Автор: Рахманов Л.Н.  

Теги: автобиография   художественная литература  

Год: 1981

Похожие

Н.А. Некрасов. Полное собрание сочинений и писем. Том 3. Стихотворения 1863-1877

Занимательное стихосложение. Научные развлечения

Максим Горький в воспоминаниях современников Т.2

Минувшее. Исторический альманах №8

Текст
                    ЛЕОНИД
РАХМАНОВ
ЮДИ ѵ
-^народ
интересный
¿Явтобиографигеская повесть
СОВЕТСКИЙ
ПИСАТЕЛЬ
Ленинградское
отделение
198 1


Р
2
Р
27
Книга
известного
сов етск о го
драматурга
и
прозаика
Л.
Н.
Рахманова
принадлежит
к
ж анру
а вт обиог ра фи­
ческой
проз ы.
Воспоминания
о
детстве
и
юности
сосед­
ствуют
в
ней
с
рассказами
о
многих
писателях
и
де яте­
лях
искусства,
с
которыми
автору
довелось
дружить
и
работать
в
т ечен ие
долгих
ле т.
Впервые
кни га
был а
издана
в
1978 году.
Художник
Михаил
Новиков
Р
70302—391
083(02) — 81 124 —81 4702010200
© Издательство
«Советский писатель», 1978 г.


ЧАСТЬ
ПЕРВАЯ
'^Взрослые
моего
детства
.. .Я
жив у
Теперь
не
та м...
Пушкин


м оей
ж ене,
убе ди вшей
ме ня
рассказать
О
СВОЕМ
ДЕТ СТ ВЕ
ОТ
АВ ТОРА
Взрослые
моего
детства...
М огут
спро­
с ить
—
почему
взрослые?
Ведь
детям
всегда
инте­
реснее
дети,
и
бо льшу ю
часть
своего
досуга
они
прово­
дят
среди
равных
се бе.
Даж е
если
у
ребенка
нет
ни
сестер,
ни
братьев,
он
не пре ме нно
разыщет
сверстников,
как
бы
тесно
его
ни
окружали
взрослые.
Разумеется,
я
не
исключение.
Я
дружил
с
товарища­
ми
по
школе,
с
детьми
ро дных
и
знако мых , -
просто
с
соседскими
ребятами.
Река,
лодка,
х
р ы балка
летом,
коньки,
лыжи,
са лаз ки
зимой
—
все
сближало,
меня
со
сверстниками.
Как
водится,
у
нас
бы ли
свои
интересы,
та йны,
св ой
мир ,
к уда
взрослые
не
имели
доступа,
и
об
этом
я
тож е
рассказываю,
без
этого
детство
не
детство.
И
все
же
и гры
и
шалости,
общение
с
однолетками,
да же
первая
любовь
заняли
в
кн иге
вт ор о степенно е
место.
Ве­
роятно,
это
произошло
п отом у,
что
взрослые
мне
сейчас
интереснее,
в
них
больше
запечатлелось
время'
при чем
время
давнее,
не
похожее
на
сегодняшнее,—
пят ьдес ят,
ше сть д есят
лет
назад
не
шутка!
Ма ло
того,
в
хо де
работы
выяснилось,
что
взрослые
бы ли
мне
интересны
и
раньше,
инач е
я
их
не
запомнил
бы:
сослуживцы
отца,
по ст о янные
и
случайные
наши
гости,
сос еди ,
камины
родственники
(отец не был местным
уроженцем)
—десятки
взрослых
людей
т о лпилис ь,
ок а­
зывается,
в
моей
п ам яти.
Одни
никуда
ичн е
исчезали,
я
их
помнил
всегда,—
из-за
того,
что
я
был
о дин
ребенок
4


в
семье,
я
не вол ьно
видел
и
слышал
взрослых
больш е,
чем
это
бывает
обычно
в
многодетных
семьях;
другие
возникали
как
бы -из
неб ы тия
—
настолько
прочно ,
на
годы
забылись,—
и
все
же
я
о
них
вспомнил
и
решил
р ассказ ат ь,
многие
из
них
характерны
для
своего
вре­
мени.
Сразу
скажу,
что
ни кто
из.
них
не
был
революционе­
ром,
общественным
деятелем
(пусть в уездном масшта­
бе),—
мое
детство
прошло
в
семье
трудовой,
но
дал е кой
от
социальных
проблем
и
преобразований.
И
хотя
мне,
подростку,
нравилась
ломка
старых
понят ий
—
и дей ных,
политич ес к их,
религиозных,—,
я
при
всем
своем
мальчи-
шеск о М-
радикализме
ост авал ся
домашним
мальчиком.
А
быт
до ма,
семьи
сохранялся
по
фор ме
прежним.
Несмотря
на
в ойну,
голод,
испанку,
тиф,
по
ут рам
пили
коф е
из
собранных
мною,
сбитых
палкой
с
заречных
дубов
желудей,
в
пол д ень
и
в
восемь
вечера
пили
мор­
ковный
чай,
обедали
в
четыре
часа
(картошкой без .м ас ­
ла)—во
всем
по
возможности
со блю дал ся
определен­
ный
порядок...
Может
быть,
потому
внешний
мир ,
рево­
лю цио нные
сдвиги
присутствуют
в
п ов ести
главным
образом
в
од ном
смысле:
видно,
как
и зме няются
судьбы
знакомых
мне,,
симпатичных
и
антипатичных,
б лизк их
и
чуждых,
но
так
или
инач е
запомнившихся
людей.
Ко гда
я
думал
о
то м,
как
рассказывать,
я
стоял
пе­
ред
выбором:
св яз ный, ■ последовательный рассказ или
свободное
сочетание
отдельных,
от р ывоч ных
гл ав
и
гла ­
во к.
Я
остановился
на
втором
вар иант е
и
заран ее
отка­
за лся
от
беллетристики:
никакой
выд ум ки,
никаких
ухищрений
для
занимательности.
Пусть
будет
строго
до­
кументальная
проза,
хоть
и
не
подкрепленная
«докумен­
тами». ..
Да же
диалогов
в
ней
будет
мало:
опыт
пока­
зыв ае т,
что
р аз говор
в сего
труднее
точно
воспроизвести,
если
не
с чита ть'
счастливо
попа вш их
в
семейную
л ето­
пись
метких
фра з
и
сл ов ечек/
Я
рад ,
что
э той
работой
как
бы
отдаю
до лг
род но му
к раю
и
г ороду,
откуда
уехал
полвека
то му
назад.
Да,
я
очень
люблю
Ленинград,
где
живу
с
1925 года.
Я
обязан
ему ,
казал ось
бы,
всем,
начиная
с
первых
литературных
опы тов .
Это
здесь,
в
Ленинграде,
я
принялся
жадно
впитывать
его
старую
и
новую
исто ри ю.
Это.
он
тесно
связал
м еня
со
страной,
с
ее
заботами,
с
ее
будущим.
Но
Кот ел ьнич у
я
обязан,
может
бы ть,
главным:
первым
§


толчком,
первой
тя гой
к
прекрасному
—
прекрасному
в
жиз ни,
в
приро д е,
в
театр е,
в
музыке.
С тав
п отом
литератором
и
н аез жая
в
Ко те л ьнич,
я
всякий
раз
непременно
у сажи вал ся
за
письменный
сто л
(им часто служил подоконник или отцовская чертежная
доска)
и
усердно
работал.
Т ак,
летом
1928 года я напи­
сал
в
Котельниче
сво ю
первую
пов е сть
«Полнеба», напе­
чатанную
вскоре
в
журнале
«Звезда», летом
1929 го­
да—
повесть
«Племенной бог», в 1932 году закончил по­
весть
«Базиль», в 1935 году набросал самый начальный
ва риа нт
«Беспокойной старости»
Дб удущи й
«Депутат
Б алти ки »).
Список
н аписанн ых
там
вещей
мо жно
бы
продлить,—
как
же,
мне
не
бы ть
благодарным
Котель-
ничу?


ПОЖАР Ы
Ви жу
как
теперь
Светелку,
три
окна,
кр ыл ьцо
и
д верь.
Пушкин
Я* **,*ч
тот
д ень
стал
как
бы
осуществлением
пДгѵ
\ страшного сна,
который
из
года
в
год
мы
видели
по
ночам,
не
м огли
з абыть ,
д нем
и
С/Го
У
по корн о
ждали,
когда
он
исполнится
ная ву.
Кто
не
жил
в
маленьком
гор оде ,
сос тоя в­
шем
наполовину
из
деревянных
домов,
окруженных
де­
ревянными
же
амбарами,
сар аям и
и
курятниками,
тот
не
зн ает
таких
навязчивых
страхов.
Ч его
стоил
од ин
на­
бат—
э тот
словно
в збес ивши йся,
бьющий
по
нервам
дробный
бл ям
колокола,
висевшего
на
пожарной
калан­
че
в
соседнем
квартале.
Особенно
стр ашен
зловещий
на­
бат
был
ночью.
Он
нас
будил,
мы
вскакивали,
впо пых ах
одевались,
не
зная,
что
горит, -
где
горит,
далеко
или
близко.
Однажды
и
среди
дня,
без
наб ата,
мы
опро­
метью
выскочили
из
дому,
когда
к
нам
с
неистовым
кри­
ком
во р валась
незнакомая
женщина:
—
Гбритё
ведь
вы!
Горит ё!
,
Проходя
мимо,
она
увидела,
как
крышу
нашего
фли ­
гелька
вовсю
осыпают
искры
из
труб
нависавшей
над
ним
д вухэт аж ной
лекарни.
В
давно
не
чищенных
(если
их
когда-либо
чистили)
д ымо вых
трубах
сажа
горела
часто,
обильно,
пылко,
и
пекарне
это
ничуть
не
вредило:
кр ыша
на
ней
была
железная.
Наш а
крыша
была
дере­
в янной,
но
мы
тоже
постепенно
пр ивык ли
к
горящей
саже,
к
пышным,
р ас киди стым
снопам
искр,
и
как -то
-в е­
чером,
когда
к
нам
пр ишли
гости,
папа
даже
прервал
священнодействие
у жина
и
повел
гостей'во
двор^полю-
7


боваться
очередным
фейерверком:
у
Верещагиных
опять
горела
сажа.
Гости
ахали,
ужасались,
а
мы
—
мы
уже
немного
го рдили сь!
В,о
всяком
случае,
я,
но
кажется
м не,
что
и
пап а
чуть-чуть
гордился.
Привычка
привычкой,
но
в
глубине
ду ши
мы
созна­
вали,
что
играем
с
огнем,
что
придет
де нь
или,
еще
того
хуже,
ночь,
и
мы
из- за
э той
пекарни
сгорим.
Вп роче м,
пожар
настойчиво'подбирался
к
нам
то
е
од­
ного,
то
с
другого
бока.
Он
подступил
почти
вплотную,
когда
в
нашем
квартале,
на
противоположной
сто роне
улицы,
з агоре ли сь
и
сгорели
четыре
полукаменных
до­
ма,
принадлежавших
до
революции
купцам
Зуба рев ым
и
Сел езеневы м,
торговавшим
льном
и
холстом
с
загра­
ницей.
В
..годы
гражданской
во йны
в
них
разместились
тыловые
госпитали,
как
и
во
всех
немногих
бо льш их
до­
мах
нашего
мещанского
и
купеческого
городка.
П ожар
случился
ночью,
зимой,
р ан еных
и
тифозных
в
одн ом
белье
перетаскивали
на
носилках
и
на
руках
в
другие
го с пита ли,
и
без
тог о
переполненные;
можно
предста­
вить,
каково
им
бы ло
в дали
от
войны
спасаться
от
огня.
Мы
тож е
начали
вытаскивать
из
дому
свои
пожитки:
горе ло
так
б лиз ко,
что
трудно
бы ло
надеяться
на
счаст­
ливый
исход.
Тем
бо лее,
что
против
нашей
одворицьі
стояли
нежилые
бревенчатые
бараки,
где
лет ом
сели­
ли сь
ратники,
проходившие
воинский
с бор.
Осенью
и
зи­
мой
бараки
никто
не
охра ня л,
крыши
на
них
б ыли
ху­
дые,
замшелые
—
сам ая
лег кая
добыча
для
прожорливо­
го
огня,—
и
л ишь
узкая
полоска
сада
отделяла
кра йн ий
левы й
ба рак
от
пылавшего
в
эту
ночь,
как
фа кел,
селе-
з еневско г о
дома.
Одн ако
бараки
уц елел и,
и
еще
несколько
лет,
вплоть
до
самого
главного,
с тихи йн ого
пожара,
уничтожившего
две
трети,
е сли
не
три
четверти
города,
стояли
п ус тые,
с
заб иты ми
окнами.
Не
успели
восстановить
и
купеческие
дома,
нижние,
каменные
их
этажи
че рне ли
оконными
впадинами,
закоптелыми
сте­
нами,
навевая
т ооку
заброшенностью
и
безлюдьем.
Словом,
вся
противоположная
сторона
нашего
к вар­
тала,
от
Нижне й
п ло щади
до
ули цы
Карла
Маркса,
в
продолжение
шести
с
лиш ним
лет
-оставалась
нежилой.
Это
было,
кон е чно,
не прият но ,
всегда
казалось,
что
в
этих
развалинах,
с
их
нелепо
торчавшими
высокими
печками,
с
хлопающим
от
ве тра
полуоторванным
желез­
ным
листом
и
все
еще
где-то
посвистывающим
и
пощел-
а


кивающим
вентилятором,
прячутся
ба ндит ы
и
жу л ики,
гот ов ые
в
любой
момент,
ос обе нно
в
темные
осенние
ве­
чера,-
раздеть
те бя
с
головы
до
ног.
Горожане
по
той
стороне
у лицы
ходить
избегали;
полкварт'ала
так
и
осталось
без-
тротуаров,
как
важно
на зыва ли
у
нас
де­
ревянные
с
шатучими
дос ка ми
мостки.
Но
п ривык нут ь
можно,
повторю,
ко
всему,
и
мы
к
этому
неудобству
и
уродству
привык л и.
Пр авда ,
еще
год-два,
и
дома
бы,
наверно,
отстроились:
страна
начала
заделывать
бреши,
причиненные
семилетней
войной,
на­
чала
стр оить,
больше
того
—
воздвигать.
В
нач але
мая
1926 года я вернулся домой после годового отсутствия:
вернулся
с
заканчивавшейся
строительством
Волхов­
с кой
Г ЭС,
первой
нашей
сверхмощной
для
того
времени
гидроэлектростанции.
Едв а
я
успел
н ем ного
о тдо хну ть,
как
уже
на до
б ыло
приниматься
за
подготовку
к
экз а­
менам:
я
собирался
поступать
в
Ленинградский
электро­
технический
институт
—
дел о
непростое.
Ут ром
26 мая я сидел за столом у окна и решал
уравнения
из
памятного
многим
пок о лен иям
алгебраи­
ч ес кого
задачника
Шапо шнико ва
и
Вальцева.
За
два
го­
да,
прошедших
после
окончания
школы,
з анят ие
это
бы­
ло
не
столь
уж
ле г ким,
и
я
не
сразу
заметил
тревожное
оживление
на
улице.
Когда
же
'заметил и открыл окно,
то
услышал
тревожные
слова:
—
В
Шуршонках
горит!
Шуршонки
—
это
была
п ритк нув шаяся
к
городу
де­
ревня,
по
существу
продолжение
наш ей
улицы,
только
за
же лезн ой
доро гой ,
пер есекающе й
город .
Улицу
Луна­
чарского
и
Шуршонки
соединял
в иадук,
перекинутый
через
железнодорожные
линии.
Как
себя
помню,
я
лю­
бил
на
нем
стоять
и
смотреть
вниз
и
вдаль,
на
рельс ы,
уходящие
к
ж елез нод орожн ом у
мосту
в
семьсот
метров
длиной,
на
его
пять
пролетов,
пять
арок,
ша га ющих
че­
рез.
рек у
Вятку.
Это
здесь
я
питал
сво й
мальчишеский
интерес
к
урбанизму.
Стихотворения
Ма яков с кого
«Бруклинский мост»
я
тог да
еще
не
мог
знать,
оно
по­
явилось
позже,
зато
вд ох нове нно
декламировал
про
се­
бя
(а иногда и вслух)
брюсовские
стихи:
У лица
б ыла
как
буря.
Толпы
проход или,
Словно
их
преследовал
нео твра тимы й
ро к.
Мч али сь
омнибусы,
кэбы
и
автомобили,
Был
неисчерпаем
ярЛтный
людск ой
поток...
9


Ни
под о
мной,
ни
вокруг
меня
не
замечалось
ни
ма­
лейшего
признака
б ешен ого
движения.
Редко-редко
проходил
то вар ный,
еще
ре же
—
пассажирский
пое зд,
о бда вая
г ордо
стоявшего
на
виадуке
молодого
инду ст ­
риа ла
паром
и
дымом,
по
пр ил егаю щим
улицам
и
по
пл оща ди
п лел ись
крестьянские
ло ш адки,
за пряж енные
в
телеги
и
та ра нта сы,
ч инно
шли
пешеходы,—
сп е шить
бы ло
совершенно
не ку да.
Что
до
автомобилей,
то
в
Ко-
тельниче
йх
попросту
не
б ыло,
ни
легковых.,
ни
грузо­
вых;
даже
п ожа рные
езди ли
пока
на
лошадях.
—
Горит
в
Ш уршон ках!.'.
Где
бы
ни
горело,
жители
наши,
узнав
о
пожаре,
выбегали
на
улгщу.
И
не
только
от
страха-или
из
любо­
пытства:
многие,
как
например
мой
отец,
не прем е нно
бе­
жал и
на
пожар,
чт обы
пом очь
тушить,—
такова
б ыла
провинциальная
традиция,
приближавшаяся
к
неписа­
н ому
деревенскому
закону,
по
которому
все
соседи
сбе­
га лись
гасить
заг оре вш уюся
избу
или
овин,
пус ть
даже
их
самоличным
хозяйствам
не
гроз ила
опасность.
Лиш ь
о днаж ды,
я
пом ню,
мой
серьезный/
не
с к лонный
к
оз ор­
ству
оте ц
рассказывал,
как
они
с
приятелем
в
мо ло дые
годы,
под
видом
того,
что
туш ат
пож ар,
пихали
и
кидали
в
огонь
в се,
что
попадалось
под
рук у:
деловые
бумаги,
прошнурованные
с
печатями
конторские
книги,—
горе ла
полиция!
У слых ав
про
Шуршонки,
я
захлопнул
задачник,
вы­
скочил
за
ворота
и
сразу
увидал
клубы
гус того
дыма,
быстро
несущиеся
по
небу
из -за
же лезн ой
дороги
в
на­
шу
ст орон у.
Не
успел
я
решить
—
бежать
мне
сразу
ту­
да,
где
гори т,
или
не
оставлять
маму
од ну,
дождаться
па пы
—
скоро
обеденный
перерыв,—
как
вдруг
папа
ме­
ня
окликнул.
Вместе
с
мои м
ш кол ьным
другом
Колей
Карловым
они
примчались
с
горы ,
где
к
Верхней
площа­
ди
прим ыка ла
обш ирн ая
территория
городской
больни­
цы,
главным
врагом
которой
был
Колин
отец,
а
кварта­
лом
н иже
ж ила
их
семья.
Чуть
рань ше,
чем
я,
в
самом.начале
одиннадцатого,
Коля
услышал
от
пробегавшего
мим о
дома
мальчишки:
—
Дяденька,
пожар!
Выбе жав
на
у лицу,
Коля
увидел
большой
столб
ды­
ма,
по д ним авш ийся
где-то
в
районе
жел езн ой
дороги,
приме р но
та м,
где
жи ли
до;
-к ак
был,
в
са нд алиях ,
в
10


домашней
куртке,
он
побежал
к
нам
и
почти
сра зу
до­
гн ал
моего
отца.
Очень
скоро
па па
и
К оля
по няли,
что
гори т
д ал еко,
за
железной
дорогой,
и
умерили
шаг.
Пр ав да,
ветер
дул
как
раз
оттуда,
с
запада,
и
довольно
сильный,
день
сто­
ял
ж арк ий,
несмотря
на
май,
но
пока
еще
ничт о
не
предвещало
бол ьшо й
беды.
И
все
же
в
Шуршонки
от­
правились
только
мы
с
Колей;
папа,
вопреки
традиции
и
характеру,
ост ал ся
дома:
по-видимому,
ма ма
попро с и­
ла
о стать ся,
она
пуще
вс ех
в
наш ей
семье
бо ялас ь
по­
жара.
Добежав
до
виадука,
мы
оглянулись
—
и
остолбене­
ли:
дым
валил
уже
воз ле
самого
наш его
дома!
Ничего
не
поняв,
что
пр оиз ош ло,
как,
почему
возник
новый,
по­
жар
(в первый момент создалось впечатление,
что
это
два
независимых
друг
от
д руга
пожара), мы с Колей
рину лис ь
назад.
Оказалось,
что
загорелся
до м.
на шей
соседки;
старой
учительницы.
Отец
по беж ал
в
ее
двор,
хотел
взо бра тьс я
на
горевшую
крышу
двухэтажного
де­
ре вянно го
до ма,
но
не
н ашел
лестницы.
Сейчас
он
уже
влез
на
крышу
б лижн их
к
д ому
Екатер и ны
.Матвеевны
наших
старых
амб аров .
Ветер"усиливался
с
каждой
ми нутой
и
раз нос ил
го­
рящую
паклю
с
места
пожара,
со
складов
кудели
и
льна,
леп я
ее
на
вс е.
деревянные
крыши
города.
Так
в
первые
же
полчаса\загорелась
деревянная
каланча,
и
н абат
умолк.
Умолк
навсегда:
пос ле
пожара
каланчу
не
во сст ано вил и.
А
в
тот
з лоп олу чный
день,
когда
одновре­
ме нно
пылали
все
городские
улицы,
местные
пожарные
вообще
мало
что
смогли
сде лать .
'
Зато
у пор но,
систематично
тушили
пожар
вблизи
железной
дороги
мои
любимцы
—
паровозы,
спе шно
пр иб ывш ие,
с
соседних
станций.
Скромные
трудяги-ма-
неврушки
«Овечки», «Щуки»,
как
на зыва ли
их
по
первым
бу квам
«ОВ»
и
«Щ»,—
постоянно
д еж урив шие
на
станциях
Котельнич-1
и
Котельнич-2,
вступили
в
борьбу
с
огне м
еще
р ань ше.
Только
благо дар я
п а рово­
за м,
качавшим
воду
из-сво их
тендеров,
удалось
отстоять
вок за л,
мно гочис ле нные
стан цио нны е
постройки
—
п ак­
гаузы,
скл ады,
сберечь
м ель ницу
«Коммуну»
на
Ниж ней
площади,
военные
казармы,
не фтян ые
баки.
Посчастли­
вилось
жи т елям
вс ех
бли жних
к
железной
дороге
квар­
талов,
в
частности
н ам.
Ес ли
бы
не
паровозы,
охраняв-


шие
Нижнюю
площадь,
нам
бы
не
удалось'спасти
до­
бр ую
часть
домашних
вещей,
да
и
самим
пришлось
бы
худо.
Т ак,
жит еля м
центра
пришл ос ь
спасаться
в
город­
ском
овраге
с
пр о текав шей
по
нему
речкой
Балакиреви-
цей
и.
на
реке
Вятке.
П рав да,
и
на
р еке
в
тот
день
много
раз
загорались
плоты
и
сложенное
на
них
имущество,
но
там
мож но
б ыло
побросать
вещи
в
вод у
и
сами м
туда
залезть,
что
жители
и
проделывали.
Пристань
же
и
стоявшие
на
п рич але
и
на
яко рях
баржи
увели
по­
дальше
от
города
пароходы.
- ( Моторны х
катеров
в
реч­
ном
об их оде,
сейчас
столь
многочисленных,
тогда
не
бы ло.)
Больницу
о тс тояла
вызванная
по
телеграфу
в ят­
ская
пожарная
команда,
усиленная
вятскими
же
кур ­
сантами,
красноармейцами
и
рабочими.
Но
обо
всем,
что
происходило
в
макромире
нашего
городка,
мы
узнали
пот ом ,—
события
развернулись
с
та­
кой
бы с трот ой,
что
мы
едва
поспевали
за
огнем
в
м ик­
ромире
нашего
участка,
нашего
дома.
Сначала
оте ц
не
принимал
у час тия
в
спасении
утвари
—
весь
первый
час
провел
на
крышах,
пр ег раж дая
дорогу
огню
к
жилому
дому.
Наши
старые
пустые
амбары
тяну л ись
на
боль­
шом
пространстве,
окружали
почти
весь
участок,
и
отцу
приходилось
перебегать,
перелезать
и
переползать
с
крыши
на
крышу.
Да,
и
переползать,
потому
что
гнилые
дос ки
то
и
де ло
проваливались,
а
ведь
часть
амбаров
бы ла
дв ухэта жн ой.
Коварно
опасен
был
и
высокий
на­
в ес,
ни
разу
за
много
десятков
лет
не
чиненный.
Мама
увязывала
носильные
ве щи
в
узлы,
мы
с
Колей
вытаски­
вали
эти
узл ы
во
дв ор,
потом
на
середину
улицы,
по­
том
пр едс то яло
им
переместиться
на
Нижнюю
пло­
щадь.
Неоценимую
помощь
нам
о каз али
наши
друзьй
—
кр есть яне
из
б л ижних
деревень,
расположенных
вер­
стах
в
пяти,
в
семи
от
города.
Узнав,
что
Котельнич
го рит
(тучи дыма видны были издалека,
да
и
слух
о
пожаре
быстро
разнесся
по
всей
округе), они кто прибе­
жа л,
кто
приехал
на
лошади
(тем более великодушный
поступок
для
любого
крестьянина)
и
рьяно
принялись
выносить
и
увозить
наши
ве щи
в
относительно
безопас­
ное
место.
Не
обошлось
без
курьезов.
Скажем,
мы
с
м ол одым
мужиком
вымахнули
из
дома
окованный
ж ел езом
ст а­
ринный
сундук
с
бельем
и
одеждой;
один
уго л
которого
12


в
обычное
время
я. бы
не
мог
п рипод ня ть
д аже
на
вер ­
шок
от
п ола!
Потом
тот
же
самый
Миха ил
Сивков,
сим­
патичный
мужик,
которого
я
пом ню
всегда
улыбающим­
ся,
начиная
с
м ину ты,
когда
он
впервые
у
нас
появился,
вернувшись
из
германского
плена,
на
мо их
глазах
бе­
жал
по
двору
с
туалетным
зеркалом,
стоявшим
обычно
на
м а мином
комоде;
кр епко
де ржа
его
перед
с обой
обе­
ими
руками,
он
вдруг
запнулся
за
что-то,
упал
—
и
то л­
стое
стекло
треснуло
пополам.
Это
был
единственный
р аз,
когда
я
заметил,
как
с
Ми шин ого
л ица
сошла
обыч­
ная
белозубая
улыб ка
и
появилось
выражение
озабо­
ченности
и
огорчения...
Впрочем,
зеркало
существует
и
сейчас,
пусть
с
тр е щиной,
а
Михаила
С ивко ва
д авно
нет:
вещи,
как
известно,
надолго
переживают
лю­
дей.
Не
знаю,
как
вернее
сказать:
время
не
то-убыстри­
лось,
не
то.
замедлилось,—
во
всяком
сл уч ае,
с
ним
пр о­
изошло
какое-то
волшебство,
ибо
за
час-полтора
мы
успели
сделать
и
спасти
столько,
что
нам
и
не
снилось
в
сам ых
подробных
пожарных
снах.
Все
делалось
«на -
у ск о ре», «впробегутки»,
выражаясь
по-местному.
Вы­
таскивали
в ещи
не
только
из
ко мна т,
из
кухни,
из
сеней,
с
чердака,
который
назывался
«подволокой», но и из
соседнего
с
домом
амбар а,
служившего
для
нас
ле том
чем-то
вроде
дач и:
там
бы ло
прохладней,
чем
дома,
мы
пи ли
там
чай,
о бедал и,
даже
принимали
гост ей ,
х отя
обстановка
б ыла
совсем
не
пар адная .
Над
го лово й
угро­
жающе
н ависала
леж авш ая
на
бал ках
большая
лодка,
к отор ую
никогда
не
спускали
на
воду,—
для
эт ого
су­
щ е ст вовала
другая,
значительно
меньших
размеров;
вдоль
двух
ст ен
—
задней
и
бок ов ой
—
протянулись
по­
ле нницы
отборных
березовых
дров,
п р едназ начен ных
для
самой
морозной
пор ы.
Представляю,
как
жарко
они
пы лали
и
как
дружно
трещ ал и,
ко гда
добрался
до
них
огонь!
Третья
стена
амбара
бы ла
для
меня
сам ая
интерес­
на я:
отведена
пл от ницк им,
столярным,
слесарным
инст­
рументам,
моткам
проволоки,
связ ка м
бе чев ок,
веревок
и
рыбачьим
снарядам.
У
чет в ертой
степ ы,
обращенной
во
двор,
подле
широких
двустворчатых
дверей,
стояли
разные
брусья,
рейки
и
колья,
а
та кже
мои
и
отцовские
лыжи.
Именно
здесь
от ец
и
я
что-нибудь
мастерили:
з дё£ь
не
страшно
был о
настрогать,
насор ит ь
—
легко
по­
13


том
подмести.
Пол.
был
простой,
некрашеный,
но,
как
и
в
доме,
имелась
необходимая
для
житья-бытья
ме­
бель:
стол ,
диван
(со спинкой и подлокотниками,
окле­
енными
фан еро й
красного
дере ва,
пусть
обл уп ив шей ся),
пр осты е,
крепкие
стулья.
Начиная
с
весны,
как
только
становилось
теплее,
мы
об жива ли
эту
на шу
дачу;
кухня,
естественно,
о ст авал ась
в
доме,
об ед
и
к ипящ ий
самовар
для
утреннего
и
вечернего
чая
приходилось
носить
’из
кухни.
Зато
в
открытые
настежь
д вери
мы
видели
весь
наш
зел ены й,
заросший
травой
и
лечебной
ромашкой
двор,
сл ыша ли
свист
нос ивши хс я
над
двором
и
над
кры­
ша ми
ласточек
и
стрижей.
(Где они были во время по ­
жара?
Улетели
из
города?
А
птенцы?
Научились
ли
они
уже
летать
к
том у
времени?)
Но
вот
я
ск азал : «дрова трещали»
—
и
подумал
о
том,
что
шум,
треск
пожара
мы
еще
слышали,
а
вот
все
остальное
-г-
с боры,
хлопоты,
беготня,
бесконечная,
тер­
пеливая
и
бесстрашная
борьба
папы
с
бесчисленными
кострами
и
к о стер ками
—
очажками
пожара
на.
к ры­
ш ах,
и
про чее ,
и
п роче е,
и
п рочее ,
да
и
весь
этот
день,
ве сь
п ожар
в
городском
масштабе,—запомнилось
'мне
как
немой
фильм,
без
ед и ного
слова.
Собственно,
звуко­
вых
фил ьм ов
тогда
и
не
существовало,
все
фильмы
бы ли
немыми,
так
что
сравнение
это
я
д елаю
единственно
для
того,
чт обы
подчеркнуть
безмолвие
происходившего
с
на ми
и
вокруг
нас.
Наверное,
мы
перекидывались
каки­
ми-то
необходимыми
фразами,
короткими
репликами,
но
впечатление
таково,
что
мы
все
только
действовали,
со­
вершенно
не
переговариваясь.
Так
оно ,
наверно,
и
бы­
ло:
как
начался
этот
п ожар
б ез.
привычного
для
всех
пре жних
пожаров
н абат а,
так
он
и
продолжался,
так
и
за кон чилс я:
нем ой,
нем ой,
как
в
немом
сне...
Я
не
раз
называл
имя
м оего
друга
Коли
Карлова,
самого
деятель н о го
у час тника
с пасе ния
нас
от
огн я.
Что
в
это
время
прис х од ило
в
его
семье,
в
его
доме?
Вы­
таскивать
ве щи
пр ак тическ и
б ыло
некому
—
одни
же н­
щины;
Ни кола й
Иванович,
как
главный
врач,
не
считал
возможным
покинуть
больницу,
кот орой
угрожала
опас­
ность;
мл адш ий
брат
Боря
за
день
до
пожара
уехал
вместе
со
своим
выпускным
классом
в
Вятку,
а
Коля ...
Коля
долго
не
мог
попасть
в
сво й
р айон:
п ути
оказались
перерезаны
огнем.
С
Нижней
пл оща ди,
от
«Коммуны»,
бы ла
хорошо,
видна
п одн имаю щаяс я
в
гору
Советская
14


улица
с
пылающими
справа
и
слева
домами,
с
об ъят ы­
ми
пламенем
колокольнями
Троицкого
собора
и
Николь­
ско й
церкви*
с
уже
сгоревшей
де р евян ной
аркой
поперек
ули цы
(осталась после первомайского праздника);
прой ти,
пробежать
сейчас
вдоль
э той
у лицы
—
все
ра в­
но
что
проскочить
скво зь
огненный
ко ридо р
более
чем
километровой
длины.
И
Коля
его
про ск оч ил,
но
—
по­
здно:
их
квартира
сгорела.
Мы
оба-
хор ошо
помним,
как
в
последний
раз
по дбе­
жа ли
к
нашему
дому,
ко гда
он
т оже
уже
горел.
Г орел
и
отделенный
от
нег о
воротами
и
калиткой
наш
старый,
уже
три
года
как
нежилой
дом.
Горел
з абор
и
леж ащие
за
ним
бревна
—
складница
на
высоту
роста
п люс
по д­
нятая
рука.
Все
это
пылало
так
жарко,
что
нас
порази­
ло
—
откуда
так ая
сила
у
м ален ьки х,
н изких
ст роени й.
Ведь
двухэтажный
верещагинский
дом
еще
не
горел
—
он
загорелся
уже
от
нашего
флигеля,
чер ез
какие-то
считанные
ми н уты,
но
вс е-таки
после.
Вот
ир ония
судь­
бы:
всю
жи знь
мы
боялись
соседства
э той
пекарни,
ос ы­
павшей
нас
искрами
из
св оих
труб,
а
выш ло
та к,
словно
мы
ее
подожгли!
Х отя
горела
по ка
лишь
одна
сторона
у лицы
—
н аша,
жар
сто ял
такой,
что
нам
с
Колей
не
уд ал ось
уне сти
вы тащ енный
на
ул ицу
зеле ный
шкаф,
обычно
стоявший
в
сенях
(в нем и зимой и летом хранились различные
варенья),—
сейчас
он
леж ал
на
самой
середине
до роги .
Одновременно
схватившись
за
нег о
с
двух
кон цов ,
мы
в
тот
же
миг
отскочили:
масл яна я
кр аска
так
рас кали ­
лась,
что
уже
пузырилась,
и
мы,
отдернув
обожженные
руки ,
почувствовали,
что ,
останься
мы
здес ь
еще
с
м ину­
ту,
и
одежда
на
нас
задымится.
Помню,
к ак,
до беж ав
до
площади,
я
с
облегчением
сунул
голову
под
с трую
из
водоразборной
ко лон ки,
из
к от орой
обычно
мы
брали
питьевую
в оду.
Потом
я
жалел,
что
не
схватил
л ежав­
шие
рядом
со
шкафом
весла
от
лодки
(лодку мы с па­
пой
как
раз
накануне
пожара
спустили
на
р еку ), при=
льнув
к
земле,
они,
вероятно,
раскалились
меньше,
чем
шкаф.
Недавно
Коля
Карлов
(ныне врач Николай Николае­
ви ч,
с
сорокапятилетним
стажем,
отец
и
тесть
врача;
все
трое
работают
в
Кот ель нич еск ой
больнице)
на помн ил
мне
люб о пытную
подробность:
по
ту
сторону
у лицы,
где
еще
ничего
не
горело,
како й -то
человек
торопливо
ломал
15


за бор,
о тде л явший
деревянные
бараки
от
сгоревших
семь
лет
на зад
селезеневских
домов.
—
Разве
ты
его
не
узнал?
—
спросил
мен я
Коля.—
Это
был
Ник ола й
Семенович
Зыр ин.
Я
почему-то
не
по мню,
как
в ыгляд ел
Зыр ин.
Между
тем
это
был
известный
в
городе
человек:
бывший
пред­
седатель
уездной
земской
управы,
бывший
помещик
(единственный в нашем уезде), бывший хозяин огром ­
ного
участка
земли,
простиравшегося
от
у лицы
Лун а­
чарского
(бывшей Воробьевской)
до
Советской
(быв­
шей
М о ско в ско й ), бывший хозяин прекрасного дома из
л ист ве нницы,
где
помещался
п осле
революции
город­
ско й
клуб,
бывший
хозяин
не
раз
упомянутых
дер евя н­
ных
бараков
и
многочисленных
надворных
построек,
где
разместились
казенные
склады...
Зачем
же
Зырин
ло­
мал
забор?
Что
он
п ыта лся
спасти?
Муниципализиро­
ванные
дома,
право
собственности
на
которые
он
никог­
да
не
вернет?
Де ло
обстояло
проще.
Зырину
разрешили
построить
на
бывшем
его
участке,
вернее
на
мд лой
его
части,
примыкавшей
уже
не
к
центральной,
а
к
на шей
улице,
небольшой
домик,
в
котором
он
жил
и
вокруг
к отор ого
развел
садик
(за забором не было видно ни
до ма,
ни
садика),—
их-то
он
и
п ытал ся
спасти
от
огня,
ломая
заборы...
К оне чно,
ему
это
не
удалось.
Как
не
удалось
почти
нико м у.
Почти...
Значит,
кому-то
все -таки
удалось?
Да,
на
главной,
Советской,
улице
ого нь
не
по шел
дальше
Верх­
ней
пл о щади
и
не
тронул
больницы;
на
улице
Луначар­
ского
остановился
кварталом
ниже ,
до йдя
до
б ольш ого,
красивого,
трехэтажного
здания
школы,
в
к от орой
мы
с
Колей
учились;
на
Октябр ь ско й
и
Пр олета рс кой
ул и­
цах
пожар
не
перешагнул
за
овраг,
перерезавший
гор од
на
две
приблизительно
равные
части.
Что
о стано вил о
пожар?
Кроме
ус илий
гасивших
его
людей
б ыли
оп ять
же
и
. естественные
причины.
Прежде
всего
л ьняно й
склад,
из
которого
летела
во.
все
концы
города
пылав­
шая
или
тл евшая
ку де ля,
сгорел
начисто.
Затем
си ль­
ный
и
все
усиливавшийся
в
первой
по ло вине
дня
ветер
(казалось,
что
сам
пожар,
разгораясь,
создает
этот
бу р­
ный
воздушный
поток,
а
возможно,
что
так
и
было)
стал
утихать.
И
наконец,
как
это
часто
бы вает
в
резуль­
та те
большого
пожара
или
по сле
д ли тель ного,
артилле­
16


рийского
бо я,
т учи
дыма
образовали
дождевые
тучи,
и
хлынул
об иль ный
дождь,
благодатный
дождь...
Ах,
какое
это
бы ло
блаженство!
К ажет ся,
еще
никог­
да
в
жи зни
мы
не
испытывали
такой
радости
от
до­
ждя,—
эту
ра дос ть
я
помню,
чувствую
и
сейчас;
а
вот
долго
ли
шел
этот
дождь,
не
помню...
Зато
хорошо
помню,
как
со
знакомьш
мужиком
Ко н­
стантином
из
де р евни
Вшивая
Горка
я
под
вечер
поехал
на
лошади
по
сгоревшему
го ро ду,
как
приехали
мы
к
нашему
двору
и
не
нашли
там
н ичего,
кроме
дымивших
головешек:
это
догорали
врытые
в
землю
бревна
парни­
ков
в
огороде
и
ве нцы
бревенчатых
срубов
колодца
и
погреба.
Обгорели,
но
не
упали
наземь
деревья
—
люби­
мые
мно й
тополя,
березы,
черемуха,
липа,
на
которые
в
д етс тве
я
с
упоением
лазал.
Обойдя
наш
участок,
мы
прошли
на
соседний:
там
тож е
все
бы ло
пусто,
голо,
че рно
—
ни
двухэтажного,
стоявшего
в
гл уб ине
двора
де­
ревянного
дома,
в
котором
я
ч асто
бывал
у
Екатерины
Матвеевны,
ни
амбаров,
ни
колодца,
ни
погреба;
и
так
же,
как
у
нас,
стоял
черный,
как
уголь,
сгоревший
сад,
и
точно
так
же
ве зде
пахло
гарью
и
ды мом.
Мы
вышли
на
у лицу.
То,
что
я
здес ь
увидел,
меня
потрясло,
впер вы е
за
это т
де нь
заставило
оцепенеть
фи­
зически
и
душевно,—
впервые,
ибо
весь
день
пребывал
я
в
непрестанном
движ ении,
в
действии,
в
же ла нии
д ей­
ствовать,
даже
сейчас,
когда
бродил
по
участку.
А
ув и­
дел
я
на
улице
вот
что:
на
середине
дороги,
напротив
сада
Екатерины
Матвеевны,
лежала
она
сама,
мертвая.
Лежала
на
спи не,
вся
одежда
сгорела,
только
под
тем е­
нем
чернела
кружевная
наколка,
в
кот орой
я
ее
всегда
по мнил;
в
прав ой
руке
зажата
связка
к лю чей,
на
за­
пясть е
левой
виднелись
часы;
они
ш ли,
в
тишине
явс т­
ве нно
слышалось
тика нье .
Тело
Ек ате рины
Ма тв еевны
не
обгорело,
лишь
сл егка
вздулось,
поэт ом у
выглядело
молодым,
что
да ло
пово д
флегматичному
Ко нста нтину
заметить:
—
Ну
и
ну!
Ровно
девка
лежит!
Первым
мои м
движением
б ыло
закрыть
это
те ло.
Чем?
Да же
сена
ни
клочка
не
бы ло
на
телеге.
И
вокруг
ни
травы,
ни
зел ен ых
ве тве й.
И
н икого,
к
кому
мог
бы
я
обра тить с я.
Константин
молча
сел
на
телегу,
я
ряд ом
с
н им,
и
мы
укатили,
о с тавив
мертвую
Екатерину
Матвеевну.
Не
2Л.
Рахманов
17


