Женщина-папа. Жизнь и деятельность Балтазара Коссы - Роидис Э., Парадисис А.

Автор: Роидис Э. Парадисис А.

Теги: художественная литература

Год: 1991

Похожие

Черная женщина (Литературные памятники)

Женщина в "Восточном Экспрессе"

Если бы я был женщиной

О женщина! женщина! женщина!. Мысли, изречения, афоризмы, высказывания

Текст

ББК 84.4 ГР
Р 65
Печатается по изданиям:
Э. Роидис. Женщина-паса. Папесса Иоанна /
Пер. с греч. П. Мисаилиди
Спб., 1908. С исправлениями
А. Парадисис. Жизнь и деятельность Балтазара Коссы.
Папа Иоанн ХХШ/
Пер. с греч. А. Сенкевича
Мн^ Беларусь, 1980
Автор послесловия
Д. М. Матяс.
4703010100-036 Б3108_90
М 301(03)—91
© Издательство «Беларусь», 1991
ISBN 5-33S-00660-X © Послесловие. Д. М. Матжц 1990

Э. Роидис
Женщина
папа
ПАПЕССА ИОАННА
ПОВЕСТЬ

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА
Предлагая вниманию русского читателя книгу Роидиса «Папесеа
Иоанна*, считаю не лишним сказать о ней несколько слов.
Во-первых, о греческом оригинале. Кроме пространного Введения
в конце повести имеется несколько страниц Примечании и поле-
мики автора по вопросам, затронутым его произведением и подняв-
шим значительный шум в современном ему греческом обществе и
прессе. К полемике этой относятся ответ Роидиса греческому свя-
тейшему синоду, отлучившему его «за богохульное сочинение» от
церкви, и четыре письма к издателю афинской газеты «Заря», в которых
Роидис под скромным псевдонимом доктора Сурлиса высказывает свое
мнение по поводу нападок на его «Папессу» и приводит много инте-
ресных и смелых мыслей о морали в литературном произведении.
Основной их тезис сводится к тому, что все без исключения
сатирики пользовались и имеют право пользоваться известной сво-
бодой выражений и не бояться даже рискованных на первый взгляд
суждений действующих лиц*
Свою «повесть из средних веков», построенную, согласно вы-
шеупомянутым Примечаниям, на исторических фактах и свидетель-
ствах летописцев, Роидис считает также сатирой.
Итак, историческая сатира.» В сочетании этих двух понятий —
ключ к уразумению жанра. Сатира — этот беспощадный и благо-
детельный бич — показывает свою жертву открыто и всенародно.
Лобное место должно быть доступно всем — обществу, толпе, улице...
Рсидис писал изящным, легким и остроумным языком. В мрачной
готике средних веков чувствуется беззаботный, веселый хмель душисто-
го хиосское вина. Читатель забывает о той пыли, которую прихо-
дилось автору, по собственному его признанию, стряхивать с пергамент-
ных переплетов фолиантов, хранящих сказания о давно минувших,
давно забытых временах. И только сотни строчек петита Приме-
чаний, поясняющих одно какое-нибудь слово, одну фразу или местную
подробность, красноречиво свидетельствуют о той изумительной добро-
совестности, с которой Роидис отнесся к исторической части своей
сатиры.
Я пе приводил всех этих Примечаний, всех этих ссылок на
подлинные слова современников, всех цитат из священного писания
и мыслителе й-классиков. Лишь самое необходимое и разъясняющее
по существу помещено мною б сносках на страницах текста. По этим
же соображениям значительно сокращено Введение. Что же касается
предисловия автора к первому из;дншо (вышедшему в 1866 гсду)
и его ответа синоду, то в наши дни и сие пределов Греции они настолько
неинтересны, что я их опустил вовсе.
В заключение несколько слов относихедьпо ебогохудьностн» книги
Роидиса. Прочтя «Папессу Иоанну» и oi/шнушлись на одиннадцать
веков назад, подумайте, читатель, о том, что самая прекрасная,
самая чистая и высокая религия мира не избежала ужаса быть
искаженной и обезображенной толпою грубых и преступных невежд,
считавших себя се верными сынами и даже вершителями ее судеб.
Пусть падет позор на головы этих развратных, продажных и суетных
пап, епископов, монахов, а не на того, кто смело и честно поднял
негодующий голос оскорбленного христианина!
Я. МисаияиОи
4

ВВЕДЕНИЕ
Восшествие женщины на престол св. Петра целых
семь веков считалось фактом историческим и упоми-
налось в летописях папской истории самыми достовер-
ными летописцами средних веков. Но вдруг, начиная
с XVI столетия, некоторые историки, по-видимому, более
набожные, чем средневековые монахи, начинают прила-
гать все старания, чтобы стереть, как позорное пятно,
имя этой женщины из длинного перечня пап, называя
пошлой выдумкой все о ней написанное. Причину этого
позднего опровержения можно объяснить, если принять
во внимание, что древние папы считали свою власть
незыблемой и, имея верным защитником тогдашнее не-
вежество, считали излишними всякие оправдания.
Но когда средневековая тьма начала постепенно про-
ясняться, когда еретики, а за ними и философы начали
рыться в архивах церковной истории в надежде найти
материал для насмешек и упреков, сии наследники
св. Петра нашли уместным превратить в легендарную
химеру (monstrum imaginarium) эту женщину и в выжив-
ших из ума болтунов — писателей, увековечивших под-
виги нашей героини. Их упорные старания отчасти
увенчались успехом благодаря индифферентизму неко-
торых не особенно трудолюбивых писателей, посчи-
тавших, что проще согласиться с таким правдоподобным
мнением, чем глотать пыль грязных рукописей и изъеден-
ных червями томов» Эти-то писатели и ввели в заблужде-
тше общественное мнение.
Главная цель моей книги — не беспристрастная кри-
тическая оценка всего написанного «за» и «против» па-
пессы, а верное изображение религии, нравов и обычаев
IX века. Иоанну же я выбрал центром моего рассказа
как курьезнейший эпизод той эпохи.
Одно время я думал отсылать любителей истори-
ческого спора к объемистым томам Маресия, Лонуа,
Аллатия и Мабильона, которые, поддерживая или опро-
вергая существование женщины-папы, истощили весь за-
пас своих аргументов и красноречия. Но, вспомнив, что
латинские писания этих авторов спят глубоким сном в
5

библиотеках, лишь изредка тревожимые немногочислен-
ными учеными, а короткие конспекты, изданные в
XVII веке, совершенно исчезли, я нашел не лишним,
чтобы не казаться голословным, дать сначала краткий
перечень всех источников, на которых основана эта кни-
га, составленная с большим трудом из многотомной
кучи неудобоваримой монастырской литературы.
Читатель с удивлением узнает, что среди летописцев,
сохранивших нам память Иоанны, есть много епископов,
монахов, а также — и это самое любопытное, — что
авторы посвящают свои труды папам, которые, в свою
очередь, охотно принимают эти посвящения, не считая,
по-видимому, святой престол опозоренным тем обстоя-
тельством, что на нем сидела женщина,
В чем же причина перемены, и почему теперь как
позор скрывается имя нашей героини, о которой с таким
восторгом упоминали предки? Оттого ли, что мы стали не-
вежественнее наших отцов или, преуспев в технике,
стали взвешивать женское достоинство на более точных
весах? Во всяком случае, хотя многие набожные пастыри
церкви целовали туфлю папессы при ее жизни и прах
ее по смерти, из потомков только один еретик Юрий
осмелился сказать про нее: «Раз Иоанна была мудра,
красноречива и прекрасна, то папский престол, на ко-
тором сидело столько неграмотных и грязных монахов,
должен считать себя скорей почтённым, чем опозо-
ренным ею».
В наше время восшествие на святой престол жен-
щины кажется чем-то сказочно невероятным- Но тогда
подобный факт не представлял из себя ничего невозмож-
ного. По свидетельству многих историков, западное
общество находилось в те времена в крайне печальном
состоянии «из-за властолюбия, алчности и разврата ду-
ховенства», а испорченность дошла до того, что всякое
беззаконие оставалось ненаказанным.
Незадолго до Иоанны пап начали избирать без со-
гласия императоров, а, по словам Барония, драгоценное
свидетельство которого приводим почти дословно, «из-
брание архиереев не совершалось более духовенством и
даже обходилось без его согласия; церковные уставы
были в полном пренебрежении, папские указы топта-
лись ногами, всякие традиции и торжественные обряды
при водворении главы церкви были отменены и от преж-
него церемониала не осталось и следа; всем ворочало
ненасытное властолюбие с помощью мирских кула-
6

ков». Зачастую при избрании применялось насилие, и не-
редко враждующие партии возводили одновременно двух
пап, каждый из которых, сопровождаемый вооруженной
толпой, оспаривал свое право на святой престол камнями
и дубинами. Искалеченного побежденного запирали в
тюрьму или бросали в Тибр.
Вскоре после смерти Иоанны, при содействии фран-
цузских послов и немногих мятежников, избирается
священник Анастасий, только что отлученный от церкви
многочисленным собором. С горстью солдат он завла-
девает вратами собора св. Петра, сжигает установления
собора и оттуда направляется в Латеран*, срывает
тиару с седой головы Бенедикта, ломает пастырский
жезл о спину несчастного старика и, столкнув его ногой,
сам садится на святой престол. В то время подобные
сцены никого не удивляли и многие папы, или «лже-
папы», как их называет Бароний, «подымались на пре-
стол, ступая через трупы».
Все вышеуказанные факты, число которых легко
можно было бы увеличить, я привел не ради злословия»
а для того, чтобы читатель, теперь более или менее зна-
комый с тогдашними нравами, мог убедиться, что дейст-
вительно не было ничего невозможного в том, что
умной, хитрой, смелой, с детства скрывавшейся под муж-
ской одеждой женщине удалось обмануть невежествен-
ных и отупевших от пьянства монахов.
Но как удалось Иоанне так долго скрывать свой пол?
И на то мы легко находим ответ в церковной исто-
рии. С первых же лет христианства не было недо-
статка в женщинах, удалявшихся из набожного рвения
в мужские религиозные общежития под рясой мона-
хов. Не останавливаясь на святой Фекле, сопровождав-
шей всюду апостола Павла в мужском одеянии, и на Мар-
гарите Пелагийской, сбежавшей с брачного ложа в муж-
ской монастырь, где и была переименована в Пела-
гина**; пропуская еще и другие подобные переодевания,
о которых упоминается в церковных летописях, огра-
ничусь более историческими примерами.
Евгения, дочь александрийского эпарха***, долгое
* Дворец в Риме, построенный при императоре Нероне, до
XIV в. служил резиденцией пап.
** Этот факт упоминается в книге «Legenda Aurea» («Золотая
легенда*)» написанной в ХШ веке неким Иаковом Ворагинским из
ордена доминиканцев. Об этой книге было сказано мудрым Дюфреном,
что она содержит столько же глупостей, сколько слов.
♦** Градоначальник.
7

время жила среди монахов и, наконец, была выбрана
игуменом монастыря. Многие годы она слыла за мужчи-
ну, пока, будучи обвиненной в изнасиловании девушки,
не показала £вою женскую грудь как неоспоримое дока-
зательство своей невиновности.
Еще более любопытный факт сохранил нам Никифор
Каллист об «удивительной женщине Феодоре», которая
ночью отдалась любовнику, убедившему ее, что всевыш-
ний не отличается, подобно кошкам, способностью ви-
деть в темноте. После чего она удалилась в мужской
монастырь. Но и там ей не суждено было найти спокой-
ствие. Какая-то девица влюбилась в безбородого монаха
и, удивляясь, почему отвергается ее любовь, вопреки
монашеским обычаям, отдалась из мести другому, а
когда стала заметна ее беременность, указала на Феодо-
ру как на виновника. Но «удивительная женщина»
предпочла быть изгнанной из монастыря и вырастить
совершенно чужого ей ребенка, чем выдать свою тайну,
хотя могла, «показав пустяки» судьям, снять ложное
обвинение. Только после смерти был открыт настоящий
пол Феодоры.
Пропуская еще массу незначительных авторов, мы
переходим от славного Амарлика, «Хронологию» кото-
рого съели черви, к увенчанному лаврами Петрарке,
чьи сладкие песни застрахованы от такого несчастья,
сохраняемые в библиотеках и в памяти итальянок.
Этот великий поэт, пропев свою лебединую песнь на мо-
гиле Лауры, удалился в Венецию, где посвятил свои по-
следние годы сочинению «Жизнь императоров и пап»,
которое доведено им до Григория IX. В этом произве-
дении мы опять-таки часто встречаем Иоанну и, между
прочим, узнаем, что всевышний, «рассердившись за та-
кое осквернение святого престола, опустошил поля са-
ранчой».
Одновременно с Петраркой славился во Флоренции
единственный по своему остроумию и сальности едтор
«Декамерона» Джона ими Боккаччо, который до последне-
го издыхания воспевал женские хитрости, написал на
латинском языке книгу «Знаменитые женщины», где
среди героинь выдающееся место занимает Иоанна,
сравниваемая с Семирамидой.
Теперь, дабы не слишком распространяться, я по-
стараюсь ограничить бесконечный перечень биографов
многовоспетой женщины лишь самыми выдающимися,
8

перечисляя их в хронологическом порядке. Среди них
наиболее достоверные в XV веке следующие:
L Теодорик Ниемо (точнее — Дитрих фон Ним, —
Ред.), секретарь Иоанна XXIII. В одном из его сочине-
ний мы встречаем: «Иоанна преподавала в греческой
школе в Риме, где до нее учил блаженный Августин.
Пока она была бедна, то без устали предавалась
научным занятиям. Но, сделавшись папой, зазналась,
развратилась и в конце концов, забеременев от одного
из слуг, родила ребенка во время официальной процессии
около церкви св. Ирины, где в память сего события был
воздвигнут мраморный памятник».
2. Иоанн Карл Герсои, канцлер парижского универ-
ситета, прозванный за богобоязненность и безупречное
поведение «doctor christianissimus». В 1404 году, находясь
в прованском городе Тарасконе и выступая с пропо-
ведью в присутствии папы Бенедикта XIII, он, защищая
права галльской церкви, между прочим сказал: «Заблуж-
дался Рим, признавая столь долгое время женщину
своим духовным начальником».
3. Теодор Энгелусий рассказывает в своей летописи,
что, пока папесса рожала, появился дьявол, крича:
«Papa, pater patrum,
Peperit papessa papellum»*.
4. Феликс Амерлинк и Мартин Франк пишут, что
еще в их время сохранялись многие церковные книги,
составленные Иоанной.
Кроме этих лиц об Иоанне упоминают Эний Пи-
коломини, впоследствии папа под именем Пия И, и зна-
менитый Ян Гус. Фолгосия же, Венера, Панония, Пла-
тина, а также многих других пропускаем ради крат-
кости и ввиду избытка свидетелей,
В XVI веке, когда книгопечатание стало доступнее,
биографы папессы до того умножились, что мы, затруд-
няясь, кого упомянуть первым, а кого последним, ре-
шаемся пропустить их всех поголовно, по примеру того
генуэзского портного, который, имея накануне пасхи
много неоконченных заказов и не зная, как с ними быть,
потушил огонь и лег спать. Но кроме людей о су-
ществовании Иоанны свидетельствуют еще и камни.
Если верить вышеупомянутому уже Теодорику Ние-
мо, посвященному во все тайны римского двора, в Риме
• «Папа, отец отцов, рожает маленького папочку». — Лат.
9

красуется мраморная статуя, «изображающая событие,
как оно было», т. е. рожающую женщину. Монумент
воздвигнут папой Бенедиктом для того, чтобы публика
прониклась отвращением к совершившемуся на этом
месте скандалу. Однако новейшие историки, и среди них
мудрый отец Наталий, «имеющий, — по словам едкого
Дюфреня, — привилегию защищать всякую нелепость»,
утверждали, что статуя изображает «какое-то языческое
божество». Но это мнение признается смешным даже
Блонделом, так как если памятник действительно пред-
ставляет из себя реликвию, то непонятно, почему бросил
его в Тибр папа Сикст V, признанный всеми горячим
поклонником и покровителем древнего искусства.
Если же он изображал рожающую женщину, то глава
церкви поступил отлично, уничтожив этот наглый памят-
ник папского позора, не имеющий к тому же особой цен-
ности как произведение века варварства и безвкусицы.
Другая статуя Иоанны многие века украшала извест-
ный Сиенский собор, где ее видели Мабильон и Лонуа,
по словам которых, «каждый неслепой человек мог отли-
чить ее среди статуй Льва и Бенедикта». На пьедеста-
ле же было написано: «Иоанна, женщина из Англии». Но
и в этом случае отец Наталий не унывает, утверждая, что
статуя была произведением «какого-то неграмотного и
безбожного скульптора, пожелавшего пошутить». Доб-
рый отец, по-видимому, забыл, что в то время шутив-
шие над папами сжигались живьем.
Теперь мы должны представить читателю еще одно
мраморное доказательство, о котором говорят все по-
сетившие Рим туристы. Происхождение и назначение
его описали верные слуги святого престола Платиний,
библиотекарь Ватикана, кардинал Пандулф, епископ
Иаковатий и многие другие. Но даже их не постеснялись
опровергать Сифлетий и Аллатий, в своем религиоз-
ном рвении забывавшие, что гораздо больше позора
причиняют римскому двору столько лгунов архиереев,
чем одна, обманом проникшая в него, женщина.
Если верить вышеупомянутым историкам, в папском
дворце существовало кресло из красного мрамора с
круглым отверстием на сиденье. На это кресло сажали
пап после Иоанны для того, чтобы они могли предо-
ставить взорам и осязанию своих избирателей верные
доказательства их мужского пола. Только после такого
исследования им вручали небесные ключи. Эта постыдная
церемония сохранялась вплоть до XVI века, и ее не избе-
10

жал даже сам Александр Борджиа, хотя он имел в то
время четырех взрослых сыновей, которых с гордостью
всем показывал, а также жену Лукрецию, невестку
и дочь.
Об этом упоминает историк Медиолана Корин,
но в таких откровенных выражениях, что мы не решаемся
привести его свидетельство.
После Льва X эта уникальная в своем роде цере-
мония была упразднена вследствие насмешек еретиков
или, по словам епископа пентеклесийского Иоанна,
из-за того, что нравы тогдашних архиереев, окружен-
ных незаконнорожденными детьми и гетерами, давали
римлянам достаточную гарантию их мужских способ-
ностей.
Таким образом, существование странного кресла было
твердо установлено и опровергать его не имело смысла.
Это поняли самые дальновидные из числа не принявших
историю с папессой и вместо того, чтобы отрицать самое
наличие его, постарались иначе объяснить эту ориги-
нальную церемонию. Так, Мабильон утверждает, что
папа был обязан посидеть на этом кресле, дабы
вспомнить, что он тоже человек, подверженный низмен-
ным требованиям натуры.
Но нам кажется, что ученый бенедиктинец заведомо
путает наше кресло с другим, без отверстия, называемым
sella stercoraria (стульчак). На него тоже сажали папу,
напоминая ему о людской суете: господь «из праха под-
нимает бедного, из брения возвышает нищего (Псал-
тирь, пс. 112, ст. 7). Как видим, одно не имеет ничего
общего с другим. Кроме того, по свидетельству многих
историков, осязающие новоизбранного папу не пели
псалмов, а восклицали слово «Habet* (имеет), что очень
красноречиво доказывает цель церемонии.
Что касается тогдашних пап, в большинстве случаев
пьяниц и обжор, то они не походили на персов времен
Кира, питавшихся одними овощами. Так что можно было
не опасаться, что они на долгое время позабудут по-
требности человеческой натуры.
Другие, не признающие Иоанну, и среди них отец
Наталий, утверждали, что это кресло, которое они назы-
вали умывальным, употреблялось для обмывания ниж-
них частей тела пап, подверженных нередко, вследствие
сидячей жизни, геморрою. Но объяснение отца Наталия,
не основанное ни на каких свидетельствах, не только
смешно, но и крайне бесстыдно, так как никто не пове-
П

риг, чтобы папы того времени, даже при всей своей нагло-
сти, согласились публично предаваться такого рода
обмыванию в церкви св. Сильвестра, где хранилось это
седалище. Да и оно, будучи снабжено отверстием, никак
не могло служить для умывания.
Во всех этих попытках не признающие Иоанну
похожи на обвиняемых в суде, которые стараются всеми
способами скрыть истину и впадают из противоречия
в бессмыслицу, вызывая то смех, то жалость слушателей.
Следуя совету древних риторов — приберегать под
конец самые сильные аргументы, я до сих пор ни словом
не упомянул об одном важном свидетельстве «за»
Иоанну. Одно оно может сделать бесцветными и блед-
ными все остальные, подобно тому, как тускнеют звезды
при появлении солнца. Речь идет уже не о пыльных руко-
писях, спорных текстах и исчезнувших мраморных
изваяниях, а о многолюдном соборе, самом знаменитом
в истории, беспрекословно принявшем как факт сущест-
вование папессы.
В 1410 году нераздельную на небесах Троицу пред-
ставляла на земле троица мятежная и раздельная —
Иоанн XXIII, Григорий XII и Урбан III, папствовавшие
одновременно и называвшие друг друга узурпаторами,
антихристами и лжепапами*. Иоанн, бывший корсар,
грабил Италию, Урбан сжигал людей в Испании, а старик
Григорий, потеряв все свои зубы и всех своих привер-
женцев, предавал из Анконы весь мир анафеме. В это
время турки вновь угрожали Европе, но не было ни людей,
ни средств для отражения опасности. Тогда император
Сигизмунд решил, как спасительное средство, созвать
собор**.
В конце 1413 года начали стягиваться в Констанцу
со всех концов Европы короли, курфюрсты, архиереи
и боюсловы. За ними следовали 50 ювелиров, 340 ци-
рюльников, 900 поваров, 300 виноторговцев, масса слуг
* Неточность в тексте. Урб^ч III правил в 1185—1187 гг.
В 1410 году одновременно панствовали: Григорий ХП — папа (1406 —
1415)» Бенедикт XIII- антипапа (1394—1423) и Иоанн XXIII —
антипапа (1410—1415). —Примеч. ред.
** Констанцский собор (XVI Вселенский) состоялся в 1414—
141S гг. в Констанце (территория современной Швейцарии). Цель
его — восстановление единства церкви в осуждение еретиков. Были
низложены три папы и избран Мартин V; приговорены к сожжению
Ян Гус и Иероним Пражский; приняты также пять декретов о ре-
форме церкви: вселенские соборы превращались в постоянный ин-
ститут, контролирующий действия папы.
12

и скоморохов и 718 гетер*, которые все и поместились
в деревянных домишках вокруг храма, где должна была
решиться судьба христианства.
Кроме всего прочего, высокому собранию предстояло
осудить богемского проповедника Яна Гуса. Этот муче-
ник учил, что папа причисляется к святым лишь в том
случае, если свято соблюдает наставления Спасителя,
а не только потому, что он глава церкви; что
человек, отлученный от церкви архиереем, может быть
спасен божьей милостью и т. п. За такие богохульства
Гус был закован в кандалы и должен был держать ответ
перед собором.
И вот начинается следствие, открываются книги
Гуса и зачитываются крамольные места. Например,
следующие строки: «Иисус Христос и без главы церкви
может управлять ею своими истинными учениками,
разбросанными по всей вселенной». На вопрос, как он
осмелился написать подобное, подсудимый ответил: «Без
главы и без начальника была церковь, когда в течение
двух лет и пяти месяцев папствовала женщина Иоанна»*
Далее высокое собрание просит пояснить смысл его слов:
«Недостаточно быть избранным папой, чтобы сделаться
настоящим главой церкви». «Я сказал это для того, —
ответил Гус, — чтобы никакой христианин не заблуждал-
ся и не принял папессу за настоящего главу церкви»**.
Никто из присутствующих не нашелся возразить что-
либо, никто не упрекнул и не осмеял говорившего. И это
несмотря на то, что книга Гуса «О церкви» лежала откры-
той, тщательно рассматриваемая недоброжелательными
глазами, находящими в каждой строке богохульство.
Только нижеследующие слова не были расценены по-
добным образом: «Католическая церковь, которой суж-
дено преодолеть врата ада, должна быть безупречна
и незапятпана, но таковыми не всегда бывали папы и их
советники кардиналы, многократно доходившие до греха,
как, например, при избрании папы Иоанна, оказавше-
гося женщиной. Разве мы должны считать пречистой и
безупречной эту публично родившую женщину?»
Дважды и трижды этот смелый реформатор укорял
• Согласно рукописи Венской библиотеки, число гетер превыша-
ло 1500. Вероятно, архиереи тащили с собой такое громадное коли-
чество женщин, желая наглядно доказать необходимость реформы
духовенства.
•* Все эти тексты точно переведены из протокола собора. Т. 2.
С. 320.
13

пзпессой своих судей, провозглашавших безгрешность
святого престола. Но никто из 22 кардиналов, 49 епис-
копов, 272 богословов не упрекнул его во лжи и не
остановил как богохульника. Подобное свидетельство,
занесенное в протокол собора 18 папскими секретарями,
думается, не подлежит критике и не вызывает воз-
ражений.
Прошло немного времени, и Ян Гус, не желавший
признать безгрешность папы, был сожжен как еретик
теми самыми архиереями, которые низвергли и поса-
дили в тюрьму председательствовавшего на соборе Иоан-
на ХХШ как прелюбодея, отравителя, кровосмесителя
и симониста (продавал церковные должности и ти-
тулы)*.
Всякий раз, когда кто-нибудь пожелает доказать
непоследовательность и кровожадность католических
священников, доказать, что существование Иоанна —
исторический факт и что Аллатий — лжец, пусть тот
укажет на костер Гуса, не видя более яркого светила
средь бела дня.
♦ Перечень преступлений Иоанна занимает в подлиннике две
страницы протокола.

Часть I
Эпические поэты всегда начинают повествование с се-
редины. То же делают и те романисты, которые при-
числяют свои десятитомные рассказы к эпической про-
зе. Далее герой при случае в пещере или во дворце,
на душистой траве или в мягкой постели рассказывает
предыдущие события своей возлюбленной*
Таков обыкновенно план, рекомендуемый критиками.
Но я, будучи сторонником порядка, предпочитаю спо-
соб тех поэтов и прокуроров, которые с колыбели, шаг
за шагом прослеживают путь своего героя или преступ-
ника к бессмертию или к виселице.
Итак, начинаю сначала. Любителю же классического
беспорядка рекомендую прочесть сперва последние стра-
ницы моей книги, а затем уже перейти к первым, пере-
делав таким образом на скорую руку мой простой и прав-
дивый рассказ в эпический роман.
Великий Байрон имел терпение выслушать болтовню
кумушек, чтобы узнать, по латыни ли произносила
«Отче наш» мать его героя Дон-Жуана, знала ли она
еврейский язык и носила ли полотняную рубашку и
голубые чулки. Также и я, желая сообщить читателю
если не все, то, по крайней мере, имя родителя моей
героини, рылся в скучных писаниях средневековых Ге-
родотов, Пожертвовав несколько лет на сопоставление
рукописей, я мог бы в точности установить, звался ли
отец Иоанны Вилливальдом или Валлафридом. Но сомне-
ваюсь, чтобы читатель по достоинству оценил такой труд.
Итак, следуя примеру теперешних ученых, которые
не желают терять драгоценное время на чтение из боязни
меньше написать самим в ущерб современникам и по-
томству, продолжаю, или, скорее, начинаю свой рассказ.
Анонимный родитель моей героини был английским
монахом, но я не мог узнать, какого графства, так как
Британия не была еще разделена на таковые ради удоб-
ства сборщиков податей. Происходил он из греческих
апостолов, первыми воздвигших крест в зеленой Ирлан-
дии, и был учеником того замечательного шотландца,
который первым нашел способ фабриковать древние
15

рукописи и ввел таким образом в заблуждение уче-
ных своего времени. Только это сохранила нам история
об отце Иоанны.
Что касается матери, то звалась она Гиуфар была
блондинка и пасла гусей какого-то саксонского барона.
Как-то накануне пиршества барон, зайдя, чтобы выбрать
самого жирного гуся, обратил внимание на красивую
пастушку, которая тотчас с птичьего двора была пере-
ведена в спальню. Скоро она надоела 6apoiry, и он пода-
рил ее своему виночерпию, виночерпий — повару, по-
вар — своему помощнику, а тот, будучи человеком на-
божным, уступил девицу монаху, получив взамен зуб
святого Гутлака.
Таким образом, Гиуфа прямо с баронской постели
очутилась в объятиях монаха. Точно так же в наши дни
в Англии цилиндры переходят с головы дипломата на
голову нищего. В этой привилегированной стране, хотя
многие и умирают с голоду, а другие шокируют скром-
ную публику отсутствием рубашки, все без исключе-
ния — сенаторы и могильщики, графы и бродяги — но-
сят цилиндры, как бы символизирующие конститу-
ционное равенство.
Супружество Гиуфы было счастливо*. Днем монах
обходил окрестные замки, продавая четки и молитвы,
вечером же возвращался домой с руками, мокрыми от
поцелуев правоверных, и с сумою, полной хлеба, мяса,
пирожков, орехов и пр. В то время картофеля в Англии
еще не было. Он был завезен позже, вместе с кон-
ституцией, для употребления свободному народу«
И тогда, с наступлением равенства, слуги перестали
есть хорошее мясо за одним столом с барином.
Когда Гиуфа слышала вдали песнь возвращающегося
супруга, она торопилась накрыть на стол, т. е. поста-
вить на нетесанные доски деревянную миску, одну на
двоих, железную вилку, бычий рог вместо стакана и под-
бросить сухие сучья в камин для освещения. Салфетки,
бутылки и свечи в то время были привилегией только
епископов. После ужина новобрачные стлали на кучу су-
хих листьев овечьи шкуры, ложились на них и накрыва-
лись теплым волчьим мехом. Чем свир&пее дул север-
ный ветер и гуще падал снег, тем крепче обнималась эта
* В Англии брак и сожительство дозволялись духовенству до
X века. Но, как ни странно, священникам не разрешалось привлечь
к суду жену или изгнать ее из супружеского дома за неверность«
16

счастливая пара, доказывая таким образом, насколько
были неправы святой Антоний, утверждая, что мороз
охлаждает любовь, а также древние греки, изображавшие
зиму в виде старика, ненавидящего женщин.
Это были золотые дни для родителей Иоанны. Но
вдруг в одно прекрасное утро, когда только что про-
снувшийся монах убирал со своей черной бороды светлые
волосы супруги, явились двое стрелков с голыми по
колено ногами, маленькими щитами и с полными стрел
колчанами и потребовали от домохозяина именем эпарха
Экберта следовать за ними, захватив все необходимое
для длительного путешествия. Испуганный монах поспе-
шил повиноваться приказанию. Повесив сумку через пле-
чо, поддерживая жену правой рукой, а палку взяв в левую
и держа молитвенник подмышкой, он пошел вслед за
мрачными проводниками.
Три дня и две ночи брели наши путешественники
в сопровождении стрелков, встречая по дороге многих
духовных особ, и, наконец, на четвертый день пришли
в приморский город Гарианор. Многолюдная толпа
стояла на набережной, где на высоком троне восседал
епископ эворакский Волсий, благословляя верующих.
В гавани же тихо качался саксонский корабль, с нетер-
пением ожидая поднять свой четырехугольный парус.
Когда подошли собранные со всех концов Англии
шестьдесят монахов, набожный Волсий обнял всех по
очереди и, вручив каждому по два динария, сказал:
«Ступайте и учите все народы». После этого проповед-
ники взошли на палубу быстроходного корабля, который
через некоторое время уже резал волны Немецкого
моря*. Посланцы не знали, что их ждет на чужих бе-
регах — мученический ли венец, или спокойствие уют-
ного монастыря. Но пока они плывут под защитой
креста, мы сообщим читателю, что побудило епископа
Волсия бросить на произвол коварных волн светила
английской церкви. Для этого простимся с островом
бриттов и переедем в страну франков.
Обойдя всю Европу, пожиная лавры и головы своим
длинным мечом, утопив, задавив и искалечив 3/4 саксов,
стяжав себе таким образом покорность и уважение
оставшихся в живых, Карл Великий отдыхал, нако-
нец, на своих трофеях в Аахене, городе, знамени-
том святыми мощами и иголками. Все обстояло пре-
* Северное море.
17

красно в огромной империи. Мудрый Алкуин крестил
во имя Христа грязных подданных Карла, остригая
их рыжие бороды. Поражая своей бесконечной муд-
ростью, он одним мазал губы медом божественного
слова, других питал грамматическими корнями, а неко-
торых учил, что гусиные перья, с помощью которых стре-
ла летит быстрее, годятся и для писания. Счастливый
император проводил дни, считая яйца своих кур, при-
водя в порядок свои часы и государства, играя с до-
черьми и слоном, подарком калифа Аруна, штрафуя
убийц и вешая на деревьях сада тех из своих
подданных, которые ели мясо в пятницу или плевали
после причастия.
Но пока набожный Карл, не умевший писать, но
знакомый с классической древностью, повторял ежеднев-
но: «Haec mihi Deus otia fecis»*, саксы вновь подняли
свои дерзкие нечесаные головы и с руками, орошенными
человеческой, а не бычьей кровью, давали клятвы Туитс-
ну, Ирминсулу и Ариминию сверпгуть иго Карла или
сложить свои кости на берегах Алия и Висургида. Но
непобедимый император, по своему обыкновению, «при^
шел, увидел, победил». Победил тем самым копьем, ко-
торым, как сказано в Писании, римский воин про-
порол бок Спасителя и которое архангел Михаил,
явившись во сне Карлу, положил на его постель за то,
что благочестивый император, воздерживаясь одинаково
от жареного и от сырого мяса, спал одинокий во
все время поста.
После победы святой император, из опасения быть
снова вынужденным этими дикарями прервать свои бла-
гочестивые занятия, решил или окончательно истре-
бить, или окрестить их всех. Никогда никакому про-
поведнику не удавалось в такое короткое время сде-
лать христианами столько неверующих. Надо, однако, со-
знаться, что франкский завоеватель блистал при этом
красноречием. «Веруй, или я тебя убью», — говорил он
саксонскому пленнику, и в качестве убедительнейшего
аргумента сверкал топор палача. После таких доводов вся
толпа побежденных бросалась в купель, как утки в лужу
после дождя.
Но как бы всемогутца ни была сила веры, все-
таки требуется, чтобы люди хоть приблизительно знали
о том, во что они веруют. Поэтому в те времена в Европе
* «Бог даровал мне эти досуги», — Лат,
18

существовал обычай, как ныне в Отаити или Малаваре,
учить новокрещенных некоему краткому катехизису.
Роль законоучителей брали на себя капралы Карла,
выстраивая свои жертвы, как новобранцев, по десяти
в ряд и беспощадно раздавая затрещины тем, кто спо-
тыкался на каком-нибудь трудно выговариваемом слове
символа веры*.
Пока длилась война, солдаты продолжали исполнять
обязанности священников. Но когда воцарился мир и бо-
гословские знания этих панциреносных проповедников
истощились, все, и особенно император, почувствовали
потребность в более серьезных наставниках. Однако в то
время во Франции этим занимались только монахи, да
и те были более искусные пивовары, чем богословы.
Они крестили детей «Во имя Отечества, Дочери и
Святого Духа«»**, завтракали перед причащением и за-
ставляли дьяконов пить воду, которой мыли руки после
богослужения. Таким наставникам даже сам Карл не ре-
шился доверить саксов, опасаясь очередного похода, на
сей раз для уничтожения новых идолов Бахуса и Мор-
фея. Не зная, что предпринять, он обратился к Алкуину,
к которому тогда обращались за советами все фран-
ки — как греки к Пифии. Алкуин был англичанином.
В то время Англии принадлежала монополия на бого-
словов, подобно тому, как в наши дни — на паровые ма-
шины. Туда-то и было решено отправить корабль за
проповедниками, которые должны были объяснить сак-
сам тайны веры.
Этот спасительный ковчег христианства, на котором
мы видели отца и мать Иоанны, восемь дней носился по
водам, а на девятый бросил якорь в городе Новиомаг,
где эти духовные ловцы впервые ступили на германскую
землю. Оттуда, одни на ослах, другие на лодках, а третьи,
па примеру апостолов, добрались, наконец, до Падеворна
(точнее — Падсрборна. — Ред.), где стоял лагерем Карл,
окруженный крестами и щитами. Саксония тотчас
была разделена между новоприбывшими монахами,
* Краткое изложение основных догматов религии. Был принят в
325 г. на Никейском соборе и дополнен я 381 г, на II Вселенском
(Ко нста нти нопольском ) соборе.
•• Вместо «Patris, Filii et Spiritus Sancti» («Во имя Отцд, Сына я
Святого Духа*). Римские легаты Сидоний и Виргилий присутствовали
на подобном крещении и написали папе Захарии, спрашивая» нужно ли
перекрестить таких новокрещенных. Но папа ответил, что не надо,
так как священники исковеркали стих по невежеству, а не из злого
умысла.
19

которые получили приказание украшать крестами всякое
жилище в завоеванной земле. Отцу же Иоанны было
велено направиться на юг для низвержения идола Ир-
минсула, божества мятежников. Несчастный монах, во-
друзив на ослицу свою супругу и четыре фунта чер-
ного саксонского хлеба, отправился в новый путь, таща
за веревку животное и со слезами вспоминая родную
избу*
Целых восемь лет скитался отец Иоанны под де-
ревьями Вестфалии, крестя, проповедуя, исповедуя и хо-
роня. Он пережил за это время больше самого апостола
Павла, так как был десять раз бит камнями, раз пять
бросаем в Рейн и дважды в Алис, четыре раза сжигаем,
трижды вешаем и, несмотря на все это, с помощью
богоматери остался в живых. Если кто-нибудь подозре-
вает, что я рассказываю сказки, пусть прочтет церков-
ную литературу того времени* Оттуда он узнает, как
блондинка богородица поддерживала своими белыми
руками ноги верующих, когда их вешали, тушила костер
веером ангельских перьев, когда их хотели сжечь, или
бросала свой голубой пояс утопающим, как Ино свое
покрывало Улиссу*.
Все эти страдания не могли поколебать или заста-
вить многострадального проповедника изменить веру.
Но со временем его тело стало неузнаваемо, И не
мудрено, так как фрисландцы вырвали у него правый глаз,
лангобарды отрезали уши, туринги нос, а дикие жители
Эркинского леса, желая совершенно истребить род про-
поведников, закололи перед алтарем Туитона его двух
детей, а потом тем же самым ножом отрезали ему и вся-
кую дальнейшую надежду быть отцом.
Гиуфа, которая и после этого ужасного несчастья
оставалась верна своему искалеченному супругу, стара-
лась всячески утешить его. Когда он, просыпаясь ночью,
с тщетным желанием смотрел на нее единственным гла-
зом и оплакивал смерть своих малюток, она целовала его
со словами: «Каждый день зажигаю я свечу перед
иконой св. Патерна, Может быть, этот покровитель пло-
дородия сделает чудо, и у нас снова будут дети*.
Просьбе этой бедной женщины суждено было в ско-
ром времени исполниться. Только, увы, не вследствие
чуда, сотворенного св. Штерном, а благодаря двум
* Греч. Улисс — Одиссей, в греческой мифологии царь Итаки,
участник осады Трои, главный герой «Одиссеи».
20

стрелкам эрфуртского герцога. Эти бездельники, встретив
ее на берегу Фульды, где Гиуфа сушила рубашку мужа,
который, за неимением другой, в ожидании скрывался,
как Одисей, под кучей листьев, набросились на нее
и силой напомнили ей о настоящем предназначении
женщины на земле. Когда, насытившись, солдаты скры-
лись, несчастный монах вышел из засады и, надев еще
мокрую рубашку, удалился со своей измученной супру-
гой, проклиная саксов, которые украсили его лысую
голову не только мученическим, но еще и другим венком.
Через 9 месяцев, в S18 году, родилась у Гиуфы в
Ингельхейме или, по другим источникам, в Могунтии
дочь Иоанна, которой в будущем суждено было держать
в руках небесные ключи. Ее отец, вернее, муж ее матери,
чтобы с самого рождения приучить ребенка к трудностям
бродячей жизни, тотчас же крестил ее в холодной
воде Майка, куда туземцы опускали мечи для закали-
ва1гля.
По древнему обычаю колыбель всех своих героев
историки украшают невероятными знамениями, которые
якобы наперед указывают на их будущие замечательные
способности. Геркулес, будучи ребенком, задушил дра-
кона, Криезотти — медведя, пчелы целовали губы
Пиндара, Паскаль десятилетним ребенком изобрел гео-
метрию, а байроновский герой, слушая обедню в объя-
тиях кормилицы, отводил глаза от ликов морщинистых
святых, чтобы с умилением смотреть на красивую Марию
Магдалину,
Что же касается нашей героини, которой суждено
было сыграть такую выдающуюся роль на церковном
поприще, то она никогда не соглашалась брать грудь по
средам и пятницам и всегда с отвращением отводила
от нее глаза в постный день.
У нее еще не было зубов, но она уже знала «Отче
на in» по-английски, по-гречески и по латыни и, раньше
чем они у нее поменялись, помогала отцу в исполнении
апостольского дела, обучая катехизису своих ровесниц
саксонок. Ей было только восемь лет, когда она, сидя
на отцовском плече, произнесла надгробное слово на мо-
гиле своей матери.
Но пока Иоанна росла, становясь с каждым днем
все умней и прекрасней, ее родитель, измученный тру-
дами и лишениями, слабел. Тщетно умолял он святого
Гина укрепить дрожащую походку, зря ставил свечи
св. Люции, горячо молясь, чтобы она вернула его един-
21

ственному глазу способность разбирать буквы Псалты-
ря, и напрасно молил св. Фортия восстановить его голос.
Руки его так дрожали, что однажды он уронил святое
причастие вместо рта на обнаженную грудь прекрасной
Гислы, игуменьи Витерфильского монастыря, которая
имела особое разрешение папы Сергия ходить деколь-
тированной. Произошел огромный скандал, Прича-
вдающаяся покраснела, монахини закрыли лица руками,
местные же священники гневно воскликнули: «Свято-
татство!*. «Святотатство», — эхом вторили монашест-
вующие девицы и, точно вакханки, набросились на
несчастного старца, вырвали у него из рук священные
сосуды и в самом плачевном состоянии вытолкали из
монастыря.
Пятнадцать дней бродил несчастный проповедник с
дочерью по негостеприимным лесам Германии, ночуя
под деревьями и питаясь желудями вместе с вест-
фальскими свиньями. Но пища, от которой столь жи-
реют эти четвероногие друзья св. Антония, не была
в такой же степени благоприятна для наших странников.
В скором времени они стали более тощи, чем семь коров,
приснившихся фараону. Напрасно пытался монах повто-
рить чудо св. Патрикия, простым заклинанием превра-
тившего в жирные окорока бегающих по горам Ирлан-
дии кабанов. Напрасно умолял он парящих над головой
орлов принести ему пищу, как св. Стефану. Небо оста-
валось глухо к его мольбам и заклинаниям. В довер-
шение беды Иоанна смотрела на него жалобными вос-
паленными глазами и повторяла: «Я голодна». Несчаст-
ный отец простирал к небу исхудалые руки и восклицал,
как Медея: «Открою жилы свои, дабы кровью моею
могла бы ты утолить голод». Но постепенно голос соб-
ственного желудка так иссушил его горло и сердце, что
в ответ на стоны дочери он лаконично отрезал:
«Пляши!»
Падение яблока помогло Ньютону открыть закон
тяготения. Таким же образом белый медведь навел го-
лодного монаха на открытие нового способа пропита-
ния. Увидев одного из этих лохматых сынов севера тан-
цующим на ярмарке и его хозяина, собирающего деньги
за представление, монах надумал подобным же способом
эксплуатировать раннюю мудрость своей дочери для
добывания насущного хлеба и гшва. Как видно, прав
был мудрый Эразм, утверждая, что и у медведя можно
научиться многому полезному. Не теряя времени, он на-
22

чал готовить дочь свою к новому ремеслу, набивая деся-
тилетнюю головку девочки всей той чепухой, которую
философы того времени громко называли догматикой,
демонологией, схоластикой и пр. и которую увекове-
чивали на пергаментах, предварительно соскабливая с
них стихи Гомера и Ювенала.
Когда отец нашел ее достаточно готовой к новой
роли, они начали обходить замки и монастыри плодо-
родной Вестфалии. Входя в дом, почтенный старец низко
кланялся хозяину, благословлял хозяйку и протягивал
руку для поцелуя слугам. После этой церемонии Иоанна
карабкалась на стол и спектакль начинался. «Дочка, —
спрашивал монах, — что такое язык?»
— Бич воздуха!
— Что такое воздух?
— Стихия жизни.
— Что такое жизнь?
— Наслаждение для счастливых, мука для бедных,
ожидание смерти.
— Что такое смерть?
— Путешествие к неведомым берегам.
— Что такое берег?
— Граница моря.
— Что такое море?
— Обитель рыб.
— Что такое рыба?
— Постное блюдо.
— Что такое блюдо?
— Произведение повара.
Когда эта демонстрация всевозможных знаний по
богословию и поварскому искусству достигала своего
апогея, отец предлагал хозяину замка задавать девочке
труднейшие вопросы по какому угодно предмету. Иоан-
на же, бросая удочку в океан памяти, всегда вытаски-
вала подходящий ответ, подкрепляя его ссылкой на Биб-
лию или на св. Бонифация. По окончании испытания
Иоанна проворно соскакивала со стола и, держа зубами
края передника, с очаровательной улыбкой обходила всех
присутствующих, взывая к их щедрости. Одни подавали
ей серебряную или медную монету, другие яйца и яблоки,
неимущие же дарили ей поцелуи.
Так прожили они еще пять лет, питаясь ежедневно,
и часто даже дважды в день, и ночуя то в дубовых покоях
баронского замка, то под соломенной крышей лесника.
Годы и перенесенные страдания до некоторой степени
23

охладили рвение апостола. Он никого уже больше не
крестил без личного согласия, разве лишь мертвецов,
попадавшихся ему на полях сражений у берегов Алия
и Рейна, По тогдашним понятиям, и мертвым открыва-
лись врата неба по совершении над ними обряда.
Наконец, после стольких скитаний, многострадаль-
ный старец отправился к тем неведомым берегам, с ко-
торых никто не возвращается. Смерть настигла его в
келье доброго отшельника Арнульфа, проживавшего близ
берега Майна, сочиняя тропари святым и плетя корзины
для рыболовов. Иоанна, закрыв глаза отца, похоронила
его с помощью пустынника у самой реки, под липой,
на стволе которой вырезала надпись с перечислением
добродетелей покойного. Потом несчастная девочка, упав
лицом на землю, покрывшую ее единственного защит-
ника, смешала, подобно супруге Отелло, «соленые сле-
зы» с водою, протекавшей у ее ног.
Наше горе после утраты дорогого существа похоже
на вырывание зуба: боль острая, но мгновенная. Только
живые причиняют нам продолжительные страдания. Кто
пролил когда-нибудь на могиле возлюбленной половину,
сотую, тысячную долю слез, которые по злости за-
ставляла она лить при жизни?
Наплакавшись вдоволь, Иоанна наклонилась, чтобы
омыть воспаленные глаза. Тогда впервые внимательно
рассмотрела она в воде собственное изображение —
изображение единственного существа, которое ей оста-
валось любить.
Наклонясь через плечо, посмотрим и мы, что отра-
жает это жидкое зеркало.
Хорошенькое шестнадцатилетнее личико, румянее
яблока, светлые волосы, как у Марии Магдалины, алые,
как кардинальская шляпа, губы, обещающие бесконеч-
ное блаженство, и крепкую полную грудь, еще дро-
жащую от волнения. Такой видела себя Иоанна в воде.
Такой же видели ее и мы в Кёльне на гравюре.
Это зрелище до некоторой степени облегчило стра-
дание нашей героини, и она, растянувшись на траве, на-
чала мечтать, как лучше употребить свою красоту —
надеть ли ей рясу или поискать нового покровителя
вместо отца. Помечтав некоторое время наяву, Иоанна,
мучимая зноем и убаюкиваемая чижами, уснула, нако-
нец, под сенью развесистых деревьев, одновременно
защищавших ее как от солнечных лучей, так и от не-
скромных взглядов.
24

Не знаю, читала ли наша героиня Лукиана, но, как
только она закрыла глаза, ей приснился сон, весьма
похожий на сон самосского писателя» Она увидела двух
женщин, выходящих из воды. Одна — с обнаженной
грудью, с головой, украшенной цветами, и улыбкой на
устах. Другая — в черной рясе, с крестом на груди и со-
средоточенным серьезным лицом. Обе были прекрасны.
Но красота первой напоминала веселые пиры, звон
стаканов и топот ног танцующих. Влажный же взор
второй переносил вас мысленно в таинственные на-
слаждения общежитий и тихие пиры с молчаливыми
поцелуями. Первую вы захотели бы обнять в шумной
зале бала, на глазах многочисленной публики, под
блеск тысячи огней. Перед второй же — пожелали бы
упасть на колени в безмолвной келье, при тусклом свете
теплящейся перед святым лампады.
Когда обе женщины приблизились, первая загово-
рила с нашей героиней: «Дитя мое, —- сказала она, —
я видела, как ты колебалась в выборе между светскими
и монастырскими наслаждениями, и поспешила к тебе
на помощь, чтобы направить неопытные твои шаги к
настоящему пути блаженства. Я — святая Ида, несмотря
на то, что изведала все блага жизни. Я была дважды за*
мужем, имела трех любовников и семерых детей. Я осу-
шила много бокалов доброго рейнского вина и провела
много веселых бессонных ночей. Свои плечи я пока-
зывала всему миру, я протягивала свои руки для по-
целуев всем устам, а стан мой прижимал всякий, уме-
ющий танцевать! И что же? Все это не помешало мне
прославиться и удостоиться поклонения наравне с други-
ми святыми католической церкви. И только благодаря
тому, что в пост я ела вкусные рыбные блюда, раздавала
остатки с моего стола ненасытным монахам и дарила
спои старые платья статуям богородицы*. Такую же бес-
печную жизнь обещаю и тебе, если ты послушаешься
моих советов. Теперь ты в лохмотьях, без кроза и хлеба.
Но ведь и я, прежде чем выйти замуж за графа
Экберта, дула зимой на свои пальиь! и также не имела
другого достояния, кроме своих алых губ. Они-то и при-
несли мне потом богатство и святость. Итак, мужайся,
моя бедная Иоанна! Ты красива, как полевой цветок,
мудра, как книга И на мара, и хитра, как лисица Черного
* Как известно, в католических церквах существуют кроме икон
и статуи.
25

Леса. Этими качествами ты можешь приобрести все
наслаждения на земле, но ступай по проторенной дороге,
а тропинки оставь глупцам. Найди мужа, который даст
тебе имя и испанские сандалии, заведи любовников,
чтобы целовали эти сандалии, имей, если хочешь, детей
для утешения в старости. Только этот путь ведет к
счастью. Этим путем шла и я 30 лет, среди цветов, пиров,
лошадей и песен, окруженная любящим супругом, лю-
бовниками, восхищавшимися моей красотой, и вассала-
ми, благословлявшими мое имя. Когда же наступил ро-
ковой конец, я испустила дух на пурпурной кровати,
получив святое причастие из рук архиепископа, под-
держиваемая молящимися детьми. Теперь я спокойно
ожидаю день страшного суда под дорогой мраморной
плитой, на которой золотыми буквами вырезаны мои
добродетели!»
Так говорида святая Ида, Точно такие же советы
и теперь шепчут матери на ухо своим дочерям, желая
вселить в них спасительное отвращение к глупостям
романистов.
После того как первая святая описала такими бле-
стящими красками прелести мирской жизни, подо-
шла ее подруга, одетая в рясу, и ровным, тихим, как
Силоамский источник, голосом начала:
«Иоанна! Меня зовут святой Лиоввой. Я, так же как
и ты, — дочь туманной Британии, двоюродная сестра
св. Бонифация — покровителя этой страны и друга твоего
покойного отца, похороненного здесь.
Каковы мирские блага, ты только что слышала.
Смешав брак, материнство, любовь и лошадей, святая
Ида позолотила пилюлю и бросила ее тебе, как рыбаки
бросают приманку рыбам. Но ни настоящей цены, ни
недостатков своего товара не указал тебе этот честный
маклер. Спроси ее, сколько пролила она слез из-за гру-
бости мужа, неверности любовника, у кровати больного
ребенка и перед зеркалом, когда вместо лилий и роз
бледность и морщины начали в нем отражаться. Де-
вушки, которые первые, отказавшись от мира, пошли
искать свое счастье под монастырским кровом, не глупы
были и не фанатичны! Они знали, что браки полны скуки,
они слышали крики рожающих или избиваемых мужьями
жен, видели их вздутые животы и морщины, остав-
ленные заботами и бессонными ночами. В монастыри
толкнуло нас не видение ангелов, не желание сухого
хлеба, как рассказывают вздорные биографы святых.
26

а гадкий вид беременной или кормящей женщины. Там,
в наших тихих кельях, мы нашли независимость и без-
заботный покой. Но чтобы не опустошить землю, чтобы
все женщины сразу не побежали в общежития, мы
распространили самые нелепые слухи о нашей жизни.
Мы говорили, что проводим ночи на коленях на мра-
морных плитах, поливаем палки, пока они не расцветут,
спим на золе и беспощадно бичуем тело. Точно так же
фальшивомонетчики рассказывают, что ужасные приви-
дения и домовые посещают пещеры, где отливается под-
дельное золото. Пусть не пугает тебя ни прозвище
св. Пахомия «сухарь», которым кормят только дурочек,
ни ночной колокол, который будит только наивных
новичков. Не смущайся также убогостью нашего кос-
тюма — посмотри, что скрывается под этой грубой ма-
терией!;»
С этими словами святая Лиовва скинула с плеч свею
черную рясу и предстала перед Иоанной в тончайшей
рубашке из «эфирной ткани», как выражаются поэты,
под которой блестело ее нежное тело, точно драгоцен-
ное вино в богемском хрустале.
Наклонившись над ухом спящей Иоанны, она продол-
жала еще более мягким голосом: «Моя соперница обе-
щала тебе наслаждения любви. Но спроси, испытывала
ли она настоящее блаженство, отдаваясь своему любов-
нику, окруженная завистливыми взорами и прислу-
шиваясь не к его сладким речам, а к малейшему шуму
листьев или скрипу двери. Видела ли ты когда-нибудь
кошку, забравшуюся на стол и лакающую хозяйское
молоко? Ее уши насторожены, взор косой, шерсть взъеро-
шена от страха и лапы готовы к бегству. Подобно ей,
и эти светские барыни вкушают прелесть запрещен-
ного плода. Но мы, которых вместо шпионов и забот
окружают только густые леса и высокие стены, мы,
как древние философы, проводим дни наши в разго-
ворах о наслаждении. Когда же наступает время вкушать
его, мы удаляемся в наши тихие кельи, где молча-
ливо приготовляемся к счастливой ночи, как рыцари к
поединку. Смочив теплыми духами наш жесткий вла-
сяной мешок, мы натираем им тело до тех пор, пока оно
не станет красным и чутким, как роза х малейшему
прикосновению. Мы распускаем волосы, покрываем свя-
тые иконы и, ложась зимою около веселого очага, а летом
у открытого окна, слушаем соловьиную песнь и предаемся
сладким грезам, пока в коридоре не раздадутся шаги
27

приближающегося смертного, который должен оживить
эти грезы.
Люди востока выдумали двойные монастыри, где слу-
жители господа и Христовы невесты обитают под общим
кровом, разделенные лишь стеной. Но мы усовершен-
ствовали изобретение греков, открыв в этих стенах тай-
ные проходы, через которые, без шума и страха» прини-
маем своих братьев во имя ев* Бенедикта» Это мы впер-
вые начали разводить в монастырских садах аромати-
ческое растение, которое избавляет от мук материнства,
вереск с тяжелым запахом, делающий губы ненасыт-
ными, острую крапиву, от которой наши любовники чер-
пают все новые и новые силы, как Антей от земли.
Но не подумай, Иоанна, что этими четырьмя стенами
ограничивается наша жизнь и блаженство» Иногда среди
довольства тоска нападает на нас. Нам кажется, что
солнце слабо проникает сквозь решетки наших келий и
панциреносные рыцари обольстительнее монахов. Тогда
под предлогом душеспасительного путешествия по свя-
тым местам мы странствуем по миру, свободно входим
во дворцы и хижины, в театры и бани, находя
везде радушный прием, открытые объятия и низко
склоненные головы.
Когда я посетила дворец императора Карла, он
праздновал в тот вечер свою свадьбу с Идельгар-
дой*. Блестящие рыцари, знатные дамы и епископы
толпились в парадных залах Авиньонского замка. Тру-
бадуры воспевали подвиги победоносного жениха, шуты
и танцовщицы вызывали смех странными гримасами и
прыжками. С азартом разбрасывались кости, и велико-
лепные слуги беспрерывно подносили разгорячившимся
игрокам дорогое вино в серебряных чашах. Но когда
появилась у порога моя черная ряса, когда мое имя «свя-
тая Лиовва» разнеслось по зале, все забыли стаканы,
женщин и кости и бросились ко мне. Одни целовали
края моего пояса, другие — следы моих ног и только
сам император — мои руки. Мое власяное платье затми-
ло блеск шелка и брильянтов, нарумяненных щек и
обнаженных плеч. Среди коленопреклоненной толпы я
заметила 18-летнего Роберта, впившегося в меня своими
большими черными глазами, стараясь различить черты
моего лица под густым покрывалом.
* Святая Лиовва действительно была во дворце Карла по при-
глашению его жены Иделъгарды.
2S

По окончании торжества сам император провел
меня в лучшую спальню дворца, соединенную с садом
стеклянной дверью. Проснувшись около полуночи и же-
лая освежиться, я открыла эту дверь и увидела перед
собой сидящего на скамейке под яблоней Роберта, ко-
торый жадно смотрел в мое окно. Заметив меня, испу-
ганный мальчик вскочил, чтобы удалиться, но я легким
кивком головы пригласила его войти. Мгновенье —
и юноша очутился около меня, но от робости не решался
поднять глаза и произнести хоть одно слово. Когда же
я погладила рукой его кудрявые волосы, когда дотро-
нулась губами до его лба, обомлевший юноша стал ощу-
пывать мою одежду и тело, чтобы убедиться, действи-
тельно ли перед ним святая Лиовва, полунагая и улы-
бающаяся, а не ночное видение. Удостоилась ли когда-
нибудь светская женщина такого обожания и вызвали ли
ее уста такой благодарный экстаз у возлюбленного?
Целых два месяца пробыла я во дворце Карла и,
наконец, насытившись пирами и почестями, распрости-
лась с этими гостеприимными покоями. В день моего
отъезда сам император держал за поводья моего осла,
императрица и принцессы со слезами умоляли меня
остаться, а Роберт в отчаянии рвал на себе волосы!
Такую жизнь я обещаю и тебе, Иоанна: наслаждения без
горестей — вместо сомнительных мирских удовольствий,
жезл игуменьи — вместо прялки, и Христа — вместо
смертного супруга. Ты слышала, как Ида защищала
брак, а я — монастырь. Выбирай же теперь между
мною и ею, Иоанна!»
Выбор был нетруден и мог быть сделан даже с за-
крытыми глазами. Поэтому и спящая героиня наша, не
колеблясь, протянула обе руки красноречивой мона-
хине. Спутница ее, пристыженная и безмолвная, рас-
сеялась как дым, уподобляясь женоподобным демонам,
которые прерывали набожные занятия ев, Пахомия,
показывая то белые груди, то алые губки. Святая Лиовва,
поцеловав новую последовательницу, с радостью про-
должала: «Желая убедиться в искренности твоего выбора,
я еще не сказала, какое славное будущее приберегла
для тебя, какую бесценную награду приготовила тебе,
Семирамида сделалась королевой Ассирийской, Мор-
гана — Британской, Батильда — Французской, Но ты...
Ты увидишь, чем сделаешься, Иоанна!»
Странное видение, сон во сне ослепил тогда своим
блеском нашу героиню. Она увидела себя сидящей на
29

таком высоком троне, что голова ее, украшенная трехъ-
ярусной диадемой, достигает облаков, белый голубь ле-
тает вокруг нее, освежая своими крыльями, несметная
толпа народа окружает подножие ее престола и некото-
рые, стоя на высоких лестницах, с благоговением целуют
ее ноги.
Случалось ли тебе когда-нибудь, дорогой читатель,
видеть во сне, что тебя вешают или что с громадной
высоты ты падаешь в бездонную пропасть? В то время
как веревка сжимает твое горло или твое тело вот-вот
должно разбиться о камни, ты в страхе пробуждаешься
и с удовольствием сознаешь, что лежишь в теплой посте-
ли, в ночном колпаке на голове и с верной собакой около
ног. Ничего нет приятнее такого пробуждения!
Ты ощупываешь свои члены и радуешься, что они оста-
лись в целости. Потом открываешь глаза и окно, чтобы
скверный сон не приснился вновь.
Но если тебе снится прекрасный сон — что ты нашел
философский камень или верную жену — и пробужде-
ние наступает в то время, как ты протягиваешь руки
к этим химерным сокровищам, — тогда все кажется тебе
противно и безвкусно. Убегая от досадной действитель-
ности, ты прячешь голову под одеяло в надежде вернуть
эти исчезающие призраки.
Нечто подобное почувствовала и Иоанна, очнувшись
от своего очаровательного сновидения и увидев себя без
всяких средств и защиты, около свежей могилы отца.
В скором времени подошел гостеприимный Арнульф,
неся сиротке утешение и пищу. Но нашей героине было
не до того. Отстранив оба дара, она попросила монаха
указать ей дорогу к ближайшему монастырю« Удив-
ленный старец назвал монастырь св. Блитруды в Мосва-
хии. Иоанна поблагодарила и, затянув крепче свой пояс,
тотчас отправилась в путь, спеша завоевать блага,
обещанные святой Лиоввой. Набожный же пустынник,
видя, как быстро она удаляется, записал в своем днев-
нике, что его деревья, дающие тень благодаря его мо-
литвам отшельническому жилищу, приобрели свойство
вселять неудержимое влечение к монашеской жизни
всякому, кто отдохнет под их ветвями.
Иоанна, сгорая от нетерпения, не позаботилась даже
хорошенько осведомиться о предстоящем ей пути. Пока
тянулась большая дорога, она бежала, как преследуемая
лань. Но когда пришлось свернуть с нее, узкие тро-
пинки быстро запутали ее, и, не видя выхода, она в
30

изнеможении упала около колодца, чтобы напиться и
обдумать выход из затруднительного положения.
Между тем наступила темная безлунная ночь, и во
мраке ее зловеще искрились глаза сов и шакалов. Не-
счастная девушка, одинокая среди окружавшего ее мра-
ка, то пряталась у стволов старинных дубов, то, черпая
в страхе новые силы, бегала меж деревьев, как ночное
привидение. Плутая таким образом в самой чаще леса,
она заметила, наконец, мерцающий огонек, к которому
и поспешила в надежде найти гостеприимную келью
отшельника. Но вместо кельи она увидела в дупле дерева
деревянную статуэтку божьей матери с теплившейся
перед ней лампадой, одной из тех чудесных лампад,
масло которых, если верить тогдашним богословам,
никогда не истощается, или, по уверениям других, еже-
дневно пополняется ангелами. Перед этим изобра-
жением Иоанна упала на колени и начала горячо мо-
литься пресвятой деве, прося покровительство и провод-
ника, чтобы выйти из лабиринта леса.
Молитва ее была услышана, и, как бы в ответ на нее,
вблизи раздался тройной ослиный рев. Скоро показались
и самые животные, изнемогающие под тяжестью трех
жирных монахов. Четвертый осел был запряжен в ма-
ленькую двуколку, на которой виднелись два длинных
ящика, набожно покрытых шитой серебром материей.
Три всадника оказались друзьями покойного отца Иоан-
ны. Это были преподобные Ралиг, Тигун и Регивальд,
перевозящие в Мулингейм мощи святых мучеников Петра
и Маркеллина, между которыми и получила разрешение
усесться наша героиня.
Узнав историю Иоанны, добрые отцы, в свою оче-
редь, рассказали, что они по приказу игумена Эгинарда
отправились в Рим для покупки святых мощей. Но,
не сойдясь в цене, они, руководимые ангелом, державшим
фонарь, проникли ночью в подвальную церковь св. Ти-
вуркия и, открыв гробы покоящихся там святых Петра
и Маркеллина, взяли их мощи, которые с большими тру-
дами и опасностями перевезли в Германию. Извлечен-
ные из могил святые вначале были недовольны, что их
обеспокоили. Громкие стоны слышались из гробов, и
кровь обильно текла из них ежедневно. Но со временем
они смирились и, вспомнив старые привычки, вновь нача-
ли творить чудеса, исцеляя хромых, слепых и паралити-
ков, изгоняя бесов и превращая пиво в вино, ворон в голу-
бей и язычников в христиан.
31

Эти и многие другие вещи рассказывали Иоанне
преподобные отцы, восхваляя чудеса своих святых,
подобно жрецам сирийской богини. Но героиня наша,
вся поглощенная золотыми обещаниями святой Лиоввы,
мало внимания обращала на болтовню своих спутни-
ков и, зевнув раз-другой, уснула, наконец, среди святых
мощей. Боясь, чтобы и с тобой, читательница, не слу-
чилось того же, откладываем до следующей части продол-
жение нашего правдивого рассказа.
Часть II
Случалось ли тебе когда-нибудь, читатель, провести
день за чтением средневекового романа? Придя в вос-
торг от «Подвигов короля Артура» или умилившись «Лю-
бовью Лангелота и Гиневры», ты забываешь в конце
концов книгу и, сравнивая мысленно прошедшую эпоху
с нынешней, начинаешь жалеть те золотые годы, когда
набожность, патриотизм и чистая любовь царили над все-
ленной; когда верные сердца бились под железными пан-
цирями и благоговейные уста лобзали ноги распятого
на кресте; когда королевы пряли рубашки своим мужьям,
а девушки годами запирались в замках, ожидая возвра-
щения женихов; когда славный Роланд удалился в пе-
щеру против монастыря, скрывающего его возлюблен-
ную, и потратил 30 лет своей жизни на созерцание огня
ее окна. Как часто от таких воспоминаний увлажнялись
мои глаза и кровь быстрее обращалась в жилах!
Ко когда, оставив трубадуров, я стал искать под пра-
хом веков истину в летописях современников, в сборни-
ках законов, в протоколах соборов и папских указах,
когда вместо Эрсарта (вероятнее — Эрсан. — Ред.) я
открыл Барония и Муратори и предо мной предстали об-
наженные во всем своем безобразии средние века, —
тогда я пожалел не о том, что они прошли, а о том, что в
действительности вселенная никогда не видела те золо-
тые дни веры и рыцарства.
Мы оставили Иоанну путешествующей в компании
двух святых, трех монахов и четырех ослов. Дорога была
темная и неровная, как слог Новой Школы, и она скоро
утомила и людей и животных. Но вот показался вдали,
на вершине холма, красный фонарь харчевни, и преподоб-
ные отцы поспешно направились к этому спасительному
32

огню, ориентируясь на его свет, как в оные дни волхвы
ориентировались на звезды.
Со времен Тацита и до наших дней обжорство и
пьянство являются смертными грехами немцев. Но жи-
тели древней Германии напивались в своих хижинах,
а средневековые монахи, после того как св. Бенедикт
заменил на столах общежитий вино пивом, проводили
все время в кабаках, как древние эллины в агоре*. Тщет-
но папы и соборы предавали анафеме пьющих вино и
тщетно отшельники устраивали приюты на больших до-
рогах, предлагая дармовое гостеприимство. Иногда в дур-
ную погоду странствующие попы заглядывали в эти
скромные кельи, но как только дождь переставал, бежа-
ли в ближайший кабак. В настоящее время гостиницы
существуют для туристов, но в средние века многие
священники превращались в туристов исключительно
ради харчевен.
Поместив ослов в стойла, а святые мощи на кровать
хозяина, трое преподобных отцов уселись около камина
(так как в этой стране летних ночей не бывает) и, раз-
дув ноздри, стали нюхать долетающий из кухни чад.
Жирный гусь вертелся над искрящимися угольями,
а другой варился в добром ингельхеймском вине. Вид
вертела и песня котелка порадовали сердца наших
монахов. Они уселись за мраморным столом и уже точи-
ли ножи и зубы, готовясь растерзать свою добычу, как
вдруг черная туча омрачила их беззаботные лица.
— Пятница! — воскликнул Ралиг, отодвигая тарелку.
— Пятница! — подхватил печально Титул, опуская
вилку,
— Пятница! — сказал и Регивальд, закрывая свой
широкий рот.
Все трое с таким же сожалением глядели на гусей,
как Адам на утраченное блаженство рая, и в отчаянии
грызли собственные ногти вместо вкусной птицы. Люди
того времени были развратниками, пьяницами, лгунами,
но не дошли еще, как теперь, до того, чтобы есть скором-
ное в постный день. В те блаженные времена в раю, как
на Олимпе древних, существовали святые, покровитель-
ствующие пьянству, а на земле — епископы, дозволяю-
щие его. Но не соблюдающий постов тотчас же пора-
жался молнией или вешался на высоком дереве стрел-
ками императора*
* Народное собрание у древних греков, а также место, где оно
происходило.
2 Роиднс. Парадиснс 33

Иоанна, сама испытывая муки голода, от души жале-
ла голодных сотоварищей. Будучи сильна в казуистике —
науке, неведомой восточным народам и доказывающей,
что белое есть черное и что луна четырехугольна, —
она постаралась с ее помощью найти выход из затруд-
нительного положения. Задумавшись на некоторое
время, она, наконец, сказала: «Окрестите этого гуся в
рыбу и кушайте смело! Так поступил мой покойный
отец, когда попался в руки язычников и под угрозой
смерти был вынужден съесть целого барана накануне
пасхи. Впрочем, рыбы и птицы были сотворены в один
день, так что их мясо находится в родственной связи!»
Аргумент, хотя и не очень удачный, в данном случае
оказался кстати. Кроме того, голод, делающий вкусным и
черствый хлеб, обладает, по-видимому, свойством
укреплять слабые аргументы. По крайней мере присяж-
ные часто оправдывают многих подсудимых, ссылаясь на
то, что те были голодны, когда совершали преступле-
ние. По этой же причине, мне кажется, следовало бы
оправдывать и виновных в изнасиловании, если только
они смогут доказать, что, как говорил Феокрит, чув-
ствовали необходимость.
Отец Ралиг, поблагодарив Иоанну звонким поцелуем,
взял в руки стакан с водой и, прыснув им на гусей, тор-
жественно провозгласил: «In nomine Patris, Filii et
Spiritus Sancti hie erit hodie nobis piscis»*.
— Аминь! — ответили остальные монахи и вскоре
одни только кости остались от новокрещенных рыб.
Утолив свой голод, добрые отцы позаботились и об
утолении жажды. Из всех наслаждений пьянство было
в те времена самым доступным. Мера вина стоила лишь
7 динарий, и продавалось оно не только в кабаках, но
и в церквах, и на улицах. Даже в женских половинах
монастырей вино лилось рекой, унося в своем стреми-
тельном течении силлабусы пап и указы соборов, бес-
сильных остановить этот поток. Наши преподобные отцы,
прежде чем приступить к выпивке, переименовались, по
тогдашнему обычаю, один в Гавриила, другой в Михаила,
третий в Рагуила. Только после этой церемонии начали
осушать роговые кубки, да не за общее здоровье или
за родану и отсутствующих друзей, как это обыкновенно
делают простые смертные, а за здоровье богородицы, св.
• «Во имя Отца, Сына и Святого Духа эта рыба сегодня будет
нам», — Лат.
34

Петра и всех жителей рая. Так поступала набожность
средних веков, даже пьянство превращая в богоугодное
дело.
Между тем было уже далеко за полночь. Стравула-
рий* заснул, масло в лампе и вино в кувшине подходили
к концу, и лишь возбуждение монахов возрастало с каж-
дым стаканом. Их глаза метали искры, как у Харона,
а изо рта вырывались бессвязные звуки, проклятия,
призывы к пресвятой деве, тропари и вакхические песни.
Иоанна, зная, что «вино невоздержанно и пьянство
оскорбительно», как писал Соломон, возмущаясь раз-
вратом среди трехсот жен и семисот любовниц, тихонько
удалилась в самый темный угол комнаты. Но покой ее
был непродолжителен. Добрые отцы, утолив голод и
жажду, почувствовали потребность удовлетворить и то
шестое чувство, для которого физиологи еще не приду-
мали названия, а скромные летописцы называют «же-
ланием сырого мяса». Итак, подняв полы рясы и зажав
их зубами, как это принято у монахов, они набросились
на многострадальную нашу героиню.
Не торопись краснеть, стыдливая читательница!
Стальное перо, которым я пишу эту правдивую исто-
рию, — английского происхождения, фабрики Смита.
А потому оно скромно, как те белокурые англичанки,
которые поднимают юбки по колено, чтобы не запачкать
свой девственный наряд, показывая прохожим толстые
ноги в сапогах с двойными подошвами.
Итак, нет никакой опасности услышать от меня то, что
не следует говорить девушке. Иоанна, преследуемая тре-
мя монахами, металась по комнате, перескакивая через
стулья и столы и бросая в лица своих преследователей
то стих Библии, то глиняную тарелку. Но столовая
утварь и богословское красноречие Иоанны разбивались
о пьяниц, как волны о скалы. Возбужденные монахи уже
готовы были схватить несчастную, когда она, увидав на
кровати ящики с мощами святых, в страхе спряталась
за ними. Преподобные отцы вначале отступили перед
этой священной преградой, как волки перед огнем, но
вскоре, позабыв всякое уважение к святыне, бросились
на кровать, за которой скрывалась Иоанна, дрожащая,
как птица в сетке охотника. Кровать опрокинулась, а
вместе с ней упали и гробы святых, мученические кости
которых рассыпались по полу.
* Хозяин харчевни.
35

Тогда Иоанна, вспомнив, что Самсон ослиной че-
люстью истребил тысячу филистимлян, вознесла молитву
богу, дабы он укрепил ее силы, и, схватив ногу св. Марке-
ллина, начала ею бить своих развратных преследователей.
Но кости последних были, по-видимому, крепче костей
святого, так как оружие скоро сломалось и силы нашей
героини в конце концов истощились. После упорного
сопротивления она упала на пол и, закрыв глаза, поко-
рилась своей участи.
Но в те времена на небесах существовали святые му-
жи и жены, творящие чудеса для спасения находящихся
в опасности девиц. В тот момент, когда отец Ралиг, вое-
пользовавшись правом старшего, уже наклонялся к Ио-
анне, когда его отравленное вином дыхание уже осквер-
няло щеки девушки... вдруг поразительное превращение,
неслыханное чудо заставило его в ужасе отшатнуться. Не
в дерево обратилась Иоанна, как Дафна, не в голубя, как
св. Гертруда, и не в разлагающийся скелет, как Васина
в объятиях Дон-Руперта. На ее девичьем лице неожи-
данно выросла борода, длинная и густая, похожая на
бороды, украшающие лики византийских святых. Так в
средние века божья матерь, по словам св. Иеронима,
охраняя, «точно ревнивая теща», честь невест своего
сына, спасала девиц, когда на нлх нападали грубые мо-
нахи.
Иоанна, поблагодарив пресвятую деву за оказанное
покровительство, вскочила и, потрясая своей длинной
бородой, вышла из комнаты без всякого сопротивления
со стороны оцепеневших преследователей. Отыскав ко-
нюшню, она отвязала одного из ослов и удалилась на
нем из ненавистного притона, где чуть было не потеряла
единственное приданое, которое могла принести своему
небесному жениху. Не стоит и говорить, что, как только
опасность миновала, борода ее бесследно исчезла.
Мало-помалу ночные тени и лес начали редеть. Иоан-
на, не зная дороги, всецело отдалась на волю своего ска-
куна, пока не выехали снова к Майну. Следуя его изги-
бам, она на закате солнца прибыла наконец к цели
своего путешествия.
Мосвахский монастырь был выстроен св. Блитрудой
у подножия крутой горы, чтобы северный ветер не охла-
ждал рвения монахинь. В тот час вечерняя молитва
кончалась, и монашествующие девицы, держась за руки,
выходили попарно из церкви. Увидев Иоанну, они тотчас
окружили ее, расспрашивая, кто она, откуда приехала
36

и что ей надо. Узнав о ее желании надеть рясу и сандалии,
они повели ее к игуменье, которая помолвила нашу
героиню со спасителем, освободив от десятимесячного
испытания ввиду заслуг ее покойного отца.
Св. Блитруда сразу полюбила молодую монахиню за
ум и начитанность и поручила ей надзор за библиотекой
монастыря, содержащей шестьдесят семь томов, что по
тем временам являлось сказочным богатством. Иоанна»
одинокая с утра до вечера, с первых же дней впала в уны-
ние. Она то входила, то выходила из своей кельи, чистила
книга и ногти, считала зерна четок и упрекала солнце
за медленное движение. Остальные монахини, ревнуя
Иоанну к покровительствующей ей игуменье и подозре-
вая в шпионстве, отдалялись от нее. Часто во время
рекреации, когда все девицы рассыпались группами по
саду, весело болтая, осмеивая старух, рассказывая сны
или показывая друг другу письма любовников, Иоанна
оставалась одинока, как обелиск среда площади* Она
обвиняла святую Лиовву в том, что вместо обещанных
радостей нашла в монастыре одну лишь скуку и зевоту.
Точно так же авантюристы проклинают газеты, когда,
приехав в Калифорнию, находят вместо золота одни
лишь камни и лихорадку.
Скука и безделье, мне кажется, суть главные причи-
ны набожности. Мы смотрим на небо только тогда, когда
на земле нам нечего больше делать или не на что на-
деяться. А святые иконы мы целуем лишь в том случае,
когда не остается целовать ничего другого. Как бы там
ни было, но Иоанна, оставшись одна в четырех стенах
душной кельи, нашла земную жизнь безвкусной и стала
думать о будущей. Странное занятие для семнадцатилет-
ней девушки! Но монастыри испокон веку отличались
эксцентричностью прихотей. Египетские монахи поли-
вали палки, пока на них не появлялись плоды; святые
Венгрии ели вшей, а гезихасты годами созерцали собст-
венный живот, ожидая появления оттуда света ис-
тины.
Иоанна, предаваясь метафизическим занятиям» про-
водила дни то, нагнувшись над сочинениями ев, Августи-
на, описывающего как очевидец наслаждения блаженных
и муки в пламени ада, то, запустив руки в свои светлые
волосы, размышляла о настоящем и загробном сущест-
вовании. Подобные вопросы в отчаянии задает себе каж-
дый обитатель сей долины стонов, а богословы и духов-
ники отвечают на них уловками и общими фразами«
37

Так же поступают и министры с надоедливыми проси-
телями.
Странные видения тревожили сон несчастном девуш-
ки. Это не была больше святая Лиовва, обещающая бес-
конечные наслаждения. Ей снились демоны со страш-
ными рогами и ангелы с мечами, пылающими огнем.
Одним словом, ею овладела мономания, которой подвер-
гаются все искренне ищущие решения таинственной
загадки нашего существования — кто мы, откуда, и како-
ва наша грядущая судьба? Наша героиня всеми силами
старалась найти ответ на такие, неразрешимые для
человеческого мозга, вопросы. Между тем волосы бедной
Иоанны оставались дочесанными, зубы в бездействии,
глаза были красны от бессонницы, лицо бледно и ногти
черны* Знаменитый Паскаль говорит, что именно таким
должно быть на земле физическое состояние истинного
христианина, живущего постоянно между страхом ада и
надеждой спасения и со стонами ищущего в темноте пути
к блаженству.
Но, как бы возвышенно ни было это состояние, я не
пожелал бы его тебе, любезный читатель! По-моему,
предпочтительнее веселая и беззаботная набожность
тех добрых христиан, которые в ожидании райского
блаженства поют тропари святым и едят по пятницам
осьминогов. Многие, желая показать превосходство
своего ума, жалеют этих счастливых смертных. Но я
лично завидую их душевному спокойствию и розовому
цвету их тек. Если бы какой-нибудь турок или идоло-
поклонник пожелал принять христианство, я непре-
менно посоветовал бы ему отдать предпочтение католи-
ческой церкви, церемонии которой так грандиозны, обед-
ни коротки, посты удобны, музыка которой ласкает
слух, а иконы чаруют зрение. В духовники же я посо-
ветовал бы выбрать не сурового Босуета (точнее —
Боссюэ. — Ред.) или Лакордера, рисующих самыми
мрачными красками ад и его обитателей, а какого-ни-
будь сладкоречивого ученика Эскобара, который «по
бархатному ковру» поведет новообращенного в обитель
блаженных. Раз всевышний, как говорят святые Авгу-
стин и Лактанций, «не избегает тропинок, усыпанных
цветами, если они ведут нас к нему», то зачем искать
рай среди шипов и постных блюд, слушая гнусавые песни
и целуя безобразные иконы?
Однако вернемся к нашей героине, и пусть вина за
отклонение от предмета ляжет на пятьдесят семь афин-
38

ских газет и четыре колокола русской церкви, ежеми-
нутно прерывающих нить моего рассказа*
Оспа, чума, любовь и прочие дурные болезни хороши
по крайней мере тем, что мы им подвержены лишь один
раз* Такого же рода была и метафизическая болезнь
Иоанны. Поломав три месяца голову над решением не-
разрешимых задач, она закрыла наконец книги и, отворив
окно своей кельи, начала вдыхать полной грудью весен-
ний аромат. Апрель близился к концу, и природа вся
зеленая, улыбающаяся и благоухающая, походила на мо-
лодую женщину, прибранную искусной горничной. Ве-
сенние испарения опьяняюще действовали на чувства
молодой монахини, которая после трехмесячного зато-
чения с жадностью упивалась запахом полей.
Между весной и нашим сердцем в двадцатилетнем
возрасте существует, по словам поэтов, какая-то таин-
ственная и труднообъяснимая связь, подобная той, кото-
рая существовала между Сократом и Алкивиадом. Когда
мы видим зеленые деревья, мягкую траву или тенистые
пещеры — этот своеобразный рай, — мы тотчас чув-
ствуем потребность поделиться с кем-либо своими чув-
ствами«
Иоанна вспомнила сон и надежды, с которыми она
вступила в это убежище, где нашла только скуку, старые
книги и досадные думы. Поэтому, стараясь в отчаянии
сокрушить решетку своей тюрьмы, воскликнула: «Лиовва!
Лиовва! Когда же ты наконец исполнишь свои обеща-
ния?!» Не имея в келье ни собачонки, которую можно
было бы прибить, ни китайских вазт которые можно было
бы бросить на пол, она закрыла лицо и заплакала. Ни-
чего нет приятнее слез, когда есть уста, жаждущие
поглотить «этот дождь сердца», как называют их инду-
сы. Но когда человек плачет в одиночестве, тогда слезы
истинны и горьки, как всякая истина в этом мире.
Вскоре стук шагов в коридоре отвлек Иоанну от ее
печальных дум. Дверь отворилась и в келью вовзла игу-
менья, держа за руку безбородого юношу в одежде ордена
св. Бенедикта, скромно устремившего взор на носки
своих сандалий.
— Иоанна, — сказала начальница, — св. Раван-Чер-
ный, игумен Фульда, собирается послать проповедников
в Турингию и просит у меня Послания св. Павла, напи-
санные золотыми буквами, чтобы блеском золота осле-
пить взоры неверующих. Этот юноша — брат Фрументий,
отличается, как и ты, набожностью и каллиграфией.
39

Возьми золотые чернила, перья у тебя есть, а кушанье я
буду посылать вам со своего стола. Прощайте, дети мои!»
С этими словами св. Блитруда вышла, закрыв за со-
бой дверь, как это и теперь еще делают крестьяне в
Молдавии, когда барин удостаивает посещением их избу.
Но св. Блитруда была одной из тех добродетельных
женщин, которые не способны даже предположить зло.
Если бы она увидела дьякона, целующего кого-нибудь
из воспитанниц монастыря, то подумала бы, что он
хочет ее благословить*♦ С детства обезображенная
оспой, она знала лишь невинные поцелуи и ни за что бы
не поверила, если бы ей сказали, что на земле сущест-
вуют и другие.
Впрочем, в те времена ученики св. Бенедикта, мужчи-
ны и женщины, жили в монастырях вместе с особого пап-
ского разрешения. Некоторые летописцы утверждают,
что отношения их были чисты и незапятнанны, как
отношения са Аммуна к супруге, которая прожила с ним
восемнадцать лет и умерла невинной. Муратори же пи-
шет, что вследствие этих отношений часто рождались
скандалы и дети. Однако последние бросались в волны
Фульды, и таким образом спасалась честь монастырей
и жирели рыбы.
Молодая пара, оставшись наедине и зная цену време-
ни, тотчас принялась за дело, т. е. за переписку Посланий
св. Павла. 15 дней юный монах каждое утро приходил
в келью Иоанны и работал с ней до вечера. Сей восем-
надцатилетшш юноша, не прочитавший ни Библии, ни
исповеди св. Августина, ни проповеди «О невинности»
св. Василия, был невинен и чист, как снег, в котором
валялся св. Франциск, чтобы успокоить соблазн плоти.
Поэтому переписка Посланий быстро продвигалась впе-
ред, а его отношение к Иоанне оставалось неизмен-
ным. Каждый раз, когда рука нашей героини касалась его
руки, когда волосы их путались, когда они оба наклоня-
лись над пергаментом, молодой монах чувствовал, что
сердце его бьется, как набат в час тревоги. Но сам он
точно не мог определить, бьется ли оно направо или
налево.
* Составители священных канонов издали в средние века закон,
по которому запрещалось мирянам подозревать виновной духовную
особу даже в том случае, если ее уличили на месте. «Если вы
увидите, — гласит каноническое право, — лицо духовного звания, об-
нимающее вашу жену, то вы должны думать» что он это делает с целью
благословить ее*.
40

Что касается Иоанны, не раз прочитавшей Оригена и
Златоуста, то она знала все, но теоретически. Она даже
могла спорить, употребляя технические выражения,
по таким вопросам, которые были знакомы только ге-
терам, докторам и богословам. Но быть наедине с муж-
чиной ей приходилось впервые. Поэтому недоумение ее
возрастало с каждым днем, как у англичан среди мерт-
вых городов Египта, так подробно изученных ими на
карте.
Положение двух молодых людей становилось все бо-
лее и более невыносимо. Фрументий не знал, что спро-
сить, а Иоанна — что предложить. Между тем переписка
близилась к концу. Оставалось одно только Послание к
Евреям, а затем — неизбежная разлука и горе! Часто
Иоанна, как новая Пенелопа, соскабливала ночью напи-
санное накануне. Ее товарищ, догадываясь о цели поступ-
ка, краснел и испускал вздохи, способные привести в дви-
жение крылья ветряной мельницы. Но он этим и ограни-
чивался, поэтому день проходил, как и предыдущие,
полный тщетных желаний и неоправданных надежд.
Однако ни ты, дорогой читатель, пи я — мы оба не
имеем столько свободных дней, чтобы тратить их впу-
стую. Кроме того, описывая настоящую историю, мне
нельзя подражать поэтам и писателям, которые, соеди-
няя сердцебиения, слезы, краски стыда и прочие плато-
нические атрибуты, пекут таким образом бесконечные
звучные стихи или плавные периоды. Поэтому моя истина
будет обнаженной и непричесанной, такой, какой она вы-
шла из колодца.
Наши влюбленные только что окончили переписку по-
следнего Послания апостола, а солнце, которое еще не
было осуждено Галилеем на неподвижность, кончало
свой ежедневный круг. Был тот час, когда коровы воз-
вращаются в -лева и набожные христиане приветствуют
пречистую гимном «Ave Maria». Колокол уже призвал
монахинь к вечерней молитве, и в коридорах общежития
царила тишина. Иоанна сидела у окна, перелистывая
Библию, а Фрументий, полный восторга, любовался ею.
Лучи солнца, проникающие сквозь разноцветные стекла
кельи, венчали ее голову лучезарным ореолом, как рус-
ские художники венчают сиянием лики святых.
Однако наша семнадцатилетняя героиня нисколько
не походила на трех чистых ангелоподобных дев, к ко-
торым не смеешь прикоснуться, боясь, что они улетят
на своих невидимых крыльях. Ее нельзя было сравнить
41

с бутоном розы. Скорее всего она походила на то расте-
ние теплой Палестины, которое предлагает усталому
путнику на одной и той же ветке и душистые цветы,
и сочные нплоды. Тень и мрак кельи и сытый монастыр-
ский стол укрепили тело и смягчили кожу хорошенькой
Иоанны, и волосы ее густыми волнами падали на круг-
лые плечи. Правда, все эти красоты были несколько
запущены и неприбраньь Но, как говорит Шекспир, на-
стоящее золото не нуждается в полировке, роза — в до-
бавочном аромате, а молодая девушка, нам кажется, —
в духах и завивании.
Фрументий продолжал молчать, а Иоанна все пере-
листывала страницы Библии, то бормоча сквозь зубы,
то громко декламируя какой-нибудь стих. Наконец, она
остановилась и тихим мелодичным голосом начала
читать «Песнь песней Соломона»: «От благовония мастей
твоих имя твое — как разлитое миро; поэтому девицы
любят тебя,- Мирровый пучок — возлюбленный мой у
меня, у грудей моих пребывает.« О, если бы ты был мне
брат, сосавший груди матери моей! Повела бы я тебя,
привела бы тебя в дом матери моей. Ты учил бы меня, а я
поила бы тебя ароматным вином, соком гранатовых
яблоков моих».
Фрумений слушал возбуждающие слова «Песни» и,
не зная, что все эти яблоки, груди и поцелуи были проро-
ческими аллегориями, изображающими будущую лю-
бось спасителя к своей церкви, чувствовал озноб по
всему телу от смутного желания. С каждым стихом этой
небесной песни он приближался на шаг к чтице и, когда
она кончила, очутился перед ней на коленях. Тогда
Иоанна подняла глаза от книги и их взоры встретились.
Говорят, когда человек находится на краю пропасти
(а таким, нам кажется, было положение нашей героини),
он должен закрыть глаза, иначе голова его закружится и
он упадет. Но Иоанна не закрыла глаза, и потому упала.«
книга из ее рук, О том, что было дальше, нет нужды рас-
сказывать.
Представитель Пруссии после Крымской войны искал
перо орла, чтобы подписаться под протоколом кдара*.
Я же хотел бы иметь перо из крыльев амура, чтобы км
* Утка, перья которой употребляются обыкновенно для писания,
называется по немецки «ente». Это слово имеет я другое значение:
ложь, сметная выдумка. Поэтому представитель Пруссии шутя
спрашивал орлиное перо.
42

описать эфемерное блаженство молодой четы. Спокой-
ствие, уеданение, весенний воздух, словом, у них было
все, что делает счастливыми влюбленных» Иоанна, осво-
божденная ввиду переписки от заутреней, земных покло-
нов, чтения и других монастырских обязанностей, могла
с утра до вечера оставаться со своим возлюбленным. Но,
несмотря на июнь, дни казались короткими ненасытным
губам молодых людей. Часто во время всенощной, когда
печально звонили колокола, как будто оплакивая уми-
рающий день, они сидели у открытого окна и со вздохом,
как Иисус На вин, говорили солнцу: «Остановись». Но оно
невозмутимо продолжало свой путь, а любовники расста-
вались до следующего утра.
Еще десять дней провели они в тесной келье, пере-
писывая, разговаривая, целуясь и жалея лишь о том,
что время летит слишком быстро. Наконец настал роко-
вой день разлуки. Переписка Посланий св. Павла давно
окончилась, и игумен послал Фрументию осла и реши-
тельный приказ вернуться в монастырь. Несчастный юно-
ша, проклиная свой обет, начальника и всех святых, от-
правился проститься со своей подругой, с трудом сдер-
живая слезы. Иоанна не плакала, потому что присут-
ствовали некоторые ее товарки, а женщины, как бы чув-
ствительны они ни были, плачут только тогда, когда
можно или нужно. Примером в этом могут служить те
мягкосердечные англичанки, которые, отправляясь слу-
шать Ристори, отмечают на полях «Миры» или »Медеи»
те места, где следует прослезиться.
Оставшись одна, Иоанна почувствовала тяжесть же-
лудка, которая овладевает нами после объедания или
после утраты матери, любовницы, состояния, вообще
чего-!«будь, трудно заменяемого. Старик Плутарх гово-
рит, что женщины не знают даже и тени настоящей люб-
ви. Я же думаю, что у них любовь — просто случайная
болезнь, вызванная скукой или одиночеством. Светские
женщины, переходящие каждый вечер из объятий одно-
го мужчины в объятия другого (на балу, конечно), не
имеют времени полюбить что-нибудь другое кроме своего
веера. Они напоминают осла, оставшегося голодным
среди четырех стогов клевера, не зная, которому отдать
предпочтение.
Может быть, я ошибаюсь, но все возлюбленные, ко-
торых мне приходилось наблюдать, были либо подростки,
охраняемые, как золотые яблоки, зоркими мамашами,
либо особы зрелые, насчитывающие больше лет, чем обо-
жателей. .-

