянный филиал лектория в
г. Пскове, трижды в месяц туда выезжали ведущие профес-
115
сора и доценты.
259
По путевкам лектория университета преподаватели, сту-
денты, аспиранты выезжали в различные районы Ленинград-
ской, Псковской, Новгородской, Вологодской областей, в
Карелию, Эстонию, Латвию, Литву. Так, в марте 1945 г.
более 40 лекций в воинских частях Таллинна прочитали
профессора А. И. Лебединский, И. П. Еремин, доценты
И. А. Попова, Ф. Д. Левитин, О. Ф. Михайлов, а профессор
Г. А. Вялый организовал вечер русского искусства.
«Чувство глубокого внутреннего удовлетворения испытали мы после
проделанной работы, — писал О. Ф. Михайлов. — Необычайно гостепри-
имно и радушно встречали нас, представителей города-героя, решительно
везде, где приходилось читать. Такие, казалось бы, отвлеченные для военного
человека в настоящую минуту вопросы, как возникновение жизни и
происхождепие человека, древнерусская литература, строение Вселенной или
философские темы, вызывали огромный интерес у слушателей».118
Лекции и беседы с воинами помогали и самим ученым,
давали им новые творческие силы.
«Нельзя пе испытывать чувства величайшего нравственного удовлетво-
рения, выслушивая слова благодарности за прочтенную лекцию, за прове-
денную беседу из уст бойцов Красной Армии, — отмечал В. Е. Евгеньев-
Максимов. — Лекционная работа в воинских аудиториях морально подии-
117
мает и возвышает меня как всякого, кто отдается этой работе».
Всего же за немногим более полугода после возвращения
из эвакуации универсантами было прочитано воинам армии
и флота 1140 лекций. Для жителей Ленинграда в условиях
стационара, в филиалах, в красных уголках, на предприятиях
и в учреждениях было организовано 1250 лекций, их
посетило 130 тыс. человек.118
И во время боев на подступах к Ленинграду, и в
тяжелейшие дни голодной зимы в осажденном городе, и по
возвращении из эвакуации универсанты разили врага ору-
жием слова, помогали ленинградцам выстоять, приближали
заветный День Победы... Удивительно точно сказал об этом
прославленный ректор университета А. А. Вознесенский:
«Брошюры и статьи, лекции и доклады —это те же снаряды
по врагу, а иногда и более меткие, более острые».119
260
Примечания
1 КПСС в резолюциях и решениях съездов, конференций и пленумов ЦК. 9-е
изд. Т. 7. М., 1985. С. 222.
о
Шумилов Н. Д. В дни блокады. М., 1977. С. 23.
о
На защите Невской твердыни / Князев С. П., Стрешинский М. П.,
Франтишев И. М. и др. Л., 1965. С. 50 —55; Крюковских А. П. Во имя
победы: Идеологическая работа Ленинградской партийной организации в
годы Великой Отечественной войны. Л., 1988. С. 18-19.
4
Крюковских А. П. Во имя победы. С. 28.
5 ЛПА. Ф. 4. Оп. 3. Св. 915. Д. 619. Л. 53.
6 Там же. Ф. 984. Оп. 2. Св. 70. Д. 1. Л. 8.
7
Ленинградский университет. 1941. 25 июня,
о
Гуткина И. Г. Вспоминая Е. В. Тарле // Из литературного наследия
академика Е. В. Тарле / Сост. В. А. Дунаевский, В. И. Дурновцев,
Е. И. Чапкевич. М., 1981. С. 307.
о
История Ленинградского университета. 1819-1969. Очерки / Отв. ред.
В. В. Мавродин. Л., 1969. С. 355.
10 ЛПА. Ф. 984. Оп 2 Св. 70. Д. 2. Л. 59.
И Соболев Г. Л. Ученые Ленинграда в годы Великой Отечественной войны.
1941-1945. М.; Л., 1966. С. 87-88.
12
Косачевская Е. М. Сражающееся слово (агитационно-пропагандистская
деятельность ученых Ленинградского университета в годы Великой
Отечественной войны) // Очерки по истории Ленинградского университета.
Т. VI / Под ред. Г. А. Тишкина. Л., 1989. С. 18.
I3 Там же. С. 19.
1 4
Музей истории ЛГУ. Ф. ВОВ. Д. 189.
I5 ЛПА. Ф. 4. Оп. 3. Св. 915. Д. 615. Л. 53-59.
16
Косачевская Е. М. Слово сражалось // Ленинградский рабочий. 1986. 5
сентября.
I7 ЛПА. Ф. 984. Оп. 2. Св. 70. Д. 1. Л. 13-14.
18
Косачевская Е. М. Сражающееся слово. С. 24.
I9 ЛПА. Ф. 984. Оп. 2. Св. 70. Д. 1. Л. 7.
20
Грачев Ф. Ф. Записки военного врача. Л, 1970. С. 73.
21
История Ленинградского университета. 1819-1969. С. 371; Ежов В. А.,
Мавродин В. В. Ленинградский университет в годы Великой Отечествен-
ной войны. Л., 1975. С. 20-21; Грачев Ф. Ф. Записки военного врача.
С. 49.
22
Ленинградский университет. 1944. 7 ноября.
23
Ежов В. А., Мавродин В. В. Ленинградский университет... С. 20.
24
Косачевская Е. М. Сражающееся слово. С. 22.
25 ЛПА. Ф. 984. Оп. 2. Св. 70. Д. 2. Л. 181.
26
Ленинградский университет. 1944. 20 февраля.
261
Правда. 1941. 24 июня.
28 Большевик. 1941. № 11-12. С. 32-37.
29
Почему пала наполеоновская империя // Труд. 1941. 4 июля; Война
Отечественная, война освободительная // Известия. 1941. 6 июля;
Германский фашизм в петле // Красный флот. 1941. 13 июля.
30
Ленинградская правда. 1941. 1 июля.
31
Правда. 1941. 4 июля.
32
Ленинградская правда. 1941. 9 июля.
33
Там же. 16 июля.
34 Там же. 27 июля.
ОС
Там же. 21 августа.
ЗЯ
Там же. 25 ноября.
37
Там же. 11 ноября.
QQ
Отечественная война 1812 г. / Под ред. Е. В. Тарле. Л., 1941. С. XXIV.
39
Ленинградская правда. 1941. 18 июля.
40
Соболев Г. Л. Ученые Ленинграда.. С. 86.
41
Ежов В. А.. Мавродин В. В. Ленинградский университет... С. 27.
42
Косачевская Е. М. Сражающееся слово. С. 20.
43 Ленинград в Великой Отечественной войне: Печать Ленинграда. 1941-
1945. Вып. 1 / Отв. ред. В. М. Ковальчук. Л., 1971.
44
Соболев Г. Л. Ученые Ленинграда... С. 89.
40 Там же. С. 89-90.
46 ЛПА. Ф. 984. Оп. 2. Св. 70. Д. 1. Л. 4-5.
Там же. Л. 9.
48 Там же. Л. 9.
49 Там же. Л. 9 об.
50 Там же. Л. 10-12.
Там же. Л. 11-11 об.
52 Там же. Д. 2. Л. 174.
53 Ежов В. А, Мавродин В. В. Ленинградский университет...С. 51
54
Косачевская Е. М. Сражающееся слово. С. 22.
55
Кольцов А. В. Ученые Ленинграда в годы блокады. М.; Л., 1962. С. 59.
56
Ежов В. А., Мавродин В. В. Ленинградский университет... С. 52.
57 ЛПА. Ф. 4. Оп. 3. Св. 869. Д. 10. Л. 10.
58 Там же. Ф. 984. Оп. 2. Св. 70. Д. 6. Л. 4.
59 Там же. Л. 5-6.
60 Там же. Л. 7-7 об.
Я1
Ленинградский университет. 1944. 20 февраля.
Я2
Ежов В. А., Мавродин В. В. Ленинградский университет... С. 61-62.
63 ЛПА. Ф. 4. Оп. 3. Св. 915. Д. 621. Л. 28; Л. 28 об.; Ф. 984. Оп. 2.
Св. 71. Д. 11. Л. 42-43.
64 Там же. Ф. 4. Оп. 3. Св. 915. Д. 619. Л. 33.
262
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
78
79
80
81
82
83
84
85
86
87
88
89
90
91
92
93
94
95
96
97
98
Там же. Л. 34.
Там же. Ф. 984. Оп. 2. Св. 70. Д. 6. Л. 15-15 об.
Там же. Л. 33-33 об.; Св. 71. Д. 9. Л. 3-4.
Там же. Д. 11. Л. 40-41.
Там же. Св. 70. Д. 6. Л. 34 об.
Там же. Л. 14, 35-41; Ф. 4. Оп. 3. Св. 915. Д. 621. Л. 28-29.
Там же. Л. 29 об.
Там же.
Шумилов Н. Д. В дни блокады. С. 267-269.
ЛПА. Ф. 984. Оп. 2. Св. 71. Д. 14. Л. 1-11.
Там же. Л. 12-12 об.
Там же. Св. 72. Д. 18. Л. 9; Ленинградский университет. 1944. 7
сентября.
ЛПА. Ф. 984. Оп. 2. Св. 71. Д. 11. Л. 39-40.
Там же. Л. 2, 46, 63.
Там же. Л. 16-17.
Там же. Л. 11-11 об.
Непокоренный Ленинград / Отв. ред. В. М Ковальчук. Л., 1985.
С. 287-288.
История Ленинградского университета. С. 383.
Ежов В. А., Мавродин В. В. Ленинградский университет... С. 79.
ЛПА. Ф. 984. Оп. 2. Св. 72. Д. 18. Л. 90.
Овсянкин В. А. И строили, и учились // Возрождение: Воспоминания,
очерки и документы о восстановлении Ленинграда / Сост. В. А. Кутузов,
Э. Г. Левина. Л., 1977. С. 274-275.
ЛПА. Ф. 984. Оп. 2. Св. 72. Д. 19. Л. 51-54 об.
Там же. Л. 72-74.
Ленинградский университет. 1944. 7 сентября.
ЛПА. Ф. 984. Оп. 2. Св. 72. Д. 19. Л. 94.
Ленинградский университет. 1944. 21 сентября; Косачевская Е. М. Сра-
жающееся слово. С. 28-29.
ЛПА. Ф. 984. Оп. 2 Св. 72. Д. 19. Л. 94.
Там же. Д. 18. Л. 95.
Ленинградский университет. 1944. 1 октября.
История Ленинградского университета. С. 369.
Музей истории ЛГУ. Ф. ВОВ. Д. 108. Л. 1-3.
ЛПА. Ф. 4. Оп. 3. Св. 916. Д. 629. Л. 43-45.
Там же Ф. 25. Оп. 10. Св. 1026. Д. 560. Л. 1-3.
Ленинградская правда. 1944. 14 ноября, 18 ноября, 21 ноября, 1945 14
января, 4 февраля, 15,
Ленинградская правда.
17, 29 апреля.
1945. 6 и 14 февраля.
99
100 ЛИА. Ф. 984. Оп. 2. Св. 72. Д. 18. Л. 119.
263
Там же. Л. 80-85; Д. 19. Л. 89-91, 113.
102
Там же. Д. 19. Л. 127-128, 141 об.- 143; Св. 75. Д. 56. Л. 5, 9-9 об.
12, 16.
103 Там же. Св. 75. Д. 54. Л. 1, 11, 16.
1 П4
Там же. Ф. 4. Оп. 4. Св. 930. Д. 4. Л. 7-7 об.
105 Там же. Ф. 984. Оп. 2. Св. 72. Д. 19. Л. 127-128.
Ленинградский университет 1945. 14 февраля.
107 Там же.
108 ЛПА. Ф. 984. Оп. 2. Св. 75. Д. 54. Л. 11-15.
109
Ленинградский университет. 1945. 23 февраля, 13 и 23 апреля, 1 июля.
110 Там же. 1944. 31 марта, 13 апреля; ЛПА. Ф. К-141. On. 1. Св. 1. Д. 3.
Л. 29 об.-31.
Hl Ленинградский университет. 1945. 14 февраля, ЛПА. Ф. 984 Оп. 2.
Св. 75. Д. 56 Л. 9-9 об.
112
Ленинградский государственный архив литературы и искусства (ЛГАЛИ).
Ф. 7404. Оп. 10. Д. 100. Л. 12-13.
113
Косачевская Е. М. Сражающееся слово. С. 29.
114
Ленинградский университет. 1945. 10 августа; Косачевская Е. М. Сра-
жающееся слово С. 29.
115
Ленинградский университет. 1945. 10 августа.
116 гр о.
Там же. 31 марта.
117
Там же. 23 февраля.
118
Косачевская Е. М. Сражающееся слово С. 29.
119
Ленинградский университет. 1819-1944 / Под ред. В. В. Мавродина
М., 1945. С. 153.
Глава из книги «Ленинградский университет
в Великой Отечественной. Очерки». Л., 1990.
К ВОПРОСУ О ПОЗИЦИИ РУССКОЙ ЭМИГРАЦИИ
ВО ВРЕМЯ ВТОРОЙ МИРОВОЙ войны
Утверждение фашизма в Европе усилило размежевание
и борьбу течений в русской эмиграции. Так, твердо профа
шистской линии придерживались председатели Русского
Общевоинского союза Е. К. Миллер и А. П. Архангельский,
требовавшие от своих подчиненных обязательного изучения
теории и практики фашизма. Близок по духу РОВС был и
Национально-трудовой союз нового поколения. С другой
264
стороны, большой интерес у эмигрантов вызывали публичные
лекции и брошюры не входившего ни в какие организации
А. И. Деникина, считавшего, что «наше участие на стороне
тех, кто хочет присвоить русскую территорию, недопустимо».
Следует учитывать, что Деникин, отвергая помощь интервен-
там, считал необходимым, чтобы Красная Армия повернула
оружие против Советской власти.
Расширение территории СССР вызывало у части эмигра-
ции позитивный отклик. Сталин стал именоваться «собира-
телем земли русской». В то же время наиболее реакционная
часть эмиграции, группировавшаяся вокруг Объединения
русских воинских союзов (ОРВС), образованного в 1939 г. на
базе двух отделов РОВСа, считала необходимым лишь
изменить тактику и перейти к выжиданию. «Наше умолчание
об отношении к Советской власти вовсе не будет означать,
что мы с этой властью “примирились”..., что мы отказались
от нашей борьбы..., после войны произойдет освобождение
нашей родины», — писал А. П. Архангельский. Однако и
тех, и других объединяло общее иллюзорное представление
о полном разложении и неминуемом быстром крахе советской
системы.
Нападение Германии на СССР вызвало как усиление
антифашистских настроений, пополнение рядов Сопротивле-
ния, репрессии по отношению к русским эмигрантам, так и
заверения руководства ОРВС в своей преданности рейху и
желании воевать против Красной Армии. Еще 21 мая 1941 г.
начальник ОРВС фон Лампе поспешил обратиться с письмом
к главнокомандующему сухопутными войсками вермахта фон
Браухичу о том, что предоставляет свое объединение «в
распоряжение германского командования». 26 июня с воз-
званием к эмигрантам о помощи Гитлеру в «крестовом походе
против коммунизма-большевизма» обратился «глава россий-
ского императорского дома» великий князь Владимир Ки-
риллович. Тем не менее, лишь ничтожная часть эмигрантов
была направлена на Восточный фронт, да и то лишь и
качестве переводчиков, инструкторов, функционеров оккупа-
ционной администрации.
Архивные документы свидетельствуют, что бесчеловечная
политика гитлеровцев на советской территории и в то же
время известная гибкость сталинского руководства, его
265
мероприятия «имперского характера» усиливали патриоти-
ческие, антифашистские настроения в рядах эмиграции,
приводили многих в число сторонников СССР. Решающее же
воздействие оказали успехи Красной Армии па фронтах
войны. «Победы Красной Армии обязывают нас пересмотреть
прежние оценки», — писал П. И. Милюков в 1943 году.
Разгром гитлеровского рейха содействовал еще большему
укреплению патриотических настроений значительной части
эмигрантов, которых не смущали даже действительные и
мнимые ужасы сталинизма. «Значит, мы ошиблись, этот
народ не желает “освобождения” из наших рук», — отмечал
Б. В. Шульгин. У советского руководства появилась реальная
возможность использовать на благо Отечества богатый мате-
риальный и духовный потенциал эмиграции, что, однако,
входило в противоречие со сталинской административно-ко-
мандной системой, а потому было отброшено.
Анализ документов русских эмигрантских организаций
периода второй мировой войны свидетельствует о постоянной
борьбе противостоящих друг другу позиций по вопросам об
отношении к СССР и Германии, о послевоенном устройстве
мира. Следует отделять программные заявления руководите-
лей тех или иных организаций от конкретной позиции и
конкретных действий их членов. Жестокость фашистских
оккупантов по отношению к народам России, слава русского
оружия, восстановление многих внешних дореволюционных
атрибутов, обстоятельства личной жизни — все это в той
или иной степени содействовало укреплению в целом пози-
тивного отношения к Советской стране значительного числа
эмигрантов даже враждующих группировок.
Изучение соотношения позиций эмигрантских верхов и
низов в различных странах, степени их прогерманской и
патриотической направленности в отдельные периоды
войны — предмет будущих исследований.
Советский Союз в первый период
Великой Отечественной войны. Л., 1990.
266
КРАСНЫЙ И БЕЛЫЙ ТЕРРОР
ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
Размышляя об истоках многих наших сегодняшних
проблем, о грубости и черствости душ, укоренившейся в
обществе жестокости, о своего рода черно-белом видении
мира, мы, не переставая бесповоротно осуждать сталинщину,
все чаще и чаще обращаемся к событиям первых лет
Советской власти, к трагедии гражданской войны. О красном
и белом терроре сейчас часто пишут писатели и публицисты,
пишут зачастую ярко и талантливо, но, не в обиду им будь
сказано, делают выводы и обобщения на основе ограниченного
по различным причинам фактического материала. А что же
наши ведущие историки? Ныне и они стали выступать перед
широкой читательской аудиторией.
«Исторически бесспорно, что если бы большевики про-
медлили со взятием власти и не упредили контрреволюцию,
то слабое правительство Керенского сменила бы военная
клика, — утверждает член-корреспондент АН СССР П. В. Во-
лобуев (Родина. 1989. № 11. С. 17). — Наступили бы
десятилетия жесточайшего белогвардейского террора (вероят-
но, не уступающего сталинскому), социального, экономичес-
кого и культурного регресса». «Говоря о белом и красном
терроре, непростительно забывать их противоположную клас-
совую направленность, — подчеркивает профессор Ю. И. Ко-
раблев в вышедшем в Политиздате сборнике “Страницы
истории советского общества. Факты, проблемы, люди” (М.,
1989. С. 82). — Карательная политика Советской власти, в
том числе и террор, направлялась против свергнутых и
разбитых, но сопротивляющихся эксплуататорских классов,
против белогвардейщины. Белый же террор — это террор
буржуазии, монархистов и их прислужников против рабочих
и крестьян, против большинства народа». А на Всесоюзном
круглом столе историков в декабре 1989 г. профессор
А. С. Велидов высказал предположение, что гражданскую
войну можно вообще было бы предотвратить, если бы не
излишняя мягкость большевиков в первые месяцы Советской
власти.
267
Специальный же анализ проблемы красного и белого
террора до сих пор не предпринимали. Более того: нет даже
четкости в понятийном аппарате.
Красный террор чаще всего связывается непосредственно
с известным Постановлением СНК от 5 сентября 1918 г.,
принятым после убийства М. С. Урицкого и покушения на
жизнь В. И. Ленина. «Массовый красный террор, осущест-
влявшийся главным образом в начале сентября 1918 г., в
дальнейшем, несмотря на подчас весьма тяжелую обстановку
в стране, никогда больше в таком виде не применялся», —
читаем в вышедшей многими изданиями книге Д. Л. Голин-
кова.1 «Применение красного террора носило ограниченный
характер, — говорится в официальном разъяснении Проку-
ратуры и КГБ СССР редакции журнала “Известия ЦК
КПСС”. — Фактически в большинстве районов страны он
закончился в сентябре-октябре 1918 г. Постановление Чрез-
вычайного VI Всероссийского съезда Советов от 6 ноября
1918 г. “Об амнистии” положило конец красному террору в
республике».2
А белый террор? Под ним понимают все репрессивные
действия контрреволюционеров периода гражданской войны:
и не прекращавшуюся после октября 1917-го деятельность
различных боевых групп от эсеров и анархистов до монар-
хистов, и расстрелы комиссаров и краскомов по приговорам
военно-полевых судов, и жестокие наказания разнообразных
белогвардейских судебно-следственных органов, и произвол
контрразведок, и никак не оформленные документально
карательные акции против большевизированных сел и дере-
вень... И это верно, так как террор есть террор. Но разве не
верно и то, что красный террор также надо рассматривать
гораздо шире?
Ни в коей мере не претендуя на окончательные оценки,
попробуем же рассмотреть красный и белый террор на
основании некоторых опубликованных и неопубликованных
документов, мемуаров участников событий, печать того
времени.
Эскалация насилия в русской революции берет свое
начало отнюдь не в связи с Октябрьской революцией.
Катастрофическое экономическое и политическое положение
страны, измученной долгими и тяжелыми годами Мировой
268
войны, стремительное падение не только жизненного, но и
нравственного уровня населения, авторитета религии и церкви
принесли свои результаты. Мощный толчок был дан Февралем
1917-го. На фронте это выражалось в развале армии,
демократизация которой приводила и к издевательству над
боевыми офицерами, пренебрежению воинской дисциплиной,
массовому дезертирству и мародерству. В тылу — в само-
чинных захватах предприятий и расправах с фабрикантами,
разгроме и поджоге помещичьих имений. Выползшие наружу
низменные инстинкты толпы усиливали размежевание рус-
ского общества. А классовые, социальные аспекты этого
размежевания все больше и больше дополнились этическими,
О
нравственными.
Триумфальное шествие Советской власти (октябрь 1917 —
март 1918 гг.) в ряде мест сопровождалось не только
упорными боями, но и жестокой расправой над побежденны-
ми.
После взятия Евпатории советскими войсками 14 января
1918 г. за три дня было расстреляно около 300 человек.
Расстрелы производились на верхней палубе судна «Румы-
ния», откуда трупы сбрасывали в море. А раненого штабс-
ротмистра Новицкого, как сообщает С. П. Мельгунов, бро-
сили в топку транспорта «Трувор». Впоследствии при
опознании трупов белыми выяснилось, что на «Труворе»
обреченных подвергали различным мучениям и издеватель-
ствам и лишь затем бросали в воду. Красногвардейцы отряда
Р. Ф. Сиверса после захвата Таганрога 20 января подвергли
жестоким мучениям сдавшихся в плен юнкеров и офицеров.
Через несколько месяцев обезображенные останки пятидесяти
из них были обнаружены в шлаке доменной печи металлур-
гического завода.4
«В плен не брать! Чем больше террора, тем больше
побед», — призывал генерал Л. Г. Корнилов участников
Первого Кубанского (Ледяного) похода Добровольческой
армии. Это же настойчиво внушал подчиненным генерал
С. Л. Марков, другие военачальники.5 И расстрелом за
расстрелом сопровождался овеянный легендами в эмигрант-
ской литературе Ледяной поход. В то же время попадавшие
в плен добровольцы подвергались изощренным издевательст-
вам и уничтожались. «Накануне наша вторая рота, идя в
269
атаку, попала под заградительный огонь из пулеметов... —
вспоминал один из белогвардейцев-“первопроходцев”. — Взя-
тые в плен, убитые и раненые офицеры были раздеты и над
ними надругались: выкалывали глаза, обрезывали языки,
вместо погон вбивали гвозди и чуть ли не живых еще
закапывали. И мы мстили за это. В этом бою мы потеряли
четырех офицеров убитыми; потери “товарищей” достигали
полутораста человек и большинство из них расстрелянны-
ми».6
Жестокостью, взаимным ожесточением наполнена исто-
рия другого важного события «пролога гражданской
войны» — похода отряда полковника М. Г. Дроздовского с
Румынского фронта на Дон для соединения с Добровольческой
армией (февраль-апрель 1918 г.). «Мы живем в страшные
времена, времена озверения людского, когда такими разнуз-
данными хулиганами признается и уважается только один
закон — “око за око, зуб за зуб”, а я бы сказал “два ока
за око, все зубы за зуб”», — говорил своим бойцам
М. Г. Дроздовский.7
22 марта в расположение отряда прибыли два раненых
офицера 84-го пехотного Ширванского полка и рассказали,
что группа из десяти офицеров и солдат пробиралась в
Добровольческую армию, но была захвачена в селе Долгору-
ковка. «Банды красноармейцев и местных жителей, — писал
в своих воспоминаниях участник похода дроздовцев
П. В. Колтышев, — напали на них, избили и арестовали,
затем всячески издевались над ними и в заключение выкололи
нескольким глаза, а двух ранили, ведя на расстрел, но они
успели под пулями бежать...». Было решено провести
карательную операцию против этого села. «Налет был так
не ожидаем и стремителен, что ни один из виновников
преступления не успел скрыться. Все они были выданы
жителями и тут же расстреляны. Принадлежавшие им дома
были сожжены, а все мужское население моложе 45 лет было
перепорото шомполами, причем пороли старики. Пощады
никому дано не было, ибо в этом селении народ настолько
озверел, что, как оказалось из произведенного дознания,
когда красноармейцы хотели помиловать нескольких офице-
ров, все жители, включая женщин и детей, требовали
обязательного расстрела... В эти минуты особенно сознавался
270
весь ужас гражданской войны с ее последствиями: людским
озверением, смертельной злобой, местью и жестокими рас-
правами. Та радость, то упоение убийством, которые не чужды
были в этой обстановке некоторым добровольцам, оставляли
неприятное чувство на душе у большинства. Но и это
большинство учитывало и ясно сознавало, что иного исхода
не было».8
Уральские казаки, захватившие село Александров-Гай
Новоузенского уезда Самарской губернии, 9 мая 1918 г.
убили сдавшихся в плен 96 красноармейцев, раненых
засыпали землей, а всего только в этом селе расстреляли
675 человек.9
В современных публикациях нередко приводятся сведе-
ния, что в первой половине 1918 г. было расстреляно лишь
22 контрреволюционера. Цифра эта действительно фигуриру-
ет в вышедшей в 1921 г. книге видного чекиста М. Я. Ла-
циса, но у него речь идет только о смертных приговорах,
вынесенных ЧК.10 Тогда как даже по далеко не полным
данным центральных и некоторых местных органов советской
печати того времени за этот период было вынесено, как
подсчитал С. П. Мельгунов, 884 смертных приговора.11
Действовали же ведь еще кроме ВЧК губернские и
уездные чрезвычайные комиссии, которые также получили
согласно Декрету СНК «Социалистическое отечество в опас-
ности!» (21 февраля 1918 г.) право внесудебной расправы.
Действовали созданные по Декрету СНК от 22 ноября 1917 г.
народные суды, которые должны были осуществлять право-
судие в условиях широкой гласности защиты и обвинения.
Этим же Декретом создавались революционные трибуналы,
значение коих в виду сложной военно-политической обста-
новки резко возрастало. Ревтрибуналы, избираемые Советами
в составе председателя и двух членов, рассматривали дела о
контрреволюционных преступлениях, спекуляции, дискреди-
тации Советской власти и т. п. 29 мая 1918 г. для рассмот-
рения дел особой важности создается Ревтрибунал при
ВЦИК.12 Кроме того, твердое отрицание «буржуазного прин-
ципа» разделения законодательной, исполнительной и судеб-
ной властей приводили к тому, что судебные функции могли
выполнять и выполняли Советы. Кстати, даже приговор о
казни Николая II и его семьи был вынесен не судебным
271
органом и не чрезвычайной комиссией, а постановлением
Президиума исполкома Уральского Областного Совета.13
Нового кодекса, кодекса советских законов, во время
гражданской войны не существовало. Старые законы для
революционеров были в подавляющем большинстве случаев
неприемлемы, поэтому созданные по классовому принципу
органы должны были руководствоваться прежде всего клас-
совыми же интересами, принципами и нормами революци-
онной законности. «Революционное правосудие... — откро-
венно подчеркивал Л. Д. Троцкий, — не рядится в маску
равной для всех справедливости (которой в классовом
обществе нет и не может быть), — революционное правосудие
открыто провозглашает себя боевым органом рабочего класса
в его борьбе с буржуазными врагами, с одной стороны, и с
врагами солидарности в среде самого рабочего класса, с другой
стороны, и в принципе отличается от лицемерной старой
юстиции».14 Не удивительно, что в условиях организационной
неразберихи первых послеоктябрьских месяцев, а также
отсутствия массового сопротивления Советской власти не было
и хотя бы относительно стройной карательно-репрессивной
системы, как и соответствующего аппарата. Поэтому для
этого времени характерны как и весьма мягкие меры по
отношению к явным противникам революции (освобождение
под честное слово, условное наказание и т. п.), так и жестокие
самосуды и расправы со стороны тех, кто слишком буквально
понимал народовластие. Так или иначе, но новые принципы
осуществления правосудия на основе революционной закон-
ности и целесообразности усваивались быстро, а отступления
от них расценивались как «буржуазные предрассудки». Все
это, объективно говоря, не могло не готовить почву для
репрессий в последующее время.
Впрочем на территории, захваченной весной 1918 г.
белогвардейцами, правосудие также осуществлялось весьма
своеобразно. Вот как описывает свою судебную деятельность
в Ростове бывший гвардейский подпоручик Н. Ф. Сигида:
«О всех задержанных давались сведения мне не позже
четверти часа после поступления их в комнату арестованных.
В этих сведениях указывалось имя арестованного и за что
он арестован. По получении этих сведений арестованные
вызывались ко мне, где должны были указать фамилии и
272
имена свидетелей по их делу (разумеется, свидетелей защиты,
так как свидетели обвинения всегда были налицо)... Все
разбирательство длилось не более суток, через каковой срок
арестованный, кто бы он ни был, или освобождался,
снабженный соответствующим документом, или расстрели-
вался. Другого наказания мы не имели, а в разбирательствах
были крайне осторожны... Строгость и скорость присуждения
вызывались следующими соображениями: вредное никогда
не может стать полезным, во-первых; взявший одно око
должен заплатить за него двумя, во-вторых; и что самый
лучший способ лечения — хирургический, в-третьих. Вот
наши принципы работы, ибо вкусивший власть всегда будет
стремиться к ее достижению, а достигнув — возобновить
1 5
старое».
Подошло жаркое лето 1918-го. Обостряется положение
на фронте: казачья армия атамана П. Н. Краснова свергла
Советскую власть на Дону, Добровольческая армия генералов
М. В. Алексеева и А. И. Деникина двинулась в свой на сей
раз победоносный Второй Кубанский поход, ударной силой
восточной контрреволюции становится чехословацкий корпус,
активизируются интервенты всех мастей. В тылу подпольные
антисоветские организации различных направлений перехо-
дят к террору против советских руководителей. Политика
большевиков в деревне в результате проведения в жизнь
продовольственной диктатуры и введения комбедов встречает
все большее недовольство значительной части крестьян,
приводит к их вооруженным выступлениям...
После убийства В. Володарского эсером-террористом ра-
бочие Петрограда на многочисленных митингах требовали
массового террора против буржуазии, однако местное руко-
водство заявило о целесообразности этого лишь в крайнем
случае. «Протестую решительно! — писал В. И. Ленин 26
июня 1918 г. Г. Е. Зиновьеву. — Мы компрометируем себя:
грозим даже в резолюциях Совдепа массовым террором, а
когда до дела, тормозим революционную инициативу масс,
вполне правильную. Это не-воз-мож-но! Террористы будут
считать нас тряпками. Время архивоенное. Надо поощрять
энергию и массовидность террора против контрреволюционе-
ров, и особенно в Питере, пример коего решает».16
273
Антисоветские мятежи в Ярославле, Рыбинске, Муроме,
начавшиеся 6-8 июля 1918 г., возглавлялись сумевшими
избежать ареста членами савинковского «Союза защиты
родины и свободы» и сопровождались разгулом белого
террора. «Здесь творилась кровавая месть... — вспоминал
один из участников ярославского мятежа полковник Б. Бе-
верн, — расстреливали без всякой жалости».17
Декретом Совнаркома Союза коммун Северной области
(центр — г. Петроград) от 19 августа 1918 г. Чрезвычайной
комиссии предоставлялось право «немедленного расстрела»
за «контрреволюционную агитацию, за призыв красноармей-
цев не подчиняться распоряжениям Советской власти, за
тайную или явную поддержку того или иного иностранного
правительства, за вербовку сил для чехословацких или
англо-французских банд, за шпионство, за взяточничество,
за спекуляцию, за грабежи и налеты, за погромы и саботаж
и тому подобные преступления».18 Единства взглядов при
принятии этого решения не было. Председатель ПЧК
М. С. Урицкий сумел отстоять необходимость консенсуса при
вынесении смертных приговоров Коллегией. «Ничуть я не
мягкотелый, — говорил он по этому поводу. — Если не будет
другого выхода, я собственной рукой перестреляю всех
контрреволюционеров и буду совершенно спокоен. Я против
расстрелов потому, что считаю их нецелесообразными. Это
вызовет лишь озлобление и не даст положительных резуль-
татов».19 21 августа в газете «Северная коммуна» был
опубликован список из 17 бывших офицеров и 4 скомпро-
метировавших себя сотрудников ПЧК.
В памятный день 30 августа 1918 г. (но еще до выстрелов
эсеров Л. Канегиссера и Ф. Каплан) Г. Е. Зиновьев на
заседании ПК РКП(б) предложил разрешить рабочим рас-
правляться с контрреволюционерами по-своему, прямо на
улице, однако это предложение принято не было — ограни-
чились решением о необходимости создания районных троек
для «выявления бывших офицеров и других контрреволюци-
онеров». Кстати, тот же Г. Е. Зиновьев в следующем месяце
заявит на городской партконференции: «Мы должны увлечь
за собой 90 миллионов из ста, населяющих Советскую
Россию. С остальными нельзя говорить — их надо уничто-
20
ЖИТЬ».
274
В ответ на убийство М. С. Урицкого были приняты
экстренные меры, в том числе — «повальные обыски и аресты
среди буржуазии, офицерства, всех сомнительных элементов
студенчества и чиновничества». В обращении ВЦИК в связи
с покушением на В. И. Ленина отмечалось, что «на поку-
шения, направленные против его вождей, рабочий класс
ответит еще большим сплочением своих сил, ответит беспо-
щадным массовым террором против всех врагов револю-
ции...». Проходят пролетарские митинги и демонстрации с
требованием классовой мести. Похороны М. С. Урицкого
вылились в массовые шествия под лозунгами: «Они убивают
личности, мы убьем классы», «За каждого нашего вождя —
тысячи ваших голов», «Настал час расплаты» и др.21
4 сентября 1918 г. в «Правде» публикуется приказ
наркома внутренних дел Г. И. Петровского, в котором
«предписывается всем Советам немедленно произвести арест
правых эсеров, представителей крупной буржуазии, офицер-
ства и держать их в качестве заложников. При попытке
скрываться или попытке поднять движение немедленно
применять массовый расстрел безоговорочно». И, наконец,
5 сентября 1918 г. принимается знаменитое постановление
Совнаркома, от которого многие и привыкли вести начало
красного террора. «...При данной ситуации обеспечение тыла
путем террора является прямой необходимостью, — отмеча-
лось в этом документе, — ...необходимо обезопасить Совет-
скую республику от классовых врагов путем изолирования
их в концентрационных лагерях, (...) подлежат расстрелу все
лица, прикосновенные к белогвардейским организациям,
заговорам и мятежам, (...) необходимо опубликовать имена
всех расстрелянных, а также основания применения к ним
о 22
этой меры».
Сентябрь-октябрь 1918 г. — время наиболее широкого
применения массового красного террора. Каковы были его
жертвы? Чрезвычайным комиссиям, конечно же, не удалось
опубликовать списки всех расстрелянных. По неполным
данным М. Я. Лациса, чрезвычайными комиссиями 20 гу-
берний центральной России, за весь 1918 г. было расстреляно
6300 человек.23 Принимая во внимание приведенные в начале
этой статьи выкладки о репрессиях за первые шесть месяцев
года, можно предположить, что не менее 5 тыс. жертв ЧК
275
пришлось на осенние месяцы. Эту же цифру привел по своим
источникам и председатель Американского Красного Креста
в России В. Буллит.24 Сколько было вынесено за это время
смертных приговоров другими органами, имевшими судебные
полномочия, неизвестно. В советской литературе приводятся
данные НКВД РСФСР лишь о белогвардейском терроре на
территории 13 губерний в июле-декабре 1918 г.: 22.780
ОК
расстрелянных.
Судя по частично опубликованным спискам репрессантов
красного террора, подавляющее большинство их составили
так называемые «классово враждебные элементы»: бывшие
титулованные особы, дворяне, владельцы промышленных
предприятий, крупные чиновники, генералы, офицеры и т. п.
В какой же степени красный террор того времени был карой
за конкретные контрреволюционные преступления, а в
какой — чисто классовой мерой превентивного характера?
Осенью 1918 г. в советской печати развернулась дискуссия
о полномочиях органов ВЧК и перспективах их дальнейшего
существования. «...Борьба с контрреволюцией сплошь и рядом
выливалась в массовые расстрелы рядовых граждан буржу-
азного класса и офицерства, совершенно не затрагивая
экономической основы господства врага, — писал 29 октября
в газете «Петроградская правда» Я. X. Петерс. — Не унич-
тожение главарей и руководителей контрреволюционных
организаций, не политическое удушение буржуазией прово-
дилось как система, — в отдельных случаях устанавливалась
на деле попытка устрашения, тактика — лучше десять
невинных казнить, чем одного виновного помиловать...».
Также в октябре 1918 г., но в журнале «Еженедельник
ЧК» была опубликована заметка партийных и советских
работников Нолинска Вятского губернии, предлагавших
разрешить чекистам прибегать к методам физического воз-
действия на следствии. Возможно, это предложение было
своеобразной реакцией на белый террор в Нолинске, где
двумя месяцами ранее были сожжены живыми и расстреляны
около 30 советских активистов. Так или иначе, но ЦК РКП(б)
и Президиум ВЦИК решительно осудили заметку, как
находящуюся «в грубом противоречии с политикой и зада-
чами Советской власти». Решено было закрыть журнал, а
о 2в
авторов наказать в партийном порядке.
276
1 ноября 1918 г. в Казанском журнале «Красный террор»
появилась статья М. Я. Лациса, в то время члена Коллегии
ВЧК и председателя ЧК на Восточном фронте. «Мы не ведем
войны против отдельных лиц, мы истребляем буржуазию как
класс, — писал автор. — Не ищите на следствии материала
и доказательства того, что обвиняемый действовал словом
или делом против Советской власти. Первый вопрос, который
вы должны ему предложить, к какому классу он принадле-
жит, какого он происхождения, воспитания, образования или
профессии. Эти вопросы и должны определить судьбу
обвиняемого. В этом смысл и сущность красного террора».27
В современной литературе о ВЧК справедливо подчеркивает-
ся, что В. И. Ленин негативно отнесся к этой публикации,
назвав указания М. Я. Лациса «нелепостями».28 Однако
следует иметь в виду, что ленинская критика не стала тогда
достоянием широкой общественности, поскольку работа «Ма-
ленькая картинка для выяснения больших вопросов», на
которую неизменно ссылаются, была впервые опубликована
лишь 7 ноября 1926 г. (!). М. Я. Лацис же, судя по изданным
в 1920-1921 гг. книгам, вовсе не отказался о своих воззрений.
Выступая с речью перед сотрудниками ВЧК в день
годовщины Октябрьской революции, В. И. Ленин дал высо-
кую оценку их работы: «Когда я гляжу на деятельность ЧК
и сопоставляю ее с нападками, я говорю: это обывательские
толки, ничего не стоящие... Для нас важно, что ЧК
осуществляют непосредственную диктатуру пролетариата, и
в этом отношении их роль неоценима. Иного пути к
освобождению масс, кроме подавления путем насилия экс-
плуататоров, — нет. Этим и занимаются ЧК, в этом их
OQ д
заслуга перед пролетариатом».
Тем не менее по инициативе В. И. Ленина проводится
линия на изменение компетенции чрезвычайных комиссий.
Декретом Чрезвычайного VI съезда Советов право взятия
заложников было изъято у местных комиссий и оставлено
только за ВЧК, объявлена амнистия, по которой из заклю-
чения освобождалась значительная часть ранее взятых за-
ложников. 17 февраля 1919 г. на основании решения ЦК
ВКП(б) ВЦИК постановил передать право вынесения приго-
воров из чрезвычайных комиссии в ревтрибуналы.
277
Эти изменения, однако, не означали конца красного
террора. Во-первых, в местностях, объявленных на военном
положении, ЧК сохранила свои полномочия — шла ведь
гражданская война, и Советская республика находилась, как
известно, «в кольце фронтов» (так что такие «местности»
преобладали). Во-вторых, ревтрибуналы не были, да и не
могли по различным объективным и субъективными причи-
нам быть образцом правосудия. Чрезвычайные комиссии по
окончании следствия принимали постановления, на основе
которых ревтрибуналы и рассматривали дела обвиняемых.
Причем в состав ревтрибуналов должны были обязательно
входить представители чрезвычайных комиссий. Мне довелось
просматривать хранящиеся в ЦГАОР СССР материалы рев-
трибуналов нескольких губерний за 1919 г. и видеть, что
расхождения в постановлении чрезвычайных комиссий и
приговоре ревтрибунала были крайне редким исключением.30
И это естественно, так как оба органа функционировали на
основе революционной законности. В Положении о ревтри-
буналах, принятом ВЦИК 12 апреля 1919 г., предписывалось
при вынесении приговоров руководствоваться «исключитель-
но обстоятельствами дела и велениями революционной совес-
ти».31
При реввоенсоветах фронтов, армий, корпусов и т. д.
создаются революционные военные трибуналы из трех членов,
ведению которых подлежат не только военнослужащие и
военнопленные, но и все лица, совершившие деяния в зоне
военных действий. Приговоры вступали в силу немедленно
после их объявления, смертные приговоры приводились в
исполнение через двое суток — их мог приостановить
соответствующий реввоенсовет. Высшей инстанцией был
Реввоентрибунал Республики, который выносил приговоры
именем РСФСР, руководствуясь «интересами Социалистичес-
кой Республики, обороны ее от врагов Социалистической
Республики и интересами классовой войны за торжество
пролетариата, как это подсказывается ему революционным
коммунистическим правосознанием и революционной совес-
тью».32 «Революционные Военный Трибуналы — это в первую
очередь органы уничтожения, изоляции, обезвреживания и
терроризирования врагов Рабоче-крестьянского отечества и
только во вторую очередь — это суды, устанавливающие
278
степень виновности данного субъекта, — подчеркивал пред-
седатель РВТР К. X. Данишевский. — Революционные три-
буналы, которые врезались в общую стройную систему
33
единого народного суда».
Не следует думать, что реввоентрибуналы приговаривали
только к расстрелу. Недавно в советской печати приведены
сведения о приговорах в 1920 г., когда применение смертной
казни чрезвычайными комиссиями и обычными ревтрибуна-
лами было отменено за исключением прифронтовых районов.
За этот год военные трибуналы приговорили к расстрелу
лишь 5,4% осужденных (или 5757 человек), 22,8% были
осуждены условно, а 16,4% обвиняемых оправданы.34
Гражданская война вступает в 1919 г. в новую фазу.
Остался позади период так называемой «демократической
контрреволюции», когда в авангарде антибольшевистских
сил, прежде всего на Востоке и Севере России, находились
эсеры, меньшевики, левые кадеты. Дальнейшее развитие
событий неминуемо привело к усилению авторитарного
характера антисоветских властей, к складыванию белогвар-
дейских режимов военной диктатуры. Бюрократический
аппарат Деникина, Колчака, Миллера, Юденича, несмотря
на существенные отличия друг от друга, имел выраженный
характер подобия «гражданской власти при генералах» снизу
доверху. В карательно-репрессивном аппарате особую роль
играли военные органы: фронтовые и тыловые военно-полевые
суды, а также возникавшие всюду и везде без единой системы
контрразведки. Восстанавливаемые же на освобожденной от
красных территории «нормальные» судебные органы, руко-
водствовавшиеся дореволюционным законодательством с не-
которыми модификациями, действовали уже после военных
и имели второстепенное значение.
Белые конечно не ставили и не могли ставить своей
задачей подавление или уничтожение какого-то класса,
рабочие и крестьяне не зачислялись априорно в «сомнитель-
ные элементы» с лишением каких-либо прав и преимуществ.
Принадлежность в большевистской партии, участие в Совет-
ских органах, сотрудничество с ними или даже сочувствие
им, служба в Красной Армии на командных или политичес-
ких должностях — вот далеко не полный перечень оснований
279
для привлечения к судебной ответственности по законам
военного времени.
В жизни, однако, часто выходило иначе. «Попасть в это
страшное место (Новороссийская контрразведка. — В. Б.), а
оттуда в могилу, было как нельзя более легко. Стоило только
какому-нибудь агенту обнаружить у счастливого обывателя
района добровольческой армию достаточную, по его, агента,
понятию, сумму денег, и он мог учредить за ним хвост по
всем правилам контрразведывательного искусства... — вспо-
минал белоэмигрант Г. Виллиам. — Выходило примерно так:
вся обывательская масса в ее целом была “взята под сомнение”
в смысле ее политической благонадежности; с другой стороны,
существовало стоявшее — наподобие жены Цезаря! — выше
подозрений фронтовое офицерство; за ним шли: контрразвед-
ка, уголовный розыск и, наконец, государственная стража,
действовавшие под охраной высших властей в полном
единении с шайкой спекулянтов, грабителей и убийц. Все
это сонмище, в конце концов погубившее добровольческую
армию, было в равной мере опасно для населения “глубокого
тыла”, по отношению к нему, сонмищу, абсолютно лишенному
элементарных прав человека и гражданина».36
А вот что писал генерал А. И. Деникин о практическом
применении мер по борьбе с дезертирством: «Я приказал одно
время принять исключительные меры в пункте квартирования
ставки (Екатеринодар) и давать мне на конфирмацию все
приговоры полевых судов, учреждаемых при главной квар-
тире о дезертирах. Прошло два-три месяца; регулярно
поступали смертные приговоры, вынесенные каким-нибудь
заброшенным в Екатеринодар ярославским, тамбовским крес-
тьянам, которым неизменно я смягчал наказание; но,
несмотря на грозные приказы о равенстве классов в несении
государственных тягот, несмотря на смену комендантов, ни
одно лицо интеллигентно-буржуазной среды под суд не
07
попадало».
Старорежимные судебные чиновники, заполнившие
штаты белогвардейских органов юстиции, были образцовыми
бюрократами и оставили после себя массу документов,
значительная часть которой сохранилась в архивах. Анализ
ее вне контекста конкретно-исторической обстановки военной
диктатуры может создать иллюзию соблюдения законности
280
(в обычном ее понимании) и мягкости наказаний: обстоятель-
ные допросы и очные ставки, тюремное заключение как
наиболее распространенная мера наказания, оправдания при
отсутствии надлежащих улик и т. п. Но нельзя забывать,
что основной поток приговоров шел по линии не гражданских,
а военных карательно-репрессивных органов и далеко не
всегда оформлялся документально.
К примеру, генерал П. Н. Врангель вспоминал, как он
создавал стрелковый полк своей дивизии из взятых в плен
под Армавиром красноармейцев: «Выделив из их среды весь
начальствующий элемент, вплоть до отдельных командиров,
в числе 370 человек, я приказал их тут же расстрелять».38
Остальным было отдано оружие.
«Население освобожденной от гнета насильников терри-
тории родины ждет порядка и законности, — говорилось в
приказе наступающего на Петроград генерала А. П. Родзян-
ко. — И то, и другое может дать только Суд. Суд скорый,
но правый, суровый, но справедливый. По условиям обстоя-
тельств Суд этот должен быть военный».39
«Военные генералы очень хороши на своем месте, но
военные генералы, обращенные в чиновников и управителей,
да еще в условиях гражданской войны, как показал опыт с
Глазенапом, Кутеповым, Ляховым и многими другими,
решительно недопустим», — безуспешно пытался убедить
А. И. Деникина член Особого совещания кадет Н. И. Аст-
ров.40
«Обилие контрразведывательных органов создает невооб-
разимую путаницу в агентурной службе и сводит общую
деятельность всех контрразведок вместе взятых к нулю, —
отмечалось в докладной записке на имя председателя дени-
кинского Особого совещания генерала А. С. Лукомского. —
Взаимно мешая друг другу, все эти учреждения нарушают
возможность правильной организации государственной охра-
ны и общественной безопасности, а также подрывают в глазах
населения всякий авторитет как к самой власти, так и, к
сожалению, к чинам армии».41 «Контрразведка представляла
собой (...) что-то ни с чем несообразное, дикое, бесчестное,
пьяное, беспутное, — писал Г. Виллиам. — Главное коман-
дование, а вместе с ним и “Особое Совещание”, то есть
правительство, со своей стороны, казалось, делали, что могли,
281
чтобы окончательно разнуздать, распустить эту кромешную
банду провокаторов и профессиональных убийц».42
Сам А. И. Деникин неоднократно подчеркивал необходи-
мость «пресечения ряда преступлений беспощадными мера-
ми». «Эти положения также составляли тему десятков моих
приказов, — отмечал он в “Очерках русской смуты”, — а
смертная казнь являлась обычной мерой наказания военно-
полевого кодекса».43
Постепенно «судебная практика» войсковых начальников
закреплялась соответствующими законами. Так, по представ-
лению Управления юстиции Особым совещанием был принят
закон о смертной казни тем, кто «способствовал укреплению
коммунистической власти». Член Особого совещания октяб-
рист Н. В. Савич назвал впоследствии этот закон «самой
грубой ошибкой». «...То была практика, объяснявшаяся
ожесточением отдельных часто низших начальников, не по
директиве сверху, а вопреки ей, — утверждал он. — Это
было исключение из правила, из общей нормы, к сожалению
частные исключения, но все же исключения. Закон Управ-
ления юстиции эту практику освятил, придал ей свойство
законодательной нормы. Это дало великолепный аргумент в
44
пользу агитации красных».
Неудачи на фронте способствовали еще большему ожес-
точению деникинского законодательства. «Суровыми мерами
за бунт, руководительства анархическими течениями, спеку-
ляцию, грабеж, взяточничество, дезертирство и прочие
смертные грехи не пугать только, а осуществлять их при
посредстве активного вмешательства управления юстиции,
главного военного прокурора, управления внутренних дел и
контроля. Смертная казнь — наиболее соответственное нака-
зание», — говорилось в приказе от 14 декабря 1919 г.45
Жестокости красного террора могут быть хоть частично
объяснены (не оправданы!) накопившимся озлоблением не-
имущих, их низким культурным уровнем, популярностью
анархических настроений. А жестокости белого террора? Как
в большинстве своем культурные и образованные люди могли
творить насилие в таком размере? Конечно, несправедливо
переносить ответственность за белый террор на всех бело-
гвардейцев, особенно фронтовиков, большинство которых
должно быть отнесено к людям чести и долга (естественно,
282
иначе ими понимаемого, чем большевиками!). Несомненно,
оказывало свое влияние и чувство мщения за родных и
близких, за слом сложившегося веками жизненного уклада.
Все это накладывалось на колоссальную моральную и
физическую усталость от многолетней и нескончаемой войны.
«...Четыре года войны и кошмар революции не прошли
бесследно, — объяснял генерал А. И. Деникин. — Они от-
нимали людей от внешних культурных покровов и довели
до высшего напряжения все их сильные стороны и все их
низменные стороны. (...) Был подвиг, была и грязь. Героизм
и жестокость. Сострадание и ненависть. Социальная терпи-
мость и инстинкт классовой розни. Первые явления возно-
сили, со вторыми боролись. Но вторые не были отнюдь
преобладающими...».40 «Гражданская война, — вспоминал
поручик П. И. Кузнецов, — изменила у многих взгляды и
выработала особый тип офицера, который мог зародиться
только в такое жестокое время, когда все человеческое
исчезает и выплывают на поверхность только звериные
инстинкты и обе враждующие стороны соперничают одна
- 47
перед другой в жестокостях...».
Среди красных, как и среди белых, были и человеческие
выродки, жестокие садисты, палачи по призванию, бесприн-
ципные карьеристы — такие примеры, как комендант Харь-
ковского ЧК Саенко или начальник Одесской контрразведки
Кирпичников... Отталкивающая картина красного террора
описана в письмах В. Г. Короленко А. В. Луначарскому, в
«Окаянных днях» И. А. Бунина, в потрясающих документах
о «расказачивании», ставших наконец достоянием советского
читателя.48 Никак не менее потрясают чувства нормального
человека и вызывают омерзение описание террора, но уже
белого, в воспоминаниях упоминавшегося выше Г. Виллиама.
Эти воспоминания были опубликованы в 1922 г. в берлинском
«Архиве русской революции», издававшихся кадетом
И. В. Гессеном; а на следующий год перепечатаны Госиздатом
без всяких сокращений и изменений в виде отдельной
брошюры, которая давным-давно стала библиографической
редкостью.
Красный и белый террор гражданской войны... Есть ли
у нас нравственные основания говорить о правомерности
первого или второго, или большей или меньшей мягкости,
283
целесообразности и т. п.? Ведь речь идет о тяжелейшей
трагедии народной! Прекрасно сказал И. А. Бунин в «Ока-
янных днях»: «Вообще теперь самое страшное, самое ужасное
и позорное даже не сами ужасы и позоры, а то, что надо
разъяснять их, спорить о том, хороши они или дурны. (...)
Люди живут мерой, отмерена и им восприимчивость, вооб-
ражение (...) “Как? Семь повешенных?! — Нет, милый, не
семь, а семьдесят!” — И уж тут непременно столбняк —
семерых-то висящих еще можно представить, а попробуй-ка
। 49
семьсот, даже семьдесят!».
Есть точка зрения, что красный террор принципиально
отличается от сталинского террора, так как был направлен
против врагов революции, а не против народа и трудящихся.
Но можем ли мы забывать, что все же основными жертвами
красного террора, если под ним понимать не только акции
осени 1918 г., а всю карательно-репрессивную политику
Советской власти периода гражданской войны, были вовсе
не помещики, не буржуазия, не офицерство, а прежде всего
крестьянство, сопротивлявшееся продразверстке? И случайно
ли, что, будучи по замыслу своему направленным против
«врагов революции», то есть эксплуататоров, он затем
обратился против крестьянства, то есть основной массы
трудящихся? Много шире первоначальных замыслов оказался
и белый террор, хоть он, казалось бы, и не имел ярко
выраженного классового характера. И подобные примеры
кричащего несоответствия провозглашаемых целей и прак-
тических результатов террора были в мировой истории.
Споры о красном и белом терроре часто напоминают
бесконечный обмен ударами: яркими фактами зверств и
истязаний, цифрами казненных в конкретном месте и в
конкретное время и т. п. И этот «бой» может длиться
бесконечно, поскольку «защитники» как красного, так и
белого террора всегда в запасе будут иметь новые «аргумен-
ты». Необходимо комплексное исследование идеологии, по-
литики и практики террора, выявление места и роли
карательно-репрессивного аппарата в политической системе
лагеря революции и контрреволюции.
«...Наши идеи перескочили к красным раньше, чем их
эпидемия к нам... Мы заставили их красными руками делать
Белое дело... Мы победили...» — ошарашивал читателей
284
своими парадоксами в книге «1920» В. В. Шульгин.50 Но в
его парадоксах есть и рациональное зерно: взаимозависимость
двух «полюсов» — красной и белой диктатур, определенное
сходство форм и методов деятельности некоторых политичес-
ких институтов, особая роль армии, карательно-репрессивных
учреждений и т. п. Как в условиях российской действитель-
ности осуществлялось это сосуществование двух противопо-
ложных по своей классовой основе политических систем?
Ответ на этот вопрос могут дать обстоятельства исследования
историков, тем более, что источниковая база для них сейчас
практически неисчерпаема.
Примечания
1 Голинков Д. Л. Крушение антисоветского подполья в СССР. Т. 1. М.,
1978. С. 191.
о
О внесудебных органах // Известия ЦК КПСС. 1989. № 10. С. 30.
о
См.: Поляков Ю. Драма революции // Московские новости. 1989. № 45.
5 ноября. С. 9 (Из материалов по подготовке «Очерков истории КПСС»).
4
Мельгунов С. П. «Красный террор» в России. 1918-1923. Берлин, 1924.
С. 139-143.
5
Пауль С. И. С Корниловым // Белое дело. Т. 3. С. 67; Марковцы в боях
и походах за Россию в освободительной войне 1917-1920 гг. / Сост.
В. Е. Павлов. Кн. I. Париж, 1962. С. 91.
5 Пауль С. И. С Корниловым. С. 69.
7 ЦГАОР СССР. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 417. Л. 68.
О
Там же. Л. 64-66.
о
Спирин Л. М. Классы и партии в гражданской войне. М., 1968. С. 210.
Лацис (Судрабс) М.Я. Чрезвычайные комиссии по борьбе с контррево-
люцией. М., 1921. С. 9.
Мельгунов С. П. «Красный террор» в России. С. 62.
12
Гражданская война и военная интервенция в СССР. М„ 1983. С. 500,
570.
13
Иоффе Г. 3. Великий Октябрь и эпилог царизма. М., 1987. С. 342.
14
В пути. Известия поезда Наркомвоена. 1919. 24 апреля.
i5 ЦГАОР СССР. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 619. Л. 28-29.
1° Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 50. С. 106.
17
Спирин Л. М. Классы и партии... С. 210.
18
Смолин А. У истоков красного террора // Ленинградская панорама. 1989.
№ 7. С. 26.
1 о
Уралов С. Г. Моисей Урицкий. Л., 1929. С. 116.
285
20
21
22
23
24
26
26
27
28
29
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
Смолин А. У истоков красного террора. С. 26-27.
Там же.
Декреты Советской власти. Т. 3. М., 1964. С. 291-292.
Лацис М. Я. Два года борьбы на внутреннем фронте. М., 1920. С. 74-75.
Смолин А. У истоков красного террора. С. 27.
Спирин Л. М. Классы и партии... С. 411; Кораблев Ю. И. Гражданская
война 1918-1920 годов: новые походы // Страницы истории советского
общества. Факты, проблемы, люди / Под общ. ред. А. Т. Кинкулькина.
М., 1989. С. 75.
Красная книга ВЧК. 2-е изд. / Научн. ред. А. С. Велидов. М., 1989.
С. 14.
Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 37. С. 410.
Там же. С. 173.
Кораблев Ю. If. Гражданская война... С. 79-80.
ЦГАОР СССР. Ф. 1005. Оп. 2. Д. 13, 14, 15, 16, 26, 27 и др.
Гражданская война и военная интервенция в СССР. С. 300.
Там же. С. 495.
Данишевский К. X. Революционные военные трибуналы. М., 1920. С. 5-6.
Правда о трибунале // Известия. 1989. 4 мая. С. 3.
Портнов В. П. ВЧК. 1917-1922. М., 1987. С. 64, 76, 110-112.
Виллиам Г. Распад «Добровольцев» («Побежденные»). М., 1923. С. 69-70.
Деникин А. И. Поход на Москву («Очерки русской смуты»). М., 1989.
С. 167.
Врангель П. Н. Записки // Белое дело. Т. 5. С. 85.
Иванов Н. Н. Записки // Архив гражданской войны. Т. 1. С. 76.
Из письма А. И. Деникину Н. И. Астрова 5 апреля 1919 г. // Новый
журнал. 1986. Кн. 163. С. 177.
ЦГАОР СССР. Ф. 439. On. 1. Д. 56. Л. 65-66.
Виллиам Г. Распад «добровольцев». С. 68.
Деникин А. И. Поход на Москву. С. 171-172.
ЦГАОР СССР. Ф. 5827. On. 1. Д. 188. Л. 12.
Деникин А. И. Поход на Москву. С. 177.
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 2. Париж, 1922. С. 206.
ЦГАОР СССР. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 432. Л. 39.
Новый мир. 1988. № 10; Даугава. 1989. № 3-5; Молодая гвардия. 1989.
№ 10.
Даугава. 1989. № 4. С. 77-78.
Шульгин В. В. Дни. 1920. М., 1989. С. 526, 528.
Сквозь бури гражданской войны. Архангельск, 1990.
286
К ВОПРОСУ О КРАСНОМ И БЕЛОМ ТЕРРОРЕ
(Письмо в редакцию журнала «Отечественная история»)
В № 6 Вашего журнала за 1993 г. под рубрикой —
«Дискуссии и обсуждения» была опубликована статья
А. Л. Литвина «Красный и белый террор в России 1917-
1922», основанная на разнообразной литературе и источниках,
в том числе и архивных. К сожалению, общий вывод автора
носит, на мой взгляд, вовсе не академический, а публицис-
тическо-декларативный характер: «И как бы ни описывали
события тех лет участники, очевидцы, историки, суть одна —
красный и белый террор были наиболее варварским методом
борьбы за власть... Любой террор — преступление перед
человечеством, чем бы он ни мотивировался» (с. 56).