знаю,
как
мы
могли
инач е
пос туп и ть,
ку да
увезти
ее
тело,—
мы
даже
не
знали,
цела
ли
городская
больница
с
по койн ицк ой.
На
следующий
день
я
с
моими
род и теля ми
с нова
пришел
на
пепе лище .
Трупа
старой
учительницы
на
ули­
це
уже
не
было.
К
то му
времени
мы
узнали,
что
челове­
ческих
жертв
от
пожара
немного:
сго ре ла
соборная
сторожиха
или
м о нашка,
к от орая
зачем-то
з апер лась
в
церковной
сторожке,,
сгорел
какой-то
с тар ик,
бежавший
через
С оборн ую
площадь
с
самоваром
в
руках
и
в незап ­
но
ох ва че нный
огне м;
сгорело
еще
неско ль ко
человек.
Обожженных,
конечно,
бы ло
немало.
На
этот
раз
мы
внимательно,
сверхвнимательно
осмотрели
участок
—
не
осталось
ли
чего-нибудь
годно­
го.
Остались
железные
части
лопат,
вил,
ухватов,
коче­
рег,
различные
задвижки,
болты ,
гвозди,
щеко лды ,
скрюченные,
иск р ив ленные
куски
толстой
пр овол ок и,
еще
к акие -то
железяки.
В
погребной
яме
лежало,
стояло,
свернувшись
набок,
несколько
обгоревших,
с
почернев­
шей
или
совсем
отвалившейся
эмалью
кастрюль,
чугун­
ко в,
горшочко в.
Наш ли
скелет
козы
Гульки,
которая
вчера
забил ась
в
угол
сарая,
где
она
жила
и
откуда
ее
не
могли
ни
выгнать,
ни
вытащить.
Кто-то
мельком
вчера
заметил,
как
кошка
шмыгнула
на
чердак,
а
щенок
под
мостки,—
там
они
и
сг орели .
А
вот
куры .. .
куры
п очти
все
уц еле­
ли,
сгорела
только
одна,
высиживавшая
цыплят.
Приня ­
то
говорить: «Она (или
он)
—
настоящая
курица», счи­
тая
кур
образцом
бестолковости.
Между
тем
шеф
на­
ших
кур,
петух,
организованно
выве л
их
со
двора,
затем
на
площадь,
там
они
где-то
бродили
или
ютились,—
в
самое
горячее,
вернее,
горящее
время
мы
их
не
видели,
не
до
них.
Се го дня
же
мы
н ашли
наших
кур
на
Нижней
площади:
во
гла ве
с
полным
достоинства
пе тух ом
они
х од или,
прилежно
поклевывая
рассыпанные
на
утоптан­
ной,
уезженной
земле
ржаные,
пшеничные,
яч ме нные
зерна;
им
я вно
по
нраву
приш лис ь
окрестности
мельни­
цы,
где
в
обыденной
своей
жизни
они
никогда
не
бы ва­
ли
и
кроме
овса
и
отрубей
нич его
не
пробовали.
Как
же
случилось,
что
город
сгорел
на
две
трети?
Как
могла
выгореть
на
пр о тяже нии
дв ух
километров
гл авная
улица,
почти
вся
состоявшая
из
каменных
до­
18


мов
с
железными
кровлями?
Как
сгорели
три
кам ен ные
церкви,
в
том
чис ле
и
старинный
толстостенный
с обор,
рядом
с
которым
на
целый
кв арт ал
прос ти ралс я
камен­
ный
же
гостиный
двор,
т оже
с
толстыми
стенами
и
сво д­
чатой
каменной
галереей,
где
бы ло
всегда
прохладно?
Да,
бесновался
огненный
вихрь,
но
м огло
бы
еще
обой­
тись,
если
бы
не
дворовые
постройки:
амбары,
сараи,
дровяники
—
все
это
было
деревянным,
а
то
и
ветхим,
все
легко
вспыхивало
даже
от
одной
искры.
Взглянуть
бы
тогда
на
город
со
стороны!
На ве рно,
это
бы ло
похо­
же
на
Страшный
су д,
только
грешники
не
корчились
в
адском
пламени,
не
во пи ли,
гроз я
не бу
кулаками,
а
деятельно
та скал и
на
себе
св ое
добро,
порой
з абыв ая
в
доме
це нные
вещи,
а
спасая
ру хля дь
и
хл ам.
С
чего
же
все
началось?
Разумеется,
про ве ли
следствие,
и
подозрение
сперва
пало
на
столяра
и
гробовщика
З ай цева,
проживавшего
в
де рев не
Шуршонки.
Якобы
он
в
то
ут ро
ва рил
во
дво­
ре
олифу
и
то
ли
по
неб режно ст и,
то
ли
по
забывчи­
вости
упустил
момент,
когда
костерок
разгорелся
и
п ла­
мя
охватило
нак о пивш ийся
в
уг лу
д вора
строительный
мусор.
Рядом
же
с
з айце вским
двором
н ах оди лись
те
самы е
склады
льна,
о
которых
я
уже
дв ажды
у по­
ми нал ,—
они-то
и
сделались
разн осчик ами
пожара,
не вол ьными
поджигателями,
погубившими
го род.
Быва­
ют
же
такие
з ло счаст ные
совпадения:
именно
в
этот
день,
с
утра
пораньше,
по
случаю
хорошей
п огод ы,
вы­
несли
лен
и
ку делю
на
крышу
для
просушки.
И
через
час
начался
пожар...
Недавно
я
прочел
в
м ес тном
кр аев едческо м
музее
запи си
моего
отца,
бывшего
в
те
год ы
техником
Совн а р­
хоза:
«Возник пожар в пригороде,
в
так
на зы ваем ой
де­
ревне
Шуршонки,
в
западной
части
города,
в
доме
Зай­
цева
Александра
Ильича.
Много
бы ло
догадок
о
причи­
не
пожара,
б ыли
и
ар есты
по
подозрению,
но
дозн а ться
истинной
п рич ины
так
и
не
удалось.
Самого
хозяина,
по
профессии
столяра,
тогда
дома
не
б ыло,
он
находился,
как
староста,
в
церкви,
был
какой-то
церковный
п ра­
здник.
Подозревался
его
ква р тира нт
Куликовский,
гл у­
хой
й
в ечно
с
трубкой
во
рту
стар и к,
то же
за ним авший­
ся
столярным
ремеслом
во
дворе;
п ре дп олага ли,
что
он,
как
курящий,
мог
зарон и ть
искру
в
стружки,
а
ветер
раз-
*
19


дул
ее
в
пожар.
Но,
ви д имо,
он
сумел
д оказа ть
сво ю
не виновно с ть
и
был
освобожден.
Ед ва
ли
не
достовернее
будет
версия,
которую
мне
случайно
пришлось
выслу­
шат ь
уже
несколько
лет
спустя
от
одного
из
г р аждан,
прибывших
к
месту
пожара
в
сам ом
начале,
когда
го ре­
ла
нижняя
часть
тесового
крыльца.
Он
пер едав ал,
что
огон ь
выр ва лся
как
раз
из-под
лестницы
и
возник
от
горячих
углей,
выне с е нных
в
кор чаг е
в
кладовку
и
не
заглушенных
крышкой
по
забывчивости
и
торопливости,
с
которой
вынесшая
угли
женщина
вернулась
в
дом
к
заплакавшему
в
это т
момент
ребенку...
Но,
что
бы
ни
было
п рич иной
п ожара ,—
пишет
даль­
ше
отец,—
к
шес ти
часам
вечера
от
города
осталась
лишь
четверть,
лучшую
его
час ть
вымело
огнем.
Си ла
огн я
бы ла
та ков а,
что
о
тушении
уже
не
думали,
а
сп а­
сались
сами...
Я
зн аю
сл уч ай,
когда
от
нивелира,
выне­
сенного
с
прочим
имуществом
на
берег,
о стал ась
только
ча сть
медной
трубы
с
расплавленным'
стеклом
объек­
т ива».
Сейчас
и
я
вспомнил
случай,
характеризующий
силу
ветра
в
часы
пожара.
В
двадцат и
пят и
километрах
от
Ко тел ь нича
находится
село
Пищальское.
С
выс ок ого
бе­
рега
Вят ки
в
ясный
день
мо жно
увидеть
сельскую
к оло­
ко ль ню,—
она
белеет
на
синей
лесной
полосе
на
гори­
зонте
крохотным
восклицательным
зн ак ом.
В
это
село
и
принес
воздушный
п оток
легкую
шелковую
косынку,
как
весть
о
беде,—
двадц ать
пять
километров
летела
эта
необычная
аэрограмма...
Теперь
неско ль ко
с лов
вообще
о
Котельниче.
Кто
зна л,
кто
слышал
о
нем
до
пожара?
А
ведь
.городок
су щест ву ет
с
XII века,
когда
он
был
черемисским
селе­
ни ем
и
назывался
Кок ша ров;
уже
в
конце
века
его
за­
воевали
но вгор од цы
и
наименовали
Котельничем,
от
сл ова
котел:
центр
города
и
сейч ас
расположен
в
котло­
ви не
между
дву мя
горами.
Вот
летописные
св едени я,
от­
но сящ иеся
к
1629 году:
«Город Котельнич над рекою Вяткою,
деревян,
в етх.
В сего
в
городе
и
на
посаде
пять
церквей,
да
церкви
без
пения.
Да
в
городе
и
на
посаде
семь
дворов
церковных,
да
двор
съе з жий
для
посланников,
да
два
двора
пу ш­
карских,
да
два
дво ра
м он асты рск их,
а
в
них
живут
старицы,
да
двадцать
пять
дворов
тягловых
людей,
и
20


л юдей
в
них
тож
(иначе говоря,
в зрос лых
мужи ко в .—’
Л.
Р.)
да
дв адц ать
шесть
дворов
пу ст ых,
да
тридцать
семь
дворовых
мест
пус ты х.
За
по садом ,
за
рекой
Бала*
к иревиц ей,
монастырь
Ивановской,
а
в
нем
церковь
во
имя
Рождества
Ив ана
Предтечи
деревянная,
а
на
мо­
настыре
семь
келий,
а
в
них
жи вут
черноризцы,
старец
Иов
с
братию,
да
к
то му
монастырю
на
монастырской
стороне
монастырские
бобыльские
четыре
дво р а».
В
новое
вре мя
—
я
имею
в
виду
XIX и начало XX
ве ка
—
Котельнич
хорошо
знали
ссыльные
и
их
близкие
родичи:
ссылали
в
наш
город
часто,
в
те
год ы,
когда
через
него
еще
не
прошла
транссибирская
магистраль.
Несколько
лет
жил
в
Котельниче
Беклемишев,
н а родо­
волец,
сюда
же
сослали
и
его
сына;
до
сих
пор
на
ул ице
Луначарского,
в
нагорной
ее
части,
сохра ни л ся
деревян­
ный
домик
(пожар его не достиг), где в юности прожи­
вал
Н.
Е.
Федосеев,
с
которым
в
де вянос ты е
год ы
пере*,
писывался
В.
И.
Ле нин.
В
1926 году неведомый почти никому Котельнич бла­
годаря
пожару
приобретает
всероссийскую
известность,
ч уть
ли
не
славу:
о
нем
пишу т
в
газетах,
срав н ив ают
Котельнический
п ожар
с
другими
известными
большими
пожарами,
например
в
Сы зр ани,
со бир ают
и
шлют
по­
же ртво ва ния
и
пр.
Сл ава
продолжалась
недолго
—
сен­
сации
забываются
б ыс тро.
И
все
же
сен саци я
была,
и
помощь
т оже
бы ла.
Приехал
в
Котельнич
и
выс ту пил
перед
жит елям и
нарком
в нут ре нних
дел.
Собственно,
приезд
такого
известного
человека
в
Ко­
тельнич
я влялся
тож е
событием,
но
я
не
по мню
большо­
го
стечения
народа
на
митинге
в
городском
(Загород­
ном)
саду.
Сл ишк ом
озабочены
б ыли
жители
своим
устройством
после
беды,
слишком
заняты
п од ыскани ем
хоть
какого-нибудь
’жилья;
да
немного
их
и
осталось
в
городе,
большинство
расселилось
в
окрестных
дерев­
н ях.
В пр очем,
в
том
же
За горо дн ом
саду
был
орга ни зо­
ван
пункт
пи тан ия
погорельцев
и
устроена
временная
библиотека-читальня.
Да,
пр екр асн ая
городская
библио­
т ека
сгорела,
как
сгорели
и
все
магазины
и
продуктовые
лав ки ,—
купить
что-либо
стало
возможным
только
на
рынке
или
в
деревнях,—
городок
яв лял
соб ой
полдесят­
ка
квадратных
километров
черной
пустыни,
долгие
ме­
ся цы
—
летом,
осенью
и
зимой
—
удушливо
пахнувшей
21


гарью,
но
библ ио тека ,
конечно
в
миниатюре,
ср азу
же
возродилась.
И
лю ди,
пришедшие
в
сад
съесть
миску
супа
и
прочитать
свежу ю
газету,
полистать
журнал
«Крокодил»
или
«Безбожник», молча выслушали речь
наркома,
который
деловито,
без
мит инг овы х
прие мов ,
рассказал
о
принятых
правительством
мерах
помощи,
о
спущенных
городу
фондах
строительного
ле са
и
кир ­
пича,
и
с
удовлетворением
разошлись.
К то- то’
из
толпы
к рик нул : «Почему страховку не платят?» На него спра­
ведливо
шик ну ли:
шла
в сего
первая
неделя
пос ле
проис­
шедшей
беды,
от
банка
остались
одн и
закоптелые
сте­
ны,
но
инкассаторы
ежедневно
привозили
из
губернской
(еще не областной)
В ятки
и
аккуратно
вып лач и вали
уез д ным
(еще не районным)
служащим
жалование
(кажется,
тогд а
его
еще
не
сменило
слово
«зар­
плата»).
Примерно
с
год
Котельнич
был
пус т
и
черен
(если не
считать,
что
зима
благодатно
укрыла
белой
пеленой
го­
ловешки
и
развалины,—
я
увидел
его
именно
таки м,
пр и­
ехав
на
зим ние
каникулы;
в пр очем,
гарью
все
равно
п а хл о ), но потом быстро отстроился.
Не
ст ало
только
церквей,
украшавших
город,
и
еще
не
поднялась
зелень
новых
посадок,
превратившихся
со
временем
в
тенистые
сады
и
бульвары,
делающие
его
ны нче
пох ожим
на
юж­
ный
ку ро рт.
Котельнич
стал
погорельцем
за
пятнадцать
лет
до
войны.
Как
ни
странно,
война,
уготовившая
неср авненно
худ шую
у часть
сотням
го ро дов
и
селений,
пр ине сла
ему
известность
гора здо
б ольшую,
чем
пожар
1926 года .
Ты­
с ячи
эвакуированных
из
Ле нинг ра да
и
других
городов
осели
на
несколько
лет
в
Ко т ель ниче
—
чи сло
ж ител ей
в
городе
сразу
удвоилось,
достигло
сорока
ты сяч, —
а
великое
м нож ество
фронтовиков
и
тыловиков,
ко м анди­
рованных
и
мобилизованных,
москвичей
и
уральцев,
си­
би ряко в
и
дальневосточников
проехало
мимо,
возможно
запо мн ив
наз ва ние
станции.
К
то му
вре м ени
станция
была
уже
узловой
—
точка
пересечения
Северной
и
Горьковской
же лезн ых
дорог
и
пристань
на
бо льш ой
су­
доходной
рек е.
И
как ие
же
ра зные
это
бы ли
л юди!
Одни
ждали
пе р есад ки,
су тка ми
живя
на
вокзале,
часами
топчась
на
рынке,
м еняя
ве щи
на
продукты,
которые
стоили
зде сь
вдвое
и
втрое
дешевле,
чем
в
к р упных
про м ыш ленных
22


центрах:
скажем,
за
пуд
картош ки
запрашивали
все
же
не
ты щу,
а
четыреста
рублей.
Другие
прослышали
о
Ко-
тель н иче
от
поселившихся
в
нем
родных
и
знакомых.
Третьи
ле жали
в
здешних
госпиталях,
размещенных
во
вс ех
д вух эта жных
и
единственном
тре хэт ажн ом
зданиях
города.
Выздоравливающие
б ро дили
по
улицам,
то лка­
лись
на
б азар е,
меняя
пять
кусков
пиле ног о
сахара
на
восьмушку
самосада,
в
летние
и
весенние
дни
грелись
на
солнышке,—
муд ре но
не
за по мнить
место,
где
они
возвратились
в
жизнь,
иные
хо тя
бы
и
для
т ого,
чтобы
внов ь
отправиться
навстречу
смерти.
Когда
в ойна
кончилась,
город
стал
ширить
свои
гра ­
ницы.
Бл ижн ие
к
не му
дер ев ни
становились
городскими
улицами,
сперва
окраинными,
за тем
обычными,
ря до вы­
ми.
Вокруг
станции
Ко те л ьнич-2 (Горьковской ж .
д.)
обр азо в ался
свой
город-спутник
с
домами
и
участками
усадебного
типа,
с
садами
и
огородами,
где
ул ицы
все
до
одн ой
почему-то
получ ил и
историко-литературные
наименования:
улица
Гер це на,
Лермонтова,
Рылеева
и
многих
других
писателей.
В
городе
появились
четырех­
этажные
и
пятиэтажные
жилые
дома,—
ори ги на ль­
ности,
красоты
в
них
не
бы ло,
но
в
сочетании
с
зеленью
деревьев,
алыми
кистями
рябин,
цветущими
яблонями
снаружи
и
бытовыми
у до бства ми
внутри
они
мо гли
с чи­
таться
достижением
городской
культуры.
Мало,
очень
мало
кто
из
жи тел ей
этих
новых,
полу­
но вых
и
совсем
немногих
оставшихся
доживать
старых
домов
помнит
о
стихийном
пожаре
1.926 года, —
каких-
нибудь
два-три
десятка
людей,
не
б ольш е.
И
де ло
не
только
в
том ,
что
пр ошло
полвека,
что
с
тех
пор
появи­
лис ь
на
св ет
уже
два
поколения,
не
видевшие
пожара,
а
те,
что
б ыли
тогда
детьми,
стали
дедушками
и
бабуш­
ками:
исконных
котельничая
осталось
вообще
немного,
не
к
м
а,
говоря
по-вятски.
Конечно,
во
время
пожара
я
не
успел
ощутить
утра ­
ту
всего,
что
вчер а
еще
бы ло
мо им
детством
и
отрочест­
во м:
двор,
дом,
сад
—
за
несколько
часов
все
и сче зло,
и
в
эти
часы
бы ло
не
до
горьких
осмыслений.
Не
до
того
мне
б ыло
и
пос ле
по ж ара:
подготовка
к
экзаменам
в
ву з,
скорый
отъезд
в
Ленинград,
мол ода я
ц елеу ст рем­
ленность
—
вот
что
решало
и
оп ре де ляло
самочувствие.
«Вперед,
вперед!
Назад
не
огляды в айс я!» —
таков
был
не
про износ имый
вслух
девиз.
Вместе
с
тем
где-то
внут­
23


ри,
глубоко
внутри,
я,
несомненно,
ощущал,
что
пожар
отчеркнул
резкой
угольной
чертой
все
мое
прошлое,
ес­
ли
можно
его
в
восемнадцать
лет
так
назвать!
Лишь
теперь,
через
полвека,
мне
зах оте лось
вспом­
нит ь
и
ра сс казать
о
том ,
что
предшествовало
э той
черте,
обо
всем,
что
в
тот
м айск ий
д ень
сгорело.
В про чем,
не
надо
усматривать
в
этом
подчеркнутом
слове
симво­
лик у
и
патетику:
в
том ,
что
я
хочу
вспомнить
и
расска­
зать,'
ничего
такого
возвышенного
не
бу дет ,—
будут
про­
сто
картинки
уездной
жизни ,
запомнившиеся
р ебенку ,
подростку,
немного
позднее
юно ше.


СТАРЫЙ
ДОМ
И
ЕГО
Х ОЗ ЯЙКА
На
Луначарской
улице
Я
помню
старый
дом...
Ма яко вс кий
Ок1/в ом,
в
КО Т ОРОМ
мы
жи ли
до
пожара,
в
отли -
/ I чие от стоявшего рядом старого,
главного
| дома,
считался
флигелем.
В
нем
б ыли
две
комнаты
и
кухня,
все
три
помещения
весь-
8
1 ма скромных размеров,
как
ны нче
сказ али
бы
—
малого
метража.
Старый
дом
от д елен
был
от
фл и­
геля
нешироким
проездом,
замкнутым
со
стороны
у лицы
двустворчатыми
воротами
и
калиткой.
На
моей
памяти
он
имел
еще
вид
бук вы
«Г», загибаясь длинным концом
внутрь
двора,
но
постепенно,
уже
на
мо их
гл азах ,
его
всё
лом ал и,
ломали
на
бревна
и
на
дрова,
отсекая
от
нег о
ча сть
за
частью,
так
что
наиболее
сознательная
пора
моего
де тств а
прошла
вблизи
дряхлой
коротышки
с
безобразно
обрубленной
и
б езобраз но
за д ел анной
с
торца
крышей.
Бы ло
неприятно
смотреть
на
зрелище
этой'
ме д ле нной,
нищенской
смерти
и,
возвращаясь
до­
мой
среди
бе ла
д ня,
ког да
безобразие
б ыло
всем
напо­
к аз,
я
чувствовал,
что
немножко
стыжусь
это го
урода
и
мысленно
желаю
ему
с ко рого
конца.
Но
случилось,
что
флигель
обветшал
едва
ли
не
ско-*
рее
старого
дома:
он
был
боле н,
за раже н
каки м -то
ко ш­
марно
прожорливым
грибком
или
жучком,
в
рекордные
сро ки
съедавшим
начисто
все
пол ы
в
доме,
прихватывая
и
нижние
венцы
бревенчатых
стен .
Мне,
ребенку,
этот
домовой
хищник
представлялся
оп ред еленн о
живым
и
к
тому
же
сверхъестественным
существом,
которое
25


умышленно
нано сило
нам
вред
и
которого
я
втайне
от
взрослых
боял ся.
Разве
не
жутко,
к огда
стулья
в
комна­
тах
нач и нают
проваливаться
то
одной,
то
ср азу
двумя
ножками
(толстый слой глянцевой краски,
скрывавший
гниль,
был
особенно
к ав ерзен ), вода на полу возле умы­
вальника
по
ночам
замерзает,
сколько
днем
ни
топи
обе
пе чки,
и
русскую
и
голландскую,
а
раньше
вместо
голландской
лежанку,
с
которой
я
однажды
свалился.
Взрослых
тоже
тревожило
состояние
флигеля:
надо,
на до
сроч но
что- то
предпринимать.
И
вот
летом
подво­
дили
нов ые
венцы,
перестилали
полы,
обеззараживали
почву
под
до мом.
Увы,
ниче го
не
помогало:
жуч ок
(или
грибок)
немед ленно
в озобн овл ял
св ою
разрушительную
работу.
П апа
часто
в
с ер дцах
гов ор ил,
что
ес ть
лишь
одн о
верное
средство:
сжеч ь
этот
фл игель .
И
флигель
сгорел,
но
об
эт ом
уже
рассказано.
В
разные
годы
в
старом
до ме
жи ли
разные
люд и,
в
том
числе
и
его
влад е лица,
тетя
Ан я,
покинувшая
его
после
того,
как
едва
спаслась,
чуд ом
в ыск ольз нула
из-
под
упавшего
на
нее
потолка.
До
самой
смерти
не
пере­
ходил
в
другое
жи лье
ее
брат,
мой
дед,
отец
ма мы.
Он
редко
к
нам
прих од ил,
разве
что
за
газетой,
кото рую
наз ыв ал
«ведомости»
уже
и
в
советское
время.
Он
лю­
бил
чи тать
«Мир приключений»
в
ярки х
обложках
с
впечатляюще
из ображ ен ны ми
на
них
кораблекрушения­
ми,
пальбой
из
револьверов,
плясками
дикарей
вокруг
ко стр а,
на
котором
они
со бир ал ись
поджарить
п лен ного
европейца.
«Мир приключений»
доставлял
деду
(«дед­
ке», как я его звал)
наш
родственник,
муж
маминой
двоюродной
сестры,
Флегонт
Гу щин,
паровозный
маш и­
нист,
о
котором
я
еще
расскажу.
Мне
этот
з ам анчи вый
журнал,
издаваемый
П.
П.
Сойкиным
как
приложение
к
журналу
«Природа и люди», читать не давали,—
мо­
жет
бы ть,
потому
и
сейч ас
я
к
нему
отношусь
с
неким
в олне ние м,
с
жгучим
любопытством
проглядываю
с лу­
чайно
попа в ший
мне
в
ру ки
но мер
журнала,
донельзя
зачитанный,
рв аны й,
по дкл ее нны й,—
их
вообще-то
на
свете
осталось,
должно
быть,
несколько
штук.
В
молодости,
суд я
по
фотографиям,
дед
был
красив:
темные,
волнистые
волосы,
широко
расставленные
за­
думчивые
глаза;
ему
шел
его
бархатный
черный
пиджак
с
широкими
л ацканам и,
окаймленными
светлой
полос ой.
Я
его
помню
уже
стариком
с
бол ьшо й
с едой
бо родой
26


и
все
еще
т е мными,
гус ты ми
волосами
(мама тоже до
стар о сти
почти
не
седела).
После
р анней
смерти
же ны,
мо ей
бабуш ки,
Иван
Иванович
Пиков
перенес
нервную
горячку,
навс ег да
отразившуюся
на
его
ду шевно м
здо­
ровье:
он
с
тех
пор
нигде
не
служил,
находился
на
иж­
д иве нии
сестры,
те ти
Ани,
помогая
ей
в
огородных
де­
ла х.
Со
мной
он
был
всегда
добр
и
лас ков ,
и
мне
теперь
жаль,
что
ма ма
и
те тя
Аня
как-то
делали
т ак,
что
мы
с
ним
мало
виделись.
Может,
боялись
или
стеснялись
его
странных
выходок?
Помню,
к
нам
прибежали
сосе­
ди
—
сказать,
что
ув идели
из
своего
двора,
как
Ив ан
Иванович
купается
посреди
огорода
в
стоявшей
там
для
пол ивк и
б ольшо й
сорокаведерной
бочке.
Теперь,
навер­
но,
это
ни кого
бы
особенно
не
удивило,
а
тогда
те тя
Аня
ужасно
сконфузилась
и
задала
брату
зн атн ую
про­
борк у.
Думается,
что
дед
п орой
прос то
озорничал,
дра зн ил
своих
близких.
Например,
когда
те тя
Аня
велела
ему
унести
корзину
с
морковью
на
берег,
он
и
унес
ее
на
берег
Вятки,
прим е рно
за
версту
от
дома,
хотя
от лич но
знал,
что
«берегом»
в
наших
местах
называли
еще
и
д ощ атые
к рая
ямы
в
погребе.
Разве
не
бы ло
в
э том
поступке
своеобразного
вызова?
Сестра
его
строго
де р­
ж ала
—
вот
дед
и
устраивал
иногда
безобидный
бунт.
Конец
его
жизни
тоже
нельзя
считать
ординарным.
З або лев
и
побывав
у
врача,
который
не
скрыл
от
нег о
его
опасной
и
в
те
времена
почти
неизлечимой
болезни
(врач был мизантроп и пессимист вопреки фамилии
Пр аз дн иков ), дед отнесся к
своему
по ло жению
стои­
чески:
у
не го
хватило
в оли
с.этого
самого
дня
ничего
не
есть,
как
родные
ни
уговаривали,
и
через
несколько
недель
он
ти хо
угас,
ни
ра зу
не
пож ало ва вшись
на
боль,
а
ведь
это
был
рак
кишечника,
несомненно
пр ичиня вший
ему
страдания.
Деда
долго
потом
вспоминали
добром
знакомые
крестьяне,
приезжавшие
к
нам
из
ближних
и
дальних
д еревень ,
хотя
при
жизни
его
кое-кто
из
них
пользовал­
ся
его
п рост отой
и
чудаческим
нр аво м.
Помню,
как
бу­
шевала
тетя
А ня,
когда
дед
поменялся
с
одним
мужи­
ком
валенками:
отд ал
ему
св ои
новые,
а
вз ял
вза мен
стар ы е,
за плат анные ,
подшитые,
понравившиеся
ему
тем,
чт о,
бу дучи
сброшены
с
люб ой
высоты,
не пре м енно
вставали
торчком,
а
не
валились
набок.
27


Из
квартировавших
в
старом
доме
разных
людей
за­
помнился
мне
Косолапов,
нач и на ющий
лавочник,
только
еще
переехавший
из
деревни
в
город
и
открывший
тор­
го влю
на
главной,
Московской,
улице,
рядом
с
пло­
щадь ю,
где
через
много
лет
мы
спасались
от
по жар а.
Это
был
рыж ева тый
бойкий
чел ов ек,
л юби вший
погово­
р ить
и
похвастать,
с
пафо с ом
и
апломбом
употребляв­
ший
иностранные
слова.
—
В
э том
отношении,
Ксения
И вановна ,
я
де ржу
нейтралитет,—
бодро
говаривал
он
мо ей
маме.
Желая
вполне
цивилизоваться,
вручал
же не
фла кон
с
духами
и
пульверизатор.
—
Дуй!
—
командовал
он
ей.
—
Да
куды
дуть-то?
—
пугалась
жена.
—
Дуй,
тебе
говорят,
сюда,
деревня!
Потом
я
учился
с
двумя
Косолаповыми
—
о дин
был
его
сын,
другой
—
племянник.
Почему-то
племянник
был
выл иты й
дядя,
та кой
же
рыжий
и
бой кий ,
с
пронзитель­
ным
голосом.
Сын
был
совсем
другой
—
красивый,
т ем­
новолосый,
инт ел лиген тный
мальчик.
С
его
отцом,
ла­
вочником,
я
вс тр ети лся
как-то
на
улице;
мне
б ыло
уже
лет
пятна дца ть,
я
шел
со
скрипкой
на
урок.
Он
ме ня
остановил,
спросил,
у
к ого
я
учу сь
музыке.
Я
о твети л:
—
У
Тупицына.
У
Ан атол ия
Лу ки ча.
Это
был
всем
из ве ст ный,
уважаемый
в
городе
бу х­
галтер,
директор
счетоводных
курсов,
приватным
увле­
чением
которого
с
давних
пор
стала
скр ипка.
—
Ах
вот
что?
Прекрасно!
—
как
всегда
воодушев­
лен но,
одобрил
Косолапов.—
Я
слышал,
Анатолий
Лу­
кич
играет
даже
на
трубе...
Когда
мы
расстались,
я
долго
п ытал ся
по нять
смысл
это й
похвалы:
что
же
в се-т аки
выше
для
Кос ол апов а
—
уметь
играть
на
скр ипк е
или
на.трубе?
После
н его
жил
в
доме
и
де ржал
небольшую
пивную
другой
первогорожанин,
имени
и
фамилии
которого
не
помню,—
по мню
лишь,
что
его
хорошенькую
же ну
звали
Марьей
Анд р иа но вной;
сам
он
был
тож е
видный
мужчи­
на,
молчаливый
и
тихий,
ти хо
б ыло
и
у
него
в
пивной
—
ни
драк,
ни
скандалов
в
своем
заведении
это т
у езд ный
бармен
не
допускал.
В
1914 году его мобилизовали,
Ма рья
Андриановна
зак рыла
пивную
и
вскоре
уехала,
пр исл ав
нам
на
память
фотографию,
где
она
снята
вместе
с
мужем,
одетым
в
военную
форму:
он
сидит,
она
28


стоит
ряд ом,
положив,
как
пр иня то
тог да
б ыло,
руку
ему
на
плечо...
В
з имние
месяцы
в
старом
доме
арендовали
помеще­
ние
для
жилья
и
раб оты
так
наз ывае мые
«катанщики»
или
«шерстобиты»
—
му ж,
ж ена
и
двое
сыновей,—
они
делали
валенки.
К
ним
б ыло
страшно
войти:
комната
представляла
соб ой
кромешный
ад
—
ды м,
пар,
смрад,
п ыль.
Шерсть
чистили
и
взбива ли
на
жиле,
прикреплен­
ной
к
дер е вянно й
стойке
(нечто вроде гигантского смыч­
ка
или
л ук а ), затем мочили,
парили
и
н акат ы вали
на
ко л одки
разных
размеров
и
фасонов.
Эта
сезонная
мастерская
немало
занимала
мое
воображение,
и
пугая
и
привлекая:
семья
рабо тала
с
утр а
до
но чи,
не
отды­
х ая,
по-моему,
даже
в
воскресенье.
К
весне
шерстобиты,
распродав
св ой
товар
на
Алексеевской
яр мар ке
(вторая
по ло вина
марта
по
старому
стилю), уезжали на роди­
н у,—
откуда
они
бы ли
род ом,
не
знаю.
Комнаты,
в
которых
жила
сама
тетя
Аня
до
того,
как
потолок
о бва лился ,
бы ли
уставлены
старой
ме­
белью:
диван,
с тол,
кресла
и
стулья,
о бкл еенн ые
отсло­
ивш ейс я
от
времени
и
от
сы рос ти
фанерой
красного
де­
рева,
простая
железная
кровать
с
пе ри ной
и
высоко
взбитьши
подушками;
в
пр о стен ках
висели
два
зеркала
в
черных
р амах
с
ис порч енн ой
местами
амальгамой,
не м ощно
отражавшие
ж елающ их
на
себя
поглядеть.
За­
помнилось,
как
меня,
еще
совсем
маленького,
купали
в
железной
ванне,
крашенной
бе лой
кр аско й
внутри
и
зе­
ле ной
снаружи;
ванна
стояла
на
пол у
в
тети
Аниной
комнате.
Вдруг
все
уш ли,
вероятно
на
короткое
время,
показавшееся
мне
бесконечно
долгим,
и
я
заор ал
бл а­
гим
матом,
оказавшись
од ин
в
пус том
доме,
где
сами
собой
трещали
рассохшиеся
кр есл а,
словно
на
них
са­
ди лся
кто-то
невидимый,
и
похоронно
пе ли
комары...
Тетя
Аня,
Анна
Ивановна
Лебедева,
до
замужества
Пи кова ,
бы ла
н еза урядной
же нщино й,
несмотря
на
не
бог
весть
к акую
грамотность
и
массу
предрассудков.
Чем
зан им ался
ее
отец,
не
знаю.
Был
ли
он
выходцем
из
д ер евни
и,
перебравшись
в
город,
за нялс я
тут
че м- то,
или
так
и
родился
горожанином
и
домовладельцем,—
м огу
только
гад ат ь.
Во
всяком
случае,
дер ев ни
Пико вы
или
хотя
бы
д еревни ,
н асел енно й
людьми
с
такой
фами­
лией,
в
Котельническом
уезде
нет,—
зн ач ит,
скорее
все­
го
он
был
потомственный
мещанин.
29


Полагаю,
что
оте ц
тети
Ани
не
мог
бы ть
богат
хотя
бы
уж
п отом у,
что
нарожал
слишком
много
детей,
глав­
ным
образом
дочерей,—
всех
на до
выдавать
замуж,
го­
товить
приданое.
Де тей
насчитывалась
чуть
ли
не
дю­
жина,
да
еще
сколько-то
умерло
в
раннем
в озрас те.
Я
знал
те тю
Аню,
тет ю
Лизочку,
тетю
Калю
(Клавдию),
те тю
Н аню
(Анастасию), тетю Машеньку, —
собственно,
все
это
б ыли
мамины
тетки,
пр и хо див шиеся
мне
бабуш­
кам и.
Про
де да
Ивана
Ивановича
я
уже
г ово рил.
Кста­
ти,
у
тети
Лизочки
бы ло,
каж ется ,
тож е
двенадцать
де­
тей ,
из
которых
я
зн ал
Маню,
Ав густ у,
Валентину,
Со­
фью,
Д мит рия.
Но
бли же,
роднее
в сех
была
для
меня
те тя
Аня.
Тетя
Аня
в
св ое
время,
то
ес ть
лет
за
сорок
до
нашей
«встречи», вышла замуж за красивого блондина Ивана
Анто нов ич а
Лебедева,
где-то
служившего
и,
суд я
по
фо­
тографии,
имевшего
вид
том н ого
и
меланхоличного
ли­
рического
поэта.
Тетя
Аня
же
в
молодости
выгл яде ла
необычайно
пик антн о
и
привлекательно.
По-видимому,
она
очень
любила
мужа,—
да же
го лос
ее
менялся,
ко г­
да
она
о
нем
говорила.
И ван
Антонович
рано
умер
(при­
ч ины
не
зн аю ), страстной натуре Анны Ивановны обяза­
тельно
нужно
бы ло
сразу
что-то
сотворить
с
горя,
и
она
п ерест ала
ес ть
мясо.
И
сколько
бы
лет
после
этого
ни
прошло,
те тя
Аня
всегда
говорила,
что
ров но
сорок
лет
не
ест
мяса.
Характер
тети
Ани
был
крайне
пр от иво ре чив.
С
одной
с торон ы,
про фессия
огородницы,
выращивав­
шей
ранние
огу рц ы,
требовала
терпения,
прилежания,
выдержки,
необходимых
для
многомесячной
воз ни
с
рассадой,
выс аж ивания
всходов
в
парники
и
на
гряды
и
каждодневного
за
ними
ухода.
Когда
ни
войдешь
в
ог ород ,
вид ишь
те тю
Аню
стоящей
на
ко л енях
перед
парником,
пер ед
приподнятой
на
колышке
стеклянной
рамой;
просунув
внутрь
голову
и
рук и,
она
рыхлит
з ем­
лю
в
л унк ах,
сощипывает
лишние
за вязи
и
листочки,
поливает
из
ковшика,
днем
бе ре жно
прикрывает
от
сол нца
в етв ями
пихты,
а
на
ночь
—
от
возможных
утрен­
ников
и
за мо розк ов
—
большими
со ло ме нными
матами
(представляю,
как
яр ко
горе ла
эта
солома
в
1926 году!).
Огуречная
ст рада
начиналась
в
марте,
ког да
надо
б ыло
з амач иват ь
сем я
в
мох
в
глубоких
тарелках
и
гли­
няных
чашках
и
насту пал а
пора
позаботиться
о
навозе
зо


для
гр яд
и
парников.
Все
трудные
годы
—
с
1918- г о
по
1923- й
—
мы
сгр еб али
навоз
в ручну ю
на
ули ц ах,
свозили
на
тачках
и
сносили
на
носилках
в
ог ород.
П апа
де лал
гряды.
Поливка
в
жаркие
летние
месяцы
требовала
рас­
ход а
дв ух
сорокаведерных
бочек
колодезной
воды
еж е­
дневно,
что
будет
описано
особо,
ибо
проходило
при
мое м
ближайшем
участии.
Страда
заканчивалась
осенью,
когда
собирали
се­
менные
огурц ы,
кр упные ,
ж ел тые,
испещренные
выпук­
лым и
жилка м и,
как
дыни;
их
взрезали,
вылущивали
из
них
семя,
промывали
его
и
сушили,
за тем
разбирали
по
сортам
и
по
спелости.
Повторяю,
всеми
этими
трудоем­
кими
процессами,
от
сем е чка,
из
которого
нынешним
ле­
том
родился
огуре ц,
и
до
семечка,
из
которого
произой­
дет
на
следующий
год
новое
огуречное
пок о ле ние,
рук о­
водила
и
з анимал ась
сама
тетя
Аня
—
в
железных
очках,
с
глубоко
въевшимся
в
морщины
загаром
(загар
не
проходил
от
ле та
до
ле та), трудолюбивая и упорная.
Вместе
с
тем
те тя
Аня
могла
невероятно
вс пыл ить,
п рямо -та ки
заходилась
в
гневе,—
правда,
быстро
и
от­
ходила,
прощала,
ж алела ,
что
погорячилась.
Как
я
по­
нимаю,
когда-то,
на
пе рвых
порах
брачного
со юза
моих
ро д ит елей,
те тя
Аня
и
мой
отец,
то же
чел ов ек
вспыльчи­
вый,
случалось,
что
ссорились,
к ри чали
о дин
на
другого,
хотя
тетя
Аня
обожала
моего
папу,
а
он,
чут кий
ко
все ­
му
одаренному,
душевно
богатому,
чувствовал,
сознавал
недюжинность
эт ой
натуры.
В
последние
год ы
те тя'Ан я
заметно
притихла:
и
во зр аст,
и
зависимость
от
нашей
семьи,
и
меньший
радиус
действия,
меньшая
воз м ож­
нос ть
общения
с
самыми
р азн ыми
людьми
—
все
это
о гр анич ило
ее
в олю
и
укротило
характер.
Помню
несколько
ее
крутых
вспышек.
Лето м
наш
двор
гус то
за рас тал
травой,
превращаясь
в
настоящую
поляну.
Чудесно
пахла
лечебная
безлепестковая
ромаш­
ка.
Кошка
бродила
среди
зелени,
р аз ыскив ая
ей
только
ве д омую
целебную
т ра вку.
Ч исто та
во
дво ре
была
сте­
рильна я—
те тя
Аня
прометала
и
прочищала
каждый
его
уголок,
будь
это
деревянные
мостки-тротуары,
ам­
бар
или
пог ре б,
курятник
или
сар ай
для
коз.
Чистота
цар ила
и
под
навесом,
к уда
приезжавшие
в
город
зна­
комые
мужики
ставили
своих
лошадей.
Беда,
если
кто
насорит,
напач к ает
под
навесом;
даже
сено ,
которое
на­
трусила
на
зе мле
лошадь,
следовало
подобрать
или
за-
зі


