Владимир Васильев
...И ПЕРЕДАЙ ТОВАРИЩУ!
О героях-молодогвардейцах
и памятных местах, связанных
с их подвигом
МОСКВА
«МОЛОДАЯ ГВАРДИЯ»
1985

63.3(2)722.78
В 19
Издание 2-е, дополненное
в 4803010102—115 183_85
078(02)—85
(g) Издательство «Молодая гвардия», 1985 г.

Конечный вывод мудрости земной:
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день за них идет на бой!
И.-В. Гёте. «Фауст»
Гордимся мужеством краснодонцев.
Склоняем головы перед их светлой
памятью.
Пионеры и комсомольцы
средней школы М 21,
г. Попасная

ТЕБЕ
ЭТА КНИГА
Ты открыл книгу, которая расскажет о подпольной
комсомольской организации «Молодая гвардия», о том, как жили и боролись
твои сверстники и соотечественники против фашистских захватчиков
в годы минувшей войны. Знание прошлого нужно человеку во имя
будущего. А раз так, ты неизбежно оглянешься на тот путь,
который пройден старшими поколениями. И среди тех, кому
хочется подражать, кто жизнью своей оплатил твое право на выбор
жизненного пути, увидишь их — молодогвардейцев, краснодонцев.
Трудно говорить о подвиге. Наверное, еще и потому, что
героическое в жизни порой выглядело просто, буднично. Как
рассказать о твоих сверстниках, о тех, кому никогда уже не будет
больше шестнадцати-двадцати лет? Как рассказать о товарищах
твоих, которые, не зная тебя ни в лицо, ни по имени, передали
тебе дело, за которое отдали свои молодые жизни?
Сознательная жизнь человека начинается в детстве, но
только в отрочестве, в юности мы делаем выбор. Как же важны
первые встречи на этом самостоятельном пути, когда стоишь на
перепутье. Так пусть же погибшие за святое дело сверстники из
другого времени станут твоей гордостью и болью, твоими
личными друзьями и помогут тебе быть сильным и счастливым!
«Прочти и передай товарищу!» — писали они на листовках,
когда враг оккупировал их город. Знамя борьбы они взяли из рук
старшего поколения. Они передают его теперь в твои руки. Они
словно говорят тебе: «Неси же наше знамя дальше и передай
его, когда придет время, товарищу, который подрастет тебе на
смену».
Молодогвардейцы... Не меркнут в десятилетиях их воинский
подвиг, отвага и мужество. Но становится главным вопрос: что
дало им силы? Откуда в этих юных людях, чуть не мальчиках и
девочках, такая исполинская мощь духа? Понять и почувствовать
это — все равно что ответить на вопрос: «Как стать настоящим
человеком?» А разве не этот вопрос волнует в юности сильнее
всего?
4

Они родились в первом десятилетии после Октября 1917 года.
Отгремела революционная буря, отгрохотала гражданская война,
появилось новое поколение советских людей. Они родились в
одном десятилетии и почти все погибли в начале 1943 года.
Тоня Мащенко не дожила двух недель до своего
шестнадцатилетия...
Олегу Кошевому шел семнадцатый...
Сережа Тюленин казнен на восемнадцатом году жизни...
Тесно годам между датами их рождения и смерти. Но какая
жизнь уместилась тут!

Надо пережить этот тяжелый период
по-комсомольски, делать все, чтобы мы были снова
счастливы».
Из письма подпольщицы Лидии
Андросовой, 25 ноября 1942 г.
«Здесь, в Краснодоне, мы поклялись до конца
своей жизни пронести эстафету
молодогвардейцев, быть твердыми и стойкими во всем».
Девятиклассники средней
школы № 35, Белгородская область
Из Книги отзывов музея
«Молодая гвардия»

...И ПЕРЕДАЙ
ТОВАРИЩУ!
^
г*,
»*
путь
№гаст
%Г«Я

АТТЕСТАТ ЗРЕЛОСТИ
ПОКОЛЕНИЯ
...Небогата почва на Ворошиловградчине. Глубоко
в недрах хранит земля главный свой клад — уголь,
«черное золото», «хлеб промышленности». Здесь, в
самой восточной части Украины, возник в начале века
рудник Сорокино, из которого к 40-м годам вырос
шахтерский городок с населением немногим больше
двадцати тысяч человек. Когда подъезжаешь к
Краснодону, со всех сторон тебя окружают терриконы — горы,
сотворенные в результате огромного человеческого
труда. Остроконечные эти холмы похожи на шлемы
древних воинов; и кажется, что из-под земли вот-вот
появятся и сами богатыри.
...Взяв в ладони плотный голубоватый лист, Ваня
почувствовал, что пальцы от волнения стали горячими.
В смущении поправил очки, хотел, видимо, что-то
сказать, но громкий школьный оркестр грянул туш, и
юноша, взмахнув аттестатом, прыгнул со сцены в зал.
— Гляди, а мать-то чего плачет? —
переговаривались в задних рядах.— Сын десятилетку кончил, ей бы
радоваться...
— Ну как же, Профессора выучили,— сострил кто-то
из десятиклассников.— Не школа у нас, а институт
красной профессуры...
Посмеялись. Ваню знали и любили.
Комсомольского активиста, школьного поэта, редактора стенной
газеты в шутку звали Профессором. Сосредоточенный
вид, очки, привычка затевать спор, доискиваясь до сути
в любом вопросе,— все это оправдывало прозвище.
— Профессор, у тебя аттестат не в стихах
составлен? — кричал кто-то, протягивая руку.— Я слыхал,
что поэтам в стихах выдают...
— Не слушай его, Ваня! Нам дай посмотреть.
8

— И нам тоже...
Никто из собравшихся на выпускной вечер в
краснодонской школе № 1 имени М. Горького не думал в
ту минуту, что аттестат этот будет вечно храниться в
экспозиции музея. Никто не знал, что имя Вани,
Героя Советского Союза Ивана Александровича Зем-
нухова, члена штаба подпольной комсомольской
организации «Молодая гвардия», станет в один ряд с
именами прославленных героев страны. И, конечно,
никто не догадывался, что внимание миллионов людей
привлечет дата, поставленная на документе: 21 июня
1941 года.
Одноклассница Ивана Земнухова, Н. Стасюк, позже
вспоминала, что на том вечере Ваня все же читал свои
стихи, и привела по памяти одно четверостишие:
Люди, пройдя через вьюги
И сквозь пожарища дней,
Будут дороже друг другу,
Будут друг другу родней.
Строчка из стихов выпускника школы оказалась
пророческой: целому поколению юношества предстояло
идти к победе и миру «сквозь пожарища дней». До
начала войны оставалось несколько часов...
В альманахе «Юный литератор», который
выпускали старшеклассники, была помещена среди других
материалов «Сказка о Мальчике-с-пальчик». Отважный
и находчивый ее герой перехитрил страшного
Людоеда и ушел от погони в сапогах-скороходах. Под
текстом и рисунками можно прочитать, что записал сказку,
слышанную в детстве от своей бабушки, ученик
восьмого класса Олег Кошевой.
Поразительно, с какой стремительностью шагнул
он из детства в зрелость, из нежного возраста
бабушкиных сказок в мир жестокой смертельной борьбы.
Вот каким помнит свое раннее детство шестиклас-
9

сник Сережа Левашов, будущий молодогвардеец.
Утром он и две его сестренки проснулись в доме одни.
«На дворе было тепло, светило солнце, ослепляя глаза.
Взявшись рука за руку, мы идем к цветам. Осторожно
берем каждый цветок и вдыхаем его аромат. И так
проходили дни, недели, месяцы и годы. И вот мне стало
уже шесть лет». Солнцем и миром пронизано Сережи-
но детство, свежими запахами родной земли
пропитано оно.
А где-то рядом растет другой мальчишка, шалун и
озорник. В семье много сестер. Купят ему игрушку, он
ее обязательно разломает, разрежет и разочарованно
скажет: «Фу, опять опилки!» Мальчика зовут тоже
Сережа, а фамилия его Тюленин. Тезки еще не знакомы
между собой, как не знают и девочку с добрым
сердцем сестры милосердия. Она важно носит на боку сумку
санитарки с красным крестом и при случае готова
раздать все свое добро, только бы хорошо было другим
(как отдала она сироте свои новые туфельки). Имя
девочки Люба Шевцова.
Ребята растут, меняются их интересы. На рисунке
Жоры Арутюнянца бешено мчатся конники. Рисунок
называется «Схватка». До настоящей схватки с
настоящим врагом, в которой будет участвовать юный
художник, еще несколько лет.
Подростки рвутся в небо. Кто из мальчишек не
мечтал стать летчиком, да еще в те годы, когда гремело
на всю страну имя Валерия Чкалова и других
отважных соколов! Сережа Тюленин не просто мечтал — он
делал все, чтобы приблизить мечту. Окончив седьмой
класс, подает заявление в летную школу, проходит по
здоровью, но... Годы не вышли!
Они не просто ждали -г действовали, жили, учились.
Невозможно охватить весь круг увлечений будущих
молодогвардейцев. Тут и фотография, и авиамоделизм,
и резьба по дереву, и шахматы, живопись, поэзия и,
конечно, художественная самодеятельность. Среди уча-
10

стников танцевального кружка средней школы № 4
видим Любу Шевцову, Сережу Тюленина.
Молодогвардейцы были первым грамотным
поколением в Краснодоне. Конечно, образованные люди были
и до них, но если говорить о целом поколении... Да,
целое поколение впервые после векового угнетения и
бесправия вырвалось к свету знаний и овладевало
ими жадно, ненасытно.
С книгой они были неразлучны. В познании
стремились доискаться истоков, докопаться до корней. Они
хотели понять себя, человека, весь мир. Вот почему
в записной книжке Ули Громовой среди других
афоризмов встречается и знаменитая мысль Максима
Горького: «Любите книгу: она поможет вам разобраться в
пестрой путанице мыслей, она научит вас уважать
человека». Сами порой того не сознавая,
молодогвардейцы были в делах и мыслях своих теми новыми людьми,
которые, овладевая культурным наследием
человечества, шли в авангарде борцов за новый мир.
Мало было учителей, не хватало учебников. Но
ребята понимали, что стране, открывавшей новую
страницу в мировой истории, нужны по-настоящему
образованные люди. «Мое социалистическое обязательство,—
писала в городской краснодонской газете
девятиклассница Ульяна Громова,—1940/41 учебный год окончить
по всем предметам только на «отлично».
Они росли, мужали и крепли в учебе и труде. К
середине 1942 года, то есть вплоть до оккупации
Краснодона, 24 будущих молодогвардейца работали
врубмашинистами, забойщиками, крепильщиками шахты,
пионервожатыми, наборщиками, учителями...
Одним страна вручила, другим готовилась вручить
аттестат. Наутро после того, как Иван Земнухов и его
одноклассники получили аттестат зрелости, календарь
показал: 22 июня 1941 года.
11

ПЕРВЫЙ ГОД
ВОЙНЫ
Давно ли Олег Кошевой записал сказку про Маль-
чика-с-пальчик и Людоеда? Но время сказок
оборвалось. Настоящие людоеды, пожирая в огне войны не
только людей, но целые деревни и города, вероломно
вторглись в пределы нашей страны.
Война была рядом. Осенью 1941-го
старшеклассники готовили школу под госпиталь, помогали переносить
раненых на носилках из автомашин в классы-палаты.
Мобилизованным вручали повестки. По ночам
помогали комендантскому патрулю проверять документы.
Олег Кошевой записывает сводки о положении на
фронте.
Выпускает листовки-«молнии» и утром относит их
в школу (в это время Олег был редактором
стенгазеты).
Встречается с друзьями, одноклассниками, читает им
свои стихи.
Собирает медикаменты, бинты и посуду для
госпиталя.
Ухаживает за ранеными красноармейцами.
Учится стрелять из боевого оружия.
Основная часть будущих молодогвардейцев
продолжала учиться в старших классах. Ребята совмещали
учебу с самой активной работой в помощь фронту и
тылу, с горячими поисками своего места в борьбе
против немецко-фашистских захватчиков.
В глубине души каждый мечтал быть там, где
всего труднее. В Краснодонский райком ЛКСМУ
поступило более трех тысяч заявлений с просьбой отправить
на фронт. Среди них было и заявление Ивана Земну-
хова. Ему отказали по состоянию здоровья. Он стал
работать старшим пионервожатым в школе.
Ивану Туркеничу, Евгению Мошкову, Борису Гла-
вану, Дмитрию Огурцову, Николаю Жукову, Василию
12

Гукову, Евгению Шепелеву, Василию Ткачеву и
Антонине Иванихиной повезло больше: они попали на
фронт. Письмо Бориса Главана, датированное тяжелым
для нашей армии ноябрем 41-го года, дышит
бодростью и верой в победу: «Нам выдали уже зимнее
обмундирование, так что хорошо. Недавно был в
разведке, убили трех немцев и сцапали одну машину.
Работа у нас идет. Скоро немцы будут мазать пятки...»
В Ворошиловграде, в партизанской школе, учатся
Любовь Шевцова, Владимир Загоруйко, Василий и
Сергей Левашовы. В то время никто из друзей и близких
не знал, что они получают специальности радистов и
подрывников.
В начале войны Сергей Тюленин заменил своего
отца, ушедшего на пенсию, на шахте № 1-бис (теперь
она носит имя героя-молодогвардейца). Осенью 1941-го
юношу, как и многих краснодонцев, мобилизовали на
строительство оборонительных сооружений на
подступах к городу.
Ребята боролись, и в этой борьбе им было у кого
учиться, с кого брать пример. Речь идет не только о
старших товарищах, которые были рядом. В душу
каждого молодогвардейца вошла своим подвигом их
сверстница Зоя Космодемьянская.
В обществе, связанном одной целью, все поколения
едины в борьбе за общее дело. Под пытками
белогвардейцев погибла юная героиня гражданской войны Таня
Соломаха. Ни слова не могли добиться и фашисты от
девушки, взявшей имя Тани,— Зои Космодемьянской.
Через два десятилетия, как товарищ по борьбе, одна
девушка взяла у другой не только имя,— ее стойкость.
А теперь Зоя вдохновляла на борьбу
героев-молодогвардейцев.
Совсем еще недавно было мирное время, ребята
открывали для себя мир, мечтали, делились с друзьями
своими мыслями.
Весна 41-го. Толе Попову, старшекласснику поселка
13

Первомайка, семнадцать лет. «Славка,— пишет он
другу 21 мая,— мы с тобой основательно запутались в
«лабиринтах своих мыслей и чувств». В этом ничего нет
случайного. Всякий молодой человек примерно наших
лет, много думающий и впервые полюбивший, живет
напряженной умственной жизнью...» Даже в немногих
строчках дружеского послания виден ум юноши,
склонного к философским размышлениям о жизни, страстно
пытающегося найти свое место в ней.
Первый год войны показал, что схватка с врагом
предстоит жестокая и кровопролитная. В 1942 году
ученик десятого класса Анатолий Попов, который
через несколько месяцев вступит в «Молодую гвардию»,
пишет школьное сочинение «Я люблю свою Родину». Он
знает, что уроки истории многому научили нас: «Советский
народ помнит цену свободы, кровью, огромными
жертвами завоеванной в 1917 году». Толя клянется в
верности нашему общему делу: «Такова воля моего
народа, и такова моя воля, и, когда нужно будет принести
себя в жертву Родине, я, не задумываясь, отдам жизнь».
«ЗДРАВСТВУЙТЕ,
МОИ ДОРОГИЕ,
ЗДРАВСТВУЙТЕ!»
Молодогвардейцы бессмертны. Их подвиг известен
любому школьнику. Но, согласись, каждое новое
поколение юношества все больше ощущает потребность
за бронзой памятников рассмотреть живые лица,
заглянуть им в глаза, просто поговорить, быть может,
посоветоваться в трудную минуту. Да, и
посоветоваться! Мудрость определяется не только годами. Иногда
человек в один день постигнет такие глубины жизни,
которые другой не способен понять и за долгие годы.
В сущности говоря, нельзя понять жизнь и подвиг
молодогвардейцев, не постигнув сердцем и разумом их
«духовного состояния». «Пиши о своем житье-бытье, о
14

своем духовном состоянии»,— просил Сергей Левашов
в одном из посланий к другу.
Он был требователен к себе. Частенько
подтрунивал над своими недостатками, действительными или
мнимыми, умел быть беспощадно прямым в оценке
собственных поступков.
Сергей Левашов был и внешне заметен. Рост —
184 сантиметра. Размер обуви—46-й (когда летом
1942 года его группу на парашютах забросили в тыл
противника для подрывной работы, то не нашлось
подходящей обуви для богатыря, и он пошел на задание
в домашних стареньких туфлях). В шестнадцать лет
Сергей свободно выжимал две гири по двадцать
килограммов. Умываться и зимой предпочитал во дворе,
потому что любил по пояс растереться снегом.
Поражает круг его интересов. Трудно найти
что-нибудь в окружающей его жизни, что не привлекало бы
его внимания. Он разводил кроликов, много времени
уделял цветам и овощам. Где-то вычитал, что огурец
можно вырастить в бутылке. Тут же успешно поставил
опыт. В школе открылся струнный кружок — в доме
Сергея появляется мандолина. Он не просто
увлекается каким-нибудь новым делом — он проявляет в нем
свою незаурядность, одаренность. Создавая
авиамодели, Сережа консультируется у известного
авиаконструктора Яковлева, который присылает в Краснодон
отдельные детали. Левашов организует в школе
авиамодельный кружок. И если бы это было все! А физика,
математика, художественная резьба по дереву,
радиотехника, автодело, кружок немецкого языка, спорт! При
этом все школьные годы Сергей Левашов был
круглым отличником.
Это был гармоничный человек. Разносторонние
знания сочетались у него с высокими душевными
качествами. Нежный и заботливый сын (это мы
почувствуем и в его письмах к родителям), преданный друг, он
был чист и верен в любви.
15

Богатырь, весельчак и умница, Сергей был
застенчив и робок с любимой девушкой. «Дружба с тобой,—
писал он,— является для меня великой честью,
которую я стремлюсь оправдать».
Вот письмо, написанное совсем в другом тоне.
Автор, курсант партизанской школы в Ворошиловграде,
обращается 3 мая 1942 года к родным: «Можно
войти? Ого-го! Как будто меня ждали! Все в сборе!
Здравствуйте, мои дорогие, здравствуйте!!!»
Не правда ли, после этих строк так и кажется, что
живой Сережа Левашов распахнул дверь твоего дома
и стоит на пороге — огромный, улыбающийся, полный
жизни?!
Заботой о родных пронизаны его письма. Сергей в
Воронеже. Он знает, что скоро ему предстоит
выполнить смертельно опасное задание на временно
оккупированной территории. Задание секретное, он не имеет
права ни говорить об этом, ни даже намекнуть. Ни
отцу, ни матери. Никому. О себе он не думает. Воин,
защитник, он беспокоится о тех, кто нуждается в его
силе.
«Прошу вас, мои дорогие, извинить меня за
молчание. Такая игра в молчанку будет случаться часто, ведь
я же теперь работаю, и свободного времени нет ни
минутки. Так что прошу быть терпеливыми во время
перерыва между письмами». Но даже если он пишет
о себе, то хорошо понимает, что каждое его слово для
родных — «успокоительные капли».
«Как ваше здравие и все, все? Если о вас ничего не
знаю, тогда слушайте про мою житуху... Жив-здоров,
всем обеспечен. Питаюсь отлично. Вот и все. И вся моя
басенка, столь немудрая. Хотя эта басня и немудрая,
действует она на ваши сердца, как лучшие
успокоительные капли».
В том же письме от 24 июня 1942 года есть
замечательное признание: «Ну вот что еще скажу: как
Воронеж-город ни прекрасен, а в Краснодоне лучше. Там
16

какая-то своя, близкая, родная среда». Заканчивается
письмо такой припиской: «Сейчас 13.30, мама,
наверное, корову подоила. Вот бы молока выпить».
Тепло парного молока и добрых материнских рук —
начало привязанности к отчему краю. Она безгранично
раздвигает стены твоего небольшого дома, и вот уже
«своя, близкая, родная среда» делает весь город
продолжением твоей комнаты. Никому не придет в голову
называть свою любовь к матери, к семье высоким словом
«патриотизм». Но именно отсюда берет начало это
чувство. Верность родному очагу перерастает рамки
твоего города или деревни, переносится на весь огромный
дом, где живет твой народ,— на всю твою страну.
И это могучее чувство объединяло будущих членов
подпольной организации «Молодая гвардия».
ПРО
«НОВЫЙ ПОРЯДОК»
...Краснодон. 20 июля 1942 года. По безлюдным
улицам притихшего городка проносится мотопехота,
гремят сапоги оккупантов. Завоеватели принесли с
собой «новый порядок».
Первый приказ немецкого коменданта города был
коротким, всего десять строчек. Зато здесь была
выражена самая сущность «нового порядка»: не сдал
оружия — расстрел; не явился для регистрации в
полицейский участок — расстрел. Город должен был
работать на «новых хозяев», но никак не жить своей
жизнью: «Запрещаю появляться населению на
улицах после 6 часов вечера».
«Жизнь города замерла,— вспоминал позже
молодогвардеец Анатолий Лопухов.— Прервалась связь с
родной Москвой... Уже не подойдешь и не послушаешь,
как прежде, знакомый голос диктора из динамиков,
установленных в парке, на центральных улицах города.
За слушание радиоприемника — расстрел...»
17

Фашисты понимали, что оккупировать территорию —
еще не значит покорить народ. Для достижения своих
целей они не брезговали никакими средствами: где не
помогали зверства, пускали в ход обман, а чаще
пользовались и тем и другим одновременно.
Из темных щелей, как из клоповников, стали
выползать «бывшие» — классовые враги Советской власти,
которые, затаившись, ждали своего часа. Кулаки,
уголовники, люто ненавидевшие нашу страну, они быстро
нашли общий язык с представителями «нового
порядка», стали его ревностными холуями. Взамен они
получали право на свое «добро».
Захватчики тоже считали «своим добром» все, что
попадало им в руки, и грабили, грабили...
Вдумайся в это уведомление, вывешенное гитлеровской
комендатурой: «Вода только для немецких солдат.
Русские, берущие отсюда воду, будут расстреляны. Вода
для русских — на другой стороне». Вот истинное лицо
«нового порядка», который фашистская пропаганда
расписывала как райскую жизнь. И хищные когти орла,
вцепившегося в свастику на печати,— тоже символ
«нового порядка». Только что же тут нового?
Обыкновенное рабство, где прав тот, кто сильнее в данный
момент. Философия разбойника, который не просто украл
чужое, но и грозит убийством, если истинный хозяин
не подчинится. Наконец, чистейшей воды расизм:
«высшая раса», «господа» будут пить здесь, а вы, «раса
низшая», «рабы», подите прочь...
Что должны были чувствовать, видя, как вылезает
наружу вся эта нечисть, юные краснодонцы, которых
страна вырастила с коммунистическими
представлениями о братстве трудящегося люда всей земли? Можно ли
было с этим смириться?
Нет, зловонные, словно болотная жижа, «истины»
фашизма не пройдут! Молодогвардейцы черпали
правду из чистого источника, «на другой стороне» от
временно оккупированного города, из сводок Совинформ-
18

бюро. Конечно, приникая ухом к радиоприемнику,
ребята знали, что «русские, берущие отсюда воду, будут
расстреляны», но разве у них был другой выход?
Мы привели только несколько фактов, с которыми
столкнулись ребята в оккупированном городе, которые
узнали, увидели, почувствовали сами. А вот то, что
стало известно позднее. Показания советскому суду
дает военный преступник, бывший начальник
жандармского поста в Краснодоне Отто Шен. Он рассказывает,
какие инструкции получал от гитлеровского
командования.
«...Население на оккупированной советской
территории идет за коммунистами, поэтому мы, немцы,
должны осуществлять расправу без всякого следствия и
суда». И дальше: «...немцы — властелины мира и ни
перед кем отчитываться не станут. Мы считаем, что
чем больше убьем русских, тем лучше. Нашим девизом
должно быть: «Убивать, не давать пощады никому».
Таковы были инструкции. Надо ли говорить, как
усердствовали оккупанты в их выполнении...
Но юные краснодонцы знали, какому слову
поверят соотечественники. «Правду не закуешь в
кандалы,— писали они в листовках.— Ее не сгноишь в
тюремном подвале. Арестами и пытками враги хотят
поставить нас на колени. Не выйдет!»
Порядок должен быть прежний, наш — советский.
Даже если за это придется отдать собственную жизнь.
ТОВАРИЩИ
В БОРЬБЕ
Бороться! Эта мысль возникла одновременно у
многих юношей и девушек, оказавшихся в оккупированном
Краснодоне. Но как? У ребят не было ни оружия, ни
опыта...
За две недели до того, как фашисты вошли в
город, в Краснодонский райком КП(б)У был вызван че-
Н)

ловек. На вопрос, готов ли он остаться в тылу врага
и возглавить партийное подполье, он ответил: «Я
солдат партии. Воля Родины для меня закон. Любое
задание партии я готов выполнить...»
Была у него дочь, в которой отец души не чаял. Но
и девочке на прощанье сказал твердо: «Расти,
доченька. Люблю я тебя сильно. Человеком меня сделала
партия Ленина. Теперь она требует от меня действий. Если
нужно будет, я и жизнь отдам не жалея».
Имя этого человека — Филипп Петрович Лютиков.
Почему выбор остановился на нем? Потомственный
шахтер. Богатый жизненный опыт. Партизан и
красноармеец в гражданскую войну. Коммунист ленинского
призыва (вступил в партию в 1924 году).
Но популярность Лютикова среди краснодонцев
могла помешать ему в подпольной работе. Да и возраст
(Филиппу Петровичу было за пятьдесят) вроде бы
не тот...
Жена ему так и сказала:
— Ведь мы с тобой старики. В гражданскую ты
воевал... Может, найдется кто помоложе?
— Не будем больше говорить об этом.— Филипп
Петрович повернулся к висевшему на стене
барометру, ногтем легонько ударил по стеклу. Стрелка
показала на «переменно».— Я должен быть там, где
прикажет партия.
Лютиков понимал риск, на который шел. Но у него
были свои соображения. Раз трудно обмануть немцев
насчет своего прошлого, он и не будет ничего скрывать.
Явится добровольно в фашистский дирекцион и заявит
о своем желании работать в механических мастерских.
Что касается возраста... Что ж, возраст тоже имеет
свои преимущества. Работа в подполье требует не
только ясной головы и умелых рук, но и большевистской
выдержки, железных нервов. Даже если в душе «буря»
и стрелка дрожит на красной черте, на лице его всегда
будет «ясно».
20

Жизнь подтвердила, насколько верными были эти
соображения.
Перед подпольщиками стояло много сложных задач.
Главной из них было организовать дело так, чтобы
захватчики не могли вывезти из Краснодона ни одного
вагона угля. И эту задачу партийное и комсомольское
подполье выполнило полностью.
Почти все шахты при отступлении нашей армии
были взорваны. Одна, оснащенная новой техникой, была
залита водой, откачать которую можно было за
полторы-две недели. Лютиков сделал все, чтобы убедить
немецкую администрацию в том, что необходимо
извлечь механизмы и оборудование из затопленной
шахты и направить их на восстановление другой шахты,
сильно обрушенной, но сухой. Дело растянулось на
долгие месяцы. А итог таков: не добыли оккупанты из
краснодонских шахт ни тонны «черного золота».
Кроме того, через город проходила ветка железной
дороги, ведущая на Сталинград. Любая, даже
небольшая диверсия, совершенная подпольщиками на
рельсах, вносила свою лепту в окончательный разгром
фашизма.
Многие юные краснодонцы знали Филиппа
Петровича Лютикова, а некоторые работали под его
руководством в электромеханических мастерских. Это Володя
Осьмухин, Толя Орлов, Юра Виценовский, Толя
Николаев. Теперь все они были, выражаясь строчкой из
песни «Молодая гвардия», которая родилась в молодые
годы Ф. П. Лютикова,— «товарищи в борьбе».
Еще одна деталь говорит о духовной близости
«отцов» и «детей». Лютиков был председателем
родительского комитета средней школы № 4. Вот что писала
о нем А. Д. Колотович, у которой учились многие
молодогвардейцы: «Школу он знал великолепно. Его
постоянно влекло к ребятам, к нашим школьным делам.
Мы только радовались этому. На ребят он всегда
производил глубочайшее впечатление».
21

Интересно сопоставить этот документ с другим.
Оставшийся в живых член штаба «Молодой гвардии»
Василий Левашов (двоюродный брат Сергея Левашова)
вспоминал: «Мы, естественно, долго размышляли, как
нам формировать организацию, взвешивали варианты...
Но одно решение было принято сразу: необходимо
связаться с коммунистами. Мы даже знали с кем. Еще до
войны у нас в школе выступал Филипп Петрович
Лютиков, рассказывал о своем участии в
партизанском движении на Украине во время гражданской
войны. А тут его видели в городе. Выходит, не зря он
остался».
Непосредственную связь между партийным
подпольем и комсомольцами осуществлял молодой
двадцатидвухлетний коммунист Евгений Мошков. При первой же
встрече Лютиков сказал ему: «Мы каждый день
должны напоминать людям о себе, о свободе, о Советской
власти. Пока мы еще не начали выпускать листовки.
Но у меня созрел такой план: в моем сарае зарыт
сундук, в нем хранится подшивка «Правды»... Вот эти
газеты и можно для начала расклеить по городу. Пусть
люди прочтут советское слово...»
Подпольщики хорошо понимали, какой поддержкой
населению, стонавшему под гнетом оккупантов, было
правдивое слово, которое они доносили своими
листовками.
Между тем включались в борьбу выпускники
партизанских школ, выполнявшие специальные задания в
тылу немецких войск, к ним присоединялись бежавшие
из плена советские бойцы.
Быстро втянулись в общее дело подростки, юноши и
девушки, оказавшиеся в ненавистном плену у «нового
порядка».
Это были люди разных биографий, возрастов,
национальностей. Объединяла их общая ненависть к
захватчикам.
Будущие молодогвардейцы начинают действовать
22

поначалу в одиночку и маленькими группами.
«Молодая гвардия» как организация оформится месяца через
два, но ребята уже вступили на путь борьбы.
«Я ТАК РЕШИЛ,
И ЭТО Я ИСПОЛНЮ»
Среди тех, кто летом 1942 года пытался уйти на
восток, но попал в окружение и вернулся в Краснодон, был
девятиклассник средней школы № 1 Олег Кошевой.
В шахтерском городке уже вовсю свирепствовал «но-
вый порядок».
Мать Олега, Елена Николаевна Кошевая,
вспоминала, что сын после возвращения сильно изменился: стал
молчаливым, скрытным, часто уходил из дому или
приводил к себе товарищей, и они по нескольку часов
сидели, запершись в комнате. Перемена была тем более
разительная, что до шестнадцати лет Олега трудно
было представить без улыбки, он тянулся ко всему
яркому, смешному. В школе он был редактором
сатирической газеты «Крокодил».
Семнадцатый год своей жизни Олег встречал
напряженными раздумьями о судьбе Родины, своих
товарищей. Мысли он облекал в стихотворные строки. Чаще
всего стихи получались несовершенными, и все же им
суждена вечная жизнь. Эти не всегда удачно
срифмованные строки — подлинные документы того
героического периода в нашей истории; в них горела
душа патриота, для которого мучения истерзанной
Родины — невыносимая боль.
Слово и дело у молодогвардейцев были неразрывны,
они сливались. И это главное в стихах-документах
Олега Кошевого.
Я молод. Это да, но грусть меня снедает,
Мне тяжело, что я остался в плену,
Я очень чдсто наших вспоминаю,
Что бьются где-то с нечистью в бою.
23