Появись эта статья года три-четыре назад — ее можно
было бы приветствовать (правда, тогда, при старой редкол-
легии и старом названии Вашего журнала, это было абсолютно
невозможно!), сейчас же выводы автора наводят на грустные
размышления, поскольку априорно признаваемый принцип
«равной ответственности» за жертвы гражданской войны не
может, на мой взгляд, способствовать ее объективному
научному исследованию.
Позволю заметить, что в начале 1990 г. в Архангельске
под грифом Северной секции Научного совета АН СССР
«История Великой Октябрьской социалистической револю-
ции» был издан сборник «Сквозь бури гражданской войны.
“Круглый стол” историков», в коем имелась и моя статья
«Красный и белый террор гражданской войны» объемом в 1
авт. л. (сокращенный вариант ее напечатала «Учительская
газета» в № 12 за 1990 г.).
Я очень удивлен, что эти публикации остались незаме-
ченными столь серьезным историком, как А. Л. Литвин,
хорошо знающим литературу по истории гражданской войны.
В этой связи не могу не повторить некоторые мои положения
трехлетней давности: «Красный и белый террор гражданской
войны... Есть ли у нас нравственные основания говорить о
правомерности первого или второго, их большей или меньшей
мягкости, целесообразности и т. п.? Ведь речь идет о
тяжелейшей трагедии народной!.. Споры о красном и белом
287
терроре часто напоминают бесконечный обмен ударами:
яркими фактами зверств и истязаний, цифрами казненных
в конкретном месте и в конкретное время и т. п. И этот
“бой” может длиться бесконечно, поскольку “защитники” как
красного, так и белого террора всегда в запасе будут иметь
новые “аргументы”. Необходимо комплексное исследование
идеологии и практики террора, выявление места и роли
карательно-репрессивного аппарата в политической системе
лагеря революции и контрреволюции. “...Наши идеи пере-
скочили к красным раньше, чем их эпидемия к нам... Мы
заставили их красными руками делать Белое дело... Мы
победили...” — ошарашивал читателей своими парадоксами
в книге “1920” В. В. Шульгин. Но в его парадоксах есть и
рациональное зерно: взаимосвязь двух “полюсов” — красной
и белой диктатур, определенное сходство форм и методов
деятельности некоторых политических институтов, особая
роль армии, карательно-репрессивных учреждений и т. д.
Как в условиях российской действительности осуществлялось
это сосуществование двух противоположных по своей клас-
совой основе политических систем? Ответ на этот вопрос
могут дать обстоятельные исследования историков, тем более,
что источниковая база для них сейчас практически неисчер-
паема» (с. 122-123).
Возвращаясь к статье А. Л. Литвина, отмечу, что у меня
(и в статье трехлетней давности, и сейчас) нет с ним
каких-либо существенных расхождений ни в оценке красного
террора, ни в понятийном аппарате «террора гражданской
войны» как карательно-репрессивной политики, практики,
идеологии противоборствующих сторон. Белый же террор
показан А. Л. Литвиным донельзя поверхностно, иллюстра-
тивно, он как бы искусственно «привязан» к террору красному
в стиле отмеченного мною выше «обмена ударами»...
Отечественная история. 1994. № 4-5.
288
РАЗВЕДКА И КОНТРРАЗВЕДКА БЕЛОГО ЮГА
(1917-1920 гг.)
Данная статья посвящена разведке и контрразведке Юга
России — пожалуй, главному полю битвы той войны,
региона, где белая администрация существовала в наиболее
«классической форме». В сфере моего внимания — прежде
всего структура и организация деятельности этих учрежде-
ний, их роль в военно-политической системе белой диктатуры
в период с конца 1917 по начало 1920 г.
Российская империя не имела единой системы органов
разведки и контрразведки. Поражение в войне с Японией
1904-1905 гг. привело к некоторым позитивным переменам:
были учреждены Особое делопроизводство при Главном
управлении Генерального Штаба — для контроля за вербов-
кой и деятельностью секретных агентов, Статистическое
делопроизводство — для систематизации агентурной инфор-
мации. Были предприняты попытки координации контрраз-
ведывательной деятельности штабов военных округов и
губернских жандармских управлений. Во время Первой
мировой войны возникли контрразведывательные отделения
в составе особых частей Ставки Главковерха, фронтовых и
армейских штабов. Русская контрразведка имела немало
успехов в раскрытии вражеской агентуры, как, впрочем, и
в распространении «шпиономании», особенно в столичных
городах и прифронтовых районах.1
Как известно, вскоре после взятия большевиками власти
в Петрограде была захвачена и Ставка Верховного Главно-
командующего в Могилеве. Начинающееся на Юге России
антибольшевистское движение вынуждено было формировать
свои разведывательные и контрразведывательные органы
заново, без какой-либо формальной преемственности с ранее
существовавшей системой. Правда, в Добровольческой армии
было два бывших Главковерха — генералы М. В. Алексеев
и Л. Г. Корнилов, имелись талантливые генштабисты и
полевые командиры, сумевшие наладить армейскую секрет-
ную службу. Еще до Октябрьского переворота генерал
Алексеев сформировал в Петрограде несколько тайных офи-
церских организаций. Перебравшись на Юг, они стали как
бы зародышем аппарата будущей Добровольческой Армии.2
289
Почти за весь первый год существования Добровольческой
Армии в ней не было какого-либо формального разделения
функций разведки и контрразведки. И та, и другая имели
одни и те же задачи: вербовка в Армию на добровольческой
основе, получение надежной информации о политических и
военных событиях в стране, поддержание контактов с
представителями стран Антанты в России и, конечно же,
раскрытие стратегических и тактических планов красного
военного командования На практике, впрочем, названные
функции часто проводились в жизнь одними и теми же
людьми. Многие авторитетные и способные к секретной
деятельности офицеры и генералы командировались в раз-
личные города и местности страны, посылались, как правило,
на свой страх и риск, без какой-либо помощи и поддержки
со стороны Армии. Поэтому результаты их работы в большей
степени определялись волей случая, чем их личными каче-
О
ствами.
В организации разведки и контрразведки в 1918-1919 гг.
большую роль сыграла сеть местных центров Добровольческой
Армии. 21 мая 1918 г. генерал Алексеев утвердил проект
создания Политических центров в главных городах России.
Проект приказа был представлен генералом Штенгелем с
целью пропаганды лозунгов Добровольческой Армии, привле-
чения в нее (а не в иные антибольшевистские военные
формирования) новых офицеров и солдат, оставшихся не у
дел после демобилизации старой армии, а также с целью
организации разведки и контрразведки. Сам генерал Штен-
гель возглавил Таганрогский Центр, территория коего про-
стиралась от Таганрога до Бердянска. Он опирался на Союз
военных инвалидов и Общество взаимного кредита с 54 мест-
ными отделениями. Центр был связан с различными поли-
тическими партиями и группами, достиг немалых успехов в
сборе средств для Добровольческой армии. Дважды в месяц
отчеты Таганрогского Центра направлялись в Особую часть
Штаба армии, в которой тогда было сосредоточено руководство
контрразведкой.4 Вскоре аналогичные по своей сути Центры
организовываются в Харькове, Киеве, Одессе, Екатериносла-
ве, Чернигове, Полтаве, Николаеве, Херсоне, Могилеве,
Кисловодске, Тифлисе, Сухуми, а также в Крыму и Сибири.
Почти все они возникли на базе тайных офицерских
290
организации, многие из коих и ранее поддерживали связи
со Штабом Добровольческой Армии. Мы располагаем сведе-
ниями о 26 руководителях этих Центров. Среди них 3 пол-
ных генерала, 6 генерал-лейтенантов, 1 вице-адмирал, 12 ге-
нерал-майоров и 14 полковников Генерального Штаба, в том
числе Бредов-старший, Ненюков, Ломновский, Шиллинг,
Штейфон, Боде, Агапеев, Лебедев, Флуг, фон Лампе.5
Любопытно, что формальный приказ и положение о сети
Центров Добровольческой Армии были подписаны лишь 10
октября 1918 г. Приказ утверждал штаты Центров, включая
должности начальников контрразведки и агентов. Начальни-
ки Центров являлись официальными представителями Глав-
нокомандующего в соответствующих районах. Отметим, что
весной 1918 г. все доклады Центров направлялись только
непосредственно начальнику Штаба, позднее же — так же в
Военно-Политический отдел, Политическую канцелярию Осо-
бого Совещания. Разведывательное отделение и Особую часть
Штаба Главнокомандующего Добровольческой Армии.6
Киевский Центр с весны 1918 по осень 1919 г. действовал
в самых разнообразных условиях: во время гетманства
Скоропадского и германской оккупации, под властью Дирек-
тории и при большевиках. Причем в последние недели
правления Скоропадского он даже был легализован. Полити-
ческий отдел Центра был организован на базе шульгинской
«Азбуки», так что Генерального Штаба полковник В. П. Бар-
цевич, начальник отделения «Азбуки» в Киеве, стал и
начальником Киевского Центра.
Именно Киевский Центр стал инициатором создания
Национального Объединения, куда вошли по персональному
принципу антибольшевистские политические деятели от
меньшевиков-оборонцев до октябристов и националистов.
Наряду с этим, Центр, придерживаясь строгой конспирации,
занимался разведывательной деятельностью. Его агенты за-
нимали ответственные посты в различных советских адми-
нистративных и военных учреждениях, имели доступ к строго
секретным документам и умело саботировали политику
Советской власти. Кроме того, Киевский Центр пытался,
правда без особого успеха, координировать и поддерживать
другие Центры Добровольческой армии на территории Мало-
россии. Нельзя не отметить, что Киевский Центр так и не
291
смог наладить постоянную, быструю и прямую связь с
командованием Добровольческой Армии и ВСЮР, находив-
шемся в Екатеринодаре, а затем в Таганроге.7 Некоторым
агентам Центра удалось, правда, подняться на весьма высокие
посты в Красной Армии и сыграть значительную роль в ее
ослаблении.8
Организация разведывательной и контрразведывательной
деятельности Белого Юга складывалась постепенно, в зави-
симости от конкретной военно-политической ситуации. Спец-
службами занимались соответствующие структуры военных
штабов: отделы, отделения, части — в зависимости от уровня
вооруженных формирований. Во главе разведки находилось
Разведывательное Отделение Штаба Главнокомандующего
Добровольческой Армии (затем — Вооруженных Сил на Юге
России). В соответствии с официальными инструкциями оно
занималось выявлением и анализом информации о предпо-
лагаемых военных операциях противника, военном и поли-
тическом руководстве, настроениях различных групп населе-
g
НИЯ.
В первые месяцы существования Добровольческой Армии
отсутствовали специальные структуры, ведавшие контрраз-
ведкой — ее, как и разведку, осуществляло Разведывательное
Отделение Штаба. Реорганизация Армии после Первого
Кубанского похода весной 1918 г., образование и расширение
территории, контролируемой добровольческим командовани-
ем (в результате Второго Кубанского похода, а также крупных
успехов на Северном Кавказе) привели к необходимости
укрепления военно-административной системы с целью про-
тиводействия большевистской диктатуре. В этих условиях
именно контрразведка должна была получать необходимую
информацию о прямых и косвенных противниках власти,
раскрывать заговоры и, в конце концов, способствовать
политической стабилизации. В результате военная контрраз-
ведка, которая ранее боролась с внешним врагом, приобрела
полицейский характер, оставшись между тем частью военного
аппарата, но уже с широкими государственными функция-
ми — по сути дела, военной диктатуры.
В начале Второго Кубанского похода был организован
также Военно-политический отдел Добровольческой Армии.
Он был независим от Штаба Армии и подчинялся непосред-
292
ственно генералу Алексееву. Как известно, в соответствии с
подписанным соглашением последний отвечал за политичес-
кие, гражданские и финансовые дела, а генералу Деникину,
находившемуся со своим штабом на фронте, было полностью
отдано военное командование. В реальной жизни, однако,
Военно-политический отдел во главе с Генерального Штаба
полковником Я. М. Лисовым постоянно вмешивался в сферу
Штаба Армии, запрашивая секретную информацию от мест-
ных Центров и иных учреждений с контрразведывательными
функциями.10 Лишь после образования Особого совещания и
смерти генерала Алексеева Военно-политический отдел был
расформирован, а его функции распределены между Штабом
Главнокомандующего и соответствующими структурами Осо-
бого совещания. Тогда же было учреждено и Контрразведы-
вательное Отделение. Как и ранее (в условиях Первой мировой
войны) руководство контрразведкой было сосредоточено в
Управлении Генерал-квартирмейстера Штаба Главнокоманду-
ющего, а на местах — в аппаратах штабов и обер-квартир-
мейстеров.11
Правление генерала Деникина представляло собой разно-
видность военной диктатуры снизу доверху. Казалось бы эта
система должна была способствовать консолидации и упро-
щению государственного аппарата, но на деле она лишь
привела к невообразимому хаосу, росту бюрократии и
непрестанному соперничеству между чиновниками различных
ведомств.12 И это особенно ярко видно на примере управления
разведкой и контрразведкой.
Как отмечалось выше, имелись Разведывательное Отде-
ление Штаба Главнокомандующего и Контрразведывательное
отделение Управления Генерал-квартирмейстера Штаба (с
соответствующими структурами в нижестоящих военных
штабах). Однако работу контрразведывательного и разведы-
вательного характера осуществляли и многие другие учреж-
дения.
Так, весьма широки были функции ОСВАГа — Осведо-
мительного агенства при Дипломатическом отделе Особого
совещания (с февраля 1919 г. — Отдела пропаганды), имев-
шего весьма разветвленную сеть местных органов со штабом
более 10 тыс. сотрудников.13 В ОСВАГе имелось секретное
отделение или бюро секретной информации. Его сотрудники
293
собирали крайне конфиденциальные сведения о различных
партиях и организациях, общественной и личной жизни их
руководителей, а также высоких гражданских и военных
чинов, пытались не только анализировать текущие события
14
и прогнозировать их развитие.
Особая часть Штаба Главнокомандующего занималась
некоторыми аспектами военной пропаганды, в частности
информацией об освобождаемых от красных территориях,
дезинформацией красного командования, подготовкой сводок
военных новостей для передачи в прессу.15 Общее же
руководство разведкой и контрразведкой вне зоны военных
действий ведала Часть (затем — Отдел) Генерального Штаба
Военного и Морского Управления при Главнокомандующем.
В марте 1919 г. данное Управление было разделено на
Военное и Морское с сохранением за обоими «руководящих»
функций.16
Работа контрразведки также пересекалась (а порой и
вступала в противоречие!) с органами Государственной стражи
Управления внутренних дел при Главнокомандующем. В
сентябре 1919 г. 20 бригад Государственной стражи насчи-
тывали 77 393 чиновников — то есть около половины общей
численности фронтовых и тыловых регулярных войск!17
Наряду с охранно-полицейскими подразделениями в систему
Государственной стражи входили и уголовно-следственные
структуры. Кроме того в губерниях были учреждены Уголов-
но-розыскные управления, занимавшиеся как уголовными,
так и политическими делами. Во главе этих органов были
поставлены бывшие помощники прокуроров Окружных судов,
а также «уважаемые и энергичные» офицеры жандармерии
и контрразведки при условии их ухода с военной службы.
В соответствии с принятым Положением чиновники, рассле-
довавшие политические дела («государственные преступле-
ния») имели некоторые служебные привилегии в сравнении
с теми, кто вел обычные уголовные расследования.18 Конечно,
не стоит объяснять, как сложно было в условиях гражданской
войны провести грань между обычной уголовщиной и
подпольной деятельностью политических противников...
Важнейшие разведывательные функции выполняла и
организация «Азбука». В отличие от других секретных служб
она была создана по частной инициативе (В. В. Шульгина)
294
и официально так и не стала структурной единицей адми-
нистративного аппарата Белого Юга, хотя и играла значи-
тельную роль в политической жизни, находясь в эпицентре
постоянного соперничества за влияние на формирование и
19
проведение правительственного курса.
В этой статье я рассматриваю только учреждения
Добровольческой Армии (и территории Вооруженных Сил на
Юге России). Но в реальной жизни обыватели, так же как
гражданские чиновники и военнослужащие Белого Юга,
имели дело с организациями различной подчиненности,
включая и соперничающие между собой секретные службы.
Казачество Юга России (Донское, Кубанское и Терское)
так же имело свои собственные разведывательные и инфор-
мативные органы, подчинявшиеся Войсковым атаманам,
правительствам и местным властям, но независимые от
Главнокомандующего Добровольческой Армии и ВСЮР. Пер-
вые такие учреждения возникли еще осенью 1917 г.
На Украине, в Крыму, на Северном Кавказе и в
Закавказье положение было еще более запутанным. Так, при
гетмане Скоропадском насчитывалось не менее 18 различных
разведывательных и контрразведывательных организаций,
которые, как отмечалось в одном из отчетов «Азбуки»,
«главным образом следили друг за другом». Даже секретные
части находившихся в Киеве проденикинских военных
формирований не имели при этом прямой связи со Штабом
Добровольческой Армии. Похожая картина наблюдалась и в
занятой французами Одессе: наряду с контрразведкой, под-
чинявшейся командованию ВСЮР, там располагались Меж-
дународное Информационное бюро подполковника Тишевско-
го, Информационное бюро генерала Глобачева, Информаци-
онное бюро газетных работников, контрразведка Русско-гер-
манского Союза монархистов-христиан во главе с капитаном
Виноградовым и ротмистром Вачнадзе, контрразведыватель-
ная часть Штаба генерала Шварца, а также чины контрраз-
ведки Украинской Директории.20
В своей практической деятельности контрразведыватель-
ные органы ВСЮР постоянно соприкасались с соответствую-
щими учреждениями казачих Войсковых правительств, под-
ведомственные коим территории имели автономию и не
входили в сферу управления Главнокомандующего. «По-ви-
295
димому, каждый администратор, занимающий даже второ-
степенную должность и имеющий контроль над секретными
суммами денег, создает свою собственную контрразведку, —
отмечалось в секретном докладе генералу Деникину. —
Функции этих контрразведок чрезвычайно разнообразны.
Мешая друг другу, все эти учреждения препятствуют порядку
и процветанию. Они подрывают авторитет как власти, так и
21
военных».
В Архиве Свято-Троицкого монастыря Русской Зарубеж-
ной Православной Церкви мне удалось обнаружить замеча-
тельные документы двух конкурирующих контрразведыва-
тельных служб: ВСЮР и Кубанского правительства. Секрет-
ные донесения о военно-политической ситуации и тяжелых
конфликтах между различными антибольшевистскими сила-
ми проливают дополнительный свет на предысторию так
называемого «Кубанского действа» — акции Главного Ко-
мандования ВСЮР по изменению политических установлении
на Кубани, которая, имея чисто внешний и кратковременный
эффект, не только не уничтожила самостийничество, но еще
более углубила противоречия и разногласия с кубанцами.22
Достаточно хорошо известно о многочисленных фактах
работы большевистской агентуры в белой контрразведке.
Коррумпированность же ее чинов стала просто «притчей во
языцах». Интересно писал по этому поводу генерал К. И. Гло-
бачев, бывший начальник Петроградского охранного отделе-
ния: «В среде офицерства, выброшенного на улицу, в это
время начинает вырабатываться весьма недостойный тип
агента политического и уголовного розыска, который в
большинстве случаев, не имея под собой никакой идейной
подкладки, является просто профессией. Впоследствии этот
тип перерабатывается в контрразведчика для белого движения
и чекиста для красного. Многим из такого рода агентов
полная беспринципность позволяет в равной степени служить
обеим сторонам и продавать ту, которая в данный момент
менее опасна и выгодна. Это — так называемые дублеры.
Таким образом создавались целые контингенты офицеров-
контрразведчиков, которые своим поведением позорили
контрразведывательные органы белого движения во время
гражданской войны».23 Подобные заключения разделялись
многими участниками событий. «Гражданская война, —
296
вспоминал поручик П. И. Кузнецов, — изменила у многих
взгляды и выработала особый тип офицера, который мог
зародиться только в такое жестокое время, когда все
человеческое исчезает и выплывают на поверхность только
звериные инстинкты и обе враждующие стороны соперничают
** 24
одна перед другой в жестокости...».
Генерал А. И. Деникин предпочитал привлекать к контр-
разведывательной службе не бывших жандармских офицеров.
Так столь высококвалифицированный эксперт политического
сыска как генерал К. И. Глобачев, находясь в 1918 г. в
Киеве, был начальником Державной Варты (Департамента
охраны) при гетмане Скоропадском, руководил контрразве-
дывательной частью штаба бригады генерала Кирпичева,
считавшейся формированием Добровольческой Армии. Однако
все его попытки продолжить ту же деятельность в Штабе
генерала Деникина были безоговорочно отвергнуты. О нем
вспомнили только в конце 1919 г., в условиях развала армии
и особенно ее контрразведки, но теперь уже он, в свою
очередь, не захотел принимать запущенное другими дело...
Правда, в январе 1920 г., после памятного всем убийства
полковника Кирпичникова, Глобачев все же согласился
принять должность начальника контрразведывательного от-
деления Штаба Командующего войсками Новороссийской
области (как оказалось лишь на 10 дней — из-за последо-
вавшей вскоре трагической эвакуации Одессы).25
Главное Командование ВСЮР было достаточно хорошо
информировано о недостатках своей контрразведки, поэтому
необходимость ее реорганизации была вполне очевидна. В
числе различных проектов реформ контрразведывательной
службы нельзя не обратить внимание на записку А. А. Хвос-
това «О мерах к усилению борьбы с внутренним большевиз-
мом», составленную в Ростове 8 сентября 1919 г.
«Институт контрразведки в том виде, в каком он ныне
существует в Добровольческой Армии, совершенно не дости-
гает своей цели, — заключал автор. — Он терроризирует
тех, на кого Добровольческая Армия могла опереться, и
недостаточно энергично, если не сказать более, занимается
своим прямым делом — преследованием коммунистов».
А. А. Хвостов обращал внимание на низкий моральный
уровень многих агентов, незнание азов полицейского сыска,
297
политическую неграмотность, отсутствие контроля начальни-
ков над подчиненными. Он предлагал объединить политичес-
кий сыск в единую организацию — Особое Управление
политической полиции, созданную на базе соответствующих
структур армейского аппарата — Управления внутренних дел
и Отдела пропаганды. Местные органы политической полиции
должны координировать свою деятельность с гражданской
администрацией и судебными властями, привлекать на
службу опытных юристов, квалифицированных чинов быв-
шего Департамента полиции, фронтовых офицеров. В заклю-
чении своей пространной записки А. А. Хвостов подчерки-
вал, что если разрешение поднятого им вопроса «пойдет
обычным канцелярским путем, то лучше совсем не начинать
дело».26
Однако... «обычный канцелярский путь» был как раз
характерен для деникинской администрации. По многим
причинам эта диктатура имела мало общего с тем, что имеют
в виду, говоря о «тоталитарной власти». Отсутствие какой-
либо эффективной системы контроля, постоянная нехватка
подходящих управленческих кадров, усиливающийся антого-
низм фронта и тыла — все это способствовало росту
коррупции и облегчало действия большевистским агентам во
всех учреждениях и, прежде всего, в контрразведке.
Отдельные контрмеры частного характера лишь усугуб-
ляли положение. Так, в 1919 г. только в Одессе штат
контрразведки был полностью обновлен трижды, причем в
октябре все чины портовой контрразведки были арестованы
за взяточничество.27 Но мы знаем о результате — из
упоминавшегося выше скандального дела полковника Кир-
пичникова...
15 сентября 1919 г. генерал А. С. Лукомский, председа-
тель Особого совещания при Главнокомандующем ВСЮР,
представил генералу Деникину пространный доклад о контр-
разведке. В докладе приводились потрясающие факты кор-
рупции, взяточничества, бессмысленной жестокости, злоупот-
ребления служебным положением и т. п. Не предлагая
каких-либо конструктивных мер, Лукомский лишь настоя-
тельно рекомендовал распустить все незаконные и самоволь-
ные контрразведки, запретить вести любую контрразведыва-
тельную деятельность без санкции Главного Командования.28
298
Тем не менее лишь 28 мая 1920 г. генерал П. Н. Врангель,
новый Главнокомандующий, издал приказ № 3248 о судебной
ответственности за самовольную организацию «наблюдатель-
ных органов» (так стала именоваться тогда контрразведка).
Можно назвать различные объективные и субъективные
причины того, почему практически ничего не было сделано
для реорганизации контрразведки при генерале Деникине.
Однако я хочу привлечь внимание к некоторым документам
об одном неизвестном эпизоде из истории Белого Юга. Эти
документы свидетельствуют, что органы контрразведки,
кроме всего прочего, были вовлечены в широкий заговор
против Главнокомандующего. Доклад же генерала Лукомско-
го на самом деле преследовал не цели улучшения и
оздоровления контрразведки, а лишь ограничение сфер
действия своих политических оппонентов в Штабе Главноко-
мандующего и Особом совещании.
Материалы о заговоре так называемого «Анонимного
Центра» хранятся в коллекциях генерала А. И. Деникина и
полковника В. М. Бека в Бахметьевском архиве Колумбий-
ского университета. Заговор имел целью сместить Главноко-
мандующего и некоторых его приближенных. Особо ценные
сведения содержатся в деле, подготовленном Л. А. Зубеле-
вичем, начальником гражданской части Государственной
стражи: протоколы допросов, конфискованные письма-шиф-
ровки, дневники, докладные записки.
В конце ноября 1919 г. был арестован 23-летний штабс-
капитан А. А. Пацановский, заведующий бюро секретной
информации ОСВАГа. Проведенный в его кабинете обыск
принес фантастические результаты, вызвал новые аресты,
новые обыски и допросы. Постепенно стала вырисовываться
страшная картина тайного заговора в самом сердце Главного
Командования...
Анатолий Пацановский ранее служил в Информационном
бюро при председателе Особого совещания генерале от
кавалерии А. М. Драгомирове. В декабре 1918 г. он был
откомандирован из Екатеринодара в Крым и получил
назначение в контрразведывательный отдел Штаба Команду-
ющего Крымско-Азовской Добровольческой армии. Там он
служил под непосредственным руководством хорошо извест-
ного в дореволюционной русской военной разведке челове-
299
ка — генерала Н. С. Батюшина, носившего в то время
псевдоним «Петров».
В апреле 1919 г., когда красные захватили Крым,
Пацановский вернулся в Екатеринодар и занял только что
учрежденную должность заведующего бюро секретной инфор-
мации ОСВАГа (Отдела пропаганды Особого совещания).
Власть и влияние тылового штабс-капитана росла поистине
неимоверными темпами, особенно после того, как полковник
В. М. Бек, начальник информационной службы ОСВАГа,
чуть было не умер от таинственного отравления и на
протяжении 4 месяцев не мог исполнять свои обязанности...
Пацановский полностью игнорировал Ю. Н. Шумахера, вре-
менно замещавшего В. М. Бека, и делал доклады непосред-
ственно не только начальнику ОСВАГа К. Н. Соколову, но
и генералу А. С. Лукомскому, исполнявшему обязанности
Председателя Особого совещания.
Когда полковник Бек вернулся на службу, он был не в
силах восстановить необходимую субординацию. После не-
скольких острых столкновений Пацановский объяснил Беку,
что является ближайшим сотрудником генерала Лукомского,
а бюро секретной информации на самом деле ведет работу
по подготовке монархического заговора против генерала
Деникина и его начальника штаба генерала Романовского.
Непосредственным начальником Пацановского был генерал
Батюшин, находившийся с весны 1919 г. в отставке. Батю-
шин был одним из главных руководителей Анонимного
Центра — тайной организации, имеющей Совет и местные
филиалы. Легальной политической базой Анонимного Центра
был монархический Союз русских национальных общин,
который пытался оказывать влияние на членов Особого
совещания и Главное Командование. Ставилась задача заме-
нить генерала Романовского генералом Лукомским в качестве
начальника штаба и даже, в случае необходимости, сместить
самого Деникина. Генерал Батюшин должен был получить
портфель министра внутренних дел в будущем правительстве.
Предполагалось использовать помощь Германии в восстанов-
лении монархии в России.
Пытаясь привлечь полковника Бека к своей деятельности,
штабс-капитан Пацановский назвал имена некоторых лиц,
разделявших планы Анонимного Центра и занимавших в то
300
время ключевые посты во ВСЮР. Среди них: генералы
А. М. Драгомиров, А. П. Кутепов, Н. С. Тимановский,
В. 3. Май-Маевский, П. Н. Врангель, Я. Д. Юзефович,
Я. А. Слащев, адмиралы Д. В. Ненюков и А. Д. Бубнов,
начальник ОСВАГа К. Н. Соколов, генерал М. Л. Салатко-
Петрище, председатель Судебно-Следственной Комиссии при
Главнокомандующем, полковник С. Н. Ряснянский, началь-
ник Разведывательного Отделения Штаба ВСЮР, статский
советник В. Г. Орлов, начальник Контрразведывательного
Отделения Отдела Генерального Штаба Военного Управления
при Главнокомандующем. Самому же полковнику Беку в
случае присоединения к заговору предназначалась должность
29
министра пропаганды.
В. М. Бек никак не ответил на столь почетное предло-
жение, в результате — он был освобожден от занимаемой
должности, получил символическое назначение в ничего не
решавший Совет Отдела пропаганды и попал под постоянную
слежку. Он несколько раз пытался представить секретный
доклад о заговоре и генералу Романовскому, и полковнику
Ковалевскому, начальнику Особой части Штаба ВСЮР. Но
его не хотели принимать, несмотря даже на помощь чинов
со стороны французской военной миссии — столь высока
была репутация заговорщиков и столь обширны были их
личные связи... Однако в Анонимном Центре произошел
раскол. 13 ноября 1919 г. Великий Князь Николай Никола-
евич предложил всем «заговорщикам» подчиниться генералу
Деникину. Информация об этом сразу же стала известна.30
Расследование, проводимое Л. А. Зубелевичем, принесло
множество доказательств подготовки заговора, особенно учас-
тия в нем чинов ОСВАГа и Штаба Главнокомандующего.
Последовали отстранения от должностей, увольнения от
службы, даже аресты. Никто, однако, не был отдан под суд...
Пресса хранила молчание. Расследование не коснулось лиц,
находившихся на фронте. По всей видимости, генералу
Деникину было ясно, что громкие процессы в условиях
поражений и отступления только повредят армии. В против-
ном случае пришлось бы при отсутствии квалифицированного
резерва отстранить способнейших военачальников. Так или
иначе, а Главнокомандующий, по сути дела, не предпринял
никаких решительных действий против правой оппозиции.
301
Очень скоро он окажется перед угрозой нового заговора и
после катастрофической Новороссийской эвакуации вынужден
будет уйти в отставку...
Я не располагаю достаточными источниками, чтобы
судить, какую поддержку в армии имел заговор Анонимного
Центра. Как вспоминал в эмиграции генерал Салатко-Петри-
ще, главную роль во всем деле играл конфликт между
Лукомским и Романовским, который был подвержен влиянию
члена Особого совещания кадета Н. И. Астрова.31 Вполне
вероятно, что отнюдь не все лица, упомянутые Пацановским
при «вербовке» им Бека, в действительности являлись
активными и сознательными заговорщиками. Так, например,
трудно представить участие генерала Врангеля в каком-либо
«заговоре» против Главнокомандующего — независимо от его
сложных личных отношений и крупных разногласий по
военно-стратегическим вопросам с генералом Деникиным...
Тем не менее заговор Анонимного Центра являлся
несомненным свидетельством того, что разведывательные и
контрразведывательные органы Штаба Главнокомандующего
и состоявшего при нем Особого совещания вместо координа-
ции своей деятельности против общего врага были вовлечены
в конфликты и заговоры. И это в полной мере отвечало
интересам большевиков, сепаратистов, националистов и всех,
кто противостоял Белому движению во время гражданской
войны.
Обзор деятельности разведки и контрразведки Белого Юга
конца 1917 — начала 1920 г. приводит к следующим
выводам.
В первые полгода существования Добровольческой Армии
отсутствовало какое-либо организованное размежевание
между разведкой и контрразведкой. Главными задачами было
обеспечить надежную связь с антибольшевистскими группа-
ми, прежде всего Москвы и Петрограда, и привлечь в армию
новых добровольцев из разных частей страны.
Образование территории Добровольческой Армии после
Второго Кубанского похода вызвало необходимость укрепле-
ния военной администрации и ее контрразведывательных
органов, которые, в отличие от периода Первой мировой
войны, боролись не с иностранными агентами, а осуществляли
функции политической полиции. С лета 1918 по лето 1919 г.
302
разведывательная деятельность осуществлялась в значитель-
ной степени посредством связи Разведывательного Отделения
Штаба Главнокомандующего и сети местных Центров, орга-
низованных за пределами территории Добровольческой
Армии.
Военная диктатура генерала Деникина ни в коей мере
не привела к консолидации государственного аппарата.
Невероятный хаос, господство бюрократии, тотальная кор-
рупция, постоянное соперничество между чиновниками раз-
личных учреждений — все это в полной мере относится и
к органам контрразведки.
Антибольшевистская направленность органов разведки и
контрразведки Добровольческой Армии и ВСЮР ослаблялась
не только излишним вниманием к «конкурирующим» ведом-
ствам, но и прямым участием в борьбе за влияние на
Главнокомандующего, вплоть до подготовки тайного заговора.
История Анонимного Центра показывает, что секретные
агенты были более активны в сборе информации друг о друге,
а не в объединении сил против большевиков. Все это
способствовало широкому распространению большевистских
агентов, провокаторов, коррумпированных элементов и просто
беспринципных авантюристов.
Светлые страницы не писанной пока истории разведки
и контрразведки Белого Юга в период с ноября 1917 по март
1920 г. связаны прежде всего с самоотверженной и высоко-
профессиональной деятельностью одиночек, а вовсе не с белой
политической системой в ее алексеевско-корниловско-дени-
кинском варианте.
Почти никак не использовался практический опыт и
организационные принципы секретных служб Императорской
России. Никакой выгоды не было извлечено и из условий
военной диктатуры, которые, казалось бы, должны были
способствовать упрощению государственного аппарата и сек-
ретных служб. Более того — все возможные дефекты военной
администрации Белого Юга России, как правило, в полной
мере отражались на ее разведывательных и контрразведыва-
тельных органах.
303
Примечания
1 См.: Тайны русско-японской войны. М., 1993; Устинов С. М. Записки
Начальника контрразведки (1915-1920 гг.). Ростов-на-Дону, 1990. С. 17-
61; Алексеев М. По ту линию фронта: военная разведка России накануне
Первой мировой войны // Родина. 1994. № 8. С. 82-87.
о
См.: Дневники, записи, письма ген. Алексеева и воспоминания об отце
В. М. Алексеевой-Ворель / Публ. Н. Рутыча // Грани. № 125. Франк-
фурт-на-Майне, 1982. С. 175-185; Шапрон дю Ларре А. Г. Воспоминания
о выезде из Петрограда в 1917 г. / Ввод, статья, подгот. текста и
комментарии В. Г. Бортневского // Русское прошлое. Кп. 4. СПб., 1993.
С. 150-159.
О
См., напр.: Лукомский А. С. Воспоминания. Т. 2. Берлин, 1922. С. 22-61.
4
Деятельность Таганрогского Центра Добровольческой Армии 1918-1919 гг.
/ Под ред. Я. М. Лисового // Белый Архив. Т. 2-3. Париж. С. 133-136.
5
Архив Свято-Троицкого монастыря Русской Зарубежной Православной
Церкви. Джорданвилль, штат Нью-Йорк, США. Коллекция РОВС (далее-
АСТМ/РОВС). Кор. 2 (Бумаги Штаба Вооруженных Сил на Юге России).
0
АСТМ/РОВС. Кор.1. (Бумаги Добровольческой Армии); Архив Общества
ревнителей русской истории. Париж, Франция (далее-АОРРИ). Коллекция
Добровольческой Армии и Вооруженных Сил па Юге России; Коллекция
Национального Центра,
т
Архив Гуверовского института войны, революции и мира. Стэнфорд, .штат
Калифорния, США (далее-АГИ). Колл. П. Н. Врангеля. Кор. 148.
Ю См.: Рапорт Ген. Шт. подполковника Н. представителю Добровольческой
Армии в г. Киеве // Белый архив. Т. 2-3. С. 138-144; Рапорт состоящего
в штабе представителя Верховного командования Добрармии Ген. Шт.
подполковника С-го представителю Верховного командования в Киеве //
Там же. С. 145-150.
о
АСТМ/РОВС. Кор. 1; Вечернее время. 1919. 16 ноября. С. 2-3.
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 3. Берлин, 1923. С. 148-149;
Белый архив. Т. 2-3. С. 133-137.
11 АСТМ/РОВС. Кор.1.
12
См.: Bortnevshl V.G. White Administration and White Terror (The Denikin
Period) // The Russian Review. Vol. 52. July 1993. P. 133-137.
Kenez P. Civil War in South Russia, 1919-1920. P. 71-78. — Некоторые
документальные материалы об отношениях ОСВАГА и контрразведки см.:
Из документов белогвардейской контрразведки. Секретная сводка о работе
Харьковского ОСВАГА / Публ. В. Г. Бортневского // Русское прошлое.
Кн. 2. СПб., 1991. С. 340-348.
14 ГАРФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 3. Л. 63; БАКУ. Колл. А. И. Деникина. Кор. 29
(Контрразведка, ОСВАГ). Л. 10-12; Колл. В. М. Бека. Кор. 1 (ОСВАГ).
15
Вечернее время. 1919. 16 ноября. С. 2; АОРРИ. Колл. Национального
Центра.
16 АСТМ/РОВС. Кор. 2.
304
П Kenez Р. Civil War in South Russia, 1919-1920. P. 61; ГАРФ. Ф. 5827.
On. 184. Д. 11. Л. 1-30.
18 АГИ. Колл. П. H. Врангеля. Кор. 130.
19
Подробнее см.: К истории осведомительной организации «Азбука» / Ввод,
статья, подгот. текста и комментарии В. Г. Бортневского // Русское
прошлое. Кн. 4. С. 160-193.
90
БАКУ. Колл. А. И. Деникина. Кор. 2; АГИ. Колл. П. Н. Врангеля.
Кор. 163; АОРРИ. Колл. Национального Центра.
21 ГАРФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 3. Л. 65.
22
См.: Кубань и Добровольческая Армия в 1918-1919 гг. / Ввод, статья,
подгот. текста и комментарии В. Г. Бортневского // Русское прошлое.
Кн. 5. СПб., 1994. С. 77-111.
23
БАКУ. Колл. К. И. Глобачева. Кор. 1. Правда о русской революции.
Воспоминания бывшего начальника Петроградского охранного отделения.
С. 132.
24 ГАРФ. Ф. 5881. On. 2. Д. 432. Л. 39.
25
БАКУ. Колл. К. И. Глобачева. Кор. 1. Правда о русской революции...
С. 145-146, 157-171.
28 БАКУ. Колл. К. Р. Кровопускова. Кор. 1.
27
Устинов С. М. Записки начальника контрразведки. С. 84-90.
28 ГАРФ. Ф. 439. On. 1. Д. 56. Л. 65.
oq
БАКУ. Колл. А. И. Деникина. Кор. 29. Контрразведка, ОСВАГ. Л. 2-22.
30 ВАКУ. Колл. В. М. Бека. Кор. 1. ОСВАГ. Л. 10-12.
от
БАКУ. Колл. А. И. Деникина. Кор. 29. Контрразведка, ОСВАГ. Л. 34.
Новый Часовой. 1995. № 3.
БЕЛОЕ ДВИЖЕНИЕ В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ
В РОССИИ*
(Главы из неоконченной книги)
Глава I. Начало формирования
государственно-политической программы
Белого движения (июнь — октябрь 1917 г.)
Политическая борьба 1917 г., столкновение противобор-
ствующих партий, группировок, выдающихся государствен-
ных и военных деятелей, казалось бы, достаточно широко
* Название книги и первой главы сформулированы редакцией.
305
исследованы историками. Причем историками, придерживав-
шимися зачастую диаметрально противоположных методоло-
гоческих позиций.
Советская историография представлена многими тысяча-
ми работ, отличавшимися друг от друга по большей части
лишь степенью искажения событий и большей или меньшей
степенью следования руководящим указаниям идеологичес-
кого аппарата. Поэтому ценность этой литературы заключа-
ется в использованных источниках (вернее, упоминаниях или
заимствованиях от тех или иных источников), а не в
аналитической части, где порой лучшие из советских исто-
риков мужественно (действительно, рискуя многим!) позво-
ляли себе делать полунамеки-реверансы в сторону историчес-
кой правды.
Западная (вернее — несоветская и некоммунистическая)
историография, не скованная цензурой и «идеологоческими
указаниями», имела вплоть до самого последнего времени
искусственно ограниченную источниковую базу, что не могло
не препятствовать глубокой разработке многих интересней-
ших проблем.
К числу явно недостаточно исследованных тем относится
и предыстория Белого движения, изучение неуклонного
размежевания политических сил как своего рода пролога
гражданской войны.1 Однако невозможно понять мотивы,
которыми руководствовались вожди Белого движения, осо-
бенности их административно-государственной политики пе-
риода гражданской войны без трезвого аналитического взгля-
да на 1917-й год, третий год тяжелейшей Мировой войны,
год, принесший России две революции.
Не будем пытаться «объять необъятное», а попробуем
проследить по событиям 1917 г., как складывалась государ-
ственно-политическая программа Белого движения, которая
позднее, будучи усовершенствованной и дополненной соответ-
ствующей политикой, претендовала на то, чтобы стать
альтернативой «пролетарской диктатуры».
Разложение русской армии, явившееся одним из наиболее
пагубных последствий Февральской революции, не могло
ограничиться военной средой, а буквально гальванизировало
все общество. Пагубный импульс был дан печально знамени-
тым приказом № 1 Петросовета по Петроградскому гарнизо-
306
ну, который по его исполнении приобрел общероссийское
значение. В соответствии с этим приказом узаконивались
комитеты, самочинно возникавшие в воинских частях и
подразделениях, нижние чины наделялись гражданскими
правами и ставились в равное положение с офицерами вне
службы и строя. Отменялось титулование офицеров, вставание
во фронт и отдание чести вне службы.2
Третий год тяжелейшей войны русская армия вела в
кардинально обновленном по сравнению с 1914 г. составе.
Колоссальные людские потери, тотальное обновление офицер-
ского корпуса (примерно на 7/8, причем в пехотных частях,
составлявших численную основу армии, сменилось от 300 до
500% офицеров!) привели к постоянному поступлению на
фронт не только не подготовленного в военном отношении,
но и развращенного революционной агитацией пополнения.
«Состав армии за 2 года успел существенно измениться,
выбита большая часть кадрового офицерства и солдат,
особенно в пехоте, — вспоминал П. Н. Врангель. — Новые
офицеры ускоренных производств, не получившие воинского
воспитания, чуждые военного духа, воспитателями солдат
быть не могли. Они умели столь же красиво, как и кадровое
офицерство, умирать за честь Родины и русских знамен, но,
оторванные от своих занятий и интересов, глубоко чуждых
духу армии, с трудом перенося неизбежные лишения боевой
жизни, ежеминутные опасности, голод, холод и грязь, они
быстро падали духом, тяготились лишениями, войной и
совершенно не способны были поднять и поддержать дух
своих солдат».4
Впрочем, беда для армии исходила не только и не столько
от «офицеров военного времени», сколько от определенного
числа опытных командиров-фронтовиков. Конец Дома Рома-
новых по-разному подействовал на кадровое офицерство.
Часть их, ставя превыше всего свой воинский долг, присяг-
нула Временному правительству с верой в то, что новая
власть примет энергичные меры для победоносного заверше-
ния войны. Поэтому, не думая о политике, они продолжали
стойко исполнять свои служебные обязанности. «Политикой
никто из нас особенно не интересовался, — вспоминал
кадровый офицер 3-й гренадерской артиллерийской бригады
Э. Н. Гиацинтов. — Правда, все были радостно взволнованы
307
убийством Распутина; вообще ругали тыл и, в частности,
Протопопова. В этом и выражалось все наше участие в
политической жизни страны. [...] Никто, конечно, не мог
представить себе иного окончания войны, кроме победного».5
Другая часть офицерства восприняла отречение императора
Николая II от престола как прекращение своих собственных
моральных обязательств, что выразилось в показном подчер-
кивании «преданности революции», ношении красных бантов,
заискивании перед комиссарами и комитетчиками. Причем
любопытно, что по своим прежним политическом взглядам
такие люди чаще всего были известны как ярые монархисты,
а в войсках проявляли себя сторонниками суровой дисцип-
лины, жестокого обращения с нижними чинами.6 Были и
такие офицеры, для которых Февральская революция дала
возможность открыто вести политическую работу, ранее
возможную лишь в условиях жесткой конспирации.
Огромный вклад в дело разложения русской армии внесли
комитеты, создававшиеся в воинских частях и подразделе-
ниях. В первое время, особенно на фронте, в состав комитетов
попадало немало офицеров, пользовавшихся уважением ниж-
них чинов и стремившихся направить работу комитетов
вместо политического в культурно-воспитательном и хозяй-
ственно-бытовом направлениях.
«Состав его (батарейного комитета. — В. Б.) был вполне
хороший: председателем был избран прапорщик Л.[укьянов]
и секретарем вольноопределяющийся Ф.[укс], — вспоминал
Э. Н. Гиацинтов. — Естественно, что они направляли всю
работу комитета, которая не выходила из рамок артельного
хозяйства».7 Вхождение офицеров в комитеты не было чисто
стихийным, оно соответствовало их желанию использовать
свое влияние на солдат в новых условиях. Этой позиции
придерживался и Верховный Главнокомандующий генерал
М. В. Алексеев, направивший по этому поводу секретное
письмо-директиву главнокомандующим фронтов и команду-
ющим армиями: «Ввести в солдатские советы офицерский
элемент, дабы не оставлять темную солдатскую массу без
руководства».8 Подобные комитеты оказывали немалую по-
мощь командованию в поддержании воинской дисциплины,
в борьбе за укрепление фронта. Так, 11 мая 1917 г. комитет
3-й гренадерской артиллерийской бригады принял постанов-
308
ление: «Всех солдат, появляющихся на позиции батарей с
просьбой или требованием прекратить огонь, задерживать и
а
по выяснению личности передавать в полковые комитеты».
Тем не менее постепенно разложение, захватившее сна-
чала в большей степени пехоту, проникало в артиллерию,
технические части и кавалерию, становясь в полной мере
разложением всей армии. Таким образом, новая, «послефев-
ральская «власть содействовала развалу армии, а тот в свою
очередь усиливал распад государственных устроев, поставив
страну поистине на край пропасти...
Вопрос о необходимости сильной власти, которая остано-
вила бы гибельные для армии и общества процессы и довела
бы войну до победы, не раз поднимался в ходе соединенного
заседания Временного правительства и Исполкома Петроград-
ского Совета рабочих и солдатских депутатов 17 мая 1917 г.
«Пути у нас могут быть различны, но цель одна —
закончить войну так, чтобы Россия вышла из нее, хотя бы
и уставшей и потерпевшей, но отнюдь не искалеченной, —
говорил Верховный Главнокомандующий генерал
М. В. Алексеев. — [...] Я должен сказать, что реформы,
которые армия еще не успела переварить, расшатали ее
порядок и дисциплину».10
«Нам нужно сильное правительство, на которое мы могли
бы опираться, — подчеркивал Главнокомандующий Юго-За-
падным фронтом генерал А. А. Брусилов. — Власть только
тогда крепка, когда опирается на армию, олицетворяющую
вооруженную силу народа». «Все, что теперь делается, губит
армию, — утверждал Главнокомандующий Северным фрон-
том генерал А. М. Драгомиров. — Так больше продолжаться
не может. Нам нужна власть. Мы воевали за Родину. Вы
вырвали у нас почву из-под ног, потрудитесь ее теперь
восстановить. Раз на нас возложены громадные обязательства,
то нужно дать власть, чтобы мы могли вести к победе
миллионы порученных нам солдат».11
Поиски путей спасения армии от разложения и в
конечном счете страны от анархии и революционной смуты
привели к появлению различных офицерских организаций,
как легальных, так и полулегальных.
Другой попыткой спасения армии и государственности
явилось создание ударных или отборных частей. В них
309
направлялись офицеры и некоторые нижние чины, в основном
из разложившихся полков, сформированных уже в 1917 г.
Части эти получали различные наименования: революцион-
ные полки, батальоны смерти, ударные батальоны.
Организовывались они первоначально с чисто военной
целью при подготовке Июньского наступления, «для поднятия
революционного наступательного духа Армии», как отмечал
А. А. Брусилов, чтобы они при наступлении «своим порывом
могли бы увлечь за собой колеблющихся».12 На практике
же, помимо очевидного военного значения, ударные подраз-
деления сыграли огромную роль в сплочении пусть и
ничтожной по численности, но духовно твердой части
офицерства, той самой, которая, будучи шокированной
бедственным положением страны, твердо осознавала необхо-
димость будущей борьбы за твердую власть.
Многие и многие из военнослужащих ударных частей
позднее оказались в Добровольческой и других антибольше-
вистских армиях, в том числе и на крупных командных
постах: вспомним хотя бы начальников Корниловской удар-
ной и Дроздовской стрелковой дивизий генерал-майоров
Н. В. Скоблина и А. В. Туркула, бывших в 1917 г. лишь
штабс-капитанами 23 и 25 лет соответственно.
Колоссальную роль в размежевании политических сил,
в популяризации идей о необходимости сильной и твердой
власти (как среди правых, так и среди левых политиков)
сыграли события конца июня — начала июля 1917 г.:
правительственный кризис, неудачное наступление русской
армии, события 3-5 июля 1917 г. в Петрограде.
Временное правительство придавало большое морально-
политическое значение Июньскому наступлению. Решающую
роль в нем должны были сыграть войска Юго-Западного
фронта под командованием генерала А. Е. Гут°Ра (затем
Л. Г. Корнилова), а вспомогательные удары должны были
быть нанесены войсками Северного, Румынского и Западного
фронтов. Однако, как известно, успешным было лишь
наступление 8-й армии генерала Корнилова, занявшей Ста-
нислав, Галич и Калуш. Действия же 11-й и 7-й армий были
неудачны. Потери в трех армиях Юго-Западного фронта к
концу июля составили около 14% личного состава (1222 офи-
цера и 37 500 солдат).13 Начавшийся же затем Тарнополь-
310
ский прорыв войск противника привел к самовольному
снятию с позиций и бегству целых воинских частей,
неповиновению начальникам, грабежу и мародерству, герои-
ческой гибели оставшихся на позициях верных своему долгу
офицеров и солдат.14 Как подчеркивал генерал А.А. Брусилов
на совещании в Ставке 16 июля 1917 г., «без всяких
разговоров, при малейшем нажиме противника дивизии
разбегались, не слушая ни уговоров, ни угроз».15
Подобные события, невиданные в многовековой русской
военной истории, не могли не оказывать шокового воздейст-
вия на кадровых офицеров, на всех истинных патриотов
России, не могли не убеждать их в том, что Временное
правительство ведет гибельный для Родины курс. Такие
настроения ярко отражены в мемуарах Э. Н. Гиацинтова:
«По улицам (небольшой деревушки под Тарнополем. — В. Б.)
метались обозные солдаты и интендантские чиновники,
пытаясь запрягать подводы и нагружать их всяким добром:
сапогами, шинелями, банками с консервами и так далее. Не
успевала такая подвода тронуться с места, как на нее налетала
кучка бежавших с фронта, скидывала весь груз и, неистово
нахлестывая лошадей, уносилась в тыл. Ругань и крики
стояли в воздухе. [...] Но вот над деревней появились два
немецких аэроплана и начали обстреливать деревню пуле-
метным огнем. Суматоха поднялась страшная. Теперь уже
просто выпрягали лошадей из подвод и удирали верхом. Кто
не успевал захватить лошадей, скидывал сапоги, если они
еще у него были, и бросался бежать босиком. [...] После
этого для меня уже не было сомнений, что если не случится
какого-нибудь переворота, который сметет революционных
болтунов и демагогов, то война бесповоротно проиграна
(подчеркнуто нами. — В. Б.)».10
Жизнь требовала экстренных и энергичных мер кара-
тельного характера против развалившейся армии. Это осоз-
навали и представители революционной власти, причем еще
до июльской паники на фронте. Комиссары 11-й армии
И. Кириенко и А. Чекотило в своем отчете о событиях с
26 мая по 26 июня 1917 г. отмечали, что они «считали и
считают необходимым не останавливаться в нужных случаях
перед самыми решительными мерами вплоть до применения
силы оружия как бы не оценивала это критика слева».17
311
Сам же А. Ф. Керенский в доверительном письме комиссару
Юго-Западного фронта Б. В. Савинкову настаивал: «Дорогой
МММ 1 Я
друг» действуйте со всей решительностью от моего имени».
Необходимостью применения решительных мер объясня-
лось и назначение Л. Г. Корнилова Главнокомандующим
Юго-Западным фронтом. Уже в день своего назначения,
8 июля 1917 г., он отправил телеграмму командующим
армий и корпусов, в которой требовал применять против
самовольно оставивших позиции частей «огонь пулеметов и
артиллерии». Причем, он обещал отрешить о командования
и предавать суду начальников, проявивших «бездействие и
колебание».19
Через три дня по приказу Л. Г. Корнилова было рас-
стреляно на месте 14 солдат 11-й армии, виновных в
грабежах, убийствах и изнасилованиях при оставлении
Тарнополя. Главнокомандующий Юго-Западным фронтом в
своем новом приказе требовал «без суда расстреливать тех,
которые будут грабить, насиловать и убивать мирных
жителей, так и своих боевых соратников, и всех, кто посмеет
не исполнять боевые приказы в те минуты, когда решается
вопрос существования Отечества, свободы и революции».20
В воспоминаниях Э. Н. Гиацинтова подробно рассказы-
вается об усмирении взбунтовавшегося 181-го Остро ленского
полка 46-й пехотной дивизии. Автор в качестве командующего
сводной батареи 3-й гренадерской артиллерийской бригады
входил в состав специально сформированного карательного
отряда под командованием полковника В. И. Топилина.
Именно артиллерийский огонь 16 июля 1917 г. и усмирил
восставших, потери которых составили 154 человека, из коих
48 было убито.21
Интересно, что Э. Н. Гиацинтов, поступивший позднее в
Добровольческую армию и на склоне своих лет, в начале
70-х гг. в США, был убежден, что только таким образом
«еще в июле 17-го года можно было вполне привести в
„ 22
должный вид русскую армию».
Решительные меры по спасению армии были предложены
на совещании высших военачальников в Ставке Верховного
Главнокомандующего в Могилеве 16 июля 1917 г. По общему
мнению, «героем дня» был тогда А. И. Деникин, произне-
сший яркую речь в защиту русского офицерства.23 Вскоре
312
после этого совещания генерал М. В. Алексеев, находивший-
ся тогда фактически не у дел, суммировал его итоги в письме
к бывшему председателю Государственной Думы М. В. Род-
зянко: изгнать из армии 'всякую политику, отменить декла-
рацию прав солдата, упразднить комитеты и комиссаров,
полностью передать военное законодательство опытному Вер-
ховному Главнокомандующему, восстановить единоличную
власть и ответственность начальников, учредить военно-по-
левые суды и смертную казнь на фронте и во всем тылу,
создать отборные части для воздействия в бою на массы и
для удержания порядка при мобилизации (в бою они должны
«составить резерв и гнать перед собой малодушных, забывших
совесть»). «Можно и должно задавить железной рукой, —
утверждал М. В. Алексеев. — Это сохранит нам для после-
дующего сотни и тысячи жизней и устранит возможность
повторения бунтов».
Поражения на фронте, выступление радикально-больше-
вистских элементов 3-5 июля в Петрограде, правительствен-
ный кризис, отставка «министров-капиталистов» — все это
вело к постепенной изоляции Керенского и его сторонников,
выдвигало на повестку дня необходимость диктаторской
власти.
К этой идее начинают склоняться и последовательно
отмежевывавшиеся от Керенского либеральные круги. Как
подчеркивал Н. Н. Головин, «тот же обостренный войной
патриотизм, который побуждал наших либералов из страха
перед гражданской войной к непротивленству революции,
теперь толкал ее в противоположный лагерь — в лагерь
м 25
нарождающейся контрреволюции».
В конце июля 1917 г. в Москве состоялось собрание ряда
политических деятелей несоциалистического направления,
которое затем приобрело характер постоянной организа-
ции, — так называемого Совещания общественных деятелей.
Входили в него М. В. Родзянко и А. В. Кривошеин,
С. И. Шидловский и барон В. В. Меллер-Закомельский,
П. Б. Струве и П. И. Новгородцев... Как вспоминал еще
один известные его участник, Н. И. Астров, это было
«объединение как индивидуальных лиц, так и представителей
разных общественных, торгово-промышленных и профсоюз-
ных организаций, отброшенных революционной волной в
сторону. Эта организация ставила себе целью принять участие
в революционном процессе, рассчитывая внести в него
смягчающие ноты».20 Впрочем реальной роли в сложных
политических событиях того времени «общественные деяте-
ли» не играли. Позднее В. И. Гурко признавал, что «это
была обыкновенная политическая говорильня, не имевшая
никаких связей в широких слоях населения, и за отсутствием
каких-либо средств, не только не проявлявшая, но не
имевшая ни малейшей возможности проявить какую-либо
реальную деятельность». 4
На заседании Совещания общественных деятелей в начале
августа 1917 г. большую Поддержку получила идея
Е. Н. Трубецкого о «создании сильной национальной власти,
которая спасет единство России».28 9 августа Совещание
обратилось с приветствием к генералу Л. Г. Корнилову, в
котором поддержало резкие телеграммы, посланные Времен-
ному правительству Союзом офицеров армии и флота, Союзом
георгиевских кавалеров и Советом казачьих войск. Эти
телеграммы требовали несменяемости Корнилова как Верхов-
ного Главнокомандующего. «Совещание заявляет, что всякие
покушения на подрыв вашего авторитета в армии и России
считает преступными. [...] В грозный час тяжелого испытания
вся мыслящая Россия смотрит на Вас с надеждой и верой».29
Около недели до этого обращения Л. Г. Корнилов под-
готовил обширную записку для доклада Временному прави-
тельству, требуя введения юрисдикции военных («военно-ре-
волюционных») судов для тыловых войск и населения всей
России; применения смертной казни за тягчайшие, прежде
всего военные, преступления; восстановления дисциплинар-
ной власти военачальников, сужения рамок деятельности
комитетов и их ответственность перед законом. Записка
генерала Корнилова, не будучи формально отвергнутой
Керенским, была «замотана» правительственными и около-
правительственными интриганами, откладывавшими ее об-
суждение, предлагавшими различные «варианты».
В отличие от правительства Совещание общественных
деятелей Поддержало Корниловские требования, настаивая в
своем Постановлении от 10 августа на необходимости «реши-
тельно порвать со всеми следами зависимости от каких-бы
то ни было комитетов, Советов и других подобных органй-
314
заций».30 В начале августа на одном из заседаний Совещания
общественных деятелей выступил прибывший на Московское
Государственное совещание генерал Корнилов. Позднее мно-
гие участники Совещания общественных деятелей играли
видную роль в различных антибольшевистских политических
организациях времен гражданской войны, заняли видные
посты в белом административном аппарате, в том числе на
Юге России.
Идея «диктатуры», «концентрации и единства власти»
начинает проникать и в окружение Керенского, который
8 июля 1917 г. становится министром-председателем Времен-
ного правительства, сохранив за собой в то же время портфель
военного министра. Как писал позднее Н. И. Суханов, после
июля 1917 г. «диктатурра была объективно необходима».31
Другой меньшевик Ф. Дан в одном из своих выступлений
того времени говорил: «Мы не должны закрывать глаза, что
Россия стоит сейчас перед военной диктатурой. Мы обязаны
вырвать штык из рук военной диктатуры. А это мы можем
сделать только признанием правительства Керенского прави-
тельством общественного спасения. Мы должны дать ему
неограниченные полномочия, чтобы оно могло в корне
<30
подорвать анархию слева и контрреволюцию справа».
На состоявшемся в начале августа 1917 г. Московском
Государственном совещании генерал Л. Г. Корнилов не без
труда получил возможность публично объявить изложенные
в упоминавшейся выше записке положения.