мести
в
угол.
И
вот
с
этим-то
в
своем
роде
свя щенн ым
местом
и
связ ан а
о дна
бешеная
в спы шка
тети
Ани.
Ворота
и
кал ит ка
для
въезда
и
входа
во
дв ор
б ыли
крепкие,
сравнительно
новые,
и
же лезн ая
щек о лда
каж­
дый
раз
звякала,
ког да
кто-нибудь
открывал
ка ли тку.
В
те
год ы
по
дворам
часто
ходили
с
кружкой
монашки,
собиравшие
деньги
на
нужды
своего
монастыря.
Тетя
Аня
их
тер п еть
не
могла,
хотя
в
бога
вер ил а,
в
церковь
ходила
и
усердно
и
чистосердечно
молилась
на
сон
гр я­
дущий;
ей
не
мешало
то,
что
под
одним
с
ней
одеялом
с пал
Бобик,
необыкновенной
смышлености
песик;
после
ее
смерти
он
вскоре
умер
от
той
же
болезни,
что
и
она ,
что
и
де д ка,—
рак а
же луд ка
или
к иш ечни ка.
Однажды
щеколда
в
калитке
ти хо
звякнула
и
во
двор
незаметно,
как
ей,
наверно,
казало сь ,
проскользну ­
ла
мо нашк а,
среднего
возраста,
бесцветной
наружности,
в
обы чном
черном
одеянии
и
с
к ружко й
на
груди.
Тетя
Аня
недреманным
око м
уследила
ее
появление
и
без
труд а
накрыла
под
н авес ом
за
отправлением
большой
нужды.
Бог
ты
м ой,
как
она
взъярилась!
Топала
нога­
ми,
кричала,
стыдила
и
наконец
заст ави ла
подобрать
и
унести
с
собой
все,
что
мона шка
успела
содеять.
Кто
с пори т,
выходка
тети
Ани,
разумеется,
бы ла
гру бо ват а,
но
за то
выразительна!
Папа
мог
быть
доволен,
он
тоже
недолюбливал
этих
святых
попрошаек.
Горячая,
рез кая ,
те тя
Аня
бывала
и
трогательно
за­
ботлива,
ласкова
и
нежна,
причем
не
только
с
бл изким и
ей
люд ь ми,
но
и
с
ч ужими ,
особенно
ког да
они
попадали
в
бе ду.
Как-то
на
масленице
остановился
на
ночлег
в
старом
доме
малознакомый
крестьянин.
Лошадь
у
нег о
стояла
под
нав есо м,
и
ночью
мужичок
вышел
на
дв ор
—
посмотреть
ее
и
на поить .
Стал
дост ават ь
из
обледенев­
ше го
колодца
воду
и,
поскользнувшись,
упал
внутрь...
Там,
на
дне
сруба,
сумел
удержаться,
раск ин ув
ру ки
и
ноги,
и
избежал
куп ан ья
в
стылой
воде,
но
з ато
так,
в
распорку,
просидел
в
колодце
До
утра.
Ут ром
услыша­
ли
его
призывные
с иплые
кр ики
и
вытащили
полуживо­
го.
Тетя
Аня
сама
энергично
в озвр аща ла
его
к
жизни,
оттирала
руки,
отпаивала
водкой...
Не
исключено,
что
дядька
и
раньше
был
под
хмельком:
это
по мо гло
ему
сковырнуться
в
колодец,
за то
дополнительное
внутрен­
нее
тепло
не
дал о
ок оче не ть.
32


Тетя
Аня
удочерила
мою
. маму
в
самом
младен­
ческом
ее
возр аст е,
как
только
та
появилась
на
свет,—
старшие
сестры
попали
в
приют,
а
маме
повезло.
Вышло
т ак,
что
я
не
в идел
ни
одной
своей
бабу шки,
в
эт ой
р оли
была
тетя
Аня,
и
бабу шко й
она
ока залас ь
кл ассич еско й.
Ма ма
рас сказы ва ла,
что
те тя
Ан я.
воспитывала
ее
по-
спартански,
приучала
сызмала
делать
все
по
хозяйству
и
в
огороде,
Но
ко
мне
те тя
Аня
была
бесконечно
до бра
и
нередко
во рч ала
на
то,
что
родители
мои,
как
ей
каза­
лос ь,
чрезмерно
строги
и
требовательны
(я сейчас этого
не
с чит аю!), приучая меня к домашней работе:
копать
гряды,
полоть
морковь,
подрезать
помидоры,
обирать
гу сениц
с
капусты,
пилить
и
колоть
дрова.
Пилить
я
не
л юбил
—
м онот онн о,
скучно,
папа
следит
за
тем,
чтоб ы
пила
в
мо их
руках
не
вих ляла с ь;
колоть
же
очен ь
лю­
би л,
особенно
зимой,
ког да
мерзлое
полено
раскалыва­
е тся
звонко
и
легко
(если,
конечно,
не
слишком
с учк ова­
тое).
Гл авн ая
прелесть
колки
—
самостоятельность:
тебе
пор уч или
—
ты
делаешь;
сделал,
кон чи л,
сложил
—
при­
н им айте
работу!
Противнее
в сего
для
ме ня
был
сбо р
гусениц
—
всегда
п итал
отвращение
к
чер вям ;
в
ин ые
годы
г у сениц
был
лег ион,
и
все
жирные,
крупные;
за то
вез ло
курам,
когда,
набр ав
полведра,
я
вываливал
им
эту
зеле ну ю
шевелящуюся
массу.
Основным
моим
летним
делом,
когда
подрос,
ст ала
поливка
огорода.
Собственно,
поливал
не
я,
поливали
взр ос лые ,—
на
мо ей
обязанности
лежало
доставать
во­
ду
из
колодца
и
транспортировать
ее
в
о город .
Я
не
носил,
не
возил
ту да
воду
—
операция
была
и
сложнее
и
проще,
о
ней
стоит
подробно
рассказать,
тем
более
что
о днаж ды
она
чу ть
не
кончилась
бедо й.
Я
уже
г ов орил
о
с орокав ед ерны х
бочках,
верн ее
кад-г
к ах,
стоявших
одна
посреди
огорода
(это в ней купался
мой
д ед ), другая у колодца во дворе.
Под
на весом
на
определенной
высоте
(чтобы не мешать лошадям,
не
за­
деват ь
дугу)
бы ли
прикреплены
к
столбам
деревянные
лотки
из
сб итых
под
углом
дл инны х
досок,
проложен­
ных
в
месте
скрепления
просмоленной
холщовой
лентой
(чтобы не протекали) .
Один
лот ок
на виса л
над
другим,
другой
над
третьим;
по
огороду
шли
они
уже
на
скре­
щенных
кольях,
прим ер но
на
высоте
роста.
Их
роль
по­
нятна:
по
ним
вода
текла
в
ого род ную
кадку,
из
ка дки
ее
черпали
ведрами,
лейками
и
разносили
по
гряда м
зз


и
парникам.
А
во
дворе,
у
колодца,
где
сто ял
двойник
так ой
бочки,
всегда
н апол ненный
водой,
в ели
сходни
к
лот ка м.
Мне
следовало
зачерпнуть
из
кадки
ведром,
вз бежат ь
с
ним
по
сходням,
поднять
на
уровень
г лаз
и
выл ить
в
лоток.
Пенистой
ши пяще й
вол ной
бежала
вод а
по
лоткам
в
огоро дн ую
ка дку,
пополняя
уб ыль
от
по ливк и
десятков
гряд.
Логика
работы
проста:
пока
не
о пор о жнишь
кадку
во
дворе
—
не
наполнишь
кадку
в
огороде;
а
во
дворе
на до
возобновлять
зап ас
воды,
до ст авая
ее
из
колодца
в ися щей
на
цепи
и
канат е
бадь ей.
Вал ,
на
который
на­
матывался
канат,
заканчивался
большим
де ре вянны м
колесом,
утыканным
ручками:
черпать
вод у
об ыч ным
воротом
бы ло
бы
на м ного
труднее,
да
и
дал еко
летом
вода
в
колодце
—
обмелевает
в
ж ару
и
в
безд ождь е .
В
ра згар
поливки
приходилось
развивать
яростную
эн ер гию:
кру тя
колесо,
опрокидывая
в
кадку
бадью,
таская
воду
наверх
по
сходням,
вылив ая
ее
из
ведра
в
лоток,—
иначе,
как
бегом,
не
поспеть:
зазвонит
зв о­
нок.
Вдоль
лотков
тянулась
из
огорода
бе ч евка
к
зв он­
ку
на
пр уж ине:
дернут
один
раз
—
зн ач ит,
нужна
вода,
дернут
два
р аза
—
хватит,
бочка
п ол на ,п ере рыв...
наполняй
пока
сво ю
бочку!
Не
скрою,
сигнализацию
устроил
я:
мне
нравилось
вс е,
что
напоминало
о
техни­
ческих
усовершенствованиях...
Но
лучше
бы
я
следил
за
и справно ст ью
тех
же
сход­
ней!
Они
так
истерлись,
а
м ест ами
под гнили,
что
в
оди гі
прекрасный
июль с кий
де нь
произошла
авария.
Сходни
состояли
из
трех
досок
с
набитыми
на
них
поперек
пере­
кладинами-ступеньками;
ве р хний
конец
сходней
лежа л
на
к озла х.
И
вот
однажды,
когда,
развив
быстроту
и
нат иск ,
я,
как
обы чн о,
ли хо
взбежал
по
сходням
и
по д­
нял
ведро,
чт обы
вылить
его
в
лоток,
ко нец
доски,
на
к от орый
я
наступил,
подломился,—
и
я
рухнул
вниз.
Уп ал
я
грудью
на
ведро,
что
отчасти
смягчило
удар,
но
как
раз
край
в едр а-то
и
повредил
мне
ле вое
в ерх нее
ребро
(что,
кстати,
выяснилось
только
год ы
спу стя) .. .
От
б оли
и
неожиданности
я
на
какой-то
момент
потерял
сознание.
Не
слыша
себя,
я,
как
видно,
стонал
довольно
громко,
потому
что
папа,
красивший
пол
во
флигеле,
услышал
и
прибежал
на
стоны;
словно
почуяв
неладное,
прибежали
из
огорода
ма ма
и
те тя
Аня...
Что
бы ло
тут
с
тетей
Аней!
Как
она
к рич ала : «Убился!
Убился!» Ка­
34


к ими
страшными
проклятиями
кле им ила
св ои
о город,
и
тех ,
кто
придумал
эти
лотки,
и
тех,
кто
з аст авл яет
ре­
бе нка
(мне было четырнадцать лет)
непосильно
рабо­
тать
(кстати,
после
пол ивк и
я
имел
об ык нове ние
еще
упражняться
на
самодельном
турнике
или
совершать
прыжки
через
рейку,
постепенно
поднимая
ее
все
выше,
воображая,
что
я
одерживаю
м иро вые
ре корд ы!).
В п рочем,
те тя
Аня
и
в
более
безобидных
слу ча ях
кровно
ме ня
защи ща ла.
Хорошо
помню,
как
однажды
мы
всей
семьей
сели
за
пр азднич ны й
стол
—
с
пасхой
в
виде
Хеопсовой
пирамиды
в
миниатюре,
куполообраз­
ными
румяными
куличами
и
крашеными
разноцветными
яйц ами .
Шипел
и
сверкал
самовар,
ма ма
разливала
ча й.
Папа
пил
из
ст акан а,
остальные
из
чашек,
в
том
числе
я.
Точнее
—
я
пил
из
б лю дца,
поскольку
чай
из
кипяще­
го
самовара
был
для
меня
слишко.м
горяч.
Вп роч ем,
я
был
уже
достаточно
взрослый
(шесть лет), чтобы само­
му
налить
чай
из
ч ашки
в
бл юдце ,
что
и
проделал
акку­
ратнейшим
образом,
чтобы,
не
дай
бо г...
Какой
у жас!
Как
ни
осторожно
я
действовал,
из-под
бл юдца
сразу
же
р аст екл ась
по
белоснежной
скатерти
желтая
лу­
жа.
..
Па па,
от
в згля да
которого
ничто
не
ускользало,
на хмурил с я,
мама
захлопотала,
быстро
подложила
под
мой
прибор
чистую
накрахмаленную
салфетку,
закрыв
ею
позорную
лужу,
а
я
под
острым,
как
меч,
папиным
взором
весь
собрался,
сосредоточился
и
на
этот
раз
сверхосторожно,
арх ит щ ате льно
налил
чай
в
блюдц е.
Нет,
я
не
успел
не
только
отпить
глоток,
но
да же
взять
блюдце
в
руки,
как
по
св ежей
салфетке
опять
поползло
ядовитое,
зловеще-желтое
пятно!
Тут
уж
папа
не
мог
смолчать
и
выдал
мне
за
повторное
вопиющее
разгиль­
д яйс тво
и
с винст во
полной
мерой;
его
гневный
го лос
буквально
потряс
стены
нашего
фли гел я!
Я
ничего
не
понимал!
Я
был
уверен,
что
не
виноват,
что
не
проливал
мимо
блюдца
ни
одн ой
капли.
Зн ач ит,
что
же
—
произошло
колдовство?
К ако й-то
демон
ре­
шил
нарушить
благолепие
светлого
праздника
и
нагло
действовал
за
меня?
Тетя
Аня
страшно
огорчилась
и
готова
была
на
лю­
бое
самопожертвование,
но
поздно:
праздник
был
омра­
ч ен.
..
Тут
маме
приш ло
на
ум
осмотреть
злополучное
блюдце.
Боже,
какая
волшебная
неожиданность!
В
его
до н ышке
обнаружилась
дырка,
маленькая,
ничтожная
35


дырка,
п очти
н епр и метная
глазу.
Откуда
она
взя ла сь?
И
вдруг
тетю
Аню
осе н ило.
—
Коротенькая
баба!
Великий
четверг!—вскричала
она ,
победно
вз девая
на
лоб
очки.
Все
стало
на
свое
место.
Действительно,
на
ст раст ­
ной
неделе
у
нас
ночевала
з нако мая
крестьянка
—
при­
шла
в
город
гов ет ь.
В
кухне
всег да
висели
над
столом
но жницы
для
всякой
швейной
работы.
Ж енщина
—
ее
з вали
Кузьмовна,
в
просторечии
«коротенькая баба»
(ввиду особенностей ее фигуры)
—
хотела
их
сн ять
с
гвоздя
и
уронила.
Ножницы
упали
ст ойм я,
отвесно,
Кузьмовна
успела
их
подхватить,
но
они
все
же
с тукн у­
лись
острым
концом
об
ст ол.
Об
с тол?
Как
бы
не
так!
Под
ними
лежало
это
самое
блюдце
—
они
и
пробили
дырку,
дырку
без
ответвлявшихся
тр е щин,
круглую,
крохотную,
как
от
пули
лилипута...
Ура!
Х ри стос
воскрес!
Все
бы ли
сч аст ли вы.
Тетя
Аня
смеялась
до
слез.
Никто
не
сердился
на
коротенькую
бабу.
Наоборот,
мы
еще
пуще
полюбили
это
добрейшее
существо,
всегда
появлявшееся
у
нас
с
бутылкой
сливок,
за
кот орую
она
ни
за
что
не
брал а
денег:
гостинец!
Будь
она
сейч ас
здесь ,
с
какой
радостью
мы
с
ней
по­
христосовались
бы!
Что
касает ся
дырки
в
блюдце,
то
папа
ее
в
тот
же
д ень
залечил:
юве лир но
з алепил
замазкой
из
толченого
фарфора,
растертого
на
олифе.
Это
блюдце
верно
слу­
жи ло
нам
в
продолжение
м ногих
лет ,
существует,
в оз­
мо жно,
и
теперь,
пе р ежив
тетю
Аню,
Кузьмовну,
м оих
родителей...
Если,
конечно,
уцелело
при
по жаре .
Говоря
о
тети
Аниных
квартирантах,
я
не
упомянул
о
самом
последнем:
он
поселился
в
старом
доме
уже
после
того,
как
тетя
Аня
перебралась
к
нам,
когда
умер
Ив ан
Иванович.
Не
упомянул
пот ому,
что
спер ва
хотел
рас ска зать
о
характере
тети
Ан и,
о
ее
пылкой,
ст раст ­
ной
и
во
м ногом
пристрастной
натуре.
В се,
к ого
она
зн ала,
для
нее
ре зко
дели ли сь
на
два
противоположных
разр яд а:
одних
она
беззаветно
любила
и
безотчетно
им
верила,
других
не
любила
и
не
доверяла
ни
в
чем
—
п орой
без
всякой
причины.
Переубедить
ее,
уговорить
с ме нить
гнев
на
мил ост ь
никт о
не
мог ;
случалось,
что
ее
антипатия
принимала
крайние
фор мы
—
презрение,
ненав ист ь ,
чего
она
не
скрывала.
Именно
так
она
отно­
силась
к
своему
п осл еднем у
жильцу.
36


В
начале
гла вы
я
сказал
о
том ,
что
старый
дом
постепенно
обр уба ли,
пока
в
нем
не
остались
всего
о дна
комната
и
кухня,—
их-то
и
за нял
инвалид
Вылегжанин.
Инвалидность
заключалась
в
том ,
что
Павел
Вылегжа­
нин
прихрамывал
и
на
правой
руке
у
нег о
недоставало
тре х
пальцев,—
это
не
меша ло
ему
спекулировать
и
тор­
говать.
С
наступлением
нэпа
Павел
(отчества его не по­
мню)
открыл
на
рынке
ларек,
где
продавал
галантерею,
что- то
еще
и
еще ,
словом,
мелочь
—
до
крупного,
солид­
ного
нэпмана
он
не
дорос:
не
тот
ра змах ,
не
та
гра м от­
ность.
Пом ешал о
и
то,
что
он
пи л.
Пил
о дин,
пил
с
женой
Груней,
с
пл е мянни ка ми,
приезжавшими
из
деревни.
Никаких
бесчинств
они
не
устраивали,
пировали
ти ш­
ком;
через
день-другой
Груня
к
нам
приходила
опух­
шая,
просила
в
долг
пару
«лимонов»
на
опохмелку
(ден­
зна ки
еще
не
сменились
червонцами
и
счет
шел
на
мил лионы,
иначе
на
«лимоны»).
Она
плакала,
жалова­
л ась
на
племяшей:
спаивают
Павла,
пропивают
его
деньги,
портят
ей
жизнь.
Тетя
Аня
слушала
Грунины
жалобы
без
ос обо го
со­
чувствия.
Во-первых,
она
терпеть
не
могла
пь яных
баб
—
к
му жи кам
относилась
в се-таки
снисходительнее;
во-вторых,
не
признавала
полумер:
она
требовала,
что­
бы
Груня
уш ла
от
Па вла.
А
ку да
Груня
могла
уйт и?
У йти
ей
было
совершенно
некуда...
П авла
те тя
Аня
невзлюбила
дав но,
почти
сразу,
как
он
поселился;
про­
стить
себе
не
могла,
что
пустила
его
на
квартиру.
В
Павле
ее
ра зд ража ло
все-все,
вплоть
до
потной
в ес­
нушчатой
лыс ины
и
безбровых
глаз,
но
гла вн ое
—
те тю
Аню
не
оставляло
предчувствие,
что
мы
наживем
из-за
не го
беду .
Как ую
б еду,
она
об ъясн ить
не
могла,
но
что
беда
буд ет,
не
сомневалась.
Мы
подтрунивали
над
ее
предрассудками;
бедоносный
Павел
вел
себя
по
отноше­
нию
к
нам
безупречно,
никогда
не
лез „с
пья ными
разг о­
ворами,
вообще
выпивши
не
показывался
на
глаза,
тре­
звы й
же
был
услужлив,
вежлив,
так тичен:
настоящий
джентльмен!
Но
те тю
Аню
ничто
не
смягчало:
любез­
ность
она
считала
лестью,
готовность
помочь
—
подха­
лимством.
В про чем,
Павел
хо рошо
з нал
ее
нрав
и
ст а­
ралс я
не
оби жа тьс я.
Не
обижался
он
до
т ого
само го
дн я,
ког да
произо­
37


шло
чр езвы чай ное
событие,
—
событие,
обострившее
их
отношения
до
предела.
В
один
майский
(или ранний июньский)
полдень
1922 года,
вернувшись
из
школы,
я
застал
па пу,
маму
и
те тю
Аню
растерянными
и
вс по лош енн ыми.
Что
случи­
лось?
Оказывается,
пока
нас
не
б ыло
(папа на службе,
я
в
школе,
ма ма
и
тетя
Аня
в
огоро де ), воры сломали
замок
и
у несли
из
дому
все
мало-мальски
це нно е.
После
го ло дных
лет
мы
только-только
начали
опр авлят ьс я.
У
папы
появились
зак азы
на
проекты
и
пл аны
как
от
частных
лиц
(граждане стали обстраиваться,
обновлять
ветхие
д ом а), так и от учреждений
—
от
не фтеб азы ,
по­
требсоюза,
паро во й
мельницы,
расширявших
св ои
пред­
приятия.
Когда
ма ма
и
те тя
Аня
вернулись
из
огорода,
отъ­
единенного
от
дома
и
-двора
сплошной
стеной
старых
амбаров,
они
нашли
дверь
во
флигель
настежь
рас па х­
нутой,
внутри
же
ца рил
разгром:
сундуки
и
шкафы
от­
крыты,
ве щи
разбросаны,—
видно,
что
во ры
с пеш или
и
все
же
усп ели
вс лас ть
похозяйничать.
Как
п озже
вы яс­
ни лос ь,
от
воровских
глаз
и
рук
не
укрылись
даже
жа л­
кие
мамины
колечки
и
серьги,
всегда
лежавшие
вт уне
на
дне
сунд у ка
(ни аскетически настроенный папа,
ни
державшая
ма му
в
строгости
с
малых
лет
тетя
Аня
не
пр изна ва ли
пустых
украшений).
Не
пом ня
себя,
мама
бросилась
из
дому.
Зачем?
Как
потом
она
о бъя с ня ла , «позвать Павла на помощь»,—
хо­
тя
чем
он
тут
мог
помочь?
Но,
едва
мама
выскочила
на
крыльцо,
калитка,
ведущая
на
улиц у,
отворилась
и
во
дв ор
прих ра мыва я
неторопливо
вошел
Павел,
одет
он
был
по-домашнему.
—
Паве л!
—
в
отчаянии
крикнула
мама. —
В едь
нас
обокрали!
—
Да
что
вы,
Ксения
Ивановна!
Когда?
Госпо­
ди! ..—
заахал
квартирант.
—
Сейчас...
пока
мы
были
в
огороде...
—
То-то,
я
услыхал,
кал ит ка
хлопнула...
Пошел
—
никого.
..
Ксения
Ива новна , —
спохватился
Павел,—
мо­
же т,
за
Николаем
Нико ла ичем
сбегать?
Нет,
лучше
я
до
угла...
Может,
их
еще
увидаю...
И
как
был
—
без
фур ажки ,
без
п иджака,
ру баха
не
подпоясана
—
услужливо
кинулся
в
сторону
Ниж ней
площади.
Мама
сно ва
вб еж ала
в
дом ,
где
металась
тетя
38


Аня ,
п ы таясь
наспех
определить,
что
ц ело,
что
утащили.
Время
как
раз
подошло
к
о б еденном}'-
перерыву
на
службе
и
к
концу,
мо их
школьных
занятий ,
и
уже
через
час
мы
с
папой
начали
по
свежему
сл еду
розыск.
Де ло
в
том ,
что
в оры
впопыхах
на со вали
часть
взя'тых
вещей
в
большой
хо лщ овый
мешок,
вывалив
хранившийся
в
нем
лук
прямо
на
пол ,
от чего
квартира
и
сени
оказались
заваленными
эт им
луком
и
луковой
шелу хой.
Шелуха
виднелась
и
во
дворе,
и
за
воротами
—
зна ч ит,
м ешок
волочили
по
зе мле
дейст ви т ель но
в
сторону
Нижней
площади.
Мы
с
пап ой
обнаружили
след ы
и
дальше,
по
дороге
к
станции,
—
как
видно,
во ры
торопились
на
по­
езд,
который
как
раз
в
это
время
про хо дил
через
Ко-
тельнич.
Впрочем,
спустя
кв артал
луковые
сл еды
и счез­
ли
—
мешок
пообтрясся.
Пап а
заявил
в
угрозыск,
к
нам
пришл и
два
молодых
агента,
братья
Бековы,
с
младшей
сестрой
которых
я
когда-то
учился,
такие
же
горбоносые,
загорелые,
спор­
т ивного
вида.
Они
расспросили,
как,
когда,
что
у кр аде­
но,
составили
акт
(или протокол), никаких шерлокхолм -
совских
методов
не
при менял и,
а
п рос то,
узнав,
что
в
том
же
дворе
живет
В ылегжа ни н
(«А,
Б ес пал ый!»),
п ре дложи ли
его
заб рать
—
уж
он-то
им
все
расскажет.
П апа
невероятно
расстроился,
ус лыша в
их
предложе­
ние ,—
рас стр оил ся,
по-моему,
больше,
чем
от
кражи.
Потом
он
нам
с казал,
что
боялся,
как
бы
П авла
не
ст а­
ли
там
бить.
Когд а
папа
категорически
воспротивился
аресту,
братья,
посмеиваясь,
у шли,
а
мы
остались
подсчитывать
убытки,
тетя
Аня
вдруг
резко
сдвинула
на
лоб
очки,
как
всегда
это
делала
в
трев ожн ые
минуты,
и
в
сер дц ах
воскликнула:
—
Я
всегда
это
знала!
—
Что
знала?—удивилась
мама
(обе они отсутст ­
вовали
во
время
разговора
с
агентами).
—
Что
Павел
нас
обкрадет!
—
Тетя,
ты
что?
Как
ты
можешь?!
—
вз волно вала с ь
мама. —
Да
он
первый
побежал
ловить
во ров! ..
Нач ал ся
тр уд ный,
нелепый
с пор,
г де,
как
ни
странно,
обе
стороны
бы ли
по-своему
правы:
одна
—
привычно
веря
Павлу,
другая
—
счи тая
его
главным
во ром.
Э тот
спо р
потом
бесконечное
число
раз
возобновлялся,
и,
как
те тю
Аню
ни
убеждали,
она
продолжала
твердить:
39


—
Это
я
виновата!
Я!
Дав но
н адо
б ыло
согнать
с
квартиры!
Я
всегда
зн ала,
что
он
разбойник!
То
же
она
заявила
и
в
лицо'Павлу:
—
Ты,
ты
украл!
В
ответ
он
клялся,
бож ил ся,
жаловался
на
об иду
и
напраслину
папе,
маме
и
да же
мне,
п лакал
горючи м и
слезами
(трезвый!), что безвинен!..
Ни
ухом,
ни
ду­
хом! ..
Господь
бог
свидетель!..
И
мы
с
папой
и
мамой
се рдил ись
на
те тю
Аню
за
ее
о б идные
подозрения.
Так
получилось,
что
в
то
же
лето
затеян
был
сроч­
ный
ремонт
нашего
флигеля
(пока ненасытный грибок
или
жуч ок
его
не
сожрал)
и
мы
на
время,
месяца
на
дв а,
должны
б ыли
переехать
на
жи тье
в
старый
дом.
Пришлось
отказать
от
квартиры
Павлу.
Подчеркиваю:
только
из-за
ремонта.
И
то
па па
чувствовал
себя
перед
ним
неловко...
Чер ез
год
мы
узнали,
что
Павел
к упил
на
окр аин е
Котельнича
домик,
Груня
там
ст ала
хозяйничать,
за ве­
ла
огород
и
кур,
а
еще
через
год
оба
они
совершенно
спились;-
Павел,
продав
свой
домишко,
ку да- то
исчез,
а
Груня
пош ла
побираться.
Пришла
и
к
на м,
рыдала
и
винилась.
Винилась
в
кра же.
Пр авда,
в
тот
д ень
ее
в
городе
не
было,
но
она
все
знала:
ору дов али
в
нашем
доме
племянники,
а
Павел
сто ял
у
огорода
на
стреме,
затем
проводил
племянников
за
ворота,—
тут
и
за ст ала
его
мама.
Немножко
не
зас та ла
воров . ..
—
И
с лава
богу!
—
говорила
Гру ня,
крестясь.—
А
то
бы...
кто
знат!
Верно,
кто
знае т!
Может,
она
все
выдумала,
желая
отплатить
бросившему
ее
мужу,
а
может
—
сказала
правду.
Знаю
о дно:
те тя
Аня
поверила
ей,
а
не
Павлу,—
Павл у
она
никогда
не
ве ри ла.
Грун ю
же
—
пусть
тетя
Аня
брезгала
э той
пьяной
нищенкой:
выте рла
пос ле
нее
с тол,
стул,
да же
дверную
ск об ку,—
Грун ю
по ст арал ась
досыта
накормить,
дала
ей
с
собо й
ватрушку,
кусок
пи­
рога
(как раз было воскресенье)
и,
встречая
по том
на
улице,
всегда
совала
ей
немножко
деньжат.
По сле
пожара
1926 года никто из нас больше не ви ­
дел
Груни.
Известно,
что
среди
немногих
жертв
была
женщина,
сгоревшая
в
це рко вной
сторожке.
Кто-то
го­
во рил,
что
монашка.
А
уж
не
Гр уня
ли
это?
Она
юти«
лась
и
спал а
где
попало,
куда
пу скал и.
40


Сама
тетя
Аня
не
дожила
до
пожара
ров но
год:
она
умерла
в
мае
1925 года от той же болезни,
что
и
ее
бр ат.
Умерла
столь
же
мужественно,
не
жалуясь,
нико­
му
не
докучая,
но
и
не
д елая
н ичег о,
чт обы
скорей
уме ­
ре ть:
не
отказывалась
от
пищи
и
от
лекарств.
Я
пот ом
часто
думал:
вот
для.
кого
пож ар
означал
бы
конец
в се­
му,
конец
света. . .
Куда
там
апокалипсические
ли т ера­
турные
фантазии!
Тетя
Аня
срослась
с
э той
зе м лей,
со
своим
огородом,
домом,
для
нее
просто
не
существовало
и
не
м огло
существовать
другой
жизни.
Зачем
бы
ей
без
это го
жить?


СЕМЕЙНЫЙ
АЛЬБОМ
ове ст ь,
из
кот орой
я
здесь
пр ивед у
несколь­
ко
строк,
написана
так
давно,
чуть
не
пол­
века
назад,
и
ровно
никому
сейчас
не
из­
вестна,
что
автоцитата,
надеюсь,
не
будет
выглядеть
нескромной.
Ме жду
тем
эти
строки
в
какой-то
мере
по могут
р ассказ у
о
взрослых
моего
детства.
«Представьте себе:
Берете
вы
в
руки
семейный
у ездн ый
альбом,
скучая
бездельем
в
гостях,
и
ра з мышляе те
кисловато:
рас к рыть
его
или
не
ст оит,
и
хотите
уже,
погладив
золоченый
об­
рез,
опят ь
положить
его
на
косенький
с то лик.
Но
зв онко
вдруг
отскакивает
тя же лая,
о бл оже нная
медью
по­
крышка
—
и
на
колени
вам
и
на
пол
пы льной
те ррасы
сыпл ют ся
выцветшие
желтые
карточки.
Вы
неловко
их
ловите,
задыхаясь,
вы
перегибаетесь
вл ево
и
вправо,
у
вас
сбилась
прическа,
вы
озадачены,
гости
гла зе ют
на
вас
злорадно,
а
любезный
хозяин
привычно
ту шит
за
вас
беспорядок.
Он
проворно
отнимает
от
ветра
бумаж­
ную
ветошь,
он
плавает
вокруг
вас
и
под
стулом,
ш ле­
пая
ладонями
по
п олу,
как
по
воде,
б рызга я
пылью,
махая
спасенными
карточками,
и,
обращая
к
вам
крас­
ную
от
натуги
улыбку,
ла ск ово
так
журчит:
•—
Это
ничего!
Это
моя
ба бу шка.
Ни чего
не
значит.
Золовка
мо ей
бабушки.
Пу сто е!
Сидите,
сидите,
я
по д­
беру.
Мой
троюродный
дя дя.
У
его
собаки
на
переднем
зубе
бы ла
золотая
коронка.
Пог иб
под
Плевной.
Поми­
луйте,
какое
беспокойство!
Его
невеста,
первая
кра са ви­
42


ца
в
городе.
Что?
Да,
жи ва.
Печет
просфорки
для
це р­
кви ».
Казалось
бы,
иро ния
и
сар казм,
которые
мне
хоте*
лось
вложить
тог да
в
каждое
сл ово,
не
имеют
ничего
общего
с
настроением,
с
каким
я
тепе рь
раскрываю
наш
старый
семейный
альбом
и
пытаюсь
как
можн о
больше
припо мнит ь
о
тех,
чьи
лица
в
нем
в ижу,
и
мыс ле нно
дополняю
образами
и
судьбами
т ех,
кого
здесь
нет
и
к ого
я
тем
не
мен ее
отчетливо
пом ню.
В
чем
дело?
Что
изм ени ло сь
во
мне
или
вокруг
меня,
отче го
я
с
совсем
и ным
чув ст вом
разглядываю
фотогра-
фи и?
Н еу жели
прич ина
в
в озрас те?
Веро ятн о.. .
С
го да­
ми
становятся
ощутимее
человеческие
пот ери.
Вот
передо
мной
фотография,
напечатанная
еще
на
дневной,
так
называемой
аристотипной
бумаге.
Де ла­
лось
это
т ак.
Н ега тив
с
подложенной
под
н его
фотобу­
магой
вы ст авл ялся
на
свет
минут
на
сорок,
а
то
и
на
целый
час,
в
зависимости
от
плотности
снимка
и
от
вр е­
ме ни
дня
и
года.
З атем
отпечаток
подвергали
химической
обработке,
вы суш ивал и,
и
нак он ец
снимок
был
готов .
Сп особ
этот
уже
тогда
считался
архаичным
и
медлен*
ным
и
скоро
уступил
место
более
совершенным
и
бы ст­
рым ,
но
была
в
нем
и
особ ая
прелесть:
во
вре мя
часового
пребывания
негатива
и
позитива
на
дневном
свету
мо ж­
но
бы ло
легонько
отогнуть
уголок
и
посмотреть,
как
ид ет
дело.
Да
и
что
значит
эта
медлительность,
этот
проведен­
ный
в
ожидании
час
по
сравнению
с
тем,
сколько
лет
прошло
с
той
поры,
как
я
видел
живыми
эт их
люде й!
А
ж ивы
они
б ыли
все
—
ше стьд есят
лет
назад;
уже
че­
рез
год
одн ого
из
них
не
стало,
через
десять
—
двена­
дца ть
лет
не
осталось
никого.
.. .Во
дворе,
на
лужайке
с тол.
За
столом
сидят
ли­
цом
к
нам
три
пожилые
же нщ ины,
три
старухи,
очень
непо хо жие
одна
на
другую:
о дна
б ольш ая,
массивная,
с
к р упными
че р тами
лица,
по
бо кам
две
другие
—
ху­
д ень кие,
небольшого
роста;
у
левой
нижняя
губ а
отто­
пы р ена,
у
правой
поджата.
Все
они
—
родные
сестры.
На
сто ле
сп ит
пушистая,
жел тая,
с
белыми
по дпа лина ­
ми
собака,
тоже
л ицом
к
нам.
Я
хорошо
помню,
как
ее
гла ди л,
по мню
особое
ощущение
от
ее
чисто
промытой,
тонкой,
шелковистой,
как
у
кошки,
шерсти.
Когда
я
те­
43


перь
показываю
эту
фотографию
др уз ьям,
знакомым,
я
гов орю:
—
Четыре
мои
тетки.
Вернее,
мамины
тетки.
С мотри ­
те
слева
направо:
тетя
Кал я
(Клавдия Ивановна), тетя
Н аня
(Анастасия Ивановна), тетя Аня и тетя Лизочка .
Обы чно
сл еду ет
шутливый
в оп рос:
—
Те тя
Лизочка
—
это
которая
соба чка?
—
Нет,
собаку
звали
Мухой,—
серьезно
отвечаю
я.—
А
от
тети
Лизочки
здес ь
только
плечо.
Видите,
справа?
Больше
ничего
не
поместилось.
Очевидно,
фото­
граф-любитель
неверно
навел
объектив,
и
те тя
Л изоч ка
ок азала сь
как
бы
лишней.
Если
бы
только
на
снимке!
Лишн ей
она
оказалась
и
в
жи зни
—
но
об
эт ом
п осле.
Остальные
мамины
тетки
б ыли
бездетны.
Кто
из
них
был
счастливее,
кто
несчастнее,
трудно
сказ ать .
Четыре
жизни
—
четыре
судьбы.
Каждая,
с
моей
точки
зре ни я,
за служи ва ет
того,
ч тобы
о
ней
ра сс ка зать
хотя
бы
немного,
что
знаю
и
помню.
О
тете
Ане
я
уже
расска­
зал
—
ее
я
знал
неср авни мо
больше,—
теперь
об
остальных.
Начну
с
тет и
Нан и,
которую
по тер ял
раньше
дру­
ги х—
не
то
в
последний
пр е дво ен ный, 1913 год,
не
то
зимой
1914—1915 года .
Я
любил
тетю
На ню.
Это
б ыла
крупная,
спокойная
женщина,
слывшая
в
наш ем
городе
главной
кулинаркой.
Ее
звали
в
богатые
к уп еческ ие
до­
ма
в
торж ест вен ны е
дни,
она
бы ла
«шеф -по вар о м»
име­
нинных,
свадебных,
пох оро нных
и
других
помпезных
трапез.
Но
л юбил
я
ее,
кон ечн о,
не
за
это.
Она
была
очен ь
до бра
и
л аско ва
и
оче нь
ес теств ен на,
что
дети
всегда
ощущают.
Помню
под а ре нную
ею
книгу
большо­
го
формата,
которую
я
чита л
в
летний
солнечный
ден ь
(значит,
летом
1913- го), сидя на завалинке старого до ­
ма,
тогда
еще
в
ви де
буквы
«Г».
В
этой
книге,
называв­
шейся
«Бабушка Татьяна», были и знаменитые,
изв ест­
ные
каждо м у
ре бенк у
с трочк и : «Тили-т ил и-тил и-б о м,
за­
горелся
кошкин
д ом », и многие другие,
и
все
это
бы ло
хорошо
иллюстрировано
и
как-то
особенно
вкусно
чита­
лось
и
за пом и на лось,
а
из о браж енная
на
о бл ожке
и
внутри
книги
бабушка
Татьяна
на пом инала
те тю
Наню.
Через
тринадцать
лет
сгорела
и
эта
к нижк а,
и
старый
до м,
на
крылечке
которого
я
ее
читал,
и
весь
го род.
«Тили-тили-тили-бом...»
Впрочем,
наб ат а,
как
я
ужё
44


ска зал
раньше,
на
этом
тотальном
пожаре
не
бы ло,
ко­
локол
упал
с
деревянной
каланчи
и
разбился.
Тети
На­
ни,
как
и
остальных
м ам иных
теток,
к
тому
в рем ени
тоже
не
б ыло.
К стати,
дом
на
гористой
ул ице,
где
жи ла
т етя
Н аня
с
с естр ами
Клавочкой
и
Лизочкой,
как
раз
уц еле л:
огонь,
остановленный
густым
садом
бывшей
же нско й
гимназии,
до
н его
не
дошел.
Единственно
неприятное,
что
для
меня
бы ло
связано
с
тетей
Н аней, —
то,
что
в
богатых
д омах
ей
дарили
или
от дав али
задешево
не
новые,
но
еще
прочные
му ж ские
сорочки
с
манжетами
и
крахмальной
грудью,
и
она
ино­
гда
продавала
или
дарила
их
моему
отцу.
Кажет ся,
ему
до сталс я
по
деш ев ке
и
черный
костюм
из
зубаревского
дома,—
краем
уха
я
слы ша л,
знал
об
эт ом,
и
мне,
несмотря
на
мой
весьма
юны й
возраст,
это
бы ло
непри­
ятно.
Я
с
болезненной
ясностью
представлял,
как
пап а
в
этом
нарядном
костюме
идет
по
улице
и
встречает
бывшего
его
владельца,
который
живет
в
том
же
квар­
тале,
и
они
л юбезно
раскланиваются,
поскольку
они
со­
седи
и
зн ако мы;
я
га дал,
что
они
могут
при
эт ом
ощу­
тить,
что
друг
о
друге
подумать;
ок инет
Зубарев
взгля­
дом
моего
папу
—
к ак-то
сидит
на
нем
его
кос тюм ,
или
оглянется
на
него,
уже
пройдя
мимо,
или
не
узнает
своего
костюма,
или
он
вообще
в ыше
этого...
Ну
а
па­
па?
Что
почувствует
он?
Я
сты дил ся
не
того,
что
мы
беднее
З убарев ых ,—
я
был
убежден,
что
мой
папа
луч ­
ше,
умнее
их,
намного
достойнее,—
но
тем
более
возни­
кало
неприятное
чув с тво.
..
К стати ,
бывший
хозяин
костюма,
гла вн ый
наследник
ст ар ика
Зубарева,
его
стар ши й
сын
Яков
Александро­
в ич,
вскоре
уехал
в
Англию,
с
которой
он
торговал
льном
и
холстом,
о ст ался
там
после
революции
и
помо­
гал
посылками
св оим
родственникам
в
Котельниче
—
младшему
брату
Александру
и
двум
сестрам,
Клавдии
и
Олимпиаде,
или,
как
зв али
их
все
за
глаза,
Клавочке
и
Липочке,
миловидным,
среднего
возраста,
оч ень
б ого­
мольным,
одев ав ши мся
во
все
черн ое,
как
монашки,
го­
ворившим
тихими,
кроткими
голосами.
Где
жи ли
они
после
того,
как
д ома
их
сгорели
(еще до большого по ­
ж ара ),—
не
з наю;
а
непосредственно
пе ред
эт им,
когда
их
д ома
заняли
г оспи тали ,
сестры
п ере селил ись
к
сво им
соседям,
в
дом
Се лезенев ых .
Селезеневские
дочери
бы ли
совсем
в
другом
роде:
красивы,
шикарны,
одна
дочь
вьн
45


шла
зам уж
за
приезжего
адво кат а,
другая
—
за
приез­
жег о
крупного
военного,
о
котором
уже
в
наш е
время
с
большой
похвалой
отзывается
в
своих
воспоминаниях
маршал
Жуков.
Вот
передо
мной
их
фотографии,
пода­
ренны е
в
1907 году «н а
добрую
память
Настасье
Ив а­
нов не », то есть тете Нане.
Две
стройные
молодые
жен­
щины,
в
узких,
закрытых
до
горла
темных
платьях,
сто ­
ят
у
круглого
сто л ика
и
рассматривают
в
стереоскоп
фотографии.
У
обеих
правильные
черты
лица,
оди н ако­
вые
прически.
У
третьей
сестры,
снятой
отдельно,
тож е
строгое
темное
платье,
т оже
за крыты й
ворот,
она
т оже
затянута
в
корсет,
но
держится
свободней,
у
нее
пы ш­
ные
буфы
на
рукавах,
пышные
бедра
и
в
лице
что- то
ле нивое ,
чувственное.
Т етя
На ня
овдовела
рано.
Ее
муж ,
Андрей
Архипо­
вич,
любил
выпить,
о
чем
свидетельствует
о пять
же
фо­
тография:
он
сн ят
рядом
со
столиком,
на
котором
так
л
стоит
откровенно
рюмочка
—
без
нее ,
очевидно,
ему
показалось
скучно
фотог раф иров ать с я...
Сама
тетя
.Наня
умирала
тяжко,
от
водянки.
Ког да
гр об
сто ял
в
Предтеченской
цер к ви,
которую
так
и
не
успели
до ст ро­
ить
всю
до
пожара,
под
ним
поставили
два
таза,
чтобы
было
ку да
те чь
воде
из
раздувшегося
трупа.
Бедный
папа
пер ед
ее
смертью
должен
был
поворачивать
тяже­
ле нную
те тю
Н аню
с
б оку
на
бок,
помогать
сажать
ее
на
судно.
Меня
тож е
брали
с
собой
к
этим
старым
тет­
кам
(не с кем было оставить дома), но я сидел в сосед­
ней
ко мн ате
и
не
видел
ее
предсмертных
мучений
и
смерти.
Пот ом
не
раз
вспоминали-
(уже с улыбкой), как
те тя
На ня
в
лолубеспамятстве
передразнивала
не
то
те­
тю
Аню,
не
то
те тю
Калю,
которые
уг овар ивали
ее: «Хо­
ди,
Нанечка,
ходи!» А она повторяла: «Ходи,
Нанечка,
ходи! . .»
Когда
я
п одрос,
мама
мне
ра сска зала,
что
па­
па,
впервые
присутствуя
при
смерти
чел ов ека
и
вдо во ль
наглядевшись
на
агонию
и
прочие
неприятные
ве щи,
долго
пот ом
побаивался
темноты,
ходил
в
наши
се ни
с
лампой
или
со
свечкой.
Мне
к ажет ся,
мама
говорила
об
этом
не
без
некоторого
удовлетворения:
она
знала
папу
как
безусловно
смелого
и
сильного
человека,
а
тут
он
про являл
слабость.
..
По сле
ему
пришлось
хоронить
и
остальных
м а миных
тетушек,
бер я
на
се бя
все
х лопо ты
и
заботы.
Живые
они
б ыли
несхожи
по
характеру
и
занятиям,
и
жизнь
у
них
46