Грусть бедной Иоанны, оставшейся одной в четырех
стенах кельи, где вчера еще раздавалось столько любов-
ных клятв и поцелуев, возрастала с каждым днем. Впа-
дая в меланхолию, св. Августин купался в грязи, как
в «ароматической ванне»; св. Геновефа проливала слезы
до тех пор, пока не приходилось менять рубашку;
св. Франциск обнимал статуи, покрытые снегом, а
ев* Лютварга глотала иголки. Но наша, более благора-
зумная, героиня, забившись в угол своей кельи, стара-
лась отогнать мух и досадные думы веером из голубиных
крыльев, единственно дозволенных в монастырях. Ее
жгучее горе становилось еще нестерпимее от июньского
зноя, и дни казались ей длиннее, чем жизнь старого
дяди — его наследникам. Иногда в пароксизме отчаяния
она прибегала к рецептам церковных писателей, то би-
чуя тело своим поясом, то обливаясь ледяной водой,
то, по совету Экклесиаста, ища утоления горя в вине. Но
все эти чудотворные лекарства и даже сам «чистотрав»,
один запах которого, по словам священных летописцев,
убивал всякий соблазн, были бессильны против страда-
ний разлуки.
Говорят, что время излечивает все недуги. Мне ка-
жется, отсюда надо исключить любовь и голод. Чем даль-
ше человек остается голодным или воздержанным, тем
более разрастается его аппетит, до тех пор, пока он не
станет есть свои сапоги, как наполеоновские солдаты в
России, или любить своих коз, как пиренейские пастухи.
В таком приблизительно состоянии находилась и
наша героиня. В один прекрасный вечер она уныло си-
дела у пруда, деля свой ужин с рыбами. Вдруг к ней по-
дошел монастырский садовник и, боязливо озираясь по
сторонам, вручил ей письмо, написанное красными чер-
нилами на тонкой коже свежезарезанного ягненка. Иоан-
на развернула послание и среди цветов, пронзенных сер-
дец, целующихся голубков, горящих факелов и прочих
пламенных эмблем, которыми тогдашние влюбленные
украшали свои письма, как в наши дни моряки — свои
руки и икры, прочла следующие строки:
«Фрументий сестре своей Иоанне желает здравство-
вать милостью божией. Как лань влечет к потокам воды в
пустыне, так и душа моя жаждет тебя, сестра моя. Горе
меня постигло и с ресниц моих течет вода. Слезы — пища
моих дней и сон моих ночей. Голодный видит во сне
хлеб, а я видел тебя, Иоанна, но проснулся и не нашел
тебя, Тогда, осе&лав моего черного осла, я приехал к
44

твоей святой обители. Я жду тебя около могилы св. Вом-
мы. Приди, моя голубка, прекрасная, как солнце, приди
заменить луну своим сиянием!»
Таково было послание Фрументия. Теперь мы пишем
к женщине, заимствуя у Фосколо и Жорж Санд. Тогдаш-
ние же поэты списывали псалмы и пророков, и письма
их были пламенны, как уста самаритянки и песок Сахары.
Около пяти часов утра, когда колокол призывал мо-
нахинь к заутрене, Иоанна, держа в правой руке свои
сандалии, а левой подавляя биение сердца, спустилась
по лестнице общежития, бесшумно крадучись, как змея,
ползущая в траве. Через полчаса быстрой ходьбы она
дошла до кладбища, усаженного кипарисами и липами с
такой густой листвой, что ни дуновение ветра, ни сол-
нечные лучи не могли проникнуть в эту мрачную обитель
червей.
Фрументий сидел на могиле св. Воммы, подняв на кон-
це палки роговой фонарь, долженствующий служить
маяком его возлюбленной. Увидев Иоанну, робко про-
бирающуюся между могил, он бросился к ней, как капу-
цин к окороку по окончании великого поста. Но место
было неподходящее для любовных излияний, а потому,
повесив фонарь на шею осла и взобравшись с Иоанной
на его спину, они поспешили удалиться из этой мрачной
обители. Несчастное животное, гнувшееся под двойной
тяжестью, но зато ободряемое четырьмя пятками, пове-
сило свои длинные уши и пустилось бежать, издавая в
знак протеста такой громкий рев, что (по словам досто-
верного церковного летописца) многие усопшие девы
приняли его за трубный глас и приподняли из могил свои
лысые головы.
Иоанна, имея опорой богатырскую грудь прекрасного
Фрументия и его руки вместо пояса, с неописуемым бла-
женством вдыхала чистый утренний воздух. Миновав лес,
молодая пара мчалась теперь по открытому полю, за-
сеянному овсом и пшеницей. Когда солнце поднялось вы-
соко, юный монах, желая защитить свою подругу от его
палящих лучей, каким-то чудотворным заклинанием за-
ставил огромных размеров орла распустить крылья над
головой Иоанны и следить в своем полете за шагом осла.
Такие чудеса творили тогда христиане, сердца кото-
рых были чисты, вера непоколебима и молитвы всесильны
перед божьей матерью. Теперь же наши мудрые, но ма-
ловерные ученые, с циркулем и микроскопом в руках вме-
сто кресла и четок, хотя и знают, сколько перьев в хвосте
45

каждой птицы и сколько зерен в бутонах цветов, не могут,
однако, ни приручить орлов одним словом, ни превра-
тить шиповник в лилию одной слезой. Вдобавок им до-
стается от преподобного аббата Крельера, который на-
зывает их язычниками за то, что они сохраняют на хри-
стианском небе Меркурия и Венеру, и безбожниками
за то, что меняют названия растений, и который воскли-
цает, как Иеремия: «Анафема! Анафема и еще раз анафе-
ма прогрессу и науке!..»
После четырехчасового пути беглецы наши останови-
лись отдохнуть около маленького озера на том месте,
где еще недавно возвышался огромный идол Ирминсула.
Св. Бонифаций одним дуновением сбросил эту статую в
озеро. Но его прежние поклонники, хоть и приняли
христианство, сохраняли в глубине сердца остатки
преданности своему потонувшему покровителю и про-
должали приносить ему ежегодно дары, бросая в воду
пироги, свечи, сыр, хлеб и прочее к великому удоволь-
ствию рыб, ставших благодаря этим приношениям жир-
ными, как жрецы Сирийской богини.
Фрумеитий был суеверен как истинный сын Саксо-
нии, Иоанна же, хотя и солидный богослов, смотрела сни-
сходительно, как Сократ, на предрассудки совремешш-
ков* Большинство христиан того времени, колеблясь
еще между Христом и идолами, походили на ту набож-
ную хиосскую старушку, которая зажигала ежедневно
одну свечку перед иконой св. Георгия, а другую — перед
дьяволом, говоря, что друзей не мешает иметь везде.
Наши любовники, упав на колени на öepeiy озера,
принесли в жертву Ирминсулу остатки завтрака, не-
сколько прядей волос со своих голов и небольшое коли-
чество своей смешанной в одно крови, делая этим обря-
дом союз свой вечным и нерасторжимым, как венчание
венецианских вождей с морем. После описанной цере-
монии Фрументий, вынув из котомки мужской монаше-
ский костюм, стал просить свою подругу надеть его,
чтобы быть принятой как новопосвященный в Фульдский
монастырь. «Таким образом, — сказал юноша, — мы бу-
дем жить беспрепятственно в одной келье, питаться из
одной тарелки и опускать перо в одну чернильницу.
Если же в тебе узнают женщину, тебя запрут вместе с
другими оглашенными в женское отделение, куда входить
имеет право лишь один игумен, а я с отчаяния умру на
пороге».
Иоанна отказывалась переодеваться, говоря, что это
46

дело нечестивое, и противопоставляла мольбам любов-
ника библейское изречение: «На женщине не должно
быть мужской одежды, и мужчина не должен одеваться
в женское платье». Но он упорствовал и в противовес
стиху из Второзакония приводил мнение Оригена, соглас-
но которому в день страшного суда все женщины будут
превращены в мужчин. На возражение Иоанны, что
Ориген был еретик и, кроме того, кастрат, молодой мо-
нах напомнил ей примеры св. Феклы, сестры апостола
Павла, св. Маргариты, св. Матрены и других, которые,
скрывая под мужской рясой свое тело, белое как крыло
ангела, приобрели святость, живя среди монахов.
Молодость, красота и страсть явились аргументами,
делающими красноречие юного проповедника неотра-
зимым, и Иоанна, поправ в конце концов ногами и настав-
ления Моисея и свое женское платье, надела рясу и сан-
далии. Те сандалии, которые несколько лет спустя она
протягивала для поцелуев сильным мира сего, прекло-
няющим колени перед ее престолом. По окончании
переодевания Фрументий подвел ее к краю озера, чтобы
она могла посмотреть на свое изображение. Никогда еще
веревка не стягивала более изящного монаха, свежее
лицо которого сияло над капюшоном, как жемчужина из
раковины.
Двенадцать дней употребили беглецы на проезд трид-
цати лье, отделяющих Мосвахский монастырь от Фульд-
ского, часто отдыхая в тени рощи, купаясь в каждой
встречавшейся по дороге реке и вырезая свои имена на
стволах деревьев, осенявших их наслаждения.
Жар солнца, молодости и любви, а главное — вер-
ховая езда делали необходимыми эти частые останов-
ки. Кроме того, Фрументий, отличный знаток биографий
местных святых, всегда, когда ему было желательно,
находил набожный предлог для привала. То, чтобы помо-
литься под деревом, где св. Фекла вылечила слепого,
брызнув на его угасшие глаза несколько капель собствен-
ного девичьего молока. То, чтобы поцеловать землю, где
текла кродь св. Бонифация и из каждой ее капли выра-
стало, как от Адониса, по анемону. Иоанна с улыбкой
соглашалась на просьбы своего возлюбленного. Эта на-
божность, а также красота двух молодых людей восхи-
щали крестьян и пастухов, усердно снимавших при
встречах свои треугольные шпяпы и оспаривавших честь,
кому первому целовать их руки или предложить хлеб,
сыр, пиво и фрукты.
47

Иногда случалось им встречать полуголых славян«
прозябавших, как камыши, на берегах рек и вымогавших
со странников дань за проезд, бросая в воду непокорных.
Но Фрументий избавлялся от них пением какого-нибудь
тропаря св. Михаила, который тотчас же обращал в бег-
ство этих бандитов.
Однажды утром, когда наша влюбленная пара еще по-
чивала на любовных лаврах, или, вернее, на траве (по-
тому что в Германии лавры растут лишь на головах
героев), к ней подошли две женщины, связанные вместе
тонкой цепочкой, нарумяненные и не имеющие другой
одежды, кроме распущенных волос. То были блудницы,
на которых духовник для искупления грехов наложил
покаяние — идти пешком и в цепях на поклонение
св. Маркеллину.
Такие набожные путешествия совершались обыкно-
венно в конце весны или в начале лета, когда темпера-
тура позволяла ходить в описанном райском костюме.
Большинство этих Магдалин ничуть не стеснялось до-
бывать себе пропитание увеличением числа грехов по
дороге, зная, что прикосновение к святым мощам долж-
но очистить их от всех пятен. Костюм же их позволял
легко и часто предаваться такому занятию.
Эти две богомолки, не подозревая, что скрывается
под рясой Иоанны, подошли к нашим беглецам, прося не-
сколько динарий, взамен которых обещали открыть им
врата рая в будущей жизни и объятия в настоящей. Но
Фрументий, имея в лице своего спутника верный та-
лисман от всякого соблазна, с негодованием отверг
бесстыдные предложения нагих сирен и удалился, крепко
сжимая в объятиях свою подругу, как пустынники
сжимают крест, когда нечистый пытается соблазнить
их плоть. Но эти святые аскеты, отводя один глаз от
дьявола, смотрели на него другим с вожделением и ужа-
сом, уподобляясь голодному еврею, смотрящему на
свинину,
Фрументий же, как истинный сын Запада, употреб-
лял в качестве противоядия желанию — его удовлетво-
рение и мог, таким образом, без особого труда отводить
от греха оба глаза.
Восточные святые, бичуясь и постясь до тех пор, пока
их рот не наполнится червями, С трудом подавляли в
себе вопли плоти, борясь днем и ночью против дьяволов
в образе женщин. Они изгоняли из своих обителей даже
48

кур и коз, как опасный соблазн для своей, с таким трудом
достигаемой скромности,
А вот католики, ублаготворив маленькой жертвой
экзарха разврата, могли после этого свободно занимать-
ся спасением души, не прерывая ежеминутно своих мо-
литв, чтобы, как ев* Антоний, отгонять соблазн холодны-
ми душами.
Солнце давно зашло, когда оба путешественника,
миновав окружающие монастырь потухшие вулканы,
вступили, наконец в монастырские владения. Была тихая
безлунная ночь, и только звезды отражались в волнах
Фульды. Но по мере приближения к обители молодые
люди начали различать как будто зарево большого по-
жара. Лисицы, лани и огромные кабаны в ужасе бегали
по лесу, а ночные птицы искали мрака гнезд, в беспо-
рядке кружась над головами наших путешественников.
Иоанна, дрожа, прижималась к груди своего спутни-
ка. Даже осел беспокойно насторожил уши, подвигаясь
вперед робко и осторожно, как папский солдат в огонь
сражения. Столбы пламени, облака дыма, звон колоко-
лов, звуки песни, запах Ливана и кухни скоро поразили
слух и обоняние нашей героини. Ее страх и удивление
возрастали с каждым шагом, и даже веселость Фрумен-
тия, отвечавшего хохотом и поцелуями на ее беспрестан-
ные вопросы, не могла успокоить ее.
Так как мы лишены возможности дать подобный же
ответ тебе, любезная читательница, нам придется сооб-
щить, что это был день, вернее ночь, 24 июня, в которую
800 лет тому назад была поднесена дочери Иродиады
голова св. Иоанна в награду за ее танец, подобно тому,
как в наши дни подносятся букеты Эльслер или Тальону.
Кости святого, вырытые из могилы св. Афанасием, обо-
шли весь мир, творя по тогдашнему обычаю чудеса.
Голова же была перевезена во Францию каким-то мона-
хом из Александрии.
Франки средних веков похищали из церквей Востока
святые мощи, как их потомки — осколки древнего ис-
кусства. Палец св. Сергия или нога св. Февронии продава-
лись тогда гораздо дороже, чем теперь голова Гермеса
или рука Венеры. Череп св. Иоанна был помещен в мона-
стырь св. Ангели и служил жителям лекарством против
лихорадки, заменяя хину. Слава этой чудотворной голо-
вы распространилась постепенно по всему Западу, и в
честь святого ежегодно зажигались многочисленные
костры, как в древние времена в честь Палласы. Эта бо-
49

гиня давно была забыта, но потомки ее почитателей про-
должали любить вино, танцы и веселые ночные бдения,
воздавая, за неимением богов, сумрачным длинноборо-
дым святым христианского рая то же поклонение, что и
жизнерадостным безбородым жителям Олимпа.
Праздник был в разгаре, когда оба путника вошли в
монастырский двор. Часть монахов подбрасывала охап-
ки сена и пустые бочки в огонь. Другие же, поднимая
полы своих ряс, прыгали через священный костер, по-
гружаясь в ямы с водой каждый раз, когда огонь обжигал
их голые икры. Одни танцевали вокруг огней или, разва-
лившись на траве, опускали пальцы в котлы и стаканы
в бочки. Другие же бегали по саду с зажженными факе-
лами, отыскивая особенную траву, удаляющую демонов,
и трилистик с четырьмя лепестками, который имел силу
подчинять подземных духов воле того, кто нашел его в
эту ночь.
Веселые монахи приветствовали радостными крика-
ми возвратившегося брата Фрументия и Иоанну, кото-
рую он представил как своего дальнего родственника
и вассала герцога Ансигиза, находящего тяжелой цепь
раба и желающего переменить ее на монашескую верев-
ку: «Dignus, dignus est intrare in nostrum Sanctum Cor-
poris»* — дружно ответили бенедиктинцы, увлекая ново-
го собрата в хоровод бешено кружившийся вокруг са-
мого большого костра.
Таким образом, первый день вступления в монастырь
ознаменовался для Иоанны танцевальным уроком. Но
в те времена танцы, которые теперь запрещаются духов-
никами как изобретение сатаны, не считались делом не-
честивым или антирелигиозным и являлись просто мо-
литвой, совершаемой ногами, как псалом — губами.
Причем тот и другой были изобретены царем-пророком
Давидом и потому, как истинные дети одного и того же
родителя, находятся в родственной связи.
Звезды на небе начали бледнеть и костры на земле по-
тухали, когда колокол заставил бежать к заутрене отя-
желевших от вина собутыльников, В это утро, как обык-
новенно бывает на следующий день после праздника,
громкие храпы вместо гимнов раздавались под сводами
церкви. Отсюда, говорят, пошла у монахов привычка петь
носом и наяву. Этот обычай, изгнанный из церквей
Запада вместе с праздником Осла и другими готически-
• «Достоин» достоин войти в нашу общину». — Лат.
50

ми остатками средних веков, приютился у нас и твердо со-
храняется до сих пор, с каждым днем все более опусто-
шая храмы и охлаждая набожность верующих.
Религии похожи на женщин — те и другие, пока мо-
лоды, не нуждаются в румянах и прикрасах, чтобы при-
влечь поклонников, готовых, как влюбленные и первые
христиане, пожертвовать ради них своими жизнями.
Но в старости им необходимо прибегать к краскам и
украшениям, чтобы сохранить редеющие ряды обожа-
телей.
Что касается римско-католической церкви, она по-
няла это, как только заметила охлаждение религиозного
рвения своих сынов и поспешила обратиться за помощью
к художникам и скульпторам. Восточная же, хотя и стар-
шая ее сестра, по бедности или гордости упрямо продол-
жает прельщать православных гнусавыми песнями и ко-
соглазыми святыми.
Набожность давно исчезла с лица земли. Но картины
Рафаэля и голоса Лакордеров или папских евнухов до
сих пор еще заманивают богомольцев под своды св. Петра
или Пантеона, тогда как мы только раз в год отправ-
ляемся в церковь, и то затыкая уши*.
По окончании заутрени Фрументий поспешил отве-
сти Иоанну в свое новое гнездо. Фульдский монастырь
походил скорее на крепость, чем на убежище монахов.
Высокие вулканы, которые св. Стурм погасил нескольки-
ми каплями священной воды, окружали его со всех сто-
рон, а река того же названия слуткила рвом этой мона-
шеской крепости, украшенной зубчатыми стенами и баш-
нями.
В средние века монахи кроме вина любили также
вмешиваться в мирские дела. Когда же их преследовал
какой-нибудь сильный барон, они прятались за стенами
общежития, как журналисты — за статьями конститу-
ции. Великий Карл кое-как смягчил нравы воинствен-
ных монахов, отняв у них все оружие, кроме духовного.
Но монастыри сохраняли еще свой грозный вид.
Иоанна посетила по очереди кельи, комнату, где зани-
мались новообращенные, столовую, украшенную урод-
* Это относится к греческой церкви, где до сих пор сохраняется
гнусавое н растянутое пение. Одно пение Херувимской продолжается
двадцать пять минут, хотя весь тропарь состоит из двух строк. —
Примеч. пер>
5\

ливыми статуями двенадцати апостолов*, подземную
тюрьму, в которой мятежные монахи хоронились живы-
ми, и наконец библиотеку, где днем и ночью работало
шестьдесят писцов. Часть их соскабливала древние
пергаменты, другая — переписывала на подготовленной
таким образом бумаге подвиги святого Вавула и святой
Приски вместо подвигов Геркулеса или Ганнибала. Сад
был запущен, потому что монахи мало заботились о цве-
тах и ненавидели овощи как занимающие драгоценное
место в желудке. Они предпочитали им куриные грудки и
свиные окорока и сравнивали их с библейскими стихами,
содержащими много существенного в немногих словах.
Описав гнездо, мы постараемся теперь набросать
портреты его обитателей. Монашеские ордена до того
умножились и до такой степени стали разнообразны
имена и формы разных реколетов (точнее — реколлек-
тов. — Ред.), капуцинов, кармелитов, францисканцев,
иоаннитов, босоногих, бородатых и прочих, что знамени-
тый зоолог Борн во избежание путаницы постарался
классифицировать их, как Линней классифицировал жи-
вотных и растения.
Открывая эту монахологию по Линнею** на слово
«бенедиктинец», мы находим нижеследующее научное
определение этого сорта рясоносцев: «Лицо безбородое, че-
реп остриженный, ноги в сандалиях, носит длинное чер-
ное платье и плащ до самых пят, каркает голосом хриплым
раза три или четыре в день, а также около полуночи;
всеядно; постится редко».
Таковы были главные черты. Кроме сего, немецкие
бенедиктинцы отличались еще тем, что зашивали в капю-
шоны маленькие образки богородицы, что предохраняло
от вшей и лукавых мыслей. Добрые отцы ели четыре раза
в день, употребляя свиное сало вместо масла и свои
пальцы вместо вилок. Провинившихся наказывали лише-
нием сала па несколько недель, подобно тому, как наших
монахов — лишением святого причастия; Брились они
» Большинство столовых тогдашних монастырей украшалось
или скорее обезображивалось подобными уродливыми статуями. Иногда
прибавлялся и тринадцатый ученик — Иуда, с веревкой на шее, и мона-
хи, входя, кланялись двенадцати апостолам и плевали в лицо преда-
теля.
** Книга эта была издана анонимно в Вене в 1782 году под за-
главием «Speumen monachologiae, methodo Lin naeana^ («Опыт мона-
хологии по методу Линнея»). Большинство историков приписывает ее
знаменитому зоологу Борну, который сочинил ее ради забавы импе-
ратора Иосифа II.
52

два раза в месяц, в страстную же пятницу все мыли
ноги. Большинство из них было неграмотно, однако неко-
торые понимали «Отче наш» и немногие умели писать.
Грамотеям полагалась, как героям Гомера, двойная пор-
ция за столом и вино вместо пива. Все чтили субботу.
Но так как точно не знали, в какой именно день отдыхал
бог, окончив сотворение мира, то, во избежание ошибки,
оставались праздными целую неделю. Наконец, все эти
монахи были такого крепкого сложения, что умирали
стоя, как русские солдаты, которых, говорят, после смер-
ти нужно толкнуть, чтобы они упали.
Пастырем этого стада в капюшонах был славный
св. Раван-Черный. Мудрый игумен, исплавав все моря,
владел всеми живыми и мертвыми языками. Кроме
того, знал астрономию, магию, церковное право, пови-
вальное искусство и даже, говорят, изобрел какой-то
аппарат для крещения детей в утробе матери, чтобы, в
случае выкидыша, они были спасены от темных царств
берегов Стикса, где бродят некрещенные малютки вместе
с непохороненными язычниками.
Когда Иоанна вступила в монастырь, св. Раван, уже
старик, страдал плохим пищеварением и был занят спа-
сением своей души, питаясь одними овощами, как Наву-
ходоносор последние свои годы, то есть превратившись
в быка и сочиняя оды в честь креста. Каждая из этих
од состояла из 30 стихов, расположенных в форме креста,
как вакхические песни французских поэтов — в форме
бочки или бутылки. Переписка этих шедевров требовала
опытного каллиграфа, а в писательском искусстве никто
не мог сравниться с Фрументием и новым братом Иоан-
ном. Этим-то последним и поручил рясоносный певец
свои поэтические кресты. Таким образом, осуществилось
пророчество Фрументия, сказавшего: «Будем опускать
перо в одну чернильницу».
Счастливые любовники похожи на счастливые наро-
ды, не имеющие истории. Жизнь наших монахов текла
гладко, без волнений, как Фульда под вековыми де-
ревьями.
Думал ли ты, читатель, когда-нибудь о том, как сладко
и удобно иметь любовницу в мужском одеянии, только
для тебя открывающую свои прелести? В этом случае
тебе неведомы ни ревность, ни те бесчисленные шипы,
превращающие женщин, по словам св. Василия, в «ма-
стерские печали». Мужской наряд сохранил бы ее го-
раздо надежнее замков турецких гаремов или тех предо-
53

хранительных поясов, которыми итальянцы ограждают
свои супружеские владения от всякого рода нападения.
Она была бы чиста и незапятнана, как ангельское крыло
и как та идеальная девушка, которую видел во сне св. Ва-
силий стоящей, «как скромная статуя на пьедестале своей
невинности». Ревнивые стоны Тивула (точнее — Тибул-
ла, — Ред.) и проклятия Байрона были бы тебе непонят-
ны, как непонятны жалобы Иеремии беспечному чело-
веку.
Такой была для Фрументия Иоанна — роза без ши-
пов, рыба без костей, кошка без когтей. Выросшая среди
мужчин, она не имела ни капризов, ни тех милых недо-
статков, делающих дочерей Евы страшнее сирен, быв-
ших змеями только до пояса.
Прошло семь лет со дня вступления наших друзей в
Фульдский монастырь. Судьба продолжала быть к ним
благосклонной и связь их оставалась тайной и нетре-
вожимой, как жемчуг в морской пучине. Ни единая душа
ничего не подозревала и только монастырский цирюль-
ник подшучивал иногда над братом Иоанном, когда тот
подставлял под бритву свою щеку — безбородую и глад-
кую, как озеро в затишье.
К несчастью, кроме Иоанны в Фульде проживал еще
один безбородый монах — отец Корвин, которого все
избегали, как и носившую его имя птицу — предвестницу
несчастья*. В молодости он служил дьяконом при Майк-
цком епископе и имел несчастье влюбиться в его пле-
мянницу. Молодая девушка отвечала ему взаимностью.
Но однажды ночью ее митроносный опекун застал мо-
лодых людей в епископском саду срывающими запрет-
ные плоды. Недолго думая, он отрезал волосы у племян-
ницы, а Корвина сослал в Фульдский монастырь, превра-
тив его предварительно в существо среднего рода.
В первые дни молодости молодой монах оплакивал
свою потерю, как дочь Иефая — свою невинность. Но
время залечило его душевные и телесные раны и он
постепенно начал презирать женщин, убеждая товарищей
приобрести рай подобной же жертвой, как искалеченная
лисица в башне уговаривала подруг отрезать себе хвосты.
Так жил добрый Корвин, заменяя лишение запретного
плода хорошей говядиной и ожиданием рая, пока в один
прекрасный день, получив приказание очистить игумен-
скую библиотеку от осаждавших ее крыс, не наткнулся на
* «Corvus» по латыки значит «ворон».
54

проповедь св. Василия «О невинности». Открыв эту
книгу, в которой он надеялся найти новый предлог*
чтобы возблагодарить бога за спасительное для него
лишение, он напал к своему несчастью на место, где
кесарийский епископ советует девицам остерегаться
не только мужчин вообще, но даже и кастратов. Потому
что «как бык, у которого отрезаны рога, по природе своей
продолжает нападать на встречных именно тем местом
головы, где раньше были рога, так и кастраты, сгораемые
преступным желанием, могут еще,..» Но здесь я отсылаю
читателя, если он желает знать конец периода, к подлин-
ной проповеди святого.
Это чтение ужасно встревожило давно успокоивше-
гося монаха. Змеи, драконы, волки, пантеры и прочие зве-
ри, коими богословы изображают страсть, сразу просну-
лись и начали выть и бушевать в глубине его сердца,
вновь превратившегося в зверинец. С этого дня им
овладела странная мономания, против которой были бес-
сильны холодные души, пост, бичевание и другие мона-
стырские рецепты, В восторге от божественного красно-
речия Великого Василия, он ни днем ни ночью не расста-
вался с книгой, обнимая ее, как мать — своего первенца.
Он то целовал, то переписывал, то учил наизусть эти
священные страницы. И, желая лично испытать слова
святого, каждый раз, когда ему удавалось видеть жен-
щину, он бросался к ней, как жаждущая в пустыне лань
к источнику. Но белокурые дочери Саксонии убегали от
него, хотя и безвредного» следуя, очевидно, мудрому со-
вету кесарийского епископа.
Каждую ночь Фрументий и Иоанна встречались в пе-
щере близ монастыри!, где в древности возвышался
алтарь Приапа. Этого бога еще чтили в Германии под
именем св. Вита, но празднование в его честь не измени-
лось вместе с именем. Уста христианских женщин
продолжали просить у него того же, что и нескромные
уста язычниц, т. е. наслаждений и здоровых детей. Мы
должны при этом заметить, что статуи его воздвигались
обыкновенно вблизи мужских монастырей, и, как говорят
некоторые злые языки, это соседство обеспечивало
успех молитвы.
В глубине этой священной пещеры, за деревянной
статуей святого, молодая чета свила себе гнездышко из
ароматных трав, лисьих шкур и мягких тканей, пожертво-
ванных монастырю набожными женщинами Саксонии.
Над их ложем, точно сталактиты, висели копченые
55

языки, жирные окорока, сушеные рыбы, бурдюки доброго
мозельского вина и другие яства. К ним прибегали моло-
дые люди, когда уставали петь тропари в честь св. Вита,
так как культ этого святого и Венеры охлаждается без
даров Цереры и Бахуса.
В этом убежище наслаждались они и в ту ненастную
ночь, когда брат Корвин, мучимый бессонницей, бродил
по полям, поверяя свое горе луне. Но и ей, кажется,
надоело однообразное нытье бедного монаха, и она скры-
лась за черными облаками. Скоро тяжелые капли дождя
принудили и самого поклонника Василия Великого ис-
кать убежище в часовне св. Вита.
Мелкий песок, которым, чтобы защитить нежные ноги
босых богомолок, был усыпан пол пещеры, заглушал шум
его шагов, и он подкрался незамеченным к самой яме, где
счастливые влюбленные отдыхали в объятиях друг друга
и Морфея. Спальня освещалась лампадкой, зажженной
перед изображением охристианизированного Приапа.
Иоанна, полунагая, как богиня Олимпа, и прекрасная,
как она, была так очаровательна, что перед ней и наш
св. Амун позабыл бы свои обеты, Ориген — свое не-
счастье и даже, мне кажется, сам Фемистокл — трофеи
Мильтиада.
Что же касается отца Корвина, он тоже, забыв о близ-
лежавшем Фрументии, бросился проверять на практике
физиологические теории кесарийского епископа. Но св.
Вит охранял сон отдыхавших под его кровом любовников
и не мог допустить осквернения своих тайн ничтожным
кастратом. Когда святой увидел последнего налагающим
дерзкую руку на его почивающую рабыню, щеки его по-
краснели от гнева, как ланиты Лотрейской богоматери от
поцелуя нечестивых губ, голова грозно закачалась и мас-
ло закипело в теплившейся перед ним лампадке. Капля
этого горячего масла упала на щеку Фрументия и раз-
будила его. Проснувшись, он увидел свою полусонную
еще подругу отбивающейся от нападающего на нее отца
Корвина. Фрументии был вспыльчив, как настоящий по-
томок Витекинда, и силен, как немецкий монах, привык-
ший употреблять кулаки вместо аргументов при всяком
споре, даже богословском. Потому, не теряя времени
на лишние объяснения, он схватил веревочный пояс, ко-
торый и начал быстро подниматься и опускаться на спину
несчастного соперника.
Между тем Иоанна вскочила и поспешила скрыть
под рясой причины спора. Монахи продолжали боксиро-
56

вать, и даже кровь начала уже струиться, но, к счастью,
только из их носов. После упорной борьбы Корвин в са-
мом плачевном состоянии бежал от разгневанного
противника, оставляя ему в качестве трофея кусочек
своего капюшона, как Иосиф свой плащ — супруге Пен-
тефрия. Я полагаю, впрочем, что только этим и ограни-
чивалось сходство между ним и сыном Иакова.
Оставшись одни, наши любовники с досадой смотре-
ли друг на друга, уверенные, что побитый сатир не замед-
лит отомстить им, открыв тайну пещеры. Во избежание
тюрьмы и усиленного поста им придется теперь навеки
распроститься с гостеприимным кровом, под которым они
провели столько радостных дней в полном блаженстве и
спокойствии* Изнеженные всеми удобствами и хорошим
столом, они с ужасом представляли себе все неприят-
ности и лишения бродячей жизни, вполне соглашаясь с
мнением св. Антония, что монастырь для монахов то же,
что море для рыб, И как рыбы погибают без воды, так
вянут монахи, покидая общежития.
Подобные мрачные мысли одолевали их, когда коло-
кол, призывающий к заутрене, напомнил им о близкой
опасности- Ночь была темная. Конюшни расположены
были недалеко, а там все еще стоял тот добрый осел,
который семь лет назад доставил их в Фульду. Этот па-
триарх монастырских стойл, весь побелевший от старо-
сти, отдыхал среди своих потомков и кучи клевера. Бегле-
цы, отвязав его и обернув паклей копыта, как корсары —
весла, поспешили удалиться из монастыря, боясь, как бы
их четвероногий товарищ не разбудил своим голосом жи-
вых, как семь лет тому назад поднял из могил мертвых.
Часть III
Любишь ли ты хорошее вино, читатель? Если да, то
ты, наверно, ненавидишь тех бессовестных виноторгов-
цев, которые с корыстной целью подделывают этот пре-
красный напиток и вместо божественного нектара
предлагают твоим жаждущим устам безвкусное, мерзкое
и ядовитое пойло. Такими виноторговцами оказались
лица, занимающиеся охраной и раздачей «живительно-
го вина веры», как называл религию мудрый Альвин.
Сравнение же между трактирщиками и священниками,
христианством и бочкой принадлежит какому-то собору
IX века, потому я не виноват, если мои выражения не
57

особенно изящны. Зато они вполне каноничны.
Я говорил, что, подобно тому, как истинный любитель
хорошего вина не терпит фальсификаторов, так же точно
и добрый христианин ненавидит подмешивающих в рели-
гаю разные изобретения своих бритых и лохматых голов,
как-то: чудеса икон, путешествия на богомолья, индуль-
генции, святые мощи, четки и прочие товары и выдумки,
делающие апостольское ремесло более доходным. Я с
детства любил химию, и настоящая моя книга — не что
иное, как химический анализ церковного вина, которым
рясоносные виноторговцы в средние века поили народы
Запада.
Все вредные существа — змеи, осы, скорпионы, кома-
ры... становятся тем злее, чем больше приближаются к
солнцу. Исключение составляют только гюпы, которые в
мало освещенных солнцем странах Запада приобрели
острые и почти ядовитые зубы, а на Востоке, напротив,
постепенно сделались кроткими и безвредными, честно
и спокойно занимаясь своим ремеслом — крестя, испо-
ведуя» причащая и хороня. Поэтому, я считаю, было бы
грешно тронуть этих безобидных наследников царствия
небесного. Все это я сказал тебе, читатель, для того,
чтобы ты мог убедиться в моем искреннем православии.
А теперь возвращаюсь к моим героям.
После смерти Карла в Германии не существовало
больше ни почтовых станций, ни полиции, а саксонские
лошади были, как и теперь, тяжелы и неповоротливы.
Поэтому наши беглецы мало опасались преследования.
Впрочем, и их четвероногое вело свою родословную от
того блаженного осла, на котором Иисус вступил в Иеру-
салим и на спине которого остался, по словам великого
Альберта, знак креста, как изображение божественного
лица — на покрывале Вероники.
Потомки этого осла, имеющие на спине крестообраз-
ные черные полосы и при случае не уступающие в быстро-
те даже охотничьим собакам, назывались «крестонос-
цами* и в средние века предназначались исключительно
для епископов и митрополитов. Род этот в Европе посте-
пенно исчез, но еще сохраняется в Египте, где можно
видеть описываемых животных, украшенных богатыми
седлами и питающихся вареными бобами из пестрых
сосудов.
На таком четвероногом удалялись беспрепятственно
наши беглецы, мысленно строя всевозможные планы от-
носительно будущего. Вскоре из-за вершин Биврастена
58

поднялось яркое солнце, и под его теплыми лучами созре-
ли родившиеся в их головах мысли. Они решили объ-
ехать на своем осле весь мир, прося гостеприимства у
сильных, протягивая руки к устам верующих и оставляя
другим заботу обращать на путь истинный язычников.
Они направились сперва в Майнц, чтобы присутство-
вать на торжестве примирения императора Людовика с
сыновьями. Но когда после трехдневного пути они до-
стигли этого города, вместо веселых песен со всех сторон
раздавались похоронные звуки и печальный звон коло-
колов, а вместо приятного аромата жареной дичи в воз*
духе носился тяжелый запах ладана. Несчастный Лю-
довик Благочестивый, или Простоватый (оба эти прила-
гательные — синонимы и обозначают одно лицо), нако-
нец предал в руки творца свою незлобивую душу. Его
последние слова были: «Я прощаю моих сыновей, как
осужденный прощает своих палачей!» Четверка вороных
лошадей, специально некормленых три дня, медленно
и печально везла тело покойного монарха в его по-
следнюю обитель. Шествие двигалось среди двойного
ряда священников, восхвалявших добродетели усоп-
шего, так как Людовик подарил церкви Сардинию,
Корсику и Сицилию. Правда, острова эти, завоеванные
эллинами и сарацинами, принадлежали ему настолько
же, насколько в настоящее время Иерусалим — итальян-
скому королю*. Но, как бы там ни было, ето доброе
намерение заслуживало похвал, ладана и панихид. Наши
монахи пошли вслед за похоронной процессией, а затем
молчаливо удалились из погруженного в траур Майнцд.
После смерти Людовика воздух Германии сделался
для монашеских легких мепее полезен, чем прежде.
Вследствие этого началось переселение, напоминающее
тех страдающих подагрой англичан, которые покидали
Ниццу после ее присоединения к Франции, говоря, что
доктора предписали им дышать итальянским, а не
французским воздухом. Дело в том, что сыновья Карла с
оружием в руках оспаривали отцовское наследство, и
старший из них, Лотарь, желая привлечь на свою сторону
саксов, пустил в ход, подобно нашим министрам, разные
льготы« Он позволил им восстанавливать языческих ку-
миров и приносить им в виде искупительной жертвы
* Короли Сардинии принимали, как известно, титул королей Кипра
и Иерусалима.
59

какого-нибудь фанатичного проповедника или жирного
бенедиктинца.
Некоторые ядовитые историки прибавляют даже, что
безбожный Лотарь в своем дворце фабриковал идолов
Туитона и Ирминсула и посылал их саксам и турингий-
цам в качестве примирительных подарков. Точно так же,
как в наши дни английские промышленники отправляют
в свои колонии статуи индийских или австралийских
богов, изваянных в лондонских мастерских набожными
пуританами и квакерами- Разница лишь в том, что эти
последние посылают на том же корабле, в качестве
противоядия, несколько книг священного писания, изда-
ния Библейского Общества» Так что идолы и Евангелие
мирно плывут под защитой английского флота.
Раздоры наследников сделали жизнь в Германии на-
столько трудной, что несчастный осел наших любовников
на каждом шагу спотыкался о трупы или скользил по
кровавым лужам. Весьма редко удавалось ему находить
себе овес, траву или листья, и голод заставлял его до-
вольствоваться шиповником и крапивой. Между тем на-
ступала зима, суровая саксонская зима, и становилось
так холодно, что даже вороны околевали с голода, не
будучи в состоянии терзать окаменевшие от мороза
трупы.
Несчастные беглецы, точно бездомные воробьи, бро-
дили по снежным дорогам, проклиная того искалечен-
ного урода, который заставил их покинуть теплое и уют-
ное гнездо. Боязнь неприятеля и суровость зимы охла-
дили гостеприимство саксов, и наши странники в боль-
шинстве случаев напрасно стучались в двери хижин
и общежитий. Чаще всего они не получали никакого
ответа, а иногда из маленького окошка высовывалась сак-
сонская голова и, красная от холода или бледная от
страха, советовала просителям продолжать свой путь.
Только изредка рука, более жалостливая, чем голова, бро-
сала им куски черного хлеба или сушеную рыбу. Так
бродили они два месяца, стараясь держать свой путь по
следам войск и глодать кости на покинутых привалах.
Бывали даже дни, когда голод, терзавший их внутрен-
ности, заставлял их завидовать шакалам, пожиравшим
трупы солдат Лотаря, и чуть было не соглашаться с
мнением мудрого Хрисиппа, учившего, между прочим,
что, за неимением другой пищи, позволительно питаться
трупами.
Иоанна безропотно переносила все бедствия, терпя
60

голод и холод с выносливостью верблюда. Никогда
жалоба или стон не сорвались с ее поблекших губ, кото-
рыми она осушала слезы товарища, не раз давая ему
повод благословлять тот миг, когда он нашел этот чуд-
ный жемчуг. Женский характер можно сравнить только
с коринфской медью, составленной из тысячи разнород-
ных металлов, среди которых находится и настоящее
золото.
Таким образом, постясь, плача, утешаясь, дуя на
пальцы и постоянно держа путь на юг, как ласточки и ча-
хоточные англичанки, они перешли снежные пустыни
Баварии, переплыли Констанцское озеро, и наконец им
было оказано гостеприимство в монастыре св. Галла, где
добрые монахи предложили убежище от волков и сол-
дат Лотаря. Оба любовника собирались уже обосноваться
под этим священным и недоступным кровом, когда ка-
кой-то любопытный монах, осматривая внимательно
Иоанну, заметил отверстия в ее ушах. Это открытие
взволновало его в высшей степени, и тотчас же им овла-
дели странные подозрения и желания. Достаточно было
кончика женского уха, чтобы нарушить спокойствие
тогдашних отшельников. Так же и в наше время один
лишь запах женского письма может переполошить
всех жителей Афона. Иоанна, опасаясь дальнейших от-
крытий и притязаний со стороны преподобного отца,
уговорила Фрументия в тот же день покинуть обитель
сих любопытных швейцарцев.
Из монастыря св. Галла они отправились в Тигур,
самый древний город Швейцарии, а оттуда в Люцерн,
куда прибыли ночью, чтобы полюбоваться огромным
фонарем, от которого, по словам летописцев, лился такой
яркий свет, что звезды становились невидимы, а все
рытвины дорог, куда падало немало путешественников, —
видимы. Из Люцерна они поехали в Авентию, столицу
древних элуитов, где видели на твердой скале отпечаток
ног Аттилы, и оттуда в Седун, где нашли судно, на кото-
ром спустились вниз по Роне до Лиона.
Это судно принадлежало купцам-евреям, поставляв-
шим в Марсель сарацинам христианских рабов. В те
времена потомки Израиля не только не угнетались, а,
напротив, были всесильны в южной Франции. Импера-
тор, занимая у них огромные суммы, проценты своего
долга покрывал тем, что позволял им вести пропаганду
среди своих подданных. Указы, купленные у императора,
служили лионским евреям вместо зубов, которыми они
61

грызли христиан, убивая их свиней, воруя детей, застав-
ляя своих слуг праздновать субботы и работать в вос-
кресенья, а иногда осмеливаясь обращать в еврейство
даже любовниц архиереев. Бедные епископы посылали
императору прошения за прошениями, а евреи — мешки
за мешками. Но первых монарх не удостаивал и ответом,
а вторым посылал солдат для охраны их домов и для при-
нуждения их должников к уплате. Точно так же и в наше
время пристава-христиане сажают в тюрьму задолжав-
ших евреям. Итак, мы несправедливо считаем наш век
самым алчным до денег. Золото всегда было наиболее
почитаемым богом на земле, пророками же его — евреи.
Даже само евангелие в ту эпоху писалось золотыми бук-
вами, чтобы внушить большее уважение верующим.
Среди пассажиров маленького судна был один старый
раввин по имени Исахар. Во время переезда он, желая
развлечься, попробовал обратить в свою веру наших мо-
лодых монахов и взять у них за проезд хоть душу вместо
платы. Он стал рассказывать им басни из Талмуда, по
которым Иисус Христос был никто иной, как ловкий
колдун. Наученный волшебству каким-то магом по имени
Иоанн Креститель, он обещал дочери Тиверия сделать ее
матерью без содействия мужчины. Молодая девушка
послушалась его советов, но родила вместо ребенка ка-
мень. Тогда разгневанный император приказал Пилату
распять чудотворца на кресте. Его тело погребли около
водопровода, и оно было унесено нахлынувшей водой.
Отсюда и пошла молва о Воскресении, в которое верят
назаряне.
Выложив всю эту богохульную болтовню, гадкий жид
начал восхвалять бога Израиля. Он изображал его си-
дящим на колеснице, запряженной четырьмя пантерами.
В одной руке он держит тысячеаршинную трубу, через
которую вдувает в уши пророков свои повеления. Из
его головы рождаются вооруженные демоны, как Минер-
ва — из головы Юпитера, и он размалывает огромным
жерновом манну для приготовления прозрачного хлеба
жителям рая. Оба молодых монаха то смеялись над чу-
довищными описаниями раввина, то, боясь, как бы эти
богохульства не затопили судно, бормотали тропарь в
честь св. Медарда, который, как Нептун наших предков
и наш Николай угодник, мог поднимать и успокаивать
волны.
На другой день, благодаря этому тропарю и хорошей
погоде, судно благополучно прибыло в Лион. Здесь была
62

резиденция св. Аговарда, единственного из средневеко-
вых святых, которому и я с почтением поцеловал бы края
одежды. Он учил, что так как Христос вечен и вездесущ,
то все, исполняющие его веления (безразлично — жили
ли они до воплощения его в человека, или после), были
христианами и законными наследниками царствия небес-
ного. Кроме того, добрый епископ считал смешным ве-
рить, что сам всевышний дословно продиктовал пророкам
священное писание, как ангел человеческую речь ослице
Валаама* Он отговаривал верующих от поклонения
иконам и призывал приношения жертвовать бедным, а не
церкви, считая грехом давать золото священникам, чтобы
те зажигали свечи средь бела дня и украшали ими цер-
ковные статуи, в то время как тысячи бедняков не имеют
обола* для покупки хлеба.
Такие христианские, или, скорее, вечные, истины про-
поведовал этот настоящий слуга господа. Если бы он про-
возглашал их немного позже, то был бы сожжен, как
Ян Гус, или заброшен неоплаканным и непохороненным,
как Кайрис. Но в ту эпоху священниками не овладела
еще мания судить и сжигать людей. Они были заняты
исключительно пьянством и финансовыми операциями.
Если же среди этого невежества и разврата приходило
кому-нибудь в голову жить в добродетели и говорить ра-
зумно, то они съедали порцию этого хорошего человека,
смеясь над его глупостью и даже оставляя ему титул
святого, который тогда щедро раздавался духовным осо-
бам, как в каши дни «превосходительство» — докторам.
Таков был св. Аговард — бриллиант среди булыжников,
лебедь среди ворон, сияя во мраке IX века, как жемчуг
на свином рыле. Когда, с трудом и омерзением копаясь
в грязи средних веков, я встретил его, мне захотелось
отдохнуть немного около его имени, как арабу — около
источника в пустыне.
Фрументий и Иоанна отправились поцеловать руки
доброго епископа« По прибытии в чужой город тогдаш-
ние путешественники справлялись прежде всего о квар-
тире архиерея, как теперь о консульстве. Там они пред-
ставляли рекомендательные письма и спрашивали
совета или пособия для продолжения своего пути, взамен
чего обыкновенно предлагали епископу святые мощи
своей страны. В те времена среди христиан парил обычай
коллекционировать мощи святых всех стран и времен, как
собираются в наши дни почтовые марки.
* Медная монета во Франции в IX в»
63

Наши путники, имея много просьб и ничего, что
можно было бы предложить его преосвященству, пред-
стали перед ним смущаясь и краснея. Но ев, Аговард
умел различать и под лохмотьями скрывающиеся до-
стоинства. Он пригласил их разделить с ним скромную
трапезу и, восхищаясь красотой, мудростью и братской
любовью молодых сотрапезников, сравнивал их с Касто-
ром и Поллуксом. На прощание он дал им несколько
хороших советов, новые сапоги, свое благословение и
деньги для продолжения путешествия.
Спустившись опять по Роне, странники наши после
шестидневного плавания прибыли в Арль, когда-то слав-
ную столицу Константина Великого, а ныне знаменитый
колбасами и женщинами, обязанными своей красотой,
как английские лошади, смешению с арабами. Оба путни-
ка, полюбовавшись развалинами императорского дворца,
собором, амфитеатром и обелиском, почувствовали необ-
ходимость позаботиться о своем желудке, пустом, как
храм Минервы, перед которым они находились в ту
минуту. Они направились к местному женскому мона-
стырю, самому древнему во всей Франции, основанному
в VI столетии св. Кесарием, который, как говорят, соб-
ственной кровью написал его поистине суровый устав.
Никому из посторонних — ни мужчинам, ни женщи-
нам — не было доступа в обитель, а самим монахиням
было запрещено даже высовывать голову из окна. Те,
кто осмеливался мыть тело, причесывать волосы или,
смеясь, показывать зубы, наказывались плетьми или
бросались в подземные тюрьмы. Но, конечно, таким зако-
нам долго не могли повиноваться жизнерадостные доче-
ри теплого Прованса. Несчастные девушки увядали в
общежитии, как растения в коробке натуралиста, пока,
наконец, они не приобрели вместе со свободой свою весе-
лость и хороший цвет лица, поправ ногами свою старую
игуменью и чудовищный устав св. Кесария. С тех пор они
ввели конституционный образ правления, основали в об-
щежитии театр, выходили из монастыря два раза в не-
делю и постились только тогда, когда у них болели зубы.
Таково приблизительно было состояние большинства
женских общин в Западной Европе того времени.
Солнце, позабыв, как это часто случается в Провансе,
что еще зима, ярко сияло, согревая плиты монастырского
двора, когда перед его входом появились наши путе-
шественники. Привратница храпела у открытых ворот,
и оба монаха, перешагнув через нее и побродив некоторое
64

время по пустым и молчаливым коридорам, добрались
наконец до спальни, где, по обычаю теплых стран, после
обеда отдыхали монахини. Этот дортуар* походил на
ботанический сад, в котором всевозможные растения,
различные по цвету, запаху и родине, но близкие по
красоте, растут плененные в теплицах. Среди христовых
невест были, как в гареме султана, девицы всяких стран
и всякого цвета. Были рыжие дочери Швейцарии, белые,
как молоко их коз, и тихие, как озера их родины; сара-
цинки с волосами, черными, как уголь, и горячие, как он;
грациозные француженки и горные пиренейские па-
стушки.
Оба путешественника забыли свой голод, любуясь
этими разнообразными олицетворениями Морфея, пока
голос серебряного петуха, украшавшего часы спальни,
не разбудил пансионерок. Монахини того времени не
отличались вообще жеманством и робостью. Одетые в
свои ночные покрывала, юные питомицы с шумом стол-
пились вокруг двух монахов, расспрашивая, откуда они
и каким образом выросли вдруг в их спальне. Удовлетво-
рив свое любопытство, они позаботились утолить голод
гостей, пригласив сесть вместе с ними за вечернюю
трапезу. Тогда впервые эти дети севера отведали сладких
плодов юга. Мудрая Иоанна, пробуя изюм и винные яго-
ды и с удовольствием облизывая пальцы, спрашивала
не это ли сладкие плоды лотоса?
Три месяца отдыхали наши любовники среди госте-
приимных девиц, которым монастырский устав дозволял
иметь у себя садовников и духовников, чтобы «управ-
лять их душами и поливать их монастырские садики».
Так говорили добрые летописцы, не подозревая, конечно,
какой богатый материал для двусмыслиц и грязных ка-
ламбуров давали они этими словами разным врагам ре-
лигии.
Но скоро Иоанной овладела неизвестная и странная
болезнь. Ее щеки впали, глаза стали мутные и бледные,
как звезды на заре, вместо пищи она грызла ногти и сто-
нала целыми ночами. Друг ее постоянно спрашивал, что
с ней, но она отвечала лишь слезами и вздохами. Когда
же он хотел ее поцеловать, она показывала ему спину и
гневно посылала целовать то сестру Марту, то преподоб-
ную Матильду или кого-либо другого из сестер. Добрый
Фрументий, привыкший во всем повиноваться своей по-
* Общая спальня для учащихся в закрытом учебном заведении.
3 Ролдис, Пар ад tic не
65

друге, спешил исполнять ее приказания. Но когда он
возвращался, ногти и ругательства вместо благодарно-
сти и поцелуев были наградой несчастному юноше.
Описав симптомы, я считаю излишним называть эту
неприяпгую болезнь. Положение моей героини было тем
более тяжко, что, пожираемая сама жестокой ревностью,
она не могла отплатить тем же своему любовнику. Мона-
хини терялись в предположениях, стараясь угадать, ка-
кой странной манией одержим этот красивый русый мо-
нах, который не только избегал их ласк, но и сердился на
товарища, когда видел его разговаривающим с ними.
В начале нынешнего столетия все болезни приписы-
вались расстройству желудка и под названием «гастри-
тиса» лечились пиявками кровожадным Бруссием (точ-
нее — Бруссэ. — Ред.). В IX же веке все душевные и телес-
ные недуги приписывались вселению беса и лечились
исключительно заклинаниями и святыми мощами. Бо-
гословие и медицина, от которых мы ждем спасения тела
и души, — единственные науки, подверженные, как наря-
ды, моде. Теперь мы называем мифами верования наших
предков, и даже лекари-цирюльники смеются над рецеп-
тами Гале на и Парацельса.
Бог ведает, что будут говорить о нас наши потомки,
читая мемуары о хромидрозе Парижской Медицинской
Академии, энциклику папы Пия о безгрешном зачатии
св. Анны, о чудесах пепсина и о Тиносской чудотворной
иконе? Консилиум, составленный монахинями, решил от-
править брата Иоанна для исцеления в пещеру св. Маг-
далины, где рос куст, одним запахом своим изгоняющий
бесов и исцеляющий слепых женщин и мужчин, как рыб-
ный чад во времена Товита.
Добрый Фрументий, посадив на своего верного осла
одержимую бесом подругу, нехотя направился в священ-
ную пещеру, часто поворачивая назад голову и прокли-
ная скопцов и бесов, постоянно толкающих его на новые
и новые берега, как проклятие Иисуса — еврейского са-
пожника.
Ревность — болезнь скверная и надоедливая. Зато
она хороша тем, что прекращается тотчас же по исчез-
новении вызывающей ее причины, как морская болезнь
покидает вступившего на твердую землю пассажира. Та-
ким образом, злой бес, терзавший нашу героиню, успо-
коился, как только присутствие соперниц перестало то-
чить его когти и зубы. Не успели наши странники про-
ехать и половины пути, как веселость и аппетит вернулись
66

к Иоанне. Так что святой оставалось немного сделать
для полного ее исцеления.
После трехдневного путешествия они остановились у
подножия горы, на вершине которой находилась пе-
щера. Сойдя со своего рысака, монахи с трудом начали
карабкаться по крутому подъему. Осел, голодный и
утомленный длинной дорогой, следовал за ними, печаль-
но качая головой, как будто ему надоело его жалкое
существование. Вероятно, прародители этого несчастного
животного тоже поели в укромном уголке несколько зе-
рен запретного овса, а их потомки, подобно нам, быть мо-
жет, искупают свой первородный грех.
Наконец, после двух часов ходьбы три пилигрима
вступили на плоскую вершину, покрытую деревьями, в се-
редине которой открывалась тенистая пещера, где бело-
курая дочь Геннисарета тридцать лет оплакивала свои
грехи. В центре пещеры виднелось углубление, вымытое
в скале слезами святой, превращавшимися при падении
в жемчуга, которые отшельница раздавала бедным. Тут
же покоилось и тело святой, положенное святыми
Лазарем, Трофимом и Максимином, бежавшими во
Францию, где тогда находили убежище изгнанные уче-
бки Иисуса, как в наши дни в Англии — приверженцы
Мадзини,
Благоухающий и вечнозеленый куст осенял своей
тенью могилу, указывая пилигримам место, где надо
опуститься на колени. Наши монахи тоже преклонились
перед кустом и со смирением в сердце и голосе пропели
тропарь этой раскаявшейся гетере, грехи которой созда-
ли больше грешниц, чем ее спасение — святых.
Мы все стараемся чем-нибудь походить на великих
людей, подражая их недостаткам, если не можем под-
ражать их достоинствам. Многие сделались пьяницами,
желая иметь что-либо общее с Александром Македон-
ским, а придворные Людовика Великого вырывали себе
зубы, чтобы хоть немного походить на монарха. Но ошиб-
ки прекрасной Магдалины нашли гораздо больше подра-
жателей. Многие христианки сделали ее своим кумиром и
образцом, вкушая запретный плод, пока имели настоя-
щие зубы, и предлагая потом богу свои вставные челюсти
и парики как искупление.
Пока оба странника призывали милость святой, осел,
последовавший за ними в пещеру, чтобы укрыться от
солнца, обнюхивал с возрастающим вожделением куст на
святой могиле. Несчастное животное давно не пробовало
67

свежей зелени, но, получив монастырское воспитание»
умело уважать святыню. Жестокая борьба завязалась в
его сердце между голодом и набожностью. Глаза его
увлажнились, ноздри раздувались, он открывал и закры-
вал рот, облизывая кончиком языка ароматические
листья, как любовник руки спящей подруги, боясь раз-
будить ее. Но голод в конце концов одолел все другие
чувства. Опустив свои уши по обычаю ему подобных,
когда они собираются делать глупости, он так сильно
дернул чудотворный куст, что тот, вырванный с корнем,
остался висеть в его богохульной пасти. Монахи, видя
вознесение алтаря, перед которыми молились, с ужасом
вскочили, устремляя испуганные взоры на святотат-
ственное животное и на обильную кровь, стекавшую с
корней растения.
Вдруг из того места, откуда был вырван куст, послы-
шались громкие стоны и печальный женский голос, про-
клинавший четвероногого обжору словами: «Из моего
сердца, а не с бесчувственного ствола течет эта кровь.
Будь проклят ты, расстерзавший его. Отныне ты
будешь гнуть спину под тяжелой ношей и терпеть удары
всю свою жизнь».
С этого дня над ослами, как над иудеями, тяготеет
двойное проклятие. Те и другие, презираемые всеми, рас-
сеяны по лицу земли, терпят оскорбления и удары и иску-
пают, кроме общего первородного греха, еще второй:
богоубийство — одни и святотатственное обжорство —
другие. Осел же> виновник этого второго падения, ока-
зался несчастнее самого Адама, так как тотчас же в
страшных спазмах испустил свой лукавый дух, не успев
даже переварить запретный плод. С тех пор слепые, хро-
мые, бесноватые и паралитики Прованса — все, кто рань-
ше получал исцеление от куста Магдалины, стекаются
ежегодно на место, где лежат непохороненными кости
того, кто истребил их чудотворное лекарство, и сыпят
проклятия его памяти и бесчисленные удары на спины
его потомков.
Волосы стали дыбом у наших пилигримов, зубы сту-
чали, как кастаньеты испанской танцовщицы. В ужасе
они пустились бежать по склону горы, не останавли-
ваясь до тех пор, пока не увидели вдали голубые волны
Средиземного моря. Отдохнув несколько часов в тени
пихт, они с наступлением ночи снова отправились в путь
и к утру прибыли в Тулон, между тем как ослоубийствен-
ное проклятие Магдалины и раздирающие стоны уми-
68

рающего животного все еще раздавались в их ушах.
В обширной тулонской гавани находилась только одна
венецианская трирема, доставившая из Александрии в
Венецию тело и собственноручное евангелие св. Марка.
Теперь она прибыла в Тулон для покупки невольников
и для мены их в портах Востока на ливан, хлопчатую бу-
магу и святые мощи.
То был золотой век работорговли. Венецианцы, амаль-
фиты, генуэзцы и пизанцы шныряли, как акулы, по Сре-
диземному морю, усердно конкурируя между собой в по-
купке людей у кондотьеров и бандитов, разбойничавших
после смерти Карла во Франции и Италии, свободно
и беспрепятственно промышляя своим ремеслом, как это
происходило несколько лет назад в Аттике. Но первые,
вместо того, чтобы увозить даже своих родственников и
требовать с них выкуп, приносили наследникам пойман-
ной жертвы скорее пользу, нежели ущерб. Они тотчас
сбывали ее скупщикам, крейсирующим поблизости,
уведомляя их кострами, зажженными на берегу*
Священники время от времени предавали анафеме
лиц, занимающихся подобной торговлей. Но и не брез-
говали получать от них подарки в виде драгоценных
благовоний, одежд, шитых золотом, крестов, украшенных
алмазами, и других продуктов промысла. Злые языки рас*
пространяли даже слухи, что многие сановники пап-
ского двора, в том числе и великий киремонарий (министр
двора), находились в тайных сношениях с главарями
разбойничьих шаек, которые немало способствовали обо-
гащению и украшению церкви.
Судно было готово к отплытию, а у берега стояла
лодка, ожидающая возвращения капитана, который от-
правился на свидание со своим агентом евреем для по-
полнения груза. Скоро показался и этот честный моряк
в сопровождении восьми матросов. В одной руке они дер-
жали хлысты, а в другой — конец веревки, которой были
связаны попарно, как рябчики, шестнадцать невольни-
ков — девять людей и семь женщин, Я сказал «людей»,
а не мужчин, потому что в то время не был еще разрешен
вопрос — принадлежат ли женщины к человеческому
роду*.
Капитан был родом из Рагузы и в молодости зани-
* Известно, что в 585 году во Франции в городе Макона был созван
собор, чтобы решить вопрос, можно ли причислить женщину к челове-
ческому роду.
69

мался рыбной ловлей. Посвященный же в тайны веры, он
захотел подражать апостолам, сделавшись, подобно им,
«ловцом людей», которых и продавал, как раньше рыб.
Увидев двух монахов, печально сидевших на ступенях
пристани, он подумал, что недурно было бы взять с собой
на корабль этих двух последователей ев* Бенедикта,
чтобы они могли помогать смотрителю поддерживать
порядок среди пленных, угрожая непокорным пламенем
ада, как тот — виселицей. Этот опытный моряк был одно-
временно и хорошим политиком, понимая, что только при
помощи палачей и священников можно превратить людей
в послушное стадо, подставляющее покорную спину нож-
ницам пастуха.
Несчастные молодые люди, испытав всяческие горе-
сти на суше, охотно приняли предложение работоргов-
ца в надежде найти спасение на корабле, как Ной в ковче-
ге, куда не проникло ничего нечистого, за исключением
тигров, змей, скорпионов и вшей, скрывавшихся в бо-
роде патриарха. Гребцы усердно заработали веслами,
и вскоре матросы, пленники, капитан и пассажиры всту-
пили на палубу «Св. Поркария».
Наши любовники присели на свернутые канаты в но-
совой части корабля и смотрели на убегающие зеленые
берега Прованса. Ревность вновь воспламенила любовь
Иоанны, а ее капризы — страсть Фрументия* Они крепко
прижимались друг к другу и, наслаждаясь блаженством
примирения, строили тысячи всевозможных планов о
своем будущем. Корабль отправлялся в Александрию, но
они намеревались высадиться в Афинах и там свить новое
гнездо среди развалин Парфенона и лавровых деревьев
Илиса.
Как мы уже сказали, отчим Иоанны был греческого
происхождения и научил дочь своей супруги языку и ис-
тории предков. Потому маленькие ножки нашей героини
подпрыгивали от радости, что они скоро ступят на землю,
покрывавшую прах Перикла и Аспасии.
Между тем корабль проплывал мимо душистых бере-
гов с». Маргариты, День был теплый, море спокойное, и
солнце сияло из-за прозрачных облаков, как лицо моло-
дой турчанки из-под легкой ткани покрывала. Белые
чайки носились в воздухе. Ничего не может быть прият-
нее, как находиться в такую погоду на палубе «быстро-
крылого корабля», ожидать после завтрака обеденного
часа, склонять голову на колени своей возлюбленной и
восхищаться вместе с ней прелестями неба и воды. Но
70

*У1я того, чтобы мы могли получить настоящее удоволь-
ствие, восторгаясь красотой природы, необходимо иметь
желудок н сердце в полном порядке, иначе солнце будет
казаться, по крайней мере мне, машиной, способствую-
щей скорейшему созреванию дынь, луна — фонарем кон-
трабандистов, деревья — материалом для отопления, а
жизнь — безвкусной, как вареная тыква.
После трехдневного плавания корабль бросил якорь в
Аяччо, столице Корсики, чтобы запастись водой. Поль-
зуясь случаем, монахи высадились на берег поклониться
знаменитым и почитаемым всеми святыням, находя-
щимся на острове. IIa самом деле, там хранятся: жезл
Моисея, комки земли, из которой был сотворен Адам,
ребро апостола Варнавы, сосуд с несколькими каплями
молока богородицы, кусок материи, сотканный се собст-
венными руками, и другие, не менее святые и достоверные
древности, перед которыми и в каши дни может склонить-
ся набожный путешественник.
На следующий день поднялся попутный ветер, и ко-
рабль оставил за собой остров Сардинию, знаменитый,
по словам поэтов, своими сырами и коварством жителей.
На третий день ветер стих. Но, будучи плохим моряком,
я не могу проследить за ходом корабля моей героини»
как до сих пор следил за каждым шагом ее покойного
осла. Впрочем, морские описания — волны, канаты, де-
готь и кораблекрушения — настолько избиты, что вы-
зывают у читателя, как качка корабля у пассажира,
морскую болезнь, если только они не приукрашены
какими-нибудь милыми эпизодами голода и людоедства.
Итак* мы встретим наших героев уже в гавани Корин-
фа, куда они пристали, испытав по дороге все прелести
морского путешествия. Отсюда через Мегару отправились
они в Афины, сопровождаемые рабом — греком по име-
ни Феон, подаренным им любезным капитаном.
Солнце всходило на безоблачном небе над вершина-
ми Гиметта, когда трое путешественников вступили в
город Адриана. Бесчисленные толпы афинян стекались в
церкви, чтобы отпраздновать восстановление святых
икон.
Наши странники, увлеченные толпой, вошли в Те-
зейон, превращенный в то время в христианскую церковь
св. Георгия. Христианское верование задушило язычест-
во, причем эта безобидная жертва сделала убийцу своим
полным наследником, оставив ему храмы, обряды, жерт-
воприношения, жрецов и священников. Христиане приня-
71

ли все это, переделав кое-что на свой лад, как плагиаторы
переделывают чужие идеи, назвав храмы — церквами,
жертвенники — алтарями, торжества — молебствиями и
богов — святыми (св. Николаем — Нептуна, св. Димит-
рием — Пана, ев, Ильей — Аполлона). Но для большей
важности священники украсили их длинными бородами,
вероятно, для того, чтобы привлечь большее число кли-
ентов.
Однако вернемся в Афины.
После смерти ненавистного Феофила, который от-
резал руки иконописцам и мазал известью святые иконы,
несчастные левантинцы, уже одиннадцать лет лишенные
церковной живописи, чувствовали к ней удвоенную при-
вязанность. Со всех окрестных гор стекались изгнанные
тираном православные монахи и живописцы. По словам
некоторых летописцев, не только живые толпились в
церквах, но и многие из усопших мучеников восстали из
могил, чтобы присутствовать на этом светлом празднике,
когда говорили иконы и уголья в кадилах прыгали от
радости.
Даже наиболее свирепые иконоборцы превратились в
самых ярых иконопочитателей, как только «богом дан-
ная» Феодора сменила на престоле изверга Феофила.
Родители прикрепляли кудри своих детей к изображе-
ниям пречистой богоматери, монахи приносили в жертву
свои шевелюры, женщины соскабливали краски с икон
и смешивали их с водой, которую потом выпивали.
Юристы говорят, что всякое злоупотребление рож-
дает новый закон. В церкви же Христовой из каждой
ереси всегда рождается православный догмат. Чрезмер-
ное увлечение иконоборцев привело к иконопоклонсгву.
Сын стал единосущным с отцом назло Арию, пресвятая
богоматерь была названа богородицей для опроверже-
ния богохульств Нестория, а папа Пий IX, чтобы наказать
своих маловерных подданных, сомневающихся в непо-
рочном зачатии богоматери, издал указ, по которому
всем истинным католикам предписывалось беспрекослов-
но верить и в безгрешную беременность ее матери, св.
Анны. Бог знает, какие еще новые блага родятся из
богохульной книги Ренана, которая, по словам преподоб-
ие йше го аббата Крельера, «уже принесла большую
пользу религии тем, что дала повод ему и его товарищам
показать истину ослепительной, как сияние солнца».
Наши любовники, попав в Тезейон, с трудом нашли
себе место в тесном углу переполненного храма, В это
72

утро обедню служил афинский епископ Никита, блистая,
как новоотчеканенная монета, своим сплошь шитым зо-
лотом одеянием. Наши дети Севера любовались велико-
лепием этого смиренного служителя господа, пропове-
дующего бедность в этом мире и обещающего после
смерти рай, усыпанный золотом, сапфирами, рубинами и
аметистами.
Но архиереи уже тогда предпочитали сегодняшнее
яйцо завтрашней курице, оставляя наследникам филосо-
фов-циников, аскетам рваные рясы, вшей и изумруды
рая, и священнодействовали в золоченых оделсдах в
тех самых храмах, куда, по свидетельству Плутарха, ни
один язычник не смел войти, имея при себе золото.
Между тем Феон, служивший когда-то церковным
сторожем, наклоняясь к Иоанне, шепотом объяснял ей
значение наших обрядов. Он рассказал ей, что православ-
ные делают крестное знамение тремя пальцами, напо-
миная себе этим святую троицу. Подносят их ко лбу в
память обитающего на небесах божества, потом к живо-
ту, показывая, что Иисус спустился в ад, затем к правому
плечу, потому что сын сел одесную отца, и, наконец, к
левому, чтобы удалить от сердца сатану. Затем он назвал
и объяснил ей значение каждой части священного обла-
чения епископа — пояса, набедренника, означающего ду-
ховный меч, всепокрывающей фелони, треугольники ко-
торой знаменуют Иисуса Христа, краеугольный камень
церкви и копье, которое священник водружал на правой
стороне печати в напоминание копья, которым было про-
бито на кресте тело спасителя.
Пока Феон объяснял все это, епископ, служивший
обедню, преломил и второй хлеб, превращая его в настоя-
щее тело пресвятой девы, как верили тогда православ-
ные. Был даже случай, что, пока священник провозглашал
«Пресвятая Царица одеыгую Тебя», просфора вдруг пре-
вратилась в видимую богоматерь, держащую в руках
сына. Прочие просфоры были посвящены Иоанну Кре-
стителю, пророкам, мученикам и другим святым. После
этого поминались и живые: епископ, священники, бла-
готворители церкви и все набожные православные хри-
стиане. Когда все получили свою долю жертвы, как когда-
то в этом самом храме на празднике Тезея, дьякон стал
кадить перед святым престолом и звездицей, после чего
певчие запели «Господу помолимся», и потом...
Но я считаю лишним следить за этим византийским
богослужением. Оно и посегодня осталось без измене-
73

ния — не поддающееся влиянию цивилизации и прико-
ванное к формальностям средних веков, как моллюск к
скале- Католики даже говорят, что оно в наказание за
разделение церквей навеки останется таким.
Дети Германии удивлялись продолжительности этой
бесконечной литургии, бывшей, однако, сокращением со-
кращения св. Иакова, Но и потомки Перикла, подобно
натуралисту, рассматривающему какой-нибудь редкий
экземпляр животного царства, с любопытством глядели
на двух иностранцев, будучи не в состоянии совместить
их монашеские рясы с безбородым лицом и короткими
волосами. По окончании богослужения многоголовый
круг плотно сомкнулся вокруг двух бенедиктинцев>
осматривая их с ног до головы и осыпая вопросами —
откуда они и как им, монахам, не стыдно брить бороды к*
что ужаснее всего, носить кальсоны (роскошь, считав-
шаяся непозволительной для лесантийцев).
Иоанна и Феон едва успевали отвечать на всевоз-
можные вопросы, между тем как людская цепь станови-
лась все теснее и теснее, затруднив, в конце концов, их
дыхание. Фрументий, ни слова не понимавший по-грече-
ски и не отличавшийся терпением, старался пробить до-
рогу кулаками. К счастью, подоспел сам епископ и осво-
бодил их, сделав выговор своей пастве за непристойное
поведение. Посадав двух гостей на свей архиерейские
носилки, которые несли восемь новообращенных болгар,
служивших его преосвященству вместо лошадей, он пе-
ревез их в находящийся у подножия Акрополя еписко-
пат, где был устроен великолепный пир по случаю восста-
новления икон.
Стол накрыт был в саду в тени старишюго платана
и гнулся под тяжестью кувшинов и блюд, распространяв-
ших запах, сливавшийся с ароматом цветов. Скоро
«ачали прибывать приглашенные. Большинство из них
были православные монахи, бежавшие во времена иконо-
борства в пещеры и горы, чтобы не быть принужденными
безбожным Феофилом плевать на святые иконы или
жениться на монахинях среди базарной площади. От
долгого сожительства со зверями эти добрые отшель-
ники совершенно одичали и потеряли человеческий
облик.
Среди них выделялись: отец Мелетий, изо рта кото-
рого от долгого поста выползали черви; угодник Афана-
сий, никогда не мывший лица и ног и не евший пищи,
приготовленной в кухне, так как всякий раз, когда он
74

смотрел на временный огонь плиты, он вспоминал вечное
пламя геенны; отец Матвей с телом, сплошь покрытым
незаживающими язвами, как у Иова. Но библейский пат-
риарх для облегчения, по крайней мере, чесался рако-
виной. Преподобный же Матвей, всякий раз, когда червь
выпадал из его раны, поднимал его и водворял его на
прежнее место, желая увеличить свои телесные страда-
ния и получить соответствующее количество духовных
наград. После них подошли отец Пафнутий, постоянно
одержимый небесным экстазом и не раз утолявший по
рассеянности свою жажду маслом лампады; преподобный
Трифон, никогда не надевавший чистой рубашки и дона-
шивавший грязное белье своего игумена; пустынник
Никон, поддавшийся однажды соблазну и удалившийся
для покаяния на кладбище, где тридцать лет спал стоя,
как лошадь, и питался травой, выраставшей на земле,
орошаемой его слезами. Затем, нетвердо шагая и опи-
раясь на длинные посохи, прибыли и другие горные мона-
хи. Некоторые из них были изуродованы, как древние
статуи, и все без исключения — грязны, полны вшей и с
невыносимым запахом поста, святости и чеснока.
Несчастная Иоанна с ужасом отступила перед этими
отвратительными произведениями восточного фанатиз-
ма, сомневаясь, были ли они действительно человечески-
ми существами, или сатирами, с которыми беседовал
ев* Антоний в пустынях Фиваиды. Однако эти вонючие
и отталкивающие скелеты, для которых удобная жизнь
и гибель, ад и чистота были синонимами, эти монархи,
анахореты, пустынники и аскеты, воспоминание о кото-
рых вызывает в наши дни лишь жалость, в царствование
набожной Феодоры пользовались большим почетом, как
извозчики при Михаиле III и обезьяны при папе Юлии.
Сам придворный епископ Никита был обязан ухаживать
за ними, как наши депутаты перед выборами обязаны
подавать руку различным подонкам общества и горным
бандитам. Кроме этих монахов, на трапезу епископа
были приглашены два учителя греческой премудрости,
один астролог и три евнуха византийского двора, при-
везшие императорский указ о восстановлении икон.
Когда все уселись и была произнесена предобеденная
молитва, Никита, отрезав кусок хлеба, поднес его на
серебряном блюде к образу богоматери, всегда получав-
шей, подобно дочери Реи древних, первый кусок на пирах
тогдашних набожных христиан. После этого епископ
позаботился и о своих сотрапезниках, вонзив нож в жи-
15

вот откормленного козленка. Оттуда тотчас распростра-
нился приятный запах лука, прасов и чеснока, которыми
с замечательным искусством было начинено это живот-
ное. За козленком следовали икристые рыбы, затем
ягненок с медом и айвой.
Р1оанна, привыкшая к простым и незатейливым ку-
шаньям Германии, где даже торжественные обеды на-
чинались и кончались жареным мясом, с недоверием
опускала вилку в эти мудреные произведения византий-
ской кухни. Попробовав же смешанное с дегтем, гипсом
и канифолью оттическое вино, она с ужасом оттолкнула
бокал, в испуге думая, что ее, подобно Сократу, афиняне
хотели напоить ядом. Ее сосед монах предложил взамен
другой стакан, вызвавший у нашей германки еще большее
отвращение, так как это было какое-то мерзкое пойло мо-
настырского приготовления под назва!шем «валаний».
Оно, вероятно, было изобретено св. Антонием, сварившим
желуди своей свиньи, и еще сохраняется в школах Гре-
ции, подаваемое под названием «кофе» несчастным
пансионерам.
Одним словом» Иоанна и Фрументий сидели голод-
ными до тех пор, пока гостеприимный Никита не при-
казал подать им жареных куропаток, гиметский мед и
натуральное хиосское вино. При виде красного кувшина
с этим божественным напитком мрачные лица добрых
аскетов засияли от радости, как ад, когда в него спустил-
ся спаситель. Все с усердием стали протягивать стаканы
к пурпурному нектару родины Гомера, доказывая этим,
что человеческая натура может иногда, как беременная
женщина, подвергаться странным прихотям и полюбить
валаний, канифольное вино, грязь и свиней. Но как толь-
ко под каким угодно видом засияет истинно прекрасное,
она тотчас обращается к нему, как стрелка компаса к се-
веру и гости Никиты к хиосскому кувшину.
Люди, утверждающие, что у всякого народа или чело-
века есть свое понятие о прекрасном, кажутся мне софи-
стами. Я считаю также неправильной пословицу: «De
gustibus non dispitandum» (о вкусах не спорят). Из одного
вещества сотворены глаза, уши и уста всех потомков
Адама.
«Один хлеб, И мы многие одно тело», — говорит апо-
стол Павел. Всем нравятся черкесские женщины, индий-
ские алмазы, арабские лошади, колонны Парфенона, кон-
стантинопольский виноград, ноги испанок, мороженое
летом, итальянские песни и французские вина. Даже
76

негры предпочитают белых женщин негритянкам.
Никита угощал своих гостей, провозглашая стих из
притчи «пейте вино, мною растворенное», а монахи, про-
тягивая стаканы, пели из Исайи — «будем есть и пить,
ибо завтра умрем», набожно закрывая глаза согласно
приказанию Соломона, запрещающего смотреть на вино,
прежде чем его вкусить. Так Магомет запрещает туркам
смотреть на свою подругу, прежде чем жениться на ней.
Если человек быстро хмелеет, это доказательство,
что он не пьяница. Подобно этому желание, возгораю-
щееся ко всем встречным женщинам, свидетельствует о
воздержании. Головы добрых аскетов, уже столько лет
знавших одно лишь духовное опьянение от молитв и не-
бесного экстаза, скоро начали кружиться, как земля во-
круг солнца. Но преподобные анахореты и в пьяном виде
вели разговор об одних только священных предметах.
Как старые ветераны любят за ужином вспоминать свои
победы и трофеи, так и монахи начали восхвалять свои
чудеса и подвиги.
Один рассказывал, что, воспользовавшись гостепри-
имством бедного человека, не имевшего предложить ему
ничего, кроме чечевицы, посеял в бороде хозяина пше-
ничное зерно, которое до того умножилось, что одно
встряхивание бороды наполнило пятьдесят мешков пше-
ницей.
Другой — что по приказанию игумена посадил в саду
монастыря его жезл, который, ежедневно поливаемый
водой и слезами, через три года расцвел и дал столько
разнообразных плодов — яблок, персиков, вишен и вино-
града, что ими насытились все братья.
Преподобный Никон повествовал, что, питая страст-
ное желание лицезреть небесную красоту богородицы,
проводил в посте и молитве дни и ночи, пока, наконец,
всемилостивейшая царица небесная не пожалела его и не
предстала пред ним столь божественно прекрасной, что
от ослепительного блеска он остался без одного глаза
и потерял бы и другой, если бы вовремя не успел за-
крыть его.
Затем заговорили преподобный Панкратий, чья палка
заставляла вырастать лилии на камнях, и афинский от-
шельник Эгидий, тень которого исцеляла больных, так
что, когда он проходил по улицам города, страждущие
боролись за нее.
Много еще удивительных вещей рассказывали добрые
отцы, потягивая хиосское вино за здоровье обожаемой
11

православной императрицы Феодоры. Да не подумает чи-
татель, что это был бред охмелевших монахов или
болтовня синаксариев. Наоборот. Это — признанные
церковью достоверные чудеса, которым всякий [граво-
славный обязан верить по канону Никейского вселенско-
го собора. Если же кто посчитает их надуманными или
попробует объяснить по-своему, да будет проклят.
Пока монахи говорили о чудесах, Никита беседовал
с двумя бенедиктинцами и византийскими евнухами о
догматике. Он спросил Иоанну, что думают мудрецы
Запада об евхаристии. Верят ли они, что хлеб и вино
превращаются в тело и кровь спасителя, или считают их
только символическим изображением божественного
тела и крови? Этот вопрос, подобно восточному в наши
дни, занимал в то время все умы, Иоанна, не зная мнения
гостеприимного хозяина об этом предмете, дипломатично
ответила, что, как солнце находится на небесах, а его свет
и тепло изливаются на землю, так и тело Христа, воссе-
дающего одесную своего отца, присутствует в хлебе и
вине святого причастия.
Но этот метафорический ответ не удовлетворил Ники-
ту, Желая в свою очередь озадачить епископа, Иоанна
спросила его, почему православные монахи не стригут
волосы, вопреки совету апостола Павла, считающего
постыдным и подобающим только женщинам носить
длинные волосы. Не находя ответа, Никита почесал свою
лохматую голову и опять перевел разговор на тему о
догматах — о двойственном естестве Иисуса по его
воплощении; о том, соединилось ли слово с телом спа-
сителя в утробе богоматери или после ее разрешения,
и о других богословских узлах, которые эфесские отцы
разрешили мечом, как Александр — гордиев узел, или
ногами, как ослы — свои любовные и вететарианские не-
доразумения*.
Между тем наступила ночь, и диаконы, исполняющие
обязанности слуг, поспешили принести свечи. Но сотра-
пезники устали от спора и, отставив в сторону аргумен-
ты, взялись снова за стаканы. Иоанна, голова которой
шла кругом от вина и криков пирующих монахов, застав-
лявших уже танцевать тарелки и летать стаканы, встала
• По свидетельству Зонары, Диоскур, патриарх александрий-
ский, имел скверную привычку «лягаться, как мул*. Этот самый пат-
риарх на Втором Эфесском соборе вытолкал ногами лишенного сана
патриарха константинопольское Флавиана.
78

и» сопровождаемая верным Фрументием, тихонько уда-
лилась из епископата.
Как мы уже сказали, сад находился у подножия
Акрополя, и наши странники скоро добрались до верши-
ны этой мраморной скалы, про которую какой-нибудь
сторонник дедуктивного мышления сказал бы, что она
поставлена там специально, чтобы служить пьедесталом
для памятников Перикла, как, по их же мнению, нос при-
креплен посредине лица, чтобы служить подставкой для
очков.
Был тот час, когда домовые, призраки и прочие обита-
тели мрака ускользают от могильных червей или, не ете-
регомые больше трехглавым Цербером, выходят из ворот
ада и бродят но полям, тревожа сон овец и поцелуи лю-
бовников. Но наши приятели, благодаря зубу св. Савины,
висевшему у них на шее, избежали неприятных встреч.
Только два или три раза они наткнулись на тела спящих
ка плитах Пропилеев монахов, которые даже не поше-
велились. Уже в то время греки привыкли к тому, чтобы
европейцы топтали их ногами, как виноград.
Иоанна никогда не видела других храмов, кроме
друидских. Деревянные же церкви ее родины были такие
же неотесанные, как и строившие их германцы. Поэтому
она не могла налюбоваться колоннами Парфенона и
кариатидами Еректиона, о которых добрый Фрумеитий,
покрывая поцелуями их ноги, спрашивал, не были ли они
окаменевшими ангелами»
Диск Дианы, окруженный прозрачными облаками, не-
подвижно сиял в неизмеримой вышине, разливая на бес-
смертные мраморы свой бледный и тусклый свет. Колон-
ны олимпийского Юпитера, воды Илиса, голубые волны
Фалера, оливковые рощи, рододендроны — все это вос-
хищало взоры молодых людей. Причем наслаждение,
доставляемое им этой панорамой, было двойное, так как
от опьянения все двоилось у них в глазах. Иоанна села на
мраморную скамью, а Фрументий, лежа у ног своей по-
други и показывая на храм бескрылой Победы» возжелал,
чтобы и их любовь оставалась бескрылой, как. она. Бесе-
дуя таким образом и прерывая речь поцелуями, как писа-
тели разделяют периоды запятыми, они уснули» наконец,
на блестящем ложе пентелийского мрамора.
Наутро следующего дня они спустились вниз, чтобы
осмотреть Афины. Сердце Иоанны билось от любопыт-
ства и страха при мысли увидеть этот прекрасный город
идолов, один вид которого, по словам св. Григория,
79

«опасен ддя христиан», как опасен вид прежней прекрас-
ной и очаровательной любовницы тому, кто женился по-
том на некрасивой и угрюмой женщине.
Но страх и надежды нашей героини оказались напрас-
ными. Набожные императоры Византии давно истребили
произведения Мирроиа, Алкамена и Поликлета, которы-
ми восторгался св. Лука и пощадил даже Аларих. Истреб-
ление, начавшееся при Константине, было завершено
Феодосисм Малым. Эти неутомимые язычники обратили
свое христианское рвение не только против камней, но
и против несчастных, подозреваемых в верности религии
отцов. Все, кто резал барана для семейного пира, украшал
цветами могилу родителей, собирал ромашку под лун-
ным светом или носил талисман от лихорадки, обвиня-
лись монахами в колдовстве или идолопоклонстве и, за-
кованные в кандалы, отправлялись в Скифуполь, где была
устроена христианская бойня. Там заседали набожные
судьи, стараясь превзойти друг друга в количестве осуж-
денных язычников, варя их в кипятке и масле или раз-
резая на куски.
Бесчисленные жития святых прославляют подвиги
христианских мучеников, из ран которых текло молоко,
а пламя лишь освежало тело- Но до сих пор еще никто
не описал правдивую историю мучеников, проливавших
вместо мифического молока настоящую кровь, и тела ко-
торых огонь христианской жестокости, более жгучий,
по-видимому, чем пламя язычников, не освежал, а пре-
вращал в пепел.
Оба бенедиктинца в сопровождении Феона и толпы
праздных афинян обошли весь город, который, лишив-
шись своих богов и алтарей, походил на ослепленного
Улиссом Полифема. Где раньше возвышались статуи, те-
перь торчали деревяшгые кресты, а на местах алтарей
возникли микроскопические часовни со сводами, похо-
дившими на каменные парики. Эти часовни были вы-
строены афинянкой Евдокией. Она захотела отвести каж-
дому святому отдельное жилище и соорудила множество
хижин, напоминавших скорее строительное искусство бо-
бров, чем величие всевышнего. У дверей этих часовен
сидели монахи и странники, растравляющие свои язвы,
захусывающие хлебом с луком и благодарящие творца
за то, что родились эллинами, а не варварами.
Только классическая красота женщин восхищала
двух иностранцев. В тот век Афины поставляли жен
византийским императорам, как в наше время Георгия
80

их наследникам — турецким султанам. Это улучшение
аттической расы началось со времен иконоборства, когда
с изгнанием византийских икон женщины, вместо того,
чтобы иметь перед глазами изображения тощих бого-
родиц и заплывших жиром святых, обращали свои взоры
к барельефам Парфенона и рожали детей» похожих на
классические изваяния. Поэтому мне кажется, что ре-
форма церковной живописи необходима, хотя бы для
улучшения расы. Подтверждением такого влияния могут
служить, по свидетельству Г. Гейне, супруги еврейских
банкиров в Пруссии, которые, считая с утра до вечера та-
леры с изображением короля Вильгельма, рожали детей,
похожих на него до такой степени, что он был справед-
ливо назван отцом своих подданных.
Десяти дней посвятила Иоанна со своим товарищем
осмотру древностей, церквей и окрестностей Афин и еще
десять дней — отдыху под гостеприимным кровом Даф-
нийского монастыря. Монахи готовы были на всю жизнь
предложить гостеприимство двум бенедиктинцам, потом-
ки которых вскоре должны были выгнать их из обители*.
Но длинные молитвы, строгие посты, соломенные постели
и грязь добрых отцов не могли надолго удовлетворить
детей Запада, привыкших в своих свободных мона-
стырях сытно есть и умываться. Недалеко от обители
находилась незанятая келья, оставшаяся по смерти пу-
стынника, преподобного Ермила, который, попробовав
не брать в рот ничего, кроме святого причастия,
умер после десятидневного употребления такой диеты.
В этой-то келье и разложили очаг наши любовники,
истратив свое маленькое состояние на покупку толстого
тюфяка, длинного вертела, медной кастрюли, кувшина
масла, двух коз, десяти кур и большой собаки, чтобы
сторожить все это добро. Предметы же, необходимые для
спасения души, — бич, череп мертвеца, а также хороший
пример они получили даром в виде наследства от по-
койного.
Первые дни новоселья были непрерывным праздни-
ком для бенедиктинцев. Пост прошел, и Иисус воскрес
из мертвых. Со всех сторон раздавались поцелуи, вер-
телись бараны над кострами и сама природа, как бы
желая отпраздновать христово воскресение, сбрасывала
зимнюю одежду, как молодая вдова траур по мужу. Лав-
♦ Дафнийский монастырь был занят бенедиктинцами при герцогах
Ларош, могилы которых еще видны у входа в храм.
81

ры Аполлона краснели, трава росла на развалинах и
весна учила ослов танцевать вокруг своих подруг. Иоанна,
вставая с зарей, с наслаждением вдыхала горный воздух,
доила коров (тогда не существовал еще закон, запре-
щающий монахам доение как занятие, внушающее лука-
вые желания), собирала вишни, варила яйца и затем
будила Фрументия. После завтрака этот последний от-
правлялся удить рыбу или ловить зайцев, Феон работал
в саду, Иоанна же, удаляясь вглубь кельи, то переписы-
вала жития святых, продавая их для увеличения до-
машних доходов, то проводила день за чтением рукопи-
сей снов Платона или вздохов Феокрита, которые давали
или же дарили ей монахи с тем бескорыстием, с каким
лисица в башне уступала овес лошади.
Вечером у дверей кельи накрывали ужин под старой
пихтой, названной крестьянами «патриархом» за ее вы-
соту и древность. Продукты сада, охоты и рыбной ловли
делали исключительной горную трапезу двух монахов, ко-
торые, как истые германцы и бенедиктинцы, были по
натуре своей всеядны. Иоанна, читая днем и ночью
греческих философов, а иногда апостолических или ере-
тических отцов, живших до изобретения тропарей, дог-
матов и постов, постепенно стряхнула с себя мона-
шескую ржавчину. Будучи мудрой и рассудительной, она
придумала для своего обихода собственную религию,
очень похожую на системы теперешних ее соотече-
ственников, которым, благодаря прогрессу и богослов-
ским школам Берлина и Тюрингии, удалось образовать
какой-то сорт христианства без Христа, подобно совре-
менным поэтам, сочиняющим поэмы без поэзии. Фру-
ментий, всегда готовый, как герой романтической школы,
разделить со своей возлюбленной ад и рай, ел вместе с
нею цыплят по пятницам и ягнят по средам,
В Риме при избрании диктатора всякая другая власть
переставала существовать. Точно так же, когда любовь
делается полным властелином, все другие чувства гаснут
в сердце, как звезды на небе при появлении полной луны.
Юпитер, забывая свое божественное происхождение,
украшался перьями или рогами, чтобы пленять любовниц,
Аристотель с седлом на семидесятилетней спине и с уздой
во рту носил, как индийский осел, любимую им Клео-
филу*. Фрументий же не только был согласен есть мясо
• Единственный философ, знакомый средневековым школам, был
Аристотель, и тогдашние рапсоды, желая доказать силу любви, вы-
думали басню, по которой этот король философов, влюбленный в
82

по пятницам, но с радостью позволил бы себя бить
ежедневно ради Иоанны*.
Запах этой нечестивой кухни порядком раздражал
набожные ноздри греческих монахов. Многие из них,
проходя мимо кельи наших отшельников, осеняли себя
крестным знамением, закрывая носы, подобно тому, как
Одиссей затыкал уши своим товарищам, чтобы защитить
их от пения сирен. Другие, более храбрые, входили в
келью, надеясь устрашить плотоядных монахов пламенем
ада или афоризмами церкви. Но Иоанна принимала их
так ласково, с такой грацией предлагала им самые жир-
ные куски, что эти суровые аскеты, не вкушавшие
других крылатых, кроме мух, случайно попадавших в
их постный суп, часто выходили оттуда, имея цыпленка
в желудке и грех на совести.
Между тем слава об уме, красоте и знаниях молодого
отца Иоанна распространилась по всей горе и даже
стала долетать до города. Многие умные учителя Гимет-
та, бросая своих пчел и учеников, отправлялись с ви-
зитом к нашей героинг, желая поспорить с ней о ще-
котливых вопросах догматики. Даже сам епископ Никита
часто приходил отдохнуть под тенью гигантской пихты,
удивляясь, как Петрарка, что плод знания мог так скорю
созреть под белокурыми кудрями этой двадцатитрех-
летней головки.
И не только священники, но и мудрецы, знатные
граждане и находящиеся проездом патриции Нового Ри-
ма постепенно узнали дорогу к келье аскетов. Никто не
проезжал черед Дафни без того, чтобы не постучаться
в дверь двух бенедиктинцев. А многие, глядя на пухлые
руки или целуя белые пальцы отца Ионна, чувствовали
необъяснимое смущение, как будто их кусал демон
страсти.
Иоанна же, мало знакомая с нравами этих неопла-
тонических мужей, считала свое мужское одеяние вер-
ным панцирем против всяких лукавых желаний и жадно
Клеофилу, согласился на ее просьбу надеть седло и взять в рот уздечку.
Неблагодарную Клеофилу не тронуло это унижение великого человека.
Она села на него и приказала везти к его ученику Александру, который,
в свою очередь, поспешил подать учителю сена. Анекдот этот показался
нам забавным и поучительным, как подтверждающий великую истину,
что женщине доставляет удовольствие превращать своих любовников в
животных, о чем свидетельствовал еще Гомер, изображая Цирцею со
свиньями.
• Здесь непереводимая игра слов: по-гречески употреблено вы-
ражение «есть палхи». — Примеч. пер*
83