Однако значительно более радикальные требования со-
держались в «Общеказачьей декларации», объявленной на
Московском совещании Донским Атаманом А. М. Каледи-
ным. Прославленный кавалерийский начальник, командовав-
ший во время Первой мировой войны 12-й кавалерийской
дивизией и 8-й армией, в апреле 1917 г. был по настоянию
генерала А. А. Брусилова отстранен от должности за «несо-
ответствие духу времени». Прибыв на Дон, он 18 июня
1917 г., вопреки своим личным планам и желаниям, стал
первым в послепетровской России избранным Войсковым
атаманом, получив поддержку огромного большинства Дон-
ского Войскового Круга.34
В выступлении А. М. Каледина говорилось о «полном
запрещении митингов и собраний» в армии; «упразднении
315
всех Советов и комитетов [...] как в армии, так и в тылу,
кроме полковых, ротных, сотенных и батарейных при строгом
ограничении их прав и обязанностей областью хозяйственных
распорядков; применении в тылу всех мер, «необходимых
для укрепления дисциплины на фронте»; необходимости
«поставить предел в самом зародыше» всем «сепаратным
стремлениям»; принятии решительных мер по строжайшей
экономии государственной жизни. В зачитанной Донским
Атаманом декларации вполне определенно говорилось также,
что «страну может спасти от окончательной гибели только
действительно твердая власть, находящаяся в опытных,
умелых руках лиц, не связанных узкопартийными, группо-
выми программами, свободная от необходимости после каж-
дого шага оглядываться на всевозможные советы и комите-
ты».35
Как вспоминал Н. М. Мельников, «общеказачья декла-
рация» накануне Совещания подверглась некоторому изме-
нению в результате беседы А. М. Каледина с Л. Г. Корни-
ловым: был усилен радикальный характер пункта об армей-
ских комитетах. Сделано было это из тактических соображе-
ний, чтобы требования, изложенные генералом Корниловым,
показались умеренными и приемлемыми. Уже на обратном
пути из Москвы на Дон А. М. Каледин говорил Н. М. Мель-
никову, «что Россия будет спасаться постепенно отдельными
кусками», и выражал интерес к идее создания Юго-Восточ-
ного Союза (на основе прежде всего казачьих земель) как
надежной базы постепенного восстановления порядка во всей
России.30
События, вошедшие в историю под названием «Корни-
ловского выступления», «Корниловщины», «Заговора генера-
ла Корнилова» и т. д., достаточно подробно изучены исто-
риками. Не вдаваясь в их фактологию и детали, не пытаясь
спорить о мотивах и действиях тех или иных лиц, отметим
тот непреложный факт, что после этих событий вопрос о
неизбежности диктатуры уже перестал быть дискуссионным.
Нельзя не отметить и неправомерность предъявляемых
порой генералу Корнилову претензий по части узурпации
власти, преследовании личных целей и т. п. Отсутствие в то
время какой-либо цельной политической программы
Л. Г. Корнилова объясняется скорее всего тем, что его
316
действия в значительной степени были спровоцированы
Керенским с целью укрепления собственной власти. Можно,
конечно, назвать членов предполагаемого Корниловского
кабинета, называемых А. И. Деникиным в «Очерках русской
смуты», в том числе В. А. Маклакова, П. Н. Милюкова,
М. В. Родзянко, И. П. Рябушинского, Б. В. Савинкова и
самого А. Ф. Керенского. Можно вспомнить свидетельство
Г. Н. Трубецкого о том, что генерал Корнилов говорил о
необходимости «осуществить строго демократическую про-
грамму, закрепляя народные свободы, и поставить во главу
угла решение земельного вопроса».37
Однако истинные задачи генерала Корнилова, пожалуй,
достаточно четко выражены были в позднейшем письме
Завойко в Выхов и заключались в желании отмежеваться
как от левых и правых, так и от кадетов, поскольку «линия
поведения, единственно ведущая к победе, это средняя —
здоровая и истинная демократия». А ее, в свою очередь,
могло обеспечить «сильное и не подверженное влиянию
безответственных организаций правительство, которое поведет
страну по пути спасения и порядка». Между прочим,
необходимость формирования такого правительства
Л. Г. Корнилов отстаивал даже 30 августа, когда была
совершенно ясна неудача предпринятого выступления, кото-
рое пользовалось сочувствием, но не содействием значитель-
ной части офицерского корпуса, либеральной общественности,
м яя
союзнических миссии.
Неудача «Корниловского выступления» имела большое
психологическое значение для будуших участников Белого
движения. Она обострила противоречия как между офицер-
ством и революционной демократией, так и между офицер-
ством и либеральной интеллигенцией. Таким образом, еще
до Октябрьского переворота предопределился очевидный
разрыв и несогласованность в стане противников — больше-
виков. Это, уже в условиях гражданской войны, способство-
вало изоляции Белого движения от других антибольшевист-
ских выступлений.
«Офицерство больно почувствовало тогда, — писал
генерал Деникин, — что его бросила морально часть команд-
ного состава, грубо оттолкнула социалистическая демократия
и боязливо отвернулась от него либеральная».
317
В целом же, пожалуй, главный результат «Корниловского
выступления» заключался, повторяю, в том, что вопрос о
необходимости диктатуры перешел за рамки дискуссий в
практическую плоскость: кто, когда и как ее осуществит.
Вопрос о власти в политической платформе генерала
Алексеева и в Быховской программе.
Осмысление событий, связанных с «Корниловским вы-
ступлением», аресты многих видных военачальников, вклю-
чая самого Верховного Главнокомандующего, дальнейшее
углубление политического кризиса и экономического хаоса в
стране — все это способствовало появлению более-менее
четких по сравнению с предшествующим периодом программ-
ных установок, многие из которых составили позднее
политическую и идейную платформу Белого движения.
«Психологическое значение Корниловского выступления
и заключается в том, — писал Н. Н. Головин, — что те
гонения, которые испытали все, кто примкнул к этому
движению или только сочувствовал ему, могут быть уподоб-
лены тем ударам молота, который придает раскаленному
железу определенные формы».40
Маленькому провинциальному городку Быхову Могилев-
ской губернии, в здании бывшей женской гимназии которого
содержались 11 арестованных после Корниловского выступ-
ления, довелось стать местом, где были закреплены основы
политической платформы Белого движения. Бурные события
последующих лет, конфликты между военачальниками, смена
правительств, споры о внешней ориентации — все это в
дальнейшем так и не поколебало основополагающих прин-
ципов, определявших как силу, так и слабость Белого
движения.
Быт быховских узников, их споры и упражнения в
красноречии, подготовка докладов, мистицизм весьма кра-
сочно описаны А. И. Деникиным. Обращает на себя внима-
ние, что все разговоры, однако, в конце концов сводились к
одному вопросу, наиболее мучительному и больному, — о
русской смуте и способах ее прекращения. Средством же
спасения страны, невзирая на недавнюю неудачу, представ-
лялось только одно, заключавшееся в схеме генерала Кисля-
кова, — то есть «стройная огранизация временного управле-
ния» во главе с диктатором.
318
Объяснения причин российской катастрофы быховскими
узниками были разнообразны: от «всему виною отмена
крепостного права» (генерал Г. М. Ванновский) и до «вина,
очевидно, в запоздалой отмене крепостного права» (генерал
И. П. Романовский). После единогласного решения продол-
жить начатое дело приступили по предложению генерала
Деникина к составлению «строго деловой программы — не
строительства, а удержания страны от окончательного паде-
ния. Таким образом и появилась на свет «Быховсцая» или
«Корниловская» программа.
Считая себя правыми перед страной, быховцы однозначно,
по политическим и моральным основаниям, отвергали воз-
можность побега из тюрьмы и терпеливо дожидались суда
Временного правительства. Побег был для них возможен
лишь в крайнем случае: при падении существующей власти
или угрозы неминуемого самосуда.
История предоставила быховцам такой случай. 19 ноября
при содействии Ставки и тюремной охраны они, двумя
группами, двинулись на Дон. А там уже к этому времени
находился генерал М. В. Алексеев, проводивший при содей-
ствии Донского Атамана А. М. Каледина запись в свою
организацию. Происходит постепенное складывание идейных
основ будущего движения. Наряду с «Быховской» программой
большое значение имела и политическая платформа, с которой
генерал Алексеев прибыл на Дон из Петрограда.
Михаил Васильевич Алексеев проживал с семьей после
Московского Совещания в Смоленске, находясь в отставке.
Вызванный в Петроград для показаний по делу находящегося
в заключении бывшего военного министра Н. А. Сухомли-
нова, он оказался в столице в разгар выступления генерала
Корнилова. 28 августа ему было передано предложение
А. Ф. Керенского занять должность начальника штаба при
новом Верховном Гланокомандующем — самом Александре
Федоровиче...
Генерал принял это предложение, принял его не из
соображений карьеры, а исключительно ради того, чтобы
спасти арестованных по «Делу Корнилова» военачальников.
Как вспоминал А. Г. Шапрон дю Ларре, в то время ротмистр
и адъютант генерала Алексеева, последний говорил: «Угова-
ривают меня принять должность начальника штаба при
319
Верховном Керенском... Если не соглашусь, будет назначен
Черемисов... Вы понимаете, что это значит? На другой же
день корниловцев расстреляют! Мне противна предстоящая
роль до глубины души, но что же делать?»41
Недолго, всего 11 дней, пробыл М. В. Алексеев в долж-
ности начальника штаба Главковерха, успев, однако, за это
время обеспечить безопасность «быховских узников». В то
же время он видел, что Керенский вопреки данным обеща-
ниям готовит большой политический процесс над «государ-
ственными преступниками». Тяжело переживал М. В. Алек-
сеев и непонимание и осуждение его действий со стороны
самого Л. Г. Корнилова. Это непонимание не было вызвано
политическими или идеологическими причинами, оно явля-
лось следствием различий в характере и темпераменте двух
выдающихся военачальников русской армии. Так или иначе,
но Лавр Георгиевич Корнилов так никогда и не простил
Михаилу Васильевичу Алексееву его кратковременного воз-
вращения на службу. И это, позднее, не могло не мешать
становлению Добровольческой армии.
А пока генерал Алексеев, сдав должность начальника
штаба генералу Духонину, вернулся в Смоленск и приступил,
как частное лицо, к попыткам поднять общественное мнение
в защиту «корниловцев». 12 сентября 1917 г. он пишет
пространные письма-обращения к П. Н. Милюкову и редак-
тору «Вечернего времени» Б. А. Суворину. Были отправлены
письма и в другие издания. Было опубликовано несколько
статей в защиту «быховских узников», которые, впрочем,
тонули в массе осуждающих публикаций революционной
печати и, как выразился генерал Деникин, «только еще более
разжигали страсти бердичевских военно-революционных ор-
м 42
ганизации».
Высокий политический престиж генерала Алексеева был
подтвержден и избранием его во Временный Совет Российской
Республики (Предпарламент). Он получил также предложения
различных организаций баллотироваться на выборах в Уч-
редительное Собрание: офицерской организации 10-й армии,
военной фракции Партии народной свободы на территории
Западного фронта, Русской демократической партии (Запад-
ный фронт), Московского губернского отдела Всероссийского
союза земельных собственников.43
320
Создание Предпарламента, как и объявление России
Республикой во главе с Директорией, свидетельствовало о
продолжении Керенским политики балансирования и об
углублении его политической изоляции. Проходившее в
сентябре 1917 г. Демократическое совещание приняло реше-
ние об исключении кадетов из правительства, отвергло
резолюции о необходимости коалиции социалистической и
несоциалистической демократии, приняло постановление о
созыве Временного Совета Российской Республики (Предпар-
ламента) и ответственного перед ним правительства. Открыв-
шийся 7 октября в Мариинском дворце Предпарламент был
объявлен большевиками «Советом контрреволюционного по-
пустительства», а их фракция вышла из его состава.44
Участие в работе Предпарламента глубоко удручало
М. В. Алексеева, прекрасно понимавшего бесперспективность
новых и новых «государственных мероприятий» А. Ф. Ке-
ренского: «Мы изжились, мы, по-видимому, испробовали все
средства, как бы убедились в их неприглядности... Ни
малейшего подъема духа, ни тени воодушевления, ни капли
кипучей энергии, — писал он жене.
[...] Серые люди, которым принадлежит господство,
тускло безнадежно вершат дела. [...] Отсутствие решимости
и способности действовать — вот характерная особенность,
все убывающая и парализующая...»45
В этой ситуации генерал М. В. Алексеев отдает всего
себя подготовке к предстоящей борьбе за власть. Как
свидетельствует В. Е. Павлов, опиравшийся на имевшиеся в
его распоряжении письменные и устные показания участни-
ков событий, «идейную и моральную подготовку (генерал
Алексеев. — В. Б.) вел через политическую организацию
«Русской государственной карты», возглавляемую В. М. Пу-
ришкевичем. Эта организация становилась центром связи
всех объединяющихся сил».40 В «Очерках русской смуты»
А. И. Деникина говорится о «постоянном общении
(М. В. Алексеева. — В. Б.) с к.д.-ским центром».47 Нельзя
при этом не обратить внимания, что В. М. Борель, приводя
в своей рукописи информацию о попытках отца использовать
здоровые государственные элементы различных политических
движений, цитирует В. Е. Павлова, никак не оценивая точку
321
зрения А. И. Деникина, на которого она, впрочем, при
необходимости неоднократно ссылается.48
Говоря о «кадетском центре», Деникин, несомненно, имел
в виду членов Совещания общественных деятелей, позицию
коих по вопросу об установлении военной диктатуры можно,
как и ранее, назвать сочувствием, но не содействием.
Характерный пример в этой связи привел в своих неопубли-
кованных мемуарах Н. И. Астров.
Примерно во второй половине сентября 1917 г.
Г. Е. Львов, вышедший к тому времени из состава Времен-
ного правительства, организовал встречу Н. И. Астрова с
генералом А. А. Брусиловым. В ходе этой встречи на
Остоженке генерал долго говорил о необходимости «сильной
власти и крутых мер», чтобы «остановить всеобщий развал».
«Брусилов хотел знать, — вспоминал Н. И. Астров, — как
отнеслись бы общественные круги Москвы, в частности
политические группы, если бы произведен был переворот и
создана была бы сильная власть, которая положила бы конец
двоевластию и устранила бы Совет рабочих и солдатских
депутатов, ведущий страну к гибели». И Н. И. Астров, и
Г. Е. Львов расценили генеральские высказывания как «лег-
ковесную болтовню», поскольку предложенный им план
занятия Москвы частями с фронта показался им очень
49
туманным и неопределенным.
Вот что помечено в записной книжке М. В. Алексеева
того времени:
«Шт[аб]. Сбор средств. Выбор пунктов формирования.
Заботы по продовольствию, вооружению, обмундированию,
снаряжению. Учет — Директивы по боевой подготовке.
Только ячейки отделов.
Финансы — сбор средств, распределение, учет, отчет-
ность. Контроль — в пятерках.
Личный состав. Учет звеньев, пятерок.
Организация] — распределение пятерок, обращение в
части, боевая подготовка.
Лродов[ольствие] и снар[яжение]: что, где, как достать
по вооружению.
Политическая.
322
Звено. Подчиняется штабу. Состоит из пятерок. Во главе
каждой — руководитель.
Пятерки звена.
Пять «основных пятерок».
25 простых пятерок.
155 оф[ицеров]. Наиболее твердые, прочные, надежные,
идейные — руководители пятерок. [...]50
Для объединения временно оказавшихся в Петрограде
офицеров было использовано Общество борьбы с туберкулезом
«Капля молока», куда вошел полковник П. А. Веденяпин.
Общество это стало выполнять функции официального штаба-
пункта и своего рода «управления этапного коменданта».
Генерал Алексеев предполагал разместить часть офицеров под
видом рабочих на готовящихся к открытию заводах с тем,
чтобы потом использовать их в нужных целях. При этом он
опирался на представителей торгово-промышленных кругов,
в частности хозяина Путиловского завода А. И. Путилова,
директора Воздухоплавательного завода и директора-распоря-
дителя «Первого Российского товарищества воздухоплавания
С. С. Щетинина и Ко.» С. С. Щетинина.81
«Алексеевская организация», созданная в Петрограде, а
затем и в Москве на базе Союза Георгиевских кавалеров, по
сведениям, приводимым В. Е. Павловым, предполагала по-
давить неизбежное в ближайшем будущем восстание больше-
виков, а затем предъявить Временному правительству кате-
горические требования о кардинальном изменении проводи-
мой политики. В случае же возможной победы большевиков
«Алексеевская организация» по согласованию с Донским
Атаманом А. М. Калединым должна была быть переброшена
на Дон и уже оттуда продолжить борьбу.
В связи с Корниловским выступлением Временное пра-
вительство объявило Донского Атамана «изменником Родины
«и потребовало его явки в Могилев для дачи показаний
Чрезвычайной Следственной Комиссии. А. М. Каледин был
арестован недавно созданным Комитетом спасения революции.
Впрочем, узнав о предъявленных ему Временным правитель-
ством обвинениях, А. М. Каледин сам сложил с себя ата-
манские полномочия. На созванной Чрезвычайной сессии
Войскового Круга он открыто и честно заявил, что «никакого
участия в выступлении генерала Корнилова не принимал, о
323
нем не знал; что, если бы знал, то поддержал бы Корнилова
всемерно и готов нести полную ответственность как идейный
соучастник». По постановлению Круга он, единогласно
оправданный, вновь приступил к исполнению обязанностей
Войскового атамана, одержав несомненную моральную победу
над правительством Керенского.52
С 9 октября 1917 г. М. В. Алексеев проживал в обще-
житии московских общественных деятелей на Галерной улице
(дом 8, квартира 4) — совсем рядом с Мариинским дворцом,
где заседал Предпарламент. 25 октября он пошел на очеред-
ное заседание, но не был пропущен часовым в здание
Мариинского дворца.
«Часовой не узнал генерала, но генерал по часовому и
другим признакам понял, что в городе восстание большеви-
ков, — писал В. Е. Павлов. — В течение целого дня он
стремился связаться с «власть имущими», но те, с которыми
ему удавалось встречаться, были в полной растерянности.
Такую же растерянность он нашел и в Штабе округа; ему
отказали даже дать конвой, чтобы связаться с Временным
правительством в Зимнем. Из последнего его убедительно
КО
просили не предпринимать никаких мер и ... скрыться».
А по Петрограду меж тем были расклеены листовки о
розыске генерала Алексеева. Вечером 25 октября П. А. Ве-
деняпин, А. Г. Шапрон дю Ларре и Н. П. Щетинина поеха-
ли вместе на Галерную, чтобы увезти генерала на квартиру
Щетининых (Манежный переулок, 17). Обратно возвращались
порознь: Н. П. Щетинина ехала вдвоем с М. В. Алексеевым
на извозчике. По дороге были дважды остановлены патру-
лями, удовлетворившимися, однако, объяснением Н. П. Ще-
тининой, что она везет своего больного дядю на операцию в
Кауфмановскую общину. «Конечно, все это сделала моя форма
сестры милосердия, престиж которой был еще очень высок
в армии», — вспоминала она.54 У Щетининых М. В. Алек-
сеев прожил три дня, провел там совещание с Б. В. Савин-
ковым и представителями казачьих организаций.
Борис Викторович Савинков, один из наиболее ярких и
оригинальных политических деятелей того времени — быв-
ший террорист-боевик, писатель, а затем и управляющий
Военным министерством, вскоре после Корниловского выступ-
324
ления порвал с Керенским, Временным правительством и
эсеровской партией.
На протяжении месяца Савинков предпринимал отчаян-
ные попытки заручиться поддержкой различных лиц и
общественных движений, чтобы воспрепятствовать неминуе-
мому, как он был убежден, большевистскому путчу. Он вошел
в состав Исполнительного Комитета Союза казачьих войск,
был выдвинут в Предпарламент от Кубанского Войскового
Круга. Он активно поддерживает мероприятия по созданию
Юго-Восточного Союза, договор о котором был подписан в
октябре 1917 г. во Владикавказе. Б. В. Савинков встречается
с Донским Атаманом А. М. Калединым, выдвигает план
массированного наступления казачьих войск на Петроград в
случае большевистского путча — и не для спасения Керен-
ского, а с целью формирования нового правительства с
генералами Алексеевым и Калединым, самим Савинковым и,
возможно, Г. В. Плехановым и П. Б. Струве.
Прибыв в Петроград, Савинков участвует в работе Пред-
парламента, продолжает поддерживать неофициальные контак-
ты с некоторыми членами Временного правительства, встреча-
ется с Керенским.55 С утра 25 октября он пытается найти
генерала М. В. Алексеева, чтобы с его помощью воздействовать
на войска, предпринимает безуспешные попытки заручиться
поддержкой 1-го, 4-го и 14-го донских казачьих полков. Поздно
вечером Б. В. Савинков вместе с представителями казачьих
организаций (имя которых так и не удалось установить...)
сумел-таки встретиться с М. В. Алексеевым.
Н. П. Щетинина, в чьей квартире проходила эта встреча,
вспоминала : «Совещание продолжалось бесконечно долго;
что предлагал казак, я не помню, а Савинков требовал от
генерала, чтобы он отдал приказ Военным Училищам, чтобы
юнкера выступили на защиту Зимнего Дворца. На что генерал
категорически заявил, что он детей на верную смерть не
пошлет».56 Генерал Деникин, описывая эту встречу со слов
другого свидетеля — А. Г. Шапрона дю Ларре, отмечал
«деланный пафос» Савинкова, его нетактичность.
«Если русский генерал не исполняет своего долга, то я,
штатский человек, исполню за него», — сказал он пожилому
ветерану трех войн, отклонившему его предложение как
авантюрное и безнадежное.
325
Вполне очевидно, что неудача миссии Б. В. Савинкова
(и прежде всего его попыток получить поддержку от
М. В. Алексеева и А. М. Каледина) была как раз проявле-
нием усиливавшейся после Корниловского выступления изо-
ляции не только Керенского, но и всего революционно-демо-
кратического антибольшевизма. Последний в ходе граждан-
ской войны так никогда и не смог стать прочным союзником
Белого движения, несмотря на отдельные кратковременные
совместные действия. Впрочем, сам Савинков в описываемое
время далеко еще не исчерпал свои возможности политичес-
кого балансирования.
28 или 29 октября 1917 г., возвращаясь вместе с
Шапроном дю Ларре с прогулки, генерал Алексеев был узнан
на лестнице одним подозрительным господином. В интересах
большей безопасности он был переведен в находившуюся
неподалеку квартиру двоюродной сестры Шапрона, жены
надворного советника, графа А. Э. Сиверса.
30 октября М. В. Алексеев в сопровождении А. Г. Шап-
рона дю Ларре, П. А. Веденяпина и Н. П. Щетининой под
чужими документами тайно отбыл на Дон, чтобы оттуда,
опираясь на помощь казачества, повести борьбу за спасение
Родины.58
В. М. Борель приводит интересные заметки из записной
книжки генерала Алексеева, которые она датирует концом
октября — началом ноября 1917 г. В них подчеркивается
необходимость опоры на Юго-Восток с его природными и
продовольственными ресурсами.
Примечания
Примечание отсутствует,
о
Примечание отсутствует,
з
См.: Кавтарадзе А. Г. Военные специалисты на службе Советского
государства 1917-1920 гг. М., 1988. С. 176-177.
4 Врангель П. Н. Записки (ноябрь 1916 г. — ноябрь 1920 г.). Кн. 1. М.,
1992. С. 4.
к
Гиацинтов Эраст. Записки белого офицера. СПб., 1992. С. 112-113.
Д
См., налр.: Лисовой Я. М. Революционные генералы // Белый архив.
Кн. 1. Париж, 1926. С. 52-71.
>7
Гиацинтов Эраст. Записки белого офицера. С. 115.
326
Q
Головин H. Н. Российская контрреволюция в 1917-1918 гг. Ч. 1. Кн. 1.
Париж, 1937. С. 123.
9 РГВИА. Ф. 3625. On. 1. Д. 2. Л. 101 об.
Головин Н. Н. Российская контрреволюция 1917-1918 гг. Ч. 1. Кн. 1.
С. 99-100.
11 Там же. С. 103, 106.
12 Там же. С. 129.
1 я
Зайончковский А. М. Кампания 1917 г. М., 1923. С. 77-78.
14
Там же. С. 80-83.
I5 Эйдеман Р., Меликов В. Армия в 1917 г. М.; Л. 1917. С. 74.
10 Гиацинтов Эраст. Записки белого офицера. С. 120, 122.
17
Секретный отчет комиссаров XI арм.[ии] И. Кириенко и А. Чекотило
// Белый архив. Т. 1. С. 16.
18
Цит. по: Журавлев Г. И. Борьба солдатских масс против Летнего
наступления на фронте (июнь — июль 1917 г.) // Исторические записки.
Т. 61. М., 1957. С. 11.
19 РГВИА. Ф. 2228. Оп. 2. Д. 304. Л. 22.
20 Там же. Д. 307. Л. 223.
21
Гиацинтов Эраст. Записки белого офицера. С. 95, 123-129. См. также:
Бортневский В. Г. Воспоминания 3. Н. Гиацинтова как источник по
истории русской армии 1917 года // Изучение и преподавание истории
в высшей школе / Отв. ред. В. И. Сергеев. Калининград, 1991. С. 86-91.
22
Гиацинтов Эраст. Записки белого офицера. С. 60.
23
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 1.
24
Борель В. М. Сорок лет в рядах русской Императорской Армии (ген.
М. В. Алексеев). Рукопись. Ч. 2. Л. 233-235.
25
Головин Н. Н. Российская контрреволюция 1917-1918 гг. Ч. 1. Кн. 1.
С. 136.
20 Бахметъевский архив Колумбийского университета (Нью-Йорк, США).
Колл. Паниной. Кор. 10. Астров Н. И. «Московские организации».
27
Гурко В. И. Из Петрограда через Москву, Париж и Лондон в Одессу //
Архив русской революции. Т. 15. Берлин, 1924. С. 8.
28
Головин Н. Н. Российская контрреволюция 1917-1918 гг. Ч. 1. Кн. 1.
С. 137.
29
Деникин А И. Очерки русской смуты. Т. 2. (гл. 1).
00 Там же. Т. 2 (гл. 2).
Суханов Н. И. Записки. Кн. 5. С. 161.
32 Там же. С. 19.
33
Примечание отсутствует.
3^ Мельников Н. М. А. М. Каледин (Личность и деятельность) // Донская
летопись. Т. 1. Вена, 1923. С. 18-19.
35 Там же. С. 27-28.
30 Там же. С. 29.
327
37
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 2 (гл. 4).
38 Там же. С. 41.
39 Там же. С. 83.
40
Головин Н. Н. Российская контрреволюция 1917-1918 гг. Ч. 1. Кн. 2.
С. 130-131.
41
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 2. Париж. 1922. С. 65.
42
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 2. Гл. 7.
43 Дневники, записи, письма ген. Алексеева и воспоминания об отце
В. М. Алексеевой-Борель / Публ. Н. Рутыча // Грани. № 125. 1982.
С. 163-164.
44
Примечание отсутствует.
45
Дневники, записи и письма ген. Алексеева... С. 166, 168.
46
Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной борьбе
1917-1920 гг. / Сост. В. Е. Павлов. Кн. 1. Париж, 1966. С. 21.
47
Примечание отсутствует.
48 Борель В. М. Сорок лет в рядах русской Императорской Армии (ген.
М. В. Алексеев). Рукопись. Ч. 2. Л. 302.
49 Бахметьевский архив Колумбийского университета (Нью-Йорк, США).
Колл. Паниной. Кор. 10. «О встрече с Г. Е. Львовым и Брусиловым в
сентябре 1917 г.»
50 Там же. С. 171-172.
51
Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной борьбе
1917-1920 гг. / Сост. В. Е. Павлов. Кн. 1. Париж, 1966. С. 21-22.
еО
° Мельников Н. М. А. М. Каледин (личность и деятельность). С. 34-36.
53
Марковцы в боях и походах за Россию в освободительной войне
1917-1920 гг. Кн. 1. С. 25.
54
Дневники, записи и письма ген. Алексеева... С. 181.
55 Spence Richard В. Boris Savinkov. Renegade on the left. New York, 1991.
P. 153-156.
58 Дневники, записи и письма ген. Алексеева... С. 182.
57
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 2. (гл. 10).
58 См.: Шапрон дю Ларре А Г. Воспоминания о выезде из Петрограда в
1917 году / Вводная статья, подгот. текста и коммент. В. Г. Бортневского
// Русское прошлое. Историко-документальный альманах. Кн. 4. СПб.,
1993. С. 150-159.
328
Глава II. Организация власти и управления в период
первых походов Добровольческой армии
(февраль — август 1918 г.).
Время с февраля по август 1918 г. было заполнено
событиями, которые в значительной степени определили
характер и особенности гражданской войны в России.
Развеялись надежды на то, что большевистская власть
продержится несколько недель, в крайнем случае 2-3 месяца.
Политика Советов приобретает все более и более последова-
тельно классовый характер. «Пролетарская диктатура» на
значительной части территории страны укрепляет свои
позиции, чему в немалой степени способствует заключение
Брест-Литовского мирного договора и дальнейшее развитие
«большевистско-германского сотрудничества».1 Внутренняя и
внешняя политика большевиков по различным причинам не
только не способствовала сплочению их политических про-
тивников, а напротив содействовала их разобщению. Разли-
чия в отношении к разогнанному большевиками Учредитель-
ному собранию, споры о диктаторском или коалиционном
характере будущей временной постбольшевистской власти и,
конечно, внешняя ориентация (на Антанту или Центральные
державы) — все это вставало на пути объединения сил для
борьбы с большевизмом, препятствовало спасению страны от
надвигающегося краха.
Для Добровольческой армии этот период, в отличие от
первых месяцев ее существования, характерен ослаблением
связи с находившимися на советской территории антиболь-
шевистскими нелегальными политическими организациями.
Отмеченные подлинным героизмом, ярко описанные истори-
ками и мемуаристами первые походы (Первый и Второй
Кубанский, поход Яссы — Дон отряда М. Г. Дроздовского)
наряду с чисто военными результатами, выразившимися
прежде всего в превращении Добровольческой Армии в
наиболее действенную антибольшевистскую силу, дали зна-
чительный опыт насильственной ликвидации Советской влас-
ти, попыток организации собственной администрации, реше-
ния политических вопросов чисто военными методами.
Как известно, во время Первого Кубанского похода в
огромном для ничтожной тогда по численности Доброволь-
329
ческой Армии обозе не нашлось места для «общественных
деятелей», членов бывшего «Совета» (или «совещания»).
А. И. Деникин писал, что он и Л. Г. Корнилов «в самой
решительной форме отсоветовали им идти с нами в поход,
который представлялся чреватым всякими неожиданностями
и в котором всякий лишний человек, каждая лишняя
повозка — в тягость».2 Тем не менее, несмотря на столь
обоснованное желание уменьшить обоз, в нем нашлось место
для правых журналистов братьев Сувориных, бывших членов
Государственной Думы Н. Н. Львова и Л. В. Половцева, а
также многих других гражданских лиц, которые, однако, в
отличие от бывших членов «Совета-совещания» не пытались
давать политических указаний и вмешиваться в дела военного
командования.
Возвращение находившихся при Добровольческой Армии
общественных деятелей в Москву усилило наметившееся еще
ранее разобщение действий тайных антибольшевистских
организаций.
Еще в начале 1918 г. у нескольких кадет, членов Правого
Центра, возникла мысль о создании межпартийного объеди-
нения с некоторыми членами социалистических партий.
Позднее, в апреле 1918 г., это объединение организационно
оформилось в своего рода Левый Центр под названием Союз
Возрождения России, куда по персональному принципу вошли
кадеты, правые эсеры, энесы, кооператоры, члены различных
меньшевистских организаций. Причем только народные со-
циалисты во главе с В. А. Мякотиным вступили в Союз на
основании официального постановления их Центрального
комитета.3 Входившие как в Правый, так и в Левый Центры
кадеты (Н. И. Астров, В. А. Степанов, М. М. Федоров)
должны были согласовывать деятельность этих межпартий-
ных объединений, являясь своего рода мостом, связующим
две формы оппозиции большевизму. Оба объединения в то
время стояли на позициях необходимости вооруженной
борьбы с большевизмом, продолжения войны с Германией,
единения с Антантой, а также, как вспоминал Н. И. Астров,
«были чужды реставрационных стремлений, принимая рево-
люцию как свершившийся факт», «признавали, что воля
народа должна учредить новые формы государственного
устройства в России».4 Различия в способах доведения страны
330
до Учредительного Собрания (военная диктатура или много-
партийная Директория), а также в отношении к самому
Собранию (созвать новое после всеобщих демократических
выборов или же передать власть старому) не мешали двум
межпартийным блокам действовать параллельно друг другу,
но в то же время препятствовали необходимому для поли-
тического руководства вооруженной борьбой единству дейст-
вий.
Положение особенно усугубилось после заключения Со-
ветской властью Брест-Литовского мирного договора. Отсут-
ствие сведений о Добровольческой Армии, совершавшей тогда
свой эпический Ледяной поход в условиях постоянного
тактического окружения, наличие значительного контингента
германо-австрийских войск на русской территории, противо-
речивая позиция союзников по отношению к большевикам,
тяжелое для них положение на Западном фронте — все это
неминуемо ставило на повестку дня вопрос о внешней
ориентации.
Г. Н. Трубецкой вспоминал, что, вернувшись в марте
1918 г. с Дона в Москву, он попал в самый разгар борьбы
между последователями союзнической и германской ориен-
таций, а также сторонниками «политики свободных рук»,
которые, не исключая никаких путей к освобождению России,
стремились избежать большой зависимости от иностранного
влияния. К этому времени в Правом Центре довольно
значительную роль стали играть консервативные политичес-
кие деятели: А. В. Кривошеин, В. И. Гурко, В. Ф. Трепов,
склонявшиеся к ориентации на Германию. Впрочем, если
А. В. Кривошеин был крайне осторожен, стараясь избежать
какой-либо компрометации или зависимости, то В. И. Гурко
был готов на любые уступки столь же яро и безоговорочно,
как ранее выступал за союзников. «На международном рынке
расценивается не честь народов, а лишь степень их мощи», —
объяснял последний свою позицию.6
На квартире В. Ф. Трепова происходили собрания быв-
ших членов Государственного Совета и Государственной
Думы, дипломатов, сановников, общественных деятелей.
Н. В. Савич, побывавший на одном из таких собраний,
вспоминал жаркие споры германофилов и поклонников
Антанты. Большинство присутствовавших при этом были
331
убеждены, что союзникам не до нового Восточного фронта
из-за немецкого наступления во Фландрии и что немцы могут
оказать решающую помощь в свержении большевиков. Сам
же Н. В. Савич считал «невероятным, чтобы немцы реши-
лись изгнать во время продолжавшейся еще борьбы на Западе
своих подневольных союзников и послушных вассалов-боль-
шевиков».7
Последовательной союзнической ориентации придержи-
вались входившие в Правый Центр кадеты Н. И. Астров,
М. М. Федоров. В. А. Степанов. Все они входили и в Союз
Возрождения России, который через французского посла
Нуланса (а затем генерального консула Гренара) вел перего-
воры с представителями союзнических дипломатических
миссий, нуждавшихся в поддержке различных политических
сил в случае предполагаемой высадки союзников на терри-
тории России. Как вспоминал В. А. Мякотин, Союз Возрож-
дения России выразил свою решительную поддержку при
условии невмешательства союзников, сохранения суверените-
та и территориальной целостности России, поддержки орга-
низуемой после свержения большевиков общерусской власти.8
В свою очередь, по поручению руководства Правого
Центра некоторые его члены, в том числе и Г. Н. Трубецкой,
провели негласную разведку планов немцев, организовав
несколько конспиративных встреч с представителями герман-
ской дипломатической и военной миссий. Сам Г. Н. Трубец-
кой, являвшийся, как и его брат Е. Н. Трубецкой и
Д. М. Щепкин, сторонником политики «свободных рук»
считал возможным соблюдать строгий нейтралитет и предо-
ставить Германии некоторые экономические выгоды при
условии оказания помощи в организации русской военной
силы для освобождения России от большевиков, полного
пересмотра Брестского договора, восстановления единой Рос-
сии, невмешательства в создание и деятельность независимого
общерусского национального правительства. Главным резуль-
татом этих переговоров для их русских участников явилось
осознание ими отсутствия у немцев определенной позиции,
ведения ими двойной или даже тройной игры: с большеви-
ками, правыми политическими группами и национал-сепара-
тистами. Явственно выявились и отсутствие у немцев единства
332
взглядов по вопросам их оккупационной политики, расхож-
Q
дения между политическими деятелями и военными.
Антибольшевистский фронт в Москве был представлен,
однако, не только и не столько политическими группами и
объединениями, сколько различными по численности, составу
и политической окраске тайными офицерскими организация-
ми. Одни из них были связаны или даже полностью входили
в савинковский «Союз защиты Родины и свободы», другие
контактировали с Правым Центром, третьи (а число таковых,
видимо, преобладало) действовали обособленно, глубоко за-
конспирированно, так что лишь их руководители могли
что-либо сказать об их политической ориентации, кроме
определенно антибольшевистской направленности. Все это
создавало благодатную почву для возникновения псевдоорга-
низаций и сбора средств на них всякого рода авантюристами,
а также — для провокационных действий советских властей.
Генерал Довгирт, ставший в конце 1917 г. во главе
московской конспиративной организации, не был широко
известен в военных кругах, опасался идти на контакты с
антибольшевистской общественностью, а вскоре и вовсе
скрылся. Действовавшие затем мелкие группы, сформирован-
ные по роду войск или полковой принадлежности, действо-
вали обособленно. Генерал Брусилов, который по разным
сведениям не отказывался возглавить военное движение, но
ставил условием наличие в Москве в его подчинении не менее
6 тыс. офицеров, что никак не удавалось в условиях
неприкрытой борьбы различных антибольшевистских органи-
заций за русское офицерство, когда одни делали ставку на
вооруженное выступление в Москве, другие убеждали офи-
церов ехать в Заволжье (где на средства Анатанты предпо-
лагалось открытие нового противогерманского фронта), а
третьи переправить их в Добровольческую армию.
Правому Центру удалось войти в контакт с конспиратив-
ными военными кругами в феврале 1918 г. Сначала связь
эта осушествлялась через кадетов И. А. Кистяковского и
В. А. Степанова. В. И. Гурко заменил И. А. Кистяковского
в связи с его отъездом в Киев, а после отъезда В. А. Сте-
панова — осуществлял всю работу самостоятельно. «Проник-
нуть в сущность военных конспиративных организаций мне
долго не удавалось, — вспоминал он. — Сведения, которыми
333
они согласны были поделиться, были до крайности туманны
и, в общем, вся военная подпольная организация производила
впечатление чего-то не серьезного и, во всяком случае, отнюдь
не мощного».10
Нельзя не отметить чрезвычайно ограниченный круг
источников, дающих хоть какую-то информацию как об
офицерских организациях, так и вообще о белом подполье в
Москве и Петрограде 1918 г. Одна из причин кроется в том,
что мемуаристы (даже в записках, не предназначавшихся
для печати) были весьма осторожны, опасаясь дать хоть
малейший повод к подозрению их сторонников, оставшихся
в Советской России.
Патриотизм и антигерманская позиция многих тысяч
кадровых офицеров, находившихся на советской территории
в феврале 1918 г., во время наступления немецких войск
из-за срыва Брест-Литовских переговоров, привели их к
добровольному участию в защите Родины (а в тот конкретный
момент и Советской власти!). Верность союзникам, которые
тоже тогда вели переговоры о совместных с большевиками
действиях, вступила здесь в очевидное противоречие с
антибольшевистской прежде всего направленностью Добро-
вольческой армии. В результате Советы получили значитель-
ное число первоклассных военных специалистов, причем те
из них, кто позднее покинул стан красных, был навсегда
запачкан «февральским эпизодом», не мог пользоваться
доверием и уважением в Добровольческой армии и вынужден
был искать себе место в других антибольшевистских воору-
женных формированиях. Назову хотя бы имя широко
популярного в Русско-японскую и Первую мировую войну
генерал-лейтенанта А. В. Шварца, занимавшего у большеви-
ков должности военного руководителя Северного и Петро-
градского участков обороны, а затем печально прославивше-
гося в Одесскую катастрофу белых весной 1919 г.11
Тайные антибольшевистские офицерские организации ни
в коей мере нельзя представлять как резерв и опору
Добровольческой армии в столицах. Так независимо и
достаточно обособленно действовали группы, связанные с
савинковским Союзом защиты Родины и свободы, придержи-
« 12
вавшимся антантовской ориентации.
334
С другой стороны, можно упомянуть Петроградский
монархический кружок, созданный группой гвардейских
офицеров и включавший в себя также учителей, лицеистов,
правоведов, а также русских немцев и рабочих-путиловцев.
Они поддерживали тесную связь с генералом Келлером, имели
своих представителей в различных городах страны. Кружок
открыто отмежевывался от организаций, в которых «имеются
лояльные семиты, настроенные враждебно по отношению к
России», стоял за военную связь с Германией вопреки
притязаниям «семитской дипломатии Антанты». Позднее, в
августе 1918 г., после объединения с германскими монархис-
тами, кружок этот был преобразован в Русско-германский
союз монархистов-христиан, программа которого имела не
только последовательно монархический, антибольшевистский
V V 1 3
и антиантантовскии, но и ярко антисемитский характер.
Члены офицерской организации полковника Фанагорий-
ского гренадерского полка Викторова имели даже официаль-
ные разрешения на ношение оружия, поскольку служили в
охране различных игорных заведений Москвы. Артиллерий-
ского штабс-капитана Э. Н. Гиацинтова привела в эту орга-
низацию неудовлетворенность политическим лицом Добро-
вольческой армии, вожди которой (генералы Алексеев и
Деникин) были, по его мнению, заражены либеральными
идеями и виновны в развале страны после Февраля 1917 г.
Создав фиктивное общество анархистов, члены этой органи-
зации, вспоминал Э. Н. Гиацинтов, «заняли целый ряд домов
вокруг Кремля, чтобы оттуда начать действовать против
правительства». Однако дело это провалилось и закончилось
арестами «из-за болтливости некоторых дам, называвших нас
«анархисты-монархисты».14 Впрочем и сами офицеры, как
подчеркивал В. И. Гурко, «отличались необыкновенной бол-
тливостью»: «О своем участии в “организациях” офицерство
громко разговаривало на излюбленном ими для прогулок
Пречистенском бульваре, проявляя при этом невероятную
доверчивость ко всякому лицу, носящему военный мундир.
[...] Этим, конечно, воспользовалась Московская чека и
подсылала к юным конспираторам своих агентов, переодетых
_ 1 к
в военную форму».
Следует подчеркнуть, что слухи о приближающемся
восстании против большевиков в Москве появлялись перио-
335
дически и не могли не осложнять и без того напряженные
отношения между различными антибольшевистскими орга-
низациями. Так, генерал А. С. Лукомскйй, попавший в
Харьков после своих эпических приключений в большевист-
ском плену, старался оказывать влияние в нужном для
Добровольческой армии направлении на местную офицерскую
организацию во главе с полковником Двигубским: советовал
не торопиться с вооруженным выступлением, прилагать все
силы к поддержанию контактов с Добровольческой армией,
направлять туда офицеров, и т. п. В 20-х числах марта с
А. С. Лукомским встретился прибывший в Харьков лейте-
нант Г. Г. Масленников (будущий сотрудник шульгинской
«Азбуки» под псевдонимом «Немо», а в то время офицер
связи Правого Центра). Лейтенант уверял генерала не только
в неминуемости восстания в Москве, но и в убежденности
руководства Правого Центра в его обязательном успехе при
условии руководства со стороны «авторитетного военного».
Получив тут же предложение стать во главе будущего
восстания, А. С. Лукомскйй стал выяснять вопрос о внешней
ориентации и, не получив вразумительного ответа, предложил
послать ему через компетентного человека официальное
письмо от А. В. Кривошеина и В. И. Гурко, которых пред-
ставлял Г. Г. Масленников. Лишь через пару месяцев выяс-
нилось, что миссия Масленникова была не более чем
«зондированием почвы» и выяснением позиции Лукомского
со стороны некоторых членов Правого Центра.10 Кстати,
А. С. Лукомскйй в своих мемуарах не называл имя руково-
дителя харьковской офицерской организации. То, что это
был полковник Двигубский, подтверждается секретным от-
четом о деятельности харьковского разведывательного центра
Добровольческой армии в 1918-1919 гг. — этот документ
сохранился в коллекции бывшего Русского Заграничного
Исторического архива в Праге и был недавно нами опубли-
17
кован.1
В одно и то же время одни члены Правого Центра вели
переговоры с членами германской военной миссии о скорей-
шем свержении силами офицерских организаций большевист-
ской власти в Москве, а другие договаривались с представи-
телями Антанты о поднятии восстания силами тех же
офицерских организаций в предполагаемых местах высадки
336
союзников для восстановления Восточного фронта на терри-
тории России, опоре на рассредоточенный от Пензы до
Владивостока Чехословацкий корпус, координации действий
с японскими войсками на Дальнем Востоке, и т. д. Сторон-
ники «политики свободных рук» относились отрицательно к
идее «Восточного фронта»: они не доверяли японцам, считая
их интересы прежде всего своекорыстными, и не одобряли
социалистической ориентации Чехословацкого Национально-
го Совета и Самарского Комуча.18 А В. И. Гурко вообще
считал, что «идея эта была совершенно фантастичная и могла
возникнуть лишь в охваченных страхом от крушения русского
восточного фронта французских правительственных кругах»
при активной поддержке находившегося в Париже
В. А. Маклакова.
к к к
Споры ожесточались, разлад усиливался, большевики же
тем временем последовательно укрепляли свои позиции. А
Добровольческая армия действовала в условиях своеобразного
политического вакуума, намеренно устранив от участия в
событиях «московских общественных деятелей».
Генерал Б. И. Казанович, посланный командованием в
Москву во второй половине мая 1918 г. для ознакомления
с положением дел, участвовал в одном из заседаний Правого
Центра и был поистине шокирован дискуссиями об «ориен-
тации» (!) в организации, которую он и люди, его пославшие,
считали абсолютно просоюзнической. Как вспоминал
Н. И. Астров, генерал, мысливший еще добрест-литовскими
категориями, был настолько удивлен, что даже искренне
предположил, что попал по ошибке на заседание какой-то
другой организации.19 Впрочем, Б. И. Казанович сумел
также отдельно встретиться с представителями различных
антибольшевистских течений: сторонниками «немецкой ори-
ентации» из Правого Центра, членами Национального Центра
и Союза Возрождения России, придерживавшимися союзни-
ческой ориентации. В своем отчете он дал всем им достаточно
негативную характеристику, несмотря на определенно выра-
женную поддержку борьбы Добровольческой армии. Так
Правый Центр во главе с А. В. Кривошеиным и В. И. Гурко
подвергся критике за отсутствие реальной опоры в военных
337
кругах и «широких народных массах», Национальный Центр,
обсуждавший во главе с М. М. Федоровым вопросы будущего
административно-государственного устройства России, — за
«болтовню 1917 г.», Союз Возрождения и представлявший
его генерал В. Г. Болдырев — за чрезмерную левизну и
отсутствие серьезной разработки военных планов. Крайне
ревнивое отношение «общественных деятелей» к попыткам
Б. И. Казановича получить прямую финансовую помощь от
представителей союзнических миссий еще более усугубило
весьма пессимистические выводы подготовленного им по
20
возвращении доклада.
Именно под воздействием доклада Б. И. Казановича, а
также поездки в Москву другого эмиссара — полковника
Л. И. Новосильцева, генерал М. В. Алексеев сообщал
А. И. Деникину 9 июня 1918 г.: «Фактического единения в
мыслях, целях, задачах, между «центрами» — не существует.
Не меняется только жажда власти, стремление получить в
свои руки денежную помощь от союзников и тяготеть над
работой и существованием Добровольческой Армии».21
Логическим следствием разлада в Правом центре явилось
выделение из него кадетской части руководства и образование
Национального центра. Оставшиеся в Петрограде сторонники
немецкой ориентации, разуверившись в возможности органи-
зации восстания в Москве, стали постепенно легальным
образом перебираться в гетманскую Украину — прежде всего
в Киев. А Национальный Центр совместно с Союзом
Возрождения России повел кампанию за создание «всерос-
сийской власти» на территории освобождаемого к тому
времени чехословаками Заволжья.
Обособленно действовал Б. В. Савинков, попытки кото-
рого получить поддержку или хотя бы заручиться сочувствием
вышеназванных организаций не принесли успеха во многом
благодаря одиозности его личности. Тем не менее савинков-
ский Союз защиты Родины и свободы привлекал многих
офицеров тем, что выгодно отличался от политических
организаций интеллигенции отсутствием отвлеченных споров
и дискуссий, наличием реальной перспективы ближайшего
участия в свержении большевиков. Напомним, однако, что
предпринятые этим Союзом в июле 1918 г. усилия не только
338
не имели успеха по различным причинам, но и объективно
способствовали ужесточению большевистской власти.22
к к к
Добровольческая армия меж тем, оставив за пределами
своего обоза «общественных деятелей», не только вела
ожесточенные бои, но осуществляла фантастические по
смелости операции против превосходящего ее во много раз
противника. Она походя ликвидировала учреждения Совет-
ской власти, устанавливала новую администрацию, вступала
в сношения с местными областными политическими деяте-
лами и организациями.
В начале Ледяного похода, когда армия находилась еще
на территории Донской области и Ставропольской губернии,
отношение к ней населения было весьма неопределенным
из-за неясности положения и вероятности скорого возвраще-
ния красных. Донское казачество, не испытавшее еще всех
«прелестей» Советской власти, порой не только не жертвовало
своей собственностью, но и отказывалось даже продавать за
высокую цену столь необходимое для добровольцев военное
имущество, одежду, сапоги. Неминуемым следствием этого
не могло не быть «самоснабжение», которое вызвало, разу-
меется, отрицательную реакцию населения, не смягчившуюся
и после приказов командования о проведении только «плат-
ных реквизиций». «Положение кочующей армии создавало
известные трагические противоречия, — писал А. И. Дени-
кин, — со своими врагами расправлялись добровольцы, с их
друзьями расправлялись потом те, кто шел по нашим
О О
следам».
Ненамного изменилось положение и при продвижении
по Кубани, которая ожидалась армией как «земля обетован-
ная». Отношение казачьего населения — более сочувственное,
но также выжидательное, иногороднего — сдержанно нега-
тивное. Как и в начале похода интендантская служба не
имела возможности за короткий период пребывания войска
в том или ином месте (зачастую ночь, а то и несколько
часов!) наладить организованное снабжение. А это не могло
не приводить к «самоснабжению», бороться с которым
командование не могло в виду сверхбедственного положения
армии. Кроме того предшествовавшие реквизиции красными
339
имущества казаков и горцев вызывали ответные акции по
отношению к имуществу иногородних.
Действуя постоянно в условиях стратегического, а то и
тактического окружения, фактически не имея тылового
хозяйства, Добровольческая армия во время Ледяного похода
не брала, да и не могла брать пленных. Борьба шла на
уничтожение. «В плен не брать! Чем больше террора, тем
больше побед», — призывал генерал Л. Г. Корнилов. Это же
настойчиво внушали подчиненным генерал С. Л. Марков,
другие военачальники.24 И расстрел за расстрелом, а то и
виселицами был отмечен собой Ледяной поход.25 В то же
время попадавшие в плен добровольцы подвергались изо-
щренным издевательствам и также уничтожались.
«Накануне наша вторая рота, идя в атаку, попала под
заградительный огонь из пулеметов... — вспоминал один из
первопоходников. — Взятые в плен, убитые и раненые
офицеры были раздеты и над ними надругались: выкалывали
глаза, обрезали языки, вместо погон вбивали гвозди и чуть
не живых еще закапывали. И мы мстили за это. В этом бою
мы потеряли четырех офицеров убитыми; потери товарищей
достигали полутораста человек и большинство из них
расстрелянными».20
к к к
Жестокостью, взаимным ожесточением наполнена исто-
рия другого похода отряда полковника М. Г. Дроздовского
с Румынского фронта на Дон для соединения с Доброволь-
ческой армией (февраль — апрель 1918 г.).
Кадровый офицер, сын генерала-ветерана Крымской
войны,окончивший Павловское военное училище и Никола-
евскую Военную Академию, Михаил Гордеевич Дроздовский
за боевые отличия в Русско-японскую и Великую войну был
награжден многими орденами, а также Георгиевским оружи-
ем. В апреле 1917 г. он был назначен командиром 60-го
Замосцского пехотного полка. Разложение армии под воздей-
ствием революционных событий, падение воинской дисцип-
лины производили гнетущее впечатление на кадровое офи-
церство. Командование полком в этих условиях не доставляло
радости Дроздовскому. Вот что он писал в одном из писем:
«Оборвалось и рухнуло все, чему я верил, о чем мечтал, для
340
чего жил, все без остатка, в душе пусто. Только из чувства
личной гордости, только потому, что никогда не отступал
перед опасностью и не склонял перед ней своей головы,
только поэтому остаюсь я на своем посту и останусь на нем
до последнего часа».27 Ноябрь 1917 г., большевики взяли
власть в Петрограде, революция оттуда распространяется по
всей стране, но... аппарат старого Военного министерства еще
продолжает работать. Полковника М. Г. Дроздовского на-
граждают орденом Святого Георгия 4-й степени, он получает
под начало 14-ю пехотную дивизию. Вступить в ее командо-
вание он, однако, не успел, так как направился в Яссы, где
в спешном порядке началось формирование добровольческих
частей Румынского фронта для продолжения войны с немцами
и противодействия Советской власти. После долгих мытарств
и конфликтов с румынскими властями и русским фронтовым
командованием Дроздовским был сформирован «Отряд рус-
ских добровольцев Румынского фронта», поставивший перед
собой цель во что бы то ни стало пробиться на Дон для
соединения с Добровольческой армией. 26 февраля 1918 г.
отряд численностью около 900 человек (в основном обер-офи-
церы) выступил в поход.28
В отличие от Добровольческой армии того времени отряд
полковника Дроздовского был прекрасно экипирован и
вооружен, имел в своем составе сводно-стрелковый полк,
конный и мортирный дивизионы, легкую конногорную и
автоброневую батареи, радиотелеграфный взвод, автоколонну,
лазарет, причем штаб отряда состоял всего из нескольких
человек.29 Яссы-Дубоссары-Мелитополь-Ростов — Новочер-
касск — вот основные вехи этого похода. По пути следования
чины отряда Дроздовского решительно ликвидировали завое-
вания Советской власти, жестоко расправлялись с ее пред-
ставителями. В одной из деревень несколько попавших в
плен офицеров подверглись мучениям и были казнены, за
что, в свою очередь, дроздовцы совершили беспощадную
карательную акцию против крестьян. «Налет был так
неожидан и стремителен, что ни один из виновников
преступления не успел скрыться, — вспоминал П. В. Кол-
тышев. — Все они были выданы жителями и тут же
расстреляны. Принадлежавшие им дома были сожжены, а
все мужское население моложе 45 лет было перепорото
341
шомполами, причем пороли старики. [...] В эти минуты
особенно осознавался весь ужас гражданской войны с ее
последствиями: людским озверением, смертельной злобой,
местью и жестокими расправами. Та радость, то упоение
убийством, которые не чужды были в этой обстановке
некоторым добровольцам, оставляли неприятное чувство на
душе у большинства. Но и это большинство учитывало и
ясно сознавало, что иного исхода не было».30
Своеобразие похода дроздовцев состояло в том, что
основная часть его проходила по территории, занятой
германо-австрийскими войсками. Еще в январе 1918 г.
украинская Центральная Рада подписала с Четверным Союзом
(Германия, Австро-Венгрия, Турция и Болгария) соглашение,
которое являлось юридическим основанием фактической
оккупации Украины и ликвидации на ее территории совет-
ских органов власти. Большевистское правительство, подпи-
савшее позднее Брест-Литовский мирный договор, признавало
это соглашение и намеревалось впоследствии установить
точную границу с Украиной. Неопределенность границ давала
формальные основания для занятия австро-германцами неко-
торых прилегающих к Украине территорий под предлогом
ее защиты от большевиков.
Общая установка М. Г. Дроздовского, принятая отрядом
по отношению к оккупационным войскам, была такова:
требовать пропуска, в столкновения не вступать, общих
стоянок и встреч не устраивать, никакой помощи не
принимать. Еще под Бериславлем, а затем под Каховкой,
Мелитополем и Ростовом немцы настойчиво предлагали свою
военную помощь. Их строевые начальники не скрывали своего
сочувствия добровольцам и решительно препятствовали по-
пыткам украинских военнослужащих и функционеров граж-
данской администрации разоружить отряд, лишить его
русских национальных символов. В возникавших спорах и
столкновениях дроздовцев с «украинцами» они всегда зани-
мали сторону первых — и это при том, что они прекрасно
знали об их отношении к Брест-Литовскому миру и о
продвижении навстречу Добровольческой армии. Разумеется,
речь идет об отношении германо-австрийских военнослужа-
щих, их личной позиции, а не наличии в то время каких-либо
определенных указаний политического руководства. «Уваже-
342
ние к нам со стороны германских офицеров было естествен-
ным, — отмечал П. В. Колтышев. — Они, воспитанные на
идее любви к Родине и верности ей до конца, не могли не
уважать тех же чувств у других, хотя бы и врагов своих».31
17 апреля 1918 г. отряд вступил на территорию Донской
области. Некоторые станицы восстают против Советской
власти, но положение пока далеко не определенное. В
Ростове — большевики. Недалеко от города — немцы, и по
достоверным сведениям намереваются с боем взять его... И
тут полковник М. Г. Дроздовский принимает, казалось бы,
совершенно безрассудное решение: силами своего отряда взять
Ростов! Позднее он признавал, что понимал трудность взятия
города, а особенно его удержания, однако первостепенную
роль отводил психологическому и моральному значению
овладения столь крупным и важным центром. 21 апреля
после упорнейшего боя в полночь, во время пасхального
Крестного хода, дроздовцы захватили Ростов. Однако в
течение следующего дня к городу перебрасывались все новые
и новые подкрепления хорошо вооруженных советских войск,
и, сосредоточив в итоге под городом более 10 тыс. человек,
красные вынудили Дроздовского дать приказ об оставлении
Ростова. Потери отряда составили 12 убитых, 60 раненых и
5 пропавших без вести, советские войска же потеряли не
менее 3 тыс. бойцов. Необходимость защиты Ростова выну-
дила красное командование ослабить свои силы у Новочер-
касска, в результате чего последний был захвачен восстав-
шими донскими казаками. Однако к городу подходила новая
мощная группировка красных, постепенно захватывала его
окрестности. Казаки начали отступать, но тут подоспел отряд
Дроздовского и Новочеркасск был взят. На следующий день,
26 апреля 1918 г., состоялся торжественный парад на пло-
шади Войскового собора.32
Примечательно, что при отступлении из Ростова дроздов-
цев немецкие посты, наблюдавшие бой, отдавали им честь.
«Тогда мы поняли, что война с Германией окончена», —
вспоминал А. В. Туркул.33 Впрочем, ни генерал А. В. Тур-
кул, писавший свои воспоминания для широкого читателя с
помощью И. С. Лукаша в 30-е гг., ни полковник П. В. Кол-
тышев, не предназначавший свою «Историю дроздовцев» для
печати, ни сам М. Г. Дроздовский в своем личном дневнике
343
никак не отметили существенное изменение позиции коман-
дования отряда по отношению к немцам после оставления
Ростова...
Интереснейшая информация об этом содержится, однако,
в «Воспоминаниях о гражданской войне», написанных в
1925 г. специально для Пражского архива Н. Ф. Сигидой.
Бывший подпоручик запасного батальона лейб-гвардии 3-
го стрелкового Его Императорского Величества полка, он
после Октябрьского переворота бежал на Дон и вскоре
обосновался в Таганроге, получив секретное задание штаба
Добровольческой Армии. Оставшись в городе после установ-
ления Советской власти, он сумел проникнуть на ответствен-
ный пост в городском управлении, участвовал в работе
Донского Совнаркома, умело делая все для провала меро-
приятий большевиков.34 Вступивших в Таганрог немцев
доброжелательно встретил вышедший после ухода большеви-
ков из подполья Союз офицеров. А в нем видную роль играл
сам Н. Ф. Сигида, передавший списки оставшихся ответст-
венных советских работников с целью их ареста. Вступив в
отряд Дроздовского при его прохождении через Таганрог, он
участвовал в сражении за Ростов. После вступления в Ростов
немцев начальник контрразведки отряда капитан Болотов-
ский по поручению Дроздовского вступил в переговоры с
немецким командованием, попросившим помощи в «охране
порядка». В результате во главе небольшой оставленной
охранной группы был поставлен Н. Ф. Сигида.
Вплоть до конца мая 1918 г. в оккупированном Таганроге
он получал от немцев ордера на право проведения обысков
и арестов, выявлял и расправлялся с бывшими сотрудниками
советских органов. Правосудие при этом осуществлялось
весьма своеобразно.