была
раз ная
и
нелегкая.
Т етя
Ка ля
б ыла
земской
аку*
шеркой,
она
приняла
п очти
в сех
дет ей
в
нашем
городе,
в
том
числе
и
меня,
и
маму.
Старая
де ва,
она
была
некрасива,
с
от то пыре нной
нижне й
губ ой
(на фотогра­
фии,
запечатлевшей
сестер,
тет я
Ка ля
сл ева ); этой гу­
бой
она
подпирала
вечную
папиросу
—
поз д ний
отз вук
нигилистических
шестидесятых
годо в
прош ло го
в ека
в
далеком
от
просвещенных
столиц
Котельниче.
Она
был а
крайне
немногословна
и
упорно
молчала
в
ответ
на
на­
смешливые
замечания
и
воркотню
своих
се сте р,
и
п отом
я
не
раз
жалел,
что
у
ме ня
вырвались
эти
неосторож-*
ные
и
об ид ные
слова,
столь
развеселившие
остальных
тетушек,
когда
я
показал
на
угрюм о
нахохлившуюся
в
углу,
в
кресле,
с
папир оск ой
во
рту
Клавдию
Ивановну:
—
Тетя
Кал я
точно
обезьяна
сидит!
Когда
сестры
ее
засмеялись
(впрочем,
з асмея лась ,
каж ется ,
только
тетя
Лизочка,
из
них
сам ая
недоброже­
л ате л ьная ), мне стало
сразу
совестно,
хотя
сама
те тя
Ка ля
ничуть
на
меня
не
рассердилась,
да же
не
погляде­
ла
с
немым
укоро м.
Умерла
она
тоже
молча,
никог о
не
обеспокоив.
По­
здн о
вечером
пошла
в
уборную,
де ржа
в
руках
кер о си­
новую
лампу;
в
сенях,
видимо,
почув с твов ал а
себя
пло­
хо,
аккуратно
поставила
лампу
на'
п ол,
рядом
легла
са­
ма—
и
наутро
нашли
ее
мертвой;
л ампа
еще
горела,
но
пламя
был о
увернуто,
не
коптило.
Вот
когда
сестры
ее
от
ду ши
похвалили
—
за
то,
что
не
устроила
пожара.
Т етю
Лиз очку ,
в
сущности,
тоже
следует
пожалеть.
Она
родила
много
детей,
двенадцать
или
тринадцать
(у
ме ня
сохранилась
бо льш ая
фотография,
где
она
снята
в
кругу
своей
б оль шой
с е мьи ), дочери и сыновья ее по­
выходили
замуж,
переженились,
уе хал и,
и
ни кто
не
по­
зв ал
к
себе
мат ь,
а
один
женатый
сын,
некоторое
время
еще
остававшийся
в
Котельниче,
по
воле
жены
просто
не
пускал
ее
к
себе
на
порог.
С
ней
долго
жила
некраси­
вая
доч ь
Ма ня,
которая
лиш ь
в
сорок
лет ,
уже
после
ре во лю ции,
вышла
наконец
за муж
за
некоего
Воробье­
ва,
б ыст рого,
бой кого,
как
воробушек.
Воробьев
худ о
обращался
с
женой,
бил
ее,
из мен ял
ей
с
бабами
и
де в­
кам и,
работавшими
под
его
начальством
в
с кладе
с
овсом
—
государственным
овсом,
которым
он,
бывший
частный
торговец,
теперь
заведовал.
Воробьев
при см и­
рел
на
вре мя
только
после
того,
как
по тер ял
в
этом.
_
47


складе
свои
вставные
челюсти.
Он
искал
их
со
своими
помощницами
до
утра,
перелопачивая
овес,
перерыл
/весь
амбар
и
не
нашел,
а
новые
зубы
в
те
дни
мудрено
б ыло
за каз ать.
Скоро
он
опять
стал
би ть
жену ,
забил
на­
смерть
и
к уда -то
исчез.
Тетю
Ли зочку
я
не
любил:
из
вс ех
старых
тету ш ек
она
од на
была
ко
мне
равнодушна;
может
бы ть,
п отом у,
что
собственные
дети
и
внуки
б ыли
равнодушны
к
ней.
Единственное,
что
я
с
удовольствием
для
нее
дел ал,
это
мундштуки
для
са мокр уто к
(тетя Лизочка,
как
и
тетя
Каля,
тож е
кури ла ), да и то только потому,
что
мне
нравилось
выдалбливать
их
из
бузины
с
ее
мягкой,
упр угой ,
резинистой
сердцевиной.
Впрочем,
и
мундштуки
я
пе р естал
мастерить
пос ле
одн ой
поразившей
меня
тети
Лизочкиной
выхо дк и.
Я
ув идел,
к ак,
придя
к
нам,
она
погрозила
кул ак ом
висевшему
у
нас
на
стене
большому
портрету
Льва
Толс того.
Толстой
уже
давно
умер,
но
для
нее
он
все
еще
был
отлученный
от
церкви
кр амо ль­
ник ,
проклятый
богом.
И
несмотря
на
то,
что
сама
тет я
Лизо ч ка
вовс е
не
была
ф ана тичко й
и
да же
в
цер к овь
ленилась
ходи т ь,
а
я
то гда
еще
почти
ничего
не
читал
из
Толстого
(кроме рассказа « Бу лька»
и
«Кавказского
п л енник а», до странности непохожего на пушкинского
и
ле рмо нто в ск ого ), я очень за него обиделся.
За
него
и
за
папу.
Уж
папа
не
стал
бы
держать
над
своим
столом
портрет
пло хого
человека.
Видел
я
тетю
Ли з очку
довольно
редко
—
на
святках,
на
пасхальной
неделе
и
в
ма мины
именины.
В
один
из
таких
п раз дни ков
она
удобно
уселась
в
своем
шурша­
щем
шелковом
платье
на
об ил ьно
смазанный
масл ом
противень,
приготовленный
для
пиро га .
То-то
рад ов а­
лис ь
по
этому
слу чаю
ее
се стр ы!
Вообще,
в заим оотно ­
ше ния
сестер
мог ли
уд ив ить
постороннего
человека.
Они
словно
бы
и
любили
д руг
друга,
три
из
них
до
самой
смерти
жи ли
в
одном
доме,
но
хозяйство
вели
отдельно,
ли шь
чай
пили
вместе
(каждая со своим вареньем), и
постоянно
выясняли
отношения
между
соб ой
и
с
людь­
ми,
которых
они
встречали
в
молодости.
Одна
за
другой
тетушки
уми ра ли,
а
остававшиеся
в
жи вых
делили
на­
след уем ое
имущество.
Они
страстно
сп ор или,
ссорились,
по тих оньк у
ута с кивал и
ночью
из
общей
к учи
ос обо
по­
нравившиеся
ве щ ицы,
а
наутро
пр опа жа
обнаружива­
лась
и
начиналась
свара.
Но
при
эт ом
они
наз ывали
48


•друг друга
—
Клавочка,
Лизочка,
Анечка,
и
ког да
при
разделе
наследства
чихали
от
пы ли,
то
желали
здо-
ровья
чихнувшей.
В
доме,
где
они
ж или
и
уми рал и,
по лы
покосились,
по
ним
с тало
трудно
ходить,
как
по
к осо гору,
тем
более
что
полы
б ыли
ско л ь зкие,
крашеные,
кр аска
не
облупи­
лась,
выглядела
как
новенькая:
хозяйки
ее
берегли,
во з­
в раща ясь
домой,
сразу
же
н адевал и
мягкие
туфли,
А
что
дом.
заваливался,
ветшал
—
тут
уж
они
ничего
не
мог ли
поделать,
денег
на
ремонт
не
было.
Но
дом
пережил
хозяев,
пережил
и
большой
Котель­
нический
пожар.
Наследников
не
оказалось,
и
дом
пер е­
шел
в
ве ден ие
коммунхоза.
Его
сломали,
сад
заглох,
теперь
там
стоят
другие
дома,—
за
полвека,
прошедшие
после
пожара,
и
они
успели
заметн о
постареть,
во
вся ­
ком
случае
не
молоденькие.
Когда
я
теперь
приезжаю
в
Котельнич
и
прохожу
мимо,
я
не во льно
подумываю
о
том,
что
никто-то,
кроме
мен я,
не
знает
сейчас
ни
о
существовании
того
дома,
ни
о
живших
в
нем,
та ких
разных,
сест рах...
3Л.
Рахманов


г
СОСЕДИ
лица,
на
ко то рой
мы
жили,
наз ы вал ась
Во-
.
рА
/ робьевской,
а
после
революции
—
ул ицей
Луначарского,
но
чащ е
ее
называли
прос то
Ц
¿гЗУ Второй.
У
нашего
город ка
б ыло
одно
с ход-
ство
с
Нью-Йорком:
продольные
ули цы
ЖИ'
тели
называли
по
номерам
—
Первая,
Втор ая,
Третья,
Четвертая.
Пр авда,
в
Нью-Йорке
эт их
самых
его
авеню
тринадцать,
Кот е льнич
д ово льс твова лся
четырьмя,
но
тянулись
они
т оже
через
весь
гор од,
версты
на
две
с
гаком,—
по
кр айне й
мере
главная,
Первая
улица,
им е­
новавшаяся
Московской,
пот ом
Советской.
Вторая
ул и­
ца
бы ла
пок ороче.
Наш
кв ар тал
соседствовал
с
Нижней
площадью,
где
каждую
весну,
в
марте,
б ур лила
Алексеевская
ярмарка,
крутились
ка русе ли ,'
царствовал
цирк,
а
лошадей,
за­
пряженных
в
нарядные,
убранные
к овра ми
сани,
кошев­
ки,
кибитки,
в
про ст ецк ие
розвальни,
топталось
столько,
что
навоза
от
них
хватало
на
все
обы ва тел ьск ие
огоро­
ды,
да
еще
приг ор од ные
мужики
увозили
его
на
свои
поля.
Вдоль
же лезн ой
дороги,
пересекавшей
площадь,
ря­
дом
с
п оло сой
отчуждения,
заросшей
ромашкой
и
люти­
ком ,
красовались
мясного
ц вета
каменные
ряды;
в
обыч­
но е,
неярмарочное
время
они
пустовали,
потому
что
ры­
нок
был
в
другом
месте
—
на
Соборной
пл о щади,
в
го­
родском
цент ре .
После
пожара
со бор
был
снесен,
вместо
нег о
разбит
сквер,
а
рынок
перенесли
на
Нижню ю
пло­
БО


щади,
и
колхозники
теперь
продают
баранину
и
свинину
в
тех
самых
к ирпич ных
рядах,
нимало
не
сомневаясь,
что-так
бы ло
от
ве ка.
По
другую
сторону
линии
располагались
воинские
ка зар мы
барачного
т ипа
и
среди
них
деревянный
же
Гарнизонный
теа тр.
Как-то
ра нней
весной
1919- го
или
1920 года среди нас,
школьников,
распространился
слух,
что
в
Гарнизонном
театре
будут
давать
спектакль
«Князь Серебряный»
по
роману
А.
К.
Толстого,—
неиз ­
вестно,
почему
именно
эту
ве щь
изб ра ло
чье-то
во об ра­
жение.
Цел ый
вечер
мы
тор ча ли
у
входа
в
театр,
но
его
так
и
не
отперли.
Вместо
«Князя Серебряного»
мы
уви­
дел и
в
шир ок ом
итальянском
ок не
соседней
казармы,
как ,
ра ск орячив ши сь
на
нар ах
лицом
к
свету,
не
обра­
щая
внимания
на
р едких
прохожих,
а
тем
более
на
на с,
молоденький
красноармеец
сосредоточенно
брил
себе
лобок:
год
был
т ифо зный.
Трудно
сказа ть ,
почему
это
зрелище
произвело
на
ме ня
столь
щемящее
впечатление:
я
вернулся
домой
сам
не
св ой.
К
сыпняку,
разгулявшемуся
в
тот
год
и
ко сив­
шему
на ших
родных,
друзей
и
знакомых,
мож но
бы ло
уже
привыкнуть:
бытовое
яв лен ие.
И
все
же
сжи ма лось
сердце,
когда
я
слышал
негромкий,
полусекретный
раз ­
гов ор
родителей:
мама
пришла
домой
и
о бн ар ужила
у
се бя
на
белье
в ошь.
И
вот
две
недели
тревожно
жд ем
—
заболеет
ма ма
или
не
забо ле ет.. .
Моя
чувствительность
и
мой
страх
принимали
порой
неожиданные
формы.
Я
дружил
с
мальчиком
мо их
лет
Володей
Бутыриным,
мать
которого
д авно
умерла.
И
вдруг
я
ему
позавидо­
вал :
горе
его
позади,
он
пр ивык
бы ть
си ротой,
ему
не
на до
переживать
то,
что
будет
со
мной,
если
я
потеряю
маму.
Самое
удивительное,
что
я
убедил
и
Волод ю:
он
сог лас илс я,
что
он
сч аст ли вее,
во
всяком
слу чае
благо­
по луч нее
меня !
Странным
обр аз ом
сочетались
тогда
сам ые
несов­
местимые
вещи:
война,
го лод,
ти ф,
о бы чная
тру до вая
жизнь
—
и
развлечения.
Я
им ею
в
виду
не.
только
нас,
ребятишек,
не
у ны вающих
в
любую
эпо ху ,—
развлека­
лись
и
взрослые.
В
клу бах ,
учреждениях,
госпиталях
устраивались
вечера
и
балы,
благо
город
изобиловал
воинскими
духовыми
оркестрами.
Самый
лучший
оркестр
пр инадл ежал
летной
части
(с ее привязными
аэростатами
—
не
самолетами).
Молодые,
красивые
ко­
*
51


мандиры
танцевали
с
совбарышнями,
местными
и
прие з­
жими;
все
эти
дочери
и
мо ло дые
жены
к упцо в,
подряд­
чи ков,
приказчиков,
бухгалтеров,
врачей
и
священников,
а
то
и
столичных
сановников,
постаравшихся
затеряться
в
российских
просторах,
днем
стучали
на
машинках
в
УОНО,
горсовете,
совнархозе,
уземотделе,
а
вечером
от­
кровенно
веселились.
Шла
своеобразная
уез дная
жизнь,
похожая
и
непохожая
на
дореволюционную,
словно
бы
устоявшаяся,
на лажен н ая
всерьез
и
надолго,
а
на
са­
мом
деле
—
пфф!
—
и
все
р азлет ится. . .
Но
не
разлета­
лось!
Множились
лю бов ные
романы
с
идиллическими-и
драматическими
р азвязк ам и;
дамы
уп оен но
ра сска зыв а­
ли,
как
од ин
командир
стрелял
в
себ я
из-за
измены
в оз­
лю бл енно й,
но
ее
отец,
врач,
с пас
е го,
вылечил,
и
коман­
дир
благополучно
отбыл
на
фронт
после
такой
романти­
чес кой
т ыло вой
передышки;
а
уж
что
с
ним
б ыло
потом,
нико му
не
известно
—
во йна
д лила сь
и
длилась.
Соседи...
Котельнич
был
таки м
маленьким
городом,
что
чут ь
ли
не
вс ех
его
жи те лей
можно
с читать
соседя­
ми.
Пра вда,
война
и
революция
их
усердно
перемещали,
перетасовывали,
но
я
нач ну
с
дореволюционных
соседей;
некоторые
из
них
б ыли
мамиными
родственниками,
др у­
гие
—
знакомыми,
третьих
я
только
вида л
на
улице.
Угловой
дом
по
наш ей
стороне
Воробьевской,
первый
от
Нижней
площади,
ко г да-то
пр и надл ежал
к упцу
Мики-
шеву.
Дом
унаследовала
д очь
Микишева,
вышедшая
за­
муж
за
Александра
Васильевича
Чемоданова,
ма мин ого
двоюродного
брата,
мое го
крестного.
Чемоданов
сл у­
жил
частным
по ве ре нным
у
из вестно г о
в
на шем
городе
и
в
губернии
Александра
Викторовича
Лебедева,
че ло­
ве ка
великанского
роста,
с
ас тма тическим
хр иплым
ба­
со м,
бывшего
революционера,
по
крайней
мере
постоян­
но го
участника
р е во лю ционных
кружков,
в
то
же
вре мя
хозяина
магаз ина
(гастрономия,
б акале я,
колониаль­
ные
тов ары), домов (д в а
солидных
д ву хэт ажных
дома-—
каменный
и
по лу ка мен н ый ), усадьбы верстах в двад­
ца ти
от
города
и
водяной
мельницы
(мы с отцом ездили
к
нему
од на жды
в
деревню:
от ец
проектировал
для
мел ьн ицы
дополнительный
мукомольный
постав,
и
за
нам и
прислали
тройку
лошадей,
запряженных
в
наряд­
ную
коляску).
Дочь
М ики шева
и
ж ена
Че мод а нова,
О льга
П ав лов­
на,
важная,
полная
д ама,
влас т но
руководила
семьёй
52


мужем,
прис луг ой,
дочерьми,
сыно м.
Сын
Миша,
долго*
вязый
великовозрастный
гимназист
в
очках,
с
увлечени­
ем
вырезал
бумажных
солдатиков
и
играл
ими
в
рус *
ско-германскую
войну,
за
всеми
событиями
которой
еле*
дил
с
величайшим
интересом
и
зн ан ием
дела.
За
годы
наше го
с
ним
приятельства
э тот
славный
с мир ный
па­
ре нь
только
раз
надо
мной
от
души
посмеялся
и
позвал
п о смеять ся
своих
сестер,
когда
я
в ыска зал
мнение,
что
женские
груди
—
это
л егк ие,
на ходящи еся
у
же нщ ин,
в
от лич ие
от
муж ч ин,
почему-то
снаружи,
а
не
вн ут ри.
В
1919-м
или
1920 году Мишу призвали на граждан­
ск ую
вой ну;
не
доехав
до
фронта,
он
заболел
сыпняком
и
уме р.
Хо рошо
помню,
как
после
к ратк ого
св оего
у чи­
тельства
в
деревне,
он
пришел
к
нам
прощаться
и
слезы
сто яли
в
его
близоруких
добрых
г лазах .
Худой,
слабый,
не
приспособленный
к
жизни,
он
б оялся
не
войны
—
он
боялся
трудной,
долгой
дороги
до
войны.
Так
и
вышло:
он
уме р
в
пути.
Оче нь
разная
судьба
была
у
дочерей
Чемодановых,
Ма ни
и
Лиды .
Старшая,
Маня,
хромая
и
глуховатая,
на­
всегда
осталась
старой
девой,
н янчил а
дет ей
своей
мл адше й
сестры,
стра дала
от
ее
капризов
всю
жизнь,
в
конце
вообще
бы ла
вынуждена
жить
и
работать
у
ч ужих
людей.
Младшая,
Лида ,
хорошенькая,
несмотря
на
длинноватый
нос
и
пр ивыч ку
щуриться,
легкомыслен­
ная
и,
казалось,
удачливая,
в
како м -то
смысле
была
ро­
ковой
же нщино й.
С
чего
это
началось?
Незадолго
до
ре во люции
семья
Чемодановых
прода­
ла
св ой
дом
и,
прожив
год
или
два
у
Лебедева,
в
бога­
то й,
но
мрачноватой.квартире,
затем
у
своей
дальней
родственницы
Шл яп кино й,
невдалеке
от
нас,
перебра­
лась
уже
в
советское
вре мя
к
ст оляру
и
гробовщику
Зай цеву
(с дома которого через несколько лет начался
большой
городской
пож ар ).
Там-то,
в
маленьком
фл и­
гельке,
Лид а
и
оказалась
не вол ьной
п ри чиной
семейной
беды.
С
фронта
при еха л
и
зан оч евал
у
них
молодой
командир,
не
то
родственник,
не
то
просто
знакомый.
Люби вшая
пококетничать,
пофлиртовать,
Л ида
до
по*
зднего
часа
сидела
с
ним
на
ди ван е,
у
пе чки, '
подцепила
т ифоз ную
во шь,
забо лела
сама,
но
поправилась,
а
заб о­
левший
отец
умер.
И
семья
опять
переехала,
на
этот
раз
на
другой
ко*
нец
города,
в
психиатрическую
больницу,
где
слу жил
63


за вхо зом
тот
самый
Лебедев,
бывший
революционер,
, бывший домовладелец,
бывший
купец,
бывший
мельник.
Лебедев
взя л
Ольгу
Павловну,
вдову
бывшего
своего
поверенного,
кастеляншей
в
психолечебницу,
а
Лида
поступила
служить
в
УОНО,
потом
поехала
было
в
Пермь
учиться
на
врача,
но
скоро
вернулась,
не
вытер­
пев
трудной
учебы
и
трудной
жиз ни,
когда
и
у
экзаме­
натора
и
у
э кза менуе мог о
громко
и
угрожающе
урча ло
в
живо те ,
и
вно вь
превратилась
в
совбарышню.
Затем
вышла
зам уж
за
какого-то
предприимчивого
жите ля
Яранска
(в‘80 верстах от Котельнича конным трактом),
человека,
не п лохо
существовавшего
в
годы
нэпа,
родила
от
нег о
двух
сыновей
—
и
пот ом
потеряла
их
в
Великую
Отечественную
войну;
успела
выйти
зам уж
за
л етчи­
ка
—’
он
то же
по гиб;
сейчас
она ,
крупная,
ухоженная,
выглядящая
моложе
св оих
л ет,
замужем
за
директором
завода
где-то
на
пе рифе рии.
У
нас
с
Лидой
и мела сь
тайна,
многозначительными
намеками
на
которую
она
ме ня
долго
смущала.
Одно
вре мя,
как
я
с казал,
они
жи ли
у
Александры
Петровны
Шляпкиной.
Эта
решительная,
энергичная
по жи лая
да­
ма
своим
н апор ист ым
басом
разносила
по
городу
вс е­
возможные
новости,
одновременно
преувеличивая
их
и
принижая.
Особенно
любила
она
уменьшительные
сло­
ве ч к и: «юбчошка», «штанёшки», «лампёшка», «жени-
ч о шка»; презрительно уменьшала она и имена тех,
о
ком
г о во р и ла : «Петька», «Надька», «Людмилка», какого
бы
во зр аста
они
ни
бы ли.
На
деле
Александра
Петров-
іці
бы ла
добра,
отзывчива
и
без
памяти
любила
св ою
племянницу
Лел ю,
невысокую
плотную
девушку
с
тол­
стыми
косами
до
колен.
В
од ин
пр еле ст ный
апрельский
вечер,
идя
к
Чемодановым,
я
у вид ел,
как
у
ворот
дома
Лида
ц ело вал ась
с
высоким
интересным
брюнетом,
у
ко­
торого,
к
моему
у дивле ни ю,
из-под
форменной
гимнази­
че ской
фуражки
тор ча ли
сук о нные
наушники:
шапку
гимназистам
и
верно
что
не
разрешали
раньше
нос ить
даже
в
морозы,
но
вед ь
тут
уже
б ыло
не
царское
время,
да
и
тепло,
в есна.
Успев
это
разглядеть,
я
деликатно
отвернулся,
но
когда-
Лида
явилась
домой
(гости все.
б ыли
в
с б ор е ), она принялась всячески затягивать меня
в
заговор:
таи нстве нн о
улыбалась,
мигала,
п рик ладыв а­
ла
палец
к
губам,
словом
явно
ку палас ь
в
лю бо вной
тайне.
В
конце
концов
это
мне
так
надоело,
что,
б удь
64


у
меня
другой
характер,
я
бы
ее
непременно
выдалі
А
вообще
Лида
нравилась
мне
своей
легкостью,
добро­
той,
охотой
играть
с
нами,
детьми.
Ольгу
Павловну
я
не
любил,
особенно
после
одного
случ ая.
Как-то
зим ой
я
так
разыг рал ся
с
Лидой,
что,
уходя
домой,
не
заметил,
не
вспомнил,
что
поверх
своей
шап ки
надел
каракулевую
шапку
своего
к рес тн ого.
Я
искренне
недоумевал,
почему
это
лихие
ребята
из
ко­
лонии
ма лолет н их
преступников
(как ее называли в го­
р оде), вечно толпившиеся и курившие у ворот,
показы­
ва ют
на
ме ня
и
гогочут.
Только
придя
домой
и
ужа сн ув
ма му
(«Надел дорогую чужую шапку.. .
мог
ее
поте­
рять.
..
что
скажу т
и
подумают
Чемодановы...
сейчас
же
б еги
и
неси
и
проси
п ро ще н ия!»), я понял причину
их
смеха.
Удив л яюсь
и
до
сих
пор
бла го дар ен
(а ведь
этих
парн ей
опасались
и
взрослые): вот несшиближе
они
у
меня
с
головы
шапку
и
не
забрали
себ е!
Когда
я
явился
с
повинной
гол овой
и
завернутой
в
платок
шап ­
кой
к
Чемодановым,
то
одна
Ли да
смеялась
над
проис­
шествием,
Ол ьга
же
Павловна
о тнесл ась
к
нему
весьма
хмуро
—
в
с вои
де сять
лет
я
почувствовал
это
и
вну т­
ре нне
ос корб илс я;
а
в
какое
бы
я
по пал
положение,
ес­
ли
бы
«дефективные» (их называли и так)
пр исво или
этот
п риз!
Когда
Чемодановы
жили
еще
в
своем
доме,
ве рх ний
эт аж
его
за нимал
бухгалтер
Вол жско- Ка мс кого
банка,
по
фамилии
Г лухи х,
же н атый
на
умной,
интеллигентной
женщине,
об ла д авшей
з вуч ным
го лосо м
и
певшей
на
любительских
концертах.
Анастасия
Васильевна
до
замужества
была
классной
да мой
"в женской гимназии в городе Орлове,
ны не
Ха л­
турине,
которую
перед
тем
с ама
кончила
(моя мама
уч илас ь
там
несколько
позже).
У
них
было
четыре
сына
с
изысканно
выбранными
именами:
Виталий,
Вадим,
Рафаил
и
Игорь.
Все
они
бы ли
младше
ме ня,
и,
когда
мы
иг рали ,
в
войну,
я
скромно
брал
себе
имя
и
обязан­
нос ти
Наполеона,
отдав
братьям
Глухих
маршальские
зва ния.
Неврастеничный,
зано сч ив ый,
строптивый
Вита-
- лий,
говоривший
немного
в
нос,
с
просвечивавшими
ве-
. нами
на
тонкокожих
висках,
ста нов и лся
Мюратом;
флегматичный,
покладистый,
добродушный
Ва дшм
—>
Даву;
остальные
—
не
помню
уж
какими
маршалами.
Когда
любимец
матери
Виталий
умер
от
скарлатины,
55


свободомыслящая,
эмансипированная,
прекрасно
з нав­
шая
и
любившая
русскую
литературу
Анастасия
Ва­
сильевна
ударилась
в
религию,
и
как,
с
какой
си лой!
Стала
принимать
у
се бя
и
кормить
богомолок,
м он ашек,
изъяс нять с я
текстами
из
свя щенн ог о
пис а ния,
прислу­
живать
в
церкви
в
к ачеств е
псаломщика
(не знаю,
как
это
совмещалось
с
церковным
запретом
для
женщин
бывать
в
а лт аре ), дружила с семьями священников,
го­
ворила
тихо,
почти
не
ра зжим ая
губ
(исключая часы,
когда
пел а
или
читала
в
це ркви),
сурово
порицала
«светские»
кн иги
и
полностью
вовлек ла
муж а
в
свои
интересы.
Михей
Иванович
Г лухи х,
краснолицый
блондин,
по-
а ктерс ки
б ри тый,
что
в
те
годы
встречалось
нечасто
—
большинство
мужчин
носило
усы
и
б ород у,
увлекавший­
ся
дамами,
гов ор ивш ий
им
сладкие
комплименты
и
це­
ловавший
ручки
(полагаю,
не
больше,
судя
по
властно­
му
характеру
Анас тасии
Васильевны),
не
чуравшийся
клуба
и
карт,
т оже
стал
поститься,
молиться,
не
знаю,
насколько
искренне,
насколько
подчиняясь’
жене.
Кста ­
ти,
Анастасия
Васильевна
бы ла
дочерью
прос той
кр ес ть­
я нки
из
приго ро дной
дер ев ни
Парышевы,
бой кой
на
язы к,
деловитой,
практичной
Е лиза веты
Никифоровны,
жившей
вдвоем
с
молчаливым
сыном.
Когда
мои
роди­
тели
после
пожара
посел ились
в
их
доме ,
за
целый
год
они
ни
разу
не
слышали,
чт обы
Михаил
Васильевич
произнес
вслух
хотя
бы.
единое
слово,
кроме
неразбор­
чи во
буркнутого
утреннего
прив етст вия .
Я
не
з наю,
по
ка кой
причине
Ч емо дано вы
продали
сво й
дом;
скорее
всего
п отом у,
что
он
ст ал
в етшать ,
а
возиться
с
ремонтом
им
не
хотелось.
Ольга
Павло вна
всегда
ж ила
б ар ыней,
Александр
же
Васильевич
был
натурой
пассивной,
хотя
и
оптимистичной:
у
них
был
голый-преголый
кот
Сюнька,
которого
к р естный
оче нь
любил,
и
всякий
раз,
когда
кто-нибудь
пренебрежитель­
но
отзывался
о
его
проволокообразном
хвосте,
гл ава
до­
ма
ласково-примирительно
г ов ор ил : «Ничего,
опушит­
ся» .
Эта
ф раза
его
получила
в
нашей
семье
ра сш ири­
тельное
по ня тие
—
когда
что-нибудь
не
ладилось,
к то-
нибудь
из
нас
говорил:- «Ничего,
опушится!»
Дела
в
семье
Чемодановых
по сле
смерти
крестного,
увы,
не
«опушились».
Странно
даже
^представить,
как
Ольга
Па влов на
в
психолечебнице
принимала
от
прачек
56


ц
выдавала
санитарам
и
Сан ит ар кам
бель е
для
бо льных ,
в
том
числе
и
смирительные
рубашки...
А
прод ал и
они
дом
Котельническому
мещанину
Фи­
липпу
Павловичу
Демину,
для
ме ня,
подростка,
фигуре
з агад очн ой
и
тем
сам ым
м ан ящей,
хотя
я
смотрел
на
н его
не
без
гадливого
ст ра ха.
Из
обрывков
слов
стар­
ших
я
поня л,
что
Филипп
Павлович
до
покупки
чемода-
новского
до ма
сам
был
домовладельцем,
но
особ ого
с ор­
та.
Он
жил
на
Четвертой,
Сиротской,
улице,
имевшей
дурную
славу:
там
существовали
тайные
кабаки
и
вер­
тепы,
больше
того,
Филипп
Павлович
и
содержал
такой
вертеп,
ина че
бордель,
инач е
бардак
(от кого- то
услы­
шал
я
и
это
словцо), а по-книжному
—
дом
терпимости,
на
доходах
от
кое го
он
и
разбогател.
Надо
ли
объяс­
нять,
с
каким
пуг ливым
любопытством
пригл яды ва лс я
я
к
этому
т ихом у,
безу ко р изнен но
вежливому,
но,
как
чу­
дилось
мне,
прит ор но
липкому,
с
не чи стой
тайной
внут­
ри
человеку,
когда
он
приходил
к
моему
отц у
посовето­
ваться
о
ремонте
и
перестройке
дома,
или
когда
я
в стре­
чал
его
на
улице,
или
в идел
в
открывшуюся
на
секунды
калитку
расхаживающим
по
двору.
Думаю,
что
он
зам е­
чал
мое
особливое
внимание
к
нему,
потому
что
при
встрече
успевал
первым
со
мн ой
по здор ов ат ься,
чем
не­
мало
ме ня
смущал:
обы чно
в з рослые
ме ня
не
замечали,
когда
я
им
к ланя лся,—
я
им ею
в
виду,
конечно,
не
ро д­
ственников
и
не
б лиз ких
знакомых,
а
просто
соседей,
вроде
отца
Феди
Кун ицына.
Впрочем,
Куницын-отец
ни
с
кем
не
здоровался
и
никому
не
отвечал:
по
улице
он
ходил
с
тростью,
втыкая
ее
вертикально
в
землю,
в
мостки
и
упорно
смотря
сам
туд а
же.
Не
знаю,
г ово рил
ли
он
хо тя
бы
с
женой
или
детьми;
кроме
с ына
у
нег о
бы ло
пять
дочерей,
очен ь
на
не го
пох ож их
—
худеньких,
тонконогих,
постоянно
молчавших;
в
одн у
из
них,
мне
каз ало сь
порой,
я
влю блен ,
—
в
детств е
я
был
очень
влюбчив.
А
вот
в
д очь
наших
со се дей
Верещ аги ных ,
Соню,
я
не
был
в любле н
ни
капельки,
хотя
часто
иг рал
с
ней
и.
ее
братьями.
Во
дворе
верещагинского
до ма,
вдоль
Всей
границы
с
чемодановским
участком,
протянулись
старые
двухэтажные
амбары
с
ве рх ней
и
нижней
гале­
реями.
Что
б ыло
в
амб ара х
раньше
(и почему вообще
в
Котельниче
такая
уй ма
ам баров ), я не интересовался;
при
мне
они
стояли
пустые
и
в
них
можно
бы ло
превос-
57


„ходно прятаться или,
забившись
в
уголок,
ти хо
расска­
зывать
др уг
дружке
страшные
ис тории .
Об
о жи вшем
покойнике,
от
бо льшо го
пальца
ноги
которого
был
про­
тянут,
как
яко бы
всегда
делалось
в
усыпальницах,
зво­
нок
к
сторожу,-и
как
в
два’часа
но чи
пок ойник
вдруг
позвонил..
.
О
запрятанном
где-то
здесь
же
в
амбар ах
кладе,
который
м ожно
попытаться
разыскать
только
в
полночь...
Достоверность
этим
далеко
не
новым
истори­
ям
п р идавала
обстановка,
а
та кже
то,
что
их
буд то
бы
поведала
детям
сама
верещагинская
мама.
Лично
я
пе­
р есказ ы вал
«Страшную месть»
и
«Вия», Верещагиным-
младшим
еще
неведомые.
Павел
Иванович
Верещагин
был
пекарь.
Пекарня
и
булочная
помещались
в
нижне м
э таже;
наверху,
вместе
с
теперешними
хозяевами,
жи ла
и
бывшая
хоз яйк а
до­
ма,
Ели зав ета
Константиновна
Воронцова,
породистая
старуха
с
белоснежными
волосами,
по
моему
у беж де­
нию
напоминавшая
Пиковую
Даму ,
о
чем
я
так же
до­
клады вал
Верещагиным.
В
бытность
ее
домовладелицей,
перед
германской
войной
и
в
пе рвые
годы
вой ны,
на
месте
б улоч ной
и
кондитерской
помещалась
«казенка»
или
«монополька»
—
государственная
винная
лав ка.
Это
со седст во
бы ло
еще
беспокойнее
горящей
сажи
из
труб:
бывало,
что
ми мо
нас
сплошняком
вал или
пь яные ,
зале­
гал и
на
дороге
или
в
канавке
напротив
окон;
чтобы
опохмелиться,
ломились
в
наши
ворота,
считая,
что
это
мы
заперли
винную
ла вку
и
можем
ее
отпереть,
е сли
они
будут
настойчивее.
У
Верещагиных
б ыло
три
с ына
и
три
дочери.
Стар­
ший
сын
кончил
гимназию,
даль ше
уч ит ься
не
стал ,
а
ст ал
помогать
отцу.
У
него
б ыли
слабые
легкие,
подо­
з р евали
чахотку,
худел
Н и колай
еще
и
от
беспрерывно­
го
жара
в
пекарне;
для
нег о
ежедневно
б рали
у
нас
- кру жку
козьего
молока,
считавшегося
целебным.
Сре д­
ний
сын,
Павел,
учился
в
В ятке
в
коммерческом
учили­
ще
—
спокойный,
блондинистый,
почти
альбинос.
Ев ге­
ний,
вихрастый,
бой кий ,
учился
в
Котельниче
в
парал­
лельном
со
мн ой
классе;
потом
он
р або тал
на
В охме,
од ном
из
первых
строительств
вблизи
Котельнича,
и
учился
там
в
химическом
техникуме.
Старшая
дочь,
Анюта,
училась
в
Петрограде
на
Высших
женских
ку р­
сах
и
ре дко
приезжала
в
Котельнич.
Средняя,
Клавдия,
ок он чив
гимназию,
с тала
общественницей,
комсомоль-
58


ск им
работником,
порвала
с
родителями.
Соня,
бо йкая
•девчонка
немного
моложе
меня,
охотн о
принимала
уч ас тие
во
в сех
мальчишеских
играх
—
в
лапту,
в
лепки
(от слова «влепить»), в сыщиков-разбойников,
в
чижи­
ка-подковырку,
в
панки
(бабки), в ножичек,
д ра лаіь
и
царапалась
—
словом,
бы ла
молодцом.
Но
взрослая
ее
жизнь,
как
я
слышал^
не
задалась:
неудачные
зам у­
жества,
служба
в
детдоме,
где
и
му жчин-т о
о дин
за в­
хоз;
затем
я
потерял
ее
из
в иду,
как
большинство
моих
сверстников
и
сверстниц.
Сколько
бы
ни
ездил
в
Котель-
нич,
ни кого
не
встречал
из
школьных
товарищей,
а
из
бл и зких
друзей
детс ких
лет
—
одн ого
Колю
Карлова,
са­
мого
близкого.
Соседи...
У
меня
сохранился
пл ан
города,
составлен­
ный
в
начале
это го
век а.
На
нем
обозначены
не
только
улицы
и
жи лые
кварталы,
но
и
отдельные
домовладе­
ния
—
частные,
м униципа ль ные ,
земские:
школы,
гимна­
зии,
городская
уп ра ва,
з ем ская
управа,
больница,
бога­
дельня,
тюрьма,
пожарная
команда,
гостиный
двор,
цер ­
кв и.
Фам ил ии
домовладельцев
на
плане
не
зн ачат ся,
но
кое-кого
я
помню,
и,
как
вы яснил ось ,
довольно
многих,
пр авда,
большинство
по насл ышк е.
Несколько
фамилий
здесь
приведу,
потому
что
они
типично
Кот ельни че ски е;
некоторые
из
них
я
нигде
не
встречал
или
встречал,
но
редко:
Корякин,
Колбин,
Мет елёв,
Коврижных,
Изер -
гин,
Волобуев,
Вохмянин,
Кйрпиков,
Хрббрых,
Ко шур-
ников,
Пина ев ,
Куимов,
Баруткин,
Бизяев,
Ворона,
Гри­
ди н,
Грехнёв,
Пе рм инов,
Мурат
(!), Новокшонов,
Балы-
бердин..
.
Сейчас
по пр обую
вспомнить
тех,
мимо
которых
я
ежедневно
ходил,
—
ходил,
а
та кже
ездил
на
коньках.
Разве
мож но
по
улице
кати ть
на
коньках?
Да
запросто!
Зимой
тротуары
обледеневали,
потому
что
в
большинст­
ве
домов
не
было
водопровода
и
вод у
нос или
из
водо­
разборных
колонок,
вернее
из
маленьких
бревенчатых
домиков
в
русском
стиле,
стоявших
на
нел юд ных
пере­
крестках
или
площадях,
например
на
наш ей
Нижн ей
площади.
Когда
я
немного
по дрос ,
нос ить
вод у
с тало
м оей
обязанностью.
Это
делалось
та к.
В
городской
упра ве
(а потом в горкомхозе)
покупались
«марки»
—
круглые
жестяные
бляхи
величиной
с
дореволюционный
пятак;
на
одних
о тпе чата но
по
зеленому
ф ону
«1 ведро»,
на
других
—
«2 ведра», С пустыми ведрами я подходил
59


