Текст
АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ИНСТИТУТ ВСЕОБЩЕЙ ИСТОРИИ
СРЕДНИЕ
ВЕКА
ВЫПУСК
И ЭД АТЕЛЬ СТВ О
« НАУКА»
о с
19 7 5
Редакционная коллегия:
А. И. ДАНИЛОВ (ответственный редактор),
Е. В. ГУТНОВА, Л. А. КОТЕЛЬНИКОВА,
А. Д. ЛЮБЛИНСКАЯ,
В. II. МАЛОВ (ответственный секретарь),
В. И. РУТЕНБУРГ, Г. Э. С АНЧУК,
М. М. СМИРИН (зам. ответственного редактора),
А. II. ЧИСТОЗВОНОВ
10603-066
042(02) -75
= 93—75
© Издательство <Наука>, 1975 г.
К XIV МЕЖДУНАРОДНОМУ КОНГРЕССУ
ИСТОРИЧЕСКИХ НАУК
Б. Г. МОГИЛЬНИЦКИЙ
О СООТНОШЕНИИ ИСТОРИЧЕСКОГО
И ЕСТЕСТВЕННОНАУЧНОГО ПОЗНАНИЯ
Тесная связь истории и современности, ее идеологический и полити-
ческий характер определяют специфику исторического познания, отли-
чающую его от познания естественнонаучного. Эта специфика является
достаточно широкой; она захватывает как сферу исследовательских
методов, так и саму природу научного познания. Различие между обеими
формами познания проявляется уже в самом их «целевом назначении»
в обществе. В отличие от естественнонаучного познания, историческое
познание во всех своих существенных элементах органически связано с
практикой общественно-политической борьбы, активно влияющей не
только на его цели, но и на результаты; в то же время оно не оказывает
воздействия на материальные условия жизни человеческого общества и
на самого человека как биологическое существо. От прогресса в области
естественных наук решающим образом зависит преображающая все
условия материальной жизни людей научно-техническая революция.
От исторических наук в этом отношении ничего не зависит. Даже самые
блистательные достижения их ни на йоту не повышают материальное
благосостояние общества, точно так же, как они не содействуют увели-
чению продолжительности жизни человека, борьбе с угрожающими ему
болезнями и т. п. Социальная полезность истории лежит в иной, не менее
важной сфере. Если успехи в области физики привели к овладению тай-
ной атомного ядра, то от истории, как и от других общественных наук,
в большой степени зависит, превратится ли это открытие в благо или во
зло для человека. История в отличие от естественных наук никогда не
станет непосредственной производительной силой, но она имеет своим
предметом изучение социальной деятельности главной производитель-
ной силы — человека, и в этом своем качестве оказывает на общество
многообразное влияние.
Различное положение в обществе истории и естественных наук
коренится в различии предмета их исследования. В самом общем виде
под этим обычно подразумевается различие между миром «бездушных»
естественных явлений и сферой социальной деятельности человека,
одаренного разумом, волей, страстями, накладывающими свою неизгла-
димую печать на исторический процесс. Следовательно, здесь мы имеем
качественное различие, которое затрагивает широкий круг вопросов,
относящихся к проблеме взаимоотношения обеих форм научного по-
знания. Поэтому изучение специфики каждой из них представляется не
только правомерным, но и необходимым. В особенности это касается
выяснения специфики исторического познания, ибо нередко в советской
и особенно в зарубежной литературе естественнонаучное познание при-
знается эталоном научного познания вообще. При этом либо делается
вывод о «ненаучности» истории, либо эта последняя «подтягивается»
к эталону ценой утраты или ущемления как раз тех своих качеств, кото-
4
Б. Г. Могильницкий
рые имеют существенное значение для характеристики именно истори-
ческого познания. Между тем без выяснения действительной специфики
исторического познания невозможно отчетливое понимание как познава-
тельных возможностей исторической науки, так и путей их реализации.
Проблема специфики исторического познания, как известно, была
остро поставлена в неокантианской философии истории. Обобщая опыт
буржуазной, прежде всего немецкой, историографии XIX в., В. Виндель-
банд, Г. Риккерт и их последователи выявили ряд своеобразных черт
исторического познания, вытекающих из природы его предмета. Однако
выводы, которые были на этом основании сделаны, оказались научно
несостоятельными. Основоположники неокантианской философии исто-
рии сделали попытку обосновать принципиальное противопоставление
исторического и естественнонаучного познания по их методу. Своим
известным разделением наук на генерализирующие и индивидуализи-
рующие они возводили непреодолимую стену между историей как наукой
об индивидуальном, неповторимом, и естествознанием, занимающимся
изучением общего.
Наряду с неокантианской классификацией наук важную роль в
утверждении противоположности исторического и естественнонаучного
познания сыграла «философия жизни» В. Дильтея, построенная на про-
тивопоставлении категорий «объяснение» и «понимание». Согласно
Дильтею, первая из них якобы применима только к сфере явлений
естественного мира и служит основным инструментом их познания, в то
время как историческое познание основывается на вырастающем из
внутреннего опыта познающего субъекта понимании предмета его иссле-
дования. Поскольку в отличие от объяснения понимание является кате-
горией субъективной, базирующейся на сопереживании историком
чужого опыта, составляющего предмет его исследования, постольку и
историческая наука не может претендовать на объективное, истинное
отражение действительности *.
Сформулированные в неокантианской и дильтеевской философии
истории принципы получили свое логическое завершение в работах
современных буржуазных философов, где противопоставление истори-
ческого и естественнонаучного познания доведено до отрицания за
историей права именоваться наукой, или, в лучшем случае, она про-
возглашается наукой sui generis, неспособной вследствие характера
своего предмета исследования пользоваться действительно научными
методами познания. В современном буржуазном обществоведении
широко распространено представление о коренном различии истории и
естествознания. Это различие усматривается в том, что история имеет
делос индивидуальным, а естественные науки — с общим: историка
интересуют единичные факты, уникальные и неповторимые в своей
индивидуальности, в то время как естествоиспытатель имеет дело с
общими законами, под которые подводится каждое единичное явление.
В качестве показательного примера сошлемся на ход рассуждений
известного английского буржуазного ученого И. Берлина* 2. Признавая
за эталон естественнонаучное познание, Берлин вообще отвергает за
историей право именоваться наукой. Он приводит целую серию аргумен-
тов, призванных доказать коренное различие между историей и естест-
* Критику неокантианской и дильтеевской философии см.: И. С. Кон. Философский
идеализм и кризис буржуазной исторической мысли. М., 1959; он же. Вильгельм
Дильтей и его «критика исторического разума».— «Критика новейшей буржуазной
историографии». Л., 1967.
2 I. Berlin. History and Theory: The Concept of Scientific History.—«Generalisations in
Historical Writing». Philadelphia, 1963.
Историческое и естественнонаучное познание
5
венными науками. Главный из этих аргументов имеет самое широкое
хождение в современной буржуазной литературе. Наука, утверждает
Берлин, концентрируется на подобном, а не на различном; генерали-
зируя, она пренебрегает всем тем, что не относится к ответу на строго
определенные вопросы, которые можно ей задавать. Историки же
заинтересованы в обратном — их внимание привлекает как раз то, что
различает людей, обстоятельства, ситуации, эпохи одну от другой.
Поэтому историк не имеет дело с законами, а следовательно, не может
претендовать на выяснение закономерностей общественного развития3.
Развивая мысли Дильтея, английский ученый подчеркивает, что описа-
тельный и объяснительный язык историков вследствие того, что они
имеют дело со специфическими и даже уникальными феноменами в их
конкретных деталях, не может быть успешно сведен к общим формулам
и тем более к моделям, как в естественных науках. Последовательно
проводя мысль о противоположности истории и естествознания, апел-
лируя даже к различию способностей, необходимых для историка,
с одной стороны, и естествоиспытателя — с другой, Берлин настойчиво
подчеркивает существование глубочайшей пропасти, отделяющей изуче-
ние истории от изучения естественных наук и клеймит как химерическую
всякую попытку сближения истории и естествознания по методам
познания.
Одним из важных аспектов противопоставления истории и естест-
венных наук в буржуазной литературе является подчеркивание сугубо
описательной природы исторических наук, обусловливающей принципи-
альное отличие их целей от задач, стоящих перед естественными нау-
ками. «В отличие от естественных и социальных наук, которые заинтере-
сованы главным образом в логически предвидимом результате, не стре-
мясь дать последовательный отчет о том, что действительно происходит
в определенном естественном или социальном процессе, давая нам
модель того, что произойдет в соответствии с принятыми в этих науках
законами и теориями, из которых могут быть сделаны дальнейшие
дедукции, история,— утверждает У. Гэлли,— подобно всяким повество-
ваниям и всей художественной литературе является в такой же мере
движением, как и результатом». Отсюда английский ученый делает
вывод, что подлинный исторический труд интересен прежде всего много-
образием деталей, относящихся к самому ходу повествования4. Так
буржуазный идеографизм побивает самого себя: описательность, провоз-
глашаемая высшей целью и смыслом исторического исследования,
лишает в то же время историю права именоваться наукой 5.
Несостоятельность приведенных выше утверждений коренится в
гипертрофировании буржуазными учеными присущего исторической
науке элемента описательности, обусловливаемого преимущественным
3 Характерно, что даже те буржуазные ученые, которые признают существование за-
конов в общественной жизни, полагают, что для историка в его работе они должны
играть чисто подсобную роль. Главное различие естествоиспытатели и историка, под-
черкивает английский ученый Г. Льюис, заключается в особенном интересе историка,
обращенном на специфические явления, а не на законы: <роли ученого и историка
должны быть резко различимы» (Н. D. Lewis. Freedom and History. London — New
York, 1961, p. 162).
* W. B. Gallic. Philosophy and Historical Understanding. London, 1964, p. 67.
• Вместе с тем в современной буржуазной науке имеют место в качестве определенной
тенденции попытки преодоления пропасти между историей и естественными науками.
Однако предпринимаемые на идеалистической основе, они не могут наметить подлин-
но научный путь решении вопроса в соотношении между двуми формами познания
(см. I. Streisand. Die marxistische-leninistische Geschichtswissenschaft als Gesellschafts-
wissenschaft und ihre Beziehungen zu den Naturwissenschaften.—«Zeitschrift fiir
Geschichtswissenschaft», 1973, H. 3, S. 299).
6
Б. Г. Могильницкий
вниманием к особенному в общественном процессе. Действительно,
историка в изучаемом явлении интересует то специфическое, что отли-
чает его от других, даже аналогичных явлений. Только удовлетворяя этот
интерес, историческая наука может рассчитывать отразить все действи-
тельное многообразие реальной действительности, исследовать кон-
кретные формы проявления общих закономерностей исторического про-
цесса, т. е., другими словами, только через изучение особенного в его
диалектической связи с общим лежит для исторической науки маги-
стральный путь решения ее главной задачи. Но выясняя специфику дан-
ного явления, историк, естественно, его описывает. Вследствие этого
описательная часть составляет неотъемлемый элемент всякого историче-
ского сочинения. Отсюда, однако, не следует, что здесь находится водо-
раздел между историей и естественными науками.
Во-первых, элемент описательности в той или иной мере при-
сутствует и в естественных науках. Не говоря уже о биологии или гео-
логии, он существует даже в физике, где ученый, действительно, прежде
всего имеет дело с законами. Именно картина бурного развития совре-
менной физики является показательной в этом отношении. Как известно,
в настоящее время отсутствует общая физическая теория, которая могла
бы удовлетворительно объяснить комплексы самых разнообразных явле-
ний, происходящих как в макро-, так и, в особенности, в микромире.
Необходимой предпосылкой создания такой теории является всесторон-
нее описание процессов, совершающихся в мире элементарных частиц.
При этом не менее важное значение, чем подведение каждого нового
явления под уже открытые законы, имеет установление таких явлений,
которые, будучи в своем роде уникальными, пока не могут быть объ-
яснены законами. Необходимо, наконец, иметь в виду, что в природе
также отсутствуют абсолютно одинаковые повторяющиеся явления.
Конечно, степень уникальности явлений в мире природы неизмеримо
меньше, чем в сфере социальных отношений, однако и она имеет извест-
ное значение для науки, что предполагает наличие описательного эле-
мента как обязательного компонента едва ли ни каждой естественной
науки.
Во-вторых, ориентация исторической науки на изучение особенного
в общественном процессе не только не исключает, а напротив, пред-
полагает ее обращение к общим понятиям. Если ее называют наукой
индивидуализирующей, то с неменьшим основанием она может имено-
ваться и наукой генерализирующей. Даже самый эмпирический историк,
подчеркивающий чисто описательный характер своей науки как дис-
циплины, имеющей дело с исключительными и неповторимыми явле-
ниями, не может в собственной историографической практике обойтись
без известных общих понятий, позволяющих подводить под определен-
ные законы различные явления общественной жизни.
Это стремление к обобщению, к генерализации находит свое выра-
жение уже в самом языке историка. В своей работе он постоянно поль-
зуется терминологией, носящей обобщенный характер. Понятия «война»,
«революция», «забастовка», «промышленный переворот» и многие дру-
гие, составляющие в своей совокупности повседневный язык историка,
объединяют самые разнообразные явления, каждое из которых, будучи
неповторимым в своем роде, вместе с тем имеет нечто общее с другими
однопорядковыми явлениями, что и позволяет подвести его под некото-
рое общее понятие. Не будь этого, не была бы возможна никакая наука,
даже чисто описательная.
Генерализирующее начало в историческом познании этим, однако,
далеко не ограничивается. Решающее значение принадлежит тому
Историческое и естественнонаучное познание
7
обстоятельству, что генерализация составляет неотъемлемый элемент
исторического исследования, определяющий его научную и общест-
венную значимость. Диалектика общего, особенного и индивидуального,
существующая в реальной исторической действительности, обусловли-
вает и характер ее познания. Уже не раз отмечалось, что преимуществен-
ное внимание историка к особенному прямо предполагает необходимость
его соотнесения с общим. Только такое соотнесение дает историку
необходимый масштаб для понимания интересующего его индивидуаль-
ного явления, для объяснения его существенного содержания. Подобно
естествоиспытателю, он включает это явление в рамки определенной
закономерности, чтобы таким образом раскрыть его действительную
сущность. При этом чем более сложным представляется изучаемое явле-
ние, тем важнее найти общие масштабы для его исследования. Только
применение законов общественного развития дает возможность под-
линно научной оценки уникального и неповторимого явления. Но это
означает, что важнейший аспект исторического исследования состоит в
соотнесении особенного с общим через подведение явления под некото-
рый общий закон.
С ним органически связан другой, не менее важный аспект, особенно
рельефно обнаруживающий генерализирующую природу исторического
познания. Как и естествоиспытатель, историк, сопоставляя изучаемое
явление с другими, сходными или отличными от него, делает обобщения,
устанавливая определенные закономерности общественного развития.
Не случайно поэтому такое большое значение в историческом познании
принадлежит сравнительно-историческому методу, являющемуся спосо-
бом удовлетворения органически присущего нашей науке стремления к
генерализации. Получаемые в результате его использования научные
обобщения составляют необходимый элемент исторического исследо-
вания, с его помощью историк осмысливает ведущие тенденции общест-
венного развития на том или ином его этапе, т. е. занимается генерали-
зацией, без которой невозможно историческое познание6.
Один из авторов «Новой Кембриджской истории» вполне справедливо
пишет: «Историка от собирателя исторических фактов отличает генера-
лизация»,—и добавляет, что то же самое отличает естествоиспытателя
от натуралиста или коллекционера 7. Истинность этого положения под-
тверждает вся историческая практика. Вопреки утверждению Виндель-
банда, история не отличается от естественных наук тем, что она якобы
ограничивается в своих познавательных целях исключительно поиском
фактов 8. Подобно естествознанию, она стремится к выяснению общего,
воплощенного в исторической закономерности. Можно говорить о раз-
личии путей (методов), которыми эта цель достигается, но не о разли-
чии самой цели.
Самое всестороннее и профессионально безупречное исследование
индивидуального явления не будет иметь сколько-нибудь серьезного
научного значения до тех пор, пока это явление не будет вставлено в
общую историческую связь; степень научной значимости такого исследо-
вания прямо зависит от того, насколько оно содействует выяснению
общих исторических закономерностей. Мы выделяем, например, из об-
ширного круга советской литературы по истории западноевропейского
6 Не только автор, по и читатель исторических работ постоянно генерализирует, при-
лагая наблюдении и выводы историка к другому, близкому ему историческому кон-
тексту или к своему собственному времени. См. Е. Н. Carr. What is History? Camb-
ridge, 1961, p. 58.
1 «Cambridge Modern History», vol. 11, London, 1958, p. 20.
8 W. Windelband. Geschichte und Naturwissenschaft. Strassburg, 1900, S. 11.
8
Б. Г. Могильницкий
феодализма труды Е. А. Косминского и А. И. Неусыхина именно потому,
что они на обширном конкретном материале раскрывают существенные
закономерности становления и развития феодального общества. Выдаю-
щееся научное значение этих работ заключается не только в том, что они
демонстрируют высокую исследовательскую технику, глубокое раскрытие
существенных связей в изучаемом явлении, мастерскую обработку огром-
ного материала, извлеченного из источников, но и прежде всего в том,
что они являются обобщающими исследованиями, раскрывающими на
основе тщательного и всестороннего изучения индивидуальных явлений
некоторые важные закономерности развития феодализма.
Свойственное историческому познанию стремление к обобщению фак-
тического материала находит свое яркое выражение в исторических тео-
риях и концепциях. Историческая теория по самой своей природе носит
генерализирующий характер. Основываясь на более или менее обширном
фактическом материале, она синтезирует его на уровне исторической
закономерности. Всякая значительная историческая теория, оставившая
след в поступательном развитии науки, раскрывает определенную исто-
рическую закономерность и именно вследствие этого отражает объектив-
ную истину. Но в принципе такую же функцию выполняет теория любой
науки. Следовательно, и в этом плане противопоставление истории
естествознанию является научно несостоятельным.
Из этого, однако, не следует, что мы можем идентифицировать исто-
рическое и естественнонаучное познание, в особенности по их методу.
Между тем советские историки, справедливо выступая против принципи-
ального противопоставления буржуазными учеными этих двух форм
научного познания, обращают подчас недостаточное внимание на иссле-
дование действительно имеющейся специфики истории. Более того, время
от времени раздаются голоса, фактически снимающие проблему специ-
фики исторического познания, декларирующие принципиальную воз-
можность усвоения историей методов естественных наук. Таков, напри-
мер, ход мыслей В. М. Лавровского. Признавая, что история и естествен-
ные науки имеют разные предметы изучения, он тем не менее утверж-
дает, что «нет никаких логически обоснованных доводов в пользу реши-
тельного разграничения и тем более противопоставления их методов»,
что «несмотря на специфику явлений физических, химических, биологи-
ческих и явлений общественной жизни, последние также могут рас-
сматриваться как природа, т. е. изучаться методами естественнонаучного
исследования»8 *.
При такой постановке вопроса суть проблемы сводится к тому, чтобы
история как можно быстрее овладела категориями естественных наук;
это — непременное условие ее поступательного развития. Выполнение
этого условия рассматривается в качестве решающей предпосылки пре-
вращения ее в «точную науку». Именно так рассуждает, в частности,
М. А. Барг, утверждающий, что история «до сих пор довольствуется
общенаучными понятиями, которые характеризовали давно превзойден-
ный уровень научного мышления» 10. Следовательно, самая настоятель-
ная задача, стоящая сегодня перед историками, заключается в усвоении
8 В. М. Лавровский. К вопросу о предмете и методе истории как науки.— ВИ, 1966,
№ 4, стр. 73—74. Еще дальше идет Б. А. Грушин, утверждающий, что «объект совре-
менной исторической науки — уже не только «история людей», ио и «история при-
роды» и отрицающий, таким образом, специфику предмета исторической науки
[Б. А. Грушин. Очерки логики исторического исследования (процесс развития и
проблемы его научного воспроизведения). М., 1961, стр. 12].
10 М. А. Барг. Структурный анализ в историческом исследовании.— ВФ, 1964, № 10,
стр. 83.
Историческое и естественнонаучное познание
fl-
ИМИ современных понятий, которые они могут заимствовать, конечно же,
только из понятийного аппарата естественных наук. Обоснованию этой
мысли и посвящена по сути дела цитируемая статья ".
Лежащее в основе этих или подобных утверждений прямое или
завуалированное отрицание существенного своеобразия исторического
познания в значительной мере связано с сознанием некоей неполноцен-
ности истории в ее настоящем виде по сравнению с естественными
науками. Молчаливо принимая естественнонаучное познание за эталон
научного познания вообще, сторонники рассматриваемого взгляда
стремятся доказать, что история может достичь таких же успехов, как
естественные науки, только овладев их методами и превратившись по
природе своих познавательных средств в науку естественную.
Эти настроения легко могут быть поняты. Они порождены выдаю-
щимися достижениями современного естествознания и относительным
отставанием общественных наук, в том числе истории. Более того, они
далеко не новы. Возникнув на самой заре становления современного
естествознания под глубоким впечатлением его замечательных успехов,
они в разной форме продолжали существовать на всем протяжении
новой и новейшей истории. Как правило, они являлись следствием
неудовлетворительного состояния исторической науки и питались надеж-
дами, что методы естественных наук, усвоенные историографией, спо-
собны революционизировать ее, возвысить в ранг точной науки. Осо-
бенно широкое распространение такие настроения получили в позити-
вистской историографии.
Теоретические поиски историков-позитивистов вели к известному
обогащению методологического арсенала исторической науки за счет
привлечения некоторых методов количественного анализа, игравших в
XIX в. видную роль в практике научных исследований. С ними связаны
несомненные достижения исторической мысли в познании ряда важных
закономерностей общественного процесса, главным образом в сфере
социально-экономических отношений. В позитивистской историографии,
в частности, получил широкое распространение статистический метод,
с успехом применявшийся в изучении целого комплекса явлений хозяй-
ственной жизни и социальной организации общества. Благодаря его-
применению историческая наука приобрела возможность более или
менее адекватного отражения таких явлений социальной действитель-
ности, которые были недоступны традиционным методам исторического
исследования. Обращение к статистическому материалу сделало воз-
можным выявление существенных черт в эволюции аграрных отношений,
структурных сдвигов в различных сферах средневекового общества и т. и.
Следует, однако, подчеркнуть, что применение статистического-
метода в позитивистской историографии являлось научно плодотворным
лишь постольку, поскольку он включался в общую систему собственно
исторических методов познания. В тех же случаях, когда предприни-
мались попытки построения только на основе статистических данных
далеко идущих обобщений социологического характера, они неизбежно
терпели неудачу. Еще Н. Г. Чернышевский едко высмеял попытку Бокля
объяснять качеством риса характер учреждений и всей истории Индии **.
Но по сути дела именно на такого рода обобщения и ориентировали
11 См. также: М. А. Барг. О некоторых предпосылках формализации исторического ис-
следования.— «Проблемы всеобщей историю», вып. 1. Казань, 1967. Критику этих
взглядов см. А. И. Данилов. Материалистическое понимание истории и методологи-
ческие искании некоторых историков.— «Методологические и историографические во-
просы исторической науки», вып. 6. Томск, 1969, стр. 231—233.
12 Н. Г. Чернышевский. Поли. собр. соч., т. VII. М., 1950, стр. 886.
10
Б. Г. Могильницкий
использование статистического метода в историографии многие теоре-
тики позитивизма. Тот же Бокль, например, подчеркивал значение ста-
тистического метода для установления связи между законами природы
и человеческими действиями с точки зрения признания решающего вли-
яния первых на последние. «У него,— проницательно замечал Н. Г. Чер-
нышевский,— слишком исключительно выдвигаются естественные науки
и слишком мало цены дается большему или меньшему умению общества
понимать связь явлений общественной жизни, форм правления и граж-
данских законов с выгодами и благосостоянием» *3.
Такой путь повышения теоретического уровня исторической науки не
оказался перспективным. Крупнейшие достижения исторической науки
в XIX—XX вв. были связаны не с попытками отдельных теоретиков под-
вести под историографию естественнонаучный фундамент, а с усвоением
и успешным применением ею именно тех исследовательских методов,
которые были ориентированы на изучение явлений общественной жизни.
Открытое К. Марксом и Ф. Энгельсом материалистическое понимание
истории означало коренной переворот во всем обществоведении именно
потому, что оно наиболее адекватно формулировало действительные
закономерности исторического процесса. Марксов анализ капиталисти-
ческого способа производства и ленинская теория империализма явля-
ются наиболее выдающимися, но далеко не единственными примерами
неопровержимо точного анализа сложнейших форм социальной жизни,
предпринятого на основе материалистического понимания истории.
По глубине своего проникновения в существо исследуемых явлений,
точности выводов и прогнозирования результатов определенных соци-
альных процессов этот анализ приближается к естественнонаучному.
Такое приближение, однако, вовсе не является следствием усвоения
методов естественных наук. Напротив, научная эффективность матери-
алистической теории исторического процесса обусловлена именно тем,
что ее основоположники разработали такой метод познания явлений
общественной жизни, который в наибольшей степени соответствует при-
роде исследуемого предмета, будучи ориентированным на изучение
закономерностей общественного развития. В этом плане представляет
интерес следующий ход ленинских мыслей. Характеризуя диалектиче-
ский метод как «научный метод в социологии, состоящий в том, что
общество рассматривается как живой, находящийся в постоянном раз-
витии организм», В. И. Ленин подчеркивал, что такое рассмотрение
предполагает раскрытие специальных законов, управляющих этим раз-
витием. Особенно важным для нас является его положение об истори-
ческом характере таких законов, относящихся к определенным кон-
кретным общественным состояниям. «Прежние экономисты,— писал
В. И. Ленин,— не понимали природы экономических законов, когда
сравнивали их с законами физики и химии». Несостоятельность такого
сравнения заключается в том, что социальные организмы глубоко раз-
нятся друг от друга и, следовательно, требуют по отношению к себе
конкретно-исторического анализа. Поэтому, говоря о цели, которую
должно преследовать всякое точное исследование экономической жизни,
В. И. Ленин указывал: «Научное значение такого исследования состоит
в выяснении тех особых (исторических) законов, которые регулируют
возникновение, существование, развитие и смерть данного обществен-
ного организма и замену его другим, высшим организмом» 13 14
13 Н. Г. Чернышевский. Поли. собр. соч., т. XVI. И., 1953, стр. 612.
14 В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 1, стр. 165, 167.
Историческое и естественнонаучное познание
11
Именно такой характер носило исследование К. Марксом капитали-
стической формации. Выдающуюся научную заслугу основоположника
материалистического понимания истории, сделанный им «гигантский
шаг вперед» в изучении общества В. И. Ленин видел в разработке
К. Марксом исторического метода анализа общественных формаций,
блестяще примененного к исследованию капитализма 15. Он говорил о
естественноисторической точности, достигаемой в результате применения
этого метода. Характеризуя сущность сделанного К. Марксом пере-
ворота в обществоведении, В. И. Ленин подчеркивал, что «исторический
материализм впервые дал возможность с естествениоисторической точ-
ностью исследовать общественные условия жизни масс и изменения этих
условий»,6.
В этих формулировках обращает на себя внимание ленинская терми-
нология. Как нам представляется, она чрезвычайно глубоко выражает
существо рассматриваемой проблемы. Точность результатов, достига-
емых в исследовании явлений общественной жизни, не адекватна точ-
ности результатов, получаемых в естествознании. Специфика объекта
познания обусловливает и характер требований, предъявляемых к его
изучению. Естественноисторическая точность в изучении общества озна-
чает выяснение всей совокупности противоречивых тенденций историче-
ского развития и раскрытие их корней в материальных условиях общест-
венной жизни. В этом и находит свое выражение подлинная объектив-
ность исторического исследования.
В свете этих ленинских положений необходимо рассматривать совре-
менное состояние вопроса о соотношении исторического и естественно-
научного познания. Не будет преувеличением сказать, что настоящее
время характеризуется повышенным интересом к этому вопросу. В усло-
виях научно-технической революции и превращения науки в непосредст-
венную производительную силу общества неизмеримо вырос авторитет
естественных наук и в то же время резко увеличились «материальные
возможности» их влияния на другие сферы научного познания, в том
числе и на историю. Властно вторгаясь во все области жизни общества,
современное естествознание своими выдающимися успехами словно
магнит притягивает к себе взоры представителей других наук, которые
стремятся использовать в разной форме его достижения для интенсифи-
кации научных поисков в собственных сферах знания. Под их впечатле-
нием практически во всех отраслях современного научного знания идет
широкое движение, поставившее своей целью овладение теми или иными
методами естествознания как необходимой предпосылкой быстрого
поступательного развития соответствующих наук в настоящих условиях.
В большой степени это движение охватило также историческую
науку, приняв здесь форму усвоения математических методов исследо-
вания. В этой форме в настоящее время особенно рельефно проявляется
тенденция к обогащению арсенала исторической науки за счет методо-
логии точных наук. Именно в овладении математическими методами
ревностные поборники математизации истории видят обязательное усло-
вие повышения ее теоретического уровня и превращения в точную науку.
Вот почему проблема соотношения естественнонаучного и исторического
познания сегодня не может рассматриваться без учета современного
состояния использования исторической наукой математических методов
изучения явлений общественной жизни. С другой стороны, принципиаль-
ное решение этой проблемы с позиций марксистско-ленинской методо-
15 См. там же, стр. 143.
,в В. И. Ленин. Потн. собр. соч., т. 26, стр. 57.
12
Б. Г. Могилъницкий
логии имеет первостепенное значение для понимания действительных
возможностей и границ применения количественных методов в истории.
Начиная с 60-х годов нашего столетия математика широким фронтом
вторгается в историю. С этого времени резко возрастает число истори-
ческих исследований, в которых применяется современный математи-
ческий аппарат и используются машинные методы обработки историче-
ской информации. Разрабатываются специальные машинные языки для
обработки на электронных вычислительных машинах исторических
источников. В разных странах возникают научные центры, возглавляю-
щие и координирующие работу по применению вычислительной техники
в исторических исследованиях. Создаются специализированные научные
журналы и проводятся представительные международные симпозиумы и
конференции по этой проблематике. Наконец, вопросы использования
математических методов в историческом исследовании заняли Значи-
тельное место в работе XIII Международного конгресса исторических
наук в Москве, став предметом оживленной дискуссии ".
Уже сегодня можно говорить о необратимом характере «вторжения»
математики в историю. Электронная вычислительная машина все более
становится атрибутом современной исторической науки, а наряду с
традиционным образом историка возникает новый тип исследователя,
вооруженного математическими методами изучения явлений обществен-
ной жизни, работающего на новейшей вычислительной технике. Значит
ли это, однако, что сбылась наконец давняя позитивистская мечта и из
наших глазах рождается качественно новая историческая наука, владею-
щая заимствованными из естествознания точными методами исследо-
вания и претендующая поэтому на ранг точной в естественнонаучном
смысле дисциплины? Необходимость такой постановки вопроса объ-
ясняется не только размахом исследовательской работы в области
«математизации» истории, но и, в особенности, далеко идущими претен-
зиями наиболее горячих ее поклонников. Некоторые из них, не доволь-
ствуясь распространением в практике исторического исследования коли-
чественных методов, требуют обращения к математике не только при
количественном, но и при качественном анализе исторических явлений
и даже создания неких математических теорий общественного процесса.
Очевидно, что признание правомерности таких претензий ведет к пере-
осмыслению самой природы исторической науки, что делает необхо-
димым дать им принципиальную оценку в плане выяснения действитель-
ного характера исторического познания.
С другой стороны, тот или иной ответ на сформулированный выше-
вопрос непосредственно связан с самой исследовательской практикой,
ибо в последнем счете только она одна выступает решающим критерием
плодотворности применяемых ученым исследовательских методов. Рас-
сматривая с этой точки зрения использование математических методов
в истории, следует отметить ограниченный характер достигаемых с их
помощью результатов. Ю. Л. Бессмертный, например, исследуя поло-
жение господствующего класса в развитом феодальном обществе, при-
бегает к сложнейшим формулам и понятиям математической статистики.
Однако применение сложного математического аппарата не приводит
автора к сколько-нибудь существенным новым выводам: констатируется
имущественное расслоение внутри класса феодалов и его влияние на
" См. Ю. Л. Бессмертный. Некоторые вопросы применения математических методов в
исследованиях советских историков.— «Математические .методы в исторических ис-
следованиях». М., 1972, стр. 3—4.
Историческое и естественнонаучное познание
13
социальное положение различных слоев этого классаВ данном
случае обращение к количественным методам исследования имеет своим
результатом по сути дела лишь более- полное и убедительное обосно-
вание уже известного факта.
Несомненно, что и в таком качестве использование математических
методов в исторической науке является вполне правомерным. Оно при-
дает особенно большую доказательную силу ее положениям, приближая
историческую аргументацию к научнсестественной. Едва ли возможно
отрицать, что широкое применение с этой целью количественных методов
в исторической науке будет содействовать повышению ее теоретического
уровня. Дело, однако, заключается в том, что некоторые сторонники
применения математических методов в истории претендуют без доста-
точных оснований на неизмеримо большее, ратуя по существу за пре-
вращение этих методов в главное орудие исторического познания. Эта
тенденция находит, в частности, свое выражение в довольно распро-
страненной в исследовательской практике переоценке действительных
возможностей количественных методов, что закономерно приводит к
несоответствию между обширным математическим аппаратом таких
исследований и их ничтожной научной результативностью, вследствие
чего возникает вопрос о смысле всего процесса подобной «математи-
зации» истории, в котором усилия явно не окупаются результатами.
Поучительным примером в этом отношении может служить пред-
ставленный на XIII Международный конгресс исторических наук доклад
шведских ученых К. Г. Андре и С. Лундквиста, посвященный изучению
массовых движений в Швеции в последние десятилетия прошлого сто-
летия и первые десятилетия нашего века на основе количественного
анализа огромного статистического материала. Авторами была про-
делана колоссальная работа по кодированию и математической обра-
ботке многочисленных переписей, анкет и массы других статистических
данных. Так, например, только один из аспектов проведенной ими
работы охватывает около 9 тысяч наименований профессий, каждая из
которых описывается тремя отдельными кодами, соответственно пере-
писям 1900 и 1930 гг. и статистическим данным о выборах 1936 г. Однако
эти усилия не привели к сколько-нибудь серьезным научным резуль-
татам. Да вряд ли они и были возможны, коль скоро Андре и Лундк-
вист, поставив своей целью «изучение роли народных движений в про-
цессе демократизации Швеции», вынесли за одни скобки «рабочее дви-
жение, движение трезвенников и движение за свободу церкви, вошедшие
в шведскую историю как народные движения» *9.
Нельзя, разумеется, вообще отрицать научное значение проведен-
ной шведскими историками работы. Оно заключается прежде всего в
создании научной методики обработки с помощью вычислительной тех-
ники больших массивов статистического материала, содержащего важ-
ную историческую информацию. Эта методика, бесспорно, может
сыграть большую роль в исследовании социальной проблематики, но
при одном непременном условии — она должна сочетаться с выявлением
качественного своеобразия изучаемых явлений, должна служить этой
цели. Если же, как это и имело место в докладе Андре и Лундквиста,
качественно разнородные социальные явления объединяются в некое
общее понятие, подвергающееся недифференцированной обработке,
,в Ю. Л. Бессмертный. Феодальная деревня и рынок в Западной Европе XII—XIII вв.
М., 1969, стр. 80 и след.
19 К. Г. Андре, С. Лундквист. Использование массивов исторической информации.
Опыт изучения шведских народных движений. М., 1970, стр. 1.
14
Б. Г. Могильницкий
самая совершенная исследовательская методика, какой бы современной
она ни казалась, обречена на неминуемую неудачу. В самом деле, объ-
единяя в общих рамках «народных движений» такие разные по самой
своей природе явления шведской социальной жизни, как рабочее движе-
ние, движение трезвенников и движение за свободу церкви, авторы
доклада заведомо обрекли себя на производство бессодержательных
абстракций типа положения о географической и социальной мобильности
в шведском обществе конца XIX — первых десятилетий XX в.
В основе преувеличенных надежд на роль математических методов в
историческом исследовании лежит недооценка специфики исторического
познания. Действительно, имеющиеся в распоряжении исторической
науки «традиционные» исследовательские методы не всегда способны
давать отражение объективной реальности с такой адекватностью, как
методы естественных наук. Нельзя также не согласиться с тем, что раз-
витый математический аппарат составляет важное преимущество этих
последних, обеспечивая высокую научную точность их результатов.
Вследствие этого следует признать наличие известной доли истины
в утверждении об относительном отставании истории от естественных
паук. Степень разработанности познавательного аппарата науки непо-
средственно влияет на ее возможности и результаты в исследовании
закономерностей объективного мира. Замечательные успехи современ-
ного естествознания в огромной мере объясняются именно высокой
эффективностью его методологии, обеспечиваемой широким внедрением
математических методов исследования.
Историческая наука, действительно, не может похвалиться такими
выдающимися достижениями, которыми в последние десятилетия
отмечено развитие, например физики или биологии. Она уступает
естественным наукам как по степени точности и разработанности многих
своих понятий, так и по своим возможностям в области научного про-
гнозирования. Все это, конечно, связано со спецификой ее методов, осно-
ванных главным образом на качественном анализе изучаемых явлений.
Безусловно, эти методы не являются какими-то «второсортными» по
сравнению с количественными. Владея ими, историческая наука доби-
лась значительных успехов в исследовании самых сложных, запутанных
или темных страниц прошлого человечества. Обеспечивая, при умелом
их использовании, выяснение существенного содержания исследуемых
явлений, качественные методы, однако, в силу самой их природы, не
могут давать точных количественных характеристик, что, несомненно,
сказывается на получаемых результатах.
Дело, однако, не может быть решено простым указанием на необхо-
димость широкого внедрения количественных методов в практику
историографического исследования и даже разработкой соответствую-
щей методики их использования. Вопрос заключается в том, насколько
сам предмет исторической науки позволяет эффективно применять мате-
матические методы в целях раскрытия существенного содержания
составляющих его явлений общественной жизни. Обусловливая свое-
образие исторического познания, предмет исторической науки опре-
деляет тем самым и природу имеющихся в ее распоряжении познава-
тельных средств. И, значит, проблема преодоления относительного
отставания исторического познания не может быть решена путем про-
стого заимствования им методов естественнонаучного познания.
Нельзя вообще рассматривать эту проблему изолированно от общего
процесса развития науки. Принципиальное различие между историей и
естествознанием в предмете исследования является важнейшим фактом,
который необходимо должен учитываться при сопоставлении типов и
Историческое и естественнонаучное познание
15-
характера развития этих наук. В свете его следует рассматривать саму
последовательность в развитии отдельных отраслей науки, являющуюся
выражением закономерности всего процесса научного познания. Сначала
добиваются успеха науки, имеющие дело с неживой природой, затем —
те науки, предметом которых является органическая жизнь, наконец,
науки, изучающие человека как биологическое существо, и лишь в самую
последнюю очередь — науки, предметом исследования которых явля-
ется общественная жизнь человека. Другими словами, чем сложнее
предмет исследования, тем медленнее и труднее совершается процесс
познания, тем позже и реже происходят прорывы в его эволюции, зна-
менующие собой гигантские скачки в развитии всякой науки.
Еще Ф. Энгельс, разрабатывая диалектико-материалистические прин-
ципы классификации наук, указывал на объективный характер развития
форм научного познания, соответствующих различным формам движе-
ния материи. «Классификация наук, из которых каждая анализирует
отдельную форму движения или ряд связанных между собой и переходя-
щих друг в друга форм движения,—подчеркивал он,—является вместе с
тем классификацией, расположением, согласно внутренне присущей им
последовательности, самих этих форм движения, и в этом именно и
заключается ее значение» 2°.
Это положение Ф. Энгельса имеет принципиально важное значение
для понимания существа рассматриваемого вопроса. Предмет каждой
науки (или группы однородных наук) соответствует особой форме дви-
жения материи, чем определяется как степень сложности его познания,
так и выбор необходимых для этого методов. Один из важнейших аспек-
тов марксистской классификации наук состоит в том, что она устанав-
ливает их место в системе научного познания в соответствии с природой
их предмета и тем самым указывает на объективные основания, обра-
зующие специфику каждой из них. Трудности, стоящие перед историче-
ской наукой, определяются как раз тем обстоятельством, что сна изучает
одну из высших форм движения материи, ставящую ее представителей
перед проблемами, являющимися в определенном смысле неизмеримо
более сложными, чем проблемы, которые решаются учеными-естество-
испытателями.
Достаточно сравнить предмет исследования историка и, например,
физика, чтобы увидеть значительную разницу в степени сложности
задач, стоящих перед этими двумя науками. Если физик, изучая общие
свойства и законы движения вещества и поля, имеет дело с явлениями,
которые при соответствующих условиях повторяются в том же самом
виде, если он обладает таким могущественным орудием познания и про-
верки его истинности, как эксперимент, если в связи с этим его задачи
сводятся к отысканию законов, которым подчиняются все явления
микро- и макромира, то задачи, стоящие перед историком, сложнее и
многообразнее, а средства, имеющиеся в его распоряжении, являются
несравненно более ограниченными. Предмет его исследования состав-
ляют действия людей, которые в отличие от физических тел обладают
сознанием и волей, одушевлены разнообразными чувствами и страстями,
вступают в самые причудливые соединения, преследуя при этом зачастую
взаимоперекрещивающиеся цели. Совершенно очевидно, что установ-
ление законосообразности в таких действиях, выявление определенных
закономерностей и тенденций в исторической действительности, кажу-
щейся хаотическим сцеплением бесчисленного количества случайностей,
гораздо сложнее, чем в сфере природы.
” К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 564—565.
16
Б. Г. Могильницкий
Задачи историка, однако, не ограничиваются выяснением закономер-
ностей, в рамках которых осуществляется историческая деятельность
людей. Его интересует сама эта деятельность, многочисленные формы
ее проявления, а не только ее результаты. Если для физика всякое
индивидуальное явление представляет интерес лишь постольку,
поскольку оно служит для понимания некоторой общей закономерности,
то диапазон интересов историка гораздо шире. Единичное в истории,
•поскольку оно отражает известные черты общего, привлекает его внима-
ние не только как ступенька к познанию общего, но и само по себе во
всей его индивидуальности и неповторимости. Воссоздавая картину
исторического развития человечества в его основных закономерностях и
многообразных формах их конкретных проявлений, историческая наука
исследует как общее, так и особенное в социальном процессе в их нераз-
рывной связи и органическом единстве. Для историка всякая историче-
ская индивидуальность важна и интересна не только потому, что в ней
отражаются ведущие тенденции общественного развития, но и сама по
себе, и выяснение ее существенных черт, даже простое описание ее
составляет неотъемлемую самостоятельную задачу исторической науки.
Причем эта задача ни в коей мере не может быть ограничена исследо-
ванием конечных результатов изучаемого явления, выражающих его
завершенность. Не менее важно изучение данного явления в динамике
составляющих его процессов. Историка интересует не только то, что
стало, но и то, что было. Изучение, например, хода крестьянской войны
в Германии не менее существенно, чем выяснение ее результатов.
Многообразие задач, стоящих перед исторической наукой, создает для
нее несомненные трудности, усугубляющиеся характером ее источников.
Как правило, сведения о прошлом, имеющиеся в распоряжении историка,
неполны, отрывочны и противоречивы. Даже если он занимается недав-
ним прошлым или современностью, он лишен возможности прямого
наблюдения над предметом своего исследования в том смысле, в каком
это делает физик. Наконец, выводы историка не поддаются эксперимен-
тальной проверке. Как известно, в физике эксперимент является не
только важнейшим методом познания, но и критерием его истинности.
В процессе эксперимента, изменяя его условия, физик имеет возмож-
ность проверить свой вывод; любой ученый, повторяя данный экспери-
мент, может убедиться в истинности этого вывода или опровергнуть его.
Такой возможности лишен историк. Исследуя, например, вопрос о роли
христианства в падении Западной Римской империи, он не может с
целью экспериментальной проверки своих выводов воссоздать в лабора-
торных условиях ситуацию, имевшую место в последние века существо-
вания империи, в которой бы отсутствовал лишь один компонент действи-
тельности — христианство.
Таковы в самых общих чертах обстоятельства, определяющие свое-
образие исторического познания. Обусловливаемые самим предметом
исторической науки, они затрудняют как получение объективной истины
в истории, так и ее проверку, что, разумеется, сказывается на общем
уровне и темпах развития исторической науки. Отсюда закономерно
следует, что и методы, имеющиеся в распоряжении историка, должны
обладать своей спецификой, соответствующей природе исторического
познания. Методы истории органически связаны с ее предметом, их
эффективность в большой мере зависит от того, насколько адекватно
они выражают ее существенное содержание. Но это означает невозмож-
ность механического перенесения методов, выработанных естественными
науками, в сферу явлений общественной жизни. Явления более высокого
порядка (имеются в виду исторические действия людей) не могут быть
Историческое и естественнонаучное познание
17
удовлетворительно объяснены с помощью методов, созданных для изу-
чения явлений, относящихся к более низким формам движения материи.
Некоторые из этих методов могут быть использованы в историческом
познании, но при этом всегда необходимо иметь в виду существование
определенных рамок, ограничивающих область применения этих мето-
дов. На наш взгляд, выяснение существенного содержания исследуемых
историком социальных явлений остается вне этой области.
С таких позиций следует подходить и к вопросу о роли математи-
ческих методов в историческом исследовании. Несмотря на их все воз-
растающее значение в историческом познании, они по самой природе
своей не могут претендовать на роль ведущих в изучении процессов
общественной жизни. Поскольку историк имеет дело с явлениями,
индивидуальными по своему характеру, возникающими в результате
действия разнородных факторов, на которые оказывают разнообразное
влияние силы, далеко не всегда поддающиеся количественному анализу,
он с необходимостью должен пользоваться в своей исследовательской
практике главным образом методами качественного анализа. Другими
словами, главными в арсенале исторического познания являются такие
методы, которые предполагают установление объективной истины путем
всестороннего изучения самых разнородных фактов, относящихся к дан-
ной проблеме, и выяснения таким путем ее качественного своеобразия.
Современное историческое исследование представляет собой сложную
комбинацию качественных и количественных методов. Но как бы широко
эти последние ни использовались, какие бы значительные научные
результаты они ни давали, главным в изучении истории остается качест-
венный анализ. Именно он лежит в основе такого плодотворного под-
хода к изучению истории, каким является путь комплексных исследо-
ваний. В настоящее время все более распространяется практика разно-
стороннего исследования широкого круга разнообразных вопросов,
относящихся к определенной проблеме; эта практика позволяет рас-
крыть важные исторические закономерности. Такой характер, например,
носит деятельность секции «Генезис капитализма» Научного совета
«Закономерности исторического развития общества и перехода от одной
социально-экономической формации к другой» (в 1957—1963 гг. она
существовала в качестве самостоятельного Научного совета по проб-
леме генезиса капитализма). Под ее руководством проводится большая
планомерная работа по изучению как общих закономерностей станов-
ления капиталистической формации во всемирно-историческом мас-
штабе, так и специфических черт этого процесса в различных регионах
земного шара* 2*. Комплексный характер такого изучения открывает воз-
можность глубокого проникновения в существо исследуемой проблемы,
ее объективного отражения, соответствующего современному научному
уровню. Но такой метод исследования не может, естественно, ограни-
читься количественным анализом изучаемых явлений, в какой бы совер-
шенной форме он ни выступал.
Покажем это на примере подхода А. Н. Чистозвоиова к изучению
проблемы европейского абсолютизма — одного из наиболее дискуссион-
ных аспектов проблемы генезиса капитализма. А. Н. Чистозвонов под-
черкивает необходимость рассмотрения всего комплекса вопросов эконо-
мической, социальной, политической жизни и системы международных
отношений позднефеодального общества. Руководствуясь этим прин-
ципом, он выделяет два основных исторических типа абсолютистских
21 См., в частности, регулярно издающиеся секцией тематические сборники, посвящен-
ные различным аспектам генезиса капитализма в разных историко-географических
регионах.
2 Средине века. в. 38
18
Б. Г. Могильницкий
государств, возникших в специфических условиях развития различных
европейских стран (англо-французский тип и тип, характерный для
стран Восточной Европы и Испании). В итоге анализа специфических
особенностей, присущих каждому из этих типов, ученый приходит к
хорошо мотивированному выводу: «Ключ к пониманию проблемы
абсолютизма лежит, видимо, не в создании односторонней универсаль-
ной концепции, приложимой к любым случаям, а в выработке комп-
лексной концепции с известной дифференциацией и усложнением крите-
риев и дефиниций»22. Конечно, детальная разработка такой концепции
потребует широкого использования количественных методов исследо-
вания, в том числе и самых современных из них, основанных на широком
использовании электронно-вычислительной техники. Но едва ли можно
сомневаться, что значение этих методов может быть лишь вспомогатель-
ным, что решение проблемы абсолютизма в вышеуказанном плане, как
и всякой другой серьезной исторической проблемы, возможно лишь
путем дальнейшего совершенствования на основе марксистской методо-
логии собственно исторических методов исследования, раскрывающих
качественную сторону изучаемого явления.
Вместе с тем четкое осознание природы исторического познания
открывает действительно широкие рамки для использования в истории
количественных методов исследования. Как справедливо отмечает
Ю. Л. Бессмертный, «количественный анализ есть неотъемлемый эле-
мент истории. В том и^и ином виде он применялся всегда. С самого
своего рождения историческая наука не могла обойтись без сравнений
и измерений. Без них было бы немыслимо раскрытие динамики общест-
венного развития, невозможно использование таких привычных истори-
ческих понятий, как «подъем», «упадок», «расширение», «сокращение»,
«интенсивность», «распространенность»23. В практике исторического
исследования нашел, в частности, применение статистический метод.
Современное историческое исследование необходимо предполагает
везде, где только это возможно, обращение к массовым статистическим
подсчетам. В особенности это относится к сфере социально-экономиче-
ской истории, сам предмет которой облегчает широкое применение коли-
чественных методов. При наличии соответствующих источников количе-
ственный анализ является важнейшим компонентом исследования самых
сложных явлений и процессов социально-экономической жизни общест-
ва; успех его в значительной степени обусловливается именно основа-
тельностью статистической обработки историком своих материалов.
Укажем в качестве примера на ставший классическим в нашей науке
труд Е. А. Косминского «Исследования по аграрной истории Англин
XIII века». Определяя принципы своего подхода к изучению аграрных
отношений, Е. А. Косминский писал: «Единственно надежным методом я
считаю путь массовых подсчетов, охватывающих значительные, по воз-
можности сплошные территории» 24. Применение этого метода принесло
блестящие результаты. На основе тщательного исследования массовых
источников (Сотенные свитки 1279 г. в сочетании с так называемыми
Посмертными расследованиями) Е. А. Косминский сумел не только рас-
крыть существенные явления аграрной истории Англии XIII в., но и уста-
новить ее ведущие закономерности и тенденции. Подвергнув разносто-
22 А. Н. Чистозвонов. Некоторые основные теоретические вопросы проблемы генезиса
капитализма в европейских странах.— «Теоретические и историографические проб-
лемы генезиса капитализма». М.. 1969, стр. 89.
23 Ю. Л. Бессмертный. Некоторые вопросы применения математических методов.., стр. 4.
21 Е. А. Косминский. Исследования по аграрной истории Англии XIII века. М.— Л..
1947, стр. 40.
Историческое и естественнонаучное познание
19
роннему исследованию широкий круг вопросов, связанных с выяснением
характера аграрных отношений, он именно благодаря статистической
обработке обширных массивов однородных источников пришел'к выво-
дам, отличающимся высокой степенью точности и убедительности.
Скромно обозначив свое исследование как «лишь разведывательную
экспедицию в эту далекую и темную область», какой является англий-
ская деревня XIII в.25, ученый в действительности сумел нарисовать
впечатляющую по своей цельности и завершенности картину аграрной эво-
люции средневековой Англии в один из переломных периодов ее истории.
Полученные Е. А. Косминским результаты позволяют говорить о
естественноисторической точности, достигнутой в его исследовании.
Конечно, такие результаты были бы невозможны без привлечения авто-
ром огромной массы статистического материала. Только с его помощью
он смог установить разнообразие типов феодальной вотчины, количест-
венное соотношение между фригольдом и вилланской землей, расслоение
крестьянства, эволюцию форм феодальной ренты и другие существен-
ные процессы, протекавшие в английской средневековой деревне. Не ме-
нее очевидно, однако, и другое: само по себе использование статистиче-
ского метода — и это убедительно доказывается историографической
практикой — не обеспечивает научную результативность исторического
исследования. Решающее значение принадлежит общему методу, кото-
рым руководствуется историк в своей работе. Этот метод, являющийся
по своей природе мировоззренческим, не только определяет принципы
истолкования уже полученных из источников данных, но и во многом
влияет на характер самого подхода ученого к своим источникам.
Именно так обстояло дело с предпринятым Е. А. Косминским ана-
лизом аграрных отношений в средневековой Англии. «Важнейшую путе-
водную нить в наших исследованиях,— подчеркивал ученый,—нам дает
метод марксизма-ленинизма, и прежде всего теория общественных фор-
маций... Не вотчина, не «манор» станет в центре нашего исследования,
и не в них мы будем видеть разгадку общественного строя средневековья.
Таким центром у нас будет феодальный способ производства и феодаль-
ная рента как характернейшее выражение производственных отношений
феодализма»26.
Сформулированная таким образом задача исследования обусловила
и характер использования статистического материала. Марксистская
теория феодального способа производства оплодотворила его количест-
венный анализ, подчинив этот последний задаче выяснения существен-
ных закономерностей развития средневековой английской деревни.
Но эта задача могла быть успешно решена только путем разносторон-
него исследования важнейших процессов, совершавшихся в сфере вза-
имоотношений между феодальной вотчиной и различными категориями
зависимого крестьянства. Добавим к этому филигранный анализ вот-
чинной структуры, обнаруживший широкое распространение в англий-
ской деревне мелкой вотчины с присущими ей характерными чертами.
Все эти результаты, определившие выдающееся научное значение книги
Е. А. Косминского, были достигнуты в результате всестороннего качест-
венного анализа английской средневековой действительности, органи-
чески сочетавшегося с анализом количественным. В этом смысле работа
Е. А. Косминского является поучительным примером оптимального
сочетания качественных и количественных методов в историческом
исследовании при несомненном приоритете первых.
25 Там же, стр. 49.
2’ Там же, стр. 41.
2*
20
Б. Г. Могильницкий
60-е годы нашего столетия положили начало новому этапу исполь-
зования количественного анализа в историческом исследовании. Этот
этап выразился в широком распространении математических методов и
электронно-вычислительной техники, что открыло новые возможности
изучения прошлого человеческого общества. В Советском Союзе, как и
ряде других стран, в последние годы проделана значительная работа
как по теоретическому осмыслению возможностей применения матема-
тических методов в истории, так и по их внедрению в практику кон-
кретно-исторического исследования2’. Во многом эта работа носиг
поисковый характер, что и определяет ее принципиальное значение.
Обращает на себя внимание чрезвычайно широкий фронт, по кото-
рому идет распространение в исторической науке математических мето-
дов. Они нашли свое применение, помимо сферы социально-экономиче-
ской истории, в области истории культуры, исторической демографии
и т. д. Не менее обширен их формационный и географический диапазон.
Развитие капитализма в России и эволюция французского средневеко-
вого дворянства, аграрные отношения в поздней Византии и ареал рас-
пространения древних народов Восточной Индонезии,— эти и многие
другие проблемы сделались в последние годы объектом применения
современных математических методов исследования. При Отделении
истории Академии Наук СССР образована специальная комиссия по
применению математических методов и электронно-вычислительных
машин в исторических исследованиях, сам факт создания которой свиде-
тельствует о большом размахе и значении работы советских историков
в этом направлении.
Эта работа еще ожидает своего обобщения и критической оценки.
Сейчас необходимо лишь отметить ее значение для расширения наших
представлений о познавательных возможностях исторической науки и
вместе с тем для понимания границ эффективного использования коли-
чественных методов в историческом исследовании. Прежде всего в
трудах советских и зарубежных ученых продемонстрировано огромное
значение использования математического аппарата и новейшей вычисли-
тельной техники для обработки разных типов массовых исторических
источников, в библиографических, лексикологических исследованиях
и т. п.* 28 «Математизация» этой сферы работы историка поистине револю-
ционизирует ее не только благодаря введению в научный оборот боль-
шой массы исторических источников, но и главным образом благодаря
тому, что она открывает несравненно большие, чем имелись раньше,
возможности для извлечения из них полезной научно достоверной
исторической информации.
Применение математического аппарата и электронной вычислитель-
ной техники в исторической науке уже сегодня не ограничивается
областью историко-вспомогательных дисциплин. Усилия многих ученых
направлены на получение с помощью математических методов таких
результатов, которых невозможно на данной источниковедческой базе
*’ Обстоятельную библиографию исследований советских ученых в этой области см.
в сб. «Математические методы в историографических исследованиях», а также в
коллективном докладе группы советских историков во главе с И. Д. Ковальченко
на XIII Международном конгрессе исторических наук: «Количественные и машин-
ные методы обработки исторической информации» (М., 1969). Наше дальнейшее из-
ложение опирается на содержащиеся в этих работах материалы.
*• См., например, Ж Шнейдер. Машина и история. О применении механических и
электронных средств в исторических исследоваииих. М., 1970. Этот содержатель-
ный доклад был представлен XIII Международному конгрессу исторических наук.
В нем обобщены серьезные успехи, достигнутые в этой области французскими ис-
следователями.
Историческое и естественнонаучное познание
21
достичь путем качественного анализа изучаемых явлений. Эти методы
с достаточным основанием применяются в исторических исследованиях
для решения некоторых типов задач, связанных с выяснением опре-
деленных существенных сторон рассматриваемых исторических явлений.
Формулируя эти типы задач, И. Д. Ковальченко, один из пионеров при-
менения математических методов в советской историографии, отличаю-
щийся особенно вдумчивым подходом к проблеме, указывает, что такие
методы могут быть использованы «во-первых, при анализе частичных
данных с целью получения обобщенных характеристик изучаемых явле-
ний, во-вторых, для выявления взаимосвязи между различными факто-
рами и определения сравнительной роли изучаемых факторов в тех или
иных процессах»29.
В качестве примера, раскрывающего возможности использования
количественных методов для анализа специфических средневековых
источников и вместе с тем показывающего границы его эффективности,
может служить содержательная статья К- В. Хвостовой30. По удачному
выражению рецензентов этого сборника Л. В. Милова и И. М. Прома-
хиной, эта статья является «своеобразным методическим пособием по
использованию количественных методов»3*, и в этом своем качестве она
представляет несомненный интерес.
Применяя различные количественные методы, главным образом из
области математической статистики, К. В. Хвостова показывает их
значение для работы с характерными для социально-экономической
истории средневековья отрывочными источниками, содержащими в
себе относительно неполную информацию о данном общественном явле-
нии или процессе. К. В. Хвостова приходит к выводу о значении на
современном уровне разработки этой проблемы применения количест-
венных методов для «измерения социальных связей, классификации
явлений и вычленения социальных структур, а также оценки репрезента-
тивности обследуемых выборочных совокупностей»32. Эти соображения
заслуживают тем большего внимания, что за ними стоит кропотливая
исследовательская работа. Привлекая в качестве объекта исследования
поздневизантийские поимущественно-налоговые описи, относящиеся к
Южной Македонии, К. В. Хвостова использует для анализа содержа-
щейся в них исторической информации целый комплекс разнообразных
количественных методов, позволяющих до известной степени преодолеть
ограниченность этих источников как недостаточно репрезентативных
демонстрируя таким образом их возможности и значение в историческом
исследовании.
Вместе с тем не все выдвинутые в статье положения представляются
в равной степени убедительными. Подчас автор переоценивает возмож-
ности количественных методов в раскрытии существенного содержания
исследуемого явления. Так обстоит дело, когда К- В. Хвостова пытается
с помощью математического аппарата выяснить тенденцию определен-
ного процесса, а недостаток источников делает невозможным исполь-
зование для этих целей качественного анализа. В виде примера она рас-
сматривает содержащиеся в византийских поимущественно-налоговых
29 И. Д. Ковальченко. О применении математико-статистических методов в историче-
ских исследованиях.—«Источниковедение. Теоретические и методологические пробле-
мы». М., 1969, стр. 120.
20 К- В. Хвостова. Некоторые вопросы применения количественных методов при изуче-
нии социально-экономических явлений средневековьи (по данным византийских ис-
точников XIII—XIV вв.).— «Математические методы в исторических исследованиях».
М„ 1972.
21 ВИ, 1972, № 10, стр. 137.
32 К- В. Хвостова. Указ, соч., стр. 80.
22
Б. Г. Могильницкий
описях XIV в. данные о наличии у зависимых крестьян тяглого скота,
с одной стороны, и земельного надела — с другой.
Установление связи между этими двумя элементами крестьянского
хозяйства имело бы большое значение для выяснения существенной
тенденции в развитии аграрных отношений византийской Южной Маке-
донии в XIV в. Как известно, характерной чертой, определяющей зависи-
мость византийских крестьян, начиная с поздней античности, являлось
отсутствие у них владельческих прав на землю. Установление по данным
описей XIV в. устойчивой статистической связи между наличием тяглого
скота и земельного надела означало бы, по словам К. В. Хвостовой,
появление у крестьян «собственного» зернового хозяйства, основанного
на пахотном наделе и обслуживаемого своим (а не арендованным)
тяглым скотом, в то время как отсутствие такой связи свидетельство-
вало бы об отсутствии каких-либо перемен в отношении владельческих
прав зависимых крестьян по сравнению с предшествующим периодом.
Нет нужды распространяться о том большом значении, какое имеет
ответ на этот вопрос для уяснения важнейших закономерностей соци-
ально-экономического развития македоно-византийской деревни в сред-
ние века. Между тем имеющиеся в распоряжении историка данные слиш-
ком скудны для определенного заключения на этот счет: всего в описях
зафиксирован 201 парик (зависимый крестьянин), из этого числа только
82 парика имели пахотный надел и тяглый скот. К. В. Хвостова пола-
гает, что эти данные являются недостаточными для того, чтобы дать
удовлетворительный ответ на поставленный вопрос. Для получения
такого ответа К. В. Хвостова обращается к теории вероятностей и путем
сложных расчетов приходит к выводу, констатирующему «практическое
отсутствие в определенных селах Южной Македонии XIV в. сколько-
нибудь значимой статистической связи между владением зависимыми
крестьянами тяглым скотом и пахотной надельной землей, а следова-
тельно, и неизменность типа крестьянского хозяйства по сравнению с
предшествующей эпохой, уходящей в глубь столетий, вплоть до поздней
античности»33.
Все же представляется, что одно лишь математическое обоснование
недостаточно для столь ответственного вывода. Не вдаваясь в обсуж-
дение вопроса о характере владельческих прав на землю македоно-
византийских крестьян в XIV в. по существу, отметим, что его подлинное
решение невозможно без всестороннего качественного анализа. Чтобы
ответить на вопрос о тенденции развития аграрных отношений в визан-
тийской Македонии, необходимо прежде всего сопоставить уровень
обеспеченности зависимых крестьян земельным наделом и тяглым ско-
том в середине XIV в., с одной стороны, н в предшествующие периоды
византийской истории — с другой. Конечно, в этой работе большую
помощь историку могут оказать математические методы исследования.
Но только ими он ограничиться не может. Действительно, само по себе
установление с помощью математического аппарата несущественности
связи между земельным наделом и тяглым скотом зависимых южно-
македонских крестьян в середине XIV в. менее всего может говорить о
тенденции процесса, так как остается невыясненным главный вопрос,
интересующий нас,— какова динамика этого процесса. Наконец, всякий
вывод по данному локальному сюжету необходимо должен учитывать
общие тенденции аграрного развития Византии в средние века, что
опять-таки требует глубокого качественного анализа социально-эконо-
мической структуры Византийской империи, ее эволюции и т. п.
33 К. В. Хвостова. Указ, соч., стр. 27—29.
Историческое и естественнонаучное познание
23
Мы столь подробно остановились на статье К. В. Хвостовой потому,
что эта статья, на наш взгляд, достаточно рельефно отражает современ-
ное состояние вопроса об использовании математических методов в
истории и вследствие этого хорошо иллюстрирует общие выводы, кото-
рые могут быть сделаны по этому вопросу. Несмотря на то, что сегодня
делаются лишь первые шаги в «математизации» истории, едва ли воз-
можно отрицать значение этого процесса для обогащения познаватель-
ного арсенала исторической науки, существенного увеличения ее воз-
можностей. Внедряемые в историческую науку количественные методы
способны подчас сообщить действительно недостающую ей точность, до
известной степени облегчить и сделать более эффективной работу исто-
рика со своими источниками. Однако, по крайней мере на современном
этапе, научная плодотворность обращения к математическому аппарату
зависит от того, насколько органически оно связано с качественным ана-
лизом исследуемых явлений и подчиняется ему. Какое бы широкое при-
менение в истории ни нашла математика, ее методы остаются вспомога-
тельными по отношению к специфическим средствам исторического
познания.
Нельзя не согласиться с известным французским специалистом в
области применения математических методов в истории Ж. Шнейдером,
подчеркивавшим, что «в области исторических исследований обращение
к машинам будет играть прогрессивную роль в том случае, если оно
будет сопровождаться исследованиями в области методологии, которые
должны иметь доминирующее значение. Ведь хорошо известно, что
машина дает только то, что в нее заложено»34. Образно выражаясь,
в исследовании явлений общественной жизни математик должен идти
вслед за историком. Решающее значение в историческом исследовании
всегда имели и будут иметь методологические позиции ученого, опре-
деляющие в конечном счете и его работу с современной вычислительной
техникой. Самое составление перфокарт, равно как и метод обсчета
материалов на ЭВМ, зависят от методологии исследователя. С помощью
математических методов решаются задачи, которые формулируются
историком. Отсюда вытекает значение правильно поставленной задачи,
определяющей эффективность применения математического аппарата и
электронной вычислительной техники, что может быть достигнуто лишь
на твердом фундаменте собственно исторических методов. Следова-
тельно, проблема так называемой математизации истории оказывается
органически связанной с всесторонним развитием и углублением ее
специфических познавательных средств. Чем более развитыми и способ-
ными давать объективное знание о существенных исторических событиях
и процессах являются методы качественного анализа социальных явле-
ний, тем более научно плодотворным может быть применение в истории
современных количественных методов и новейшей вычислительной
техники.
Рассматривая возможности математических методов в историческом
познании, важно подчеркнуть, что их широкое применение без должного
обращения к методам качественного анализа таит в себе опасность
огрубления реальной исторической действительности, неоправданного
упрощения присущих ей противоречий. Оперируя массовыми цифрами,
легко потерять единичное явление, фетишизация метода больших чисел
ведет к недооценке значения отдельных исторических фактов, выражаю-
щих такие тенденции общественного развития, которые, хотя и не явля-
ются господствующими, но тем не менее получили известное распро-
34 Ж. Шнейдер. Указ, соч., стр. 10.
24
Б. Г. Могильницкий
странение в данной социальной структуре и таким образом оказывают
на нее определенное влияние. Но тем самым возникает реальная угроза
не только обеднения фактической стороны исторического процесса, но и
утраты возможности познания некоторых его существенных законо-
мерностей.
Оперируя только большими числами, историк рискует оставить без
надлежащего внимания определенные качественные изменения, про-
исходящие в обществе, но не удостоверяемые до известного времени
сколько-нибудь значительными документальными данными. Другими
словами, количественный анализ не дает возможности обнаружить
новые типические явления в фазе их зарождения, когда они выступают
в виде отдельных, еще малочисленных и незначительных фактов35.
Только на основе методов, ориентированных на выяснение индивиду-
альных особенностей в историческом процессе и способных вследствие
этого обнаружить единичные факты, еще не ставшие массовым явле-
нием, но вместе с тем выражающие известные тенденции в развитии
общества, возможно чувствовать биение пульса истории, своевременно
замечать возникновение новых социальных явлений и таким образом
устанавливать действительные закономерности общественного процесса.
Само по себе количество свидетельств о том или ином социальном
явлении еще далеко не всегда может служить показателем его истори-
ческой значительности. Более того, многие существенные факты про-
шлого вообще могут быть установлены лишь опосредованным путем,
в итоге сложного анализа большого числа разнородных источников,
прямо данный факт не отражающих. Так, например, размах и значение
классовой борьбы в раннее средневековье могут быть засвидетельство-
ваны лишь на основе кропотливого исследования широкого круга источ-
ников, относящихся к самым разным сферам жизни западноевропей-
ского средневекового общества. Вследствие скудности данных об анти-
феодальных выступлениях закрепощаемого и крепостного крестьянства
количественный анализ этих источников не мог бы выявить важную
закономерность в становлении феодального общества, какой является
классовая борьба в раннее средневековье.
Для историка имеет значение всякое индивидуальное явление, по-
скольку в нем отражаются определенные тенденции общественного про-
цесса. Но это означает, что в его методологическом арсенале ведущее
положение должны занимать специфически исторические методы по-
знания, с помощью которых можно понять существенное содержание
исторического процесса как в его главных чертах, так и во всем разно-
образии составляющих его форм. Как это ни кажется на первый взгляд
парадоксальным, преимущественная ориентация на математические
методы в историческом познании скрывает в себе опасность снижения
точности его результатов, ибо они не позволяют в должной мере учиты-
вать единичные явления, без чего невозможно истинное отражение
исторической действительности во всех ее закономерных связях и бес-
конечном многообразии конкретных явлений.
Обращают на себя внимание характерные признания на этот счет
ученых США, т. е. страны, в которой внедрение математического аппа-
рата в социальные исследования приобрело особенно большой размах.
Отмечая научную плодотворность этого процесса, американские исто-
рики все более настойчиво указывают на его границы. Представляется
показательным в этом отношении суждение автора ряда исследований в
35 С. Bobinska. Historiker und historische Wahrheit. Zu erkenntnis-theoretischen Prob-
lemen der Geschichtswissenschaft. Berlin, 1967, S. 78.
Историческое и естественнонаучное познание
25
области теоретических проблем исторической науки Г. С. Хыоза. Под-
черкивая широкое распространение в американском обществоведении
математического моделирования и его значение для историка, Хьюз в
то же время высказывает примечательное сомнение в точности такого
моделирования применительно к истории30. Не останавливаясь на дру-
гих высказываниях подобного рода, отметим лишь трактовку этого
вопроса в распространенном в США пособии по методологии истории
для высшей школы. Автор его, достаточно подробно рассматривая
использование математических методов и вычислительной техники в
самых разных отраслях исторической науки и отмечая значение коли-
чественных характеристик в современном историческом исследовании,
все же приходит к выводу, что математические методы являются не
более чем вспомогательным средством изучения истории ”.
Конечно, на этих и многих аналогичных взглядах отразилось рас-
пространенное в буржуазной науке представление об истории как дис-
циплине, имеющей дело с явлениями уникальными и неповторимыми по
своей природе, что, естественно, создает препятствия для последователь
ного осуществления процесса ее математизации. Нельзя, однако, не
видеть в этих рассуждениях и своеобразное подведение итогов. Сама
исследовательская практика убедительно указывает на границы экс-
пансии математических методов в истории.
Определяя место количественных методов в истории, авторы коллек-
тивного доклада советских ученых на XIII Международном конгрессе
исторических наук справедливо подчеркивали: «Важнейшей задачей
исторического исследования является раскрытие внутреннего существа
и своеобразия изучаемых процессов, явлений и объектов, их взаимо-
связи и причинной обусловленности. Следовательно, количественный
анализ допустим лишь постольку, поскольку он ведет к решению этих
задач». И далее: «Правильно определить задачи количественного ана-
лиза и верно интерпретировать его результаты можно лишь на основе
предварительного качественного анализа изучаемых процессов, явлений
или объектов»* * 37 38.
Эта подчиненная роль количественных методов в историческом иссле-
довании в значительной степени объясняется мировоззренческим харак-
тером нашей науки. Математические методы сами по себе являются
индифферентными в идеологическом отношении. Полученные с их по-
мощью результаты могут быть использованы в любой мировоззренче-
ской системе. Но тем самым они ни в коей мере не могут определить лицо
исторической науки, являющейся по природе своей наукой глубоко пар-
тийной, обладающей ярко выраженной социально-политической и идео-
логической определенностью. Только на твердом фундаменте диалекти-
ко-материалистического осмысления явлений общественной жизни воз-
можно максимально плодотворное привлечение математических методов
к их изучению.
Математика является в настоящее время важнейшей, но не единст-
венной областью научного знания, чьи методы получают распростране-
ние в истории. Все более значительную роль в историческом познании
начинают играть заимствованные из естественных наук методы коли-
30 Н. S. Hughes. The Historian and the Social Scientist.— «Generalisations in Historical
Writing». Philadelphia, 1963, p. 41—43.
37 W. Nugent. Creative History. An introduction to historical study. Philadelphia — New
York, 1967, p. 147—154
38 И. Д. Ковальченко и др. Количественные и машинные методы обработки историче-
ской информации, стр. 13—14.
26
Б. Г. Могильницкий
явственного анализа, применение которых ведет к значительному расши-
рению сферы точного знания об историческом прошлом. В особенности
нужно подчеркнуть значение этих методов в изучении древнейшей исто-
рии человеческого общества. Благодаря их использованию большие ус-
пехи в последнее время были достигнуты, в частности, в археологии. Так,
например, датировка археологических памятников по радиоактивным
изотопам не только содействовала уточнению хронологических рамок
существования той или иной археологической культуры, но и во многом
способствовала углублению общих представлений о закономерностях
развития древнейших человеческих обществ Наконец, с применением
этого метода связаны последние открытия, существенно изменяющие
общепринятые в науке представления о времени появления человека на
нашей планете и основных этапах антропогенеза. Сенсационные откры-
тия английского антрополога Р. Лики, обнаружившего в Кении останки
доисторического человека вместе с примитивными каменными орудиями,
возраст которых, определенный с помощью радиоизотопов, составляет
более 2,5 млн. лет, на 1 —1,5 млн. лет отодвигают время появления чело-
века и, таким образом, могут оказать серьезное влияние на понимание
начальной стадии эволюции человеческого общества.
Вопрос о взаимоотношении естественнонаучного и исторического по-
знания не может быть ограничен областью исследовательских методов.
Сфера влияния естествознания на историческую науку гораздо шире, она
захватывает как ее понятийный аппарат, так и, что особенно важно,
мировоззренческие принципы. Многие свои понятия история заимство-
вала и продолжает заимствовать (как правило, через философию) из
различных естественных наук. Даже такой термин, принадлежащий к
основополагающим понятиям исторической науки, как «революция», воз-
ник сначала в астрономии39 *, а уже оттуда через философию перешел в
историографию. Усвоение исторической наукой в разумных пределах
естественнонаучной терминологии является процессом закономерным и
плодотворным. Вследствие большой развитости и дифференцированности
понятийного аппарата естественных наук оно обогащает познаватель-
ные возможности истории, способствуя более точному отражению исто-
рической действительности.
Особенно значительным является влияние естествознания на обще-
мировоззренческие принципы исторической науки. В. И. Ленин указы-
вал на «могущественный ток к обществоведению от естествознания» в
XVIII—XX вв.‘° В полной мере это положение относится и к истории,
самое становление которой как науки неразрывно связано с философски
осмысленными успехами естествознания. Именно оттуда через просвети-
тельскую философию в историю пришла идея закономерного и прогрес-
сивного характера общественного развития, очищенного от какого-либо
вмешательства сверхъестественных сил. Выдающиеся достижения совре-
менного естествознания, осмысленные с позиций диалектического мате-
риализма, ведут к дальнейшему обогащению теоретического фундамента
исторической науки41.
39 D. Gerhard. Altc und пене Welt in vergleichender Gerichtsbetrachtung Gottingen
1962, S. 93—94. ’
‘° В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 25, стр. 41.
41 Следует при этом иметь в виду, что влияние естествознания на развитие историче-
ской мысли может иметь и негативный характер в том случае, если достижения
естественных наук получают идеалистическую интерпретацию. Так, идеалистически
осмысленная революция в физике на рубеже XIX н XX вв. способствовала распро-
странению в современной буржуазной историографии агностицизма и релятивизма.
Буржуазные историки апеллируют к новейшим достижениям физики с целью
Историческое и естественнонаучное познание
27
Таким образом, стимулирующее влияние естествознания на развитие
исторической науки несомненно ‘2. Но чтобы быть действительно плодо-
шорным, оно не может переступить определенные границы: естественные
науки не должны посягать на своеобразие исторического познания, под-
менять его своими методами. В конечном итоге в разных своих формах
влияние естествознания сводится к созданию максимально благоприят-
ных условий для исторического познания, но самое это познание — дело
истории, которое не может быть переложено на плечи других наук и
которое решается с помощью прежде всего ее специфических методов.
The Summary of В. G. Mogilnitsky’s Article
«On Correlation between Historical and Natural Knowledge»
The author tries to show the wrongness of the view so widely spread in
nowadays bourgeons literature, which opposes the two methods of cogni-
tion and denies History the right of being regarded as a science; but the
historical knowledge is as generalizing as natural knowledge is, and it as
well reveals objective laws of the real world.
Nevertheless, all this does not mean that historical and natural know-
ledge may be identified, especially as regards their methods. And yet Soviet
scientists sometimes underestimate the necessity of studying the really
existing specific character of historical science. Its specific character is in
many aspects determined by the very subject of study, which is immeasu-
rably more complicated, than the subject of natural sciences. This should
be kept in mind, when considering the problem of applying mathematical
methods in historical research.
Since the early 1960’s mathematics has widely invaded historical
science. Already today it is quite possible to speak of the irreversible cha-
racter of «mathematization» of History. The process undoubtedly leads to a
considerable broadening of the possibility for the science to more adequa-
tely reflect historical reality. And yet the fruitfulness of using the mathema-
tical apparatus depends on its organic connection with the qualitative
analysis of studied phenomena, and on the degree of a subjection of the
mathematical apparatus to the qualitative analysis. The subsidiary role of
quantitative methods is mainly explained by ideological character of histo-
rical science.
The problem of correlation between historical and natural knowledge
cannot be reduced to the problem of methods of study. The influence of
natural sciences upon history is much broader: it embraces both the con-
ceptional apparatus of historical science and its ideological principles, i. e.
the side which is especially important. Howewer, in order to be really
fruitful, the influence should not go beyond certain limits: the natural
sciences cannot encroach upon the specific character of historical know-
ledge.
обоснования гносеологического субъективизма (см., например, И. Luthy. In Gegen-
wart der Geschichte. Berlin, 1967, s. 15—16). Нет необходимости, однако, доказывать,
что само по себе естествознание не несет ответственности за субъективно-идеалисти-
ческие выводы, которые делаются буржуазными теоретиками истории из его успе-
хов. Раскрытая В. И. Лениным в его книге «Материализм и эмпириокритицизм» пот-
ная научная несостоятельность субъективно-идеалистических спекуляций на рево-
люции в физике целиком относится к попыткам буржуазных историков использовать
в своих целях новейшие успехи естественных наук.
42 Мы оставляем в стороне не менее важный, но не освещенный в марксистской ли-
тературе вопрос об обратном влиянии истории на естествознание, который должен
стать предметом специального исследования.
Е. В. ГУТ Н О В А
СРЕДНЕВЕКОВОЕ КРЕСТЬЯНСТВО И ЕРЕСИ
Настоящая статья не претендует на полное и всестороннее освеще-
ние проблемы средневековых ересей. Ее задача—поставить и насколько
возможно наметить пути решения более частного вопроса — как и в
какой мере можно соотнести еретические движения и учения XI—XV вв.
в Европе с развитием общественного сознания крестьянства этого перио-
да. Вопрос этот возникает уже потому, что почти во всех этих ересях,
хотя они обычно возникали в городах, был силен и крестьянский элемент
(у поздних катаров XIII в., у вальденсов XIII—XV вв. во Франции, Авст-
рии *, в движении бегинов и бегардов в Провансе и Нидерландах, в до-
лине Рейна и Швейцарии 1 2, наконец, в движении лоллардов конца XIV
и XV в. в Англии3), а некоторые из них, как известно, сочетались с круп-
ными крестьянскими восстаниями. Что же именно в еретических учениях
привлекало сочувствие крестьянства? Как эти учения соотносились с ре-
альными потребностями и стремлениями крестьянских масс? В какой
мере они могут рассматриваться как выражение общественного сознания
крестьянства? Наконец, какую роль играли ереси в его классовой борь-
бе? Все эти вопросы нельзя считать решенными в специальной лите-
ратуре.
Если говорить о буржуазной историографии, то постановка таких во-
просов по существу исключается ее общим подходом к проблеме ересей.
В последние десятилетия в ней все более усиливается тенденция (восхо-
дящая, впрочем, еще к XIX в.) рассматривать ереси как чисто религиоз-
ные, внутрицерковные движения, порожденные отчасти догматическими
разногласиями в среде духовенства, отчасти — недовольством его опре-
деленных слоев тем, что «слова» и «дела» церкви зачастую находятся
в противоречии. Такой подход исключает понимание ересей как проявле-
ния социального протеста разных общественных слоев средневекового
общества, в том числе и крестьянства. В лучшем случае признается, что
«социальное напряжение», все более усиливавшееся в XI—XV вв., со-
ставляло как бы общий фон, на котором развивались ереси. Последние
поэтому вовлекали в свою орбиту самые пестрые и неоднородные соци-
1 См. G Leff. Heresy in the Latter Middle Ages, vol. II. Manchester, 1967, p. 451, 452,
456, 468. 483, 484; Э Вернер. Немецко-австрийское вальденство в XIV в.— СВ,
вып. 25. М., 1964, стр.114—115, «Heresies et Societes dans 1’Europe preindustrielle
Ill —18 siecles)». Paris, 1968 (особенно доклады С. Виоланте, Ф. Вольфа, Г. Груид-
манна, Г. Леффа); В. Л. Керов. Социальный состав вальденских общин Южной
Франции в Х111 — начале XIV в.—«Страны Средиземноморья в эпоху феодализма».
Горький, 1973.
1 G. Leff. Op. cit„ vol. II, p. 230; Г. Лей. Очерк истории средневекового материализма.
М , 1962, стр. 394 —395. 398.
3 К. В. Me Farlane. John Wicliffe and the Beginning of English Nonconformity. Lon-
don, 1952, p. 18, 145—146, 180—187; 5. Thompson. The Latter Lollards 1414—1529.
Oxford. 1965 p. 249; E. В. Кузнецов. Движение лоллардов в Англии (конец XIV—
XV в).— «Уч записки Горьковского ун-та». Горький, 1969, стр. 102—112.
Средневековое крестьянство и ереси
29
ильные элементы, из чего, по мнению большинства современных буржу-
азных исследователей, вытекает, что ереси, как правило, не могут быть
отождествлены со взглядами и настроениями каких-либо отдельных со-
циальных групп или классов. Такой подход к ересям мы находим в ра-
ботах Ж. Дюби ‘, Ж. Ле Гофа * 5, английского историка Г. Леффа 6 7, италь-
янских ученых Р. Моргена, Е. Дюпре-Тезайдера, К. Г. Мора, Дж. Мик-
коли Он нашел также широкое отражение в докладах и дискуссиях на
специальном международном симпозиуме по проблеме средневековых
ересей, состоявшемся во Франции в 1968 г. под руководством Ле Гофа 8 *.
Хотя этот интересный симпозиум был посвящен теме «Ереси и общество
в доиндустриальной Европе», большинство западноевропейских истори-
ков в своих выступлениях настойчиво оспаривали прямую связь ересей
с интересами тех или иных социальных групп, в том числе крестьянства,
и их социальной борьбой. К этому нужно добавить, что как в моногра-
фиях по данному вопросу, так и во многих выступлениях на симпозиуме
вполне отчетливо звучит антимарксистская направленность охарактери-
зованной выше концепции. Главным объектом нападок является Ф. Эн-
гельс, а из современных историков-марксистов С. Д. Сказкин — после
того, как он выступил на международном конгрессе историков в Риме в
1955 г. с докладом «Исторические условия восстания Дольчино» в.
Марксистская медиевистика в СССР, а также в ГДР, Польше, Чехо-
словакии развивает и конкретизирует основные положения Ф. Энгельса
по вопросу о ересях. В подавляющем своем большинстве современные
историки-марксисты считают ереси выражением социального недоволь-
ства, хотя и облеченного в специфическую религиозную форму, разных
слоев феодального обшества — бюргерства, плебейства, крестьянства,
иногда отдельных элементов рыцарства. Форма, в которую выливалось
это недовольство, определялась тем общим фондом религиозных идей,
из которого вынуждены были черпать все мыслители и идеологи средне-
вековья, к какому бы классу они ни принадлежали. Вслед за Энгельсом
современные историки-марксисты различают ереси крестьянско-плебей-
ские и бюргерские, исходя при этом не только из социального состава их
участников (хотя и это важно), но и в первую очередь из различий в
интерпретации и дальнейшем развитии как правило очень схожих почти
во всех ересях основополагающих догматических положений. В советской
медиевистике с этих позиций исследованы ранние французские ереси
XI — начала XII в.— Н. А. Сидоровой 10 11, ересь апостольских братьев в
Италии — С. Д. Сказкиным “, движение лоллардов в Англии после
1382 г. до конца XV в.— Е. В. Кузнецовым12 *. В работах В. Л. Керова
затрагивается мало известная ересь «венгерского проповедника» XIII в.,
вальденство, а также ересь бегинов и бегардов в Провансе ,3; в книге
‘ См. G. Duby et R. Mandrou. Histoire de la civilisation fran^aise. Moyen age—XVI
siecle. Paris, 1958, p. 119—124.
5 J. Le Goff. La civilisation de 1'Occident medieval. Paris, 1964, p. 248, 386.
• G. Leff. Op. cit.
7 См. В. В. Самаркин. Современная итальянская историография восстания Дольчи-
но.— ВИ, 1971, № 3.
’ См. «Heresies et Societes dans 1'Europe preindustrielle».
’ Ibid., p. 121—122.
1,1 H. А. Сидорова. Очерки no истории ранней городской культуры во Франции. М.,
1953, стр. 59—99.
11 С. Д. Сказкин. Первое послание Дольчино.—С. Д. Сказкин. Избранные труды по
истории. М., 1973.
12 Е. В. Кузнецов. Указ, соч., стр. 102—112.
В. Л. Керов. Восстание «пастушков» в Южных Нидерландах и во Франции в
1251 г.— ВИ, 1956, № 6; он же. Народное еретическое движение бегннов юга Фран-
ции и Петр Иоанн Оливи.—«Французский ежегодник, 1968». М., 1970.
30
Е. В. Гутнова
Ю. М. Сапрыкина рассматривается вопрос о связи учения Джона Болла
с крестьянскими идеями и настроениями, об отношении ереси Виклифа
к этим идеям 14. Советские слависты исследовали с марксистских пози-
ций идеи таборитов и их место в гуситском движении 15. Исследования
М. М. Смирина о народной реформации Т. Мюнцера и работа А. Н. Чи-
стозвонова об анабаптистах начала XVI в.16 *, хотя относятся к более
позднему времени, имеют большое методологическое значение для изуче-
ния народных ересей более раннего периода. Историки ГДР — Б. Тёп-
фер, Е. Вернер, М. Эрбштёссер, польские ученые Т. Мантейфель, А. Гей-
штор посвятили ряд интересных работ хилиастическим (милленарист-
ским) сектам средневековья, ереси бегинов и бегардов, проблеме «доб-
ровольной бедности» в средневековых ересях и другим вопросам ”.
И все же и в марксистской историографии проблема «крестьянство
и ереси» не может считаться до конца решенной. Если признано несом-
ненным, что крестьянско-плебейские ереси отражали крестьянские рели-
гиозные и социально-политические представления, то остается неясным
вопрос о том, что именно в идейном арсенале этих ересей являлось выра-
жением собственно крестьянских требований и настроений, а что принад-
лежало плебейству. Вопрос этот далеко не праздный. Ведь между со-
циальной ориентацией крестьянства и городского плебейства была весь-
ма существенная разница. Крестьянству в массе его было что терять; оно
стремилось упрочить свое материальное и правовое положение в фео-
дальном обществе. Плебейские же массы городов стояли, по словам
Ф. Энгельса, вне рамок официального феодального общества, утратили
надежду найти в нем какое-либо определенное место и поэтому готовы
были отвергать его целиком 18. В деревне им могли сочувствовать только
самые беднейшие элементы — разорявшиеся крестьяне, батраки, также
выброшенные из обычных условий деревенской жизни и оказавшиеся
вне рамок корпоративного строя деревни — общины и вотчины. Коли-
чество таких людей в XIII—XV вв. быстро росло во многих странах Ев-
ропы. Но все же эти элементы составляли меньшинство крестьянства и
едва ли могут рассматриваться как выразители собственно крестьянской
идеологии. При современном уровне изучения крестьянско-плебейских
ересей мы не располагаем ни в советской, ни тем более в зарубежной
медиевистике сколько-нибудь надежными критериями для разграниче-
ния в этих ересях крестьянских и плебейских идей и программ. Посколь-
14 Ю. М. Сапрыкин. Социально-политические взгляды английского крестьянства в
XIV—XVII вв. М., 1972, гл. I.
15 См. Б. Т. Рубцов. Гуситские войны. И., 1955; А. И. Озолин. Из истории гуситского
революционного движения. М., 1962; П. И. Резонов. Образование революционного
крестьянско-плебейского и бюргерского лагерей в гуситском движении.— «История
Чехословакии», т. I. АС, 1956. Н. А. Гусакова. Из истории борьбы плебейской оп-
позиции против феодально-католической реакции в начале гуситского движения
(1419—1422 гг.). Минск, 1963.
16 М. М. Смирин. Народная реформация Т. Мюнцера. М., 1955; А. Н. Чистозвонов. Ре-
формационное движение н классовая борьба в Нидерландах в первой половине
XVI в. М„ 1964.
” В. Topfer. Die Entwicklung chiliastischen Zukunfterwartungen in Hochmittelalter. Ber-
lin, 1960; idem. Das kommende Reich des Friedens. Leipzig, 1969; E. Werner. Pauperes
Christi. Studien zur sozialreligiosen Bewegungen im Zeitalter des Relormpapsttums.
Leipzig, 1956; M. Erbstosser. Sozialreligiosen Stromungen im spaten Mittelalter. Ber-
lin, 1970; idem. Religion und Klassenkampf im Spatmittelalter. Leipzig, 1966; E. Wer-
ner und M. Erbstosser. Idcologische Probleme des mittelalterliche Plebejertums. Ber-
lin, 1960; T. Manteuffel. Naissance d’une heresie. Les adepts de la pauvrete volontaire
au moyen age. Paris, 1970; A. Gieysztor. Mouvements para-heretiques en Europe centra-
le et Orientale du 9—11 siecle.— In: «Heresies et Societes dans 1’Europe preindustri-
elle». Paris, 1968.
18 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 363.
Средневековое крестьянство и ереси
31
ку лозунги, выдвигавшиеся этими программами, находили поддержку и
в крестьянской, и в плебейской среде, выработка таких критериев потре-
бует, очевидно, специальных исследований. Но уже сейчас можно ска-
зать, что поиски эти должны идти по линии выявления того конкретного,
реального содержания, которое вкладывали в эти общие лозунги пред-
ставители плебейства с одной стороны и крестьянских масс — с другой.
Еще сложнее вопрос о том, в какой мере крестьянские стремления и
настроения находили отражение в более умеренных и сложных по своему
социальному составу ересях, которые мы обычно определяем как «бюр-
герские». Всегда ли эти последние являлись чисто и полностью бюргер-
скими в смысле однородности лежавших в их основе социально-религиоз-
ных идей? Не отражали ли эти идеи в какой-то мере также и крестьян-
ские чаяния? Или не было ли внутри этих ересей различных социально
обусловленных течений, в том числе крестьянского или крестьянско-
плебейского типа? Накопленный ныне обильный фактический материал
по истории многих еретических учений и движений позволяет поставить
эти вопросы.
Наконец, не вполне ясени решен общий вопрос об исторической роли
различного типа ересей — об их месте в прогрессивном развитии об-
щества, в частности об их значении в классовой борьбе крестьянства.
Вопрос этот тем более актуален, что в современной буржуазной историо-
графии в последнее время все чаще раздаются голоса, оценивающие
ереси как регрессивное, даже реакционное явление. По мнению Ж. Ле
Гофа, например, ереси — это «наиболее острые формы идеологического
отчуждения», которые даже в своей наиболее радикальной милленарист-
ской форме выдвигали консервативный идеал давно прошедшего «золо-
того века», «двигались вперед, глядя назад» *9. Г. Лефф также считает,
что средневековые ереси, как правило, не выдвигали никакой альтерна-
тивы существующему строю, если они исходили не от «поднимающейся
буржуазии», а от духовенства и «простых бедных людей», так как эти
элементы общества не представляли никакого «нового порядка», проти-
востоящего «феодальному способу производства». Поэтому они не могли
быть носителями социального прогресса, а развивавшиеся в их среде
ереси оставались реакционной утопией * 20.
Отделение в еретических учениях собственно крестьянских мотивов
от плебейских, с одной стороны (в крестьянско-плебейских ересях), и вы-
членение бюргерских мотивов (в ересях другого типа) наталкивается на
существенные трудности. Главная из них связана с тем, что все ереси
рассматриваемого периода черпали свои религиозные идеи, догматиче-
ские, а иногда даже и отдельные социально-политические положения из
общих идейных источников. Все они в той или иной степени были связа-
ны прежде всего с раннехристианской традицией, к которой в X—XII вв.
иногда примешивались заметные манихейские элементы, как это было у
богомилов или катаров. В ересях более позднего времени (XIV—XV вв.)
наряду с преобладающей раннехристианской традицией иногда играли
заметную роль мистические учения о вере как результате божественного
откровения, которая поэтому не нуждается в посредничестве церкви. Та-
кое переплетение раннехристианских и мистических мотивов было осо-
бенно характерно для ересей «свободного духа» (бегинов и бегардов,
а отчасти поздних вальденсов, таборитов и лоллардов XV века). Для
многих ересей XIII—XV вв. были характерны милленаристские идеи в
более активной, революционной или пассивной, созерцательной форме,
«» J, Le Goff. Op. cit., p. 368, 248.
20 G. Leff. Op. cit., vol. I, p. 11.
32
Е. В. Гутнова
восходившие отчасти к апокалиптическим представлениям о конце света,
отчасти к идеям «золотого века» позднеантичной и раннехристианской
традиции2*.
Несмотря на эти нюансы, почти все ереси рассматриваемого периода
были довольно близки друг к другу и отстаивали очень схожие религиоз-
ные воззрения. Они были резко враждебны к господствующей церкви и
ее адептам, доходя иногда до полного ее отрицания. Этой испорченной
церкви они противопоставляли раннехристианский идеал, признавали в
качестве главного источника веры и религиозной истины Священное
писание, особенно Евангелие, считая, что каждый верующий сам может
разобраться в нем без посредничества церкви.
Почти все еретические учения (особенно ереси «свободного духа»)
выдвигали на первый план личное суждение человека по религиозным
вопросам. В связи с этим все ереси в той или иной мере ставили под
сомнение учение о «божественной благодати», служившее основой авто-
ритета господствующей церкви, а вследствие этого и некоторые таинст-
ва — причастия, священства, крещения (особенно младенцев), которые
некоторыми сектами вовсе отвергались. Многие сектанты утверждали
право каждого человека, не имеющего сана, произносить проповеди,
принимать исповедь, отпускать грехи. Большое место в еретической ин-
терпретации христианства, особенное конца XII в.,занимала проповедь
бедности или во всяком случае крайней умеренности в жизненных по-
требностях. Отличие еретической трактовки этой проблемы от ортодок-
сальной состояло в том, что бедность рассматривалась не просто как
закономерно существующее и даже полезное явление, но и как один из
главных признаков благочестия, а иногда даже как основное средство
личного спасения. Такой взгляд находил наиболее яркое выражение в
призыве к «добровольной бедности» и обосновывался примером самого
Христа и апостолов. Для многих средневековых еретических сект, и от-
нюдь не только крестьянско-плебейских, было характерно представление
о богоизбранности их членов, как единственных защитников и проповед-
ников истинной религии, а также мечты о неизбежном наступлении «ты-
сячелетнего царства».
Этих общих принципов придерживались и крестьянско-плебейские,
и бюргерские ереси. Различия между ними вытекали из очень разной их
интерпретации, особенно из различного приспособления к реальным со-
циально-политическим и антицерковным требованиям, которые выдвига-
лись этими ересями. Наиболее полно крестьянское понимание этих об-
щих религиозных принципов естественно отразилось в крестьянско-пле-
бейских ересях. К ним можно отнести богомильство, возникшее в Бол-
гарии еше в X в. и вплоть до XIV в. широко распространенное на Бал-
канах, ересь «венгерского проповедника» во время восстания «пастуш-
ков» во Франции (1251 г.), ересь «апостольских братьев», слившуюся с
восстанием Дольчино, ересь Джона Болла и ранних лоллардов, сочетав-
шуюся с восстанием Уота Тайлера, ересь чешских таборитов, неразрыв-
но связанную с антифеодальным движением чешского крестьянства
20—30-х годов XV в. и с крестьянскими восстаниями в Венгрии, Тран-
сильвании в XV в.* 22, ересь Ганса Бегайма из Никласгаузена, распро-
странившуюся в Юго-Западной Германии в 1478 г. Этого типа ереси
были крестьянско-плебейскими; об этом можно судить прежде всего по
их социальному составу. Как видим, обычно они возникали, или во вся-
11 N. Cohn. The Pursuit of the Millenium. Bristol — New York, 1970, p. 192—196.
22 В. П. Шушарин. Крестьянское восстание в Трансильвании. М., 1963, стр. 169. 171.
?00—205; «История Венгрии», т. I. М., 1971, стр. 173.
Средневековое крестьянство и ереси
33
ком случае широко распространялись в крестьянской и плебейской сре-
де, в период подготовки и в ходе крупных крестьянских восстаний; они
выражали идеологию восставших или какой-то их части. В ходе восста-
ний они обычно радикализировались, приобретали, пользуясь выраже-
нием Ф. Энгельса, характер самостоятельного «партийного воззрения»,
существовавшего наряду с бюргерской ересью23. Это особенно характер-
но для ереси Дольчино, Дж. Болла, таборитов.
Но гораздо существеннее то, что крестьянско-плебейские ереси ин-
терпретировали обычные еретические принципы, перечисленные выше,
в специфическом революционном духе. Во-первых, как отметил еще Эн-
гельс, они всегда выходили за рамки чисто религиозной и антицерков-
ной пропаганды, выступали не только против феодализма церковного,
но и против существующего социального строя в целом 24. Мечты о воз-
рождении раннехристианской церкви конкретизировались идеологами
этих ересей в требованиях гражданского и даже имущественного равен-
ства. В какой мере все эти требования и лозунги выражали интересы и
настроения крестьянства? Вопрос этот нельзя считать решенным. В исто-
риографии ГДР, например, преобладает в настоящее время точка зре-
ния, согласно которой все наиболее радикальные средневековые ереси
являлись выражением преимущественно идеологии плебейства Близкую
к этой точке зрения позицию занимает и один из немногих западных уче-
ных, пытающихся выяснить социальные корни ересей,— английский
историк Н. Кон в своей книге «Поиски тысячелетнего царства».
Он утверждает, что наиболее радикальные средневековые ереси — мил-
ленаристские — отражали настроения и стремления только городского
плебейства и пауперизировавшихся «маргинальных», т. е. деклассиро-
ванных элементов деревни 25.
Такая трактовка радикальных ересей как чисто плебейских представ-
ляется пам чрезмерно упрощенной и не вполне убедительной. Конечно,
городское плебейство и сельская беднота, как уже отмечалось, состав-
ляли более благоприятную социальную почву для уравнительных идей
и мечтаний об общности имущества и о «царстве божьем» на земле, чем
самостоятельные хозяева — крестьяне, сочетавшие психологию одновре-
менно труженика и собственника. Однако и имущие слои крестьянства
не были чужды некоторым из этих взглядов, особенно в моменты высо-
кого накала классовой борьбы, увлекались ими, хотя и вкладывали в эти
взгляды свое специфически крестьянское, более реальное и конкретное
антифеодальное содержание. Основная масса крестьянства несомненно
относилась без особой симпатии, а иногда и прямо враждебно к идее обоб-
ществления собственности, особенно когда возникала реальная угроза ее
практического осуществления (например, в практике левых таборитов).
Но с требованиями гражданского и даже имущественного равенства дело
обстояло иначе. При всей своей утопичности эти требования отражали
настроения и взгляды, бытовавшие в среде крестьян, проявлявшиеся в
их повседневном враждебном отношении к господствующему классу,
церкви, государственным органам. Это видно из материалов фольклора,
крестьянской литературы и прямых действий крестьян, никак не связан-
ных с ересями. Последние лишь облекали эти присущие крестьянам
взгляды и настроения в сугубо религиозную форму, но вместе с тем
идеологизировали их. Поэтому, несмотря на утопизм этих взглядов,
именно они часто служили идеологическим обоснованием для борьбы
23 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 363.
24 См. там же, стр. 362.
25 N. Cohn. Op. cit„ р. 281 (first ed. 1957).
3 Средние века, в. 38
34
Е. В. Гутнова
крестьян за личное освобождение, за сокращение оброков и повинностей,
за отмену церковной десятины и налогов — т. е. за вполне практические
классовые цели.
Уравнительные идеи крестьянско-плебейских ересей часто давали
также религиозное обоснование стремлениям крестьянства полностью
переделать существующий строй — создать общество равноправных мел-
ких земледельцев, ни от кого не зависящих, во главе с добрым и спра-
ведливым «мужицким царем», без дворян, попов и чиновников. Это
стремление иногда в открытой форме, но часто подспудное, было ха-
рактерно для большинства крупных крестьянских восстаний рассматри-
ваемого и более позднего периода, в том числе и тех, которые не имели
религиозно-еретического обоснования. Такая радикальная программа
переустройства общества, характерная именно для крестьянства, нахо-
дила свое наиболее полное идеологическое выражение и в мечтах о
«тысячелетнем царстве», характерных для многих крестьянско-плебей-
ских ересей. Хилиазм или милленаризм был характерной чертой в пер-
вую очередь именно этих ересей. Мечтам о тысячелетнем царстве они к
тому же придавали революционный характер. Так, и Дольчино, и Джон
Болл, и левые табориты-милленарии, и Ганс Бегайм не полагались на
пассивное ожидание божественного волеизъявления, как последователи
Иоахима Флорского или францисканцы-спиритуалы 26, но призывали к
активному революционному действию.
При этом призыв к революционному насилию был характерен для
крестьянско-плебейских ересей особенно тогда, когда они сочетались с
крестьянскими восстаниями, и в периоды, предшествовавшие восстани-
ям. Эти ереси порывали с квиетизмом, пассивностью, непротивлением —
чертами, характерными для христианской религии вообще и многих ее
еретических интерпретаций в частности. В атмосфере революционного
насилия, сопровождавшего народные восстания, крестьянско-плебейские,
в частности милленаристские ереси давали идеологическое (в силу осо-
бенностей идейной жизни эпохи — религиозное) оправдание революцион-
ных, антифеодальных выступлений крестьян и тем самым стимулирова-
ли их. Под религиозной оболочкой крестьянско-плебейских ересей скры-
вались, таким образом, весьма реальные настроения, чаяния и взгляды
не только городского плебейства и сельской бедноты, но и более широ-
ких крестьянских масс. Если требование общности имуществ было наи-
более чистым выражением плебейских идей и настроений, то уравни-
тельные и милленаристские лозунги радикальных ересей наряду с пле-
бейской находили нередко и специфическую крестьянскую интерпрета-
цию, выражая в этих случаях антифеодальные идеи и представления не
только сельской бедноты, но и более обеспеченных слоев крестьянства.
Но крестьянско-плебейские ереси были сравнительно немногочислен-
ны и возникали обычно в условиях исключительных. Кроме того, как
заметил еще Ф. Энгельс, четкое разграничение между ними и бюргер-
скими ересями возможно только для более позднего периода — для
XIV—XV вв.27 Все ереси до середины XIII в. носили нерасчлененный,
смешанный характер. Новейшие исследования показывают, что такое
разграничение не всегда возможно и для поздних ересей. Наряду с ярко
выраженными бюргерскими ересями, такими, как ересь Виклифа и его
ближайших учеников, Яна Гуса и чашников, мейстера Экхарта, и в этот
период мы встречаем ереси смешанные — как по своему социальному
составу, так и в том смысле, что крестьянско-плебейские мотивы сочета-
“ N. Cohn. Op. cit.. р. 7, 13, 16, 281—286.
17 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 363.
Средневековое крестьянство и ереси
35
лись в них с бюргерскими — таковы, например, поздние вальденсы, лол-
ларды XV в., бегины и бегарды в Рейнской области в Нидерландах.
Мы не будем здесь касаться в связи с крестьянством чисто бюргер-
ских ересей, поскольку они лишь в очень малой степени и как бы неволь-
но, случайно, по совпадению отражали настроения и чаяния крестьянст-
ва (например, в вопросе о секуляризации церковных имуществ). Но
поставим вопрос — можно ли и в какой мере считать ереси смешанного
типа выражением крестьянской идеологии? Здесь мы сталкиваемся с
необходимостью отделить последнюю от идеологии уже не плебейства,
но бюргерства, что связано с большими трудностями.
Что касается ранних нерасчлененных ересей, включая ранних ката-
ров, альбигойцев и вальденсов (XII — начала XIII в.), то в них город-
ские и крестьянские стремления и идеалы еще действительно были спле-
тены в нерасторжимом единстве в силу большой близости в то время
массы городского населения к крестьянству. Что касается более поздних
ересей такого смешанного типа, то хотя, как было отмечено, их обычно
исповедовали значительные массы крестьянства, основные положения,
выдвигавшиеся этими ересями, шли в русле бюргерских, в основном
чисто религиозных требований. На первый план выдвигались догмати-
ческие и организационно-церковные вопросы, в центре которых стояло,
в конечном счете, требование «дешевой церкви», применительно к кото-
рому трактовалась и проблема бедности. Эти ереси не шли дальше пред-
ставления о прирожденном равенстве всех людей перед богом (причем
практических социально-политических выводов не делалось), были чуж-
ды призыва к революционному насилию. Если некоторым из них были
присущи милленаристские идеи (поздние вальденсы, лолларды, бегины и
бегарды, францисканцы-спиритуалы), то лишь в мирном, пассивно-созер-
цательном их варианте. Установление на земле нового порядка относи-
лось к отдаленному будущему, выступало в виде неопределенного, не
осуществимого силами людей идеала. О бюргерском происхождении
этих поздних ересей говорит и то, что почти все они наряду с реминис-
ценциями раннего христианства имели в качестве своих идейных исто-
ков религиозно-философские доктрины, создававшиеся в ученых, уни-
верситетских или церковных кругах, не связанных с интересами кресть-
янско-плебейских масс. Провансальские бегины использовали в таком
качестве философскую концепцию П. Оливи 28 29, немецкие бегины и бегар-
ды находились под сильным влиянием мистицизма теолога мейстера
Экхарта и его последователей 2Э, английские лолларды после 1381 г. и
в XV в. вели свою родословную от бюргерской ереси Виклифа.
Чем же можно объяснить довольно широкое участие крестьян в этих
смешанных по составу ересях, близких по своей догматике к бюргер-
ским? И какова была роль крестьянства в этих движениях? Ответ на эти
вопросы позволяют дать следующие обстоятельства. Новейшие исследо-
вания выявили наличие в ересях смешанного типа разных группировок —
более радикальных и более умеренных и, возможно, связанных с разны-
ми социальными кругами. Это отмечается среди поздних немецко-авст-
рийских вальденсов30 31, бегинов и бегардов в Нидерландах и Рейнской
области в XIV в.3|, поздних лоллардов. Среди последних выделяются
в XV в. проповедники Уайт, Дж. Флоренс, Менджин, Хук и Дайтон, во-
круг которых, видимо, группировалась беднота и которые выступали за
28 См. В. Л. Керов. Народноеретическое движение бегинов...
29 Г. Лей. Указ, соч., стр. 407.
30 Э. Вернер. Указ, соч., стр. 116, 117, 119, 124.
31 Г. Лей. Указ, соч., стр. 403; G. Leff. Op. cit., vol. I, p. 321, 405.
3*
36
Е. В Гутнова
общность имущества, призывали к отказу от уплаты церковной десяти-
ны, предлагая разделить ее среди бедняков32.
Объяснение тому факту, что эти течения крестьянско-плебейского
толка не выделились в четко оформленное «партийное воззрение», надо
искать, на наш взгляд, в том, что, во-первых, это внешнее единство сме-
шанных ересей цементировалось общими задачами борьбы с господст-
вующей церковью, особенно в условиях все усиливающихся преследова-
ний с ее стороны в XIV—XV вв.; во-вторых, в том, что в относительно
«мирные» периоды развития, особенно в периоды, следовавшие за раз-
громом крупных восстаний, когда революционная волна шла на убыль,
ереси развивались как чисто религиозные движения, непосредственно не
связанные с классовой борьбой. В этих условиях самые радикальные
воззрения имели гораздо более узкое распространение — только среди
беднейших слоев города и деревни, тогда как основная часть крестьян-
ства, разочаровавшись в революционных методах борьбы, уходила в
умеренный религиозный нонконформизм бюргерского типа или остава-
лась в лоне ортодоксии. Наиболее радикальные элементы в этих поздних
смешанных ересях оказывались изолированными и не могли организа-
ционно выделяться из общего, более широкого движения. При изучении
таких нерасчлененных ересей со значительным крестьянско-плебейским
элементом не стоит пренебрегать интересным замечанием Ф. Энгельса
о том, что мистические секты, в частности флагелланты, лолларды, про-
должали «революционную традицию в периоды, когда движение было
подавлено» 33.
Следовательно, иногда под покровом внешнего единства внутри ере-
сей смешанного типа имели место заметные идейные расхождения меж-
ду бюргерскими и крестьянско-плебейскими элементами.
Но даже и в тех случаях, когда такие идейные расхождения не про-
слеживаются, крестьянство, вовлекаясь в «нерасчлененные» ереси, по-
видимому, толковало в своих классовых интересах и некоторые общие
положения их учений. Например, для крестьян призыв к «бедности»
(хотя сама по себе она ни в коей мере не была идеалом для них) слу-
жил, в отличие от горожан и рыцарства, не только средством ограничить
богатство, влияние и дороговизну церкви, но и выражением их сослов-
ного достоинства, отрицательного отношения к существующему строю,
социальной организации и неправедной морали последнего, показателем
стремления крестьянских масс ограничить эксплуатацию, хотя бы со сто-
роны церковных феодалов. Точно так же призыв к возврату раннехри-
стианских церковных порядков для крестьян связывался с осознанием
высокой ценности их труда, несправедливости сословного неравенства и
личной несвободы людей, что было характерно для общественного созна-
ния крестьянства в XIII—XV вв. вообще.
Массовое участие крестьян, а также городской бедноты в таких сме-
шанных ересях приводило к тому, что простонародная трактовка их ос-
новных положений получала широкое распространение внутри еретиче-
ского движения, как бы деформируя бюргерскую исходную тенденцию
этих положений. Такую трансформацию претерпел виклифизм в движе-
нии лоллардов в XV в., учение Петра Оливи у бегипов и бегардов Про-
ванса, учение мейстера Экхарта у еретиков «свободного духа» в Герма-
нии и Нидерландах. Более того, в известном смысле именно широкое
вовлечение простонародья, в том числе крестьянства, в эти бюргерские
идейные течения, оппозиционные церкви, превращало их из догмати-
32 Е. В. Кузнецов. Указ, соч, стр. 216; 225—232; Ю. М. Сапрыкин. Указ, соч., стр. 59—
63, 138; G. Leff. Op. cit., vol. II, p. 603.
” К. Маркс и Ф. Энгельс Соч., т. 7, стр 363
Средневековое крестьянство и ереси
37
ческих отклонений в «официальные ереси». Не случайно учения назван-
ных богословов, а также Иоахима Флорского, а позднее Яна Гуса были
официально объявлены ересью лишь тогда, когда стали очевидны их
быстрое распространение в народных массах и опасность тех практиче-
ских выводов, которые из них делались. Нельзя забывать и того, что в
реальной исторической действительности самые мирные, призывавшие к
пассивной созерцательности ереси, если в них участвовали широкие слои
угнетенного населения, в определенных условиях довольно легко пере-
растали в крестьянско-плебейские. Так, распространение вальденства и
ересей «свободного духа» в Чехии подготовило там почву для появления
таборитов; те же вальденсы и левые францисканцы в Северной Италии
создали удобную идейную атмосферу для возникновения там секты апо-
стольских братьев.
Вот почему нам представляется, что даже смешанные ереси, если в
них вовлекались значительные массы крестьянства, могут рассматри-
ваться как выражение, хотя и косвенное, крестьянских чаяний и настрое-
ний в периоды между крупными крестьянскими движениями.
Какова же была общая роль средневековых ересей в развитии об-
щественного сознания и классовой борьбы крестьянства?
Бесспорно, что средневековые ереси как религиозные течения неиз-
бежно облекали социально-политические взгляды различных социаль-
ных слоев феодального общества, в том числе и крестьянства, в мисти-
фицированную форму. Верно и то, что поэтому они в какой-то мере из-
вращали представления крестьянских масс об окружающей их социаль-
ной действительности, иногда уводили их от реальной борьбы за улуч-
шение своего положения в мир несбыточных утопий. Утопизм, консерва-
тизм апелляции средневековых ересей к раннему христианству отмечал
в свое время и Ф. Энгельс34. Однако трактовка ересей только как выра-
жения «идеологического отчуждения», какую мы видим в трудах ряда
зарубежных историков, представляется односторонней и недостаточно
историчной. Прежде всего потому, что религиозное, мистифицированное
восприятие действительности было присуще всем проявлениям средне-
вековой идеологии, в том числе и господствующей феодально-церков-
ной, и даже философскому свободомыслию той поры. Поэтому религиоз-
ная форма мышления сама по себе не может служить критерием оценки
реакционности или прогрессивности тех или иных идей в средневековом
обществе. Очевидно, таким критерием может быть в первую очередь
конкретная интерпретация этих религиозных идей и их соотношение с
господствующей, тоже религиозной, идеологией.
Кроме того, чтобы выявить реакционность или прогрессивность тех
или иных еретических идей, их нельзя рассматривать как однозначное
явление, безотносительно к социальному содержанию этих идей. Если
учесть реальное социально-историческое содержание ересей разных ти-
пов и их идейные позиции по сравнению с ортодоксально-церковными, то
оценка исторической роли ересей оказывается более сложной и много-
гранной. При всем своем утопизме крестьянско-плебейские ереси обычно
служили вовсе не «идеологическому отчуждению масс», но напротив,—
являлись идеологическим обоснованием активной социально-политиче-
ской борьбы против существующего строя и его вполне конкретных зол.
В крупнейших крестьянских восстаниях средневековья религиозная обо-
лочка крестьянских идей не препятствовала их социальной активности.
Ереси в этих случаях играли не реакционную, но прогрессивную в то-
гдашних условиях роль. Но даже и более аморфные смешанные ереси.
34 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 361.
38
Е. В. Гутнова
хотя они и порождали в крестьянской среде пассивное, сектантское от-
ношение к своим социальным невзгодам, едва ли всегда можно считать
однозначно реакционными. Ведь и они, как и бюргерские ереси, имели
определенное прогрессивное значение в борьбе с «церковным феодализ-
мом». Даже пассивное неприятие их последователями из числа крестьян
существующего общественного строя расшатывало его идейные, а от-
части и социальные устои. При посредстве этих ересей в деревне распро-
странялись идеи, которые при благоприятных условиях могли легко
перерасти в революционную крестьянско-плебейскую ересь, создавали
почву для более поздних реформационных движений.
The Summary of Е. V. Goutnova’s Article «Medieval Peasantry
and Heresies in the 11th to 15th Centuries»
The author here studies the problem of correlation between the Euro-
pean heresies of the 11th to 15th centuries and the development of the
social conscience of peasantry in those centuries. The most radical heresies
which Marxist medievalists call «peasant and plebeian» may be considered as
an expression of peasant religious, social and political ideas, so closely con-
nected with plebeian ideology that it is difficult to distinguish between
them. The principal demands, such as the establishment of the Realm of
Justice, social and even property equality in fact amounted to a demand of
subverting the feudal system. And though the ideas, unrealisable under
those conditions, were usually conceived in plebeian circles, they were wi-
dely employed by peasant masses at the time of peasant uprisals, in order
to substantiate their immediate anti-feudal demands, such as exterminati-
on of the nobles, priests, state officials. Sometimes the rising peasants put
forward a demand for re-allotrrtent of feudal lands, and monastery lands in
particular.
It should be noted that heresies of the mentioned type usually coinsided
with great peasant movements, e. g. the «Heresy of the Hungarian Prea-
cher» coincided with the uprisal of Les Pastoreaux in France, 1251; the he-
resy of the apostolici—with the Dolcino movement in Italy; John Ball’s he-
resy concurred with the uprising of 1381 in England; the heresy of the
Taborites went along with the peasant movement during the Hussite Wars,
etc.
In burgher heresies, such as the heresy of J. Wycliffe or that of the
Calixtines, the peasantry did not play any independent part, closely follo-
wing the line of moderate burgher ideas which were basically anti-church.
Much more complicated was the attitude of peasant towards the ideas of
numerous heresies which were more complex in their social structure, such
as the later Cathars and Waldensians, the Lollards of the late 14th and the
15th centuries, the beguins and begnards.
The ideas close to those characteristic of burgher heresies prevailed
here but forma lly. Linder the common surface there often existed groupings
of peasant and plebeian type. Besides that, the participation in the heresies
of a great number of common people, and peasants among them, brought
the originally burgher programmes closer to popular religious beliefs, and
rendered the heresies a more democratic though far from revolutionary
character.
Thus, in between great peasant movements, the heresies of mixed so-
cial character if considerable masses of peasants were involved in them,
expressed, though indirectly, the anti-feudal sentiments of the peasants.
А. н.чистозвонов
ИСТОРИЧЕСКОЕ МЕСТО XVI ВЕКА В ПРОЦЕССЕ
ГЕНЕЗИСА КАПИТАЛИЗМА В ЕВРОПЕ*
Правильно и точно определить историческое место XVI в. в процессе
генезиса капитализма на европейском континенте—дело не простое.
Сам по себе XVI в. не предстает в качестве какой-то самостоятельной н
завершенной фазы, стадии, этапа указанного процесса. Это скорее важ-
ная, переломная в истории Европы хронологическая грань, период.
В общеисторическом плане значение XVI в. было очень точно охаракте-
ризовано К. Марксом, который подчеркнул, что хотя первые зачатки
капиталистического производства спорадически встречались в некоторых
средиземноморских городах еще в XIV—XV вв., однако «начало капи-
талистической эры относится лишь к XVI столетию. Там, где она насту-
пает, уже давно уничтожено крепостное право и поблекла блестящая
страница средневековья — вольные города» *.
Заключительная фраза марксовой формулировки содержит, таким
образом, весьма существенные ограничители, предупреждающие о не-
правомерности распространения понятия «эра капитализма» на все ев-
ропейские страны. В ряде других работ, посвященных специально этой
проблеме либо затрагивающих попутно те или иные ее стороны, ос-
новоположники марксизма дают много ценных обобщений и выводов о
содержании, историческом значении, характере тех многообразных явле-
ний, которые в XVI в. так или иначе были связаны с процессом генезиса
капитализма. Однако завершенной синтетической работы по этой проб-
леме ими создано не было. Узка была еще и исследовательская база
для создания такой работы, так как углубленное изучение экономиче-
ской истории началось лишь со второй половины XIX в. и было связано с
такими направлениями буржуазной историографии, как позитивизм,
экономический материализм, социальный дарвинизм и др. Вообще по
понятным причинам подобные исследования велись тогда почти исклю-
чительно буржуазными историками и историками-экономистами, прав-
да, порою находившимися под известным влиянием марксизма. Поэтому
историографический аспект выглядит очень усложненным, даже в той
его части, которая связана с простой количественной оценкой, выяснени-
ем удельного веса капитализма в различных сферах жизни европейского
общества XVI в.
В историко-экономических трудах конца XIX — первой четверти
XX в., принадлежавших перу таких ученых, как Л. Озэ (Франция),
Л. Пиренн (Бельгия), Н. Постхюмус (Нидерланды), А. Дорен и Я- Штри-
дер (Германия), отчетливо проглядывают тенденции к модернизации,
преувеличению уровня развития и степени зрелости капитализма XV—
* В основу статьи положен текст доклада, прочитанного на Международном коллок-
виуме «Художник и общество. Ранняя буржуазная революция и социалистическая
национальная культура» 1—4 октября 1972 г. в Виттенберге — Веймаре.
1 К Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 728.
40
A. H. Чистозвонов
XVI вв. Напротив, для многих работ буржуазных историков-экономистов
30-х — 50-х годов XX в. характерны критическое отношение к преувели-
чению «буржуазности» XVI в. их предшественниками, призывы к вдум-
чивому и серьезному научно-экономическому анализу хозяйственной и
социальной жизни европейских стран этого времени. Я- ван Диллон
критиковал модернизаторские тенденции и преувеличение степени зре-
лости капитализма в различных отраслях нидерландской промышлен-
ности XVI—XVII вв., в частности в фундаментальном исследовании
Н. Постхюмуса о лейденском шерстоткачестве2. Э. Коорнэр в ряде своих
работ, а особенно в большой обзорной статье, посвященной концепции
А. Пиренна и Ж. Эпииа относительно социально-экономической струк-
туры различных отраслей средневекового бельгийского шерстоткачества,
мотивированно отверг не только их частные представления, но, по сути
дела, и всю пиренновскую периодизацию, до того считавшуюся в буржу-
азной литературе классической и относящейся не только к узкому бель-
гийскому ареалу, но и к Европе в целом. При этом Э. Коорнер от скеп-
тицизма перешел уже к мрачному пессимизму. Он перечеркивал все, что
было сделано в этой области предыдущими исследователями, призывая
начать снова с «нуля», и отрицал возможность каких-либо обобщений
до тех пор, пока не будет проделана вся эта огромная и сложнейшая
работа 3. Общеизвестно скептическое отношение позднейших француз-
ских историков и экономистов к преувеличениям А. Озэ.
X. А. Энно ван Хелдер предпринял попытку пересмотреть в целом все
те оценки XVI века, которые исходили из преувеличения его «буржуаз-
ности». Вывод его гласил: «Это время и не старого, и не современного
порядка, но и того и другого вместе»4. Эта точка зрения достаточно
широкое распространение получила и в послевоенной западноевропей-
ской историографии. Для примера можно сослаться па обобщающую ра-
боту Ф. Моро, автор которой не только характеризует XVI век как
столетие синтеза феодализма и капитализма, но и как век особого «тор-
гового капитализма» 5 *. Здесь оценка Ф. Моро сближается с давно от-
вергнутой советскими историками концепцией М. Н. Покровского о тор-
говом капитализме как особой формации. В общем же дискуссия о степе-
ни «буржуазности» XVI века как в целом, так и применительно к от-
дельным странам продолжается. В частности, среди итальянских исто-
риков споры об уровне раннекаппталпстпческого развития Италии шли
до последних лет, одним из свидетельств чего может считаться обзорная
статья Сандры ди Майо“.
Все это, а также быстрое развитие историко-экономических исследо-
ваний по хозяйственной истории Европы XVI—XVIII вв., вовлечение ог-
ромной массы новых источников, усовершенствование методов их иссле-
дования, позволили дать почти всесторонний анализ явлений экономиче-
ской жизни этого периода. В итоге логические конструкции уступили
место более уравновешенным и доказательным аргументам, преувели-
2/. van Dillen. Leiden als industriestad tijdens de Republiek. -«Tijdschrift voor Ges-
chiedenis». d. 59, 1946, biz. 29, 50-51; idem. Bronnen tot de Geschiedenis van het
Bedrijfsleven en het Gildewesen van Amsterdam. 's-Gravenhage, 1929, d. I, biz. XX—
XXII
3 E. Coornaert. Draperies rurales, draperies urbaines. Devolution de 1’industrie fiaman-
de au moyen age et au XVIe siecle.—«Revue Beige de Philologie et d’Histoire»,
t. XXVIII, № 1, 1950
4 H. A. Enno van Gelder. Is de zestiende eeuw modern? — «Tijdschrift voor Geschiede-
nis», 1931, Jg. 46, biz. 160.
5 F. Mauro. L’expansion europeenne (1600—1870). Paris, 1967, p. 291.
“ Sandra Di Majo. Rinascimento e decline economico dell Italia secondo Armando Sa-
pori e Roberto Lopez.—«Economia e storia», 1967, № 3.
XVI век и генезис капитализма
41
ченный энтузиазм — скептицизму. Это не устранило борьбы мнений и по
сей день, но в целом «капиталистический блеск» XVI века потускнел.
Данная статья не преследует цель давать прагматически-статистиче-
ские выводы о том, каков был в XVI в. удельный вес капитализма в со-
циально-экономическом строе Европы в целом и в каждой из ее стран в
отдельности. Это — задача специальных сводных и страноведческих ис-
следований. Задача этого очерка более ограниченна — обратить внима-
ние специалистов: а) на те факторы, критерии, подходы и методы ис-
следования генезиса капитализма в Европе XVI в., учет которых позво-
ляет более верно, объективно, научно обоснованно устанавливать удель-
ный вес и уровень развития буржуазных форм производства и обмена;
б) на учет соотношения «национально-государственных» и «формацион-
но-системных» составных частей изучаемого процесса в их взаимовлия-
нии и взаимодействии.
Актуализация проблемы истории возникновения капитализма, по-
рожденная выбором капиталистического или некапиталистического пути
современными «развивающимися» странами, вызвала к жизни новый
взрыв историографической «капиталистической лихорадки» в сочинениях
современных апологетов империалистической буржуазии. Теории извеч-
ности капитализма, его благотворности для экспроприированных настой-
чиво постулируются на страницах работ таких представителей школы
«бизнеса», как Н. Грас7, Ф. Хайек8 и др.
Не единообразно решается вопрос о степени зрелости капиталистиче-
ских отношений, их удельном весе в XVI в. в экономике и социальном
строе как отдельных европейских стран, так и континента в целом в со-
временных марксистских исследованиях. Имеется существенная разница
в точках зрения историков СССР по вопросам времени возникновения
буржуазных отношений и капиталистического уклада в России — хроно-
логически датировки варьируются от XVI до конца XVIII в., как это
показывают материалы общесоюзной дискуссии 1965 г. о переходе от
феодализма к капитализму в России 9 10. Правда, последующие обсужде-
ния, в частности продолжительная дискуссия об абсолютизме в России,
итоги которой подведены в журнале «История СССР» (1972 г., № 3),
свидетельствуют об известном сближении позиций спорящих сторон, од-
нако до выработки единого взгляда еще далеко
Расхождения относительно уровня и степени зрелости буржуазных
отношений в XVI в. в европейских странах имеют место и среди советских
специалистов по всеобщей истории, как это показала дискуссия 1966 г.
по теоретическим проблемам генезиса капитализма в Европе ‘°.
Неодинаковы и мнения историков ГДР об уровне, времени зарожде-
ния и степени зрелости буржуазных отношений в германских землях в
конце XV — первой половине XVI в., а также о судьбах их после пора-
жения радикального направления Реформации и Великой крестьянской
войны 1524—1525 гг. Об этом достаточно ясно свидетельствуют много-
численные публикации, вышедшие в ГДР за два последних десятилетия.
О том же говорят материалы национальных и международных сессий,
симпозиумов и других встреч ученых, проводившихся в ГДР в 1954—
1969 гг., а также материалы V Конгресса историков ГДР (1972 г.).
Перечень таких примеров можно было бы продолжить, но в этом пет
необходимости.
’ Л'. Gras. Business and Capitalism. New York, 1959.
8 F. Hayek. History and politics.—«Capitalism and the Historians». Chicago, 1954.
9 «Переход от феодализма к капитализму в России». М., 1969.
10 «Теоретические и историографические проблемы генезиса капитализма». М., 1969.
42
A. H. Ччстозвонов
43 Советском Союзе история генезиса капитализма является одной из
тех комплексных проблем, исследования по которым координируются в
общесоюзном масштабе. За истекшее время у нас накопился значитель-
ный опыт в постановке и решении сложных узловых вопросов этой проб-
лемы.
Главный принцип нашей деятельности — искать способы комплекс-
ного решения проблем генезиса капитализма не на стезе конфронтации
полярно противоположных точек зрения, а па путях совместного твор-
ческого поиска научной истины учеными разных отраслей исторической
и экономической пауки и разнообразных личных точек зрения, не про-
тиворечащих теории марксизма-ленинизма.
Если кратко охарактеризовать общие исходные методологические
критерии, позволяющие научно объективно определить степень и уро-
вень развития капитализма в той или иной европейской стране в рамках
первой фазы мануфактурного периода, а следовательно и в XVI в., на
который приходится основная ее часть, то можно указать на следующие.
Прежде всего необходимо провести качественную разграничительную
линию между средневековым бюргерством, олицетворявшим феодальные
йюрмы товарного производства и обмена (ремесленные цехи, муници-
пальный протекционизм, торговые купеческие гильдии и ганзы и т. п.),
базой которых были сословные формы собственности и капитала, и фор-
мирующейся буржуазией, олицетворявшей грядущий капитализм со
всеми его категориями. Необходимо четко разграничивать категории
простого товарного и капиталистического хозяйства, а также формы, по-
рожденные разложением феодального способа производства, и формы
возникающего капитализма как такового. Нужно различать явления
производные от первоначального накопления капитала и генезиса капи-
тализма в собственном смысле слова. Не следует смешивать торговый
капитал с промышленным, формальное подчиненна труда капиталу -с
реальным
Изучая процесс складывания национального рынка, надо избегать
идентификации межгосударственных связей в рамках общего этиически-
географичсского ареала, пусть даже с наложенными на пего верхушеч-
ными элементами политической общности (Германская империя, Ита-
лия), с формированием национального рынка в централизованных на-
циональных государствах Европы. При исследовании же развития на-
ционального рынка очень важно четко ра ограничивать его стадии: а) как
категории простого товарного хозяйства: б) как категории хозяйства
капиталистпческого; а также иметь в виду те критерии которые позво-
ляют это делать. Для второй стадии это прежде всего: ]) превращение
рабочей силы в товар и обращение ее на рынке труда в количестве, до
статочном для ее систематического применения в общегосударственном
масштабе; 2) втягивание в массовом порядке в сферу рыночного обраще-
ния средств производства, в том числе и земли: .3) превращение нацио-
нального рынка в составную часы, образующегося мирового капитали
< । пческого рынка. Но определению 1\. Маркса, «мировая торговля и ми-
ровой рынок открывают в XVI столетии новую историю капитала » ".
Наконец, необходимо помнит,., что в зависимости от общей соцпально-
акопо.мпчсскоп структуры той или иной страны национальный рынок мо-
гут формирован, п формирую! разные социальные слон: пли купцы-пред-
приниматели, мануфак! рпсты, капиталистические фермеры, или
«чистые» купцы, торгующие феодалы-крепостники, представители мейер-
ской аренды, гроссбауэры прусского образца, кулаки русского покроя
" К. Меркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23. стр 157.
Л VI век и генезис капитализма
43
и т. д. В зависимости от этого меняется экономическое лицо рынка, его
экономические, социальные функции и т. п.
С характером и стадией развития национального рынка тесно связан
и тип инфляционной конъюнктуры, которая складывается в той или иной
стране. В современной буржуазной литературе фигурируют два типа
инфляционной конъюнктуры, складывавшиеся в европейских государ-
ствах XVI—XVII вв.,— производительная и торговая '2,—-первая в Анг-
лии, вторая в Нидерландах. Вне поля зрения остается вопрос о харак-
тере рынка и инфляционной конъюнктуры в централизованных государ-
ствах с «вторым изданием крепостничества». Если указанные явления
там имели место, то, может быть, в таком случае возникала и особая
инфляционная конъюнктура, допустим, «торгово феодальная» или какая-
нибудь иная? Разумеется, это лишь рабочая гипотеза, предлагаемая для
выяснения проблемы, которая не только не решалась, но, пожалуй, еще
и нс ставилась на обсуждение
Наконец, при выяснении уровня развития капиталистических форм
производства и обмена, а особенно объемов и.х воспроизводства в той
пли иной стране, надлежит учитывать «регулирующее» вмешательство
политической надстройки. Посредством системы прямых и косвенных на-
логов, таможенных тарифов, транспортных и иных пошлин, принуди-
тельных займов, а то и прямых изъятий феодальное государство могло
«перераспределять» доходы между разными секторами экономики,
классами и социальными слоями, существенно изменять реальный
удельный вес капиталистических форм производства и обмена, ослож-
нять и деформировать естественный провесе их воспроизводства. Тог
факт, что государственная власть, олицетворявшаяся в XVI в. во многих
европейских странах абсолютизмом разных типов, своей налоговой п
экономической политикой активно и по-разному воздействовала па ход
экономического развития своих стран, соответственно с различными по-
следствиями и итогами, вряд ли подлежит сомнению в свете сущест-
вующих исследований.
При изучении явлений генезиса капитализма в аграрной сфере было
бы ошибочным наличие денежных форм рейты, арендных отношений,
нсиолыннпы, найма рабочей силы вне зависимости от их удельного веса
и социально-экономического содержания, воспринимать и истолковывать
как симптомы и факторы возникновения капитализма, ибо их можно об-
наружить в тех или иных пропорциях и сочетаниях на протяжении почти
всего средневековья. Как подчеркивал К. Маркс, указанные явления
порождают капитализм в сельском хозяйстве европейских стран в рам-
ках мануфактурного периода лишь при условиях, что в таких государ-
ствах а) капитализм уже развился вне аграрной сферы т. е. в промыш-
ленпосп! в первую очередь: б) сами эти страны заняли господствующее
положение на складывавшемся ити ужо сложившемся мировом рынке*
Со своей стороны В. II. Ленни акцептировал внимание каждого,
изучающего историю возникновения и развития буржуазных форм про-
изводства п обмена, на том обстоятельстве, что научно обоснованное за-
ключение об их наличии можно сделать лишь при условии выяснения
социально-экономическом структуры хозяйства, его экономического ба
.тане 1, торговых свя icii, соотношения частей капитала и т. д. *‘
Очень важно иметь в виду, что процессы первоначального накопле-
ния и возникновения капитализма комплексны и глобальны. Поэтому * 12
12 // Van der Wee. The Growth of the Antwerp Market and the European Economy,
\ol II. Louvain. 1463. biz. 422- 424, 435.
12 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. II, стр. 363.
J‘ См В II. Ленин. Поли. собр. соч., т. 2, стр. 386; см. также т. 3, стр. 380.
44
A. H. Чистозвонов
их констатация обоснованна лишь в том случае, если доказано их дей-
ствие во всех сферах, в комплексе и в рамках всего государства. Раз-
розненные локальные явления и примеры, не укладывающиеся в систе-
му, основанием для такой констатации служить не могут. Помимо фак-
торов «национально-государственного» порядка был еще ряд факторов
и обстоятельств «стадиально-системного» характера, вносивших свои
коррективы в потенциальные и реальные возможности генезиса и разви-
тия капитализма в каждой из отдельно взятых европейских стран XVI в.
В их числе надлежит отметить доминирующее положение купеческого
капитала в форме отделившейся и самостоятельной части, типичное для
мануфактурного периода в целом; повышенную в этих условиях роль
еще лишь формировавшегося в XVI в. мирового рынка, исполнявшего
ряд важных функций. Последний становился центром перераспределения
всех видов прибыли, через него осуществлялась перекачка ресурсов ев-
ропейского континента и завоеванных колоний в резерв буржуазного
развития тех стран, которые господствовали на нем,— в ущерб тем стра-
нам, которые занимали подчиненное положение или были лишь объек-
тами торгово-колонизаторской экспансии; с ним были связаны зачатки
систематизированного и устойчивого международного разделения тру-
да; он выступал в качестве синтезирующей категории лишь начинавшей
формироваться мировой системы капитализма, каковой процесс внешне
выглядел как своего рода «суммирование национальных вариантов» ка-
питалистического развития.
В условиях мануфактурного периода, особенно первой его фазы, как
подчеркивал К. Маркс, судьбы развития капиталистической мануфакту-
ры, эволюции сельского хозяйства в буржуазном направлении, буржуаз-
ного развития государства в целом зависели от того, господствовало это
государство или нет на мировом рынке *5. Но для этого последний преж-
де всего должен был иметься в наличии. Это подлежит самому серьезно-
му учету при оценке перспектив прогрессивного развития германских
земель, остановленного буквально на пороге образования мирового рын-
ка. Существенным моментом представляется и верное определение хро-
нологического рубежа, знаменующего начало складывания мирового
капиталистического рынка. Порою заметны попытки спустить нижнюю
хронологическую границу этого явления с XVI в., как она определена
К. Марксом *6, на конец или последние два десятилетия XV в., т. е. прак-
тически включать в мировой рынок не как предпосылки, а как органиче-
ские составные части «великие географические открытия», а также раз-
розненные и еще малоэффективные торгово-грабительские экспедиции
купцов некоторых европейских стран во вновь открытые земли. Однако
эти события, при всем их историческом значении, представляются от-
носящимися еще к предыстории, а не к истории мирового капиталисти-
ческого рынка в собственном смысле слова. Важным симптомом образо-
вания последнего было начавшееся перемещение мировых торговых пу-
тей, которое часто еще рассматривается вне связи с процессом форми-
рования мирового рынка.
Слабость национальных ресурсов каждой отдельно взятой европей-
ской страны в XVI в., настоятельная потребность обеспечить в должном
объеме расширенное воспроизводство буржуазных форм произвбЖтва,
обмена и распределения только на основе своих ресурсов, отсутствие
мировой системы капитализма имели своим следствием необеспечен-
ность необратимого варианта генезиса капитализма в европейских стра- * *•
15 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 764; т. 25, ч. II, стр. 361—363.
*• См там же. т 23, стр. 157.
XVI век и генезис капитализма
45
пах в рамках мануфактурного периода17. Одновременно эта ограничен
ность ресурсов объективно обеспечивала победу капитализма лишь в
единичных случаях. Иными словами, на этом этапе существовала тес-
нейшая взаимосвязь между внутренними причинами обратимого вариан-
та процесса генезиса капитализма в той или иной стране и объективны-
ми ресурсами континента. Поэтому, допустим, поражение крестьянских
ополчений во время Великой крестьянской войны 1525 г. в германских
землях, возврат бельгийских провинций под испанское иго в 80-х годах
XVI в., поражение чешских войск в битве при Белой горе 1620 г. опреде-
лялись не только внутренними причинами, но были в той или иной сте-
пени обусловлены объективными ресурсами, которые мог предоставить
силам прогресса потенциал всего европейского континента. 14ными сло-
вами, не были ли эти «случайности» формой проявления закономерно-
стей необходимости?
Видимо, лишь с учетом всех этих и других обстоятельств можно по-
нять место XVI века в процессе генезиса капитализма, со всей его ослож-
ненностью, противоречивостью и многоликостью, проявлявшимися не
только территориально, но и хронологически. Ведь не простая случай-
ность привела к поражению Реформации и Великой крестьянской вой-
ны в огромной, но рыхлой Германской империи, и так же не случайно
крохотные по сравнению с ней Нидерланды, ставшие центром мирового
рынка и занявшие на нем господствующее положение, оказались в силах
совершить первую успешную буржуазную революцию и подорвать в не-
равной и титанической Многолетней борьбе силы могущественнейшей
испанской державы.
Хронологическая разполикость XVI в. видна из того, что если первая
его половина прошла под знаком динамичной экспрессии капитализма
почти во всех западноевропейских странах, включая и многие герман-
ские земли, то вторая его половина протекала в иных условиях. Зани-
мавшие еще господствующее положение силы феодализма не столько
сознанием, сколько чутьем поняли, что дальнейшие успехи буржуазного
развития грозят подорвать основы «старого порядка», и ответили широ-
ким фронтальным контрнаступлением. Оно не было знамением лишь
XVII в., как утверждают приверженцы теорий «всеобщего кризиса» фео-
дализма в XVII в. Оно началось во второй половине XVI в. Итогом была
победа феодальной реакции и контрреформации на значительной части
территории Германской империи, в Испании, Италии, Бельгии, а Фран-
ция вошла в полосу кровопролитных и опустошительных гражданских
войн, не раз ставивших под вопрос и возможность ее последующего про-
грессивного развития, и сохранение ее национальной целостности. Весь
я'с Центрально-Восточный регион Европы стал ареной торжества «вто-
рого издания крепостничества».
В целом тезис К Маркса о начале капиталистической эры в Европе
с XVI в. полностью сохраняет свое научное значение. Но если тот или
иной историк механически распространяет указанный вывод К. Маркса
па весь континент, то такое простое «накладывание» общесоциологиче-
ского положения без учета стадиально-хронологического фактора в свете
вышеизложенного представляется научно необоснованным. Столь же
очевидно, что в конкретно-историческом плане социально-экономический
строй этого поворотного в истории Европы столетия выглядит гораздо
более усложненным и пестрым.
17 По этому вопросу см.: А. Н. Чистозвонов. Понятие и критерии обратимости и не-
обратимости исторического процесса.— ВИ, 1969, № 5.
46
A. H. Чистозвонов
Не последнее значение при выяснении степени развитости буржуаз-
ных отношений имеет определение того, как мы понимаем функциональ-
ное значение термина «уклад». Порою обнаружение даже единичных
очагов незрелых форм буржуазного производства расценивается уже как
наличие соответствующего уклада. С нашей точки зрения, под это опре-
деление подходит лишь такая степень развития капитализма, когда он
становится органической составной частью, необходимым сектором всей
экономической системы той или иной страны, которая без него уже не
может нормально функционировать.
Вне всякого сомнения, сложные и запутанные социально-экономиче-
ские процессы, острые классовые и социально-политические столкнове-
ния, которыми был так богат XVI век, накладывали свой отпечаток на
сферу идеологии и культуры, литературы и изобразительного искусства.
Но столь же очевидно, что влияние это не было прямым, оно проходило
через сложный механизм опосредствования, а идеологические и куль-
турно-эстетические категории, раз возникнув на определенной социально-
экономической основе, приобретали известное самостоятельное значение,
могли получать распространение и там, где спонтанное их возникнове-
ние не было подготовлено соответствующими условиями материальной
и социальной жизни общества. Тем более это относится к сфере изобра-
зительного искусства с присущими ей элементами ремесленности, моды
и т. п.
Отсюда очевидно, что ошибочным и ненаучным было бы при исследо-
вании взаимосвязи социально-экономических явлений с явлениями в сфе-
ре идеологии, культуры, изобразительного искусства применять систему
доказательств от обратного, т. е., обнаружив таковые явления, делать
вывод, что раз они имеют место, то в данном государстве в данное время
есть и соответствующие им базисные категории. А с такого рода аргу-
ментацией порою еще приходится сталкиваться.
Разумеется, предложенные методологические и методические реко-
мендации не являются исчерпывающими, но учет их представляется не-
бесполезным при ведении исследований по истории возникновения ка-
питализма.
The Summary of A. N. Chistozvonov’s Article «The 16th Century
and its Place in the Genesis of Capitalism in Europe».
The study presents a generalized view of the role played by the 16th
century in the genesis of capitalism on the Continent. Even quantitatively
the problem is exeedingly complicated, and the existing historiography has
offered quite a variety of answers to the question. While the historico-
economic studies of the turn of the 20th century, such as the works of
H. Pirenn, H. Hauser, A. Doren, J. Strider and other authors were apt to
exaggerate the level of the bourgeons development of West-European co-
untries, in the 1930s and ’50s it became characteristic of many bourgeous
historians to criticise the exaggeration (J. von Dillen, E. Coornaert,
H. A. Enno, van Golder and others).
Neither can Marxist historiography present a single solution of the
problem. The author of the present study guided by Marxist methodology
strives here: a) to reveal the factors, criteria and methods of studyinethe
history of the genesis of capitalism in Europe in the 16th century; o) to
emphasize the necessity of taking into consideration the «national and
political» and the «phasic and structural» ingredients of the studied pro-
cess in their reciprocity. The author stresses the importance of making
strict distinctions between the categories of simple commodity production
XVI век и генезис капитализма
V
on the one hand, and capitalist production on the other, as well as between
the phenomena produced by primitive accumulation, and the genesis of
capitalism in the proper meaning of the word. It is of no less importance
to distinguish between the inter-state commercial ties inside the same
ethnic and geographic area with features of political community, as it was
in the German Empire, and the symptoms of a formation of national mar-
ket in the centralized national states of Europe, etc.
The author then attempts to find the criteria which might allow to de-
fine the characteristic features of market as a category of commodity econo-
my, distinguishing it from market as a category of capitalist economy. The
author stresses, at that, that depending on the social and economic system
of the given country, the market could be formed, and was in fact formed,
by different social strata. The problem of the market’s character is regar-
ded here in connection with the character of inflation in each given count-
ry. The author also considers here the functions of the re-distribution of
«national product» implemented by the political super-structure of a socie-
ty, and by absolute monarchies of various types in particular, among diffe-
rent social strata.
Aside of the national and political factors, the genesis of capitalism
was influenced by a whole number of phasic and structural factors, such
as the predomination of merchant capital characteristic of the whole manu-
factory period; the role played by the international capitalist market just
being formed; the weakness of the national resources of each separate
country, and the impotence of such a country to develop capitalism fast
enough on the basis of her resourses only, etc.
The correlation of the factors of both kinds under the conditions of ma-
nufactory period, created a possibility of both reversible and irreversible
variants of the genesis of capitalism in the different countries of the Con-
tinent in the studied period. A comprehensive consideration of these, as
well as some other factors and criteria, gives a possibility of an unbiased
scientific determination of the role played by the 16th century in the gene-
sis of capitalism in Europe.
Ю. М. С А П Р Ы К И Н
ПРИНЦИП ИНДИВИДУАЛИЗМА
В АНГЛИЙСКОЙ ПОЛИТИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ
КОНЦА XV—XVI в.
Давно признано, что важной чертой гуманистической идеологии эпо-
хи Возрождения был индивидуализм.
Как известно, сущность индивидуализма как этической концепции
состоит в том, что индивид рассматривается как основной феномен об-
щества, его движущая сила, и соответственно этому за ним признается
полная свобода определять линию своего поведения и устанавливать
моральные нормы для себя, цель которых состоит в достижении личного
счастья. Материальной основой появления индивидуализма как нормы
поведения людей в жизни были частная собственность и классовые раз-
личия со свойственными им разобщенностью людей и противоречиями
между личными и общественными интересами, между личным и общим
благом. Как философско-этическая концепция индивидуализм появил-
ся еще в античные времена, на что были свои социальные основания.