вдыхала запах фимиама, каждый день запрягая в
колесницу нового поклонника своей бесконечной мудро-
сти. Часто, окруженная этой толпой, она со вздохом
помышляла о том, как бы увеличилось число ее поклон-
ников, если бы вместо того, чтобы скрывать прелести
женщины под рясой, она появилась вдруг в своем настоя-
щем виде — в шелковом платье и с распущенными
золотистыми волосами.
Вначале Фрументий радовался успехам своей подру-
ги. Но скоро стал замечать в поведении Иоанны не-
которые перемены, тревожившие его, как тревожат ко-
кетливую женщину первые морщины. Под мужественным
и крепким сложением молодого монаха скрывалось мяг-
кое как воск сердце. Он был рожден ддя любви, как
соловей для пения и осел для лягания. Действительно,
он был способен проглотить двести каштанов, не почув-
ствовав ни малейшей тяжести а желудке, но не мог пере-
нести хоть один зевок или холодный взгляд своей
подруги. И это после семилетнего совместного сожитель-
ства!
Моралисты говорят, что удовлетворение есть могила
любви. А я скорее сравнил бы любовь с дыханием
эзоповского сатира, от которого веяло то холодом, то
теплом. Как бы там ни было, поцелуи нашей героини
стали для Фрументия так же необходимы, как насущный
хлеб. По мере того как они уменьшались, возрастало
его желание, как увеличился бы аппетит, если бы его
лишили части ежедневной пищи.
Месяцы и годы проходили, и Иоанна по мере рас-
ширения круга ее поклонников становилась все холод-
нее, а грусть бедного юноши росла с каждым днем.
Темная туча покрыла его молодое и открытое лицо,
как черное покрывало — цветущий розовый куст. Долгое
время он старался скрывать свое горе, но в конце кон-
цов полились слезы из его глаз и жалобы из уст.
Иоанна сначала старалась успокоить своего товарища,
уверяя, что окружающие его черные тучи были просто
черными бабочками, порожденными его экзальтирован-
ной головой. Но Фрументия нелегко было пере-
убедить, а женщинам скоро надоедает однообразная ме-
ланхолия. Даже сами Океаниды, хотя они были бо-
гинями, утешали скованного Прометея лишь один день,
после чего его жалобы им надоели, и они бросили его
на скале вместе с терзающим его внутренности орлом.
Так и героиня наша, подарив короткое утешение своему
S4

другу или наградив его быстрым поцелуем, точно бросая
нищему обол, поворачивала затем спину — ночью, чтобы
уснуть, днем, чтобы проводить время в обществе своих
книг или сменяющих друг друга с раннего утра до
самой ночи придворных.
Обыкновенно Фрументий, глотая желчь, оставался в
каком-нибудь углу кельи. Но когда чувствовал, что
больше не в состоянии сдерживать слезы или кулаки,
выбегал из комнаты и начинал щипать цыпленка для
обеда или маргаритку, чтобы узнать, любит ли его Иоан-
на.
Такое положение вещей не могло длиться долго.
Молодой монах помышлял то отрезать голову Иоанне,
то порвать всякие с ней отношения. Кокетство и за-
игрывание нашей героини принимали с каждым днем,
выражаясь словами журналистов, все более серьезный
характер. Один игумен, два архиерея, эпарх Аттики
знали уже тайну ее рясы, другие о ней подозревали,
а третьи приносили отцу Иоанну фимиам платониче-
ского обожания.
Фрументий не переставал ворчать и роптать на
свою подругу, которая, потеряв, наконец, терпение, дава-
ла ему ответы сухие, как винные ягоды. Отношения двух
молодых людей стали походить на окружающие наш ко-
ролевский сад индийские деревья, плоды которых дер-
жатся лишь один день, а шипы — круглый год.
Между тем каждый раз, когда Фрументий серьезно
думал расстаться со своей подругой, он чувствовал, что
его волосы становились дыбом от ужаса. Ни с ней, ни
без нее он не мог жить. Не зная, что сердце женщины —
движущийся песок, на котором можно разбить палатку
только для ночлега, он выстроил на нем дом, где наме-
ревался провести всю жизнь. Изгнанный ругательствами
и ударами из своего рая, он, вместо того, чтобы, как
Адам, покориться судьбе, всячески старался вновь войти
в запрещенную ограду, дверь которой запирали ему хо-
лодность и злость Иоанны* Он ложился у ног своей
возлюбленной и старался тронуть ее, напоминая их
прежние поцелуи и клятвы. Но его слова скользили
по ее бессердечности, как дождь по листьям деревьев.
Тогда, потеряв всякую надежду, он всеми силами ста-
рался искоренить любовь из своего сердца. Но это
скверное растение пустило корни так глубоко, что
после тщетных усилий он отказывался от своего пред-
приятия и падал на землю весь в поту, проклиная, как
85

Иов, день своего рождения и час, когда сказали: «Зачался
человек».
Не подумай, однако, читатель, что добрый Фрументий
стал каким-нибудь влюбленным мечтателем, героем ро-
мана г, Сутсоса* или другим подобным ему двуногим
из романтического зверинца. Наоборот. Он был именно
тем разумным и набожным сыном Германии, каких
рождала эта классическая родина пива и кислой капусты
до ее развращения стонами Вертера, богохульствами
Штрауса и Гегеля. И свою Иоанну он, быть может,
любил так же, как Аристин любил Лаис и кошка —
молоко. Кроме нее он не знал ни одной женщины,
да и не мог бы найти таковой в Афинах. Потомки
Солона не были в то время настолько еще цивилизова-
ны, а матери, мужья, братья и прочие докучливые
существа, окружающие женщину, как шипы розу, не
оспаривали еще чести держать свечу иностранцам, даже
если они были адмиралами или дипломатами. Одним
лишь императорам Византии протягивали афинянки
свою, и то непременную правую, руку. Это обстоя-
тельство делало крайне затруднительным положение
Фрументия и извиняло все его сумасбродства, ибо
жгучей и цветущей молодости нашего монаха женщина
была необходима, как роса — лугам.
Поэты и баснописцы предполагают, что в отда-
ленных странах и мифических эпохах водились странные
и чудовищные экземпляры животного и растительного
царства — лотосы, поющие деревья, крылатые драконы,
сатиры с козлиными ногами, гидры, гиганты, герои,
пророки, мученики, святые и другие подобные им суще-
ства, которых никто из нас не видел, разве только на
картинах или во сне. Но и духовное царство, если по-
зволительно так выразиться, имеет свою мифологию —
героические самопожертвования, религиозные экстазы,
нерушимые союзы и прочие принадлежности трагедии и
романтики. К таким химерическим произведениям отда-
ленного прошлого, мне кажется, следует отнести и лю-
бовь, как ее понимали рыцари средних веков и толко-
ватели Платона, между тем как, согласно здравой фило-
софии, она является ничем иным, как «соприкоснове-
нием двух эпидерм»**.
Если же Фрументий готов был пожертвовать всем
* Греческий поэт XIX иска.
** Определение Чемфорта.
86

ради Иоанны, если он валялся у ее ног и проклинал
день своего рождения» то делал он это по той же
причине, по которой и Адам простил свою неверную
жену: потому что... у него не было другой.
Между тем и наша героиня, правда, по-прежнему
окруженная поклонниками, далеко еще не считала себя
на вершине благополучия. Рыдания и жалобы Фрумен-
тия, хотя и не трогали ее более, однако сильно
действовали на нервы, нередко отнимали сон и, что хуже
всего, обнаруживали перед всеми ее тайну. По словам
Афииея, любовь и кашель — единственные веши, кото-
рые нельзя скрыть. По-моему (если только мне по-
зволительно иметь собственное мнение, противополож-
ное мнению пьяного дипнософиста), напротив, ничего
нельзя скрыть легче, чем это состояние человека
(любовь, конечно, а не кашель), при условии, если оно
протекает благополучно.
Только ревность, беспокойство, отчаяние и тому
подобные спутники любви запечатлеваются на лице, как
оскорбительная пощечина. Радость же и счастье до-
чери Евы дарят нам слишком скупо и редко наполняют
ими чашу до такой степени, чтобы их нельзя было
скрывать. Но все без исключения женщины похожи на
жестокосердечных римлян времен упадка, которые тре-
бовали от растерзываемых в цирке жертв красивой и
безропотной смерти.
Так и Иоанна, всячески измучив Фрументия рев-
ностью, холодностью, капризами и другими женскими
изобретениями, сердилась на него, если среди этих пы-
ток крик боли срывался с его уст или если он в досаде
показывал кулаки или дверь какому-нибудь из своих со-
перников.
Между тем скандальные сцены наших отшельников
взволновали всех рясоносных обитателей Дафни, смот-
ревших на Иоанну, пол и сумасбродства которой ни для
кого более уже не составляли тайны, как на чудовище,
посланное франками, чтобы проглотить православную
церковь. Правда, и до нее многие женщины (ев, Мат-
рена, Пелагея и Макрина) надевали рясы и жили с мо-
нахами. Но вовсе не для того, чтобы есть кур по пят-
ницам и вводить в соблазн священнослужителей.
Среди этого разгневанного стада находились молодые
монахи, старавшиеся оправдать прекрасную германку, но
их голос заглушался воплем общего негодования. Ее
наиболее ярыми противниками сделались некоторые пра-
87

ведники из ордена мегалосхемов, грязные и вонючие,
как все намеревающиеся понравиться одному только
богу, и которые, пожелав» между прочим, понравиться и
Иоанне, были ею отосланы — одни к цирюльнику, дру-
гие в баню. Теперь они мстили ей, бросая в нее
проклятия, луковицы, камни и гнилые яблоки каждый
раз, когда она выходила из кельи.
Таким образом, Иоанна, осаждаемая у себя Фру-
ментием, а извне — общественным мнением, видя, как
охлаждается с каждым днем рвение ее приверженцев
из страха перед анафемой и как увеличивается дер-
зость ее врагов, начала серьезно думать об отъезде»
Восемь лет провела она в Греции и знала все памят-
ники, манускрипты и жителей. Теперь Афины казались
ей такими же безвкусными, как и поцелуи Фрумен-
тия. Кроме того, она горела желанием показать свои
таланты, ум и красоту на более широкой арене- Ей
уже было около тридцати лет* Возраст, когда женщины,
не удовлетворяясь уже свойственными их полу недо-
статками, имеют обыкновение украшать себя еще и
мужскими, заимствуя у них тщеславие, пьянство, вла-
столюбие и другие качества, могущие, по их мнению,
сделать их сердца образцом женского совершенства,
Иоанна не походила на пастушек Овидия, удовлет-
ворявшихся тем, что лишь один Афон слушал их песни
и лишь один ручей отражал их украшенные цветами
головки. Она часто плакала над книгой, размышляя о том,
что ее мудрость остается неведомой и невоспетой в
этом уединенном уголке Аттики. Так плачут молодые
монахини, раздеваясь вечером и с тоской думая, что
один лишь бесплотный невидимый жених видит их бе-
лоснежное тело.
В таком именно состоянии находилась Иоанна,
когда, бродя в един прекрасный вечер у берегов Пирея,
куда отправилась провожать своего друга Никиту, воз-
вращавшегося в Константинополь, она увидела иностран-
ный корабль, входящий в гавань. Корабль был италь-
янский и принадлежал епископу генуэзскому Виль-
гельму Ничтожному*. Он прибыл из Леванта**, где
закупал благовония для господа и одеяния для его слуг.
Иоанна обратилась на латинском языке к матросам и
• Епископ этот — лицо историческое и занимал кафедру в Генуе
с 821 по 860 п
** Современные Сирия и Ливан«— Примеч. ред.
88

узнала, что они отплывают на следующее утро в Рим. Ее
охотно согласились принять на судно вместо бывшего
священника, унесенного волнами в то время, когда он,
по обычаю католиков, стоял в носовой части корабля и
успокаивал бурю, бросая в море освященные куски
хлеба.
Условившись относительно необходимого, Иоанна
вернулась к Фрументию, ожидавшему ее в пещере вблизи
Мунихийского залива, где он приготовил ночлег и ужин.
Погода была сырая, дул сильный ветер и море печально
стонало у подножия пещеры. Молодой бенедиктинец по-
спешил зажечь фонарь, и Иоанна присела, чтобы осу-
шить свое мокрое платье.
Сердце ее, давно уже очерствевшее от тщеславия
и педантизма, слегка защемило при мысли о скорой
разлуке с человеком, с которым она не расставалась
ни на минутку пятнадцать лет. Одно мгновение она
подумала даже о том, не захватить ли его с собой в пред*
стоящие странствования. Но капризная ревность бедного
монаха, разделяющего устарелое мнение, что женщина
должна иметь только одного любовника, как осел одно
седло и народ одного короля, делала его предметом
надоедливым и труднопереносимым. Однако и открыто
проститься с ним не смела Иоанна, опасаясь в этом
пустынном месте его слез или кулаков.
Наконец она решила, что наиболее милосердным и
разумным будет усыпить его перед разлукой, как еврей-
ские палачи, прежде чем распинать свои жертвы на
кресте, усыпляли их опьяняющим напитком. Положив на
колени голову Фрументия, она стала ласкать его во-
лосы пальцами, а лоб — устами, и незлопамятный монах,
столько раз обманутый, оплеванный и обруганный, тотчас
позабыл о неверности, ругани и муках. Одно прикоснове-
ние пальцев Иоанны исцелило все его раны, подобно
тому, как простое возложение руки дореволюционных ко-
ролей Франции излечивало язвы их подданных.
Фрументий в неописуемом восторге не знал, кого
именно из святых благодарить за эту внезапную пере-
мену, так как в своем отчаянии он обращался к ним ко
всем. Наконец Морфей, совершенно покинувший его с
некоторых пор, принял его в свои объятия, и он уснул,
обещая всем существующим святым по тропарю и по
свечке.
Проснувшись на другой день до рассвета, Фрументий
раскрыл объятия, чтобы заключить в них свою подругу,
89

но лишь солому матраца обнял несчастный вместо нее.
Он в ужасе вскочил, протянул руки и начал шарить во
мраке, точно ослепший циклоп, искавший Улисса. Заря
боролась еще с темнотой, когда без шапки, босой он выбе-
жал из пещеры. Но Иоанны и след простыл. Напрасно
обежал он весь холм, прыгая, как кабан, со скалы на
скалу и громогласно взывая: «Иоанна!» Эхо скал вторило
его голосу, как будто жалея его и тоже призывая
беглянку. Даже само солнце взошло в эту минуту, чтобы
помочь ему в мучительных поисках. Но берег был пусты-
нен, и только в море виднелась лодка, быстро сколь-
зившая по волнам Мунихийского залива. В носовой ее
части стояла Иоанна в черной рясе. Может быть» бег-
лянка заметила несчастного, простиравшего к ней руки и
потом бросившегося в море. Но, отвернувшись, она толь-
ко попросила гребцов прибавить ходу. Скоро лодка
была поднята на борт корабля, который тотчас распу-
стил паруса.
Фрументий, обессилевший и потерявший надежду,
был выброшен назад на берег в бессознательном состоя-
нии. Придя в себя, он подумал, что ему приснился страш-
ный сон. Но время шло, солнце высушило одежду, а сон
все не проходил. Одно время он думал утопить его в
море, как Соломон свое горе в вине. Но вода была мелка,
и, кроме того, он боялся ада, где должен был еще долго
ожидать Иоанну. Он обратил укоризненный взор на небо,
но никто не спустился оттуда утешить его, как Бахус
являлся утешать Ариадну. К тому же Фрументий не
был женщиной, и, кто знает, быть может, он, находясь
в таком мрачном настроении, оттолкнул бы самое Таис
или белокурую Магдалину.
С наступлением тьмы Фрументий вернулся в пещеру.
Какую ужасную ночь пришлось провести ему на том
ложе, где еще виднелись очертания прелестного тела
Иоанны. Пятнадцать дней провел он в пещере, не раз
задавая себе вопрос: «На что дан страдальцу свет и
жизнь огорченным душею?»*.
Наконец св. Бонифаций, его постоянный покрови-
тель на небесах, сжалился над ним и пришел на по-
мощь. В один прекрасный вечер, когда Фрументий,
истощив свои жалобы, спал на песке побережья, этот
апостол саксов спустился с небесных высот, разрезал ост-
рым ножом грудь спящего монаха, вложил в образовав-
* Иов, гл. 3, ст, 20.
90

шееся отверстие свои священные перста и, вынув сердце,
опустил его в яму, полную воды, предварительно освя-
щенной им. Пылающее сердце затрепетало в воде, как
карась на сковородке. Когда же оно остыло, святой
положил его на прежнее место и, закрыв рану, отпра-
вился восвояси.
Случалось ли тебе когда-нибудь, читатель, засыпать
с нестерпимым кашлем, вспотеть затем во сне и про-
снуться совершенно здоровым? Ты еше не знаешь, что
наступило исцеление, ты машинально открываешь рот,
готовый заплатить дань проклятому кашлю, и вдруг
радость охватывает тебя — надоедливого зверька нет
больше в горле!
Точно так же и Фрументий, едва открыв глаза, при-
готовился принести обычную долю слез неблагодарной
Иоанне. Но, против всякого ожидания, глаза его остава-
лись сухи, и после многодневного поста добрый бене-
диктинец испытывал скорее желание позавтракать, чем
поплакать. Мимо него в это время проходила молодая
пастушка, неся кувшин молока на голове и связку рыбы
в руках. Фрументий остановил ее и весело позавтракал.
Когда же девушка, получив медную монету и поцеловав
руку монаха, удалялась, напевая тонким свежим голос-
ком, в то время как ветер, играя складками ее платья,
поднимал его до половины икры, Фрументий, смот-
ревший ей вслед, вдруг почувствовал, что кроме Иоанны
существуют еще и другие женщины на земле. Его изле-
чение можно было считать уже законченным.
Таким образом, избавленный, благодаря чуду святого,
от своей бессмысленной страсти и будучи уже ненужным
для нас как герой романа, он становится с этого момента
весьма полезным членом общества, способным заняться
каким угодно ремеслом — сделаться почтальоном, шпио-
ном, депутатом, искателем места или приданого, дер-
жать ноги осужденного при повешении или торговые
книги хиосского купца.
Но в эту эпоху «Господи, помилуй» было самым
лучшим ремеслом, и Фрументий отлично сделал, остав-
шись по-прежнему монахом. Раньше же, чем последовать
за Иоанной в Рим, я хочу немного отдохнуть. Великие
поэты — Гомер и г. Сутсос — писали прекрасные стихи
даже во сне. Но я всегда вытираю мое перо, прежде
чем надеть на голову ночной колпак. Только великим
мужам разрешаются сонные фразы. Нам же, скромным
писакам, такая роскошь непозволительна.
91

Часть IV
Колыбель всех великих людей окружена густым мра-
ком, проникнуть сквозь который рискуют лишь поэты и
баснописцы, зажигая магический фонарь своего вообра-
жения и видя при его свете тысячи бледных или улы-
бающихся призраков. Но когда герой возмужает, когда
цветок превратится в плод, является толпа историков,
держащих в руках блестящий факел критики. При появ-
лении этих сумрачных факелоносцев золотые призраки
фантазии, любящие, как звезды и сорокалетние женщи-
ны, только полумрак, в ужасе бегут прочь. Если же
свет факела становится слишком ярким, часто и сам ге-
рой исчезает для критика, как Гомер исчез для Вольфа и
Иисус для Штрауса,
Иоанна оставалась непоколебимой на своем высоком
посту и не пострадала от ослепительно яркого света.
Но теперь она становится героем историческим, и венки
фантазии, которыми я украшал волосы семнадцатилет-
ней девушки, неуместны для головы, долженствующей
скоро осениться тиарой св. Петра. Вместо того чтобы
черпать материал для рассказа из моей фантазии, как
это я делал до сих пор, я принужден теперь заим-
ствовать его у достопочтенных летописцев. Если же, чи-
татель, ты найдешь эту часть моей книги более скучной,
я буду тебе чрезвычайно благодарен за оказанное
предпочтение.
Потеряв завоеванную мечом вселенную, Рим старался
восстановить всемирное владычество, посылая в свои
бывшие провинции догматы вместо легионов и молчаливо
приготовляя огромную паутину, которая должна была
окутать все нации. Когда наша героиня прибыла в Рим,
пауком в центре этой паутины был св. Лев IV, на-
следник Сергия «Свиное рыло». Почти все высшие са-
новники церкви той эпохи волей или неволей получали
титулы святого. Но этот Лев на самом деле заслужил
его в поте лица- Он нашел останки св. мучеников
Семпрониана, Никостраза и Кастория. Он своим па-
стырским жезлом вызвал, как Нептун, ужасную бурю,
рассеявшую флот сарацинов. Он убил своей молитвой
страшного дракона, обитавшего в церкви св. Люции.
Он многократно отражал нападения неверных и, что
было самым угодным богу делом, устроил в черте пап-
ского двора женский монастырь, где монашествовали са-
мые красивые девушки Рима.
92

Кроме монахинь папа покровительствовал также и
музам. Он был до такой степени очарован мудростью
Иоанны, что назначил ее тотчас же преподавателем
богословия в школе Мартина, где некогда учил св. Ав-
густин,
Иоанна, или, скорее, отец Иоанн (нам кажется, что
женское имя звучит теперь неподходяще) посвятила
первые дни осмотру достопримечательностей вечного го-
рода. Однако тогдашние памятники Рима были далеко
не в таком блестящем состоянии, как в древности.
Учитель лорда Эльгина — Карл Великий по франк-
скому обычаю ограбил древние храмы, чтобы украсить их
колоннами и барельефами Аахенский собор. Что же
касается христианских церквей, построенных предшест-
венниками Льва, то они составляли уродливую, лишенную
стиля смесь римского и восточного искусства, весьма
похожую на тогдашнее христианство Запада, бывшее
бессвязным.
В день приезда Иоанны в Рим около христиан-
ских церквей происходило какое-то странное празднество
в честь древних богов. Толпы пьяных христиан плясали,
пели вакхические песни и, выкрикивая: «Эвоэ!», «Эвоэ!»,
разгоняли друг друга хлыстами, как в праздник Хроноса.
Между тем жрицы Венеры, имея вместо костюма ладан-
ки на шее и бубенцы на ногах, бегали по ярмарке,
предлагая вино и поцелуи танцующим к великому
удивлению новопосвященных римлян, полагавших, что
все эти безобразия входят в состав христианских об-
рядов, подобно тому, как новички, присутствующие на
бурных заседаниях американского парламента, думают,
что удары ногами составляют часть демократических
свобод.
Таковы были люди, которых отец Иоанн должен был
посыпать аттической солью. В первые дни он пробовал
поговорить с ними о догматике, но его слушатели счи-
тали вопрос о физиологии св. Троицы, столь занимав-
ший умы греков, таким же лишним, как и украша-
ющую их подбородки бороду. На Востоке потомки бо-
жественного Платона еще продолжали спорить о сущест-
ве бога. Более практичные наследники Катона смотрели
на богословие лишь как на солидную профессию, от
которой кроме хлеба насущного можно ожидать еписко-
пства, лошадей, любовниц и прочих благ, приобретаемых
только энергией и практическими занятиями.
Итак, вместо того чтобы блуждать в тайнах хри-
93

стианского неба, эти сообразительные люди позаботи-
лись распространить его царство по всей земле, со-
бирая во имя него подати со всех наций. Иоанна, как
женщина умная, скоро поняла вкусы своих учеников.
Стряхнув византийскую идеологию, она спустилась с
неба на землю и стала красноречиво рассуждать о
мирской власти папы, о дарах Карла, о податях, о
золотых облачениях и других модных предметах. Та-
кими беседами ей удалось, наконец, снискать благосклон-
ность слушателей, как Орфею удалось тронуть лирой
даже камни. Не следует думать, что это сравнение
слишком сильно. В то время итальянцы считались у
других наций если не камнями, то, во всяком случае,
ослами, а их соборы — собраниями ослов. Те же не-
многие из обитавших там учителей были присланы
из Ирландии, Шотландии или Галлии, как теперь они
поставляются нам из Германии. Большинство священ-
ников не умели читать, и вместо того, чтобы пропове-
довать с амвона Евангелие, рассказывали верующим сказ-
ки о том, как богородица, желая спасти набожных
монахинь от греха, принимала их образ и вместо них
проводила время с их любовниками. Так же отрекшиеся
от бога, но оставшиеся верными пресвятой деве, с ее
помощью тайком попадали в обитель блаженных, а ми-
лосердная богоматерь доставала набожным любовникам
чудодейственный напиток, которым можно было при-
влечь их возлюбленных,
В этом непроницаемом мраке мудрость нашей ге-
роини сияла, как маяк в тумане безлунной ночи. В мо-
настыре св. Мартина собиралась большая аудитория.
Здесь нередко присутствовал даже сам папа Лев IV, что-
бы послушать этого нового Августина, который, не за-
трагивая ужасных тайн религии, говорил лишь о прият-
ных и полезных вещах, восхваляя добродетели папы и
клеймя византийцев, объясняя теории Аристотеля или
описывая жалкое состояние его потомков. Лекции
отца Иоанна можно было сравнить с гостеприимными
домами Гамбурга, где имелись блюда на любой вкус,
духи для каждого носа и женщины, говорящие ка
всех языках и удовлетворяющие все желания.
Часто героиня наша начинала проповедь судом бо-
жиим и кончала кулинарным искусством. Но в те вре-
мена произведения человеческого мозга не были еще
классифицированы по определенным отраслям, как пре-
ем ыкающиеся по банкам музея. Единственной наукой
94

считалось богословие, имеющее, как Бриарей, сто рук,
охватывающих все в своих объятиях.
Два года уже продолжались лекции Иоанны, и по-
пулярностью она была обязана исключительно своему
уму и красноречию, ибо никто не подозревал тех со-
кровищ, которые скрывались под ее рясой, В Риме все
лица были бриты* а у монахов только нос торчал из-под
капюшона. Постепенно, опьяненная честолюбием, она и
сама почти поверила тому, что превратилась в мужчину,
как Тересий уверовал в свое обращение в женщину.
Фрумснтий был давно забыт, но, с головой поглощен-
ная высшими мечтаниями, она не торопилась выбрать ему
заместителя. Ей снились плащ игумена, мул легата, мит-
ра епископа, а иногда даже золотые туфли папы. Лю-
бовников же она, как умная женщина, отставляла на
задний план, как сладкое приберегается к концу обеда.
Однако вместо того, чтобы предаваться одним лишь
бессмысленным мечтаниями, она днем и ночью неустан-
но работала для своего возвышения, льстя людям власть
имущим, проповедуя и сочиняя гимны Христу и папе
звучными рифмованными стихами, ею впервые введен-
ными в Италии.
Между тем всемирно известный папа Лев, уже старый
и страдающий ревматизмом (с тех пор как, желая
повторить чудо св. Петра, ходившего по воде, получил
неожиданную ванну и потерял митру и часть своего
авторитета), назначил отца Иоанна своим тайным сек-
ретарем. В то время при папском дворе существовало
кроме официальных еще множество тайных долж-
ностей, занимаемых не только высшими сановниками,
но и незначительными слугами, — тайные повара, тай-
ные негры, лакеи, дворники...
Равным образом в Ватикане существовали тайные
двери, лестницы и комнаты, а в них у представителя
Иисуса на земле совершались зачастую и тайные вечери.
Не знаю только, были ли его сотрапезниками апостолы.
Когда наша героиня была впервые введена в приват-
ные покои святого отца, она не смела ступить на
пушистые восточные ковры. Когда же предстала перед
главой христианства, сидящим на троне из слоновой
кости с золотыми украшениями, среди серебряных
корзин, убранных изумрудами, кадил и других драго-
ценностей, то была так поражена блеском, что на минуту
закрыла глаза. Преклонив колено, она поцеловала туфлю
Льва. Он поднял ее с отеческой любовью и проработал
95

вместе с ней до самого вечера. Папа так остался доволен
своим тайным секретарем, что с того дня полюбил его,
как сына.
Окружающие папу кувикуларни, диапиперы, гестиа-
рии, скрипторы, арканим и прочие придворные, гордя-
щиеся тем, что оказывали папе те услуги, которые у
римских императоров исполнялись рабами, роптали сна-
чала на нового фаворита. Но манеры отца Иоанна
были так приветливы и предупредительны, что он скоро
завоевал все сердца, и все обращались к нему, когда
надо было просить что-нибудь у святого отца.
Иоанна же, чужая в Риме и не имеющая ни пле-
мянников, ни ненасытных любовниц, с большой готов-
ностью хлопатала перед папой за своих друзей, число
и благодарность которых возрастали с каждым днем.
Таким образом, тайный секретарь стал вскоре поль-
зоваться огромной популярностью среди окружавших его
бесчисленных просителей.
Однако, заботясь о своих друзьях, Иоанна ничего не
просила для себя, или, вернее, воссылала свои моления
лишь одной божьей матери, горячо прося милосердную
царицу небесную как можно скорее наградить доброде-
тели святого папы Льва, призвав его к лучшей жизни«
Нечестивая и неблагодарная молитва, обращаемая к деве
Марии! Но в Риме верующие были до такой степени
фамильярны с богоматерью, что испрашивали у нее не
только богатства, места, лошадей и славу, но и смерть
врага, богатого родственника, соперника и многие еще
другие вещи, с которыми мы постеснялись бы обра-
титься даже к комиссионеру.
Таким образом, Иоанна следовала только обычаям
страны, обращая к богородице свои тщеславные просьбы.
Однако она не брезговала и покровительством дьявола,
часто прибегая к помощи зловещих тайн средневековой
магии. Удаляясь в развалины древнего храма, она при-
зывала духов мрака, пронзая острой иглой грудь воско-
вого изображения Льва и оставаясь неподвижной, как
луна, которая в таких случаях слушала заклинания
магов с такой же готовностью, как солнце слушало
Иисуса Нави на.
Я не знаю, кто именно — дьявол или богоматерь —
услышал молитвы нашей героини, да и она сама, ве-
роятно, не знала, кого должна была благодарить. Как
бы то ни было, папа Лев вскоре серьезно заболел, и
его положение становилось с каждым днем все тяжелее.
96

Когда врачи истощили все свои средства, а монахи —
все свои призывы к архангелу Михаилу, этому наслед-
нику Эскулапа, когда еврейские маги и арабские астро-
лога тщетно испытывали тайны своих профессий, на
общем совещании епископов было решено перевести
главу христианства в подвальную церковь св. Тивурция
и оставить его там до тех пор, пока святой не
откроет ему во сне подходящее для его излечения ле-
карство.
Несчастного папу положили на носилки, и четыре
сильных монаха перенесли его в подвальную церковь,
где среди зажженных свечей, среди докторов и уныло
поющих священников водворили перед алтарем. Умира-
ющий папа, хотя и носил титул святого, никогда не
отличался особой набожностью, копя сокровища, со-
оружая больше крепостей, чем храмов, и защищаясь
скорее от сарацинов, чем от дьявола. Ему больше всего
подошло бы звание великого короля, чем святого, как
это признает и Вольтер. Если же иногда он был
вынужден творить чудеса, то делал это ради своих глупых
подданных, как Христос — ради маловерных евреев.
Однако болезнь превращает даже львов в зайцев, и
человека, полного скептицизма, — в набожного христи-
анина. Величайший поэт нашего века Байрон, мозг ко-
торого весил 638 драхм*, открыто признается, что,
будучи болен, он после первого кровопускания поверил
в чудеса Моисея, после второго — в воплощение, после
третьего — в безгрешное зачатие, а после четвертого —
жалел, что больше ни во что не осталось поверить.
Точно так же и добрый Лев, быть может, самый
мудрый муж своего века, ожидал от св. Тивурция своего
исцеления* Три дня оставался папа без пищи и недвижим
в надежде на божественный сон. Но страдания не по-
зволяли ему уснуть. После трехдневной агонии он, на-
конец, закрыл глаза и успокоился вечным сном без
сновидений.
Когда после обычных церемоний тело Льва IV, омы-
тое вином и маслом, было предано земле, когда замолкли
колокола и осушились глаза, все духовенство с архие-
реем во главе, императорские послы, вельможи и народ
собрались на площади св. Петра, чтобы избрать нового
папу. В IX веке церемония эта еще не происходила
в таинственном мраке священного собрания. Тогда еще
Около пяти фунтов.
4 Роидис. Па ради с и с
97

не существовало ни конклава, ни кардиналов, запертых в
темных кельях и подающих голос каждый за себя до
тех пор, пока голод не заставлял их прийти к какому-
нибудь соглашению*, и папы избирались под открытым
небом, средь бела дня. Причем вокруг обильно текло вино,
а нередко и кровь, и партии боролись между собой боль-
ше дубинами и камнями, чем доводами,
В то время папы были представителями народа,
как консулы древних римлян, и народу предоставлялись
большие права при избрании своих представителей. Го-
лоса открыто покупались обещаниями золота, вина или
женщин, которые тут же, на площади, бегали полуна-
гими и предлагали свои поцелуи взамен голосов.
Таким образом, смерть папы была настоящим празд-
ником для его подданных, которые, как в наши дни кон-
ституционные народах, не имели другого достояния, кро-
ме своего голоса, дающего при каждом новом избрании
возможность даже носильщикам пожать руку великолеп-
ного вельможи, пить дорогое вино из его золотого кубка
и отдохнуть в объятиях его благоухающей любовницы.
По словам св. Прудентия, есть дни, когда в аду гаснет
вечное пламя и прерываются мучения грешников. Такими
были и остаются посейчас для народа дни выборов —
единственные, когда слуга и господин, глиняный и фар-
форовый сосуды вспоминают, что они братья, сделанные
из одной земли и одним мастером.
Пока весь Рим волновался на площади, героиня
наша, давно уже подготовившая все для своего успеха,
стояла на террасе монастыря св. Мартина, скрестив
руки на груди, и беспокойным взором следила за всеми
перипетиями избирательной борьбы. Много было в тот
год желающих оспаривать тиару. Но четыреста учеников
Иоанны, монахи ее ордена, облагодетельствованные ею
придворные, женщины, восхищающиеся красотой моло-
дого бенедиктинца, старые слуги Льва — все агитиро-
вали только за отца Иоанна, восхваляя перед народом
мудрость, бескорыстие и другие добродетели своего кан-
дидата, который, будучи чужим в Риме и не имея ни
родственников, ни гарема, должен был раздавать бедным
доходы св. Петра, Четыре часа длилась борьба, и за это
время на лице Иоанны сменились все цвета радуги.
* По закону Лионского собора» кардиналы запирались в темные
кельи на все время избрания, В первый день им подавалось два
блюда, во второй — одно, а в остальные — только черный хлеб.
98

Побежденная волнением, она уже опустилась на мра-
морную скамью, с закрытыми глазами ожидая решения
своей судьбы, как вдруг громогласное ликование ее
приверженцев, приветствующих папу Иоанна VIII, выве-
ло ее из этой мучительной летаргии.
Новоизбранный святой отец, не помня себя от радо-
сти, накинул на плечи пурпурную мантию и надел кре-
стоносные сандалии, которые, однако, из ненависти ли к
женским ногам, или вследствие больших размеров,
трижды покинули его, пока он спускался по лестнице
монастыря. Восторженная толпа и мул, весь украшенный
золотом, ожидали папу у дверей. Он тотчас же направил-
ся в Латеран, где воссел на золотой трон и возложил
на голову тройную диадему Рима, Вселенной и Неба.
А в это время в канцелярии строчили манифест об
избрании и раздавалось громкое «ура!» народа.
В этот момент как бы для того, чтобы сделать триумф
еще более блестящим, в Рим въехал английский король
Эфелульф, который пожелал первым поцеловать туфлю
нового папы, делая этим поцелуем свои владения вас-
сальными от святого престола. Одновременно приехали и
константинопольские послы, неся драгоценные подарки
от императора Михаила и указ о передаче Сиракуз.
Наконец-то для Иоанны осуществился сон ее молодости:
она сидела на высоком троне, и вокруг нее сгущались
благоухающие облака фимиама. В неописуемом восторге
смотрела она на коленопреклоненную толпу и, подняв
глаза к небу, шептала: «Лиовва! Лиовва! Благодарю
тебя!»
Церемониймейстер прервал экстаз новопосвященного
папы, пригласив его сесть на низкий стул, называемый
«stercoraria», служивший для главы церкви напомина-
нием о том, что, хотя он и носит тройную корону, тем
не менее подвержен, как самый последний из его поддан-
ных, низменнейшим требованиям природы. Пока Иоанна
сидела на этом стуле, священники пели псалом —
«Господь из праха поднимает бедного» и сжигали соло-
му и сено как символ того, что, подобно этому пламени,
гаснет и проходит слава мирская.
Восемь дней продолжались торжества, лобызания ног
и иллюминация. Но пока ослепшие священники терли
свои губы о сандалии нашей героини, природа восста-
вала против такого осквернения святыни. На второй день
коронования, в самом разгаре лета.улицы Рима покры-
лись снегом, как будто святой город оделся в саван, желая
99

показать этим свое огорчение. Даже в Германии и Фран-
ции появились зловещие знамения: землетрясения по-
шатнули всю империю, в Вресене выпал кровавый
дождь, а в Нормандии — град из мертвой саранчи, тле-
ние которой вызвало убийственную чуму. Совы и вороны,
обитающие на крыше Ватикана, зловеще каркали в тече-
ние трех ночей, как капитолийские гуси при осаде
Рима галлами.
Все эти удивительные явления, о которых упоминают
достоверные летописцы, я привел в оправдание св.
Петра, несправедливо обвиненного еретиками в том, что
он не позаботился защитить чудесами свой оскверненный
престол. Ничем другим, кроме ворон, чумы, крови и зем-
летрясения, апостол не мог протестовать против избра-
ния Иоанны, так как, по словам Сираха, «Super mulie-
rum bonum est Signum»*.
Кроме Иоанны многие женщины надевали меч или
украшались королевским венцом. Но что значат скоро
увядаемые военные лавры или временное царство на зем-
ле в сравнении с папской властью, которой сам бог даро-
вал право владычествовать над душой и телом и кото-
рая поработила всю вселенную? Кто же решится срав-
нивать Семирамиду, Моргану, Орлеанскую Деву или ка-
кую-нибудь другую героиню с нашей? Мы сами не
имеем под рукой подходящего сравнения. Обыкновенно,
если человек чем-нибудь выделяется среди себе подоб-
ных, его можно сравнивать только с животным: с бы-
ком, если он был великим королем, с ослом, если он
был храбрым**, с лисицей, если отличался как дипломат.
Однако мы не знаем, с каким зверем можно сравнить
человека, если ему удалось сделаться папой!
Иоанна в несколько дней отлично научилась пап-
ствовать. Не прошло и недели с тех пор, как она воссела
на святой престол, а все уже могли читать написанное
на ее лбу: «Да не будут у тебя бози иные разве меня».
Ни один папа до нее не протягивал с большей грацией
своей ноги для поцелуев. Как женщина Иоанна давно
уже привыкла к этому/
Равным образом была достойна удивления та лов-
кость, с которой она умела соединять мирскую власть
с духовной — собирая подати во имя Христа сборщиками
■ «Хорошее знамение цыше женщин». — Лат.
** Как известно, Гомер сравнивал Агамемнона с быком, а Аякса
с ослом.
100

и убивая палачами, конфискуя имущество, запирая в
тюрьмы и вообще делая все то, что относится к области
правления. И не подумай, читатель, что мы упоминаем
обо всем этом для того, чтобы упрекнуть нашу ге-
роиню! Напротив, мы хотели лишь сказать, что подобные
действия являлись печальной необходимостью ее поло-
жения, положения, которому Иоанна покорилась со всем
христианским терпением.
Женщины — эта воплощенная смесь любви, предан-
ности, милосердия и всех других добродетелей — в слу-
чае надобности купались в крови, как в душистой ванне.
Весталки, эти монахини древнего Рима, нередко первые
опускали указательный палец, подавая сигнал добить по-
бежденного гладиатора.
Св. Ирина предала смерти множество людей и даже
ослепила своего собственного сына. Скромная же Елиза-
вета английская пускала в дело топор с такой же лег-
костью, как веер.
Папы, однако, поступают так по дарованному им
праву или, вернее даже, по повеленью божьему. Известно,
что св. Петр, проголодавшись, однажды впал в экстаз и
увидел «отверстое небо и сходящий к нему некоторый
сосуд, как бы большое полотно, привязанное за четыре
угла и опускаемое на землю. В нем находились всякие
четвероногие, земные звери, пресмыкающиеся и птицы
небесные. И был глас к нему: «Встань, Петр, заколи
и ешь!» Таково было проявление мирской власти пап,
которые с тех пор закалывали и ели. Желая во всем
подражать апостолу, к стопам которого в оные дни бо-
гатые приносили золото от своих проданных имений,
они под предлогом помощи бедным обращали весь мир
в нищих. Если же в средние века они иногда даже
убивали, то лишь потому, что в те времена вера в буду-
щую жизнь лишала всякого значения настоящую, И папы
не чувствовали угрызений совести, будучи уверенными,
что и апостолы, имей они под руками палачей и дрова,
поступили бы точно так же.
По общему свидетельству историков, Иоанна, по
крайней мере вначале, была хорошим папой. Она сохра-
нила традиции своих предшественников и без устали про-
должала ткать догматическую сеть, предназначенную для
сокрытия неба от глаз набожных христиан. В то время
никому и в голову не приходило усомниться в том, яв-
лялась ли эта папская материя настоящим небесным
сводом. Древние римляне требовали от своих импера-
101

торов хлеба и зрелищ. Их потомки требовали от пап
того же. Разница лишь в том, что место зрелищ за-
няли религиозные торжества.
Наша героиня, или, вернее, святейший папа Иоанн
VIII, молодой и любящий блеск, не скупился на роскошь
религиозных представлений. Днем и ночью дымился
фимиам, горели свечи, звонили колокола и раздавались
восторженные приветствия толпы. Лишь римские матро-
ны жаловались иногда на святого отца, все еще не оправ-
дывавшего их надежд, внушаемых его молодостью и
красотой. Однако они ожидали, что он скоро исправит
свою ошибку и по примеру предшественников предоста-
вит им ключи от своего сердца и денежного шкафа»
Почти два года длилось тщеславное опьянение и
неустанное усердие нашей героини. За это время она
рукоположила четырнадцать епископов, построила пять
церквей, прибавила новую статью в символе веры*, на-
писала три книги против иконоборцев, свергла с престола
императора Лотаря, короновала его наследника Людови-
ка и совершила еще много других достопамятных дел,
о которых с таким восторгом упоминают летописцы.
Те же, кто не желал признавать Иоанну, приписывали
эти события то ее предшественнику, то ее наслед-
нику, а то и совершенно стирали со страниц папской
истории. Подобно этому, сторонники Бурбонов начинали
отсчет царства Людовика XVIII со дня смерти его брата,
пропуская как незначительную подробность лавры и
империю Наполеона. Если бы потомки Людовика одер-
жали верх и если бы им удалось свергнуть все памят-
ники корсиканца и стереть его имя из всех книг, как
это старались сделать католики с Иоанной, кто знает, не
стал ли бы со временем и этот гигант не менее сомни-
тельным и мифическим, чем титаны глубокой древности,
нагромоздившие горы на горы для осады неба? А через
тысячу или две тысячи лет, когда Франция, подобно
Греции, сделалась бы страной воспоминаний, может
быть, какой-нибудь археолог, заинтересовавшись Бона-
партом, как мы Иоанной, сообщил бы своим читателям,
что в темные исторические времена жил отважный че-
ловек, которого одни называют Прометеем, другие Бона-
партом и который, осмелившись посягнуть на власть ко-
ролей, был ими прикован к далекой скале, где ненасыт-
* В эту эпоху распространилось в церквах Рима дополнение ис-
панцев об и схождении святого духа и от сына.
102

ный орел по имени Гудсон беспощадно терзал его
внутренности,.. Однако вернемся к Иоанне.
Высокие общественные посты похожи на горы* Оде-
тые в девственный наряд из пурпурных или золотистых
облаков, они издали кажутся гладкими и веселыми.
Но когда доберешься до их вершин, то колючие кустар-
ники, дикие звери, а в Аттике иногда и бандиты
окружат тебя. Такими же неприятностями одарил нашу
героиню и престол св. Петра. Днем и ночью осаж-
даемая секретарями, льстецами, придворными и другими
ненасытными искателями, окружающими престол, как
вороны труп, она устала, наконец, протягивать ноги для
их низменных поцелуев и с сожалением вспоминала
те золотые дни, когда вместо сандалий протягивала
губы страстным поцелуям Фрументия. Иоанне уже опро-
тивел запах фимиама, и она нередко зевала, священ-
нодействуя, вся покрытая золотом, перед алтарем св.
Петра или благословляя с высот Ватикана Рим и
вселенную.
Дым тщеславия рассеялся, и в ней вновь пробудились
прежние желания. Скука очищает душу женщины, без-
делье же и хороший стол оказывают на страсти такое же
действие, как масло на огонь* Именно поэтому ешптяне
с такой скупостью отпускали своим фараонам хлеб,
мясо и матрацы для ложа, подвергая их для сохране-
ния способности править приблизительно такому же
испытанию, какому англичане подвергают скаковых ло-
шадей.
Но совершенно иначе жили наследники Петра, отды-
хая на лебединых перьях, истребляя гекатомбы ланей
в пирамиды куропаток, а в постные дни кушая кры-
латых рыб, т. е. уток и гусей, икру, устриц, грибы и
другие вещи, заменявшие им яблоки Эдема. Все эти
блага делали нашу героиню образцом конституцион-
ного короля, который, как эпикурейский бог, храпит па
своем высоком троне, подставляя спины подданных нож-
ницам министров. Точно так же, по словам манихеев,
творец отдал мир на произвол дьявола.
Между тем дела Рима шли плохо. Собранные Львом
сокровища превратились в лошадей, процессии, пиры и
пенсии. Казначеи папской казны, уже давно опустошив-
шие ее, не спешили удалиться, подобно Диогену, ко-
торый, выпив вино, заперся потом в бочке. Святейший
Иоанн VIII, бросив на произвол судьбы дела, подданных,
буллы, силлабусы и другие игрушки папской власти,
103

удалился в Остию и там, среди веселой компании без-
бородых священников, проводил беззаботные дни, убаю-
киваемый голубыми волнами Средиземного моря и мело-
диями флейт, скрипок и евнухов, сопровождавших повсю-
ду святого отца.
В то время Иоанна находилась на середине своего
жизненного пути, подобно Данте, когда он встретил в
лесу льва, леопарда и волка. Однако вместо этих зверей
она чувствовала приближение других* не менее страшных
для женщины зол — седых волос и морщин. Ее красота
пела, так сказать, свою лебединую песню. Несмотря на
то, что она съела уже достаточное количество запрет-
ных плодов, ее белые зубы сохранились еще в целости,
а аппетит, так долго заглушаемый тщеславием, начал
снова бушевать в ее груди, оставшейся не менее крепкой
и белой, чем зубы.
Часто, приглашая на роскошный пир своих благо-
образных придворных, она обходила ряды этих рясонос-
ных адонисов, колеблясь, кому именно отдать яблоко,
и еще больше заботясь о том, как сделать это возможно
приличнее. Чудовищность греха мало беспокоила Иоан-
ну, и она не боялась кары небесного судилища, предаю-
щей за минутную слабость вечной геенне и варящей в
одном котле и причинившего горе, и доставившего
удовольствие ближнему.
Будучи женщиной умной и порочной, она не могла
допустить такой нелепой мысли, что бог послал на
землю столько благ только для того, чтобы воздержаться
от них, как подается виноград на английских обедах,
чтобы его не есть. Она боялась лишь скандала, беремен-
ности и злых языков — этих трех аргусов женской
добродетели. Если бы мужчины, как мулы, не могли про-
изводить детей и были немы, как рыбы, дочери Евы не
дали бы им не только вздохнуть, но даже отдохнуть.
Два месяца боролась Иоанна с лукавым. Она сыпала
на постель листья агнуса, принимала по совету Плиния
настойки разных трав, кушала горькие корни по рецепту
св. Иоанна Постника и вообще не пропускала ни одно
средневековое лекарство, чтобы заглушить юные жела-
ния, зреющие в ее сорокалетней груди, как цветы на
развалинах. Но страсть похожа на известь, которая тем
больше разгорается, чем больше ее поливаешь. Предви-
дя неизбежное поражение, она сочла излишним про-
должать далее борьбу. Победитель же был давно уже
выбран. За несколько дней до смерти св. Лев поручил
104

ей своего единственного сына, или племянника (так на-
зывались сыновья пап, особенно если папы были свя-
тыми), — двадцатилетнего юношу, белокурого, как лако-
нийская собака, и такого же преданного новому папе
с тех пор, как Иоанна назначила его своим тайным
камергером — высокий и завидный пост в то время.
Юноша этот звался Флором и спал всегда в со-
седней с апостольской спальней комнате, готовый явить-
ся по первому зову папского колокольчика. Иоанна, как
и древние афиняне, привыкла исполнять безотлагатель-
но свои решения. Но теперь она впервые оказалась
в затруднительном положении, тщетно отыскивая способ
протянуть цдя поцелуя Флора что-либо другое, кроме
своей туфли. Часто глубокой ночью она босая покидала
свое ложе, на цыпочках входила в комнату, где спал
намеченный ею наследник Фрументия, и, заслоняя рукой
свет ночника, часами любовалась спящим юношей. Од-
нажды она осмелилась даже дотронуться губами до лба
почивавшего Флора, но в ужасе убежала, как только
заметила движение его век.
На другой день тайный камергер рассказал своим
товарищам, что ночное привидение, облаченное в узорную
рубашку, посетило его во сне. Но видения, сны и при-
зраки были в то время обыденными явлениями, поэтому
большинство слушателей не только не удивлялось, но
даже зевало при рассказе молодого камергера. Однако
Флор, уверенный, что его видение не принадлежало к
числу обыкновенных, всю следующую ночь дрожал в
своей постели, не смея закрыть глаз.
Все было безмолвно в папской обители, когда вдруг
шум, легкий, как шаги молодой девушки, спешащей
на первое свидание и боящейся девственного эха своих
сандалий, раздался у порога спальни Флора. Дверь от-
ворилась, и призрак на цыпочках направился к кровати.
Флор почувствовал, что пот, холодный, как воды Стикса
(я разумею реку Аркадия, а не реку ада, которая, как
известно, была очень горяча), обливает его тело. Страх
Флора еще более усиливался окружающим мраком, ибо
призрак не испускал лучей света, как это обыкновенно
бывает с ему подобными, и не держал на этот раз фо-
нарь в руке. Лишь угасающий блеск камина позволял раз-
личить белое неопределенное облако, медленно подви-
гающееся к кровати. Облако, призрак, привидение,
Иоанна, наконец, остановилась у постели и, ободряемая
неподвижностью юноши, прикоснулась губами к его ще-
105

ке. Это горячее прикосновение рассеяло в один миг
ужас молодого человека. Придя в себя, он протянул руки,
чтобы поймать привидение, которое еле успело усколь-
знуть, оставив ему половину своей рубашки и прядь во-
лос со своей головы.
Но добрый Флор не мог удовольствоваться такими
трофеями. Его кровь кипела теперь от волнения и лю-
бопытства, а ноги преследовали привидение, удалявшееся
от него большими шагами. Дважды и трижды пробежали
они по комнате, пока привидение не запуталось в склад-
ках разорванной рубашки, или савана, и не упало у от-
крытого окна. Флор снова протянул руки, но вместо ко-
стей, червей, гнили и других классических принадлеж-
ностей призраков его рука встретила гладкую и теплую
кожу, служившую оболочкой живому бьющемуся сердцу.
Он уже протягивал другую руку, но в эту минуту показав-
шаяся из-за облаков луна осветила своим золотистым
блеском лицо и обнаженную грудь святого отца Иоан-
на VIII.
Здесь, любезный читатель, если бы я захотел по-
заимствовать немного сальности у аббата Каста, пре-
подобнейшего Пулки, Рабле или какого-нибудь другого
скромного пастыря, я бы мог приукрасить ею мой рас-
сказ, который рискует сделаться сухим, как евангель-
ская смоковница. Но, не будучи ни богословом, ни
священником, ни даже диаконом, я сомневаюсь, имею
ли я право пачкать свои руки и твой слух* читатель.
В таком же затруднительном положении очутился и ав-
тор «Дон-Жуана», когда после долгого преследования
рука его героя отдохнула, наконец, да обнаженной груди
его третьей или четвертой героини. Не зная, каким
образом прилично изобразить последующие события,
Байрон забросил поэзию и свою поэму и, сделавшись
мизантропом и филэллином, в отчаянии бежал искать
смерти в горах Месолонги.
Но я, описывая настоящую историю, вынужден волей
или неволей сообщить, что после необходимых объясне-
ний дела так продвинулись, что щеки богородицы, ко-
торые забыли покрыть, стали красными от стыда, лицо
св. Петра пожелтело от гнева, образ спасителя упал
и разбился, а ангел-хранитель папы Иоанна VIII, не
подозревавший до сих пор, что привратником рая была
женщина, взмахнул своими крыльями и улетел на не-
беса. Если бы это святотатство совершилось днем, то,
без сомнения, произошло бы затмение солнца. Но так
106

как оно случилось глубокой ночью, то правдивые ле-
тописцы могли нам изобразить только луну, покрывшую-
ся кровавым облаком.
По словам же других, чудо было отложено до следую-
щего утра, когда жители вечного города тщетно ожидали
появления дневного светила. Таким образом, эта ночь
оказалась тройной, как та, в которую Зевс посадил
Геркулеса. Однако я сомневаюсь, чтобы Иоанна нашла
ее длинной, так как ад, огонь и женская любовь никогда
не скажут: «Довольно».
На следующий день после этой тройной ночи, когда
папа Иоанн вышел к своим придворным, лицо его сияло,
уста и руки щедро раздавали благословения и льготы.
Эта папская радость отражалась на лицах придворных,
весело поднявших головы, как орошенные хлеба после
долгой засухи. Глава христианства учредил в этот день
четыре епископства, произвел в священники шестнадцать
дьяконов, прибавил в календаре двух святых, освободил
от виселицы пятерых преступников и от костра двадцать
еретиков, жалея, что не имел сто рук, как Бриарей,
чтобы раздать еще больше милостей. После этого Иоан-
на отправилась в церковь, а потом приняла послов гер-
цога Ансигиза, испрашивающего помощи против сараци-
нов. Но все это делала она совершенно механически.
Глаза ее искали Флора, а мысли порхали вокруг постели,
как пчелы вокруг цветка.
Два месяца провела Иоанна, плавая, как лебедь, в
волнах бесконечных наслаждений и обожаемая любовни-
ком, несмотря на то, что дошла уже до последней
станции жизненного пути, после которой взоры с сожа-
лением обращаются назад. Но Флор находился в том
блаженном возрасте, когда и крапива нам кажется ду-
шистой, и всякая женщина красавицей, когда мы выстав-
ляем на аукцион наши сердца и уста, бросаясь без
страха в первые открывшиеся объятия, как Даниил в
львиную яму, ища воды для утоления нашей жажды и не
обращая внимания, чиста она или полна грязи.
Впрочем, героиня наша, несмотря на свои сорок лет,
ничуть не была отцветшей женщиной, заменив свежесть и
аромат молодости той пикантной округлостью, которая
так нравится безбородым юношам, любящим вверять в
твердые опытные руки вожжи своего сердца. Многие
критики предпочитают Одиссею Илиаде, есть художники,
которым больше нравятся развалины, чем новые по-
стройки, и есть гастрономы, любящие рябчиков с запа-
107

хом. Подобно этому, многие последователи Соломона
утверждают, что только зрелые женщины умеют хорошо
приправить запретный плод. А Петрарка на старости лет
мечтал об идеальной женщине, соединяющей в себе это
искусство с цветущей молодостью, и тщетно обыскивал
сады и леса, надеясь найти эту химеру, которую он
называл «зрелым плодом на цветущем кусте». Но Флор не
дошел еще до того, чтобы мечтать о белых воронах,
и не променял бы свою Иоанну даже на двух двадцатилет-
них девушек.
Между тем лето давно прошло, а святой отец не
торопился вернуться к своему престолу. Последние ли-
стья падали с деревьев, море стонало и волки спускались
с гор, но наши любовники оставались веселыми и иг-
ривыми, как весенние перепела. Многие философы ста-
рались установить, чем именно человек отличается от
животного. Евреи утверждали, что разницы не существу-
ет вовсе, христиане — что у человека бессмертная душа,
философы — что он мыслит, и Аристотель — что он чи-
хает чаще других животных.
Мне, однако, кажется, что лучшее определение дал
Сократ, заметив, что люди превосходят животных тем,
что могут делать круглый год то, что эти последние дела-
ют только весной. Юпитер, желая как-нибудь оправдать
свои огромные супружеские требования, приказывал
распускаться цветам каждый раз, когда надо было «по-
говорить» с Юноной, сваливая таким образом вину на
влияние весны.
Иоанна же, не будучи в состоянии повторять чудо
олимпийского бога, заменяла дровами и свечами лучи
весеннего солнца, благовониями — запах цветов, песня-
ми и флейтами — пение птиц. Пиры, кости, обезьяны,
скоморохи и другие увеселения средних веков сменяли
друг друга в папском дворце, и нередко, по словам лето-
писцев, раздавались там вакхические песни и топот ног
танцующих. Какой-то персидский царь — Кир, Камбиз
или Хозрой, в точности не помню, кто именно, — обе-
щал щедрую награду тому, кто изобретет новое на-
слаждение. Что же касается меня, я довольствовался
бы существующими с сотворения Адама, но беда только
в том, что и они недолговечны! Сладкий кубок усколь-
зает из наших рук раньше, чем мы успели утолить жажду.
Или же содержащийся в нем божественный нектар пре-
вращается в уксус, и тогда мы сами с омерзением
отворачиваем губы. С нашей героиней произошло нечто
108

иное. В то время как она на всех парусах неслась по
морю наслаждения, ужасный подводный камень, тот ка-
мень, которого она давно перестала бояться, встретился
ей на пути.
Десятилетнее сожительство с Фрументием и его со-
перниками убедило ее, что ей можно сколько угодно вку-
шать запретных яблок, не опасаясь дурных последствий.
А так как она давно не открывала священное писание,
то совершенно забыла, что почти все библейские ге-
роини — Сара, Рахиль, Ревекка и другие — оставались
бездетными до преклонных лет и только потом произ-
водили на свет патриархов и пророков. Поэтому она была
чрезвычайно удивлена, когда симптомы, описываемые в
четвертой книге Аристотеля, предупредили ее, как ангел
мать Сампсона, что всевышний, наконец, благословил ее
утробу. Однако еврейка была на верху блаженства,
когда впервые почувствовала в себе ребенка. Иоанна же,
полная смущения, уронила стакан и, пока сотрапезники
аплодаровали, провозглашая пролитое вино счастливым
предзнаменованием, убежала в свою спальню и горько
заплакала.
Все уже давно крепко спали в папском дворце, и
лишь Иоанна, подперев руками голову, как св. Петр после
отречения от Христа, еще бодрствовала, тщетно отыски-
вая способы избежать угрожающего ей несчастья. То
она думала бросить Рим и ключи царства небесного и
убежать с Флором в неведомый уголок земного шара, то
удалить лекарствами и заклинаниями поселившегося в
ее утробе непрошеного гостя.
Но оба проекта были трудноосуществимы, так как ей
не хотелось ни лишиться апостольского престола, ни
подвергнуть свою жизнь опасности. Другого исхода она
не находила. Голова ее была тяжела, в ушах звенело,
перед глазами прыгали искры, — словом, она испытывала
все то, что стагирский философ* считал верными при-
знаками беременности.
Внезапно шум крыльев долетел до ее слуха. Иоанна
подняла голову и увидела перед собой белокрылого
юношу, облаченного в сверкающую одежду, с радугой на
голове, держащего красную свечу в правой руке и кубок в
левой. Наша героиня, видевшая ангелов только на кар-
тинках, смутилась до такой степени, что даже не встала
для приветствия гостя и не подумала предложить ему
Город Стагир во Фракии был местом рождения Аристотеля.
109

стул- Между тем небесный посланник, скрестив крылья
и встряхнув золотистыми кудрями, сказал, устремляя ог-
ненный взор на несчастную папессу: «Иоанна! Свеча
эта предвещает тебе вечное пламя в наказание за твои
j рсхи, а кубок — безвременную смерть и позор на земле.
Выбирай между ними».
Слова ангела в высшей степени озадачили нашу
бедную героиню. Долгое время оставалась она в нереши-
тельности, как Давид, когда ему предстояло выбрать
между голодом, чумой и войной. Страх смерти и ужас
ада боролись в груди несчастной Иоанны, как Исав и Иа-
ков в утробе Ревекки*. Сначала она протянула руку к
пылающей свече, жертвуя будущей жизнью ради на-
стоящей. Но духи тьмы захохотали так зловеще и такая
грусть омрачила чело ангела, что она, раскаявшись, пе-
ременила решение и, взяв кубок смерти и позора, опо-
рожнила его до дна.
Вот что рассказывают добрые летописцы, любез-
ный читатель. Теперь, если ты принадлежишь к школе,
объясняющей чудеса писания естественными причинами,
как Платон чудеса мифологии, и утверждающей, что
ангел, вручивший пресвятой деве лилию, был переодетым
солдатом и что Лазарь крепко спал, когда его воскресил
Христос, если ты принадлежишь, повторяю я7 к этой
школе, то можешь предположить, что либо и Иоанна ви-
дела ангела во сне, либо что какой-нибудь шутник дьякон,
открывший ее тайну, укргеил себя перьями, чтобы на-
пугать.
Если же ты предпочитаешь систему Штрауса, кото-
рый, вместо того, чтобы тратить время на объяснение
необъяснимых вопросов, нашел лучшим назвать еван-
гельские чудеса сказками, то можешь считать и видение
кашей героини простой выдумкой ее рясоносных биогра-
фов.
Что же касается меня, то я не принадлежу ни к той,
ни к другой школе. Я предпочитаю верить в то, что чи-
тал, потому что, по словам Соломона, «незлобивый ве-
рит всякому слову».
Когда на следующий день Флор вошел в папскую
спальню, он нашел святого отца лежащим на полу в
припадке ужасных судорог. Напрасно несчастный юноша
старался, как новый Пигмалион, согреть своими устами
окаменевшую от страха подругу. 15 дней Иоанна остава-
• Бытие, гл. 25, ст. 22.
по

лась в постели, борясь со смертью, и когда после долгой
агонии она, наконец, встала, то сейчас же поспешила
вернуться в Рим, заперлась там в своей молельне, закрыв
доступ не только придворным, но даже солнечным лучам.
Здесь, осаждаемая днем и ночью страшными видения-
ми, как Саул после посещения тени Самуила, она в ко-
роткое время превратилась в тень прежней Иоанны. Со-
зерцание небесных жителей никогда не приводило к доб-
ру несчастных смертных. Семела воспламенилась от
лучей Юпитера, преподобный Никон остался одногла-
зым, увидав лучезарную красоту богоматери, св. Павел
ослеп от блеска Христа, и Захария онемел после явления
к нему ангела. Именно поэтому евреи так боялись при-
видений и, ложась спать, каждый вечер молили всевыш-
него защитить их «от тех ужасных существ, что бродят
во мраке».
Пока обитатели иного мира пугали несчастного папу,
другие враги, еще более страшные, угрожали его власти,
и недовольство римлян росло с каждым днем. Италь-
янцы того времени не походили на теперешние консти-
туционные народы, которые смотрят на королей как на
простые архитектурные украшения, устанавливаемые на
вершине политических зданий, как статуи на крышах хра-
мов. Мало занимаясь изысканиями значений некоторых
синонимов, они не установили еще разницы между сло-
вами «царствовать» и «управлять», а требовали от своих
владык правления, как требуют от повара умения гото-
вить.
Видя кассы пустыми, церкви умолкшими, сарацинов
грабящими побережье и бандитов разбойничающими у
самых ворот вечного города, добрые римляне вначале с
удивлением, потом с нетерпением и, наконец, с гневом
задавали вопросы, что делает святой отец и почему,
окруженный столькими врагами, он оставляет в ножнах
свое мирское и духовное оружие? Набожные люди жа-
ловались на то, что им больше не раздаются благослове-
ния; нищие — на то, что их лишили насущной чече-
вицы; фанатики со слезами на глазах упоминали о том,
что прошло уже шесть месяцев с тех пор, как был сож-
жен последний еретик или колдун; а хромые, беснова-
тые и паралитики упрекали папу за то, что он перестал
творить чудеса.
Но самыми лютыми врагами святого отца были свя-
щенники без прихода, игумены без монастыря, канцлеры
и кондоставлы, для которых не было больше места при
П1

дворе, паразиты» изгнанные из папской кухни, и больше
всех — комиссионеры и цирюльники, недоумевающие,
почему им закрыт вход во дворец вопреки обычаям,
требовавшим от пап бритья и гинекократии. Лица эти,
многократно, но тщетно предлагавшие свою преданность,
услуги, бритвы и пансионерок, полные отчаяния, пре-
вратились, наконец» в ярых революционеров. Не получив
ложки для черпания из котла папской щедрости, они
старались теперь опрокинуть самый котел, как индусы
рубят высокие деревья, желая достать их плоды.
Сама природа в тот год была настроена револю-
ционно» Воды Тибра поднялись на необычайную высоту,
причинив большие разрушения; цветы, несмотря на сере-
дину мая, забыли распуститься, а вишни созреть; птицы
сидели на ветвях мрачные и молчаливые, как набожные
петуха Иерусалима на страстной неделе**
Но наибольшую тревогу римлян вызывали тучи са-
ранчи, такие густые, что в течение восьми дней они зат-
мевали солнечные лучи, а звук, производимый их крыль-
ями, походил на шум многих колесниц, мчавшихся на
битву**. Эти ужасные животные имели шесть крыльев,
восемь ног, длинные, как у женщин, волосы и острые,
как у скорпионов, хвосты. Не знаю, является ли это
описание историческим, или добрые летописцы позаим-
ствовали его из Откровения, как евангелисты заимство-
вали Новый завет у Ветхого. Как бы там ни было, са-
ранча была такая жадная, что, истребив хлеба и деревья,
она врывалась в дома и церкви, уничтожая просфоры и
восковые свечи алтарей. Пожрав и это, насекомые стали
истреблять друг друга, затеяв в воздухе такое свирепое
сражение, что трупы их падали гуще осеннего града и
ни один римлянин не смел выходить в те дни без зонтика
или каски.
Это последнее бедствие переполнило чашу терпения
верующих, и накопившиеся страсти разразились неудер-
жимо, как воды их разлившейся реки.
Уверенные, что один знак папы может рассеять этих
ужасных животных, они в отчаянии спрашивали друг
друга, почему наместник Христа на земле оставляет свои
всемогущие руки в карманах рясы и своих вериопод-
* Итальянский путешественник Доминик Ласси рассказывает о
греческих монахах Палестины, которые утверждают, что на страстной
неделе монастырские домэшние птицы делаются мрачными и молча-
ливыми, а некоторые даже отказываются от пищи.
** Откровение Иоанна Богослова, гл. 9, ст. 9.
112

данных на произвол саранчи. Уже упомянутая выше поч-
тенная часть оппозиции раздувала ноздри и жадно об-
нюхивала приближающуюся бурю. Наконец в удобную
минуту она сформировала в фаланги и роты римскую
чернь и повела эту неистовую орду под окна Ватикана.
При виде взбесившейся толпы стражники поспешили
укрыться за воротами, а придворные начали целовать
и обнимать кресты и иконы, как девы Фив идолов
Акрополя, когда семь стратегов угрожали городу. Один
лишь Флор, давно лишенный своей возлюбленной и
постоянно бродивший около закрытой двери молельни,
обрадовался случаю, дающему ему, наконец, возмож-
ность перешагнуть запретный порог. Несчастная Иоанна
сидела на скамейке, бросая беспокойные взоры на свой
живот, откуда ожидала исхождения не святого духа,
а гибели и позора. После долгих убеждений она со-
гласилась, наконец, появиться перед своими поддаными
для усмирения бури.
Когда бледное и изменившееся лицо папы мелькнуло
в окне, освещаемом слабым лучом солнца, с трудом
проникшим сквозь тучи саранчи, многие мятежники,
охваченные невольным уважением, низко склонили го-
ловы, подобно тому, как склонились знамена римских
солдат, когда Христа вели к Пилату. Но вместе с тем
много нечестивых рук поднялось кверху, потрясая кам-
нями и гнилыми яблоками, много фарисейских уст осы-
пало оскорблениями и проклятиями несчастного наслед-
ника св. Петра.
Глава католической церкви, протянув руку, чтобы
попросить слова, объявил, что на следующий день, когда
начинались празднества Rogarions, будет торжественный
крестный ход, и тогда он предаст анафеме саранчу.
Пока же, услышала толпа, он предаст анафеме тех, кто
не разойдется сейчас же по домам. Обещание папы тот-
час рассеяло тревогу и укротило гнев добрых римлян,
восстания которых стали походить на бури Мраморного
моря, успокаиваемые, по словам Аристотеля, лишь не-
сколькими каплями масла.
На следующий день с раннего утра все зашевелилось
во дворце. Архиереи приготовляли свои золотые одеяния,
конюхи чистили лошадей, дьяконы терли дискосы, а
толпа праздношатающихся на площади тоже потирала
руки от удовольствия. Торжество обещало быть гран-
диозным, так как к Rogarions прибавлялось еще преда-
ние анафеме саранчи. В тот золотой век веры цер-
113

ковному отлучению подвергались не только грешные
люди, но также различные вредные твари — крысы, во-
роны, кабаны, черви, гусеницы и даже блохи, как только
они осмеливались пожирать овощи и беспокоить сон ве-
рующих. Неимоверное количество и дерзость саранчи де-
лали из этого предания анафеме страшное и официальное
торжество, на которое спешили попасть все набожные
христиане Рима и его окрестностей.
Пока придворные весело и шумно толпились в залах
и коридорах Ватикана, Иоанна со слезами прощалась со
своим любовником. Злополучная героиня наша провела
по обыкновению бессонную ночь в своей часовне. Она то
совершенно падала духом, то примеряла папские одея-
ния, стараясь найти такое, которое бы лучше скрыло
округлость ее живота. Страшные слова небесного послан-
ника звенели в ушах, и бедная Иоанна, утратившая после
появления ангела всю силу своей философии, с ужасом
вспоминала о весах, которыми архангел Михаил взвеши-
вает души на том свете, о хлысте дьявола, котлах,
углях, цепях и других атрибутах средневекового ада. За-
тем она вспоминала разные учения: метемпсихоз —
переселение душ на луну, и, наконец, ужасные бед-
ствия — землетрясения, саранчу, проказу и чуму- Все это
приводило ее лишь к одному заключению — если бог все-
могущ, он нехорошо поступил, наполнив этот мир муками
и горестями, а загробный — злыми духами.
Торопясь окончить мой рассказ, я вынужден пропус-
тить еще много других дум, которые теснились в ту ночь
в воспаленном мозгу Иоанны. Если бы я был поэтом,
я мог бы сказать, что мой Пегас почуял конюшню и,
помимо моей воли, уносит меня домой. Но, будучи
прозаиком, я тем более имею право заявить, что после
стольких скитаний устал и стремлюсь к отдыху, т. е. к
окончанию этой драмы.
Добрый Флор, видя бледность и беспокойство своей
подруги, всеми силами старался удержать ее, умоляя со
слезами на глазах отложить крестный ход. Но, выбрав ча-
шу, Иоанна должна была осушить ее до дна. Впрочем,
отступление было уже невозможно. Нетерпеливая толпа,
собравшаяся под окнами дворца, стучала ногами, свечи
были зажжены, колокола звенели и обильно дымился
фимиам. Папа, возложив тиару на голову и взяв в руки
пастырский жезл, вырвался, наконец, из объятий своего
тайного секретаря, полный самых мрачных предчувствий.
Когда глава церкви появился на площади перед Ва-
114

тика ном, он увидел более двадцати тысяч римлян, со-
бравшихся там в ожидании крестного хода. Папа сел на
приготовленного мула, и бесконечная человеческая змея
начала развивать свои кольца, медленно двигаясь к церк-
ви св. Иоанна. Во главе процессии шли знаменосцы,
высоко поднимая кресты и иконы святых. За ними сле-
довали архиереи в пурпурных мантиях, сопровождаемые
игуменами и монахами, которые шли босиком, низко
опустив свои покрытые пеплом головы. Потом следовали
монахини и дьяконессы под знаменем св. Маркеллина,
замужние женщины и, наконец, девушки в белых нарядах
и с распущенными волосами. Лица этих последних были
полны печали, так как саранча не оставила ни роз, ни
нарциссов, которыми в те цветущие времена веры они
украшали обыкновенно грудь и голову во время крестных
ходов.
Низшее духовенство, солдаты и чернь шли послед-
ними, а за ними следовала толпа виноторговцев и
других разносчиков, согревающих набожность верующих
пивом, медом и настойками айвы. Необозримая толпа
пела гимны Иисусу Христу и св. Петру. Но так как среди
нее были новообращенные сарацины, германцы, бенедик-
тинцы, греческие монахи, английские богословы и мно-
жество других иностранцев, не успевших еще изучить
латынь и поющих псалмы каждый на своем языке, то
получалась ужасная какофония, которую набожный Ша-
тобриан непременно назвал бы самой гармонич-
ной симфонией всех наций, прославляющих Хри-
ста.
Крестный ход, миновав форум Траяна и амфитеатр
Флавия, остановился, наконец, на площади Латерана.
Жара и пыль в тот день были так невыносимы, что,
по словам летописцев, сам дьявол готов был бы оку-
нуться в священную воду, а трупы саранчи зловеще
скрипели под ногами пилигримов и ослов. Все это уве-
личивало страдания бедной Иоанны, еле державшейся
на своем муле. С некоторых пор она чувствовала раз-
дирающую боль в животе и дважды споткнулась, под-
нимаясь по ступеням великолепного трона, сооружен-
ного посреди площади, чтобы с его высот предать ана-
феме саранчу. Святой отец, опустив лавровые листья в
освященную воду, брызнул ею по направлению к востоку,
западу, северу и югу. Потом он взял распятие из слоно-
вой кости и поднял его, чтобы окрестить испорченную
саранчой атмосферу. Внезапно святой крест падает из
115

рук Иоанны, и она сама, изможденная и полумертвая,
склоняется к подножию своего престола.
При виде этой картины толпа верующих, жавшихся
друг к другу, как бараны, сразу подняла головы. Под-
держивающие шлейф папской мантии поспешили на по-
мощь к главе церкви, с ужасными стонами корчившему-
ся в пыли, как разрезанная пополам змея. Одни гово-
рили, что святой отец наступил на мандрагору, другие —
что скорпион укусил его священную ногу» а третьи ут-
верждали, что он съел ядовитых грибов. Но большинство
уверяло, что в него вселились бесы, и морготский епис-
коп, самый великий заклинатель своего времени, поспе-
шил окропить папу освященной водой, повелевая лука-
вому духу выбрать себе другую обитель. Взоры всех были
устремлены на мертвенно бледное лицо папы в ожидании
увидеть нечистый дух, исходящий по обыкновению изо
рта или ушей. Но вдруг, вместо врага человеческого,
из под подола главы христианства появился недоношен-
ный мертвый ребенок. Священники, поддерживающие
папу, в ужасе отскочили от него, осеняя себя крестным
знамением и испуская дикие вопли, между тем как круг
любопытных становился все теснее. Женщины взбира-
лись на спины мужчин, верховые привставали в седлах, а
дьяконы употребляли вместо дубин знамена и кресты,
чтобы пробить себе дорогу сквозь толпу. Несколько
прелатов, всей душой преданных святому престолу, хо-
тели превратить ярость толпы в религиозный восторг,
крича громким голосом: «Чудо!» и приглашая верующих
преклонить колени. Но «чудо» было неслыханное, и ему
подобного еще не встречалось в летописях христианской
тавматургии. Так что слабые голоса добрых иереев были
заглушены воплями озверевшей толпы, топающей нога-
ми, плюющей и требующей бросить в Тибр папессу и
папенка. Флор, которому удалось пробраться сквозь
толпу, поддерживал в своих объятиях несчастную Иоан-
ну, слабеющую все более и более. Наконец, подняв в
последний раз угасающий взор к небу, как бы напоминая
ему, что осушила чашу до дна, она испустила дух,
бормоча слова Исайи: «Свои щеки я подставила для
пощечин и не отвернула лица своего от позора и плевков*.
Когда эта грешная душа покинула свою бренную
оболочку, стая демонов вышла из бездны, чтобы захва-
тить добычу, которую они давно уже считали своей
неотъемлемой собственностью. Но одновременно с этим с
небес спустился сонм ангелов, утверждая, что ее рас-
Пб

каяпие уничтожило все права духов тьмы. Но демонов
нелегко было переубедить. Аргументам ангелов они про-
тивопоставили свои рога, ангелы обнажили мечи, и заки-
пел бой — кровавый бой! Сражение духов было в самом
разгаре, их оружия бряцали, словно сталкивающиеся
между собою облака, и кровавый дождь начал накра-
пывать на головы собравшихся на площади верующих.
Вдруг ангел, являвшийся Иоанне во сне, пролетел сквозь
ряды борцов, взял ее жалкую душу и перенес ее... в
чистилище, вероятно.
Такие чудеса, читатель, рассказывают не четыре ры-
бака, а больше четырехсот почтенных летописцев в
рясах, и перед этой внушительной массой достоверней-
ших свидетелей нам остается лишь с благоговением
преклонить голову, повторяя слова св. Тертуллиана:
«Мы верим им потому, что они невероятны».
Тело бедной Иоанны с ребенком было похоронено
там, где она испустила свое последнее дыхание и где
впоследствии была воздвигнута статуя, изображающая
рожающую женщину. Флор сделался отшельником, на-
божные же пилигриммы, чтобы не осквернять своих
сандалий, ступая по следам святотатственной папессы,
с тех пор другим путем отправляются в Латеран.

А. Парадисис
Жизнь
и
деятель-
ность
Балтазара
Коссы
ПАПА ИОАНН XXIII
РОМАН

ОТ АВТОРА
Когда осенью 1958 года кардинал Ронкалли был избран кол-
легией карддпалов на папский престол и стал главой западной
церкви, он принял имя Иоанна (под этим именем с цифрой ХХШ он
вошел в историю). Но немногие, вероятно, знают, что задолго до
наших дней уже существовал папа с таким же именем — «Иоанн
ххпь.
Можно ли считать случившееся результатом неосведомленности?
Конечно, нет. Всем компетентным лицам, близким к святому престо-
лу, хорошо известно, что в летописях Ватикана под именем Иоанна
фигурируют двадцать три папы, исключая нынешнего.
Почему же тогда последний святейший решил именовать себя
«Иоанном ХХШ» а не «Иоанном XXIV», почему присвоил имя своего
предшественника, папы Иоанна ХХШ, который жил почти 550 лет
назад, будто его и вовсе не существовало?
Известно, что первый Иоанн ХХШ был отстранен от престола,
известно, что в конце концов он и сам вьпгужден был от него от-
речься, но до отстранения в течение пяти лет его признавали
папой, главой западного христианства. Это он созвал Констан-
це кий собор и председательствовал на нем. Его признавали папой на-
роды Запада, Севера, Центральной и Восточной Европы (Польша),
германский император и правители Италии. Иоанн ХХШ воевал
с могущественными монархами и предавал их анафеме.
Как же могло случиться, что после пятилетнего пребывания
на папском престоле, отстранения от престола и еще четырех лет
жизни в сане кардинала Иоанна ХХШ пытаются представить «не-
существующим»? Ссылаются на то, что он ошибочно причислялся к
папам, что он был избран противозаконно. Однако если стать па
эту точку зрения, то и его предшественник папа Александр V (Петр
Филарг с острова Крит) тоже был незаконным, так как его избирал
тот же конклав, те же кардиналы, которые избрали Иоанна ХХШ.
Почему же тогда Родриго Борджиа почти через столетие после
правления «незаконного» Александра V назвали Александром VI, по-
челгу последующие два папы — Фабио Киджи и Петр Оттобони —
называли себя соответственно Александром VII и Александром VIII?
Почему раньше избрание Александра V и Иоанна ХХШ было при-
знанным и только теперь объявляется незаконным? Не ошибались
ли в своих суждениях папы, предшественники нынешнего Иоанна
ХХШ? А если они не ошибались, то как и когда возникла версия о
<■ неза кошюс ти »?
Должно быть, только в 1958 году! Потому что только одна кни-
га — «Перечень пап», изданная в это время, вычеркнула первого
Иоанна ХХШ. Все остальные книги по истории католической церкви,
авторы которых известны как верные приверженцы католицизма —
такие, как Флери, Алъцог, аббат Мурре, философ пастор Эймар, —
повествуя о событиях, происходивших 550 лет назад, упоминают папу
Иоанна ХХШ. Один из старейших историков католической церкви,
Камилло да Виореджо, в предисловии к своей книге «История папства*
119

пишет: «Со дня смерти Иисуса Христа до настоящего года (1740) были
избраны законно двести сорок шесть пап*. И считает Александра V две-
сти пятым, а Иоанна ХХШ —двести шестым.
В истории уже известен один Иоанн ХХШ — это первый Иоанн
ХХШ, и всякая попытка предать его забвению обречена па неудачу.
Невозможно абсолютно уничтожить следы бурной жизни и деятель-
ности этой пресловутой, пользующейся скандальной известностью
личности, сумевшей пробраться на папский престол и в течение пяти
лет затгмать его, влиять на ход исторических событий.
Если же подобная попытка окажется успешной, то следует тогда
зачеркнуть тысячи других не менее постыдных событий в истории
западпой церкви.