к
до мик у,
стучал
в
окош ко,
открывалась
форточка,,
я
по д арил
туда
сво ю
марку
(или пару марок), ставил вед­
ра
на
скамью,
под
кран,
и
постоянно
обитавшая
в
до ми­
ке
ст орожи ха
н али вала
их
доверху,
н аблюдая
за
этим
из
окна.
Сл уча лся
и
пер елив,
и
зимой
к
скамейке
быв а­
ло
трудно
под ойт и,
ног и
оскальзывались
на
ле дяно й
горке,
зато
как
приятно
бы ло
не сти
домой
полные
ве д­
ра,
с тарая сь
не
расплескать.
Но
хоче шь
не
хоче шь
—
вода
расплескивалась,
и
все
мальчишки
гнали
на
конь­
ках
по
обледеневшим
деревянным
мосткам
к
центру
города,
где
в
овраге
был
устроен
каток.
Мне
это
б ыло
особенно
удобно:
на
пр о тяже нии
дв ух,
даже
трех
квар­
талов
до рога
шла
под
уклон.
Мимо
чьи х
же
домов
совершал
я
свой
путь?
Мим о
дома
старой
учительницы
Банниковой,
о
трагической
смерти
которой
я
ра сска зал
в
«Пожарах».
Мим о
желез­
нодорожного
околотка,
которым
ведал
и
при
нем
жил
ф ель дшер
Губбтенко,
си в оусый
мужчина
с
двумя
сы­
но вьям и.
Когда
мой
о тец,
те савш ий
острым
пл от ницк им
топором
доску,
срубил
себе
почти
всю
левую
икру,
он
примотал
ее
пол от е нцем
и,
оставляя
кровавый
след,
по­
беж ал
к
Губотенко
пр ишив ат ь.
Один
из
сыновей
фельд­
шера
был
на
год,
на
два
старше
меня
и
частенько
в оз­
буждал
мою
ревность,
ибо
нравился
девочкам,
которые
нравились
мне.
Красивый,
среднего
роста,
всегда
с
на­
смешливым
выражением
лица,
Женя
Губотенко
был
прирожденный
гимнаст
и
спортсмен.
Как-то
на
школь­
ном
вечере
с
ним
произошел
казус.
В
то
время
еще
не
носили
плавок
под
трусиками
(просто шились трусы
подлиннее), и,
делая
стойку
на
ру ках
на
параллельных
брусьях,
Ж еня
вы каз ал
из-под
широковатых
ему
трусов
то,
что
принято
обы чно
скрывать...
То-то
зафыркали,
д елая
вид,
что
отворачиваются,
наши
девочки
и
загого­
тал и
мальчишки!
За
розовым
к аме нным
куницынским
домом
(два эта­
жа
с
мезонином;
кс тати,
так
и
не
знаю,
чем
з аним ал ся,
на
что
жил
этот
у грюмо
молчавший
К у ницын)
стояли
два
белокаменных
дома,
пр ина дле жа вших
бр ат ьям
Кол­
биным,
о пто вым
торговцам
яйца ми.
Двор
был
з аставлен
ящика ми
со
стружкой:
в
них
упаковывали
яй ца
и
от­
пр авля ли
в
А н глию.
Сам их
Колбиных
я
знал
п лохо
и
да же
не
о тлич ал
одно го
от
другого:
оба
—
мясистые,
толстолобые,
краснощекие:
у
ког о-т о
из
них
сын
Шураг
60


тоже
мясистый
и
краснолицый,
но
я
и
его
ма ло
знал«
Приятельствовал
я
с
Ж еней
А нне нк овым,
сыном
же лез­
нодорожного
инженера,
занимавшего
в ер хний
этаж
од­
ног о
из
кол бинских.
домов.
Мат ь
Жени,
ут омл ен ная
ин­
теллигентная
д ама,
б ольшую
час ть
долгого
летнего
дня
сидевшая
с
книгой
на
широкой
светлой
веранде,
снисхо­
дительно
относилась
к
моей
бос оно гост и.
(Впрочем,
по­
мнится,
Ж еня
тоже
бегал
иногда
босиком
—
такое
уж
было
вр ем я.)
До
Котельнича
они
жи ли
в
Вологде,
Жен я
л юбил
прихвастнуть
и,
зная,
что
я
в любл ен
в
паровозы,
вокзалы,
станционные
пути,
вообще
во
все
железнодо­
рожное,
с
жаром
рассказывал,
что
путей
на
с т анции
В ологд а
не
меньше
с та,
а
то
и
двухсот.
Потом
в
своей
жизни
я
проезжал
через
Вологду
много
д есятко в
раз
и
удостоверился,
что
путей
там
много,
но
очень
дал еко
до
названных
Женей
цифр..
И груш ек
у
Жени
б ыло
дей­
ствительно
вдосталь,
сам ая
др а гоценна я
для
меня
—
ма­
ле нь кая
всамделишная
пар о вая
машина,
отапливаемая
спиртом;
она
так
ме ня
восхищала,
что
мне
бы ло
даж е
не
до
зав исти.
Помн ю
также,
как
Ж еня
уве рял,
что
за
о дин-
день
прочел
всю
«Войну и мир», возмущался,
что
я
не
верю,
обращался
за
подтверждением
к
своему
подна­
чальному
приятелю
Вите,
и
Витя
охотн о
под д ак ивал
и
божился,
изо
вс ех
сил
мор гая
рыжими
ресницами.
В
угловом
дом е,
заключавшем
квартал,
деревянном,
одн оэт ажн ом,
с
широким
крыльцом-верандой,
до
ре во­
люц ии
помещался
безым я нн ый
трактир,
вернее
просто
б ольш ая
пивну ха .
Хозяина
ее
я
ни
раз у
не
видел,
видел
только
осторожно
спускавшихся
по
ступеням
крыльца
пьяноватых
посетителей,
которых
я
сторонился.
Что
в
этом
доме
бы ло
в
двадцатые
годы
—
почему-то
забыл;
теперь
уже
мнится,
будто
его
вовсе
не
сдало,
хотя
он
наверняка
достоял
до
общегородского
пожара.
Помню
же
я,
что
на
противоположном
у глу
во
время
нэ па
от­
крылась
булочная,
п ы тавш аяся
конкурировать
с
ве ре­
щагинской;
кст ат и,
вдруг,
через
четверть
век а,
ее
бывший
вл адел ец
(не то Важенин,
не
то
Вылегжанин)
об рат ил­
ся
ко
мне
в
Ленинграде
как
к
депутату
Ленгорсовета
с
жилищной
просьбой,
которую
я
при
всем
же лани и
не
мог
бы
выпо лнит ь-—
жи лых
домов
строилось
тогда
мало.
Центром
следующего
квартала
яв лялась
пожарная
часть
с
деревянной
каланчой,
той
самой,
что
мгновенно
61


сго рел а
в. 1926 году .
Учреждение
это
влекло
меня
к
се бе
чрезвычайно:
красные
пожарные
ма ш ины,
насосы,
лест­
ницы,
багры,
бочки,
бойкие
холеные
лошади,
до
блеска
нач ищенн ые
ка ски
и
такие
же
с ияющи е
медные
трубы
собственного
духового
оркестра,
длиннущий
брезенто­
вый
рукав,
сушившийся
на
калан ч е
пос ле
выезда
на
по­
жар
или
уче бную
тревогу;
неусыпно
шагавший
наверху,
по
круговой
гал ере й ке,
дежурный,
зимой
в
тулупе,
ле­
том
в
брезентовом
плаще,
в
любую
с екун ду
готовый
уд ари ть
в
сигнальный
колокол,
усмотрев
пожар,—
все
это
возбуждало
острый
интерес,
и
внушало
сл адку ю
за­
вист ь
к
пожарным.
Единственно,
кого
из
персонала
ко­
ма нды
я
недолюбливал,
это
лохматого,
старого,
вонюче­
го,
всего
в
гря зи
и
в
ре пь ях,
но
зато
с
огромными
устра­
шаю щ ими
рогами
козла.
Днем
он
бродил
по
городу,
за­
т евал
драки,
до
истерики
раздражал
собак,
чу ть
не
на
смерть
пугал
детей;
на
ночь
же
его
запирали
в
конюш­
ню,
и
он
выполнял
св ой
служебный
до лг
—
оберегал
ло­
шадей
от
не чис той
силы.
По
правде
сказат ь ,
я
н игде
никогда
не
вид ал
более
отвратительного
существа,—
не
мудрено,
что
его
боялись
и
черти!
По
дороге
к
п ожа рной
я
часто
встречал
или
обго­
нял
важн о
прогуливавшегося
од ного
из
д омохозяев
эт о­
го
к варт ала,
сравнительно
еще
молодого
К орякин а
с
нег ну щей ся
ше ей:
он
поворачивался
всем
корпусом,
ес­
ли
хотел
взглянуть
на
меня
или
на
каланчу,
говорили,
что
это
последствие
к онт узии,
по луч енной
на
герман­
ск ой
войне;
на
какие
средства
он
жи л,
почему
в
л юбой
де нь
и
час
гулял,
вместо
того
что бы
где-то
слу жить
или
работать,
для
меня
осталось
не вед о мым,
как
и
многое,
многое
в
те
строгие
и
странные
времена.
На
другой
ст о роне
у лицы,
как
раз
напротив
пожар­
ной
команды,
кирпичная
ар ка
ворот
ве ла
в
церковный
двор,
протянувшийся
от
Второй
до
Первой
улицы.
В
до­
мах,
з а мык авших
этот
двор,
жили
причты
вс ех
трех
це р­
квей,
в
том
ч исле
и
за ко ноуч и тель
наш ей
зем ско й
ди ко­
лы
отец
Константин
Кибардин,
объяснявший
нам,
п ер­
воклассникам,
что
м уки
в
аду
—
нравственные,
а
не
фи­
зические
(равно,
как
и
самы й
ад): человек умирает,
а
душа
его
му чае тся,
есл и
он.
совершал
при
жизни
дурные
поступки;
какие
именно,
он
не
уточнял,
не
запугивал
на с.
Но
в
том
же
церковном
доме
жил
мой
т езка,
Л ео­
нид
Авениров,
з акон оучите л ь
городского
училища,
куда
62


я
попал
через
го д,—
он,
наоборот,
уве рял ,
что
муки
в
аду
самые
натуральные,
грешников
под жа риваю т
на
углях.
В
1919 году отец Константин умер от сыпняка,
и
я
греховно
подумал:
почему
надо,
чтоб ы
умер
добрый
и
еще
молодой
от ец
Ко нстант ин,
а
не
старый
черствый
сухарь
отец
Леонид
Авениров?
Оба
эти
священника
состояли
в
причте
Никольской
це рк ви,
где
примерно
до
восьми
лет
я
го вел
—
исповедо­
вал ся
и
причащался,
где
отпевали
м оего
деда
и
крестно­
го,
м а миных
тетушек,
где
по
утр ам
стояли
де сятки
гро ­
бов
с
покойниками,
особенно
в
тифозные
год ы,
что
з на­
чительно
омрачало
эту
м ногоок он ную,
светлую,
с
легким
куполом,
чем-то
даже
веселую
церковь
(в отличие от
старинного
сводчатого
собора).
В
праздники
и
накануне
праздников
з десь
пел
превосходный
хор,
которым
управлял
популярный
в
наш ем
городе
р егент
(он участ­
вовал
и
в
светских
ко нцерт а х).
У
Германа
Петровича
был
неистовый,
дикий
ба с,
который
он
пускал
в
ход,
когда
требовалось
чу д овищ ное
фортиссимо:
Ты
еси
бог,
творяй
чудеса!
Тв оря й!
Т ВОР ЯЙ!!
ТВОРЯЙ!!!
Чудеса!
При
сло ве
«творяй»
он
так
поддавал,
что
молящиеся
не во льно
вз дра гива ли.
Я
и
теперь,
через
ше сть д есят
с
ли шним
лет,
заслышав
м огуч ий
бас
туб ы,
вызванный
к
жизни
рукой
дирижера
в
финале
вагнеровской
увер­
тюры
или
малеровской
симфонии,
нет-нет
да
и
вспомню
Германа
Петровича.
В
той
же
Никольской
церкви
служил
другой
мой
тезка
—
отец
Леонид
Несмелов,
кроткий,
тихий,
со
сла­
бым
голосом,
во
все м
оправдывавший
свою
фамилию.
К
концу
двадцатых
годов
он
снял
с
себя
д ух овный
сан,
выучился
на
счетоводных
курсах,
а
через
много
лет
я
уз нал,
что
он
с лужит
бухгалтером...
в
л ен инг ра дском
кинопрокате!
Кто
мог
пр е двид еть
такой
об оро т?
О бразц ом
примитива
мо жно
считать
зап ь янц овс кого
отца
Арсения,
ко то рый
в
мо ем
раннем
д етст ве
приходил
в
наш
дом
в
первый
ден ь
рождества
и
в
первый
де нь
пасхи,
служил
вдвоем
с
дьяконом
краткий
молебен,
а
затем
за ста влял
ме ня
в стать
на
стул
и
про пе ть
ему
«Христос воскрес из мертвых»
или
«Рождество твое,
Христе
бо же
на ш » (в зависимости от праздника), после
63


чег о
наделя л
конфетой
и
одобрительным
возгласом:
—
Хорошо,
собака,
сл ав ит!
К
иному,
совсем
иному
культурному
слою
принадле­
жал
отец
Феодосий,
протоиерей
Троицкого
собора,
пр и­
бывший
в
Котельнич
уже
после
1917 года;
до
этого
он
был
миссионером
где-то
в
Северном
национальном
ок ру­
ге
и
в
с вое
время
око нч ил
духовную
акаде ми ю.
Этот
светский,
обходительный
чел ов ек
в
самы й
разгар
ком со­
мольских
антирелигиозных
кар навал о в
без
тени
смуще­
ния
или
недовольства
приходил
в
св оей
элегантной
до­
рогой
рясе
в
городскую
библиотеку,
не то ро пливо
про­
сматривал
там
в
читальном
за ле
све жие
газеты,
журна­
лы,
вплоть
до
«Безбожника»
и
«Безбожника у станка»
(издавался тогда и такой журнал), с блеском спорил на
диспутах,—
в
те
год ы
в
Котельнич
приезжали
видные,
образованные
лекторы,
красноречиво
и
дельно
ниспро­
вергавшие
бога .
Старший
сын
Феодосия
И ванов а
играл
на
рояле
и
собирался
поступать
в
консерваторию,
мой
папа
гот о вил
его
к
выпускным
э кзаменам
в
школе;
но
случилось,
что
в
самый
разгар
зан ятий ,
в
середине
зимы,
в
Котельнич
приехала
у кр аинская
труппа
и
стала
дават ь
весел ы е
спектакли
с
муз ыко й,
пением,
плясками
—
«Кум-м ел ь ­
ник ,
или
Сатана
в
бочк е», «Ой,
не
ходи,
Грицю,
тай
на
вече р н и цю »; через неделю труппа уехала,
и
вместе
с
ней
исчез
молод ой
пи анист
Иван о в,
то
ли
увлекшись
одной
из
артисток,
то
ли
просто
в
качестве
аккомпаниатора.
Ин ая
судьба
по джидал а
его
младшего
брата,
которого
в
1924 и 1925 годах репетировал по математике я ( за
полчервонца
в
м ес яц).' Этот
большеглазый,
живой,
непо­
сед лив ый
мальчик,
не
слишком
старательный,
но
все
схватывавший
на
лету,
впо сл едст вии
был
тяжело
р анен
на
фронте,
потерял
ног у.. .
Откровенным
врагом
отца
Феодосия,
считавшим
его
соглашателем,
п очти
атеистом,
был
не
оче нь- то
образо­
ва нный,
зато
ф ан атичны й
отец
Петр,—
фамилию
его
не
знаю,
в
лицо
никогда
не
видел,
лишь
слышал
о
нем ,
об
успехе
его
истеричных
проповедей
у
прихожанок.
Он
де-
•йил этот успех с Михаилом Глушковым,
о
котором
я
рас ска жу
в
главе
«Гости».
Ми но вав
церковный
двор
и
за вер нув
на
улицу
Лен и­
на
(бывшая Троицкая), пронесясь мимо бывшей город­
ской
управы
и
бывшего
городского
уч ил ища
(в котором
64


я
учился
недолго),
Я
на
сек унд у
зад ержи ва лся
возле
углового
большого
дома,
н едав но
еще
принадлежавшего
богатым
куп цам
Глушковым,
в
родстве
с
которыми
был
отец
Михаил.
Обыватели
благоговейно
р асск азы вал и,
как
прислуга
Глушковых,
неся
к
столу
кипящий
само­
вар,
завязывала
кр ан
тряпочкой,
чтобы
не
н акапать
на
зеркально
натер ты й
п арк ет.
Но
прошли
год ы,
Инна
Ми ха йлов на
Глушкова
после
пожара
повредилась
в
ум е,
ж ила
в
чьей-то
баньке
на
кра ю
города,
держа
при
себе
шесть-семь
искалеченных
кошек,
которых
она
подбирала
на
улице
и
корми ла,
хо ть
сама
нищенствовала,
а
на­
следникам
б ыло
не
до
нее.
С
одним
из
ее
племянников
я
учился
в
школе.
Нико­
лай
Глушков
приехал
из
Ялты,
недавно
освобожденной
от
Вра нге ля
(там жил и умер от чахотки Глушков-о те ц,
много
лет
уже
не
пр ини м авший
участия
в
торговых
де­
л ах ), приехал бедным,
но
чистеньким
барчуком,
в
гим ­
назической
фуражке
летнего
об раз ца,
с
белым
в ер­
хом,—
таких
фуражек
мы
прежде
не
вид е ли.
Как-то,
иг­
рая
на
дв оре
в
чехарду,
я
неловко
з адел
его
фуражку,—
белый
чехол
слетел,
и
на
голове
Глушкова
ост ал ся
о дин
околыш,
без
туль и.
—
Смерть
проклятым
белогвардейцам!
—
азартно
кри кн ул
Санчик
Балыбердин
и
сам
же
смутился:
н ико­
му
раньше
и
в
голову
не
приходило,
что
Глушков
до
К отел ьн ича
год
или
два
учился
в
белом
Крыму!
А
он,
бедняга,
все
так
и
стоял,
нагнувшись,
недоуменно
оборо­
тив
к
нам
кра с ное
от
натуги
ли цо.
Николай
был
оче нь
худой ,
оче нь
д линный
и
оче нь
способный
мальчик.
Однажды
весной,
во
время
экзаменов,
он
пришел
ко
мне
и
попросил
р асск азать
«Обломова», которого он не
чи тал
и
опасался,
что
назавтра
его
как
раз
спросят.
Я
у жа снулс я.
—
Как
я
тебе
мог у
рас ска зать
та кой
толстенный
ро­
ман?
Но,
он
упр ос ил,
и
я
ему
ра сск аз ал,
рас ска зал
п лохо,
сбивчиво.
На
следующий
д ень
Николая
дейст ви т ель но
спро сил и
про
«Обломова», и он безупречно изложил со ­
держание
и
четко
охарактеризовал
героя.
Я
не
вер ил
своим
у шам,
готов
был
ду ма ть,
что
Глушков
ме ня
ра­
з ыгра л,
но
все
з нали,
что
он
в
самом
деле
мал о
читал,
да же
не
очень
любил
это
занятие.
Пр ав да,
семья
его
жи ла
бедно,
тесно,
мать
часто
прихварывала,
ему
при­
65


ходилось
за
ней
ухаживать
и
помогать
по
хозяйству.
Вскоре
Любовь
Ивановна,
маленькая,
некрасивая,
вы­
шла
зам уж
вторично
—
за
такого
же,
как
и
она ,
некра­
с ив ого,
маленького
человечка;
брак
этот
до стат ка
и
сча сть я
в
семью
не
при нес .
Немного
позднее
Ни кола й
пос т упил
в
Ле ни нг рад ский
институт
пут ей
сообщения,
но
не
перенес
ленинградского
клима та
—
умер
от
тубер­
кулеза;
вот
так
и
выш ло,
что
сын
когда-то
богатого
че­
ловека
не
унаследовал
от
отца
ничего,
кроме
болезни.
Его
младший
брат,
Е лис ей,
еще
более
худой
и
длинный,
чем
Николай,
ок онч ив
школу,
стал
электромонтером;
страшно
бы ло
смотреть,
как
со
связками
изоляторов
тон ки й,
как
стебелек,
Елисей
лазал
по
столбам:
вот-вот
переломится!
Лет
пять
н азад
знакомый
котельничанин
мне
рас сказа л,
что
Елисей
Глушков
после
своего
мо н-
терс тв а
где-то
учился,
стал
директором
Кот ельни чес кой
районной
совпартшколы,
затем
по шел
на
войну
и
там
погиб,
всего
на
де сять
лет
п ереж ив
старшего
брата.
Так
кончилась
еще
од на
Котельническая
дин асти я.
Переехав
или
перебежав
на
коньках
Советскую
ули­
цу,
я
о каз ывал ся
подле
углового
д ома
Самоделкиных,
где
раньше
торговала
швейными
машинами
фирма
«Зингер»,
а
потом
помещался
профклуб.
Несколько
скользких
пробежек
вд оль
по
Советской
—
и
я
у
моста
через
овраг.
Чу ть
пониже,
на
склоне
оврага,
сту чал
ди­
зель-мотор
маленькой
электростанции,
обслуживавшей
в
дореволюционные
времена
два
Котельнических
кин е­
матографа
—
«Художественный»
и
«Свет и тени».
Боль­
шинство
городских
домов,
магазины,
у лицы,
площади
освещались
тогда
керосиновыми
и
керосинокалильными
лампами;
у
последних
раскаленный
в
пар ах
керосина
асб ест ов ый
колпачок
(«сетка Ауэра») давал ярко - бел ы й
свет,
превосходивший
во
много
раз
свет
о бы чной
керо­
с ин овой
лампы.
Керосинокалильные
фонари
стояли
на
всех
перекрестках,
и
я
любил
смотреть,
как
их
в
сумер­
ках
зажигали,
спуская
для
этог о
со
столба.
Любопытно,
сохра ни лс я
ли
в
каком-нибудь
коммунальном
музее
та­
кой
фонарь?
С
дробным
стуком
съехав
по
деревянным
сходням
в
овраг,
я
оказ ы вался
у
це ли:
передо
мной
простирался
б ольшой ,
старательно
разметенный,
уставленный
по
краям
с каме йка ми,
обсаженный
воткнутыми
в
сугробы
зелеными
елками,
в есь
ис че р ченный
мелькающими
фи­
66


гур ка ми
конькооежцев,
знам ен иты й
наш
городской
ка­
ток.
Чем
он
был
знаменит?
Т ем,
что
город
его
л юбил
и
берёг.
Каждую
осень
запруживали
речку
Бал акир еви-
цу
(обыватели называли ее Котлянкой,
хотя
на
деле
р ека
Котлянка
протекала
не
в
центре,
а
на
окр аин е
г оро­
д а ), и овальное зеркало новорожденного пруда с первы ­
ми
же
заморозками
превращалось
в
като к.
По
в ос кре­
сеньям
и
по
субботам,
начиная
с
шести-семи
часов
ве че­
ра,
зд есь
играл
духовой
оркестр
(радио тогда еще не
было ), и за право катания в эти вечера надо было поку­
па ть
билеты.
Но
мальчишки
попадали
на
каток
бесплат­
но:
для
эт ого
стоило
лишь
перелезть
плот ин у,
о тдел я­
в шую
устье
речки
от
реки
Вятки,
или
просто
спуститься
в
овраг
по
склону
со
стороны
недостроенной
П редт еч ен­
с кой
церкви.
Так
или
иначе,
два
часа
к руж ения
по
кат ку
— это
два
ча са
чистейшего
наслаж ден ия,
с
которым
ничто,
не
мог ло
сравниться,
после
которого
дома
и
сладко
чита­
лось,
и
сладко
спалось...
А
сколько
смешных
проис­
шествий!
Помню,
я
попал
под
ноги
нашему
учи те лю
гимнастики,
рослому
Робинзону,
как
мы
почему-то
его
зв али,
мерившему
д линным и
своими
норвегами
ле д.
Странно,
я-то
на
ногах
устоял,
а
споткнувшийся
об
меня
Робинзон
полетел
в
сугроб.
Вп роче м,
этот
добрейший
че­
ловек
ничуть
не
рассердился,—
он
всегда
был
сп окоен ,
улыбчив
и
заботливо
страховал
нас
в
г имнаст ич еск ом
з але,
когда
мы
делали
стойки
на
параллельных
брусьях,
всклепки
и
«солнце»
на
турнике.
Другое
событие
бы ло
ку да
трагичнее;
правда,
про­
изошло
оно
еще
до
того ,
как
ме ня
ста ли
отпускать
на
каток;
толковали
о
нем
всю
зи му.
Н екая
семейная
дама
(муж,
две
дочери)
насмерть
жа хн ула
коньками
в
висок
старшеклассницу-гимназистку,
приревновав
к
ней
своего
любовника.
Мой
оте ц
не
терпел
пересудов,
и
у
нас
в
доме
об
этом
скандальном
и
кровавом
событии
не
гово­
р или,
но,
когда
мы
бывали
в
гостях,
отзвуки
происшед­
шей
на
ка тке
драмы
доходили
до
моего
слуха
и
во зб уж­
дал и
неодолимое
любопытство:
еще
бы,
уби йство !
И
г де?
На
катке!
Под
зв уки
духового
оркестра!
Конечно,
в
Котельниче
происходили
и
другие,
не
столь
эффектные
и
не
такие
«светские»
драмы,
но
о
них
я
не
з нал,
не
слышал,
как
не
знал
и
не
слышал
о
многих
котельничанах,
проживавших
на
о тда лен ных
от
нас
ули­
67


ца х,
в
тех
глухих
к ва рталах,
из
которых
возник
вдруг
и
поселился
по
соседству
с
нам и
Филипп
Павлович
Де­
мин.
Т ак,
в
1931 году,
приехав
в
гости
к
родителям,
я
зашел
в
редакцию
м ес тной
газеты
«Ударник»
и
увидал
там.странного,
жут ко ват ого
на
вид
человека:
уши
и
н оз­
др и.у
н его
бы ли
заткнуты
грязной,
желтой
от
гноя
ва­
той,
глаза
т оже
гноились,
о дет
он
был
в
какую-то
заса­
ленную
хламиду,
а
на
редакционном
столе,
подле
кото­
рого
он
стоял,
возвышалась
горк а
конторских
кн иг;
он
молчал,
но
мне
объяснили,
что
человек
это т
принес
сти ­
хи,
которые
он
написал
за
долгие
годы,—
ему
б ыло
лет
шест ь десят .
Ког да
мы
раз вязали
па чку
и
заглянули
вну тр ь,
мы
у в идели
сплошь
ис пис анны е
к р упным
и
че т­
ким
почерком
сотни,
тысячи
страниц.
Уже
по
че.рнилам
мо жно
б ыло
определить,
какая
из
э тих
тетрадей-книг
с тар ше;
одно
р од нило
все
записи
—
чудовищная
без гр а­
мотность,
особенно
бросавшаяся
в
гла за
благодаря
яс­
ному,
к раси вому
п оче рку.
Да,
малограмотные
вирши,
не
больше,
и
все
же
эта
многолетняя,
неотступная,
изнуряющая
потребность
в
самовыражении
не
могла
не
тронуть.
Я
не
раз
потом
думал:
как
же
так
—
в сего
в
трех-четырех
кварталах
от
нас
жил
и
писал
строку
за
строкой,
тетрадь
за
тетра дь ю
нищий,
б ольн ой
человек,
и
ни
я,
ни
мои
родители
не
подозревали
о
его
мучительной
страсти,
а
ве дь
это
тоже
был
наш
сосе д.. .


г
£
$
гос ти
е льзя
сказат ь ,
что
все
наши
гости
созна-
тельно
делились
моими
родителями
на
«чистых»
и
«нечистых»,—
да
и
что
пони­
мать
под
этими
определениями?
И
все
же
так
получалось,
что
мамины
радственники
и
их
семьи
принимались
у
нас
отдельно
от
па пиных
со­
служивцев;
мам ины
старые
тетки
не
смешивались
с
ма­
миными
же
двоюродными
бр атья ми,
их
женами
и
деть­
ми;
б ыли
семьи,
которые
ни
с
кем
не
о бъе динял ис ь,
как,
например,
доктор
Шей нкм ан
с
жено й
и
младшей
дочкой
(старшая у нас никогда не бывала); инженер
Заха ров
с
жено й;
страховой
агент
Сер дюк
с
женой
и
сы ном
(а чаще один); фельдшер,
а
затем
вр ач
Ни кол ай
Ив анов ич
Павлов,
сначала
один,
холостой,
а
зате м
с
ж еной,
москвичкой,
то же
врачом;
и
наконец,
уже
в
со­
в етс кое
время,
ближайшие
наши
друзья
—
вр ач ебная
семья
Карловых.
Бывали
и
гости-одиночки:
чрезвычайно
мне
симпатичный
Матвей
Семенович
Сау т ин,
к
сожа ле­
нию
рано
умерший;
ч лен
губернского
суда
Серафимов,
громко
и,
как
мне
казало сь ,
грубо
со
мно й
шутивший,—•
его
я
не
люб ил
и
да же
боялся,—
к
счастью,
он
наезжал
редко.
Тёперь-то
я
понимаю,
что
гостераздел
про ис хо дил
вполне
естественно,
в
основном
по
линии
большей
или
меньшей
инт еллиг ент но ст и.
Гости,
которые
бы ли
н еиз­
бежны,
это
ма мины
родственники.
(Почему не папины?
Да
по том у,
что
их
в
Котельниче
не
бы ло,
если
не
сч и«
тать
наш ей
об щей
лю б имицы
—
па пино й
мл ад шей
сест-
69


ры.)
Это
не
значит,
что
п апе
они
б ыли
не пр иятн ы,—
неп рия тны х
он
не
пускал
в
дом,—
просто
они
б ыли
ему
неинтересны,
уровень,
на
котором
шли
разговоры
за
ч аем
и
ужином,
ни же
«желательного», с ними чаще играли
в
карты,
чем
беседовали,
хотя
среди
них
бы ли
и
к оло­
ритные
фигуры.
О
Чемодановых
я
расс каза л
в
главе
«Соседи», мы
с
ними
др ужил и,
но
дружба
эта
была
скорее
сердечной,
чем
духовной.
Еще
более
дал еки
для
па пы
бы ли
Трухи­
ны.
Андрей
Ко нст ант ино вич
Трухин
был
жен ат
на
се ст­
ре
Чемоданова,
А лекс ан дре
Васильевне,
доброй,
вялой,
чут ь
заикающейся
женщине.
Он
владел
небольшим
ма­
нуфактурным
магазином
и
полукаменным
двухэтажным
домом,
ве рх
которого
занимал
учитель
женской
гим на­
зии
Троицкий.
Сергей
Иванович
Тр оицк ий
так
привык
преподавать
и стори ю
д ево чкам,
что
потом
и
у
нас,
в
едино й
трудовой
школе,
закрыв
глаза,
повторял,
посту­
кивая
ребром
ладони
по
парте: «Тише,
барышни!
Тиш е,
барышни!»—
из
чего
мы
м огли
заключить,
что
и
гим на­
зистки
на
уроках
шуме ли.
А
ис торию
он
нам
наизусть
шпарил
по
старому,
в ерн опо ддан нейшем у
учебнику
Ило­
вайского,—
я
на р очно
принес
в
класс
и-проверил.
(Сде­
лал
ли
я
это
из
ехидства?
Да
нет,
про сто
ме ня
удивила
ане кдоти чн ос ть
такого
цитирования
на
пятом
году
рево­
лю ции;
самого
же
Сергея
Ивановича
мы
скорее
л юб или,
вернее
—
ж ал ели.)
Андрей
Ко нст ант ино вич
Трухин
был
типичный
благо­
намеренный
обыватель.
Когда
чаепитие
происходило
в
саду
и
гости,
особенно
мой
отец
и
племянник
хозяина,
Николай
М ихайл ов ич,
пр иехав ш ий
на
по бывк у
с
фронта
с
двумя
Гео рг иевск ими
крестами,
затев али
опа с ный
разговор
о
войне,
о
политике,
называли
цар я
кретином,
величали
его
Николашкой,
Андрей
Ко нст антин ов ич
страшно
пу га лся
и,
сложив
перед
собой
ладошки
в
ви де
заслонки,
ше п отом
у мол ял:
—
Господа!
Рядышком...
ведь
рукой
подать...
по­
лиция!
'
Для
ме ня
Трухин
представлял
главный
интерес
тем,
что
ню хал
табак
и
трубно
сморкался
в
большой
кра с­
ный
платок,
каких
я
нигде
и
ни
у
ког о
не
видывал,
как
не
слышал
и
столь
оглушительного
сморкания.
Иг рая
в
карты
—
в
«наполеона», в «п о две с ку», в « тещ у», как
упрощенно
у
нас
наз ыва ли
«пиковую даму», он пригова-
70


ри вал: «Мое почтение!», или « М ы
люди
маленькие,
нам
много
не
надо!», или «А
мы
ее
по
усам,
по
усам!», и еще
чаще
сморкался,
чтоб ы
успеть
подумать
над
очередным
ходом.
Из
года
в
год
Андрей
Константинович
подписью
ва лся
на
«Ниву»
и
«Родину»
с
их
многочисленными
при­
ложениями,
но
не
читал
(он ничего не читал,,
кроме
губернской
газеты
«Вятская речь»), а складывал в боль ­
шой
окованный
же ле зом
с ун дук.
Исключение
со ставл я­
ли
собрания
сочинений
классиков,
требовавшиеся
по
учебной
прог рам ме
для
дочери:
Пу шк ин,
Лермонтов,
Г оголь ,
Тургенев
и
Гончаров
ч инно
стояли
на
ее
эт а­
жерке.
—
Подкоплю
деньжат,—
лукаво
подмигивая,
гово­
рил
Андрей
Константинович,—
вы йду
на
по кой,
стану
читать.
Покоя
не
выш ло,
книги
так
и
о стал ись
непрочитан­
н ыми.
Дочь
кончила
гимназию
с
золотой
медалью,
по­
ех ала
в
Пермь
учиться
на
врача,
выучилась,
и,
когда
в
1918 году у Трухина реквизировали и национализиро­
ва ли
магазин,
дом
и
прочее,
она
отка зал ась
от
отца,
оставив
при
себе
лиш ь
мать.
Андрей
Ко нст ант ино вич
бр одяжи л,
нищенствовал
(больше по деревням), раза
два
заходил
и
к
на м,
выт а ски вал
из
кар ман а
каку ю-т о
гр язкую
тряпицу
вместо
фулярового
платка
и
ти хо,
по­
чти
беззвучно
сморкался;
пра вда ,
и
нюхательного
т аба­
ка
у
нег о
уже
не
бы ло,
гов орил,
что
пробовал
мелко
растирать
махорку,
но:
—
Не
тот
к оле нк ор,—
стеснительно
по ясн ял
он
и
сно ва
робко
сморкался.
Все
балагурство,
чу дачест ва,
граничившие
раньше
с
юродством,
пропали
вместе
с
до­
статком.
Самым
далеким,
чуж им,
враждебным
нам
был
в торой
зять
Чемоданова,
женатый
на
его
сестре
А нтонине,—>
Михаил
Прокопьевич
Косолапов,
лавочник,
монархист,
черносотенец,
как
о
нем
со
значением
говорили.
Ни
Ко­
солаповы
у
нас,
ни
мы
у
них
в
доме
никогда
не
быва ли.
Но
вот
случилось,
что
в
Котельнич
при еха л
из
Яранска
мамин
племянник,
Владимир
М ихайло ви ч
Кузнецов,
до­
бродушный
молодой
купчик,
здоровый,
ру мя ный,
кровь
с
молоком
(удивляюсь,
почему
его
не
взяли
в
армию).
У
Косолаповых
была
дочь
на
выданье,
скорее
уже
ст а­
рая
дева,
довольно
миловидная,
но
с
ог ро мным
орлиным
носом;
Чемодановы
и
Тр ухи ны
их
познакомили,
Влади­
71


м ира
Михайловича,
быстро
окрутили,
женили
на
На­
деньке,
и,
как
папа
ни
противился,
всем
нам
пришлось
пойти
на
свадьбу.
В
день
свадьбы
па па
упал,
расшиб
спину
(спина у него часто болела с детства,
с
тог о
дня ,
когда
он
свалился
в
амбаре
с
высокой
балки,
попробо­
вав
использовать
ее
как
турник).
В
доме
Косолаповых
он
сидел
мрачнее
ту чи,
не
ел,
не
пи л,
не
вымолвил
ни
одного
сл ова
и
с
трудом
превозмогал
б оль
в
спине.
А
вообще
эт от
случай
мне
показал,
что
мой
пря м ой,
вспыльчивый,
неп рек ло нный
отец
в
каких-то
немал о ­
важных
для
нег о
во пр осах
и
делах
ус туп ал
мам е,
редко,
но
все
же
де лал
то,
что
ему
неприятно,
и
меня,
восьми­
летнего,
это
огорчило.
Иранский
же
богатырь
Ку знецо в
ока зал ся
совсем
подкаблучником,
пик нут ь
не
смел
при
Наденьке.
Спустя
много
лет,
когда
моя
любимая
тетя
Саника
поб ыва ла
в
Яранске
и
наши
ее
спр ос или,
как
поживает
Владимир
Миха й ло вич,
она
ответила:
—
Н иче го.
Н ар ожал
ребят.
Бег ает
по
двору,
покря­
кивает.
Очевидно,
Владимиру
Михайловичу
оставалось
лишь
так
проявлять
св ою
лич но сть,
говорить
ему
Наденька
не
по зволя ла.
А
я
окончательно
понял,
что
ор линый
нос
—
приз на к,
с и льной
натуры!
Легко
перенесла
Наденька
и
ра сстр ел
своего
от ца
в
1918 году .
Вп роч ем,
не
зн аю
ни
одн ого
чело в ека,
который
бы
его
п ожа лел,—
на
ред­
кость
был
малоприятный
субъект.
Помню,
когда
еще
в
царское
время
я
проходил
м имо
его
до ма
и
лавки,
где
он
т оргов ал
товарами
для
де р евни
(«кнуты и пряни­
к и!»), мне представлялось,
что
там
живет,
рычи т,
точи т
к огти
звер ь
неизвестной
п ороды ,
отнюдь
не
медведь,
хо­
тя
и
Михаил
Косолапов.
..
По ду мать
только,
какие
разные
лю ди
существовали
одновременно
в
Котельниче!
Я
любил,
когда
к
нам
з аха­
живал
Матвей
Семенович
Сау т ин,
маленький,
очен ь
ма­
лен ьк ий
рос том ,
но
пропорционально
сложенный
ч е лове­
че к,
с
чеховской
бородкой,
при вет л ивый,
тихий,
воспи­
т анный.
До
революции
он
служил
в
земской
уп рав е,
был
холост,
прикован
к
одру
больной,
но
в ол евой
мате­
ри,
из-за
которой
так
и
не
женился.
Потом
мать
умерла,
он
к уда -то
уехал,
и
несколько
лет
мы
его
не
ви де ли.
И
вдруг
зимой
1924 года он к нам пришел в отсутствие
папы,
ю стал ся
его
ждать
и,
пока
мама
хлопотала^
готовя
72


чай
и
волнуясь,
что
па пы
нет
(она всегда волновалась,
когда
его
долго
не
бы ло ), мы с Матвеем Семеновичем
беседовали.
Он
только
что
ве рнул ся
из
Крыма,
где
дав­
но
мечтал
побывать
и
куда
после
смерти
матери
решил
переехать,
что бы
сразу
переменить
свою
жизнь;
но
жил
там
недолго,
соскучился
по
Котельничу,
по
старым
др узья м.
Мне
бы ло
лестно,
что
он,
как
со
взрослым,
со
мной
поделился...
Па па
пришел
поздно
и
сообщил
печальную
весть:
на
собрании
объявили
—
умер
Ленин.
До
самой
ночи
С ау-
тин
и
папа
толковали
о
том,
каково-то
будет
теперь
в
стране
без
Ленина,
а
я
мол ча
слушал,
испытывая
с лож­
ные
чувства:
мне
было
стр аш но
представить
себе
Ро с­
сию
без
Ленина
и
вместе
с
тем
приятно
знать,
что
таки х
разных
по
темпераменту
и
укладу
жизни
папу
и
Матвея
Семенов ич а
объединяет
и
во лн ует
эта
потеря.
Через
неделю
в
Москве
состоялись
похороны
Ленина.
Рад ио
в
Котельниче
тогда
еще
не
б ыло,
г азеты
приходили
лишь
через
день,
но
27 января мы вдруг услышали слит ­
ный
хор
гудков
—
немногих
фабричных
и
заводских
и
мн огих
паровозных.
В
Котельниче,
как
и
в
Москве,
сто­
яли
мо ро зы,
и
в
стылом
воздухе,
где
из
вс ех
труб
стол­
биками
поднимались
дым ы,
гудки
пронизывали,
каза­
лось,
насквозь;
не
было,
думалось,
человека,
ко торого
бы
они
не
взял и
за
сердце.
Я
и
се йчас
не
знаю,
кому
тогда
пришла
в
голову
талантливая
мыс ль
—
потрясти
всю
страну
траурными
гудками,
эт им
салютом
смерти,
салют о м
жизни:
восстановленные
заводы,
окре п ший
тран сп орт
провожали
уходившего
вождя.
Дорогим,
интересным
для
ме ня
госте м
был
Федор
Мартинианович
Захаров.
Дорожный
техник,
сл уживш ий
вместе
с
мо им
отц ом
снач ал а
в
зем ско й
управе,
потом
в
совнархозе,
потом
в
Комгоссооре
(Комитет государст­
венных
с оо руже н и й ), он не был местным уроженцем;
после
постройки
железнодорожного
моста
в
1903 году,
в
которой
он
принимал
участие,
За харов
остался
в
Ко­
тельниче,
женился
на
богатой
вдове
Анн е
Федоровне
Глушковой
(в молодости,
и
еще
на
моей
детской
памя­
ти,
высокой,
статной,
красивой
же нщ ине ), построил на
их
большом
садовом
участке
на
к раю
города
второй
дом
в
современном
д ухе:
высокие,
просторные
комнаты,
ши­
рокие
окна,
светлые
тисненые
обои.
В
доме
этом
мы
однажды
побывали
в
гостях.
Однажды,
пот ому
что
73


очень
ск оро
Захаровы
опят ь
переехали
в
старый
дом ,
тоже
с
просторными
комнатами,
т оже
красивый,
свер­
кающий
белизной
заново
выкрашенной
де р евянно й
об­
шивки,
резными
нал ични кам и
ок он,
издали
—
настоящая
вилла,
и
в се- таки
чем-то
старомодный.
Н овый
дом
Заха­
ров
пустил
под
сп ичеч ную
фабрику,
где
я
также
успел
побывать
—
посмотрел,
как
из
осиновых
чурок
машины
строгают
соломку
для
спич ек.
Гов орю
—
успел,
потому
что
зат ея
оказалась
невыгодной:
под
городом
уже
су­
ще ство ва ла
спичечная
фабрика
бр ать ев
Зубаревых
и
конкурировать
с
ней
не
имело
смысла.
Живой,
предпри­
имчивый
характер
Зах аров а
под стре ка л
его
ко
все
но­
вым
и
новым
производственным
затеям,
и
в
начале
н эпа
он
быстро
переоборудовал
бывшую
сп ичеч ную
фаб ри ку
в
механическую
мельницу,
но
и
ей
недолго
при шл ось
су ще ство ват ь:
в
1922 году Федор Мартинианович поехал
в
В ятку
на
о пер ацию
ап пенди цит а
и
вернулся
оттуда
мертвым
—
не
проснулся
после
наркоза.
За хар ов
был
широкой
натурой.
Ес ли
уж
принимал
гос те й,
то
угощал
их
на
славу,
для
че го
пр игла шал
по­
варов
из
клуба.
Вп роч ем,
мне
эти
яс тва
казал ись
не вку с ными,
может
бы ть,
пот ому,
что
в
детскую
комнату
блюда
попа д али
уже
холодными
—
то,
что
оставалось
от
взрослого
стола.
Кроме
их
собственных
детей
—
трех
сыновей
и
двух
дочерей
—
на
захаровских
именинах
из
посторонних
детей
быв ал
только
я.
Почему
родители
брали
м еня
с
собой,
а
не
ос та вляли
дома
с
тетей
Аней,
неясно;
может
быть,
дум али ,
что
мне
интересно
с
зах а-
ровскими
ребятами.
Но
я
не
помню,
ч тоб
мы
веселились,
шумно
играли,
даже
на
рождестве,
вокруг
елки.
Ветви
э той
ра ски дисто й
и
высокой,
под
потолок
их
бо льшого
за ла,
елки,
вернее
—
ели,
г нулис ь
под
т яжес тью
игру­
шек,
хлопушек,
флагов,
золотых
и
серебряных
ц епей,
шоколадных
бом б,
на ч ине нных
различными
сюрприза­
ми;
все
это
о т давало
купеческим
шиком,
излишней
■роскошью, —
яв но
сказывалось
влияние
А нны
Федоров­
ны.
Самым
симпатичным
из
хозяйских
детей
мне
казал­
ся
Оле г,
но
он
был
младше
меня;
Володя
и
Тюша
(Мар -
тиниан)
б ыли
слишком
флегматичны,
а
девочки
Зоя
и
Ариадна
диковаты,
хотя
и
красивы,
в
мать.
Взрослые
гости,
в
отли чи е
от
наших,
собирались'
вм есте
самые
разные,
типичная
смесь!
Н ап ример,
при­
сутствие
братьев
ІІІалагиновых
вообще
выглядело
74