В этике индивидуализма эпохи Возрождения получил свое выражение
один из важных компонентов большого и многообразного процесса пере-
хода европейского общества от феодализма к капитализму, а именно:
освобождение индивида от гнета феодальной несвободы во всех ее сред-
невековых формах, превращение его в свободную личность и его индиви-
дуальная деятельность. Все это происходило на основе интенсивно иду-
щего разложения феодальных отношений, значительных успехов товар-
ного производства и развития капиталистического уклада.
В формирование этики индивидуализма в Европе эпохи Возрожде-
ния значительный вклад внесли итальянские гуманисты XV в. После
того как гуманисты во Флоренции в XIV в., осмысливая подъем чувства
личности в жизни современного им общества, выдвинули ряд прогрессив
ны.х идей относительно земной жизни и деятельности свободного инди-
вида, встала необходимость теоретически обосновать новую этику инди-
вида, освободив ее от церковно-католической догматики, основанной на
«презрении к человеку и его унижении»'. Для этого требовалось, во-
первых, определить побудительные мотивы деятельности людей в их
земной жизни, т. е. установить, в чем состоит счастье; во-вторых, освобо
дпть индивида от унизительного и сковывающего его активность подчи-
нения богу и церкви, обосновать его право поступать самостоятельно и
таким образом поднять его достоинство.
Лоренцо Валла в трактате «О наслаждении как истинном благе» от
верг церковно-христианское понимание цели человеческой жизни и вы-
двинул свое понимание счастья человека, которое затем стало основным
положением индивидуалистической этики в XVI—XVII вв. Для этого он
использовал мысль древнегреческого материалиста Эпикура об удоволь-
ствии как «первом и прирожденном благе» людей, составляющем «нача-
ло и конец счастливой жизни»* 2. Развивая эту мысль, Валла такопреде-
* См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. I, стр. 545.
2 «Материалисты древней Греции». М„ 1955, стр. 211.
Индивидуализм в английской литературе XV—XVI вв.
49
лил цель деятельности люден: «Наслаждение (voluptas)—это благо,
к которому повсюду стремятся и которое заключается в удовольствии
души и тела, что греки называли «гедонэ»». Добродетели человека есть
только средство достижения того или иного наслаждения, их смысл — в
пользе, которую человек, наслаждаясь, получает3 4.
Преодоление христианских представлений о слабости испорченного
первородным грехом человека и о необходимости его подчинения цер-
ковной морали было достигнуто благодаря использованию идей неопла-
тонизма, который, как известно, был предметом сильного увлечения
группы флорентийских гуманистов XV в., возглавляемых Марсилио Фи-
чино. Особенно важной для этой цели оказалась концепция эманации,
которую выдвинули еще в первые века нашей эры неоплатоники Плотин,
Прокл и др. Ее смысл состоял в том, что все сущее произошло от духов-
ного первоначала посредством истечения (или эманации) его божествен-
ной силы, прошедшей ряд ступеней своего бытия, включая человека,
оказавшегося таким образом носителем части божественной силы *.
Эту идеалистическую идею о человеке флорентийские неоплатоники
соединили с гуманистическими представлениями об индивиде как глав-
ном феномене человеческого общества и нашли в ней основание для
утверждения самостоятельной и свободной деятельности индивида в его
земной жизни. Фичино указывал на внутреннюю «божественность» че-
ловека, называл людей «богами», «божественной расой» и призывал их
познать себя 5. А его единомышленник Пико делла Мирандола в своем
трактате «Речь о достоинстве человека» в словах бога, обращенных к
Адаму, наиболее полно выразил новое понимание индивида как свобод-
ной личности, сложившееся у итальянских гуманистов XV в.: «Ты не
, стеснен никакими пределами — по своей воле и, находясь на том месте,
куда мы тебя поставили, ты сам установишь пределы своей природы.
Мы создали тебя существом не небесным и не земным, не смертным и не
бессмертным, так, чтобы ты, пользуясь свободой выбора и соблюдая до-
стоинство, смог создать свой образ жизни таким, каким сам поже-
лаешь» 6.
Реальный смысл этой яркой апологии свободной деятельности инди-
вида сводился к следующему: человек — высшее на земле существо, он
обладает универсальными способностями и свободой воли, и поэтому он
может и должен сам выбирать путь в жизни и в ходе своей деятельности
сформировать себя как человека. Именно в таком смысле эта апология,
без ее неоплатоновского обоснования, была воспринята многими гума-
нистами последующих поколений, независимо от их философских .взгля-
дов, в разных странах в XVI—XVII вв. и стала своего рода общеприня-
тым постулатом этики индивидуализма.
Но в положениях, выдвинутых Валлой и Пико, несмотря на их цен-
3 «Антология мировой философии», т. 2. М., 1970, стр. 79.
4 Вот как Плотин объясняет возникновение мира посредством эманации: «Дух» (или
«единое», «потенция всех вещей») проливается вовне как «мировой ум», затем как
«душа мира» и, наконец, как души земного мира. Таким образом, поясняет Плотин,
«существует как бы вытянутая в длину жизнь; каждая из следующих частей по по-
рядку иная, но все есть нечто непрерывное, и одно отлично от другого, но предшест-
вующее не уничтожается в последующем». Прокл утверждает: «все сущее эмаиирует
из одной причины», причем «всякая эманация совершается посредством уподобле-
ния вторичных вещей первичным».— «Антология мировой философии», т. 1. М., 1969,
стр. 551, 555, 559; Р. Pistorius. Platonism and Neoplatonism. Cambridge, 1952.
5 См. J. Vyvyan. Shakespeare and platonic Beauty. London, 1961, p. 15—32, 33—61, 213—
219.
• «Памятники мировой эстетической мысли», т. 1. М., 1962, стр. 507—508; «The Renais-
sance Philosophy of Man». Chicago, 1948, p. 224—225; G. Pico della Mirandola. De ho-
minis dignitate.— Opera omnia, t. I. Hildesheim, 1969, p. 314—315.
4 Средние века, в. 38
Y
50
Ю. М. Сапрыкин
ность для обоснования этики индивидуализма вообще, подразумевался
лишь индивид сам по себе, вне его реальных общественных связей. Со-
циальная сторона этики индивидуализма к началу XVI в. еще не была
разработана в достаточной мере. В целом это был гуманистический ин-
дивидуализм (этот термин справедливо употребляют советские литера-
туроведы и философы), его основная направленность была антифео-
дальной, а его носители — гуманисты, как отмечает Энгельс, еще не сде-
лались «буржуазно-ограниченными»7. Апологетическая относительно
буржуазных отношений направленность гуманизма разовьется позже и
не сразу во всех странах. Как известно, в представлениях о человеке и
нормах его поведения, составляющих сущность этики, отражается кон-
кретная общественная практика классов и социальных групп данного
общества и потому этика имеет большое практическое значение для них,
чутко реагирует на их потребности. Поэтому процесс формирования
этики индивидуализма в XVI в. в основном состоял в осмысливании и
разрешении следующих вопросов: частная собственность и средства до-
стижения индивидом своего счастья, нормы его добродетельного пове-
дения, общественное назначение его деятельности, его отношения с клас-
сами и сословиями, с государством и обществом, т. е. соотношение лич-
ного и общего блага, причем не вообще, а в конкретных условиях со-
циальной действительности в данной стране и в данное время.
Неудивительно, что новая этика заняла важное место в политических
учениях крупнейших гуманистов Западной Европы XVI в., более того,
она стала определять в этих учениях решение других проблем, а интере-
сы индивида были выдвинуты в качестве главного критерия деятель-
ности государственной власти. Для этого оказалась очень полезной
«Политика» Аристотеля — в ней проводилась идея о благе индивида и
перед государством ставилась задача содействовать достижению граж-
данами счастья. В связи со сказанным трудно переоценить значение по-
литического учения Макиавелли. Исходя из анализа реальных факторов
общественной жизни, он указал на первостепенное значение материаль-
ного интереса людей, в котором важнейшую роль играет стремление
владеть частной собственностью, потому что без нее достижение личной
пользы и счастья неосуществимо. А чтобы по этой причине среди людей
не возобладали эгоизм и корыстолюбие, он предлагал подчинить их
власти сильного государства, для чего лучше всего подходит респуб-
лика на манер Римской. Реалистический подход Макиавелли к этике был
по достоинству оценен гуманистами XVI—XVII вв. Ф. Бэкон, например,
видел его главную заслугу в том, что он «показывал, как люди посту-
пают, а не то, как должны поступать» 8.
Эволюция индивидуализма в названном направлении хорошо видна
на примере развития этического аспекта буржуазно-дворянской полити-
ческой мысли в Англии XVI в. Основоположником ее был английский
канцлер Джои Фортескью. Он жил во второй половине XV в. и был со-
временником итальянских неоплатоников, а его политическое учение
сложилось тогда, когда в Англии в обстановке кризиса барщинной систе-
мы хозяйства и произвола феодальных клик (война Алой и Белой розы)
преуспевающие бюргерские и дворянские элементы, принадлежащие к
«общинам» (commons), быстро богатели, политически возвыщгцись и
все более осознавали необходимость установить сильную королевскую
власть, способную навести в стране порядок. С подъемом состоятельных
элементов «общин» и выступлением их на политической арене как само-
7 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 20, стр. 346.
8 F. Bacon. Works, ed. by J. Sppeding, vol. I. London, 1870, p. 729.
И ндивидуализм в английской литературе XV—XVI вв.
51
стоятельной социальной силы, противостоящей феодальному дворянст-
ву, создавались объективные условия для возникновения феодально-аб-
солютистской монархии как новой формы феодального государства.
Фортескью именно это заметил и отразил в своем учении.
В его трактатах утверждалось, что «достоинство» монархии в Анг-
лии состоит в обеспечении благополучия ее подданных, под которыми
он подразумевал прежде всего состоятельные элементы «общин» —
именно их интересы и должны лежать в основе деятельности короля и
парламента. Реализм его взглядов не подлежит сомнению.
Если сравнить «Утопию» Томаса Мора с трактатами Джона Форте-
скью, социальная ориентация каждого выявляется очень четко. Т. Мор
остро критиковал порядки в современной ему Англии потому, что они
обрекли народные массы на страдания в результате учиненных лендлор-
дами огораживаний и видел причину этого в существовании частной
собственности. Он полагал, что суть счастья — в удовольствиях, и был
последовательным в толковании этого положения. В противоположность
тем мыслителям, которые считали собственность обязательным условием
счастья индивида, Мор предлагал отменить частную собственность, вы
двинув простой довод: «Похищать чужие удовольствия, домогаясь сво-
его, несправедливо» 9 10. Фортескью же, наоборот, восхвалял современные
ему порядки и видел главное их достоинство в том, что каждый мог поль-
зоваться более или менее свободно своей собственностью; он заботился
только о том, чтобы в Англии было создано сильное государство, кото
рое и должно охранять эти порядки. Явно идеализируя общественный
строй своей страны, он утверждал, что англичанами управляют такие
законы, которые составлены с их согласия и одобрения, они поэтому
сполна наслаждаются плодами своей собственности, т. е. ведут «счаст-
ливую и спокойную жизнь» соответственно «своему сословному положе-
нию» (secundum status suos) ,0.
Но в противоположность рассуждению Валлы об удовольствиях и
добродетелях Фортескью считал, что стремление индивида получить
удовольствие, хотя и очень важно, однако оно должно быть подчинено
добродетелям. Счастье (felicitas) — это «венец всех человеческих стрем-
лений», «наивысшее благо» для людей, и чтобы достигнуть его, они
должны обладать всеми высокими нравственными качествами — добро
детелями — и в совершенстве им следовать в своих поступках. Всячески
поднимая и подчеркивая значение государства в достижении счастья,
Фортескью, явно следуя за Аристотелем, особо выделяет среди добро-
детелей «истинную справедливость» (justitia), которая должна господ-
ствовать в государстве, так как без нее счастье людей невозможно. Он
называет ее «совершенной добродетелью». В ней — «наивысшеее благо»,
и достигается она подчинением подданных, в том числе и короля, зако-
нам государства и точным их исполнением; в обществе она воплощается
в правосудии, которое должно быть предметом особой «королевской за-
боты». В четвертой главе трактата «Похвала законам Англии» говорит-
ся, что «справедливость» в стране достигается только благодаря хоро-
шим законам и становится таким образом общей для всех его подданных
добродетелью (omnis virtus). Поэтому всякий, кто наслаждается спра-
ведливостью в стране, например в Англии, достиг истинного блаженства,
составляющего суть счастья ".
Идея о первостепенном значении абсолютной монархии в Англии для
достижения счастья ее подданных соответственно их сословному поло-
9 Т More. Utopia. Oxford, 1895, р. 193.
10 J. Fortescue. De laudtbus legum Angliae. Cambridge, 1825, p. 245.
•• Ibid, p 212—213
4*
52
Ю. М. Сапрыкин
жению пронизывает и трактат активного государственного деятеля при
Генрихе VII Э. Дадли «Древо государства»*2. В отличие от Фортескью
он особенно подчеркивал необходимость сословного разделения обще-
ства. В его аллегории о древе государства благодаря корням, питавшим
это древо, созревали плоды, которые предназначались только определен-
ному сословию; однако, чтобы наслаждаться этими плодами, от сосло-
вий требовалось ради общего блага выполнять положенные им обязан-
ности и избегать угрожавших им пороков. Обязанности подданных ко-
роля должны носить строго сословный характер, быть сословными
добродетелями; в то же время они имеют большое общественное значе-
ние— без их выполнения каждым членом сословия достигнуть общего
блага невозможно. Но это невозможно и без сильного и мудрого короля.
Именно в таком смысле Дадли употреблял термин vertue: без этого
нравственного качества личное благо членов сословий было, по его мне-
нию, недостижимо.
Так Фортескью и Дадли впервые в европейской политической мысли
задолго до Макиавелли поставили достижение личного счастья на основе
нового принципа наслаждения и личной пользы в прямую зависимость
от государственной власти, от торжества абсолютной монархии (у них —
английского типа) и от сословного разделения общества на основе чет-
кого разграничения обязанностей сословий и их мирного сотрудничества.
Явный консерватизм этого идеала нового английского государства
имел своим источником сближение формирующихся классов — буржуа-
зии и нового дворянства,— что привело в XVI в. к союзу этих классов,
а в политической области — прямую заинтересованность этих классов в
торжестве абсолютной монархии в Англии и их активное участие в борь-
бе за него. Отметим, что такой консерватизм будет свойствен буржу-
азно-дворянской политической мысли и в дальнейшем, на протяжении
XVI—XVII вв., включая и Английскую буржуазную революцию12 13 *.
Однако за этим консерватизмом скрывалось новое в области полити-
ческой мысли. Несомненно, Фортескью и Дадли начали вырабатывать
буржуазно-дворянский идеал абсолютной монархии. Новым и гумани-
стическим у них был сам подход к государству, принципиально отличаю-
щийся от подхода в средневековой политической мысли, а именно: опи-
раясь на Аристотеля, они выдвигали перед монархией задачу способст-
вовать входившему в сословие и подчиняющемуся государству индивиду
в достижении земного благополучия.
Заметим, что в противоположность буржуазно-дворянскому направ-
лению политической мысли в Англин при Тюдорах и первых Стюартах
абсолютистские силы класса феодалов старались выработать свой идеал
абсолютной монархии. Епископ Ричард Гукер в его «Церковном управ-
лении» и король Яков I в трактатах о монархии наиболее полно изобра-
зили этот идеал.
Но был и другой источник консерватизма политических взглядов
идеологов английской буржуазии и нового дворянства периода абсолю-
тизма. Они выражали интересы этих классов в определенный период их
истории, и если это не будет учтено, оценка исторического значения их
взглядов окажется упрощенной и неточной. Как известно, буржуазия
в своем развитии прошла несколько этапов или «ступеней», как их назы-
вали К. ЛТаркс и Ф. Энгельс в «Коммунистическом манифесте»: «Тут —
12 Е. Dudley. The Tree of Commonwealth. Cambridge, 1948.
лз См. данное К. Марксом объяснение «консервативного характера английской рево-
люции» длительным союзом между буржуазией и большей частью крупных земле-
.владельцев (К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 222).
Индивидуализм в английской литературе XV—XV/ вв.
53
независимая городская республика, там — третье, податное сословие мо
нархии, затем, в период мануфактуры,— противовес дворянству в сослов-
ной или в абсолютной монархии и главная основа крупных монархий
вообще...» И в «Нищете философии» говорится: «В истории буржуазии
мы должны различать две фазы: в первой фазе она складывается в класс
в условиях господства феодализма и абсолютной монархии; во второй,
уже сложившись в класс, она ниспровергает феодализм и монархию, что
бы из старого общества создать общество буржуазное» В Англии при
Тюдорах и первых Стюартах буржуазия и новое дворянство как раз на-
ходились на той ступени своего развития, когда они являлись «противо-
весом» феодальному дворянству и «основой» абсолютной монархии.
Это означало, что в своем политическом развитии они еще не подня-
лись до осознания несовместимости своих интересов с господством в
стране феодальных отношений и властью феодально абсолютистской
монархии. Наоборот, эти классы были очень заинтересованы в поддерж-
ке их деятельности со стороны феодально-абсолютистской монархии и
за это не только платили последней покорностью, но и делились с ней
частью своих доходов в виде налогов и других взносов в казну.
Все это и нашло свое выражение в консерватизме политических уче-
ний буржуазии и нового дворянства в XVI в., в сочетании в этих уче-
ниях нового с признанием необходимости разделения общества на со-
словия, существования класса феодалов и феодальной зависимости кре-
стьян, в идеализации существующей монархии под видом «смешанной
монархии», в вере в то, что эта монархия удовлетворяет потребности
всех сословий и является воплощением «общего блага», что за критерий
своей политики она возьмет интересы «общин» *5.
Следует обратить внимание на то, как широко используется в совре-
менной буржуазной историографии охарактеризованный нами консерва-
тизм политической мысли в Англии для того, чтобы снять проблему про-
гресса в истории этой страны, новое свести к старому, к эпигонству, к
простому повторению уже известных идей и концепций, опровергнуть
их классовое происхождение и социальную сущность, сгладить идейную
борьбу в прошлом, используя для этого примитивный метод формаль-
ного сличения высказываний мыслителей.
Индивидуалистические черты этики и соответствующий им новый под-
ход к оценке деятельности монархии, которые мы отметили в политиче-
ских учениях Фортескью и Дадли, получили более углубленную разра-
ботку и ясное выражение в политическом учении Томаса Старки, капел-
лана Генриха VIII. Это был ученый гуманист, проведший несколько лет
в Падуанском университете, являвшемся в XVI в. крупным центром
гуманистической образованности, автор обширного политического трак-
тата, поданного им королю Англии в 1536 г.
Поскольку, пишет Т. Старки, «самый мудрый из философов» Аристо-
тель считал, что благо и процветание государства должно основываться
па благе и процветании индивида, трактат начинается с подробного рас
смотрения того, что составляет «благо каждого отдельного человека», и
затем в зависимости от этого определяется, в чем суть истинного госу-
дарства * 16.
“ К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 426, 183.
” По поводу подобного консерватизма английских мыслителей и политиков А. II Гер-
цен остроумно заметил в «Письмах об изучении природы»: «Все стремятся прежде
всего показать себя консерваторами, все двигаются спиной вперед и не хотят со-
знаться, что идут по новой и неразработанной почве» (А. И. Герцен. Собр. соч.,
т 2 М., 1955, стр. 321)
16 Т. Starkey. A Dialogue between Cardinal R. Pole and T. Lupset. London, 1871, p 32, 33
54
Ю. М. Сапрыкин
Старки соглашается с эпикурейцами в том, что люди стремятся к
наслаждению и пользе, однако руководствоваться в своих поступках
только этим, пишет он, люди не должны, потому что эта цель приведет
их к порокам и подорвет общее благо государства. Бог сотворил чело-
века, дал ему душу и тело, а также предоставил ему свободу воли, в
силу которой человек должен сам управлять своими поступками. В ра-
зуме человека заключена «искра божественности», и потому разум дол-
жен руководить человеком в его общественной жизни. Но поскольку
человек обладает еще и «земным телом», сама его природа порождает
в нем «много страстей и порочных желаний», которые могут подавить
разум и отвлечь человека от его истинного «естественного счастья». Ра-
зум, по божественному замыслу, должен «подчинять себе страсти чело-
века настолько, насколько того требует природа человека». Если этого
не происходит, люди увлекаются своими наслаждениями настолько, что
забывают о разуме и впадают в излишества ".
Именно это, по мнению Старки, и наблюдается в Англии его време-
ни. В связи с этим, критикуя односторонность этического принципа эпи-
курейской философии, Старки замечает: «Но наслаждение и польза так
затемнили разум и так ведут людей на поводу, что трудно искоренить
эти вредные стремления, которые являются причиной всех ошибок в че-
ловеческой жизни»18. Опасность разрушения государства возникает
тогда, когда каждый человек, «ослепленный наслаждением или пользой,
не руководствуется в своих поступках тем, в чем состоит совершенство
человека или превосходство его природы, а ведомый невежеством и
испорченный суждением, воспринимает не лучшее, а худшее»19.
Как видим, Старки задолго до Монтеня волновал вопрос о том, как
удержать индивида от вредного для общества увлечения наслаждениями
и своей выгодой. С этой целью, пишет он, «природа» вложила в разум
и сердце каждого человека положительные стремления, или естествен-
ные добродетели. Они вечны и неизменны для всего человечества, не
зависят от национальных и религиозных различий людей. Вот эти добро-
детели: быть умеренным в наслаждениях тела, защищать себя от наси-
лия со стороны других людей и терпеливо переносить невзгоды, которых
«нельзя избежать», жить мирно с другими людьми в обществе и потому
делать добро друг другу, быть патриотом своей страны и государства,
почитать бога как правителя мира и высокий пример того, как люди
должны соблюдать эти естественные добродетели в своей жизни 20 21.
Старки особо указывает на то, что для счастья человека наряду с
этими естественными добродетелями необходимы еще «мирские блага».
Если бы, заключает он, человек состоял только из души, то для его
счастья было бы достаточно одной добродетели, но так как он есть со-
единение души и тела, для его счастья требуются еще и мирские блага,
а люди ими владеют неодинаково — некоторые имеют больше благ, дру-
гие меньше, н тот находится в самом процветающем положении и дости-
гает «наивысшего счастья», кто «соединяет с добродетелью мирское про-
цветание», а это «более всего соответствует природе человека» 2‘.
Поэтому счастье индивида Старки определяет так: нравственные до-
стоинства (добродетели) вкупе с «мирскими благами». Счастье человека,
считает Старки, составляют три компонента: 1) здоровье, сила и красота
*’ Т. Starkey. Op. cit., р. 8, 12, 13, 14, 28, 31, 44, 45, 46, 66, 92.
“ Ibid., р. 31, 33, 65, 66.
«• Ibid., р. 31—33, 92.
20 Ibid., р. 13.
21 Ibid., р. 44, 42, 46.
Индивидуализм в английской литературе XV—XVI вв.
55
его тела; 2) изобилие мирских вещей в количестве, необходимом для его
жизни соответственно сословию, к которому он принадлежит, и, наконец,
3) добродетельное поведение, что означает не тратить свое здоровье и
богатство на пустые удовольствия, но только на удовлетворение насущ-
ных потребностей и не причиняя вреда обществу, а также оказывать по-
мощь тем, кто находится в несчастье, т. е. бедным людям22.
Реально это означало, что частная собственность, имущественные и
сословные различия в обществе должны существовать незыблемо, они
необходимы для достижения личного счастья, а истинное государство
должно содействовать индивиду в достижении такого счастья и только
н этом случае является истинным, т. е. «правильным» государством23.
Но любопытна и другая мысль Старки; каждый человек приобретает
«мирские блага» п достигает нравственного совершенства индивидуаль-
но, своим старанием в труде. Вот как говорится об этом в трактате:
«Бог в своей мудрости установил, что человек не может приобрести ка-
кую-либо вещь и достигнуть совершенства без заботы и усилий, труда
и старания — на них, как на деньги, мы можем купить всякую вещь у
бога, который есть всего лишь продавец всякой вещи»24. Именно собст-
венность побуждает людей трудиться. И тот, кто в стремлении к счастью
прилагает достаточно труда и стараний, избежит пороков и опасностей,
которые стоят на пути к наслаждению.
В охарактеризованных нами этических взглядах английских мысли-
телей-нетрудно заметить общую черту, свойственную развитию этих
взглядов в Западной Европе, а именно: реально-историческое содержа-
ние индивидуализма изменялось по мере того, как формировались ка-
питалистические отношения и буржуазия поднималась как новый класс.
Буржуазия с момента своего появления выступала как имущая
эксплуататорская сила, и эта ее социальная природа все более открыва-
лась по мере ее возмужания и все явственнее должна была находить
свое выражение в политических и этических взглядах тех гуманистов,
которые являлись ее идеологами. Разумеется, прежде всего это касалось
индивидуализма и теории наслаждения. Ведь получать удовольствие
стремились представители всех классов, а между тем из самой природы
капиталистических отношений, основанных на эксплуатации человека
человеком, проистекала социальная ограниченность индивидуализма
как нравственного принципа, его антигуманность. «В буржуазном обще-
стве капитал,— говорится в «Коммунистическом манифесте»,— обладает
самостоятельностью и индивидуальностью, между тем как трудящийся
индивидуум лишен самостоятельности и обезличен» 25.
Противоречивость индивидуализма в XVI в. обнаруживалась в том,
что многим гуманистам приходилось в своих учениях соединять призна-
ние права каждого на наслаждение с признанием незыблемости суще-
ствования имущественных и классовых различий в обществе, хотя реаль-
ная общественная жизнь того времени неопровержимо свидетельствова-
ла, что именно вследствие таких различий трудовой народ начисто
лишен возможности должным образом претворять в жизнь это право.
Как мы видели, эту противоречивость смог преодолеть только Томас
Мор, выдвинув в «Утопии» идею уничтожения частной собственности и
классовых различий, но он тем самым объективно отразил чаяния низ-
ших слоев народа и вышел за рамки гуманизма своего времени, положив
начало новому направлению в развитии общественной мысли — утопи-
™ Ibid., р. 34—37.
23 Ibid., р. 17, 25—26.
24 Ibid., р. 15, 164, 207—209.
25 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 4, стр. 439.
56
Ю. М. Сапрыкин
ческому социализму. В других учениях, как, например, в учении Старки,
это противоречие оставалось непреодолимым, как бы их создатели ни
пытались смягчить его. Более того, в них индивидуализм все явственнее
начинал приобретать черты моральной концепции собственника и стя-
жателя, живущего по принципу: все средства хороши для достижения
собственного блага, т. е. превращался из гуманистического индивидуа-
лизма в буржуазно-ограниченный индивидуализм. Отметим, что Маркс
и Энгельс буржуазную теорию наслаждения назвали «плоской и лице-
мерной моральной доктриной», потому что она применяется «ко всем
индивидам без различия» 2в.
Так в Западной Европе во второй половине XVI в. возникло и стало
быстро увеличиваться несоответствие между созданными гуманистами
в ранний период формирования капиталистических отношений идеалами
гуманистического индивидуализма и культом ренессансного героя — и
реальной действительностью феодального общества на стадии его раз-
ложения, когда буржуазные отношения уже приобрели значительную
силу и оказывали все большее влияние на нравы общества и этику.
В этом была основная черта того нового явления духовной жизни
европейского общества в период его перехода от феодализма к капита-
лизму, которое справедливо называют кризисом гуманистического миро-
воззрения.
Из всех стран Западной Европы в XVI в. кризис гуманизма особенно
отчетливо наблюдался в Англии вследствие того, что в ней быстро раз-
вивался капиталистический уклад и резко возросла по этой причине
острота социальных противоречий. Самые различные источники свиде-
тельствуют, что в английском обществе в это переломное время стрем-
ление людей к собственному благу во всех социальных слоях и во всех
сферах общественной жизни не только приводило к все большему осво-
бождению от феодальных ограничений и морали, но уже приобретало
явные черты эгоизма и хищничества.
Анализ этических идей в произведениях наиболее крупных представи-
телей буржуазно-дворянского направления английской политической
мысли XVI в. приводит к такому заключению: эволюция этих идей не-
уклонно шла в направлении осознания индивидуализма как морального
принципа нового имущего меньшинства — буржуазии и нового дворян-
ства; все более настойчиво пропагандировалась и защищалась активная
деятельность индивида, направленная на достижение личного блага, до-
казывалась необходимость существования частной собственности,
сословных различий, сильного государства.
Это уже заметно в этике Старки. Гуманист и почитатель Макиавелли,
Уильям Томас в речи, произнесенной перед королем Эдуардом VI и его
двором, констатировал, что счастье человека состоит в «благосостоянии»
(prosperity), для достижения которого человек готов трудиться и пере-
носить всякие невзгоды* 27. Английский епископ Джон Понет, эмигриро-
вавший в Страсбург при Марии Тюдор, в трактате о политической власти
проводил мысль о том, что одним из важных источников счастья явля-
ется частная собственность, которая побуждает человека трудиться; до-
стоинства же общества, по мнению Понета, определяются тем, может ли
индивид совершенно безопасно и спокойно «содержать то, что является
его собственным»28.
28 См. К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 418—419; см. также Э. Ф. Петров.
Эгоизм. М., 1969, стр. 4—43.
27 1. Strype. Ecclesiastical Memorials, vol. 11, part 11. Oxford, 1822, p. 366.
28 J. Ponet. A Short Treatise of Political Power. 1556.— In: J. Hudsor. John Ponet, Ad-
vocate of Limited Monarchy. Chicago, 1942, p. 91—95.
Индивидуализм в английской литературе XV—XVI вв.
57
Наиболее ярко постепенное превращение гуманистического индиви-
дуализма в буржуазный отразилось в этических взглядах Ф. Бэкона,
поклонника Макиавелли и Монтеня. «Человек — мастер своей судьбы»,
утверждал Бэкон, и советовал индивиду направить свой ум «на позна-
ние значения и ценности всех вещей с точки зрения того, насколько они
способствуют достижению им своих целей и своего счастья, заботясь об
этом непрестанно». Ведь история человечества — всего только действия
индивидов, «которые рассматриваются в определенных условиях места
и времени». Поэтому каждый человек должен найти такой способ, с по-
мощью которого «сможет разумно и умело показать, проявить себя и в
конце концов изменить себя и сформировать»29.
Эту мысль он конкретизировал в семи «наставлениях» (praeceptum)
индивиду, назвав их очень примечательно «наукой добиваться успеха»
(de Ambitu Vitae)30 31. «Пока философы спорят, что является целью жиз-
ни— добродетель или наслаждение, ищи средства обладать и тем, и
другим». «Нужно уметь приспосабливаться и подчиняться обстоятель-
ствам» и.
Бэкон возвел предприимчивость и личный успех в добродетели, он
оправдывал обогащение и прославлял предпринимательство во всех сфе-
рах деятельности — колониальную экспансию, торговлю и мореплавание,
ростовщичество, наживу от королевских монополий — одним словом, все
виды деятельности буржуазии в эпоху первоначального накопления и
успешного развития капиталистического уклада при господстве фео-
дального строя. Приобретение богатства, указывал он,— не только источ-
ник наслаждений для индивида; если оно соединяется с добродетельным
поведением самого приобретателя, то личное благо последнего соединя-
'ется с общим благом. Вот его афоризмы на этот счет: «Наслаждаться
счастьем — величайшее благо, обладать возможностью давать его дру-
гим— еще большее», «добродетель с помощью богатства становится
общим благом»32.
Индивидуализм пронизывает всю этику Бэкона и достигает в ней
своего яркого выражения. «Постарайтесь,— указывает он,— разумно раз-
делить себя между любовью к себе и к обществу. Будучи верным себе,
не переставай быть справедливым к другим, особенно к твоему королю
и стране». Однако «общие блага надо распределять между всеми людь-
ми, а особые — с выбором. Остерегайтесь того, чтобы, делая слепок, не
разбить оригинал. Потому что бог создал любовь к самим себе оригина-
лом, а любовь к ближнему — слепком»33.
Вместе с тем Бэкон, говоря о достижении индивидом успеха, как
подобает гуманисту, на первое место ставил способности человека, а на
второе — «материальные средства и деньги», потому что «главным для
счастья являются не деньги, а скорее душевные силы: талант, мужество,
отвага, стойкость, скромность, трудолюбие и т. п.». Счастье, подчерки-
вает он, рождают способности34. Но распространение добродетелей в
мире зависит и от «хорошего устройства общества», т. е. прежде всего
от королевской власти35 *.
Современник Бэкона, государственный деятель и колонизатор, поэт
29 F. Bacon. Works, vol. I, p. 779, 784—785 (см. также Ф. Бэкон. Сочинения, т. 1 М
1971, стр. 479, 485, 156).
39 Ibid., р. 784—786.
31 Ibid., р. 691, 783—784; vol. IV, р. 475—476.
зг Ibid., vol. р. 1, 691; vol. IV, р. 475—476.
33 F. Bacon. Works, vol. VI, p. 404, 432.
34 Ф. Бэкон. Соч., т. 1, стр. 486; F. Bacon. Works, vol. I, p. 786.
35 Ф. Бэкон. Соч., т. 2, стр. 443; F. Bacon. Works, vol. VI, p. 472.
k
58
Ю. М. Сапрыкин
и политический мыслитель, гуманист Уолтер Рэли, подобно другим
английским гуманистам XVI в., полагал, что в обществе должно соблю-
даться два принципа: люди должны владеть своей собственностью и
наслаждаться плодами своего труда соответственно их сословию. В его
«Истории мира» по этому поводу сказано так: «Все люди по закону
природы рождаются господами земли и должны сами наслаждаться
плодами своего труда, занимая в обществе положение, соответствующее
их способностям». Полемизируя с радикальными взглядами, осуждав-
шими знатность и богатство, он писал: «Должны ли мы перестать ценить
знатность и богатство и отрицать их как ненужные? Конечно, нет, так
как в этом состоит бесконечная мудрость бога, который предопределил
разделение людей на сословия»36.
Источник собственности Рэли видел в личном труде человека, а
источник благородства — не в знатном происхождении, а в полезной
деятельности. Подобно Бэкону, Рэли оценивал достоинство человека в
гуманистическом духе: оно состоит в том, что человек мудр, храбр, до-
бродетелен в поведении и имеет способность управлять государством.
Именно эти достоинства более всего присущи «общинам» Англии. В эту
сословную категорию он включал земледельцев, купцов и джентри
(представителей нового дворянства). Люди, входящие в «общины», пи-
сал он, являются «плодовыми деревьями земли», которых бог приказал
беречь, так как они живут «собственным трудом» и никогда не будут
выражать недовольства, «если им позволено наслаждаться плодами их
собственной деятельности». Поэтому королевская власть в своей поли-
тике должна прежде всего заботиться об интересах «общин»37.
В поучениях своему сыну Рэли показал себя убежденным сторонни-
ком индивидуализма. Он советовал ему во всех случаях жизни неукосни-
тельно добиваться личного блага 36.
Рамки статьи не позволяют подробно проследить дальнейшую эво-
люцию индивидуализма и теории наслаждения в Англии. Укажем только
на наиболее важные ее моменты.
Последователь Макиавелли и Бэкона Т. Гоббс, развивая идею о зна-
чении материального интереса индивида, объяснял превращение инди-
видуализма в эгоизм естественными причинами: индивиду от природы
свойственно стремление отнимать у других себе подобных вещи для
своей пользы и наслаждения, составляющих суть его счастья, и таким
образом причинять им зло. Обуздать эти стремления индивидов-эгоис-
тов могут только прочный порядок в гражданском обществе и сильная
государственная власть. Без этого счастье индивида невозможно 38 39.
В годы Английской буржуазной революции XVII в. для радикальных
политических мыслителей буржуазно дворянского блока задача состоя-
ла не в утверждении стремлений отдельного индивида к своей пользе
и наслаждениям и не в идеализации феодально-абсолютистской монар-
хии, а в защите классовых интересов совокупности таких индивидов-
собственников. «Я имею собственность и этим буду наслаждаться»,—
цинично заявил один из лидеров индепендентов Г. Айртон, наглядно
продемонстрировав завершение в английской буржуазно-дворянской по-
литической мысли процесса перехода от индивидуализма к эгоизму соб-
38 В7 Raleigh. History of the World. London, 1736, p. 102, 156
37 Ц7. Raleigh. Remains. London, 1675, p. 8.
36 1Г. Burghley. Advice to a Son. New York, 1962, p. 32—46.
39 T. Hobbes. Elementa philosophia de cive. Amsterdam, 1647, Dedicatory; idem. De cor-
pora politico.—Hobbes’s Tripos. London, 1684. p. 102—103; idem. Philosophical Ru-
diments concerning Government and Society. London, 1651, Dedicatory, p. 73—79;
idem. Leviaphan. London, 1651.
Индивидуализм в английской литературе XV—XVI вв.
59
ственника и эксплуататора Д. Гаррингтон в изданном в 1656 г. романе-
утопии «Государство Океании» и затем в других сочинениях, отправля-
ясь от мысли о значении материального интереса для индивида, пришел
к выводу, что этот интерес возникает из владения собственностью, кото-
рая является источником счастья; поэтому интересы тех, кто имеет соб-
ственность, совпадают и в обществе выступают как совокупный классо-
вый интерес. На этом основании Гаррингтон заключил: государственная
власть должна защищать интересы собственников, а характер распре-
деления собственности определяет форму государственного устройства* 41.
В противоположность этим идеям идеолог деревенской и городской
бедноты Д. Уинстенли в это время призывал народ уничтожить частную
собственность и установить общность имущества на том основании, что
именно частная собственность лишает людей наслаждения «плодами
своего труда без ограничений со стороны кого-либо»42. Это вполне со-
впадает с осуждением частной собственности в «Утопии» Т. Мора.
Мы показали господствующую тенденцию в развитии этических
взглядов английских политических мыслителей-гуманистов в XV—
XVII вв. Но были и другие гуманисты, в этических взглядах которых
кризис гуманистической идеологии отразился иначе.
Шекспира отличает от других мыслителей XVI—XVII вв. именно то,
что он, будучи последовательным в своих гуманистических убеждениях,
разглядел антигуманное существо новых нравов, которые утверждались
в английском обществе в период разложения феодализма и образования
капиталистических отношений и проявлялись в откровенном эгоизме, в
своеволии свободных индивидов, в ничем не сдерживаемом стремлении
добиться личного благополучия, хотя бы ценой зла, причиняемого дру-
гим людям. Корыстолюбие и жадность, властолюбие и тщеславие, ложь
и лицемерие—.вот основные пороки, которые изобличал Шекспир.
Нравственный принцип, который привели этим порокам, точно сфор-
мулирован в «Гамлете» в житейских советах Полония своему сыну
Лаэрту перед отправлением его во Францию. Эти советы по смыслу
вполне совпадают с приведенным выше поучением Бэкона о любви к са-
мому себе и к ближнему: «Превыше всего будь верен сам себе, тогда,
как вслед за днем бывает ночь, ты не изменишь и другим»43. Философия
эгоизма другого себялюбца и злодея Яго из трагедии «Отелло» проста:
всех людей он делит на две группы — «честных холопов», которые усерд-
но трудятся, им «полюбилась кабала» и нравится «ослиное усердие,
жизнь впроголодь и старость без угла», и эгоистов-себялюбцев, которые
«делают вид, что хлопочут для господ, чтобы самим преуспевать». Пер-
вых Яго презирает, а себя причисляет к эгоистам: «В этих парнях есть
толк, и я таким считаю себя». «Будь я мавр, я не был бы Яго, служа ему,
я служу только себе самому, не ради любви и обязанности я это делаю,
но ради моей собственной цели»44.
Более того, Шекспир постиг и неоднократно осуждал антигуманный
и антиобщественный смысл, скрытый в основной идее, свойственной
индивидуализму и его порождению — эгоизму. Злодеи-эгоисты в его
пьесах выдвигают в оправдание своих поступков такую мысль: личность
‘° A. Woodhouse. Puritanism and Liberty. London, 1938, p. 25, 55, 58, 69, 75.
41 J. Harrington. Commonwealth of Oceana. London, 1656, p. 3—4.
« G. Winstanley. Law of Freedom. London, 1652, p. 85; Ю. M. Сапрыкин. Социально-
политические идеи английского крестьянства XIV—XVII вв. М., 1972, стр 263—268,
314—321.
43 W. Shakespeare. Complete Works, ed., by C. Sisson. London, 1953, p. 1109; В. Шек-
спир. Поли. собр. соч., т. 6. М., 1959, стр. 40.
** W. Shakespeare. Complete Works, р. 1084
60
Ю. М. Сапрыкин
должна свободно и самостоятельно, независимо от общества и интересов
других людей, устанавливать нравственные нормы собственного поведе-
ния и пользоваться полной свободой выбора в своих поступках.
Однако решая поставленную нравственно-философскую проблему,
Шекспир не смог преодолеть историческую ограниченность гуманистиче-
ского мировоззрения, как это сделал Томас Мор.
Дилемма, которую поставил перед индивидом неоплатоник Пико дел-
ла Мирандола за сто лет до Шекспира,— «упасть до степени животного»
или «подняться до степени существа богоподобного» — получила в твор-
честве Шекспира свое яркое реалистическое художественное выраже-
ние. Более того, эта дилемма приобрела в его произведениях иное идей-
но-теоретическое обоснование и решение благодаря нспочьзованию п пе-
реосмыслению им материалистических идей и этических представлений
его великих современников. Но, обличая антннравственное и антисоци-
альное существо эгоизма, он пропагандировал идеальный, гуманистиче-
ский индивидуализм, т. е. не выходил за рамки этики индивидуализма,
но придал ему последовательное гуманистическое толкование
The Summary of Y. M. Saprykin’s Article
«Principles of Individualism in the English Social
and Political Literature of the Late 15th and the 16th Centuries».
The ethics of individualism in the Renaissance Western Europe came
as an expression of one of the most essential components of the complex
process of the transition of European society from feudalism to capitalism,
namely the liberation of the individual from the yoke of feudal dependence,
and the transformation of the individual into a free personality, which went
along with the decline of feudal relations and the development of capita-
lism. Two principles moved forward by Italian humanists of the 15th cen
tury, proved to be very important for the ethics of individualism in
England: Alan is the most superior creature on Earth, he possesses uni-
versal abilities and freedom of will, and therefore he must chose his own
way in his earthly life and activities; the principle motive of his actions
in his striving for his own pleasure and wellbeing. These he may achieve
by satisfying his material and spiritual needs, which form the very essence
of his happiness. Yet with the progress of capitalist relations and the rise
of bourgeoisie as a new7 social class, the ideal of humanistic individualism
and the cult of the Renaissance hero created in the early period of the for-
mation of capitalist relations contradicted more and more the reality, in
which bourgeois relations had acquired essential strength and influenced
morals and ethics of society. Namely in these features may be seen the cri-
sis of humanistic ideology. The ethical ideas of the most important repre-
sentatives of bourgeois and aristocratic trend of political thinking in
England in the 16th and 17th cc show that the evolution of these ideas was
irreversible going towards recognising individualism as the morality of
the new propertied minority, i. e. bourgeoisie and new nobility; the acti-
vities of the individual directed at achieving his own wellbeing were pro-
pagated more and more vigorously; the necessity of the existence of pri
vate property and its sanctity were stated, as well as its inviolability
especially by unpropertied classes; class and social distinctions were being
asserted as inevitable, and everybody was invited to recognize usefulness
of strong state power.
45 Подробно об этом см.: Ю. M Сапрыкин. Об этических взглядах В. Шекспира.—
ВМГУ, История, 1973, № 6, стр. 35—57.
Л. Т. МИЛЬСКАЯ
К ВОПРОСУ О ТРАКТОВКЕ ПРОБЛЕМЫ СЕЛЬСКОЙ ОБЩИНЫ
В СОВРЕМЕННОЙ ИСТОРИОГРАФИИ ФРГ
Проблема происхождения и развития сельской общины остается до
сих пор одной из центральных проблем аграрной истории Германии и,
хотя историки Западной Германии почти единогласно объявили общин-
ную теорию, в основе которой лежит реконструирование общины-марки
в период раннего средневековья, «романтической легендой» (Ф. Штейн-
бах), «юридической конструкцией», «ученой диалектикой» (К. 3. Бадер1
и др.), тем не менее они вновь и вновь возвращаются к критике общин-
ной теории1 2.
Общинная теория, известная в немецкой историографии со времен
Мезера, разработанная Маурером и сложившаяся в строго юридическую
концепцию в трудах Гирке, стала едва ли не с момента своего возник-
новения объектом постоянных деструкций. Ее критиковали с разных по-
зиций как западные, преимущественно немецкие, так и русские дорево-
люционные и советские медиевисты. Итоги исторического развития
общинной теории до начала XX в., ее место в историографии и общая
оценка даны в книге А. И. Даниловаэ *; в недавно опубликованной работе
М. А. Барга, в целом посвященной другим аспектам социальной истории
средневековья, автор, характеризуя отдельные направления современ-
ной медиевистики, попутно высказывает ряд замечаний по интересую-
щей нас здесь проблеме1.
Судьба общинной теории в западной историографии с конца XIX в.
сложилась следующим образом. После того как А. Мейцен разработал,
основываясь на изучении межевых карт, свою теорию раннего социаль-
ного и аграрного устройства, в историографии утвердилась единая кон-
цепция, долгое время считавшаяся нерушимой5.
В 20 х годах нашего века был впервые высказан ряд критических
замечаний, за которыми последовало резкое опровержение всей аргу-
1 К. S. Bader. Studien zur Rechtsgeschichte des mittelalterlichcn Dorfes, T. I. Das mit-
telalterliche Dorf als Friedens- und Rechtsbereich. Weimar, 1957; T. II. Dorlgenossen-
schaft und Dorfgemeinde. Koln — Graz, 1962.
2 Ср. K. S. Bader. Op. cit., T. I, S. 4—6; «На заре истории деревенского устройства
появилось в качестве логического заклинания понятие общины-марки (Markgenos-
senschaft), понятие, перенесенное в преобразованном виде из позднего средневековья,
являющееся созданием ученых исследователей и связанное с попытками толковать
марку как общинный союз. Свободная община-марка раннего периода сохранилась
лишь в научном обиходе историков права. В истории поселений (Siedlungsgeschi-
chte) и хозяйства учение о древней свободной общине марке практически отвергну-
то. В настоящее время свободная община-марка должна быть расценена как не-
обоснованная юридическая конструкция».
3 А. И. Данилов Проблемы аграрной истории раннего средневековья в немецкой исто-
риографии конца XIX — начала XX в М, 1958, Ср. также П. Ф Латин. Община в
русской историографии последней трети XIX — начала XX в. Киев, 1971.
* М. А. Барг. Проблемы социальной истории в освещении современной западной ме-
диевистики. М., 1973.
5 A. Meitzen. Siedlung und Agrarwesen der West- und Ostgermanen, der Kelten. Romer,
Finnen und Slawen. Bd. I, Berlin, 1895.
62
Л. Т. Мильская
ментации А. Мейцена со стороны Ф. Штейнбаха. Штейнбах утверждал,
что геванны возникали еще и в XIX в., и, поставив под сомнение данную
Мейценом интерпретацию и датировку межевых карт, отверг на этом
основании всю стройную теорию Мейцена и его последователей.
Впоследствии ряд географов — Мюллер-Вилле, Мортенсен, Шарлау—
пришли к заключению, что геванны постоянно видоизменялись; на осно-
вании же археологических раскопок, произведенных Янкуном в Север-
ной Германии, Алеманнии и Баварии, большие деревни Мейцена были
объявлены вымыслом, и основной первоначальной формой поселения у
германцев стали считать большие дворы и хутора.
В течение 1958—-1959 гг. Констанцская группа исследователей, воз-
главляемая Теодором Майером, провела конференцию, материалы ко-
торой были изданы в 1964 г. в виде двухтомного труда под названием
«Истоки сельской общины и ее становление» с обобщающим послесло-
вием Т. Майера и под его общей редакцией6. Участники этой конферен-
ции стремились подвести итог кардинальной переоценке проблемы воз-
никновения и эволюции сельской общины в рамках средневекового го-
сударства и наметить пути к дальнейшему исследованию вопроса.
Авторы статей названного сборника, среди которых, помимо истори-
ков, были также географы, археологи, филологи и представители ряда
других дисциплин, попытались всесторонне рассмотреть проблему сель-
ской общины и выявить типы общин, характерные для разных регионов
Европы (но преимущественно Германии). По мнению Т. Майера, общая
характеристика сельской общины еще не может быть дана на данной
стадии развития исторической науки; поэтому непосредственную задачу
исследователей Т. Майер видит прежде всего в выявлении отдельных ти-
пов сельских общин, сформировавшихся под влиянием различных поли-
тических, экономических, культурных и социальных факторов. Это позво-
лит, как полагает Т. Майер, перейти в дальнейшем к определению более
крупных однотипных групп сельских общин, которое завершится общей
характеристикой свойств европейской сельской общины, созданной в
ходе исторического развития в результате сложного взаимодействия ее
многообразных вариантов. Иными словами, надеясь определить природу
сельской общины посредством простого накопления эмпирических дан-
ных, Т. Майер рассматривает данную конференцию как этап на наме-
ченном им пути стадиального изучения общины7.
Резюмируя выступления участников конференции, Т. Майер попутно
высказывает ряд теоретических положений и критических замечаний по
поводу различных существующих в этой области концепций. Он затра-
гивает такие важные проблемы, как предпосылки формирования сель-
ской общины, ее возникновение и развитие, значение римского наследия,
роль франков в преемственности римских институтов, характер герман-
ских поселений и поселений раннего средневековья, общинная тео-
рия и межевые карты в качестве ее основы, роль королевской власти и
вотчины в возникновении сельской общины, возникновение общины в
процессе колонизации славянских земель и т. п.
® «Die Anfange der Landgemeinde und ihr Wesen», Bd. I—II. Konstanz — Stuttgart,
1964.
7 Критическая характеристика общих взглядов Т. Майера и его школы, и в первую
очередь концепции «королевских свободных», получившей широкое признание в за-
падной историографии, дана в статье А. И. Данилова и А. И. Неусыхина «О новой
теории социальной структуры раннего средневековья в буржуазной медиевистике
ФРГ» (СВ, вып. XVIII, 1960) и в книге А. И. Неусыхина «Судьбы свободного кре-
стьянства в Германии VIII—XII вв.» (М., 1964, стр. 3—16). Ср. также Ю. Л. Бес-
смертный. Феодальная деревня и рынок в Западной Европе XII—XIII вв. М., 1969,
стр. 163 сл.
Сельская община в историографии ФРГ
63
При рассмотрении названных проблем Т. Майер еще раз подчерки-
вает необходимость проведения локальных исследований на междис-
циплинарном уровне. По мнению Т. Майера, нет такого «общинного
устройства», которое можно было бы просто описать, и в настоящее вре-
мя стало совершенно очевидным, что в Германии не было однородной
сельской общины; между отдельными ее типами существовали не только
значительные различия, но подчас и противоречия, обусловленные раз-
личиями тех областей, внутри которых формировалась та или иная
община.
Концепция Т. Майера и его школы сводится к следующему: сельская
община является поздним образованием, относящимся к XII в., и ни по
своей правовой основе, ни по своему правовому статусу не связана с
маркой — институтом, сложившимся на основе совместного пользования
альмендой. Общину-марку как союз свободных крестьян, обладающих
общей собственностью на землю, Майер, подобно большинству совре-
менных буржуазных историков-медиевистов, полностью отрицает, счи-
тая ее «юридической конструкцией», не находящей подтверждения в
псточниках.
Характерную черту сельской общины Т. Майер усматривает в нали-
чии принудительной власти, полагая, что о сельской общине можно гово-
рить лишь там, где существует делегирование государственных прерога-
тив. В качестве носителя государственной власти община является
прежде всего судебной инстанцией для определенного круга лиц и по
определенному кругу дел. Таким образом, сельская община выступает
в понимании Т. Майера как политический институт периода классиче-
ского средневековья.
В заключение Майер останавливается на ряде общих черт в форми-
ровании сельских общин: эти черты могут быть выявлены, несмотря на
региональные различия. Начальные формы этого процесса следует
искать в странах Средиземноморья, входивших в Римскую империю.
Здесь сохранились прежние сельские общины, в ряде областей главную
роль продолжало играть крупное землевладение. В Византии, Северной
Италии и Галлии, наряду с крупными вотчинами, сохранилась и римская
система полей, воспринятая франками. Многочисленные военные посе-
ления позволяли познакомиться с этой системой полей. Такие поселения
были несомненно изъяты из общего управления и образовывали собст-
венные общины, послужившие прообразом для последующих.
Захватив земли фиска и римских сенаторов, франки создали крупные
вотчины знати. Этот тип земельного владения Каролинги перенесли в
VIII в. на области правого берега Рейна, введя там одновременно и си-
стему графских округов. Вотчинное землевладение было введено сначала
в Алеманнии, затем в Баварии и, наконец, в области баварско-австрий-
ской колонизации. Возникали многочисленные деревни, поселки и от-
дельные дворы, входившие в сферу вотчинного влияния.
Подчеркивая важность исследования отдельных областей и выявле-
ния основных типов общин, Т. Майер указывает на то, что полученные
в течение последних лет результаты свидетельствуют о плодотворном
сотрудничестве историков со специалистами в ряде других областей нау-
ки, имеющем особое значение там, где предметом изучения является
столь бедный письменными источниками период, как раннее средневе-
ковье.
Не имея возможности в кратком сообщении остановиться хотя бы
на самой общей характеристике ряда чрезвычайно интересных статей
в сборнике Констанцской группы исследователей, трудно, однако, обой-
ти полным молчанием трактовку проблемы общины на колонизованных
€4
Л. Т. Мильская
славянских землях, которую дает известный исследователь немецкой ко-
лонизации восточных земель В. Шлезингер8.
Оставляя в стороне общую позицию этого автора, следует признать,
что его попытки обнаружить в источниках следы старой славянской
общины и выявление эволюции общинных порядков на славянских зем
лях представляют безусловный интерес
Рассматривая устройство деревенской общины среднеэльбских обла-
стей X—XI вв. и сравнивая его с реконструированной славянской общи-
ной, с одной стороны, и с поселениями к востоку от Заалы немецких
крестьян-колонистов XII в. — с другой, Шлезингер ставит вопрос о влия-
нии славянских институтов на формирование общины в этом регионе.
При крайней скудости источников безусловно можно, как полагает
автор, прийти только к выводу о существовании сорбской виллы (иногда
определяемой немецким словом «Dorf») как аграрного союза хозяйству-
ющих субъектов. Исходя из предположения, что местное население
должно было в известной степени сохранить свои институты, а также из
славянских наименований ряда деревень и упоминания о смердах в
источниках X—XI вв., Шлезингер отрицает возможность возникновения
этих вилл-деревень в качестве привнесенных немцами новообразований.
Немецкие и славянские виллы этого периода входят в аграрное устрой-
ство колонизованных земель, составляя его хозяйственную единицу.
В ходе исследования источников этого периода Шлезингер приходит
к выводу, что величина ранних вилл могла быть различной, но обычно
не превышала размеры хуторов или небольших деревень. Из отсутствия
упоминаний о «доме» автор умозаключает, что такой дом прочно входил
в аграрный союз виллы, в соседскую «организацию», регулирующую
совместную жизнь и совместное хозяйствование крестьян.
Вслед за общей характеристикой виллы как хозяйственной единицы
автор переходит к ее исследованию как союза деревенских жителей,
формы поселения, землепользования и внутреннего самоуправления.
Всячески подчеркивая недостаточную доказанность своих выводов,
Шлезингер считает возможным в общей форме установить, что в X—
XI вв. на землях Средней Эльбы существовало судебное собрание дере-
венской общины, в которое входило и славянское население, и где, мо-
жет быть, нашли свое выражение и некоторые начатки общинного
устройства славян.
Обращаясь к новым поселениям, возникавшим в XII в. обычно в про-
цессе освоения нови группами немецких колонистов-крестьян, Шлезин-
гер характеризует их как вполне сложившиеся деревенские общины,
являющиеся постоянным правомочным союзом (universitas rusticorum),
упорядочивающим повседневную жизнь крестьян; его судебные и адми-
нистративные полномочия распространяются не только на его членов,
но и на всех жителей находящейся в его ведении области. Эта «свобода»
поселенцев не исключала, конечно, верховную власть светского феодала,
церкви или территориального властителя. Однако правовой статус посе-
ленцев оставался неизменным даже при смене господина. В ходе даль-
нейшего развития, по мнению Шлезингера, происходит сближение меж-
ду городской и деревенской общиной и постепенное сведение компетен-
ции общинного суда среднеэльбской деревни к выполнению местных по-
лицейских функций.
Таким образом, в своем общем понимании эволюции общины — от
8 И7. Schlesinger. Bauerliche Gemeindebildung in den mittelelbischen Landen im Zeitalter
der mittelalterlichen deutschen Ostbewegung.—«Die Anfange der Landgemeinde...t,
Bd II.
Сельская община в историографии ФРГ
65
союза хозяйствующих соседей к судебно-административной корпора-
ции — Шлезингер, как и Бадер, остается в рамках утвердившейся в со-
временной западной историографии теории. Совершенно очевидно, что
интерес подобных исследований заключается не в их приверженности
определенной теории, а в выявлении посредством топкого анализа источ-
ников всего многообразия исторической действительности — многообра-
зия, которое неизбежно ставит под сомнение обоснованность концепций,
противопоставляемых общинной теории.
В 1957—1962 гг. швейцарским историком К. 3. Бадером было опуб-
ликовано двухтомное исследование средневековой немецкой деревни,
которое быстро встретило широкое признание и прочно вошло в число
классических работ западной медиевистики9. Труд Бадера занимает осо-
бое место в буржуазной историографии средних веков как по широте
поставленных проблем, так и по своей теме—изучению деревни как
одного из основных социальных институтов средневековья и центра
жизни крестьян в средние века. Характеризуя свой исследовательский
метод, Бадер подчеркивает, что его работы имеют историко-правовой
характер, который, однако, не тождествен дедукциям историков права
XIX в.
Свою задачу Бадер отчасти видит в выявлении элементов сообщества
крестьян и их эволюции на материале источников в терминах исследуе-
мого периода или, другими словами, в изучении крестьянской жизни,
центром которой является деревня как сфера особого мира и права.
Интерес Бадера к проблемам деревенской жизни сложился в результате
длительного изучения широкого круга источников, преимущественно
Южной и Юго-Западной Германии, в ходе которого его внимание при-
влекали малоизученные специфические особенности деревенского мира
и права.
Как явствует из названия второй части работы Бадера,— «Деревен-
ское сообщество и деревенская община» (Dorfgenossenschaft und Dorfge-
meinde), он проводит различие между крестьянским сообществом как
хозяйствующим объединением соседей, с одной стороны, и подлинной
общиной — некоей корпорацией, субъектом права, единицей финансово-
го, судебного и административного управления, с другой, и в этом смыс-
ле не выходит за рамки сложившейся в современной западной медиеви-
стике концепции. Полемизируя с приверженцами «юридической конст-
рукции»— Марковой теории, которые, по мнению Бадера, перенесли
явление и понятие позднего средневековья в ранний период средневеко-
вой истории, он утверждает, что создатели общинной теории в своих по-
строениях неправомерно подчиняли действительность многообразной и
пестрой жизни юридическим категориям XIX в.
Рассматривая сообщество крестьян, с одной стороны, и общину как
некую корпорацию с судебными и административными функциями, с
другой, в качестве двух стадий процесса исторического становления,
Бадер трактует сообщество и общину нс как строго разграниченные,
противостоящие друг другу феномены, а как постоянно переходящие
одна в другую формы: он справедливо указывает на трудности изучения
деревни и крестьянских форм жизни ввиду того, что последние обычно
перекрываются в источниках вотчинными отношениями или маскируют-
ся нейтральными юридическими терминами.
Оригинальность подхода Бадера к проблеме общины заключается
в том, что объектом его исследования является деревня, деревенское
поселение, внутренняя огражденная территория деревни, которая может
• См. сноску 1 на стр. 61.
5 Средние века, в. 38
66
JI. T. Мильская
быть в зависимости от времени и места как сообществом (Genossen-
schaft), так и общиной (Gemeinde). Деревню Бадер рассматривает в
двух аспектах: в вещном и в личностном. В этой связи возникает ряд
проблем: характер исконных поселений, социальное расслоение внутри
деревни, взаимоотношение деревни и вотчины, сходство и различие
между деревенской и городской общиной, специфика деревенской юри-
сдикции и др. При этом автор указывает на то, что в источниках основ-
ные понятия его книги (Genossenschaft und Gemeinde) выступают обыч-
но как однозначные обозначения, более того, их строгое разграничение
невозможно и по существу; однако, считаясь с наличием этой трудности,
он полагает необходимым рассматривать их в формах юридического
мышления, вне которых исследование историко-правового характера, по
его мнению, вообще немыслимо; однако при этом в основу исследования
он считает нужным положить не нормативную схему, а анализ ранних
форм изучаемых явлений на материале источников.
Отвергнув общинную теорию, Бадер неминуемо должен был прежде
всего дать свое понимание образования деревенских союзов и характера
поселений. В соответствии с преобладающей в западной историографии
точкой зрения и ссылаясь на данные археологии, топонимики и изучение
пустошей, он утверждает, что исконной формой поселений германцев
были не деревни, а отдельные дворы или небольшие группы дворов ху-
торного типа, так называемые Weiler. Дворы эти огорожены, что создает
внутри их территории действие мира — характерное для германского
архаического права представление. В ходе концентрации поселений фор-
мируются деревни, причем мир дома или двора становится миром дерев-
ни, одним из корней юридических и административных функций. При
этом Бадер указывает на то, что на образование деревенской общины
как правового и административного института действовали и другие са-
мые различные факторы: соседство, вотчинный союз (grundherrliche
Hofgenossenschaft), судебная община фогта и графа. Все эти силы в
сложном, зависимом от местных условий переплетении и взаимодействии
способствовали формированию деревенского правового союза.
Отрицая общину-марку как союз свободных, владеющих общей па-
хотной землей общинников, Бадер, как и всякий серьезный исследова-
тель аграрных отношений средневековья, не может игнорировать очевид-
ное наличие единого сообщества совместно живущих и хозяйствующих
жителей деревни. Какие бы логические выводы ни строить на основании
документальных данных о союзе деревенских жителей и как бы этот
союз ни называть — сообществом или общиной,— черты совместного хо
зяйствования и, что особенно важно, совместного пользования альмен-
дой никем серьезно не могут быть оспорены. Интерес работы Бадера и
заключается в тщательном и тонком анализе данных громадного числа
источников, свидетельствующих, по его собственным словам, о наличии
некоего несформулированного договора, закрепляющего взаимные права
и обязанности крестьян.
Соседство или сообщество жителей деревни ставит перед ними ряд
общих, совместно разрешаемых задач, преимущественно хозяйственного
порядка. 5ти задачи остаются, как правило, вне сферы внимания господ-
ской власти, носитель которой заинтересован в уплате чинша и повин-
ностей, а не в повседневной жизни крестьян. Вотчина, эта наиболее
глубоко проникающая в сельскую жизнь форма господства, возникла,
по мнению Бадера, задолго до франкского завоевания, уходя своими
корнями в германские и римские институты; он полагает, что вотчина и
община не противостоят друг другу, а дополняют одна другую. Автор
признает возможным изучать деревенский союз вне вотчины, поскольку
Сельская община в историографии ФРГ
67
он считает роль вотчинника в повседневной жизни крестьян незначи-
тельной и вообще рассматривает отношения внутри деревенского союза
как стабильные и мало подверженные серьезным изменениям.
Во всех тех случаях, когда речь идет о деревне как некоем единстве
внутри деревенского союза, по мнению Бадера, действует некое равен-
ство. Независимо от достаточно значительной имущественной дифферен-
циации, деревня выступает как союз членов сообщества, в ней происхо-
дит выравнивание положений, свойственное деревенской жизни, даже
если изобилие и нужда в ней достаточно резко противостоят друг дру-
гу, пишет Бадер Деревня образует органический союз, она «возни-
кает» в процессе длящегося веками роста, что определяет сложившиеся
в ней специфические отношения.
Тем не менее социальные противоречия выступали во внутренней
жизни деревни достаточно отчетливо: полноправные крестьяне, облада-
тели Hofstatten, Ehofstatten (дворов с наследственными правами поль-
зования альмендой) противостоят поденщикам, Halbbauern, пришель-
цам. Высший слой крестьян получал не только преимущественные права
пользования альмендой, но и привилегированное право держания, при-
ближающееся к собственности. В ходе дальнейшего развития круг чле-
нов общины, пользующихся правом на альменду, расширился, но одно-
временно складывался деревенский патрициат, обозначаемый в источни-
ках как «лучшие люди» (meliores).
Земли деревни делились на участки с дворами землевладельцев, па-
хотные земли и альменду. В ходе развития деревни особую роль играла
альменда, которая являлась фондом земель
До тех пор, пока деревенский союз складывался из полноправных
> владельцев дворов, альмендой пользовались совместно. Положение ме-
няется, когда с XII в. начинает быстро увеличиваться население дере-
вень. Начинается упорная борьба за право пользования альмендой, на
которое претендует сначала бедный люд — жители деревни, не являю-
щиеся владельцами Ehofstatten; впоследствии эта борьба ведется между
всеми жителями деревни и пришельцами, осваивавшими новину, обычно
по прямому распоряжению вотчинника. Эти пришельцы обычно сели-
лись отдельными дворами на границе деревенской марки и решительно
заявляли свои права на альменду.
Отторжение земель, покупка, продажа и обмен частей альменды —
постоянный предмет судебных разбирательств и дарственных грамот.
Именно в этой сфере наблюдается попытка разграничивать права вла-
дения и пользования. В сравнительно поздний период часто складыва-
ются сообщества из нескольких деревень по пользованию альмейдон, те
самые большие марки, принятые, как полагает Бадер, общинной теорией
за следы исконной формы поселений германцев.
В качестве правового союза, субъекта права, деревня по своим кор-
ням близка городу, а ее юрисдикция—сфере узкого иммунитета, хотя
деревня и находится на более низкой стадии развития. В конце средне-
вековья и в начале нового времени деревня выступает как некая корпо-
рация и в качестве таковой получает определенный юридический статус
и административные функции, т. е. превращается в подлинную общину
в понимании западной историографии. Такова в основных чертах кон-
цепция развития общины в труде Бадера.
Другой видный немецкий исследователь К. Босль, касаясь истории
немецкой сельской общины, полагает, что, находясь в плену устаревшей
теории о коммунизме германцев и происхождении общины из общности
имущества, многие исследователи еще и теперь видят в альменде суще-
ственную черту прежней общины. Она несомненно является фактором,
5*
68
Л. Т. Мильская
производным от образования общины, но ни в коей мере не объясняет
возникновения общины и общинных прав. Политическая община возник-
ла не под влиянием экономических задач, а как следствие задач поли-
тических, прежде всего для сохранения мира.
Древнейшие общинные Weistilmer говорят об участии соседей в борь-
бе с насилием; основными задачами общин были судебные заседания,
преследование преступников и т. п. Сельские общины были осколками
прежних судебных общин. В настоящее время можно лишь наметить
общий ход развития немецкой сельской общины. По-видимому, те обра
зования, которые мы определяем как общины, сложились в XII—XIII вв.
Можно попытаться найти предпосылки этого развития во франкский
период. Королевская власть создала первые общины не как основу поли-
тического и административного государства, а как средство создания
сферы отношений подчинения королевской власти. Это — община «коро-
левских свободных» (в Баварии — Herzogsfreie), сотни (centenae). Тем
самым король активно вмешался в военное устройство и в заселение
подвластной ему территории. В определении этих поселенцев, которые,
образуя общину, несли военную службу, платили налоги, производили
расчистки под пашню, в настоящее время сложилось единство взглядов.
В результате дискуссии, в которой участвовали Данненбауэр, Штейнбах
и Т. Майер, Штейнбах определил сотню как «мать общины». «Я бы ско-
рее сказал,— пишет К Босль,— что это королевская ранняя разновид-
ность поздней общины, которая не стала общим явлением после того,
как отпала ее военная и политико-социальная функция»10.
Сотня в качестве судебной общины и органа принуждения по отно-
шению к «королевским свободным» возникла в Австразии в VI в. В ка-
честве составной части каролингской государственной организации она
нашла широкое, но не повсеместное применение. Эта сотня обладает
всеми основными свойствами общины, хотя она прежде всего — элемент
королевского господства и создана сверху. Она—сообщность в поселении
и совместном житье, а также в экономической и правовой сфере. По-
скольку ее носители являются наиболее привилегированными свободны-
ми арендаторами на королевской земле, данной им в качестве гуф, они
самостоятельно обрабатывали эти гуфы и несли поземельный и поголов-
ный чинш. Сотня — социальная общность, поскольку «королевские сво-
бодные» заметно возвышаются над другими зависимыми короля, знати
и церкви, и военная община королевских крестьян, помещенных в
стратегически важной области и находящихся под командой назначен-
ного ишвыборного центенара. Она является одновременно и налоговой
общиной, в которой воспроизводится позднеримское обложение. В каче-
стве судебных общин сотни подчинены графам. С появлением тяжело
вооруженной кавалерии они потеряли свое военное значение, но долго
еще оставались на особом положении даже в качестве зависимых в епи-
скопских и королевских монастырях.
Институт германской общины продолжал жить в рейнских общинах.
Там, где были большие замкнутые поселения с принудительным сево-
оборотом и альмепдой, получили дальнейшее развитие организация и
задачи общины. Однако во всех областях Германии сельская община,
по мнению К. Босля, не получила того значения, которое она имела во
Франции.
Изложенное, на наш взгляд, позволяет сделать заключение, что нет
10 К. Bosl. Frilhformen der Gesellschaft im mittelalterlichen Europa. Ausgewahlte Bei-
trage zu einer Strukturanalvse der mittelalterlichen Welt. Miinchen — Wien, 1964,
S. 426—427.
Сельская община в историографии Ф1’Г
69
оснований считать труды ученых школы Т. Майера, В Шлезингера,
К. 3. Бадера и К- Босля новой успешной атакой на общинную теорию в
том ее виде, в котором она в настоящее время признана в советской
медиевистике. Критика названных ученых направлена на положение
старой Марковой теории, сформировавшейся в XIX в , она полностью
игнорирует ее дальнейшее развитие в современной науке (в частности,
г. работах историков ГДР и трудах А. И. Неусыхина), где разработаны
основные и многообразные закономерности развития ранней общины
именно на материале источников раннего средневековья, а не более
поздних источников (а это — один из основных упреков в адрес старой
Марковой теории). Кстати сказать, метод использования межевых карт
как одной из основ построения Марковой теории был подвергнут острой
критике еще Н. П. Грацианским”. В трудах историков-марксистов
община-марка обрисована лишь как одна из разновидностей общины,
показана эволюция общины в тесной связи с разложением большой
семьи, раскрыто единство развития общины и формирования в ее нед-
рах аллода как предпосылки возникновения раннефеодальной собст-
венности. Все эти вопросы обходятся полным молчанием в трудах новых
критиков общинной теории Часто вопрос о характере земельной собст-
венности в связи с эволюцией общины совсем не ставится или общинная
собственность рассматривается как вторичное явление, возникшее на
базе предшествующей ей частной индивидуальной собственности
(К. 3. Бадер) Таким образом, общинная теория понимается ее крити-
ками очень узко. В их позитивных построениях община, возникновение
которой относится главным образом к XII в., трактуется прежде всего
как сложившаяся судебно-правовая общность, вне связи с развитием
производственных отношений, как корпоративный союз, ставший одним
из звеньев государственного управления. Существование такой общины
ни в коей мере не может ставить под сомнение наличие ранней общины
как стадии развития, предшествовавшей возникновению феодального
общества и претерпевающей дальнейшую эволюцию в его рамках; инсти-
тут этот прослеживается во всех источниках раннего средневековья и это
находит свое отражение в частности в признании К 3 Бадером суще-
ствования сообщества или общности соседей как стадии развития, пред-
шествующей подлинной, по терминологии западных историков, общине.
При большой точности в анализе терминов и многогранном подходе
к изучаемым явлениям в труде К- 3. Бадера нет достаточно четкого раз-
граничения периодов хозяйственного развития общества, процесс разви-
тия подменяется рассмотрением смены форм. Из этого проистекает и
отсутствие в его работе достаточно четкого определения времени возник-
новения вотчипы и ее взаимоотношений с общиной, на что справедливо
указал А. И. Неусыхии *2. Следует, впрочем, заметить, что К. 3. Бадер
в своем исследовании с самого начала отказывается от подобного рас-
смотрения важнейшей проблемы вотчины, аргументируя это самостоя
тельным развитием деревни —вне вотчинного устройства и в противовес
ему. Однако вопрос заключается в том, в какой мере возможно исследо-
вание средневековой деревни вне ее взаимоотношений с вотчиной;
К. 3. Бадер и сам подчеркивает, что полярность вотчинного двора и
деревни перекрывается в источниках формами вотчинного устройства.
В ходе изучения эволюции средневековой деревни он неоднократно обра-
щается к вотчине, указывая, в частности, и на то, что сообщество вотчин-
11 См Н. П Грацианский. Бургундская деревня в X—XII столетиях. М, 1935
12 См. немецкое дополненное издание монографии А. И. Неусыхина «Die Entstelr.ing
der abhangige Bauernschaft». Berlin, 1961, S. 31, Anm. I.
70
Л. Т. Мильская
ного двора часто служило «личностным субстратом» деревенского сооб-
щества.
Таким образом, при всей ценности перемещения угла зрения в работе
К. 3. Бадера, в результате чего деревня становится не придатком вотчи-
ны, а центром хозяйственной жизни крестьян, анализ как деревенского
сообщества, так и сельской общины, проделанный в работах западных
историков, оказывается лишенным достаточно прочной основы. Столь же
неполным остается и понятие средневековой собственности13, которое
К. 3. Бадер сближает с пользованием, считая вместе с тем, что кресть-
янские права пользования в период развитого трехпольного хозяйства
были близки собственности.
Отвергая юридические построения и чисто логические, не подтверж-
денные данными источников допущения, К. 3 Бадер не всегда сам избе-
гает их. Разительным примером может служить сближение знаменитой
гл. 45 «Салической правды» («О переселенцах») с Кодексом Феодосия,
не соответствующее по своему характеру обычной строгости исследова-
тельского метода К- 3. Бадера ,4.
В целом следует отметить, что концепции изложенных авторов не мо-
гут поколебать взгляды историков-марксистов на коренные проблемы
эволюции общины в раннее средневековье. Данные обширного материа-
ла источников, на которые опираются указанные исследователи, нахо-
дятся в противоречии с их выводами, ибо эти источники достаточно ярко
рисуют драматическую борьбу общины и растущего феодального земле-
владения различных типов и разновидностей именно в эпоху раннего
средневековья — этот процесс отчетливо прослеживается в документах,
несмотря на не сложившуюся еще терминологию и свойственную этой
эпохе неустойчивость и зыбкость понятий. Не менее существенно и то,
что без глубокого и всестороннего рассмотрения проблем, связанных с
формированием аллода, а затем возникновения и развития раннефео-
дальной собственности на землю критика общинной теории остается не-
состоятельной.
Zusammenfassung des Aufsatzes von L. T. Milskaja
«Zur Frage liber die Behandlung des Problems
der Dorfgemeinde
in der modernen Geschichtsschreibung der BRD»
Im Aufsatz werden die Anschauungen einiger westdeutschen Historiker
behandelt, in deren Werken man Konsequenzen aus einer griindlichen
Uberpriifung vieler Fragen zieht, die in Verbindung mit dem Verstandnis
des Wesens und der Entstehung der Dorfgemeinde stehen und nach Mei-
nung der meisten westdeutschen Historiker zur Widerlegung der klassischen
Gemeindetheorie flihren. Im Aufsatz werden betrachtet: die Anschauungen
der Gelehrten des Konstanzer Forschungskreises (siehe den Doppelsammel-
band «Die Anfange der Landgemeinde und ihr Wesen», 1962, hrsg. von
Th. Mayer), die Werke von K- Bosl und das fundamentale Werk von
K. S. Bader «Studien zur Rechtsgeschichte des mittelalterlichen Dorfes».
T. I: Das mittelalteriiche Dorf als Friedens-und Rechtsbereich T. 2: Dorfge-
nossenschaft und Dorfgemeinde, 1957—1962. Diese Werke iibten einen
grofien EinfluB auf die ganze folgende deutsche biirgerliche Geschichtssch-
13 Проблеме собственности К- 3. Бадер намеревался посвятить III том своего иссле-
дования.
“ См. критические замечания по поводу даваемого Бадером толкования этой главы:
А И. Неусыхин. Новые данные по источниковедению Салической правды, очерк 4.—
СВ, вып. 30, 1967, стр. 53.
Сельская община в историографии ФРГ 71
reibung anf dem Gebiete der Agrar- und Rechtsgeschichte aus. in alien
diesen Werken behandelt man die Gemeinde vor allem als korporative
Vereinigung, die ein gewisses rechtliches Statut und gewisse gerichtliche
und administrative Funktionen besitzt und sich als Rechtsinstitut nur im
Spatmittelalter als untergeordnete Einheit herausbildete.
Im Aufsatz wird die Meinung vertreten, daB in den Werken von Bader
und den Forschern der Historikerschule von Th. Mayer, trotz ibrer groBen
Bedeutung als konkrete Geschichtsforschungen, die marxistische Gemein-
detheorie im gegenwartigen Sinne nicht widerlegt sei. Die Gemeindetheorie
wird von ihren neuen Gegnern sehr eng behandelt. In ihren positiven
Konstruktionen behandeln die Verfasser der genannten Werke die Gemein-
de, deren Entstehung sie ins 12. Jahrhundert zuriickfiihren, vor allem als
eine gerichtliche, rechtliche Gemeinschaft, unabhangig von der Entwick-
lung der Produktionsverhaltnisse, als eine korporative Gemeinschaft, die
sich zu einem Glied der Staatsverwaltung entwickelt hat. Das Bestehen
einer solchen spateren Gemeinde, nach der Meinung des Verfassers, wi-
derlegt nicht die Ansicht, dafi es eine friihere Gemeinde gab, die ein Ent-
wicklungsstadium der vorfeudalen Gesellschaft war und sich dann im
Rahmen der feudalen Gesellschaft weiterentwickelte.
С. М. СТАМ
НЕКОТОРЫЕ ТЕНДЕНЦИИ В СОВРЕМЕННОЙ БУРЖУАЗНОЙ
ИСТОРИОГРАФИИ СРЕДНЕВЕКОВОГО ГОРОДА
Известно, какое большое место в научном творчестве Е. А. Космин-
ского занимали историографические исследования, как много он сделал
для развития марксистско-ленинской историографии средних веков. Из-
вестно, с какой высокой критичностью подходил он к буржуазно-идеали-
стическим построениям,— достаточно вспомнить его статьи против исто-
риософии Арнольда Тойнби или против концепции общеевропейского
кризиса в XIV—XV вв
И хотя в центре научных интересов Е. А. Косминского в первую оче-
редь стояли проблемы аграрной истории, средневековый город никогда
не выпадал из поля его зрения. Еще в самом начале 30-х годов, читая
лекции в Московском Историко-философском институте и вырабатывая
общий курс истории средних веков, Е. А. Косминский сделал очень мно-
го для утверждения в пашей науке марксистской концепции средневе-
кового города. Возникновение средневекового города как следствие от-
деления ремесла от земледелия он рассматривал вместе с тем как орга-
ническую составную часть тех глубоких экономических и общественных
сдвигов, которыми отмечены переломные для западноевропейского фео-
дализма XI и XII столетия и которые вылились также в крестовые похо-
ды и в широкий процесс внутренней колонизации.
В наши дни проблемы средневековой урбанистики по-прежнему оста-
ются ареной острой идейной борьбы, и задача преодоления ложных по-
строений идеалистической историографии сохраняет всю свою актуаль-
ность.
Кризис буржуазного исторического мировоззрения, порожденный
общим кризисом капиталистической системы, продолжается на наших
Iлазах. При этом буржуазная урбанистика в общем и целом пережи-
вает те же метаморфозы, что и вся буржуазная историография.
Разумеется, в этом кратком сообщении, ни в коей мере не притязая
исчерпать такую большую тему, я попытаюсь осветить лишь некоторые
тенденции, наиболее явственно проявившиеся главным образом в после-
военные десятилетия. Более всего — по вопросу о возникновении средне
векового города.
Буржуазная историография никогда не отличалась цельностью и
стройностью взглядов. Но, при всей ее пестроте и эклектичности, можно
сказать, что в период между двумя войнами явно преобладали откро-
венно антимарксистские, субъективистские концепции, тон задавало
допшианство.
Великие революционные сдвиги в бытии и сознании человечества, со-
вершившиеся в послевоенные годы, внесли существенные коррективы в
эту картину. С одной стороны, необычайно усилилось влияние идей мар-
ксизма, его исторической теории, все явственнее обнаруживается более
или менее последовательное тяготение к ней лучшей части историков из
буржуазного лагеря. А с другой — те же сдвиги вынудили буржуазную
Средневековый город в зарубежной историографии
13
историографию и социологию маневрировать и приспосабливаться, пы-
таясь придать своим методам и выводам видимость объективности и
законосообразности, дабы избежать гибельных для них же самих край-
ностей субъективизма и релятивизма.
Именно поэтому в значительной мере полиняла мода на допшианство.
Но оно еще отнюдь не сошло со сцены. Равно как не исчезла и методо-
логическая основа этой доктрины — исторический субъективизм. Он
проявляется то в скептическом отказе от какой бы то ни было научной
генерализации фактов, то в прямом отрицании исторической закономер-
ности, то в произвольном сцеплении и истолковании фактов и понятий.
Известная западногерманская исследовательница Эдит Эннен свою
монографию о ранней истории европейского города начинает с предосте-
режений: историк не должен забывать, что между ходом истории и есте-
ственноисторическими процессами нет ничего общего; не следует верить
в какую-то историческую необходимость возникновения города; ведь го-
род— человеческое творение (как и вся культура, созидаемая человеком,
наделенным свободной волей) и, вероятнее всего,— явление случайное,
обязанное своим возникновением особым, однажды сложившимся и един-
ственным в своем роде благоприятным обстоятельствам '.
Американские историки Дж. Манди и П. Ризенберг, авторы обобща-
ющей работы, отказываются видеть в средневековом городе почву для
зарождения каких-либо освободительных, антифеодальных сил, для но-
вых идейных устремлений. Даже светского начала, как нм кажется, го-
род сам по себе не порождал. Да и вообще пе следует преувеличивать
значения города: между городом и деревней, утверждают они, было го-
раздо больше общего, чем различного1 2.
Таким образом, после полутора столетий напряженных усилий исто-
рической мысли постичь природу принципиальной новизны города, пре-
вращавшей его в «цитадель свободы» среди моря сеньориального про-
извола, раскрыть закономерность возникновения этого самобытного явле-
ния,— историку предлагают не замечать этой новизны и своеобразия
средневекового города, поверить в его однозначность с феодальной де-
ревней и, отказавшись от поисков закономерности, ограничиться описа-
нием конкретных фактов.
Одним из объектов наиболее острых споров продолжает оставаться
вопрос о происхождении средневекового города.
Хотя построения романистов, выводивших средневековый город
(прежде всего городское право и учреждения) из римской муниципии
как результат непрерывного развития, давно отвергнуты в силу их явно-
го несоответствия фактам, тем не менее историческая мысль на Западе
не перестает сбиваться на ту же соблазнительную, но обманчивую тро-
пинку непосредственной преемственности и непрерывности развития.
Отцом континуитивизма по праву должен быть признан Допш, вся
историческая логика которого базировалась на отрицании «цезур», т. е.
исторических скачков и переворотов, крушения старого и рождения
принципиально нового. Невозможность доказательства сохранности рим-
ских начал на протяжении раннего средневековья побудила его от
утверждения «римского континуитета» перейти к постулированию «гер-
манского континуитета», обоснование которого он искал (и настойчиво
побуждал своих учеников искать) все далее и далее на севере Европы,
вплоть до Скандинавии, где якобы коренились истоки германской куль-
туры и жили наиболее цивилизованные германские племена.
1 См. Е. Еппеп. FrQhgeschichte der europ a ischen Stadt. Bonn, 1953, S. 1—8.
2 J. Mundy and P. Riesenberg. The medieval town. New York, 1958, p. 92—9.3.
ть
С. М. Стам
Из этого идейного источника возникла и на почве крайнего немецкого
национализма была выращена допшианцами доктрина «германского кон-
тинуитета», согласно которой все немецкое средневековье совершенно не-
зависимо от романского Юга и есть лишь непосредственное продолжение
по крайней мере трехтысячелетней германской древности с ее якобы
неизменными религиозно-монархическими, правовыми и социальными
основами. Создатели этой доктрины не замечали, что «германский кон-
тинуитет» перечеркивал их же идею общеевропейской непрерывности и
преемственности при переходе от античности к средневековью.
Но, хотя он явно не вязался с фактами, континуитивизм как истори-
ческий метод, как принцип непрерывности во что бы то ни стало, был
создан. Принцип этот отнюдь не отличался оригинальностью (достаточ-
но вспомнить методологию «исторической школы права»), но он был под-
хвачен и получил широкое распространение в правом крыле буржуазной
историографии, особенно в период между двумя мировыми войнами.
Как было отмечено выше, за последнюю четверть века идейные пози-
ции допшианства оказались основательно подорваны. И все-таки было
бы слишком поспешным делать вывод, что допшианство себя уже из-
жило, что его идейные принципы и методология в буржуазной науке пол-
ностью преданы забвению. Примечательно, что еще в 1968 г. допшианцы
сочли своевременным издать сборник статей А. Допша и его учеников
под общим заглавием «Культурный разлом или культурный континуитет
при переходе от античности к средневековью»3 * 5 *.
Что касается истории средневекового города, то современный копти-
ну нтивизм не всегда настаивает, подобно старым романистам, на прямой
преемственности между римской муниципией и коммунальными учреж-
дениями средневекового города или, вслед за Допшем, на том, что и в
раннее средневековье города оставались центрами свободного ремесла и
развитого товарного обращения ‘. Жизнь, неоспоримые исторические
факты заставили внести некоторые поправки в старые допшианские по-
строения. Сначала Герман Аубин должен был признать, что если упот-
реблять слова в их подлинном значении, то в Германии о городах можно
говорить только начиная со средних веков. Затем Эдит Эннен, все еще
признавая за Северной Германией передовую роль в процессе градооб-
разования, сочла'необходимым оговориться, что германские рыночные
пункты были только первыми шагами в направлении городского разви-
тия, что в сравнении со средневековым Кельном или Брюгге их еще
нельзя считать городами, и более того, что нет такой непрерывной линии,
которая вела бы от викингских и фризских городов к городам средневе-
ковья '.
Эти частные оговорки не означают, однако, отказа от континуитивиз-
ма. Если, следуя призывам своего учителя, допшианцы (Эрна Патцельт",
Отто Хефлер 7 и др.) сосредоточивали свои усилия прежде всего на до-
казательстве непрерывности «германского» континуитета, то Эдит Эн-
нен уже не пытается представить германский Север как нечто самодо-
влеющее, независимое от романского Юга. Она стремится их не только
сопоставить и увязать, но, вводя понятия «непосредственного» и «опо-
средованного» континуитета, показать городское развитие в этих двух
’ «Kulturbruch oder Kulturkontinuitat im Obergang von der Antike zum Mittelalter».
Darmstadt, 1968.
‘ A. Dopsch W'irtschaftliche und soziale Grundlagen der europaischen Kulturentwick-
lung T. 2. Wien, 1924, S 411—419, 421, 431—433, 449—452, 467—469 etc
5 E. Ennen Op. cit., S. 67.
e «Kulturbruch oder Kulturkontinuitat», S. 153—155, 161—163.
7 О Hofler. Das germanische Kontinuitatsproblem.—«Historische Zeitschrift», Bd. 157.
Средневековый город в зарубежной историографии
75
больших различных регионах (вопреки всем хронологическим и социаль-
но-экономическим различиям) как единую нить непрерывного развития
город? (как однажды найденной формы человеческой жизни и деятель-
ности), как прямую линию «филиации урбанизма»8.
Не отрицая того, что в ходе Великого переселения народов (лишь
тогда!) ощутимо пострадали политическое значение и муниципальная
организация античных городов, Э. Эннен вместе с тем не сомневается,
что средиземноморские города пережили эту эпоху (непрерывность го-
родского развития вИталии для нее несомненна), что их военные и куль-
товые функции непосредственно или опосредованно были переданы горо-
дам Северной Европы, где средневековая городская культура явилась
продуктом романо-германского взаимодействия, слияния средиземно-
морской урбанистической традиции и форм, характерных для германско-
го Севера. Из района наиболее тесного соприкосновения этих традиций
(бассейн Шельды, Мааса, Рейна, а также Роны и Соны) пошло дальней-
шее распространение, так сказать, филиация городов по всей Европе,—
так реализовался континуитет9 10 11.
Дж. Манди и П. Ризенберг также убеждены, что истоки средневеко-
вой городской жизни следует искать в римском мире, что города средне-
вековья (и даже нового времени) явились лишь продолжением той город-
ской цивилизации, которая возникла в древности в Восточном Среди-
земноморье (Э. Эннен указывает главным образом на Верхнюю Ита-
лию и Испанию), затем перешла в Европу и оттуда распространилась
повсюду
Все это может показаться убедительным — на первый, поверхностный
взгляд. Но опровержение континуитивизма содержится в нем же самом.
В самом деле, если городская жизнь античности, с ее муниципальными
учреждениями и правом, хоть и понесла известный ущерб, но сохрани-
лась и затем была передана Северной Европе путем филиации, заимст-
вования, в ходе «плодотворного столкновения» романских и германских
традиций, почему же городское право и учреждения вновь возникают не
раньше чем спустя полтысячелетия после этого «столкновения культур»?
Почему Каролинги, чью империю в западной историографии принято
считать наиболее яркой реализацией усвоения и возрождения римских
начал, ставили свои «дворцы» не в городах, а в поместьях (Геристаль,
Жюпиль, Мерсен, Ингельсгейм, Аттиньи-сюр-Сен), и наиболее знамени-
тыми своими капитуляриями увековечили имена, как правило, ничтож-
ных деревенских местечек? 11 Почему, если город — всего лишь создание
человеческой воли и если непрерывность городского развития была на-
лицо,— почему сам Карл Великий, как ни старался, не смог превратить
Ахен в «Новый Рим», и полустолетием позже еще того менее удалось
Карлу Лысому сделать из Компьена великий город «Карлополис»?
Доктрина «передачи урбанизма» столько же опирается на факты и так
же глубоко схватывает сущность исторического процесса, как и пресло-
вутая доктрина translation's imperii.
Старый юридизм остается неотъемлемой составляющей континуити-
визма: право рождается из права, а учреждение из учреждения. Не то
чтобы Э. Эннен вовсе не упоминала о коммунальном движении, но центр
тяжести даваемого ею объяснения истоков средневековой муииципаль-
s £. Ennen. Op. cit., S. 297—299.
9 Ibidem.
10 J. Mundy and P Riesenberg Op. cit , p. 15—16, 93—94
11 Трудно не согласиться с К. Тредссоном: очевидно, города в ту пору по своему зна-
чению стояли гораздо ниже королевских вотчин. См. С. В. Troedsson. Tbe growth
of the western city during the Middle Ages. Goteborg, 1959, p. 11—12.
76
С. М. Стам
ной организации — в ином: зачаток не только консулата (это ей пред-
ставляется несомненным), но даже коммуны (coniuratio) она находит за-
долго до освободительного движения горожан — в итальянской город-
ской общине (хотя и пришедшей в упадок) лангобардско-франкских вре-
мен, в лангобардских правовых представлениях и т. д.12 А в итоге город-
ское самоуправление средневековых городов Северной Европы, в част-
ности немецких городов, выводится (как это уже пыталась делать Луиза
фон Винтерфельд) из итальянского развития. Post hoc ergo propter hoc:
ведь городские консулы в Италии появились раньше ратсгерров немец-
ких городов13.
Вместе с тем Эннен как будто не хочет оставаться в тесных рамках
старой немецкой Rechtsgeschichte. Она всячески подчеркивает свое вни-
мание к экономическим реальностям. Но именно ее работа убедительно
показывает, что даже если исследователь не замыкается в истории пра-
ва и придает значение экономическому развитию, но при этом не видит
в нем решающей силы в процессе возникновения города, он неизбежно
приходит к поискам источников градообразовательного процесса в куль-
товых и оборонительных функциях, в эволюции и филиации права, во
взаимодействии романского и германского начал и т. д.14 А отсюда не-
избежно— ко всеспасающему континуитету15, ибо отмеченные «факто-
ры» в большей или меньшей мере можно обнаружить далеко в глубинах
предшествующих эпох.
Эта плюралистическая тенденция особенно рельефно проявилась в
последующих работах Эннен 16 *, где автор прямо призывает отказаться от
понятия города как целостного явления и расчленить его на отдельные
составные элементы, а затем уже прослеживать историю каждого тако-
го элемента в отдельности ,7. Дело не только в том, что в итоге, вопреки
общеизвестным фактам, Эннен приходит к выводу об отсутствии какого-
либо единообразия в истории средневековых городов18. Еще важнее, что
в результате такого расчленения вместо цельного, органически выросше-
го исторического явления, каким был средневековый город, перед исто-
риком оказывается груда разрозненных, произвольно выбранных и яко-
бы равноценных бессвязных элементов: стена, рынок, епископская
власть, поселение, покровительство сеньора и т.д. Достаточно обнару-
жить в прошлом наличие того или иного из этих элементов, чтобы
утверждать извечность или непрерывность существования города.
Но разве отдельные элементы сами по себе образуют данное явление?
Если принять этот метод дезинтеграции, то нетрудно доказать, что, ска-
жем, феодальная вотчина возникла одновременно с зарождением земле-
делия: ведь несомненно, что земледелие было составным элементом
вотчины!
Очевидно, метод дезинтеграции предполагает игнорирование качест-
венной определенности данного исторического явления. Он ведет в ста-
рое русло плюрализма и эволюционизма. Проблема возникновения ново-
го,— в данном случае города как общественно-экономического явления,—
сама собою снимается и заменяется проблемой сохранения, переживания
12 £. Ennen. Op. cit., S. 270 271, 289—292.
13 Ibid , S 275
11 Ibid., S. 294—295.
Ibid., S. 298—299.
,e E. Ennen. Les differentes types de formation des villes europeennes.—«Le Moyen
Age», 1956, N 4; eadem. Die Entwicklung des Stadtewesens am Rhein und Mosel von
6. bis 9. Jahrhundert— «La citta nell’alto medioevo». Spoleto, 1959.
” E. Ennen. Les differents tvpes..., p. 398.
18 Ibid , p. 411
Средневековый город в зарубежной историографии
77
или перенимания отдельных, обособленно взятых и зачастую второсте-
пенных функций, внешних признаков.
Не удивительно, что этот метод позволяет Эннен до крайности преуве-
личивать, абсолютизировать значение того или иного произвольно взято-
го «элемента» средневекового городского развития, например
епископской власти: «Епископальная организация ... содержала в себе
некую силу сохранения и созидания специфически городского начала».
И далее: «Епископская резиденция придавала городам ... такое значе-
ние, что даже в моменты наиболее глубокого упадка городской экономи-
ки, города всегда брали верх над сеньориальными поселениями»,в. И это
пишется после того, как сам же автор двумя страницами ранее отмечал,
что, например, франкская глиняная посуда, в раннее средневековье вы-
возившаяся на Рейн и севернее, вплоть до Скандинавии, была не город-
ского, а, вернее всего, вотчинного производства 19 20.
Как видим, субъективизм остается важнейшей определяющей чертой
континуитивистскон методологии. Ее другие исходные принципы — не-
прерывность развития, филиация права и учреждений—приобретают
при этом крайнее выражение, совершенно не согласуемое с исторически-
ми фактами. В своей статье о различных типах складывания городов в
Западной Европе Э. Эннен утверждает не только, что «консулатское го-
родское устройство распространилось из Италии», но и что коммуналь-
ная организация городов Северо-Западной Европы была вызвана к жиз-
нй влиянием общинного строя городов Южной Европы21. Таким образом,
городская свобода, независимость, самоуправление даны изначально,
сами собою, как наследие античности, они затем лишь распространяются
путем филиации. Коммунальному движению как закономерному общест-
венному явлению в такой картине просто не остается места.
Более того, Эннен даже приходит к выводу, что знаменитая немецкая
юридическая формула средних веков «Stadtluft macht frei» вышла из
Испании и Италии (!) 22 Не приходится поэтому удивляться, что другой
немецкий континуитивист Эрих Машке решился даже утверждать, что
слово «бург» несомненно не германского, а французского корня23.
Разумеется, было бы заблуждением видеть в современном континуи-
тивизме чисто немецкое явление. Выше упоминались американские авто-
ры. Можно было бы назвать целый ряд работ французских историков,
написанных в том же методологическом ключе24. В 1969 г., например, во
Франции вышла работа Ги Фуркена по экономической истории Западной
Европы в средние века. Не прибавляя ни одной свежей идеи, она цели-
ком идет в проторенном русле континуитивнзма,— но только романского
толка. Средневековое городское развитие представляется Фуркену прос-
то продолжением античного. Будучи убежден, что «как и природа, исто-
рия не делает скачков», он отказывается видеть что-либо принципиально
19 Е. Ennen. Les differents types..., р. 402.
20 ibid., р. 400.
21 Ibid., р. 407.
22 Ibidem.
23 Е. Maschke. Continuity sociale et histoire urbaine medievale.— «Annales E. S C»,
1960, №5.
2‘ J. Lestocquoy. Patriciens du Moyen Age. Les dynasties bourgeoises d’Arras du Xl-e
au XV-e siecle. Arras, 1945; idem. Aux origines de la bourgeoisie: Les villes de Flandre
et d’Italie sous le gouvernement des patriciens (Xl-e — XV-e siecles). Paris. 1952;
M. Roblin. Cites ou citadelles? Les enceintes romaines du Bas-Empire d'apres 1’exem-
ple de Paris.— «Revue des etudes anciennes», 1951; P. C. Timbal. Les villes de consu-
lat dans le Midi de la France.—«La ville», partie 1. Bruxelles. 1954, G. Santel. Les
villes du Midi mediterranean au Moyen Age.— «La ville», partie 2. Bruxelles, 195o
У
78
С. М. Стам
новое не только в средневековом городе, но даже и в великих экономиче-
ских сдвигах XVI в.25 26
Но в буржуазной исторической урбанистике нашего времени нельзя
не видеть также и существенно иных тенденций, иных веяний, отражаю-
щих стремление понять средневековый город как явление экономически
цельное и новое,— как в отношении античности, так и в отношении ран-
него средневековья и феодального окружения.
Эти тенденции более или менее определенно противостоят континуи-
тивистскому направлению. В известной мере они опираются на лучшие
традиции школы Пиренна, в отдельных случаях — на другие либераль-
ные традиции. Но только традициями их объяснить невозможно, так как,
во-первых, эти тенденции не угасают, а нарастают; во-вторых, в русле
этих тенденций историки нередко идут значительно дальше того, на что
отваживались их духовные отцы. Здесь явно ощущается воздействие
новых сил и новых потребностей. ,
При этом, правда, мы то и дело встречаемся с непоследовательностью
и противоречивостью. И тем не менее нельзя не отметить, что в работах
историков этого направления, вопреки не только Допшу, но в значитель-
ной мере и Пиренну, прочно утверждается вывод о глубоком упадке го-
родов в поздней античности и в раннее средневековье, о принципиальной
новизне городского развития в Европе XI—XII вв.
Это можно видеть и в поздних работах Ф. Лота и Ф. Гансхофа, и в
трудах Фернанда Веркаутерена и шведского историка Карла-Биргера
Тредссона2в. Несмотря на всю непоследовательность, несомненно плодо-
творной представляется попытка постановки Гансхофом вопроса о дого-
родском очаге — не для того, чтобы отыскать «первокирпичик» города и
отсюда протянуть ниточку его непрерывного развития, но для того, что-
бы выявить реальную грань, отделяющую город от того, что городом еще
не было27.
Свежо и убедительно прозвучало исследование П. А. Феврие о горо-
дах Прованса28. Опираясь на обширный археологический материал,
автор приходит к твердому выводу о полном упадке городской жизни
между VI и XI столетиями в этом регионе, который в античности отличал-
ся высокой интенсивностью городского развития, и о качественной новиз-
не «периода возникновения средневековых городов» в XI—XII вв. Он
показывает это и на материале топографии городов29.
Ф. Веркаутерен, не скрывая своего неприятия континуитивизма,
вместе с тем стремится проследить все те элементы городской жизни,
какие можно обнаружить в civitates первых столетий раннего средневе-
25 G. Fourquin. Histoire economique de 1’Occident medieval. Paris, 1969.
26 F. Lot. L’histoire urbaine du Nord de la France.— «Journal des savants», 1935; idem.
Recherches sur la population et les superficies des cites remontant a la periode gallo-
romaine, t. 1—3. Paris. 1945—1952; idem. La Gaule. Paris, 1947; F. Ganshof. Etudes
sur le devcloppement des villes entre Loire et Rhin au Moyen Age. Paris — Bruxel-
les, 1943; F. Vcrcauteren. La vie urbaine entre Meuse et Loire du VI-е au IX-c siec-
le.—«La citta nell’alto medioevo». Spoleto. 1959; idem. De la cite antique a la commu-
ne medievale.— «Academic royale de Belgique. Bulletin de la Classe de lettres», t. 48,
1962; С. B. Troedsson. Op. cit.
27 См. M. E. Карпачева. Проблема возникновения средневекового города во фран-
цузской историографии (преимущественно по материалам городов Южной Фран-
ции).— «Историографический сборник», вып. 1(4). Изд-во Саратовского университе-
та, 1973, стр. 165, 167; она же. Догородские очаги и начало градообразовательного
процесса в Каркассонском районе в средние века.— «Средневековый город», вып. 2.
Саратов, 1974.
28 Р. A. Fevrier. Le developpement urbain en Provence de I’epoque romaine a la fin du
XIV-е siecle. (Archeologie et histoire urbaine). Paris, 1964.
28 Ibid., p. 90—92, 102—103, 107, 207, 211—213.
Средневековый город в зарубежной историографии
79
ковья. Но в то время как Э. Эннен, обращаясь к аналогичному материа-
лу, видит лишь сохранность старого, постоянство и непрерывность город-
ского развития от античности к средневековью 30, Веркаутерен приходит
к выводу, что это лишь угасающие угли прежнего очага торгово-ремес-
ленной деятельности, мнимо городская жизнь31.
Очень интересны в этом отношении наблюдения Шарля Игунэ. Тща-
тельное исследование истории Бордо позволило ему показать, как еще
в VI и VII столетиях города пытаются сопротивляться одолевающим их
силам экономического упадка и как последние отзвуки городской жизни
глохнут в них,— причем еще до начала вторжений арабов с юга и нор-
маннов с севера32.
Американский историк Роберт Рейнольдс (в известной мере продол-
жая линию Кларка и Чейни) 33 также подчеркивает, что в V—VII вв. го-
рода Британии, Галлии, придунайскпх областей съежились до карлико-
вых размеров от 8 до 80 акров (т. е. приблизительно от 3 до 30 га) и за-
хирели. Некоторые в дальнейшем крупные города средневековья на
протяжении четырех, пяти, шести столетий были пусты или почти совсем
пусты34. В раннее средневековье стены римской Colonia Agrippina окру-
жали фактически только франкского епископа и его дворню35. Впрочем,
из этого правила Рейнольдс считает возможным сделать исключение для
городов Италии и Южной Франции, где, как ему кажется, города, хоть
и пришли в упадок и запустели, но все-таки выжили36. Скажем от себя,
что во всяком случае в отношении южнофранцузских городов неопро-
вержимые факты не позволяют согласиться с этой оговоркой.
Примечательно, что наиболее серьезным исследователям этого на-
правления порой удается преодолеть присущий буржуазному мышлению
юридизм. Так, Ф. Веркаутерен не только устанавливает отсутствие ка-
ких-либо следов римской муниципальной организации в Северной Галии
в Каролингскую эпоху, не только отмечает ее исчезновение с V, а неред-
ко и с IV в. Он выясняет, что там, где в документах VI и VII вв. еще
встречается упоминание курии,— это почти всегда только пустая форму-
ла, оставшаяся от прошлого и зачастую даже непонятная современникам.
Любопытно, что в ряде civitates той эпохи титул трибуна носил графский
чиновник, выполнявший чисто полицейские функции37. Добавим от себя
не менее любопытный факт из истории провансальского Юга: в XI—
XII вв. в латинских текстах документов нередко тулузский граф (иногда
другие графы) именовался консулом, а виконты — проконсулами38.
В целом историки этого направления единодушны в понимании сред-
невекового городского развития XI—XIII вв. как совершенно нового
исторического явления, которое не может быть выведено из античного
урбанизма. Очень четко эта идея выражена у К- Тредссона: XI—XIII ве-
ка явились со времен Римской империи первым и совершенно новым пе-
риодом городского развития39. Ее несомненно разделяет один из наибо-
30 Е. Ennen. Die Entwicklung des Stadtewesens.... S. 419, 433.
31 F. Vereautcren. La vie urbaine..., p. 458—463, 483.
32 Ch. Higounct. Bordeaux pendant 1c haut Moyen Age. Bordeaux, 1963, p. 225—229.
232, 289.
33 Al. V. Klarke. The medieval city state. Cambridge—New York, 1966 (1st ed.—Oxford,
1926); E. Cheyney. The dawn of the new era, 1250—1453. New York. 1936.
34 R. L. Reynolds. Europe emerges. Milwaukee a. London, 1967, p. 248. 257.
35 Ibid., p. 256.
31i Ibid., p. 250, 255.
37 F. Vercauteren. La vie urbaine..., p. 462, 463, 483.
3S С. M. Стам. Экономическое и социальное развитие раннего города (Тулуза XI—
XIII вв.). Изд-во Саратовского университета, 1969, стр. 297—298, прим. 3.
39 С. В. Troedsson. Op. cit., р. 57, 68, passim.
1
яо
С. М. Стам
лее серьезных американских историков Уоллес Фергюсон ‘°. Причем, в
отличие от многих, Фергюсон для более глубокого осмысления социаль-
ной истории средневекового города пытается ввести в свой научный оби-
ход понятие класса и стремится проследить классовую обусловленность
общественных явлений40 41.
И хотя терминология еще весьма расплывчата и старый юридизм не-
редко дает себя чувствовать, у этих авторов все определеннее пробивает
себе дорогу представление об органической связи между правом и объ-
ективными потребностями данного этапа городского развития. Так,
Э. Чейни, подчеркивая преобладание общего над особенным в развитии
права и учреждений средневековых городов, ищет объяснения этого яв-
ления отчасти в заимствованиях, отчасти в общей подоснове римского
права, но более всего в том, что эти новые формы отвечали потребностям
городов, потребностям времени («for the most part it was a response to
the needs of the situation») 42. z
Но чем же следует объяснить бурный рост городов в Европе начиная
с XI в., столь резко изменивший и структуру и динамику средневекового
общества? Напрасно стали бы мы искать у интересующих нас авторов
стройный ответ на этот вопрос. В большинстве случаев источник город-
ского развития усматривают в развитии торговли, причем прежде всего
дальней, заморской торговли,— так было в 30-е годы у Пиренна и у
Чейни, так в значительной мере остается и теперь — у Тредссона
и у Фергюсона43. При этом обычно даже не ставится вопрос, что'же по-
служило первопричиной подобного развития.
Правда, Фергюсон уже как будто осознает неудовлетворительность
такого объяснения. Вопреки собственным общим рассуждениям, он за-
мечает, что «общественные отношения, определявшие экономическую
политику городов, больше соответствовали реальностям локальной тор-
говли и промышленности, чем потребностям купцов, занимавшихся
дальней торговлей»44 45. Меткое замечание. Для Пиренна такой вывод был
бы, вероятно, просто невозможен.
Несомненно, главный изъян всех буржуазных концепций происхож-
дения средневекового города состоит в том, что проблема эта, как прави-
ло, решается вне коренной и важнейшей исторической связи—связи с
развитием феодальной деревни, с усилением противоречий феодального
строя. Пожалуй, только в последние 10—15 лет можно наблюдать неко-
торые робкие шаги к преодолению этой ограниченности.
Прежде всего ответа стали искать в области демографии. И К- Тредс-
сон и Л. Женико выдвигают на первый план значительный рост населе-
ния в начальный период бурного городского роста и пытаются установить
более тесную связь между этим ростом и процессом внутренней колони-
зации4’, хотя причины такого «демографического взлета» объяснения не
получают.
В новом издании «Кембриджской экономической истории» сделана
попытка объяснить увеличение численности населения в X—XI вв. повы-
шением продуктивности земледелия и расширением посевных площа-
40 W. Ferguson. Europe in transition. 1300—1520. Boston, 1962, p. 48.
41 Ibid., p. 13 etc.
42 E. Cheyney. Op. cit., p. 332 —333.
43 W. Ferguson. Op cit., p. 3, 8—9
44 Ibid., p. 13—14.
45 С B. Troedsson. Op. cit., p. 119—121; L. Cenicot. On the Evidence of Growth of Po-
pulation in the West from the Xlth to the XIVth Century.—«Change in Medieval So-
ciety. Europe North of the Alps 1050—1500», ed. bv S. Thrupp. London, 1964, p. 27,
n. 52.
Средневековый город в зарубежной историографии
81
дей4’, хотя те противоречия, которые должны были возникнуть на этой
почве в условиях феодальной вотчины, остаются и здесь нераскрытыми.
Несколько ближе к существу процессов, протекавших в феодальной
вотчине в X—XI вв., подошел в своей известной работе по аграрной исто-
рии средневековой Европы Ж- Дюби17. Л. Женико в статье, посвященной
демографии, прямо пишет, что в этот период дробление крестьянских на-
делов стало знамением времени* 47 48.
У Фергюсона, при общем преобладании версии торгового происхож-
дения городов, можно заметить приближение к идее общественного раз-
деления труда в связи с концентрацией ремесла в городах. Но сама эта
концентрация рисуется как плавный процесс постепенного переселения
ремесленников в города ввиду открывавшихся там для них благоприят-
ных возможностей"9. Нужно ли доказывать, что при таком понимании
невозможно объяснить, каким образом между XI и XIII вв. территория
Гента выросла в 10 раз, а численность населения некоторых городов
Средней Италии — в 6 раз и больше. Нельзя не согласиться с Женико:
очевидно, население Фландрии илп Тосканы не могло за два с полови-
ной столетия возрасти в той же пропорции50. Эволюционизм остается
неустранимым пороком буржуазного исторического мышления даже у
лучших представителей последнего
Этот плоский эволюционизм, превращающий историю человечества в
нечто само собою совершающееся и предельно обыденное, всего полнее
торжествует в сочинениях так называемых технологистов. Автор вышед-
шей в 1963 г. книги «Средневековая техника и социальные изменения»
Линн Уайт-Младший разрешает сложный вопрос о возникновении сред-
невекового города с завидной легкостью: «Возрастание доходности тру-
' да североевропейского крестьянина (с начала IX в.) подняло его жизнен-
ный уровень и, соответственно, его способность покупать промышленные
товары. Это обеспечило появление излишков продуктов питания, что на-
чиная с X в. создало возможность для быстрого процесса урбаниза-
ции» 51.
Там, где в соответствии с методологическими принципами объективиз-
ма экономика подменяется техникой, а «хозяйственное развитие» рас-
сматривается независимо от антагонистических отношений данной
общественной формации, там все оказывается очень просто — и очень
далеко от исторической действительности.
Что касается проблемы возникновения средневекового города, то, на
наш взгляд, к решению ее ближе других подошел Шарль Игунэ. Для
него несомненна органическая связь возникновения города с процессом
внутренней колонизации, а эта последняя рисуется им (в отличие от
большинства западных авторов) не как деяние церкви и вообще сеньо-
ров, а прежде всего как спонтанный процесс, как дело рук самого
крестьянства, зачастую основывавшего новые селения (villes neuves)
путем фактического захвата и самовольного освоения лесов и пустошей.
Те же новоселы-крестьяне с разных сторон стекались к возникавшим
городам и.
4« «Cambridge Economic History of Europe», vol. 2. Cambridge, 1952, p. 159—16(1
47 G. Duby. L'economie rurale et la vie des campagnes dans 1’Occident medieval (Fran-
ce, Angleterre, Empire, IX—XV siecles), t. 1. Paris, 1962, p. 214, 217 219.
48 L. Genicot. Op. cit., p 20—21
48 W. Ferguson. Op. cit., p. 49.
50 L. Genicot. Op. cit., p. 18.
»t L White-Jr. Medieval Technology and Social Change. Oxford, 1963, p. 7Й.
51 Ch. Higounet. Op cit., p. 240—246, 264; idem. Inoccupation du sol du pays entre Tarn
et Garonne au Moyen Age.— «Annales du Midi», 1963, p. 317.
5 Средние века, в. 38
82
С. М. Стам
Есть еще один примечательный момент, который заслуживает внима-
ния. В помещенной ниже статье А. Д. Люблинской высказана мысль, что
коммунальное движение сыграло в истории феодального общества зре-
лой поры исключительно большую роль, имело гораздо большее значе-
ние, чем принято ему придавать53. Эта мысль представляется и весьма
плодотворной и очень своевременной.
Давно уже в буржуазной историографии средневекового города ком
мунальное движение если не отвергается или не игнорируется открыто,
то во всяком случае почти не затрагивается, как нечто малосуществен-
ное. В работе К. Тредссона чувствуются новые веяния Он не только
признает закономерность освободительной борьбы горожан в XI—
XIII вв., но более того, считает, что «среди всех огромных сдвигов и со-
бытий этих бурных и революционных столетий не было ни одного, кото-
рое имело бы такое же важное значение для последующего развития
европейской культуры»54. Что же можно сказать? Tempora mutantur.
Resume de 1’article de S. M. Stam
«Certaines tendances dans (’historiographic bourgeoise contemporaine
de la ville medievale».
Les problemes de 1’urbanisme medieval, et en particulier celui de 1'origi-
ne de la ville medievale, restent de nos jours I’arene d’une apre lutte
ideologique. La principale manifestation du dopschianisme de notre temps
est le continuitivisme, en particulier dans 1’histoire de la ville medievale.
A la difference de A. Dopsch, les continuitivistes contemporains (E. Ennen
par exemple) n’insistent pas sur la «continuite germanique», mais s’effor-
cent de representer le Midi antique et le Nord germanique comme une ligne
unique de developpement ininterrompu de la ville, de I'a «filiation de Г urba-
nisme» (voir egalement les travaux de J. Mundy et P Riesenberg, de
G. Fourquin). Mais cette doctrine ne s’accorde pas avec les faits.
Le vieux juridisme reste le trait typique du continuitivisme. L’historien
arrive inevitablement a rechercher les sources du processus de formation
des villes dans les fonctions de culte et de defense, dans la filiation du
droit etc, et de la a 1’idee de la succession immediate. Cette tendance plura-
liste se manifesta de fa^on particulierement saillante dans les derniers
travaux de Ennen, oil elle invite carrement a renoncer a la notion de ville
comme un tout unique.
Mais, dans la science bourgeoise contemporaine, il у a aussi d’autres
tendances refletant le desir de comprendre la ville medievale comme un
phenomene constituant un tout economique et un phenomene nouveau, au
tant par rapport a I’urbanisme antique que par rapport au bant moyen —
age. C’est ce qu’on peut egalement voir dans les derniers travaux de F. Lot
et de F. Ganshof, comme dans ceux de F Verkauteren et С. B. Troedsson
Son etude remarquablement bien fondee sur les villes medievales tie Pro-
vence amene P. A. Fevrier a conclure categoriquement a la complete deca
dence de la vie urbaine entre les Vie et Xie siecles, dans cette region d’tir-
banisme intense dans 1’antiquite et a la nouveaute qualitative de la «perio
de de 1’apparition des villes medievales», aux Xie—XIIc sieclcs. Cette idee
se trouve tres nettemcnt exprimee (en ce qui concerne 1’Europe septentrio-
nale) chez Troedsson, elle est egalement partagee par des historiens amen
cains tels W. Ferguson et R. Reynolds. En analysant les elements de vie
urbaine qu’il est possible de decouvrir dans les civitates des premiers siec-
53 См. ниже, стр. 116—il28.
54 С. В. Troedsson. Op. cit., p. 71.
Средневековый город в зарубежной историографии
83
les du haut moyen-age, F. Verkauteren et Ch. Higounet montrent que ce
n’etaient que les restes en voie d’extinction de I’urbanisme anterieur et que
ce «semblant de vie urbaine» s’eteindrait avant meme le debut des invasions
arabes et normandes.
Le principal defaut des conceptions bourgeoises de 1’origine de la ville
medievale reside dans 1’examen de ce probleme sans lien avec revolution
du village feodal, avec les contradictions du regime seigneurial. C’est sen
lement an cours des dernieres annees que G. Duby, L. Genicot et certains
autres auteurs ont prete attention au rapide morcellement des tenures
paysannes au Xie siecle. Ch. Higounet etablit le lien organique de 1’appari-
tion de la ville avec le processus de colonisation interieure, et cette dernie-
re se revele avant tout (a la difference de la plupart des auteurs occiden-
taux) comme 1’oeuvre de la paysannerie elle-meme. L’attention considerable
portee par Troedsson au mouvement communal, longtemps ignore dans
I’historiographie occidentale, est egalement digne de remarque.
СТАТЬИ
С. Д. С К А 3 К И Н , В. В. САМАРКИН
ДОЛЬЧИНО И БИБЛИЯ
(к вопросу о толковании «Священного писания» как способе револю-
ционной пропаганды в средневековье)
О том, что философские, политические и иные взгляды в средневе-
ковье неизбежно принимали религиозную форму, впервые убедительно
сказал Ф. Энгельс * *. Позже В. И. Ленин неоднократно обращался к этой
мысли, формулируя ее следующим образом: «...выступление политическо-
го протеста под религиозной оболочкой есть явление, свойственное всем
народам, на известной стадии их развития»2. Бунтари средневековья,
выступая против ненавистных порядков, облекали свои призывы и требо-
вания в форму библейских пророчеств и заветов. Но за редкими исклю-
чениями (например, темы проповедей Джона Болла) мы ничего или поч-
ти ничего не знаем о том, с помощью каких приемов, адресуясь к каким
текстам «Священного писания» вожди мятежников обращались к своим
единомышленникам, ко всему народу. Для XIV в. таким счастливым
исключением является творчество руководителя секты апостоликов и
вождя крестьянского восстания в Северо-Западной Италии фра Дольчи-
но. Взгляды Дольчино, сравнительно подробно зафиксированные его
современниками — инквизиторами и хронистами — дают возможность на-
метить (пока в предварительной форме) некоторые направления поста-
новки интереснейшей проблемы о конкретных формах революционной
пропаганды той эпохи.
Источники по движению Дольчино известны давно, и круг их расши-
ряется крайне медленно. Это трактат об апостоликах главы Тулузской
инквизиции Бернардо Гви, «История ересиарха фра Дольчино», написан-
ная анонимным пьемонтцем, протоколы судебных процессов Болонской
инквизиции и некоторые свидетельства современников, главным обра-
зом—комментаторов Данте; все они были заново опубликованы Арналь-
до Сегарицци вначале нашего столетия в IX томе нового издания-Л. Му
ратори3. Как и в подавляющем большинстве подобных случаев, здесь
мы имеем дело с произведениями, вышедшими из-под пера идейных про-
тивников еретиков — средневековых хронистов. Инквизиторы и. другие
современники Дольчино не просто чернили деятельность еретика, но и
довольно подробно пересказывали его взгляды, а в отдельных случаях
даже приводили его аргументацию, указывая те места из Библии, на ко-
торые ссылался Дольчино. Благодаря этому обстоятельству мы и имеем
возможность поставить в общих чертах проблему методов истолкования
«Священного писания» в целях революционной пропаганды, и в первую
1 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 361.
г В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 4, стр. 228.
• «Rerum Italicarum Scriptores», Nuova Ed., tomo IX, parte V. Citta di Castello, 1907
(далее — RIS), fasc. 51, 56. На русском языке часть их переведена в кн.: В. В. Са-
маркин. Восстание Дольчино. М., 1971.
Дочьчино и Библия
8&
очередь два основных вопроса — способы толкования Дольчино Апока-
липсиса и приемы его пророчеств.
С самого начала оговорим, что Дольчино, этот, по некоторым данным,
незаконнорожденный сын священника, получивший образование в шко-
ле магистра грамматики Сиона, был не просто грамотным, по и довольно
ученым для своего времени человеком. Еще в школе он зарекомендовал
себя «юношей острого и пытливого ума и в краткий срок сумел стать
лучшим учеником» Присоединившись к апостоликам, а позже став их
руководителем, он постепенно превратился в одного из самобытнейших
теоретиков своего богатого оригинальными мыслителями времени. Блес-
тящий знаток Библии, этого идейного фундамента духовной жизни
XIII—XIV вв., он не просто перелагал ее.применительно к обстоятельст-
вам, но создал собственное ее толкование, самостоятельную теорию, на-
столько убедительную, что не случайно ни один из ортодоксальных ее
критиков, инквизиторов и просто католиков, не дал ни одного теоретиче-
ского опровержения его аргументов, ограничившись лишь констатацией
их отличий от догмы католичества. И, что уже совсем необычно для
предводителей мятежного крестьянства, его взгляды были письменно
зафиксированы в виде отдельной работы* 5. Все эти факты подтверждают
мысль о том, что Дольчино получил неплохое образование с точки зре-
ния тогдашней учености и, несомненно, достаточно был знаком с метода-
ми и приемами современного ему богословия.
Средневековая философия и богословие в целом носили экзегетиче-
ский, или истолковательный, характер. Расшифровка, толкование Библии
или трудов отцов церкви являлись главным методом исследования, дис-
куссии и науки вообще. Существовало четыре главных способа истолко-
вания «Священного писания»: буквальный, аллегорический, моральный
(тропологический) и символический (анагегический). Каждый из них
имел подробно разработанную методику применения, однако, несмотря
на это, они допускали довольно большую свободу толкования; именно на
этой возможности различного понимания текста Библии и зиждилась
средневековая ересиология.
Очевидно, что эти способы обращения к «Священному писанию» яв-
лялись естественными и для большинства еретиков, в том числе и для
Дольчино, воспитанного, как мы видели, в духе того времени. Главным
методом его пропаганды были предсказания и пророчества, основанные
на толковании Библии. «Он,—по словам главного его оппонента
Б. Гви,— послан пророчествовать и объяснять писания Нового и Ветхого
завета»6. Б. Гви и другие его современники высказывают глубочайшее
свое возмущение самими этими пророчествами, их содержанием, но ни-
сколько не осуждают методы, очевидно, привычные и распространенные,
с помощью которых Дольчино приходит к своим «кощунственным» выво-
дам. Это умолчание со стороны столь ревностного догматика, каким яв-
лялся ученый теолог и одновременно инквизитор Гви, чрезвычайно пока-
зательно. Однако главным доказательством «обычного» характера
изысканий Дольчино является сама его теория, приемы и методы кото-
рой характерны для современной ему ересиологии и даже для ряда уче-
ний, некоторое время уживавшихся с официальной католической догмой
(Иоахим Флорский, спиритуалы).
Теперь обратимся непосредственно к тому, как Дольчино понимал п
комментировал текст «Священного писания» и в первую очередь — Апо-
калипсис.
* RIS, fasc. 51, р IX.
5 К сожалению, эта работа до нас не дошла.
6 RIS, fasc. 51, р. 24.
86
С. Д. Сказкин, В. В. Самаркин
Содержание Апокалипсиса (Откровения Иоанна) можно условно
разделить на несколько разделов—по классификации советского иссле-
дователя этого вопроса Н. В. Румянцева,— на семь частей 7 *.
Согласно этой классификации, первая часть Апокалипсиса представ-
ляет собой обращение бога к семи ангелам, олицетворяющим семь раз-
личных церквей, и видение Книги судеб, запечатанной семью печатями;
далее происходит снятие этих печатей, сопровождающееся различными
стихийными бедствиями, т. е. «гневом божиим». Второй раздел Открове-
ния — видение семи ангелов с трубами. После того, как протрубил один
из них, «град и огонь, смешанные с кровью», пали на землю, от трубного
звука других горы рушились в море, с неба падали звезды, а на земле
плодилась саранча и людей поражали разные болезни. Последний, седь-
мой ангел появился с раскрытою книгой, которую он вручил Иоанну с
наказом идти и пророчествовать (совместно с другим «божьим свидете-
лем») в течение 1260 дней (т. е. 42 месяцев, или трех с половиной лет).
И пошли они, преследуемые и гонимые, но отмеченные печатью «благо-
дати божией», обращая грешников в истинную веру. Согласно Открове-
нию, они по истечении указанного срока должны быть убиты и оставать-
ся в течение трех с половиной дней непогребенными, затем же они восста-
нут из мертвых и будут взяты на небо. На земле же наступит царство
Антихриста.
Описание царства Антихриста — третий из разделов Апокалипсиса.
В четвертом разделе — семь видений пришествия Мессии. В пятом —
описание нового «гнева божия», обрушившегося на тех, кто поклоняется
страшному зверю. Шестой раздел Откровения посвящен гибели «вели-
кой блудницы» Вавилона, города, царствовавшего над земными царями,
«матери мерзостям земным». Последняя, седьмая часть Апокалипсиса —
описание конца света, Страшный суд, установление 1000-летнего царства
божия на земле.
Таково вкратце содержание этого необычного документа, в течение
многих столетий служившего теоретическим обоснованием десятков ере-
сей. Как же толковал Откровение Иоанна фра Дольчино, как понимал
он описанный в Апокалипсисе переход к царству добра и справедли-
вости?
Вначале — о буквальном понимании Дольчино этого текста. В первых
двух своих письмах (1300 и 1303 гг.) он исходит из того, что современ-
ный ему мир переживает этап, предшествующий приходу Антихриста
(этот этап соответствует второму разделу Апокалипсиса). Близок мо-
мент, когда, по его предсказанию, имперский трон перейдет к Фридриху
Арагонскому: и это—последний император; после его правления насту-
пит царство Антихриста. Воцарения же Фридриха следует ожидать в
один из трех ближайших лет. Во втором письме вождь апостоликов
утверждает, что отсчет этих трех лет уже начался—со времени гибели
папы Бонифация VIII (т. е. с октября 1303 г.); осталось всего два года
(1304 и 1305), в течение которых будет продолжена и завершена работа
по уничтожению католической церкви; в 1305 г. Фридрих Арагонский
станет императором. В предполагаемом третьем письме (1305 г.) Доль-
чпно утверждает, что правление Фридриха продлится три с половиной
года, после чего наступит царство Антихриста; с приходом Антихриста
апостолики будут взяты на небо, а после его свержения вновь сойдут
на землю и начнут проповедовать истинную веру.
Таким образом, планы апостоликов почти точно повторяют сюжеты
7 И. В. Румянцев. Апокалипсис -- Откровение Иоанна, его происхождение н классовая
роль М., 1934.
Дольчино и Библия
87
Апокалипсиса. Правда, как мы видим, в разных местах по-разному гово-
рится о сроках конца этого мира, однако общая картина, копирующая
Апокалипсис, сохраняется.
О том, что Дольчино буквально понимал Апокалипсис, считая, на-
пример, себя проповедником, «сеющим слово божие», говорят и другие
данные. Так, анонимный флорентийский комментатор «Божественной
Комедии» сообщает, что доставленный в Верчелли Дольчино «упорст-
вовал в признании своих пагубных ошибок; он заявлял, что если и ум-
рет, то на третий день воскреснет» 8. Подруга его Маргарита тоже ни-
как не могла поверить в возможность его смерти: «она все ждала, что
он на третий день воскреснет» в. Не вызывает никакого сомнения, что
эти представления были вызваны прямым воздействием Откровения
Иоанна.
Помимо буквального толкования текста Библии, Дольчино в своем
творчестве использовал и другие методы трактовки содержания «Свя-
щенного писания» — аллегорический, моральный и символический.
Правда, из-за недостатка источников мы не можем конкретно устано-
вить, как им использовался каждый из этих методов, однако сам факт
обращения к ним несомненен. Об этом говорит хотя бы то внимание, ко-
торое ересиарх уделял символике цифр; более подробно об этом речь
пойдет ниже, здесь же мы сошлемся лишь на один пример — вышепри-
веденный срок в три с половиной года. Эта указанная в Апокалипсисе
дата имела в ересиологии особый смысл — именно с цифрой 1260, фигу-
рирующей в разных ракурсах (1260 дней—42 месяца—3,5 года; 42 поко-
ления по 30 лет—1260 лет), наиболее часто связывалась дата пришест-
вия Антихриста. Эту иоахимитскую символику, как мы видим, исполь-
зует и Дольчино
Особенно часто, как можно предполагать, использовались мятеж-
ным монахом аллегории, параллели, моральные сентенции и другие
приемы толкования содержания. Б. Гви постоянно отмечает своеобра-
зие и легкость в обращении Дольчино с текстом Библии; только на од-
ной странице своего трактата Гви четырежды говорит об этом: «Он пе-
реиначивал в соответствии со своим испорченным понятием писания
пророков Ветхого и Нового заветов»; «В подтверждение сказанного он
добавлял многое из Ветхого и Нового заветов, истолковывая и излагая
все по-своему, в ложном духе»; «И в подтверждение сказанного он мно-
гое прибавлял из писаний пророков как Ветхого, так и Нового заветов,
истолковывая их в соответствии со своим пониманием, отличным от ис-
тины и от обычных объяснений святых отцов и богословов»; «Для под-
тверждения этого он приводил пророчества и писания Ветхого и Нового
заветов, во многом понимая их по-своему, неверно» ‘°. Необходимо под-
черкнуть, что во всех этих случаях инквизитор отмечает именно те сто-
роны творчества Дольчино, которые кажутся ему наиболее сильными и
опасными — свободу и своеобразие толкования библейских текстов.
Правда, Б. Гви в этом месте не сообщает, о каких именно текстах
«Священного писания» идет речь, как они конкретно используются. Дру-
гие инвективы инквизитора дают больше возможностей для определе-
ния подхода ересиарха к библейским текстам. Так, одним из примеров
аллегорического толкования Дольчино Апокалипсиса (кстати, широко
используемого в еретической практике всех времен) является уподобление
римской католической церкви упоминаемой в Апокалипсисе вави- * 10
8 RIS, fasc. 51. р. X.
10 Цит. по: £. Muraiori. Rerum Italicarum Scriptores. Modena. 1726, vol. IX. p 453.
88
С. Д. Сказкин, В В. Са.маркин
лонской блуднице. Впрочем, легко можно привести многочисленные
примеры из Евангелий, Апокалипсиса и посланий апостолов, на кото-
рые могла опереться свободная от официальных догматических уз
мысль фанатика-обличителя.
Другой, не менее интересный и, может быть более показательный
пример толкования Дольчино Апокалипсиса — трактовка нм того мес-
та, где идет речь о семи ангелах и их церквах. В понимании Дольчино
ангел Эфесской церкви — это Бенедикт и его монашеский орден, ан-
гел Пергамской церкви — папа Сильвестр, а клир (священники)—его
церковь; ангел Сардинской церкви — Франциск и минориты; ангел
Лаодикийской церкви — Доминик со своим орденом; ангел Смирн-
ской церкви — Герардо Сегарелли, Фиатирской—сам Дольчино, а ан-
гелом Филадельфийской церкви будет новый, святой папа, который при-
дет им на смену. Последние три церкви и есть апостольская община,
которая при первом из своих руководителей «начинается и множится»,
при втором — «возвышается, обновляется и множится» и при третьем—
«распространится по всему миру и даст свои плоды». В этом перечне
церквей интересно одно обстоятельство: он не соответствует порядку,
данному в Апокалипсисе. Там действительно на первом месте стоит
Эфесская церковь, но дальше они идут в иной последовательности:
Смирнская, Пергамская, Фиатирская, Сардийская, Филадельфийская,
Лаодикийская.
В официальной символике католицизма одно из центральных мест
занимает символика цифр. Наиболее почитаема была цифра три, оли-
цетворявшая собой божественное начало, святую троицу, и — другие,
являвшиеся модуляцией этой цифры (например, девять). Ряд нечетных
чисел (1, 3, 7, 9) приобрел символическое значение, связанное с небес-
ным, духовным началом ". Напротив, большинство четных чисел начи
ная с двойки тяготело к земному, нередко имело низменное, не идеаль-
ное содержание (противопоставление добра и зла, плотского и духовно-
го). Неслучайно одна из наиболее теоретически разработанных средне
вековых ересей — катаризм — имела в своей основе именно двойствен-
ное, а не тройственное начало — противопоставление Добра и Зла, бога
и сатаны, Духа и Маммоны *2.
С этой точки зрения новый в сравнении с Апокалипсисом порядок
церквей выглядит очень символично. Перечисленные Дольчино церкви
имеют в Откровении следующую нумерацию: первые четыре, олицетво-
ряющие прошлое, католическую церковь—1, 3, 5 и 7; последние три, ри-
сующие исправленную, истинную церковь апостоликов —2, 4, 6. Для то-
го, чтобы сохранить эту новую нумерацию, Дольчино идет на наруше-
ние фактической хронологии, меняя местами Бенедикта с Сильвестром.
Такой отходит от официальной символики, отдавая предпочтение четному
ряду чисел. Трудно решить, что послужило причиной именно такого пе-
речисления ангелов Апокалипсиса,— сказалось ли здесь влияние ката-
ризма (что в общем-то сомнительно, так как в теории апостоликов не
прослеживаются даже следы дуализма катаров), или это просто про-
тест против официальной догмы — несомненно только, что эта новая
11 Вот несколько примеров, взятых из книги советского исследователя Библии: Хри
стос трижды является в Галилее, столько же раз в Иудее, в каждом из этих мест
трижды творит чудеса, трижды называет Иуду предателем, предсказывает, что Петр
трижды от него отречется и т. д. От семи недугов излечивает он Марию Магдалину;
а в Ветхом завете — каждые семь лет завещает Моисей собирать народ для чте
ния Торы, семь раз чихнул ребенок, которого воскресил пророк Елисей, о «семиде-
сяти седьмннах» бедствий, ниспосланных богом, пророчествует Даниил н т. п.
(Н. А. Решетников. Библия н современность. М., 1968, стр. 84)
12 R. Morghen. Medioevo Cristiano Bari, 1963, p. 241.
Дольчино и Библия
89-
последовательность церквей имела глубокий символический смысл.
Особенно очевидным он становится, когда мы обращаемся к тексту
Апокалипсиса. В нем приводятся своеобразные характеристики каждой
из упомянутых выше церквей. Возьмем сначала предшественников апо-
столиков, «отрицательный», с точки зрения Дольчино, ряд церквей и.
святых, переставших быть таковыми. Вот как характеризуется Эфес-
ская церковь (св. Бенедикт и монашество) по Апокалипсису. Тот, кото-
рый есть «Альфа и Омега, Первый и Последний» (1, 10), обращается к
ангелу Эфесскому: «Знаю дела твои» (II, 2); «Ты много переносил... и
для имени моего трудился» (II, 3); «Но имею против тебя то, что ты
оставил первую любовь твою» (II, 4); «Итак вспомни, откуда ты нис-
пал, и покайся» (II, 5). Еще больше обличений содержит Апокалипсис
в адрес Пергамской церкви (папы Сильвестра и клириков): «Знаю твои
дела, и что ты живешь там, где престол сатаны» (II, 13); «Но имею не-
много против тебя: потому что есть у тебя там держащиеся учения Ва-
лаама» (II, И); «Есть держащиеся учения Николаитов, которое я нена-
вижу» (II, 15); «Покайся; а если не так, скоро приду к тебе и сражусь
с ними мечом уст моих» (II, 16). Какое богатейшее поле для самых
фантастических толкований событий реальной действительности, какие
безграничные возможности для обличения ее пороков! Один только
«престол сатаны» может пониматься по меньшей мере в нескольких
различных смыслах. Но в то же время приведенные выше строки не
содержат в себе полного отрицания Пергамской (читай — христиан-
ской) церкви. Более того, ниже в этой главе следует текст, который да-
вал Дольчино и апостоликам возможность понимать его как предска-
зание будущего их появления: «Имеющий ухо (слышать) да слышит...
побеждающему дам... белый камень, и на камне написанное новое имя,
которого никто не знает...» (II, 17). Одним словом, свобода и произвол
в истолковании текста Священного писания давали в руки еретика, вла-
девшего Библией, сильнейшее средство борьбы с самой церковью.
Св Франциск и братья-минориты олицетворяются у Дольчино анге-
лом Сардийской церкви и самой этой церковью. Обращение к ней, ве-
роятно, звучало в устах Дольчино с чрезвычайной выразительностью и-
поражало его слушателей верностью и точностью предсказаний. «И ан-
гелу Сардийской церкви напиши: так говорит имеющий семь духов бо-
жиих и семь звезд: знаю твои дела; ты носишь имя, будто жив, но ты
мертв» (III, 1). Поскольку уже со второй половины XIII в. в адрес ор-
дена францисканцев, даже со стороны его собственных членов, разда-
вались упреки в том, что орден забыл обет бедности, завещанный его
основателем, эти слова, как говорится, попадали не в бровь, а в глаз.
Действительно, по мнению спиритуалов — левого, наиболее радикаль-
ного крыла ордена, истинная суть учения Франциска была выхоло-
щена новыми установлениями, принятыми после его смерти, хотя види-
мость верности учению Франциска при этом и сохранилась. Но еще бо-
лее грозными были дальнейшие предсказания Апокалипсиса. «Бодрст-
вуй... ибо я не нахожу, чтобы дела твои были совершенны перед богом
моим. Вспомни, что ты... слышал... и покайся. Если же не будешь бодр-
ствовать, то я найду на тебя, как тать, и ты не узнаешь, в который час
найду на тебя» (III, 23). Еще более удивительным для современников
Дольчино совпадением были следующие слова: «Впрочем, у тебя в Сар-
дисе есть несколько человек, которые не осквернили одежд своих и бу-
дут ходить со мною в белых одеждах, ибо оии достойны» (III, 4). Суще-
ствование крайне радикального крыла среди францисканцев в те вре-
мена было известно многим и не случайно Дольчино тоже называл сво-
их последователей спиритуалами.
90
С. Д. Сказкин, В. В. Самаркин
Но, пожалуй, ярче всего слова Апокалипсиса Дольчино применяет к
доминиканцам (Лаодикийская церковь). «Знаю твои дела; ты ни холо-
ден. ни горяч; о, если бы ты был холоден, или горяч! Но, как ты тепл, а
не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст моих» (III, 15, 16). Ка-
залось бы, обычная инвектива в адрес провинившихся церквей. Но как
сильно звучало в тех условиях следующее обвинение! «Ибо ты гово-
ришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды»; а не знаешь,
что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг» (III, 17). И далее идет
иносказание: «Советую тебе купить у меня золото, огнем очищенное,
чтобы тебе обогатиться, и белую одежду, чтобы одеться и чтобы не вид-
на была срамота наготы твоей, и глазною мазью помажь глаза твои,
чтобы видеть» (III, 18). Здесь каждое слово звучит порицанием и тяж-
ким обвинением в адрес доминиканцев, тех самых доминиканцев, кото-
рые, прикрываясь именем божием, отправили на костер Герардо Сега-
релли и десятки других апостоликов. И вот именем того же бога им го-
ворят, что они заблуждаются и неверно понимают слово божие. Не-
трудно себе представить, в каких ярких образах (даже не отходя от са-
мого текста Апокалипсиса) и в каких широких логических пределах
можно оперировать этой мыслью. Возможности толковать Библию «в
соответствии со своим пониманием», особенно—в моральном (тропо-
логическом) плане были у Дольчино практически неограниченными.
Не менее красноречивы и убедительны были также обращения Апо-
калипсиса к трем церквам, знаменовавшим собой, по Дольчино, новый
период истории — Смирнской, Фиатирской и Филадельфийской (их
предводители — Сегарелли, Дольчино и будущий «святой папа»), В об-
ращении к ангелу Смирнской церкви говорится: «Знаю твои дела, и
скорбь, и нищету (впрочем ты богат), и злословие от тех, которые гово-
рят о себе, что они иудеи, а они не таковы, но сборище сатанинское. Не
бойся ничего, что тебе надобно будет претерпеть. Вот, диавол будет
ввергать из среды вас в темницу... Будь верен до смерти, и дам тебе ве-
нец жизни» (II, 9, 10). Эти слова Апокалипсиса могли служить нагляд-
ной и яркой иллюстрацией к событиям жизни Герардо Сегарелли, по-
стоянно подвергавшегося гонениям, дважды брошенного в темницу и за-
служившего среди народа терновый венец мученика. Конечно, Дольчи-
но не мог пройти мимо этого сюжета.
В свой адрес Дольчино обращал следующие слова Откровения Ио-
анна, предназначенные Фиатирской церкви: «Знаю твои дела и любовь,
и служение, и веру, и терпение твое, и то, что последние дела твои боль-
ше первых. Но имею немного против тебя, потому что ты попускаешь
жене Иезавели, называющей себя пророчицею, учить и вводить в заб-
луждение рабов моих, любодействовать и есть идоложертвенное. Я дал
ей время покаяться в любодеянии ее, но она не покаялась. Вот, я повер-
гаю ее на одр и любодействующих с нею в великую скорбь, если не по-
каются в делах своих. И детей ее поражу смертью... и воздам каждому
из вас по делам вашим... Кто побеждает и соблюдает дела мои до кон-
ца, тому дам власть над язычниками, и будет пасти их жезлом желез-
ным; как сосуды глиняные, они сокрушатся» (И, 19—23, 26—27).
Выбор Дольчино именно этого места из Апокалипсиса, несомненно,
не был случайным. Этот отрывок, по сути дела, является прямым при-
зывом к борьбе с папством, облик которого недвусмысленно прогляды-
вает сквозь образ фальшивой пророчицы Иезавели. Пожалуй, ни в од-
ном из предыдущих обращений к церквам обличительная струя не была
столь сильна, как здесь, но главное все же не в этом. Основная черта
-обращения к Фиатирской церкви — в идее неизбежности падения в са-
мом ближайшем будущем мнимой святости, фальшивого идола католи-
Дольчино и Библия
91
цизма. Вместе с ним падут его последователи (дети) и покровители; то-
же, кто боролся против него, будут вознаграждены. Такова схема, точ-
нее программа конкретных действий, предрекаемая Апокалипсисом,
и понятно, что эта наиболее революционная часть его обращений была
отнесена к самой радикальной секте того времени. Именно к этому об-
ращению точнее всего можно приложить оценку Апокалипсиса Ф. Эн-
гельсом: там «есть ощущение того, что ведется борьба против всего ми-
ра и что эта борьба увенчается победой; есть радость борьбы и уверен-
ность в победе» 13 14. Показательно также то, что к этому месту Апокалип-
сиса (И, 27) позже обратился другой великий революционер средневе-
ковья Томас Мюнцер, формулируя свой призыв к свержению несправед-
ливого строя “. Впрочем, проблема теоретической близости, сходства
путей поисков, так сказать «духовного родства» вождей мятежного сред-
невекового крестьянства — особая тема, требующая специальной разра-
ботки. Вернемся к цитировавшемуся отрывку.
В обращении к Фиатирской церкви нетрудно заметить постепенное
нарастание действия. Оно проявляется и в мерах по отношению к Ие-
завели, т. е. церкви (сначала ей дана возможность покаяться, затем она
повергнута в «великую скорбь», наконец «дети» ее караются смертью),
и в характеристике поступков Фиатирского ангела, т. е. Дольчино («по-
следние дела твои больше первых»). Такое постепенное усиление, акти-
визация действия соответствовали революционному духу теории апос-
толиков и, несомненно, послужили одной из причин выбора Дольчино
Фиатирской церкви. В свою очередь бунтарский дух этого обращения
Апокалипсиса не мог не оказать влияния на саму теорию апостоликов.
Постепенное нарастание революционности этой секты, вызванное в пер-
вую очередь практикой вооруженной борьбы, получило свое теоретиче-
ское обоснование. Поэтому вряд ли можно согласиться с мнением совре-
менного итальянского исследователя движения апостоликов Е Дюпре-
Тезейдера, что переход еретиков к активным действиям был вызван по-
сторонними, случайными обстоятельствами, совершался вразрез с их
теорией и вопреки воле самого Дольчино 15.
И, наконец, последняя, Филадельфийская церковь (во главе с буду-
щим святым папой, которым, по некоторым данным, намеревался стать
сам Дольчино). В Апокалипсисе содержатся торжествующие слова в
адрес ангела Филадельфии: «Вот, я сделаю, что из сатанинского сбори-
ща, из тех, которые говорят о себе, что они иудеи, но не суть таковы, а
лгут,— вот, я сделаю то, что они придут и поклонятся пред ногами тво-
им и, и познают, что я возлюбил тебя... Се, гряду скоро... Побеждающе-
го сделаю столпом в храме бога моего... и напишу на нем имя бога мое-
го п имя града бога моего, нового Иерусалима, нисходящего с неба от
бога моего, и имя мое новое» (III, 9, И —12). Концовка этого обращения
должна была убедить Дольчино и его последователей в правильности
избранного ими пути. Вместе с тем этот текст, взятый на вооружение апо-
столпками, означал полный разрыв с официальным пониманием Биб-
лии: на протяжении многих столетии господствующая церковь стреми-
лась доказать, что новый Иерусалим (т. е. рай) невозможен на земле
(т. е. не «нисходит с неба»). Можно только догадываться, в каких об-
13 Д'. Маркс н Ф. Энгельс. Соч., т 22, стр 478
14 См. М. М. Смирин. Народная реформация Томаса Мюицера и Великая крестьянская
война. М., 1955. стр. 161
15 Е. Dilpre-Theseider. Fra Dolcino: storia e mito.— «Bolletino della Societa di Studi
Valdesi», vol. 77, 1958, p. 18, 24. См. также В. В. Самаркин. Современная итальянская
историография о восстании Дольчино.— ВИ, 1971, № 3.
92
С. Д. Сказкин. В. В. Самаркин
разах рисовалось это 1000-летнее царство добра и справедливости во
вдохновенных проповедях Дольчино и других апостоликов ,6.
Таково учение Дольчино о семи ангелах и их церквах, разработанное
в конце его первого послания (август 1300 г.). Другие приемы его про-
поведнической деятельности можно проследить по «теории четырех
пап», изложенной во втором его послании (декабрь 1303 г.).
За истекшее время произошли важные перемены: исчез с историче-
ской арены Бонифаций VIII, погибнув не от руки Фридриха Сицилий-
ского, как предсказывал Дольчино, а от пощечины Филиппа Ногаре.