И я решил, что жить так невозможно,
Смотреть на муки и самому страдать,
Надо скорей, пока это не поздно,
В тылу врага
врага уничтожать.
Я так решил, и это я исполню.
Всю жизнь отдам за Родину свою,
За наш народ, за нашу дорогую
Прекрасную Советскую страну.
Какой неожиданной и пронзительной правдой
звучит здесь не влезающая в стихотворный размер
строчка: «Мне тяжело, что я остался в плену». Она вроде бы
и не точна: в плен попадают. Олег же вынужденно
остался в оккупации. Но здесь нет оговорки.
Свободолюбивый юноша ощущает присутствие врага на родной
земле как свой собственный тягостный плен. Что же
помогает ему в эти тяжелые дни, чьи образы он часто
вспоминает, чтобы не пасть духом? Это наши, те самые
наши родные солдаты, которые, с боями отступая к
Сталинграду, готовили там врагу смертельный удар.
Дальнейшие строчки стихотворения звучат как
готовая программа борьбы: «В тылу врага врага
уничтожать!» С какой решимостью и простотой сказано:
«Я так решил, и это я исполню». Помнишь, такая же
непобедимая убежденность прозвучала в словах
другого человека, который прожил жизнь втрое большую:
«Я солдат партии. Воля Родины для меня закон». Так
думали и поступали единомышленники, коммунист
Лютиков и комсомолец Кошевой.
Священная ненависть к врагу, к поработителям, к
гитлеровским захватчикам — вот одна из причин
моральной стойкости молодогвардейцев. В стихах
Олега Кошевого эта «ярость благородная», эта великая
ненависть и презрение к фашистам прорываются в
каждой строке, в гневных эпитетах, которыми юноша
клеймит врагов: палачи, мерзавцы, людоеды, дрянь, нечисть.
24

«НАС ДРУГИМ ПЕСНЯМ
НЕ УЧИЛИ»
Мы уже знаем, что юные краснодонцы любили
поэзию.
Заглянем в тетради и блокноты Вани Земнухова.
Черновые наброски стихов перемежаются здесь с
записями по физике, а конспект по биологии прерывается
критической заметкой в стенгазету. Вот несколько строк
из послания «Брату Саше на фронт»:
Окончатся лихие дни...
Ты, Саша, будешь вновь со мною,
И будут вновь светить огни
Над нашей мирною страною.
Черновики Вани Земнухова свидетельствуют о том,
что это был творческий человек. Он мыслил, ошибался,
искал себя. Испытывая глубочайшее влияние лирики
Лермонтова, Земнухов пытается спорить с любимым
поэтом. В стихотворении «Нет, нам не скучно и не
грустно» он утверждает, что его поколению чужда
«внутренняя пустота»:
Нас радости прельщают мира,
И без боязни мы вперед
Взор устремляем, где вершина
Коммуны будущей цветет.
Молодогвардейцы не только сами сочиняли стихи,
слова полюбившихся песен они записывали в тетради
и блокноты. Была такая книжечка с текстами советских
песен у медсестры, а позже подпольщицы Антонины
Иванихиной. Володя Куликов, с детства мечтавший о
небе, переписал для себя марш летчиков «Мы
рождены, чтоб сказку сделать былью». Любимой песней
Володи Осьмухина был «Орленок»:
Не хочется думать о смерти,
Поверьте,
В семнадцать мальчишеских лет...
25

В дни оккупации Володя был ровесником герою
песни, но можем ли мы забыть, что среди
орлят-молодогвардейцев было девятнадцать ребят, которым
исполнилось или еще не исполнилось шестнадцать?
Из воспоминаний сестры подпольщика Николая
Сумского: «У нас часто собирались поселковые ребята...
Всем было хорошо, весело. Ребята пели комсомольские
песни, а потом вместе с отцом — его любимые: «Смело,
товарищи, в ногу», «По долинам и по взгорьям»,
«Конная Буденного».
Из воспоминаний оставшегося в живых
молодогвардейца Радия Юркина о соратнице, юной Тосе Мащенко:
«Живая, энергичная, она всегда была чем-то занята:
то возится с малышами соседок во дворе, то моет полы
в комнатах, напевая «Идем, идем веселые подруги...»
А в свободное от учебы и домашних дел время Тося
играла на гитаре и пела».
Сохранился большой лист плотной бумаги, на
котором рукой Шуры Бондаревой переписана
революционная песня большевистского подполья «Смело, друзья!».
Эта песня, сочиненная в иное время, другими борцами,
могла бы послужить эпиграфом к рассказу о «Молодой
гвардии» — так ясно в ней выражены и цели борьбы, и
неизбежность потерь, и вера в конечную победу
священного дела.
Смело, друзья! Не теряйте
Бодрость в неравном бою,
Родину-мать вы спасайте,
Честь и свободу свою.
Если ж погибнуть придется
В шахтах и тюрьмах сырых,—
Дело, друзья, отзовется
На поколеньях живых.
Пусть нас по тюрьмам сажают,
Пусть нас пытают огнем,
Пусть в рудники нас ссылают,
Пусть мы все казни пройдем.
26

Миг обновленья настанет,
Гимн наш народ пропоет,
Добрым нас словом помянет,
К нам на могилу придет.
Одно подполье другому, одно поколение другому —
какие бы годы и события ни разделяли товарищей по
борьбе — передает вместе с песней свой опыт и веру,
учит по-настоящему жить, а если надо, то и умирать.
Вспомним, что и «Молодая гвардия» получила свое
имя, как эстафету от песни комсомольцев 20-х годов!
Молодогвардеец Николай Жуков отсидел ночь в
полиции только за то, что во весь голос пел с друзьями
на улице популярную тогда песню «Три танкиста».
Однажды вечером Толя Попов, Шура Бондарева и Майя
Пегливанова распевали любимые советские песни. Кто-
то из осторожных соседей заметил, что это опасно, что
могут наказать. Комсомольцы ответили: «Нас другим
песням не учили! А не хотят они слушать, пусть
убираются к себе».
Да, советские люди и в условиях фашистской
оккупации оставались верны нашим идеалам. За две
недели до того, как на первом заседании штаба была
разработана программа подпольной организации
«Молодая гвардия», учительница Мария Андреевна, мать
Валерии Борц, подарила Олегу Кошевому однотомник
произведений Максима Горького. На первой странице
книги надпись: «Дорогой мой мальчик! Всегда помни
слова великого писателя: «Безумству храбрых поем мы
песню! Безумство храбрых — вот мудрость жизни!»
И ниже дата—15ЛХ.42.
«ТЫ НУЖЕН
НАМ»
Хуже всех тому, кто одинок. Оккупанты знали, что
с борцом-одиночкой легче расправиться, а потому
террором, запугиванием, ложью старались разъединить
людей, ослабить их волю к сопротивлению.
27

Конец лета 1942 года был так насыщен
трагическими событиями, что растерянность и страх в какой-то
мере испытал каждый, кто попал под пяту
блюстителей «нового порядка». И, быть может, труднее всех
пришлось самым юным. Когда тебе шестнадцать лет
от роду, как понять, как безошибочно решить, где
сейчас твое место.
«Ты нам нужен»,— говорят родители. А чаще мать,
потому что отец на фронте. И уходя, завещал — быть
опорой дому, защитником младшей сестренки,
братишки. Да и так ясно, что своей семье ты сейчас нужнее
всего.
Но есть и другая, великая семья — твой народ,
ведущий войну.
«Ты нам нужен!» — кричали сожженные,
разоренные города и села.
«Ты нужен, отомсти!» — взывали замученные, чья
невинная кровь заливала землю.
«Ты мне нужен!» — сурово требовала Родина.
Наверное, именно такие чувства будоражили
шестнадцатилетнего краснодонского паренька Толю Лопухо-
ва, недавно закончившего восемь классов. Учился он
на «отлично», был председателем ученического
комитета школы № 1 имени М. Горького. В 1941 году
вступил в комсомол. Но теперь, как быть теперь, что
предпринять? Юноше казалось, что он очень одинок.
И вдруг эта встреча! Ваня, Иван Земнухов, сам
Профессор! Уже несколько минут они толкуют в
засыпанном осенней листвой парке, но Земнухов ведет
себя как-то странно, отчужденно. Какие-то вопросы
задает, прощупывает, что ли? Он же и так знает Толю
как облупленного, по общей учебе знает, по
общественной работе.
— Ты что, мне не веришь? — напрямик спросил
Лопухов.
— Ладно, Толя,— негромко отозвался Земнухов,
словно бы изучая своими близорукими глазами кору
28

клена, под которым они стояли.— Больше не буду
задавать вопросы. Олег просил тебя сходить к Васе
Левашову и передать, чтобы завтра он с братом Сережей
вечером пришел сюда, в парк. И сам приходи.—
Помедлив, добавил:—Ты нам нужен.
С тем и расстались. Но с этой минуты Анатолий
Лопухов уже не чувствовал себя ни растерянным, ни
одиноким. «Ты нужен»,— говорил ему парк, шурша
листьями под ногами. «Ты мне нужен»,— глуховатым земну-
ховским голосом издали напоминала двухэтажная
школа. «Ты нам нужен»,— ободряли вновь обретенные
Друзья.
Через день Толя Лопухов получил серьезное
задание: помочь в сборе оружия. Никаких сомнений не
было, он радостно согласился. Нужен, он нужен общему
делу!
И вот встреча с друзьями-подпольщиками. Он знал
и помнил всех по школе, но сегодня словно бы увидел
заново каждого.
Впрочем, об этом лучше прочитаем в воспоминаниях
молодогвардейца Анатолия Лопухова.
«— Вот и хорошо, знакомься,— сказал Олег.
А я подумал: «Чего мне с ними знакомиться, когда
они меня все и я их знаю?» Я только не знал одного
чернявого. Это был Боря Главан.
Я как бы вторично познакомился с Олегом
Кошевым, Ваней Земнуховым, Василием и Сергеем
Левашовыми, Жорой Арутюнянцем, Володей Загоруйко,
Васей Пирожком... После я понял смысл слова «знакомься».
Пожав друг другу руки, мы скрепили еще раз нашу
дружбу, и каждый из нас взял на себя ответственность
за жизнь товарищей, за нашу работу в тылу фашистов».
«Взял на себя ответственность...» Наверное, это и
есть та черта, которая отделяет мальчишеские годы от
раннего возмужания, в которое вступали юные
краснодонцы.
29

ЗАРЕВО
БОРЬБЫ
На исходе сентябрь. В городе расклеиваются
листовки. Собрано оружие на местах недавних боев.
Совершила боевые вылазки группа Сергея Тюленина. Тут и
там вспыхивают скирды хлеба — пусть оккупанты
вывозят в Германию пепел! Уже созрела мысль
объединить юных мстителей в подпольную организацию. Но
мы на время покинем Краснодон-город и побываем в
одноименном Краснодоне-поселке, что расположен в
двенадцати километрах.
Жительнице поселка Краснодон Нине Кезиковой в
начале войны шел семнадцатый год, и, как многие
девушки в этом возрасте, она стала вести дневник.
Первые записи были сугубо личного характера. Нина
пишет, кто ей нравится и почему; как ей весело ходить
на танцы в клуб и как бывает скучно по вечерам, когда
только гитара скрашивает одиночество; размышляет
о своих подругах-девятиклассницах. Война кажется ей
далекой, у девушки свои маленькие огорчения:
«Сегодня такое несчастье. Дома кроила платье и юбку
сузила» (12 января).
Мы видим веселую, даже, пожалуй, чуточку
легкомысленную девушку, у которой на уме мальчики,
танцы, развлечения. Общительная и влюбчивая, она жадно
старается понять себя и своих друзей. «Я люблю
веселость!» — признается она, как бы немного
оправдываясь (все-таки идет война). На другой странице
вырывается у Нины ликующий возглас: «Да здравствует
радость!»
С каждым днем все глубже и серьезнее ее
размышления о жизни, девушка впервые открывает для себя
великие истины бытия. «Впереди я писала, что
влюбилась то в Ваню, то в Колю.. Это было тогда, когда я
не понимала, что такое любовь. То было лишь
увлечение. Да, все же грустно расставаться с хорошим това-
30

рищем. Ведь любовь получается, когда люди долго
дружат или долго товариществуют...»
Однако война неумолима. Один за другим уходят
на фронт товарищи, и Нина взрослеет не по дням, а
по часам. Дневник Кезиковой тем и интересен, что
показывает, с одной стороны, как мужает и закаляется
ее характер, а с другой,— как властно вторгается в
ее мирные мысли война, отодвигая личное на второй
план.
В начале марта 42-го, когда обстановка внезапно
обострилась, Нина вспоминает, что в 41-м их уже
готовили к эвакуации. «Неужели опять?» — бьется в ней
тревожная мысль. «Кругом постукивает, гудит,—
записывает она 4 марта.— Неужели опять придет
проклятый фашист? Но нет! Этому не бывать!»
«Неужели опять?» Она задумывается о своем месте
в войне всего народа с захватчиками, хочет идти в
медсестры, мечтает о фронте. Внутренне она готова к
борьбе.
В июне 1942 года райком комсомола направляет
Нину Кезикову в колхоз для руководства
комсомольской организацией. Вместе с подругами она трудится
в поле, на прополке. Девушки работают, купаются в
озере, слушают птиц в лесу. «В колхозе весело» (13
июня). И ей опять кажется, что война далеко.
Но тишина обманчива.
«Положение угрожающее. Немцы пошли в
наступление на нашем фронте,— записывает Кезикова 11
июля.— Предложено эвакуироваться пешком, но разве
пешком далеко уйдешь?..» Девушка принимает
решение проситься в действующую армию: «Я буду ждать
военных частей, может, примут в часть?» Ее не пугают
канонада и частые бомбежки. «Но ничего, настанет час,
и мы пойдем вперед, уничтожая фашистов! Враг
будет разбит! Победа будет за нами!»
Теперь уже только война в ее мыслях и дневнике.
Отрывистые и краткие записи 18, 19 и 20 июля помо-
31

гают нам глазами очевидца взглянуть на страшный
час оккупации поселка. Нина замечает и силу
вражеской армии, и ее первые мародерские действия.
«Немцы в 20 километрах от нас» (18 июля).
«Вступили немцы. Целый день шли моточасти. Ой,
какая сила, просто страшно смотреть!» (19 июля).
«Идут обозы, пехота и разная смесь... Понемногу
начинают забирать кое-что. Где теленка, где гусенка,
а также и поросенка не пройдут. Требуют молока, яиц»
(20 июля).
Больше месяца Нина не открывает дневник.
Последние слова в нем, наскоро записанные карандашом,
датированы 26 августа 1942 года. «Кажется, наши
приближаются. Говорят, что наши войска сейчас в Канте-
мировке. Неужели правда? Как я рада! Наши! Только
подумайте. Скорей, скорей сюда! Мы ждем вас! О своих
делах писать не буду. Все напишу после войны».
В дневник Нина больше не написала ни слова.
Активистка «Молодой гвардии» погибла, когда ей не было
и восемнадцати лет.
Могла ли она думать, что десятилетия спустя мы
с тобой будем читать то, что не предназначалось для
посторонних глаз. Но мы-то не чужие. По делу, по духу.
От записи к записи ширится круг ее интересов, и само
«духовное состояние» девушки предстает перед нами
в движении, в развитии. Она думает, ищет, мужает,
растет. Чисто личные поначалу заботы и тревоги
постепенно сливаются с общей бедой народа, от которой
она не может стоять в стороне.
Как, какими методами вести борьбу с
захватчиками? Группа поселка Краснодон, руководимая
комсомольцем Николаем Сумским, в октябре влилась в
организацию «Молодая гвардия». Но и до этого они не
сидели сложа руки. Резали телефонные провода.
Распространяли от руки написанные листовки. В поле
жгли скирды. Жгли тот самый хлеб, в котором так
нуждались они сами и их семьи. Нина Кезикова летом
32

работала в колхозе и знала, как тяжело давался этот
хлеб, выращенный народом в лихую годину. По колоску
собирали его в поле, чтобы не умереть с голоду. А по
ночам теперь вставало зарево пожаров над высокими
скирдами — «нашего хлеба враг не получит»!
У Нины было много настоящих друзей и
единомышленников. Среди них —Лида Андросова, с дневником
которой мы познакомимся позже. 25 ноября 1942 года
Лида передала «подруге Ниночке» поздравительное
письмо, в котором есть такая строчка: «Желаю
пережить этот тяжелый период по-комсомольски, делать
все, чтобы мы были снова счастливы...»
Жить по-комсомольски — всегда значило делать все,
чтобы счастливым был твой народ, твоя Родина.
«НАДО СООБЩИТЬ
ЛЮДЯМ ПРАВДУ»
В конце лета в городе появились первые листовки.
Неизвестные авторы и неуловимые распространители
их призывают краснодонцев к борьбе с оккупантами,
находят такие слова, от которых гневом наполняются
души советских людей. «Чем конкретнее
обстоятельства, о которых идет речь в листовке, тем лучше,—
говорит товарищам Иван Земнухов, сочинявший тексты
большинства прокламаций.— Главное — надо сообщить
людям правду». (Как это перекликается с тем, что
говорил Евгению Мошкову Ф. П. Лютиков: «Пусть люди
прочтут советское слово».)
Но сначала надо было узнать эту правду самим.
Чтобы разоблачить ложь фашистской пропаганды о
сдаче Москвы, необходимо было точно знать
положение на фронте, надо было с опасностью для жизни
ловить сводки Совинформбюро по радиоприемнику.
Молодогвардейцы записывали сообщения, размножали их
2 ...и передай товарищу!
33

десятками рук, вселяя в жителей Краснодона надежду
и веру в победу над врагом.
Сестра Сергея Левашова вспоминала:
«Дома брат начал монтировать небольшой
самодельный приемник. Я поражалась его терпению. Часами,
не разгибая спины, он наматывал виток за витком на
катушку. Сережа спешил. Он хотел в день 25-й
годовщины Октября услышать родную Москву.
Наконец в последних числах октября приемник был
готов. Не верилось, что этот маленький картонный
ящичек может принести голос советской столицы.
Настоящим праздником был для всех нас вечер, когда мы
услышали в единственный наушник от телефона
негромкий голос диктора: «Говорит Москва!» Слушали
по очереди, плотно прижимая его к уху. Звук не всегда
был чистым и ясным, некоторые слова трудно было
разобрать. Но из услышанного можно было судить об
истинном положении на фронте».
— Ну чем обрадуешь, Сережа? — спрашивали, бывало,
Левашова рабочие в гараже немецкого дирекциона,
куда юноша оформился, чтобы избежать угона в
Германию. Он знал, чем их обрадовать. Оглянувшись по
сторонам, Сергей Левашов рассказывал правду о
положении на фронтах.
Юные краснодонцы стремились сделать все, чтобы
приблизить час нашей победы. Но работа в подполье
усложнялась с каждым днем, и вот настало время,
когда надо было объединить усилия борцов в одной
организации. «Молодая гвардия» возникла на тайном
заседании в ночь на 30 сентября 1942 года.
Накануне, в ночь на 29 сентября, фашисты
совершили одно из страшных своих злодеяний: живыми
закопали в парке Краснодона тридцать два человека. Это
были шахтеры-коммунисты, отказавшиеся
восстанавливать шахты и дать на-гора уголь для фашистской
Германии».
Действовавшие раньше в одиночку и разрозненны-
34

ми группами, юные мстители сплотились в единую
организацию и позже поклялись над могилой
«мстить беспощадно за сожженные, разоренные
города и села,
за кровь наших людей,
за мученическую смерть шахтеров-героев».
Знамя борьбы брало новое поколение из рук
старших. Среди тех, кто в первые дни октября вступил г>
«Молодую гвардию», был сын казненного в
краснодонском парке шахтера-коммуниста Владимира
Петровича Петрова — комсомолец Виктор Петров. Глубокое
личное горе не сломило юношу, девизом которого были
слова: «Упорство и мужество рождаются в
преодолении препятствий».
Тринадцатого сентября молодой коммунист Евгений
Мошков по заданию Ф. П. Лютикова провел
организационное собрание комсомольского актива города. По
предложению Сергея Тюленина подпольная организация
и была названа «Молодая гвардия».
В штаб подполья вошли Олег Кошевой, Иван Тур-
кенич, Иван Земнухов, Сергей Тюленин, Виктор Третья-
кевич, Василий Левашов. Позже были введены Любовь
Шевцова и Ульяна Громова. «Штаб разбил всех членов
«Молодой гвардии» на группы, поставив во главе их
наиболее проверенных, надежных товарищей»,—
указывал Иван Туркенич в своем отчете ЦК ВЛКСМ 6
апреля 1943 года. С целью конспирации в каждой группе
был выделен человек для связи со штабом. Через него
группа получала задания и докладывала об их
выполнении.
«На этом же заседании,— писал в отчете
Центральному Комитету комсомола Иван Туркенич,— нами была
разработана программа действий подпольной
организации. Борьба с вражеской пропагандой,
противодействие немцам во всех их мероприятиях, вооруженная
борьба — вот коротко задания, которые мы поставили
2*
35

перед собой». И далее: «Олег Кошевой, душа и
вдохновитель всего дела, был назначен комиссаром».
Теперь «Молодая гвардия» могла не только
«сообщать людям правду», но и с оружием в руках
приближать ее торжество. А это было горячее желание
каждого молодогвардейца.
Подпольщики давали клятву. Коммунисты, готовясь
к работе в тылу врага и сдавая в райком свои
партбилеты, произносили суровые и торжественные слова.
Комсомольцы, получая временные комсомольские
удостоверения из рук комиссара, клялись отдать жизнь
для победы.
ДВЕ
КЛЯТВЫ
Я, гражданин Великого
Советского Союза,
верный сын героического
русского народа, клянусь,
что не выпущу из рук
оружия, пока последний
фашистский гад на
нашей земле не будет
уничтожен.
Я обязуюсь
беспрекословно выполнять
приказы всех своих
командиров и начальников,
строго соблюдать
воинскую дисциплину.
За сожженные
города и села, за смерть
женщин и детей наших, за
пытки, насилия и
издевательства над моим
народом я клянусь мстить
Я, уступая в ряды
«Молодой гвардии», перед
лицом своих друзей по
оружию, перед лицом
своей родной
многострадальной земли, перед лицом
всего народа
торжественно клянусь:
Беспрекословно
выполнять любое задание,
данное мне старшим
товарищем» Хранить в
глубочайшей тайне все, что
касается моей работы в
«Молодой гвардии».
Я клянусь мстить
беспощадно за сожженные,
разоренные города и
села, за кровь наших
людей, за мученическую
смерть тридцати шахте-
36

врагу жестоко,
беспощадно и неустанно!
Кровь за кровь и
смерть за смерть!
Я клянусь всеми
средствами помогать
Красной Армии уничтожать
бешеных гитлеровских
псов, не щадя своей
крови и своей жизни.
Я клянусь, что скорее
умру в жестоком бою с
врагом, чем отдам себя,
свою семью и весь
советский народ в рабство
кровавому фашизму.
Если же по своей
слабости, трусости или по
злой воле я нарушу эту
свою присягу и предам
интересы народа, пусть
умру я позорной смертью
от руки своих
товарищей.
ров-героев. И если для
этой мести потребуется
моя жизнь, я отдам ее
без минуты колебания.
Если же я нарушу эту
священную клятву под
пытками или из-за
трусости, то пусть мое имя,
мои родные будут навеки
прокляты, а меня самого
покарает суровая рука
моих товарищей.
Кровь за кровь!
Смерть за смерть!
Тексты этих клятв помещены рядом, чтобы ты мог
сам сравнить их. Не правда ли, кажется, что это писал
один и тот же человек? Здесь совпадают не только
отдельные слова и мысли — обе клятвы пронизаны одним
духом, они дышат одной страстью, одной безграничной
решимостью — мстить врагу до полной нашей победы.
Как же велика должна быть любовь к родной земле,
чтобы вызвать такую жгучую ненависть к
поработителям!
Вчитываясь в чеканные и огненные слова
молодогвардейской клятвы, мы услышим отзвук юношеских
37

стихов Олега Кошевого, вспомним дневниковые
заметки Ульяны Громовой.
Незадолго до оформления «Молодой гвардии» в
единую организацию ее будущий комиссар в
стихотворении «На нашу гордую и милую...» писал:
Но мы клянемся, патриоты,
Своею юною душой:
Не пощадим и жизни нашей,
Чтоб уничтожить всех врагов!
А годом раньше в тетради Ульяны Громовой
появилась запись о том, что ненависть к фашистам должна
жить рядом с готовностью отомстить «за смерть и муки
каждого советского гражданина».
Лишь тогда весомо клятвенное слово, когда за ним
стоит дело. Клятва молодогвардейцев всегда будет
зажигать сердца, потому что мы знаем, какой
неизмеримой ценой оплачено в ней каждое слово.
В торжественный миг священной присяги перед
взором человека возникают образы, которые для него
святы. Вступая в подпольную организацию, юные
краснодонцы дают клятву
перед лицом своих друзей по оружию,
перед лицом родной многострадальной земли,
перед лицом всего народа.
Эти образы сливаются в одно святое понятие —
Родина.
Юноши и девушки Краснодона знали, какая
опасная и тяжелая борьба им предстоит. Вот почему
рядом с высокими словами в их клятве соседствуют слова
по-воински четкие: «Беспрекословно выполнять любое
задание, данное мне старшим товарищем». И подвиг,
на который они идут, вступая в ряды подпольщиков,
краснодонцы называют «работой в «Молодой гвардии».
Дисциплинированность и конспирация — вот первые
38

требования к тому, кто связал свою судьбу с
подпольем.
Иногда приходится слышать о героях: «Они, не
задумываясь, отдали жизнь...» Так говорят, но так ли это?
В клятве молодогвардейцев сказано по-другому:
«И если... потребуется моя жизнь, я отдам ее без
минуты колебания». Насколько это точнее и правильнее!
В критическую минуту, принимая решение, человек не
испытывает колебаний как раз в том случае, если он
раньше задумывался над тем, что такое для него
Родина.
Никто не подписывал приказ об их мобилизации.
В ряды народных мстителей они встали по велению
сердца. Встали, как солдаты, защитники.
Клятва молодогвардейцев связала воедино людей
разных возрастов, биографий, национальностей, сделала
их «друзьями по оружию». В Краснодоне бок о бок
боролись против ненавистного врага русский и
молдаванин, украинец и армянин, бело'рус, поляк,
азербайджанец...
Верность клятве помогла им беззаветно сражаться,
ярко жить, а тем, кому выпала такая доля,—достойно
умереть.
ЧТО ТАКОЕ
ЛИСТОВКА
Листки, исписанные старательным ученическим
почерком, несли людям правду.
А правда всегда нуждалась в тех, кто ценит ее выше,
чем собственную жизнь.
«Да, мы знали, что такое гестапо, представляли весь
ужас пыток, но это не могло нас остановить,—
вспоминал в беседе с писателем В. Кожевниковым член штаба
«Молодой гвардии» Василий Левашов.— И не потому,
что мы все поголовно были героями. Какие герои?
Обыкновенные ребята...»
39

Ребята были действительно обыкновенные — наши,
советские. Любой из них хорошо знал, что такое
листовка.
Это крик о свободе среди черной ночи «нового
порядка».
Это буквы, налитые кровью.
Это маленькое знамя борьбы и правды.
Очень разными были эти листки, вырванные из
блокнотов, альбомов, ученических тетрадей,
исписанные от руки, а позже и отпечатанные в подпольной
типографии. Всего за время оккупации Краснодона было
выпущено около тридцати отдельных листовок общим
тиражом до пяти тысяч экземпляров. Большая часть
их переписывалась от руки.
Иногда на листе бумаги были изображены флаги
стран антигитлеровской коалиции и на разных языках
лозунги:«Долой фашизм!» В листовках сообщалось о
положении на фронтах, об упорных боях, которые вела
Красная Армия, о разгроме немецко-фашистских
захватчиков под Сталинградом.
«Немцы тщательно скрывали от населения, что их
армия на Волге окружена и уничтожается советскими
войсками,— писал в отчете ЦК ВЛКСМ Иван Турке-
нич.— Наши листовки взбудоражили весь город. Люди
приободрились. Еще больше укрепилась надежда на
скорое освобождение от неволи. Из уст в уста
передавались радостные вести: немцам приходится туго, наши
бьют немцев. Полицейские рыскали по городу, но люди,
распространявшие листовки, исчезали так же
таинственно, как и появлялись».
Имя одного из этих «таинственных людей» —
Володя Куликов. Мальчик (ему не было и шестнадцати)
хорошо рисовал, молодогвардейцы поручали ему
изготовлять антифашистские плакаты. В фондах музея
«Молодая гвардия» хранится одна из листовок,
нарисованная Володей. Это еще и не листовка —
заготовка к ней. Она оборвана на полуслове, как и юная жизнь
40

автора. Что помешало дописать ее? Срочное задание,
полученное от штаба? Арест? Мы не знаем.
Мы никогда не узнаем, что хотел написать на белом
поле листа осенью 42-го года пятнадцатилетний
краснодонец, но сквозь годы и десятилетия красными буквами
светится его слово. Единственное и такое родное
слово— «Товарищ»!
Можно только предполагать, что означает цифра
25, четко выведенная вверху. Быть может, тираж,
которым Володя собирался «издать» листовку? Вряд ли.
Скорее цифра означает другое. Вспомним, ведь это
1942 год. Ноябрь. Страна отмечает двадцатипятилетний
юбилей своей великой революции. На такое толкование
наводит и праздничность листовки, выполненной
чернилами и красным карандашом.
Конечно, от самых близких людей не всегда
удавалось утаить тот момент, когда листовка рождалась.
Так случилось и в семье Лины Самошиной, близкой
подруги Ули Громовой. Убедившись, что мать уже
догадалась, о чем раньше шептались подруги и чем
теперь занята была дочь, Лина отодвинула бумагу,
сказала серьезно:
— Мама! То, что я пишу, будут читать многие. Но
то. что это пишу я. будешь знать только ты.
И все-таки создание листовок — всего лишь начало
дела. За этим следовало самое трудное — донести их до
людей.
«Вначале листовки писали от руки,— вспоминал
молодогвардеец Георгий Арутюнянц.— Распространяли их
все участники организации, в том числе и члены
штаба... Для удобства весь город мы разделили на участки.
Каждый из членов подпольной организации имел
определенный участок. Расклеивали листовки вечером и,
как правило, двое — парень с девушкой, чтобы меньше
было подозрений. Клеили в тех местах, где их могли
прочитать как можно больше жителей Краснодона: на
мельнице, на базаре, на больших жилых домах и т. д.».
41

Это свидетельство дополняет другой участник
подполья — Анатолий Лопухов: «Распространением
листовок в клубе имени Горького занимался Сережа
Тюленин. Зная хорошо клуб, я перед началом киносеансов
гасил свет, а Сережа в это время разбрасывал их».
И далее: «Я лично листовки не печатал, а
распространял. Бывало, что в день расходилось больше сотни
листовок по улице Садовой, около клуба, остальные на
базаре. Ходил по толкучке и всовывал в карманы».
Неся правду людям, подпольщики разоблачали ложь
фашистских обещаний «райской жизни» для
завербованных на работу в Германию.
Тот, кто видит листовку впервые, обязательно
обращает внимание на четыре слова, которые написаны
вверху и подчеркнуты ровной линией: «Прочти и
передай товарищу». Чем объяснить эту настойчивую
просьбу, которая повторялась почти в каждой листовке?
Теперь, когда мы знаем, с каким трудом и опасностью
для жизни создавалась любая из них, нетрудно
ответить на этот вопрос. Надо было продлить дни каждой
такой правдивой весточки, чтобы как можно больше
советских людей были ободрены ею и поднялись на
борьбу.
ПО БУКОВКЕ
Переписывать листовки от руки было трудно и
долго. Идея типографского набора постепенно овладела
ребятами. «После долгих поисков кто-то предложил
самим сделать шрифт, вырезать из резины. За дело
взялся наш художник и гравер Сеня Остапенко. Ему
помогали Георгий Арутюнянц и Анатолий Орлов. Это была
кропотливая работа, но товарищи справились с ней
довольно быстро и ловко» (И. Туркенич).
Однако буквы из резины давали плохие оттиски,
были недолговечны, и юные подпольщики продолжали
поиск. «Позже,— вспоминал командир «Молодой гвар-