«анахронизмом» .
Дело
в
том ,
что
сестра
Анн ы
Федоров­
ны,
т оже
видная
женщина,
с
редким
именем
—
Павл а,
была
раньше
замужем
за
одн им
из
эт их
братьев,
небольшого
роста
усатым
человечком,
приказчиком
из
мануфактурного
ма га зина.
Затем
она
его
оставила
и
вы­
шла
за муж
за
во енн ого,
краскома
Баранова,
но
к
Мите,
Дми три ю
Петровичу,
и
она
и
Захаровы
продолжали
хо­
рош о
относиться,
д аже
помогали
ему
материально,
ког­
да
магазин
закрылся.
Когда
же
Барановы
уехали
из
Котельнича,
а
За харов
умер,
Ми тя
спустился
еще
на
ступеньку:
стал
банщиком
в
городской
бане,
прин имал
п ята чки
на
ч ай,
бегал
за
пивом
для
посетителей,
но
усы
отрастил
дл ин нее
п ре жних.
Для
развлечения
гостей
у
Захаровых
часто
заводили
граммофон,
который
я
не
лю бил
за
его
зычный
голо с;
эта
нелюбовь
ра спро ст раня лась
и
на
Ша ляпина,
пл а­
стинки
которого
я
доныне
сл ушаю
с
некоторой
опаской.
Но
вот
пластинка
с
«Записками сумасшедшего»
произ­
вод ила
на
ме ня
си ль нейш ее
впечатление:
в
конце,
когда
П опр ищин
про изно с ил
сл о ва: «Матушка,
спаси
твоего
бедного
сы на!» —
мор оз
п одира л
по
к оже
и
мне
хотелось
рыдать
от
сочувствия
к
этому
глубоко
несч астно м у
че ло­
веку.
Но
одновременно
я
испытывал
гне в.
Я
негодовал
не
столько
на
тех,
кто
мучи л
и
не
по ни мал
Поприщина,
скол ько "
на
тех ,
что
слушали
эту
пластинку:
и
хозяева
и
гос ти
покатывались
от
хохота...
Я
боялся
взглянуть
на
своих
родителей
—
неужели
и
они
смеялись
над
Попри-
щиным?
Папа
—
наверняка
нет,
он
без
к омка
в
горле
не
мог
читать
вслух
даже
такие
р ассказ ы
Ч ехов а,
как
«Бе­
ло ло бый»
или
конец
«Каштанки»: непременно находи­
лись
ст рочки ,
которые
его
волновали
и
трогали;
п озже
я
не
раз
видел,
как
папа
пл ака л,
перечитывая
«Архиерея»,
особенно
его
последние
с трок и.
Мама
же,
как
к
я,
бо я­
лась,
не
любила
граммофона,—
если
она
тут
и
сме яла сь,
то
деланно,
потому
что
все
смеялись.
Потом
я
часто
ло­
вил
с ебя
на
окаянной
мысли:
неужели
большинство
лю­
дей
не
ощущает
трагическое
ск возь
вне шне
не ле пое
и
смешное?
За чем
тогда
творит
Чаплин?
Зачем
он
поста­
вил
«Огни большого города»,
где
прозревшая
слепая
девушка,
такая
прелестная,
добрая,
см еется
над
его
стра­
дальческой
гримасой?
Для
ког о
и
для
чег о
в
таком
сл у­
чае
су щест ву ет
искусство?
Об ид нее
всего
для
меня
бы ло
то,
что
см е ялся
и
лю­
75


бил
сл уш ать
эту
пластинку
сам
хозяин
—
Федор
Марти-
ни анович
Захаров.
Мне
он
оче нь
нравился,
я
был
влюб­
лен
в
его
бы с трую
по ходк у,
в
его
манеру
в ер теть
в
руке
трость
и
пожимать
на
хо ду
плечом:
еще
вось м илет ним
я
ст ара лся
ему
в
этом
подражать.
С
интересом
и,
я
бы
сказал^
с
сочувствием
слышал
я
о
его
романических
увлечениях:
например,
как
он
выпрыгнул
из
о кна
второ­
го
этажа,
чт обы
не
скомпрометировать
даму,
и
не
то
сло­
мал,
не
то
вы вихну л
ногу.
Все
это
немало
пленяло
мое
мальчишеское
воображение,
тем
более
что
я
не
симпа­
тизировал
его
же не;
я
не
любил,
когда
они.приходили
к
нам
в
гос ти
вдвоем
и
она
своей
б ол тов ней,
б езап е лля­
ционной,
хвастливой,
мешала
увлекательным
мужским
ра зго вора м.
Правда,
Федор
Мартинианович
ее
иногд а
обрывал,
решительно,
но
не
грубо,
лишь
у чащ енно
по­
дергивая
пле ч ом : «Анюта,
пер естан ь!» —
и
она
на
какое-
то
вре мя
замолкала
или
принималась
говорить
только
с
мамой.
За то'
я
оче нь
любил,
к огда
Фе дор
Мартиниано-
ви ч,
работая
в
одн ом
учреж д ен ии
с
папой,
заходил
к
нам
д нем
выпит ь
чаю
и
все
обсудить.
Помню,
как
они
с
папой
см еял ись
прозвищам,
которые
дал
в
своей
речи
Л енин
чину ш ам
и
нэпманам: «совбюры»
и
«совбуржуи».
В
первые
пор ево лю цио нные
г оды
Зах аровы
п род ол­
жа ли
принимать
гос тей ,
хотя
и
не
так
пышно.
Бывал
среди
гостей
и
вое нк ом
Винтерштейн,
го вор ивший
с
и но­
странным
акцентом.
Это
он
Первого
мая
устроил
эф­
фектный
военный
п арад
на
Верх ней
площади:-
воинские
части,
к варт ировав шие
в
городе,
в
ос нов ном
артилле­
рия
на
к онных
упряжках,
неско ль ко
раз
объезжали
во­
круг
квартала
и
вно вь
и
внов ь
по явля лись
перед
трибу­
ной
на
площади!
Уже
потом
я
уз нал
о
Винтерштейне
подробнее.
А вст рийск ий
офице р ,
в зятый
в
плен
в
пер ­
вую
мировую
войну,
он
стал
коммунистом,
вое вал
на
Урале,
женился,
как
и
Захаров,
на
кра си вой
богатой
же нщине
(что ему ставили иногда в вину) .
В
Котель-
ни че
был
военкомом
в
1918—1922 годах,
затем
опять
служил
на
Урале
и
умер
где-то
от
туберкулеза,
ненадол­
го
пережив
Захарова.
Он
хорошо
относился
к
их
семье,
что
особенно
помогло
им
в
самый
первый
год
после
смер­
ти
Федора
Мартиниановича.
К стати ,
гр об
с
телом
Заха­
ро ва
с тоял
в
большом
зале,
где
жили
Винтерштейны;
мно гие
ли
пре д ост авят
с вое
жилье
для
чужих
похорон ?
Бывал
у
За харов ых
зе млем ер
Гриневский,
альбинос
76


с
вращающимися
глазами:
покрутятся
гл аза
в
одн у
сто­
рону ,
затем
раскручиваются
в
другую.
Мне
бы ло
очень
жа ль
его
м ило вид ную
жену,
принужденную
те рп еть
та­
к ого
мужа.
Потом
оказалось,
что
он
родной
бр ат
п иса­
тел я
Гри на,
о
котором
присутствовавшие
тогда,
считая
меня
и
папу,
п очти
ничего
не
знал и,
с лыша ли
только,
что
у
Гриневского
есть
где-то
бр ат,
помещает
в
журналах
рассказы.
Это
у ж.че рез
много
лет
мне
стало
интересно,
что
думал
о
Грине
его
бра т:
ув а жал,
завидовал
или
сч и­
тал
прощелыгой
(бежал из дому,
невесть
где
шатался,
ссылали
за
что-то4в
Сибирь),—
но
бы ло
уже
п озд но,
не
спросишь...
1922 год.
Весна.
Я
с
родителями
на
похоронах
Федо­
ра
Мартиниановича
Захарова.
Он
лежит
в
гробу
как
жи­
вой
—
ру м яный,
веселый,
каким
я
его
всегда
видел,
и,
наверно,
не
одному
мне
думается:
вдруг
это
не
с ме рть,
а
глубокий
обмерок
или
л етар г ически й
сон?
Его
взрос­
лый
пасынок,
Миха ил
Валентинович,
лю б ивший
своего
отчима
и
многим
ему
обязанный,
все
прик ла дыв алс я
ух ом
к
груди
Федора
Мартиниановича,
приставлял
зе р­
кальце
к
его
рту
—
нет
ли
дыхания,
не
обнаружится
ли
жизнь...
Напрасно.
Я
ос тро
помню,
как
жа ль
мне
был о
Заха рова.
К
то му
времени
мы
успели
уже
потерять
мно­
гих
родных
и
знакомых,
но
нич ья
взрослая
смерть
не
поразила
меня
та к,
как
э та.
Уж
оче нь
велик
контраст:
быстро
ходил,
оживленно
говорил,
смеялся,
был
полон
идей,
прожектов.—
и
вдруг
все
кончилось.
Наверное,
впер вы е
пр о никся
я
же стко
о соз нанны м
н еп рият ием
смерти,
уничтожающей
самых-самых
живых.
А
по то м..
.
п отом
удивили
ме ня
слова
Михаила
Ва­
лентиновича,
столь
трогательно
прощавшегося
с
Захаро­
вым.
Пр о изнес
он
их
чуть
ли
не
в
сам ый
д ень
п охорон,
или,
во
всяком
случае,
вскоре
после
похорон:
—
Выключим
телефон,
эл е ктр и чество
и
станем
пот и­
хоньку
жить.
Я
невольно
подумал:
уж
искренне
ли
он
горе в ал
по
отчи м у?
В п рочем,
жизнь,
и
характер
Михаила
Валентиновича
б ыли
во
всем
необычны
и
неожиданны.
Я
не
уверен
да­
же ,,
что
он
был
в полне
нормален
психически.
В
свое
вре ­
мя
он
был
гусаром:
помню,
он
приезжал
в
нач але
ге р­
манской
во йны
таким
молодцом,
с
т акой
фи гурой ,
вы­
правкой,
что
им
любовались
не
только
мать
и
отчим ;
77


видно,
недаром
тратились
на
его
э кип иров ку
и
на
гусар­
ск ий
образ
жизни!
Вот
Миш а
пр ивез
в
дом
невесту—*
сту ден тку
Московской
консерватории,
пианистку
и
пе ви­
цу,
красивую
брюнетку
с
усиками.
Не
помню
точно,
в
какой
момент
это
произошло,
думаю,
что
в
сам ом
конце
ми ров ой
войны,
ко гда
в
столицах
ста ло
уже
труднее
жить.
При вез
и
к уда- то
исчез.
Как
п отом
выяснилось,
поп ал
на
Ка вк аз,
в
Н овый
Афон,
в
монастырь,
увлекся
монашеством
и
религией,
а
затем
сно ва
ока зал ся
в
Ко-
тельниче,
но
уже
со
склонностью
к
мистике,
к
опроще­
нию ,
к
христианским
нотациям,
которые
он
чита л
своим
с вод ным
братьям,
ст ал
соблюдать
посты,
приучил
к
это­
му
и
свою
жену ,
затем
принял
д ухов ный
сан
и
стал
самы м
фанатическим
св яще нник ом
из
всех,
каких
я
зна­
ва л.
В
ко нце
двадцат ых
годов
его
арестовали
за
слиш­
ком
ак тивн ые
пр опове д и,
похожие
больше
на
агитацию.
Дальнейшей
судьбы
отца
Михаила
не
з наю.
Жена
его
с
двум я
детьми
ку да-то
уехала;
в
Котельниче
она
дав а­
ла
уроки
музыки
(в том числе мальчикам Карловым
и
мне), пока муж не запретил ей это «тешащее
дьяво­
ла»
занятие.
Помню,
как
ее
мать,
переселившаяся
из
Москвы
в
Котельнич,
возмущалась
и
н его дов ала
на
ис­
ступленную
нетерпимость
зятя
и
кроткое
послушание
дочери.
Да
и
нам
казалось,
что
в
отца
Михаила
все лил ­
ся
не
святой
дух,
а
черт
—
такой
он
стал
злой,
нетерпи­
мый.
Между
тем
тот
же
М иша
Глу шк ов
когда-то
любил
показывать
на м,
ребятам,
забавный
фокус
—
«отрывал»
на
своей
руке
большой
палец,
и
мы
дружно
вм есте
с
ним
хохотали.
Что
до
«руки Всевышнего», она принесла
ему
и
всем
б ли зким
лиш ь
горе...
Сейчас
я
еще
раз
подумал
о
Федоре
Мартинианови-
че.
О ткуда
взялись
его
ши ро кие
за ма шки,
стр асть
к
частно м у
предпринимательству?
Искала
выход
кипу чая
энергия?
Несомненно.
В
другое
время
она
могла
бы ть
пр ило жена
к
совсем
другой
деятельности,
а
тут
вдруг
свал ился
на
дорожного
тех ни ка
купеческий
капитал!
Это
не
зн ач ит,
что
Захаров
ж енился
на
деньгах,
из
ра с­
чета :
вид но
бы ло,
что
он
очен ь
л юбит
свою
Анюту,
лю­
бит,
несмотря
на
ее
ограниченность,
не ле пое
фанфарон­
ство.
Она
хв ас талась
всем,
чем
только
могла,—
до мом,
садом,
промышленными
затеями
мужа,
столь
кратко-^
вр ем енны ми,
быстро
сменяющими
друг
д ру жку.
И
когда
Федор
Мартинианович
у мер
и
семья
обеднела,
А нна
Фе-
78


доровна
продолжала
гордиться
вслух.
Чем?
Детьми,
по­
том
внуками—
она
н азыв ала
их
вс ех
«мои ребенки» .
Однаж ды
я
встретил
ее
поздно
осе нью
на
перевозе
че­
рез
реку,
постаревшую,
оде тую
в
какой-то
шушун,
с
кор­
зиной,
по лной
не
то
брусники,
не
то
кл юк вы,
и
она
не
преминула
похвастаться
тем,
что
ежедневно
е здит
и
хо­
дит
по
ягоды
и
н абра ла
на
всю
з иму
(собственного сада
с
кл уб нико й,
ма лино й,
смородиной
уже
давно
не
было).
Ко г да-то
ее
хвастовство
ме ня
раз драж ало,
потом
сме­
шило ,
а
тут
растрогало.
Потому
что
я
за
эт им
увидел
деятельную
заботу
о
семье:
разве
не
заслужило
уваже­
ния
то,
что
А нна
Федоровна
сумела
в
такие
нелегкие
для
нее
годы
вытянуть,
выкормить,
выуч и ть
пятерых
де­
те й,
воспитать
из
них
трудовых
инт еллиг ен то в?
Святоша
старший
сын
ей
нич ем
не
помог.
Памятны
посещения
нас
Иосифом
Самуиловичем
Сердюком,
страховым
агентом,
украинцем
по
происхож­
дению,
же ни вши мся
на
дочери
местного
к онд итера
и,
как
Захаров,
застрявшим
в
Котельниче.
Добродушный,
осанистый,
невероятно
г ов ор ливый,
он
з аси жив ался
у
нас
(когда приходил без жены)
часов
до
двух
ночи.
Впрочем,
по след ний
час
он
уже
не
сидел,
а
стоял
оде­
тый
у
двери,
в
шубе
с
сер ым
каракулевым
воротником
и
тако й
же
шапке.
Стоя л
и
говорил,
гов ор ил,
иногд а
перемежая
свою
реч ь
сло ва ми
прощания
и
сочными
по­
целуями:
и
при
встрече
и
при
расставании
он
любил
целоваться,
награждая
поцелуями
всю
на шу
семью,
в
том
числе
и
мен я.
Мне
нравились
эти
визиты
тем,
что
можн о
было
долго
не
спать.
В
конце
двадцатых
или
в
начале
тридцатых
годов
же на
Сердюка
у мерл а,
и
он,
как
Саутин,
уехал
в
Крым,
но
еще
н еуд ач нее:
в
1938 году весной я его -
встретил
в
Ялте,
где
он
п озн ак омил
ме ня
со
сво ей
новой
женой
и
двумя
падчерицами,—
сразу
видно,
что
счас ть я
в
этой
семье
он
не
на шел
—
похудел,
обвис,
был
затуркан.
Да
он
и
не
скрывал,
что
ему
худ о
живется.
Че рез
несколько
дн ей
я
уез жал
в
Севастополь,
Иосиф
Самуилович
пр и­
шел
про вод ить
ме ня
и,
прощаясь,
р аспл акалс я.
Если
бы
я
еще
день-другой
провел
в
Ялте,
он
непременно
бы
рассказал
мне
про
всю
сво ю
жизнь,—
в
нов ой
семье
никто
не
желал
его
слушать,
а
он
так
лю бил
по го во­
рить!
Сердюк
во змес тил
се бе
это
тем ,
что
в
минуту
про­
щания
трижды
облобызал
ме ня
кре ст- на крес т,
взасос.


как
лобызал
прежде;
пароход
отв а лил
от
пристани,
и
мы
долго
махали
д руг
д ругу
платками.
Сердкж
был
моему
от цу
хорошим
товарищем.
Уже
будучи
взрослыми
и
семейными
людьми,
они
вм есте
брали
уроки
французского
языка;
оте ц,
как
и
все,
что
он
дел ал,
з анимал ся
усердно,
а
беспечный
Сердюк
ле­
нился,
за
что
папа
ему
выговаривал,
тот
с
украинским
юмором
о пр авды вался
и
обещал
в
следующий
раз
вы<
учи ть
урок...
В
Ял те
он
успел
рассказать,
как
однаж­
ды,
идя
с
Колей
по
улице
(он звал моего отца Колей,
и
они
были
на
ты,
что
для
отца
бы ло
редкостью), он
поскользнулся,
упал
и
сломал
себе
но гу
и
как
с
трога­
тельной
з аб отой
Кол я
нес
его
на
руках
до
извозчика.
—
А
ведь
я
был
тяжеленек!
—
о пять
прослезившись,
ск азал
Се рд юк.
Не
знаю,
что
в
этом
рас ска зе
бы ло
чис той
правдой,
а
что
пр еу велич ен ием,
почему-то
я
пот ом
не
уточнил
у
отца
со об щ енный
фа кт.
Тогда
же
Иосиф
Самуилович
с
грус тью
поведал
о
своем
ра зоч а рова нии
в
с ыне,
кото­
рый
давно
окончил
Политехнический
институт,
женился,
развелся,
начал
пи ть
и
совсем
за был
об
отце.
Слушая
Сер дю ка,
я
не
мог
не
подумать
—
до
че го
же
ехидна
жизнь,
нанося
удары
тем,
кто
жд ет
от
нее
только
ра­
достей,
и
как
обидно
ошибается
автор
эт их
легк окры лых
оптимистических
с лов : «Человек создан для счастья,
как
пт ица
для
полета!»
Из
одиночек
бывал
у
отца
гость,
которого,
собствен­
но,
нельзя
наз ват ь
гостем:
преподаватель
немецкого
языка,
пр ият ный
м оло дой
студент
в
золотом
п енс не.
Это
был
настоящий
немец,
приехавший
из
Германии,—
за­
чем,
п очем у,
когда
—
неизвестно.
Возможно,
папа
и
з нал
его
биографию,
но
я
помню
только,
как
он
прихо­
дил
к
нам
раз
в
неделю,
как
папа
с
ним
зан им ался ,
как,
готовя
в
о б ычные
дни
уроки,
папа
чи тал
мне
сказки
брат ь ев
Гримм
сперва
по-немецки,
затем
переводил
по­
русски;
хорошо
помню
и
этот
сборник
с
картинками,
на
одной
из
которых
храбрый
портняжка
вы с унул
но ги
из
о кна
кар еты ,
изобразив
ими
н ожницы,
чтобы
напугать
медведя,
которому
накануне
он
остриг
когти;
на
дру­
гой
—
лю ди
проедают
себе
дорогу
сквозь
манную
кашу,
разлившуюся
из
горшочка
по
улицам.
Неме ц
был
д ели катны й,
во с пита нный,
очень
вни ма­
т ел ьный
ко
всем
нам;
он
хорошо
зн ал
русский
язы к,
80


видно
давно
жил
в
России;
иногда
о ставал ся
выпить
чаю
и
побеседовать.
И
вдр уг
немец
совершенно
переме­
нился :
ст ал
раздражителен,
стал
с
па пой
крикливо
спо ­
рить—началась
война
1914 года.
Вскоре.он
пе р естал
прих од ит ь,
что
с
ним
произошло
дальше
—
не
знаю.
Кроме
С ер дюка
у
отца
был
еще
один
взрослый
соуче­
ник ,
мечтавший
получить
экстерном
аттестат
зрелости
и
поступить
в
высшее
учебное
заведение:
фельдшер
Павлов.
Высокий,
с муглы й,
с
ис с иня-ч е рными
бриты­
ми
щеками
и
подбородком,
Николай
Иванович
гово­
рил
бы с тро,
чуть
задыхаясь,
п орой
не
закан чи вал
фра ­
зы
от
страстного
ж елан ия
скорее
вы сказ ать
мыс ль.
Го­
рячий,
пор ывис т ый,
он
тем
не
менее
был
идеальным
хо­
зяино м ,
когда,
еще
холостым,
принимал
гост ей:
сам
на­
крывал
на
ст ол,
сам
угощ а л,
хлопотливо
б егал
из
кухни
в
столовую
и
обратно.
На
столе
у
не го
во
всякое
вре мя
года
стояли
жи вые
цветы,
—
не
зна ю,
откуда
он
их
зимой
до ст авал,
наверно
в
одной
из
немногих
в
Котель-
н иче
куп еч еских
оранжерей.
Николая
Ивановича,
не­
смотря
на
его
скромное
фельдшерское
звание,
ценили
местные
богачи,
п р едпо читая
его
врачу-пессимисту
Пра­
здникову,
тому,
что
напр ямик
объявил
моему
дед у
бл из­
кую
смерть,
и
высокомерному
доктору
Куршакову,
сыну
ко нд итер а.
Я
не
част о
бы вал
с
родителями
у
Павлова,
но
в
лю­
бом
сл учае
он
непременно
мне
п рис ылал
огромную
ве т­
ку
янтарного
винограда
или
увесистое,
полуфунтовое
яблоко
апорт.
В
1918 году Павлов уехал в Москву .
Он
пос т упил
на
медицинский
факу льт ет,
на
ускоренный
льготный
курс,
учрежденный
уже
в
советское
в ремя
для
лиц,
имевших
определенный
фельдшерский
стаж.
Т аких
в
Котельниче
и
в
уезде
оказалось
несколько,
и
все
они
через
три
года
вернулись
в
Котельнич
дипломированными
врачами.
Ха­
рактер
моего
отца
исключал
всякую
зависть,
но,
мне
думается,
он
не
мог
не
испытывать
горе чи:
с
юности
мечтал
получить
высшее
образование,
и
всегда
ему
чт о-
нибудь
мешало
—
раннее
вдовство
матери,
забота
о
ней
и
о
сестрах,
ранняя
женитьба,
война,
голодное
время,
когда
он
не
мог
о став ить
семью
без
кормильца.
Обидно
и
то,
что
в
1918 году отец тоже получил право поступить
в
Лесной
институт
на
льготных
условиях,
полу чил
—
и
остался
в
Котельниче
со
мной
и
мамой,..
4Л.
Рахманов
8Г


Вернулся
Павлов
в
Котельнич
не
только
врачом,
но
и
семейным
человеком.
Женой
его
ст ала
москвичка,
т ак­
же
бывшая
фельдшерица,
а
теперь
врач,
значительно
мо ложе
Николая
Ива нов ича ,
веселая,
умная,
с
хорошо
привешенным
языком
и
всегда
св оим
мнением
по
любо­
му
вопросу.
В
семье
она
бы ла
головой,
это
оче нь
броса­
лось
в
глаза.
Когда
они
бывали
у
нас,
Федосья
Сергеев­
на
с
первой
же
мину ты
завладевала
ключом
к
беседе,
умела
ра згов ори ть
моего
отца,
и
они
аз ар тно
все
обсуж­
да ли,
так
что
мама
и
Николай
Ив анов ич
были
как
бы
оттерты
в
ст орон у.
Федосье
Сергеевне
яв но
нравился
мой
оте ц,
но
ни как их
видов
на
него
у
нее,
конечно,
не
было,
у
нег о
—
тем
более:
мой
отец
во
в сех
отношениях
был
человек
долга,
а
кроме
того
—
однолюб;
просто
им
бы ло
интересно
друг
с
другом.
Все
бы,
навер н ое,
так
и
оставалось
надолго,
но
про­
изошли
два
нес ча сть я:
врач-фтизиатр,
Николай
Иванов
вич
Павлов
сам
заболел
туберкулезом
и
вскоре
у мер,
а
Федосья
Сергеевна
начала
терять
зр ен ие;
эта
не и зле­
чимая
болезнь
.
н азыв алась
—
отслаивание
сетчатки.
Сперва
она
была
вынуждена
уй ти
из
лечащих
врачей
в
санитарные,
затем
ст ала
ч итать
популярные
лекции
(лектором она была превосходным,
я
слышал
ее
еще
в
школе,
где
она
пр епо давала
нам
ги гиен у)
и,
наконец,
сравнительно
мо лод ой
вышла
на
пенсию .
Безмужней,
с
тре мя
детьми,
ей
бы ло
трудно
жить;
трудно
и
без
дру ­
зе й,
а
друзья
—
одни
умерли,
другие
уехали,
да
и
в
тяжкие
во ен ные
го ды
у
всех
бы ло
слиш ко м
много
сво их
забот.
Мне
оче нь
жаль,
что
Федо сь я
Сергеевна
переста­
ла
бывать
у
моих
родителей,
а
они
не
навещали
ее:
ма ма
моя
ее
недолюбливала,
а
папа
не
хотел
огорчать
маму.
Не
было
Федосье
Сергеевне
утешения
и
в
детях.
Ста рши й
сын
погиб
на
войне,
а
мл адши й,
который
ка к-
то
при
мне
забежал
в
наш
дом
и
спросил: «Я тут,
по­
мню,
у
вас
брал
книжонку
«Анна Каренина» . .,
нет
че­
го-нибудь
вроде?»—
мл адши й,
выучившийся
на
юриста,
стал
помощником
районного
п рок урора
и
спи лся.
Впр о­
чем,
Федос ья
Сергеевна,
уехавшая
к
замужней
доче ри ,
до
этог о
не
до ж ила,
и
сла ва
богу!
Хв атил о
ей
и
дру­
гих
бед .
А
теперь
о
сам ой
нам
близкой
семье.
В
1918 году,
летом,
я
стал
замечать
дву х
мальчиков
примерно
моего
возраста.
Как
видно,
они
жи ли
в
нашем
82
<-


-квартале,
п отому
что
ходили
мимо
нас
почти
каждый
день,
именно
ходили
—
не
б егали,
не
носились
как
уго-
релые,
как
почти
все
мальчишки.
О динако во
одетые,
в
мат роска х,
в
коротких
штанах
до
колена,
всегда
обу­
тые
(подчеркиваю,
ибо
большинство
нас
в
те
год ы
хо-
ди ли
и
бегали
летом
босиком).
Какое-то
время
мальчи­
ки
гуля ли
с
отц ом,
судя
по
фор ме
—
военным
врачом,
по том
с
матерью,
сестрой
милосердия,
привлекательной,
симпатичной
молодой
женщиной.
Когда
мы
пот ом
по­
знакомились,
эта
сим па тия
моя
к
ней
переросла,
говоря
■без всякого преувеличения,
в
сыновнюю
любовь,
и
так
б ыло
уже
до
конца
дней
этой
необычайной
доброты
женщи ны;
полю б или
ее
и
мои
родители,
полюбила
и
она
нас.
Это
была
семья
Карловых,
пр иех авша я
в
Котельнич
осе нью
1917 года,
за
три
дня
до
Октябрьской
рев ол ю­
ции.
Ка рло вы
б ыли
петербуржцы.
Точнее,
Ни кол ай
Иванович,
его
сест ра
и
ма ть
бы ли
урожденными
петер ­
буржцами
и
ко гд а-то
жи ли
за
Московской
заставой
.не ­
подалеку
от
заво да
«Электросила» (тогда Сименса и
Га ль ске), в одном доме с семьей Самуила Маршака
(тогда еще Семы).
На
русско-японской
во йне
м олодой
врач,
окончивший
Военно-медицинскую
академию,
после
того
как
проучился
два
года
на
физико-математическом
фа ку льте те
в
Петербургском
университете,
встретил
сестру
милосердия
Н адеж ду
Алексеевну,
родом
из
Ир­
ку тск а,
женился
на
ней
и
привез
ее
в
Петербург,
не
оче нь
обрадовав
тем
своих
ро д ных:
они
сочли
этот
брак
мезальянсом.
Шло
время,
Карловы
жи ли
в
окрестностях
Петро­
града—
в
Шувалове,
а
до
этого
в
Выборге;
с
нач ала
германской
войны
Ни кол ай
Иванович
колесил
в
сани­
тарных
п оезда х
по
западным
областям
России,
по
Поль­
ше,
а
в
1917 году,
познакомившись
где-то
с
Котельни­
ческим
к упцом
Зуб ар евым ,
отправил
св ою
семью
—
же­
ну,
мать,
сест ру
и
д вух
сыновей
—
в
да ле кий
ты лово й
городок.
Со
ста р шим
мальчиком,
Колей,
мы
оказались
в
од ном
классе
немного
позже,
когда
начались
беско­
нечные
школьные
эксперименты,
когда
к ласс
ст ал
наз ы­
ваться
не
классом,
а
гр уппо й,
когда
наша
учительница,
Бе лла
Львовна,
обуреваемая
левыми
педагогическими
идеями,
предложила
нам
сидеть
не
на
па ртах,
а
на
по­
доконниках,
на
полу,
кому
где
захочется
(для пущего
я
83


рас креп ощ ени я
и
личной
с воб од ы), когда другая учи ­
тельница
(литературы)
приводила
нам
для
примера,
как
яко бы
фольклор,
дет ские
считалки:
—
Эни-бени,
моко-фоко,
торбо-орбо,
мус-мас-моко,
теус-теус,
к ор на-теу с,
тикус-бакус,
ты
—
дуракус!
Мы
заучивали
эту
чепуху,
запоминали,
и
запомни­
ли,
как
теперь
выя сн ило сь,
на
всю
жизнь.
На
по лу
и
на
подоконниках
мы
сидели
недолго,
вскоре
мы
с
Колей
усел ись
на
одну
парту
и
просидели
рядом
до
окончания
школы.
За
эти
четыре
года,
равно
как
и
в
следующие,
студенческие,
проведенные
уже
в
Ленинграде,
мы
с
Ко­
лей
(а затем и с его младшим братом Борей)
чре з вы­
чайно
подружились,
хотя
наши
характеры
б ыли
прямо
противоположны.
Коля
всего
на
полгода
старше
меня,
но
его
хладнокровие,
выдержка,
чувство
меры,
д исцип­
линированность
всегда
делали
его
заме тн о
взрослее,
так
что
я
с
полн ым
основанием
мог у
приобщить
его
к
«взрослым моего детства»!
Теперь
все
н аши
старшие
взрослые
умерли
—
как
мои
родители,
так
и
Ка рло вы;
уме р
от
скоротечной
ча­
хотки
и
Боря,
ст уд ент
третьего
курса
медицинского
ин­
ститута,
робкий,
зас тен чив ый
юноша;
умерли
переехав­
шие
в
Котельнич
карловские
родственники,
жившие
до
Великой
Отечественной
во йны
в
Белоруссии;
утонули
в
рек е
Вятк е
приехавшие
погостить
родственники
из
Лат­
ви и.
Трагичнее
всех
погиб
сам
Николай
Иванович.
Глу­
бо кий
ст ар ик,
уже
глуховатый
и
перенесший
инсульт,
но
еще
сравнительно
бодрый
и
словоохотливый,
он
по­
шел
на
вокз ал,
чт обы
что- то
ку пит ь,
а
вернее,
ч тобы
просто
прог улят ься, —
он
любил
в се,
что
связано
с
же­
лез ной
дорогой.
Возвращаясь
домо й,
он
сб ил ся,
пошел
не
по
запасному
пу ти,
где
зимой
по езда
не
ходят,
а
по
главному,
и
за
поворотом
на
нег о
нал ете л
сзади
тя же­
лый
товарный
со став .
Х орони л
Николая
Ивановича
весь
город
—
столько
лет
он
отдал
больнице
и
врачебному
делу.
У
ме ня
есть
фотография,
на
к от орой
мо жно
с
тру­
дом
разглядеть
м ног олюдн ую
п охоро нную
процессию:
ко гда
его
везли
на
кладбище,
валил
снег ,
к рут ила
ме­
тель,
но
горожане
провожали
его
до
самой
могилы.
Мог
ли
он
думать
полвека
н азад,
ск ита ясь
по
фронтовым
дорог а м,
что
в
мирной
жи зни
его
подстерегает
такой
конец?
И
что
это
такое
—
судьба?
Дикий
случай?
•84


Да,
Ни кол ая
Ивановича
все
почитали
в
Котельниче,
разумеется
и
я
то же,
но
любил
я
его
сыновей
и
Надеж­
ду
Ал ексее вну
неср авн им о
больше.
В
чем
дело?
Мне
чу­
дило сь ,
что
еще
с
мо их
д етских
лет
Николай
Иванович
относился
ко
мне
сл егка
неп р иязне нн о,—
дети
'это все­
гда
замечают.
Ко гда
в
сл еду ющие
годы
я
приезжал
домой
на
кани­
кулы
и
приходил
к
Карловым,
На д ежда
Ал ек сеев на
встречала
меня
как
род н ого,
Николай
же
Иванович
не
проявлял
ко
мне
ни
малейшего
интереса.
Может,
д ей­
ствительно
я
ему
чем-то
не
нравился,—
скажем,
излиш­
ней
живостью,
резвостью,
неожиданными
и,
на
его
взгляд,
вздорными
увлечениями...
Словом,
тем,
че го
не
желал
бы
он
своим
сыновьям.
Впрочем,
это
сегодняш­
ние
догадки
(или тогдашняя моя мнительность)
и
все
обстояло
как-нибудь
проще,
но
у
ко го
тепер ь
спро­
сишь?
За
столом
Николай
Иван о вич
был
превосходным
рассказчиком
—
повидал
на
своем
в еку
вдоволь,—
и
я,
как
все,
с
удовольствием
его
слушал.
Серебряный
б об­
рик
его
волос,
бело снеж ны й
китель
и
добродушный
см ех
ук раша ли
любое
застолье,
а
благодушие,
оптимизм
нево ль но
всех
заражали. ’
К
сожалению,
эти
превосходные
качества
тож е
не
могут
п орой
п ред отвра тить
несчастье...
Когда
старший
сын
в
1933 году окончил институт и уехал врачом на
Дал ьни й
Вос ток ,
младший;
учившийся
в
том
же
вузе,
о ст ался
в
Ленинграде
о дин.
Если
волевой
и
спокойно­
настойчивый
Коля
умел
заставить
скупых
стариков
хо­
зя ев
рег ул ярно
топить
в
комнате
печ ь,
то
ро бк ий,
уступ­
чивый
Боря
мирился
с
холодом,
сыростью
и,
за б олев
плевритом,
покорно
молчал
и
т ер пел.
Когда
Боря
п ри­
ехал
на
зи мние
каникулы,
он
ка шл ял,
ночью
потел,
сло­
во м,
явно
был
нездоров;
несмотря
на
это
оте ц,
много­
опытный
врач,
позволил
ему
вернуться
в
институт,
в
Ле­
нинград.
Весной
болезнь
Бо ри
з ашла
так
далеко,
что
'
ленинградские
родственники
известили
о
ней
родителей,
Николай
Иванович
при еха л
и
уве з
с ына
домой
уми­
рать,—
лечить
уже
бы ло
поз дн о.
Я
ча сто
думал
об
этой
грустной
истории,
пы та ясь
поня т ь,
как
она
могла
произойти.
Ра зве
что
на
Н ик олая
Ивановича
все
еще
действовало
вое н ное
прошлое...
По­
85


мню
его
в
шинели,
в
фу р ажке
(даже морозной зимой),
а
в
более
по здние
год ы
—
в
штатск о м
пальто,
которое
сидело
на
нем
всегда
по-военному,
хотя
Ник ола й
Ивано ­
вич
был
невелик
ростом
и
полноват.
Помню
его
на
л ыж­
ных
и
конькобежных
соревнованиях
на
реке:
в
легких
са по жках
стоял
он
на
льду,
на
сн егу,
на
ветру,
с
живым
интересом
н аблюдая
за
ходом
многочасовых
состяза­
ний,
изм еря я
спортсменам
пульс,
когда
они
од ин
за
д ру­
гим
финишировали...
Наверное,
в
те
р ешающ ие
судьбу
Бори
рождествен­
ские
каникулы
Ни ко лай
Иванович
счел
болезнь
не сер ь­
езной:
кашель
—
это
пустяк,
мальчик
сп рав итс я,
пусть
зака ляетс я;
а
про
свой
ночной
пот
Боря
дома
ничего
не
ск аза л,
об
эт ом
узнали
позже...
Не
зн аю,
кто
прис ла л
в
наш
дом
санитарку,
когда
Боря
умер.
В
ту
осень
я
гостил
у
родителей,
был
по-
вдний
вечер,
мы
на спех
о дели сь
и
побежали.
Мы
прове­
ли
у
Ка рл овых
п очти
всю
ночь.
Мой
отец
сам
вым ыл
Борино
исхудавшее
тело,
пом ог
оде ть
е го.
Никому
не
хотелось
видеть
в
эти
ч асы
чужих
л юдей,
слышать
ненужные
утешения,
соболезнования
—
все
это
н еиз­
беж но
придет
з авт ра.
А
назавтра,
в
пог ожий
осенний
день,
мы
с
Колей
пошли
на
кладбище
—
выбирать
м есто
для
Бориной
мо­
гилы;
впрочем,
оно
само
собой
вы бра лось,
рядом
с
по­
койной
ба буш к ой,—
тогда
еще
только
од на
она
выбыла
из
карловской
семьи.
Шли
по
высокому
берегу
Вятки,
вспоминали,
как
мы
втроем
проводили
на
р еке
и
за
ре­
кой
целые
дни,
загорали,
купались,
а
то,
угнав
лодку
как
мо жно
дальше
от
города
и
р аск ачав
ее
так,
чтоб ы
з ачерп ну ла
бортами
в оду,
опускались
с
ней
вм есте
на
неглубокое
песчаное
д но;
затем
выта ск ивали
лодку
на
отмель
и,
вы лив
из
нее
в оду,
пускались
в
обратный
путь,
чаще
греб
я
(или Коля), а Боря сидел на средней ска­
мейке,
лицом
ко
мн е,
и
я
шутя
ему
говорил,
когда
Бори­
ны
коленки
мешали
грести:
—
Бо ря,
протяни
но ги!
Разве
мы
могли
подумать,
что
через
несколько
лет
эта
дурацкая
шутка
приобретет
прямой
страшный
смысл?
Бо рю
шокировало
то гда
совсем
другое:
о стано ­
вив
лодку
под
крутым
глинистым
берегом,
я
грозился,
что
вырежу
на
откосе
ножом
ернические
стихи,
которые
86


в
с вое
время
Есенин
написал
углем
на
стене
Ст р астно го
монастыря.
Я
на р очно
др а знил
Борину
скромность
—
он
с
тру -*
дом ,
я
бы
сказал ,
со
страдальческой
улыбкой
принимал
да же
малую
долю
ци низм а.
И
вот
через
десять
лет,
ког­
да
мы,
уже
без
Бори,
шли
над
ре коіѴп о
кр аю
глинисто­
го
о бр ыва,
я
со
стыдом
вс пом нил
свое
озорство,
задев­
шее
этого
ми лого,
доброго,
ч ис того,
ласкового
и
безо т­
в ет ного
парня;
из-за
св оей
безответности
и
несмелости
он
скорее
вс его
и
п огиб ...
Несм ело сти ?
Нет,
неверно:
сде­
лал
же
он
поло стн ую
опер ацию
—
кесарево
сечение-^
р о женице,
на ходясь
на
студенческой
практике
в
дере­
венской
глуши .
Да,
недолго
Боря
погостил
среди
нас.,*