Очевидно, этим объясняется уверенный тон начала второго послания
дошедшего до нас в изложении Б. Гви: «Всем, кому попадет это письмо,
он, Дольчино, посылает привет. Далее он сообщает, что ему известно о
последних событиях ”, а также и о тех, которые должны произойти
вскоре» *8.
Затем следует изложение учения о четырех папах. Интересно отме-
тить, что оно было разработано Дольчино до того, как он отправил вто-
рое послание, т. е., вероятно, еще до смерти Бонифация VIII10. «Он пи-
сал. что в наши дни, т. е. в тот год, когда было написано и послано
письмо, а именно в 1303 г., нм были предсказаны четыре папы — два
добрых, а именно первый и последний, а два дурных—второй и тре-
тий»20. Учитывая, чго «теория четырех пап» занимала большую часть
текста второго послания, нетрудно судить о том значении, которое имел
этот вопрос для Дольчино.
Первым из четырех пап Дольчино назвал абруццского отшельника
Пьетро де Мороне, нищенствующего подвижника на папском престоле,
принявшего имя Целестина V. Для того, чтобы лучше понять отноше-
ние Дольчино и апостоликов к этому «доброму» папе, остановимся на
обстоятельствах его понтификата.
Появление нищенствующего отшельника на папском престоле было
результатом ожесточенной борьбы между двумя могущественными рим-
скими фамилиями, Колонна и Орсини, которая вспыхнула после смерти
папы Николая IV, в апреле 1292 г. Орсини поддерживала Анжуйская
династия неаполитанских королей. Колонна—сицилийский король Петр
Арагонский, воцарившийся после знаменитой резни 1282 г. Борьба дли-
лась более двух лет и, казалось, грозила тянуться бесконечно. Распри
и беспорядки вызывали нарекания со стороны самых разнообразных
кругов и особенно со стороны монашеских орденов, снова желавших ви
деть на престоле своего избранника (покойный Николай IV был фран-
цисканцем). В это самое время Пьетро де Мороне, «человек низкого и
простого происхождения», но уже приобретший подвижнической жиз-
нью славу чудотворца, возвысил свой голос из скита в Абруццах. Он
провозгласил, что господь нашлет на людей тяжелую кару, если паства * * * 17 18
” Подробнее об этом см. С. Д. Сказкин. Первое послание Дольчнно.— «Из истории
социально-политических идей. К семидесятипятилетию академика В. П. Волгина».
М„ 1955
17 Несомненно, здесь имеется в виду смерть Бонифация VIII, последовавшая 11 ок-
тября 1303 г.
18 RIS, fasc. 51, р. 22.
” Детальное подтверждение этого тезиса требует специальных (в том числе источни-
коведческих) изысканий, поэтому здесь приведем лишь два соображения общего ха-
рактера. Во-первых, не вызывает никакого сомнения, что столь подробно разра-
ботанная теория, с многочисленными ссылками на «Священное писание», не могла
возникнуть сразу, в момент написания письма Во-вторых, текст послания не назы
вает имени наследника Бонифация VIII, хотя к декабрю 1303 г. он был уже изве-
стен. Очевидно, «теория четырех пап» создавалась постепенно, задолго до написа-
ния письма, и уже в готовом виде вошла в его состав.
20 RIS, fasc. 51, р. 22
Дольчино и Библия
93
и далее будет оставаться без пастыря. Результат был неожиданным для
многих и в первую очередь для самого «пророка»: борющиеся партии
пришли к временному компромиссу и возвели на папский престол ней-
тральную фигуру — Пьетро де Мороне. Бедный отшельник, за свою не-
причастность к делам мира сего почитаемый как святой, оказался в
центре разнообразнейших интриг, сложнейших взаимоотношений, «в
вертепе сборища сатанинского», по образному выражению того време-
ни. Естественно, что он так же скоро сошел со сцены, как и появился на
ней. Несмотря на усилия своих приверженцев-скитников из Лбруцц и
старания фанатически настроенных почитателей, он отрекся от сана,
заявив в булле, что неспособен оставаться у кормила власти вследствие
преклонного возраста и незнакомства с делами. Его краткий понтифи-
кат, длившийся чуть больше пяти месяцев (а если считать не от момен-
та избрания, а со дня посвящения, то всего три с половиной месяца), не
ознаменовался никакими серьезными делами. Тем не менее народная
молва создала массу легенд вокруг его имени21. Естественно, что к этой
пользующейся широкой популярностью в народе личности и обратился
Дольчино.
В трактате Бернардо Гви, пересказывающем содержание писем
Дольчино, по этому поводу говорится следующее: «Он говорил, что пер-
вый папа — Целестин, который отказался от папства; к нему он отнес
пророчество Исайи, где говорится: «Бремя приморской пустыни» (Ис.,
XXI, 1) и где сказано «об оседлании осла» (Ис., XXI, 7), а также про-
рочество Авдия о брате Иакове и то место из Апокалипсиса, где в обра-
щении к ангелу Пергамской церкви сказано о рабе Антипе» 22. Рассмот-
рим эти места из Библии.
Пророчество Исайи (Ис., XXI, 1—7) в основном содержит предска-
зания тех бед, которые вскоре обрушатся на людей, пророчество Ав-
дия— предупреждения тем, кто нарушит заветы божии: «За притесне-
ние брата твоего, Иакова, покроет тебя стыд... Не следовало бы тебе
злорадно смотреть на день брата твоего, на день отчуждения его: не
следовало бы радоваться о сынах Иуды в день гибели их... Ибо близок
день господень на все народы: как ты поступал, так поступлено будет
и с тобою; воздаяние твое обратится на голову твою» (Авд., I, 10, 12,
15). В Апокалипсисе же говорится, что там, где «престол сатаны», «где
живет сатана,умерщвлен верный свидетель мой Антипа» (Апок., II, 13).
Все это — довольно традиционные угрозы и предсказания, в общем со-
ответствующие бесцветному понтификату «доброго» папы. Интересны
лишь слова о «притеснении» ближних, однако у нас нет и не может
быть, к сожалению, доказательств, что здесь они понимались в социаль-
ном смысле: контекст указывает на чисто моральное их звучание. Впро-
чем, в устах вдохновенного пророка все эти угрозы и обличения, при-
мененные к известным событиям и конкретным лицам, звучали, без
сомнения, чрезвычайно убедительно. Отметим лишь одну деталь — виде-
ние всадников верхом на ослах (Ис., XXI, 7). Дольчино не случайно
цитировал это место, применяя его к Целестину V. Дело в том, что
скромный отшельник, избранный папой, отправился в Рим на осле, пре-
21 Говорили, например, что кардинал Гаэтаиский Бенедикт (будущий папа Бонифа-
ций VIII, а в то время статс-секретарь курии), стремясь усилить тоску отшельника
по своим горам и склонить его к решению расстаться с саном, ночью через искусно
проделанное отверстие в келье внушал легковерному святому, что он не должен
больше оставаться в этом мире лжи; его слова Целестин V принял за божественное
внушение.
22 RIS, fasc. 51, р 22.
94
С. Д. Сказкин, В. В. Самаркин
зрев полагающиеся ему роскошные конные упряжки. Несомненно, что.
этот сюжет толковался неистовым монахом в прямом смысле.
Б. Гви пишет дальше: «Он утверждал, что второй папа — Бонифа-
ций VIII, наследовавший Целестину; в тот год, когда Дольчино написал
это письмо, Бонифаций в сентябре был захвачен в плен, а в октябре
умер. О нем он привел слова пророка Исайи о едущих на верблюдах
(Ис., XXI, 7), о церковнослужителе, который приказал воздвигнуть себе
памятник, и о кажущемся живым изображении, возникшем на камне;
слова пророка Авдия о посольстве Исава и место из середины пророче-
ства Захарии о безумном пастыре, имеющем одну правую руку и пра-
вый глаз. Он утверждал, что рука и глаз — это Карл 1, король Сици-
лии, и Карл II, сын этого короля, сражавшиеся за папу против Фрид-
риха» 23.
Во всех этих приведенных тулузским инквизитором текстах из «Свя-
щенного писания» доминируют две главные линии — обличительная и
угрожающая, часто сливающиеся воедино. Приведем несколько приме-
ров. В пророчестве Захарии говорится: «Поставлю на этой земле пасту-
ха, который о погибающих не позаботится, потерявшихся не будет
искать и больных не будет лечить, здоровых не будет кормить... Горе
негодному пастуху... Рука его совершенно иссохнет и правый глаз его
совершенно потускнеет» (Зах., XI, 16—17). В книге пророка Авдия об
отверженном богом Исаве сказано: «Гордость сердца твоего обольсти-
ла тебя; ты живешь в расселинах скал, на возвышенном месте, и гово-
ришь в сердце твоем: «кто низринет меня на землю?». Но хотя бы ты,
как орел, поднялся высоко и среди звезд устроил гнездо твое, то и от-
туда я низрину тебя, говорит господь» (Авд., I, 3—4).
Ссылки на тексты «Священного писания», содержащиеся в трактате
Б. Гви, можно было бы умножить, но уже и из приведенных видны те
многочисленные и поразительные для современников совпадения, на ко-
торых останавливался фанатик-проповедник. В самом деле, всем были
известны гордость и высокомерие обосновавшегося в гористом Ананьи
папы Бонифация VIII; действительно, лучшим символом для нового пер-
восвященника был не скромный осел, а важный верблюд. Учение вождя
апостоликов в основном сложилось еще при жизни Бонифация VIII, и
поэтому нетрудно себе представить впечатление, произведенное на сов-
ременников исполнением предсказаний Дольчино. Вспомним обстоятель-
ства гибели этого папы, по знаменитому выражению той эпохи, «прокрав-
шегося на престол как лисица, царствовавшего как лев и умершего как
собака». После оскорбления, нанесенного ему послом Филиппа IV
Ф. Ногаре, он, покинутый всеми, скончался, в припадке бессильного
гнева искусав свои руки. Для доверчивых слушателей, знавших эти об-
стоятельства, совершенно поразительными казались приведенные Доль-
чино нешдолго до смерти Бонифация VIII тексты пророчества Авдия.
«Весть услышали мы от господа, и посол послан объявить народам:
«вставайте, и выступим против него войною!»... До границы выпроводят
тебя все союзники твои, обманут тебя, одолеют тебя живущие с тобою
в мире, идущие хлеб твой нанесут тебе удар» (Авд., I, 17). Действитель-
но, возможности для буквального, символического и аллегорического
толкования этих текстов были почти безграничны.
Третий папа, Бенедикт XI не был назван Дольчино по имени, что
подтверждает нашу мысль о том, что «теория четырех пап» была созда-
на до декабря 1303 г., когда было составлено письмо (сам Бенедикт XI
был избран и возведен в сан первосвященника в октябре этого года).
23 RIS, fasc. 51, р. 22—23.
Дольчино и Библия
95
К этому папе у Дольчино отношение особое. Во-первых, обратим внима-
ние на символику цифр, предлагаемую ересиархом: «плохой» папа сто
ит на третьем (цифра важнейшая для официальной догматики) месте
И, во-вторых, само положение этого паны перед последним, «добрым»,
определяет его понтификат как переходный к новым, справедливым по-
рядкам. Обратимся к сведениям Бернарда Гви.
«Третий папа, не названный им по имени, наследник Бонифация; о
нем он говорил словами пророка Иеремии о посольстве Исава и далее
о великом Вавилоне, где сказано: «Вот восходит он как лев от высот
Иордановых» и т. д., и далее: «Кто избран»... Он утверждал, что лев —
это Фридрих, сицилийский король, который, по его словам, в следующем,
1304 г. выступит против нового неправедного папы и его кардиналов с
целью уничтожения всей греховной римской курин; и истребит ее пол-
ностью. К самому же папе он применял то, о чем сказано у пророка
Иезекииля: «Пришел конец, конец пришел на четыре края земли» 2‘.
Действительно, при чтении указанных мест Библии возникает ощу-
щение неизбежности страшной гибели мира в огне разрушительной
борьбы. «Бегите, обратив тыл, жители Дедана, ибо погибель Исава я
наведу на него... Я— открою потаенные места его, и скрыться он ие мо-
жет Истреблено будет племя его, и братья его, и соседи его; и не будет
его...» (Иер., XLIX, 8, 10). «Земле израилевой конец,—конец пришел
на четыре края земли» (Иез., VII, 2). «От шума падения их потрясется
земля и отголосок крика их слышен будет у Чермного моря» (Иер.,
XLIX, 21). В этих отрывках из Ветхого Завета содержится предсказа
ние грядущих близких изменений (уже известен «лев»— Фридрих Си-
цилийский и, возможно, лицо, о котором несколько туманно сказано у
Иеремии: «Я заставлю их поспешно уйти из Идумеи и кто избран, того
поставлю над нею» (Иер., XLIX, 19). Свержение ненавистных поряд-
ков—не только главная, но и единственная идея трактовки Дольчино
правления «третьего папы». И наступить оно должно уже в ближайшие
месяцы
«Четвертого папу» Дольчино также не назвал по имени; в отличие от
предыдущих, он не будет избран кардиналами; правда, каким именно
путем он будет «отмечен богом», вождь апостоликов не сообщает26.
Значительно больше сведений о нем можно почерпнуть из тех ссылок
иа «Священное писание», которые Б. Гви приписывает Дольчино27. Ин-
квизитор упоминает о ветхозаветных пророках Исайе, Авдии, Иезекии-
ле, а также — о Филадельфийском ангеле Апокалипсиса. Тексты рисуют
следующую картину.
Приход «святого папы» связан с катастрофами: «И дом Иакова бу
дет огнем, и дом Иосифа — пламенем, а дом Исавов — соломою: зажгут
его и истребят его, и никого не останется из дома Исава.. И придут спа
стели на гору Сион, чтобы судить гору Исава,—и будет царство госпо-
да» (Авд., I, 18, 21). Итак, установление «царства господня» связано с
неизвестными «спасителями». Другое место пророчества Авдия дает
больше оснований для намеков на короля Сицилийского: «И завладе- * 25
2i RIS, fasc. 51, р. 23.
25 Здесь мы еще раз подчеркиваем свое несогласие с Е. Дюпре Тезейдером (см. выше,
стр. 91), отрицающим возможность теоретического обоснования апостоликами во-
оруженной борьбы и восстания; вышеприведенные тексты дают нам полное осно-
вание для противоположного утверждения
а« Вообще фигура этого «святого папы» туманна и неясна для исследователей (как,
вероятно, она была неясна и самому Дольчино); не исключено, что в некоторых
случаях под «четвертым папою» подразумевается сам ересиарх.
27 RIS, fasc. 51, р. 23.
«6
С. Д. Сказкин, В. В. Самаркин
ют те, которые к югу, горою Исава» (Авд., I, 19). Однако в целом сле-
дует признать, что приведенные тексты не дают возможности конкрети-
зировать представление Дольчино о приходе «четвертого папы». Еще
более неопределенны слова Иезекииля: «Так говорит господь бог: горе
пастырям израилевым, которые пасли себя самих! не стадо ли должны
пасти пастыри?... Вот, я — на пастырей... и не дам им более пасти овец...
Я буду пасти овец моих и я буду покоить их, говорит господь бог».
(Иезек., XXXIV, 2, 10, 15).
Зато совершенно четко нарисована картина правления «святого
папы». «И я, господь, буду их богом, и раб мой Давид будет князем
среди них... Дарую им... благословение, и дождь буду ниспосылать в
свое время... И полевое дерево будет давать плод свой, и земля будет да-
вать произведения свои; и будут они безопасны на земле своей, и узна-
ют, что я господь, когда сокрушу связи ярма их и освобожу их из руки
поработителей их... Они будут жить безопасно, и никто не будет устра-
шать их... И не будут уже погибать от голода на землей терпеть посрам-
ления от народов» (Нез., XXXIV, 24, 26—29). Трудно выразить более
определенно чаяния народа — отсутствие угнетения, мирная жизнь и
«хлеб насущный» — вот идеал «царства божия» в представлении низов;
понятно, почему проповедь Дольчино нашла такой живой отклик в мас-
сах. Вместе с тем использование вождем апостоликов именно этого
места библейских пророчеств ярко характеризует всю его теорию в це-
лом: в основе ее лежат конкретные практические цели, реальные инте-
ресы народа.
Такова «теория четырех пап» Дольчино.
Возможно, критически настроенному читателю покажется недоста-
точно убедительным наш метод анализа взглядов проповедника, вкла-
дывающий, на первый взгляд слишком вольно, библейские тексты в уста
Дольчино. Очевидно, есть смысл оговорить эту методику подробнее, имея
в виду, что в некоторых случаях мы не обладаем иным способом рас-
шифровки взглядов вождей народных движений.
Прежде всего следует еще раз подчеркнуть, что Дольчино действи-
тельно использовал указанные тексты из Библии для доказательства
своих положений: никаких оснований для оспаривания сообщений
Б. Гви ни у нас, ни у других исследователей движения апостоликов не
существует Вышеприведенные отрывки из «Священного писания» не
просто подтверждают концепцию ересиарха, известную по многим дру-
гим источникам, но и углубляют, развивают ее. Проблема состоит, сле-
довательно, не в том, чтобы ставить под сомнение сам факт обращения
Дольчино к текстам Библии, а в том, чтобы выяснить, с какой подроб-
ностью, с какой степенью глубины он их использовал. Но эта задача
требует, несомненно, крайней осторожности—как в самом процессе ис-
следования, так и в выводах. Поэтому необходимо пояснить нашу пози-
цию более подробно.
Во-первых, мы нигде не утверждаем, что Дольчино высказывал те
или иные взгляды именно в такой форме, в таких выражениях, какие мы
привели выше. Речь идет лишь о том, что он не мог не затрагивать при-
веденные выше вопросы, ибо они составляют главное содержание
использованных им мест Библии. Таким образом, мы разбираем здесь
не буквальное содержание, а основные сюжетные линии проповеди
Дольчино. Естественно, что решающим условием правомерности такого
анализа является правильное выделение этих сюжетов, определение
существа содержания библейского текста, отсутствие в нем иного, про-
тивоположного смысла. Это —conditio sine qua non данного подхода к
источнику.
Дольчино и Библия
97
Во-вторых, уверенность в том, что Дольчино трактовал указанные
сюжеты именно в указанном выше направлении, дает нам знание мето-
да, который использовал Дольчино. Получивший типичное для той эпо-
хи образование, «Дольчино остался внешне выучеником церкви, сыном
своего времени»28. Поэтому его подход к текстам «Священного писа-
ния» ограничивался обычной, богословской методикой — буквальное,
символическое, моральное и аллегорическое истолкование. Конечно, в
некоторых случаях и такая методика давала почти неограниченные воз-
можности для необузданной фантазии ересиарха, однако, указывая, как
правило, те направления, в которых она могла идти, мы не можем го-
ворить, что она дошла до таких-то определенных границ, как не гово-
рим и о тех конкретных выводах, которые делались самим Дольчино из
известных нам посылок. В этом, как нам представляется, и должна про-
являться удвоенная осторожность исследователя данного вопроса.
Итак, тщательное изучение текста библейских книг и исключитель-
ная осторожность самого исследователя — требования, предъявляе-
мые к любому исследованию — в данном случае, при анализе взглядов
революционеров-еретиков, приобретают особое значение. Конечно, и
соблюдение этих требований не всегда гарантирует положительные ито-
ги. Результаты такого подхода неизбежно содержат какую-то долю
предположительности. Однако правильность выводов может быть про-
верена другими путями, хотя возможности для этого предоставляются
не часто.
Проверим наши выводы другими наблюдениями. Возьмем вопрос о
путях установления «царства божия» на земле. По Апокалипсису оно
устанавливается следующим путем. Вначале — период апостольской
проповеди, продолжающийся 1260 дней, затем — царство Антихриста,
после этого — Страшный суд и 1000-летнее царство добра и справедли-
вости. Что же говорит об этом Дольчино?
В своем первом письме (август 1300 г.) он исходит из того, что об-
щество переживает этап, предшествующий приходу Антихриста. Вскоре,
утверждает он, наступит трехгодичный период (т. е. период «проповеди»
учения), во время которого погибнут все «преследователи» его сторон-
ников во главе с Бонифацием VIII, на смену которому придет новый,
«святой» папа; правление последнего сменится царством Антихриста.
В этой теории интересно подчеркнуть два момента. «Святой» папа при-
ходит сразу же на смену Бонифацию VIII, т. е. между будущим «вто-
рым» и «четвертым» папами пока нет «третьего». Иными словами, тео-
рия перехода к новым порядкам в первом послании выглядит пока еще
неразработанной. Второе наблюдение приводит к подобному же выводу.
Мы видим у Дольчино не 42-месячный (3,5 года), а 36-месячный (3 го-
да) период «мирной пропаганды», т. е. и здесь взгляд Дольчино на бу-
дущие события носит еще нечеткий, туманный характер. Основной ак-
цент первого послания делается на временах прошедших, а не будущих.
Главное его содержание — в изложении четырех «образов жизни» чело-
вечества и четырех состояний церкви29. Складывается впечатление, что
целью этого послания было общее теоретическое обоснование концеп-
ции апостоликов, а не разработка каких-либо конкретных вопросов.
С этих позиций вполне закономерно выглядит помещение здесь «тео-
рии семи ангелов», также почти сплошь относящейся к прошлому и со-
держащей лишь общие инвективы в адрес церкви и общие пророчест-
ва о грядущих бедствиях.
28 С. Д. Сказкин. Первое послание Дольчино, стр. 123.
29 Подробнее об этом см. там же.
7 Средние века. в. 38
98
С. Д. Сказкин, В. В. Самаркин
Второе послание (1303 г., декабрь) гораздо конкретнее первого.
Собственно, оно полностью посвящено грядущим событиям: первую по-
ловину его занимает «теория четырех пап», вторую — описание трех
«трудом наполненных» лет. В чем же заключается эта конкретность?
Дольчино прямо датирует трехлетний период «проповедничества»—
1303, 1304, 1305 гг.,—который, следовательно, уже начался. Дольчино
по имени называет «второго», выдвигает нового, «третьего» папу и за-
являет, что в следующем, 1304 г. тот будет свергнут. Тогда же, т. е.
в 1304 или 1305 г., придет к власти четвертый, «святой» папа. При нем
апостолики, до того скрывавшиеся от преследований, «открыто предста-
нут перед всеми... Сокрушив всех злодеев, они будут править и идеи
их будут плодоносить до конца света»30.
Итак, в сравнении с первым посланием второе отличается своей кон-
кретностью, если не сказать больше — практической целеустремленно-
стью. Правда, здесь акцент сделан на ближайших двух-трех годах;
дальнейшие же этапы (установление власти Антихриста, ее крушение и
переход к царству добра и справедливости) совершенно не расшифро-
ваны. Но было бы неисторично требовать от еретика XIV в., взгляды ко-
торого к тому же дошли до нас в пристрастном изложении его врагов, ка-
кой-либо законченной системы.
Еще большая конкретизация будущих событий дается в так называ-
емом третьем письме Дольчино31, причем самой подробной разработке
здесь подвергаются именно последние этапы перехода к «царству бо-
жию», которым не было уделено внимания в первых письмах.
В третьем письме, относящемся ко времени самого восстания, трехлет-
ний срок мирной проповеди отодвигается на будущее, на то время, когда
Дольчино станет «святым папою». Тогда он объявит о пришествии Ан-
тихриста, а после его прихода со своими последователями «вознесется
в рай». После падения Антихриста они сойдут на землю и возвестят на-
ступление царства божия32. Показательно, что в этом послании уже не
нашлось места ни «теории семи ангелов», ни «теории четырех пап», о
них даже не упоминается; они сослужили свою службу и здесь были бы
неу*местны. Акцент этого послания — на будущих временах, на, так ска-
зать, «далеком будущем». Естественно, что в условиях смертельной
борьбы и ужасающих тягот и лишений, которым подвергались осажден-
ные апостолики, акцент этот имел огромное пропагандистское значение,
был вызван реальными потребностями.
Итак, перед нами — развернутая теория, находящаяся в стадии раз-
работки отдельных ее сторон. Самое важное для пас в ней — то, что
здесь, органически сливаясь с основными ее положениями, присутству-
ют целые разделы библейского текста, превращенные в практические
«теории» — «теория семи ангелов» и «теория четырех пап». Библейская
теория п сектантская практика слились в творчестве и деятельности
Дольчино воетпно. Этот конкретный факт свидетельствует об огромной
важности библейских текстов для теорий и деятельности апостоликов.
Данное наблюдение может послужить основой для разнообразных вы-
водов, касающихся многих проблем. Нам бы хотелось остановиться
лишь па одной.
30 RIS, fasc. 51, р. 23.
31 О кем внергые упомявтл в свеем трактате Б. Гви: «Дольчино написал три письма
и адресовал их всем христианам и особенно своим последователям» (Ibid., р. 19).
Очевидно, о нем пишет анонимный современник, излагая взгляды Дольчино, относя-
щиеся предположительно к 1305 г.
32 Ibid., р. 9.
Дольчино и Библия
99
Еще Ф. Энгельс обратил внимание па тот факт, что многие револю-
ционеры-бунтари средневековья были низшими священниками или мо-
нахами. Действительно, Джон Болл, Ян Гус, Томас Мюпцср и фра
Дольчино так или иначе готовили себя к этой деятельности. Ф. Энгельс
объяснял это в частности тем, что такие люди близко стояли к народу,
хорошо знали и чувствовали его нужды и беды 33. Возможно, есть и дру-
гая сторона проблемы: этим людям, прошедшим специальную подготов-
ку, было легче найти путь к пароду, добиться лучшего понимания с по-
мощью библейских текстов и образов — универсального ключа к душам
современников. И поэтому столь большое место, которое занимали Апо-
калипсис и пророчества в творчестве и деятельности Дольчино, возмож-
но, не является следствием каких-либо специфических качеств его лич-
ности, а отражает реальные особенности идеологической жизни той
эпохи.
Riassunto dell’articolo di S. D. Skazkin e V. V. Samarkin «Fra’Dolcino
e la Bibbia» (sulla questione dell’esegesi della Sacra scrittura
come mezzo della propaganda rivoluzionaria nel Medioevo)
11 saggio e dedicate all’analisi delle enunciazioni teoriche di uno dei
massimi eretici del Medioevo, Fra’Dolcino. Analizzando i passi della Bib-
bia, ai quali, secondo le testimonianze coeve, si riferiva Fra’Dolcino nelle
sue orazioni, gli autori del saggio esaminano non solo 1’evoluzione delle
teorie dell’eresiarca, ma anche i procedimenti chc egli ha usato nella sua
attivita propagandistica.
Particolare attenzione ё dedicata dagli autori alle due teorie del capo
degli apostolici, cioe alia «teoria delie sette chiese» e alia «teoria dei qua-
ttro papi». Svelandone il significato piu intimo gli autori sottolineano
con forza il posto che esse occupano nell’evoluzione delle concezioni di
Fra’Dolcino. La prima lettera dell’eresiarca (anno 1300) contiene accuse
all’indirizzo della Chiesa romana e generiche profezie sulle imminent!
calamita, ma gia nella seconda (anno 1303) 1’attenzione principale ё de-
dicata a question! piu concrete, cioe alia determinazione del tempo in cui
verra abbattuta la Chiesa romana, che secondo le convinzioni di Fra’Dol-
cino doveva avverarsi pochi anni dopo: questa concretezza si fa maggiore
nel messaggio ipotetico del 1305. Basandosi su queste considerazioni gli
autori confutano 1’assunto dominante nella istoriografia italiana contem-
p.oranea per cui la rivolta capeggiata de Fra’ Dolcino sarebbe stata un fe-
nomeno casualc chc non ha avuto nessun legaine con la teoria degli apo-
stolici.
Gli autori, analizzando i procedimenti addottati da Fra’ Dolcino nei
suoi riferimenti al testo della Santa scrittura, propendono per la segnentc
conclusione: Fra’ Dolcino ricorrc ai metodi in uso all’epoca, cioe alia in-
terpretazione lettcralc, allegorica, tropologica e a quella anagogica.
33 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7, стр. 352.
Л. А. КОТЕЛЬНИКОВА
ИТАЛЬЯНСКИЙ ГОРОД РАННЕГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ
И ЕГО РОЛЬ В ПРОЦЕССЕ ГЕНЕЗИСА ФЕОДАЛИЗМА
Правомерна ли постановка проблемы о роли города в процессе ге-
незиса феодализма, поскольку средневековый город как социальное яв-
ление в Европе в целом возникает лишь в X—XI вв., т. е. к концу пери-
ода раннего средневековья и — соответственно — периода становления
феодализма в западноевропейском обществе?
Автору статьи представляется оправданным изучение этого вопроса
применительно к Италии прежде всего потому, что именно в Италии
немало городов не только сохранились от античной эпохи, но уже и в
раннее средневековье были значительными для того времени админист-
ративными и культурными центрами с развитым ремесленным произ-
водством и оживленной торговлей. К. Маркс писал в «Капитале» об
исключительном развитии итальянских городов в средние века, особо
подчеркивая, что они сохранились «по большей части еще от римской
эпохи» Итак, существование раннесредневекового итальянского горо-
да как социального явления не подлежит сомнению. Отсюда естественно
стремление выяснить его роль и влияние в обществе, составной частью
которого он являлся, и прежде всего его воздействие на основной про-
цесс развития раннесредневекового общества — процесс генезиса фео-
дализма. Но при этом возникает ряд вопросов.
Какова была сущность этих раннесредневековых городов? Не выра-
зилась ли преемственность между ними и римскими городами лишь в
сохранении стен и укреплений, в то время как в своей основе эти го-
рода в VI—X вв. были уже новыми, феодальными (либо вообще не су-
ществовали)? Или же эти города полностью унаследовали неизменность
слагающих античный (римский) город элементов и прежде всего антич-
ную форму собственности как основу существования города, являясь
инородным телом — осколком рабовладельческой формации в организ-
ме феодализирующегося общества? Тогда по мере успехов процесса фе-
одализации они должны были прийти в упадок. Наконец, не следует ли
рассматривать город раннего средневековья как особое явление, качест-
венно отличное как от позднеантичного, так и от собственно феодально-
го города, специфика которого объяснялась его существованием в пери-
од становления феодального общества?
Объем настоящей статьи не позволит нам дать сколько-нибудь пол-
ный и развернутый ответ на все эти вопросы. Нам придется ограничить
нашу задачу. Предметом рассмотрения здесь будут не только и не столь-
ко города Италии раннего средневековья как таковые, сколько их роль
в процессе генезиса феодализма.
Но прежде всего — по возможности кратко — охарактеризуем поздне-
римский город.
«Страной городов» назвал Италию еще Страбон. В Римской империи
1 К. Маркс и Ф Энгельс. Соч., т. 23, стр. 728, прим. 189. Ср. там же, т. 3, стр. 52.
Итальянский раннесредневековый город
101
насчитывались тысячи городов. Как и другие античные города, римские
полисы составляли неразрывное целое с их округой. Граждане города
были коллективом земельных собственников, которому принадлежала
земля на территории как самого города, так и его округи 2.
Вместе с тем многие римские города являлись одновременно цент-
рами ремесленно-торговой активности, политической, административной
и культурной жизни3.
Кризис рабовладельческого способа производства повлек за собой и
упадок большого числа городов, основанных на античной форме собст-
венности, прежде всего в Западной империи.
Основные черты его проявления общеизвестны. Упадок городов вы-
разился в сильном сокращении ремесла и торговли, расстройстве монет-
ного обращения. Росло крупное землевладение, ограничивалось город-
ское самоуправление, приходила в упадок муниципальная организация.
Однако было бы ошибкой и упрощением рассматривать эволюцию
позднеримского города по всей Италии однозначно. В первую очередь
это относится к городам северной Италии, но не только к ним. Так, не
потеряли своего значения Таранто, Неаполь, Анкона, Чивитавеккья Бе-
невенто, Лукка. Сокращение населения одних городов в некоторой сте-
пени компенсировал подъем других. В Риме при Валентиниане насчиты-
валось приблизительно 1 млн. человек, площадь города составляла бо-
лее 1000 га. Но во второй половине IV—начале V в население города на-
чало сильно сокращаться. Милан в IV в. был одной из столиц Западной
Империи. Его площадь равнялась 120 га.
В IV в. еще относительно богатыми и населенными, с продолжавшей-
ся в них ремесленно-торговой деятельностью, были Турин, Верона, Акви-
лея, Виченца, Болонья, Пьяченца, Модена, Парма, Павия, Падуя и др.
Эти города оказывали немаловажное экономическое воздействие на
окружающую город территорию, еще формально входившую в его со-
став.
Пригородные поместья, принадлежавшие цизальпинским посессорам,
которые жили большую часть времени в городах, сохраняли довольно
активную связь с городским рынком (в том числе и для приобретения
товаров повседневного спроса). С колонатных держаний и сданных в
аренду земель собственникам поступали как денежные чинши, так и
«профилированные на сбыт» оброки продуктами, которые держатели
подчас сами доставляли в города. В подобных имениях продолжал при-
меняться труд посаженных на землю рабов, но все более значительную
часть зависимого населения имения составляли колоны и арендаторы.
Домениальные земли обрабатывались посаженными на землю рабами
и наемными работниками. Они нередко засевались пшеницей, шедшей
на продажу в близлежащие города и даже на экспорт, но уже тогда они
не играли определяющей роли в имении ‘.
2 См. К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 46, ч. I, стр. 465, 470, 471; Е. М. Штаерман. Эво-
люция античной формы собственности и античного города.— ВВ, т 34, 1973, стр. 3—14.
3 Дж. Луццатто. Экономическая история Италии. М., 1954, стр. 91—92, 95—96;
F. Carli. Il mercato nell’alto medio evo. Padova, 1934, p. 10, 65—72; A. H. M. Jones.
The cities of the Roman empire. Political, administrative and judical institutions. Eco-
nomic and social institutions.—«La Ville», vol. 2, Recueil de la society Jean Bodin,
VII Bruxelles, 1955, p. 193—194; P. S. Leicht. Operai, artigiani, agricoltori in Italia
del secolo VI al XVI. Milano, 1946, p 1—6; idem. Le Corporazioni romani ed arti me-
dioevali. Torino, 1937, p. 41—55; G. Mengozzi. La citta italiana nell’alto Medio evo.
Firenze, 1931, p. 3—81.
‘ L Ruggini Economia e societa nell’Italia Annonaria. Milano, 1961, p. 60—90; G. Mar-
tini. Leta romanobarbarica. Milano, 1967, p 136—137; Kn. Hannest ad.. Involution des
ressources agricoles de 1’ltalie des 4-eme au 6-eme siecle de ndtre ere. Kebenhavn,
1962, p. 84—85.
102
Л. Л. Котельникова
Очевидно, само существование позднеримских городов не только
сдерживало происходивший процесс натурализации поместий, но и за-
медляло тесно связанную с ним тенденцию подчинения власти частного
земельного собственника лично свободных арендаторов, развитие «про-
тофеодальных» элементов их зависимости от землевладельцев. Но од-
новременно имело место и явление противоположного плана. Те же го-
рода, основанные еще в значительной степени па античной форме соб-
ственности, с сохранением — в той или иной степени —рабского труда
в разных отраслях городского хозяйства и административных служб, з
лице своей правящей верхушки препятствовали сколько-нибудь ради-
кальной трансформации статуса поместных сервов, в том числе и поса-
женных на землю, и тех же колонов. Собственниками этих сервов и
колонов (и это весьма существенно), как правило, были горожане, имев-
шие тех же самых рабов в своем городском доме, или в принадлежав-
шей им ремесленной мастерской, или же в пригородном поместье.
С конца V в. в истории городов наступила новая эпоха. Дальнейшее
развитие общества по пути к феодализму было несовместимо с антич-
ным городом, основанным па античной форме собственности, но не с
городом как социально-экономическим явлением, возникшим в результа-
те общественного разделения труда5.
Каким же был итальянский город в V—X вв., в какой мере он сохра-
нил (или не сохранил) преемственность с римским городом и — глав-
ное— как влиял он на общественно-экономические процессы, шедшие в
окружающей периферии, и прежде всего на особенности процесса фео-
дализации?
В истории раннесредневековых городов Италии нам представляется
целесообразным выделить два периода: конец V—VII вв. и VIII—X вв.,
что обусловливается особенностями эволюции социально-экономической
структуры общества в целом, неразрывной составной частью которого
был город.
В остготской Италии конца V—VI в. наблюдается определенный подъ-
ем городов, как пришедших в упадок в III—IV вв., так и сохранивших
относительную стабильность статуса даже и в этот период. Кассиодор
писал о восстановлении и укреплении «многих городов», о строительст-
ве «достойных восхищения дворцов». Воздвигались и восстанавливались
городские стены, мосты, дороги, водопроводы в Риме, Равенне, Вероне,
Парме, Павии, Тичино, Сполето, Сиракузах, Падуе.. От Римской империи
сохранились государственные оружейные мастерские в Кремоне, Ман-
туе, Вероне, Павии, Лукке, Конкордии и некоторых других городах.
Государственные монетные дворы существовали в Риме, Равенне, Тичи-
но, Милане.
Изготовлялись металлические латы и панцири, мечи, щиты, копья,
различные специализированные сельскохозяйственные орудия, предме-
ты украшения. Среди городских ремесленников, так же как и среди на-
емных работников, были свободные и рабы.
Во время войны Византии с остготами итальянские города вновь
претерпели многочисленные бедствия и разрушения. После завоевания
Италии византийское правительство предприняло ряд мер для восста-
новления разрушенных и пришедших в запустение городов и их ремес-
ленных производств.
5 См. К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 3, стр. 49—50; Е. М. Штаерман. Указ, соч.,
стр. 13.
Итальянский раннесредневековый город
103
Ремесленники имелись и в деревнях, и в виллах крупных землевла-
дельцев (светских магнатов, церкви, короля) “. Однако безусловно пре-
обладающим и достигшим высокого уровня было городское ремесло.
Несмотря на сокращение в целом городского землевладения в результа-
те завоеваний и конфискаций остготов, спецификой Италии оставалась
тесная связь с землевладением значительного числа более пли менее со-
стоятельных городских ремесленников— менял, золотых дел мастеров,
портных, которые приобретали в округе имения, населенные зависимы-
ми людьми (не говоря уже о такой связи с владением землей ремеслен-
ников — сельских жителей).
Средиземноморская торговля, в которой Италия играла активную
роль, в результате варварских завоеваний и после падения Римской им-
перии уменьшилась в объеме, но отнюдь не прекратилась. Ее объектами
были прежде всего предметы роскоши и сравнительно редкого потребле-
ния. Ио довольно важное место в торговле, как внешней, так и внутрен-
ней, занимали п такие товары, как вино и зерно ’.
В сельских местностях или близ небольших городов периодически
устраивались ярмарки, значение которых постепенно возрастало.
Богатые купцы играли важную роль в жизни города8. Особую ка-
тегорию купечества представляли negotiators, одновременно нередко
являвшиеся и судовладельцами, которые покупали и перевозили пшени-
цу, получая субсидии от государства и извлекая при этом значительные
прибыли. В торговле активно участвовали и земельные магнаты провин-
ций, приобретавшие пшеницу у собственников среднего достатка и пере-
продававшие ее вместе с продукцией собственных имений.
Итак, большинство итальянских городов V—VII вв. являлись поли-
тико-административными и церковными, по в то же время и торговыми
центрами, значение которых определялось как внешней торговлей со
странами Востока (главным образом предметами роскоши и так назы-
ваемого редкого потребления), так и региональной торговлей в Среди-
земноморье (где объектами торговли были и предметы роскоши, и това-
ры повседневного спроса), а также продолжавшимися активными тор-
говыми связями с близлежащей сельской округой. В городах сохрани-
лось и довольно развитое ремесло, и хотя оно в немалой степени было
ориентировано на внешнеторговую деятельность, город оставался глав-
ным поставщиком ремесленных изделий в округе.
Социальная структура городского населения этой переходной эпохи,
в которой сочетались элементы римского рабовладельческого уклада
(далеко еще не исчезнувшие) с зарождавшимися феодальными отноше-
ниями, была довольно сложной: городская знать, средние и мелкие по-
сессоры, богатые купцы и ремесленные мастера, клирики и лица свобод-
ных профессии, рядовые ремесленники и мелкие торговцы, городская бед-
нота, колоны и рабы, свободные арендаторы, державшие земли в горо-
де и городской округе.
Административное устройство города также отражало его переход-
ный характер от античного к средневековому городу.
В городе V—VII вв. сохранялись еще муниципальные учреждения —
курии, хотя их упадок проявлялся весьма явственно. Круг дел, рассмат-
ривавшихся куриями, сильно сократился.
6 3. В. Удальцова. Италия и Византия в VI веке. М., 1959, стр. 115—120, 481 482;
Кп. Hannestad. Op cit., р 72—87.
7 3. В. Удальцова. Указ, соч., стр 480—481. F. Vercauteren. La circulation des marc lands
cn Europe occidentale du VI au X siecle: aspects economiques et culturels — «Centri e
vie di irradiazione della civilta nell alto Medio evo> Spoleto, 1964, p. 396; Kn Hanncs-
tad. Op. cit., p. 28, 37, 44—51.
8 3. В. Удальцова. Указ, соч., стр. 480—488.
104
Л. А. Котельникова
В VI в. как в административно-финансовых делах, так и в судебных,
и во всем комплексе дел, связанных с благоустройством городов и под-
держанием в них порядка, городские магистраты все больше уступают
место кураторам и дефензорам, игравшим немалую роль в городах уже
в IV—V вв., а с VII в.—епископу, особенно с превращением большин-
ства городов в центры диоцезов9.
Изменилось и само понятие города — прежнего полиса. Теперь поня-
тие «город» (civitas) включало обычно территорию непосредственно го-
рода (urbs) него ближайших предместий (suburbium).
Городская округа (territorium) приобрела самостоятельное значение.
Поселение варваров-остготов, а позже лангобардов на территории го-
родских общин внесло некоторые существенные изменения прежде все-
го в политическом и (хотя и в меньшей степени) в социально-экономиче-
ском плане (управление городом, его этническая и социальная структу-
ра, городское землевладение). Вместе с тем посессоры позднеримского
типа — представители администрации, купцы и ремесленники—продол-
жали сохранять свое значение, хотя и утратили часть своих земельных
владений и доходов. Постоянное местожительство в городе придавало
им определенный социальный вес в обществе, чего не имели (пли имели
в меньшей мере) те, кто постоянно проживал в деревне.
Как это явление сказалось на структуре вотчины, характере обязан-
ностей арендаторов и колонов?
Как уже отмечалось, в императорскую эпоху крупные итальянские
поместья не представляли собой обособленных хозяйств, подобных аф-
риканским сальтусам и виллам Северной Галлии и Британии. В конце
V—VI в. сельские имения магнатов, церкви и фиска также не были пол-
ностью исключены из системы товарно-денежных отношений, центром
которой являлся город. Довольно значительная группа городского на-
селения— ремесленники, торговцы, клирики, лица свободных профессий,
наемные работники являлись постоянными потребителями реализуемой
па городском рынке сельскохозяйственной продукции. В то же время куп-
цы и хозяева ремесленных мастерских, имевшие земли в городе и окру-
ге, не только получали оттуда продукты для собственного потребления,
но и продавали их на городском рынке. Нужные им ремесленные изде-
лия поступали к ним, если не из собственных городских мастерских, то
из соседних в том же городе, во всяком случае у них не было нужды
в сколько-нибудь обширном производстве их в сельских поместьях.
Относительно развитые торговля и ремесло в значительной мере
обусловливали довольно широкое распространение денежных чиншей в
конце V и в VI в. среди платежей арендаторов; натуральные платежи
здесь занимали меньшее место. Колоны разных разрядов отличались по
степени их личной несвободы, но обычно в той или иной мере были при-
креплены к земле. Помимо денежных чиншей, они вносили и натураль-
ные платежи (которые у них, как правило, преобладали), в том числе
при вступлении в брак; барщину же несли весьма редко и обычно в раз-
мере 1—3 дней в неделю. Как видим, личная свобода колонов была по-
прежнему ограничена, но тем не менее в их положении имелись отличия
от колоиов и посаженных на землю рабов (servi casati) Поздней Им-
перии.
Отсутствие нужды в крупном домениальном хозяйстве (как, очевид-
но, и нехватка рабочей силы) приводило к тому, что владения крупных
® 3. В. Удальцова. Указ, соч., стр. 128—135, 489—49Г, G. Fasoli. Dalia civitas al comune
neli’italia settentrionale. Bologna, 1969, p. 23—25, 85—86.
Итальянский раннесредневековый город
105
собственников (в том числе купцов и богатых ремесленников) в подав-
ляющей своей части представляли собой комплексы земель, в которых
господская часть не занимала сколько-нибудь существенного места; ос-
новная же масса земель сдавалась в аренду10 11.
Таким образом, в V—VII вв. город как социально-экономическое яв-
ление, административный и торгово-ремесленный центр сохранился,
хотя его характер претерпел некоторые существенные изменения. Но с
конца VI в. и в VII в. наблюдается определенный спад городской актив-
ности, связанный в значительной мере с лангобардским завоеванием и
вызванными им опустошениями.
Но город в Италии конца V—VII вв.,— разумеется, еще не феодаль-
ный. В Италии — центре бывшей Римской империи — вплоть до VIII в.
тенденция к феодализации проявляется еще недостаточно явственно,
господствующей она становится в следующем столетии. Позднерпмский
экономический и общественный строй (правда, уже значительно транс-
формировавшийся) в конце V—VII вв. оказывал еще подавляющее влия-
ние на течение исторического процесса. Завоевание Византии не внесло
также какого-либо противодействия этим тенденциям.
Соответственно и в городе этой эпохи элементы позднеантичного го-
родского строя, хотя и в измененном виде, занимали еще господствую-
щее место.
Воздействие же общинно-родовых отношений варварского общества
в Италии этого периода оказалось гораздо более медленным и — глав-
ное— недостаточно глубоким для того, чтобы стать решающим факто-
ром процесса феодализации, который происходил с преобладающим
влиянием элементов позднеримского общественного строя в синтезе с
элементами общинно-родового строя варваров.
Было бы неправомерно отождествлять ранне-средневековый и тем
более средневековый город с позднеантичным civitas, не видя качествен-
ного различия в его социальной и экономической структуре, как это свой-
ственно сторонникам теории континуитета (Ф. Савиньи, Л. Гартманн,
Э. Майер, А. Допш, Э. Эннен). Вместе с тем неприемлема и та точка
зрения, согласно которой, как писал Ф. Веркаутерен, утверждается, что
средневековый город ничем не обязан civitas ”.
Многие современные буржуазные историки, признавая тот факт, что
большинство городов Италии ведут свое происхождение от римской эпо-
хи, не разделяя взглядов сторонников континуитета, в то же время под-
черкивают и их новые черты в связи с существованием в недрах обще-
ства с иным экономическим и социальным строем (см. труды Ф. Вер-
каутерена, Дж. Фазоли, В. Гётца и др.). Однако придерживаясь взгляда
на феодализм как на социально-политическую структуру, основанную
на вассально-ленных связях, названные ученые, как правило, не стре-
мятся выяснить место и роль городов в системе феодального способа
производства и всей феодальной экономической и общественной струк-
10 Дж. Луццатто. Экономическая история Италии, стр. 86—88, .171—173; 3. В. Удаль-
цова. Указ, соч., стр. 460—474; L. Ruggini. Op. cit., р. 242—258.
11 F. Vercauteren. La ville en Europe du IV au Xl-me siecle.— In: «Citta, mercanti. dottri-
ne nell’economia europea dal IV al XVIII secolo. Saggi in memoria di Gino Luzzatto»,
Milano, 1964, p. 22—23.
Подробный обзор литературы континуитета см.: W. Goetz. Die Entstehung der itali-
enischen Kommunen. Miinchen, 1944, S. 105—116. Критику теории континуитета см.:
В. В. Стоклицкая-Терешкович. Основные проблемы истории средневекового города
X—XV вв. М., 1960; С. М. Стам. Экономическое и социальное развитие раииего горо-
да (Тулуза XI—XIII вв.). Саратов, 1969. См. также рецензию Б. Тёпфера (В. Тбр-
fer) на новую книгу Э. Эннен («Deutsche Literaturzeitung fur Kritik der internatio-
nalen Wissenschaft», Jahrg. 94, Heft 9, Berlin, 1973).
106
Л. А. Котельникова
туры (в том числе и в период ее образования), и, естественно, не инте-
ресуются вопросом о качественном своеобразии позднеантичиого, ран-
нефеодального города и города периода расцвета феодализма.
Что представляли собой города Италии в VIII—X вв ?
В VIII—IX вв. город по-прежнему являлся прежде всего админист-
ративным, финансовым и военным, а также культурным и церковным
центром, но он не утратил и своих ремесленно-торговых функций, при-
чем в середине IX в.— X в. последние сильно возросли (что и позволяет
его считать городом как социально-экономическим явлением). Город
сохранил еще римский план, в том числе римское деление на четыре
части, а также суббург и полосу шириной в милю, принадлежавшие не
посредственно городу. В центре города располагалась башня как сим-
вол власти завоевателей — лангобардов. Вблизи башни — королевский
двор, местопребывание правителя города — герцога или гастатьда, на-
значаемого королем и сменившего епископа — главу прежнего ci vitas
V—VI вв. В каролингское время во главе городов были поставлены
графы, непосредственно зависимые от императора
Графы подчинялись епископу, церковному главе диоцеза, обычно (но
не всегда) совпадавшего с округой (territorium) города. Постепенно на
протяжении IX—X вв. власть епископа снова все более усиливается, в
его руках сосредоточивается н высшая административная власть в го-
роде и округе. Некоторые епископы были даже в числе императорских
посланцев.
Многие епископы приобретают графские титулы. Власть епископов
значительно возрастает в результате приобретения ими иммунитетных
привилегий. Борьба рождавшихся коммун за самоуправление в X в.—
это в первую очередь борьба с сеньором города — епископом.
Тем не менее уже в лангобардской Италии и в более позднее время,
в конце VIII—IX в. в городах можно видеть зародышевые формы буду-
щего городского самоуправления.
В лангобардское время это — собрание горожан на площади перед
церковью (conventus ante ecclesiam), где обсуждались вопросы ремонта
и восстановления городских стен, дорог и общественных зданий, распре-
делялись налоги, разбирались торговые дела и мелкие правонарушения
в городе.
Эти городские ассамблеи и возглавлявшие их чиновники—curator и
procurator — были в некоторой степени наследниками прежних (поздне-
римских) муниципальных учреждений, однако их деятельность протека-
ла уже в рамках иной формирующейся социальной и экономической
системы, в феодализирующемся обществе. По существу, это были заро-
дыши будущих городских советов — важнейшей организации самоуправ-
ления средневековых коммун. В то же время самый факт наличия этих
институтов свидетельствовал, и в свою очередь предполагал существо-
вание немалого слоя мелких и средних свободных собственников, при-
влекаемых к участию в их работе. В пион среде функционировали и при
иадлежали к пион (чем в античном городе) социальной прослойке пред-
ставители зажиточных горожан, нередко из феодализирующихся земле-
владельцев, допущенные к участию в судебном разбирательстве,— ска-
бины, adstantes.
Скабины избирались графом с согласия населения. Они должны
были участвовать вместе с графом в судебных заседаниях, помогать ему
в розыске преступников, удостоверять подлинность нотариальных актов
Компетенция городского собрания в IX в. была расширена, в нее вхо-
дило наблюдение за сохранением и ремонтом общественных зданий и
крепостных сооружений, военной защитой города и созывом городского
Итальянский раннесредневековый город
107
ополчения, надзор за соблюдением правил относительно мер и весов,
распределение десятины и других налогов, решение споров из-за муни-
ципальных земель или участков, находившихся в собственности горожан,
принятие новых людей в число полноправных граждан города.
Представители горожан (прежде всего из наиболее состоятельных их
слоев) — кураторы, прокураторы, экзакторы — осуществляли надзор за
общинными землями, рынками и ярмарками, заботились о поддержании
в порядке стен, дорог и общественных зданий 12.
Что можно сказать об уровне экономического развития городов Ита-
тии в VIII—X вв ?
В последнее время в итальянской литературе все более подвергается
сомнению ранее бытовавшее мнение о том, что лангобардское нашествие
привело к разрушению и почти полному упадку многих из тех городов,
которые сохранились от римской эпохи и существовали в остготско-ви-
зантийской Италии. Безусловно, разрушения и упадок имели место, так
же как и убийства и изгнание многих знатных римлян. Однако вовсе не
все посессоры покинули города, потеряли свои земли или были убиты.
Совершенно недостаточно и свидетельств о потере ими личной свободы.
Если некоторые города (например, Тортона, Луни) действительно
пришли в упадок в VIII—X вв., то другие, напротив, не только продол-
жали существовать, но и постепенно набирали новую силу.
Во времена Лиутпранда (VIII в.) получили привилегии чеканка мо-
неты Павия, Милан, Кастельсеприо, Оледжо, Верчелли, Тревизо, Вичен-
ца, Пьяченца, Луни, Пиза, Лукка, Ппстойя, Кыозн, Капуя, Беневенто,
Сполето. Это являлось важным показателем их роли в государстве. Они
были резиденциями герцогов, центрами более или менее многочислен-
ного лангобардского населения, пунктами большого торгового и страте-
гического значения.
Найдено достаточно доказательств значительного развития у ланго-
бардов металлообработки: прежде всего обработки золота, затем сереб-
ра, бронзы и железа; а также развития строительного дела, судострое-
ния, изготовления оружия и украшений (фибул, золотых крестиков
и пр ), сельскохозяйственных орудий, шедших и на продажу в страны
Западной Европы 13. По мнению Э. Берпареджи, многие из этих ремес-
ленников могут быть причислены к свободным горожанам, лангобардам
по происхождению14 * (последнее не бесспорно, так как лангобардские
имена могли иметь и римляне).
Этническая структура городов изменилась. Хотя сохранялось преоб-
ладание римского населения, состав горожан пополнялся за счет лан-
гобардов и франков. Происходило сближение феодализирующейся лан-
гобардской и франкской знати с верхушкой римских посессоров, а обед-
невших и свободных лангобардов, альдиев, сервов — с обедневшими
римлянами (свободными, колонами, вольноотпущенниками и рабами).
В настоящее время применительно к Италии полностью доказана не-
12 L Chiapelli. Formazione storica del comune cittadino in Italia.— ASI, vol. VI, a. 1926;
vol. VII, vol. X a. 1927 a. 1928
u G Fasoli. I longobardi in Italia. Bologna, 1965, p. 113—115, 123—126; idem. Dalia
civitas al comune nell'ltalia scttentrionale. Bologna, 1961, p. 43—46; idem. Che cosa
sappiamo delle citta italianc nell’alto Medioevo.— «Vierteljahrshrift fiir Sozial- und
Wirtschaftsgeschichte», vol. 47. fasc. 3, 1960. p 47; P. M. Conti. Luni nell’alto Medioe
vo. Padova. 1967, p. 128 sq; L. Chiapelli. Pistoia nell’alto Medio Evo. Pistoia. 1932,
p 26—28; idem. Formazione storica del comune cittadino in Italia.— ASI, a. 1926,
vol. VI, p. 19—21.
14 E. Bernareggi. 11 sistema economico e la monetazione dei longobardi nell’ltalia supe-
riore. Milano, 1960, p. 41-43.
108
Л. А. Котельникова
состоятельность теории об исключительно вотчинном характере ремесла
в раннем средневековье и о поместном дворе как единственном центре
ремесленного производства в то время и родоначальнике городского
ремесла.
Почти вся ремесленная продукция изготовлялась, прежде всего, сво-
бодными городскими, а также лично свободными (т. е. не сервами) сель-
скими ремесленниками15. Ремесленные изделия встречались среди про-
дуктов оброка зависимых крестьян-держателей (весьма часто — либел-
ляриев) разных областей Италии, но они составляли сравнительно
небольшой процент их оброков (4—10%)- К тому же, как правило, из-
делия ремесла не являлись единственным предметом крестьянских об-
роков 16 17.
В грамотах Северной Италии VIII—X вв. относительно многочислен-
ны упоминания о мелких свободных собственниках и зависимых держа-
телях (весьма часто либелляриях), одновременно являющихся и ремес-
ленниками разных специальностей — монетчиками, кузнецами, мельни-
ками, сапожниками, ювелирами и другими, проживающими в городе и в
округе ". Однако и здесь?, при возросшем удельном весе ремесленников
в контадо (опять-таки в основном свободных или находившихся в срав-
нительно нетяжелой зависимости либелляриев), преобладающим оста-
валось свободное городское ремесло.
Некоторые источники этого периода позволяют сделать отдельные
замечания о ремесленных и торговых объединениях в городах.
Так, от VI—XI вв. есть известия об объединениях (scholae) нотариев
и писцов в Риме и Равенне, упоминаемых впервые еще в 590 г.18
Наиболее важное значение в этом отношении имеет Liber Honorantie
civitatis Papie, датированная началом XI в., но свидетельства которой
ученые относят к IX—X вв. и даже к лангобардскому периоду. Упомя-
нутые там корпорации-министерии монетчиков, золотодобытчиков, рыба-
ков, судовладельцев, кожевников и мыловаров Павии, Милана и Пьячен-
цы сохраняют лишь следы римских коллегий, частично сказывается и
влияние Византии. Однако весьма очевидна здесь зависимость от коро-
левской власти. Вместе с тем некоторые черты этих коллегий позволяют
видеть в зародыше будущие цеховые корпорации средневековья. Члены
министерий — свободные люди, возглавляемые магистрами, которых из-
бирают они сами или герцоги и гастальды. Новые члены уплачивают
16 Дж. Луццатто. Экономическая история Италии, стр. 184—185; см. также A. Taglia-
ferri. Le diverse fasi dell’economia longobarda con particolare riguardo al commercio
internationale.—In: «Problemi della civilta e dell’economia longobarda. Scritti in memo-
ria di Gian Piero Bognetti». Milano, 1964, p. 68—76. 245—247; E. Bernareggi. Op. cit.,
p. 41—46. Автор отмечает, что пи в одной грамоте лангобардского времени не упоми-
наются вотчинные несвободные ремесленники. Но и во франкскую эпоху было бы не-
правомерным говорить о сколько-нибудь широком распространении вотчинного не-
свободного ремесла.
16 «Memorie е document! per servire all’istoria del principato lucchese». Lucca, 1847,
vol. 5, parte 2. No 429 (a. 819), No 480 (a. 826), No 540 (a. 838), No 800 (a. 867),
No 961 (a. 887), vol. 4, parte 1, No 56 (a. 782). В одной из грамот Лукки речь идет о
ремесленной мастерской на участке крестьянина-держателя.— «Memorie е documen-
ti...», vol. 5, parte 2, No 768 (a. 864). В ряде случаев по либеллярной грамоте переда-
валась мельница со всем оборудованием (ibid.. No 855 (а. 874), хлебопекарня с пе-
карем (ibid., vol. 5, parte 3, No 1178 (a. 917)); подчас среди либелляриев упоминают-
ся кузнецы; ibid.. No 1363 (а. 955), No 1749 (а. 977) и др.— «Monumenta Historiae
Patriae (далее — МНР), vol. Х1Н, No 422 (a. 907).
17 МНР, vol. XIII, No 66 (a. 792), No 105 (a. 821), No 264 (a. 875), No 4-13 (a. 905),
No 547 (a. 936), No 732 (a. 972). Подробнее см. C. Violante. La societa milanese nell’-
eta precomunale. N. ed. Bari, 1974, p. 53—61.
16 P. S. Leicht. Le corporazioni romane..., p. 71—76, 94; Дж. Луццатто. Экономическая:
история Италии, стр. 185.
Итальянский раннесредневековый город
109
вступительные взносы, которые идут частично в королевскую казну, ча-
стично распределяются между старыми членами. Обязательны платежи
в королевскую казну, постоянное наблюдение королевских должност-
ных лиц за деятельностью министерий. Члены министерий подчиняются
королевскому суду19.
VIII—X вв. отмечены довольно широкими и интенсивными торговы-
ми связями как между странами Средиземноморья, так и с другими ре-
гионами Европы. Исследования большого числа ученых, собранный ими
материал источников не подтверждают теории бельгийского историка
Анри Пиренна и его последователей о резком сокращении товарно-де-
нежных отношений и почти полной натурализации хозяйства именно в
эпоху Каролингов, что якобы было вызвано арабскими вторжениями, в
результате которых оказались закрытыми морские торговые пути, а
международная торговля пришла в упадок.
Довольно активная торговля Италии имела место уже и в лангобард-
ский период. В эдикте Лиутпранда (§ 18) идет речь о купцах и ремес-
ленниках, занимающихся своей деятельностью в пределах королевства и
вне его. В законах Айстульфа от 750—754 гг. (§ 2 и 3) купцы выступают
как социальный слой, имеющий немалое влияние и вес в обществе.
Внешнеторговые операции лангобардского королевства в VII—
VIII вв. осуществлялись главным образом в направлении с Востока на
Запад и на Север: через Равенну, альпийские перевалы, Марсель и Вер-
ден— в англосаксонское королевство и Скандинавию. Предметами вы-
воза с Запада были оружие, меха и особенно рабы, с Востока — пряно-
сти и предметы роскоши. Равенна и порты на р. По были центрами тор-
говли с Византией, откуда поступали соль, маринованная рыба, специи
и другие товары. С VIII в. происходит некоторое перемещение торговых
путей из континентальной Европы на Восток — к Паданской равнине и
Адриатическому побережью, важными центрами европейской торговли
в этот период становятся Венеция и Паданская долина с Павией. Одна-
ко резкого спада торговой активности (вопреки мнению Пиренна) не
происходит. Прямые торговые пути в ряде мест сменились кружными.
Частично средиземноморскую торговлю для Европы заменил путь через
Северное и Балтийское моря.
Шелка и меха импортировались в Германию через альпийские пере-
валы; оружие и кони — из Германии по тому же пути поступали в Ге-
ную, Византию и на арабский Восток. Оружие и железо из Штирии,
рабы с Севера вывозились венецианскими купцами в области, занятые
арабами. На рынках Западной Европы не исчезли традиционные вос-
точные товары (в противовес тезису А. Пиренна). Специи и другие вос-
точные товары привозились в Европу из арабской Испании через Фран-
цию или через Русь, Балтику и Северное море, либо же из Италии
(через посредство Венеции по Паданской равнине и затем альпийским
перевалам).
Сношения с арабским Востоком и Византией продолжали осущест-
вляться и через посредство городов Южной Италии — Неаполя, Салер-
но, Гаэты, Амальфи.
Внутриитальянская торговля была не менее интенсивна. Главной
торговой артерией Италии оставалась р. По с ее многочисленными при-
токами (Ольо, Адда, Ламбро и др.) и каналами — позднеримскими и
раннесредневековыми, соединявшими между собой Милан, Брешию, Па-
” Р. S. Leicht. Le corporazioni romane..., p. 28 sq.; M. Monti. Le corporazioni nell’evo an-
tico e nell’alto medio evo. Bari, 1934, p. 168; G. G. Mor. Storia politica d'Italia. L’etS
feudale, vol. II. Milano, 1952, p. 325 sq.
110
Л. А. Котельникова
вию, Пьяченцу и другие города, а также эти города с Адриатикой.
В IX—X вв. ежегодные и еженедельные ярмарки и рынки происхо-
дили в Пьяченце, Асти, Верчелли, Милане, Ферраре, Кремоне, Новаре
и других городах. Большие торговые права и привилегии от итальянских
королей получили также епископы городов Болоньи, Модены, Мантуи,
Асти, Реджо, Вероны. Венецианские корабли заходили во все порты
Паданской равнины, и в X в. купцы Венеции наряду с купцами Комаккьо
и Феррары господствовали в торговле этого района.
Крупнейшим портом и рыночным центром Паданской долины была
Павия. Ее возвышение относится к VI—-VII вв., когда она оставила по-
зади себя Милан. В период господства лангобардов она стала столицей
королевства. Торговому могуществу Павии способствовало ее располо-
жение на «дороге франков» и при слиянии рек Тичино с По. Через нее
шли торговые пути на север — в германские земли, и на юг — к Риму.
В IX и особенно в X в. все наиболее крупные монастыри и церкви Па-
данской долины имели в Павии свои склады и лавки для купцов: мо-
настырь св. Амвросия и архиепископ Милана, епископы Комо, Лоди,
Кремы, Бергамо, Пьяченцы, Кремоны, Модены, Реджо, Луни, Тортоны,
Генуи, Верчелли, монастырь св. Юлии в Брешии, архиепископ Равенны.
В Павии были и административно-хозяйственные центры ряда церков-
ных вотчин, куда нередко доставляли натуральные оброки зависимые
крестьяне. Да и сами зависимые держатели этих церковных вотчин под-
час продавали там товары.
Сохранение связи имения с городским рынком, постоянная продажа
в городах и портах продукции, получаемой в виде оброков с зависимых
крестьян — вот это было характерно как для североптальянскоп, так
частично и для средне- и южноитальянской вотчины.
Такие монастыри, как Боббио, св. Юлии в Брешии, Нонаптола, име-
ли свои склады (cellae, stationes) в главных портах на реке По и ее
притоках (мы уже видели, сколь многие церкви и монастыри имели та-
кие склады в Павии). У крупных церковных учреждений были и собст-
венные порты. На реке Ольо и при ее впадении в По монастырь св. Юлии
в Брешии владел портами Инзула, Чиконариа, Альфнано, Валькамоии-
га, Биссариссу, Ривальта, куда доставлялись зерно, вино, оливковое
масло, соль, поступавшие из различных поместий монастыря. В 961 г.
монастырь получил королевское освобождение от ряда пошлин (ripatico,
teloneo, portatico). Имея свои владения в дистретто Кремоны, Сермио,
Бергамо, Пармы, Пьяченцы, Модены, Павии, Л\кки, Сполото, он вел
весьма интенсивную торговлю2'1.
Среди зависимых держателей итальянских церковных вотчин имела
широкое распространение особая транспортная повинность—доставка
крестьянами своих оброков в города и порты, где находились админи-
стративно- хозяйственные центры вотчин, что было связано с продажей
этих продуктов па городских рынках20 21.
20 Е. Bernareggi. Op. cit., р. 53—57; С. Violatin'. Op. cit., р. 3—30; L. Л1. Hartmann. Zur
W'rtschaftsgeschichtc Italians ini friihen Mittelaliers Analckten. Gotha, 1904, S. 74—
122; G. Fourguin. L’occidcnt de la fin du V siecle a la fin du IX siecle. Paris, 1970,
p. 22b—229. См. также МНР. vol. Xlll. Xo 5 (a. 730). Xo 02 la. 787), No 143 (a.812).
No 175 (a. 852), Xo 878 (a. 993), No 680 (a. 964); Bihlioteca della societa storica Sn-
balpina (Subalpma). vol. 78, Pinerolo, 1913. Xo 26 (a. 9051. No 41 (a. 919); G. Tiruhoi-
chi. Memorie storiche niodenesi, vol. 1. Modena, 1794, No 72 (a. 912), No 45 (a. 883 >;
1 diplomi di Berengario I.— FSI, vol. 35. Roma, 1903, No 24 (a. 898), No 81 (a 911)'
No 12 (a. 894), No 51 (a. 904).
21 МНР, vol. XIII, No 960 (a. 922), No 302 (a. 881); «.Memorie e document!...» vol. 5
parte II, No 113 (a. 788); vol. 4, p. II, No 895 (a. 768) н мн. др.
Итальянский раннесредневековый город 111
Натуральной ренте принадлежал немалый удельный вес среди повин-
ностей тяглых крестьян: по данным полиптика Лукки (IX в.) ее вносили
57% держателей; согласно полиптику св. Юлии в Брешии (начало
X в.) —90% держателей. Процент натуральной ренты в составе повин-
ностей держателей, имевших земельные участки по письменному до-
говору с вотчинником, был значительно меньше (около 15% в Средней
Италии и примерно 50% в Северной Италии по данным доступных нам
нескольких тысяч грамот).
Денежный чинш — один из важных показателей товарности кресть-
янского хозяйства — занимал первое место среди других повинностей
держателей по договору. Его несли 70% держателей по договору — по
данным полиптпков епископства Лукки и монастыря сш Юлии в Бре-
шии. Впрочем, следует отметить, что нередкими были смешанные де-
нежно-натуральные чинши 22.
Постоянная связь итальянской вотчины VIII—X вв. с городским рын-
ком, очевидно, в определенной степени обусловливала сравнительно не-
большое развитие вотчинного ремесла, которого было явно недостаточно
для обеспечения потребностей вотчины. При этом была естественной и
необходимой постоянная покупка предметов ремесла для нужд имения
на городском рынке.
Данные источников подтверждают правоту Дж. Луццатто, Ч. Впо-
лзите и Ф. Джонса, которые убедительно опровергли разделявшиеся
Ф. Карли и А. Пиренном взгляды сторонников вотчинной теории на
итальянское поместье как замкнутый и изолированный экономический
комплекс, и на поместные рынки IX—X вв.— лишь как центры для обме-
на товарами между колонами и иным населением исключительно или
преимущественно данного поместья23.
Тезис о господстве в итальянском обществе раннего средневековья
натурального хозяйства, разумеется, остается в силе, однако примени-
тельно к Италии IX—X вв. было бы правомерно одновременно говорить
о сохранявших свое немалое место товарно-денежных отношениях, роль
которых в эти столетия постепенно возрастала. Об этом свидетельствует
в частности и распространение купли-продажи земли и ростовщических
операций с ней.
В тесной связи со сравнительно заметным местом в жизни феода-
лизирующейся вотчины товарно-денежных отношений находится и не-
большая роль домениального хозяйства в Италии уже в IX—X вв. в отли-
чие от других европейских стран. Хотя точное соотношение домеипальной
и держательской земли можно установить далеко не всегда, большая
часть домена была роздана в аренду пли держание, или составляласьнз
необработанных земель. К тому же, как правило, домен обрабатывали не
преимущественно несвободные, находившиеся на довольстве господина
(пребендарии), а зависимые крестьяне, в числе повинностей которых
была и барщина. В начале X в. в монастыре св. Юлии в Брешии па 741
22 Приведенные сравнительные данные о соотношении разных видов ренты приблизи-
тельны и дают представление лишь о проценте держаний, плативших ту или иную
ренту, а не о количественном соотношении разных видов ренты, так как мы не пред-
принимали попытку вычислить денежный эквивалент поступавших натуральных об-
роков и барщин.
23 G. Luzzatto. Economia naturale cd cconomia monetaria.—«Moneta e scambi nell’alto
medio evo». Spoleto. 1961, p. 15—28; C. Violante. La societa milanese..., p. 14—19;
Ph. J. Jones. L’ltalia agraria nell’alto medioevo. Problemi di cronologia e di continui-
ta — «Agricoltura e mondo rurale in Occidente nell’alto medioevo». Spoleto, 1965, p. 60.
73—74, 81, 84—88.
112
Л. А. Котельникова
пребендария приходилось 4700 зависимых держателей, а в монастыре
Фарфа на 93 пребендариев 1500 держателей. На домене монастыря Боб-
био, по данным полиптика, производиласьлишь^в зерна, получаемого со
всех земель монастыря. В епископстве Лукки в начале IX в. крестьян,
главной обязанностью которых была барщина, было почти в три раза
меньше, чем оброчных. Небольшая роль барской запашки была харак-
терна и для южноитальянской вотчины24 25.
Одной из особенностей вотчины в Италии в VIII—X вв. было то, что
собственниками имений и господами крестьян нередко были горожане,
купцы и богатые ремесленники, должностные лица административных,
финансовых и судебных учреждений города, иногда — люди свободных
профессий ”.
В VIII—X вв. в Италии интенсивно происходил процесс феодализа-
ции, одним из главных проявлений которого было образование феодаль-
но-зависимого крестьянства за счет обедневших мелких собственников,
а также колонов и получивших освобождение сервов и альдиев, ставших
поземельными держателями. Однако еще в X в. значительные слои мел-
ких и средних собственников оставались вне частной власти вотчины,
и именно они фиксируются грамотами VIII—X вв., а также и последу-
ющих— XI—XII вв. в разного рода поземельных сделках, в судебных
тяжбах их с вотчинниками, пытающимися превратить их в зависимых
сервов и колонов. Подобные тяжбы нередко рассматривались и в город-
ских судах, где большей частью претензии вотчинников удовлетворялись,
хотя имели место и иные решения, подтверждавшие личную свободу
крестьян-собственников или держателей, обратившихся с иском26. Мел-
кие свободные земельные собственники были в значительной своей части
наследниками позднеримских посессоров. Этот слой сильно уменьшился,
так как многие из них попадали в зависимость от феодализирующейся
знати. Но одновременно ряды мелких собственников, очевидно, продол-
жали пополняться: за счет получавших освобождение сервов, колонов и
альдиев (часть которых после освобождения оставалась свободной),
беднеющих средних землевладельцев, а также приобретающих земель-
ные владения мелких ремесленников и торговцев.
Итак, особенности экономической и социальной структуры города
раннего средневековья в Италии во многом обусловили специфику гене-
зиса феодализма и формирования зависимого крестьянства. Своеобра-
зие процесса генезиса феодализма и сохранение в течение длительно-
го времени значительного слоя мелких и средних свободных земельных
собственников в большой мере связаны здесь, на наш взгляд, с самим
фактом существования немалого числа городов, сохранивших от рим-
ской эпохи свое значение как ремесленно-торговых, так и администра-
тивных и культурных центров (разумеется, в разной мере и в различных
частях страны).
Существование сравнительно разветвленной администрации, судеб-
ных и финансовых, военных органов, муниципальной курии, а позднее —
начатков городского самоуправления (общего собрания горожан, скаби-
24 L. Hartmann. Zur Wirtschaftsgeschichte..., р. 52; G. Luzzatto. I servi nelle grandi pro-
priety ecclesiastiche italiane dei secoli IX e X.— «Dai servi della gleba agli albori del
capitalismo», Bari, 1966, p. 102; M. Л. Абрамсон. Южноитальянская вотчина IX—X вв.
— «Византийские очерки», М., 1962.
25 С. Violante. Op. cit., р. 55 sq. и мн. др. См. многочисленные данные на этот счет в
МНР, vol. XIII.
ae 1 placiti del «Regnum Italiae». А сига di С. Manaresi, vol. 1. Roma, 1955, No 37
(a. 827), No 49 (a. 845), No 109 (a. 899), No 1-12 (a. 901), No 122 (a. 906—910).
Итальянский раннесредневековый город
ИЗ
нов и других в той или иной степени выборных чиновников), а также
достаточно многочисленных ремесленных мастерских и торговых заве-
дений было бы невозможно без более или менее широкого слоя свобод-
ных горожан, ремесленников и торговцев, лиц свободных профессий,
проживавших в городе и принимавших участие в органах управления
мелких земельных собственников.
Существование относительно высокого уровня товарно-денежных от-
ношений способствовало сохранению частной собственности поздне-рим-
ского типа как в городском ремесле и торговом деле, так и в землевла-
дении, замедляя разложение римских порядков. Это одновременно уско-
ряло разложение привнесенных варварами общинных порядков, подчи-
няя их многовековым и цепко удерживавшим еще свои позиции римским
формам. Именно тесно связанное с городским развитием сохранение в
определенной мере поздне-римских частнособственнических форм в ре-
месле и торговом деле, равно как и в землевладении, обусловили боль-
шее, чем в западноевропейском регионе, место колонов и сервов поздне-
римского или близкого к нему типа в формирующемся слое феодально-
зависимого крестьянства.
Продолжавшие сохранять немалое влияние как в городе, так и в де-
ревне посессоры препятствовали каким-либо радикальным преобразова-
ниям в аграрных отношениях на землях их имений. В сохранении позд-
неримских правовых норм можно видеть один из факторов, объясняю-
щих то явление, что немалое число прежних свободных, становившихся
зависимыми держателями, заключали с собственниками земель догово-
ры типа, близкого к позднеримской наследственной эмфитевтической
аренде (особенно на первом этапе — в VI—VII вв.). Впрочем, уже в
VIII—IX вв. либеллярные и эмфитевтические договоры (число послед-
них в эти столетия сильно уменьшилось) в большинстве своем оформля-
ли вступление обедневших мелких свободных собственников под власть
феодальной вотчины, причем довольно часто положение феодально-за-
висимых держателей, заключивших подобный либеллярный договор, по
объему их прав и размеру повинностей немногим отличалось от соци-
ально-экономического и юридического статуса колонов и массариев, не-
редко державших землю не по договору, а по обычаю по соседству в той
же вотчине (так называемые либеллярии-колоны).
Наряду с этим часть либелляриев — обычно из числа более зажиточ-
ных средних собственников (такие договоры особенно характерны для
середины IX—X вв.), вступая в зависимость от вотчинника-феодала,
подвергалась сравнительно невысоким обложениям (чаще всего это был
небольшой денежный или натуральный чинш) и в значительной степени
сохраняла свою личную свободу27.
Сравнительно высокий уровень ремесла в городе и относительно
активные торговые связи города и деревни во многом определяли и осо-
бенности складывавшейся вотчины. Несмотря на господство в итальян-
ском обществе в целом натурального хозяйства и возможность воспро-
изводства в крестьянском хозяйстве и имении всего необходимого для
существования их населения, особенностью Италии являлось .сохране-
ние оживленных связей с рынком как хозяйств крупных землевладель-
цев, так и мелких и средних земельных собственников (для последних
это могло быть одной из причин, позволявших им дольше, чем в других
регионах, сохранять свою самостоятельность и сопротивляться подчи-
нению вотчине).
27 Л. А. Котельникова. Либеллярин Северной и Средней Италии в VIII—X вв (к вопро-
су об образовании зависимого итальянского крестьянства) —СВ, вып. X, 1956.
8 Средние века, в. 38
7
114
Л. А. Котельникова
Хотя производство ремесленных изделий осуществлялось и в по-
местье, и в хозяйстве крестьян, город оставался главным центром ремес-
ленного производства, именно там приобретали основные ремесленные
изделия не только горожане, но и жители сельской округи. Городской
рынок притягивал сельскохозяйственную продукцию имений, она нахо-
дила постоянный сбыт в самом городе, а также и за его пределами. Го-
рожане-землевладельцы, административно-хозяйственные центры вот-
чин которых нередко находились в городе, подчас выступали и как про-
давцы части поступавших им оброков продуктами сельского хозяйства.
Описанные факторы оказывали самое непосредственное влияние на
структуру имения: его господская часть была или очень небольшой, пли
вообще отсутствовала, вся земля имения нередко была роздана в дер-
жания. Это вызывалось не только и не столько нехваткой рабочих рук
при сокращении числа сервов-пребендариев. но, очевидно, в большой
степени тем, что на данной ступени развития землевладельцу-горожа-
нину выгоднее было получить для собственного потребления и продать
на городском рынке продукцию, произведенную не сервами-барщинни-
ками (их юридический статус был близок к позднеримским рабам), а в
первую очередь лично свободными арендаторами или держателями со
сравнительно небольшим ограничением личной свободы, но с относи-
тельно широкой хозяйственной самостоятельностью. Не было нужды и в
организации сколько-нибудь значительных ремесленных мастерских в
домене, поскольку необходимое можно было приобрести в городе. Тем
самым городское ремесло оказывало в некотором роде «угнетающее воз-
действие» на ремесло в сельской округе, в первую очередь в поместье.
Обусловленная в немалой степени существованием городов в раннесред-
невековой Италии (хотя этот фактор и не был единственной причиной
данного явления) своеобразие ее развития по пути феодализации по
сравнению со странами «классического феодализма», проявлялось, как
мы видели, двояко: в длительном сохранении значительного слоя мел-
ких и средних свободных собственников (главным образом позднерим-
ского типа, но также и германских аллодистов) и одновременно в мед-
ленной трансформации позднеримского поместья, обрабатывавшегося
трудом колонов и посаженных на землю сервов.
В последующие столетия эти особенности явственно обозначились в
существовании двух относительно многочисленных «полярных» групп
феодально-зависимого крестьянства: располагавших наибольшей лич-
ной свободой либелляриев и еще во многом сохранивших позднеримские
черты (прежде всего в юридическом статусе) сервов и колонов, с кото-
рыми сближалась и часть обедневших свободных собственников, дер-
жавшая землю по так называемому колонатному либеллярному до-
говору.
Однако было бы неправомерным считать, что существование италь-
янского города в раннее средневековье лишь замедляло течение фео-
дализационного процесса. Немалым и весьма существенным было и
иное воздействие товарно-денежных отношений на хозяйство мелких и
средних собственников: их участие в торговле на городском рынке, втя-
гивание их земель в торговый оборот приводило к росту имуществен-
ного неравенства, ускоряло разорение обедневших слоев, возвышение
разбогатевших хозяйств, свидетельство чему—многочисленные сделки
купли-продажи, дарений, обмена, залогов и займов, движимого и недви-
жимого имущества.
Не следует сбрасывать со счета и влияние на город раннего средне-
вековья феодализирующейся периферии — складывавшегося феодально-
го поместья со всей системой составлявших его связей и отношений.
Впрочем, именно в Италии, пожалуй, меньше, чем в какой-либо дру-
гой стране следует говорить о феодальной «периферии», так как здесь
Итальянский раннесредневековый город
115
характерно тесное переплетение интересов немалого числа горожан —
феодальных или феодализировавшихся землевладельцев — с сохраняв-
шими активные торговые связи с городом феодальными вотчинниками
(в том числе и весьма часто — церковными), имевшими в городах скла-
ды и лавки для товаров, поступавших из их имений, и избиравших не-
редко города как административно-хозяйственные центры своих вотчин.
Итальянский город в IX—X вв. был составной частью феодального
общества, что отражалось на всей его экономической, социальной и
административной структуре.
Riassunto dell’articolo di L. A. Kotelnikova
«La citta italiana nell’alto medio
evo e il suo ruolo nella genesi del feudalesimo»
L’esistenza della citta italiana nell’alto medio evo e le particolarita
della sua struttura economica e sociale, ha determinate in gran parte la
specifica della genesi del feudalesimo e il processo della formazione dello
strata dei contadini dipendenti. La conservanza nella societa altomedie-
vale italiana dello strato dei piccoli proprietari liberi era legata diretta-
mente con la funzione delie citta come i centri della vita artigiana e com-
merciale, amministratixa e culturale.
I rapporti mercantili-monetari di livello relativamente alto hanno
contribuito alia conservanza della propriety privata tardo romana nell’azi-
enda artigiana e mercantile e anche nella propriety fondiaria e hanno ral-
lentato la decomposizione delle ordini tardo romane. Nello stesso tempo
nella campagna si precipitava la decomposizione dell’ordine comunale dei
barbari e quella si sottometteva in gran parte alle forme romane. D’altro
canto la conservanza delle ordini tardo romane ha determinate il ruolo
abbastanza considerevole dei coloni e servi.
Nei secoli VIII—IX i contratti livellari e emphiteuticari in gran parte
hanno compiuto la soggezione alia signoria rurale dei piccoli proprietari
impoveriti. Non di radamente la condizione sociale e giuridica e anche
economica di questi nuovi contadini dipendenti (livellari — coloni) era
abbastanza simile a quella dei coloni e dei massari. Ma certe parte dei livel-
lari,— di solito dallo strato di anteriori proprietari mediani e piii bene-
stanti — (i contratti simili sopratutto caratterizzati per la meta del
IX—X secolo), sebbene sottomessi al signore feudatario hanno conservato
la sua liberta personale in modo piu notevole, obbligati di canoni in dena-
ro e in natura piu о meno piccoli.
I legami relativamente stretti con mercato permettevano ai proprietari
piccoli conservare la sua liberta personale in modo piu considerevole in
paragone di altre regioni europei.
Evidentemente per il proprietario-cittadino era in quel tempo piu
profittevole ricevere per il consume proprio e anche per la vendita sul mer-
cato cittadino la produzione dei terreni dagli appezzamenti dei concessio-
nal giuridicamente liberi.
Poiche il dominio era di solito piccolo о anzi mancante, quasi tutta la
terra della signoria rurale era distribuita tra i contadini dipendenti.
Ё naturale, ch’aveva importanza e la carenza di mandopera dei servi pre-
bendarii.
Non e’era necessaria e l’esistenza sul dominio dell’azienda artigiana
piCi о meno grande, percht tutti prodotei artigiani e’era о state possibile
comprare sul mercato della citta.
8*
А. Д. ЛЮБЛИНСКАЯ
СЕЛЬСКАЯ ОБЩИНА И ГОРОД В СЕВЕРНОЙ ФРАНЦИИ
XI—Х111 вв.*
Генезис средневекового города и ранний этап его развития принад-
лежат к числу проблем, которые уже давно стали в медиевистике основ-
ными. Внимание к этой теме все время возрастает. Повсюду появляются
новые специалисты, образуются особые комиссии по истории городов,
добываются новые материалы (главным образом благодаря археоло-
гическим раскопкам), а многократно использованные скудные письмен-
ные источники становятся предметом нового изучения и сопоставления
с археологическими данными. Снова пересматриваются концепции преж-
них исследователей, формулируются новые взгляды *.
Средневековый город в целом, в том числе и его ранний этап,— про-
блема многоплановая: социально-экономическая, политическая, право-
вая, идеологическая, культурная. Она так и изучается; хотя в отдельных
работах обычно доминирует тот или иной план, в своей совокупности
они позволяют осуществить многосторонний анализ и обобщения. Но
для генезиса города и первого этапа его существования на первое место
естественно выдвигаются темы, присущие именно этому периоду,— фор-
мы начавшегося разделения труда и появление в феодальном обществе
особого статуса горожан. Они также изучаются давно и пристально.
К ним мы хотели бы добавить вопрос о соотношении раннего города с
деревней в эпоху, когда чисто экономическое воздействие города на
сельскую округу еще только начиналось. Сделаем это на материале го-
родов Северной Франции.
Сразу же обнаруживаются существенные различия в их истории.
Почти все крупные (по масштабам того времени) города не являлись но-
вообразованиями в точном смысле слова, т. е. не возникли в качестве
торгово-ремесленных центров именно с конца X в. до конца XIII в. Рас-
положенные как правило наилучшим образом — в плодородных доли-
нах и па важных речных путях — они насчитывали к концу X — началу
XI в. мпогостолетнее существование в ином качестве — как культовые
центры галльских племен, затем римские торговые и военно-админи-
стративные города. С IV в. они превратились в главные центры епис-
копских диоцезов, а вскоре и графств Франкского государства. После
* Целью статьи является привлечение внимания медиевистов к двум важным пробле-
мам, еше требующим детального монографического исследования,—к сравнительному
анализу оошнп XI—XIII вв. (городской, цеховой, сельской) и к истории коммуналь-
ного движения как единого процесса, охватившего в ту пору города и села почти
всей Северной Франции. В статье также изложены в сжатом виде некоторые итоги
исследовательской работы автора по данным темам.
1 См. статьи Л. А. Котельниковой и С. М. Стама в данном сборнике. В работах,’ опуб-
ликованных Историческим Комитетом «Pro civitate» (Бельгия) и Международной Ко-
миссией по истории городов (Commission Internationale pour 1’histoire des villes),
раннесредиевековый город занимает значительное место. См. также список специаль-
ных библиографий по истории городов в журнале «Annales ESC», 1973, No 2, р. XXXI.
Община и город во Франции XI—XIII вв.
117
распада Каролингской империи они сперва играли преимущественно
административную роль в крупных (опять-таки по масштабам данного
региона) феодальных владениях. На рубеже X и XI вв. эти центры на-
чали превращаться в ремесленно-торговые города одними из первых
(а возможно, и первыми) именно в силу своего наилучшего расположе-
ния, способствовавшего их экономическому подъему. По этой причине
многие из них раньше других населились, разбогатели и создали свою
организацию, давшую им после упорной борьбы права городов-коммун.
Их история известна достаточно хорошо, и в историографии они стали
своего рода моделью для северофранцузского города вообще. Главной
их особенностью является непрерывный рост; они всегда были эконо-
мически развивающимися городами — «столицами» феодальных гер-
цогств и графств, а затем и провинций централизующегося государства,
сохраняя при этом и свое значение административных и церковных
центров.
Города средних размеров, размещенные в небольших областях, на ко-
торые распадалось каждое графство или герцогство, частично тоже су-
ществовали как поселения с древних времен, но большинство их возникло
в процессе внутренней колонизации XI—XIII вв. Их жизнь изучена мень-
ше и освещена источниками слабее, чем для городов крупных не только
до XII—XIII вв., но и позже, главным образом потому, что сами они в
силу своих скромных размеров не нуждались в ту пору в обширной и
разносторонней документации. Их экономическое развитие было сперва
замедленным, но зато с XIII в. они стали играть все более и более за-
метную роль в ремесле и торговле, не достигая, однако, уровня городов
крупных.
Наконец, имелось множество мелких городков, чья ранняя история
еще только начинает разрабатываться, да и то лишь в тех благоприят-
ных случаях, когда источники позволяют добраться до отдаленных ве-
ков их появления на свет в период внутренней колонизации. По типу
своей хозяйственной деятельности, организации и даже по внешнему
виду они были очень близки к деревне, но все же ремесло и торговля
преобладали и в них над сельским хозяйством. Особенностью их жизни
как города являлась чрезвычайная медлительность развития. Столетия-
ми они оставались почти стабильными по числу жителей, по размерам
территории, по уровню ремесла, обслуживавшего небольшую группу со-
седних деревень. Такие «бурги» (не смешивать с бургами — пригорода-
ми больших городов!) имели порой свои укрепления или же располага-
лись около укрепленных замков и монастырей. Нередко они находились
под властью того же сеньора, которому принадлежали одна или не-
сколько соседних деревень. Такие поселения имелись во всех европей-
ских странах; в историографии их обычно называют городами аграр-
ного типа, или аграрными городами, т. е. полугородами — полудерев-
нями2.
Перечисленные типы городов — весьма различные по своей экономи-
ческой, т. е. определяющей роли — пользуются далеко не одинаковым
вниманием исследователей. Отчасти это зависит от объема источнико-
ведческой базы, богатой для крупных центров и очень скудной для мел-
ких. Главное же заключается в том, что именно крупные города, особен-
но города-коммуны, сыграли важнейшую роль как в социально-эконо-
мическом плане, так и в складывании французского королевства п его
2 См., например: В. Бачкай. О характере и роли аграрных городов в Венгерском госу-
дарстве XV в.— СВ, вып 36. М., 1973.
118
А. Д. Люблинская
постепенной централизации. Мелкие городки не могли претендовать на
точно такую же роль. Но если черты городской жизни, т. е. ремесло и
рынок, были выражены в них несравненно слабее, само их число не шло
ни в какое сравнение с городами крупными и средними: те, даже взятые
вместе, составляли около сотни, мелких же были многие тысячи и они
усеивали карту страны густой сетью. На сочетании экономических функ-
ций городов разного типа зижделась вся система городов в средневеко-
вом обществе. Без плотной сети мелких городков крупные и средние
центры оказались бы островками на обширных просторах сельских ме-
стностей. Благодаря мелким городкам элементы городской экономиче-
ской деятельности расходились, как кровь по капиллярам, по всей
стране.
Каждая из трех групп городов обладала своими чертами. На долю
мелких выпала массовость, а следовательно и стабильность — фактиче-
ски им было некуда расти, да и незачем. Свою экономическую роль мел-
ких и узких рынков для узкой же деревенской округи они выполняли,
будучи максимально приближенными к деревням, на которые в ту пору
воздействие не только крупных, но и средних городов еще не было зна-
чительным. Но мелкие города имели еще одну особенность, связывав-
шую их с другими ремесленными центрами: они служили своего рода
скупочными пунктами сельского технического сырья: шерсти, льна, пень-
ки и т. д., поступавшего в них из окружающих деревень. Оно лишь ча-
стично перерабатывалось местными же ремесленниками, ибо в основ-
ном его скупали для перепродажи местные купцы или приезжие торгов-
цы. Таким путем мелкие городки снабжали этим сырьем крупные и
средние, уже чисто городские ремесленные центры, которым никогда не
хватало сырья только из своей ближайшей округи.
Срощенность подобного «аграрного» городка с родственной ему де-
ревней составляла константу его социально-экономического бытия. Бла-
годаря ей он оказывал не только хозяйственное, но и социальное воздей-
ствие на свою округу. Поэтому необходимо учитывать также и эти
мелкие городки и вообще ближе присмотреться к деревне и городу того
времени в типологическом плане, чтобы затем попытаться определить их
роль в коммунальном движении.
* * *
Сопоставляя город с деревней, мы выведем на первый план не столь-
ко сеньориальную организацию деревни (она достаточно хорошо изве-
стна), сколько сперва крепостную сельскую общину, а затем сельскую
коммуну лично свободных, но феодально зависимых крестьян. В ком-
мунальном движении XII в. чаще всего выступали именно сельские кол-
лективы, а не крестьяне топ или иной сеньории, которая зачастую была
лишь частью деревни. Особенно ярко сказалась такая общность, когда
после личного освобождения сельская коммуна, там где она образова-
лась. уже вполне наглядно объединила жителей всего селения.
Но сперва нам представляется целесообразным отметить вкратце ти-
пологические общие черты в сельской общине и в цехе. Это тем более
важно, что даст возможность гораздо отчетливее определить соотноше-
ние крестьянской и городской общины, особенно в мелком городе.
Возможно, что в ряде случаев сельская община послужила своего
рода прототипом при формировании цеха как сообщества равноправных
ремесленников. Обе общины — сельскую и цеховую — сближала система
принудительной регламентации производства. В основе этой системы
лежал идентичный в цехе и в деревне принцип равенства шансов каж-
дого ремесленника (крестьянина), но проявлялся он неодинаково. Цех
Община и город во Франции XI—XIII вв. 119
в той или иной форме регламентировал и контролировал всю техноло-
гию своего ремесла и устанавливал единообразные цены на изделия. До
определенного времени он реально препятствовал в некоторых отраслях
расширению отдельных мастерских, задерживая социально-экономиче-
скую дифференциацию этих ремесленников.
Сельская община не сдерживала такой дифференциации. Колебания
в размерах земельных владений были уже к XIII в. довольно значитель-
ны. Наследования, обмены, разделы, купли-продажи земли и т. п. не
подлежали контролю со стороны общины, они совершались в пределах
норм местной территориальной кутюмы.
Как правило, цех не имел коллективной хозяйственно-производст-
венной собственности; дом гильдии или цеха служил для производствен-
ных нужд в редких случаях. Производственный процесс совершался
целиком в отдельных мастерскйх и не диктовался сезонностью сельско-
хозяйственных работ; нормировались не их сроки, а рабочий день и ра-
бочий год.
Сельская община являлась в ту пору юридическим или фактическим
коллективным собственником общинных угодий, совершенно необходи-
мых для ее производственной деятельности. Община жестко регламен-
тировала их использование, равно как и сроки главных сельскохозяйст-
венных работ, когда крестьяне работали, хотя и на своих полях или ви-
ноградниках, но рядом друг с другом, одновременно, а зачастую и в
порядке взаимопомощи. В деревне еще не исчез, но модифицировался
коллективный характер труда, в то время как в цехе он имел место лишь
в немногих отраслях и то для отдельных операций.
•' Разделение труда в деревне в пределах семьи было отчасти анало-
гично разделению в мастерской и в семье цехового мастера, поскольку
и там и здесь имелось распределение функций по полу и возрасту. Ма-
стерская существовала как расширенный семейный коллектив, и труд
жены мастера (равно как и подрастающих дочерей), ведшей все хозяй-
ство и кормившей подмастерьев и учеников, был совершенно необходим
для нормальной деятельности цеховой ячейки. Однако цехи могли дро-
биться и дробились на более узкие специальности, либо группировались
вокруг ведущих ремесел. Цехи — там, где они были,— составляли в рам-
ках города сеть разнообразных производственных единиц. Их объедине-
ние формировало подобный город как особый экономический и социаль-
ный организм, обладавший эвентуальными возможностями роста и раз-
вития (что особенно ярко сказалось уже после рассматриваемого пе-
риода).
Всего этого деревня была лишена. Крестьянская община распада-
лась на однородные хозяйственные ячейки, отличавшиеся друг от друга
преимущественно по размерам земельных владений. Она была в этом
плане стабильной и неразвивающейся структурой, но предоставляла
своим членам значительную свободу действий.
Итак, если генетически сельская община и могла являться прототи-
пом для цеха, то в дальнейшем важные различия в характере производ-
ства и структуре двух типов общин развели их в разные стороны далеко
друг от друга.
Иначе обстояло дело в отношении города и деревни. Ранняя город-
ская община, взятая в целом, во многом повторяла свой прототип. Важ-
ной чертой сходства было также сервильное положение массы горожан,
присутствие сеньора в городском замке или епископском дворце, сень-
ориальный суд, произвол — все это у города было общим с деревней. Но
крупные и многие средние города довольно быстро отделились от дерев-
ни (plat pays) не только своими вольностями, стенами, вооруженной
120
А. Д. Люблинская
стражей и т п., но и главное — своими экономическими и политическими
функциями, равно как и социальным статусом жителей.
Такого отделения в мелких городках не произошло. У них, как и в
деревнях, рядом с поселением стойко сохранялась коллективная земель-
ная собственность, которая использовалась жителями в хозяйственном
плане. Для деревни она была совершенно необходима, но и городок
сильно в ней нуждался: в первую очередь его полуаграрный характер
сохранялся благодаря общинному выпасу, так как пашни были не у всех
горожан и играли скорее подсобную роль. Характерно, что это длитель-
ное существование альменды отличало именно мелкий городок; в дру-
гих городах, особенно крупных, она быстро превратилась в пригороды,
т. е. была застроена и использована в чисто городском плане. В местно-
стях, где было развито виноградарство, виноделие и огородничество, жи-
тели городка занимались этими специализированными отраслями сель-
ского хозяйства в такой же мере и с таким же успехом, как и соседние
крестьяне.
Деревню и городок сближало также наличие почти однотипного ре-
месла. Известно, что из деревни в город ушло далеко не всякое ремесло.
Важно подчеркнуть, что город вскоре создал свое ремесло, т. е. такие
его отрасли, которые в деревне были невозможны. Но деревенское ре-
месло продолжало жить еще многие столетия и затем некоторые его
отрасли приспособила к своим целям рассеянная мануфактура. Для
него характерен ограниченный и стабильный набор специальностей, тре-
бующих лишь местного сырья (за вычетом железа). Такое ремесло мало
товарно по своей природе, как правило, его продукция почти целиком
потреблялась в семье. Ремесло в мелком городке недалеко ушло от
этого уровня. Оно было несколько разнообразнее и лучше по качеству,
однако не настолько, чтобы его изделия могли быть резко противопо-
ставлены деревенским. В основном оно было рассчитано примерно на
тот же местный узкий рынок, что и товарные излишки ремесла деревен
ского. Кроме того, при почти неизменном населении городков число ре-
месленников одной профессии было невелико и тоже постоянно, так что
надобность в организационном обособлении отсутствовала. Ремеслен-
ники всех профессий и торговцы составляли одну общину, совпадавшую
с городской общиной, а регламентация производства предписывалась
только в самых общих чертах. Зато благодаря торговле техническим
сырьем городок занимал особое место.
В отношении феодальной зависимости жителей, системы сеньориаль-
ной администрации и характера повинностей городок почти ничем не
отличался от окрестных деревень, разве что типом барщины. Горожане
очень редко несли полевую барщину, но были обязаны строительной,
извозной и т. и.
Таким образом, типологически мелкие городки и сельские общины
докоммуналыюго периода можно считать в большой степени родствен-
ными организациями; эта близость сохранилась и в дальнейшем. Что
касается крупных и средних центров, то уже в ту пору она проявлялась
не столь полно, а после «коммунальных революций» эти городские об-
щины быстро отдалились от деревенских по всем своим функциям, в
первую очередь экономическим.
Обратимся теперь к коммунальному движению и к освобождению
крестьян от личной зависимости. Обе проблемы давно привлекают вни-
мание историков, но во французской историографии за последнее время
Община и город во Франции XI—XIII вв.
121
не появлялось новых крупных работ3, а советские медиевисты еще не
посвятили этим темам монографических исследований, хотя в общих
трудах по истории крестьянства им уделено должное внимание4. Недо-
статочно изучены связи между движениями в городах и процессом лич-
ного освобождения крестьян. В этом плане интересны материалы меж-
дународного совещания по исследованию городских и сельских хартий
вольностей5; во многих докладах намечена широкая программа иссле-
дований 6.
Крупные города — инициаторы и главные действующие лица в ком-
мунальном движении — отнюдь не были одиноки в своей борьбе с сень-
орами. В XII в. ею была охвачена почти вся Северная Франция, где в
это время феодальные отношения и феодальная иерархия приняли за-
конченную форму. И в деревне и в городе усилился феодальный гнет7.
В некоторых местностях синхронность выступлений горожан и крестьян
бесспорна. Но в целом города опередили деревню во времени. Они по-
лучили те или иные привилегии в XI—XII вв., а личное освобождение
крестьян пришлось на XII—XIII вв. (отчасти и позже), когда злополуч-
ная крестьянская эпопея в первом крестовом походе была уже позади.
И разумеется, освобождение городов было несравненно полнее, осо-
бенно городов-коммун.
Рассмотрение всех форм борьбы и завоеванных вольностей не может
быть целью небольшой статьи. Из совокупности разнообразных приоб-
ретенных прав мы выберем лишь одно — личную свободу. Она была
краеугольным камнем, на котором зижделось все здание городских при-
вилегий, и прекрасно выражена в правовой норме «городской воздух
делает свободным». Она же была первым (и сперва единственным) тре-
бованием крестьян, ибо все остальные права сельских коммун были при-
обретены позднее. Именно стремление к личной свободе объединило в
ту пору и горожан и крестьян, что очень важно отметить, так как затем
характер личной свободы оказался неодинаковым у этих социальных
групп.
Личные повинности французских крестьян хорошо известны8. II в го-
роде и в деревне они генетически восходили к определенным чертам раб-
ского состояния: все имущество раба принадлежало господину, а его
брак допускался лишь в форме сожительства с рабыней того же госпо-
дина. Но в серваже эти черты уже были сильно модифицированы. Серв
обладал имуществом и передавал его прямым наследникам, причем
сеньор имел в нем долю, а при их отсутствии получал все. Местные обы-
чаи придали этому праву мертвой руки (менморту) чрезвычайное раз-
нообразие по части определения круга наследников и части сеньора.
Хотя в жизни крестьянина такой платеж вносился лишь однажды — при
наследовании отцовского движимого имущества — и фактически приоб-
3 Последними по времени все еще являются книги Пти-Дютайн и М. Блока: Ch. Petit-
Dutaillis. Les communes fran^aises, caracteres et evolution des origines au XVIII s.
Paris, 1947; M Bloch. Rois et serfs. Paris, 1920.
‘ См. Ю. Л. Бессмертный. Феодальная деревня н рынок в Западной Европе XII—ХП1 вв.
М., 1969, стр. 332—344 н библиографию.
6 «Les libertes urbaines et rurales du XIе au XIVе siecle». Colloque International, Spi,
5—8 IX 1966. Actes. Bruxelles, 1968 («Pro Civitate», Collection histoire, No 19). Bo
вступительном докладе Ф. Веркаутерена дан краткий историографический обзор.
6 См. доклад Ж. Шнейдера: /. Schneider. Les origines des chartes de franchises dans le
royaume de France (XIе—XIIе siecles).— «Les libertes urbaines»...
7 Ibid., p. 31—35, 68—74.
8 Количественного соотношения в Северной Франции сервов и крестьян иного статуса
мы здесь не касаемся — оно еще далеко не выяснено. Для темы статьи важен харак-
тер сервильных повинностей.
122
А. Д. Люблинская
рел форму выкупа наследства, он был тяжел и ненавистен. Он не допус-
кал свободы завещания и нередко оставлял семью покойного в плохом
материальном положении.
Брак только «в пределах сеньории» становился все более и более за-
труднительным во всех небольших сеньориях, число которых сильно
умножилось в связи с расцветом рыцарского землевладения Лишь в
крупных имениях церкви и знати браки могли заключаться вне круга
родственников. Католическая церковь разрешала браки даже между
двоюродными, но такие слишком близкородственные союзы, будучи вы-
нужденно частыми, угрожали (подобно тому, как это имело место в
замкнутых горных селениях) здоровью потомства. Уже издавна при
браках крестьян из разных сеньорий муж или жена «переводились» к
другому сеньору и дети становились его сервами в соответствии с той
или иной денежной сделкой. В рассматриваемое время такие браки ши-
роко распространились при условии уплаты сеньору «выкупаемого» су-
пруга или супруги брачной пошлины (формарьяжа), размер которой
тоже сильно варьировал. Формарьяж мог уплачиваться неоднократно —
при повторных браках. Это был тоже иррегулярный и тяжелый побор.
Наоборот, уплата поголовного сбора (шеважа) была ежегодной, ибо
именно им подтверждалось сервильное состояние. Реально этот фикси-
рованный платеж был уже невелик, так как ценность 3—4 мелких сереб-
ряных монет сильно упала в связи с ухудшением их качества по срав-
нению с каролингской эпохой. Шеваж имел значение символического
платежа, являлся определяющим признаком. При конфликтах с сень-
ором по поводу отрицания кем-либо своей принадлежности к сервам
факт уплаты шеважа равнялся доказательству серважа.
Обложение «по воле сеньора» (произвольная талья) зиждилось на
том же принципе, что и менморт: все имущество серва принадлежит
сеньору. Феодальный обычай несколько ограничил этот побор, который
нередко взимался не только с сервов, но и со всех жителей сеньории,
в том числе и в городе. Однако преступить эти рамки сеньору было го-
раздо легче, чем при взимании менморта и формарьяжа, строго обуслов-
ленных фактами смерти и брака. Отсюда характерное для XI—XII вв.
взимание именно этого иррегулярного и всегда денежного сбора, лишав-
шего порой не только накоплений, но и подрывавшего хозяйство. В го-
родах, где денежные ресурсы купцов и ремесленников были, как гово-
рится, «на виду» у сеньора, его посягательства на возрастающее богат-
ство горожан воспринимались ими с возрастающим же возмущением,
о чем красноречиво свидетельствует история борьбы за коммуну в Лане.
В ту пору непосредственной и всем ясной целью борьбы и в городе
и в деревне было обретение личной свободы, конкретно выражавшейся
в выкупе тех повинностей, которые лежали на личности, а не на земле®.
Сразу же встает вопрос: неужели эти иррегулярные платежи были тя-
желее феодальной ренты как таковой, т. е. барщины и оброка в деревне
и поборов в городе? Навряд ли удастся когда-либо вычислить реальное
соотношение всех повинностей, лежавших на серве в XII в., но есть одно
обстоятельство, которое необходимо принять во внимание. Все формы
ренты и платежей были тогда фиксированы традиционным местным ис-
писанным обычаем; они не только были привычны, но — самое важ-
ное— допускали известное развитие крестьянского хозяйства и город-
ского ремесла. Иначе обстояло с иррегулярными сервильными платежа- *
• Мы здесь не касаемся всего объема прав, полученных городскими и сельскими общи-
нами в итоге их борьбы с сеньорами. Они хорошо изучены для городов-коммун, но
исследование прав мелких городков и деревень еще далеко не закончено.
Община и город во Франции XI—XIII вв.
123
ми и в особенности с произвольными поборами — они посягали на
накопления. Это совершенно отчетливо видно в городе, но и в деревне
произвол сеньора угрожал стабильности хозяйства всех жителей.
Личная свобода добывалась путем выкупа, однако согласия сеньора
на этот выкуп можно было достичь лишь упорной борьбой. Итогом ее
были юридически оформленные грамоты сеньоров, а для городов — так-
же и королей.
Аббат Гибер Ножанский дал в своей автобиографии, составленной
в 1115 г. объяснение слова «коммуна» “. Как свидетельство современ-
ника и очевидца событий в Лане объяснение имеет большую ценность
в том плане, что раскрывает значение коммуны для господствующего
класса не только в негодовании автора, но и в перечислении ненавист-
ных ему «нововведений». Однако этот часто цитируемый отрывок до-
пускает разные толкования ,z. Особенно не повезло ему в русских пере-
водах из-за неясности терминов «ценз» и capite censi,3.
Буквальный перевод таков: «Коммуна — это новое и отвратительное
наименование—имеется там, где все [обязанные] уплачивать господам
поголовный побор [в качестве] обычной сервильной повинности вносят
его раз в год, а совершивший [какое-либо] правонарушение уплачивает
законный штраф; все же прочие цензуальные поборы, налагаемые на
сервов, полностью отменяются». Следовательно, из текста явствует, что
за вычетом шеважа, который считался наиболее ярко выраженным сер-
вильным платежом, отменяются все остальные — менморт, формарьяж
и произвольная талья, а произвольные штрафы уступают место строго
фиксированным.
Обратимся к королевской грамоте 1129 г., закрепившей за Ланом
права города-коммуны. Статьи 10 и 12 отменяют менморт и формарьяж,
т. е. обеспечивается свобода наследования и брака. Согласно статье 9,
с людей «capite censi» сеньорам разрешается взимать лишь фиксиро-
ванный ценз10 11 12 13 14 15 * *, т. е. тот платеж, который вскоре получит название «capi-
talis census» и будет обозначать ценз как основной феодальный побор
с земли; соответственно и уплачивающий его станет называться цензи-
тарием ,5.
Итак, не только епископ Ланский в 1111 г., но и Людовик VI в своей
грамоте 1129 г. закрепили странное на первый взгляд положение: тяже-
10 «Self and Society in Medieval France. The Memoirs of abbat Guibert de Nogent», ed.
by J. F. Benton. New-York, 1970, p. 237.
11 «Communio autem novum ac pessimum nomen sic se habet: ut capite censi omnes so-
lutuni servitutis debitum dominis semel in anno solvent, et si quid contra jura delin-
queverint pensione legale emendent; cetera censuum exactiones que servis infligi tol-
lent, omni modis vacent» (Guibert de Nogent. Histoire de sa vie, publ. par G. Bour-
gin. Paris, 1907, p. 156).
12 Точнее всего он переведен на английский язык Бентоном («Self and Society», р. 167).
13 Перевод в хрестоматии «Социальная история средневековья» под ред. Е. А. Космин-
ского и А. Д. Удальцова, т. II. М., 1927, стр. 233: «Все жители, обязанные платить
поголовно определенный чинш, должны были выплачивать однажды в год своему
сеньору обычные крепостные повинности... на этих условиях они совершенно избавля-
лись от всех повинностей и взносов, которые обычно налагались на сервов». Перевод
в «Хрестоматии по истории средних веков» под ред. акад. С. Д. Сказкина, т. I. М.,
1949, стр. 362: «Все крепостные должны выплачивать раз в год обычные крепостные
повинности... от несения же прочих шовинностей и оброков, которые обычно налага-
ются на сервов, они совершенно освобождаются». Но как можно одновременно вы-
плачивать обычные крепостные повинности и избавиться от всех повинностей и взно-
сов, налагаемых иа сервов?
14 «Ordonnances des rois de France», t. XI. Paris, 1769, p. 185.
15 Переводя в отрывке из Гибера слова «capite censi omnes» как «tous les censitaires»
(все цеизитарии) Веркаутерен антиципирует будущее значение термина. («Les liber-
ies urbaines...», р. 22).
> -
124
А. Д. Люблинская
лые иррегулярные платежи были отменены за выкуп, но сохранился не-
значительный ежегодный побор, служивший признаком сервильного
состояния, причем именно его Гибер упомянул первым в своем опре-
делении смысла нового и «отвратительного» наименования — коммуны.
Но надо учесть весь контекст этой фразы: старый поголовный побор со-
храняется и уплачивается в прежнем порядке, но зато меняется все
остальное, т. е. нет больше тяжелых поборов, нет и произвольных штра-
фов в сеньориальном суде. Фактически сервы освобождены, ибо теперь
шеваж не «тянет» за собой никаких сервильных поборов — все они от-
менены.
На деле так и получилось. Шеваж быстро отмер, точнее модифици-
ровался в ценз, ставший тоже отличительным признаком, но уже иной
формы зависимости — поземельной,в. Исчезновение шеважа как пря-
мое следствие отмены прочих сервильных платежей не вызывает сом-
нений 17. Если они выкупались постепенно, что случалось нередко, взи-
мание шеважа продолжалось, но он уже терял прежнее значение опре-
деляющего признака.
По мере развития коммунального движения в крупных городах их
«вольности» расширились до возможного в ту пору во Франции преде-
ла; в своем подчинении лишь королю города-коммуны не только встали
в один ряд с сеньориями, но и оказались прямыми вассалами короны с
привилегиями самоуправления, суда и т. д. Однако города на террито-
рии королевского домена получили — тоже в итоге упорной борьбы —
лишь ограниченные права и отмену личных поборов18. Таков же был
исход борьбы в средних и мелких городах. Последние были освобожде-
ны от серважа на основе дарования им «типовой» (как сказали бы те-
перь) хартии: Лорисской (1155 г.), Пришской (1158 г.), Бомоискон
(1182 г.) или «Руанских установлений» (1160—1170 гг.). Характерно,
что эти же хартии давались и деревням.
По мере расширения коммунального движения и в итоге включения
мелких городков в число освобожденных деревня втягивалась в русло
этого процесса. В некоторых случаях пример города непосредственно
воздействовал на его сельскую округу. Так, около Лана возникла в
1174 г. конфедерация 17 деревень, получившая от сеньора хартию и
обязавшаяся уплачивать ему ежегодно определенную сумму с каждой
семьи. Затем последовала многолетняя история то отмены хартии, то
ее подтверждения 19 подобно тому, как это было в свое время в самом
Лане.
Однотипными с городскими были и способы борьбы, осуществляв-
шиеся крестьянами. Уплата денег сочеталась с восстаниями. «Некото-
рые из этих малых (т. е. сельских.— А. Л.) коммун явились, как и боль-
шие (т. е. городские коммуны.— А. Л.) плодом восстаний, другие были
созданы по соизволению сеньоров»20. Надо добавить, что в XII в. такие
«соизволения» были как правило вынужденными. В XIII в. и позже, в
изменившейся экономической обстановке, сеньорами руководила пре-
18 Свое качество определяющего признака (signe recognitif) ценз сохранил до револю-
ции и взимался, даже если его сумма была ничтожна.
17 A. Luchaire. Manuel des institutions fran<;aises. Paris., 1892, p. 308.
*’ Орлеан — наглядный тому пример: его жители боролись 43 года. Они провозгласили
коммуну в 1137 г., но король ее уничтожил. В 1147 г. он отменил лишь менморт;
окончательно серваж исчез в 1180 г.
19 С. Д. Сказкин. Очерки по истории западноевропейского крестьянства в средние века.
М., 1968. стр. 239; G. Walter. Histoire des paysans de France. Paris, 1963, p. 76—80.
О других конфедерациях деревень в конце XII в. см.: A. Luchaire. Op. cit., р. 451—
453.
20 A. Luchaire. Op. cit., p. 412—413; см. также M. Bloch. Op. cit., p. 46—60.
Община и город во Франции XI—XIII вв.
125
имущественно потребность в получении разом крупной суммы выкупа,
но для XII — начала XIII в. многочисленные факты свидетельствуют об
их упорной борьбе за сохранение сервильных платежей. Они пользова-
лись всеми возможностями, чтобы отменить выданную хартию, аннули-
ровать уже произведенный платеж, апеллировать к королю и т. п. Ком-
муна продолжала быть для них «отвратительной».
Городам и деревням победа досталась действительно дорогой це-
ной21. И все же они вышли победителями. Завоеванная в XII—XIII вв.
личная свобода уже никогда не была во Франции ни отнята, ни урезана22.
Итак, нам представляется возможным говорить о единообразном
процессе личного освобождения в городах и деревнях. Напомним, что
анализируя однотипность выкупа сервильных платежей в Лане и в де-
ревне, мы использовали, так сказать, «крайний» вариант, поскольку Лан
представлял собой высший образец города-коммуны с крупными при-
вилегиями экономического, судебного и административного характера.
Но таких коммун было немного. Несравненно многочисленнее были те
города, бурги и деревни, которым предоставлялись либо частичное са-
моуправление и свобода, либо только последняя. В них сеньоры всегда
сохраняли высшую, а порой и всю юрисдикцию, и лишь приспособили
свой административный аппарат к новой ситуации.
Ярко проявившийся в XIII в. обычай выкупа сервильных повинностей
целыми деревнями и бургами23 может быть рассматриваем как продол-
жение практики, сложившейся в XII в. Это, разумеется, не исключало
случаев освобождения небольших групп, семей и отдельных лиц, но об-
щее численное превосходство оставалось за коллективами. Важно обра-
тить внимание также и на возросшие после личного освобождения соци-
альные права сельских коммун. В осуществлении своей хозяйственной
деятельности они стали почти самостоятельны: сеньору уплачивалась
рента, а весь распорядок и сроки работ, охрана полей и угодьев, мелкие
штрафы, содержание церковного причта и здания и т. д. и т. п. опреде-
лялись и осуществлялись сельской общиной. Выборные старшины (син-
дики) или особо уполномоченные лица (прокуроры) защищали ее инте-
ресы перед королевскими и сеньориальными чиновниками и в королев-
ских судах. Постепенно сельские коммуны овладели—явочным поряд-
ком, а не в силу королевских постановлений — правами юридических
лиц. Их многократные обращения в Парижский парламент как в выс-
шую судебную инстанцию кончались по большей части благоприятными
для них решениями, либо компромиссными; в последних случаях суд
принуждал к компромиссу также и сеньора. Общины самостоятельно
вели раскладку и сбор королевской тальи. Если в деревне было несколь-
ко сеньорий, община их объединяла24. Очень ярко проявилась общинная
организация деревни во время Жакерии.
* « *
Остановимся вкратце еще на одной проблеме, которая тоже требует
монографического исследования. Речь идет об изменении статуса земли
после отмены сервильных повинностей.
В деревне с земли освобожденного серва продолжали (вплоть до ре-
волюции) взиматься все следуемые поборы — феодальная рента, деся-
21 См. также Ю. Л. Бессмертный. Указ, соч., стр. 332—339.
22 О так называемом «новом серваже» см. ниже, стр. 126.
23 М. Bloch. Op. cit., р. 56—70.
24 «La guerre de Cent ans vue a travers les registres du Parlement (1337—1369)», publ.
par P.-C. Timbal. Paris, 1961, p. 28—40, 253—259.
126
А. Д. Люблинская
тина и т. п. Выше было сказано о том, как шеваж модифицировался в
ценз, ставший определяющим признаком цензивного, т. е. феодально-
зависимого состояния земли. Цензитарий как лично свободный кресть-
янин имел право распоряжения своим участком. Цензива стала мобиль-
ным землевладением, но ценз мог быть с нее снят лишь в исключитель-
ных случаях. Так же обстояло дело в городе, не получившем прав
коммуны. Даже в Париже ценз продолжал взиматься с некоторых зе-
мель (и строений), принадлежавших королю, монастырям, церквам и др.
Лишь в городах-коммунах он вскоре приобрел характер городской зе-
мельной ренты, вносимой городу.
Одновременно с выкупом личных повинностей серва его земля пере-
ставала быть сервильной. В грамотах, выданных городам, не только
определялась их территория, но и округа, на которую тоже распростра-
нялись городские вольности и привилегии. Такой же порядок соблюдал-
ся при освобождении бургов и деревень. Когда в 1250 г. в парижском
пригороде (бурге) Сен-Жермен-де-Пре сервы приобрели личную сво-
боду, их сервильные держания получили статус цензивных25. Такова
была вообще правовая норма Парижской кутюмы, действовавшей в Се-
верной Франции. Благодаря этому чрезвычайно расширился ареал цен-
зивного держания, вытеснившего вскоре все прочие формы ротюрного
(т. е. «неблагородного») землевладения. Необходимо отметить, что в ту
пору мобильность цензивы вела к тому, что в случае отчуждения ее
лицу иного сословия, даже дворянину, с него требовалась уплата всех
лежавших на цензивной земле повинностей26. Но в своей массе, особен-
но в исследуемое время, цензивы принадлежали крестьянству.
Были, однако, и такие области во Франции (главным образом на во-
стоке страны), где еще оставались сервильные держания. В литературе
последних лет эти факты снова привлекли к себе внимание27. Владение
сервильной землей и ее обработка превращали в серва даже свободного
человека, если он прожил на ней больше года и одного дня — правило,
прямо противоположное норме, действовавшей на «освобожденной» тер-
ритории, где через тот же срок серв становился свободным. Однако этот
«новый» серваж длился ровно столько, сколько крестьянин пребывал
на такой земле. Покидая ее, он снова становился свободным, если ранее
имел этот статус.
Взятое само по себе, это явление кажется странным. Период энер-
гичного «раскрепощения» сопровождался новым закрепощением?
Прежде всего новый серваж отмечен далеко не повсюду, а лишь в не-
которых областях, преимущественно восточных. Во-вторых, ему был при-
сущ временный и условный характер (можно было взять сервильное
держание, можно было от него и отказаться), разительно противоречив-
ший твердо установленной длительности цензивы, которая считалась
вечно-наследственным владением и отказы от которой были очень редки.
В-третьих, новый серваж появился во второй половине XIII в., когда от-
четливо сказался сильный демографический рост. Наконец, он мог по-
явиться лишь там, где еще имелась «неосвобожденная» земля, с которой
были связаны сервильные повинности, но на которой не было держате-
лей-сервов, поэтому она и сдавалась желающим на определенных усло-
виях и в качестве временного держания. Отметим также, что таких пла-
25 Е. Lehoux. Le bourg Saint-Germain-des-Pres, depuis ses origines jusqu’a la fin de la
guerre de Cent ans. Paris, 1951, p. 196.
26 Эта правовая норма впоследствии сохранилась лишь в областях так называемой ре-
альной тальи, т. е. в провинциях Юго-Востока и Юго-Запада.
27 Ю. Л. Бессмертный. Указ, соч., стр. 318—320, 330—332. G. Duby. L’economie rurale et
la vie des campagnes dans I'Occident medieval. Paris, 1962, p. 485—490.
Община и город во Франции XI—XIII вв.
127
тежей, как менморт и формарьяж, практически можно было избежать,
поскольку свобода выхода не была ограничена.
Знаменательнее всего то обстоятельство, что новый серваж продер-
жался недолго. Он исчез в период Столетней войны и более не возоб-
новлялся (менмортабли, долго сохранявшиеся по восточной границе
Франции, восходят генетически к старому серважу). Он был присущ
определенному периоду перенаселения деревни, когда в ход пошли все
земли, вплоть до самых малоплодородных участков, на которых вообще
не было держателей, вследствие чего их сервильное состояние осталось
невыкупленным. Возможно, что именно с таких плохих участков сервы
в свое время бежали в города или на расчистки: в условиях динамичной
внутренней колонизации XII —начала XIII в. можно было получить на
новом месте и личную свободу и хорошую землю. Но к концу XIII в.
положение изменилось. Все площади, пригодные для обработки, были
заняты, в том числе и плохие по качеству. Естественно, что сервильные
держания были способны привлечь лишь бедных и наиболее нуждаю-
щихся в земле крестьян. У лучше обеспеченных уже были цензивы. Не-
сомненно, что эта проблема требует тщательного изучения, но важно
отметить, что вообще подобные малоплодородные земли включались в
обработку только при определенных обстоятельствах. Когда после бед-
ствий и опустошений Столетней войны было произведено новое освоение
культурных площадей, плохие земли пошли в обработку в самую послед
нюю очередь, а впоследствии в изменившейся обстановке демографиче-
ского спада они опять оказались заброшенными. В XVI в. такие участки
сдавались в срочную аренду за небольшие платежи; сервильных повин-
ностей на них уже не было не потому, что они были выкуплены, но в
силу полного отсутствия в Северной Франции личной зависимости.
4= *
В данной статье мы не могли коснуться многих сторон процесса лич-
ного освобождения, таких, например, как соотношение цензивы и гости-
зы (держания лично свободного поселенца на расчищенных землях) и
влияние последней на формирование цензивы, или включение в осво-
бождаемые коллективы городков и сел людей несервнльного состояния,
или постепенность выкупа отдельных повинностей и т. п. Нам представ-
ляется целесообразным привлечь внимание исследователей к двум важ-
ным проблемам: типологическому анализу городов, городков и деревень
и к рассмотрению процесса личного освобождения в Северной Франции
XII—XIII вв. как единого русла классовой борьбы против сеньориаль-
ного гнета.
Resume de 1’article de A. D. Lublinskaia
«La commune rurale et la ville dans la France du Nord,
aux XI' — XIIF siecles»
L’auteur se propose d’attirer 1’attention des historiens sur deux themes
importants exigeant des recherches monographiques detaillees: 1’etude
typologique des divers genres de communes aux Xie et XHIe siecles—
commune urbaine, de metier, rurale, ainsi que 1’analyse du mouvement
communal, en tant que processus common, embrassant dans ce temps les
villes et villages de presque toutes les regions de la France du Nord.
En considerant les communes enumerees, l’auteur souligne non seulement
leur similitude originelle, mais aussi la differentiation subsequente entre
la commune de metier et la commune rurale. A 1’inverse, entre les petites
128
А. Д. Люблинская
villes et les villages, existait une identite persistante et proIongee de nomb-
reux elements de leur structure, ce qui determina la similitude du rachat
des prestations serviles dans ces localites qui se trouvaient etre les plus
nombreuses.
Une grande attention est apportee a 1’analyse des paiements servi-
les des paysans. On ne saurait Her la possibilite de leur rachat, des le
Xlle siecle, uniquement a 1’influence du marche urbain et au developpe-
ment des rapports marchands et monetaires, car en ce temps le village
etait encore faiblement touche par ces facteurs. Aux Xie—Xlle siecles,
1’oppression feodale s’aggrava; le montant des paiements serviles, juste-
ment, et en particulier de la taille seigneuriale, prirent un caractere arbit-
raire, en meme temps que la rente feodale et la dime etaient fixees. La
perception de la taille arbitraire rendait difficile et parfois meme impos-
sible les accumulations dans I’economie paysanne. Au Xlle siecle les sei-
gneurs s’opposerent a I’affranchissement personnel. Villes et villages du-
rent non seulement racheter la liberte personnelle, mais la conquerir, dans
une lutte de classes acharnee.
En conclusion, I’auteur exprime certaines considerations au sujet du
«nouveau» servage, apparu a la fin du ХШе siecle. Ce fut, selon lui, un
phenomene temporaire, provoque par la croissance demographique au
ХШе siecle, quand on se mit a travailler egalement les mauvaises terres
abandonnees par les serfs, qui restaient assujetties a des paiements ser-
viles.
Ю. к. НЕКРАСОВ
РАДИКАЛЬНО-БЮРГЕРСКАЯ ОППОЗИЦИЯ В АУГСБУРГЕ
В 70-е ГОДЫ XV В.
(ход движения и социальный состав участников)
XV век, и особенно его вторая половина, был во многих отношениях
переломным в истории немецких городов. Не успели они завершить
борьбу с сеньорами, как на горизонте стали обозначаться контуры но-
вых общественных отношений, новых социальных и классовых конфлик-
тов По мере развития товарно-денежных отношений и роста экономиче-
ской значимости городских центров становится очевидным факт возник-
новения в целом ряде этих центров раннего капитализма, встречавшего
на своем пути, однако, по причине преобладания феодального уклада в
экономике и безраздельного господства феодального дворянства в по-
литике, трудно преодолимые препятствия. Антагонизм между возника-
ющими раннекапиталистическими отношениями и давно сложившимся
правопорядком вряд ли осознавался кем-либо из современников, хотя
необходимость реформировать старые институты в соответствии с тре-
бованиями времени была очевидна многим, что и придавало обществен-
ным противоречиям необычайную остроту и накладывало на них непов-
торимый отпечаток.
Всеобщая неудовлетворенность находит выражение в целой серии
различных по своему характеру городских движений *, в которых на пер-
вом этапе революционных событий перед Реформацией решающее зна-
чение имела бюргерская оппозиция. Она могла быть умеренной и ради-
кальной. Одним из первых и, пожалуй, наиболее ярких проявлений ра-
дикально-бюргерского направления была деятельность партии Ульриха
Шварца в 70-е годы XV в. в крупном южнонемецком городе Аугсбурге,
который переживал значительный экономический подъем, сопровождав-
шийся усилением и усложнением социальной борьбы1 2. Деятельность
Шварца и его соратников до сих пор еще не стала объектом специаль-
ного исследования в современной историографии3 * * * * 8 9, хотя общую оценку
1 Л Kaser. Politische und soziale Bewegungen im Deutschen Biirgertum zu Beginn
des 16. Jahrhunderts mit besonderer Riicksicht auf den Speuerer Aufstand im Jahre
1512. Stuttgart, 1912; H. Kamnitzer. Zur Vorgeschichte des deutschen Bauernkrieg. Ber-
lin, 1952; В. В. Стоклицкая-Терешкович. Очерки по социальной истории немецкого
города в XIV—XV вв. М.—Л., 1936; В. А. Ермолаев. Революционное движение в Гер-
мании перед Реформацией. Саратов, 1966.
2 См. 10 К. Некрасов. К социально-экономической истории Аугсбурга в XV в. — «-Проб-
лемы германской истории», вып. II (материалы симпозиума, состоявшегося в Вологде
15—17 октября 1971 г.). Вологда, 1973, стр. 148—159; он же. Социальная борьба в Ауг-
сбурге в середине и начале второй половины XV в.— Там же, стр. 435—444; А. Д. Эп
штейн. Продовольствие и цены в Аугсбурге в XV—XVI вв.— «УЗ Мос. гор. пед. нп-та
им. В. П. Потемкина», вып. 1, 1941; он же. Из экономической и социальной истории
Аугсбурга в XV и начале XVI в.— СВ, вып. X, 1957.
8 Единственной известной нам работой по данной теме является статья Э. Дойерлейна
(Е. Deuerlein. Ulrich Schwarz.—LB, Bd. 2, Miinchen, 1953), автор которой, однако,
ограничивается написанием биографии лидера движения Ульриха Шварца и по сути де-
ла ие анализирует свидетельств источников об окружении Шварца, социальном соста-
ве движения и его программе.
9 Средние века, в. 38
130
Ю. К- Некрасов
этому движению можно найти в трудах как буржуазных ученых4, так
и историков-марксистов5. Между тем свидетельства городских хрони-
стов второй половины XV в.6 7 8, которые были современниками событий,
хронистов XVI в. ’, писавших спустя несколько десятилетий s, материа-
лы следствия и суда над Шварцем9, а также сочинения историков
XVIII в. и потомков старинных патрицианских родов Аугсбурга Давида
Лангенмантеля и Пауля фон Штеттена 10 позволяют восполнить пробел
и реконструировать основные черты движения радикально-бюргерской
оппозиции. Попытаемся в первую очередь восстановить ход событий.
* * *
На выборах в городской магистрат поздней осенью 1476 г. сторонни-
кам бургомистра Ульриха Шварца удалось одержать триумфальную по-
беду и получить большинство мест в Малом совете. Победа антиолигар-
хической партии на выборах стала возможна в результате заранее за-
планированного политического переворота. Придя к власти, Шварц уст-
роил чистку всего административного аппарата и провел мероприятия,
делавшие неизбежным столкновение с устраненной олигархией.
Оппозицию правительству Шварца возглавил старшина цеха рознич-
‘ G. won Polnitz. Jacob Fugger. Kaiser, Kirche und Kapital in der oberdeutschen Renaiss-
ance, Bd. 1. Tiibingen, 1949; F. Heer. Augsburger Biirgertum im Aufstieg Augsburgs zur
Weltstadt (1270—1530).—«Augusta 955 1955». Miinchen, 1955; W. Zorn. Augsburg. Ge-
schichte einer deutschen Stadt. Augsburg, 1956; E. Maschke. Verfassung und soziale Kra-
fte in der deutschen Stadt der spatercn Mittelaltcrs, vornehmlich in Oberdeutschland.—
VSWG. Bd. 46, H. 3—4. Wiesbaden, 1959; K. Bosl. Die wirtschaftliche und gesellschaft-
liche Entwicklung des Augsburger Biirgertums vom 10. bis 14. Jahrhundert.— SBBA,
Philosophische-Historische Klasse, H. 3, Miinchen, 1969; P. Dirr. Studien zur Geschichte
der Augsburger Zunftverfassung. 1368—1548.— ZHV, Bd. 39. Augsburg, 1913.
6 А. Д. Эпштейн. Из экономической и социальной истории Аугсбурга. «Deutsche Gesch-
ichte». Bd. 1. Von den Anfangen bis 1789. Berlin, 1965.
6 Издание хроник немецких городов XIV—XVI вв. было осуществлено еще в конце прош-
лого и начале нашего века, но нами использовано второе издание (Gottingen, 1965—
1966), впрочем, текстуально повторяющее первое издание: Chronik des Burkhard Zink.—
CDS. Bd. 5 (далее — Zink)-, Chronik des Hector Miilich (1348—1487).—CDS, Bd. 22 (да-
лее— Mulich); Anonyme Chronik (991-1483).—CDS, Bd. 22; Zusatze zur Chronik Hec-
tor Miilich.—CDS, Bd. 22 (далее—Zusatze zum Miilich). «Дополнения» к хронике Гек-
тора Мюлиха были написаны уже в начале XVI в. Вальтером, Демером и Ремом, но
главной фигурой среди этих авторов являлся Ульрих Вальтер — бывший участник дви-
жения и бывший сторонник Шварца.
7 Die Chronik des Clemens Sender von den altesten Zeites bis zum Jahre 1536.— CDS,
Bd. 23 (далее — Sender); Clemens Jager. Der erbern Zunft von Webern herkommen,
Chronika und Jahrbuch 955—1545.—CDS. Bd. 34 (далее — Weberchronik); Die Chronik
der Augsburger Schusterzunft von Erkaufung des Bunthauses (1449) an bis zum Jahre
1532. CDS, Bd. 34 (далее — Schusterchronik). «Хроника старых историй» Вильгельма
Рема не опубликована, по извлечение из этой хроники, повествующее о событиях
1478 г., приводят в подстрочном примечании издатели хроники Гектора Мюлиха
(Miilich. S. 260. Аши. 4).
8 Характеристику аугсбургских хроник XV—XVI вв. см.: А. Д. Люблинская. Источнико-
ведение истории средних веков. Л., 1955, стр. 202 и сл.; О. Л. Вайнштейн. Западпоев-
ропейскгг средневековая историография М.— Л., 1964. стр. 222 н ел.; Ю. К. Некрасов.
К проблеме генезиса немецкой буржуазии XV—XVI вв.— «Проблемы германской исто-
рии», вып. I. УЗ Леинпгр. гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена, т. 518, 1971, стр. 91—92 и
др.; К. Czok. Biirgerkampfe und Chronstik im deutschen Spatmittelalter—ZfG. 1963,
II. 3; H. Schmidt. Die dcutschc Stiidtechroniken als Spiegel des bOrgerlichen Selbstver-
standnises im Mittclalter. Gottingen, 1958.
9 Beilage IV u. Anhangen II, IV zur Chronik des Hector Miilich.
10 D. Lan genmantel. Historie des Regiments des Heilige Romische Reichsstadt Augsburg.
Frankfurt u. Leipzig, 1725 (далее Langenmantel); P. von Stetten. Geschichte der
freyen Reichsstadt Augsburg. Frankfurt u. Leipzig, 1743 (далее — Stetten, GSA); idem.
Geschichte der adelischen Geschlechter in der freyen Reichsstadt Augsburg. Augsburg,
1762 (далее — Stetten, GAG).
Борьба в Аугсбурге в 1470-е годы
131
пых торговцев Ганс Фиттель11. По его требованию в марте 1477 г. магист-
рат направил посольство к императорскому двору в Вене, п одним из его
участников оказался сам Фиттель. Последний с согласия и по поруче-
нию олигархов использовал эго обстоятельство для того, чтобы яо время
аудиенции у Фридриха III, когда речь зашла о событиях в Аугсбурге,
представить правительство Шварца в самом неприглядном свете. Фт-
тель встретил понимание со стороны императора, который во время бе-
седы указал, в частности, на то, что уже давно «у пас (г. е. при дворе.—
Ю. Н.) говорят об удивительных делах правления совета Аугсбурга», п
без обиняков заявил, что «в совете заседают воры и злодеи». Вполне воз-
можно, что уже во время встречи императора с представителем аугсбург-
ской олигархии была достигнута договоренность о необходимости свер-
жения правительства Шварца. Однако о содержании переговоров в Ве-
не стало известно городскому совету, получившему на этот счет инфор-
мацию от Ульриха Фриса 11 12 13 и Мартина Майера, которые входили в по-
сольство вместе с Гансом Фиттелем ,3. Поэтому когда посольство возвра-
тилось домой, Ганс Фиттель, до этого игравший роль тайного агента
олигархии, немедленно был арестован *4, а затем такая же участь постиг-
ла и его брата Леонхарда 15. Оба Фиттеля предстали перед судом, кото-
11 Millich, Beilage IV, S. 420, Anm. 1. Фпттели принадлежали к зажиточному семейству,
которое в 1478 г. было включено в аристократическую корпорацию «Mehrer der Gesell-
schaft» и находилось в родстве с патрицианскими фамилиями города. Ганс Фиттель
несколько раз занимал должность цехового старшины и трижды (в 1468, 1470 и
1474 гг.) избирался бургомистром. Интересные данные о некоторых персонажах раз-
рабатываемого нами сюжета мы можем найти у Я. Штридера (/. Strieder. Zur Gene-
sis des modernen Kapitalismus. Forschungen zur Entstehung des groBen biirgerlichen
Kapitalvermogen am Ausgangen des Mittelalters und zu Beginn der Neuzeit, zunachts
in Augsburg (Munchen u. Leipzig, 1935). Штридер, в частности, указал на то, что Фит-
тели вели происхождение от предков, которые до переворота 1368 г. были патрициями
и вступили в цехи по экономическим соображениям (84). К сожалению, Штридер про-
вел подобного рода изыскания только о тех представителях бюргерской верхушки,
которые, по его мнению, «сыграли выдающуюся роль в истории аугсбургского капи
тализма». О концепции Я. Штридера см. Ю. К. Некрасов. Очерк из экономической ис-
тории Германии конца XV—начала XVI в. (по материалам южионемецких торговых
и торгово-промышленных компаний).— «УЗ Ленингр. гос. пед. ин-та им. А. И. Герце-
на», т. 449. Вологда, 1969, стр. 16—17, 19, 24—31; он же. К проблеме генезиса немец-
кой буржуазии..., стр. 92—99.
12 Millich, Beilage IV, S. 421. В бумагах городского совета мы обнаруживаем запись, что
вместе с Гансом Фиттелем, который был направлен по делам магистрата к императору'
Фридриху, в числе трех полномочных представителей посольства находился и Ульрих
Фрис, оказавшийся на городской службе благодаря стараниям своего шхрина Шварца.
Занимая должность синдика, Фрис знал о любых делах совета, и поэтому Шварц напра-
вил его в Вену с тайным приказом обратить внимание на деятельность и содержание
речей бывшего бургомистра Ганса Фиттеля.
13 Ibid., S. 423. Мартин Майер, по прозвищу Летучая Мышь (Fledermaus), донес Швар-
цу о миссии Фитиля, не имея па то специального поручения. «Эта Летучая Мышь.—
говорится в одной из бумаг совета,— [побуждаемая] добродетелью, доверительно при
зналась Черному Ворону (Шварцу.— IO. Н.) в> многом и рассказала о делах, а
именно о том, какие постыдные слова произнес господни Фиттель. когда по поручению
совета находился при императорском дворе». Любопытно, что Ганс Фиттель со сво-
ей стороны тоже был убежден в «неблагонадежности» Ульриха Фриса, о чем и сказал
Фридриху III во время встречи. Этим объясняется в материалах следствия п непро-
должительность аудиенции Фиттеля у императора. Но меры предосторожности не по-
могли, так как «Фрис, шурин Ворона, тайно написал о всех делах своему родствен-
нику».
14 Millich. S 257. Гектор Мюлпх без оговорок заявляет, что Фиттель имел задание от
олигархов. Именно этм хронист, которого трудно заподозрить в симпатиях к Швар-
цу, объясняет карательные акции со стороны цехового правительства
15 Midich, Beilage IV, S. 433. Леопхард Фиттель не участвовал в поездке к император-
скому двору в Веке, по во время ареста брата «в гнезде исторг множество постыд-
ных слов в адрес Черного Ворона и его птиц (Шварца и его сторонников — /О. Н.}. и
шокированный этим совет приказал его арестовать п заключить в темницу».
132
Ю. К. Некрасов
рый вынес им смертный приговор. Преследованиям подверглись, очевид-
но, и другие лица, которые были связаны с братьями Фиттелями 1в.
Весть об аресте, а затем и суде над братьями Фиттелями быстро рас-
пространилась по городу и за его пределы. С просьбой о помиловании
к Шварцу обратились баварские герцоги, руководители местного капи-
тула, патриции города и представители нескольких бюргерских се-
мейств ”. Особенно большую активность развил бывший бургомистр «от
господ» Бартоломей Вельзер, который, выступая от имени знатных ро-
дов и некоторых семейств «состоятельных цехов» (haabhaften Zunften),
настойчиво требовал замены казни гражданским наказанием *8. Из Вены
срочно было прислано предписание «бургомистрам, совету и всей общи-
не города Аугсбурга», в котором говорилось, что без согласия и прика-
за императора «упомянутые братья Фиттели не могут быть лишены ни
жизни, ни имущества»ls * 17 18 19. Однако все попытки заставить Шварца и его
правительство отменить смертный приговор оказались тщетными: 19 ап-
реля 1477 г. Ганс и Леонхард Фиттели были казнены «за измену» на
центральной площади Перлах при стечении большого числа народа20.
Казнь братьев Фиттелей явилась кульминационным моментом антио-
лигархического движения и окончательно определила расстановку клас-
совых сил. В бумагах городского совета есть запись о том, что смерть
Фиттелей произвела сильное впечатление на горожан, «весь город — ду-
ховенство и светские люди, женщины и .мужчины, которые не примыка-
ли к сообществу Шварца, были исполнены печали и скорби»21. И если в
целом это звучит как преувеличение, у нас в то же время не возникает
сомнений, что с апреля 1477 г. олигархия, окончательно убедившись в
опасности, которою была чревата деятельность радикально-бюргерской
партии, встала на путь энергичных поисков средств свержения нового
правительства. Отказ Шварца помиловать Фиттелей мог означать толь-
ко одно—радикально-бюргерская партия бросала вызов могуществен-
ным силам феодального мира: императору, баварскому герцогу, который
был одним из крупнейших немецких князей, католической церкви, пат-
рициату и примыкавшей к последнему цеховой верхушке. Все это уже
само по себе было значительным историческим событием, свидетельст-
ls Miilich, S. 258. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что Андреас Фрикингер,
приходившийся зятем одному из братьев Фиттелей н неоднократно избиравшийся
бургомистром, умер в храме св. Ульрнха, где пытался найти церковное убежище.
17 Miilich, Beilage IV, S. 424—425.
18 Ibid., S. 425; J. Strieder. Op. cit., S. 10, 14, 18; Штрндер отмечает, что патрицианские
семейства Лангенмантелей, Вельзеров и Гервартов после цехового переворота 1368 г.
отказались вступить в торгово-ремесленные корпорации, хотя н продолжали вопреки
букве городского права (см. «Urkundenbuch der Stadt Augsburg», Bd. II. Augsburg,
1878, S. 149) заниматься купеческой и ростовщической деятельностью, быстро умно-
жая своп богатства. Так, Бартоломей Вельзер в 1461 г. платил налог с состояния в
3300 фл., в 1467 г.—уже с состояния, которое колебалось между 6060 и 12120 фл.
В 1461 г. Лука, Бартоломей и Ульрих Вельзеры обладали состоянием в 9390 фл., а в
11:37 г. оно достигло размеров 28020—56040 фл. (По 1461 г. включительно бюргеры
платили налог в размере 2/з% со всего своего состояния. Между 1461 н 1467 гг. была
проведена реформа системы налогообложения. Согласно условиям этой новой систе-
мы, бюргеры вносили в казну 1% налога с движимого имущества и 0,5%—с недвижи-
мого имущества, в податные списки заносилась общая сумма внесенного налога, что
позволяет установить только верхнюю н нижнюю границу бюргерских состояний.—
См. об этом также: Stetten, GSA, S. 270). Таким образом, обстановка в городе была
весьма благоприятной для экономической деятельности патрицианского рода Вельзе-
ров н других представителей бюргерской верхушки. Поэтому вполне понятно, почему
они делали все для того, чтобы сохранить существующий правопорядок и воспрепят-
ствовать каким-либо преобразованиям в социально-политической жизни города.
19 Miilich, Beilage IV, S. 429, Anm. 4.
10 Ibid., S. 257.
21 Ibid., S. 428.
Борьба в Аугсбурге в 1470-е годы
133
вующим о возникновении в городе антифеодальной по своей природе оп
позиции. Деятельность этой оппозиции может рассматриваться в каче-
стве одной из первых попыток преодоления реакционных тенденций в
социально-политической жизни немецкого города перед Реформацией
Но диспозиция классовых сил оказалась неблагоприятной для
Шварца и его сторонников. Противники радикально бюргерского дви-
жения в самом городе усилились прежде всего благодаря помощи со
стороны императора. Сразу же после казни Фиттелей олигархи отправи-
ли в Вену патриция Леонхарда Лангенмантеля, городского секретаря
Валентина Эбера и недавнего союзника Шварца старшину цеха мясни-
ков и баумейстера магистрата Георга Штрауса с поручением «рассказать
о гибели невинных братьев Фиттелей»22. Они были весьма благоскло 1-
но приняты Фридрихом III, который немедленно приказал ландфогту
Сигизмунду фон Паппенгейму провести «в большой тайне» расследова-
ние причин гибели Фиттелей. Паппенгейм лично посетил Аугсбург, пос-
ле чего практическое руководство заговором взял на себя городской
фогт Георг Отт23. Отгу удалось вовлечь в заговор против Шварца Бар-
толомея Вельзера, Сигизмунда Госсенброта, Петера Герварта н Леонхар-
да Релингера24, которые уже тогда были владельцами крупных торго-
во ростовщических предприятий, а также Георга Штрауса н Ганса Вайе
ра. Все они опять-таки «совещались о делах в глубочайшей тайне». Во
время встреч заговорщиков речь шла о том, что «совет Аугсбурга — сре-
доточие зла, где заседает много бесчестных и негодных людей, которые
[не отличаются] ни знатностью, ни богатством, в то время как некоторые
честные господа окружены враждой, чего ни император, ни государство
не могут [больше] терпеть»25.
В свете приведенных фактов становится очевидным, что из опасения
контрдействий со стороны аугсбургского магистрата, во главе которого
стоял Ульрих Шварц, император и городская олигархия вели подготов-
ку заговора в тайне, и долгое время их деятельность не приносила ощу-
тимых результатов. С того момента, когда Фридрих III отдал распоря-
жение Паппенгейму, и до переворота прошел почти целый год. К тому
же успех олигархии принесла только измена некоторых бывших едино-
мышленников Шварца, перешедших на сторону заговорщиков.