дни», работавший, кстати, до войны в типографии
наборщиком-метранпажем,— мы среди развалин
взорванной типографии подобрали немного настоящего шрифта.
и кое-какие части оборудования. Нам удалось
смонтировать подобие типографии, и мы смогли увеличить
тираж наших листовок. Печатали, конечно, самым
примитивным способом, листовки получались неказистые,
но нам они казались очень хорошими, а народ читал их
с жадностью».
Наладить типографию было поручено Анатолию
Орлову, Владимиру Осьмухину и Жоре Арутюнянцу (в
доме которого разместили самодельный станок).
Накануне 7 ноября 1942 года к «первопечатникам»
присоединились члены штаба Иван Земнухов, Василий Левашов
и Виктор Третьякевич. Готовились набрать первую
листовку. По своей неопытности ребята считали, что
шрифта у них более чем достаточно. Но по мере того, как
буква к букве, словно солдаты, становились плечом к
плечу в строй, выяснилось, что их мало. Наборщики и
тут нашли выход. Недостающие буквы «б» заменили
цифрой 6, которая имелась в изобилии. Там, где
требовался мягкий знак, ставили перевернутую букву
«р». Иногда в середине слова вдруг вырастала
прописная буква, но молодогвардейцы были счастливы, что
к празднику жители города прочтут листовку. Прочтут
и поймут. Все поймут. Ибо разговор шел на языке
Правды.
Всмотримся, вдумаемся в одну из таких листовок,
которая начинается словами «Люди Русские
Украинцы». В скачущих буквах, неровных строках и даже
грамматических ошибках живо отразилось время, когда
она создавалась. И трудности со шрифтом. И нехватка
света от коптилки. И спешка, которую усиливала
постоянная опасность. И даже возраст подпольщиков.
Почти все имена собственные, встречающиеся в
тексте, написаны с большой буквы: Красная Армия,
Москва, Россия... Глубоким уважением к читателю продик-
43

тованы большие буквы в трех первых словах —
обращении: «Люди Русские Украинцы». То же самое во фразе:
«...а Правда победит...» Имя же фашистского фюрера,
дважды встречающееся в тексте, оба раза написано с
маленькой буквы. Мальчишество? Озорство? .Не
только. В этом проявилось пылкое юношеское презрение
к ненавистному имени, олицетворявшему гитлеризм.
С какой страстью, с какой ненавистью к врагу, с
какой любовью к «окровавленной и ограбленной» земле
своей, верой в ее победу написана листовка! Каждое
слово кричит от боли и оборачивается призывом:
«Родина в опасности, но у нее хватит сил, чтобы
отбросить и разгромить врага!», «Теснее ряды!», «Читайте
и прячьте наши листовки, передавайте их содержание из
дома в дом, из села в село, из поселка в поселок!»
Юные подпольщики и здесь верны своей цели
«сообщить людям правду»: «Молодая гвардия» обещает
вам рассказывать в своих листовках всю правду, как бы
горька она ни была для России». Только безграничная
вера в конечную победу может подсказать такие слова,
только близкому, родному человеку можно дать такое
обещание.
Перечитывая листовку, слышишь в ней отзвук
юношеских стихов Олега Кошевого, чувствуешь ораторский
дар Ивана Земнухова, различаешь склонность к
публицистике Виктора Третьякевича, печатавшего перед
войной заметки в краснодонской районной газете
«Социалистическая Родина». Той самой газете, шрифты
которой они теперь использовали в своей подпольной
типографии.
«мы им
НАРАБОТАЕМ!..»
Насаждая на оккупированной земле «новый
порядок», фашисты требовали от населения участия в
работах— по месту жительства или с выездом в Германию.
44

Всего год назад Гена Лукашов спускался в шахту
крепильщиком, очень гордился тем, что он рабочий
человек, что может уже помогать родителям.
— Смотри, мама, какие у меня мозолистые руки,
рабочие,— не раз говорил он.— Меня даже старые
шахтеры уважают.
И эти мозолистые руки отдать теперь
подневольному труду? Да можно ли будет после этого уважать
себя?
Краснодонцы пытались уклониться от работы, но
это оказалось делом нелегким и рискованным, приказ
коменданта обязывал молодежь зарегистрироваться на
бирже труда. «Не хватало еще, чтобы я на оккупантов
работал!» — воскликнул Коля Сумской, когда узнал
об этом.
Однако на работу ходить все же пришлось. На
шахту поселка. «Как только немец приблизился, все
работают, а уйдет — опять сидят,— рассказывал Коля
сестре.— Идем домой — выбиваем стойки. Все, что за день
сделали, рухнет, и с утра начинаем заново. Фашисты
ругаются, а в шахту лезть боятся».
Это был не единственный вид деятельности
Николая Сумского. Штаб «Молодой гвардии» поручил ему
быть связным между поселком Краснодон и городом.
Добыв для оккупационных властей фиктивную справку
о болезни, юноша в темень и дождь уходил из дому.
Сестра Николая вспоминает об этих днях: «Если
спросишь: куда?» — подмигнет и ответит: «На вторую
смену». Поздно ночью, весь в грязи, пропахший дымом,
он возвращался домой. На вопрос отца: «Что ты
делаешь?» — отвечал, прикладывая руку к фуражке:
«Выполняю приказ Родины».
«Вторая смена» была главной для
молодогвардейцев.
«Как мать, я ругала Виктора за то, что он поздно
приходил домой,— вспоминает мать молодогвардейца
Субботина.— Ведь в городе был установлен комендант-
45

ский час. Витя отвечал мне шуткой: «Мама, я
провожал знакомую девушку». Я замечала, что сын занят
каким-то важным делом. Придет поздно вечером такой
радостный, глаза сияют».
Они были вездесущи. Они наблюдали,
подсчитывали, записывали, строили планы. Они были всюду — в
центре города и в поселках, на окраинах, в немецком
дирекционе и даже в полиции. (Так, по заданию штаба
надели ненавистную повязку полицаев Михаил
Григорьев и Анатолий Ковалев, но оба были заподозрены в
неблагонадежности и вскоре изгнаны за
«недисциплинированность».)
На подстанции, где под непосредственным
руководством Ф. П. Лютикова работали молодые механики
Володя Осьмухин и Толя Орлов, то и дело случались
поломки. Оккупанты никак не могли доискаться,
почему так часто плавятся подшипники и выходит из
строя генератор.
В гараже немецкого дирекциона «ремонтник» Сергей
Левашов в какую-нибудь машину незаметно подклады-
вал взрывчатку и приговаривал вполголоса: «Далеко
не поедешь!»
Дома Володя Осьмухин рассказывал матери, как
фашисты в мехцехе запаивали банки с медом и
вареньем для отправки в Германию. «Ничего, мама,— говорил
юноша.— Накормим мы их и медом, и вишнями, и
варениками нашими, всем до отвала». И прибавлял с
ожесточением: «Ну ничего, мы им наработаем!..» Он
повторял слова своего наставника, которому верил, у
которого учился жить и бороться.
Руководители немецкого дирекциона тоже
принимали свои меры. Они предупредили мать
молодогвардейца Юрия Виценовского, что ему грозят большие
неприятности, потому что он отлынивает от работы.
«Пойми, мамочка,— объяснял Юра,— для них я работать
иначе не могу».
Немецко-фашистская армия, ведя бои под Сталин-
46

градом, остро нуждалась в топливе. Мы знаем, что
коммунисты и комсомольцы организовали работу так, что
ни одна шахта не была восстановлена. Правда, со
временем саботаж стал чересчур явным. Очень важно было
перехитрить немцев, отвести им глаза. Одну из шахт
все же отремонтировали. Немецкий дирекцион
готовился отметить это событие пышным торжеством. В тот
момент, когда клеть пошла вниз, раздался
оглушительный, словно выстрел, звук. Это лопнул канат, в
котором ночью под носом у часовых перепилил несколько
жилок Юра Виценовский. Клеть рухнула в ствол
глубиной четверть километра, разбивая опалубку, ломая
вентиляционные устройства, корежа и обрывая
водопроводные и электрические коммуникации.
«НАШИ РОДНЕНЬКИЕ
ФЛАГ ВЫВЕСИЛИ!»
Когда в середине февраля 1943 года Краснодон был
освобожден от захватчиков, выяснилось, что многие
родители не знали, что их сын или дочь состояли в
подпольной организации, хотя некоторые и
догадывались об этом. Верные клятве, краснодонцы хранили
«в глубочайшей тайне» даже от близких людей все,
что касалось их работы в «Молодой гвардии». Но дело
не только в конспирации. Понимая риск и смертельную
опасность, которым себя подвергают, юноши и девушки
не хотели ставить под удар родных. Представь же
теперь, что это значит — в шестнадцать-восемнадцать
лет ^взвалить на свои плечи тяжесть такой
ответственности!
Молодогвардейцы вынашивали мысль об открытой
схватке с врагом.«У всех у нас была одна мечта — уйти
в партизаны»,—вспоминает Анатолий Лопухов. Даже
часть листовок была подписана буквами Ш.П.О., что
значило «Штаб партизанского отряда». Однако для
такого выступления время еще не настало, и старшие
47

товарищи, понимая нетерпение молодежи, призывали
ее к строгой дисциплине и выдержке. Иван Туркенич
рассказывал: «Листовки, работа среди населения,
диверсии на шахтах — это казалось товарищам
недостаточным. Они рвались в бой с врагом Родины.
Приходилось удерживать слишком горячих, напоминать об
осторожности, об ответственности каждого перед
организацией и ее общим делом». Вспомним, что и самому-то
командиру «Молодой гвардии» шел двадцать третий
год...
Где только возможно, читатель, мы с тобой
стараемся обратиться к строкам подлинных документов,
взглянуть на фотографии, И как тут еще раз не пожалеть,
что многие из них пропали навсегда. Да и могла ли
существовать, скажем, фотография, запечатлевшая одну
из диверсий, совершенных молодогвардейцами? Или тот
момент, когда они освобождали наших военнопленных
из Волченского лагеря? Или просто листовку на заборе,
конца 1942 года? Что бы мы дали сейчас за такую
бесценную реликвию!
Наверное, не спалось Ивану Туркеничу в ночь на
7 ноября 1942 года. Штаб принял решение отметить
четверть века нашей революции — вывесить над
городом красные флаги. В ненастную ночь ушли на
выполнение боевого задания пятерки отважных. Командир не
сомневался в храбрости ребят, однако их юношеская
горячность, неопытность... Он и сам был молод, но
мысли об этом не давали в ту ночь уснуть.
Непроглядная тьма помогала смелым. Командир
одной из пятерок Сергей Тюленин вместе с Леней Дады-
шевым, Степой Сафоновым и Радиком Юркиным
пробрался с черного хода на чердак школы № 4. Бывший
ученик, Сергей, конечно, облазил ее всю и знал здесь
каждый закоулочек. С гранатами наготове, с
противотанковыми минами проникли юноши через слуховое
окно на крышу здания и привязали к трубе флаг.
Вспоминая эту ночь и своих товарищей, оставшийся в жи-
48

вых Радий Юркин пишет, что они водрузили над
Краснодоном знамя. Да, знамя, хотя это был небольшой
кусок крашеной материи. Знамя борьбы с
захватчиками реяло над непокоренным городом.
Чуть ли не целый день развевалось на глазах у всех
алое полотнище над школой № 4, напоминая о нашем
празднике, о непобедимости народа, совершившего
Великую Октябрьскую социалистическую революцию.
Полицейские, опасаясь мин, долго не решались сорвать
флаг.
«7 ноября 1942 года сын пришел домой в семь
часов утра,— рассказывала мать молодогвардейца
Виктора Петрова.— Я поругала его за то, что ночью
ходит. А он сообщает мне, что в Краснодоне висят
красные знамена, что весь народ радуется. «Праздновали,—
говорит,— и будем праздновать наш великий праздник».
Вопреки всем усилиям оккупантов город жил по
советскому календарю.
Дерзкая операция, проведенная «Молодой гвардией»,
вселила в людей надежду на скорое освобождение от
фашистского ига. Мать Володи Осьмухина
вспоминала, что в тот день в их дом со слезами на глазах,
запыхавшись, вбежала ее сестра и радостно выдохнула:
«Наши родненькие флаг вывесили!»
Это было только началом активных действий
«Молодой гвардии».
МАЛЬЧИШКИ
СТАЛИ ГЕРОЯМИ
Краснодонцы продолжали усиливать сопротивление
оккупантам. «Настроение подпольщиков было самое
боевое,— отмечала Нина Иванцова,— все жаждали
борьбы и мести».
«Ваня Туркенич сразу поставил перед нами задачу—
вооружиться,— вспоминал Анатолий Лопухов.— И
вооружиться какими только можно путями. Этим мы все
41

и занялись. У меня был автомат. Он был далеко захо-
ван. Я его принес ребятам».
По ночам в подвалы разрушенного здания городской
бани пробирались юноши, чтобы спрятать добытое в
бою оружие или, наоборот, извлечь его для боя. Здесь
был арсенал «Молодой гвардии». Ребята начали
борьбу, имея один револьвер и три автомата. Однако
вскоре склад мог обеспечить оружием всех бойцов. Штаб
поставил задачу — продолжать сбор оружия, чтобы
поднять восстание при подходе регулярных частей
Красной Армии. Добыть винтовку в бою было делом
чести каждого краснодонца.
Партийное подполье, чтобы отвести угрозу от
мирного населения и самих молодогвардейцев, настаивало
на том, чтобы все диверсии проводились за пределами
города и с соблюдением всех мер предосторожности.
Оккупанты, сбившись с ног, искали в окрестностях
Краснодона партизанский отряд.
Молодогвардейцы свято выполняли свою клятву.
Вот лишь несколько строк ее, воплощенных в дела...
КЛЯНУСЬ МСТИТЬ БЕСПОЩАДНО!
Фашистские грабители пытались угнать гурт скота
в 500 голов в Германию. По указанию командира
«Молодой гвардии» Ивана Туркенича боевая пятерка в
составе Сергея Тюленина, Владимира Осьмухина,
Демьяна Фомина, Виктора Петрова и Семена Остапенко
перестреляла за городом охрану, а скот разогнала по
ближним селам и хуторам.
ЗА СОЖЖЕННЫЕ, РАЗОРЕННЫЕ ГОРОДА И
СЕЛА...
После ноябрьских праздников группа в составе
Ивана Туркенича, Анатолия Попова, Демьяна Фомина и
Ивана Земнухова освободила двадцать советских
военнопленных, обреченных на гибель в здании
первомайской больницы.
ЗА КРОВЬ НАШИХ ЛЮДЕЙ...
В конце ноября Иван Туркенич, Анатолий Попов и
50

Демьян Фомин забросали гранатами немецкую
штабную машину на участке дороги Краснодон — Изварино.
ЗА МУЧЕНИЧЕСКУЮ СМЕРТЬ ТРИДЦАТИ
ШАХТЕРОВ-ГЕРОЕВ.,.
Боевая группа под руководством Сергея Тюленина
уничтожила вражескую автоколонну, следовавшую на
юг из Краснодона.
КРОВЬ ЗА КРОВЬ!
В городском парке были повешены два предателя,
фашистские холуи-полицейские.
СМЕРТЬ ЗА СМЕРТЬ!
Группа под руководством молодого коммуниста
Евгения Мошкова налетела на охрану Волченского
лагеря, завязала с ней бой и, воспользовавшись паникой,
освободила более семидесяти военнопленных.
После каждой такой операции арсенал «Молодой
гвардии» пополнялся новым оружием. К началу
декабря на складе было 15 автоматов, 80 винтовок, 300
гранат, около 15 тысяч патронов, 10 пистолетов, 65
килограммов взрывчатых веществ и несколько сот метров
бикфордова шнура.
Тут, пожалуй, следует сделать одну оговорку.
Нисколько не умаляя значения военных операций
подполья, мы должны оценивать его работу не только по
тому, что успели сделать молодогвардейцы, но и по
тому, чего не смогли сделать оккупанты:
сотни ребят, спасенных от угона в рабство, эшелоны угля,
не доставшегося врагу. И главное — высокий
моральный дух населения, его вера в победу и готовность к
борьбе.
ГЕРОИ ОСТАВАЛИСЬ МАЛЬЧИШКАМИ
В своих воспоминаниях о сыне Елена Николаевна
Кошевая приводит такой случай, Олег с товарищами
поздно вечером взял пачку только что написанных
листовок и ушел в город. Всю ночь мать не находила себе
51

места, боялась и за сына, и за его товарищей. Вернулся
Олег лишь под утро: «Знаешь, мама, все до единой
листовки распространили, а две штуки даже положили
полицейским в карманы».
Последний поступок, казавшийся юношам верхом
удальства, был, конечно, чистейшим мальчишеством.
Е. Н. Кошевая очень точно подметила эту особенность
начинающих подпольщиков: «Серьезная смертельная
борьба переплеталась с юношеской романтикой». Они
были так молоды! Энергия кипела в них, даже
опасность не всегда могла удержать от дерзкой выходки.
В декабре 1942 года в доме Осьмухиных
остановилось несколько вражеских солдат. «Утром, когда они
уехали, я видела,— вспоминала мать,— как Володя
долго копался в снегу во дворе и все ходил с чайником.
Позже я узнала, что он каким-то образом взял у них
ящик патронов и в чайнике их уносил...» Наверное,
крепкий «чай» этот в конце концов «влился» в подвал
разрушенной бани, где хранилось оружие. Можно
представить себе, как ликовал юноша, что рискованная за--
тея удалась!
Особенно ненавидели юные подпольщики
предателей-полицаев, мстили им, как только могли,
высмеивали при всем народе. Прицепить на спину такому
подонку, важно патрулировавшему улицы, листовку,
чтобы он показался так всему городу,— можно ли в
семнадцать лет пропустить такой случай! Одному даже
приклеили на спину записку: «Смерть изменнику!»
Изобретательность юных подпольщиков в
распространении листовок не знала пределов. Они использовали
в своих интересах даже... церковь.
Ваня Земиухов заметил, что у входа в храм божий
каждый день сидит дряхлый старичок и продает свечи,
а заодно и отпечатанные тексты молитв. Идея
Профессора была великолепна, но требовала времени и
тщательной подготовки. Надо было раздобыть образец
молитвенной бумаги и в такой же рамочке отпечатать
52

прокламации. Когда это было сделано, ребята
окружили деда и стали ему заговаривать зубы. Тот решил,
что они пришли воровать свечи, закрывает свое
«добро», про молитвы и забыл. Тут ребята и подсунули в
середину молитвенных памяток кипу своих листовок.
Ох и спрос был в тот день на «молитвы»! Ведь не на
«боженьку» призывали они надеяться, а вступить в
борьбу и самим приблизить день победы. «Теснее
ряды!»— вот к чему призывали они, утверждая:
«Правду не закуешь в кандалы».
Был у юных подпольщиков и такой прием. Если
полиция уж очень свирепствовала и была начеку, они
складывали листовки треугольником и разносили по
домам, как письма. Советский человек, получая такое
«письмо», чувствовал, что это от родных. От людей,
родных по взглядам и убеждениям.
Конечно, за полгода работы в подполье ребята
изменились, выросли, возмужали, но всегда, даже в
самом трудном и отчаянном положении, романтика
борьбы была с ними.
В дальнейших главах мы еще познакомимся с
коротеньким дневником молодогвардейца Степы Сафонова.
Пока же приведем только первую строчку: «19
декабря 1942 года. Сегодня мне исполнилось 16 лет. Утро».
16 лет. Юноша, почти еще мальчик. Утро
самостоятельной жизни. Казалось бы, все впереди. А
трагическая ночь уже рядом. Через месяц Степан Сафонов
погибнет в бою...
«АРТИСТЫ» И
«ВЫСТУПЛЕНИЯ»
К декабрю 1942 года обстановка в Краснодоне
осложнилась. Подпольщикам надо было менять тактику,
искать новые методы борьбы.
Решение было до дерзости простым. Как в свое
время Ф. П. Лютиков открыто явился в немецкий дирек-
53

цион и заявил о своем желании «сотрудничать» с
оккупантами, так и молодогвардейцы обратились к
бургомистру с просьбой открыть клуб, чтобы «обслуживать
немецкий гарнизон».
Чего они добились? Во-первых, собираться у кого-
нибудь дома было и опасно, и все более трудно.
Теперь юные подпольщики получили в свое
распоряжение здание клуба имени Горького, где могли
встречаться ежедневно, не вызывая подозрений. Во-вторых,
новый директор клуба Евгений Мошков выхлопотал
для своих музыкантов и артистов специальные справки
о том, что они находятся на службе и отправке в
Германию не подлежат. И, в-третьих, просьба молодежи
сбила с толку гестаповцев. Им и в голову не
приходило, что эти молодые люди, которые собираются на
репетиции и концерты, весело — с песнями и танцами —
проводят время, что эти самые молодые люди по ночам
устраивают совсем другие «выступления». У фашистов
создавалось впечатление, что молодежь смирилась с
«новым порядком».
Коммунисты-подпольщики оставались «за кулисами»
всей деятельности «Молодой гвардии», умело
дирижируя ее «выступлениями». А «на сцене», кроме директора
Евгения Мошкова, появились уже знакомые нам Иван
Земнухов (администратор) и Виктор Третьякевич
(руководитель струнного кружка).
— Что ж, хлопцы, пора вешать Гитлера,— отдал
первое распоряжение директор Мошков, показывая на
стоявший у стены большой портрет фюрера.
— Может, лучше к стенке поставить? —
невозмутимо отозвался администратор Земнухов.
Все трое расхохотались.
Веселый и общительный юноша, хороший музыкант,
Виктор Третьякевич, несмотря на свои восемнадцать
лет, имел уже опыт борьбы. Юные краснодонцы
помнили, как три года назад его приняли в комсомол, а
затем избрали секретарем комитета комсомола школы
54

№ 4. Знали его и по выступлениям в городской
газете.
Но мало кому было известно, что, закончив
десятилетку, Виктор вступил в партизанский отряд и почти
одновременно был включен в состав Луганского
подпольного горкома комсомола.
Мошков, Земнухов и Третьякевич составляли
программу концерта так, чтобы в ней не было ничего
антисоветского. Концерты давались «для немецкого
гарнизона» — иначе оккупанты и клуб не разрешили бы
открыть, и тут нужна была известная хитрость,
ловкость, смелость, наконец!
На одном из вечеров Иван Земнухов читал свои
стихи, посвященные памяти М. Ю. Лермонтова.
Что слышу я? Печаль постигла лиру.
Уж нет того, чьи, прелестью дыша,
Стихи взывали о свободе к миру,
Живою силой трепеща;
Кто не искал с глупцами примиренья,
Услышавши холодный ропот их,
Кто видел Родины истерзанной мученья,
Кто для борьбы чеканил стих!
Можно представить, каким призывом звучали эти
строки для всех, «кто видел Родины истерзанной
мученья», кто мстил за ее поругание!
Участие в концертах клуба уберегало Ивана Зем-
нухова от ужасной судьбы, которую готовил ему
маленький клочок бумаги — «аусвайс» или «рабочая
карточка». Даже имя юноши здесь переиначено на
немецкий лад — «Iohan». Устанавливая на оккупированной
земле «новый порядок», фашисты создали биржу труда,
которую в народе называли «черная биржа». Она
должна была вербовать и отправлять на работу в Германию
работоспособное население. К началу декабря были
подготовлены документы для отправки двух тысяч
юношей и девушек из Краснодонского района. Были состав-
55

лены списки с подробными адресами, заполнены
«рабочие карточки» на каждого и назначен день
отъезда. Как уберечь Ивана и Марию, Анну и Василия? Как
спасти две тысячи наших ребят от угона в рабство?
Было у того мрачного учреждения и другое название.
Радий Юркин рассказывал, что «биржу труда»
краснодонцы окрестили «домом смерти». Именно этот
страшный дом и приговорили к смерти молодогвардейцы.
Штаб принял решение: «черную биржу» сжечь!
Осуществить операцию поручено Сергею Тюленину, Любови
Шевцовой и Виктору Лукьянченко.
«Выступление» было приурочено к празднику — Дню
Советской Конституции. «Артисты» запаслись всем
необходимым и... О подвиге своих товарищей
рассказывает командир «Молодой гвардии»: «Они дождались
темноты, бесшумно подползли к зданию, осторожно
выдавили стекло в одном окне и проникли внутрь...
Нескольких палочек артиллерийского пороха и пузырька
бензина, захваченного Любой, оказалось достаточным,
чтобы поджечь портьеру, матерчатый диван и стол,
заваленный бумагами...»
По «черной бирже» загулял «красный петух». Над
ночным Краснодоном поднялось багровое зарево.
Ветер раздувал пламя. В пепел превратились тысячи
«рабочих карточек».
Радостное волнение испытывал в те дни Филипп
Петрович Лютиков. «Ну что,— спросил он хозяйку дома,
где квартировал,— добрую иллюминацию фашистам
устроили?» — «А правда, Петрович, говорят, будто от
проводов биржа загорелась?» — спросила она. «От
проводов? — Лютиков нахмурился.— Нет, не от проводов. От
гнева народного, вот от чего. Я так думаю».
Он так думал, потому что сам был частицей этого
гнева, той искрой, от которой возгоралось пламя борьбы.
56

ГРАФА
В КОМСОМОЛЬСКОМ БИЛЕТЕ
«Время вступления в ВЛКСМ» — вот о чем пойдет
речь. Все равно, сделал ты этот шаг или только
раздумываешь над ним, проставлен в твоем комсомольском
билете год ушедший или будет вписан идущий, ты,
конечно, задавал себе вопрос: «Когда? Когда вступать?»
И говорят ли о чем-нибудь даты— 1942 или 1985?
Наверное, поразмыслив, ты решишь, что вопрос этот
несущественный, во всяком случае, не главный. Потому
что главное — как, почему, с какой целью и какими
чувствами становится человек в ряды авангарда
молодежи. «В жизни всегда есть место подвигам», это так.
И все-таки...
Трусость во все времена считалась позором. Но в
1941-м она могла обернуться подлостью,
предательством. Вот почему, когда при эвакуации два
старшеклассника «потеряли» свои комсомольские билеты,
секретарь комитета комсомола школы Майя Пегливанова
поставила вопрос об их исключении из ВЛКСМ.
Общешкольное собрание поддержало секретаря, а райком
утвердил это решение.
— Лучше б они потеряли свои головы, чем
комсомольские билеты,— никак не могла прийти в себя от
негодования Майя.— Они испугались немцев, трусы!
Будущий молодогвардеец Борис Главан вступил в
комсомол на фронте весной 1942 года. В апреле он
писал с передовой родным: «Я очень рад, что принят в
ряды комсомола, обещаю еще более упорно бороться
против оккупантов».
Сопоставим еще некоторые документы и даты.
Шевцова Любовь Григорьевна. Вступила в ВЛКСМ 6
февраля 1942 года (протокол № 36 заседания бюро
Краснодонского РК ЛКСМУ). Вступить в комсомол —
значит действовать. И уже 31 марта девушка пишет
заявление: «Прошу принять меня в школу радистов.
57

Желаю... служить нашей Советской стране честно и
добросовестно». 9 февраля 1943 года после пыток и
допросов Люба была расстреляна фашистами. Коротка ее
жизнь и так мал комсомольский стаж: всего один год
и три дня. Но мы помним, какой это был год, какие
дни! И потому уже столько десятилетий длится ее
комсомольский стаж. День гибели — только одна из дат
в бессмертии героя.
Бесстрашие во все времена ценилось, как одно из
высших достоинств человека. Во второй половине
42-го года в оккупированном Краснодоне оно было
превыше всего: молодогвардейцы оставались верны своей
принадлежности Ленинскому Коммунистическому
Союзу Молодежи, а те, кто не был комсомольцем,
вступили в его ряды. Их было двадцать два человека,
вступивших в комсомол в подполье. Двадцать два
бесстрашных, зная, что за одну принадлежность к этой
организации они могут заплатить жизнью, связали
свою судьбу с комсомолом.
В конце 1942 года они получали из рук секретаря
комсомольской организации и комиссара «Молодой
гвардии» временные удостоверения. «Надо было видеть,
как Олег Кошевой, который был моложе меня почти
на шесть лет,— вспоминал с восхищением Иван Турке-
нич,— руководил нашей выросшей, разветвленной
организацией. Мы работали с Олегом дружно, постоянно
советовались, и я часто удивлялся его ясному,
живому уму, организаторским способностям и неугасимому
боевому духу».
В удостоверениях не было привычной графы «время
вступления в ВЛКСМ», но как много может рассказать
о той поре даже один вид этого документа!
В неровных строчках, скачущих буквах нетрудно
узнать шрифты все той же подпольной типографии,
которую молодогвардейцы открыли в доме Жоры Арутю-
нянца, чтобы «сообщить людям правду». Сверху на
обложке лозунг борющегосй народа: «Смерть немецким
58

оккупантам!» Только там, за полным разгромом
фашизма, виделась счастливая жизнь. Об этом же
говорит и срок, на который выдавалось комсомольское
удостоверение: «Является действительным на время
Отечественной войны». Сколько бы ни длилась борьба,
ты — комсомолец и должен быть на передовой.
«выполняли
ЗАДАНИЕ ВСЕ»
Где это возможно, мы приводим слова самих
молодогвардейцев, слушаем их голоса. Пусть всего одна
страничка из дневника, записка или строчка, пусть
всего два слова, нацарапанных на стене камеры,— это их
живая речь. Ведь никто ле передаст товарищу твои
мысли так точно и взволнованно, как ты сам.
В главе «Зарево борьбы» мы знакомились с
отрывками из дневника Нины Кезиковой. Последняя запись
в нем датирована концом августа 1942 года.
Дневник Лидии Андросовой, подруги Нины,
дополняет и как бы продолжает те записи. В судьбе девушек
много общего: вместе росли, учились, каждый день
виделись. Огромным событием для обеих было
вступление в комсомол. Главным делом жизни — подпольная
борьба в «Молодой гвардии». И погибли они в один
день.
Лида Андросова мечтала о комсомоле. А
четырнадцати еще не было. Уже подумывала годик себе
прибавить, но подружки отговорили: в небольшом поселке
все друг друга хорошо знали, не вышло бы ничего.
Лида даже расплакалась по-детски: «А вдруг я умру
и комсомолкой так и не побуду...»
Через год вступив в комсомол, она сразу стала
вожатой.
«Кто твой любимый герой? Есть у тебя идеал?» —
спрашивали они друг друга и в личных разговорах, и
на школьных диспутах. Никому не казались наивно-
59

мечтательными эти вопросы. Началась война, каждый
должен был понять и почувствовать: во имя чего
сражается, на кого хочет походить?
«Моя любимая героиня — Зоя Космодемьянская»,—
не раз говорила в 1942-м семнадцатилетняя Лида
Андросова, и это звучало как клятва.
В послевоенные годы мы спросили себя: «Сколько
было Матросовых?» Сколько их было, отважных,
закрывших своим сердцем вражескую огневую точку? Не
десятки — сотни!
А сколько было Космодемьянских? Тоже сотни.
Тысячи. Не потому ли мы и победили в той страшной
войне, что юная комсомолка Лида из маленького
шахтерского поселка решила: «Буду как Зоя». И была. До
последней минуты была героиней. В схватке с врагом
и в самой гибели...
Дневник Лиды Андросовой, как и у Нины Кезико-
вой, носит личный характер. Хотя в нем почти ничего
нет о любви, но в каждой записи повторяется одно
и то же имя: «Вечером был Коля...», «После обеда
приходил Коленька...», «Я долго ждала Колю...» Девушка
любила Николая Сумского. Она смастерила небольшой
простенький медальон из жести, где хранила две
фотографии — свою и любимого. Медальон был с ней до
последнего часа.
Дневник Лиды — это в основном дневник событий.
И понятно почему. Девушка не могла записывать
сокровенное, зная, что в любой момент записи могут
попасть врагу. Не все можно было сказать открыто,
отсюда обиняки, полунамеки. Если мы читаем: «Коля
ушел рано (по делу)...», то можем в полную меру
оценить, почему последние два слова поставлены в скобки
и как много недосказанности за многоточием. Каждая
строчка говорит о том, что Лида живет двумя жизнями:
внешней — тут она вынуждена работать, чтобы
избежать угона в Германию, и главной — внутренней, о
которой пишется осторожно, скупо. И эта вторая жизнь,
60