ВОРОНЦОВА
ту *’
то
же
такое
дет ская
любовь?
Т очне е,
влюб-
•
I I ленность,'
п отому
что
я
говорю
о
л юбви
не
к
р о дител ям,
не
к
т ова рищам
по
играм,
а
к
существу
противоположного
пола.
Б ыва-
01-е т
ли
в
жизни
столь
раннее
чувство?
Не
выдумка
ли
он о,
не
пр еу вели чение
л и? «Десяти лет от
роду
я
полюбил
же нщ ину
по
имени
Га лина
Аполлонов­
на»
—
так
начинается
р ассказ
Бабеля
«Первая любовь».
Десятилетний
его
герой
любит,
ревнует,
испытывает
многообразные
и
с ильн ые
чувства
к
взрослой,
замужней
женщине,
и
это
не
парадокс
и
не
извращение
—
это
нервная
в печатл ите ль но сть
рано
развившейся
художеств
венной
натуры.
Но
я
хочу
рас ск аза ть
о
сравнительно
простом
слу­
чае:
о
любви
мальчика
к
дево ч ке,
к
сверстнице,
к
той,
чье
и мя,
вернее
фамилия
(в первый год совместного
обучения
мы
з вали
друг
др уга
по
фам и лии ), вынесена
в
за го ловок
моего
рас сказа .
И
бы ло
мне
все-таки
не
дес ять,
а
одиннадцать
лет
—
как
раз
тот
возраст,
когда;
б осон огий
Том
Сой ер
влюбился
в
Бекки
и,
допрыгав
на
одной
н оге
от
забора
до
Беккиного
крыльца,
галантно
подне с
ей
цветок,
зажа ты й
в
пальцах
другой
но ги.
В
ту
зим у
я
еще
не
чи тал
бессмертной
повести
Мар ка
Твена,
так
что
мой
роман
—
не
подражание.
1918 год.
Коне ц
ма я.
Я
держу
вступительные
экзаме­
ны
в
гимназию.
Выдержал.
Четыре
пятерки!
Значит,
мо жно
покупать
гимназическую
фуражку.
Пр ав да,
в
88


семье
ожидали,
что
я
пол учу
круглое
пять
(5X5), но
один
из
экзаменов
неожиданно
отменили:
по
церковно­
славянскому
языку.
Что
случилось?
Оказывается,
нач ал
действовать
новый
закон:
церковь
отделена
от
государ­
ств а.
Зн ач ит,
зря
привыкал
"вместо
«человек»
или
«царь»
писат ь
«члк», «црь», ставя поверх строки тйт -
л
о;
зря
учился
произносить
слегка
в
нос
на
француз­
ский
м а нер : «мондр»
вместо
«мудр», «зомб»
вместо
«зуб» .
Осенью
н ашу
семью
ожидало
ку да
большее
разоча­
рование.
Устроили
жеребьевку,
и
я
попал
не
в
гимна­
зию,
а
в
в ысшее
начальное
училище,—
хор ошо ,
что
не
успели
купить
фор ме нную
ф ураж ку!
В про чем,
фуражек
в
пр ода же
уже
не
было,
равно
как
и
многих
других
предметов.
У ч илище
же
это
бы ло
ос обе нн ое:
во
вр емя
войны
его
эвакуировали
из
Прибалтийского
края,
усл а­
ли
подальше
от
немцев,—
так
оно
у
нас
и
осталось,
со­
хранив
на зва ние
—
Гапсальское,
то
есть
из
города
Гап-
саля.
Сейчас
трудно
вспомнить
и
объяснить,
почему
мы,
младшеклассники,
уч ил ись
в
вечернюю
смену,
а.ст ар­
шеклассники—
в
д нев ную,
но
нам
это
нравилось,
в
эт ом
б ыло
что- то
романтическое.
И
кто
зн ает
—
если
бы
мы
уч ил ись
днем,
может,
не
состоялось
бы
то,
о
чем
рас ска ­
зано
да льше .
Все
началось
в
оди н
из
длинных
осенних
вечеров,
когда-,
возвращаясь
домой
и
до йдя
до
утл а
н ашей
ул и­
цы,
я
перебежал
на
другую
сторону,
так
что
три
девоч­
ки,
с
которыми
я
шел
и
из
которых
меня
интересовала
только
од на,
очутились
сразу
на
расстоянии
десяти
са­
жен.
Дистанция
эта
ме ня
почему-то
воодушевила,
и
я
вдруг
закричал:
—
До
свиданья,
м илая
Воронцова!
Отв ета
с
той
стороны
я
не
услышал,
да
и
не
ждал,
наоборот,
припустил
со
в сех
ног
домой.
Чер ез
п ять
ми­
нут
я
уже
снимал
па льто
и
спрашивал
хлопотавшую
в
кухне
тетю.
Са ню:
—
А
где
папа- м ам а?
Спрашивал
я
не
зр я.
Дел о
в
том,
что,
когда
я
уже
прокричал
свою
прощальную
фразу,
мне
почудились
удаляющиеся
в
темноту
две
знакомые
спи ны.
(Фонари
в
ту
осень
п ога сли
почти
на
вс ех
улицах
—
начала
ска­
зываться
разруха.)
Слово
не
воробей
—
оставалось
на­
89


де ятьс я,
что
я
ошибся
и
родители
си дят
дома.
Но
я
не
ошибся.
Через
полчаса
па па
и
мама
вернулись
с
прогул­
ки,
мы
стали
пи ть
ч ай,
и
мама,
пер едавая
мне
чашку,
спросила:
—
Ко му
это
ты
кричал
«до свиданья»?
Не
помню,
что
я
пробормотал
в
ответ,
помню
только,
что
по
вс ем
пра вила м
литературных
штампов
я
попы ­
т ался
скрыть
смущение
за
самоваром.
Да же
не
видел,
улыбались
родители
или
оставались
серьезными.
Но
этого
мал о,
на
следующий
день
я
пр едпр и нял
еще
более
смелый
шаг.
В
конце
перемены,
стоя
у
дверей
класса,
я
пропустил
мимо
с ебя
почти
всех
учеников
и
уче ни ц,
по ка
не
по каз алас ь
та,
которой
я
хотел
ска зат ь
и
сказ ал
—
ясно ,
раздельно,
бесповоротно:
—
Я
—
тебя
—
люблю!
Не
зн аю,
слышал
ли
мои
слова
кто-нибудь
кроме
Воронцовой,—
подруги
ее,
возможно,
и
слышали,—
мне
ва жно
бы ло,
что
та,
для
которой
мои
слова
предназна­
чались,
сл ыш ала:
она
покраснела,
втяну ла
голову
в
пле чи
и
ти хо
с ко льз нула
в
класс.
Несколько
ош е лом­
ленный
своей
агр ессивност ь ю,
я
через
две-три
сек ун ды
последовал
за
ней,
и
мы
у сел ись
каждый
на
свое
место.
Парта,
где
сидел
я,
стояла
первой
в
правом
ряду,
ее
парта
—
в
среднем
ряду
в торо й.
Чтобы
взглян у ть
на
св ою
избранницу,
мне
на до
бы ло
чуть-чуть
повернуться;
за
весь
урок
(а он был последним)
я
не
взглянул
ни
разу.
Не
провожал
я
ее
и
домой:
на
это т
вечер
с
меня
хватило
активных
действий.
Какая
же
она
была,
Воронцова?
Почему
я
выбрал
ее
сре ди
двух
десятков
девочек
в
нашем
классе
и
примерно
такого
же
ко л иче ства
в
па ра лле льном ?
А
что
такое
лю­
бов ь?
—
о пять
спрошу
я.
Отк уда
она
б ере тся
и
почему
выбирает
себе
предмет
из
д ес ятков,
сот ен,
подчас
из
ты­
ся ч?
Наверно,
в
этих
двух
классах
уч илис ь
и
более
привлекательные
девочки,
да же
наверняка,
и
об
одн ой
из
них ,
роскошной
блондинке
из
па ра лл ельно го,
я
еще
расскажу,—
случай
и
память
тесно
с вяза ли
ее
для
ме ня
с
Воронцовой.
Могут
та кже
спросить:
разве
до
шко лы
я
близко
не
видел
девочек,
не
играл
с
ними?
Конечно,
это
не
так.;
У
наших
друзей
и
соседей
б ыли
девочки
моего
возраста,
чуть
ст ар ше,
чут ь
младше;
ск ажем ,
Лиля,
д очь
земского
врача,
не об ыча йно
популярного
в
наш ем
городе:
он
сп а­
90


сал
п орой
безнадежных
б оль ных,
сп ас
и
меня,
два жды
вылечив
от
кр уп озн ого
воспаления
легких.
Ли ля
Шейнк-
ман
мне
то же
нравилась,
я
видел,
что
она
очень
краси­
ва,
мы
с
ней
встречались,
играли,
бегали
на
гиг ант ск их
шагах,
устроенных-
в
больничном
дворе,
между
до мом,
где
она
жила,
и
аптекой.
Но
любви
не
б ыло
тут
ни
унции.
И
дел о
вовсе
не
в
Лилиной
избалованности,
не
в
ее
капризах,
не
в
то м,
ч то,
приходя
к
нам,
она
совер­
шенно
не
интересовалась
моими
игрушками,
состоявши­
ми
в.
основном
из
«конструкторов» (тогда их называли
как-то
п о пр още), из которых'
я
строил
мосты
и
другие
инженерные
сооружения.
Не
мешало
и
то,
чт о,
в
отли­
чие
от
меня,
хоз яин а
ую т ного
уголка
за
печкой-голланд­
ко й,
где
я
любил
играть
и
читать,
у
Ли ли
имел ась
от­
дельная
дет ская
комната
с
подвешенной
к
потолку
тра ­
пецией,
со
множеством
дорогих
игрушек,
с низу
доверху
за пол ня вших
полк и
вдоль
ст ен;
что
их
дом,
их
быт
вооб­
ще
был
богаче
и
«стильнее»
нашего.
Жите йск ую
ра зни­
цу
меж ду
семь ями
я
ощущал,
но
она
ничуть
не
мешала
мне
обожать
Лилиного
о тца
—
весьма
редкое
чувство:
докторов
дети
обычно
побаиваются.
Лев
Григорьевич,
окончивший
курс
в
Берлине,
пленял
всех ,
и
прежде
в се­
го
мен я,
весело сть ю ,
добротой,
врожденным
—
или
в ос­
пит анн ым
—
демократизмом.
Ли ля
же
для
ме ня
остава­
л ась
чем-то
вроде
ее
большой
говорящей
куклы...
Увы,
скоро
кукольное
благополучие
кончилось:
их
семья
пе­
рее хала
почему-то
на
Урал,
в
Златоуст,
где
Лев
Г ри­
горьевич
заболел
и
умер.
Как
сложилась
дальше
Лили­
на
жизнь,
не
зн аю.
А
вот
девочка
из
другой
среды,
дочка
пе ка ря,
пр и­
мерно
возраста
Лили,
но
ку да
менее
изысканная.
С оня
была
от лич ным
товарищем
для
шумных
игр
во
дворе,
о
чем
я
уже
ра сска зыв ал,
и
м ало
от лича лас ь
зам ашка­
ми
от
м ал ь чишек.
Могу
представить
себе
ее
изумление,
об ъясни сь
ей
кто -н ибу дь
в
любви,
назови
ее
милой!
Да
мне
это
никогда
и
в
голову
бы
не
пр ишл о,
как
мы
ни
дружили...
(Кстати,
не
исключено,
что
я
глупейшим
об­
разом
ошибаюсь
и
С оня
приняла
бы
объ яс нен ие
в
люб­
ви
как
миленькая!)
Так
или
иначе,
но
не
Лиля,
не
Соня
и
не
другие
знак ом ые
дево ч ки,
а
именно
Воронцова
оказалась
моей
первой
любовью,
и
вряд
ли
это
можно
объяснить.
Эф­
фектной
внешностью
она
действительно
не
блистала:
91


небольшой
рос т,
тих ий
голосок,
робкая
улыбка,
чистый
прямой
пробор,
пушистые
зо лотые
к осы
—
вот
и
в се.
Но
это
меня
и
тро гало:
кроткий
нрав
и
застенчивая
улыб ка
зас та в ляли
меня
чувствовать
себ я
сильнее,
муж ес твен ­
нее,
чем
я,
наве рн ое,
был.
Нет,
я
не
пыжился
пер ед
ней,
не
фанфаронил,
мне
хотелось
быть
как
можно
естес т­
венней,
потому
что
естественной
б ыла
она
сама.
Мне
казалось,
что
имя
Лиза
ей
т оже
очень
подходит,
хотя
снач ала
я
Лизой
ее
не
называл,
вернее
ник ак
не
назы­
ва л,
если
не
считать
первого
прощания
на
улице: «До
свиданья,
милая
Вор онцо ва!»
К стати ,
Лиз у
м ожно
было
считать
красавицей,
если
сравнить
с
ее
родным
братом,
ко то рый
со
своим
облуп­
ленным
красным
носиком,
бесшабашной
улыбкой
и
в еч­
ной
трепотней
вы гляд ел
и
вел
себя,
как
цирк о вой
клоун,
как
ярмарочный
Петрушка;
летом,
когда
мы
купались
и
загорали,
он
всех
на
песк е
и
на
плотах
потешал.
Сл у­
шая
и
смотря
на
него,
я
невольно
думал:
чувствует
ли
он,
це нит
ли
то
счастл ив ое
обстоятельство,
что
он
брат
Воронцовой?
Между
тем
отношения
мои
с
его
сестрой
усложня­
лись,
и
происходило
это
на
ви ду
у
кл ас са.
По
нынешним
школьным
нравам
странно,
что
нас
не
дразнили.
Ворон­
цов а
была,
так
сказать,
стороной
па с сивно й,
она
лиш ь
принимала
мою
л щб овь,
принимала,
пр авда,
не
равно­
душно
—
ее
не
могло
не
тронуть
столь
бурн о
и
непре­
рывн о
выказываемое
чувство,—
но
любопытно,
что
все
это
не
удивляло
и
не
смешило
мо их
товарищей.
Когда
произошли
первые
в
ис тории
Кот ельн иче ск их
шко л
вы­
бо ры
классных
старост
—
их
называли
тогда
председа­
телями,—
ме ня
изб ра ли
на
эт от
в ыс окий
по ст
и
Ворон­
цо ва
вмест е
со
всеми
весело
за
меня
голосовала.
Совер­
шен но
не
пом ню,
в
чем
заключались
мои
председатель­
ские
права
и
обязанности,
зат о
отлично
помню,
как
на
следующих
выборах,
уже
через
месяц
(процедура эта
в
те
времена
была
в
новинк у
и
потому
в
ох отк у), меня
так
же
единодушно
в ыбра ли
классным
уборщиком,
и
Воронцова
не
без
лукавства
поднимала
за
мое
новое
избрание
свою
милую
руку...
Но
эт от
удар
по
самолюбию
и
тщеславию
я
пережил
легко,
вот
другой
удар
пришелся
прямиком
в
сердце.
В
наше м
классе
учился
с ер б-беж енец ,
по селивш ийся
в
Котельниче
во
время
германской
войны.
Он
был
92


постарше
нас,
св оих
одноклассников,
но
охотн о
с
нам и
играл
и
хоро шо
говорил
по-русски.
У
меня
с
ним
сложи­
лись
осо бе нно
добрые
отношения;
когда
мы
на
перемен­
ках
вое в али
с
соседним
классом,
этот
высокий,
пле­
чистый
парень
сажал
меня
к
себе
на
плечи,
и
мы
этаким
д вухэта жн ым
тан ком
легко
пробивались
через
ряды
про т ивник ов.
Оказалось,
что
он
живе т
в
одн ом
доме
с
Воронцовой
и
по -бр а тски,
чуть
не
по-отечески
к
ней
от­
носится,—
к
ней,
ко
мне
и
к
нашей,
вер нее
к
моей,
лю б­
ви.
Однажды
он
от озва л
меня
на.
площадку
лестницы
(школа помещалась во втором этаже)
и
взволнованно
сообщил,
что
Воронцова
с
ним
поделилась
своими
со­
мнениями.
—
Что
мне
делать?
—
сказала
она.—
Я
люблю
Борю
Изергина,
но
мне
нравится
и
Рахманов...
Да,
это
был
ж есто кий
удар!
Сл у чаются
же
такие
невероятные
совпадения:
любит
не
кого
иного,
как
Изергина!
Изер г ин
с идит
на
одн ой
со
мной
парте,
это
славный
и
слабый
мальчик,
которому
я
симпатизирую,
которого
о пек аю,
ст ара ясь
уберечь
от
влияния
третьего
наш его
однопартника,
Киселева,
насмешливого,
цинич­
ного,
развитого
мальчишки,
умеющего
хорошо
рисовать.
Но
как
я
раньше
не
з амеч ал
чу в ства
Воронцовой
к
Изергину,
не
замечал,
что
она
н ежно
смотрит
на
него,
что
называет
его
Борей,
а
ме ня
Рахмановым?
Да,
я
был
слеп,
слеп
—
теперь
прозрел.
Но
если
я
хоч у
быть
чело­
веком,
я.
должен
проявить
благородство
—
отступить
в
сторону,
а
то
и
покровительствовать
их
любви...
И
тут
начались
мои
.мучения,
Любовь
не
сл абел а,
напротив,
усиливалась,
я
ничего
не
мог
с
с обой
поде­
ла ть.
Вся
жизнь,
все
уроки,
все
перемены,
вс е,
чем
я
зан ят
в
школе
и
дома,
было
по свя щено
Воронцовой.
Урок
пения.
Раз
в
неделю
приходит
к
нам
в
класс
отец
Яковенко.
Почему
оте ц?
Потому
что
он
дьякон
из
Никольской
це р кви.
Это
ти хий,
добрый
человек,
по
про­
исхождению
украинец,
под
зв уки
его
скрипки
мы
с
у вл ечен ием
пое м
малороссийские
п есни.
—
Виют
витры,
ви ют
буйны...—
старательно
выво­
жу
я,
не
спуская
г лаз
с
В ор онцовой,
для
че го
приходит­
ся
выкручивать
себе
шею,—
Воронцова
сидит
чут ь
поза ­
ди
мен я.
Я
вижу,
что
она
тож е
поет,
вижу,
пот ому
что
голоса
ее
не
слышно,
как,
впрочем,
не
с лышно
и
моего:
солирует,
ца рит
над
хором
с ильный,
кр аси вый
голос
де­
93


ревенского
парнишки
(забыл фамилию .).,
кон опа тог о,
рыжего
и,
не с омне нно,
отмеченного
певческим
даром.
У рок
рисования,
Наш
учите л ь
—
Вас ил ий
Ал екса нд­
р ович
Евсеев,
высокий,
худо й,
кудрявый,
любитель
вы­
пи ть,
с
которым
все
время
что-нибудь
приключается.
В
горо де ,
помню,
со
смехом
расс казы вал и,
как
он
умуд­
рился
попасться
навстречу
председателю
уездного
ис­
полкома
в
самом
что
ни
на
ес ть
неприглядном
в иде
—
на
четвереньках,
Предуика
хорошо
зн ал
о форм и теля
первомайских
пра здн иков ,
творца
плакатов
и
шаржей
на
империалистов
и
не
утерпел,
что бы
не
спросить:
—
Куд а
напр авил ся,
Ва си лий
Александрович?
Евсеев
приподнял
гол ову,
сниз у
ввер х,
исподлобья,
посмотрел
на
предуика
и
спокойно
ответил:
—
С-спешу
на
отдых,
Как
и
отец
Яковенко,
Василий
Ал ексан дро в ич
всегда
с
на ми
добр,
и
мы
эт им
не
злоупотребляем,
не
устраива­
ем
бедл ам ,
как
это
нер едк о
бы вает ,
когда
педаго г
черес­
чур
снис хо дит е лен,—
мы
у сер дно
рисуем.
И
вдруг
я
не
вер ю
своим
гл аз ам:
тиха я
Воронцова,
заговорщически
мне
улыбнувшись,
дел ает
вид,
что
хоче т
уколоть
.сзади
булавкой
нагнувшегося
над
партой
учителя...
Я
пора­
же н,
по жа луй,
даже
шокирован,
но
меня
у те шают
те­
перь
и
такие
знаки
внимания
и
доверия!
Я
сказал
—
все
уроки
посвящены
Воронцовой,
А
так
ли?
В
наших
программах
отсутствовала
история,
ее
за­
меняла
конституция,
которую
пр епо давал
.адвокат Нико­
лаев.
Адвокат
этот
во
время
войны
приехал
из
Пет ро­
гр ада
и
застрял
в
Котелъниче
на
долгие
год ы,
женив­
шись
на
местной
красавице.
Красноречивый,
обра зов ан­
ный,
умный,
он
говорил
с
нам и
как
со
взрослыми.
Лишь
через
десять
лет
я
оце нил
это
в
полной
мере,
слушая
профессора
Евгения
В и кторови ча
Тар ле,
который
гово­
рил
со
студентами
о
франко-прусской
войне
или
о
Вер ­
сальском
мире
как
со
своими
коллегами
или
с
проф ес ­
сиональными
дипломатами
—
он
высказывал
нам
с вои
мысли,
словно
не
со мнев аясь ,
что
факты
мы
и
без
нег о
превосходно
знаем.
Что
касает ся
Николаева,
то
уже
много
позже,
приез­
жая
в
Котельнич
взрослым,
я
с
наслаждением
слушал
его
в
з але
суда,
когда
он
защи щ ал
хотя
бы
ничт ожно го
воришку
или
растратчика,
уж
не
говоря
о
каком-либо
94


настоящем
дел е.
Потом
он
вернулся
в
Ленинград
и
по­
гиб
там
во
вре мя
блокады.
На
память
о
нем
у
ме ня
сохранилась
тоненькая,
в
16 страниц,
брошюра,
издан­
ная
в
1918 году: «Конституция ( О с нов н ой
закон)
Рос­
сийской
Социалистической
Федер ат ив ной
Респу бл ики »,.
На
об ложк е
карандашом
напи сано : «Принадлежит Ла­
рион ов у».
Почему
этот
экзе м пляр
очутился
у
меня
и
где
мой
(а он у меня был), не знаю,
зато
хорош о
помню,
как
Ларионов
толковал
кон ст итуц ию.
Борис
Ларионов
был
сыном
п очте н ного
купца,
вл а­
дельца
двух
деревянных
д вухэт аж ных
домов,
которые
революция
муниципализировала.
Семья
'продолжала
ж ить
в
одном
из
э тих
домов,
сестра
Бориса,
Там ар а,
прилежно
училась
в
н ашем
кл асс е.
Учился
и
сам
Борис,
если
можно
счи тат ь
ученьем
два
его
основных
за ня тия:
он
з апу скал
из-под
п арты
самодельные
р а кеты,
нач и­
ненные
насто ящи м
п орох ом,
и
ис кус но
пле вал
в
далеко
отстоявшую
от
его
места
классную
доску.
К огда
учитель
географии
и
космографии
Федор
Андреевич
Зимин,
о дин
из
самых
с м ирных
люде й,
каких
я.
только
встречал
в
св оей
жизн и,
сделал
ему
замечание,
Ларионов
ответил:
—
А
чт о,
теперь
свобода!
Фе дор
А нд реевич
не
мог
ничего
ему
возразить
и
не
выгнал
из
класса.
Интересно,
что
сдел ал
бы
на
его
месте
Николаев.
Нав ерн о,
т оже
не
ст ал
бы
разъяснять,
что
такое
свобода,—
но
вся
штука
в
том,
что
на
его
уроках
Ларионов
не
хулиганил.
Поразительно
разные
это
б ыли
люди
—
Зи мин
и
Николаев.
Зимин
об
Африке
и
об
Южно й
Америке
рас ск азыв ал
т ак,
словно
те
мало
чем
отличаются
от
Вятс ко й
губернии,
на роч но
подчерки­
вал
их
обы чн ос ть,
будничность,
даже
скуку.
Пампасы?
Это
такое
ро вно е-ро вно е
место,
где
растут
засухоустой­
ч ивые
кустарники.
Гольфштрем
(так называли тогда
Гольфстрим)
—это
такое
те п лова тое
течение
в
океане,
от
которого...—
хотелось
договорить
за
Федора
Андре­
евича,—
никому
ни
тепло,
ни
холодно...
Точно
так
же
рас сказыв ал
он
о
планетах,
о
звездах.
—
Вы
думаете,—
уныло
говорил
он ,—
что,
если
вы
посмотрите
на
звезду
в
телескоп,
вы
у види те
ее
боль-
шо-ой!
Нет,
она
о стане тся
так ой
.же ма-аленькой-малень-
к ой... —
При
эт их
словах
он
утончал
го лос
до
дисканта
и
ск лады вал
пальцы
в
щепотку,
что бы
показать
незна­
чительность
этой
едва
вид имо й
в
телескоп
зве зды .
95


А
Ма рк
Емельянович
Николаев
даже
о
такой
сухой
материи,
как
установление
и
изменение
Всероссийским
Съ ездо м
Советов
системы
мер
и
весов,
го во рил
так,
что
мы
при
желании
могли
ощутить
св язь
вре ме н.
Это
от
нег о
я
узнал,
что
метр и чес кая
система
бы ла
вв еден а
в пер вые
Великой
французской
революцией,
причем
в
первый
же
год
существования
республики,
в
1793-м, —
вот
и
у
нас
т оже
в
пе р вый,
в
1918- м.
М огут
сказ ать ,
что
я
пр еув елич и ваю,
д ос о чиняю,
приписываю
детям
слишком
в зр ослые
интересы,
ус лож­
няю
их
восприятие.
Для
самопроверки
спрошу
себя:
по­
чему
в
таком
случае
на
уроках
именно
Николаева,
а
не
на
чьих-либо
других
я
начисто
за быв ал
о
т ом,
что
спр а­
ва,
чуть
сзади
сидит
моя
любимая
Воронцова,
и
за
це­
лый
час
ни
разу
на
нее
не
взглянул?
Б лиже
к
весне
в
большом
з але
бывшей
жен ско й
гим­
назии
состоялся
общегородской
школьный
вечер,
на
ко­
торый
пригласили
родителей.
Мы
все
долго
и
терпеливо
готовились
к
вечеру;
вс е, .начиная
с
Евсеева,
обещавше­
го
сыграть
на
гитаре
и
сп еть.
Мне
п р едсто яло
читать
со
сйены
зар ан ее
выбранные
уч ит ельн ицей
стихи,
а
так
как
мое му
чтению
недоставало
выразительности,
меня
от­
правили
на
выучку
к
даме,
ко г да-то
участвовавшей
в
любительских
спектаклях.
Она
об уча ла
меня
искусству
декламации,
состоявшему
в
то м,
что
с
пафосом,
с
дрожью
в
голосе
пр оиз но сило сь
каж дое
слово,
но
по­
сл едн ее
слово
в
строке,
на
которое
падала
рифма,
про­
го варива лос ь
как
мо жно
более
слитно
со
следующей
строкой,
чт обы
рифму
никто
не
заметил:
актер ы
по чем у-
то
всегда
стесняются
стихотворной
формы.
Урок и
не
пошли
впрок:
на
в ечере
я
прочел
стихотво­
рение,
как
хотел,
а
не
'как учила меня артистка,
и
в
ко нце
ве чера
она
мне
ска зала:
—
Все
не
так,
все
неправильно.
Но
все
равно
мо­
лодец.
Но
я
не
с читал
се бя
по бе дител ем, —
тут
бы ла
уже
не
моя
и
не
ее
вина,—
я
читал
что- то
трескучее,
хотя
и
революционное,
а
вот
мал ь чик
Гогулин
из
другой
шко­
лы
читал
стихотворение:
О тец
твой
был
солдатом-коммунаром
В
вели ко м
восемнадцатом
году...
—
96


и
я
впервые
почувствовал
разницу
между
та лант ливым
и
бездарным,
настоящим
и
дешевой
подделкой,
не
имею*
щей
права
существовать.
Разница
ме ня
больно
кольнула:
почему
не
я
прочитал
со
сцены
это
хорошее
стихотворе­
ние? (Эта мысль ранила не тщеславие,
а
что-то
другое,
поглубже.)
Че рез
десять
—
двенадц ать
лет
я
в стр етил ся
в
Ленинграде
с
его
автором,
Василием
Кн язе вым,
и
вид
этого
немолодого
поэта,
своим
к рас ным
носиком
напом­
нивш е го
мне
постаревшего
Воронцова,
ме ня
разочаровал.
Но
это
было
далеко
впереди,
а
тогда
подходила
к
ко нцу
зима
1918—1919 года.
Как
все
эти
первые
ре во­
л юцио нные
годы ,
она
была
исторической,
но, мы
эт ого
не
зн али
—
у
нас
б ыли
свои
за б оты,
свои
события...
С тычка
с
Киселевы м.
Я
столкнул
его
с
п арты
за
то,
что
он
посмел
нарисовать
карикатуру,
на
ко то рой
мы
с
Во р онцово й
тянемся
губами
др уг
к
д ругу
через
проход
между
партами.
Н адо
отдат ь
должное
художнику:;
несмотря
на
гигантские
губ ы,
нас
можно
бы ло
узнать
—
может,
это
ме ня
и
ра зоз лило.
У дивил ся
я
лишь
тому,
что
Киселев
на
ме ня
не
рассвирепел,
скорее
зауважал
за
в спыш ку,
и
не
пустил
рисунок
по
кл ассу ,
как
это
обы чно
де лаю т,
а
взя л
и
разорвал.
Во
вторую
пол овину
зимы
Киселев
вдруг
исчез:
оказалось,
он
сын
по л ицей­
ского
надзирателя,
которого
еще
в
пр ош лом
году
ра с­
стреляли,
и
ны нче
м ать
с
сыном
решили
уехать
из
наше­
го
города.
Уже
потом,
спустя
год ы,
я
п ытал ся
понять,
угадать,
что
мал ь чик
мог
чу вство в ать
по
отношению
к
нам,
ко
всем
остальным,—
злость,
ненависть
или
ничего
особенного?
А
может,
я
уже
и
тогд а
об
эт ом
подумы­
вал,—
приходило
же
мне
на
ум,
что
для
В оро нцов ой
Изергин*
ближе
м еня
п отом у,
что
их
купеческие
семьи
могли
дружить,
ходить
одна
к
другой
в
гости
—
словом,
встречаться
д о мами,
пусть
даже
они
этого
фа ктич еск и
и
не
делали.
Ст ыч ка'с
Исуповым.
Я
прижал
этого
толстяка
сто­
лом
в
угол
кл асса
так,
что
он
завизжал,
а
его
сестра
чу ть
не
выцарапала
мне
глаза.
Собственно,
брат
постра­
дал
как
раз
за
сестру,
ко то рая
распустила
язычок
на­
сч ет
В ор онцовой,
Изергина
и
меня.
Еще
событие.
На
л естнице
перегнулась
ко
мне
через
перила
и
поцеловала
(я спускался по одному маршу,
она
поднималась
по
другому)
де во чка
с
белокурыми
ло­
конами
из
па р алл ельн ого
кл асса.
Ею
все
очарованы,
за
97.


нею
ухаживали,
с
ней
танцевали
на
праздничном
вечере
ста ршек л асс ник и.
Но
я
остался
равнодушным,
даж е,
как
ее
зовут,
не
узна л.
Вот
если
бы
это
была
Ворон­
цова!
Н овое
разочарование:
В о ронцов ой
н рав ится,
во
вся ­
ком
случае
не
про тиве н,
этот
жу ир
и
нах ал
Губотенко
из
в т орого
класса.
На до
признать,
он
прекрасный
гим ­
наст,
никто
лучше
его
не
дел ает
всклепку
на
турнике.
И
красив,
собака,
и
уже
танцует
на
школьных
вечерах!
Рождественские
каникулы.
Я
набрал
из
библиотеки
интересных
к ниже к: «Два адмирала»
и
«Блуждающий
огон ь»
Фенимора
К уп ера, «Упрямец Керабан»
и
«Паро ­
вой
дом»
Жюля
Верна.
Читаю,
х ожу
на
каток,
но
мне
невесело.
Вот
если
бы
встретить
на
кат ке
Воронцову...
Но
серб
мне
сказал ,
что
она
простудилась
и
сидит
дома.
Скорей
бы
каникулы
кончились
и
я
оп ять
увидел
ее!
Только
видеть
ее!
Па па
сделал
мне
прекрасную
ледяную
гору.
Я
ка ж­
дый
день
разметаю
лед
и
катаюсь
в
холодном
одино­
честве.
О,
ес ли
бы
она
каталась
вмест е
со
мной!
Если
бы
она
шла
по
улице,
а
я
увидел
ее
и
позвал!
Но
это
пустые
мечты.
Она
живет
далеко
и
никогда
не
бывает
в
наших
местах...
Вообще,
чудес
не
б ывае т.
Верхушка
горы
на
одной
высоте
с
за бором.
И
однажды
я
в
сам ом
деле
увидел
чудо:
по
противопо­
ложной
стороне
у лицы
шла
он
а.и
вместе
с
той
бело--
курой
девочкой'в
локонах!
После
того
как
я
узнал,
что
Воронцова
л юбит
Изер-
г ина,
и
решил
устраниться,
я
ни
за
что
не
позвал
бы
ее
сейч ас
покататься.
Если
бы
не
т етя
Сан я.
Тетя
Саня
стояла
р ядом
со
м ной
и
окликнула:
—
Капа!
Девочки
обернулись,
увидели
нас
и
ср азу
же
п ере бе­
жа ли
дорогу.
Оказывается,
те тя
Саня
где-то
в
гостях
познакомилась
с
белокурой
девочкой
(я и не знал,
что
ее
зовут
Капой,
Капитолиной)
и
та
объявила
ей,
что
знает
меня
и
что
я
ей
нравлюсь...
Так
просто
объясни­
лось
чудо.
Девочки
катались
вдвоем,
о
чем-то
говоря
и
смеясь,
а
я
молча,
как
заведенный,
к ат ался
од ин
или
с
тетей
Саней.
Вверх
—
вниз ,
вверх
—
вниз.
Я
боялс я
спугнуть
этот
сон
и
больше
всего
б оялся ,,
что
они
вдруг,
уйдут*
98


Так
мы
кат ались
до
темноты.
Так
я
и
не
вымолвил
ни
одного
слова.
—
Тебе
весело
бы ло?
—
спросила
п отом
тетя
Сан я,
ожидая
моей
благодарности.
—
Да,—
сказал
я.
Весь
вечер
я
разм ышлял:
рассказала
ли
К апа
Л изе
о
своем
поцелуе?
Мне
хотелось,
чтобы
рас ск азала .
Но
ничего
не
переменилось.
Отношения
наши
з ашли
в
тупик.
Пр авда,
я
как-то
в
школе
пе ред
последним
уро­
ком
спр ят ал
шу бку
В ор онцовой.
Спрятал
за
самую
дальнюю
парту,
на
которой
никто
не
сидел.
Воронцова,
чувствуя
свою
власть
надо
мной
(несмотря на всю свою
скр омн ост ь), заставила меня найти,
достать
и
подать
ей
шубку,
как
подают
взрослым.
Шубка
была
синяя,
с
ма*
лен ьки м
лисьим
вор от ник ом,
и
я
до
сих
пор
ощущаю
в
рук ах
ее
невесомость...
Вот
и
кончилась
зим а
1918—1919 года.
Весной,
уже
в
солнечные,
пригретые
солнцем
дни,
когда
ул ицы
из
снежно-белых,
с
укатанными
леденистыми
колеями,
ст а"
ли
же лтым и
от
вытаявшего,
зимнего,
и
свежего,
только
что
оброненного
конского
н ав оза,
мы
вс ей
семьей
выхо­
дили
на
с бор
этого
драгоценного
удобрения
для
тети
Аниных
ог ур цов.
Бо льше
всег о
навоза
б ыло
на
Нижней
площади
—
осталось
пос ле
Алексеевской
ярмарки
—
и
на
Соб орн ой
площади,
служившей
по с тоя нным,
в
про­
должение
всего
года,
городским
р ынк ом.
Нижняя
площадь
находилась
близко
от
нашего
до­
ма,
я
чувствовал
с ебя
на
ней
по-хозяйски
вольно,
тем
более
что
она
прилегала
к
железной
дороге,
к ото рую
я
любил
почти
так
же,
как
реку.
Соборная
площадь
бы ла
чу жой,
но
за то
на
нее
вы ход ил
окна ми
дом,
в
котором
жи ла
Воронцова,
и,
сгребая
в
кучи
золотистый
навоз,
я
испытывал
сложные
чувства:
в
те
трудные
годы
вокруг
все
работали,
а
ме ня
с
самого
раннего
де тс тва
приучали
не
быть
барчонком,—
и
в се- таки
ложный
стыд
немнож­
ко
тревожил,
я
боялс я,
что
Воронцова
в
окно
у вид ит,
как
я
вожусь
с
н авоз ом .,,
Весной
в
кинотеатре
«Художественный», помещав ­
шемся
рядом
с
ее
домом,
з аг ор елась
к ин обудк а.
Это
случилось
днем,
не
во
время
сеа нс а,
и
пострадавших
не
было ,
но
цесть
честью
приехали
пожарные,
сбежались
охотники
качать
воду
и
просто
зеваки.
Пр ибежал
и
я
—<
спасать
Воронцову,—
но
так
ее
и
не
видел:
из
их
дома
99


не
успели
начать
вытаскивать
вещи,
как
по жар
поту­
шили.
Наступил
июнь,
занятия
в
школах
ко нчилис ь ,
нача­
лась
ра злука.
На
первых
порах
я
ее
остро
чувствовал,
меня
все
тянуло
к
дому
Воронцовой.
Даж е
лечение
зу­
бов
отчасти
скрашивало,
что
вра ч
живет
в
том
же
доме
и
где-то
за
стенкой
—
она.
Путь
к
реке
также
проле­
гал
мим о
Воронцовского
дома,
белая
кра ска
с
обшивки
которого
сошла
от
вр емен и
и
непогоды,
и
ста ли
отчетли­
во
вид ны
пя тна
суч ков
и
сл еды
шпаклевки.
Но
ско л ько
я
ни
вглядывался
в
окна
во
втором
этаже
рядом
с
зубо­
врачебным
каби нето м ,
никогда
Воронцовой
не
видел.
Лето.
Мн ого
читаю.
Библиотекари,
студент
и
кур си ст­
ка,
красивые,
молодые,
я вно
дру г
другу
нравятся,—
я
жел аю
им
счаст ья ...
и
жел аю
его
себе
с
Воронцовой.
Библиотекарь
Борис
А ве нир ович
затеял
рукописный
д ет­
с кий
журнал.
По
его
совету
изб ра ли
ме ня
ред а кторо м.
Я
бы ло
горячо
взялся,
у беж дал
знакомых
и
мал оз нако ­
мых
читате лей
писать
рассказы,
ст ихи;
пот ом
остыл:
Во-
ронцов'а,
с
к от орой
н адеял ся
я
встречаться
в
библиотеке
и
в
к онце
ле та
вручить,
ей
красивый,
интересный
ж ур­
нал,
ни
ра зу
не
пришла...
Так
и
не
выш ло
ни
од ного
номера
журнала.
Даж е
наз вания
ему
не
придумал.
Лето
в зяло
свое,
и
я
понемногу
забыл
Воронцову.
Ос енью
все
переменилось.
Гимназии
—
и
мужскую
и
женскую
—
ликвидировали,
высшие
начальные
—
тоже :
вме ст о'
них
появилась-Единая
трудовая
школа
1-й
и
2-й
ступени.
Наш
класс
Гапсальского
учил ищ а
засчитали
за
два
кл асса
гимназии,
поскольку
у
нас
уч или
лучше,
и
учеников
разбросали
по
разным
школам,—
со
мно й
не
оказалось
почти
ни
одн ого
прежнего
ученика.
С
половины
зимы
появилась
Воронцова.
Но
на
что
она
была
пох ожа !
Она
б ыла
больна,
очень
бо ль на.
Се­
рое
лицо,
худоба,
жидкие
волосы,—
куда
подевались
ее
золотые
косы!
Она
куталась
в
старый
пуховый
платок,
ве чно
др ожа ла,
даже
за
партой
иногда
сидела
в
той
самой
шубке,
которую
я
когда-то
прятал,
а
п отом
пода-
ва л:^ейчас сукно залоснилось,
во ро тнич ок
облез
—
д ол­
жно
быть,
Воронцова
и
до ма
сидела
в
ней
или
лежала.
Но
гла вно е
—
переменился
ее
взгляд .
Это
был
теперь
взгляд
взрослой,
нет
—
постаревшей
женщ ины,
п они ма­
ющ ей,
что
она
потеряла
все:
здоровье,
миловидность,
вн има ние
окружающих.
Правда,
из
вс ех
ее
однокласс-
100


ник ов
остался
лиш ь
я
да
еще
дв е-тр и
девочки,
не
бл из­
кие
ее
подруги,
Изергина
вообще
уже
не
б ыло
в
Котель-
нич е.
А
я
—
я
разлюбил
Воронцову.
Мне
было
ее
жаль,
но
пр ису тст вие
ее
меня
тяготило.
Я
избегал
ее
и щущ его
взгляда,
болезненной,
жалкой
улыбки,
старался
дер ­
жат ься
п оода ль
и
был
доволен
уж
тем,
что
никто
не
з нает
или
не
пом нит
о
мо ей
прежней
любви
к
этому
несчастному
существу.
Прежде
меня
трогало
до
слез,
что
ма ть
у
нее
умерла,
что
она
сирота,
а
теперь
и
она
на
моих
г лазах
чахла
от
той
же
болезни
(кто- то
ск азал
мн е,
что
чахотка
наследст венна), и я сейчас презирал
се бя
за
то,
что
не
в
силах
з аставит ь
се бя
б ыть
ласковым
и
внимательным
—
подой ти ,
с каза ть
несколько
слов...
Повторяю,
особенно
я
стеснялся
других:
а
вдруг
дог а да­
ю т ся ! (Почему,
почему
мы
бываем
такими
жестокими?)'
Скоро
она
перестала
ходить
в
школу.
Бл иже
к
весне
она
умерла.
В
классе
знали
об
этом,
но
она
ведь
бы ла
чужой,
учи лас ь
здесь
вс его
од ин
ме­
сяц.
И
ни кто
не
пошел
на
похороны.
Мим о
школы
носи­
ли
на
кладбище,
и
утром
кто-то
закричал:
—
Воронцову
несут!
Все
повскакали
с
мест
и
бросились
к
окнам.
В
наш ем
городе
принято
нести
по к ойник ов
до
моги­
лы
в
открытом
гробу,
и
я
мог
еще
раз
увидеть
свою
Воронцову.
Но
я
не
подошел
к
окну.
Я
не
хотел
видеть
ее
мерт­
вой.
Я
так
ясно
представлял
себе
Воронцову,
какой
она
была
год
назад.
Мне
казалось,
что
у
меня
никогда
уж
не
бу дет
любви
сильнее.