22 Ibid, S. 430.
23 Ibid., S. 432.
24 /. Strieder. Op cit., S. 10, 14. Выше уже отмечалось (см. прим. 18 на стр. 132). что
Вельзеры, Госсенброты и Герварты издавна занимались торговлей и ростовщичеством
и на этом поприще нажили значительные богатства. В 1461 г. Сигизмунд Госсенброт
платил налог с состояния в 2775 фл.. в 1467—с 3255—6510 фл. Петер Герварт в 1461 г.
имел состояние, которое оценивалось в 4200 фл., в 1467 г.—в 3000—7200 фл Госсен-
броты и Герварты входили, таким образом, в число богатейших семейств города. Штри-
дер приводит убедительные данные о том, что богатствами и политической карьерой
Сигизмунд Госсенброт, который стал финансовым советником императора, обязан тес-
ной связи с домом Габсбургов и милостям, которые были оказаны этим ломом
аугсбургскому патрицию. Из данных, приводимых тем же Штрндером о Гервартлх
(S. 108—119), следует, что они уже с начала XV в. участвовали в итальянской тор
говле. Особенно же богатыми уже в 60—70-е годы XV в. были Релингеры. Правда. Ле-
онхард Релингер в 1461 г. платил налог с состояния в 5280 фл, а в 1467 г.—с 5100—
10200 фл. и не был самым богатым бюргером Аугсбурга, но в том же 1461 г. Ульрих,
Леонхард, Маркс и Конрад Релингеры обладали состоянием в 17657 фл.: их превос-
ходили богатством одни Вельзеры. Судя по материалам, собранным Штридепом (S.
53—55), Релингеры вели свое происхождение от дворян-землевладельцев, которые
еще в 1322 г. продали свои земельные владения и замок за 2064 мюнхенских фунта и
переселились в город, где установили родственные связи с аугсбургскими патрициями
Лангенмантелями и Пфистерами. Известно, что уже в первой половине XV в. Релнн-
геры в компании с Клаусом Винтером вели оживленную торговлю сукном по Дугою
25 Miilich, Beilage IV, S. 433. Anni. I.
134
Ю К. Некрасов
Осуществить заговор решено было 11 апреля 1478 г., во время засе-
дания Малого совета, назначенного на утро этого дня по инициативе са
мпх бургомистров Ульриха Шварца и Иоса Онзорга, «которые совершен-
но ничего не знали об упомянутом предприятии императора»* 2 26. Правда,
и на этот раз тщательно подготовленный заговор чуть было не потерпел
неудачу,так как ночью с 10 на 11 апреля к Ульриху Шварцу пришел
старшина кожевников Мартин Майер и предупредил его о грозящей
опасности27, а «утром по городу распространился слух, что Шварц бу
дет арестован». Материалы следствия утверждают, что Мартин Майер,
отчаявшись убедить бургомистра в личной беседе, распустил по городу
слух, пытаясь таким образом предотвратить катастрофу. Однако автор
следственных материалов заверяет, что Шварц пренебрег предостереже-
ниями Майера якобы «из презрения к богу»28 * и тем самым сделал неиз-
бежным падение антиолигархического ппавительства.
Утром 11 апреля, едва только члены совета успели явиться на засе-
дание, фогт Отт с шестью ландскнехтами направился к зданию ратуши,
чтобы арестовать Шварца. В это время вооруженные заговорщики тай-
но собрались в питейных клубах патрициев и купеческой гильдии и ожи-
дали вестей о событиях в совете. Между тем застигнутые врасплох и
порядком перепуганные ратманы позволили фогту и его вооруженным
слугам осуществить задуманный олигархами план заговора. Отту уда-
лось арестовать бургомистра и лидера антиолигархической партии Уль-
риха Шварца. Участь вождя в тот же день разделили его единомышлеп
ники и соратники: старшина цеха булочников Нос Тагланг, плотников —
Маркс Ноймюллер, пивоваров — Ганс Глатц и мукомолов — Хакер.
Вместе с ними был арестован кузнечных дел мастер по фамилии
Штрель 23. Таким образом, заговорщики, действуя быстро и решительно,
сумели обезглавить движение и благодаря этому овладели положением
в городе, не встретив на своем пути серьезного сопротивления. Восста-
новив власть в городе, олигархия обрушила на своих политических про-
тивников волну репрессий.
В первую очередь решено было расправиться с вождем движения
Ульрихом Шварцем. Следствие, которое велось скоротечно и предвзято,
не без пристрастия пыталось установить, как о том сообщает в «Хронике
старых истории» Вильгельм Рем, какие суммы денег Шварц «незаконно
присвоил или получил в качестве взяток»3", и тем самым доказать, что
лидер антиолигархической партии мато чем отличался от заурядного
казнокрада и взяточника. Это делалось для того, чтобы ввести в заблу-
ждение широкие слои городского населения относительно задач движе-
ния, представив их в кривом зеркале плутократии. Судебное разбира-
тельство, подчиненное политическим интересам восторжествовавшей
олигархии, и применение пыток быстро привели к желаемой цели, и уже
через несколько дней суд вынес Ульриху Шварцу смертный приговор п
назначил казнь па 19 апреля.
В этот день па центральной площади Перлах собралась огромная
толпа, «так как множество парода пришло в Аугсбург из округи в не-
Miilich. Beilagi IV. S 433. Аиш. !
27 Zusatzc zum Miilich. S. 365
2S Miilich, Beilage IV, S 433 Инвектива о «презрении к богу» вряд ли может быть при-
нят,: всерьез, хотя, с другой стороны, трудно не согласиться с Э. Дойерлейпом. по
мнению которого Шварц проглядел приготовления своих политических противников
(Е. Deuerlein. Op cit S 115).
26 Miilich, Beilage IV, S 435.
50 Ibid.. S. 260, Antn. 4. Современные историки не с мневаются, что обвинение Шварца
в воровстве было продиктовано стремлением олигархов очернить в глазах народа
вождя радикально-бюргерской партии (Е. Deuerlein. Op. cit., S. 118).
Борьба в Аугсбурге в 1470-е годы
135
сколько миль, чтобы увидеть казнь большого злодея»31. Интерес, про-
явленный крестьянами близлежащих деревень32 и жителями города, по
всей видимости, выходил за рамки обычного для средневековья любо-
пытства к подобного рода зрелищам, и власти не были уверены, что со-
бравшийся на площади народ отнесется с осуждением к «большому зло-
дею» Шварцу Поэтому вернувшая себе власть городская верхушка при-
бегла к мерам предосторожности: площадь Перлах была окружена 160
вооруженными конными солдатами из числа наемников и слуг фогта,
с этой же целью сюда был выведен отряд городской милиции в составе
200 человек, которому также вменялось в обязанность поддержание об-
щественного порядка во время казни33. Все это было красноречивым
свидетельством страха, испытываемого олигархией перед поверженным
политическим противником. В то же время, когда на площадь стекалась
толпа простого народа, городская знать, праздновавшая победу, собра-
лась в «питейном клубе господ» и наблюдала за происходящим из от-
крытых окон, с нетерпением ожидая, когда будет повешен бургомистр
Ульрих Шварц К месту казни Шварца доставили на большой повозке
и одетым в дорогие одежды34. Хронисты, которые относились к Шварцу
с резким осуждением, вынуждены все же признать, что во время казни
лидер антиолигархической партии держал себя стойко и мужественно.
Зендер особенно подчеркнул следующий момент: когда Шварцу, прежде
чем предстать перед палачом, по старому обычаю была предоставле-
на возможность обратиться к толпе с просьбой молиться за него богу,
тот, пишет хронист, «не произнес ни слова» 35.
Ульрих Шварц не был единственной жертвой политической реакции.
29 апреля от руки наемного убийцы погиб бургомистр от патрицианской
корпорации и соратник Шварца Нос Онзорг36 37 38. 2 мая на той же площади
Перлах был кашен старшина цеха булочников Нос Тагланг, а 17 мая
был обезглавлен старшина цеха мясников Перг Курц. Очевидно, в то
же время за участие в движении «был обезглавлен один из четырех слуг
совета» есть основания предполагать, что это был кузнечных дел мас-
тер Штрель3’. Однако казнями и убийствами дело не ограничилось:
к суду были привлечены «также те, кто состояли в сообществе (Шварца.—
К). И.) и были его товарищами и подручными»39. Все они подверглись
различным мерам наказания: поражению в бюргерских правах, лише-
31 .Millich, Beilage IV, S. 436
32 Е. Deuerlein. Op cit., S. 110. Нам мало что известно об отношении Шварца к кресть-
янам, хотя, судя по описи принадлежавшего ему имущества, он сам был землевла-
дельцем и получал доход в виде рент и чиншей.
83 Mulich, Beilage IV, S 436.
34 Mulich, S. 260—261; Beilage IV, S. 437.
35 Sender, S. 41.
36 Мюлих сообщает, что «29 апреля бургомистр Иос Онзорг шел по улице, упал на зем-
чю । со стоном умер, от чего отврати нас всех господь» (Mulich. S. 261) Хронист,
таким образом, предпринимает нопьпку представить смерть Онзорга как результат
несчастного случая. Он, во всяком случае, ничего не говорит о причастности олигар-
хии к этомс происшествию. Категоричный в своих суждениях Зендер приводит фа-
милию Онзорга в списке подвергшихся репрессиям участников движения, без обиня-
ков заявляя, что тот был «зарезан одним из городских слуг» (Sender, S. 41). Писа-
тель-хронист XVIII в. Штеттен, будучи апологетом олигархического режима, излагает
как правдоподобное мнение Мю.тпха и отвергает точку зрения Зендера (Stetten. GSA,
S. 219). И все же Зендер, вероятно, ближе к истине, чем Мюлих и Штеттен. Онзорг
был одним из руководителей движения, а одно это делает маловероятной его смерто
в результате несчастного случая в один из тревожных дней апреля 1478 г., когда в
городе торжествовали победу противники радикально-бюргерской партии
37 Sender, S. 41—42.
38 Mulich, Beilage IV, S. 435.
89 Ibid., S 436.
136
Ю. К. Некрасов
нию права заседать в совете, изгнанию из города на несколько лет, «на
срок жизни» или даже «на вечные времена» и тюремному заключению40 41.
В общей сложности репрессии охватили несколько десятков бюргеров.
Так было разгромлено движение, во главе которого стоял Ульрих
Шварц, таков был драматический финал одного из удивительнейших со-
бытий в истории средневековых городов Германии.
* * *
Для решения вопроса о движущих силах антиолигархического дви-
жения большое значение имеет исследование социального состава и со-
циально-политического облика его участников. В материалах следствия
мы находим запись, которая отражает официальную точку зрения (т. е.
точку зрения вернувшей себе власть олигархии) на происходившие со-
бытия. «В прошлые времена,— читаем в этом документе,— здесь собира-
лись и шли вместе [на заседания совета] по 12, 14, а часто [даже] по 16
[человек]; большинство этих людей происходило из худородных ремес-
ленников, которые были слабы рассудком, телом и состоянием. Среди
них один по имени Ульрих Шварц, из [простых] людей цеха плотников,
также был плохим человеком, однако являлся предводителем этого
сброда»1'. Таким образом, власти пытались представить движение под
руководством Ульриха Шварца как движение ремесленных низов. Зен-
дер, повествуя о событиях 1502 г , пишет, что в этом году .в связи с из-
бранием старшиной цеха плотников одного из ближайших соратников
Шварца Маркса Ноймюллера в городе много говорили о волнении, ко-
торое произошло почти четверть века тому назад, и о том, «что послужи-
ло [причиной] мятежа плебса» (das zu auffrur dienet in dem boffel) 42,
т. e. хронисту движение представлялось плебейским по своему характеру.
Современная буржуазная историография перенесла решение этого
вопроса в несколько иную плоскость. Исследователь истории цехового
политического режима в Аугсбурге П. Дирр называет Ульриха Шварца
вождем мелкобюргерской партии реформы и смертельным врагом вер-
хушечного слоя городского населения43. Ф. Хеэр видит в Шварце после-
довательного выразителя интересов мелких и средних ремесленников,
Г. Пельниц рассматривает движение под руководством Шварца как ре-
зультат неизбежного столкновения владельцев крупных состояний со
средними слоями бюргерства44 45. Для К. Босля деятельность бюргерской
оппозиции во главе со Шварцем была движением мелких ремесленни-
ков и «младших цехов» против олигархического режима, установленно-
го в городе после переворота 1368 г. патрициатом и верхушкой «стар-
ших цехов»44. Э. Машке полагает, что события второй половины семи-
десятых годов XV в. в Аугсбурге были проявлением в первую очередь
острых противоречий между ремесленной массой и патрициатом. И эта
борьба, по его мнению, являлась борьбой за равноправие цехов в поли-
тической системе города46. Вся деятельность Шварца В. Цорну представ-
ляется не чем иным, как попыткой установления диктатуры цехов, на-
правленной протиз патрициата47. С точки зрения Э. Дойерлейпа, в 70-е
годы XV в. борьба цехов с патрициатом в Аугсбурге достигла драмати-
40 Stetten, GSA, S. 219
41 Zusatze zum Miilich, S 371.
42 Sender, S. 98
43 P. Dirr. Op, cit., S. 196.
44 F. Heer. Op. cit., S. 118; G. von Polnitz. Op. cit , Bd. I, Darstellung, S. 13.
45 K. Bost. Op. cit., S. 33.
45 E. Maschke. Op. cit., S. 311.
47 W Zorn. Op cit., S. 150.
Борьба в Аугсбурге в 1470-е годы
137
ческого апогея и тогда же одновременно обозначились противоречия
между цехами48. Шварц выступил в роли вождя «младших цехов», в то
время как уровень благосостояния и образ жизни сближал представи-
телей «старших цехов» с патрициатом. Поэтому «старшие цехи» увиде-
ли в попытке уравнять их с «младшими цехами» ущемление собствен-
ных прав49 50 51 *, что в конечном счете и предопределило исход событий.
Первым в марксистской историографии о движении Шварца сказал
А. Д. Эпштейн; он назвал его «наиболее ярким проявлением борьбы про-
тив олигархического режима», а его руководителя — «единственным по-
борником демократического строя, которому после прихода к власти
удалось осуществить некоторые преобразования, подрывающие олигар-
хический цеховой режим». И хотя все движение обрисовано А. Д. Эпш-
тейном довольно бегло, нельзя не согласиться с его выводом, что «двух-
летняя диктатура единомышленников Шварца в Аугсбурге представляет
собою кратковременный эпизод его истории, бросающий яркий свет на
всю прочно сложившуюся в этом городе олигархическую систему»3<).
Ученый из ГДР М. Штейнмец полагает, что «под руководством Ульриха
Шварца объединились различные элементы антиолигархической бюргер-
ской оппозиции», но, к сожалению, не уточняет, кого конкретно он име-
ет в виду’1. Последнее между тем очень важно, так как если нам удаст-
ся установить, кто составлял окружение Шварца и кто был его про-
тивником, мы тем самым сможем хотя бы частично ответить и иа вопрос
о том, каков был социальный характер движения.
Попытаемся сначала проанализировать данные источников о лидере
антиолигархической партии Ульрихе Шварце, которого Мюлих называ-
ет «сыном плотника и старшиной цеха солеваров»92. Вполне возможно,
что поселившийся в городе в 1401 г. Утц Шварц, точильщик по профес-
сии, приходился дедом Ульриху53. По крайней мере об отце Ульриха
точно известно, что в 1428 г. он был небогатым плотником, жившим в
бедном квартале города «среди рыбаков»54. Материальное положение
самого Ульриха изменилось к лучшему около 1450 г., когда он стал
владельцем собственного дома; в последующие годы он сумел приумно-
жить свое состояние55. К моменту событий 1476—1478 гг. Ульрих Шварц
уже обладал большим по тем временам состоянием и входил в число
богатейших семейств Аугсбурга56.
48 Е. Deuerlein. Op. cit., S. 101
49 Ibid.. S. 111.
50 А. Д. Эпштейн. Из экономической и социальной истории Аугсбурга..., стр 163—164.
51 М. Steinmetz. Deutschland von 1476 bis 1647, S. 51.
62 Mulich, S. 260. Э. Машке полагает, что формально Ульрих Шварц до конца жизни
оставался членом корпорации плотников, наследовав цеховые права от отца, хотя
деловые интересы связывали его с цехом солеваров (Е. Maschke. Op. cit., S. 305—
306). Однако это лишь предположение, так как мы не располагаем данными о торго-
вой или ремесленной деятельности Шварца.
63 Е. Deuerlein. Op. cit., S. 101.
54 Miilich, S. 260, Anm. 4 Отец Ульриха назван «pfalburger», что свидетельствует, оче-
видно, о том, что Шварцы еще не приобрели к 1428 г. бюргерских прав.
55 Е. Deuerlein. Op cit., S. 104. О материальном положении Ульриха Шварца известно,
что в 1454 г. его состояние равнялось 200— 300 гульденов, а через несколько лет уве-
личилось до 600—700 гульденов.
66 После ареста Ульриха Шварца была произведена опись принадлежащего ему «недвч
жимого имущества, домов, садов, лугов, выпасов и прочего, что было оценено при-
мерно в три тысячи гульденов» (Mulich, Anhang II, S 371). Все это имущество
Шварцев, по заверению хрониста Рема, было признано властями благоприобретенным
и после казни Ульриха возвращено его вдове и детям (Mulich, S. 260, Агпп. 4) Таким
образом, Шварцы входили, судя по данным податного кадастра 1475 г., в число 152
богатейших семейств города (см. об этом Ю. К. Некрасов. К экономической истории
Аугсбурга.., стр 156—159).
138
Ю. К. Некрасов
Политическая деятельность Шварца, по всей видимости, началась
только с 1459 г.57, когда он был избран цеховым старшиной солеваров
и поэтому сразу же стал членом Малого совета, куда он был переизб-
ран и в 1460 г. В 1461 г. Шварц в качестве члена цехового комитета
впервые оказался в Большом совете. В 1462 г. он в третий раз был избран
цеховым старшиной и получил в Малом совете должность зельднер-
мейстера, которая была связана с заботами о найме ландскнехтов и
обороне города. На этой должности Шварц оказался в весьма ответст-
венный момент борьбы города с баварским герцогом Людвигом Бога-
тым58. В этом году император Фридрих III Габсбург, маркграф Бран-
денбурга Альбрехт Ахиллес и вюртембергский граф, к которым присое-
динился и Аугсбург, начали войну против Виттельсбахов. Во время воен-
ных действий, отличавшихся большой ожесточенностью, исключительное
влияние на внешнюю политику города приобрел Ульрих Шварц, который
сыграл главную роль и при подписании мира с герцогом Людвигом59.
Но после этого несомненного успеха наступает перерыв в политической
деятельности Шварца60. Только в 1467 г. Ульрих Шварц снова избран
старшиной цеха и возвратился в Малый совет, а через год, в 1469 г.
ему удалось впервые победить на выборах п получить высшую в магист-
рате должность бургомистра6*. Затем Шварц избирался бургомистром
в 1471, 1473 (совмещая это с должностью баумейстера), а начиная с
1475 г. он занимал должность бургомистра четыре раза подряд, что бы-
ло грубым нарушением городской конституции. Происходило это, пола-
гает Мюлих, по той причине, что Шварц «оказался так влиятелен, как
не был влиятелен никто в Аугсбурге», и все дела в городе решались так,
как он того желал 62. Большой авторитет, приобретенный за годы поли-
тической деятельности, и позволил Ульриху Шварцу объединить вокруг
57 Согласно официальной версии, Шварц впервые был избран в Большой совет еще в
1452 г., но был выведен оттуда за «несоблюдение супружеской верности» (Millich, S.
260, Anm. 3). Однако Дойерлейн по этому поводу не без основания замечает, что
имя Шварца не фигурирует в списке членов совета этого года, а версия о его любов-
ных похождениях не находит подтверждения в материалах источников (Е. Deuerlein.
Op. cit., S. 104).
58 E. Deuerlein. Op. cit., S. 105.
59 U7 Zorn. Op. cit., S. 147—148.
60 Именно в это время происходят два значительных события в истории Аугсбурга: вы-
ступление бывшего секретаря городского совета Эрлбаха с разоблачением правящей
олигархии и народное восстание 1466 г. (см. 10. К. Некрасов. Социальная борьба в
Аугсбурге.., стр. 441—444). Если об отношении Шварца к Эрлбаху нам ничего не-
известно, то о его отношении к восстанию ремесленников интересные данные приво-
дит Дойерлейн, котопый обнаружил в городском архиве Мюнхена два частных пись-
ма Шварца к своим «добрым друзьям», бюргерам города Андреасу Лохеру и Аль-
брехте Оффнпгу, отправленные в марте 1477 г., когда Шварц находился в зените
своей политической славы. В одном из них он сообщает, что десять лет том}’ назад п
Аугсбурге имело место волнение (ufflaff in der statt) Тон письма таков, утверждает
Дойерлейн, что не оставляет сомнения в сочувствии Шварца народному движению и
свидетельствует о том, что требования горожан были ему близки и понятны (Е. Deii-
erlcin. Op. cit., S. 96, 106). Вместе с тем необходимо отметить, что источники не дают
основания считать, что Шварц был руководите тем восстания или каким-нибудь об-
разом был причастен к событиям
61 Millich, S 260. Anm. 3; Zusatze zuin Mtilich, S 366 Шварц победил на выборах в
острой борьбе с Андреасом Фрнкипгером. который до этого уже семь раз избирал-
ся на должность бургомистра. Победа была достигнута, по мнению Дойерленна,
исключительно благодаря поддержке кандидатуры Шварца представителями «млад-
ших цехов» (£. Deuerlein. Op. cit., S. 107). Это событие совпало с важной переменой
и в личной жизни Шварца: 12 декабря 1469 г. он женился (вторым браком) на вдове
богатого бюргера Томаса Зейденеттера, которая приходилась сестрой Ульриху Фрису,
синдику городского совета и близкому сподвижнику Шварца.
tz Millich, S. 260.
Борьба в Аугсбурге в 1470-е годы
139
себя самых разных людей с целью борьбы против прочно сложившегося,
но несправедливого, с его точки зрения, правопорядка.
Во время следствия, как утверждает хронист Рем, было установле-
но, что «двумя лучшими подручными Шварца, с которыми тот только и
говорил что-либо (о делах), были цеховые старшины булочников и плот-
ников Иос Тагланг и Маркс Ноймюллер»63. Тагланг занимал в прави-
тельстве Шварца должность сборщика податей (steuermaister) 64, муже-
ственно держал себя во время следствия и суда и являлся, но мнению
олигархов, наиболее последовательным и стойким сторонником Ульриха
Шварца; он разделил судьбу вождя движения, вступив на эшафот 2 мая
1478 г.65 Ноймюллер был выведен из совета, поражен в бюргерских пра-
вах и изгнан из города66. К сожалению, нам ничего неизвестно о мате-
риальном положении этих двух соратников руководителя радикально-
бюргерской партии.
В основной группе активных участников антиолигархической оппози-
ции мы обнаруживаем также имена старшин цеха пивоваров Бальтаза-
ра Глатца, Георга Зельда и Цешинга, бондарей — Ганса Хакера, мяс-
ников— Иерга Курца, Ганса Швайглина и Гута, кузнецов — Мюлиха,
Крейцера и Михаила Шмидта, башмачников—Георга Мангольдта, Пе
тера Херцеля и Ганса Виттиха, розничных торговцев — Бартоломея
Шнейдера и Вагнера, старшину цеха портных и розничных торговцев
тканями Петера Бессингера, поясников — Иоса Пфлюгеля, ткачей —
Иерга Геца и кожевников—Мартина Майера. Все они подверглись раз-
личным мерам наказания за участие в движении. О большинстве из них,
кроме самого факта участия в движении, нам мало что известно, одна-
ко те скудные данные, которыми мы все же располагаем, должны быть
внимательно изучены.
О семействе Бессингеров мы знаем, что оно давно занималось торгов-
лей бумазеей67 68. Член корпорации розничных торговцев Вагнер, очевид-
но, был владельцем торгово-промышленного заведения66. Шнайдеры
имели городской дом, который они сдавали в аренду69- Мартин Майер,
Ibidem, Anin. 4
64 Zusatze zum Miilich. S. 359, Anm. 3.
65 Miilich, S 81—82. Еще в 1442 г. во время конфликта городских пекарей с советом
старшина ремесленников Тагланг, по свидетельству Мюлиха, «произнес возмутитель-
ные слова, за что ему на вечные времена было запрещено (жить) в городе» Это дает
основание полагать, что Тагланги имели достаточные основания быть недовольными
олигархическим режимом.
66 Sender, S. 98. В 1498 г. совет Аугсбурга удовлетворил ходатайство Маркса Нонмюл-
лера об амнистии и разрешил ему возвратиться в родной город. В 1502 г. «плотники
вновь избрали Маркса Ноймюллера своим цеховым старшиной». Но это не значит,
что Ноймюллер был прошен правящей олигархией: опа была вынуждена уступить
настойчивым требованиям корпорации плотников.
67 Цинк рассказывает, что аугсбургские купцы уже с конца 20-х годов XV в. имели
обыкновение поставлять партии бумазеи па франкфуртские ярмарки и другие рынки,
ведя эту торговлю с большим размахом п подчас прибегая к спекулятивным сдел-
кам. Одна из сделок подобного рода закончилась банкротством для Франца Бессин-
гера (Zink, S. 151—153), который вынужден был бежать в тирольский Швац и умер
на чужбине. Но эта неудача пе заставила Бессингеров отказаться от торговли тканя-
ми, и в 1478 г. Петеру Бессипгерх инкриминировалось не только участие в движении
но и торговля Фальсифицированной бумазеей (Miilich, Anhang II. S. 374. Anm. 5). Пос
леднее обвинение могло быть продиктовано исключительно политическими соображе-
ниями, но для нас пажен сам факт активного участия Бессингеров в торговле, что
практически могло означать только одно — Бессипгеры вполне поправили свои дела
после банкротства Франца и к 1478 г. владели значительными материальными сред
ствами.
68 Sender, S. 41.
69 Schusterchronik, S 310. Шнейдерам принадлежал цеховой дом корпорации башмачни-
ков, которая ежегодно платила им ренту в 26 гульденов.
140
Ю. К. Некрасов
сыгравший большую роль в событиях и названный в одной из бумаг го-
родского совета «богатым человеком из цеха кожевников»70, покинул
город в день ареста лидера антиолигархической партии и провел оста-
ток жизни на чужбине71 72 73. Его примеру последовал старшина цеха пиво-
варов, ювелир по профессии и близкий друг Ульриха Шварца Георг
Зельд”, который, однако, вскоре был прощен и возвратился в родной
город ”.
Хроника цеха башмачников содержит весьма выразительные данные
о жизни и деятельности старшин этой корпорации и участников движе-
ния Георге Мангольдте и Петере Херцеле.
Историограф корпорации башмачников Клеменс Егер сообщает, что
Г. Мангольдт «был серьезным, порядочным человеком большого госу-
дарственного масштаба, красноречивым и благоразумным членом со-
вета». Хронист обращает внимание на тот факт, что в прошлом «однаж-
ды он был избран цеховым старшиной, но из-за подозрения, проистекав-
шего по причине деятельности Шварца, был снова выведен из совета».
Дело, однако, не ограничилось одними подозрениями. Причастность
Мангольдта к деятельности антиолигархической партии была очевидным
фактом, поэтому старшина башмачников, как только произошел олигар-
хический переворот и начались аресты, покинул пределы города вместе
с женой и всеми домочадцами и в течение шести лет, как утверждает
Егер, жил у себя на родине, в Батценхофепе, где имел хозяйство. Только
после избрания бургомистром Людвига Хозера, с которым Мангольдт
поддерживал приятельские отношения, перед властями было возбуж-
дено ходатайство о реабилитации бывшего старшины башмачников.
Просьба, поддержанная бургомистром, была удовлетворена. Мангольдт
возвратился в город и тут же был избран членом цехового комитета и
старшиной, а совет назначил его на должность хлебного надсмотрщи-
ка74, т. е. контролером городских пекарен и хлебного рынка. Итак, Май
гольдт оказался достаточно авторитетным и влиятельным человеком,
чтобы после нескольких лет изгнания вернуться к общественной дея-
тельности.
Петер Херцель, по словам Егера, впервые был избран в совет в воз-
расте 32 лет, но вскоре «впал в немилость совета, был поражен в бюр-
герских правах и изгнан из города». Причину опалы Херцеля, как, впро-
чем, и Мангольдта, хронист видит в деятельности Ульриха Шварца. Он
же сообщает и одну .весьма любопытную деталь. Оказывается, что, уз-
нав об аресте Шварца, Херцель пришел за советом к коллеге по должно-
сти в корпорации и Малом совете Петеру Вайблингу. Херцель не знал,
что ему делать: остаться в городе или немедленно эмигрировать. Его
смущало то обстоятельство, что он был в близких отношениях с Марксом
70 Miilich, Beilage IV'. S. 433.
71 Zusatze zuin Miilich, S. 365, Anm. 5.
72 Ibid., Anm. 6.
73 N. Lieb. Die Augsburger Familie Seld.—LB, Bd. 6. Munchen. 1958. S. 40 43. Зельд.
сын пивовара и старшина корпорации пивоваров, был ювелиром по профессии.
Н. Либ считает, что Зельд был избран старшиной цеха и получил должность над-
смотрщика пад солеварнями исключительно благодаря дружеским связям с Ульри-
хом Шварцем.
74 Schusterchronik, S. 315. Правда, в жизнеописание Мангольдта следует внести одну
поправку. Старшина цеха солеваров Людвиг Хозер впервые был избран бургомист-
ром в 1487 г. {Langenmantel, S. 55) и раньше этого года практически не мог оказать
протекции Мангольдту. К тому же в протоколах магистрата содержится запись о
том, что официальное решение о реабилитации Мангольдта было вынесено 9 мая
1489 г. (Schusterchronik, S. 315, Anm. 6), когда Хозер во второй раз занял долж-
ность бургомистра. Таким образом, изгнание старшины башмачников Георга Ман-
гольдта продолжалось не шесть, как хтверждает Егер, а ровно одиннадцать лет.
Борьба в Аугсбурге в 1470-е годы
141
Нонмюллером и пользовался расположением со стороны бургомистра
Шварца ”. Благоразумие взяло верх: Петер Херцель оказался в рядах
эмигрантов и поселился в Лаугингене”, в нескольких милях от Аугс-
бурга, па баварском берегу реки Лех, где развил бурную деятельность
по созданию крупного сапожного предприятия.
Старшинами цеха башмачников во время диктатуры Шварца были
также Ганс Виттих и перешедший в решающий момент на сторону оли-
гархии Петер Вайблинг. Виттих участвовал в антиолигархическом дви-
жении и был сторонником Шварца, о чем свидетельствует ходатайство
корпорации башмачников, переданное в конце 80-х годов городскому со-
вету и содержавшее просьбу о его реабилитации ”.
В этой же группе участников антиолигархического движения можно
назвать имя члена корпорации башмачников Эндерса Флендера, кото-
рого Клеменс Егер также относит к числу сторонников Ульриха Швар-
ца ”. Правда, в 1478 г. Флендер не был старшиной башмачников, но не-
однократно избирался на эту должность в прошлом. По своему социаль-
но экономическому облику Флендер (как, впрочем, и Херцель) был наи-
более ярким выразителем интересов прокапиталистической группировки
аугсбургского бюргерства” и имел достаточные основания быть недо-
вольным установленными олигархией порядками, тормозившими и сдер-
живавшими его предпринимательскую деятельность, которая являла
собою пример вопиющих нарушений средневековых регламентов о ре-
месле. Преуспевающим ремесленником и предпринимателем рисуют
податные списки участника движения и старшину цеха ткачей Перга
Геца75 76 77 * 79 80.
Таким образом, источники рисуют лидера радикально-бюргерской
партии и большинство людей из его окружения зажиточными и преус-
певающими бюргерами, для которых тяготы материального положения
не могли быть причиной участия в оппозиционном движении. Данное об-
стоятельство побуждает поставить под сомнение не только традицию
хронографии прошлого, которая представляет Ульриха Шварца вождем
обездоленного плебса, но и точку зрения современной историографии,
которая склонна видеть в нем в первую очередь защитника интересов
средних и даже мелких товаропроизводителей (см. выше стр. 136). Оче-
видно, участие бюргеров, составлявших окружение Шварца, в общест-
венной борьбе являлось выражением протеста против социальных усло-
вии экономической деятельности, против плутократического режима,
установленного реакционной олигархической верхушкой, господство
которой в политическом механизме города тормозило развитие произво-
дительных сил в том направлении, в каком были заинтересованы встав-
шие на путь капиталистического предпринимательства радикально-бюр-
герские элементы.
Трагизм создавшейся в Аугсбурге ситуации состоял в том, что здесь
уже в 70 е годы XV в. остро стоял вопрос об отношении к раннему капи-
тализму. Если некоторые цеховые мастера предприняли попытку созда-
ния централизованной мануфактуры, то другая часть бюргерской вер-
75 Schusterchronik, S 310. О предпринимательской деятельности Петера Херцеля см :
1О К. Некрасов. К социально-экономической истории Аугсбурга..., стр. 154. прим. 22
76 Zusatze zum Mulich, S. 365. Anm. 6.
77 Schusterchronik, S. 316, Anm I.
” Ibid., S. 317—318
79 IO. К. Некрасов. К социально экономической истории Аугсбурга..., стр 154 прим 22
“ Weberchronik, Beilage V, S 277 Перг Гец платил в 1467 г налог с состояния всего
лишь в 90 гульденов, а в 1474 г—с 400—800 гульденов, т е. за эти годы приумно-
жил свое состояние в несколько раз и приблизился по материальному положению к
бюргерской верхушке.
142
Ю. К. Некрасов
хушки, успевшая связать свои интересы кредитив ростовщическими опе-
рациями с до.мом Габсбургоз, довольствовалась участием в раздаточ-
ной системе, которая мыслится скорее в качестве предпосылки, нежели
условия развития раннего капитализма. С другой стороны, необходимо
иметь в виду, что настроения бюргерской оппозиции определялись не
только интересами и перспективами возникавшего капиталистического
уклада, к которому тяготела лишь незначительная часть горожан. По
давляющее большинство ремесленников стояло за сохранение средневе-
ковых корпоративных форм хозяйства, связывая с ними свои надежды
на экономическую самостоятельность. Все эти факторы, действуя в раз-
личных направлениях и вступая в противоречие друг с другом, вносили
раскол в ряды бюргерской оппозиции. Нельзя к тому же не учитывать,
что часть участников движения в своем отношении к существующему
режиму руководствовалась привходящими моментами, и это делало ее
ненадежной союзницей радикально-бюргерской партии.
Источники называют в числе сторонников Шварца старшин купече-
ской гильдии Георга Зульцера и Ульриха Вальтера, старшину цеха
мясников Георга Штрауса и башмачников— Петера ВайблпнгаЯ|, ко-
торые после казни братьев Фиттелей перешли на сторону реакции и
приняли участие в олигархическом перевороте. Причем наиболее энер-
гично действовали Штраус81 82 и Зульцер Штраусы83 и Зульцеры84 * * были
тесно связаны с правящей верхушкой и не имели, очевидно, принципи-
альных разногласий с олигархическим режимом. Участвуя в движении,
они ограничивались требованием частичных перемен в политическом
строе города или попросту руководствовались эгоистическими, корыст-
ными устремлениями. Подобного рода мотивы являлись, по всей види-
мости, основой политической деятельности и Ульриха Вальтера
81 Miilich. Anhang II, S 373, Anm. 3.
82 Langenmantel, S. 55; Stetten, GSA, S. 218. Сразу же после казни Шварца Штраус
занял освободившуюся должность «бургомистра от цехов», а через некоторое время
совет кооптировал на эту должность «от господ» на место погибшего Иоса Онзора од-
ного нз руководителей олигархического переворота Бартоломея Вельзера.
83 Богатый торговец скотом Георг Штраус (£. Maschke. Op. cit., S. 433) занимая з
1461 г. должность бургомистра вместе с Бартоломеем Вельзером, был одним из ав-
торов декрета о прямом налоге и принудительной продаже облигаций городского
займа (Miilich, S. 173). В 1467 г. он же возглавил очень важное посольство к бавар-
ским герцогам, в которое вошли патриций Леонхард Радауэр. уже известный нам
Ганс Фиттель и городской секретарь Валентин Эбер (Zink, S. 330). Таким образом,
Штраус задолго до событий второй половины 70-х годов принимал личное участие
в проведении политического курса, угодного правящей олигархии.
84 Зульцеры до 1368 г. входили в патрицианскую корпорацию, но и выйдя из нее п
вступив в цехи, поддерживали связи с патрициями и старались вести подобающий
образ жизни. Об этом свидетельствует хотя бы тот факт, что в 1457 г. отец Георга
Хартман Зульцер вышел победителем рыцарского турнира и получил в качестве при-
за серебряную посуду и сотню золотых гульденов (Stetten GSA, S 179). Правда,
через два года тот же Хартман Зутьцер принял участие совместно с аугсбургскими
купцами Ульрихом Арцтом и Людвигом .Рейтингом в спекулятивной операции с ав-
стрийским вином (Zink, S. 112). И нужно сказать, что свои дела Зульцеры вели весь-
ма успешно и. например, в 1461 г. Георг Зульцер платил налог с состояния в 3600 фл..
а его отец Хартман — с 3510 фл.. т. е. их состояние равнялось 7110 фл (J. Sfrieihr.
Op. cit.. S. 10). т. e. они были одной из богатейших семей города. В 1478 г., после
разгром;! радикально-бюргерской оппозиции. Зульцеры вместе с Пердлиигсрам'..
Ремами и Рпделерамп были приняты в патрицианскую корпорацию (7. Strieder. Op.
cit.. S. 36) Одновременно было создано общество «Mehrer der Gesellschaft», кото-
рое должно было играть роль связующего звена между патрициатом и цеховой вер-
хушкой. Одним из четырех сопредседателей этой реакционной патрициаиско-олигар
хической корпорации вместе с Петером Гервартом, Лукой Вельзером и Хильпольдом
Риделером стал Георг Зульцер (Stetten, GSA, S. 138).
ss Miilich, Beilage 1, S. 379—382, 385. Известно, что Вальтеры вели происхождение от
донаувертских патрициев, один из которых, Конрад, в 1408 г. переселился в Аугсбург
Борьба в Аугсбурге в 1470-е годы
143
Человеком «значительного благосостояния» (wohlhabender narung)
называет историограф цеха старшину башмачников Петера Штампфа,
которого «кто-то прозвал, однако, Вайблингом» * 88; под этим прозвищем
Штампф фигурирует во всех известных нам материалах. Старшина тка-
чей Ганс Вайер неоднократно занимал в магистрате должность белиль-
щика, т. е. контролера белилен, расположенных в черте города и его
контадо. Он брал эти белильни у совета на откуп, что было связано с
большими материальными выгодами: Вайер входил в число богатейших
семейств Аугсбурга". Его коллега по должности в корпорации ткачей
Николай Шаллер также был состоятельным бюргером88 и занимался
купеческой деятельностью8’. В течение многих лет Шаллер, по свиде-
тельству хроники цеха ткачей, поддерживал дружеские отношения с ли-
дером радика чьно бюргерской партии, но в решающий момент, «будучи,—
по словам Егера,—набожным и честным господином, начал вести себя
в деле Шварца наилучшим образом», т. е. встал на путь предательства н
перешел на сторону олигархии, чем снискал себе ненависть и презрение
со стороны ремесленников цеха90 и заслужил благодарность правящей
верхушки'11. Таким образом, отличительным признаком социально-
политического облика цеховых старшин, изменивших делу оппозици-
онного движения, была их связь с травящей городской верхушкой и об-
ладание значительными богатствами. Опасение утратить привилегиро-
ванное положение в том случае, если будут проведены радикальные
политические преобразования, и лишиться состояния, если в движение
будут вовлечены городские низы, в значительной степени определило
линию поведения некоторых участников движения. Впрочем, величина
состояний не может служить единственным критерием линии политичес-
кого поведения данной группы сторонников Шварца, так как большое
значение могли иметь и субъективные факторы, т. е. личные качества,
окружение, знакомства, родственные связи, круг интересов и т. д.; нам
уже известно, что состоятельными были большинство и тех цеховых
старшин, которые до конца сохранили верность движению и его лидеру.
Судьба еще двух участников движения неразрывно связана, если
следовать версии магистрата, с именем цехового старшины корпорации
мясников Иерга Курца. Следственные материалы утверждают, что сра-
зу же после окончания войны в 1475 г. с бургундским герцогом Карлом
Смелым мастер цеха мясников по фамилии Ледер и сын цехового стар-
шины Иерга Курца, участвовавшие в этой войне в качестве конных воп-
Брат участника движения Маркс Вальтер был постоянным участником рыцарских
турниров и с 1477 по 1489 г. принял участие в нескольких десятках боев. Сам Ульрпс
Вальтер, как известно, в начале XVI в. участвовал в составлении «дополнения» и
«продолжения» хроники Гектора Мюлиха В «дополнениях» Вальтер выступил с рез-
ким осуждением деятельности Шварца и его сторонников.
88 Schusterchronik, S. 312—313.
bl Miilich. Anhangll S 375, 374; Weberchronik. Beilage I. S. 292—293. Предприниматель
ская деятельность позволила Гансу Вайеру быстро умножить свое состояние: если в
<1466 г. он платил налог с состояния в 960 гульденов, то к 1477 г. его состояние воз-
росло до 2500—5000 гульденов. В конце XIV в. (в 1396 г.) Мангмапстеры (Вайеры)
согласно приводимым Штрндером данным, были вторыми, после патрициев Дахзепов
богачами города, обладая состоянием в 13 440 фл. В последующие десятилетня дела
Байеров, как мы видели, сильно ухудшились, ио Ганс Вайер в 60-е и 70-е годы XV в.
встал на путь быстрого приумножения своего оскудевшего было состояния.
88 Weberchronik, Beilage I, S. 288, Beilage V, S. 403. Шаллер в 1466 г. платил налог с со
стояния в 480 гульденов, в 1474 г — с 450—900 гульденов. В 1454 г ои был впервые
избран в цеховой комитет 12, в 1464 г.— старшиной цеха, а с 1467 г неоднократно
занимал различные должности в магистрате
89 Е. Maschke. Op. cit., S. 453.
90 Weberchronik, S 249.
91 Langenmantel, S 55 Шаллер избирался бургомистром в 1480, 1482 1484 и 1486 гг.
144
Ю. К. Некрасов
нов, .встали на путь разбоя, подстрекаемые якобы .к этому самим стар-
шиной, который был одним из сообщников Шварца’2. Трудно, конечно,
сказать, какую долю истины содержит подобного рода утверждение, ис-
ходящее от врагов Шварца: обвинение в воровстве и разбое было обыч-
ным для средневековья средством расправы с политическими противни-
ками. С другой стороны, эта же инсинуация укрепляет нас во мнении,
что между Курцем и Шварцем существовала тесная связь, и то, что вла-
сти назвали разбоем, на самом деле могло быть выполнением каких-то
заданий лидера движения. К сожалению, свидетельства источников
очень лаконичны.
При анализе социального состава антиолигархического движения не-
обходимо учитывать и то обстоятельство, что это движение представлч-
ло собою попытку наиболее радикальных элементов из среды бюргерст-
ва объединить различные слои городского населения в борьбе против
существующего правопорядка. В этом плане представляет интерес при-
влечение Шварцем на сторону бюргерской оппозиции представителей
патрицианских семейств города. Из материалов аугсбургских хроник и
бумаг городского совета следует, что активное участие в антиолигархи-
ческом движении приняли патриции Иос Онзорг, Маркс Хофмайер и
Вильгельм Хангенор. Особенно колоритной фигурой среди них был бур-
гомистр «от господ» Онзорг.
Иос Онзорг принадлежал к старинному патрицианскому роду, об-
ладавшему значительным состоянием’3, и пользовался большим поли-
тическим авторитетом в городе ’4. Во время ареста Ульриха Шварца
11 апреля Иос Онзорг демонстративно покинул заседание Малого сове-
та, выразив несогласие с расправой над лидером оппозиционной партии
и с методами политических акций олигархов. Это предопределило враж-
дебное отношение властей к Онзоргу’5 * * В. и привело его, как известно, к
гибели.
Представляет интерес и участие в антиолигархическом движении
патрициев Хофмайера и Хангенора. Хронист Зендер называет Маркса
Хофмайера в списке лиц, которые вместе со своими наследниками бы-
ли выведены «на вечные времена» из состава совета и лишены бюргер-
ских прав ”, в бумагах же магистрата мы обнаруживаем запись об аре-
82 Sender. S 41; Stetten, GSA. S. 219.
83 Конрад Онзорг между 13.30 и 1345 гг., после смерти рыцаря-разбойника Германа фон
Ферзе, приобрел в качестве лена епископскую деревню Пферзе вместе с рыцарским
замком, судебными правами, мельницей и мостовой пошлиной. С 1338 г. Онзорги стали
арендаторами еше нескольких мельниц епископа (W. Zorn. Op. cit., S. 123). Правда,
В. Е. Майер, комментируя факт приобретения Конрадом Онзоргом деревни Пферзе в
«собственность», указывает, что епископ сохранил за собою право выкупа владения
(В. Е. Майер. Роль ростовщического капитала в немецкой деревне XIV—XVI вв.—
«Проблемы генезиса капитализма. Сб. ст. к Международному конгрессу экономиче-
ской истории в Ленинграде в 1970 г.». М„ 1970. стр. 66—67). Штеттен приводит данные,
что Оизорги в 1349 г. приобрели замок Велленбург, а после переворота 1368 г. встали
на путь борьбы с цеховым правительством, но потерпели неудачу (Stetten, GAG, S.
77—79). Таким образом, источники XIV в. рисуют типичные образы патрициев сред-
невекового города, что подчеркивает глубокие перемены, происшедшие с патрициан-
ским родом Онзоргов к 70-м готам XV в.
84 Mulich, Anhang II, S. 371. Одна из бумаг городского совета содержит характерную
запись, посвященную Носу Онзоргу: «Он был так влиятелен, что каждый его опасался
и никто ие смел ему возражать».
85 Mulich, Anhang П, S. 371. Материалы следствия содержат запись о том, что Онзорг,
«которого он (Шварц.— Ю. И.) вовлек в свое товарищество», с точки зрения олигар-
хов, был «дурным человеком» (ain schlechter man).
»« Sender, S. 41.
Борьба в Аугсбурге в 1470-е годы
145
сте Хофмайера в ночь перед рождеством 1479 г. и его бегстве из горо-
да97. Свидетельства источников о материальном положении Хофмайе-
ров довольно противоречивы98, хотя в целом не оставляют сомнения в
том, что они были людьми состоятельными. Последнее, однако, не иск-
лючало материальных затруднений Хофмайеров. Выход из этих затруд-
нений они пытались найти, вполне возможно, с помощью тех средств, ко-
торые привели Маркса Хофмайера в ряды оппозиции господствующему
в городе политическому режиму.
Соратником Ульриха Шварца был также выходец из другой знат-
ной патрицианской семьи Вильгельм Хангенор"8, который за участие в
движении был лишен занимаемой в магистрате должности, выведен из
состава совета и поражен в бюргерских правах. Мотивы участия Ханге-
нора в борьбе против олигархического режима еще менее ясны, чем
Хофмайера. Очевидно только одно: патрицианская корпорация во вто-
рой половине XV в. обнаружила признаки упадка и внутренних противо-
речий. Уже тогда некоторые представители корпорации, которая вклю-
чала в свои ряды привилегированную в социальном отношении город-
скую знать, выразили свое несогласие с существующим правопорядком
и встали на путь борьбы с плутократическим режимом, созданным на-
ходившейся у власти олигархией. С другой стороны, сам факт вовлече-
ния в ряды радикально-бюргерской оппозиции нескольких представи-
телей знатных родов Аугсбурга опровергает вымысел консервативной
хронографии о чуть ли не патологической ненависти Шварца к пат-
рициату. На самом деле Шварц вел борьбу с патрициатом только пото-
му, что патрицианская корпорация являлась олицетворением самых ре-
акционных начал и противилась любым преобразованиям в экономиче-
ской и общественной жизни города.
Итак, мы рассмотрели состав двух групп участников антиолигархи-
ческого движения, которые по своему социальному статусу являлись
старшинами торгово-ремесленных корпораций или были выходцами из
городской знати — патрициата. Ударную силу партии Шварца и бюр-
герской оппозиции составляла первая группа. Участие в движении вы-
ходцев из патрицианской среды в социальном плане представляло собою
87 Miilich, Anhang II, S. 374. Одна из записей в протоколе заседания городского совета
рассказывает о том, что в ночь перед рождеством 1479 г. «магистрат лишил прав и
приказал заковать в кандалы Маркса Хофмайера», который якобы «тайно торговал
фальсифицированной бумазеей». Хофмайер вынужден был дать клятву не покидать
пределов города Но эту клятву, что следует из той же записи, он ие выполнил и
уехал в Рим, где получил отпущение грехов. После этого «он был лишен бюргерских
прав и его герб был сорван со здания питейного клубе господ». Обращает на себя
внимание тот факт, что торговлю бумазеей патриций Хофмайер вел в компании с уже
известным иам цеховым старшиной Бессннгером.
ss штеттеи подчеркивает, что во второй половине XV в. Хофмайеры испытывали серьез-
ные материальные трудности (Stetten, GAG, S. 219). Однако бумаги магистрата со-
держат запись о том, что вскоре после бегства из города Маркса Хофмайера его брат
Ганс с супругой Барбарой, прежде чем покинуть город, продали свои рейты, дворы и
домашнюю утварь за значительную сумму в «2300 добрых рейнских гульденов» (Мй-
lich, Beilage IV, S. 436).
89 Известно, что отец Вильгельма Хангенора командовал ополчением Аугсбурга и отря-
дом наемников во время военных событий 1449—4450 гг. и занимал должность бурго-
мистра «от господ» вместе со знаменитым Петером фон Аргоном (Stetten, GAG, S
80; Zink, S. 198). Сам Вильгельм также неоднократно нанимался на городскую воен-
ную службу (что, впрочем, делали многие представители патрицианских родов Ауг-
сбурга) Так, в 1475 г., во время войны с бургундским герцогом Карлом Смелым,
Хаигеиор командовал одним из отрядов городских ландскнехтов (Е. Deuerlein. Op. cit.,
S. 109). Поэтому вполне возможно, что Ульрих Шварц делал ставку на то, чтобы ис-
пользовать военный опыт Вильгельма Хаигенора.
Ю Средние века, в. 38
> '
146
Ю К. Некрасов
скорее исключение, чем правило. Но существовала и третья группа уча-
стников движения, которая включала лиц, не являвшихся цеховыми
старшинами или членами патрицианской корпорации.
Наиболее значительной фигурой в этой группе был, пожалуй, близ-
кий родственник бургомистра Шварца, синдик городского совета Уль-
рих Фрис, который сыграл значительную роль в событиях и вынужден
был шосле олигархического переворота покинуть Аугсбург “’°. По делу
Шварца предстал перед судом и был посажен в темницу секретарь го-
родского совета Конрад Флюдайзен, которого, однако, после принесения
присяги власти освободили из-под стражи100 101. Как мы уже знаем, за уча-
стие в движении «был обезглавлен один из четырех слуг совета». Веро-
ятно, этим слугой был кузнечных дел мастер Штрель102. Таким образом,
все трое участников движения из этой группы были представителями го-
родской интеллигенции или профессиональных служащих магистрата,
привлечение которых на сторону радикалыю-бюргерсксй оппозиции
мыслилось Шварцу как важное условие успеха.
Подведем некоторые итоги исследования социального аспекта анти-
олигархического движения в Аугсбурге в 70-е годы XV в. Из 37 извест-
ных нам участников движения 28, т. е. подавляющее большинство, были
старшинами 13 из 17 цехов города и представляли в демократизирован-
ном магистрате интересы своих корпораций. Социальное движение, во
главе которого стоял Ульрих Шварц, может рассматриваться как дви-
жение цеховой демократии в том смысле, что цеховые старшины, кото-
рые оказались сторонниками Шварца, были избраны на должности бла-
годаря оживлению демократических традиций в цеховых корпорациях.
Поэтому было бы ошибкой видеть в цеховых ремесленниках только пас-
сивную массу, равнодушно взиравшую на ход событий, ибо, рассуждая
таким образом, невозможно объяснить, как удалось Шварцу добиться
избрания на должности цеховых старшин участников бюргерской оппо-
зиции и удержаться у власти в течение почти полутора лет. Ремеслен-
ники корпораций, бесспорно, сочувствовали целям движения и содей-
ствовали его успеху. Другое дело, что городские низы и плебс еще не
играли решающей роли в социально-политических конфликтах и клас-
совой борьбе в городе того времени. Только что зарождавшаяся плебей-
ская оппозиция тогда еще находилась под влиянием радикально-бюр-
герских элементов и не имела собственной программы действий. Одна-
ко сначала успех, а потом неудача движения во многом определялись
100 Zusatze zum Miilich, S. 366. Anm. 1. После олигархического переворота совет поручил
члену Малого совета и будущему хронисту Гектору Мюлиху, а также Клаусу Шал-
леру (быть может, родственнику старшины цеха ткачей и участника движения Нико-
лая Шаллера?) наняться делом Ульриха Фриса. Материалы, подготовленные Мюли
хом и Шаллером, опубликованы; из них следует, что Фрис родился около 1410 г. н
долгое время (до 1451 г.) находился на императорской службе. В Аугсбурге он по-
селился в 1467 г., что совпало со временем возвращения Ульриха Шварца к полити-
ческой деятельности. В бумагах совета Фрис назван мастером Ульрихом, лиценциа-
том светского права и синдиком аугсбургского магистрата. От мести олигархов
Фриса не спас ни политический опыт, приобретенный при императорском дворе и,
очевидно, полезный городу, ни служба совету в течение десяти лет: 8 июня 1478 г.
Фрису было предложено оставить городскую службу. Он вынужден был переселиться
в Ландсхут, где и умер в 1482 г. Известно также, что Ульрих Фрис был женат па
родной сестре Ульриха Шварца Анне, а Шварц — на сестре Фриса. После смерти пер-
вого мужа Анна, урожденная Шварц, вышла замуж за ландсхутского патриция Зе-
бальда Бессиигера, который, вполне возможно, был родственником участника движе-
ния Петера Бессингера
«» Stetten, GAG. S 219.
”2 См. выше, стр. 135, сн. 37, 38.
Борьба в Аугсбурге в 1704-е годы
147
отношением к нему городских низов к тому же оказавших значитель-
ное влияние на деятельность партии Шварца.
С другой стороны, радикалыю-бюргерская партия обнаружила внут-
реннюю неустойчивость, причиной которой была противоречивость ин-
тересов входящих в ее состав элементов и ее неспособность или нежела-
ние возглавить движение народных масс на том этапе, когда оно могло
перерасти в вооруженное восстание. Несмотря на свои антиолигархиче-
ские и антифеодальные настроения, бюргеры-радикалы менее всего, оче-
видно, были склонны играть с огнем народного восстания. Но даже от-
носительно верный ответ на вопрос, почему так произошло, можно бу-
дет дать только в том случае, если нам удастся выяснить, во-первых,
хотя бы основные контуры программы движения и, во-вторых, более
или менее четко обрисовать те политические и социальные силы, кото-
рые противостояли партии Шварца. Обратимся прежде всего к решению
второй задачи, так как это позволит одновременно углубить социаль-
ный аспект исследования.
Противниками Ульриха Шварца и радикально-бюргерской партии
выступили, что следует уже из анализа событии, император Фридрих Ш
Габсбург, австрийская администрация (ландфогт Сигизмунд Паипен-
гейм и городской фогт Георг Отт), баварские герцоги, аугсбургский пат-
рициат и солидаризировавшаяся с последним цеховая верхушка"5.
Патрициат и часть цеховой верхушки и составляли правящую в Аутсбур-
103 Stetten, GAG, S. 218. Выше уже было указано на те меры предосторожности, к кото-
ром прибегли власти во время казни Ульриха Шварца, 'когда на центральную пло-
щадь Перлах пришли не только горожане, ио и жители окрестных деревень Маги-
страт сосредоточил на площади большой отряд наемников и городской милиции. Од-
нако и эти меры предосторожности, по свидетельству Штеттена, не были единственны-
ми, так как «при таких обстоятельствах легко мог возникнуть мятеж, поэтому на том
же заседании совета, утвердившем смертный приговор (Шварцу.— Ю. Н ), бургоми-
стром от общины был назначен Георг Штраус, и бюргеры были призваны официаль-
ными властями к спокойствию и порядку».
1<м Zusatze zum Miilich, S 361 Anm. 7. В числе наиболее непримиримых противников
Шварца из рядов патрициата документы, исходящие от совета, называют Ганса Лаи-
генмантеля, Бартоломея Вельзера, Леонхарда Релингера, Георга Кенцельмана. Пете-
ра и Луку Гервартов и Сигизмунда Госсенброта, хотя известно, что организаторами
и вдохновителями заговора против Шварца были Вельзер, Госсенброт. Релпнгер и
Петер Герварт.
105 Miilich. Beilage IV, S. 425. Бумаги совета указывают па участие в действиях, направ-
ленных против Шварца, представителей «состоятельных цехов» (haabhaf(ten zunften),
под которыми в данном случае подразумеваются корпорации купцов, розничных тор-
говцев, солеваров и пивоваров. Обратим внимание на то, что опасными противника-
ми радикально-бюргерской партии были старшина цеха розничных торговцев Ганс
Фнттель, его брат Леонхард н старшина солеваров Андреас Фрикннгер. Среди тех,
кто перешел в решающий Момент на сторону олигархии, мы обнаруживаем купече-
ских старшин Георга Зульцера и Ульриха Вальтера. Близка интересам старшин «со-
стоятельных цехов» и цеховая верхушка корпораций мясников и ткачей, которая
быстро обогащалась, используя начавшийся экономический подъем. Эта верхушка в
большей степени искала точек соприкосновения с олигархией, нежели стремилась
к последовательному претворению в жизнь программы радикально-бюргерской оп
позиции Предательство старшин корпораций мясников и ткачей Георга Штрауса п
Ганса Байера вполне отражало линию социального поведения части зажиточной
верхушки ремесленных корпораций. Небезынтересно будет также отметить, что борь-
бу с цеховой верхушкой, которая тесно связала свои интересы с интересами патри-
циата, Шварц начал еще до прихода антиолигархической партии к власти: в 1472 г..
занимая в магистрате должность баумайстера, он обвинил Фрикингера в неправиль-
ном ведении книги городских доходов и расходов и в присвоении общественных
средств (Miilich. S. 258). Правда, еше десятилетнем раньше Генрих Эрлбах в послании
городу назвал Андреаса Фрикингера, Генриха Лангенмантеля и Леонхарда Радауэра
в числе тех олигархов, которые «преступным образом использовали власть для
собственной выгоды» (Zink S 298). Становится очевидным, что часть цеховой вер-
хушки прочно «срослась» с олигархическим режимом и использовала пребывание в
1<г*
?
148
Ю. К. Некрасов
ге олигархию, которая стремилась оставить социально-политический
механизм управления городом в прежнем виде и противилась любым
преобразованиям.
Яростной противницей партии Шварца выступала и католическая
церковь10в. Такая дислокация классовых сил достаточно убедительно
свидетельствовала об антифеодальном характере социального движения,
происходившего в Аугсбурге в 70-е годы XV в., и о тех опасностях, кото-
рые ожидали радикально-бюргерскую оппозицию на избранном ею пути.
Сложившаяся ситуация определила дальнейшее развитие событий и
поражение партии Ульриха Шварца. Правда, с трагическим исходом
борьбы также были тесно связаны программа аугсбургских радикалов
и их практические мероприятия, подрывавшие устои прочно сложивше-
гося олигархического режима. Но это уже, очевидно, особая тема иссле-
дования.
Zusammenfassung des Aufsatzes von Ju. К. Nekrassow
«Die radikale biirgerliche Opposition
in Augsburg in den 70-ger Jahren des 15. Jahrhunderts
(Bewegungsgang und sozialer Bcstand der Teilnehmer)»
In den 70-ger Jahren des 15. Jhs war die freie Reichsstadt Augsburg —
ein grdBes Handels- und Gewerbezentrum Sfiddeutschlands — in scharfe
KoIIisionen sozialer Widerspriiche und dramatischer Zugange hineinbezogen.
Wahrend den Wahlen in Stadtmagistrat im Herbst 1476 erhielt einen trium-
phierenden Sieg die Partei der radikalen biirgerlichen Opposition, an deren
Spitze der Biirgermeisler Ulrich Schwarz stand. Im Zusammenhang damit
taucht die Frage auf, welche soziale Grundlage hatte diese Bewegung und
worin bestanden die Griinde des anfanglichen Erfolges und der darauf fol-
genden Niederlage der radikalen biirgerlichen Opposition.
Die Augenzeugen der Vorgange und Chronisten, welche kurz darauf
schrieben, wollten in der Tatigkeit von Schwarz und seiner Anhanger eine
Bewegung der unteren Handwerkerschicht und Stadtplebejer sehen. Die
gegenwartige Geschichtsschreibung sieht in Schwarz einen Vertreter der
mittleren Biirgerschicht und der kleinen Warenproduzenten. Das Studium
des ganzen Quellenmaterials, fiber welches wir verffigen erlaubt nus in die-
se vorherrschende Vorstellung, einige Berichtigungen zu bringen.
Die radikale bfirgerliche Opposition bestand aus verschiedenartigen
Elernenten: ihren linken Flfigel bildete eine kapitalistisch gestimmte Grup-
pe aus Zunftaltesten und Zunfmeistern (Hertzel, Flander, Mangoldt), der
rechte Flfigel bestand aus Vertretern der oberen Zunftschicht (Sulzer, Wal-
ter, StrauB u. a.), die ihre Interessen eng mit deren der regierenden Oligarchic
совете в целях личного обогащения. Это находит косвенное подтверждение и в по-
датном кадастре 1461 г., нз которого следует, что бургомистр Леонхард Радауэр
обладал состоянием в 10280 фл. и занимал восьмое место сверху в налоговом списке,
а Андреас Фрикипгер платил налог с состояния 3600 фл. и был 34-м аугсбургским
богачом (/. Strieder. Op. cit., S. 10). С другой стороны, факты, извлеченные из го-
родских хроник и бумаг совета, не оставляют сомнения в том, что капиталы Рада-
уэра и Фрикингера не были нажиты только «честным трудом».
105 Zusatze zum Miilich, S. 373. Следователи, проводившие дознание по делу Шварца,
усматривали одну из важнейших причин падения цехового правительства в его дей-
ствиях против церкви. «Большой раздор,— читаем в следственных материалах,—
который Шварц внес между городом [с одной стороны] и [церковными корпора-
циями] св. Духа, св. Вольфганга и прочими духовными лицами [с другой], господь
ие пожелал больше терпеть и покарал тем, что другая часть благочестивых членов
совета от господ, бюргеров и прочих рассмотрела такое дело и втайне задумалась,
как она сможет устранить Шварца с его несправедливой властью».
Борьба в Аугсбурге в 1470-е годы
149
verband, und schon darum nicht im Stande war einen kompromiBlosen
Kampf gegen das bestehende Regime zu fiihren. An der Bewegung beteilig-
ten sich auch Vertreter von Patrizierfamilien (Ohnsorg, Hofmaier, Hange-
nohr), Stadtintelligenz und Berufsangestellten des Magistrals (Fries, Flfl-
deisen, Stiaiil). Auf den Ausgang der Vorgange wirkten, einerseits, die
Sympatliie und Unterstiitzung der Bewegungsziele seitens der Handwer-
kermassen (eben dieses erlaubte die Machtnahme seitens Schwarz und sei-
ner Anhanger und das beinahe anderhalb Jahren dauernde regieren durch
sie), anderseits, die losen Verbindungen zwischen den Massen und Fiihrern
der Bewegung.
Die Labilitat der radikalen burgerlichen Opposition kann man haupt-
sachlich durch Widerspriichigkeit der wirtschaftlichen Interessen der
Stadtbevolkerung und besonders durch ihr Verhaltnis zum Fruhkapitalismus
erklaren. Wenn schon einige Zunftmeister damals auch einzelne Versuche
unternahmen um zentralisierte Manufakturen zu griinden und schon die
Unternehmerfreiheit verlangten, so war der andere Teil der oberen Biir-
gerschicht mit dem bestehenden Verlagssystem ganz zufrieden, was leider
nur eine Voraussetzung aber nicht eine Grundlage zur Entwicklung des
Friihkapitalismus bildete. Die ilberwaltige Mehrheit der Zunfthandwerker
verteidigte die mittelalterlichen Formen der Kleinwarenproduktion, in ihnen
sahen sie eine Grundlage ihrer wirtschaftlichen Selbstandigkeit und eben
deshalb traten sie gegen jegliche Auswirkungen kapitalistischer Verhalt-
nisse auf. Der Kampf zwischen diesen widerspriichigen Tendenzen und die
Schwache der kapitalistischen Keime zeugen gleicher Zeit von der Positions-
schwache der radikalen biirgerlichen Opposition, was sich auch ganz beson-
ders in ihrem Programm ausdriickte. Aber dieses gehort schon zu einem an
deren Thema.
Will man die Griinde der Niederlage der Schwarz-Partei erklaren, so
muB man Rechnung davon nehmen, dafi ihr gegeniiber machtvolle Krafte
der feudalen Gesellshaftstanden: die Gewalt des Kaisers, die bayerischen
Herzoge, die katholische Kirche, die Mehrheit der Stadtpatrizier und ein
Teil der Zunftobrigkeit. Schon diese Umstande bei lokalem Charakter der
Stadtbewegung stellten die Moglichkeit eines Erfolges in der Tatigkeit der
radikalen biirgerlichen Partei in Zweifel.
7 '
В. И. РУТЕНБУРГ
СОЦИАЛЬНЫЙ СОСТАВ ГОРОДСКОГО НАСЕЛЕНИЯ
И СОЦИАЛЬНАЯ БОРЬБА В ГЕНУЕ В XVI В.
Социальная структура общества является живым и подвижным орга-
низмом, определяющим реальные классовые и сословные отношения
эпохи. Изучение ее связано с выявлением противоречий, приводящих к
социальной борьбе в самых разнообразных ее проявлениях. Социаль-
ную борьбу ведут люди, объединенные в различные по значимости и
масштабу группы: классовые, сословные, профессиональные. В ходе
этой борьбы выражаются их стремления, их воля как социальных кол-
лективов, что не исключает определенного значения действий отдельных
личностей, как выдающихся, так и рядовых. Вот почему неубедительно
звучат некоторые выступления западных историков, противопоставляю-
щих изучение структуры общества рассмотрению роли отдельного чело-
века. Примером такого суждения является высказывание Теофило Де
Негрп, автора «Истории Генуи». Он выступает против «социологическо-
го структурализма», так как история в его понимании — это прежде
всего действия личности, проявление духа, акт воли человека '.
«Социологический структурализм», действительно, должен быть от
вергнут, если он представляет собой метод построения абстрактно-ис-
кусственных схем, не отражающих реальную действительность. Призыв
же Дс Нсгри изучать только «акт воли» человека необоснован не толь-
ко в плане общеисторическом, но и в плане изучения социальной психо
логин прошлого, что требует учета «воли», действий, а значит и взаимо
отношений различных общественных групп.
Об историках типа Де Негри можно сказать словами Е. А. Косминс-
кого: их методологии свойствен «крайний психологизм», «внешне-
психологический облик механически отрывается от исторического соци-
ального содержания»1 2. Правильное понимание соотношения действий
отдельного человека и целого коллектива людей, учет социальной сре-
ды, взаимосвязи явлений определяют реальность исторических характе-
ристик. «Науке о разнообразном больше подходит не единственное
чисто, благоприятное для абстракции, а множественное, являющееся
грамматическим выражением относительности.. В любом обществе все
взаимосвязано и взаимозависимо: политическая и социальная структу-
ра, экономика, верования, самые элементарные, как и самые утончен-
ные, проявления духа»3.
* * *
Социальная структура Генуи XVI в. весьма специфична, хотя она от-
ражает глубинные процессы, происходившие в главных торгово-промыш-
1 Т О De Xegri Storia di Genova. Milano, 1968, p. 650.
2 E. А. Косминский. Проблемы английского феодализма и историографии средних ве-
ков М . 1963, етр. 379.
3 М Блок. Апология истории или ремесло историка. М., 1973, стр. 18, 101.
Социальная борьба в Генуе XVI в.
151
ленных городах-государствах Италии, в той или иной мере затронутых
процессом становления и созревания раннекапиталистических отношений
еще в предшествующие, XIV и XV, столетия. Для общей характеристики
социальной структуры Генуи XVI в. применима формулировка Ф Энгель-
са, данная км «незрелому состоянию капиталистического производства,
незрелым классовым отношениям» Генуя, наряду с подобными ей в этом
отношении Венецией и Нидерландами, была охарактеризована К. Марк-
сом как страна-посредник, вывозящая и перепродающая прежде всего
товары чужеземного производства. Это в принципе ведет к недостаточно
широкому, конечно в масштабах своего времени, развитию ранних форм
мануфактурной промышленности, в противоположность, например, Фло-
ренции, ставшей первым центром раннего капитализма в Италии4 5 6.
К Генуе приложима закономерность, установленная К. Марксом:
«Самостоятельное развитие купеческого капитала стоит в обратном от-
ношении к степени развития капиталистического производства»". Эта
характеристика приложима к Генуе XIV в., когда она явно отставала от
Флоренции в области новых, прогрессивных форм промышленности. Од-
нако указанная выше закономерность не является абсолютом, так как
до капиталистического способа производства купеческий капитал пре-
обладал во всех городах средневековья, будучи «функцией капитала
par excellence»7 8. Так, естественно, было и во Флоренции, Сиене, Болонье,
Л^илане и других городах Италии в XII — XIII вв., в то время как
XIV век стал для них веком раннего капитализма. Многие города Ита-
лии никогда не достигли их уровня, а другие достигли его с некоторым
опозданием. Наиболее показательным примером тому может служить
Генуя., ставшая столетие спустя, в XV в , не только торговым городом,
но и центром ранней мануфактурной промышленности, как это было
показано в работе Жака Эрса, вышедшей в 1961 г.3
Как же удалось Генуе «преодолеть» закономерность естественной
отсталости городов посредников? Как поясняет К. Маркс, «современный
способ производства в своем первом периоде, мануфактурном периоде,
развивался только там, где условия для этого создались еще в средние
века» 9. Одним из таких условий, как показал Эре, являлись колоссаль-
ные для своего времени фонды денежных капиталов: в 1449 г. банк Сан
Джорджо располагал 6300 лир, в 1471 г. — 4 300 000 лир, а в 1515 г.—
23 436 000 лир.10 11 Этот банк являлся фактически хозяином всей экономи-
ки Генуи, он был заинтересован в развитии не только банковских опера-
ций и торговли, но и промышленности, которая ощущала благотворное
влияние крупных инъекций денежного капитала в развитие шелкоткаче-
ства, сукноделия, разработку железных руд на Эльбе, выплавку метал-
ла в горных «заводах», добычу меди и обработку бронзы, производство
мешковины, бумаги, в кораблестроение и связанные с ним промыслы “.
Здесь действовала другая закономерность, установленная К. Марк-
сом: «На пороге капиталистического общества торговля господствует
над промышленностью...»12. В определенных условиях она подталкива-
ет развитие промышленности и способствует превращению ее в ману-
4 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч.. т. 19, стр. 194
в См. В. И. Рутенбург. Очерк из истории раннего капитализма в Италии. М.— Л., 1951,
стр. 120—121.
6 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. 1, стр. 361.
7 Там же, стр. 359.
8 J. Heers. Cenes au XVе siecle. Activite economique et problemes sociaux. Paris, 1961.
8 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч.. т. 25, ч. 1, стр. 365.
10 J. Heers. Op. cit., р. 117.
11 Ibid., р. 219—236.
12 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 25, ч. 1, стр. 363.
152
В. И. Рутенбург
фактурную. Так было во Флоренции XIV в., так было и в Генуе XV в.
Тем более, что цехи в Генуе возникли поздно и не играли такой роли,
как во Флоренции и других итальянских городах |3. В генуэзской про-
мышленности XV в. организаторами являлись «общества на паях» (so-
cieta a carati), более оперативные и маневренные, чем тосканские ком-
пании: они доставляют сырье, контролируют производство, оплачивают
наемных рабочих13 14. Генуя достигает уровня раннекапиталистической
Флоренции, не копируя и не повторяя ее пути. В целом убедительно
характеризуя экономику Генуи как раннекапиталистическую, Эре до-
пускает преувеличение, полагая, что здесь можно наблюдать «промыш-
ленный капитализм», «капитализм современный», что Генуя, подпавшая
под экономическое и политическое влияние банка Сан Джорджо, «осво-
бодилась от всех феодальных элементов». Такие преувеличения, про-
истекающие во многом из иного, чем принято у нас, понимания терминов,
естественных в устах тех западных ученых, о которых Е. А. Косминский
говорил, что «наряду со специальными конкретными исследованиями»
в их трудах «большую роль играют смелые гипотезы, широкие построе-
ния, иногда бросающие новый своеобразный свет на темные и трудные
вопросы, но почти всегда парадоксальные, лишенные надлежащей тео-
ретической основы» *5.
Генуя не лишилась всех элементов феодализма, однако, перестала
быть средневековой коммуной и к XVI в. превратилась в государство
обуржуазившегося дворянства и одворянившегося пополарства. Эконо-
мика Генуи и к XVI в. не достигла уровня «промышленного капитализ-
ма», но, безусловно, перешла на рельсы раннего капитализма. Об этом
говорят новые исследования по экономической истории Генуи.
С конца XV в. в Генуе можно обнаружить заметное развитие шелко-
ткацкой промышленности, что подтверждается статистическими данны-
ми, почерпнутыми в архивных документах Габриеллой Сивори16. Если
при организации генуэзского цеха шелковщиков 17 (setaiuoli во Флорен-
ции, seatieri в Генуе) в 1432 г. их насчитывалось 179, то в 1531 г. их бы-
ло уже 216, в 1558 г.— 244, в 1565 г.— 250. В 1565 г. количество станков
в шелкоделии доходило до 11 тысяч. Шелковщики, как и во Флоренции,
были лишь организаторами производства. Непосредственными произ-
водителями были мастера-ремесленники и рабочие. В 1565 г. мастеров-
ткачей насчитывалось 7500, мастеров-сновальщиков — 7150, мастеров-
мотальщиков — 4550, мастеров-прядильщиков — 650, мастеров-красиль-
щиков—80. В этом же году рабочих-ткачей в Генуе было 15 000, рабо-
чих-прядильщиков—1600, рабочих-сновальщиков—650, рабочих-кра-
сильщиков — 320 '8.
Исходя из этих данных, приводимых Сивори, можно сделать подсче-
ты, дающие возможность уточнить социальную структуру Генуи XVI в.:
на 250 шелковщиков-предпринимателей, возглавлявших «общества на
13 I. Heers. Op. cit., р. 251.
14 Ibid, р. 205.
15 Е. А. Косминский. Указ, соч., стр. 378.
16 G. Sivori. Il tramonto dell’Industria serica genovese RSI, v. LXXXIV, Napoli. 1972,
fasc. IV, p. 893 943.
17 Этот термин был введен в советской медиевистике А. Д. Родовой.— См. А. Д. Роло-
ва. Структура промышленности Флоренции второй половины XVI — начала
XVII в.— УЗ Латв. гос. ун-та, т. LXI, вып. 4, стр. 15.
16 G. Sivori. Op. cit., р. 895—896. Весьма показательно, что данные Г. Сивори о 15 тыс.
рабочих-ткачей совпадают с показанием современника событий Ф. Казони, который
писал, что «шелкоткачей в это время [1575 г.] в городе-государстве насчитывалось
15 тысяч».— F. Casoni. Annali della repubblica di Genova del secolo decimo sesto. Ge-
nova, 1708, p. 321.
Социальная борьба в^Генуе XVI в.
153
паях», приходилось 17 570 наемных рабочих (т. е. 60% всех непосред-
ственных производителей) и 12 930 мастеров-ремесленников (т. е. 40%).
Таким образом, под руководством одной компании шелковщиков рабо-
тало в среднем 122 наемных рабочих и ремесленника, и таких ману-
фактурных мастерских в Генуе было лишь в шелкодельческой промыш-
ленности 250. Учитывая, что часть работающих находилась, особенно
в годы эпидемий, за пределами города, можно охарактеризовать такую
мастерскую как рассеянную мануфактуру Прибавочная стоимость, по-
лучаемая хозяевами, была равна 10 сольдам с одного локтя шелка ”.
Показательны и общие цифры в шелкоткацкой промышленности
Генуи было занято 37 750 человек. Если даже считать ее главной отрас-
лью генуэзской промышленности, она была далеко не единственной.
Если, по подсчетам Эрса, на одного женатого мужчину в Генуе прихо-
дилось в среднем три ребенка, а по данным Молса, в каждой семье бы-
ло 5—6 ртов* 20 21, то численность всех кормившихся шелкоделием мужчин,
женщин и детей в Генуе и ее округе возрастает втрое (до 100 000 чел.).
Учитывая относительность статистических данных, можно все же при
нять цифру, предлагаемую Молсом,— активное население (торговцы,
ремесленники, рабочие) составляло в городах позднего средневековья
типа Венеции 26,4% 2|- Можно считать, что в Генуе этот процент был
выше, так как ее население вряд ли превышало количество жителей Ве-
неции. В республике св. Марка количество жителей крлебалось от 140
до 170 тыс., из них активного населения было около 30 тыс., включая
18 тыс. рабочих всех отраслей промышленности, в то время как в рес-
публике св. Георгия только в шелкоделии было занято до 40 тыс. чело-
век, из них — более 17 тыс. рабочих, что дает возможность предполагать
более широкую, чем в других городах Италии, прослойку наемных рабо-
чих и весьма значительную, хотя и уступающую первой, прослойку ре-
месленников.
Такой удельный вес предпролетариата и зависимых ремесленников
в социальной структуре Генуи в значительной степени определил харак-
тер социальной борьбы, охватившей все прослойки города в 1574—
1576 гг., когда каждая партия терпела поражение или выигрывала по-
литические битвы в зависимости от того, на чью сторону переходил на-
род (popolari), т. е. прежде всего десятки тысяч наемных рабочих и
ремесленников22. К пополарам относились не только низы народа,
плебс, но и владельцы ремесленных мастерских, а также «лучшие граж-
дане» — купцы, консулы цехов, судьи, врачи23 24. Несмотря на то что со-
временники иногда говорили о единой партии, или «портике» народа 2‘,
он состоял из трех названных выше социальных группировок. При этом
«лучшие граждане» пытались использовать волнения 1574 г., чтобы про-
браться в ряды генуэзского нобилитета и получить политические права,
однако все ограничилось демагогическим жестом власть имущих: в
специальном решении им лишь пообещали провести перепись тех, кто'
достоин быть включенными в списки полноправных. Не только подо-
,в J.-G. De Silva. Forza lavoro, deprezzamento della moneta e strategia del capitale nel
XVI secolo (Element) genovesi per un modello storico sull’instaurazione dei rapport)
capdalistici di produzione).— RSI, v. LXXXIV, 1972, fasc. IV, p. 960
20 J Heers. Op. cit., p. 28; R. Mols. Introduction a la demographie historique des villes
d’Europe du XIVе au XVIII'siecle, t. 2. Les resultats. Louvaine, 1955, p. HO—115.
21 R. Mols. Op. cit., p. 171.
22 Переписка кардинала Мороне (далее — фонд Мороне).—Архив ЛОНИ АН СССР,
ф. 1, стр. 187—190.
23 «Migliori cittadini».— F. Casoni. Op. cit., p. 319, 331; фонд Мороне, стр. '235.
24 «II Porbco del Popolo» (F Casoni. Op. cit, p. 322); партия старых нобилей именова
лась «портиком св Луки», новых нобилей — «портиком св. Петра» (ibidem).
154
В. И. Рутенбург
рвать, но и изменить старые порядки не удалось даже после всех потря-
сений народного восстания 1575 г. Социальный смысл этих порядков
заключался в том, что истинными хозяевами Генуэзской республики
были нобили, которых Эре определил как «двойственный» класс —фео-
далов, не отказывавшихся от деловых операций, и одворянившихся бо-
гачей, вышедших из пополаров.
Согласно конституции 1528 г., в Генуе была проведена запись семей
нобилей в «Книгу города» (Liber Civitatis), в которую вошло сначала
28 «домов» (alberghi), выделявшихся среди других богатством и родо-
витостью. Сюда входили семьи как дворянского, так и пополарского
происхождения; отныне они получали монопольные права в политичес-
кой деятельности. Все, кто не был внесен в эти списки, теряли полити-
ческие права.
В XV в. признанных полноправными «домов» нобилей насчитывалось
значительно больше (около 40). Таким образом, произошло сужение
господствующей прослойки аристократической республики.
Аристократизация, одворянивание правления было свойственно в
XVI в. многим государствам Италии, например, Тоскане, где дворянский
класс был весь почти создан заново23; однако в большей степени это
происходило там, где патрициат никогда до конца не лишался полити-
ческих прав, как, например, в Венеции25 26. Генуя является в этом отно-
шении весьма показательной: ее потомственная аристократия никогда не
порывала связи со своими поместьями, что не исключало ее активного
участия в торговых и финансовых операциях.
Представители пополарской верхушки в подражание нобилям заво-
дили виллы для отдыха и развлечений. Их стремление возвыситься до
уровня нобилей давало себя знать и в социальном плане; отмечается тен-
денция к сближению этих двух частей правящего класса.
Структура генуэзского государства по конституции выглядела доста-
точно стройно. Главным органом республики считался Большой совет
из 400 чел. Кандидатуры для него отбирались по жребию из списка наи-
более знатных «домов»; ежегодно разрешалось пополнять список за счет
7 генуэзских жителей и 3 жителей Лигурийского побережья. Также по
жребию избирались 100 кандидатур из Большого совета, которые обра-
зовывали Малый совет, законодательный орган Генуи. Исполнительная
власть — Синьория — составлялась из 8 управителей и 8 прокураторов;
первые занимались вопросами политико-юридическими, вторые админи-
стративно-экономическими. Во главе Синьории стоял дож, избираемый
на 2 года, как и остальные ее члены. Дож выполнял в большей степени
функции представительные и декоративные, чем правительственные.
Фактически власть находилась в руках пяти высших синдикаторов, ко-
торые контролировали жизнь государства, имея возможность наблюдать
и проверять деятельность всех его инстанций. Андреа Дориа, подобно
Козимо Медичи, фактически управлявшему Флоренцией за век до это-
го, был «частным лицом», хотя и носил звание «вечного приора синди-
каторов».
Четкая структура государства и бдительная деятельность синдика-
торов во главе с Дориа на первых порах после создания правительства
способствовали видимости всеобщего довольства. Однако вскоре появ-
ляется оппозиция в лице Фрегози, Адорни, Фьески и других представи-
25 D. Berengo. Nobili е mercanti nella Lucca del Cinquecento. Torino, 1965; см. также
Д. Беренго. Дворянство и администрация в Италии эпохи Возрождения. XIII Меж-
дународный конгресс исторических наук. М., 1970.
26 .4. Ventura. Nobilta е popolo nella societa veneta del’400 e’500. Bari, 1964.
Социальная борьба в Генуе XVI в.
155
телей старых «домов», которые не были внесены в «Книгу города».
Исключение некоторых видных родов из системы олигархической рес-
публики свидетельствует не о классовом или сословном их отличии от
Дориа и близких ему нобилей, а о стремлении приора синдикаторов от-
делаться от конкурентов. Так поступали за столетие до этого Медичи
по отношению к Альберти, Уццано и другим видным фамилиям Флорен-
ции. Нобильские выступления этого периода были слабыми и обособ-
ленными, а главное—направленными не против существующих олигар-
хических порядков, а лишь на борьбу за включение в «Книгу», за право
войти в состав правящей олигархии* 26 27. Однако объективно эти движения
способствовали расширению социальной базы олигархии, они представ-
ляли собой попытку добиться больших демократических прав для граж-
дан республики.
Более четко выраженным антиолигархическим движением была борь-
ба за расширение политических прав пополарских и оппозиционных
нобильских элементов, объединявшихся в названных уже двух «порти-
ках»— св. Петра («новые» нобили) и св. Луки («старые» нобили). Эта
линия борьбы против олигархического правления начинается с 1529 г.;
о ней свидетельствует целая серия антиправительственных выступлений:
в 1534—1535 гг., в 1536 г. (заговор Чезаре Фрегозо), в 1533 г. (заговор
Цуккарелло), в 1547 г. (окутанный легендой знаменитый заговор Фьес-
ки), в 1553 г. (заговор Де Форнари). Неполноправные нобили, естест-
венно, стремились добиться политических прав, пополарские элементы
наряду с этим пытались также добиться облегчения фискального гнета,
контроль над которым находился в руках генуэзской олигархии. В каче-
стве новой формы конституционного устройства «портики» предлагали
избрание двух дожей—«нового» и «старого», вместо одного.
Незыблемость олигархического правления была не столь уж абсо-
лютной. Еще в 1544 г. «портик» св. Петра провел на должность дожа
свою кандидатуру — Де Форнари, а через девять лет его имя стало
символом заговора. «Портику» св. Луки удалось по жребию провести
своих представителей не только в Большой совет, но и в Малый. Этот,
как тогда называли, «деликатный» способ борьбы путем незаметного
изменения порядков и сам факт успешного использования оппозицией
легальных методов были достаточно симптоматичны. Порядок, оформ-
ленный законом 1547 г., привел к тому, что «новые» располагали лишь
половиной мест в правительственных инстанциях, хотя насчитывали
около 300 семей против трех десятков семей «старых» нобилей. Такая
обстановка через четверть века привела к открытому взрыву: в 1547 г.
начинается «воина двух портиков», в 1575 г. «новые» нобили добились
внесения в «Книгу» сотен новых фамилий, в то время как представите-
ли старых знатных нобильских фамилий бежали из Генуи в свои замки.
1575 год стал для Генуи годом восстания, в ходе которого вскрылись
все социальные противоречия республики. Относительная слабость обе-
их борющихся сторон привела к компромиссному соглашению в Казале,
результатом чего стала новая конституция Генуи, провозглашенная
17 марта 1576 г. н просуществовавшая в течение 20 лет28.
Борьба двух нобильских «портиков» породила теоретическую дискус-
сию о лучшем способе правления и .привела к созданию двух трактатов,
составленных в форме писем. Один из них может быть назван «Мани-
фестом Саули». Оба они возникли как реальные проекты наиболее
27 Т. О. De Negri. Op. cit., p. 673.
26 C Forchieri. Doge governatori, procurator!, consigli e magistral della Repubblica di
Genova. Genova, 1968.
156
В. И. Рутенбург
рационального, с точки зрения авторов, государственного строя в Генуе
последней четверти XVI в. «Манифест Саули» представляет собой пись-
мо, адресованное А. Дориа. Как бы ответом на него являлось сочинение,
составленное Леонардо Ломеллино29 * 31. Филиппо Казони назвал проект
Саули «Манифестом», мы назовем второе сочинение «проектом Ломел-
лино». Каждая партия опубликовала свой проект в печати 3°, и таким
образом они стали достоянием читающей публики и предметом широко-
го обсуждения.
«Манифест Саули» требовал предоставления равных политических
прав не партиям, а отдельным лицам 3‘. Это положение имело теорети-
ческое обоснование — таков должен быть принцип республиканского
строя: «В республике существует единственный разряд — граждане, а
среди них никто не может быть более привилегированным, чем другой,
кроме избранных в правящие органы. Средством, способствующим до-
стижению правительственных должностей, должна быть не знатность
рода и не помощь партии, а личные заслуги и доблести»32. Саули вы-
ступает за идеальную республику, но это—республика нобилей: «Рес-
публика принадлежит безраздельно всей корпорации нобилитета... про-
тиворечия внутри нобилитета парализуют отдельные органы республи-
ки, а главой всего этого политического организма является нобили-
тет...» 33 34.
Так из практических стремлений «новых» нобилей не допустить воз-
вращения к закону 1547 г., обеспечивавшему фактическое преобладание
немногочисленных знатных нобильских родов, принадлежащих к пар-
тии св. Луки, возник проект идеального и, как показал опыт, нереально-
го для Генуи строя чисто нобильской республики. Практической целью
этого проекта было уравнение в правах «новых» нобилей, т. е. попытка
создать в Генуе республику нобилей-нуворишей, вышедших из пополар-
ства, мало перспективная в условиях Генуи. Многочисленные региональ-
но-абсолютистские государства Италии не вызывали критики со сторо-
ны таких республиканцев нобильского типа, как Саули. Он признавал
их и в теории, и на практике, не рекомендуя, правда, их порядков для
Генуи. Во всяком случае, требуя «равенства граждан» (нобилей всех
мастей), он считал вполне естественным наличие неравенства в государ-
ствах с монархическим строем: «В этих государствах находятся лица
различных степеней, одни старше других, вплоть до высшего, в этом
отличие государств монархических от республиканских»3t.
«Проект Ломеллино» также является республиканским по своему
духу, однако он подчеркивает наличие и закономерность «двух разря-
дов, двух классов, из которых и состоит нобилитет»35. Исходя йз приз-
нания двух различных прослоек нобилитета («старой» и «новой»), ав-
тор, представляющий интересы «старых», ратует за политическое ра-
венство этих прослоек, т. е. за возвращение к конституции 1547 г., ко-
29 Марк Антонио Саулн — посол Генуэзской республики при Испанском дворе. Леонар-
до Ломеллино — родственник члена комиссии, подготовлявшей в 1576 г. реформу
политического строя.
20 F. Casoni. Op. cit., р. 337.
31 Ibid., р. 336.
32 Ibidem.
33 Ibidem.
34 Ibidem. К проекту Саули близок и, возможно, является одним из его источников
трактат Уберто Фольетты «О генуэзской республике», содержащий обоснование по-
литических прав «новых» нобилей (U. Foglietta. Della Repubblica di Genova. Genova,
1559; N. Cotignoli. Umberto Foglietta.—In: «Giornale storico e letterario della Ligu-
ria», 1905, VI).
33 F. Casoni. Op. cit, p. 337.
'i
Социальная борьба в Генуе XVI в. 1'57
торая горсточке знатных нобилей предоставляла половину мест в пра-
вительственных инстанциях, а вторую половину отдавала многочислен-
ной прослойке «новых» нобилей. Это автор проекта и именует
«совершенным равенством»,'"которое преграждает путь «гражданским
волнениям» и гибели республики36 37. Далее автор переходит к обоснова-
нию своей теории: «Пример многих древних и современных республик
показывает, что надо уклоняться от любого разъединения», но «учит
философ (Аристотель — В. Р.), что каждому государству и каждой на-
ции приличествует особая форма правления, соответствующая особой
натуре этого народа», и опыт прошлых времен показывает, что в Гену-
эзской республике, как и в Римской, полезно разделение правящих со-
словий ”. Ломеллино подкрепляет свое полуоткровенное политическое
хитроумие ссылкой на порядки в самой высокой инстанции: «На небе
существуют разные разряды и сложная иерархия, но единство воли ис-
ключает какой-либо диссонанс и все ее части соединяются в гармонии
высшего порядка»38.
Весьма слабо завуалированное требование чисто аристократической
республики было созвучно периоду феодальной реакции в Италии в це-
лом и обстановке в Генуэзской республике времен спада народного
движения.
«Старые» нобили феодального типа не смогли удержать в своих ру-
ках монополию на политическое руководство государством, несмотря
на попытки опереться на генуэзское пополарство. Не более успешными
были старания «старых» нобилей использовать отряды крестьян генуэз-
ских земель и «свирепых горцев», находившихся в феодальной зависи-
мости от. них и отличавшихся крайней бедностью39. «Старые» нобили,
в недалеком прошлом единственная аристократическая прослойка, уже
успели проделать путь от владетелей феодов до хозяев финансовых
бирж. «Новые» нобили, более близкие по своей социальной природе к
ранней буржуазии в условиях общеитальянского процесса феодальной
реакции также не смогли добиться политической монополии, хотя вре-
менно и держали власть в своих руках. Обе прослойки генуэзского но-
билитета, помимо своих феодальных источников дохода, широко поль-
зовались торговой прибылью, как и получением процентов по кредит-
ным операциям. Экономический характер деятельности «старых» и
«новых» нобилей в целом совпадал, что и привело к «безусловной конвер-
генции интересов между старым и новым нобилитетом»‘° и их полити-
ческому слиянию в единый господствующий класс, что не могло не
повлечь за собой ослабления пополарства и особенно низов народа.
В этом состояла одна из скрытых, но весьма существенных причин пора-
жения восстания 1575 г., как и установления в Генуе конца XVI в. ком-
промиссного правления «старого» и «нового» нобилитета. Социальный
компромисс породил компромисс политический.
20 Ibidem.
37 Ibidem.
38 Ibidem.
38 Ibid., pp. 315, 318. 319; D. Moreno. Per una storia della montagna ligure: note sul
paesaggio della montagna di fascia.— «Miscellanea storia figure», Genova. 1971
\ 2.
’° V. Vitale. Breviario della storia di Genova. Lineamenti storici ed orientamenti bibliog-~
rafici, part. I. Genova, 1955, p. 234.
158
В. И. Рутенбург
Riassuuto dell’articolo di V. I. Rutenburg
«La struttura sociate e la lotta politica nella Genova del XVIе secolo»
Molto particolare si presenta nel XVI° secolo la struttura sociale di
Genova, benche coinvolta nello stesso processo di maturazione e di svilup-
po delle relazioni di primo capitalism©, che fu comune anche per le altre
piu important! citta-stati italiane. Genova, che fino al secolo XIV" fu
centro-mediatore del commercio marittimo, a partire dal secolo XV"
sviluppava 1’industria manifatturiera del primo periodo (vedi Гор. cit. di
J. Heers), rivelando in questa evoluzione una legge formulate da Marx:
alle soglie della societa capitalistica il commercio favoriva lo sviluppo
dell’industria. A questo sviluppo contribuivano anche le immense somme
accumulate dal banco San Giorgio, uno dei centri internazionali delle
operazioni finanziarie.
Nel XVI° secolo Genova si avvib sulla via del primo capitalismo che
differiva dalle esperienze di Venezia e da quelle di Firenze. Partendo dal
materiale fornito da G. Sivori [vedi Гор. cit.) e dalle cronache di F. Ca-
soni (vedi Гор.cit.) possiamo affermare che nel 1565 le sole manifatture
di seta annoveravano 17 570 lavoranti salariati (pari al 60% di tutti i
produttori) e 12 930 artieri-maestri (pari al 40%); quindi, ciascuna del-
le 250 compagnie di setieri contava in media 122 operai salariati e arti-
eri-maestri. Un peso specifico tanto alto del preproletariato e degli ar-
tigiani dipendenti nella struttura sociale di Genova determinava in un mo-
do particolare anche il carattere della lotta sociale in cui furono coinvolti
tutti i ceti sociali di Genova negli anni 1574—1576 di che troviamo un
vasto materiale negli archivi del fondo del cardinale Giovanni Moroni, ora
conservatesi presso 1’Istituto di Storia a Leningrad©.
Un ceto superiore dei popolari genovesi fu costituito da «migliori cit-
tadini», commercianti, consoli delle corporazioni; invece, i bottegai costi-
tuivano il ceto medio. Al vertice della piramide sociale della Repubblica di
San Giorgio vediamo dei nobili vecchi, feudatari che partecipavano anche
alle attivita commerciali e finanziarie, e dei nobili nuovi provenienti dai
popolari piti ricchi. I capi dei popolari cercavano, bensi invano di penetra-
re tra le file della nobilta, tentando perfino di approffitarsi del movimento
popolare del 1575. I nobili nuovi, invece, grazie a questa rivolta riuscirono
ad allargare nettamente i propri diritfi costringendo alia fuga da Genova
i nobili vecchi.
La lotta dei due partiti dei nobili che si chiamavano «portici»
ebbe la sua espressione letteraria nei trattati politic! che presentava-
no vari progetti per la gestione della repubblica, tra questi il Manifesto di
Saoli che proclamava «1’uguaglianza dei cittadini», che fu praticamente
1’uguaglianza dei due portici, cioe proclamava una repubblica dei nobili
nuovi. Il progetto di Lomellino partendo dall’impossibilita di stabilire 1’u-
guaglianza, difendeva i diritti dei nobili vecchi chiedendo di allargarli. Gli
scontri sociali degli anni 70 del XVI" secolo portarono di conseguenza a
un compromesso politico dei due raggruppamenti della nobilita, uniti tra
di essi dal carattere comune della loro attivita economica Tutto cid contri
buiva a un’indebolimento dei popolari, e soprattutto dei bassi ceti del popo-
lo sconfitti nella rivolta del 1575.
А. Я. ГУРЕВИЧ
ИЗ ИСТОРИИ НАРОДНОЙ КУЛЬТУРЫ И ЕРЕСИ.
«ЛЖЕПРОРОКИ» И ЦЕРКОВЬ ВО ФРАНКСКОМ ГОСУДАРСТВЕ*
Изучение социальных процессов раннего средневековья, которые при-
водили в конечном счете к возникновению феодализма, вряд ли можно
считать исчерпывающе полным до тех пор, пока не будет рассмотрена
также и их субъективная сторона. Явления духовной жизни общества, в
особенности низших его слоев, еще не стали в должной мере предметом
изысканий медиевистов. Отчасти это объясняется трудностями, с кото
рыми здесь сталкивается историк. Исследование народной культуры и
религиозности начала средних веков крайне осложнено тем, что в силу
неграмотности простонародья и монополии духовенства на образование
историк располагает памятниками, созданными исключительно одними
представителями социальной элиты. В этих произведениях народная
культура могла найти в высшей степени одностороннее и даже искажен-
ное освещение; во многом она наталкивалась на непонимание церкви.
Нелишне напомнить, что самый язык народной культуры был чужд язы
ку культуры официальной. Приходится предположить, что умолчания
в источниках о мировоззрении низов должны быть очень велики, и эти
пробелы вряд ли восполнимы. Церковь отрицательно относилась как к
светским, так и к религиозным проявлениям народной культуры (в той
мере, в какой они поддаются расчленению), осуждая их как «дьяволь-
ское наущение». Тем не менее сохранилось немало свидетельств о при-
верженности части населения к язычеству (подчас — несмотря на при-
нятие христианства), и самая картина этого язычества отчасти поддается
реконструкции.
То, что в памятниках франкского периода, как и последующих ве-
ков, названо «языческими непотребствами», .в действительности пред-
ставляло собой обширный и разветвленный круг верований, идей и
образов, включавшихся в картину мира, которая во многом определяла
поведение социальных групп и индивидов—основной массы населения,
прежде всего сельского. Противоречивое мировосприятие, отнюдь не пор-
вавшее связей с традиционным культурным фондом, несмотря на объе-
динение его отчасти уже и с христианством, могло оказаться питатель-
ной почвой для появления ереси. Наряду с официально признанными
и почитаемыми святыми в народе время от времени появлялись самозван-
ные пророки и носители «сверхъестественной силы», которые противо
поставляли себя церкви; во всяком случае, в источниках, вышедших из
* Предлагаемая статья — фрагмент более обширного исследования о народной культу-
ре раннего средневековья. В центре исследования стоит вопрос о характере взаимо-
действия христианства с архаическими верованиями и религиозно-магической прак-
тикой широких слоев населения Западной Европы. Этот процесс взаимовлияния и
противоборства приводил к возникновению синкретического мировоззрения, которое
условно можно было бы назвать, в отличие от католической ортодоксии, «народным
христианством». Это своеобразное миросозерцание по сути дела почти не исследовано,
между тем как без его изучения остаются невыясненными коренные черты народной
культуры средних веков.
160
А. Я. Гуревич
под пера церковных авторов, они фигурируют в облике откровенных ее
противников.
О неортодоксальных святых и профетах во Франкском государстве и
пойдет речь ниже. В научной литературе этот вопрос, к сожалению, не
получил должного освещения. Советские историки, для которых история
идеологии и культуры народных масс есть история отражения в их соз-
нании в художественной или религиозной форме реальной действитель-
ности, исследовали народную ересь либо позднеримского периода, либо
периода развитого феодализма, когда она приобрела более отчетливую
социальную окраску. У зарубежных исследователей лжепророки франк-
ского времени, как правило, упоминаются в связи с другими сюжетами,
обычно — в общих очерках истории церкви, которой приходилось прео-
долевать сопротивление инакомыслящих. Это и понятно: лжепророки
раннего средневековья лишь спорадически встречаются в источниках
(это еще не означает, что они и сами были редким явлением); они не
стояли во главе широких массовых движений и не оставили заметного
следа в истории. Однако мы не нашли в специальной литературе работ,
в которых бы вопрос о народных святых как-то увязывался с более об-
шей проблемой культуры масс или с конфликтом язычества и христиан-
ства. Между тем, на наш взгляд, здесь есть тесная связь, и только при
ее учете можно полностью понять существо народной ереси и неофи-
циального профетизма начала средневековья. При изучении именно
этой проблемы можно ближе познакомиться с особенностями народ-
ной культуры указанного периода, в формах, неподконтрольных церкви
и официальной идеологии *. Лжесвятые привлекают и более присталь-
ное внимание отдельных историков ереси,— но в этих случаях они за-
служивают интереса постольку, поскольку являются предтечами раз-
витой и мощной ереси зрелого средневековья2. Т акой подход вполне
правомерен, но мы хотели бы попытаться рассмотреть сведения о «свя-
тых самозванцах» франкского времени под несколько иным углом зре-
ния: в жонтексте их собственной эпохи, в оппозиции к официальному
культу святых, который в то время утверждался и вступал в пору своего
расцвета.
Данные о лжепророках и лжесвятых франкского периода содержат-
ся в «Историях» Григория Турского, в посланиях папского легата и вы-
дающегося церковного миссионера Бонифация, а также в «Фульдских
анналах». Как видим, этих источников немного, они не представляют
собой единства в хронологическом отношении (сообщения турского епи-
скопа датируются концом VI в., переписка Бонифация — серединой
VIII в., а спорадическое упоминание «Фульдских анналов» — серединой
IX в), относятся к разным областям Франкского государства (Галлия,
Германия), главное же —различны по жанру и, соответственно, по бо-
гатству заключенной в них информации. Некоторые дополнительные ма-
териалы, касающиеся ереси Альдеберта — противника Бонифация, мож-
но почерпнуть из франкского законодательства и постановлений соборов.
Однако для решения нашей задачи — понимания раннесредневеко-
1 О неофициальной народной культуре средневековья см. М. М. Бахтин. Творчество
Франсуа Рабле и народная культура средн ековья и Ренессанса. М., 1965. Но в цент-
ре внимания автора этой монографии — конец средних веков.
1 См. A. Hauck. Kirchengeschichte Deutschlands. Bd. I. Leipzig, 1922, S. 5I5ff; J. Laux.
Two Early Medieval Heretics: An Episode in the Life of Saint Boniface.—«Catholic
Historical Review», vol. XXI, 1935; Th. Schieffer. Winfrid-Bonifatius und die christliche
Grundlegung Europas. Freiburg, 1954; J. B. Russell. Saint Boniface and the Eccent-
rics.— «Church History», vol. 33, 1964; idem. Dissent and Reform in the Early Middle
Ages. Berkeley and Los Angeles, 1965; N. Cohn. The Pursuit of the Millenium. Revolu-
tionary millenarians and mystical anarchists of the Middle Ages, London, 1970, p. 41 ff.
Из истории народной культуры и ереси
161
вых «лжесвятых» как феномена народной культуры, необходимо выйти
за пределы сравнительно узкого круга названных сейчас памятников.
Для этого приходится привлекать агиографию. Получив известное пред-
ставление о вообще принятой в тот период концепции святости, можно
будет более отчетливо проследить как связь, так и различия в отношении
народа и церкви к официальным и к внецерковным святым. Общий об-
зор поистине необъятной агиографии франкского периода увел бы нас,
конечно, слишком далеко в сторону от предмета статьи3, поэтому мы мо-
жем остановиться здесь только на отдельных аспектах житийного жан-
ра и именно на его интерпретации в нашем основном источнике—сочи-
нениях Григория Турского4.
Григорий Турский прославился прежде всего своими «Историями», в
которых сочетал историю Франкского королевства и его правителей с
историей церкви и христианизации Галлии, включив и ту и другую в
очерк христианской всемирной истории. В этом сочинении содержится
немало агиографического материала, но здесь он не мог играть само-
стоятельной роли и вводился лишь попутно, в связи с решением исто-
риографических задач. История и легенда о святом были противопо-
ложны по замыслу и структуре, по имевшимся в них возможностям.
В самом деле, историк подчиняет свое изложение хронологической после-
довательности и увязывает описываемые им события с определенными
отрезками времени; между тем агиограф равнодушен к этим требова-
ниям: в житии или легенде никогда не встречаются указания на год или
месяц рождения или смерти святого, хотя нередко сообщается день
недели или церковный праздник, с которым совпала его кончина, и даже
«ас, равно как и возраст, в котором он завершил свое земное существо-
вание5 *. Столь же мало озабочен агиограф, как правило, и другими да-
тами. Эта его индифферентность к включению жизни прославляемого
им святого в историческое пространство имеет принципиальный характер:
святой пребывает вне времени, принадлежит иному миру, миру вечных
истин и добродетелей, и мир земной, исторический является для него не
более как местом временного и отяготительного пребывания, «плена»,
«странствия на чужбине»’.
Другим отличием агиографического жанра от историографического
была иная, более низкая оценка причинности. Средневековые и даже
раннесредневековые историки не могли довольствоваться, подобно ав-
торам легенд о святых, одними лишь ссылками на божественное прови-
дение; они нуждались в привлечении также и рациональных причин
описываемых ими событий, и самая хронологическая последовательность
предполагала такое объяснение7. В описании же поступков святого или
творимых им чудес каждому из его подвигов придавалось самодовлею-
3 Агиография представляет собой столь мощный пласт в общем массиве раннесредневе-
ковой литературы и столь богатый самой разнообразной информацией вид источников
для исследования культуры той эпохи, что она заслуживала бы особого рассмотрения.
* В современной научной литературе внимание привлечено главным образом к его
«Историям в десяти книгах» (обычно называемым «Историей франков»). Однако с
культурно-исторической точки зрения не меньший интерес представляет и все осталь-
ное творчество Григория Турского.
5 Впрочем, и возраст для святого не имеет обычного для простых смертных значения,
ибо святой обладает «сердцем старца», т. е. умудренностью н духовной зрелостью,
безотносительно к своему земному опыту, даже и в детстве; поэтому выражение
puer senex обычно для агиографии.
• Петр Дамиани подчеркивал в прологе к «Житию Ромуальда», что пишет «не историю,
но краткое увещание».— PL, t. 144, col. 954.
7 См. М. Schulz. Die Lehre von der historischen Methode bei den Geschichtsschreibern
des Mittelalters (VI.—Х1П. Jahrhundert). Berlin u. Leipzig, 1909; IF. /. Brandt. The
Shape of Medieval History. Studies in Modes of Perception. New Haven a. London, 1966.
11 Средние века, в. 38
7 ~
162
А. Я. Гуревич
щее значение, не требующее каузального обоснования: чудо в принципе
беспричинно, оно есть нарушение земной причинности. Святой дейст-
вует в соответствии с волей бога, с восходящими непосредственно к нему
causae primae, тогда как человеческие causae secundae служат для него
только препятствиями, подлежащими преодолению8.
Ибо святой—воплощение вневременного и не связанного человечес-
кими и вообще земными условиями образца. Идеальный тип поведения,
каковой он собой являет, противопоставляется реальному поведению
людей, переживающих действительную историю и участвующих в ней.
В этом в первую очередь и заключалась ценность легенд и житий для
церкви, в особенности в период, когда ей нужно было обратить в хри-
стианство недавних варваров и язычников. Агиография, адресованная
самым широким кругам слушателей и читателей, существенно помога-
ла ей решать эту задачу.
Григорий Турский, как и многие другие церковные авторы, ясно со-
знавал дидактическую функцию легенд о святых и наряду с написанием
«Историй» много трудился на поприще и чисто житийной литературы.
По большей части эти сочинения принадлежат к произведениям малой
формы, отличаются от «Историй» сжатостью изложения, и в центре вни-
мания в них находятся творимые святыми и угодниками чудеса. Напи-
саны они очень простым языком. Все эти отличительные особенности
агиографических сочинений турского епископа представляются нам
взаимосвязанными. Краткое повествование о чудесном или поучительном
поступке святого было предназначено для прочтения или пересказа во
время церковной проповеди, обычно в день данного святого; простран-
ное житие для этого подходило меньше. Стремление церковных писате-
лей того времени приноровиться к аудитории особенно ясно выражено
непосредственным литературным предшественником Григория Турского,
епископом Арля Цезарием, одним из влиятельнейших авторов VI в.
Цезарий обычно произносил свои ставшие знаменитыми проповеди
не долуе получаса; одну из них он прервал словами: «Было бы отрадно
поговорить еще о святом Иосифе, но из-за бедных, кои спешат к своим
работам, лучше отложить это на завтра»9. Дело заключалось, разумеет-
ся, не только во внимании к повседневным заботам простонародной па-
ствы, но и в сознании особой действенности краткого слова. Цезарий
Арелатский, опытнейший оратор и писатель эпохи, строил проповедь
доходчиво, иа простом народном языке, стремился к наглядности и кон-
кретности употребляемых им образов и понятий, чуждаясь абстракций
и охотно привлекая близкие своим слушателям сюжеты из народной
жизни, проявляя интерес к природе, к сельскому труду и быту 10. «Мы
должны заботиться о собственной душе,— говорил он,— так же, как за-
ботимся о возделывании своих полей»'. Буквально изложение текста
«Священного писания» понятно только немногим образованным людям;
поэтому, обращался Цезарий к этой категории слушателей, «покорнейше
вас прошу, чтобы ваш ученый слух благосклонно снес грубые [букваль-
но: «крестьянские»] слова мои, дабы все стадо господне могло получить
духовную пищу на простом и, так сказать, прозаическом языке» *2. «Ser-
mo rusticus» Цезария или Григория Турского — не симптом лишь упадка
’ U7. von den Steinen. Heilige als Hagiographen.—W. von den Steinen. Menschen im Mit-
telalter. Bern und Miinchen, 1967, S. 17.
9 Caesariis Arelatensis Sermoncs.—PL. t. 39, col. 1772.
10 См. C. F. Arnold. Caesarius von Arelate und die gallische Kirche seiner Zeit. Leipzig,
1894, S. 10, 121 ff.
“ PL, t. 39, col. 2328.
12 Ibid., col. 1758.
Из истории народной культуры и ереси
163
образованности, но и способ приноровиться к широкой аудитории, на
которую они стремились оказать воздействие своим словом *3.
Григорий Турский следовал тем же принципам, что и Цезарий Аре-
латский. Для того чтобы это стало ясным, достаточно сопоставить изо-
бражение им одного и того же сюжета в произведениях разных жанров.
В «Историях» Григорий не раз рассказывает о богословских диспутах
католиков с еретиками-арианами или с иудеями’4. В некоторых из этих
споров принимал участие и сам Григорий. Все теологические стычки
изложены в «Историях» чрезвычайно подробно; стороны широко при-
бегают к помощи цитат из Ветхого и Нового заветов. Стремясь утвер-
дить и прославить католическую ортодоксию, Григорий тем не менее не
скрывает, что полемика эта далеко не всегда приводила к торжеству
католиков и к обращению или посрамлению неверных. Подобные опи-
сания, конечно, не могли быть рассчитаны (как и вообще «Истории»)
на понимание «несведущих простецов». Но вот такой же спор между ка-
толическим и арианским священниками изображен им в «Книге о чу-
десах». Никаких богословских аргументов и ссылок на авторитеты здесь
не приводится. Вместо этого арианин предлагает католику доказать пра-
воту с помощью божьего суда — они должны поочередно попытаться
вынуть из котелка с кипящей водой брошенное в него кольцо; после
долгого пребывания в кипятке рука праведника, который извлек коль-
цо, оказалась неповрежденной, а еретик сжег руку до кости’5. Если в
«Историях» Григорий стремится обосновать истинность католицизма как
идеологического учения, то в «Книге о чудесах» католицизм просто-на-
просто сильнее арианства, это вера, способная произвести чудо, тогда
как ересь подлинных чудес не творит.
Людям необразованным, «темным» (idiotae) было не до разбора
высказываний религиозных авторитетов, на них куда эффективнее воз-
действовал неприхотливый рассказ о чуде, совершенном местным свя-
тым. Распространенность житийной литературы во франкский период,
настойчивость, с какой авторы легенд воспроизводили одни и те же мо-
тивы, плодовитость таких авторов, как Григорий Турский, перу которого
принадлежат «Книги о чудесах», «Книга о славе блаженных исповедни-
ков», «Четыре книги о чудесах святого епископа Мартина», «Жития от-
цов» |б,— показатели того, сколь важная воспитательная и пропаган-
дистская роль отводилась духовенством житиям святых.
* * ♦
...Когда занемог святой Мартин, епископ Турский, в местечко, где он
умирал, собрались жители Пуатье и Тура, дабы присутствовать при его
кончине. Сразу же после его смерти между ними вспыхнул большой
спор, о котором повествует Григорий Турский. Жители Пуатье говорили
турзнцам: «Наш этот монах, у нас он сделался аббатом, требуем от-
дать его нам. Довольно вам того, что пока был он в сем мире епископом,
вы слушали его речи, делили с ним трапезы, вас он укреплял благослове-
ниями, а сверх всего вас преисполняли радостью творимые им чудеса.
Удовлетворитесь же всем этим, а нам пусть достанется его бездыханное
13 На необходимость учета особенностей слушателей проповеди церковь обращала су-
губое внимание на протяжении всего средневековья. «Auditorum etiam condiciones
ponderende sunt, et juxta has proferendus est sermo» (G. R. Owst. Preaching in Me-
dieval England. New York, 1965, p. 331).
м H. F., V, 43; VI, 5, 40; X, 13.
15 S. Gregorii ep. Turonensis. Libri miraculorum, I, 81.—PL, t. 71, col. 777—778 (далее—
Libri miraculorum).
18 S. Gregorii Turonensis Opera omnia.— PL, t. 71.
11
164
А. Я. Гуревич
тело». Жители Тура возражали: «Вот вы говорите, что с нас достаточно
его чудесных деяний, но да будет вам ведомо, что их он совершил боль-
ше у вас, нежели здесь. Ибо, оставляя многое в стороне, нужно помнить,
что вам он воскресил двух умерших, нам же лишь одного; ведь, как он
сам не раз говорил, чудотворная сила была у него большей до того как
он стал епископом, чем после посвящения в епископский сан. Значит,
нужно, чтобы то, чего он не успел сделать для нас, пока был жив, свер-
шил бы он опочивший. Бог его у вас взял и дал нам...».
Так спорили они до наступления ночи. Церковь, где лежало тело
святого, заперли, и как жители Пуатье, так и турэнцы выставили стра-
жу. Жители Пуатье могли бы поутру силою забрать тело, но «всемогу-
щий господь не допустил, чтобы город Тур лишился своего патрона».
Когда в полночь отряд пуатевинцев сморил сон, жители Тура взяли
бренные останки святого, выбросили их в окно и, поместив на корабль,
отплыли в Тур. Жителей Пуатье разбудили гимны и псалмы, громко рас-
певаемые удаляющимися соперниками, и в сильном смущении возвра-
тились они домой, «не обретя сокровища, которое они сторожили» ”.
Рассказ Григория Турского вряд ли нуждается в комментарии. По-
нимание святого как чудотворца, деяниям которого ведется строгий счет,
причем «недостающие» чудеса взыскиваются, передано здесь с исклю-
чительной ясностью и непосредственностью. Стоит, пожалуй, лишь отме-
тить, что Григорий и здесь и в других местах «Историй», равно как и в
остальных своих сочинениях, далек от намерения отойти от подобного
наивно-«потребительского» отношения к святому — достоянию жителей
определенной местности, прихожан церкви, где находятся его мощи.
Прихожане смотрели на святого патрона как на свою собственность,
похвалялись его деяниями и тем, что их святой могущественнее других18.
Партикуляризм социальной жизни находил полную аналогию в религи-
озном партикуляризме, в культе местных святых.
Культ святых — неотъемлемая часть религиозной жизни средневеко-
вого общества. Роль святых была тем более велика, что представление
о чудотворном покровителе и заступнике, к которому можно обратить-
ся за помощью, гробница и мощи которого находятся неподалеку, в бли-
жайшей церкви или в городском соборе, гораздо легче находило путь к
сознанию простого народа, чем идея далекого, невидимого и грозного
божества,— с последним отношения были лишены той «интимности» и
«задушевности», какие объединяли паству с местным святым ”.
17 Н. F„ I, 48.
1в Vita Rigoberti, 25.— MGH, Scriptores, t. 7, p. 76. Больная лихорадкой женщина реши-
ла прибегнуть к помощи сразу троих святых и с этой целью зажгла три восковых
свечи одинаковой длины, посвятив одну из иих святому Теодориху, другую — свя-
тому Ригоберту и еще одну-—святому Теодульфу. Сравнительное могущество свя-
тых должно было обнаружиться по мере сгорания свечей. С помощью такого ехре-
rimentum она желала узнать, «как это было в обычае у простонародья», кому из свя-
тых должна оиа принести обет Свеча святого Ригоберта горела дольше других, и
жеищииа обратилась к нему с молитвой, которая н возымела чаемое действие. Ав-
тор «Жития Ригоберта» лично зиал, как он утверждает, свидетелей этого чуда; он
пишет, что мог бы привести многие примеры исцелений, произведенных святым. Оста-
ется добавить, что Ригоберт был Реймсским епископом и именно в Реймсе в конце
IX в. было написано его житие. Wattenbach Levison. Deutschlands Geschichtsquellen
im Mittelalter. Vorzeit und Karolinger. II. Heft. Weimar, 1953, S. 168,
i» В некоего отшельника вселился злой дух, и от терзаний несчастный избавился толь-
ко после того, как его доставили в Тур, где могущество святого Мартнна подавило
злокозненность демона. Однако целебные качества турского святого действовали до
тех пор, пока этот человек пребывал в Туре; когда же он возвратился на прежнее
место жительства, им опять завладела нечистая сила (Н. F, VIII, 34'. Если святой
благотворно действует и не только у себя «дома», то во всяком случае именно вдесь
его чудотворные способности наиболее эффективны. Культ местных святых подчас
Из истории народной культуры и ереси
105
Облик святого постепенно создавался в результате взаимодействия
различных тенденций. В нем воплотились идеалы христианского смире-
ния, проповедовавшиеся церковью. Преданность делу Христа, отказ от
мирских радостей, умерщвление плоти, сосредоточение всех сил и помы-
слов на спасении души и служении богу — эти черты представляют со-
бой общие места агиографии. Но вместе с тем святые должны были от-
вечать всеобщей и неодолимой потребности в чуде. Святой и был преж-
де всего чудотворцем, целителем, способным избавить своих поклонни-
ков от природных и общественных напастей. Отношения между святым
и паствой мыслились в привычных для людей того времени катего-
риях взаимной верности и помощи. В ответ на покровительство свято-
го и даруемые им исцеления население готово было почитать и охра-
нять его 2°.
В культе святых было немало общего с язычеством. Насколько силь-
на была уверенность, что свртой может защитить даже неправедного и
тяжкого грешника, видно хотя бы из ирландского «Жития святого Мо-
хемока»* 21. Современники Григория Турского далеко не всегда отличали
языческие гадания и колдовство от поклонения святому. Франкский граф,
посланный королем умертвить опального, прибег к «принятым у варва-
ров» гаданиям, чтобы узнать, ожидает ли его удача в этом предприя-
тии. Но так как ему предстояло с помощью обманных обещаний извлечь
опального человека из церкви, в которой тот нашел убежище (король
приказал не осквернять при этом храма кровью), он одновременно ста-
рался разузнать, не обнаруживалась ли за последнее время чудесная
сила святого Мартина на клятвопреступниках22. Гадания могли произ-
водиться и при помощи священных книг, и такие гадания, в отличие от
предсказаний языческих прорицателей, Григорий считает истинными23.
Обращение с мощами святых подчас напоминает обращение с язычески-
ми талисманами. У одного сирийского купца хранились в домашнем
святилище мощи святого Сергия — большой палец, который в свое вре-
мя помог одному восточному правителю обратить в бегство вра-
жеское войско после того, как он привязал на руку этот амулет. Есте-
успешно конкурировал с культом самих апостолов. Некий человек, лишившийся слуха
и дара речи, отправился в Рим с тем, чтобы вымолить себе исцеление у мощей святых
апостолов и других святых, прославивших этот город. Но на пути, в Ницце, ему воз-
вратил здоровье святой Госпиций, и сопровождавший больного в паломничестве диа-
кои воскликнул: «Искал я Петра, искал Павла, Лаврентия и иных святых, кои про-
славили Рим своею мученической кровью,— и здесь [т. е. в Ницце] всех их я нашел,
всех увидал!» (Н. F..VI, 6). О противопоставлении «своего» святого «чужакам» см.
еще Libri miraculorum, II, 30, col. 818. Некая старуха, жившая близ Тура, исцелилась
от слепоты, и хотя в этом городе хранились мощи апостолов Петра и Павла, она ут-
верждала, что зрение ей возвратил местный покровитель святой Мартин (De mi-
raculis s. Martini, IV, 12.—PL, t. 71, col. 996).
m Когда к раке с мощами Мартина Турского пришли люди архиепископа Орлеанского
с тем, чтобы захватить беглеца, который искал убежища у святыни, местные крестья-
не, вооружившись, прибежали на защиту святого: «они не потерпят, чтобы их святому
причинили бесчестье!» (И. Fichtenau. Das karolingische Imperium. Soziale und geisti-
ge Problematik eines Grofireiches. Zurich, 1949, S. 179).
21 Граф Эигусса совершил убийство, и аббат Мохемок хотел было его проклясть.
Но убийца отвечал, что не страшится проклятья, так как его благословил в свое время
святой Кумии. Граф, видимо, был склонен толковать благословение святого как свое-
го рода защитительное заклятье или амулет, действующий безотносительно к внутрен-
нему состоянию его обладателя. Тогда аббат проклял дочь графа и его боевого коня,
н оба погибли. Только после этого граф согласился понести покаяние, а Мохемок воз-
вратил жизнь его дочери и лошади (£. Hertling. Hagiographische Texte zur frflhmit-
telalterlichen BuBgeschichte.—«Zeitschrift fiir katholische Theologie», 55. Bd., 1. und 2.
H„ 1931, S. 283—284).
22 H. F., VII, 29.
23 H. F., IV, 16, V, 14.
7 '
166
А. Я- Гуревич
ственно, король Гундобад пожелал приобрести эту реликвию, которая
и в Бордо оказала уже чудесное действие, защитив дом купца от пожа-
ра. К сирийцу отправился патриций Муммол, нашел ящичек с пальцем
святого и не побоялся разрубить его ножом на несколько частей. «Ду-
маю я,— замечает Григорий Турский,— святому мученику было не очень
приятно, что так с ним обращаются». Помолившись богу, чтобы он по-
мог разыскать все куски реликвии, разлетевшиеся по углам, Муммол
и сириец поделились ими, и патриций унес частицу пальца святого, но,
добавляет Григорий, «без благоволения мученика» 4.
Общество, изображаемое в агиографии, состоит из людей и святых,
с которыми люди находятся в постоянном тесном контакте и взаимо-
действии, которые принимают активное участие в человеческой жизни,
влияют на нее, оберегая вместе с тем и собственные интересы. Святой,
при жизни или посмертно, помогает верным ему, исцеляет и заботится
о них24 25. Но и он требует внимания и почитания26. В легендах о святых
многократно повествуется о том, как тот или иной мученик, местополо-
жение гробницы которого оставалось неизвестным, давал о нем знать
и деятельно помогал раскопать свои останки и перенести в храм, избран-
ный им для дальнейшего пребывания27. Обижаются святые и в тех слу-
чаях, когда путают день их смерти28. Ссориться со святым опасно. Кре-
стьянин, уклонившийся от посещения богослужения в память о святом
Авите, вместо этого' продолжал возделывать свой виноградник, отгова-
риваясь тем, что и этот святой был труженик (Et hie quem colitis орега-
24 H. F„ VII, 31.
25 Спасение полей от бурь, пожаров, засухи, исцеление больных и освобождение одержи-
мых от нечистой силы, избавление кораблей от гибели, отвращение вражеского напа-
дения, разоблачение лжецов и т. п.— повседневная рутина святого. Святые помогают
в труде — эта их чудесная способность была как бы компенсацией, в глазах их почи-
тателей, слабой технической оснащенности раннесредневекового общества. Так, напри-
мер1, при ремонте церкви святого Лаврентия одна балка оказалась короче, чем нужно.
Тогда священник обратился с молитвой к святому, прося его о содействии, и тут все
увидели, как балка выросла до должной длины (Libri miraculorum, I, 37, col. 738—
739). Святые нередко помогают беднякам найти пропажу или украденное у них, хотя
иногда им приходится об этом настойчиво напоминать. В праздник святого Юлиана
в церковь прибыл благочестивый бедняк, оставивший неподалеку своего коня Конь
пропал и поиски его были тщетны Пострадавший, возвратившись в храм, обратился
к святому, упрекнув его, что не сделал ему ничего дурного и принес дары: «почему
же, спрашиваю я тебя, утратил я свое достояние? Прошу тебя возвратить потерянное
и вернуть должное». С этими словами, в слезах, вышел он из церкви и увидел своего
коня (ibid., II, 21, col. 814). Монахи, занятые расчисткой пустоши, не могли, даже с
помощью полутора десятков волов, сдвинуть с места мешавший им камень, но силою
молитвы блаженного Нонноза этот камень был удален (S. Gregorii рарае Dialogorum
libri IV, 1, 7.— PL, t. 77, col. 184). Святые охотно прогоняют докучливых мух, истреб-
ляют змей и прочую нечисть. Повторяя евангельские чудеса, они с помощью молитвы
восполняют запасы вина хлеба и других припасов,— эти мотивы переходят из жития
в житие десятки раз.
26 Святые не переносят неприятных соседей. Гроб преступника, пожелавшего быть погре-
бенным в церкви святого Вницептия, ночью был выброшен из окна. Родственники по-
койного, не постигнув смысла чуда, водворили гроб обратно, но ои вновь был выбро-
шен из церкви (Libri miraculorum 1, 89, col 783—784). Не терпят святые неуважи-
тельного обращения. Мешок с зерном, положенный на могилу святого Эквития
селянином, который не поинтересовался, чье тело там покоится, был чудесным обра-
зом выброшен прочь, «дабы всем стали ведомы заслуги святого» (S. Gregorii Dialo-
gorum libri IV, 1, 4.— PL, t. 77, col. 176—477) Курицу, пожертвованную бедной ста-
рухой святому Сергию, украли. Но воспользоваться ею воры не смогли: во время вар-
ки птица все более твердела, и пир окончился конфузом (Libri miraculorum, I, 97,
col. 790—791).
27 S. Gregorii ep Turonensis Liber De Gloria beatorum confessorum. 80.—PL, t. 71, col.
887—888 (далее — De Gloria confessorum).
28 Libri m raculorum I, 90. col. 784- 785.
Из истории народной культуры и ереси
167
rius fuit) Он тут же свернул себе шею и лишь после усердных молитв
заслужил прощение разгневанного святого и выздоровел29 30 31. Святой
Леутфред покарал нечестивого управляющего за неуважение к его име-
ни. Когда аббат, увещевая этого доместика, просил его вести себя со
слугами помягче и упомянул имя святого. Леутфреда, тот воскликнул:
«Ты назвал Леутфреда? Кто этот Леутфред? Так звали и свинопаса у
моего отца». Вскоре же на пиру он получил удар посохом от привидев-
шегося ему монаха 3°.
Святой ревниво следит за неприкосновенностью своей собственности,
т. е. собственности церкви, которая владеет его мощами и освящена вето
честь. Лица, осмелившиеся покуситься на имущество святого, жестоко за
это расплачиваются. Король Пипин посягнул на имущество Реймсской
церкви, и во сне ему явился святой Ремигий: «Ты что делаешь? — во-
просил он.— На каком основании вторгся ты в виллу, которая мне была
подарена?» Святой крепко побил короля, так что на его теле были видны
синяки. Пипину пришлось уступить ". Святому, нуждающемуся в дока-
зательстве законности своих прав, ничего не стоит представить свидете-
лей даже с того света. Так произошло во время тяжбы между святым
Фридолином и неким землевладельцем, который оспаривал права аб-
бата на имущество, подаренное монастырю его братом, к тому времени
уже умершим. Видя, что правды в суде он не добьется, Фридолин велел
открыть могилу бывшего владельца и пригласил его выйти из нее. Явив-
шись на суд ландграфа, покойник сказал брату: «Зачем, братец, губишь
ты мою душу, отнимая владение, которое мне принадлежало?» Устра-
шенный брат возвратил святому всю землю, включая и свою часть, а по-
койник возвратился в могилу32.
По понятным причинам мотив наказания за посягательство на иму-
щество святого всячески варьируется в агиографической литературе33.
29 De Gloria confessoruni, 99, col. 901—902. Григорий Турский рассказывает о разорении
крестьянина вследствие пожара, вызванного его сомнением в святости отшельника
Мариана. «Если б кто подумал, что это несчастный случай,— замечает Григорий,—
то странно, что у соседей его ничего не пострадало» (ibid., 81, col. 889).
30 Miracuia s. Leutfredi, 2.— MGH, Scriptores, t. 7, p. 17.
31 Святой Ремигий вообще отличался обидчивостью и мстительностью. Между ним и не-
ким собственником разгорелся спор из-за мельницы: епископ претендовал на то, чтобы
они оба ею владели. Так как его требования были отклонены, «мельничное колесо
тотчас стало вращаться в противоположную сторону». Это чудо произвело должное
впечатление, и владелец мельницы пошел на уступки, но Ремигий отвечал: «Ни мне,
ни тебе»,— и в том месте образовался ров, а мельницы не стало. Когда жители виллы,
пожалованной королем святому, отказались ему подчиниться, Ремигий предрек нм
вечный труд и бедность, и «до сего дия его слова остаются в силе» (Vita Remigii epis-
copi Remensis, 17, 25.— MGH, Scriptores, t. 3, p. 307, 321—322).
32 Vita Fridolini Seckingensis, 30.— MGH, Scriptores, t. 3, p. 367—368.
33 Какой-то paganus пытался ограбить гробницу блаженного Илии Лионского, но когда
он в нее спустился, святой обхватил его руками н не отпускал; так люди и застали
их в объятиях. Представитель власти хотел забрать преступника и отдать его под суд,
но святой продолжал удерживать его до тех пор, пока не поняли его воли: он желал,
чтобы вору сохранили жизнь. «О святая месть, смешанная с милосердием!» — заклю-
чает Григорий Турский (De Gloria confessorum, 62, col. 873). Посягательство короля
Хпльдеберта на церковные владения, считавшиеся собственностью отшельника Мет-
рия, вызвали месть последнего: король заболел, облысел, потерял бороду и приобрел
такой вид, что казалось, будто он уже был погребен, а затем выброшен из могилы.
Пришлось- ему покаяться, возвратить святому виллу и положить на его гробницу
большую сумму денег (ibid., 71, col. 879—880. Ср. ibid., 79, col. 885; Libri miraculorum,
II 15, 16, 18, col. 810—812). О мученике Винцентии Григорий Турский пишет: «in рег-
vasoribus rerum suarum plerumque ultor severus existit» (ibid., I, 405, col. 797). Некий
диакон захватил овец, принадлежавших церкви, хотя пастухи говорили ему, что жи-
вотные— собственность святого мученика Юлнана. Диакон отвечал им: «Не думаешь
ли ты, что Юлиан ест баранов?» — «Несчастный ие разумел,— замечает Григорий
Турский,— что те, кто забирают имущество из домов святых, причиняют несправед-
7 '
<68
А. Я- Гуревич
Богословы раннего средневековья не раз подчеркивали, что не чу-
деса— главная отличительная особенность святого, избранного богом
благодаря его праведности и силе веры. Отдельные представители ду-
ховенства время от времени высказывались против чрезмерного, на их
взгляд, распространения культа святых, поклонения реликвиям, видя в
этом возрождение языческого идолопоклонства. Вместе с тем, призна-
вая, что простой народ превыше всего ценит в святых именно чудеса и
знамения 3‘, церковные писатели с большим усердием составляли и за-
писывали все новые легенды о святых, придавая им огромное значение
в религиозном просвещении паствы. В меровингское время агиографи-
ческий жанр становится самым популярным и распространенным.
Для того чтобы святость того или иного мученика, праведника не вы-
зывала сомнений, требовалось, чтобы она была признана церковью.
В более позднее время (с конца X в.) было введено канонизационное
расследование с привлечением доказательств подлинности мученичест-
ва и святости. Однако наряду с официально почитаемыми святыми во
Франкском государстве время от времени объявлялись самозванные про-
роки, мессии и святые, к которым духовенство относилось нетерпимо и в
высшей степени враждебно Ересь — неизбежный и постоянный спутник-
антипод ортодоксии, которая с необходимостью его и порождает и пре-
следует. Антитеза Бог — Сатана, Рай — Ад, лежавшая в основе средне-
векового миросозерцания, предполагала наличие в обществе слуг диа-
вола. Социальные противоречия эпохи представляли собой благодатную
почву для течений, отклонявшихся от ортодоксии. Самое развитие церк-
ви как института вызывало и углубляло определенные противоречия
между идеалом церкви и действительной ее практикой; эти противоре-
чия в свою очередь способствовали возникновению ереси. Люди, которые
провозглашали себя посланцами Христа, «равноапостольными» проро-
ками, сплошь и рядом проповедовали взгляды, расходившиеся с като-
лической ортодоксией, и ставили под сомнение церковные и обществен-
ные порядки.
Впрочем, неортодоксальные пророки и святые в тот период далеко
не всегда вырабатывали какие-то собственные учения, которые они
могли бы противопоставить церковному католицизму. Во всяком случае,
сохранившаяся на этот счет информация скудна. Но то, что, вне сомне-
ния, неизменно присутствовало в поведении внецерковных святых и их
приверженцев,— это «сопротивление авторитету церкви». Поэтому опре-
деление ранних антицерковных выступлений как «еретических», возмож-
но, не вполне точно; не вернее ли было бы квалифицировать их как ан-
тиавторитарные? Знакомство с «народными святыми» начального пе-
риода средневековья дает возможность отчасти увидеть, как из низших
слоев общества, охваченных социальным и духовным брожением, вы-
деляются религиозные вожаки пророки, мессии, которые разделяют с
породившей их средой ее резко меняющиеся и неустойчивые настрое-
ния, смешанные и путанные верования и смутные искания истины и
справедливости.
ливость самим святым». Похититель захворал: его жег святой, так что когда больного
обрызнули водой, от тела пошел дым, как из печи; он почернел от снедавшего его
жара и распространял невыносимое зловоние. В конце концов он умер (Libri mira-
culorum, II, 17, col. 811—812). Поведав о каре, понесенной королем Харибертом за
посягательство на церковные владения, Григорий восклицает: «Знайте об этом все
власть имущие. Так награждайте, чтобы не грабить других; так округляйте собствен-
ные богатства, дабы церквам ущерба не причинить. Господь — жестокий мститель за
рабов своих» (De miracula S. Martini, I, 29, col. 934).
34 S. Odonis abbatis Cluniacensis II De vita S. Geraldi Auriliacensis comitis, Praefatio.—
PL, t. 133, col 642: «...signa...quae vulgus magni pendet...».
Из истории народной культуры и ереси
169
* * *
Как уже сказано, упоминания «народных святых» в памятниках это-
го периода разрозненны и немногословны.
В IX книге «Историй» Григорий Турский упоминает некоего Дези-
дерия, который утверждал, что способен творить всяческие чудеса. Он
похвалялся, что между ним и апостолами Петром и Павлом якобы
существовала связь, поддерживаемая при посредстве посланцев. В то
время, когда Григория не было в Туре, этот самозванец привлек к
себе множество простого народа; к нему приводили слепых и боль-
ных, и он исцелял их,— не святостью своей, подчеркивает Григорий,
но вводя в заблуждение черной магией. Слуги Дезидерия силою рас-
прямляли и растягивали скрюченные члены паралитиков и хромых, и
те, кто не выздоравливал, уходили полумертвыми либо испускали дух.
Сей несчастный, пишет далре Григорий, настолько занесся, что ставил
ниже себя прославленного турского святого Мартина и приравнивал
себя к самим апостолам. И что же в том удивительного, замечает хро-
нист, если он утверждал, что равен апостолам, — ведь зачинщик этих
непотребств, т е диавол, при конце света объявит себя Христом! То, что
Дезидерий прибегал к черной магии, явствует из его удивительных’спо-
собностей: по свидетельству очевидцев, один человек, находясь вдали от
него, втайне сказал о Дезидерии нечто неодобрительное,— он же услы-
шал это и при стечении народа повторил его слова, назвав их «недостой-
ными его святости». Как же иначе мог он узнать это, если не благодаря
демонам, которые ему передали сказанное?! Дезидерий носил капюшон
и плащ из шерсти и публично воздерживался от еды и питья, но тайком,
в своем убежище, жадно насыщался, так что слуга не успевал ему по-
давать блюда. Однако люди Григория его разоблачили и изгнали из
города. Не знаем, заключает Григорий, куда он делся. Сам он говорил,
что происходит из Бордо.
Как видим, епископ Турский, явно встревоженный популярностью
этого новоявленного «святого», старается всячески очернить его и поста-
вить под сомнение его достоинства. Главное средство дискредитации не-
желательного святого — объявление его слугою нечистой силы. В изо-
бражении Григория Дезидерий и был колдуном и обманщиком.
В связи с рассказом о Дезидерии Григорий Турский вспоминает о
другом самозванце, который объявился в Туре семью годами ранее и
своею хитростью многих ввел в соблазн. Имя его не названо. Этот чело-
век был одет в плащ без рукавов и носил на кресте небольшие сосуды,
как он говорил, со священным елеем. По его словам, он пришел из Ис-
пании и принес мощи святых мучеников Винцентия и Феликса. Ввалив-
шись в церковь святого Мартина, он призвал Григория для того, чтобы
тот принял мощи, но епископ, ссылаясь на поздний час, отвечал, что с
этим можно подождать до утра. Тогда самозванец пришел в келью Гри-
гория и упрекнул его в недоброжелательном приеме, грозя пожаловать-
ся королю Хильперику. «Речь его,— пишет Григорий,— неграмотная,
выражения безобразные и непристойные; ни одного разумного слова не
вышло из его уст»3S.
Не добившись успеха в Туре, самозванный святой отправился в Па-
риж. Его появление во время церковного праздника, в необычном одея-
нии, с крестом в руках и во главе толпы проституток и простонародных
женщин, видимо, смутило парижского епископа. Тот предложил ему при-
нять участие в празднике, но в ответ услышал оскорбления. Тогда епис
35 Н. F„ IX, 6.
7 '
170
А. Я- Гуревич
коп понял, что перед ним обманщик и «соблазнитель народа» и велел
запереть его в келье. При нем нашли большой мешок, полный корней
всяческих растений, а также зубов кротов, мышиных костей и когтей и
жира медведя. Стало ясно, что все это — колдовские средства (malefi-
cia), и епископ приказал бросить их в реку. Отобрали у него и крест. Но
самозванец, изготовив себе новый крест, принялся за старое. Пришлось
заковать его и бросить в тюрьму.
В то время прибыл в Париж и сам Григорий Турский и стал свидете-
лем таких событий. Этот «злодей» бежал из-под стражи и, не сняв даже
кандалов, в пьяном виде уснул в церкви святого Юлиана,— как раз на
том месте, где имел обыкновение стоять на молитве Григорий. Когда в
полночь турский епископ пошел было помолиться, ему помешало войти
в храм исходившее от самозванца страшное зловоние. Священник, ко-
торый, зажав нос, пытался его разбудить, ничего не добился, настолько
тот был пьян. Тогда четверо клириков по приказу Григория оттащили
бесчувственное тело пьяницы в угол, облили водой загаженное место
и разбросали благовонные травы, после чего Григорий смог прочитать
молитвы. Пробудившегося, наконец, лжесвятого Григорий передал па-
рижскому епископу при условии, что ему «не будет причинено никакого
зла». Вскоре в Париже собрались епископы, и этот человек предстал
перед ними. Один епископ опознал его: то был убежавший от него слуга.
Самозванца отослали домой, не подвергнув, однако, наказанию. «Мно-
го есть таких,— заключает Григорий,— кто не перестает вводить в за-
блуждение грубый народ, соблазняя его»36.
Оба лжепророка оказываются, в изображении автора франкских
«Историй», чародеями, служащими диаволу. Невероятный смрад, исхо-
дящий от уснувшего в церкви пьяного самозванца, также, по-видимому,
следует истолковывать как симптом его сопричастности адским силам.
Григорий Турский неприкрыто враждебен этим «колдунам» и «некро-
мантам», равно как и сами бедно одетые «апостолы» не таят своей враж-
дебности по отношению к церкви и ее служителям. Немаловажную роль
в доказательстве их ложности играет то обстоятельство, что они были
невоздержанны в еде и питье, ибо аскетизм — неотъемлемый признак
истинного святого. Но при всей его тенденциозности, вряд ли можно
полностью за счет фантазии Григория отнести сообщение о наличии у
явившегося в Париж беглого слуги мешка с корнями растений и костя-
ми, когтями и жиром животных. Магические действия с помощью по-
добных средств были в высшей степени популярны не только в то вре-
мя, но и столетия спустя37. Не сливались ли подчас в сознании простого
народа святой и колдун? Различие между амулетами, строго запрещен-
ными духовенством, и святыми реликвиями не было понятно большинству
населения. Почему считалось греховным гадание по полету птиц или на
костях, но допускалось гадание на священных книгах? Средства, при-
меняемые гадателями и знахарями для лечения больных, по утвержде-
нию священников, были недействительными, но пыль с алтаря или мешо-
чек с прахом, взятым с гробницы мученика, обладали целительными
свойствами. ЛТагия была допущена церковью в свою практику и ритуал,
и грань, отделявшая христианскую магию от того, что осуждалось как
maleficia, была слишком неопределенна и подчас ускользала от при-
хожан.
36 Н. F„ IX, 6.
37 См. Poenitentiale Eccles. Germ., 65, 92; Summa de judiciis omnium peccatorum, VI, 13;
Poenitentiale Valicellanum, I. 94 (Schmitz, 1. S. 317; II, 424, 429, 496). Запрещается
применение корней и трав, жира и употребление в колдовских целях напитка, содер-
жащего мышь.
Из истории народной культуры и ереси
171
Церковь не во всех случаях способствовала прояснению противопо-
ложности идолопоклонства христианскому культу. Папа Григорий I ре-
комендовал архиепископу Кентерберийскому Меллитусу осуществлять
крещение англосаксов постепенно и не пытаться сразу порвать все их
связи с язычеством. Он советовал не уничтожать старые святилища, раз-
рушая лишь идолов; опрыскав капища святой водой, в них можно по-
ставить алтари и положить мощи святых. В привычных и знакомых ме-
стах новообращенным легче было бы перейти к новой вере. У этих лю-
дей в обычае жертвовать демонам большое количество скота, продол-
жает папа, и нужно дать им взамен нечто праздничное, позволяя им в
дни святых собираться на религиозные пиршества. Пусть они не при-
носят животных в жертву диаволу, но умерщвляют их для собствен-
ного пропитания во славу господа и за все благодарят его. «Раз для
чих сохранят некоторые внешние утехи, им легче будет ощутить внутрен-
ние радости». Нет сомнения, пишет папа, что невозможно сразу же пол-
ностью очистить грубые умы, и потому надлежит действовать постепен-
но, подобно тому как господь открывался избранному народу. «Так и
с сердцами людей, подлежащими изменению: они должны отказаться от
одной части жертвоприношений, сохранив другую, и даже если это будут
те же самые животные, которых они имели обыкновение приносить в за-
клание, однако поскольку они станут их жертвовать богу, а не идолам,
то и самое жертвоприношение будет уже не таково, как прежде»38. Сове-
туя считаться с психологией вчерашних язычников и по возможности из-
бегать открытого конфликта между обеими религиями, Григорий Ве-
ликий и в этом случае, как и в ряде других, проявил понимание слож-
ной ситуации, которую создавало обращение язычников. Но в какой ме-
ре учитывал он то, что воспринимая христианство, эти люди сохраняли
обширный запас традиционных верований и представлений? Ибо по-
следние в их сознании сплавлялись воедино с новой верой, к тому же
усвоенной поверхностно, а отчасти даже и искаженно, и в результате
возникало запутанное мировоззрение, существенно отличавшееся от про-
поведуемого церковью учения.
Можно заметить, что лжепророки особенно часто появлялись в тя-
желые времена, когда царили голод, разруха, анархия. Период Меро-
вингов, насколько можно судить по сочинениям того же Григория Тур-
ского, буквально заполнен всяческими бедствиями. Тут и частые не-
урожаи, сопровождавшиеся обнищанием и массовой смертностью;
междоусобицы (bella civilia) и опустошительные набеги врагов, кото-
рые обычно влекли за собой грабежи, пожары, контрибуции, увод в
плен; эпидемии заразных болезней, то и дело вспыхивавшие в разных
частях страны; жестокость правителей, всеми средствами притесняв-
ших простой люд и безжалостно расправлявшихся со всеми неугодными...
Почва для брожений была в высшей степени благоприятна.
Григорий Турский, по-виднмому, усматривал связь между условиями,
в которых жила основная масса населения, и его предрасположенно-
стью верить самозванным святым. Во всяком случае, рассказу о таком
псевдо-Христе он предпосылает сообщение об эпидемии в Провансе и о
голоде в областях Анжера, Нанта и Ле-Мана. ««Сне—начало болезней»,
как сказал господь в Евангелии: «и будут глады, моры и землетрясения
по местам»; «ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут знамения
и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных». Все это и
случилось в наше время»39. После этого рассуждения Григорий обраща-
38 Цитируется v Бэды Достопочтенного (Hist. Eccles., I, 30).
39 Н. F„ X, 25. '
? '
172
А. Я- Гуревич
ется к рассказу о самозванце, так что у читателя должно создаться вне
чатление, что принятие народом нового лжесвятого не просто подго-
товлено стихийными несчастьями,— оно было предречено Христом и
служит симптомом близящегося конца света Тем убедительнее вы-
глядит в его глазах связь явлений.