с ее опасностями и высокой целью, с ежедневным
риском и радостным предчувствием перемен к лучшему
целиком захватывает девушку.
«Буду писать о дружбе,— прорывается у автора
дневника в самом начале.— Ведь без дружбы никак
нельзя. Дружба — наилучшее в нашей жизни и
особенно в этот тяжелый период» (25 ноября).
Как все патриоты, Андросова тяготится
подневольным трудом, с нетерпением ждет прихода Красной
Армии. «Нас, комсомольцев,— записывает она,—
заставляют каждый день ходить отмечаться в полицию. Я бы
ни за что не работала, но работа меня спасла, не забрали
в Германию...» И на другой день: «Ой какое медленное
немецкое время! Никак спать не хочется. Лягу рано и
все думаю, думаю...» (26 ноября). «С восхода до
захода солнца была на работе. Как тяжело... А радостно
потому, что отступают немцы!» (1 декабря). Вселяет
в нее бодрость и то, что блюстители «нового порядка»
теряют прежнюю свою самоуверенность, откровенно
нервничают, все меньше чувствуют себя хозяевами
положения. «Вчера был наш праздник, День Конституции.
Полиция перед этим днем была на постах. Боятся,
чтобы не повесили знамя или листовки» (6 декабря). Еще
памятно празднование 25-й годовщины Великого
Октября! Всего месяц назад здесь, в своем доме, Лида
Андросова вместе с подругами-подпольщицами Ниной
Кезиковой и Надей Петрачковой из простого
крестьянского холста сшили флаг и выкрасили его в ярко-алый
цвет.
Как и ее товарищи по борьбе, Лида живет по
советскому календарю, в котором личные даты совпадают
со всенародными: «Сегодня великий праздник, день
выборов в Верховный Совет СССР. Мне сегодня ровно
18 лет. Вечером приходили Коля, Нина и Надя Петрач-
кова. Все пожелали мне счастья» (12 декабря).
В середине декабря семья Андросовых выходила
ночью слушать гул орудий. Фронт приближался, а с
61

ним и надежда на скорое освобождение. Через поселок
каждый день шли отступающие части. Унося ноги,
«освободители», как их иронически именует Лида, не
брезговали стащить в доме последнюю пышку. Такими они
пришли (вспомни записи Нины Кезиковой), такими и
покидали ограбленную ими землю.
Последняя запись в дневнике Лиды помечена 25
декабря 1942 года,. Одна фраза содержит намек, который
никогда не будет расшифрован: «Выполняли задание
все». Распространяли подпольщики листовки или
готовили диверсию, никто не знает. Ясно только, что
задание Родины молодогвардейцы поселка Краснодон
выполнили. Все.
«ПО ДОРОГЕ
ЗАХВАТИЛИ ПАТРОНЫ...»
Еще больше загадочных строк в коротеньком
дневнике молодогвардейца Степана Сафонова, с которым
мы теперь познакомимся. Конечно, когда юный
конспиратор собирается пойти в клуб имени Горького, где он
«должен сегодня увидеть своих ребят: Виктора Т. и
Ваню 3.», то мы без особых усилий узнаем их —
Виктора Третьякевича и Ваню Земнухова. Но вот Степан
пишет о занятиях струнного кружка: «Здесь много
знакомых. Виктор спросил у меня про Николая, но так,
что никто не понял». Тут уже и нам трудно что-нибудь
понять, хотя ясно, что в эти слова вложен какой-то
тайный смысл. Видимо, эти были записи для себя,
которые автор, останься он в живых, смог бы
расшифровать и для нас.
В победном 1945-м отец Степана Сафонова
рассказал: «2 февраля 1942 года я получил повестку о
призыве в армию. Сказал об этом Степе. Он помог мне
собираться в дорогу. На следующий день проводил до
военкомата. Это была наша последняя встреча. Мне
запомнилось какое-то растерянное выражение его лица».
62

У страниц Степиного дневника совсем другое
«выражение лица». Здесь нет и следа растерянности.
Наоборот! Уверенность в своих силах, приподнятость» даже
праздничность: «На струнном весело — смех и шум.
Играли допоздна» (19 декабря). Конечно, настроение
этих записей диктуется важным событием в жизни
парня: ему в этот день шестнадцать! Но пишет Степа не
столько о себе, сколько о друзьях, которыми плотно
окружен. «Виктор» и «Ваня», «Олег» и «Сергей» (Третья-
кевич, Земнухов, Кошевой, Тюленин) — это его
старшие товарищи. И хотя они входят в штаб «Молодой
гвардии», рядовой участник подполья Степан Сафонов
называет их «своими ребятами». Теплота товарищеских,
дружеских отношений еще больше сплачивала юных.
Размышляя над дневником Лиды Андросовой, мы
уже отметили, что молодогвардейцы и в условиях
оккупации жили по советскому календарю, по советским
законам. В записях Степы Сафонова мы видим то же.
Вопреки попыткам насильников превратить Ивана в
«Иогана», ребята помнят дорогие каждому имена. Все
названия родных улиц, городских клубов и т. д.
остаются неизменными. «Я собрался сходить в клуб имени
Горького»,— пишет Сафонов. И в другом месте:
«Потом... пошли в клуб Ленина».
Людям по шестнадцать лет. Мальчики? Нет, воины.
«В клубе я пробыл около двух часов,— записывает
Степан Сафонов 20 декабря.— Потом за мной забежали
Ленька и Сергей, и мы пошли. По дороге мы захватили
патроны и отнесли в баню».
Такую дорогу они выбрали. Едва простившись с
детством, юность бралась за оружие.
Степа не пишет об этом, но мы знаем, что в день
25-й годовщины Великого Октября он в составе группы
своего друга и командира Сергея Тюленина вывешивал
красный флаг над школой № 4. Именно Степан
Сафонов заминировал подход к флагу, за что и получил от
боевых друзей прозвище Старший минер.
63

Сенька, Ленька, Володька, Радька — в этих, по-
уличному простецких именах ровесников Сафонова
(которого С. Остапенко, Л. Дадышев, В. Куликов, Р. Юр-
кин, конечно, тоже называли просто Степкой)
запечатлелись те грубоватые формы общения в компании
подростков, которые достались и i от совсем недавнего
детства. Но тем острее сквозь эту дань улице и
вчерашнему дню проступают черты раннего возмужания. Им
не приходили повестки о призыве в армию, и никто
не провожал их до военкомата. А они на передовой.
Не дожили ребята до того дня, когда в
правительственных указах впервые и, быть может,
единственный раз совсем по-взрослому прозвучали на всю
страну их полные имена.
«За доблесть и мужество, проявленные в борьбе с
немецко-фашистскими захватчиками в тылу врага,
наградить...
орденом Отечественной войны 1-й степени,
медалью «Партизану Отечественной войны» 1-й
степени,
Дадышева Леонида Александровича...
Остапенко Семена Марковича...
Куликова Владимира Тихоновича...
Сафонова Степана Степановича...»
«НЕНАВИДЕТЬ ВРАГОВ
ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО СЧАСТЬЯ»
Конечно, о человеке надо судить по его делам. Но,
во-первых, мы знаем, что у молодогвардейцев слово не
расходилось с делом, а, во-вторых, согласись, как много
могут сказать о человеке его привязанности, его друзья,
его записи...
Записная книжка Ули Громовой не дневник, хотя в
ней встречаются отдельные собственные наблюдения и
размышления девушки. «Наша жизнь, созидательный
труд, наше будущее, вся наша советская культура в
64

опасности,— пишет Ульяна 1 октября 1941 года.— Мы
должны ненавидеть врагов своей Отчизны; ненавидеть
врагов человеческого счастья, зажечься непобедимой
жаждой отомстить за муки и смерть отцов, матерей,
братьев, сестер, друзей, за смерть и муки каждого
советского гражданина». В школьном сочинении
девятиклассницы Громовой встречаем размышления юной
краснодонки о своих соотечественниках: «Всюду
встретишь советских патриотов, самоотверженных, твердых
волей, сильных и мужественных советских людей,
которые умеют нежно любить свою Родину, отдать за нее
жизнь, отстоять и защитить ее...» (в оригинале —
по-украински).
Комсомолка, отличница, Уля не просто читает книги,
но раздумывает над каждой страницей, выписывает
полюбившиеся мысли, чтобы еще и еще раз вернуться к
ним. И маленькие, и великие вопросы волнуют девушку.
Когда происходит в человеке нравственный перелом —
в юности или, быть может, в детстве? Что значит
уважать человека, что значит любить его? Каким должен
быть свободный труд, способный приносить глубокое
удовлетворение? Кому на земле выгодна ложь и почему
человек должен бороться за правду? Кого считать
настоящим другом? Каким должен быть старшеклассник
советской школы?
На эти и многие другие вопросы Громова ищет
ответ у великих мудрецов, писателей, философов
минувших столетий и у своих современников. Она снимает
с книжной полки произведения В. И. Ленина и В.
Шекспира, М. Ю. Лермонтова и Джека Лондона, Н. Г.
Чернышевского, И.-В. Гёте, Л. Н. Толстого, Т. Г. Шевченко,
хЭД. Горького, Н. Островского, В. Маяковского... Мысли
великих, выписанные Улей на протяжении трех лет,
помогают и нам глубже понять взгляды Ульяны
Громовой, члена штаба «Молодой гвардии».
3 ...и передай товарищу!
65

«Для лакея не может быть великого человека,
потому что у лакея свое понятие о величине».
Л. Н. Толстой.
«Насмешки боится даже тот, кто уже ничего не
боится на свете».
Н. В. Гоголь
«Гораздо легче видеть, как умирают герои, чем
слушать вопли о пощаде какого-нибудь труса».
Джек Лондон
«Одно из самых больших зол и бедствий, которые
остались нам от старого капиталистического общества,
это полный разрыв книги с практикой жизни... Поэтому
простое книжное усвоение того, что говорится в книгах
о коммунизме, было бы в высшей степени
неправильным...»
В. И. Ленин
«Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается
ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было
мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы
не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, и,
чтобы умирая, мог сказать: вся жизнь и все силы были
отданы самому прекрасному в мире — борьбе за
освобождение человечества».
Н. Островский
«В человеке все должно быть прекрасно: и лицо, и
одежда, и душа, и мысли».
А. П. Чехов
«Быть коммунистом — значит дерзать, думать,
хотеть, сметь».
В. Маяковский
66

«И если уж надобно о священном, то священно
только недовольство человека самим собой и его
стремление быть лучше, чем он есть; священна его ненависть
ко всему житейскому хламу, созданному им же самим;
священно его желание уничтожать на земле зависть,
жадность, преступления, болезнь, войны и всякую
вражду среди людей; священен его труд».
М. Горький
«Конечный вывод мудрости земной:
Лишь тот достоин жизни и свободы,
Кто каждый день идет за них на бой».
Гёте
Последние слова (из драмы «Фауст» великого
немецкого поэта Гёте) Ульяна Громова выписала, когда
враг уже топтал землю бе родного Краснодона. Доктор
Фауст, проживший долгую, полную трудов и поисков
смысла жизнь, находит «конечный вывод мудрости
земной». И в чем же он заключается? В том, что прав
только борец, только тот, кто каждый день своей жизни
посвящает битве за жизнь и свободу, берет их с бою.
ПОСЛЕДНЯЯ
ОПЕРАЦИЯ
Возникшая из небольших разрозненных групп,
разросшаяся и окрепшая, «Молодая гвардия» к концу
1942 года представляла собой реальную силу.
Немецкому командованию пришлось направить в Краснодон
специальные силы гестапо, которые получили приказ —
очистить от партизан тылы. Оккупанты не чувствовали
себя хозяевами на захваченных землях, а гитлеровская
армия под мощными ударами советских войск
откатывалась все дальше на запад.
Менялись и усложнялись задачи «Молодой гвардии».
Вот что писал об этом ее командир Иван Туркенич:
3*
67

«Красная Армия все ближе подходила к Донбассу. Мы
с волнением и радостью следили за ее продвижением
и неутомимо готовились к нападению на немецкий
гарнизон. Я разработал подробный план захвата города,
расставил силы, разведка собрала большой материал,
склад пополнялся оружием. Мы готовились день и
ночь».
Трудным и нерешенным оставался вопрос
продовольственный. Где и как доставать провиант? Кроме того,
нужны были деньги — для подкупа полицейских (так
спасена была связная Ольга Иванцова) и поддержки
наиболее нуждающихся семей красноармейцев,
воевавших на фронте.
Как раз в это время в Краснодоне появились
немецкие грузовики с новогодними подарками фашистским
солдатам. Члены штаба «Молодой гвардии» первыми
узнали об этом и приняли решение «разгрузить»
машины. Мешки с подарками попрятали по квартирам, а
часть принесли в клуб имени Горького, который в то
время стал центром работы «артистов».
Может быть, небольшая новогодняя операция
прошла бы незаметно, но ребята решили часть сигарет из
новогодних подарков продать на базаре. Один из
подростков попался с «товаром», был арестован полицией
и, не выдержав побоев, ночью 31 декабря назвал
фамилии тех, кто дал ему сигареты.
Выслуживаясь перед своими хозяевами, полиция во
главе с начальником Соликовским утром 1 января
1943 года, ворвавшись в зрительный зал клуба имени
Горького, арестовала «директора» — Евгения Мошкова.
В тот же день были схвачены «руководитель струнного
кружка» Виктор Третьякевич и «администратор» Иван
Земнухов.
Однако эти аресты еще не означали провала
организации. Полиция считала, что имеет дело с
похитителями новогодних подарков — и только. Позже стало
известно, что начальник полиции Соликовский собирался
68

даже, «всыпав им еще плетей», отпустить арестованных
по домам.
Но тут дело о хищении подарков оборачивается
совсем по-другому, потому что появляется предатель.
Спасая свою шкуру, он пишет заявление-донос на имя
начальника шахты Жукова, активного пособника
оккупантов: «Я нашел следы подпольной молодежной
организации и стал ее членом. Когда я узнал ее
руководителей — я вам пишу заявление. Прошу прийти ко мне
на квартиру, и я расскажу вам все подробно...» Написав
эти слова под диктовку своего отчима, агента полиции,
изменник Почепцов задумывается. Как сделать так,
чтобы выгородить себя и, продавая вчерашних товарищей,
самому выглядеть в глазах оккупантов без пятнышка?
И тогда донос помечается задним числом: «20 декабря
1942 года». Дескать, арест молодогвардейцев тут ни при
чем, давно рад был услужить «новому порядку»...
В тесных дружеских компаниях встречала молодежь
Краснодона Новый год. Все знали, что фашистов бьют
под Сталинградом, и это поднимало настроение,
помогало надеяться на скорое освобождение. Были тосты
за Победу, вполголоса пели советские песни. В одной
компании раздобыли патефон и несколько раз ставили
пластинку, доносившую дыхание свободной Родины:
Широка страна моя родная,
Много в ней лесов, полей и рек.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек.
Не знали ребята, что через несколько дней в другом
месте другой патефон будет оглушать их совсем
другой музыкой...
69

«ТОВАРИЩЕЙ НАДО
ВЫРУЧАТЬ»
Нужно было действовать решительно и без
промедления.
2 января на квартире Анатолия Попова состоялось
последнее заседание штаба, на котором присутствовали
Иван Туркенич, Олег Кошевой, Сергей Тюленин,
Ульяна Громова, Любовь Шевцова и многие другие члены
организации. Штаб дал указание молодогвардейцам
небольшими группами просачиваться к линии фронта
и постараться перейти ее, а в случае неудачи —
дожидаться своих.
В ту же ночь, выполняя приказ, многие юные
подпольщики покинули город и ушли на восток.
Между тем аресты в Краснодоне продолжались.
Полиция схватила коммунистов Ф. П. Лютикова, Н. П. Ба-
ракова и других. В эти страшные дни и ночи начался
последний этап борьбы подпольщиков, изумивших
силой духа и врагов.
Далеко за полночь вооруженные полицаи ворвались
в квартиру Шепелевых. Мужественное поведение
старшего брата, молодогвардейца Евгения Шепелева,
врезалось в память младшего: «Когда он оделся,
полицейский попросил у матери чем-нибудь связать Жене руки.
Мама ответила, что у нее нет ничего такого, чтобы
вязать своему сыну руки, а Женя усмехнулся и говорит:
«Эх вы, трое вооруженных, и боитесь одного вести,
брали бы с собой цепи».
После ареста Мошкова и Третьякевича Земнухов
идет в полицию выручать друзей. Это кажется
настоящим безумием: какой справедливости можно искать у
извергов, живыми закапывающих людей в землю?
Впрочем, такой поступок говорит не только о бесстрашии
Вани и его готовности рисковать жизнью ради своих
соратников. Был у него и определенный расчет.
Земнухов мечтал стать юристом, перед оккупацией
70

учился на краткосрочных юридических курсах в
Ворошиловграде. Теперь он надеялся помочь друзьям. И как
знать, не будь предательства, о котором Ване, конечно,
не было известно, быть может, удалось бы спасти
друзей.
Мы не раз уже обращались к незаурядной личности
Земнухова. Не только интересно, но и важно понять,
проследить, что сформировало этот героический
характер — комсомольца, вожатого, подпольщика, идейного
борца за новый мир. Думаешь об Иване, и сразу
вспоминается его четверостишие:
Нас радости прельщают мира,
И без боязни мы вперед
Взор устремляем, где вершина
Коммуны будущей цветет.
И путь его к этой вершине был романтически
бурным, через преодоление некоторых заблуждений ранней
юности, через страстное утверждение в себе самом и
в окружающих высоких идеалов будущего.
Большое влияние на подростка Земнухова оказал
его старший брат Александр, служивший в то время в
Красной Армии. Наивны, может быть, по-мальчишески
неуклюжи стихи пятнадцатилетнего Вани,
посвященные брату, но они так искренни:
Мой преданный и славный друг,
Мой брат прекрасный Саша,
Ты уехал далеко на юг,
Но неразрывна дружба наша.
С пылкостью поэтической натуры Ваня делился с
братом-другом своими размышлениями о жизни, не
скрывая при этом своих мечтаний, впадая в
преувеличения и крайности. В порыве юношеского обожания он
может признаться, что в письмах старшего брата
находит «неповторимо гениальные мысли». Мы улыбнемся
этой гиперболе, но как не восхищаться Ваниной горяч-
71

ностью в отстаивании своих взглядов, земнуховской
жаждой познания! На уроках он спорит не только с
одноклассниками, но и с учителями. Видимо, не всегда
юный спорщик был прав и не всегда класс его
поддерживал, но сами эти диспуты были чрезвычайно
плодотворны для формирования взглядов юноши. В письме
к брату от 20 мая 1939 года Ваня признается:
«Чувствую, что взгляд мой на жизнь становится более
серьезным, более правильным». И заканчивает пламенным
пушкинским призывом:
Пока свободою горим,
Пока сердца для чести живы,
Мой друг, отчизне посвятим
Души прекрасные порывы!
Очень интересно письмо от 22 января (второпях
автор забыл указать год). Оно начинается словами:
«Здравствуй, мой дорогой братец Саня! Шлю тебе в
твой снежный неведомый край свой сердечный
ученический привет!» Здесь мы встречаем чрезвычайно
важную мысль: Ваня пишет, как человеку в ранней юности
нужны советы, чье-то внимание, которое бы «вдохнуло
свежие духовные силы». Пристальный интерес к
духовной жизни человека вообще характерен для
молодогвардейцев.
Оптимизмом тревожной предвоенной юности дышат
строки из письма Ивана Земнухова от 29 января
1940 года. «Впереди жизнь — впереди неизвестность, и
впереди верные доброжелательные друзья». Верные
друзья были рядом, просто не всех он еще знал по
имени и в лицо. А жизнь дарила такими надеждами, что
голова кружилась от восторга, и он писал брату: «Еще
придет тот час, желанный и радостный, когда соберемся
вместе и тогда... и тогда сделаем что-то прекрасное,
веселое!»
Сделаем что-то прекрасное, веселое...
В одной из многочисленных черновых записей Ива-
72

на Земнухова встречаются слова: «Наибольшее
количество счастья для наибольшего количества людей». Да,
масштаб личности определяется масштабом задач,
которые она ставит перед собой, над которыми
размышляет...
Школа и Земнухов. Они неразделимы. Учителя,
однокашники, комсомольские собрания, литературный
кружок, школьный альманах и стенгазета — все это
многое дало Ване. И он старался вернуть школе все,
чем она его зарядила. Его запомнили и с блокнотом
в руках выступающим перед комсомольцами, и
вдохновенно декламирующим стихи на школьном вечере, и
оживленно беседующим с кем-нибудь из сорванцов на
переменке.
Одноклассница рассказывает, как однажды перед
уроком геометрии Ваня признался, что доказательства
теоремы не учил, едва формулировку прочитал. А
учитель его и вызвал...
Все считали, что в знании литературы Земнухову
нет равных в классе, но математика... Впрочем, тут
важно было уметь собраться и попытаться логически
рассуждать. И Ваня, подумав, стал доказывать теорему,
но не как в учебнике, а по-своему... Учитель, конечно,
заметил, с каким напряжением мыслит ученик у доски,
и оценил его творчество сухим комментарием: «Вы
можете доказывать теоремы как угодно, лишь бы это было
математически верно. Как сейчас у Земнухова,
например...»
Случались с Ваней казусы, связанные с его
пристрастием к чтению. Бывало, что у него из парты
учитель извлекал роман, в который погружался, забывая
обо всем на свете, ученик. Литература была его
любимым предметом.
Как-то учитель-словесник Д. А. Саплин дал
десятиклассникам тему для сочинения — «Человек, с которого
я беру пример». Работа Земнухова начиналась таким
вступлением: «Черт возьми, Даниил Алексеевич! Дали
73

вы темку — голова кругом идет. Сколько
замечательных людей на свете: Николай Островский, Чапаев,
Фурманов! И даже Славка Чернецов...»
И снова класс замер: как среагирует учитель! Все-
таки это дерзость: поставить имя однокашника в ряд с
прославленными людьми! Однако учителю сочинение,
в котором автор попытался создать образ своего
современника, комсомольского активиста, настолько
понравилось, что его вывесили, как образцово-творческое в
пионерской комнате. (К тому же Земнухов оказался
прозорлив: Слава Чернецов пал смертью храбрых в
боях за Родину, как миллионы рядовых героев,
сделавших все для Победы.)
Если, как мы отмечали, Александр Земнухов оказал
большое влияние на брата, то среди тех, на кого
повлиял Иван Земнухов, наверное, следует в первую
очередь назвать молодогвардейца Георгия Арутюнян-
ца, который преданно любил старшего друга, верен
был его памяти всю свою жизнь. Достаточно
привести три признания — из писем и воспоминаний
разных лет.
«Я сам ищу все, что можно найти об Иване, ведь
это был мой задушевный друг! Ни один концерт не
проходил без нас, ни один вечер танцев не обходился без
нас...
Я не припоминаю момента, когда бы он на
заседании нервничал, кричал или ругался, нет! Я не помню
его растерянным в критические минуты. В то время,
когда он и многие другие получили повестки об
отправке в Германию, он вел себя спокойно, воодушевляя
других.
Как он мог влиять на других! Какой он имел
авторитет среди всех членов организации! Он мог убедить
и успокоить даже таких пылких, как Сергей Тюленин...»
(27 апреля 1944 года, из письма Г. Арутюнянца
Александру Земнухову).
«Мне кажется, что Ваня будет вечной путеводной
74

звездой в моей жизни» (19 июня 1944 года, из письма
Александру Земнухову).
«Только сейчас, вспоминая свою юность, я отчетливо
вижу, какое значение для всех нас имел в то трудное
время Иван Земнухов.
Всего на два года старше меня, он был другом моей
юности, советчиком, руководителем... Образ Вани,
полного горячей убежденности, искренности и
человечности,— самое прекрасное воспоминание моей
комсомольской юности» (1958 год, из воспоминаний Г. Ару-
тюнянца «Боевая молодость»).
...И вот последние слова Ивана Земнухова,
дошедшие до нас из далекого 43-го: «Товарищей надо
выручать». Вожатый до конца был верен тому, чему учил
своих пионеров.
ТЕОРЕМЫ
ДЕСЯТОГО КЛАССА
Не оставила в минуту смертельной опасности своих
учеников и молодая учительница Александра Емелья-
новна Дубровина. В ее десятом классе учились
молодогвардейцы Ульяна Громова, Анатолий Попов, Майя Пе-
гливанова. В одной подпольной организации со своими
воспитанниками она выполняла все поручения штаба.
Давай представим себе: ученик рисует своего
учителя... Что движет им? Преклонение, восторг, обожание?
Стремление понять своего наставника?
Но вот перед нами карандашный портрет девушки
с прекрасным одухотворенным лицом. Свою ученицу
изобразила... учительница. Юная Майя была хороша
собой, слов нет. Об этом говорят все ее фотографии. Но
Александре Емельяновне Дубровиной удалось передать
в рисунке самое сложное и почти неуловимое—красоту
духовного облика подруги.
Учительница и ученица... Их отношения — это целая
поэма о дружбе, сердечной привязанности, проверенных
жизнью и смертью.
75

Шесть лет — не такая уж разница, если учительнице
23, а ученице 17. Однако дело не в возрасте. Их дружба
родилась из общих интересов и духовной близости. Они
испытали самое большое счастье — служить одной
высокой цели. До конца. До последней минуты.
Александра Емельяновна гордилась тем, что в
самом начале войны, в трудное для Родины время, ее
юная подруга возглавила комсомольскую организацию
школы. Она любовалась Пегливановой, записывала в
дневнике: «Майя — это бурный молодой поток. Нет,
кажется, усталости для нее. Она всегда в беспрерывном
движении и речах, с этими нежно-розовыми щечками,
блестящими глазенками». Но Дубровина знала подругу
и другой — волевой, принципиальной, решительной.
Именно эти черты подчеркнуты в карандашном
портрете.
Из опубликованных воспоминаний матери Майи
Пегливановой возникает удивительный факт, так много
говорящий и о том времени, и о глубине привязанности,
существовавшей между подругами. Всего одна строка:
«Шура Дубровина, услыхав в Краснодоне, что мы
застряли в Новошахтинске, пришла к нам». Только одна
строка, упоминание вскользь, но сколько открывается за
ним!
Лето 42-го. Фашисты прорвались к Краснодону. Мать
и дочь Пегливановы вместе с другими беженцами
спешно эвакуируются на восток. Но под Новошахтинском
немцы перерезают путь. Ехать дальше невозможно.
Возвращаться в оккупированный Краснодон?
Пегливановы колеблются. И вот тут, вспоминает мать, пришла
к ним Дубровина. Пришла на помощь, на выручку,
пришла пешком, хотя путь был неблизок и связан с
риском. Но что такое расстояния и опасности для
настоящей дружбы!
Домой они возвращались вместе. Невеселая это была
дорога. Но уже здесь, на пути к «Молодой гвардии»,
они думают и заботятся о других. «Рядом с нами,—
76

вспоминает мать Пегливановой,— ехала подвода
эвакуированных с детьми. К ним подошел полицай и хотел
забрать подводу. Майя и Шура с серьезным видом
протянули ему бумажку новошахтинского коменданта
(повестку), написанную по-немецки. «Вот смотрите,—
говорят,— тут написано, что разрешается ехать таким-
то и таким-то на серой лошади. Если вы ее заберете,
мы пожалуемся коменданту». Полицай, не понимающий
по-немецки ни слова, поверил. Эвакуированные
поблагодарили девушек, пожелав им счастливого пути».
Дома их встретили сверстники и однокашники Майи,
будущие молодогвардейцы Уля Громова, Шура
Бондарева с братом Васей, Лиля Иванихина, Лина
Самошина. Обнимая Майю, они спрашивали: «Ну, секретарь
комсомольской организации, что будем делать?»
И ученикам, и учительнице предстоял суровый
экзамен...
Читаешь воспоминания родственников, листаешь
пожелтевшие страницы тетрадей, дневников — и
словно бы слышишь живые голоса...
— Ты еще ребенок, Майя!
— Я взрослая, мама. Совсем взрослая.
— Но ведь фашисты не пощадят, если узнают, что
ты хранишь свой комсомольский билет.
— Не бойся, мама, я его спрятала надежно. А если
возникнет опасность, закопаю вместе с другими
документами в железной коробочке.
— Где?
— Прости, мама, но лучше мне одной знать это
место.
— Майя, доченька, я же чувствую, вы не просто так
собираетесь с друзьями. Может, все-таки лучше
переждать? Время-то какое! Полицаи так и рыскают...
— Никогда, никогда комсомольцы не будут рабами!
Как и коммунары.
— Разве я об этом? Я все понимаю. Но ведь вы еще
совсем дети. Война — дело взрослых.
77

— Вот, видишь, мама, ты опять за свое.
— Но и ты за свое! Вчера девчата засиделись у нас,
ночевать остались. Я понимаю: ночь, непогода, патрули...
Но о чем вы шептались, чем занимались?
— Повторяли теоремы десятого класса...
Одна из таких «теорем», переписанная девушками
от руки, гласила:
«СКВОЗЬ ДЫМ ПОЖАРОВ, СКВОЗЬ ТЬМУ НЕ-
МЕЦКИХ ТЮРЕМ, СКВОЗЬ КРОВЬ И СЛЕЗЫ,
СКВОЗЬ МОРЕ ГОРЯ, ЧТО ЗАЛИЛО УКРАИНУ,
НАМ СИЯЕТ СОЛНЦЕ ПОБЕДЫ — СОЛНЦЕ
ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ. КАК НЕ ПОГАСИТЬ
СОЛНЦА НА НЕБЕ, ТАК НЕ ПОГАСИТЬ СИЯНИЯ
ОКТЯБРЯ...»
Своей жизнью молодогвардейцы доказывали
сложнейшую нравственную теорему о непобедимости
советского человека, в каком бы возрасте и обстоятельствах
ни застигла его борьба.
ДАНО было суровым временем: война, оккупация,
16—18 лет от роду, десятилетка (иногда неполная) за
плечами. ТРЕБОВАЛОСЬ ДОКАЗАТЬ, говоря
словами, которые часто повторяла в те черные дни Майя Пе-
гливанова: «Никогда, никогда комсомольцы не будут
рабами». И еще: «Комсомольцами были,
комсомольцами остались».
И они доказали это. Верностью клятве. Жизнью.
Борьбой. Смертью своей доказали.
В тот день, когда среди подпольщиков начались
аресты, Александра Дубровина осталась ночевать у Пе-
гливановых. Девушки взволнованно о чем-то
шептались.
Мать вспоминала, что ночью подошла к кровати, с
болью смотрела на них. Вдруг Майя открыла глаза и
спрашивает: «Ты что так смотришь, мама?» Шура тоже
не спала.
В тревоге и бессоннице минуло несколько суток.
11 января подруги были арестованы. Утром Дуброви*
78