«О всех задержанных давались сведения мне не позже
четверти часа после поступления их в комнату арестован-
ных, — откровенно вспоминал Сигида. — В этих сведениях
указывалось имя арестованного и за что он арестован. По
получении этих сведений арестованные вызывались ко мне,
где должны были указать фамилии и имена свидетелей по
их делу (разумеется, свидетелей защиты, так как свидетели
обвинения всегда были налицо)... Все разбирательство длилось
не более суток, через каковой срок арестованный, кто бы он
344
ни был, или освобождался, снабженный соответствующим
документом, или расстреливался. Другого наказания мы не
имели, а в разбирательствах были крайне осторожны...».35
Действия «Сигиды и Ко...» вызвали критические отклики в
левой (эсеровской и меньшевистской) печати Дона, таганрог-
ский городской голова, меньшевик Петренко, обратился с
жалобой к немецкому коменданту. В итоге у охранной группы
отобраны были документы на право обысков и арестов. «Это
я должен сделать официально, — объяснял Н. Ф. Сигиде
немецкий военный комендант. — Официально же я не могу
дать вам право расстреливать. Такова политика. Но неофи-
циально скажу: в ваши дела вмешиваться не буду. Делайте
осторожно и только».30
* * *
Находясь на территории Кубани и Дона, добровольческие
части, осуществляя функции военной власти в районе боевых
действий, накапливали определенный опыт взаимоотношения
с местными областными административными органами, вос-
станавливавшими свою деятельность после изгнания больше-
виков.
Военное и политическое положение Кубанского края к
началу Ледяного похода было не просто тяжелым, практи-
чески безнадежным. Законодательная Рада во главе с
Н. С. Рябоволом энергично «законодатействовала», упиваясь
тем, что является единственной на Юге России того времени
«законной властью» (то есть признанной Временным прави-
тельством). Краевое правительство Л. И. Быча старалось
прежде всего предотвратить возможное ущемление суверен-
ных прав, а потому противилось не только единению с
Добровольческой армией, но даже оказанию ей материальной
помощи. Командующий же войсками Кубанского края
В. Л. Покровский (военный летчик, организовавший победо-
носный добровольческий отряд и отодвинувший в сторону,
несмотря на свой обер-офицерский чин, многие признанные
военные авторитеты) был увлечен в то время скорее местными,
чем общероссийскими задачами. Войсковой атаман полковник
А. П. Филимонов не проявлял последовательности ни в своих
заявлениях, ни в действиях. В результате миссия предста-
вителя Добровольческой армии в Екатеринодаре генерала
345
И. Г. Эрдели, который еще с января настойчиво пытался
добиться хотя бы символического включения Кубанского
войска в состав Добровольческой Армии, не увенчалась
успехом. Более того, несмотря на получение 25 февраля
1918 г. секретной информации о продвижении добровольцев
к Екатеринодару, кубанские власти приняли решение об
Я7
оставлении города.
В поход вышли почти все члены правительства, большая
часть Законодательной Рады (45-50 чел.), члены Кубанского
комитета защиты Учредительного собрания, екатеринодар-
ский городской голова, председатель городской думы, члены
Союза казачьих войск. В числе вышедших был и бывший
председатель Государственной Думы М. В. Родзянко. Было
выпущено «Обращение к населению» за подписями войскового
атамана А. П. Филимонова, председателя правительства
Л. И. Быча, председателя Рады Н. С. Рябовола. В нем уход
из Екатеринодара объяснялся желанием не допустить жесто-
костей большевиков по отношению к населению, которое в
то же время упрекалось в том, что дало себя обмануть
«лживыми словами фанатиков и продажных людей» и не
оказало «надлежащей поддержки в святой борьбе за Учре-
дительное собрание, за спасение Отечества и за наше право
QQ
самостоятельно устраивать долю родного края».
После двух недель утомительных переходов и нескольких
отчаянных боев, в которых участвовали даже «радяне»,
зачастую впервые взявшие в руки оружие, в ауле Шенджий
состоялась встреча В. Л. Покровского (произведенного к тому
времени атаманом в генерал-майоры) с генералами Л. Г. Кор-
ниловым, М. В. Алексеевым, А. И. Деникиным, И. П. Ро-
мановским, И. Г. Эрдели. Корнилов требовал беспрекослов-
ного подчинения, Покровский пытался было говорить о
^Конституции края» и необходимости самостоятельности
«Кубанского отряда», но в конце концов вынужден был
согласиться.39 1(14) марта 1918 г. в станице Ново-Дмитри-
евской было подписано соглашение, в соответствии с которым
Законодательная Рада, Кубанское правительство и Войсковой
атаман продолжали свою деятельность, а Кубанский военный
отряд переходил полностью в подчинение Л. Г. Корнилова с
правом его реорганизации, при этом В. Л. Покровский вместе
со своим начальником штаба отзывался в распоряжение
346
правительства для «дальнейшего формирования Кубанской
Армии».40
Впрочем уже тогда отношения между командованием
Добровольческой армии и кубанскими лидерами были далеко
не безоблачными. Этому во многом способствовали трения в
самом кубанском руководстве, сложные отношения между
Л. И. Бычем и Н. М. Успенским, назначение малоподготов-
ленного гвардейского есаула Савицкого членом правительства
по военным делам и т. п. Однако главными были, конечно,
основополагающие расхождения между «линейцами» и «чер-
номорцами». Последние прежде всего опасались не «реакци-
онности», а централистических, великодержавных устремле-
ний добровольческих генералов. «Линейцев» же, сторонников
единства России и ее либерализации, отпугивали как раз
отдельные приметы «реакционности».
Весьма примечательны в этой связи споры перед приня-
тием Кубанской радой известной резолюции 3 мая 1918 г.
В заявлении «черноморца» Л. И. Быча подчеркивалось не-
преходящее значение ноябрьского (1917 г.) решения Рады об
объявлении Кубанского края самостоятельным государствен-
ным образованием по типу «народной республики», привет-
ствовалось установление подобной формы правления в Закав-
казье, на Украине и на Дону, ставилась задача объединения
«народов Кубани, Дона, Украины и Закавказья» в «крепкий
и прочный союз самостоятельных государственных образова-
ний» с тем, чтобы явиться «опорой для воссоздания в России
справедливой и разумной власти». Внешнеполитическая
ситуация, по мнению Л. И. Быча, определялась невозмож-
ностью рассчитывать на реальную помощь бывших союзни-
ков, вести военные действия против находившихся на Юге
России германо-австрийских войск и необходимостью «уста-
новить с ними взаимоотношения, гарантирующие неприкос-
новенность и свободу наших государственных образований и
целость народных богатств».
Линейцы в своих заявлениях подчеркивали важность не
южнорусской, а общероссийской федерации, временный ха-
рактер «независимости» Кубани, невозможность окончательно
судить о намерениях союзников.
Принятая в результате долгих споров резолюция имела
сугубо практический характер. Она ставила во главу угла
347
борьбу с большевизмом, а следовательно, опору на Добро-
вольческую Армию, выдвигала задачу политическими сред-
ствами препятствовать продвижению германо-австрийских
войск, установление союзных отношений с Доном, определе-
ние позиции по отношению к Украине.
Была сформирована «паритетная» делегация для перего-
воров с Украиной, в состав которой вошли и «самостийники»
Н. С. Рябовол, председатель Рады, и К. А. Бескровный, и
линейцы Д. Е. Скобцов, П. М. Каплин, и державшиеся в то
время нейтральных взглядов Г. В. Омельченко и Султан-
Шахим Гирей. Любопытно, что и решение о направлении
делегации, и ее вопрос о ее составе был принят председателем
Кубанского правительства Л. И. Бычом без какого-либо
уведомления Войскового Атамана А. П. Филимонова.41
Однако, наряду с трениями между черноморцами и
линейцами, огромную роль в развитии кубанского самостий-
ничества сыграло весьма непочтительное, порой насмешливое
отношение военачальников Добровольческой армии к кубан-
ским политическим деятелям. Так, приглашение Войсковому
Атаману А. П. Филимонову на упомянутое выше совещание
в ауле Шенджий послано было через нарочного в форме
карандашной записки на клочке бумаги и адресовано «полк.
Филимонову». В результате тот в столь важном совещании
не участвовал.42 Гораздо позднее, 2 декабря 1919 г., уже
после печально знаменитого «Кубанского действа», А. П. Фи-
лимонов писал А. И. Деникину: «Протестантство Быча,
Савицкого и друг, выросло не столько на почве политической
и партийной борьбы (какой там Савицкий партийный
человек), сколько под влиянием постоянно уязвляемого
самолюбия во время первого Кубанского похода определенно
презрительным отношением к ним чинов Добровольческой
Армии... Я был постоянным свидетелем бешенства их по
поводу недостаточно внимательного отношения к избранникам
народа с Вашей стороны и со стороны Штаба Армии». Позднее
генерал Деникин сам признавал справедливость подобных
упреков со стороны людей, «попавших на роли народных
избранников, законодателей и министров».43
348
★ ★ ★
Еще более сложными были отношения командования
Добровольческой армии и новых антибольшевистских властей
Донской области. Возвращение на Дон после тяжелого,
полного опасностей и угрозы разгрома, отступления от
Екатеринодара произошло в самом конце Ледяного похода.
Посланный на Дон полковник В. П. Барцевич, будущий
сотрудник шульгинской «Азбуки», привез 12 апреля в
станицу Успенская вести о том, что казаки подымаются
против красных и нуждаются в помощи. Армия двинулась
по направлению к Егорлыцкой.44 День 30 апреля, когда
армия остановилась на отдых в Мечетинской и Егорлыцкой,
считается днем окончания Ледяного похода. В течение его
80 дней бои велись 44 дня, пройдено было 1050 верст, потери
составили 40% первоначального состава, хота общая числен-
ность Добровольческой Армии и возросла с 4 до 5 тыс.
человек (за счет кубанцев и пополнения).
К этому времени уже значительная часть Донецкого
округа была очищена от красных совместными действиями
казаков и немецких войск, за помощью к которым обратились
некоторые станицы. Советские войска, теснимые противни-
ком, группировались вдоль железных дорог и откатывались
лавиной в Царицынском направлении. Добровольческая
Армия оказалась, таким образом, в тылу большевиков и
получила уникальную возможность нанести по ним мощный
удар. Однако дело ограничилось лишь набегом на обоз для
пополнения боевых запасов. «Должен сказать откровенно, —
признавался позднее генерал А. И. Деникин, — что нанесе-
ние более серьезного удара в тыл тем большевистским
войскам, которые преграждали путь нашествию немцев на
Кавказ, не входило тогда в мои намерения: извращенная
донельзя русская действительность рядила иной раз разбой-
ников и предателей в покровы русской национальной
45
идеи...». °
Таковы были гримасы гражданской войны, усугубленные
присутствием иностранных войск на российской территории.
Красные же части из-под Ростова сумели пройти в Царицын
и вскоре оттуда серьезно противодействовать различным
антибольшевистским формированиям.
349
Освобождение Новочеркасска привело к формированию
Временного Донского правительства во главе с есаулом
Яновым, походный атаман П. X. Попов занимал выжида-
тельную позицию. Предпринятые генералом Кисляковым по
поручению командования Добровольческой армии попытки
добиться объединения сил для дальнейшей борьбы привели
лишь к согласию на «унию», но не на подчинение добро-
вольческому командованию. Обстановка осложнялась тем, что
временное правительство вступило в переговоры с немцами,
занявшими часть территории Донской области. Позиция же
штаба генерала Деникина была совершенно определенна: «Ни
в какие сношения с командованием враждебной России
40
державы не вступать».
К 28 апреля 1918 г., когда в Новочеркасске открылся
Круг Спасения Дона, от большевиков полностью был осво-
божден только Верхне-Донской округ, северная часть Чер-
касского и Ростовского, южная часть Донецкого округов.
Круг взял на себя учредительные функции «верховной
власти» и избрал 3 мая Войсковым атаманом генерал-лейте-
нанта П. Н. Краснова, предоставив ему «власть управления
войском во всем его объеме» до созыва в течение ближайших
двух месяцев Большого Войскового Круга. В своем первом
приказе по Всевеликому Войску Донскому (так теперь, по
аналогии с допетровским временем именовалась Область
Войска Донского) П. Н. Краснов призывал казаков воздер-
жаться от «каких-либо выходок по отношению к германским
войскам», которым «придется оставаться у нас для охраны
порядка». В этом же приказе давались основные указания
всем ведомствам нового Донского правительства. Предусмат-
ривалось вступить в сношения с властями в Киеве, Екате-
ринодаре, Москве, а также с германским командованием и
Добровольческой Армией; приступить к созданию постоянной
Донской армии «на началах общеобязательной воинской
повинности из казаков и калмыков», возобновить деятель-
ность общеобразовательных и военно-учебных заведений;
восстановить работу банков и кредитных учреждений, спо-
собствовать развитию свободы торговли, разработать в 2-ме-
сячный срок новый земельный закон. Предусматривалось
создание постоянной наемной милиции, составление списков
сторонников большевиков «для суда над ними и отобрания
350
от них земли». Архиепископу Митрофану предписывалось (!)
«призвать благословение Господа» и созвать собор духовенства
с приглашением старообрядцев и буддийских гилюнов.47 Этим
же приказом объявлялись и временные (до созыва БВК)
«Основные законы», закреплявшие высшую власть Атамана,
полномочия ответственного перед ним Совета Управляющих
отделами (Донского правительства), задачи назначаемого
Атаманом Войскового суда, а также флаг, герб и гимн ВВД.
«В пределах, установленных законами», декларировались
широкие права и свободы казаков и «граждан», при этом
подчеркивалась незыблемость законов Российской империи
и отмена «всех декретов и иных законов» не только
большевистских властей, но и Временного правительства.48
Через несколько дней, правда, в новом приказе от 7 мая
1918 г. Атаман уточнял, что «все законы Временного
правительства, укрепляющие Русскую Государственность и
способствующие укреплению и процветанию Донского края,
лягут в основу жизни Всевеликого Войска Донского»,
поскольку благодаря историческим событиям «поставлено в
условия суверенного государства, стоит на страже завоеван-
ных революцией свобод». Кроме того, в совместной деклара-
ции, подписанной Войсковым Атаманом П. Н. Красновым и
председателем Совета управлявших ведомствами генералом
А. П. Богаевским, отмечалось, что «Войско Донское состав-
ляет самостоятельную демократическую республику» лишь
«до образования в той или иной форме Единой России». При
этом объявлялись полностью сохраняющими свою силу
положения о Юго-Восточном Союзе и вхождении в него
«Донской республики» наряду с территориями Кубанского,
Терского, Астраханского казачьих войск, горцев Северного
Кавказа и Черноморского побережья, «вольных народов
степей Юго-Востока России, Ставропольской и Черноморской
губерний и Царицынского уезда Саратовской губернии».
Политический нейтралитет Войска Донского не распростра-
нялся на отношения с «разбойничьими бандами красногвар-
дейцев», иностранным державам предлагалось признать Дон-
ской суверенитет (до образования Единой России) и прислать
в Новочеркасск своих полномочных представителей.49
Впрочем, не статьи «Донской конституции» и не компе-
тенция Совета управляющих ведомствами определяли в то
351
время роль Дона в развертывавшейся гражданской войне —
главным фактором явилась немецкая ориентация, не только
затруднявшая, но и прямо исключавшая возможность со-
вместных действий с Добровольческой Армией. Вскоре после
своего избрания атаманом П. Н. Краснов предложил генералу
М. В. Алексееву провести с ним переговоры в Новочеркасске.
Однако перспектива ехать через оккупированный немцами
Аксай была для последнего совершенно неприемлема. По
взаимному соглашению встреча состоялась 15 мая в станице
Манычской, в 30 верстах от располагавшегося в Мечетинской
штаба Добровольческой армии.
В ходе этой встречи было, казалось бы, достигнуто
соглашение о предоставлении добровольцам некоторой фи-
нансовой помощи (не свыше 1/3 части расходов) и о военном
сотрудничестве. Однако уже на следующий день П. Н. Крас-
нов открыто высказывал свою озабоченность тем, что Добро-
вольческая Армия является помехой в отношениях с немца-
ми, считал целесообразным ее разделить «между Доном и
Кубанью, а некоторым генералам поехать за границу». Вскоре
почти в ультимативном порядке высказывается требование о
движении Армии (без кубанских частей!) на Царицын.50
★ ★ ★
Добровольческая армия, таким образом, твердо придер-
живающаяся не только антибольшевистских, но и общерос-
сийских (а не областнических!) целей, оказывалась (при
отсутствии каких-либо связей, условно говоря, с Московским
Центром) не только в материально и тактически, но и
стратегически зависимой от казачьих интересов, зажатой в
тесный военно-политический треугольник, немцы—Дон—
большевики. Споры о союзнической или германской ориен-
тации, которые бурно велись в это время в Москве и
Петрограде, были абсолютно чужды Добровольческой
Армии — именно Армии, как психологически сплоченному
коллективу, а не только ее отдельным военачальникам,
командирам и бойцам.
После трагической гибели Л. Г. Корнилова обязанности
командующего армией перешли к А. И. Деникину, а
М. В. Алексеев сохранил свои высшие полномочия в сфере
общего политического руководства, внешних сношений и
352
финансов. Деникин подчеркивал особо свою и Алексеева
щепетильность в соблюдении этого дуализма, отсутствие
каких-либо личных споров по вопросу о компетенции их
власти.51 Впрочем щепетильность самих вождей отнюдь не
могла предотвратить, как мы увидим ниже, борьбу за
приоритет и влияние между их непосредственными подчи-
ненными. В конце же апреля — начале мая 1918 г. заявления
о политических целях Добровольческой Армии принимались
ее вождями лишь при условии взаимного одобрения и
обязательного соблюдения двух основных положений: непред-
решения будущей формы государственного устройства и
невозможности сотрудничества с немцами. Такова была суть
Декларации от 23 апреля 1918 г., а также разосланного
несколько позднее наказа представителям армии на местах.
В последнем, в частности говорилось:
«I. Добровольческая армия борется за спасение России
путем: 1) создания сильной дисциплинированной и патрио-
тической армии; 2) беспощадной борьбы с большевизмом;
3) установления в стране единства государственного и пра-
вового порядка.
II. Стремясь к совместной работе со всеми русскими
людьми, государственно мыслящими, Добровольческая армия
не может принять партийной окраски.
III. Вопрос о формах государственного строя является
последующим этапом и станет отражением воли русского
народа после освобождения его от рабской неволи и стихий-
ного помешательства.
IV. Никаких сношений ни с немцами, ни с большевиками.
Единственно приемлемые положения: уход из пределов
России первых и разоружение и сдача вторых.
V. Желательно привлечение вооруженных сил славян на
основе их исторических чаяний, не нарушающих единства и
целостности Русского государства, и на началах, указанных
в 1914 г. русским Верховным Главнокомандующим».52
Некоторые отличия в позиции двух вождей определялись
трактовкой «непредрешения». Для Деникина, сугубо военного
человека, оно всегда являлось логическим следствием невме-
шательства армии в политику, а также полного отсутствия
собственных претензий на участие в будущей политической
жизни. Он и в своей Декларации от 23 апреля продолжал
353
следовать тем лозунгам, с которых начиналось Белое движе-
ние, упоминая «Учредительное собрание», «народоправство»
и т. п., что у многих прошедших к тому времени Ледяной
поход добровольцев не могло не вызывать некоторого сму-
щения.
Алексеев же, один из наиболее видных представителей
русской военной интеллигенции, духовно близкий к либе-
ральным кругам, не мог не видеть всех возможных выгод
более гибкой позиции. Его «непредрешение» было по сути
«умолчанием»: он отнюдь не скрывал тактические причины
отсутствия монархического лозунга в текущей программе
государственного устройства, поскольку «вопрос этот недо-
статочно еще назрел в умах всего русского народа».53 Позиция
генерала Алексеева была несколько более гибкой и по
отношению к Центральным державам. Так, он не исключал
возможность заключения с ними некоторых торговых и
экономических соглашений. Ясно понимал Алексеев и необ-
ходимость некоторой корреляции «внешней ориентации»
Добровольческой армии после Брест-Литовского мира, оче-
видные выгоды более гибкой политической линии по срав-
нению с вполне оправданной открытой конфронтацией времен
генерала Корнилова, которой и в изменившихся условиях
продолжал следовать Деникин. Тем не менее генерал Алексеев
ясно сознавал практическую неосуществимость подобной
«корреляции».
В своих письмах к П. Н. Милюкову, стороннику участия
Добровольческой армии в свержении власти большевиков при
помощи немцев, он отмечал: «[...] Сломить психологическое
настроение и доказать массе необходимость соглашения с
немцами невозможно. Мы тогда потеряем большую часть
нашего личного состава. Против наших выводов логически
возражать трудно, но заставить присоединиться к ним наш
офицерский состав едва ли возможно без решительных
потрясений самого существования Армии. [...] Армия в лице
всех своих офицеров так нервно относится ко всем этим
вопросам, что малейшее уклонение руководителей в сторону
соглашения с немцами поведет за собой фактическое исчез-
новение основного кадра нашей армии, она разойдется и
будет искать работы там, где не будут участвовать немцы.
[...] Вполне понимая, насколько сильно и выгодно положение
354
у нас немцев, зная их умение показывать размер кулака,
больше, чем он есть на самом деле, сознавая плохую
деятельность союзников, мы психологически не можем
переменить себя, поступиться общим настроением массы и,
уступая немцам, искать пока сомнительного согласия Виль-
гельма на воссоздания великой неделимой России. Нет
кл
веры».
Потеря конструктивной связи с антибольшевистскими
политическими деятелями Москвы и Петрограда усугублялась
поступавшей из разных источников информацией о сугубо
партийных распрях между ними за право выступать от имени
Добровольческой армии. Предпринятые генералом Б. И. Ка-
зановичем и полковником Л. И. Новосильцевым поездки в
Москву также принесли неутешительные результаты. «Фак-
тического единения в мыслях, целях, задачах между “цент-
рами” не существует, — писал генерал М. В. Алексеев
А. И. Деникину 9 июня 1918 г. — Не меняется только
жажда власти, стремление получить в свои руки денежную
помощь от союзников и тяготеть над работой и существова-
нием Добровольческой Армии».55
Финансовое положение самой армии было более чем
неудовлетворительным. Еще 22 мая 1918 г. Н. Н. Богданов
в конфиденциальном письме М. В. Алексееву после долгого
перечисления средств, которые не были получены по разным
причинам, отмечал невозможность для Добровольческой
Армии при финансовой зависимости от Дона занимать
самостоятельную позицию на Юге России: «[...] То среднее
положение, которое заняла наша армия, создает для нас
безвыходное положение. Если держаться прежней позиции
верности союзникам, то неизбежный выход — или распустить
армию с тем, чтобы собраться где-либо близ Урала, или с
горстью людей пробиваться на низовья Волги и дальше.
Оставаясь тут и действуя совместно с Доном, нас неизбежно
свяжут с немцами и тогда уж лучше открыто стать на их
сторону...»56
Командование Добровольческой армии оказалось тем
самым в чрезвычайно сложной ситуации. С одной стороны,
была очевидна необходимость передислокации Армии с Юга
России в места предполагавшейся в то время высадки
союзнических войск. Для этого требовалось, однако, получить
355
надежную и достоверную информацию не только о чисто
военных, но и о политических планах союзников, особенно
в контексте усиливавшейся активности контактировавших с
Антантой левых политических деятелей. С другой стороны,
после кратковременного реорганизационного и рекреационно-
го периода существование армии, особенно Добровольческой,
требовало ведения военных действий, а не простаивания в
тылу.
7 июня 1918 г. генерал М. В. Алексеев официально
информировал начальника японской военной миссии в Рос-
сии, что «Добровольческая Армия в ближайшее время из
пределов Донской и Кубанской областей имеет в виду
предпринять движение на Волгу в том направлении, которое
будет подсказываться стратегической обстановкой», а также
потребностями действующих там чехославацких войск и
местных антибольшевистских формирований. Русский гене-
рал интересовался при этом, заключено ли соглашение между
союзниками о воссоздании Восточного фронта на территории
России, а также какова может быть ожидаемая численность
японских войск, где будет находиться район их первоначаль-
ного развертывания, каковы будут стратегические и такти-
к?
ческие планы командования, и т. п.
Поднятые генералом Алексеевым вопросы были чрезвы-
чайно важны и актуальны. Он, несомненно, понимал, что
для развертывания на Урале более-менее значительных
японских военных сил потребуется 6-8 месяцев и что
передаваемые через В. А. Маклакова заверения японцев о
полном отводе ими войск по окончании войны не могли
внушать особого доверия. Что никак не беспокоило бывшего
Верховного Главнокомандующего, так это неизбежность от-
каза Германии от свержения большевистской власти военным
путем — переговоры об этом в это время усиленно велись
сторонниками немецкой ориентации из Правого Центра
(В. Ф. Трепов, барон Б. Э. Нольде, А. В. Кривошеин, князь
А. Д. Оболенский).58
Как известно, союзники решили начать военные действия
в России не путем непосредственной высадки своих войск
(как это ранее предполагалось), а использовать в своих целях
Чехословацкий корпус, всячески поощряя его «демократиза-
цию» и опираясь на левых политических деятелей, предпри-
356
нявших с помощью чехословаков попытку вести борьбу с
большевиками под лозунгом восстановления разогнанного
Учредительного собрания. С захватом войсками С. Чечека
Самары было образовано Самарское правительство, присту-
пившее к формированию Народной Армии, которая вскоре
начала наступательные действия в северном и южном
направлениях. 10 июня частями Гайды и Войцеховского был
освобожден Омск, образовано Сибирское правительство, ко-
торое также занялось созданием армии. Больших успехов в
освобождении своей территории достигли оренбургские и
уральские казаки. Словом, новый, Волжский, противоболь-
шевистский фронт стал реальностью на огромной территории
России.59
* * *
В этих условиях командование Добровольческой Армии
приняло поистине «соломоново решение»: начать 10 июня
1918 г. Второй Кубанский поход против большевиков (не-
смотря на немецкое и пронемецкое окружение, в котором
находилась армия) и в то же время быть готовым в любой
момент передислоцироваться на Волгу. И эта готовность,
несмотря на очевидные и яркие военные успехи, сохранялась
у командования Добровольческой Армии на протяжении всего
похода. Генерал А. С. Лукомский, прибывший в начале
августа к генералу М. В. Алексееву в Тихорецкую, вспоми-
нал, что тот держался линии «не напрягать отношения с
Донским Атаманом» и подчеркивал временный характер
пребывания на Кубани. «Обстановка зовет нас на Волгу, —
говорилось в письме генерала Алексеева генералу Деникину
от 13 июля 1918 г. — Там будут все усилия большевиков
сломить чехословаков и разрушить план создания Восточного
фронта. Центр тяжести событий, решающих судьбы России,
переносится на восток: мы не должны опоздать в выборе
минуты для оставления Кубани и появления на главном
театре».60
Несомненный интерес представляет также обмен посла-
ниями между генералом М. В. Алексеевым и атаманом
Оренбургского казачества А. И. Дутовым, входившим в
возглавляемый эсерами и меньшевиками самарский Комуч.
«Я считаю, что обстоятельства складываются так, что мы
357
обязаны начать общую работу и отдать все силы созданию
Единой России, — подчеркивал М. В. Алексеев в депеше от
6 июля. — Я не сомневаюсь, что новые автономные государ-
ственные соединения являются лишь временными, и если бы
удалось сейчас воссоздать Родину в тех ее пределах и в том
величии, в котором она была ранее, то во всяком случае,
чтобы приступить к собиранию русской земли и создать в
этом отношении могущественное ядро, к которому, несомнен-
но, очень быстро прирастут все теперь отпавшие части
России». В этой связи М. В. Алексеев отмечал жизненную
необходимость создания второго Восточного фронта в проти-
вовес действиям немцев на юге России. Для поддержания
постоянной связи Добровольческой Армии с восточными
антибольшевистскими силами был откомандирован Генераль-
ного Штаба полковник Д. А. Лебедев.61
«Позиция Ваша — безусловно позиция настоящего рус-
ского гражданина и я, конечно, ее вполне разделяю», —
отмечал в ответном послании от 5 августа А. И. Дутов. При
этом он, как Войсковой Атаман и председатель Войскового
правительства Оренбургского казачьего войска, никаких
особых соглашений о своих действиях с союзниками и
чехословаками не имел, а считал необходимым с помощью
Добровольческой Армии очистить Поволжье и двигаться к
Вологде для соединения с предполагавшимся английским
десантом. К Комучу и его Народной Армии атаман относился
с неприкрытой иронией, подчеркнув в то же время, что
«Сибирское временное правительство» состоит из очень
честных и работоспособных министров». Большие надежды
возлагались А. И. Дутовым на предстоящий в середине
августа призыв в Сибирскую армию около 200 тыс. ново-
бранцев.62
В корреспонденции генерала М. В. Алексеева, в связи с
предполагавшимся продвижением на Волгу, содержится
много информации о Народной армии Комуча. При этом
оценки представителей Добровольческой Армии, как правило,
были протиположны самооценкам деятелей Комуча. «Народ-
ная армия не является орудием партийной борьбы, а является
исключительно национальной, государственной силой, —
утверждал военный министр генерал Н. А. Галкин. — В
конструкции армии у нас нет ничего, говорящего о недавнем
358
развале армии. Политика и партийность отброшены. Армия
подчинена Комитету членов Всероссийского Учредительного
Собрания как временной верховной власти». «Это не возрож-
дение прежней победоносной Армии, а возвращение к
свободной и самой трусливой в мире времен господина
Керенского», — сообщал алексеевский эмиссар полковник
Моллер. Обращая внимание на отсутствие погон и кокарды,
замененных особым нарукавным знаком и георгиевской
ленточкой, отдание чести лишь прямому начальнику, да и
то лишь один раз, он утверждал, «что упование всего
офицерства и лучшей части добровольцев обращены на нашу
Добровольческую Армию и ее командный состав, который
сумеет поставить формирующуюся Народную армию на
правильный путь».63
Особый интерес представляет письмо штабс-капитана 4-го
Копорского полка Каменева, написанное по поручению
начальника французской военной миссии в Казани капитана
Борда и полученное М. В. Алексеевым 24 августа 1918 г. В
этом письме настойчиво предлагалось силами Добровольчес-
кой Армии взять Царицын и Самару для восстановления
связи с Народной армией и далее с союзными войсками,
возлагались надежды на благожелательные для союзников
перспективы установления сильной власти: «Сибирское и
Самарское правительства оказывают помощь своими войсками
и стоят за продолжение войны с немцами, поэтому приходится
считаться с ними, но союзники желают видеть единую,
неделимую Россию, восстановить которую можно только
путем военной диктатуры, которая, они надеются, будет
установлена Вашим высокопревосходительством».64
Обстоятельные «Отчеты о политическом и военном поло-
жении в Заволжье России» были представлены М. В. Алек-
сееву Генерального Штаба полковником В. Д. Хартулари.
Позднее этот офицер некоторое время занимал должность
начальника Разведывательного отделения Штаба Доброволь-
ческой Армии и ВСЮР, летом же 1918 г. он выполнял
ответственную секретную миссию на территории большевиков
и Комуча.
В отправленном в середине августа 1918 г. донесении он
описывал обстоятельства взятия Казани 7 августа 1918 г.
(н. ст.), давал оценку отношения населения к «Самарской
359
учредилке». По его сведениям, руководитель подпольной
конституционно-монархической организации генерал-лейте-
нант Ю. Романовский предлагал освободить Казань за два
дня до чехов, чтобы встретить их в ней не как избавителей.
Однако члены другой подпольной антибольшевистской орга-
низации, но уже «савинковского» толка, во главе с генералом
В. В. Рычковым и капитаном Калининым узнали об этом и
в результате «...подход был для нас неожиданным. Мы могли
изнутри овладеть городом, но все же город был взят чехами,
сербами, Самарской Народной армией, а не нами». В
результате Калинин стал казанским губернатором, а Рыч-
ков — командующим войсками и начальником гарнизона.
Тем не менее полковник В. Д. Хартулари, входивший в
подпольную группу генерала Романовского, утверждал, что
75% казачьего офицерства, а также многие чехи, сербы и
военнослужащие Народной армии исповедуют идеи их орга-
низации и стоят за установление сильной власти при помощи
Добровольческой Армии и ее Верховного руководителя.65
Второй, более пространный отчет В. Д. Хартулари, со-
ставленный, кстати, уже в большевистской Москве, был
получен в Екатеринодаре 28 сентября 1918 г. В военном
разделе этого отчета давалась также, наряду с Народной
армией, оценка боеспособности Чехословацкого корпуса и
Сибирской армии.
Отмечая несомненную роль чехословаков в освобождении
Заволжья («их руками только при содействии нарождавшихся
тогда областных армий свергнуто большевистское иго») и
достаточно высокие боевые качества (благодаря «стройной,
вполне законной организации, спаянной национальной идеей
и сильным доверием к начальству») полковник обращал
внимание на социалистическую окраску находившегося при
корпусе Чехословацкого Национального Комитета (именуя
его «Совдепом») и на то, что большевики для них являются
противниками лишь до тех пор, пока они препятствуют их
главной цели — созданию независимого государства. В
условиях не только оперативной, но и стратегической
независимости Чехословацкого корпуса, который не был
подчинен российским властям, это давало основания серьезно
сомневаться в его политической надежности и успехе совмест-
ных действий с Добровольческой Армией.
360
Сибирская армия ко времени написания отчета сущест-
вовала всего около двух месяцев, возникнув из доброволь-
ческих военизированных дружин вдоль линий железных
дорог. Мобилизация всех офицеров и чиновников в возрасте
до 43 лет численно увеличила армию, но тем не менее
сибирские полки действовали все еще в составе чехословацких
частей, поэтому от оперативного руководстства были факти-
чески отстранены командующий армией, управляющий воен-
ным министерством Сибирского Временного правительства
генерал А. Н. Гришин-Алмазов, командующий Уральским
корпусом генерал М. В. Ханжин, Степным корпусом —
генерал П. П. Иванов-Ринов, Средне-Сибирским — полков-
ник А. Н. Пепеляев. Особенность Сибирской армии состояла
также в том, что около половины ее личного состава
составляли казаки (сибирские, уральские, оренбургские,
семиреченские), а около 10 тыс. офицеров (то есть четверть
всей армии) поступило в нее на положение рядовых. Из
«простолюдинов» же было около 5 тыс. человек, да и то в
основном вблизи железных дорог. Между тем, несмотря на
обилие офицеров (прежде всего младших, «военного време-
ни»), остро ощущалась нехватка опытных генштабистов,
военных инженеров, юристов, интендантов. Сибирское пра-
вительство деятельно готовилось к переходу от добровольче-
ства к объявлению воинской повинности.
Большой интерес для командования Добровольческой
армии представляла также данная в отчете В. Д. Хартулари
характеристика состава и политики Сибирского Временного
правительства, Комуча, войсковых правительств Уральского
и Оренбургского казачества. К достоинствам Сибирского
правительства он относил, прежде всего, нацеленность на
воссоздание Восточного фронта против Германии, а также
отсутствие претензий на Всероссийскую власть и социалис-
тическое будущее. Однозначно негативно были оценены Комуч
и Уральское войсковое правительство: «Самарская учредилка»
отождествлена с керенщиной и большевизмом, а «выбранное
правительство» меньшевика Г. М. Фомичева вообще не при-
нято всерьез.88
Генерал Н. Н. Головин позднее говорил о «стратегичес-
кой ошибке» генерала Деникина, который «не смог подняться
над уровнем той толпы, которая выдвинула его наверх».87
361
На наш взгляд, «заколдованный круг», в который попала
Добровольческая армия, нельзя объяснять лишь «упрощен-
ным стратегическим мировоззрением» ее командующего. Дело
обстояло значительно сложнее. Разнообразная, не внушавшая
большого оптимизма информация с «Волжского фронта»,
получаемая (что немаловажно!) в условиях впечатляющих
побед, роста рядов Добровольческой Армии и твердой
проантантовской ориентации постепенно отодвигала в неоп-
ределенность задачу передислокации на Волгу. Благоприят-
ные для Антанты перемены на Западном фронте Первой
мировой войны также не способствовали активизации союз-
нической помощи Белому движению и Добровольческой
Армии как очевидному антигерманскому фактору.
Не получая какой-либо реальной и ощутимой поддержки
ни со стороны союзников, ни со стороны влиятельных русских
антибольшевистских организаций, Добровольческая армия
оказалась политически изолированной, скованной в своих
действиях территорией Юга России и вовлеченной в чрезвы-
чайно сложные отношения с областными, прежде всего
казачьими, правительствами, все более проявлявшими свои
областническо-сепаратистские наклонности.
к •к •к
Значительный численный рост армии (почти до 40 тыс.
бойцов), расширение контролируемой ею территории за счет
Кубани и части Северного Кавказа требовал организации
власти. А между тем, как откровенно вспоминал А. И. Де-
никин, «программы положительного государственного стро-
ительства у нас по началу не было».88
Командование Добровольческой Армии рассматривало
освобождаемые территории не более как базу для снабжения
войск, значительного увеличения их численности, обеспече-
ния благоприятных условий транспортировки через черно-
морские порты предполагаемой помощи от союзников с целью
воссоздания единой и свободной от большевизма России. В
этой связи в качестве единственного источника права рас-
сматривалось «Положение о полевом управлении войск»,
последняя редакция которого была утверждена Императором
Николаем II в июле 1914 г. Не удивительно, что генерал
Деникин, выступая 8 октября 1918 г. на совещании с
362
представителями Грузинской республики и Кубанского пра-
вительства, подчеркивал, что его армия, «занимающая сейчас
по праву войны Ставропольскую губернию и Кубань, ставит,
R9
понятно, при занятии свои власти».
Нельзя не отметить, что, несмотря на все более глубокое
продвижение армии на Южном направлении, один из ее
вождей, генерал М. В. Алексеев, ведавший административ-
ными, политическими и финансовыми вопросами, продолжал
почти до самой своей смерти (25 сентября 1918 г.) готовиться
к отъезду на Волгу. Как известно, еще в июне он получил
письмо из Москвы от Национального Центра с предложением
возглавить объединенное военное командование в Заволжье.
Тогда это как бы само собой предусматривало и передисло-
кацию туда Добровольческой армии. Однако позднее, уже
вне зависимости от задействованных на Юге войск, он был
включен в состав Директории, предполагал принять у
генерала В. Д. Болдырева командование Сибирской армией,
вызвал из Киева своего предполагавшегося начальника штаба
генерала А. М. Драгомирова. В начЛе августа 1918 г.
генерал Алексеев подтвердил генералу Деникину свое решение
выехать в Уфу, «как только явится возможность сколько-
нибудь верного сообщения и когда состояние его здоровья
позволит ему совершить путешествие».70 Не удивительно
поэтому, что в ходе Второго Кубанского похода М. В. Алек-
сеев занимался в основном вопросами финансового характера.
Сфера же управления сама собой переходила в компетенцию
командиров воинских частей и подразделений со всеми
вытекающими отсюда последствиями. По мере изгнания
большевиков из западной части Северного Кавказа освобож-
даемые земли поступали в ведение Кубанского правительства,
а территория Ставропольской и Черноморской губерний в
соответствии с приказом от 14 августа 1918 г. «впредь до
воссоединения и создания верховной власти Русского Госу-
дарства» попадала под верховное управление Добровольческой
71
армии.'
У представителей Кубанской Законодательной Рады и
Войскового правительства задачи в области гражданского
управления были несколько иные, чем у командования
Добровольческой Армии: обеспечить прежде всего безопас-
ность своего края, приступить к его мирному благоустройству.
363
Об этом они откровенно заявляли еще 10 июня 1918 г., в
самом начале Второго Кубанского похода, на совещании у
генерала М. В. Алексеева: «Мы ни с кем воевать не хотим,
72
а хотим приступить к мирному строительству».
В связи с тем, что продвижение Добровольческой армии
на Кубань и Северный Кавказ первоначально носило как бы
временный характер, с некоторой «оглядкой» на Волгу как
предполагаемый район основных действий, с организацией
гражданской власти на освобождаемых территориях коман-
дование явно запоздало. Еще в Мечетинской генерал Деникин
отклонил предложение А. А. Ладыженского об учреждении
гражданского и политического отдела при генерале Алексееве
и включении туда, кроме него, известного журналиста
Б. А. Суворина и заведующего финансовой частью Н. Н. Бог-
данова. Однако уже в начале Второго Кубанского похода,
когда Деникин был с армией, при проживавшем тогда в
Новочеркасске Алексееве был создан Военно-политический
отдел, во главе которого встал Генерального штаба полковник
Я. М. Лисовой. Сотрудники отдела, помимо воли и желания
почтенного генерала, в своей практической деятельности
переступали рамки означенного разграничения сфер компе-
тенции вождей, в частности, претендуя порой на эксклюзив-
ную роль их отдела в формировании армейских пополнений
на местах, чем давно и активно занимались вербовочные
бюро и центры, подчинявшиеся непосредственно деникинско-
му штабу (задачи «центров» выходили далеко за рамки
вербовки и состояли в распространении идей Добровольческой
Армии, установлении связи с различными политическими
партиями и движениями, сборе денежных средств, внедрению
в местный административный аппарат, ведении разведки и
контрразведки, и т. д.). За подписью самого Я. М. Лисового
в газетах было напечатано «разъяснение» о полномочиях
вождей, в котором генерал Алексеев был впервые назван
«Верховным руководителем Добровольческой Армии».
Столь излишняя активность подчиненных не смогла
внести трещину в отношения их вождей, особенно после
возвращения генерала Алексеева во второй половине июля
из Новочеркасска в штаб армии. Безуспешны были и попытки
М. В. Родзянко склонить генерала Деникина к созыву
Верховного совета из членов всех бывших Государственных
364
Дум: командующий предложил ему обратиться к М. В. Алек-
сееву, ведавшему «общим политическим руководством».
Пикантность ситуации состояла в том, что последний в
соответствии с проектом Родзянко должен был быть «абсо-
лютно устранен из игры»!73 Все эти трения не могли не
препятствовать организационному укреплению Добровольчес-
кой Армии, формированию аппарата местного управления.
Не отличались достаточной подготовкой в администра-
тивном отношении и кубанские политические деятели, между
которыми становилось все больше и больше разногласий.
Войсковой атаман А. П. Филимонов, последовательный сто-
ронник Добровольческой Армии, еще в Мечетинской, нака-
нуне Второго похода, резко выступил против руководителей
Войскового правительства и Рады, явно провоцируя офицер-
ский самосуд, который был предотвращен лишь примири-
тельной позицией генерала Деникина.74 Но существовала ли
какая-то реальная административная программа Кубанского
краевого правительства? Теоретически да — ив пользу этого
можно привести немало резолюций, постановлений и т. п.
Но на практике, в ходе освобождения Кубани от большевиков,
ни председатель правительства Л. И. Быч (он же член
правительства по внутренним делам), ни «военный министр»
(член правительства по военным делам) В. Д. Савицкий не
очень-то были озабочены тем, чтобы принести в край
руководящие нормы права, законности, демократические
свободы.
Так, при очищении территории огромного кавказского
отдела с населением в несколько сот тысяч человек и большим
процентом неказачьего населения на должность местного
атамана был назначен офицер, административная деятель-
ность которого заключалась лишь в официальном узаконении
публичной порки «иногородних» и казаков, самоличным
определением степени вины и количества положенных плетей
или розг. Понятно, что даже его скорое отстранение от
должности не смогло способствовать поддержке населением
новой власти.
Тогда же в результате долгих споров под давлением
Л. И. Быча Кубанским правительством был принят приказ
№ 10 о чрезвычайных военных судах, предусматривавший
наказания от двух недель ареста до смертной казни. По идее
365
авторов приказа он «являлся канализацией мстительного
чувства населения к прежним обидчикам и подчинял его
юридическим нормам» благодаря публичному разбору дела,
праву на защитника и апелляцию в окружной военный суд.
Впрочем, обеспечение всех этих прав не могло не выглядеть
в тогдашних жестоких условиях весьма проблематичным, а
столь широкие полномочия судов, как предполагали против-
ники приказа, неминуемо должны были привести к злоупот-
реблениям, коррупции и сведению счетов...
Но это все пока еще была теория — практику же можно
было наблюдать в действиях добровольческих частей. Засе-
дание Кубанского правительства по вопросу о приказе № 10
происходило в Белой Глине. Село это было занято с большими
потерями после тяжелейших боев. В кем обнаружили
обезображенные трупы добровольцев, попавших в руки
красных и жестоко замученных (был среди них и командир
2-го Офицерского стрелкового полка, участник похода отряда
Дроздовского полковник М. А. Жебрак-Рустанович). Так что
возвращавшихся после диспута министров встретили висели-
цы на церковной площади. У порога храма только что привели
в исполнение приговор военно-полевого суда, члены которого
не нуждались в приказе № 10. Тогда же дроздовцами,
понесшими при Белой Глине особо тяжкие потери, был
произведен расстрел пленных, а на жителей села наложена
контрибуция.
Нельзя не отметить и некоторый административный опыт
антибольшевистских партизанских казачьих отрядов, прежде
всего отряда А. Г. Шкуро и Я. А. Слащева. Своеобразная
«конституция» этого отряда основывалась на беспрекословном
подчинении военачальникам в бою и обращении к «выборным
старикам», уполномоченным «громады» при решении обще-
ственных вопросов, разделе захваченного имущества, прове-
дении суда над комиссарами и советскими служащими.76
Подобное «военно-народное» управление было жизнеспособ-
ным лишь в переходный период, так как представлялось
слишком «народным» для добровольческого командования и,
напротив, слишком «военным» для кубанских общественных
деятелей. Впрочем его упразднение по мере освоения осво-
божденных от большевиков районов происходило отнюдь не
насильственно-запретительными мерами, а путем привлече-
366
ния признанных и авторитетных руководителей на ответст-
венные командные посты в Добровольческой армии и выбор-
ные должности в Кубанском Войсковом управлении.
Выступая 26 августа 1918 г. в освобожденном от боль-
шевиков Ставрополе, генерал А. И. Деникин при определе-
нии общих оснований политического курса командования
особо отмечал государственное значение Добровольческой
армии, ставящей себе задачу независимого «воссоздания
Единой Великодержавной России», что неминуемо вызывает
как «ропот центробежных сил и местных честолюбий», так
«ропот и угрозы извне». Характер «Русской Государственной
Армии», по его мнению, определелял ее чуждость «социаль-
ной и классовой борьбе», опору не на какую-либо партию
или общественную организацию, а «на все государственно-
мыслящие круги населения», что вызывает «неудовольствие
нетерпимых и политическую борьбу вокруг имени армии».
Подчеркивалось, что в управлении освобождаемыми терри-
ториями чины армии не должны «ломать основное законо-
дательство»: «Их роль — создать лишь такую обстановку, в
которой можно бы сносно, терпимо жить и дышать до тех
пор, пока Всероссийские законодательные учреждения, пред-
ставляющие разум и совесть народа русского, не направят
77
жизнь его по новому руслу — к свету и правде».
Примечания
1 Примечание отсутствует,
о
Примечание отсутствует,
о
Мякотин В. А. Из недалекого прошлого (отрывки из воспоминаний) //
На чужой стороне. Т. 2. Берлин, 1923. С. 183-184.
4
БАКУ. Кол. А. И. Деникина. Астров Н. И. «Московские организации».
См. также: Думова Н. Г. Кадетская контрреволюция и ее разгром (октябрь
1917—1920 гг.). С. 101-102.
5
Трубецкой Г. Н. Годы смуты и надежд. Монреаль, 1981. С. 77-78.
6 Гурко В. И. Из Петрограда через Москву, Париж и Лондон в Одессу.
1917-1918 гг. II Архив русской революции. Т. 15. С. 12.
7
Савич Н. В. Из Красного Петрограда на Белый Юг (воспоминания бывшего
члена Государственной Думы) / Публ. В. Г. Бортневского и И. В. Карасева
II Русское прошлое. Историко-документальный альманах. Кн. 3 (Париж-
ский выпуск. Архивы эмиграции). СПб., 1992. С. 108-109.
367
Q
Мякотин В. А. Из недалекого прошлого (отрывки из воспоминаний) //
На чужой стороне. Т. 2. С. 189.
о
Трубецкой Г. Н. Годы смуты и надежд. Монреаль, 1981. С. 87-90.
Ю Гурко В. И. Из Петрограда через Москву, Париж и Лондон в Одессу.
1917-1918 гг. С. 9.
11 Примечание отсутствует.
12
Гурко В. И. Из Петрограда через Москву, Париж и Лондон в Одессу.
1917-1918 гг. С. 9-10.
13
Архив Гуверовского института (АГИ). Кол. П. Н. Врангеля. Кор. 163.
14
Гиацинтов Эраст. Записки белого офицера / Вступ. статья, подг. текста
и коммент. В. Г. Бортневского. СПб., 1992. С. 63-64.
15
Гурко В. И. Из Петрограда через Москву, Париж и Лондон в Одессу.
1917-1918 гг. С. 10.
1® Воспоминания генерала А. С. Лукомского. Т. 2. Берлин, 1922. С. 45-46,
67. — Об этом предложении Правого Центра генералу Лукомскиму
упоминает В. И. Гурко (Гурко В. И. Из Петрограда через Москву, Париж
и Лондон в Одессу. 1917-1918 гг. С. 17).
17
См.: Из документов белогвардейской контрразведки 1919 г. / Публ.,
предисл. и коммент. В. Г. Бортневского // Русское прошлое. Историко-
документальный альманах. Кн. 1. Спб. 1991. С. 150-172.
1 о
Трубецкой Г. Н. Годы смуты и надежд. С. 84-86; Мякотин В. А Из
недалекого прошлого (отрывки оз воспоминаний) // На чужой стороне.
Т. 2. С. 192.
19
БАКУ. Колл. А. И. Деникина. Кор. 2. Астров Н. И. «Московские орга-
низации».
20
Отчет Казановича...
21
Борель В. М. Сорок лет в рядах русской Императорской армии (генерал
М. В. Алексеев). Рукопись. Ч. 2. Л. 399.
22
Richard В. Spence. Boris Savinkov: Renegade on the Left. New York, 1991.
P. 200-220.
23
Примечание отсутствует.
24 Пауль С. И. С Корниловым // Белое дело. Т. 3. Берлин, 1927. С. 67;
Марковцы в боях и походах в освободительной войне 1917-1920 гг. /
Сост. В. Е. Павлов. Кн. 1. Париж, 1962. С. 91.
25
См., напр.: Скобцов Д. Е. Три года революции и гражданской войны на
Кубани. Париж. Б. г. С. 82.
26 Бортневский В. Г. Красный и белый террор гражданской войны // Сквозь
бури гражданской войны / Отв. ред. В. И. Голдин. Архангельск, 1990.
С. 105.
97 л.
Дроздовский М. Г. Дневник. Нью-Йорк, 1963. С. 26.
од
Бортневский В. Г. Дроздовский, Туркул и книга «Дроздовцы в огне» //
Антон Туркул. Дроздовцы в огне. Л., 1991. С. 280-281.
29 ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 417. Л. 60-62.
368
30
31
32
33
34
35
36
37
38
39
40
41
42
43
44
45
46
47
48
49
50
51
52
53
54
55
56
57
58
59
60
61
Bortnevski V. G. White Administration and White Terror (the Denikin
period) II The Russian Review. Vol. 52. No. 3 (July 1993). P. 357.
ГАРФ. Ф. 5851. On. 2. Д. 417. JI. 144.
Бортневский В. Г. Дроздовский, Туркул и книга «Дроздовцы в огне».
Л., 1991. С. 282.
Туркул Антон. Дроздовцы в огне. Л., 1991. С. 23.
Подробнее см.: «Наши агенты от милиционера до наркома» (Воспомина-
ния белого контрразведчика Николая Сигиды) / Публ., предисл. и прим.
В. Г. Бортневского // Родина. 1990. № 11. С. 64-68.
ГАРФ. Ф. 5881. Оп. 2. Д. 619. Л. 28-29.
«Наши агенты от милиционера до наркома». С. 68.
Скобцов Д. Е. Три года революции и гражданской войны на Кубани.
С. 65-74; Деникин 7-116.
Скобцов Д. Е. Указ. соч. С. 76.
Примечание отсутствует.
Скобцов Д. Е. Указ. соч. С. 81.
Скобцов Д. Е. Указ. соч. С. 97-101.
Филимонов А. П. Кубанцы // Белое дело. Т. 2. С. 97-98.
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 5. С. 198.
Богаевский А. П. 1918 год. Ледяной поход. Нью Йорк, 1963. С. 144-145.
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 3. С. 345.
Примечание отсутствует.
Донская летопись. Т. III. С. 320-323.
Там же. С. 323-326.
Там же. С. 327-330.
Борель В. М. Указ. соч. С. 263-270, 278.
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 3. Берлин. 1924. С. 128.
Там же. С. 131.
Там же.
Там же. С. 279, 281-282.
Борель В. М. Указ. соч. Л. 399.
Борель В. М. Указ. соч. Л. 396. См., также: Денежные документы
генерала Алексеева // Архив русской революции. Т. 5. Берлин, 1922.
С. 345-356.
АГИ. Коллекция П. Н. Врангеля. Кор. 162.
Гурко В. И. Из Петрограда через Москву, Париж и Лондон в Одессу.
1917-1918 гг. С. 14-15.
Головин Н. Н. Российская контрреволюция в 1917-1918 гг. Ч. 5. Кн. 11.
Париж, 1937. С. 18-22.
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 3. С. 156.
ГАРФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 51. Л. 3-3 об.
369
62
63
64
65
66
67
68
69
70
71
72
73
74
75
76
77
Там же. Л. 7-8. См. также: Бортневский В. Г. Источники о контррево-
люционных армиях и правительственных учреждениях Поволжья и Урала
периода гражданской войны // Историография социалистического стро-
ительства на Урале и в Поволжье / Бармина 3. В. (отв. ред.). Уфа, 1990.
С. 100-101.
ГАРФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 51. Л. 30, 40-41.
Бортневский В. Г. Источники о контрреволюционных армиях и прави-
тельственных учреждениях Поволжья и Урала... С. 103.
ГАРФ. Ф. 446. Оп. 2. Д. 51. Л. 77-78.
Там же. Л. 87-88.
Головин Н. Н. Российская контрреволюция 1917-1918 гг. Ч. 5. Кн. 11.
Париж, 1937. С. 20, 33.
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 3. С. 262.
Головин Н. Н. Российская контреволюция 1917-1918 гг. Ч. 5. Кн. 11.
С. 85.
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 3. С. 266.
Лукомский А. С. Из воспомонаний // Архив русской революции. Т. 6.
Берлин, 1922. С. 105-106; Головин Н. Н. Российская контрреволюция в
1917-1918 гг. Ч. 5. Кн. 11. С. 67.
Там же. С. 86.
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 3. С. 128-129; См., напр.:
Деятельность Таганрогского Центра Добровольческой Армии в 1918-
1919 гг. II Белый архив. Т. 2-3. Париж, 1928. С. 133-137.
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 3. С. 139-140.
Скобцов Д. Е. Указ. соч. С. 119-122.
Шкура А. Г. Записки белого партизана. Буэнос-Айрес, 1961. С. 92-135.
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 3. С. 262.
III. ПУБЛИКАЦИИ НАУЧНО-ПОПУЛЯРНОГО
И ПУБЛИЦИСТИЧЕСКОГО ХАРАКТЕРА
ОПРИЧНИНА
Невозвращенец Григорий Агабеков
и секретная служба Сталина
И сегодня в атмосфере новой правды есть некое простран-
ство, словно прикрытое огромным валуном, через который
перекатывается водопад великих событий и неслыханных
преступлений, благородных и подлых имен, подвигов и
предательств. Именно там кроется истинное знание о дея-
тельности советских органов государственной безопасности
ВЧК — ГПУ — НКВД — МГБ — КГБ.
Немало из «той деятельности обоснованно хранится в
секрете. Но сокрытие многого другого никакими государст-
венными интересами оправдать нельзя.
Любой исследователь, получивший доступ к таким мате-
риалам, испытает соблазн проследить генезис страшного
превращения одного из самых чистых по замыслу создателей
общественного института — ВЧК — в иезуитский орден...
Еще и сейчас «карающий меч пролетариата и щит,
укрывающий Отечество от врага», остаются едва ли не самыми
романтическими символами первых лет Советской власти.
Действительность же была, как выясняется, во многом иной.
Какой! Мы все еще не располагаем достаточными для ответа
знаниями. Записки чекиста Агабекова — а события, описан-
ные в них, происходили в 20-х годах (!) — лишь ничтожно
малая часть того, что все еще хранят спецхраны могущест-
венных тайных ведомств.
Он все продумал до мелочей — десять лет агентурной
работы дали необходимый опыт... Через давние и надежные
связи в персидском консульстве под видом купца получил
визу на въезд во Францию и 19 июня 1930 года покинул
371
Константинополь. Пост начальника резидентуры ОГПУ на
Ближнем Востоке стал вакантным. Восемь дней спустя он
был в Париже, а вскоре другим, более верным путем прибыли
туда и записки, над которыми он работал последние месяцы.
Они должны были поступить по адресу во что бы то ни
стало. Даже в случае провала...
Григорий Агабеков стал первым крупным чекистом-не-
возвращенцем. Много позднее его примеру последовали
Вальтер Кривицкий, Игнатий Райсс, Александр Орлов . Но
это уже было время Большого Террора...
В 1937 году в разгар охоты на невозвращенцев Григорий
Агабеков, проживавший в Бельгии, был выслежен и на
франко-испанской границе ликвидирован Заграничным Осо-
бым Центром НКВД* ** по специальному распоряжению нар-
кома Ежова. Труп его нашли через несколько месяцев.
А что же записки? В беллетризированном виде они вышли
в свет за рубежом. Полный текст рукописи «ГПУ. Записки
чекиста» хранился в эмигрантском Русском заграничном
историческом архиве в Праге, откуда после второй мировой
войны попал в Москву, в Центральный архив Октябрьской
революции (ЦГАОР СССР). 286 машинописных страниц, 26
глав, раскрывающих многие сокровенные тайны ОГПУ. Вот
лишь названия некоторых: «Внутренняя организация ОГПУ»,
«ОГПУ и правительство», «Убийство Энвера-паши», «Бегство
секретаря Сталина», «Советская военная интервенция: Афга-
нистан», «Высылка Троцкого»...
Что же произошло? Почему видный чекист — не просто
исполнитель, но и организатор многих крупных секретных
акций советской службы госбезопасности — пошел на этот
безумный шаг: порвал со своими хозяевами и поведал миру
об их деятельности?
«Мне часто приходилось слышать вопрос, да и сам я не
раз себе его задаю: почему я, проработавший десять лет, с
* Истории Вальтера Кривицкого и Игнатия Райсса была посвящена
публикация в «Собеседнике» №31 — «Охота». Там же первым «взорвав-
шим антисталинскую бомбу» назван Игнатий Райсс. Справедливость требует,
несмотря на противоречивость личности и действий Григория Агабекова,
признать этот приоритет за ним.
** Заграничный Особый Центр (ЗОЦ) — террористическая структура НКВД,
созданная для ликвидации за пределами СССР советских невозвращенцев
и наиболее антисоветски настроенных руководителей белой эмиграции.
372
1920 по 1930 годы, в ЧК и ГПУ, ныне решил порвать с
Советской властью. Я работал а центре ОГПУ в Москве и на
периферии, в отделах по борьбе с врагами СССР внутри
страны и последние шесть лет в Иностранном отделе по
работе за границей. Я больше, чем кто-либо, был знаком с
системой и механизмом Советской власти, я видел совершав-
шееся из года в год перерождение, вернее, вырождение этой
власти. Я потерял веру в то, что нынешнее правительство
сможет осуществить мои идеалы. Я порвал с ними. Одним
из главных оплотов этой власти является ОГПУ, и я решил,
в первую очередь, ударить по ОГПУ, разоблачить то,
непосредственным участником и свидетелем чего я был в
течение последних десяти лет (...) Сотрудники, считавшие
работу в ГПУ революционной обязанностью, ныне преврати-
лись в ретивых чиновников, работающих в целях личного
благополучия и карьеры. (...) ГПУ, поставленное над всеми
другими учреждениями Советской власти (...), стало “царской
опричниной”».
Но это Агабеков написал в 1930 году. Что за опыт
предшествовал такому выводу? «Началось это на Урале в
городе Екатеринбурге (ныне Свердловск) в конце 1920 года,
когда я из губкома (губернского партийного комитета) был
направлен на службу в местное губчека. Мне было тогда 24
года. Помню вечное недоедание, голод, холод в Красной
Армии, где я до того служил. Они сменились более или
менее сытой жизнью, как только я перешел в чека. Губчека
помещалось на Пушкинской улице, в доме № 7. Это было
небольшое двухэтажное здание с большим подвалом для
арестованных, с двором и конюшней в конце двора, где
производились расстрелы (...).