Некий житель области Буржа, сообщает Григорий, пошел однажды
в лес нарубить дрова, и там на него напал рой мух, вследствие чего он
на протяжении двух лет пребывал в безумии Нашему автору ясно, что
«все это было подстроено диаволом». Затем человек этот пустился в
странствие по соседним городам и добрался до Прованса. Одетый в зве-
риную шкуру, он проповедовал «как якобы праведник». Совративший
его «враг» (т. е. диавол) даровал ему способность прорицания. В области
Пуатье он, возвеличиваясь, не побоялся выдавать себя за Христа, а со-
провождавшую его женщину называть Марией. Но дело, конечно, не в
наглости самозванца, возмущавшей Григория, а в том, что ему верили
простолюдины, которые нуждались в чудотворце,— их потребность и
создала его. Ибо, как признает Григорий, к этому человеку стекался
народ, приводя с собой больных, которых он своим прикосновением ис-
целял. Приносимые ему золото, серебро и одежды он раздавал бедным
и велел окружающим поклоняться ему Он предсказывал будущее: од-
ним болезни, другим — потери, немногим же—будущее спасение. Все
это творил он в силу неведомо какого диавольского искусства и колдов-
ства. «И таким способом удалось ему ввести в соблазн огромное мно-
жество народа, и не одних только простачков, но даже и служителей
церкви. Следовали за ним более трех тысяч человек»40 41.
В раздаче имущества бедным не было ничего необычного,так посту-
пали все святые, но в этом рассказе возникает и мотив насильственных
действий: псевдо-Христос начал на своем пути прибегать к грабежам,
раздавая добычу неимущим. Епископам и горожанам он грозил смер-
тью, в случае если они не будут ему поклоняться. Это и привело к его
гибели в столкновении с одним из епископов, подославшим к нему убийц.
После смерти «этого Христа, которого скорее надобно называть Анти-
христом», Мария была подвергнута пытке и открыла все его обманы и
волшебства. Тем не менее люди, которые диавольскими ухищрениями
были им совращены, продолжали в него верить как во Христа и считать
Марию сопричастной его божественности. Для уяснения умонастроений
и психического состояния его приверженцев характерна такая сцена:
псевдо-Христос послал к епископу гонцов, которые должны были воз-
вестить его приход,— эти люди танцевали и прыгали обнаженные, чем
вызвали изумление епископа О «непотребных» плясках многократно
говорят памятники как того, так и последующего времени: духовенство
решительно их осуждало и запрещало, видя в них язычество и внушение
диавольское ".
Это сообщение Григорий опять-таки заканчивает намеком на распро-
страненность подобных самозванцев: «Но и по всей Галлии тогда по-
являлись в большом числе такие люди; колдовскими действиями при-
влекали они к себе женщин, поклонявшихся им в исступлении как свя-
тым, и выдавали себя за кого-то великого42; из их числа мы сами виде-
ли многих, коих осуждали и пытались избавить от заблуждений»43.
40 Н. F, X, 25.
41 Summa de judiciis omnium peccatorum, VII, 21; Poenitentiale Eccles. Germ , 91 (Schmitz,
II, S 496, 429); Benedictus Levita. VI, 96 (цит. в кн.; H. Нотапп. Der Indiculus su-
perstitionum et paganiarum und verwandte Denkmaler. Diss. Gottingen, 1965,
S. 48—49).
42 См. «Деяния апостолов», VIII, 9
43 H F„ X, 25
Из истории народной культуры и ереси
173
Самозванные чудотворцы представляли опасность для церкви, по-
скольку собирали вокруг себя большое число приверженцев из просто
народья. Термины rustici, rusticiores, rusticitas populi, populus rusticus,
употребляемые Григорием Турским в вышеприведенных рассказах, не
обязательно обозначали сельское население “,—автор «Историй» хотел
подчеркнуть невежество, духовную темноту и слепое легковерие просто-
людинов, которые следовали за обманщиками, вводившими их в грехов-
ное искушение. Местом действия самозванцев были как город, так и
сельская округа.
«Совратители» народа выдавали себя за святых, находившихся в
•общении с высшими силами, либо даже за самого Христа по-видимому,
их последователи испытывали настоятельную потребность в ощутимом,
наглядном воплощении божественного начала, с которым можно было
бы вступить в прямой контакт и от которого следовало ожидать непо-
средственных благ hinc et пипс, а не только в загробном мире. Подконт-
рольный официальной церкви культ святых, по видимому, не всегда мог
вполне удовлетворить простолюдинов, которые со смущением и недо-
вольством наблюдали епископов, кичившихся близостью с блаженными
мучениками и вместе с тем поглощенных мирскими делами, участво-
вавших в войнах и стяжавших земные богатства44 45. Но, как мы видели,
к чертам христианских святых у самозванцев примешивались и черты
языческих магов и колдунов, прорицателей и шаманов, способных при-
водить в экстатические состояния и себя и свое окружение. О прорица-
телях и прорицательницах, привлекавших к себе многих невежествен-
ных людей, Григорий сообщает неоднократно. При этом не вызывает
сомнения, что он и сам верит в способность некоторых людей, помимо
святых, предсказывать будущее, открывать сокрытое и производить
сверхъестественные действия: эта их способность объясняется общением
с нечистой силой, одержимостью демоном46. Веру в чудеса в то время
разделяли все, от епископа до простой крестьянки,— но чудеса «уполно-
мочены» были творить одни только одобренные церковью святые47, а не
всякого рода самозванцы.
Рассказы Григория Турского о самозванных святых и псевдо-Христе
восходят к 80-м и началу 90 х годов VI в. Затем наступает длительный
провал, и мы не обнаруживаем подобных указаний вплоть до 40-х годов
VIII в., т. е. до времени миссионерской и церковно-реформаторской дея-
тельности Уинфрида-Бонифация48. «.Апостол Германии» столкнулся с
44 Ср. употребление этих терминов в одном из посланий Бонифация папе (742 г.) Речь
в нем идет об oppida sive urbes в Германии, далее об одном из них, а именно Эрфур-
те, сказано: «...qui fuit iam olin urbs paganorum rusticorum» (MGH, Epistolae selec-
tae, 1. Berlin, 1916, N 50, S. 81).
45 Григорий Турский не раз сообщает о возмущениях плебса против епископов, которых
изгоняли из диоцезов Еще чаще повествует он о епископах-симоииаках, получивших
свои должности неправедным путем, благодаря взяткам или подаркам и при помощи
покровительствовавших им государей. Не скрывает он и того, что .и в его родном
Туре бывали развращенные и недостойные сана прелаты (См. Н. F„ IV, 12; X, 31
и др.).
“ Н. F. VII, 44; VIII, 33.
47 Григорий Турский повествует о некоем монахе, который, еще будучи юношей, молит-
вой спае монастырский урожай от грозы. Монахи были смущены этим чудом, а аббат,
дабы отвратить молодого послушника от тщеславных помыслов, побил его и посадил
в келью поститься: «Тебе подобает, сын мой, расти в страхе и смирении перед богом,
а не возвеличиваться знамениями и чудесными деяниями» (Н. F., IV, 34).
44 Уинфрид (позднее принявший имя Бонифация) родился около 675 г. в Англии и был
священником Уинчестерского диоцеза. С 719 г ои принимал участие в христианизации
Германии; с 722 г — епископ. Погиб в столкновении с язычниками фризами в 75.4 г
Сохранилась обширная переписка Бонифация: Die Briefe des heiligcn Bonifatius und
Lullus, hg. von M. Tangl.—MGH, Epistolae selectae, t, I, Berlin, 1916.
7
174
А. Я- Гуревич
неким священником Альдебертом, деятельность которого вызвала у него
очень серьезные опасения. В то время как Бонифаций напрягал все силы
для реорганизации франкской церкви и превращения ее в единую дис-
циплинированную и сплоченную силу, способную обеспечить окончатель-
ное торжество христианской религии среди всех народов и племен Франк-
ского королевства, Альдеберт создал свою секту, в которую привлек
большое количество людей из низших слоев общества. Эти люди пере-
стали посещать церкви и собирались у крестов, которые Альдеберт ве-
лел водружать на лугах, у источников или где ему нравилось; он при-
зывал молиться богу не в освященных епископами храмах, а в неболь-
ших часовнях, воздвигнутых им в открытом поле; кроме того, он отри-
цал необходимость церковной исповеди, заявляя, что ему и без нее из-
вестны все прегрешения, которые он охотно отпускал Естественно,
Бонифаций поспешил объявить Альдеберта «обманным священником»,
«еретиком», «схизматиком», «слугою Сатаны» и «предтечею Антихри-
ста». Он был осужден сначала на собрании франкских епископов в
744 г.4'*, а затем и на Римском синоде, проведенном под руководством
папы Захария (745 г.).
При разборе дела Альдеберта выяснилось, что этот человек, «родом
галл»5", провозгласил себя святым чудотворцем и сумел внушить веру
в-себя множеству женщин и крестьян, «проникнув во многие дома», так
что все они были убеждены в том, что он — «муж апостольской свято-
сти», свершающий предзнаменования и чудеса. Он ввел в соблазн даже
невежественных епископов, которые посвятили его в сан. В результате
он возгордился и занесся до такой степени, что вообразил себя равным
апостолам Христа.
Отрывок из послания Альдеберта, приведенный в протоколе Римско-
го синода, свидетельствует, что он происходил из простолюдинов. Как он
утверждал, он был отмечен милостью господа уже до появления на свет;
когда он еще находился в утробе матери, последняя имела видение, зна-
меновавшее ниспосланную ему благодать. Альдеберт утверждал далее,
что ангел божий принес ему от крайних пределов мира чудесные свя-
тые реликвии, в силу чего он может просить у господа всего, чего поже-
лает1. Обладал он, помимо этого, и посланием самого Иисуса Христа,
которое упало с небес в Иерусалиме и было найдено архангелом Михаи-
лом (текст этого послания, как и послания самого Альдеберта, ци-
тируется в актах Римского синода лишь в выдержках). Часовни, кото-
рые он велел строить, освящались в его честь, и ему же возносились мо-
литвы толпами народа, пренебрегшего другими епископами и забросив-
шего прежние церкви. Люди молились на него, говоря: «Заслуги святого
Альдеберта помогут нам». Поклонение доходило до того, что ногти и
волосы Альдеберта раздавали как святыни, подобные реликвиям свя-
того Петра. Люди распростирались пред ним ниц и готовы были каяться
в своих грехах, но, как уже было упомянуто, он считал исповедь излиш-
ней: «Знаю все грехи ваши,— говорил он,— ибо ведомы мне ваши тайны.
Нет нужды исповедоваться, но отпускаются вам прошлые грехи ваши.
Спокойно с миром возвращайтесь в свои дома»52.
На синоде был оглашен также текст молитвы, составленной Альде-
бертом; наряду со страстным обращением к богу-отцу и к Иисусу Хрп- 49 50 51
49 MGH, Concilia, t. II, pars I, Hannover, 1904, S. 34.
50 MGH, Epistolae selectae, I, N 59, S. 110; «natione generis Gallus». Ереси Альдеберта
посвящена работа: А В Russell. Saint Boniface and the Eccentrics.—«Church History»,
vol. 33, 1964, p. 235—247. Мы не согласны с интерпретацией Расселом этой ереси.
51 MGH, Epistolae selectae, I. N 59, S. III.
» Ibid., S. 111—112.
Из истории народной культуры и ереси
175
сту в нем содержалась мольба к ангелам Уриэлю, Рагуэлю, Тубуэлю,
Михаилу, Адину, Тубуасу, Сабаоку и Симиэлю53. Когда эта молитва была
прочитана, епископы потребовали предания ее огню на том основании,
что она «святотатственна», ибо имена ангелов, к коим взывал Альде-
берт, на самом деле, кроме имени Михаила, были именами демонов.
Церковь же признает имена лишь трех ангелов: Михаила, Гавриила и
Рафаила. Это обращение к нечистой силе послужило главным основанием
для осуждения Альдеберта Римским синодом. Папа и епископы объяви-
ли его «безумцем» и «невменяемым». Он был отрешен от сана, присужден
к церковному покаянию и предупрежден, что если будет упорство-
вать в своих грехах и заблуждениях, и далее совращая народ, то под-
вергнется анафеме54. Воздвигнутые им кресты подлежали сожже-
нию 54а.
На том же синоде вместе с Альдебертом был осужден и другой свя-
щенник— шотландец Клемент. Он также отрицал церковные авторитеты
и святых отцов. Он имел двух сыновей, «рожденных в прелюбодеянии»,
отвергал учение о безбрачии духовенства и насаждал «иудаизм», гово-
ря, что брат должен брать себе в жены вдову покойного брата. Однако
главный «соблазн», в который он вводил простой народ, заключался в
другом, «вопреки учению святых отцов» он утверждал, что Иисус Хри
стос, после воскресения своего низойдя в ад, никого там не оставил, но
освободил всех—как верующих, так и неверующих, и «тех, кто восхва-
лял господа, и тех, кто поклонялся идолам». Кроме того, он распрост-
ранял «много ужасного» о господнем предопределении, противоречаще-
го католической вере55. этих обвинений, очевидно, можно заключить,
что Клемент отрицал ортодоксальное учение о грехе и искуплении и,
следовательно, ставил под сомнение роль церкви
Имена Альдеберта и Клемента — «богохульников», «строптивцев»,
«псевдопророков» и «псевдохристиан» — встречаются в переписке папы и
Бонифация на протяжении нескольких лет, так как они не признали себя
виновными и пытались продолжать свою деятельность5*. Затем эти упо-
минания прекращаются.
Но отголоски этого конфликта можно обнаружить и много позднее.
Еще во «Всеобщем увещании» Карла Великого (789 г.) содержится спе-
циальное постановление «о подложных сочинениях» и «фальшивых зло-
вредных посланиях», противоречащих католической вере, которые в
минувшие годы, по словам «неких заблуждающихся и других, вводя-
щих в заблуждение», якобы «с неба упали»,— подобные сочинения не
должно читать, им не следует верить, но надлежит их сжигать, дабы не
вводили они народ в обман. Читать положено одни только канонические
книги и трактаты и высказывания святых авторов57. Не имеется ли здесь
в виду «послание Иисуса Христа», по утверждению Альдеберта, упав-
шее с неба? Но в таком случае пришлось бы предположить, что это по-
53 См. J В Russell. Saint Boniface р 237 f.
54 MGH, Epistolae selectae, I N 59, S 117 f. Из послания кардинала — диакона Гемму-
ла, направленного Бонифацию вскоре после закрытия Римского синода, явств\ет, что
Альдеберт и еретик Клемент были отлучены. Ibid., No 62, S. 127: «...Et sic gesta pe-
racta scntentia anathematis in eis promulgata est...» Участники синода требовали
сожжения сочинений Альдеберта, но папа, признав, что они того заслуживают, велел
сохранить их в его архивах для дальнейшего рассмотрения. Осуждение этих ерети-
ков в Риме произошло заочно, их на синод не вызывали. Ср. J. В. Russell. Saint
Boniface, р. 241.
На MGH, Concilia, t. II. pars 1, p. 35.
55 MGH, Epistolae selectae, I, No 57, S. 105; No 59, S. 112.
66 Ibid., No 57, 60. 62, 77; J. B. Russell Saint Boniface..., p 241 ff, 246 ff.
57 MGH, Capit, t. I, pars I, S. 60, Admonitio generalis, c. 78
7 '
176
А. Я- Гуревич
слание, вопреки осуждению его, на протяжении десятилетий у кого-то
сохранялось или ходило по рукам или, по крайней мере, что память об
этом чудесном послании не исчезла.
Точно также во «Всеобщем увещании» мы вновь находим запрет по-
вторять имена «неведомых ангелов», помимо Михаила, Гавриила и Ра-
фаила 58. Запрещено и поклоняться фальшивым мученикам и памяти
«сомнительных святых»59. Если здесь и не имеется в виду Альдеберт,
то показательна самая традиция причислять к святым и мученикам лиц,
не одобренных и не канонизованных церковью. Видимо, борьба церкви
и государства против «самодеятельности» в этом отношении не была
вполне эффективна.
Столь же мало действенны были вновь и вновь возобновлявшиеся
нападки на бродячих священников и епископов, содержащиеся в поста-
новлениях церковных соборов и государевых капитуляриях. Любопытно
при этом, что предписывалось «изгонять бродячего епископа даже в том
случае, если паства желала его сохранить»60. Надо полагать, такие
episcopi vagantes подчас пользовались большой популярностью61.
Но возвратимся к Альдеберту. В годы борьбы против него и-подоб-
ных ему «falsos sacerdotes et hypochritas»62 Бонифаций писал Уинче-
стерскому епископу: «То, что мы насадили, они не поливают, дабы про-
изросло, но тщатся уничтожить и погубить, образуя новые секты и по-
гружая народ во всяческие заблуждения...»63 * 65 Упорство Альдеберта и
Клемента в своих «заблуждениях» даже и после их осуждения трудно
объяснить, если отказаться от гипотезы, что они сохраняли привержен-
цев. Заточив Альдеберта в монастырь, Бонифаций навлек на себя, по
его собственному признанию, нападки. Он жаловался папе, что учение
церкви терпит ущерб, а сам он подвергается преследованиям и поно-
шениям со стороны многих враждебных ему людей, которые видят в
Альдеберте «святейшего апостола», «покровителя и заступника, побор-
ника справедливости и творца чудесных знамений» 6‘. Как и в случаях,
описанных Григорием Турским, перед нами в данном случае «равно-
апостольный» святой, человек, при жизни ставший центром народного
культа, объектом слепой веры и поклонения. Показательно, что Альде-
берт оказывал влияние в первую очередь на женщин, т. е. наиболее
легко возбудимую часть населения ’5. Не вынуждает ли нас это указа-
ние прийти к выводу, что культ Альдеберта основывался на эмоциональ-
ной взвинченности его адептов? Вспомним волосы с его головы и ногти
68 MGH, Capit., t. I, pars 1, S. 55, c. 16.
69 Ibid., S. 56, c. 42.
60 Цит. пэ статье: H. L. Mikoletzky. Sinn und Art der Heiligung im frtihem Mittelalter.—
MIOG, 57, Bd., 1949, S. 85.
61 Во времена Каролингов стали особенно частыми и настоятельными предостережения
против злоупотребления чудесами («...quia signa plerumque diabolico instinctu
fiunt».— MGH, Concilia, II, Suppl., 155), против почитания лжемучеников и недосто-
верных святых (MGH, Capit, I, р. 55, 56) и чрезмерной заботы о приобретении мощей,
Карл Великий, «rex et sacerdos», претендовал на строгий контроль над всею деятель-
ностью церкви и вообще над религиозной жизнью Прибавим еще, что именно к
VIII в относятся постановления пеиитенциалиев о карах для тех лиц, которые под-
держивали отношения с еретиками. См. Poenit. Columban’s, 25 (Schmitz, I, S. 601).
“ О «лжесвященииках», о «людях, не боящихся бога», о «фальшивых епископах», обна-
руженных Бонифацием, см. MGH, Epistolae selectae, I, No 58, 60, 61, 87, 90, S. '107,
124—126, 195, 205.
•’ Ibid., No 63, S. 129, О сектах еретиков, смущающих народ и соблазнивших якобы не-
малую его часть, см. Vita S. Bonifacii, auctore Willibaldo.—PL. t. 89, VIII, 23, 26;
IX, 28: «...magna ex parte populum seduxerunt». Об Альдеберте: ibid., IX, 29; X, 30.
MGH, Epistolae selectae, I, No 59, S. III.
65 Cp. J. B. Russell. Dissent and Reform..., p. 238; G. Koch. Frauenfrage und Ketzertum im
Mittelalter. Berlin, 1962.
Из истории народной культуры, и ереси
177
служили священными реликвиями, люди падали к его ногам и верили,
что он читает в их душах и знает об их грехах без всякой исповеди; мо-
литва Альдеберта (в сохранившихся отрывках) представляет собой на-
бор страстных восклицаний и заклинаний
Но ведь с этими же явлениями мы столкнулись и при чтении Гри-
гория Турского! Беглый слуга некоего епископа, выдававший себя за
святого, шествует по Парижу во главе поющей и пляшущей толпы жен-
щин,— Григорий употребляет здесь выражение «chorus». Самозванный
«Христос» возвещает о своем приближении, посылая перед собою людей,
скачущих и танцующих, обнажив свое тело. Григорий Турский особо
подчеркивает, что сам он был свидетелем того, как подобные «чудодеи»
доводили до неистовства доверчивых женщин. Это не означает, конечно,
что под влияние таких псевдо-святых попадали только женщины,—
мы имели возможность убедиться в том, что за ними шли и мужчины; и
даже духовные лица, в том числе «невежественные епископы», впадали
в соблазн, признавая их за истинно святых. Причина такого широкого
влияния заключалась в психологической предрасположенности массы
к восприятию «мессии» или «святого», в потребности в духовном поводыре.
Как нам кажется, это предположение может быть подтверждено дру-
гим примером неофициального профетизма. На сей раз дело происходит
ровно сто лет спустя после эпизода с Альдебертом, и в качестве пророка
выступает женщина. Как повествуют «Фульдские анналы» под 847 г..
в районе Майнца объявилась некая pseudoprophetissa Тьота (Thiota)
из Алеманнии". Она «немало возбуждала своими прорицаниями» насе-
ление деревень, по которым ходила, проповедуя, что получила открове-
ние от бога и что ей ведомы «тайны господа». В частности, она знает
точное время наступления конца света: земная история завершится в
том же году.
Ее проповеди и пророчества привлекали большое число людей обоих
полов; охваченные страхом, они приносили ей подарки, прося ее помо-
литься за них, «как если бы она была святой». Надо полагать, влияние
Тьоты было велико, если известно, что за ней следовали не только про-
стые люди, но, «что еще хуже», даже и кое-кто из монахов и священни-
ков, оставивших ради нее свои церковные должности. Однако Тьоте
недолго позволили проповедовать. Она была взята под стражу, доставле-
на в Майнц и предстала перед архиепископом святым Альбаном и со-
званным им духовенством. На допросе Тьота сказала, что делала лишь то,
что ей было велено, а когда ее спросили, кто же приказал ей бродить
по селам, «проповедуя бессмыслицу», она не нашла ничего лучшего,
как сослаться на «какого-то священника». Скорее всего, испуганная
женщина просто-напросто искала отговорок и извинений, которые смяг-
чили бы ее вину. В отличие от дела Альдеберта, внушившего высшему
клиру чрезвычайные опасения, случай Тьоты не показался майнцскому
архиепископу особенно серьезным, и он ограничился тем, что запретил
ей проповедовать и приказал подвергнуть ее публичному бичеванию.
Принятых мер оказалось достаточно для пресечения ее прорицаний.
Дальнейшая судьба неудачливой пророчицы неизвестна.
Эпизод с Тьотой заслуживает внимания прежде всего потому, что
в нем с большей ясностью, чем в предшествовавших выступлениях на-
родных святых, слышен эсхатологический мотив. Можно думать, что и
псевдо-Христос, упомянутый Григорием Турским, н Альдеберт тоже про-
•• MGH, Epistolae selectae, 1, No 59, S. 117.
” Annales Fuldenses.— MGH, Scriptores rerum Germanicarum, Hannoverae, 1891. p. 36—
37. Позднейший рассказ Сигеберта из Хамблу (MGH, Scriptores, t. 6, p. 339) основан
на «Фульдских анналах».
12 Средние века, в. 38
7
178
А. Я. Гуревич
рицали близящийся конец света,— без этого остаются ие совсем понят-
ными экстатизм и волнения, которые вызывались их проповедью. Но пря-
мо об этом источники не говорят. Майнцская же пророчица, как явству-
ет из «Фульдских анналов», предрекала немедленный Страшный суд.
Такого рода прорицания неизбежно связывались с призывами к покая-
нию в грехах, к отказу от земных благ и радостей. То, что в данном
случае перед нами не пророк, а пророчица, позволяет предположить
особую эмоциональную возбужденность проповеди.
Наши источники не дают возможности ближе восстановить духовный
облик народных святых. Имеющиеся на сей счет сведения слишком
суммарны и, главное, церковные деятели, которые пишут о самозван-
ных святых, тенденциозны, враждебны по отношению к ним. Поэтому
мы вынуждены отказаться от обсуждения вопроса о том, были ли эти
лица сознательными мистификаторами и самозванцами, либо мечтате-
лями, впавшими в самообман, либо психически неустойчивыми или не-
нормальными людьми,— проникнуть в их психику нам не дано’3. Иное
дело — попытка выяснения функций, которые должен был выполнять
такой «святой» для того, чтобы его признали.
Самозванный святой — прежде всего чудотворец. Именно чудеса и
знамения привлекают к нему людей: они не пошли бы за ним, не твори
он чудес и нс пророчествуй. С некоторыми оговорками Григорий Турский
признает способность Дезидерия производить чудеса. Нет опровержений
чудес и Альдеберта в посланиях Бонифация и папы или в актах Римс-
кого синода. Но сверхъестественные способности лжесвятого духовен-
ство объясняло вмешательством нечистой силы. Поэтому доказывая
собственную святость самозванец всячески стремился подчеркнуть свою
непосредственную связь с божеством. Она доказывалась словами
Тьоты о том, что ей якобы открыты тайпы творца и его намерения отно-
сительно конца света, «посланием Иисуса Христа», а также реликвия-
ми, которые были вручены Альдеберту ангелом и служили залогом его
всесилия. Подобно этому и Дезидерий обменивался посланцами с апо-
столами Петром и Павлом, почему и мог творить чудеса. Как и при
поклонении «официальным» святым, приверженцы лжесвятого искали
защиты и помощи высших сил, с которыми тот был тесно связан.
При сопоставлении легенд о святых, признанных церковью, и утвер-
ждений самозванцев об их контактах с богом, ангелами пли апосто-
лами бросается в глаза крикливость, с какой эти «мессии» декларирова-
ли свою близость к высшим силам’°. Даже внеся известную поправку
на тенденциозность сообщений о «народных святых», придется предпо-
ложить, что последним, именно в силу их оппозиционности господствую-
щей церкви, приходилось усиленно акцентировать собственную причаст-
ность к могуществу Христа. За официальным святым стояли традиции
и авторитет католической религии и всех ее учреждений, между тем как
"л Современные им церковные деятели стремились изобразить их в виде обманщиков,
невежесгнеипых люден, обжор, алкоголиков, безумцев, колдунов н гордецов. Оценку
личности Альдгберт.т в научной литературе см.: A. Hauck. Op. cit., S. 717; J. В. Rus-
sell. Dissent and Reform. p. 10.3. 105; idem. Saint Boniface. .. p. 236. 2.38 ff, 243;
G. Kurth. Saint Boniface. Paris, 1902. p. 89 s<[.
69 Ортодоксальный святой никогда не кичится своим общением с божеством, принимая
знаки эз.тй близости за невыразимую благодать. Эти святые пстнмешю подчеркивают,
что они недостойны милости, которой сподобились, и с опаской и осторожностью со-
общают о иен окружающим. Святой, согласно канонам агиографии, не может назвать
самого себя угодником господа, в качестве такового его познают верующие. Главней-
шая черта героев житий — смирение. Святой, который спас население от голода, на-
полнив хлебами сосуд, более ие оскудевавший, сколько бы из него пи брали, приказал
окружающчм не разглашать весть об этом чуде (Vita Iohannis abbatis Reomaensis,
13,—MGH, Scriptores, t. 3, p. 512).
Из истории народной культуры и срсси
179
самозванец мог рассчитывать лишь па самого себя, па особенности сво-
ей личности. Поэтому первейшей заботой его было самоутверждение,
отстаивание своего права вести за собою массу приверженцев. Соответ-
ственно среди обвинений, выдвигаемых против лжесвятого его против-
никами, особое место занимает упрек в «безумной гордыне» Григорий
Турский говорит о Дезидерии словами «Деяний апостолов» о Симоне
волхве: «qui se magnum quendam esse dicebat», и эти же слова повторяет
затем применительно ко всем вообще подобным самозванцам. «Новым
Симоном» назвал папа Захарий и Альдеберта
За этими обвинениями скрывались весьма серьезные противоречия.
Ортодоксальный святой — крайний случай элиминирования человечес-
кой индивидуальности, сознательного отрешения ее от всего «случайно-
го», т. е. земного. Святой получает исключительное значение в глазах
верующих благодаря своему полному подчинению религиозному кано-
ну, священной норме, предельному растворению личности в церкви.
Именно в силу отказа от своего «я», подавления в себе особенного, он и
мог стать идеальной личностью, эталоном поведения христианина На-
против, установка, лежащая в основе личпости еретического «мессии»,
заключалась в активном подчеркивании значимости своей исключитель-
ности. Народные пророки, подобные Альдеберту и Клементу, настаива-
ли на идее индивидуального непосредственного боговдохновения, полу-
чаемого ими помимо каких бы то пи было религиозных учреждений или
установлений. Церковь за ними не стоит,— она им противостоит. Поэто-
му святость самозванцев, в противоположность демонстративному сми-
рению церковных святых, агрессивна.
Противоположность между церковным и самозванным святым, разу-
меется, выражала два полюса в пределах одного типа человеческой
личности, возможной в данных исторических условиях. Ибо личность
неортодоксального, стоящего вне господствующей церкви святого так-
же, на свой лад, строго детерминировалась религиозным каноном. Как
и всякий святой, он должен был творить чудеса; эти чудеса он произво-
дил не самостоятельно, но благодаря общению с высшими силами, их
милостью. Иначе говоря, святой самозванец — столь же мало автоном-
ная личность, находящая свои основы в самой себе, как и святой, при-
званный церковью,— и тот и другой выступают перед своими привержен-
цами в качестве орудий бога. Сказанным не снимается противополож-
ность этих двух воплощений святости, противоположность канонической
и маргинальной личности, но пе следует упускать из виду, что то была
противоположность внутри одного типа культуры.
Поскольку самозванцу приходилось доказывать свою причастность к
сверхъестественному, так сказать, через голову господствующей церк-
ви, апеллируя к чувствам возбужденной п жаждущей чуда массы, он
неизбежно должен был прибегать к средствам, которые церковью были
запрещены. Выше уже шла речь о магии и колдовстве,— их, видимо, не
чуждались лжесвятые VI в., упомянутые Григорием Турским; веном
ним о мешке с костями, зубами, когтями и жиром зверей, конфискован-
ном у одного из таких чародеев и выброшенном в реку по приказу па-
рижского епископа. Указания на магию можно, как кажется, почерп-
нуть и из дела Альдеберта. Помимо того, что он раздавал привержен-
цам свои волосы н ногти, которые считались, очевидно, обладающими
целительной силой 7|, Альдебсрт в своей молитве обращался с заклина-
70 MGH, Epistolae selectac, I, No 57, S. 104.
71 Ср. подобный же случаи преклонения перед вожаком фландрских еретиков в начале
XII в. Танхельмом.— //. А. Сидорова. Народные еретические движения во Франции в
XI и XII веках.— СВ, вып. IV, 1953, стр. 87—88.
12*
7
180
А. Я. Гуревич
ниями к восьми ангелам, из коих семеро принадлежали к демонам,—
такова была точка зрения церкви, по можно предположить, что сам
Альдеберт не очень-то четко различал между ангелами господними и
ангелами падшими. Если это так, то он был повинен в грехе идоло-
поклонства и в приверженности к черной магии.
Такое же отсутствие сознания непримиримой противоположности и
несовместимости верующих христиан и идолопоклонников обнаружил и
второй осужденный на Римском синоде — Клемент, который учил, что
Христос освободил из ада всех его обитателей — «laudatores Dei simul et
cultores idulorum» 72.
Более отчетливо в поведении Альдеберта прослеживается другая
тенденция — антицерковная. Выдвинутое против него обвинение гласи-
ло: он отвлекает народ от посещения старых церквей, игнорирует епи-
скопов и велит своим последователям молиться у воздвигнутых им кре-
стов и в новых часовнях, посвященных ему самому. Создавшаяся таким
образом угроза потери части паствы и послужила причиной осуждения
Альдеберта как повинного в ереси, расколе и прочих страшных, грехах.
Но наше внимание привлекает в этой связи следующее обстоятельство.
Свои часовни и кресты, жаловался Бонифаций, Альдеберт устраивал в
полях, на лугах, у источников. В одном из посланий папы Захария Бо-
нифацию, написанном три года спустя после Римского синода, вновь
изобличаются не названные по имени священники, которые «собирают
послушный им народ и отправляют свое ложное богослужение не в ка-
толических храмах, а в лесных местах и в крестьянских хижинах, где
их невежественная глупость могла бы укрыться от епископов, и не про-
поведуют истинную веру язычникам, да и сами ее лишены» 73 74 75.
Папа, возможно, не без основания утверждает, что в лесах или кре-
стьянских жилищах лжесвященники и схизматики легче всего могли
избежать контроля епископов. Но что касается Альдеберта, то, судя
по всему, он отнюдь не был склонен скрываться от кого бы то ни было
и собирал свою паству в открытых местах. Холмы, поля, источники,
ручьи—именно там с древних времен привыкли собираться местные
жители, устраивая свои праздники: там они совершали жертвоприноше-
ния, пели, плясали, отправляли языческие обряды. Государственное
законодательство и церковные каноны, проповеди и пенитенциалии неиз-
менно обрушивались на эти неправедные обычаи, поносили их и запре-
щали, грозя нарушителям страшными карами на том и на этом свете.
В «Перечне суеверий и языческих обрядов», который был составлен как
раз в VIII в., возможно, англосаксонским миссионером в Саксонии и
представлял собой краткий компендиум опасных, с точки зрения церк-
ви, пережитков язычества, среди других запретных обрядов названы
жертвоприношения в лесных святилищах и на камнях 7‘. «Проповедь о
святотатствах», также относящаяся, по-видимому, к VIII в., предостере-
гает паству от возвращения к старым языческим жертвенникам в ро-
щах, у деревьев, на скалах и в других подобных местах76. Культ при-
родных сил, в котором выразилось специфическое отношение к миру
населения тогдашней Европы, обнаружил исключительную жизнестой-
кость как во время христианизации, так и в собственно христианский
” MGH, Epistolae selectae, I, No 59, S. 112.
” Ibid, S. 175.
74 MGH, Capit. I, S. 222 Indiculus superstitionum et paganiarum, 6, 7.
75 С. P. Caspari. Einc Augustin falschlich beigelegte Homilia de sacrilegiis. Christiania,
1886, cap. 2.
Из истории народной культуры и ереси
181
период76. То, что перед нами — в высшей степени устойчивый обычай,
который не отмер после христианизации язычников, но сохранялся и в
последующие века, несмотря на все усилия церкви, доказывается пени-
тенциалием Бурхарда Вормсского (первая четверть XI в.), в котором, в
частности, читаем: «Не ходил ли ты молиться куда-либо, кроме церк-
ви, или в какое-нибудь другое предназначенное для религии место, по-
мимо того, какое указали тебе твой епископ и священник, например, к
источникам, или к камням, или к деревьям, или на перекресток дорог, и
не зажигал ли ты там свечу или факел для того, чтобы почтить то ме-
сто, и не приносил ли ты туда хлеб или какую-нибудь жертву, и не ел
ли ты их и не молился ли там о выздоровлении или о спасении
души?»77. За такого рода прегрешения грозила трехлетняя епитимья.
В другом месте того же пенитенциалия речь идет о жертвах, совершае-
мых опять-таки у источников или у деревьев, на камнях, на пере-
76 Как рассказывает Григорий Турским, у множества крестьян в том самом районе
Пуатье, где подвизался псевдо-Христос, существовал обычай совершать жертвопри-
ношения расположенному на горе озеру, в которое в определенные дни они бросали
льняные и шерстяные ткани, сыр, воск, хлеб и иные продукты, «каждый по мере сво-
его достатка». Они привозили с собой к озеру еду и питье и, принеся в жертву жи-
вотных, пировали там на протяжении трех дней. Однажды, когда крестьяне собрались
домой, их застигла там страшная буря, с ливнем, молниями, падающими камнями.
Буря возвращалась в этот день из года в год, по «бессмысленный парод» по-прежне-
му погрязал в своих заблуждениях. Прошло время, в этой местности появился свя-
щенпик.увещевавший их отказаться от язычества во избежание гнева небес, по его
проповедь отвергалась «грубым мужпчоем». Тогда, но божьему внушению, священник
построил па берегу озера церковь в память святого Хилария, поместив в ней его
мощи, и призывал парод не губить свои души «пустыми обрядами»: «nulla est enim
religio in stagno». И лишь тогда язычники отреклись от греховных обрядов и перешли
в истинную веру. После этого буря прекратилась (De Gloria beatorum confessorum,
2.— PL, t. 71, col. 830—831). О поклонении деревьям и камням, распространенном в
разных странах, от Корсики и Сардинии до Англии, много раз с сокрушением писал
папа Григорий Великий (S. Gregorii Magni Epistolae. IV, 23; VII, 1, 18, 30; IX. II.—
PL, t. 77. col. 692, 904, 921, 932, 954—955. Ср. H. F., II, 10). Епископ Арелатскпп Це-
зарий еще в первой половине VI в. предостерегал против опасности смешения рели-
гий: многие христиане приносят жертвы, посещают старые места культов п участву-
ют в дьявольских пирах в рощах у источников и деревьев (S. Caesarii ер. Arelatensis
Sermones.— PL, t. 39, col. 2270, 2271. Ср. Vita S. Caesarii.— PL, t. 67, 1,5. col. 1021).
Об этом же культе не раз сообщают и жития раннего средневековья. В «Житии Вил-
либрорда» Алкуин упоминает святилище Fositesland, на границе между Фризией и
Данией. Это святилище пользовалось таким почитанием язычников, что там ни к чему
не дозволялось прикасаться и было запрещено брать воду из источника. Виллиброрд,
однако, крестил в этом источнике неофитов и уничтожил посвященный идолам скэт
(Vita Willibrordi, 10.—MGH, Scriptores. t. 7, p. 1241). Епископ Аманд, проповедо-
вавший христианство среди басков, столкнулся с тем. что и они «почитали деревья
как богов». К нему однажды привели слепую, которая признала, что потеряла зрение
из-за гадания и поклонения идолу, и указала место, где обычно происходило это
поклонение, а именно «дерево, посвященное демону». Вняв увещаниям епископа, она
поспешила срубить «проклятое дерево», и зрение к ней возвратилось (Vita Amandi
cpiscopi, 1. 13, 24.— MGH, Scriptores, t. 5, p. 437, 447). В Бретани существовал «безум-
ный обычай» поклоняться лесным животным, отмененный святым Люцнем (Vita Lucii
confessoris Curiensis, 12ff.— MGH, Scriptores, t. 3, p. 5fL). Но в той же области мы
сталкиваемся со своеобразным случаем сипкретнзацнп язычества и христианства в
культе деревьев. Святой аббат Мартин воткнул в землю свой посох, и из него вырос-
ло дерево, ветви которого обладали целительной силой. Местные жители, включая
знать, так почитали это дерево, что прежде чем войти в церковь, они приближались
к нему, поклоняясь Христу. Напавшие на эту местность норманны хотели изготовить
луки из священного дерева, по жестоко поплатились за нечестивую попытку: один
немедленно ослеп, другой, падая с дерева, сломал шею, третий отделался переломом
бедра (Miracula Martini abbatis Vertavensis, 5.—MGH, Scriptores, t. 3, p. 570—57D.
Любопытно, что автор жития, писавший в IX или в начале X в., не усмотрел ничего
нечестивого в поклонении Христу перед деревом.
77 Poenit. Eccles. Germ., 66.— Schmitz, II, S. 424.
182
А. Я. Гуревич
крестках дорог, в полях, причем эти языческие обряды нередко произво-
дились у крестов, стоявших па больших дорогах 76.
Альдеберт устраивал богослужения именно в таких запрещенных
церковью, но освященных языческой традицией местностях, и это, не-
сомненно, сообщало дополнительную притягательность его проповеди
в глазах крестьян. Народное сознание населяло леса, поля, ручьи,
холмы фантастическими природными силами и духами* 79, и если гос-
подствующая церковь, сосредоточив богослужение исключительно в
храме божьем, пыталась разорвать опасные с ее точки зрения тесные
узы, испокон веков объединявшие сельское население с природой —
кладезем языческих верований и традиций, то народные святые, возд-
вигая кресты и часовни в полях и близ источников и смешивавшие ре-
ликвии с колдовскими средствами, вновь сакрализовали эту связь.
Христианство еретических священников подчас весьма смахивало на
язычество. В неоднократно уже цитировавшемся послании папы Заха-
рия Бонифацию (748 г.) римский понтифик повторяет инвективы «апо-
стола Германии» в адрес «святотатцев-священников», они «совершают
заклания быков и козлов языческим божествам, вкушая жертвоприно-
шения в память об умерших»80. Не исключено, что эти обвинения каса-
лись и Альдеберта. Во всяком случае они не были новыми, и за не-
сколько лет до того папа Григорий III в сходных выражениях бичевал
германских колдунов и гадателей, занимавшихся магией в рощах и у
источников81, а во второй половине VIII в. неизвестный автор открыл
«Перечень языческих суеверий» титулом «о святотатствах, совершаемых
у могил» 82.
Приведенные факты заставляют предположить, что самозванные
святые во Франкском королевстве VI—IX вв. отличались от официаль-
ных святых не только, так сказать, социальным статусом, тем, что они
стояли вне церкви, рассматривались ею как враги и подвергались го-
нениям и преследованиям. Их характеризовало и специфическое пове-
дение. Появляясь в моменты обострения общественных бедствий и
ощущая возбуждение примыкавших к ним толп простонародья, эти
«мессии», которые обычно порождались той же социальной средой 83,
по-видимому, разделяли со своими последователями повышенную эмо-
ге Poenit. Eccles. Germ., 94.— Schmitz, II S. 430.
79 О культе деревьев у фризов, против которого решительно выступит Бонифаций, ве-
левший срубить почитаемое язычниками огромное дерево и построить пз его остатков
часовню, см. Vita S. Bonifacii, auctorc Willibaldo, VIII. 22, 23.—PL t. 89, col. 619—
620. Cp Vita Walarici abbatis Leuconaensis, 22.—.MGH, Scnptores, t. 4, p, 168—
169 ii многие другие.
80 MGH, Epistolae selectae, I. No 80, S. 174.
81 Ibid . No 43. S. 69. Cp. ibid.. No 44. S. 71.
82 Indiiulus superstitionum el paganiarum, 1, 2.
83 Альдеберт происходил de simplicibus parentibus; один из лжесвятых, о которых по-
вествует Григории Турский, был, по его утверждению, беглым слугой; псевдо Христос,
грабивший богатых и раздававший добычу беднякам, очевидно, был ит крестьян.
В послании паны Захария в числе «святотатственных священников» названы «много-
численные принявшие постриг беглые рабы», «рабы диавола, прикинувшиеся слугами
Христа» (MGH. Epistolae selectae, I No 80. S 175). Между тем церковные святые,
за малыми исключениями, были в ту эпоху лицами знатными н богатыми, а нередко
и королевского рода (MGH, Scriptores 2, Vitae Sanctorum generis regii. См. К- Bosl.
Der «Adelsheilige», Idealtypus und Wirklichkeit. Gesellschaft und Kultur im merowin-
gerzeitiichen Bayern des 7. und 8. Jahrhundcrts. — «Speculum historialc. Festschrift
Johannes Sporl» Munchen, 1965, S 167 F. Prinz. Frillies Monchtum im Frankenreich.
Kultur und Geselleaft in Gallien, den Rheinlanden und Bayern am Beispiel der mo-
nastischen Entwicklung (4. bis 8. Jahrhundert). Miinchen — Wien, 1965, S. 489 If.; «Adel
und Kirche». Freiburg, 1968). Выражение «благородный по происхождению, но наи-
благородпейший духом [верою]» (natalibus nobilis, religione nobilior или nobilior
mente) было общераспространенным штампом в тогдашней агиографии.
Из истории народной культуры и ереси
183
циональность. Если отвести маловероятную версию о том, что лжесвятые
были хладнокровными, расчетливыми обманщиками, и допустить, что,
в духе эпохи, они верили в свою божественную миссию и в существо-
вание тесной связи между ними и богом, то придется предположить и
другое: чророк, который стоял во главе взвинченной и жаждущей чуда
массы84 85 86 и находился практически вне закона, пе мог не быть неурав-
новешенным человеком 8Г‘.
Святые самозванцы не были склонны отвращать народ от привыч-
ных для него языческих верований. Напротив, они преподносили ему
религию, являвшуюся в какой-то мере сплавом христианства и языче-
ства, и это синкретическое месиво нередко приходилось больше по
душе недавним язычникам, чем церковная ортодоксия. Папа, изобли-
чая «обманщиков народа, бродяг, прелюбодеев, убийц, святотатцев, ли-
цемеров, действующих под обличьем священников и епископов», был
вынужден признать: «псевдо-священники гораздо более многочислен-
ны, нежели католики»56. Не преувеличение ли это? Несомненно, и, ве-
роятно, немалое. Но оно выдает ту тревогу, которую внушали главе за-
падной церкви — и не без оснований—неортодоксальные святые, поль-
зовавшиеся влиянием на часть населения Франкского королевства.
* * *
Как мы имели возможность убедиться, культ ортодоксальных свя-
тых, неизвестный первоначальному христианству и выросший в раннее
средневековье до огромных размеров, пе всегда полностью удовлетво-
рял духовные потребности народа. Эти святые были поставлены в
слишком прямую и нерасторжимую связь с церковью — феодализи-
ровавшимся учреждением, многие стороны деятельности которого при-
ходили в противоречие с интересами масс. Отсюда неизбежность появ-
ления в народной среде пророков и мессий, противопоставлявших себя
официальным институтам.
Выступление носителей антиавторитарных тенденций в раннее сред-
невековье вовсе не обязательно нужно толковать лишь как предвосхи-
щение более развитой ереси последующего времени. Профетизм и
мессианские идеи отнюдь не представляют собой исключительное достоя-
ние или отличительную особенность «мировых религий»,— они повсе-
местно встречаются и у народов, которые остались на стадии доклассо-
вого общества, особенно в периоды нарушения традиционного равнове-
сия и обострившихся социальных пли природных невзгод. Тогда появ-
ляются всякого рода спасители и святые, которые строят свое поведение
по образцу культурных героев и эксплуатируют эсхатологические чаяния
соплеменников, ищущих сверхъестественного спасения из создавшейся
угрожающей ситуации. Обычный признак этих целителей и пророков —
магия и шаманство87. Исследователи отмечают, что профетизм и мес-
сианизм у так называемых примитивных народов приобретают особое
значение в период столкновения архаической культуры с иной, более
м Их определения в источниках: «homines nudo corpore saltantes adque ludentes», <mu-
lierculae debacchantes». «Эксцентрики», «чудаки», «одержимые», «не укладывающие-
ся в норму» называет их Дж. Рассел.
85 Церковь считала люден, психическое состояние которых отклонялось от нормы, одер-
жимыми нечистой силой. Одно из наиболее распространенных чудес, творимых свя-
тыми, заключалось в изгнании бесов из energumenos. Уже и поэтому святые экстати-
ки. стоявшие во главе народа, внушали духовенству серьезные опасения.
86 MGH, Epistolae selectae, I. No 80. S. 175.
87 G. Guariglia. Prophetismus und Heilserwartungs-Bewegungen als volkerkundliches und
religionsgeschichtliches Problem. Horn — Wien, 1959.
184
А Я. Гуревич
развитой, которая угрожает существованию туземных институтов. Но
нет ли оснований видеть именно такую ситуацию в период приобщения
варварских народов Европы к христианству и античной цивилизации,
когда рушились традиционные основы их социально-политического и
религиозно-идеологического строя?
Псевдо-Христы и лжесвятые заявляли о своем существовании во
Франкском королевстве именно в обстановке общественного брожения,
когда создавались наиболее подходящие условия для распространения
чаяний конца света. В то время как церковь учила, что второго пришест-
вия можно ожидать только при завершении земной истории, самозван-
цы, выражая протест народа, его нетерпение, страхи и чаяния, провоз-
глашали себя Христами и равноапостольными святыми. Но вместе с тем
на их деятельность накладывала определенный отпечаток и незавер-
шенность христианизации, которая давала о себе знать и в возрождении
природных культов, разумеется, христиански окрашенных, и в народной
магии. Эсхатологизм объединялся с язычеством, обнажая поверхност-
ность усвоения христианского учения в период генезиса феодализма. Если
более развитая ересь требовала возвращения к первоначальному христи-
анству, то псевдосвятые раннего средневековья скорее возрождали до-
христианские культы и присущую им магическую практику, отнюдь
еще не забытые во Франкском государстве.
Summary of A. Ya. Gourcvitch’s article
«From the History of Folk Culture and Heresy.
Pseudo-Prophets and the Church in the Frankish Kingdom».
The subject of the article is a kind of «unorthodox saint» in the Fran-
kish kingdom, a certain marginal personality, who set himself against the
Church and its saints. The record of «pseudo-Christs» and «false apostles»
is to be found in the writings by Gregory of Tours, St. Boniface and in the
Annales Fuldenses. The author is inclined to consider these «pseudo-
prophets» as advocates of anti-authoritarian trends supported by a certain
faction of population, rather than representatives of heresy proper, though
it was in that capacity that they were condemned by the Church. «Pseudo-
prophets»’ conduct and views, as far as could be seen from rather scanty
and biased records available, were, to a large degree, determined by the
feelings of the social milieu, in which pagan beliefs and traditions were
far from having been ousted by Christianity. People tended to see in every
saint an exponent of supernatural power, a magician at large, while in
«unorthodox» saints this ability was many times magnified. They achieved
popularity by fortune-telling, miraculous healings, sign-reading and, pos-
sibly, by prophesing the imminent coming of Doomsday (see Annales Ful-
denses, A. D. 847). It may be worth mentioning that Aldebert, condemned at
St. Boniface’s insistence, had the chapels built in fields and pastures, or
near the springs, which had long been the places of pagan worship.
The «pseudo-prophets» were surrounded by ecstatic crowds of common
people, many of whom were women. Setting themselves against the Church,
the saint impostors justified their sanctity by alleged miraculous births, by
heavenly messages, fallen from • above, or communications with Christ
through angels. They proclaimed themselves equal to Apostles and even
claimed to be Christ (H F., X, 25), inducing their followers to worship
them. The orthodox saint had the authority of the Church to fall back upon,
while the saint impostor could rely only upon himself. Was that, perhaps,
the reason for his self-assertion? (Compare the «wild pride» charges made
against the «pseudo-prophets»). The orthodox saint is the extreme case of
Из истории народной культуры и ереси
185
individual elimination and of the Church absorbing the person’s identity.
It was because his own «self» was suppressed that he could become the
model Christian. Contrarywise, the heretic Messiah actively emphasized
his exclusiveness and significance. The Aldebert-like «prophets» insisted
on direct heavenly inspiration received despite Church institutions. The
Church did not support them, it opposed them. Therefore, the saintliness
of the impostors, contrary to emphasized humility of the Church saints,
was aggressive. The opposition of the Church and the impostor saint, na-
turally, signified the two poles within one type of personality, possible
under these historical conditions, since the personality of the «pseudo-
saint» was, in its own way, determined by tradition. He, too, was expected
to work miracles, appealing to heavenly help. The saint impostor was as
little autonomous, as a Catholic saint, since both faced their followers as
God’s instruments. This does not exclude the opposition of these two per-
sonalizations of saintliness, the opposition of the canonized and the mar-
ginal individuals, though it should be remembered that it was the opposi-
tion within one type of culture.
К 250-ЛЕТИЮ АКАДЕМИИ НАУК СССР:
академики-медиевисты
АКАДЕМИК Д. М. ПЕТРУШЕВСКИЙ
Дмитрий Моисеевич Петрушевский (1863—1942) был первым совет-
ским академиком-медиевистом. Его многогранная научно-педагогическая
деятельность неразрывно связана с успехами отечественной науки в изу-
чении западноевропейского феодализма. С гимназических лет и до по-
следних дней жизни Д. М. Петрушевский был безраздельно предан
истории; он отдавал ей все свои силы. Со страниц воспоминании его
учеников и друзей 1 встает яркий образ ученого-просветителя, человека
исключительного личного обаяния. Беспощадно требовательный к себе,
Д. М. Петрушевский прошел большой и сложный путь научных исканий.
На этом пути его ожидали не только выдающиеся достижения, но и не-
сомненные неудачи Но это был путь бескомпромиссного поиска исти-
ны в науке, сопровождавшийся постоянной неудовлетворенностью до-
стигнутым, путь к овладению новыми рубежами в историческом по-
знании.
Д. М. Петрушевский был историком-мыслителем. Прекрасный знаток
исторических источников, владевший техникой их анализа, он никогда не
замыкался в сфере конкретного фактологического исследования. Его
внимание неизменно привлекали проблемы, решение которых проясняло
существенные закономерности развития человеческого общества. Его ис-
следования отличались широтой замысла, точностью и определенностью
выводов. Научные интересы Д. М. Петрушевского как медиевиста вклю-
чали в себя большой круг вопросов западноевропейской средневековой
истории. Однако какими бы частными темами он ни занимался, все они
сознательно увязывались им с коренными проблемами развития феода-
лизма. Такой подход ученого естественно вытекал из его понимания при-
роды и задач исторической науки. Для Д. М. Петрушевского история
всегда являлась дисциплиной, призванной давать широкие социологиче-
ские обобщения, раскрывающие закономерности общественного разви-
тия. Именно в установлении этих последних он видел главную задачу
исторической науки.
Не менее определенно Д. М. Петрушевский подчеркивал выдающуюся
общественную значимость истории. В неразрывной связи истории с
жизнью он усматривал питательный источник всего ее поступательного
развития, необходимое условие ее нормального функционирования как
общественной пауки. «В ученую работу, часто даже незаметно для ис- 1 2
1 См СВ, вып. II. М.—Л.. 1946.
2 Настоящая статья не претендует на всесторонний анализ научной деятельности
Д. М. Петрушевского. Мы видим свою задачу прежде всего в том, чтобы показать
положительный вклад ученого в развитие отечественной медиевистики. Об освещении
взглядов Д. М. Петрушевского в советской литературе см.: О. Л. Вайнштейн. Исто-
рия советской медиевистики. Л., 1968, стр. 55, прим. 4.
К 250-летию Академии наук СССР
187
следователя,— писал он,— проникают тем или иным путем скорби и ра-
дости, сомнения и мечты того общества и той жизни, среди которых он
живет». Подчеркивая, что такой подход нельзя вытравить и не следует
вытравлять из науки, так как в нем заключается неиссякаемый источник
жизни для нее самой, Д. М. Петрушевский далее указывал: «Именно это
вольное или невольное привнесение в науку живых впечатлений живой
жизни и двигает ее вперед, создает новые точки зрения и при свете их
дает науке возможность открывать новые перспективы там, где все уже
казалось исследованным и >же не поднимало никаких вопросов»3 *. В дру-
гой своей работе он писал: «В общем можно сказать, что история не пе-
реставала служить чисто практическим целям... Жизнь последовательно
выдвигала одни вопросы за другими, и история давала па них ответы. Та-
ким образом, постепенное выступление на очередь разных вопросов прак-
тической кизни вызывало появление все новых и новых сторон жизни в
качестве предметов исторического изучения, вызывало параллельное вы-
ступление новых направлений в исторической науке» '.
В свете этого осознанного понимания связи истории и современности
необходимо рассматривать становление самого Д. М. Петрушевского как
историка. Его научная деятельность начиналась на рубеже 80-х и 90-х
годов прошлого столетия в обстановке гнетущей политической реакции,
охватившей все стороны жизни русского общества, в том числе и выс-
шую школу. Тем более знаменательным представляется характер науч-
ных интересов и исканий молодого ученого В 1886 г. Д. М. Петрушевский
окончил историко-филологический факультет Киевского университета.
От своего учителя, замечательного русского историка И В Лучицкого,
он воспринял интерес к народным движениям прошлого и сочувственное
отношение к ним. Эти черты нашли свое выражение уже в первой опуб-
ликованной Д. М. Петрушевским статье, посвященной рабочему законо-
дательству Эдуарда III5. Эта статья, представляет интерес и в другом
отношении. Уже в ней ярко проявилось присущее всему творчеству
Д. М. Петрушевского стремление связать частное и общее в историческом
исследовании. Анализируя рабочее законодательство и ряд других воп-
росов, непосредственно относящихся к восстанию Уота Тайлера, моло-
дой ученый подходил к пониманию органической связи восстания с об-
щими закономерностями развития английского общества XIV в.
Дальнейшая научная и педагогическая деятельность Д. М. Петрушев-
ского неразрывно связана с Московским университетом. Отмечая это
обстоятельство, Е. А. Косминский особенно подчеркивал влияние на пего
П. Г. Виноградова. Сложившаяся под непосредственным воздействием
русского общественного движения, виноградовская школа, крупнейшим
представителем которой стат Д. М. Петрушевский, стремилась на анг-
лийском материале дать ответ на самые актуальные вопросы, выдвигав-
шиеся российской пореформенной действительностью6.
Д. М. Петрушевский обращается к систематическому исследованию
западноевропейского средневековья параллельно с интенсивной разра-
боткой методологических проблем исторической пауки. Интересно про-
следить, в каком направлении шли методологические искания молодого
ученого, ибо они самым непосредственным образом отразились на осмыс-
3 Д. М. Петрушевский. Очерки из истории средневекового общества II государства М ,
1907. стр. 10.
* Д. М. Петрушевский. О задачах всеобщей истории как науки — «Образование», 1898,
№ 2, сщ. 3.
5 Д. М. Петрушевский. Рабочее законодательство Эдуарда III. Опыт исторического ис-
следования.— «Университетские известия». Киев. 1889. № 12.
6 Е. А. Косминский. Дмитрии Моисеевич Петрушевский.— СВ, вып. II, стр 6.
188
К 250-летию Академии наук СССР
ленни им коренных проблем западноевропейского феодализма. В целой
серии статей он подвергает резкой критике господствовавшие в офици-
альной науке идеалистические схемы исторического процесса; он пока-
зывает, что схемы эти устарели и не соответствуют современному науч-
ному уровню’. Показательно, что уже в этот ранний период своего твор-
чества Д. М. Петрушевский одним из первых в русской либеральной
историографии обращается к материалистическому пониманию истории.
Особый интерес в этом отношении представляет его введение к книге
«Очерки из истории средневекового общества и государства», в значи-
тельной своей части посвященное характеристике заслуг исторического
материализма перед общественными науками.
Эти заслуги Д. М. Петрушевский видел прежде всего в марксистском
учении о происхождении общественных идей. По его убеждению, исто-
рический материализм впервые поставил изучение идей на подлинно
научную почву, указав, что только после исследования материальных
условий жизни общества можно приступать к выяснению роли и харак-
тера идей®. Он подчеркивает закономерную неудачу всех попыток идеа-
листического подхода к истории общественной мысли. «История общест-
венных идей и настроений,—пишет он,—есть та научная область, кото-
рая требует особенно тщательной исторической (социологической) под-
готовки и, в частности, глубокого знания и понимания материальной
стороны общественного процесса, без которого... попытка проникнуть в
тонкий и заманчивый мир идей должна будет потерпеть полное научное
фиаско»9. Правда, и в «Очерках из истории средневекового общества и
государства» Д. М. Петрушевский не смог прийти к пониманию марк-
сизма как единственного подлинно научного метода исторического по-
знания. Выступая за преодоление «крайностей» материализма и идеа-
лизма, он разделял позитивистскую теорию множественности факторов,
определяющих общественное развитие ’°. Тем не менее испытанное уче-
ным влияние марксизма благотворно сказалось на всей его практике,
содействуя более глубокому пониманию закономерностей феодального
общества.
Место Д. М. Петрушевского в отечественной медиевистике определя-
ется в первую очередь его исследованиями в области истории английско-
го феодализма. Его интересовал широкий круг проблем истории средневе-
ковой Англии — от становления феодальных отношений до политической
борьбы в английском средневековом обществе. Однако главное внимание
ученого на протяжении всей его деятельности было сосредоточено на изу-
чении социально-экономических отношений и социальной борьбы в анг-
лийской деревне XIV в.; кульминационным пунктом этой борьбы яви-
лось восстание Уота Тайлера.
Такая стойкая, более чем полувековая приверженность к одной про-
блеме— факт, знаменательный сам по себе. Восстание Уота Тайлера
было осмыслено Д. М. Петрушевским как одна из центральных проблем
истории средневековой Англии, проливающая яркий свет па существен-
ные тенденции ее социально-экономического развития. Эта постановка
1 Д. М. Петрушевский. Новое исследование о происхождении феодального строя.—
ЖМНП, 1892, декабрь; его же. О задачах всеобщей истории как науки.— «Образова-.
ние», 1898, № 2; его же. Тенденции современной исторической науки.— «Образование»,
1899, № 5—6. К этой серии статей примыкает методологическое введение к «Очеркам
из истории средневекового общества и государства», впервые опубликованное в жур-
нале «Научное слово» (1904, № 3).
® Д. М. Петрушевский. Очерки из истории средневекового общества и государства.,
стр. 12—13.
• Там же, стр. 13.
10 Там же, стр. 11.
К 250-летию Академии наук. СССР
189
вопроса явилась для своего времени глубоко новаторской. Принципиаль-
но новый подход по сравнению с предшествующей и современной ему
историографией вопроса заключался не только в том, что крупнейшая
классовая битва английского средневекового крестьянства стала пред-
метом всестороннего монографического исследования, но и прежде всего
в том, как это исследование велось. Если для предшественников русского
ученого восстание 1381 г. являлось рядовым событием, имеющим более
и пи менее важное значение для дальнейшей социально-экономической
истории Англии ", то Д. М. Петрушевский увидел в нем фокус, в котором
сосредоточивались важнейшие проблемы истории средневековой Англии.
«Восстание Уота Тайлера,— писал Д. М. Петрушевский,— тем и ин-
тересно для историка, что оно бросает яркий свет на разные стороны ис-
торического процесса, как он развивался в Англии до последней четверти
XIV' века, и поэтому является чрезвычайно удобной отправной точкой
для исследователя любой из этих сторон. Нас лично оно интересовало
прежде всего и главным образом как крайне знаменательный момент в
хозяйственной и социальной эволюции феодальной Англии, вскрываю-
щий перед нами самые основные течения этой эволюции и тем облегчаю-
щий ее изучение»11 12 13. Такой взгляд Д. М. Петрушевского нашел свое от-
ражение в самой структуре исследования, посвященного восстанию.
Книга «Восстание Уота Тайлера» имеет характерный подзаголовок:
«Очерки из истории разложения феодального строя в Англии». Сформу-
лированная таким образом проблема получает на страницах книги раз-
ностороннее освещение.
Восстание английских крестьян в 1381 г. Д.М. Петрушевский рассмат-
ривает как отправной пункт для тщательного анализа социально-эконо-
мических отношений, в которых он и ищет причины восстания. «Вполне
реальной и научной будет та постановка вопроса,— подчеркивает уче-
ный,— которая станет искать объяснения восстания в политических, со-
циальных и хозяйственных условиях тогдашней Англии, вызывавших в
пароде недовольство своим положением»,3. В соответствии с этим вторая
часть книги посвящена исследованию политических и, главным образом,
социально-экономических условий жизни средневекового английского
общества. При этом особое внимание, естественно, уделяется эволюции
аграрных отношений. Главное место во второй части книги занимает
очерк развития манориальной системы и социальных последствий ее
эволюции во второй половине XIV в. Именно в закономерностях этого
развития Д. М. Петрушевский и стремится обнаружить глубинные при-
чины восстания Уота Тайлера. Он приходит к выводу, что со второй по-
ловины XIII в. в Англии начинается процесс разложения феодальных
отношений, который вел к классовой борьбе в деревне.
«Можно сказать,—подчеркивал Д. М. Петрушевский,—что история
каждого манора с момента проникновения в его пределы денежно-хозяй-
ственных тенденций в сущности представляет собой историю борьбы
между лордами и общиной»14. Шедшие на смену старым, феодальным,
новые экономические отношения, основанные на эксплуатации наемного
труда, отличались неустойчивостью, были подвержены разрушительному
действию стихийных бедствий. Такая постановка вопроса позволила
Д. М Петрушевскому преодолеть характерное для его предшественни-
ков преувеличение значения «черной смерти» — разразившейся в Англии
11 См. В. Ф. Семенов. Восстание Уота Тайлера в исторической литературе и концеп-
ция Д. М. Петрушевского.— СВ, вып. II.
12 Д. М. Петрушевский. Восстание Уота Тайлера, ч. 2. М., 1901, стр. 7.
13 Там же, ч. 1. СПб., 1897, стр. 375.
14 Там же, ч. 2, стр. 148
190
Л' 250-летию Академии наук СССР
в 1348 г. эпидемии чумы, которая трактовалась многими историками как
поворотный пункт всего развития страны. Он настойчиво подчеркивал,
что эта эпидемия не изменила общего направления социально-экономи-
ческого развития Англии, хотя и породила «рабочий кризис во всем на-
роднохозяйственном его значении»15. Стремление государства и земле-
владельцев преодолеть этот кризис с помощью рабочего законодатель-
ства, а также путем усиления феодальных повинностей вызвало обост-
рение классовой борьбы, которое и привело к восстанию 1381 г.
Созданной Д. ЛА. Петрушевским концепции восстания Уота Тайлера
были присущи некоторые слабости, проистекавшие, главным образом, из
общей трактовки им феодального строя. Идеализируя вслед за П. Г. Ви-
ноградовым манориальную организацию, как якобы покоящуюся на сов-
падении интересов лорда и крестьянской общины, Д. М. Петрушевский
рассматривал восстание Уота Тайлера не как закономерное порождение
самой феодальной системы и присущих ей противоречий, а как следствие
ее разложения, обусловленного вторжением в манор товарно-денежных
отношении. Тем самым вся его концепция восстания Уота Тайлера при-
обретала известные черты модернизации. Современная советская ме-
диевистика преодолела слабые стороны концепции Д. М. Петрушевского,
но при этом мы не можем забывать, что именно его исследования поло-
жили начало подлинно научному подходу к истории этого восстания.
Выдающимся достижением Д. М. Петрушевского является воссозда-
ние самого хода восстания. Здесь проявились лучшие черты его истори-
ческого метода. Его заслуга заключается не только в использовании мак-
симально широкого круга источников, по прежде всего в том, что он
первый занялся их критической проверкой, посвятив этому специальную
главу своего труда. Характерно, что критический анализ средневековых
хроник, рассказывающих о восстании, Д. М. Петрушевский начинает с
попыток выяснения классового лица их авторов, подчеркивая их принад-
лежность к классу феодалов и враждебность к крестьянам 1G. Установле-
ние классовых позиций средневековых хронистов позволило критически
отнестись к их показаниям, отбрасывая явно вздорные измышления.
Д. М. Петрушевский впервые в науке четко установил различия меж-
ду двумя основными программами восставших крестьян — Смитфилд-
ской и Майл-Эндской, связав их с наличием среди повстанцев двух
группировок, хотя и определял эти группировки главным образом по
географическому принципу. В особенности следует подчеркнуть большое
научное значение его обстоятельного анализа радикальной Смитфилд-
ской программы, игнорировавшейся до него большинством буржуазных
ученых.
Привлекая разнообразный материал источников, Д. М. Петрушевский
впервые сумел показать подлинный размах восстания. Наряду с тща-
тельным исследованием движения эссекских и кентских крестьян, их
пребывания в Лондоне как кульминационного пункта восстания, он ис-
пользовал самые беглые указания источников для восстановления хода
восстании во всей стране. Под его пером оживают грозные для господ-
ствующего класса Англии июньские дни 1381 г. Детальное изучение всех
относящихся к восстанию материалов позволило Д. М. Петрушевскому
прийти к принципиально важному выводу о том, что «в той пли другой
форме взрыв в центре отразился во всех без исключения графствах
Англии»”.
15 Д Л1. Петрушевский. Восстание Уота Тайлера, ч 2 стр. 260.
16 См анализ свидетельств Фруассара. Гауэра и других хронистов во второй главе пер-
вой частя «Восстания Уота Тайлера».
17 Д. М Петрушевский. Восстание Уота Тайлера, ч 1, стр. 290.
К 250-летию Академии наук СССР
191
Показательно сочувственное отношение Д. М. Петрушевского к вос-
ставшим. Красной чертой проходит мысль о справедливости тех целей,
за которые боролись крестьяне. Как никто до него, Д. М. Петрушевский
показывает прогрессивный характер восстания, который он видит в его
антифеодальной направленности *8. Он отмечает бескорыстие восстав-
ших отвергает клеветнические домыслы Фруассара о том, что остав-
шиеся в Лондоне после ухода эссекских ополчений крестьяне были заня-
ты мыслью о грабежах2", осуждает расправу над восставшими18 19 20 21. Ученый
подчеркивает и слабые стороны восстания — его стихийный характер,
локальность крестьянских выступлений. В разрозненности восставших,
в отсутствии единства действий не связанных между собой крестьянских
отрядов он усматривает основную причину поражения восстания 1381 г.22
С глубоким проникновением в существо дела анализирует Д. М. Пет-
рушевский идеологические аспекты восстания, выводя при этом в ряде
случаев общественные идеи из социально-экономической действитель-
ности. Исследуя, в частности, движение лоллардов и его роль в восстании
Уота Тайлера, ученый объясняет успехи лоллардизма тем обстоятель-
ством, что различные общественные группы находили в идеях лоллардов
формулировку и санкцию своим жизненным, материальным интересам23.
Как отражение материальной действительности он рассматривает про-
граммы восставших крестьян. Так, говоря о Майл-Эндской программе,
он подчеркивает, что выражавшиеся ею социальные идеи созрели зна-
чительно раньше восстания, что они формировались в сознании народа
десятилетиями борьбы, социально-экономическими условиями жизни
английских крестьян24. Д. М. Петрушевский ставит вопрос: «Можно ли
сказать, что антифеодальные идеи восставших были лишь формулиров-
кой тенденции материальной действительности?»25. И вся вторая часть
его книги является в сущности попыткой найти положительное решение
этого вопроса.
Второй большой проблемой, привлекавшей внимание Д. М. Петрушев-
ского почти на всем протяжении его научной деятельности, была пробле-
ма генезиса западноевропейского феодализма. В лучших своих работах,
посвященных этой проблеме26, Д. М. Петрушевский нарисовал широкую
картину упадка и разложения римского рабовладельческого общества и
становления феодальных отношений в Западной Европе. Эта картина,
рассматриваемая с точки зрения современного уровня развития науки,
конечно, содержит немало пробелов и искажений. Однако важно под-
черкнуть и другое — взгляды Д. М. Петрушевского на генезис феодализ-
ма, развивавшиеся им в начале 900-х годов, отражали лучшие достиже-
ния буржуазно-либеральной историографии в трактовке этой проблемы.
Он стремился показать развитие средневекового общества как результат
взаимодействия римского и германского элементов, проследить конкрет-
ный ход процесса феодализации в различных историко-географических
регионах Западной Европы.
18 Тли же, ч. 2. стр. 353
19 Там же. ч I. стр. 186 261.
20 Там же. стр 207- 208
21 Там же. стр. 296.
22 Там же, стр. 345—346
23 Там же. ч. 2. стр. 348—350.
24 Там же, ч. 1, стр. 382.
25 Там же.
26 Проблема генезиса феодализма рассматривается в «Очерках из истории средневеково
го общества и государства», ей также посвящены в значительной части «Очерки из
истории английского государства и общества в средние века»
192
Л' 250-летию Академии наук СССР
В свете современных усилий советских медиевистов — усилий, на-
правленных на разработку типологии феодализма, особенно большой
интерес представляет выделение Д. М. Петрушевским различных типов
феодализации западноевропейского общества. Он подчеркивал, что по-
нять генезис феодализма можно только при условии ознакомления с эво-
люцией нескольких варварских королевств, каждое из которых представ-
ляло собою своеобразную комбинацию политических и социальных эле-
ментов, возникшую в результате своеобразных условий, при каких оно
было основано. Такими характерными государствами ученый считал
Англо-саксонское, Остготское и Франкское ”
Нельзя не признать удачным сам этот выбор. В рамках каждого из
указанных государств наблюдался свой специфический вариант процесса
феодализации. Англо-саксонское королевство, где римское влияние было
слабым и поверхностным, являет собою пример складывания феодаль-
ных отношений на основе внутреннего развития германских племен при
сравнительно незначительном влиянии римской традиции. Противопо-
ложный тип становления феодализма представляет собой недолговечное
Остготское королевство, в котором господствующее положение занимали
римские элементы. И, наконец, во Франкском государстве мы видим син-
тез римских и германских элементов, наложивших свою печать на про-
цесс феодализации. Таким образом, Д. М. Петрушевскому удалось пока-
зать tj3h основных типа складывания феодальных отношений в Западной
Европе, что вело к конкретизации и углублению понимания общей кар-
тины генезиса западноевропейского феодализма.
В трактовке Д. М. Петрушевским генезиса феодализма много ценных
наблюдений, не потерявших своего научного значения и в настоящее
время. Он убедительно показывает тесную связь между земельным наде-
лом общинника и его положением в раннесредневековом обществе28,
подчеркивает, что развитие частной собственности подрывало равномер-
ность распределения материальных благ в обществе, создавало крупное
землевладение и вело к социальному неравенству29. Рассматривая про-
цесс феодализации, Д. М. Петрушевский обращает внимание на роль
государственных натуральных повинностей и системы материальных
взысканий в разорении свободных общинников и переходе их под част-
ную власть30. Ученый указывает на важные социальные последствия об-
разования крупного землевладения. В частности он подчеркивает, что в
рамках поместья шел быстрый процесс образования единого класса кре-
постного крестьянства, основу которого составляли потомки некогда сво-
бодных общинников.
Д. М. Петрушевский сумел подняться выше общего уровня буржуаз-
ной историографии своего времени при изучении иммунитетных отноше-
ний. Он подходил к пониманию того, что иммунитетная грамота не
создавала иммунитетные отношения, а лишь оформляла, санкциониро-
вала их, что развитие иммунитета было целиком в интересах крупного
землевладельца, так как предоставляло ему широкие права над зави-
симыми людьми 3‘.
27 Д М Петрушевский. Очерки из истории средневекового общества и государства,
стр. 214—215.
24 Д М. Петрушевский. Очерки из истории английского государства и общества в сред-
ние века, ч. I. СПб , 1903, стр. 28.
® Там же, стр. 39; он же. Очерки из истории средневекового общества и государства,
стр. 233.
20 Д. М. Петрушевский. Очерки из истории английского государства и общества в сред-
ние века, ч. I, стр. 39—40.
21 Д. М. Петрушевский. Очерки из истории средневекового общества и государства,
стр. 301—303.
К 250-летию Академии наук СССР
193
В своих работах, посвященных генезису феодализма, Д. М. Петрушев
ский выступал последовательным сторонником Марковой теории Защита
и развитие этой теории в начале 900-х годов приобретали большое зна-
чение вследствие широкого распространения на Западе взглядов Фюс-
тель де Куланжа, Сибома и других реакционных ученых, доказывавших
в борьбе с коммунистическими и социалистическими идеями извечность
частной собственности и социального неравенства.
Для понимания исторического метода Д. М. Петрушевского важное
значение имеет его книга «Очерки из истории английского государства и
общества в средние века». В отличие от большинства его работ, она по-
священа преимущественно политической проблематике. В книге подвер-
гается систематическому исследованию политическая история средневе-
ковой Англии вплоть до конца ХШ в. Обстоятельно анализируются такие
вопросы, как нормандское завоевание, реформы Генриха II Плантагене-
та, Великая хартия вольностей, политическая борьба во второй половине
XIII в. и возникновение парламента и т. д.
При этом, однако, Д. М. Петрушевский исходил из убеждения, что
подлинно научным может быть только такое изучение политической исто-
рии, которое принимает во внимание социальную основу политического
развития. «Само политическое развитие, которое здесь нас преимущест-
венно интересует,— разъяснял он свою позицию,— для нас всего лишь
одна из функций социального строя, и лишь в терминах социального
развития и можно сколько-нибудь реально его трактовать, не рискуя
впасть в чисто словесную игру политическими понятиями»32. Эта пози-
ция нашла свое более или менее последовательное выражение в его кни-
ге, что и определило ее научную значимость.
• ♦ ♦
После Великой Октябрьской социалистической революции начинает-
ся новый период деятельности Д. М. Петрушевского. Сформировавшийся
как ученый в рамках буржуазной методологии истории, Д. М. Петрушев-
ский и в этот период не смог освободиться из ее плена. Более того, в его
новых работах, в особенности в книге «Очерки из экономической истории
средневековой Европы» (М.—Л., 1928), груз его методологических оши-
бок усугубляется некритическим восприятием идей А. Допша и М. Вебе-
ра. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что в отношении к Революции
и Советской власти Д. М. Петрушевский занял правильную гражданскую
позицию. С первых лет победы Октябрьской революции Д. М. Петрушев-
ский вел большую научно-педагогическую и научно-организаторскую ра-
боту. В 20-е годы в качестве профессора МГУ и директора Института
истории РАНИОН он фактически являлся одним из организаторов изу-
чения в нашей стране истории средних веков и подготовки научных кад-
ров в области медиевистики. Осуществляется переиздание лучших его
дореволюционных трудов 33, сыгравших в условиях отсутствия марксист-
ских учебников по истории средних веков важную роль в профессиональ-
ной подготовке советских историков-марксистов. Без преувеличения
32 Д. М. Петрушевский. Очерки из истории английского государства и общества в сред-
ние века, ч. I, стр. IV.
33 Д. М. Петрушевский. Восстание Уота Тайлера, 3-е вновь переработанное изд. М.—Л.,
1927, 4-е вновь просмотренное изд. М., 1937; он же. Очерки из истории средневекового
общества и государства, 5-е вновь пересмотренное автором изд. М., 1922; он же.
Очерки из истории английского государства и общества в средние века, ч I. 3-е изд.,
переработанное и дополненное. М.—Л., 1930; 4-е изд., вновь исправленное и допол-
ненное. М., 1937.
13 Средние века. в. 38
194
Л' 250-летию Академии наук СССР
можно сказать, что по книгам Д. М. Петрушевского учились целые по-
коления советских медиевистов.
Большое значение для молодой советской науки имела проводившая-
ся под руководством и при непосредственном активном участии Д. М. Пет-
рушевского интенсивная и систематическая работа по изучению источ-
ников по истории средневековсй Англии34 Трудно переоценить ее роль в
деле улучшения постановки университетского образования советских
историков. На русский язык впервые были переведены и прокомменти-
рованы важнейшие источники по социально-экономической и идейно-по-
литической истории Англии XIII—XIV вв., что дало возможность значи-
тельно улучшить источниковедческую подготовку студентов историче-
ских факультетов в области истории средних веков. Благодаря этим
изданиям поколения студентов получили возможность приобщиться к
лаборатории исторического исследования, сделать свои первые шаги в
науке.
В советское время особенно ярко раскрылся педагогический талант
Д. М. Петрушевского. Его школу прошли многие историки, ставшие впо-
следствии выдающимися деятелями советской науки, в 'их числе —
Е. А. Косминский, А. И. Неусыхин, Л. В. Черепнин. В историю Москов-
ского университета прочно вошли знаменитые семинары Д. М. Петру-
шевского. Построенные на глубоком изучении исторических источников,
они являлись великолепной школой исследовательской работы, приоб-
щения студенческой молодежи к подлинному научному творчеству. Впе-
чатляющий образ Д М. Петрушевского — руководителя семинарских
занятий рисует А. П. Неусыхин. Это был требовательный и доброжела-
тельный учитель, будивший творческую мысль своих учеников, умело и
настойчиво развивавший их способности. По удачному выражению
А. И. Неусыхина, он смотрел на каждого участника семинара «как на
нераскрывшуюся почку, которой нужно помочь раскрыться и проявить
заложенные в ней возможности, при том условии, если не пытаться на-
сильственно разворачивать ее лепестки (что привело бы лишь к ее гибе-
ли), а разумно, осторожно, любовно и вместе с тем строго наблюдать за
ходом ее развития, направлять ее рост»35. Выдающееся педагогическое
мастерство Д. М. Петрушевского, его талант воспитателя студентов
принадлежат к лучшим традициям советской высшей школы, творческое
освоение и развитие которых является одним из условий ее дальнейших
успехов.
В годы Советской власти получили признание заслуги Д. М. Петру-
шевского в изучении западноевропейского феодализма и в его педагоги-
ческой деятельности. В 1924 г. он был избран членом-корреспондентом,
а в 1929 г.— действительным членом Академии Наук СССР. В 1925 г.
ему было присвоено звание заслуженного профессора. Советские истори-
ки справедливо видят в лице Д. М. Петрушевского одного из крупней-
ших ученых, лучшие труды которого составляют законную гордость
отечественной науки.
Б. Г. Могильницкий
34 См. «Рабочее законодательство и восстание 1381 г.» Отбор документов, перевод и
комментарии Д. М. Петрушевского.— «Социальная история средневековья». Под ред.
Е. А. Косминского и А. Д. Удальцова. М.—Л., 1927, т. II; «Рабочее законодательство
и восстание 1381 г.» Отбор документов, перевод и комментарии Д. М. Петрушевско-
го.— «Английская деревня XIII—XIV вв. и восстание Уота Тайлера». М.—Л., 1935;
«Памятники истории Англии XI—XIII вв.» Русский и латинский тексты Великой хап-
тии вольностей и других документов. Перевод и введение Д. М. Петрушевского. М.,
1936; У. Ленгленд. Видение Уильяма о Петре-пахаре. Перевод, вступительная статья
и примечания Д. М. Петрушевского. М.—Л., 1941.
35 А. И. Неусыхин. Дмитрий Моисеевич Петрушевский. (Опыт характериствки).— СВ,
вып. II, стр. 27.
АКАДЕМИК Е. А. КОСМИНСКИЙ
Евгений Алексеевич Косминский — видный представитель старшего
поколения советских историков, закладывавших основы марксистско-ле-
нинской исторической науки в СССР. Он был одним из основателей
марксистской школы медиевистов, завоевавшей широкую известность в
мировой науке.
Е. А. Косминский (2 ноября 1886 г.— 24 июля 1959 г.) родился в Вар-
шаве, окончил там гимназию и в 1904 г. поступил на историко-филологи-
ческий факультет Варшавского университета. В 1905 г. он перевелся в
Московский университет, где учился у наиболее известных в то время в
России ученых-медиевистов — Д. М. Петрушевского и А. Н. Савина. В их
семинарах он прошел прекрасную исследовательскую школу и приобрел
большой интерес к истории средних веков, в особенности к аграрным от-
ношениям этого периода.
После окончания университета в 1910 г. Евгений Алексеевич был
оставлен при кафедре всеобщей истории для подготовки к профессор-
скому званию. С этого времени до 1952 г., (с небольшими перерывами)
он проработал в Московском университете, где с 1934 по 1949 г. возглав-
лял кафедру истории средних веков. Здесь с особой полнотой раскрылся
педагогический талант Е. А. Косминского. В разные годы он преподавал
также в МИФЛИ, Институте красной профессуры и других учебных за-
ведениях. Научно-исследовательская работа Е. А. Косминского, активно
развернувшаяся уже после Октябрьской революции, велась им сначала в
Институте истории РАНИОН, затем в Институте К- Маркса и Ф. Энгель-
са при ЦК ВКП(б) и в Институте истории Комакадемии.
Но наиболее плодотворная пора научного творчества Е. А. Космин-
ского была связана с его деятельностью в системе Академии Наук
СССР — в Институте истории АН СССР, где он работал с 1936 г. до своей
смерти. В 1947—1952 гг. он заведовал там сектором истории средних ве-
ков, а позднее — сектором византиноведения. В 1939 г. Е. А. Косминский
был избран членом-корреспондентом, а в 1956 г.— действительным чле-
ном АН СССР. В 1947 г. ему было присвоено звание Заслуженного дея-
теля науки. С 1942 г., когда начал выходить периодический орган совет-
ских медиевистов — сборник «Средние века», Е. А. Косминский оставал-
ся его бессменным ответственным редактором. С 1947 г. он был также
ответственным редактором «Византийского временника».
Расцвет научной, педагогической и научно-организационной деятель-
ности Е. А. Косминского относится к последнему двадцатипятилетию его
жизни, когда после Постановления партии и правительства от 16 мая
1934 г. о преподавании истории открылись широкие возможности для
конкретно-исторических марксистских исследований, в том числе и в
области медиевистики.
Научные интересы Е. А. Косминского отличались широтой и много-
гранностью. Главной темой его жизни всегда оставалась аграрная
13:
196
Л' 250-летию Академии наук СССР
история средневековой Англии, которой он посвятил более тридцати
статей и докладов и две монографии. Первая—«Английская деревня
XIII в.» — вышла в 1935 г В результате значительной ее переработки и
существенных дополнений в виде ряда новых глав, содержащих итоги
дальнейших исследований, в 1947 г. появилась вторая монография
Е. А. Косминского «Исследования по аграрной истории Англии XIII в.»
С некоторыми изменениями и дополнениями эта книга была затем изда-
на в английском переводе в Оксфорде (1956 г.). В исследовательскую
разработку аграрной истории Англии XIII в. Е. А. Косминский внес осо-
бенно много нового. Большинство его выводов и наблюдений в этой
области сохраняют свою научную ценность. Творчески применяя марк-
систско-ленинскую теорию и широко привлекая свежие, мало или совсем
не привлекавшиеся источники по аграрной истории Англии XIII в.,
Е. А. Косминский по-новому поставил и решил ряд важнейших вопросов
истории средневековой Англии, а отчасти и феодального общества в це-
лом. В своих исследованиях ученый опирался в основном на «Сотенные
свитки 1279 г.» и «Посмертные расследования» — источники, содержав-
шие массовый цифровой материал и позволившие ему использовать ста-
тистический метод, ранее не применявшийся столь широко.
Работами советского ученого был преодолен тот тупик, в который за-
вела изучение аграрной истории Англии так называемая «критическая
школа» (конца XIX —начала XX в.), изображавшая английскую дерев-
ню XI—XIII вв. как нагромождение противоречивых экономических и
социальных отношений, в которых растворялись какие-либо общие зако-
номерности. Феодальная прироДа этих отношений многими учеными во-
обще отрицалась, некоторые же прямо утверждали их капиталистиче-
ский характер.
Исходя из марксистского понимания феодализма как исторически
определенной социально-экономической формации, Е. А. Косминский
прочно ввел в советскую медиевистику и новую марксистскую трактовку
феодальной вотчины как организации присвоения феодальной ренты
крестьян собственниками земли — феодалами. В своих монографиях он
поэтому обнаружил возможность самых различных проявлений этой со-
циальной организации и показал, что структура феодальной собствен-
ности в средневековой Англии не исчерпалась единообразными «типиче-
скими крупными манорами», как утверждали буржуазные историки, сто-
ронники «манориальной теории». Наряду с крупными, как явствует из
исследований Е. А. Косминского, существовали многочисленные мелкие
и средние вотчины с очень различной структурой и организацией, но
выполнявшие те же социальные функции, что и крупные.
Подчеркивая эксплуататорский характер вотчины — манора,
Е. А. Косминский показал на большом конкретном материале несостоя-
тельность утверждений многих буржуазных историков о классовом мире,
якобы царившем в английской деревне XIII в. В частности, он один из
первых собрал и обобщил большой и разнообразный материал о наличии
в английской деревне XIII в достаточно острой, повседневной классовой
борьбы за ренту, за общинные угодья, за освобождение крестьян от лич-
ной зависимости, которая усиливалась по мере развития товарно-денеж-
ных отношений и оказывала воздействие на аграрную эволюцию страны.
Впервые в советской медиевистике Е. А. Косминский широко поста-
вил на материале Англии XIII в. важную для изучения истории средних
веков в целом проблему — о воздействии развития товарно-денежных
отношений на аграрный строй феодальной деревни.
Подойдя к вопросу с марксистских, диалектических позиций, он уста-
новил, во-первых, что хотя развитие рынка и товарного производства в
К 250-летию Академии наук СССР
197
Англии того времени было довольно значительным, оно лишь очень мед-
ленно и постепенно подрывало господствующие натуральнохозяйствен-
ные отношения; во-вторых, он, один из первых в науке, обнаружил на
примере Англии, что товарно-денежные отношения могли действовать на
феодальную экономику и социальные отношения в деревне очень неод-
нозначно; иногда они в основном исподволь разлагали, иногда же, на-
против, консервировали самые тяжелые и грубые формы феодальной
эксплуатации — барщину, крепостничество. С этих позиций Е. А. Кос-
минский подходил к решению всех основных спорных вопросов пробле-
мы — об эволюции ренты, расслоении и личном освобождении крестьян-
ства, о развитии «наемного труда» в английской деревне, о «феодальной
реакции» XIII в. и о классовой борьбе крестьянства.
Таким образом, опираясь на тщательное исследование разнообразных
источников, их статистическую обработку и главное — на марксистскую
методологию, Е. А. Косминский вернул исследование аграрной истории
Англии XIII в. на путь широких обобщений, от которых по существу
отказалась буржуазная историография того времени. Советский ученый
заложил основы нового синтетического рассмотрения английской дерев-
ни XIII в. в целом, включая все комплексы феодальной собственности на
землю, общинные отношения, все проявления феодализма как социаль-
но-экономической формации.
Такой подход, осуществленный Е. А. Косминским применительно к
аграрной истории средневековой Англии, оказался очень плодотворным
для изучения аграрной эволюции периода развитого феодализма и в дру-
гих странах Европы. Е. А Косминский выработал в исследовании этих
проблем универсальный метод, которым широко пользовались не только
советские, но и некоторые зарубежные историки. Его труды получили
широкое признание и высокую оценку у английских, французских и япон-
ских ученых, в многочисленных рецензиях на английское издание его
монографии. Даже буржуазные критики, выражавшие несогласие с
марксистской методологией Е. А. Косминского, вынуждены были при-
знать большую научную ценность этой работы и убедительность ее основ-
ных выводов. Признанием научных заслуг Евгения Алексеевича в Анг-
лии явилось его избрание в 1955 г. почетным членом Британской истори-
ческой ассоциации и присуждение ему в 1956 г. звания Почетного
доктора Оксфордского университета.
В последние годы жизни Е. А. Косминский занялся исследованиями
по аграрной истории Англии более позднего периода — XIV—XV вв.
В статьях, посвященных этой новой для него теме ’, Е. А. Косминский
также поставил ряд узловых и спорных проблем. В противоположность
буржуазным ученым, безоговорочно признававшим упадок в английской
экономике XIV—XV вв. и даже общий «кризис» феодализма, Е. А. Кос-
минский высказал убедительно обоснованное положение о том, что в
этот переходный период экономической и социальной жизни Англии яв-
ления упадка и кризиса сосуществовали с явлениями прогрессивного ха-
рактера. Он считал, что личное освобождение вилланства, рост
крестьянской аренды, укрепление мелкого индивидуального крестьянско-
го хозяйства как основы общественного производства, усиление экономи-
ческого влияния мелких и средних феодалов, тесно связанных с рынком
и широко применявших наемный труд, являлись факторами прогрессив-
ного развития английской экономики.
С точки зрения Е. А. Косминского, в Англии XIV—XV вв. приходило в
1 См Е. А. Косминский. Были ли XIV и XV века временем упадка европейской эконо-
мики?— «Проблемы английского феодализма и историографии средних веков». М ,
1963; он же. Вопросы аграрной истории Англии XV в.— там же.
198
Л' 250-летию Академии наук СССР
упадок старое, барщинно-крепостническое хозяйство, росло и крепло
новое домениальное хозяйство, основанное на наемном труде, а также
мелкое хозяйство лично свободных крестьян. Хотя исследования
Е. А. Косминского по истории средневековой Англии посвящены специ-
ально аграрной проблематике, они дают очень много и для изучения дру-
гих важнейших аспектов английской истории этого периода — истории
городов, средневекового государства, права, идеологии.
Это особенно наглядно проявилось в его статье «Вопросы аграрной
истории Англии XV в.» Поставив в ней ряд вопросов собственно аграр-
ной истории Англии, Е. А. Косминский рассматривает в связи с ними все
важнейшие проблемы социальной и политической жизни страны этого
бурного столетия — возникновение «нового дворянства», ею взаимоотно-
шения с крупными феодалами, влияние Столетней войны и ее неудачного
для Англии завершения на внутреннюю историю страны, значение вос-
стания Джека Кэда. В статье дается интересная трактовка социальной
подоплеки «войны Роз», ставится вопрос об идейных и классовых корнях
лоллардизма в XV в. и его воздействии на общественную >£изнь.
Работы и концепции Е. А. Косминского по истории средневековой
Англии до сих пор во многом определяют направление исследований со-
ветских медиевистов в этой области.
В научной работе Е А. Косминского значительное место всегда зани-
мали вопросы историографии средних веков. Е. А. Косминский выступил
одним из инициаторов исследовательской работы в этой области.
В 1938—1940 гг. им был впервые прочитан на историческом факультете
Московского университета систематический курс лекций по историогра-
фии средних веков, который расширялся и дополнялся вплоть до 1947 г.
Этот лекционный курс, охватывающий длительный период с начала V до
середины XIX в., был опубликован уже после смерти ученого (в 1963 г.) 2.
Вопросам русской и зарубежной историографии Е. А. Косминский по-
святил также много исследовательских статей. В этой области истори-
ческой науки Е. А. Косминский также сделал очень много для создания
основы марксистско-ленинского подхода к этой сложной тематике, тесно
связанной с острейшими идеологическими проблемами.
Его историографические работы отличаются широкой постановкой
проблемы в связи с историей философии, развитием экономической и по-
литической мысли, намечают общую методологию и методику изучения
истории исторической науки. В них Е. А Косминский неизменно оцени-
вает историографическое наследие прошлого с исторической точки зре-
ния, избегая вульгаризации и модернизации, выявляя положительный
вклад того или иного историка в развитие исторической науки. В то же
время он наглядно обнаруживает перед читателем слабые стороны той
или иной концепции, ее историческую и классовую ограниченность. Ра-
боты Е А Косминского по историографии дают яркие, глубокие и живые
индивидуальные характеристики отдельных крупных историков прошло-
го и настоящего — Вольтера, Т. Н. Грановского, А. Пиренна. историков
эпохи Английской революции XVII в., современного буржуазного социо-
лога Хоменса, недавнего властителя дум буржуазной историографии
реакционного философа истории Арнольда Тойнби, прогрессивных со-
временных английских ученых3. В этих работах Е. А. Косминский вы-
ступает как мастер живого индивидуального портрета, тонкий психолог
и прекрасный стилист.
Особое место в его историографическом наследии занимают работы
2 Е. А. Косминский. Историография средних веков (V — середина XIX в). М., 1963.
3 См. Е А. Косминский. А. Пиренн — историк Бельгии.— «Проблемы английского феода-
лизма...»; он же. Реакционная историософия Арнольда Тойнби.— Там же.
К 250-летию Академии наук СССР
199
по истории отечественной медиевистики второй половины XIX — начала
XX в.4 В них он удачно выявил ее особенности по сравнению с западной,
ее тесную связь с общественно-политической обстановкой пореформен-
ной России, ее большой вклад в развитие мировой науки, несмотря на ее
буржуазную ограниченность.
В начале своей научной и педагогической деятельности Е. А Космин-
ский занимался и историей Англии нового времени: он читал в Москов-
ском университете специальный курс по истории Англии XVI—XVIII вв.,
впоследствии доведенный до XX в. Ему принадлежат статьи: «Англий-
ский рабочий в эпоху промышленного переворота. Обзор новой литера-
туры»5, «Об источниках «Положения рабочего класса в Англии»»6,
«Энгельс и Бюре»7. В последней статье он охарактеризовал тот мате-
риал, который использовал в своей книге Ф. Энгельс из работ современ-
ного ему автора Бюре.
Много сделал Е. А. Косминский для популяризации научного насле-
дия К. Маркса в области изучения истории средних веков. В 1938—
1946 гг. сотрудники Института Маркса — Энгельса — Ленина при его
непосредственном участии проделали огромную работу по расшифровке,
переводу и подготовке к печати рукописей К Маркса по вопросам все-
общей истории — «Хронологических выписок» и конспекта книги анг-
лийского историка Д. Р. Грина «История английского народа»8.
Значительное место в научной деятельности Е. А. Косминского зани-
мало участие в коллективных трудах советских историков. Он был одним
из создателей марксистской концепции истории средних веков, которая
вырабатывалась в процессе чтения лекционных курсов на историческом
факультете Московского университета (в 1935—1937 гг.). Эта концепция
нашла свое закопченное выражение в первом издании учебника по исто-
рии средних веков для вузов (1938 г.), одним из авторов и редакторов
которого он был; затем она все более усовершенствовалась при его по-
стоянном участии в последующих изданиях этого учебника9.
Е А Косминский участвовал в написании первого тома «Истории
дипломатии» (первое издание— 1941 г.), был членом редколлегии третье-
го тома «Всемирной истории» (1957 г.). В 1949 г. он возглавил в Инсти-
туте истории АН СССР работу большого коллектива ученых по написа-
нию истории Английской буржуазной революции XVII в. Эта работа за-
вершилась изданием в 1954 г двухтомного капитального труда «Англий-
ская буржуазная революция XVII века», где обобщены выводы совет-
ской историографии по этой проблеме, дана исследовательская разра-
ботка неизученных ранее вопросов, намечены перспективы дальнейших
исследований. Сам Евгений Алексеевич написал в этом издании вводную
и историографическую главы, а также заключение. Этот труд до настоя-
щего времени сохраняет свое научное значение и служит фундаментом
для дальнейшего углубленного и детального изучения этой важной в
марксистской историографии проблемы.
Е. А. Косминский любил педагогическую деятельность и отдавал ей
много времени. Он читал и общие и специальные курсы по истории сред-
4 См. Е. А. Косминский. Роль историков в разработке истории Англии.— в ки.: «Пробле-
мы английского феодализма»...; он же. Аграрная история Англии и русская историче
ск 1я школа—Там же; он же. Исследования А. Н. Савина по истории Англии.—
Tim же.
6 «Архив Маркса и Энгельса». М.—Л., 1927. кп. 3.
6 Опубликована в качестве предисловия к книге Ф. Энгельса «Положение рабочего клас-
са в Англии». М., 1928.
7 «Архив Маркса н Энгельса». М.—Л., 1929, кн. 4.
6 См. «Архив Маркса и Энгельса», т. V, 1938; т. VI, 1939; т. VII. 1940; т VIII, 1946.
® Второе издание первого тома вышло в 1940 г., третье — в 1952 г.
200
К 250-летию Академии наук СССР
них веков, по историографии, источниковедению, латинской палеогра-
фии, вел специальные семинары по истории средневековой Англии. Его
лекции отличались богатством содержания, всегда были насыщены твор-
ческой мыслью, умело вскрывали глубокую социальную основу полити-
ческих и идейных явлений. Его семинары были прекрасной школой ис-
следовательского мастерства, в которой закладывался фундамент буду-
щей самостоятельной научной работы его слушателей.
Уделяя большое внимание организации семинарских занятий,
Е. А. Косминский предложил и реализовал на практике ряд методиче-
ских приемов, которые до сих пор успешно используются на историче-
ском факультете МГУ. Евгений Алексеевич особенно высоко ценил само-
стоятельную работу своих учеников, начиная с просеминарских занятий
второго курса. Он неукоснительно требовал от них научной добросовест-
ности, аргументированности выводов, не терпел верхоглядства и поверх-
ностного подхода к источникам Не стесняя их мелочной опекой, он всег-
да готов был помочь своим ученикам и добрым советом, и критическим,
часто суровым разбором их работ, и постоянным живым интересом к их
успехам и неудачам — в период учебы и позднее, когда они становились
уже самостоятельными исследователями. Придавая особенно большое
значение работе студентов над источниками, даже в начальных просе-
минарах, Е. А. Косминский много сделал для их публикации в учебных
целях. Вместе с А. Д. Удальцовым еще в 1927 г. он подготовил к изданию
<Социальную историю средневековья» (тт. I—II), участвовал в издании
«Хрестоматии по социально-экономической истории Европы в новое и
новейшее время», вышедшей под редакцией В. П. Волгина в 1929 г.
В 1935 г. был издан тематический сборник документов «Английская де-
ревня XIII—XIV вв. и восстание Уота Тайлера», подготовленный
Е. А. Косминским совместно с Д. М. Петрушевским.
В 30—50-е годы Е. А. Косминский много сделал для подготовки новых
кадров советских историков-марксистов. Под его руководством были
подготовлены ценные кандидатские и докторские диссертации. Он ввел
в науку ряд талантливых ученых.
С большой заботой Е. А. Косминский относился и к преподаванию
истории в средней школе. Под его руководством работал коллектив ав-
торов, который, выполняя постановление правительства о подготовке
марксистских учебников по истории для средней школы, создал первый
советский учебник по истории средних веков для VI—VII классов, опуб-
ликованный в 1940 г.10 11 В 1949 г. в связи с изменением программы
Е. А. Косминский написал новый школьный учебник “, который выдер-
жал восемь изданий и был переведен на языки народов СССР и ряда
социалистических стран.
Разносторонние и глубокие знания в области истории средних веков
позволили Е. А. Косминскому стать подлинным организатором научных
изысканий советских византинистов. В 1955 г. в Институте истории АН
СССР под его руководством был образован сектор византиноведения.
При его непосредственном участии была намечена широкая программа
исследований в области византиноведения, включавшая такие проблемы,
как переход от рабовладения к феодализму, славянская колонизация
Византийской империи, формирование феодальных отношений в деревне,
история города, поздневизантийский феодализм, внешняя политика Ви-
зантии, история ее культуры. Е. А. Косминский не был византинистом в
10 «История средних веков». Учебник для VI—VII классов средней школы под ред.
Е. А. Косминского. М, 1940 (выдержал шесть изданий).
11 Е. А. Косминский. История средних веков. Учебник для VI—VII классов средней шко-
лы. М., 1949.
К 250-летию Академии наук СССР
201
узком смысле слова, однако он великолепно знал не только собственно
византийскую историю, но и памятники византийской культуры, литера-
туры, живописи, зодчества. Он сумел раскрыть роль Византии во всемир-
но-историческом процессе, отбросив сложившееся еще со времен Вольте-
ра и Гиббона представление, будто история Византии являет собой
картину застоя и реакции, и убедительно доказав, что изучение законо-
мерностей исторического процесса в Византийской империи дает много
ценного для решения теоретических проблем феодализма *2.
Имя Е. А. Косминского — выдающегося ученого, педагога и общест-
венного деятеля — хорошо известно за рубежом. Он неоднократно пред-
ставлял там советскую историческую науку. В 1927 г. он был избран
членом-корреспондентом Общества экономической истории в Лондоне;
в 1928 г. участвовал в работе VI Международного конгресса историков
в Осло, в январе 1952 г.— в работах Конференции польских историков в
Отвоцке (близ Варшавы). Е. А. Косминский был членом делегации со-
ветских ученых на X Международном конгрессе исторических наук в
Риме (1955 г.), где выступил с обстоятельным докладом, который посвя-
тил вопросу о решении основных проблем западноевропейского феода-
лизма в советской исторической науке (с 1917 по 1955 г.). В этом докла-
де он отчетливо подчеркнул разницу идейных позиций советских и бур-
жуазных историков в понимании этих проблем. Е. А. Косминский неод-
нократно участвовал в коллоквиумах советских и английских историков
в Москве и Лондоне, отстаивая в дискуссиях марксистские позиции.
Выдающиеся достижения Е. А. Косминского в области исторической
науки и подготовки научно-педагогических кадров были отмечены высо-
кими правительственными наградами: двумя Орденами Ленина, двумя
Орденами Трудового Красного Знамени и медалями. За написание раз-
делов в первом томе «Истории дипломатии» ему было присвоено звание
Лауреата Государственной премии.
Таков портрет Е. А. Косминского — ученого и учителя. В чисто чело-
веческом плане он представлялся людям мало знакомым с ним несколь-
ко суховатым, сдержанным, замкнутым, иногда даже надменным. Одна-
ко несмотря на эту внешнюю строгость и недоступность, которая иногда
затрудняла общение с ним, Е. А. Косминский всегда много и охотно по-
могал и словом и делом не только своим студентам и аспирантам, но и
коллегам по работе и их ученикам. В деловых контактах с людьми он
проявлял большую объективность, никогда не давая волю личным сим-
патиям и антипатиям. В общении же с друзьями, учениками, постоянна
работающими с ним коллегами и сослуживцами он нередко обнаружи-
вал неожиданную живость и эмоциональность, остроумную шутливость.
Он был разносторонне талантлив: был хорошим художником — особенна
в жанре карикатуры; обладал несомненным поэтическим талантом: пи-
сал латинские сатирические стихи в стиле средневековых вагантов, ли-
рические миниатюры в духе восточных газелей; любил изображать
юмористические сценки, проявляя незаурядное артистическое дарование.
Однако главным делом жизни Евгения Алексеевича всегда оставалась
наука — история, в занятиях которой он проявлял неизменно большую
строгость и взыскательность и к себе и к другим.
Своими разносторонними научными трудами, неутомимой педагоги-
ческой деятельностью академик Е. А. Косминский внес большой вклад
в развитие советской исторической науки, в историю Академии Наук
СССР и Московского университета.
Е. В. Гутнова, Т. С. Осипова
•2 3 В Удальцова. Роль Е. А. Косминского в развитии советского византиноведения—
СВ вып. 37, М., 1973, стр. 278—283.
АКАДЕМИК С. Д. СКАЗКИН
Имя академика Сергея Даниловича Сказкина (1890—1973)—одно
из самых ярких и значительных в советской исторической науке. Выдаю-
щийся исследователь, педагог, общественный деятель, он внес немалый
вклад в становление и развитие марксистской исторической науки, в про-
паганду ее достижений, в постановку преподавания истории в средней
и высшей школе. С. Д. Сказкину принадлежат фундаментальные иссле-
дования по широчайшему кругу проблем истории стран Западной,
Центральной и Восточной Европы в средние века, новое и новейшее
время.
Формирование ученого происходило в предреволюционные и рево-
люционные годы. Уже в юности возник у С. Д. Сказкина интерес к исто-
рии, усиленный событиями 1905—1907 гг.
Отдавая дань военным традициям семьи, С. Д. Сказкин окончил Ка-
детский Донской корпус, затем, отказавшись от карьеры военного, в
1909 г. поступил на историко-филологический факультет Московского
университета. Выбор кафедры всеобщей истории, семинара профессора
А. Н. Савина, который стал его учителем, темы дипломной работы
«Французская деревня в Шампани накануне революции», за которую он
получил Большую университетскую премию 1915 г. *, определялся не
только интересами «чистой» науки, но и той социальной значимостью,
которую имел в России начала века аграрный и, в частности, крестьян-
ский вопрос. Юношеский интерес к судьбам крестьянства в условиях
развития капитализма, симпатия к личности крестьянина нашли, таким
образом, воплощение и в сфере научных интересов1 2. Отсутствие акаде-
мической замкнутости, сопряженность научных штудий с актуальными
общественными потребностями эпохи .стали определяющей чертой дея-
тельности С. Д. Сказкина. Такой в высшей степени ответственный под-
ход к своему профессиональному делу роднил его с блестящей плеядой
передовых русских ученых.
Интерес к аграрной истории эпохи феодализма сохранился у
С. Д. Сказкина на всю жизнь. Разработке ее основополагающих проблем
ученый посвятил значительную часть своих научных работ. Однако мень-
ше всего можно назвать его исследователем одной, пусть даже и чрез-
вычайно емкой проблемы. Трудно выделить какую-либо отрасль медие-
вистики, которой не занимался бы С. Д. Сказкин или в которой не ска-
залось бы его влияние как ученого и педагога. В творчестве его нашли
1 После окончания университета в 1915 г. С. Д. Сказкин был оставлен при кафедре все-
общей истории для подготовки к профессорскому званию.
2 Молодые годы С. Д. Сказкина прошли в Новочеркасске. Здесь, в центре донского
казачества, в специфической форме наглядно проявились социальные противоречия,
знаменовавшие кризис патриархального строя аграрной России: ликвидация сослов-
ной обособленности казачества, втягивание его в товарно-денежные отношения и про-
никновение в казачьи станицы капиталистических методов хозяйствования, рост со-
циальных противоречий как между казачеством и пришлым населением, так и внутри
самого казачества.
К 250-летию Академии наук СССР
203
отражение классовая борьба в средние века, идеология и культура фео-
дального общества, история католической церкви, феодального государ-
ства и права, международные отношения и многие другие вопросы. Его
трудами и идеями практически определено современное состояние целого
ряда отраслей советской медиевистики.
Органическое слияние научной и педагогической деятельности явля-
лось одной из характернейших особенностей всей творческой биографии
ученого. Его преподавательская работа началась в 1916 г. в московской
школе, а двумя годами позже вышла в свет первая статья, посвященная
революции 1848 г. во Франции. Научно-педагогическая деятельность
С. Д. Сказкина была продолжена в Московском университете, а после
Великой Октябрьской революции — и институте РАНИОН В это же вре-
мя происходило формирование С. Д. Сказкина как историка-марксиста,
воспринявшего учение классиков марксизма-ленинизма как единствен-
ный подлинно научный метод исследования исторических явлений. «Наше
мировоззрение без остатка и до конца научно, а та наука, в которой мы
созерцаем наше самосознание, есть история» — писал ученый. В 1920 г.
он стал преподавателем факультета общественных наук МГУ, а в
1924 г.— доцентом этнологического факультета. С 1934 г., когда был
воссоздан исторический факультет МГУ, и до последних дней своей
жизни С. Д. Сказкин вел там неутомимую преподавательскую деятель-
ность вначале как доцент, а с 1935 г. как профессор кафедры истории
средних веков. С 1949 г. он заведовал этой кафедрой.
О глубоком понимании всей значимости работы педагога свидетель-
ствуют слова ученого, записавшего в своем дневнике: «Первое сентяб-
ря— начало нового учебного года — важная дата не только для учени-
ков, но и для учителей и даже для профессоров. На днях встречусь со
своими новыми слушателями и будущими учениками и ученицами. А это
часы подлинного счастья и наслаждения?». Педагогическая деятельность
С. Д. Сказкина отличалась широтой; гго лекции читались по всему кур-
су истории средних веков и в значительной своей части были положены
в основу первых учебников в этой области исторического знания, его
специальные курсы были многообразны (по истории Франции, аграрной
истории Европы в эпоху феодализма, проблемам средневековой идеоло-
гии и культуры и др ) и служили введением к семинарским занятиям со
студентами и аспирантами.
Лекции и спецкурсы С. Д. Сказкина характеризовались глубоким
проникновением в суть проблемы, насыщенностью конкретно-исторнче
ским материалом, тонкостью анализ^ и масштабностью обобщений в
сочетании с непринужденностью изложения, великолепным литератур-
ным языком, эмоциональностью и почти осязаемой образностью. Он
щедро делился со своими многочисленными учениками огромными зна-
ниями, опытом, мудростью человека и ученого В творческой, благоже-
лательной обстановке, царившей на его семинарах, начиналось приоб-
щение студентов к науке. Сказкинские семинары были лабораторией
для нескольких поколений медиевистов, и каждый, прошедший ее, гор-
дился и гордится своей принадлежностью к «школе Сказкина».
Как и у каждого большого педагога, у С. Д Сказкина был свой, не-
повторимый стиль работы. В его семинарах полностью отсутствовала
мелочная опека. Поощрение самостоятельности в работе над источника-
ми, в поисках нового решения исследуемых проблем, внимательное ме-
тодологическое руководство в сочетании с нетерпимостью ко всяким
проявлениям недобросовестности и самоуспокоенности способствовали
воспитанию в студентах качеств, необходимых для будущих исследо-
вателей.
204
Л" 250-летию Академии наук СССР
Педагогическая деятельность С. Д. Сказкина была одновременно и
той сферой творчества, где создавались и апробировались его собственно
научные исследования. Необходимо учесть, что в 20-е — 30-е годы отсут-
ствовала марксистская учебная база исторического образования. Учеб-
ники, пособия, хрестоматии, одним из активных создателей которых был
С. Д. Сказкин, возникали в процессе педагогической и научно-исследо-
вательской работы. Разработка марксистского курса истории средних
веков служила двойной цели: обеспечению запросов педагогического ха-
рактера и созданию научных исследований.
Первые семинары С. Д. Сказкина на этнологическом факультете уни-
верситета как бы продолжали семинары А. Н. Савина и были посвящены
аграрной истории Западной Европы XIX в Одновременно ученый зани-
мался исследованием аграрного и социального строя Франции накануне
революции. Результатом этой педагогической и исследовательской работы
явилась серия статей 20-х — 40-х годов («Отражение феодальной реак-
ции в наказах некоторых бальяжей Шампании и Северо-Восточной
Франции»— 1926, «Дифференциация крестьянства во Франции накануне
революции 1789 г.»—1936, «Февдист Эрве и его учение о цензиве» —
1942 г. и др.).
В 40-е годы С. Д. Сказкин начал читать специальный курс по истории
западноевропейского крестьянства с XIII по XVIII в. Судьба этой рабо-
ты своеобразна и исключительна. Мало кто из медиевистов не был зна-
ком с ней задолго до того, как, став ядром капитального исследования
ученого, она вышла в свет как монография3.
Изучение истории трудовых масс С. Д. Сказкин считал долгом уче-
ных-историков нашей страны. Во всех его изысканиях, посвященных дан-
ной проблеме, присутствуют симпатия и уважение к крестьянам-труже-
никам, которые «в течение больше чем тысячелетия поливали своим по-
том землю и создавали те материальные ценности, на основе которых
выросла вся современная европейская цивилизация»4 5. «Возвести этим
труженикам памятник, которого они достойны,— написать марксистскую
историю крестьянства» — вот задача, которую С. Д. Сказкин ставил пе-
ред советскими учеными
Ученому принадлежит оригинальная трактовка ключевых проблем
аграрной истории стран Западной и Восточной Европы в эпоху феода-
лизма. Творческое применение марксистского метода в разработке этих
проблем неизменно сочеталось у С. Д. Сказкина с бережным отношени-
ем к богатому научному наследию школы русских дореволюционных
медиевистов. •
Принадлежа к поколению основателей советской исторической науки,
на чью долю выпала почетная роль — начать систематическое изучение
и применение марксистского метода в исторических исследованиях,
С. Д Сказкин подчеркивал, что «подлинно объективная марксистская
теория исторического знания позволяет нам обойти шаблоны, миновать
предвзятые точки зрения, поставить каждое явление прошлого на его
действительное место» ’.
Его концепция аграрной истории во многом определила пути разви-
тия советской аграрной школы. В качестве центральных проблем
С. Д. Сказкин рассматривал генезис и эволюцию феодальных производ-
ственных отношений, появление класса крестьянства и сущность фео-
3 С. Д Сказкин. Очерки по истории западноевропейского крестьянства в средние века.
М., 1968; переиздано в кн.: С Д. Сказкин. Избранные труды по истории, М., 1973.
4 С. Д. Сказкин. История — увлекательная наука. М., 1961, стр. 31.
5 С. Д. Сказкин. Избранные труды..., стр. 371.
К 250-летию Академии наук СССР
205
дальней собственности на землю. Он обратил внимание на специфич-
ность феодальной формы собственности.
В отличие от предшествующей и последующей формаций феодализм
не знал такого понятия собственности, при котором одному и тому же
лицу принадлежат неограниченные права распоряжения этой собствен-
ностью. С. Д. Сказкин отмечал, что права феодального собственника на
землю всегда ограничены вышестоящим сеньором и держателем, причем
последний, особенно в период позднего средневековья, считает себя соб-
ственником не в меньшей мере, чем его сеньор. В статье «Февдист Эрве
и его учение о цензиве» вскрыт характер цензивы — основного крестьян-
ского держания средневековой Франции, и показано, что цензива в
XVI—XVIII вв. фактически приближалась к статусу мелкокрестьянской
собственности, несмотря на прикрывавшие ее «феодальные вывески».
Однако при этом, писал С Д. Сказкин, не происходит «разделения» прав
земельной собственности между феодалом и крестьянином, возможного
только при существовании полного, буржуазного права собственности.
В противоположность буржуазным историкам, С. Д. Сказкин считал
основной ячейкой производственного процесса именно мелкое крестьян-
ское хозяйство, а не вотчину, представлявшую, по его мнению, органи-
зацию для сбора феодальной ренты, в которой экономически реализо-
зовалась собственность феодала на землю. Поэтому прогресс феодаль-
ного общества был связан с развитием крестьянского хозяйства и лич-
ным освобождением крестьянина. В этом состояло основное противоре-
чие феодального производства.
Обращаясь к истории раннего феодализма, привлекая результаты
исследований других советских медиевистов, С. Д. Сказкин в «Очерках»
и отдельных статьях6 поставил важную теоретическую проблему о двух
путях перехода европейских народов к феодализму: синтезном, на осно-
ве сочетания разложения рабовладельческих и первобытнообщинных от-
ношений, и бессинтезном — непосредственно на базе разложения по-
следних.
Прослеживая дальнейшее развитие феодализма, характеризующееся
интенсивным ростом городов и товарно-денежных отношений,
С. Д. Сказкин обратился к малоизученному материалу аграрной истории
ряда европейских стран, в том числе Италии. Его интерес привлекло ха-
рактерное для Европы XI—XV вв. явление: резкое обострение классовых
противоречий, выразившееся в повсеместных, массовых крестьянских
восстаниях. В поисках причин этого явления С. Д. Сказкин занялся изу-
чением крестьянского восстания в Италии под руководством Дольчино7
и выдвинул гипотезу, согласно которой резкое ухудшение положения
итальянского крестьянства в это время, связанное с обезземеливанием,
ликвидацией деревенских коммун, вызвало социальный протест, вылив-
шийся в восстание, облеченное в типичную для средневековья форму
религиозной ереси.
Исследования аграрного строя позднего феодализма, в процессе ко-
торых С. Д. Сказкин столкнулся со сложной проблемой многообразия
вариантов аграрного развития европейских государств, также принесли
новые важные результаты, обогатившие советскую историческую науку
и давшие во многом направление исследованиям и поискам историков.
6 См. в частности, С. Д. Сказкин. К вопросу о непосредственном переходе к феодализ-
му на основе разложения первобытнообщинного способа производства.— С. Д. Сказ-
кин. Избранные труды, стр. 261—287 (совместно с М. Н. Мейманом).
7 С. Д. Сказкин. Исторические условия восстания Дольчино. М., 1955 (Доклады совет-
ской делегации на X Международном конгрессе историков в Риме) и др., см. библио-
графию в кн.: С. Д. Сказкин. Избранные труды..., стр. 427—443.
206
К 250-летию Академии наук СССР
Различные варианты аграрной эволюции С. Д. Сказкин свел к двум
типам развития—для стран Западной Европы (включая Англию) и
Центральной и Восточной (к востоку от Эльбы, исключая Россию).
С. Д. Сказкин показал, что западный тип развития был наиболее по-
следовательным, «классическим», создавшим благоприятные условия
для зарождения капиталистических отношений в сельском хозяйстве.
Во Франции, Англии, Нидерландах XVI—XVII вв. практически исчезли
домениальные хозяйства и связанная с ними барщина, уступив место
мелкому крестьянскому хозяйству, а функции сеньории свелись факти-
чески к получению поземельных и других повинностей. Своеобразие вос-
точного типа (Пруссия, Австрия, Чехия, Венгрия, Польша) сводилось к
резкому излому эволюционного процесса. Восточный тип не только не
благоприятствовал развитию капитализма, но, напротив, законсервиро-
вал феодальные отношения, причем в наиболее тяжелых, уродливых
формах. С. Д. Сказкину принадлежит заслуга выявления факторов,
обусловивших своеобразие этого типа развития феодализма, принявшего
форму «второго издания крепостничества» в различных его -вариантах.
Занятие проблемами аграрной истории, стержневыми для феодализ-
ма, присущая С. Д. Сказкину широта исторического кругозора, интерес
к общим закономерностям развития исторического процесса в целом
побуждали его распространять круг своих интересов на другие узловые
проблемы истории средневековья. К этому подводила его и проблемати-
ка спецкурсов и спецсеминаров. В частности, в связи с семинарами, по-
священными истории гражданских войн XVI в. во Франции, ученый по-
дошел к разработке теоретических проблем абсолютизма. Он дал развер-
нутый анализ взглядов основоположников марксизма на абсолютизм и
поставил вопросы об условиях, времени и предпосылках возникновения
этой формы государства8.
С. Д. Сказкин убедительно показал, что абсолютизм был формой фео-
дального государства, возникшего в период разложения феодальных от-
ношений и зарождения в его недрах капиталистического уклада. Фео-
дальная сущность абсолютизма была вскрыта благодаря конкретному
анализу политики абсолютистских государств — в первую очередь фис-
кальной и торгово-промышленной. «Основой всякого феодального госу-
дарства,— писал С. Д. Сказкин,— в частности и феодально-абсолютист-
ской монархии, является диктатура класса феодалов»9. Перед исследо-
вателем абсолютизма стоит, как одна из основных, задача — установить,
«в каком отношении аппарат принуждения при абсолютизме стоит к са-
мому господствующему классу, интересы которого он охраняет и выра-
жением интересов которого он является»
Абсолютизм был продуктом нового соотношения социальных сил. а
именно временно сложившегося равновесия между нарождающейся,
крепнущей буржуазией и слабеющим дворянством. В свою очередь, как
показал С. Д. Сказкин, «известная противоположность интересов дво-
рянства и буржуазии обеспечивала государству возможность достигать
максимальной самостоятельности в своих действиях и в то же время
вместе с обоими классами эксплуатировать крестьян, ремесленников и
нарождающийся пролетариат» **, проводить политику лавирования по
отношению к обоим классам.
8 С. Д. Сказкин. Маркс и Энгельс о западноевропейском абсолютизме.—«УЗ Мос
гор. пед ин-та», т. III, 1941; он же. Проблемы абсолютизма в Западной Европе (вре-
мя и условия его возникновения).— С. Д. Сказкин. Избранные труды..., стр. 341—356.
9 С. Д. Сказкин. Избранные труды..., стр. 345.
10 Там же.
11 Там же, стр 348.
К 250-летию Академии наук СССР
207
Теоретическое решение сложнейшей исторической проблемы абсолю-
тизма, предложенное С. Д. Сказкиным, получило конкретную реализа-
цию и дальнейшее развитие в трудах многих советских историков-ме-
диевистов. Достоинство концепции С. Д. Сказкина в том, что, определяя
главное, существенное в проблеме абсолютной монархии, она одновре-
менно давала возможность понять и объяснить различные исторические
варианты абсолютизма: французского, испанского, абсолютизма запад-
ногерманских княжеств и стран, переживавших «второе издание кре-
постничества».
Значителен вклад С. Д. Сказкина в разработку истории средневеко-
вой идеологии и культуры. Отбросив как неприемлемый всякий подход,
предполагающий объяснение феномена культуры из нее самой,
С. Д. Сказкин поставил перед собой задачу «вскрыть социальные кор-
ни культуры средних веков и Возрождения». В 40-х годах, работая над
большой монографией, посвященной миросозерцанию средних веков*2,
С. Д. Сказкин так характеризовал ее цель: «Объяснить существование
средневековой католической идеологии с точки зрения ее социального
и политического содержания... Моя задача заключается не только в объ-
яснении содержания католической догматики, но и в ответе на вопрос,
почему реальное социально-политическое содержание на определенной
стадии общественного развития выливается в систему абсолютных сим-
волов религиозного сознания».
Все, что сделал С. Д. Сказкин в области изучения средневековой
идеологии и культуры,— это, по существу, звенья в осуществлении гран-
диозной задачи — целостного исследования системы феодального ми-
ровоззрения. Из тех работ, что увидели свет при жизни автора, большая
часть посвящена проблемам Возрождения. Первой здесь по праву дол-
жна быть названа статья «К вопросу о методологии истории Возрож-
дения и гуманизма»'3 —и не только потому, что она служит как бы тео-
ретическим введением ко всему, что написано С. Д. Сказкиным о куль-
туре и деятелях Возрождения, но и потому, что положения этой статьи
имеют важное методологическое значение для изучения истории идео-
логии и культуры прошлого. Характеризуя принципы исследования над-
строечных явлений, С. Д. Сказкин писал: «От эмпирии общественной
жизни к ее реальным обобщениям, от классово-определенной матери-
альной деятельности к ее нормам и ее идеальному выражению в мора-
ли, от этих двух сфер идеологии к ее принципиальному обоснованию в
мировоззрении и, наконец, к своеобразному выражению общественного
бытия в формах прекрасного» *4.
Связывая идейные истоки Возрождения с запросами и мировоззре-
нием складывающейся буржуазии, а социально-экономические основы
Возрождения с капитализирующимся городским хозяйством, С. Д. Сказ-
кин вместе с тем подчеркивал, что в целом культура Возрождения вклю-
чает в себя разнообразные культурные течения — от дворянских до
крестьянско-плебейских.
В области истории нового времени С. Д. Сказкин обратился к изу-
чению истории международных отношений. Он взялся за разработку
совершенно не исследованной до него в марксистской историографии
12 Эта монография не была закончена ученым. В его архиве остались ее большие фраг-
менты: были написаны введение и отдельные главы. Сохранился план всей моногра-
фии, позволяющий предположить, что была задумана обобщающая работа, в которой,
применяя марксистский метод познания, С. Д. Сказкин намеревался дать анализ всей
системы религиозных взглядов средневековья.
13 С. Д. Сказкин. Избранные труды..., 357—377.
14 С. Д. Сказкин. К вопросу о методологии истории Возрождения н гуманизма,— В кн.:
С. Д. Сказкин. Избранные труды..., стр. 368.
208
К 250-летию Академии наук СССР
темы и в 1928 г., после кропотливой работы над материалами архива
Министерства иностранных дел царской России, опубликовал фунда-
ментальную монографию «Конец австро-русско-германского союза» *5,
сохраняющую свое научное значение и сегодня В монографии рассмот-
рены проблемы положения Балкан в системе «восточного вопроса» и
внешней политики европейских государств, подробно исследуется слож-
нейший клубок противоречий между Австро-Венгрией и Россией, в их
тесной связи с внутренними проблемами и в первую очередь с состояни-
ем экономики России. В книге проводится интересный анализ политики
Бисмарка. Работа С. Д. Сказкина была замечена, переведена на не-
сколько иностранных языков и принесла ее автору широкую извест-
ность в кругах советских и зарубежных историков.
К истории международных отношений С. Д. Сказкин возвращается
неоднократно и при написании разделов «Истории дипломатии», за ко-
торые ему была присуждена Государственная премия СССР, и в бле-
стящей статье «Дипломатия А. М. Горчакова в последние годы его канц-
лерства» 15 16 17.
С. Д. Сказкин посвятил работы различным периодам новой истории
Италии, Германии, Франции. В них он затрагивал проблемы Семилет-
ней войны, итальянского Рисорджименто, революции 1848 г. во Фран-
ции. Ему принадлежат также историографические очерки, в том числе
посвященные историографии Крестьянской войны в Германии; среди
них «Энгельс как историк Крестьянской войны в Германии в 1525 г.»”,
«Фальсификация Крестьянской войны 1525 г. в фашистской «историо-
графии»»18. Написаны очерки, посвященные творчеству русских и совет-
ских историков — А. Н. Савина, академика В. П. Волгина, а также
итальянских ученых — Дж. Луццатто, Дж. Канделоро и др.
Ученый оставил богатейший архив, который даст возможность рас-
крыть новые грани его таланта, познакомиться с новыми аспектами
творчества, без чего характеристика его богатой, разнообразной и щед-
рой научной деятельности будет неполной.
Пока мало кому известны первоклассные переводы, выполненные
С. Д. Сказкиным. Превосходное знание классических и новых европей-
ских языков, интерес к философии определяли выбор тех сочинений, за
переводы которых брался С. Д. Сказкин. Им выполнены переводы сочи-
нений Ф. Вазоли «Средневековая философия», Е. Трёльча «Историзм и
его проблемы», М. де Вульфа «Система Фомы Аквината», Августина,
Бернарда Клервоского, Абеляра и др.
С. Д. Сказкин был страстным пропагандистом и умелым популяри-
затором исторических знаний. Он много сделал для постановки и раз-
вития школьного исторического образования. Об этом свидетельствует
его деятельность в качестве ответственного редактора и автора журна-
ла «Преподавание истории в школе», «Книги для чтения по истории
средних веков», «Хрестоматии по истории средних веков», а также исто-
рического раздела «Детской энциклопедии». Об этом же говорят много-
численные статьи и в упомянутых изданиях, и в периодической печати.
С. Д. Сказкин был выдающимся организатором исторической науки.
В качестве руководителя научных коллективов он постоянно проявлял
15 С. П Сказкин. Конец австро-русско-германского союза. Исследование по истории рус-
ско-германских и русско-австрийских отношений в связи с восточным вопросом в
80-е годы XIX столетия, т. I. 1879—1887. М., 1928; 2-е изд.— М., 1974.
le С. Д. Сказкин. Избранные труды..., стр. 412—426.
17 «Доклады и сообщения ист. фак. МГУ», 1947, вып. 5, стр. 21—28 (совместно с
В. М. Лавровским).
18 «Против фашистской фальсификации истории». М.— Л., 1939, стр. 187—201.
К 250-летию Академии наук СССР
209
такт и высокую культуру общения. До последних дней жизни ученый
возглавлял кафедру истории средних веков в МГУ и сектор истории
средних веков Института всеобщей истории АН СССР, руководил сек-
цией «Генезис капитализма» Научного совета по комплексной пробле-
ме «Закономерности исторического развития общества и перехода от
одной социально-экономической формации к другой», являлся ответ-
ственным редактором сборника «Средние века», членом редколлегии
журнала «Вопросы истории» и т. д.
Трудно переоценить значение творчества С. Д. Сказкина, выдвину-
тых им гипотез и концепций для развития медиевистики. Задача буду-
щих историографов — во всей полноте оценить его огромный вклад в
развитие отечественной науки. Этой работе в значительной степени по-
может изучение архивного наследия С. Д. Сказкина, свидетельствую-
щего об его интереснейших творческих замыслах.
Труды С. Д. Сказкина получили единодушное признание в научном
мире. В 1935 г. ему была присвоена ученая степень доктора историче-
ских наук; в 1943 г. он был избран членом-корреспондентом, в 1947 г.—
действительным членом Академии педагогических наук, а в 1958 г.—
действительным членом Академии наук СССР.
Типичными для С. Д. Сказкина чертами были глубокий патриотизм
и гражданственность, причастность к современности в широком смысле
этого слова. Проявления ее были различны—от вступления в ряды
ополчения в i розном 1941 г. до газетных статей по самым острым пробле-
мам современности.
Ряд правительственных наград, в том числе высшая из них — звание
Героя Социалистического труда, присвоенное в связи с его 80-летием,
подводили итог всех сторон его деятельности — блестящего педагога, вы-
дающегося ученого, советского патриота ”.
В. В. Карева
19 Жизни и творчеству С. Д. Сказкина посвящены многочисленные очерки, статьи, на-
писанные его учениками, коллегами, долгие годы работавшими вместе с ним: «Науч-
ная и педагогическая деятельность С. Д. Сказкина».— СВ, вып. XVII, М., 1960;
£ д Гутнова. К семидесятилетию академика Сергея Даниловича Сказкина.— СВ,
вып 29 М„ 1966; Е В. Гутнова, В М. Далин, Я. А. Левицкий и А. Н. Чистозвонов.
Академик Сергей Данилович Сказкин,— ВИ, 1966, № 4; Е. В. Гутнова. Сергей Дани-
лович Сказкин.______В кп.: «Материалы к библиографии ученых СССР». М., 1967;
Ю. М. Сапрыкин.— Научная и педагогическая деятельность С. Д Сказкина.—
ВМГУ, История, 1966, № 2; Е. В. Гутнова, А. Н. Ч истозвонов. Академик Сергей Да-
нилович Сказкин и проблемы медиевистики.—В кп. «Европа в средние века: эконо-
мика, политика, культура». М., 1972. «Слово прощания» — СВ, вып. 37. М„ 1973;
А. И. Данилов. С. Д Сказкин и некоторые вопросы историографического анализа.—
ВИ 1974 № 8; А. 3. Манфред. Сергей Данилович Сказкин.— В ки.: С. Д. Сказкин.
Конец австро-русско-германского союза. М., 1974, и многие другие.
14 Средние века, в. 38
СОВЕТСКИЕ МЕДИЕВИСТЫ НА
V МЕЖДУНАРОДНОЙ КОНФЕРЕНЦИИ
ПО ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ (ПРАТО, МАЙ 1973 г.)
Международный симпозиум по экономической истории в Прато име-
ет уже свою, хотя и небольшую пока, историю. Он начал проводиться
ежегодно с 1969 г. Международным институтом экономической истории
имени Франческо Датини, директором которого является 'О. Маджист-
рали, а председателем Ученого совета — один из крупнейших специали-
стов по экономической истории Европы, профессор, член французской
Академии Ф. Бродель. Всего проведено пять сессий, все по различной
тематике, что является одним из принципов работы Симпозиума. В ча-
стности, тема сессии 1971 г.— «Производство и технология в XII—
XVII вв.»; сессии 1972 г.— «Кредит, банки и инвестиции в XIII—XX вв.»;
сессии 1973 г.— «Транспорт и экономическое развитие в XII- -XVIII вв.».
Симпозиум в Прато является по сути дела крупнейшим международным
форумом по экономической истории Европы в перерывах между Меж-
дународными конгрессами, проводимыми раз в четыре года. В его ра-
боте, как правило, принимает участие та или иная группа высококва-
лифицированных специалистов, пользующихся международной извест-
ностью, из разных, в том числе и социалистических, стран. С 1971 г. в
его сессиях участвуют и ученые Советского Союза.
V Симпозиум в этом отношении не был исключением, несмотря на
то, что обсуждавшиеся на нем проблемы и вопросы имели более специ-
альный и узкий характер, чем на предыдущих сессиях. Участниками его
были ученые 16 европейских стран, общим числом свыше 100 человек,
и один из крупных историков-экономистов США — профессор Ф. Лейн.
Наиболее представительными были делегации Франции, Англии, ФРГ,
Бельгии, Испании. Из делегаций социалистических стран самой круп-
ней была польская, во главе с членом Оргкомитета Симпозиума, профес-
сором А Гейштором.
Программа Симпозиума предусматривала обсуждение 6 докладов и
свыше 30 сообщений, но была изменена по причине отсутствия некото-
рых ранее включенных в пес участников и замены их другими.
Проблема истории транспорта, особенно сухопутного и речного, его
роли в экономическом развитии стран средневековья не сулит ее иссле-
дователям блестящих находок и сенсационных открытий. Она требует,
как правило, исследований «эрудитского типа», сопряженных с большим
трудом, кропотливым отбором и изучением многочисленных источников
разных видов. До второй мировой войны фаворитами таких исследова-
ний были морской транспорт и торговля, документация по которым бо-
лее обширна, систематична, точна и доступна, а результаты ее изуче-
ния— более эффектны и лучше поддаются обобщению В силу этого
нередко роль, место и объемы морских перевозок и торговли, особенно
в XIV—XVI вв., преувеличивались. Истории сухопутного и речного
транспорта уделялось гораздо меньше внимания. Были известны в ос-
V Международная конференция по экономической истории
211
новном лишь направления главных международных торговых путей,
разрозненные и отрывочные сведения об объемах сухопутной торговли
и ее ассортименте. Зато почти ничего не было известно об организации
перевозок, их стоимости, типах транспортных средств и т. д.
В послевоенное время положение изменилось. По крупицам из хро-
ник, локальных архивов, торговых книг отдельных купцов и компаний,
таможенных и других документов выковывалось одно звено за другим,
что позволяет теперь уже монтировать «цепи» большой протяженности
и разветвленности почти по всем странам Европы, выходить за ее пре-
делы, на стыки и просторы торгово-транспортных путей Азии, Африки
и Америки. Именно такие виды докладов и сообщений и были представ-
лены на V Симпозиуме в Прато.
По основным типам их можно разделить на две большие группы:
1) обобщающие работы, содержавшие синтезированную сводку мате-
риалов по тем или иным вопросам в общеевропейских или межконти-
нентальных масштабах; 2) конкретные исследования отраслевого, ло-
кального, страноведческого или регионального охвата.
Первые раздвигали территориальные границы прежних представле-
ний, вносили в них более или менее существенные коррективы, предла-
гали новые или изменяли прежние оценки и выводы. Вторым обычно при-
надлежала пальма первенства по новизне вводимых в научное обращение
фактов, детализации и углубленности анализа, «закрытию» пока еще
многочисленных «белых пятен».
Из прочитанных докладов первой группы наибольший интерес пред-
ставляли: Я ван Хаутте (Хутте), Лувенский университет. «Главные тор-
говые пути Х1П—XVIII вв.»; М. Маловист, Варшавский университет.
«Транспорт и экономические регионы»; Ф. Лейн, Балтиморский универси-
тет. «Технология и производительность в морском транспорте»; Ч. Вил-
сон, Кембриджский университет. «Транспорт как фактор в истории эконо-
мического развития». К сожалению, ни текстов, ни резюме первых двух
докладов не было роздано участникам Симпозиума, что, естественно,
затрудняет их характеристику и оценку.
И. ван Хаутте набросал крупными мазками картину эволюции основ-
ных торговых путей Европы, включая и Россию, с их стыками с доро-
гами и путями, шедшими из стран Азии, Африки, Америки, с их эволю-
цией, связанной с крупными военно-политическими событиями, велики-
ми географическими открытиями, перемещениями центра тяжести со
Средиземноморья и Прибалтики на Атлантическое побережье и в Анг-
лию. Но изложение это не всегда вписывалось в контекст тех социаль-
но-экономических событий, которые в конечном итоге определяли раз-
витие и транспорТно-торговых путей. Не точна порою была и интерпре-
тация некоторых фактов из истории торговли России, в частности
оценка русско-персидской торговли в бассейне Нижней Волги и Каспия
как «русской экспансии», против чего во время дискуссии возражал
автор настоящего обзора.
В докладе проф. М. Маловиста была сделана попытка «привязать»
сеть торговых сухопутных и речных путей к формированию экономиче-
ских регионов в Европе в период позднего средневековья. Но в целом
изложение было, пожалуй, шире, но зато менее целенаправленным, с
наиболее обстоятельной характеристикой материала по странам Цент-
ральной и Восточной Европы.
Доклад проф. Ф. Дейна содержал основательное обобщение по исто-
рии морского транспорта, технологии, организации коммерческого судо-
ходства и т. д. Хронологически Ф. Лейн предлагает периодизировать
развитие торгового мореплавания так: 1) «морская революция средних
14*
212
V Международная конференция по экономической истории
веков» (XIII—XV вв.) и 2) «морская революция периода Возрождения»
(XIV—XVII вв.), связанная с освоением океанских просторов. Эта схе-
ма в целом уже довольно устоялась, и не ее обоснование и обобщение
новейших исследований, с нашей точки зрения, заслуживает наиболь-
шего внимания в указанном докладе, а четко сформулированное этим
либерально-буржуазным историком положение о том, что «экономиче-
ская продуктивность транспорта базируется не только на технологии,
но также зависит и от социальной структуры», а «технология движет
развитие экономики, создавая новые потенциалы, которые могут быть
использованы в условиях благоприятного экономического и политиче-
ского развития» (стр. 2 и 17 доклада). Подобные выводы, сближающие-
ся с марксистской постановкой вопроса *, отнюдь не типичны для господ-
ствующей современной «технологической» школы, «теорий экономиче-
ского роста» и других буржуазных концепций.
Доклад Ч. Вилсона, распространенный лишь в виде очень краткого
резюме, выходил за хронологические рамки и тематику Симпозиума.
Он был посвящен вопросу о «действительном месте» железнодорожного
транспорта в экономическом развитии разных континентов, выявлению
соотношения железнодорожных и водных перевозок и т. д.
В докладе проф. Дж. Кассандро (Римский университет) рассматри-
вались более специальные вопросы — техника юридического оформле-
ния торговых перевозок.
Труднее в нескольких словах охарактеризовать научное значение
многочисленных сообщений, прозвучавших на Симпозиуме. Целая груп-
па их (в том числе сделанных учеными ПНР и ВНР) была посвящена
истории развития сухопутного и речного транспорта в странах Цент-
ральной и Восточной Европы. К докладам И. ван Хаутте и М. Мало-
виста тесно примыкала другая группа сообщений, в частности Г. Кел-
ленбенца (ФРГ), Э. Столса и В. Брюле (Бельгия) и др., затрагивавших
историю транспорта и торговли в Западноевропейском регионе. Сооб-
щение В. Брюле содержало если не открытия, то весьма важные кор-
рективы к вопросу об удельном весе морской торговли между Нидер
ландами и Италией в XVI в. Как показал автор, вопреки установивше-
муся мнению о господствовавшем месте в ней морских перевозок, по
крайней мере в ценностном выражении объем сухопутной торговли еще
превышал объемы морской, хотя последняя и выглядела более эффект-
но в объемно весовых показателях.
Неожиданным был и другой вывод В. Брюле о том, что преобладаю-
щая часть нидерландского флота, занятого в итальянской торговле, об-
служивали только внутрисредиземноморскне перевозки и фрахт.
Большое место в программе занимали сообщения итальянских уче-
ных, связанные с историей торговых путей и торговли в Италии и Сре-
диземном море. Из них по широте обобщений следует отметить хотя бы
сообщение проф. Л де Роз^ (Неаполитанский университет) «Морские
и сухопутные коммуникации и экономическая депрессия».
В контексте всех докладов и сообщений, прослушанных на Симпо-
зиуме, морские, речные и сухопутные торговые пути предстают теперь
не просто как сеть основных магистралей, а как сложный их комплекс
с развитой локальной периферией торгово-транспортных связей, узло-
1 В частности, они перекликаются с выводами о месте технологии в средневековом тек-
стильном производстве, сделанными автором настоящего обзора в его докладе для
III Симпозиума в Прато 1971 г.— «Детерминанты технологии средневекового шерсто-
ткачества» (СВ, вып. 36. М., 1973).
V Международная конференция по экономической истории
213
вых рыночных и ярмарочных центров, морскими портами разных назна-
чений, размеров и специализации, т. е. как сбалансированная система
общеевропейских торгово-транспортных артерий с их выходами на меж-
континентальные стыки.
Весьма важен и вывод о том, что в период средневековья развитие
торговли лимитировалось не столько обилием местных пошлин и побо-
ров, сколько отсталостью транспорта, особенно речного и сухопутного,
очень высокими транспортно-упаковочными расходами, что выключало
из сферы рынка целые области. Таковы положительные научные итоги
работы Симпозиума.
Однако нельзя не отметить и некоторых теневых сторон. Прежде
всего и главным образом это присущая большинству докладов и сооб-
щений слабая увязка, а то и полное ее отсутствие, истории транспорта
с общими процессами социально-экономической эволюции общества
того времени, разложением феодализма, развитием капитализма, по-
следствиями буржуазных революций и т. д., т. е. технико-технологиче-
ский или чисто экономический подход.
Советская делегация состояла из трех ученых. Л. А. Котельникова
сделала сообщение «Торговые пути и некоторые вопросы социально-
экономического развития Тосканы в XII—XIII вв.»; А. Н. Чистозвонов
выступил с сообщением «Транспортные цехи, их смежники и торговля
в Амстердаме (XVI в.)». В. И. Рутенбург прочел сообщение «Торговые
пути в XV—XVI вв. по итальянским хроникам». Тексты этих трех сооб-
щений публикуются ниже. Члены советской делегации прочитали также
сообщения своих коллег, которые не смогли приехать на Симпозиум:
Е. И. Дружининой «Сухопутный и водный транспорт в Южной России
в XVIII в.» и М. А. Рахматуллина «Состояние транспорта и пути сооб-
щения России в XVIII в.». Оба эти сообщения были основаны на све-
жем, солидном архивном материале и тесно увязывали вопросы разви-
тия транспорта и торговли с общим направлением социально-экономи-
ческого развития России в XVIII в.
Вклад советских ученых, показ подлинной научной ценности творче-
ского марксизма в применении его к изучению экономической истории
на данном Симпозиуме и других международных встречах мог бы быть
более весомым, если бы не сказывалось известное снижение у нас в по-
следние годы внимания к экономической истории и восприятие актуаль-
ности научных исследований порою по чисто хронологическому принци-
пу. Автору настоящего очерка уже приходилось выступать и с трибун
научных совещаний, и в печати по этому поводу2.
Исторический процесс един, его глобальные концепции разрабаты-
вались и продолжают разрабатываться в значительной своей части на
материалах истории докапиталистических формаций и буржуазного об-
щества домонополистической стадии; невнимание к этому чревато на-
учными просчетами, особенно учитывая возрастающее значение разви-
вающихся стран, для всего социально-экономического уклада жизни
которых типично очень сложное переплетение патриархально-докапита-
листических форм производства и обмена с современными.
Нам нужно планомерно расширять фронт историко-экономических
исследований по всем важным проблемам, чаще, шире и на более высо-
ком марксистском профессиональном уровне выступать на международ-
ных форумах.
А. Н. ЧиСТОЗеОНОв
2 А. Н. Чистозвонов. Подготовка коллективного обобщающего труда «Генезис капита-
лизма в странах Европы, Азии и Америки».— «Новая и новейшая история», 1970, № 4.
А. н. чистозвонов
ТРАНСПОРТНЫЕ ЦЕХИ, ИХ СМЕЖНИКИ И ТОРГОВЛЯ
В АМСТЕРДАМЕ В XVI в.
По сравнению с ремесленными корпорациями торгово-ремесленных
городов средневековья в их «классическом» варианте как в самих Ни-
дерландах, так и в других западноевропейских странах цехи Амстерда-
ма имели немало особых черт. Это относится и к истории их складыва-
ния, и к их социально-экономической структуре, и к месту,'которое они
занимали в общей хозяйственной и политической жизни этого города.
В существующей специальной литературе представлены различные
точки зрения относительно времени складывания амстердамских цехов.
Если автор многотомного труда по истории Амстердама Я. Тер Хаув
придерживался в основном традиционной версии, изложенной еще во
второй половине XVIII в. И. Вахенааром, и датировал оформление це-
ховых ремесленных корпораций в Амстердаме как сложившихся орга-
низмов концом XIV—XV в., то недавно скончавшийся нидерландский
историк-экономист И. ван Диллен не скрывал своего скептического от-
ношения к указанной датировке. Он считал, что цехи в Амстердаме, в
их юридически оформленном виде, складываются лишь в начале XVI в.,
а до того существовали их зародыши в виде религиозных братств и т. п.
Имеющая известную опору в источниках, эта версия все же представ-
ляется гиперкрнтичной и основывается преимущественно на формально-
юридических критериях.
Тем не менее факт запоздалости экономического развития Амстерда-
ма и ряда других городов «земли» Голландии в целом и их цеховых и
торговых корпораций в частности представляется несомненным.