ну выпустили, а потом стало известно, что снова
разыскивают.
Родные предлагали скрыться на хуторе.
— Нет,— сказала Шура,— я буду там, где мои
товарищи.
Почти те же слова Дубровиной приводит в своих
воспоминаниях мать Пегливановой:
— Я должна быть вместе с товарищами в тюрьме..*
Давайте передачу Майечке, я иду в полицию.
Другой судьбы, отдельной от участи самой близкой
подруги и своих «друзей по оружию», Александра Еме-
льяновна Дубровина для себя не представляла.
МЕСЯЦ
ИЗ ЖИЗНИ
«Молодая гвардия» была организацией отважных.
Но и среди подпольщиков в храбрости и отваге не было,
наверное, равного Сергею Тюленину.
Он словно бы и не знал, что такое страх. Тюленин
и его пятерка всегда были там, где всего опаснее.
Может быть, мы идеализируем его? Ведь известно,
что в детстве и отрочестве Сережка был в Краснодоне
«не из последних удальцов» и не раз заставлял соседей
вставлять разбитые им стекла, а педагогов разводить
руками. О том же говорит и заметка
четырнадцатилетнего Тюленина в городской газете — «Почему меня
считают неисправимым...».
Да, все это так. Но надо уметь видеть в человеке
главное, тем более в человеке юном, который и сам-то
еще не знает себя до конца. Что же было главным?
«Это был человек дела,— вспоминала подпольщица Нина
Иванцова.— Не любил хвастунов, болтунов и
бездельников. Он говорил: «Ты лучше сделай, и о твоих делах
пускай расскажут люди».
Не чужд он был лихости, мальчишеской удали; его
любимая присказка: «Живы будем — не помрем». Не-
79

удержимо влекло его туда, где тревога, опасность, бой.
Так и видишь Сергея в минуты, когда его отважная
пятерка вывешивает красный флаг над оккупированным
Краснодоном, разгоняет по окрестным селам гурт скота,
отбитый у немцев, громит вражескую автоколонну.
«Живы будем — не помрем!» — озорно шепчет крепкий
невысокий паренек, сжимая в руках автомат.
Неполных восемнадцать лет жизни Сергея
Гаврииловича Тюленина — пример человеческой
целеустремленности. Он рано ощутил свое призвание — быть
воином, бойцом. Конечно, его детские игры с товарищами,
когда ребята сами построили подобие небольшой
кузницы и «ковали» там мечи, копья и стрелы, кажутся
просто мальчишеской забавой. Но вот подросток
Сергей Тюленин подает заявление в летную школу и,
естественно, получает отказ — мал еще. Через год упрямо
повторяет попытку, даже проходит комиссию — и
тот же результат.
Что ж, не пускают в небо, он будет воевать на
земле. На земле, уже охваченной пожаром боев. И
воинский труд начинается для шестнадцатилетнего Сергея с
изнурительно тяжкой работы — участия в строительстве
оборонительных сооружений осенью 41-го.
До нас, к сожалению, не дошло от Сергея ни одной
им написанной страницы, ни единой строчки, слова,
даже автографа (неумолимо расправлялось с
документами военное время). Но, может быть, в самом этом
факте есть своя закономерность. Член штаба
«Молодой гвардии», отважный командир боевой пятерки, он
оставлял свой след оружием, которое взял в руки,
чтобы вместе с товарищами защитить Отчизну. Им
навсегда вписаны в историю борьбы подпольщиков с
оккупантами строчки автоматных очередей, поставлены
пулевые точки винтовочных выстрелов, и в огненном
автографе спаленной дотла «черной биржи» тоже видна
рука Сергея Тюленина.
80

Вот один месяц из его жизни. Последний месяц.
Январь 1943 года.
Сразу после первых арестов Сергей уходит из
города. Пытается перейти линию фронта и с друзьями,
и в одиночку, но безуспешно. 11 января, измученный,
оборванный, голодный, возвращается домой. А через
два дня вместе с сестрами предпринимает новую
попытку, на этот раз удачную.
Он просит командование направить его в разведку.
И вот, еще одетый по-граждански, он вместе с
десантниками врывается на танке в город Каменск. Но танк
подбит. Сергей и его новые товарищи схвачены, а
вечером их ведут на расстрел. Раненный в руку, Тюленин
выбирается из-под трупов и ночью незаметно уходит из
города.
Казалось бы, после всего пережитого он вернется в
часть. Нет, он направляется туда, где мучают в
застенках его товарищей. Он надеется, что их еще можно
выручить.
25 января Сергей возвращается в Краснодон. А
через два дня по доносу предателя он был схвачен
полицией.
Допросы и пытки... Пытки и допросы...
Мать Сергея, Александра Васильевна Тюленина,
вспоминала, что после истязаний не сразу узнала сына:
весь в крови, раненая рука висит как плеть, одежда
изорвана... На вопросы палачей юноша не отвечал.
Тогда один из них, рассказывала мать, «схватил раненую
руку Сережи и стал ширять прутом в рану. Сергей
глухо застонал. Я закусила губу, чтобы не закричать.
— А, молчишь? Ну, погоди, заговоришь, старая
ведьма!
Он поманил пальцем полицая. Вдвоем оттащили
Сергея к двери, сунули его пальцы между створками
и давят. Сережа дико вскрикнул и обмяк.
— Сыночек, сыночек,— тихо сказала я, и мне
сделалось дурно».
8)

Даже враги были поражены стойкостью юноши.
«Тюленин держал себя на допросе с достоинством,—
показал советскому суду начальник жандармского поста
Отто Шен,— и мы удивлялись, как могла у молодого
человека выработаться такая сильная воля. Наверное,
презрение к смерти породило в нем твердость
характера. В минуты истязаний он не проронил ни единого
слова о пощаде и не выдал никого из молодогвардейцев.
От него ничего так и не добились...»
В одном ошибался фашист. Сергей любил жизнь и
знал ей цену. Он хотел жить. Не презрение к смерти,
а презрение и лютая ненависть к врагу и такая же
горячая любовь к своему народу — вот что сделало
Сергея Тюленина героем.
ПОД ПАТЕФОННУЮ
ПЛАСТИНКУ
С допросов и пыток начался для краснодонских
подпольщиков 1943 год.
Презрительным молчанием отвечали коммунисты на
вопросы гестаповцев. Филипп Петрович Лютиков видел,
как бросают в тюрьму все новых подпольщиков, совсем
еще ребят, и эта мука — видеть провал организации —
была страшнее физической боли. Ни единого слова не
услышали враги от старого большевика. Когда
коммунисту остается только смерть, то и она должна быть
достойна того дела, за которое умираешь.
Ненависть к фашистам, вера в победу порождали
те гордые слова, которые бросали палачам
молодогвардейцы. При допросах и пытках плюнул в лицо врагу
Владимир Осьмухин.
«Вы можете меня вешать! Слышите?! — крикнул
Евгений Мошков.— Все равно моим трупом вам не
заслонить солнце, которое взойдет над Краснодоном».
«Новый порядок» был возвратом к рабству, к самым
мрачным временам инквизиции. Его носители преуспе-
82

вали в пытках, истязаниях, унижая и растаптывая
человеческое достоинство. Это признал в своих
показаниях трибуналу тот же военный преступник Отто Шен:
«Заключенных избивали до потери сознания, им
ломали ноги, руки, затем обливали холодной водой и
бросали в карцер, инсценировав там казнь через
повешение, а также применяли и другие пытки. Тела
арестованных были сплошь в кровоподтеках и ссадинах.
Мучения молодогвардейцев усиливались еще и тем, что мы
морили их голодом. На всех арестованных я не затратил
ни одного килограмма хлеба, не говоря уже о других
продуктах питания, хотя они у нас содержались по
10—12 суток. Им не давали даже вволю воды».
Молодогвардеец Анатолий Ковалев, единственный,
кому удалось бежать из-под расстрела 31 января
1943 года, рассказывал своим родителям: «Внесли
плети. Палачи начали валить меня. Я стоял, заложив руки
назад и немного расставив ноги: в таком положении
меня никто не мог повалить. Тогда Соликовский
ударил меня наганом в висок, и я упал. Три раза меня
подвешивали: два раза за шею и раз за ноги. Наденут
на голову мешок, подтянут — и ничего не помнишь;
очнешься на полу — отливают водой, и снова начинают
пытки. Один палач бил по шее, другой тянул за волосы,
они топтали живот, били плетьми».
Чтобы заглушить стоны и крики узников, свист
плетей в застенках, озверевшие от крови и самогона
заплечных дел мастера заводили патефон с бравурной
музыкой.
Гестаповцы хотели узнать, какие цели и задачи
ставила перед собой подпольная организация, какую
работу она проводила среди населения. Сколько было
оружия? Где оно хранилось? Имела ли «Молодая
гвардия» связь с Красной Армией?
Ничего не сказали молодогвардейцы. С каждым
днем, с каждым новым допросом ребята все больше
понимали, что отсюда живыми им не выбраться. Но, го-
83

ворят, надежда умирает последней. И они надеялись,
помогали друг другу сохранять моральную стойкость.
Тьма наступала рано, и долгими зимними вечерами
заключенные пели песни, с которыми сражались отцы,
и песни последних лет. Уля читала отрывки из
лермонтовского «Демона». Но тут лязгал тяжелый запор:
— Громова, на допрос!
Палачу, пытавшему ее, Ульяна Громова сказала:
— Не для того я вступила в организацию, чтобы
потом просить у вас прощения. Жалею только об одном,
что мало мы успели сделать! Но ничего, быть может,
нас еще успеет вызволить Красная Армия!
Аресты в Краснодоне продолжались, и те ребята,
что оставались на свободе, непрерывно думали, как бы
«спартизанить», организовать побег узников. «Эх, жаль,
Сережки нет!»—сокрушался Юра Виценовский, считая,
что без Тюленина нападение на тюрьму обречено на
провал. Вскоре Юру схватили. С его запиской, тайкбм
переданной из застенков на волю, мы познакомимся в
следующей главе.
Что же все-таки дало силы подпольщикам вынести
все пытки и муки? Вера в победу нашего правого
дела. Вера эта и ненависть к фашистам вырастали из
одного источника — высокой коммунистической
идейности, коммунистической нравственности.
Павшие сделали все, что могли, а что не успели —
завещали тебе, товарищ Новое Поколение.
«БУДЕМ БОРОТЬСЯ
ДО КОНЦА»
Пророческими оказались строки стихотворения «Дни
тяжелые мы переносим», сочиненного комиссаром
«Молодой гвардии» несколько дней назад:
Сколько горя народ переносит,
Сколько зверства над нами чинят:
84

Убивают в застенках гестапо
Наших лучших советских ребят.
Олег Кошевой и его боевые друзья и были нашими
лучшими советскими ребятами, которым не суждено
было увидеть красный флаг над освобожденным
Краснодоном. Из застенков гестапо, где пытали
подпольщиков, удалось вырваться на свободу только запискам.
Сколько их было? Это неизвестно. В отличие от
листовки записка передавалась в одни-единствённые
руки: прочти сам, не показывай никому, по прочтении
уничтожь... Сестра Ивана Земнухова вспоминает:
«Записки жгли». Разорванные клочки бумаги еще могли
быть уликой, пепел же хоронил строки навсегда. И чем
острее было содержание, тем меньше вероятность, что
записка сохранилась.
Все же около десятка дошло до нас. В этих
записках призыв к борьбе: «Если папа будет жив, то пусть
отомстит...» (Клавдия Ковалева). В них отразилась
томительная неопределенность, неизвестность
завтрашнего дня: «Не знаю, вернусь или нет...» (Анатолий
Николаев). «Прости меня за все, может быть, я тебя вижу
в последний раз, а отца, наверное, не увижу» (Любовь
Шевцова). Некоторые из узников фашистских застенков
осознавали суровую правду своего положения, судьбы:
«Вернуться домой надежды нет. Нас должны
расстрелять, жаль детей» (коммунистка Мария Дымченко).
«Надежд на освобождение нет. Расправляются сильно и
бьют» (Юрий Виценовский).
Весточки от людей, испытывающих боль телесную и
душевную, полны нежности и заботы о родных.
Молодогвардейцы находят в себе моральные силы
поддерживать близких. «Мама, прости, что заставляю много
ходить» (Виктор Петров). «За всеми очень соскучился»
(Анатолий Николаев). «Спасибо за бурки и одеяло.
Теперь тепло» (Юрий Виценовский).
В записке Клавы Ковалевой есть такая просьба к
матери: «Домой не вернусь, спрячьте дневник». По не-
85

которым сведениям, личный дневник, кроме Нины Ке-
зиковой, Лидии Андросовой и Степана Сафонова, вели
также Клавдия Ковалева, Александра Дубровина,
Евгений Шепелев. Следы этих бесценных документов
обрываются в страшных январских днях 1943 года.
А вот предсмертную записку Владимира Жданова
удалось обнаружить через три десятилетия. Мать
пронесла через годы последние строки 18-летнего сына,
второпях набросанные (по-видимому, обломком
грифеля) в ночь перед расстрелом, а затем передала
документ в музей «Молодая гвардия». Как частицу
прошлого. Как часть собственной жизни.
Долго мать хранила эту записку, зная каждое слово
наизусть, но снова и снова перечитывая и словно бы
слыша при этом голос своего Володеньки. Ее
особенно трогало, что не забыл он перед смертью папу с
мамой, что с такой нежностью обратился к сестричкам.
«Здравствуйте, дорогие папа и мама, Валечка и
Светочка. Я пока жив. Судьба моя неизвестная. За
остальных ничего не знаю. Я сижу ото всех отдельно в
одиночной камере. Прощайте, папа, мама и сестрички
Валечка и Светочка. Крепко целую.
15/1—43 г.».
На другой день Владимира Жданова и его
товарищей казнили. Мать об этом не могла знать. Но есть
тайны, которые неведомо как открываются
материнскому сердцу, вздрагивающему от неразборчиво
написанного «прощайте»...
Мы говорили, что до нас дошло меньше десятка
молодогвардейских записок. Но. когда изучаешь
материалы и документы краснодонского подполья, то видишь,
что свидетельств о событиях тех дней сохранилось
больше, гораздо больше. Дело в том, что в первые месяцы
после освобождения города родные и близкие героев-
подпольщиков восстановили по памяти некоторые
строчки утраченных записок, ©ставили в своих
воспоминаниях.
86

Мать Осьмухина: «Получила я посуду от Володи, а
на крышке бидона с обратной стороны надпись: «Мама
и Люся, меня обвиняют в том, что слушал радио. Жив,
здоров. Володя».
Мать Виценовского: «Буквально за несколько часов
перед казнью Юра сумел передать записку: «...Обо мне
не беспокойтесь. Берегитесь сами. Я умираю за Родину.
Целую. Юра».
Сестра Самошиной: «Из полиции Лина написала
записку, старалась успокоить маму: «Мне хорошо...»
Сестра Земнухова: «Ваня приклеивал крохотные
записки ко дну котелка: «...Обо мне не беспокойтесь,
чувствую себя геройски. И. 3.».
«Чувствую себя хорошо — и точка»,— утверждает
Вася Пирожок. «Пока все благополучно — не били»,—
лаконично сообщает Женя Шепелев. А одежду из
застенков оба передают окровавленную...
О строках Васи Бондарева, адресованных родным,
вспоминает его товарищ по подполью Анатолий
Лопухов: «Вася был смелым и гордым юношей. Когда его
арестовали, передал записку: «Мама и папа, не
плачьте за нами. Не показывайте слезы свои, чтобы враги их
не видели...»
Но и тогда, когда ни клочка бумаги, ни огрызка
карандаша не находилось, юные краснодонцы умели
передать свои мысли и чувства на волю. Мы еще
познакомимся с надписями, которые оставили на стенах своих
камер Ульяна Громова и Любовь Шевцова.
Из тюрьмы от Майи Пегливановой, Шуры
Дубровиной и Лили Иванихиной была получена только одна
записка. Известно, что начиналась она словами «Вы
не плачьте, мамы».
Мамы рыдали. Освобожденный Краснодон прощался
с их детьми, которых казнили фашисты. Обезумевшие
от горя, смотрели матери сквозь слезы на стены камеры,
в которой провели последние часы их дети-герои. На
оконной раме разглядели надпись: «Майя, Шура, Лиля».
87

Три подруги, три имени. Три судьбы, слившиеся в
одно.
«Нас увозят в...» Они не знали, где фашисты
приготовили им смерть. Но уходили они — в бессмертие.
Уходили с убежденностью и верой, которые звучат в
предсмертных строках коммунистки Марии Дымченко:
«Наши скоро вернутся. Мы будем бороться до конца».
ЕСЛИ БЫ СТЕНЫ
ЗАГОВОРИЛИ...
...они бы вскрикнули.
От боли и гнева камни могли бы заговорить.
Проходят десятилетия, но проступают на их холодных
лицах, как кровь сквозь бинты, следы виденного, думы
героев. Так много поведают эти надписи сердцу,
открытому отваге.
«Умру — не сдамся».
Если бы стены заговорили, мы бы услышали, как
15 января 1943 года, заглушая стоны вьюги за окном, в
камерах негромко зазвучала и, подхваченная
молодыми голосами, рванулась на волю песня:
Замучен тяжелой неволей,
Ты славною смертью почил.
В борьбе за рабочее дело
Ты голову честно сложил.
С любимой песней Ленина уходили на смерть те, кто
отдал все для торжества его дела.
«Лучше умереть стоя, чем жить на коленях».
Если бы стены заговорили, они бы рассказали, что
в ту ночь оставшиеся в фашистских застенках почти
не спали. Они думали о судьбе товарищей и с
надеждой прислушивались к гулу далекой канонады. Юра
Виценовский писал из тюрьмы: «Судьбу нашу решает
фронт. Этот гул может сделать свое дело». Вся страна
<8

была фронтом. Молодогвардейцы на своем участке
продолжали борьбу и надеялись, что наши успеют
вернуться. Меньше месяца оставалось до освобождения
Краснодона.
«Скоро придут наши. Фашистские гады, за нас
ответите!»
Стены тюрьмы были свидетелями страшной
подлости. Фашисты не только зверски истязали одного из
подпольщиков, но и пытались убить его честное имя,
отомстив стойкому комсомольцу Виктору Третьякевичу
клеветой (а заодно отвести руку возмездия от истинного
предателя).
Прошли годы, прежде чем восторжествовала
правда.
«Умираю за Родину, но как чертовски хочется жить!»
В день казни Толе Попову исполнилось девятнадцать
лет. Из тюрьмы он успел передать записку матери,
просил не беспокоиться о нем и поблагодарить всех, кто
ему помогает: «Мне не холодно...» Что согревало его
в последние часы? Как и его друзья, Анатолий прожил
короткую жизнь, полную борьбы и высоких раздумий
«о времени и о себе». В семнадцать лет он писал другу-
сверстнику: «Всякий молодой человек примерно наших
лет, много думающий и впервые полюбивший, живет
напряженной умственной жизнью...» Вспомним строки
из его школьного сочинения, написанного год назад:
«...когда нужно будет принести себя в жертву Родине,
я, не задумываясь, отдам свою жизнь».
«Кровь за кровь, смерть за смерть!»
В ночь с 3 на 4 января 1924 года родилась в семье
Громовых девочка, пятый ребенок. Все были рады, но
особенно счастлив был четырехлетний брат
новорожденной Еля (Елисей). Бабушка в шутку сказала ему:
«Отнесу Улю к соседям, а то вы ее тут не кормите». Еля
горько заплакал: «Не уноси, бабушка, я ее сам кормить
буду».
89

Дети росли дружно. Уля с Елей были неразлучны.
Именно его, военного летчика, вспомнила сестра
перед гибелью в нескольких строках, нацарапанных на
стене камеры:
...Мой брат любимый, я погибаю,
Крепче стой за Родину свою.
«Нет у меня слов...— писал с фронта Елисей
Громов.— Мама, папа, вы слышите меня? Я клянусь вам,
клянусь памятью моей сестры, клянусь своей жизнью,
что я отомщу за нее! Где бы я ни был, что бы ни
сделал — это будет месть поганым фрицам-людоедам.
Жизнь моя будет направлена только на это»,
«Живые, отомстите за нас!»
На стене тюремной камеры — контур сердца и
как бы вырастающий из него флаг с пятиконечной
звездой. Четыре девичьих имени в этом траурном контуре:
БОНДАРЕВА
МИНАЕВА
ГРОМОВА
САМОШИНА
Брат Ангелины Самошиной 21 сентября 1943 года
обратился к родителям с открытым письмом через
газету «Ворошиловградская правда».
«Дорогие папа и мамочка! — писал воин.— Не
плачьте, слезами не вернете дочери вашей, смелой, как
орленок, красивой, как сама жизнь. Горькая весть о
гибели Анички не дает мне покоя уже который день и
час. Она стоит передо мной, гордая, синеокая,
убежденная в правоте нашей советской, милая сестренка
моя!..
Есть огненное слово — месть, лютая, нещадная. Это
слово еще сильнее надо воплотить в дело. Пусть под
гусеницами наших боевых машин истекает кровью фа-
90

шистская гадина. Кровью, только кровью пусть
отплатит враг за горе нашей семьи, за горе всех советских
матерей, отцов и братьев.
Александр Самошин,
офицер Н-ской танковой части
Красной Армии».
Павшие за общее дело становятся кровными
братьями и сестрами всем живым, продолжающим борьбу.

Кажется, наши приближаются... Неужели
правда? Как я рада! Наши! Только подумайте.
Скорей, скорей сюда! Мы ждем вас!
Из дневника Н. Кезико-
вой, 26 августа 1942 г.
Мы все как один хотим быть такими, как вы!
Если Родина потребует, мы тоже сделаем то,
что сделали вы. Слава вам, юные герои!!!
Учащиеся Успенской
школы-восьмилетки

НО СИЛЕН
В НАС ДУХ...

Темны ночи над Краснодоном в середине января.
А тогда, в 43-м, непроглядная тьма охватила землю, и
звезды, словно не желая быть свидетелями черного
дела, спрятались за густой пеленой колючей метели.
15, 16 и 31 января к заброшенному шурфу шахты № 5
в глубокой тайне от городского населения фашисты
привозили на казнь краснодонских подпольщиков,
коммунистов и комсомольцев. Боясь народного гнева и
мести, палачи действовали воровски, надеясь, что черные
ночи эти скроют следы их злодеяний.
Но родная земля, принимая в лоно тела
защитников своих, сохранила для потомков правду об их
смертном часе.
Из воспоминаний сестры Николая Сумского узнаем
о последних днях молодогвардейцев поселка
Краснодон: «Под вечер всех арестованных комсомольцев,
избитых, измученных, повели в степь, в сторону города
Краснодона. Коля шел рядом с Лидой Андросовой. Их
было четырнадцать. Они шли, поддерживая друг
друга...»
В один и тот же час погибли любившие друг друга
Николай Сумской и Лидия Андросова. Помнишь ее
запись в дневнике: «Дружба — наилучшее в нашей
жизни и особенно в этот тяжелый период»? Помнишь его
слова: «Выполняю приказ Родины»?
Привозили на машине, на подводе новую группу.
Истерзанных, окровавленных, ставили юношей и девушек
на край шурфа, этой пятидесятиметровой глухой
могилы. Некоторые после пыток не могли надеть ботинки,
шли босиком. Тех, кто ослабел, полицейские грубо
сталкивали на снег.
Под руки вели товарищи Ваню Земнухова: осколки
разбитых извергами очков вонзились ему в глаза.
Рядом была Клава Ковалева. Несколько дней назад
на очной ставке, глядя в дорогое лицо, она нашла в
себе силы ответить следователю:
— Впервые вижу этого человека.
94

Теперь не было нужды скрывать свои чувства.
Влюбленные знали, что видятся в последний раз.
Они шли, поддерживая друг друга.
До самого конца слышали краснодонцы голос
сражающейся и спешащей на выручку Родины: порывы
ветра доносили звуки далекой канонады. Фронт
приближался, наши вели наступательные бои.
В одну из черных ночей был казнен молодогвардеец
Юрий Полянский, горячо, хотя и безответно, любивший
юную подпольщицу Антонину Дьяченко. Светом этого
первого чувства полны были страницы его дневника,
взволнованные письма к Тоне. Как озарение явилась
юноше мысль, что «жить — это значит еще любить и
быть любимым».
Они шли, поддерживая друг друга — плечом, словом,
взглядом.
Со связанными руками подводили краснодонцев к
самому краю бездонной ямы, и раздавался залп. Иногда
выстрелов не было — ребят сталкивали живыми.
Военный преступник Отто Шен признал на суде, что когда
начальник полиции Соликовский предложил избрать
местом казни шурф шахты № 5, то он «одобрил это
предложение, приказав, в целях экономии пуль,
арестованных заживо сбрасывать в шурф».
Когда в конце февраля 1943 года тела
молодогвардейцев извлекали для почетного перезахоронения в
центре города, Сергея Левашова нашли в шахте, в
стороне от места падения. Видимо, столкнули Сережу
живым...
Три дня из глубины черного колодца доносились
стоны. Живые палачи боялись мертвых своих жертв.
Чтобы скрыть следы преступления, они трусливо
бросали в провал камни, гранаты, спустили
вагонетку.
Отрывочные сведения, дошедшие до нас, лишь
слегка приоткрывают тайну тех черных ночей. То, что было
сказано до сих пор, основано на фактах. Но и сегодня
95

в Краснодоне можно услышать один рассказ, похожий
на легенду.
Говорят, что 16 января, когда на край шурфа, на
этот порог смерти, была поставлена очередная группа
молодогвардейцев, один из них, высокий чубатый
парень, неожиданно бросился на Соликовского.
Выкрикнув: «Хоть один паразит пойдет с нами!»,— юноша
схватил изменника и стал тащить его к шурфу. Это
произошло в считанные секунды и так внезапно, что фашисты
растерялись. Еще мгновение — и оба рухнут в черную
бездну. Но тут кто-то из палачей опомнился и,
подскочив, выстрелил парню в лицо...
Юноша-храбрец, бросившийся на врага за минуту
до гибели,— кто это был? Легенда связывает событие
в ночь казни с именем молодогвардейца Владимира
Жданова — высокого парня с красивым чубом,
казненного 16 января 1943 года. Когда тело Володи было
извлечено из шурфа, родные увидели у виска его рану
от выстрела в упор...
Рассказ этот заставляет нас еще раз обратиться к
семнадцатилетней жизни юноши. Сын рабочего, он
родился в поселке Краснодон, здесь же вступил в 1941
году в комсомол. Перед приходом оккупантов окончил
девять классов школы. Вместе с Николаем Сумским в
сентябре 1942 года создал подпольную группу в
поселке, которая затем влилась в «Молодую гвардию».
Выполнял различные поручения штаба: переписывал и
распространял листовки, сжигал скирды хлеба, снимал
части с вражеских автомашин, заражал клещом зерно,
предназначенное для отправки в Германию. Когда
начались аресты, Жданову удалось на время скрыться.
Затем его, вооруженного, схватили у полицейского
участка. Почему в момент ареста при нем было оружие?
Что собирался предпринять отважный молодогвардеец?
Мы этого не знаем.
Но, возможно, вдумчивый читатель, ты задашь
другой вопрос: почему в этой книге, основанной на фактах
96

■'■■' ^№Щ1
Краснодон — город шахтеров.

Олег Кошевой.
Ф. П. Лютиков.

Иван Земнухов.
Иван Туркенич.

Любовь Шевцова.
Сергей Тюленин.

2*N.
%,«*
у
Сюда, в дом к Олегу Кошевому, приходили его товарищи
по подполью.

Сергей Левашов.
Уг.ьяна Громова.

}^^ ^^^f^^b^a JUS***':'
ерА,*л*
Листки, исписанные старательным ученическим почерком,
несли людям правду.

Анатолий Попов.
Евгений Мошков.

Клуб имени
М. Горького — штаб-
квартира
«Молодой гвардии».
Александра Дубровина.

Георгий Арутюнянц.
Юрий Виценовский.

Дом
Жоры Арутюнянца,
где помещалась
подпольная типография.
Нина Кезинкова.

Владимир Жданов.
Степан Сафонов.

м
1 * A Oull
Если бы стены заговорили...
В музее «Молодая гвардия».

Митинг в Краснодоне, посвященный 40-летию возникновения
подпольной организации «Молодая гвардия».

^1
Сестры молодогвардейцев (слева направо):
Н. А. Земнухова, В. М. Левашова, Н. А. Дадышева,
Л. А. Осьмухина. 9 мая 1984 г.
Матери молодогвардейцев на открытии мемориала
«Непокоренные». 1982 г.