Председателем чека и одновременно начальником особого
отдела 3-й армии, находящегося в Екатеринбурге, был
Тунгусков, старый матрос. Об этом недалеком человеке,
жестоком по природе и болезненно самолюбивом, рассказы-
вали страшные вещи. Его товарищами были начальник
секретно-оперативной части Хромцов, человек очень хитрый,
наиболее образованный из всей тройки, до революции мелкий
служащий в Вятской губернии, и латышка Штальберг,
настолько любившая свою работу, что, не довольствуясь
вынесением смертных приговоров, сама спускалась с верхнего
373
этажа в конюшню и лично приводила приговоры в исполне-
ние. Эта тройка наводила такой ужас на население Екате-
ринбурга, что жители не осмеливались проходить по Пуш-
кинской улице. Это было десять лет тому назад. Сейчас, в
1930 году, Тунгусков сам расстрелян за бандитизм, Хромцов
исключен из партии, ходит безработным по Москве, и только
Штальберг работает следователем по партийным взысканиям
заграничных работников при Центральной Контрольной Ко-
миссии. Их садистические наклонности получили некоторое
возмездие только много лет спустя, после того, как они
погубили тысячи беззащитных людей, прикрываясь защитой
революции и интересами пролетариата. В то время из центра
пришло распоряжение об отмене красного террора. Однако
подвал губчека и особого отдела был полон всяким народом,
начиная от офицеров и священников и кончая крестьянами,
прятавшими хлеб от реквизиции. Каждую ночь происходили
“ликвидации” тех нахлебников, как их называли в чека.
Хотя для расстрелов существовал специальный комиссар,
однако в них принимало участие и начальство...
Такое продолжалось до мая 1921 года, когда пришло
распоряжение о переформировании 3-й армии в первую
трудовую и о ликвидации особого отдела. Началась ликви-
дация не только отдела, но и имущества. Было много
конфисковано золотых и серебряных вещей, денег, драгоцен-
ностей, одежды, даже продовольствия. Все это было вынесено
в общую комнату и распределено между сотрудниками. После
этого была устроена генеральная попойка всех сотрудников,
и особый отдел 3-й армии закончил свое существование».
Агабеков, знающий восточные языки, был переведен с
Урала в Москву, в 14-е восточное спецотделение ВЧК, а затем
отправлен в Туркестан, где провел операцию по «очищению»
бухарского правительства от сторонников басмачей и орга-
низовал убийство басмаческого вождя Энвера-паши. В начале
1922 года ВЧК преобразовано в ГПУ, при этом значительно
сузились функции органов, что, впрочем, не отразилось
заметно, по описываемым Агабековым эпизодам, на характере
и методах их работы...
«Один из руководителей ГПУ по борьбе с басмачеством
Скижали Вейс рассказывал мне, как он расправлялся с
басмачами. Он подсылал людей к повстанцам, поручая
374
травить пищу басмачей цианистым калием, от чего погибали
сотни людей; люди Снижали Вейса снабжали басмачей
самовзрывающимися гранатами, вбивали в седла главарей
отравленные гвозди и так далее. Так было уничтожено
большинство руководителей басмаческого движения».
И не случайно органы ГПУ, как и ранее ВЧК, продолжали
вызывать инстинктивный страх. Агабеков рассказывает о
мастерски исполненном убийстве атамана Дутова на терри-
тории Западного Китая, которое организовал агент ГПУ,
бывший штабс-капитан царской армии. За эту операцию
офицер получил желанную амнистию, советский паспорт и
возвратился к своей семье в Ташкент. Однако вскоре он был
вызван в представительство ГПУ и подвергся допросу о
положении дел в Западном Китае.
«Окончив допрос, во время которого он весь дрожал, я
спросил, в какой части города он живет, и, узнав, что нам
по пути, вышел вместе с ним из ГПУ. На улице к офицеру
подошла женщина, оказавшаяся его сестрой. Он мне при-
знался, что, получив вызов в ГПУ, он думал, что его
расстреляют, и взял с собой сестру, чтобы она хотя бы знала,
что с ним случилось. Выйдя живым из ГПУ, он радовался,
как мальчик. Мы устроили его на службу куда-то в
бухгалтерию, однако через месяц он явился ко мне как-то
вечером и в крайне возбужденном состоянии просил меня
сказать, почему за ним продолжает следить ГПУ. Я пытался
его разуверить. Он ушел, видимо, поверив. Еще через месяц
явилась его сестра и сказала, что брата, заболевшего манией
преследования, отвезли в больницу. Нервы этого человека,
бывшего 8 лет на войне, не выдержали страха перед ГПУ».
Агабеков был действительно опытным работником: про-
шел школу легальной резидентской работы («атташе посоль-
ства в Кабуле») и полулегальной («старший советник торг-
предства в Тегеране»), исполнял должность начальника
Восточного сектора Иностранного отдела и даже возглавлял
всю резидентуру в странах Ближнего Востока. Неудивительно
поэтому, что приводимые им сведения сопровождаются
довольно серьезными выводами и явно не комплиментарными
оценками форм и методов сталинской внешней политики.
«Ежегодно Советское правительство отпускает для шпи-
онажа в иностранных государствах только в руки ГПУ около
375
3 млн. долларов, которые добываются от продажи на загра-
ничных рынках продуктов питания, вырванных изо рта
голодных рабочих и крестьян. Но доллары, жесточайшим
образом выколачиваемые из народа, текут не только в руки
ГПУ. Несмотря на официальные заверения Советского пра-
вительства о полной непричастности к делам III Интернаци-
онала, фактически Наркомат иностранных дел и Разведупр
работают вместе для общей цели и на одного хозяина — имя
которому Политбюро Центрального Комитета, или Сталин.
Разница между ними та, что Наркомат иностранных дел
разговаривает и отвлекает внимание, а остальные молча ведут
работу под теми, с кем Наркомат иностранных дел говорит.
На языке сотрудников ГПУ, Разведупра и Коминтерна такое
“разделение труда” облекается в следующую формулу по
адресу Наркомата иностранных дел: “Ваше дело болтать и
отписываться, а наше дело вести реальную работу”».
Произведенные в 1927 году китайской полицией налеты
на советские консульства в Шанхае и Кантоне привели к
конфискации многих документов, свидетельствовавших о
роли советских легальных и нелегальных резидентов во
внутриполитических событиях в стране, об особенностях
«китайской политики» Коминтерна и Советского правитель-
ства. Поэтому, как вспоминает Агабеков, «пришла цирку-
лярная телеграмма для полпредств, торгпредств, Разведупра
и ГПУ с предложением просмотреть все архивы этих
учреждений и уничтожить документы, которые могли бы
компрометировать работу Советской власти за границей. ГПУ
получило более строгое распоряжение Москвы уничтожить
вообще весь архив и впредь сохранять переписку только за
последний месяц. Полпредство и торгпредство (в Персии, где
был Агабеков. — В. Б.) немедленно приступили к разбору
архивов, отобрали колоссальные кипы бумаг, подлежащих
сожжению. Целую неделю эти бумаги жгли во дворе
посольства. Пламя поднималось так высоко, что городское
управление думало уже, не пожар ли в советском полпредстве,
хотело прислать пожарных».
Особое внимание уделяет Агабеков характеристике функ-
ций и деятельности структурных подразделений ОГПУ:
Контрразведывательного, Секретного, Специального, Инфор-
мационного, Оперативного, Иностранного, Пограничного от-
376
делов, Экономического и Административно-организационного
управлений.
Так, Контрразведывательный отдел вел разнообразную
работу внутри СССР «с иностранными шпионами и с
контрреволюционными выступлениями гражданских лиц»,
вел сбор информации в иностранных миссиях, а также
различных зрелищных учреждениях, осуществлял вербовку
агентов. Секретный отдел вел работу с различными полити-
ческими партиями, течениями внутри большевистской пар-
тии, а также со служителями культа. Информационный отдел
вел сбор информации о настроениях всех слоев советского
общества, осуществлял при необходимости функции цензуры.
Особый отдел вел работу в Вооруженных Силах. Специальный
отдел руководил охраной государственных тайн, составлял
шифры для многих учреждений, занимался перехватом и
расшифровкой корреспонденции. Экономическое управление
вело борьбу «с контрреволюционными выступлениями и
экономическим шпионажем» в промышленных, торговых и
финансовых учреждениях. Оперативный отдел ведал агенту-
рой для наружного наблюдения (слежка), ему подчинялась
комендантская часть, проводившая обыски, аресты и расстре-
лы в подвалах под зданиями ОГЛУ.
По сведениям Агабекова, только в Москве имелось около
10 тысяч секретных агентов. Однако главной опорой режима
к концу 20-х годов стали уже соответствующие настроения
масс, страшные сдвиги в общественном сознании.
«Каждый коммунист, каждый комсомолец, наконец,
каждый “сознательный” гражданин СССР, узнав или услышав
что-нибудь, идущее вразрез с интересами Советского прави-
тельства, обязан сообщить об этом в ГПУ. Таких доброволь-
цев-осведомителей сотни тысяч в СССР, но они считают
нужным помогать ГПУ или находиться с этим учреждением
в хороших отношениях, потому что только тогда они могут
рассчитывать на относительно спокойную и обеспеченную
жизнь. Таким образом, зерна, посеянные 12 лет тому назад
(...), ныне выросли в повсеместный шпионаж: сын доносит
на отца и сестра на брата». Занимая совершенно особое место
в сталинской политической системе, ОГПУ в то же время,
особенно после смерти Дзержинского, выполняло не более
чем исполнительские функции. «ОГПУ хотя формально
377
подчиняется Совнаркому СССР, однако фактически подчиня-
ется Политбюро ЦК. Оно беспрекословно выполняет все
директивы, получаемые от руководителей ЦК партии. Если
при жизни Дзержинского ОГПУ иногда пускалось в обсуж-
дение того или иного вопроса или постановления ЦК, то
после его смерти оно (...) не смеет рассуждать (...)».
По некоторым направлениям работы ОГПУ имело в
государственной структуре тех лет «двойников»-конкурентов
среди других ведомств. Так, Наркомат иностранных дел со
своей стороны готовил для партийного и государственного
руководства информацию о положении за рубежом; Разведы-
вательное управление наркомата по военным и морским
делам — конфиденциальную информацию оборонного харак-
тера... Этот параллелизм всегда принципиально важен, так
как дает возможность сопоставлять информацию из различ-
ных источников. Но, что самое главное, благодаря возникав-
шим трениям между этими ведомствами, патологическому
недоверию и непрерывному контролю их друг за другом
режим личной власти генсека Сталина все более укреплялся.
Что же представляли из себя, по впечатлениям Агабекова,
руководители органов ОГПУ конца 20-х годов?
После смерти Дзержинского в 1926 году Политбюро
рассматривало на место «железного Феликса» кандидатуры
Г. К. Орджоникидзе и А. И. Микояна, которые, однако,
вызвали «ропот среди сотрудников ОГПУ». В результате
утвержден был заместитель Дзержинского — В. Р. Менжин-
ский. Однако «в то время как первый сам был членом
Политбюро и играл там крупную роль, последний едва прошел
на последнем съезде в члены ЦК. Отсутствие личного авто-
ритета несколько снизило авторитет и всего ОГПУ по отношению
к другим наркоматам, руководителями которых являлись более
крупные фигуры, чем Менжинский». Сам же Менжинский
«редко вмешивается в дела внутреннего управления О111У и
ограничивает свою деятельность тем, что представительствует
это учреждение в Центральном Комитете партии».
Именно при Менжинском усилилось влияние
Г. Г. Ягоды, который стал первым заместителем и факти-
чески руководил органами ОГПУ. «Ягода — человек власто-
любивого характера, обладающий сильной волей и готовый
на все ради достижения намеченной цели. Насколько Мен-
378
жинский благовоспитан и образован, настолько Ягода груб
и некультурен. Ягода окружил себя бездарной, но преданной
публикой. Один из его прихвостней, секретарь Шанин, —
угодливая личность с явно садистскими наклонностями. Он
устраивает Ягоде оргии с вином и женщинами, на которые
Ягода большой охотник». Л. П. Берия в то время еще не
был величиной союзного значения. Он занимал должности
заместителя полномочного представителя ОГПУ в Закавказье
и наркома внутренних дел Грузии. «В аппарате ГПУ о нем
ходили целые легенды. Он с 1922 года выживал всех
полномочных представителей ГПУ, которые по тем или иным
причинам восставали против него. Как раз перед своим
приездом в Москву он подрался с полномочным представи-
телем ОГПУ в Закавказье Павлуновским, имевшим колос-
сальное влияние в Москве, и, несмотря на (...) могуществен-
ные связи (Павлуновского. — В. Б.), добился его отзыва из
Тифлиса и назначения на это место некоего Кауля, совер-
шенно бесцветной фигуры. Конечно, Берия мог держаться
так долго на своем посту (...) вследствие личной близости к
Орджоникидзе, нынешнему председателю ЦКК и РКП».
Обращают на себя внимание оценки, неожиданные и
непривычные нам, данные Г. И. Бокому и Я. X. Петерсу,
ставшими впоследствии «жертвами сталинского террора».
Бокий, начальник Специального отдела, будучи в свое время
полпредом ВЧК, «буквально терроризировал Туркестан в
1919-1920 годах. О нем еще и сейчас, десять лет спустя,
ходят легенды в Ташкенте, что он любил питаться сырым
мясом и лить свежую человеческую кровь». «Петерс —
фигура морально окончательно разложившаяся. Женщины и
личная жизнь интересуют его больше, чем все остальное.
Еще будучи полномочным представителем ОГПУ, он, разъ-
езжая по окраинам, всегда имел при себе в вагоне двух-трех
личных секретарш, которых по мере ненадобности высаживал
из поезда по пути следования».
Из других характеристик обращу внимание на И. Н. За-
порожца, заместителя начальника Информационного отдела,
впоследствии печально знаменитого по делу об убийстве
С. М. Кирова. Оказывается «этот Запорожец славился тем,
что во время петлюровщины сумел проникнуть к Петлюре
и состоял одно время его личным адъютантом».
379
Невозможно поверить, что даже самое негативное отно-
шение к отдельным руководителям и исполнителям в системе
ОГПУ могло привести человека, отдавшего себя революцион-
ному делу, к полному, разрыву с Родиной, олицетворением
которой в душах людей, подобных Агабекову, была Советская
власть. По характеру своей деятельности он в основном
занимался разведкой за рубежом. Однако и ему нередко
поручалась организация терактов, причем имевших несомнен-
ный политический резон. Это было не только убийство
Энвера-паши, на самом деле опасного и жестокого врага
молодого Советского государства. Агабеков готовил «ликви-
дацию» бывшего секретаря Сталина Бажанова, бежавшего за
границу, и советника полпредства в Париже Беседовского
(эти задания, впрочем, были отменены до исполнения)...
Вот одно из объяснений поступка Агабекова. В «Воспо-
минаниях бывшего секретаря Сталина» Борис Бажанов
утверждал, что видный чекист просто запутался в любовных
отношениях с одной «англичаночкой» в Константинополе и
решил «порвать с Советами». «У него вид и психология
типичного чекиста», — резюмировал Бажанов, увидев Ага-
бекова в 1932 году в Париже. Однако Бажанов вообще крайне
негативно оценивает невозвращенцев, начисто отрицая у них
какие-либо идейные мотивы, монопольно приписывая их
лишь себе. Тем более у него были основания не любить
человека, готовившего его «ликвидацию».
Сам Агабеков дает такое объяснение своим действиям.
«Уже в Москве на работе в Иностранном отделе в
1928 году во мне возникали сомнения в правильности той
политики, которая проводилась Советским правительством.
Особенно меня поражало, что даже наиболее ответственные
работники не могли выражать открыто своих мыслей. Я
скоро лично убедился, что каждое неосторожное слово, не
соответствующее политике Центрального Комитета, влечет за
собой немедленные репрессии...
Я все более убеждался в том, что народное хозяйство
разрушается и гибнет, пока наверху идет драка за власть.
Постепенно становилось ясно, что в создавшемся положении
виноваты не отдельные личности, но вся система управления.
Зрела мысль борьбы с руководителями преступной политики.
Ехать обратно в СССР (из Константинополя. — В. Б.) и начать
380
там открытую борьбу — значило а лучшем случае сесть
куда-нибудь в концентрационный лагерь. Я решил ехать на
Запад».
Дальнейшее известно... «Борьба» успехом не увенчалась.
Созданную, в том числе и руками Агабекова, систему уже
не могли поколебать никакие откровения раскаявшихся
функционеров.
«Власти Кремля никогда не сделали ни малейшей
попытки оспорить то, что я писал (да и не могли это сделать),
и предпочли избрать тактику полного замалчивания, и мое
имя не должно было нигде упоминаться» — так пишет
Баженов о судьбе своих воспоминаний. Но сказанное им в
полной мере может быть отнесено и к Агабекову, что косвенно
подтверждает достоверность приводимых им сведений.
Для Сталина и его сатрапов Григорий Агабеков был
«гнусным предателем Родины». Отказываясь от этой специ-
фической терминологии в оценках, не будем торопиться
делать из него и героя. По крайней мере, и собственные
мемуары Агабекова не дают нам для этого должных
оснований. Однако время замалчивания ушло. Наступило
время открытости...
Собеседник. 1989. № 34.
В ПАРИЖЕ ИСЧЕЗАЛИ ГЕНЕРАЛЫ
(Нераскрытые тайны зарубежной деятельности
ОГПУ-НКВД)
В воскресенье 26 января 1930 года в 10.30 утра
председатель Русского общевоинского союза (РОВС) генерал
от инфантерии Александр Павлович Кутепов вышел из своей
квартиры на улице Руссе и направился на улицу Мадемуазель
в церковь Галлиполийского союза — организации белоэми-
грантов: пребывавших некоторое время после гражданской
войны на Галлиполийском полуострове и острове Лемнос в
Турции. Жене генерал сказал, что вернется на ленч к часу
дня. Он никогда не вернулся...
381
В среду 22 сентября 1937 года около 9 часов председатель
РОВСа Генерального штаба генерал-лейтенант Евгений Кар-
лович Миллер, как обычно, отправился на службу — в
штаб-квартиру Союза на улице Колизе, 29. Приблизительно
в полдень он вышел оттуда и навсегда исчез...
Сенсационные исчезновения средь бела дня руководителей
русской эмиграции поистине взбудоражили общественное
мнение. Им посвящали целые полосы газеты и журналы,
для них не жалели эфирного времени радиостанции, следствие
по делу о пропавших генералах вели правительственные и
частные сыскные службы. Лишь Родина этих людей невоз-
мутимо хранила молчание. Советские средства массовой
информации апробировали куда более злободневные темы:
героика первых пятилеток, триумф колхозного строя, бди-
тельность и твердость в борьбе с врагами народа и, конечно
же, восхваление великого вождя народов. А эмигрантские
дела... Они давно уже за железным занавесом, так что Марс
и Венера казались ближе и более доступными для обозрения.
Меж тем как Родина, увы, имела отношение к таинст-
венным исчезновениям. И отношение самое прямое — по
линии Иностранного отдела ОГПУ СССР (с 1934 года —
НКВД), в задачи которого входила и многогранная деятель-
ность по разложению эмиграции тем или иным путем. Сейчас,
в эру гласности, постепенно раскрываются все новые и новые
тайны сталинских секретных служб, не отрицается и их
участие в похищении генералов Кутепова и Миллера. Быть
может, когда-нибудь публикация документов архивов КГБ
расставит все акценты в этом деле. А пока... Пока попробуем
воссоздать картину событий на основе прежде всего некоторых
уже рассекреченных архивных материалов, а также много-
численных зарубежных и совсем немногочисленных советских
публикаций.
Русский общевоинский союз был образован 1 сентября
1924 года генералом П. Н. Врангелем при покровительстве
дяди Николая II — великого князя Николая Николаевича.
Объединяя, в большей степени духовно, чем организационно,
различные общества и союзы русских воинов за границей,
он имел целью сохранение ядра армии для последующего ее
развертывания и использования в антисоветской «освободи-
тельной борьбе». Отделы и отделения РОВСа имелись в
382
Западной, Восточной, Юго-Восточной Европе, на Дальнем
Востоке, в Америке, Азии. К началу 30-х годов Союз
насчитывал около 40 тысяч членов (в 20-е годы их было до
100 тысяч), причем численность в случае экстренной необ-
ходимости могла быть увеличена в 2-3 раза. Значительную
часть ровсовцев составляли бывшие офицеры. Будучи теперь
таксистами и чертежниками, рабочими и студентами, бух-
галтерами и профессорами, они все еще оставались поручи-
ками, капитанами, полковниками...
Александр Павлович Кутепов до революции служил в
гвардии, повоевал на фронтах первой мировой, в 1917 году
35-летним полковником командовал Преображенским полком.
Гражданскую войну начал ротным командиром Доброволь-
ческой армии в Первом кубанском (Ледяном) походе генерала
Л. Г. Корнилова, затем последовательно продвигался в чинах
и должностях, стал корпусным генералом от инфантерии. В
РОВСе длительное время руководил разведывательной рабо-
той...
Реальные результаты ее были, увы, невелики — прежде
всего в силу успеха чекистской контракции: действовавшего
в 1922-1927 годах мифического «Треста», о котором сейчас
широко известно, но главным образом по детективным
романам и кинофильмам. Что же собой в действительности
представлял «Трест», еще предстоит выяснить по первоис-
точникам. Отметим, видный монархист В. В. Шульгин на
склоне лет рассказывал о своей беседе с главным «трестовцем»
А. А. Якушевым, подчеркивавшим, что инициатором созда-
ния «Треста» был Троцкий, который, видимо, предполагал
использовать его в борьбе за власть. «“Трест” — это измена,
поднявшаяся в такие верхи, о которых вы даже не можете
и помыслить», — говорил он.
Так или иначе, но «Трест» имел обширнейшую инфор-
мацию о заграничных антисоветских центрах. «Попались на
удочку ГПУ почти все организации, огромное большинство
политических деятелей чувствует, что у них рыльце в пушку,
что углубление вопросов обнаружит их глупую роль», —
отмечал Врангель. Не стала исключением и служба генерала
Кутепова, получавшая регулярно корреспонденцию «Треста»,
использовавшая его связи и «окна» через границу. «Трестов-
цы» мастерски играли на нереализованных амбициях гене-
383
рала, сообщая об избрании его почетным членом и почетным
председателем многочисленных «подпольных групп» в Совет-
ской России, подчеркивая его «неоспоримое преимущество»
перед Врангелем и великим князем Николаем Николаевичем:
«Вы и только Вы спасете Россию, среди нас Ваше имя одно
пользуется популярностью, которая растет и ширится».
Генерал А. И. Деникин, в руки которого волею судеб
попала переписка «Треста» с Кутеповым, был поражен
широтой и глубиной этих контактов, а также поразительной
беспечностью, казалось бы, умудренного жизненным опытом
человека. Кстати, от этой беспечности пострадала и семья
Деникина. Антон Иванович как-то попросил Кутепова выяс-
нить возможность выезда из Советской России за границу
своего тестя В. И. Чижа, служившего на железной дороге в
Крыму, предупредив о конфиденциальности поручения и
необходимости сохранить в строгой тайне связь Чижа с
Деникиным. После этого никаких сведений о тесте больше
не поступало. Каково же было изумление старого генерала,
когда он обнаружил одну из записок Кутепова в «Трест»:
«Деникин просит информировать о стоимости перевозки его
тестя из Ялты...»!
Справедливости ради надо сказать, что Кутепов имел и
свои собственные, не связанные с «Трестом» «окна», поэтому
весной 1927 года, после скандала с разоблачением «Якушева
и компании», он приступает к массированным диверсиям.
Были произведены взрывы в Центральном партийном клубе
в Ленинграде, положены зажигательные бомбы в одно из
зданий ОГПУ на Лубянке в Москве, осуществлены переброски
вооруженных террористических групп из Финляндии, Лат-
вии, Эстонии. Впрочем, эти отчаянные действия особого
эффекта не имели: диверсанты-террористы были либо убиты
в перестрелке, либо покончили с собой, либо осуждены
советским судом. Надежды на военную помощь белогвардей-
цам со стороны иностранных держав вновь не оправдались.
25 апреля 1928 года умер Врангель, а 5 января 1929-го —
великий князь Николай Николаевич. Председателем РОВСа
стал Александр Павлович Кутепов. «Нельзя ждать смерти
большевизма, его надо уничтожать», — заявил он на париж-
ском банкете в его честь. Новый председатель предпринимает
интенсивные попытки консолидации антисоветски настроен-
384
них эмигрантов, твердо проводит линию на сохранение кадров
армии и военных организаций. «В этот вечер, как никогда,
чувствовалось, что русская армия жива, несмотря на все
испытания и 8 лет жизни на чужбине, — писал ровсовский
журнал “Часовой” после встречи Кутепова с белоэмигрантами
в Чехословакии. — Молодые профессора, инженеры, юристы,
архитекторы, студенты в штатских костюмах, собравшиеся
чествовать своего Вождя, снова почувствовали себя офицерами
и солдатами, и до полуночи гремело восторженное “ура” в
ответ на речи генерала Кутепова и других ораторов».
Выступая в Сербии перед кубанскими казаками, «Вождь»
даже объявил, что сигнала «поход» еще нет, но сигнал
«становись» уже должен быть принят членами РОВСа.
Времена «Треста» прошли, но было бы наивно полагать,
что им одним ограничивалась зарубежная деятельность ОГПУ.
Чекисты из Иностранного отдела служили в полпредствах и
торгпредствах, осуществляли вербовку русских эмигрантов и
граждан различных стран. Не мог, конечно же, чувствовать
себя в безопасности и председатель РОВСа, особенно столь
активный, как Кутепов...
Он же, однако, упорно отказывался от услуг телохрани-
телей, мотивируя это нежеланием расходовать средства Союза.
В конце концов бывшие офицеры Добровольческой армии, а
ныне парижские таксисты взяли дело охраны на себя и
возили безвозмездно своего генерала по служебным и личным
надобностям в будние дни. По воскресным дням он отсылал
их, приказывая «не обременять себя». Именно в воскресенье
все и произошло...
По показанию одного из свидетелей, 26 января 1930 года
серо-зеленый «альфа-ромео» и такси «рено» красного цвета
остановились на углу улиц Рузель и Удино. Трое мужчин,
один из них в форме полицейского, вышли из машины.
Около 11 утра человек среднего роста с аккуратно подстри-
женной черной бородой, одетый в темное пальто и фетровую
шляпу, появился на улице. Вдруг один из троих схватил его
за правую руку, другой — за левую и, несмотря на
сопротивление, затащили в серо-зеленую машину, в то время
как «полицейский» занял место рядом с шофером. Машины
двинулись по направлению к бульвару Инвалидов. После
385
ознакомления с фотографией генерала Кутепова свидетель
опознал его в «человеке с черной бородой».
Второй свидетель также показал, что видел борьбу,
имевшую место в серо-зеленом автомобиле. Оба свидетеля,
видя присутствие полицейского, сочли, что наблюдают обык-
новенный арест.
На мосту Альма, где обе машины задержались в потоке
транспорта, третий свидетель — женщина видела одного из
пассажиров серо-зеленого «Альфа-ромео», закрывавшего но-
совым платком лицо своему соседу. Полицейский же выско-
чил из машины и направлял движение транспорта, освобож-
дая дорогу. Женщина спросила, что произошло с человеком
в машине, и получила ответ от полицейского, что ноги
несчастного были придавлены в дорожном происшествии и
они дают ему эфир для притупления боли.
Обе машины с «полицейским» во главе были затем
замечены многими прохожими на дорогах в Нормандию и
побережью.
А в 4 часа того же дня пара влюбленных, прогуливав-
шаяся в дюнах Филе-де-Вашнуар, что между Кобургом и
Трувиллем, была весьма удивлена прибытием двух машин
на пустынный пляж — серо-зеленого автомобиля «альфа-
ромео» и красного такси «рено». Влюбленные также видели
моторную лодку, фланирующую вдоль берега, и пароход,
стоявший на якоре в отдалении.
Как только появились автомобили, моторная лодка
подошла к пляжу, но вынуждена была остановиться в
нескольких шагах от берега. Двое, «полицейский» и «жен-
щина в бежевом пальто», взвалили на плечи большой
продолговатый предмет, завернутый в мешковину. Они вошли
в воду и положили предмет на дно лодки, где находилось
еще два человека. Лодка на полной скорости помчалась к
пароходу, который поднял якорь и ушел, как только
находившиеся в лодке и их таинственный груз оказались на
борту. Это был советский пароход «Спартак», неожиданно
ушедший из Гавра днем раньше. Обе машины с псевдополи-
цейским и «женщиной в бежевом пальто» выехали по
направлению к Парижу.
Официальное расследование похищения длилось долго, и
к его завершению французское правительство предпочло
386
замять дело, дабы не рисковать разрывом отношений с СССР.
Честное следствие по делу Кутепова было проведено Влади-
миром Львовичем Бурцевым, известным издателем и журна-
листом, чьи произведения наконец-то стали доступны совре-
менному советскому читателю. Разоблачивший в свое время
знаменитого провокатора Азефа, Бурцев вложил много сил
в выяснение загадки исчезновения белого генерала. Он близко
сошелся с Фехнером, бывшим резидентом ГПУ в Берлине,
который стал невозвращенцем и скрывался от прежних хозяев
в Германии. Именно Фехнер и рассказал Бурцеву о тех, кто
организовал похищение. Их было четверо, все — сотрудники
советских представительств во Франции, все — штатные
агенты Иностранного отдела ОГПУ СССР. Главную роль
играли двое: В. Б. Янович и Л. Б. Гельфанд. Янович был
репрессирован в конце 30-х годов, а Гельфанд, кстати,
племянник известного германского социал-демократа Парву-
са, умер в Нью-Йорке своей смертью через тридцать с лишним
лет. В начале Второй мировой войны он занимал должность
поверенного в делах СССР в Италии. В июне 1940 года при
помощи зятя Муссолини Чиано и сотрудников американского
посольства выехал в Соединенные Штаты под предлогом того,
что он может быть ликвидирован в Москве. Гельфанд получил
политическое убежище в Америке, стал жить под чужой
фамилией и, вероятно, раскрыл не мало секретов американ-
ской разведке. Однако о похищении Кутепова его, видимо,
не спрашивали — по крайней мере, никакой информации об
этом в печать не просочилось.
В советской печати впервые сказано было об операции
чекистов по похищению генерала Кутепова в статье Н. Ши-
манова «Мои дополнения к роману» (по поводу книги
Л. В. Никулина «Мертвая зыбь»), опубликованной в «Крас-
ной звезде» 22 сентября 1965 года. Однако до сих пор об
этом больше не распространялись.
Что же все-таки стало с Кутеповым? Его личный врач,
известный хирург И. А. Алексинский говорил, что из-за
тяжелого фронтового ранения в грудь организм генерала не
мог вынести анестезии, поэтому применение эфира или
хлороформа (платок в машине!) вкупе с борьбой и волнением
должно было привести к смертельному исходу. Впрочем, это
только предположение...
387
Интересна судьба сына генерала Кутепова — Павла,
которому, когда исчез отец, не было еще и 5 лет. Он жил
и учился во Франции, Латвии, Сербии. В 1943 году был
изгнан из учебного заведения за антифашистские взгляды,
участвовал в югославском Сопротивлении. В сентябре
1944 года перешел линию фронта и некоторое время служил
переводчиком в Красной Армии, однако затем был осужден
на 10 лет по 58-й статье. После освобождения в 1954 году
работал на текстильных предприятиях Иванова, а с
1960 года — в отделе внешних церковных сношений Мос-
ковского Патриархата, был главным редактором Бюро пере-
водов и информации. Умер в декабре 1983 года.
Новым председателем Русского общевоинского союза стал
63-летний генерал Евгений Карлович Миллер. Выпускник
Николаевского кавалерийского училища в Петербурге, он
служил затем в лейб-гвардии Гусарском полку, окончил
Академию Генерального штаба, был военным атташе в
Бельгии, Голландии, Италии, находился на штабной работе.
В 1915 году Миллер был произведен в генерал-лейтенанты,
командовал корпусом в Первую мировую войну, а во время
гражданской — боролся с революцией на Севере, будучи
военным губернатором Северной области и Главнокомандую-
щим Северным фронтом. По свидетельству современников,
он встал во главе РОВСа вовсе не в силу личных амбиций,
а лишь из чувства служебного долга, поскольку был первым
заместителем у Кутепова.
И генерал Миллер как мог продолжал линию своего
предшественника: устраивал смотры чинов Союза, содейство-
вал военному образованию и воспитанию подрастающего
поколения, не брезговал подготовкой новых антисоветских
диверсий. РОВС неумолимо разъедали внутренние противо-
речия. То там, то здесь проявляли свои амбиции руководители
кружков и групп. За спиной Миллера генералы П. Н. Ша-
тилов и Ф. Ф. Абрамов готовили создание нового центра на
основе «предварительного секретного сговора с необходимым
числом влиятельных руководителей эмигрантских организа-
ций». Изрядную свинью подложил Миллеру и генерал
А. В. Туркул, последний командир Дроздовской дивизии. Он
объявил в июле 1936 года о создании независимого Русского
национального союза участников Великой войны, грубо
388
нарушив тем самым уставные принципы РОВСа, запрещав-
шего его чинам участвовать в других организациях. Исклю-
чение из рядов РОВСа чрезвычайно популярного в эмигрант-
ских кругах генерала, отрешение его от символической
должности «командира Дроздовского стрелкового полка»
отнюдь не способствовало росту авторитета Миллера и его
ведомства.
Наступление фашизма, его воздействие на русские воин-
ские организации также способствовало расколу эмиграции,
большая часть которой никак не могла принять на вооруже-
ние идеологию и практику фашизма. Тем не менее в
циркуляре Миллера от 2 января 1937 года говорилось:
«Мною уже неоднократно указывалось о необходимости
всех чинов Русского Общевоинского союза быть основательно
ознакомленными с теорией фашизма (национал-социализма),
но и с тем, как на практике применяются эти теории в
государственном масштабе — в Италии, Германии, Португа-
лии и т. д. Указывалось мною и на то, что в настоящее
время фашизм со всеми его видоизменениями, обусловлен-
ными особенностями данного государства, завоевывает все
больше и больше последователей и не будет преувеличением
сказать, что переживаемая нами эпоха может быть охарак-
теризована как эпоха борьбы новых фашистских форм
государственного устройства с отживающей формой “парла-
ментского демократизма”.
Ввиду изложенного, а также потому, что мы, члены
Русского Общевоинского союза, являемся как бы естествен-
ными идейными фашистами, ознакомление с теорией и
практикой фашизма для нас обязательно».
Осложнение международного положения Страны Советов,
развертывание массового террора, для которого не существо-
вало государственных границ, не могли не вызвать резкой
активизации деятельности сталинских спецслужб на Западе.
В декабре 1934 года скандал разразился в Белграде, где
ответственный сотрудник IV отдела РОВСа ротмистр
А. Н. Коморовский, сам того не ведая, оказался втянутым
в передачу секретной информации советским агентам, быв-
шим белым офицерам Линицкому, Шклярову и Драги.
Большой объем агентурной работы осуществляет эмигрант-
ский «Союз возвращения на Родину», особую активность в
389
котором проявил С. Я. Эфрон, муж поэтессы Марины Цве-
таевой. Ведется слежка за семьей Л. Л. Седова, сына
Троцкого, организуется уничтожение бежавших от сталин-
ской тирании Навашина, Беседовского, Агабекова. 5 сентября
1937 года в Лозанне был «ликвидирован» еще один невоз-
вращенец — в прошлом известный чекист Игнатий Райсс
(Людвиг Порецкий), причем для руководства операцией в
Швейцарию прибыл сам заместитель начальника Иностран-
ного отдела Главного управления госбезопасности НКВД СССР
А. Шпигельгласс. Однако этим дело не ограничивалось.
Измена проникла в самое сердце РОВСа...
Николай Владимирович Скоблин доблестно воевал в
Первую мировую войну, стал кавалером многих орденов.
Потом в чине капитана прошел Ледяной поход с Л. Г. Кор-
ниловым, приобрел заслуженную славу в деникинской и
врангелевской армиях, став в неполные 28 лет генерал-май-
ором, командиром Корниловской дивизии, одной из самых
боеспособных в белой армии. В конце 1919 года его дивизия
пленила артистов красноармейского театра, среди которых
была и знаменитая исполнительница романсов Н. В. Плевиц-
кая. В 1921 году в Галлиполи Надежда Васильевна наконец
приняла предложение молодого генерала и вступила в свой
третий по счету брак. Она явно играла ведущую роль в этой
паре, и вовсе не из-за 8-летней разницы в возрасте, а в силу
природного ума, артистизма, врожденной тактичности. Про-
стое крестьянское происхождение и отсутствие элементарного
систематического образования никак не помешали ей стать
весьма популярной и любимой в широких кругах эмигрант-
ской общественности.
Скоблин часто сопровождал жену на гастроли, выполнял
хлопотные организационные обязанности. Плевицкая имела
успех. В Америке ей аккомпанировал сам С. В. Рахманинов.
Правда, к концу 20-х годов положение стало меняться к
худшему, у семьи появились серьезные финансовые проблемы.
Но вдруг все переменилось. Супруги стали широко
тратить деньги, устраивать приемы, купили двухэтажный
дом, роскошный автомобиль. И это все на фоне усиливаю-
щейся бедности русских эмигрантов! Генерал Скоблин успеш-
но продвигался по служебной линии. В 1935 году он
возглавил специальный отдел РОВСа — так называемую
390
♦ Внутреннюю линию», в задачу которой входило получение
информации об эмигрантах, подозреваемых в просоветских
симпатиях, а также отбор агентов для работы в Советском
Союзе.
Правда, вскоре после этого назначения генералу Миллеру
стала поступать информация о якобы имевших место связях
Скоблина с советской разведкой. Был назначен суд чести из
старых, заслуженных генералов, который не обнаружил
достаточных оснований для обвинения и полностью реабили-
тировал Скоблина. Тем не менее он был отстранен от работы
во «Внутренней линии», продолжая в то же время занимать
ответственный пост в штабе РОВСа.
Воскресный день 19 сентября 1937 года был праздничным
для русских парижан. Торжественно отмечалось 20-летие
Корниловского ударного полка. Распорядителем был Скоблин,
символический «командир полка». На праздник прибыло
много почетных гостей, в том числе дочь Корнилова
Н. Л. Шапрон и даже упорно игнорировавший мероприятия
эмигрантских организаций А. И. Деникин. Кульминацией
праздника был банкет в помещении Галлиполийского союза,
на котором председательствовали генерал Скоблин, Деникин
и Миллер. Торжества изрядно затянулись, поэтому прибыв-
шие в Париж гости задержались на три дня. Последний день,
22 сентября 1937 года, оказался роковым...
Как помнит читатель, генерал Миллер в полдень вышел
из штаб-квартиры РОВСа, что на улице Колизе. Перед уходом
он, однако, передал своему заместителю генералу П. В. Ку-
сонскому запечатанный конверт и обратился со странным
поручением: вскрыть конверт, если он не вернется, и прочесть
содержимое. В конверте находилась записка следующего
содержания:
«Сегодня у меня свидание в 12.30 с генералом Скоблиным
на углу улиц Жасмин и Раффе. Он должен сопровождать
меня на встречу с германским офицером Штроманом, военным
атташе одного из второстепенных государств, и с господином
Вернером, сотрудником посольства. Оба они хорошо говорят
по-русски. Встреча назначена по инициативе Скоблина. Это
может быть западня, поэтому я и оставляю эту записку».
Он не вернулся. Кусонский же проявил поразительную
небрежность, забыв о конверте. И лишь когда жена Миллера
391
около 11-ти вечера стала обзванивать коллег мужа, конверт
был вскрыт.
Генерал П. В. Кусонский и другой заместитель Миллера
адмирал М. А. Кедров были ошарашены содержимым. Они
спешно выехали на улицу Колизе, причем Кедрова сопро-
вождала его напуганная жена.
К Скоблину домой послан был офицер-ровсовец, которому,
однако, ничего не сообщили о содержании записки (?). Было
уже около часу ночи, и супруги легли спать. Разбуженный
порученцем, Скоблин спокойно выслушал сообщение об
исчезновении Миллера, оделся и вместе с офицером выехал
на такси на улицу Колизе.
Он бодро зашел в кабинет председателя РОВСа, где
находились Кусонский и Кедров. Офицер-порученец и жена
Кедрова остались в прихожей.
Кусонский и Кедров буквально засыпали вопросами
Скоблина. Поскольку он и не подозревал о существовании
разоблачительной записки, то уверенно отвечал, что не видел
генерала Миллера после воскресенья. Когда же ему показали
записку, он сразу побледнел, потерял контроль над собой,
однако затем вновь преобразился и продолжал утверждать,
что не видел Миллера и что в 12.30 он вместе с женой был
на ленче в Русском ресторане, о чем могут сообщить
свидетели. В конце концов адмирал Кедров предложил всем
вместе поехать в полицию.
Перед уходом Кусонский и Кедров немного задержались,
чтобы забрать бумаги. Скоблин извлек максимум возможного
из этой маленькой задержки. Он покинул помещение в
сопровождении жены Кедрова и офицера (который все еще
ничего не знал о записке Миллера) и первым попал на
лестницу. Когда же Кусонский и Кедров вышли, Скоблин
исчез. Его следов не было ни на лестнице, ни на улице...
Ночью генерала Скоблина видели в двух местах. Около
4-х часов утра он вошел в гараж на углу бульвара Пресбург
и Порт де Тэн, где служил муж его сестры. Зятя не было,
и Скоблин ушел. Сторож гаража, с которым он говорил,
позднее показал, что генерал был бледен и растрепан. Через
15 минут в Нюлли он разбудил жену бывшего офицера-кор-
ниловца, жадно выпил стакан воды и занял 200 франков,
сказав, что потерял бумажник. Скоблин ушел, пообещав
392
вернуть деньги на следующий день, но больше его никто
никогда не видел...
Французские власти перекрыли железнодорожные стан-
ции, морские порты, пограничные пункты, широко распро-
страняли фотографии Скоблина. Все делалось правильно, но
уже было поздно. По показаниям многочисленных свидетелей
следствию удалось, однако, реконструировать точную картину
и хронологию печальных событий. В общих чертах все было
похоже на дело Кутепова.
Следствие установило, что встреча Скоблина и Миллера
произошла недалеко от места, где советское посольство
владело и арендовало несколько домов для своих сотрудников
и служащих различных советских организаций. Внутри
квартала на углу улиц Жасмин и Раффе находилось здание
школы для детей сотрудников посольства. Школа была
заперта из-за каникул. Из окна ближайшего дома свидетель,
знавший Миллера и Скоблина, видел их обоих, стоявших у
входа в пустующее школьное здание. Скоблин жестом руки
пригласил Миллера войти. Третий человек, крепко сложен-
ный, также стоял с ним, но спиной к свидетелю. Было это
примерно в 12.50. Через 10 минут серый закрытый грузовик
«Форд» припарковался перед советской школой.
Этот же «Форд» с дипломатическим номером прибыл в
Гавр около 4-х часов дня и остановился у дока, рядом с
советским торговым судном «Мария Ульянова». Машина была
в пыли и ветровое стекло запачкано остатками насекомых,
что бывает при быстрой езде. В будний день 203 километра
между Парижем и Гавром можно легко преодолеть за 3 часа.
Массивный деревянный ящик приблизительно 6 футов дли-
ной и 2-3 фута шириной был вытащен из грузовика с
помощью четырех советских матросов и осторожно перенесен
на трап судна. Вскоре «Мария Ульянова» снялась с якоря
и ушла в открытое море, не известив предварительно
администрацию порта и не завершив отгрузку товара,
заказанного фирмой в Бордо.
Портовый инспектор, посещавший «Марию Ульянову» по
делам службы, показал полиции, что в ходе его разговора с
капитаном какой-то человек быстро вошел в каюту и сказал
что-то ему по-русски, после чего капитан закончил беседу,
заявив, что получил радиограмму о немедленном возвращении
393
в Ленинград. Инспектор, однако, знал, что подобные прика-
зания обычно адресуются не прямо капитану, а агенту
морской торговой кампании. Как только он покинул пароход,
он заметил грузовой «Форд» и увидел большой деревянный
ящик, втаскиваемый на борт. Проверка дипломатического
номера установила, что грузовик был приобретен советским
посольством за месяц до исчезновения генерала Миллера.
На следующий день после похищения министр нацио-
нальной обороны Франции Эдуард Даладье пригласил к себе
советского посла. Он настаивал на немедленном возвращении
«Марии Ульяновой» во французские воды. Посол, однако,
получил поддержку других членов Французского кабинета —
Винсента Оррио и Марака Дормю, которые опасались
ухудшения советско-французских отношений и усиления в
этой связи позиции Германии. Им удалось убедить Даладье
изменить свое первоначальное решение.
В результате по политическим мотивам официальная
версия следствия обошла роль советского посольства и сделала
упор на роль Скоблина как прямого организатора похищения.
Тщательное изучение дня преступления по опросам множества
свидетелей обнаружило необъяснимый провал в полтора часа,
как раз совпадающий со временем свидания Миллера и
Скоблина. Таким образом Плевицкая и Скоблин были
изобличены. Обыск в его доме выявил соучастие Плевицкой
в преступлении. В ее библии содержался код для шифрован-
ной корреспонденции, использовавшийся супругами.
Следствие по делу Плевицкой длилось 14 с половиной
месяцев. Суд состоялся в декабре 1938 года, защитником ее
выступал известный в прошлом политикан эсер М. М. Фи-
лоненко.
В качестве свидетеля выступал и А. И. Деникин, кото-
рый, кстати, в день исчезновения Миллера сам чуть не был
похищен. По сообщению жены и дочери Деникина, Скоблин
трижды настойчиво предлагал ему ехать в Бельгию на своей
машине для продолжения праздничных торжеств Корнилов-
ского полка, причем в машине сидело двое неизвестных.
Деникин отказался, но не из-за каких-то подозрений, а лишь
в силу давней неприязни к Скоблину.
394
Плевицкая на суде отказалась от всех обвинений, но
была изобличена и приговорена к 20 годам заключения. Она
умерла через несколько лет в тюрьме.
Во время гитлеровской оккупации Парижа гестаповцы
произвели обыск в помещении РОВСа, в результате которого
обнаружились сенсационные факты. Выяснилось, что извест-
ный в эмигрантских кругах Николай Сергеевич Третьяков,
родственник основателя Картинной галереи, владел тремя
квартирами в доме № 29 по улице Колизе. Одну из них он
сдал своему собственному Союзу торговли и промышленности,
вторая квартира сдана была РОВСу, а третью, этажом выше,
занимал сам Третьяков. Гестаповцы нашли открытое подслу-
шивающее устройство в помещении Торгпромы и РОВСа,
причем микрофон был связан с квартирой Третьякова! В
прошлом преуспевающий купец, он, оказывается, был совет-
ским агентом на протяжении нескольких лет. Третьяков,
конечно же, был арестован и депортирован в Германию, где
следы его затерялись.
Однако результаты обыска заставляют предположить, что
когда Скоблин выходил из квартиры РОВСа, он поднялся
этажом выше в квартиру другого советского агента и выжидал
там, пока проход не освободился. Конечно, не случайно и
то, что Плевицкая во время суда убеждала Филоненко взять
деньги у Третьякова. «Он обязан дать мне деньги, — писала
она своему адвокату из тюрьмы. — Деньги можно достать с
помощью Филоненко».
А как же Скоблин? Прошел слух, что ему удалось попасть
в Испанию и воевать против Франко, а затем советские
агенты прикончили его, поскольку он слишком много знал
и был в лучшем случае потенциальным шантажистом.
Впрочем, Скоблин был связан не только с советской, но и
германской разведкой. Именно он, по сведениям двух
Вальтеров, нациста Шелленберга и чекиста-невозвращенца
Кривицкого, передал в СД «сведения», компрометирующие
М. Н. Тухачевского и других военачальников Красной
Армии, причем так и неизвестно, был ли он инициатором
или рядовым исполнителем этой провокационной акции.
Вот, пожалуй, и все о двух похожих друг на друга
похищениях русских генералов средь бела дня в центре
французской столицы. Две успешные операции доблестных
395
чекистов за границей. Две из многих. Могут ли они пробудить
чувство национально гордости, вызвать уважение к героичес-
ким будням наших разведчиков? Не знаю... Как будто бы
коснулся чего-то липкого, мерзко пахнущего.
Можно, конечно, считать, что это были сокрушительные
удары по антисоветским силам на Западе, по врагам мирового
пролетариата. Да, несомненно, Кутепов и Миллер были
врагами Страны Советов и, видимо, должны были предстать
перед справедливым судом Отечества. Но ведь, по совести
говоря, не Сталину и Ворошилову, Ежову и Мехлису,
Молотову и Шкирятову их судить! А именно эти люди
узурпировали себе право распоряжаться жизнями людей в
своей стране, Европе, любой точке земного шара. И индиви-
дуальный террор за границей логически дополнял тотальный
террор внутри страны.
Парижские похищения генералов ухудшили отношение
мирового общественного мнения к СССР, к советской поли-
тической системе, все чаще называемой террористической. А
это, в свою очередь, никак не могло способствовать консо-
лидации антифашистских сил, укрепляло растущее недоверие
к нашему государству, а до Второй мировой войны было уже
недалеко...
Ленинградский университет. 1989. 20 и 27 окт.
АГЕНТ ОППЕРПУТ
Узнаем ли мы, наконец, правду об операции «Трест»?
Читателям, конечно же, не надо напоминать о содержании
популярного телесериала «Операция“Трест”», поставленного
по документальной повести Льва Никулина «Мертвая зыбь».
Донатас Банионис сыграл в фильме одну из главных ролей —
Эдуарда фон Стауница (Опперпута), морально и материально
нечистоплотного человека, белогвардейского террориста, ко-
торый в конце концов был убит вместе со своими сообщни-
ками после неудавшегося злодеяния...
Наше время — время переосмысления, казалось бы,
устоявшихся мнений и оценок, предания гласности матери-
396
алов, хранившихся долгие годы в надежных тайниках
секретных служб. Книга Льва Никулина (а вместе с ней и
телесериал) объявлялась основанной на исторических доку-
ментах и адекватно отражающей имевшие место события.
И действительно, в центральных газетах 5 июля 1927 г.
было опубликовано сообщение Коллегии ОГПУ, подписанное
самим В. Р. Менжинским, в котором говорилось о ликвида-
ции на территории Смоленской губернии террористическо-
шпионской группы в составе трех человек: Захарченко-
Шульц, Опперпута и Вознесенского. Отмечалось, что они
нелегально перешли финскую границу 31 мая, безуспешно
пытались взорвать жилой дом (общежитие сотрудников ОГПУ)
на Малой Лубянке, а затем направились к польской границе.
Опперпут 19 июня попал в облаву и был убит в перестрелке
в 10 верстах от Смоленска, а Захарченко-Шульц и Вознесен-
ский погибли 23 июня в районе Дретуни.
Подчеркивалось, что найденный дневник Опперпута со-
держал описание подготовки взрыва и маршрута следования
террористов от границы. На следующий день «Правда»
поместила заметку с характеристиками личности террористов.
«Опперпут, не раз перекочевывавший из одной антисоветской
группировки в другую, был и организатором савинковских
военных групп в Белоруссии, и доверенным лицом у
правомонархистов-николаевцев. Проживая последние месяцы
в Финляндии, он помещал свои заметки в гельсингфорсских
газетах “Ууси Суоми”, “Хувустадбладт” и других, ведших
наиболее яростную агитацию против СССР». В духе этих
сообщений события описаны Львом Никулиным и показаны
в телефильме.
Однако... Уже в 1928 году издательство Наркомата
иностранных дел выпустило книжку Н. Кичкасова «Бело-
гвардейский террор против СССР». В ней говорилось лишь
о двух (а не трех!) террористах, готовивших взрыв на Малой
Лубянке, а затем бежавших и ликвидированных в Смоленской
губернии: Захарченко-Шульц и Петерсе (подлинная фамилия
Вознесенского). Об Опперпуте в книге вообще не упоминалось!
В 1962 году это было подтверждено в вышедших в Госполит-
издате воспоминаниях Ф. Т. Фомина — «Записках старого
чекиста».
Кем же все-таки был герой Донатаса Баниониса?
397
В нашем распоряжении имеются публикации эмигрант-
ской печати, некоторые материалы коллекций бывшего
Русского заграничного исторического архива в Праге, нахо-
дящиеся ныне в Москве, а также Архива Гуверовского
института войны и мира Стэнфордского университета (США).
В апреле 1927 г. Стауниц внезапно сознался М. В. За-
харченко, что он на самом деле — латыш Опперпут, что он
ранее как советский агент работал в савинковском Народном
союзе защиты родины и свободы, что «Трест» — ловушка
ОГПУ. Он уверял, что раскаялся и хочет за границей
разоблачать происки чекистов. В Финляндии он встречался
с начальником Русского общевоинского союза генералом
А. П. Кутеповым, с представителями финской и польской
разведок. Он получил согласие Кутепова искупить свою вину
участием в новом террористическом акте в Советской России.
И в конце мая вместе с Захарченко и Петерсом перешел
границу и вскоре оказался в Москве...
Доверие, оказанное Кутеповым Стауницу-Опперпуту, не
могло не вызывать удивления. Бывший советский агент
опубликовал в рижской газете «Сегодня» несколько разобла-
чительных статей, широко предлагал свои услуги другим
изданиям. Но 5 мая 1927 года в парижских «Последних
новостях» появилась информация от корреспондента из Риги.
В ней говорилось, что провал монархической организации в
России был вызван предательством провокатора Эдуарда
Стауница, проникшего в нее около четырех лет назад под
фамилией Касаткина. Но настоящая его фамилия Опперпут,
и он выступал одним из главных свидетелей во время суда
савинковского Союза защиты родины и свободы в 1921 году.
Кроме того, под фамилией Савельева он как провокатор
проник в организацию В. Н. Таганцева и предал ее (по «делу
Таганцева» были расстреляны без суда более 60 человек, в
том числе поэт Николай Гумилев, собственно говоря, никакой
«антисоветской организации с гигантскими планами» и не
было — имела место крупномасштабная провокация петро-
градских чекистов. — В. Б.).
«Парижские новости» сообщали, что «по некоторым
данным, Касаткин-Стауниц-Опперпут-Савельев в действитель-
ности латыш Упелинц, чекист, занимавшийся в 1918 году
расстрелами офицеров в Петрограде и Кронштадте».
398
5 июля 1927 года сразу же по получении первого
сообщения ТАСС о покушении на Малой Лубянке и смерти
трех участников этого покушения рижская газета «Сегодня»
в вечернем номере заявила, что «Опперпут — это в дейст-
вительности Александр Оттович Уппениньш, латыш из
окрестностей Режицы, бывший агент ЧК и ГПУ, работавший
под различными кличками».
Газета обращала внимание на его провокаторскую дея-
тельность еще с савинковской организации и утверждала,
что он «не остановился перед тем, чтобы предать в руки
красных палачей свою невесту и двух ее сестер. Все трое
были расстреляны». На следующий день газета «Сегодня»
выражала удивление якобы найденным «дневником» Оппер-
пута: «Не нужно быть искушенным в резолюционной работе,
чтобы знать, что всякий террорист избегает малейшей
возможности быть изобличенным и, следовательно, никогда
при себе никаких письменных документов не держит и, тем
более, не ведет дневника... Не есть ли это инсценировка?».
Что же в действительности произошло с Опперпутом?
Бывший офицер польской разведки В. Т. Дриммер утверж-
дал, что его видели в Шанхае незадолго до Второй мировой
войны. А по сведениям, сообщенным в 1944 г. эмигрантскому
историку С. Л. Войцеховскому генералом В. В. Бискупским,
начальником Управления по делам российской эмиграции в
Германии, знаменитый Опперпут во время гитлеровской
оккупации Киева возглавлял подпольную организацию под
видом владельца антикварного магазина Александра Кова-
ленко фон Мантейфеля. Организация раскрыта была в
1943 году, и ее главу, утверждал Бискупский, «расстреляли,
должно быть».
В вышедший в 1958 году в Лондоне на украинском языке
книге С. Мечника «Шд трьома окупантами» сообщалось, что
Коваленко «проявил большую ловкость, опутал многих
высоких немецких чиновников, делал им подарки, устраивал
вечеринки, само собой разумеется, с участием веселых
женщин. В городской управе он также имел верных людей,
с помощью которых опутал ряд наивных украинцев».
Однако попавший в руки гестапо оставшийся в Киеве
для подпольной работы капитан советской госбезопасности
не выдержал пыток и назвал своих товарищей и в их числе
399
Коваленко, который был арестован и расстрелян. По сооб-
щению С. Мечника, один из гестаповцев — старый русский
эмигрант — во время выпивки рассказал ему, что Коваленко
был в действительности знаменитый чекист-провокатор Оп-
перпут.
В 1965 году в Москве в издательстве АПН вышла книга
под названием «Фронт без линии фронта. Сборник статей о
дорогих советским людям образах чекистов-разведчиков». В
ней был и материал о фирме «Коваленко и компания» в
оккупированном Киеве. Отмечалось, что торговый дом
О. О. Коваленко открылся во второй половине октября
1941 г. на улице Ленина, 32; что вскоре хозяин добавил к
своей фамилии «фон Мантейфель», так как якобы имел по
матери баронское происхождение и богатых родственников в
Германии.
На самом же деле «барон Мантейфель» — это некто
Алексей, «активно помогавший советской разведке»: «Алек-
сей был “крышей”, и прикрывал он Митю Соболева, и не
только прикрывал, но и обеспечивал его деньгами, связью и
зачастую документами». В книге сообщалось, «барон» весной
1942 года был неожиданно арестован гестапо якобы за
незаконную продажу золота. Через десять дней его освобо-
дили, но за ним «вели непрерывное наблюдение пять агентов
гестапо и абвера». Это привело в результате к вторичному
аресту и ликвидации всего предприятия. Однако о судьбе
«Алексея» ничего не говорилось!
Итак, кем же он был — Уппенинып-Опперпут-Касаткин-
Савельев-Селянинов-Стауниц-Коваленко фон Мантейфель?
Бесстрашным чекистом, вероломным двойным агентом или
же просто беспринципным авантюристом-провокатором, ра-
ботавшим прежде всего на самого себя? А, может быть, и
первое, и второе, и третье.
Есть ли разумные основания до сих пор хранить в
строжайшем секрете подлинные документы архивов КГБ о
герое (вернее, антигерое) нашего очерка, как, впрочем, и о
всей широкомасштабной зарубежной деятельности ОГПУ-
НКВД, которая по своему характеру и методам не отличалась
и не могла принципиально отличаться от внутрисоюзной?
Сегодня жизнь подсказывает чекистам необходимость
раскрывать постепенно некоторые секреты своих предшест-
400
венников — и это уже делается. Так будем же надеяться,
что недалек час, когда мы узнаем наконец-то правду о том,
что собой представляла на самом деле «Операция “Трест”»,
о коей как-то раз сам А. А. Якушев сказал В. В. Шульгину:
«Это измена, поднявшаяся в такие верхи, о которых вы даже
не можете и помыслить».
Вечерний Ленинград. 1990. 30 авг.
ПРОТИВ СВОЕГО ОТЕЧЕСТВА
Генерал Власов, власовцы и другие
Сколько же их было — советских граждан, с оружием
в руках и в немецкой форме воевавших против собственного
народа? Около миллиона — свидетельствуют немецкие ар-
хивные документы. Американские историки считают, что
еще больше, поскольку, мол, у функционеров рейха были
причины преуменьшать данные о боевом использовании
изменников. Советские специалисты пока не дают ответа на
этот вопрос...
Наше время — время широких реабилитаций, причем
не только реабилитаций государственных и партийных, но
и исторических. Пока мы сохраняем свою духовную связь
со славными многовековыми традициями русского воинства,
у нас же может быть нравственных оснований для истори-
ческой реабилитации власовцев и им подобных предателей
Родины. Однако само их появление в таких колоссальных,
невиданных никогда в нашей истории размерах дает нам
право предъявить еще один суровый счет сталинизму.
...Весной 1943 года на фронте наступило относительное
затишье. И советское, и германское командование настойчиво
разрабатывали планы дальнейшего ведения военных дейст-
вий, основным районом которых должна была стать Курская
дуга. С двадцатых чисел апреля на различных участках
советско-германского фронта немецкие самолеты стали раз-
брасывать в огромном количестве свежие листовки.
401
«Ко всем военнослужащим Красной Армин.
Борьба за освобождение народов Советского Союза от террора сталинского
режима была бы невозможной без помощи Германской армии и ее
союзников — свободных народов Европы, на стороне которых выступает
сейчас Русская Освободительная Армия.
Советское правительство пытается скрыть от нас факт существования
Р.О.А., представляющей смертельную опасностью для сталинского господства
над нашим народом. Но это ему не удастся.
Сегодня сотнн тысяч лучших сынов своего народа, воинов P.O.А., бьются
в ее рядах. Завтра их будут миллионы, борющихся за построение свободной
России без большевиков и капиталистов.