Как и во многих других городах Нидерландов, ремесленные корпо-
рации Амстердама делились на цехи и «промыслы» (neringcn). Жало-
ванные грамоты графов о цеховых привилегиях тем или иным цехам
Амстердама восходят к XIV—XV вв., хотя зачатки отдельных цехов в
форме братств возможно существовали и ранее. В XVI в. в Амстердаме
насчитывалось 27 цехов и около 30 «промыслов», причем процесс воз-
никновения новых и разделения старых цехов и промыслов продолжал-
ся и за хронологическими рамками XVI столетия.
Социально-экономическая структура этих корпораций была различ-
ной и ие оставалась неподвижной, а эволюционировала. Частично эти
процессы были подвергнуты мною исследованию в ранее вышедшей мо-
нографии. В целом, как правило, те из цехов, которые работали на узкие
местные потребности, в сфере обслуживания и т. д., сохраняли чаще все-
го, в более или менее неизменном виде, традиционные средневеково-
корпоративные формы: те же, которые работали иа массового потреби-
теля, на экспорт, оказывались тесно связанными с разными видами
оптовой торговли, как правило попадали в подчинение к торговому ка-
V Международная конференция по экономической истории
215
питалу, претерпевали буржуазно-предпринимательские модификации
и т. д. *
Общеизвестным является тот факт, что Амстердам уже с начала
XV в. складывался как город по преимуществу не ремесленный, а тор-
гово-мореходный. В начале XVI в. Амстердам был уже торговым пор-
том международного значения, все больше становясь посредником в
торговле Ганзы и Прибалтики с Францией и особенно Средиземноморь-
ем. Номенклатура товарной массы, проходившей через него, включала
около 120 наименований, среди которых ведущее место принадлежало
зерну, шерсти, сукнам, древесине, пиву, соли, соленой рыбе, пеньке,
льну, маслу и сыру1 2, т. е. товарам массового спроса и большегрузным.
При этом в сфере оптовой торговли корпоративный принцип был пред-
ставлен очень слабо, принудительное маклерство то ограничивалось, то
вообще запрещалось, купцам по коммерческим искам обеспечивалась
быстрая судебная процедура. Амстердам демонстративно противопо-
ставлял старинным стапельным монополиям Брюгге, Дордрехта и Де-
вентера принципы «свободной торговли», но лишь постольку, поскольку
эта политика не наносила ущерба интересам его собственного купече-
ства. В таких случаях «отцы» города действовали без церемоний. Они
принудили все суда, следовавшие по примыкающим .к Амстердаму су-
доходным артериям, обязательно заходить в его порт, подвергая нару-
шителей штрафам и фрахтовому бойкоту, полностью поставили под свой
контроль мореходство и рыболовный промысел соседней области Ва-
терлант, вели торговые войны на Балтике3 4. Индекс прохождения судов
Амстердама через Зунд в XVI в. выглядел так: 1497—1503 гг.— 100;
1557—1560 гг.— 223, тогда как индекс прохождения всех нидерландских
кораблей через Зунд за те же сроки возрос со 100 до 1771. К середине
XVI в. объем лишь хлебной торговли Амстердама достиг 3 млн. тонн;
ои становился «хлебным амбаром» не только Нидерландов, но и Европы.
Опираясь на свое финансово-экономическое могущество, купеческо-
патрицианская плутократия Амстердама прочно держала в своих ру-
ках бразды управления городом. С 1477 г. бургомистры и шефены изби-
рались действующим составом магистрата и замкнутой «коллегией 36»,
или «vroedschap», члены которой в свою очередь избирались пожизнен-
но богатейшими жителями города — «rijkdom». Связанные между собою
узами родства и свойства, члены этой олигархии менялись у власти
лишь местами и персонами, неизменно управляя городом в той или иной
комбинации одних и тех же лиц5.
Подобное засилье купечества в хозяйственной, общественной и по-
литической жизни вместе с запоздалым развитием цехов поставило
последние совсем в иное положение не только по сравнению с «добры-
1 /. Wagenaar. Amsterdam in zyne opkomst, aanwas, geschiedenis, e. a... Amsterdam,
1760, st. II, biz. 431—477, 480—492; J. Ter Gouw. Geschiedenis van Amsterdam, d. 3. Am-
sterdam, 1881, biz. 276—279; J. van Dillen, door. Bronnen tot de geschiedenis van het
bedrijfsleven en het gildewesen van Amsterdam (далее — BGBGA), d. I. ’s-Gravenhage,
1029, biz. X; A. H. Чистозвонов. Реформационное движение и классовая борьба в 11и-
дерландах в первой половине XVI в. М., 1964, стр. 56, 71—73.
2 R. Fruin, door. Informacie up den staet faculteyt ende gelegentheyt van de steden ende
dorpen van Hollant ende Vrieslant om daernae te reguleren de nyeuwe schiltaele gedaen
in den jaere MDXIV. Leiden, 1866, biz. 175—180.
3 T. Jansma. Scheepvartpolitiek van Amsterdam in de tweede helft der vijftiende eeuw.—
«Amstelodamum», N 47, Amsterdam, 1955, biz. 4—7.
4 A. Christensen. Dutch Trade to the Baltic about 1600. Copenhagen — The Hague, 1941,
p. 46.
‘ J E Elias De vroedchap van Amsterdam. Haarlem, 1903, d. I, biz. XXXV; /. Ter Gouw.
Op.’cit., d'. 3, biz. 374-375; d. 5, biz. 293-303.
216
V’ Международная конференция по экономической истории
ми старыми городами» Фландрии и Брабанта, но и соседнего Дордрех-
та. Цехи Амстердама, даже в лице их верхушки, практически не были
представлены в органах городского самоуправления, находились в пол-
ном подчинении у магистрата, утверждавшего и изменявшего их стату-
ты. Хотя и пользовавшиеся выгодами корпоративной монополии и му-
ниципального протекционизма, они вместе с тем принуждены были
поступаться многими привилегиями, если эти последние вступали в про-
тиворечие с интересами местного купечества и торговой политикой пра-
вящей олигархии. Именно этот социально-экономический аспект взаи-
моотношений торговли и цехов и является предметом рассмотрения в
предлагаемом небольшом исследовании, которое опирается в основном
на известную публикацию Я. ван Диллсна.
Изучаются не все цехи, а лишь определенная группа их — транспорт-
ные и некоторые тесно с ними связанные смежники. К первой группе
относятся цехи речных и морских судовщиков («binnenlandvaarders» и
«buitenlandvaarders»), перевозчиков (внутригородских) пива и вина и
транспортировщиков и мерильщиков хлеба.
Во вторую группу входят цех бондарей, в массовом количестве из-
готовлявший бочки для различного вида товаров и занимавшийся ча-
стично упаковкой последних, и «промысел» канатчиков, продукция ко-
торых потреблялась всеми перечисленными выше цехами (хотя, разу-
меется, и не в полном объеме).
Все эти корпорации принадлежали к одним из старейших в городе.
В частности, дарственные грамоты цеху речных судовщиков (в который
входили и лихтерщики, занимавшиеся перевалочными операциями в
амстердамском порту) и цеху морских судовщиков имеются начиная
с 1473 г., хотя возникновение обеих корпораций относится к более ран-
нему периоду, и они, видимо с самого начала, были самостоятельными,
так же как цехи транспортировщиков пива и вина и зерна (последние
занимались и его замерами). Наоборот, цех бондарей выделился в са-
мостоятельный из цеха кузнецов лишь в 1542 г., а корабельные плот-
ники и конопатчики выделились из общего цеха плотников и вошли в
состав цеха морских судовщиков в 1517 г. Но в нем они занимали фак-
тически автономное положение и последующие распоряжения магнст-.
рата и статуты о деятельности судовых плотников издаются как отдель-
ные, не под «шапкой» цеха морских судовщиков. Деятельность послед-
него в сфере его заморских перевозок не рассматривается в данной
статье.
Интересы купцов и торговли — вот что в значительной мере, и чем
дальше тем больше, определяло характер и направленность цехового
законодательства в этих отраслях в XVI в., способствовало эволюции
их производственной и социальной структуры. Так, пересмотр в 1520 г.
статутов бондарей прямо мотивировался тем, что по причине злоупот-
реблений бондарей «купцы несут большой ущерб и убытки в своей тор-
говле»6. Бондарям предписывалось, чтобы они набрали достаточное
число мастеров и подмастерьев для исполнения всех заказов местных
купцов. Пересмотренный в 1524 г. статут лихтерщиков, входивших в
состав цеха речных перевозчиков (binnenlandvaarders), предусматри-
вал, что владельцы лихтеров, нагрузив их товаром купца, несут полную
ответственность за его сохранность, ночуя, если это нужно, на своем
судне7. В преамбуле статута цеха речных судовщиков, переработанно-
6 BGBGA, d. Д biz. 30—31с «de coopman zeer werdt beschadicht ende verachtert in zijn
coopmanscap».
7 BGBGA, d. 1', biz, 30—31, 48.
V Международная конференция по экономической истории
217
Го в 1522 г., указывалось, что пересмотр ранее действовавшего статута
вызван нарушениями его членами цеха, что приносит «большой вред и
убытки купцам»8.
Дело не ограничивалось лишь этими общими постулатами. Статуты
транспортных цехов содержали и ряд других положений, подчинявших
их деятельность интересам торговли и амстердамского купечества.
В уже упоминавшихся статутах цеха речных перевозчиков и лихтерщи-
ков 1522 и 1524 гг. указывалось, что они должны доставлять транспор-
тируемые товары в установленный срок, в полной сохранности и непод-
моченными, воспрещалось сдавать взятые заказы на комиссию третьим
лицам, в дополнение к принятому заказу перевозить одновременно гру-
зы других заказчиков за дополнительную плату, проходить испытания
по судовождению у «кермейстеров» цеха — и все это для того, чтобы
при транспортировке товаров «купцы не понесли какого-либо ущерба».
Статут 1581 г. для речных перевозчиков и лихтерщиков вводил новые
ограничения их прав в угоду купцам. На отведенной им пристани они
могли стоять под погрузкой или ожидать ее лишь строго установленное
число дней, после чего, независимо от того, завершили они погрузку или
нет, должны были отплывать. На купеческие же суда это правило не
распространялось. Нарушителей, проявлявших к тому же грубость,
штрафовали или лишали права заниматься своей профессией на срок до
одного года. Кроме того, лихтерщикам запрещалось навязываться куп-
цам со своими услугами, ходить по домам купцов в поисках заказов.
Статут 1593 г. содержал .новые статьи, выгодные для купцов. Впредь
цена за перевоз не таксировалась, а «свободно» согласовывалась меж-
ду купцом и речными перевозчиками, при этом последние обязаны
были немедленно принимать любой заказ купца, если судно не было
уже зафрахтовано до этого каким-либо другим заказчиком.. И вновь
повторялось распоряжение о запрете судовщику догружать судно това-
рами другого клиента, если первый фрахтовщик загружал его не пол-
ностью 9.
Интересы купцов охранялись также статутами цеха перевозчиков
вина и пива. По статуту 1533 г. им надлежало в ожидании найма в те-
чение всего рабочего дня находиться в установленных помещениях (hu-
iskens), запрещалось ходить по кораблям и складам в поисках работы,
требовать с клиентов «на выпивку» в дополнение к установленным та-
рифам. Указанные статуты обеспечивали и фискальные интересы ма-
гистрата. Поскольку торговля пивом и вином была одной из основных
статей косвенного налогообложения — акцизных сборов, их перевозки
находились под контролем муниципального сборщика акцизов — экс-
пейзмейстера1С.
Вместе с тем, это была и политика дальнего прицела. Консерватив-
ная по своей экономической и социальной природе купеческо-патрици-
анская регентская плутократия Амстердама поддерживала и охраняла
корпоративный строй в целом, транспортных и смежных с ними цехов —
в частности. Здесь оказывалась общая для торгового капитала черта —
не революционизирование докапиталистических форм производства, а
прямое подчинение их своим интересам, своеобразное «надстраивание»
над ними, «формальное подчинение труда капиталу», по определеник>
К- Маркса ". * * * *
• Ibid., biz. 4k
6 Ibid., biz. 419, 494—495.
'» Ibid., biz. 108—109.
11 Архив Маркса и Энгельса, т. II (VII), стр. 91
218
V Международная конференция по экономической истории
Свидетельств, подтверждающих этот постулат, в корпоративном за-
конодательстве транспортных и смежных с ними цехов Амстердама бо-
лее чем достаточно. Во всех них без исключения содержатся статьи,
устанавливающие монополию или приоритет данных цехов в оказании
транспортных услуг или их производственном обеспечении (изготовле-
ние тары и упаковка, строительство кораблей разных типов, ремонт и
конопачение судов и др.).
Уставы цеха речных судовщиков предусматривали, что для услуг по
перевозке товаров по речным коммуникациям и по их перевалке на лих-
терах используются прежде всего горожане Амстердама, состоящие
членами этого цеха и регулярно выполняющие свои финансовые и дру-
гие обязанности перед корпорацией. Иногородние речные судовщики и
лихтерщики могут фрахтоваться лишь в тех случаях, когда все члены
цеха окажутся обеспеченными заказами *2. Аналогичные статьи были
включены в уставы цеха транспортировщиков вина и пива, бондарей-
упаковщиков, корабельных плотников, канатчиков, конопатчиков судов 12 13 *.
Порядок транспортировки товаров, технология производства средств
транспорта, упаковки и оборудования в цехах, обслуживающих пере-
возку товаров, более или менее детально регламентировались и конт-
ролировались вардейнами, деканами и кёрмейстерами цехов. С членов
цеха взимались вступительные и членские взносы, устанавливалось ко-
личество подмастерьев и учеников у каждого мастера, создавались фон-
ды взаимопомощи больным и престарелым членам цехов. Таким обра-
зом, перед нами картина обычного цехового строя. Кроме того, маги-
страт многократно издавал постановления общего характера о запрете
производства и сбыта товаров и оказании транспортных услуг горожа-
нам нецеховыми ремесленниками и транспортниками. Один из таких
общих запретов датировался 1570 г.11
Использование внецеховых работников допускалось лишь в случаях
недостатка работников у соответствующих цехов. И эти исключения де-
лались главным образом в интересах все тех же купцов и торговли.
Важно отметить, что в коллективном владении транспортных цехов
находились и некоторые средства производства: подводы и грузовые
канаты у транспортировщиков пива и вина, надувные понтоны у судов-
щиков и кораблестроителей. Члены цехов должны были пользоваться
только ими, внося за это в кассу цеха определенные суммы 15.
Двойственная экономическая политика правящей купеческой оли-
гархии по отношению к цехам, выражавшаяся с одной стороны в под-
держке корпоративного принципа, с другой — в подчинении цехов инте-
ресам торгового капитала, получила дальнейшее развитие во время Ни-
дерландской буржуазной революции. Более того, она распространилась
и на область политической жизни. Консервативная купеческая олигар-
хия, в своей борьбе с претензиями статхаудеров на укрепление едино-
властия и с радикальной консисториальной оппозицией, рассматривала
клонившиеся к упадку и потому также консервативные цеховые корпо-
рации как свою политическую опору и резерв. Борьба различных поли-
тических течений, из которых каждое не прочь было заручиться под-
держкой цехов, создавало для последних известные благоприятные
условия. Знаменательным в этой связи представляется тот факт, что
переход Амстердама на сторону «отложившихся» провинций сопрово-
ждался укреплением цехов и цеховой исключительности. 21 июня
12 BGBGA, d. I, biz. 41, 48, 420, 494—495.
13 Ibid., biz. 3b, 137, 256, 473 e. a.
11 Ibid., biz. 373—374.
15 Ibid., biz. 137—138, 476.
V Международная конференция по экономической истории
219
1578 г. магистрат, в котором по-прежнему господствовала патрициан-
ско-купеческая олигархия, хотя и состоявшая из других лиц и фракций,
издал постановление, объявлявшее о восстановлении всех прежних
привилегий всех цехов и гильдий в их традиционной неприкосновенности
и полном объеме16.
Однако социально экономическая действительность,— а она выра-
жалась в первую очередь во все усиливавшемся влиянии купечества и
торгового капитала во всех сферах жизни нарождавшейся республики
Соединенных провинций — вносила свои поправки во взаимоотношения
цехов и купечества, в удельный вес корпоративного элемента в социаль-
ной и экономической жизни. Это прослеживается, хотя и не в полной
мере, по статутам транспортных и смежных с ними цехов Амстердама.
Здесь достаточно отметить три главные и одновременно противоречивые
тенденции формально-юридического укрепления цехов, все ускорявше-
юся процесса их разложения и упадка, а также проникновения в них
буржуазно-предпринимательского элемента. Обратимся к фактам. Выше
уже приводились ссылки на источники, которые неоспоримо свидетель-
ствуют, что формально-юридически транспортные и смежные с ними
цехи не только сохраняли, но и укрепляли свои позиции. Одновременно
было показано, как купечестве и торговля приспосабливали эти корпо
рации к обеспечению своих интересов и все возраставших требований.
Теперь следует выяснить, как рост торговли, развитие буржуазного
предпринимательства и конкуренции внецеховых ремесленников у ра-
ботников транспорта и сферы обслуживания деформировали экономи-
чески и социально структуру изучаемых нами цехов и «промыслов».
Что касается корпорации речных судовщиков и лихтерщиков, то она
оказалась достаточно устойчивой. До конца XVI в. в ее статутах сохра-
няется положение о том, что каждый «мастер» — член цеха может иметь
нс более одного судна и лично выполнять все заказы по перевозкам,
которые он получил. Следовательно, экономически этот цех оставался
мелкотоварным по своей природе. Лишь запреты сдачи на комиссию
получаемых заказов и постоянные упоминания о преимущественном
праве членов цеха на получение заказов от купцов свидетельствуют о
том, что и здесь пробивались тенденции как к предпринимательству, так
и к все возраставшему давлению нецеховых речных судовщиков и лих-
терщиков. И совершенно очевидно, что члены цеха могли обеспечить
лишь часть заказов быстро развивающейся торговли, а замкнутая кор-
порация речных судовщиков и лихтерщиков, опираясь на преимущест-
венное (но уже не монопольное) право на получение заказов, выступа-
ла в качестве, до известной меры, «пенкоснимателей» в этой широко
распространенной профессии, платя тем не мспсс за эту привилегию все
большим подчинением требованиям купцов.
Такая эволюция цеха речных судовщиков Амстердама воспринима-
ется более рельефно при сравнении ее с аналогичным цехом Лейдена.
В нем, согласно статутам 1517 г., состояли не только судовщики-муж-
чины, по и женщины, видимо, члены семей или вдовы умерших членов
цеха,' и они выбирали наряду с мужчинами своих представительниц в
состав руководства цеха. Существовали и внецеховые речные судовщи
ки, но преимущественное право на наем имели члены цеха.
о Ibid., biz. 400: «АПе oude coustumen ende tot noch toe geobserveerdc usantien, ordon-
nantien ende brieven, van alle ghilden, ambachten, zoewel in ’t aennemen van ghilde-
broeders, proef doen’ versterven, colecteren ende vergaderen, van jaersang ende alle
andere poincten met die contributien ende executie van boeten, daerop gestelt, haer oude
loop, vole cracht ende gebruick zullen hebben ende blyven houden, behalven dat alleene.
om nyemant, van wat religie zy dan zijn, in zijn gemoet ende conscientie te besvaren».
220
V’ Международная конференция по экономической истории
Статуты же 1568 г. дают иную картину. Женщины либо были уже
исключены из цеха, либо лишились своих особых представительниц в
его руководстве. Цеховая монополия, в противоположность Амстерда-
му, была усилена В пределах городской запретной зоны члены цеха
теперь могли требовать принудительной перевалки на свои суда грузов,
транспортировавшихся иногородними или сельскими речными судовщи-
ками, при этом за счет последних. В Лейдене, как видно, по крайней
мере в данной отрасли и, может быть, временно, первенство принадле-
жало усиливавшемуся корпоратизму, а не купеческому капиталу17.
Сравнительно стабильным выглядело положение «промысла» канат-
чиков. Анализ его статутов приводит к выводу, что структура его в ос-
новном не изменилась, хотя дух предпринимательства и проникал в
него. Из статутов 1582 г видно, что мастера канатчиков делились уже
на имевших и не имевших свои «полигоны», а помимо непосредственных
производственных функций могли заниматься и торговлей пенькой. Од-
нако делать это они могли лишь вне места жительства и «полигона», на
котором вились канаты 18.
Менее благополучно складывалась судьба цеха перевозчиков пива
и вина. Статут 1533 г. допускал для членов цеха, наряду с исполнением
своих обязанностей, заниматься продажей пива и вина, по крайней мере
розничной (tappen), хотя и ограничивал эту дополнительную деятель-
ность рамками нерабочего времени или участием в ней членов семьи.
Было ли это новым явлением, отражавшим внедрение торговли в рам-
ки цеха, или остатком каких-то стародавних традиций,— точно по име-
ющимся документам установить не представляется возможным. Однако
больше похоже на первое. В последующих статутах отчетливо видны
упадок и обеднение цеха. Статут 1540 г. ограничил количество членов
цеха 40 человеками, что не вяжется с ростом объема торговли указан-
ными товарами Статут 1558 г., видимо, в целях укрепления тенденции
к «закрытию» цеха, запрещает состоять в нем одновременно отцу и его
детям. Наконец, в 1586 г. имеется постановление магистрата Амстер-
дама, распространяющее на все цехи (идущие по пути упадка и ра-
зорения) свое ранее принятое разрешение цеху транспортировщиков
вина и пива продать ренты с целью выкупа заложенной из-за долгов
цеховой серебряной посуды и утвари ". Как видно, транспортировщики
пива и вина первыми встали на путь обращения к ростовщической ка-
бале, что не может рассматриваться как свидетельство преуспеяния их
цеха. Одновременно это указывает на по меньшей мере экономические
трудности многих других амстердамских .цехов, несмотря на сохранение
ими своих юридических привилегий.
Меньше всего изменил свой средневековой облик, из рассматривае-
мых отраслей, цех транспортировщиков и мерильщиков зерна, о кото-
ром в нашем распоряжении имеются лишь самые фрагментарные све-
дения преимущественно организационно-технического характера.
Более отчетливо предпринимательские тенденции и прямое вторже-
ние торгово-предпринимательского капитала прослеживаются по неко
торым смежным с транспортными цехами корпорациям. Рассмотрим в
этом аспекте цех бондарей-упаковщиков и кораблестроителей, на авто-
номной основе входивших в цех речных судовщиков. О прямом нажиме
(юридическом и организационном) магистрата и купечества на первый * 15
17 J. Overvoorde. De ordonnanties voor de Leidsche ambachts broederschappen — «Vere-
eniging tot uitgaaf der Bronnen van het Oudvaderlandsche recht, Verslagen en mede-
delingen», d. 6.'s-Gravenhage, 1915, N 1—6, biz. 559—560, 563, 614—616.
15 BGBGA, d 1, biz. 424—426.
Ie Ibid., biz. 1138, 256,447—448.
17 Международная конференция по экономической истории
221
нам уже приходилось упоминать. Однако цех, видимо, не мог уже удо-
влетворять с должной гибкостью все расширяющиеся потребности ам-
стердамского стапельного рынка в перераспределении и упаковке раз-
личных грузов и .поэтому, наряду с прежним цехом и вопреки его инте-
ресам, в этой области укореняется новая форма организации и ведения
дела в лице специальных упаковочных компаний. Контракт одной из
них от 14 марта 1608 г. приводится в публикации Я. ван Диллена20 21.
У корабельных плотников проникновение торгового капитала и бур-
жуазного предпринимательства началось, видимо, сразу же после вы-
хода в 1517 г. из плотницкого цеха и вступления их в цех морских су-
довщиков (buitenlandsvaarders) и образования самостоятельной корпо-
рации. Уже в этом статуте заметна конфронтация традиционно-цеховых
порядков с запросами купцов и арматоров, выступавших основными за-
казчиками. Структура цеха в основном была традиционной. Подъемно-
спусковые понтоны, употреблявшиеся при строительстве и ремонте су-
дов, принадлежали цеху и могли лишь арендоваться отдельными масте-
рами. За цехом признавалась на словах и монополия в проведении
работ по строительству новых и ремонту старых судов. Однако эта мо-
нополия имела существенные ограничители. Если цеховые плотники
отказывались выполнять заказ за установленную плату, заказчик мог
сдавать его любым лицам, бравшимся за его исполнениеZI.
О том, как велись работы по строительству и ремонту судов,— в пер-
вом статуте сведений нет. Они выявляются из одного косвенного источ-
ника— статутов о снабжении пивом кораблестроителей. В этом послед-
нем говорится о шкиперах или плотниках, которые строят и удлиняют
корабли сами или дают подряды на подобные работы22. Это значит, что
среди судовых плотников были и простые мастера, и мастера-подрядчи-
ки, т. е. предприниматели.
Гораздо более подробные сведения об экономической и социальной
структуре цеха корабельных плотников содержатся в последнем за
XVI в. большом статуте, созданном в 1589 г. «в связи с имеющими ме-
сто нарушениями и злоупотреблениями». За членами цеха формально
по-прежнему сохранялось монопольное право на ведение всех работ по
строительству, реконструкции, ремонту и конопачению судов. Существо-
вали стаж для учеников и подмастерьев, членские взносы, сдача пробы
на звание мастера, благотворительный фонд (bosse), цеховые понтоны
для подъема и спуска судов и т. п. Однако имущественная дифференци-
ация среди мастеров эволюционировала уже в социальную. Были ма-
стера, просто работающие по заказу шкиперов или купцов, а были ма-
стера— владельцы собственных затонов. Если мастер взял заказ на
сумму свыше 350 гульденов, то и сам он, и подрядчик, и работодатель
могли брать в помощь по работе и не членов цеха. Если заказчика не
удовлетворяло качество работы цеховых плотников, он мог подрядить
других членов цеха, а при их отсутствии — любых лиц. Монополия цеха
подрывалась и с другого конца — заинтересованные лица могли в ярма-
рочные и базарные дни, а профессиональные лодочники-транспортники
и в любое время, приобретать небольшие суда, грузоподъемностью до
8 тонн, сделанные не членами цеха и вне города. Статьи, запрещающие
мастерам-подрядчикам взимать мзду с плотников, нанятых для выпол-
нения подряда, и делать приписки в счетах заказчику, а мастерам-коно-
патчикам продавать заказчикам пеньку или ставить ее в счет, говорят
20 Ibid., 648—649.
21 Ibid., biz. 21—22.
22 Ibid., biz. 125: «scippers ofte timmerluyden, die nyewe scepen maicken ofte doen mai-
cken ofte enige scepen verlanghen».
222
V Международная конференция по экономической истории
как об эксплуатации богатыми мастерами-подрядчиками своих со-
братьев по цеху, так и о «незаконных» формах предпринимательства23.
В целом перед нами уже картина буржуазно-предпринимательской по
преимуществу организации судостроения, хотя и с некоторым традици-
онным цеховым реквизитом.
Таким образом, связь транспортных и смежных с ними цехов Ам-
стердама с быстро шедшей в гору торговлей и купеческим капиталом,
несмотря на декларированное укрепление их формально-юридических
корпоративных прав и привилегий, на практике имела нередко прямо
противоположные результаты. Следствием были застой, упадок и обед-
нение одних цехов, прямое подчинение интересам купеческого капитала,
разложение и буржуазное перерождение других. При этом первое чаще
всего выпадало на долю старых, закосневших в своих средневековых
традициях корпораций, второе происходило в динамически развивав-
шихся отраслях, оформившихся в XVI в. в условиях восходящего ка
питализма, как это имело место с судовыми плотниками^ Кажущийся
нейтралитет и даже формально-юридический цеховой протекционизм
правящей купеческой олигархии Амстердама не спасали цехи этого го-
рода от общей участи, хотя и продлевали их существование, а само по-
кровительство на деле нередко оборачивалось противостоянием купе-
ческого капитала и цехов, подчинением вторых первому, что сопровож-
далось обходом, нарушением формально существовавших и действо-
вавших статутов.
23 BGBGA, d. 1., biz. 472—476.
В. И. РУТЕНБУРГ
ТОРГОВЫЕ ПУТИ В XV—XVI вв.
ПО ИТАЛЬЯНСКИМ ХРОНИКАМ
Торговые пути, даже одни и те же, изменяли свою доступность,
проходимость и протяженность в зависимости от эпохи. Имеются в виду
не геологические сдвиги и не эволюционные изменения рельефа местно-
сти, а постоянно меняющиеся взаимоотношения человека и природы.
В античный и средневековый периоды истории человечества, характери-
зуемые слабым развитием техники, географическая среда играла значи-
тельно большую роль, чем в эпоху капитализма. Известно, что развитие
рабовладельческих государств античности, как об этом писал В. И. Ле-
нин, было стеснено географическими границами1. Географическая сре-
да накладывает значительный отпечаток на характер и направленность
занятий людей, на темпы развития производительных сил. Речь идет не
о решающем влиянии географической среды, но о ее существенной роли
наряду с другими факторами1 2. «Взаимоотношение между обществен-
ным человеком и географической средой чрезвычайно изменчиво. Оно
изменяется с каждым новым шагом, достигнутым развитием производи-
тельных сил человека»3. Эта характеристика имеет прямое отношение
к торговым путям, а значит и к Италии в' целом, так как сама «Италия
образует как бы колоссальный мост, естественный транзитный путь»4,
значение и эффективность которого менялись в зависимости от того,
было ли это в эпоху римской античности, варварских нашествий, ран-
него средневековья, расцвета коммун, раннего капитализма или италь-
янских войн. Значение центрального положения Италии среди сложной
сети торговых путей Средиземноморья давало себя знать уже в рим-
скую эпоху, было ослаблено в эпоху становления варварских государ-
ственных образований и снова укрепилось к XI в. Так, например, Пиза
не только пролагает торговые пути, но обосновывается в XI в. в Сар-
динии, осваивает торговые пути в Африку, Каталонию, Кастилию; на-
ряду с Амальфи, Гаэтой, Салерно, Генуей, Венецией, Анконой она за-
крепляет пути к Леванту5.
Изменение взаимоотношений общественного человека и географиче-
ской среды ярко подтверждается по отношению к торговым путям
Италии. Одним из существенных преимуществ Италии является боль-
шая протяженность ее береговых линий. Это преимущество в период
античности и средневековья было более реальным, чем в последующие
эпохи, так как в связи с небольшим тоннажем кораблей могли исполь-
зоваться не только высокие и извилистые берега, но и плоские и низ
1 См. В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 39, стр. 74.
2 См. там же, т. 33, стр. 72—73.
3 Г. В. Плеханов. Избранные философские произведения, т. II. М., 1956, стр. 157.
4 Дж. Луццатто. Экономическая история Италии. М., 1954, стр. 15.
5 R. Н. Bautier. Les grands problemes politiques et economiques de la Meditcrranee гпё-
dievale.— «Revue historique», t. CCXXXIV, 1965.
224
Р Международная конференция по экономической истории
кие, куда небольшие суда легче вытаскивать по вечерам, спасая их от
ночного прибоя или от пиратских набегов6.
В эпоху коммун Италия, не имевшая единого национального рынка,
фактически знала несколько региональных рынков с систематически
проводившимися ярмарками; к тому же эти рынки были связаны меж-
ду собой постоянными сухопутными, речными и морскими путями. Со
времен Шампанских ярмарок итальянские города-республики и регио-
нальные монархии устанавливают постоянные торговые пути в обще-
европейском масштабе, продолжая развивать связи со странами Аф-
рики и Леванта. Особенно живо торговые пути осваиваются в XV—
XVI вв., что можно подтвердить, обращаясь к хроникам. Использование
этих источников широко известно в литературе, и здесь можно лишь
подчеркнуть их большое значение для изучения направлений, эффек-
тивности, времени прохождения товаров по торговым путям. В качест-
ве образца обратимся к известной хронике Буоннакорсо Питти XV в.7 8
и к дневнику Бастиано Ардити XVI в.“
Освоение и использование торговых путей не может рассматривать-
ся изолированно от их использования в целях политических, дипломати-
ческих и военных, так как нередко они сочетались. Следует также под-
черкнуть, что торговый путь был не только каналом продвижения то-
варов и денег, но и дорогой к познанию мира. Люди, осваивавшие и
использовавшие торговые пути, прежде всего купцы, члены торговых
компаний, их факторы, курьеры и т. п., были представителями эпохи
Возрождения, у которых торговый интерес неотрывно был связан с пыт-
ливым исследованием всех сторон жизни. Примером может служит^
Марко Поло, начинающий свой знаменитый «Миллион» с откровенного
сообщения о том, что его отец и дядя отправились в далекий заморский
путь «за наживою да прибылью», что у них, и в еще большей степени у
самого Марко Поло, сочеталось с обостренным интересом к изучению
людей и природы стран, где они побывали.
Так и Буоннакорсо Питти, купец, дипломат, игрок, интересуется не
только вопросами выгоды, но и самой жизнью, бытом, природой, видом
посещаемых им стран и городов, считая все это важным и интересным.
«Запишу для памяти о моем странствии по свету...» и снова: «Желая
странствовать и испытать счастья...» в компании с Маттео Тинги, «куп-
цом и великим игроком»9 10 11,— пишет он в начале своей хроники. Человек
крайне расчетливый, он по пути в германские земли едет «поглядеть»
Падую, Виченцу, Верону‘°. Питти, будучи для XV в. типичным образцом
итальянского делового человека, осваивающего торговые пути, проводит
в поездках добрую половину своей жизни; не столько живости его ха-
рактера, сколько установившимся в освоенным в XV в. путям сообще-
ния обязаны мы тому, что флорентиец успел при тогдашних средствах
передвижения пятнадцать раз побывать во Франции, пять раз в Нидер-
ландах, два раза в Англии, по одному разу в Германии, Югославии
и т. д.11 Хроника Питти — это не только своеобразный индекс торговых
путей Италии и Европы, но и колоритный путеводитель, характеризую-
щий условия их использования, трудности пути, стоимость переездов
и т. п. Можно, например, по данным его хроники составить маршруты
6 Длс Луццатто. Указ соч.. стр. 16—17.
7 Cronica di Buonnacorso Pitti. Con annotazioni, ristampata da A. Bacchi della Lega
(далее — Cronica). Bologna, 1905; в советском издании: Питти. Хроника. Л., 1972.
8 В. Arditi. Diario di Firenze e di altre parti della Cristianita (1574—1579), a cura di
R. Cantagalli. Firenze, 1970.
9 Б. Питти. Указ, соч., стр. 23, 27; Cronica, р. 33, 36.
10 Б. Питти. Указ, соч., стр. 28; Cronica, р 38.
11 Б. Питти. Указ, соч., стр. 154—165; Cronica, р. 209—229.
V Международная конференция по экономической истории
225
путей: Флоренция — Рим, Флоренция — Авиньон — Париж, Флорен-
ция — Загреб — Буда и др.12 Ярко рисует Питти трудности морского
пути, его небезопасность: огромный французский флот в Эклюзе 15 дней
дожидался «у моря погоды», чтобы не подвергать людей верной гибели,
и так и не смог двинуться в путь13 14 15.
Весьма велика была прибыль от торговых операций, но не менее ве-
лик риск потерять не только коммерческую прибыль или стоимость то-
варов, но и жизнь. Так, Маттео Тинги, закупив на 1000 дукатов шафра-
на в Венеции, отправил его в Хорватию через Сенью и, продав товар в
Загребе и Буде, получил на 1000 дукатов прибыли; однако участник
этой экспедиции, автор хроники, заболел и едва не умер в Буде; лишь
случайный выигрыш в 1200 флоринов дал ему возможность купить
шесть лошадей и пять слуг и через Сенью, Венецию, Падую прибыть во
Флоренцию Политические и дипломатические дела ведут Питти из
Франции в Брюгге, где он предоставляет государю Савойи 3500 золотых
франков, а затем в Англию, где он вкладывает 2500 золотых франков
в закупку шерсти и направляет ее во Флоренцию; два корабля, груже-
ные тюками шерсти, один из которых прибыл в Геную, а другой в Пизу,
принесли Питти в результате этой политико-экономической поездки,
даже после уплаты 9—14% за страховку, 1000 золотых флоринов при-
были 16. Таким образом, уточнение маршрутов дипломатических и поли-
тических поездок дает интересный материал и для изучения торговых
путей.
Общеизвестные данные о способах и времени переезда из Италии во
Францию, Англию и т. д. уточняются и конкретизируются в хронике
Питти. Так, например, в ноябре 1394 г. он проехал 450 миль от Асти до
Парижа, причем от Шансо до Труа — 72 миди за день, от Труа до Пари-
жа— 84 мили еще за один день, загнав при этом немало лошадей16.
Путь из Франции в Порто Пизано требовал 17 дней (с 14 февраля по
2 марта 1414 г.), с учетом встречных ветров и течений”. Зимой трудно-
сти возрастали: выехав 15 января 1396 г. из Фриуля, Питти с трудом
преодолел заснеженные перевалы и прибыл в Констанц, а затем Базель,
Лангр, Париж, потратив на дорогу 34 дня *8.
XVI век приносит свои трудности и свои коррективы. Дневник фло-
рентийского ремесленника Ардити является весьма интересным источ-
ником для изучения торговых путей своего времени: его своеобразие, в
отличие от хроники Питти, заключается в том, что автор безвыездно жил
во Флоренции, однако ему из рассказов знакомы пути продвижения по
Италии и Европе послов и воинских отрядов, купцов и их караванов.
Так, он, например, подробно прослеживает путь Генриха III, совер-
шающего стремительный рейс из Кракова до Парижа, от польского пре-
стола к французскому. Он бежит из Кракова, а 6 июля 1574 г. из Вене-
ции приходит донесение посла великого герцога Тосканского о прибы-
тии его, по пересечении Далмации и Фриуля, в венецианские владения;
18 июля его торжественно встречают в Венеции, 3 августа он в Ферраре,
а 6 сентября — уже в Лионе1’. Путь короля не обязательно повторяет
собой направление товарного потока, однако и недалеко отклоняется от
него. Король тратит время на торжественные приемы, но время прохож-
12 Б. Питти. Указ, соч., стр. 31—32, 43, 154, 165; Cronica, р. 42, 55—58, 209—229.
13 Б. Питти. Указ, соч., стр. 50—55; Cronica, р. 71—72.
14 Б. Питти. Указ, соч., стр. 28; Cronica, р. 38—39, 40—41.
13 Б. Питти. Указ, соч., стр. 56—58; Cronica, р. 72—73, 75, 78.
” Б. Питти. Указ, соч., стр. 62; Cronica, р. 83—84.
17 Б. Питти. Указ, соч., стр. 143; Cronica, р. 194.
” Б. Питти. Указ, соч., стр. 81; Cronica, р. Ю0.
19 В. Arditi. Op. cit., р. 4, 5, 6, 1'0, 11, 22.
15 Средние века, в. 38
226
V Международная конференция по экономической истории
дения почтовых отправлений дает возможность сравнить относительную
скорость продвижения по морским и сухопутным дорогам конца XVI в.
Так, например, письмо из тогдашней польской столицы Кракова во Фло-
ренцию шло 17 дней (с 13 до 30 октября 1514 г.) 20.
История торговых путей в Италии и Европе XVI в. заполнена посто-
янной угрозой со стороны турок: с первых до последних страниц днев-
ник Ардити постоянно сообщает о продвижении турецких эскадр, за-
хвате городов и крепостей, гибели людей, спасительном бегстве евро-
пейских эскадр21.
Одной из существенных помех в продвижении по торговым путям и
в XVI в. была чума, во избежание которой запрещался, например, во
Флоренции в 1574 г. приезд любого человека или привоз товаров из
стран и городов, где она обнаружилась, под страхом виселицы22. Однако
пышные дипломатические миссии двигались по этим же путям: полити-
ка была превыше законодательных строгостей, хотя чума не обходила
никого.
Хроники Питти и Ардити приведены в качестве образцов, свидетель-
ствующих о весьма колоритных, а иногда и уникальных материалах,
хранящихся в записках современников и дающих ценные дополнитель-
ные данные для изучения торговых путей в XV—XVI вв.
10 В. Arditi Op. cit., р. 28.
21 Ibidem.
22 Ibid., p. 27, 34.
Л. А. КОТЕЛЬНИКОВА
ТОРГОВЫЕ ПУТИ И НЕКОТОРЫЕ СТОРОНЫ
СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ
ЦЕНТРАЛЬНОЙ ИТАЛИИ В XII—XIV вв.
В XII—XIV вв., в период своего расцвета, многие итальянские горо-
да являлись крупными центрами как ремесленного производства, так и
международной и внутренней торговли. Через Центральную Италию
проходили важнейшие торговые артерии, связывавшие ее северные об-
ласти с Югом страны, а также итальянские города с Западной, Цент-
ральной и Северной Европой. Наибольшее значение в Центральной Ита-
лии этого времени имела так называемая дорога франков — древний
путь в Рим из Западной Европы, проходивший после пересечения Апен-
нин у Чезы через Гарфаньяну и Версилию, затем направлявшийся к
Лукке и потом к Пизе и Порто Пизано или Сиене. От Порто Пизано
купцы обычно продолжали свой путь до Рима морем. Весьма важную
роль играли в Центральной Италии также некоторые другие сухопут-
ные дороги, соединявшие Болонью и Флоренцию, Флоренцию и Рим.
Путь Болонья — Флоренция проходил в эти века по двум направлениям:
к Фаэнце (через Эмилианскую дорогу) и к долине Савена; последняя
дорога пересекала Апеннины между Карнаккайя и Сан Агата в направ-
лении на Муджелло и затем на Флоренцию. Путь Флоренция — Рим про-
ходил через Борго Мартури, Поджибонси, Сиену, Больсену, Сутри,
остров Фарнезе *.
Однако передвижение по суше через Апеннинские перевалы было за-
труднено из-за отсутствия сколько-нибудь пригодных дорог: вплоть до
XIV в. это были обычно лишь тропы для вьючных животных или даже
пешеходные тропинки, весьма редко по ним могли передвигаться двухко-
лесные повозки. Речные пути были безопаснее, и перевозить товары по
ним было несравненно дешевле. В Центральной Италии важное значе-
ние имели Арно, Серкьо, Омброне и их притоки, соединенные многочис-
ленными каналами. Вместе с тем, как правило, не вся река, а только не-
большой ее участок были судоходны продолжительное время. К тому же
навигацию затрудняли многочисленные водяные и сукновальные мельни-
цы, а также вынуждавшие делать длительные остановки пункты взима-
ния многочисленных торговых пошлин. Возможность взимать многочис-
ленные поборы на торговых путях, в том числе и за постой купеческих ка-
раванов, а также принимать участие в устройстве рынков и ярмарок, не
говоря уже о непосредственном участии в торговых операциях, определя-
ла немаловажное значение владения территориями, через которые про-
ходили торговые пути, среди источников богатства знатных тосканских
фамилий — не только купеческих, но и землевладельческих.
Так, например, земли в долине Савена принадлежали болонским гра-
фам. К западу от реки Савена значительная часть земель находилась
в руках феодальной фамилии Монцуно, которая и контролировала боль-
1 Дж. Луццатто. Экономическая история Италии. М., 1954, стр. 222—223, 334—336, 340—
341; «Comunicazioni stradali attraverso i tempi>, vol. 111. Novara, 1961; vol. IV. Roma,
1964.
15*
228
V Международная конференция по экономической истории
тую часть торгового пути, проходившего по этой долине. Однако на эту
же территорию предъявляли права графы Панико, крупнейшая феодаль-
ная фамилия болонских Апеннин, владения которых простирались вдоль
наиболее важных естественных коммуникаций между Болоньей и Фло-
ренцией. В зоне Апеннинских перевалов господствовали феодалы Тос-
канской Марки. С древнейших времен центром владений Убальдини был
Муджелло. Им же принадлежали земли, по которым проходил путь Бо-
лонья — Флоренция на отрезке у перевалов через Апеннины из долины
Сантерно в Сьеве, где располагались их многочисленные замки. Убаль-
дини господствовали в долине Фальтона, в которой начинался путь из
Муджелло во Флоренцию. Другие фамилии тосканских нобилей, напри-
мер Альберти из Прато, имели владения в болонских Апеннинах, где их
земли соприкасались с территориями, принадлежавшими графам
Панико2.
Поэтому естественно, что в борьбе городских коммун с феодальными
фамилиями в XII—XIII вв. не последнее место занимало стремление ото-
брать у феодалов такой важный источник доходов, как устройство рын-
ков и ярмарок на этих территориях, взимание торговых пошлин и—
главное — собственность на те земли, где находились важные узловые
торговые пункты.
В этой связи показательна история подчинения Флоренции феодалов
из родов Убальдини, Гуэрра, Модильяна и др., владевших такими важ-
ными укрепленными пунктами на торговых путях, как Муджелло, Под-
жибонси, Эмполи, Монтемурло и др. Именно в Муджелло флорентий-
ская коммуна, стремясь ослабить своего противника — феодалов Убаль-
дини— объявила об освобождении от крепостной зависимости колонов,
которых намеревались купить эти магнаты у флорентийских каноников.
Акт флорентийской коммуны 1289 г. об освобождении колонов был пер-
вым в цепи ряда постановлений городской коммуны, которые привели к
освобождению от личной зависимости немалое число колонов дистретто.
Эмполи, Монтемурло, Поджибонси,— в округе Флоренции, Гарфаньяна,
Версилия, Валеккья — в округе Лукки были теми укрепленными пункта-
ми, расположенными на важных торговых путях, вокруг которых развер-
тывалась наиболее ожесточенная борьба городских коммун с нобилями
округи, в результате чего города вынуждали феодалов продавать в
собственность городу или дарить ему земли, где были расположены эти
крепости, с подвластным им населением, а также вместе со всеми посту-
павшими им доходами3.
Аграрное развитие Центральной Италии и прежде всего направление
эволюции земельной ренты также находилось в определенной связи с
расположением и функционированием важнейших центров ремесла
и торговли Тосканы — Флоренции, Лукки, Пизы, Сиены и основных сухо-
путных и речных дорог области. В первую очередь в районах, находящих-
2 «Communicazioni stradali...», vol. Ill, р. 27—28; A. Palmieri. La montagna bolognese del
Medio cvo. Bologna, 1629. p. 49—5I-, 52—55; S. Casini. Dizionario biografico. gcografico,
storico del comune di Firenzuola, vol. I. Firenze, 1914, p. 78—118; E. Ripetti. Dizionario
geografico, fisico, storico della Toscana, vol. 1. Firenze, 1833—1845, p. 655.
3 «Document! di storia italiana», vol. X. P. Santini. Documenti del’antica costituzione del
comune di Firenze. Firenze, 1895; «Capitoli del comune di Firenze», N I1 (a. 1138), N 3
(a 1156), № 9—10 (a. 1176), № 12 (a. 1182), № 18 (a. 1188), №32 (a. 1200), № 67
(a. 1219); p. 227 (a 1240), p. 279 (a. 1241); ibid., vol. XV. Firenze, 1951. «Capitoli del
comune di Firenze, N 16—18, 20, 22 (a. 1254), N 43 (a. 1255) ec. «Document! di storia
Italiana», Vol. VI. Annales Ptolomei Lucensis, p. 49—78; A. Carina. Notizie sul contado
lucchese. Lucca, 1875, p. 19. См. также Л. А. Котельникова. Итальянское крестьянство
и город в XI—XIV вв. (по материалам Средней и Северной Италии). М., 1967,
стр. 46—48, 83—85.
V Международная конференция по экономической истории 229
ся в непосредственной близости от названных городов и вблизи речных
и сухопутных дорог, получила в XII—XIV вв широкое распространение
(а постепенно в ряде мест и преобладание) продуктовая земельная рен-
та, так как именно здесь прежде всего создались благоприятные условия
для реализации поступавших продуктов на рынках близлежащих городов
и местечек, а также и для вывоза в более удаленные пункты, или даже в
другие области Италии и в Западную Европу. Например, в дистретто
Лукки в XII в. рента продуктами была господствующей в районах Луната,
Масса Низана, т. е. в районах, непосредственно примыкающих к самому
городу и находившихся поблизости от реки Серкьо — главного речного
пути дистретто. В дистретто Флоренции в XII—XIII вв. рента продукта-
ми преобладала в районах, находившихся в непосредственной близости
от города Флоренции и реки Арно—в Эмполи, Черрето, Трети, Винчи.
Районы наибольшего распространения денежной ренты в эти столе-
тия в Тоскане — обычно были более или менее удалены от городов и тор-
говых путей. Феодалы предпочитали там перекладывать трудности реа-
лизации продуктов на рынке на плечи крестьян. В уже упоминавшемся
дистретто Лукки в XII—XIV вв. такими районами были Торре, Пиша,
Фошана и другие,— довольно далеко (до 25—50 км) отстоявшие от горо-
да Лукки и рек Серкьо и Арно. В дистретто Флоренции в XII—XIII вв.
денежная рента также преобладала в районах, находившихся в несколь-
ких десятках дилометров от Арно — главной речной магистрали области *.
См. Л. А. Котельникова. Указ, соч., гл. 1.
СООБЩЕНИЯ
Л.П.РЕПИНА
К ВОПРОСУ О ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ, ИМУЩЕСТВЕННОЙ
И СОЦИАЛЬНОЙ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ
ГОРОДСКОГО СОСЛОВИЯ В АНГЛИИ XIV в.
В XIV столетии английские города переживали один из интересней-
ших этапов своей истории. Именно в этот период процесс консолидации
городского сословия в Англии на базе роста товарного производства и
повышения роли города достиг наибольших успехов. Но одновременно
с консолидацией городского сословия шел процесс его имущественной и
социальной дифференциации. Взаимодействие двух отмеченных тенден-
ций в конкретной обстановке, сложившейся в стране к началу XIV в.
и изменявшейся на всем его протяжении, решающим образом сказалось
на формировании социального облика английского городского сословия
и в значительной мере определило его место в политической борьбе в этот
период.
Вопрос об имущественном и социальном расслоении в английском го-
роде XIV в не нашел достаточного освещения в буржуазной историогра-
фии *. Многие историки касались его мимоходом при изучении других
проблем, но специальной разработке в полном своем объеме эта тема не
подвергалась. Это объясняется прежде всего теми трудностями, с которы-
ми приходится сталкиваться при отборе источников. Как превосходил
Лондон все остальные города Англии в средние века по своему экономи-
ческому развитию и политическому значению, так превосходит он их по
количеству и полноте документального материала. Поэтому те историки,
которым приходилось обращаться к проблемам социальной истории горо-
дов, делали объектом своего изучения преимущественно столицу коро-
левства. К числу наиболее значительных и интересных исследований,
посвященных Лондону, относятся монографии Джорджа Анвина * 2, Рут
Берд3, Сильвии Трап4 и Г. Уильямса5. Что касается других городов Анг
лии, то здесь мы сталкиваемся, за очень небольшим исключением, либо
с беглыми обзорами их истории с древнейших времен до наших дней,
либо с добросовестным переложением местных городских архивов без
пост 1Н0ВКИ интересующих нас проблем.
Наиболее полное и обобщенное отражение вопросы социальной исто-
рии английского города в XIV—XV вв. нашли в советской медиевистике,
в работах А. А. Кирилловой 6. Особенно важно, что автор не ограничивает-
* Подробный обзор англо-американской историографии средневекового города см. в ра-
боте: А А. Кириллова. Классовая борьба в городах Восточной Англии в XIV в.—
«УЗ Мос. гос. псд. ин-та им. В. И. Ленина», № 321. М., 1969, стр. 3—37. Мы ограни-
чимся лишь общими замечаниями.
2 G. Unwin. The Gilds and Companies of London London 1'925.
3 R. Bird. The Turbulent London of Richard II. London, 1955 (1 st ed. -1949).
4 5. L. Thrupp The Merchant Class of Medieval London (1300—1500). Chicago, 1948.
Подробный анализ этой работы см. в статье Е В Гутнова. Социальная история Ан-
глин в англо-американской медиевистике.— СВ, вып. XVIII. М., 1960.
5 G. A. Williams. Medieval London from Commune to Capital. London, 1S63.
6 А. А Кириллова. Указ, соч., а также ряд статей.
Дифференциация городского сословия в Англии XIV в.
231
ся одним Лондоном, а привлекает значительный материал по ряду дру-
гих городов (заметим, что советскому историку это сделать значительно
труднее из-за недоступности многих источников, прежде всего архив-
ных).
Однако в центре исследований А. А. Кирилловой стоит классовая
и социальная борьба в английском городе, и изучение всех остальных
вопросов подчинено этой Главной теме. Вопрос о профессиональной, иму-
щественной и социальной дифференциации городского сословия в Анг-
лии XIV в. представляется нам нуждающимся в дальнейшей разработке
с привлечением дополнительного материала, который позволит запол-
нить некоторые лакуны, выяснить структуру торгово-ремесленного насе-
ления городов различного типа и проследить ее динамику.
В данной статье используются разнообразные источники. Это город-
ские документы, в том числе судебные протоколы, королевские распоря-
жения, документы государственных учреждений — казначейства, канце-
лярии, законодательные акты и парламентские документы. Особенную
ценность представляют списки налогоплательщиков ряда городов за раз-
ные годы с конца XIII до второй половины XIV в. Совокупное изучение
этих источников позволяет в значительной мере выполнить поставленную
задачу.
* * *
В течение XIV в. в Англии идет процесс дальнейшего отделения ре-
месла от земледелия, растет и углубляется специализация ремесленни-
ков. Этот процесс находит свое выражение в возникновении и распрост-
ранении по территории всей страны новых ремесленных гильдий. Gils
merchant (gilda mercatoria), которая образовалась после нормандского
завоевания во многих городах Англии и включала в себя купцов и ремес-
ленников данного города7, начала разлагаться еще в XII в. На протяже-
нии XII — начала XIII в. в 10 английских городах возникли или продол-
жали существовать по крайней мере 20 ремесленных гильдий8 9. Чем ак-
тивнее была торговая и ремесленная деятельность в городе, тем быстрее
шло возникновение специализированных ремесленных цехов и разложе-
ние торговой гильдии, а также образовавшихся ранее крупных гильдий,
охватывавших целую отрасль ремесленного производства.
Углубление внутриотраслевого разделения труда наиболее интенсив-
но происходило в XIV в. Перчаточники, поясники, сумочники, скорняки,
шорники и другие ремесленники—кожевники, лучники, тетивщики и мас-
тера, изготовлявшие стрелы,— организовывались в отдельные цехи. Чис-
ло ремесленных гильдий в городе часто бывало весьма значительным: в
Лондоне в 1350 г. насчитывалось по крайней мере 40 ремесленных гиль-
дий, несколько позднее в Йорке — более 50 В меньших городах специа-
лизация ремесла, конечно, не достигала таких масштабов. Например, в
Ньюкасле в 1342 г. было всего 12 гильдий10 11. Хотя в течение XIV в. пра-
вительство в фискальных целях проводило политику расширения цеховой
системы по всей стране тем не менее в этот период еще далеко не все
7 Я. А. Левицкий. О характере «gilda mercatoria» в Англии XI—XIII вв.— СВ, вып. 30.
М„ 1967.
8 Я. А. Левицкий. Города и городское ремесло в Англии в X—XI вв. М — Л., 1960,
стр. 246—275.
9 Ed. Cheyney. An Introduction to the Industrial and Social History of England. Lon-
don—New York, 1915, p. 65. . .
10 S. Kramer. The English Craft Gilds: Studies in their Progress and Decline New York,
1927 p 27
11 H. Gibbins. Industrial History of England. London, 1926, (1st ed.— 1890). p. 68. Cm.
также: S. Kramer. Op. cit., p. 24—43.
232
Л. П. Репина
ремесленные специальности были организованы в гильдии и лишь в кон-
це XIV — начале XV в. большинство гильдий получили королевские
хартии. Число же ремесленных специальностей к началу XIV в. даже в
небольших городах было достаточно велико, к тому же процесс их диф-
ференциации непрерывно продолжался. Так, документы честерских го-
родских судов конца XIII —начала XIV в. упоминают около 50 ремес-
ленных специальностей”, а список налогоплательщиков подушной пода-
ти 1380—1381 гг. в Оксфорде — более 80”,
Лондонские гильдии рано добились значительных привилегий, что
обеспечило им наиболее благоприятные условия для развития. В 1328 г.
25 гильдий Лондона получили право самоуправления. К концу царство-
вания Эдуарда III выделились и приобрели различные привилегии, в том
числе и право участия в городском самоуправлении, по крайней мере
еще 35 других гильдий, охватывающих различные отрасли ремесленного
производства. Выделение новых гильдий продолжалось и в начале XV в.12 13 14 15 16 17
К 1422 г. в Лондоне было 11 гильдий13.
Рано сформировавшиеся гильдии процветали на протяжении всего
XIV в. Особенно заметен бурный рост, который переживала гильдия лон-
донских ювелиров. В 1334 г. ее мастера имели 14 учеников (14 масте-
ров— по одному ученику), в 1336 г.— 25 (также по одному ученику), в
1342 г. зафиксировано 22 ученика, 9 человек, завершивших свое обуче-
ние, и 4 человека, уплативших вступительный взнос и ставших мастера-
ми без предварительного обучения, в 1362 г.— 61 ученик и 28 мастеров,
миновавших ученичество. В 1368 г. был составлен список лондонских
мастеров-ювелиров, который насчитывал 135 членов. В 1381 г. в тор-
жественной процессии, встречавшей королеву Анну, участвовало 140 мас-
теров-ювелиров. В 1403 г. цех насчитывал 186 членов ,в.
Эд. Миллеру удалось на основании списков фрименов — полноправ-
ных горожан Йорка воссоздать развернутую картину развития ремес-
ленного производства и профессиональной дифференциации населения
города. Ниже мы приводим составленную им таблицу (табл. 1) ”.
Итак, все семь основных профессиональных групп, выделенных
Эд. Миллером, быстро расширяются на протяжении века, особенно к его
концу, но их соотношение меняется. Если к началу XIV в. на первом пла-
не было кожевенное производство и производство продуктов питания, то
во второй половине века выходят вперед и далеко обгоняют все осталь-
ные отрасли те ремесла, которые были связаны с производством и обра-
боткой тканей. Доля производства продуктов питания, кожевенного про-
изводства и металлообработки неуклонно снижается. Как абсолютно,
так и относительно растет число ремесленников-строителей, что, конечно,
явилось результатом притока населения в город, развития Йорка и рас-
ширения его границ. Во второй половине XIV в. Йорк развивался преж-
де всего как центр сукноделия. Более ’/в всех новых фрименов составля-
ли суконщики, ткачи, красильщики, сукновалы, ворсовщики, ковровщики
и т. п.
Как же распределялись ремесленники внутри этих отраслей? Как и
во всяком средневековом городе, самыми многочисленными были ги.ть-
12 «Selected Rolls of Chester City Courts», ed. by A. Hopkins. Manchester, 1955, p. LVI.
13 «Oxford City Documents», 1268—1665, ed. by J. E. Th. Rogers. Oxford. 1891, p. 3—45.
14 «Memorials of London and London Life», ed. by H T Riley. London, 1868, p. 151—566
15 G. Unwin. Op. cit., Appendix, A, II, p 370—371
16 «Memorials of the Goldsmiths’ Company»,ed. bv \V. S. Prideaux, vol. I. London, 1966,
p. 1—15.
17 VCHE, Yorkshire vol. IV, City of York. London, 1961, Table 2, p. 86.
Дифференциация городского сословия в Англии XIV в.
233
Таблица 1
Распределение Фрименов Йорка по профессиональным группам
1272—1306 1307—1349 1350-1399
всего % ОТ всех фриме- нов % ИЗ- вестных занятий всего % от всех фриме- иов % из- вестных занятий всего % от всех фриме- иов % ИЗ- вестных занятий
Всего принятых в качест- ве фрименов 767 2540 4838
Занятые в: 1) текстильном производ- стве 32 4 7 264 11 14 1190 25 28
2) производстве продук- тов питания 130 17 29 448 18 23 481 10 11
3) торговле 6 10 ЗОЭ 12 16 688 14 16
4) кожевенном производ стве ljJ4 18 30 421 17 22 650 13 15
5) строительстве 9 1 2 59 2 3 284 6 6
6) металлообработке 79 10 17 263 10 13 443 9 И
7) других отраслях 24 4 5 183 7 9 547 11 13
Всего 452 60 — 1947 77 — 4283 88 —
дии портных и сапожников: они насчитывали соответственно 128 и 59
мастеров. Далее идут красильщики (59 человек), ковровщики (58 чело-
век), седельщики (34 человека), сукновалы (30 человек). Хотя гильдии
в металлообрабатывающей отрасли насчитывали гораздо меньшее число
членов, тем не менее, само их число (10: щитники и ноженщики, шпорни-
ки и уздечники, ювелиры, булавочники, литейщики, ножовщики, оловян-
щики, скобянщики, ковали, кузнецы-отделочники) указывает на высокий
уровень специализации. В 1342 г. гильдия скобянщиков состояла из
12 мастеров, а в 1387 г. гильдия шпорников и уздечников — из 17 масте-
Таблица 2
Группировка торгово-ремесленного населения Оксфорда
по профессиональному признаку (1380181 г.)
Занятые в: Всего % от известных занятий
1) производстве и обработке тканей 198 22,5
2) торговле 182 20,7
3) производстве продуктов питания 143 16,2
4) кожевенном производстве 126 14,3
5) строительстве 66 7,4
6) металлообработке 50 5,7
7) других отраслях 116 13,2
Всего 881 100
234
Л. П. Репина
ров, булавочников — из 17 и литейщиков — из 5 ,8. В начале XV в. в
Йорке было 57 цехов,9.
Списки плательщиков подушной подати в 1380—1381 гг. в Оксфор-
де18 19 20 также позволяют выяснить профессиональную группировку его
торгово-ремесленного населения. Но здесь мы, к сожалению, не можем
проследить ее динамику.
Если сравнить полученные результаты с данными Эд. Миллера по
Порку за 1350—1399 гг., то бросается в глаза большое сходство в распре-
делении по профессиональным группам населения этих двух городов.
Это, конечно, прежде всего объясняется тем, что подобная структура
была характерна для большинства феодальных городов вообще. Некото-
рые различия в соотношении ряда отраслей происходят из местных осо-
бенностей. Так, в Оксфорде, университетском городе с его обилием
школяров и колледжей, несколько выше процент занятых в строительст-
ве, производстве продуктов питания и торговле. Следует отметить, что
в Оксфорде нами учтены не только мастера, но и подмастерья и ученики,
работающие в соответствующих отраслях. Это дает возможность соста-
вить более полное представление о его торгово-ремесленном населении21.
Наиболее многочисленную группу составляют портные — 98 человек (из
них 49 мастеров), следующими идут пивовары — 69 человек (29 масте-
ров), сапожники —48 человек (33 мастера), ткачи — 43 человека (23
мастера), кожевники — 37 человек (24 мастера), пекари — 36 человек
(16 мастеров), мясники — 35 человек (18 мастеров) и т. д. В городе жили
13 мастеров-сукновалов, 12 ковровщиков, 8 суконщиков, 7 красильщиков
и др.
Итак, приведенные выше данные22 говорят, с одной стороны, о рас-
ширении каждой отрасли городского ремесленного производства, а с дру-
гой— об углублении внутриотраслевой специализации. Кроме того, они
выявляют характерные черты профессиональной группировки населения
средневекового английского города (как крупного, так и среднего) и
тенденции в ее эволюции.
На основе дальнейшего разделения труда ускоряется процесс отделе-
ния торговли от ремесла. Увеличение числа ремесленников и усиление
дифференциации ремесленных специальностей привели к выделению ре-
месленных гильдий из gilda mercatoria и к превращению последней в ку-
печескую гильдию. Одновременно с этим процессом и вследствие разви-
тия обмена идет специализация торговли по различным отраслям.
Именно эти явления характеризуют состояние внутренней и внешней
торговли в Англии XIV в.
До середины XIV в. наибольшее значение как для внутренней, так и
для внешней торговли имели ярмарки. Но с середины XIV в. ярмарки на-
чинают уступать свои позиции стаплям, на которые была переведена вся
экспортная торговля важнейшим английским товаром — шерстью, и ста-
пельные города стали самыми оживленными торговыми центрами. Во
внутренней торговле возросла роль местных рынков. Это объясняется
тем, что на ярмарках, функционировавших короткий срок, не мог осу-
18 «York Memorandum Book», ed. bv M. Sellers, vol. 1. Durham, London, 1912, p. XXIV—
XXV, 70—74, 86—104, 109—110.
19 VCHE, Yorkshire, vol. IV, p. 91.
20 «Oxford City Documents»..., p. 3—45.
21 Следует учесть, что многие ученики не были включены в эти списки, так как налого-
обложению подлежали лишь лица старше 15 лет.
22 К ним можно добавить данные по Колчестеру на 1301 г., приведенные в статье:
.4. А. Сванидзе. Налоговые описи Колчестера как источник по истории английского
средневекового города,—СВ, вып. XIX. М., 1961, стр. 189—192.
Дифференциация городского сословия в Англии XIV в.
235
ществляться регулярный обмен между городом и деревней. Он произво-
дился на городских рынках, причем последние зачастую являлись цент-
оами не только мелкого розничного обмена между городом и округой, но
и широкой оптовой торговли между купцами разных городов Англии
и континента23. В средневековой Англии были исключительно благопри-
ятные условия для развития внутреннего обмена. Еще до XIV в. шел ин-
тенсивный процесс освобождения городов от пошлин по территории всей
страны24. Хотя в XIV в. он был еще не закончен25, в этот период во внут-
ренней торговле были достигнуты значительные успехи. Экономическая
специализация городов и районов определяла и стимулировала обмен
между ними.
В XIV в. происходят важные изменения в области внешней торговли.
Окончательное вытеснение иностранных купцов из английской внешней
торговли относится к концу XV в.— но уже во второй половине XIV в.
был сделан значительный шаг на пути к этому, что особенно ярко прояви-
лось в экспорте шерсти. Если в 1273 г. на долю английских купцов прихо-
дилось немногим более */, экспорта шерсти26, то в 1362—1368 гг.— в сред-
нем ежегодно до 71% 27 28 29. В течение второй половины XIV в. на базе роста
местной суконной промышленности увеличивается производство и вывоз
готового сукна. Экспорт сукна в этот период вырос более чем в 14 раз
(от 3040 кусков в 1353—1355 гг. до 43076 кусков в 1392—1395 гг.)2в, при-
чем в этой торговле полностью господствовали английские купцы2”.
Важнейшие английские порты специализировались по отдельным на-
правлениям и отраслям внешней торговли. Саутгемптон был главным
портом южного побережья, за ним шли Дартмут, Плимут, Уинчелси, Уэй-
мут и конфедерация Пяти Портов (Дувр, Сэндвич, Хастингс, Хит и Ром-
ни). Они были связаны торговлей с Францией, Испанией и Италией.
Восточные порты — Бостон, Гулль, Линн, Ярмут — занимались торговлей
с Фландрией, Брабантом, Голландией и Зеландией, а также с немецкими
городами; Лондон и Линн играли важнейшую роль в торговле хлебом.
На севере Йорк.был центром торговли с балтийскими странами30, Нью-
касл — каботажной торговли углем. На западе выделялся Бристоль, ко-
торый был во второй половине XIV в. четвертым портом Англии по
импорту вина (после Лондона, Саутгемптона и Сэндвича), его посещали
корабли из Гаскони, Португалии, Испании, Ирландии, Уэльса, менее
часто — из Бретани, Нормандии, Фландрии и Пруссии3*. В средние века
имела большое значение торговля рыбой. В Англии основными ее цент-
рами были Ярмут (сельдь), Скарборо и Гримбси (треска), Берик (ло-
сось) 32.
23 L. F. Salzman. English trade in the middle Ages. Oxford, 1931, p. 156—157; Ed. Chey-
ney. On. cit., p. 79.
24 E. В. Гутнова. Возникновение английского парламента. М., 1960. стр. 197—'198.
25 Клун преждевременно говорит о свободной торговле между городами Англии в
XIV в.— G. Clune. The Medieval Gild System. Dublin, 1943, p. 25.
20 E. Power. The Wool Trade in English Medieval History. London, 194'1, p. 53.
27 Подсчитано по таблице, приводимой в кн.: A. Beardwood. Alien Merchants in England,
1350 to 1377. Cambridge (Mass.), 1931. p. 160.
28 «Cambridge Economic History of Europe», vol. 2. Ed. by M. Postan and E. Rich. Camb-
ridge, 1952, p. 192.
29 E. Carus-Wilson. The Overseas Trade of Bristol in the Later Middle Ages. Bristol., 1937,
p. 293—294.
30 «York Memorandum book», vol. 2, p. XX—XXL
31 У. M. Sherbourne. The Port of Bristol in the Middle Ages. Durslev (Glos.), 1965,
p. 12—13.
32 T. Роджерс. История Tpv.ia и заработной платы в Англии с XIII по XIX век. СПб.,
1899, стр. 76—93.
236
Л. П. Репина
Лондон был торговым центром страны. Он имел торговые отношения
почти со всеми странами континента. Особенный расцвет лондонской
торговли отмечается с начала XIV в., прежде всего в экспорте шерсти:
в 1332 г. через Лондон проходило уже более 32% всего английского экс-
порта шерсти, из них 43% находилось непосредственно в руках лондон-
ских купцов. В импорте вина к 1350 г. доля лондонских купцов составля-
ла половину. Интересно, что несмотря на значительную специализацию,
в первой половине XIV в. этими двумя важнейшими отраслями внешней
торговли занимались представители многих гильдий (в том числе и вер-
хушка ремесленных цехов): в 1313 г. 172 человека из 24 гильдий Лондо-
на участвовали в экспорте шерсти, в 1318—1323 гг. 132 члена 25 гильдий
Лондона участвовали в импорте вина. Конечно, первые места в этих от-
раслях занимали соответственно торговцы шерстью и торговцы вином
(29 и 46 человек), но представительство некоторых других гильдий было
также достаточно многочисленным: 18 суконщиков и 12 рыботорговцев
принимали в 1313 г. участие в экспорте шерсти; 24 рыботорговца, 8 тор-
говцев шерстью, 8 торговцев зерном и 8 галантерейщиков импортировали
вино в 1318—1323 гг.33 Лондону удалось занять ключевые позиции и в
быстро развивающейся торговле сукном: если в середине XIV в. он почти
вдвое уступал Бристолю, то к концу века стал самым крупным портом по
вывозу сукна: в это время через Лондон шла почти ’/з всего экспорта
сукна из Англии34.
Наблюдавшееся в первой половине XIV в. активное участие купцов
различных гильдий в самых выгодных отраслях торговли, дающих наи-
большие прибыли, в значительной мере способствовало их обогащению.
Купечество сколачивало крупные по тому времени состояния также пу-
тем ростовщичества и займов короне, путем получения на откуп налогов
и пошлин, военных поставок. В середине XIV в. к этому прибавилась
спекуляция на экспорте шерсти. О развитии торгово-ростовщического
капитала говорят интересные сведения, приведенные в петиции лондон-
ских купцов 1356 г. В ней указывается, что лондонские купцы — главные
кредиторы короля Они ссудили ему более 70 тыс. ф. на военные нужды
в разное время (в основном на осаду Кале — 40 тыс. ф.). Они скупали
королевские долговые обязательства у купцов, товар которых был кон-
фискован королем в 1338 г. в Дордрехте, и в 1351 г. они обладали
расписками короля на сумму более 60 тыс. ф.35
Суммы налогов с городского населения, которые были в это время
весьма значительными, непосредственно свидетельствуют о размерах
движимого имущества в городах Англии XIV в.36 Здесь также превосхо-
дил всех Лондон, который по накопленным богатствам был совершенно
недосягаем для остальных городов. В этом отношении его можно срав-
нить лишь с графствами: например, в 1309 г. обложение Лондона превы-
шало сумму налога с каждого графства, за исключением йоркшира,
Линкольншира, Норфолка и Кента37 38.
Лондонцы регулярно предоставляли ссуды короне в середине и во
второй половине XIV в., хотя подобная практика существовала и при
Эдуарде II3". В 1340 г. Эдуард III получил от Лондона заем в 5 тыс. ф.,
33 G. Williams. On. cit., Tables A. I, В. I, p. 150—152.
34 M McKisack. Fourteenth Century. Oxford, 1959, p. 379.
35 R. P., vol. II, p. 259.
36 J. F. Willard. Parliamentary Taxes on Personal Property, 1290 to 1334. Cambridge
(Mass ), 1934; idem. The Taxes upon Movables of the Reigns of Edward II and Ed-
ward III —EHR, vol. 29—30, N 114, 117. London, 1914—1915.
37 J. H. Ramsay. Statistics from Subsidy Rolls of Edward II.—EHR, 1909, vol. 24, N 94,
p. 319 (table).
38 «Rotulorum oiiginalium in curia scaccarii abbreviatio>, vol. I. London, 1805, p. 195, 214.
Дифференциация городского сословия в Англии XIV в.
237
Таблица 3
Имущественная структура населения Лондона
Группа Стоимость имущества налогоплатель- щика Численность группы и процентное отношение к общему числу налогоплательщиков
1292 г. 1319 г. 1332 г. по всем округам 133? г. по 12 ок- ругам 1292 г.
I 40 ф. и выше 1—0,1% 34-2,0% 52—3,2% 24-3,1%
II от 20 до 40 ф. 20—2,5% 77—4,6% 113—6,9% 64-8,3%
III от 8 до 20 ф. 54—6,8% 143-8,6% 171—10,5% 83—10,7%
IV от 4 до 8 ф. 109—13,7% 256—15,4% 250—15,4% 113—14,6%
V от 2 до 4 ф. 114—14,3% 329—19,9% 365—22,4% 148—19,1%
VI от 10 шил. до 2 ф. 499—62,6% 823—49,5% 676—41,6% 342—44,2%
Всего 1 797—100% 1662—100% 1627—100% 774—100%
Примечание I. В 1319 г. облагаемый минимум составлял 6 шил. 4 пенса, и было зафиксировано еще
156 налогоплательщиков с движимым имуществом иа сумму меньше 10 шил., в 1292 и 1332 гг. такие до-
мовладельцы учтены не были.
Примечание II. Налоговые списки за 1332 г. сохранились полностью от всех 24 округов города» за
1319 г. — от 23 округов (не сохранился список округа Винтри» который в 1332 г насчитывал 40 налогопла-
тельщиков), а за 1292 г. — только от 12 округов.
в 1342 г.— 1000 ф., в 1370 г.— 5 тыс. ф., в 1379 г.— 5 тыс. ф. и т. д.38 39 * * Так
же широко применялась королевской властью практика получения кре-
дитов у отдельных купцов. Особенного размаха кредитование короны
достигло в конце XIV в. Отдельные лондонцы и городская община предо-
ставили короне от 33 до 40% всей суммы займов, зарегистрированных в
свитках казначейства при Ричарде II‘°.. Займы короне предоставляли,
конечно, в гораздо меньших масштабах и другие города Англии: Норидж,
Ипсуич, Колчестер, Линн, Бристоль и др. “ В 1398 г. Ричард II получил
от Лондона 6666 ф. 13 шил. 4 пенса, от Бристоля — 800 ф., от Нориджа —
333 ф. 6 шил. 8 пенсов, от Линна — 266 ф. 13 шил. 4 пенса, от Йорка —
200 ф., от Гулля — 100 ф. и т. д.42
Кредитоспособность горожан — еще одно важное свидетельство раз-
вития городской экономики. В XIV в. аккумуляция богатств в городах
достигает высокого уровня. Она сопровождается усилением имуществен-
ного расслоения городского населения.
Имеющиеся в нашем распоряжении налоговые списки 1292, 131943 и
133244 гг. позволяют выявить имущественную структуру населения Лон-
дона в эти годы и проследить ее эволюцию. Лица, зафиксированные в
списках, конечно, не составляли всего населения города. Горожане с иму-
ществом, оцененным ниже облагаемого минимума, налог не платили и
в списки включены не были. Кроме того, в число налогоплательщиков не
входили члены семей домовладельцев, слуги, подмастерья и ученики, ду-
ховенство, рыцарство, судьи и другие высшие чиновники — не фримены
38 R. R. Sharpe. London and Kingdom, vol. I. London, 1894, p. 189, 202, 214, 217 etc.
40 «Cambridge economic history»... vol. 3. p. 466.
41 CCR 1307—1313, p. 316; CPR 1317—1321, p. 110; CCR 1318—1323, p. 536; R. P. vol. II,
p. 64; R. P. hac ined., p. 142.
42 W. Cunningham. The growth of English Industry and Commerce During the Early and
Middle Ages. Cambridge, 1927, p. 385.
43 «Two Early London Subsidy Rolls», ed. by E. Ekwall. Lund, 1951.
44 Опубликованы в; «Finance and Trade under Edward III», ed. by G. Unwin. London,
1918, p. 61—82.
238
Л. П. Репина
города, а также лица, освобожденные от уплаты налогов за какие-либо
заслуги.
Данные, полученные в результате обработки налоговых списков, све-
дены в табл. 3. С первого же взгляда на нее заметна значительная
степень имущественного неравенства среди горожан Лондона, выделение
группы богачей. Кроме того, видно, что происходит рост в процентном
отношении всех групп за счет низшей (группа VI), причем последняя
уменьшается и абсолютно. Низшая группа очень неустойчива, часть ее
с имуществом до 1 ф. стоит близко к городской бедноте, не подлежащей
обложению. Вместе с тем эта группа размывается и сверху. Налогопла-
тельщики с имуществом от 1 до 2 ф. имеют тенденцию к переходу в более
высокую группу V. Это вполне естественно для города, переживающего
период расцвета ремесленного производства и торговли. Отсюда и харак-
терный рост среднего слоя (группы III—V): в 1292 г. — 34,8%, в 1319 г. —
43,9%, в 1332 г.— 48,3% (для 12 округов — 44,4%) налогоплательщиков.
Чтобы составить полную картину распределения богатств в Лондоне,
исследуем более детально высшую группу налогоплательщиков.
Таблица 4
Концентрация движимого имущества в Лондоне стоимостью
выше 40 ф.
Число налогоплательщиков
Стоимость движимости 1292 г. 1319 г. 1332 г. по всем округам 1332 г. по 12 округам
от 40 до 60 ф. 1 5 31 14
от 60 до 120 ф. — 14 18 9
от 120 до 240 ф. — 9 3 1
от 240 ф. и выше — 6 — —
Всего 1 34 52 24
Из табл. 4 видно, что в 1319 и 1332 гг. прибавляются новые, более
богатые категории налогоплательщиков по сравнению с 1292 г. Бурное
развитие торговли в Лондоне, наблюдавшееся в начале XIV в., ускорило
рост крупных состояний и усилило концентрацию собственности в руках
городских богачей. Максимальная сумма налога в 1292 г.— 8 ф.— была
уплачена с имущества стоимостью в 40 ф., в 1319 г.— 40 ф. с имущества
стоимостью около 500 ф., а в 1332 г. — 8 ф. с имущества в 120 ф. Интерес-
но, что из 34 налогоплательщиков группы I в 1319 г. лишь 2 человека
вошли в группу I 1332 г. Чем объясняется появление в 1319 г. высшей ка-
тегории налогоплательщиков с имуществом стоимостью более 120 ф.?
И более того, почему они исчезли в 1332 г.? Чтобы понять это, нужно
сравнить методы обложения в Лондоне в эти годы. Прежде всего отме-
тим, что, получив в 1327 г. привилегию обложения движимого имущества
в размерах, установленных для графств, лондонцы приобрели право и на
новые льготы, выражавшиеся в изъятии части движимого имущества из
обложения. Так, если для городов круг вещей, не подлежащих обложе-
нию, включал «одно платье для мужчины и одно для женщины, и кро-
вать для обоих, кольцо и цепь из серебра, шелковый пояс, которые они
носят каждый день, а также серебряный кубок, из которого они пьют»,
то для графств, а следовательно и для Лондона в 1332 г. обложению не
Дифференциация городского сословия в Лнглии XIV в.
239
подлежали оружие и лошади, все драгоценности и платья для мужчин
и женщин, а также золотая и серебряная посуда44 45. Таким образом, в
1319 г. намного больше вещей, и притом самых ценных, вошло в оценку
имущества богатых горожан. Кроме того, в оценках 1319 г. отразились
колебания цен на шерсть, вино, рыбу, которые достигли в это время са-
мого высокого уровня за первую половину XIV в.46 Ведь именно эти то-
вары составляли значительную часть имущества лондонских купцов.
И, наконец, в 1319 г. вопреки обычаю в некоторые оценки было включено
имущество, находившееся вне округа, в котором проживал владелец, и
в одном случае налог (максимальный в этом году) был уплачен также
с имущества, находившегося вне Лондона 47.
Следует также отметить, что в 1332 г. некоторые богатейшие горожа-
не добились освобождения от налога, в частности 7 олдерменов города
отсутствуют в налоговом списке за этот год48. Все это необходимо учиты-
вать при сопоставлении данных за 1319 и 1332 гг. по высшим группам.
К сожалению, найти сколько-нибудь точную поправку не удается, так
как в нашем распоряжении имеются лишь налоговые ставки, а не пред-
метная опись имущества. Тем не менее, рассмотрев результаты, получен-
ные для каждого из этих городов в отдельности, можно констатировать
усложнение имущественной структуры населения Лондона и значитель-
ную степень аккумуляции богатств в руках верхнего слоя. Так, напри-
мер, в 1319 г. 6,6% налогоплательщиков внесло 50,2% всей суммы нало-
га, в 1332 г. 10,1 % налогоплательщиков уплатили вместе 54,1 % ее.
Чтобы представить себе реальное положение различных разрядов
налогоплательщиков, сравним выделенные нами группы с теми катего-
риями, на которые делит подданных Винчестерский статут 1285 г., уста-
навливающий размеры и виды вооружения, которые должен иметь в
доме каждый человек согласно ассизе о вооружении. По этому статуту
нашей группе II соответствует примерно наличие земли с годовым до-
ходом в 15 ф., группе III—в 2 ф.49 * При таких пропорциях имуществу
высших категорий налогоплательщиков (по крайней мере от 60 ф. и
выше) будет соответствовать рыцарский ценз, установленный Эдуар-
дом II в 1292 г. в размере 40 ф. ежегодного дохода 5<).
В торгово-ремесленном населении Лондона можно выделить 4 боль-
шие группы: 1) верхушка купечества; 2) зажиточное купечество и це-
ховая верхушка; 3) мелкие торговцы и мастера-ремесленники; 4) под-
мастерья, ученики, наемные рабочие. Как уже было указано, последние
не входили в число налогоплательщиков. Как же распределялись богат-
ства между первыми тремя категориями? В 1292 г. лица с движимым
имуществом от 8 ф. и выше (группы I—III) принадлежали почти ис-
ключительно к купечеству. Подавляющее большинство здесь составля-
ли суконщики, торговцы шерстью, шелком, пряностями, рыбой, винами
и т. п. В IV группе купцы также преобладали (более 70%), но в ней
имелось значительное число ремесленников: красильщиков, ножовщи-
ков, дубильщиков, шляпников, перчаточников и т. д. В V группе ремес-
ленники составляли уже более половины входящих в нее лиц. В VI
группе полностью преобладали мелкие торговцы и ремесленники.
44 R. Р., vol. 11, р. 447; J. F. Willard. The Taxes upon Movables in Edward Il’s reign.—
EHR, v. 28, London, 1913, p. 517.
46 J. E. T. Rogers. A history of agriculture and prices in England. Oxford, 1866, p. 387—
390, 636—638.
47 «Two Early London Subsidy Rolls...», p. 89, 105.
48 «Finance and trade...», p. 42.
49 «Statutes of the Realm», ed. by A. Luders, T. Tomlins, vol. I. London, 1810.
40 R. P., vol. I, p. 79.
240
Л. П. Репина
В 1319 г. I группа целиком состоит из представителей купечества:
6 суконщиков, 5 торговцев шелком, 4 торговца пряностями, 5 торговцев
шерстью, 1 торговец рыбой, 1 торговец кожами, 1 торговец сафьяном;
остальные зафиксированы просто как купцы. В группу II также входит
исключительно купечество. В группе III появляются ремесленники: 3 се-
дельщика, 2 красильщика, 1 свечник, 1 шляпник, 1 оружейник, I ножов-
щик, 1 дубильщик, I сундучник, 1 плотник, 1 лудильщик, 1 каменщик.
Е группе IV их число увеличивается и появляются представители новых
ремесленных специальностей: сапожник, шпорник, резчик, переплет-
чик и др. Налогоплательщики V и VI групп — мелкие лавочники и
ремесленники.
В 1332 г. среди лиц, обладавших движимым имуществом на сумму
в 8 фи выше, встречаются представители самых различных корпора-
ций, но более 76% идентифицированных принадлежат к купеческим
гильдиям. В высшей группе особенно многочисленны торговцы пряно-
стями, шелком, рыбой, шерстью, суконщики. Максимальный налог уп-
латили Джон де Оксфорд и Ричард Ротинг, которые вместе с Реджи-
нальдом де Кондюи импортировали в 1318—1323 гг. 25% вина от об-
щего импорта лондонцев51 52. Представители ремесленных гильдий в
группах II и III принадлежат к цеховой верхушке и часто упоминаются
в городских документах. Эти лица принимали активное участие в лон-
донской и внешней торговле. В группе IV больше 60% идентифициро-
ванных составляют члены торговых гильдий. В группах V и VI подавля-
ющее большинство составляют ремесленники и розничные торговцы
продуктами питания 5Z.
Лица, входившие в группы с максимальным размером налога, не
только были богачами, но и занимали высшие городские должности
(мэры, шерифы, олдермены), избирались депутатами в парламент, под-
держивали непосредственные контакты с короной (кредитование и по-
ставки) 53 *.
Эд. Миллер приводит результаты обработки Йоркских налоговых
описей за 1327 г Они включают 800 налогоплательщиков. Из них 55 чел.
(7%) обладали движимым имуществом на сумму в 5 ф. и выше, 61 % —
от 1 до 4 ф., 32%—менее 1 ф. В Йорке, в отличие от Лондона, лишь
*/5 богатейших горожан составляли купцы, причем их состояния были
значительно меньше, чем в Лондоне, а остальные принадлежали к ре-
месленным цехам Видимо, в других крупных городах Англии (Бри-
столь, Ньюкасл) в XIV в. имущественное расслоение достигло примерно
такого же уровня.
Налоговые описи Колчестера, относящиеся к 1301 г., были исследо-
ваны А. А Сванидзе55. Автору удалось четко обрисовать картину иму-
щественной дифференциации в городе. Движимое имущество распреде-
лялось здесь следующим образом: в среднем на каждого торговца при
ходилось 1,5 ф. ст., на ремесленника—1,18 ф., на рыбака—0,66 ф. 70%
торгово-ремесленного населения города имело движимое имущество на
сумму меньше 1 ф. (в эту группу входили 80% всех налогоплательщи-
ков-рыбаков, 68% ремесленников и 54% торговцев) и лишь 30%—на
сумму более 1 ф. (46% торговцев, 32 ремесленников, 20% рыбаков) 56.
Таким образом, среди состоятельных горожан Колчестера было доволь-
11 G. A. Williams. Op. cit, р. 125.
52 «Finance and trade...», Appendix, p. 58—59.
•’ E. Ekwall. Studies on the Population of Medieval London. Stockholm, 1956, p. 44—45,
56 167—168.
“ VCHE, vol. IV, p. 109—110.
55 А. А. Сванидзе. Указ, соч., стр. 185—202.
к Подсчитано по таблице, составленной А. А. Сванидзе.— Там же, стр. 198.
Дифференциация городского сословия в Англии XIV в.
241
но значительное число ремесленников, причем вместе с рыбаками они
составляли около 757о этой группы. Но среди налогоплательщиков с
имуществом стоимостью более 3 ф. преобладали торговцы: бакалейщи-
ки, галантерейщики, мясники и др.57
Сохранившиеся и опубликованные материалы по сбору '/в движимо-
го имущества горожан в 1341—1342 гг.58 позволяют выяснить имуще-
ственную структуру еще 8 городов Англии, самых различных по своему
значению, количеству населения и богатству. Результаты сведены в таб-
лицу 5.
Рассмотрим уровень концентрации движимого имущества в каждом
из этих восьми городов. В Линкольне 12,2% налогоплательщиков внес-
ли 39,7% общей суммы налога. 7,9% ноттингемских налогоплательщи-
ков внесли 31,8% суммы налога. В Кембридже 14,3% налогоплатель-
щиков принадлежало 40,2% движимого имущества. 12,8% налогопла-
тельщиков Херефорда владели 53,7% движимости. В Скарборо 24,1 %
движимого имущества, подвергнувшегося обложению, находилось в ру-
ках 6,7% налогоплательщиков. 8,8% налогоплательщиков Шафтона
внесли 30,8% общей суммы налога. 10,8% налогоплательщиков Хантин-
гдона принадлежало 23,2% движимости. В Гримсби 25,8% движимого
имущества, с которого взимался налог, находилось в руках 6,3% нало-
гоплательщиков. Сопоставляя эти данные с лондонскими, легко убе-
диться в том, что уровень концентрации движимого имущества здесь
значительно ниже. Кроме того, во всех этих городах отсутствует груп-
па I и почти всюду — группа II. В то же время степень концентрации в
Ноттингеме, Херефорде и Гримсби заметно выше, чем в остальных го-
родах.
Обратившись к низшей группе, мы увидим, что ее процентное отно-
шение к общему числу налогоплательщиков примерно одинаково в Лин-
кольне, Ноттингеме, Скарборо, Шафтоне й Гримсби59. Для этих же го-
родов характерен достаточно широкий средний слой (группы IV и V).
В то же время в Хантингдоне, Херефорде и Кембридже мы наблюдаем
совсем иную картину.
В Хантингдоне нет резких граней между слоями, распределение соб-
ственности более равномерно. Здесь нет крупных состояний. Им и не-
откуда было взяться. Хантингдон не был портовым городом и не участ-
вовал во внешней торговле, он не являлся и крупным центром внутрен-
ней торговли. Его население работало на ближайшую округу.
Несколько по-иному обстояло дело в Херефорде. Но здесь надо ого-
вориться, что низшая оценка имущества в городе совершенно не соот-
ветствует обычному минимуму и даже не приближается к нему. Можно
предположить, что городские власти в 1341/42 г. сами устанавливали
нижнюю шкалу обложения, и в Херефорде она была значительно выше
обычной. В этом городе, который в 1377 г. имел 2854 жителя и стоял на
двадцатом месте по количеству населения, в 1341/42 г. было поэтому
лишь 86 налогоплательщиков. По богатству Херефорд стоял в 1334 г.
на четырнадцатом месте. Этот город являлся одним из центров сукно-
делия в середине XIV в.80
В Кембридже подавляющее большинство горожан находились в низ-
шей группе. Более того, минимальная оценка имущества здесь опуска-
лась до 4 шилл. 6 пенсов, и поэтому было зафиксировано еще 114 горо-
57 £. L. Cutts. Colchester. London, 1888, р. 104—105, 111—115.
58 «Nonarum inquisitiones in Curia Scaccarii tempore regis Edwardi III». London. 1807.
58 И превышает аналогичные показатели в Лондоне в 1292, 1319 и 1332 гг.
80 Н. L. Gray. Production and Exportation of English Woolens in the 14-th Century.—
EHR, vol. 39, N 153. London, p. 22, 34, Арр. II.
16 Средние века, в. 38
Имущественная структура городского сословия Англии в 1341/42 г.
Таблица 5
Группа по стоимости движимого имущества Линкольн Ноттингем Кембридж Херефорд Скарборо Шафтои Хантингдон Гримсби
I — 40 ф. и выше
П — от 20 до 40 ф. .— 1—0,5?о — 2-2.3",-, .—. — —
III — от 8 до 20 ф. 10-1,8% 5-2,5% 7-2,2% 9 -10,5"» 2- 1,7% 1-1,1% .— 1—1,6%
IV — от 4 до 8 ф. 58-10,4% 10—4,9% 3—1 ,0% 16—18,6% 6-5,0% 7—7,7% W— 3-4,7%
V — от 2 до 4 ф. 92-16.50,', 28—13,7% 35—11,1% 30-34,8"» 13 -15,1% 18-19.8% 11-1О,8?4 11—17,2%
VI — от 9 шилл. до 2 ф. 397—71.3 160-78,4о;, 269-85,7 % 29-33,7 "о 93- -78,2?,', 65—71,4% 91—89,2% 49—76,5%
Всего 557—1005» 204-100% 314 -100','о 86 100'% 119- 100% 91-100% 102-100 % 64—10096
Максимальный размер имущества 13 ф. 10 ш. 25 ф. 13 ф. 10 ш. 27 ф. 13 ф. 6 ш. 8 ф. 5 ш. 3 ф. 3 ш. 8 ф. 12 ш.
Сумма налога 113 ф. 14 ш. 51 ф. 14 ш. 46 ф. 16 ш. 40 ф. 28 ф. 8 ш. 17 ф. 13 ф. 7 ш. 10 ф. 15 ш.
Л. П. Репина
Таблица 6
Эволюция имущественной структуры населения Кембриджа
Группы по стоимости движимого имущества 1Л 1/15 г. 1311/42 г. Группы по стоимости движимого имущества 1314/15 г. 1311/42 г.
1—40 ф. и выше II — от 20 ф. до 40 ф. III — от 8 ф. до 20 ф. 9-1,954 7-2,25» IV - от 4 до 8 ф. V — от 2 до 4 ф. VI — от 10 шилл. до 2 ф. 36-7,75» 79-17,05» 344-73,4% 3-1,0% 35—11,15» 269—85,7 5»
Всего 468—100 5» 314-100%
Дифференциация городского сословия в .Англии XIV в.
243
жан с имуществом меньше 9 шилл. В то же время, в отличие от Хантинг-
дона. богатства здесь распределяются далеко не равномерно. Эволю-
цию имущественной структуры населения Кембриджа можно просле-
дить, сопоставив приведенные выше данные с налоговым списком
1314/15 г."
Таким образом, группы III—V в 1341/42 г. уменьшаются в процент-
ном отношении по сравнению с 1315 г., а группа VI—увеличивается, т. с.
налицо тенденция к перемещению значительной части налогоплатель-
щиков вниз. Причем, в 1314/15 г. в группе VI 220 чел., составлявших
47,2% налогоплательщиков, имели имущество стоимостью до 1 ф., а в
1341/42 г. эта категория составляла 63,4% общего числа налогоплатель-
щиков (199 чел.). Иными словами, группа VI не просто увеличилась в
процентном отношении, но она возросла в основном за счет самой низ-
кой категории налогоплательщиков, с имуществом до 1 ф.
Дошедшие до нас налоговые описи трех бедфордширских городов
Льютона, Данстэбла и Бедфорда за 1297. 1309 и 1332 гг. “2 позволяют
составить представление о положении в мелких городах Англии. Лыо-
тон и Данстэбл в тот период не получили еще статуса бурга. В эконо-
мике Лыотона, несомненно, большую роль играло земледелие. В Дан-
стэбле ремесленное производство и торговля были более развиты. В опи-
сях имущества горожан Льютона фигурируют почти исключительно
Таблица 7
Динамика имущественной структуры населения городов Бедфордиира
Количество налогоплательщиков в группе и процентное отношение к их общему числу
Стоимость движимости Лейтон Льютон
1309 г. 1332 г. 1297 г. 1309 г. 1332 г.
8 ф. и выше 4—8 ф. 2—4 ф. менее 2 ф. 3-1,9% 21-13,4% 39—18,5% 94—59,9% '..о • ф G О о ' о o'* LO О 1-00 ’ * ’ / 3 N О ю CM L- 1111 - а К 8 ГЗ ГС Г Т Г Г -1—^0 О СП * « - * ** е» CD о s -,© чО О' О О ' О'- 1 Ф >.о “ © О' Ф ‘ i = Ю ”. ”. оо os’ Ю О W Й 1111 □с — lO х-г G5 6-5,4%, 19—17,1% 33—29,7»,, 53—47,8%
Всего 157—100% 132—100% 159—100% 158—100% 111—100%
Количество налогоплательщиков в группе и процентное отношение к их ебщему числу
Стоимость движимости Данстэбл 1А-Дф< рд
1297 г. 1339 г. 1332 г. 1297 г. 1309 г. 1332 г.
8 ф. н выше 2-1,7% 9-5,4% 3-2,8% — 7 6.1% 1-1,3%
4-8 ф. 8—6,8% 14-8,4% 6—5,6% 9_ > On “ - 1“ 0 14-12,2% 2—2,9%
2—4 ф. 20—16,9% 27—16,2% 22—20.5% 9-9.7% 26-22.5% 9—13,2",.
менее 2 ф. 88—74,6% 117—70,0% 76—71,1% 82-88,1 % 68—59,2% 56—82.3%
Всего 118-10(1% 167—100% 107—100% 93—1< 0% 115—10,1% 68- НЮ%
61 «Cambridge Gild Records», ed. by M. Bateson. Cambridge, 1903, Арр. II, p. 15! —157.
“ «Bedfordshire taxation of 1297», ed. by A. T. Gaydon. Streatley, 1959; «Two Bedfo.'ds-
hire subsidy lists 1309, 1332», ed. by S. H. A. Herxey. Bury St. Edmunds. 1925
10-
244
Л. П. Репина
зерно, другие сельскохозяйственные продукты и домашний скот. В на-
логовых описях Данстэбла подвергнуты учету в домах горожан не толь-
ко сельскохозяйственные продукты и домашний скот, но и черепица, сы-
рая, дубленая и выделанная кожа, фетр, мех, пряности, железо, сукно
и т. д.
Результаты изучения бедфордширских описей сведены в таблицу 7.
К ним добавлены данные налоговых списков 1309 и 1332 гг. по неболь-
шому рыночному местечку Лейтон (в том же графстве), которое в на-
чале XIV в. переживало период бурного роста.
Начнем с Лейтона. Здесь наблюдается рост в процентном отношении
группы налогоплательщиков с имуществом менее 2 ф. Группы налого-
плательщиков с имуществом более 4 ф. уменьшились и абсолютно и от-
носительно. В то же время уменьшился средний слой (от 2 до 4 ф.). По
именам-прозвищам можно выделить ряд лиц, занимавшихся торговлей
и ремеслом. В 1309 г. их было 12 человек, в 1332 г.—18. К сожалению,
этого слишком мало, чтобы с достаточной достоверностью выяснить, как
распределялись богатства между различными профессиональными груп-
пами. Описи 1297 г., которые дают не только суммарную оценку иму-
щества, но и учитывают всю его номенклатуру, открывают больше воз-
можностей для идентификации его владельца.
В Льютоне 9 чел. имели в составе своего движимого имущества то-
вары, что позволяет идентифицировать их как торговцев. Кроме того,
по именам-прозвищам можно еще 9 горожан квалифицировать как ре-
месленников. Но этого также недостаточно. Для Льютона характерен,
в отличие от Лейтона, рост верхних групп и среднего слоя и уменьшение
веса низшей категории налогоплательщиков.
Из 118 налогоплательщиков Данстэбла 1297 г. 39 можно отнести к
ремесленникам. 36 к торговцам. В среднем каждый ремесленник об-
ладал движимым имуществом в 19 шилл. (около 1 ф.), торговец—в
59 шилл. (около 3 ф.). Имущество одного ремесленника-дубильщика
Роберта Спрота было оценено в 4 ф. 3 шилл. 8 пенсов, но среди состоя-
тельных горожан господствовали купцы: Уильям Норман (видимо, су-
конщик) с имуществом в 4. ф. 8 шилл. 4 пенса; Роберт Брайан-стар-
ший— 5 ф.; Джон Бинет (торговец солодом) —5 ф. 6 шилл. 8 пенсов;
Гуго де Уодкрофт (торговец кожей)—6 ф. 1 шилл.; Джон Дюрон—8 ф.
7 шилл. Имущество родственника последнего, тоже Джона Дюрона,
торговца зерном и шерстью, оценивалось в 20 ф. 16 шилл. 8 пенсов, с
него был взыскан самый высокий налог в городе. Средний слой насе-
ления Данстэбла достаточно устойчив. В 1309 г. часть его перемести-
лась в более высокую группу. Интересно, что имущество тех налогопла-
тельщиков 1297 г., которые вошли в налоговые списки 1309, г., возросло
в среднем на 162%, причем лиц, занимавшихся торговлей, — на 226%.
Низшая группа населения стабильна.
В 1297 г. в Бедфорде подавляющее большинство налогоплательщи-
ков находится в низшей группе. В 1309 г. они распределяются более
равномерно. Средний слой растет, но с колебаниями. По описям 1297 г.
можно определить занятия 53 лиц: 29 торговцев и 24 ремесленника.
В среднем каждый ремесленник имел движимое имущество в 18 шилл..
торговец—в 38 шилл. Имущество налогоплательщиков 1297 г., вошед-
ших в налоговые списки 1309 г., возросло в среднем на 171%, причем
лиц, занимавшихся торговлей,— на 210%. В 1332 г. неравномерность
распределения богатств, по сравнению с 1309 г., усиливается, удельный
вес низшей группы сильно увеличивается.
Итак, мы попытались выявить распределение богатств в городах са-
мого различного типа: от столицы до рыночного местечка. На основании
Дифференциация городского сословия в Англии XIV в.
245
изученного материала можно сделать вывод о том, что в начале и се-
редине XIV в. для английских городов в целом была характерна замет-
ная имущественная дифференциация населения. Однако степень ее бы-
ла далеко не одинакова. Что касается Лондона, то здесь этот процесс,
интенсивно протекавший в течение века, достиг самого высокого уровня
и привел к четкому выделению узкого круга богатейших представите-
лей торгово-ростовщического капитала, довольно значительного средне-
го слоя самостоятельных ремесленников и лавочников и массы неиму-
щих. Имущественная структура населения всех других городов была
значительно более простой, распределение собственности между отдель-
ными его слоями носило более равномерный характер. Следует отме-
тить, что для городов всех типов характерно наличие устойчивого сред-
него слоя, иногда с тенденцией к его росту (исключение составляет лишь
Кембридж).
С процессом имущественной дифференциации неразрывно связано
социальное расслоение внутри городского сословия. Оно идет по трем
направлениям: во-первых, между старшими и младшими цехами (гиль-
диями) ; во-вторых, среди мастеров-ремесленников внутри цехов и,
в-третьих, между мастером, с одной стороны, и подмастерьем и учеником,
с другой. Это третье направление было подвергнуто тщательному иссле-
дованию в работах А. А. Кирилловой6'. Поэтому остановимся здесь лишь
па первых двух.
В Лондоне целые группы ремесленных цехов попадают в XIV в. в за-
висимость от крупных купеческих гильдий, которые скупают их продук-
цию, устанавливают свою монополию в торговле. В 1327 г. произошел
ряд конфликтов и вооруженных столкновений между седельщиками, с
одной стороны, и столярами, художниками и уздечникамп — мастерами
по меди и железу, с другой. Это дело разбиралось в городском суде.
Столяры, художники и уздечники в своей петиции мэру жаловались на
то, что седельщики сговорились между собой установить такой порядок,
чтобы ни один из указанных ремесленников не мог продавать своп из-
делия никому, кроме членов гильдии седельщиков. Кроме того, они не
доплатили за реализованную продукцию: художникам—100 ф. 35 шилл.,
уздечникам—184 ф. 23 пенса, плотникам—10 ф. 11 шилл. 4 пенса61.
В 1363 г. был издан статут, по которому каждый купец должен был
торговать лишь одним товаром, а каждый ремесленник заниматься
лишь своим ремеслом 63 64 65. Этот статут юридически закреплял монополию
на ремесло или торговлю, к которой стремилась каждая гильдия. Но он
также санкционировал создавшееся к этому времени положение, при
котором, например, никто из ремесленников-сукноделов (ткачей, кра-
сильщиков, валяльщиков и т. п.) не мог продавать сукно, а торговец
сукном скупал всю продукцию ремесленников; торговцы кожаными из-
делиями скупали продукцию перчаточников, кошелечников, сумочников
и т. д. В 1364 г. Эдуард III пожаловал хартию гильдии торговцев сук-
ном, результатом чего явилась острая вспышка недовольства со сторо-
ны сукнодельческих цехов и портных. По Лондону пронесся слух, что они
готовятся поднять вооруженное восстание. Красильщики, ткачи и ва-
ляльщики были специально предупреждены, что они должны зани-
маться своими собственными делами и не вмешиваться в торговлю сук-
63 А. А. Кириллова. Указ, соч.; она же. Организации подмастерьев и их борьба с ма-
стерами в английских городах XIV—XV вв. «J3 Мос. гос. пед ин-та нм. В. И Ле-
нина, т. 217. М., 1864, она же. Ученичество в торговых и ремесленных гильдиях ан-
глийских городов XIV—XV вв.— СВ, вып. 32—33 М., 1969 1971.
64 «Memorials of London...», р. 1'56—162.
65 «Statutes of the Realm», vol. I, p. 379.
246
Л. П. Репина
ном (т. е. в монополию суконщиков) под угрозой конфискации всей их
продукции. Ни один горожанин, имевший сукно для продажи, не мог
продать его никому, кроме члена гильдии суконщиков ”.
Городские власти следили за соблюдением статута 1363 г. В 1385 г.
несколько человек были лишены прав фримена Лондона за его наруше-
ние: Джон Линн и Николас Марчент, галантерейщики, которые стали
заниматься торговлей шелком — монополией мерсеров, Саутбрук, ткач,
и Скиннер, портной, продававшие сукно ".
Еще в XIII в. существовала зависимость от купеческих гильдий тех
ремесленных цехов, которые работали на сырье, поставляемом с отда-
ленных рынков. Ральф Пойнтел, зажиточный торговец кожами, высту-
пал в качестве посредника между иностранными купцами и сапожника-
ми по сафьяну. Он покупает кож на 20 ф. и затем продает частями, сто-
имостью от 25 шилл. до 5 ф. В 1286 г. он объединяется с одним из своих
наиболее крупных и преуспевающих клиентов, Джоном Тилли, и они
приобретают мастерскую на имя подставного лица, некоего Ричарда
Сьюэра, обеспечив его запасом сырья на 11 ф. 13 шилл. Они заключают
договор, по которому Ричард берет на себя обязательство оставаться у
них на службе 3 года, делать ежегодный отчет о деньгах, товарах и по-
лученных прибылях, а Пойнтел и Тилли соглашаются обеспечить его
всем необходимым и уплачивать ему ежегодное пособие в размере
1 марки.
Торговцы зерном снабжали им пекарей. В 1301 г. пекарь Томас Леф
дал долговое обязательство торговцу зерном на сумму в 35 ф. Торговец
зерном Роджер Палмер, выкупив долг пекаря Генри ле Купера (45 ма-
рок) , заключает с ним соглашение об аренде его пекарни е8.
Аналогичную картину мы наблюдаем в Йорке. Здесь выделялись
купцы-оптовики, скупавшие продукцию у мастеров-сукноделов города,
а также в городской округе. Сохранился список лиц, торговавших сук-
ном и уплативших пошлину в 139)4/95 г. Этот список включает 57 куп-
цов и 21 ремесленника (12 ткачей, 6 портных и 3 красильщика). Боль-
шинство платило очень маленькие суммы, но были и значительные фи-
гуры. Например, купец Джон Брейтуэйт заплатил пошлину за 134,5 ку-
ска; Роберт Уорд, экспортер шерсти и сукна в Пруссию, Нидерланды и
Кале,— за 79; суконщик Ричард Редхоул—за 77,5; купец Томас Гар —
за 110,5; купец Томас Холм, крупный импортер красок и экспортер
шерсти и сукна,— за 70,5 и т. д. В 1399 г. положение было примерно
такое же ”.
Выделившаяся внутри городского сословия в Англии высшая груп-
па, которая состояла из представителей крупнейшего купечества, за-
няла прочные позиции в городском управлении и парламентском пред-
ставительстве, имела значительные земельные владения, родственные
связи с дворянством. Таким образом, эта купеческая верхушка была на-
делена целым рядом признаков, характерных для патрициата конти-
нентальных городов ’°.
Вторым аспектом социальной дифференциации городского сословия
было расслоение среди мастеров-ремесленников внутри цехов. Данные
налоговых списков свидетельствуют об имущественном неравенстве * * * * *
88 Т. Girtin. The Triple Crowns A Narrative History of the Drapers' Company. 1364—
1964. London, 1964, p. 13—14.
87 W. Cunningham. The Commercial Policy of Edward III.— Transactions of Royal His-
torical Society. New series, vol. 4. London, 1889, p. 210. note 4.
88 «Finance and trade...», p. 23—24, 29—31.
“ VCHE, Yorkshire, vol. IV, p. 88.
70 См. А. А. Кириллова. Классовая борьба в городах Восточной Англии..., стр. 86—106.
Дифференциация городского сословия в Англии XIV в.
247
между членами некоторых гильдий, в которых, несмотря на уравнитель-
ные мероприятия, выделялись наиболее состоятельные мастера. Обэтом
говорят также списки плательщиков подушной подати 1380 г. в Оксфор-
де, зафиксировавшие количество подмастерьев у каждого налогопла-
тельщика. По этим спискам число подмастерьев у одного мастера-се-
дельщика варьирует от 1 до 4, у свечников, ткачей, портных — от 1 до
5, у скорняков — от 1 до 6, у дубильщиков — от 1 до 8 ”.
Имущественное расслоение внутри цеха привело к выделению цехо-
вой верхушки и сближению ее с купечеством. Существуют факты, отра-
жающие социальные последствия этого процесса. Вспомним, например,
лондонского сапожника Джона Тилли, который нанял своего разорив-
шегося коллегу и открыл вторую мастерскую71 72. Вполне вероятно, что
нечто подобное имело место и в других цехах Лондона. Интересно, что в
•списке членов комиссии, наблюдавшей за качеством продукции в цехе
медников, 4 человека обозначены, в отличие от других мастеров, как
«торговцы в этой отрасли» 73. Цех ювелиров Лондона включал мастеров
с самым разным имущественным и социальным положением — от бога-
того олдермена, входившего в высшую группу налогоплательщиков, до
рядового ремесленника, работавшего на материале заказчика. Верхуш-
ка ювелиров еще в конце XIII в. занималась ростовщичеством в широ-
ком масштабе74. По хартии 1327 г. избранная группа ювелиров, имев-
ших лавки в Чипсайде, получила особые права: все остальные мастера
должны были покупать золото и серебро только у них. В 1337 г. «бед-
ные общины» ювелиров Лондона представили парламенту петицию, в
которой говорилось, что группа богатых членов этой корпорации застав-
ляет их подписывать обязательства не продавать свои изделия членам
других гильдий иначе как по тройной цене, и те, кто отказывался де-
лать это, были заключены в тюрьму и под различными угрозами были
вынуждены подписать такие обязательства75. Таким образом, цеховая
верхушка ювелиров не только раздавала сырье, но и скупала готовую
продукцию остальных ремесленников, затрудняя им условия самостоя-
тельного сбыта. В других цехах такая ситуация ранее XV в. не наблю-
далась 76.
Во многих торговых гильдиях также выделяются различные группы:
купцы-оптовики, зажиточные лавочники и торговцы-разносчики. Круп-
нейшие купцы-оптовики и более широкий слой купцов-посредников захва-
тили ведущие позиции; в частности, так случилось в лондонской гильдии
торговцев рыбой. Наиболее устойчивую группу составляли лавочники,
обосновавшиеся на трех рыбных рынках города: на Бриджстрит, Олд-
фиш-стрит и Стокс. Они настаивали на том, чтобы вся рыба проходила
через их руки до поступления в розничную продажу. Торговцы-разнос-
чики хотели покупать "рыбу непосредственно у тех оптовиков, которые
имели свои конторы на рыбной пристани. На этой почве возникали
конфликты, часто кровавые. Разносчики также апеллировали к парла-
менту 77 78. Аналогичная дифференциация происходила в гильдии торгов-
цев кожами 7".
Процесс социального расслоения в купеческих гильдиях Лондона
71 «Oxford City Documents...», р. 3—45.
72 См. выше, стр. 246.
73 «Memorials of London...», р. 47—49.
74 «Memorials of the Goldsmiths’ company», vol. I, p. XVIII.
75 R. P„ vol. Ill, p. 9.
76 S. L. Thrupp. Op. cit., p. 8—10.
77 G. Unwin. Op. cit., p. 140—141.
78 E. M. Veale. The English Fur Trade in the Middle Ages. Oxford, 1966. p 78—100
248
Л. П. Репина
нашел свое завершение в образовании к концу XIV в. особой привилеги-
рованной группы, члены которой назывались «liverymen» и носили спе-
циальные ливреи — одежду цвета данной гильдии. Эта группа получила
исключительную привилегию формировать руководящие органы гиль-
дии и города79. Затем в течение XV в. такие группы выделились и в
крупных ремесленных цехах 80.
* * *
Подведем некоторые итоги.
На основе развития ремесленного производства, роста торгово-рос-
товщического капитала, усложнения городской экономики, усиления
специализации в ремесле и торговле, перераспределения богатств и иму-
щественной дифференциации, в Англии в течение XIV в. протекает ин-
тенсивный процесс социального расслоения в среде городского сосло-
вия. Этот процесс шел параллельно с продолжавшейся консолидацией
городского сословия, которая к концу XIV в. достигла своего высшего
уровня. Имея общие интересы, определявшиеся одинаковым правовым
положением и условиями жизни, горожане в то же время не представля-
ли собой единого целого. Население каждого города было разделено на
ряд групп, различавшихся условиями труда и положением в городской
общине. Наиболее раннее и общее деление — на полноправных (Фриме-
нов) и неполноправных горожан. Позднее структура городского сосло-
вия значительно усложняется, в первую очередь за счет дифференциа-
ции полноправных горожан. Они расчленяются на ряд групп: 1) верхуш-
ку купечества, 2) широкий слой состоятельных мастеров-ремесленников
и 4) массу мелких торговцев и мастеров, владевших минимумом средств
для обеспечения самостоятельного производства. Еще одна группа тор-
гово-ремесленного населения — подмастерья, ученики и наемные рабо-
чие— относилась к неполноправным горожанам.
Наиболее богатой, влиятельной и политически зрелой частью город-
ского сословия являлась купеческая верхушка, захватившая ведущие
позиции в городской экономике, финансах, управлении, парламентском
представительстве и включившаяся в непосредственные контакты с пра-
вительством. Группа крупнейших английских купцов делает основным
своим занятием субсидирование короны, беря на откуп самые доходные
должности и получая различные привилегии. Являясь наиболее разви-
той и организованной частью городского сословия, купечество в то же
время полностью сохраняло феодальный характер. Богатые купцы стре-
мились упрочить свое положение путем приобретения крупной земель-
ной собственности, установления родственных связей с феодалами. Бо-
лее того, некоторые из них порывают с городом и становятся сельскими
землевладельцами.
Среднее купечество и зажиточные мастера-ремесленники принима-
ли участие в городском самоуправлении и отчасти в парламентском
представительстве. Будучи экономически независимы, они занимали ус-
тойчивое положение в общественной жизни города и образовывали его
ядро.
Четвертая группа, приближающаяся по имущественному положению
к городским низам, не принимала участия в общественной жизни горо-
да. Для нее не нашлось достаточно места в городских документах. Она
выступает на передний план лишь в периоды острых социальных и по-
79 W. Benham, Ch. Welch. Medieval London. 1901, p. 33.
80 S. L. Thrupp. Op. cit., p. 12—13.
Дифференциация городского сословия в Англии XIV в.
249
литических конфликтов, как и основная масса неполноправных горо-
жан. Торговцы-разносчики и мелкие мастера-ремесленники постепенно
попадали в зависимость от своих более состоятельных сограждан.
Разумеется, между соседними группами невозможно провести же-
стких границ, но в общем они выделяются достаточно рельефно.
Отмеченное нами размежевание населения на различные группы ха-
рактерно для всех городов Англии в рассматриваемый период, с той
лишь оговоркой, что в крупных оно выражено ярко, а в мелких — зна-
чительно слабее. Кроме того, ни в одном городе верхушка купечества
не была так богата, многочисленна, развита, как в Лондоне. В других
городах, даже во втором городе Англии — Йорке, не существовало груп-
пы, хотя бы приближающейся по размерам движимого имущества к
годовому доходу рыцаря и сравнимой по богатству, землевладению и
личным связям с лондонскими магнатами.
В остальном, однако, расчленение торгово-ремесленного населения
города на определенно отличные друг от друга социальные слои может
быть перенесено на городское сословие в целом.
Таким образом, в XIV в. к многочисленным локальным и корпора-
тивным перегородкам, разделявшим городское сословие в масштабе все-
го королевства, несмотря на успехи в его консолидации, прибавились
перегородки имущественно-социальные. Они обусловили обострение
противоречий и внутренней борьбы в городах, а также наложили отпе-
чаток на положение городского сословия в системе феодального госу-
дарства и его роль в общеполитической борьбе в рассматриваемый пе-
риод.
С. А. Б Е Л Я Е В
О СЕНАТОРАХ «ИСТОРИИ» ВИКТОРА ИЗ ВИТЫ
В «Истории» Виктора из Виты1 сенаторы упоминаются трижды—-
в I, 12, 1, 15 и III, 10. В первом случае о них говорится в связи с захва-
том Карфагена Гейзерихом: овладев городом, Гейзерих взял в плен
многих сенаторов1 2. В I, 15 Виктор говорит об изгнании сенаторов3.
В третьем случае сенаторы упомянуты в декрете Хунирика, изданном
после разгона собора в феврале 484 г. и направленном против католи-
ческой церкви и римлян-католиков вообще4 * * * 8. Эти тексты часто исполь-
зуются исследователями для изучения внутренней политики Гейзериха.
Они дают ценный материал, характеризующий его отношение к круп-
ной римской аристократии и ее земельной собственности; сообщение о
высылке вандалами из Северной Африки определенной категории рим-
лян также имеет важное значение. Сведения, содержащиеся в кн. III, 10,
используются для характеристики вандальского общества в эпоху Ху-
нирика (477—484 гг.) и изучения его структуры. Из них, в частности,
делается вывод о том, что почти полвека спустя после завоевания ван-
далами Северной Африки на территории Вандальского королевства
сохранялись сенаторы в качестве обособленной социальной группы.
Виктор обычно точен и достоверен в сообщении фактов. Это показали
исследования различных ученых ’. Нет оснований сомневаться, что и
данный случай не является исключением. Что же касается содержания
сообщаемых фактов, их реального значения, то тут далеко не все про-
сто и ясно.
1 Victor Vitensis. Historia persecutions africanae provinciae sub Geiserico et Hunirico
regibus Wandalorum, ed. C. Halm.— MGH, Auctores antiquissimi, t. Ill, I. Berolini,
1879; ed. Michael Pcschenig.—«Corpus Scriptorum Ecclesiasticorum Latinorum, vol.
VII. Vindobonae, 1881 (далее—Vic. Vit.).
2 Vic. Vit. I, 12: «Post has truces impietates insaniae ipsam urbem maximam Carthagi-
nem Geisericus teruit et intravit, et antiquam ac nobilem libertatem in servitutem re-
dcgit, nam et senatorum urbis non parvam multitudinem captivavit».
3 Vic. Vit., I, 15: «Senatorum atque honoratorum multitudinem primo exilio crudeli
contrivit, postea transmarina in parte proiecit».
4 Vic Vit. Ill, 10: «Hoc enim, ut dictum est. pro singulis quibusque personis illi obser-
vandum praeceparant ut inlustres singillatim auri pondo quinquagena darent, specta-
cles auri pondo quadragena, senatores auri pondo tricena, principales auri pondo
vicena. sacerdotales auri pondo tricena, decuriones auri pondo quina. negotiatores
auri pondo quina, plcbei auri pondo quina, circumcelliones argcnti pondo dena et si
qui forte in hac pernicie permanerent confiscatis omnibus rebus suis exilio multare.i-
tur». Кроме Виктора об африканских сенаторах времен Гейзериха говорит только
биограф Фульгенция Русспийского; по его словам, дед Фульгениия, сенатор Горди-
ан, при Гейзерихе лишенный всех своих богатств, был вынужден покинуть Африку
и повеселиться в Италию. (Vita S Fulgentii, 4).
8 F. Ferrere. De Victoris Vitensis Libro qui inscribitur Historia persecutionis Africanae pro-
vinciae. Historica et philologica commentatio. Parisiis, 1898, p. 55—67. Автор, в частно-
сти пишет: «Nec dicat aliquis quidquam false dixisse..» (ibid, p. 172). См. также
С. А. Беляев. Города римской Северной Африки во время владычества вандалов.
Каид. дисс. Л., 1970; он же. Об одном противоречии «Истории» Виктора из Виты.—
«Античность и современность». Сб. к 80-летию Ф. А. Петровского. М., 1972, стр. 193—
194.
О сенаторах «Истории» Виктора из Виты
251
Известно, что в поздней Римской империи сенаторами назывались:
1) члены римского сената, а позднее и сената Константинополя";
2) люди, входившие в сенаторское сословие, т. е. достигшие определен-
ного имущественного ценза (census senatorius) члены сената (sena-
tus) любого города, имеющего муниципальное устройство6 * 8 * 10 * 12. Сенаторы
первых двух и третьей групп, конечно, резко различались и по экономи-
ческому, и по социальному положению. Поэтому сообщение Виктора о
пленении Гейзерихом сенаторов из Африки требует уточнения: нужно
установить, о каких именно сенаторах идет речь.
Большинство исследователей полагает, что речь у Виктора идет о
крупнейших земельных собственниках, имевших в Северной Африке
огромные имения, ио живших вне ее. Такие сенаторы обычно отделяют-
ся от местной, африканской муниципальной знати и ставятся над ней.
Так думает, например, Г. Г. Дилигенский, который, говоря о перерас-
пределении земли в Северной Африке при вандалах, четко выделяет и
в известной мере противопоставляет две группы римлян, лишившихся
при вандалах земли: 1) «часть крупных африканских землевладельцев-
сенаторов»; 2) куриалы 5. У Куртуа сенаторы также обособляются от
местной муниципальной знати*'1. У обоих авторов африканские сена-
торы, плененные и изгнанные Гейзерихом, превращаются в некое обо-
собленное сословие, стоящее вне местных условий,— экономически и
социально. Остается неясным, как они попали в Африку, где были их
корни? В Риме? Но так думать нет никаких оснований; времена, когда
римские аристократы владели латифундиями в провинциях, давно про-
шли ”. Основано ли такое понимание на тексте источника? Подкрепля-
ется ли оно другими данными?
Вопрос, о каких сенаторах говорит Виктор,— это важнейшая соци-
ально-экономическая проблема; на основании сообщений Виктора и дан-
ных «Vita Fulgentii» ее решают так- в Вандальском королевстве круп-
ная земельная собственность была сосредоточена и оставалась в руках
римлян. Так ли это? Думается, Виктор сам дал ответ, о каких «сенато-
рах» он говорит. За словом «сенаторы» следует определение «urbis»—
«сенаторы города»- непосредственно перед этим шла речь о Карфагене,
который назван «urbs maxima» ,г. Толковать эти слова так, что здесь
6 О римском и константинопольском сенатах, об их функциях, членах, порядке выбо-
ров см. G. Bloch Les Origines du Senat romain. Paris, 1883; P Villems Le Senat
de la Republique romaine, 2 ed t I—IL Paris, 1886; J Marquart. Organisation de 1’Em-
pire romain.—«Manuel des Antiquites Romaines par Th. Mommsen et J. Marquart».
t. VIII, t. I. Paris, 1889, p. 269 ff.; Ch. Lecrivain. Le Senat romain depuis Diocletien
a Rome et a Constantinople. Paris, 1888.
Ценз в 1 млн. сестерций для вступления в сенаторское сословие, установленный еще
Августом (Dio Cass 54, 17, 26, 30; 55, 13; Suet., Aug, 41 Tac, Ann., I. 75), сохра-
нялся и в IV—V вв.; см. Ch. Lecrivain. Op. cit.. 3 80
8 О сенатах городов, имеющих муниципальное устройство, см.: J. Marquart. Op. cit.,
р 269____290; Fiebger—RE, Bd. IV, Bd. VIII. 1901, col. 2319. В колонках 2319—2321
дан полный список городов, где местный городской муниципальный совет назван
senatus. Такие senatus есть и в Северной Африке. О том. что члены этих senatus назы-
вались senaiores, см. колонки 2321 2322.
s / /- Дилигенский. Аграрные отношения в Вандальском королевстве.— ВВ, т. XI,
1956 стп 8 10- он же. «Северная Африка в IV—V вв.». М.. 1961, стр. 252 ел.
10 Ch Courtois Les Vandales et I’Afrique. Paris, 1955, p. 280, 284, 313, 323
" О распределении в Северной Африке земли в IV —начале V в см.: В Н Warming-
ton The North African Provinces from Diocletian to the Vandal Conquest. Cambridge,
1954, p. 38 ff.
12 В «Истории» Виктора слово «urbs» используется ие только по отношению к Кар-
фагену по и для более мелких африканских городов (I, 8, III, 60). Это чрезвычайно
важная деталь которая позволяет твердо говорить о том, что в данном случае речь
идет именно о Карфагене, а не о Риме; известно, что раньше слово «urbs» обозна-
чало только Рим.
252
С. А. Беляев
говорится о каких-то других, иногородних, заморских, например, рим-
ских сенаторах, которые находились в Карфагене, нет основании.
По видимому, и в I, 15 речь идет о них же: хотя определения к sena-
tores в этом случае нет, но I, 15 следует вскоре за I, 12, кроме того,,
действия Гейзериха, о которых говорится в I, 15, являются следующим
шагом по отношению к той же категории лиц: в I, 12 говорится о плене-
нии их, в I, 15 — о высылке и изгнании.
Итак, из кн. I, 12 следует, что под senatores urbis Виктор подразуме-
вает членов карфагенского городского сената, правителей города, му-
ниципальную знать. Такое понимание текста подсказано и логикой со-
бытий. Гейзерих, захватив Карфаген, должен был на первых же порах
уничтожить возможность всякого сопротивления вандалам. А кто мог
организовать такое сопротивление? Прежде всего, конечно, местный
карфагенский сенат, состоявший из богатых и влиятельных людей горо-
да. По своему значению, возможностям и силе сенаторы Карфагена
были, как и естественно для столицы Африки, богаче и могущественнее
сенаторов, например, Тагасты или Узады. И если принять во внимание,
что римской армии и императорской администрации в Северной Афри-
ке фактически уже не было13 14, то надо считать, что сенат Карфагена был
единственной реальной силон в тот год, когда в Карфаген вошел Гейзе-
рих. Арестовав карфагенских сенаторов, Гейзерих лишил город, а заодно
и всю Северную Африку политического, организующего, объединяющего
начала.
Кроме того, арестовав сенаторов, т. е. самых влиятельных и состоя-
тельных людей, Гейзерих сразу получил возможность захватить их до-
ма, богатства и земли; о таком ограблении источники говорят много-
кратно “. Общеизвестно, что быть членом городского совета было воз-
можно только при наличии определенного имущественного ценза. Каков
он был для Карфагена, мы не знаем 15. Известно, что именно в Северной
Африке во II—III вв. особенно активно шел процесс обогащения и воз-
вышения куриалов. Об этом говорят и письменные источники и надписи.
Особенно показательны summae honorariae, вносимые муниципальными
магистрами (т. е. будущими сенаторами) при выборах; они шли обычно
на городские нужды, на строительство зданий. Даже в маленьких горо-
13 О ходе военных действий в Северной Африке при завоевании ее вандалами и о
разгроме нескольких римских армий в 429—432 гг. см.: Ю. Куликовский. История
Византии, т. I. Киев, 1913 стр. 257—267;
14 Ргосор., В. V, 1, 5, 16; Marcellinus comes. Chron., а. 484.— MGH, Auctores antiquis-
simi, p. 92—93; Victor Tunn., Chron., a. 479.— MGH, Auctores antiquissimi, p. 189;
Isidor Sev., HW, 78.— MGH, Auctores Antiquissimi, p. 298.
15 Размер взноса, необходимого для занятия определенной должности или места в
сенате (summa honoraria), был разный и зависел прежде всего от благосостояния
и положения города и от должности. См. /?. Duncan-Jones. Costs, Outlays and Sum-
mae horariae from Roman Africa.— «Papers, British School at Rome, vol XXX» (new
series, vol XVH). London, 1962, p. 47—115, особ, p 65—74; idem. Wealth and Mu-
nificence in Roman Africa/—ibid., vol. XXXI (new series, vol. XVIII), p. 159-177.
Так, например, чтобы стать авгуром в Тимгаде нежно было внести 21 тыс. сестер-
ций (R Duncan-Jones. Costs, Outlays..., р. 66), флампном в Ламбезе—12 тыс се-
стерций (ibid., р. 67), квинквеналом в Карфагене — 38 тыс. сестерций (ibid., р. 67,
№ 360, р. 103), квинквеналом в Цирте — 20 тыс. сестерций (ibid., р. 67, № 361,
р. 103). По мнению Данкан-Джонса, в пределах североафрнкапскпх провинций
summa honoraria колебалась от 4 до 20 тыс. сестерций. Для Карфагена, как пока-
зывает приведенный пример, она была немного выше, но точные цифры неизвестны.
По предположению того же автора, вносимая summa honoraria составляла не более
1/10 общего состояния декуриала: состояние среднего декуриала он определяет в
40—200 тыс. сестерций (/?. Dunkan-Jones. Wealth and Munificence..., p. 168, 169).
Но известно много примеров, когда вносимая сумма, а также «дары» куриалов до-
стигали сотен тысяч сестерций (/?. Duncan-Jones. Costs, Outlays..., р 79—108). Все
эти цифры намного выше средних summa honoraria по Империи.
О сенаторах «Истории» Виктора из Виты
253
дах типа Каламы, Тевесты, Тимгада и т. п. они достигали часто 300—
400 тыс. сестерций ,6. С ростом богатств росли и честолюбивые замыс-
лы, и возможности продвижения по иерархической лестнице.
На основании нескольких надписей, найденных в Тевесте и Ухи
Майус (CIAL, 3032, 3068, 3069, 3070), Луи Лесхи проследил историю
одной семьи в небольшом африканском городе Тевесте в течение второй
половины II в. н. э.
Q. Titinius Sabinianus. Q. Titinius Securus, женатый на Aelia Beneau-
xis. Дочь Titinia Julia, замужем за C. Roius Petronianus. Дочь Roia Ti-
tinia, замужем за Pullaenus Florentius Celsinus Pupianus. Сын Pullaie-
ntis Florentius; Titinius Pupianus: сын Pullaienus Florentius Petronius
Decimus.
Q. Titinius Sabinianus — простой римский гражданин. Его сын Q. Ti-
tinius Securus—charaea questor в своем городе, затем praefectus jure dicun-
do и, наконец, duumvir coloniae. Муж Titiniae Juliae — уже equo publico
exornatus, т. e. принадлежит уже к всадническому сословию. Их дочь
замужем за Pullaienius Florentius Celsinus Pupianus, который уже vir
egregius Сыновья этой дочери — Pullaienus Florentius Titinns Pupianus
и Pullaienus Petronianus Decimus — названы clarissimi и, следовательно,
принадлежат к сенаторскому сословию. Они — обладатели больших
поместий в Проконсульской провинции и собственники мастерских по
производству светильников.
Для многих разбогатевших куриалов, которые вошли в сенаторское
сословие, свой родной город стал тесен: в нем уже негде было развер-
нуться и продвигаться. Их тянуло в столицу, в Рим ”. Однако в IV в.
целой серией императорских указов новоиспеченным сенаторам было
запрещено покидать свой urbs natal is. Они должны были сидеть на ме-
сте и выполнять прежние обязанности 1в. Прекрасной иллюстрацией та-
кого положения является судьба Рутилия Сатурнина из Кьючила (Ru-
tilius Saturninus, Ciucil). Он, уже vir clarissimus, заплатил за постройке
базилики (между 367 и 375 гг.) pro editione muneris 16 17 18 19 Не менее показате-
лен в этом смысле Album Thamugadi — список муниципальных долж-
ностных лиц Тимгада 20. Этот список открывают senatores, которые, по-
видимому, были вынуждены жить в родном городе и становились по-
четными членами городского сената.
16 R. Duncan-Jones. Costs, Outlaus..., part III: для Каламы (№ 27 на стр. 80) —400 тыс.
сестерций на постройку театра, дата неизвестна; для Тагасты (№ 39 на стр. 81) —
300 тыс. сестерций для строительства здания г. портиком, дата неизвестна; .тля
Тимгада (№ 38 па стр. 81)—400 тыс. сестерций па строительство библиотеки. Ссм-
ыы в 50 100 тыс сестерций часто жертвовали в таких городах, от которых даже
названия че сохранилось. См. там же.
17 L Leschi. Une famille thevestine a He siece de notrc ere.— «Etudes d epigraphic,
d’archcologie et d’histoire africaines». Paris, 1957, p. 117—123.
18 Куриалы, успешно прошедшие в своем родном городе cursus honorum и достигшие
сенаторского ценза, т. е. вошедшие в сенаторское сословие, могли претендовать з
Риме па занятие государственных должностей, что в свою очередь впоследствии
открыло бы им путь в римский сенат. Так н было в 1 III вв. (см. прим. 6 и 7 па
стр 251) Прекрасный пример такой карьеры куриала даст надпись из Цирты (СП,
VIH~7O41 7042): Марк Кокулний Квинтилиан, после того как ои в своем родном
городе пр’ошеч полагающийся cursus honorum, был возведен Септимием Севером в
сенаторское достоинство и назначен квестором ( lato clavo exornatus ab imperatore
L Septimio Sevcro... questor designatus ...et honores omncs quibus in colonia Tulia
iuvenali honoris et virtutis Cirta patria sua functus est).
19 C1L, VIII, 8324, 20156. . . , , _. . . .
20 CIL VIII 2403’ L Leschi. L album mumcipale de limgat et ordo salutatioms du con-
sulaire Ulpis Mariscianus —«Etudes d’epigraphie, d'archeologie et d’histoire afri-
cain’s» Paris 1957, P- 246—266. В статье Л. Лесхи надпись опубликована полнее,
чем в «Корпусе», с учетом недавно найденных фрагментов.
254
С. А. Беляев
Таким образом, в результате политики центрального правительства,
в городах Северной Африки в IV в., даже в таких мелких, какими были
Кьючил и Тимгад, мы найдем много сенаторов. Все они были выходца-
ми из местной, африканской муниципальной среды и, войдя в сенатор
ское сословие, не потеряли связи со средой, продолжая оставаться во
главе местных городских сенатов и исполнять свои муниципальные обя-
занности. По существу, это те же самые куриалы, только побогаче и
почетнее, honorati. Они и входили в число тех senatores urbis, которые
были арестованы Гейзерихом.
Таким образом, мы видим, что у Виктора речь идет о местных, афри-
канских сенаторах 21.
Сделанный вывод имеет первостепенное значение для характеристи-
ки Гейзериха: свои суровые мероприятия он направляет против бога-
тых и знатных куриалов — той части общества, которая держала в сво-
их руках власть. С приходом вандалов они лишены и власти, и богат-
ства, и как особая прослойка общества, вероятно, перестали существо-
вать.
Второе упоминание о сенаторах в «Истории» Виктора также имеет
близкое отношение к темам, затронутым в I, 12. Обычно упоминание в
III, 10 служит главным и единственным аргументом в пользу существо-
вания сенаторов как обособленной группы населения в эпоху Хунири-
ка22. Этот вывод кладется в основу другого: и во время правления это-
го короля в Вандальском королевстве продолжало существовать круп-
ное римское землевладение. Ход рассуждения обычно таков: раз сущест-
вовали сенаторы (какие?—-об этом никто не пишет), то, следователь-
но, должно было существовать и крупное землевладение, поскольку се-
наторы не мыслятся без крупной земельной собственности.
Этот аргумент был бы действительно очень веским, если бы цити-
руемое место из «Истории» было таким же ясным и понятным, как в I,
12. Но с III, 10 дело обстоит совсем не так. Трудность заключается в
том, что упоминание о сенаторах находится в тексте декрета Хунирика,
обращенного против католиков и изданного сразу же после разгона со-
бора 484 г. Декрет же состоит из двух частей: 1) из пересказа закона ви-
зантийских императоров против еретиков и перечисления репрессивных
мер, принятых императорами против них23, и 2) из рассказа о тех
наказаниях, которые уже сам Хунирик решил наложить на членов
африканской католической церкви, объявленной в том же декрете ере-
тической. Хунирик решил применить к африканским католикам те же са-
мые меры, которые византийские императоры применяли к еретикам.
Чтобы допустить, что в декрете Хунирика наряду с прочими со-
циальными группами имеются в виду и сенаторы, нужно доказать, что
21 В Северной Африке были «имения» и итальянских сенаторов; по. во-первых, таких
было очень немного, во-вторых, эти сенаторы, как правило, в Северной Африке
«акклиматизировались». Примером может послужить семейство Цейопиев, которые
неоднократно занимали посты проконсулов в североафриканских провинциях (в од-
ной Бизаценс известно 4 проконсула из этого семейства в IV в — В. Н. Warmington.
Op. cit., р. 64). От высылки таких сенаторов, если они и существовали, Гейзерих
мало что выигрывал.
22 «Римские сенаторы,—пишет Г. Г. Дилигенский,— сохранялись в Вандальском го-
сударстве как особое сословие. В направленном против католицизма декрете преем-
ника Гейзериха короля Хунирика (477—188) сенаторы упоминаются как одна из
категорий лиц подлежащих штрафу за отказ от перехода в арианство» (Г. Г. Ди-
лигенский. Аграрные отношения..., стр. 9; он же. Северная Африка в IV—V вв,
стр. 254). Так же думает и Л. Шмидт, который переносит в Вандальское королев-
ство все социальные группы, упомянутые в декрете императоров и процитированные
в эдикте Хунирика (L. Schmidt. Gescliichte der Wandalen. Leipzig, 1901, S 186—
187).
» CTh, XVI, 5, 52.
О сенаторах «Истории» Виктора из Виты
255
в нем имеет место «зеркальное», не измененное ни в чем, перенесение
текста императорского закона. Из текста декрета как самоочевидная
истина это не вытекает. И даже если доказать это,— еще не станет
ясно, были ли во время Хунирика римские императоры в Африке. Но
только при этом условии можно будет сделать хоть сколько-нибудь до-
стоверные выводы.
Декрет Хунирика представляет огромную ценность не только для
ответа на интересующий нас вопрос, но и для изучения целого ряда
других важных аспектов социальной, экономической и политической
истории Вандальского королевства. Он вместе с тем является докумен-
том очень сложным, двойственным; прежде чем использовать его в ка-
честве источника, нужно проанализировать его с точки зрения содержа-
ния. Такое изучение декрета — особая тема, выходящая за рамки на-
стоящей работы. Здесь же попытаемся проанализировать его только в
той мере, в какой это необходимо для того, чтобы выяснить, говорится ли
в нем о римских сенаторах в Вандальском королевстве в царствование
Хунирика.
Сначала несколько слов по поводу того императорского указа, на
который ссылается Хунирик. Нужно сразу же отметить, что этот указ
направлен не против ариан, как молено было бы ожидать, а против до
натистов в Африке. Издан он в 412 г., т. е. на следующий год после
Карфагенского собора 411 г. Причина, по которой Хунирик выбрал
именно этот указ, а не антиарианский, является загадкой и ждет сво-
его изучения 2‘.
Во-вторых, следует отметить, что в императорском указе 412 г. раз-
личаются две группы: senatores и viri clarissimi Первые ставятся выше
вторых, ибо помещены в тексте раньше их (перечисление начинается с
самых высоких сановников и заканчивается низшими). Кто же такие
senatores и кто viri clarissimi? И кого из них имеют в виду те исследова-
тели, которые пишут о существовании сенаторов при Хунирике? Это
еще одна неясность, которая ждет своего разрешения ”.
Вернемся к эдикту Хунирика. Вопрос заключается в следующем,
применяет ли Хунирик по отношению к римлянам-католикам импера-
торский указ от 412 г.? И если применяет, то как: в «зеркальном», т. е.
буквальном и точном смысле, или каким-либо иным образом? Чтобы
получить ответ на этот вопрос, следует проанализировать памятник по
двум линиям: во-первых, определить его композицию и, во-вторых, по-
нять его содержание.
24 В. В. Болотов. Лекции по истории древней церкви, т. II История церкви в период
до Константина Великого. СПб., 1910, стр. 414—415. Впрочем, нельзя не отметить
некоторого сходства между положением донатистской церкви в 411—412 гг., после
собора 411 г., и положением католической церкви после собора 484 г. По окончании
заседаний собора 411 г. было объявлено, что донатисты были на нем побеждены.
Не все донатистские епископы признали это заключение Но с точки зрения церков-
ной дисциплины и в особенности с государственно-правовой точки зрения (послед-
няя особенно важна, ибо донатистское движение с самого начала было не чисто
церковным, а государственным вопросом) донатисты потеряли право на существо-
вание. Императорский указ был документом, который должен был обеспечить вы-
полнение решений церковной власти. Донатисты, не подчинившиеся решениям собора
411 г., объявлялись смутьянами, нарушителями и церковного, и государственного по-
рядка’. Этим объясняется жесткость принятых императором мер.
25 Лекривэн для поздней Империи (IV—V вв.) отличает viri clarissimi от «сенаторов».
Делается это на основе целого ряда императорских распоряжений, сохранившихся
в Кодексе Феодосия. В чем состояло это различие, какие преимущества оно давало
обеим группам — неизвестно (Ch. Lecrivain. Op. cit., p 12). Из текстов император-
ских указов явствует, однако, что различие было существенным и относилось к
имущественному положению обеих групп. На это в частности, указывает резкая
разница в штрафах, излагаемых на обе группы: 30 и 20 фунтов золота.
256
С. А. Беляев
Эдикт Хунирика композиционно можно разделить на несколько ча-
стей. 1. В преамбуле сформулированы общие принципы, которыми ру-
ководствовался король, издавая этот документ и определяя меру нака-
зания для римлян-католиков. По мнению Хунирика, всякий, кто сделал
что-нибудь злое, должен пенять на себя, если его злодеяние обратится
против него самого. «Победному величию,— пишет король, -и королев-
ской доблести положено обращать злые замыслы на их виновников.
Всякий, кто придумал что-либо преступное, пусть отнесет за свой счет
то, что его постигнет». 2. Доказывая виновность римлян-католиков,
Хунирик считает, что последние виноваты в том, что они: а) «пренеб-
регли предписанием блаженной памяти нашего отца и нашей кро-
тостью» и б) вместо того, чтобы доказать на созванном им соборе
(идет изложение вандальской точки зрения на собор 484 г., состоявший-
ся в Карфагене) правоту своей веры, воспользовались собором для
того, чтобы, «действуя неразумно, вызвать криками и бунтом всеобщий
хаос». 3. Из изложенного делается вывод: а) римляне-католики явля-
ются еретиками; б) они — нарушители законов; в) их за это надо на-
казать. 4. Определяется мера наказания. Здесь получает конкретное
воплощение принцип, сформулированный королем в начале декрета.
Хунирик полагает, что «необходимо вполне справедливо обратить на
них то, что указано содержанием тех самых законов, которые были из-
даны императорами разных времен, введенными вместе с ними в за-
блуждение. Вот каково их содержание». Далее идет изложение импера-
торского указа от 412 г., которое заканчивается словами самого Хуни-
рика: «Необходимо подчинить омусиан этим постановлениям, ибо изве-
стно, что они держались и держатся основ этого злого учения»2’.
5. Остальная часть эдикта состоит из перечисления тех мер, которыми
Хунирик решил наказать католиков за их упорство в своей вере и за
нарушение законов.
Итак, основное содержание эдикта сводится к доказательству ви-
новности римлян-католиков и к перечислению наказаний, налагаемых
на них этим эдиктом. Композиционно эдикт построен не совсем удачно,
поскольку о наказаниях говорится в трех разных местах- в начале, се-
редине и конце. Это обстоятельство создает дополнительную трудность
в определении того, какова была роль императорского указа в системе
репрессивных мер Хунирика. Чтобы понять, как Хунирик наказывает ка-
толиков, нужно сопоставить эти три части, а также процитированный
Хунириком текст императорского указа с подлинным текстом, сохра-
нившимся в кодексе Феодосия.
Такое сопоставление показывает, что императорский указ передан в
эдикте Хунирика не совсем точно. Во-первых, часть его выпущена 26 27;
особенно следует отметить, что в императорском указе после senatores
отдельно названы viri clarissimi, а в эдикте Хунирика их нет. Во-вторых,
многие места указа Хунирик пересказывает своими словами, а не цити-
рует дословно; так, например, сделано с той частью указа, где речь
идет о condiictores 2S. В-третьих, цитирование и изложение импсратор-
26 Единственное место, где указ процитирован дословно,—этот отрывок, перечисляю-
щий размеры штрафа для различных категорий лиц; в нем выпущены только viri
clarissimi.
27 Выпущено все начало — от слов «cassatis quae pragmaticis...» до «...a sacrilege des-
civere». Есть пропуски также в середине текста указа
26 В императорском указе: *qui nisi a conductoribus sub quibus conmanent vel procu-
ratoribus executori exegenti fuerint praesentati, ipsi teneantur poenam ita ut пес
domus nostrae homines ab huiuscemodi censura habeantur inmunes,.. poenae nomine
fisco nostro». У Хунирика: «conductoribus etiam regalium praediorum hac multa
proposita ut quantum domui regiae inferrent tantum etiam fisco poenae nomine coge-
rentur exsolere».
О сенаторах «Истории» Виктора из Виты
257
ского указа несколько раз прерывается вставками Хунирика: после
слов «...et de proprio ablati in exilium sub prosecutione indonea mitteren-
tur» («то да будут они отправлены из родной земли в ссылку под над-
лежащей стражей») вставлено: «in populos quoque praefati imperatores
similiter saevientes» («вышеупомянутые императоры свирепствовали
подобным же образом и против мирян»); после слов «Deinde codices
universes sacerdotum, quos persequebantur, praecepant ignibus tradi» («да-
лее все книги тех священников, которых преследовали, они предписали
предать огню») вставлено: «quod de libris huiusmodi quibus sibi nominis
illius errorem persuasit iniquitas, praecipimus faciendam» («мы предписы-
ваем это же сделать с книгами, на которые враги опираются в своем
ложном учении»).
Проведенный анализ показал, что текст императорского указа при-
веден Хунириком очень вольно и что пока нет никаких оснований утвер-
ждать, что этот указ во всей своей полноте и объеме был применен
вандальским королем к католикам в Северной Африке.
Уже было отмечено, что в королевском эдикте имеется особая, выде-
ленная из остального текста часть, включающая репрессивные меры,
которые Хунирик решил применить к католикам. Этот факт уже сам по
себе указывает на то, что если бы Хунирик решил применить в африкан-
ских условиях императорский указ, то ему достаточно было просто со-
слаться на него. А между тем, в этой части он очень подробно перечис-
ляет, кто и как должен быть наказан: кто должен отправиться в изгна-
ние, кто лишается прав юридического лица и т. д. Таким образом, мера
наказания католикам определяется Хунириком совершенно самостоя-
тельно, и императорский указ тут не при чем. Это обстоятельство, а
также характер цитирования императорского указа в эдикте свидетель-
ствуют, что указ был использован Хунириком лишь для того, чтобы
оправдать свои жестокие меры против католиков и показать, что то, что
делает он, уже до него делали императоры' по отношению к инакомысля-
щим. Императорский указ служит ему лишь примером, образцом, как
надо наказывать своих религиозных противников. В тех случаях, когда
Хунирик переносит императорские распоряжения на католиков, он каж-
дый раз оговаривает это.