ВВЕДЕНИЕ
История, которая будет нами изложена, настолько по-
разительна, что у большинства читателей справедливо
возникнет вопрос: неужели такие дела могли вершить
корифеи церкви? Описываемые события в большинстве
покажутся невероятными, даже если предположить, что
их совершали люди, являвшиеся подонками общества.
Но в том, что история эта достоверна, что факты,
изложенные здесь, действительно имели место, самых
недоверчивых читателей смогут убедить цитируемые от-
рывки из трудов историков церкви, современников нашего
героя (Иоанна XXIII) и живших после него, а также
цитаты из источников настоящего времени.
Даже теперь, когда люди читают немало историче-
ских книг, некоторые события кажутся неправдоподоб-
ными, остаются непонятными и неразгаданными. Исто-
рия раскрывает такие таинственные и страшные факты,
по сравнению с которыми даже самая богатая фантазия
романиста кажется детской забавой.
Для того чтобы помочь читателю разобраться в со-
бытиях, излагаемых ниже, мы в этом введении коротко
расскажем о событиях, происшедших до того, как Иоанн
ХХШ — первый Иоанн XXIII — завладел «престолом
апостола Петра». Перед вами, как на киноленте, про-
мелькнут образы многих «преемников апостола Петра»
такими, как их представили нам их современники и
известные историки католической церкви.
♦ * *
Так как галерея предшественников нашего героя
очень обширна, мы ограничимся показом лишь некото-
рых из них. Мы извлечем эти образы из той эпохи,
когда произошел раскол между западной и восточной
церковью.
Эймар, специалист по истории католической церкви,
пишет: «Папа Адриан II был женат и имел дочь. Один
из высокопоставленных церковников, видная фигура при
121

папском дворе, желая породниться с папой, попросил ру-
ку его дочери для своего сына. Папа отказал ему. Оскор-
бленный священнослужитель решил отомстить, похитил
жену и дочь папы и убил их. Адриан II сумел разыскать
и поймать преступника. Преступник был задушен в пап-
ской тюрьме».
Следующий папа, Иоанн VIII, на протяжении всех лет
своего правления вел борьбу с умным и хитрым иерар-
хом церкви епископом портоским Формозом, который
был известен тем, что посредством интриг и подкупа
пытался отколоть от восточной церкви отдельные епар-
хии и страны.
Деятельность его была довольно успешной, ему едва
не удалось присоединить к западной церкви Болгарию и
объявить себя ее патриархом* Бороться с Формозом
было тем более трудно, что на его стороне был народ
Рима. Папа был вынужден бежать во Флоренцию. Но ему
обманом удалось заманить к себе Формоза, и он возил его
за собой из города в город до тех пор, пока не кончилось
восстание в Риме.
Но, возвратившись в Рим, папа вскоре был убит сво-
ими родственниками, которые проникли во дворец, пы-
таясь овладеть сокровищами, хранившимися там. Они
заставили папу принять сильный яд. Яд не подействовал.
Тогда родственники решили расправиться с папой по-
иному. Один из них молотком пробил ему череп.
Так описывает смерть Иоанна VIII историк Карл
Иозеф фон Хефеле в своем труде «История соборов».
Кардинал Бароний, перерывший все архивы Ватикана
при написании своей многотомной «Церковной летописи
от рождества Христова до 1198 года», рассказывая
об этой эпохе, убедительно просит читателей не ругать
его, если у них волосы встанут дыбом от ужаса при
чтении его труда. «Но я обязан, — пишет он, — рассказать
несчастным христианам о страшных кощунствах слу-
жителей церкви, позорящих святыню». И добавляет из
Даниила: «И ныне услыши, Боже наш, молитву раба
Твоего и моление его и воззри светлым лицем Твоим
на опустошенное святилище Твое...» В заключение кар-
динал говорит: «Неисчислимые бедствия, которые при-
чинили народу чудовищные скоты, сидевшие на святом
престоле, покрыли его вечным позором».
Не отстал от своих предшественников и Адриан Ш.
За короткий срок своего пребывания на папском престоле
он тоже сумел кое-что сделать. Так, например, он аре-
122

стовал одного из приверженцев Формоза и выколол ему
глаза [52]*-
Следующий папа, Формоз, человек умный и ловкий,
умело и гибко проводил свою политику. Он союзничал то
с одним, то с другим правителем или порывал с ними,
если того требовали обстоятельства. Но успех его был
кратковременным. Его бывшие союзники быстро поняли,
что он обманывает их одного за другим, и в конце концов
все стали его врагами. Кроме того, им были недовольны
и народные массы Рима. Папа увидел, что он остался
один. От страха его разбил паралич, и он умер.
После его смерти на папский престол был избран
Стефан VI, ярый противник Формоза. Первое, что он
сделал, заняв престол, — это созвал Высший церковный
суд, чтобы судить умершего папу Формоза. Стефан
VI приказал вырыть труп своего предшественника из
могилы и принести его во дворец. Зловонный труп (он
уже около двадцати дней пролежал в земле) доставили
новому папе, прикрыли папским облачением, и начался
суд.
— Почему ты согласился оставить епископство в
Порто и сесть на римский престол? Разве ты не обещал
папе Иоанну VIII не покидать Порто и не соглашаться
на это предложение? — спрашивали судьи-епископы. —
Не ты ли клятвенно заверял святейшего, что скорее во-
обще откажешься от служения церкви [104]?
Так как мертвец не защищался и не оправдывался,
его осудили на отстранение от престола. Стефан VI при-
казал снять с него папское облачение. Затем мертвеца
подвергли еще одному наказанию: палач ножом отсек ему
три пальца на правой руке.
— А теперь бросьте его в Тибр, — приказал папа.
Приказ был выполнен.
Кремонский епископ Лиутпрандт в своих трудах
также описывает это событие (о нем писали почти все
историки католической церкви) и далее говорит. «Рыба-
ки, которые тащили труп к реке, проходя мимо собора
святого Петра, увидели чудо: святые на иконах склонили
головы в знак уважения к истерзанному трупу бывшего
папы».
Жители Рима, возмущенные тиранией папы Стефа-
на VI, восстали, схватили папу, бросили в тюрьму и од-
нажды ночью задушили его там.
* Здесь и далее в квадратных скобках дается ссылка на библио-
графию в конце книги. — Примеч. ред.
123

Стефана VI похоронил один из претендентов на
папскнй престол — Сергий, также противник Формоза.
Сергий сочинил Стефану VI хвалебную эпитафию, не
упустив случая обругать при этом Формоза.
Сергий давно уже пытался захватить папский пре-
стол, но дважды терпел поражение. И в первый и во
второй раз, не добившись успеха, он находил убежище у
одного богатого феодала. Внучка этого феодала, дочь
знатного римского сенатора Теофилакта Мароция
(«Маруся»), была любовницей Сергия.
За это время сменилось несколько пап,
Лев V недолго держался на престоле, всего около
месяца. Он был убит в тюрьме Христофором, видным
церковником, который занял его место и назвался па*
пой Христофором I. Но и он правил меньше года, пото-
му что из своего убежища, из Тосканы, опять вернулся
Сергий, арестовал папу Христофора, заточил его в тюрь-
му и занял папский престол под именем Сергия IIL
Его любовница, Мароция, не уступала своей матери —
блестящей Теодоре — ни в красоте, ни в ловкости. Мо-
жет быть, даже превосходила ее.
Эти две женщины были в «дружеских» отношениях
со многими видными церковниками и оказывали боль-
шое влияние на них. За свою долгую жизнь они подняли
и низвергли около десяти пап.
Мароция, которая была умнее и смелее матери, про-
должая оставаться любовницей Сергия III, вышла замуж
за герцога Альберико Камерино. Благодаря последую-
щим своим связям с крупными иерархами церкви она
в дальнейшем сильно увеличила богатство своей семьи,
присоединив к нему новые замки, крепости, поместья
[38, 42, 62].
Деятельность Сергия III, который в течение семи лет
заставлял стонать западную церковь, оценивается раз-
личными историками по-разному.
Так, например, Флодоардо в своих летописях утвер-
ждает, что Сергий III был очень добрым и его пребывание
на святом престоле было счастьем для всего христиан-
ства.
Кардинал Бароний высказывает совершенно обрат-
ное: «Не было преступления, которое не совершил бы
этот подлый папа, не было позорного поступка, которым
бы он себя не замарал. Это был негодяй, палач из па-
лачей, узурпатор на папском престоле». Бароний не при-
знает его папой.
124

Наш современник» историк католической церкви Эй-
мар, говорит, что папа Сергий III был достойным пон-
тификом* одаренным художником и широкообразован-
ным человеком.
Теодора и Мароция продолжали пользоваться своим
влиянием и при Сергии III. Теодора, правда, уже была
пожилой женщиной, но еще сохранившей свою былую
красоту и молодой темперамент.
В это время к ней в Рим приехал посол — молодой
священник — от архиепископа Равенны, который через
нее хотел о чем-то попросить Сергия. И Теодора с пер-
вого взгляда влюбилась в этого молодого священника.
Итак, дочь была любовницей старика, папы, а мать
стала любовницей молодого священника. Чтобы удер-
жать его, она добилась для него сана епископа в Бо-
лонье и, продолжая выдвигать его дальше, помогла ему
занять кафедру архиепископа Равенны. Она часто езди-
ла к нему туда.
Когда умер Сергий Ш, Теодора и Мароция препод-
носили из своих рук престол еще нескольким папам,
продолжая фактически править христианской церковью.
Так, они возвели на папский престол двух стариков —
Анастасия III, который просидел на престоле всего два
года, и за ним Ландона, который скончался через полгода.
После смерти Ландона встал вопрос: кто же займет
папский престол?
Теодора, то ли потому, что она хотела заставить
своего любовника еще сильнее почувствовать зависи-
мость от нее, или просто потому, что хотела иметь его
около себя, сейчас же подумала о нем. Разыскав дочь,
она сказала ей:
— Мароция, мой друг должен стать папой.
— Хорошо, — согласилась та, и вопрос был решен.
Таким образом мать Мароции посадила на престол
святого Петра своего последнего любовника. Под именем
Иоанна X он четырнадцать лет был пастырем западного
христианства. На четырнадцатом году правления он пос-
сорился со своей «падчерицей».
Теодора к тому времени уже умерла. Мароция, ее
дочь, была еще молода и полна сил и не захотела под-
чиняться своему «отчиму». Она подняла против него на-
род Рима. На глазах Иоанна X по ее приказу был каз-
нен его брат. Затем схватили и самого папу Иоанна X,
бросили в тюрьму, где через несколько дней его задушили
подушками в кровати. Так погиб Иоанн X [52].
125

После этого Мароция помогла занять престол еще
двум папам. Когда умер второй папа, она решила, что
теперь престол святого Петра должен принадлежать
очень близкому ей человеку. И она сделала главой за-
падного христианства своего младшего сына (родивше-
гося от ее связи с папой Сергием III) Иоанна.
Это был папа Иоанн XI.
Внук Мароции, Октавиан, был совсем юным, когда
умер его отец, второй сын Мароции Альберих, «власти-
тель и сенатор всех римлян», завещавший ему светскую
власть в Риме. Октавиану было шестнадцать лет. Однако
через полгода наследник «властителя и сенатора всех
римлян» уговорил влиятельных людей избрать его папой
и занял престол под именем Иоанна XII. Это был юноша,
испорченный до мозга костей. Убеждают в этом слова
послов, направленных римлянами к императору Отгону I
с жалобой на молодого папу.
— Это дьявол! — рассказывали они. — И, как дьявол,
ненавидит создателя. Он оскверняет святыню, он не-
воздержан, для него не существует справедливости. Он
окружен женщинами, ради обладания которыми идет на
святотатство и убийство. Он насильник и кровосмеси-
тель. Все честные римлянки — девушки, замужние жен-
щины и вдовы — бегут из Рима, чтобы не стать его жерт-
вами. Латеранский дворец, в прошлом неприкосновен-
ная святыня, превращен им в публичный дом. Среди дру-
гих женщин там содержится и бывшая наложница его
отца, ставшая теперь его любовницей.
Выслушав эти обвинения, император распорядился
созвать специальный собор, на котором самые видные
церковники должны были обсудить поведение молодого
папы.
На соборе присутствовало много итальянских, немец-
ких и французских служителей церкви.
Сначала против папы выдвинули «незначительные»
обвинения. Его обвинили в том, что он никогда не осеняет
себя крестом, что он появляется перед верующими в
военных доспехах, что часто с подозрительными ком-
паниями отправляется на охоту, что он всегда сквер-
нословит, играет в карты и просит языческих богов
Зевса и Афродиту помочь ему выиграть.
Затем появились обвинения более серьезные. Так, его
обвиняли в том, что он пил за здоровье сатаны (и ссыла-
лись на свидетелей, присутствовавших при этом).
Кардинал Джованни и епископ нантский обвиняли
[26

Иоанна в том, что он рукоположил одного из своих лю-
бимцев в епископский сан в конюшне. Обвиняли его так-
же в продаже церковных должностей и установлении
определенной платы за возведение в сан.
Рассказывали, что папа за деньги посвятил в сан епи-
скопа десятилетнего мальчика.
Потом были приведены примеры всевозможных ко-
щунств папы, в частности многочисленные связи его с
замужними женщинами. Был зачитан список женщин, с
которыми он состоял в связи, среди них были и родствен-
ницы папы.
Упоминалось также убийство одного из кардиналов.
По приказу Иоанна XII ему отрубили нос, уши, руки,
ноги, и он умер в страшных мучениях. Все эти факты
приводит Лиутпрандт в своих трудах и добавляет, что
летописцы — епископы, и священники, и люди из наро-
да — клялись, что готовы вечно гореть в геенне огненной,
если они хоть что-то преувеличили.
Собор подтвердил все эти обвинения и постановил
низложить папу. На его место (по указанию императора)
был «избран» светский человек, имперский рыцарь,
севший на престол под именем Льва VIII.
Правда, западная церковь до сих пор не признает за-
конным его избрание и считает антипапой, а Иоанна
XII — папой законным.
Оттон покинул Италию, и притихший было Иоанн
XII снова ворвался в Рим и занял папский престол.
Он жестоко отомстил всем своим противникам. Льву VIII
отрезали язык, нос, отрубили пальцы. Кардиналу Джо-
ванни отрубили руку, а епископа нантского отстегали
хлыстами.
Иоанн XII созвал новый собор, на котором преды-
дущий собор был объявлен «сборищем продажных тва-
рей», а папа Лев VIII — «раскольником», «изменником»,
«узурпатором святого престола». К имени же Иоанна
собор прибавил эпитеты «пресвятейший», «блаженней-
ший», «почтеннейший», «добрейший». Это не продлило
жизнь Иоанну. Вскоре он умер при не совсем обычных
обстоятельствах. В последнее время он состоял в связи с
одной красивой римлянкой. Муж ее, узнав об этом, под-
караулил папу и так избил, что тот умер через неделю,
«не успев принять причастия», как пишет Лиутпрандт.
В «Liber pontificalis» указывается, что следующий
папа, Бенедикт VI, как и многие его предшественники,
был брошен в тюрьму и убит там; его место занял диакон
127

Франко под именем Бонифация VII. Но беспорядки,
вспыхнувшие в Риме, заставили его бежать в Константи-
нополь, причем он не забыл захватить с собой сокровища
святого престола [52]* Через десять лет Бонифацию
удалось возвратиться в Рим, арестовать сидевшего на
престоле Иоанна XIV и заточить его в тюрьму, где тот и
умер голодной смертью. Но и сам Бонифаций через год
погиб.
Римляне, ненавидевшие Бонифация VII за его нена-
сытную алчность, в день похорон набросились на его труп,
пинали его ногами, кололи ножами, протащили по земле
до Капитолия и перед памятником Марку Аврелию рас-
терзали на куски. Священники собрали потом эти куски и
торжественно похоронили.
Папу Бонифация VII его современники не признавали
законным* Сильвестр II называет его «ужасным и злоб-
ным чудовищем», а кардинал Бароний — «известным
бандитом, убийцей двух пап*. Теперь же католическая
церковь неизвестно по каким причинам считает Бонифа-
ция VII законным папой [52].
* * *
Прежде чем начать повествование о жизни и деятель-
ности нашего героя, папы Иоанна XXIII, расскажем,
что представляло собой остальное духовенство — свя-
щенники, епископы, настоятели монастырей и монахи,
чтобы читатель имел о них некоторое представление.
Мы знаем, что в мрачную эпоху средневековья духо-
венство на Западе было самым образованным слоем на-
селения. Но пусть читатели сами сделают выводы, какого
рода было это «образование».
Почти для всех священников латинский язык, на ко-
тором совершались богослужения, был непонятен. Они
механически повторяли заученные молитвы, не понимая
их смысла. Иногда это приводило к курьезам. Папам
было известно об искажениях, но они мирились с ними,
оправдывая себя тем, что священники допускают ошибки
по неосведомленности, а не нарочно, что вера остается
чистой.
Единственное, что требовалось от священников, это
знание молитв «Отче наш» и «Верую», дат церковных
праздников, а также молитв, которые должны читаться
на богослужениях. Когда папа Евгений II приказал от-
странить от службы священников и даже епископов,
128

которые недостаточно хорошо знали порядок ведения
службы и плохо понимали содержание молитв, они
воспротивились приказу и послали папе письмо, в кото-
ром говорилось: «Нас вы отстраните, но где вы найдете
более образованных? [58] Даже религиозные книги, на-
писанные в те времена, были полны грубейших ошибок.
Так, например, в одной из книг было сказано, что при
отправлении определенных литургий священники обяза-
ны упоминать святых Ориеля, Рангуеля и Дамбиеля.
Но еще XI собор в Риме решил, что люди эти неправиль-
но причисляются к лику святых, что они не святые, а
«дьяволы, искушающие род человеческий».
Ошибки встречались в произведениях даже таких
крупных авторов, как святой Августин, святой Ефрем
и папа Феликс [64].
Английский король Альфред Великий жаловался, что
во всем его королевстве нет ни одного мало-мальски гра-
мотного священника. Ни один из них не знает, в чем со-
стоят его обязанности, не понимает своей роли в ведении
литургии.
Веронский епископ Ротерий сетует на то, что боль-
шинство церковнослужителей убеждены в материально-
сти бога, в том, что он имеет человеческий образ, обви-
няет их в непонимании простейших слов, употребляемых
при богослужении.
Теперь коротко коснемся моральной стороны жизни
духовенства. На эту тему можно написать много объеми-
стых томов, но пусть читатель удовлетворится пока
кратким сообщением.
Общеизвестно, что служители западной церкви долж-
ны давать обет безбрачия. Было время, когда священно-
служителям разрешали жениться, на это требовалось
только согласие епископа. Лишь бы будущая жена не
была вдовой, разведенной или женщиной легкого по-
ведения.
Когда был установлен закон о безбрачии, священно-
служители стали заводить любовниц. Они брали к себе в
дом красивых девушек, выдавая их за родственниц,
:жономок, прислугу. (Женщины охотно шли на это, осо-
бенно бедные, так как клерикалы всегда были наиболее
зажиточными людьми.) Священники не считали грехом
даже проституцию. Содержание любовниц признавалось
особым шиком. Не считалось грехом отправиться в храм
на богослужение прямо из объятий любовницы. И хотя
соборами издавались указы, запрещающие прелюбо-
5 1*оидис, Парадно не
129

деяние, священнослужители ловко обходили их, часто
с помощью епископа, которому достаточно было дать
соответствующую сумму, и он на все закрывал глаза.
Католические епископы со временем так привыкли полу-
чать эту «мзду», что стали требовать денег не только от
тех, кто содержал любовниц, но и от тех, кто не собирался
их заводить.
— Давайте деньги, а имеете или не имеете вы лю-
бовницу — ваше дело.
Народ издевался над этим епископским «налогообло-
жением». Любишь — не любишь, а денежки плати.
Агриппа фон Неттесгайм приводит слова какого-то
епископа, который с гордостью заявлял, что этот «налог»
обогатил его. Каждый священник, имевший любовницу,
платил ему ежегодно один золотой. И это приносило
епископу одиннадцать тысяч золотых в год.
Упоминается и еше об одной статье дохода: женщины,
у которых временно отсутствовали мужья (были в отъез-
де или участвовали в сражениях), пожелавшие иметь
на это время любовника, могли завести его, и это не счи-
талось грехом, если они вносили незначительную сумму
своему епископу.
Неаполитанский король Роберт Анжуйский, чтобы
привлечь на свою сторону духовенство, также делал раз-
ные поблажки церковнослужителям и сквозь пальцы смо-
трел на их распутство. Правда, с мнением светских
властей не очень считались, так как еще при Бонифа-
ции VIII было установлено, что служители церкви непод-
судны светским властям, какие бы недостойные поступки
они ни совершили.
Король пошел еще дальше и издал указ о том, что
власть светских судов не распространяется и на женщин,
с которыми сожительствуют священники, так как «слу-
жащая священнику служит церкви». Женщины эти тогда
настолько осмелели, что стали требовать еще больших
поблажек. Но сожительниц священников было слишком
много; и государство и церковь, подсчитав, сколько они
потеряют денег, если откажутся от возможных прино-
шений, не пошли на это.
Король Альфонс узаконил взимание обязательного
налога с любовниц священнослужителей, а также обязал
их уплатить «долги» за те годы, когда налог еще Tie был
введен* Появился циркуляр с бесконечным перечнем
имен подруг священнослужителей, обязанных уплатить
налог.
130

Папа Бенедикт XII обвинял священников в том, что
они со своими любовницами превратили божьи храмы,
место, где должны царить добро и целомудрие, в притоны
сладострастия.
«Тот, кто ленив, кого приводит в ужас даже мысль
о труде, — пишет Клеманжи, видный теолог той эпохи, —
тот, кто хочет наслаждаться и веселиться без помехи,
становится священником. И тогда он, как и его коллеги,
начинает поклоняться не Христу, а Эпикуру, проводить
время в тавернах, играя в биллиард и кости. Эти свя-
щенники обжираются там и, обезумев от вина, затевают
драки, ругаются, с их грязных языков слетают кощун-
ственные речи против создателя и святых. А потом они
проводят ночь в объятиях своих любовниц, а от них сразу
же отправляются в храм, чтобы вести службу».
Клеманжи был современником Иоанна XXIII (они
даже были ровесниками). Ученик крупного теолога
Жерсона, он долгое время был секретарем папы Бенедик-
та XIII. Позже он преподавал теологию в Париже.
«Что касается епископов, архиепископов и настояте-
лей монастырей, — продолжает Клеманжи, — то все они
безграмотны, алчны, все они доносчики и честолюбцы,
клеветники, очень снисходительны к себе и очень требо-
вательны к другим. Все они болтуны, верхогляды и
глупцы. У всех у них есть любовницы, и они имеют от
них детей. Для них нет ничего святого* Они думают
только об удовлетворении своих низменных страстей.
И некому пожаловаться на них.
«Мы подчиняемся и зависим только от папы», —
говорят они.
Но кто же из бедняков может проникнуть к папе
и всё ему рассказать?.»»
Далее Клеманжи говорит о монахах, принадлежав-
ших к орденам святого Доминика и святого Франциска.
«Это хищные волки, рядящиеся в овечьи шкуры.
Словно ненасытный Ваал, поглощают они приношения
верующих, а нажравшись и опившись вином, пускаются
во все виды разврата, чтобы потушить пламень сладо-
страстия, сжигающий их нутро».
«О монахинях же я боюсь даже говорить, так как
читатели могут неправильно истолковать мои слова и по-
думать, что я рассказываю о домах терпимости, где
обитают лживые и разнузданные продажные женщины,
где имеют место и насилие и кровосмешение. Обители
невест Христовых не являются у нас местом служения
131

богу. Это очаги гнусного разврата, где сладострастные
распутники стремятся погасить буйное пламя своих
страстей* Нет никакой разницы между девушкой в мо-
нашеском одеянии и проституткой, которая считает рабо-
той продажу своего тела».
Чем выше поднимается человек по церковно-иерар-
хической лестнице, тем больше распутничает.
Данте в «Божественной комедии» сравнивает богатых
и развращенных кардиналов своей эпохи — конца ХШ
столетия — с бедными и скромными первоапостоламм,
подчеркивая трудолюбие и худобу апостолов и лень
разжиревших кардиналов, которые и передвигаться-то
могли только верхом. Роскошная мантия прикрывала
и всадника и лошадь: «Два скота под одной шкурой!»
Бенвенуто Имоленси, первый комментатор Данте,
боясь, что Данте будет не понят, объясняет: «Первая
скотина служит для перевозки тяжестей — это лошадь.
Вторая облачена в мантию — это кардинал, скотина
вовсе бесполезная».
Далее Имоленси выражает мнение, что если бы Данте
жил на сто лет позже, он написал бы «Три скотины
под одной шкурой», имея в виду еще и любовницу
кардинала* И упоминает имя известного кардинала, кото-
рый никуда не выезжал, не посадив на свою лошадь и
любовницу.
Рассказывая о морали священников, епископов, кар-
диналов, нельзя не коснуться и поведения «отцов хри-
стианства».
Бенедикт XII слыл одним из самых добродетельней-
ших пап, человеком с высокими нравственными устоя*
ми. Так вот этому «добродетельнейшему» старику при-
глянулась во семнадцатилетня я сестра Петрарки, поэта,
жившего при его дворе, девушка очень красивая. Бене-
дикт XII предложил Петрарке отдать ему сестру, а в
награду обещал сделать поэта кардиналом.
Возмущенный Петрарка ответил, что получение кар-
динальской шапки на таких условиях он считает позор-
ным и бесчестным поступком, о котором он с ужасом
будет вспоминать всю жизнь. Но отказ Петрарки не
спас его сестру* Родной его брат, соблазнившись пред-
ложением папы, отдал ему девушку*
Оскорбленный Петрарка покинул папский дворец.
Опозоренную девушку брату поэта удалось потом выдать
замуж, сам же он ушел в монастырь, терзаемый угры-
зениями совести.
132

Факт этот приводится биографом Петрарки Скварчи-
фико, а также историками Дюилесси, Морнэ и де Поте.
Другие, более «скромные» историки религии предпочли
умолчать об этоьь факте.
* * *
На этом мы прервем наше введение к повествованию.
Даны беглые зарисовки характеров некоторых пап, об-
раза жизни духовенства. Этого достаточно, чтобы чита-
тели получили некоторое представление о «духовных
пастырях» западного христианства.

В XIV ьеке, точнее в апреле 1385 года от рождества
Христова, из небольшой таверны, которая стояла у до-
роги, проходившей по левому берегу реки Арно на
окраине города Пизы, доносился сильный шум. Над
дверью таверны красовалась бронзовая эмблема с изо-
бражением овечки, выкрашенной белой краской (сильно,
однако, потемневшей от времени), а выше — вывеска, на
которой большими буквами было написано название
таверны: «Кроткая овечка».
Но лишь на одного из всех посетителей, находив-
шихся в это время в «Овечке», можно было смотреть
без страха, хотя и у него были плутоватые глаза, на шее
ярко выделялся шрам от удара стилетом, одежда была
в пыли, а обувь залеплена грязью.
Какие-то люди, по виду завсегдатаи таверны, одетые
в поношенное, замызганное платье, расположились во-
круг молодого человека — одни стоя, другие сидя —
и кричали все сразу, требуя от него каких-то сведений.
Их искаженные лица были ужасны. Дикие физиономии
убийц! Были среди них хромые, с деревяшками вместо
ног, с уродливыми шрамами — следами старых ран. Их
можно было принять и за матросов, оказавшихся без
работы, и за преступников, бежавших от виселицы, и за
нищих, совсем опустившихся людей.
Кольцо вокруг молодого человека все более сужалось,
люди громко и возбужденно спрашивали:
— Кто он такой, о ком ты говоришь? Где он?
Когда он приедет?
— Как ему удалось улизнуть? Разве за ним не было
погони? Как это его не поймали?
— А какой у него корабль? Хотя я все равно с ним не
поеду! Подумаешь, тоже нашелся капитан!
Последние слова произнес грузный, неповоротливый
детина, хромой, одноглазый гигант, криворотый и рябой.
Он возмущался громче всех, остальные поддерживали
его, а молодой человек со шрамом на шее старался
их успокоить.
— Он скоро будет здесь. Сядьте и ждите. Он сам все
объяснит...
134

* * *
В предвечерний час, в то самое время, когда в таверне
происходила эта сцена, чуть севернее Пизы, на дороге,
идущей от Лукки, послышалось цоканье копыт. Четверо
или пятеро всадников бешено скакали к окраине Пизы.
Они подъехали к городу как раз в тот момент, когда
стражники уже закрывали городские ворота, ворвались в
город, не замедляя бешеною галопа, пронеслись мимо
Кампо санто — знаменитого городского кладбища, мимо
собора с «Падающей башней», мимо дворца архиепис-
копа и со стороны университета, который стоит в Пизе
и сейчас, выскочили на дорогу, вьющуюся по берегу
Арно, и осадили лошадей у таверны «Кроткая овечка».
Всадники спешились. Первым соскочил с лошади вы-
сокий, смуглый, широкоплечий молодой человек лет
двадцати пяти. Пока его спутники слезали з лошадей, он
поднял руки, поддерживая и помогая спуститься на
землю человеку, который всю дорогу сидел у него за
спиной.
Человек этот, в ладно сидящих на кем брюках и кам-
золе, из-под которого виднелась белоснежная тонкая ру-
башка, казался очень юным, совсем мальчиком, «Казал-
ся» потому, что его красивое лицо с очень белой кожей,
шея, уши были почти целиком скрыты вязаным шлемом,
какие носили в ту пору.
Прибывшие вошли в таверну. Толпа оборванцев рас-
ступилась, шум голосов постепенно утих. Высокий моло-
дой человек со смуглым лицом, должно быть главарь
приехавших, усадил своего юного спутника, сел сам,
вынул из кожаной сумки, висевшей у него через плечо,
какую-то бумагу и громко начал читать.
— «Все добытое в наших операциях, — питал он, —
будет немедленно делиться на четыре части. Две из них,
то есть половину, будет получать экипаж и распреде-
лять между собой, четверть пойдет моим верным и храб-
рым друзьям — Ринери, Джованни, Ованто, Берардо и
Биордо, Последнюю четверть буду получать я, как ка-
питан корабля и руководитель операций».
Люди вдруг зашумели, заговорили все разом, обсуж-
дая между собой услышанное. Молодой человек жестом
призвал их к тишине и продолжал чтение «условий».
— «Если в нашей операции кто-то потеряет глаз, он
получит компенсацию в 50 золотых цехинов, дукатов
или флоринов, или 100 скудо или реалов, или 40 сици-
135

лииских унций. Или, если он это предпочтет, — одного
раба-мавра.
Потерявший оба глаза получит 300 цехинов или дука-
тов, или 600 скудо или неаполитанских реалов, или
240 сицилийских унций. Или, если захочет, — шесть
рабов.
Раненный в правую руку или совсем потерявший
ее получит 100 золотых цехинов, флоринов или дукатов,
или 200 скудо или неаполитанских реалов, или 160 сици-
лийских унций. Или, по желанию, — двух рабов.
Если кто-нибудь потеряет обе руки, он получит ком-
пенсацию в 300 дукатов или цехинов, или 600 реалов
или скудо, или 240 сицилийских унций. Или шесть ра-
бов».
Молодой человек замолчал и из-под нахмуренных
бровей обвел слушателей испытующим взглядом.
— Вот и все, — сказал он. — Устраивает вас это?
Опять поднялся шум и галдеж. Хромой одноглазый
гигант двинулся вдруг к молодому человеку, высоко-
мерно поглядывавшему на всех.
— Эй ты, хвастун! Не больно-то важничай. Я, Гуин-
даччо Буонакорсо, не терплю таких штучек1 Где твой
корабль? Сперва покажи его!
Он подошел еще ближе к молодому человеку.
Остальные тоже повскакивали с мест и угрожающе
сомкнулись вокруг незнакомца. Тот спокойно продол-
жал сидеть.
— Корабль мы добудем сами, — наконец сказал он*
Этот ответ привел гиганта в бешенство.
— Вон! — крикнул он, поднял руку и указывая на
дверь, — Не зря я говорил, что грош тебе цена!
Молодой человек даже не шевельнулся.
— Эй ты! — еще громче заорал Гуиндаччо Бусяз-
корсо и так вытаращил свой единственный глаз, что ка-
залось, он вот-вот выскочит из орбиты. — Уже прика-
зываешь, капитаном захотел стать, а корабля и в помине
нет!.. — И своей тяжелой ручищей он ухватил молодого
человека за кожаную куртку. — А ну, проваливай отсюда
и ты, и твои...
Но что вдруг произошло? Что заставило Гуиндаччо
мгновенно умолкнуть? Его противник вскочил на скамью,
сжал кулак и с высоты нанес такой сокрушительный
удар в грудь гиганту, что тот не успел даже поднять
руку для защиты. Какой это был удар! Огромный Гуин-
даччо Буонакорсо зашатался, попятился назад, споткнул-
136

ся и с грохотом повалился на пол, увлекая за собой лю-
дей, сидевших за столиком у стены.
Сборище загудело, люди стали боязливо погляды-
вать на молодого человека.
— Две лодки, — невозмутимо глядя на собравшихся,
заговорил тот, — две маленькие лодки и одна большап
ожидают нас у берега Арно, неподалеку от города. Кто
не хочет сидеть сложа руки, голодный, без стакана вина,
когда столько кораблей с грузами уплывают в море или
причаливают к берегам, пусть завтра приходит к лодкам.
Рано утром мы выйдем в море и захватим первый
встречный корабль, если он подойдет нам.
Незнакомец поднялся, за ним встал его юный друг
и остальные спутники; они вышли из таверны и направи-
лись к постоялому двору, где уже стояли их лошади
и где все они должны были провести ночь...
Но прежде чем настанет следующее утро, прежде
чем большинство людей из таверны придет на назна-
ченную «капитаном» встречу, прежде чем все вместе они
выйдут в море, чтобы напасть на какой-нибудь корабль
и захватить его — как главное средство для будущих
«операций», — необходимо ответить на многочисленные
вопросы, возникшие у читателя: кто он такой, этот
«капитан»? А его друг? Что собой представляют его
спутники? Если даже кто-то и понял, в чем суть их бу-
дущих «операций», разгадал, что это пиратство, то надо
рассказать, почему они так внезапно решились на него,
почему так быстро скакали по дороге, словно за ними
гнались. Кто они? Почему их должны были пресле-
довать?
Познакомимся сначала с вожаком пятерых приехав-
ших и будущим главарем «почетных членов» клуба
«Кроткая овечка» в Пизе, тех, что должны были выйти
с ним в море, чтобы грабить корабли и прибрежние
города, узнаем, кто такой его молодой спутник с закры-
тым лицом.
Вожак — это Балтазар Косса, герой настоящей
книги, будущий папа Иоанн ХХШ — первый Иоанн
XXIII, — а его молодой спутник и друг — Яндра Ка-
пистрана делла Скала, юная и прекрасная «прори-
цательница», умевшая предсказывать грядущее и поль-
зовавшаяся большой популярностью, пока ею не заин-
тересовалась святая инквизиция.
Косса, которому было около двадцати пяти лет, уже
в двадцать лет, когда он приехал учиться в знаменитый
137

Болонский университет на теологический факультет, мно-
гое повидал в жизни* Он происходил из знатного рода.
Отец его Сыл феодалом в Южной Италии. Остров Искья
с четырьмя-пятью деревнями, находившийся неподалеку
от Неаполя» на северо-западе Неаполитанского залива,
принадлежал ему. По семейному преданию Косса, их
род восходил к эпохе Римской империи, и впервые
имя Косса, Корнелия Косса, римского полководца, упо-
минается в 294 году со времени основания Рима. Факт
этот подтверждает, что наш герой принадлежал к одному
из древнейших семейств Италии.
Гаспар Косса, брат Балтазара, бывший на много лет
старше его, давно уже плавал по морям, но не как мир-
ный моряк на торговом или транспортном судне, пере-
возящем грузы и людей, у которых возникла необходи-
мость перебраться с одного места на другое, нет, он
был старый морской волк, пират, «адмирал» пиратского
флота, известный своими многочисленными набегами«
Многие государства стремились перетянуть его на свою
сторону, чтобы парализовать или уничтожить совсем
торговые связи своих соперников. В одной из подоб-
ных операций своего брата Балтазар получил первое
«боевое крещение». Ему было около тринадцати лет,
когда он уговорил Гаспара зачислить его в пиратский
флот. Он был очень крепким мальчиком и в драках всегда
брал верх. Он любил померяться силами даже со взрос-
лыми. Кроме большой физической силы и выдержки он
обладал еще врожденной хитростью. Позднее он научил-
ся у знаменитых мастеров фехтования в Неаполе
искусству этой борьбы. На занятиях он всегда выде-
лялся своим бесстрашием и мастерством и в любой
схватке с самым смелым врагом постоянно выходил
победителем.
Ему нравилось пиратство — это занятие приносило
неожиданные и богатые плоды. Флот «адмирала» Коссы
забирал уйму денег и товаров. Но молодого Балтазара
прельщало не только это. Пираты брали и пленных,
среди которых было немало хорошеньких девушек. И
Балтазар не у одной добивался любви. Кстати, на любов-
ном поприще он отличался еще подростком и, пожалуй,
больше, чем кто-либо, прочел еще не разрезанных стра-
ниц из книги любви и одолел глав в любовных произве-
дениях.
С обычной для него смелостью он участвовал во
всех крупных операциях на море и побережье. Он
138

был в своей стихии, когда им удавалось грабить, поджи-
гать, угонять людей, брать пленных и, конечно, в первую
очередь женщин и девушек. Из них молодой пират выби-
рал себе все новых и новых любовниц взамен надоевших
ему или отпущенных им за выкуп.
Но в один прекрасный день благодаря вмешатель-
ству матери Балтазар прервал этот образ жизни.
— Дитя мое, — сказала госпожа Косса, когда Балта-
зар приехал однажды на остров Искья и зашел в отцов-
ский дом, — Ты уже юноша, тебе двадцать лет. Пора
ступить на путь, который мы с отцом избрали для тебя,
на путь, который приведет тебя к могуществу и богат-
ству, на путь служения церкви. Вместо того чтобы убивать
время в пиратских набегах, как твои три брата, ты быстро
добьешься сана священника, станешь епископом, потом
кардиналом и без особого труда получишь все блат
мира.
Балтазар, вняв совету матери, оставил пиратство и
отправился в Болонью, в знаменитый университет, на
теологический факультет, чтобы целиком посвятить себя
изучению церковного права, так процветавшего тогда в
европейских странах под защитой могущественной за-
падной церкви.
В Болонье Балтазар быстро выделился и в занятиях
и в других видах деятельности благодаря своему уму.
Студенты восхищались им, старались ему подражать,
признали его главарем. И не только студенты-теологи.
Балтазар стал главарем студентов всех факультетов уни-
верситета. Это не так мало -=- стать признанным власте-
лином, да еще иметь при этом много денег: из дому регу-
лярно приходили неаполитанские реалы. Он жил, как
король, тратил ежедневно большие суммы — и на дело,
и без дела.
Для эпохи, когда только сила и хитрость имели вест
он, будущий Иоанн XXIII, был необычным явлением;
молодой, красивый, ловкий, умный, пылкий, не знавший
поражений в единоборстве, постигший в совершенстве
искусство побеждать. Разве этих качеств было недоста-
точно, чтобы стать кумиром студентов, юношей, потеряв-
ших голову от ощущения свободы, обеспеченной автоно-
мией университета, установленной в средние века. В ту
эпоху только студенты университетов, находящиеся под
защитой закона, могли позволять себе безумства, подоб-
ные тем, что происходили в Болонье. Студенты стеной
окружали Балтазара, признавая его превосходство во
139

всем. Наш герой стал во главе десятка самых заядлых
скандалистов среди студентов. Это был его «штаб», его
«двор». «Десять дьяволов» — так называли их жители
Болоньи [41].
И в любовных похождениях Балтазар был первым. Да
и как он мог не быть первым! Молодой, стройный, кра-
сивый, богатый! Женщины любовались высоким, смуглым
молодым человеком, умным и хитрым, как демон, при-
знанным главарем студентов. Они знали его в лицо и с лю-
бопытством и нежностью поглядывали на него — одни
пугливо, тайком, другие — смело и открыто. Тут были
особы разного возраста — и молодые девушки, и зрелые
матроны, и девочки. Косса за пять лет учения на теоло-
гическом факультете познакомился со многими из них.
Он состоял в связи с множеством женщин строгих и
свободных правил, со скромницами и чувственными жен-
щинами, со знатными дамами и простолюдинками, де-
вушками из богатых семей и простыми служанками. Для
описания подробностей этих любовных связей потребова-
лось бы слишком много места. Достаточно лишь сказать,
что многие женщины любили Балтазара так пылко, что,
оказавшись отвергнутыми, вступали в связь с его друзь-
ями, лишь бы только быть ближе к нему.
Среди этих женщин были: Рената Фиорованти, Биан-
ка Днэтаюччи, Джильда Пополески, Луандомия Каваль-
кампо, Констанца да Фолиано. Друзья Балтазара —
Ринери Гуинджи, студент-теолог (юноша с плутоватыми
глазами, о котором мы говорили вначале, ожидавший
Балтазара в таверне у Пизы), Джоьанни Фиэски из
Генуи, студент-медик, Ованто Умбальтини из Флоренции,
изучавший право, Биордо Вителлески, тоже медик, —
охотно вступали в связь с бывшими любовницами своего
главаря.
Лишь одна из женщин, любившая Балтазара сильнее
всех, не пала так низко, ни с кем не вступала в связь,
не мешала своему бывшему возлюбленному, глубоко за-
прятав свое чувство. Это была Има Даверона, богатая и
красивая девушка двадцати одного года* Лишь изредка,
словно посторонняя, она наблюдала за Балтазаром, когда
он в полночь отправлялся к кварталу бедноты в Болонье,
чтобы встретиться там с простой девушкой Сандрой
Джуни. Но так вела себя только она одна...
У другой любовницы Коссьт, Монны Оретты, жены
знатного богача Ладзаро Бенвенутти, был совсем иной
характер. После того как Косса оставил ее, сжигаемая
140

неудовлетворенной страстью (их связь продолжалась
всего около месяца), она не хотела быть ни снисходи-
тельной, ни терпеливой. Ревность ее была настолько
страшной, что она даже подстрекала мужа на убийств
своего бывшего любовника,
— Ладзаро, — обратилась она однажды к Бенвенут-
ти, — знаешь, один студент преследовал меня, посылал
мне любовные письма с какими-то старухами. Я не по-
казывала их, чтобы не раздражать тебя. Но, видно, по-
теряв надежду на успех, он сегодня оскорбил меня на
улице... Он ругал меня самыми скверными словами... Пра-
вда, никого поблизости не было и никто этого не слышал.
Но его письма у меня сохранились. Вот они. — И начала
плакать. — Ах, он опозорил меня!
Действительно, они виделись в этот день. Монна
Оретта умоляла Балтазара о новой встрече, но он посо-
ветовал ей забыть его.
Ладзаро Бенвенутти той же ночью встретился с
одним из убийц-профессионалов, имевших в Болонье
(как и в других городах) свою «корпорацию», и догово-
рился с ним.
А на следующую ночь, когда Балтазар шел один к
кварталу, где жила Сандра, убийца, поджидавший его
притаившись за углом, нанес ему удар стилетом в руку,
но, к счастью, не сильный...
Балтазар был крайне раздосадован, что ему не уда-
лось поймать убийцу, ускакавшего как заяц и не оставив-
шего никаких следов.
«Кто заплатил ему за это?» — спрашивал себя Косса.
Он понимал, что это сделал кто-то из родственни-
ков его последних любовниц — сын или брат, муж или
отец, но кто именно, какой любовницы? Он подумал
о Монне Оретте. Но это было только предположение,
а не уверенность.
Друзья, особенно «десять дьяволов», вызвались со-
провождать его по ночам. Но Балтазар отказался, смеясь:
— Если хоть один из вас пойдет со мной, он не осме-
лится подойти* А я хочу поймать убийцу.
Ночью, вернее ранним утром следующего дня, буду-
щий папа, завернувшись в плащ, возвращался от Сандры
Джуни. Ему снова был нанесен удар стилетом, теперь
по "левой руке, которую он поднял для защиты, услышав
шаги за собой.
Из ранки на руке потекла кровь. Балтазар словно
молния метнулся за убийцей, настиг его через два-три
141

шага, но тот с перепугу уже успел оросить стилет на зем-
лю. Обхватив человека одной рукой, Балтазар другой сда-
вил ему горло.
— Кто тебя послал? — прошипел он. — Говори, а то
задушу.
Дикий взгляд и решительность Коссы, а скорее всего
сила его рук, вполне способных выполнить угрозу, заста-
вили убийцу заговорить.
— Я не знаю ее имени, — осипшим от страха голосом
произнес он, — но я могу показать дом...
Косса, крепко держа убийцу, шел за ним к церкви
святого Доминика (вышеназванный испанский святой
умер здесь, в Болонье, почти сто пятьдесят лет назад»
но церковь его имени была только недавно достроена)*
Немного восточнее церкви человек остановился. Косса
сразу понял, кем был послан убийца. Он задал человеку
несколько вопросов и, уверившись в своей догадке, дал
ему коленкой под зад, а сам по широкой улице, где теперь
построена церковь Санта-Лючия, направился к дворцу
Бенвенутти. Словно дикий кот, Косса вскарабкался на
высокую ограду, спрыгнул с нее и побежал одному ему
известными закоулками к месту, откуда раньше каждую
ночь поднимался к Монне Оретте. Мгновение — и он
очутился наверху.
— Монна Оретта, — громко крикнул Косса, чтобы
разбудить женщину. — Покажи-ка, где спит твой счаст-
ливый супруг?
В свете ночника наш герой заметил Бенвенутти,
лежавшего рядом со своей «верной» женой.
— А-а-а! — произнес он, приближаясь к кровати. —
Вот и ты, блаженствующий покровитель убийц... Мой
призрак пришел поблагодарить тебя...
И, не замечая криков Монны Оретты, он вонзил сти-
лет в горло Бензенутти. Потом обхватил женщину, дро-
жавшую от страха, заломил ей руки за спину, крепко
сжал их левой рукой, а правой раздел ее донага; не обра-
щая внимания на шум приближавшихся шагов, он крепко
прижал к себе Монну Оретту и ножом начертил звезду
на полной смуглой груди женщины.
— Вот так, — саркастически промолвил он. — Теперь
ты будешь помнить меня всю жизнь!
Дверь открылась, и двое слуг, ворвавшихся в комнату,
бросились защищать свою хозяйку. Но Косса, прежде
чем они смогли опомниться, уже очутился в саду у огра-
ды, молнией перелетел через нее и, пока слуги открывали
142

тяжелые ворота, чтобы пуститься в погоню, побежал по
улице, известной под названием Виа Клари, к кварталу,
где теперь находится церковь Сан-Джованни ин Мойте.
Чувствуя по шуму шагов за собой, что преследова-
тели догоняют его, он решил спрятаться за высокой ка-
менной стеной, которую увидел справа, быстро вскараб-
кался на какое-то дерево, с него шагнул на стену и
спрыгнул вниз по другую сторону.
Только что начало светать,
«Заметили ли они меня?» — раздумывал наш герой.
Он углубился в сад; увидев низенькую дверь, не то-
ропясь, спокойно, без особых затруднений открыл ее и
вошел в дом. Бесшумно крадучись, он двигался вперед,
крепко (на всякий случай) зажав в руке стилет. Идя по
длинному коридору, он заметил в конце его странную
дверь, почти скрытую двумя полуколоннами. Балтазар
прошел мимо двери слева и остановился. Одна из дверей
справа была полуоткрыта. Женщина средних лет, веро-
ятно служанка, держала зажженную лампу, и в свете ее
герой наш увидел волнующую сцену: молодая женщина
поднималась с постели. Служанка только что откинула
покрывало, а женщина, небрежно грациозным движением
приподняв рубашку, высоко обнажила ноги... Красивые
ноги, только что покинувшие теплоту постели, искали
на полу изящные туфельки.
Что это была за красота! Балтазар Косса, Балтазар,
пресытившийся разнообразными женскими прелестями,
был поражен, не мог оторвать глаз от этой божествен-
ной красавицы с каштановыми волосами, стройной, как
колонна, с тоненькой, осиной талией, бело-розовой ко-
жей, мраморной шеей и высокой грудью, видневшейся
в низком вырезе рубашки. У нее были черные минда-
левидные глаза, тонкие, как шнурок, брови, темные, гу-
стые, длинные ресницы, еще больше подчеркивавшие
очарование ее глаз, красиво очерченный прямой
нос.
— Чудо! — в экстазе промолвил вслух Косса.
Он пытался припомнить, видел ли когда-нибудь
эту девушку за пять лет своего пребывания в Болонье.
Но так и не вспомнил.
«Может быть, она всегда жила здесь, но скрыва-
лась?» — думал он.
Вдруг Балтазар отскочил от двери и побежал обрат-
но, чтобы укрыться где-нибудь, так как молодая девушка
(ей было лет двадцать — двадцать один, по предположе-
143

иию Коссы) встала, накинула на свое красивое тело
пеньюар, отороченный мехом, и направилась к двери*
Служанка исчезла, а девушка вышла в коридор. Балтазар
вынужден был отступить дальше. Он двигался совер-
шенно бесшумно, оглядываясь на девушку, приближав-
шуюся с лампой в руке. Его поразила ее походка, легкая,
как дыхание. Казалось, что она плывет по воздуху, не
касаясь пола.
Девушка подошла к странной двери между двумя
полуколоннами, о которой мы уже говорили, повернула
ключ в замке, открыла дверь и хотела уже войти в ком-
нату, когда неожиданный шорох привлек ее внимание и
заставил оглянуться. На лице ее не отразилось никакого
испуга, казалось, она просто ищет, куда поставить лампу.
«Увидела или нет?» — спрашивал себя Косса.
Девушка тщательно закрыла дверь в комнату и хлоп-
нула в ладоши.
— Лоренца! — позвала она служанку»
Балтазар вздрогнул. Ясный сверкающий взгляд не-
знакомки был устремлен на него. Девушка словно изуча-
ла его, стараясь заглянуть глубоко в душу.
— Тебя преследуют... — прозвучал мелодичный го-
лос, и Косса не мог понять, вопрос это или утвержде-
ние-— Лоренца, — обратилась девушка к подошедшей
служанке, удивленно разглядывавшей пришельца. —
Человек ранен. Промой ему рану.
Она снова отперла таинственную дверь, взяла лампу,
вошла в комнату, и дверь за ней захлопнулась.
Пока служанка обмывала над тазом его раненую руку,
Косса, несколько растерявшись, думал о том, что ему
удалось заметить в удивительной комнате, которую два-
жды открывала и закрывала девушка. Какие необычные
ггсщи наполняли ее! Небеленые, мрачные темные стены,
казалось, были одеты черным покрывалом. На черных
стенах ясно выделялись нарисованные чудовищные лица.
Под ними и вокруг них были изображены знаки, похо-
жие на иероглифы, нарисованы фантастические птицы с
огромными острыми когтями. Два черепа, один против
другого, стояли на круглом столике и, казалось, хитро
улыбались друг другу, озаряемые красными отблесками
пламени, пылавшего в очаге, и светом лампы. В глубине
комнаты стояли два скелета, а на полочке у очага —
набальзамированные чучела каких-то экзотических птиц
и летучих мышей. Косса успел еще заметить изображен-
ные на полу необычные геометрические фигуры, слова,
144

буквы, разбросанные карты — тузы и фигуры, стилет,
воткнутый в центр начертанного круга. На столике стояла
еще ступка с пестиком, чем-то наполненная, а рядом с ней
лежали искусно сделанные из металла, дерева или камня
три сердца, выкрашенные в красный цвет, словно окровав-
ленные.
«Черт возьми! — размышлял будущий папа. — Кто
она, эта девушка? И как она не боится?»
Он не хотел ни о чем расспрашивать служанку. И не
задал ни одного вопроса. Но не думать о том, что он
увидел в этой загадочной комнате, тоже не мог.
«Как это ее не выследила инквизиция, папские ле-
гаты?»
Нужно ли напоминать, что в мрачную эпоху средне-
вековья западная церковь считала любого искателя ис-
тины еретиком и жестоко преследовала его. Достаточно
было кому-то заняться делом, непонятным невежест-
венной толпе, чтобы это сейчас же было расценено как
колдовство и чародейство. Невежество и страх перед
ересью были настолько велики, что даже папу Силь-
вестра II, человека широко образованного (насколько
позволял уровень науки того времени) и прогрессив-
ного, обвиняли в колдовстве и заклеймили как... друга
дьявола!*
• Герберт из Орийака, живший в 1000 году, был крупным ученым.
Он действительно был самым образованным человеком своей эпохи
в Западной Европе. Он, как никто другой, знал математику. Уильям
Малмсберийский в своей «Хронике* пишет: Герберт построил в го-
роде Рснн (он был феодалом из Шампани) прекрасные фонтаны,
струи которых, переливаясь в чаши, издавали гармоничные звуки,
напоминавшие какую-то мелодию». Позднее этот человек был возве-
ден в сан папы и стал известен под именем Сильвестра II.
Но, очевиднотчш знал физику лучше, чем полагалось папе. Церков-
ники обвинили его в служении дьяволу. Известный биограф пап,
Платина, писал, что папа Сильвестр II ночами регулярно говорил с
сатаной.
Рассказывают, будто, исповедуясь перед смертью, он признался,
что регулярно разговаривал с сатаной, и попросил, чтобы после
смерти его труп положили на повозку, сделанную из свежее рублен-
ного дерева, впрягли в повозку двух лошадей, одну черную, другую
белую, и отпустили их свободно бежать по улицам, а там, где они
остановятся, похоронить его. Так и было сделано: лошади провезли
повозку по многим улицам Рима и остановились перед Латеранской
церковью, где и был похоронен папа, «друг дьявола», а тысячи
римлян, присутствовавшие там, орали в неистовстве, словно десять
легионов демонов одновременно кололи им иглами внутренности.
А вот другой случай, когда человека заклеймили как чародея.
Человеком этим был Карл Мартелл, знаменитый майордом деда Карла
Великого* Этот всемогущий феодал, преградивший путь арабам во
145

«Как это святая инквизиция не добралась еще до
этой красавицы?» — думал Балтаэар.
Святая инквизиция — страшное судилище, созданное
средневековой западной церковью для борьбы с еретика-
ми, уже несколько лет преследовала чародейство*.
Францию, заставивши их отступить, видимо, был не очень религиоз-
ным. Летописцы, рассказывающие о его жизки — ненавидевшие его
монахи и церковники, — обвиняют этого правителя в грубости, рас-
сказывают, что он никогда не молился, отбирал деньги у церквей и
монастырей и исполь^онал их на содержа>ше своего войска. Глав-
ное — у hci*o было нечестивое обыкновение преподносить сбоим
старым соратникам подарки, запуская руки в церковную казну. Мона-
хи рассказы вали еще, что он не проиграл ни одного сражеш*я,
что он явно был не в ладу с богом, так как он «до сражения часами
стоял перед сетямл, которые плетут пауки, считал нити, подготовляя
очередное колдовство! Только благодаря этому он и выигрывал
сражения». А святой Евхерий, епископ Орлеана, рассказывал, что
часто видел во сне Карла горевптим в аду, что к Е1ему явился ангел
и сказал, будто святые, покровители церквей, которые обирал Карл
Мартелл, запретили ему вход в рай к даже приказали выбросить из
могилы его труп. Святой Евхерий писал святому Бонифацию, епископу
Могунтии и Фулрадо, жившему при дворе короля Нипина — сына
Мартелла, о своем видении. Церковники вскрыла могилу и сказали:
«Трупа там не оказалось». В мошле осталось лишь одеяние Мартелла,
и оно сильно истлело. Из могилы исходило страшное зловоние, и
вдруг громадная змея, шипя, поднялась оттуда. И чего только еще
не рассказывали церковники о спасителе Европы!
Обвиняли в чародействе и крупного философа XIII века Альбер-
та Великого, потому что он преуспевал во многих областях науки,
обладал знаниями по химии и физике, ботанике и зоологии, редкими для
той эпохи. В народном воображении он выглядел сверхчародеем.
Одни летописцы утверждают» что он открыл философский камень,
другие — что ему удалось создать механического человека, который
работал, i сворил, отвечал на любые вопросы. Современник Альберта
Великого, теоретик церкви Фома Аквннекий, взбешенный тем, что
ej'iy не удалось понять устройство первого робота, палкой разбил его
в куски. — Здесь и далее примечания автора.
* До этого ере ти ко и не преследовали. Чародейство не считалось
предосудительным и тем более не наказывалось смертью. И лишь в lex
случаях, когда церкви это было выгодно, еретиков казнили. В эпоху,
о которой мы повествуем, в XIV веке, началось небывалое преследо-
вание еретиков, возникали многочисленные судебные процессы, каз-
ни стали обычным явлением.
Необходимость суда над чародеями и предания их казни пер-
вым провозгласил папа Иоанн XXII. Историк П. Морель объясняет dio
трусостью и суеверием самого папы. Он постоянно жаловался, что
его враги своими магическими действиями угрожают его жизни и в
1317 юду приказал начать преследование большою числа служителей
святош престола. Люди после чудовищных пыток вьпгуждены были
«признать» свою вину, принять все, что им диктовали их истязатели.
Вскоре Иоанн XXII возложил на инквизицию обязанность выявлять
всякого рода чародеев и колдунов.
Папской буллой «Супер иллиус спекула» узаконивалась догма
146

Охваченный мечтой о красавице, наш герой задум-
чиво шел по коридору к выходу. Тогда он еще не знал,
что все случившееся этой ночью — покушение на его
жизнь, убийство, которое он сам совершил, преследова-
ние, то, что он нашел укрытие в этом доме, встреча с
девушкой, — что все эти события были для него роковы-
ми, переломным моментом в его жизни и даже в истории,
что они послужили причиной того, что последующие
«преемники святого Петра» отреклись от своего пред-
шественника, Иоанна XXIII. Возможно, пират мог1 стать
впоследствии и священником, и кардиналом, и папой, и
быть папой признанным. Но сейчас нам трудно понять,
как мог стать папой прославленный грабитель на суше и
на море, который, как увидят читатели, совершил такое
количество убийств только потому, что случай свел его с
этой девушкой.
* * *
Балтазар медленно шел по коридору к двери, через
которую он проник в дом, спустился в сад и, закутав-
шись в плащ, осторожно высунул голову из калитки и ог-
ляделся. Никого не было видно. Уже рассвело. Косса
вышел на улицу и медленно направился на запад, к
центру города. Там в одном из кварталов (спустя пять
лет был воздвигнут самый большой в Болонье собор
святого Петрония) он остановился.
о необходимости наказания чародеев и колдунов, причем наказа-
ние это должно было быть таким же, как для еретиков, то есть
повешение или сжигание на костре и конфискация имущества.
Приводим отрывок из пресловутой папской буллы, положившей
нимало жестохому истреблению десятков тысяч людей.
«Есть люди, не имеющие ничего христианского, кроме имени; они
отреклись от божественной правды, заключили сделку с темными си-
лами, приносят жертвы дьяволу, поклоняются сатане и его сыновьям.
Они рисуют сами или приобретают у кого-то изображения святых,
какие-то кольца, склянки, зеркала и другие предметы и с помощью их
и своего магического искусства вступают в общение с сатаной, просят
у него ответа на разные вопросы и помощи в выполнении своих
антихристианских замыслов, становятся рабами сатаны из-за своих
подлых дел».
Ли, специалист по вопросам папских преследований ереси,
отмечает, что буллы папы Иоанна XXII, призванные изобличать ча-
родеев и обязывающие инквизицию уничтожать несчастных, заподоз-
ренных в ереси, дали абсолютно противоположный результат. Папские
буллы только еще больше популяризировали чародейство. С тех пор
как папские буллы стали для западной церкви догмой, появилось
убеждение, что магия действительно является чем-то серьезным и
значительным.
147

Перед ним возвышался дворец его старой верной под-
руги Имы Давероны...
В это раннее утро впервые после смерти родителей
девушка испытала чувство полной свободы и счастья, —
проснувшись, она увидела у своей постели Балтазара
Коссу.
Раненая рука нашего героя привлекла ее внимание,
и Косса рассказал ей о двух попытках убийцы напасть
на него, о том, как он поймал этого человека, как тот
во всем признался и указал на предателя, как жестоко ее
друг отомстил за себя и как он попал в дом прекрасной
незнакомки.
— Я понимаю, Балтазар, зачем ты пришел«. Ты хо-
чешь знать, кто эта девушка? — с горькой улыбкой
сказала она. — Ты и Сандру уже готов забыть!.. Ложись
пока вот здесь... Когда ты проснешься, я буду знать все.
Мне кажется, я кое о чем догадываюсь. Но я хочу быть
абсолютно уверенной в своих предположениях и, когда
разбужу тебя через некоторое время, все тебе расскажу.
Наш герой, довольно улыбнувшись, лег в постель, со-
хранившую еще тепло Имы, и послал прощальный воз-
душный поцелуй девушке, стоявшей уже у двери.
Има говорила правду. Она знала девушку, которая
произвела такое сильное впечатление на Коссу. Если бы
Балтазар немного подумал, он вспомнил бы, что, когда
Има еще была его любовницей, она рассказывала ему о
какой-то молодой девушке, своей сверстнице, приехавшей
из Вероны, из города, где они обе родились, Яндре
делла Скала.
Яндра была самой богатой девушкой в Вероне. Ее
отец Антонио и дедушка Канэ делла Скала были прави-
телями Вероны, так же как и ее прадеды. Но отец ее был
убит несколько лет назад своим братом, Бартоломео дел-
ла Скала, который теперь правил Вероной, И семнадца-
тилетняя Яндра в 1381 году, то есть четыре года назад,
была вынуждена бежать, чтобы спастись от преступ-
ника дяди.
Има Даверона познакомилась с Яндрой сразу же,
как только та приехала в Болонью. Има была поражена
исключительной образованностью, широтой познаний,
огромными способностями своей новой знакомой. Да и
все знавшие Яндру считали ее исключительным явле-
нием, «феноменом». Говорили, что она чародейка, пред-
сказательница, так как она якобы обладала способностью
предсказывать будущее. По крайней мере в это верили
148

жители Вероны и Болоньи. Но магия, чародейство, ал-
химия, астрология, любой вид исследований, даже просто
чтение «еретических» книг (сюда не включались только
произведения Аристотеля, признанные церковью) счита-
лось тогда «дьявольским занятием». Христианин не
имел права заниматься такими делами. И если на кого-
нибудь падало подозрение, он неминуемо попадал в руки
«святой службы», представал перед судом инквизиции,
рьяно охранявшей «чистоту христианской веры».
— Вот она какая, — задумчиво произнес Косса, когда
он проснулся через несколько часов и Има рассказала
ему все это.
Ей было грустно, она понимала, что мысли ее бывшего
любовника, одевавшегося сейчас перед ней, были о дру-
тй.
— Балтазар, — обратилась она к Косее, когда тот
прощался с ней, — не ходи к Яндре. — Она подбежала к
двери и загородила собой выход, пытаясь задержать
его. — Ты рискуешь.
— Из-за Ладзаро Бенвенутти? — спросил Косса.
— Нет... не в нем дело... Он не умер. Он жив. И не
будет, конечно, тебе мстить... Но ты не должен идти к
Яндре...
Косса улыбнулся, но она настойчиво продол-
жала:
— Ты не должен идти к ней... Будет очень плохо,
если ты пойдешь к ней сегодня.
И, увидев, что он не расположен менять свое решение,
Има раздраженно и громко выкрикнула:
— Дом, где ты был, где живет Яндра, не ее дом.
Ее поселил там кардинал ди Сайта Кьяра, он ее любит...
Косса нахмурил брови.
— Кардинал, — продолжала Има, — спрятал ее там,
чтобы спасти от инквизиции, которая начала ее преследо-
вать. Полгода назад — поэтому ты и не знаешь ничего, —
когда ты был в Неаполе, инквизиция схватила ее, а кар-
динал заплатил Альберинго Джуссиано, кондотьеру,
чтобы тот выкрал ее и привел к нему в тот дом, где ты ее
увидел...
— Бедная, — только и сказал Косса, выходя.
— Балтазар! — в отчаянии закричала Даверона, уви-
дев, что он уходит. — Подеста сказал мне, что сегодня
же святая инквизиция пошлет своих людей в этот дом,
чтобы схватить ее. Два дня назад они узнали, где она
живет. Вернись!
149

Все напрасно! Косса, обернувшись, улыбнулся ей на
прощание, и она поняла, что он не поверил ей, подозре-
вая в неискренности.
* * *
И вот Косса снова в доме, где он был на рассвете. Он
осматривал маленький изящный салон, ожидая его хо-
зяйку. Его внимание привлекли мебель, убранство ком-
наты, безделушки. На стене он заметил картину в рамке.
На ней были изображены ступени какой-то величест-
венной лестницы. «Это, наверно, вход в ее царственный
чертог». Он думал о семье делла Скала из Вероны, о те-
перешнем правителе, дяде Яндры, который был причиной
бегства девушки в Болонью, что дало Косее возможность
познакомиться с ней.
Вдруг Балтазар почувствовал нечто вроде удара тока,
вызвавшего приятную дрожь во всем теле; что-то как маг-
нит потянуло его к себе. Он обернулся и увидел Яндру.
Глаза его встретились с ее спокойным, но проницатель-
ным взглядом. Когда небесное создание успело появиться
здесь?
— Королева моя, — тихо произнес Косса, заворожен-
ный ее странным взглядом*— Извини меня за мое ноч-
ное, или, скорее, утреннее вторжение. Я, Балтазар Косса,
граф Беланте, владелец Искьи и Процинты, пришел по-
благодарить тебя. Я благославляю судьбу с той самой
минуты, как она свела и познакомила меня с тобой,
самой очаровательной и доброй из всех, кого я знал до
сих пор.
Длинные, густые черные ресницы девушки, казалось,
чуть шевельнулись, и ее черные большие глаза устреми-
лись на него с выражением иронии.
— Мессир Косса, — произнесла она несколько над-
менно, — самые искусные, самые нежные и правдивые
излияния идеальнейшего в мире мужчины очень часто не
доходят до души женщины... если...
— Если, — подхватил, вздыхая, Косса, — если она
полна любви к другому, к другому счастливцу...
Глаза Яндры делла Скала сверкнули.
— Не любви, — поправила его девушка. — Полна бла-
годарности. Благодарности к спасителю, избавившему ее
от страшнейшего вида смерти, смерти на костре. Я полна
признательности человеку, благодаря которому я жива до
сих пор.
150

Как грустно она произнесла последние слова: «жива
до сих пор»! Как особенно подчеркнула их! Казалось,
что она еще боится за свою жизнь, не верит в нее,
А Косса печально думал: «Почему меня не было здесь,
чтобы я сам мог спасти ее!»
Вдруг он вздрогнул и вскочил. Три не то четыре
головы показались над садовой стеной. Косса подбежал
к окну, чтобы рассмотреть этих людей получше, и заметил
еще нескольких. У него мелькнула мысль о предупреж-
дении Давероны, которому он тогда не поверил.
— Беги, моя королева! — крикнул он. — Только так
ты можешь спастись. Беги. Палачи святой инквизиции
окружают дом.
— Увы... — произнесла она безнадежно. — Я была
уверена, что этот день недалек. Но я не думала, что это
случится сегодня.
— Беги, моя королева!
Он видел в окно, что сад наполняется людьми. А де-
вушка, горько улыбаясь, не двигалась с места.
Косса посмотрел на нее, решительно схватил за руку
и потащил к двери.
«Какой путь выбрать? — думал он. — Где они не
сторожат и мы сможем выйти?»
Девушка замешкалась, и глаза Коссы свирепо сверк-
нули.
— Настало мое время спасать тебя. И я спасу
тебя! — крикнул он.
Он взял ее на руки, поднял как пушинку и начал
спускаться по потайной лестнице, надеясь выйти к сосед-
ним домам и затеряться в толпе. Но, оказавшись на
улице, он сразу потерял всякую надежду. С десяток
палачей «святой службы» уже поджидали их. Напрасно
Балтазар, опустив девушку, вынул стилет. Напрасно
дважды вонзил его в чьи-то тела. Палачи схватили и
Яндру делла Скала и самого Балтазара.
* * *
В центре Болоньи, во дворце правителя города —
подеста, запертый в башне, томился наш герой под
бдительным надзором стражников ордена капитанов
святой Марии. Это был полумонашеский, полувоенный
орден, члены которого носили металлические кольчуги
под монашеским балахоном с красным крестом на
груди [25].
151

Даже самые близкие друзья Коссы: Гуинджи, Фиэс-
ки, Умбальтини, Вителлески, ни один из «десяти дьяво-
лов», не говоря уже о тысяче других студентов Болоньи,
желавших увидеться с Коссой, не могли проникнуть
к нему. И только Даверона, которая поставила на ноги
всех своих знакомых и умело использовала связи с
подеста, получила к вечеру десятого дня разрешение
поговорить с Балтазаром несколько минут.
— Балтазар, — быстро зашептала она, увидев его, —
Будь спокоен. Баша судьба будет решаться только через
три месяца, а за это время с тобой ничего не может
случиться.
— А Яндра?
— С ней тоже ничего не будет. Великий инкви-
зитор объявит свой приговор вам обоим и другим арес-
тованным в один день.
Действительно, Дохменико Бранталино, великий
инквизитор Италии, три дня назад решил поступить
именно так. На другой же день после того, как были
схвачены Косса и девушка из Вероны, он приказал
привести к нему каждого в отдельности и сам допра-
шивал их в присутствии генерального викария и глав-
ного нотариуса, то есть тех, кто руководил сыщиками —
сбиррами.
— Ты отреклась от спасителя?.. — спросил он де-
вушку.
— Нет.
— И все же ты отреклась. Ты клянешь святую
троицу?
— Нет.
— А чародейство? Разве это не богохульство? Ты
поклоняешься дьяволу?
— Нет.
— И все же ты молишься дьяволу. Не сатане ли ты
приносишь в жертву детей, которых не успели еще
окрестить?
— Я не приносила в жертву даже насекомое.
— Кому же как не сатане вы посвящаете ваших
детей еще до того, как они увидят свет? Не совращае-
те ли вы людей на служение сатане? Сколько раз ты
впадала в грех кровосмешения?
Девушка покраснела и не ответила.
— Ты не убивала людей? — переспросил инквизи-
тор. — Не варила и не ела сваренных человеческих
членов?.. Не губила людей ядом и колдовскими заклина-
152

ниями? Не вызывала падежа животных? Не накликала
бесплодия на женщин, не заставляла деревья раньше
времени сбрасывать плоды?..
Последние вопросы прозвучали как монолог, так как
девушка молчала. Однако это не остановило инквизи-
тора, он задал ей обязательный для «чародеев» вопрос.
— Не имеешь ли ты телесных сношений с сатаной?
Если не каждый день, то сколько раз ты спала с ним?
Главный доминиканский монах получил удовлетво-
рение, увидев, как краска заливает бледно-розовые щеки
Яндры, и предъявил ей новое «официальное обвине-
ние».
— Какая-то женщина, жертва твоих чародейств,
так опухла, что живот у нее почти закрыл лицо. Из ее
утробы слышатся разные звуки, похожие не петушиный
крик, на куриное кудахтанье, на блеяние баранов, на
рев быков, на мычание коров, на лай собак, на хрюканье
свиней, на ржание лошадей. Тот, кто донес на тебя,
сказал, что живот этой женщины похож на ходячий
скотный двор.
Яндре было противно слушать все это, и она не за-
щищалась. Представитель «воинствующей церкви» вы-
звал стражу и распорядился отвести девушку в камеру,
а привести к нему ее «жертву», околдованного ею
студента, ее «защитника» и «любовника».
Великий инквизитор знал, что девушка была любов-
ницей кардинала ди Санта Кьяра, но, чтобы не впутывать
в эту историю действительного любовника, одного из
корифеев церкви, он делал вид, что ему ничего об этом
неизвестно, и притворялся верящим, что чародейка свела
с ума Коссу, что он ее любовник.
Читатели должны знать, что инквизитор, будь он
хотя бы простым монахом, не боялся никого, даже
кардинала. Потому что «святая служба» не зависела
ни от церковных, ни от политических владык, подчиня-
ясь непосредственно святому престолу. И нельзя недо-
оценивать страшной опасности, которой подвергался
наш герой и девушка, как и всякий, кто попадал в руки
инквизиции. Может быть, вышеизложенные обвинения,
предъявленные им, в настоящее время кажутся смехо-
творными. Но в те времена такое обвинение святой
инквизиции предвещало верную и ужасную смерть. Свя-
тая инквизиция была «мечом западной церкви»*.
* Де Поте, крупный историк XIX столетия, в своей книге
«История христианства» гтишет: «Католицизм должен был употребить
J 53

Наш герой, запертый теперь в подвале крепости при
дворце подеста, внимательно глядел на свою бывшую
подругу, которая принесла ему эти вести. Он должен был
власть» силу, пытки и террор, или он перестал бы существовать.
Этим объясняется возникновение жестоких законов святого суда.
Одна из статей гласила, что обвинение в ереси должно быть под-
держано даже в том случае, если оно исходит из уст хотя бы одного
доносчика»,
В начале ХШ столетия сначала в Италии и Фракции, а потом в
некоторых государствах Испании в Германии возникла святая инкви-
зиция. Началось невиданное доселе преследование еретикоа Успех этих
действий объяснялся тем, что преследование велось под знаменем
борьбы с еретиками if чародеями — «сообщниками дьявола», согласно
кодексу законов Ватикана, его программе, составленной «мудрей-
шими мыслителями церкви>>. Организация преследования принад-
лежала не местным церковным властям, не епископам каждого рай-
она или властям каждой страны. Центр управления преследованиями
находился в Ватикане, и руководил им сам папа. Все операции по
преследованию проводились преданным святому престолу орденом свя-
того Доминика» Доминиканцы были доверенными лицами папы в
разных странах и с большим рвением производили преследования
средствами, обеспечивавшими господство святого престола над наро-
дами. «Нищие» монахи ордена святого Доминика были убежден-
ными исполнителями воли святой инквизиции. Они бродили по дерез-
ням и городам, собирали милостыню, чтобы жить, но вместе с тем
добывали сведения о людях, которые искали истину (это считалось
колдовством), или тех, кто осмеливался жаловаться на различные
злоупотребления папы и западной церкви, порицать роскошную и
распутную жизнь служителей всевышнего. На основании этих сведе-
ний люди, требозавшие обновления церкви и возвращения ее к
простоте апостольских времен, предавались суду. Усердие домини-
канских преследователей, судивших еретиков и чародеев, у которых
они захватывали богатства, передававшиеся «матери церкви», было
неописуемо. Мстительность монахов была безгранична. Они сжигали
дома и посевы «вероотступников* и «слуг дьявола», вздымая руки
и вознося имя Христа» которого «предали вероотступники»,..
Папа Гонорий III приказывал епископам помогать доминиканцам,
которые, как он говорил» «с вдохновенным усердием проповедуют волю
церкви». «Предоставляйте им, — приказывал он, — все средства для
наказания вероотступников...»
И вот, следуя папским циркулярам, церковные и светские власти
в разных странах оказывали всяческую поддержку этому монашескому
ордену. Л основатель ордена святой Доминик (заявлявший, что он
стремится восстановить в церкви простоту апостольских времен) ор-
ганизовал из этих приверженцев церкви многочисленные группы донос-
чиков и сыщиков, которые были обязаны разыскивать и предавать
суду святой инквизиции каждого подозреваемого, каждого, кто хоть
что-нибудь говорил о разложении церкви, огнем и мечом бороться с
ее противниками.
Надо сказать, что светские правители, императоры и короли,
считали для себя выгодным помогать церкви, своему союзнику в
борьбе, стремились подавить «духовный мятеж» и нанести мощный
удар по «новым, еретическим идеям». Все правители брали под свою
защиту монахов-проповедников, которые в городах и деревнях разыс-
154

еще многое сказать Име, прежде чем стража — «друзья
церкви» — уведут ее от него,
— Има, — тихо сказал он, нахмурив брови, — пере-
дай «десяти дьяволам», пусть двое-трое из них, каждый
отдельно, поедут в Неаполь, разыщут моего брата Гас-
пара и расскажут ему, что произошло. Пусть разыщут
и кондотьера Альберинго Джуссиано и поговорят с
ним тоже. А я надеюсь что-нибудь сделать здесь. Глав-
ное, чего я хочу, — это спасти Яндру. Има, передай то,
что я сказал тебе, Ринери, Джованни, Ованто, Берардо
и Биордо — всем.
Как ни старалась бедная Има скрыть свое горе,
когда «друзья церкви» пришли, чтобы увести ее, было
видно, как она страдает. Она знала, что нет никаких
средств, которые могли бы спасти жизнь тем, кто «согре-
шил», нарушил законы церкви. Ни один правитель,
никакая власть не могли им помочь. Сами они должны
были погибнуть на кострах, а их жилища, будь то двор-
цы или крепости, разрушены до основания или сожжены,
часто вместе с соседними домами.
Родственники и друзья казненных лишались всех
прав. Их изолировали, словно прокаженных. Они обя-
заны были носить «одежду бесчестия»*. Все их имущест-
кнвали «бандитов-еретиков и чародеев», приказывали своим подданным
выдавать, задерживать и бросать я тюрьмы всех подозрительных (25}.
Отец Фома, 2 августа 1483 года принявший пост великого
инквизитора« за восемнадцать лет пребывания на этом посту только в
одной стране отправил на тот свет десять тысяч человек* поджаривая
их на кострах. Дни, когда людей сжигали за их антпцерковные
идеи, обставлялись как большие прлзлнества. Государство и церковь
делали все^что могли для придания величия этому зрелищу в назидание
всем. Тысячи людей стекались с разных сторон на центральную
площадь, где на куче дров уже стояли осужденные еретики. Чтобы
привлечь зрителей на эти «официальные торжества*, сюда приглаша-
лись крупные должностные лица церкви (инквизиторы, епископы,
помощники епископов), представители высших классов и часто сам
король.
Служители церкви пользовались случаем и обращались к собрав-
шейся многотысячной толпе с пламенными речами против еретиков
и «служителей дьявола». Они использовали этот пример, «чтобы
спасти зрителей и слушателей от неверия». Долгожданное «зрели-
ще» — сожжение людей преподносилось в конце. И темная толпа
веселилась, созерцая этот живой костер. Глаза разбегались: на кого
смотреть, за кем следить?! Люда кричали все вместе, обсуждали
увиденное, самым непосредстве иным, первобытным образом выражали
свой энтузиазм при виде того, как человечество избавляется от
враюв церковной, а вместе с тем и политической власти.
* На груди и на спине этой одежды был изображен большой
черный крест.
155

во переходило в собственность церкви. Церковь же была
призвана охранять общество от дурных примеров, по-
даваемых недовольными родственниками казненных.
Има знала, что обвиняемых не спасала от казни даже
смерть. В таких случаях выкапывали и сжигали их трупы.
Правда, постыдное «признание» могло сохранить им
жизнь*.
* Только в 1482 году в Испании 17 ÜÜ0 человек подписали
«признание». Они предпочли это унижение потому, что хотели жить,
хотели избавиться от невероятных пыток, предшествовавших суду!
Страшных, ежедневных мучений в течение многих месяцев, до тех пор,
пока у них не добивались «признания».»
В первый же год появления святой инквизиции в Испании около
1000 человек было сожжено на кострах, обезглавлено на эшафоте
мечом или топором» Людям отрубали руки, ноги или пальцы. А еще
7000 человек «признали» свою вину и попросили помилования у церкви.
Им сохранили жизнь, но для устрашения других сожгли их чучела. Са-
мих же «раскаявшихся» бросили в подземелья, где они вскоре умерли.
У родственников забрали дома и состояние, надели им «одежду бесче-
стия» и изгнали из города. В Акдалузни, в одной только Севилье, за год
опустели 5000 домов.
К «легкому» наказанию, как, например, стегание плетью, отру-
бание конечностей, привязывание к позорному столбу, когда каждый
проходящий имел право плевать в осужденного, было приговорено
97 000 человек.
В течение одного года только в Испании были обречены на ги-
бель и вечный позор тысячи семейств, В Испании по приказу церкви
было проведено также крещение евреев и мусульман.
Фердинанд Католик в 1492 году выслал из Испании всех евреев,
не пожелавших принять христианское вероисповедание. Было изгнано
170 000 семейств — около миллиона человек. Тысячи людей погибли в
пути от отчаяния, голода, жажды, холода, во время штормов в Сре-
диземном море, от дурного обращения с ними моряков-христиан. Часто
их нарочно топили в море, чтобы воспользоваться жалкими крохами,
которые те имели.
Еще хуже святая инквизиция обошлась с испанскими мусуль-
манами. Они были объявлены «вероотступниками», то есть, другими
словами, смертниками, которых ожидали страшные пытки, а затем
смерть на костре.
Но государство взяло их под защиту, и церкви пришлось «оказать
им снисхождение». Людей похрузили на корабли и отправили в му-
сульманские страны.
Посмотрим, однако, как им удалось доехать: из первой партии в
140 000 человек более 100 000 погибли от холода и жажды. Сами му-
сульмане считали мавров — испанских мусульман — католиками и ев-
ропейцами. Но католическая церковь обрекла их на смерть, а король
изгнал из страны как мусульман. Кроме погибших по упомянутым
выше причинам, тысячи были уничтожены экипажами кораблей, на
которых перевозили этих людей. Мужчин убивали на глазах у жен-
щин. Жен и дочерей брали себе в наложницы, а потом, когда они
надоедали, топили их а море и выбирали новых.
Около трех миллионов мавров и евреев было уничтожено в Ис-
пании [63].
156

В февральское раннее утро 1385 года в Болонье
стоял такой шум и крик, словно началось светопрестав-
ление.
Самое большое волнение царило в центре города, у
дворца подеста.
Ну и суматоха! Еще не рассвело, а площадь перед
дворцом была запружена народом, в темноте, словно
в дьявольсксу* танце, метались человеческие тени, гало-
пировали всадники, в многоголосом шуме вдруг выделя-
лись какие-то победные возгласы. Крик, вой, грохот,
треск, бряцание оружия, вопли! Город гудел.
В огромной толпе мелькали искаженные лица воору-
женных людей, причем в качестве оружия использо-
вались и стилеты, и сабли, и дубинки, и доски, и ножи
всех видов, вплоть до кухонных.
На пути люди эти встретили немало препятствий,
преодолели их и, ворвавшись в город, были беспощадны.
Это импровизированное, пестро вооруженное «войско»,
возглавляемое группой людей с обветренными, почер-
невшими от загара лицами, рвалось в бой, как стая го-
лодных, кровожадных волков.
Один из вожаков, красивый, смуглый молодой че-
ловек лет двадцати пяти, был самым неудержимым.
Общеизвестна история французского рыцарского ордена тамплие-
ров, уничтоженного королем и папой Климентом V для того, чтобы
воспользоваться богатствами этого ордена.
На орден были возведены клеветнические и нелепые обвинения:
преклонение перед дьяволом, отречение от Христа, разврат, дето-
убийства! Государственное и церковное «правосудие» пришло в движе-
ние. Палачи начали свое дело. Архиепископы Сены, Роны и Руана
вместе с провинциальными епископами приняли решение: если обви-
няемые будут впоследствии отказываться от признаний, сделанных под
пытками, это должно расцениваться как hofoc впадение в ересь,
вероотступничество, отречение от Христа, и они все равно должны
быть сожжены на костре.
Рыцарей после страшных пыток поднимали ка костры по пятьдесят
"человек и больше и заживо сжигали. Монахи и «святые» отцы западной
церкви так умело обставили все, что народ считал сожжение де-
лом совершенно справедливым и питал такую ненависть к тамплиерам,
что даже трупы их осквернялись. Люди раскапывали могилы, доста-
вали останки и снова сжигали их, а пепел разбрасывали по
ветру.
Рассказывают, что Яков Моле, великий магистр ордена, прежде
чем его охватило пламя костра, обратился к папе, приглашая его через
сорок дней встретиться пред очами божьими, а короля — через год.
Судьба ли это? Но странно, что через сорок дней после сожжения на
костре Якова Моле умер папа, а через год — король.
157

Саблей он расчищал себе дорогу, быстро поднимаясь
по лестнице. Он первым взбежал на второй этаж крепост-
ной башни дворца и нанес сильный удар саблей одному
из «друзей церкви», который с группой своих подчинен-
ных стоял у лестницы, преграждая ему вход.
— Где Яндра делла Скала? — крикнул молодой че-
ловек.
Уже целый месяц наш герой был на свободе (правда,
ему приходилось скрываться в Болонье). Ему удалось
убежать, не воспользовавшись даже маленьким напиль-
ником, который вместе со стилетом принесла ему в пироге
Има. На следующий день после ее прихода, когда один
из «капитанов святой Марии» подошел к камере, Косса
пригнулся у дверей, а когда тот заглянул в окошечко,
отыскивая глазами арестованного, быстро вскинул руки,
одной крепко обхватил шею «капитана», а другой заткнул
ему рот* Сильно сдавив горло тюремщику, он подождал,
пока тот потерял сознание, и отобрал у него ключи.
Открыв дверь, Косса втащил тело в камеру, поспешно
стал раздевать его, чтобы завладеть одеждой «капитана
святой Марии», но не успел.
Послышались шаги, и чей-то голос окликнул «капи-
тана».
Будущий папа решил, что колебания тут не к месту.
Он выскочил из камеры, взмахнул стилетом и вонзил его
прямо в сердце новому «счастливцу». Приволок и его
в свою камеру. Потом разделся и вместо «формы», в
которую его одели месяц назад, натянул на себя
одежду «крестоносца».
Спрятав стилет и напильник в складках платья,
он опустил капюшон низко на лоб, с деланным спокой-
ствием поднялся по лестнице, вышел из башни, пересек
двор, миновал большой зал дворца, тот самый зал,
в котором через двадцать пять лет был созван конклав,
провозгласивший его папой [9], вышел на площадь
и вскоре затерялся на улицах Болоньи.
Он не остался в доме Имы, потому что здесь в первую
очередь стала бы искать его святая инквизиция. Он
только сообщил девушке о своем побеге. Не остановил-
ся он и ни у одного из своих приближенных. Он не
ночевал в одном доме две ночи подряд. У одних он про-
водил утро, у других — вечер, у третьих — ночь. Он знал
множество уединенных убежищ. И у него были тысячи
сторонников среди студентов Болонского университета.
В один из дней он встретился с «адмиралом», своим
15В

братом Гаспаром Коссой. Они обнялись, и Гаспар,
посмеиваясь, рассказал Балтазару, как он и его пираты
(с ним было сто двадцать человек, остальные ожидали
его на корабле в порту Виареджо) обманули стражу
и проникли в город. По пути в город они нагнали
стадо овец, коз и коров. Узнав у пастухов, кому те гонят
скот, пираты сошли с лошадей, связали пастухов, бро-
сили их связанными в какую-то хижину и, пряча лоша-
дей среди стада, двинулись к городу. Под вечер, незадол-
го до закрытия городских ворот, они проникли в город,
а скот отправили владельцу. Гаспара встретили пред-
ставители студентов.
— Можно покончить с этим делом сегодня же но-
чью? — спросил Балтазара старший Косса.
— Альберинго Джуссиано дает сто человек на десять
часов и просит за это две тысячи скудо, — ответил наш
герой.
— Он их получит.
Балтазар достал разработанный им план и показал
брату.
— Ночью мы должны собраться на площади у дворца
подеста. Там, в башне, ее тюрьма. Туда придет около ты-
сячи моих друзей студентов, самых смелых и сильных.
Они будут вооружены. А еще три-четыре тысячи будут
разгуливать неподалеку, чтоб помешать городской охра-
не, если ей вздумается помочь людям «святой службы».
Но ее все ненавидят. Джуссиано уверен, что im подеста,
ни гонфалонъеры не будут мешать. Они бросят на произ-
вол судьбы «друзей церкви*, потому что терпеть их не мо-
гут.
— Пусть твои ребята займутся стражей у городских
стен, главным образом у северных ворот. Через imx мы
уйдем, закончив дело.
* * *
— Где девушка?
Косса действовал решительно. Он должен был спасти
юную красавицу во что бы то ни стало. Сабля тяжело
опустилась на «друга церкви». Раздался сухой, отврати-
тельный треск. Правая рука «друга церкви» безжизненно
повисла.
— Где Яндра делла Скала? — снова послышался
гневный голос Балтазара.
Он понимал, что защитников тюрьмы, помощников
159

«святой службы» было очень много, «Друзья церкви»,
«капитаны святой Марии», члены общества защитников
веры (а по существу — шайка доносчиков) — все они
старались преградить ему дорогу.
Будущий папа, рассвирепев, обеими руками вцепился
в саблю и с силой стал наносить удары по «друзьям церк-
ви». Крики доносились то справа, то слева и свидетельст-
вовали о том, что удары попадали в цель. Вдруг наш ге-
рой ощутил сильную боль в плече. Крови он не видел, но
чувствовал, что она течет.
Но вот наконец и пираты, его старые друзья, словно
дьяволы, скачут по лестнице. Косса, разъяренный, схва-
тил за горло подвернувшегося под руку «капитана свя-
той Марии» и начал душить его.
— Где она? — в исступлении повторял Косса, все
сильнее сжимая горло «капитана». — Где Яндра? Ты бу-
дешь говорить?
Тот поднял руки... Шум, галдеж, крики заглушил
вдруг страшный грохот. Пираты выломали дверь.
— Яндра!..
Девушка протянула ему руки. Божественная улыбка
озарила ее лицо. Но, заметив рану на его плече, она в
испуге бросилась вытирать кровь.
— Яндра, ты с ума сошла! Не время! — закричал
Балтазар.
Он поднял девушку на руки, как тогда в ее доме, и под
охраной четырех пиратов, которые шли сзади и по сторо-
нам, спустился по лестнице на улицу.
— Гаспар, Альберинго Джуссиано, Биордо, Берардо,
Ованто, Ринери! Друзья мои «дьяволы», друзья студенты!
Дело сделано! Все на лошадей — и к северным воротам!
* * *
Группа всадников бешено скакала по дороге, стреми-
тельно удаляясь от Болоньи. Перевалив через вершину
Апеннин, высотою около двух тысяч метров, к полудню
следующего дня они подъехали к Пистое и только здесь
придержали лошадей. «Адмирал» давно уже посматривал
на брата.
— Раз уж ты не хочешь идти со мной, — сказал он,
когда они въехали в город и проезжали мимо знамени-
того собора святого Зинона, — раз ты решил действовать
самостоятельно, я для начала помогу, дам тебе корабль и
160

три лодки. Лодки стоят в устье Арно, у Пизы» И остав-
лю тебе человек тридцать своих людей.
Балтазар пожал ему руку.
— Я сам все сделаю.
— Вернешь, когда сможешь.
— Нет, — упорствовал Балтазар. — Я сам всего добь-
юсь. Но лодки я все же возьму«
Гаслар написал несколько слов на листке бумаги и по-
дал его брату.
— Это насчет лодок. Мы расстаемся. Отсюда я поеду
в Виареджо. А вы через Лукку попадете в Пизу.
* * ♦
Итак, после шумной сцены в таверне «Кроткая
овечка», о которой мы рассказывали, наш герой и его
спутники отправились спать. Через несколько часов, еще
до рассвета, они покинули постоялый двор, где провели
ночь.
Чуть только забрезжил рассвет, Косса и его друзья
выехали из города, направляясь на запад, неуклонно при-
держиваясь берега Арно. Девушка в мужском костюме,
дочь бывшего властелина Вероны Яндра делла Скала,
ехавшая с Коссой на одной лошади, совершила неве-
роятный побег из тюрьмы благодаря дерзкому вмеша-
тельству Балтазара. Вчера еще, подавленная* она раз-
мышляла о своей дальнейшей судьбе, а после ночи, про-
веденной в Пизе, ее нельзя было узнать. Лицо Яндры,
освещенное первыми лучами зари, сияло от счастья.
Балтазар, вглядываясь вперед, заметил вдали лодки,
оставленные ему братом. Увидел он и еще что-то и
взглянул на спутников, ехавших рядом с ним.
— Альберинго, Ринери, — прошептал он, — там
ждут... друзья... Люди, которые не хотели вчера меня слу-
шать, пришли сюда ночью. Боятся, что я уеду без них.
Действительно, пришли все, кто был вчера в таверне,
даже одноглазый громила, который накануне так буше-
вал.
— Да, и я пришел! — растерянно произнес он, раска-
чиваясь всем своим грузным телом. — Раз идут друзья, я
их не брошу. Я с вами. — И он молодцевато шагнул
навстречу Косее.
Балтазар с трудом удержался от улыбки и громко
отдал команду:
— Вперед, друзья! По лодкам!
6 Роидис, Парадмсис
161

* » *
Четыре года корабли Балтазара Коссы бороздили
воды Средиземного моря. Словно коршуны набрасыва-
лись они на проходящие суда, мусульманские или хри-
стианские, принадлежавшие различным государствам Ев-
ропы, уничтожали и захватывали их экипажи и пасса-
жиров. Пираты высаживались также у берегов Африки и
Европы, у городов и деревень, на островах, грабили вил-
лы, дома, хижины, сжигали их, предварительно забрав
все ценности.
Мы не случайно сказали «корабли». У Коссы было их
несколько. Один из них был захвачен в первый же день.
Это был арагонский корабль, который шел из Генуи по
направлению к Ферано на острове Эльба. Корабль этот
послужил основой для создания целого пиратского фло-
та, совершавшего крупные «операции». Нужно сказать,
что Косса предпочитал действовать в районах Берберии,
территории, где теперь расположены Тунтс» Триполи,
Алжир и Марокко. Не потому, что это были мусуль-
манские страны и он ненавидел мусульман. Нет, Косее
были чужды такие предрассудки. Он совершал набеги и
на различные области Испании, Балеарские острова, Кор-
сику, Сардинию, Сицилию и даже на районы континен-
тальной Италии, которая была его родиной. Единствен-
ным местом, не страдавшим от налетов Балтазара, был
Прованс — французская провинция, правителю которой
служил брат коссы Гаспар со своим пиратским флотом.
Балтазар не хотел доставлять неприятности брату, ведь
герцог Прованса мог послать Гаспара уничтожить пират-
ский флот Коссы.
Итак, если нашему герою не попадались торговые
суда, которые можно было ограбить, он предпринимал
набеги на прибрежные мусульманские страны. Объясня-
ется это тем, что многое жители побережья сами были
пиратами, и из каждого своего «похода» привозили
домой множество ценных товаров и золотых монет.
Города Средиземноморья давали Косее богатые тро-
феи.
Наш герой не обходил даже Позитано и Равелло
(неподалеку от Амальфи), мест, расположенных рядом
с островом, принадлежавших семье Косса.
Во время своих набегов на города африканского
побережья Балтазар не брал в плен кого попало. Он
действовал по строго разработанной системе. И никто из
162

тех, у кого было хоть какое-то добро, не ускользал от
него.
Во время «экспедиций» в христианские страны са-
мые богатые трофеи приносил грабеж церквей. Золотые
и серебряные подносы и чаши, расшитые золотом хо-
ругви, серебряные ризы, золотые урны с останками свя-
тых и дары верующих попадали ему в руки. Разумеется,
в первую очередь опустошались алтари.
Дома в Берберии были переполнены добром, награб-
ленным мавританскими пиратами в Европе. Кроме золо-
тых и серебряных монет различных стран — дублонов,
реалов, скудо, константинатов, торнези, цехинов — Кос-
са находил там бриллианты и жемчуг, дорогие женские
одежды из шелка, драгоценные мужские доспехи (дра-
гоценные потому, что большинство их было украшено
бриллиантами. Попадались кольчуги, на которых было до
пятисот жемчужин, а также рубины и сапфиры) и мантии
правителей, на которых насчитывали до девятисот жем-
чужин. Из богатых вилл, которые затем предавались
огню, люди Коссы корзинами или огромными ящиками
выносили золотые и серебряные вещи и дорогие сервизы.
Конечно, все это давалось не без труда. Владельцы,
как говорится, зубами вцеплялись в свою добро. И тут
уж резня была страшная. Люди Коссы, словно черные
демоны, окружали весь район: резали, кололи, убивали
сопротивлявшихся людей и на улицах, и в домах, где они
запирались. Словно дикие кошки, вскарабкивались они на
крыши домов, выламывали двери и окна, врывались в
дома. Много крови лилось тогда. Об этом пишет Д. Джо-
венелли в своей книге «Пиратство».
А с захваченных торговых кораблей Косса доставлял
в отчий дом на Искье весь груз, который они везли из
Африки и Азии. Соль, пшеница, ткани, ковры, пряности,
напитки — эти товары особенно охотно покупались бо-
гачами. И рабы. Рабы-мусульмане. Потому что в ту эпоху,
в XIV веке, не было на Средиземном море ни одного суд-
на, будь то венецианское, арагонское, прованское, ге-
нуэзское, неаполитанское или какое-нибудь еще, которое
не везло бы рабов из Африки или Азии. Рабов прода-
вали в портах Европы оогачам, которые использовали
их на разных работах, предварительно окрестив, чтобы
спасти их души, а заодно тем самым искупить и свои
грехи, совершенные в жизни.
163

* * *
Мать Балтазара, когда он между двумя «операциями»
приехал на Искью, советовала сыну:
— Остановись, Балтазар. Наш дом, хоть он и боль-
шой, весь Кастелло, а то и весь наш остров, не смогут
вместить всего того, что ты привозишь. Что делать с *бо-
гатством, которое ты привозил и продолжаешь приво-
зить? Всей Искьи не хватит, если так будет продол-
жаться. Особенно, если ты будешь привозить сюда и
пленников, а не продавать их по дороге в других портах.
Достаточно женщин, которых ты сюда привозишь. Их
слишком много. До каких пор ты еще будешь при-
возить их? Что мне с ними делать? Ты не сможешь
жениться ни на одной из них, даже на той, что у тебя на
корабле, на девушке из Вероны. Ты должен служить
церкви, сын мой, для этого я тебя растила. Вот уже
пятьсот лет многие поколения нашего рода дают служи-
телей церкви. Ты тоже должен им стать. Подумай об
этом хорошенько. Я не хочу, чтобы ты снова ушел в море.
Опасная жизнь, которую ты ведешь, тянется слишком
долго, а ты обещал мне, что скоро бросишь это занятие...
Пусть этот отъезд будет последним. Когда ты вернешься,
начинай новую жизнь, новую, мирную жизнь, а то тебя
убьют... и тебя, и Гаспара, и Микеле, и Джованни... Вы
все обезумели от этой жизни... — говорила она, и на гла-
зах ее блестели слезы.
Дело в том, что Косса действительно готовился к
большой «операции». Вот почему мать так печально
смотрела в глаза сыну, озабоченно хмуря брови. Она взя-
ла его за руку и заставила сесть рядом.
— Как ты похудел, — продолжала она. — Ради бога,
довольно любви и женщин — одновременно столько жен-
щин!.. Правда, все они красивы, в каждой своя прелесть...
Они очень экзотичны и милы, эти девушки из далеких
стран, в них много очарования. Но, мой сын, я боюсь
за тебя... Да, — задумчиво сказала она, — хватит тебе и
одной. Достаточно тебе Яндры, она очень красива и так
страдает, бедняжка... А ты бросаешь ее и бежишь к дру-
гим... Девушка все понимает. Она не глупа. Пусть она
ничего не говорит тебе. Но она все видит, Я заметила
однажды, как она побледнела, когда ты заинтересовался
кем-то и ушел, не обращая на нее внимания. Она глу-
боко переживает все. Я видела, как она посмотрела
на тебя.
164

— Мать, ты ошибаешься. Ей это безразлично. Она
никогда не говорила со мной об этом. Кроме того, я от-
крыто ничего не делаю...
— Нет, — настаивала мать. — Я не ошибаюсь. Я все
видела, и ты подумай об этом. Ты потеряешь ее. Мы,
женщины, не прощаем тем, кого любим.
Косса поцеловал ее на прощанье и ушел.
* * *
Прекрасен солнечный зимний день в просторах моря.
Корабли Коссы под широко раскрытыми парусами, с
тихим плеском разрезая носами воды, легко несут тя-
желый груз, захваченный снова в блестящей «операции»,
проведенной в Африке.
В порту Джерит Большого Сирта ими были захвачены
все товары, привезенные последними караванами из Са-
хары. В Кембил*т (Нефзауа), в Гамбесе, в Эль-Хаме
(все эти порты торговали черными рабами) пираты за-
хватили около пятисот молодых мужчин и женщин, при-
везенных туда для продажи.
Яндра, одетая в узкие, ладно сидящие на ней брюки,
бросила из-под нахмуренных бровей быстрый взгляд на
чернокожую девушку, которую только что разглядывал
Косса. Но, гордая и хитрая, тут же улыбнулась, делая
вид, что наблюдает за веселой компанией — Альберинго
Джуссиано, Ринери Гуинджи и Гуиндаччо Буонакорсо,
которые сидели на палубе и играли в карты.
Балтазар стоял поодаль, подняв голову, и всматри-
вался в небо, в облака, которые появились низко над
горизонтом.
— Пятьдесят цехинов, — послышалось вдруг со сто-
роны игроков»— Играю на все.
Косса обернулся. Он узнал голос небезызвестного
одноглазого гиганта. Косса знал, что этот человек был
картежным маньяком. Но ему было интересно, кого это
Гуиндаччо подзадоривал. Криворотый колосс обращался
к Ринери Гуинджи, пытаясь вовлечь его в крупную
игру.
— Ну, а ты? — продолжал Буонакорсо. — Клади и ты
пятьдесят...
Теперь он обращался к Альберинго.
Видимо, он выигрывал. И теперь хотел или втрое уве-
личить выигрыш, или... проиграть все.
«Настоящий картежник!» — подумал Косса. И снова
165

поднял глаза к небу* Что-то в нем волновало его. Ему
очень не нравилось маленькое далекое облачко*
«Скоро, наверное, подует свежий ветерок*, — подумал
он. Но тут внимание его снова было отвлечено.
—* Ладно! — соглашался Гуиндаччо. — Ставьте. Мое
дело дрянь. Я всегда проигрываю. — И начал рассказы-
вать, как ему не везет. Как-то в одну ночь он проиграл
пятьсот скудо. Это было все, что он скопил за всю свою
пиратскую жизнь.
— Заело меня, и я одолжил у ребят еще двести и стал
играть дальше. И их я просадил. А так как расплачи-
ваться было нечем, я должен был отслужить у них сколь-
ко-то лет, не помню сейчас, сколько. Наконец я отра-
ботал свой долг, и у меня осталось еще пятьдесят
реалов. И как-то ночью в таверне я сел играть на них.
И что вы думаете? Выиграл шесть тысяч золотых цехи-
нов, целое богатство! Забрал выигрыш и поклялся больше
не играть, вернуться в Пизу и там пожить спокойно.
Но по дороге, в Неаполе, зашел в таверну поесть. Там я
увидел богатого путешественника, еврея. Он обедал. Ус-
тавился этот еврей на меня, и я решил, что ему захотелось
сыграть со мной. Я не выдержал и сам предложил
ему перекинуться в картишки. Выиграл я у этого еврея
шестьсот пятьдесят золотых цехинов и груз пряностей —
груз стоимостью пятьдесят тысяч золотых дукатов. И еще
я выиграл у него мельницу и шестьдесят рабов.
Наш герой, слушая этот рассказ, забыл о своем бес-
покойстве.
— Еврей, — продолжал Гуиндаччо, — дал мне долго-
вую расписку и попросил меня не уходить, а подож-
дать его* «Я скоро вернусь, — с::азал он. — Если хочешь,
мы можем продолжить игру». И действительно, он скоро
принял и принес тысячу пятьсот золотых лир. Мне захо-
телось и их выиграть. Мы начали играть снова, и я про-
играл все выигранное у него, и свои деньги, и даже
рубашку. Однако еврей меня пожалел и отдал рубашку
обратно. Как я вернулся в Пизу, без денег, голодный —
это другая история.
Гуиндаччо кончил рассказ, компания опять принялась
за игру, а Косса снова беспокойно нахмурил брови. Он
посмотрел на надутые ветром паруса и выругался. Взял
рупор, поднялся на капитанский мостик и стал отдавать
команду.
Его громкий голос, подхваченный начавшимся вет-
ром, был слышен на всех кораблях флотилии.
1бб

— Убрать гроты, бом-брамсели, брамсели, бом-кли-
вера и кливера! Оставить норд-весты!
К своему удивлению, Гуиндаччо Буонакорсо, выиграв
у Ринери Гуинджи, теперь выиграл и у Джусснано. Сто
пятьдесят золотых цехинов за два часа!
Ветер усилился и отчаянно свистел в парусах. Чер-
ные, тяжелые тучи заволокли небо, на волнах показалась
пена. Небо, так недавно улыбавшееся, стало темным и
хмурым. Ветер несся навстречу флотилии, корабли тре-
щали и стонали от его порывов. Кривой рот Гуиндаччо
еще больше скривился от страха, единственный глаз
как-то тревожно блестел, когда неуклюжий, полный
суеверия гигант собирал деньги, завертывал их в три
платка, прятал в карман и бормотал:
— Нам не надо было брать то, что мы взяли» Не
надо было делать того, что мы сделали на Лампедузе.
Я знал, что бог нас покарает...
Что имел в виду этот жалкий трус? Что произошло
на Лампедузе? Что это за место? Лампедуза — остров,
который находится почти в середине Средиземного мо-
ря. Он лежит южнее Сицилии, западнее Мальты, между
островом Пантеллерия и тунисским портом Махдия,
ближе к последнему.
На этом острове, расположенном между Африкой и
Европой, который служил как бы «нейтральной терри-
торией» для европейских и арабских пиратских кораб-
лей, для христиан и мусульман, в центре его, была глубо-
кая пещера. На одной из стен пещеры висело ста-
ринное изображение святой Марии с младенцем Хри-
стом на руках. У противоположной стены была могила
мусульманской «святой» — марабу. Обе половины пеще-
ры были завалены разными товарами.
У стены с изображением богоматери лежали мешки с
галетами, целые головы сыра, кувшины с маслом, мешки
кофе, вино, деньги.
На противоположной, мусульманской, стороне было
сложено почти то же самое и еще ящики с турецкой,
арабской и персидской одеждой. Все это были прино-
шения, оставленные сторонниками обеих религий — эки-
пажами европейских и мусульманских кораблей. Их
оставляли специально для беглых рабов, своих едино-
верцев, которым удалось бежать с галер. Тот, кому уда*
валось освободиться от цепей, бросался в воду, плыл к
Лампедузе, находил пещеру, полную товарами, и был уве-
рен, что проживет до тех пор» пока к острову причалит ка-
167