Никто не может оставаться в стороне, безучастным зрителем, когда дело
идет об уничтожении ненавистного сталинского ига и кровавого массового
террора НКВД, когда дело идет о скорейшем прекращении войны и
заключении почетного мира с Германией.
Командованием Р.О.А. достигнуто соглашение с Германским командова-
нием по вопросу о военнослужащих Красной Армии, добровольно перехо-
дящих на нашу сторону. В соответствии с этим соглашением Верховным
командованием Германской Армии издан приказ № 13 от 21 апреля 1943 г.,
имеющий чрезвычайно важное как принципиальное, так и практическое
значение для Русско-Германского союза против общего врага — большевизма.
Каждый из вас должен знать этот приказ.
Каждый военнослужащий Красной Армии, оставивший свою часть и
перешедший на нашу сторону самостоятельно или в составе группы, не
считается военнопленным, того рассматриваются как противника советского
режима, перешедшего на сторона Р.О.А.
Прием в Р.О.А. происходит исключительно на добровольных началах.
Каждый может по своему свободному выбору либо вступить в Р.О.А., либо
служить в тыловых частях, либо, если он этого пожелает, заняться мирным
трудом в освобожденных от большевизма областях. Во всех случаях вам
гарантируется вежливое обращение и хорошее отношение, поэтому не верьте
советским басням о “зверствах". Перешедший линию фронта с “пропуском"
или без такового должен явиться в командование части Р.О.А. и предъявить
документ, удостоверяющий его личность. Если вы перейдете на участке
немецкой и союзной части, то просите немедленно направить вас к
соответствующему русскому офицеру связи или переводчику. Все ваши
личные вещи (деньги, обмундирование, ценные вещи, знаки различия н
т. п.) неприкосновенны. Вы получаете такое же довольствие, как и
все военнослужащие Р.О.А.
Вы будете немедленно отделены от военнопленных и отправлены из эоны
боевых действий. В случае, если ваши родные находятся на той стороне
фронта, вам гарантируется сохранение тайны вашей фамилии. По рассмот-
рении вашего заявления командование Р.О.А. выносит решение о приеме
вас в ряды Р.О.А.. Вам присвоят военное звание, исходя из принципа
сохранения того же военного звания, которое было присвоено вам в Красной
402
Армии, при условии наличия у вас соответствующих этому званию качеств.
Вас направят в воинскую часть на соответствующую должность.
Чем раньше и больше перейдет на нашу сторону, тем скорее окончится
эта ненужная народам война.
Командование Русской
Освободительной Армии».
«Пропуск.
Пропуск действителен для неограниченного числа командиров, бойцов и
политработников РККА, переходящих на сторону Германских Вооруженных
сил и их союзников, Русской Освободительной армии и украинских,
кавказских, казачьих, туркестанских и татарских освободительных отрядов.
Переходить можно и без пропуска; достаточно поднять обе руки и
крикнуть: “Сталин капут” или “Штыки в землю”».
Командующим новоявленной Русской Освободительной
Армией был объявлен генерал Андрей Андреевич Власов.
Этот бывший генерал-лейтенант Красной Армии получил
немалую известность во время битвы за Москву, когда его
20-я армия после упорных боев в числе других войск
остановила немцев, а перейдя в контрнаступление, взяла
Солнечногорск, Волоколамск и дошла до Гжатска. Портреты
Власова тогда публиковались в центральных газетах, востор-
женную оценку генерала дал в «Красной звезде» побывавший
в его штабе Илья Эренбург... Затем было назначение на
Волховский фронт, трагедия 2-й Ударной армии, окружение,
долгое плутание по лесам и болотам и, наконец, трагикоми-
ческое «пленение» 12 июля 1942 года в деревне Туховежье
местным старостой-старообрядцем при попытке обмена часов
на продукты.
Адольф Гитлер весьма скептически относился к форми-
рованию вооруженных сил из советских граждан, как,
впрочем, и к использованию белоэмигрантов на фронте.
Человеконенавистнический генеральный план «Ост» предус-
матривал, как известно, уничтожение, выселение и частичное
онемечивание неарийского населения нашей страны. «Однаж-
ды они повернут оружие против нас, — говорил Гитлер на
совещании высшего руководства 16 июля 1941 года. —
Только немцам следует носить оружие, а не славянам, не
чехам, не казакам и не украинцам».
Однако блиц-криг провалился, война явно приобретала
затяжной характер. Необходимость освоения и управления
403
оккупированными территориями, борьбы с партизанами,
разнообразные разведывательно-диверсионные цели привели
к необходимости создания различного рода национальных
частей, полицейских формирований, «отрядов самообороны»
и т. п.
Только за первые полгода войны в плену оказалось
3,9 миллиона советских людей (общее же число советских
военнопленных за всю войну превысило 5,7 миллиона.
Большая часть их была уничтожена гитлеровцами, часть
освобождена в конце войны Красной Армией или союзниками,
а часть пошла на службу к оккупантам...
Что их толкнуло на это? Невыносимые условия лагерей,
способные превратить людей в животных? Бесчеловечный
приказ Сталина от 16 августа 1941 года, рассматривавший
всех военнопленных как предателей, со всеми вытекающими
последствиями для них и членов их семей? Надежда
отомстить за репрессированных родных и близких? Или
призрачные надежду на сдачу в плен при первой же
возможности и на прощение? А может, чисто шкурные
интересы, нутро подлинных «врагов народа», затаившихся в
мирное время и выявивших свою суть в годину грозных
испытаний?
Вряд ли однозначно можно ответить на эти вопросы.
Идти на службу к супостату, с оружием в руках воевать
против соотечественников — что могло быть более страшным
преступлением в старой, патриархальной России? Но сколько
же было сделано под флагом борьбы с пережитками дворян-
ской идеологии для того, что вытравить у людей такие
понятия, как честь, личное достоинство, духовная связь с
предками, чтобы воспитать новые поколения на лишенных
подобных издержек моральных принципах... Деформации
общественного сознания при сталинизме — несомненно,
предмет для многих будущих исследований, в том числе и
о мотивах массового предательства в годы Великой Отечест-
венной войны.
Уже в ноябре 1941 года началось формирование воинских
частей из военнопленных — уроженцев бывших казачьих
земель. В проектах эмигрантского казачьего национально-ос-
вободительного движения было образование огромного казац-
кого государства «Черкассия» под протекторатом Германии.
404
Земли этого мифического государства должны были включать
Приднепровье, Дон, Кавказ, Нижнее Поволжье, Южный
Урал... Немецкое же руководство допускало белоказаков
только в войска охранного корпуса в Югославии, направляя
на Восток лишь отдельных лиц, главным образом для
проведения вербовки в лагерях.
Каждая казачья сотня поначалу придавалась одной
регулярной дивизии вермахта, затем их самостоятельность
возрастает. Весной 1942 года только на Украине около
40 тысяч казаков выполняли различные охранные функции,
участвовали в карательных акциях против партизан. «Наши
части мы по возможности одеваем в национальную форму,
погоны казачьи, кокарда Комитета национального освобож-
дения... Все офицеры, включая командиров бригад и пол-
ков, — наши казаки из бывших командиров Красной
Армии», — писал в своем донесении белоэмигранский эмис-
сар есаул Ильин.
При помощи одного из руководителей мусульманской
эмиграции Каюм-хана создается Туркестанский легион из
пленных татар и представителей среднеазиатских народов.
Генерал Султан-келеч-Гирей, в прошлом командир любимой
царем «Дикой дивизии», участвует в формировании Кавказ-
ского магометанского легиона.
Русские взводы и роты действуют в составе немецких
частей, в том числе и на Ленинградском фронте, но
каких-либо значительных успехов не имеют. Для несения
охранной службы в тылу немецких войск создаются в
большом количестве ост-батальоны. В Псков, Оршу, Бобруйск,
Брянск направляются с этой целью некоторые бывшие белые
офицеры. Помимо военнопленных туда привлекают также
«добровольцев» из оккупированного населения, фактически
осуществляя его мобилизацию. Из наиболее крупных форми-
рований можно назвать отряд Воскобойникова (с января
1942 года — бригада Каминского), действовавший против
партизан на обширной территории — между Орлом и
Курском. Он насчитывал до 20 тысяч человек, имел на
вооружении танки...
Какой-либо организационной связи между вышеназван-
ными частями из изменников Родины практически не было.
Фашисты действовали по принципу «разделяй и властвуй»,
405
стравливая русских с украинцами, тех и других — с
казаками, армян — с азербайджанцами и т. д. Более того,
в феврале 1942 года Гитлер вообще распорядился прекратить
формирование подобных частей. Правда, через 4 месяца вновь
разрешил, но при обязательном условии использования их
только в тыловых районах, без участия в боевых действиях.
Но конкретные условия разгорающейся всенародной борьбы
в тылу врага не могли не препятствовать пунктуальному
исполнению этого приказа.
В верхах рейха шли ожесточенный споры по поводу
методов и форм оккупационной политики. В середине
1942 года выдвигались и предложения относительно создания
на оккупированной территории Русского комитета (своего
рода марионеточного правительства) и русской армии из
пленных и «добровольцев». Абверовцы, кроме того, давно
уже занимались поисками «русского де Голля» — авторитет-
ного генерала из военнопленных, который возглавил бы и
«армию» и «правительство». Выбора особого не было.
«Авторитетные боевые генералы» как-то не оказывались в
плену. Попытались было убедить генерал-лейтенанта Лукина,
командовавшего 19-й армией и группировкой войск, с
тяжелым ранением попавшего в плен под Вязьмой в октябре
1941 года. Однако Михаил Федорович вел себя мужественно.
Но вот попадает в плен другой генерал-лейтенант и
командующий армией — Власов, и почти сразу же соглаша-
ется на сотрудничество. Помимо желания служить немцам,
42-летний Власов имел и достаточно солидный послужной
список. В Красной Армии с 1919 года, кавалер орденов
Ленина и боевого Красного Знамени, в 1938-1939 годах —
военный советник в Китае; в июне 1941-го — командир 2-го
механизированного корпуса, выход из окружения; командую-
щий 37-й армией и начальник Киевского гарнизона, второй
выход из окружения; затем заместитель главнокомандующего
Юго-Западного направления, командующий 20-й армией,
заместитель командующего Волховским фронтом и, наконец,
командующий 2-й Ударной армией...
3 августа 1942 года в винницком лагере Власовым был
составлен меморандум, в котором говорилось о необходимости
объединить силы бывших красноармейцев для свержения
сталинского режима и строительства новой России, ориенти-
406
рующейся на Великую Германию. Впоследствии Власов
подписывал множество листовок, обращений, воззваний,
однако меморандум 3 августа был, как считал американский
историк А. Даллин, «единственным документом с его под-
писью, который был определенно написан им самим».
Остальное же являлось продуктом литературно-политического
творчества работников нацистских спецслужб.
С предполагаемым «русским де Голлем» связываются
изменники Родины В. Ф. Малышкин (бывший генерал-
майор, начальник штаба 19-й армии), В. Боярский (бывший
полковник, командир 41-й гвардейской дивизии), а также
неудавшиеся политработники Г. Н. Жиленков и
М. А. Жуков, эмигрант-энтээсовец А. Казанцев и другие.
Готовится новый меморандум, гитлеровское руководство
настойчиво пытаются убедить в необходимости поддержки
«русских национально-патриотических сил». 27 декабря на
Викторштрассе в Берлине фабрикуется так называемое
«Смоленское воззвание», в котором сообщается о создании в
Смоленске Русского комитета во главе с Власовым с целью
свержения сталинского режима, заключения почетного мира
с Германией и строительства новой России «без большевиков
и капиталистов». Воззвание это, однако, по различным
причинам не достигло тогда адресата. И лишь сокрушитель-
ный разгром под Сталинградом привел к попыткам проведе-
ния более гибкой восточной политики.
3 марта 1943 года Власов на страницах органа Русского
комитета газеты «Заря» подчеркивает, что его цель якобы —
не ликвидация, а, напротив, продолжение и развитие
завоеваний революций: «История не поворачивает вспять. Не
к возврату к прошлому зову я народ. Нет. Я зову его к
борьбе за завершение национальной революции, к борьбе за
создание Новой России — Родины нашего великого народа.
Я зову его на путь сотрудничества и вечной дружбы с
германским народом». После достижения с немцами догово-
ренности об особом положении добровольно сдавшихся в плен
командование РОА распространяет так называемое Апрель-
ское воззвание к военнослужащим Красной Армии, специ-
альные пропуска для сдачи в плен.
Вопреки предполагаемым расчетам Апрельское воззвание
Власова не привело к массовой сдаче в плен. Власову
407
приходилось самому ездить по лагерям, агитируя за вступ-
ление в его армию, переводить в нее личный состав
ост-батальонов и некоторых других ненациональных антисо-
ветских вооруженных формирований.
Почти двухлетнее хозяйничание оккупантов на советской
земле со всей очевидностью показало, на что можно рассчи-
тывать при опоре на «Великую Германию». Несомненно,
Красную Армию укрепила и настойчиво проводимая руко-
водством страны линия на возрождение чувства патриотизма,
славных боевых традиций и этических норм русской армии.
Восстановление офицерства (само слово это ранее не могло
употребляться не в отрицательном смысле!), погоны (предпо-
лагались даже эполеты), новые ордена, поощрение деятель-
ности Русской православной церкви — это и многое другое
существенно ограничивало круг возможных сторонников
Власова. Кроме того, для предотвращения вероятных эксцес-
сов он был намеренно сделан немцами генералом без армии:
ему непосредственно подчинялся всего один батальон РОА (в
Дабендорфе под Берлином), остальные же, более 100 бата-
льонов, прикомандировывались к немецким дивизиям.
Русская эмиграция в массе своей категорически отказа-
лась признать Власова. И дело даже не в лозунге «без
большевиков и капиталистов». Уж слишком отчетливо за
псевдопатриотическими фразами власовской программы вы-
глядывали «германские уши», в то время как восстанавли-
ваемые в СССР внешние атрибуты старой России, твердо
проводимая политика национального освобождения от захват-
чиков весьма импонировали «рыцарям белого дела». Они
видели у Сталина одну заслугу, покрывавшую, по их мнению,
все недостатки: сохранение и упрочение государственности и
территориальной целостности бывшей Российской империи.
«Кровавыми слезами мы плакали, когда слышали о
первых поражениях, но в глубине души мы продолжали
верить, что Советский Союз победит, так как для нас он
представлял русский народ... — отмечал бывший заместитель
председателя Русского общевоинского союза адмирал
М. А. Кедров. — Немцам не удалось увлечь за собой нашу
эмиграцию — только единицы пошли за ними, мечтая о
своих имениях, когда немцы не переставали повторять, что
русский народ только и годится, как на удобрение для
408
“великого германского народа”. Советский Союз победил —
Россия спасена, и спасен весь мир. Новая государственность
и новая армия оказались необычайно стойкими и сильными,
и я с благодарностью приветствую их и их вождей».
Тысячи эмигрантов оказывали всевозможную помощь
Советскому Союзу, участвовали в движении Сопротивления,
воевали в армиях наших союзников. «Мы могли ожидать,
что немцы в борьбе с Россией используют эмиграцию, что
эмиграция соблазнится и пойдет с ними, — говорил советский
дипломат А. Е. Богомолов. — Этого не случилось. Наоборот,
в разных странах эмиграция проявила свои симпатии к
советскому народу. К советским представителям обращались
с просьбами о зачислении в армию, предлагали вносить деньги
в фонд обороны и т. д.».
Прогерманской линии твердо придерживалось реакцион-
ное руководство белоказаков и различных национальных
частей. «Казакам не по пути с русскими эмигрантами,
которые теперь на 90 процентов обратились просто в
белоболыпевиков и поклонников Сталина, которого они
считают преемником Петра I и защитником русского един-
ства, — писал председатель Казачьего национально-освобо-
дительного движения В. Г. Глазков. — Наше же дело каза-
ков-националистов — дело национальное вместе с народом
Новой Национальной Европы». На службу к Гитлеру пошли
бывший донской атаман П. Н. Краснов, генералы
А. Г. Шкуро, Т. И. Доманов, украинские националисты
А. Мельник и С. Бандера. Формируется казачья дивизия
генерала фон Паннвица, дивизия СС «Галичина», эстонская,
белорусская, две латышские эсэсовские дивизии.
Победа на Курской дуге и последующее наступление
Красной Армии сопровождалось подъемом партизанского
движения и в то же время разложением антисоветских
вооруженных формирований. Переход к партизанам, добро-
вольная сдача в плен, дезертирство становились обыденными
явлениями. Гитлер в спешном порядке издает приказ о
передислокации этих частей с Восточного фронта.
В июне 1944 года более 115 тысяч роавцев находилось
во Франции при открытии союзниками второго фронта. Шесть
полков донского, кубанского, терского и сибирского казаче-
ства в количестве более 20 тысяч человек были направлены
409
в Югославию и сражались против армии Тито. В Хорватии,
Истрии, Северной Италии действовала 162-я туркестанская
пехотная дивизия, а также украинские и белорусские
эсэсовцы. Бригада Каминского, преобразованная в 29-ю
дивизию СС, из брянских лесов была переброшена в Польшу,
где вместе с Туркестанским легионом участвовала в подав-
лении варшавского восстания...
Рейх близок к развалу. С востока надвигается Красная
Армия, с запада — американцы и англичане. В этих условиях
гитлеровское руководство, стремясь использовать все возмож-
ные средства для своего спасения, санкционирует образование
в Праге 14 ноября 1944 года комитета освобождения народов
России и издание его программного «Манифеста». Во многом
повторяя предшествующие власовские воззвания, этот доку-
мент существенно детализирует провозглашенные ранее ло-
зунги:
«В основу новой государственности народов России комитет кладет
следующие главные принципы:
1) равенство всех народов России и действительное их право на
национальное развитие, самоопределение и государственную самостоятель-
ность;
2) утверждение национально-трудового строя, при котором все интересы
государства подчинены задачам поднятия благосостояния и развития нации;
3) сохранение мира и установление дружественных отношений со всеми
странами и всемерное развитие международного сотрудничества;
4) широкие государственные мероприятия по укреплению семьи и брака.
Действительное равноправие женщины;
5) ликвидация принудительного труда и обеспечение всем трудящимся
действительного права на свободный труд, создающий их материальное
благосостояние, установление для всех видов труда оплаты в размерах,
обеспечивающих культурный уровень жизни;
6) ликвидация колхозов, безвозмездная передача земли в частную
собственность крестьян. Свобода форм трудового землепользования. Свободное
пользование продуктами собственного труда, отмена принудительных поста-
вок и уничтожение долговых обязательств перед Советской властью;
7) установление неприкосновенной частной собственности. Восстановление
торговли, ремесла, кустарного промысла и предоставление частной иници-
ативе права и возможности участвовать в хозяйственной жизни страны;
8) предоставление интеллигенции возможности свободно творить на благо
своего народа;
9) обеспечение социальной справедливости и защита трудящихся от
всякой эксплуатации независимо от их происхождения и прошлой деятель-
ности;
410
10) введение для всех без исключения действительного права на
бесплатное образование, медицинскую помощь, на отдых, на обеспечение
старости;
11) уничтожение режима террора и насилия; ликвидация переселений
и массовых ссылок. Введение действительной свободы религии, совести,
слова, собраний, печати. Гарантия неприкосновенности личности, имущества
и жилища. Равенство всех перед законом, независимость личности и
гласность суда;
12) освобождение политических узников большевизма и возвращение на
родину из тюрем и лагерей всех, подвергшихся репрессиям за борьбу против
большевизма. Никакой мести и преследования тем, кто прекратит борьбу
за Сталина и большевизм независимо от того, вел ли он ее по убеждениям
или вынужденно;
13) восстановление разрушенного в ходе войны народного достояния —
городов, сел, фабрик и заводов за счет государства;
14) государственное обеспечение инвалидов и их семей...».
Помимо Власова «Манифест» подписали 36 членов и 12
кандидатов в члены Комитета — как высшие военные чины
РОА, так и некоторые эмигранты, вошедшие туда как частные
лица. Обращает на себя внимание декларативно-демагогичес-
кий характер «Манифеста», отсутствие всяких гарантий его
выполнения. Гарантией же невыполнения является общест-
венно-политический строй нацистской Германии, беспардонно
поправший провозглашаемые высокие принципы.
Образование Комитета освобождения народов России не
привело к желаемому объединению сил.
Власову, правда, разрешили теперь иметь цельные роав-
ские дивизии, а не прикомандированные к немецким частям
батальоны. С марта 1945 года 1-я дивизия РОА вела бои на
Одере. 22 марта казачьи генералы Науменко и Доманов
объявили о переходе вместе с вверенными частями под
командование Власова. Но было уже поздно. Да и власовцы
больше не хотели умирать за «тысячелетний рейх». Вопреки
приказу германского командования командир 1-й дивизии
РОА С. К. Буняченко повел ее с Одера к Праге, к дивизии
присоединились и некоторые другие части. В конце апреля
1945 года около 20 тысяч власовцев сосредоточились в
чешской столице.
«Могу ударить в тыл пражской группировке немцев.
Условие — прощение мне и моим людям», — телеграфировал
Власов советскому командованию, но ответа не получил...
411
Затем было участие частей РОА в Пражском восстании,
изгнание из города немцев, отчаянная попытка пробиться за
демаркационную линию к американцам и... наконец, опять,
как и три года назад (!), трагикомическое пленение — на
этот раз при попытке спрятаться в лежавшем в автомобиле
и свернутом в рулон ковре...
Войска казачьего корпуса сдались в плен в Австрии
англичанам, но затем были переданы советским оккупаци-
онным властям. Что же касается участников различных
национальных формирований, то большая их часть пополнила
ряды русской эмиграции второй волны.
1 августа 1946-го и 17 января 1947 года было объявлено
о вынесении Военной коллегией Верховного суда СССР
смертных приговоров через повешение главарям Русской
Освободительной Армии А. А. Власову, В. Ф. Малышкину,
Д. Е. Закутному, Г. Н. Жиленкову, Ф. И. Трухину,
С. К. Буняченко, Г. И. Звереву, И. А. Благовещенскому,
В. А. Мальцеву, В. Д. Корбухову, Н. С. Шатову, а также
командирам казачьих частей П. Н. Краснову, С. Н. Красно-
ву, А. Г. Шкуро, Т. И. Доманову, Султан-Клыч-Гирею и
Г. фон Паннвицу.
Большинство рядовых участников прогерманских воору-
женных формирований, попавших в советский плен, были
приговорены к одной из самых распространенных в то время
мер наказания — 10 годам лагерей, 17 сентября 1955 года
амнистированы по Указу Президиума Верховного Совета
СССР.
Конечно, тяжела доля этих людей. Но нельзя все же не
признать, что они сами определили свою судьбу, сделав
роковой выбор. И, увы, никакие ссылки на объективные
обстоятельства не заставили их современников и не заставят
соотечественников-потомков относиться к ним иначе, чем как
к предателям. И воевали они в конце концов не против
Сталина и его режима, а против собственной Родины с ее
славной многовековой историей, для которой сталинизм —
трагический, но эпизод, а гордость побед и честь Отчизны —
давняя традиция и норма жизни.
Смена. 1989. 27 авг.
412
«...ЧЕРЕЗ ПОТОКИ ЧУЖОЙ И СВОЕЙ КРОВИ...»
(Жизнь и судьба генерала М. Г. Дроздовского)
Много ли известно современному читателю о М. Г. Дроз-
довском, одном из зачинателей и вождей Белого движения?
Даже в необозримом море эмигрантской литературы о
гражданской войне ему и его соратникам уделено весьма
скромное место — слишком сильны были трения между
отдельными вождями и их последователями. Даже генерал
А. И. Деникин явно обошел должным вниманием Дроздов-
ского в своих пятитомных «Очерках русской смуты». А между
тем «Отряд русских добровольцев Румынского фронта» под
командованием Дроздовского при соединении с Доброволь-
ческой армией Деникина ненамного уступал ей в численности
и значительно превосходил в вооружении. Дроздовцы соста-
вили сначала бригаду, а затем 3-ю пехотную дивизию
Добровольческой армии, участвовали практически во всех
важнейших операциях войск Деникина и Врангеля. Боеспо-
собность этих частей была чрезвычайно высока. «Кто встре-
чался с нами в огне, тот не мог не уважать нас», — писал,
находясь в эмиграции, последний начальник дроздовской
дивизии генерал А. В. Туркул...1
Михаил Гордеевич Дроздовский родился в 1881 году в
Киеве в семье боевого генерала, ветерана Крымской войны.
Он был младшим ребенком и единственным сыном в семье.
Мать умерла рано, поэтому до поступления на учебу мальчик
воспитывался старшей сестрой Юлией. В аттестационной
тетради Владимирского Киевского кадетского корпуса, где
учился Дроздовский, отмечаются его как «выдающиеся
способности и природная правдивость», так и «своенравие и
замкнутость». По окончании корпуса он приезжает в Петер-
бург и поступает в Павловское военное училище, которое
заканчивает «по первому разряду» в 1901 году и произво-
дится в подпоручики лейб-гвардии Волынского полка. Через
три года, блестяще выдержав приемные экзамены, Дроздов-
ский поступает в Академию Генерального штаба. Но вскоре
по собственному настоянию командируется на фронт Русско-
Японской войны в 34-й Восточно-Сибирский полк, участвует
в ряде сражений, получает ранение под Ляояном, награжда-
413
ется орденами Святой Анны 4-й степени с надписью «За
храбрость» и Святого Станислава 3-й степени с мечами и
бантом. По окончании войны продолжает обучение в Акаде-
мии и в 1908 году с отличием заканчивает ее, производится
в штабс-капитаны и направляется на службу в Варшавский
военный округ. В 1912 году Дроздовский добился исполнения
своей заветной мечты — он проходит курс обучения в
Севастопольской офицерской авиашколе, становится профес-
сиональным летчиком. Но... жизнь распорядилась иначе.
Пришла первая мировая война, и он, как опытный офицер
Генерального штаба, с самого начала военных действий был
направлен на ответственные штабные должности.2
Правда, в штабах он не отсиживался, а в трудную минуту
личным примером увлекал за собой бойцов. В 1915 году за
боевые отличия был произведен в подполковники, удостоен
ордена Святого Владимира 4-й степени с мечами и бантом,
а затем и Георгиевского оружия «за то, что, принимая
непосредственное участие в бою 20 августа 1915 года у
м. Ораны, произвел под действительным артиллерийским и
ружейным огнем рекогносцировку переправы .. лично руко-
водил атакой частями Перекопского полка и умелым выбором
позиции способствовал действиям нашей пехоты, отбивавшей
в течение пяти дней настойчивые атаки превосходящих сил
противника».3 В августе 1916 года в одной из атак полковник
Дроздовский был ранен «ружейной пулей в область верхней
трети правого предплечья с повреждением мышц» и эваку-
4
ирован для лечения в тыл.
Февральская революция застала Дроздовского начальни-
ком штаба 15-й пехотной дивизии, а в апреле 1917 года он
стал командиром 60-го Замосцского пехотного полка. Разло-
жение старой армии под воздействием революционных собы-
тий, падение воинской дисциплины не могли не производить
гнетущего впечатления на кадровое офицерство. Командова-
ние полком в этих условиях не доставляло радости Дроздов-
скому. «Оборвалось и рухнуло все, чему я верил, о чем
мечтал, для чего жил, все без остатка...» — писал он в своем
К
дневнике.
Ноябрь 1917-го. Большевики пришли к власти, револю-
ция из Петрограда распространилась по всей стране. Но
аппарат старого военного министерства работает... Полковник
414
М. Г. Дроздовский награждается орденом Святого Георгия
4-й степени и получает под начало 14-ю пехотную дивизию.
Однако вступить в командование он так и не успел, а
направился в Яссы, где в спешном порядке началось
формирование добровольческих частей Румынского фронта
для продолжения войны с немцами и противодействия
Советской власти. Вот что писал он тогда в дневнике:
«6 декабря. У нас на фронте все уже доходит до последнего
предела развала, и я уже ни с чем не борюсь, ибо это
совершенно бесполезно... Как счастливы те люди, которые
не знают патриотизма, которые никогда не знали ни
национальной гордости, ни национальной чести...
15 декабря. Я вовсе не честолюбив и отнюдь не ради
известности среди толпы и не ради ее поклонников пытаюсь
взять как можно больше в свои руки. Честолюбие для меня
слишком мелко, прежде всего я люблю свою Родину и хотел
бы ее величия. Ее унижение — унижение и для меня, над
этими чувствами я не властен...»6
Командование Румынского фронта во главе с генералами
Д. Г. Щербачевым и А. А. Кельчевским, опираясь на фи-
нансовую поддержку французского правительства, сформиро-
вало три бригады Добровольческого корпуса, одной из
которых командовал Дроздовский. Политическая ситуация,
однако, вскоре изменилась. Румынские власти, оккупировав
Бессарабию, вели переговоры с Германией и Австро-Венгрией
о сепаратном мире и начали разоружать в соответствии с
германскими интересами русские войска. Кроме того, ссыла-
ясь на заключение мира с Украинской Центральной Радой,
они утверждали, что не могут допустить продвижения
добровольческих частей через нейтральную Украину без ее
согласия. В этот критический момент командование фронта
издало приказ о роспуске добровольческого корпуса...
Бригады, располагавшиеся в Яссах и Кишиневе, подчи-
нились. В Скинтейской бригаде события развивались иначе...
Как вспоминает А. В. Туркул, Дроздовский выстроил личный
состав, объявил приказ, а затем сказал: «А мы все-таки
пойдем... Мое желание пробиться!» Так сразу все в бригаде
стали «военными бунтовщиками».7
Был сформирован «Отряд русских добровольцев Румын-
ского фронта», поставивший перед собой цель: во что бы то
415
ни стало пробиться на Дон для соединения с Добровольческой
армией. Румынское правительство официально заявило, что
не выпустит добровольцев с оружием в руках и не допустит
перевозки их по железной дороге. Дроздовский на это
пригрозил, что при первых же враждебных действиях откроет
артиллерийский огонь.
26 февраля 1918 года отряд Дроздовского выступил в
поход. В его составе насчитывалось тогда около 900 чело-
век — в основном офицеры, причем в чине капитана и выше
не менее 20 человек, преобладали в отряде прапорщики и
так называемые «офицеры военного времени». Впрочем, чин
сам по себе не имел никакого значения Так, генерал
Д. И. Невадовский, прибывший в Яссы, когда все командные
должности в отряде были распределены, без колебания пошел
в поход рядовым артиллеристом и лишь позднее, когда место
начальника артиллерии оказалось вакантным, занял его.
«Впереди — полная неизвестность, тяжелый поход в
период первых весенних южных дней, с их распутицей,
сильными иногда бурями, сменяющимися проливными до-
ждями. Поход среди подозрительного и часто недружелюбного
населения, поход маленькой группы людей, окруженных со
всех сторон внешними и внутренними врагами... Во главе
первой колонны шел, как и все, полковник Дроздовский в
своей серой шинели солдатского сукна с выцветшими
погонами Замосцского полка, с неизменным своим “винчес-
тером” за плечом, ведя в поводу верховую лошадь. Роты шли
с песнями, делая уставные привалы через 50 минут движе-
ния», — вспоминал офицер П. В. Колтышев.8
Яссы — Дубоссары — Мелитополь — Ростов — Ново-
черкасск — вот основные вехи этого похода. Проходил он в
условиях весьма своеобразных. Напомню, что еще в январе
1918 года Украинская Центральная Рада подписала с Чет-
верным союзом (Германия, Австро-Венгрия, Турция и Бол-
гария) соглашение, которое являлось юридическим основа-
нием фактической оккупации Украины австро-венгерскими
войсками и ликвидации на ее территории советских органов.
Советское правительство, подписавшее позднее Брестский
мир, признавало это соглашение и соглашалось впоследствии
установить точную границу с Украиной. Неопределенность
границ давала формальные основания для агрессивных
416
действий австро-германцев на не входившей в состав Украины
территории под предлогом ее защиты.
Войска «Украинской народной республики» относились
к дроздовцам неприкрыто враждебно, не решаясь в то же
время вступать с ними в открытые вооруженные столкнове-
ния. В отношениях с немцами Дроздовский стремился
придерживаться нейтралитета, убеждая их в очевидности
своих антибольшевистских целей. По пути следования отряд
Дроздовского решительно ликвидировал завоевания Советской
власти, жестоко расправляясь с ее представителями В одной
из деревень несколько попавших в плен офицеров подверглись
мучениям и были казнены, за что в свою очередь дроздовцы
совершили беспощадную карательную акцию против крес-
тьян. Это была уже настоящая гражданская война!
«Мы живем в страшные времена, времена озверения
людского, когда такими разнузданными хулиганами призна-
ется и уважается только один закон — “око за око, зуб за
зуб”, — отмечал Дроздовский. — И пусть культурное сердце
сжимается иногда непроизвольно, — жребий брошен: и в
этом пути пойдем бесстрастно и упорно к заветной цели через
потоки чужой и своей крови. Такова жизнь...»9
17 апреля 1918 года отряд вступил на территорию
Донской области. Некоторые станицы восстают против Со-
ветской власти, но положение пока неопределенное. В
Ростове — большевики. Недалеко от города — немцы и, по
достоверным данным, намереваются с боем взять его. И тут
полковник М. Г. Дроздовский принимает, казалось бы, со-
вершенно безрассудное решение: силами своего отряда взять
Ростов! Впоследствии он признавал, что понимал трудности
взятия города, а особенно его удержания, однако первосте-
пенную роль отводил психологическому и моральному зна-
чению овладения столь крупным и важным центром.
21 апреля после упорнейшего боя дроздовцы в полночь
во время пасхального крестного хода захватили Ростов.
Однако в течение следующего дня к городу перебрасывались
все новые и новые подкрепления хорошо воооуженных
советских войск, и, сосредоточив в итоге более 10 тысяч
человек, красные вынудили Дроздовского оставить Ростов.
Потери отряда составили 12 убитых, 60 раненых и 5 про-
417
павших без вести, советские войска потеряли не менее 3
тысяч бойцов.10
Необходимость защиты Ростова вынудила советское ко-
мандование ослабить свои силы у Новочеркасска, в результате
чего он был захвачен восставшими донскими казаками.
Примечательно, что при отступлении из Ростова дроздовцев
немецкие посты, наблюдавшие бой, отдавали им честь. «Тогда
мы поняли, что война с Германией кончена», — вспоминал
один из офицеров.
А в Новочеркасске меж тем донские казаки стали
испытывать большие затруднения, и как раз кстати был
подход туда отряда Дроздовского. «Когда мы внезапно
оказались под городом, он был уже почти оставлен восстав-
шими донцами, державшимися только на окраинах. Красные
наступали, — вспоминал А. В. Туркул. — На наступающих
двинулась наша кавалерия, броневик и конно-горная батарея.
Нас не ждали ни донцы, ни красные. Неизгладимая наша
атака обратила красных в отчаянное бегство».11
27 апреля 1918 года в станице Мечетинская дроздовцы
соединились с основными силами Добровольческой армии. В
их отряде тогда насчитывалось около 3 тысяч человек (вместе
с обозными), 13 орудий, 70 пулеметов, 2 броневика, огромный
запас патронов и снарядов. Он был преобразован сначала в
бригаду, а затем в дивизию, включавшую и 2-й конный полк,
и 2-й офицерский стрелковый полк, 3-ю отдельную легкую,
конно-горную и мортирную батареи, инженерную роту,
электростанцию, артиллерийский парк, дивизионный и ты-
ловой лазареты, 3-я дивизия под командованием М. Г. Дроз-
довского успешно вела бои второго Кубанского похода (10
июня — 2 августа 1918 года), затем воевала на Северном
Кавказе.
По натуре боевой офицер, Дроздовский всячески проти-
вился попыткам втянуть его в хитросплетения интриг штаба
Добровольческой армии. «Я брошен сейчас судьбою в котел
политической борьбы, кипящий и бурлящий, судьба вынесла
меня на гребень волны... — писал он в дневнике. — Как
это мне нее опротивело, все надоело, но повторю всегда: как
часовой, с поста своего я все же не уйду».12 Он рвался в
бой, ибо только в бою видел свое истинное предназначение.
418
В бою под Торговой 12 июня 1918 года Дроздовский
пошел во весь рост по цепи 2-й офицерской роты под
пулеметным огнем. Офицеры настойчиво умоляли его пожа-
леть себя. «Дроздовский обернул ко мне тонкое лицо, —
вспоминал командовавший тогда ротой А. В. Туркул. — Он
был бледен. По его впалой щеке струился пот. Он делал все
медленно. Без пенсне его серые красивые глаза стали строги
и огромны. «Что же вы хотите? — повторил он жестко. —
Чтобы я показал себя перед офицерской ротой трусом? Пускай
все пулеметы бьют, я отсюда не уйду».13 Под Ставрополем
31 октября 1918 года он был ранен в ногу и эвакуирован в
Екатеринодар. 8 ноября в соответствии со статусом ордена
Святого Георгия, кавалером которого он являлся, был
произведен в генерал-майоры. Однако вести войска в гене-
ральских погонах ему не удалось: рана оказалась смертельной.
1 января 1918 года М. Г. Дроздовский скончался и был
похоронен в Войсковом соборе Екатеринодара. А в марте
1920 года, когда деникинская армия оставила Екатеринодар,
особый отряд офицеров-дроздовцев ворвался в захваченный
красными город и под огнем спас останки своего командира,
доставив их в подготовленный к эвакуации Новороссийск. А
через несколько дней в предместьях Севастополя прах
Дроздовского был перезахоронен пятью его соратниками.
Предчувствуя будущую крымскую эвакуацию, они сделали
это тайно и затем в эмиграции надежно хранили планы
местности. Кто-то хранит их и по сию пору...
Жил человек, искренне любил Отчизну, доблестно сра-
жался с ее врагами. А затем в результате катаклизмов
гражданской войны посвятил свой военный талант борьбе с
соотечественниками, сам погиб от русской пули, и даже прах
его пришлось надежно запрятать от жителей родной земли!
Что может быть трагичнее такой судьбы?
Ленинградский университет. 1990. 6 апреля
Примечания
1 Туркул А. В. Дроздовцы в огне. Белград, 1937. С. 324.
2 ЦГВИА СССР. Ф. 409. On. 2. Д. 268-707. Л. 46-48.
3 Там же. Л. 49-51.
419
4 Там же.
5 -л,
Дроздовский. М. Г. Дневник. Нью-Йорк, 1963. С. 26.
6 Там же. С. 191-192.
7
Туркул А. В. Дроздовцы в огне. С. 10.
8 ЦГАОР СССР. Ф. 5881. On. 2. Д. 417. Л. 34.
О
Там же. Л. 103.
10 Там же. Л. 199.
44 Туркул А В. Дроздовцы в огне. С. 19.
12 ЦГАОР СССР. Ф. 5881. On. 2. Д. 417. Л. 243-244; Дроздовский М. Г.
Дневник. С. 193.
13
Туркул А В. Дроздовцы в огне. С. 47.
ГЕНЕРАЛ КАППЕЛЬ
Усталая и измученная армия отступала... С трудом
проходили Приуральские горнозаводские районы — распро-
пагандированные большевиками рабочие враждебно относи-
лись к белогвардейцам. По донесениям разведки на Ата-Ба-
лашовском заводе постановили чинить всевозможные препят-
ствия и произвести покушение на штаб армии и командую-
щего, недавно произведенного в генералы. Узнав об этом,
генерал, взяв с собой проводника, без колебаний отправился
на заводской митинг. В невзрачной засаленной куртке, в
мятой кавалерийской фуражке, похожей на простую кепку,
невысокий, 37-летний генерал сам походил на рабочего и
ничем не выделялся среди митингующих В самый разгар
митинга он пробрался сквозь толпу народа вперед и попросил
слова: «Я знаю, что вчера вы решили убить меня и мешать
продвижению вверенных мне войск, — начал он. — Я
пришел поговорить с вами как с русскими людьми...» Генерал
говорил ошарашенной толпе о чести России, о большевиках
и необходимости борьбы с ними во что бы то ни стало. «Я
хочу, чтобы Россия процветала наравне с другими передовыми
странами и чтобы рабочие и их семьи жили в достатке», —
закончил он. Простота генерала, его доступность, бесстрашие
и искренность произвели ошеломляющее впечатление. Гром-
кое многоголосое «ура» покрыло заводскую площадь. Те
420
самые рабочие, которые несколько минут назад готовы были
собственноручно убить генерала, с восторгом вынесли его с
завода на руках и проводили до самого штаба. А на
следующий день — послали к нему делегацию, заверив, что
будут помогать войскам всем, чем смогут...1
Владимир Оскарович Каппелъ родился в 1881 году в
Тульской губернии в семье офицера. Военное образование
получил в Петербурге: сначала во 2-м кадетском корпусе, а
затем в Николаевском кавалерийском училище и Академии
Генерального штаба. С честью прошел боевую страду первой
мировой, был дважды ранен. Гражданская война застала
подполковника Каппеля в Самаре, где 8 июня 1918 г. (все
даты в тексте даны по старому стилю. — В. Б.) была
свергнута Советская власть восставшими частями Чехосло-
вацкого корпуса, ставшего застрельщиком антибольшевист-
ской борьбы на Восточном фронте. Было объявлено о переходе
всей власти в Самарской губернии к Комитету Учредительного
собрания, о создании народной армии для борьбы с больше-
виками и о сохранении обязательств перед союзниками.
Власть эта, однако, не пользовалась авторитетом у большин-
ства кадровых офицеров, находившихся в Самаре на полу-
легальном положении: они не доверяли эсерам, не видя
каких-либо принципиальных различий между ними и боль-
шевиками.2 Меж тем чехи просили о помощи против
наседающих на них красных отрядов в районе Сызрани. Надо
было выбирать между поддержкой малопривлекательной, но
единственно реальной антибольшевистской силы и прозяба-
нием в тылу без особых перспектив на будущее. Группа
офицеров Генерального Штаба спешила объединить всех
добровольцев в единый отряд. Но кто возьмет на себя
командование таким отрядом?
Увы, желающих принять на себя такую ответственность
среди старших по выслуге и чину не оказалось. Все мялись
и смущенно молчали. Кто-то даже предложил бросить жребий.
И вот неожиданно слова попросил скромного вида молодой
офицер. «Раз нет желающих, то временно, пока не найдется
старший, разрешите мне повести части против большеви-
ков», — негромко, но уверенно произнес Каппель...3
Стотысячная Самара дала лишь немногим более трехсот
добровольцев, пехотинцев и кавалеристов, получено было
421
также два конно-артиллерийских орудия. В общем, ничтож-
ные силы, но Каппель, вопреки предостережениям осторож-
ных доброжелателей, уже через три дня решительно выступил
своими силами на взятие Сызрани, оставленной чехами под
давлением красных.
Путь до Сызрани отряд проделал на поезде, а затем, на
подступах к городу, Каппель разделил отряд на две части:
причем оба орудия и полсотни кавалеристов были посланы
в глубокий обход. На рассвете следующего дня был открыт
артиллерийский огонь по тыловым позициям красных, штабу
фронта и воинским поездам. Началось наступление на
Сызрань, с двух сторон — совершенно неожиданно для
противника! Паника среди красных была огромная, началось
беспорядочное отступление с огромными людскими потерями,
оставлением нетронутых складов оружия, боеприпасов, про-
довольствия. Белогвардейский отряд занял Сызрань, потеряв
убитыми лишь четырех бойцов... Этот блестящий и неожи-
данный успех принес Каппелю огромную популярность,
глубокое доверие подчиненных, окружил его имя ореолом
победы. С того самого дня чины отряда стали с гордостью
называть себя «каппс-левцами».4
К Каппелю со всех сторон стекались добровольцы —
главным образом, гимназисты, реалисты, студенты, офицеры
военного времени, — представители различных сословий и
социальных групп, которых объединяла идея борьбы против
большевиков, включая рабочих и крестьян. Народная армия
Комуча (а каппелевский отряд составил ее боевое ядро) в
отличие от других белых армий не имела погон и других
особых знаков отличия, кроме нарукавной повязки и геор-
гиевской ленточки. Старших величали не по чину, а по
должности. Объективно это не способствовало укреплению
воинской дисциплины, напоминая гибельный процесс разло-
жения армии времен Керенского. Однако Каппель старался
вникнуть в нужды бойцов, понять психологию простого люда,
быть всегда вместе с ними. «Мы должны, — говорил он, —
понимать, что они хотят и что ждут от революции. Зная их
чаяния, нетрудно добиться успеха... Большевики обещают
народу золотые горы. Нам народу надо не только обещать,
но и на самом деле дать то, что ему нужно, чтобы
удовлетворить его справедливые надежды».5 В те дни у
422
Каппеля еще не было мобилизованных, войска безгранично
верили своему командиру, и, несмотря на то, что, как
правило, значительно уступали по численности противнику,
добивались победы за победой.
Заметим, что одними из самых верных и боеспособных
каппелевских частей были Ижевская и Боткинская дивизии,
сформированные из восставших против большевиков рабочих
Ижевского и Боткинского заводов.
После Сызрани последовало взятие с боем Ставрополя
(на Волге), блестящие успехи под Климовкой, Новодевичьем,
Сингелеем, взятие многих орудий, пулеметов, груженных
боеприпасами пароходов. На очереди Симбирск. Красные
укрепили волжские берега, будучи уверенными, что каппе-
левцы прибудут на трофейных пароходах. Но белые предпочли
проделать двухсотверстный путь на подводах и 22 июля
1918 года, сбив боевое охранение красноармейцев, ворвались
в город с суши! А в то же время части 2-й чехословацкой
дивизии подошли к Симбирску с другой стороны и захватили
железнодорожный мост. Двухтысячный красноармейский
отряд под командованием бывшего прапорщика Г. Д. Гая,
понеся большие потери, с трудом избежал окружения и
отступил в западном направлении.6
Взятие Симбирска произвело громадное впечатление в
Москве. По радио Наркомвоен Л. Троцкий несколько раз
призывал рабочих и крестьян спасать революцию, началась
мобилизация в Красную Армию, на Восточный фронт
перебрасывались новые части. Туда прибывает и сам Троцкий,
пытаясь расстрелами остановить панику и поднять дисцип-
лину. Суровыми мерами отличается и командарм-1, бывший
гвардейский поручик и будущий красный маршал, —
М. Н. Тухачевский.7-8
Однако после Симбирской операции белые уверенно
продвигались вверх по Волге — к Казани, откуда поступали
сообщения о готовности подпольной офицерской организации
поднять восстание. 6 августа вечером, во время проливного
дождя, когда по сведениям красных противник должен был
быть еще далеко, каппелевцы, поддержанные артиллерией,
с громовым «ура» ворвались в город, а по Волге на пароходах
подошли чехословацкие части. Основная тяжесть обороны
Казани легла на 4-й и 5-й стрелковые латышские полки.
423
♦ Что же касается русских частей, — докладывал Ленину
командовавший Восточным фронтом бывший полковник
И. И. Вацетис, — то в своей массе они оказались к бою
совершенно неспособными вследствие своей тактической
неподготовленности и недисциплинированности». Но и ла-
тышские стрелки с комиссарами не смогли спасти положение.
Красная Казань пала, а высыпавшее на центральные улицы
население засыпало победителей цветами и у всех на устах,
как вспоминают очевидцы, было слово «Каппель».9
В Казани были захвачены не только пленные и огромные
запасы военного имущества. У красных был отбит государ-
ственный золотой запас, вывезенный из Петрограда: 650
миллионов золотых рублей в монетах, 100 миллионов — в
кредитных знаках, платина и другие ценности. Были
надежды на пополнение войск: в городе находилось от 20 до
30 тысяч офицеров, а также эвакуированная туда Академия
Генерального штаба со всей профессурой и частью слушате-
лей. Однако надежды эти не оправдались: Казань не дала
серьезного пополнения. Многие и многие офицеры в те дни
еще выжидали, предпочитали соблюдать «нейтралитет» в
братоубийственной войне, не думая, конечно, о печальной
перспективе пасть жертвой позднейших репрессий.
После взятия Казани Каппель настаивал на продолжении
наступления. Он предлагал идти на Нижний Новгород, а
затем и дальше, убеждая оппонентов, что в гражданской
войне побеждает тот, кто наступает, а не обороняется. Но
Самарское правительство было категорически против (оно,
кстати, выступало и против движения на Казань!). Не
поддержали планы Каппеля и чехи. А между тем, положение
Советской республики в августовские дни 1918 года, как
признавали позднее большевистские лидеры, было весьма и
весьма непрочным... Каппелю пришлось возвращаться обрат-
но в Симбирск и после трехдневного ожесточенного боя выбить
оттуда захватившие город войска Тухачевского. Затем —
назад в Казань, куда вот-вот должны были ворваться красные:
Лев Троцкий, приказав расстрелять командиров отступавших
частей и подразделений, проведя децимации — расстрелы
каждого десятого из отступавших красноармейцев, начал
наступление на город. Каппелевцы вошли глубоко в тыл
красным, внесли панику в их ряды, чуть было не захватили
424
в плен самого Троцкого с его штабом, но затем были снова
отозваны под Симбирск, где опять наседал Тухачевский...
Частые челночные передвижения даже самых боеспособных
частей в условиях общего развала фронта и политической
нестабильности не могли не привести к плачевному резуль-
тату: Казань была оставлена 8-го, а Симбирск — 11 сентября
1918 года.10
Началось отступление. Самарское правительство было не
и состоянии создать какую-либо грозную военную силу, чехи
стремились поскорее домой и воевать не хотели, ну а
каппелевцы из-за своей малочисленности фронт удержать не
могли. Отступали с тяжелыми оборонительными боями,
выматывая противника. В этом поводе Каппель, недавно
ставший полковником, получает сообщение о производстве в
генерал-майоры. «Я был бы более рад, если бы мне вместо
производства прислали батальон пехоты», — с грустью сказал
он полковнику Вырыпаеву.11
Меж тем политические события развивались своим
чередом. В конце на Уфимском государственном совещании
было провозглашено создание «Временного Всероссийского
правительства» (Директории) во главе с эсером Н. Д. Авк-
сентьевым, предполагалось 1 января 1919 года передать
власть Учредительному собранию старого созыва. Но дожить
до этого дня Директория не сумела. «Демократическая
контрреволюция» завершилась в Омске 18 ноября 1918 года:
адмирал А. В. Колчак, недавно ставший военным министром
«Всероссийского правительства», в результате государствен-
ного переворота провозгласил себя Верховным правителем
России и Верховным главнокомандующим.
Каппелевцы в это время были отведены глубоко в тыл.
Однако ставший Верховным правителем Колчак вскоре
призвал к себе их командира — против Каппеля в колча-
ковском окружении плелись интриги, ходили слухи, что он,
восстановив силы, двинется не против большевиков, а против
самого Колчака... Личная встреча развеяла мифы и домыслы.
«Каппеля я не знал раньше... — вспоминал А. В. Колчак. —
Я встретился с ним в феврале 1919 года, когда его части
были выведены в резерв, и он приехал ко мне в Омск. Я
долго беседовал с ним и убедился, что он один из самых
1 2
выдающихся молодых начальников».
425
Генералу Каппелю поручено было формирование на основе
его отряда Волжского корпуса. Но недоброжелатели, имевшие
влияние в колчаковском штабе, не спешили присылать
пополнение и снаряжение. Белыми в это время были взяты
Пермь и Уфа, шло наступление на Казань. И многие из
считавших себя уже победителями не хотели делить лавры
с храбрым и популярным молодым генералом... И только
неудача заставила вспомнить о Каппеле... Корпус был
сформирован, но не за счет надежных частей: в него были
в спешном порядке влиты только что взятые в плен
красноармейцы. Времени для их проверки не было, а массой
своей вновь прибывшие поглотили ветеранов-каппелевцев.
Каппель пытался объяснить, просить, настаивать; но
тщетно. Был отдан приказ о немедленном выступлении на
фронт. Остановить большевиков не удалось. Бывшие красно-
армейцы в большом количестве переходили к красным, силой
уводили с собой офицеров. Старые каппелевцы несли тяжелые
потери, но отходили в полном порядке, однако не они
определяли положение фронта, стремительно откатывавшего-
ся на восток. «Мы могли бы смотреть сейчас более уверенно
на будущее, — писал в своем дневнике военный министр
колчаковского правительства барон А. Будберг, — если бы
в тылу расстроенных и катящихся на восток армий стояли
достаточно подготовленные резервы Каппеля, погубленные в
1 я
судорожных потугах нашими горе-стратегами».
Для предотвращения приближающейся катастрофы гене-
рал Каппель представил в Ставку Колчака дерзкий план
действий. Он предложил две тысячи своих старых бойцов
посадить на коней, придать им конную артиллерию и перейти
ночью фронт, углубившись на 20-30 верст в занятую
красными территорию. Удары этого отряда по тылам про-
тивника, взрывы мостов, крушение поездов и т. п. вынудят
большевиков оттянуть лучшие части с фронта, что даст
возможность основным силам белых оправиться и перейти в
контрнаступление. Ставка долго не давала никакого ответа,
а отступающая армия меж тем перевалила за Урал, время
было упущено.14
Летом и осенью 1919 года были пройдены тысячи верст
на восток через всю Сибирь, упорные бои корпусу Каппеля
пришлось вести в районе Челябинска и на реке Тобол. В
426
ноябре была оставлена и столица белой Сибири — Омск. В
тылу у Колчака активно вели разнообразную разлагающую
работу эсеры, меньшевики, большевики, свирепствовали
банды различных атаманов, создавались партизанские отря-
ды. Следует отметить, что крайне благоприятную почву для
антиколчаковской пропаганды создавала сама белая админи-
страция, не желавшая зачастую учитывать веление времени,
без учета обстоятельств осуществлявшая восстановление от-
вергнутых жизнью порядков, прославившаяся своеволием,
неуважением к закону, не всегда оправданной жестокостью
при проведении карательных операций. Власть белых в
Сибири в основе своей ограничивалась территорией, примы-
кавшей к Транссибирской железной дороге, впрочем, и там
они делили ее с чехами и другими иностранцами.
В окружении адмирала Колчака не нашлось крупных и
авторитетных военачальников, которые смогли бы справиться
с возложенными на них тяжелейшими обязанностями. Не
оправдали себя генералы Д. А. Лебедев, К. В. Сахаров,
М. К. Дитерихс. В трудную минуту пришлось вспомнить о
Каппеле, явно выделявшемся на фоне других своей уверен-
ностью, компетентностью, напористостью. При отступлении
на Омск ему была вверена Московская группа войск, в
которой были сосредоточены основные силы Колчака.
Каппель производится в генерал-лейтенанты, назначался
командующим 3-й армией, а затем и главнокомандующим
Восточным фронтом.10
Полковник Вырыпаев присутствовал при телеграфном
разговоре но поводу этого назначения между Колчаком и
Каппелем. Как вспоминает полковник, на предложение
адмирала занять пост главнокомандующего генерал ответил:
«Ваше Высокопревосходительство, есть много командиров
старше и опытней меня. Я не подготовлен к такой большой
и ответственной роли... Почему Вы мне это предлагаете?» —
«Потому что только Вам, Владимир Оскарович, можно
верить», — отстучал телеграф ответ адмирала Колчака.16
Началась последняя и самая трагическая страница
короткой жизни генерала Каппеля. 3 декабря 1919 года, на
станции Судженка состоялась последняя встреча с Колчаком.
Адмирал не принял предложения главнокомандующего идти
вместе с отступающей армией. Он считал своим долгом быть
427
при эшелоне с российским золотым запасом, следовавшим
вместе с эшелонами чехов и союзников — Колчак еще
искренне верил в их честность...17
А войска под командованием генерала Каппеля продол-
жали движение на восток! Шли глубокими снегами, полы-
ньями, из которых выливалась на лед холодная, темная вода,
доходящая выше щиколоток, в сапогах, покрытых толстым
слоем льда. Головные части отважно протаптывали дорогу в
снегу, сменяя друг друга. Куда шли эти войска и что их
ожидало? Сами они этого не знали! Кругом были большевики,
и было ясно, что нельзя не уходить... Каппелевцев вела вера
в своего вождя и ярая ненависть к красным. «Шли и знали,
что пройдем, потому что нас ведет генерал Каппель, —
вспоминал один из ветеранов этого Сибирского Ледяного
похода, вошедшего в историю Белого движения. — Наверное,
та же уверенность была и у суворовских солдат, когда они
переходили Альпы, следуя за своим любимым вождем».18
Всего отступавших вместе с обозами насчитывалось
многие тысячи человек. Особо тяжело приходилось арьер-
гардным частям, так как для них почти не оставалось
продовольствия. Морозы усиливались, зимнего обмундирова-
ния не хватало На ночлег в каждую хату набивалось
несколько сот душ, но большинство ночевало под открытым
небом, у горящих костров. На стоянках люди обмораживались
и замерзали сотнями, кони падали от усталости и из-за
бескормицы. При подходе к реке Оби начались антиколча-
ковские выступления в Новониколаевске, Томске, Краснояр-
ске, Иркутске.
В таежной полосе Томской губернии армия потеряла все
свои пушки, разразилась эпидемия сыпного тифа, участились
случаи самоубийств. Но при подходе к Красноярску грозная
опасность помогла беспорядочной массе вновь сплотиться и
стать армией. В тылу красные захватили Ачинск, с юга —
подходили партизанские отряды бывшего штабс-капитана
П. Е. Щетинкина, а гарнизон Красноярска вел переговоры
с большевиками. В этих условиях генерал Каппель решает
обойти город и двигаться дальше. Несколькими колоннами,
с юга и севера каппелевцы с боями обошли Красноярск, а
затем, соединившись, совершенно неожиданно для красных
двинулись в тридцатиградусный мороз по льду Енисея,
428
потом — по его притоку, реке Каи. У Канска был тяжелый
бой, дорогу удалось очистить. Войска продолжали путь,
по-прежнему не ведая, что ждет их дальше...
Генерал Каппель не покидал армию и лично руководил
движением, находясь вместе с проводниками впереди всех.
По извилистой реке Кан генерал шел вместе с 4-й Уфимской
дивизией в головной колонне, по глубокому снегу, пешком
прокладывая путь передовым частям. В одном из наиболее
трудных мест Каппель провалился по пояс в воду. До
ближайшего населенного пункта — более 70 верст, мороз —
35 градусов. Но Каппель продолжал идти пешком, еле
передвигая покрывшиеся ледяной коркой ноги, пока не
потерял сознание. В деревушке Усть-Варга генералу Каппелю
в примитивных условиях простым ножом ампутировали
пятки и часть пальцев на обеих ногах. Придя в себя, он
продолжал отдавать распоряжения. Ему достали удобные,
обитые мехом сани, но он и слышать о них не желал,
приказав подать коня. «Стиснувшего зубы от боли, бледного,
худого, страшного, генерала на руках вынесли во двор и
посадили в седло, — вспоминал участник похода А. А. Фе-
дорович. — Он тронул коня и выехал на улицу — там
тянулись части его армии — и, преодолевая мучительную
боль, разгоняя туман, застилавший мозг, Каппель выпрямил-
ся в седле и приложил руку к папахе. Он отдал честь тем,
кого вел, кто не сложил оружие в борьбе. На ночлег его
осторожно снимали с седла и вносили на руках в избу».19
Так продолжалось несколько дней, пока не началось ухуд-
шение, частые потери сознания, ко всему добавилось и
двустороннее крупозное воспаление легких. Из чешских
эшелонов, двигавшихся в поездах параллельно русским
частям, не раз предлагали взять с собой, в тепло и уют
больного Каппеля. Но для него немыслимо было оставить
родных бойцов.
На разъезде У реи, недалеко от Иркутска, Каппель был
осмотрен румынским врачом, который нашел его положение
безнадежным. Ослабевшей рукой Каппель подписал свой
последний приказ: о передаче командования генералу
С. Н. Войцеховскому. На следующий день, 26 января
1920 года, Владимир Оскарович Каппель скончался. Послед-
ние слова генерала были: «Пусть войска знают, что я им
429
предан был, что я любил их и своею смертью среди них
20
доказал это».
Каппель умер, а каппелевцы продолжали свой трехты-
сячеверстный Сибирский Ледяной поход, завершив его в
середине февраля в столице Забайкалья Чите. Туда же был
доставлен и гроб с останками Каппеля, который затем был
вывезен в Харбин и погребен в ограде военной церкви
Иверской Божьей матери у алтаря. Над могилой был
поставлен большой крест из черного гранита, охваченный у
подножья терновым венцом. Памятник этот простоял до
1955 года, когда был снесен по просьбе советского консула
в братской Китайской Народной Республике...
Находясь в эмиграции, каппелевцы свято хранили добрую
память о своем командире. И по сей день в русском зарубежье
имя Каппеля почитается наряду с именами других вождей
Белого движения.
А что оставалось нам, гражданам Советской страны?