Открытие памятника, воздвигнутого на месте шахты № 5

и документах, вдруг приводится рассказ, точность
которого нельзя проверить? Не кажется ли тебе, что эти
сведения о Володе Жданове позволяют нам по-новому
взглянуть на его записку, переданную из застенков?
Помнишь: «Я сижу ото всех отдельно в одиночной
камере...» Видимо, фашисты имели веские причины
опасаться Владимира Жданова, если держали его в
камере-одиночке, безуспешно пытаясь сломить его волю
и дух.
Еще недавно переписывал и с друзьями
распространял Володя листовку, где была такая гордая
строчка: «Но силен в нас дух свободолюбия и ненависти к
врагу». Он и его товарищи в отрочестве и тем более
в военное время не раз задумывались, что же такое
сила духа. Теперь они это показали.
В Краснодоне, на месте гибели патриотов, у шурфа
шахты № 5 высятся ныне многометровые, как будто
опаленные черным пламенем войны, скорбные глыбы
вздыбленного камня. А в нескольких шагах от
памятника — подножие старого двухвершинного террикона.
Склоны его буро-красные, словно от злодейства,
молчаливым свидетелем которого он был в январе 42-го,
выступила на них кровь.
Каждый год в июне, перед рассветом, сюда приходят
выпускники краснодонских школ, чтобы встретить
первое утро самостоятельной жизни. С вершин террикона
открывается прекрасный вид на тонущий в зелени город.
Конечно, юноши и девушки думают о дне, который
начинается, о своем неизвестном и волнующем завтра.
Здесь, на вершине, открытой всем ветрам, особенно
остро чувствуешь, что прошлое твоей страны — часть
твоей собственной жизни. Глядишь на город,
встречающий мирное солнце, и думаешь: «Как же не любить эту
землю, когда каждая пядь ее полита потом и кровью
твоих дедов и отцов, среди которых были и юные
краснодонцы — твои ровесники!..»
5 ...и передай товарищу!
97

Прослеживая судьбы пятерых молодогвардейцев, мы
отправляемся теперь на юг Ворошиловградской
области, в город Ровеньки. Здесь после допросов и
пыток были казнены Олег Кошевой, Любовь Шевцова,
Виктор Субботин, Дмитрий Огурцов, Семен
Остапенко.
Выполняя решение штаба, Олег Кошевой пытался
перейти линию фронта в начале января, но это ему не
удалось. Пришлось снова возвращаться в Краснодон.
Но и домой попасть не было возможности — там его
ждала засада.
«Последний раз я видела нашего комиссара в
середине января,— вспоминает на страницах
«Комсомольской правды» Валерия Давыдовна Борц.— Олег,
Сережа Тюленин, Оля и Нина Иванцовы и я вместе
направились к линии фронта. Но нас постигла неудача.
Вынужденные возвратиться, мы разошлись в разные
стороны*. Больше Олега я не видела».
Морозной ночью Олег покинул Краснодон, держа
путь на Боково-Антрацит. Недалеко от города
Ровеньки полевая жандармерия задержала одинокого путника.
Он был доставлен в ровеньковскую полицию, а затем
переведен в окружное отделение гестапо,
размещавшееся в городской больнице.
О том, что представляла собой окружная
жандармерия, узнаем из рассказа очевидца С. Каралкина,
помещенного в газете «Вперед» через месяц после
освобождения Ровеньков.
Оккупанты обнесли здание бывшей городской
больницы колючей проволокой, вывесили на воротах флаг со
свастикой. Кругом поставили часовых. Те, кто попадал
в гестапо, подвергались всяческим издевательствам. Их
запрягали в брички и заставляли возить тяжелые камни.
Палками и железными прутьями избивали до
полусмерти. И за непосильный труд давали в день по сто
граммов хлеба и миску какой-нибудь бурды. Полураздетые
98

заключенные коченели на морозе, охрана же сменялась
каждые два часа.
Из больницы, предназначенной облегчать
человеческие страдания, фашистские палачи сделали застенки.
В сыром полуподвале, за метровыми стенами с
крохотными зарешеченными окошками, держали Олега
Кошевого. Отсюда водили его на допросы и на этот морозный
цементный пол бросали после пыток. Что думал он, что
чувствовал? Можно лишь предполагать...
В наши дни здесь разместился Ровеньковский музей
«Памяти павших». Рядом с тяжелой железной дверью
мраморная доска, на которой высечены строки:
«Товарищ, остановись! Земной поклон отдай этому месту.
Здесь в застенках фашистского гестапо в феврале
1943 года провел последние дни и часы своей жизни
комиссар «Молодой гвардии» Олег Кошевой».
А в соседней большой камере вместе со своими
товарищами по подполью Дмитрием Огурцовым, Семеном
Остапенко и Виктором Субботиным томилась советская
разведчица, член штаба «Молодой гвардии» Любовь
Шевцова. Она была арестована полицией по дороге в
Ворошиловград, где пыталась перепрятать рацию,
полученную в партизанской школе. Через представителей
Центра Люба поддерживала связь с нашей разведкой
и передавала ей ценную информацию.
В полуподвале, куда гестаповцы заключили
арестованных, и теперь можно различить надпись на
стене:
«Мама, я тебя сейчас вспомнила.
Твоя Любаша
Прошу простить меня. Взяли навеки.
Шевцова».
В тяжелую минуту грусти и тоски по самому
близкому человеку начертаны эти слова. Но узники
фашистского застенка, те немногие, кому удалось спастись,
5*
99

запомнили ее другой. Люба ободряет товарищей.
Звонким голосом затягивает донбасскую песню: «Через
рощи шумные и поля широкие...»
«И вдруг стук в дверь,— читаем в воспоминаниях
С. Каралкина,— а затем в камеру вваливается
огромного роста фашист в длинной шубе. Не вытаскивая рук
из карманов, фриц усмехается.
— Партизан,— сказал он на ломаном русском языке.
И, увидев Любу, притворно изумился: — Почему такой
молодой девушка в тюрьме?
Люба посмотрела на белокурого бандита и зло
выпалила:
— Молодая партизанка я, понимаешь, гад! — Глаза
Любы горели огнем ненависти. Во всей фигуре ее было
что-то властное и грозное».
Огурцов был старше своих товарищей, ему
исполнилось двадцать. Он успел закончить курсы радистов,
служил в Военно-Морском Флоте. Сражался на Кубани.
Под Темрюком был ранен, попал в плен, но бежал.
Добрался до Краснодона, вступил в «Молодую
гвардию». Бок о бок с друзьями-подпольщиками выполнял
все приказания штаба.
Оказавшись в лапах ровеньковской жандармерии,
он вынашивал план побега. Когда арестованных
выгнали расчищать снег, Дмитрий попытался бежать,
ему удалось скрыться от охраны, однако вскоре его
настигли, схватили и подвергли особо жестоким
истязаниям.
Остапенко был самым юным в этой группе. На
единственной сохранившейся фотографии — мальчик в
тюбетейке. 10 мая 1942 года Сеня отметил свое
пятнадцатилетие, а до шестнадцати не дожил...
Успел он окончить всего семь классов, учился
хорошо. Однажды вместе с Олегом Кошевым в числе других
лучших учеников был премирован поездкой по Днепру.
Сколько было восторгов и воспоминаний!
100

С детства Сеня очень любил рисовать. Привлекали
его главным образом темы и сюжеты героические.
Некоторые рисунки сохранились: Тарас Бульба,
красноармеец в буденовке, Валерий Чкалов...
В «Молодую гвардию» Остапенко вошел
благодаря своему школьному товарищу Кошевому, Вместе
с товарищами Сеня расклеивал по городу листовки,
извлекал оружие из тайника, нападал на фашистов,
пытавшихся угнать гурт колхозного скота. Иван Тур-
кенич называл его «наш художник и гравер»,
потому что Сеня был первым, кто попытался вырезать
шрифт из резины. Остапенко рисовал карикатуры на
фашистов и полицаев, говорил друзьям: «От пули
еще можно спрятаться, а от смеха убежища не
найдешь».
Сеню Остапенко арестовали 27 января. Пытали.
Высокий, худой, махнул он рукой матери на прощанье уже
из тюрьмы. Громко зарыдала она, когда полицейский
на ее глазах ударил сына прикладом...
С избиения прикладами полицейских винтовок
начался и арест восемнадцатилетнего Субботина. Его
схватили прямо на улице, возле родного дома, где еще
недавно бывали и командир, и комиссар, и многие
другие подпольщики. Сразу же на квартире Виктора
был произведен обыск. В ящике стола лежали
вперемешку похвальные грамоты и листовки. И листовка
была как похвальная грамота отважному юноше;
и похвальная грамота, красочная, с лозунгом
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» была похожа на
листовку.
В колонне арестованных отправили Субботина в Ро-
веньки, видимо, для очной ставки с Олегом Кошевым.
«На лице, на руках Виктора,— вспоминает очевидец,—
кровавые следы от нагаек. Запомнила я его по такому
случаю. Одна женщина еле шла, у нее очень опухли
ноги. Ее то и дело подгоняли прикладом в спину.
Субботин возмутился и сказал, что нельзя так обращаться
101

с человеком. Тогда фашист ударил его прикладом по
голове».
Прикладом по голове... «Новый порядок» никогда
не останавливался перед этим, чтобы выбить из
головы, вытравить из души человека все человеческое. А
если не удавалось, то непокорных ждала пуля.
Недалеко от здания ровеньковской больницы
начинается обширный лесопарк, который издавна
называется Гремучим лесом. Гремел он раскатами весенних
гроз и соловьиными трелями. А в 43-м выстрелами, эхо
которых не затихает в десятилетиях. Это произошло
9 февраля. Фашисты казнили большую группу советских
граждан, среди которых было и пятеро
молодогвардейцев. Непокоренными сошли они в могилу.
«Когда арестованных поставили на край заранее
вырытой ямы,— показал военному трибуналу командир
взвода жандармов Отто Древитц,— Кошевой поднял
голову и, обращаясь к рядом стоявшим, громко крикнул:
«Смерти смотреть прямо в глаза!» Последние слова
заглушили выстрелы. Затем я заметил, что Кошевой
еще жив и был только ранен. Я подошел к
лежащему на земле Кошевому и в упор выстрелил ему в
голову».
Другой фашист, военный преступник Томас Гест,
показал: «Во второй партии арестованных была Люба
Шевцова. Когда их поставили у капонира для укрытия
машин, Люба обвела глазами солдат и полицейских.
Кто-то не выдержал и рявкнул: «Нагни голову,
партизанская сволочь!» Помню, что Люба сорвала с себя
пальто и шаль, разорвала блузку и крикнула:
«Стреляйте!» Раздались выстрелы, она пыталась еще что-то
сказать, но запрокинулась и упала в яму».
В Гремучем лесу, на том месте, где были казнены
Олег Кошевой, Любовь Шевцова, Дмитрий Огурцов,
Семен Остапенко и Виктор Субботин, на черном
лабрадорите выбиты слова Ю. Фучика:
«...но и мертвые мы будем жить в частице вашего
102

великого счастья, ведь мы вложили в него свою
жизнь».
Когда Красная Армия освободила Ровеньки, тела
юных краснодонцев были извлечены и захоронены в
братской могиле жертв фашизма в центре города. Мать
Олега Кошевого с трудом узнала сына: «На щеке рана,
один глаз выколот, и виски белые-белые, как снегом
посыпаны». При перезахоронении тела Любы
Шевцовой в складках ее одежды была найдена тщательно
зашитая ладанка с шифровкой. Одну из тайн отважная
разведчица унесла с собой в могилу...

Все время в движении и в боях.
Иван Туркенич,
из письма с фронта
от 6 августа 1944 г.
Для нас молодогвардейцы являются
путеводной звездой в оюизни.
Школа № 73,
Волгоград

ДРУЗЬЯ
ПО ОРУЖИЮ

14 февраля 1943 года Красная Армия освободила
Краснодон. Немногие молодогвардейцы дожили до
светлого дня. О дальнейшей судьбе тех, кому удалось
избежать ареста, мы и расскажем теперь.
Жители Краснодона с радостью встречали воинов-
освободителей и рыдали над могилами земляков.
«Наконец можно вздохнуть, ничего не боясь,— писала
сестра казненного Сергея Левашова в марте того года.—
Да, страшно, очень страшно вспомнить о тех днях,
когда мы находились в руках ненавистных фашистов.
Всего семь месяцев властвовали они. И что же они,
гады, наделали! Невозможно все это описать».
И можно ли даже теперь, через десятилетия, описать
горе родителей, увидевших изуродованные тела своих
детей?.. Нет, эта рана никогда не заживет в сердце
нашего народа. Нельзя жить на земле, не чувствуя боли
и гордости за лучших наших товарищей, отдавших
Родине жизнь!
1 марта прах 59 членов Краснодонской подпольной
партийной и комсомольской организации с воинскими
почестями похоронили в городском парке, который
теперь носит имя «Молодой гвардии».
А через две недели на свежей могиле своих боевых
друзей в присутствии их родителей командир «Молодой
гвардии» Иван Туркенич дал клятву.
СУДЬБА
КОМАНДИРА
С обнаженной головой, преклонив колено, медленно
произносил он горькие и торжественные слова. В январе
Туркенич перешел линию фронта и продолжал
сражаться с врагом в рядах нашей Армии.
«Прощайте, друзья! — усилием воли подавляя дрожь
в голосе, говорил Иван.— Прощай, Кашук любимый!
Прощай, Люба, Ульяна милая, прощай! Слышишь ли
ты меня, Сергей Тюленин, и ты, Ваня Земнухов? Слы-
106

шите ли вы меня, други мои? Вечным непробудным
сном почили вы. Мы не забудем вас! Пока видят мои
глаза, пока бьется в моей груди сердце, клянусь мстить
за вас до последнего вздоха, до последней капли крови!
Я не сниму этой солдатской шинели до тех пор, пока
последний немец, как оккупант вступивший на нашу
землю, не будет уничтожен! Ваши имена будет чтить
и вечно помнить великая наша страна».
Полгода назад вместе с Олегом, Ульяной, Любой он
давал клятву. Погибшие завещали борьбу. Оставшиеся
в живых шли в бой, чтобы сражаться до победы.
О друзьях по оружию рассказал Иван Туркенич в
своем отчете ЦК ВЛКСМ «Дни подполья», написанном
в апреле. Этот документ характеризует командира
комсомольцев-подпольщиков как человека опытного,
хорошей воинской выучки, умевшего ставить задачи и,
когда обстоятельства требовали, принимать личное участие
в их выполнении.
Клятвенными строками заканчивается отчет
командира «Молодой гвардии»: «Товарищи были схвачены
гестаповцами и погибли страшной смертью. За их кровь,
пока я жив и способен держать в руках оружие, я буду
беспощадно мстить врагам нашей Родины».
И он мстил. Мстил, обрушивая на противника
артиллерийские залпы своей батареи. Мстил, освобождая
от фашистской нечисти все новые города и деревни
«окровавленной и ограбленной», но не сломленной
Украины, истерзанной захватчиками Польши.
Боевой путь, мысли и настроения старшего
лейтенанта артиллерии Ивана Васильевича Туркенича
частично помогают восстановить его фронтовые письма.
Адресованы они родным и обычно заканчиваются
так: «С приветом — ваш сын, брат и дядя Ваня». Тон
их вполне будничный. Но будни Туркенича —
фронтовые. Целый год боев, обороны и наступления,
наступления, наступления: с сентября 1943-го по август 1944-го.
«Письма получаю редко. Пишу еще реже. Ушли мы
107

уже сравнительно далеко. Воюем — пока все»,—
коротко докладывает о своих делах офицер-фронтовик 16
сентября 1943 года. Обратный адрес — «полевая почта
16163».
Тем временем старшего лейтенанта Ивана Турке-
нича вызывают в Москву. Возвращаясь оттуда на фронт,
он остановился в Краснодоне, откуда 18 декабря
1943 года сообщает сестре: «Нахожусь дома, заехал
на побывку. Скоро опять на фронт. В Москве побыл
больше месяца. Впечатление о ней осталось очень
хорошее».
Громя фашистов, продвигаясь со своим
артиллерийским полком на запад, Туркенич подает заявление о
приеме в партию, читая которое так живо
представляешь полутьму землянки, колеблющийся свет
самодельной коптилки, дальнюю канонаду...
«Питая беспредельную ненависть к немецким
захватчикам и стремление быстрейшего разгрома
ненавистного врага всем прогрессивным человечеством,
прошу первичную парторганизацию принять меня в
члены ВКП(б), так как я свою судьбу хочу связать
с жизнью нашей большевистской партии и, не считаясь
ни с чем, я готов на любые лишения и, если
потребуется, отдать свою жизнь для полной победы над врагом.
(Туркенич)
27.2.44 года».
Наступает весна. На брустверах свежеотрытых
окопов пробивается трава. «Сейчас у нас пока затишье,
стоим в обороне,— пишет он 14 мая 1944 года.— На
меня командование возложило огромную задачу —
организовать посев зерновых под передним краем». Задача
действительно огромна — и по значению, и по
сложности. В сугубо мирном деле, которым занят теперь
молодой офицер, ему чудится, наверное, призрак
желанной и пока еще неблизкой Победы. «Работа у меня
сейчас идет хорошо,—- сообщает он.— Люди сеют, бо-
108

ронят, пашут». И снова его мысли обращаются к
родным, к далекому городку, где в братской могиле спят
вечным сном его товарищи по подполью, в то время
как слава о героях «Молодой гвардии» широко
прокатилась по стране, поднимая молодежь на подвиг и на
фронте, и в тылу. Иван продолжает письмо: «Дорогие
родители, прошу вас, напишите подробнее, как идет
жизнь в Краснодоне. Открыли ли музей, а если
открыли, в письме ознакомьте меня с его характером. Какие
перемены в жизни Краснодона? В чем недостаток?
Нужна ли моя помощь вам и в чем именно?»
Оборона и затишье временны. Туркенич чувствует
это и знает, что в предстоящие бои он пойдет уже
коммунистом. «На днях должен получить партбилет,—
пишет он 26 мая,— и тогда уже изменю свое
местонахождение. Куда именно — адреса пока не знаю. С
фронтовым приветом — ваш сын, брат и дядя Ваня».
Иван Туркенич молод, ему пошел двадцать пятый
год. Но грозовая атмосфера, борьба и сражения
закалили его, сформировали в нем зрелого работника и на
другом фронте — идеологическом. «Партийный билет уже
получил,— извещает он родителей 27 июня.— И
поэтому мне хотят поручить работу с комсомольцами.
Переписку веду с очень многими своими товарищами».
В июле — августе бои усиливаются, письма
становятся отрывочными, скупыми. 6 августа, словно бы
извиняясь перед родными за слишком короткие весточки
с фронта, Иван объясняет: «Все время в движении и в
боях». Эта фраза могла бы послужить эпиграфом ко
всей жизни Ивана Туркенича. Слова эти написаны за
восемь дней до гибели. Это последнее письмо. «Мы
находимся в Польше»,— сообщается в нем, и среди
других городов упоминается Жешув...
14 августа 1944 года в бою за город Глогув гвардии
старший лейтенант, коммунист, помощник начальника
политотдела 99-й стрелковой дивизии по работе среди
комсомольцев Иван Васильевич Туркенич был смертель-
109

но ранен и, не приходя в сознание, умер. У гроба его
было проведено траурное делегатское комсомольское
собрание дивизии, на похоронах отданы воинские почести.
На кладбище в городе Жешуве, где похоронены
советские воины, высится обелиск, на котором по-польски и
по-русски высечена надпись: «Герою «Молодой гвардии»
Ивану Туркеничу — граждане Жешувской области».
В СОРОК ТРЕТЬЕМ...
В том далеком военном году обрывается жизненный
путь еще трех молодогвардейцев — Степана Сафонова,
Анатолия Ковалева и Василия Мефодиевича Борисова.
Судьба каждого из них неповторима, а общее то, что
бороться они продолжали до последней возможности.
О Степане Сафонове мы уже рассказывали,
знакомясь с его коротеньким личным дневником. Последняя
запись датирована 20 декабря 1942 года. Через месяц
Степан погиб в бою.
В начале января 43-го ему удалось перейти линию
фронта недалеко от города Каменска Ростовской
области (в котором шестнадцать лет назад Степан
увидел свет). Воинская часть, в расположение которой
попал Сафонов, вела ожесточенные бои с фашистами.
«Старший минер», как шутливо называли его друзья-
краснодонцы, владел и винтовкой, и автоматом. 20
января наши штурмом брали железнодорожный вокзал.
Здесь и погиб юноша. Похоронили Степана Сафонова
в братской могиле воинов, павших при освобождении
Каменска.
А неделей позже в Краснодоне фашисты выследили
и схватили молодогвардейца Анатолия Ковалева. Три
дня его подвергали пыткам, но и в тюремной камере,
вдохновленный примером любимого героя гражданской
войны Григория Котовского, юноша гимнастикой
закалял тело и дух, уверенный, что впереди еще много
испытаний.
НО

Сохранился записанный родителями рассказ
Анатолия Ковалева, как 31 января его с
друзьями-подпольщиками везли к месту казни, к шурфу шахты № 5:
«Завязали нам руки назад телефонным проводом,
посадили на две подводы по четыре человека. Я сидел с
Мишей Григорьевым, Юрием Виценовским, Володей За-
горуйко... Полицейских было 9 человек — пьяные, с
автоматами. Мелькнула мысль: убежать...»
Потихоньку избавившись от пут, Анатолий внезапно
выпрыгнул из подводы и, напрягая последние силы,
кинулся прочь. Вслед грянули выстрелы. Обожгло левую
руку, но тьма и непогодь уже поглотили беглеца.
Несколько дней скрывался он у родных и знакомых, а
затем, опасаясь преследований полиции, ушел из города.
Куда? Известно только, что до весны 43-го находился
молодогвардеец на территории Запорожской области,
потом следы его теряются. Анатолий Ковалев пропал
без вести...
Многие годы не было никаких вестей и о его друге,
входившем в боевую группу Ковалева,— Василии Ме-
фодиевиче Борисове. (В рядах «Молодой гвардии»
сражались с оккупантами два тезки и однофамильца —
два Василия Борисова. Только отчеством и
различались: Мефодиевич родился в 1924 году и жил в
Краснодоне; Прокофьевич же был на два года моложе и
проживал в селе Великий Суходол.)
Три сына было у Мефодия и Анастасии Борисовых:
Иван, Николай и Василий. Средний, Николай, погиб на
фронте. Старший, Иван, и младший, молодогвардеец
Василий, вместе с матерью Анастасией Антоновной
почти весь 43-й год вели борьбу в Новоград-Волынском
подполье.
Когда в Краснодоне начались аресты, Василию
удалось уйти в Ворошиловград. Соседка Борисовых по
Краснодону вспоминала, что дом их был окружен
полицаями, с двери сорвали замок, повыбивали окна. Все
перевернули вверх дном, но поздно — ищи ветра в поле...
Ill

Между тем Василий вместе с матерью добираются
до Новоград-Волынского, что на Житомирщине. Здесь
они останавливаются у Ивана, активного подпольщика,
ради конспирации открывшего небольшую часовую
мастерскую. Подпольная кличка старшего брата переходит
и на младшего — «Часовой мастер». В лес к
партизанам Василий носит соль, спички, махорку; оттуда —
листовки, партизанские газеты, мины.
В августе по доносу провокатора все трое Борисовы
арестованы. Мужественно держались они в
гитлеровских застенках. А б ноября 1943 года Иван и Василий
Борисовы в числе 126 подпольщиков
Новоград-Волынского были расстреляны. Казнили палачи и мать
Анастасию Антоновну.
ЖИВЫЕ —В БОЮ,
В БОРЬБЕ
Итак, 9 мая 1945 года встретили только восемь
молодогвардейцев: Георгий Арутюнянц, Валерия Борц,
Нина Иванцова, Ольга Иванцова, Василий Левашов,
Анатолий Лопухов, Михаил Шищенко, Радий Юркин.
Большинство из них прошли дорогами войны в
солдатской шинели. В. Борц, О. Иванцова и М. Шищенко
работали в тылу, приближая День Победы.
И никогда, ни на день, ни на час мысленно не
расставались они со своими друзьями по оружию,
соратниками по краснодонскому подполью. Проникновенно
и мужественно говорит об этом запись, сделанная в
1972 году в Книге отзывов музея «Молодая гвардия».
Все восемь фамилий стоят под этими взволнованными
словами:
«Вот уже 30 лет мы, оставшиеся в живых члены
подпольной комсомольской организации «Молодая
гвардия», честно и искренне отрабатываем свой долг перед
нашими погибшими товарищами.
Что бы мы ни делали, о чем бы ни думали, какие бы
112

решения ни принимали, мы прежде всего спрашиваем
себя: а как бы на нашем месте поступили они? Мы
стараемся всегда походить на своих товарищей.
Мы всегда в долгу перед вами, наши друзья. Вы
погибли в Краснодоне в 1943-м. Но в наших сердцах,
в сердцах миллионов советских воинов вы дошли до
Великой Победы.
Вы вечно живы, вы вечно молоды, вы вечно с нами!
Г. Арутюнянц, В. Борц, Н. Иванцова,
О. Иванцова, В. Левашов, А. Лопухов,
М. Шищенко, Р. Юркин».
Люди большой скромности, оставшиеся в живых
молодогвардейцы редко рассказывали и рассказывают
о себе. Но велик интерес нынешнего юношества к
людям легендарной судьбы!
Целую жизнь не втиснуть в несколько строк.
Попробуем все же хотя бы коротко — о каждом.
Сначала о тех, кого уже нет с нами.
Георгий Минаевич Арутюнянц, когда в Краснодоне
начались аресты, скрывался у родственников сначала на
станции Лихая, затем в Новочеркасске. В марте 43-го
уходит добровольцем на фронт. Бои, тяжелое ранение,
госпиталь. Жизнь свою коммунист Г. М. Арутюнянц
посвятил военному делу, закончил Военно-политическую
академию имени В. И. Ленина, стал ее преподавателем,
защитил кандидатскую диссертацию. Вел большую
научно-исследовательскую и пропагандистскую работу,
избирался делегатом нескольких комсомольских
съездов. Много сил отдавал он идейной и нравственной
закалке корчагинцев новых поколений (о своем поколении
сказал в одной из статей про молодогвардейцев:
«Выросли мы в пламени»). Г. М. Арутюнянц умер в 1973
году в Москве, похоронен на Новодевичьем кладбище.
Радий Петрович Юркин вернулся в родной город
вместе с первыми танками армии Лелюшенко. Став
солдатом истребительного батальона, мстил за погиб-
113

ших друзей. Затем закончил Ейское летное училище,
сражался с японскими милитаристами на Дальнем
Востоке. Служил на Балтийском и Черноморском флотах.
Уволившись в запас по состоянию здоровья, навсегда
вернулся в Краснодон. Работал замполитом
профтехучилища, механиком автобазы, сотрудником музея
«Молодая гвардия». По его инициативе в городе стали
регулярно проводиться мотокроссы, посвященные памяти
молодогвардейцев. Р. П. Юркин скоропостижно
скончался в 1975 году и похоронен в Краснодоне.
Михаил Тарасович Шищенко, уйдя от преследований
гитлеровцев, в мае 1943-го был направлен Ворошилов-
градским обкомом комсомола в город Ровеньки, с
которым первый секретарь райкома ЛКСМУ и связал
свою дальнейшую жизнь. Здесь он закончил горный
техникум, занимал ряд ответственных должностей на
хозяйственной и партийной работе. Был инициатором
создания Ровеньковского музея «Памяти павших».
М. Т. Шищенко умер в 1979 году, похоронен на
городском кладбище в городе Ровеньки.
Нина Михайловна Иванцова после освобождения
Краснодона добровольно ушла в ряды Советской Армии.
Она была комсоргом батальона. Писала с фронта
бабушке Олега Кошевого: «Мы обязательно должны
встретиться после победы, обязательно. Я тогда вернусь
со спокойной душой, что я отомстила фашистским
гадам за своего братика, за любимого друга Олега и
других товарищей». Она отомстила. Но никогда душа ее
не была спокойной — ни в годы учебы в партийной
школе и пединституте, ни в годы упорной и
добросовестной работы. Через всю жизнь пронесла она
преданность боевому товариществу. «Краснодон! Город
детства и юности, радости и горя, нашей верности и
чести!— писала Нина Михайловна.— Как самое святое, я
берегу память о тебе, о твоей большой семье, вырастившей
героев». Н. М. Иванцова скончалась в 1982 году и
похоронена на городском кладбище в Ворошиловграде.
114

«НАС ОСТАЛОСЬ
ЧЕТВЕРО...»
В прощальном слове на похоронах Н. М. Иванцовой
ее боевой товарищ, капитан 1-го ранга Василий
Иванович Левашов сказал: «Нас осталось четверо, а это
значит — на плечи каждого из нас легла двойная тяжесть.
Но на могиле своих товарищей мы поклялись до конца
дней своих продолжать дело, за которое они погибли.
И мы выполним эту клятву!»
Они верны своему слову.
Валерия Давыдовна Борц после войны закончила
институт иностранных языков, работала переводчиком,
преподавателем, редактором. Валерия Давыдовна —
мастер спорта СССР по автомобилизму. Живет она в
Москве, но молодежь страны видела и слышала
участницу Краснодонского подполья в самых разных уголках
нашего Отечества.
Ольга Ивановна Иванцова в освобожденном
Краснодоне принимала активное участие в организации
музея «Молодая гвардия», работала экскурсоводом,
была его директором. Закончив высшую торговую
школу и институт, коммунистка О. И. Иванцова много
сил отдала хозяйственной, партийной и общественной
работе. Теперь она живет в Феодосии.
Василий Иванович Левашов, член штаба «Молодой
гвардии», в рядах Советской Армии прошел с боями от
освобожденного Краснодона до Берлина. На фронте
вступил в партию. После войны закончил военное
училище и Военно-политическую академию имени В. И.
Ленина. Служил на кораблях двух флотов. Преподает
историю КПСС в одном из военно-морских училищ
Ленинграда. Автор статей и документальной книги о
молодогвардейцах. Как и его друзья по оружию, В. И.
Левашов— орденоносец. За участие в Великой
Отечественной войне награжден орденами Красной Звезды,
115

Отечественной войны 1-й степени, двумя орденами
Отечественной войны 2-й степени, медалями «За
освобождение Варшавы», «За взятие Берлина», «Партизану
Отечественной войны» 2-й степени.
Анатолий Владимирович Лопухов, избежав ареста в
январе 43-го, добровольцем ушел на фронт. В бою под
Мелитополем был тяжело ранен. Выписавшись из
госпиталя, приехал долечиваться в Краснодон. Солдату
А. Лопухову в то время было семнадцать лет...
Вернувшись в родной городок, он, не заходя домой,
сразу пошел к могиле товарищей и среди имен
погибших увидел: «Анатолий Лопухов». Первая мысль
солдата: «Как же мать? Ведь и она считает меня
погибшим...» *
По поручению райкома комсомола Анатолий
Лопухов занялся изучением истории Краснодонского
подполья, неутомимо собирал материалы о подвиге своих
товарищей по оружию, стал первым директором
только что созданного музея «Молодая гвардия». А дальше
были училище, академия, долгая и безупречная служба
в рядах Советской Армии. Политработник, коммунист
А. В. Лопухов жизнь свою посвятил делу воспитания
молодежи. При открытии в Краснодоне памятника
«Непокоренные» в 1983 году А. В. Лопухов сказал: «Быть
верным сыном такого народа и такой партии — самое
высокое счастье в жизни для нас и для наших
современников».
«И СЕМЬ
ЧЕЛОВЕК...»
«Никто не забыт. Ничто не забыто»,— утверждаем
мы, обращаясь к нашему прошлому, которое помогает
строить день нынешний, мечтать о завтрашнем.
* Мать вспоминала: «Чтобы не напугать меня насмерть, он
зашел вначале к своей тетке и попросил ее подготовить меня к
встрече».
116

Но будем помнить, что и сегодня не все могилы
героев известны. И не все имена названы.
«И СЕМЬ ЧЕЛОВЕК, НЕ ОПОЗНАННЫХ ПОСЛЕ
ЗВЕРСКИХ ПЫТОК И КАЗНИ», —читаем на
могильной плите, под которой покоятся краснодонские
подпольщики.
Кто были они, эти семеро? О них ничего не известно.
Ни имени, ни возраста. Совсем ничего.
Но разве совсем ничего? Входили они в состав
подполья или нет — они были, были на самом деле, жили
на нашей земле, любили ее и поэтому стали жертвами
фашизма! Мертвый может остаться неопознанным,
неизвестным — это не его вина. Но если мы с тобой,
живые, забыли, что он был, что он погиб за нас,—
разве мы люди? Вот почему и о них, о ком почти ничего
не известно, высечено в мраморе;
«И СЕМЬ ЧЕЛОВЕК,
НЕ ОПОЗНАННЫХ
ПОСЛЕ ЗВЕРСКИХ ПЫТОК И КАЗНИ».
В сентябре 1943 года газета «Правда» писала:
«Пройдут годы, исчезнет с земли гитлеровская погань, будут
залечены раны, угаснет боль и скорбь, но никогда не
забудут советские люди о бессмертных подвигах
организаторов, руководителей и членов подпольной
комсомольской организации «Молодая гвардия». К их могиле
не зарастет народная тропа».
Слабо потрескивая, горит здесь Вечный огонь. Днем
и ночью. В жару и стужу. Горит и будет гореть вечно.
И вечна любовь к павшим в наших сердцах. Горит
Вечный огонь, и минутами сквозь колышущееся марево
кажется, что на окаменевшем от горя лице Скорбящей
Матери из-под закрытых век наворачивается слеза.
Они погибли — и они живы. Умирает тот, чье дело
остается без продолжателей, кто оказывается последним
звеном в цепочке поколений.
Они передали свое дело товарищам. Нам.