Итак, ни о каком «зеркальном» перенесении действия императорско-
го указа на территорию Вандальского королевства не может быть и ре-
чи. Следовательно, отпадает возможность применения к Северной Аф-
рике 70-х годов V в. того социального членения, которое имеется в этом
указе.
В репрессивной части эдикта Хунирика говорится о том, что на раз-
ные группы населения накладывается неодинаковое наказание. О каких
группах говорит Хунирик, по какому признаку он делит людей на раз-
ные группы? Вот это место: «Те же, кто пребудет в заблуждении, нахо-
дятся ли они на дворцовой службе, будут ли под разными титулами за-
нимать высокие должности, должны будут понести в соответствии со
званием своим перечисленные выше наказания... Что касается частных
лиц любого звания и положения, то этот декрет предписывает соблюдать
следующее: они подлежат соответствующему наказанию в соответствии
с вышеупомянутыми законами, которые к ним относятся».
Из приведенного текста видно, что в нем выделены три группы лиц:
1) находящиеся на дворцовой службе, 2) занимающие под разными
титулами высокие должности и 3) частные лица любого звания и поло-
жения.
Первое что бросается в глаза в этом списке категорий лиц, подле-
жащих наказанию,—совсем иной критерий, иное мерило деления людей
17 Средние века, в. 38
258
С. А. Беляев
на категории. Если в императорском указе речь шла о группах людей,
которые отличаются одна от другой титулами и званиями, то здесь кри-
терием для деления является отношение людей к королевской службе,
их служебное положение. Очевидно, что при таком делении звания viri
illustres, vir clarissimus и т. д. никакого значения не имели.
Согласно декрету лица, входящие в две первые группы, должны по-
нести наказание «pro gradibus suis», т. е. соответственно своему положе-
нию, своему званию. Что значит это «положение каждого»?
Так как в декрете все время идет речь о должностях, о служебном
положении лиц, то и в gradibus suis, по-видимому, следует видеть не ти-
тул византийского типа, а именно должность. Именно служебное поло-
жение, степень близости к королю и занимаемая ступенька в соответ-
ствующем ведомстве определяла социальное лицо человека и именно
этот признак дан в качестве критерия для определения меры наказания.
Третья категория — частные лица — стоят отдельно от групп, только
что разобранных. В декрете сказано, что и по отношению к ним королев-
ские распоряжения должны соблюдаться, какого бы звания или положе-
ния эти люди ни были. Действуя методом исключения, можно устано-
вить, что в эту категорию входили все, за исключением 1) служащих
во дворце и состоящих на государственной службе и 2) арендаторов и
земледельцев. Скорее всего, что в эту группу входило все городское на-
селение: ремесленники, торговцы, артисты и т. д. Сенаторы вряд ли в
нее входили, а если и входили, то наравне с другими, не выделяясь ни
своим положением, ни мерой наказания.
Итак, на основании декрета Хунирика о существовании в Вандаль-
ском королевстве в V в. н. э. римских сенаторов говорить нельзя: для
этого нет никаких оснований. К сказанному ранее следует добавить то,,
что если признать существование при вандалах сенаторов как отдель-
ной группировки, то тогда нужно распространить это и на другие кате-
гории лиц, упомянутых в декрете,— vir illustris, principals и т. д., т. е.
автоматически перенести в Вандальское королевство всю систему чинов-
и званий, сложившуюся при византийском дворе.
Известно, что перечисленные в императорском указе титулы являют-
ся специфической особенностью византийского двора, они появились
при определенных социально-политических и экономических условиях и
от них неотделимы. В IV—V вв. иерархия их была разработана деталь-
но, и все они были закреплены за определенными должностями29.
Ничего похожего нет ни в одном варварском государстве. Не было это-
го и в Вандальском королевстве: как ни бедны источники по его исто-
рии, все же известны должностные наименования нескольких чиновни-
ков— и вандалов, и римлян. Их положение определялось занимаемой
должностью. Никаких титулов у них нет 30.
29 Р. Гийан. Исследования по административной истории Византийской империи. За-
метки о некоторых классах чиновников в IV—V вв.— ВВ, т. XXIX, 1968, стр. 88 сл.
30 Вот те чиновники, о которых говорит лишь один Виктор:
Вандалы:
Heldigas, praepositus regni— у Гейзериха (II, 15)
Obatus praepositus regni — у Хунирика (II, 43)
Vitarit, notarius—у Хунирика (II, 3, 41)
Armogast, Theodoricus regis lilius, cui eius dominus erat (I, 43)
Римляне:
Sebastianus comitus (1. 19)
Satur procurator дома Хунирика (I, 48)
celaritus regis (III, 33)
domestici (I, 19, 11,24)
Felix, procurator domui filii regis (I, 45)
Victorianus. proconsul Carthaginis
О сенаторах «Истории» Виктора из Виты
259
Уже было отмечено, что из факта существования в Вандальском ко-
ролевстве особой прослойки сенаторов делали вывод о том, что там
продолжало бытовать крупное римское землевладение типа латифундий.
Поскольку, как это было только что показано, говорить о существова-
нии римских сенаторов на основании «Истории» Виктора нельзя, то,
следовательно, этот аргумент в пользу крупного римского землевладе-
ния отпадает.
Таким образом, подводя итоги изучению двух вопросов — каких имен-
но сенаторов арестовал и изгнал Гейзерих, захватив Карфаген, и суще-
ствовали ли в Вандальском королевстве римские сенаторы — можно
сказать следующее.
Гейзерих, захватив Карфаген, пленил, а затем изгнал членов город-
ского сената, местных куриалов, «отцов города».
Говорить о существовании в 70—80-х годах V в. в Вандальском коро-
левстве римских сенаторов нельзя. Это утверждение противоречит тому,
что известно о социально-экономической структуре Вандальского коро-
левства.
В. М. к А Р Е В
К ВОПРОСУ О ВЗГЛЯДАХ ФРЭНСИСА БЭКОНА
НА АНГЛИЙСКУЮ ИСТОРИЮ
( (История и политика в «Истории Генриха VII»)
Исторические взгляды — одна из наименее изученных сторон миро-
воззрения Фрэнсиса Бэкона *. Внимание многих поколений исследовате-
лей было привлечено в основном к его философскому наследию. Бэкон —
философ, ставший одним из зачинателей материалистической филосо-
фии и всех опытных наук нового времени1 2, как бы оттеснил на второй
план Бэкона-историка, Бэкона-юриста, Бэкона — политического деяте-
ля. Между тем каждая из названных сторон его деятельности заслужи-
вает самостоятельных исследований, которые только и могут создать
цельное впечатление о мировоззрении одного из крупнейших мыслите-
лей и политических деятелей Англии на пороге нового времени.
Выбор нашей темы не случаен. Сам Бэкон однажды заметил, что из
всех наук он «больше всего времени уделил истории и праву»3 4. Ссылки
на труды историков прошлого, примеры из античной и средневековой
истории пронизывают не только философские и юридические трактаты
Бэкона, но и его политические эссе, парламентские речи, переписку. Толь-
ко в трактате «О достоинстве и усовершенствовании наук» он упоминает
или цитирует Тацита, Цезаря, Плутарха, Саллюстия, Фукидида, Ксено-
фонта, Тита Ливия, Геродиана, Макиавелли, Гвиччардини, Филиппа де
Коммина и др. История (естественная и гражданская) занимает пол-
ноправное место в бэконовской классификации научного знания, закре-
пившей наиболее значительные достижения ренессансной философии и
вместе с тем открывшей дверь в систему научного мышления нового
времени1. Нет необходимости входить здесь в рассмотрение реального
смысла и значения бэконовской классификации. Отметим лишь, по-
скольку это имеет касательство к теме данной статьи, что все науки были
разделены Бэконом на три больших раздела в соответствии с тремя спо-
собностями человеческой души — история соответствует памяти, поэ-
1 Вопрос об исторических взглядах Ф. Бэкона, нашедших отражение в его сочинении
«История Генриха VII», затрагивается в ряде общих работ по историографии (см.
в частности: Е. А. Косминский. Историография средних веков. М_, 1963; О. Л. Вайн-
штейн. Западноевропейская средневековая историография. М.— Л., 1964; Е. В. Гут-
нова. Гуманизм и первые шаги буржуазной исторической мысли.— ВИ, 1955, № 2;
Е. Fueter. Geschichte der neuren Historiographie. Miinich und Berlin, 1936;
J. W. Thompson. History of Historical writing, vol. I. New York, 1942; F. S. Fussner.
Historical revolution. English historical writing and thought, 1580—1640. London,
'1962 и др., a также в ряде статей. Теоретических взглядов Бэкона на историю каса-
ются также авторы общих работ по истории философии и философии истории.
2 См. К- Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 142.
’ F. Bacon. De Dignitate et Augmentis Scientiarum.— F. Bacon. Works, collected and
edited by J. Spedding, R. L. Ellis and D. D. Heath, v. I, London, 1872, p. 792.
4 Появившаяся впервые в работе «The Two Bookes of the Proficience and Advancement
of Learning, Divine and Humane» (1605 г.), эта классификация была затем развита
и уточнена в более позднем сочинении «De Dignitate et Augmentis Scientiarum»
(1623 г.), составившем один из разделов грандиозного труда «Instauratio Magna»,
так и оставшегося незавершенным.
Взгляды Бэкона на английскую историю
261
зия воображению, философия — разуму5. Таким образом, теоретиче-
ский постулат бэконовской классификации целиком вписывался в си-
стему антропоцентрического мышления эпохи Возрождения.
В рамках своего разделения наук Бэкон разработал подробную схе-
му типов исторических сочинений и попытался наметить методы рабо-
ты историка, что свидетельствует о его знакомстве с наиболее значи-
тельными достижениями гуманистической мысли в области теории и ме-
тодологии истории.
На склоне лет, после краха политической карьеры, Бэкон обратился
и к практическим занятиям историей. Именно в эти годы им была напи-
сана «История правления Генриха VII»6 и сделаны начальные наброски
«Истории Генриха VIII» и «Истории Великобритании» (последняя долж-
на была охватить период правления Якова I).
Тема «Бэкон и история» многогранна. Ее разработка предполагает
изучение многих сторон наследия великого мыслителя. Задача нашей
статьи значительно скромнее. Это попытка анализа конкретной истори-
ко-политической проблематики «Истории Генриха VII» — единственного
завершенного исторического труда Бэкона. Такой анализ, помимо само-
стоятельного значения, представляет интерес и в общем плане — для ис-
следования всего мировоззрения Бэкона, в частности сопряженности его
исторических взглядов и социально-политической концепции; он интере-
сен и как составная часть более широкого исследования, посвященного
состоянию и развитию исторических знаний и политической мысли в
Европе (прежде всего в Англии) на рубеже между средними веками и
новым временем.
Вероятно, Бэкон приступил к непосредственной работе над «Исто-
рией» не раньше 22 июля 1621 г., после выхода из Тауэра, куда он, низ-
вергнутый с высот политического могущества, был заключен по обвине-
нию во взяточничестве; уже в конце октября рукопись была представ-
лена королю. В марте 1622 г. «Историю» отпечатали в одной из лондон-
ских типографий. Три года спустя появилось издание «Истории Генри-
ха VII» на латинском языке7. На протяжении XVII в. сочинение Бэкона
выдержало несколько переизданий как на английском языке, так и на
латыни.
В период работы над «Историей» Бэкон фактически находился под
Домашним арестом. Лишенный возможности воспользоваться широким
кругом исторических источников, он, работая над «Историей Генри-
ха VII», пошел по пути многих историков-гуманистов и использовал бо-
лее ранние сочинения на ту же тему. Одним из таких источников несом-
ненно была 27-я книга «Английской истории» Полидора Вергилия*.
Об этом свидетельствует простое сопоставление фактов, приводимых
Полидором и Бэконом. «История» Полидора Вергилия, несмотря на зна-
чительные достоинства, не получила в Англии XVI в. широкого распро-
странения. Ее знали главным образом по компиляциям Э. Холла и
Г. Холиншеда Бэкон, тем не менее, мог быть знаком и с сочинением са-
мого Полидора, имя которого он упоминает в одном из писем 1605 г
Есть однако веские основания полагать, что Бэкон не ограничился
использованием’сочинений предшественников. Как отметил издатель и
комментатор произведений Бэкона Дж. Спеллинг, некоторые факты, со-
6 F. ВВасоп. Th^^toriTof tteRaigne of King Henry the Seventh (далее-Historv).-
7 РазиочтениТобои/те^тов,ЬпоЙбоАьшей части, незначительны. В отдельных случаях
Бэкон в латинском варианте, учитывая недостаточную осведомленность европепско-
, го читателя в английских делах, дает более подробное описание событии.
«The Anglica Historia of Polydore Vergil A. D. 1485—1537». London, 1950.
262
В. М. Карев
общенные в «Истории Генриха VII», отсутствуют как у Полидора, так и
у других историков и хронистов XVI в.6 * * 9 * * Вероятно, в распоряжении на-
шего автора были и другие источники. В частности, он мог воспользовать-
ся сведениями из документов, находившихся в собрании известного ан-
тиквара Роберта Коттона, к которому имел доступ в течение долгого
времени, а также из законодательных актов, принятых в правление
Тюдоров.
Идея сочинения, посвященного английской истории, появилась у Бэ
кона давно. Еще в 1605 г. в письме лорду-канцлеру он выдвигает план
составления единой «точной и полной истории Англии и Шотландии»
Позднее, в предисловии к «Instauratio Magna» он особо выделит в наци-
ональной истории период 1485—1603 гг., т. е. период правления Тю
доров. Границами этого периода Бэкон считает такие события, как «сли-
яние Роз» — окончание длительного периода кровавых междоусобиц
двух феодально династических группировок, и «слияние королевств»
Англии и Шотландии, которое он характеризует как весьма существенный
момент в сложной многовековой истории двух стран ”.
Работа Бэкона над «Историей Генриха VII», как и над всеми его
историческими штудиями, была подготовлена интеллектуальной атмос
ферой, сложившейся в английском обществе в конце XVI— начале
XVII в. Интерес к историческому прошлому, вторжение истории в пов-
седневную «философию здравого смысла» было в этот период характер-
но для всех слоев английского общества. Исторические хроники, лите-
ратурные произведения, построенные па исторических (и псевдоистори-
ческих) сюжетах, были своего рода бестселлерами английского книжно-
го рынка. Со страниц ученых трактатов университетских профессоров и
антикваров история шагнула на подмостки сцены12. Знакомство широких
кругов английского общества с прошлым своей страны было одним из
компонентов зарождавшегося национального самосознания, и само яв-
лялось следствием становления нации. Не случайно наибольший инте-
рес английского общества к истории приходится на годы, непосредст-
венно следующие за гибелью «Непобедимой армады» Филиппа II—со-
бытием, которое единодушно признается важным ускорителем процесса
становления английской нации 13.
Выбор 1485 года в качестве начальной точки отсчета для историче-
ского сочинения служит, на наш взгляд, убедительным аргументом, сви-
детельствующим о наличии у Бэкона чувства исторического времени,
исторической дистанции; это чувство рождалось и утверждалось в эпо-
ху Возрождения в преодолении средневековых представлений о темпо-
ральном континуитете. 1485 год был для Бэкона, так же как для многих
6 Сч F. Bacon. Works.... v. VI, р. 11.
1,1 Works. .. vol. XI, London, 1871, p 211.
11 Дж Снеллинг опубликовал в собрании сочинений Бэкона фрагмент «История прав
.тения короля Генриха VIII. короля Эдуарда, королевы Марии и части правления
королевы Елизаветы» (F. Bacon. Works, vol. VI, р. 17—22), который ои склонен
приписывать (па наш взгляд, весьма обоснованно) Бэкону. Действительно, фраг-
мент содержит изложение принципов и задач исторических сочинений, почти бук
П.ТЛЫ10 повторяющее соответствующие страницы «The Proficicnce and Advancement
of Learning...», а также сжатый очерк царствования Генриха VII. написанный в тех
же выражениях, что и некоторые отрывки «Истории Генриха VII». К тому же па
рукописи, как сообщает Спеллинг, имеется надпись: «Фрагмент рукописи Фр. Б.
(Гг. В.)». В таком случае становится вероятным предположение, что намерение
написать историю Тюдоров возникло у Бэкона еще при жизни Елизаветы.
12 Около 220 (!) пьес на сюжеты английской истории и исторических легенд появилось
на английской сцене за время правления Елизаветы.— F. S. Fussner. Tudor History
and Historians. New York —London, 1970, p. 33.
13 E А. Косминский К вопросу о становлении английской нации.—ВИ, 1951, № 9,
стр. 43—55. . <
Взгляды Бэкона на английскую историю
263
ею предшественников и современников, вехой, после которой начинался
новый период английской истории. Другими словами, обращаясь к со-
бытиям после 1485 г., Бэкон обращался к прошлому, еще не утративше-
му очевидных связей с настоящим. После 1485 г. начиналось, пользуясь
его собственными словами, «наше время», т. е. время Бэкона и его сов-
ременников14 15. Именно после 1485 г., в правление Генриха VII, были сде-
ланы решительные шаги в сторону утверждения абсолютизма в Англии,
сторонником которого был Бэкон.
В теоретическом плане Бэкон рассматривал историю как продукт де-
ятельности индивидов: «История, собственно, имеет дело с индивидами,
которые ограничены местом и временем» ,5. Эта дефиниция, разумеется,
не означает, что история в представлении Бэкона должна быть сведена
к жанру биографий. Не сводима к этому жанру и «История Генри-
ха VII», хотя в центре ее стоит фигура основателя династии Тюдоров.
Бэкона, однако, интересует не личность Генриха, взятая сама по себе,
а деятельность его как короля. В поле зрения историка — широкое по-
лотно событий, сопряженных с его правлением. Степень охвата, почти
невероятная для столь компактного сочинения, круг тем и проблем
внутренней и внешней политики, которые затрагивает Бэкон — от вопро-
сов престолонаследия до открытия североамериканского материка,—
придают «Истории Генриха VII» характер целостного труда, посвящен-
ного истории Англии конца XV—начала XVI в.
К занятиям историей Бэкона привели его собственные практические
интересы философа и государственного деятеля. В истории он попытал-
ся найти подтверждение своей социально-политической концепции, в ос-
нове которой лежала идея абсолютной монархии. Не случайно на стра-
ницах своей «Истории» Бэкон возносит хвалу трем королям, заложив-
шим, по его мнению, основы европейского абсолютизма — Людовику XI,
Фердинанду Испанскому и Генриху VII. В' «Истории Генриха VII» Бэ-
кон рассматривает те же проблемы, которые интересовали его как госу-
дарственного деятеля и мыслителя,— проблемы, пронизывающие его
«Опыты», парламентские речи, переписку, составляющие содержание
большинства английских политических трактатов второй половины
XVI—начала XVII в.: государственная власть, законодательство и тор-
говля, борьба с мятежниками и ведение войн. Созданная человеком, со-
четавшим в себе черты опытного политика, весьма ловкого, хотя и не
слишком удачливого царедворца и крупнейшего философа своего време-
ни, «История Генриха VII» являет пример острой политической тенден-
циозности, присущей лучшим произведениям гуманистической историо-
графии. Факты полуторастолетней давности рассматриваются Бэконом
в злободневном контексте современных событий.
Политический характер «Истории Генриха VII», который подчерки-
вал сам Бэкон, давший латинскому изданию подзаголовок «Opus vere
politicum», позволяет говорить о близости английского автора к пред-
ставителям политической школы итальянской гуманистической историо-
графии, которые рассматривали историю «прежде всего с политической
точки зрения и не только в том смысле, что видели в ней средство для
достижения определенных политических целей, но и потому, что изуче-
14 За сто лет до Бэкона Т. Мор также избрал 1485 год границей для своей, так и
оставшейся незавершенной, «Истории Ричарда III». Только в отличие от Бэкона
его «История» должна была этим годом завершаться. События, последовавшие
после 1485 г., были во времена Мора еще слишком свежи в памяти, чтобы можно
было без опасений писать о иих. 1485 годом — падением короля Ричарда — завер-
шается и цикл драматических хроник Шекспира, охватывающий весь длительный
период династической борьбы Йорков и Ланкастеров.
15 F. Bacon. De Augmentis,.., р. 494.
264
В. М. Карев
ние истории было для них своего рода политической школой»,в. Осо-
бенно значительное влияние на Бэкона оказали Макиавелли и Гвиччар-
дини, которых он считал лучшими историками своего времени. Заимст-
вованный у Макиавелли «партийный» принцип проведен в «Истории
Генриха VII» с такой жесткой неукоснительностью, что вне его действия
не остается ни одно мало-мальски значительное событие.
В то же время «партийность» историко-политической концепции Бэ-
кона не отменяет провозглашенного им принципа, согласно которому
предмет истории составляют личности. Борьба партий раскрывается в
«Истории» через противоборство индивидов, а личные стремления и це-
ли индивидов вписаны в контекст партийной борьбы. Бэконовская
«История» как бы соединяет (а точнее, еще не разъединяет) черты исто-
рического исследования и сценической хроники. Сама история представ-
ляется Бэкону гигантской сценой, где разыгрывается единая драма че-
ловеческих и государственных судеб. Литературоведы могли бы сказать,
что сами партии, сами противодействующие группировки в «Истории
Генриха VH» персонифицированы. Это относится и к борьбе за власть
двух группировок, которые олицетворяют Ричард III и Генрих Тюдор,
так же как и к последующей борьбе правительственной партии во главе
с королем Генрихом и оппозиционной йоркистской партии, своеобраз-
ным символом которой становится герцогиня Маргарита Йоркская.
Большое внимание Бэкон уделяет обоснованию прав Генриха Тюдо-
ра на английский престол. Поражение и гибель Ричарда III на Босвор-
тском поле, открывшие Генриху путь к трону, он расценивает как прояв-
ление «божественного возмездия» по отношению к тирану и узурпато-
ру16 17 18. Разумеется, это замечание не дает оснований относить Бэкона к
последователям тираноборческой идеи. От позитивной констатации
убийства «тирана» до обоснования права на сопротивление тирану —
огромная дистанция, в большинстве случаев остававшаяся непройден-
ной. Характеризуя Ричарда III, Бэкон всего лишь следовал сложившей-
ся в XVI в. традиции, которая облегчила его задачу — дать апологети-
ческую оценку самому факту вступления на престол основателя династии
Тюдоров.
Однако негативное отношение к Ричарду III не помешало Бэкону на-
звать его «государем, проявившим себя в воинской доблести, ревнителем
чести английской нации» и более того — добрым законодателем, заботя-
щимся о вольности и покое (lase and solace) народа» ,в. Несмотря на
оговорки, что злодеяния Ричарда перевешивали его заслуги, это заме-
чание, как и утверждение, что правление Эдуарда IV вселило в общины
Англии уважение к титулу Белой Розы, или дома Йорков *9, примеча-
тельно. Вряд ли такой вывод полностью согласовался с официальны-
ми взглядами Тюдоров, в основе своей подхваченными и первыми Стюар-
тами. Во всяком случае Яков I счел необходимым собственноручно
«подправить» бэконовскую оценку. Бэконовский эпитет «debonmaire»
(любезное, жизнерадостное) применительно к правлению Йорков он за-
менил нейтральным «mild» (спокойное)20.
Что касается Генриха Тюдора, то, по мнению Бэкона, он соединил
по меньшей мере два рода прав на престол — наследственное право и
право завоевателя. Вероятно, наследственное (естественное) право в
глазах Бэкона выглядело предпочтительнее, хотя бы потому, что в боль-
16 Е. А. Косминский. Историография средних веков, стр. 55.
17 F. Bacon. Historv..., р. 27.
18 Ibid., р. 28.
19 Ibid., р. 29.
20 Ibidem.
Взгляды Бэкона на английскую историю
265
шей степени, чем какое-либо другое, отвечало привычным представле-
ниям подданных. По крайней мере, признавая право завоевания, кото-
рое дает власть, «отменяя законы», он считал желательным, чтобы оно
было подкреплено правом наследования. Проводя параллель между
Генрихом Тюдором и Вильгельмом Завоевателем, Бэкон полагает, что
последний соединил права завоевания с «претензией, основанной на во-
ле и указаниях Эдуарда Исповедника»2,_22. Соответственно и Генрих
решил прежде всего опереться на титул Ланкастеров, наследником кото-
рых он себя считал, а право завоевания и брачный союз с домом Йор-
ков (путем брака с Елизаветой) использовать как дополнительные. Тем
самым Генрих получил права обоих враждующих домов, однако вос-
пользовался этими правами, как полагает Бэкон, недостаточно реши-
тельно и последовательно. Фактическое игнорирование родства с Йорка-
ми в первый период правления, включая промедление с коронацией
королевы, вызвало определенное недовольство в стране, «сплело нить
многочисленных тревог и призывов к мятежам» * 23.
С проблемой престолонаследия связано также описание перипетий
бракосочетания сыновей Генриха VII — Артура и Генриха с Екатериной
Арагонской. Бэкон замечает: «Тайным провидением господа установле-
но, что брак этот будет основанием многих событий и перемен» 2‘. Осо-
бенно тщательно разбирается в «Истории» вопрос, кто из братьев —
умерший вскоре после венчания Артур или заменивший его Генрих
(будущий король Генрих VIII) был отцом дочери Екатерины — будущей
Марии Тюдор. Бэкон склонен считать отцом Марии Артура и сообщает,
что такого же мнения придерживалась Елизавета Тюдор. Политическая
заданность подобной точки зрения очевидна. Она позволяла не только
придать видимость законности последующему расторжению брака Генри-
ха и Екатерины, но и считать Елизавету единственно законной (после
Эдуарда VI) наследницей английской короны, а сам факт ее вступле-
ния на престол рассматривать как восстановление якобы прерванной
при Марии наследственной линии Генриха VIII.
Бэкон разделял гуманистическое представление о просвещенном пра-
вителе, олицетворяющем сильную государственную власть и опирающем-
ся в своей деятельности на советы философов и ученых. «Государства,—
писал он,— были наиболее счастливы под управлением просвещенных
государей и правителей»25. Его исторические идеалы — Александр
Македонский, ученик Аристотеля в философии, Юлий Цезарь, «сопер-
ник Цицерона в красноречии»26. Переведенная на язык английской по-
литической традиции гуманистическая идея просвещенного правителя,
окруженного советом, воплотилась в теорию сотрудничества королевской
власти и парламента, разрабатывавшуюся несколькими поколениями
политических писателей Англии. Приверженцем этой теории, ее ревно-
стным пропагандистом и защитником был Фрэнсис Бэкон..
Генетическая связь этой теории, в том виде, как ее исповедует Бэкон,
с гуманистическими идеями очевидна. Бэкон меряет королей меркой
гуманистических представлений о человеке. Эти представления становят-
ся той этической платформой, на которой выстраивается концепция
сотрудничества короля и парламента. «Хотя все короли именуются зем-
ными богами,— замечает Бэкон,— они бренны, как и [все] люди; они
2!-si р Bacon. History..., р. 30.
23 Ibid., р. 31.
24 Ibid., р. 215—216.
25 F Bacon. De Augmentis..., p. 471.
26 Ibid., p. 438.
266
В. М. Карев
могут быть детьми, стариками, болезненными, рассеянными»27 28. Чисто
человеческие качества монархов, которые оказываются «не в состоянии
ни видеть все вещи собственными глазами, ни слышать их собственны-
ми ушами», диктуют необходимость сотрудничества с советом и парла-
ментом 26.
Исходя из представления о государстве как едином политическом
теле, Бэкон считал парламент древним и почетным средством связи ко-
роля и подданных. Основатель династии Тюдоров умел, по словам Бэко-
на, «поднять законы до уровня своих прерогатив, точно так же он мог
опустить свои прерогативы до парламента»29. Излагая речь кардинала
Мортона в парламенте 80-х годов — вымышленную, как и большинство
речей в исторических сочинениях эпохи Возрождения, Бэкон намечает
широкий круг вопросов, которые корона выносит на рассмотрение пар-
ламента,— это проблемы войны и мира, вопросы торговли и борьбы с
ростовщичеством, утверждение новых субсидий30. В принципе Бэкон,
вероятно, относил эти вопросы к прерогативе короля. Именно такой
позицией можно объяснить его восхваление Генриха VII, который «тем
не менее» вносил их в парламент. В то же время реверанс в сторону
«умения» Генриха VII заигрывать со своим парламентом мог быть про-
диктован и стремлением использовать урок истории — этой наставницы
жизни, с тем, чтобы лишний раз высказать идею о необходимости со-
трудничества короля и парламента.
Сколь большое значение придавал Бэкон парламенту в решении
финансовых вопросов, видно из сравнения, которое он проводит между
«беневоленсами» Эдуарда IV и Генриха VII. Если первый, который был
установлен самим королем, вызвал лишь недовольство в стране, то вто-
рой, введенный с согласия парламента, предоставил в руки короля
«чрезвычайно большие суммы» 3*.
Наряду с парламентом, значительную роль в управлении государст-
вом Бэкон отводил личным советникам короля, влияние которых особен-
но возросло при Якове I, когда в условиях беспарламентского правле-
ния процветала система фаворитизма. Бэкон, сам долгое время являв-
шийся королевским советником, отмечает, что все важные вопросы
король решает после консультаций с советниками. Ссылками на исто-
рию Бэкон стремится обосновать возможность серьезного влияния со-
ветников на правительственную политику и ставит вопрос об их ответ-
ственности за направленность этой политики.
Именно со сменой королевских советников, когда место Мортона и
Брея заняли Дэдли и Эмисон, он связывает изменение финансовой поли-
тики правительства. Историк обвиняет новых министров в том, что,
рабски следуя за склонностью короля к накопительству, они «повернули
закон и правосудие к горечи (wormwood) и грабежу» 32. Бэкон подме-
тил также, что недовольство правительственной политикой часто на-
правляется против советников и министров короля, несправедливостью
которых многие в народе склонны объяснять недостатки. Возможно,
27 F. Bacon. De Augmcntis..., р. 438.
28 Ibidem.
29 F. Bacon. History..., p. 80.
20 В период между 1487 и началом 1489 г был созван не парламент, как сообщает
Бэкон, а так называемый Большой совет. См. комментарий Дж. Спеллинга (F. Bacon.
Works, vol. VI. р. 74).
31 F. Bacon. History.., p. 121. Существа Бэконовской позиции не меняет и допущенная
неточность: в действительности «беневолепсы», взимавшиеся якобы для ведения вой-
ны с Францией начиная с 1491 г., были утверждены парламентом лишь в 1495 г.,
т. е. «задним числом».
32 F. Bacon. History..., р. 217.
Взгляды Бэкона на английскую историю 267
здесь сыграл свою роль и личный опыт Бэкона, вынужденного распла-
чиваться за политику правительства.
Как сторонник сильной центральной власти, Бэкон отрицательно от-
носится ко всему, что так или иначе этой власти противоречит, что со-
ставляет непосредственную угрозу для правительства. Разумеется, Бэ-
кона-историка интересовал сложный механизм противоборства полити-
ческих сил в государстве. Рассматривая (вполне в духе ренессансной и
даже средневековой традиции) государство как некое политическое те-
ло, здоровье которого зависит как от нормальной деятельности отдель-
ных органов, так и от их взаимодействия, Бэкон с особым вниманием
относился к болезням этого «политического тела», стремясь найти
радикальные способы их лечения. Наиболее опасной болезнью, край-
ним выражением дисгармонии органов политического тела, он считал
мятежи или внутренние войны.
Уже отмеченная выше близость историко-политических концепций
Бэкона и Макиавелли с особой четкостью проявилась именно в описа-
нии мятежей и восстаний конца XV—начала XVI в. В основе их Бэкон
склонен видеть происки йоркистской знати, йоркистская партия рас-
сматривается им как главная сила, противостоящая основателю динас-
тии Тюдоров=3.
Бэкон подметил, что йоркистская партия была наиболее сильна в се-
верных районах страны, которые были особенно преданы королю Ри-
чарду III 3‘. Однако он не смог вскрыть причины распространения се-
паратистских настроений, их обусловленность экономической отстало-
стью этих районов. Акцент на партийном характере борьбы, выделение
партийных интересов в качестве причины политической борьбы в госу-
дарстве— несомненное достоинство бэконовской концепции. Но эта при-
чина, на наш взгляд, могла бы превратиться в формальную, не работа-
ющую на конкретном материале, «непричиняющую» причину, если бы
Бэкон не предпринимал каждый раз попыток к установлению конкрет-
ных причин и условий возникновения того или иного мятежа. При описа-
нии мятежей Бэкон стремится очертить круг обстоятельств, облегчаю-
щих либо затрудняющих действия мятежников, проникнуть в существо
целей, которые ставили перед собой участники восстаний. В основе дей-
ствий каждого из них лежат свои, особые мотивы, продиктованные
реальными, земными интересами. Например, священник Ричард Сай-
мон, стоявший за спиной одиннадцатилетнего самозванца Ламберта
Симнела, действовал отнюдь не по внушению свыше, не из-за привязан-
ности к идеалам движения; им руководила надежда сделать более ус-
пешной свою собственную карьеру33 34 35. Лорд Линкольн, которого Ричард
III провозгласил наследником короны,— «человек большого ума и сме-
лости», рассчитывал, что участие в мятеже «может открыть и проло-
жить прекрасный и готовый путь» в короне36. Тот факт, что Ламберт
был всего лишь самозванцем, марионеткой, по мнению Бэкона, лишь
усиливал надежды мятежного лорда.
Острый наблюдатель и аналитик, Бэкон подметил весьма существен-
ные черты, своего рода социологические закономерности мятежей. Рас-
сматривая движение Ламберта Симнела, облеченное в явно монархиче-
ские одежды, Бэкон (при всем бросающемся в глаза антидемократизме
33 Ibid., р. 44. Династический характер многих феодальных движений конца XV в.
отмечают и современные исследователи, видя в них своеобразные отголоски войны
Роз.
34 F. Васэп. History..., р. 42.
35 Ibid., р. 45.
36 Ibid., р. 52.
268
В. М. Карев
его концепции) отчетливо проводит мысль о том, что движение фео-
дальной знати, даже сепаратистское, династическое по своему характе-
ру, имеет шансы на успех только в том случае, если оно опирается на
поддержку народа («people»). Только убедившись, что народ «нахо-
дится в ярости, с невероятной признательностью поддерживая это
пустое призрачное предприятие», сильные мира сего решаются высту-
пить г7.
Примечательно, что, выясняя, почему ирландцы поддержали мятеж-
ников, избравших Ирландию в качестве базы для своего выступления,
Бэкон, наряду с приверженностью к дому Йорков (причиной, как мы
уже отмечали, формальной), вводит такой фактор, как чувство нацио-
нального самосознания — «гордое желание нации поставить короля для
управления Англией»зв. Этим же обстоятельством Бэкон объясняет и тот
факт, что к восстанию почти не присоединилось население Англии, ко-
торому «было ненавистно иметь короля, приведенного ирландскими и
немецкими солдатами». Последнее замечание тем более показательно,
что, как признает сам Бэкон, мятежники прошли через несколько
графств без кровопролития, насилия и грабежейзв.
Идя дальше по пути исследования причин возникновения «граждан-
ских войн», Бэкон по существу приходит к выделению двух типов мяте-
жей— одни из них поднимаются «из-за буйства», другие — «из-за нуж-
ды» ‘°. Если учесть, что мятежом, поднятым «из-за буйства», он назы-
вает мятеж графа Линкольна, то становится очевидным, что речь идет
о разграничении мятежей феодальной знати, с одной стороны, и народ-
ных восстаний — с другой. Именно это различие учитывал, по мнению
Бэкона, Генрих VII, принимая решение о наказании участников обоих
мятежей: в первом случае было наказано около 150 человек, во вто-
ром— только трое. Тем самым народные движения, вызванные опреде-
ленными материальными затруднениями, как бы получают в изображе-
нии историка некоторую реабилитацию.
Наиболее опасным для государства, по мнению Бэкона, было соеди-
нение в одно русло мятежей обоего рода. Характерно сообщение Бэко-
на об обстановке, в которой зарождалось движение феодальной знати,
группировавшейся вокруг Питера Уорбека (последний выдавал себя за
Ричарда — второго сына Эдуарда IV). Слухи о новом самозванце сли-
лись в Англии с общим недовольством политикой короля, которого на-
зывали «великим налоговым сборщиком своего народа и возмутителем
(«discountenancer») своей знати» “. Здесь Бэкон подмечает настроения
двоякого рода, хотя и не дифференцирует их. Одни явно отражают по-
зицию феодальной знати, ставящей на первый план свои политические
претензии. Другие исходят от более широких социальных кругов, недо-
вольных очередным королевским побором для ведения предполагаемой
войны с Францией, в конечном счете так и не начавшейся. Очевидная
необоснованность нового налога усугубила и без того тяжелое его бремя.
Поэтому слухи о новом «законном» короле нашли благодатную почву.
Характерно, что через несколько лет произошло прямое соединение
двух движений — антиналогового крестьянского восстания в Корнуол-
ле и династического мятежа Питера Уорбека. Бэкон убедительно пока-
зал, как ловко использовала антикоролевская партия требования кресть-
37 F. Bacon. History..., р. 48.
38 Ibidem.
“ Ibid., р. 177.
*> Ibid , р. 183.
81 Ibid., р. 140.
Взгляды Бэкона на английскую историю
269
ян, объявив о своем намерении отменить все насильственные поборы и
платежи42.
Самостоятельные народные движения конца XV в. Бэкон довольно
отчетливо связывает с налоговым обложением. В «Истории Генриха
VII» приводятся доводы восставших крестьян, которые заявляли, что
«в последние годы терпели тысячи страданий и больше не могут пла-
тить налог»43 44. И хотя эта причина не кажется Бэкону ни единственной,
ни главной, сам факт появления ее на страницах «Истории» свидетель-
ствует о том, что просто отмахнуться от такой интерпретации причин
восстания он не мог. Главной же причиной восстания Бэкон и здесь
склонен считать сохранение в народе пройоркистских настроений.
Следуя своему общеисторическому принципу, Бэкон стремится при-
писать главную роль в организации восстания его лидерам и подчер-
кивает, что восстание было частично вызвано «подстрекательством не-
которых действительно недовольных, которые главным образом задава-
ли тон» среди восставших. II все же на первый план явно выходят
финансовые соображения. Отвечая на требования восставших, король
заявляет, что «не может потерять ни одного пенса, гарантированного
ему парламентом»
С восстанием Бэкон связывает созыв парламента 1489 г. Как он
полагает, король считал, что «недостаточно вознаградил свой народ доб-
рыми законами, которые всегда были платой за деньги» ‘5. Эта мысль
перекликается с известным выводом, содержащимся в «Опытах», что
для предупреждения мятежей необходимо ликвидировать их материаль-
ные причины, прежде всего нищету и нужду46 47 48 49. Правда, Бэкон не сумел
понять, что королевское законодательство неспособно устранить эти
причины, и поэтому превозносит принятый парламентом статут об
огораживаниях ‘7.
Характерной особенностью исторического повествования Бэкона яв-
ляется тот факт, что, не разделяя идей участников народных восстаний,
он сумел показать их настроения, существо их требований. При описа-
нии корнуолского восстания 1496 г. он приводит вымышленную речь од-
ного из руководителей движения Фламмока, призывавшего крестьян
потребовать от короля отмены тяжелых платежей и наказания его со-
ветников, которые, как полагал сам Бэкон, были лишь «королевской
ширмой в этой ненависти» 46. Конкретное описание народных движений
выдержано в спокойных, ровных тонах. Сообщая, что на всем пути вос-
ставшие не допускали «кровопролития, насилия и грабежа», Бэкон отме-
чает единственный случай расправы, происшедшей в Таунтоне, где они
«в ярости убили назойливого и энергичного сборщика субсидий»4в.
Стремление к объективному описанию исторических событий позво-
лило Бэкону создать психологически точную картину переполоха, ца-
рившего среди зажиточных лондонцев во время приближения восстав-
ших к столице. Город находился «в величайшем волнении, что обычно
происходит с богатыми густо населенными городами, особенно с теми,
которые, будучи величественными и счастливыми государями своих
государств, редко видят из своих окон и замков враждебную армию...
Люди бегали взад и вперед, кто к воротам, кто к стенам, кто к реке,
“ Ibid., р. 188.
43 Ibid., р. 88.
44 Ibidem.
45 Ibid., р. 92.
46 F. Bacon. Essays... — Works, vol. VI, p. 410.
47 F. Bacon. History.., p 93.
48 Ibid., p 176.
49 Ibid., p. 177.
270
В. М. Карев
постоянно возбуждая в себе искры страха и паники» 50. Эти яркие зари-
совки говорят о том, что Бэкон сознавал, какую опасность представля-
ли мятежники, хотя и утверждал, что король не сомневался в своей
победе.
При описании решающего сражения восставших с королевскими вой-
сками Бэкон признает, что корнуолцы «показали достаточную храбрость».
Однако плохо вооруженные и плохо руководимые, без конницы и артил-
лерии, «они без особого труда были рассеяны и обращены в бегство»51.
Решительный сторонник политической консолидации, выступающий
против смут и мятежей в государстве, Бэкон вкладывает в уста архие-
пископа Мортона свою программу: «Не мечами надзирателей (mars-
hals) будет сохраняться королевство в вечном мире, нет, есть верный
путь к пресечению восстаний и мятежей в самом зародыше..., он (ко-
роль) намерен разработать, принять и быстро привести в действие доб-
рые и полезные законы против бунтов и незаконных людских сбо-
рищ...» 52. В конечном счете панацею от внутренних смут в государстве
Бэкон был склонен видеть в законодательстве. Как бы ни был ограни-
чен и далек от действительности подобный вывод, он представляет ин-
терес хотя бы потому, что фактически содержит признание необходи-
мости корригировать государственную политику в соответствии с тре-
бованиями населения страны и — более того — содержит признание обу-
словленного характера народных движений.
Освещению вопросов законодательства в исторических сочинениях
Бэкон придавал исключительное значение. Недостаток многих истори-
ков, по его мнению, состоит в том, что они «часто довольно кратко ка-
саются или опускают наиболее памятные законы, принятые во времена,
о которых они пишут, и являющиеся важнейшими актами мира»53 54 55. Бэ-
кон считал, что ни один свод законов не сможет заменить тщательного
их описания в исторических сочинениях. «Ничто не сообщит о судопро-
изводстве королей, канцлеров и государственных деятелей так, как на-
блюдение их в таблице и портрете времен» 5‘. Характерно, что в латин-
ское издание «Истории» он включил более подробное изложение законо-
дательных актов с тем, чтобы читатели на европейском континенте
могли получить четкое представление об английском законодательстве.
Бэкон видит достоинство законов в их соответствии духу времени (или,
как мы сказали бы теперь, тенденции исторического развития). Возда-
вая хвалу законам Генриха VII, Бэкон утверждал, что они «основыва-
ются не на частных случаях настоящего, а на предвидении будущего» “.
«Мудрый и справедливый» — вот сочетание эпитетов, которыми Бэкон
наделяет многие законы, принятые в правление Генриха VII. При этом
одобрение историка вызывают прежде всего те акты, которые способ-
ствовали укреплению абсолютизма в стране,—-ограничение прав духо-
венства, создание Звездной палаты, сыгравшей значительную роль в
борьбе с сепаратизмом феодалов, конфискация земли мятежников и
лиц, состоявших в вооруженных свитах.
Добрыми и благоразумными считает историк меры, направленные
на пресечение ростовщичества. В речи Мортона (парламент 1489 г.) зву-
чат доводы в пользу пресечения «бесплодного применения денег в рос-
товщичестве и незаконных операциях, тогда как они (в соответствии со
50 F. Bacon. History..., р. 180
51 Ibid., р. 182.
52 Ibid., р. 80.
63 Ibid., р. 97.
54 Ibidem.
55 Ibid., р. 92.
Взгляды Бэкона на английскую историю
271
своей природой) могут быть употреблены в законной торговле королев-
ства» 56 57 *. Ростовщичество способствует, по мнению Бэкона, распростра-
нению безработицы, которая, в свою очередь, «выкачивает наши сокро-
вища в пользу иноземных мануфактур» ”. Уже сама постановка пробле-
мы занятости в историческом плане, вскрытие ее сопряженности с об-
щими проблемами государственной политики примечательны.
Бэкон одобряет протекционистскую политику Генриха VII, объясняя
ее заботой «о могуществе королевства как на море, так и на суше» j8.
В отличие от лидеров парламентской оппозиции 20-х годов XVII в. у
него нет сомнений относительно права королевской власти вмешивать-
ся в дела торговли и промышленности. Он с одобрением излагает коро-
левский статут, устанавливавший цены на ткань (правда, историк ого-
варивается, что статут не фиксировал цены, а лишь устанавливал их
крайние пределы) 59. В такой позиции Бэкона отчетливо проявилась его
принадлежность к тюдоровскому поколению идеологов буржуазии и
нового дворянства, которые не только мирились с вмешательством коро-
левской власти в дела торговли и производства, но и использовали его
как оборонительный щит. Видимо, он не ощущал особого различия
между правлением первого Тюдора и первого Стюарта и не смог понять,
что в начале XVII в. значительные слои буржуазии и нового дворянства
уже рвались к свободной конкуренции, задыхаясь в рамках государст-
венной регламентации и королевского протекционизма.
Рассматривая законодательство Генриха VII, Бэкон не прошел ми-
мо столь важной проблемы, какой была для современной ему Англии
проблема огораживаний. Соответствующие страницы «Истории Генри-
ха VII» отличаются, пожалуй, наибольшей противоречивостью в сужде-
ниях и оценках, что явилось следствием сложности политической пози-
ции самого Бэкона. Разумеется, его взгляды в этом вопросе определя-
лись не только и не столько изучением состояния дел в конце XV в.,
сколько непосредственными данными его времени. Вольно или неволь-
но в «Истории» отмечается факт расслоения английской деревни. Кроме
джентри, Бэкон называет в числе категорий сельского населения коттеров
и йоменри, различая их по имущественным, а не по юридическим призна-
кам. Коттеры приравниваются к положению бедняков, имеющих собствен-
ное жилье («haused beggar»), в то время как йоменри являются зажиточ-
ным слоем. Об этом можно судить хотя бы потому, что они «могли дер-
жать слуг и батраков и иметь плуг»60 61.
Характеризуя процесс огораживаний, Бэкон пишет: «Пахотная зем-
ля (которая не могла быть обработана без людей и слуг) обращалась
в пастбище, которое может быть легко сохранено немногими пастуха-
«1и; аренды на год, на жизнь и по воле лорда (которыми жило большин-
ство йоменов) были обращены во владения самого господина»в*.
Политический подход к проблеме — забота о поддержании государ-
ственного могущества — обусловил особо пристальное внимание-Бэкона
к последствиям огораживаний для хозяйств йоменри, составлявших
костяк английской армии — пехотные полки.
В конечном счете такой подход продиктовал и общее негативное от-
ношение к огораживаниям, которые затрагивали интересы этой катего-
56 Ibid., р. 80.
57 Ibidem.
56 Ibid., р. 95.
59 Ibid., р. 96.
60 Ibid., р. 94. Постоянно подчеркивая промежуточное положение представителей этой
группы, Бэкои прямо называет их «middle people» (Ibid., р. 95; см. также F. Bacon.
Essays..., р. 447).
61 F. Bacon. History..., р. 93—94.
272
В. М. Карев
рии крестьянства. С другой стороны, Бэкон понимал, что борьба против
огораживаний ведет к сужению сферы предпринимательской деятель-
ности. Эти противоречия, по его мнению, разрешало законодательство
Генриха VII, которое не запрещало огораживаний, так как это означа-
ло бы борьбу с природой и полезностью»62. В тюдоровских законах он
выделяет те стороны, которые в определенных пределах допускали ого-
раживания, проводимые «путем изъятия земли королем или владельцем
феода». Он считает мудрым и достойным удивления королевский
ордонанс 1490 г., который установил, что «все дома землевладельцев,
пользующихся 20 акрами земли и выше, должны постоянно сохранять-
ся и поддерживаться»63.
Солидаризируясь с тюдоровским законодательством об огораживани-
ях, Бэкон тем самым пытается совместить несовместимое — развитие пред-
принимательства капиталистического типа и сохранение собственности
среднего крестьянства. Это противоречие в позиции Бэкона убедительно
вскрыто К. Марксом, который приводит следующее высказывание Бэко-
на: «В акте Генриха VII... глубоким и достойным удивления было то,
что он создавал земледельческие хозяйства и дворы определенной нор-
мальной величины, т. е. удерживал за ними такое количество земли, при
котором они могли давать подданных, достаточно обеспеченных и не
находящихся в рабской зависимости, при котором, с другой стороны,
плуг держали руки самого собственника, а не наемника» "4. Маркс за-
мечает, что Бэкон непреднамеренно выдал тайну бесплодности тюдоров-
ского законодательства об огораживаниях: «Но капиталистическая си-
стема, наоборот, требовала именно рабского положения народных масс,
превращения их самих в наемников и превращения средств их труда в
капитал» 65 66.
Обращает на себя внимание то обстоятельство, что несмотря на
противоречивость концепции, Бэкон и в этом вопросе сумел вскрыть
вполне земные цели (главным образом, фискального порядка), которые
руководили действиями правительства. Упадок городов и церковных
приходов грозил вызвать «упадок и снижение субсидий и налогов... Из-
бавление от этого неудобства и было в то время главным желанием
короля и парламента»ее.
О законах, направленных против бродяг (эти законы были непосред-
ственно связаны с проблемой огораживаний), Бэкон говорит очень бег-
ло. Вероятно, и в раннетюдоровском законодательстве он не находил
рационального зерна для решения проблемы пауперизма, сохранявшей
свою злободневность в 20-е годы XVII в.67 * Ограничившись простым из-
ложением ордонанса Генриха VII, Бэкон замечает, что в правление
этого короля «всегда совмещались наказание бродяг и запрещение иг-
ры в кости, карты и незаконные игры для слуг и среднего класса, а так-
же сокращение и запрещение пивных»ве.
62 F. Bacon. History.... р. 94. Выступая в парламенте 1597—1596 гг., Бэкон высказался
за восстановление рапнетюдоровского законодательства об огораживаниях.
63 Ibidem.
64 К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 23, стр. 731.
65 Тач же, стр. 732.
66 F. Bacon. History..., р. 94.
” 15 сентября 1621 г., т. е. именно в те дни, когда Бэкон работал над «Историей
Генриха VII», Тайный совет направил мировым судам письмо, в котором отме-
чалось, чго «бродяги и праздношатающиеся всякого рода с недавних пор стали
очень часто встречаться во всех местах и (чего надо опасаться) число их будет
ежедневно возрастать».— «Английская буржуазная революция XVII в.», т. I. M.—
Л., 1956, стр. 67).
“ F. Bacon. History..., р. 224.
Взгляды Бэкона на английскую историю
273
Характерно, что в этом вопросе высказывания Бэкона близки к оцен-
кам Мора. Если Мор рассматривает праздность, наряду с нищетой, в
качестве одной из причин пауперизмаej, то Бэкон называет оба эти яв-
ления— праздность и бродяжничество—«нитями одного общего кор-
ня», считая, что запрещение одного было бы бесполезным без ликвида-
ции другого69 70. Различие же Мора и Бэкона в том, что первый писал по
свежим следам законодательства первых Тюдоров и, что называется,
невооруженным глазом видел его безрезультатность; для второго же,
сто лет спустя, оно было освящено традицией и, оторванное от непо-
средственных результатов, представлялось заслуживающим внимания.
Вместе с тем и при решении этих вопросов главное, что отличает
бэконовскую «Историю»,— это достаточно глубокое проникновение если
не в суть социально-экономических процессов, происходивших в тюдо-
ровской Англии, то, во всяком случае, в суть мотивов, которыми руко-
водствовалось правительство. Объективация исторических событий у
Бэкона-историка согласуется с тем пониманием существа политических,
социальных, экономических процессов, которое характерно для героев
его «Истории». Другими словами, она соответствует степени объектива-
ции этих процесссв в умах политических деятелей и мыслителей XVI—
XVII вв., к когорте которых принадлежал сам Бэкон.
Акцент на факторах объективного порядка делается Бэконом и при
описании внешнеполитических событий, хотя главную роль и здесь игра-
ют отдельные личности— короли, дипломаты, шпионы (Бэкон уделяет
довольно большое место рассказу о деятельности целого корпуса плат-
ных агентов и осведомителей Генриха VII — как внутри страны, так и
за границей).
Вопросы внешней политики стоят в тесной связи с событиями, проис-
ходящими внутри страны. Отношения между европейскими державами,
столкновение межгосударственных интересов в том виде, как они выри-
совываются на страницах «Истории Генриха VII»,— это, по существу,
ретроспекция политической борьбы, которая, как мы видели, составляет
содержание внутренней истории.
Бэкон дает весьма содержательную, хотя и краткую, характеристику
состояния Франции, Испании, Империи и других европейских стран.
Особенно много внимания он уделяет взаимоотношениям Англин с ее со-
седями Шотландией, Ирландией, Францией.
Особое внимание уделено в «Истории Генриха VII» закулисной ди-
пломатической борьбе. Вымышленные речи, которые произносят ино-
странные послы, показывают умение Бэкона-историка довольно объек-
тивно отражать взгляды сторон, какова бы при этом ни была его собст-
венная позиция. Более того, Бэкон не просто констатирует наличие
определенной точки зрения противников Англии, по и умеет показать
ее оправданность, правомерность. С позиций сторонника государствен-
ной централизации Бэкон сочувственно оценивает стремление француз-
ской короны присоединить Бретань, сохранявшую в конце XV в. свою
самостоятельность. Он называет этот план французского короля «муд-
рым и хорошо продуманным, в отличие от его последующих честолюби-
вых замыслов в Италии»71. Этот вывод тем более примечателен, что в
конце XV в. Бретань рассматривалась англичанами как своеобразный
буфер, предохраняющий Англию от столкновения со столь мощным сосе-
дом, как Франция.
69 Т. Мор. Утопия. М., 1953, стр. 66.
70 F Bacon. History.., р. 224.
71 Ibid., р. 63.
18 Средние века, в. 38
274
В. М. Карев
Связывая успехи и неудачи во внешней политике с внутренним состоя-
нием государства, Бэкон высказывает мысль, что Англия проиграла
Столетнюю войну из-за внутренних беспорядков и междоусобиц72.
Считая основой армии, ее «главным нервом» пехоту, Бэкон приходит
к выводу, что сила армии в конечном счете зависит от благосостояния
народных масс. Он пишет: «Чтобы создать хорошую пехоту, требуются
люди, которые выросли не в рабстве или нищете, а на свободе, в извест-
ном благосостоянии. Поэтому если в государстве главное значение име-
ют знать и дворяне, а сельское население и пахари состоят лишь из ра-
бочих или батраков, а также из коттеров, владеющих лишь бедными
хижинами, вы можете иметь хорошую кавалерию, но не стойкую пехо-
ту». Бэкон считал, что во Франции и Италии «все население — либо
дворянство, либо крестьяне... а не люди среднего достатка (middle
people), и поэтому у них нет хорошей пехоты, так что они вынуждены
нанимать для своих пехотных батальонов продажные банды швейцар-
цев и тому подобных» 73. Отсутствием стабильной пехоты Бэкон объяс-
няет поражение французов в битвах при Креси, Пуатье и Азенкуре74.
В отличие от многих мыслителей эпохи Возрождения Бэкон не толь-
ко не был противником войны, но и рассматривал ее как одно из дей-
ственных средств достижения внешнеполитических целей и, более того,
как своеобразное лекарство для предотвращения внутренних смут в госу-
дарстве. Обращаясь к парламенту в преддверии войны с Францией,
король высказывает убеждение, что все подданные поддержат его:
«Если хоть одна душа осталась дурной, почетная внешняя война изго-
нит или очистит ее» 75.
Однако вера Бэкона во врачевательные свойства войн не была бес-
предельной. Несколькими страницами выше, рассматривая причины, по
которым Генрих избегал начинать войну, он мимоходом заметил, что у
короля «имелись тайные опасения относительно собственного народа,
вследствие чего он не склонен был стремиться к войне и вкладывать
оружие в его руки» 76. Это красноречивое замечание являет пример из-
вестной тонкости — если не исторического, то во всяком случае полити-
ческого анализа событий.
Во внешней политике Англии Бэкон подчеркивает осторожность и
практицизм. С восхищением истинного сына эпохи первоначального на-
копления он заявляет: «Войны всегда оказывались для него (Генри-
ха VII.—В. К.) как бы залежами сокровищ... — железа сверху и золота
с серебром на дне»77. В пестрой картине причин, поводов и обстоя-
тельств, ведущих к началу войны, Бэкон недвусмысленно ставит на пер-
вый план финансовый стимул. Так, картина дипломатических интриг,
парламентских заседаний, рассматривающих вопрос о начале войны с
Францией, долженствующая убедить читателя в готовности короля на-
чать военные действия, прерывается неожиданным заявлением Бэкона,
что король «не собирался идти войной на Францию. В действительнос-
ти он затевал торг с тем, чтобы обменять войну на деньги» 78. Король,
изображенный Бэконом, ведет себя как типичный макиавеллист. Если
он и вступает в воину, то для того лишь, чтобы сохранить определенные
72 F. Bacon. Historv..., р. 119.
73 Ibid., о. 95.
74 Ibid., p. 119. Скептическое отношение к наемным армиям и восхваление английской
военной организации — характерная черта английской политической литературы.
Еше Фортескью рассматривал пехотинцев-лучников как главную силу армии.
75 F. Bacon. History..., р. 88.
76 Ibid., р. 67—68.
77 Ibid., р. 175.
78 Ibid., р. 119.
Взгляды Бэкона на английскую историю
275
правила политической игры. Его, по мнению Бэкона, могли заботить
лишь две сложности — «как объявлением и началом войны извлечь вы-
году» и «как выйти из войны, сохранив честь». Такая позиция короля,
затеявшего войну только для того, чтобы вымогать деньги у Франции
и в своем королевстве, вызывает полное одобрение Бэкона; его идеал
внешней политики — «быть подобным хорошему купцу, который созда-
ет прибыль за счет вывоза товаров и обратного их ввоза»79.
Подводя итоги войны из-за Бретани, Бэкон констатирует недоволь-
ство некоторой части английского дворянства королем, который «поза-
ботился не о том, чтобы оперить свою знать, а чтобы опериться само-
му». Правда, самого Бэкона больше волнует, видимо, настроение пред-
принимательских кругов: «Полная королевская казна —всегда добрая
новость для Лондона»80.
Вся логика событий подводит Бэкона к осознанию того, что экономи-
ческие интересы отдельных слоев общества могут оказывать влияние
непосредственно на государственную политику. Так, стремясь воспре-
пятствовать поддержке, которую получал на территории Фландрии
самозванец Питер Уорбек, правительство Генриха VII в качестве
репрессивной меры наложило эмбарго на торговлю с этой страной. Од-
нако, когда длительная приостановка торговли стала пагубно отражать-
ся на прибылях купцов обеих стран, последние «испробовали все воз-
можные способы, чтобы склонить своих суверенов к возобновлению от-
ношений». Король, со своей стороны, заботясь о состоянии казны, «не
мог терпеть торговой болезни, не мог держать закрытой воротную вену,
которая разносит кровь»81. Таким образом, соображения экономической
выгоды занимают важное место в принятии тех или иных политических
решений, и, более того, сами по себе экономические мероприятия рас-
сматриваются как составная часть внутренней и внешней политики
государств.
Экономическая, точнее — финансовая, политика правительства при-
обретает в глазах Бэкона столь важное значение, что ее характер в зна-
чительной степени определяет его отношение к правительству в целом.
Применительно к первому периоду правления Генриха VII, отличавше-
муся умеренной фискальной политикой, тон бэконовской «Истории» бо-
лее восторжен. Однако начиная с 1495 г. он заметно меняется. Именно
этим годом Бэкон помечает факт судебного штрафа на основе уголов-
ного законодательства, которому был подвергнут лондонский олдермен
Уильям Кейпен.
Подробно перечисляя многочисленные денежные поборы, взимавшие-
ся после 1495 г., Бэкон особенно отмечает, что в это время «у короля
совершенно не было случаев войн или мятежей»82. Явное неодобрение
политики, направленной на «выжимание денег из кошельков своих под-
данных на основе уголовных законов», побуждает Бэкона искать вы-
звавшие ее причины. Он приводит различные объяснения страсти короля
к накопительству: «Некоторые думали, что постоянные мятежи, раз-
дражавшие его, усугубляли его ненависть по отношению к народу; не-
которые полагали, что это делалось для того, чтобы истощить силы
народа и держать его в бедности; некоторые объясняли это стремлени-
ем оставить своему сыну золотое руно; некоторые подозревали, что он
имел какие-то цели в чужеземных странах». И далее: «Но, возможно,
ближе всего к истине подойдут те, которые не станут устремлять свой
79 Ibid., р. 120.
80 Ibid., р. 131.
81 Ibid., р. 172.
82 Ibid., р. 225
18'
276
В. М. Карев
разум так далеко, но скорее припишут это природе, веку, миру и разу-
му, укрепившемуся именно в этом намерении и поисках»83. В этом рас-
суждении особенно отчетливо проявилось бэконовское отношение к при-
чинам субъективного и объективного порядка, лежащим в основе исто-
рических событий, его отношение к истории как к деятельности отдель-
ных личностей, в основе которой лежит их собственная природа, «нату-
ра», и которая в то же время определяется объективными обстоятель-
ствами, внешней средой — веком, временем.
Мы до сих пор ничего не сказали об освещении в «Истории Генриха
VII» проблем религии и церкви. Дело в том, что эти проблемы не зани-
мают в ней значительного места, вписываясь в общий контекст полити-
ческой проблематики «Истории», а их освещение мало оригинально.
Бэкон солидарен с политикой короля-католика Генриха VII в церков-
ных вопросах, хотя и подмечает в ней черты, в какой-то мере созвучные
политике, современником которой был он сам. В частности, он выделя-
ет стремление «держать на службе епископов» 84, что было характерно
не только для начала XVI в., но и для более позднего времени, когда на
королевской службе находились прелаты англиканской церкви. С изве-
стной заинтересованностью в ограничении прав духовенства сообщает
он о законе 1489 г., распространявшемся на служителей церкви.
В то же время Бэкон положительно воспринимает то обстоятельство,
что Генрих «всегда с большим почтением относился к Римской епар-
хии»85. Сам историк весьма невысокого мнения о папах — например, сре-
дн характерных черт папы Иннокентия VIII он прежде всего отмечает
лень. Будучи, однако, противником каких бы то ни было проявлений ре-
лигиозного фанатизма, он осуждает заговор Альфонсо Петруччи против
Льва X, называя его «делом жестоким и коварным»86. Сообщая о шедших
в Англии около 1500 г. процессах против еретиков, Бэкон с явным одоб-
рением отмечает, что при Генрихе VII подобные процессы были очень
редки и заканчивались, как правило, тюрьмой, а не костром. Бэкон при-
ветствует завершение реконкисты в Испании, раздвинувшей «границы
христианского мира» 87. Средневековая идея распространения веры и в
политических «Опытах» рассматривается Бэконом как один из наиболее
достойных поводов к войне. Однако он довольно равнодушен к плану
нового крестового похода, выдвинутому папством в 1500 г. Пересказы-
вая ответ Генриха на предложение папы принять участие в этом походе,
Бэкон замечает, что ответ был «скорее торжественным, чем серьез-
ным» 88.
Представляется справедливым замечание Е. А. Косминского о пози-
ции Бэкона в религиозных вопросах: «Когда дело доходило до религии,
то его резкие суждения и индивидуальный взгляд на вещи ему обычно
изменяли; для религии у него находились слова, полные почтительно-
сти» 89. В отношении к вопросам религии и церкви с наибольшей отчет-
ливостью проявился конформизм, свойственный и другим аспектам ис-
торико-политической концепции Бэкона. В конечном счете его, вероятно,
устраивала та церковная организация, которая занимала господствую-
щие позиции в стране.
83 F. Bacon. History..., р. 240.
м Ibid., р. 41.
85 Ibid., р. 91.
68 Ibidem.
87 Ibid., р. 126.
88 Ibid., р. 110.
89 Е. А. Косминский. Историографии средних веков, стр. 87.
Взгляды Бэкона на английскую историю
277
* * *
Анализ «Истории Генриха VII» позволяет сделать вывод, что это про-
изведение— «произведение почти политическое» —находится на стыке
социально-политических и исторических интересов его автора. В духе
ренессансной традиции, рассматривавшей (иногда даже излишне пря-
молинейно) историю как наставницу жизни, Бэкон обращался к исто-
рическим штудиям по крайней мере с двоякой целью.
Во-первых, они позволяли ему уточнить собственные представления о
задачах гражданской истории как отрасли научного знания. «История
Генриха VII» стала для Бэкона лабораторией, в которой он пытался
выполнить требования, поставленные им самим перед сочинениями это-
го рода в трактате «О достоинстве и усовершенствовании наук». В «Ис-
тории» заметно стремление расширить круг используемых источников,
прежде всего за счет законодательных актов и речей политических дея-
телей. «Историю» отличает попытка критического отношения к источ-
никам. Правда, в большинстве случаев критика ограничивается мелки-
ми деталями90. Лишь в другой работе — трактате «О мудрости древ-
них»— мы находим элементы филологической критики источника.
Вторая цель, которую ставил перед собой Бэкон в работе над «Ис-
торией Генриха VII»,— найти в прошлом подтверждение своим полити-
ческим идеалам, извлечь из него уроки для настоящего и будущего. По-
этому его «История» в определенном смысле может рассматриваться
как совет или наставление королю и наследнику престола, причем этот
совет дан политическим деятелем и писателем, отнюдь не оппозицион-
ным по отношению к существующему правительственному курсу, а ско-
рее пытающимся этот курс скорректировать.
Защита принципов английского абсолютизма составляет существо
историко-политической концепции Бэкона. Принципы английского абсо-
лютизма, как их понимал Бэкон, предполагали наличие сильной коро-
левской власти, основанной на сотрудничестве с парламентом, умелое
сочетание прерогатив короны и свобод парламента. В правлении Ген-
риха VII, в значительной мере заложившего основы абсолютизма в Ан-
глии, Бэкон видел или хотел видеть если не идеальный, то, во всяком
случае, заслуживающий внимания пример.
Государственная власть, организованная в соответствии с форму-
лой «король в парламенте», в течение длительного времени пред-
ставлялась идеологам нового дворянства и нарождающейся буржуазии
в Англии, и Бэкону в их числе, наиболее гибким механизмом, способ-
ным, с одной стороны, учесть при выработке политического курса ин-
тересы этих социальных слоев, а с другой — обеспечить проведение в
жизнь этого курса, одобренного парламентом. Такая власть представ-
лялась Бэкону единственно возможным гарантом «нормальной» жизне-
деятельности всех органов и механизмов «политического тела», которо-
му он уподоблял государство, а также важнейшим условием государ-
ственного могущества. Однако к началу 20-х годов XVII в. эта идея в
значительной степени уже изжила себя. В политическом плане она пе-
реставала отвечать интересам радикальных кругов буржуазии и ново-
го дворянства, формировавших в этот период первые отряды парламент-
90 Так, например, приводя сообщение о наказании феодалов во время мятежа Питера
Уорбека, Бэкон опровергает утвердившееся в литературе мнение, что Роберт Клиф-
форд, выдавший королю основных заговорщиков, был «с самого начала шпионом
короля», и приводит в этой связи тот факт, что в будущем ' Клиффорд не смог
возвратить той милости, которую прежде оказывал ему король (Г. Bacon. History..,,
р. 151—152).
278
В. М. Карее
ской оппозиции абсолютизму Стюартов (так же, как не могли отвечать
их интересам и бэконовские взгляды на необходимость ограничения
огораживаний, регламентации торговли и т. д.). Но эта идея уже не
устраивала и корону, которая в условиях растущего противоборства со
стороны парламента стремилась освободиться от постоянной опеки с его
стороны. Бэкон был, таким образом, одним из последних рыцарей этой
идеи.
Но именно такие черты концепции Бэкона, которые в политическом
плане можно было бы квалифицировать как консервативные, оберну-
лись в историческом произведении достоинством. При том состоянии
исторических исследований, которое было характерно для начала XVII в.,
когда методики исторического исследования в современном смысле
слова попросту не существовало, единственным условием более или ме-
нее адекватного отражения исторического процесса являлось совпаде-
ние личных взглядов и симпатий автора с основными тенденциями раз-
вития. В данном случае архаизм политической концепции Бэкона, его
приверженность политическим идеалам абсолютизма сыграли роль сво-
еобразного коррелята, с помощью которого события почти полуторас-
толетней давности, когда абсолютизм находился еще на восходящей ли-
нии развития и имел прогрессивный характер, предстали в их действи-
тельной исторической значимости.
Все сказанное не означает, однако, что «Историю Генриха VII»
можно считать адекватным выражением политического кредо Бэкона и
тем более его социально-политической философии. Как и в любом исто-
рическом произведении, политические проблемы присутствуют здесь в
специфической конкретно-исторической форме. Политика говорит в ней
голосом истории, и, напротив, история зачастую рядится в одежды сию-
минутной политики.
Отличительную особенность исторического сочинения Бэкона состав-
ляет почти полное отсутствие не только декларативных заявлений, но
также оценок и выводов общего порядка. Последнее нередко объявля-
лось существенным недостатком «Истории Генриха VII». Будем, однако,
судить мыслителя в соответствии с его собственными принципами. Фун-
кция исторического исследования, в понимании Бэкона, состоит в наб-
людении и описании исторических событий. Что касается замечаний и
выводов, то они «должны быть предоставлены свободному суждению
каждого человека», иными словами,— изъяты из ведения историка91.
Подобная постановка вопроса согласуется с одним из главных принци-
пов бэконовской этики научного исследования — сознательным отказом
от поспешных выводов. Она согласуется с принципами индуктивного
метода, предполагающего наличие по меньшей мере двух стадий в про-
цессе научного исследования — сбора эмпирических данных (истории)
и их последующего теоретического обобщения (философии). Сам этот
метод, возникший в условиях широкого развития эмпирических исследо-
ваний, преимущественно в области естествознания, и открывший путь к
их философскому анализу, был одновременно реакцией против методов,
применявшихся в практике эпигонов средневековой схоластики.
Бэкон считал, что естественная история должна служить основой для
развития естественной философии 92. Такую же роль он отводил граж-
данской истории. «История времен,— писал Бэкон,— предоставляет
лучший материал для рассуждений на политические темы, подобных
91 F. Bacon. De Augmentis..., р. 401.
“ Ibid., р. 502.
Взгляды Бэкона на английскую историю
279
рассуждениям Макиавелли»93. Примером гражданской философии Бэ-
кон считал свои «Опыты и наставления нравственные и политические».
От издания к изданию он увеличивал в «Опытах» число исторических
примеров на политические темы. В последнем издании, вышедшем в
1625 г., уже после написания «Истории Генриха VII», такие примеры
особенно многочисленны.
Выводы, которые делаются непосредственно в процессе эмпириче-
ского исследования, по мнению Бэкона, грешат скороспелостью. Одна-
ко на практике стремление избегать выводов и обобщений должно было
бы повести к обеднению исторического описания, возвело бы излишне
жесткие барьеры между историей и политической философией. Сам Бэ-
кон вольно или невольно в ряде случаев отступает от этого принципа:
он высказывает свои мысли иногда в форме парламентских речей, иног-
да в форме рассуждений того или иного исторического деятеля.
Следует иметь в виду также и то, что Бэкон не ограничивал деятель-
ность историка ролью простого фиксатора событий, который, подобно
пушкинскому Пимену, пишет историю, «добру и злу внимая равно-
душно». Функции историка не сводились к заготовке сырья («raw mate-
rials») для Гражданской философии. Важнейшей задачей истории как
области человеческого знания Бэкон считал установление причинно-
следственной связи явлений. В «Истории Генриха VII» он указывал:
«Мы будем строить наше суждение на основе вещей, в соответствии с
тем, как они освещают друг друга, и (насколько мы сможем) выкапы-
вать истину из рудника» 94. Сделанное по частному поводу, это замеча-
ние лежит в основе бэконовского подхода к освещению исторических со-
бытий. Говоря о задачах исторического исследования, он подчеркивал:
«Прежде всего мы хотим добиться (поскольку в этом состоит красота и
душа гражданской истории), чтобы с событиями связывались их причи-
ны» 95. Текст «Истории Генриха VII» показывает, что в каждом отдель-
ном случае Бэкон стремится дать широкую картину условий, в которых
зарождается или происходит то или иное событие — будь это восста-
ние, война или заседание парламента.
Таким образом, есть все основания говорить о том, что Бэкон стре-
мился, хотя и не всегда последовательно, распространить на конкретно-
исторические штудии свой метод «истинной индукции», в основе кото-
рого лежит принцип причинно-следственной связи явлений.
В «Новом Органоне», характеризуя область применения своего ме-
тода, сыгравшего исключительную роль в развитии науки и научного
мышления нового времени, Бэкон замечал: «У кого-нибудь может явить-
ся также сомнение (скорее, чем возражение), говорим ли мы, что толь-
ко естественная философия или также и остальные науки — логика,
этика, политика, должны создаваться, следуя нашему пути. Мы опре-
деленно понимаем то, что сказано (Бэкон имеет в виду свой метод.—
В. К), в общем смысле. Подобно тому, как обычная логика, которая
управляет посредством силлогизма, распространяется не только на ес-
тественные, но на все науки, так и наша логика, которая развивается
посредством индукции, охватывает все. Мы ведь составляем Историю и
Таблицы Открытия как для гнева, страха, стыда и тому подобного, а
также для примера гражданских дел, так и для умственных операций—
памяти, составления и разделения (compositionis et divisionis), сужде-
ния и прочего, для тепла и холода, света, произрастания и тому подоб-
93 Ibid., р. 769.
94 F. Bacon. History..., р. 44.
95 F. Bacon. De Augmentis..., p. 503.
280
В. М. Карев
ного» Применительно к естественным явлениям Бэкон составил таб-
лицы теплоты 97. Такой же «Таблицей Открытия» была для него и
«История Генриха VII» — в тексте «Истории» он называет ее «табли-
цей времени» 9в.
В истории, как и в естествознании, Бэкон считает необходимым раз-
граничить истинные причины и поверхностные поводы, вскрыть «истин-
ные причины внешних поводов». Гуманистический принцип понимания
истории как деятельности отдельных личностей приводит к тому, что в
качестве причин исторических событий выступают природа людей и их
разум. Однако политический опыт государственного деятеля, трезвый
ум философа, использование элементарных приемов источниковедчес-
кой критики позволили ему вскрыть достаточно реалистические мотивы
исторических событий — практические интересы людей, партий и госу-
дарств, выражающиеся чаще всего в форме финансовой выгоды или
пользы. Такой подход к изучению истории неизбежно ставил вопрос о
соотношении деятельности человека и внешних условий, соотношении
натуры и судьбы человека с необратимыми законами времени. И хотя
сам Бэкон эту проблему не формулирует, она постоянно присутствует в
тексте его «Истории». В таком взгляде на историю, сопряженном с при-
чинно-следственным анализом исторических фактов, кроется коренное
его отличие от средневековой историографии, рассматривавшей дея-
тельность человека как нечто вторичное, подчиненное божественному
провидению. Успех деятельности исторической личности зависит у Бэкона
от того, насколько согласуется природа человека с объективными усло-
виями, в которых человек действует. Эти условия («время») становятся
регулятором деятельности как отдельной личности, так и целых групп
людей.
Последовательное проведение принципа каузальности представляло
собой значительный шаг в развитии методологии исторического позна-
ния. История оформлялась в однолинейный ряд событий, сцепленных
между собой причинно-следственными связями и свободных от телеоло-
гической обусловленности. Другими словами, распространение принци-
па каузальности на историю означало значительный шаг на пути к се-
куляризации исторического знания, хотя, разумеется, в «Истории Ген-
риха VII» имеются всякого рода теологические непоследовательности,
отмеченные К. Марксом и Ф. Энгельсом применительно ко всему миро-
воззрению Бэкона ".
Все эти черты позволяют рассматривать «Историю Генриха VII»
как .значительное явление в истории развития исторических знаний в
Англии начала XVII в., а ее автора как представителя нового, отлично-
го от средневекового, типа мышления, формировавшегося в процессе
становления и последующего кризиса ренессансного «круга идей».
98 F. Bacon. Novum Organum.— F. Bacon. Works, vol. 1, p. 220. Неясное по смыслу
выражение «compositionis et divisionis» Дж. Спеллинг считал возможным понимать
как «синтез и анализ».
97 F. Bacon. Novum Organum, р. 248—256.
98 F. Bacon. History..., p. 97.
99 См. К- Маркс п Ф. Энгельс. Соч., т. 2, стр. 143.
Л.С.ЧИКОЛИНИ
ПОЛИТИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ ГЕНУЭЗСКОГО ИСТОРИКА XVI В.
УБЕРТО ФОЛЬЕТТЫ
Взгляды Уберто Фольетты во многом показательны для Италии
XVI в. В них ярко проявились антифеодальные настроения и выразились
стремления к социальным преобразованиям.
Богатое литературное наследство Фольетты изучено далеко не до-
статочно, о его жизни известно в самых общих чертах.
Одним из первых на политические идеи Фольетты обратил внима-
ние историк XIX в. Дж. Феррари, дав о нем краткую заметку в своих
лекциях о политических писателях Италии1. О Фольетте как историке
писал Е. Фютер1 2. К. Курчо включил произведение Фольетты в сборник
сочинений итальянских утопистов и социальных реформаторов XVI в.3 *
Однако он не сделал каких-либо комментариев к тексту, ограничившись
во введении весьма лаконичной оценкой этого труда. Небольшую, но цен-
ную библиографическую заметку о Фольетте можно найти в работе
Т. Боццы, где перечислены наиболее известные сочинения историка *.
Мы не ставим своей задачей раскрыть в полном объеме мировоззрение
Фольетты и хотим лишь ближе присмотреться к его политическим
убеждениям, остановившись на отдельных произведениях, в которых
особенно ясно высказаны политические убеждения, обнаружены анти-
аристократические настроения и ярко проявилась индивидуальность
писателя. Наиболее интересны в данной связи исторический труд Фоль-
етты «Из всеобщей истории европейских дел» 5 * * и особенно политический
трактат «О Генуэзской республике»8.
Уберто Фольетта родился в Генуе около 1518 г., умер в 1581 г. Он
служил при папском дворе, где в 1559 г. и написал политическое произ-
ведение «О Генуэзской республике», повлекшее за собой изгнание его
из родного города за резкую критику общественных порядков. Вынуж-
денный остаться в Риме, Фольетта занимался изучением истории. Не-
которое время он пробыл в качестве историографа при савойском дворе
Эммануила Филиберто, затем служил кардиналу Ипполито д’Эсте, поз-
же кардиналу Луиджи д’Эсте, при котором оставался до конца своей
жизни. В 1576 г. он вернул себе милость родины и был избран офици-
альным историографом Генуи.
Как историк Фольетта примыкал к политической школе позднего
Возрождения. Он и занимался историей политической, а также сосгав-
1 G. Ferrari. Gli scrittori politic! italiani. Milano, 1929, p. 208- 209.
2 E. Fueter. Geschichte der neueren Historiografie. Monaco—Berlin, 1925, p. 121 u. a.
3 «Utopisti e reformatori sociali del Cinquecento», a cura di C. Curcio. Bologna, 1941.
* T. Bozza. Scrittori politici italiani dal 1550 al 1650. Saggio di bibliografia. Roma,
1949, p. 101.
5 U. Folieta. Ex universa historia rerum Europae suorum temporum. N’eapoli, 1571.
’ U. Foglietta. Della repubblica di Genua.— In: «Utopisti e riformatori sociali del Cin-
quecento». Первонач. издание: U Foglietta. Delle cose della repubblica di Genova
libri due. Roma, 1559.
282
Л. С. Чиколини
лял жизнеописания знаменитых людей, что было столь характерно для
той эпохи с ее возвышением роли личности.
Задачу истории и свое предназначение как историка Фольетта видел
в познании опыта прошлого ради уроков на будущее. Он хотел бы при-
носить пользу обществу и призывал писать не ради пустого красноречия ’.
В сочинениях Фольетты, как и в трудах его предшественников Макиа-
велли и Гвиччардини, тесно переплелись политическая публицистика и
история.
Фольетту глубоко волновали итальянские события его дней. Это оп-
ределяло выбор тематики сочинений. Одно из любимых своих произ-
ведений— трактат «Из всеобщей истории европейских дел» — Фольетта
посвятил современности. Придерживаясь периодизации, предложенной
гуманистами, он считал исходным моментом современной истории нача-
ло войны между императором Карлом V и Шмалькальденским союзом,
т. е. 40-е годы XVI в. По характеристике Фольетты, эта война по своей
сути ничем не примечательна в сравнении с другими войнами, которые
велись ради приобретения богатств (facoltate), за исключением того,
что в ней столкнулись большие массы людей и «наиболее воинственные
нации»—Германия, Италия, Испания — противостояли друг другу
с оружием в руках е. Таким образом, Фольетта выделял эту войну как
имеющую всеевропейское значение и, видя важное место Италии в меж-
дународных событиях, отмечал наиболее значительные с его точки зре-
ния факты итальянской истории.
Фольетта отошел от анналистической формы изложения истории.
Как правило, он свободно располагает и группирует материал, делает
экскурсы в прошлое. Однако и для Фольетты свойственно обычное в его
время увлечение приемами, столь характерными для гуманистической
историографии,— например, он включает в ход рассказа большое коли-
чество речей, произносимых различными историческими персонажами.
Посредством речей Фольетта передавал намерения, побуждавшие лю-
дей к действиям9. Такая манера письма, с одной стороны, делала изло-
жение более живым, но с другой — приводила к толкованию историче'
ских событий как прямого следствия этих речей. Фольетта преувеличи-
вал роль выдающихся лиц в истории.
У Фольетты нет провиденциализма. В его понимании история дела-
ется людьми. Он стремился выяснить естественные, реальные причины
событий. Весьма примечательно, что, пытаясь вскрыть связь явлений, он
обращался к прошлому, видя в нем начало последующих событий, на-
пример, обращался к истории Генуи, чтобы объяснить ее современные
порядки.
Историк видел существование неразрывной связи между внешнепо-
литическими и внутренними факторами в государстве. Однако порой,
подобно Гвиччардини, он готов был объяснять исторические события ин-
тригами и эгоистическими интересами людей, что особенно ярко прояви-
лось в описании заговора Фиески.
Труд Фольетты «Из всеобщей истории европейских дел» — сочинение
незаурядного историка, трезвого и вдумчивого, хорошо осведомленного
о событиях своего времени. Оно состоит из трех очерков, посвященных
драматическим происшествиям 1547 г.: заговору Фиески в Генуе, неа-
политанскому восстанию и волнениям в Пьяченце. Таким образом, из
7 U Folieta. Ex universa historia..., f. 9.
• Ibid., f. 1.
• Так, Антонио Сапсно произносит у Фольетты речь, которая занимает 9 страниц,
речь следующего оратора — Клессано — занимает 7 страниц (U. Folieta. Ex universe
historia..., f. 37—47).
Политические воззрения Уберто Фольетты
283
европейской истории выделялись дела итальянские, а в самой Италии
его внимание было приковано к политическим событиям, борьбе соци-
альных групп и партий, противоречиям между нобилями и пополара-
ми *°, к народным движениям. Заботясь о достоверности, Фольетта изу-
чал источники. При описании народного восстания в Неаполе он, на-
пример, замечал, что основывается на документах, которые ему пока-
зывали, когда он посетил Неаполь
Политические симпатии и антипатии Фольетты проявлялись в его
трудах очень ярко. Антиаристократические настроения особенно замет-
ны при описании заговора Фиески, который служил Фольетте, по сути
дела, иллюстрацией того, сколь губительны для государства привилегии
и власть знати. Заговор Фиески для Фольетты — это очередное прояв-
ление эгоистической политики нобилитета, который уже довел Геную
до края гибели. События изображаются как столкновение двух враж-
дебных группировок — Дориа и Фиески. И та и другая партии пресле-
довали свои собственные цели, чуждые народу, и лишь обманывали его
своей демагогией. Одни ждали помощи от французов, вторые ориенти-
ровались на Испанию. Господствовавшая в Генуе группировка Дориа
состояла из приспешников испанской монархии. Их преданность испан-
цам Фольетта объяснял интересами прежде всего материальными: тем,
что они вершили делами в различных частях огромной испанской дер-
жавы, что их богатства были «сосредоточены в провинциях и королев-
ствах императора», что они получали проценты, налоги и другие при-
были. Поэтому, заключал историк, они «не потерпят человека, который
попытался бы перетянуть дело на сторону галлов» *2.
Фольетта — решительный противник обеих группировок. Господство
партии Дориа приносит Генуе вред, вызывает протест народа, приводит
к раздорам. Следствие этого — утрата свободы. С горечью историк за-
ключал: «Генуя — испорченный город»10 11 12 13. Ее население жаждет народ-
ного правления, возрождения республики. Фольетта подметил, что на
этих чувствах и играли заговорщики. Демагогическими речами они скло-
нили на свою сторону представителей пополаров, обещая городу свобо-
ду. Б действительности же Фиески вынашивал план захвата власти
и утверждения единоличного правления при помощи восставшего на-
рода 14.
Подчеркивая авантюризм Фиески, историк доказывал, что тот готов
был действовать любыми средствами, как делали до него многие, зали-
вавшие Геную кровью ее сыновей15. Однако Фольетту по сути дела не
интересовали нй позиции широких народных масс, ни требования пар-
тии пополаров. Все его усилия сосредоточены на разоблачении олигар-
хии. Он ставил своей задачей описать пагубную для республики
деятельность знати, как видно, намеренно не вдаваясь в подробности
действий других группировок и противопоставляя аристократии весь гену-
эзский народ в целом. В результате подход к характеристике генуэзско-
го движения оказывался несколько односторонним. Из труда Фольетты
10 Генуэзское название пополанов.
11 U. Folieta. Ex universe historia..., f. 74.
12 U. Folieta. Ex universa historia..., p. 9: «Quorum voluntates arctissimis vinculis
a Caesare constructae sint, quod eorum omnis fere res in provineijs, et Regnis Caesaris
versetur in foenore, vectigalibus exercendis, alijsque questibus occupata, Genua non esse
passuros eum virum, qui res ad Gallorum partes trahere nitatur».
13 Ibid., f. 12.
14 Ibid., f. 13, 17.
15 Ibid., f. 11, 12.
284
Л С Чиколини
мы узнаем больше о делах знати и ее интригах. (Любопытна заметка
о развитии в Генуе пиратства как промысла: в планах заговорщиков
было предусмотрено заманить корабли Дориа в город для дележа пи-
ратской добычи.)
Отношение историка к широким народным массам было двойствен-
ным и противоречивым. Мы найдем и у него типичные для большинства
гуманистов суждения о народе как инертной массе, не имеющей само-
стоятельного лица, легко возбудимой и ведомой энергичными вождями.
Эту массу нетрудно обмануть и использовать в эгоистических целях. Но1
в то же время для Фольетты характерно несомненное сочувствие наро-
ду и понимание, что его темноту и доверчивость используют хитрецы из
числа аристократов, которые обманывают его и угнетают. Мысль, что
знать угнетает генуэзский народ, красной нитью проходит через все
произведение. Ждать добра от аристократов бессмысленно, рассуждал
Фольетта, ратуя за уничтожение их привилегий.
Он подчеркивал непримиримость борьбы между нобилитетом и ос-
тальными горожанами. Вину за смуты, решительным противником ко-
торых он был, Фольетта возлагал целиком на знать. Это она возмуща-
ла народ, провоцируя выступления черни ,6.
С аитиаристократических позиций характеризовал Фольетта и народ-
ное движение в Неаполе 1547 г. Понимая, что это восстание было вы-
звано деспотизмом испанцев и их приспешников, Фольетта оставался
верным себе в отношении к аристократии. События 1547 г. он рассма-
тривал как пример объединения всего народа, в том числе знати, в борь-
бе с общим врагом — испанской тиранией, но объединение временное и
непрочное, являющееся исключением из общего правила. В действи-
тельности для народа и аристократии в Неаполе также характерна не-
примиримая взаимная антипатия. На этом умело играл испанский вице-
король Педро де Толедо, умышленно разжигая внутреннюю рознь *7.
Примечательно, что из описания Фольетты вырисовывается довольно
пестрый социальный состав восставших. Это и простой народ, и зажи-
точные, почтенные горожане, это и представители неаполитанской знати.
Но опять-таки, признавая справедливость возмущения народных масс
тираническим правлением, Фольетта пользовался каждым случаем,
чтобы подчеркнуть провокационную роль неаполитанской знати. При-
нимая участие в восстании, представители аристократии всячески извле-
кали выгоду из народного возмущения, разжигали страсти, подстрекали
народ к новым беспорядкам, когда движение начинало затухать. Исто-
рик осуждал их позицию, не скрывал неприязни к нобилитету. Будучи
сторонником внутреннего мира, автор с неодобрением отзывался и о
действиях фуорушити, отряды которых в большом числе вступили в го-
род. Явно порицая коварную политику Педро де Толедо, подчеркивая,
что знать виновна в страданиях народа, Фольетта тем не менее не оправ-
дывал и народное восстание как способ достижения свободы. Действия
восставших казались ему безрассудными и жестокими. В этом снова
проявлялось противоречивое отношение Фольетты к народу. Историк со-
чувствовал народу, но он был противником насильственных методов
борьбы и хотел исправить мир путем реформ. Последнее особенно от-
четливо проявилось в сочинении «О Генуэзской республике».
,e U. Folieta. Ex universa historia..., f. 12.
17 Ibid, f. 43, 49
Политические воззрения Уберто Фольетты
285
# # *
Трактат «О Генуэзской республике», написанный в форме диалога,
проникнут глубоким патриотизмом и озабоченностью о судьбах Генуи
и всей Италии. Автор задался целью своим сочинением способствовать
пробуждению ответственности у сограждан, «в большинстве своем без-
деятельных», «объятых сном» и утративших чувство долга по отноше-
нию к отчизне ,8. «Счастливы были те,— писал Фольетта,— кто, родив-
шись в свободном городе... имели возможность своими трудами и слав-
ными деяниями приносить пользу и славу республикам, которыми
управляли» 1Э. И он хотел бы своим пером послужить родине, содей-
ствуя воскрешению в ней мира и спокойствия. Идеализируя прошлое, он
вспоминал о счастливых временах Генуи, которые относил к XII и
XIII вв. (с 1 ЮО по 1270 г 1 В tv пору, по его мнению, «Геную благода-
ря святым обычаям, ее политической жизни и славным морским пред-
приятиям поистине можно назвать счастливой» * * 20 21; в ней ие было раздо-
ров и существовало народное правление, а «помыслы людей были
устремлены на благо общества», и ежегодно генуэзские флотилии, боль-
шие и малые, бороздили моря и «завоевывали для родины владения,
имущество и славу» 2|. Но все это прошло, утеряны земли и колонии,
Кафа и Корсика. Счастье отвернулось от Генуи, писал Фольетта, и
«несчастная и угнетенная родина наша уподобилась кораблю в бурном
море распрей, одолеваемому противными ветрами домогательства»22.
Устами вымышленных собеседников Ансальдо и Принчивалле, возвра-
тившихся из дальних странствий, писатель критиковал существовавший
порядок вещей и говорил о всеобщем разрушении, господстве «постоян-
ной тирании», которые невыносимо наблюдать23.
Причину всех несчастий Фольетта видел в непрерывных внутренних
распрях, ожесточенной борьбе партий и групп и разобщенности генуэз-
цев. К этой теме Фольетта возвращался многократно и предупреждал,
что такое положение чревато новыми бедами, оно может ввергнуть
Геную в полное рабство.
Большую часть своей книги Фольетта посвятил выяснению причин
беспорядков, потрясавших Геную; при этом он обнаружил наблюдатель-
ность и понимание существенных вопросов социальной борьбы. Разно-
гласия он связывал с борьбой партий и групп за политическую власть,
имущество и привилегии. И снова всю вину за бедствия родины автор
возлагал на знать, к которой испытывал неприкрытую ненависть.
Кого же относил Фольетта к аристократам или, употребляя его тер-
мин, «нобилям»? Он говорил о людях, стоящих у власти в Генуе и поль-
зовавшихся политическими правами по конституции 1528 г., которую
Фольетта резко критиковал, считая несправедливой. Еще более опреде-
ленный ответ на этот вопрос можно извлечь из слов Ансальдо, направ-
ленных против тех, кто устраивает пышные пиры и приемы во дворцах,
тех, кто владеет влиятельными банками, кто бродит по стране, собирая
ренту (ccnsaria), кто занимается крупной морской торговлей24. Таким
образом, нобили — это не только феодалы, но и часть богатых бюргеров,
,e U. Foglietta. Della repubblica di Genua, p. 20.
« Ibid., p. 19.
20 Ibid., p. 20.
21 Ibid., p. 19.
12 Ibid., p. 66.
22 Ibid., p. 20.
24 Ibid., p. 98.
286
Л. С. Чиколини
крупные дельцы, верхушка патрициата, это стоявшая у власти в Генуе
олигархия. Против нее и ополчился историк в своем трактате.
«Знать была причиной разъединения»,— писал Фольетта “. Своей
жадностью, амбицией, властолюбием она способствовала разделению
народа Генуи на «секты» (cetti), в результате государство оказалось
разорванным на две части — нобилей и пополаров. Таким образом,
Фольетта вновь противопоставлял нобилям весь остальной генуэзский
народ, который называл «пополарами» или «остальными горожанами».
В Генуе «существует два тела, или вернее, две части республики»,— пи-
сал он. «Между знатными и другими горожанами существует разделе-
ние (distanzione)» 25 26. Знать лишила народ участия в государственных
делах, захватила все привилегии и возвысилась над народом. В этом и
заключена причина всех последующих несчастий.
Историк давал типично гуманистическое толкование понятия знат-
ности, отвергая какие-либо преимущества людей по рождению. Только
личные доблести человека могут принести ему звание нобиля. И не
просто добродетели сами по себе, а обращенные на пользу родины, ибо
из всех заслуг «наибольшими должны быть заслуги перед отечеством»,—
утверждал он27 2. И «если гражданин превосходит других доблестью,
мудростью, дарованием (faculta), заслугами перед родиной и иными
качествами души»,— только тогда он заслуживает этого высокого зва-
ния 23. Такое понимание знатности Фольетта считал единственно пра-
вильным для того, кто не желает городу «тысячи разногласий и волне-
ний» 29 30 31 32. Он приводил тому многочисленные доказательства, ссылаясь на
пример древних римлян, Цицерона, Тита Ливия, бывших, как видно, его
любимыми писателями 3“. Доблести, доказывал он, свойственны не толь-
ко знатным людям. Во все времена существовали не менее достойные
из числа незнатных. Их заслуги перед отечеством в делах военных, в ор-
ганизации морских предприятий даже превосходили заслуги аристокра-
тов. Подвиги же знати сильно преувеличены: найдется едва 30—40 че-
ловек, которые действительно принесли какую-то пользу республике.
Фольетта перечислял всех знатных людей, которые начиная с XII в.
своими военными победами способствовали прославлению республики,
и противопоставлял им значительно больший список тех аристократов,
которые терпели поражения, теряли корабли, наносили ущерб государ-
ству. Он приходил к выводу, что славных из числа нобилитета «было
шесть — семь человек, а бесславных — пятьдесят» На основании своих
изысканий генуэзский историк заключал, что знать — ничто (nobilta, la
quail... ё niente) 3Z.
К критике социального строя Генуи XVI в. Фольетта подходил, как
большинство его современников, с рационалистических позиций. Деле-
ние людей на знатных и незнатных (нобилей и пополаров), господство
знати, се привилегированное положение Фольетта считал неразумным,
а поэтому несправедливым и безнравственным. «Желать, чтобы в обще-
стве (comunanza) были такие различия и чтобы одной партии (colore)
давали половину должностей, — это значит держать город разделен-
ным, и это не кажется мне честным»,— говорил Фольетта устами Прин-
чивалле. «Это в высшей степени нечестно (disonestissimo)»,— вторил
25 U. Foglietta. Della repubblica di Genua, p. 25.
2“ Ibidem
27 Ibid., p 30.
2B Ibid., p. 26.
« Ibid., p. 31.
30 Ibid., p. 28.
31 Ibid., p. 65.
32 Ibid., p 96.
Политические воззрения Уберто Фолоетты
287
ему Ансольдо. «А почему?» — спрашивал историк и отвечал: «Это про-
тив разума и авторитета, следовательно, несправедливо и бесчестно» 33.
У Фольетты звучал обычный для того времени мотив о «ragion di
stato», интересе государства. Он находил неразумным и несправедли-
вым преобладание личного интереса над общим, что наносит ущерб
благосостоянию республики, которое для Фольетты неотъемлемо от эко-
номического процветания и торговой деятельности генуэзцев. По мне-
нию историка, господство знати привело к падению предприниматель-
ской деятельности и сокращению богатств государства. Патрициат ду-
мает лишь о своих интересах, «подчиняя личной жадности честь родины»
и стремясь сохранить чрезмерные богатства, добытые к тому же подчас
«мало похвальными способами», — писал он 3‘. Ради мелких целей знать
готова на все. Она цепляется за свои должности и звания, не заботясь
о республике 35.
С претензиями нобилитета Фольетта связывал порчу нравов, в том
числе молодежи, падение интереса к общественным делам, а также
неудачи во внешней политике и утверждение иностранного влияния в
отечестве.
Последний вопрос особенно занимал его. При этом Фольетта-историк,
приходивший на помощь Фольетте-политику, обнаруживал не только
знание исторических фактов, но пытался найти взаимосвязь событий,
выяснить их причины и следствия. Начало вмешательства иностранцев
в дела генуэзской республики он относил к XII в. и связывал с извест-
ной практикой итальянских городов приглашать в качестве правителя
подесту-иностранца 36. Тогда, полагал историк, это было правильным,
так как чужеземцы были наиболее беспристрастными в решении генуэз-
ских дел, поскольку они не принадлежали ни к одной из партий. Но вре-
мена менялись. Враждующие группировки знати приглашали то одного,
то другого правителя, а сами тем временем пробирались к власти, про-
никали в городские учреждения и в конечном итоге добились изменения
конституции республики, создали «Совет 12», куда не допускали незнат-
ных. Они отняли у народа власть, «лишив плебс прав или какого-либо
участия в управлении» 37. Эта несправедливость продолжается и поныне,
несмотря на реформу 1528 г.: народ по-прежнему не допускается в Ма-
лый совет38 *. При всякой победе над внешним врагом знатные возвышали
себя; возвращаясь домой, они заставляли кричать в их честь, например:
«Да здравствует Оберто Спинола, капитан и сеньор Генуи»30. Нобили
не только не защищали город от неприятеля, но сами осаждали и зали-
вали его кровью40 *. Как возвысились Спинола, Дориа, Гримальди. Флис-
ки (Фиески) и другие. Эти четыре семейства в компании с Адорно, Фре-
гозо, Гуарко, Монтальдо и иными захватывали земли, принадлежащие
республике, подчиняли людей своему влиянию, вербуя их на свою сто-
рону, и тем самым разделили город на партии. Они развращали'нравы,
внося в души людей чувства пристрастия “. Они вызывали постоянные
беспорядки и народные волнения, в частности в 1265, 1270 гг.
33 Ibid., р. 77: «е contro la ragione е contro I’autoritS odunque e ingiusto e disonesto».
34 Ibid., p. 19.
33 Ibid., p. 79: «nobili fecero con le mani e con le piedi che questo nome di nobile res-
tasse vivo».
36 Ibid., p. 35.
37 Ibid., p 74: «Lasciando la plebe senza voce о parte alcuna di governor.
38 Ibid , p. 80.
38 Ibid., p. 67.
‘° Ibid , p. 69.
“ Ibid , p. 72.
288
Л С. Чиколини
Эгоистическим правлением аристократии Фольетта объяснял также
возникновение деспотизма и тирании. Это несчастье Генуе принесла
именно знать. Ее произвол, постоянное угнетение и бесправие народа
ослабили Геную, привели ее к потере независимости42. Спасаясь от про-
извола знати, народ вновь и вновь обращался к чужеземным правите-
лям в надежде найти у них защиту. Так было в 1309 г., когда призвали
Генриха VI, так было в 1318—1335 гг., когда Генуя оказалась под вла-
стью Роберта Неаполитанского, затем генуэзцы обращались к королям
Франции, герцогам Милана и т. д.43
Надежды на чужеземцев Фольетта считал тщетными. Их приход вы-
зывал лишь дополнительные страдания и порождал новые волнения.
Стремление избавиться от дурных правителей таким путем привело в
конце концов к тому, что Генуей стали управлять «иностранцы и дьяво-
лы», — между ними люди не видели разницы 44. Но если в прошлые вре-
мена иноземные правители все же не были столь сильны сами по себе,
то теперь дело обстоит иначе, рассуждал Фольетта, оглядываясь на силь
ные централизованные державы, возникшие ио соседству с Италией.
Генуя теперь может попасть только в руки сильного сеньора, что для
нее будет означать окончательное рабство.
В произведении Фольетты отчетливо звучали общие для многих поли-
тических писателей того времени патриотические мотивы. Не менее от-
четливо проявлялись и мотивы антидеспотические. Фольетта был убеж-
денным противником тирании и абсолютистских режимов, они были для
него синонимами рабства.
Характеризуя сущность тирании (синьории), Фольетта обнаруживал
понимание ряда причин, вызвавших к жизни столь типичную для тог-
дашней Италии форму государственного устройства. Он связывал ее
возникновение с острой социальной борьбой между знатью и остальны-
ми слоями населения45 46 47. В Генуе в результате борьбы народа против не-
обузданного самоуправства знати возвысились Адорно и Фрегозо40
Вначале не занимая официальных постов, эти правители выступали в
роли защитников интересов республики. Но укрепившись, они стали
смотреть на народ, как на своих подданных. Так произошло во Флорен-
ции с Медичи, и нет никакой гарантии, что и в Генуе не будет установ-
лено единоличное правление какого-либо тирана из числа нобилей. Та-
кая опасность всегда подстерегает государство, где есть разногласия,
секты и партии (setti е colori) ", где существуют гражданские раздоры
(disordini civili)48 49.
Обращая большое внимание на борьбу партий и групп, приближаясь
таким образом к пониманию отдельных моментов классовой борьбы,
Фольетта в отличие от Макиавелли не склонен был считать ее нормаль-
ным явлением и выступал как сторонник преобразований, целью которых
являлось бы прекращение внутренней борьбы, объединение генуэзцев
воедино ради процветания республики и утверждения в ней согласия и
мира. «Если бы мы, все остальные горожане, были бы действительно
едины, то всем этим невзгодам мы, без сомнения, положили бы ко-
нец» 4Э,— писал он и призывал, чтобы «объединялись граждане долга» 5°-
42 U Foglic'ta Della rcpubblica di Genua, p 69.
43 Ibid., p. 65.
44 Ibid , p 90.
45 Ib d.. p. Г2
46 Ibidem.
47 Ibid., p. 93.
46 Ibid,, p. 91.
49 Ibid., p. 24.
40 Ibid , p. 96.
Политические воззрения Уперто Фольетты
289
Единственное средство объединения генуэзцев Фольетта видел в от-
мене или, по крайней мере, в значительном сокращении привилегий
знати, ликвидации ее засилья и предоставлении политических прав более
широкому кругу граждан51. Следуя типично гуманистической традиции,
он хотел бы видеть в числе правителей людей достойных, обладающих
талантами и высокими добродетелями. Фольетта ставил в пример древ-
них римлян, которые выдвигали на должности самых лучших из своей
среды. Так было, по его мнению, и в самой Генуе в период расцвета,
«когда она управлялась гражданами, которые без какого-либо партий-
ного различия или принадлежности к партии или секте, без деления на
знатных и незнатных все равным образом были допущены к участию в
управлении республикой»52. Фольетта призывал к ликвидации различий
(disparita) и утверждению равенства (1’uguaglianza), которое им пони-
малось прежде всего в плане политическом; он требовал предоставления
гражданам равных прав в управлении государством 53, защищая равно-
правие людей и отвергая по сути дела сословные барьеры и привилегии
аристократии Однако его призыв к равенству вовсе не означал, что
Фольетта стремился уравнять людей в имущественном отношении.
Правда, он выступал с резкой критикой «чрезмерных богатств», жад-
ности, корыстолюбия, свойственных, по его суждению, только знати,
в том смысле, как он понимал ее, включая и представителей ранней
буржуазии54. Он высказывал (хотя и неопределенно) мысль о введении
прогрессивного налога по древнеримскому образцу, считая несправедли-
вым, когда бедняков облагали наравне с богачами55 *. В сущности его
предложение не было очень радикальным, если учесть, что во многих
городах-коммунах средневековой Италии существовала подобная прак-
тика: жителей облагали налогами в зависимости от доходов. Дальше
Фольетта не шел. Он ограничивался требованием демократизации су-
ществовавшей генуэзской конституции.
За кого же ратовал Фольетта, кого понимал под народом, кого на-
зывал пополарами? Из каких слоев общества хотел он избирать прави-
телей?
Если следовать за его рассуждениями, то на первый взгляд может
показаться, что он имел в виду весь народ, угнетаемый олигархией.
В какой-то степени это было так. Фольетта не делал различий между
пополарами и плебсом. Часто генуэзец объединял понятия пополаров и
плебса и пользовался термином «все остальные горожане» (i tutti altri
cittadini).-Он решительно выступал против деления на касты и партии.
Верный своей идее равноправия всех граждан, он считал несправедли-
вым устранение плебса от государственных дел. Демократические тен-
денции его воззрений доказывает и оброненное слово о прогрессивном
налоге. И все же наибольшие симпатии Фольетты были связаны с по-
поларами (за исключением их верхушки), о которых он говорил больше
всего, со средними слоями городского общества, которые историк назы-
вал также «mediocri». О них он заботился, подвергая критике админи-
страцию республики, которая не приносит никакой пользы гражданам,
занимающимся торговым делом ”. С их успехами он связывал процве-
51 Ibid, р. 86.
52 Ibid., р 34.
53 Ibid., р. 2.
“ Ibid., р. 19. 24.
» Ibid., р. 106.
и Ibid., р. 98: «con 1’industria mercantile».
19 Средниенвека, в. 38
290
Л. С. Чиколини
таиие Генуи, а ее упадок объяснял ослаблением усердия к коммерции
со стороны частных лиц57.
Не случайно Фольетта идеализировал Венецианскую республику,
приписывая ей желаемые черты политического устройства и считая ее
самой великой после древнеримской58. Пополары Венеции получили
доступ к власти, они живут, как «равноправные граждане», а в Генуе
пополары «сведены на положение вассалов». В этом восхвалении вене-
цианских порядков сказывалась противоречивость взглядов Фольетты.
Но особенно показательным кажется нам превознесение им древнерим-
ских порядков, и в частности римских законов, устанавливавших изби-
рательный ценз59 *. Фольетта считал справедливым, чтобы в управлении
государством участвовали не только привилегированная знать, но и
граждане, обладавшие определенным (каким, он не указывал) имуще-
ством. Следовательно, реформа политического устройства Генуи, о ко-
торой мечтал Фольетта, должна была дать права (наравне со знатью)
также средним слоям общества и части плебса, обладавшего имуще-
ством.
Эти круги общества (как можно предположить по его не очень чет-
ким определениям понятия «народ») и вдохновляли историка на резкую
критику генуэзской олигархии.
Мечтая укрепить республику, Фольетта, однако, не был уверен в осу-
ществимости желаемых преобразований. Устами Ансальдо он на каж-
дом шагу выражал сомнение и восклицал: «Вы заставляете меня сме-
яться!». В конце концов Фольетта пришел к выводу, что ныне нет ре-
альной возможности воскресить независимую демократическую Геную;
с горечью он заключил, что у генуэзцев «не хватает мозгов», чтобы
управлять Генуей как республикой80. В результате убежденный респуб-
ликанец отходил от своих демократических идей и обращался к мыслям
о монархии. Таким образом, его политические взгляды претерпевали
эволюцию, напоминавшую эволюцию Макиавелли. Подобно своему ве-
ликому предшественнику, Фольетта соглашался отдать правление в руки
государя.
Однако во взглядах генуэзца на единоличное правление имеется су-
щественное отличие от суждений Макиавелли. Если флорентийский по-
литик возлагал надежды на сильного правителя из числа феодалов и
князей типа Чезаре Борджа, которому разрешал действовать любыми
средствами для достижения великой цели, то Фольетта соглашался вло-
жить бразды правления в руки справедливого, «истинного» монарха, и
только с одним условием, чтобы им был человек «из пополаров». Фоль-
етта признавал, что порой некоторые князья могут принести пользу
республике. Немалую услугу, считал он, оказал его родине адмирал
Дориа. Идеализируя этого пирата и наемника, который служил то
французам, то испанцам, Фольетта полагал, что флот Дориа оказал
помощь Генуэзской республике. Особо похвальным в глазах Фольетты
являлось то, что Дориа, несмотря на фактическую власть, которой он
обладал, оставался частным лицом и не стал тираном. С уважением го-
воря о 90-летнем старце, который доживал последние свои дни, Фольет-
та заключал, однако, что Дориа — редкое исключение. Надеяться на
других государей Италии бессмысленно. Все они пекутся лишь о своих
собственных интересах и пренебрегают делами общественными. Если в
57 U. Foglietta. Della repubblica di Genua, p. 85: «ne tai coscienza nelli commercii e
negozii privati».
58 Ibid., p. 78.
65 Ibid . p. 106-107.
80 Ibid., p. 96’ «non siamo cervelli da potersi governare come Republics».
Политические воззрения Уберто Фольетты
291
древнем Риме прозвища полководцев «Африканский», «Азиатский»,
«Македонский», «Нумидийский» и т. д. означали только, что их облада-
тели положили к ногам империи новые владения, то «современные гер-
цоги и монархи и им подобные» думают только о своих мелких делах
Фольетта считал неразумным возлагать надежды на кого-либо из пра-
вителей Италии, поскольку они-то и довели страну до гибели. Власть
можно отдать только человеку незнатному. И если кто-либо будет сом-
неваться и спрашивать, что это за монарх, если он незнатен, то надо
отвечать: это и есть «истинный монарх» (il Monarcha vero) 6Z.
Таким образом, Фольетта, обладавший трезвым взглядом на вещи,
переходил от реальной действительности к мечтам об «истинной монар-
хии», которую он противопоставлял современным ему монархиям, «лож-
ным», несправедливым. Генуэзский историк задавался вопросом о том,
где найти этого истинного правителя. Устами Ансальдо он высказывал
сомнения в такой возможности и, прибегая к шутке, говорил: не искать
ли его «в семи мирах за пределами нашего мира», о которых рассказы-
вали Александру Македонскому (т. е. на планетах). На свои сомнения
Фольетта отвечал новым вопросом и новой шуткой. Если верны слова
Эпикура, что существуют бесчисленные миры, то неужели ни в одном
из них не найдется хотя бы единственное совершенное государство «без
обмана» и один «истинный» монарх, за которым последуют пополары,
и постепенно все монархи станут «монархами долга». Тогда не будет
партий, называемых знатью. «И неужели пополары не предпочтут жить
в таких монархиях, которые действительно будут их защищать»,— спра-
шивал писательвз.
Но создание такого государства казалось в ту пору маловероятным,
и историк вновь заставлял Ансальдо возражать и смеяться. Тем не ме-
нее мысль об «истинной монархии» не оставляла Фольетту. Ссылаясь на
пример древних римлян и идеализируя их политическую организацию,
он пытался доказать, что осуществление этой идеи возможно, если люди
будут поступать, подражая лучшим, делать так, как древние римляне,
которые будто бы возвышали и выдвигали на должности «людей из на-
рода», так что «патриции и плебеи были объединены».
«Истинному монарху» Фольетта готов был отдать бразды правления
не только в Генуе. В его мечтах возникала картина процветания родной
республики и мирной, спокойной Италии в целом. Он разивал план вос-
крешения былой славы Генуи путем сооружения нового флота и даже
подсчитывал количество денег, необходимых для этого. При помощи
новой генуэзской флотилии Фольетта хотел защитить всю Италию от
нашествий врагов, ссылаясь на пример древних Афин, которые некогда,
имея большое число кораблей, оберегали всю Грецию61 * 63 64. Он осуждал
раздробленность Италии, деление ее на множество частей ”.
Книга Фольетты «О Генуэзской республике» являет собой интерес-
ный образец политического произведения середины XVI в. Написанное
незаурядным историком и политиком, человеком реалистического ума,
оно проникнуто критическим духом.
Идеи Фольетты, выраженные им в рассмотренных сочинениях, были
во многом прогрессивны. Глубокий патриотизм и беспокойство за буду-
щее Генуи и всей Италии делали его труды актуальными и злободнев-
61 U. Foglietta. Della repubblica di Genua, p. 99.
« Ibid., p. 99.
63 Ibid., p. 100.
64 Ibid., p. 115.
«» Ibid., p. 99.
19*
292
Л С Чиколини
ними. Он выступал против войн и раздоров, ополчался против привиле-
гий знати, тирании и неравноправия, был поборником предоставления
политических прав более широким слоям городского населения. Работы
Фольетты носят ярко выраженный светский характер, лишены церков-
ного влияния, пропитаны рационализмом и преклонением перед антич-
ными образцами В его сочинениях заметна явная демократическая
тенденция, часто историк выступал от имени всего народа и порой ста-
вил вопросы (касавшиеся ликвидации деспотии и привилегий аристо-
кратии в первую очередь), которые интересовали простой люд. Эта черта
была свойственна и другим прогрессивным мыслителям той эпохи, не-
редко защищавшим идеи, касавшиеся интересов всего народа, в том
числе и угнетенных классов. К Фольетте с некоторыми оговорками мож-
но отнести слова Ф. Энгельса, сказанные в адрес прогрессивной буржу-
азии на заре ее существования: «Но наряду с противоположностью между
феодальным дворянством и буржуазией, выступавшей в качестве пред-
ставительницы всего остального общества, существовала общая проти-
воположность между эксплуататорами и эксплуатируемыми, богатыми
тунеядцами и трудящимися бедняками. Именно это обстоятельство и
дало возможность представителям буржуазии выступать в роли пред-
ставителей не какого-либо отдельного класса, а всего страждущего че-
ловечества» в6.
В целом произведение Фольетты «О Генуэзской республике» не было
социальной утопией. В главной своей части оно основано на конкретных
фактах и наблюдениях реальной действительности и дает во многом
правильную характеристику политического положения Генуи и Италии
XVI в. Трвктаты Фольетты обнаруживают несомненное влияние идей
Макиавелли. Осуществление его положительного идеала в конечном
итоге могло способствовать лишь созданию условий для развития бур-
жуазных отношений.
Однако мысли генуэзского историка об улучшении общества, мечты
о «совершенных» монархиях, где должна быть осуществлена забота обо
всем народе в целом, где не будет сословий и партий, вражды и распрей,
установится мир и воцарится справедливость, а главное — содержащая-
ся в произведениях Фольетты острая критика социальных отношений —
все это было созвучно не только идеям других прогрессивных писате-
лей — идеологов ранней буржуазии, но перекликалось также с выска-
зываниями ранних социалистов утопистов.
•• К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 19, стр. 190—191.
РЕЦЕНЗИИ
Е. В. Кузнецов. Движение лоллардов в Англин (конец XIV—XV в.) («Ученые за-
писки Горьковского гос. университета», историческая серия, вып. 95). Горький, 1971,
стр. 25—286.
История движения лоллардов в средне-
вековой Англии давно привлекала при-
стальное внимание зарубежных (преиму-
щественно английских) ученых. Однако в
русской и советской медиевистике судьба
этой интереснейшей проблемы сложилась
совсем иначе. Будучи в свое время за-
тронутой в трудах Д. М. Петрушевского
и Е. А. Косминского, история лоллардов
лишь в последние годы стала объектом
более специального анализа *. Работа
Е. В. Кузнецова представляет собой пер-
вый в советской медиевистике опыт ши-
рокого монографического исследования
лоллардизма
Автор поставил перед собой большую
и сложную задачу — представить широ-
кое полотно деятельности и эволюции
взглядов лоллардов на протяжении зна-
чительного исторического периода от по-
ражения крестьянского восстания 1381 г.
до конца XV столетия. При наличии зна-
чительного числа документов и литера-
туры о лоллардах эта задача, тем не ме-
нее, не может считаться ни достаточно
простой, ни в должной мере разрешен-
ной. Известно, что буржуазные ученые
исследуют историю еретических движе-
ний преимущественно в русле идейной и
религиозной борьбы эпохи, замалчивая
или активно отрицая их классовые, со-
циальные корни. Буржуазная историогра-
фия лоллардизма рассматривает это дви-
жение почти исключительно под углом
зрения судеб английской реформация.
Кроме того, на позиции многих англий-
ских авторов влияют еще и их религиоз-
ные взгляды, симпатии к католицизму или
протестантизму. Все это обусловило край-
нюю запутанность и дискуссионность во-
проса о лоллардах в обширной зарубеж-
ной литературе, а также бесспорную ак-
туальность и научную значимость его ис-
1 Е. В. Гутнова. Основные источники и
историография по истории крестьянской
идеологии в Англии XIII—XIV вв.—
СВ, вып. 29, 1966; Ю. М. Сапрыкин. Ан-
тифеодальные идеи английского кресть-
янства в XIV в.— ВМГУ, серия «исто-
рия», 1967, Ns 3.
следования с позиций марксистской мето-
дологии. Настоятельно требует разреше-
ния проблема социальных истоков учения
лоллардов, его связи с социально-эконо-
мической и политической действительно-
стью Англии XIV—XV вв., соотношения
еретических воззрений лоллардов с уче-
нием Джона Виклифа. под чьим бесспор-
ным воздействием развивался лоллар-
дизм.
Перечисленные трудности делают осо-
бенно ценным обращение Е. В. Кузнецо-
ва к специальному изучению лоллардиз-
ма. Определяя задачи своего исследова-
ния, автор подчеркнул, что его «преиму-
щественное внимание будет отдано со-
циально-политическому аспекту» еретиче-
ского учения (стр. 59) —т. е. той сторо-
не проблемы, которая является до на-
стоящего времени наименее разработан-
ной.
Безусловной заслугой автора рассмат-
риваемой работы является смелая поста-
новка ряда наиболее сложных вопросов,
связанных с историей лоллардизма Так,
автор стремится выявить и проанализиро-
вать наличие в движении лоллардов двух
течений, отличающихся по своим идейным
платформам и социальному составу. При
этом наиболее интересна, на наш взгляд,
характеристика левого крыла лоллардиз-
ма, которое продолжало, по мнению ав-
тора работы, революционные традиции
восстания 1381 г. Особенно новой и пло-
дотворной представляется попытка Е. В.
Кузнецова показать реальные последствия
деятельности лоллардов в жизни совре-
менной им Англии. Выполняя эту задачу,
автор дает по существу краткий и весь-
ма интересный очерк политической исто-
рии лоллардизма. В работе предложена
оригинальная периодизация истории дви-
жения лоллардов. Следует подчеркнуть,
что книга Е. В. Кузнецова — первый в
отечественной историографии опыт систе-
матизированного изложения обширной
фактической истории лоллардов в мас-
штабах всей Англии и на протяжении все-
го периода существования лоллардизма
как самостоятельного еретического дви-
жения. Нельзя также ие отметить огром-
294
Рецензии
иый круг крайне разнохарактерных мате-
риалов, привлеченных автором в качестве
источников исследования: он использует
современные событиям хроники и теологи-
ческие трактаты Виклифа, материалы цер-
ковных и светских расследований по де-
лам лоллардов и их собственные персо-
нальные и коллективные сочинения.
Книга Е. В. Кузнецова при всех безус-
ловных ее достоинствах не лишена, на
наш взгляд, недостатков и существенных
спорных моментов. В структуре работы
выделены введение, историографический
раздел и три главы, посвященные основ-
ной проблематике. В историографическом
разделе автор классифицирует широкий
круг специальной литературы и дает ана-
лиз основных школ и направлений. Боль-
шое внимание уделено рассмотрению кон-
цепций современных зарубежных исследо-
вателей, многие из которых не уступают
апологетам католицизма прошлых столе-
тий в предвзятости и крайнем субъекти-
визме по отношению к еретикам. Нагляд-
на и убедительна, например, критика ме-
тодологически беспомощных концепций.
Д. Р. Оуста и работы К- Б. Мак-Фарлена
(стр. 45—50). В целом анализ историогра-
фии вопроса дает отчетливое представле-
ние о той острой идеологической борьбе,
которая всегда — начиная с XVI в. и до
наших дней — сопутствовала изучению
истории лоллардов. Вместе с тем думает-
ся, что автор мало внимания уделил ра-
ботам Е. В. Гутновой и Ю. М. Сапрыки-
на, хотя его исследование в значительной
мере находится в русле намеченных ими
методологических подходов к проблеме
в целом. Так, представляется безусловно
важным для исследования лоллардизма
мнение Ю. М. Сапрыкина о том, что кре-
стьянско-плебейское крыло еретического
движения прекратило свое существование
после подавления восстания 1381 г. Содер-
жание работы Е. В. Кузнецова свидетель-
ствует о том, что автор ее не согласен с
этой точкой зрения. Необоснованно малое
место отведено и Д. М. Петрушевскому,
который, правда, не написал специальной
работы о лоллардах, но привлек внима-
ние к этой проблеме, собрал огромный
фактический материал, высказал ряд ин-
тересных суждений о характере движе-
ния, наконец — написал специальную
статью о Джоне Виклифе2 (ие упомяну-
тую. кстати, в рассматриваемой работе).
При рассмотрении деятельности раз-
личных лоллардистских центров Е. В. Куз-
нецов справедливо подчеркивает пестрый
социальный состав участников движения,
включавшего наряду с представителями
различных слоев города, выходцев из сре-
ды феодалов и, вероятно, также из сель-
3 Д. М. Петрушевский. Джон Уиклиф.—
«Книга для чтения по истории средних
веков», вып. IV. М., 1903.
ского населения Англии (стр. 68, 81, 90.
115). Однако ряд предварительных оценок
социальных корней лоллардизма вызывает
возражение прежде всего в силу спорности
одного из исходных моментов анализа.
Дело в том, что до настоящего времени в
историографии не существует устоявшегося
представления о том, кого именно следует
отнести к числу английских лоллардов.
Е. В. Кузнецов отметил в начале своей ра-
боты существующую путаницу в употреб-
лении терминов «лолларды», «виклифиты»,
«бедные священники». Однако автор не
определил того значения, которое он сам
вкладывает в понимание термина «лол
ларды», ие дал своей точки зрения на со-
отношение учения Виклифа и взглядов
лоллардов. Тем самым автор, как нам ка-
жется, заранее обрек себя на неизбеж-
ные противоречия. Четко определяя тео-
рию Виклифа как выражение умеренной
бюргерской оппозиции, называя его взгля-
ды «респектабельными», автор именует
всех лоллардов «виклифитами», ставя
фактически знак равенства между непо-
средственными приверженцами и учени-
ками Виклифа и лоллардами. Это вызы-
вает недоумение, в особенности когда речь
заходит о крестьянско-плебейском крыле
лоллардизма. Отсутствие дифференциро-
ванного подхода привело в данном слу-
чае к тому, что Виклиф выглядит в рабо-
те непосредственным основателем и гла-
вой еретического движения лоллардов, а
все приверженцы лоллардизма — его уче-
никами. Автор даже прямо говорит о том,
что в условиях начавшейся политической
реакции в стране «ученики Виклифа про-
должали борьбу» (стр. 67). Нам же пред-
ставляется, что такого, например, пропо-
ведника лоллардизма, как Вильям Свин-
дерби, можно назвать «учеником» окс-
фордского еретика лишь так же условно,
как в свое время Джона Болла. В работе
Е. В. Кузнецова содержится целый ряд
фактов, объективно подчеркивающих от-
личие многих положений проповедей Свин-
дерби от теории Виклифа — и не столько
от буквы, сколько от духа его учения.
Следует, правда, отметить, что объек-
тивное содержание работы Е. В. Кузнецо-
ва, особенно второй и третьей глав, на-
глядно показывает достаточно глубокие
различия в учении Виклифа (и его пря-
мых учеников) и взглядах еретиков демо-
кратического крыла. Во II главе автор
достаточно убедительно показывает внут-
реннюю неоднородность лоллардизма, об-
условленную различием позиций входив-
ших в него социальных элементов. Отме-
тив, что движение лоллардов отражало
после 1381 г., с одной стороны, интересы
джентри, торгово-ремесленной верхушки
города, зажиточных слоев крестьянства и,
с другой,— продолжало в определенной
степени традиции крестьянско-плебейской
ереси, Е. В. Кузнецов приходит к выво-
ду о наличии в лоллардизме этого перио-
да двух течений (стр. 231—232).
Рецензии
295
Привлекая обширный материал источ-
ников. автор наглядно показывает появле-
ние новых по сравнению с теорией Викли-
фа моментов во взглядах «умеренного
крыла». Однако в целом автор подчерки-
вает отступление от «глубины и смело-
сти» (стр. 213) позиций Виклифа. Осно-
ванием для такой оценки является отсут-
ствие в теории лоллардов каких-либо но-
вых требований по сравнению с учением
«оксфордского еретика». Нам' подобная
точка зрения представляется спорной и
нуждающейся в уточнении. Если Виклиф
был в первую очередь ученым богосло-
вом, теоретиком, то лолларды рассматри-
ваемого периода — прежде всего участни-
ки широкого общественного движения.
Кроме того, автору следовало, по-видимо-
му, выявить и четко определить основное
направление развития лоллардами учения
Виклифа. Тщательный анализ довольно
полно освещенных в источниках взглядов
многочисленных приверженцев лоллар-
дизма, безусловно, может позволить дать
ответ на этот вопрос.
Представляется что работа могла бы
значительно выиграть, если бы автор под-
верг детальному анализу хотя бы один
лоллардистский трактат Выборочный ме-
тод исследования, принятый Е. В. Куз-
нецовым, привел к тому, что некоторые
важные стороны учения лоллардов прак-
тически выпали из поля его зрения. Так,
по существу остались не рассмотренными
н не получили должной оценки решитель-
ные иконоборческие тенденции, проявляв-
шиеся и в теории и в конкретных дей-
ствиях некоторых еретиков. Именно это
обстоятельство дало основание хронисту
написать: «Лолларды — это секта, кото-
рая уничтожала изображения»3 * 4. Думает-
ся, эта сторона теории и практической
деятельности лоллардов очень важна для
правильной оценки их отхода от учения
Виклифа. Принципиальные отступления
лоллардов от взглядов Виклифа можно
проследить и в чисто теоретических во-
просах, например в вопросе о таинстве
пресуществления. Если, по мнению Вик-
лифа, тело Христа в момент совершения
таинства находится в освященной гостии
в особой форме, то многие лолларды пол-
ностью отрицали какое-либо его присутст-
вие. «Хлеб не перестает быть хлебом»;
«тот же хлеб и то же вино, которые были
вначале, действительно остаются в алта-
ре»; тело Христа «никогда не покидает
неба»,—утверждали многие еретики За. Эта
сторона учения лоллардов, без учета ко-
торой трудно, на наш взгляд, судить о
3 «Henrici Knighton Canonici Leycestrenis
Chronica de Eventibus Angliae...». Lon-
don, 1652, p. 2662.
3a «Concilia, Magnae Britanniae et Hiber-
niae», ed. by D. Wilkins, vol. Ill. Lon-
don, 1737, p. 255, 374; «Fasciculi Zizanio-
rum. Magistri Johannis Wyclif cum
соотношении лоллардизма и теории Вик-
тифа, также не получила освещения.
Характеризуя левое крыло лоллардиз-
ма, автор стремится показать, что в кон-
це XIV и в XV в. среди английских лол-
лардов еще живы были элементы той
крестьянско-плебейской ереси, которая бы-
ла знаменем борьбы наиболее революци-
онной части восставших крестьян
(стр. 222—233). Однако трудно, на наш
взгляд, пока говорить, даже на основе
собранного автором материала, о наличии
самостоятельного «левого крыла» в лол-
лардизме. События же середины XV в., ко-
торые Е. В. Кузнецов оценил как «реци-
див крестьянско-плебейских еретических
идей» (стр. 284), скорее выглядят как спо-
радические вспышки уравнительства, от-
нюдь не характерного для лоллардиз-
ма в целом. Трактовка автором
идейных корней левого крыла движения
также представляется спорной. Он связы-
вает их, как и корни умеренного крыла,
преимущественно с учением Виклифа.
Бесспорно, это учение оказало большое
воздействие на лоллардов в целом. Одна-
ко необходимо проводить более четкую
грань между непосредственными учени-
ками и последователями Виклифа и лол-
лардами конца XIV—XV в. Автор счита-
ет, например, что идея общности имуществ
у лоллардов развивала идеи Виклифа *.
При этом социально-политические пози-
ции Виклифа неоправданно «сдвигаются
влево», что противоречит неоднократно
подчеркивавшемуся на страницах этой же
работы бюргерскому характеру его учения.
Примеры подобной «демократизации»
взглядов и деятельности Виклифа можно
было бы умножить. Так, автор пишет:
«Виклиф и его ученики (Пэрви, напри-
мер) видели в нищенствующих монахах,
благодаря их высокому искусству пропо-
веди, главных соперников в борьбе за
умы и сердца простых людей Англии»
(стр. 76). Такая характеристика социаль-
но-политических целей Виклифа и его
школы представляется неточной и явно
усиливающей степень радикальности бюр-
герской ереси в Англии. Если уж гово-
рить о политической практике Виклифа,
то скорее следует упомянуть о его стрем-
лении приобрести благосклонность ловко-
го придворного интригана Джона Гентс-
кого.
В целом вопросы о соотношении учения
Виклифа и взглядов лоллардов, а также
о сочетании бюргерских и крестьянско-
Tritico, ascribed to Thomas Netter of
Walden, Provincial de Carmelit. Order»,
ed. by. W. W. Shierly. London, 1858,
p. 361.
4 Этот вопрос подробно и интересно рас-
смотрен в статье Ю. М. Сапрыкина
«Взгляды Джона Уиклифа на общность
имущества и равенство» (СВ, вып 34,
1971), вышедшей в свет уже после опу-
бликования работы Е. В. Кузнецова.
296
Рецензии
плебейских элементов в лоллардизме
остаются, на наш взгляд, нерешенными5.
Не предрешая результатов будущих ис-
следований, хотелось бы высказать сле-
дующее предположение. Нам представ-
ляется, что в движении лоллардов мы,
возможно, сталкиваемся с интересней-
шим и своеобразным фактом слияния
бюргерской и крестьянско-плебейской ере-
си в Англии конца XIV—XV в. в особое
самостоятельное движение. Лишь перед
восстанием 1381 г. в стране существовали
две четко отличавшиеся формы ереси:
бюргерская в лице Виклифа и его сторон-
ников и крестьянско-плебейская, представ-
ленная такими народными проповедника-
ми, как Джон Болл. Последующее слия-
ние этих учений не привело, разумеется,
к полному исчезновению в лоллардизме
их отдельных элементов Однако в целом
лолларды, на наш взгляд, ушли и от уче-
ния Виклифа, несколько его демократи-
зировав, и от проповедей Болла, отказав-
шись от его наиболее революционных со-
циальных требований.
В последней главе книги автор поста-
вил интересную задачу — выявить реаль-
ные пути и последствия влияния еретиков
па отдельные стороны современной им
действительности. Он рассматривает три
основные, с его точки зрения, формы про-
явления влияния лоллардов в жизни
страны конца XIV—XV в. Наиболее под-
робно автор останавливается на истории
двух вооруженных выступлений под ло-
зунгом еретического учения — восстаниях
1414 и 1431 гг. В работе убедительно про-
водится мысль о том, что именно восста-
ние 1414 г. следует считать кульминацией
движения лоллардов (стр. 283). Внима-
тельный анализ источников приводит
Е. В. Кузнецова к выводу о достаточно
6 Точка зрения Е. В. Кузнецова, например,
полностью расходится с мнением Ю. М.
Сапрыкина, который совсем отрицает
наличие элементов крестьянско-плебей-
ской ереси в лоллардизме.—10. М. Са-
прыкин. Взгляды Джона Уиклифа...,
стр. (86.
высокой степени организованности заго-
ворщиков, о наличии у иих продуманно-
го плана действий (стр. 245—253), что
резко расходится с мнением большинства
зарубежных исследователей. Постановка
вопроса о влиянии лоллардов в жизни
тогдашней Англии безусловно заслужи-
вает внимания, однако эта проб-
лема еще требует дальнейшего исследо-
вания. С нашей точки зрения, поиски ав-
тора плодотворны до тех пор, пока они
направлены в область реально имевших
место событий и фактов. Так, Е. В Куз-
нецов делает интересное наблюдение о том,
что усиление активности лоллардов в 20—
30 е годы XV в., совпало по времени с не-
удачами англичан в войне с Францией
(стр. 268).
Однако порой эти поиски переходят в
область умозрительных предположений.
Пытаясь представить себе к каким
последствиям могла бы привести победа
сторонников лоллардизма, автор пишет:
«Военные поражения в 30—40-х годах
XV в во Франции, восстание Д. Кэда и
баронские усобицы в последующие деся-
тилетия явились в какой-то мере распла-
той за победу князей церкви над ерети-
ками. Авантюристическая завоевательная
политика, противопоставляемая правите-
лями Англии предложениям лоллардов,
завершилась крахом и задержала дело об-
щественного прогресса». Столь же абст-
рактным выглядит предположение, что
частичное принятие секуляризационных
предложений лоллардов ускорило бы ут-
верждение капитализма в Англии
(стр. 285).
В заключение следует еще раз подчерк-
нуть, что в книге Е. В Кузнецова впервые
в отечественной историографии подверг-
нута комплексному исследованию история
и социальная природа одной из крупных
западноевропейских ересей. Автор поста-
вил ряд важных вопросов, связанных с
лоллардизмом, дал их трактовку, опреде-
лив тем самым направление будущих спо-
ров и исследований этой научной пробле-
мы.
Н. И. Басовская
Е. В. Кузнецов. Движение лоллардов в Англии (конец XIV—XV в.). («Ученые запис-
ки Горьковского гос университета», историческая серия, вып. 95). Горький 1971,
стр. 25- 286.
Исследование Е. В. Кузнецова посвя-
щено одной из наиболее сложных проблем
истории идеологии средневекового обще-
ства — проблеме формирования и разви-
тия в Англии антифеодальной идеологии
лоллардов. Сложное по своему социаль-
ному составу и идеологии, движение ан-
глийских лоллардов, охватывающее более
чем полуторастолетний период и сущест-
венно влиявшее на политическую историю
Англии XIV—XV вв., впервые в советской
и зарубежной историографии становится
предметом специального монографическо-
го исследования с позиций марксистской
методологии. И в этом несомненное до-
стоинство рецензируемой книги.
В процессе работы над монографией ав-
тором были исследованы чрезвычайно
сложные и трудоемкие источники — бого-
словские трактаты Джона Виклифа и его
последователей, официальные правитель-
ственные документы и многочисленные
хроники, содержащие данные о политиче-
ской жизни Англии изучаемой эпохи и су-
Рецензии
297
дебных процессах над еретиками. Вместе
с тем автор хорошо владеет обширной
специальной литературой вопроса.
Первый раздел книги — это весьма содер-
жательный историографический очерк, даю-
щий яркое представление об основных на-
правлениях в изучении движения лоллар-
дов с XIV в. до наших дней. Автор
критически осмысливает данные о лоллар-
дах, накопленные исторической наукой за
пятьсот лет, успешно полемизирует с трак-
товкой движения лоллардов ведущими
буржуазными учеными разных направле-
ний, убедительно показывая методологи-
ческую слабость буржуазных концепций.
Опираясь на достижения советских иссле-
дователей— Д. М. Петрушевского, Е. А.
Косминского, Е. В. Гутновой и Ю. М. Са-
прыкина, автор монографии в отличие от
своих предшественников — буржуазных
ученых, ставивших в центре своих иссле-
дований о лоллардах теологические вопро-
сы, уделяет преимущественное внимание
социально-политическому аспекту движе-
ния, который рассмотрен гораздо более ос-
новательно, чем в буржуазной литературе.
Несомненным достижением рецензируе-
мой книги является вторая глава, посвя-
щенная вопросу распространения лоллар-
дизма в Англии в конце XIV—XV в Со-
поставив и проанализировав данные бо-
лее двух десятков исторических хроник
XIV—XV вв., материалы церковных и ко-
ролевских судов, а также все оказав-
шиеся доступными публикации архивов
королевской канцелярии, автор нарисовал
впечатляющую картину развития лол-
лардистского движения, проследил его
эволюцию и наметил основные этапы.
Текст книги весьма удачно иллюстрируют
четыре карты-схемы. Каждая нз них стро-
го основывается на документальных дан-
ных и дает представление об основных
центрах пропаганды лоллардов в районах
распространения наибольшего влияния по-
следователей Виклифа начиная с 80-х го-
дов XIV в. и на протяжении всего XV в.
Тщательное изучение сохранившихся ма-
териалов судебных процессов над ерети-
ками позволяет автору поставить вопрос
о социальной эволюции лоллардизма с
конца XIV и до начала XVI в. В этом
смысле определенный интерес представ-
ляет отмеченное автором изменение со-
циальной базы лоллардизма: если в коч-
не XIV вив течение первых двух деся-
тилетий XV в. основную роль в движении
играли представители средних слоев го-
рожан, близкого к ним нового дворянст-
ва и низшего духовенства, то спустя пол-
столетия виклифизм сохраняется преиму-
щественно лишь в низших слоях населе-
ния.
Представляется плодотворным стремле-
ние автора искать причины устойчивости
или слабости влияния виклифизма в кон-
кретном своеобразии социально-экономи-
ческого развития того или иного района
страны. В частности, вполне понятно, что
наибольшую устойчивость он обнаружи-
вает в бассейне Темзы, на юго-западе Ан-
глии, в Ковентри, на востоке,—т. е. в
наиболее передовых, экономически разви-
тых областях с наиболее интенсивно раз-
вивавшейся промышленностью. Но, как
убедительно показывает сам автор, лол-
лардизм сохранялся и в некоторых земле-
дельческих районах (Гемпшире, Чилтерн-
Хиллсе и др.). В чем причина подобного
явления? Ссылки на сложность движения
лоллардов и констатация социальной не-
однородности тех, кого обычно источники
именуют «лоллардами», «виклифитами»,
далеко не всегда вносят полную ясность в
понимание общей исторической картины
распространения лоллардизма в Англии
вплоть до эпохи Реформации. Известно,
что в официальных документах XVI в.
термины «лолларды», «ересь лоллардов»
иногда употребляются и применительно к
английским последователям реформации
Лютера. Поэтому, как правильно подчер-
кивает автор, в каждом отдельном слу-
чае, когда источники упоминают о лол-
лардах, исследователю предстоит конкрет-
но разобраться в том, какие социальные
силы стоят за носителями данного тер-
мина и какие политические цели они вы-
двигают
Определенную пользу для выяснения со-
циального характера движения лоллар-
дов на различных исторических этапах
принесут составленные автором на осно-
вании материалов судебных процессов
таблицы, фиксирующие социальный ста-
тус того или иного участника движения,
привлекаемого к суду (табл 1, 2, 4) При
составлении таблиц автором была проде-
лана огромная работа, но с сожалением
приходится констатировать, что получен-
ный результат не всегда соответствует
затраченному труду. Прежде всего, дач-
ные таблиц слишком сухо и лаконично
сообщают об участниках движения. По-
лучается довольно скучный перечень лиц,
к тому же нет уверенности, что он явля-
ется достаточно исчерпывающим. Каково
соотношение реальной картины и той. ко-
торая зафиксирована в таблицах? Этот
вопрос требует новых и весьма трудоем-
ких исследований. Тем не менее ие хо-
телось бы ставить под сомнение целесооб-
разность включения этих таблиц в текст
монографии. Причина того, что таблицы
слишком лапидарны,—скудость источни-
ков. Поэтому при всей своей условной
ценности эти таблицы представляют не-
сомненный интерес для специалистов
Исследовав процесс распространения
лоллардизма в Англии на протяжении
почти 150 лет, автор делает весьма ценные
наблюдения, позволяющие поставить под
сомнение традиционную концепцию бур-
жуазной историографии о лоллардах.
В частности, на наш взгляд, весьма инте-
ресно наблюдение о росте числа привер-
женцев Виклифа в течение последних
пяти лет XIV в. и первого десятилетия
298
Рецензии
XV в., когда лоллардизм распространил-
ся в Сессексе и на юго-западе Англии
(стр. 99—100). Между тем, согласно тра-
диционной буржуазной концепции (Лех-
лер, Тревельян, Уоркмен), своего апогея
движение лоллардов достигает в 1395 г.,
после чего начинается спад. Далее, в от-
личие от представителей буржуазной исто-
риографии, преувеличивающих роль дво-
рянства в руководстве движением лол-
лардов в первые десятилетия XV в., автор
подчеркивает активность средних и низ-
ших слоев города и отчасти крестьянства.
Так, отличительной особенностью движе-
ния 1414 г., по мнению автора, является
участие в нем крестьян близлежащих к
городам деревень.
Анализируя развитие движения лоллар-
дов в XV в., автор убедительно показы-
вает, как в устах сельского духовенства
учение Виклифа получало новую интер-
претацию, превращаясь в учение для ши-
роких народных масс. Вывод автора о
том, что виклифизм не стал идеологией
какой-то одной классовой группы, но на-
ходил отклик в различных социальных
сферах (автор перечисляет в каких, см.
стр. 103), отнюдь не мешает констатиро-
вать, что в первые десятилетия XV в. «ге-
гемония в движении... принадлежала го-
рожанам и представителям дворянства и
клира... тесно связанным с городом» (там
же). II это нам представляется вполне
обоснованным. Очень интересна часть мо-
нографии, посвященная анализу учения
Виклифа и развитию этого учения бедны-
ми священниками в конце XIV—XV в.
Поскольку идейную основу религиозно-
философских и социально-политических
воззрений лоллардов составляло учение
Виклифа, автор отводит большое место
анализу этого учения, акцентируя внима-
ние на двух его важнейших аспектах:
концепции предопределения и евангель-
ской доктрине.
Сопоставляя теории Виклифа и его уче-
ников. автор монографии обоснованно
ставит вопрос об основных тенденциях,
наметившихся в развитии доллардизма на
протяжении четверти века после смерти
Виклифа. Рассматривая лоллардизм кон-
ца XIV—XV в. как «движение социально-
политическое в своей основе», автор ис-
с.тедхет общественно-политические воззре-
ния отдельных ведущих представителей
лол.тардизма. Результат оказался чрезвы-
чайно интересным. Исследователю удает-
ся проследить два течения, сосущество-
вавших в лоллардизме первой половины
XV в.: более умеренное, выражавшее инте-
ресы джентри и торгово-ремесленной вер-
хушки города и зажиточного крестьянст-
ва. и радикальное, тесно связанное с чая-
ниями городской и сельской бедноты, ко-
торое, следуя классификации Ф. Энгель-
са, автор определяет как «крестьянско-
плебейскую ересь». Указанное наблюдение
имеет серьезное значение для поиимаиия
социально-политической истории Англии
XV в. Желательно, однако, чтобы даль-
нейшие исследования истории лоллардиз-
ма в XV в. позволили автору более чет-
ко определить классовые интересы участ-
ников движения, в частности конкретизл-
ровать их позиции в крестьянском вопро-
се (выяснить отношение лоллардов к
проблеме крестьянских держаний, рент,
общинных земель). Что касается рассмат-
риваемого в работе вопроса о развитии
лоллардами учения Виклифа, то, на наш
взгляд, автору следует в дальнейшем бо-
лее основательно проанализировать по-
следние работы Виклифа с тем, чтобы
можно было четко судить о религиозно-
философских и социально-политических
итогах его учения; тогда будет более яс-
но — от чего отталкивались лолларды в
своих исканиях и в чем они развили уче-
ние Виклифа. Пока же, на наш взгляд,
этот вопрос в работе только намечен (хо-
тя и удачно намечен), но до конца не
решен, что, впрочем, ничуть не ставит под
сомнение ценность проделанного исследо-
вания.
Последний раздел книги посвящен во-
просу о влиянии лоллардов на социально-
политическую жизнь Англии конца XIV—
XV в. Чрезвычайно ярко и основательно
изложена автором история заговора Олд-
касла, а также история Кентского вос-
стания 1438 г. и последующих политиче-
ских движений с участием лоллардов. Ка-
саясь истории заговора Олдкасла, автор
очень убедительно объяснил причины его
неудачи, показав, как лидер его, глубже
и глубже втягиваясь в феодальные рас-
при, все дальше отходил от народного
движения, превращаясь в заурядного
авантюриста. Характеризуя Кентское вос-
стание 1438 г., автор справедливо подчер-
кивает, что восставшими руководили «не
столько ересь, сколько политические мо-
тивы» (стр. 274). В сочетании «стихийного
протеста социальных низов с еретическим
течением» исследователь видит особен-
ность восстания 1438 г. Но так ли уж
специфичен указанный признак иа общем
фоне социальных движений Англии, да и
Европы вообще в XV в.? К тому же, если
политические мотивы восстания очерчены
в работе весьма рельефно, то роль лол-
лардистской ереси в этом движении пока-
зана недостаточно отчетливо, хотя автор
и утверждает, что восстание в Кенте «не-
сомненно происходило при их (т. е. лол-
лардов.— И. О.) участии». Последний во-
прос тем более нуждается в уточнении,
что автор и сам признает — руководителю
восстания (рыцарю Конвею) «не было
предъявлено никаких обвинений в нару-
шении католической ортодоксии» (стр.
274). Вместе с тем определенный интерес
представляет мысль автора о том, что в
40-е годы XV в. по мере нарастания поли-
тического кризиса в стране в выступле-
ниях крестьян и горожан начинают пре-
обладать чисто «мирские» мотивы, а роль
ереси заметно ослабевает. Исследуя влия-
Рецензии
299
ние лоллардов на социально-политиче-
скую жизнь Англии конца XIV—XV в.,
автор показывает, как по мере сужения
их социальной базы (начиная уже со
второй четверти XV в.) меняются мас-
штабы и формы движения.