кой-нибудь корабль с его единоверцами и заберет
его.
Испанский пират Алонсо де Контрера, рассказывая
в своих воспоминаниях об этом острове, утверждает,
что приверженцы обеих религиозных догм уважали уста-
новленный обычай и никто не осмеливался даже поду-
мать о том, чтобы прикоснуться хотя бы к какой-ни-
будь мелочи из этих приношений. Контрера говорит
также, что невозможно перечислить «чудеса», которые
творило изображение богоматери в пещере. «Не чудо
ли, — говорил он, — что светильник перед богоматерью
горел всегда: и днем и ночью, даже если на острове не
было ни души?» Итак, покидая остров, никто не рисковал
унести из пещеры хотя бы булавку.
И вот «кощунство», о котором боялись даже думать и
христиане и мусульмане, совершил будущий папа Балта-
зар Косса.
— Что это такое? — спросил он, с удивлением рас-
сматривая товары, лежавшие в этом пустынном без-
людном месте. — Грузите все на корабли!
Гуиндаччо осмелился рассказать ему о существую-
щем обычае, показал Косее изображение и поведал о его
«чудесах»,
— Ты болван! — обругал его будущий папа«— Грузи-
те все на корабли, ничего не оставляйте!
•„Вот о чем вспоминал сейчас суеверный Буонакорсо.
— Ох, — в страхе вздыхал он, глядя на страшное
черное небо и бешено вздымавшиеся волны. — Вот беда!
Зачем мы взяли приношения с Лампедузы? Ведь если бы
мы продали пятьсот черных рабов и товары, которые до-
были в резне с берберийцами, то набили бы все карманы
золотом. Зачем было забирать эти приношения? Мы
сами накликали на себя беду!
— Чего ты все причитаешь, брюзга? — послышался
угрожающий, перекрывающий шум шторма голос Коссы.
Гигант мгновенно вскочил.
— Что угодно, капитан? Что я должен делать? Что бы
ты ни приказал — все правильно.
— Помогай убирать паруса,
Гуиндаччо, ринувшись исполнять приказание, чуть не
свалился в море.
— Выбрать швартовы и шкентеля! — гремел в полу-
мраке голос Коссы,
Как разбушевалось море! Какими бешеными стали
169

волны! Как дико ревел ветер! Корабль трещал; каза-
лось, что он стонет от штормовых ударов,
— Убрать норд-весты, — командовал Косса, хватаясь
за мачту, чтобы удержаться на ногах при качке,
В тусклом свете зажженных факелов заметались
фигуры людей, бросившихся выполнять приказание. Цеп-
ляясь за борта, люди ползком пробирались к мачтам.
Дикий вой несся с корабля. Это вопили прикованные в
трюме рабы, женщины и мужчины. Страх охватил всех.
Никто не помнил подобного шторма.
Яндра, вцепившись в какой-то столб, словно прико-
ванная к нему, лежала на полу большой каюты в носовой
части корабля.
Даже мужчины, старые морские волки, которые отда-
ли морю столько ^ст жизни, растерялись. Каждый стре-
мился ухватиться за что-нибудь: за канат, за борт, за
мачту. Многое лежали на палубе, держась за край от-
крытого трюма, из которого неслись страшные дикие воп-
ли сбившихся в кучу рабов.
Черные тучи вдруг прорезала молния, стало светло
как днем, и громовой раскат заставил людей содрог-
нуться. Посыпались крупные, как монеты, капли, и вскоре
разразился ливень. Такого потопа никто никогда не ви-
дел. Казалось, что с неба низвергается грозный водопад,
а по кораблю несутся бушующие потоки.
— Эй! — крикнул Косса»— Наверно, стоки засорены.
Прочистить их!
Но никто не мог шевельнуться.
Раскаты грома раздавались один за другим в темноте
ночи, сливаясь с воем гибнущих в трюме рабов и страш-
ным треском, который издавал корабль при каждом ударе
огромных волн о борта.
Косса смотрел на волны, окатывающие корабль. «На-
верно, все трюмы полны, — думал он. — Сколько людей
утонет! И не только груз из ценных, отборных товаров
будет смыт, сам корабль может пойти ко дну».
Надо было предпринять что-то для спасения корабля.
Но кто сможет сейчас сдвинуться с места? Люди смотре-
ли на небо, с которого продолжал с ужасающей силой
низвергаться водопад. Каждый подумал о рабах в трю-
ме — они все захлебнутся.
Откуда-то послышался нежный голос:
— Балтазар!
Это была Яндра.
169

— Развяжи людей внизу, — умоляла она любовни-
ка. — Они утонут.
Косса угрюмо молчал, но сделал попытку подойти к
ней поближе.
«Все кончено! — думал он. — Я потеряю все корабли.
Ни одного не видно... Надо попытаться спасти хоть этот»,
С большой осторожностью он двинулся по палубе,
держась за канат. Громовые раскаты не утихали, ветер
бушевал с еще большей силой. Беспрерывные вспышки
молний превратили ночь в день. Крики и вопли в трюме
затихали, это были уже глухие стоны и слабый плач.
Те из рабов, что еще были живы, оплакивали умерших
и свою судьбу.
— Ради бога, Балтазар! — Снова послышался умоля-
ющий голос Яндры.
Вдруг опять дикие вопли вплелись в страшный громо-
вой раскат. Огромная, как гора, волна налетела на ко-
рабль с одного борта и перекатилась через другой, унося
с собой около тридцати человек. Корабль трещал. Он то
взмывал вверх на пенистом гребне волны, то падал в
пропасть и, казалось, разламывался пополам.
Буря бушевала с еше большей силой, ветер порывами
налетал на корабль, швырял из стороны в сторону пере-
полненное водой судно.
Косее удалось наконец добраться до Яндры.
— Балтазар! — взволнованно произнесла девушка. —
Все рабы погибли, наверно!
— О чем ты говоришь, Яндра! — закричал Косса. —
Корабль тонет! Не знаю, сумеем ли мы сами спастись!
Зловещий сухой треск, донесшийся из глубины ко-
рабля, заставил людей замереть.
— О! — испуганно воскликнул Косса. — Пробоина!
Бешено клокоча, с грохотом и свистом вода устре-
милась в брешь.
— Ах, горе нам! Мы погибли! — послышался жалоб-
ный возглас неподалеку от Коссы и Яндры.
Косса нахмурил брови.
— Опять ноешь, Гуиндаччо! Замолчи! Иди за мной!
Косса осторожно подобрался к борту, схватился за
железные стойки, к которым была привязана лодка,
вскарабкался выше, распутал веревки и спустил лодку на
воду. При свете молнии он увидел, что помогает ему
Ринери, а Гуиндаччо стоит в стороне на палубе,
— Вас и так двое, — оправдывался он перед Кос-
сой. — Я вам не нужен. Что мне еще сделать?
170

— Помоги Яндре подойти сюда! — приказал Косса.
Вскоре девушка с помощью трех мужчин спустилась в
лодку. Пираты спрыгнули за ней.
— Держитесь крепче! — обратился к спутникам Кос-
са. Потом обернулся к кораблю и закричал:— Эй вы,
бродяги, негодяи! Скорее в лодку!
Никто не отвечал.
— Неужели всех смыло?.. Эй, босяки! Есть кто-ни-
будь живой?
Молчание. Только грохот волн. Четыре человека по-
чувствовали, как дрожь пробежала у них по телу.
Пенистые волны с силой прибивали лодку к кораблю.
— Ринери и ты, Гуиндаччо, возьмите каждый по ве-
слу, — приказал Косса.
Он пересадил Яндру на корму, сам сел у руля. Втро-
ем они старались оттолкнуть лодку от корабля. Лодку то
возносило на вершину волны, то кидало вниз, и эти
взлеты и падения ощущались гораздо сильнее, чем на
корабле.
Гигант греб одной рукой, а другой не переставая
крестился при каждой вспышке молнии, со страхом по-
глядывая на тонущий корабль.
Вдруг послышался страшный гул, перекрывший все
остальные звуки. Шум воды, с воем ворвавшейся в раз-
битый корабль, достиг их ушей.
— Боже мой! — запричитал одноглазый гигант, дро-
жа всем телом и не переставая креститься. — Настал
конец света! Спаси нас, господи, и я навсегда брошу это
проклятое ремесло!
Волна подняла лодку на огромную высоту, а затем
кинула ее в бездну, людей сбросило с мест, лодка чуть
не перевернулась.
— Матерь божья, — взывал Гуиндаччо. — Спаси нас!
И я стану священником!
Он повернулся к Косее.
— Дорогой капитан, хороший мой капитан! Дай ты
тоже обещание! И мы спасемся! И ты, Ринери, обещай
стать священником. Только тогда бог поможет нам*
Косса вспомнил мать, ее беспокойство перед его
уходом в это последнее плавание, ее постоянное жела-
ние сделать его священнослужителем... Ее мечтой было
увидеть сына в сутане.
— Лишь бы мы не утонули, как щенки, а там я готов
хоть диаконом стать, — ответил Косса.
171

* * *
Через сутки после страшной ночи, о которой мы
рассказали, в тихое утро, когда солнце озаряло пышную
природу, вдали от песчаного берега моря, высоко в горах,
четыре человека спали в тени кустарника у какой-то пе-
щеры в скале. Четыре человека: женщина и трое муж-
чин с измученными лицами, в разорванной, измятой и
еще влажной одежде.
Читатель, верно, догадался уже, что это были наш
герой, его любовница и двое его сподвижников — те, кому
удалось уцелеть при гибели пиратского флота, когда за-
тонули корабли, их экипажи и «пассажиры» — скованные
цепями рабы. А вместе с ними и все награбленное до-
бро.
Лодка с потерпевшими кораблекрушение целые сутки
носилась по морю. Они были похожи на трупы, когда
на утро второго дня сильный толчок вывел их из глубоко-
го оцепенения — лодка села на мель у берега.
— Мы должны спрятаться где-нибудь, — сказал Кос-
са. — Боюсь, что в этих местах нас знают по нашим ста-
рым делам. Вспомните, что мы сделали в Равелло и в
Позитано. Надо дождаться рассвета, узнать, где мы
находимся, и соблюдать осторожность.
Как хотелось его спутникам остаться на песчаном
берегу, лечь и выспаться! Но Косса был неумолим. И, не-
смотря на страшную усталость, они двинулись в горы,
и только там, среди дубов и кустарника, заснули мертвым
сном.
Вдруг Косса проснулся и вскочил на ноги. Рядом
крепко спали его спутники. Нет, ему не показалось. Не-
подалеку слышалось позвякивание колокольчиков козье-
го стада, а рядом со спящими стоял какой-то человек и
смотрел на них.
Наш герой не выдал своего волнения. Хитрец, он
незаметно посмотрел направо, налево, чтобы определить
местность, кинул взгляд на берег, на позолоченные
солнцем крыши деревенских домиков, на городишки,
тонувшие в зелени, на небо, на море. Затем с безразлич-
ным видом, хотя по телу у него пробежала дрожь, перевел
взгляд на стадо и с деланным спокойствием обратился
к пастуху:
— Хороший человек, продай мне ослика. Нам надо
как можно скорее быть в Меркато, а жена не может идти.
Он вытянул из-за пояса кошелек, достал из него цехин
172

и протянул пастуху. Тот не выразил готовности взять его,
и Косса достал еще цехин.
— Вот, даю за твоего дохлого осла два золотых
цехина...
Косса тут же разбудил своих спутников, помог Яндре
сесть на осла, и все двинулись козьей тропой по направ-
лению к Меркато.
— Знаете, куда мы попали? — заговорил Косса,
когда они остались одни. — Куда выкинуло лодку? Рядом
с Равелло и Амальфи. Туда, где полгода назад мы
ограбили все деревни.
— О-ох! — простонал гигант. — Все пропало! Не-
сдобровать нам! — И начал причитать и ругать себя.
— И чего ты ^ечно хнычешь, несчастный? — при-
крикнул на него Косса. — Мы пойдем не туда, куда я
сказал пастуху. Я нарочно сказал, что мы пойдем в Мер-
като. Мы пойдем в обратную сторону, в Ночеру.
Слышишь ты, плачущая богоматерь?
— Дорогой мой капитан, не сердись на меня по-
напрасну, — сказал Гуиндаччо. — Я только добра хочу,
хочу, чтобы ты был осторожнее.
Три дня пришлось потратить путникам, чтобы до-
браться до Ночеры. Они выбились из сил, так как на
пути к Ночере встретили множество препятствий. Им
приходилось лавировать между отрядами неаполитан-
ских королевских войск, которые тоже двигались к Ноче-
ре или расположились на привал у дороги. В последний
день пути Косса и его спутники нагнали группу крестьян,
человек пятнадцать, которые следовали за войсками в
Ночеру.
Видимо, нашему герою и его спутникам не суждено
было войти в город свободными. До Ночеры оставалось
не более получаса пути, когда вооруженные дубинками
крестьяне неожиданно напали на Балтазара и Гуиндаччо.
Напрасно Косса угрожающе размахивал стилетом. Их
было слишком много. И все же трое крестьян получили
удары стилетом, двое из них упали бездыханными. Но их
оставалось еще достаточно! Один крестьянин дубинкой
вышиб из рук Коссы стилет. Крестьяне схватили пут-
ников, связали и повели в Ночеру. Их доставили к кре-
постной башне и втолкнули всех четверых в камеру, где
и одному-то человеку было тесновато.
— Мы прекрасно устроились! — иронически произ-
нес вечный нытик Гуиндаччо. — И надо же было выса-
диться именно здесь! Другого места не нашлось, что ли?
173

— Замолчи ты, плакса, мерзкий слизняк, архи-
трус! — злобно закричал на него Косса, взбешенный по-
стигшей их неудачей*— Тебя хлебом не корми, дай
только поныть. Замолчи наконец, не раздражай меня, а
то я тебя пристукну! Глупая ты цикада, безмозглый
идиот, разве ночью мы видели, куда выбрасывает лодку?
А ее выбросило как нарочно туда, где всего лишь не-
сколько месяцев назад мы грабили и убивали! Глупец,
слюнтяй, замолчи лучше1 Я так зол, что могу ненароком
задушить тебя,.,
И вдруг его слова утонули в страшном грохоте. Стены
крепости содрогнулись.
— Боже мой, — произнес Гуиндаччо» молитвенно
вздымая руки. — Ах! Не успел я выполнить своего обета!
Тяжелая рука Коссы опустилась на спину гиганта.
Тот упал, треснувшись головой о мраморные плиты. Но
тут за стенами крепости раздался новый удар, за ним
второй, потом третий...
«Что происходит? — задумался Косса, забыв о по-
вергнутом «драконе». — Неужели стреляют по крепости?
Но ведь город находится в глубине королевства, и, на-
сколько мне известно, войны сейчас нет. Что же это мо-
жет быть?»
Он вспомнил о королевских войсках, направлявшихся
к Ночере, которые они видели по пути, и снова спросил
себя: «Что все это значит?»
Воин крепостной стражи, вооруженный копьем,
появился в дверях вместе с надзирателем, который запер
их в камеру. Надзиратель сделал знак Косее следовать за
ним.
Поднимаясь по лестнице, Косса с удивлением рас-
сматривал богатое убранство крепостных помещений.
Ему не приходилось до сих пор видеть такой роскоши.
Но вот что-то заставило его вздрогнуть. Проходя мимо
какой-то открытой двери, он увидел большую полупустую
комнату и страшные предметы в ней: плети с узлами и
без узлов, бурдюки с водой, веревки, ножи, острые
колья, щипцы, клинья, разные пилы, столы, на которые
клали истязуемых, и другие предметы пыток.
Коссу привели в огромный зал, занимавший весь
верхний этаж крепости. Оттуда открывался вид на Но-
черу.
Грохот не умолкал, удары по крепости не прекраща-
лись.
174

Косса старался разглядеть через окно, что происхо-
дит- Он увидел, что город окружен какими-то войсками.
Люди стреляли из катапульт — орудий, которые обруши-
вали на здания огромные камни.
На какой-то миг Косса забыл о положении, в кото-
ром он находится, его занимала только одна мысль: что
тут происходит? Это не королевские войска! Войско,
окружившее город, было местным! Что же творится?
Кого обстреливают?
В глубине зала, в кресле, которое стояло на деревян-
ном помосте высотой около полуметра и напоминало
трон, сидел человек лет шестидесяти, с серьезным и
строгим лицом. Человек этот устремил на Коссу про-
низывающий взгляд, словно изучал его.
— Ты Косса? — коротко спросил он.
Балтазар обратил внимание на то, что все присут-
ствующие опустились на колени. Лишь он один остался
стоять, гордый и непреклонный.
— Грабитель Косса? — снова спросил человек.
— Пират, — поправил его Балтазар.
Новый удар по крепости сотряс ее стены. Два огром-
ных камня, разбив окно, влетели в зал. Присутствую-
щие испуганно вздрогнули, и только два человека —
Косса и старик — не шелохнулись.
Наш герой сразу оценил обстановку и быстро обдумал
план защиты.
— Я причинял зло неверным мусульманам и не рас-
каиваюсь в этом, — спокойно сказал он.
Один из стоящих на коленях людей тут же опроверг
слова Коссы.
— Святейший, — почтительно склонив голову, произ-
нес он, — этот грабитель перерезал множество людей в
прибрежных городах и деревнях, в Позитано и Амальфи,
в Равелло, а также на Менорке и Мальорке»
«Вот оно что! — подумал Косса. — Все ясно. Это папа!
Что-то надо придумать!»
Он лицемерно склонился перед великим понтифи-
ком, преемником апостола Петра, наместником бога на
земле.
— Святой отец1 — с наигранным страданием в голосе
произнес он. — Я по неведению совершил зло и готов
вернуть людям все, что взял у них, все награбленное
добро» заплатить им за каждого погибшего родственника.
Если правда, что я, христианин, нанес вред другим хри-
стианам, смиренно прошу простить меня. И большей ра-
175

дости, большего счастья не желаю в этом суетном мире.
Я хотел бы удалиться от всех дьявольских соблазнов.
Я хотел бы стать монахом в монастыре..* или священ-
ником в городе.
Гул пошел от перешептывания присутствующих. Всем
было ясно, что раскаяние грабителя — одно лицемерие.
Кто-то даже прервал Коссу и осмелился обратиться к
папе:
— Святой отец...
Но он не успел договорить, так как новый залп до
самого основания потряс крепость. Камни величиной с
апельсин влетели в окна, перебив почти все стекла, и по-
катились к ногам святейшего, который надеялся, что
толстые крепостные стены защитят его. Он сделал знак
всем покинуть зал. Остались лишь два вооруженных до
зубов стражника и Косса.
Странная, загадочная улыбка сверкнула в глазах свя-
тейшего, когда он перевел взгляд на Коссу.
— Все, что ты сказал, — правда? — спросил он.
— Да, святой отец. Я дал богу этот обет несколько
дней назад, когда во время шторма мои грешные корабли
раскалывались, как ореховые скорлупки. Я поклялся
тогда пойти в монахи или стать диаконом, если спасусь.
Бог и богоматерь смилостивились надо мной и спасли
меня. Я ничего не хочу больше, как только вьшолнить
свою клятву. Предоставьте нам эту возможность, святой
отец. Не только мне, но и моим спутникам. Моя сестра
и двое друзей со мной каялись и давали такое же обе-
щание. Дайте нам возможность спасти наши души,
святой отец, помогите стать монахами или священника-
ми, чтобы в чистой, достойной умиления жизни, ко-
торую мы будем вести, осознать всю глубину нашего
морального падения, всю греховность нашей прежней
жизни.
Святейший с трудом удерживал на губах загадочную
улыбку.
— Твое желание будет исполнено. И желание твоих
спутников — тоже. Но..,
Косса насторожился. «Проклятье... Что готовит этот
хитрец? Что он задумал?»
— Я хочу попросить тебя кое о чем до того, как на-
дену на тебя сутану. Помоги мне. Все должны под-
держивать главу христианства в борьбе с врагами. Хри-
стиане обязаны помогать мне в борьбе с изменниками,
которые осмеливаются не только предъявлять разные
176

обвинения мне, но и подло выступают против церкви
вообще.
На душе у Коссы стало спокойнее.
— Я готов, святой отец»— произнес он.
Спустившись через некоторое время в камеру» он в
первую очередь дал пощечину гиганту, которого увидел
плачущим.
— Получай в последний раз! А то через несколько
дней я буду ниже тебя. Ты будешь священником, а я
диаконом. А теперь все выходите из камеры, вы свобод-
ны... — И показал друзьям кошелек, полный золотых
неаполитанских реалов.
Что же произошло? О чем просил его папа и на что
Косса дал согласие? Кто был этот папа и какие он
испытывал затруднения? С чем он вел борьбу?
Чтобы читателям стала ясна обстановка, в которую
попал Косса, нам нужно коротко рассказать о тогдаш-
нем главе христианства, великом понтифике, и о том, по-
чему ему понадобилась помощь Коссы.
Речь идет о папе Урбане VI, то есть о первом папе,
обосновавшемся в Италии после пресловутого «вави-
лонского пленения пап*, почти столетнего периода, когда
папы покинули Рим и обосновались в Авиньоне — про-
винциальном французском городе, откуда и управляли
церковью*.
* Там» в Авиньоне, городе, купленном папством у Франции» папы»
располагавшие огромным богатством, пользовались всеми наслажде-
ниями и удовольствиями жизни. Они жили в великолепном дворцеt
построенном предшествующими па па ми-французами, соответственно
«папскому величию» (скромные апостолы!). Крупнейшие мыслители
того времени осуждали пап, скрывавшихся в Авиньоне. Особенно
Петрарка, который долго жил при папском дворе и хорошо был ос-
ведомлен обо всем происходившем там. Он говорил, что «любой папа,
живущий а Авиньоне, уже не папа» (80]. Петрарка в одном из своих
произведений сравнивает этот папский город с Вавилоном, о котором
пишет Иоанн в своем «Апокалипсисе». Папы, конечно, и не помышляли
о том, чтобы покинуть это прекрасное место, не собирались оставлять
спокойную жизнь и возвращаться в Рим, в этот «отсталый» город, где
их опять ожидали столкновения со своенравной и непокорной толпой.
Но все-таки Екатерине Сиенской, известной своей святостью женщине,
удалось заманить Григория XI в Рим. Эта молодая женщина, заставив-
шая папу совершить путешествие из Авиньона в Рим, была популярна
потому, что, по мнению народа, на нее «снизошла благодать». Папа
Григорий не думал надолго оставаться в Риме, казавшемся деревней
в сравнении с Авиньоном. Он ненавидел простонародье, боялся рим-
лян. Григорий собирался вернуться в прекрасный Авиньон, но так и
умер, не осуществив своего намерения. Согласно обычаю, кардиналы
должны были собраться в том самом месте, где великий понтифик от-
дал богу душу, чтобы избрать ему преемника.
1//

* * *
Седьмого апреля 1378 года, впервые после семидеся-
тишестилетнего перерыва, конклав собрался в Ватикане,
чтобы избрать нового папу.
Кардиналов-итальянцев было только четверо. Все ос-
тальные были французы, жаждавшие возвратиться в
Авиньон и опять жить там в свое удовольствие. Но перед
дворцом, где заседал конклав, собрался почти весь Рим.
Предполагается, что там было около 20 000 человек —
количество по тем временам огромное. Люди шумели,
кричали, стучали в двери и стены (врожденная экспан-
сивность итальянцев), взывая к укрывшимся во дворце
кардиналам.
— Римлянина, римлянина, хотим римлянина... или
хотя бы просто итальянца, если уже вы не можете из-
брать римлянина [52]!
Хотя в большинстве своем кардиналы были фран-
цузами, единства между ними не существовало. Кар-
диналы из Южной Франции хотели избрать своего пред-
ставителя. Северяне им противодействовали. И чтобы
победить южан, они вступили в сговор с четырьмя кар-
диналами-итальянцами и решили избрать временно на
папский престол итальянца, архиепископа Бари, Бар-
толомея Приньяно.
Это и был папа, с которым встретился наш герой
в Ночере.
Однако обнародовать результаты выборов кардиналы
не осмелились, потому что в день 8 апреля требования
римлян стали еще более конкретными.
С улицы неслись возгласы:
— Папа должен быть римлянином! Если этого не
будет, мы перебьем всех вас [52, 72, 89]!
Как поступить, чтобы успокоить толпу и не постра-
дать самим?
Папское облачение силой надели на одного из кар-
диналов, римлянина (он противился этому, так как боял-
ся, что обман раскроется и толпа расправится с ним),
и отворили дворцовые двери перед народом Рима, чтобы
люди могли увидеть «избранного папу-римлянина».
— Папа не я! Выбрали не меня! — кричал бледный от
страха кардинал Теомбалдески.
Но (к счастью его и других кардиналов) никто в
этой суматохе и шуме не слышал его протеста, так как
кардиналы приветственными выкриками и рукоплеска-
178

ниямн заглушали голос кардинала Теомбалдески. И два
часа, пока толпа находилась во дворце, страдал ни в чем
не повинный человек [80],
Летопись одной из церквей в Меце (Лотарингия)
рассказывает, что кардиналы, до того, как выбрать Бар-
толомея Приньяно, договорились с ним, что через не-
сколько дней вновь избранный папа отречется от престо-
ла. В награду ему обещали кардинальский сан (он был
архиепископом)« Папой же намеревались сделать фран-
цуза, кардинала из Женевы [22]. Но чтобы спастись
от гнева римлян г случае, если обман обнаружится, кар-
диналы попрятались в крепостях и замках Рима и показа-
лись только тогда, когда страсти улеглись.
Убедившись, что в городе воцарилось спокойствие,
кардиналы произвели церемонию возведения на престол
архиепископа Бартоломея, который принял имя Урба-
на VI.
Очень скоро кардиналы увидели, что ошиблись, избрав
его папой, хотя бы и на время.
Урбан VI был человеком властным, строгим церков-
ником, твердым в выполнении своих решений.
Так, он решил остаться в Италии, тогда как кардина-
лы горели желанием вернуться во Францию. Кроме того,
они узнали, что папа намеревается запретить симонию
(а она приносила кардиналам огромные богатства).
Урбан VI видел, что вся святая коллегия настроена
против него, и, чтобы обеспечить себе безопасность,
удостоил кардинальского звания многих преданных ар-
хиепископов.
Урбан VI был очень невоздержан на язык и однажды
публично назвал кардинала Орсини, знатного римлянина,
дураком.
Через некоторое время кардиналы собрались в ме-
стечке Анани. Избрание папы было там провозглаше-
но незаконным, как совершенное под давлением римлян.
К Урбану направили посланцев, которые должны были
передать ему следующее: «Мы согласны, чтобы ты про-
должал управлять церковью. Но мы решили дать тебе
опекуна, он поможет тебе держаться на посту, занимать
который твоя грубость и сама твоя природа тебе не
позволяют».
Архиепископ Фома Ачеррский говорит об этом в сво-
ем произведении «Об избрании папой Урбана VI« [75J.
Кардиналы наняли гасконские, английские и наварр-
ские войска и послали их против сторонников папы.
179

Началась страшная резня по всей Италии. Восставшие
жители Рима убивали всех иностранцев, считая их став-
ленниками кардиналов.
Папа Урбан VI осуществил свой план: он назначил
двадцать девять новых кардиналов. Мятежные кардина-
лы — испанец, несколько итальянцев и французы —
собрали конклав, объявили Урбана самозванцем, пре-
дали его анафеме и избрали папой Роберта Женев-
ского, пресловутого бандита и убийцу, который, будучи
еще папским легатом, вырезал все население Чезены
[76].
Так в Европе стало два папы. Урбана признавали
большинство государств Италии и Германии, Англия,
Венгрия и Польша. Другой папа признавался Францией,
Шотландией, Неаполитанским королевством, Савойей и
Испанией.
В последующий год оба папы поочередно проклинали
друг друга. Каждый старался рассказать во всеуслыша-
ние о грязных и скандальных делах другого. Повсемест-
но происходили странные вещи: в каждом епископате
было два епископа — один, назначенный одним папой,
другой — другим; в каждом монастыре — два настояте-
ля; на каждом доходном церковном посту — два высоко-
поставленных лица. Особенно удивительным было то, что
ни один из них не был порядочным человеком. Низкими
и распущенными были люди, назначенные папой Климен-
том VII (бывшим кардиналом Робертом Женевским,
который имел резиденцию а Авиньоне), и трижды нич-
тожнейшими и мерзкими были ставленники Урбана VI,
прибывавшие на места из Рима [661.
«Оба папских двора достигли последней степени раз-
ложения, — пишет один церковный историк. — Разложе-
ние было настолько очевидным, что даже оба папы это
поняли. И решили, что единственное средство для них
избежать позора — это не сдаваться. Все самые гнусные
и страшные формы тирании, все самые отвратительные
и недостойные способы ее проявления использовались
обоими папами — ложь, коварство, вероломство. Народ
потерял уважение к духовенству, оно перестало ока-
зывать на него влияние» [87].
«В этой страшной борьбе, — пишет биограф Климен-
та VII, — людям угрожала потеря не только тела, но и
души». Каждая из сторон, добившись временного пре-
восходства, жестоко расправлялась с противником —
людей сжигали, отрубали им головы, уничтожали лю-
180

быми средствами. Вся Папская область — окрестности
Рима и графство Анкона — стала огромным полем сра-
жения и взаимного истребления. Войска враждующих
пап грабили церкви и монастыри противной стороны,
а затем разрушали или сжигали их. Только и разговору
было, что о грабежах, насшши, убийствах, чинимых сто-
ронниками каждого из пап. Повсюду царили страх и
смута.
Вызывает удивление то, что многие достойные ува-
жения лица, люди честные и добропорядочные, под-
держивали того или другого папу и фанатично служили
ему. Так же поступали и люди, признанные тогда «свя-
тыми».
Сторонниками Климента VII, противника Урбана VI,
были блаженный Петр Люксембургский и святой Викен-
тий (Ферье). Клименту и его наследнику так же преданно
служила и «святая» Колетта, которую за это после ее
смерти почти сто лет не признавали «святой» и кано-
низировали лишь при папе Пии VI.
Имел сторонников среди «святых» и Урбан VI. Это
были Петр Арагонский и Екатерина Сиенская. Эта
«святая», о которой мы уже упоминали (она организо-
вала возвращение папы Григория из Франции в Ита-
лию), горячо поддерживала Урбана VI, папу, с которым
наш герой встретился в Ночере. Она во всеуслышание
заявляла, что кардиналы, которые выбрали Роберта, не
люди, а дьяволы во плоти. И будоражила этими словами
народ [16].
Екатерина Сиенская встретилась с Урбаном VI и по-
советовала ему объявить крестовый поход против «псев-
до-папы», «папы-антихриста».
Урбан VI внял совету «святой» и объявил кре-
стовый поход против Климента VII и его сторонников,
против всех тех, кто помогал Клименту спасаться от
гнева и мести «действительного папы» и верил в закон-
ность его избрания. Каждый восторженный и верный сто-
ронник «действительного папы» мог получить в награду
индульгенцию — торжественное отпущение грехов цер-
ковью от имени папы, любых грехов или даже преступле-
ний, совершенных человеком в прошлом.
В одной из булл от 1378 года Урбана VI говорится:
«Жестокий и губительный недуг переживает церковь,
потому что ее собственные сыны разрывают ей грудь
змеиными зубами».
Война разгоралась. Так как неаполитанская королева
181

Иоанна присоединилась к антипапе, Урбан VI провозгла-
сил ей анафему и низложение, В 1380 году папа усилил
проклятия и угрозы, В булле от 21 апреля Урбан назвал
королеву «дочерью несправедливости и греха» (а прежде
он был ее верным подданным и даже восхвалял ее). Он
объявил ее также раскольницей, еретичкой, ответствен-
ной за заговор против него, соучастницей преступного
оскорбления его почтенной персоны- Он забрал у нее ко-
ролевство, все ее состояние и имущество, «так как она, —
объявил папский указ, — покрыла себя позором, пошла
на страшные преступления и подлость». Отобрав у Иоан-
ны королевство, он объявил ее подданных свободными
от присяги подчиняться ей, «Запрещаю каждому —
говорилось в булле, — подчиняться правительнице, так
непристойно себя ведущей. Тот, кто будет платить ей
налог, будет проклят, и его постигнет та же участь,
что и эту недостойную женщину» [74].
Низвергнуть какого-либо правителя — дело не лег-
кое, для этого нужно вдйско. Урбану необходим был
правитель, который пошел бы войной на Иоанну. Найти
такого папе Урбану помогла «святая» Екатерина Сиен-
ская. Она поехала в Венгрию и убедила венгерского
короля оставить на время турков (которые угрожали
безопасности его страны) и двинуться с войсками в
Италию, чтобы нанести удар по христианской королеве,
объявленной папой вне закона. Король Венгрии был стар.
Но он отправил во главе войска своего племянника
Карла Дураццо. Деньги на этот «крестовый поход» дал
папа. Он получил их от распродажи имущества, при-
надлежавшего церкви, и больших налогов на духовенство.
Он продавал самые ценные вещи: чаши для при-
частия, подносы, кресты и изображения святых. Все
золото, которое было в церквах, он перелил в монеты.
Деньги эти были разделены им на две части. Одну часть
он взял себе на «жизнь», другую преподнес Карлу Ду-
раццо, выступившему против Иоанны.
Им посчастливилось. Победили папа Урбан и Карл
Дураццо. Сначала был захвачен в плен муж королевы,
а потом и она сама попала в руки противника.
Урбан VI бросил ее в тюрьму и приказал задушить*
Так и сделали» А неаполитанским королем был прово-
зглашен Карл Дураццо.
Взаимопонимание и хорошие отношения между коро-
лем и папой продолжались очень недолго. Папа Урбан VI
после достигнутого успеха решил, что он как соучаст-
182

ник, который так помог Карлу, имеет право на свою долю
трофеев. Он задумал выдвинуть своего племянника
Франческо Приньяно. Это выдвижение предполагалось
осуществить за счет Карла. Приньяно должен был стать
герцогом Капуи и Амальфи, маркизом Ночеры и так
далее. Урбан заставил всех своих кардиналов отправить-
ся вместе с ним в Неаполь. Новоиспеченный король,
переодетый в платье диакона, пешим встретил его, взял за
повод лошадь папы и повел по городу.
— Я сделал тебя королем, — начал Урбан, когда они
прибыли во дворец' и остались одни. — А теперь ты сде-
лай моего племянника вельможей в твоем королев-
стве. Уступи ему Капую, Амальфи, Ночеру и еще два-
три города.
Карл побледнел.
— Бели я отдам все это, что же мне останется? —
спросил он.
— Отдашь или нет?
— Я не могу разобщать королевство.
— В таком случае я совсем отстраню тебя [74]!
Племянник папы Урбана VI, пресловутый Приньяно,
по свидетельству летописца-современника, был челове-
ком пустым и ленивым, занятым только развлече-
ниями, кутежами и распутством. ф
Удобно устроившись во дворце Карла, он выкрал мо-
нахиню из монастыря святой Клары и привел ее к
себе,
— Святой отец! — запротестовал Карл. — Что же это
вытворяет ваш племянник?
— А-а! — понимающе произнес папа. — Ну, он еще
молод, ему трудно сдержать свои страсти! — оправдывал
он племянника [78].
Итак, смягчающим обстоятельством для человека,
который не может сдержать своих порывов и крадет
женщин, служит молодость! Но, как сообщает современ-
ник Приньяно Дитрих фон Ним, племяннику папы в то
время было сорок лет!
Итак, Урбан VI прочно обосновался в Неаполи-
танском королевстве, и до Карла дошли возмутив-
шие его слухи, что папа, живя в Ночере, сговаривается
не только с его противниками, но совращает и его друзей.
Карл направил папе письмо с предложением посе-
литься а Неаполе, где жил он сам. Так ему удобнее
было бы следить за действиями папы.
«Ты слишком зазнался, — ответил ему папа. — Это ты
183

должен приехать ко мне и пасть мне в ноги, если хочешь
говорить со мной».
Урбан начал поносить короля, убежденный, что этим
он завоюет симпатию народа«
♦Ты слишком большими налогами облагаешь бедный,
несчастный народ, который и так терпит достаточно
лишений. Надо уменьшить налоги».
Этим демагогическим письмом Урбан VI хотел убе-
дить народ в том, что он проявляет заботу о его судьбе*
«Не ты будешь устанавливать, уведачивать или не уве-
личивать налоги в моем королевстве. Советую тебе не
вмешиваться в дела, которые касаются только меня. Ты
можешь как угодно распоряжаться только своими цер-
ковниками», — ответил Карл.
После этого письма Урбан VI порвал всякие отно-
шения с королем. (Как раз в это время Косса и отпра-
вился в свое последнее плавание.)
Но папа Урбан VI видел, что большинство его кар-
диналов продолжают поддерживать дружественные связи
с Карлом и сочувствуют ему.
Чтоб быть абсолютно спокойным и уверенным в том,
что его окружают только преданные люди, Урбан прика-
зал арестовать шесть самых уважаемых и образованных
кардиналов, членов святой коллегии, и заточить их в под-
земелье замка в Ночере. Предварительно же он под-
говорил одного из своих приближенных выступить с об-
винением кардиналов в заговоре против папы.
В обвинительном акте говорилось, что кардиналы
эти «собирались предъявить папе фальсифицированные
лживые обвинения, на основе этих обвинений аресто-
вать его, судить, объявить еретиком и низложить
[76].
Дитрих фон Ним, современник и очевидец этих со-
бытий (он был секретарем папы), пишет, что Урбан VI
затеял этот процесс, чтобы избавиться от наиболее
влиятельных кардиналов.
В «Летописи Реджо» указывается, что, кроме карди-
налов, папа арестовал также и других иерархов церкви,
архиепископов и епископов, и подверг их пыткам, чтобы
они «признали свою вину». Неаполитанский король Карл,
бывший компаньон и помощник Урбана VI в борьбе с
королевой Иоанной, также был предан анафеме. Прокля-
ты были и жена Карла, королева Маргарита, и их дети
«до четвертого колена».
Чтобы обновить святую коллегию, на смену карди-
184

налам, подозреваемым в сочувствии Карлу и брошен-
ным в тюрьму, где под пытками они должны были при-
знать себя виновными, Урбан назначил новых. Все они
были неаполитанцы, все противники короля Карла, все
взяточники и распутники* Секретарь канцелярии папы
Урбана Дитрих фон Ним хорошо знал, что происходит в
городе, в частности, был осведомлен и о распутстве
кардиналов. Ему часто приходилось слышать, как знат-
ные дамы Неаполя, затевая какое-нибудь увеселение,
говорили: «Надо обязательно пригласить наших милых
кардиналов...»
На следующий день, после разговора с папой, наш
герой собрал папское войско, подбодрил людей и, неожи-
данно выступив, захватил у противника одиннадцать
катапульт. Он преследовал неприятеля почти до самого
побережья. После боя он направился в папский дворец,
так как ему передали, что Урбан хочет его видеть.
Папа пристально посмотрел в глаза Косее.
— Ты говорил, что знаком с теологией. Это правда?
-— Я не говорил, что знаком с теологией, я сказал,
что я теолог, — твердо заявил Косса, — теолог и даже
знаю каноны. Я пять лет учился в Болонье и шел первым.
Случай заставил меня прервать учение, я не получил
диплома, но это ничего не значит. В дискуссии я одержу
верх над любым теологом.
Глаза Урбана сверкнули.
— Послушай, — обратился он к Косее, — Карл Ду-
раццо из моих рук получил трон королевы Иоанны,
а теперь, неблагодарный, воюет против меня. Он стал
открытым врагом церкви. Мало того, что он послал на
меня войско, он, словно сатана, пытается овладеть душа-
ми некоторых особенно развращенных кардиналов, под-
капывается и под мой престол. У меня на подозрении
многие кардиналы и епископы. Теперь, когда войска
Карла больше не беспокоят меня, я поручаю тебе след-
ствие над ними.
— Где они находятся? — спросил Косса.
— В крепости есть подземелье. Я приказал бросить
их туда. Сразу же после твоего посвящения в сан ты
начнешь следствие. При этом будет присутствовать мой
племянник. Буду иногда приходить и я сам.
Источники не указывают имени человека, которому
Урбан VI поручил следствие над кардиналами. В них
говорится только, что «следствие... понтифик поручил
бывшему пирату, ставшему священнослужителем».
185

Все летописцы единодушно говорят о папе Урбане VI
только плохое* Его называют «отцеубийцей», пьяницей,
кровожадным зверем, способным на любое злодеяние.
Современные исследователи католицизма называют этого
папу тираном и насильником [74].
Католический архиепископ Бондрияр называет его
сумасшедшим, а аббат Мурре утверждает, что папа
Урбан VI был маньяком.
Одна из летописей рассказывает, что пытки, которым
Урбан подвергал арестованных епископов и кардиналов,
были настолько мучительны, что некоторые умерли от
них, а те, кто остался в живых, превратились в калек с
перебитыми костями.
Дитрих фон Ним, как секретарь папы лучше других
знавший обо всем, что происходило в те годы, расска-
зывает страшные подробности о пытках над епископами
и кардиналами, о бесчеловечности папы Урбана VI. Фон
Ним подчеркивает, что все описанное им он видел соб-
ственными глазами, так как присутствовал на допросах
и записывал показания истязуемых.
Фон Ним рассказывает далее, что закованных в цепи
священнослужителей из подземелья доставляли в камеру
пыток, где сидел следователь (наш герой), который
усердно выполнял свои обязанности и ежедневными
пытками старался вырвать «признание». Часто при этом
присутствовали Урбан и его племянник.
Урбан VI сам давал Косее указания, как вести след-
ствие»
— Ты не должен предъявлять им прямых обвинений.
Ты должен только спрашивать: «Что ты сделал? Почему
тебя арестовали?» Они, конечно, не будут отвечать, и то-
гда ты будешь переводить их в камеру пыток.
Балтазар Косса и его друзья Ринери Гуинджи и
Гуиндаччо Буонакорсо, теперь уже священники, начали
это черное дело* Странным кажется, что именно этим
вновь испеченным священникам, со шрамами на руках, на
шеях и на лицах, было поручено вести следствие лад
представителями высшего духовенства. Они не были су-
дьями. Они преследовали одну только цель — добиться
«признания» от подозреваемых в заговоре. Наибольший
эффект производила внешность Гуиндаччо, этого уродли-
вого и грубого великана, рябого, криворотого и хромого, с
ярко блестевшим одиноким вытаращенным глазом, вы-
ступавшего в роли священника и следователя. Подобрав
186

сутану, он величественно восседал за следовательским
столом, а потом за столом в камере пыток.
Мы пожалеем наших читателей и не будем опи-
сывать все виды мучительных пыток, которым подверга-
лись в большинстве больные и старые священнослу-
жители. Заметим только» что единственным из трех сле-
дователей, способным сочувствовать арестованным, ока-
зался гигант.
Пытки были настолько ужасны, что епископ Акуилы
не выдержал.
— Остановитесь! — закричал он. — Скажите, чего вы
добиваетесь от меня? Я признаю свою вину. Перестаньте
мучить меня, пусть лучше я умру [78].
За епископами начали одного за другим избивать
и пытать кардиналов. Палачи продолжали свое гнусное
дело до тех пор, пока люди не теряли сознание [74].
Косса невозмутимо вытягивал «признания». Он вспо-
мнил, как святая инквизиция допрашивала его в подоб-
ной камере, и это воспоминание помогало ему сохранять
хладнокровие. Но он видел, что оба его помощника, и
особенно колосс в сутане, жалеют истязуемых. Одино-
кий глаз Буонакорсо блестел от готовых пролиться слез.
Племянник папы, «правитель» Капуи, Амальфи и Ноче-
ры, присутствовавший при пытках, заметил однажды
такую чувствительность великана и начал издевательски
хохотать над ним на глазах пытаемого корифея церкви.
Урбан VI, который в саду, под окном камеры пыток,
громко распевал псалмы (его голос переплетался с
дикими криками пытаемого кардинала), удивился весе-
лому смеху племянника и пришел посмотреть, что про-
исходит. Он увидел, что гигант, недавно произведенный
им в священники, которому он доверил такое серьезное
дело, сидит согнувшись и почти плачет от жалости.
Урбан VI рассвирепел, кровь ударила ему в голову.
Он метнул яростный взгляд на расчувствовавшегося
Гуиндаччо и закричал:
— Посмотрите на этого человека! И ему я поручил
вести следствие1 Что ты, как баба, распустил нюни!
«Самое незначительное проявление сочувствия жерт-
вам во время пыток, — писал секретарь папской канцеля-
рии, — вызывало ярость у папы, часто присутствовав-
шего при этих нечеловеческих сценах; тот, кто не мог
скрыть свою слабость, беспощадно наказывался. Лицо
папы наливалось кровью, он начинал кричать скрипучим,
прерывающимся голосом. Однажды он чуть не прогнал
187

двух следователей, когда заметил, что они не могут спо-
койно выносить зрелища пыток.
— Убирайтесь вон! — орал он. — Вы бабы, плаксивые
бабы, мне не нужны такие! Убирайтесь сейчас же! А то я
прикажу вас высечь!
Этими словами он хотел дать понять всем, а особенно
одному из пиратов, «главному следователю», что поручен-
ное ему дело надо выполнять с еще большей жесто-
костью» [78].
Косса старался успокоить Урбана VL
— Вы неправильно поняли их, святой отец, — твердо
произнес он, обращаясь к папе. — Эти двое были доста-
точно жестокими в своем прежнем ремесле» Вас, навер-
но, обманывает блестящий глаз этого громилы. Он и меня
обманул когда-то, святой отец.
Убран VI ушел, и громкое пение псалмов снова стало
аккомпанементом к страшным крикам. Он проделывал
это систематически, нарочно, чтобы следователи чувство-
вали постоянно его присутствие и не приостанавливав
пыток.
Но ничто не помогало, кардиналы и епископы не при-
знавали своей вины. Правда, кардинал сангроский не
выдержал истязаний и подал знак, что будет говорить
(«Наконец-то признание!» — подумал наш герой), но
сказал совсем не то, чего от него ожидали.
— Я действительно участник преступления. Я тяжко
согрешил. Но сотрешил не против папы, а во имя него, я
хотел помочь Урбану VI. Будучи папским легатом, я пы-
тал архиепископов, епископов и других корифеев церкви,
своих коллег, не имея на это права, чтобы только под-
держать своего теперешнего истязателя [87].
— Оставьте его, — приказал Косса. — Приведите кар-
динала венецианского.
Кардинал Венеции был самым больным из всех
кардиналов, он подвергся наиболее зверским и жестоким
пыткам. Его держали в камере около четырех часов,
применяя самые разнообразные средства, потому что из
сада беспрерывно слышались аккомпанирующие молитвы
папы.
«Урбан распевал псалмы не переставая, — пишет
секретарь папской канцелярии, — а его племянник смеял-
ся и острил, наслаждаясь этим диким зрелищем.
Урбан VI не понижал голоса, чтобы находившиеся в
камере пыток «следователи» слышали его и не сбавляли
188

усердия в своем страшном деле, зная, что папа рядом и
следит за ними.
Однажды я не выдержал, — добавляет Дитрих фон
Ним, — я был не в силах больше выносить этого зре-
лища» притворился, что неожиданно почувствовал себя
плохо, и вышел из камеры пыток» [10, 74, 78].
Весь мир знал о делах, происходивших в папской
крепости в Ночере. Весь ларод сочувствовал жертвам
пыток. Король Карл, которого возмущали интриги и
злодеяния Урбана VI в его владениях, всеми силами
старался изгнать его. Раньше это ему не удалось сделать
из-за малочисленности войска, которое он имел в своем
распоряжении. Теперь же он собрал большие силы и
направился к Ночере, чтобы вышвырнуть наконец папу из
королевства. Многотысячное войско во главе с королем
подошло к стенам Ночеры с твердым намерением не
церемониться с папой.
— На этот раз дело будет трудным, святой отец, —
откровенно заявил Косса Урбану VL
«Король обстреливал папу из катапульт, словно он
не глава христианской церкви, а какой-нибудь турок», —
сказано в «Неаполитанской летописи».
А Дитрих фон Ним пишет: «Папа Урбан VI, чтобы
хоть как-нибудь отомстить Карлу, три-четыре раза в
день появлялся у окна замка со свечой в одной руке и
колокольчиком в другой и громким голосом, торжест-
венно, во всеуслышание посылал анафему королю и его
войску. Потом направлялся в камеру пыток и приказывал
палачам с еще большей жестокостью «делать свое дело»
[78].
«Все это хорошо. Но что с нами станет через неделю,
когда у нас не будет ни оружия, ни еды?,,» — думал наш
герой.
И снова Косса оказал папе услугу» особенно ценную
при создавшихся обстоятельствах. В тяжелый момент,
когда папе угрожала опасность попасть в плен к своему
самому беспощадному врагу — унижение и позор непо-
правимые, — Косса ускользнул из Ночеры, чтобы встре-
титься с Раймондо дель Балчо, графом Нолы, Тамазо
Сан-Северино и Пьетро Тартеро, настоятелем монасты-
ря в Монте-Кассино* Все трое претендовали на трон ко-
роля Карла. Собрав войско, они направились с Коссой
на помощь папе.
В первую очередь папу перевезли из Ночеры в Са-
ле рно. Косса и его друзья последовали за ним.
189

Карл не препятствовал их бегству. Он хотел только
одного: чтобы интриган папа навсегда покинул его ко-
ролевство.
Но Урбан VI, увидев корабли, которые ожидали их в
Салерно и на которых они должны были отправиться
дальше, испугался.
— Чьи это корабли?
— Гаспара Коссы.
— О! — ужаснулся Урбан VI, — Знаю я этого «адми-
рала», он служит Провансу, Он захватит меня в плен и
передаст палачу антипапе!
Действительно, «архипират», брат нашего героя, ока-
зывал услуги правителю Прованса, Урбана VI невозмож-
но было уговорить. Как ни старался Балтазар убедить
его, что ручается за своего брата, Урбан так и не ре-
шился плыть на корабле Гаспара, Пришлось отправиться
по суше в Беневенто, а оттуда в местечко, расположенное
между Барлетой и Трани на берегу Адриатического
моря [104],
Как же чувствовали себя кардиналы и другие вы-
сокопоставленные священнослужители, жертвы папы Ур-
бана VI, которых он, убегая, захватил с собой?
Епископ Акуилы, от пыток ставший похожим на
труп с вывернутыми суставами рук и ног, не мог дви-
гаться сам. Его посадили на лошадь, но и на ней он с тру-
дом удерживался.
Урбан VI то и дело оборачивался и смотрел на
отстававшего епископа.
— Этот дьявол еле тащится. Ему хочется, чтобы нас
схватили, — сказал он Косее, ехавшему рядом.
Папа, взбешенный тем, что епископ становится по-
мехой в пути, зловеще улыбнулся Косее, ловко сидев-
шему в седле, несмотря на сутану.
— Сын мой! Надо избавиться от этого дьявола, он
стремится погубить меня.
Балтазар вынул саблю, скрытую под сутаной, за-
махнулся и с силой опустил ее на голову епископа.
«Хорошая смерть, — подумал Косса. — Он и почувст-
вовать ничего не успел!»
Дикий взгляд Урбана VI говорил, что он еще не удов-
летворен.
— Оставьте его на дороге! — закричал он на людей,
которые окружили труп и пытались поднять его. — Брось-
те на дороге, пусть его жрут вороны.
Описывая этот случай, секретарь папы говорит:
190

«Я не слышал, чтобы какой-нибудь другой глава церкви
совершал такие противозаконные убийства — сам или чу-
жими руками» [78].
Генуэзский корабль, на котором Урбан VI (и наш
герой) направлялся в Геную, сделал остановку в Пизе.
Папу встретил там Пьетро Гамбакорти, правитель города.
Слухи о пытках над кардиналами дошли и сюда, и ои
обратился к папе с просьбой оказан, хоть какое-то
снисхождение духовным лицам.
Урбан VI рассвирепел. Он приказал доставить к
себе свои жертвы, заставил Коссу снова предъявить
им обвинение в том, что они «заговорщики», «отце-
убийцы» (они же намеревались отравить «отца» —
папу!), не раскаивающиеся интриганы, превосходящие
своими кознями самого сатану.
— Что вы можете сказать в свое оправдание? —
спросил Косса.
— Мы не виновны! — последовал еле слышный от-
вет. — Мы ничего не сделали против святейшего.
Тяжелое состояние арестованных не волновало Урба-
на VI, хотя все они напоминали скелеты, обтянутые
кожей, и даже те, кому не вывихнули рук и ног, не могли
шевельнуться, превратились в совершенных инвалидов.
— Уведите их на корабль! — приказал папа.
В Генуе дож передал папе письмо от английского
короля.
«Кардинал Истона — мой подданный, — писал король
Ричард. — Если он действительно думал отравить тебя,
если ты боишься за свою жизнь — удали его. Отправь
его ко мне. Я сам буду присматривать за ним...»
Урбан VI и слышать не хотел об этом. Но дочитал
письмо до конца.
«Если же ты не пришлешь кардинала ко мне, — про-
должал Ричард, — значит, ты со мной не считаешься. А
это заставит меня задуматься» не является ли законным
папой Климент VII (второй папа), а не ты».
Урбан VI возмутился, но приказал освободить англий-
ского кардинала, чтоб не потерять из-за него влияние
в Англии. Но из-за этого пяти оставшимся под арестом
кардиналам досталось еще больше. Урбан VI не отпускал
их, несмотря на все просьбы, старания, увещевания и
предложения знатных людей Генуи, где папа был гостем,
освободить истерзанных людей.
Косса продолжал ежедневно ходить в тюрьму и
по-прежнему, согласно указаниям папы, вел «допросы».
191

Но вот однажды утром папу взбесило известие о том,
что два его «министра» — кардинал Равенны и кардинал
Пьетра-Молло — исчезли.
Урбан в ярости кусал губы.
— О волки! — кричал он. — О лисы! Это, наверно, они
подстрекали генуэзцев требовать освобождения аресто-
ванных!
Вскоре пришли новые вести: оба кардинала, его
вчерашние «министры», бежали во Францию к папе Кли-
менту VII в Авиньон. Бежали, чтобы поддержать
его противника!
Урбана VI чуть не хватил паралич.
— И этих змей я столько лет пригревал на своей
груди! — кричал он.
Напрасно генуэзцы продолжали упрашивать его от-
пустить пятерых ставших калеками кардиналов и четырех
епископов.
— Балтазар, — ежедневно напоминал он нашему
герою, — будь начеку! Они из кожи вон лезут, чтобы выр-
вать их у меня! В любую ночь они могут натворить что
угодно!
— Не бойтесь, святой отец.
Как-то ночью была совершена попытка освободить
кардиналов, но Косса не спал и предупредил бегство,
убив в схватке двух человек,
— Не беспокойтесь, святой отец, — говорил он наутро
папе. — Никому не удастся выкрасть их,
И действительно, повторные попытки генуэзцев
освободить арестованных не увенчались успехом.
Но и жизнь Урбана VI в этом городе стала невыно-
симой.
Позвав однажды нашего героя, папа сказал:
— Косса, я уеду* Генуэзцы не дают мне ни минуты
покоя своей чувствительностью. Найди два-три корабля с
верными капитанами и незаметно ночью переправь на
них заговорщиков.
Де Поте отмечает, что некоторые летописи расска-
зывают, будто пять кардиналов и четыре епископа —
жертвы папы, которых он настойчиво таскал за собой, —
оказались зарезанными или задушенными в генуэзской
тюрьме« Но это необоснованное утверждение.
Когда Урбан VI, вынужденный покинуть город
дожей, сел на корабль, пять кардиналов и четыре еписко-
па были живы и заботливо доставлены Коссой туда же.
Урбан VI захотел лично убедиться, что их привезли.
192

Ему показали арестованных. Тогда он приказал:
— Возьмите девять крепких мешков, посадите в них
кардиналов и епископов, а мешки завяжите хорошень-
ко. А когда мы отплывем подальше, где-нибудь в
глубоком месте сбросьте их в море.
И когда корабль удалился от Генуи, девять мешков
были сброшены за борт. Это кажется невероятным, но
таков был конец кардиналов и епископов Урбана VI [74,
78, 89].
Урбан VI в сопровождении нашего героя добрался
до Лукки, Здесь ему пришлось задержаться. Дальше
двигаться было нельзя. Все Неаполитанское королевство
было охвачено волнением. Приверженцы папы, знатные
вельможи, те же, которые помогли папе покинуть Но-
черу, подняли восстание против Карла. Королю удалось
ненадолго одержать верх, но вскоре он был убит.
Страсти разгорелись с новой силой. Король умер,
но осталась королева, молодая вдова, единомышленница
покойного. Что делать с ней? Послать ей анафему! Так
и сделали. Папа лично направил королеве проклятие,
длинное и напыщенное. Этим проклятием Урбан VI раз-
делался не только с королевой. Он нанес удар и по ее
сыну, наследнику покойного короля, а также по другим
членам семьи своего врага.
Даже мертвому королю Урбан VI не переставал
мстить!
Все венценосцы должны были дрожать перед «наслед-
ником святого Петра».
— Собака, — говорил Урбан VI о покойном короле, —
так ему и подобало сдохнуть, раз он не хотел под-
чиниться святому престолу. Никто не станет хоронить
его. Ни в Венгрии, ни в Италии, во всем мире не най-
дется священника, который решился бы его похоронить
189].
Урбан вторично послал проклятие вдовствующей
королеве и наследнику. Все ухищрения папы были на-
правлены лишь к одному — уговорить, убедить неаполи-
танцев сделать королем его племянника.
Папа издал буллу, в которой говорилось, что он, Ур-
бан VI, является теперь единственным законным пра-
вителем Неаполитанского королевства. Но это никого не
убедило.»
Кроме племянника у Урбана VI были еще две пле-
мянницы, которые восемь лет назад ушли в монастырь,
обрекли себя на вечное девичество. Тогда их дядя еще
Рандис, Параднсис
193

не был богат. А разбогатев, Урбан VI забрал племянниц
из монастыря и тут же выдал их замуж. Приданое
они получили огромное. Каждой из бывших монахинь
досталось по тридцать тысяч золотых дукатов «из иму-
щества церкви». Случай этот не единичен. «Летопись
Реджо» указывает, что Урбан VI часто конфисковал
имущество церквей, монастырей и даже больниц, про-
давал его и присваивал деньги, полученные от про-
дажи [74].
Урбан VI вынашивал планы больших завоевательных
походов. Присутствие бывшего пирата, а теперь священ-
нослужителя еще сильнее разжигало его захватниче-
ские устремления. Были объявлены крестовые походы
против Неаполитанского королевства, а также против
«раскольников»-греков (в Византию) с целью помочь им
вновь «обрести свет», утраченный ими много веков назад
(из-за константинопольского патриарха Фотия).
Была издана булла, объявлявшая о конфискации
Пелопоннеса (Ахейское княжество), формально принад-
лежавшего молодому королю Владиславу.
— Готовься, сын мой, — предупредил Урбан VI Коссу
и начал собирать войско, чтобы ударить по венграм и
французам.
Но Урбану VI не удалось осуществить свой план. Ис-
следователь истории западной церкви Виореджо расска-
зывает: «[Урбан VI собирался вновь обосноваться в Риме,
но бог не соблаговолил разрешить ему этого. По дороге
он упал с мула и по приезде в Рим вскоре умер».
Племянник Урбана VI, который надеялся только на
помощь своего дяди, после смерти папы стал опасаться,
что в Неаполитанском королевстве его могут схватить и
повесить. Он препроводил свою монахиню в тот же
монастырь, откуда выкрал ее, взял жену и детей, нанял
корабль, погрузил на него все, что ему удалось награ-
бить у своих временных подданных (одежду, деньги), и
тоже решил вернуться в Рим. Но корабль потерпел
крушение, племянник папы и его семья погибли, на-
грабленное добро очутилось на дне моря.
Теперь, когда умер Урбан VI и остался лишь один
папа, всем стало казаться, что должен прийти конец и
расколу западной церкви. Но надежды эти не оправ-
дались. Четырнадцать кардиналов Урбана VI (столько их
осталось после того, как были утоплены пять кардиналов
и двое бежали к Клименту VII в Авиньон), опасаясь»
что они потеряют свои посты, собрали конклав и из-
194

брали нового папу, то есть преемника Урбана VI.
Избрание папы продлило раскол. Новый папа, Петр
Томачелли, назвался Бонифацием IX. Он был неаполи-
танцем, друтм семьи Косса, ровесником Балтазара и для
«отца христианства* очень молодым. Ему было тридцать
лет, а нашему герою двадцать девять. Но Балтазар
был человеком образованным, а Бонифаций IX — без-
грамотным невеждой.
На другой день после восшествия на престол Бо-
нифаций IX позвал Коссу и объявил ему:
— Я назначаю тебя архидиаконом в соборе святого
Евстафия. Мне хочется, чтобы ты был при мне в Ва-
тикане. Боюсь, что грядут большие события, и я хотел бы
советоваться с тобой.
Действительно, как только во Франции стало извест-
но, что в Риме после смерти Урбана VI избран новый
папа, Климент VII тут же предал его анафеме.
«Пусть все проклятия Ветхого и Нового завета
обрушатся на голову римского папы-самозванца, — го-
ворилось в анафеме. — Пусть покарает Божий меч анти-
папу и его приспешников, пусть угаснет навсегда све-
тильник их жизни, а души сгорят в адском огне. Пусть
будут прокляты, — продолжал авиньонский понтифик, —
все сторонники папы-антихриста. Да обрушится на них
гнев Всевышнего, и будут они отлучены от церкви Хри-
стовой и лишены святого Божьего причастия во веки ве-
ков».
Новый папа с выражением беспомощности взглянул
на Коссу, ожидая его ответа.
Этот молодой неаполитанский феодал, ставший па-
пой, главой христианства, с помощью кардиналов Ур-
бана VI, свидетельствует секретарь Ватикана Дитрих фон
Ним, был до такой степени безграмотен, что не только
не понимал содержания документов, которые ему при-
носили на подпись, но с трудом расписывался на них.
Даже самые простые вопросы ставили его в тупик, и он
отвечал невпопад.
И вот сейчас этот человек обращался к Косее за
дружеским советом.
— Как мне поступить, Балтазар? Я хотел бы тоже
послать проклятие своему врагу. Еще более страшное.
Такое, подобного которому еще не бывало. — Бонифаций
IX пристально посмотрел на Коссу. — Сочинить его дол-
жен ты.
— Я сделаю это, святой отец, — спокойно ответил
195

наш герой другу своей семьи, оказавшемуся на столь
высоком посту. — Сделаю. Но хочу попросить тебя сде-
лать и мне одолжение. Я хотел бы, чтобы в собор,
где я служу, ты назначил двух священников, моих ста-
рых друзей: Ринери Гуинджи и Гуиндаччо Буонакорсо.
Пусть они руководят мной«.*
На следующий день папа Бонифаций IX «urbi et
orbi»* направил анафему антипапе, своему врагу, «анти-
христу из Авиньона», — анафему, которая, как увидят
читатели, действительно превосходила анафему Климен-
та VII.
«Правителю мрака Сатане, обитающему в глубине
преисподней и окруженному легионом дьяволов, удалось
сделать своего наместника на земле, антихриста Климен-
та VII главой христианства, дать ему советников-кар-
диналов, созданных по образу и подобию этого дьявола,
сынов бахвальства, стяжательства и их сестер — алчно-
сти и наглости.
Да ниспошлет на него Господь слепоту и безумие,
да разверзнутся небеса и поразят его громами и мол-
ниями. Да падет на него гнев Всемогущего и святых
Петра и Павла. Пусть проклянет его всяк входящий и
выходящий. Да будет проклята пища его и все его
добро, и псы, охраняющие его, и петухи, для него по-
ющие. Пусть постигнет его судьба Датана и Аверроса.
Пусть ад поглотит его живым, как Анания и Санфира,
оболгавших Господа, пусть будет наказан он, как Пилат и
Иуда, предатели Господа, Да падет на него проклятие Де-
вы Марии и всех святых, да постигнут его страшнейшие
пытки ада, как губителя церкви. Пусть вся Вселенная
встанет на него войной. Пусть разверзнется и поглотит
его земля и даже имя его навсегда исчезнет с лица
Вселенной. Пусть все и вся объявят ему войну, пусть
стихия и люди восстанут против него и уничтожат.
Пусть жилище его превратится в пустыню. Пусть святые
при жизни помутят его разум, пусть ангелы после
смерти препроводят его черную душу во владения Са-
таны, где дьяволы, несмотря на заключенное с ним со-
глашение, будут истязать его за содеянные им преступ-
ления.
Пусть Всемогущий и все святые пошлют вечное
проклятие наместнику Сатаны и его советникам-кар-
диналам, подобное тому, каким были прокляты Иуда
Искариот и Юлиан Отступник. Пусть погибнут все сто-
* «Городу и миру» (ко всеобщему сведению)»—Лат.
196

ройники антихриста Климента VII, как погибли Диакли-
тиан и Нерон. Да будут сочтены их дни и достойны
сожаления* Пусть обрушатся на них невзгоды и голод,
пусть поразят их проказа и другие болезни. Да будет
проклят их род, да не поможет им молитва, не
снизойдет на них благословение. Пусть будет проклято
любое место, где они живут, и то, куда они переедут.
Проклятие всем, кто не признает Бонифация IX. Пусть
преследует их проклятие днем и ночью, всечасно, едят
они или переваривают пищу, бодрствуют или спят, раз-
говаривают или молчат* Проклятие их плоти от темени до
ногтей на ногах, пусть оглохнут они и ослепнут,
пусть поразит их немота, пусть отнимутся у них руки
и ноги, пусть преследует их проклятие, сидят ли они,
стоят или лежат. Проклятие им отныне и во веки веков,
до второго пришествия. Пусть дохнут они, как собаки
или ослы, и волки пусть разрывают их смрадные трупы.
И пусть вечно сопутствует им Сатана и его черные
«ангелы». Аминь!» [2].
Анафема читалась во время каждой литургии в церк-
вах, подчиненных римскому папе Бонифацию IX,
точно так же, как анафема авиньонского папы читалась
соответственно в церквах, находящихся в его ведении.
Однажды папа Бонифаций IX вызвал нашего героя из
собора святого Евстафия.
— Балтазар, — обратился Бонифаций к другу. — Я
обнищал! Как мне вырваться из нужды7
Многие «наследники святого Петра» любили деньги.
Но Бонифаций IX, друг семьи Косса, известен как
наиболее ненасытный. Он вошел в историю под кличкой
Симонист, хотя симонистами в широком смысле слова
были многие священники, сотни и даже тысячи. Не
было ни одной церковной должности, ни одного даже
незначительного церковного поста, который папа Бони-
фаций IX не продал бы с аукциона, причем места от-
давались любому, предложившему наибольшую цену, не-
зависимо от его моральных качеств.
Способ установления цены за ту или иную должность
был найден просто. За место взималась тройная сумма
годового дохода. То есть, давая священнику приход,
Бонифаций IX сразу получал с него трехкратную сумму
предполагаемого годичного дохода. И если уж священ-
ник соглашался платить такую большую сумму за столь
скромное место, можно понять, какие огромные деньги
платил какой-нибудь будущий архиепископ или настоя-
197

тель монастыря, — монастыри были тогда очень богаты и
приносили огромные доходы, — или какая-нибудь знат-
ная дама, пожелавшая стать настоятельницей монасты-
ря (что было тогда модно), или архиепископ, готовый
отдать все, что у него было, за «шапку кардинала»,
которая принесла бы ему доход неизмеримо больший, чем
плата за сан. Бонифаций IX, бывший кардинал Петр
Томачелли, как уже было сказано выше, не обращал
внимания на то, кому продается должность, его инте-
ресовали только деньги* И часто посты архиепископов,
епископов и настоятелей монастырей доставались рас-
путникам и убийцам или, если монастыри были женски-
ми, известным куртизанкам, так как покупатели не под-
вергались никакому, хотя бы формальному, испытанию
или наказанию в виде принудительных молитв, кото-
рыми они «искупили» бы свои старые грехи или даже
преступления.
Случалось, что новые священники или архиепископы
не имели возможности сразу заплатить папе наличными
деньгами. Тогда Бонифаций IX шел им на уступки* Он
брал вместо денег лошадей, свиней, пшеницу, коров, яйца
и так далее. А кандидатов на низшие должности,
тех, которые были бедны и не могли ничего дать, папа
заставлял работать на себя в качестве простых рабочих
на строительстве двух замков-крепостей — надежного
укрытия в случае нападения, — сооружаемых неподалеку
от холма, на котором стоит Капитолий. Таким образом,
неимущие кандидаты в священники таскали кирпичи и
балки, а Бонифаций IX по достоинству оценивал их
усердие, видя в этом качество, необходимое будущим
служителям церкви [87].
Кроме того, Бонифаций IX, чтобы помочь работав-
шим у него «кандидатам в священники», разрешил рас-
положиться на территории Ватикана ростовщикам и
менялам, владельцам ссудных и обменных касс с их
прилавками и 5ицкками, не упустив случая, конечно, по-
лучить с них мзду за оказанное благодеяние.
Часто между ростовщиками и кандидатами на церков-
ные посты происходили споры и даже драки, так как
ростовщики требовали слишком больших процентов.
Споры между ними разрешал и сам Бонифаций IX и
церковный суд.
Но самой большой радостью для папы, друга семьи
Косса* было узнать, что тот или иной кардинал, уже
заплативший деньги за свой высокий пост, по каким-то
198

причинам не может «исполнять свой долг». Тогда Бо-
нифаций IX считал заключенное соглашение расторгну-
тым, хотя деньги им были уже присвоены, а купивший
должность не получил с епархии никаких доходов.
Объявляется новый аукцион, и должность перепро-
дается кому-нибудь другому.
— Собор ни одного дня не может оставаться без
настоятеля, — говорил папа.
Но случалось, что и без всяких причин папа объявлял
новый аукцион, хотя эта должность была уже продана и
занята, деньги за нее получены. Он просто отнимал
должность и перепродавал ее по более высокой цене.
Как пишут многие летописцы, современники этого папы
симониста, «случалось, что он не только перепродавал тот
или иной церковный пост два-три раза в неделю, но даже
перспективу вступления на него». Он обманывал всех.
Однако Бонифаций IX видел, что это приводит к
обесцениванию «товара». Ему перестали доверять.
«Я неправильно поступаю, — размышлял он иногда. —
Надо быть осторожнее»-
Вот тогда-то Бонифаций IX и обратился к доверен-
ному лицу, к нашему герою, чтобы тот помог ему найти
другой способ наживы. А пока Балтазар ломал себе го-
лову, что предпринять, Бонифаций размышлял, как бы
вернуть утерянное из-за собственной алчности доверие.
И придумал следующее: при заключении новых со-
глашений с кандидатами он будет давать гарантию, при-
нимать на себя определенные обязательства на случай,
если соглашение будет нарушено [78].
— Я даю гарантию, — говорил он теперь людям, при-
ходившим на аукцион. — Чего же вы раздумываете? Я не
смогу забрать у вас должность потому, что должен буду
дорого заплатить вам, а это мне невышдно.
Как мы уже говорили, папа продавал даже «воздух»,
перспективу обладания церковным постом. Эта «надежда
на благодеяние» оценивалась уже от двадцати пяти до
пятидесяти дукатов. Но и тут он не был верен слову.
И в конце концов простаки вывелись, покупатели пере-
стали ходить на аукцион. Бонифация раздражало это
недоверие. Что же он предпринял, чтобы восстановить
доверие к себе? Снова стал давать обязательства? Нет.
Он просто аннулировал приказом продажу перспектив по-
лучения церковных должностей, не возвратив, конечно,
денег людям, с которых он получил их. А таких «держа-
телей акций» были тысячи.
199

— До сих пор мы поступали неправильно»— оп-
равдывал он отмену «акций». — Несправедливо получать
задаток за пост, который, может быть, и не будет пре-
доставлен.
Проданные «акции перспектив» были объявлены ан-
нулированными в конце одной недели, но уже в начале
другой Бонифаций IX выпустил новые, несколько другого
типа.
Цена на них была установлена небольшая, всего один
флорин, специально, чтобы ускорить оборот.
Дитрих фон Ним, секретарь папской канцелярии,
сообщая эти и другие подробности (обо всем невоз-
можно рассказать), пишет:
«Не думаю, чтобы еще когда-нибудь существовал
человек, проявивший такую же изобретательность и
наглость в поисках средств к личному обогащению, как
Бонифаций IX».
Но дела шли совсем не так хорошо, как бы хотелось
Бонифацию IX. И папа снова был вынужден пригласить
нашего героя.
— Ну, Балтазар, ты что-нибудь придумал? — спро-
сил он.
— Есть кое-что, святой отец. Не знаю только, одоб-
ришь ли ты мой план.
Балтазар, действительно, долго думал. Он как-то вы-
краивал время на это, не оставляя своих любовных по-
хождений. Яндра делла Скала была помещена в одном из
самых богатых и хорошо сохранившихся дворцов, тогда
как Вечный город находился в весьма плачевном состоя-
нии. Ее наш герой навещал по ночам. А днем он часто не
мог решить, какую из римлянок, своих новых любовниц,
предпочесть и осчастливить своим посещением, так как
их было слишком много. Никто не пользовался у женщин
таким успехом, как священники. Они считались самыми
изысканными любовниками, так как были самыми обра-
зованными людьми в ту эпоху. Ни воины, ни ремеслен-
ники, ни богатые бездельники не выдерживали с ними
никакого сравнения.
Если кто-нибудь из читателей сомневается в правди-
вости этих слов, пусть обратится к произведениям Поджо
Фиорентино (Браччолини), Франко Сакетти, Бантелло,
известной книге Боккаччо или «Эктамерону» Маргариты
Наваррской. Из всех возможных любовников женщины с
наибольшим доверием относились к священникам, как к
людям, умеющим хранить тайну... Косса же был не толь-
200

ко клерикалом, но и богатым феодалом, молодым, кра-
сивым, образованным, находился под покровительством
папы, сочетал в себе все достоинства, которых могла
требовать от любовника самая взыскательная женщина,
будь то знатная дама, женщина из народа или гетера.
Однако у нас нет возможности рассказывать о всех
любовных похождениях нашего героя в этот период его
жизни».
— Так что же ты решил? — спросил Бонифаций IX
у Коссы.
— Можно кое-что предпринять... связать это с юби-
леем.
Впервые юбилейный год был объявлен почти столетие
назад папой Бонифацием VIII, который хотел внести
некоторое оживление в жизнь средневекового Рима, на-
ходившегося тогда в страшном упадке и запустении, с тем
чтобы оживлением этим воспользовалась и церковь. И в
1300 году нескончаемые толпы паломников начали сте-
каться в Рим, как это и предвидел Бонифаций VIII.
Волнами прибывали и уходили люди в течение целого
года. Люди покидали родные земли и, пользуясь самыми
различными средствами передвижения, спешили в Рим,
чтобы посетить собор святого Петра, помолиться там и
удостоиться отпущения грехов.
Бонифаций VIII установил, что этот «сбор христиан»
(тогда он еще не носил названия «юбилея») будет про-
водиться каждые сто лет.
Но через пятьдесят лет, в 1350 году, папа Климент VI
решил, что и ему не стоит упускать случая обогатиться, и
объявил о повторении «юбилея» через пятьдесят лет, так
как сто лет — слишком большой срок, а христиане-па-
ломники хотят через более короткий промежуток време-
ни иметь возможность освободиться от грехов, А Рим и
церковь от этого не пострадают.
После него Урбан VI, заметив, что «юбилеи» имеют
большой успех, решил еще больше сократить промежутки
между ними.
— Почему юбилеи должны проводиться через сто или
пятьдесят лет? Это произвольные сроки. Правильнее бу-
дет проводить их через тридцать три года...
А чтобы оправдать этот срок, он напомнил, что трид-
цать три года — продолжительность жизни Иисуса Хри-
ста на земле.
Церкви же, конечно, было выгоднее проводить «юби-
леи» чаще.
201

Еще позднее папа Пий II отменил и этот срок, и «юби-
леи» стали проводиться каждые двадцать пять лет.
Количество лет, прожитых Спасителем, было забыто,
теперь папа заботился лишь о спасении душ «человече-
ского стада». Но ведь могут возникнуть вдруг экстренные
случаи, острая необходимость поскорее освободиться от
грехов? Значит, «юбилеи» могут проводиться и чаще.
Ссылаясь на «божье веление», стали проводить «чрез-
вычайные юбилеи» (в промежутках между регулярными
двадцатипятилетними). Причины были различные: выбо-
ры нового папы [27], крестовые походы и так далее.
Количество денег, вывозимых паломниками из раз-
ных стран и попадавших в кассы собора святого Петра,
было настолько велико, что правители европейских
стран заволновались. Карл VI, например, приказал вы-
ставить стражу на всех важнейших дорогах, которые
вели в Рим, чтобы воспрепятствовать выезду паломников,
а значит, и вывозу денег из пределов своего королевства.
Известный летописец и церковный историк Фруассар,
современник событий, о которых мы повествуем, пишет:
«В это время было объявлено о великом отпущении гре-
хов в Риме, и многие христиане готовились посетить со-
бор святого Петра. Но так как паломничество было свя-
зано с вывозом большого количества денег из государ-
ства, французам было запрещено ехать в Рим. На дорогах
и у границы Франции была выставлена специальная стра-
жа, чтобы воспрепятствовать движению людей».
— Ты думаешь, что я должен объявить юбилей, Бал-
тазар? — удивленно спросил папа. — Но приедет ли кто-
нибудь?
— Конечно, найдутся люди, которые приехать не
смогут. Я думал об этом. Мне кажется, что тебе нужно
было бы связаться с Джованни Галеацо Висконти в Ми-
лане, он не разрешает жителям Ломбардии выезжать в
Рим...
— Разве среди жителей Ломбардии есть богатые? —
с горечью спросил Бонифаций IX. — Так что я должен
сделать?
— Ты должен заключить соглашение и с Висконти
и с другими правителями, препятствующими выезду па-
ломников. Вот мой совет. — И он подробно изложил свой
план.
— Балтазар! — с энтузиазмом воскликнул Бонифа-
ций IX, выслушав Коссу, — Ты поедешь в Милан и в дру-
гие места и от моего имеи* заключишь соглашение с
202

этими бандитами и самозванцами, правителями этих
мест, которые не дают людям приехать в Рим и освобо-
диться от грехов.
Что же придумал наш герой, с чем так охотно согла-
сился святейший?
Балтазар Косса приехал в Милан, явился к Висконти,
подробно объяснил ему дело, убедил его подписать согла-
шение, в котором говорилось следующее: «Вместо того,
чтобы совершать дорогостоящее путешествие в Рим и
вывозить туда золото из своей страны, христиане могут
на месте, не выезжая из Ломбардии, купить индульген-
ции с отпущением грехов, которые привезут специальные
доверенные лица папы. Индульгенции эти ничем не отли-
чаются от тех, которые приобрели бы паломники в Риме,
если бы им посчастливилось туда попасть* Но эти приве-
зенные папскими агентами индульгенции будут стоить
здесь только две трети суммы, необходимой для поездки
в Рим (если бы ее им разрешили). Человек, заплативший
деньги (значительно меньше, чем нужно для путе-
шествия), принесший свой дар святому престолу и на-
местнику Иисуса Христа на земле, должен будет, кроме
того, исповедаться у местного священника и сразу же
получит отпущение грехов» [31, 89J.
Соглашение это было узаконено специальной буллой
Бонифация IX. В ней указывалось также, что юбилейные
дни будут продолжаться с начала 1391 года до пасхи того
же года*.
Поездка в Милан в качестве посланника папы была не
первой для нашего героя. До этого он ездил во Флорен-
цию и Павию, чтобы уговорить правителей Тосканы и
Ломбардии поддержать папу Бонифация IX, Ему удалось
добиться заключения перемирия на тридцать лет, кото-
рое, правда, вскоре было нарушено.
Ездил он и в Анкону. Разными дипломатическими
ухищрениями он отторгнул этот город Адриатики у
* Один из историков католической церкви, граф Джулини, в
•«Истории Милана», защищая папу, говорит: «Папа в специальной
булле разъяснял, что для получения индульгенции с отпущением гре-
хов христиане обязательно должны были сначала исповедаться у
местного священника, «раскрыть душу перед ним». Продажа индуль-
генций объясняется заботой о «спасепин души». Но тот же историк от-
мечает, что агенты папы легко продавали индульгенция и тем, кто не
желал исповедоваться, при соблюдении одного лишь условия: за нее
нужно было уплатить больше назначенной цены. И добавляет: «Могло,
конечно, создаться впечатление, что папа сам уполномочил своих
посланцев не требовать раскаяния от грешников (среди которых
были иногда и убийцы), покупавших индульгенции».
203

авиньонского папы и присоединил его к другим итальян-
ским городам, поддерживавшим папу Бонифация IX.
В это время умер Климент VII, авиньонский папа, про-
тивник Бонифация IX. Как только разнеслась эта весть,
король Франции, король Арагона, Парижский универси-
тет, правители Могунтии и Болоньи, а также Бонифа-
ций IX обратились с письмом к кардиналам Авиньона, в
котором просили их не спешить с выборами нового папы
на место покойного и предлагали заключить соглашение,
чтобы покончить с расколом западной церкви, с двоепап-
ством.
Но авиньонские кардиналы испугались, что, отложив
выборы преемника Климента VII и согласившись ждать,
они вынуждены будут подчиниться Бонифацию IX и как
кающиеся грешники вымаливать у него прощение.
И, не послушавшись никого, они собрали конклав и
выбрали папой Петра де Луна, кардинала Арагона, на-
звавшегося Бенедиктом XIII.
Кардиналы всеми силами старались удержаться на
своих постах, а Петр де Луна казался человеком сговор-
чивым. Хотя он и принимал участие в выборах предыду-
щего папы, в выборах, которые создали раскол, но гово-
рил при этом, что обе стороны должны искать пути для
примирения. Кардиналы поняли, что своей непримири-
мостью возбуждают против себя общественное мнение, и,
испугавшись за свою судьбу, заявили, что «ради церкви»
пойдут на любую жертву.
Новый авиньонский папа Бенедикт XIII, заняв пре-
стол, присоединился к этому заявлению иерархов церкви.
— Я немедленно отрекусь от престола, — торжест-
венно объявил он, — если христиане решат, что я дол-
жен так поступить. — И подтвердил свои слова клятвой.
Но напрасно христиане всей Европы ждали этого
благородного жеста, выполнения обещания, данного
авиньонским папой. Папа Бенедикт XIII, утвердившись
на престоле, не спешил выполнить обещание; он начал
колебаться и сомневаться [61, 96J,
— Правильно ли будет лишить церковь ее законного
главы? А законным, настоящим папой являюсь только я.
Я не могу доверить управление церковью проклятому
раскольнику.
Напрасно король Франции и Парижский университет
предлагали обоим папам отречься от престола, а кардина-
лам, приверженцам и того и другого, собраться и решать,
кто будет новым папой единой западной церкви. Бене-
204

дикт XIII, ловко лавируя, оттягивал решение, ожидая,
что со временем он будет признан единственным папой.
— Не лучше ли будет мне и моему противнику встре-
титься где-нибудь и обсудить, кто прав? — говорил он, —
В случае, если мой противник окажется прав, я готов пре-
клонить перед ним колена [79].
«Сговорчивость» авиньонского папы казалась на-
столько убедительной, что даже итальянцы были потрясе-
ны. Жители Флоренции обратились с письмом к рим-
скому пале Бонифацию IX, другу нашего героя:
«Было бы хорошо, если бы Вы последовали примеру
скромности Вашего противника...»
Бонифаций IX направил в Авиньон доверенное лицо,
чтобы узнать истинные намерения Бенедикта XIII. А Бе-
недикт в свою очередь направил миссию в Рим с той же
целью, но и с тайным заданием посланцам добиться
встречи с приближенными римского папы и попытаться
убедить их перейти на сторону авиньонского папы.
Посланцы Бенедикта XIII начали действовать. Но им
не посчастливилось. В руки Бонифация IX попали пись-
ма, раскрывавшие их подлые намерения. Посланцы были
изгнаны. Вслед за этим Бонифации IX отправил в Авинь-
он нового посла, который должен был убедить Бенедик-
та XIII отречься от престола в пользу Бонифация IX.
Бенедикт XIII тоже отправил посланника Фердинанда
Пере, епископа Тарасоны, в Рим. Епископ должен был
встретиться с римлянами и перетянуть их на сторону Бе-
недикта XIII. Но Бонифаций IX узнал об этом и запер
посланника в папском дворце. Епископ рассердился и на-
звал Бонифация IX антипапой.
— Посмотрите, что с вами будет через полгода! —
пригрозил он другу Коссы. — Наши войска сбросят вас с
престола, который вы незаконно занимаете!
Бонифаций IX расхохотался.
— Ах, несчастный! Ты принимаешь нас за дураков?
Думаешь, я не вижу плачевного положения Бенедикта,
которого даже сама Франция не признает?
Действительно, французы не желали больше поддер-
живать Бенедикта XIII по многим причинам, и в частно-
сти потому, что папский двор в Авиньоне держался
исключительно на продаже церковных должностей,
тяжелым бременем ложившейся на налогоплателыциков-
прихожан, у которых не оставалось средств для уплаты
налогов королю.
205

Король Франции созвал в феврале 1395 года в Париже
собор, где призвал обоих пап отречься от престола,
«чтобы спасти церковь». Папы остались глухи к этим
обращениям. Был созван еще один собор, на котором
было решено «вывести церковь из повиновения и одному
и другому папе». Такой покладистый в прошлом Бене-
дикт XIII не хотел теперь и слышать о возможности
отречения.
Французская армия окружила папский замок-кре-
пость в Авиньоне и заставила папу Бенедикта XIII сдать-
ся. Это было 14 апреля 1399 года.
— Я обещал немедленно сложить тиару, — заявил
Бенедикт XIII, — как только Бонифаций сделает то же
самое, Я сделаю это даже и в том случае, если смерть из-
бавит от него христиан и откроет путь к объединению
церкви.
И он тут же отправил письмо королю, в котором офи-
циально заверял в этом правителя Франции [61].
Франция, Англия, Кастилия и другие страны решили
направить послов в Рим.
Послы встретились с Бонифацием IX и настойчиво ре-
комендовали ему отречься от престола, чтобы наконец
прекратился раскол.
Бонифаций IX (посоветовавшись с Коссой) отве-
тил:
— Я приму решение незамедлительно и письменно
сообщу его вашим повелителям.
Но время шло, а правители напрасно ждали ответа Бо-
нифация IX. Он не отрекался от престола. Ни один из
пап не желал покидать свой пост.
Германский император Венцеслав заявил королю
Карлу VI, что Германская империя перестанет призна-
вать Бонифация IX, если Франция и другие страны тоже
не будут считать его избрание законным. Но Венцеслава
вскоре низвергли, и его место занял император Рупрехт,
сторонник римского папы Бонифация IX.
Бонифаций IX довольно потирал руки, но в это время
Колонна, крупный феодал, сговорившись с другим папой
и правителем Прованса, поднял римлян и вывел их на
улицы.
— Свободу Риму! Смерть тирану папе! — кричал
народ.
Наш герой, бывший пират, ныне священнослужитель,
засучил рукава своей сутаны и стал во главе папского
войска.
206

Колонна был разгромлен, народ усмирен, три-
дцать римлян-зачинщиков схвачены и доставлены к
папе.
— Повесить их, — приказал Бонифаций IX,
Оставшись наедине с Коссой, он приказал:
— Приготовь анафему Колонне.
— Святой отец! — обратился к нему Косса. — Люди,
которых я арестовал, всего лишь подчиненные сбежав-
ших правителей. Достаточно просто заключить их в
тюрьму.
— Нет. Повесить, — приказал папа.
В ту пору в Риме не оказалось палача. Но папа вышел
из затруднения. Он объявил, что тот из тридцати аресто-
ванных, который согласится повесить остальных двад-
цать девять, будет помилован. Среди тридцати обречен-
ных нашелся юноша, которому показалось заманчивым
предложение папы, и он, спасая свою шкуру, повесил
своих единомышленников, среди которых были его отец и
два брата.
Разделавшись с последним, утомленный, он уже было
хотел уйти. Но Бонифаций IX, смеясь, остановил его.
— Ты тоже будешь повешен... — Он взглянул на Кос-
су. — Балтазар, твой старый друг Буонакорсо может его
повесить?
— Святой отец, — запротестовал Косса, — он же свя-
щенник!
— Пусть снимет сутану.
— Он не согласится.
Но тут из толпы римлян, наблюдавших эту картину,
послышались возмущенные возгласы:
— Как это71 Его не должны повесить, сам папа обе-
щал ему жизнь!
Они вырвали юношу из рук стражников, вывели за
пределы Рима и отпустили [87].
Успех в борьбе с Колонной придал Бонифацию IX
уверенность. Он теперь и слушать не хотел об отречении.
А папа Бенедикт XIII, будучи более дипломатичным, в
четвертый раз торжественно приносил клятву:
— Я отрекусь, если церковь потребует этого и Бони-
фаций, этот папа-самозванец, докажет, что готов после-
довать моему примеру.
Чтобы подтвердить свою преданность идее объедине-
ния церкви и доброе намерение осуществить его, Бене-
дикт XIII направил к своему недругу двух послов архи-
епископов.
207

— Папа Бенедикт, — заявили послы Бонифацию
IX, — готов согласиться с решением любого правомочно-
го прекратить раскол собрания — будь то собрание пред-
ставителей обеих сторон или общий съезд всех карди-
налов. Если Бонифаций считает, что вопрос должны ре-
шать корифеи, выдающиеся деятели церкви, Бенедикт
согласен и на это. Святейший одобрит любую предпочи-
таемую Бонифацием меру.
Бонифаций IX, прочно обосновавшийся в Риме и чув-
ствовавший, что он крепко сидит на святом престоле, на-
кинулся на послов.
— Ни о каких соглашениях не может быть и речи.
Законный папа — я! Бенедикт же антипапа* Он еретик и
раскольник, более того — он безбожник, он...
«И он присоединил еще множество «украшающих»
эпитетов к характеристике своего врага, — пишет секре-
тарь папской канцелярии Дитрих фон Ним, — без кото-
рых можно было бы обойтись, так как они не имели ника-
кого отношения к существу обсуждаемого вопроса».
Послы Бенедикта XIII, возмущенные словами Бони-
фация IX, в запальчивости ответили:
— Что бы вы ни говорили о Бенедикте, он не симо-
нист. Он не перепродает, как вы, церковные посты.
Бонифаций IX рассвирепел, но сделать ничего не мог
и только приказал послам немедленно убираться вон.
Он задыхался от злобы, не в силах смириться с тем,
что ему сказали послы-французы [74,89], и через три дня
умер от чрезмерного волнения.
Но еще задолго до своей смерти он позаботился о
судьбе своего друга Балтазара Коссы. 27 февраля 1402
года Косса, архидиакон собора святого Евстафия, был
возведен в сан кардинала, в качестве личного посла
папы выполнял всевозможные его поручения и, как уви-
дят читателя, достиг больших успехов в самых разно-
образных сферах деятельности.
Надо сказать, что во время своего пребывания в Риме
Косса, как и раньше, активно действовал и на эротиче-
ском поприще. Его современник и биограф секретарь Ва-
тикана Дидрих фон Ним пишет
«Неслыханные, ни с чем не сравнимые «дела» творил
Балтазар Косса во время своего пребывания в Риме.
Здесь было все: разврат, кровосмешение, измены, насилия
и другие гнусные виды греха, против которых обращен
был когда-то гнев Божий».
Мы не будем подробно говорить о похождениях
208

Коссы в это время, коснемся их лишь вскользь, потому
что последующая его «деятельность» на этом поприще
(когда он стал папой Иоанном XXIII и обрел церковную
и политическую власть) оставляет далеко в тени все пре-
дыдущее* Упомянем только о том, что много ночей он
провел с женой.., своего брата Микеля. Он совратил ее
давно, когда его будущая невестка была еще девочкой.
Она была сестрой одного из кардиналов, и. Бал та за р ре-
шил, что, если он женит брата на этой девушке, сестре
иерарха церкви, это поможет его брату, пирату, в буду-
щем сделать карьеру. Ему удалось устроить этот брак.
Микель, как и четвертый их брат, Джованни, продолжал
по-прежнему всюду следовать за своим старшим братом
«адмиралом» Гаспаром Коссой*.
Микель почти не бывал в Риме, и его жена, скучавшая
без мужа, вспомнила про своего старого любовника и
опять сошлась с ним, конечно, тайно от ревнивой Яндры
делла Скала, дворец которой был в другом квартале го-
рода. Правда, бедная Яндра сама не знала, за какую
измену Коссы сердиться и к какой из его многочисленных
любовниц ревновать.
Биограф Коссы, секретарь папской канцелярии Дит-
рих фон Ним, пишет: «Только в Болонье Косее удалось
совратить более 200 женщин. Он поехал туда по пору-
чению папы для разрешения различных вопросов, касаю-
щихся церкви и политики, но не забыл при этом и своих
любовных дел. Любовницами его были замужние жен-
щины, вдовы, девушки и монахини, жившие в монасты-
рях. Некоторые из них любили его и добровольно ста-
новились его любовницами, но некоторые были грубо
изнасилованы прямо в монастырях другом Бонифа-
ция IX, бывшим пиратом.
Замужние женщины сознательно жертвовали собой,
потому что, хотя Косса для видимости похищал их (с их
согласия), судьба их была предрешена. По возвращении
в дом, который они опозорили, многие были убиты обезу-
мевшими от злобы и ревности супругами».
Но надо сказать, что секретарь папской канцелярии
несколько искажает факты. Из многих других источников
известно, что Косса щедро награждал своих любовниц и
* Папа Бонифаций IX по просьбе Балтазара назначил Микеля
«генеральным капитаном» морских сил, служивших римской церкви.
Капитаны всех кораблей, находившихся на службе у церкви, должны
были теперь подчиняться приказам «генерального капитана» [791 •
209