Победители гражданской войны предоставляли нам право
лицезреть бесстрашную Анку-пулеметчицу, расстреливавшую
идущих во весь рост на огонь офицеров-каппелевцев, либо
читать мемуары старых большевиков и пухлые монографии
маститых историков, обращавших особое внимание на жес-
токость, грабежи, насилия, чинимые белыми вообще и
каппелевцам в частности.
Что можно сказать по этому поводу? В братоубийственной
войне было многое... поверьте, любые факты жестокости,
насилия одной стороны можно с успехом парировать подоб-
ными (или близкими к ним) фактами стороны противной —
и спор этот может длиться целую вечность. Не лучше ли
изучать истоки гражданской войны, закономерности форми-
рования диктаторских политических систем, роль и место
аппарата террора и насилия в этих системах, социальную
психологию масс; анализировать деятельность крупных ис-
торических личностей, вышедших на политическую арену
благодаря междоусобной войне?
Но вернемся к Каппелю. Должен признаться: изучая
историческую литературу, мемуары, советские и зарубежные
архивные документы, я, сталкиваясь постоянно с лавиной
позитивного материала об этом человеке, пытался найти
какие-либо свидетельствующие против него лично сведения —
430
дабы избежать расхожего обвинения в идеализации. Но
тщетно! Таких сведений, по всей очевидности, просто нет. И
не случайно даже в полных воинствующей лжи книгах
сталинского и застойного периодов вы не найдете какой-либо
(даже вымышленный) «компромат» на Каппеля, и это при
массе страшных обвинении в адрес каппелевцев.
Не вызывает сомнений, что он был герой, патриот,
демократ, желавший блага Отечеству и отдавший ради этого
свою жизнь. Самые важные годы его недолгой жизни
пришлись на тяжкую страду братоубийственной гражданской
войны, которой он никак не желал и мечтал о ее быстрейшем
завершении. Во время всеобщего ожесточения, когда иные
люди теряли облик человеческий, он оставался самим собой
и, не будучи в силах остановить кровопролитие, самим своим
обликом и поведением как бы приподнимал людей над
обыденностью, помогая им стать добрее, честнее, справедли-
вее. Память о таких людях всегда сохранялась современни-
ками. Должны ее хранить и потомки, хранить вечно — для
будущих поколений.
Ленинградский университет. 1991. 18-25 января.
Примечание
1 Павлов Б. Генерал В. О. Каппель и его «каппелевцы» (на Волге и в
Сибири 1918-1920 гг.) // Личный архив Б. А. Павлова (г. Монтерей,
Калифорния, США). С. 29.
2
Вырыпаев В. И. Владимир Оскарович Каппель: воспоминания участников
белой борьбы // Архив Гуверовского института войны, революции и мира
Стэнфордского университета (Калифорния США). Колл. В. И. Вырыпае-
ва. Л. 5-7.
3
Марков А. Коллекция документов // Архив Гуверовского института...
Колл. А. Маркова,
а
Б. П. Генерал Каппель // Наши вести. Октябрь-декабрь (№ 381). С. 3.
5
Вырыпаев В. И. Владимир Оскарович Каппель... Л. 12.
6 Павлов Б. Генерал В. О. Каппель... С. 26-28.
7
Щетинов Ю. А., Старков Б. А. Красный маршал. М., 1990. С. 76-82.
8 Там же.
о
Петров П. П. Роковые годы. 1914-1920. Калифорния, 1965. С. 103-108.
Ю Павлов Б. Генерал В. О. Каппель... С. 28.
11 Вырыпаев В. И. Владимир Оскарович Каппель... Л. 22.
431
13
Будберг А. Дневник // Гражданская война в Сибири и Северной области
/ Сост. С. А. Алексеев. М.; Л., 1927. С. 156.
14
Павлов Б. Генерал В. О. Каппель... С. 30; ЦГАОР СССР Ф. 5881. On. 1.
Д. 797. Л. 105.
15
Петров П. П. Роковые годы. С. 221-225.
Вырыпаев В. И. Владимир Оскарович Каппель... Л. 46.
17
Павлов Б. А. Генерал В. О. Каппель... С. 34.
18
Часовой. 1930. № 26. С. 12; Гинс Г. К. Крушение колчаковщины //
Гражданская война в Сибири и Северной области. С. 221-223.
19
Павлов Б А. Генерал В. О. Каппель... С. 37.
20
Вырыпаев В. И. Владимир Оскарович Каппель... Л. 5.
ВОЕННЫЙ ЛЕТЧИК пихтовников
Утром 16 августа 1920 г. к крымскому мысу Борунь-Эли
прибилась маленькая рыбацкая лодка. Пограничный кордон
задержал четырех измученных людей. Они заявили, что
бежали из большевистской Одессы, пробыли пять суток в
море без компаса и припасов, перенесли два тяжелых ночных
шторма. В ближайшем наблюдательном (контрразведыватель-
ном) пункте один из прибывших представился подпоручиком
Пихтовниковым, руководителем тайной противобольшевист-
ской организации, и просил немедленно сообщить о нем в
Штаб Главнокомандующего Русской Армии.
Христофор Елевферьевич Пихтовников родился 28 апреля
1890 года в семье инженера-электрика. По окончании 1-й
Воронежской гимназии учился в Санкт-Петербургском Тех-
нологическом Институте Императора Николая I. Когда
началась Великая война, он был уже на пятом курсе, работал
над дипломным проектом и мобилизации не подлежал. Однако
дипломант оставляет Институт и 10 августа 1914 г. поступает
вольноопределяющимся в распоряжение Отдела Воздушного
Флота, откуда командируется на обучение в Севастопольскую
офицерскую авиационную школу. 15 июня 1915 г. Пихтов-
ников блестяще выдерживает выпускные испытания, полу-
чает звание «военный летчик» и назначается на Юго-Запад-
ный фронт во 2-й Сибирский корпусной авиационный отряд.
432
С первого же дня по прибытии в галицийское местечко
Лут, где располагался отрядный аэродром, он совершает
опасные боевые вылеты, через месяц производится в младшие
унтер-офицеры. 1 сентября 1915 г. при проведении воздушной
разведки аэроплан Пихтовникова был сбит орудийным огнем
противника, но благодаря мастерству летчика посажен на
своей территории. Через две недели во время испытательного
полета аппарат новой конструкции, управляемый Пихтовни-
ковым, упал, он получил тяжелые ушибы ног и спины,
сильное общее сотрясение организма. Полтора месяца лечения
в лазарете Городинзенского монастыря, а затем — снова на
фронт, в свой отряд...
8 марта 1916 г. за боевые отличия Пихтовников произ-
водится в прапорщики инженерных войск. Он несет воздуш-
ную охрану Государя Императора под Каменцом-Подольским
и Хотиным, назначается наблюдающим офицером на Русско-
Балтийские воздухоплавательный, автомобильный и механи-
ческий заводы, исполняет ответственные обязанности авиа-
ционно-воздухоплавательного приемщика Управления Воз-
душного Флота. На Одесском авиационном заводе
«А. А. Анатра», бердянском «Маттиас», в липецких авиа-
мастерских «Лам» исследует возможности улучшения кон-
струкции аппаратов и установки на них новых моторов,
лично совершает испытательные полеты, вновь получает
общее сотрясение организма и сильные ушибы...
17 декабря 1917 г. прапорщик Пихтовников прибывает
в Новочеркасск в распоряжение генерала Алексеева и
зачисляется в авиационный отряд, формирующийся в Добро-
вольческой Армии.
В январе-феврале 1918 г. он командируется за аэропла-
нами в Таганрог на авиазавод Лебедева, под обстрелом уводит
от красных поезд из Ростова, перегоняет санитарные поезда
в Новороссийск, пробыв машинистом без смены 52 часа, из
коих 18 часов без помощника и кочегара. Первый кубанский
(Ледяной) поход совершает в составе Отдельной инженерной
роты, получает тяжелые ушибы при подрыве мостов под
станцией Георгие-Афипской.
8 мая 1918 г. он вместе со своим братом-поручиком и
подполковником Поздняковым приступает к формированию
1-го авиаотряда Добровольческой армии. Отряд был сформи-
433
рован менее чем за месяц, а прапорщик Пихтовников
назначен помощником командира.
Однако аэропланов Добровольческой Армии не хватало —
прапорщик предлагает смелый вариант, вывезти все что
возможно из оккупированного немцами Крыма! С согласия
генерала Алексеева он направляется туда под видом офицера
Астраханской армии, командование коей придерживалось
германской ориентации (немцы, как известно, относились
враждебно к стоящей на стороне Антанты Добровольческой
Армии). В течение полутора месяцев из Крыма, таким
образом, было вывезено 10 самолетов с авиаимуществом, 30
летчиков и механиков, а кроме того переправлено в Добро-
вольческую Армию около 500 офицеров.
В 1919 г. как признанный авиаспециалист, Пихтовников
(произведенный к этому времени в подпоручики) назначается
преподавателем авиационно-моторных курсов, старшим чле-
ном Постоянной авиационной приемной комиссии ВСЮР,
заместителем Начальника Одесского авиационного отдела. В
январе 1920 г. он не смог эвакуироваться из занятой
красными Одессы и в составе отряда полковника Стесселя
совершил тяжелый переход к румынской границе. Однако
румынские власти не пускали на свою территорию добро-
вольческие войска, в некоторых местах даже открывая по
ним пулеметный огонь. В результате, 18 февраля подпоручик
Пихтовников был взят большевиками в плен. Через шесть
дней, при перевозке в Одессу, он совершил дерзкий побег,
нелегально прибыл в прекрасно ему известные одесские
авиамастерские, где не только под чужой фамилией скрывался
от ЧК, но создавал противоболыпевистскую организацию. 1
июня 1920 г. он создает и становится во главе еще одной
тайной организации — в Одесском запасном батальоне и
Запасном батальоне штаба формирований XVI советской армии.
А 11 августа, вместе с тремя своими товарищами бежит на
рыбацкой лодке из Одессы в Крым — к генералу Врангелю.
По завершению опасного путешествия подпоручик Пих-
товников назначается в резерв летчиков начальника авиации,
а также состоит в Штабе Русской Армии при оперативном
отделении Управления генерала для поручений по делам
Украины. Армия тогда успешно наступала, и Пихтовникова
ждали ответственные дела во время неминуемого, как почти
434
всем казалось, освобождения Одессы. Судьбе было угодно
сложиться иначе. Русская Армия вынуждена была оставить
«последнюю пядь родной земли»...
В Галлиполи военный летчик Христофор Елевферьевич
Пихтовников состоял в 1-й роте авиационного батальона,
сформированного при Техническом полке 1-го Армейского
корпуса.
Русская жизнь (США). 1994. 1 нояб.
ПОЛКОВНИК КОЛТЫШЕВ
Петр Владимирович Колтышев родился в Ораниенбауме
Санкт-Петербургской губернии 27 января 1894 г. в семье
подполковника. В 1911 г. он закончил полный курс Псков-
ского кадетского корпуса и был зачислен в Павловское
военное училище.
Будучи зачислен в училище в качестве вольноопределя-
ющегося 1-го разряда, он через год с небольшим стал
унтер-офицером, а еще через месяц — младшим портупей-
юнкером. В мае-июне 1913 г. портупей-юнкер Колтышев был
награжден призом за фехтование на рапирах, удостоен звания
отличного стрелка из винтовки и револьвера. 6 августа того
же года он был произведен в подпоручики и выпущен во
2-й Финляндский стрелковый полк.
19 августа 1914 г. младший офицер 4 роты подпоручик
Колтышев вместе с полком выступил на Великую войну...
Во время боев в Восточной Пруссии он временно замещал
ротного командира. 6 ноября в бою у деревни Крживенек
Колтышев был ранен ружейной пулей в ногу, не смог
выбраться из немецких проволочных заграждений и лишь
ночью вынесен солдатами роты во главе с подпрапорщиком
Дорофеевым.
Ранение оказалось тяжелым, сопряженным с переломом
берцовой кости. Пять месяцев лечения в лазарете Императ-
рицы Марии Федоровны, лично принимавшей его в Аличко-
вом дворце, награждение орденами Св. Анны 4-й степени с
435
надписью «За храбрость» и Св. Анны 3-й степени с мечами
и бантом и, наконец, возвращение на фронт 26 марта 1915 г.
Молодой подпоручик получает под свое начало 7-ю, а
затем 10-ю роту, награждается орденом Св. Станислава 3-й
и 2-й степеней, а 3 октября 1915 г. назначается начальником
связи полка.
Так началась штабная служба талантливого офицера.
Менее чем через месяц он назначается личным адъютантом
командира 40-го корпуса генерал-майора Скобельцына, затем
временно исполняет должности обер-офицера для поручений
и старшего адъютанта Генерального Штаба, производится в
поручики, награждается орденом Св. Анны 2-й степени.
В состав 40-го корпуса входила прославленная 4-я
стрелковая «Железная» дивизия, которой командовал тогда
еще генерал А. И. Деникин. Много лет спустя на одном из
банкетов в Париже Антон Иванович вспоминал: «А помните,
Петр Владимирович, когда я командовал Железной дивизией,
а Вы из штаба корпуса вызывали меня по телефону, я всегда
отвечал Вам: “Слушаюсь, будет исполнено”».
25 октября 1916 г. Колтышев убывает в Петроград для
прохождения Академических курсов при Императорской
Николаевской Военной Академии, а 7 ноября производится
Высочайшим приказом в штабс-капитаны. 24 января 1917 г.
он представляется Государю Императору Николаю II по
случаю окончания курсов и причисления к Генеральному
Штабу. А через три дня убывает на фронт — старшим
адъютантом Генерального Штаба в 22-й армейский корпус.
Однако уже через месяц Петр Владимирович отправляется
на Румынский фронт, где назначается на ту же должность
в штабы 6-й и 2-й стрелковой дивизии, исполняет должность
начальника штаба, которую обычно занимали полковники.
22 октября 1917 г. в бою у деревни Семиковка П. В. Кол-
тышев был контужен в голову и правую половину грудной
клетки взрывом тяжелого бризантного снаряда. 1 января
1918 г., ввиду полного разложения частей 2-й стрелковой
дивизии, Колтышев, произведенный к этому времени в
капитаны, бежал со штабом в Шатрушаны и записался в
1-ю бригаду русских добровольцев Румынского фронта.
26 февраля Добровольческая бригада под командованием
полковника М. Г. Дроздовского выступила из Румынии на
436
Дон для соединения с Добровольческой армией. Капитан
Колтышев занимал в ней должность рядового 3-й роты
Сводного Офицерского стрелкового полка...
Славный Поход Дроздовцев: бой у Береславля, Акимовки,
Мелитополя, взятие Ростова и Новочеркасска. 25 апреля
1918 г. бригада Дроздовского (1-я бригада русских добро-
вольцев Румынского фронта) вошла в состав Добровольческой
армии в качестве 3-й бригады, затем — 3-й дивизии.
17 мая 1918 г. капитан Колтышев назначается началь-
ником штаба отряда трех родов войск, направленных в
Каменноугольный бассейн, а в начале Второго Кубанского
похода — начальником штаба 3-й дивизии. 18 августа, уже
после взятия Бкатеринодара, он был вызван в Штаб Армии
и назначен начальником штаба Сводного отряда, направлен-
ного в Ставропольскую губернию для ликвидации наступав-
ших красных. А по выполнении боевой задачи был переведен
на должность начальника штаба Манычского отряда генерала
Станкевича.
«Капитан Колтышев более месяца исполнял должность
начальника штаба отряда. Фактически штаба не было — был
один капитан Колтышев, который нес всю работу... — читаем
в его послужном списке аттестацию, данную Станкевичем. —
Во время наступательной операции в отряд входило 10
отдельных частей, и я ни минуты не испытывал беспокойства:
связь и ориентировка частей никогда не отказывали. Всегда
спокойный, в поле, под орудийным и пулеметным огнем,
капитан Колтышев отлично разбирался в обстановке».
По выполнению боевой задачи Манычским отрядом
П. В. Колтышев был отозван в Штаб главнокомандующего
Добровольческой армии и 1 ноября 1918 г. назначен помощ-
ником начальника оперативного отделения, а 2 августа
1919 г. — штаб-офицером для поручений при главнокоман-
дующем ВСЮР. 20 сентября того же года он был произведен
в подполковники с переименованием в полковники.
«Среди немногих лиц, составлявших в свободное от
занятий и объездов время... обычно мое общество, — вспо-
минал генерал А. И. Деникин, — был и полковник Колты-
шев, докладчик по оперативной части, всецело живший
интересами фронта».
437
28 марта 1920 г., ввиду ухода генерала Деникина с поста
главнокомандующего, полковник Колтышев подал прошение
об освобождении его от занимаемой должности и через 4 дня
вернулся в 1-й Офицерский генерала Дроздовского полк —
вернулся «с самых заоблачных высот» на должность рядового,
с которой и начинал Гражданскую войну...
В ходе боев в Северной Таврии П. В. Колтышев был
дважды ранен, в том числе снова в левую руку с раздроб-
лением кости. Он был назначен на должность штаб-офицера,
наблюдающего за командами полка, а затем стал помощником
полкового командира. С 17 июня 1920 г. находился на
лечении в севастопольском госпитале, а во время Крымской
эвакуации вызвался помогать коменданту города генералу
Стогову подбирать на баркасы отходившие части Русской
Армии. 31 октября он с последними 10 офицерами сам
поднялся на борт транспорта «Херсон» и убыл в неизвест-
ность...
В Галлиполи полковник Колтышев был назначен полко-
вым адъютантом Сводного стрелкового генерала Дроздовского
полка. В январе 1922 г. после переезда полка в Болгарию
стал командиром 1-й офицерской роты, работал на рудниках
в Перинике, а в начале 1923 г. с разрешения полкового
командира убыл во Францию.
Сначала он служил на заводе «Ситроен», а затем, как и
тысячи русских офицеров, 35 лет проработал шофером
парижского такси.
Психологически он все время чувствовал себя временным
человеком за границей, а потому все время жил в отеле в
Леваллуа-Перре, одном из предместий Парижа. Особо близкие
отношения связывали его с генералом Деникиным, своим
давним боевым командиром и товарищем. Колтышев оказывал
генералу большую помощь в сборе материалов для «Очерков
русской смуты», сопровождал его во время поездок в Прагу,
Белград, Лондон, вел постоянную и интенсивную переписку.
Последние годы жизни Петр Владимирович Колтышев
провел в «Русском доме» в Сен-Женевьев де Буа, оказывал
помощь А. И. Солженицыну в работе над «Красным коле-
сом». 9 августа 1988 г. полковник Колтышев скончался и
был похоронен рядом с Дроздовским мемориалом на кладбище
Сен-Женевьев де Буа.
438
Обширный архив П. В. Колтышева хранится в париж-
ском Обществе ревнителей русской истории, некоторые из
его документов были опубликованы в журнале «Гранки»
(№ 128 и 149) и альманахе «Русское прошлое» (кн. 3). Кроме
того еще в 1934 г. он передал Русскому Зарубежному
историческому архиву в Праге свои обширные воспоминания
о Гражданской войне, представляющие собой как рукописные
копии, так и авторские оригиналы.
В начале 1989 г. мне довелось впервые познакомиться с
этими документами в московском Центральном архиве
Октябрьской революции, где тогда только что сняли запреты
на пользование документами, вывезенными из Праги в
1945 году. Много часов и дней отдал я на чтение и
собственноручное копирование колтышевских воспоминаний,
подготовку их к научной публикации. В Центральном
военно-историческом архиве я обнаружил тогда и послужной
список П. В. Колтышева, составленный на 4 сентября 1917 г.
Мог ли я тогда предполагать, что автор воспоминаний
был жив еще несколько месяцев назад, что через два года
я сам посещу его могилу и буду разбирать его обширный
парижский архив, а затем найду и его полный послужной
список в далекой Америке!
Написанное Петром Владимировичем Колтышевым по
своей исторической, культурной и литературной ценности
заслуживает, несомненно, быть изданным в качестве отдель-
ной книги. Хотелось бы еще найти для нее достойного
издателя...
Русская жизнь (США). 1995. 16 дек.
СЛЕДУЕТ ЛИ ЭМИГРАНТАМ ПЕРЕДАВАТЬ
ИСТОРИЧЕСКИЕ РЕЛИКВИИ В РОССИЮ?
В издававшейся в Сан-Франциско газете «Русская жизнь»
21 июня было опубликовано письмо «старого эмигранта-под-
писчика» с критикой выдвинутой на страницах газеты
инициативы передачи исторических документов, реликвий и
военных наград в музей, который предполагается создать во
Владивостоке. Как историк Белого движения и Белой
439
эмиграции, а также редактор альманаха «Русское прошлое»,
публикующего в значительной степени архивные документы
Русского Зарубежья, я хотел бы высказать по этому поводу
свои соображения.
Кому же все-таки принадлежат эти исторические рели-
квии — России или тем странам, где волею исторических
катаклизмов оказались миллионы русских людей после
большевистского переворота и братоубийственной Граждан-
ской войны (в частности, — Соединенным Штатам Америки)?
«Старый эмигрант-подписчик» считает, что «все накоп-
ленные и сохранившиеся документы, реликвии и мемуары
являются русским вкладом в здание американской культу-
ры». Думаю, что так можно говорить лишь о материалах
чисто эмигрантского происхождения, а вовсе не об истори-
ческих реликвиях Императорской России, Великой войны,
Белого движения — они-то уж никакого отношения к
«американской» культуре не имеют и, несомненно, принад-
лежат России как исторической родине русских американцев
(правда, именно России, а не нынешней «Российской Феде-
рации!»).
Из всего этого, впрочем, не следует делать сразу
скоропалительного вывода о необходимости передавать все,
и чем раньше, тем лучше!
Прежде всего, надо отдельно говорить о личных семейных
коллекциях и о собраниях, хранящихся в различных русских
организациях. Считаю, что личные коллекции и семейные
архивы просто незаменимы в воспитании детей, на привитии
им чувства своей личной сопричастности к русской и мировой
истории через материалы своих родных, близких и далеких
предков. В большевистской России большинство семей десят-
ки лет были лишены этой возможности, в Русском же
Зарубежье далеко не все имевшейся возможностью пользо-
вались, а потом удивлялись «американизации» своих детей
и внуков. Семейные реликвии (если, конечно, они не
представляют какой-то очевидной исторической ценности
общероссийского или мирового значения) желательно сохра-
нять в самих семьях, будь то в России или за ее пределами,
беречь для будущих поколений — разумеется, при условии
наличия в семье соответствующих бытовых условий и личной
заинтересованности в хранении. Что же касается различных
440
общественных, культурных и религиозных организаций Рус-
ского Зарубежья (Музей Русской Культуры, Музей Общества
ветеранов Великой войны и Общекадетского объединения в
Сан-Франциско, Музей общества «Родина» и Казачий музей
в Нью-Джерси, Музей и архив Свято-Троицкого монастыря
в Джорданвилле и многие другие), то Россия должна отдать
им должное за само спасение множества исторических
реликвий — вне зависимости от решения вопроса их передачи
учреждениям «Российской Федерации».
Желание некоторых членов эмигрантских организаций
поскорее отправить на родину столь долго и усердно хранимые
ими реликвии можно объяснить различными причинами. Это
и недостаточный (мягко говоря!) интерес к продолжению их
дела со стороны русско-американской молодежи. Это и
собственный почтенный возраст, нехватка средств на ремонт
помещений, наем квалифицированных исследователей и
хранителей. Это и определенная идеализация ими положения
в современной России, переоценка степени значимости многих
чисто внешних атрибутов державности и православия, недо-
оценка роли старой партийно-советской номенклатуры, вли-
яния мафии и деятельности преступных группировок, в
частности — промышляющих культурно-историческими ре-
ликвиями.
При принятии решения о целесообразности передавать
куда-либо исторические реликвии необходимо иметь опреде-
ленные ответы по крайней мере на следующие вопросы:
1. Как будет обеспечен их учет и физическое хранение?
2. Будет ли обеспечен свободный доступ к ним всех
интересующихся вне зависимости от политической, партий-
ной, должностной принадлежности, а также финансовых
возможностей?
3. Будет ли обеспечена свобода использования переданных
материалов в научной, литературной, педагогической и иной
деятельности?
К сожалению, применительно к сегодняшней России
нельзя ответить положительно ни на один из трех постав-
ленных вопросов.
Российское правительство выделяет в госбюджете лишь
крохи на культуру, образование и науку. Крупнейшие
российские музеи, архивы, библиотеки годами не могут
441
завершить ремонт помещений, установить современное про-
тивопожарное оборудование и сигнализацию в хранилищах.
Чего стоит только гибельный пожар в библиотеке Академии
Наук, Институте русской литературы в Петербурге, Музее-
усадьбе Владимира Набокова, многолетняя ремонтно-обваль-
ная эпопея в бывшей Ленинской Библиотеке — самой
крупной в стране, постоянные пропажи экспонатов в Эрми-
таже и Русском музее или недавняя скандальная кража
ценнейших старинных книг и рукописей в Национальной
Библиотеке России!
Зарплата научных сотрудников, хранителей и вообще
всего обслуживающего персонала низка до неприличия (даже
по крайне умеренным российским меркам). И вот уже
администрация некоторых архивов под предлогом заботы о
своих служащих начинает взимать плату за пользование теми
или иными коллекциями, фантастически взвинчивая оплату
ксерокопирования (порой свыше 5 долларов за страницу),
устанавливает грабительские пошлины за право публикации
своих документов. Разумеется, это бьет прежде всего по
материально бедствующим русским ученым, серьезно препят-
ствуя (а порой и приостанавливая) их научной деятельности.
В России, как известно, отсутствует Закон об Архивах.
Впрочем, думаю, что даже и принятие вполне хорошего и
современного закона не скоро изменит сложившуюся годами
практику административного произвола. Никто в действи-
тельности не знает, что будет с получаемыми из-за рубежа
историческими реликвиями — сколько лет будут они на
каталогизации и регистрации (так, одна из недавно передан-
ных из США частных архивных коллекций оказалась
закрытой «лет на восемь»), что будет открыто для всех, а
что останется в запасниках или передано в другие места, в
каком контексте и с какой целью будут использованы
экспонаты в просветительской деятельности (имел, например,
место факт демонстрации переданных реликвий Белых Воинов
на музейной выставке в разделе «Трофеи Красной армии»).
В коммунистическом СССР имелась целая иерархия
доступа и допусков к тем или иным материалам, так что
ответы типа «не выдается», «нужен допуск иной формы»,
«дело на секретном хранении» звучали часто и откровенно.
Ныне время иное: вам могут просто «не найти» дела, ответить,
442
что «в хранилище нет света», «залито водой», «травят крыс»,
«красят стены» и т. п. Жаловаться бессмысленно, да и
некуда. Кстати, в последнее время многие наиболее часто
используемые исследователями коллекции стали закрываться
на переучет, каталогизацию, а то и снова на особое хранение.
Все чаще и чаще администрация воспринимает хранящиеся
в музеях или архивах материалы как свою корпоративную
собственность, из коей можно при желании извлечь валюту,
коммерческие связи, заграничные командировки. И вот,
обычно совместно с западными коллегами, подписываются
контракты с предоставлением эксклюзивных прав на издание
документов с обязательным закрытием «посторонним» досту-
па к ним по их публикации. Конечно, как обычно, часто
все решают личные связи, а через них — взятки, а поэтому
и здесь у простого русского ученого возможностей немного.
Я мог бы еще долго продолжать, но, наверное, и
сказанного достаточно, а я ведь еще ничего не сказал о столь
важном (возможно, и самом главном) сдерживающем факторе,
как крайне нестабильная политическая ситуация в современ-
ной России.
Думаю, что если уж так хочется попечителям эмигрант-
ских музеев и архивов в Америке передать свои докумен-
тальные коллекции в Россию, то думаю, разумнее всего было
бы пока передавать их копии, а оригиналы продолжать
хранить у себя и не стесняться подавать прошения в
многочисленные благотворительные фонды — так делают
практически все их американские коллеги, желающие сохра-
нить свои местные исторические реликвии. Кроме того в
Америке, как известно, имеется ряд уникальных архивных
собраний русских документов общемирового значения —
такие, как Гуверовский институт Стэнфордского университе-
та, Бахметьевский архив Колумбийского университета, Отдел
рукописей Библиотеки Конгресса, библиотек Гарвардского,
Йельского и других университетов, имеющих высокую репу-
тацию в научном мире. Как правило, они с большим
уважением относятся к условиям, выдвинутым при передаче
документальных собраний, а таковыми могли бы быть и
изготовление копий для отправки в Россию, и порядок выдачи
документов исследователям, и многое-многое другое.
443
Немало широко известных американско-русских коллек-
ций могли бы быть логически дополнены тем, что пока еще
хранится на руках или в эмигрантских организациях. Так,
в Гуверовском архиве, который я считаю образцовым во всех
отношениях документальным хранилищем, находятся уни-
кальные и обширные собрания генерала П. Н. Врангеля и
его матери — баронессы М. Д. Врангель. Совсем недавно они
были дополнены новым поступлением — их личной семейной
перепиской, переданной живущими в Америке наследниками
Белого Вождя.
В заключение, я не могу не приветствовать идею создания
музея во Владивостоке как хорошую инициативу местного
значения. Конечно же до жителей Приморья, столько
далекого от главных политических центров России, необхо-
димо «донести правду о судьбах многих и многих соотечест-
венников, вынужденных покинуть родину после событий
1917 года». Тем не менее, по изложенным выше причинам,
считаю нецелесообразным организовывать подобный музей
путем проведения кампании жертвования исторических ре-
ликвий в «Фонд музея русской эмиграции». Нет никаких
оснований полагать, что нынешнее положение и система
работы учреждений культуры Владивостока отличаются в
лучшую сторону от Москвы и Петербурга. Вряд ли стоит
игнорировать и обширную информацию о деятельности
мафиозных структур Приморского края. И, наконец, я
полностью согласен со «старым эмигрантом-подписчиком» в
том, что, если действительно уникальные материалы и
реликвии осядут во Владивостоке, то они по причинам
крайней удаленности и непомерно высоких транспортных
цен, окажутся практически недоступными для огромного
большинства ученых, писателей, да и всего населения пока
еще необъятной России.
Наша страна (Буэнос Айрес). 1995. 16 декабря.
444
IV. ИНТЕРВЬЮ
БЕЛЫЕ И КРАСНЫЕ: КТО ЕСТЬ КТО?
Мы записывали нашу беседу, а на Дворцовой, как раз в
тот день, сменяли друг друга митинги. И на каждом наиболее
смелые ораторы, как козырем, крыли противников самым
убийственным аргументом: «Они развязывают гражданскую
войну!».
Призрак гражданской войны навис над страной. А нам
не много надо, чтобы стало страшно, ибо в генетической
нашей памяти — воспоминания не о призрачной, а о реальной
гражданской, которая унесла миллионы жизней.
Виктор БОРТНЕВСКИЙ — доцент исторического фа-
культета Ленинградского университета. Гражданская
война — предмет его исследований. Он автор множества
научных и популярных статей по истории белого движения.
В истории все повторяется. В истории не повторяется
ничего.
Суждения эти имеют равное право на существование, ибо
вместе составляют аксиому: в истории все повторяется, но
никогда не повторяется в точности. Так что к ней бессмыс-
ленно обращаться за рецептами: она не предостерегает от
новых ошибок, но, по крайней мере, указывает на те, что
были уже совершены.
Коварство и борьба за традиции
— Года полтора назад, — начал Виктор Бортневский, —
известный историк, член-корреспондент АН СССР П. Воло-
буев писал, что если бы победили белые, то страну ожидали
бы многие десятилетия жесточайшего террора, который по
своим масштабам превзошел бы намного сталинский. Я не
знаю, почему именно террор ставится во главу угла.
Объективно следует признать: победа любой другой силы в
445
ходе гражданской войны, кроме большевиков, независимо от
конкретного содержания и формы власти, в ближайшие годы
неизбежно привела бы к тому, что страна осталась бы в
рамках развития мировой цивилизации. Большевики, крас-
ные, были единственной силой, которая направила страну по
своему, изолированному пути.
— Вы сказали: «победа любой другой силы...»
— Одно из распространенных заблуждений, которому
поддаются и некоторые историки, — в том, что выделяются
лишь две стороны противостояния — красные и белые. Это
далеко не полная картина гражданской войны. Существовало
народное движение: Махно — на Украине, Антонов — на
Тамбовщине, другие, менее значительные. Еще более силь-
ными были национальные движения на той же Украине, в
Польше, Финляндии, Эстонии, на Кавказе. И те, и другие не
стояли ни на стороне белых, ни на стороне красных, иногда
блокируясь с теми и другими в зависимости от ситуации.
В июне 18-го при поддержке чехословацкого корпуса к
власти в Поволжье пришел Комитет членов учредительного
собрания. Была сформирована так называемая армия Комуча,
или армия без погон. Яркий пример «демократической
контрреволюции», противодействия красным со стороны
левых, но не большевистских сил.
Пример противодействия с крайне правых позиций —
армия под монархическими лозунгами, которая сформирова-
лась на территории Украины герцогом Лихтенбергским и
генералом Ивановым. И это далеко не полный перечень всех
противоборствующих сил.
— А кто были белые? Если вдуматься, все, что мы
можем о них сказать, — то, что они хотели свергнуть
красных...
— Это далеко от истины. Главной силой и слабостью
белого движения был «принцип непредрешения». Ставилась
цель — ликвидация силой оружия большевистского руковод-
ства, узурпировавшего власть в стране. Вопрос же о том,
какой будет новая власть, принципиально не рассматривался,
предполагалось, что это решит законный орган народного
представительства.
«Принцип непредрешения» позволил собрать под белые
знамена в короткий срок значительные силы различной
446
ориентации. Но слабость его была в отсутствии единства в
подходах к будущему устройству России. Представьте: война
затянулась, огромные пространства страны — под контролем
белых сил. Власть должна проявлять себя в каких-то формах.
Но не может — «принцип непредрешения»! Поэтому неиз-
бежно возникал произвол на местах, решения о форме власти
принимались отдельными лицами, как правило, военными.
Не всегда они были взвешенными, продуманными, что отнюдь
не добавляло белым популярности: войска стоят один, второй,
третий месяц — и никаких политических изменений, лишь
ожидание «полного разгрома большевизма», а до тех пор —
временное военное положение...
Проблема симпатий населения вообще очень сложна.
Генерал фон Лампен, известный участник белого движения,
писал: «Когда уходили красные, население с удовлетворением
подсчитывало, что у него осталось. Когда уходили белые,
население со злобой высчитывало, что у него взяли». Всего
лишь фраза, но за ней стоит многое. Белые ассоциировались
с понятиями власть, законность, и малейшие репрессии,
несправедливость с их стороны воспринимались с гневом. О
красных шла молва как о разрушителях гуманности, с их
стороны тоже принимали гипертрофированный отклик в
душах.
— Красные были, по тем временам, радикалы, белые —
консерваторы. Мне кажется, победа красных была заранее
предрешена, ибо Империя не отличалась идеальным уст-
ройством, а именно красные обещали наиболее прогрессив-
ные перемены.
— Да. Белые воевали за традиции, за вековые устои, за
прошлое, словом, были консерваторы. Однако я не считаю,
что победа красных над белыми (и всеми другими силами)
была объективно предрешена.
Здесь большую роль сыграло то, что антибольшевистское
движение было неоднородным. Белые нередко пренебрегали
национальными силами, не вступали с ними во взаимодей-
ствие, исходя из своих принципов — непредрешения и
сохранения Единой и Неделимой России, по крайней мере,
до нового учредительного собрания.
Недавно мне удалось опубликовать интересный документ.
Декабрь 19-го. Развал Добровольческой армии Деникина, ее
447
отступление. Казалось бы, надо хвататься за любую помощь,
но в этот момент Деникин шлет ноту барону Маннергейму:
«...я категорически протестую против вступления финлянд-
ских войск в пределы русских губерний... Русские коренные
земли должны быть и будут освобождены от насильников
только русскими и дружественными народами». Тот же
Маннергейм еще в июле 19-го предлагал двинуть финские
войска на Петроград. От другого военачальника, Колчака,
требовалось лишь заявление общего характера о целесообраз-
ности независимости Финляндии. Его уговаривали, но он
принципиально заявил: нет, мы не имеем права это решать
сейчас.
С другой стороны, национальные формирования часто
отказывались помогать белой армии в критических ситуаци-
ях. Осенью 19-го наступали в районе Белоруссии, и, в
общем-то, могли очень далеко продвинуться — фронт был
открыт. Но у Пилсудского была вполне определенная пози-
ция: против Ленина и против Деникина. Сходная позиция
была у эстонцев, которые поддерживали Северо-Западную
армию Юденича и Родзянко, но только до первых решающих
успехов. Они не верили, что белые допустят независимость
Эстонии. Большевики же раздавали территории направо и
налево и в этом были тактически более сильны. Да и
стратегически тоже: почти все территории со временем были
возвращены.
Белым вообще часто мешали принципы, красные же,
напротив, были смелы и даже беспринципны во многих своих
действиях, лозунгах, обещаниях.
Очень хорошо писал в своих воспоминаниях один из
участников белого движения: белые смогли бы победить
красных, если бы они уподобились красным, но они не могли
этого, потому что они были белые — ибо тогда потерялся
бы весь смысл борьбы за основы, традиции...
Внешний фактор. Одна из легенд советской историогра-
фии — «поход 14 держав» против советской власти. Но если
бы все они действительно выступали целенаправленно против
большевиков! На самом деле лидеры иностранных держав,
вмешиваясь в дела России, преследовали, как правило, свои
конкретные цели — либо продолжение задач мировой войны,
либо помощь национальным движениям в создании незави-
448
симых государств. К сожалению, многие державы были
заинтересованы в продолжении российской смуты и междо-
усобицы.
— Мне бы хотелось обратить ваше внимание на слова
о беспринципности большевиков: это все-таки достаточно
серьезное обвинение, чтобы не остановиться на нем подроб-
нее.
— Я не имею в виду беспринципность отдельных участ-
ников большевистского движения. Многие из них искренне
воевали на стороне красных. Но сам режим большевиков,
их политика были основаны на вероломстве, обмане, ковар-
стве и беспринципности, которые даже таковыми подчас не
воспринимались, ибо оправданием служила высшая «гуман-
ная» цель — мировая революция.
Мораль была иной. Красные с легкостью вступали в
сговор с кем бы то ни было и с легкостью нарушали обещания.
Яркий пример — Берстский мир. Или германские деньги. Я
не верю утверждениям, что большевистское руководство
только выполняло задание Германии. Но деньги поступали —
это факт. Гораздо ближе к истине предположение, что они
брали их, но использовали уже по своему усмотрению. А что
стоят первые декреты — о Земле, о Мире? Многие до сих
пор их воспринимают как памятники демократии большеви-
ков. Мне же думается, что легкость, с которой принимались
эти законы, объясняется исключительно тем, что они не
предназначались для выполнения, а носили чисто пропаган-
дистский характер.
— Мы говорим о принципах руководства красных,
белых, о тактике руководителей национальных движений,
н воевали не руководители, а солдаты, народ!..
— Специфика гражданской, на мой взгляд, была в том,
что массы людей в значительной степени были жертвами
войны, участвуя в ней не по собственной воле. Они, как
правило, мобилизовывались и воевали за белых или красных,
зачастую не осознавая до конца целей борьбы. И поэтому
такой массовый характер носил переход на противоположную
сторону. Причем совершалось это не только добровольно.
Распространена была практика использования военнопленных
как красными, так и белыми. Были случаи, когда люди по
нескольку раз воевали за разные стороны. Солдаты аккуратно
449
хранили документ, подтверждающий факт мобилизации.
Человек, предъявивший такую бумажку, не подвергался
репрессиям.
Неосознанно, за кусок хлеба, за «безопасность» семьи
воевала и значительная часть русского офицерства, которое
на 90 процентов состояло из людей неимущих, существовав-
ших на жалование. Это не значит, что я отрицаю то, что
много людей делало сознательный выбор, но все-таки, мне
кажется, доминирующими причинами присоединения к той
или другой силе было стечение обстоятельств, кратковремен-
ные меркантильные интересы. Особенно это касается рядового
состава. Истинно массовым, отвечающим потребностям участ-
ников, были лишь повстанческие и национальные движения.
— 1919-й и 1991-й. Основываясь на Ваших рассужде-
ниях, можно провести множество параллелей между про-
шлым и будущим. Не стоим ли мы у порога гражданской
войны?
— Я уверен, что нет.
— На чем основывается Ваша уверенность? Есть новые
органы власти, сохранились старые структуры. И те, и
другие владеют рычагами управления. Как и тогда, свои
позиции занимают национальные движения. Есть противо-
стояние политиков и есть изверившийся народ, который
можно повести куда угодно...
— И все-таки нельзя сопоставить ситуации. Для того
поколения людей война была чем-то естественным — шла
1-я мировая. Да и само понятие войны имеет сегодня другое
содержание, современное оружие обладает все-таки некоторой
сдерживающей силой — любой серьезный военный конфликт
неизбежно вылился бы за пределы страны.
Но самое важное — в обществе, несмотря на противоре-
чия, нет того противостояния, которое существовало в 1917-м.
Нет причин для конфронтации, настолько серьезных, чтобы
можно было повести друг на друга массы вооруженных людей.
Что писать на знаменах? За коммунизм? Это уже было, нет
веры. За ту, старую Россию, за которую воевали белые? Нет,
этой России никто уж не помнит. За демократические идеалы?
Никто и не знает, что это такое, ибо сами наши демократи-
ческие силы немощны, дезориентированы. После многих лет
затишья, застоя сегодняшнее многоголосие в политике ка-
450
жется нам кошмаром и хаосом, но это никак нельзя
сравнивать с тем расколом, социальным взрывом, потрясе-
нием, которые были следствиями Февраля и Октября 17-го.
Так что сегодня угроза гражданской войны — это, скорее
всего, некая пропагандистская химера, которая используется
разными силами для достижения своих целей. Людей
пытаются запугать, разрушить их веру в демократические
перемены, ослабить волю к действиям.
— Но разве гражданская война уже не идет в Южной
Осетии, Нагорном Карабахе? А вспышки насилия в Виль-
нюсе, Тбилиси, Душанбе?..
— При всей трагичности того, что происходило и
происходит в названных местах, это все-таки нельзя назвать
гражданской войной, хотя бы по своим масштабам. Мы можем
говорить об экстремизме, о подавлении Центром каких-то
национальных или политических движений, об обострении
национальных противоречий, но не о гражданской войне.
Однако частота и жестокость этих вспышек насилия может
увеличиться, а их география — расшириться, если Центр не
пересмотрит свою национальную политику, не перейдет на
принцип добровольности в формировании Союза.
— Однако конфронтация, водораздел между силами
проходит сейчас именно по вопросу сохранения Союза как
централизованного государства. «Распад грозит хаосом и
гражданской войной...»
— Вопрос о сохранении Союза или Империи (подается
по-разному), на мой взгляд, вынесен искусственно в центр
внимания. Это сильный пропагандистский ход представителей
прежних структур власти. Ну у какого русского не вздрогнет
сердце, если его спросить: за «единую» он и «неделимую»
или за развал страны? При этом вопрос о сохранении строя
отводится на второй план. О социализме как бы забыли.
Большевистская пропаганда всегда отличалась гибкостью.
В критические моменты она очень легко отказывалась от
свих идеологических фетишей. К примеру, слово «Родина»
считалось ругательным сразу после революции, когда воспе-
вался интернационализм. Но в 20-м году оно впервые очень
искусно было пущено в оборот, в воззвании за подписью
Брусилова к бывшим офицерам царской армии: они призы-
вались «на защиту Родины» от польской интервенции.
451
То же можно наблюдать и сегодня. Вспомним литовские
события. Не многих задевали за живое слова о том, что там,
дескать, пытались установить буржуазную диктатуру, зажи-
мали коммунистов и т. п. Но вот когда говорят о геноциде
русских, «наших» — это действует очень сильно. Но можно
ли верить?
— И все-таки белая армия воевала именно за «единую
и неделимую», именно за то, за что борются сегодня силы,
отражающие позиции Центра, составляя немыслимые рань-
ше коалиции: от монархистов до ортодоксальных комму-
нистов!
— Парадокс нашего времени! Красный флаг сращивается
с двуглавым орлом. Рижский омоновец сравнивается с
белогвардейцем. И мало кому приходит в голову, что это
кощунственно, надругательство над павшими по обе стороны
баррикад. Как-то довелось побывать на мероприятии, которое
проводит Православный монархический центр. После всех
выступлений о самодержавии, о желаемом приезде Владимира
Кирилловича Романова на сцену вышел некий человек, он
поблагодарил монархистов за их деятельность, сказал, что
он из депутатской группы «Союз», и призвал объединяться
с коммунистами...
Мало того, многие представители эмиграции, потомки
участников белого движения, откровенные антикоммунисты,
столь же ревностно отстаивают идеи сохранения Союза
(Империи). Правда, многие их аргументы рушатся, стоит
лишь задать вопрос: во имя чего бороться за сохранение
Союза? Ведь сохранение Союза означает сейчас сохранение
политических структур. Наверное, в 20-е годы можно было
еще надеяться на возможность реванша, восстановления
Великой России, пока не ушли поколения, не совершилась
ломка сознания, не произошли катастрофические изменения
в укладе жизни. Рубеж этот давно был перейден страной.
Можно сохранить жесткими мерами государство в прежних
географических рамках, можно добиться того, что его вновь
будут бояться, но возродить его вряд ли удастся при
сохранении нынешнего строя.
— Но давайте представим: Союз разваливается, обра-
зуются национальные армии и службы безопасности в
республиках, наступает раскол в вооруженных формирова-
452
ниях, противоречия кажутся непримиримыми... Далеко ли
тут до гражданской войны?
— Но можно представить все иначе: Союз удерживается
силой, но национальные армии и службы безопасности все
равно образуются и т. п. Ситуация кажется еще более
острой... Мне все-таки думается, в любом случае нам не
угрожает опасность гражданской войны — речь может идти
об углублении или ослаблении кризиса, причины которого,
как я уже предполагал, в существе строя общества.
Честно говоря, я не склонен давать какие-то прогнозы.
Легче как-то ориентироваться в прошлом. Я историк.
Могло быть все иначе?
— Тогда вопрос историку: при каких условиях та
гражданская война могла не вспыхнуть?
— Она была неизбежна после Октября. Предотвратить ее
(и весь Октябрь) можно было .разве что где-то в начале века:
это к вопросу об истоках большевизма. Но масштабы и
продолжительность войны могли быть иными, если бы все
антибольшевистские силы выступали в едином блоке.
— А вы не предполагаете другого варианта — отсутствие
сопротивления со стороны белых, равно как и других сил?
— Рой Медведев выдвигал предположение о том, что
если бы власть большевиков была несколько мягче, то она
могла бы не вызвать такого сопротивления, не было бы
социальной базы для белого движения. Но не могла быть
тогда иною власть большевиков, она реализовывала Идеи.
Идея классовой борьбы требовала того, чтобы сотни тысяч
людей объявлялись потенциальными врагами только в силу
своего происхождения. Идея мировой революции требовала
быстрой победы в стране и выхода на мировую арену... В
принципе точно так же можно было бы предполагать, что
если бы нацисты проводили другую оккупационную полити-
ку, то они имели бы больший успех.
Борьба была сутью большевиков, в ней они крепли,
совершенствовались, обретали уверенность, формировались
структуры власти. В первые дни после Октябрьского перево-
рота никто из большевиков не предполагал, сколь долго им
удастся продержаться. Ленин и его ближайшее окружение
трогательно отмечали 74-й день советской власти, гордились,
что «обошли» Парижскую коммуну. Первые серьезные
453
попытки иностранного вмешательства вызвали панику. Не-
давно удалось обнаружить интересный документ — записки
Аркадия Бормана, агента Добровольческой Армии в Москве.
Молодой человек проник очень высоко в органы большевист-
ского руководства. Он исполнял обязанности замнаркома
торговли, был представлен Ленину, участвовал в работе
Совнаркома. В конце 18-го бежал в Финляндию. В 20-х
написал воспоминания, где, в частности, очень подробно
описал реакцию Ленина на занятие англичанами Архангель-
ска. Ленин был «очень мрачен и не скрывал тревоги»,
говорил, что, «по его мнению, положение советской власти
безнадежное», «говорил о необходимости террора... хотя бы
для того, чтобы буржуазия видела, как пролетарская власть
умеет хлопать дверью...»
— Вам не кажется, что очень много внимания уделяете
элементу случайности в истории?
— Я считаю, что роль случая и так называемого личного
фактора в истории достаточно велика. Конечно, есть объек-
тивный ход вещей. Но дело в том, что, изучая прошлое, мы
имеем дело с фактами совершившимися, которые нельзя уже
изменить, поэтому легко впасть в иллюзию, что все свер-
шившееся свершилось закономерно и объективно, что иного
и не было дано.
Аксенов написал фантастическую повесть «Остров Крым».
И он был не так далек от истины. Барон Врангель был
единственным из белых правителей, который вопреки прин-
ципу непредрешения стал заниматься аграрной политикой,
пытался решать социальные вопросы и многое другое. Он
пытался создать под боком огромной большевистской России
небольшое государство, тоже русское, но живущее по другим
законам, надеясь, что пример будет заразительным. К
сожалению, история ему не дала времени. А разве не могло
быть иначе?
А если бы остался жив кто-либо из прямых наследников
Императора и антибольшевистское движение развернулось бы
под монархическими лозунгами? Даже Троцкий признавал
позднее, что тогда победа красных была бы менее вероятна.
— Толкуя историю, Вы душою, я бы сказал, на стороне
белых. Вы не боитесь упреков в субъективности?
454
— Мне всегда казалось, что субъективность, нечестность
в подходах к истории проявляется тогда, когда ученый не
свободен в своем праве на выводы, когда его подталкивает
внешняя сила к тому или иному направлению мысли, к
заранее намеченному результату. Что же касается каких-то
внутренних симпатий исследователя, то, наверное, все так
или иначе этим страдают.
К слову сказать, «внешняя сила» меня подталкивает как
раз к тому, чтобы я вообще как можно меньше сейчас
высказывался о белом движении, мое непосредственное
руководство в университете этого не одобряет. А скоро
переаттестация на кафедре, будет решаться вопрос о том,
оставаться ли мне доцентом...
— Ну что же, давайте будем надеяться, что все наши
внешние силы не будут мешать нашему внутреннему
развитию. А сейчас последний вопрос о белом движении.
Оно проиграло войну, своего не добилось. А в том, что
«победитель всегда прав», есть доля истины. Вся вина в
сознании людей за пролитую кровь, за миллионы жизней
ложится на побежденного. Выходит, все было напрасно?
— Я думаю, все-таки не напрасно. Если бы не было
серьезного сопротивления со стороны белых и всех других
сил, большевизм мог бы распространиться по Европе. Белые,
как смогли, защитили мир, большую часть его, от комму-
низма. Можно провести аналогию с татарским нашествием,
которое увязло в России и не распространилось далее. Россия
проиграла свою гражданскую войну, но оградила цивилиза-
цию от опасности.
— Тяжелая, выходит, участь у нашей страны — защи-
щать собственным телом цивилизацию от татарского ига,
большевизма, фашизма...
— Хочется верить, что сейчас-то мы и займемся своими
проблемами. Как бы ни было тяжело, все-таки нельзя сказать,
что времена сейчас наихудшие.
Беседовал Сергей Зелинский
Невское время. 1991. 7 марта
455
ДА ЗДРАВСТВУЕТ МИХАИЛ ВТОРОЙ?
Из Соединенных Штатов Америки вернулся наш земляк,
кандидат исторических наук, доцент ЛГУ В. Г. Бортнев-
ский, который полтора месяца занимался тем, что... читал
лекции.
— Виктор Георгиевич, казалось бы, что делать русскому
советскому историку в США, где и так достаточно осталось
российских архивов?
— Всем так кажется. Но американцы — люди деловые,
зря денег на ветер не бросают. Полтора месяца я вел семинар
«Сталин и сталинизм» — читал лекции в университете
Вашингтона и Ли (город Легсингтон, штат Вирджиния).
Около трех месяцев провел в Америке по приглашению этого
университета, а также и Калифорнийского университета.
Почти три месяца работал в различных библиотеках и
архивах, собирал материалы по истории гражданской войны
(белое движение). Читал лекции в Гуверовском институте
Стэнфордского университета (Калифорния), Институте рус-
ских исследований Кеннона (город Вашингтон) и других.
Довелось выступать с лекциями и перед русскими эмигран-
тами первой волны, их потомками. Большой интерес они
проявили к коллекции бывшего русского загранархива в
Праге.
— Просто не верится, что за тридевять земель, в
Америке, сохранились островки русской культуры...
— Тем не менее это так. Сан-Франциско и окрестности,
русский монастырь в Ново-Дивеево (штат Нью-Йорк), русское
кладбище в Джексоне (штат Нью-Джерси). Все эти места по
сию пору хранят память о наших предках, не сумевших 70
лет назад победить в гражданской войне по многим причинам,
говорить о которых сейчас не стоит, — слишком долго и
сложно. Оставьте подробный разбор за нами, историками.
На русском кладбище в Джексоне я посетил могилу
Антона Ивановича Деникина. В Сан-Франциско побывал в
музее общества русских ветеранов Великой войны. В Ново-
Дивеево хранится святыня, перед которой каждый русский
готов опуститься на колени, — крест из Ипатьевского дома.
456
Очень интересная коллекция собрана в музее общества
«Родина» (Вейквуд, штат Нью-Джерси).
— Виктор Георгиевич, а как относятся к нашей Родине
русские эмигранты?
— Среди старой русской эмиграции — первая волна и
их потомки — отмечают, что главное в перестройке —
уничтожение идей коммунизма. Общей чертой их позиции
является признание больших личных заслуг Горбачева.
Заявление Горбачева о преданности идее коммунизма
многие считают лишь трюком для успокоения коммунисти-
ческих ортодоксов.
— Это их личное мнение. Тем не менее любопытно,
каким же эмигранты видят в будущем Российский государ-
ственный строй?
— Именно в этой связи вопрос о будущем России как
монархии решается по-разному. Незначительная часть первой
волны ориентируется на великого князя Владимира Кирил-
ловича Романова. Более значительная часть считает целесо-
образным проведение нового Земского собора с целью опре-
деления будущего государственного устройства страны.
— Очень интересно...
— Это еще не все. Встречаются утверждения о целесо-
образности восстановления монархии путем провозглашения
императором Михаила Сергеевича Горбачева и императри-
цей — Раисы Максимовны. Люди, предлагающие это, чрез-
вычайно интересуются событиями в СССР, следят за прессой,
искренне желают России вновь стать великой страной.
— Не ошибусь, если скажу, что того же ей желаем и
мы.
— Конечно, единая и неделимая Россия — надежда не
только русского народа. Достаточно вспомнить историю, о
которой мы подчас так легко забываем во имя сиюминутных
выгод.
Беседу вел В. Кокосов
Вечерний Ленинград. 1990. 2 авг.
457
V. ЭНЦИКЛОПЕДИЧЕСКИЕ СТАТЬИ
В 1992-1994 гг. В. Г. Бортневским была написана серия
статей для «Русского гуманитарного словаря», подготовка
которого к изданию осуществлялась Независимой Гумани-
тарной Академией Санкт-Петербурга. Работа затянулась
на долгие годы, и когда авторский коллектив уже, казалось,
утратил надежды на успешную реализацию проекта, словарь
увидел свет. Первый том РГС, в который вошли и статьи
В. Г. Бортневского, издан в Москве в 1999 г.
ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА — вооруженная борьба за
власть организованных полит, и социальных группировок. В
новейшей истории России предпосылками Г. В. явились рев.
события 1917 (от Февраля к Октябрю), усугубленные экон.,
социально-полит. и духовным кризисом рус. об-ва, более трех
лет испытывавшего на себе тяготы мир. войны. Широкий
спектр полит, сил, сильные нац. движения центробежного
характера, сложные отношения с иностран. державами, особ,
в условиях продолжающейся 1-й мир. войны — эти и др.
обстоятельства обеспечили чрезвыч. запутанный характер
Г.В., не ограничивавшейся лишь борьбой «большевизма» и
«Белого дела» и включавшей мощное перманентное повстанч.
крест, движение «за землю и волю», т. н. «демократическую
контрреволюцию», вооруженную борьбу под открыто монар-
хии. лозунгами: разл. нац. и сепаратист, движения и т. п.
Г.В. в широком смысле (т. е. с т. зр. истории России)
продолжалась более пяти лет: с кон. окт. 1917 по ноябрь
1922 гг., в узком смысле (т. е. с т. зр. истории Сов. гос-ва
и партии большевиков) — с весны-лета 1918 по осень 1920,
когда «военный вопрос» был главным для большевиков. Г.В.
привела к многомиллионным жертвам населения страны
(точные цифры до сих пор не определены) — в большей
степени не от потерь в боях и сражениях, а в результате
массового террора, роста преступности, эпидемий, широкого
458
использования принудительного труда, изъятия продовольст-
вия и т. д. Она способствовала созданию и укреплению
жестокой, основанной на классовом правосознании, диктату-
ры болыпевист. партии, адм.-командной системы управления
страной, оказавшей негативное воздействие на всю последую-
щую историю России.
«ДЕМОКРАТИЧЕСКАЯ КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ » — назв.
изд. в 1923 кн. И. М. Майского. Термин этот имеет в совр.
историографии гражд. войны два значения: 1) период гражд.
войны с мая по нояб. 1918, когда в авангарде антиболыпевист.
борьбы в разл. регионах России (кроме Юга) были преимущ.
эсеры и меньшевики. Сформиров. ими пр-ва (Комуч, Врем.
Сиб. пр-во, Врем, пр-во Сев. обл. и др.) восстанавливали мн.
ликвидир. большевиками атрибуты послефевр. России, про-
возглашали свободу печати, права на стачки и коллект. дог.,
созыв раб. конф., крест, съездов, формировали на широкой
демокр. основе вооруж. силы и т. д. Попыткой консолидации
сил Д.К. явился созыв в сент. 1918 Уфимского гос. совещания
предст. пр-в, полит, партий и орг-ций и образование
Директории («Врем. Всерос. пр-ва»). Неудачи попыток ус-
пешно противодействовать большевизму «демокр.» методами
привели к полит, и идейн. кризису Д.К. Омский переворот
4 (18) нояб. 1918, провозглашение Колчака Верх, правителем
России и Верх, главнокоманд. всеми рус. армиями знаменовал
собой завершение периода Д.К. на большей части терр.
страны.; 2) использование отд. вождями Белого дела в своей
внутр, политике нек-рых программных положений левых сил
(эсеров, меньшевиков и близких к ним по ориентации полит,
орг-ций). Имело место прежде всего на С. и С.-З. России, а
также в Крыму при Врангеле.
КОМ^Ч (К-т чл. Учредит, собр.) — антиболыпевисткое
полит, учреждение периода «демокр. контррев-ции», соеди-
нявшее в себе законодат., исполнит., суд. и воен, функции
на ч. терр. России. Образован 8 июня 1918 после свержения
Сов. власти в Самаре из чл. ранее нелег. к-та во гл. с эсером
В. К. Вольским. Первонач. объявил себя «врем, властью» в
459
Самарской губ., затем распространял свое управление на др.
освобождавшиеся от Советов терр. К авг. 1918 «терр. Учредит,
собр.» охватывала кроме Самарской Симбирскую, Уфимскую,
Казанскую и часть Саратовской губ. В составе К. к тому
времени было 29 чел., а через два месяца — 97. С кон. авг.
1918 исполнит, власть К. осуществлялась Советом управля-
ющими ведомствами во гл. с эсером Е. Ф. Роговским. Было
провозглашено восстановление демокр. свобод, введен крас-
ный гос. флаг, установлен 8-часовой рабочий день, разрешена
деятельность фабзавкомов и профсоюзов, созыв рабочей конф,
и крест, съездов. Проводилось восстановление гор. и земского
самоуправлений, денационализация банков и пром, пр-тий,
возрождение частной торговли. На демокр. основах была
организована Нар. армия. Будучи типичным примером
«демокр. контррев-ции», К. испытывал серьезное давление
как слева, так и справа. После образования Уфимской
Директории он был преобразован в «Съезд чл. Учредит, собр.»
с местом пребывания в Уфе, а затем в Екатеринбурге; 19
нояб. 1918 после колчаковского переворота был арестован,
но затем по настоянию командования Чехосл. корпуса
освобожден. Окончат, упразднение «Съезда» и «Совета уп-
равляющих ведомствами» произошло в дек. 1918.
РУССКИЙ ЛЕГИбН ЧЁСТИ — вооруженное формирова-
ние, воевавшее в 1918 г. на стороне Антанты на Западном
фронте Первой мировой войны. Создан в декабре 1917 г. во
Франции из сопротивлявшихся разложению армии и рево-
люционной пропаганде чинов Русского Экспедиционного
корпуса, находившегося там с июня 1916 г. В январе 1918 г.