Важным достоинством рецензируемой
монографии является то, что исследова-
телю удалось разработать свою ориги-
нальную периодизацию лоллардистского
движения, выделив три основных этапа,
первый — с 1381 по 1410 г.; второй — с
1410 по 1451 г.; и третий — со второй по-
ловины XV в. до 20-х годов XVI в. Пер-
вый этап движения характеризуется ав-
тором как типичная «бюргерская ересь»,
специфику второго этапа определяет уча-
стие в движении радикального течения
лоллардов, выражавшего чаяния сельской
и городской бедноты («крестьянско-пле-
бейская ересь»). Наконец, третий этап —
это период спада. Некогда широкое дви-
жение, под влиянием жестоких репрес-
сий загнанное в подполье, преврашается
в типичную секту, лоллардизм становится
пассивной формой протеста униженных и
обездоленных. В целом данная периоди-
зация движения, опирающаяся на об-
ширный исследованный материал источ-
ников, не только не вызывает возраже-
ний, но представляется более убедитель-
ной, нежели все прежние схемы, предла-
гавшиеся Лехлером, Тревельяном и други-
ми буржуазными исследователями. Пред-
ложенная в монографии новая периодиза-
ция движения лоллардов приобретает тем
большую убедительность, что опирается
на результаты целой серии специальных
исследований автора по социально-эконо-
мической истории Англии XV в.
Стремясь дать научно объективную
оценку исторической роли лоллардов, ав-
тор, с одной стороны, приводит веские
возражения против гиперкритической
оценки движения такими буржуазными
исследователями, как, например, Мак-Фар-
лен. С другой стороны, Е. В. Кузнецов
вполне обоснованно предостерегает от
другой крайности, подчеркивая, что на
всех этапах движение лоллардов остава-
лось слишком слабым и недостаточно зре-
лым, чтобы его можно было сравнивать с
реформацией XVI в.
Выход в свет настоящего капитального
исследования, впервые столь подробно и
обстоятельно, с марксистских позиций
освещающего один из наиболее сложных
и запутанных вопросов истории идеоло-
гии средних веков, можно только привет-
ствовать. Труд Е. В. Кузнецова принесет
несомненную пользу историкам и филосо-
фам, преподавателям, аспирантам, сту-
дентам и всем, кто интересуется историей
Европы в средние века. Имеющиеся в ра-
боте недостатки, спорные положения и по-
грешности редакционного характера ие
колеблют пашей общей положительной
оценки данной монографии.
И. Н. Осиновский
Английское издание источников восстания Уота Тайлера («The Peasant’s Revolt of 1381»,
ed. by R. B. Dobson. Bath, 1970, 427 p.).
В серин «История вглубь» (History in
Depth) выпущено солидное собрание доку-
ментов, относящихся к одному из самых
крупных народных восстаний средневеко
вой Европы Публикация снабжена про-
странным источниковедческим и историо-
графическим введением, подробной хроно-
логией восстания, солидной библиографией
и тремя картами.
Основатель и главный издатель серии,
профессор университета в Йорке
Г. А. Уильямс (в рецензии М. А. Барга 1
он по ошибке назван Гвином), а также
составитель данного тома Р. Б. Добсон,
лектор университета в Йорке, настойчиво
подчеркивают в своих предисловиях необ-
ходимость глубокого изучения истории ча
основе большого круга документов, а нс
отдельных источников или их фрагментов.
Отдельные книги многотомной серии посвя-
1 ВН, 1973, № 2.
щаются — кроме восстания 1381 г.—всеоб-
щей стачке 1926 г. в Англии, развитию за-
падноафриканского «национализма», разви-
тию понятия «народ» в немецких княжест-
вах, движению пуритан эпохи Елизаветы
и т. д. Общее для всех книг серии состоит
в том, что в каждой собраны оригинальные
документы, часто переведенные составите-
лем на английский язык, и что к каждому
тому прилагаются источниковедческое и
историографическое введение, исчерпываю-
щая библиография, примечания и указате-
ли. Этот новый, как считают издатели, под-
ход к изучению истории является ответом
на практические нужды педагогов Британ-
ской империи.
Восстание 1381 г. рассматривается изда-
телями как один из наиболее драматиче-
ских эпизодов английской истории, являю
щих собой яркий пример народного движе-
ния «доиндустриального» периода. До сих
пор его истинный смысл оставался нераз-
гаданным из-за невнимания исследователей
300
Рецензии
к важнейшим источникам. Теперь наступа-
ло время дать заговорить участникам и
современникам событий. Но приводимые
документы должны лишь поставить, а не
решить проблему. Такова позиция изда-
телей.
Книга состоит из следующих разделов:
1. «Предпосылки восстания». Здесь приве-
дены документы, характеризующие иму-
щественное положение различных катего-
рий населения Англии XIV в., рассказ
очевидца о «черной смерти» 1348—
1349 г., статуты о рабочих и их оценка со-
временником, петиция общин против бро-
дяг (1376 г.), сообщения о крестьянских
восстаниях, предшествовавших событиям
1381 г., свидетельство о политическом про
тесте в «добром» парламенте 1376 г., све-
дения о дезертирстве из английской армии
(1380 г.) и т. п. 2. «Три подушных налога
и начало восстания». В разделе приводятся
многочисленные парламентские документы
и свидетельства хронистов (Т Уолсингэма,
анонимной хроники сект албанского мона-
стыря, Найтона, Фруассара и др ). Столь
же богаты и разнообразны материалы ос-
тальных разделов книги: 3. «Восстание в
Лондоне». 4. «Восстание в восточных граф-
ствах». 5. «Восстание в остальной Англии»
6. «Подавление восстания, отголоски его и
последствия». 7. «Интерпретация восста-
ния». В этом заключительном разделе при-
ведены разнообразные свидетельства уча-
стников и современников восстания о его
характере и причинах, проповеди Джона
Болла, литература протеста, современная
восстанию и более поздняя, баллады и
песни эпохи восстания. Приводятся и су-
ждения мыслителей более позднего вре-
мени—Д. Чосера, Э. Бёрка, Т. Пейна,
У. Морриса и отрывок из работы Ф. Энгель-
са «Крестьянская война в Германии».
В то же время Добсон не приводит но-
вейших теорий и оценок, опасаясь, что очи
могут помешать непосредственному вос-
приятию документов читателем. Он отсы-
лает читателя к библиографическому раз-
делу, советуя читать литературу с учетом
предостережений, сделанных недавно
М Поставом против «излишне экономиче-
ской социологии», считающей каждое вос-
стание «прямым ответом на усиливающееся
давление или усугубляющуюся бедность».
Добсон проделал поистине титаническую
работу, подготавливая публикацию к печа-
ти. Он не только изучил огромный архив
ный материал, но и перевел значительную
его часть с латинского или старофранцуз-
ского, причем во многих случаях непосред-
ственно с рукописей.
Рецензируемая книга является первым
большим изданием документов о восстании
Уота Тайлера, она знакомит широкие кру
ги учащейся и научной общественности с
документальной базой крупнейшего в сред-
невековой Англии народного движения.
Появление этого сборника на родине вос-^
стания — факт вдвойне отрадный, так каьГ
он свидетельствует о постепенном отказе
современной английской историографии от
прежнего игнорирования и замалчивания
проявлений классовой борьбы.
Добсон сетует на то, что источники про-
исходят из лагеря, враждебного восстав-
шим, что авторов хроник, таких непохожих
друг на друга, сближает неизменно презри-
тельное отношение к огромным массам ан-
глийского народа, что нет у них и тени со-
чувствия городскому люду и крестьянству,
что для них восстание — преступление В тэ
же время издатель не устает говорить об
объективности своей собственной позиции.
Но может ли историк быть абсолютно обь-
ективным? Может ли не проявиться его
субъективная позиция в подборе материа-
ла, в комментариях к хроникам, в историо-
графическом и источниковедческом обзоре,
наконец, во вводных примечаниях к каждо-
му документу? Определенная тенденциоз-
ность видна и у Добсона. Он, например,
сожалеет о том, что в Англии XIV в не
было официального летописания, которое,
по его мнению, дает особо надежные исто-
рические сведения, и что поэтому мы никог-
да не сможем узнать об истинном (!) отно-
шении короля и знати к восстанию, так как
хронисты рисуют его, «основываясь на
предположениях, а не на точной информа-
ции». Называя восстание непоправимой ка-
тастрофой в истории Англии, издатель от-
рицательно оценивает его значение. Добсон
далее дает в целом отрицательную оценку
совместной работе английских коммунистов
Р. Хилтона и Г. Фагана «Восстание англий-
ского народа в 1381 г.» (1950). Не в мень-
шей степени тенденциозность Добсона вид-
на и в отсутствии внимания с его стороны
к идеологии восстания. Цитируя Ф. Энгель-
са, который характеризует‘движение, свя-
занное с деятельностью Джона Болла, как
проявление крестьянско-плебейской ересн 2,
Добсон предупреждает читателя, что аргу-
менты Ф. Энгельса полны противоречий и
что он вообще пе мог знать средневековой
истории Англии.
Справедливость требует вспомнить в дан-
ной связи работы Д. М. Петрушевского.
В 1889—1890 гг. он изучал в Государствен-
ном архиве в Лондоне материалы источни-
ков, относящиеся к восстанию 1381 г Как
известно, «Восстание Уота Тайлера» стало
главным трудом Д. М. Петрушевского; эт>т
труд сохраняет свое значение и поныне.
Поистине поразительна широта докумен-
тальной базы исследования Петрушевско-
го. Сравнение ее с собранием документов,
опубликованных Добсоном, показывает что
ни одна из хроник, пи один из приведенных
в английской публикации важных докуме i-
тов от Петрушевского не ускользнули.
К сожалению, Добсону работа русского
исследователя известна видимо, только по
английской рецензии 3
Можно ли считать выпушенное Добсоном
издание документов исчерпывающим для
2 См. А. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 7.
стр. 363.
3 EHR, xol. XVII, 1902, р. 780—782.
Рецензии
301
изучения восстания 1381 г.? Для серьезно-
го исследования, конечно, нет, хотя бы уже
потому, что весь обильный и разнообраз-
ный материал источников в одну книгу не
может вместиться. В этом полностью отда-
ет себе отчет и составитель тома, указывая
на необходимость обращаться к архивным
материалам для глубокого изучения вос-
стания. Но для учебных целей (а таким
именно и является назначение пуб-
ликации) оно безусловно является очень
цепным и фундаментальным сборником
источников. Важно также, что оно будит
интерес к социальным сюжетам и к вопро-
сам классовой борьбы.
Л. В. Венкстсрн
Self and Society in Medieval France. The Memoires of Abbot Guibert of Nogent
(1064?—1125), ed. with introduction and notes by J. F. Benton. New York, 1970.
В рецензируемой книге, вышедшей под
заголовком «Личность и общество в сред-
невековой Франции», читателю предлагает-
ся английский перевод известного сочине-
ния хрониста и писателя конца XI—начала
XII в. Гвиберта Ножанского *. Не получив-
шее особого признания у современников,
сочинение Гвиберта, традиционно назы-
ваемое в историографии «De vita sua»,
было извлечено из глубокого забвения
только в XVII в. усилиями знаменитой
французской школы Сен-Жермен де Пре.
С этого времени складывается традиция
изданий его сочинений. С именами Дюше-
на 1 2 и Д’Ашери3 связаны первые публика-
ции сочинений Гвиберта в новое время.
Позднее, в XIX и начале XX в., последовали
латипоязычные издания Миня 4 *, Буржена 6.
Опубликованная в XIX в. на французском
языке автобиография Гвиберта значитель-
но расширила его читательскую аудито-
рию6.
Рецензируемое издание, подготовленно"
Дж. Ф. Бентоном, является по существу
второй англоязычной публикацией «De vita
sua». Первая была осуществлена полвека
назад С. Блендом. Перевод Бленда послу-
жил основой и для нового издания, кото-
рое, однако, отличается существенной пере-
работкой и устранением многочисленных
погрешностей первого английского перево-
да. Бентон пррвел кропотливую работу по
сличению английского текста с текстами
1 Перу Гвиберта Ножанского принадле-
жат сочинения: De vita sua sive Mono-
diarum libri III; Gesta Dei per Francos
sive Historia lerosolomitana, libri VIII;
De pignoribus sanctorum, libri IV и др.
2 A. Duchesne. Histoire gcnealogique des
Maisons de Guise, d’Ardres, de Gand et
de Coney et de quelques autres families
qui у ont este alliees. Paris, 1632.
3 L. D'Achery. Prolegomena de I’edition
des opera omnia Paris, 1951.
4 J. P. Migne. Patrologiae Cursus Comple-
tus, Series Latina, t. 156. Paris, 1880.
6 G. Bourgin. Guibert de Nogent. Histoire
de sa vie (1053—1124). Collection de
textes pour servir a I'etude et 1’enseigne-
ment de 1’histoire. Paris, 1907.
* Vie de Guibert de Nogent. Collection des
memoires relatifs a 1’histoire de France,
par M, Guizot, t. 9—10. Paris, 1825.
латинских изданий Д’Ашери и Буржена.
Высоко оценивая достоинства публика-
ции Д’Ашери, Бентон довольно критически
отнесся к изданию Буржена, что не поме-
шало ему весьма широко пользоваться тек-
стом и комментариями последнего. Попу-
лярный характер публикации (что отме-
чает сам издатель) позволил Бентону со-
кратить научный комментарий к тексту,
ограничив его сведениями, дополняютт-
ми или опровергающими, с его точки зре-
ния, примечания Буржена, но и в таком
виде комментарий значителен и является
плодом тщательных исследований.
Работа издателей, переводчиков и иссле-
дователей творчества Гвиберта затруднена
отсутствием рукописей самого Гвиберта
или хотя бы современных ему списков.
Единственная рукопись «De vita sua», хра-
нящаяся в Национальной библиотеке в Па-
риже, датируется XVII в. К тому же, как
отмечают многие исследователи, стиле-
вые особенности сочинений Гвиберта дела-
ют его писателем, трудным для перевода
на новые языки.
Бентон намеренно освободил себя от не-
обходимости строгой передачи стиля сочи-
нения, отсылая читателя, заинтересованно-
го в поисках более точных смысловых ч
стилистических нюансов, к латинским тек-
стам. В ряде случаев создатели английско-
го перевода пошли на сознательную заме-
ну терминов классической латыни, которы-
ми оперировал сам Гвиберт, терминами,
характерными для средних веков. Едва ли
такой подход можно считать в научном
плане абсолютно корректным. Французская
критика уже отметила некоторые спорные
моменты перевода 7.
Хотя издание Бентона рассчитано на ши-
рокий круг читателей, в нем присутствуют
все компоненты научной публикации. Сочи-
нению Гвиберта предпослано обширное
введение, дающее представление об иссле-
довательском методе Бентона, его взглядах
на личность и творчество Гвиберта. В кни-
ге имеются приложения, библиографиче-
ский и предметно-имеиной указатели, ин-
тересный иллюстративный материал.
7 См. рец.: Е. Burstein, dans «Cahiers de
civilisation medievale», XV annee, N 4,
octobre — decembre 1972.
302
Рецензии
Введение содержит краткий историогра-
фический очерк основных точек зрения, ут-
вердившихся в литературе, посвященной
Гвиберту. Известно, что буржуазная исто-
риография XIX в. идеализировала личность
и творчество Гвиберта, считая его уникаль-
ным для своего времени мыслителем, пред-
шественником рационализма и критицизма
эпохи Возрождения и нового времени, срав-
нивая его с Рабле, Кальвином, Вольтером.
Беитои констатирует: «Историки XIX в.
были привлечены к Гвиберту его рациона-
лизмом, скептицизмом и протонационализ-
мом» (р. 10). В качестве свидетельства не-
обычности личности Гвиберта для середи
иы XI—начала XII в. историография XIX в.
выдвигала его сочинение «De vita sua», ко-
торое якобы предполагало достаточно вы-
сокий уровень самосознания личности и ее
способности к самовыражению; это сочине-
ние было принято характеризовать как пер-
вую в европейской средневековой литера-
туре автобиографию.
Что касается Бентона, то он подвергает
сомнению саму возможность считать это
сочинение автобиографией в общепринятом
смысле слова, поскольку в ней отсутствуют
обязательные, с его точки зрения, сведения
о времени и месте рождения автора, его
родителях и т. п. Действительно, все эти
сведения приходится извлекать из сочине-
ния Гвиберта путем сопоставления различ-
ных, в том числе косвенных, свидетельств.
Сам Бентон пересматривает введенную Ма-
бильоном и получившую широкое распро-
странение в литературе дату рождения
Гвиберта (1053 г.), а также датировку
большей части его произведений. Стремясь
реконструировать собственное представле-
ние Гвиберта о характере своего сочине-
ния, Бентон замечает, что «Гвиберт не
мыслил о своих размышлениях как об ав-
тобиографии» (р. 11); адресуя свою книгу
богу, он преследовал исключительно мо-
рально-дидактические цели. Форма сочине-
ния воспринимается Бентоном как литера-
турный прием, заимствованный у Августи-
на и не имеющий аналогии в произведениях
современных Гвиберту авторов. В этой свя-
зи Бентон напоминает, что «когда Абеляр
захотел написать о себе, он написал пись-
мо (или по крайней мере использовал эту
форму)» (р. 7). Сведения о жизни таких
исторических деятелей, как Бернард Клер-
восский и Петр Достопочтенный, также по-
черпнуты из их писем.
Разумеется, можно спорить о том, явля-
ется ли сочинение Гвиберта автобиогра-
фией. Любое наложение современной поня-
тийной сетки на культурные явления про-
шлого (а понятие автобиографического
жанра как известно, было введено толь-
ко в конце XVIII в. Гердером) предпола-
гает элемент условности. Бентон предпочи-
тает называть труд Гвиберта «мемуарами »,
что в свою очередь возбуждает те же во-
просы, что и термин «автобиогр т-
фия». Суть дела состоит, на наш взгляд,
в другом. Самый факт появления сочине-
ний, подобных сочинениям Гвиберта и Абе-
ляра, свидетельствует о пробуждающемся
стремлении людей XII в. писать о себе, ис-
пользуя различные, казавшиеся им подхо-
дящими для самовыражения формы. За-
метим, кстати, что между различными
формами «рассказа о себе» нет непро-
ходимой грани. Исповедь способна при-
нимать форму автобиографиив, автобио-
графия же в свою очередь может быть
оформлена в виде писем.
Бентон по существу не приемлет пн од-
ного из доказательств «уникальности» Гви-
берта. Что касается так называемого кри-
тического метода Гвиберта, Бентон пишет
об особой его окраске, отмечает нелояль-
ность по отношению к другим людям, гра-
ничащую с агрессивностью (р. 26). Публи-
катор склоняется к точке зрения француз-
ского исследователя Ж. Шорапа, который
в 1965 г. попытался показать, что Гвиберт
был не критическим историком, а морали-
зующим библейским комментатором (р. 9),
хотя и отмечает, в отличие от Шорапа,
«желание и способность вступать в диспут
с другими авторами иа рациональной осно-
ве». Бентон согласен с тем, что в некото-
рых работах Гвиберта присутствуют эле-
менты рационального критицизма (р 18).
Он склонен считать Гвиберта избиратель-
ным критиком, который был готов иска-
жать факты, когда этого требовала его
собственная концепция. По мнению Бенто-
на, Гвиберт мало сделал для критики
средневековой религии. Неприятие невеже-
ства и суеверия сочетается в его сочинении
с постоянным консерватизмом. Гвиберт
осуждает тех, кто осмеливается оспаривать
церковные догмы. Далекий от идеи рацио-
нализировать религию, Гвиберт, как пола-
гает Бентон, стремился лишь к тому, чтобы
«очистить» церковь, избавить ее от симо-
нии, от почитания фальшивых мощей и пр.
Беитои ие склонен видеть в произведениях
Гвиберта скептицизма и рационализма —
так много, по его мнению, в его сочинениях
легковесного и суеверного материала.
Издатель ставит под сомнение достовер-
ность третьей книги сочинения о восстании
в Лане, исходя из определяемого им же
самим свойства Гвиберта искаженно, иа
грани болезненной эмоциональности, «по
ван-гоговски» (р. 33) воспринимать и пере-
давать окружающий мир. «Как теолог,—
пишет Бентон,—Гвиберт видел в структуре
мира конфликт между плотью и духом,
дьяволами и святыми. Как моралист, он
легко склонялся к тому, что люди, которых
он лично не любил, движутся силами зла.
Как мученик и погруженный в себя чело-
век, он быт лишен милосердия, великоду-
шия и сострадания, которые необходимы
8 Характерно, что даже биография как
жанр современной литературы иногда
определяется как исповедь, рассказан-
ная в третьем лице (см. Я Кумок. Био-
графия и биограф — «Вопросы литера-
туры», 1973, № 10. стр. 20).
Рецензии
303
для понимания мотивов и образа жизни
других. Точность представления Гвибертз
о средневековой жизни постоянно подрыва-
ется его возможностями» (р. 32—33).
Беитон справедливо критикует традици-
онный подход старой буржуазной историо-
графии, стремившейся путем сравнительно-
исторического анализа «выявить типич-
ность либо оригинальность объекта своего
исследования без выяснения того, как или
почему предметы их штудий становятся ти-
пичными нли необычными» (р. 11). Сам
Бентон видит оригинальность средневеко-
вого мыслителя в сильном личностном от-
тенке его сочинений «Другие авторы,— пи-
шет он,—дают нам более реалистическое
представление о внешнем мире. Гвиберт
показывает, как этот мир воздействует на
внутренний мир человека» (р. 33). Каза-
лось бы, после такого заявления можно
ожидать, что исследователь и попытается
дать анализ механизма воздействия внеш-
ней среды на человеческую личность, тем
более, что проблема «личность и общество»
в средневековой Франции вынесена прямо
в название работы.
Бентон отмечает, что сочинение Гвиберта
дает для решения поставленной проблемы
исключительно благодарный материал.
Трудность, по его мнению, состоит лишь в
том, каким способом его использовать.
Однако дальнейший ход рассуждений ис-
следователя разочаровывает. Оказывается,
что наиболее подходящим методом интер-
претации «De vita sua», способным отве-
тить на все поставленные вопросы, являет-
ся система понятий, выработанная совре-
менной психологией.
Сама по себе возможность привлечения
при исследовании духовной культуры
прошлого методов других наук, в частно-
сти психологии, вряд ли может вызвать воз-
ражения. Более того, это становится порой
необходимым при решении таких важных
проблем, как формирование личности и
взаимодействие системы «личность — об-
щество». Следует, однако, подчеркнуть,
что их применение не может иметь само-
довлеющего характера: они остаются ме-
тодами вспомогательными Подлинно науч-
ный подход к проблеме формирования и
деятельности личности предполагает иссле-
дование диалектического характера связи
внутреннего, схбъективного мира человека
с внешней средой н требует анализа со-
циального, историко-культурного, психо-
физического. природного факторов * 9
Бентон же, хотя и заявляет, что Гвиберт
был средневековым человеком, проблему
влияния средневекового общества на его
личность и сочинения не затрагивает. Оч
подходит к сочинению Гвиберта как «пси-
хо историк» (р 21). утверждая, что ему
удалось обнаружить «поразительное соот-
ветствие» сведений Гвиберта о своем дет-
стве и основных положений психо-анали-
тнческой теории. Попробуем разобраться, в
9 См. Т. Я рошевский. Личность и общест-
во. М., 1973, стр. 68.
чем же состоит это соответствие и так пи
оно поразительно, как может показаться
на первый взгляд. Повторяя афоризм Вор-
дсворта о детстве — отце человека, Бенточ
рассматривает детство как главный источ-
ник, определяющий социалыю-психологи
ческие параметры личности Гвиберта и
особенности его сочинений. Отсюда глав-
ное внимание он уделяет именно анализу
сведений, которые сообщает Гвиберт (заме-
тим, взрослый, умудренный жизненным
опытом) о своем детстве, отношениях с ма-
терью, ближайшими родственниками, учи-
телем, сверстниками. Большое значение
Беитон придает также содержанию снов л
фантазий Гвиберта, описанных, а частично
и интерпретированных им самим и тем са-
мым также прошедших через фильтр пос-
ледующей рефлексии.
Беитон считает, что детство Гвиберта ие
было типичным для мальчиков его сосло-
вия. Отсутствие перед глазами ребенка
полноценной мужской модели обусловило
определяющую роль в его судьбе матери,
к которой сам Гвиберт испытывал неиз-
менную любовь и почтение. Именно в этих
обстоятельствах Бентон видит причину та-
ких существенных черт личности Гвиберта,
как религиозность и сексуальный пуризм.
(Кстати, проблемы сексуального порядка
в соответствии с фрейдистской схемой за-
нимают в его концепции значительное ме-
сто.) По мнению Бентона, противоречия
между ценностями, воспринимаемыми от
матери, и ценностями окружающей среды
породили в Гвиберте «двойственность» и
прежде всего постоянную контроверзу пло-
ти и духа, которая проявилась в его твор-
честве. (Заметим, что контроверза эта от-
нюдь не является исключительной особен-
ностью сочинений Гвиберта а представляет
собой фундаментальную черту всей офици-
альной средневековой культуры.) Страни-
цы книги Гвиберта, как считает Беитон, не-
сут в себе привкус горечи, поскольку мать
не смогла дать Гвнберту опыт полной и
здоровой родительской любви, что вызвало
определенную поглощенность Гвиберта са-
мим собой, породив так называемый ком-
плекс нарциссизма (р. 26) Этим комплек-
сом Бентон предлагает объяснять харак-
тер творчества Гвиберта, которое сводится
в его понимании к проявлению психо-био-
логнческого «я».
О шако, ограничивая творчество Гвибер-
та реализацией психо-физических комплек-
сов, невозможно объяснить, почему все
пли почти все его работы, написанные пос-
ле того как он стал аббатом в Ножане и
получил, как отмечает Бентои, известную
свободу писать то, что он хотел, посвяще-
ны проблемам политически злободнев-
ным—будь то «Gesta del per Francos»—о
первом крестовом походе, или «De vita
sua» (особенно третья книга содержащая
знаменитое описание Ланской коммуны),
или его сочинения на богословско-этические
темы, затрагивавшие вопросы, которые
волновали католический мир.
304
Рецензии
Для обоснования истинности тех или
иных выводов мало констатации «совпаде-
ния» некоторых данных источника с опре-
деленной концепцией исследователя, хотя
бы последнему это совпадение представля-
ется «поразительным». Даже если принять
на мгновение правоту исследовательского
метода Бентона, то и в этом случае придет-
ся предъявить ему весьма серьезный
упрек — отсутствие внутренней логической
связи между явлениями. Действительно,
ограничиться заявлением о том, что сочи-
нения Гвиберта являются реализацией его
психологических комплексов («нарциссиз-
ма», «эдипова комплекса» и др.),
без анализа самого механизма их реа-
лизации — значит ие сказать и не доказать
ничего. Не подкрепленные системой дока-
зательств, выводы Бентона оказываются
повторением его собственных постулатов.
В этом сказалась общая порочность тео-
ретических построений фрейдизма и нео-
фрейдизма, их неспособность вскрыть ме-
ханизм психологических комплексов, при-
чины, которые обусловливают ту или иную
форму их реализации.
Порой Беитон вольно или невольно допу-
скает модернизацию. «Современные читате-
ли,— пишет ои,— более интересуются исто-
рией и личностью, нежели религиозным об-
рамлением, которым Гвиберт снабдил исто-
рию своей жизни» (р. 11). Сводить
религиозную проблематику культуры сред-
них веков, включая сочинения клирика, к
простому «религиозному обрамлению» —
не значит ли это игнорировать важнейший
аспект этой культуры и тем самым зара-
нее обречь ход исследования иа антиис-
торизм?
По существу все выводы Бентона суть
не что иное, как интерпретация сочинения
Гвиберта методами психоанализа, интер-
претация, результаты которой заранее
предрешены. Действительно, Бентои накла-
дывает на систему воззрений средневеково-
го мыслителя поиятийно-методолическую
сетку современного психоанализа и отбира-
ет случаи кажущегося иа первый взгляд
совпадения узлов этой сетки с сообщениями
самого объекта исследования, не принимая
во внимание и попросту игнорируя все, что
не согласуется с его собственной концепци-
ей (и самый характер источника, отделен-
ного от историка восемью столетиями и
отнюдь не претендовавшего быть анкетой
современного социолога или психолога).
Сам Бентон признает, что избранный им
путь исследования и выводы могут вызвать
у читателя сомнения, поскольку «имеющих-
ся свидетельств недостаточно, чтобы гаран-
тировать безоговорочное применение пси-
хоаналитической теории к культуре средне-
вековой Европы» (р. 26). «Применение со-
временных концепций к прошлым
культурам,— пишет он,— в лучшем случае
деликатная процедура» (р. 21).
Совершенно очевидно, что концепция
Бентона по меньшей мере грешит односто-
ронностью. Предложенная читателю модель
личности Гвиберта лишена исторической
конкретности. За скобки вынесено какое
бы то ни было воздействие иа Гвиберта со-
временного ему мира. Помещенный в гер-
метически закрытую реторту фрейдистских
и неофрейдистских теорий, Гвиберт искус-
ственно абстрагирован от современного ему
общества с характерными для него черта-
ми и потребностями.
В. В. Карева
М. Р. Lesnikov. Die Handelsbiicher des hansischen Kaufmannes Veckinchusen.
Akademie—Verlag. Berlin, 1973, XI+ 560 S.
M. П. Лесников. Торговые книги ганзейского купца Фекинхузена. Издательство Ака-
демии наук ГДР. Берлин, 1973, XI + 560 стр.
Издательство Akademie-Verlag (ГДР)
выпустило в свет первый том подготовлен-
ной проф. М. П. Лесниковым (Москва) пу-
бликации торговых книг ганзейского купца
Хильдебранда Фекинхузена (конец XIV—
первая четверть XV в.), хранившихся в
Таллинском архиве. В изданном томе дан
полный текст на средненижпенемецком язы-
ке двух книг из архива Фекинхузена (об-
щий объем оригинала — 344 листа, состав-
ляющих в печатном тексте 492 страницы).
Публикации предпослано предисловие, в
котором дается краткая история многолет-
него труда М. П. Лесникова иад архивом
Фекинхузена. Во введении дана характери-
стика публикуемых книг как исторического
источника, изложены принципы и методы
публикации, приведена краткая биография
Фекинхузена. Издание содержит также на-
писанный М. П. Лесниковым этюд «О да-
тировке ярмарок, упоминаемых в торговых
книгах Фекинхузена», факсимиле несколь-
ких листов рукописи книг (латинский кур-
сив начала XV в.) и изображения торговых
марок Фекинхузена и фирм купцов, с кото-
рыми он вел дела; том завершается имен-
ным, географическим и предметным указа-
телями (с обозначением листа и строки ру-
кописного оригинала).
Архив Фекинхузена в основном охваты-
вает период около 25 лет (1399—1425) и
содержит 13 торговых книг и около 550 пи-
сем. Во время Второй мировой войны
большая часть архива была вывезена из
Таллина в Гёттинген, одна книга пропала
и в Таллинском архиве сохранились только
две книги Af, и Af6, которые и опубликова-
ны в настоящем издании.
Небольшая часть архива была открыта
около ста лет тому назад Э. Пабстом, ко-
Рецензии
305
торы» в 1874 г. опубликовал из пего не-
сколько фрагментов в форме регсст.
С 1879 г. над архивом Фекинхузсна начал
работать историк-экономист В. Штида
(профессор Десятского, а затем Лейпциг-
ского университета). Штида в 1921 г. опуб-
ликовал почти всю переписку Фскпнхузепа,
но книги остались неизданными. Попытка
их издания в неудачной, по мнению
ДА. П. Лесникова, форме регест и таблиц
была сделана К. Нордманном, который в
качестве образцов поместил в Hansische
Geschichtsblatter (т. 65—66. 1940—1941 гг.)
несколько таких таблиц.
Ганзейский купец X. Фекпнхузен, родив-
шийся около 1.370 г. в Вестфалии, большую
часть своей жизни провел в Брюгге, не-
сколько лет прожил в Риге и Любеке. Пу-
бликуемые торговые книги охватывают без
перерыва около 15 лет (1399—1415)—пери-
од его наиболее активной торговой дея-
тельности в весьма обширном географиче-
ском ареале от Новгорода до Лиссабона.
Операции велись и в ряде русских п ливон-
ских городов — Новгороде, Пскове, Полоц-
ке, Дерпте. Ревеле, Риге; а также в Дан-
циге, Любеке. Гамбурге, Кёльне, Антвер-
пене, Лондоне. Венеции.
Кинги изобилуют конкретными данными,
касающимися всех сторон торговой жизни
того времени (организация торговли, раз-
меры предприятий, обороты и отдельные
операции, ассортимент товаров, цены, на-
кладные расходы, транспорт, прибыли, кре-
дит п т. д.).
Свежий конкретный материал, который
вводится в научный оборот публикацией
ЛА. П. Лесникова, открывает прежде всего
возможность совершенно нового подхода к
истории Ганзы, глубокого изучения в пер-
вую очередь экономики ее торговли, кото-
рая составляет основное содержание ее
деятельности п истории, но в историогра-
фии Ганзы все еще не занимает подобаю-
щего ей первого места. Новые материалы
опубликованного архива позволяют глу-
боко проникнуть в деловую жизнь такого
международного торгового центра Запад-
ной Европы, как Брюгге. Они бросают свет
на ряд важных проблем средневековой тор-
говли. Можно полагать, что новое издание
привлечет внимание не только медиевистов-
историков Западной Европы, но заинтере-
сует также н историков СССР.
В настоящее время предполагается из-
дать второй том публикации, куда войдут
подготовленные к печати ДА. П. Леснико-
вым остальные 10 торговых книг Фекинху-
зспа (большинство из них значительно
меньшего обьема, чем опубликованные в
первом томе); в третьем томе намечено со-
брать все относящиеся к истории Ганзы н
балтийско-нидерландской торговли статьи
ДА. П. Лесникова, как ранее опубликован-
ные в СССР и за рубежом, так и подготов-
ленные к печати. Эти работы, будучи со-
вершенно самостоятельными исследования-
ми, в своей совокупности смогут составить
большой научный комментарий к изданно-
му источнику.
Л. Т. Мильская
/i 20 Средние века. в. 38
ХРОНИКА
ЧТЕНИЯ ПАМЯТИ АКАДЕМИКА Е. А. КОСМИНСКОГО
16 ноября 1973 г. в Институте всеобщей
истории АН СССР состоялась первая сес-
сия научных чтений, посвященных памяти
крупного советского медиевиста Е. А. Кос-
минского; эти чтения будут проводиться
впредь каждые два года. После вступи-
тельного слова, произнесенного акад.
Б. А. Рыбаковым, были прочитаны док-
лады А. Д. Люблинской «Крестьянская
община и ранний город во Франции XII—
XIV вв.», 3. В. Удальцовой «Особенности
феодализма в Византии», Л. Т. Мильской
«Проблема общины в современной исто-
риографии ФРГ», Е. В. Гутновой «Сред-
невековое крестьянство и ереси», Л. А. Ко-
тельниковой «Итальянский город раннего
средневековья и его роль в становлении
феодализма», С. М. Стама «Некоторые
тенденции в современной зарубежной
историографии по истории средневековых
городов», В. И. Рутеибурга «Социальный
состав городского населения и социаль-
ная борьба в Генуе в XVI в.», Ю. М. Са-
прыкина «Принцип индивидуализма в
английской социально-политической лите-
ратуре конца XV—XVI в.». Статьи, напи-
санные на основе всех этих выступлений
(за исключением статьи 3. В. Удальцовой,
которая будет напечатана в «Византий-
ском временнике»), публикуются в настоя-
щем выпуске сборника.
ПУБЛИКАЦИИ
САГА О ГУТАХ 1
Перевод с древнегутского и примечания С. Д. Ковалевского
Последние 8 листов древнейшей (сере-
дины XIV в.) пергаментной рукописи
«Гуталага» (или «Готландслага»)—сбор-
ника обычного права острова Готланд —
на древнегутском языке занимает описа-
ние древней истории Готланда. Один из
первых издателей «Гуталага», шведский
ученый Карл Юхан Шлютер назвал
в 1852 г. эту часть «Гуталага» «Историей
Готланда» (Historia Gotlandiae), а другой
шведский исследователь Карл Сэве
(в 1859 г.)—«Сагой о гутах» (Gutasaga).
Последнее название стало общепринятым
в пауке. Шлютер разделил текст «Саги о
гутах» на 6 глав, исходя из ее содержа-
ния.
«Сага о гутах», описывающая заселе-
ние Готланда, языческие верования и
жертвоприношения гутов, подчинение
острова власти конунга свеев, принятие
гутами христианства, государственно-пра-
вовой и церковный статус Готланда, яв-
ляется естественным дополнением «Гута-
лага» и считается достоверным историче-
ским источником. Полагают, что оиа была
написана около 1220 г. Автор ее неизве-
стен 1 2.
Вместе с тремя вестгётскимн хрониками
(«Лагманы вестгётов», «Крещеные короли
Швеции», «Перечень епископов») середи-
ны XIII в. «Сага о гутах» является одной
из древнейших, шведских хроник.
«Сага о гутах» переводилась на швед-
ский (несколько раз), немецкий н датский
языки. На русском языке она публикуется
впервые.
Настоящий перевод сделан по класси-
ческому изданию: «Samling af Sweriges
Gamla Lagar». Utg. C. J. Schlyter. Bd. 7.
Lund, 1852.
I
Готланд первым нашел один человек,
которого звали Тиелвар. В то время Гот-
ланд был так заколдован, что днем опу-
1 Гуты (gutar)—древнешведское племя,
населявшее остров Готлаид.
2 Подробнее о «Саге о гутах» см.: Е. Wes-
son. Gutasagan.— «Kulturhistorisk leksi-
kon for nordisk middelalder fra vikinge-
tid til reformationstid», Bd. V. Kobenha-
vn, 1960 и указанную там литературу.
Vs 20 Средице века, в. 38
скался на дно моря, а по ночам всплывал
Но этот человек впервые привез иа остров
огонь, и после этого тот [остров] никогда
ие опускался на дно *. У этого Тиелвара
был сын, которого звали Хафди 2 И жену
Хафди звали Белая Звезда. Они были
первыми жителями Готланда. В первую
ночь, в которую они спали вместе, Белой
Звезде приснился сон: как будто в ее гру-
ди сплелись три змеи, и ей показалось,
что они выползли оттуда. Она рассказала
этот сон своему мужу Хафди. Он истол-
ковал его так:
«Все связано кольцами.
Эта земля будет населена,
и три сына будет у нас».
Он дал им всем имена еще до их рожде-
ния:
«Гутн3 будет Готландом владеть.
Грайпер будут звать второго,
и Гуннфьяун — третьего».
Затем они разделили Готланд на три
тридьунга, так, что Грайпер, самый стар-
ший, получил северный тридьунг, Гути —
средний и Гуинфьяун — южный4. От
этих трех людей впоследствии в течение
долгого времени население Готланда на-
столько размножилось, что страна ие
могла всех прокормить. Тогда они высла-
ли из страны по жребию каждого треть-
его мужчину, так что те могли сохранить
н увезти с собой все, что имели иа поверх-
ности земли5. Они не хотели уезжать, но
поплыли к Торсборгу6 и там поселились.
Но жители тон земли ие захотели их тер-
петь и изгнали их. Тогда они поплыли на
остров Форе7 и поселились там. Но и там
они не могли себя прокормить в- поплыли
на один остров близ Эстланд8, который
называется Дагё®, и поселились там, и
построили [там] борг10, остатки которого
видны еще и теперь. Но и там они не мог-
ли себя прокормить и поплыли к реке,
которая называется Дюна11, а по иен —
через Рюцалаид 12 Они плыли так долго,
что приплыли в Грекланд13. Они попро-
сили у конунга греков разрешения жить
там «в новолуние и в ущербную луну».
Конунг разрешил им и думал, что это
продлится не больше одного месяца. По-
сле того как прошел месяц, он хотел было
предложить им уйти. Но они отвечали,
что новолуние и ущербная луиа бывают
308
Публикации
всегда, и сказали, что им было так обе-
щано. Спор между ними дошел до коро-
левы. Она сказала: «Господин мой, ко-
нунг! Ты разрешил им жить [здесь] «в
новолуние и в ущербную луну». Это зна-
чит «навеки». Ты не можешь отказаться
от своих слов». Так они и жили там, и
живут еще и теперь, и еще сохранили
кое-что из нашего языка м.
До этого времени и еще много позднее
люди верили в рощи и курганы, в священ-
ные места и священные столбы и в язы-
ческих богов *5. Они приносили в жертву
своих сыновей и дочерей, и скот вместе
с едой и питьем. Они делали это из стра-
ха. Вся страна приносила за себя высшее
кровавое жертвоприношение людьми.
И каждый тридьунг также приносил за
себя человеческие жертвы. Но меньшие
тинги16 приносили меньшие жертвы: ско-
том, едой и питьем. Они называли себя
«кипятящими товарищами»17, ибо они
сообща варили [жертвы] 18.
2
Многие конунги сражались с Готландом,
пока он был языческим. Однако гуты
всегда побеждали и сохраняли свое право.
Потом гуты посылали в Швецию многих
посланцев. Но никто из них не мог заклю-
чить мира, кроме Авайра Соломенной
Ноги из прихода Альва *; он первый за-
ключил мир с конунгом свеев2. Когда
гуты попросили его поехать [в Швецию],
он отвечал: «Вы знаете, что тогда я
буду ближе всего к смерти и погибели.
Если вы хотите, чтобы я поехал иа столь
опасное дело, заплатите мне три вергель-
да: один за меня самого, другой за моего
сына и третий за жену»3. Ибо он был
умным и сведущим в колдовстве, как рас-
сказывается в преданиях о нем4. Он за-
ключил нерушимый договор с конунгом
свеев. Шестьдесят марок серебра ежегод-
но, это — дань гутов, причем конунг
Швеции должен получать сорок марок
серебра из шестидесяти и ярл5 — двад-
цать марок серебра. Этот договор он за-
ключил по совету страны [данному ему]
до того, как он уехал из дома. Так гуты
добровольно подчинились конунгу свеев,
чтобы они могли свободно посещать все
места в Швеции без пошлины и всех [дру-
гих] платежей. Также и свей имеют право
посещать Готланд без запрета на ввоз
зерна или других запретов. Конунг свеев
должен был защищать гутов и оказывать
им помощь, если они нуждались в этом
и требовали этого. Конунг и равным об-
разом ярл должны посылать посланцев
на тннг всех гутов® и велеть [им] там
взимать свою дань. Посланцы должны
объявлять гутам мир, чтобы [они могли]
плыть через море во все места, которые
принадлежат конунгу Уппсалы7, и рав-
ным образом [мир] тем, которые держат
путь сюда [на Готланд] ®.
3
Потом [иа Готланд] прибыл конунг
Олаф Святой *, бежавший на кораблях из
Норвегии, и причалил в гавани, которая
называется Окергарн2. Там Олаф Святой
оставался долго. Тогда к нему приехали со
своими дарами Ормнка из Хайнайма3 и
многие могущественные люди. Этот Орми-
ка подарил ему двенадцать баранов вместе
с другими ценностями. Тогда конунг Олаф
Святой подарил ему в качестве ответного
дара два кубка и широкий топор. Тогда
Ормика принял христианство по наущению
Олафа Святого, н построил молельню на
том самом месте, где теперь стоит Окергаи-
ская церковь. Оттуда Олаф Святой уплыл
к йерцлафу4 в Хульмгард ".
4
Хотя гуты были язычниками, они все же
плавали с купеческими товарами во все
страны, как в христианские, так и в языче-
ские *. Тогда купцы узнали христианские
обычаи в христианских странах. [И] тогда
некоторые [из них] велели там себя кре-
стить и привозили иа Готланд христиан-
ских священников. Ботайр из Акебэкка2
звали того, кто первым построил церковь
иа том месте, которое теперь называется
Куластедар3. Страна не пожелала допу-
стить этого и сожгла ее: поэтому [это ме-
сто] еще теперь называют Куластедар.
В то время кровавые жертвоприношения
приносились в Ви 4. Там [он] построил дру-
гую церковь. Страна хотела сжечь и эту
церковь. Тогда он сам залез на церковь и
сказал: «[Если] вы хотите сжечь церковь,
тогда вы должны сжечь -меня вместе с
нею». Он сам был могущественным [чело-
веком] и его жена была дочерью очень мо-
гущественного человека, которого звали
Ликкайр Мудрый; он жил на том месте,
которое называют Стайикирхиу 5. В то вре-
мя он был самым могущественным челове-
ком. Он помог Ботайру, своему зятю, и
сказал так: «Не вздумайте сжечь этого че-
ловека или его церковь, ибо она стоит в
Ви ®, ниже горы» 7. Поэтому эта церковь
осталась несожженной. Она была построе-
на и названа Церковью Всех Святых — на
том месте, которое теперь называется Пе-
терсчюрка ®. Это была первая церковь на
Готланде, которая осталась стоять. Спустя
некоторое время после этого его тесть Лик-
кайр Мудрый велел крестить себя и свою
жену, своих детей и всех своих домочад-
цев, и построил церковь в своем дворе, и а
том месте, которое теперь называется
Стайикирхиу. Это была первая церковь в
северном тридьуиге страны. После того,
как гуты узнали обычаи крещеных людей,
они слушали божьи заповеди и поучения
ученых людей в. Тогда они поголовно при-
няли христианство, добровольно, без при-
нуждения, так что никто не принуждал их
к христианству. После того как они были
поголовно окрещены, была построена вто-
рая церковь в стране, в Атлиигабу10; она
П убликсщии
309
была первой в среднем тридьунге. Потом
была построена третья церковь в стране в
Фардайме11, в южном тридьунге. Затем
иа Готланде появилось множество церквей,
ибо люди [сами] строили себе церкви для
большего удобства.
5
Пока Готланд ие стал подчиняться одно-
му епископу, на Готланд приезжали епи-
скопы, которые были паломниками в свя-
той земле Иерусалиме и ехали оттуда до-
мой. В то время путь на восток шел через
Рюцаланд и Грекланд до Иерусалима.
Сначала они освящали церкви и кладбища
по просьбе тех, кто велел построить церкви.
Потом, когда гуты приняли христианство,
они послали посланцев к высшему еписко-
пу в Линчёпинг _ ибо он был ближайшим
к ним [епископом], чтобы он по установ-
ленному праву приезжал бы иа Готланд
для того, чтобы оказывать помощь2 на
следующих условиях. Епископ должен при-
езжать из Линчёпинга каждыи третий год
со своими двенадцатью людьми, которые
должны сопровождать его по всей стране
на лошадях бондов; [именно] с таким чи-
слом [людей], а не с большим. Таким об-
разом должен ехать епископ по Готланду,
чтобы освящать церкви и получать свой
гингерд э: три угощения, и ие более, вместе
с тремя марками при каждом освящении
церкви; при освящении алтаря одно угоще-
ние вместе с двенадцатью эре, если будет
освящен только один алтарь; но если ие
освящены и алтарь, и церковь, тогда оии
должны освящаться за три угощения и три
марки пеннингов 4. С каждого другого свя-
щенника епископ, когда он приедет, дол-
жен получать в качестве гиигерда три уго-
щения и ие более. С каждого другого свя-
щенника, который не дал гиигерд в том
году, епископ должен получить выкуп, ве-
личина которого установлена для каждой
церкви. Те, кто не дали гингерд в тот раз,
должны дать гингерд, когда епископ при-
едет снова иа третий год5. И тогда долж-
ны давать выкуп те, кто в прошлый раз
давал гингерд. [Если] возникнут споры,
которые должен рассудить епископ, оии
должны разрешаться в том самом тридьун-
ге [в котором возникли], ибо об истине
больше всех знают те люди, которые жи-
вут ближе всего к тому месту [где возник
спор]. [Если] спор не будет разрешен
там6. тогда его следует передать на об-
суждение всех людей7. а ие из одного
тридьунга в другой8. [Если] возникнут
ссоры или споры, которые надлежит рассу-
дить епископу, тогда следует ожидать при-
бытия епископа сюда [на Готлаид], а не
переезжать [к нему], если к этому не при-
нудит затруднительное положение и пре-
грешение ие будет столь великим, что
прост9 не может дать [его] отпущения.
Тогда надлежит переезжать 10 между мес-
сой [святой] Вальборг и мессой всех свя-
тых и, ио ие зимой, ие до мессы [святой]
Вальборг. Штрафы епископу на Готлан-
де — ие выше трех марок 12
6
После того, как гуты взяли себе еписко-
па и священников и полностью приняли
христианство *, тогда они взяли иа себя
также [обязанность] сопровождать конуи-
та свеев в военном походе на семи шия-
ках против языческих стран, но не против
христианских; одиако с условием, что ко-
нунг должен приказывать гутам участво-
вать в ледунге2 после зимы и предостав-
лять им месячную отсрочку до дня сбора
ледунга, но сбор ледунга должен происхо-
дить до середины лета и ие позднее. Тогда
это приказано законно, но не иначе Тогда
гуты имеют право ехать в ледунг, если они
пожелают, на своих шняках и с восьмине-
дельным запасом продовольствия, но не с
большим. Если гуты ие могут сопровож-
дать [конунга в ледунге], то оии должны
заплатить сорок марок пеннингов за каж-
дую шняку, но, одиако, только на следую-
щий год, а ие в тот год, когда был прика-
зан ледунг. Это называется ледунгсламе3.
В тот месяц4 в течение недели вокруг
должна ходить палочка-приказ 5 и должен
быть созван тииг. Если они будут едины
в том, что следует участвовать в ледунге,
то затем в течение полумесяца они долж-
ны готовиться к походу и потом за семь
суток до дия сбора ледуига участники
должны быть готовы и ждать ветра Если
случится так, что в ту неделю не будет
хорошего ветра, тогда они должны ждать
[ветра] еще семь суток после дня сбора
ледуига. Но если и в течение этого вре-
мени не будет хорошего ветра, тогда оии
могут безиаказанио ехать домой, ибо они
не могли плыть через море на веслах, не
под парусами. Если приказ о ледунге при-
дет в более короткое время, чем месяц,
тогда не следует ехать, ио можно безнака-
занно сидеть дома. [Если] случится так,
что коиуиг не пожелает поверить, что
приказы [о ледунге] прибыли незаконно
или что ветер помешал [им прибыть в ле-
дуиг] в законное время, тогда посланцы
конунга, которые взимают дань на том
тииге, который является ближайшим после
мессы святого Петра ®, должны взять клят-
ву с двенадцати присяжных, которых по-
желают назначить посланцы коиунга, в
том, что они оставались дома на закон-
ном основании 7
Никакая клятва присяжных ие должна
даваться на Готланде, кроме клятвы ко-
нунгу •
Может произойти такая несправедли-
вость, что коронованный конунг9 будет
силой изгнан из своего государства Тог-
да гуты не должны платить дань, но
[должны] удерживать ее в течение трех
лет. И они должны, однако, собирать даиь
ежегодно и хранить ее, но пусть отдадут
ее тогда, когда пройдет три года, тому,
кто в то время будет править в Швеции.
Грамота с любым приказом коиунга
должна посылаться запечатанной печатью
коиунга 10. а ие открытой.
20*
310
Публикации
ПРИМЕЧАНИЯ
К главе 1
1 Огонь считался средством, предохра-
няющим от колдовства и разрушающим
чары. Из исландских источников изве-
стен также обычай древних скандинавов
вступать во владение новой землей по-
средством обхода ее границ с огнем
(факелами) в руках.
2 Один приход на Готланде называется
Хавдхем (Hafdhem) —«Жилище Хафли-
ди».
3 Гути (Guti)—эпоним Готланда.
4 В средние века Готлаид делился на три
больших судебных округа — трндьуига,
буквально—«трети» (ед. ч. "prifiiung
ми. ч. pri'Piungar). Каждый тридьунг
делился иа два шеттунга, буквально —
«шестая часть» (ед. ч. siettung, мн. ч.
siettungar). Каждый шеттуиг делился
иа «тинги» (Ting). Тинг был самым
мелким судебным округом.
Б Археологи констатируют значительное
уменьшение находок и изменение типов
древностей иа Готланде в конце V —
первой половине VI в. Это указывает
иа значительное уменьшение численно-
сти населения и, возможно, иа эмигра-
цию с Готланда. В то же самое время
в Восточной Прибалтике и в Северо-
Западной Руси констатируют готланд-
ское влияние иа некоторые типы древ-
ностей. Б. Нерман (См. В. Nerman. Die
Volkerwanderungszeit Gotlands. Stock-
holm, 1935, S. 126 и след.) связывает
эти факты с рассказом «Саги о гутах»
об эмиграции с острова. В хронике се-
редины XVI в. «Происхождение, пере-
селения, войны и колонии кимвров н
готов», написанной по-латыни датским
священником Николаем Петрейем, рас-
сказывается, что, после того как в те-
чение столетий население Готланда
сильно увеличилось, одни из потомков
Тиелвара, Хаигвар, правивший в то
время Готландом, созвал «совет стра-
ны». На ием было решено выслать по
жребию из страны каждого третьего
мужчину. Тогда Хаигвар собрал войско
из 15.000 воинов и с флотом из «бесчи-
сленных кораблей» отплыл в Эстонию.
Это произошло в 903 г «после всемир-
ного потопа».
6 Topc6opr("porsborg) —современный Тор-
сбурген, известковая гора в приходе
Креклиигбу, недалеко от восточного по-
бережья Готланда, иа которой сохрани-
лись остатки наиболее значительного
в Швеции древнего укрепления Склоны
горы в общем обрывисты и труднодо-
ступны, но в более доступных местах в
древности были сооружены мощные ка-
менные валы. Предполагают, что для
сооружения этой стены в течение целого
года должны были работать около
3.000 человек. Считают, что это укреп-
ление было построено около 400 г.
7 Форе — остров у северного побережья
Готланда.
8 Эстланд — страна эстов, Эстония
9 Дагё — остров Хиума.
10 Борг — укрепление. Ср. бург.
11 Дюна — Западная Двина.
12 Рюцаланд (ryza land) — страна русов,
Русь.
13 Грекланд — страна греков, Византия.
14 По-видимому, здесь имеются в виду
крымские готы, поселения которых су-
ществовали в Крыму еще в конце
XVIII в
15 Ср. гл. 4 «Гуталага», где запрещается
поклоняться рощам, курганам, языче-
ским богам, священным местам и свя-
щенным столбам.
16 Тинг (Ting)—народное собрание. На-
родное собрание всего Готланда —
«тинг всех гутов» (др.-гутск. gutnal
Ting) — было высшим судебным и за-
конодательным органом острова. Свои
тинги — судебные собрания, на кото-
рых творили суд и расправу,— имели
судебные округа — тридьуиги, шеттунги
и тинги (см прим. 4 к данной главе),
на которые делился Готланд.
17 «Кипятящие товарищи» — др.-гутск.—
sut nautar.
18 Данное место сагн свидетельствует о
связи языческого культа с тинговой ор-
ганизацией.
К главе 2
1 Приход во внутренней части южного
Готланда.
2 Свей — название древиешведского пле-
мени, жившего в Средней Швеции, в
Свеаланде.
3 Согласно гл. 15 «Гуталага», вергельд гута
равнялся 3 маркам золота. Из «Гутала-
га» также явствует, что 1 марка золота
равнялась 8 маркам серебра.
4 «Как рассказывается в преданиях о нем»
(so sum saghur af ganga). Очевидно,
здесь имеются в виду неизвестные пре-
дания о колдовстве и мудрости Авайра.
5 Ярл — высшее должностное лицо конун-
га Швеции до середины XIII в. Судя по
имеющимся источникам, ярл был верхо-
вным военачальником и верховным
судьей.
6 «Тинг всех гутов» — др. гутск. gutnal
Ting.
7 «Конуиг Уппсалы» — титул коиунга све-
ев во времена язычества.
8 Вероятно, жители земель, подвластных
конунгу свеев.
К главе 3
1 Коиуиг Олаф Святой — норвежский ко-
иуиг Олаф Харальдссои. (1013/1015/ —
1030 гг.). *
П убликации
311
2 Окергарн (др.-гутск. Acrgarn)—гавань
в приходе Хельви в северо-восточной ча-
сти Готланда. Это место теперь назы-
вается Санкт Уловсхольм — «Островок
святого Улова (Олафа)».
3 Хайнайм — современный приход Хейнум
в северной части Готланда, между Вис-
бю и Хельви.
4 йерцлаф — русский великий князь Ярос-
лав Мудрый (978—1054 гг.)
5 Хульмгард — Новгород.— Олаф Святой
бежал из Норвегии в Новгород в 1029 г.
Однако в это время резиденция Яросла-
ва была в Киеве
К главе 4
1 О широкой внешней торговле Готланда
в эпоху викингов (IX—XI вв.), т. е. в
языческое время, свидетельствуют най-
денные там многочисленные клады ино-
странных монет (главным образом не-
мецких, арабских и английских).
2 Приход к северо-западу от города Рума.
’Куластедар — современный двор Куль-
стеде в приходе Валльс, западнее Румы;
буквально означает «сожженное место».
4 Ви — где-то на месте современного го-
рода Висбю. Название Висбю буквально
означает «деревня близ Ви», а слово «ви»
(vi) означает «святыня, священное ме-
сто». Следовательно, город Висбю вырос
близ центра языческого культа.
5 Стайикирхиу — какое-то место в приходе
Стенчюрка, расположенном северо-во-
сточнее Висбю. Название означает «ка-
менная церковь».
6 Т. е. на священном для язычников месте.
7 По мнению Э. Вессеиа, слова «ниже1
горы» добавлены автором текста саги
для уточнения местоположения упомя-
нутой церкви («Svenska landskapslagar»
lolkade och forklarade for nytidens svens-
kar av A. Holmback och E. Wessen. Ser. 4.
Uppsala, 1943, s. 312, not. 36).
8 Петерсчюрка — «Церковь Петра».
9 «Ученые люди» — вероятно, христиан-
ские священники.
10 Атлиигабу — приход Атлингбу, севернее
города Румы.
11 Фардайм— приход Фардхем, располо-
женный примерно в центре южной части
Готланда.
К главе 5
1 Линчёпинг — место сбора областного
тинга Эстергётланда и центр Линчепинг-
ской епархии.
2 Т. е. освящать церкви и выносить реше-
ния по церковным делам, подлежащим
юрисдикции епископа.
3 Гингерд (gingerT)—содержание для
епископа и его свиты.
4 Эре—1/3 весовой марки серебра. Пе.ч-
нииг — самая мелкая серебряная монета.
1 марка пеннингов равнялась 192 пен-
нингам.
5 Т. е. через 3 года.
6 Т. е. на тинге того тридьунга, где нахо-
дится епископ.
7 Буквально; «на обсуждение всех людей»
(til aldra manna samtalan), т e. иа тинг
всех гутов (см. гл. 2 и прим. 16 к гл. 1).
8 Т. е. не на тинг того тридьуига, куда за-
тем направится епископ.
9 Прост — старший священник, пробст.
'° Т. е. ехать в Линчёпинг к епископу.
11 Между 1 мая и 1 ноября.
12 Права и обязанности Линчёпиигского
епископа на Готланде, описанные в
этой главе саги, зафиксированы в гра-
моте от имени архиепископа Лундского
и епископа Лиичёпингского, датируемой
1216—1223 гг (Diplomatarium Sueca-
num, vol. I, Ed J. G. Liljegren, Stock-
holm, 1829, N 832).
К главе 6
1 По мнению Э. Вессена («Svenska land-
skapslagar...» Ser. 4, s. 312, not. 62), это
выражение, возможно, указывает на то.
что христианство было принято на Гот-
ланде вследствие формального решения
тинга всех гутов.
2 Ледунг — военно-морское ополчение.
3 Ледунгсламе (др.-гутск. lai"pingslami
др.-швед. Icpungslami)—буквально: «по-
меха ледунгу».
4 Т. е. со дня приказа о ледунге до дня
сбора ледунга.
5 Палочка-приказ (bu"pcafli)—деревянная
палочка определенной формы, служив-
шая символическим приказом явиться
на тинг. Па точка-приказ передавалась
из двора во двор.
6 Т. е. после 29 июня.
7 По мнению Г. Хафстрема (G. И afst гота.
Ledung och marklandsindelning. Uppsa-
la, 1949, S. 19), гуты стали обязаны уча-
ствовать в шведском ледунге в 1170—
1180 гг. Об описанных выше условиях
участия гутов в шведском ледунге более
кратко говорится в грамоте шведского
короля Магиуса Биргерссона, датирован-
ной 1285 г. («Diplomatarium Suecanum»,
vol. I, N 815).
8 Вероятно, имеется в виду описанный
выше случай.
9 Первым шведским королем, о коронации
которого упоминается в источниках, был
Эрик Киутссон. Он был коронован около
1210 г. (см. «Diplomatarium Suecanum»,
vol. I, N 144).
10 Королевские печати известны в Швеции
со времени правления Карла Сверкерс-
сона (1160—1167 гг.).
Т. А. ПАВЛОВА
Политические памфлеты Второй английской республики
В Отделе редких книг и рукописей биб-
лиотеки им. А. М. Горького при Москов-
ском университете хранится аллигат из
личной библиотеки М. М. Ковалевского,
обозначенный в каталоге как «Political
Tracts. Commonwealth of England. 1643—
1660» '. Он содержит 33 памфлета, издан-
ных в Англии в период Английской буржу-
азной революции XVII в. Все памфлеты,
переплетенные в сборнике, посвящены на-
сущным вопросам, волновавшим втянутые
в борьбу различные группы населения:
здесь и проблемы государственного и цер-
ковного устройства, и требования армии,
и проблемы внешней политики и т. п. Не-
смотря на огромное значение такого рода
материалов для изучения политической и
социальной борьбы революционного перио-
да, сборник до сих пор не привлекал вни-
мания исследователей 1 2. Между тем неко-
торые из содержащихся в нем памфлетов
представляют сейчас значительную би-
блиографическую редкость: среди них есть
такие, которые встречаются всего в двух-
трех библиотеках мира 3
1 Инвентарный номер Ковал. 4676.
2 Пользуюсь случаем выразить мою при-
знательность проф. М. А. Баргу, впер-
вые обратившему мое внимание на
фонды библиотеки М. М. Ковалевского,
а также сотрудницам Отдела редких
книг и рукописей Научной библиотеки
им. А. М. Горького при МГУ Е. С. Кар-
повой и Н. И. Сафоновой, консультации
которых оказали большую помощь в
моей работе. Все содержащиеся в сбор-
нике памфлеты сверялись с каталогом
коллекции Дж. Томасона: G. Thomason
к. Catalogue of the Pamphlets, Books,
Newspapers and Manuscripts Relating
the Civil War, the Commonwealth and
Restoration. Vol. I—II. London, 1908.
Подробнее о сборнике памфлетов из
библиотеки Ковалевского см.: Т. А Пав-
лова. Политическая литература Второй
английской республики в хранилищах
Советского Союза.— «Проблемы бри-
танской истории». М., 1974.
3 См. «Short-Title Catalogue of Books
Printed in England, Scotland, Ireland,
Wales and British America and of En-
Ббльшая часть включенных в аллигат
памфлетов (20 из 33) относится к 1658—
1660 гг., периоду малоизученному, но
представляющему большой интерес. Этот
период ознаменовался новым оживлением
политической и общественной активности
народных масс, которое привело вскоре
после смерти Оливера Кромвеля к паде-
нию режима протектората и восстановле-
нию республики в Англии 4. К власти вер-
нулось разогнанное Кромвелем в 1653 г.
«охвостье» Долгого парламента, которое
в свое время обрекло иа казнь короля и
провозгласило республику. Ныне это пра-
вительство представляло собой буржуаз-
но-дворянскую олигархию, отнюдь ие же-
лавшую проводить радикальные демокра-
тические реформы, которых требовали от
него народные массы, и не способную, с
другой стороны, удовлетворить интересы
имущих классов, стремившихся к прочной
и стабильной государственной власти, к
«порядку». Это привело,к разочарованию
широких слоев населения в правительстве
и строе Второй республики и в конечном
итоге послужило причиной ее крушения.
Ниже публикуется перевод двух поли-
тических памфлетов из указанного сбор-
ника, которые говорят о причинах недо-
вольства различных слоев общества поли-
тикой республиканского правительства.
Первый из них направлен против полити-
ки «охвостья» во второй период его прав-
ления — после 26 декабря 1659 г. Вернув-
шись к власти после разгона, устроенного
верхушкой кромвелевских генералов 13 ок-
тября 1659 г., «охвостье» под давлением
консолидировавшихся буржуазно-дворян-
ских собственников проводит чистку госу-
дарственного аппарата и армейского ко-
мандования от наиболее опасных для него
противников — членов народных еретиче-
ских сект. Автор памфлета неизвестен.
glish Books Printed in other Countries
1641—’1700». Comp, by Donald Wing of
the Yale University Library. Vol. 1—III.
New York, 1945.
См. T. А. Павлова. Социальная полити-
ка республиканского правительства Анг-
лии накануне реставрации (1659—
1660).— «Новая и новейшая история»,
1968, №Д.
Публикации
313
Текст дает основания полагать, что памф-
лет написан одним из тех сектантов, ко-
торые прежде сотрудничали с «охвостьем».
В каталоге Томасона памфлет помещен
под 2 февраля 1660 г. Памфлет показы-
вает, что сектанты — представители демо-
кратических слоев народа — полностью
сознавали, к чему ведет антинародная по-
литика «охвостья»: к компромиссу с фео-
дальной монархией, к возвращению в
страну короля. Он обнаруживает ясное
понимание политической обстановки в
стране и дает резкую критику бездеятель-
ности и слабости «охвостья». Иными сло-
вами, памфлет «Гроб Доброму Старому
Делу» позволяет взглянуть на политику
республиканского правительства глазами
«недовольных слева» — сектантов.
Второй из публикуемых памфлетов пред-
ставляет собой прямой ответ иа первый;
он выражает отношение имущих классов
к сектантским требованиям. Его содержа-
ние позволяет заключить, что ои вышел в
скором времени после издания первого
памфлета, и уже после вступления армии
генерала Монка в Лондон. Автор этого
памфлета прибегает к распространенной в
то время уловке: ои отождествляет сектан-
тов с группой высших офицеров, стремив-
шихся к военной диктатуре. В то же время
памфлет недвусмысленно обнаруживает
страх победивших в революции собствен-
ников перед сектантами, возрождавшими
«дух Мюистерской коммуны». Памфлет по-
казывает, что сектанты в данное время
представляли для господствующих классов
куда большую опасность, чем возвращение
иа престол Карла Стюарта.
Ценность публикуемых ниже памфлетов
заключается в том, что оии устами совре-
менников вскрывают наиболее существен-
ные причины падения Второй республики:
разрыв республиканского правительства с
народными массами, его неспособность ре-
шить насущные социально-экономические
вопросы, его решительный поворот в сто-
рону компромисса с феодальной монар-
хией. При этом если первый памфлет
вскрывает причины разочарования народ-
ных низов в политике республиканского
правительства, то второй недвусмысленно
показывает желательность компромисса с
феодальной монархией для выигравших
революцию буржуазно-дворянских собст-
венников. Оба памфлета отражают карти-
ну ожесточенной идейно-политической
борьбы, развернувшейся в стране накануне
реставрации.
Несколько слов о форме публикуемых
памфлетов Первый из них отличается ско-
рее горячностью, нежели изяществом сти-
ля, который довольно неуклюж и имеет
разговорный характер. Это — как бы уст-
ная речь народного проповедника, обра-
щенная к власть имущим. Система аргу-
ментации— смешанная: отсылки к текстам
Ветхого и Нового Заветов, образы и стиль
пуританских трактатов, апелляции к «внут-
реннему свету» перемежаются с логически-
ми доводами н доказательствами «от ра-
зума». Вряд ли автор обладал высокой
образованностью Злободневность темы и
конкретность обвинений в адрес парламен-
та ие позволяют заключить ничего опреде-
ленного о литературных источниках памф-
лета; несомненным, однако, представляет-
ся знакомство автора с памфлетной лите-
ратурой периода революции, может быть,—
с пламенным слогом Лильберна. Стиль
второго памфлета гораздо более гладок,
логичен, строен. Автор его, вероятно, был
образованным человеком и не принадле-
жал к нонконформистам в религии: биб
лейские образы в его сочинении ие играют
такой роли, как в первом памфлете; наря-
ду с ними ои упоминает персонажи из гре-
ческой мифологии. В целом же приводимые
памфлеты особыми литературными досто-
инствами не обладают и являются прежде
всего памятниками политической и соци-
альной борьбы периода Второй английской
республики.
ГРОБ ДОБРОМУ СТАРОМУ ДЕЛУ,
или Здравое слово предостережения парламенту и армии
или тем в них,
кто молился, боролся и проливал кровь в его защиту
Написано преданным другом
ему и им.
Господа,
Древиее священное изречение гласит, что
мудрый человек предвидит зло и препят-
ствует ему, а глупцы идут вперед и быва-
ют наказаны ’. То, что нам грозит неми-
нуемая беда, каковую ваши глаза ие ви-
дели с тех пор, как вы впервые заняли
ваши места [в парламенте] или опоясали
себя шпагой, и что сия беда (если мудрость
и милосердие божие ие воспрепятствуют
этому) поведет к неизбежному крушению
того дела, которого вы были защитника-
ми,—совершенно очевидно; либо все
ваши друзья в Англии находятся в край-
нем заблуждении.
Но чтобы по возможности уверить вас
в этом (ибо человек — разумное создание,
и ему не следует предпринимать ин шага
в любом деле, пока [внутренний] свет ие
повел его 2), я попытаюсь раскрыть перед
314
Публикации
вамп опасность и затем молить милосерд-
ного Отца дать вам мужество исполнить
ваш долг и предотвратить ее.
1. Ваша армия неустроенна.
2. Ваша палата разобщена.
3. Ваши друзья разочарованы.
4. Ваши ремесла и торговля пришли в
упадок.
5. Ваша казна истощена.
6. Ваши враги множатся и усиливаются.
1. То, что ваша армия неустроенна, наи-
более очевидно. Тот курс, который вы взя-
ли, не сможет успокоить ее, но с каждой
минутой все больше приводит ее в беспо-
рядок, ибо вы наполняете армию нежела-
тельными пришельцами, которые приведут
к таким же нежелательным результатам.
Правда, было бы неблагоразумно доверять
командирам полков (более того, и капита-
нам), которые были главными преступни-
ками 3; но то, что вы изгнали в большом
числе младшие чины (которые всегда были
самыми верными друзьями вашей власти
и парода) без справедливого и законного
разбирательства,—не служит ни к чести
вашей, ни к выгоде. Вы видели, как легко
избавиться от полковника там, где он еще
неопытен и не имеет необходимых связей,
ио ведь солдаты охотно подчинялись ему
и по его приказу проливали кровь.
Далее, скольких людей, которые никогда
не погрешили против вашей власти в тон
мере, как многие, которые остались [на
своих местах], вы уволили лишь за их
взгляды? Если анабаптист вел себя так же,
как и человек других убеждений, пусть с
ним так же и поступают. Как вы убедите
людей, что намерены установить государст-
во всеобщего блага, если вы столь при-
страстны в ваших малых делах? Спраши-
вать [человека] нужно ие кто он есть, а что
он сделал. Я знаю одного квэкера в армии,
который превосходно служил вам, но я не
встречал ни одного человека, который хо-
тел бы служить ему. Если вы призовете в
армию то руководство, какое было в 46-м
году (а оно сейчас столь же пресвитериан-
ское, как п всегда), оно потеряет ее под-
держку. как н тогда, прежде чем кончится
год. Анабаптисты занимали [высокие] посты
чаще, чем люди любых других убеждений,
по непосредственно перед переворотом они
не могли сдержать его, а когда он начал-
ся,—выступить против. С благословения ве-
ликого Пеговы та партия, которая заявля-
ет о своем желании установить всеобщую
свободу н все же держится за захваченную
власть, потеряет даже и то, что она уже
имеет. Много оснований можно привести в
пользу этого, ибо воистину все партии бу-
дут злоупотреблять против той, которая
одна наслаждается властью, как девять
человек за столом объединятся против де-
сятого, если он [один] завладеет всеми
яствами.
Более того, партии, которая столь усерд-
но посягает на права остальных, наименее
можно доверять, учитывая ее многие преж-
ние проступки и попытки предать Дело:
Лав4 был разоблачен, хотя он и не ока-
зался пресвитерианином, и Бус6 тоже.
Я говорю это не для того, чтобы бросить
[на пресвитериан] тень, так как среди них
имеются те, кого я люблю и почитаю за их
убеждения, ибо уверен, что они действи-
тельно заслуживают этого и как истинно
благочестивые люди, и как друзья народа.
Но, с другой стороны, я полагаю, что [сре-
ди них] существует более чем достаточно
людей, придерживающихся роялистских
воззрений, тогда как сектантскую партию
даже завистники не смогут упрекнуть в
измене такого рода.
Нельзя назвать пустым подозрением за-
вистников то, что мы видим: один из чле-
нов парламентской комиссии отказывает-
ся произнести клятву против требований
Стюартов6, а сэр Энтони Эшли Купер 7
(бывший роялист) производится в полков-
ники, несмотря иа то, что его враждеб-
ность [к республике] лишает его права на
эту должность. В большинстве своем офи-
церы умеют вести себя и молча скрывают
обиду, но когда вы начнете формировать
отряды так, как вы формировали руковод-
ство, вам окажут противодействие. А если
вы ие будете этого делать, ваши новые
офицеры не смогут командовать прежними
солдатами. Таким образом, чем дальше и
упорнее вы идете по пути вашего «устрое-
ния», тем более неустроенными вы станови-
тесь, подобно человеку, который проклады-
вает дорогу, неверно выбрав направление.
Во-вторых, ваша палата разъединена.
Я только напомню вам слово господа на-
шего Иисуса Христа, с чьих уст никогда че
сходила ложь и кому безусловно можно
верить: дом, разделившийся сам в себе, па-
дет 8; а это приводит к убеждению, что
ваше крушение (если ему не воспрепятст-
вовать) уже готово свершиться. И я ду-
маю, вы понимаете, что и Дело и вы долж-
ны погибнуть вместе.
В-третьих, ваши друзья разочарованы.
Разочарованы во многом, и по многим при-
чинам: ваша новая организация армии, то,
что вы вложили шпаги в руки непреклон-
ных, монархически настроенных, равно-
душных [к Делу] людей, которые никогда
раньше не считались достойными доверия
в нашем Деле, которые никогда не проли-
вали кровь, не боролись, не молились за
него, которые не имеют ни смелости, нн
опыта. Ваши друзья видят, что вы склонны
простить тех, кто по духу ниже вас, но че
тех, кто выше; тех, кто будет тянуть вас
назад или задерживать вас на месте, ио не
тех, кто заставил бы вас идти вперед. Они
видят, что вы отступили и стали сдержан-
нее в ваших публичных декларациях, чем
много лет назад. Вы выше держали голо-
ву в ваших публичных заявлениях и дейст-
виях в 49-м и 51-м годах, чем теперь. У них
было больше оснований радоваться тому,
что вы говорили и делали тогда, чем те-
перь. Тогда они больше надеялись на
установление истинной свободы, как граж-
данской, так и христианской, чем теперь.
П ублилации
315
Это показывает, что упрек», которые тогда
вам делали, не были справедливы, а также,
что вы с тех пор не стали лучше и совер-
шеннее. Во время ваших первых заседаний
вы был» истинным благословением для на-
ции, и это породило у всех добрых людей
страстное желание вашего возвращения в
надежде что вы стали еще лучше. Но ие
тут-то было; вы были разогнаны вторично,
и добрые люди постарались снова вернуть
вас с возросшим ожиданием, что вы будете
управлять справедливо и совершенно, во
славу божию и вашего народа. Но случи-
лось худшее. Я молю вас принять это близ-
ко к сердцу, рассмотреть и понять, почему
вы все больше падаете во мнении добрых
людей Рассмотрите, исполнили ли вы те
частные и личные обязательства по отно-
шению к доброму народу в Портсмуте,
Флнте, Лондоне и повсюду,—обязательст-
ва, которые заставили его не щадить жи-
вота своего ради вас, и посмотрите, не дает
ли все это больших оснований опасаться,
что ваша (и наша) чаша переполнилась и
кара готова обрушиться на нас.
Да, малые ошибки добрых людей кара-
ются весьма строго, в то время как боль-
шие грехи других остаются безнаказанны-
ми Это показывает, что ваш дух склонен
скорее ко злу, чем к добру Иначе чем обь-
яснить, что сэр Генри Вэн 9 был исключен
из вашей палаты лишь за то, что сочинил
проект правления, никем не принятый и не
осуществленный (хотя я не хочу, чтобы ме-
ня поняли упрощенно — будто я оправды-
ваю его поступок или порицаю вас), а Оли-
вер Сент-Джон |0, служивший и тем, и дру-
гим, все же сохранил за собой место, ос-
тался безнаказанным и допущен к управ-
лению? Правда его поступок был частным
и личным, ио все же это, как и исключение
майора Солуэя ", со всей очевидностью об-
наруживает характер и настроение вашей
палаты.
Да, вы лобызаете и обнимаете тех, кто
вас презирает и ненавидит н отталкиваете
тех, кто верно служил вам Ваша Декла-
рация 12 (жалкий, темный, путаный, бессо-
держательный документ) льстит духовен-
ству и законникам, этой паре птиц, кото-
рые всегда стремились выклевать вам гла-
за. О, боже! Какая горькая доля должна
постичь ту власть, которая полагает, что
ей выгодно возносить своих злейших вра-
гов и избавляться от своих преданнейших
друзей! Разве законник привел вас снова
к кормилу правления? И не насмехался лн
он скорее над вами? Не презирал вас?
Разве Оксфорд и Кембридж, Клевета и
Крючкотворство 13 направляли ваш флот?
Сняли вам осаду? Столь вдохновили ва-
ших солдат, что оии готовы были или уме-
реть или восстановить вас на ваших ме-
стах? Разве не сектанты добровольно лез-
ли в петлю ради вас? И делали то, что ии-
кто больше не смог и не осмелился бы сде-
лать? А теперь оии должны пасть духом,
повесить свои головы и бояться смотреть
своим друзьям в глаза, потому что вы ос-
корбляете то Дело, ради которого они рис-
ковали жизнью?
Больше того, для ваших друзей было
большим разочарованием видеть, как лег-
комысленно и непоследовательно вы посту-
паете. Сегодня вы торжественно благода-
рите полковника Рича 14 за его хорошую
службу, а па завтра сговариваетесь пере-
резать ему горло. Если он действительно
служил вам, ваши последние решения от
вратительны, а если нет — ваша благодар-
ность ни на чем не основана. Так что слу-
жил он вам нли не служил, вы сами таки-
ми действиями сослужили себе плохую
службу. Ибо завеса слишком прозрачна,
люди все видят и говорят: некоторые среди
вас замышляют погубить не Рича или Лед-
ло |6, а всю сектантскую партию, и в конце
концов это может заставить их склониться
на сторону исключенных.
Сверх того, рассмотрите вопрос, сможе-
те ли вы подавить сектантов и в то же
время сдержать напор короля? Я не знаю,
что вы можете полагать иа этот счет, но
мудрейшие из не-членов палаты думают,
что нет. Если сейчас это невозможно, то
только идиот не поймет, что чем больше
сектантов вы увольняете, тем больше вы те
ряете своп силы н служите интересам Кар
ла Стюарта. Как необходимо поэтому, что
бы вы поскорее внимательно рассмотрели
это зло и не дозволили бы ни вашей армии,
ни флоту обратиться в Бусову веру ,6! Ос-
лабляя себя, вы налагаете новое тяжкое
бремя и вызываете разочарование в серд-
цах ваших друзей. Я мог бы перечислить
много других разочарований. Но ваше вре-
мя драгоценно, а также и мое.
4 Ваши ремесла и торговля пришли в
упадок. Я осмеливаюсь полагать, что вы
поверите мне на слово (без доказательств),
что это так; но как это получилось и поче-
му продолжается? Каждый доволен собст-
венным умом, и поэтому я пощажу и ие
буду тревожить ни себя, ни вас. Позвольте
мне лишь сказать вам, что праздность —
это главный порок, и ни один порок не
может быть вашим другом, если вы наме-
реваетесь установить республику. Недоста-
точная занятость сперва рождает, а затем
питает недовольство. Ни один здоровый
мужчина не станет умирать от голода вме-
сто того, чтобы добывать себе пищу; если
ее нельзя достать путем мирных занятий,
он будет добывать ее с оружием -в руках,
и если вы не сможете записать его на во
епную службу, это сделают другие, ибо не
свободный выбор, а необходимость приво-
дит их к вам, и она же отнимет их у вас.
Таким образом, вы видите, как естествен-
ный порядок вещей истощил ваши силы, и
все люди возлагают иа вас вину за все
свои нужды. Поэтому принятие быстрых и
эффективных мер к тому, чтобы излечить
эту болезнь,— безусловно ваша обязан-
ность. В противном случае это единствен-
ное зло, которое нельзя устранить, вас по-
топит.
316
Пуиликации
5. Ваша казна истощена; эта болезнь, од-
нако. не была бы неизлечимой, если бы вы
не задолжали своей армии и флоту; поэто-
му употребите в обратном смысле послови-
цу, что за деньги можно купить все, и вы
будете иметь верную картину вашего соб-
ственного положения. Как наполнить пу-
стые кошельки, учитывая трудности, как
внешние, так и внутренние, с которыми вы
должны будете столкнуться,—это предмет,
достойный ваших серьезных размышлений.
Вы можете ввести налог, но требование
«свободного парламента», поддерживаемое
всем искусством и рвением роялистов и
исключенных членов17, дает слишком
много оснований полагать, что сбор его на
местах будет задерживаться Добавьте к
этому врагов, которых вы сами себе созда
ли, а именно всех сектантов (которые,
конечно, весьма неохотно будут поддержи-
вать своих угнетателей) и вместе с всеоб-
щим упадком ремесел, о котором выше
уже было сказано, я боюсь, вы увидите та-
кую безрадостную картину, которую (если
я не ошибаюсь) ваши глаза пе смогут вы
нести. Сколь отважны вы, пе знаю, по за-
веряю вас, что вид этот очень зловещ и
страшен и в нем весьма явственны-
ми чертами (по крайней мере в моем пони-
мании) обозначена гибель вашего Дела.
Не стану подробно перечислять нескончае-
мые беды, которые это повлечет за собой,
скажу лишь (вы и сами можете это на-
блюдать), что эта армия служит вам не из
принципа, а за плату. Я не стану отрицать,
что среди них найдутся такие, которые бу-
дут негодовать, если узнают, что я так го
ворил, но не обманывайтесь: если бы Дик |я
смог удержать их. они никогда не стали бы
вашими. Они стояли па стороне Флитву-
да 19 до тех пор, пока не проели своего
трехмесячного жалованья, и они до сего
дня не оставили бы его, если бы ои смог
раздобыть или занять для них еше денег.
Наконец, враги ваши множатся и усили-
ваются; ибо вы сами себе их создаете, и с
таким великим усердием, что если бы я
смотрел со стороны, то подумал бы. что вы
это делаете для своей выгоды. Ибо никто
не может вообразить, чтобы власть иму
шие так ожесточенно отталкивали от себя
своих вернейших друзей. Разве у вас мало
старых врагов, что вы должны наживать
себе новых? Это наводит на мысль, что вы
собираетесь своих старых врагов сделать
своими новыми друзьями, ио сколь горест-
на эта весть! Неизбежное крушение будзт
результатом и если вы пе создадите ново
го Совета, прощай навсегда Старое Дело!
Чтобы спасти вас, имеется два пути. Вы-
двиньте снова и иод ц-ржнтс сектантские
интересы, ибо в самом недалеком будущем
вы поймете, что невозможно противостоять
королю без их помощи: либо его интересы,
либо их [интересы| вы должны сделать
своими Одни пресвитериане ие смогут за
щнтить вас, даже если и захотят, а три чет-
верти [народа] ие захотят, даже если и
смогут; не думайте, что я говорю наобум.
Другой путь — это быстрое заполнение
вашей палаты; вас презирают за вашу мед-
лительность, и исключенные члены не
оставят своих притязании, пока другие не
займут их места.
Кроме того, в настоящем вашем положе-
нии вы пе являетесь компетентными пред-
ставителями такой большой территории,
как Англия. Многие округа не представле-
ны совсем, а вы сами часто заявляли, что
ни один закон не должен быть принят, ни
налоги назначены иначе, чем Народными
представителями в парламенте: так вы
сами замкнули их кошельки и не сможете
открыть их. пока нс сделаете этого Кроме
того, ваши враги множатся, ибо никто не
видит, что вы хоть что-то делаете в этом
направлении, по скорее думаете о том, как
бы удержать власть в собственных когтях.
И это служит причиной упадка ремесел,
так как каждый мудрый человек видит, что
вы в вашем настоящем положении пе мо-
жете поддержать их, п никто не станет за-
водить дело и рисковать своим добром,
когда в государстве все столь шатко; а те,
кто хотел расширить свое дело и дать ра-
боту себе п другим, будучи обречены на
бездеятельность и видя, что их деньги ле-
жат мертвым грузом, становятся из-за это-
го вашими врагами, и пет никакого извине-
ния тем. кто что-либо делает для вас.
В заключение ответьте, сколько останет-
ся истинных республиканцев, понимающих
все это3 Но пока вы в нерешительности,
колеблются и они и считают неблагоразум-
ным пн идти против власти, пи отрекаться
от монархии, а также от монарха, пока
само государство этого пе сделает Вы для
них — хороший пример, ибо, если вы изме-
нитесь. они погибли; свяжете ли вы кого-
нибудь крепче, чем самих себя? Это более
всего несправедливо: если вы оставляете
для себя возможность обратиться к коро-
лю. нс ссорьтесь с другими, чтобы и они
тоже остались вашими. Поэтому ведите
авангард через Рубикон, пе сомневаясь в
том, достаточно ли людей последует за
вами по вашей целью должна быть сво-
бодная справедливая и равная республи-
ка. Пн одна партия или система воззрений
пе должна захватить всю власть в свои
руки. а все остальные лишь прислуживать
им. Пет. если вы собираетесь установить
республику лишь по имени, то ими Карла
Стюарта будет лучше и найдет больше по-
следователей. чем она. Господа, корабль
наш д.зл течь и вы не в состоянии откачать
воду Залатайте его скорее или вы навер-
няка пойдете ко дну.
Таков смиренный, по искренний совет
вашего верного слуги.
Конец
Лондон, 1660.
Публикации
317
ОТКРЫТЫЙ ГРОБ,
или Разоблачение своекорыстного интереса, который следует положить в гроб
под именем Доброго Старого Дела. Ответ на недавно опубликованный памфлет
под названием «Гроб Доброму Старому Делу», написанный одним
из уволенных офицеров армии в пользу свою и своих сообщников.
Н. Р. известный друг Дела и
Республики *.
Этот памфлет начинается с изречения
[царя] Соломона, которое гласит, что муд-
рый человек предвидит зло и препятствует
ему, а глупцы идут вперед и бывают нака-
заны; какую же мудрость может парла-
мент надеяться извлечь из советов того,
кто не предвидел потерю своего места, но
шел вперед и понес наказание за разгон
парламента? Но (чтобы избежать разжига-
ния страстей вокруг этого памфлета) он
уверяет нас, что, по мнению всех друзей
парламента в Англии, последний губит
Доброе Старое Дело. Не правда ли, страш-
ный приговор, если бы автор ие говорил
гиперболами? А спрашивал ли он или знает
ли он хоть тысячную часть друзей парла-
мента? Похоже, что так судят исключенные
армейские офицеры и недавно еще воору-
женные сектанты (как он их называет), ио
разве являются друзьями парламента те,
кто поднял оружие против него и разогнал
его? Благодарение богу, преисподняя раз-
верзлась (как один из них выразился на
своем жаргоне) перед теми, для кого пар-
ламент — это сборище антихристов, как до-
казывает ученейшим образом господин Ро-
ботам (в своем трактате об Апокалипсисе
и в посвящении его Оливеру) в согласии с
Дирингом, Пинченом и Чиллингуорсом
Какой здравомыслящий человек в Англии
поднимет оружие против этого парламента,
чтобы разогнать его? И какой сектант ие
делал этого? Или не сделает? Я надеюсь,
что он уже во всяком случае исключит
лорда генерала Монка, Оки, Элурда, Мор-
ли2 и т. д. вместе со всей армией, находя-
щейся сейчас в'Лондоне, из числа думаю-
щих, будто наше Дело находится сейчас
по вине парламента на краю могилы.
Он далее добавляет, что люди не долж-
ны делать ни шага без разумных основа-
ний. Это так, но какие разумные основа-
ния имелись для выступления против этого
парламента и для его разгона? Парламент
действует (по его мнению) без разумных
оснований, когда дает отставку мятежным
армейским офицерам; но последние дейст-
вовали разумно, давая отставку парламен-
ту. Для нашего Дела будет губительным
(думает он', если реорганизовать армию
и изгнать сектантов, но армия и сектанты
не понесут ущерба, если разогнать парла-
мент. Он доказывает это таким образом:
Парламентская армия неустроенна, пала-
* Памфлет подписан латинскими буква-
ми Н. Р. До сих пор личность автора
остается неустановленной,
21 Средние века, в. 38
та разобщена, друзья парламента разоча-
рованы, торговля и ремесла пришли в упа-
док, казна истощена, а враги его умножа-
ются — поэтому Дело гибнет
1. Армия неустроенна, и это не может
быть иначе, пока в ней такое множество
чужих лиц. 1) Не в первый раз армия
так неустроенна, и все же она весьма спо-
собствовала продвижению нашего Дела;
свидетельством тому — ее реорганизация в
1645 и в 1647 гг? и в другие разы,когда
почти столько же офицеров, сколько те-
перь, были заменены. 2) Вы думаете, что
солдаты не будут подчиняться своим но-
вым начальникам. Считаете ли вы подоба-
ющим, чтобы парламент держал такую ар-
мию, которая не подчиняется никаким при-
казам, кроме тех, что соизволяет отдавать
общеармейская сходка? 3) Где был 6oi
наш парламент и сколь неустроенна была
бы вся нация, если бы армия ие была так,
как сейчас, «неустроенна» и подчинена?
4) Если солдаты были столь ревностными
почитателями своих прежних офицеров
(как вы думаете), почему они бунтовали
против иих, насмехались и презирали их
власть и не поддерживали (хотя их много
упрашивали) своих офицеров, пока тем не
была гарантирована безнаказанность?
5) Если получению действительно достой-
ной награды за нашу кровь и имения —
счастья республики — помешает неустрой-
ство армии, мы должны искать причину
нашей гибели в вашем предательстве. Мы
ие можем не видеть, что сейчас наше Дело
умело охраняется этим славным парламен-
том и генералом Монком. Но если бы оно
было снова отдано (как вам хотелось бы) в
руки прежних офицеров и сектантов, этот
парламент (как и прежде) должен был бы
в третий раз претерпеть мученичество, и
лучшее из дел превратилось бы в худшее
из бедствий — в произвол властй шпаги.
6) Парламент очищен от анабаптистов не
из-за их, как вы утверждаете, особых ре-
лигиозных убеждений, но потому что
они — истинные наследники того Мюнстер-
ского духа 4, который проявился в их по-
следних мятежах, и поэтому члены парла-
мента по-прежнему пекутся о тех более
здравомыслящих анабаптистах, что с нена-
вистью относятся к этим нелепым выход-
кам армии и сектантов. 7) И раз вы сами
рассудили, что парламент не должен дове-
рять наиболее опасным преступникам, по-
чему же вы жалуетесь? Что может быть
более тяжким преступлением, чем отсечь
политическую голову т”ех наций — парла-
мент? Ведь это его величество народ был
318
Публикации
пронзен и вышвырнут вашими шпагами,
направленными против его представителей.
8) Но вам не нравится, что парламент до-
веряет пресвитерианам, потому что Бус и
Лав отвергали его. Сэр, республика наме-
ревается вышвырнуть вон все клики и сра-
зить все, что угрожает ее существованию.
Ведь Ламберт5, Флитвуд и все сектантское
воинство не только отвергали, но и сверга-
ли наш парламент и подвергали его гоне-
ниям судьбы! Разве пресвитериане когда-
нибудь разгоняли парламенты, как это сде-
лали вы? Но пресвитерианам доверяют не
как пресвитерианам, а как людям, пови-
нующимся правительству; какого бы обра-
за мыслей сектанты ни придерживались,
этот парламент все же приберегает колеч-
ко для их пальца, как и оии приберегают
драгоценности для Ламберта, покуда он им
повинуется 8.
9) Вы опасаетесь за наше Дело, когда
один из членов парламентской комиссии
отказывается присягнуть против Стюартов.
Сэр, разве эти ваши армейские офицеры
никогда не рисковали своими местами?
Вы никогда ие стеснялись ни давать клят-
ву, ии изменять ей; вы присягали этому
парламенту, Оливеру, Дику, снова этому
парламенту, и (если вам будет позволено)
без колебаний поклялись бы еще. Так вы
без стеснения танцевали туда и сюда с ва-
шими клятвами и обязательствами, не ут-
руждая себя ответственностью за свои
клятвы. Вина того члена комиссии—в том,
что ои отказался поклясться, а ваша доб-
лесть— в том, что вы отказываетесь дер-
жать свои клятвы. Но, сэр, те, кто зиает.
что эта клятва не была утверждена пала-
той (как вы намекаете иа последней стра-
нице), едва ли поверят, что кому-либо из
членов парламентских комиссий предложи-
ли ее дать. 10) Далее вы опасаетесь за
судьбу Дела потому, что бывший роялист
Энтони Эшли Купер назначен полковником.
Не по той ли причине, что у вас (среди
всех ваших лордов, включая Ламберта,
Хьюсона ’, Флитвуда и т. п.) ие было нико-
го, кто имел бы звание рыцаря? Или вам
совестно видеть вышедшего из боя врага
(как вы думаете) более верным парламен-
ту, чем вы сами, как его находящийся на
посту вассал? Сэр Энтони ие был (для вас]
бывшим роялистом, когда вы хотели сде-
лать его одним из членов Тайного совета
Оливера, а теперь парламенту вменяется
в грех то, что он принял его, хотя ои и яв-
ляется законно избранным членом. Дай
бог, чтобы республика имела побольше та-
ших новообращенных!
2. Вы утверждаете, что палата разобще-
на и поэтому не может существовать. Но
право же, неужели вы когда-нибудь слы-
шали о такой палате в парламенте, кото-
рая не была бы разобщена? Разве Христос
когда-нибудь говорил или указывал, что
дом, в котором имеются различия во мне-
ниях или ведутся споры, не может сущест-
вовать? Так н происходит инне. Разве луч-
шие акты [парламента] ие проходили че-
рез борьбу мнений? Вы думаете, что вы
спасете Дело, если палата будет разогна-
на? И какие разногласия были среди иих.
когда вы их разогнали? И все же Дело
устояло. Да, сэр, подобные разногласия в
палате, да еще разрешаемые с усердием,
похожи на состояние войны; но решение
большинства голосов всех объединяет, по-
тому что его называют и подчиняются ему
как решению парламента. Это мы и видим
в настоящем, и поэтому иет никакой нуж-
ды в вашем «Гробе».
3. Вы настаиваете, что друзья парламен-
та разочарованы. Но, сэр, 1) Разве они не
были гораздо больше разочарованы в октя-
бре прошлого года, когда их грубо лишили
полномочий и доверия только за то, что
они были верны парламенту? А письмо де-
вяти офицеров 8, считаете ли вы его разру-
шительным для Дела? 2) Кого вы имеете в
виду под «друзьями парламента»? Только
тех, кто (как вы их описываете) нуждается
в прошении со стороны парламента, уволе-
ны при реорганизации и смещены с руко-
водящих постов в армии. А какие оии в
действительности друзья, видно из того, что
они дважды попрали права парламента,
отменили последние постановления, кото-
рые он вынес, воздавали почести девяти
своим сообщникам в большей мере, чем
всему парламенту Англии, называли пар-
ламент (в своей «Декларации» и «Оправ-
дании» ’) соломинкой, за которую они схва-
тились, чтобы ие потонуть; заключили в
тюрьму его друзей, изгнали из армии тех,
кто стоял за него, убили некоторых из тех,
кто боролся за него в Портсмуте, и посы-
лали такие войска и отряды, какие только
могли собрать, против защитников парла-
мента на Север и в Портсмут для полного
их ниспровержения|0; и собрали в свою
милицию сектантов со всей нации против
него. О, небо! Как могут эти люди, не крас-
нея, называть себя друзьями парламента?
3) Но разве действительные друзья парла-
мента разочарованы? Разве генерал Монг,
или хотя бы один полковник из его верной
армии недоволен? Разве ирландские или
шотландские члены парламента обеспокое-
ны и расстроены всем этим? Или же лю-
бой другой человек, любящий парламент?
Пусть мир судит об этом. Вы настаиваете,
что парламент портит свою репутацию в
глазах добрых людей: истинно, как Михей
пророчествовал Ахаву н; но он делал это
потому, что не мог иначе, и говорил о том,
что может произойти с Ахавом. Вы же,
называя самих себя и своих сообщников
добрыми людьми, показываете, что вы со-
бираетесь говорить довольно долго, преж-
де чем дойдете до своих недостатков.
И все же в то время как вы называете
армейских и сектантских мятежников доб-
рыми людьми, их собственные дела и мне-
ние всей нации свидетельствуют об обрат-
ном. Вы говорите, что парламент убрал
доброго сэра Генри Вэна и допустил к
управлению скверного Оливера Сеит-Джо-
на. Сэр, ваше суждение о том, кто из иих
Публикации
319
хорош и кто плох, возможно, и было бы пра-
вильным, если бы предложенный вами про-
тектор не был так похож на Ламберта; по
сейчас вы можете отложить это до тех пор,
пока не сядете на Радамаитово место 11.
Но все же вы говорите, что вы — более
надежные друзья парламенту, чем Оксфорд
или Кембридж, законники или духовенство.
Клевета или Крючкотворство. Я тоже так
полагаю; ведь вы послали членов парла-
мента домой, умирать с миром; в то время
как они со всей энергией избрали их,
чтобы взвалить на них такое невыносимое
бремя, как управление этой нацией в ка-
честве народных представителей. Вы хоте-
ли бы послать их из этой юдоли скорби
на небеса с помощью своих пик и мушке-
тов, когда вы недавно выступили против
них; но те старались крепко удержать их
здесь, что явствует из того, что они сра-
жались на стороне парламента против ар-
мии и сектантов, которые напали на него.
Ваш рассказ о том, как некрасиво палата
поступила с полковником Ричем, напрасен:
этот джентльмен уже неоднократно опро-
вергал его. Но я ие очень удивляюсь вашим
наветам, памятуя, что когда генерал Монк
на деле выступил с оружием в руках в за-
щиту этого парламента, вы разнесли по
всему свету, что ои будто бы — один чз
тех, кто служит интересам Карла Стюарта.
Далее, вы горячо настаиваете на том,
что и сектантов, и Карла Стюарта нельзя
подавить одновременно. Я полагаю, вы
имеете в виду мятежных сектантов, ибо
других парламент не подавляет. Что же я
отвечу? 1) Мятежный сектант — в такой
же мере враг нашему Делу или республи-
ке, как и Карл Стюарт, ибо он создавал
монархию с Оливером, Ричардом и Лам-
бертом, против республики; более того, та-
кую монархию, какой никогда до этого ие
было в Англии. 2) Если парламент не мо-
жет (как вы рассудили) сдержать натиск
обоих [одновременно], ои должен, по здра-
вом размышлении, скорее принять Стюар-
та, чем какого либо иного единоличного
правителя, и согласиться на старую монар-
хию, скорее нежели на то каноническое
правительство |3, которое установят воен-
щина и сектанты. 3) Почему парламент ие
может одновременно сдерживать сектантов
и Карла Стюарта? Скорее Карла Стюарта и
здравомыслящую партию, поддержку кото-
рой он потерял из-за своего уважения к
сектантам. 4) Бог тот же самый, и армия
(что касается ее силы)—та же самая, а ру-
ководство ее (находящееся в руках такого
опытного солдата, как генерал Монк)—на-
много лучше, почему же тогда появился
«Гроб»? 5) Вы позорите парламент Англии,
намекая на то, что стремления его членов
настолько узки, что (если исключить вас
самих) они ие смогут найти людей, спо-
собных обратить шпагу против наиболее
дерзких их врагов. Начните только потвор-
ствовать мятежным сектантам, и они ока-
жут республике такую же услугу, как ока-
зали вам — то есть спрячут голову под
крыло в день испытаний. 6) Короче гово-
ря, Доброе Старое Дело можно спасти,
собрав силы и сплотив не сектантов против
здравомыслящей партии, а сторонников
республики против единоличного правите-
ля; а пока республика не будет создана,
оно должно поддерживаться этим парла-
ментом и армией, и многими тысячами
[людей], обязанных государству за те зем-
ли, которые они у него купили; это — твер-
дая опора, в то время как сектантство (как
о том свидетельствует печальный опыт)
явственно вырождается в гнуснейшую мо-
нархию. А после того, как республика бу-
дет сформирована, она будет опираться на
свою собственную добродетель и полез-
ность. Таким образом, и роялистов, и сек-
тантов следует одновременно держать на
расстоянии, чтобы охранить республику.
4. Вы говорите, что упадок ремесел и
торговли заставит народ разрушить парла-
мент и паше Дело, полагая, что причиной
тому — парламент. Но это не так, ибо ясно;
что именно те дикие бури, которые подняла
армия, привели к тому, что богатые люди
с неохотой шли на занятия ремеслом и тоо-
говлей, рискуя потерять свои состояния; ио
сейчас армейские волнения улеглись, благо-
даря увольнению непокорных офицеров, и
ремесла и торговля вскоре возродятся и
достигнут такого подъема, какой будет
угоден парламенту.
5. Вы говорите, что наша казна истоще-
на, ее будет трудно восстановить, а армия
не будет служить без жалованья, и поэтому
Дело должно погибнуть. 1) Кто истощил
нашу казну, как не уволенные недавно
офицеры? Кто ожесточил сердца людей, как
не эти офицеры и злоупотребления армии’
2) А вы (если вам вернуть ваши должно-
сти) служили бы бесплатно? Или, может
быть, на это согласятся сектанты, если пар-
ламент снова возьмет их на слубжу? 3) Пар-
ламент сможет заплатить армии и попол-
нить свою казну лучше, нежели какая-ни-
будь другая власть? 4) Чтобы облегчить
народу налоговое бремя, парламент отдал
на откуп все государственные должности.
5) Ваши уловки с целью возвратить на
службу уволенных мятежных офицеров н
сектантов не помогут ни более быстрому
сбору налогов, ни удешевлению этой рабо-
ты, потому что и сектанты, и уоллиигфор-
довцы 14 в высшей степени ненавистны на-
роду; так что [предлагаемый вами] путь
никак не воспрепятствует положению Дела
во гроб.
6. Вы далее доказываете, что враги пар-
ламента умножаются, и поэтому Дело дол-
жно погибнуть, и мы простимся с ним
навеки. 1) Странно, что «их враги умножа-
ются» говорят о тех людях, против кото-
рых в течение этих двух месяцев выступи-
ли две армии в Англии, а теперь нет ни од-
ного человека, который бы поднял против
них оружие. 2) Те здравомыслящие англи-
чане, которые раньше были умеренными,
теперь стали сторонниками парламента, по-
тому что ои подчинил военную власть
21
320
Публикации
гражданской и смирил враждебных сек-
тантов и армейских офицеров. 3) Эти «но-
вые враги» (как вы их называете) на са-
мом деле — старые, выброшенные из пар-
ламента Оливером семь лет назад; и они
доказали, что они являются врагами ни-
чуть не больше, чем остальные; и поэтому
вы, конечно, говорите 'иронически, когда
утверждаете, что парламент оттолкнул от
себя своих вернейших друзей; на самом де-
ле он уволил тех, кто дважды попирал его
права. 4) Вы признаете, что злонамерен-
ные лица, нейтралы и пресвитериане при-
дут в парламент, но право же, это ие обер-
нется ии потерей друзей, ни увеличением
числа врагов. 5) Парламент в настояшее
время торопится с благородным и славным
делом построения республики, и когда она
будет установлена, как будут стремиться
люди жить под ее сенью! 6) Сейчас он со-
бирается заполнить палату, которая будет
действительно представлять всю нацию.
Мне нравится ваш совет запретить сосре-
доточение всей власти в руках людей одно-
го мировоззрения; эта опасность, которую
созиают все, о ком вы говорили до сих пор,
касается сектантов, и ваша равная респуб-
лика несовместима с [допущением к дол-
жности] тех офицеров, за которых вы хо-
датайствуете.
В целом же представляется, что главны
ми заботами парламента должны быть сле-
дующие: 1. Лишить права всех, кто участ-
вовал в последнем мятеж", занимать лю-
бые государственные должности или изби-
рать на них. 2. Немедленно заполнить па-
лату, чтобы налоги могли поступать нор-
мально и недовольство народа было устра-
нено 3. Специально позаботиться о том,
чтобы лишить прежних армейских офице-
ров возможности проникать к солдатам и
организовывать среди них заговоры. 4. Не
жалеть конфискованное имущество и про-
давать состояния любых людей, пе под-
павших под амнистию; тем самым парла-
мент лучше всего сможет укрепить свое
Дело. Но если парламент теперь поддастся
влиянию этого «Гроба», то мир перестанет
доверять парламентской политике; ибо это
значит, что он плывет к той самой скале,
о которую он уже дважды разбился; он
пригреет ту же змею, чей яд он, увы, уже
испытал иа себе; и он, конечно, потеряет
своего верного слугу генерала Монка и его
послушную армию (что уже слишком оче-
видно) и допустит, что его истинные
друзья Оки, Элурд, Крук 15 и др. подверг-
нутся расправе со стороны его полных пре-
зрения противников; склонится перед теми,
кого он сам недавно уволил; возбудит в
нации непримиримую вражду к себе; до-
верится тем, кого он много раз унижал;
станет прибежищем для предателей И, на-
конец (вместо счастливой республики), от-
даст несчастную нацию в руки безгранич-
ной тирании какого-нибудь протектора и
его присных, до тех пор пока какой-нибудь
иностранный принц не проглотит нас; и
[парламент] нанесет ужасный ущерб нации
и вред своим друзьям, которые были вмес=
те с ним в час испытаний, обнимая в то же
время своих изменников-врагов, которые
усердно стремятся привести к гибели его и
всю Англию
Конец
Лондон, 1660.
ПРИМЕЧАНИЯ
К памфлету
«Гроб Доброму Старому Делу»
1 Книга Притчей Соломоновых, 22, 3; 27,
12: «Благоразумный видит беду и укры-
вается. а неопытные идут вперед и на-
казываются».
2 Доктрина «внутреннего света», который
может заснять в душе каждого верую-
щего и вести его «путем истины», испо-
ведовалась тогда многими левыми сек-
тами: стикерами, милленариями, анабап-
тистами, квэкерами и др
’ Т. е. участниками военного переворота
13 октября 1659 г.
4 Лав (Love) Кристофер (1618—1651) —
сторонник мирного договора с королем.
В 1651 г. был обвинен в измене делу рес-
публики и казнен. Здесь, по-видимому,
имеется в виду так называемый заговор
Лава 1649—1651 гг., целью которого бы-
ло установление связи с королевской
семьей и восстановление монархии в Ан-
глии.
• Bvc (Booth) Джордж (1622—1684) —
пресвитерианин, сторонник короля, воз-
главивший роялистский мятеж в авгус-
те 1659 г
6 Некоторые члены вновь собравшегося
«охвостья» (среди них Филдер, Уивер,
Доув и др.) отказались произнести текст
клятвы, отрицающей права Стюартов, на
том основании, что она якобы «оскорб-
ляет Провидение» (R. Baker. A Chronic-
le of the Kings of England. London, 1679,
p. 678).
7 Купер (Cooper) Энтони Эшли (1621 —
1683)—пресвитерианин, известный поли-
тический деятель. После переворота
13 октября выступил в поддержку пар-
ламента Был утвержден «охвостьем» как
член палаты в январе 1660 г. и назначен
полковником в армию. Сторонник воз-
вращения пресвитериан в парламент.
8 Матф., 12,25; Марк, 3,25; Лука, 11 17.
’ Вэн (Vane) Генри (1613—1662) Млад-
ший, лидер индепендентов-республикан-
цев, был связан с левыми народными
сектами, автор республиканского кон-
ституционного проекта, сторонник всеоб-
щего избирательного права. Видный дея-
тель Второй республики. Во время офи-
Публикации
321
церского переворот:) пытался догово-
риться с «Комитетом безопасности» с
целью установления «равной и справед-
ливой» республики в Англии. По воз-
вращении «охвостья» к власти уволен со
всех постов. Казнен в период реставра-
ции вопреки «Акту об амнистии».
10 Сент-Джон (Saint-John) Оливер (ок.
1598—1673) —юрист, председатель Суда
общих тяжб. В период Второй респуб-
лики член Государственного совета. Пы-
тался вести переговоры с офицерами
после 13 октября.
11 Солуэй (Salway) Ричард (1615—1685)—
член Долгого парламента, в период Вто-
рой республики — член Государственно-
го совета. В «Комитете безопасности»
заседать отказался, но вел переговоры с
«хунтой» о способе управления Англи-
ей. 17 января 1660 г. обвинен в измене,
изгнан из палаты и заключен в Тауэр.
12 Декларация парламента от 23 января
1660 г., в которой давались неопределен-
ные обещания о продолжении «Доброго
Старого Дела» и заполнении пустующих
мест в парламенте.—См. «The Parliamen-
tary or Constitutional History of Eng-
land», vol. ХХП. London, 1760, p. 58—62.
13 Намек на юристов пресвитерианской ори-
ентации, влияние которых па «охвостье»
становилось в начале 1660 г. все более
заметным.
14 Рич (Rich) Натаниель (ум. 1701)—пол-
ковник парламентской армии, республи-
канец, сектант, близкий к «людям Пя-
той монархии». После переворота 13 ок-
тября выступил в поддержку парламен-
та; по возвращении последнего к власти
получил благодарность. Затем высту-
пил против политики Монка, ведшей к
реставрации монархии, и был уволен.
15 Ледло (Ludlow) Эдмунд (ок. 1617—
1692)—генерал парламентской армии,
видный республиканец, один из лидеров
оппозиции в парламенте Ричарда Кром-
веля; член «охвостья». Государственно-
го совета, наместник Ирландии. После
13 октября вел переговоры с офицерской
«хунтой», но отказался стать членом
«Комитета безопасности». После возвра-
щения «охвостья» к власти был обвипеч
в измене и лишен всех полномочий.
16 Имеются в виду роялистские убеждения
Буса.
17 С конца 1659 г. в Англин начинается
движение за «свободный парламент»,
особенно усилившееся в январе—февра-
ле 1660 г. Это — движение имущих клас-
сов за возвращение в Вестминстер пре-
свитериан, исключенных в 1648 г., т. е.
сторонников компромисса с королем.
Оно сопровождалось налоговым сабо-
тажем, что чрезвычайно усиливало фи-
нансовые затруднения «охвостья».
18 Т. е. Ричард Кромвель.
*’ Флитвуд (Fleetwood) Чарльз (ум. 1692) —
зять и приближенный О. Кромвелч,
главнокомандующий английской армией
в период протектората Ричарда Кромве-
ля п Второй республики, глава офицер-
ского движения, один из главных орга-
низаторов переворота 13 октября. Сра-
зу после возвращения «охвостья» к влас-
ти был лишен всех должностей и при-
влечен к ответственности.
К памфлету
«Открытый гроб, или Разоблачение
своекорыстного интереса...»
1 Роботэм (Robotham) Джон (ум. 1654)—
пресвитерианский богослов. Здесь, не-
видимому, имеется в виду его трактат
«The Mystery of the Two Witnesses unvai-
led... together with the Seventh Trumpet
and the Kingdom of Christ Explained».
London, 3 May 1654. Этот трактат был
посвящен Кромвелю.
Диринг (Deering) Эдвард (1598—
1644)—апгликанин и роялист, сторонник
короля в гражданской войне, в 1643 г.
отошедший от короля и прощенный пар-
ламентом. Защитник епископального пра-
вительства в церкви и мира короля с пар-
ламентом.
Пипчин (Pynchon, Pinchion, Pinchin)
Уильям (1590—1662)—теолог англикан-
ского направления, автор ряда тракта-
тов на религиозные темы.
Чиллингуорс (Chillingworth) Уильям
(1602—1644)—англиканский теолог, от-
стаивал догматы англиканской церкви в
полемике с иезуитами. С началом граж-
данской войны выступил на стороне ко-
роля.
2 Монк (Мопск) Джордж (1608—1670) —
герцог Эльбмерл, пресвитерианин, гене-
рал парламентской армии, в период Вто-
рой республики — главнокомандующий
армией в Шотландии. Узнав об офицерс-
ком перевороте, Монк направился :о
своей армией в Лондон, куда вступил
3 февраля 1660 г. Послужил орудием
сторонников короля, которые с его по-
мощью добились возвращения в «охво-
стье» исключенных членов, а затем ре-
ставрации монархии.
Оки (Океу) Джон (ум. 1662)—респуб-
ликанец, полковник парламентской ар-
мии. В октябре 1659 г. выступил против
военной диктатуры, в поддержку парла-
мента. В декабре 1659 г. пытался за-
хватить для парламента Тауэр.
Элурд (Alured) Мэтью, республиканец,
полковник парламентской армии, про-
тивник пресвитериан. После переворота
13 октября заявил о своей верности «ох-
востью» и активно помогал делу возвра-
щения его к власти.
Морли (Morley) Герберт (1616—
1667)—республиканец, полковник парла-
ментской армии. В период Второй рес-
публики—член Государственного совета,
член Комитета офицеров. После 13 октяб-
ря 1659 г. принял сторону парламента,
возглавил гарнизон Портсмута и борол-
ся за возвращение «охвостья» к власти.
8 Имеются в виду акт парламента об орга-
322
Публикации
низании армии «Нового образца» (фев-
раль 1645 г.) и решения армейского сове-
та летом и осенью 1647 г., испытавшие
сильное влияние левеллеров.
* Намек на анабаптистскую коммуну Мюн-
стера (Германия) в 1533—1535 гг.
8 Ламберт (Lambert) Джон (1619—1683) —
генерал парламентской армии, прибли-
женный Кромвеля, один из лидеров воен-
ной партии в 1658—1660 гг. Победитель
роялистского восстания в августе 1659 г.
Инициатор и главный исполнитель пере-
ворота 13 октября, член «Комитета безо-
пасности», командующий армией, послан-
ной против войск Монка. После возвра-
щения «охвостья» к власти лишен всех
должностей и полномочий.
• После победы войск Ламберта над роя-
листами в августе—сентябре 1659 г. пар-
ламент пожаловал Ламберту 1000 ф. ст.
для покупки драгоценностей. Ламберт
роздал эти деньги своим солдатам, что
необычайно подняло его популярность в
армии.
7 Хьюсон .(Hewson) Джон (ум. 1662) —
полковник парламентской армии (быв-
ший сапожник), член суда над Карлом I;
участник офицерского переворота 13 ок-
тября, член «Комитета безопасности».
Смещен с должности в январе 1660 г.
8 Имеется в виду «The Humble Representa-
tion of Colonel Morley and some other
late Officers of the Army, to General Fle-
etwood» (I.XL 1659).—J. Thurloe. Collec-
tion of the State Papers, vol. VII. London,
1742, p. 771—774. Авторы письма осуж-
дают инициаторов воеииого переворота
и требуют возвращения Долгому парла-
менту его полномочий.
• «Декларация» и «Оправдание» — доку-
менты, выпущенные офицерами вскоре
после переворота 13 октября с обоснова-
нием своих действий и обещаниями на
будущее.—См. «А Declaration of the Ge-
neral Council of the Officers of the Army
agreed upon at Wallingford». London,
27 Oct. 1659.—«The Weekly Intelligencer»,
25.X—l.XI 1659; «The Army’s Plea for
Their Present Practice: tendered to the
Concideration of all Ingenuous and Impar-
tial Men». London, 24 Oct. 1659.—«Politi-
cal Tracts. 1643—1660».
10 Гарнизон Портсмута после 13 октября
1659 г. так же, как шотландская армия
Монка, заявил о своей верности парла-
менту. Против него были посланы кара-
тельные отряды.
11 Библейский пророк Михей предсказал
израильскому царю Ахаву (IX в.
до н. э.) бедствия и несчастное оконча-
ние его войны против Сирии.—Третья
книга Царств, 22.
12 Радамант — в греческой мифологии сын
Зевса и Европы, брат царя Критского
Миноса. Вместе с Миносом и Эаком су-
дил души умерших в подземном цар-
стве. Здесь—намек на то, что сектанты,
будучи замешаны в разгоне парламента,
не имеют права судить о том, кто хорош
и кто плох для государства.
13 «Каноническое правительство»—возмож-
на игра слов: canon — канон, cannon —
пушка, артиллерия.
14 Т. е. члены офицерской партии Уоллинг-
форд-хауз (по названию дома генерала
Флитвуда, где имели обыкновение соби-
раться старшие офицеры).
15 Крук (Crook) Джон (1617—1699) —
квэкер, весной и летом 1659 г. сотрудни-
чал с «охвостьем».
НАУЧНАЯ ИНФОРМАЦИЯ
ЦВЕТНЫЕ МИКРОФИЛЬМЫ БОДЛЕЯНСКОЙ БИБЛИОТЕКИ
Трудно переоценить огромное влияние,
которое фотография оказала на развитие
всех отраслей знания. Велико ее значение и
для исторической науки. Достаточно ска-
зать, что ныне историк может пользовать-
ся микрофильмами книг, которых нет в
библиотеках города или даже страны, где
он живет, изучать по микрофильмам или
фотостатам рукописные и иные документы,
хранящиеся в зарубежных архивах, знако-
миться по фотографиям с различными ис-
торическими памятниками и т. д.
Развитие цветной фотографии в течение
последних десятилетий еще более расши-
рило возможности использования диапози-
тивов и диафильмов для исследования раз-
личных исторических источников, в частно-
сти выполненных в цвете миниатюр, укра-
шающих многие средневековые рукописи,
средневековых цветных карт и др. С этой
точки зрения представляется весьма важ-
ным и полезным предпринятое Бодлеян-
ской библиотекой в Оксфорде более десяти
лет назад изготовление и распространение
цветных диапозитивов и диафильмов, в ко-
торых запечатлены рисунки средневековых
рукописей из библиотечного архива.
Бодлеяиская библиотека — библиотека
Оксфордского университета — являетси не
только одним из крупнейших по своему
значению и объему книжных фондов (око-
ло 3 млн. экземпляров), книгохранилищ
Великобритании, но и важным архивом, где
хранится около 50 тысяч рукописных до-
кументов, включая большое число иллю-
стрированных средневековых рукописей.
Многие из них представляют собой боль-
шую ценность и как исторические источни-
ки, и как значительные произведения ис-
кусства. Это рукописи преимущественно
западноевропейского происхождения —
прежде всего английские, французские, ни-
дерландские, фламандские, итальянские,
ирландские, испанские, а также греческие,
византийские и др. Благодаря цветным
микрофильмам эти важные исторические
документы становятся доступными для ис-
следовательских и учебных целей.
Опубликованный каталог микрофильмов
Бодлеянской библиотеки уже насчитывает
свыше 650 цветных фильмов, и число их
продолжает расти. Цветные диафильмы и
серии диапозитивов Бодлеянской библиоте-
ки можно разделить иа две категории.
К первой следует отнести микрофильмы,
содержащие рисунки, украшающие отдель-
ные рукописи. Таковы, например, микро-
фильмы миниатюр из Библий и различных
литургических книг (молитвенников, псал-
тырей, требников, часословов), произведе-
ний видных церковных деятелей, историче-
ских трудов (в том числе хроник Фруасса-
ра и хроник Франции), трудов путешест-
венников (Марко Поло), календарей, отра-
жающих сельскохозяйственный год и рабо-
ты по месяцам, бестиариев, травников,
трактатов па религиозные и моральные
темы, трактатов по геральдике, математи-
ке, астрономии и астрологии, алхимии
и т. д. Отдельные микрофильмы составлены
из иллюстраций к литературным произве-
дениям— сказаниям о короле Артуре,
«Роману об Александре», «Роману о Трое»,
«Роману о святом Г[7аале», «Сэру Говеиу»,
«Роману о Лисе», сочинениям Чосера, Лен-
гленда, Лидгейта, Гауэра, Дайте, Петрар-
ки, Боккаччо, а также древних авторов —
Овидия, Вергилия, Сенеки, Аристотеля, Це-
заря, Теренция, Юстина и др. Особо сле-
дует отметить микрофильмы средневековых
карт, включая карту дорог Великобрита-
нии (Gough Map of English Roads, около
1360 г.), а также целый ряд поместных карт.
Ко второй категории относятся микро-
фильмы, включающие иллюстрации на оп-
ределенные темы. Составленные из рисун-
ков, украшающих разные рукописи, эти
фильмы посвящены сюжетам Ветхого заве-
та (сотворение мира, Адам и Ева, грехо-
падение, исход, Авраам, Аарон и Моисей,
Лот. Давид), Нового завета (рождество,
страсти господни, тайная вечеря, воскресе-
ние, жизнь Христа, Марии и различных свч-
тых), церковным таинствам (причащению,
крещению, покаянию, миропомазанию, еле-
освящению, священству, браку), семи
смертным грехам, ангелам и дьяволам,
волхвам отшельникам и др., а также раз-
нообразным—широким и узким историчес-
ким темам и вопросам, в том числе таким,
как средневековые профессии, городская
жизнь, сельская жизнь, труд и отдых,
правосудие, турниры, оружие, охо-
та, игры, тайцы, шуты, стрельба
из лука, строительство и архитектура,
замки и укрепления, домашняя утварь,
костюм, хирургия, корабли, ветряные мель-
ницы, лошади и упряжь, часы, колокола.
324
Научная информация
органы, музыкальные инструменты, фраг-
менты музыкальных произведений, музы-
канты, образцы письма, инициалы, пере-
плеты книг, животные, птицы, насекомью,
растения и т. п. Важно отметить, что биб-
лиотека располагает предметным указате-
лем, облегчающим подбор иллюстраций и
составление диафильмов на самые разно-
образные темы.
Таким образом, цветные микрофильмы
Бодлеянской библиотеки могут быть ис-
пользованы не только историками искусст-
ва, но и специалистами по экономической
и социальной истории, истории культуры
средневековья и т. д. Исследователь най-
дет в них много материала о труде и быте
различных слоев общества, а также по
истории науки и техники, строительства и
архитектуры, транспорта, военного дела
религии, костюма, медицины, музыки, ли-
тературы, палеографии, геральдики. Для
специалиста по аграрной истории особый
интерес представят изображения различных
сельскохозяйственных работ и орудий тру-
да, воспроизведение частей «Книги Страш-
ного суда», относящихся к Оксфордширу и
Беркширу, а также карты феодальных вот-
чин, не только дающие наглядное пред-
ставление о границах и составе владений,
расположении различных угодий, но и рас-
крывающие систему полей, расположение
отдельных полос пахотной земли и т. п.
Одним из наиболее ценных источников
этого рода является атлас карт 1588—
1605 гг. (Hoveden Allas), изображающих
земельную собственность оксфордского
колледжа всех душ (All Souls College) з
различных графствах (84 кадра).
Ознакомление с рядом цветных микро-
фильмов Бодлеянской библиотеки показы-
вает, что они изготовлены на высоком тех-
ническом уровне. Эти микрофильмы могут
быть широко использованы не только для
исследовательских, по и для учебных целей
па исторических факультетах университе-
тов и педагогических институтов, а также
учителями истории в школах. Они являют-
ся хорошими наглядными пособиями, ил-
люстрирующими как общие проблемы лек-
ционного курса истории средних веков, так
и различные стороны истории западноевро-
пейского средневековья.
К сожалению, в наших библиотеках поч-
ти нельзя встретить цветные диапозитивы
и диафильмы Бодлеянской библиотеки,
раскрывающие богатство хранящихся в ней
иллюстрированных рукописей. Думается,
что это положение нуждается в исправле-
нии. Сделать это тем более легко, что Бод-
леянская библиотека предоставляет свои
цветные микрофильмы пе только за налич-
ный расчет, но и в порядке обычного кни-
гообмена с библиотеками и научными уч-
реждениями Советского Союза. Получение
указанных фильмов даст нашим медиевис-
там возможность расширить источниковед-
ческую базу для исследований и вооружит
их хорошими наглядными пособиями.
Ю. Р. Ульянов
ФЕДЕРИГО МЕЛИС (1914—1973)
26 декабря 1973 г. во Флоренции скончал-
ся видный итальянский историк-экономист
профессор Федериго Мелис.
Ф. Мелис родился во Флоренции .31 ав-
густа 1914 г. и получил высшее образова-
ние в Римском университете, где сразу же
по его окончании начал вести преподава-
тельскую деятельность. С 1949 г. он вел
курс экономической истории в Пизанском
университете в качестве приват-доцента, а
с 1957 г.—ординарного профессора.
С 1963 г Ф. Мелис возглавлял кафедру
экономической истории Флорентийского
университета. Он был избран почетным
доктором наук многих иностранных уни-
верситетов: Варшавы Сорбонны Реймса,
Лувена, Бильбао, Вальядолида, Ренна, а
также членом королевской академии наук
Бельгии, международной академии Порту-
галии, исторического института Испании и
нескольких итальянских академий.
Его многочисленные научные труды по-
священы главным образом истории эконо-
мики Западной Европы XIII—XVI вв.
В 1950 г. была издана «История бухгалте-
рии», представляющая собою учебное посо-
бие; в 1954 г.— «Образование цен в сукно-
дельческой промышленности в конце
XIV в », где иа основе архивных материа-
лов Прато и Пизы был сделан анализ тор-
говых операций в этой отрасли; в том же
году вышла в свет его «Трансатлантиче-
ская торговля флорентийской компании в
Севилье в первые годы после походов Кор-
теса и Писарро», где на архивных мате-
риалах Флоренции охарактеризована дея-
тельность торговой компании Франческо
Лани в Испании и Новом Свете. В 1955 г.
была издана монография «Очерки истории
пизанского банка в XVI в » Из небольших
работ Ф Мелиса следует отметить такие
статьи, как «Итальянские купцы-предпри-
ниматели во Фландрии в конце XVI в.»
(1958 г.), «Суконный рынок в Пизе во вто-
рой половине XIV в.» (1959 г.). «Флорен-
ция. Экономический очерк» (1964 г.),«Лад-
заро Браччи. Место Ареццо в экономиче-
ской жизни XIV—XV вв.» (1967 г.).
В 60-х годах появились два больших по-
собия, составленные Бруно Дини, в кото-
рых изложены лекции Ф. Мелиса, читанные
во Флорентийском университете в 1963/64
и 1966/67 учебных годах. Первое из них —
«Источники по экономической истории»;
второе — «Очерки экономической истории
Флоренции и Тосканы в целом с 1252 г. до
1550 г», выдержавшее два издания, посвя-
щенное рассмотрению предмета и метода
исследования основных отраслей экономи-
ческой истории.
В 1962 г вышел капитальный труд
Ф. Мелиса «Аспекты экономической жизни
в средние века (исследования в архиве
Датипи в Прато)», в котором дана харак-
теристика этого крупного фонда источи 1-
ков, показан Датипи как хозяйственный
деятель эпохи Возрождения, рассмотрена
внутренняя история торгово-банковских и
промышленных компаний Датипи.
В последние годы Ф. Мелисом совместно
с его бессменной сотрудницей по архиву
Э. Чекки была подготовлена вышедшая в
1972 г. публикация «Документы по эконо-
мической истории XIII—XVI вв.», состоя-
щая из источников, хранящихся в архиве
Датини в Прато, а также в архивах неко-
торых других городов Италии и Западной
Европы. В том же году вышел подготов-
ленный Ф Мелисом «Путеводитель по меж-
дународной выставке истории банкоз
XIII—XVI вв. в связи с 500-летием сиен-
ского банка Монте деи Паски», в котором
дан исторический очерк частных банков
Сиены XIII—XVI вв. и характеристика их
деятельности, рассмотрена история круп-
нейших банковских центров Италии и Ев-
ропы.
В течение многих лет Ф. Мелис возглав-
лял архив Датини, на базе которого вырос
Международный институт экономической
истории им, Датини, где Ф Мелис занимал
пост вице-президента Научного комитетз.
С 1969 г. этот Институт ежегодно проводит
«Недели» — Международные научные кон-
ференции, в работе которых по инициативе
Ф. Мелиса с 1971 г. принимают активное
участие и советские ученые. При Институ-
те работают также семинары по экономи-
ческой истории для молодых ученых, спе-
циализирующихся по экономической исто
рпи, где совершенствовались н некоторые
советские ученые. Основные лекции участ-
никам семинаров читал проф. Ф Мелис.
В 1970 г. Федериго Мелис участвовал в
работе V Международного конгресса эко-
номической истории в Ленинграде в ка-
честве председателя секции по истории бач-
ков и XIII Международного конгресса ис-
торических иаук в Москве (в Комиссии по
морской истории). В последние годы Ф. Ме-
лис представлял Италию в Международ-
ном комитете исторических наук.
СПИСОК СОКРАЩЕНИЙ
ВВ — Византийский временник
ВИ — Вопросы истории
ВМГУ—Вестник Московского университета
ВФ — Вопросы философии
ЖМНП— Журнал Министерства народно-
го просвещения
СВ — Средние века
УЗ — Ученые записки
Annales Е. S. С.—Anna les. Economies. So-
cietes. Civilisations
ASI — Archivio storico Italiano
CCR — Calendar of Close Rolls of Edward
II. vol. 1—3. London, 1892—1895
CDS — Die Chroniken der deutschen Stadte
vom XIV. bis zum XVI. Jahrhundert.
Gott ngen, 1965—1966
CIAL—Corpus Inscriptionum Africanum
Latinarum
CIL — Corpus Inscriptionum latinarum
CPR — Calendar of Patent Rolls of Edward
II, vol 1- 5. London, 1894—1904
CTh — Codex Theodosianus
EHR — English Historical Review
FSI —Fonti per la storia d’Italia
H. F.— Historia Francorum (Gregorii Turo-
nensis)
LB — Lebensbilder aus dem bayerischen
Schwaben.
MI6G — Mitteilungen des Institute fur
Osterreichischen Geschichtsforschungen
MGH — Monumenta Germaniae Historica
PL — Patrologiae Cursus Completus. Series
Latina
RE—Pauly—Wissowa—Kroll. Real—Encyc-
lopedic der classischen Altertumswissen-
schaft.
R.P.—Rotuli Parliamentorum; ut et petitio-
nes et placita in parliamento, 1278—1503,
vol. I—111. London. 1832
R.P. hac ined.—Rotuli Parliamentorum An-
gliae hactenus inediti, 1279—1373. Longon,
1935
RSI—Rivista storica Italians
SBBA — Sitzungbernhte der Bayerischen
Akademie der Wissenschaft
Schmitz—H. J. Schmitz. Die Bussbflcher und
die Bussdisciplin der Kirche BL I—II.
Mainz—Diisseldorf, 1883—1898
VCHE—The Victoria History of the Counties
of England
VSWG—Vierteljahrschrift fur Social- und
Wirtschaftsgeschichte
ZfG — Zeitschrift fiir Geschichtswissenschaft
ZHV—Zeitschrift des Historischen Vereins
fiir Schwaben und Neuburg
КОРОТКО ОБ АВТОРАХ
Могильиицкий Борис Георгиевич—док-
тор исторических наук, профессор, заве-
дующий кафедрой истории древнего мира
и средних веков Томского государственно-
го университета им. В. В. Куйбышева. Спе-
циалист в области методологии истории и
историографии. Автор монографии «По-
литические и методологические идеи рус-
ской либеральной медиевистики середины
70-х—начала 900-х годов», а также многих
других работ.
Гутнова Евгения Владимировна — док-
тор исторических наук, профессор, стар-
ший научный сотрудник сектора истории
средних веков Института всеобщей исто-
рии АН СССР. Специалист по историогра-
фии и истории Англии в средние века. Ав-
тор монографий «Возникновение англий-
ского парламента (из истории английского
общества и государства XIII в.)»,
«Историография истории средних веков
(середина XIX в.—1917 г.)», публикаций,
пособий для студентов и большого числа
других работ.
Чистозвонов Александр Николаевич —
доктор исторических наук, зав. сектором
средних веков Института всеобщей истории
АН СССР Специалист в области истории
генезиса капитализма в Европе, истории
Нидерландов и Швейцарии в средние века.
Автор монографий: «Реформационное дви-
жение и классовая борьба в Нидерландах
в первой половине XVI в.». «Гентское вос-
стание 1534—1535 гг.», «Нидерландская
буржуазная революция XVI в,» и многих
других работ.
Сапрыкин Юрий Михайлович — доктор
исторических наук, профессор кафедры
истории средних веков исторического фа-
культета МГУ. Специалист по истории Ан-
глии и Ирландии в средние века. Автор
монографий «Английская колонизация Ир-
ландии в XVI — начале XVII в.», «Ирланд-
ское восстание XVII в.», «Социально-по-
литические взгляды английского крестьян-
ства в XIV—XVII вв.», пособий для сту-
дентов. большого числа других работ.
Мильская Лидия Тихоиовиа—кандидат
исторических наук, старший научный сот-
рудник сектооа истории средних веков Ин-
ститута всеобщей истории АН СССР. Спе-
циалист по истооии Германии и Испании в
средние века. Автор монографий: «Светская
вотчина в Германии VIII—IX вв. и ее
роль в закрепощении крестьянства», «Очер-
ки по истории деревни в Каталонии X—
XII вв.» и многих других работ.
Стам Соломой Моисеевич—доктор исто-
рических наук, профессор, зав. кафедрой
всеобщей истории Саратовского гос. уни-
верситета. Специалист по истории француз-
ского средневекового города, по средневе-
ковой идеологии. Автор монографии «Эко-
номическое и социальное развитие ранне-
го города (Тулуза XI—XIII вв.)» и многих
статей.
|Сказкии Сергей Даиилович| (1890—
1973)—академик, зав. кафедрой истории
средних веков исторического факультета
МГУ, зав. отделом истории древнего мира
и средних веков, зав. сектором истории
средних веков Института всеобщей исто-
рии АН СССР. Председатель секции «Ге-
незис капитализма» Научного совета «За-
кономерности исторического развития об-
щества и перехода от одной социально-
экономической формации к другой», отв.
редактор сборника «Средине века». Спе-
циалист по всеобщей истории. Автор мно-
гочисленных научных работ, в том числе
монографий: «Конец австро-русско-герман-
ского союза. Исследование по истории
русско-германских и русско-австрийских
отношений в связи с восточным вопросом в
80-е годы XIX столетия», «Очерки по исто-
рии западноевропейского крестьянства в
средние века» и свыше 200 других работ.
Самаркии Вячеслав Викторович—канди-
дат исторических наук, доцент кафедры
истории средних веков МГУ. Специалист
по истории Италии в средние века. Автор
книги «Историческая география эпохи фео-
дализма (Западная Европа и Россия в V—
XVII вв.)» (в соавторстве с А. В. Муравь-
евым), пособий для студентов и ряда ста-
тей.
Котельникова Любовь Александровна—
доктор исторических наук, старший науч-
ный сотрудник сектора истории средних ве-
ков Института всеобщей истории АН СССР
Специалист по истории средневековой
Италии. Автор монографии: «Итальянское
крестьянство и город в XI—XIV вв. (по ма-
териалам Средней и Северной Италии)»
и большого числа других работ.
Люблинская Александра Дмитриевна—
доктор исторических наук, профессор, став-
328
Научная информация
шин научный сотрудник группы всеобщей
истории при Ленинградском отделении Ин-
ститута истории СССР АН СССР. Специа-
лист по истории средневековой Франции и
палеографии. Автор монографий «Франция
в начале XVII в. (1610—1620)», «Француз-
ский абсолютизм в первой тпети XVII в.»,
учебников «Источниковедение средних ве-
ков» и «Латинская палеография», многих
публикаций источников и других работ.
Некрасов Юрий Клавдиевич—кандидат
исторических наук, и. о. декана историко-
филологического факультета Вологодско-
го пед института, доцент кафедры все-
общей истории. Специалист по истории
средневековой Германии- Автор многих
статей.
Рутенбург Виктор Иванович — доктор
исторических наук, профессор, зав. груп-
пой всеобщей истории Ленинградского от
деления Института истории СССР АН
СССР. Специалист по истории Италии з
средние века и истории итальянского Воз-
рождения. Автор монографий: «Очерк из
истории раннего капитализма в Италии»,
«Народное движение в городах Италии
(XIV—начало XV в.)», «Великий итальян-
ский атеист Ванинн». «Италия и Европа
накануне нового времени», автор публика-
ций и многих других работ.
Гуревич Арон Яковлевич—доктор исто-
рических наук, старший научный сотрудник
Института всеобщей истории АН СССР.
Специалист по истории Англин и
Норвегии в средние века, по истопии
средневековой культуры и идеологии. Ав-
тор монографий: «Походы викингов»,
«Свободное крестьянство феодальной Нор-
вегии», «Проблемы генезиса феодализма
в Западной Европе», «Категории сред-
невековой культуры», «История и сага» и
многих других работ.
В редактировании данного сборника при-
нимали участие научные сотрудники Ин-
ститута всеобщей истории АН СССР
С. Д. Ковалевский, В. В. Карева, И. Н. Оси-
новскнй, В. Л. Романова, Л. П. Репина.
Н. В. Савина.
Бригадир сборника В. В. Карева
содержание
К XIV Международному конгрессу исторических наук
Могильиицкий Б. Г. (Томск) О соотношении исторического и естественнонаучного
познания ... ... . . .... . 3
Гутнова Е. В. Средневековое крестьянство и ереси.......................28
Чистозвонов А. Н. Историческое место XVI века в процессе генезиса капитализма
в Европе..............................................................39
Сапрыкин Ю. М. Принцип индивидуализма в английской политической литературе
конца XV—XVI в. ... 48
Мильская Л. Т. К вопросу о трактовке проблемы сельской общины в современной
историографии ФРГ . . . .......................61
Стам С. М. (Саратов). Некоторые тенденции в современной буржуазной истори-
ографии средневекового города ....................................... 72
Статьи
[Сказкин С. Д.|, Самаркин В. В. Дольчино и Библия (к вопросу о толковании
«Священного писания» кг.к способе революционной пропаганды в средневековье) 84
Котельникова Л. А. Итальянский город раннего средневековья и его роль в
процессе генезиса феодализма.........................................100
Люблинская А. Д. (Ленинград). Сельская община и город в Северной Фран-
ции XI—XIII вв. ................................................... 116
Некрасов Ю. К. (Вологда) Радикально бюргерская оппозиция в Аугсбурге в
70-е годы (ход движения и социальный состав участников) . . 129
Рутеибург В. И. (Ленинград). Социальный состав городского населения и со-
циальная борьба в Генуе в XVI в. ................................... 150
Гуревич А. Я. Из истории народной культуры и ереси. «Лжепророки» и церковь во
Франкском- государстве. ................... . 159
К 250-л етию Академии наук СССР:
академики-медиевисты
Академик Д. М Петрушевский ........................186
Академик Е. А Косминский 195
Академик С Д Сказкин . 202
Советские медиевисты иа V Международной конференции
по экономической истории (Прато, май 1973 г.)
Чистозвонов А. Н. Введение ...........................................210
Чистозвонов А. Н. Транспортные цехи, их смежники и торговля в Амстердаме
в XVI в. 214
Рутеибург В. И. (Ленинград). Торговые пути в XV—XVI вв. по итальянским
хроникам ............................................................223
Котельникова Л. А. Торговые пути и некоторые стороны социально-экономическо-
го развития Центральной Италии в XII—XIV вв...................... 227
330
Научная информация
Сообщения
Репина Л. П. К вопросу о профессиональной, имущественной и социальной диф-
ференциации городского сословия в Англии XIV в.....................230
Беляев С. А. (Ленинград). О сенаторах «Истории» Виктора из Виты .... 250
Карев В. М. К вопросу о взглядах Фрэнсиса Бэкона иа английскую историю
(История и политика в «Истории Генриха VII»)...................... 260
Чиколиии Л. С. Политические воззрения генуэзского историка XVI в. Уберто
Фольетты . ...........................................г 281
Рецензии
Басовская Н. И. Е. В. Кузнецов Движение лоллардов в Англии. Горький, 1971 293
Осиновский И. Н. Е. В. Кузнецов. Движение лоллардов в Англии Горький. 1971 296
Веикстери Л. В. (Иваново). Английское издание источников восстания Уота
Тайлера ...........................................................299
Карева В. В. Self and Society in Medieval France. The Memoires of Abbot Guibert
of Nogent (1064?—1125)............................................ 301
Мильская Л. T. M. P. Lesnikov. Die Handelsbiicher des hansischen Kaufmannes
Veckinchusen. Berlin, 1973 ... 304
Хроника
Чтения памяти академика Е. А. Косминского . . .... 306
Публикации
«Сага о гутах». Перевод и примечания С. Д. Ковалевского . . 307
Павлова Т. А. Политические памфлеты Второй английской республики . 312
Научная информация
Ульянов Ю. Р. Цветные микрофильмы Бодлеянской библиотеки..............323
Федериго Мелис (1914—1973)........................................... 325
Список сокращений.....................................................326
Коротко об авторах................................................ . 327
TABLE DES MATIERES
Au XIX congres international des sciences historiques
Moguilnitsky B. G. (Tomsk). Sur la correlation entre la connaissance historique et
la connaissance naturelle.................................. ... 3
Goutnova E. V. La paysannerie medievale et les heresies........................ 28
Tchistozvonov A. N. La place historique du XIVе siecle dans le processus de la
genese du capitalisme europeen ............................................... 39
Saprykine Y. M. Le principe de I’individualisme dans la litterature politique anglaise
a la fin du XVе at au XVIе siecles.............................................48
Milskaya L. T. Sur I’interpretation du probleme de la commune rurale dans I'histo-
riographie contemporaine de la RFA.............................................61
Stam S. M, (Saratov). Certaines tendances dans 1’historiographie bourgeoise con-
temporaine de la ville medievale.............................................. 72
Articles
|Skazkine S. D.|, Samarkine V. V. Dolcino et la Bible.......................... 84
Kotelnikova L. A. La ville italienne du haut Moyen Age et son role dans la genese
du feodalisme .....................................................100
Lublinskaya A. D. (Leningrad). La commune rurale et la ville dans la France du
Nord aux XIе—XIIIе siecles ....... 116
Nekrassov Y. K. (Vologda). Le courant radical parmi les citadins d’Augsburg entre
1470—1480 (les evenements et le caractere social des participants) . 129
Routenbourg V. I. (Leningrad). La composition sociale de la population urbaine et
la lutte sociale a Genes au XVIе siecle...................................... 150
Gourevitch A. Y. De 1’histoire de la culture populaire et des heresies. Les «faux
prophetes» et i’eglise dans i’Etat franc..................................... 159
A Госса s ion du 250е anniversaire de I’Academie des Sciences
de I’URSS: les academiciens medievistes
D. M. Petrouchevsky 186
£. A. Kosminsky .............................................................. 195
S. D. Skazkine.................................................................202
Les medievistes sovietiques a la Vе conference
Internationale de 1’histoire economique (Prato, mai 197 3)
Introduction, par A. N. Tchistozvonov............................... . 210
Tchistozvonov A. Ni Les corporations de transport, ses collateraux et le commerce
a Amsterdam au XVIе siecle................................................ 214
Routenbourg V. 1. (Leningrad). Les voies de commerce du XVе au XVIе siecles
d’apres les chroniques italiennes......................................... 223
Kotelnikova L. A. Les voies de commerce et certains aspects du developpement eco-
nomique et social de I’ltalie Centrale du XIIе ai XIVе siecles.............227
332
Научная информация
Communications
Repina L. P. Sur la differentiation professionnelle, de biens et sociale des citadins
et Angleterre au XVIе siecle.............................. ... 230
Belyaev S. A. (Leningrad). Sur les «senateurs» de Victor Vitensis ..... 250
Karev V. M. Francis Bacon et sa maniere de voir 1’histoire de I’Angleterre (histoire
et politique dans «Histoire d’Henri VII»)................................ 260
Tchicolini L. S. Les opinions politigues d’Uberto. Foglietta, historien genois du
XVIе siecle...............................................................281
Comptes rendus
Bassovskaya N. L E. V. Kouznetzov. Le mouvement des lollards en Angleterre.
Gorky, 1971.............................................................. 293
Ossinovsky I. N. E. V. Kouznetzov. Le mouvement des lollards en Angleterre.
Gorky, 1971 ... .... 296
Venkstern L. V. (Ivanovo). La revolte de Walt Tyler: la publication anglaise des
sources ..................................................................299
Kareva V. V. «Self and Society in medieval France. The memoires of Abbot Guibert
of Nogent», ed. by J. F. Benton. New York—Evanston, 1970 .... 301
Milskaya L. T. M. P. Lesnikov. Die Handelsbiicher des hansischen Kaufmannes
Veckinchusen. Berlin, i973 .................................. . 304
Chronique
La conference sclentifique consacree a la memoire de I’academicien E. A. Kosminsky 306
Publications
La Saga de Guths. Traduction et commentaires de S. D. Kovalevsky 307
Pavlova T. A. Les pamphlets politiques de la Deuxieme republique anglaise 312
Information scientifique
Oulyanov Y. R. Les microfilms en couleurs de Bodleyan Library 323
Federigo Melis (1914—1973)............................................... . 325
Liste des abbreviations .................... ................ 326
Sur nos auteurs..............................................................327
Средние века, вып. 38
Утверждено
к печати Институтом всеобщей истории
Академии наук СССР
Редактор Т. А. Павлова
Редактор издательства Е. А. Мишакова
Художественый редактор Ю. П. Трапаков
Технический редактор О. М. Гуськова
Сдано а набор 19/IX 1974 г Подписано к печати 12/11 1975 г. Формат 70X108’/ie. Усл. печ. л. 29.05.
Уч.-изд. л. 30.3. Тираж 1600 экз. Т-04220. Тип. зак. 4291. Бумага типографская № 1. Цена 1 р. 91 к.
Издательство «Наука», 103717 ГСП, Москва, К-62, Подсосенский пер., 21
2-я типография издательства «Наука», 121099, Москва, Г-99. Шубинский пер., 10
ОПЕЧАТКИ И ИСПРАВЛЕНИЯ
Стр. Строка Напечатано Должно быть
21 5 сн. идеографиям идиографизм
44 7 сн. настоятельная потребность практическая невозможность
109 2 СП. G. G. Мог С. G. Мог
115 2 сн. Percht tutti prodotei artigiani с’ега о stato регсЬё tutti prodotti artigiaoi с’ега stato
147 1 сн. 1704-е 1470-е
310 10—11 св. Хафлиди Хафди