они, получив деньги, могли и не возвращаться домой.
В те времена убийство за измену считалось делом
обычным, и любая женщина знала, что ее ожидает, если
она вернется в дом обманутого мужа,
В Болонье Косса старался разыскать Иму, свою ста-
рую приятельницу. Он не искал с ней встречи как с лю-
бовницей, он просто хотел еще раз поблагодарить ее. Кос-
са не забыл, что лишь вмешательство Имы спасло его от
рук инквизиции, иначе едва ли бы он остался в живых, —
его много лет назад сожгли бы вместе с Яндрой. Но Имы
в Болонье не оказалось*
— В прошлом году она вышла замуж, — сказала ему
служанка в доме Давероны. — У нее богатый муж —
Аньоло Джаноби, она живет теперь в Милане.
В Болонью Косса отправился по поручению Бонифа-
ция IX, чтобы выяснить обстановку. Оттуда в начале
1403 года Косса поехал в Феррару, чтобы вместе с кон-
дотьерами Малатестой и маркизом д'Эсте организовать и
возглавить войско и попытаться снова присоединить к
Папской области города и земли, вырвавшиеся из-под
гнета церкви и подпавшие под не менее тяжкий гнет мест-
ных правителей*.
Папское войско заняло Болонью, а также Модену,
Реджо и Парму, и Косса разрешил солдатам грабить на-
селение. Противники папы Бонифация IX были вынуж-
дены сдаться. В этой операции Балтазар Косса проявил
себя не только как способный военачальник («капитан»,
как они тогда назывались), прекрасно разбиравшийся во
всех тонкостях стратегии, но и как отличный политик
и превосходный дипломат, ловко использовавший интри-
гу, обман и предательство, приемы, считавшиеся вполне
нормальными для Италии той эпохи (еще до Макиа-
велли).
Итак, 25 августа 1403 года Болонья, Перуджа и Асси-
зи — самые богатые приходы Папской области, «насле-
дия святого Петра», оказались в подчинении папского
легата, ныне кардинала Балтазара Коссы [41].
* Например, Болонья, которая веками стремилась завоевать са-
мостоятельность и вела длительную борьбу за свободу. Даже герб города
состоял из короны на голубом фоне и начертанного под ней зо-
лотыми буквами слова СВОБОДА. Два года назад народ восстал против
местного феодала Джованни Бентиволио, ставшего правителем города.
«Да здравствует народ! — кричала толпа. — Смерть тирану Джованни!»
Еще недавно всемогущий властелин, он вынужден был бежать, что-
бы спасти себе жизнь Переодетый в чужое платье, он скитался, не
зная, где укрыться, и был пойман в лачуге какой-то бедной женщины
210

Наш герой, обретя власть и богатство, с головой оку-
нулся в любовные похождения. Коссу не интересовали
больше его прежние знакомые девушки, которых он поко-
рял, будучи студентом университета в Болонье (они по-
старели теперь, наверно!), за исключением Имы, которую
Косса никогда не забывал. Для того чтобы завести новую
любовную интригу, богатому молодому кардиналу не надо
было даже прилагать особых усилий: многие девушки,
юные и свежие, сами дарили ему свою любовь.
Однако и теперь бывали случаи, когда, невзирая на
высокий церковный сан, богатство и красивую внешность,
ему не удавалось одержать победу- Тогда в неистовстве он
прибегал к уже испытанному средству — насилию. Это
случалось и с красивыми монахинями прямо в монасты-
рях, и с девушками-горожанками у них же в домах.
Рассказывают, в частности, о случае с тремя сест-
рами.
Балтазару стало известно, что они живут одни, и од-
нажды утром он явился к ним в дом и всех трех лишил
невинности. А затем выдал их замуж.
Этот факт насилия над тремя сестрами был включен в
официальное обвинение, предъявленное Косее десять лет
спустя в Констанце объединившимися против него силь-
нейшими правителями Европы.
Но сколько бы ни увлекался Косса женщинами, бди-
тельность его как папского легата не ослабевала. Болонья
была покорена в августе, а уже через месяц, в сентябре,
бывший пират и будущий папа обнаружил заговор* Ему
удалось схватить руководителей заговорами он, как в бы-
лое время, когда был пиратом, сам отрубил им головы.
Кондотьер Аль да Барбьяно в свое время захватил не-
сколько городов, расположенных у границ Папской обла-
сти. Косса хитростью и коварством (нет возможности
подробно рассказывать, как именно) отобрал у него эти
города.
и отправлен во дворец подеста (уже известный нашим читателям) в
центре Болоньи, откуда после народного суда его вывели на площадь и
зверски убили. Люди, которые много натерпелись от него, в не-
нависти не оставили в покое даже его труп. Они резали его ножами и
стилетами и лишь через несколько дней, собрав куски трупа, заверну-
ли их в плащ и без всяких почестей похоронили у ограды какой-то
церкви [97]. Но принесло ли это какую-нибудь пользу? Народ ниспро-
верг феодала, чтобы снова оказаться под игом церкви. Убийство вла-
стелина произошло в 1401 году, поход Коссы против своей «alma mater»
(матери-кормилицы) в 1403 году, всего через два года, так что люди
не успели еще как следует вдохнуть воздух свободы.
211

Он обезглавил Чекко да Сан-Северино, кондотьера,
служившего у него, за то, что тот неточно выполнил его
приказание. Коссой был схвачен также бывший прави-
тель Фаэнцы Астор Манфредди и убит за то, что он вновь
пытался занять отобранный у него город.
Люди с ужасом произносили имя кардинала Коссы.
Продвигаясь к цели, Косса оставлял за собой море
крови, но эта беспримерная жестокость только поднима-
ла его в глазах Бонифация IX и кардиналов. Страх перед
ним усиливал уважение к нему [41]. Используя старые
коварные приемы, Косса попытался внезапно напасть на
Форли. Но как только его войска приблизились к городу,
там была объявлена тревога. Все население Форли под-
нялось на городские стены, чтобы дать отпор войскам
Коссы. Внезапного нападения не получилось
Во всех военных походах нашего героя сопровождали
двое его верных друзей, два старых пирата—Ринери
Гуинджи и Гуиндаччо Буонакорсо, которые волей судьбы
стали теперь священнослужителями,
Ринери Гуинджи, знакомый с теологией, благодаря
поддержке Коссы выдвинулся и стал епископом Фано.
Гуиндаччо Буонакорсо, рябой одноглазый гигант,
остался простым священником, так как Косса не решался
(даже он не решался!) дать ему более высокий сан. Да и
сан священника был для него велик.
Тем, кто удивляется, что такое высокое духовное ли-
цо, каким был теперь Косса, руководил военными силами
папского государства, мы говорим: не удивляйтесь, И в
описываемое нами время, и раньше, и позже церковно-
служители — священники, епископы, архиепископы и
даже папы — не раз принимали участие в военных опе-
рациях и даже руководили ими. На них были надеты
тяжелые железные доспехи, но никакого металлического
оружия — ни сабли, ни копья — они не имели, так как
религия запрещала им проливать кровь. Но они с успе-
хом заменяли эти виды оружия другим, вполне «христи-
анским», которое не проливало крови, но было достаточно
страшным, — огромными дубинками.
«Служители бога» поднимали их обеими руками и
с силой опускали на головы «врагов церкви»*.
* Правило это соблюдалось не всегда. Встречалось достаточно
священнослужителей, которым чужды были эти «тонкости», и они ус-
пешно пользовались ножами. Буркгардт, например, рассказывает, что
среди священнослужителей были такие, которые своей жестокостью
превосходили самых страшных бандитов, например дон Николо ден Пе-
212

Буонакорсо сопутствовал нашему герою не только
в военных походах.
Одноглазый гигант помогал ему и в «мирных» делах»
Так было и в тот день, когда папский легат, кардинал
и правитель Болоньи намеревался пойти на свидание,
назначенное им двум своим любовницам — матери и до-
чери, жившим в одном доме. Пусть это не удивляет
читателя.
Такая же история была у Коссы в Перудже. Там
тоже мать и дочь были его любовницами и мирно жили
под одной крышей. Мать он узнал еще тогда, когда был
пиратом, в Неаполе, с дочерью она познакомила его
шесть лет назад. И уверяла Коссу, что это — его дочь.
Он недоверчиво посмеивался. Но как бы там ни было,
с тех пор он проявлял заботу о судьбе своей молоденькой
любовницы и выдал ее замуж за состоятельного бур-
жуа, ученого лекаря в Перудже, владельца аптеки.
И вот теперь в Болонье произошло нечто похожее.
Месяц назад на балконе одного дома он увидел двух де-
вушек. «Девушки» — это название условное, так как од-
ной было года тридцать два, а другой — лет четырна-
дцать. Это были мать и дочь...
Через десять дней Косса овладел матерью, а еще
через пять (сделавшись «другом дома») соблазнил и
дочь*... Он посещал их почти каждое утро, дождавшись»
пока уйдет хозяин дома*
В этом «деле» ему и помогал Гуиндаччо. Напротив
дома, в котором жили женщины, была таверна. Косса
посылал в нее Гуиндаччо, и бывший пират, потягивая
вино, внимательно следил, когда из дома напротив выйдет
легарди. Этот священник из Фигароло в день своего возведения в
ел и, 12 августа 1495 года, совершил убийство и был вынужден
скрываться на колокольне церкви Сан-Джулиано в Ферраре. Из Фер-
рары он отправился в Рим, исповедался там и получил отпущений
грехов. Но вскоре после этого он убил еще четырех человек, женился на
двух женщинах одновременно и разъезжал с ними по городам Италии.
Будучи священником, он в то же время руководил шайкой бандитов.
Бандиты и их главаре переодетые в военную форму, действовали в
районе Феррары, грабили, убивали, похищали и насиловали женщин.
Дон Николо устанавливал налоги ддя населения, а тех, кто не хотел
платить, убивал.
Буркгардт говорит также, что в эту эпоху в Италии убийц и бан-
дитов вербовали предпочтительно из духовенства, чаще всего монахов
и священников. Им легче было обмануть бдительность тех, у кого были
основания опасаться нападения, так как люди доверяли им.
* Противники Коссы и этот случай упомянули в официальном
обвинении, предъявленном ему в Констанце.
213

глава семьи, а когда тот уходил, бежал известить об этом
Коссу, и они вместе отправлялись к дому.
Но в этот день гиганта в таверне не было.
— Куда запропастился этот верзила? — рассердился
Косса.
Было еще рано, и Косса не знал, дома ли глава семьи,
А возможного скандала ему в этот день особенно хоте-
лось избежать, так как о нем могла узнать ревнивая
Яндра, приехавшая два дня назад из Рима в Болонью. Ей
надоело ожидать его. Терпению ее пришел конец!
Косса, раздосадованный несвоевременным отсутстви-
ем своего сообщника, отправился к нему домой. Буона-
корсо жил неподалеку от таверны, на той же улице. Кос-
са увидел впервые двух «девушек» на балконе из окна
его жилища.
Поднимаясь по лестнице к Гуиндаччо, Косса услы-
шал какой-то странный шум, возню, тихий разговор двух
голосов — нежного, мелодичного и хриплого, грубого,
затем приглушенный стон.
— О! — удивленно воскликнул Косса, — А ты старый
развратник! Бросил меня из-за бабы!
Косса налег на дверь и выломал ее.
— Собачья морда» крыса, бездельник! — заорал он на
своего старого друга, который стал бледно-зеленым от
страха и не знал, что делать... — Бросил меня из-за своих
грязных страстишек! Заставил ждать!
Но тут наш герой умолк, пораженный красотой обна-
женного тела женщины, лежавшей перед ним. Какая бе-
лая и чистая кожа! И как знакомы ему эти бедра, грудь,
плечи. Лица женщины видно не было. Услышав голос
Коссы, она уткнулась лицом в подушку и набросила на
голову простыню.
— Святой отец... — заикаясь, произнес Буонакорсо,
увидев, что Косса шагнул к кровати и намеревается
открыть лицо женщины. — Ради бога... не подходи...
Женщина шевельнулась, отчаянно и безуспешно ста-
раясь зарыться в постель.
— Не надо... — повторил Буонакорсо, — Лучше убей
меня!
Женщина в страхе еще крепче зажала простыню у
шеи. Казалось, что кровь остановилась в ее жилах, таким
белым было ее тело.
Косса забавлялся ее испугом, а также страхом Гу-
индаччо и думал: «Должно быть, какая-то знатная
дама Болоньи... Поэтому и боится. Дьявольская безд-
214

на — душа этих женщин. Приходить к такому уроду!»
Он сделал еще шаг к кровати. Женщина судорожно
вцепилась в простыню,
— Гуиндаччо, — неожиданно спросил Косса, — что
ты предпочитаешь: чтобы я сдернул простыню и увидел
лицо твоей прелестной любовницы... или лег с ней, не
открывая ее лица?
Он смеялся и легонько, чуть притрагиваясь, ласкал
прекрасное тело женщины. Его веселил испуганный
вид Гуиндаччо.
— Все, что хочешь, святой отец,,. — бормотал, заи-
каясь, Гуиндаччо. — Все, что хочешь,.. Только не откры-
вай ей лицо.
Косса заметил, что до того, как произнести эти сло-
ва, Буонакорсо взглянул на женщину, будто ожидая
какого-то знака от нее,
— Ах, госпожа, — обратился наш герой к женщи-
не. — Плохой же рыцарь ваш любовник, если он так легко
уступает вас...
Буонакорсо, совсем ошалев, смотрел на них не в си-
лах оторвать взгляда.
Но вдруг с улицы донесся какой-то шум. Послыша-
лись шаги быстро поднимавшихся по лестнице людей,
Косса вскочил с постели, а Буонакорсо быстро прикрыл
женщину простыней.
— Ваше преосвященство! — крикнул один из во-
шедших. — Уже три часа, как мы разыскиваем вас. Вам
надо сейчас же ехать в Рим.
— О! — пробормотал Косса, и взгляд его потем-
нел. — Так скоро!
Он быстро оделся, привел себя в порядок и обер-
нулся к женщине.
— Жаль, что мне так быстро приходится покинуть
столь пленительную женщину! — Он посмотрел на
старого пирата. — Ну, негодяй, твое счастье... — И вы-
шел.
Кто же была эта таинственная женщина, выбравшая
в любовники такого страшного урода, как Гуиндаччо?
Почему так настойчиво прятала она свое лицо? Чита-
тели узнают это позже.
А сейчас наш герой должен был забрать Яндру и
спешно возвратиться в Рим.
215

* * »
Что же, однако, случилось, почему Балтазар Косса,
этот всемогущий кардинал и папский легат, должен был
ехать в Рим?
Умер папа Иннокентий VII, преемник Бонифация
XL Иннокентий VII правил христианским миром всего
два года (с 1404 по 1406 г,), и правление его ничем"Ъсо-
бым не отличалось, если не считать коварного убийства
видных римских граждан в Ватикане. Трупы убитых
были выброшены через окно папского дворца на улицу.
Возмущенные этим убийством, римляне подняли вос-
стание*.
* Убийство это явилось ответом на требования римских граждан
дать свободу Риму, а папы, естественно» не могли согласиться с
этим (хотя на словах и готовы были не раз это сделать). В годы
правления Иннокентия VII римляне восстали, освободили Рим от пап-
ских сторонников, ограничив их местопребывание Ватиканом. Скрепя
сердце папа Иннокентий VII вынужден был принять условия рим-
лян. С этого времени городом должны были управлять десять че-
ловек, из которых семь выбирались народом, а три назначались па-
пой- Иннокентий VII, чтобы обеспечить себе поддержку, назначил
нескольких новых кардиналов. Среди них были Петр Филарг с Крита,
венецианец Анджело Коррарио и римлянин Отгон Колонна. Запомни
хорошенько их имена, читатсльт ибо эти три человека будут играть
важную роль в нашей истории. Кроме того, папа, нарушив согла-
шение, не распустил войско и отказался покинуть Капитолий, захва-
ченный им. Римляне продолжали борьбу. Ей не видно было конца, и 6 аи-
густа 1405 года наиболее уважаемые граждане Рима решили от имени
народа пойти в папский дворец для переговоров с папой. Иннокен-
тий VII принял требования римлян, и делегаты хотели уйти, чтобы
рассказать об этом народу. Но их не выпустили из дворца. Все они
были убиты по приказу племянника Иннокентия VII, присутствовав-
шего при переговорах. Когда посланцы римлян вышли из зала, пле-
мянник папы Людовик Мелморатти бросился за ними и, раньше чем
они успели выйти на улицу, приказал страже убить их. Некоторых
он ирикончил собственноручно. А трупы распорядился выбросить через
окно на улицу. Он сделал это для того, чтобы убедить всех в Ватикане,
что покончить с беспорядком можно только путем террора. Все
убитые были известными гражданами, занимавшими высокие посты в
недавно созданной Римской республике, Всего было убито девять че-
ловек. Но убийство это дало результаты совершенно противопо-
ложные тем, которых ожидали в папском дворце. Гнев и чувство мести
загорелись в сердцах людей, когда они увидели выброшенные трупы
и поняли, сколь жестоки и коварны алчные приспешники папы. Мгно-
венно нашлось оружие, в руках появились факелы (над городом спу-
скалась ночь). Были преданы огню все дома кардиналов, убито много
приближенных папы и заняты дворцы а западной части Рима, которые
удалось до сих пор сохранить за собой сторонникам папы. Об убий-
стве в Ватикане и последовавшей за этим резне в эту страшную
ночь рассказывают летописцы» очевидцы событий. Леонардо Аретино
описывает, каких трудов ему стоило прорваться сквозь разъяренные
216

Смерть Иннокентия VII, как сообщили Косее, насту-
пила от апоплексического удара.
Почему же, однако, нахмурился Косса (как помнят
читатели), испытывакидай почти садистское удовольст-
вие от близости с таинственной любовницей Буонакор-
со, когда ему сказали, что папа умер и он должен поки-
нуть Болонью?
Только через десять лет после смерти Иннокентия
VII народ узнал, что папа был отравлен, что яд ему дал
Балтазар Косса*
Эм. Фанчелли пишет: «Все знали, что папа Инно-
кентий VII постоянно завидовал политическим успехам
своего легата и помышлял о том, чтобы лишить его
управления Болоньей. И когда он умер, поползли слухи,
что он отравлен Коссой и его единомышленниками.
Со временем слухи эти подтвердились».
Но это произошло через десять лет. Иннокентий VII
умер в ноябре 1406 года. А только в мае 1415 года было
предъявлено официальное обвинение Косее в убийстве
папы Иннокентия VII*.
толпы народа к папскому дворцу. «Неузнаваемый в плаще моего
слуги, который он накинул на меня, я пересекал одну улицу за
другой, с трудом проталкиваясь через толпы вооруженных людей.
Первое, что бросилось мне в глаза у папского дворца, были трупы
убитых. Они лежали на площади перед Ватиканским дворцом, и кровь
лилась из ран, нанесенных безвинным людям убийцами по приказу
племянника папы. Несмотря на ужас, охвативший меня, я все же
остановился и взглянул на их лица. Среди них я узнал нескольких
своих друзей и не смог сдержать слез«. Мне удалось проникнуть
во дворец, и я нашел там папу Иннокентия VII» очень огорченного
происшедшим. Он не давал приказа убивать этих людей и не при-
нимал участия в преступлении своего племянника. Но восставшие не
знают об этом, и, значит,, он не может оставаться в Риме- Он должен
бежать, чтобы спасти свою жизнь, а он так стар! Он оплакивал свою
судьбу, подняв глаза к небу, будто призывая бога в свидетели своей
невинности, В ту же ночь Иннокентий VII, дрожа от страха перед на-
родной местью, бежал из Рима и укрылся в Вите обо. В Рим он вер-
нулся лишь тогда, когда о преступлении его племянника немного
забыли». Из современных историков о восстании и бегстве папы из
Рима пишет П. Паскини.
ф Читатели должны знать, что в те годы, в начале XV века,
не было в Италии ничего более обычного, чем оплаченные убийства,
совершаемые через третье лицо [21]. Д. Понтано замечает: «Ничто не
ценилось дешевле жизни человека». «Число оплаченных преступлений
колебалось в зависимости лишь от количества людей, способных за-
платить, и людей, готовых за деньги на все, — пишет Буркгардт. —
И надо сказать, что, если даже небольшая часть общего количества
насильственных смертей была убийством оплаченным, она составляла
огромное число. Пример в этом показывали „власть имущие", не
пренебрегавшие убийством ради сохранения своего могущества. Семья
217

Каждый раз, когда одна из двух враждующих сторон
(поделивших Европу) теряла своего папу, при опустев-
шем престоле собирался конклав кардиналов и выбирал
преемника покойного, руководствуясь только одним со-
ображением — сохранить в неприкосновенности свою
клику. Выбирался не глава всего западного христиан-
ства, а главарь той или иной клики. Кардиналы не были
заинтересованы в объединении церкви, они не считались
ни с гневом народа, ни с требованиями правителей
государств. Их заботили только собственные интересы*
Однако, когда в ноябре 1406 года в Риме собрался
конклав, кардиналам пришлось принять во внимание тре-
бование возмущенного народа и правителей государств
покончить с расколом.
Но «принять во внимание» не значит еще решить
окончательно.
И, не ожидая выборов общего, единственного папы,
которого признали бы оба враждующих лагеря, они сно-
ва выбрали своего*
По совету Коссы был избран наиболее «достойный»,
но не совсем обычный кандидат, человек, имевший высо-
кий титул и занимавший видный пост в восточной церк-
ви, патриарх константинопольский*. Его звали Анджело
Коррарио, он был еще и кардиналом западной церкви.
Сфорца, королевский двор Арагона, правители Венецианской республи-
ки, король Карл V не стеснялись убивать, Население Италии и мысли
не допускало, что кто-то из „сильных мира сего'* может умереть ес-
тественной смертью, а не быть убитым. Властелинам Милана, Не-
аполя и других городов частенько приходилось прибегать к помощи на-
емных убийц, чтобы спасти себя от врагов. А в их войсках всегда
можно было найти людей, жаждущих денег. Количество преступ-
лений значительно бы сократилось, если бы властелины не были так
уверены, что достаточно лишь знака с их стороны, и найдется много
желающих «послужить своему господину», — заключает Буркгардт
* Папы давно уже давали своим высокопоставленным церковно-
служителям звание «патриархов*, чтобы принизить значение этого
титула в восточной церкви. Так, например, главы церквей в Градо,
Венеции и многих других городах назывались «патриархами» с одоб-
рения (и даже по указанию) папы. Это повелось с покорения фран-
ками Константинополя в 1204 году. Напомним, что грабители-кре-
стоносцы, участники IV крестового похода, франкские военачальники,
с одной стороны, и венецианские ф«лотоводцы — с другой» заключили
между собой соглашение при выборах императора Византии. Если
императором будет выбран венецианец, то вселенским патриархом
должен стать француз, и наоборот. Императором был избран фран-
цуз, и поэтому патриархом назначили венецианца. И пока продолжалось
господство франков в Константинополе, до их изгнания, патриархом
всегда назначался венецианец.
218

На коллегии кардиналов он проявил большую сообра-
зительность.
— Святые отцы, — сказал он. — Мы живем в трудные
времена. Весь народ начал обсуждать вопросы, которыми
ему не положено интересоваться. Управление цер-
ковью — дело корифеев церкви, только они могут решить
проблему объединения церкви. Прекращение раскола
осуществится не политической властью. Мы должны сде-
лать все возможное для прекращения раскола сами.
Поклянемся же торжественно всеми силами содейство-
вать этому.
Кардиналы поклялись на евангелии бороться за объ-
единение церкви.
— Я клянусь, — воскликнул патриарх, кандидат в па-
пы, — если вы выберете меня, я использую все средства
для объединения. И если будет нужно, готов даже отречь-
ся от престола...
— Пусть будет так! — согласились кардиналы. — Но
имей в виду, что выбранный нами папа будет условным,
он будет скорее символом папства, он не будет единовла-
стен и назначать новых кардиналов сможет только с на-
шего согласия в чрезвычайных случаях, например, если
коварный Бенедикт ХШ увеличит число своих кардина-
лов, чтобы обмануть нас и получить большинство голо-
сов [7, 87].
Все сказанное выше было внесено в официальный
протокол, который первым подписал Балтазар Косса, как
наиболее выдающаяся личность, затем все остальные,
и наконец скрепил своей подписью вновь избранный
папа, назвавшийся Григорием XIL
Бывший патриарх в первые дни после его избрания
папой с энтузиазмом обсуждал с нашим героем взятое
им на себя обязательство по объединению церкви.
— Чтобы добиться успеха в этом великом деле, —
говорил он Косее, — я готов, несмотря на свой пре-
клонный возраст, отправиться к Бенедикту, даже если
мне пришлось бы пройти весь путь пешком с одним лишь
посохом в руках или пересечь море на лодке [80].
Григорий XII направил письмо своему против-
нику.
«Не стоит нам спорить о наших правах. Мы должны
уподобиться женщине, о которой рассказывается в Вет-
хом завете: она предпочла совсем отказаться от сына, не-
жели позволить разрубить его на две части».
Бенедикт XIII не замедлил ответить:
219

«Согласен с твоими предложениями. Готов отречься
на равных с тобой условиях» [89].
Но, как пишет крупнейший католический историк
Людвиг фон Пастор, «оба эти письма были насквозь
лживыми, а оба папы — и Григорий XII, и его против-
ник — обманщиками».
В течение двух лет после избрания Григория XII
(1407—1408) оба папы использовали все хитрости поли-
тики, интриги и коварство, чтобы заключать все новые
лживые соглашения. Они не скупились на щедрые обе-
щания, из которых ни одно не выполнялось.
Завязалась переписка...
«Григорий, слуга и раб Божий, к Петру де Луна, кото-
рого обманутые христиане-раскольники зовут Бене-
дикт XIII».
«Бенедикт, слуга и раб Божий, к Анджело Кор-
рарио, которого обманутые христиане-раскольники зовут
Григорий XII».
Король Карл VI предложил очень простой способ
(ранее рекомендованный Парижским университетом),
как ликвидировать раскол, прекратить обман христиан-
ского мира: оба папы должны отречься от престола
одновременно, каждый перед своим конклавом. А затем
оба конклава должны собраться вместе и выбрать нового
папу.
Казалось, оба папы и их «дворы» смогли бы догово-
риться.
Они договорились и... единодушно отвергли совершен-
но логичное предложение.
«Нет, — писали королю оба папы почти в одинаковых
выражениях. — Лучше созвать общий конклав той и дру-
гой стороны. Там я отрекусь от престола в тот же день
и час, что и мой противник».
Папы предложили эту меру, твердо зная, что она
неосуществима.
Но была создана видимость, что они стремятся к со-
зыву объединенного конклава, и, следовательно, их не в
чем обвинить.
И словно в насмешку над ожиданиями христиан За-
падной Европы, начались бесконечные переговоры о наи-
более подходящем месте сбора представителей двух пап-
ских престолов — римского и авиньонского, где должен
был разрешиться вопрос об отречении от престола обоих
пап. Папы старались затянуть эти переговоры, создавая
искусственные препятствия, выдвигая все новые требова-
220

ния и обвиняя друг друга в препятствовании объедине-
нию церкви [5],
Внешне сходные мнения оказывались по существу
противоположными. Спорам и торгам о месте долгождан-
ной встречи пап, казалось, не будет конца.
Косса, конечно, возглавлял сторону, поддерживаю-
щую «его» папу,
Григорий XII был ставленником Коссы, так как хотя
Балтазар и был моложе, кардиналом он стал раньше Гри-
гория. Новый папа во всем советовался с ним, оставив
его своим легатом в Болонье« Это был наиболее видный
и значительный пост в папском государстве. Косса стал
первым из кардиналов.
Долгие переговоры и споры между папами, казалось,
пришли к концу, так как было наконец установлено место
встречи.
Она должна была произойти в одном из городков к во-
стоку от Генуи, в Савойе. Сюда должны были приехать
оба лапы со своими кардиналами, чтобы решить, как по-
ступать дальше. Было также заключено соглашение меж-
ду представителями обеих католических церквей, с од-
ной стороны, и французским королем, под властью кото-
рого тогда находилась Генуя и прилегающие к ней райо-
ны, с другой.
Король согласился поделить Савону и ее окрестности
на две равные части, с тем чтобы каждый папа и сопро-
вождавшие его кардиналы могли расположиться от-
дельно.
Каждый из пап будет иметь в своей зоне несколько
жилых кварталов и крепость, чтобы в случае, если раз-
горится ссора, ни один из пап не оказался беззащит-
ным.
В соглашении указывалось также, что охрана каждого
из пап должна состоять не более чем из двухсот воинов.
Каждый папа, кроме того, мог иметь в своем распоряже-
нии восемь кораблей, которые перевезут его самого и кар-
диналов в Савону.
Соглашение подписали оба папы. Григорий XII поста-
рался даже довести его до сведения всех правителей
христианских государств (хотя намерен был нарушить
его) [96].
Чтобы читатель понял, насколько «искренне» действо-
вал каждый из пап, надо рассказать, что во время перего-
воров, закончившихся упомянутым соглашением, святей-
шие усердно копали яму друг другу» каждый старался
221

любым способом провести противника и стать единствен-
ным правителем западного христианства.
Мы ограничимся лишь двумя фактами. Папа Бене-
дикт XIII, готовясь подписать соглашение, в то же время
вел тайные переговоры с генуэзским флотом о захвате
Рима, надеясь вырвать Вечный город у своего противника
и обосноваться там. А Григорий XII, не зная, что готовит
ему соперник, предательски договорился с неаполитан-
ским королем, разрешил ему войти в Рим, чтобы в случае
необходимости иметь поддержку сильного монарха [5].
Приближался исторический день встречи двух пове-
лителей западного христианства, и тут Григорий XII за-
явил, что «не может выполнить соглашения, так как не
имеет в своем распоряжении флота, а противник его
имеет».
— Венецианцы не дают мне кораблей. А я еще не со-
шел с ума, чтобы ехать в Савону или другой приморский
город беззащитным и попасть там в сети, расставленные
моим коварным врагом, — говорил он.
Действительно ли венецианцы не давали Григорию
XII кораблей? Нет, они были готовы дать ему флот, так
как это сулило им большие выгоды и, кроме того, они
были убеждены, что это поможет их земляку остаться
папой, о чем они молили бога. Но они ответили <шетя>,
потому что родственники и приближенные Григория XII
подговорили их так поступить, чтобы облегчить возмож-
ность «единственно законному правителю западного
христианства» нарушить соглашение 161, 96].
Когда во Франции поняли, что папы ведут нечестную
игру, король, которого поддерживали Парижский универ-
ситет и все французское духовенство, распорядился:
в случае, если встреча пап не состоится, не повиновать-
ся ни тому, ни другому. Как только Бенедикт XIII узнал
о том, что его тоже задели, он проклял всех, кто тре-
бовал его отречения, то есть, по существу, короля.
«Тот, кто стремится отнять у меня право, данное мне
апостолом Петром, ведать делами христиан на земле, тот
дьявол, не страшащийся Божественной кары, не задумы-
вающийся о вечном аде, который ждет его. Пусть будет он
проклят*,. Гнев Божий и церкви пусть обрушится на его
голову».
Было время, когда правители трепетали перед пап-
ским проклятием. Теперь же король не испугался. Он
созвал собор, на котором присутствовали шестьдесят
четыре архиепископа и епископа, сто сорок настоятелей
222

монастырей и докторов теологии и церковного права,
а также наиболее знатные феодалы королевства- Они
охарактеризовали папу «упрямым раскольником, ерети-
ком, скандалистом, нарушителем мира и спокойствия
церкви».
Архиепископ Тура, выступая против папы Бенедик-
та XIII, употреблял выражения, которые не делали чести
ни папе, ни самому оратору, В частности, он сказал:
«Он родом из той местности, которая поставляет са-
мых сильных и упрямых мулов* Если мул направляется
по какому-то пути, никакие человеческие усилия не
смогут повернуть его на правильную дорогу. Человек на-
прасно будет трудиться, мул не послушается, даже если
с него станут сдирать шкуру!»
Анафема папы Бенедикта XIII, в которой он прокли-
нал короля Франции, была передана одному из воинов,
чтобы тот публично перед толпой разорвал ее, а людей,
которые привезли анафему, сторонников папы, облачили
в длинные черные хитоны, прикололи к одежда копии
папского проклятия, портреты Бенедикта XIII вверх но-
гами, надели им на головы бумажные митры и поса-
дили на ручные тачки, которые использовались париж-
ской общиной при уборке грязи с улиц. Так их позорили
перед скопищем людей, «дабы заставить понять, что они
предатели, посланные архипредателем папой», — пишет
настоятель монастыря в Сен-Дени. Уполномоченный ко-
роля, кавалер ордена святой Троицы, ректор теологичес-
кого факультета, которому поручили прочитать решение
собора перед прихожанами в соборе Парижской бого-
матери, выразительно добавил от себя:
«Я предпочел бы поцеловать заднюю часть самой
грязной свиньи, чем лицо папы Бенедакта XIII» [87].
Заметим, что уважаемый уполномоченный не постес-
нялся, стоя у царских врат, произнести перед народом
более крепкое словцо, которое мы не можем привести
з книге.
Все усиливающийся народный гнев вынудил пап что-
то предпринять. Оба они покинули свои резиденции и от-
правились в путь, чтобы создать видимость стремления
к встрече. Григорий XII выехал из Рима и отправился
в Сиену. Но дальше не двинулся и снова начал вести
переговоры,
«Нужно назначить другой город для будущей встречи.
Кроме того, Бенедикт должен отослать обратно генуэз-
ский флот, так как в моем распоряжении нет ни одного
223

корабля. Вообще мой противник должен прибыть к месту
встречи безоружным, как и я».
Бенедикт ХШ поступил с такой же «искренностью»,
как и Григорий XII. Когда Григорий остановился в Сиене,
Бенедикт продолжал свой путь, притворяясь, что стре-
мится встретиться со своим врагом, и в назначенное
время прибыл в Савону. Григорий понял, что если он
немедленно не предпримет что-нибудь, он пропал. Поэто-
му он продолжил свой путь до Лукки. Бенедикт XIII,
чтобы показать свою смелость, покинул Савону и поехал
дальше, навстречу Григорию. Он прибыл в Порто-Венере,
а оттуда вскоре двинулся дальше, в Специю [96]. Гри-
горий XII обливался холодным потом.
«Что мне делать? Что делать? — спрашивал он се-
бя. — Косса, наверно, посоветовал бы что-нибудь, но я
опять отправил его в Болонью».
Теперь пап разделяло всего лишь пятнадцать миль.
Леонардо Аретино в своих воспоминаниях о событиях
этой эпохи пишет: «Один из пап, словно морское живот-
ное, боялся покинуть побережье, а другой, как живот-
ное сухопутное, не хотел приближаться к берегу*.
Можно было подумать, что папы нарочно ломают ко-
медию перед христианами Европы. Оба они были очень
старыми, и было бы вполне естественным, если бы люди
такого преклонного возраста без сожаления оставили
свои высокие посты и ушли на покой. Каждому из них
было более восьмидесяти лет. Оба уже стояли на пороге
смерти. И оба в день избрания заявляли, что готовы
покинуть свой пост «ради примирения церкви».
В день выборов Бенедикт XIII заявлял:
— Если вы выберете меня, я отрекусь, как только вы
этого потребуете. Я сделаю это с такой же легкостью,
как сейчас снимаю с головы кардинальскую шапку [54].
Но так как он не покидал своего поста, многие карди-
налы под давлением всеобщего народного гнева отстрани-
лись от папы, собрали войско, надели под кардинальские
мантии доспехи, избрали своим полководцем кардинала
Неокастро, отправились в Авиньон, куда вернулся папа, и
окружили папский дворец.
Один из штурмов дворца был особенно успешным.
Папа был ранен и взят в плен кардиналами. Но через
некоторое время ему удалось бежать переодетым. Кар-
диналы испугались, покаялись и снова стали ему служить.
Папа простил их. Но у него остался страх перед ними.
Он никому не доверял и часто угрожал им.
224

— Вы похожи на женихов Пенелопы. Все вы метите
на папский престол и поэтому хотите от меня избавиться.
Но не забывайте, как Одиссей поступил с женихами. То
же самое» а то и хуже может случиться и с вами [28,61}.
Не лучше было положение и Григория XII. Разве он
мог доверять своим кардиналам? Григорий тоже боялся,
что, если объединятся оба конклава, он потеряет престол
из-за своих «не достойных доверия* кардиналов. Ему не-
обходимо было иметь хотя бы небольшую группу слепо
преданных кардиналов. И он возвел в кардинальский сан
некоторых близких ему людей.
Григорий XII, торжественно заявлявший в день своего
избрания о готовности ради примирения сторон и объеди-
нения церкви пересечь море на рыбачьей лодке или идти
пешком с одним лишь посохом хоть на край света, чтобы
только встретиться с противником и убедить его в необхо-
димости им обоим отречься от престола, начал осуще-
ствлять коварный план, который должен был затянуть
кризис до бесконечности. Сначала из преданных ему лю-
дей он назначил четырех новых кардиналов. Двое из них
были его племянниками [104]. Затем вступил в перего-
воры с неаполитанским королем Владиславом, самым
коварным и страшным врагом святого престола, постоян-
но строившим козни против Ватикана. Он давно стре-
мился уничтожить Папскую область, захватить Среднюю
Италию и распространить таким образом свое влияние
вплоть до границ Северной Италии [106]*.
Скандальные условия, на которых папа капитулиро-
вал перед явным врагом Ватикана, взбудоражили всех
христиан Европы. За 25 000 флоринов, которые он полу-
чил от Владислава через своего представителя, папа про-
дал ему свою столицу и неограниченную власть в ней.
Это кажется невероятным, но факт этот приводится
такими видными историками, как Джино Каппони, Фер-
динанд Грегоровиус, Марк Ренери.
Рассказывают, что Григорий XII получил величайшее
удовлетворение, когда Владислав вторгся в Рим,
«Как ни старался Григорий скрыть свои тайные пла-
ны, — пишет Сисмонди, — он не смог удержать радостно-
го возгласа при этом известии, так как оольше всего бо-
ялся, что его противник Бенедикт (пользуясь поддерж-
кой французского маршала Бусико и генуэзского флота,
* Его девизом было: «Aut Caesar, aut nihil» — «Или Цезарь, или
ничто!» — Лат
8 Гон,111.- Плрадисис
225

стоявшего в Остии) захватит Рим, пока он находится в
Тоскане»,
Теперь у него отлегло от сердца. Бенедикт не мог уже
захватить Рим, ему пришлось бы иметь дело с могущест-
венным королем. Кроме того, Григорий обладал теперь
достаточными средствами и мог смелее отражать любые
нападки и требования созыва собора представителей
обеих западных церквей для решения основного вопро-
са — объединения церкви.
— Я сам созову собор, если мне это будет нужно, —
заявил он. — Когда захочу и где захочу. Я сам буду ру-
ководить им, там будут мои люди. Собор будет в Удине.
Он долго размышлял и намеренно выбрал этот город.
Город, который он считал подходящим местом для созы-
ва собора, расположен в Северной Италии, неподалеку от
родины Григория — Венеции и соседствует с Тиролем и
Германией, где в это время господствовал Рупрехт,
один из немногих правителей, признававших его папой.
Он был уверен, что это место — самое спокойное и
безопасное в беспокойной Италии, где его признавали
лишь отдельные государства. Григорий направил посла-
ния всем монархам, предлагая им прислать предста-
вителей церквей для участия в соборе.
Не отставал от Григория XII и Бенедикт ХШ. Он
тоже разослал приглашения на «вселенский собор».
Местом сбора был объявлен Перпиньян, в то время
принадлежавший Арагону, король которого поддерживал
папу Бенедикта XIII. Итак, оба папы, до тонкости из-
учив обстановку и взвесив все, пришли к одинаковому
выводу: нельзя показывать, что они не считаются с тре-
бованием христиан всех западноевропейских стран со-
звать собор. Надо убедить людей, что они признают
необходимость внимательного изучения сложившейся
обстановки и ищут пути к ее оздоровлению. Тогда никто
не сможет их обвинить, как это было до сих пор, в том,
что они хотят избежать объединения церкви.
Так обстояло дело. Каждый из пап надеялся, что со-
бор, созванный им, будет поддерживать только «своего»
папу, только его действия считать правильными и раско-
лу, таким образом, не будет конца.
Комедия продолжалась, иерархи западной церкви от-
крыто издевались над христианством.
Оба они цеплялись за папский престол. Оба боялись
друг друга. Но ни тот, ни другой не хотели признаться
в этом. Каждый из них старался доказать сторонникам
226

свою абсолютную правоту» каждый старался уверить
противника в своей силе. Оба они напоминали хищников,
готовых сожрать друг друга,
А что же делал в это время Косса?
Как рассказывают, бывший пират стал одной из вид-
нейших личностей своего времени» наиболее могущест-
венным из всех «принцев западной церкви». Достигнуть
этого ему помогли не только его способности, ум и зна-
ния, ловкость и сила, но и богатство, награбленное им
во времена пиратства и особенно увеличившееся за по-
следние шесть лет, когда он стал кардиналом и папским
легатом. Крупнейший и наиболее богатый район Ита-
лии — Романъя являлся как бы его «государством».
Железной рукой он правил там и постоянно стремился
расширить границы своего господства. Он не забыл
предпринятого им два года назад неудачного нападения
на Форли и теперь, обстоятельно изучив обстановку,
снова двинулся туда с войском. На этот раз ему удалось
захватить город, добавить новую жемчужину в корону
папского государства.
Он был единственным из старых кардиналов, кото-
рого Григорий XII считал своим другом.
Пользуясь этим, Косса, уединившись с Григорием и
одним из его спутников, когда те проезжали через Ро-
манью в Тоскану, стал говорить папе, сколько неверных
поступков совершил тот за последнее время, и советовать,
как поступать в дальнейшем.
Папа Григорий сделал вид, что огорчен: друг непра-
вильно его понял.
— Имеет ли значение то, что собор будет не в Савоне!
Я созову его в Удине, это многим больше по душе.
Косса окинул Григория презрительным взглядом.
— Кому ты говоришь это, святой отец? — промолвил
он. — Ты думаешь, что можешь обмануть и меня? И ста-
рых кардиналов? Зачем понадобилось выдвигать новых
кардиналов?
Григорий нахмурил брови*
— Я папа! — крикнул он. — И как папа выдвигаю
столько кардиналов, сколько хочу. И буду выдвигать
еще.
Глаза Коссы потемнели.
— Будь осторожен, святой отец, — сухо сказал он. —
Не поступай наперекор всем, это не в твоих интересах.
Ты лишь эмблема папства. Мы выбрали тебя условно.
Ты пошел на это и подписал соглашение. Ты нарушаешь
227

решение, принятое нами до твоего избрания. Так кто же
может обязать меня следовать твоей глупой и нелепой
политике?
Папа злобно посмотрел на Коссу, затем обернулся
к своему спутнику.
— Карл...
Это был правитель Римини, верный сторонник Гри-
гория XII, кондотьер святого престола Карл Мала-
теста.
— Карл, — повторил папа, — арестуй этого недостой-
ного человека. Надо будет также арестовать в Лукке и
других мятежных кардиналов и священников.
Правитель Римини не успел произнести и слова, как
Балтазар, засмеявшись, неожиданным резким движе-
нием сбросил с плеч красную кардинальскую мантию,
и перед присутствующими предстал пират в доспехах
со стилетом в руке.
— Карл, — обратился он к Малатесте. — Ты умный
человек. Не то, что твой хозяин. Против пятисот твоих
воинов я выдвину полторы тысячи своих. Я давно понял,
что нельзя доверять этому коварному венецианцу.
Он даже не произнес имени папы,
— Гуиндаччо! — позвал он. — Бей в набат, пусть эти
двое увидят наших людей.
Уродливый гигант в сутане, с мечом и стилетом в
руках вышел из-за занавеса.
Удар колокола вызвал на улицу сотни вооруженных
до зубов людей [2].
Этот эпизод дал повод историкам церкви заявлять,
что Косса устроил засаду папе, когда тот проезжал через
Романью, и что папа спасся только благодаря помощи
Малатесты [89].
Через пять дней, покинув владения своего легата, Гри-
горий XII предал его анафеме, обрекая вечно мучиться
на том свете. Кроме того, Григорий XII лишил Коссу
звания и прав легата. Жители Болоньи и всей Романьи
освобождались от обязательства подчиняться легату,
которое они клятвенно принимали раньше. Все приказы
Коссы выполнять запрещалось.
«Бывший легат был тираном, мечом его управлял
Сатана», — говорилось в папской булле.
Косса лишь рассмеялся.
— Я ему покажу, этому старикашке! — воскликнул
он. — Сорвите фамильный герб этого старого глупца со
всех эмблем на государственных зданиях! С этого дня я
228

становлюсь абсолютным и независимым властелином
самой богатой и прекрасной епархии [89J.
Затем Косса покинул Болонью и отправился в Лукку,
чтобы встретиться с «братьями кардиналами»* Они очень
обрадовались, увидев Коссу. Кардиналы видели в нем че-
ловека, который может возглавить движение против
папы. Они словно пробудились от сна.
— Вы глупцы, что остаетесь в Лукке! — сказал им
Косса. — Кто может поручиться, что вас не выдадут папе?
И можно ли верить кому-нибудь?
С ужасом вспоминали все о шести кардиналах, попав-
ших в руки Урбана VI и претерпевших страшные муче-
ния до того, как их завязали в мешки и сбросили в Ли-
гурийское море. Кардиналы увидели, насколько лучше их
«брат», бывший пират, понимает дух времени, эпоху
господства лжи, измены, коварства, жестокости» когда
почти каждый человек, скрываясь под маской добродете-
ли, совершал преступления.
— Приезжайте ко мне в Пизу, там вы будете в без-
опасности.
И бывший пират (а теперь признанный руководитель
священнослужителей) объяснил: Пиза несколько лет на-
зад была присоединена к владениям Флоренции, а он,
Косса, связан с Флоренцией. Общие интересы главного
города Тосканы и управляемых Коссой областей
не позволяют им заключать побочные договоры и сою-
зы.
«Кардинал Косса, — пишет М. Ренери, — крепко дер-
жавший в руках Болонью и всю Романью, располагавший
материальными ценностями папского государства в Ита-
лии, а также собственными огромными богатствами, со-
бранными им за время его правления, стал главным рыча-
гом движения кардиналов и рьяно выступал за собор в
Пизе».
«Ему удалось хитростью и подкупами привлечь на
свою сторону многих своих коллег, в частности Петра
Филарга», — жалуется в своих письмах Григорий
XII [89].
Кардинал Петр Филарг был видным деятелем запад-
ной католической церкви, человеком широкообразован-
ным, с высокими моральными качествами, непохожим на
большинство церковных мужей той эпохи. Он был (пусть
читателей не удивляет это) грек с острова Крит. Еще
совсем юным он остался сиротой. Венецианцы, владев-
шие этим большим греческим островом, заметили выдаю-
229

щиеся способности юноши, Его отвезли в Венецию,
сделали католиком, отдали в школу, а затем для получе-
ния высшего образования послали сначала в Париж, а за-
тем в Англию, в Оксфорд. По возвращении он получил
сан епископа, а позже стал архиепископом Милана.
Правители Милана и святой престол часто отправляли
его со всевозможными миссиями в разные города Ита-
лии, а также в Германию, Богемию, Польшу. Он сла-
вился своими теологическими познаниями и красноре-
чием (он был профессором Парижского университета)*
И то, что Косее удалось вовлечь этого виднейшего дея-
теля церкви, консерватора, в борьбу против Григория XII,
считалось большой заслугой Коссы [90].
* * *
Никогда еще западная церковь не была в таком жал-
ком положении. Люди сначала смеялись над двумя кори-
феями западной церкви. Но вскоре их поведение стало
вызывать лишь отвращение. Все западное христианство
с нетерпением ждало окончания безнравственной коме-
дии, в которой главные роли играли папы.
Король Карл VI направил письма святым коллегиям
обеих западных церквей (Рима и Авиньона). Он призы-
вал высших священнослужителей отречься от своих
«вожаков».
«Довольно! — писал он. — Почему эти бездарные от-
цы христианства продолжают издеваться над вами и над
всем христианством Западной Европы? Разве недоста-
точно было года, чтобы договориться, в каком месте на
земле они могут встретиться, чтобы исполнить данное
ими торжественное обещание? Вместо того чтобы стре-
миться к объединению, они хотят увековечить раскол,
созывая два враждебных друг другу собора. Кардиналы!
Отрекитесь от них, объединитесь и созовите общий собор
в любом городе [61, 89]!»
Обратился с письмом к своим бывшим кардиналам и
Григорий XII:
«Немедленно уезжайте из Пизы и забудьте, о чем вы
помышляли. Пока еще есть время, переходите ко мне.
Если же вы будете продолжать слушать советы анти-
христа, не надейтесь* что потом сможете вернуться ко
мне. Я не приму вас ни на каких условиях. Я папа и
останусь папой. Я выдвину новых верных мне кардиналов,
которые будут преданно следовать за мною» [104].
230

Письмо не помогло. Кардиналы Григория XII оста-
лись в Пизе и, вдохновленные нашим героем, разоблачи-
ли перед всем христианством своего папу.
«Григорий ХП совершил и продолжает совершать
много незаконных поступков, противных установленным
священным канонам. Мы протестуем и обвиняем папу
в противозаконных действиях. (Это писали кардиналы,
которые сами же избрали его!) Чтобы обсудить этот
вопрос, мы решили прибегнуть к созыву собора, кото-
рый должен будет избрать нового папу» [74].
Григорий XII в ответ на письмо предал мятежных
кардиналов анафеме.
Стараясь опозорить их, он употреблял такие слова,
которыми неудобно было бы обругать даже самого
отъявленного негодяя или странствующего монаха, а не
то что кардиналов.
Кардиналов это не расстроило. Они расклеили на
стенах домов Пизы листовки с протестом, в которых
Бенедикт XIII и Григорий XII назывались виновниками
раскола и последователями антихриста.
Григорий XII тут же назначил новых кардиналов.
Хоть он и делал вид, что безразличен к осуждению,
все же не смог удержаться, чтобы не послать еще одну
анафему своим старым кардиналам с еще более грубыми
ругательствами.
Одновременно он обратился к германскому императо-
ру Рупрехту с просьбой приехать в Италию, чтобы разо-
гнать и взять в плен кардиналов и других деятелей церк-
ви, подготавливающих собор в Пизе. Кроме того, он
послал к Рупрехту одного из кардиналов, своего пле-
мянника, который должен был поторопить императора
выполнить его просьбу [104].
В это время республика Флоренция устами своих ста
двадцати виднейших теологов объявила, что «папа Гри-
горий XII — еретик, раскольник и враг христианской
церкви»,
Флоренция запрещала своим подданным подчиняться
папе. Анджело Коррарио (имя, которое носил Григорий
до того, как стал папой) было направлено письмо с требо-
ванием явиться на собор в Пизе и высказаться по поводу
предъявленных ему обвинений.
В таком же положении находился и Бенедикт XIII.
Он также был покинут своими кардиналами. Они тоже
выступили с обвинением против своего папы, называя его
«недостойным интриганом».
231

Бенедикт XIII предал их анафеме в специальной
булле. Одновременно он развил активную деятельность
в Кастилии, Арагоне, Шотландии и Франции, стараясь
собрать как можно больше духовных лиц на свой собор.
Итак, в 1409 году должны были собраться три
«вселенских собора» из представителей различных стран,
исповедующих одну и ту же религию! Один в Пергшнья-
не, другой в Удинет Третий в Пизе! Конечно, наиболее
торжественным и действительно Вселенским был только
последний.
На соборах в Удине и Перпиньяне должны были
присутствовать люди, заинтересованные в продолжении
церковного раскола. Собор же в Пизе поддерживали пра-
вители и иерархи церкви стран Западной Европы, желав-
ших объединения церкви» Даже многие кардиналы Бене-
дикта XIII прибыли в Пизу для участия в соборе«
* * *
Март 1409 года. «Не было до сих пор прекраснее и ве-
личественнее зрелища, чем открытие собора в Пизе*, —
пишет известный историк католической церкви И. Аль-
цог. В соборе участвовало 23 кардинала от обеих сторон
западной церкви, 90 епископов, несколько представите-
лей от 102 архиепископов, 87 представителей от 200 на-
стоятелей монастырей, генералы четырех нищенствую-
щих монашеских орденов, 120 преподавателей теологии,
300 профессоров и лиценциатов римского канонического
права, послы Англии, Франции, Португалии, Польши,
Богемии (Чехии), Неаполитанского и Кипрского коро-
левств [4, 67].
И. Альцог продолжает:
«25 марта 1409 года участники собора, выслушав двух
выдающихся теологов — Пьера Д'Эгю и Жерсона, —
провозгласили собор Вселенским. Протесты Бенедикта
XIII и Григория XII были отвергнуты, а сами они на-
званы злобными клятвоотступниками, неисправимыми
раскольниками, еретиками, оторвавшимися от христиан-
ства- Ни тот ни другой не мог быть главой христи-
анства».
М. Ренери пишет:
«Среди кардиналов, бывших в прошлом сторонниками
Григория XII, первое место занимал кардинал собора
святого Евстафия Балтазар Косса. Теперь он стал глав-
ной опорой собора в Пизе, так как мог предоставить в
232

его распоряжение войска, деньги, земли. В то время как
папа Григорий XII был вынужден искать убежища
у Карла Малатесты, правителя Римини, Косса вел себя
как полновластный хозяин в Болонье, Форли и Фаэнце,
не обращая внимания на угрозы и проклятия папы. Это
он помешал войскам неаполитанского короля Владисла-
ва вторгнуться в Пизу и разогнать собор.
Человек, взлетевший так высоко и стремившийся
подняться еще выше, имел, естественно, много друзей и
смертельных врагов. По всей Европе ходили о нем самые
противоречивые слухи.
Одни говорили, что он происходил из старинной и
знатной семьи Неаполя, занимался изучением искусства
и философии, потом увлекался военным делом, отличил-
ся во многих сражениях и, наконец, предпочел всему
служение церкви, быстро продвинулся и на этом попри-
ще, и папа Бонифаций IX назначил его правителем
Болоньи и прилегающих к ней районов, которые он сумел
уберечь от опасности отторжения и сохранить под
властью папского государства-
Другие утверждали, что Косса, будучи еще совсем
молодым, занимался пиратством у берегов Сицилии
и с того времени приобрел привычку днем спать, а ночью
бодрствовать, что, будучи студентом Болонского универ-
ситета, он легкомысленно относился к занятиям и вел
весьма беспутную жизнь. А когда Косса стал священно-
служителем, папа Бонифаций IX, его земляк, зная его
способность ловко улаживать любые дела, стал выдвигать
его постепенно на все более и более высокие посты и
наконец сделал правителем Болоньи* Здесь особенно
проявились военный и административный таланты Кос-
сы. Он стал полновластным тираном, который ни с кем
не считался, никого не уважал, по собственному усмот-
рению распоряжаясь имуществом и жизнью граждан.
Но как бы там ни было, голоса его друзей звучали
громче, чем голоса врагов, и только под его руководством
люди надеялись добиться выполнения будущих решений
собора и открыть ворота Рима (который находился
во власти друга Григория XII, короля Неаполитанского
королевства) вновь избранному папе» [49, 50, 53, 88].
* * *
В весенний вечер три священнослужителя вышли
из здания собора Пизы (где проходил собор кардиналов
233

и ученых богословов) и, сопровождаемые любопытными
взглядами людей, окружавших собор и известную «па-
дающую башню», направились к югу, миновали дворец
архиепископа, спустились вниз по дороге к месту, где
теперь расположен ботанический сад, и проследовали
дальше по направлению к Арно.
— Сколько народу! — воскликнул шедший справа че-
ловек, обращаясь к тому, кто П1ел посредине. — Наверно,
больше десяти тысяч людей стеклось в Пизу, чтобы
похвалиться потом, что они были здесь во время собора.
— Конечно, мой благочестивый Ринери! — насмеш-
ливо произнес высокий смуглый красавец, шедший по-
средине, красная мантия которого была скрыта черным
плащом. — Все будут гордиться тем, что были здесь, когда
происходил этот исторический собор.
Вдали показалась река Арно. Человек в красной ман-
тии кардинала, Балтазар Косса, как, наверно, уже дога-
дался читатель, обернулся к своему спутнику слева, вы-
сокому и плотному человеку.
— Смотри, Гуиндаччо! Чтоб ноги твоей не было в та-
верне! Плохо тебе будет, если я еще раз застану те-
бя там.
Когда-то мускулистый, а теперь обросший мясом и
жиром и отрастивший живот одноглазый пират, ставший
священником, приспешник Коссы, захныкал, состроив
страдальческую мину:
— Святейший, кто тебе предан больше меня? Почему
ты всегда ко мне несправедлив? Кто служит тебе вернее,
чем я?
Косса резко повернулся к нему.
— Замолчи, изменник, негодяй, тебе ли говорить
о верности! — раздраженно крикнул он. — Вспомни день,
ко!да умер Иннокентий и я должен был ехать в Рим...
Вспомни женщину, с которой ты был, мерзавец...
Буонакорсо побледнел, вспыхнул, снова побледнел.
— Нет... нет... — бормотал он сквозь зубы, не смея
поднять глаз на Коссу.
У богатого особняка — своей резиденции в Пизе —
Косса остановился. Здесь тоже толпился народ,
Гуинджи, епископ Фано, товарищ Коссы по универ-
ситету и пиратству, обратился к нему:
— Все знают, что ты сейчас самая выдающаяся лич-
ность среди церковников, Балтазар, вот они и пришли по-
смотреть на тебя.
Косса покачал головой, выражая сомнение.
234

Он уже собирался войти в дом, как вдруг увидел кого-
то в толпе, и глаза его сверкнули.
Он бросился в толпу, расталкивая людей, удивленно
смотревших на него, и догнал убегавшую женщину,
знатную госпожу по виду, старательно прятавшую лицо.
Он грубо схватил ее за руку и заставил обернуть-
ся.
— Има... — взволнованно произнес он.
С грустной болезненной улыбкой она смотрела на
Коссу.
Прокладывая дорогу через толпу, Косса повел жен-
щину к дому.
Наш герой с удивлением отметил, что прошедшие
годы не оставили следа на лице болонской красавицы.
Он внимательно вглядывался в большие, выразительные,
устремленные на него глаза с трепетавшими от волнения
ресницами. Взгляд ее был нежным и мечтательным.
Он видел, что она рада этой встрече. Несомненно, любовь,
ровная и неизменная, продолжала жить в сердце Имы —
после стольких лет»
— Ты давно здесь? — тихо спрашивал Косса, про-
должая крепко держать ее за руку.
— Уже десять дней... Но я избегала встречи... — Она
робко улыбнулась. — Мы давно решили приехать сю-
да... — и покраснела, произнеся слово «мы».
Косса исподлобья взглянул на нее:
— Ты предложила приехать? Или... он?
— Я, — быстро ответила Има, с волнением и обожа-
нием глядя на своего бывшего любовника.
Косса, не успев обрадоваться ее признанию, почув-
ствовал на себе чей-то взгляд. Он вздрогнул и обернулся.
На верхней площадке лестницы стояла Яндра и присталь-
но смотрела на него.
Косса невозмутимо повернулся к своей старой
подруге.
— Има, — прошептал он, — приходи завтра на Кампо
санто, в левый северный угол. (Кампо санто — одно
из чудес Пизы. Это кладбище известно собранными там
произведениями искусства. Оно расположено по сосед-
ству с соборной площадью). — И Косса спокойно повел
Иму наверх.
— Яндра, — обратился он к своей любовнице, — это
госпожа Джаноби из Милана, мой старый друг. Благода-
ря ей мы остались в живых.
Яндра холодным взглядом окинула женщину, а Косса
235

подошел к епископу Фано, следовавшему за ними вместе
с Буонакорсо.
— Ринери, — тихо приказал он, — сейчас же мчись в
палаццо Гамбакорти, — оно на левом берегу Арно, —
и скажи, что я занимаю его.
Палаццо Гамбакорти — большой дворец на южном
берегу Арно, сохранившийся до сих пор и известный ту-
ристам под названием «Палаццо коммунален. Этот
дворец и хотел использовать Косса для свиданий со своей
прежней возлюбленной, а теперь женой миланского
феодала Аньоло Джаноби, который приехал в Пизу по
случаю собора и, не зная ничего о прошлом жены, взял
ее с собой, буквально бросив в пасть волка...
* * *
Это было в Пизе 15 июня 1409 года. Вечерело. Два-
дцать четыре кардинала, из которых десять были сторон-
никами папы Бенедикта ХШ и четырнадцать — папы
Григория XII, с трудом пробираясь через толпу, пере-
секли площадь, направились к дворцу архиепископа и
вошли в него.
Поднявшись по лестнице в зал, они уселись в заранее
приготовленные двадцать четыре кресла. Двери закры-
лись. Началось заседание конклава, который должен был
избрать одного, общего для всего западного христианства
папу вместо двух, отстраненных от престола.
Читатель уже, наверное, понял, что из двадцати четы-
рех только двое могли претендовать на этот высокий пост.
Один из них — кардинал собора святых апостолов, архи-
епископ Милана Петр Филарг, по происхождению грек
с острова Крит, известный своей образованностью и вы-
сокой моралью, другой — кардинал собора святого Ез-
стафия, знатный неаполитанец, папский легат, правитель
Романьи, ловкий и влиятельный политик, наш герой
Балтазар Косса.
Большинство кардиналов высказалось за то, чтобы па-
пой стал Косса.
Но бывший пират, спокойно поднявшись с кресла,
сдержанно и скромно обратился к кардиналам:
— Братья! Я не могу принять ваше предложение,
так как среди нас есть человек более достойный. — И он
указал на критянина. — Раз между нами есть такой вы-
соконравственный и мудрый церковный муж, как Петр
Филарг, никто другой не может возглавить западную
236

церковь, особенно теперь, когда взоры всех христиан
обращены к нашему конклаву и весь народ ждет исцеле-
ния духовных ран> нанесенных предшествующими па-
пами. Только он достоин быть папой [96]!
И голоса всех двадцати четырех кардиналов, искусно
сагитированных Балтазаром Коссой, были отданы канди-
дату, указанному этим всесильным человеком. Итак,
7 июля папой был избран кардинал — грек Петр Филарг,
принявший имя Александра V [79].
Когда они вышли из дворца архиепископа, где про-
исходили выборы, епископ Фано недоуменно посмотрел
на своего старого друга и с горечью, тихо спросил:
— Что ты сделал, Балтазар? Что с тобой случилось?
Косса удовлетворенно рассмеялся.
— Бедняга Ринери, ты хотел, чтобы я согласился сей-
час стать папой? Сейчас, когда внимание всех обращено
сюда? Ты хочешь, чтоб я сам дал в руки оружие своим
открытым врагам и так называемым «друзьям», дал повод
копаться в моем прошлом и порочить меня? Нет. Сейчас
не время. В этой ситуации Филарг — фигура самая
подходящая. К нему все относятся хорошо — и те, кто
поддерживал Бенедикта, и те, кто поддерживал Григо-
рия. Теперь Франция и Англия будут за него. Польша,
Богемия, Венгрия — страны, где он бывал как папский
легат, — признают его законно избранным папой. Да и в
Италии многие его признают [87],
Читатель понимает, конечно, что наш герой очень
мудро поступил, отложив свое избрание на святой
престол.
Эм, Фанчелли пишет:
«Косса давно уже мог быть избран папой, но он решил
отказаться от престола и предпочел поставить под удар
Петра Филарга, зная, что он, заняв папский престол
(под именем Александра V), станет послушным орудием
в руках могущественного кардинала и легата в Болонье.
Действуя так, Косса заботился главным образом о себе
и своих родственниках. Три его брата, известные пира-
ты, заняли высшие военные должности в папском госу-
дарстве. Сам же Косса, как советник и наставник папы
Александра V, приобрел еще большее могущество* Он
руководил внешней политикой святого престола, И в слу-
чае смерти престарелого Александра V он наверняка
должен был унаследовать святой престол».
...Это было в начале августа 1409 года. Однажды
утром наш герой отправился к своей бывшей любовнице,
237

ставшей теперь женой миланского феодала Джаноби,
с которой он возобновил связь. Но настроение у него бы-
ло подавленное. Его беспокоило, что накануне, когда он
направлялся на южный берег Арно, на мосту Панте
ди Меджо ему встретилась Яндра делла Скала.
«Черт возьми, почему она оказалась так близко от
Имы?» — подумал Косса.
Яндра сделала вид, что не заметила его* Но Косса
встревожился, — в последнее время она как-то странно
вела себя.
«Может быть, она узнала что-нибудь? От кого? Кроме
Ринери и Гуиндаччо, никто ничего не знает«.. Но что
там произошло? Почему столько народу?»
Действительно, у палаццо Гамбакорти собралась
большая толпа.
Бывший пират, растолкав людей, ворвался во дворец»
В кровати, обливаясь кровью, лежала женщина. Поо-
даль четверо мужчин держали убийцу. В руках одного из
мужчин был окровавленный стилет.
— Убийца нанес ей четыре удара, — рассказывал
он. — Два в грудь, очень сильных, и два в шею.
Косса вытолкал из комнаты людей и схватил за горло
убийцу.
— Кто? — свирепо глядя на него, спросил пират. —
Кто заставил тебя сделать это?
Убийца молчал. Косса, размахнувшись, ударил его
кулаком в лицо и выбил ему три зуба. Изо рта преступ-
ника полилась кровь.
— Говори, кто тебе заплатил? — прохрипел Косса.
Убийца, пошатнувшись от страшного удара, растерян-
но смотрел на разъяренного священнослужителя и бор-
мотал что-то разбитыми губами.». Глаза Коссы потемне-
ли от гнева.
Буонакорсо вызвался привести лучшего в городе
лекаря. Кто-то уже позвал женщин, чтобы обрядить по-
койницу. Неподвижную Иму переодели в другое платье,
подняли и повезли в дом, где жил Аньоло Джаноби...
* * *
До собора в Пизе в Европе было два папы. Теперь их
стало три! Но новый папа Александр V тоже был признан
не повсюду. Правда, самые большие страны — Франция,
Англия, Польша, Богемия (Чехия) и многие государства
Германии и Италии признавали Александра V. Но и
238

прежние папы имели своих приверженцев. Григорий XII
господствовал в Римини, Неаполитанском королевстве,
некоторых государствах Германии и в Венгрии* Бене-
дикт XIII властвовал в Испании и Шотландии
[4].
Папы не сидели в бездействии. Каждый делал все, что
было в его силах, чтобы навредить своим против-
никам.
Усилий для этого требовалось теперь больше, так как
каждому из них приходилось бороться с двумя соперни-
ками.
Григорий XII незамедлительно предал анафеме и Бе-
недикта XIII и Александра V, Епископы и священники,
оставшиеся верными ему, должны были читать получен-
ный текст анафемы на литургиях по воскресным и празд-
ничным дням, когда собиралось особенно много наро-
да«
Священники с зажженными свечами в руках станови-
лись полукругом и читали текст анафемы. Если же на
литургии присутствовал епископ, он, облачась в самое
пышное одеяние и став у алтаря — в самом священном
месте церкви, сам торжественно оглашал анафему
Григория XII.
— «Бенедикт — еретик, раскольник и богоотступ-
ник — больше не одинок. Из мрака явился еще один
хитрый и нечистый демон. Сатана в облике старого кар-
динала, превзошедший самого антихриста, его наместник
на земле. Да будут прокляты оба антипапы — и Бене-
дикт и Александр. Вечное проклятие на головы обоих
антихристов. Да поразит их гнев Господень. Пусть пламя
гнева его сожжет их, как пожар сжигает леса, пусть
испепелит он их, как огонь испепеляет горы. Пусть позор
падет на их головы».
После каждого абзаца анафемы священники хором,
фальшиво, но внушительно, не очень благозвучно, но
вдохновенно тянули нараспев:
— Ами-инь!
— «Пролятия Господни сынам Израиля, вложенные
им в уста Моисея, пусть падут на головы нарушителей
мира и единства церкви. Пусть будут прокляты их жилье,
доходы их и имущество, проклятие им самим».
— Ами-и-нь!
— «Да ниспошлет на них Господь жажду, нищету,
холод и жару и заставит их покориться».
— Ами-и-нь!
239

— «Да истребит их Господь на этой земле».
— Ами-и-нь!
— «Пусть трупы их будут пищею птицам небесным и
зверям».
— Ами-и-нь!
«Да не примет земля после смерти всех, кто под-
держивает и признает их».
— Ами-и-нь!
Заканчивая эту торжественную церемонию, священ-
нослужители должны были бросить на землю свечи и
затоптать их [94]...
Не отставал от Григория XII и Бенедикт XIII.
«Вероотступники — священнослужители, собравшие*
ся в Пизе, а также антихрист Григорий — выступают
против меня, законного папы. Но собор в Пизе — это
псевдособор, это скандальное сборище коварных бун-
товщиков, скопище заговорщиков и нечестивцев, озлоб-
ленных святотатцев, погрязших в адских грехах, заслу-
живающих небесной кары, это клубок червей, кишащих
в зловонной гнили и грязи», — писал он в своей ана-
феме [87]»
И продолжал:
«Полные смирения и снисходительности, мы предаем
Григория и Александра, антихристов, приверженцев Са-
таны, суду Божьему. Пусть тела их умрут, а души, рас-
каявшись, спасутся в день второго пришествия. Но если
они не покаются и не искупят своей вины, все проклятия
Ветхого и Нового завета пусть падут на головы антипап
и их кардиналов, а также любого из их защитников, будь
то крестьянин, горожанин или властелин. Да будут они
прокляты навеки при жизни и после смерти. Да низверг-
нет их меч Господень в бездну и имена их забудутся
навеки. Да поразит их Господь язвами и чесоткой, пар-
шой, ниспошлет на них слепоту и слабоумие.
Пользуясь правами наследника святого Петра, апо-
стола Иисуса Христа, первого проповедника христиан-
ской веры, лишаем их и их приспешников святого при-
частия и запрещаем предавать их тела погребению в
земле. Пусть поглотит их адская бездна в наказание за
их страшные проступки» [86].
Мы не будем описывать церемониальных подроб-
ностей, сопутствующих чтению анафемы Бенедик-
та XIII, — перезвона колоколов, бросания свечей и мно-
гократного повторения священниками слова «Аминь»,
так как пришлось бы исписать много страниц.
240

— Что же теперь будет? — спрашивал Александр V у
нашего героя, когда они были еще в Пизе*
— Не беспокойся, святой отец, — ответил Косса. —
Ты законный папа. Ты выбран Вселенским собором в
Пизе. Пока еще не все западные христиане признают
тебя, но скоро признают, ручаюсь тебе. Скоро ты сам
убедишься в моей правоте. Не робей. Пошли и ты анафе-
му старым папам. Она будет иметь больший вес, потому
что ее подпишут все иерархи церкви, которые были на
соборе в Пизе.
И на пятнадцатом заседании собора участники собора
предали анафеме двух отвергнутых церковью пап.
Их заклеймили как неисправимых преступников. Гри-
горию XII и Бенедикту XIII угрожали страшными на-
казаниями, применяемыми в подобных случаях, — сож-
жением на костре, если они не поспешат раскаяться
и подчиниться решениям собора.
На торжественных литургиях народу было объявлено,
что все анафемы, провозглашенные ранее отвергнутыми
HbjHe папами, считаются недействительными [581.
Де Поте пишет: «Косса был «душой* собравшихся в
Пизе церковных иерархов во время собора и продолжал
оставаться «движущей силой» третьей, наиболее много-
численной группировки расколовшейся западной церкви
после окончания собора. Он умело способствовал ее бур-
ному росту и в конце концов должен был привести ее
к победе. Александр V, человек безвольный и нереши-
тельный, тем не менее видел, в какую пропасть попали
оба старых папы: на созванные ими соборы явилось лишь
незначительное количество служителей церкви, а народ
тех местностей, где проходили соборы, был настроен
очень враждебно. Особенно в Фриауле, где был созван
собор Григорием XII. Григорий, почувствовав эту враж-
дебность, решил, что самым правильным будет скрыться
и таким образом избежать расправы. Переодевшись, что-
бы не быть узнанным, он отправился в Латисану, где
должен был сесть на корабль. Но люди разгадали его
намерения, схватили его и отобрали у него все ценно-
сти» [79].
Александр V боялся такой же участи. Он не знал, как
поступать дальше, и надеялся только на советы Коссы.
Тем более что финансовое положение святого престола
было тяжелым. Папа ничего не мог предпринять. Он
часто говорил:
— Когда я был архиепископом, я был богат. Стал
241

кардиналом — стал беднее. Теперь я папа, и я ни-
щий [104].
В это тревожное и смутное время Косса был единст-
венным советником и экономической опорой папы Алек-
сандра V. Однако, несмотря на т,о, что Косса давал
Александру V столько денег, сколько тот просил, папа не
переставал жаловаться и сетовать на свою судьбу.
— Что же теперь будет? — снова и снова спрашивал
он. — Ведь нас теперь трое1
— Это не имеет значения, — спокойно отвечал Кос-
са. — Разве впервые появились три папы сразу?
Действительно было время, когда западной церковью
управляли три... и даже пять пап. Это необычайное со-
бытие имело место триста лет назад, после того, как умер
папа Бенедикт VIIL Его брат, не имевший до этого ника-
кого отношения к церкви... купил папский престол и
сделался папой под именем Иоанна XIX.
Почувствовав, что скоро должен умереть, Иоанн XIX
завещал папский престол своему племяннику, сыну
предыдущего папы, чтобы семья не лишилась дорого
оплаченного поста. Племяннику его было тогда двенад-
цать лет (а по некоторым источникам — десять)*.
Мальчик-папа уже в этом возрасте был испорчен до
мозга костей. И по мере того как он рос, росла и его
распущенность. Один из последующих пап, Виктор III,
писал о нем: «Это был не преемник апостола Петра, а
преемник Сатаны. Он был настолько испорчен, грязен
и подл, вел такую распутную жизнь, что я не осмели-
ваюсь описать ее»**.
Когда Бенедикту IX было около пятнадцати лет, воз-
мущенные римляне прогнали его с престола. Тогда он
обратился за помощью к германскому императору Кон-
раду II и тот помог ему вернуться в Рим и снова занять
папский престол. Охваченный страстью к женщинам, этот
* Специалист по истории католической церкви Ф. Экмар пишет:
«Назначение на папский престол двенадцатилетнего мальчика стало
возможным потому, что семья графов Тускуланских (привыкшая по-
ставлять пап) вновь не пожалела золота и оказала сильное давление
на людей, которые должны были избирать папу».
Современник событий, французский летописец Рауль Глабер пи-
шет: «Духовенство всех чинов открыто торговало церковными постами».
** Кардинал Бароний говорит о нем то же самое. Глабер в своих
«Летописях» пишет: «Никогда еще не процветали так проституция,
кровосмешение, разврат любых видов, как во времена правления этого
мальчика-папы, подававшего пример народу. — И заключает: — Каков
пастух, таково и стадо».
242

мальчик не изменил своего образа жизни, и римляне
вторично подняли восстание, требуя его смещения.
Папа Виктор III пишет: «Римляне, возмущенные его
развращенностью, низостью его нрава и страстей, по-
хищениями женщину убийствами, совершаемыми по его
приказу, требовали смещения его и выборов другого
папы» 187].
Папой был избран епископ Савокы Иоанн, назвав-
шийся Сильвестром III. Это был второй папа. Но не про-
шло и трех месяцев, как Бенедикт IX снова занял пап-
ский дворец. Помогли ему в этом его родители и их
друзья. Бенедикт предал анафеме Сильвестра III, так
бесцеремонно прервавшего его «пастырскую» деятель-
ность, и взялся за прежнее.
Однако он наконец понял, что ненависть народа к
нему не утихает и что, если он будет руководить
паствой по-прежнему, дни его будут сочтены.
Виктор III пишет: «Бенедикт, предпочитавший жить
как эпикуреец, а не как служитель церкви, решил вы-
годно использовать отстранение от папского престола
и... продал его» [52].
Купил престол у папы Бенедикта IX его родствен-
ник, римский архипресвитер Иоанн Грациан, назвавший-
ся Григорием VI. Это был третий папа. Бывший архи-
пресвитер был, как пишет де Поте, скорее военным, чем
священнослужителем, и плохо разбирался в церковных
делах. Поэтому было решено приставить к нему еще
одного иерарха церкви, который должен был помогать
ему выполнять обязанности «духовного отца христи-
анства». Таким образом на престоле оказалось сразу два
папы, да были еще два отстраненных, но не примирив-
шихся с отстранением. Создалось четырехвластие, вы-
зывавшее недовольство римлян. Они потребовали устра-
нить это противозаконие — выбрать нового папу, еди-
ного для всего западного христианства.
Разлад между папами не замедлил сказаться. Гри-
горий VI и его помощник, договорившись, выступили
совместно против вновь избранного последнего папы.
Новый папа со своей стороны изо всех сил старался
«освободить» святой престол от «прихлебателей», кото-
рые присвоили права папы и доходы святого престола
и не желали признавать его единовластия. Раздоры не
прекращались. Пять пап (Григорий, его помощник, вновь
избранный папа, а также Сильвестр III и Бенедикт IX)
243

одновременно претендовали на престол. Рим был разде-
лен ими на районы.
Так, например, Григорий VI обосновался в районе
собора святого Петра, Сильвестр III — у Санта-Мария
Маджоре, Бенедикт IX — в Латеране, при соборе свято-
го Иоанна.
Когда германский император Генрих III приехал
короноваться в Рим, Григорий VI, самый хитрый из всех
пап, поспешил его встретить. После этого он с честью
был принят императором и затем председательствовал
на соборе в Сутри. Но один из монахов-отшельников
тайно сообщил Генриху III о действительном положении
вещей в Риме.
«Не допускай, господин, — писал он ему, — продол-
жения незаконного сожительства Ависаги Сунамитской с
тремя мужьями (Бенедикт, Сильвестр и Григорий). Это
твоя обязанность разъяснить преднамерение божье
и разогнать скандальный тройной брак» [76].
Собор признал выборы Бенедикта IX, Сильвестра III и
Григория VI недействительными, незаконными, симони-
стскими.
Епископ Бенжон пишет: «Император прогнал всех
троих пап-дьяволов и предложил римлянам избрать но-
вого папу по своему усмотрению. И так как в Риме не
оказалось подходящего лица, папой был избран саксо-
нец, епископ ванденбергский, принявший имя Климен-
та IL Через год он был отравлен Бенедиктом IX, который
в третий раз занял святой престол» [76] •
Об этих событиях трехсотлетней давности и напомнил
Косса Александру V, стараясь воодушевить его и рас-
сеять его страхи.
— Да... В былые времена могло случиться такое...
Ко лучше бы это не повторялось. —Папу возмущало
поведение некоторых правителей. — Если бы короли за-
хотели, раскол давно прекратился бы, — говорил он. —
Ко многие из них стараются увековечить раскол, на-
пример король Арагона, Кастилии, германский импера-
тор Рупрехт и особенно неаполитанский король Вла-
дислав, самый опасный из них. Он находится так близко,
он владеет Римом. Tßß же мое место? Не Рим ли должен
быть моей резиденцией?
Косса и сам понимал, что папа будет в безопасности
лишь тогда, когда Владислав, неаполитанский король,
будет изгнан из Рима (проданного ему Григорием XII).
Задача эта была первостепенной в планах Коссы, и
244

-он давно уже энергично готовился к ее разрешению.
Косса приложил много усилий для того, чтобы соз-
дать вокруг папы мощный союз, равного которому еще
не было в Италии, для борьбы с самым сильным и опас-
ным врагом святого престола — неаполитанским королем.
После длительных переговоров ему удалось убедить
правителей Флоренции, Прованса, Сиены, герцога Людо-
вика Анжуйского, претендента на трон неаполитанского
короля, и наиболее видных итальянских кондотьеров
совместно выступить против Владислава.
Косса стал во главе войска союзников. Были захваче-
ны Орвиетто, Витербо, Монтефиасконе, Корнето, Сутри.
В последний день сентября войска Коссы окружили Рим.
Первого октября был занят собор святого Петра и пап-
ский дворец, а еще через несколько дней крепость Кос-
тел-Сант-Анджело.
Три месяца продолжалась блокада. Но 2 января
1410 года ворота столицы западного христианства откры-
лись перед войсками Коссы.
Наш герой облегченно вздохнул и поспешил сообщить
папе, находившемуся в Пистое, что войска Владислава
разбиты и Рим свободен.
Освобождение Рима было не единственной причиной
радости Александра: его признали папой Венгрия и го-
сударства Германии, не признававшие его раньше.
Теперь его не считали папой только Арагон и Касти-
лия в Испании (там папой признавался Бенедикт XIII)
и Неаполитанское королевство, где господствовал Вла-
дислав, покровительствовавший Григорию XII.
Удручало Александра теперь только одно—отсутст-
вие денег.
Биограф Александра V пишет: «Папа был беден, его
содержал на свои средства кардинал Косса» [901.
А де Поте пишет: «Александр V был человеком обра-
зованным, но очень слабохарактерным, У него не было
недостатков, которыми, по свидетельству летописцев, от-
личались многие клерикалы. Единственное, за что его
порицали, —это за слабость к еде. Миланский историк
Бернардино Корио пишет, что Александр V был великим
гурманом. Его обеды продолжались часами. Обед тянул-
ся до тех пор, пока не иссякало все, что было во дворце
съедобного, или у главного повара уже не хватало фанта-
зии выдумывать новые и новые блюда, которые возбуж-
дали бы аппетит и без того склонного к обжорству папы.
Повар должен был неукоснительно и благоговейно следо-
245

вать рецептам блюд и сладостей, которые составлял сам
папа* В таких случаях Александр V приглашал его к себе
и они долго говорили о том, как приготовить и оформить
эти блюда. Словом, папа Александр V был великим гаст-
рономом».
Эти сведения миланский историк почерпнул из произ-
ведений Андре Биллиуса, летописца и современника Але-
ксандра V. Корио отмечает также, что Александр V имел
еще один недостаток: любовь к роскоши и пышности.
«Но эта черта присуща вообще всем его землякам (гре-
кам)». (На каком основании этот итальянец говорит
так? Каких греков он имеет в виду? Может быть, визан-
тийцев—ведь дело происходит в 1410 году»)
Сисмонди пишет об этом папе: «Странный характер
у папы Александра V. Он был очень образован, добр,
славился благотворительностью и стремлением к миру.
Но вместе с тем был расточителен, безрассудно расходо-
вал деньги святош престола, слепо доверял хитрецам и
льстецам, обожал роскошь и вкусную еду. Еда стала его
страстью, настолько сильной, что он сутками мог есть и
пить, не вставая из-за стола и не ложась спать. (И это
духовный пастырь западного христианства!) Не случайно
поэтому двоякое отношение к нему после его смерти.
До сих пор еще во многих монастырях Болоньи Алек-
сандра V считают святым. А в Риме говорят о нем как о
раскольнике и антипапе!»
Косса щедро обеспечивал Александра V средствами,
необходимыми последнему для удовлетворения его при-
хотей. Этим он держал папу в полной зависимости, делал
все, что хотел, по существу управлял церковью. Но
разве он первый поступал так? Разве не так поступал за-
долго до Коссы папа Григорий VII, личность в истории
папства выдающаяся*.
* Этот суровый клерикал, прежде чем официально занять святой
престол, по существу уже несколько лет управлял церковью, на-
стойчиво проводя в жизнь свои идеи, и четыре предыдущих папы
были лишь орудием в его руках.
Особенно послушным, полностью находившимся в его власти, был
бывший епископ Лукхи, папа Александр IL
Будущий Григорий VU видел, что намеченный им план проведе-
ния реформ находится в опасности, так как нерешительный Алек-
сандр И не осмелится выступить против германского императора.
Чтобы Александр И не мешал ему, Григорий VII прибегнул к
наиболее действенным мерам — лишил его средств и этим полностью
подчинил себе правителя западного христианства. Он наложил руку на
246

— Я хочу вернуться в Рим, —сказал Александр V
нашему герою.
— Нельзя.
— Почему? — удивился папа. —Разве Рим не осво-
божден нами?
— Рим наш, —ответил Косса, —но ехать туда небезо-
пасно, окрестности его еще не освобождены. Перуджа
в руках Владислава, еще заняты противником Остия и
Тиволи. Поедем в Болонью. В такое смутное время это
для тебя будет самое подходящее место. Я обещал на-
роду, что укрою нового папу в Болонье, пока Рим и
окрестности его не будут полностью освобождены [791*.
— Нужно было бы послать буллу Людовику, — сове-
товал позже Александру Косса, — Надо помочь ему по-
лучить трон. Только тогда мы окончательно избавимся
от Владислава.
Булла была отправлена и зачитана всем, чтобы каж-
дый узнал о желании церкви передать Неаполитанское
королевство в руки нового короля, Копию буллы с при-
ложением множества обвинений и проклятий отправили
Владиславу. Его обвиняли в том, что он:
1) Несмотря на приглашение, не явился на собор в
Пизе, а только прислал представителей.
2) Покровительствует антипапе Григорию XII.
3) Незаконно занял многие районы Папской области.
4) Арестовал и заключил в тюрьму двух братьев Кос-
сы — Микеле и Джованни, и двух его племянников, сы-
новей Гаспара Коссьь
5) Незаконно арестовал и посадил в тюрьму Христо-
фора Каэтани, брата кардинала, и присвоил имущество
этой семьи.
В это время бывший правитель Форлимпополи
Джорджио дела Орделаффи поднял восстание, и Косса
был вынужден отправиться туда. Восстание удалось
подавить. Вернувшись в Болонью, он нашел Александра V
больным. Это была какая-то странная болезнь. Он был
все доходы церкви и выдавал папе по пять сольдо о день на жизнь.
Только таким образом ему удалось добиться проведения реформ,
превративших церковь в силу, перед которой веками склонялись
многие правители и ддже императоры (вплоть до раскола).
* Об этом же пишет и Сисмонди: «Косса хотел во что бы то ни
стало перетащить Александра V в Болонью. И Александр, несмотря
на протесты флорентийцев, последовал за честолюбивым легатом*.
Ф. Эймар тоже отмечает: «Во время своего правления папа
Александр V всецело подчинялся воле Балтазара Коссы».
247

вялым, слабым и, раньше обладавший завидным аппети-
том, абсолютно ничего не ел. Он таял на глазах.
Но что еще более странно—была больна и Яндра дел-
ла Скала. Правда, она заболела раньше, чем Косса отпра-
вился в Форлимпополи. Яндра, прежде такая жизнера-
достная и живая» уже почти полтора месяца лежала в
постели, и врачи не могли определить, что с ней.
Но сумели ли они, светила медицинского факультета
Болонского университета» разгадать болезнь папы Алек-
сандра V?
— Это душевная болезнь, —твердили эскулапы. —
Пусть святейший отдыхает и ест побольше. Все пройдет.
Однако болезнь не проходила. Может быть, оттого,
что папа не мог ничего есть. Папа, который сутками мог
сидеть за столом, отворачивается от еды и неподвижно
лежит в постели, в отведенных ему покоях на первом эта-
же бывшего дворца подеста в Болонье» о котором мы
уже упоминали. Здесь святая инквизиция допрашивала
когда-то Коссу и Яндру, и отсюда же похитили Яндру
лихие студенты и пираты. Этот дворец Косса сделал своей
резиденцией.
Итак, в первом этаже дворца доживал свои последние
дни измученный болезнью и уже почти ничего не чувство-
вавший папа Александр V, а этажом выше, в своей спаль-
не, роскошно обставленной Коссой, в таком же состоянии
лежала бывшая любовница могущественного кардинала.
Она была похожа на труп. Тело ослабло, стало вялым и
неподвижным, и единственное, что еще было живым, —
это ее большие, красивые, горевшие беспокойным огнем
глаза.
Она попросила причастить ее и после причастия по-
звала к себе Коссу. Он пришел, взял стул и сел у ее изго-
ловья.
— Почему ты так странно смотришь на меня сегодня,
Яндра7 — спросил он, не сводя с нее глаз.
— Я причастилась, — неожиданно оживившись, отве-
тила она. — Я готова к смерти. Она меня не пугает. Я хо-
рошо прожила жизнь. Я узнала большую любовь. В тебе
я нашла возлюбленного, о котором мечтала еще де-
вочкой...
Как она на него смотрела! Лицо ее расцвело в улыбке.
Странная это была улыбка! Если бы она не принадлежа-
ла умирающей красавице, можно было бы принять ее за
улыбку иронии.
— Балтазар, — прошептала Яндра, улыбаясь своей
248

странной улыбкой и глядя в глаза Косее. — Скоро я
тебя покину. Уже покидаю. Наверно, я не доживу до
вечера. Но прежде, чем я уйду из твоей жизни, я хочу
исповедаться перед тобой. Я должна поговорить с тобой,
рассказать тебе то, чего ты не знаешь обо мне. Выслу-
шай меня.
Она попыталась пододвинуться к нему. Легкое как
паутина, ставшее почти прозрачным тело с трудом пере-
местилось к краю постели. Взгляд ее снова встретился со
взглядом Коссы.
— С того дня, как мы познакомились, ты всегда
считал меня верной и преданной тебе возлюбленной...
Я не была такой... Когда я впервые узнала, что ты изме-
няешь мне, я не находила себе места, душа моя разры-
валась от ревности. И если бы не одно обстоятельство,
я, наверно, умерла бы от горя... Ты помнишь Альберинго
Джуссиано, бывшего кондотьера, который стал пира-
том? Однажды ночью на Искье, когда я по своему обык-
новению одна прогуливалась по берегу, стараясь рас-
сеяться, он, пьяный, подошел ко мне. Он меня не узнал.
Он видел просто женщину... Он воспользовался тем, что
сильнее меня, зажал мне рот, повалил и... овладел мною.
Она взглянула на Коссу, чтобы узнать, какое впечат-
ление произвели на него ее слова. Но на лице его не отра-
зилось никаких чувств.
— В первый момент я была в ужасе от случившего-
ся, — продолжала слабым голосом умирающая, —но по-
том успокоилась и решила ничего не рассказывать тебе.
Тем более что в ту же ночь я видела тебя с какой-то ра-
быней. На следующий день я опять встретилась с Джус-
сиано и по собственной воле отдалась ему. И каждый
раз, когда я видела, что ты целуешь другую женщину,
я платила тебе за измену изменой с Джуссиано и с...
другими тоже. Даже с рабами... мусульманами.
Она не отрывала взгляда от лица Коссы. Стоя на краю
могилы, она все-таки хотела знать, какое впечатление
произведет ее признание на любовника. Лицо Коссы было
непроницаемо.
— У меня становилось легче на душе, когда я изме-
няла тебе, я чувствовала злорадное удовлетворение. Это
помогало мне долгое время жить не терзаясь, как раньше.
Я расплачивалась с тобой той же монетой. Я давно мечта-
ла отомстить тебе, и это была моя месть. А если меня уж
очень беспокоила какая-нибудь из твоих измен, я облег-
чала себе душу двойной, а иногда и тройной изменой
249

тебе, Балтазар, я была близка почти со всеми мужчинами
из экипажа твоих кораблей и многими, многими рабами...
А когда ты стал служителем церкви, я жила с твоими
братьями во Христе, начиная с простых священников и
кончая кардиналами...
Тщетно старалась Яндра уловить в лице своего друга
хоть тень возмущения. Оно оставалось спокойным и бес-
страстным. «Что же это? — спрашивала себя красавица
из Вероны. — Что с ним? Ведь он всегда был таким мсти-
тельным!» Казалось, он не придает никакого значения ее
словам, а она так страстно ждала этого часа, часа отм-
щения, самого волнующего в ее жизни! А он...
— Меня имели все твои знакомые и друзья, —про-
должала она. — Слышишь, Балтазар? Даже Гуиндаччо
Буонакорсо. Помнишь, однажды ты пришел к нему и
увидел в его постели нагую женщину, спрятавшую лицо?
Это была я. Этот безобразный пират был моим любовни-
ком. И твой верный друг Ринери Гуинджи, тоже...
Косса, так долго и загадочно молчавший, прервал ее:
— Это Ринери сказал тебе, что Има приехала в Пизу?
Умирающая не сделала ни одного движения, только
глаза ее метнули молнию,
— Да... — сухо сказала она. — Ее ты любишь... И это-
го я особенно не могла простить тебе... В Пизе мне не уда-
лось расправиться с ней... Но говорят, что это удалось в
Милане... Она умерла... И пусть я умру, но и ее с тобой не
будет,..
— Ты ошибаешься, — спокойно сказал Косса. —
Убийцы, которых ты купила, обманули тебя. Има жива.
Косса встал, прошелся по комнате, снова сел и заго-
ворил:
— Откровенность за откровенность, Яндра. Я давно
знаю о твоих изменах. Хотя и не сразу, но я понял, какое
средство ты избрала, чтобы отомстить мне! Я чуть не
убил Буонакорсо, но добился того, что он рассказал мне
все подробности о твоих любовных похождениях... и о
Гуинджи тоже... Твоя искренность заставляет и меня
сделать тебе признание... Знай, что ты умираешь от моей
руки. Tbl отравлена страшным ядом, который приготовил
мне один лекарь из Перуджи...
Легкий, как вздох, возглас сорвался с уст Яндры,
глаза ее широко раскрылись от ужаса.
— Яндра, — тихо и спокойно продолжал Косса. —
Я отравил тебя не за твои измены, Я терпел бы их и даль-
ше, как терпел несколько лет, с тех пор, как увидел тебя
250