Р.Л.Ч. в количестве около 400 человек во главе с полковником
Готуа причислялся к 4-му полку марокканских стрелков
Марокканской ударной дивизии, а затем в качестве 4-го
батальона вошел в 8-й зуавский полк. Отличался высокой
боеспособностью и мужеством, в апреле-мае отличился в боях
у Виллэр Брагонэ, в мае — у Суассона, в июне-июле успешно
отражал атаки немецких войск от Реймса. В августе 1918 г.
был преобразован в отдельный батальон 1-й бригады Марок-
канской дивизии, экипирован во французскую форму с
русскими национальными цветами на рукаве, подчинен
460
майору Трамюзэ. Участвовал в осенних боях 1918 г., прошел
Лотарингию, Эльзас, Саар и вступил в Германию. За 10
месяцев через Р.Л.Ч. прошло немногим более 1 тыс. человек,
свыше половины из них было убито или ранено. В конце
декабря 1918 г. через Марсель часть Р.Л.Ч. переправлена в
Новороссийск. Многие чины служили позднее в различных
белогвардейских армиях. В Мурмелоне (Франция) на Русском
военном кладбище воздвигнут храм-памятник воинам, погиб-
шим в боях на Западном фронте.
^НГЕРН ФОН ШТЁРНБЕРГ Ром. Фед. (1886-1921) —
барон, один из руководителей антибольшевистского движения
на Д. Востоке. Происходил из старинного остзейского
дворянского рода, обучался в Мор. корпусе и Оренбургском
казачьем юнкерском уч-ще. Участвовал в рус.-япон. войне в
чине рядового, ранен, награжден солдатским Георгием (зна-
ком отличия орд. св. Георгия). Много путешествовал по Д.
Востоку и Монголии, принял буддизм. Во время 1-й мир.
войны служил в 1-м Нерчинском полку Забайкальского
казачьего войска, награжден орд. св. Георгия 4-й ст.,
Георгиевским оружием, неск. раз ранен. Летом 1917 в чине
войскового старшины вместе с Г. М. Семеновым по поруче-
нию Врем, пр-ва формировал добровольч. части. С начала
гражд. войны, являясь ближайшим пом. Семенова, сформи-
ровал отд. отряд на станции Даурия, проявил себя сторон-
ником паназиатских идей, борцом за создание независимого
Монг, гос-ва. Произведен в ген.-лейт., командовал отд.
Азиатской кон. див. С кон. 1920 командовал белогв.
формированиями в Монголии, принял титул «вана» (прави-
теля), открыто объявил о необходимости восстановления
монархии в России. Войска У. с мая 1921 вновь участвовали
в воен, действиях против красных партизан и Дальневост,
республики, но успеха не имели. Сам У. из-за предательства
в своем окружении был взят в плен и расстрелян по приговору
Сиб. рев. трибунала в Новониколаевске.
НИКОЛАЕВСКИЙ Бор. Ив. (1887-1966) — деятель с.-д.
движения в России и в эмиграции, историк, публицист,
собиратель архивных док-тов. Из семьи священника, учился
461
в Самарской и Уфимской гимназиях. В 1903-06 — больше-
вик, затем — меньшевик. Занимался активной рев. деятель-
ностью в Самаре, Уфе, Омске, Баку, Петербурге, Екатерино-
славе, в 1904-17 8 раз арестовывался, трижды ссылался,
совершал побеги из тюрем. В 1913-14 сотрудничал в
легальной с.-д. «Рабочей газете». В 1918-20 выполнял
ответств. поручения ЦК РСДРП(м) в разл. регионах России,
пытаясь совместить боробу против белогв. режимов и анти-
большевизм. Осенью 1919 участвовал в проведении общепарт.
мобилизации меньшевиков по оказанию помощи Кр. Армии
и проведению оборонной работы, весной 1920 — в орг-ции
выборов в Советы. В февр. 1921 как чл. ЦК меньшевистской
партии был арестован, в янв. 1922 выслан за границу. 20
февр. 1932 был лишен сов. гражданства. Проживая в
Германии, Франции, США, активно участвовал в полит,
деятельности, был чл. Загран, делегации РСДРП, входил в
ред. «Социалистического вестника». Опубликовал большое
число тр. по истории рев. движения, проблемам истории
большевистской партии и сов. об-ва, борьбе течений в рус.
эмиграции. Собранная им богатейшая коллекция архивных
материалов содержит более 800 коробок док-тов и хранится
в его личном фонде Архива Гуверовского ин-та войны,
революции и мира Стэнфордского ун-та (США).
СЕМЁНОВ Григ. Мих. (1890-46) — кр. белогв. воена-
чальник, рук. антиболыпевист. вооруж. борьбы на Д. Востоке
в кон. 1917-21. Забайкальский казак, сын русского и
бурятки, выпускник Оренбургского казачьего юнкерского
уч-ща. Ветеран 1-й мир. войны, награжден орд. св. Георгия
4-й ст. и Георгиевским оружием. В июне 1917 в чине есаула
назначен комиссаром Врем, пр-ва и формировал добровольч.
части. Организов. им особый маньчжур, партиз. отряд из
русских, китайцев, бурят, монголов, сербов с нояб. 1917
вступил в борьбу против большевиков. К осени 1919,
пользуясь поддержкой японцев, утвердил свою власть в
Забайкалье, вошел в состав пр-ва Забайкальского обл., избран
походным атаманом Дальневост, казачьих войск, командовал
5-м Приамурским корпусом. Сепаратистские тенденции С.
привели первонач. к конфликту с Колчаком. Лишь летом
462
1919 С., к тому времени уже войсковой атаман Забайкаль-
ского казачьего войска, был награжден в должности пом.
команд, войсками Приамурского кр., произведен в ген.-лейт.
22 янв. 1919. Колчак передал С. всю полноту гос. власти
«на территории бывшей Российской восточной окраины». В
сент. 1920 С. объявил о своем подчинении власти Правителя
Ю. России П. Н. Врангеля. С 1921 в эмиграции, занимался
активной антиболыпевист. деятельностью. В авг. 1945 был
арестован в Корее сов. военнослужащими. Приговорен к
смертной казни через повешение Воен, коллегией Верх, суда
СССР.
СКбБЛИН Ник. Вл. (1894-193?) — один из военачаль-
ников Белого движения, агент сов. разведки в рус. эмиграции
30-х. Ветеран 1-й мир. войны, награжден мн. орденами, в
т. ч. орд. св. Георгия 4-й ст. и Зол. оружием. В мае 1917
в чине штабс-капитана стал одним из организаторов создания
Ударного отряда в 8-й армии Юго-Зап. фр., преобразов,
позднее в Корниловский ударный отряд и Корниловский
ударный полк. С нояб. 1917 в Добровольч. армии, участник
боев Первого и Второго Кубанского полков, с нояб. 1918 —
ком. Корниловского ударного полка, в 1919 — ком. Корни-
ловской бригады, а затем — Корниловской ударной див.
Считался одним из самых храбрых офицеров-корниловцев. В
апр. 1920 произведен в ген.-майоры. С нояб. 1920 в
эмиграции, был женат на изв. рус. певице Н. В. Плевицкой.
С 1930 — агент Иностр, отд. ОГПУ (позднее — НКВД) СССР.
Будучи благодаря личным отношениям и служебным связям
приближенным к пред. РОВСа ген. Е. К. Миллеру, вел работу
по разложению рус. эмиграции, предотвращению ее консо-
лидации на антисов. основе, сбору секретной воен, информа-
ции. Руководители сов. разведки оценивали его как выдающ.
заруб, агента. После успешной орг-ции похищения ген.
Миллера в Париже 22 сент. 1937 тайно уехал в Испанию.
Об обстоятельствах и точной дате смерти С. до сих пор нет
достоверной информации. Предположительно, он был унич-
тожен в ходе чистки сов. агентуры в Испании в кон. 30-х гг.
463
«СМЕРШ» (вероятно, сокращение от «смерть шпио-
нам») — офиц. наименование органов сов. воен, контрраз-
ведки в 1943-46. Постановлением Гос. К-та Обороны (ГКО)
СССР от 14 апр. 1943 на базе Гл. управления особых отделов
НКВД СССР были образованы Гл. управление контрразведки
«С.» Наркомата обороны (НКО) СССР и Управление контр-
разведки «С.» Наркомата воен.-мор. флота (НКВМФ) СССР,
причем нач. этих управлений были по должности и замес-
тителями наркомов соотв. наркоматов. Управления и отделы
«С.» были образованы на фронтах, флотах, соединениях, в
воинских частях. Они обязаны были заниматься выявлением
агентов врага в р-нах боевых действий, на воен, объектах,
обнаружением диверсантов, получением информации о раз-
ведыват. и контрразведыват. органах противника. «Смершев-
цы» имели особые знаки различия и в своей практич.
деятельности были независимы как от соотв. армейского или
флотского командования, так и от терр. органов внутр, дел
и гос. безопасности. Выделение воен, контрразведки из
структуры НКВД СССР, а также проведенное в апр. 1943
восстановление союзно-респ. Наркомата гос. безопасности
НКГБ СССР несколько ограничило властные полномочия
наркома внутр, дел СССР Л.П.Берия, к-рый, правда, продол-
жал курировать все виды органов охраны правопорядка и
госбезопасности в качестве чл. ГКО СССР. В мае 1946 органы
«С.» были преобразованы в особые отделы, подчиненные Гл.
управлению особых отделов Мин-ва гос. безопасности СССР,
причем бывший начальник Гл. управления контрразведки
«С.» НКО СССР ген.-полк. В.С.Абакумов возглавил это
мин-во.
VI. ПОСЛЕСЛОВИЯ К КНИГАМ
ДРОЗДОВСКИЙ, ТУРКУЛ И КНИГА
«ДРОЗДОВЦЫ В ОГНЕ»*
Размышляя об истоках многих наших сегодняшних
проблем, о грубости и черствости душ, укоренившейся в
обществе жестокости, о своего рода черно-белом видении
мира, мы, не переставая бесповоротно осуждать сталинщину,
все чаще и чаще обращаемся к событиям первых лет
Советской власти, к трагедии братоубийственной гражданской
войны. И все больше и больше интереса вызывают люди,
которые еще 73 года назад пытались помешать «гигантскому
историческому эксперименту», предчувствуя многие его пе-
чальные последствия. В лице белых большевики встретили
противника, обладавшего значительным интеллектуальным
потенциалом. На сторону белых встали и десятки тысяч
людей, выступивших против революции по принципиальным
соображениям, причем, соображениям не столько классовым,
сколько историческим, культурным, нравственным. Они
искренне и горячо любили Отечество, и отдать жизнь за него
для них не было доблестью, а считалось обыкновенным
поступком.
Нам долго и настойчиво внушали, что гражданская война
была борьбой эксплуататоров и эксплуатируемых, сторонни-
ком реакции и прогресса, кровожадных белобандитов и
великодушных красноармейцев. Но так ли это? Архивные
материалы свидетельствуют, что как командный, так и
рядовой состав красных и белых мало отличался друг от
друга по социальному происхождению. А белое офицерство
к тому же, за крайне редким исключением, не имело никаких
имущественных претензий к революции ввиду отсутствия
всякой собственности, кроме мизерного жалования. «Допус-
* Послесловие к книге А. В. Туркула «Дроздовцы в огне» (Л., 1991).
465
кались непоправимые ошибки, не было понимания сдвигов,
происходивших в России, не было ясного плана и единомыс-
лия в том, как устроить будущее русского народа, но нельзя
отрицать, что старались быть честными (насколько это
возможно в условиях гражданской войны), любили свою
страну и желали добра и благополучия своему народу», —
писал Б. А. Павлов, вступивший в Добровольческую армию
в возрасте 13 (!) лет.1
Книга «Дроздовцы в огне» — не историческое исследо-
вание и не мемуары в обычном смысле слова. Это двадцать
четыре собранных воедино рассказа, романтических и одно-
временно трагических, сохранившихся в памяти одного из
главных героев событий и талантливо записанных пером
писателя — также участника Белого движения. Но... обо
всем по порядку.
Много ли известно современному читателю о М. Г. Дроз-
довском, одном из зачинателей и вождей Белого дела? Кем
же был человек, именем которого почитали за честь называть
себя эти люди — генералы, офицеры, простые солдаты?
Михаил Гордеевич Дроздовский родился в 1881 г. в Киеве
в семье боевого генерала, ветерана Крымской войны. По
окончании Владимирского Киевского кадетского корпуса он
поступает в Павловское военное училище, которое заканчи-
вает «по первому разряду» и производится в подпоручики
лейб-гвардии Волынского полка, а через три года зачисляется
в Академию Генерального штаба.
Во время русско-японской войны он в составе 34-го
Восточно-Сибирского полка участвует в ряде сражений, за
что награждается орденами Святой Анны 4-й степени с
надписью «За храбрость» и Святого Станислава 3-й степени
с мечами и бантом.2 По окончании войны М. Г. Дроздовский
продолжает обучение в Академии и в 1908 г. с отличием
заканчивает ее. В 1912 г. он проходит курс обучения в
Севастопольской офицерской авиашколе, становится летчи-
ком.
Началась первая мировая война, и Дроздовский, как
опытный офицер Генерального штаба, с самого начала
военных действий получал назначения на ответственные
штабные должности. В 1915 г. за боевые отличия он был
произведен в подполковники, удостоен ордена Святого Вла-
466
димира 4-й степени с мечами и бантом, а затем и
Георгиевского оружия.
В апреле 1917 г. Дроздовский стал командиром 60-го
Замосцкого пехотного полка. Разложение армии под воздей-
ствием революционных событий, падение воинской дисцип-
лины производили гнетущее впечатление на кадровое офи-
церство. Командование полком в этих условиях не доставляло
радости Дроздовскому. Вот что писал он в одном из писем:
«Оборвалось и рухнуло все, чему я верил, о чем мечтал, для
чего жил, все без остатка, в душе пусто. Только из чувства
личной гордости, только потому, что никогда не отступал
перед опасностью и не склонял перед ней своей головы,
только поэтому остаюсь я на своем посту и останусь на нем
о
до последнего часа».
Ноябрь 1917 г. Большевики пришли к власти, революция
из Петрограда распространилась по всей стране. Но аппарат
старого военного министерства продолжает работать. Полков-
ника М. Г. Дроздовского награждают орденом Святого Геор-
гия 4-й степени. Он получает под начало 14-ю пехотную
дивизию. Однако вступить в командование ею он так и не
успел, так как направился в Яссы, где в спешном порядке
началось формирование добровольческих частей Румынского
фронта для продолжения войны с немцами и противодействия
Советской власти.
Дроздовским был сформирован «Отряд русских добро-
вольцев Румынского фронта», поставивший перед собой цель
во что бы то ни стало пробиться на Дон для соединения с
Добровольческой армией. 26 февраля 1918 г. отряд числен-
ностью около 900 человек (в основном офицеры) выступил в
поход.
Яссы — Дубоссары — Мелитополь — Ростов — Ново-
черкасск — вот основные вехи этого похода. Проходил он в
условиях весьма своеобразных. Как известно, еще в январе
1918 г. Украинская Центральная Рада подписала с Четвер-
ным союзом (Германия, Австро-Венгрия, Турция и Болгария)
соглашение, которое являлось юридическим основанием фак-
тической оккупации Украины австро-германскими войсками
и ликвидации на ее территории советских органов.
Советское правительство, подписавшее позднее Брестский
мир, признавало это соглашение и предполагало впоследствии
467
установить точную границу с Украиной. Неопределенность
границ давала формальные основания для агрессивных
действий австро-германцев на не входившей в состав Украины
территории под предлогом ее защиты.
Войска Украинской народной республики относились к
дроздовцам неприкрыто враждебно, не решаясь в то же время
вступать с ними в открытые вооруженные столкновения. В
отношениях с немцами Дроздовский стремился придержи-
ваться нейтралитета, убеждая их в очевидности своих анти-
большевистских целей. По пути следования отряд Дроздов-
ского решительно ликвидировал завоевания Советской власти,
жестоко расправляясь с ее представителями. В одной из
деревень несколько попавших в плен офицеров подвергались
мучениям и были казнены, за что, в свою очередь, дроздовцы
совершили беспощадную карательную акцию против крес-
тьян. Это была уже настоящая гражданская воина! 4
17 апреля 1918 г. отряд вступил на территорию Донской
области. В Ростове — большевики, недалеко от города —
немцы, и по достоверным данным они намереваются с боем
взять его... И тут полковник М. Г. Дроздовский принимает
совершенно безрассудное, казалось бы, решение: силами
своего отряда взять Ростов!
21 апреля после упорнейшего боя дроздовцы в полночь
во время Пасхального крестного хода овладели Ростовом.
Однако в течение следующего дня к городу перебрасывались
новые подкрепления хорошо вооруженных советских войск.
В итоге, сосредоточив в городе более 10 тыс. человек, красные
вынудили Дроздовского оставить Ростов. Потери отряда
составили 12 убитых, 60 раненых и 5 пропавших без вести.
Советские войска потеряли не менее 3 тыс. бойцов.5
Необходимость защиты Ростова вынудила советское ко-
мандование ослабить свои силы у Новочеркасска, в результате
чего последний был захвачен восставшими донскими казака-
ми. Однако к городу подходила мощная группировка красных,
постепенно захватывающая его окрестности. Казаки начали
отступать, но тут подоспел отряд Дроздовского, и Новочеркасск
был взят. На следующий день, 26 апреля 1918 г., состоялся
торжественный парад на площади Войскового собора.
При соединении в станице Мечетинская с основными
силами Добровольческой армии отряд Дроздовского насчиты-
468
вал около трех тысяч хорошо вооруженных, снаряженных и
экипированных воинов, имел 13 орудий, 70 пулеметов, два
броневика, два аэроплана, несколько автомобилей, радиоте-
леграф, музыкальный оркестр, прекрасно оборудованную
санитарную часть, обоз, а также запасы оружия и боепри-
пасов. Отряд был преобразован в 3-ю дивизию Добровольчес-
кой армии в составе 2-го офицерского стрелкового полка,
2-го офицерского конного полка, 3-й инженерной роты, легкой
артиллерийской батареи и гаубичного взвода.6
Части 3-й дивизии находились на важнейших участках
боев второго Кубанского похода, завершившегося свержением
на Кавказе Советской власти. Сам же Дроздовский в бою
под Ставрополем 31 октября 1918 г. был легко ранен в ногу
ружейной пулей. Однако для лечения потребовалось восемь
(!) операций, началось заражение крови.
8 ноября Дроздовский был произведен в генерал-майоры
в соответствии со Статусом ордена Святого Георгия. 25 ноября
была учреждена специальная медаль для участников похода
дроздовцев (Яссы—Дон).
В декабре Дроздовскому ампутировали ногу, но улучше-
ния не последовало, и вечером 1 января 1919 г. он скончался.
Генерал Деникин в связи со смертью Дроздовского издал
приказ, заканчивающийся словами: «Мир праху твоему,
рыцарь без страха и упрека».7, 8
Еще при жизни Дроздовского его подчиненные широко
именовались «дроздовцами». После смерти его имя офици-
ально было присвоено воинским частям. В составе Добро-
вольческой армии вплоть до эвакуации из Новороссийска
действовал бронеавтомобильный отряд имени генерала Дроз-
довского. Кроме того его имя носили бронепоезда («Генерал
Дроздовский», «Дроздовец»), многие запасные батальоны,
О
технические части.
★ ★ ★
Личность генерала Туркула, несомненно, выделяется не
только среди дроздовцев, но и вообще среди героев Белого
движения. Он принадлежал к той замечательной плеяде
молоды участников гражданской войны, которые в начале
ее были лишь обер-офицерами, а к концу командовали
дивизиями, армиями и более крупными соединениями.
469
Антон Васильевич Туркул, родившийся в 1892 г. в
Тирасполе, вовсе не мечтал о карьере профессионального
военного. Он закончил реальное училище, служил по граж-
данском ведомству. Когда вспыхнула первая мировая война,
он, пройдя ускоренный курс юнкерского училища, был
произведен в прапорщики 75-го пехотного Севастопольского
полка. За три военных года Туркул был трижды ранен,
произведен в подпоручики, поручики и штабс-капитаны,
награжден орденом Святого Георгия 4-й степени и Георгиев-
ским оружием, а также всеми орденами, какими могли быть
награждены обер-офицеры. В 1917 г., в дни разложения
армии, он стал организатором и командиром ударного
батальона своей дивизии, созданного для того, чтобы служить
примером храбрости на фронте и остановить развал армии.
С первых дней гражданской войны Туркул находился в
отряде Дроздовского в качестве фельдфебеля 2-й офицерской
роты. По окончании похода Яссы-Дон, в Новочеркасске, он
принял под свое начало роту и командовал ею во втором
Кубанском походе, во время которого был тяжело ранен. По
возвращении в строй в начале 1919 г. А. В. Туркул принял
1-й батальон 2-го офицерского имени генерала Дроздовского
полка, позднее командовал этим и 1-м офицерским полками,
а летом 1920 г., в разгар боев в Крыму и Северной Таврии,
стал начальником Дроздовской стрелковой дивизии.
По свидетельствам очевидцев, для Туркула была харак-
терна постоянная бодрость, не покидавшая его даже в самые
тяжелые минуты, высокое боевое мастерство, отменная
храбрость. Трудно перечислить успешно проведенные им
операции: и упорнейшие оборонительные бои в Донецком
бассейне, и блестящее взятие станции Луговая на пути к
Харькову, и опаснейшие для противника контратаки во время
общего отступления войск Юга России в конце 1919 г.
Военные дарования генерала Туркула с особой силой
проявились во второй период Крымской кампании, когда он
командовал Дроздовской дивизией. Как правило, не разбра-
сывая подразделения по всему фронту, держа всю дивизию
в кулаке, он в определенный момент направлял в прорыв
головной батальон, а затем уже бросал в бой остальные части,
занимая заданный район. Рейды Дроздовской дивизии были
весьма успешны и чрезвычайно опасны для красных. И не
470
случайно опыт, полученный в боях против Туркула, изучался
впоследствии в советских военных училищах и академиях,
а о самом Туркуле как о военачальнике мнение было весьма
высокое.10
Братоубийственная гражданская война... Она была жес-
токой с обеих сторон, была местью за погубленные жизни
родных и друзей, за надругательства над национальными
святынями. «Четыре года войны и кошмар революции не
прошли бесследно, — объяснял генерал А. И. Деникин. —
Они отнимали людей от внешних культурных покровов и
довели до высшего напряжения все их сильные стороны и
все их низменные стороны... Был подвиг, была и грязь.
Героизм и жестокость. Первые явления возносились, со
вторыми боролись. Но вторые не были отнюдь преобладаю-
щими...».11 А. В. Туркул отнюдь не был агнцем в этой
войне... Еще во время похода Яссы-Дон М. Г. Дроздовский
писал в своем дневнике: «А в общем страшная вещь
гражданская война; какое озверение вносит в нравы, какою
смертельною злобой и местью пропитывает сердце; жутки
наши жестокие расправы, жутка та радость, то упоение
убийством, которое не чуждо многим из добровольцев. Сердце
мое мучится, но разум требует жестокости. Надо понять этих
людей, из них многие потеряли близких, родных, растерзан-
ных чернью, семьи и жизнь которых разбиты, имущество
уничтожено или разграблено и среди которых нет ни одного,
не подвергавшегося издевательствам и оскорблениям: надо
всем царит злоба и месть и не пришло еще время мира и
прощения... Что требовать от Туркула, потерявшего после-
довательно трех братьев, убитых и замученных матросами,
или Кудряшова, у которого недавно красногвардейцы выре-
зали сразу всю семью? А сколько их таких?..».12
После крымской эвакуации 1920 г. генерал Туркул в
Галлиполи в соответствии с приказом Врангеля стал коман-
диром сводного Дроздовского стрелкового полка, в состав
которого вошли остатки прежних Дроздовских частей. Он
сохранил эту должность и на чужбине, но уже не как
командир воинский части, а как руководитель организации,
входящей в состав Русского общевоинского союза (РОВС),
образованного в 1924 г.
471
А. В. Туркул, находясь в эмиграции, настойчиво стре-
мился продолжить борьбу, был сторонником «активизма» —
массированных террористических акций против СССР. Вот,
что писал он в начале 30-х гг. своему боевому соратнику
генералу Н. В. Скоблину, бывшему начальнику Корнилов-
ской дивизии: «Я считал и считаю, что активная работа
должна быть основой существования нашего Союза здесь и
за рубежом... Прекративши активную работу, Союз будет
подобен живому трупу, так как ни школами, ни курсами
его оживить нельзя... Если же придется работать, то я уверен,
что мы не осрамим нашего оружия и сделаем все возможное
для скорейшего низвержения власти товарищей в СССР».13
Туркул не мог и предполагать, что Скоблин вместе со
своей женой, известной певицей Н. В. Плевицкой, был
завербован в 1930 г. советской разведкой (процитированное
выше письмо хранится, кстати, в архиве КГБ СССР...). В
числе важнейших задач, которые иностранный отдел ОШУ
СССР поставил своем агенту под кличкой «Фермер», было
свести на нет отчаянные попытки генерала Туркула органи-
зовать активно действующее террористическое ядро РОВСа.
И прославленный белый генерал, секретный агент ОГПУ,
блестяще справился с этой задачей!
Любопытно, что в 1933 г. благодаря Скоблину было
предотвращено покушение на Троцкого, которое подготовля-
лось людьми Туркула в Виши (Франция).
Разочаровавшись в возможностях РОВСа, Туркул основал
в июле 1936 г. Русский национальный союз участников войны
(РНСУВ). Ввиду того, что члены РОВСа не имели права
участвовать в каких-либо политических организациях, на-
чальник РОВСа генерал Миллер специальным приказом
отстранил Туркула от командования Дроздовским стрелковым
полком и исключил его из РОВСа.14
Во время второй мировой войны генерал Туркул, не
отказываясь от своей жесткой позиции по отношению к
Советской власти, долго не шел на прямую поддержку
нацистов. И только в конце 1944 г., после образования
Комитета освобождения народов России и провозглашения
Пражского манифеста, он встретился с генералом А. А. Вла-
совым. В результате продолжительной беседы ему было
поручено формирование корпуса в составе Русской освободи-
472
тельной армии. Правда, дальше некоторых организационных
мероприятий дело не зашло, корпус так и не был сформи-
рован. Во власовском движении Туркул видел продолжение
Белого дела, дела его юности, а потому гордился своей пусть
и номинальной принадлежностью к РОА.
Проживая после второй мировой войны в Германии, он
издавал и редактировал журнал «Доброволец», поддерживав-
ший связь с разбросанными по многим странам мира
1 к
бывшими власовцами.
А. В. Туркул умер 19 августа 1957 г. в Мюнхене.
Похоронен он на русском кладбище Сен-Женевьев де Буа
близ Парижа рядом с памятником «Генералу Дроздовскому
и Дроздовцам».10
★
В 1933 г. парижская газета «Возрождение» начала
публикацию рассказов из цикла «Дроздовцы в огне» В
редакционном комментарии сообщалось, что «начальник
Дроздовской дивизии, генерал А. В. Туркул, восстанавливая
в живых воспоминаниях свои походные заметки, уничтожен-
ные по боевой случайности, к части этой обширной работы
привлек нашего сотрудника И. С. Лукаша... Генерал
А. В. Туркул будет признателен за сообщение ему данных,
способствующих восстановлению полноты исторической прав-
ды и благодарит всех лиц, такие данные приславших».17
В 1937 г. «Дроздовцы в огне» были впервые изданы
отдельной книгой в Белграде, а в 1948 г. переизданы
мюнхенским издательством «Явь и быль». Советские читатели
долгое время практически ничего не знали ни об этой книге,
ни об ее авторе. Достаточно сказать, что если в Москве
Туркула еще можно было почитать, проникнув в спецхран
Ленинской библиотеки, то в Ленинграде Дроздовцев не было
ни в одной библиотеке. Лишь совсем недавно читатели
♦ Литературной России» смогли познакомиться с двумя из
двадцати четырех входящих в книгу рассказов, подготовлен-
ных к печати с предисловием автора этих строк.18 И вот
сейчас издается, наконец, вся книга на родине автора. Что
особенно привлекает в ней по сравнению с множеством других
белогвардейских сочинений? Прежде всего яркая литератур-
473
ная обработка писателя Ивана Созонтовича Лукаша, сумев-
шего стать своего рода «вторым Я» Туркула, воспроизвести
его эмоциональную натуру, передать неиссякаемый оптимизм
и, на первый взгляд, несколько необычную для боевого
офицера и генерала сентиментальность.
♦Дроздовцы в огне» — вовсе не свод фактов о дроздовцах.
Это художественное воссоздание наиболее ярких и памятных
событий, причем не только истории Дроздовской дивизии,
но и вообще всей атмосферы России времен гражданской
войны.
Сила книги в том что ее герои — не только офицеры и
генералы, но и простые солдаты, разделившие с командирами
радость побед и горечь поражений. Искренней любовью к
простому люду, желанием принести ему добро проникнута
эта книга.
Всем существом своим отвергая революцию и ненавидя
большевиков, автор тем не менее оценивает людей не по их
социальной принадлежности, а в строгом соответствии со
своими нравственными принципами, воздавая должное чести,
достоинству, патриотизму, чувству войскового товарищества,
храбрости в бою. Диаметрально противоположные политичес-
кие воззрения не мешают ему уважать мужество противника,
его силу духа.
Несомненно, книга «Дроздовцы в огне» позволит чита-
телю прочувствовать захватывающую атмосферу того време-
ни — трагическую и романтическую одновременно, сможет
убедить, что в массе своей участники Белого движения
жертвовали собой, думая о благе народа.
После прочтения этой книги российскому читателю
станет, вероятно, грустно от того, что люди, подобные ее
героям, либо были уничтожены, либо выброшены на чужбину,
где отдавали свои силы и способности на благо других стран,
а не своей Родины (и сейчас это продолжают делать их дети
и внуки).
Заранее предвидя возможные упреки в идеализации
вождей и участников Белого движения, хочется сказать, что
идеализация кого бы то ни было — занятие не для историка.
Но знать правду о своем прошлом и научиться наконец-то
извлекать уроки из него — это, согласитесь, жизненно
необходимо. Необходимо хотя бы для того, чтобы идти к
474
лучшей жизни не через новую братоубийственную войну,
которая может явиться заключительным аккордом нашей
истории. И в этом современному читателю неоценимую помощь
может оказать замечательная книга «Дроздовцы в огне».
Большую помощь в подготовке данного издания оказали:
председатель Объединения генерала Дроздовского стрелкового
полка профессор Владимир Бутков (г. Вашингтон, США),
сотрудник библиотеки Стэнфордского университета (Калифор-
ния, США) Лариса Красовская, профессор Университета
имени Вашингтона и Ли (Вирджиния, США) Ричард Бидлак.
Примечания
1 Пылин Борис (псевд.). Первые четырнадцать лет. Калифорния, 1972.
С. 204.
2 Дроздовский М. Г. Дневник. Нью-Йорк, 1903. С. 13-17; Центральный
государственный военно-исторический архив СССР (ЦГВИА СССР). Ф. 409.
On. 2. Д. 268-707. Л. 40-48.
О
Дроздовский М. Г. Дневник. С. 20.
4
Кравченко Вл. Дроздовцы от Ясс до Галлиполи. Т. 1. Мюнхен, 1973.
С. 44-37.
5 ЦГАОР СССР. Ф. 5881. On. 2. Д. 417. Л. 199.
0 Там же. Л. 243-244.
7
Дроздовский М. Г. Дневник. С. 176-178.
о
Подробнее о М. Г. Дроздовском см.: Бортневский В. Жил человек... //
Час пик. 1990. 10 сент. С. 3.
о
Кравченко Вл. Дроздовцы... Т. 2. С. 355-358.
10 Кравченко Вл. Дроздовцы... Т. 2. С. 345-354; ЦГАОР СССР. Ф. 5881.
On. 2. Д. 417. Л. 244-240.
Деникин А. И. Очерки русской смуты. Т. 2. Париж, 1922. С. 200.
12
Дроздовский М. Г. Дневник. С. 83-84.
13
Михайлов Л. «Фермер» сообщает из Парижа // Неделя. 1989.№ 49.
С. 15-16.
I4 ЦГАОР СССР. Ф. 5790. On. 1. Д. 6. Л. 17-21.
15
Кромиади К. За землю, за волю. Сан-Франциско, 1980. С. 160-169.
I0 Кравченко Вл Дроздовцы... Т. 2. С. 342, 348.
17
Возрождение. 1933. 20 июля.
18
Туркул Антон: 1) Пальма // Литературная Россия. 1989. № 49; 2)
Баклажки // Там же. 1990. № 24.
475
Б. В. ПРЯНИШНИКОВ И ЕГО КНИГА
Борис Витальевич Прянишников, без сомнения, является
одной из наиболее крупных фигур Русского Зарубежья — и
как литератор, и как политический деятель. Потомственный
дворянин Области Войска Донского, он родился 21 июля
1902 г. в станице Новочеркасской. Дед его, Яков Павлович,
выпускник юридического факультета Московского универси-
тета, владел крупным имением недалеко от станции Чертково
Юго-Восточных железных дорог. Он по-новаторски занимался
хозяйством, использовал новейшие машины и был известен
далеко за пределами Донской области. Отец Бориса Виталье-
вича, Виталий Яковлевич, женился на Марии Николаевне
Мухиной, скончавшейся через четыре года после рождения
сына. Полковник В. Я. Прянишников верой и правдой
служил царю и Отечеству. Вдохновленный высокими патри-
отическими идеями, пошел на фронт первой мировой войны
был тяжело контужен в бою под Остроленкой и отчислен в
тыл. В начале 1917 г. он был командиром 4-го Донского
запасного полка в станице Нижне-Чирской.
В том же памятном и трагическом для России 1917 г.
пятнадцатилетний Борис Прянишников был кадетом 5-го
класса прославленного Донского императора Александра III
кадетского корпуса в Новочеркасске. В семье и корпусе он
воспитывался в духе преданности Родине, безукоризненного
следования понятиям чести и долга. И неудивительно, что
в ноябре 1917-го, когда Ростов был захвачен большевиками,
он вместе с друзьями-одноклассниками бежал из корпуса на
фронт антибольшевистской борьбы, присоединившись ко
многим и многим своим ровесникам — кадетам, гимназистам,
реалистам, без колебаний сделавшим для себя тогда выбор.
Вскоре, правда, подросток был возвращен домой, но в то
время было уже не до учебы...
Летом 1918 г. Б. В. Прянишников тайно покидает отчий
дом и на повозке, груженной снарядами для деникинской
Добровольческой армии, добирается до станции Мечетинской,
где поступает добровольцем в Партизанский пеший казачий
* Послесловие к книге Б. В. Прянишникова «Незримая паутина» (СПб.,
1993).
476
полк, позднее переименованный в Алексеевский. В составе
этого полка под командой полковника П. К. Писарева он
доблестно прошел победоносный для Добровольческой армии
Второй Кубанский поход и был награжден Георгиевской
медалью 4-й степени. По завершении похода приказом
генерала А. И. Деникина кадеты были отправлены на учебу,
и Борис Витальевич поступил в 6-й класс своего корпуса.
Через год выпускники Донского корпуса, все как один,
поступили в Атаманское военное училище, а после поражения
Деникина были эвакуированы в Крым, где участвовали в
боях в составе армии генерала П. Н. Врангеля. В начале
августа 1920 г. под Каховкой Б. В. Прянишников был ранен,
но остался в строю, за что был награжден Георгиевским
крестом 4-й степени.
Затем была эвакуация врангелевской армии из Крыма в
ноябре 1920 г., пустынный остров Лемнос в Средиземном
море, переезд с училищем в городок Ямбол в Южной
Болгарии. А 12 июля 1922 г. — производство в офицерский
чин, имевшее во многом символический характер, поскольку
служить офицером так и не пришлось...
Началась тяжелая эмигрантская жизнь — сначала в
Болгарии, потом во Франции. «Телом я был тут, но душой —
всегда в России, — вспоминал Б. В. Прянишников, — я
унес ее с собой в сердце своем. Каждая новая трагическая
весть с Родины волновала и ставила все тот же вопрос: “Что
делать?”».1 Состоя по своему положению в Русском общево-
инском союзе, Б. В. Прянишников остро переживал много-
численные неудачи РОВСа в организации активных действий
по освобождению России от большевизма. Он, как многие
другие представители русской эмигрантской молодежи, при-
шел к мысли о необходимости создания новой, независимой
от РОВСа организации, которая бы критически переосмыс-
лила неудачи Белого движения и наметила соответствующие
времени способы борьбы с большевиками. «Кроме сохранения
кадров на случай новой схватки с красными начальство
(РОВСа. — В. Б.) ничего не предлагало. Жили фантастикой
“весенних походов”, но с каждым днем все призрачнее
становились такие бесплотные мечты, — вспоминал
Б. В. Прянишников. — Эмигрантская молодежь все больше
и больше осознавала банкротство “отцов”... Трагедия России
477
ставила <...> важные вопросы — решение назревших в
России социальных проблем».2
Русское национальное студенческое объединение, Нацио-
нальный союз русской молодежи и, наконец, образованный
в декабре 1931 г. Национальный союз нового поколения —
вот основные организационные вехи этого движения, ставшего
начальным этапом истории нынешнего Народно-Трудового
Союза (НТС). В феврале 1933 г. членом НСНП становится и
Б. В. Прянишников... В нашу задачу не входит рассмотрение
истории этой организации, как и сложных, а порой и
враждебных отношений между отдельными группировками
русской эмиграции. Следует однако, отметить, что отношения
эти еще более обострились после таинственного исчезновения
в сентябре 1937 г. председателя РОВСа генерала Е. К. Мил-
лера и раскрытия враждебной деятельности одного из его
приближенных — генерала Скоблина, оказавшегося агентом
советской разведки.
9 октября 1937 г. на рю Лас-Кас в Париже в зале
Социального музея парижским отделением НТСНП было
организовано большое открытое собрание. На этом собрании
с сенсационным докладом выступил Б. В. Прянишников,
который на основании известных ему фактов и документов
рассказал о деятельности НКВД СССР по разложению
эмиграции, о пагубной роли так называемой «Внутренней
линии» РОВСа, обвинил в связях с советской разведкой не
только генерала Н. В. Скоблина, но и генерала П. Н. Ша-
тилова, а также других ровсовских функционеров (не называя
пока их имен).
Русское Зарубежье было глубоко взволновано содержани-
ем выступления Б. В. Прянишникова, которое было повто-
рено после Парижа в Виши, Валянсе и Марселе. Эмигрантская
пресса была полна самых разнообразных откликов, полярных
по своим оценкам...
В жизни Бориса Витальевича после этого было многое:
и энергичная работа в руководстве НТСНП (с 1942 г. —
НТС), и членство во власовском Комитете освобождения
народов России (под своим литературным псевдонимом
В. Лисовский), и организация издания еженедельника
«Посев», и наконец — разочарование в НТС и полный разрыв
с ним в начале 60-х годов, переход к независимой публи-
478
цистической деятельности. Было многое, но на протяжении
более полувека Б. В. Прянишников считал и продолжает
считать одной из главных своих задач — публичное разо-
блачение действии советской агентуры в русской эмиграции.
Он опубликовал на эту тему большую серию статей, а в
1983 г. издал и данную книгу за счет своих скромных средств.
Свои исследования автор основывал как на результатах
собственных изысканий в роли своеобразного «частного
детектива», так и на многочисленных архивных документах,
которые были либо переданы в его распоряжение непосред-
ственными участниками событии, либо выявлены им в
богатейших коллекциях различных архивов, в том числе в
архиве Гуверовского института Стэнфордского университета
(США). К сожалению, Б. В. Прянишников, как правило, не
дает ссылок на использованные им источники, что не может
не снижать научную ценность его труда, обоснованность
некоторых выдвигаемых им гипотетических положении.
Так, при несомненной убедительности общей картины
событий, описания сознательной пробольшевистской деятель-
ности генерала Н. В. Скоблина и его жены Н. В. Плевицкой,
прямые персональные обвинения в работе на советскую
разведку генералов Ф. Ф. Абрамова и П. Н. Шатилова,
офицеров Фосса, Закржевского и других не выглядят, на мой
взгляд, достоверными, основанными на беспристрастном
анализе фактического материала. Очевидно, что сознательная
работа на какую-либо разведку и недостаточная бдительность,
недооценка противника, служебная халатность, излишняя
доверчивость к подчиненным все-таки не одно и то же. И
соответственно этому люди, виновные в этих деяниях, должны
быть по-разному оценены историей, вне зависимости от
имевших место последствий...
Примечания
1
2
3
Прянишников Б. Новопоколевцы. Силвер Спринг, 1986. С. 15.
Там же. С. 6, 7.
Там же.
479
VII. РЕЦЕНЗИИ
Анисимов Е. В. Россия в середине XVIII века. Борьба
за наследие Петра. М.: Изд-во «Мысль», М., 1986.
Послепетровское время, дворцовые перевороты, правление
императрицы Елизаветы — один из интересных периодов
дореволюционной отечественной истории. Меж тем истори-
ки-профессионалы здесь в явном долгу перед публикой. Они
заметно отстали от писателей, драматургов, кинематографис-
тов, давно и не без коммерческого успеха разрабатывающих
эту проблематику. Отсутствие не только популярных, но и
фундаментальных современных научных исследований не
могло не привести к массовому тиражированию ошибочных
и исторически недостоверных изображении событий, упро-
щенных взглядов на эту противоречивую и своеобразную
эпоху. Ленинградский историк, доктор исторических наук
Е. В. Анисимов поставил себе задачу, как говорит он сам,
♦ взглянуть на период правления Елизаветы с точки зрения
накопленных современной наукой знаний, с учетом бесцен-
ного труда поколений историков, возводивших для нас здание
исторической науки, и рассказать о нем в доступной для
широкого круга читателей форме».
Опираясь на обширный документальный материал, в том
числе и неизвестные ранее архивные источники, автор
воссоздает колоритную картину российской жизни 40-50-х
годов XVHI века во всех ее сложностях и противоречиях. В
книге подробно проанализирована политическая обстановка,
предшествовавшая вступлению Елизаветы Петровны на пре-
стол, показаны особенности дворцового переворота 25 ноября
1741 года, совершенного гвардейскими низами и имевшего
ярко выраженный патриотический характер. Недовольство
фаворитизмом немецких временщиков, особенно во время
царствования Анны Иоанновны, соединилось в общественном
сознании с идеализацией Петра Первого и его дочери. Именно
480
патриотическая окраска выделяет приход к власти Елизаветы
из ряда других дворцовых переворотов XVIII века, позволяет
считать его явлением отнюдь не случайным.
Особое место в книге занимает глава «Наследие Полтавы
и Ништадта», в которой рассматриваются международные
проблемы эпохи, рассказывается об укреплении положения
России среди великих европейских держав, продолжении
«дщерью Петра» внешнеполитического курса своего родите-
ля... Именно в ходе Семилетней войны доблестная русская
армия нанесла ощутимые поражения ранее непобедимому
Фридриху Великому, а в сентябре 1760 года победоносно
вступила в Берлин. И лишь смерть Елизаветы и вступление
на престол пронемецки настроенного Петра III привели к
отказу от достигнутых успехов.
Е. В. Анисимов увлекательно описывает не только
придворные интриги, балы-маскарады, дипломатические кол-
лизии елизаветинской эпохи. Легко воспринимается читате-
лем и материал о проектах государственных преобразований,
податной системе, укреплении позиции дворянства, тяжелом
положении крепостных крестьян и городской бедноты. При-
чины этого — в том, что автор на строго документированной
основе воссоздает образы людей, живших и действовавших
в ту эпоху, быт и нравы описываемого времени. Это — и
«дщерь Петра» красавица Елизавета, и несчастная семья
регентши Анны Леопольдовны, и рвущаяся к власти великая
княгиня Екатерина Алексеевна (будущая императрица Ека-
терина II), и крупные государственные деятели А. П. Бесту-
жев-Рюмин, братья Шуваловы, и видные военачальники
П. А. Румянцев, П. С. Салтыков, С. Ф. Апраксин, и возне-
сенные на немыслимые вершины казацкие дети братья
Разумовские... Досадно, однако, что в книге отсутствуют
именной указатель и генеалогические таблицы.
Внимание читателей, конечно же, привлекут и со вкусом
подобранные, качественно выполненные иллюстрации, зна-
чительная часть которых публикуется впервые: многочислен-
ные портреты современников, виды Петербурга и пригородов,
боевые знамена, различные образцы оружия, форма русской
армии и т. д. Жаль только, что нет карт и схем боевых
действий Семилетней войны.
481
Анализ большого фактического материала приводит
Е. В. Анисимова к выводу, что елизаветинское время во
многих отношениях было благоприятно для продвижения по
петровскому пути. Россия добилась очевидных успехов в
области экономики, внешней политики, развитии русской
национальной культуры. Но все это покоилось на фундаменте
крепостничества, вызвало усиление помещичьей эксплуата-
ции крестьянского хозяйства. «В елизаветинское время уже
родились те, кто позже встал под знамена Пугачева», —
этими словами завершает автор свою работу.
Книга Е. В. Анисимова, несомненно, привлечет внимание
самого широкого круга читателей, будет способствовать
формированию подлинного исторического сознания, воспита-
нию любви к славному прошлому нашей Родины.
Звезда. 1987. № 12.
«СУДИТЬ НАС БУДЕТ ГОСПОДЬ БОГ...»
К публикации мемуаров Н. В. Савича
Санкт-Петербургское издательство «Logos» порадовало
читателей новой книгой своей исторической серии — воспо-
минаниями выдающегося русского государственного и обще-
ственного деятеля Никанора Васильевича Савича. Рукопись
этих воспоминаний, охватывающих период от первой русской
резолюции до начала 20-х годов находится в архиве Общества
ревнителей русской истории (Париж). Отдельные фрагменты
публиковались ранее главным редактором общества Н. Ру-
тычем в журналах «Грани» (№ 127, 129, 130), «Москва»
(№ 11-12, 1991) и в историко-документальном альманахе
«Русское прошлое» (кн. 3, 1993). Им же подготовлено к
печати и настоящее, наиболее полное и законченное, издание.
Воспоминания писались в разные годы, однако обладают
несомненным единством замысла, стиля и композиции,
поэтому их публикация в виде отдельной книги представля-
ется логичной и обоснованной.
482
Никанор Васильевич Савич (1869-1942) принадлежал к
той, меньшей, части русской интеллигенции, которая не
противопоставляла себя государственной власти, а напро-
тив — была убеждена, что «будущность и расцвет государ-
ства — в спокойной эволюции и сотрудничестве предста-
вителей общества с наследственной властью». Он начал
свою политическую деятельность не с революционных круж-
ков, тайных обществ или масонских лож, а с тяжелого и
неблагодарного труда в земских органах родного Сумского
уезда. Завоеванные этой службой авторитет и уважение
привели его к избранию в 3-ю и 4-ю Государственные Думы,
где Н. В. Савич был одним из лидеров наиболее влиятельной
фракции — октябристов, работал в важнейших думских
комиссиях и всеми силами старался созидать, а не разрушать
тысячелетнюю российскую государственность. Не удивитель-
но, что в 1-ю Мировую войну он был назначен членом Особого
совещания по обороне государства, а позднее, уже в ходе
гражданской войны, вожди Белого движения сочли за честь
иметь в своих правительствах такого человека: Н. В. Савич
был членом Особого совещания при главнокомандующем
Вооруженными силами на Юге России генерале Деникине, а
затем — государственным контролером Правительства Юга
России генерала Врангеля.
Трудно сказать, какая из частей книги представляет
наибольший исторический интерес: «В Государственной
Думе», «Февраль. Уход на Белый Юг», «Закат Белого
движения» или же «Константинопольский период». В каждой
из них приводится уникальный фактический материал,
даются оригинальные оценки событий и яркие личностные
характеристики.
Из описания периода «думской монархии» хотелось бы
выделить материалы о «Союзе 17 октября» и личности
А. И. Гучкова, о «Прогрессивном блоке», причинах и след-
ствиях принятия Николаем II звания верховного главноко-
мандующего, о неудачной попытке создания «правительства
доверия» во главе с адмиралом Григоровичем, о департаменте
полиции и антигосударственной заговорщицкой деятельности
кануна Февральской революции...
Известно, сколь значительную роль играла в 3-й и 4-й
Государственной Думе фракция октябристов — без ее участия
483
невозможно было решение практически ни одного вопроса.
Оказывая существенное сдерживающее воздействие на лево-
либеральных и праворадикальных депутатов, октябристы в
то же время старались добиться уважения и внимания к
Думе со стороны государственной власти. «Мы были союзни-
ками Столыпина, но не хотели быть его вассалами. Мы
старались работать с правительством, но отказывались
быть под его опекой», — писал Н. В. Савич, секретарь, а
затем и заместитель председателя октябристской фракции.
В воспоминаниях приводятся два авторитетных источника
информации о том, что департамент полиции был осведомлен
о подготовке свержения монархии двумя «революционными
центрами»: группой московских промышленников, земских,
городских и биржевых деятелей (Кишкин, Коновалов, Чел-
ноков, Рябушинский и др.) и социалистами во главе с
Керенским и Чхеидзе. Осведомители подробно сообщали о
заседаниях и решениях обеих организаций, причем рядом с
помещением второй из них «департамент имел свое, которое
было соединено сетью микрофонов с первым, что и давало
возможность улавливать каждое слово, сказанное на засе-
даниях революционеров».
Однако министр внутренних дел Протопопов, получивший
подробный отчет департамента полиции с предложением
немедленного ареста главных деятелей, не смог принять на
себя такую ответственность, а лишь передал дело председа-
телю Совета министров кн. Голицыну, который не стал
торопиться со столь «неприятным делом», — в итоге рево-
люция смела и департамент полиции, и министерство
внутренних дел, и правительство, и всю трехсотлетнюю
историческую власть.
Февральскую революцию Н. В. Савич однозначно оцени-
вал как движение, «логически приведшее Россию к развалу,
к большевизму, к гибели». «Слишком несвоевременно народ
русский отказался от вековой связи между ним и динас-
тией, — писал он. — Разорвалась цепь земная, одним концом
снесла династию, другим разбила на части русское государ-
ство, скованное усилиями, потом и кровью длинного ряда
поколений русских людей, начиная от царей и кончая
последним крестьянином».
484
В разделе о 1917 годе наиболее значимы страницы о
позиции руководства Государственной Думы во время кру-
шения монархии, о деятельности М. В. Родзянко и
Г. Е. Львова, попытках генерала Корнилова в августе
1917 года привлечь не свою сторону бывших думских
деятелей. «Все было неожиданно-наивно и по-детски необду-
манно, — писал автор о последнем эпизоде. — (...) Естест-
венно, мы проявили большой скептицизм. (...) Организацию
силы Ставка должна взять на себя. Общественные органи-
зации старого строя сейчас не имеют опоры в массах, не
могут представить собой реальной силы для борьбы».
Казалось бы, трудно что-либо возразить на столь трезвую и
разумную аргументацию Н. В. Савича. Однако подобная
позиция не могла не вести к отчуждению военных от
умеренно-консервативной общественности, к политической
изоляции офицерского корпуса, что особо тяжело проявилось
а условиях гражданской войны. Как знать, быть может,
история России пошла бы по иному пути, если бы тогда
удалось совместить политический прагматизм антибольше-
вистской общественности и безрассудную готовность к само-
пожертвованию русского офицерства...
Немало нового в главах о пребывании автора под властью
большевиков в Москве и Петрограде конца 1917 — первой
половины 1918 года, тайных антибольшевистских организа-
циях, отъезде на Украину и встречах с гетманом Скоропад-
ским, который, кстати, произвел на него впечатление
человека явно общероссийской монархической ориентации.
«Выходя от него, — вспоминал Н. В. Савич, — я мысленно
спрашивал себя: где тут то зловредное самостийничество,
о котором так много приходилось слышать за последнее
время? Ведь со мной говорил гетман, самостийный правитель
вольной Украины, в между тем я все время видел перед
собой и слышал голос русского гвардейского офицера, гене-
рал-адъютанта русского Императора, насквозь пропитанно-
го уважением к ореолу, окружавшему когда-то династию
Романовых, относившегося свысока ко всему армейскому,
демократическому, не принадлежавшему к привилегирован-
ному высшему классу и гвардейскому офицерству».
Воспоминания эти во многом заполняют имеющиеся
лакуны в изучении Белого движения на Юге России, и
485
прежде всего его политической, административной и военной
сторон. Это касается работы Ясского совещания, на котором
представители различных антибольшевистских организаций
безуспешно пытались определить будущее страны; формиро-
вания и деятельности правительственных учреждений Дени-
кина и Врангеля, борьбы за влияние на белых вождей,
подготовки аграрного и ряда других законопроектов, позиции
союзников, отношений с казачеством, подготовки и осущест-
вления новороссийской, одесской и крымской эвакуации
армии и гражданского населения.
Н. В. Савич лично вовсе не был обижен или обделен
белыми вождями: и Деникин, и Врангель, несмотря на разрыв
отношений друг с другом, сохранили навсегда к нему глубокое
уважение и личную симпатию. Так, например, уже в
эмиграции, работая над мемуарами, оба они обращались к
Никанору Васильевичу за помощью в обеспечении материа-
лами для описания тыла и внутреннего управления Юга
России. И это, несомненно, делает особо значимыми соответ-
ствующие части воспоминаний самого Н. В. Савича. Приме-
чательно, что, размышляя о причинах поражения Деникина,
он решающую роль отводит чисто военным ошибкам начала
1920 года:
«Общее мнение прессы и политических кругов давно
решило, что причиною поражения является ошибочная
внутренняя политика. Такого же мнения держался и сам
Деникин, когда я его видел. (...) Конечно, нельзя отрицать
множества промахов, ошибок и, быть может, преступлений
гражданской власти, нельзя не признать, что самая
организация нашей власти была ошибочна, быть может,
нужны были другие люди, другая система. Все это возможно,
но все же главная причина поражения — это слабость нашей
военной организации и еще больше то, что большевики
оказались сильнее нас в маневре».
Особо стоит отметить раздел о А. В. Кривошеине, по-
скольку участие этого выдающегося государственного деятеля
в гражданской войне до сих пор освещалось крайне лако-
нично. Много неизвестных ранее фактов приводится как о
его отношениях с окружением генерала Деникина, о развер-
нутой против него по инициативе левокадетских политиков
травле, так и о его громадном влиянии на генерала Врангеля,
486
ключевой роли при принятии важнейших правительственных
решений.
Несомненный интерес представляет описание борьбы
течений внутри русской эмиграции начала 20-х годов,
самоотверженной деятельности военного командования по
сохранению Русской армии на чужбине. Это касается жизни
и быта в военных лагерях Галлиполи, Лемноса, Чаталджи,
противодействия большевистской агитации за возвращение в
Россию и действий французских оккупационных властей по
распылению армии. Особую роль здесь сыграли генералы
Врангель и Кутепов, «которые понимали, что, сохраняя
кадры, они не только имеют возможность в будущем
устроить этих людей возможно лучше, но и сберечь большую
и морально здоровую группу, организованную и сплоченную,
на случай каких-либо непредвиденных событий в России».
Нельзя не отметить, что сам Н. В. Савич и на Ясском
совещании 1918 года, и позднее был последовательным
сторонником возглавления антибольшевистской борьбы вели-
ким князем Николаем Николаевичем. Можно долго диску-
тировать о плюсах и минусах «непредрешенческого» прин-
ципа Белого движения, о целесообразности и своевременности
выдвижения монархических лозунгов. Однако, на мой взгляд,
великий князь не совсем соответствовал той роли, которую
ему многие предназначали. Увы, он не проявил необходимой
воли, решительности и инициативы ни в роковые для страны
дни февральской революции, ни в гражданскую войну, ни
на чужбине, когда, благодаря прежде всего бескорыстной
поддержке генерала Врангеля, стал во главе русского зару-
бежного воинства...
К достоинствам книги следует отнести также обстоятель-
ную вступительную статью Н. Н. Рутыча, подробный биогра-
фический справочник, составленный А. В. Терещуком и
содержащий ценные сведения о многих упоминаемых автором
лицах. К недостаткам же — очевидную бедность иллюстра-
тивного материала и почти полное отсутствие комментариев
(кроме 3-й части «Февраль. Уход на Белый Юг», частично
публиковавшейся ранее а альманахе «Русское прошлое»).
Хочется верить, что благодаря рецензируемому труду
Никанор Васильевич Савич, имя коего пока еще недостаточно
известно на Родине, займет подобающее ему высокое место
487
в истории отечественной культуры и политической мысли.
С такими людьми можно соглашаться и не соглашаться, но
нельзя не признавать их несомненной выдающейся, подвиж-
нической роли в истории России первых десятилетий нашего
века. Впрочем, закончим словами самого автора: «Не нам,
современникам величайшей трагедии и участникам проиг-
ранной борьбы, судить, кто прав и кто виноват. Судить
нас будет Господь Бог, который все знает, все видит».
Русская мысль. 1994. № 4023. 31 марта — 6 апреля.
СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие..........................................3
Перечень публикаций В. Г. Бортневского..............10
I. Документальные публикации
Цусима. Боль и память.............................21
Э. Н. Гиацинтов. Трагедия русской армии в 1917
году. Воспоминания............................28
«Наши агенты от милиционера до наркома» (Вос-
поминания белого контрразведчика).............70
«Ставя Родину выше лиц...» (Из архива генерала
И. Г. Барбовича)..............................84
И. А. Ильин и П. Н. Врангель: 1923-1928 гг. ... 125
II. Исследовательские статьи
Подвиг ленинградских библиотекарей..............216
Дневник декабриста Павла Пущина. 1813-1814 гг. 219
«Это те же снаряды по врагу» (Из книги
«Ленинградский университет в Великой
Отечественной»).................................229
К вопросу о позиции русской эмиграции во время
Второй мировой войны.........................264
Красный и белый террор гражданской войны........267
К вопросу о красном и белом терроре (Письмо в
редакцию журнала «Отечественная история»). . . 287
Разведка и контрразведка Белого Юга (1917-
1920 гг.)....................................289
Белое движение в годы гражданской войны
в России (главы из неоконченной книги).......305
III. Публикации научно-популярного и публицисти-
ческого характера
Опричнина. Невозвращенец Григорий Агабеков и
секретная служба Сталина.....................371
В Париже исчезали генералы......................381
Агент Опперпут..................................396
Против своего отечества.........................401
«Через потоки чужой и своей крови...» (Жизнь и
судьба генерала М. Г. Дроздовского)..........413
489
Генерал Каппель..............................420
Военный летчик Пихтовников...................432
Полковник Колтышев...........................435
Следует ли эмигрантам передавать исторические
реликвии в Россию?.........................439
IV. Интервью
Белые и красные: кто есть кто?...............445
Да здравствует Михаил Второй?................456
V. Энциклопедические статьи
Гражданская война............................458
Демократическая контрреволюция...............459
Комуч..........................................—
Русский Легион Чести...................... . 460
Унгерн фон Штернберг.........................461
Б. И. Николаевский.............................—
Г. И. Семенов................................462
Н. Скоблин...................................463
СМЕРШ........................................464
VI. Послесловия к книгам
Дроздовский, Туркул и книга «Дроздовцы в огне». 465
Б. В. Прянишников и его книга................476
VII. Рецензии
Рецензия на книгу Е. В. Анисимова «Россия в
середине XVIII века».......................480
«Судить нас будет Господь Бог...» (К публикации
мемуаров Н. В. Савича).....................482
Библиотека журнала «Новый Часовой»
Виктор Георгиевич Бортневский
ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ
Главный редактор Г. И. Чередниченко
Вычитка В. К. Измаилович
Художественное оформление Е. А. Соловьевой
Оригинал-макет Ю. Ю. Тауриной
Лицензия ЛР № 040050 от 15.08.96.
Подписано в печать с орнгннала-макета 10.03.99. Формат 60 х 84/16.
Печать офсетная. Усл. печ. л. 28,6 + нлл. 0,31. Уч.-над. л. 29,47 + 0,47.
Тираж 2000 экз. Заказ № 233.
Издательство С.-Петербургского университета.
199034, С.-Петербург, Университетская наб., 7/9.
Участок оперативной полиграфии типографии Издательства СПбГУ.
199061, С.-Петербург, Средний пр., 41.
Книги Издательства
Санкт-Петербургского университета
можно приобрести в магазинах
Издательства и в отделе
«Книга—почтой».
Магазин № 1
Университетская наб., 7/9
Тел. 328-95-64
E-mail: books@dk2478.spb.edu
Магазин №2
Петродворец, Библиотечная пл.,2
(Математико-механический факультет)
Тел. 428-45-91
Для получения книг почтой
заказы направляйте по адресу:
199034, С.-Петербург, Университетская наб.,7/9.
Издательство СПбГУ, отдел «Книга—почтой».
Тел. (812) 328-77-63
Факс: (812) 328-44-22
E-mail: books@dk2478.spb.edu