Всякий молодой человек примерно наших лет...
живет напряженной умственной жизнью...
Из письма А. Попова другу,
26 августа 1942 г.
Как волнует и тревожит сердце все, что здесь
узнаешь!
Мануйлова, студентка
с*~Гр Ол^ч «P c/7

книгд
ОТЗВУКА
ш

Когда комсомол отмечает свои годовщины, на
перекличку встают и те, кто навсегда вошел в бессмертие,
чьи подвиги будут вечно служить примером
несгибаемого мужества и верности долгу. И каждое новое
поколение юных, вступая в жизнь, будет спрашивать: а
какими они были, эти герои? Не в бронзе и мраморе,
а в человеческих делах, поступках, мечтах?
Много дней провел я в Краснодоне, работал в
фондах музея «Молодая гвардия», не раз стоял перед
стендом, где выставлено оружие подпольщиков. Сейчас,
десятилетия спустя, особенно заметно, как быстро
стареют эти автоматы, винтовки, пистолеты.
И тем очевиднее, какое нержавеющее, нестареющее
оружие передали нам герои революции, гражданской,
Великой Отечественной... Непобедимое оружие духовной
силы, любви к Родине, веры в идеалы коммунизма.
Зачем нужны музеи? Наверное, для того же, для
чего память отдельному человеку: чтобы знать
прошлое. Музеи — память человечества. Они хранят следы
событий минувшего, помогая осмыслить настоящее и
заглянуть в будущее. Жив музей до тех пор, пока
прошлое, которое в нем оживает, способно волновать
новые поколения.
У каждого большого музея есть своя неповторимая
особенность, свое лицо. Есть эта непохожесть и у
«Молодой гвардии». В чем она?
Одна группа экскурсантов следует за другой. Кто
эти люди? Пионеры сельской школы... Комсомольцы
крупного завода... Студенты... Музей притягивает к себе
подростков, юношей, девушек — тех, кто выбирает
дорогу в жизни. Это так. Но среди посетителей немало
людей среднего возраста и ветеранов.
Взволнованные голоса экскурсоводов. Напряженное
внимание, затаенная гордость и боль в лицах
слушающих. Вот рассказ окончен, но никто не уходит,
словно бы есть что-то, что надо обязательно высказать,
облегчив сердце,— здесь, сейчас же, еще не ступив за
120

порог. Группа окружает столик у выхода, на котором
лежит огромный открытый альбом...
В краснодонском подполье сражались 92 человека.
История же «Молодой гвардии» — это жизнь сотен и
тысяч людей, наверное, даже миллионов, если иметь в
виду всех, кого взволновал, вдохновил, на чьей судьбе
так или иначе отразился подвиг краснодонцев. Вот
почему, читатель, ты слышишь здесь свой собственный
голос, свои собственные мысли и чувства,
запечатленные в многочисленных книгах отзыва музея разных лет.
Книга отзывов — это КНИГА ОТЗВУКА на
героическую жизнь. Страницы ее дают нам ответ, в чем
неповторимость музея «Молодая гвардия». Это МУЗЕЙ
КЛЯТВЫ. Здесь она звучит голосами разных
поколений— коммунистов и комсомольцев времен Великой
Отечественной, молодежи периода послевоенного
возрождения, целинной и космической эпопеи, голосом
юности нынешнего дня.
Клянемся, что вечно будет гореть в наших сердцах
огонь ленинизма, огонь борьбы!
Комсомольцы средней школы № 22,
г. Гуково
Клянемся быть похожими на
героев-молодогвардейцев!
Пионеры средней школы № 2,
г. Краснодон
В юности мы читали о героях «Молодой гвардии»,
видели кино. Но сегодня все пережили заново,
будто встретились с живыми ребятами.
Сестры Чеботаревы
На всю мою жизнь я запомню этот день.
Комсомолец Коляденко
Молодогвардейцы! Большое вам русское спасибо!
За все, что вы для нас сделали.
Хоменко, Казахстан
121

Мы всегда будем свои дела и поступки сверять с
вашими, наши любимые, бессмертные
молодогвардейцы.
Учащаяся ПТУ,
г. Бахрушево
Пусть никто не забывает никогда, за что отдали
свои жизни эти люди, так любившие жизнь!
Фаина Веснушкина
Этого забыть никогда, никогда нельзя.
Преклоняемся.
Викторов, Володин, Зорин
Помним, скорбим, гордимся.
Ученики средней школы № 9,
г. Антрацит
Среди нас еще не все комсомольцы, но мы
обязательно ими будем. Обещаем не уронить это гордое
звание.
Учащиеся средней школы № 2,
г. Жданов
Мы, комсомольцы 80-х годов, не забудем
бессмертный подвиг молодогвардейцев. Он в наших
сердцах.
г. Горловка
Мы очень гордимся, что побывали тут, в этом
замечательном музее. Спасибо!
Учащиеся ГПТУ-17,
г. Красный Луч
Потрясены. Мы пережили все, что пришлось
пережить молодогвардейцам. Незабываемое
впечатление. Слава героям!
Средняя школа № 17, 7-й «А» класс,
Зерноград

Коммунизм победит. И это будет лучшим
памятником павшим за него.
Учащиеся технического училища № 6,
г. Дружковка
Имена и дела ваши переживут века.
Студенты филиала КГМИ,
г. Кадиевка
Уезжаем восхищенные их подвигом, с готовностью,
если нужно будет, повторить их путь борьбы.
Семиклассники средней школы № 46,
г. Донецк
Я приехала из Красноярска поклониться
молодогвардейцам.
И. Подлепич, 3-й класс
Знайте, дорогие наши земляки, что мы любим вас,
помним и растем достойной сменой.
Школа-интернат № 1,
Ворошиловград
Приедем домой и расскажем нашим ребятам о
героизме комсомольцев Краснодона.
Ставропольцы
Для нас они всегда будут живы.
Десятиклассники средней школы № 6,
г. Горянка
С гордостью и болью в сердце посетили эти места.
Восхищены подвигом наших ровесников, которые
погибли, защищая нашу любимую Родину.
Молодые шахтеры,
Донецкая область
123

Сердечно благодарны за увековечение памяти
русской славы и героизма наших сестер, братьев,
детей и внуков.
Рабочие, пенсионеры,
женщины-общественницы
шахты имени Ильича,
г. Кадиевка
Хотим жить по-ленински — так, как прожили свою
светлую жизнь герои Краснодона.
Средняя школа № 17,
г. Краматорск
Всегда свято храним в памяти имена и дела своих
земляков — молодогвардейцев.
Большая семья Троценко—9 человек
Эти места, как и имена молодогвардейцев,
священны.
Уральцы
Никогда не забудем!
Школа № 24,
Новочеркасск
Клянемся вашей светлой памятью,
молодогвардейцы, воспитывать ребячьи души такими же
бесстрашными и преданными делу Революции, какими
были вы.
Группа пионервожатых,
г. Красноармейск
Как никогда в жизни, была взволнована всем
увиденным и услышанным в музее. Хочется хоть
немного чем-то быть похожей на Ульяну Громову,
Любовь Шевцову.
Л. Кошель,
Тернопольская область

Посетив музей их подвига, мы оставляем здесь
частицу нашего сердца.
Шахтеры
комбината «Первомайскуголь»
Я восторгаюсь героями Краснодона и хочу, чтобы
мои дети были такими же.
Инженер из Москвы
Мы гордимся тем, что в трудные для Родины годы
наши сверстники были способны на такие
героические дела.
Средняя школа № 6,
г. Краснодар
Сердцем прикоснулись к подвигу. Потрясены.
И уверены в одном: если Родина будет в
опасности, поднимемся все, как один, и сквозь цепь
молодых и отважных не пройдет, не пробьется враг.
Пионеры и комсомольцы
г. Новомосковска
В священных стенах этого музея мы, комсомольцы,
сдали Ленинский зачет и поклялись свято хранить
традиции погибших героев, всегда и во всем быть
достойными их памяти!
Ворошиловградский пединститут
Наша жизнь принадлежит тебе, наша дорогая
Родина!
Школа № 27,
г. Донецк

Как хорошо будет, если вдоль дороги вырас-
тут посаженные нами деревья!
В. Третьякевич,
из заметки в газете
«Социалистическая Родина»,
29 марта 1940 года
Молодогвардейцы, здравствуйте!
Ваша жизнь прекрасна.
Бредихин, Лобачевский,
г, Воронеж

ВСТРЕЧИ
С КРАСНОДОНОМ
шЛ iKvL

Краснодон, «Молодая гвардия». Вечный огон^
человеческой души, несломленной юности.
Иногда мне кажется, что город этот живет как бы
в двух временах сразу. Героическое прошлое — через
десятилетия — естественно и постоянно перекликается
с днем нынешним. Не только бронзой и мрамором
памятников, не только полыханием Вечного огня, не
только. Это прошлое живо. Оно не уходит, оно рядом с
нами, потому что было чревато будущим.
Мы знаем, что в предвоенные годы будущий
руководитель партийного подполья Филипп Петрович
Лютиков нередко бывал в школах, общался с ребятами. Как
относились дети к нему, он к детям? Ведь некоторые
из них вступили в «Молодую гвардию». Решил
расспросить об этом жену Лютикова — Евдокию
Федотовну.
— Расскажу вам, расскажу. Когда оно было, так
его век не забудешь. Филипп Петрович такой человек
был — дети к нему льнули. А уж дочка Рая души не
чаяла в отце! Он жизнь знал и в людях разбирался.
Считай, сызмальства, лет с тринадцати на шахтах, в
Донбассе. И с каждым мог найти общий язык. И со
старым, и с малым. Верили ему.
Преклоняемся перед яркой жизнью и героической
смертью своих старших товарищей.
Комсомольцы горного техникума,
г. Шахты
Несколько лет назад в центре группы
экскурсантов я увидел старую женщину. Лицо в глубоких
морщинах. Тогда, глядя в ее живые, быстрые глаза, никак
не верилось, что Александре Васильевне Тюлениной уже
под девяносто. Отвечая на вопросы ребят и взрослых,
она рассказывала, как Сергей прятал оружие в сенцах
их бывшей старенькой хаты-землянки, как фашисты
устроили засаду и схватили раненого сына.
128

— И били ж они, зверюги, моего сыночка у меня на
глазах,— вспоминала мать.— А потом меня хлестали
плетью в палец толщиной. А Сережа-то все видит, но
молчит, зубы стиснул. «Ну,— думаю,— ничего вы от
меня не добьетесь, гады фашистские. Какие ж мы иначе
матери, если детей выдадим...»
Я спросил о характере Сережи.
— Какой был? — переспросила мать.— Ласковый был
мальчик. Послушный...
Последнее плохо вяжется с тем образом озорного
подростка, который складывается после романа А.
Фадеева и фильма С. Герасимова, после того, как изучишь
в фондах музея папку с документами и
воспоминаниями о Тюленине. Почему же мать так считала? Годы ли
тут сказались? Вон их сколько минуло! Или матери
по-другому видят своих детей? И наше детство и
отрочество остаются в их памяти только в счастливых
мгновениях?
Нет, все-таки характер Сергея угадывался в ней
самой — в неподвластной никаким годам живости ее
лица. Худенький, с лихим завитком чуба на лбу, с
бедовыми глазами, немногословный, но острый на
словцо — таким встает Сергей Тюленин с фотографий, из
воспоминаний.
Спасибо тебе, Краснодон, за любимых наших
героев: Сережку Тюленина, Олега Кошевого, Любку
Шевцову, Улю Громову, Ваню Земнухова и их
сверстников.
Комсомольцы з-да «Ростсельмаш»,
г. Ростов-на-Дону
Бабушка Олега, Вера Васильевна, накрыла на стол
и ушла в свою комнату. Уже час мы беседуем с матерью
комиссара «Молодой гвардии». Со стен уютной
комнаты смотрят на нас портреты Олега, его дяди Николая
Николаевича, писателя Александра Фадеева. Годы
берут свое, порой Елене Николаевне нездоровится, но ее
готовность откликнуться, разделить чужое горе и радость
привлекает к ней новые и новые сердца.
6 ...и передай товарищу!
129

Наш разговор все время возвращается к письмам,
которых за многие годы в этот дом пришли не десятки,
а сотни тысяч, далеко за полмиллиона. И поток не
убывает. Я прошу назвать адреса только тех, что
доставлены в последние дни. Впечатляющая география: Орел,
Целиноград, хутор Ивановка, Болгария, Тюмень,
Донецк, Москва, станица Староминская, Оренбург, село
Трифоновское, Таллин...
Елена Николаевна читает одно из них. Молодые
комбайнеры пишут с освоенной целины о том, что на
уборке урожая они выполняют сменные задания и за
почетного члена бригады — Героя Советского Союза
Олега Кошевого.
— Трудный год им выпал,— говорит Елена
Николаевна.— Но, видите, рук не опускают. Слышите, что
пишут: «Но мы не отступим, как и «Молодая гвардия»
в борьбе...» Я радуюсь, что с нынешним прекрасным
поколением молодежи Олег и его товарищи участвуют в
каждом деле, в каждой стройке. Пишут-то в основном
молодые. О том, как живут. О чем мечтают. Клянутся
быть верными памяти краснодонцев, хотят быть
похожими на них. И, знаете, про болезни забываешь. Такой
молодежью можно гордиться.
Светлое впечатление оставила эта встреча. Я с
гордостью думал о Вере Васильевне, о Елене Николаевне,
которая, потеряв единственного сына, вырастила многих
и многих шахтерских детей, заведуя детским садом.
С какой преданностью памяти молодогвардейцев обе
женщины прожили послевоенные десятилетия, с какой
душевной щедростью делились с новыми поколениями
всем, что выстрадано и завоевано вместе с детьми.
Преклоняюсь перед тобой, Краснодон, город
комсомольской славы, беспримерного героизма. Пусть
твоя юность всегда идет дорогой мужества, до~
рогой Олега Кошевого и его товарищей.
О. Одинцов,
Витебская область
130

С матерью Вани Земнухова, Анастасией Ивановной,
и его сестрой, Ниной Александровной, разговаривали
мы в той самой комнате, где он жил, где тайно писал
и хранил листовки, откуда ушел в последний раз,
оставив в памяти матери самые последние три слова:
«Товарищей надо выручать».
Нина Александровна помнит, с какой ненавистью
отзывался брат об оккупантах: «Посмотри на них!
Станут еще говорить, что принесли нам культуру, порядок.
У-у, лживые, пакостные мерзавцы!»
Как ждал он дня освобождения! На листе бумаги
от руки расчертил календарь 1942 года и вычеркивал
каждый прожитый день. И были среди них те, когда
возникла «Молодая гвардия», когда подпольщики
вывесили флаги над Краснодоном, когда они сожгли
«черную биржу»... Каждые сутки были отмечены борьбой.
Последний из вычеркнутых дней — 31 декабря.
«Товарищей надо выручать».
Мать вспоминает слова сына, плачет.
— А вот на этажерке его книги,— говорит она после
паузы.— Все оставлено так, как было при жизни Вани.
Большой портрет Пушкина юноша сам купил в
1937 году, когда страна отмечала 100-летие со дня
смерти великого поэта. Вместе с отцом они сделали
рамку и повесили портрет на стену.
А под ним как раз этажерка с Ваниными книгами:
Пушкин и Шекспир, Лермонтов и Шевченко... Только
одна книга поставлена сюда позже. Это прекрасно
изданное «Науковой думкой» в 1967 году «Слово о полку
Игореве». Среди нескольких художественных переводов,
помещенных в книге, один отрывок принадлежит перу
Ивана Земнухова.
Из рук матери Вани Земнухова получили мы
здесь комсомольские билеты. Разве такое
забудешь!
Средняя школа № 104,
ст. Лихая
6* ,
131

Перед одноэтажным домиком несколько кленов*
С вершин их, наверное, видно всю Первомайку и
полКраснодона. Трудно представить эти развесистые
деревья маленькими зелеными прутиками высотой с
тринадцатилетнюю девочку, которая посадила два из них
под окнами своего дома перед войной.
— Заходите, милости просим! — пригласили
Ефросинья Мироновна и Григорий Ильич Шевцовы.
Беседовали за широким столом, покрытым клеенкой.
Здесь когда-то собирались многие молодогвардейцы:
жизнерадостный, общительный Виктор Третьякевич и
молчаливый Василий Левашов («От него разговору не
было»,—заметила Ефросинья Мироновна), заглядывали
сюда озорной * Сергей Тюленин и погруженный в свои
мысли Анатолий Попов. Ребята собирались перед тем,
как идти в клуб имени Горького, который, как мы знаем,
в конце 42-го стал штаб-квартирой «Молодой
гвардии». Здесь проходили репетиции перед концертом,
здесь шепотом передавали друг другу содержание
последних сводок Совинфорйбюро, в быстрых и горячих
спорах тут созревали и принимались важные решения.
Ведь Любины гости — Иван Туркенич, Виктор
Третьякевич, Сергей Тюленин, Иван Земнухов, как и сама
юная хозяйка дома, были членами штаба
комсомольского подполья.
— Наша Люба всегда боевая была,— вспоминает
мать, и отец согласно кивает головой.— И в школе, и
после. Бывало, выпадет снег, девочки собьются в кучу
у школы, боятся идти — натрут же мальчишки. А Люба
появилась — конец страхам. Все знали, что она любому
даст сдачи.
— И Тюленину?
— А что вы думали? И Сереже перепадало...
При таких встречах, как эта, всегда стараешься
представить себе, как тут все было в те далекие годы.
— Люба сиживала за этим столом? — спрашиваю.
— Ну как же! Вот это и есть Любино место.—
132

Мать поднимает, откидывает клеенку с одного края
стола, с другого.— Вот здесь... Нет, вот она, да... Видите
отметину? Как-то Люба гладила платье, отвлеклась
и прожгла утюгом...
Смотрю на почерневший от времени коричневый
треугольник, и меня прожигает мысль, что все это
было. Как все-таки маленькая бытовая подробность
порой помогает пережить былое, словно оно происходит
на твоих глазах.
— А та ладанка, что в музее хранится,— снова
спрашиваю я Ефросинью Мироновну,— как она к вам
попала?
— В сорок третьем, в феврале... Когда горе это
подошло— хоронить нам своих детей...— На минуту мать
замолкает, прикладывает платок к глазам.— Так я в
складках дочкиного платья нашла эту ладанку. А тогда
одно было на сердце: это она своими ручечками
зашивала, не дам... Не дам никому... Прошло время,
прочитали, что зашито было, оказалось, шифровка...
— Других фотографий Любы не сохранилось?
— Был у нее альбом. И такие там хорошие
фотографии! В цыганском платье, помню. Нарядиться,
приодеться любила. Прозвище у нее было: артистка
Орлова... Но когда арестовали, велела все сжечь. И жалко
теперь, да что поделаешь...
— Люба красивая была?
— Красавицей не была, нет. Глаза синие, как
пролески, и маленькие конопушечки. Очень она эти коно-
пушечки переживала, боялась, чтоб рыжей не дразнили.
Бабушка, бывало, успокоит: «Семнадцатая вода все
отмоет». И так и было. Не то чтоб красивая, а
приглядчивая была. И сроду я Любу не видела сердитой. Все
с улыбкой, с шуткой, с танцами...
Земной поклон вам, матери, воспитавшие героев!
Работники Донецкого
обкома комсомола
133

7 Ноября 1973 года. День солнечный, но холодный.
Краснодон алеет знаменами, транспарантами.
Почему-то вспоминаются те красные флаги, что
вывесили в такой же день 42-го года над непокорившимся
городом молодогвардейцы. Только один из них чудом
сохранился и передан в музей. Но те флаги —
кровная родня этому красному разливу.
По традиции город приглашает на праздничную
трибуну всех родителей молодогвардейцев. Среди них
крепкий сухощавый старик с висячими усами и живыми
глазами. Отец Ульяны Громовой — Матвей
Максимович. Понимаю, что неловко в такой день и в такой
момент донимать человека расспросами, но будет ли
другой случай?
— Я сейчас, Матвей Максимович, в фондах музея
как раз изучаю тетради Ульяны. Какой она была в
школьные годы?
— Что сказать? — Матвей Максимович
задумывается.— Училась хорошо, это вам известно. Я не раз
замечал: к одному уроку готовится, а книг на столе
стопа. Любознательная была девочка. Много чего и в свою
записную книжку выписывала...
Мне вспомнилась одна мысль, которую Ульяна
выписала из сочинений Н. Помяловского: «В жизни
человека бывает период времени, от которого зависит
моральная судьба его, когда совершается перелом его
нравственного развития. Говорят, что этот период
наступает только в юности, это неправда: для многих он
наступает в самом розовом детстве». Видимо, девушка
чувствовала, что этот «перелом» произошел в ней очень
рано. И к событиям второй половины 42-го года она
подошла нравственно зрелой.
— Учителя говорили,— продолжал между тем
Матвей Максимович,— что у дочери есть способности
заниматься наукой. Вы ж видели, наверное, ее аттестат —
почти сплошь «отлично». Учиться бы ей после десяти-
134

летки в Ленинграде, это они с братом Елисеем уже
так решили. Если б не война...
Я заканчиваю школу имени «Молодой гвардии».
Мы учились на примерах юных краснодонцев,
И я чувствую себя ответственной перед ними.
Они спрашивают: готова ли я сделать для
Отчизны то, что сделали они?
А Шапран,
средняя школа № 116,
г. Харьков
В лице ее столько доброты! Доброта и в ласковом
прищуре глаз, улыбке, мягких интонациях голоса, и в
легком движении руки, когда она гладит по головке
ребенка, маленькую девочку.
— Говорит, бабушка, дай мне карандаш, рисовать
буду. Дала. Так видите — всю стену разрисовала!..
Мария Александровна улыбнулась.
Перед войной учительница Мария Александровна
Виценовская потеряла мужа, осталась с двумя детьми.
Два сына, Юра и Леня,— для них она жила, трудилась,
переносила все тяготы вдовства.
Старший, молодогвардеец Юрий Виценовский, был
казнен фашистами в январе 43-го. Младший, Леонид,
уже через несколько недель ушел на фронт
добровольцем и пропал без вести.
«Казнен», «погиб»... Не говорите матери этих слов!
Ее сыночки живы в ее сердце. И в разговоре она
называет их ласково — Юрочка, Ленечка.
— Юрочка мой дважды пытался эвакуироваться, в
сорок первом и сорок втором,— рассказывала мать.—
Ну в сорок первом наши отогнали фашистов, а второй
раз беженцы попали в окружение. Переправу бомбили...
Вернулся он весь искусанный вшами, худой, голодный.
Туфли на нем рваные. Как стало холодно, он их
снимет и ноги в поддувало, греет...
О «Молодой гвардии» я не знала, хотя и
догадывалась. Налина Георгиевна Соколова к нам наведыва-
135

лась. Это потом стало известно, что она была связной
в партийном подполье. Или запрутся с ребятами,
заведут патефон и шепчутся о чем-то. Я думаю: тут дело
не в фокстроте. Спрашиваю. А Юрочка обнимет меня:
«Мамочка,— говорит,— я тебя люблю. Но много
будешь знать...»
А как город освободили, стали извлекать останки
наших детей из шурфа. Мы с Ленечкой несколько дней
мучились — не могли узнать своега... Не верю я, не
верю... А потом вижу: сидит мой Ленечка и в руке у
него расческа старшего. Сидит и шепчет: «Ой,
расчесочка, расскажи, как вы с братом падали в шахту?»
Нашли мы Юрочку. Первого марта похоронили их
всех в братской могиле. Только Ленечка мой не
захотел домой возвращаться. Еще когда наши пришли, он,
как увидел танк со звездой, кинулся, гусеницы целует...
Ему и семнадцати не было. И домой он больше не
вернулся. Ушел на фронт за брата мстить да в тех
страшных боях и пропал...
...Слушал я этот рассказ и думал: сколько горя
выпало на долю этой женщины! А не сломило ее. Не
сломило. В каждом ее слове, в каждом движении живет
неистребимая материнская доброта. И еще я
почувствовал, что подвиг молодогвардейцев всегда буду видеть
сквозь святые слезы Матери.
Сейчас нам по 19 лет. Мне и .моему дяде. Но
если через год мне будет уже 20, то ему так и
останется 19. Так будет и через 100, и через
200 лет. Навсегда останутся молодыми мой дядя
и его прекрасные товарищи. Просто
непостижимо — такие молодые хлопцы и девчата за такой
короткий промежуток времени успели сделать
столько славных героических дел, что застыл в
изумлении перед их мужеством весь мир! Дела
их поистине бессмертны. Я уже четвертый раз
приезжаю в Краснодон. Но еще много и много
раз буду возвращаться сюда, чтобы прийти в
этот чудесный храм «Молодой гвардии»
(согласитесь, это ведь и правда храм!). Вновь приду
136

я на могилу этих очень хороших ребят. Человек
должен посещать это священное место, потому
что оно удивительно еще и тем, что делает
дого человека лучше...
Владимир Резцов,
племянник Юрия Виценовского,
студент Тульского госпединститута имени
Л. Н. Толстого
Одноэтажный дсмик Субботиных на улице Садовой.
Елена Михайловна рассказывает, что сын с детства
любил стихи и цветы. Может, поэтому и сейчас комната
похожа на оранжерею: здесь цветут хризантемы и калы,
кактусы, лилии...
— Вы догадывались, что Виктор занимался
подпольной работой? — спрашиваю.
— Точно не знала, но догадаться можно было,—
вспоминает мать.— Частенько он вечерами
задерживался, а то и в два, и в три часа ночи приходил. «Сынок,—
скажу,— разве ж можно так поздно, я уж и не знала,
что подумать...» — «Не волнуйся, мама,— отвечает,— я
девушку провожал». И смеется. Радостный, глаза
сияют... Таким его чаще всего вспоминаю, таким... Но и
страху мы натерпелись в те проклятые дни,—
продолжает Елена Михайловна.— Это уж после ареста Вити
случилось. Немцы тогда, перед отступлением, особенно
злючие были. Эсэсовец, здоровенный детина, самый
жестокий, наган вытащил и угрожает. И дети маленькие
тут же... А мне после ареста сына, верите, ничего не
страшно. Думаю: «Стреляй, гад!» И выстрелил. Пуля
рядом просвистела, сундук прошила. Дети кричат,
плачут. А ему что? Фашист! Сорок третий год был самым
страшным для нашей семьи: Виктора расстреляли
изверги, и муж погиб на фронте...
Чтобы не повторились ужасы войны, чтобы не
обрывались так рано юные жизни, мы работаем
ударно и поставили свои подписи под
Обращением Всемирного Совета Мира.
Комсомольцы комбината «Донбассантрацит»,
г. Красный Луч
137

Почти всегда получается так, что документ приводит
к человеку, а человек этот открывает что-то новое в
документе.
Изучив в музее и фондах все, что относится к
молодогвардейцу Сергею Левашову, вечером отправился
к его матери.
Одноэтажный дом на улице имени Ф. П. Люти-
кова.
Лидия Даниловна Левашова сидит за столом с
утомленным лицом, закутанная в серый теплый платок.
Говорит ровно, спокойно — только в глазах затаилась
давняя материнская боль.
Интересуюсь, были ли от Сережи другие письма,
кроме тех двух-трех, что хранятся в музее. Уж очень
они хороши — живые, юношески восторженные, умные
и чуточку лукавые.
— Были, конечно,—говорит мать.— Он писал нам
через день. Да, знаете, война... Все пропало. Что
сгорело, а что и сами сожгли...
— Жаль. А Сережа вам не рассказывал, как у него
возникла идея вырастить огурец в бутылке?
— Тот, что теперь в музее? Ну как же. Сын
выписывал журнал «Юный натуралист». Там и вычитал... Он
и с картошкой какие-то эксперименты проводил...
На все вопросы отвечала Лидия Даниловна. А что,
может, не успел спросить, отложим до другого раза,
думал я, покидая этот дом.
Но другого раза не выпало. В следующей
краснодонской командировке я уже не застал Лидию
Даниловну Левашову в живых. Умом понимаю, что все мы
смертны, но сердцем... Горько чувствовать, что
большинства из тех милых, отзывчивых людей, о ком пишу
сейчас, уже никогда не увижу.
«Уходят наши матери от нас...»
Уходят. Но вопреки грустному замечанию поэта
остается с нами их материнская доброта, которой на
многих хватило.
138

Мне показалось, что я снова встретился с Лидией
Даниловной, когда прочитал в Книге отзывов музея
запись за 10/VIII—73 г.
Мы третий раз в музее «Молодая гвардия» и в
третий раз с замиранием сердца проходим по его
залам. Сегодня мы приехали проводить в
последний путь маму Сережи Левашова — Лидию
Даниловну. Горько и больно нам расставаться с ней,
ведь за два года нашей дружбы она стала нам
второй мамой, большим и добрым другом.
Сегодня мы отдаем низкий поклон юным героям и
людям, вырастившим их. Каждый раз с розами
в руках и с трепетом в сердце мы ступаем по
этой священной земле. Здесь время не властно.
Мы придем сюда еще и еще раз, чтобы принести
с собой признательность юности, благодарность
нынешних и будущих поколений.
Туристы-краеведы,
г. Воронеж
— Тихо, Шурик, не мешай, мы про дедушку Толю
поговорим.
Но трехлетний непоседа правнук продолжает
прыгать вокруг Веры Максимовны, а я только что не
вздрагиваю от неожиданности. Все правильно: был бы
дедушка. Но прожил на свете «дедушка Толя»,
молодогвардеец Анатолий Орлов, 18 лет и одну неделю...
— Мы, Орловы, родом из Орловской области, из
крестьян,— начинает Вера Максимовна.— А в начале
тридцатых годов как приехали в Краснодон, так больше
полувека тут и живу. Детей у меня, и внуков, и
правнуков много. Вас, конечно, Толя интересует?
— Да. Я уже немало знаю о нем. Хорошо рисовал.
После семилетки пошел работать учеником слесаря.
Рвался на фронт. В подполье печатал листовки и
комсомольские удостоверения. Дружил с Володей Осьму-
хиным, Сергеем Тюлениным.
— Все так,— соглашается Вера Максимовна.—
А самое страшное было в середине января сорок третье-
139

го — арест, неизвестность. Что с ними, где они? Зима
была лютая. И тяжелые предчувствия меня мучили.
Принесла я в тюрьму, где фашисты наших детей
пытали, каши, несколько пышек. Смотрю, на двери список
висит, дескать, арестованных отправили в
Ворошиловград. А их уже расстреляли... Вернулась я с этой едой.
Не помню, как и добралась. И верила, и не верила, что
нет уже Толи. Тут болезнь меня свалила, тиф, что ли?
Остригли, похудела. Сил нет, былинка, еле ходила, ни
пол подмести, ни платок завязать на голове... Ох
война — будь она проклята! Любая мать вам это скажет.
И я говорю — и мать, и бабушка, и прабабушка. Будь
проклята война!
Через две недели провожаю сына в армию
(старший уже служит в пограничных войсках).
Посетили музей «Молодая гвардия» с младшим. Пусть
будет мир для наших детей!
Гандобина А. Н.,
г. Артемовск
С отцом Лидии Андросовой, Макаром
Тимофеевичем, и ее братом, Николаем Макаровичем, довелось
встретиться за сотни верст от Краснодона, хотя и на
«краснодонском направлении»,— в Одессе, в
республиканском ЦК ЛКСМУ пионерском лагере «Молодая
гвардия». О лагере, его молодогвардейских традициях
стоит рассказать особо, но сейчас — о встрече с
Андросовыми.
На общедружинном сборе отец и сын, почетные
гости лагеря, рассказывали о Лиде, ее детстве,
комсомольской юности, борьбе в подполье. Вечером мы
беседовали в гостинице. Макар Тимофеевич и Николай
Макарович бережно собирают и хранят все документы
и фотографии, все материалы о дочери и сестре.
Показали мне газету «Красная звезда» за 23 апреля 1943
года, где помещена статья о последних днях
молодогвардейцев, о том, как Лида отвечала пытавшим ее пала-
140

чам: «Мама родила меня с крепким сердцем, я все
равно вам ничего не скажу».
Сохранилось в семейном архиве и письмо с фронта
от бойца Николая Андросова. 12 февраля 1944 года он
писал родителям: «Я мщу за сестрицу Лидочку».
— Очень близко к сердцу приняла она судьбу Зои
Космодемьянской,— вспоминал Макар Тимофеевич.—
Как прочла она о подвиге и гибели ровесницы, сразу
сказала: «Все решено. Я тоже буду партизанкой». Так
ведь оно и получилось...
Год я проработала в одесском лагере «Молодая
гвардия». Были и радостные дни, и дни
огорчений. 600 ребят Украины знают меня, и я знаю их.
Воспитывая пионеров на молодогвардейских
традициях, я сама закалялась, училась жить.
Ирина Устименко,
пионерская вожатая,
г. Краматорск
Узнав, как найти дом, где жили Тюленины,
пробираюсь к улице Овражной. Евдокия Алексеевна, сестра
Сергея, приглашает войти в новый дом, но мне-то как
раз интересно посмотреть на старый.
— Отчего не посмотреть,— соглашается хозяйка. —
Вот он, под тем тополем. Землянка, как все старые
хаты. Мы-то уж в новых домах и позабыли, как здесь
жилось. А тяжело жилось. Я старшая в семье. Когда
Сережа родился, у меня уж свой сын был. Вот Сергей
меня и называл «нянькой». Я-то с обоими возилась.
Бывало, размечтается: «Ох, нянька, я летчиком буду!»
Мы выходим из заброшенной хаты, и я нагибаю
голову, чтобы не удариться о низкую притолоку.
— Постойте-ка,— говорит Евдокия Алексеевна.—
Смотрите, здесь он прятал патроны. Вот сюда: видите,
между досок пространство? В этом доме брата засада
ждала, здесь его и арестовали в январе сорок
третьего...
Заканчиваем разговор во дворе.
— А тополь этот,— вспоминает сестра,— Сережа са-
141