нагой в постели Буонакорсо. Я узнал, что это была ты,
исповедуя Гуиндаччо. Не измены твои меня волнуют.
Ты погибнешь потому, что злобно и настойчиво пресле-
довала Иму. А Име... ей — и больше никому в этом
мире — принадлежат моя любовь и нежность...
И он направился к двери. Я ядра вскрикнула, при-
поднялась на постели, тут же упала снова и замерла.
Косса обернулся, подошел к кровати и, протянув руку,
закрыл глаза умершей...
А в огромном зале, превращенном в опочивальню,
метался в агонии папа Александр V.
Врачи, кардиналы, придворные ожидали смерти кри-
тянина Петра Филарга за дверью его спальни, заранее
убранной в траур.
Папе Александру V тоже не было суждено пережить
день 3 мая 1410 года...
На следующий день толпы народа, оплакивавшие
папу, сопровождали гроб с его телом к кладбищу при
соборе святого Франциска (один из первых памятников
готики в Италии, созданный в начале XIII столетия),
где состоялась церемония погребения. Могилу Алек-
сандра V закрыли богатой мраморной плитой, на которой
был высечен портрет папы и надпись на латинском
языке, хорошо видные и теперь.
ВЕЛИКИЙ ПАСТЫРЬ
ХРИСТИАН АЛЕКСАНДР V (КРИТЯНИН
ПЕТР ФИЛАРГ)
СКОНЧАЛСЯ В 1410 ГОДУ«
Многие летописцы той эпохи и историки последую-
щих времен склоняются к тому, что в смерти папы Алек-
сандра V повинен Косса.
«Балтазара Коссу обвиняли в отравлении Александ-
ра V с целью занять его место на папском престоле.
Обвинение это не было снято с Коссы и после его
смерти».
«Летопись Болоньи» отмечает: «Косса специально пе-
ревез в Болонью папу Александра V, чтобы отравить его
там».
• Вазари пишет, что надгробие папы-грека создал скульптор
Николо Аретнно. Он не хотел браться за эту работу, но уступил на-
стойчивой просьбе своего родственника Леонардо Аретино, бывшего
секретарем у умершего папы.
251

Морелли пишет: «Все в один голос твердили, что папу
отравили по приказу кардинала Болоньи»,
«Косса привез папу Александра V в Болонью, дал
ему время составить и отослать буллу с проклятиями
противникам папам Григорию XII и Бенедикту XIII и, не
испытывая больше нужды в этом «послушном инстру-
менте», решил избавиться от него», — пишет де Поте*
Так ли это было на самом деле?
Мы должны напомнить читателям замечание Бурк-
гардта о склонности итальянцев той эпохи любую
внезапную смерть считать убийством.
Итальянцы не могли представить себе, что человек,
тем более знатный, мог умереть естественной смертью.
Они были твердо убеждены, что любая смерть — это
убийство.
Интересно, что биограф папы Александра V пишет:
«Обвинение Коссы в том, что он ускорил смерть Алек-
сандра V с помощью яда, —необоснованное обвине-
ние» [90].
Еще более характерно, что Дитрих фон Ним, секре-
тарь при нескольких папах, предшественниках Коссы,
и при нем самом, который написал биографию папы-пи-
рата, являющуюся памфлетом на него, не считает Коссу
причастным к смерти Александра V [96].
Но если даже Косса не имел отношения к смерти Але-
ксандра V, его трудно назвать святым, невинным агн-
цем.
3 мая, в день смерти Яндры и папы Александра V,
когда уже стало смеркаться, наш герой, спрятав под
мантией два стилета, направился к маленькому домику у
церкви святого Доминика. Быстро поднявшись по лестни-
це, он ворвался в спальню жившего там священника.
— Ты предатель и изменник, Ринери, — крикнул Кос-
са. — Защищайся! — и бросил ему один из стилетов.
И так как Ринери непонимающе, молча смотрел на
него, объяснил:
— Ты рассказал Яндре, что Има поселилась в Пи-
зе... — И его стилет с силой вонзился в сердце его старого
друга, епископа Фано [2J.
Затем спокойно, словно ничего не произошло в этот
день, Косса посетил нескольких кардиналов, чтобы дого-
вориться о выборах нового папы.
Переговоры эти были необходимы ему для полной
уверенности в том, что, когда через несколько дней собе-
рется конклав, он единогласно будет избран папой.
252

17 мая во дворце, из которого две недели назад вы-
несли двух покойников, собрался конклав [9].
Конклав состоял из семнадцати кардиналов, и боль-
шинству из них Косса обещал деньги, дома, виноград-
ники или земли в различных районах Италии, а также
самые высокие церковные посты, если они изберут его
папой.
Сделки и подкупы подобного рода были обычным яв-
лением при избрании папы. Каждый из кардиналов, ко-
торый «по велению божию» должен был стать главой
христианства, знал, что на следующий же день после
избрания он потеряет все богатства, все «дары бога»,
накопленные за долгие годы кардинальской службы.
У него не будет нет домов, ни денег, ни земель. Не оста-
нется даже домашней утвари. Дело в том, что люди,
узнав, на кого из кардиналов пало «божье благослове-
ние», бросались к его дому и грабили дочиста. Уносили
не только мебель, посуду, ковры и другие ценные вещи,
но даже безделушки, украшавшие комнаты, а также за-
хватывали земли.
И все-таки каждый из кандидатов в «наместники
Христа на земле» радовался своему избранию, так как
знал, что не останется внакладе.
Все, что он имел, будучи кардиналом, было лишь ни-
чтожной частицей богатства, которое он получал, стано-
вясь папой. И, пользуясь своей властью, он мог без ущер-
ба для себя одаривать своих сыновей, дочерей, племян-
ников, а также высшие чины духовенства.
Наш герой, решив занять папский престол после
Петра Филарга (Александра V), заранее совершил все
сделки. Но главным орудием Коссы, орудием более ре-
зультативным, чем богатые дары кардиналам, было его
войско, содержавшееся в Болонье, основная его опора*.
И все-таки Косса опасался, что найдутся люди, кото-
рые сегодня, 17 мая, воздержатся от его избрания.
Отдельные кардиналы серьезно задумаются, отдать ли
ему свой голос, предвидя последствия, к которым это
может привести. А что, если народ вдруг узнает, что он,
служитель церкви, которого считают самым добродетель-
ным, самым непогрешимым среди всех кардиналов, —
бывший пират, убийца, распутник, палач?
* Да Виореджо пишет: «Косса имел достаточно большое и хорошо
вооруженное войско, для того чтобы силой заставить кардиналов
избрать его паоой».
253

Его приводила в ярость мысль, что кардиналы, полу-
чив богатые подачки и согласившись голосовать за него,
могут передумать и избрать кого-нибудь другого, напри-
мер Отгона Колонну. Он неожиданно вскочил со скамьи,
где, казалось, спокойно сидел, умело скрывая волнение,
быстро подошел к кардиналу Колонне и, пристально гля-
дя ему в глаза, сухо сказал:
— Отгон, когда-то я помог тебе* Я не возражал, что-
бы Иннокентий возвел тебя в сан кардинала. Помни об
этом1
Косса отогнул полу красной мантии, и в руке его блес-
нуло лезвие стилета. Вплотную пододвинувшись к знатно-
му римлянину, он с силой вонзил стилет в крышку стола,
за которым тот сидел. Горящие ненавистью глаза Коссы
подозрительно всматривались в лица кардиналов — каж-
дого можно было подозревать в том, что он проголосует
против*.
Косса снова посмотрел на кардинала Колонну.
— Ты будешь голосовать за меня, — резко, тоном
приказа произнес он*— Если ты не сделаешь этого —
пеняй на себя. Я убил семьдесят два человека. И для меня
не составит труда убить еще одного**.
Но Косса ошибался, сомневаясь в Колонне. Римский
кардинал недоуменно взглянул на бывшего неаполитан-
ского пирата и с горечью спросил:
— Почему я вдруг не буду голосовать за тебя? Как
тебе в голову могла прийти такая мысль? Разве я не был
всегда твоим верным другом? — действительно, этот
знатный римлянин в течение многах лет был самым пре-
данным Косее кардиналом. — Ты напрасно сомневаешь-
ся, Балтазар. Я считаю, что ты больше всех достоин
* Случалось, что и на заседаниях конклавов, и на собраниях
консисторий кардиналы дракой решали спорные вопросы, затраги-
вающие интересы обеих сторон (в случае, когда группировки были
количественно равны).
Так было, например, на собрании одной из консисторий, где
одна группа возглавлялась кардиналом Талейраном Перигорди, сто-
ронником короля Богемии, а другая — кардиналом Коммеыги» под-
держивавшим короля Венгрии. «Кардиналы в пылу спора публично
называли друг друга «убийцей» и другими нелестными словами, и,
по-видимому, характеристики эти не были преувеличением, — пишет де
Поте-— Дошло до того, что оба пустили в ход кинжалы, и наверняка
дело кончилось бы кровопролитием, если бы двое-трое более хлад-
нокровных отцов церкви не разняли их».
** Да Виореджо пишет: «Рассказывают, что выборы Коссы не были
свободными, и впоследствии папе было трудно опровергнуть это об-
винением.
254

унаследовать вместо покойного Александра престол свя-
того Петра... Я считаю тебя наиболее подходящей фи-
гурой и знаю, что все остальные придерживаются того
же мнения.
И он, как и другие кардиналы, от всей души отдал
голос за Коссу, бывшего убийцу и пирата, твердо веря,
что нет среди кардиналов человека, более способного и
достойного занять пост «пастыря стада Христова». И, как
человек наиболее подходящий, Косса был избран папой...
Если считать первым римским папой апостола Петра, то
Косса был двести шестым.
Возведение на престол было назначено на 25 мая
1410 года.
«Каким же именем назваться? — спрашивал себя
Косса. — Под каким именем я стану известен как папа?»
Ни одно из имен недавно ушедших с престола ко-
рифеев церкви не прельщало его, все они запятнали
свою репутацию: один жестокостью, другой — безжа-
лостным угнетением народа, третий — зверскими убийст-
вами. Двое последних вызвали всеобщую ненависть
христиан, разгадавших их лицемерие: якобы стремясь к
созыву общего собора, на деле оба они всеми средствами
старались помешать этому.
«Как же мне именовать себя? Имя какого предшест-
венника выбрать?» — раздумывал Косса.
Мысленно перебрав многие, он остановился на имени
человека, оставившего яркий след в истории западной
церкви, человека хитрого и властного, занимавшего пап-
ский престол почти сто лет назад, — это был папа
Иоанн XXII.
Иоанну XXII удалость стать епископом и фаворитом
папы с помощью фальшивого рекомендательного письма,
будто бы написанного королем Робертом, тогда как ко-
роль не имел к этому письму никакого отношения [87].
Заняв папский престол, Иоанн XXII сразу же вы-
пустил буллу, в которой говорилось, что после смерти
Генриха VII императорский трон остался вакантным и он,
Иоанн XXII, как «наследник апостола Петра», «намест-
ника Иисуса Христа на земле», уполномочен взять на
себя управление мирскими и духовными делами хри-
стиан, а поэтому население не только Папской области,
но и всей Италии должно подчиняться ему.
«Плохо придется тем, кто не признает моих полномо-
чий! Я предам анафеме всех, будь то короли, властелины,
простые священники, целые общины или университеты,
255

и проклятие мое заставит всех признать меня единовласт-
ным правителем. После смерти Генриха VII я унаследо-
вал императорский трон!»*
Иоанн XXII возвел в сан кардинала своего сына Бер-
трана и отправил его своим легатом в Италию, снабдив
буллой, в которой говорилось: «Я, великий понтифик*
получивший от бога право по своему усмотрению распре-
делять духовные и земные блага среди народа принадле-
жащей мне империи, посылаю в Италию кардинала Берт-
рана, моего сына, и передаю в его руки власть над ее
островами, горами и равнинами. Он волен отторгать и
присоединять земли, разрушать и строить, насаждать
свои порядки» [89].
Чтобы облегчить Бертрану решение этой задачи,
Иоанн XX П объявил крестовый поход, договорился с
гвельфами выступить против гибеллинов, привел в дви-
жение механизм инквизиции в Ломбардии, предал ана-
феме правителей Милана и Феррары и закрыл все церкви
в этих рай жах, чтобы вызвать возмущение народа про-
тив этих правителей. А властелина Ломбардии обвинил
в еретизме и чародействе**.
Папа Иоанн XXII предал анафеме также германского
императора Людвига, обвинив его в присвоении трона,
принадлежащего якобы святому престолу. Людвиг, по
мнению Иоанна, должен отстраниться от трона и на ко-
ленях молить папу о прощении.
Папские крестоносцы грабили и убивали население
Италии, сжигали дома, насиловали женщин, крали детей.
• Де Поте пишет, что тщеславие, пронизывающее папскую буллу,
возмутило умы наиболее выдающихся людей эпохи. Данте, еще в «Бо-
жественной комедии* показавший неприглядное поведение «святых
отцов», узнав о новых притязаниях папы, написал книгу «Монархия*,
в которой говорит, что короли не долж»гы подчиняться церкви при
решении политических вопросов.
Как только книга вышла в свет, святой престол не замедлил
внести ее в список запрещенной литературы, вредно действующей
на умы читателей-христиан.
*♦ В анафеме Иоанна XXII правители Ломбардии Висконти
обвинялись в том, что они не верят в воскресение Христа и прене-
брегают исповедью. «Никто не смеет подать Висконти воды, дать им ме-
сто у очага. Бегите от них как от чумы. Пусть Висконти, их дети,
друзья и единомышленники лишатся всех своих богатств, пусть будут
отвергаемы всеми, пока не будут все выловлены и наказаны подо-
бающим обратом — сожжены живыми». Далее в булле говорилось, что
принявший участие в крестовом походе получит полное отпущение
всех прошлых грехов от наместника Христа на земле (Генуэзские
летописи», 1322 г., и «Летописи Италии»).
256

Войска папы, годами бесчинствовавшие в Италии,
пролившие столько народной крови, содержались на
средства, получаемые в виде налогов с того же самого на-
рода. Иоанн XXII, тративший огромные суммы на под-
держку Бертрана, сумел тем не менее скопить значи-
тельное состояние — восемнадцать миллионов деньгами
и на один миллион ценностей. Источником этих богатств
были налоги, получаемые им в странах, находившихся
под его влиянием.
Папа Иоанн XXII первым ввел «аннату», то есть
передачу в папскую казну всех церковных доходов, полу-
чаемых церковными чинами в первый год службы.
Это был энергичный, упрямый, неистовый религиоз-
ный фанатик, мстительный, алчный стяжатель с душой
инквизитора, с беспокойной фантазией мистика и мрако-
беса. Он был не только видным теологом, ему принадле-
жат также труды по медицине («О глазных болезнях*,
«О ревматизме», «О развитии зародыша») и алхимии. Но
столь обширные знания не мешали ему, подобно многим
его современникам, оставаться суеверным фанатиком.
Он был абсолютно уверен в существовании бога. Но он
еще больше верил в существование сатаны. Считал сатану
своим личным врагом и вел с ним упорную и бесконечную
борьбу в течение двадцати лет.
Ему постоянно казалось, что его преследуют слуги
сатаны, чтобы получить его душу раньше, чем он сумеет
искупить свои грехи. Из его записок, писем и циркуляров
видно, что он страдал манией преследования и боялся
двух вещей: что его отравят или околдуют.
Он постоянно ощущал рядом присутствие сатаны, не
желавшего нигде его оставить. Папа старался прогнать
его молитвами, уговорами, угрозами, пытался осенить его
крестным знамением и окропить святой водой.
Но ничего не помогало, сатана возвращался снова и
снова, подсылал к нему отравителей и чародеев.
Иоанн XXII писал епископу Риэ: «Чародей Иаков
Брамбасон и Иоанн Аман, лекарь, приготовили яд, чтобы
отравить нас — меня и нескольких кардиналов. Но им это
не удалось. Что же они тогда сделали? Вылепили из
восковых свечей наши фигуры, читали над ними заупо-
койные молитвы, кололи их иглами с ядом. Однако бог
оградил нас от несчастья, помог нам, и эти дьявольские
фигуры попали в наши руки. Чародеи брошены в темные
подземелья, откуда никто не выходит живым».
Только что Иоанну с таким трудом удалось изгнать
9 Ройдис. Парадксwc
257

дьявола из своего воскового двойника, как враги подосла-
ли ему другого, запрятав его в кольцо. Перепуганный
папа впал в отчаяние — никакие молитвы не могли пре-
одолеть волшебства. И он придумывал все более страш-
ные наказания чародеям, считая, что все принятые меры
еще недостаточно жестоки для них.
С упорством маньяка он продолжал эту борьбу, при-
бегая к пыткам, казням и молитвам.
Каорского епископа Уго Герардо, обвиняемого в чаро-
действе, проволокли на железных крючьях по улицам
Авиньона, раздирая ему одежду и лицо. А когда человек
превратился в грязную тряпку, пропитанную кровью, его
бросили на костер, который был разложен напротив пап-
ского дворца у подножия скалы, рядом со старинной
церковью пресвятой девы Марии, символизирующей у
христиан сострадание и всепрощение.
Роджер Бэкон, Раймон Люллий, Альберт Великий,
Данте и многие другие мыслители были объявлены ере-
тиками и чародеями.
Папа, старый и немощный, стоявший на краю могилы,
способный лишь ненавидеть, с садистской жестокостью
мучил и пытал всех, кого ему удавалось поймать, а затем
отправлял на костер. После сожжения Уго Герардо
костры запылали в Марселе, где сжигали последователей
святого Франциска — францисканцев за нежелание от-
казаться от проповеди «святости нищеты» [3].
«Да, этот папа был достойной фигурой, — думал
Косса. — Его имя я и должен взять».
И при возведении на святой престол, происходившем
в знаменитом соборе святого Петрония, он принял имя
Иоанна ХХП1. Он был прав по-своему.
* * *
«Нужно заметить, — пишет аббат Мурре в своей мно-
готомной «Истории папства», — что с приходом Иоан-
на XXIII светский дух проник на святой престол».
И даже Л. Пастор, известный историк западной церк-
ви, пишет: «Из всех последствий рокового собора в Пизе
избрание папой Иоанна ХХШ было самым роковым.
Конечно, Иоанн XXIII не был тем чудовищем, каким опи-
сывают его враги. Но известно, что его интересовали
только мирские дела, что Иоанн XXIII думал лишь о
собственных материальных выгодах, что он был искус-
ным и льстивым политиком, упорным в достижении
258

цели, был больше воином, чем служителем церкви».
Страшные обвинения, предъявленные ему после пяти
лет правления, были бездоказательны. Не вызывает сом-
нений лишь одно: этот искусный политик настолько по-
гряз в разврате, что у него не оставалось времени для
исполнения обязанностей служителя церкви.
С. Антонио пишет: «Папа Иоанн XXIII (Балтазар
Косса) великолепно разбирался в светских делах, но не
в делах церкви»*.
Заняв престол, Косса в первую очередь взялся за вос-
становление своих средств, изрядно сократившихся в
последние полтора года, когда он содержал Александ-
ра V, бездумно и широко тратившего чужие деньги.
Огромная доля его сокровищ ушла также на взятки
«братьям кардиналам», которые должны были избрать
его папой.
Как же поправить дела?
Балтазар недаром много лет служил у торговца цер-
ковными постами папы Бонифация IX. Он многому на-
учился за это время.
Во все города Европы были разосланы папские дове-
ренные лица, и каждый из них вез с собой мешок с ин-
дульгенциями.
Прибыв в какой-нибудь город, они занимали самые
большие и красивые здания, вывешивали флаги с выши-
тыми на них «ключами святого Петра» и приказывали
звонить в колокола.
Затем действие переносилось в церковь. Посредине
«святилища» устанавливался «трон», на него усаживался
посланец папы, а над ним, на четырех палках, натяги-
валось «небо». «Наверно, для того, чтобы с потолка не
могли упасть муха или клоп и запачкать лысину высокого
гостя», — иронизирует Дитрих фон Ним, секретарь пап-
ской канцелярии.
Посланцы, обращаясь к верующим, призывали их
покупать индульгенции, уверяя, что деньги эти будут
использованы для организации крестового похода.
— Покупайте, братья, — взывали они, — платите щед-
ро! Святейший готовит крестовый поход, чтобы помочь
* Пастор отмечает: «Требуется специальное изучение деятельности
Иоанна XXIII, если мы хотим отделить правду от лжи, которые тесно
переплелись в описаниях этой личности». Эргенротер, Раймонд»
Хефеле, Пастор, Эрлер довольно благосклонно относятся к Иоан-
ну XXIII, Единственное обвинение, которое они выдвигают против
нсго>— Это обвинение в распутстве.
259

христианам Константинополя1 Они в опасности, их окру-
жили турки* Не жалейте денег на святое дело! С их по-
мощью спасутся не только христиане в Константинополе»
но и вы сами! Отдадите немного, а с вас снимется любой
грех, который вы совершили! Спасайте себя от мучений,
которые ждут вас в чистилище после смерти! Спасайте
души свои и своих близких!
Они были настойчивы и наглы. Никто не осмеливался
сомневаться в их правоте, А если кто-то и выражал
сомнение, ответ на это был готов,
— Святой отец, властитель ваших душ, послал нас,
мы только его верные слуги. Ты сомневаешься в нем?
Значит, ты еретик, раскольник, мятежник.
И человека начинали преследовать как «еретика и
отщепенца».
Дитрих фон Ним рассказывает: «Мне самому часто
приходилось слышать, как посланцы папы громко вы-
крикивали:
— Сам святой Петр, если бы он был жив, не имел бы
таких полномочий отпускать вам грехи, какие дал нам
папа Иоанн!»
Даже в самых маленьких городах от продажи ин-
дульгенций выручали от шести до восьми тысяч золотых
флоринов. Один только германский город Любек ддл два-
дцать тысяч золотых монет. А во всей Германии папским
посланцам удалось собрать более ста тысяч золотых.
Чтобы увеличить количество городов, где можно было бы
продавать индульгенции, Косса сразу же после возведе-
ния на престол начал переговоры с теми правителями, ко-
торые не считались с постановлениями собора в Пизе, и
сумел убедить тех, кто не признавал его предшествен-
ника Александра V, признать папой его, Иоанна XXIIL
Как мы уже знаем, Косса был выдающимся полити-
ком, и это качество помогло ему договориться не только
с королем Венгрии и Богемии Сигизмундом, но и начать
переговоры со старым врагом святого престола — неапо-
литанским королем.
Увеличилась территория, увеличилось количество лю-
дей, находившихся в духовном подчинении у нашего ге-
роя; агенты Иоанна XXIII, продававшие «отпущение ста-
рых и новых грехов», проникли почти во все страны За-
падной Европы.
Их можно было увидеть во Франции, Англии, Герма-
нии, Италии, Польше, Богемии, Венгрии и других стра-
нах.
260

— Покупайте, грешники! — взывали они к народу. —
Если вы верующие — покупайте! Позаботьтесь о загроб-
ной жизни, очистите от грехов ваши души! Покупайте,
недорого продается! Какое значение имеют для вас эти
гроши!
Напрасно народ жаловался на нищету и голод, к ко-
торым привели постоянные войны.
— Еретики, безбожники! — ругались торговцы ин-
дульгенциями. — Лучше отдать все, что у вас есть, а потом
умереть от голода, чем мучиться после смерти! Покупай-
те, а то не получите прощения после смерти! И напрасно
будете молить бога о спасении души! Если не купите
индульгенцию — ничто вам не поможет, если вы даже
сутками будете молиться на коленях [65] 1*
Посланцы Иоанна ХХШ проникали всюду, успешно
выкачивая деньги у простого народа. Они добирались до
самых отдаленных деревень в различных странах Европы.
До нас дошли письменные свидетельства, показывающие,
что не всегда их операции проходили беспрепятственно,
что иногда они бывали вынуждены идти на некоторые
затраты, чтобы обеспечить себе успех.
* Надо сказать, что этот способ выкачивания у народа денег
в пользу западной церкви был изобретен не нашим героем.
Читатели помнят, как широко использовал торговлю индульгенци-
ями папа Бонифаций IX. Однако он тоже не был первым. Это началось
задолго до него.
В 1032 году монахам старинного монастыря в Касавре удалось
убедить одну очень богатую семью в необходимости внести басно-
словную сумму на восстановление монастыря.
— Вы должны отдать эти деньги, чтобы спасти себя от страшною
наказания за грехи, совершенные нами, — заявляли монахи. — Иначе
вы уйдете в другой мир непрощенными и попадете в ад, где дьяволы
денно и нощно будут пытать и мучить вас.
Явившись однажды к богатому феодалу, маркизу Мальфридо,
монахи из монастыря с остроьа Тремнти заявили, что ему не избежать
гнева господня за грехи, которых у него было великое множество.
А между тем, чтобы искупить их...
— Ну? — с тревогой и надеждой спросил маркиз. — Что же я дол-
жен сделать?
— Есть лишь один верный способ, — ответили монахи. — Перед
смертью ты должен оказать нам милость и написать завещание, в
котором укажешь, что монастырь должен унаследовать все твое имуще-
ство и земли, этим ты спасешь свою душу.
И человек внял их совету [75].
При папах Клименте IV, Николае IT1 и Урбане V разрешалось
отпускать умирающему треть его грехов, если он сам облачится в
одеяние монаха-францисканца (или после смерти его оденут род-
ственники), которое будет служить ему саваном, а имущество его
забирала церковь |87].
261

Вот письмо из одной деревни:
«Нам удалось собрать сто скудо. Но на десять из них
мы угостили деревенского священника, чтобы он помог
нам».
По запискам, оставшимся после различных служи-
телей церкви той эпохи, можно составить представление
о сборщиках-посланцах папы Иоанна XXIII и других пап.
Это были псевдомонахи, проходимцы, шарлатаны и
лжецы, использовавшие простодушную веру простых лю-
дей, льстецы и обманщики, готовые на все, лишь бы вы-
манить деньги* А когда им это удавалось, они издевались
над этими же людьми и гордились, что обман сошел так
удачно» Их постоянными словами были:
— Платите! И мы вымолим для вас прощение [87] *•
Разумеется, папские посланцы не отличались боль-
шой честностью, и папа часто приходил в ярость, получая
от них мизерные суммы.
— Мошенники! — кричал он. — Плуты, обманщики,
жулики! Кого вы хотите обмануть, возвращаясь с пусты-
ми руками?
— Святой отец, — отвечали лицемеры. — Несчастный
народ очень беден. Мало кто может купить индульген-
ции, поэтому мы и привезли немного.
Чтобы оградить себя от обмана, Косса придумал сле-
дующее: были напечатаны новые индульгенции, отдель-
ные для каждого греха, на которых была указана их
стоимость. Уплативший означенную сумму освобождался
от указанного греха. А Иоанн XXIII точно мог опреде-
лить размер своих доходов.
Его посланцы получали определенное количество
индульгенций, за которые должны были выручить опреде-
ленное количество денег. Воровство прекратилось.
* Фома Аквинекий, теолог, рассказывает о папских посланцах:
«Они поднимались в горы» пересекали реки, грабили простодушных
бедняков, забирая у них даже самое необходимое. А для тот чтобы
им не чинили препятствий, они часто сговаривались с местными
священниками:
— Если ты соберешь свою паству в центре деревни, мы выделим
тебе треть из вырученных денег. Вместе с нами ты будешь есть, что
хочешь, будешь пить за здоровье тех, кто нам заплатит...»
Далее Фома Аквинский говорит: «Священники, в большинстве
своем взяточники и распутники, готовые все отдать за деньги и еду,
охотно вступали в сговор с посланцами папы, способствуя мошен-
нической продаже индульгенций, а затем начиналась оргия, на которую
приглашались зажиточные крестьяне (с дарами). Они шли охотно,
думая при этом: «Повеселюсь, покучу сегодня. А завтра возьму ин-
дульгенцию, и мне простятся все грехи» [88].
262

«Тарифы» этих папских индульгенций дошли до нас.
И мы видим, что «избавление от греха» стоило не очень
дорого. Так, например, человек, убивший мать, отца или
сестру, мог «искупить» грех, заплатив всего один дукат за
индульгенцию. Человек, который убил жену, чтобы же-
ниться на другой, должен был уплатить два дуката. Убив-
ший простою священника платил четыре дуката, еписко-
па — девять дукатов и избавлялся от мучений в
аду.
Отравление не считалось тяжелым грехом, если су-
дить по тому, что отравитель должен был уплатить всего
полтора дуката. Гораздо дороже платили люди, нару-
шившие какие-либо обязательства, —девять дукатов.
Монахи, совершавшие прелюбодеяния в монастыре
или вне его, должны были заплатить за отпущение греха
восемь дукатов. Грех скотоложства оценивался в две-
надцать дукатов.
Монахини, согрешившие в монастыре или вне его, из-
бавлялись от греха за девять дукатов, причем им предо-
ставлялось право остаться в монастыре, а если это были
настоятельницы, они не лишались почестей и продолжа-
ли управлять монастырями*.
В разное время были найдены «тарифы» на индуль-
генции, выпускавшиеся другими папами. Укажем некото-
рые из них. Церковнослужитель, виновный в распутстве,
за спасение души должен уплатить три дуката.
Чтобы спасти душу, сожительствовавший с матерью,
дочерью или другой близкой родственницей должен за-
платить два дуката. Изнасиловавший девушку может
искупить грех, уплатив два дуката.
Желающий во время поста есть яйца, масло и мясо
должен заплатить за индульгенцию два с половиной
дуката.
Тот, кто воровал, поджигал или убивал в прошлом,
может искупить грех, уплатив два дуката.
Де Поте указывает, что стоимость некоторых индуль-
генций была настолько велика, что доступны они были
только богатым людям. Бедняки могли умирать, не полу-
чив отпущения грехов от того, кто назвал себя наместни-
* Дс Поте пишет, что «тариф» этот имел 385 пунктов. Он ука-
зывает, между прочим» что если священник совершил преступление,
похоронив человека, проклятого церковью (если он знал об этом), он
должен был заплатить столько же, сколько убийца отца, матери или
жены«
263

ком Христа на земле, призванным утешать «страждущих
и обремененных».
Нужно добавить, что на Тридентском соборе в 1560
году «тарифы» эти были включены в список запрещенных
книг, а фанатичный король Испании Филипп II приказал
даже уничтожить их, Де Поте указывает, что предусмат-
ривались и другие наказания за грехи, устанавливаемые
на основании церковных канонов и тоже включенные в
«тариф». Так, например, тот или иной грех можно было
искупить постом, сроки которого устанавливала цер-
ковь, — день, месяц, год и так далее. Но грешник мог
избежать поста, уплатив в папскую казну значительную
сумму.
Как правило, богатые люди так и поступали — отку-
пались, а затем грешили снова. Назначение «выкупа» ста-
ло серьезным источником дохода для служителей церкви,
использовавших широко и с большим мастерством эту
доходную монополию.
Они увеличивали наказания, делали их более утоми-
тельными и жестокими, и соответственно увеличивался
и «выкуп». Индульгенции и увеличение платы за «особые»
грехи принесли Иоанну XXIII огромную сумму, а это
дало ему возможность действовать более решительно. Он
снова вступил в переговоры с упорным врагом римского
престола неаполитанским королем Владиславом.
«Если ты не будешь поддерживать Григория XII и
признаешь власть римского престола, я уплачу тебе сто
тысяч золотых флоринов», — писал Косса Владиславу.
Владислав, испытывавший большие денежные затрудне-
ния, согласился. Он созвал церковных иерархов своего
королевства, и они решили не подчиняться больше Гри-
горию XII, а признать единственным папой Иоан-
на XXIII, кандидатура которого, как главы христианства,
была выдвинута еще собором в Пизе.
«Мы признаем тебя единственным законным папой
для всех стран Западной Европы, в том числе и для Неа-
политанского королевства», — писали они.
Косса отсчитал сто тысяч золотых Владиславу, а
Владислав предложил Григорию XII, который гостил у
него в Гаэте, немедленно убираться вон.
«До наступления октября ты должен покинуть мое ко-
ролевство», — писал он бывшему папе.
И Григорий с тремя кардиналами, оставшимися при
нем, вынужден был накануне зимы покинуть такой госте-
приимный недавно кров. Он отправился в порт и сел на
264

венецианский корабль. В открытом море его ждала за-
сада, организованная Гас па ром Коссой, которого пре-
дупредил о выезде Григория Балтазар.
Но судьба смилостивилась над старым папой, кораб-
лям удалось уйти от погони в Адриатическое море и бла-
гополучно пристать в Римини, где правителем был друг
папы Григория Карл Малатеста.
Косса, расплачиваясь с Владиславом, не нанес ущер-
ба личному капиталу. Деньги эти он получил... от четыр-
надцати новых, выдвинутых им кардиналоа Это они отда-
ли за свое выдвижение сумму, превышающую даже ту,
которая понадобилась для подкупа Владислава.
Утвердившись в Неаполитанском королевстве, Иоанн
ХХШ тут же предал анафеме папу Григория XII, лишив-
шегося надежного убежища у Владислава, и папу Бене-
дикта XIII, который жил теперь в Испании.
Папа Григорий XII, несмотря на то, что Иоанн стоял
теперь во главе почти всего западного христианства,
не сдавался и на анафему ответил анафемой«
Но Коссу теперь уже ничто не пугало. Власть его
была общепризнанной. Ему удалось навести порядок и
в Польше, где еще бушевала разрушительная война меж-
ду королем и крестоносцами, посланными предыдущим
папой.
Страну наводнили толпы авантюристов, выразивших
желание «служить западной церкви» и беззастенчиво
грабивших народ.
Иоанн XXIII направил послом к польскому королю
архиепископа Пьяченцы, которому удалось примирить
короля и крестоносцев*.
Шло время, события развивались благоприятно для
Коссы, За небольшим исключением, все западноевро-
пейские страны признали его единственным законным
папой.
Теперь наконец Косса мог осуществить свою мечту —
торжественно войти в свою настоящую столицу, в Веч-
ный город. Восторженные толпы римлян приветствовали
папу Иоанна ХХШ [104].
Обосновавшись в Риме, Косса в первую очередь поста-
* Да Виореджо пишет: «Тевтонские рыцари-крестоносцы* несмот-
ря на численное превосходство, несли большие потери от войск Вла~
дислава Ягелло. И Иоанн ХХШ, выступив посредником между воюющи-
ми сторонами, заботился главным образом о крестоносцах*. «Вла-
дислав, — пишет Фостер, — соглашался на перемирие лишь при усло-
вии, что рыцари вернут все награбленное и заплатят еще шестьсот
тысяч флоринов королю. Условия эти были приняты*.
265

рался пополнить свою казну, выдвинув pji* этого еще не-
скольких кардиналов, а затем обратился с письмом к
папе Григорию XII.
«Все признали меня папой. Отрекись, перестань слу-
жить причиной раскола церкви. Соверши благое дело,
признай и ты меня. Если ты согласишься, то, кроме поста
первого кардинала, получишь еще пятьдесят тысяч фло-
ринов» 179].
Но Григория XII не соблазнили пятьдесят тысяч
флоринов, он хотел быть папой, и его ответом была новая
анафема Иоанну ХХШ. Иоанн тоже ответил проклятием
и занялся подготовкой к собору, который должен был
решить вопросы, поднятые еще на предыдущем соборе
в Пизе*
В 1413 году в Риме торжественно открылся собор, на
котором присутствовали представители всех западноев-
ропейских государств: Франции, Германии, Кипрского и
Неаполитанского королевств, Флоренции, Сиены и
других. Выступавшие на соборе ораторы особое внима-
ние уделяли осуждению еретического учения Виклифа,
проникшего в континентальную Европу. Виклиф, круп-
нейший профессор теологии Оксфордского университета,
почти за 150 лет до Лютера требовал реформации и
оздоровления церкви, Виклиф энергично отстаивал право
английской или любой другой национальной церкви бо-
роться с посягательствами святого престола на их само-
стоятельность.
Он считал, что собственность церкви является в то
же время и государственным достоянием, и, если церковь
допускает злоупотребления, государство может и должно
конфисковать собственность у церкви. Он выдвинул идею
о необходимости перевода библии с латинского на все
другие языки, чтобы сделать ее доступной и понятной*.
* До 1331 годэ и король Англии, и крупные феодалы поддержи-
вали Виклифа, потому что завидовали богатству церкви и стремились
завладеть ее землями. Но происшедшее в 1381 году крестьянское
восстание заставило сплотиться всех, кто имел власть, и Виклиф ока-
зался в изоляции. Учение его было осуждено и объявлено еретиче-
ским. Пришедший на трон Генрих [V из династии Ланкастеров
нуждался в поддержке церкви (фактически он стал послушным ин-
струментом в се руках) и начал гонения против лоллардов — сторон-
ников учения Виклифа. И в 1401 году палата общин приняла ста-
тут против еретиков.
«Жалкие проповедники, достойные осуждения, — говорилось в ста-
туте, — толкают народ на мятеж, а служители церкви не знают, как
бороться с ними, как выловить их и наказать. Глашатаи «новых
266

Уже два месяца в Риме шел собор, созванный Иоан-
ном ХХШ. Когда работа его подходила к концу, у Коссы
созрел план борьбы с английскими еретиками. Он подго-
ворил послушного ему кардинала Джамбареллу высту-
пить перед собором с официальным обвинением их.
«Проклятым нечестивцам, — внушительным голосом
читал кардинал, — удалось перетащить заразу в конти-
нентальную Европу. Ими написано множество книг,
которые распространяют эту эпидемию. Против этого
есть только одно действенное лекарство: сжигать — и
книги, и тех, кто повинен в их распространении» [79].
Благочестивые и уважаемые святые отцы, члены со-
бора и гости, собравшиеся в Ватикане у престола святого
Петра, с умилением выслушали вдохновенную речь кар-
динала и выразили согласие наказать «нарушителей
спокойствия, воюющих против церкви, совершить «бого-
угодное дело»... сжечь все книги. Как только прозвучало
последнее проклятие кардинала еретикам, поднялся папа
Иоанн XXIII, вышел из собора, спустился по лестнице
на площадь, где уже пылал костер, зажженный служками,
взял из рук священников несколько еретических книг и
бросил их в огонь [74].
Когда «благочестивое дело» было совершено, святые
отцы, решив, что момент сейчас самый благоприятный,
подошли к святейшему и почтительно, но твердо попроси-
ли его быть более воздержанным и не совершать впредь
поступков, несовместимых с саном служителя церкви.
Кардиналы и архиепископы смиренно просили Иоан-
на XXIII изменить свое поведение, несообразное сего по-
ложением, прекратить злоупотребления в делах церкви,
которые становятся все более явными [79].
Такие обращения к папе бывали и раньше: от пред-
ставителей французского духовенства, особенно от Па-
идей» свободно разъезжают по странам» появляются то в одном, то
в Другом епископате, пренебрегая запретом церкви. Отныне еписко-
пам дается право арестовывать и заключать в тюрьмы еретиков
лоллардов. Если же они будут и там продолжать отстаивать свои
идеи, не захотят отречься от еретического учения, они будут пере-
даны в руки светских властей, которые обязаны будут привести в
исполнение установленное церковью наказание. Еретики будут сожже-
ны на костре, а к месту казни должен быть согнан народ, чтобы
участь этих «проповедников» послужила примером тем, кто собирался
следовать их учению».
Беспощадно преследовал лоллардов и следующий король, Ген-
рих V, обвиняя их в том, что они организовывают заговоры против
Англии. Начались повальные аресты, пытки и убийства \66\.
267

рижского университета и Верховного церковного суда
Парижа, но все они не давали никаких результатов. О чем
говорилось в этих обращениях? Какие требования и обви-
нения предъявлялись папе? Только ли его морали они
касались? Конечно, всем хотелось, чтобы папа вел себя
более достойно. Конечно, вызывала недовольство торгов-
ля индульгенциями, но... ими торговали и предшествую-
щие папы. Значит, причина была в чем-то другом? Не-
довольство было вызвано тем, что вновь избранный глава
христианства занимался... ростовщичеством! Занимался
открыто, не таясь, следуя установленным им самим хит-
роумным правилам. Ростовщичество было основным
источником его обогащения. Он не только восстановил
утраченное, но и получил огромные прибыли. Следуя
определенной системе, усердно изучив дело, нещадно об-
дирая клиентов, этот опытный ростовщик сумел в конце
концов открыть банк, отделения которого имелись в боль-
ших и малых городах Папской области. Богатые и
бедные, все, кто почему-либо нуждался в деньгах, обра-
щались в банк и его отделения, а папа, не стесняясь, драл
с них три шкуры за ссуду. Причем люди, нуждавшиеся
в деньгах, могли обратиться только в папский банк,
потому что Иоанн XXIII беспощадно преследовал всех
других ростовщиков. Монополия ростовщичества в пап-
ском государстве принадлежала ему.
«Благодаря искусному ведению этого доходного дела
Иоанн XXIII скопил баснословное богатство», —пишет
Дитрих фон Ним.
Обвинение в ростовщичестве было одним из самых
главных, предъявленных нашему герою (если не считать
широкой продажи индульгенций во многих пунктах хри-
стианского мира).
Особое же недовольство и ропот среди народа вызы-
вали более тяжелые провинности папы Иоанна ХХШ:
его неодолимая порочная слабость к женщинам, его раз-
вращенность, кровосмесительные связи, эротические
похождения.
Как в прежние времена, когда он был пиратом, а по-
том студентом в Болонье, так и теперь, когда он стал
папой, «духовным пастырем христианства», его неудер-
жимо влекло к красивым женщинам. Он нисколько не
переменился. Сидя на папском престоле, он переписы-
вался с правителями, рекомендуя всем вести «праведную
жизнь», «не сворачивать с прямой дороги добра», «с пути,
указанного господом», а сам делал все наоборот.
268

Римляне видели, что этот «духовный пастырь», «блю-
ститель нравов», призывавший в своих буллах и посла-
ниях к моральной строгости и воздержанию, сам оставал-
ся все тем же волком, охотившимся за нежными
овечками.
Только теперь, когда он стал папой, ему легче было
«укрощать» тех из них, которые оказывали ему сопротив-
ление.
Активность его на этом поприще с годами только воз-
росла. Теперь, когда он был не простым священником и
даже не средним иерархом церкви, а «отцом христиан-
ства», его некому было контролировать. Теперь никто не
мог ему препятствовать в его распутствах. Его связи с
распутными женщинами или с девушками, которых он
сам развращал, словно сладострастная обезьяна, а затем
бросал на произвол судьбы, были бесконечны. Как раз в
это время началась его связь с Динорой Черетами из
Перуджи. Читатели помнят, может быть, что, еще будучи
молодым пиратом, наш герой имел связь в Неаполе с мо-
лодой девушкой, которую звали Констанцией. Через не-
сколько лет, в бытность свою кардиналом при папе Бо-
нифации IX, Косса вступил в связь с дочерью Констанцы,
утверждавшей, что девушка эта — его дочь. И вот теперь
он стал любовником уже своей внучки, Диноры, которая
носила фамилию Черетами, так как Косса сумел выдать
замуж свою тогда юную любовницу, ее мать, за Черетами,
состоятельного буржуа, ученого лекаря и владельца
аптеки в Перудже*.
Диноре было четырнадцать лет. Мать ее, Джильда,
неоднократно говорила нашему герою, что ее дочь — и
его дочь (как ее мать, Констанца, утверждала когда-то,
что Джильда родилась от него). Но Иоанн XXIII делал
вид, что не верит этому, хохотал, принимая это за шутку,
и сумел увлечь девочку. Но и мать и бабушка девочки
говорили об этом Иоанну только ради приличия. При-
творно сердился и глава семьи Черетами, но Косса, ока-
завший немало услуг отцу семейства, не обращал на это
внимания. Что касается девочки, ей очень льстило внима-
ние такого высокопоставленного лица.
— Балтазар, — лукаво улыбаясь, спрашивала она на-
шего героя, — это правда, что ты мой отец и дедушка?
И хвалилась перед матерью и бабушкой;
* Многие летописцы утверждают, что Черетами доставлял Косее
яды, которыми были отравлены многие неугодные ему лица«
269

— Я теперь важная особа. Сам папа римский без ума
от меня [2]!
Читатели должны иметь в виду, что в ту эпоху каждая
женщина или молодая девушка статала за честь иметь
любовную связь с высокопоставленными церковниками.
Петрарка в своих «Письмах без адреса» приводит вызы-
вающие удивление примеры стремления молодых деву-
шек быть обласканными кардиналами*.
Естественно, что сравнительно молодой, красивый и
всемогущий Балтазар Косса легко склонял к любви моло-
дых женщин и девушек- Ежедневно из пяти-десяти кра-
сивых женщин он выбирал красивейшую. Во Флоренции,
в Болонье, а теперь в Риме он часто приказывал своему
верному приближенному Буонакорсо:
— Гуиндаччо, помести девушку в такой-то мона-
стырь...
Настоятельницы любого из монастырей лезли из
кожи вон, чтобы услужить «отцу христианства». В мона-
стыре готовили несколько комнат, постель с белоснеж-
ными благоухающими простынями, чтобы оказать до-
стойное гостеприимство редкому высокому гостю и его
подруге, создать все условия для его «телесных ра-
достей».
Растолстевший гигант в лепешку расшибался, чтобы
угодить своему хозяину.
— Хорошо, святой отец, через полчаса она будет на
месте...
Так описывает жизнь монастырей П. Аретино. Может
* Так как невозможно асе «Письма» привести в данной книге,
мы ограничимся пересказом' одного из них, письма XVI» где гово-
рится о морали церковных иерархов.
Один из приближенных какого-то кардинала вел переговоры с
юной девушкой и ее семьей о том, чтобы она явилась к этому кар-
диналу. Поскольку речь шла о таком высокопоставленном церков-
ки ке, девушка с радостью согласилась. Каково же было ее возмущение,
когда она встретила лысого беззубого старика, одетого в светское
платье (специально для любовной встречи!). Девушка решила, что ее
заманили в ловушку, что старик этот совсем не кардинал, а обман-
щик и соблазнитель. Она стала плакать и угрожать, что выцарапает
глаза этому немощному старикашке, которого подсунули вместо обе-
щанного ей и ее семье -«принца церкви». Святой отец понял, что де-
вушку не уломать, если она не увидит его в полком кардинальском обла-
чении, во всем его величии, и вынужден был выйти и надеть красную
шапку кардинала, служившую отличительным знаком церковных
иерархов.
— Теперь ты веришь, что я кардинал?! — гневно крикнул он
девушке, столько времени мучившей его своей несговорчивостью, —
Я кардинал. Тебя не обманули. Веришь теперь?
270

быть, не во всем он прав, может быть, он несколько пре-
увеличивает, и это вызывает недоверие у читателей. Но
все-таки надо признать, что нравы в монастырях и их
влияние на народ несколько отличались от теперешниxl
Насколько было велико это отличие, видно из указа,
изданного в 1403 году Балтазаром Коссой в Болонье,
где он был тогда папским легатом.
В указе говорилось:
«Чтобы сохранить непорочность нравов и честь мона-
хинь» живущих в святых обителях, оградить их от соблаз-
на... мы запрещаем доступ в монастыри светским лицам
мужского пола без специального разрешения высшего
церковного правителя города, так как они легко могут
встречаться там с монахинями и разговаривать с ними.
Мы запрещаем также игру на гармонике и других музы-
кальных инструментах вблизи монастырей. Нарушитель
нашего указа будет задержан и должен будет уплатить
в папскую казну 25 золотых. Виновная в прелюбодея-
нии монахиня должна будет уплатить штраф 500 дукатов,
а в некоторых случаях может быть приговорена к смерти»
[44, 91].
Почему именно Косса так заботился о нравственно-
сти монахинь? В других местах наказания за «грех» не
были очень строгими. Обычно согрешившую монахиню
раздевали и пороли на глазах «сестер», не сажали за
стол, заставляя еще при этом языком вылизывать изоб-
ражение креста на полу, и то только в тех случаях, когда
она была поймана на месте преступления. Итак, Иоанн,
еще до того как он стал папой, строго следил за нравст-
венностью «христовых невест». Не потому, что он очень
заботился об их непорочности, а просто потому, что счи-
тал светских мужчин опасными соперниками и, желая
обеспечить свою «монополию» хотя бы в монастырях,
всеми способами старался оградить себя от них.
Косса считал, что только он сам может наслаждаться
чистотой «христовых невест». Как пишет Дитрих фон
Ним, а затем и де Поте, Иоанн ХХШ за время своего
правления лишил девственности триста «христовых не-
вест».
Но только ли одному Косее приносили монахини в
жертву свою «чистоту»? Это сомнительно.
Ни монахини, ни монастыри в те времена не были по-
хожи на теперешние. Монахинь не содержали там взапер-
ти, как можно было бы предполагать. И они совсем не
оставались слепы и глухи к тому, что кардиналы и другие
271

корифеи церкви в их монастырях устраивали встречи ее
своими светскими любовницами. Любая из монахинь с
завистью поглядывала на счастливык женщин и девушек,
только что покинувших объятия Иоанна XXIII. И любая
из них при случае обращала к нему зовущий и страстный
взгляд.
Заметим, что большинство девушек, призванных стать
«христовыми невестами», шли в монастырь не по собст-
венной воле«
Девяносто процентов из них попадали в монастырь по
воле родителей еще шести-семилетни ми девочками. Со-
держание в монастыре обходилось дешевле, чем воспита-
ние дома [69, 91] *.
Многие монахини отличались поразительной чувст-
венностью. Иероним Пражский говорил когда-то: «Один
только голос мужчины для женщин, посвятивших себя
богу, является дьявольским искушением».
Тоску и скуку лениво текущей по раз заведенному
порядку жизни монастырей, с ежедневными молитвами,
коленопреклонениями, литургиями и литаниями нару-
шало лишь появление посетителей — светских или цер-
ковнослужителей.
От отшельнической и благочестивой жизни мона-
стырей первых веков христианства не осталось и следа,
разложение нравов в них достигло невероятных раз-
меров.
Роскошь, изнеженность, распущенность царили в
женских и мужских монастырях. Мы не будем подробно
описывать все факты, показывающие, насколько мона-
• Насильственное определение в монастырь в столь раннем воз-
расте и было одной из причин распущенности, царившей в монастырях
Италии. Боккаччо пишет: «Нашим женским монастырям не удалось ни
одной души склонить к служению богу. Но зато они породили
бесчисленное множество жриц Афродиты* («О знаменитых женщи-
нах»). Но были и другие причины, способствовавшие развращению
монахинь.
В монастырях было много женщин, которые до этого были про-
фессиональными проститутками. Некоторые из них ушли в мона-
стырь потому, что не могли расплатиться с долгами, некоторые просто
по желанию. Отказаться от прежней жизни им было трудно, и они
продолжали вести ее и в монастыре.
Бывали случаи, когда эти женщины отдавали в монастырь своих
детей. Так, во Флоренции в 1515 году женщина привела в монастырь
дочь и сказала: «Я хочу, чтобы мой ребенок воспитывался здесь.
А через пять лет я заберу ее и обучу своей пролески». Но п тшшлх
случаях нужно было получить специальное разрешение МОтСТМрСЕИХ
властей.
272

стыри перестали соответствовать своему назначению,
остановимся лишь на некоторых из них.
Княгиня Стильяно и ее племянница Анна Караффа,
заручившись специальным разрешением папы осмотреть
женский монастырь «Донна Реджина», повезли с собой
«на обед» (для двоих!) трех огромных кабанов, 15 коз,
12 индюшек, 12 петухов и много другого продовольствия»
И «христовы невесты», которые жили в лени и праздно-
сти, — им не приходилось пахать и сеять, как их сестрам
крестьянкам, которым и не подобало вкушать этих
яств, — с удовольствием разделяли «светские радости»
с прибывшими [23].
Не способствовала строгости нравов и одежда мона-
хинь, подчеркивавшая их природную красоту и строй-
ность. (По свидетельству современников, в монастырь
не принимали некрасивых, а тем более имеющих какие-
либо физические недостатки девушек). «Почти все мона-
стыри Италии, — пишет Родоканаки, — принимали муж-
чин-посетителей. В дни приемов монахини вызывающе
громко рассказывали о своих детях, нянях и поварихах,
взбудораживая народ на улицах».
О жизни монастырей в Венеции мы узнаем не только
от Кязановы. Сан Дидье пишет: «Ничто в Венеции не вы-
зывало такого интереса, как монастыри.,,» Были там час-
тыми посетителями и вельможи, И так как все монахини
были красивы и стройны, ни одна не оставалась без лю-
бовника. А забота надзирательниц о нравах выражалась в
том, что они помогали монахиням находить более искус-
ные способы встреч с любовниками и покрывать их. Во
время карнавала в Венеции (а его там растягивали почти
на полгода) женские монастыри превращались в танце-
вальные залы, заполнялись мужчинами в масках. Чем
смешнее была маска, тем лучше принимался ее владелец.
Были такие монастыри, где (особенно в последние дни
капнгвала) монахини появлялись в мужском пла-
тье.
Как мы уже говорили, одежда подчеркивала строй-
ность монахинь. В Венеции монахиням не вменялось в
обязанность ношение накидки, голову прикрывала только
изящная шапочка- Платье было узким, в талию, с боль-
шим декольте, дававшим возможность увидеть белое и
пышное тело монахини. Некоторые из монахинь носили
даже цветы у корсажа [91].
Пельниц пишет, что венецианские монахини завива-
лись, что они носили короткие платья, не закрывавшие
J 0 Рридис» Парадлсис
273

стройных ног, а грудь они прикрывали лишь тогда, когда
пели в церковном хоре.
Одежда монахинь в Риме также не отличалась скром-
ностью. А флорентийские монахини, по свидетельству
одного настоятеля мужского монастыря, посетившего
Флоренцию, напоминали мифологических нимф, а не
«христовых невест» [84] *. Во многих монастырях были
устроены театры и разрешалось давать представления, но
играть в них могли только монахини.
Случалось, что они ссорились и даже дрались из-за
ролей, как это было, например, однажды в Болонье. Три
монахини подрались, пустив в ход кинжалы из театраль-
ного реквизита (44].
Не отличались выдержанностью и монахини Генуи.
В одном из папских указов с прискорбием отмечалось:
«Сестры из монастырей святого Филиппа и святого Иако-
ва бродят по улицам Генуи, совершают непристойные
поступки, которые диктует им их необузданная фантазия,
живут позорно и бесчестно». Есть и более ранние сведе-
ния о жизни монахинь Генуи. В 1472 году отец Джанет-
ти, один из руководителей ордена францисканцев, писал
отцу Иоанну Фланджони: «Монахини живут невоздер-
жанно, бесстыдно, разнузданно, пренебрегая всеми зако-
нами религии» [14].
Распущенность монахинь в болонском монастыре Ио-
анна Крестителя была настолько велика, что власти были
вынуждены разогнать всех монахинь, а монастырь за-
крыть. Монахини из монастыря святого Леонарда были
отданы под надзор в монастырь святого Лаврентия, стро-
гими и жестокими правилами снискавшего себе славу
«палача» монахинь.
Многих монахинь из этих двух, а также и других мо-
настырей Болоньи хорошо знал Косса еще до того, как
стал папой. Число монахинь, преследуемых правосудием
за распутство, росло с каждым днем. Каждый болонский
монастырь имел кличку: «монастырь куколок», «мона-
стырь сплетниц», «монастырь кающихся Магдалин», «мо~
настырь бесстыдниц», «монастырь Мессалин» [44].
В XV веке Амвросий Камалдул, когда ему нужно было
назначить настоятельницу в какой-либо из монастырей
ордена святого Бенедикта, вынужден был искать ее среди
монахинь ордена святого Бернарда, так как среди бене-
* На картине Леонардо да Винчи «Монахиня» изображена моло-
дая женщина в диадеме, с полуобнаженной грудью (Галерея Пигти,
Флоренция).
214

диктинок не было ни одной порядочной и достойной жен-
щины, которой можно было бы доверить этот пост. В это
же время венецианский дож Джино Франгозо в письме
папе Николаю V (16 декабря 1447 года) пишет: «Добро-
детель в женских монастырях — вещь очень редкая».
Один из его указов (от 15 марта 1459 года) говорит о том
же: «Бесстыдство и распущенность монахинь, нахально
расхаживающих по городу, их невоздержанность, попи-
рание норм, предписываемых религией, перешло все гра-
ницы ...Поэтому...» и так далее.
В 1574 году десять монахинь некоего монастыря в
Венеции были одновременно любовницами одного свя-
щенника и трех патрициев. А, Кантарини, написавший
панегирик дожу, особенно превозносил его за то, что он
не поддавался венецианским монахиням-«искусителъ-
ницам». Развращенность «христовых невест» была пред-
метом всеобщих разговоров. Церковные правители посы-
лали в женские монастыри наставниками монахов-свя-
щенников. Они должны были жить рядом с женщинами,
присматривать за ними, поднимать их к заутрене и совер-
шать все литургии. В большинстве своем это были моло-
дые и здоровые монахи нищенствующего ордена фран-
цисканцев.
Родоканаки, рассказывая об этом, пишет: «Волков
посылали прямо в овчарню». И приводит в пример слу-
чай, имевший место в Венеции. Священник Джованни
Пьетро, наставник одного из крупных монастырей, в ко-
тором было четыреста монахинь, в большинстве своем
молодых и красивых, с ведома и согласия настоятель-
ницы монастыря, его старой подруги, поочередно совра-
щал их.
В течение девятнадцати лет он наслаждался жизнью,
лицемерно обманывая всех. Он был одним из наиболее
уважаемых лиц в Венеции, был известен своими благотво-
рительными делами (которые он совершал за чужой
счет). Святой отец пользовался огромным авторитетом,
его часто направляли в другие монастыри в качестве
ревизора. Из всех воспитанниц только одна оказала ему
сопротивление, потому что у нее был возлюбленный. Уз-
нав об этом, святой отец распорядился строго наказать ее
«за причуды». Девушку бросили в темницу и долго мучили
там, «стараясь заставить ее смириться». Но любовь при-
давала ей силы. Ей удалось сообщить своему возлюблен-
ному о случившемся, и он разоблачил деяния этого свя-
того отца.
275

Викарий Палли, которого послали ревизовать один из
женских монастырей, писал с удивлением и возмуще-
нием:
«Монахини не признают ни одного из таинств, не
верят в загробную жизнь, не верят во второе пришествие
Христа... Они утверждают, что не всякое преступление —
грех. По их мнению, не греховна и физическая бли-
зость с мужчинами».
Аморальность монахинь все увеличивалась, и, как пи-
шет в своих «Воспоминаниях» епископ Пистои Сципион
Риччи, он не знал, как с этим бороться, тем более что мо-
нахини пользовались поддержкой монахов-доминикан-
цев. Вполне естественно, что и доминиканцы и странст-
вующие монахи-францисканцы поддерживали монахинь,
тах как почти каждый из них имел любовницу из среды
«сестер». Поэтому они так бдительно их охраняли.
Мазуччо пишет: «Монахи считали монахинь своей
собственностью. Как только какая-нибудь из «христовых
невест» заводила светского любовника, ее начинали пре-
следовать, бросали в темницу и подвергали пыткам».
«Монахини, — пишет далее Мазуччо, — выбрав себе лю-
бовника монаха, не скрывали этого. По поводу заключе-
ния «союза» устраивались празднества и совершались
ллтургии. Я сам присутствовал на таких торжествах не
один раз. Не было числа «замужним монахиням». Эти
«невесты Христа» рожали детей или, прибегая к помощи
лекарей, избавлялись от них, отправляя в адскую бездну
младенцев, еще не успевших увидеть свет божий, не
успевших подвергнуться крещению. Не пробуйте опро-
вергать сказанное мною, или я заставлю вас заглянуть в
выгребные ямы монастырей, где вы найдете кучи хруп-
ких младенческих косточек, как в Вифлееме во времена
Ирода»*.
Не только монахи были любовниками воспитанниц
монастырей. Так, например, большим успехом пользовал-
ся у монахинь светский молодой человек Ахилл Маль-
веджи, отличавшийся бесстрашием и дерзостью в любов-
ных делах.
Британец Томас Кориат, впервые попав в Венецию,
был изумлен нечеловеческой жестокостью жителей кон-
♦Сеттенбрини, изучавшей последнее издание произведений Ма-
зуччо, пишет, что книга его «Браки между монахами и монахинями»
изъята и в 1564 году занесена в список запрещенных католической
церковью книг, а автор ее предан анафеме.
276

тинентальной Европы. Первое, что увидел он в «городе
каналов», была голова какого-то человека, надетая на
острие клинка. «Я спросил, — рассказывает он, — что это
значит, и мне объяснили, что это священник, а отрубили
ему голову за то, что он имел девяносто девять любовниц
монахинь».
Известный гуманист Понтано рассказывал, что в Ва-
ленсии испанцы свободно проникали в женские монасты-
ри и что трудно провести грань между этими святыми
обителями и домами, пользующимися дурной репута-
цией*.
* * *
Косса, живя в Риме, принимал любовниц и в самом
Ватикане, в залах старого дворца, построенного при папе
Николае II в 1275 году, и в Латеранском дворце, и в мо-
настыре святого Онуфрия. Конечно, ни Ватиканский, ни
Латеранский дворцы не имели в то время достаточных
удобств для пребывания в них папы. Нынешний дворец в
Ватикане был построен только в XVI веке замечательным
зодчим Фонтана, Ватикан в XV веке не был похож на
теперешний. Дворец был уже старым. Убранство его
потускнело, о чистоте в нем особенно не заботились.
Папа предпочитал бывать в монастыре святого Онуфрия,
расположенном на склоне холма, неподалеку от Тибра,
напротив Рима. Сейчас на месте, где был расположен
монастырь, стоит церковь. Ее построили в 1440 году,
через 25 лет после описываемых событий.
Косее нравилась эта местность. С высоты открывалась
широкая панорама Рима и прилегающих к нему окрест-
ностей. Это было замечательное зрелище.
В монастыре было так уютно и чисто! А как преданно
ухаживали за папой обитательницы монастыря! Он был
близок почти со всеми, каждая была одарена его любовью
и щедрыми подарками. Кроме того, монахини знали, что
многие из тех, кто неоднократно побывал в объятиях его
святейшества папы Иоанна XXIII, были вознаграждены и
по-другому — они получили места настоятельниц в дру-
гих монастырях.
...В это утро Косса проснулся в хорошем настроении и
залюбовался бело-розовым телом сестры Анезии, лежав-
• Слова Понтано приводятся по книге Энрико Стефано (извест-
ного составителя словарей) «В защиту Геродота»,
277

шей рядом с ним. Она уже не спала, но боялась пошевель-
нуться, дабы не прервать драгоценного сна папы Иоан-
на XXIII. Что-то заставило ее проснуться. Она не пони-
мала, что именно — был ли это шум в голове или что-то
другое. Нарушить же покой его святейшества она не ре-
шалась.
Девушка была еще очень молода и совсем недавно
пришла в монастырь. Здесь ее и увидел Косса. И сегодня
впервые провел с ней ночь. А теперь спит.
Послышались шаги, в дверь тихонько постучали. Кос-
са открыл глаза и спрыгнул с постели. Но как ни быстро
было движение, которым он накинул одеяло на девушку,
розовый луч зари, проникший через жалюзи, успел осве-
тить следы потери невинности на белоснежных просты-
нях*. Свежее лицо девушки залилось краской, когда
Косса попросил посетителя войти.
В дверь протиснулось огромное тело одноглазого ги-
ганта, бывшего пирата, который стал теперь правой ру-
кой нашего героя. Он спокойно огляделся, так как давно
привык к подобным картинам, повторявшимся тысячу
раз.
— Гуиндаччо, в каком монастыре поблизости нет
настоятельницы? — спросил Иоанн, показывая глазами
на девушку, стыдливо завернувшуюся в одеяло. — Узнай
и скажи мне**. Или лучше скажи Пасхалию, пусть он по-
заботится, — продолжал Косса.
Пасхалий — это архиепископ, который, кроме своих
основных обязанностей, занимался «устройством» лю-
бовниц папы.
В обвинении, предъявленном Иоанну XXIII на соборе,
упоминалось, что он, Косса, специально назначал Пасха-
лия ревизором монастырей, чтобы облегчить себе задачу
выбора любовниц и их устройства в дальнейшем.
Но почему Гуиндаччо в такое неурочное время решил-
* Читатели не должны забывать, что этот удивительный «отец
христианства* папа Иоанн ХХШ был обвинен современниками как
«насильник» и «растлитель». Эти обвинения были официально предъ-
явлены ему иерархами церкви присутствовавшими на соборе [87].
** Не надо думать, что пост настоятеля приносил только почет.
Претендентов на эти посты в монастырях (мужских и женских)
всегда было очень мною» но получить их могли только лица, имев-
шие большие связи, потому что место это приносило огромные доходы.
Не только враги Ватикана, но и сами корифеи церкви обвиняли
Иоанна ХХШ на Констанцском соборе в том, что он раздавал эти
посты всем монахиням, которые когда-либо разделяли с ним постель.
^78

ея нарушить покой своего бывшего «капитана*, нынеш-
него «отца христианства»? Почему этот бывший граби-
тель, а теперь священник бормотал сквозь зубы что-то
невнятное, из чего разобрать можно было только: «Остан-
ки... святого Иоанна»?
— Опять ты хнычешь, Гуиндаччо! — прикрикнул на
него Косса. — Сколько раз я говорил тебе, что терпеть не
могу хныканья!
— Святой отец, — осмелился наконец гигант, ста-
раясь как можно яснее выговаривать слова. — Нельзя...
отправлять... останки святого Иоанна во... Флоренцию.
— Почему? — крикнул Косса, и глаза его гневно
сверкнули. — Ничтожество, ты опять рассказал кому-то о
моих намерениях! — Косса сжал кулаки.
Дело в том, что он намеревался тайно продать останки
святого Иоанна, третьи по счету, так как в Западной
Европе уже было два места, где они хранились, — в Гер-
мании и во Франции. Останки, которые находились в
Риме, хотела купить Флоренция за пятьдесят тысяч золо-
тых флоринов (об этом упоминает Дитрих фон Ним, а
также Ланфан в своей книге «Констаицский собор» и
другие). Останки эти Иоанн XXIII должен был выкрасть
из Рима, которому они принадлежали, а потом продать.
Косса схватил за шиворот гиганта, чтобы прервать по-
ток его оправданий и добиться наконец объяснения.
— Римляне восстали, — проговорил Буонакорсо. —
Кто-то пронюхал о том, что ты задумал. Я никому ни
слова не говорил. Даже во сне звука не произнес. Но
все-таки об этом как-то узнали. Узнали, и народ собрался
у собора и никого туда не подпускает. «Никто не по-
смеет потревожить святые останки! — кричат люди. —
Они останутся здесь! Сам святой Иоанн раскрыл нам
то, что вы собираетесь сделать! Нет, они останутся в
Риме [87]!»
Иоанн XXIII, с недоверием слушавший утверждения
Гуиндаччо о его безгрешности, принял удар спокойно.
Он сказал только:
— Я потерял пятьдесят тысяч флоринов. Хотел бы я
только знать, откуда это стало им известно. Но смотри,
ничтожество, если ты еще будешь болтать!.. Я убью тебя.
— И еще... — процедил сквозь гнилые зубы бывший
грабитель, почесывая седеющие космы под маленькой
круглой шапочкой. — Приехала синьорина Динора, а
вместе с ней синьора Джильда Черетами и синьора Кон-
станца.
279

— Где они? — быстро спросил Косса,
— Я поместил их туда... — И Гуиндаччо указал рукой
на север, в сторону Ватикана.
Наш герой тут же покинул монахиню, с которой про-
вел ночь, и отправился к трем женщинам, прибывшим из
Перуджи. Он не питал больше никаких чувств к своим
прежним любовницам — ни к Констанце, напоминавшей
ему о его пиратских годах в Неаполе, ни к Джильде,
которую узнал, став священником. Но к девочке, внучке
первой и дочери второй, был очень привязан. Все в ней
привлекало: красота, ум, лукавство, живость.
Девочка, увидев Иоанна, бросилась к нему в объятия
и со страстью, неожиданной для ее возраста, зашептала
ему в ухо:
— Мой дорогой!.. Хороший мой! Теперь я всегда буду
с тобой! — Она заботливо оглядела его. — Мы все оста-
немся здесь. И мама и бабушка. А отец будет жить в
Перудже...
* * *
Прошло почти два года. Теперь, в 1414 году, Д и норе
едва минуло 16 лет, но она приобрела уже большой опыт
и была достойной любовницей папы, сохранив при этом
детскую наивность и непосредственность, свежесть и кра-
соту ребенка.
Она многому научилась у Иоанна XXIII и прекрасно
разбиралась не только в любовных, но и во многих других
делах. Способная и умная, она все схватывала на лету!
Иоанн часто с восхищением вглядывался в хорошенькое
личико своей внучки-любовницы.
«Эта девочка может мне помочь... Именно теперь...»—
думал он.
Что он имел в виду? Какую пользу могла принести
ему шестнадцатилетняя девочка?
В последний год у Иоанна XXIII снова осложнились
отношения с неаполитанским королем Владиславом, по-
стоянным врагом папства, который посвятил свою жизнь
тому, чтобы расширить свои владения за счет земель,
принадлежавших папскому государству. Косса и раньше
ссорился с Владиславом. Он даже объявил крестовый
поход против него, вышел победителем и чуть не уничто-
жил Владислава. Потом, как помнят читатели, они стали
друзьями, Владислав признал Коссу папой и отрекся от
другого папы. Но папа Григорий XII, поселившись в Ри-
280

мини при дворе тамошнего правителя, не переставал по-
сылать анафемы Иоанну XXIII за его оргии. Косее очень
хотелось поймать Григория XII, устроить над ним суд,
доказать, что он еретик и раскольник, и добиться его сож-
жения. Он потребовал у Владислава, чтобы тот помог
ему в этом. Но Владислав не проявил никакого желания
ловить папу Григория XII. И Косса рассвирепел.
— Осел! — повторял он ежедневно. — Я послал бы
его на костер и навсегда избавился от забот. {Под «ос-
лом» подразумевался Владислав.) Он поступает так по-
тому, что хочет моей гибели. А как только меня не ста-
нет, проглотит все папское государство, начиная с Рима.
Ему мало Неаполя, Апулии, Калабрии, Капитанаты и
других мест. Он хочет присвоить всю Италию!
Тревожили Коссу и военные приготовления Владис-
лава. Располагая кое-какими средствами, он сумел на-
брать немалое войско. Деньги Владислав получал, про-
давая своим подданным титулы. Кроме того, он прибрал к
рукам богатства семей, ему не сочувствовавших. С по-
мощью этих денег Владислав надеялся нанести удар
папским войскам и заставить Коссу сдаться. Но не в ха-
рактере Коссы было сдаваться. Люди, помнившие Коссу-
пирата, знали его решительность и активность, знали,
какой это изворотливый политик и тактик. Теперь он
вдруг начал заискивать перед римлянами, которые до сих
пор страдали от непомерных налогов и особенно были не-
довольны последним — налогом на вино. Чтобы смягчить
народный гнев и выглядеть благодетелем, Косса отменил
этот налог и под барабанный бой приказал оповестить
всех об этом.
«Из-за любви к римлянам я отменяю этот налог!» —
гласил указ [79].
На следующий день, 5 июня, был объявлен еще один
указ Коссы: «Приняв во внимание желания римлян, я
возвращаю народу все права и свободы, которые он имел
до моего прихода к власти. Отныне Римом будут управ-
лять «консерватори» и правители, которых избирает сам
народ».
Римляне с восторгом приняли эту новость и громкими
возгласами выражали признательность Иоанну XXIII.
— Верьте, святой отец, что все римляне готовы про-
лить кровь за святой престол и лично за вас!
Косса в эти дни предпринял и другие, более практи-
ческие и действенные меры. За большое вознагражде-
ние ему удалось нанять около трех тысяч солдб .. < ^ ьвар-
2Я1

тала Трастеверс на левом берегу Тибра он перебрался в
центр Рима, во дворец князя Орсини.
Чем была вызвана такая «благотворительность» Кос-
сы? Зачем он стянул войска к стенам Рима? Он узнал,
что Владислав внезапно выступил с войском и флотом
и находится уже на подступах к Вечному городу. Флот
Владислава — сорок четыре корабля, парусники и гале-
ры — подошел к устью Тибра у Остии, находившейся не-
подалеку от Рима. Сам же Владислав, во главе войска,
двигавшегося по суше, занял Фродзиноне, расположен-
ный почти у стен Рима.
Однако народ, собравшийся на улицах и площадях
Рима 7 июня 1413 года, ничего еще не подозревал о над-
винувшейся опасности и кричал:
— Пусть все слышат: римляне скорее согласятся
умереть от голода, чем подчиниться этому чудовищу Вла-
диславу [79]!
На сердце у Коссы стало спокойнее. Осмотрев город-
ские стены, он под вечер направился во дворец Орсини,
где его встретил Буонакорсо, который, выполняя при-
вычные обязанности, привел внучку-любовницу в новую
резиденцию папы, во дворец Орсини.
Встретив Иоанна, Буонакорсо низко поклонился и
ушел, накрепко закрывая за собой все двери.
* * *
Наступила ночь на 8 июня. Всего несколько часов на-
зад римляне клялись, что «скорее погибнут, пожертвуют
своими детьми, чем подчинятся <qtomj чудовищу»,.*
Едва забрезжил рассвет, как кто-то громко постучал
в двери папской опочивальни. Косса соскочил с кровати и
в одно мгновение оказался у двери.
— Это я,.. — послышался из-за двери плачущий голос
Гуиндаччо. — Святой отец, одевайся скорее. Войска Вла-
дислава в городе...
Действительно, с улицы доносился отдаленный гул,
были слышны крики: «Да здравствует король Владислав!»
Иоанн ХХШ подошел к кровати.
— Вставай, Норетта.
По старой привычке он оделся моментально. Динбра
замешкалась. Иоанн быстро поднял девушку на руки,
хотя она была в одной рубашке, и вынес из комнаты.
«Так-то эти подлецы римляне проливают кровь за
меня! Где же их обещания?..» — думал он.
282

Шум нарастал. Возгласы «Да здравствует король!»
стали слышнее. Гуиндаччо плелся за Коссой, который нес
на руках девушку.
— Святой... святой... отец... Здесь..» Тебя ищет...
Иоанн XXIII опустил на пол Динору, обернулся, весь
красный от гнева, и влепил звонкую пощечину своему
верному телохранителю, докучавшему ему в такой час*
Гуиндаччо скривился от незаслуженно полученного
оскорбления, задевшего его «чувствительную натуру»,
правой рукой поднял полу разорванной сутаны и закрыл
ею лицо, пряча свое унижение.
В слабом свете свечи, которую он нес в другой руке,
промелькнул силуэт женщины. Вглядываясь в темноту,
Косса старался определить, кто бы это мог быть, но без-
успешно.
— Кто это? — спросил он.
— Вот видишь.«. — забормотал Гуиндаччо. — Ты был
неправ... Это сеньора Джаноби...
Он произнес это имя совсем тихо, чтобы не услы-
шала Динора.
Косса, не скрывая радости, бросился к женщине, оста-
вив Динору одну.
— Где твой муж? — тихо спросил он Иму.
— У меня больше нет мужа, — так же тихо отве-
тила она.
Косса подозвал Динору и с обеими женщинами
потайным ходом, вырытым еще при папе Александре V
по его указанию, вышел на берег Тибра. Они переехали
реку и укрылись в крепости Архангела. Здесь они были
в безопасности.
— Динора, — обратился Косса к девушке. — Я на-
деюсь на твою помощь...
Девушка, нахмурившись, поглядывала то на любов-
ника, то на женщину из Милана.
— Я хочу, — продолжал сухо Косса, — чтобы ты
осталась здесь в Риме, познакомилась с Владиславом
и заставила его полюбить тебя. Я знаю, что ты сумеешь
это сделать...
И он, понизив голос, дал девушке подробные настав-
ления. Потом отпустил ее и позвал Буонакорсо.
— Гуиндаччо, пойди к Пасхалию и возьми у него
пятьсот флоринов. Возьмешь деньги и письмо, которое
я напишу, поедешь в Перуджу и отдашь и то и другое
аптекарю Черетами.
Он повернулся к Име.
283

— Это моя дочь, — с деланной гордостью «объяснил»
он своей верной подруге, показывая глазами на девушку.
Потом внимательно посмотрел в глаза Име. — Итак,
сеньор Джаноби умер?
Уходившая Динора сердито и ревниво поглядывала
издали на эту пару* Има счастливо улыбалась, радуясь
встрече со своим первым и единственным любовником,
ставшим теперь папой*
— Нет,,*— помедлив, ответила она*— Мой муж
жив. — И, отвернувшись, тихо добавила: — Я бросила его
и приехала к тебе..*
Иоанн ХХШ удивленно взглянул на нее.
— Он тебя мучил?
— Нет, — тихо ответила она, краснея. — Он меня
любил.
И она закрыла лицо руками.
— Я не знаю, что со мной, — помолчав, продолжала
Има. — Я до сих пор схожу по тебе с ума*.. После столь-
ких лет... Кажется, мне уж пора было бы стать умнее.
Но я не могла больше оставаться в Милане*
Косса крепко прижал ее к себе.
* * *
Косса, увидев, что римляне предали его, в тот же день
вместе с Имой, Буонакорсо и несколькими близкими ему
людьми выбрался из крепости Архангела, направился
в Витербо, а оттуда в Сиену. Гуиндаччо с письмом и ко-
шельком, набитым флоринами, из Витербо поехал в
Перуджу. Он отдал письмо и деньги Черетами, лекарю
и фармацевту, зятю Констанцы, мужу Джильды и «отцу»
Диноры, главному поставщику ядов Косее. В письме
Балтазар давал Черетами четкие указания.
Но надеяться только на яды Черетами или на соблаз-
нительность Диноры в борьбе с Владиславом Косса
не мог. Он вступил в переговоры с королем Сигизмундом,
давно уже обращавшимся к папе с просьбой о созыве
собора, который произвел бы некоторые реформы и раз-
решил больные вопросы церкви. Наш герой сначала
слушать не хотел об этом, так же, как и его предшествен-
ники. Но сейчас положение осложнилось, народ настой-
чиво стал требовать церковных реформ, очищения
церкви* удаления разложившихся церковнослужителей.
Римляне, на которых Косса надеялся, предали его (как
он считал), Владислав успешно продвигался все дальше.
284

Косса стал беспокоиться. И хотя созыв собора он считал
несчастьем для себя*, вынужден был согласиться на это,
чтобы привлечь на свою сторону Сигизмунда. Точного
времени и места собора он не назвал.
Что в это время происходило с Динорой? Захватив
крепость Архангела, воины Владислава обнаружили там
синьорину Черетами и препроводили ее к королю. Дино-
ра смело и уверенно разговаривала с королем. Она
рассказала ему, что она — дочь папы, что ее мать и ба-
бушка живут здесь же, в Риме.
Владислав поместил всех трех женщин в одном из
дворцов Рима. Он так же, как и Косса, был весьма нерав-
нодушен к женскому полу и очень скоро увлекся юной
и прекрасной девушкой.
Динора, как и предвидел Иоанн XXIII, стала любов-
ницей Владислава. Но наш герой одного не мог пред-
видеть, — что и девушке понравится Владислав.
Способствовало этому главным образом оскорблен-
ное самолюбие. Динора пришла в ярость, когда поняла,
насколько тесно связан Косса с Имой. Но, став любов-
ницей Владислава по указанию Коссы, она постепенно
привязывалась к королю все больше. Она не забыла об
оскорблении, которое нанес ей как женщине ее первый
любовник, и даже не думала о том, чтобы помочь отцу
в его замыслах против Владислава.
Владислав, захватив Рим, двинулся дальше и вскоре
занял также Тиволи, Браччано, Веллетри и другие
города, и 26 июня он захватил Витербо, а вслед за ним —
Перуджу. Динора, как признанная королевская подруга,
повсюду следовала за Владиславом. Вместе с ним она
приехала и в Перуджу, свой родной город.
В это время туда же приехал и Буонакорсо с новым
полным кошельком и новыми указаниями Иоанна XXIII
аптекарю Черетами.
«Действуй решительнее и быстрее, — писал папа, —
Передай подходящее «лекарство» Диноре. Она любов-
ница короля, она всегда рядом с ним и найдет случай
«угостить своего любовника».
Черетами, прочитав письмо, загадочно улыбнулся.
— Хорошо, — сказал он посланцу папы. — Пусть
* К. Тревизани в своей «Истории средневекового Рима» пишет:
«Папа Иоанн ХХШ еще в молодости вел очень разнузданную жизнь.
В зрелом возрасте он стал к тому же алчным и честолюбивым к
приобрел печальную славу отравителя двух пап».
2S5

святой отец не беспокоится. Я передам дочери то, что
нужно, — подчеркнул он.
Дело в том, что Динора уже несколько раз приходила
в «отчий» дом и просила «отца» помочь ей. Она хотела
получить от него любовный эликсир, который помог бы
ей удержать короля Владислава. Динора Черетами за-
беспокоилась потому, что ее любовь к Владиславу все
крепла, а его чувство к ней в последнее время значительно
ослабело. Неаполитанский король снова пустился в лю-
бовные приключения, прерванные его недолгой страстью
к Диноре.
Владиславу продолжала еще нравиться Динора Чере-
тами, но он привык и стремился к «разнообразию».
Каждую неделю ему требовались две-три новые де-
вушки*.
* Жизнь венценосного Владислава имела и другую, скрытую
сторону. Это был распутник, насильник, человек без всяких мораль-
ных устоев. Достаточно привести один лишь факт, чтобы охаракте-
ризовать Владислава. В 1389 году, когда ему было едва 14 лет, он же-
нился на Констанце Клермон, дочери Манфреда Клермопа, самого
крупного феодала Сицилии. Огромное приданое, принесенное ему мо-
лоденькой сицилианкой. помогло Владиславу укрепиться на троне. Весь
двор любовался совершенной красотой молодой женщины. Но вскоре
Клермоны потеряли все свои богатства. Владислав решил, что теперь,
когда он стал королем, ему следует заключить брак с какой-нибудь
другой, более влиятельной особой. Тем более что жена его, всегда
ровная и спокойная, надоела ему. Он обратился к иале Бонифацию
IX (симонисту, другу Коссы) и попросил у него разрешения на второй
брак.
Владислав был достаточно влиятельным лицом, и церковь не
могла и не хотела отказать ему в просьбе. Его королевство было до-
вольно близко от Рима...
Кроме того, оапа Бонифаций IX не хотел упустить случая, ко-
торый мог принести ему деньги. И вот однажды (это было в 1392 году)
епископ Гаэты, который вел богослужение, прервал его и начал чи-
тать папскую буллу, объявлявшую о расторжении брака между Вла-
диславом и Констанцей.
Констатща очень любила Владислава и была поражена. Волнеште
се особенно возросло, когда епископ гаэтекий направился к ней, чтобы
снять с ее руки обручальное кольцо.
Расторжение брака в то время церковью не разрешалось, и по-
этому поступок симониста Бонифация IX вызвал возмущение народа.
Однако Констанце суждено было пережить еще более сильный
удар. Венценосный муж после расторжения брака решил заточить ее
в тюрьму. Целых три года несчастная королева томилась в темнице.
Через три года Владислав соблаговолил освободить ее... чтобы выдать
замуж.
26 декабря 1395 года должно было состояться бракосочетание
королевы с Андреем Капуанскям, одним из фаворитов Владислава,
бракосочетание с точки зрения церкви незаконное.
286

Для Диноры удержать Владислава было вопросом
самолюбия. Она хотела доказать всем в Италии, а осо-
бенно своему неверному любовнику, что это в ее власти.
Вот почему она приходила столько раз к своему «отцу»
Черетами. Ей был нужен «эликсир любви».
В первый раз, когда Динора пришла к Черетами, он
задумался. И раздумывал довольно много дней. Но когда
она пришла в четвертый раз, у него уже созрело решение.
Глаза его сверкнули, когда он взял с полки банку с серо-
ватой густой мазью и подал «дочери».
— Это то, что тебе нужно, — сказал он. — Эта мазь
навсегда привяжет к тебе Владислава.
— Как ею пользоваться? — спросила обрадованная
девушка.
Аптекарь подошел и прошептал ей на ухо, как надо
обращаться с мазью. Динора, покраснев, опустила глаза.
— О! Как же я это сделаю? — спросила она.
— Дочь моя, — торжественно произнес Черетами, —
ты должна суметь это сделать. Другого способа я не
знаю. Намажься этой мазью за несколько минут до того,
как Владислав придет к тебе.
Девушка забрала банку и ушла.
Через два дня, когда ночью Владислав пришел к ней,
Динора была весела и беспечна. Но только Владислав
ушел, как страшная боль в нижней части живота заста-
вила ее закричать. Она мучилась всю ночь. Под утро
ей стало совсем плохо... в полдень она умерла. Черетами,
ее «отец», сохранял абсолютное хладнокровие. Он ото-
мстил папе, двум женщинам (своей жене и теще) и,
кроме того, получил тысячу флоринов.
Болезнь, погубившая Динору, настигла и Владислава.
Он тоже был в тяжелом состоянии. Корчась от невыно-
симой боли, он спрашивал: «Что это жжет меня?» Он
пытался в карете добраться до столицы, но умер в пути
через семь дней. Это было 7 августа [96].
* * *
Еще до этих событий, находясь далеко от захвачен-
ной неприятелем столицы, во Флоренции, куда он при-
Войдя в церковь под руку со своим будущим мужем, Констанца не
удержалась и крикнула:
— Ты самый счастливый человек в королепстве, граф Андрей!
Тпосй любовницей будет законная жена к.;г -.ля Владислава [47, 96JI
287

ехал из Сиены, Косса часто спрашивал себя: «Что-то
поделывают Черетами? Что предпринял лекарь? А Ди-
нора? Неужели до сих пор сердится на Иму?» Знатная
миланская красавица теперь открыто жила с папой.
Так как не в характере Коссы было сидеть сложа
руки, он снова начал переговоры с королем Сигизмундом,
который хотел добиться от папы двух вещей: чтобы
папа Иоанн XXIII короновал его императором (это
усилило бы его влияние) и чтобы он согласился
на созыв собора, который излечил бы недуги церк-
ви.
Косса отправил к Сигизмунду трех послов для пере-
говоров*
«Ты хочешь созыва собора? — писал Косса коро-
лю. — Он будет созван. Ты хочешь короноваться импе-
ратором в Риме? Пожалуйста! Но сначала помоги мне
освободить столицу от этого антихриста Владислава,
который захватил ее. Я отправляю к тебе трех карди-
налов, договорись с ними» [87].
Конечно, и этот «отец христианства» не хотел созы-
ва собора. Зачем ему было собирать (да еще приглашать!)
церковнослужителей и теологов со всего света? Чтобы
они могли рассуждать, кричать и советовать, что пра-
вильно, а что неправильно, и... волновать его? Но что
было делать? Косса думал, что Владислав (тогда уже
покойный), захвативший Рим, жив и что он настолько
силен, что сможет захватить и всю Италию. Он чув-
ствовал настоятельную необходимость иметь сильного
сторонника и помощника, более сильного, чем Владислав.
Таким он считал Сигизмунда. Но тогда он еще не знал
о смерти Владислава.
В тот же день, когда пришло известие о смерти
неаполитанского короля, Косса узнал, что римляне
прогнали наместников Владислава, вышли на улицы и
кричат: «Да здравствует папа Иоанн!» Косса услышал
и еще одну новость: его послы заключили соглашения
с Сигизмундом о том, что собор состоится в конце года
в Констанце. Иоанна ошеломило это известие.
— Где? — переспросил он.
— В Германии, в городе Констанце.
Папа вперил сверкающий взгляд в кардиналов,
взгляд мрачный, жестокий и страшный, такой же, какой
был у него тридцать лет назад, когда он, черный от солнца
и ветра пират, со своими верными друзьями бороздил
моря, наводя ужас и смятение вокруг.
283

— Дураки! — крикнул он. — И вы заключили такое
страшное соглашение?! Даже Буонакорсо, если бы я по-
слал его туда, не сделал бы такой глупости!
— Но почему? — заикаясь, спрашивали встревожен-
ные кардиналы. — Ведь вы сами, святой отец, приказали
нам соглашаться!
Действительно, Косса давал им такое напутствие,
так как понимал, что это неизбежно. Но он был уверен,
что собор состоится в Италии, и не беспокоился. Но
кого он сможет напугать, на кого повлиять там, в Кон-
станце, где он, чужеземец, будет один среди тысячи
незнакомых и далеких ему людей?
Бывший пират раздраженно шагал из угла в угол.
— Ничтожества! Вы губите и церковь и меня. Разве
может один человек устоять перед сотнями и сотнями
светских и духовных лиц, которые приедут на собор с
единственной целью разгромить нас?
Возмущению его не было предела* Что он, неаполита-
нец, сможет сделать там, на севере, «на краю света», в хо-
лодном и угрюмом германском городе?
И в волнении он повторял:
— Sic capiuntur vulpesl*
Он имел в виду себя. Он все старался взвесить, про-
думать, его сверлила одна мысль: «Что еще можно пред-
принять?»
Вспомнил он и о позиции двух своих предшествен-
ников, избегавших созыва Вселенского собора, вспомнил,
что они боялись его, как черт ладана. К каким только
уверткам они не прибегали! Но он вспомнил также, как
негодовал народ, когда обнаружилась эта нечестная
игра, и то, как осудил их собор в Пизе.
«Надо ехать!» — решил он.
Сигизмунд приехал в Ломбардию, и Иоанн ХХШ
должен был там встретиться с ним. Тем более что Си-
глзмунд до этого прислал письмо с выражением своего
глубокого уважения «пресвятейшему и высокочтимому
Иоанну»...
— Готовься, Има! — сказал он Давероне. — Мы
едем.
Он объяснил ей, что послы показали себя глупцами и
чуть совсем его не погубили. Поэтому необходимо сейчас
хоть чем-то умаслить своих врагов. С любовницей и не-
* «Так ловят лисиц!» — Лат.
289

сколькими кардиналами он направился в Северную Ита-
лию, на встречу с Сигизмундом.
— Вот и путь наш на край света сократится,.. Будто
в Италии не хватает места...
Конечно, если бы собор созвали в Италии, все было бы
в порядке. Он был уверен, что ни один его враг не остался
бы неразоблаченным.
Но, как бы там ни было, собор должен состояться,
хотя бы и в Германии.
Косса дал указание секретарю канцелярии составить
приглашения на собор в Констанце всем священнослужи-
телям западной церкви. Немного раньше то же самое сде-
лал и Сигизмунд как германский император. Правители
всех стран» принадлежавших к западной церкви, пригла-
шались на собор лично или назначенные ими представи-
тели.
Иоанн XXIII и Сигизмунд встретились в ломбардском
городке Лоди. Выразив притворную радость по случаю
встречи, наш герой пытался заставить первого из прави-
телей изменить свое решение.
— Почему вы выбрали Констанц местом для собора,
Сигизмунд? — спросил Косса. — Он так далек от Ита-
лии, от Средиземного моря. Пожалуй, я не смогу при-
ехать. Я разослал приглашения, но оставил пустым
место для названия города, где должен собраться
собор.
Сигизмунд, понимающе улыбаясь, смотрел на папу.
— Я выбрал Констанц потому, что этот город нахо-
дится в центре западного мира. На юг от Констанца ле-
жит Италия, на север — германские и скандинавские
государства, на запад — Англия, Франция, Испания, на
восток — Австрия, Венгрия, Польша и православные
страны, которые из политических соображений вынужде-
ны будут присоединиться к ним. Пожалуйста, святейший
владыка, заполните пустое место в ваших приглаше-
ниях, напишите, что собор будет в Констанце.
Иоанн XXIII испытующе посмотрел на Сигизмунда.
«Хитрец ты! — думал он. — Такой же, как и я. Умеешь
добиваться того, чего хочешь! Увы... ничего не поде-
лаешь!»
Действительно, Сигизмунда тоже закалили всякие
распри, он приобрел большой опыт.
Сигизмунд был всего-навсего правителем Бранденбур-
га (района, где расположен Берлин, тогда небольшая
деревушка), когда в 13S2 году он женился на дочери
290