жал. Как ему зимой непогодушка ни ломает ветви, а
летом он только пуще раскидывается...
Как жаль, что мало времени! Хотелось бы перед
каждым домом этого героического города
постоять, подумать.
Mux. Райзман,
Хмельницкая обл.
С фотографии смотрит юноша в бескозырке. На
обороте надпись: «На долгую и добрую память сестре
Моте от родного брата Огурцова Д. У. Гор. Анапа,
Черноморский флот, 12.02.42 г.».
Матрена Уваровна живет в Краснодоне. Конечно,
захотелось встретиться.
— Он, как бежал из плена,— рассказывала сестра
молодогвардейца Дмитрия Огурцова,— к нам пришел,
в этом доме и жил. У меня такое сердце... Я
чувствовала, что должна его увидеть... Очень мы любили друг
друга. Митя такой заботливый был, щедрый. У меня
сынишка появился в сорок первом году, так брат после
побега из плена через всю Кубань нес ему яблоко. Сам
пить хотел, есть, но донес...
— Вам тоже, Матрена Уваровна, наверное, нелегко
пришлось в тот год?
— Конечно, с двумя маленькими на руках...
Колонка водопроводная взорвана. Нет воды. Идешь за три
километра. Несешь-несешь, а в центре немцы
отбирают — лошадей поят...
— У женщин отбирают?
— У женщин. А фактически у детей — несу-то
маленьким напиться. Наши были уже близко, когда Митю
арестовали. В Ровеньках в Гремучем лесу его
расстреляли с товарищами. За несколько дней до прихода
наших, за несколько. Много лет прошло, а сердце болит.
Вот только что мы всей нашей большой семьей
вернулись с могилы, из Ровеньков...
Меня расстреливало гестапо в 1942 году. И
вот — жив. Пришел поклониться сверстникам —
142

молодогвардейцам. Они бессмертны. О них долго
будут петь песни.
Кратов,
г. Барнаул
Немало интересного и важного о короткой жизни
брата — молодогвардейца Владимира Осьмухина —
рассказала его сестра Людмила Андреевна.
— Он был с детства очень привязан к матери. И
вырос ласковый, добрый ко всему живому. Помню, одно
время у него жила подбитая галка, приютил.
Мальчишки обычно кошек гоняют, а он наоборот — охранял.
Попробуй пни хвостатую при нем!
— Наверное, и малышей любил?
— Что вы, конечно! Однажды у нашей калитки на
столбе появилось объявление: «У Осьмухиных вечером
будет кино. Детское. Бесплатное. Приглашаем».
Детского кинотеатра тогда, конечно, не было. Вот Володя с
друзьями и приспособили сарай: натянули простыню —
экран, поставили лавочки, даже песочком между рядов
посыпали. Сами и фильмоскоп смастерили по схеме из
журнала... А в другой раз Володя поставил во дворе
карусели, так вся улица тут каталась.
— Теперь это улица имени Лютикова?
— Да, Филипп Петрович в сорок втором жил здесь
неподалеку. Володя к нему очень привязался. Как чего:
«Я пойду к Филиппу Петровичу». Мать и радовалась
такой дружбе, и не совсем ее понимала: «Ты
мальчишка, он старик. Что у вас общего?» — спросит, бывало.
«Самое у стариков уму-разуму поучиться»,— отвечает.
— Теперь-то мы знаем, что у них общего.
— Да, а в те месяцы Володя прямых объяснений с
матерью избегал. Меня тем более в свои дела не
посвящал. Правда, был один случай... Кажется, в сентябре.
Шли мы с братом к дедушке за продуктами. Далеко,
километров тридцать. Пешком, конечно. Идем в степи — во
весь голос наши песни распеваем. «Спят курганы
темные...» Кого бояться! Тут над нами немецкие самоле-
143

ты — на Сталинград, наверное. Это брат так сказал и
добавил: «Знаешь, где наши сейчас?» И рассказал про
положение на фронтах. Я поняла, что он приемник слушал...
— Об этом и в предсмертной записке: «Мама и
Люся, меня обвиняют в том, что слушал радио...» А
других весточек не было от Володи?
— Нет. Но когда пришло освобождение, я, конечно,
сразу в тюрьму, где их пытали. Страшная картина во
дворе: несколько наших военнопленных расстреляны.
У одного в руке хлеб. Почему-то этот хлеб запомнился,
как его мертвый сжимал... В камерах проволока,
плетки, окровавленные лоскуты от платья... И надписи на
стенах: «Уходим в неизвестность», «Нас везут на
распыл». Нашла я и то, что искала. «Осьмухии В. А. Взят
5 января 1943 года». И все.
И все... Пятью днями раньше, чем написал он эти
слова, исполнилось Владимиру Осьмухину
восемнадцать, а через десять дней после ареста он был казнен.
Чем больше живешь, тем острее чувствуешь, как
молоды они были.
Юные герои! Вы не дожили, чтобы мы росли
в свободной и счастливой стране. Вы
недоучились, чтобы мы получали знания и отдавали их
Родине и народу. Вы недолюбили, чтобы нашу
жизнь освещала верная любовь и горячая дружба.
Клянемся вам быть достойными тех великих
жертв, которые вы принесли!
Комсомолка Круглова
Работники фондов музея, конечно, знают всех
родственников молодогвардейцев, что называется, в лицо.
Вот и сейчас познакомили меня с сестрой подпольщика
Павла Палагуты — Раисой Федосеевной. Сорок лет
спустя после краснодонской трагедии все еще
обнаруживаются и стекаются в музей документы того периода.
Сегодня Раиса Федосеевна сдала на вечное хранение
в фонды музея «Молодая гвардия» паспорт своего
брата.
144

Открываем документ. В графе «прописка» —
советский штамп поселка Семейкино. И рядом по-русски и
по-немецки вписана строка, напоминающая и о
тяжелых месяцах оккупации, и о зловещем существовании
«черной биржи»: «Зарегистрировано в списке «А»,
колонка 1, № 620». И дата—ЗО/Х-42. До того дня, когда
молодогвардейцы сожгут «черную биржу», оставалось
больше месяца...
В поселке Семейкино их было трое — друзей,
единомышленников, подпольщиков: Николай Миронов и
двоюродные братья Павел Палагута и Василий Ткачев.
— Павел работал в совхозе,— рассказывает Раиса
Федосеевна.— Сначала на уборке урожая, потом
молотобойцем в кузнице. Однажды на конторе совхоза кто-то
прикрепил кнопками листовку, в которой говорилось о
положении на фронтах, о боях под Сталинградом. А в
январе, когда Пашу арестовали, у нас в доме был
обыск. Обнаружили детали радиоприемника и в
карманах у брата эти самые кнопочки...
Ничего не сказали врагам Николай, Василий и
Павел на допросах. Характеры молотобойца Палагуты и
его товарищей по подполью закалялись в кузнице,
имени и духу которой они были верны до последнего
дыхания,— в «Молодой гвардии».
Здесь меня охватила печаль и скорбь, и лишь
после полуторачасового раздумья, когда передо
мной прошла вся моя тяжело прожитая жизнь,
я вернулся, чтобы написать эти строки. Избитый
и истерзанный, я был вывезен фашистами в
Германию и брошен в концлагерь. А мои сверстники
из Краснодона боролись и умирали за
освобождение Родины и мое тоже. Я горд за своих
одногодков, отдавших жизнь во имя счастья наших
людей. И знамя, поднятое ими, мы пронесем
через всю жизнь — до полного торжества идей
коммунизма.
Ник. Хомяков
Как рассказать обо всем, что чувствуешь здесь, в
Краснодоне? Изложить в строгой хронологической по-
145

следовательности? Но не пропадут ли в такой сухой
композиционной четкости отдельные мгновения,
которые, право же, стоят дней и лет?
«Краснодар — Краснодон» — этот маршрут из
родного города в город, оказавшийся таким
притягательным и близким, с начала 70-х годов стал для меня
привычным. Однажды прилетел в Ворошиловград, добрался
до автовокзала, иду к знакомой кассе. Тороплюсь,
радуюсь, что нет очереди — впереди только парень с
девушкой. Им лет по семнадцать-восемнадцать.
Взволнованные лица. Комсомольские значки. У парня за
плечом неплотно набитый рюкзак. Видно, оба издалека.
Он протягивает в узкое окошечко кассы деньги.
— Два до Краснодона.
— До Краснодона,— с каким-то особым значением,
волнуясь, повторяет девушка. Наверное, они давно
готовились к этой поездке, мечтали о ней.
Над кассой крупными буквами надпись
по-украински: «Краснодонський напрям». Как выразительно это
слово «напрям». Целеустремляющее, какое-то
указывающее слово, слово-стрела.
Краснодонское направление...
И вдруг становится понятным волнение молодых
людей и та особая интонация, которая послышалась в
голосе девушки. Краснодон для них — имя-символ, а
не просто пункт назначения. Во всяком случае, пункт
назначения особого.
Как живет в нас, наружу не вырвавшись, стон,
Так давно в нашем сердце болит Краснодон,
Мы его не видали, но мучил нас он,
Как застрявший осколок свинца,—
И не в шурф их бросали, а в наши сердца,
В нашу память, что с нами болит до конца,
В нашу гордость народа-бойца.
Елена Рывина
Сорок лет спустя после краснодонских событий
встретились на этой героической земле два известных
стране человека — капитан первого ранга, молодогвар-
146

деец Василий Левашов и летчик-космонавт Владимир
Ляхов. Познакомились, разговорились — и оказалось...
Оказалось, что в их биографиях есть один день,
когда они, не зная друг о друге, были рядом, совсем
рядом — в одном и том же шахтерском городке
Антраците. Уходя от преследований гестаповцев в январе
1943 года, 18-летний Василий Левашов попросился на
ночлег в окраинном домике Антрацита и утром,
поблагодарив хозяев, продолжил свой путь. А в этот самый
рассветный час в этом самом городке мирно посапывал
в детской кроватке полуторагодовалый Володя Ляхов...
Теперь они крепко пожали друг другу руки. И
космонавт признался, что с детства его настольной книгой
была фадеевская «Молодая гвардия», а любимым
героем Сережа Тюленин. Молодогвардеец же, наверное,
подумал, что есть какая-то закономерность и
справедливость в том, что родившийся в лихую военную
годину на непокоренной земле хлопец полетел в космос.
Сергей Тюленин мечтал всего лишь о крыльях в
воздухе. В космическом же взлете донбасского парня
Владимира Ляхова видится не только новое время и
новые скорости, но и надежды лет предыдущих, усилия
поколений предшествующих.
Сегодня провожаю сына своего в ряды
Советской Армии. Пришли вместе. Я сказал ему, чтоб
был достоин своего отца, участника Великой
Отечественной, капитана запаса, чтоб верно служил
нашему народу.
Чигин Н. Я.,
бригадир, г. Кадиевка
Предвоенный Краснодон был совсем небольшим
городом. Парк разбили всего в квартале от центра. На
границе последней улицы и зеленого массива стояла
школа — красивое двухэтажное здание с высокими
узкими окнами. Она и сейчас стоит на том же месте —
средняя школа № 1 имени Горького, в которой учились
147

многие молодогвардейцы. Об этом напоминает
мемориальная доска у входа.
Когда переступаешь порог незнакомой школы, в
первую минуту чувствуешь какую-то неловкость, не
правда ли? Но здесь, еще в вестибюле, ты ощущаешь, что
эта школа — своя даже для тех, кто никогда в ней не
учился. Смотрят с портретов юные лица членов
«Молодой гвардии». В этих стенах приобщались к миру
знаний Иван Туркенич, Олег Кошевой, Иван Земнухов,
Антонина Мащенко, Степан Сафонов, Анна Сопова,
Виктор Субботин и другие.
Идут уроки. В школе, наверное, привыкли к
посетителям, которые бесшумно движутся по ее коридорам,
как по залам своеобразного музея. Здесь так живо
можно представить себе детство тех, чьи имена
прославили родную школу. Обычное детство с его веселой
беготней, играми, а порой проказами, с его
невероятными мальчишескими фантазиями.
Но прозвенел звонок, и хлынули из всех классов
мальчишки и девчонки в коридоры, в библиотеку, в
буфет, на улицу.
Не прерывается связь времен. И новое детство,
новая юность избрали себе девиз: «Быть духом сильными,
как молодогвардейцы, и, как они, Отчизну-мать
любить!» Это ученики средней школы № 1 организовали
в одной из классных комнат зал Славы, кропотливо
собрали здесь многочисленные экспонаты,
рассказывающие о героических предшественниках.
Вот документ. «Выписка из протокола № 34
заседания бюро Краснодонского РК ЛКСМУ от 28 декабря
1941 года».
«Слушал и: Об утверждении старшим
пионервожатым школы им. Горького т. Земнухова Ивана
Александровича, рождения 1923 года, образование 10
классов.
Постановили: Тов. Земнухова И. А. утвердить
старшим пионервожатым школы им. Горького».
148

Но нельзя забывать, что параллельно с точными
историческими фактами существует множество устных
рассказов, неопубликованных воспоминаний, семейных
преданий, просто легенд. Одну из таких легенд
услышал я в пионерской комнате горьковской школы.
Старшая вожатая и члены совета дружины наперебой и с
увлечением рассказывали, как они недавно совершили
поход в загородную балку, где, как им точно известно,
старший пионервожатый Ваня Земнухов играл со
своими пионерами. Искали «камень Вани», на котором
якобы высечены слова. Какой камень? Какие слова? Вот
это-то и надо было узнать в поисковой красноследопыт-
ской игре, которую так и назвали — «Камень Вани».
Пока, к сожалению, не удалось...
Во все времена дети играли в героев. В Чапая и
Буденного, в Матросова и Гагарина. Я выглянул в окно.
В углу школьного двора располагалось приземистое
строение, не то сарай, не то гараж. На двери его мелом
наискось крупно было выведено: «Все ушли на фронт».
Здесь играли в молодогвардейцев.
Не знаю, хватило бы у меня мужества быть
таким же, как они. Но я бы, конечно, очень поста-
рался, чтобы хватило. Мы не забудем вас,
товарищи молодогвардейцы!
Пионер 3. Шульгин
О, извечная таинственность чердаков, куда так
властно тянет нас в детстве! Я поднялся сюда по железной
пожарной лесенке. В средней школе № 4 идут уроки.
На чердаке тихо, пыльно, кое-где узкими белыми
полосками пробивается свет да посвистывает ветер в
щелях.
Здесь нетрудно представить себе ту ненастную
ноябрьскую ночь 1942 года, когда горстка отважных во
главе с Сергеем Тюлениным (школа теперь носит имя
своего ученика) водрузила на этой крыше красный флаг.
Задание штаба «Молодой гвардии» было выполнено.
149

Что чувствовали ребята в ту минуту? Участник
операции Радий Юркин вспоминал: «Моросит осенний
дождь, дует свирепый ветер. Наше знамя гордо реет
в воздухе, а внизу на чердаке лежат противотанковые
мины, прикрепленные к древку знамени. Мне хочется
крикнуть: «Вперед, к борьбе!»
Я клянусь вам, молодогвардейцы, жизнь прожить
достойно, как вы.
Нина Скворцова,
Смоленская обл.
Разговорились с молодой учительницей, которая
привела свой класс в городскую детскую библиотеку на
встречу с писателями.
— Знаете, как я полала в Краснодон? У меня был
свободный диплом после института, но дома оставаться
не хотела. Взяла карту страны. Десятки городов, куда
хотелось бы! И туда тянет, и там интересно—глаза
разбегаются! Вдруг вижу — Краснодон. И все другие
варианты сразу отпали. Просто имя — Крас-но-дон... Но
какое имя! Я уже три года здесь работаю. И очень
счастлива.
Человек поделился радостью от встречи с мечтой.
Потому и велика эта радость, что молодая учительница
приблизила мечту собственным выбором, поступком,
трудом.
Мы привезли в Краснодон наш дальневосточный
багульник и поставили его в воду. Когда он рас-
пустится и зацветет фиолетовыми цветами, ребята
отнесут его к памятнику в баночке с водой, и он
будет долго стоять.
А. Богайскова,
председатель совета
дружины имени О. Кошевого,
г. Чегдомын
Полтора десятилетия дружу я с Краснодоном, с
музеем «Молодая гвардия». Встречался со .многими
родителями и родственниками подпольщиков, спускался в
150

шахту и поднимался на терриконы, откуда так хорошо
виден Краснодон, подолгу работал в фондах музея,
знаю его сотрудников.
Валентина Степановна Ладная, заведующая
фондами. Удивительный это человек! Она помнит чуть ли
не каждый из тысяч и тысяч документов. Родословную
каждого молодогвардейца знает, что называется, до
третьего колена. И о любом из них говорит и думает,
как о живом и родном человеке, с материнской
гордостью и болью.
Валентина Степановна понимает, что задача фондов
(как и всего музея) не только сохранить собранное, но
найти и донести до потомков все, что представляет
ценность для истории краснодонского подполья.
Фонды — святая святых музея. Если музей — память
народа, то фонды — память самого музея. Все здесь
строго продумано, четко организовано и вместе с тем
немного таинственно. Отчего возникает впечатление
некоторой загадочности? Оттого ли, что всегда зашторены
окна (документы боятся дневного света, бумага
выгорает, фотографии желтеют)? Или создается оно
атмосферой сосредоточенности, раздумья, негромкого
разговора или полушепота тех, кто работает здесь?
А может, дело в том ожидании открытия, встречи
С неведомым, которое охватывает здесь
исследователя?
У документов, как и у людей, есть свои тайны,
скрытые от поверхностного взгляда. Они требуют
наблюдательности и вдумчивости, не сразу, не вдруг
раскрывают свой глубинный смысл.
Фонды — фундамент музея. Каждое слово, которое
слышат посетители в экспозиции, подтверждено
документами, воспоминаниями, письмами, фотографиями.
Видишь полки, на которых в одинаковых ящиках, в
аккуратных папках лежат пронумерованные документы, и
с благодарностью думаешь о родных и близких
молодогвардейцев, работниках музея, ученых, красных сле-
151

допытах, чьими усилиями собран и собирается этот бес*
ценный материал.
Работаешь в фондах среди говорящего безмолвия
прошлого. А в экспозиции в это время непрерывный
поток людей. В основном молодежь — подростки, юноши
и девушки.
Прошлое и настоящее рядом.
Связь времен.
Связь поколений.
Спасибо молодогвардейцам за мою жизнь.
Галя Трощева,
семиклассница,
г. Ростов-на-Дону
«Молодая гвардия» в фотографиях... Если
просмотреть их все, то любопытная особенность бросается
в глаза: обилие фотографий коллективных. Целый
класс какой-нибудь краснодонской школы...
Участники танцевального или иного кружка... Экскурсанты из
дома отдыха на прогулке, и среди них Ваня Земну-
хов...
А личных, индивидуальных значительно меньше
(разве что на паспорт, на удостоверение — крохотный
прямоугольничек). Конечно, можно объяснить это
житейски: время было трудное, достаток был не во всех
семьях — не до фотографий! Да, и это верно. Но тут,
мне кажется, есть и другая причина.
С этих пожелтевших коллективных фотографий
смотрит на нас целое поколение людей с новой,
коллективистской моралью. Она родилась в бурях революции.
Эта новая мораль коллективистов посадила всю страну
за парту, поднимает ее на субботники и пятилетки, а
завтра прикажет ей от края и до края:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой!
152

Три поколения семьи Николаевых встретились
сегодня, чтобы почтить память молодогвардейцев.
Николаевы, 9 человек —
из Грозного, Краснодона, Ворошиловграда,
и с Кубани
Минуло столько десятилетий, а паспорт, выданный в
1940 году на имя Ульяны Матвеевны Громовой, все
такой же новый, слдвно вчера заполнен. И сейчас,
предъявляемый будущему, о котором так мечтала
когда-то девушка из Краснодона, он больно сжимает
сердце первой же строкой: «Действительно по 16 июля
1945 года». То есть по лето Победы, до которого
Ульяна не дожила.
В графе «прописка» значится: «Краснодон, пос. Пер-
вомайка, ул. Колхозная, 35».
Все так и не так. Действителен паспорт бессрочно,
и прописана его владелица в сердцах каждого нового
поколения.
Мы помним даты: 1941—1945. Их знают наши
дети, их будут знать дети наших детей, внуки и
правнуки. Нет, не только помнить о погибших
за нашу свободу — жить этой памятью! Лишь
тогда возможно счастье на Земле.
3. А. Мелкумян,
Азербайджан
Много беседовал я с экскурсоводами. Приобрел
среди них и добрых знакомых, и друзей. Часть
разговоров записал. .
Что за профессия — экскурсовод? Именно здесь, в
музее «Молодая гвардия» и памятных местах,
связанных с подвигом краснодонцев?
Мне с улыбкой рассказали, что после одной
экскурсии пятиклассники, глядя во все глаза на того, кто
вел их от зала к залу, спросили: «А вы Сережу
Тюленина видели?» Экскурсоводу же было едва-едва за
двадцать.
Наивность детей? Но ведь тут еще невольное при-
153

знание мастерства молодого парня, который сумел так
построить рассказ, словно сам был свидетелем и
участником минувших событий!
Какой след (быть может, на всю жизнь) оставит
твой рассказ в юных душах? Вот ведь какая
ответственность.
Профессия экскурсовода требует от человека дара
ораторского и педагогического, совмещения в нем
одном историка, политика, психолога, актера,
искусствоведа... Но прежде всего, конечно,— г р а жд а-
н и н а.
Перелистывая Книгу отзывов, то и дело встречаешь
с благодарностью названное имя того, кто пробыл с
экскурсантами этот час, провел их дорогами героев.
Разумеется, это самая большая радость и награда
экскурсоводу за его труд.
С особым волнением слушал рассказ об Иване
Туркениче. В 1944 году мы были с ним
однополчанами в Польше (г. Жешув). Очень взволнован
увиденным и не забуду до смерти.
Шевчук,
г. Чита
«Каждая экскурсия чем-то знаменательна. Но какая
запомнилась вам больше других?» — спросил я опытных
экскурсоводов. Вот два ответа.
«Никогда не забуду одного экскурсанта. Высокий
мужчина со шрамом на лбу. Он судорожно как-то
вздыхал, старался, видимо, сдержаться, несколько раз
отходил в сторону. По-моему, он... Не знаю, как это
объяснить... Внутренне плакал, что ли... Потом мне стало
ясно его состояние, когда он сказал: «Я воевал здесь,
освобождал Краснодон. Потерял здесь друзей. И вот
вернулся через столько лет...»
«Больше всего мне запомнилась экскурсия, которую
я вела для выпускников краснодонских школ 1941 года.
Правильнее, наверное, будет сказать, что они вели
меня — вели по их собственной юности. Тут все было
154

наоборот: экскурсовод спрашивал — экскурсанты
отвечали на вопросы. Какие песни пели? Как впервые
услышали о войне? С кем из молодогвардейцев были
знакомы? Представляете, что было, когда одна женщина
воскликнула: «Слушайте, ребята, так это я рядом с
Олегом Кошевым сфотографирована!..»
22 июня 1949 года. Приехав в отпуск в родной
Краснодон, поспешил посетить музей моих
школьных товарищей. Я помню Улю Громову, Васю и
Шуру Бондаревых, Нину Минаеву, Виктора
Петрова. Майя Пегливанова принимала меня в
комсомол, даже на комсомольском билете стоит ее
роспись. В 1942-м я ушел добровольцем в
Красную Армию и не мог стать с ними рядом, плечо
к плечу. О вас и вашей борьбе, дорогие мои герои,
буду рассказывать в далекой Сибири.
Сержант Горшков
Новая встреча с музеем «Молодая гвардия» — новые
открытия...
У каждого, наверное, так бывает, когда долго
смотришь на фотографию, то вдруг оживут лица,
зашевелятся фигурки — и ты зримо представишь себе
движущийся миг, навсегда остановленный в кадре.
На этой фотографии два будущих героя — Сережа
и Люба.
Шли они с концерта, в котором выступили на
подмостках клуба имени Горького. Шли веселой ватагой,
кто-то отстал, кто-то свернул в боковую улочку, а этим
десятерым расставаться не хотелось. День был
праздничный, настроение приподнятое. Любка по своему
обыкновению пела и приплясывала, ребята нестройно,
с хохотом и прибаутками подхватывали. А Сережка
вдруг предложил:
— Давайте сфотографируемся?
Все посмотрели на Владимира Ивановича.
(Называли его по имени-отчеству не столько потому, что он
руководил школьной агитбригадой, вел струнный кружок
155

при клубе, сколько из уважения к возрасту; он был
намного старше остальных, ему шел двадцать третий.)
Володя подумал, потрогал длинный козырек кепки,
улыбнулся и все так же молча кивнул головой.
Все кинулись за Сережкой...
Наконец фотограф всех рассадил. Ребята
требовали, чтобы Владимир Иванович был в серединке, но он
наотрез отказался и скромно приютился с краю, рядом
с Любой. Все стали очень серьезны. Не исключено,
впрочем, что, пока фотограф возился с объективом, наводил
на резкость, кто-нибудь, как это часто бывает среди
подростков, и пошутил:
— Внимание! Исторический миг!
Миг-то был обычным. А вот снимок, сделанный 2 мая
1939 года неизвестным фотографом шахтерского города
Краснодона, оказался очень ценным для истории.
До войны было еще два года.
До начала борьбы в антифашистском подполье, где
в штаб «Молодой гвардии» войдут Сергей Тюленин и
Любовь Шевцова,— три.
До форсирования Днепра, где гвардии младший
лейтенант, командир взвода Владимир Иванович
Кузнецов совершит подвиг и будет отмечен высшим
воинским званием,— четыре.
Никто не знал тогда, что на этой фотографии навеки
запечатлены три будущих Героя Советского Союза.
Я с Курильских островов. Обо всем, что
взволновало меня в Краснодоне, расскажу товарищам
на том конце нашего великого Союза.
Г. Лаврищев
Широко отметила наша Родина 40-летие
возникновения подпольной организации «Молодая гвардия».
Естественно, что центром торжеств стал город Краснодон,
принявший осенью 1982 года тысячи гостей, среди
которых были знатные люди страны, видные партийные
работники, комсомольцы всех поколений.
156

В те дни были названы такие цифры: Краснодонская
городская партийная организация и орденоносная
комсомольская организация воспитали 19 Героев
Советского Союза, 9 Героев Социалистического Труда, более
100 кавалеров ордена Ленина. Имя прославленного
шахтерского города повторялось и на земле, и в
космосе.
Новые величественные памятники воздвиг народ
своим бессмертным сыновьям и дочерям.
Монумент «Непокоренные» у шурфа шахты № 5. Это
как бы разрез шурфа, вынесенного на поверхность.
У подножия скорбных вздыбленных глыб у самого
входа в шурф,— скульптурная композиция из нескольких
фигур. Грозно сжав кулаки, стоя встречает смерть
коммунист... Рядом его молодые, не сломленные пытками
товарищи...
На месте обелиска у могилы в Ровеньках
воздвигнут мемориал «Слава» — в память о комиссаре
«Молодой гвардии» Олеге Кошевом и его боевых
товарищах — Любови Шевцовой, Дмитрии Огурцове, Семене
Остапенко, Викторе Субботине.
Не только со всех концов страны — из самых
отдаленных уголков планеты здесь побывали, сюда едут и
едут люди. За четыре десятилетия представители 120
зарубежных государств посетили Краснодон, оставили
взволнованные записи в Книге отзывов музея
«Молодая гвардия» почти на всех языках мира.
В дни, когда отмечалось 40-летие краснодонского
партийно-комсомольского подполья, музей принял
восьмимиллионного посетителя. «За плодотворную работу
по патриотическому и интернациональному воспитанию
трудящихся» Указом Президиума Верховного Совета
СССР от 1 сентября 1982 года Краснодонский музей
«Молодая гвардия» отмечен высокой правительственной
наградой — орденом Дружбы народов.
Никто не объявляет минуту молчания у братской
могилы краснодонцев, но замолкает каждый, кто при-
157

шел поклониться их светлой памяти, и только слышно,
как щебечут птицы в парке, да чувствуешь, как бьется
собственное сердце.
История «Молодой гвардии» — героическая страница
летописи Великой Отечественной войны. Трагическая
страница, где мрачный фашизм убивает, но бессилен
победить. Прекрасная и волнующая страница, где
юность, окрыленная коммунистической идейностью,
гибнет в борьбе, верная клятве, и завещает живым борьбу
до победы.
Расстаюсь с Краснодоном. Грустно-торжественный
день. В глубине души я уверен: и эта встреча не будет
последней. Всегда нас влекут те места, где мы
испытали высокое сильное чувство. Так уж устроен че?
ловек.
Краснодон — Краснодар
1970—1984

СОДЕРЖАНИЕ
Тебе эта книга 4
...И ПЕРЕДАЙ ТОВАРИЩУ!
Аттестат зрелости поколения 8
Первый год войны 12
«Здравствуйте, мои дорогие, здравствуйте!» 14
Про «новый порядок» 17
Товарищи в борьбе 19
«Я так решил, и это я исполню» 23
«Нас другим песням не учили» 25
«Ты нужен нам» 27
Зарево борьбы 30
«Надо сообщить людям правду» 33
Две клятвы 36
Что такое листовка 39
По буковке 42
«Мы им наработаем!..» 44
«Наши родненькие флаг вывесили!» 47
Мальчишки стали героями 49
Герои оставались мальчишками 51
«Артисты» и «выступления» 53
Графа в комсомольском билете 57
«Выполняли задание все» 59
«По дороге захватили патроны...» 62
«Ненавидеть врагов человеческого счастья» 64
Последняя операция 67
«Товарищей надо выручать» 70
Теоремы десятого класса 75
Месяц из жизни 79
Под патефонную пластинку 82
«Будем бороться до конца» 84
Если бы стены заговорили... 88
НО СИЛЕН В НАС ДУХ... 93
ДРУЗЬЯ ПО ОРУЖИЮ
Судьба командира 106
В сорок третьем... 110
Живые — в бою, в борьбе 112
«Нас осталось четверо...» 115
«И семь человек...» 116
КНИГА ОТЗВУКА 119
ВСТРЕЧИ С КРАСНОДОНОМ 127

Васильев В. П.
В 19 ...и передай товарищу! : О
героях-молодогвардейцах и памятных местах, связанных с их
подвигом.— 2-е изд., доп.— М.: Мол. гвардия, 1985.—
159 с, ил.— (Компас).
25 к. 200 000 экз.
«...прочти и передай товарищу!» — такими словами
заканчивался текст листовок, которые распространялись в
оккупированном фашистами Краснодоне. Подвигу молодогвардейцев
посвящена эта книга. В 1974 году она была удостоена
Почетного диплома на Всесоюзном конкурсе имени Н. Островского.
Издается к 40-летию Победы над фашистской Германией.
в 4803010102-115 183 о5 ББК 63.3(2)722.78
078(02)-85 9(С)27
Издательство «Молодая гвардия» благодарит всех, кто
принял участие в создании книги. Особая признательность
родителям молодогвардейцев и сотрудникам музея «Молодая
гвардия» в Краснодоне, предоставившим документы из личных
архивов и фондов музея.
ИБ № 4051
Владимир Петрович Васильев
...И ПЕРЕДАЙ ТОВАРИЩУ!
Редактор Т. Мальцева
Художник А. Рыбаков
Художественный редактор К. Фадин
Технический редактор Е. Брауде
Корректоры Л. Четыркина, Е. Дмитриева
Сдано в набор 07.09.84. Подписано в печать 18.03.85. А 09434.
Формат 70X103 v.4j!. Бумага кн.-журнальная. Гарнитура
«Литературная». Печать высокая. Условн. печ. л. 7,0+0,7 вкл.
Усл. кр.-отт. 8 1. Учетно-изд. л. 7,4. Тираж 200 000 эки.
(100 001 — 200 000 я;::*. . Цена 25 коп. Изд. № 1458.
Ордена Трудового Красного Знамени издательство ЦК ВЛКСМ
«Молодая гвардия •>. Адрес изд-ва: 103030, Москва, К-30,
Сущевская, 21.
Полиграфкомбинат ордена «Знак Почета» издательства
ЦК ЛКСМУ «Молодь». Адрес полиграфкомбината: 252119,
Киев-119, Пархоменко. 38—42. Зак 4—325.