короля Людвига Марии, предполагаемой наследнице
польского и венгерского престола. Сигизмунд сделал
попытку прибрать к рукам Польшу, но поляки восстали
и прогнали его из своей страны. Когда же он стал королем
Венгрии, против него восстали хорваты. Сигизмунд по-
давил восстание. Поднялись валахи — Сигизмунд пора-
ботил и их. Кроме того, ему приходилось бороться
с бесконечными заговорами против него*
Подозрительный Сигизмунд жестоко истреблял заго-
ворщиков. Многие представители знатных венгерских
семейств погибли от его руки. Был день, когда сразу
тридцати трем венграм отрубили головы.
Выступили против Сигизмунда и турки. Он объявил
крестовый поход против них, двинулся на Болгарию,
но в сражении под Никополем крестоносцы потерпели
поражение» Десять тысяч человек, попавших в плен, были
перерезаны, все дороги и переправы оказались заняты
турками, которые стремились не дать Сигизмунду воз-
можности скрыться. Но ему все-таки удалось ускольз-
нуть. По Дунаю на лодке он спустился в Черное море.
Голодный и измученный, он в течение нескольких
дней носился по бушующим волнам, тысячу раз рискуя
жизнью. Но все-таки ему удалось достигнуть Византии.
Через некоторое время он покинул Византию и на ко-
рабле отправился в Далмацию. Через полтора года он
снова вернулся в Венгрию. Но здесь недовольные им
феодалы поймали его и бросили в подземелье замка,
принадлежавшего самому ярому его врагу. Сыновья вла-
дельца замка сами сторожили его. Но Сигизмунду уда-
лось обмануть их и уговорить отпустить его. Он снова
захватил власть и начал теперь вмешиваться в дела Бо-
гемии, где королем был его брат Венцеслав. В 1410 году
выборщики германских императоров избрали его герман-
ским императором вместо не ^удовлетворявших их Руп-
рехта и Венцеслава [13].
И этому страшному человеку должен был противо-
стоять наш герой. Сигизмунд, кроме того, был таким же
развратником, как сам Косса и покойный Владислав*
Все неудачи настигали его именно тогда, когда он был
занят -тюбовными похождениями. Его враги, пользуясь
тем, что он всецело поглощен своими страстями, в это
время устраивали заговоры.
Но, почувствовав опасность, Сигизмунд отбрасывал
лень и равнодушие к делам и со слепой жестокостью
мстил своим врагам. Приняв какое-нибудь решение, он
291

осуществлял его, не считаясь ни с какими препят-
ствиями и опасностями.
Созыв собора был необходим ему, поэтому он так
горячо принялся за дело, объехал всю Европу, превзойдя
в быстроте передвижения даже своего деда, богемского
короля Иоанна, которого называли «венценосным по-
чтальоном королей»* Он побывал во многих странах
Европы. Из Польши мчался в Англию, из Франции —
в Венгрию, из Германии — в Италию и Испанию, угова-
ривая тамошних правителей приехать на собор. Сейчас
он договаривался с нашим героем, папой Иоанном XXIII,
И папа и император проявляли друг к другу чрезвы-
чайную предупредительность. После Лоди и Пьяченцы
Иоанн XXIII и Сигизмунд поехали в Кремону. В со-
провождении правителя Кремоны, без Имы, которая
ожидала внизу, они поднялись на знаменитую коло-
кольню собора Кремоны. Прекрасный пейзаж Ломбар-
дии с извилистым и величественным руслом реки По
расстилался перед ними. Было это осенью после полудня.
Папа и император любовались открывшимся видом —
живописными деревнями и городишками, окруженными
зеленью, поднявшейся после прошедших дождей, при-
хотливыми поворотами реки, когда снизу вдруг послы-
шался испуганный крик Имы. Иоанн вздрогнул, а пра-
витель Кремоны Гамбрино Фонтоло побледнел и в смя-
тении шагнул назад.
Косса мгновенно обернулся и своими железными
руками стиснул правителя Кремоны.
— Что ты задумал, мессир Гамбрино? — воскликнул
он.
— Ради бога, святой отец, что вы хотите этим ска-
зать?
Как рассказывают летописцы, правитель Кремоны
Гамбрино Фонтоло, снискавший себе печальную славу
вероломного предателя, хотел воспользоваться тем, что
папа и император одни поднялись на высокую башню.
Он решил столкнуть и папу и императора вниз (хотя
Сигизмунд оказал ему немало услуг), а так как он был
бы первым, «узнавшим» о происшествии, использовать
время неизбежной суматохи в своих целях*.
• Через 11 лет Гамбрино Фонтоло, захваченный в плен и приго-
воренный к смерти миланским герцогом Филиппом-Марией Висконти,
исповедуясь перед казнью, сказал: «Я очень сожалею, что мне не
удалось в свое время разделаться с папой и императором, когда
они были в моих руках».
292

Рассвирепевший папа готов был в свою очередь тут
же столкнуть вниз изменника, Сигизмунд сначала улы-
бался, видя такую горячность, а затем, сделав презри-
тельную гримасу, посоветовал папе оставить Фонтоло
в покое. Он не верил, что последний действительно
хотел убить их.
— Пусть будет так, — согласился бывший пират. —
Но только вниз пускай он идет первым.
А позже наедине он говорил Сигизмунду;
— Как видно, Сигизмунд, мы должны немедленно
покинуть Кремону. Без войска оставаться здесь не-
безопасно*.
* * *
Это было 16 ноября 1414 года в вольном имперском
городе Констанце.
Какое небывалое скопление людей! Ни на один
собор не собиралось столько народу, В Констанц, жите-
лей которого можно было пересчитать по пальцам,
съехалось сто пятьдесят тысяч человек. Около тридцати
тысяч рыцарей явились верхом на лошадях — зрелище,
доселе невиданное [13].
Мале пишет: «Этот собор был самым внушительным
из всех, какие когда-либо видело христианство. Наряду
с иерархами церкви и учеными-теологами сюда собра-
лись посланцы монархов и правителей всех христиан-
ских стран, император Сигизмунд присутствовал лично.
Одних только церковников-иностранцев приехало во-
семнадцать тысяч».
Альцог пишет по этому поводу: «На собор явились
двадцать архиепископов, девяносто два епископа, сто
двадцать четыре настоятеля монастырей и бесчислен-
ное множество правителей и властелинов».
«Впервые в истории Вселенский собор происходил
в Германии, — пишет архиепископ и историк католи-
ческой церкви Хефеле. — Событие это было необычным
и чрезвычайно важным. Тысячи людей из разных стран
стеклись сюда. Каждый из правителей старался за-
хватить возможно большее число сопровождающих,
чтобы блеснуть перед другими.
Одних толкало сюда простое любопытство, другим
• Об этом происшествии рассказывается в «Генуэзских ле-
тописях».
293

хотелось показать свое величие, третьи рассчитывали
встретиться с друзьями и поговорить о делах. И очень
многие стремились сюда в надежде заключить выгод-
ные сделки и заработать на этом. Были тут и торговцы,
и ремесленники, и мастеровые. Приехали в Констанц
актеры, музыканты и просто бездельники и авантю-
ристы».
Но не только они. «В Констанц, — пишет де Поте, —
прибыло много сотен куртизанок, которые тоже надея-
лись заработать, продавая за деньги любовь, хотели
«послужить» иностранцам и главным образом разврат*
ным иерархам церкви. Доминиканский монах отец
Нидер утверждает: «Множество дьяволов проникло в
Констанц и смешалось с проститутками. Дьяволы эти
вселялись в мужчин и склоняли их к сладострастию,
к телесной близости с женщинами» [70].
Городские власти Констанца поручили Ульриху фон
Рихенталю дать статистические сведения о приезжих,
установить по возможности их имена, род занятий и про-
чие данные. Ульрих фон Рихенталь в «Хронике Констан-
цского собора» пишет, что он обнаружил в городе около
семисот уличных жешцин-иностранок. Некоторые из них
совместно, кое-кто и самостоятельно сняли дома в го-
роде. Но кроме них есть еще женщины, которые скры-
ваются, а сколько их — он знать не может*.
* * *
Верхом на белоснежной лошади, которую вел под
уздцы пышно одетый воин, под шелковым балдахином
с четырьмя золотыми кистями по углам, укрепленным
на серебряных шестах (их несли четыре «рыцаря церк-
ви»), Иоанн ХХШ с триумфом въезжал в Констанц.
Впереди шагали церковнослужители, копьеносцы и
лучники, которые несли на подушках широкополые
красные шляпы кардиналов, сопровождавших Иоанна
ХХШ.
На протяжении всего пути от сверкающей Италии
до серого Констанца, от теплой и ласковой страны до
* Историк католической церкви аббат Мурре утверждает, что
женщины приехали в Констанц не для совращения церковных мужей,
как несправедливо (но его мнению) утверждают многие историки,
желающие опорочить церковнослужителей, Оки соблазняли только
светских людей!
294

холодного имперского города наш герой, сидя в старин-
ном экипаже, медленно двигавшемся по разбитым
римским дорогам, пребывал в мрачном настроении, хотя
Има, повсюду сопровождавшая Иоанна, делала все, что-
бы развеселить его,
— Не нравится мне эта поездка, — говорил папа. —
Не знаю, каких людей я встречу там. Боюсь, что вдали
от Италии и моих людей мне придется очень туго.
«На протяжении всего пути, — пишет католический
историк Альцог, — Иоанн ХХШ чувствовал себя неуве-
ренно, он то взывал к народу — горожанам и крестья-
нам, встречавшимся по пути, — то проклинал его. По
всему было видно, что ему не хочется ехать в Констанц.
Увидев издалека этот город, он повторил то, что сказал
однажды в Италии: «Так ловят лисиц».
Однако первые дни пребывания в Констанце вселили
в него надежду — представители, присутствовавшие
на открытии собора, в большинстве своем были итальян-
цы, и, казалось, были ему преданы.
Собрание иерархов церкви происходило в огромном
здании у озера, построенном незадолго до этого (в 1388
году) и служившем хранилищем для товаров, которые
привозились в имперский город.
Размеры здания, где происходил знаменитый Кон-
станцекий собор, трудно даже представить. Это строение
сохранено и по сей день. Только одно из его помещений
было размером 48 X 32 метра. Вдоль стен этого поме-
щения были расставлены скамьи, на которых восседали
иерархи церкви и другие участники собора: три запад-
ных «патриарха», двадцать девять кардиналов, тридцать
три архиепископа, сто пятьдесят епископов, около
трехсот ученых-богословов, множество настоятелей
монастырей. Все вместе они и составляли Констанцский
собор.
Но присутствовали на соборе не только служители
церкви. Влиятельные и знатные люди и правители Бова-
рим, Австрии, Саксонии, Лотарингии, Мекленбурга, Шо-
тландии, Польши, всех скандинавски^ стран, Неаполи-
танского королевства и Сицилии также приехали в
Констанц. В качестве наблюдателей прибыли посланцы
византийского императора Эммануила Палеолога.
Косса, гордо подняв голову, величественный и вну-
шительный, проследовал мимо участников собора на
середину зала. Прочитав молитву, он поднял руку и
благословил всех участников собора. Затем распоря-
295

дился, чтобы кресло, на котором он должен был сидеть,
подняли выше, и объяснил:
«— Председательствовать буду я.
Под кресло поставили высокий помост. Косса сел.
«Только так я заставлю их слушать себя», — думал он.
Но не успел он еще решить, что делать дальше, как под-
нялся шум и галдеж, пятьсот человек заговорили сразу
на всех языках мира (латинский язык употреблялся
только для официальных выступлений), и в суматохе,
в этом втором «вавилонском столпотворении», было уже
принято какое-то решение, смысл которого он не сразу
понял.
В решении же говорилось следующее: «Кроме карди-
налов, архиепископов, епископов, настоятелей монасты-
рей право решающего голоса будут иметь также ученые-
богословы, каноники и знатоки гражданского права».
«На каком основании они получают это право? —
раздумывал Косса, возвращаясь после первого заседания
во дворец, который был его резиденцией. — Как они
посмели требовать этого? И как сумели отстоять это
требование? Ведь право голоса имеют только служители
церкви.,. Это дело рук француза!»*
Белая лошадь тихонько брела по улице. Косса про-
должал размышлять. «И все-таки первый день прошел
неплохо. Я сумел показать им, что авторитет их собору
придает только мое присутствие и председательство-
вание».
Приближаясь к дворцу, он увидел, что у входа в него
собралась группа людей. От группы отделился человек,
подошел к папе и произнес по-итальянски:
— Святой отец...
Он был из Италии! Он говорил по-итальянски, на
ломбардском диалекте! Человек этот был средних лет
и казался сильно взволнованным.
— Святой отец, — произнес он снова, когда Косса
спрыгнул с лошади и его окружили люди, толпившиеся
у дворца и желавшие рассмотреть его поближе. — Святой
отец, помогите мне! Помогите мне вернуть жену!
Голос человека мог взволновать кого угодно.
Но Иоанн XXIII торопился. У него было столько
дел! И он нетерпеливо и укоризненно произнес:
* Действительно, вопрос об участии указанных выше лиц в го-
лосовании поднял епископ К амбре Пьер д'Альи и сумел добиться его
положительного решения.
296

— Добрый христианин, стоит ли беспокоить папу и
отнимать у него время такой просьбой!..
Косса быстро стал подниматься по лестнице, чтобы
отделаться от назойливого просителя. Но тот не отста-
вал и вслед за Иоанном вошел во дворец*
— Гуиндаччо! Подлец! — крикнул Косса своему
телохранителю. — Как ты смеешь оставлять меня без
охраны7.. Где Има?
Буонакорсо бросил злой взгляд на человека и за-
шептал на ухо Иоанну:
— Это Джаноби, муж синьоры Имы. Он приходил
и раньше, хотел увести ее, но она убежала... Я вышвыр-
нул его на улицу.
Папа Иоанн с ненавистью смотрел на Аньоло Джа-
ноби. Миланский богач решил во что бы то ни стало вер-
нуть жену (тем более что и католическая церковь про-
поведует нерушимость брака). Крайне взволнованный, с
глазами, полными слез, он упал на колени перед нашим
героем.
— Святой отец, святой отец, отпустите мою жену,
позвольте ей вернуться ко мне! — умолял он.
— Несчастный, как я разрешу ей, если она этого не
хочет! — воскликнул Иоанн.
В открытую дверь просовывались люда, рассматри-
вая коленопреклоненного иностранца, докучавшего папе.
— Верните мне жену, святой отец, прикажите ей
вернуться к законному мужу, — молил Джаноби.
Косса рассвирепел:
— К законному мужу! — саркастически повторил он
слова Джаноби. — Ты — законный муж, ты любишь ее.
А она-то любит тебя?
— Десять лет... Десять лет я прожил с ней в согла-
сии. Десять лет я любил ее и сейчас люблю еще сильнее.
Отдайте мне ее! — всхлипывал Джаноби, обнимая коле-
ни папы.
Толпа любопытных у раскрытых дверей увеличива-
лась с каждой минутой.
Косса оттолкнул Джаноби, метнул на него свирепый
взгляд и дал ему увесистую пощечину.
— Ты знаешь Иму десять лет! Десять лет любил ее!
А я люблю ее тридцать лет! Я узнал ее, когда она была
еще девчонкой, в моих руках она стала женщиной. А как
она любила меня! Когда мне угрожали пытки и смерть,
она спасла меня, рискуя жизнью! В течение многих лет
обстоятельства не позволяли мне встретиться с ней. Но
297

как только я смог приехать в Болонью, я первым долгом
постарался найти ее..* Но не нашел. Все годы, в горе
и радости, я вспоминал о ней с чувством благодарности
и думал: в этой женщине — моя жизнь... Ты хочешь,
чтобы я отдал ее тебе?.. Иди... возьми ее... если она этого
захочет!
Разгневанный Косса теперь уже один поднимался
по лестнице. Женщина, со слезами на глазах следившая
за ссорой из темноты, вышла ему навстречу и бросилась
в объятия, взволнованно повторяя:
— Балтазар, Балтазар... — Тело ее содрогалось от
рыданий.
— Има, если ты предпочитаешь... своего мужа...
Она потянула его в комнату, прикрыла дверь и за-
говорила:
— Балтазар, Балтазар... Я не думала, что ты... Если
бы я знала, я не вышла бы замуж...
* * *
Судьба Имы теперь неразрывно была связана с судь-
бой Коссы.
Свидетелей ссоры папы с Джаноби было, к сожале-
нию, слишком много. Толпившиеся у дворца иностран-
цы и местные жители видели, как миланский феодал
получил пощечину от «отца христианства». Тридцать
человек, видевшие эту сцену, рассказали о ней тридцати
тысячам жителей и иностранцев, и каждый присовоку-
пил что-то от себя.
В тот же день слухи о происшедшем поползли по
Констанцу, достигнув ушей тех, кому хотелось бы об
этом услышать. Шумок грозил перерасти в гром. А это
могло сильно повлиять на ход собора...
На следующий день собором было принято еще одно
решение, не понравившееся Косее.
Чтобы придать решениям собора большую силу, при-
сутствовавшие договорились при голосовании руковод-
ствоваться национальным принципом, то есть, прежде
чем проект решения будет оглашен перед высоким
собранием, его должны обсудить между собой пред-
ставители каждой национальной группы. В голосовании
принимали участие Италия, Франция, Германия, Англия
(Франция представляла также интересы шотландской и
савойской церкви, Германия — польской и венгерской).
Таким образом, итальянские представители, хотя их
298

и было много, не могли повлиять на работу собора, если
франция, Германия, Англия (и Испания, которая
примкнула к ним позже) не были согласны с тем или
иным предложением. Это окончательно вывело из равно-
весия Иоанна XXIII.
— Мне кажется, Има, — говорил он своей подруге, —
что эти мерзавцы решили погубить меня. Не нравятся
мне их выдумки...
А наедине с Буонакорсо, не сдерживаясь, кричал:
— Ты слышал когда-нибудь, Гуиндаччо, чтобы пар-
шивая горстка людишек была сильнее папы?! Их, видишь
ли, большинство! Негодное большинство... — Он грязно
выругался. — У них больше прав!
Кроме того, нашему герою очень не нравилась и
позиция Сигизмунда. Сигизмунд сумел короноваться
помимо папы. Вернувшись в Констанц, он довольно
холодно встретился с Иоанном (вероятно, и до него
дошел слух о скандале папы с миланцем). Косса узнал,
что Сигизмунд попал под влияние крупных французских
богословов (таких, как Жерсон и Пьер д'Альи) и по-
ощрял враждебное отношение многих архиепископов
к Иоанну ХХШ.
Раздражение Коссы увеличивалось с каждым днем,
так как он видел, что положение его становится все бо-
лее непрочным.
— Попахивает порохом, — говорил он Име. — Созер-
цание этих рож не вселяет уверенности в успехе. Они
все ненавидят меня и с трудом терпят мое председатель-
ствование. Но не беспокойся, я еще покажу им, на что
я способен... У меня есть план...
— Гуиндаччо! — позвал он однажды своего тело-
хранителя. — Сходи к австрийскому герцогу и попроси
его прийти ко мне.
Одноглазый священник тут же отправился к Фридри-
ху Австрийскому, чтобы передать ему приглашение
папы.
Косса впервые встретился с Фридрихом Австрий-
ским в Тренто, имперском городе в Тироле. Австрий-
ский герцог, узнав о том, что папа по пути в Констанц
должен проследовать через Тренто, приехал туда и
устроил папе встречу, достойную «отца христианства».
У них сложились весьма доброжелательные отношения.
Герцог Фридрих Австрийский был злейшим врагом
и соперником Сигизмунда. Он был зятем бывшего импе-
ратора Рупрехта и возглавил теперь борьбу с предста-
299

вителем Люксембургской династии Сигизмундом. И хотя
он был лишь герцогом, правителем считался уже могу-
щественным. Кроме Австрии ему подчинялись многие
районы в Швейцарии и Эльзасе — отсюда ведут про-
исхождение Габсбурги, — а также большие территории
в южной Германии, особенно около Констанца.
— Герцог Фридрих, — официальным тоном загово-
рил папа, когда австрийский правитель явился к нему. —
Ты получишь большой пост при святом престоле, ты
будешь гонфалоньером, будешь получать тысячи золо-
тых дукатов, если [13]...
О чем они говорили? Какое соглашение заключили
герцог и папа?
* * *
Это было в последние дни февраля 1415 года- Поло-
жение Коссы становилось угрожающим. Итальянские
представители доверительно сообщали остальным членам
собора о делах, творимых нашим героем до того, как
он стал папой, и о его похождениях за последние годы.
Они поняли, куда дует ветер, и старались отмежеваться
от папы, рассказывая о его жестокости, взяточничестве,
об убийствах, совершенных им.
Как пишет секретарь папской канцелярии Дитрих
фон Ним, «папу Иоанна XXШ обвиняли во всех смерт-
ных грехах». И добавляет, что рассказы эти произво-
дили такое страшное впечатление на остальных членов
собора — немцев, поляков, англичан, — что они стара-
лись воспрепятствовать их дальнейшему распростра-
нению. «Ради бога, перестаньте! — взывали они к италь-
янцам. — Довольно! Не порочьте святой престол расска-
зами о грешных делах его служителя!»
«Иерархи церкви боялись, что если народ узнает
о преступлениях, совершаемых «отцом христианства»,
то церковь потеряет влияние на свою паству, а это при-
ведет к антицерковным выступлениям», — заключает
Дитрих фон Ним.
Косее быстро становились известными все разгово-
ры его недругов, так как в каждой группе у него были
подкупленные люди.
Он возмущался:
— Что такое я совершил? Разве я не мужчина?
Я безнравственно поступал? Но я не лицемер и не соби-
раюсь отказываться от того, что сделал. Не я первый.
300

Кто из них без греха? Я как-нибудь на соборе разоблачу
их. И спрошу: «Что вы можете сделать со мной? Пала
я или нет? Кто может отстранить меня от престола?
Никто! Папу можно низложить только тогда, когда он
идет против церкви. А во всех других случаях, — пусть
даже он совершал самые страшные преступления, — папа
остается на престоле, незыблемый как скала* 177]!
Но это было самоутешением. Что Косса мог сделать,
если на соборе было решено, что высшим церковным
органом будет отныне собор и папа должен ему подчи-
няться? Жерсон, Пьер д'Альи, кардинал Джамбарелла
(которому Иоанн так верил, считая его преданным и
верным человеком), а также крупнейшие ученые-теологи
убедили всех, что собор в Констанце, поскольку он
является Вселенским, имеет большую власть, чем папа.
Так обстояло дело в ту эпоху. Теперь, когда запад-
ная церковь «восстановила авторитет папы», превосход-
ство вселенских соборов не признается. Папа ставится
выше всех — выше соборов, выше своих предшествен-
ников и, может быть, даже выше «учредителя папства»
апостола Петра. Церковь вынуждена поддерживать этот
порядок, чтобы избежать имевшего уже место разброда.
Но в то время все приверженцы западной церкви при-
шли к выводу, что папа должен подчиняться решениям
Вселенского собора. Особенно остро вопрос этот стоял на
Констанцском соборе. И до приезда на собор, и уже в
Констанце Иоанн лелеял слабую надежду: «Раз импера*
тор и все правители, созвавшие вместе со мной собор,
пригласили на него моих соперников, а они не явились,
собор может отстранить их от престола как еретиков
и раскольников. Раскол кончится, а единственным папой
буду я».
Но в последнее время обстоятельства осложнились.
И тогда в силу необходимости Косса решился на край-
нюю меру:
— Дети мои, — обратился он к членам собора, — что-
бы установить мир в церкви и навсегда уничтожить
раскол, я готов оставить святой престол. Я искренне
готов отстраниться первым, не дожидаясь отстранения
Григория XII и Бенедикта XIII. Я готов подать пример
бескорыстия. Братья, дети мои, я готов уйти по первому
вашему слову!
* * *
Это произошло I марта 1415 года. И с того дня
Иоанн XXIII не имел покоя.
301

— Почему же вы не отрекаетесь от престола? —
спрашивали его участники собора. — Вы же обещали,
что уйдете. Вы сами предложили это.
Наконец, потеряв терпение, 20 марта 1415 года
Косса позвал Буонакорсо и сказал:
— Иди к Фридриху Австрийскому. Я долго терпел,
но больше терпеть не могу. Скажешь ему, что то, о чем
мы договорились, должно произойти завтра или никогда.
Спросишь, сохраняют ли силу наши условия.
Гуиндаччо возвратился через час.
— Завтра... — только и сказал он.
♦ * *
С самого утра следующего дня в Констанце царило
праздничное оживление. Тысячи людей — местные
жители и иностранные гости — направлялись за город,
на большой луг, вокруг которого мастерами, нанятыми
неделю назад Фридрихом Австрийским, были выстроены
трибуны с местами для правителей, знатных людей и их
жен, собравшихся в Констанце. Трибуны были задра-
пированы яркими разноцветными тканями. Здесь будет
проходить турнир, организованный Фридрихом Австрий-
ским, и сам он, одетый в железные доспехи, верхом на
лошади, должен будет сразиться на зеленом поле перед
трибунами с графом Шелли. Люди, пешие и конные,
направлялись полюбоваться редким и увлекательным
зрелищем. Но вот от толпы отделился какой-то всадник
и свернул с прямой дороги в узкую улочку, ведущую
к западной окраине города. На нем был потрепанный
пестрый турнирный костюм, поверх которого была наде-
та старая проржавленная кольчуга с оторвавшимися
кое-где металлическими колечками. Забрало было спу-
щено и наполовину скрывало лицо. Он был похож на
конюха какого-нибудь рыцаря, принимавшего участие
в турнире. Таких конюхов было множество, и на них
никто не обращал внимания. Людей больше привлекали
статные и красиво одетые рыцари. Никто не обратил
внимания и на этого всадника, он без помехи покинул
город и вскоре оказался достаточно далеко от луга, где
проходил турнир. Тогда он подхлестнул лошадь и гало-
пом поскакал по дороге [72J.
На пути к Шафхаузену, в получасе езды от Кон-
станца, на развилке трех дорог остановился толстый
одноглазый священник, сидевший верхом на муле, и бес-
302

покойно стал взглядываться в лица всех подъезжавших
со стороны Констанца. Заметив вдали знакомого нам
странного конюха, он хлестнул мула, но животное и не
подумало сдвинуться с места. Тогда священник стал
делать знаки подъезжавшему, чтобы он остановился«
Человек приблизился и придержал лошадь.
— Все в порядке? — спросил он.
— Да, — ответил священник. — Тебя ждут в кре-
пости.
Конечно, читатели уже догадались, что «конюх» этот
был переодетый папа Иоанн XXIII, а священник — его
верный телохранитель Гуиндаччо Буонакорсо.
Чтобы ослабить нажим со стороны «анархически на-
строенных» членов собора и императора Сигизмунда,
Косса решил бежать из Констанца — этого «осиного
гнезда»» В этом ему должен был помочь Фридрих
Австрийский, конечно не бескорыстно.
— Я почти свободен, Гуиндаччо, — произнес Кос-
са. — И буду совсем свободен, как только укроюсь в
крепости у Фридриха. Мне надо спешить...
— Ах, святой отец, святой отец! — захныкал рас-
толстевший гигант. — Я уже не тот, что раньше... У меня
нет сил следовать за тобой...
— Не надо. Отправляйся в Констанц и скажи Фрид-
риху, что ты встретил меня в назначенном месте. Но
пусть он не прекращает турнира, пока я не пришлю
гонца из крепости с известием, что я доехал.
Подхлестнув лошадь, он поскакал по дороге на
запад. Косса приехал в Шафхаузен, расположился в
главной крепости города, и, уверенный в неприступ-
ности своего убелсища (крепость окружала стена тол-
щиной в пять метров), отправил письмо императору
Сигизмунду.
«Император Сигизмунд! Я снова свободен и незави-
сим от Вас, примкнувшего к моим злейшим врагам.
Я чувствую себя здесь прекрасно. Но, несмотря на все,
я не отказываюсь от своего обещания отречься от пре-
стола. Я сделаю это ради установления мира в церкви.
Но я сам решу, когда мне это сделать» [51, 67].
«Это был новый хитрый ход Иоанна ХХШ, — говорит
историк католической церкви Мурре. — Иоанн XXIII
ожидал, что его бегство приведет к роспуску собора».
В праздничном Констанце никто не подозревал
о случившемся. Весь день продолжались состязания
в фехтовании к удовольствию на рода, жаждавшего
303

зрелищ. Герцог Фридрих руководил турниром. И только
вечером, когда из Шафхаузена было получено известие,
что папа в безопасности, он объявил, что праздник
закончен. Он посадил Гуиндаччо, который не мог боль-
ше держаться на муле от усталости, в экипаж, а сам
галопом поскакал в Шафхаузен для встречи с папой [13].
О бегстве папы Констанц узнал на следующий день.
Тревога и волнение овладели участниками собора.
— О-о!.. Какой же это собор, если его не признает
глава церкви! — вопили кардиналы, сторонники папы
Иоанна XXIII. — Раз глава церкви ушел, собор надо
распустить.
Кардиналы поддерживали папу, так как видели, что
представители духовенства, собравшиеся из всех уголков
Европы, подавляют их. Они составляют большинство
и принимают решения, не считаясь с мнением кар-
диналов.
Поддерживали Иоанна ХХШне только кардиналы.
Его сторонниками оказались и некоторые светские
владыки. Кроме герцога Фридриха, его союзниками
готовы были стать и другие правители (из-за ненависти
к Сигизмунду): герцог Нассаусхий (один из семи кур-
фюрстов, выбиравших императора) и маркграф Бернар
Баденский, Большая часть членов собора, те, кто прини-
мал решения, были разочарованы: их старания пропали
даром. Правда, они осудили поступок папы, но что де-
лать дальше — не знали.
Но нашлись, однако, люди, возмущенные поведением
папы, которые сумели продолжить работу собора. В стра-
стную пятницу 29 марта представители Германии,
Франции и Англии, собравшись, приняли следующее
решение:
«Наш собор, представляющий воинствующую цер-
ковь, осенен именем святого духа и является законной
силой. Он черпает свою силу непосредственно от бога.
И каждый, будь то даже сам папа, обязан подчиняться
его решениям, направленным к прекращению раскола
и реформе церкви».
Это заявление корифеев церкви, участников собора,
принятое без сбежавшего председателя — папы и кар-
диналов, защищавших его, служило как бы оправданием
их дальнейших действий. Между строк сквозили волне-
ние, некоторая неуверенность. Тем более что кардиналы,
сторонники Коссы, старательно сеяли смуту. Они откры-
то вступились за своего главу. Они говорили, что поли-
304

тическая власть в Констанце своим враждебным отно-
шением к верховному главе церкви вынудила папу к бег-
ству, что у него не было другого выхода. Ими были
написаны и расклеены на стенах домов листовки с при-
зывом к тем, кто поддерживает папу Иоанна XXIII,
отправиться в Шафхаузен и там продолжить работу
собора.
«Покиньте Констанц, — писали они, — отправляйтесь
в Шафхаузен« Анафема тому, кто не сделает этого»*
И чтобы подать пример, первыми отбыли в Шафхаузен
[87].
Бегство папы, вызвавшее такое волнение среди чле-
нов соборе, на императора Сигизмунда не произвело
никакого впечатлежя. Он возглавил воинственно на-
строенных против папы теологов, сумел рассеять песси-
мистнчеслне настроения и предотвратить роспуск собо-
ра. На следующий же день после неожиданного бегства
Иоанна XXIII Сигизмунд в сопровождении группы всад-
ников проехал по улицам Констанца, взывая к народу:
— Успокойтесь, все будет хорошо. Я заставлю папу
вернуться в Констанц, а тех, кто помог ему, накажу
по заслугам.
Собор был спасен от верного распада. Некоторые
из членов собора готовы были расправиться с кардина-
лами, сторонниками папы. Но большинство иерархов
церкви, настроенных более миролюбиво, сдержали их
порыв, а Сжизмунду предложили повременить с выступ-
лением про?» папы. Сигизмунд согласился и отправил
к Иоанну послов, которые должны были узнать, соби-
рается ли папа выполнить свое обещание и отречься
от престола или он уже передумал.
К папе были посланы два кардинала (из тех, что не
сбежали в Шафхаузен) и два епископа.
Косса првнял их... лежа в постели.
— Ни вы, ни какой-либо другой папа не может рас-
пустить собор, — заявили послы, — если собор сам не
решит прекратить работу. Наш собор предолжается, вся
власть, несмотря на ваше бегство, принадлежит ему. Все,
и вы в том числе, обязаны подчиняться его решениям,
ибо он — сама церковь. (Идея эта принадлежала теологу
Херсону и была принята собором.)
Иоанн XXIII улыбнулся.
— Вы рассуждаете, как еретики. Идея эта не может
принадлежать церкви, ншкто не согласится с ней. Орга-
низм будет здоровым, если здоровы отдельные органы.
П Раидис, Параднсис
305

Все должно находиться в гармонии. Голова — это
часть организма, без нее организм погибнет, равно как
и голова не может существовать без всего организма.
То же и с церковью. Церковь — это некий организм,
незримой главой которого является Иисус Христос, а
зримой — я, папа. И поэтому решение собора противоре-
чит законам церкви...
— Святой отец, — осмелился перебить Иоанна один
из кардиналов, — вы заявили, что ради блага церкви
отречетесь от престола,.,
— Да, я говорил это, — подтвердил Косса. — Но это
заявление было вырвано у меня силой. Вы сами видели,
что решения принимались не большинством, что спе-
циально было придумано голосование по нациям*
— Как же теперь быть, святой отец? Значит, вы
не отречетесь от престола? Ваше обещание теряет силу?
Косса вдруг высокомерно взглянул на послов.
— А что для меня сделает собор, если я отрекусь?
Вы можете обещать мне Болонью и земли, примыкаю-
щие к ней? Вы можете обещать, что я останусь кар-
диналом с тридцатью тысячами золотых дукатов дохода
в год? Можете простить мне все мои противозаконные
поступки, которые вы так тщательно выискивали? И еще:
можете ли вы ручаться, что ваш новый избранник, мой
преемник, возьмется выдать мне индульгенцию с про-
щением всех моих грехов и преступлений, которые
я еще могу совершить, если меня вынудят к этому об-
стоятельства?
Послы зашептались между собой, возмущенные та-
кими требованиями Иоанна XXIII. Косса с саркастиче-
ской улыбкой поглядывал на них.
— А как же вы думали, святые отцы? Что я оставлю
престол, на который был возведен божьей милостью,
без всякого вознаграждения?
«И, повернувшись спиной к послам, Косса демон-
стративно и цинично начал почесывать зад», — рас-
сказывает его биограф Дитрих фон Ним и другие исто-
рики.
Последние слова папы и особенно его циничный
жест убедили послов в бесполезности дальнейших
переговоров, единственный выход они видели теперь
в том, чтобы согласиться с предложением Сигизмунда:
выступить с оружием в руках против папы и его за»
щитника Фридриха Австрийского. Послы доложили о
результатах переговоров собору, и собор предал Фридри-
306

ха анафеме и лишил его всех прав, «так как он обман.л
императора и враждебно действовал по отношению
к церкви».
Проклятие церкви означало, что подданные Фридриха
не должны были больше соблюдать клятву верности,
которую они давали ему. Государства, примыкающие
к границам Австрии, призывались к нападению на Фрид-
риха и захвату его земель.
Император и собор обещали им отдать в полное
владение все захваченное [33].
Сигизмунд оказался очень хорошим организатором.
В течение месяца он сумел поднять на ноги всю непо-
воротливую доселе империю. Тридцать тысяч воинов
графа Нюрнбергского были брошены против Фридриха.
Они захватили несколько принадлежавших ему городов,
расположенных между Констанцем и границей Швей-
царии, и двинулись на Шафхаузен.
Видя, что враг приближается, папа и Фридрих Ав-
стрийский бежали из Шафхаузена. Шафхаузен сдался
на милость императора Сигизмунда и попросил его по-
кровительства. Примеру его последовал Фрауэнфельд в
Тургау. Граф Точченбургский захватил город Фельдкирх
и земли, лежащие рядом с ним и принадлежавшие
отдельным мелким феодалам. Зеккинген был захвачен
войсками графа Базельского. Эльзас, принадлежавший
Габсбургам, также был оккупирован. Фридриху не без
труда удалось вновь собрать войско. Но тут ему стало
известно, что войска швейцарских городов Золотурна,
Невшателя и Базеля объединились, подняли импера-
торский флаг и заняли Брук, Аарау, Лейцберг и Армберг.
В течение восьми дней швейцарцы, потеряв всего четы-
рех человек, продвинулись в долину Аара и Рейса и ста-
ли хозяевами большого много на селе иного района с пре-
красно обработанными землями. Так же успешно дей-
ствовали войска городов Цюриха и Люцерна [33].
В то время как императорские и швейцарские вой-
ска одну за другой захватывали территории, принад-
лежавшие Фридриху, члены собора решили выступить
с обвинением против беглеца папы. Теперь, когда Иоанн
был бессилен и гоним, они осмелели. Даже кардиналы,
которые прежде поддерживали папу, один за другим
возвращались в Констанц. Тихие и скромные, они явля-
лись на заседания собора и делали вид, что внимательно
следят за его работой.
Девятое и десятое заседания собора были посвящены
307

допросам свидетелей по обвинению Коссы. И чего толь-
ко не говорилось о нашем герое! Обвинения были так
ужасны, что церковники испугались, как бы это не за-
марало репутации всех церковнослужителей, не вызвало
скандала, и решили скрыть самые серьезные из них. Как
же они поступили?
Из выдвинутых против Коссы обвинений были вы-
брошены подробности фактов кровосмесительства, похи-
щения женщин, краж, убийств, распутства, совращения
девушек (история с тремястами монахинями), отрав-
лений своих предшественников, взяточничестве*. В офи-
циальном обвинении все эти проступки папы были
названы «тягчайшими грехами» без раскрытия этой
формулы.
Подобные факты не были новостью. Такие же вещи
проделывали и другие «отцы христианства*. Но члены
собора в Констанце решили показать, что они стремятся
к оздоровлению церкви и добиться отстранения этого
«нераскаявшегося грешника» от управления церковью.
Полный обвинительный акт содержал 54 пункта, ко-
торые, по словам Дитрнха фон Нима, раскрывали фан-
тастическую развращенность папы и «тягчайшие грехи»,
им совершенные.
Обвинения в преступлениях, доказанные очевид-
цами — кардиналами, архиепископами, епископами и
предъявленные папе, излагались, по словам Гобелинуса,
коротко и сухо.
Иоанн ХХШ обвинялся в том, что он:
1. Занимался продажей церковных постов и санов.
2. Один и тот же пост продавал нескольким тдацам.
3. Смещал .таодей, занимавших те или иные церков-
ные посты, а освободившееся место вновь перепродавал
(дороже, чем раньше).
4. Хотел продать Флоренц*ш останки святого Иоанна
за 50 000 золотых флоринов.
5. За высокую плату разрешал светским людям
предавать анафеме своих должников. (Эту милость он
оказывал людям, в которых был заинтересован. Если,
например, светский агент, продававший индульгенции,
видел, что человек, купивший в рассрочку индульгенцию,
* В выдвинутом против Коссы обвинении говорилось дословно
следующее: «Muitos juvenes destruadt in posterioribus, quorum unus
in fluxu jangurais decoessiL..» («Многих девушек он лишил невинности,
л некоторые из них» более слабые» даже у мерли... а)
308

перестал вовремя приносить взносы, он мог предать его
анафеме, заставляя тем самым человека распродать
все свое имущество и уплатить долг, чтобы церковь не
понесла убытков,)
6. Отрицал загробную жизнь.
7. Не верил в воскресение умерших.
8. Спал с женой своего брата.
9. Прелюбодействовал со своей дочерью и внуч-
кой.
10. Одновременно имел любовницами мать и дочь.
11. Развратил сотни девушек,
12. Состоял в связи с сотнями замужних женщин.
13. Совращал «христовых невест» в монастырях.
(Этих денушек, посвятивших себя служению богу, а за-
тем впавших в грех сладострастия, было более трех-
сот.)
14. Только в Болонье имел 300 любовниц,
15. Раавратничал с лицами одного с ним пола.
16. Угнетал бедняков.
17. Нарушал все законы.
18. Был опорой нечестивцев.
19. Покровительствовал пороку.
20. Был кумиром симонистов.
21. Был рабом плоти.
22. Был худшим из грешников.
23. Отрицал добродетель.
24. Был средоточием пороков...
и так далее, до 54-го пункта.
Пункт 54-й резюмировал: «Он — воплощение дьяво-
ла».
Ланфан, рассказывая о суде над Коссой на Констанц-
ском соборе, обращает особое вгамание на заключитель-
ные слова обвинения, характеризующие Иоанна XXIII,
и говорит: «Кардиналы, которые избрали такого папу,
клялись ему в верности, считали самым достойным из
своей среды, сами, значит, должны были быть распут-
никами и преступниками, каких не в силах нарисовать
наша фантазия».
Далее историк добавляет: «Число отвратительных
преступлеынй, совершенных главой церкви, которого
избрал кошивдв, так велико, что трудно поверить в воз-
можность совершения их одним человеком».
Хефеле пишет, что обвинение против папы Иоанна
ХХШ содержало 72 пункта. Обвинения эти теперь,
когда можно было не опасаться гнева Иоанна ХХШ,
309

смело выдвигались w кардиналами и архиепископами.
Иерархи церкви продолжали заседать, но папа
Иоанн ХХШ еще не был в их руках и еще не совсем
безнадежны были дела его покровителя Фридриха
Австрийского.
Бурхардт фон Мансберг отчаянно защищал Баден,
правителем которого он был. Фридрих же, отступивший
из Лауфенберга в Бриссак, решил держаться до конца.
Баден, Зеккинген и Фельдкирх упорно оборонялись.
Множество правителей городов, подчинявшихся Фрид-
риху, оправившись от неожиданного нападения, объяви-
ли войну императору Сигизмунду. Тирольцы, верные
подданные герцога Фридриха Австрийского, подстрекае-
мые феодалами, были готовы отомстить за своего пра-
вителя. Иоанн ХХШ финансировал эти выступления,
выдавая на это огромные суммы. Правители Бургундии
и Лотарингии также были готовы оказать поддержку
австрийскому герцогу. Все еще надеялись, что Фридриху
помогут его родственники Габсбурги, родной брат Эрнст
и двоюродный брат Альберт. В прошлом судьба благо-
волила к Фридриху и сделала его самоуверенным. Теперь
же счастье ему изменило. Неосмотрительный и безволь-
ный по натуре, Фридрих растерялся. Кроме того, боль-
шое влияние на Фридриха оказывал трусливый герцог
Баварский, Людвиг. Шутка ли, потерять в течение не-
скольких дней семьдесят городов и крепостей! Хоть
папа Иоанн и надеется на него, как на святого, он твердо
решил повиниться перед Сигизмундом, вымолить у него
прощение, отдать себя на его милость — пусть даже
для этого потребуется предать Иоанна XXIII.
Никогда еще правитель федеральной страны не уни-
жался так перед императором!
Сигизмунд, чтобы сильнее подчеркнуть свою победу
и унижение строптивого герцога, решил принять Фрид-
риха на людях. В огромную трапезную монастыря
святого Франциска он пригласил наиболее влиятельных
членов собора, наиболее могущественных правителей и
представителей итальянских городов.
Сигизмунд принял Фридриха и сопровождавших его
графа Нюрнбергского и правителя Баварии Людвига.
Взоры присутствующих обратились к несчастному
австрийскому герцогу. Сигизмунд спросил:
— Чего вы хотите?
Граф Нюрнбергский, выступавший посредником, от-
ветил:
310

— Всемогущественный монарх! Герцог Австрийский,
мой дядя, униженно просит вас и членов собора простить
ему его тягчайшую вину перед вами и собором. Он верит
в вас и, если вы обещаете, что он и его приближенные
не понесут никакого наказания, готов доставить в Кон-
станц папу Иоанна XXIII.
— Герцог Фридрих, — громко переспросил импера-
тор, — вы подтверждаете слова вашего племянника? Вы
готовы поклясться жизнью, что не нарушите наше
соглашение?
— Да, я согласен... — дрожащим голосом, почти пла-
ча, произнес Фридрих Австрийский. — Низко кланяюсь
вашему императорскому величеству...
Фридрих «уступил» императору Сигизмунду свои тер-
ритории от Тироля до Брисгау. И надеялся, что импе-
ратор соблаговолит вернуть ему что-нибудь обратно!..
Ради своего спокойствия Сигизмунд оставил Фридри-
ха заложником. Он позвал покорного теперь правителя
и пошел с ним к представителям итальянской церкви.
— Святые отцы, — обратился он к ним. — Вы знаете,
как сильны австрийские правители. Теперь же вы можете
судить, на что способен германский император! — И он
указал на Фридриха.
Отпустив герцога Австрийского, Сигизмунд обратил-
ся к графу Нюрнбергскому.
— Ну, Фридрих, половина дела сделана. Ты до-
делаешь остальное. Найди Иоанна XXIII и доставь
его сюда.
Граф Нюрнбергский, Фридрих Гогенцоллерн, был
готов все сделать для Сигизмунда, так как тот обещал
ему очень высокую и выгодную должность. Он должен
был стать одним из семи курфюрстов, выбирающих
императора, и, кроме того, правителем земли Бранден-
бург, самой большой провинции Восточной Германии,
где находится Берлин [33]*.
Итак, Фридрих Гогенцоллерн поспешил услужить
своем}- покровителю Сигизмунду. Собрав войско, он дви-
нулся на Фрейбург, куда бежал Иоанн XXIII. Фридрих
хорошо изучил местность. Он перерезал все дороги,
затем ворвался во Фрейбург. Ему удалось взять в плен
Иоанна и доставить в маленький городок неподалеку
от Констанца.
• Сигизмунд выполнил свое обещание. Фридрих Нюрнбергский,
один из первых Гогенцоллернов, из мелкого феодала превратился в
праьитсля крупнейшего района империи — Бранденбурга.
311

Это было 17 мая 1415 года. Тремя днями раньше,
14 мая, было созвано специальное заседание собора,
которое еще раз решало судьбу Коссы — Иоанна ХХГП,
Члены собора лишили Иоанна XXIII всех прав и теперь,
ничего не опасаясь, могли судить его.
29 мая 1415 года было созвано еще одно заседание
собора ддя вынесения окончательного решения. На три-
буну поднялся один из епископов и громко провоз-
гласил:
— Сегодня решается судьба христианского мира.
Сегодня будет отстранен от престола глава церкви [87].
Затем стали читать обвинительный акт.
В обвинении говорилось о недостойном бегстве
переодетого в чужое платье папы, перечислялись его
симонистские поступки, говорилось, что не было ничего,
что бы он не продавал: посты, саны, индульгенции,
упоминались растраты достояний римской церкви и цер-
квей других европейских стран, о внесении светского
влияния в духовное управление церковью.
В обвинении творилось о его ужасающей безнрав-
ственности и преступности. Папу Иоанна XXIII называ-
ли неисправимым грешником, упрямым скандалистом,
интриганом, грубияном, безнравственным распутником,
симонистом, вором, подстрекателем, предателем, убий-
цей, кровосмесителем, растлителем, нарушителем мира
и единства церкви, человеком, недостойным управлять
христианством.
Решение собора было оглашено на двенадцатом за-
седании. Собор решил, что Иоанн ХХШ должен быть
отстранен от престола и отправлен в «надежное» место
под надзор императора Сигизмунда [671.
Наш герой тут же был препровожден в Готлебенскую
крепость в Тургау (Швейцария) и посажен в карцер.
Разговаривать с ним никому не разрешалось. Казалось,
что теперь все кончено. Он далеко от Италии, где с ним
все же считались бы, даже если бы он был брошен в
тюрьму! Дни в карцере тянулись бесконечно..: В окошеч-
ке карцера Косса часто видел, как водили на допрос
какого-то мужчину средних лет, серьезного, строгого,
с библейским лицом и бородкой.
«Кто это?» — думал Косса,
Он пытался задать этот вопрос двум своим надзи-
рателям. Только эти двое были всегда рядом и будут
рядом еще долгие годы..» Но они были немцами, не знали
ни итальянского, ни латинского и никаких других языков
312

и не понимали Коссу, За все время, которое он провел
здесь, Косса ни с кем не мог поговорить. Только в конце
недели ему улыбнулось счастье, словно солнечный луч
проник в его мрачную тюрьму, — пришла Има*
— Балтазар,.. дорогой Балтазар, не терян надежды.
Все еще может перемениться,.. Тебя могут простить...
Косса покачал головой.*. От Имы он узнал имя серь-
езного человека с бородкой и другого, более молодого,
которого также ежедневно допрашивали служители
церкви, специально прибывшие из Констанца. Человек
с бородкой был Ян Гус, известный богемский магистр
богословия. Первым после Виклифа он обрушился на
богатое и разложившееся духовенство Богемии. Он был
чех, профессор Пражского университета и в Вифлеемской
капелле в Праге вел службу на понятном народу чешском
языке. Он выделялся строгой нравственностью, ровным
и добрым характером, красноречием и остротой ума.
В своих проповедях Гус страстно обличал злоупотреб-
ления и моральный упадок жадного католического
духовенства.
— Спаситель призывал апостолов отречься от мир-
ских благ. Однако нынешнее духовенство смеется над
словом божьим. Светский яд проник в тело западной
церкви, все духовенство отравлено духом стяжатель-
ства, — говорил он.
Еще на римском соборе папа Иоанн ХХШ призывал
осудить, как еретическое, учение Гуса и его предшествен-
ника англичанина Виклифа. Мог ли думать тогда все-
могущий папа Иоанн XXIII, что настанет время, аюгд»
ему придется встретиться с Гусом в этой страшной
германской тюрьме. Гус был приглашен в Кокстаиц
якобы р^пя того, чтобы разъяснить свое учение иерархам
церкви. Учение его пользовалось большой популяр-
ностью в Богемии не только у народа, но и у правителей.
Когда собор пригласил Гуса в Констанц, император
Сигизмунд выдал ему охранную грамоту, гарантируя
безопасность в Констанце» Но как только Гус прибыл
в Констанц, он был схвачен и посажен с тюрьму.
Напрасно Гус протестовал, ссылаясь на охранную
императорскую грамоту. Сигизмунд должен был подчи-
ниться решению иерархов церкви, считавших Гуса ере-
тиком.
Знакомства с учением не состоялось, а над Гусом
решили устроить суд. Церковники дотошно копались в
его сочинениях, выискивая расхождения с догмой
313

католической церкви. Он сам должен был защищать
себя перед собором, перед своими «судьями», ненавидев-
шими его за то, что он разоблачал их грязные дела и
требовал очищения церкви. Он один должен был проти-
востоять тысяче своих врагов. И он успешно справился
с этим, хотя члены собора изо всех сил старались уни-
зить его, издевались и смеялись над ним. Когда же они
поняли, что не могут опровергнуть его доводов, ему дали
подписать бумагу» в которой говорилось, что он отрекает-
ся от своего учения. Гус отказался подписать ее,
— Я не могу отречься, — сказал он. — Я верю в то,
что проповедую; я верен евангельской истине.« Восста-
новите и вы ее, оздоровите церковь.
— Ты еретик, упрямый и неисправимый. Такие люди,
как ты, приносят только вред церкви, — заявили в ответ
члены собора.
Решением собора Гус был осужден как еретик. А для
еретиков было одно наказание — смерть на костре. И Ян
Гус был сожжен в Констанце.
Его-то и увидел Косса однажды утром из окошечка
своей тюрьмы. На голове великого чеха был старинный
колпак с изображением дьяволов. Церковь, осудив ере-
тика на сожже!ше, отправила его на тот свет с реко-
мендацией к сатане*.
После сожжения Гуса наступила очередь его учени-
ка, Иеронима Пражского — молодого человека, которого
видел в крепости Косса. Иероним Пражский изучал
богословие в Гейдельберге, в Кёльне и в Оксфорде.
Члены собора во время допроса не давали ему возмож-
ности ничего объяснить. Он должен был только отве-
чать на вопросы, которые ему задавали.
Наконец молодой человек не выдержал.
— Святые отцы, — обратился он к судьям. — Триста
сорок дней вы держите меня закованным в цепи в гряз-
ной и страшной тюрьме. Мои обвинители разгуливают
на свободе и клевещут на меня, а вы не разрешаете
мне ни слова сказать в свое оправдание. Вас убедили,
что я еретик и вероотступник, и поэтому вы не хотите
выслушать меня. Но вы только люди. Вы не бога. Как
* Католические летописцы оправдывают церковь. Они говорят, что
Гуса осудила не церковь, а светская власть. Церковь-де не ручалась
за его безопасность. Император приказал казнить его, несмотря на
выданную им же самим охранную грамоту. Охранная грамота вы-
дана была якобы только для защиты от произвола. А решение собора —
законно, и сожжение Гуса на костре — вполне справедливо [72] I
314

люди вы можете ошибаться и заблуждаться. Речь идет
не только о моей судьбе, но и о **ашей чести. О чести
собора, в который верит народ, надеясь, что здесь собра-
лись самые светлые умы церкги... У каждого человека
есть убеждения, которые ему кажутся самыми верными.
Их можно оспаривать. Святой Иероним и святой Ав-
густин думали по-разному. Но никто не может обвинить
их в еретизме. Истина рождается в споре, человек сам
увидит, прав он или нет. Сколько замечательных людей,
более мудрых и справедливых, чем я, было подвергнуто
пыткам и уничтожению на основании ложных обвине-
ний в нарушении церковных догматов. Совсем недавно
здесь, в этом же месте, был приговорен к сожжению
на костре Ян Гус, достойнейший из людей, справедли-
вый и добрый человек.,. Вижу, что и мой час настал...
Последние слова были сказаны им не случайно, он
ясно видел, что иерархи церкви, пригласившие Гуса
и его на собор в Констанце «для обсуждения их учения»,
заранее решили ничего не обсуждать, а судить их как
еретиков, причем приговор был заготовлен заранее:
«Сжечь их на костре в назидание другим». Как только
Иероним пробовал защищаться, его грубо обрывали,
указывая, что он должен всего лишь отвечать на вопро-
сы. Иероним настойчиво, перекрывая шум, требовал
выслушать его, хотя он понимал, что его сожгут. Голос
у него был сильный, как колокол, он заглушал голоса
разгневанных церковников, жесты сдержанны и полны
достоинства. Он не испугался, не просил о помиловании
в страшный час перед мучительной казнью. Как и Гус,
он отказался подписать отречение.
— Подпиши, — медоточивыми голосами советовали
ему многие церковники. — Ты образованный и красно-
речивый теолог. Жаль, если погибнет такой человек...
Подпиши, и будешь жить. Не подпишешь — умрешь
страшной смертью, как еретик...
Но их жертва, ученик Яна Гуса, с презрением отверг
предложение. Он иронически смотрел на них, гордый
и смелый*
— Не унижу себя отречением, хоть мне и грозит
смерть. Я верил и верю в то, что проповедовал.
И Иероним Пражский, как и его учитель, был сож-
жен*.
* Сведения о суде над Иероиимом Пражским взяты из записок
Поджо Браччолини, который был в Констанце секретарем у Коссы. Он
315

Мучения Иеронима Пражского, сидевшего в одной
тюрьме с Коссой, описывает и Эней Сильвий Пшско-
ломини, верный сын церкви, человек, которого трудно
заподозрить в симпатии к еретику, — будущий папа
Пий IL Он был очевидцем суда над Иеронкмом и писал:
«Иэрожм шел на смерть спокойно и смело. Придя
к месту, где совсем недавно был замучен его друг и учи-
тель, он сам сбросил с себя одежду, стал у столба, к ко-
торому его должны были привязать, и прочитал молит-
ву. Его цепями привязали к столбу, обернутому мокрой
соломой, а потом ему по грудь навалили кучу дров.
Когда подожгли костер, он начал петь псалмы и пламя
и дым скрывали его. Потом пение прервалось».. Так
погиб выдающийся человек с великой душой (если,
конечно, отбросить его идеи). Его стойкость превосхо-
дила стойкость Муция Сцеволы, который дал сжечь себе
руку, превосходила и стойкость Сократа, принявшего
цикуту».
Совершить казнь над двумя еретиками иерархов
церкви заставляло их положение официальных блюсти-
телей церковных догм. Такие казни производились и
раньше. Это никого не удивляло. Но, видно, времена
стали другие, потому что, как только в Богемии узнали
о казни двух великих сынов страны, там вспыхнуло
восстание. Католические войска, посланные в Богемию
для подавления восстания, были разгромлены. Сторон-
ники Гуса начали контрнаступление на германские
земли, они решили расплатиться за многолетние при-
теснения. Император Сигизмунд, не зная, как спастись
от мстительных чехов, обратился к Констанцскому
собору с просьбой помочь ему. Ведь помог он им зама-
нить в капкан двух выдающихся людей!
Констанцский собор «разъяснил» императору, что со-
весть его может быть чиста, он не должен терзать себя
мыслью, что нарушил обещание обеспечить безопасность
Гусу. Гуса и Иеронима осудил собор, признав их ерети-
был очевидцем издевательств над Иеронимом. В письме к флорентий-
скому историку Леонардо Аретино он подробно описывает эту сцену.
Описание это почти дословно совпадает с протоколами собора (ко*
торые приводятся в книге Ланфана «История собора в Констанце»
и в сочинениях Сисмондн).
Католические историки, преданные святому престолу, утверждают,
что Браччолини* хотя и занимал пост секретаря при святом престоле,
был «антипапистом» и рассуждает пристрастно.,.
316

ками, а еретикам никто не должен давать охранных гра-
мот! Пепел сожженных старательно собрали и бросили
в Рейн [46].
Узнав от Имы, что происходит за решеткой его тем-
ницы, Косса задал себе вопрос: «Что-то ожидает меня?»
От Имы же он узнал еще одну новость — выбрали но-
вого папу! Их было три. И все живые! Правда, все от-
странены от престола (Григорий XII сам отрекся недав-
но, признав, что давно должен был это сделать).
Кто же стал папой?
Има радостно сообщила ему:
— Папой выбрали твоего верного друга Оттона
Колонну!
Оттон Колонна, как помнят читатели, всегда был
верен Косее* Он ловторял слова Коссы, верил в то, во
что верил Косса, думал так же, как Косса, во всем и
всегда соглашался с ним.
Когда Косса бежал из Констанца, Оттон первым
последовал за ним в Шафхаузен. И дольше всех оста-
вался с ним. Он покинул его только тогда, когда убе-
дился, что игра Коссы проиграна [8, 60, 77, 96]*.
Обо всем этом знала Има и поэтому так радовалась.
— Готовься, Балтазар. Скоро он прикажет освобо-
дить тебя...
Йо наш герой, скептически улыбаясь, отрицательно
покачал головой.
— Нет, Има, я его знаю. Он не освободит меня. Он
слепо следует законам, поэтому он и был со мной. Ибо
я был законным папой. Теперь он хозяин положения,
и он не захочет освободить меня. Он будет держать
меня под замком.
Действительно, об освобождении Коссы не было и
речи. Новый папа боялся Иоанна XXIII. Он знал, что,
несмотря im на что, у Коссы было много друзей и сто-
ронников даже в самой Германии и было опасно раз-
решить ему разъезжать где угодно (об этом говорят
и историки, которые не симпатизируют папе Иоанну
XXIII)**.
* Большинство историков утверждают, что Оттон Колонна был
достойным папой. «Он был добродетелен, энергичен, прост, скромен,
воспитан» [4, SO].
•• Пастор пишет: *До 1418 года было много людей, считавших,
что отлучение от престола Иоанна XXIII было незаконным». То же
питает и Л. Аретино в своих «Воспоминаниях».
317

Предположения Имы не оправдались; церковные и
светские власти решили перевести нашего героя в еще
более надежное и укромное место. Коссу передали под
надзор Людвигу III, курфюрсту Пфальцскому, давнему
врагу Коссы, который ни за что не выпустил бы его, не
дал бы возможности начать все снова.
Людвиг перевез Коссу из Рудольфцелма, где он
содержался последнее время, в Мангейм и заточил
в крепость. В этой крепости наш герой провел несколько
лет под надзором двух тюремщиков-немцев, не знавших
ни одного слова ни на каком языке, кроме немецкого.
Если бы не Има, которой иногда разрешали навещать
Иоанна, он умер бы от тоски. Когда приходила Има,
появлялись тюремщики, знавшие итальянский язык.
Они стояли неподалеку и внимательно следили за разго-
вором и жестами «супругов», чтобы Има не могла пере-
дать Иоанну какие-нибудь недозволенные вести от его
сторонников. Оттон Колонна (папа Мартин V) побаи-
вался, что немцы, державшиеся весьма независимо по
отношению к церкви, при первой же ссоре с ним
снова могут надеть на Иоанна XXIII папскую тиа-
ру*.
Однако желание Мартина V не сбылось. Косса
узнал от Имы, что отношения между Сигизмукдом и
Людвигом III испортились. Тогда с помощью Имы он
договорился с Людвигом III и тот за 38 тысяч золотых
флоринов открыл дверь его тюрьмы (подробностей исто-
рики не сообщают) [80] •
Бывший папа, переодетый, никем не узнанный, вместе
с Имой из Эльзаса переехал в Бургундию, оттуда в Са-
войю, а затем в Италию (в Лигурию) и там остановился
(в каком городе, неизвестно). Он узнал, что папа Мар-
тин V находится во Флоренции, написал ему письмо
и отправил во Флоренцию Иму, чтобы она попросила
* Сисмонди, ссылаясь на Л- Аретино, утверждает, что даже в
Германии имелись сторонники Иоанна XXIII, возмущенные незаконным
смещением папы. Далее Сисмонди рассказывает» что папа Мартин V
требовал (и добился согласия собора), чтобы папу-узника перевезли
из Германии в Италию, где он приготовил для Иоанна тюрьму в
подземелье крепости в Мантуе, так как, зная Иоанна, опасался, что
тот сумеет договориться с немцами, Мартин V надеялся держать
там Иоанна до конца жизни.
Католический историк Мурре пишет, что в этот период Косса
стал раскаиваться в своих прошлых грехах, сочинял философские стихи
о непрочности человеческого бытия.
318

богатых феодалов Медичи поговорить с новым па-
пой.
«Пойдите и скажите Мартину V, — писал он, — что
ему выгодно жить со мной в мире, что ему следует со
иной договориться».
Джованни, старший из Медичи, воспользовался
присутствием папы Мартина V во Флоренции и имел с
ним разговор.
— Ради бога, святой отец, ради своего же блага не
ссорьтесь с Иоанном, —убеждал он Мартина. — При-
миритесь с ним ради интересов церкви* У него еще
очень много друзей. Кроме того, вашим выдвижением
в кардиналы вы обязаны Балтазару Косее. Он вас всегда
поддерживал. И вы помнили об этом, поэтому тоже
всегда поддерживали его. Вы забыли об этом только
тогда, когда появилась перспектива вашего личного
возвышения... Простите же его. Единство церкви будет
обеспечено скорее добровольным отречением Иоанна,
чем его пожизненным заключением...
Джованни Медичи замолчал, передал Мартину V
письмо Иоанна XXIII и удалился.
О чем говорилось в этом письме?..
История наша подходит к концу. Остается сказать,
что папа Иоанн XXIII приехал во Флоренцию и был
принят папой Мартином V. Косса на коленях просил
у папы прощения, заверяя его, что он добровольно
отречется от престола и не имеет никаких претензий
к новому папе.
Но глаза его хитро поблескивали.
— Святой отец, — скромно потупившись, заговорил
он. — Можно ли надеяться, что вы оставите меня пер-
вым кардиналом?..
На следующий день он получил из рук папы красную
шапку и снова стал именоваться «кардиналом Балтаза-
ром Коссой». Он был первым из кардиналов святой
коллегии. Первый из кардиналов жил в одном из пре-
красных дворцов Флоренции со своей испытанной по-
другой Имой.
По некоторым источникам, разговор бывшего Иоанна
XXIII и Джованни Медичи был не таким уж миролю-
бивым. И вот почему. Когда наш герой собирался уезжать
из Италии на собор в Констанц, ставший для него роко-
вым, он подумал: «Зачем тащить за собой все свое состоя-
ние (скопить которое помогли пиратство, симония,
продажа индульгенций, ростовщичество), когда можно
319

оставить его во Флоренции, отдав на хранение Джованни
Меда««. И вот теперь, когда он, вернувшись, встретился
с Джованни и потребовал обратно бесценные сокро-
вища, тот твердо ответил:
— Я получил все это на хранение от папы Иоанна
XXIII и обязался все вернуть по первому его требованию.
Я и отдам все папе Иоанну XXIII, когда он вернет-
ся...
— Негодяй,.. — только и мог ответить Косса своему
«другу».
Мы не знаем, соответствует ли это действитель-
ности. Не исключено, что это так и было и что все состоя-
ние Иоанна XXIII, накопленное не очень честным путем,
легло в основу последующего сказочного богатства
дома Медичи. Интриги подобного рода не являлись
редкостью. Но подтверждения достоверности этого фак-
та нет [96].
С этого времени никаких сведений о нашем герое
не имеется, кроме того, что он умер 22 декабря 1419 года
и что ему были устроены пышные похороны. Ничего
неизвестно также и об Име Давероне. Что с ней стало?
Жила ли она во Флоренции или, неутешная, уехала
в другой город7 Единственное, о чем можно еще упо-
мянуть, — это о часовне, воздвигнутой на могиле нашего
героя, известной всем, кто бывал во Флоренции. Это
выдающееся произведение скульптора и архитектора
Донателло.
Козимо Медичи, как утверждают злые языки, в душе
признавал, что в основу богатства его семьи легли со-
кровища, не возвращенные Косее. Он и поручил великому
скульптору создать эту часовню [99].
На могильной плите из белого мрамора лежит отли-
тая из бронзы и позолоченная маска Коссы, ниже —
герб Иоанна XXIII, под ним высечены на мраморе
кардинальская шапка и папская тиара; надпись гла-
сит:
ЗДЕСЬ ПОКОИТСЯ
ПРАХ БАЛТАЗАРА КОССЫ,
БЫВШЕГО ПАПЫ ИОАННА XXIII
Нужно ли теперь зачеркнуть эту надпись, и особенно
слова «бывшего папы Иоанна XXIII», на памятнике,
320

созданном Донателло? Наверно, нужно, раз это имя
принадлежит не человеку, жившему 550 лет назад, а
нашему современнику.
* * *
Вот и вся история Балтазара Коссы, первого Иоан-
на XXIII, о котором некоторые говорят, что он чрезмерно
радовался жизни. Это верно: этот понтифик был жиз-
нелюбцем и великим грешником.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. Ag rip pa v. Nettesheim, De incertitudine et Yanitate omnium
scientiarum, et artium. 1662.
2. Alberghini (Filippo). B. Cossa. Bologna, 1825.
3. Aimer as (Henri dT). Un proces d'envoutement au Moycn-Age.
Paris, 1287.
4. Alzog (Johannes Baptist). Lehrbuch der Universalkirchenge-
schichte. Paris, 1881.
5. Ammirato (Scipione). Istorie Florentine. Firenze, 1848.
6. А г e t i n о (Pietro), Ragionamenti. 1532—1534.
7. A ret in о (Leonardo). Rerum suo tempore in Italia gestarum
commentarius ab anno 1378 usque ad annum 1440. Milano, 173L
8. А г t a u d Ilalie, Paris, 1852.
9. Baedeker (Karl). Italie Septentrionale. Leipzig, 1913.
10. Baluze. Vitae Paparum avenionensium. Paris, 1693.
IL Bande 11 о (Matteo)» Tutte le opere. Milano» 1934.
12. Baron ii. Annales ecclesiastici a christo nato ad annum 1198.
Luccae, 1738*
13. Bas (Le). Allemagne. Paris, 1838.
14. Belgrano (L. J.). Delia vita privata dei Gcnovesi. Cenova,
1875.
15. Bernareggi. I Papi. Bergamo, 1940.
16. Bollandus, Acta sanctorum (Жизнь католических святых).
Antverpiae, 1643.
17. Bonneau (Aleide). Nouvelies choisies de Masuccio. Paris, 1890.
18. Borromeo (Carlo). Costituzioni e Regole del Monasrero di
San Paolo di Milano. Milano, 1626.
19. В ott a (Carlo). Histoire des Peuples d'ltaiie, vol. 3. Bruxelles,
1825.
20. Bracciolini (Poggio Fiorentino). Facezie. Milano (без
даты).
21. Burckhardt (Jacob). The Civilization of the Renaissance in
Italy. London, 1950.
22. Calm et (Augustin). Histoire ecclesiastique et civile de Lor-
raine, vol. 2. Nancy, 1728.
322

23. Can tu (Cezare). Storia Universale, vol. IX—XIII. Torino, 1884,
24. С a p p о n i (Gino). Storia della Republka di Firenze. 1875.
25. Cazal (Edm.). l/inquistion en Italic Paris, 1924,
26. Ch al 1 a me 1. Les Corsaires et la guerre maritime. Paris, 1904.
27. Che rue 1 (Adolphe). Diciionnaire historique des institutions,
moeurs et coutumes de la France, p, 1—2, Paris, 1874.
28. Chronique da religieux de Saint Denys, vol. III. Paris, 1841.
29. Clemangi (Nicol). Liber de cormpto ecclesiae statu. Leyden,
1613.
30. Contreras (Aionso de). Memoires (Confession du Corsaire
inconnu). Bulletin de l'Academie de Madride, 1900.
31. Corio (Bernardino). Historia di Milano. Milano, 1855—1857,
32. Cory at (Thomas). Crudities Hastily goblet up in five Months
Travels. London, 1905.
33. Coxe (Will). History of the House of Austria, 1807; француз-
ское издание: Histoire de la rnaison d'Autriche, I, Paris.
34. Cronica di Bologna. Bologna, 1903.
35. Cypriani (sancti). Opera; Epistola 62 ad Pompon; De habit,
virgin. Paris, 1726.
36. Dante (Alighieri). Comedia Divma,
37. Didier (saint). La ville et la Republique de Venise, Den
Haag, 1685.
38. Duchesne (Louis)» Ed„ Liber Pontificalis, Paris.
39. Du rant (Will). The Age of Faith, vol. 27. New York, 1950.
40. Estiennc (Henri II). Apologie pour Herodote. Geneve, 1556.
41. Fancelii (Em.). LAnlipapa (Балтазар Kocca — Иоанн XXIII)
Firenze, 1934.
42. Flodoardo. Annales (919—966).
43. Forster (К.), Pologne. Paris, 1840.
44. F r a t i (Lodov.). La vita privata di Bologna nel Medio Evo, Fi-
renze, 1898.
45. Froissart (Jean). Chronique de France, d'Angleterre, d'Ecosse
et d'Espagne. Paris, 1892.
46. Gardner (James). The Faiths in the World, vol, II. London—
Edinburgh.
47. Giannone (P.). Storia civile del regno di Napoli, vol. IV, 1723.
48. G о b e 1 i n u s (Persona). Cosmodromii, Aetas.
49. Gozzadini. Nanne Gozzadini e Baldassare Cossa, Bologna, 1889.
50. Grcgorovius (Ferdinand). Geschichte der Stadt Rom im
Mittelalter, 1859—1872.
51. Hardouin (Jean). Collectio, Conciliorum. Paris, 1715.
52. Hay mar d (Per,). Histoire des Papes. Paris, 1929.
53. Hefele (Karl Joesf v.). Konziliensgeschichte nach den Quellen
bearbeitet, Freiburg in Brisg.
54. Hodkin (Thomas). Passing of the age of chivalry and the Papal
323

supremacy restored (from Harmsworth "History of the World")
vol. V. London, 1909.
55. Homo (L.h Средневековый Рим. Paris, 1934.
56. Hubac (Pierre). Les Barbaresque*. Paris, 1949.
57. Kühner (Hans). Dictionnaire des papes, de saint Pierre ä Jean
XX1IL Paris, 1958.
58. Labbe (Philippe)« Collection Generale des Saints conciles (Con-
ciiiorum collectio). Paris, 1671.
59. Lea (Henri Charles). A History of the Inquisition. 1888»
60. Lenfant (Jacques). Concile dc Constance. Amsterdam, 1714.
61. Lenfant (Jacques). Histoire du concile de Pise. Amsterdam, 1724.
62. Liutprand (di Cremona). Antapodosis (ove sono narrate le
vicende dell Impero e dell* It. dair 888—950).
63. Llorente (Juan Antonio don). Historia critica de la inquisicicn
de Espana. Paris, 1815—1817.
64. Ma bill on (Jean). Vetera analecta. Paris, 1675.
65. Mail lard (Olivier). Opera (Quadragesimale opus). Paris, 1512.
66. Malet (A). XIV Siecle. Paris, 1929.
67. Mansi (Giov. Dom.). Sacrorum Cone iU or um nova et amplissima
collectio, vol XXIX (do 1509). Venetiis, 1788.
68. Masuccio (Cuardato Tom,). II Novelino (с примечаниями,
выводами и примерами). 1476.
69. Miscellanea di Storia Italian a, vol. VIII, ser. L
70. Mo re lie (P.). Histoire de la Sorcellerie, Paris, 1946,
71. More Hi (Giovanni). Ricordi nelle delizie degli eruditi Toscani
Roma, 1900.
72. M our ret (Fernand). Histoire Generale de TEglise (V, La Re-
naissance et la Reforme). Paris, 1929.
73. Müller (Jobann). Geschichte der Schweiz. Eidgenossenschaft,
bd. 2. Leipzig» 1786; французское издание: Histoire de la confe-
deration Suisse. Paris, 1837.
74. Muratori (Lodovico Antonio). Rerum Italicorum scriptores.
Milano, 1723—1738.
75. Muratori (Lodovico Antonio). Antiquitates Italicae medii
aevi. Milano, 1738—1742.
76. Muratori (Lodovico Antonio). Annaii d'ltalia. Roma, 1744—
1749.
77. Ni men sis (Theodoric, Dietrich von Niem или Nieheim).
Historia de vita Johannis XXIII. Frankfurt, 1620 (см. также Meibonü,
Rerum Germanicarum Scriptores, vol. I).
78. Nimcnsis (Theodoric, Dietrich von Niem или Nieheim). De
schismate papistico, Leipzig, 1890.
79. Paschini (Pio). Roma net Rinascimcnto. Istituto di Studi Romam.
Bologna, 1940.
80. Pastor (Ludwig v.). Storia dei Papt dalla fine del Medio Evo
(итальянский перевод с IV оригинального издания). Roma, 1910.
324

81. Petrarca (Francesco). Ep&olae de rebus familiaribus et varia«*
Firenze. 1859.
82. Petrarca (Francesco). Opera. Basiteae, 1581.
83. Pie II (Aeneas Sylvius Piccolomioi). Lettres. Lyon, 1505.
84. Pizzichi Viaggie per l'alta Italia. Firenze> 1820.
85. P ö l n i t z (Charte Louis, baron de). Memoire«. Lyon, 1734.
86. Pontano (Giovanni), La vie de Benois ХШ. Paris, 1903.
87. Potte r (L, J. A. de). L'histoire du christianisme. Paris, 1836.
88. Raemond (Florimond de). Histoire de Pheresie. Paris, 1610.
89. Raynaldi (Odor). Annales ecclesiastici (после Барония),
Luaccae.
90. Renieri (Marcos)—Pevt&p/n (MapxOv), IoTorn^ai МеЬетси
(AU^avÖQüC E'), 'Atfnvat, 1881.
91. Rodocanachi (E.). La fenime Italienne, avant, pendant et
apres la Renaissance. Paris, 1922.

ПОСЛЕСЛОВИЕ
Имя греческого писателя Эммануила Роидиса (1835—
1904), чьим произведением открывается эта книга, практически
неизвестно советскому читателю. Его историко-сатирическая
повесть «Папесса Иоанна» была издана в России в 1906 году и
с тех пор у нас в стране не переиздавалась. Только небольшие
отрывки из нее дважды — в 1966 и 1987 годах — печатались в
журнале «Наука и религия», что конечно же не оставило
более-менее заметного следа в читательской памяти. Но в на-
чале XX века его имя было хорошо известно читающей публике.
Ежемесячник искусства и литературы «Весы» называл Э. Рои-
диса «одним из крупнейших представителей молодой греческой
литературы и публицистики», отмечал его смелую и последо-
вательную борьбу за утверждение в греческой литературе того
природного, естественного языка, «на котором говорит и думает
весь греческий народ».
Начало творческой деятельности Э, Роидиса совпало с на-
растанием национально-освободительного движения греческого
народа и буржуазной революцией 1862 года. Победа националь-
но-патриотических сил оказала благотворное влияние на
молодую греческую литературу, в которой окрепли демократи-
ческие тенденции. Именно в такой атмосфере и появилась
повесть Э. Роидиса, которая сразу же приобрела огромную
популярность. За короткое время книга была переиздана в Гре-
ции 11 раз, переведена на ряд европейских языков, а в 1906 году
издана в России, опять-таки, заметим, в период революцион-
ного подъема и либерализации в связи с этим духовной цензуры»
Сразу же после выхода в свет произведение Э. Роидиса
вызвало резкую и негодующую реакцию со стороны консерва-
тивно настроенного греческого православного духовенства. Уже
4 апреля 1866 года синод греческой православной церкви издал
специальную энциклику о «Папе с се Иоанне», в которой обви-
нил автора «в нечестивом высмеивании догматов, таинств свя-
щенных обрядов, нравов и обычаев православной церкви, и
оскорблении добрых нравов непристойнейшими описаниями и
326

рассказами». На этом основании синод «отлучил от церкви
этот роман и предал его анафеме как антихристианский и
безнравственный и сообщил об этом в министерство, чтобы
против него и писателя были приняты надлежащие меры».
Духовенству предписывалось провести повсеместно работу с
паствой, «чтобы отвратить людей от нее (книги. — Д. М,), как от
заразной болезни, и чтобы предать ее огню...». Разве не
напоминает этот 124-летней давности шаг синода греческой
православной церкви недавний поступок ныне покойного пра-
вителя Ирана аятоллы Хомейнм, приговорившего к смерти анг-
лийского писателя Салмана Рушди за его роман «Сатанинские
стихи*? А ведь упомянутая энциклика была издана в Греции —
колыбели европейской культуры» на родине демократии. Что ж,
религиозный фанатизм остается фанатизмом, где бы он ни
проявлялся.
Вне всякого сомнения, каждый, прочитавший книгу Э. Рои-
днеа, задастся вопросом: насколько достоверна история,
поведанная автором? В поисках ответа прежде всего заметим,
что это произведение является не научно-документированным
исследованием, а историко-сатирической повестью, автор которой
по всем законам жанра как художник пользуется известной
свободой повествования о православном и католическом веро-
учениях, обрядах, святых, не боясь приводить даже рискован-
ные суждения действующих лиц. При этом описания многих
отшельников, святых и совершаемых ими чудес автор черпает из
церковной литературы, давая им лишь собственную интерпре-
тацию. С этих позиций в первую очередь и следует ее рассмат-
ривать. Сам автор во введении говорит следующее: «Главная
цель моей книги — не беспристрастная критическая оценка все-
го написанного «за» и «против» папессы, а верное изображе-
ние религии, нравов и обычаев IX века, Иоанну же я выбрал
центром моего рассказа как курьезнейший эпизод той эпохи».
С другой стороны, следует заметить, что в основу повести
положен факт, в пользу достоверности которого имеется мно-
го исторических свидетельств. На многие из них указано в са-
мой книге. Среди советских исследователей истории папства
нет единой точки зрения по этому вопросу. Если, скажем,
С. Г. Лозинский склоняется к выводу, что сведения о женщине-
папе являются легендой, то М. М. Шейнман придерживается
противоположной точки зрения. В частности, он ссылается на
такой весьма убедительный факт, о котором упоминает и Э. Рои-
дис: когда на Констанцском церковном соборе в 1415 году
чешского богослова-реформатора Яна Гуса обвинили в непочте-
нии к папам и в утверждении, что церковь может существовать
без видимого главы, тот ответил, что «без главы и без началь-
327

ни к а была церковь, когда в течение двух лет и пяти месяцев
панствовала женщина Иоанна*. И далее: «.„можно ли считать
безупречными незапятнанным папу Иоанна, оказавшегося жен-
щиной, которая публично редала ребенка». И никто из участ-
ников собора ему не возразил. Видимо, Гус знал, о чем говорил.
Как о вполне достоверном факте пишет о папессе Иоанне в
книге «Священный вертеп» и французский публицист Лео
Таксиль, хорошо знавший историю папства по источникам
своего времени.
Несомненный интерес в этом плане представляют рассуж-
дения французского писателя Стендаля, которого ни в малей-
шей степени нельзя заподозрить в необъективности, В своих
дневниковых записях «Прогулки по Риму» днем 26 июня 1828
года он пометил беседу с высокопоставленным римским
священником, притязавшим на кардинальскую шапку, об исто-
рии с па пес сой Иоанной. Стендаль замечает, что «многие сов-
ременные авторы рассказывают, что после Льва IV в 853 году
престол св. Петра заняла некая женщина, немка по происхожде-
нию, которая преемником своим имела Бенедикта IIb. Выска-
зывая собственное суждение, Стендаль пишет: «То, что сущест-
вование папессы Иоанны маловероятно, еще не является до*
водом против него... Существование папессы Иоанны доказыва-
ется выдержкой из хроник древнего Кентербернйского монасты-
ря (в Англии. — Д. М>)„, В хронике (которой я сам не видал)
в списке римских пап сразу же после 853 года находятся
следующие слова: «В это время скончался Лев IV, годы ко-
торого, однако, считаются вшють до Бенедикта III, потому что
в это время папой сделана была женщина».
А после 855 года: «Иоанн. Он не считается, так как это
была женщина».
Кентерберийский монастырь поддерживал частые и тесные
сношения с Римом; кроме того, доказано с достаточной сте-
пенью точности, что выпи сеяные мною строки были занесены в
список в ту самую эпоху, когда была составлена хроника».
Далее Стендаль замечает, что по меньшей мере шестьдесят
авторов — греческих, ла'мяскнх и даже тех, кто позже был
канонизирован католический церковью как святые, — рассказы-
вают историю папессы Иоа*«ы.
Обосновывая мысль о достоверности пребывания на пап-
ском престоле женщины и опровергая тех, кто считает эту
историю маловероятной, Стендаль ревонно замечает: «В продол-
жение IX и X веков Рим волновала борьба партий, и беспорядок
был полный. Но папы были нисколько не хуже, чем современ-
ные им гоеударн. Агапит И был избран папой, когда ему еще не
было восемнадцати лет от роду (946). Бенедикт IX вступил на
328

престол в десятилетнем возрасте, а Иоанн XII — в семнадцати-
летнем. Сам кардинал Бероний, официальный историк римской
курии, признает это [Бароний Цезарь (1538—1607). Главная
его работа — «Церковная история от рождества Христова до
119S года». — Д. М.]. Ведь нет большой разницы между лицом
восемнадцатилетнего юноши и лицом какой-нибудь женщины с
характером решительным и смелым, какой нужно было иметь
для того, чтобы добиваться папского престола. В ваши дни,
несмотря на неизбежную в военной жизни интимность, многие
женщины, переодевшись солдатами, заслужили крестик Почет-
ного легиона, и к тому же в эпоху Наполеона». Добавим от
себя, что подобные случаи были и в русской армии. Вспомним
хотя бы историю со знаменитой «кавалерист-девицей» Надеж-
дой Дуровой, первой в России женщиной-офицером. Она участ-
вовала во многих сражениях против войск Наполеона и была
даже ординарцем М. И. Кутузова.
Так что ссылки католических авторов на неправдоподобие
истории с па пес сой не весьма убедительны.
Интересно в этом плане свидетельство официального поль-
ского католического издания «Деяния пап», вышедшего в свет
не ранее 1933 года. В нем приведен перечень всех реальных и
предполагаемых пап римских начиная с апостола Петра и дает-
ся краткое описание их жизни и деятельности. После имени
Льва IV (847—855) в книге сделано примечание: «Здесь в
некоторых старых списках включена папесса Иоанна. Легенда
эта возникла в ХШ веке... В эту неправдоподобную историю
быстро и повсюду поверили, хотя уже в XVI столетии она
была решительно опровергнута. Фигура папессы была исключе-
на (из списков. — Д. Л/,) при Сиксте V (папа римский в 1585—
1590 гг. — Д. MJ. Ни один папа от этого времени не принял
имя Иоанн».
Значит, имя папессы Иоанны числилось в официальных
списках пап римских вплоть до конца XVI века? Но ведь для
включения в перечень, очевидно, существования одной легенды,
пусть и весьма распространенной, явно недостаточно. Нужны
более веские основания. Какие же, кроме самого реального
факта — историчности фигуры папессы? И почему ее исключи-
ли из списков только в конце XVI века, когда развернулась
острая борьба католической церкви против протестантизма, а
не раньше?
Итак, вопросы, вопросы, вопросы...
Конечно, никто на них сегодня не может дать однознач-
ного ответа, потому что едейственно подлинные документы о
том периоде истории Ватикана могут храниться только в самом
Ватикане, а уж он-то никак не заинтересован в раскрытии всей
329

правды, если она в основе своей совпадает с той картиной,
какую нарисовал греческий писатель Э. Роидис. Почему7
Среди ряда причин важнейшей, пожалуй, является догмати-
ческое учение католической церкви о спасительной роли
самой церкви и непогрешимости пап римских как наместников
Христа на земле и преемников апостола Петра. Согласно
учению католицизма, Христос, мистический создатель и глава
церкви, вручил непосредственно апостолу Петру, а через него
его преемникам в лице епископов или пап римских ключи
от рая, т. е. предоставил право спасать души верующих в
загробной жизни. Эта миссия церкви передается якобы не-
прерывно со времен апостола Петра через пап римских, по
традиции — мужчин. Но если на папском престоле почти два с
половиной года была женщина, значит, цепь прервалась. А по-
добный вывод слишком опасен для религиозного сознания.
Предоставляя читателям право самим делать выводы,
замечу еще раз, что повесть Э. Роидиса является историко-
сатирическим художественным произведением, в котором до-
пустимы авторский вымысел, гиперболы, сарказм и т. п. И вос-
принимать его следует именно таковым.
Зато произведение другого греческого писателя Александра
Парада с иса (род. в 1899 г.) строго документировано и является
по существу биографическим. Его роман «Жизнь и деятель-
ность Балтазара Коссы. Папа Иоанн XXПЬ (опубликован в
1959 году) неоднократно издавался в СССР, в том числе дважды
в Белоруссии, и пользуется неизменным успехом. В основу ро-
мана положены действительные события из жизни целой гале-
реи реальных церковных и политических деятелей одного из
самых сложных и мрачных периодов в истории папства, извест-
ного под названием «Великий раскол». Центральной фигурой
здесь выступает Б ал та за р Косса, личность в высшей степени
безнравственная. Бывший пират, он путем подкупа, шантажа,
обмана, преступлений пробрался на папский престол и пять лет
правил католической церковью под именем Иоанна ХХШ и
играл тем самым большую роль в политической жизни Европы
того времени. Как папа он созвал Констанце кий собор, ко-
торый и низложил его в 1415 г. Этот собор вошел в историю
прежде всего тем, что на нем был осужден на смерть как ере-
тик великий чешский гуманист, просветитель Ян Гус.
После устранения с папского престола Иоанна ХХШ почти
550 лет римские первосвященники не выбирали для себя это
имя. Слишком запятнано оно было в истории Балтазаром
Коссой. И вот неожиданно осенью 1958 года кардинал Анд-
жело Ронкалли, избранный главой католической церкви, взял
себе имя Иоанн с порядковым номером XXIII. Тем самым
330

новый папа как бы перечеркнул, объявил несуществовавшим
или незаконным своего предшественника, который правил цер-
ковью в начале XV в. Что ж, в истории католической церкви
подобное совершается не впервые. И в наш просвещенный
XX век делается попытка объявить реально произошедшее
как бы не существовавшим только потому, что это имевшее
место в истории вступает в противоречие, скажем, с учением
о непогрешимости пап римских. Но что поделаешь. Учение
учением, а история есть история. Ее надо рассматривать
такой, какой она была па самом деле, а не такой, какой ее хочет-
ся кому-то видеть. В этом как раз и состоит основной позна-
вательный смысл обеих произведений, посвященных описанию
всего лишь двух эпизодов из истории католической церкви.
Вместе с тем, неправильно было бы воспринимать эти
книги как антирелигиозные или атеистические. Авторы их
далеки от научного атеизма. Прежде всего они — прогрес-
сивно настроенные, свободомыслящие люди, выступившие с ра-
зоблачением и осуждением скопиша пороков» носителем кото-
рых многие века было высшее христианское духовенство.
Но даже самое талантливое осмеяние пороков духовенства
или разоблачение обмана, существовавшего или существую-
щего в церкви, не способно подорвать устои религии, как
склонны некоторые думать. Так как сама религия держится
вовсе не на обмане и невежестве людей. Корни ее существо-
вания и воспроизводства в новых и новых поколениях таятся
намного глубже» Это понимал еще итальянский писатель-
гуманист начала эпохи Возрождения Джованни Боккаччо
(1313—1375). В одной из своих новелл в «Декамероне» он юмо-
ристически изложил историю, случившуюся с парижским
купцом-иудеем Абрамом. Его друг, столь же богатый купец-
христианин, желая видеть душу Абрама спасенной в будущем
мире, настойчиво убеждал того принять христианскую веру.
Иудей в конце концов согласился, но при условии, что пред-
варительно съездит в Рим, посмотрит, как жявут и ведут там
себя папа и его окружение, а потом уж решит окончательно.
Купец-христианин приуныл, понимая, что если Абрам попадет в
Рим «и там насмотрится на окаянство и злонравие духовных
лиц», «если только он поглядит на римский двор, то христиа-
нином ему не быть*. Но все попытки отговорить друга от
поездки были тщетны. Оказавшись в Вечном городе, Абрам
заметил, что папа, кардиналы и другие прелаты «от мала до
велика, открыто распутничают», «ни у кого из них нет ни стыда,
ни совести». Вернувшись в Париж и рассказав обо всем увиден-
ном и услышанном в Риме своему другу, купец-иудей неожи-
данно заключает: раз при всем том, что делает ваш владыка и
331

его окружение по подрыву христианской веры, она «все пшре
распространяется и все ярче я призывней сияет», значит, исти-
нен ваш йог и ваша «вера истиннее и святее всякой другой».
И поэтому я «непременно стану христианином».
Произведения Э. Роидиса и А. Парадисиса ценны прежде
всего своей гуманистической направленностью. Они помогают
читателю освободиться от слепого преклонения перед ложными
авторитетами, создаваемыми определенными церковными кру-
гами под прикрытием религиозной веры, и позволяют увидеть
историю такой, какой она была на самом деде. А. знание
истории, критическая оценка ее являетея одним из показателей
того, что человечество поднялось на новую ступеньку в своем
духовном развитии.
[Д. М. Матяс\у кандидат философских наук

СОДЕРЖАНИЕ
3
ПАПЕССА ИОАННА
4
От переводчика
5
Введение
15
Часть I
32
Часть II
57
Часть III
92
Часть IV
118
ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ БАЛТАЗАРА КОССЫ
119
От автора
121
Введение
134
Жизнь и деятельность Балтазара Коссы
322
Список литературы
326
Послесловие

Роидас Э.
Р 65 Женщина-папа: Папесса Иоанна: Повесть/
Э. Роидис; Пер. с греч. П. Мисаилиди. Жизнь
и деятельность Балтазара Коссы: Папа Иоанн
ХХШ: Роман/А. Парадисис; Пер. с греч. А. Сен-
кезича. — Мн.: Беларусь, 1991. — 333 с.
ISBN 5-333-00660-Х.
Историческая повесть Э- Роидиса посвящена широко известному,
»о нв до конца выясненному факту пребывания же низины ка папском
престоле под именем: Иоанна VIII.
Рома» А. ГЬпраяиснса описывает события лт/тяфиката Балтазара
Коссы (Иоаняа ХХШ), личности в высотой степени беи!равствемной.
Для массового читателя.
4703010100— 036
р БЗ 108—90 ББК 81.4 Гр
М ЗС1 (03)—DJ
Ляте pary puo-xy дожестаешюс изддпне
Рондмс Эммануил
ЖЕНЩИНА-ПАПА
Папесса Иоанна
Повесть
Парвднснс Александр
ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
БАЛТАЗАРА КОССЫ
Папа Иоанн ХХШ
Роман
Редактор С. А. Корень
Художник А, К. UJkftcpoe
Художественным редактор И. Г. Славянин
Технический редактор Л, Л. Мастеров*
Корректоры Г. И* Спникская, Г. К. Пнскуиоаа, Л- Н, Ременьчик
ИБ № 4196
Сдано а набор 03.04.90. Подл, в веч. 29.08.90. Формат 84 X 10$г/аг- Бумага
ки.-журн. Гарнитура тип тайме» Высоки« печать с ФПФ. Усл. печ, д. 17,64.
Усл. кр.-отт. 17,64. Уч.-изд. л. 19. Тираж *S0 000 ахз. Заказ 295.
Ордена Дружбы народов издательство «Беларусь» Государ с тшелксто
комитета БССР по печати. 220600. Минск, проспект Ма-исрона, 11.
Минский ордена Трудового Красного Знамени полиграфкомСкнаг МППО
ям. Я. Колеса. 220005. М*шск, Красная, 23.

НОВАЯ КНИГА
В 1991 году издательство «Беларусь»
выпускает в свет:
ИОСИФ ФЛАВИЙ.
ИУДЕЙСКАЯ ВОЙНА. — 36 л. — 4 р. 60 к.
Эта книга привлекает уже тем, что написа-
на в I веке нашей эры. Интересна она и сложными
поворотами судьбы автора — иудейского вое-
начальника, перебежавшего к римлянам во время
боевых действий. Проклятый своим народом,
обласканный захватчиками, Иосиф Флавий до
конца своей жизни пытался объяснить и оправ-
дать свой поступок. Это и побудило его создать
несколько книг, которые почти два тысячелетия
служат любознательным людям ценным источ-
ником сведений об эпохе зарождения христи-
анства. Описывая события, свидетелем и участ-
ником которых ему довелось быть, Иосиф
Флавий приводит такие подробности происходив-
шего, каких мы не найдем ни у кого из антич-
ных авторов*
Чтобы читателю легче было ориентировать-
ся в обилии исторических персонажей, геогра-
фических названий, в военных и бытовых
термитах, книга снабжена обширным справоч-
ным аппаратом — предисловием, комментари-
ями, указателями, картами.
Книга талантливого древнего историка и
литератора необходима тем, кто интересуется
историей цивилизации, и интересна для широ-
кого круга читателей.