СК РИП КА
ак
появилась,
откуда
в зялась
в
мо ей
жи зни
/ скрипка?
Сразу
скажу:
это
бы ла
папина
"V
мечта,
папина
ид ея,
и
о су ществ ил ась
она
\ по его почину.
Он
любил
скрипку
больше,
^■чем все другие музыкальные инструменты,
В
скр и пке
таилось
для
нег о
нечто
волшебное,
ск рип ка
пела,
то гда
как
рояль,
пианино
казал ись
ему
аккомпа-
ниру ющ ими
инструментами.
Может
быть,
п от ому,
что
бо ль ших
солистов,
настоящих
по этов
фортепьяно
папа
не
слышал
ни
в
Котельниче,
ни
в
Уржуме
в.свои
м оло-
дые
годы.
Но
вот
где ,
когда
полю б ил
папа
скрипку,
он
эт ого
не
рассказывал.
Нав ерн о,
рас ска зал
бы,
если
бы
я
сп ро-
си л.
Вечная
история!
Как
мы
п отом
ж алеем ,
что
во вре­
мя
не
спросили,—
так
интересно
сейч ас
было
бы
знать
о
старших
в се,
или
хотя
бы
то,
что
они
сами
хотели
нам
р ассказ ать ,
а
мы
не
по ин тер есов ал ись. .,
Руга е шь
се­
бя
—
но
поздно.
Итак,
скр ип ка.
Где
и
как
я
с
ней
познакомился?
Увы,
это
б ыло
жалкое
и
смешное
зна комс тво.
Еще
до
поступ­
ления
в.
шко лу,
го ду
в
1915- м,
я
играл
с
соседскими
детьми
в
цир к.
Все
участники,
как
и
нынче,
я влялис ь
по
очереди
и
зрителями
и
ар ти стами ,
то
ес ть
все
умели
что-
то
нехитрое
делать:
кто
стоять
на
голове,
кто
жонг лиро ­
вать
палками,
кто
изображать
ф ран цузс кую
б орьб у.
Не
хватало
только
муз ык и,
а
без
музыки
какое
же
пред­
с т авл ение!
Один
из
на с,
уже.
гимназист,
немного
умел
102


играть
на
скрипке.
Знал
он
всего
две
музыкальные
пье­
сы,
которым
его
обуч ил
учитель
пения,
он
же
дь яко н,
—*
это
«Боже,
цар я
храни»
и
«Коль славен наш господь
в
Сионе».
Вот
под
эти
бравурные
мотивы
мы
и
выделы­
вали
свои
головоломные
трюки.
Виз глив ые,
сиплые,
писклявые,
мя ук ающи е,
свистящие
звуки,
которые
из­
влекал
Коля
из
своей
скрипки,
удивительно
подходили
к
его
фамилии
—
Верещагин;
они
на
год,
на
два
внуши­
ли
мне
отвращение
к
романтичному
д аже
по
своим
очертаниям
инструменту,
о
котором
я
столько
читал
и
слышал.
Почему
на
го д,
на
дв а?
Примерно
через
т акой
проме жуток
времени
я
ус лыша л
если
не
Ауэра,
не
Ми­
рона
Полякина,
то
все
же
мастеров
своего
дела:
в
д оре­
во лю ционно м
к ин отеа тре
в
Кот ел ьнич е
играл
струнный
оркестр,
состоявший
из
п лен ных
авст р ийц ев.
Почему-то
так
получилось,
что
большинство
по павш их
в
Котельнич
соотечественников
Моцарта
о казал ось
му зыкант ами.
Днем
они
трудились
на
спичечной
фабрике,
на
частном
кожевенном
заводе,
а
вечером
отдыхали
душ ой
в
оркестре.
Тут
я
вп ер вые
оце нил
с илу
мерно
вздымаю­
щ ихся
из-за
ба рье ра
оркестровой
ямы
смычков,
когда
скрипки
в
унисон
пел и
что-нибудь
печальное
или
побед­
ное,
смотря
по
настроению
показываемой
на
экране
сцены.
Заодно
скажу,
что
мне,
мальчику,
разрешалось
хо­
д ить
только
на
серьезные
кар ти ны,
поставленные
по
ру сск им
классическим
произведениям.
Например,
я
ви­
дел
«Войну и мир» .
Да,
была
такая
картина,
немая,
но
то же
в
нескольких
сериях,
как
и
нынешняя,
и
тож е
с
массо вым и
батальными
эпизодами.
Видел
«Пиковую да­
м у».
Бы ло
оче нь
страшно,
когда
Германн
подошел
к
гробу
поцеловать
руку
мертвой
графине,
а
она...
Даже
сейчас
жутко,
хотя
забыл,
что
она
сдел ала
—
подмигну­
ла,
что
ли?
Ви дел
веселую
«Ночь перед рождеством»
с
л етающим
чертом
и
про чим и
чудесами.
Честное
слово,
это
б ыло
неплохо
сработано!
Конечно,
я
тогда
не
пред­
по лаг ал,
что
когда-нибудь
окажусь
причастен
к
ки но,
не
то
присмотрелся
бы
вн им ател ь нее.
Кста ти,
ходил
я
по­
чти
всегда
с
мамой,
па па
ки но
не
любил:
почти
все
кар­
ти ны
каз ались
ему
нехудожественными
—
гл упым и,
по­
шлыми,
вульгарно-надрывными
или
противно-слащавы­
ми.
Судя
по
з аг лав иям,
это
так
и
б ыло.
Беру
старую
газету
и
чи та ю: «Женщина,
взглянувшая
в
л ицо
смер-
103


ти», «За право первой ночи», «Ступени слез», «Сломан­
ный
буре й
нежный
ц ве т ок »; даже самое невинное загла­
вие —
«Бабушкин подарок»
—
сопровождалось
завлека­
тельным
поя с нен ие м: «Мясопустная картина на злобу
дн я» (мясопустной неделей называли обычно маслени­
цу,
ког да
ели
бли ны
и
ве се лил ись).
Пап а
любил
смот­
р еть
только
видовые
картины,
но
отдельно
их
никогда
не
показывали,
всегда
вместе
с
драмой
и
комической,
очевидно
вроде
этой
мясопустной.
Жалко,
не
сохра ни лс я
у
ме ня
номер
иллюстрирован­
но го
журн ала
«Солнце России», на цветной обложке ко­
торого
был
изображен
шестилетний
Вилли
Ферреро,
ди­
рижирующий
большим
симфоническим
оркестром.
Эт от
мал ьчи к,
помню,
возбудил
у
ме ня
восхищение
и
за­
висть,—
за вис ть
не
к
славе:
меня
поразило,
что
чут ь
не
сотня
взрослых
мужчин,
усатых
и
бородатых,
повинова­
л ись
моему
однолетке
в
бархатных
коротких
штанишках
и
с
шир о ким
бантом
на
ш ее.
Мог
ли
я
предполагать,
что
лет
через
, сорок увижу его за дирижерским пультом в
Большом
зал е
Ленинградской
филармонии
и
многие
оркес тран ты
будут
значительно
нас
моложе...
Кс тати ,
финал
«Болеро»
Равеля,
его
последняя
нота,
прозвучал
у
Ферреро
как- то
по-новому:
оркестр
словно
взв ыл
пе­
ред
тем,
как
смолкнуть.
А
может,
это
мне
показалось,—
я
ж дал
от
бывшего
вундеркинда
чего-нибудь
неожидан­
ного...
Среднего
роста,
под в ижно й,
худощавый,
из-,
желта-смуглый
— таким
я
увидел
Вилли
Ферреро
в
1952 году.
Но
в ерну сь
к
скрипке.
Пос ле
революции
ск рип ка
с нова
возникла,
ко гда
я
поступил
в
Гапсальское
учили­
ще;
тот
самый
дьякон,
который
у чил
Верещагина,
учил
нас
пению,
вторя
нам
и
себе
на
скрипке.
Вл адел
он
смы чко м
умело,
но
с
австрийцами
сравниться
все
же
не
мог
и
увлечь
ме ня
желанием
самому
взять
в
руки
инст ­
румент
тоже
не
мог.
Я
л ишь
однажды
слышал
професси­
онального
скрипача-солиста.
В
Котельниче
дал
концерт
м оло дой
«свободный художник» (таково тогда было
звание
ок он чивш их
консерваторию)
—
ху д ень кий,
пыш­
новолосый
брю не т,
который
в
моменты
наибольшей
эк с­
прессии
б урно
откидывал
свои
черные
как
смоль,
как
во ро ново
крыло
(так писали в старых романах), тяже­
лые
кудри,
что,
по
правде
сказат ь ,
мне
немножко
меша­
ло,
казалось
искусственным.
Уж
очень
велик
был
104


контраст
с
т и шайшим
и
благолепнейшим,
кротким,
акй
голубь,
отц ом
Яковенко...
Зато
в
эти
же
год ы
я
имел
сча сть е
слушать
отлично^
го
пианиста.
В
городе
появился
талантливый
музы­
кант
—
статный,
красивый
моряк
Люми нар ски й.
Он
да -*
вал
уроки
игры
на
рояле
моей
дальней
родственнице,
готовившейся
в
консерваторию,
и
случалось,
что
целыми
вечерами
я
слушал,
как
он
исполнял
у
нее
на
дому
к ла­
вир
опер
Вагнера.
Мне
не
только
не
б ыло
ск учно,
но
я
еще
бе гал
дне м
в
пустой
летний
театр,
где
Лю минар ­
ский
играл
для
се бя;
с
тех
пор
я
никогда
не
устаю
сл у­
шать
роял ь.
Конечно,
в
фортепьянном
переложении
я
не
мог
угадать
властных
труб,
тромбонов,
валторн,
всего
вагнеровского
роскошества
духовых
(«духовенства», как
их
шу т ливо
зовут
муз ык ант ы).
Не
мог
я
ус лыша ть
и
пр о нзающих
насквозь
скрипок
его
вст у плений
и
интер­
медий
к
«Лоэнгрину»
и
«Тристану и Изольде»
—
все
это
я
уз нал
много
позже.
И
все
же
я
испытал
то
предчувст­
вие
большой
музыки,
за
которое
по сле
не
раз
мысленно
благодарил
неведомо
откуда
взявшегося
и
неизвестно
куда
исчезнувшего
военного
ма троса
Люминарского:
за­
несло
и
унесло
ветром
тех
лет,
как
бы ло
тогда
со
мно-
гими.
Т ак,
и сч езла
сперва
из
Котельнича,
а
по том
из
жи з-
ни
и
Леля
Шляпкина,
к расив ая,
чут ь
полно вата я
девуш­
ка
со
смуглым
румянцем,
темными
ср осш им ися
бровями
и
тя желы ми
косами
до
колен:
поступила
в
Московскую
консерваторию
и
через
год
умерла
от
скарлатины
или
дифтерита.
Кажется,
уже
тогда
я,
двенадцатилетний,
подумал:
как
странно!
Кругом
тиф,
ис па нка,
голод,
во й­
на,
и
все
это
прошло
ми мо
цветущей,
веселой
и,
как
говорили,
на
редкость
одаренной
Лели;
больше
того
—
она
в
Мос кв е,
занимается
лю бим ым
искусством,
может,
стан ет
скоро
знаменитой
артисткой;
и
вдруг
—
р аз!
—
ее
уже
нет!
Разумеется,
я
не
знал,
что
такие
мыс ли
люди
зовут
философией...
пусть
не
на уч ной,
жит ейск о й,
но
все
же!
Реал ьно
в
моей
жизни
скр ипк а
появилась
лиш ь
в
1923 году,
когда
жи ть
стало
уже
пол е гче
и
к огда
я
учился
в
пр едпо сл еднем
классе
средней
школы.
Что
в
ск ри пке
воплощалась
именно
папина
мечта,
о
том
сви­
де т ельс твова ли
факты.
К
па пе
пришел
знакомый
ле сни­
чи й,
изредка
наезжавший
из
вятской
или
н и же город­
105


ско й
глубинки,
крупный,
добродушный
мужчина.
Сов-*
сем
между
проч им
он
ра сск азал,
что
у
его
сестры,
жи­
вущей
в
Котельниче,
завалялась
никому
не
пр инадл е­
жащая,
никому
не
нужная
с кр ипка.
Пап а
сразу
заго­
релся
купить
ее
или
арендовать,
и
Виктор
Иванович
охотн о
взялся
посодействовать.
Уже
через
де нь
мы
с
мамой
пришл и
к
Кла вди и
Ивановне
Зыриной,
симпатич­
ной
пожилой
ж енщ ине.
Действительно,
в
ее
комнате
на
стене
висела
скр ип ка.
Пожалуй,
мне
сейч ас
трудно
определенно
сказат ь ,
с
каким
чувством
я
на
нее
см отр ел,—
кажет ся ,
это
б ыла
смесь
во с хище ния
и
ст раха .
Во схи щен ия
—
пот ому
что
скрипка
была,
безусловно,
красива:
эта
изящна я,
эл е­
гантная,
изыс к анная,
капризная,
почти
фантастическая,
а
на
деле,
несомненно,
о пр авданная
ка ки м-то
музыкаль­
ным
законом,
выверенная
веками
форма;
эта
блестя­
щ ая,
светло-коричневая,
с
отливами,
переливами,
с
дв у­
мя
змеевидными,
похожими
на
французское
5, узкими
прорезями
ве рхняя
дека
(я уже знал,
как
и
что
н азы­
в ается !); этот черный гриф,
эта
шейк а,
на
изогнутом
конце,
на
головке
которой
торчали
колки,
натягивающие
четыре
струны
—
приму,
б асок
и
две
средних,
не
имев­
ших
иного
названия,
кроме
изд ава ем ых
нот
ля
и
ре
пер ­
вой
октавы
..
А
что
же
внушало
стра х?
Хрупкость
и
беззащитность
этого
прекрасного
инструмента:
возь­
мешь
—
и
ур ониш ь,
упадет
—
и
рассыплется!
—
Возьмите,—
просто
сказала
К лавди я
Ивано в на.— *
Пусть
мальчик
учится
играть.
Что
она
зря
висит.
Ма ма
з аикн ул ась
о
деньгах,
Кл авди я
Ивановна
за­
махала
руками,
мы
поблагодарили,
попрощались
и
унес­
ли
скрипку,
бережно
за вер нув
ее
и
смычок
в
б ольш ой
бе­
лый
платок.
До ма
платок
был
развернут,
с кри пка
повешена
над
маминым
комодом
—
все
приго т овле но
к
папин ому
при­
ход у
со
службы.
Первое,
что
спросил
папа
с
порога,
еще
не
усп ев
в ойти
в
комнату:
—
Бы ли
у
Кла вди и
Ивано в ны?
Создалось
пол ное
впечатление,
что
инст ру мент
пред­
наз нач ался
ему.
..
Ничего
не
попишешь:
жи знь
так
сло­
жи лас ь,
что
м ечту
суждено
осуществить
уже
с ыну., .«
На
другой
д ень
папа
мне
сообщил,
что
виделся
с
Анатолием
Лу кичо м
Ту пицыны м
и
усл ов ил ся,
что
тот
будет
давать
мне
уроки.
Но
не
успел
я
встретиться
и
106


познакомиться
с
будущим
учителем,
буквально
че рез
д ва-т ри
дня
пос ле,
появления,
в
наш ем
доме
скрипки,
к
нам
с
криком,
ворвался
восточного
в ида
незнакомец,
как
потом
выяснилось,
бывший
квартирант
Клавдии
Ива­
но вны
Зыриной,
по
профессии
не
то
сан и тарн ый
врач,
не
то
ветеринар.
Он
в
два
пры жка
ока зался
по дле
комода,
сорвал
со
стены
скрипку,
смычок
и,
крича,
что
это
его,
его,
его
инструмент,
в
том
же
стремительном
темпе
(«аллегро удирато», по выражению нашей тетушки)
ри­
нулся
к
двери.
Напрасно
ма ма
пыталась
его
остановить,
предлагала
завернуть
инструмент
хотя
бы
в
газету,—
незнакомец,
продолжая
выкрикивать
угрозы
и
крепко
держа
в
руках
скрипку
и
смычок,
уже
мчался
по
улице.
Каково
бы ло
па пино
огорчение,
когда,
ве рну вшис ь
со
с лужбы ,
он
не
увидел
на
стене
скрипки...
Вообще,
слу­
чай
ст ранный.
Может,
Кл авдия
И вано вна
просто
з абы­
ла,
чья
это
у
нее
с крип ка?
Вместе
с
тем
трудно
себе
представить,
что,
съе зжая
с
квартиры,
с анита р ный
вр ач
(или ветеринар)
ни
с
то го
ни
с
сего
оставил
бы
там
св ою
скрипку.
Зачем?
Почему?
И
как
сразу
уз нал,
что
она
у
нас?
Ниче го
не
пон ятн о!
К
Клавд ии
Ивановне
мы
решили
пока
не
ходить,
не
сму ща ть
ее
выяснением
ще­
котливого
де ла,
а
Виктор
Иванович
Зырин
в
следующий
приезд
басовито
похохотал:
мол,
товарищ
вра ч
отлично
з нал,
что
инструмент
ничей,
и
бл ес тяще
провел
опера­
цию
похищения!
К
сожалению,
процесс
ока за лся
не­
обратимым,
и
мы
с
пап ой
л ишил ись
св оей
первой
скрип­
ки.
(Между прочим,
никт о
из
нас
никогда
не
видал
больше
эт ого
эне рг ично го
незнакомца.
Возник,
как
злой
дух,
и,
как
злой
дух,
ис чез .)
Од нако
вскоре
инструмент
о пять
появился
в
доме.
Нет,
это
была
уже
другая
ск р ипка,
мы
купили
ее
у
му­
зыкальных
дел
мастера,
по
случайному
с овпа де нию
про­
живавшего
рядом
с
Зыриной,
на
улице
Ка рла
Маркса,
в
одноэтажной
ветхой
хибаре.
Посещая
его
крошечную
маст ерск у ю,
па хнув шую
столярным
к леем
и
деревом,
увешанную
и
заставленную
различными
музыкальными
инструментами,
впло ть
до
притулившейся
в
углу
фи с­
гармонии,
я
всякий
раз
боялся
встретить
на
ул ице
Клавдию
Ивановну:
после
не дора зумен ия
со
ск рип кой
остался
неприятный
осадок.
Маст ер
же
ока зался
слав­
ным,
добрым
стариком,
правда
слишком
словоохотли­
вым.
Три
вечера
он
не то ро пливо
ра ссказыв ал
мне
об
187


особенностях
и
различиях
в
строении
и
качестве
с та рин­
ных
скри по к
Стра дива риус а,
Ам ати
и
других.
Это
б ыло
оче нь
интересно,
интересно
вдвойне:
каждый
вечер
я
приходил
к
не му
с
надеждой
получить
сег одн я
скри пку
и
уходил
с
т ак ой’же
надеждой
получить
ее
з автра
—
мас тер ,
еще
не
у спел
досказать
и стори ю
создания
скри­
п ок.
Клянусь,
что
я
был
терпеливым
слушателем,
но
отдаление
цел и
начинало
ме ня
тревожить.
Вп роч ем,
мы
расстались
друзьями,
и
я
с
торжеством
ун ес
на ко нец
скрипку
домой.
Торжество
тем
большее,
что
скрипка
на
это т
раз
помещалась
в
футляре,
пусть
картонном
и
с та­
реньком,
который
по том
при шл ось
чин ить ,
оклеивать
сна р ужи
че рн ой,
внутри
цветной
бумагой,—
но,
держа
футляр
за
тоненькую
медную
ручку
или
под
мышкой,
я
уже
походил
на
на стоящ ег о
скрипача.
Если
бы
я
за ран ее
з нал,
сколько
ме ня
жд ало
огорче­
ний
и
разочарований!
Увы,
п у гающе
скоро
выяснилось,
что
м узыка льн ые
упр аж нения
краси вы
только
в
стихах
Ал екс ея
Константиновича
Толс то го:
Он
водил
по
струнам.
У пада ли
Волоса
на
без умн ые
очи ,
Звуки
скрипки
так
дивно
звучали,
Разливаясь
в
безмолвии
ночи.
Ра зли в аясь ..,
Д ивн о...
Ну
ничего,
абсолютно
ничего
общ его!
Ра зве
что
безум н ые
гла за
—
у
ме ня
и
у
моих
дом аш ни х...
Удивляюсь
папиной
выдержке,
когда
он
впервые
ус лыш ал,
как
его
сын
водит
смычком
по
с тру­
на м.
И
вря д
ли
я
был
уж
таким
исключением,
музы ­
ка льн ым
«уродом,
показательной
бездарью:
начальные
-уроки
и гры
на
скрипке,
как
я
п отом
узнал,
всегда
т руд­
ны
и
неблагозвучны,
но
нам
от
этого
бы ло
не
легче...
Начались
мои
походы
к
Тупицыну
через
весь
го­
род
—
ве рста
с
лишком.
Походы
летом,
зимой,
осенью,
в
кромешную
грязь
и
темень,—
уличного
о све щения
по­
чти
не
б ыло,
если
не
считать
двух-трех
главных
пере­
крестков.
Фонарик
с
огарком
св ечи
прицеплен
на
груди«
В
руках'—
картонный
футляр
со
скрипкой
(для надеж­
ности
футляр
вложен
в
холщовый
чехол)
и
н оты
в
па п­
ке.
В
дождь
прикрываю
их
еще
и
зонтом.
Хож у
всегда
вечером,
поздно
вечером,
к
к онцу
занятий
«на бухгалтер­
ских
курсах,
которыми
руководит
Тупицын.
По рой
ж ду,
когда
занятия
зад ержал ись
или
по ка
Анатолий
Лукич
108


поужинает.
Зан им аем ся
муз ыко й
в
большом
зале,
где
•только что отучились курсанты.
Особенно
трудны
были'
пе рвые
уроки
—
они
перевер­
н ули
все
мои
прежние
понятия
о
том,
что
значит
уд обн о,
естественно
и
прият но.
М еня
заставили
держать
скри п­
ку
так,
чтобы
левая
рука ,
ее
кисть,
пальцы,
ло кот ь,
а
такж е,
плечо,
подбородок,
ше я,
да же
поясница
и
ноги
испытывали
наибольшую
неловкость
и
напряжение.
Ле­
вый
локоть
следовало
завести
под
ск р ипку
как
можно
правее,
почти
до
центра
груди;
ле вую
кисть
—
извернуть
винтом,
пальцы
расставить
и
скрючить,
шею
свернуть,
склонив
голову
на
левое
плечо;
подбородок
(отчасти и
щеку)
плотн о
пр ижа ть
к
деке,
так
плот но,
чт обы
скри п­
ка,
за жат ая
между
подбородком
и
грудью,
могла
де р­
жа ться
в
горизонтальном
положении
без
помощи
руки ;
корпус
при
этом
развернут
в
одну
с торон у,
правая
но га
отставлена
в
другую...
Что
я
не
пр еу вел ичи ваю,
не
карикатурю,
может
по д*
твердить
люб ой
скрипач,
е сли
че стно
припомнит,
как
он
впе рвы е
в зял
в
руки
скрипку;
теперь-то
он
к
ней
привык
й
все
ка жет ся
ему
удобным
и
целесообразным!
Привык
постепенно
и
я
—
начались
упражнения,
упражнения...
Пол ут орачас ов ой
урок ,
многочасовые
упра жне ния
дома,
тем
более-.утомительные,
что
играть
при хо дило сь
стоя
—
сидеть
пер ед
пюп ит ром
Тупицын
не
разрешал,
это
предполагалось
далеко
впереди,
в
тех
с лучая х,
когда
ст ану
участвовать
в
дуэтах,
квартетах
или
играть
в
оркестре...
Что
представляли
собой
на­
ч альн ые
пра вил а?
Смычок
обязан
ходить
по
струнам
строго
параллельно
подставке
(кобылке)
—
иначе
неиз­
бежны
скрип
и
визг.
Волос
смычка
умеренно
нат яну т
и
умеренно
натерт
канифолью
(если смычком постучать,
то
с
нег о
не
должен
сыпаться
порош ок).
Сила
зву ка
зависит
от
сил ы
всей
правой
руки,
держащей
смычок,—
от
плеча
до
кончиков
пальцев,
из
которых
четыре
л ежат
на
древке,
а
од ин,
б ольшой ,
вс унут
между
волосом
и
др евко м
(тростью)
смычка.
В
идеале
ну жно
водить
смычком
так,
чтоб ы
ты
чувствовал
его
продолжением
твоей
рук и.
Легко
сказать! ..
Но,
пожалуй,
еще
труднее
левой
руке:
неодолимо
хочется
рассвободить
кисть,
вы­
прямить
ее,
привольно
опустить
шейку
скрипки
в
в ыем
.между ладонью и
большим
пальцем,—
ис ключе н о:
кисть
должна
бы ть
постоянно
согнута,
что бы
пальцы
м огли
109


скользить
по
грифу,
мо гли
занять
люб ую
П ОЗИЦ ИЮ
—'
п ерв ую,
в то рую,
третью. >, все ближе и ближе к под^
ставке,
все
выш е
и
выш е
звук,
вплоть
до
д ев ятой
пози­
ц ии,
ко тора я
пр име няется
ли шь
на
самой
тонкой
стр уне ,
на
квинте,
когда
миз инец
дотягивается
до
самой-самой
крайней
точки
и
по зволя ет
брать
столь
высокий,
сверх­
комариный
зв ук,
что
он
едва
раз л ичим
ухом...
Эти
звуки
так
высоки,
что
уже
не
виб рир ую т.
Ит ак, «Школа скрипичной игры»
Ма заса,
«Школа
скрипичной
игры»
Берио
(тот и другой в свое время
зна м ениты е
скрипачи,—
зна ли
ли
они
м уч ения
рядовых
учеников?).
Штрихи
«легато» (связно), «стаккато» (от­
р ы ви сто ), «спиккато» (скачуще).
Туп ицы н
предельно
строг
—
играем
лишь
гаммы,
этюды,
специальные
упражнения.
Пр авда,
чтоб
я
окончательно
не
заскучал,
не
засох,
не
от врат ился
от
скрипки,
он
позволяет
мне
брать
и
переписывать
принадлежащие
ему
ноты
нетруд-
ных
пьесок
—
вальсов,
маршей,
различных
м ел о дий,—¡
но
на
уроках
мы
играем
только
учебные
вещи:
выраба­
тываю
технику.
«Приватные»
же
ноты
я
достаю
повсю­
ду
и
трудолюбиво
списываю,
бл аго
в
писчебумажном
магазине
стали
продавать
нот ную
бумаг у
(а до этого
сам
разлиновывал
бумагу
подаренным
мне
Тупицыным
особым
нотным
пером,
которое
проводит
ср азу
п ять
ли­
ний) .
И граю
ве рхнюю
строчку
фортепьянных
вещей
и
даже
верхнюю
—
с ольн ую
—
строчку
вокальных
произ­
ведений.
В
ход
ид ут
романсы
Чайковского,
дилетантские
вещички
дам-сочинительниц,
зл оуп отребл яв ших
бем о ля­
ми
для
пу щего
настроения: «Молчи,
грус ть,
молчи!»,
«Памяти Комиссаржевской»
и
пр.
и
пр.
Не
гнушался
Я
и
нотами
для
корнет-а-пистона
—
они
также
го д ились
для
скрипки.
С
мо им
школьным
другом
Кар ловым
мы
зада в али
в
его
доме
концерты:
у
Ка рловы х
бы ло
пиани­
но,
и
Ко ля
на
нем
играл
уже
не
первый
год.
Мое
дел о
был о
играть
верхнюю
строчку.
У
меня
сохранилась
кар­
тонная
афи ш ка -а н онс : «Музыкальный вечер.
Н.
Карлов
¡(пианино), Л.
Рах мано в
(скрипка), В.
Бутырин
(мандо ­
лина)
и
др.
исполнят
свои
лучшие
номера
solo, duetes et
trio».
Во лодя
Бутырин
был
наш
школьный
товарищ,
а
«др.» —
Колин
брат
Боря,
подыгрывавший
нам
на
ба­
р абан е.
Уже
после
мне
папа
ск азал,
что
к
не му
обращались
из
ме ст ного
кинотеатра
—
не
соглашусь
ли
я
играть
в
их
ПО


оркестре.
Боже,
как
бы
я
смог
это
дел ать
при
по лном
отсутствии
практики
и
с
избытком
застенчивости?!
Вп роче м,
партии
второй
скрипки
я
бы
смог,
понаторев,
исполнять,
но
папа
все
равно
не
позволил
бы.
И
пр а­
виль но
поступил:
смотря
снизу
вверх
на
мелькавший
пе­
ред
сам ым
носом
экран,
я
бы
в
два
счета
испортил
се бе
глаза,
не
говоря
о
т ом,
что
потеряны
бы ли
бы
все
ве­
чер а.
Кто
же
та кой
был
Тупицын?
Ма ло
сказат ь,
что
Ана­
толия
Лукича
х орошо
знали
и
уважали:
ког да
эт от
лы­
сый,
полнеющий,
коротковатый
чело в ек
шествовал
с
портфелем
в
рук е
через
город,
большинство
горо жа н
с
ним
почтительно
здоровались,—
у
нег о
бы ли
сот ни
уче­
ников,
и
не
только
в
Котельниче,
но
и
в
райо не,
и
даже
в
обл а сти.
Я,
разумеется,
им ею
в
вид у
ок ончив ших
его
счетоводные
курсы,—
играть
на
ск ри пке
учился
у
нег $
я
оди н,
если
не
считать
его
старшего
сына,
сту ден та,
кото­
рый,
собственно,
и
дал
мне
несколько
перв ых
уроков,
приехав
к
от цу
на
каникулы,—
высокий,
красивый
мо ло­
дой
человек.
Сем ья
Тупицыных
вся
была
музыкальна:
дочь
Лю д­
мила
играла
на
виолончели,
училась
в
Петроградской
консерватории
у
профессора
Мальмгрена,
на
юбилее
которого
в
1925 году играло 40 виолончелей;
виоло нче­
листом
был
и
ро дной
брат
Анатолия
Лукича,
Алек­
сандр,
так
что
■ они вчетвером
—
отец,
сын,
д очь
и
брат
—
и грали
Га йд на,
Бетховена,
когда
все
съезжа­
ли сь
в
Котельниче.
Хорошо
ли
играл
сам
Анатолий
Лукич?
Сейчас
мне
трудно
судить,
был
у
не го
талант
или
только
любовь
к
музыке
и
беспримерное
трудолюбие.
Еще
за дол го
до
наших
уроков
с
ним
прои зош ла
беда:
упо рными
упраж­
н ениям и
он
намозолил
од ин
из
па льц ев
левой
руки,
под
мозолью
образовался
глубокий
нарыв,
который
п ри­
шлось
разрезать;
пос ле
неудачной
операции
остался
шрам,
что
мешало
игре.
Теперь,
когда
существуют
ан­
тибиотики,
такой
о перац ии,
вероятно,
уд алос ь
бы
и збе­
жать,
а
может,
она
была
сделана
не
оче нь
искусно.
Во
всяком
случае,
я
отчетливо
представлял,
как
это
случи­
лось,
и
всегда
мог
ска за ть
себе
и
п апе
(не мог сказать
только
самому
Т у пицы ну): вот что бывает от чрезмер ­
ных
у п ра жнени й! .. Тем не менее Анатолий Лукич играл
с
горячностью
(когда выходил за рамки урока), волну-
1Н


яс ь,/громко дышал и даже сопел,
бер я
особенно
эмоцио­
нальную
ноту.
Зато
в
следующую
минуту
становился
еще
ст роже
и
сдержаннее,
словно
бухгалтерская
его
на­
тура
брала
верх,
Сальери
побеждал
Моц арт а ...
Платил
я
за
уроки
«натурой»: Шура Тупицын,
уче­
ник
средней
шк олы,
кл асса
на
два
младше
меня,
отста­
вал
по
математике,
и
Анатолий
Лу кич
предложил
мне
заниматься
с
ним
в
обмен
на
уроки
му зы ки.
Так
и
сд е­
лали.
До
самого
мое го
от ъе зда
в
Ле нингра д
я
занимал­
ся
с
Шур ой
и
с
еще
од ним
мальчиком.
Ш ура
был
фле г­
матичен
и
ленив
до
того,
что
меня
от
уроков
с
ним
кор­
чило
—
большого
труда
стоило
у сидет ь
ряд ом
с
ним
за
столом,
раз
по
десять
вт олко вы вая
правило
или
теоре­
му.
..
И
все
же
перед
о тъезд ом
я
полу чи л
письменное
свидетельство
Шуриной
школьной
учительницы
по
м ате­
матике
о
т ом,
что
Александр
Тупицын
стал
больше
зна ть
и
лучше
учиться
—
достижение
выдающееся!
Поблаго­
дар ил
меня
и
Ана то лий
Луки ч,
что
для
ме ня
б ыло
го­
раздо
дороже,
тем
более
что
в
следующие
годы
мы
с
ним
встречались
редко.
В
1925 году,
в
конце
ма я,
я
уехал
в
Ленинград,
поступил
сн ача ла
на
Волховстрой,
потом
в
институт;
от
физического
труда
и
от
длительного
пе реры ва
в
ск ри­
пичной
игре
пальцы
огрубели,
растренировались;
к
том у
же
я
стеснялся
играть
среди
нов ых
для
меня
людей,
в
коммунальной
квартире;
так
получилось,
что
в зятая
с
с обой
в
Ленинград
с кри пка
в
с воем
старом,
потертом
картонном
фут ля ре
бы ла
заброшена
на
сам ый
верх-
книжных
п олок.
Н адо лго?
Да
на всег да.
О
занятиях
музыкой
я
ра сска зыв ал
в
таком
легком,
да же
насмешливом
тон е,
что
можно
подумать,
бу дто, '
распрощавшись
со
скрипкой,
я
ис пы тал
радость.
Это
не
та к.
У вер ять
сейчас
с ебя
и
д ру гих,
что
я
пережил
тяже­
лую
драму,
то же
не
стану,—
наступило
время
других
занятий
и
увлечений
—
техникой,
литературой,—
но
дол­
жен
сказат ь ,
что
р азр ыв*
был
чувствительным.
Д ело
в
том,
что
я
успел
привыкнуть
не
столько
к
скрипке,
ско л ько
через
нее
к
музыке,
полюбил
музыку,
заинтере-=
совался
жизнью
ее
творцов,
хотел
как
мож но
больше
узнать
и
ус лыш ать
старой
и
нов ой
музыки.
Когда
же
я
п ерестал
играть
сам,
я
почему-то
решил
вычеркнуть
му­
зык у
из
кр уга
родных
мне
интересов
и
чув ств .
Обидно
вдруг
сделалось
бы ть
только
слушателем,
по-нынешне^-
112


му
говоря,
потребителем,—
тогда
к
черту
все !
Я
почти
перестал
по сещ ать
концерты
(аужгде-где,
как
не
в
Ле н ин г рад е!), на оперы ходил,
скорее,
как
на
зр елища
и
больше
из
любопытства,
чащ е
выбирая
те,
что
с
ле-
вым
уклоном
(поскольку был леваком и в литерату ­
ре!),— «Любовь
к
трем
апельсинам»
Про кофье в а, «Пры ­
жок
через
тень»
и
«Джонни»
Кшенека, «Нос»-
Шоста­
ко вич а;
словом,
на
несколько
лет
музыка
ес ли
и
не
перестала
для
меня
существовать
(невозможно было от­
бросить
с ил ьне йшие
впечатления
от
«Пиковой дамы»
или
не
за пом нить
и
не
твердить
про
се бя
марш
из
«Трех
апел ь си но в»!^ то все же оказалась на втором плане,
по
крайней
мере
му зыка
симфоническая.
Глупое
ограниче­
н ие?
Очень
глупое.
Потом
я
мог
об
эт ом
только
жалеть.
Жа лею
и
сейчас.
Сколько
я
пропустил
за меч ат ельн ых,
да же
великих
концертов!
Это
продолжалось
пять
лет—-
с
1925-го
по
1930 год.
Что
произошло
в
1930 году?
14 -апреля
не
стало
Маяковского.
Через
несколько
дней,
через
неделю,
через
дв е,
точн о
уже
не
помню,
в
Большом
за ле
Ленинградской
филармонии
состоялся
вечер
п амяти
Владимира
Маяковского.
Он
нач алс я
с
ис­
полнения
6-й
с имфо нии
Чайковского
—
П атетиче ск о й.
На до
сказать,
что
смерть
Маяковского
произвела
на
ме­
ня
(как и на многих других,
не
говоря
уж
о
б лиз ких
его
друзьях)
тягчайшее
впечатление.
Я
стр ас тно
лю бил
его
ранние
сти хи
и
поэмы,
всегда
слушал
его
новые
вещи,
когда
он
выступал
в
Капелле.
А
ту т,
пер ед
самой
смер­
ть ю,
Маяковский
приезжал
в
Ленинград,
и
однажды
я
ви дел
его
очень
близко,
в
редакции
журнала
«Звезда» .
Бы ть
может,
за ран ее
подготовленный
всем
э тим
к
соответствующему
восприятию
Патетической
симфонии,
я
сидел,
вцепи вш ись
в
локотники
к рес ла,
едва
удержи­
вая
дрожь
(какой уж тут «к о нцер тный
ознобец», о кото­
ром
пи сал
Мандельштам
в
«Египетской марке»,—
ме ня
бил
нас то ящий,
к ру пный
о з ноб).
Мне
казалось,
что
это
я
умер
и
это
меня
в
адско м
марше
топчет
неотвратимый
рок!
Я
много
раз
пот ом
слышал
6-ю
симфонию,
слышал
в
исполнении
знаменитых
оркестров
с
в елик ими
дири­
жерами—
О тто
Клемперером,
Гансом
Кнапперстбушем,
Натаном
Рахлиным,
Евгением
Мравинским,
Фрицем
Штидр и ,—
но
никогда
я
не
переживал
такого
волнения,
как
в
тот,
первый
раз,
когда
д ирижиро ва л
Александр
Гаук,
и
за
это
я
ему
на век
благо да рен .
5Л.
Рахманов
113


Впрочем,
еще
одн о
ис пол нение
П атетичес ко й
взвол­
новало
ме ня
не
меньше.
В
тридцатых
годах
в
Ленинград
пр иезж ал
замечательный
чешский
дирижер
Вацлав
Та-
ли х.
На
од ном
из
его
концертов
произошел
не прия тный
случай.
Перед
нач ал ом
6-й
симфонии,
перед
ее
пе рвыми
тактами,
когда
дирижер
уже
поднял
палочку,
где-то
по­
зади,
наверху,
послышался
в ой.
Все
обернулись
и
уви­
дали
на
хорах
бившегося
г ол овой
о
ба рье р,
извивающе­
гося
в
судорогах
припадочного.
Я
быстро
в зглян ул
на
Талиха.
Его
бледное,
доброе
лицо
бы ло
сп окойн о,
он
о пус тил
палочку
и
ждал,
когда
кончится
припадок.
Эпи­
лептика
увели,
Талих
обернулся
к
орк ес тру
и
поднял
палочку;
симфония
началась.
В
этот
момент
я
почувст­
вовал
ос трую
жалость:
ведь
тот ,
ког о
увели,
не
ус л ышит
пе рвых
гениальных
та ктов ,
тех
самых,
которых
он
на­
пряженно
жд ал
—
и
не
дождался.
А
пожа л ев
его,
я
по­
жалел
и
весь
остальной
глухой
ми р:
насколько
же
мы,
сидя щие
в
э том
з але,
слушающие
эту
райскую,
адскую
музыку,
счаст ли вее
те х,
кто
ее
не
с лы шит,
не
слышал
и
даже
не
знает
потребности
в
этом
наслаждении!
Нет,
это
б ыло
не
высокомерие,
не
снобизм
—
это
б ыло
про сто
сознание
своего
с час тья
и
бо ль
за
тех ,
кто
его
не
зн ает.
Эт им
ощущением
счастья
и
б оли
я
жил
с
тех
пор
в
мире
звуков
и
не
счи тал
себ я
потребителем,
хотя
сам
уже
не
играл
на
скрипке.


книги
Есть
кни ги
настолько
живые,
что
все
боишься,
что,
по ка
не
читал,
она
уже
изм енилас ь . ..
Никт о
дважды
не
вступал
в
ту
же
реку.
А
вступал
ли
кто
дважды
в
ту
же
книгу?
М.
Цветаева
Л “» альчик
в
среднеинтеллигентной
семье,
в
/I провинции,
к
тому
же
выросший
без
брать-
I ев и сестер,
привыкал
к
книгам
с
младен-
і
ческих
лет,—
он,
м ожно
сказать,
жил
в
»^«книжном царстве.
Жил
в
эт ом
царстве
и
я.
Смутно
помню,
как
года
в
два,
еще
не
умея
читать,
а
только
смотря
картинки
в
книжках,
я
потерпел
первое
жизненное
крушение.
Две
наши
небольших
комнаты
со*
гревала
печка-лежанка,
и
вот
однажды,
в
мороз н ый
солнечный
день,
когда
я
уютно
на
ней
полеживал,
созер­
цая
мир
с
высоты
двух
аршин,
у
меня
шевельнулась
мысль:
достать
св ешив ав шийс я
одним
концом
с
печ ки
нарядный
складень
—
книжку-складень.
Я
подвинулся
к
краю...
дальше,
дальше,
еще
нем но жко
—
голов а
пе ре*
весила,
и
я
рухнул
вни з,
на
железный
противень,
з ащи­
щавший
пол
от
скакавших
из
дверцы
каленых
углей.
Грома
бы ло
много,
ре ва
тоже,
шрам
на
лбу
замет ен
и
сейчас;
так
началось
мое
зна комс тво
с
л и тера турой.
Знакомство
продолжалось
все
детство,
правда
уже
не
столь
драматично,
зато
катастрофически
быстро
рос­
ла
ла вина
про чи та нных
книг .
Одни
книги
со ст авл яли
мою
лич ную
собственность,
кн иги -по дар ки,
другие
пр и­
надлежали
моим
род ит ел ям,
третьи
—
н ашим
знако­
м ым,
четвертые
я
бр ал
из
библиотек,
городской
и
школьной,
и
это
был
гла вн ый
к ниж ный
источник,
*
115


Но
существовали
книги,
которые
я'
перечитывал
еж е­
годно,
а
то
и
чаще:
это
б ыли
в
основном
те,
что
храни­
лись
дома
в
к нижном
шкафу;
л ибо
в
сундуке
в
амбаре,
ку да
я
име л
доступ
зимой
и
летом.
Пожалуй,
о дно
из
сам ых
б оль ших
наслаждений,
какие
я
испытал
в
жизни,
б ыло
перебирать
в
сундуке
эти
знакомые
книги,
т еша
се бя
надеждой
—
вдруг
найти
сре ди
них
нечитанную,
не вида нну ю,
неслыханную.
Не ред ко
я
посвящал
этому
зан яти ю
весь
короткий
зимний
денек;
в
мороз
одевался
потеплее,
зя бли
лишь
п аль цы,
которыми
листал
и
пере­
би рал
кн иги
одну
за
другой,
вплоть
до
самого
дна,
устланного
газетами
«Русское слово»
и
«Русские ведо­
м ост и».
Книги
и
журналы
были
самые
разные,
больше’всего
приложений
к
«Ниве»
и
сама
«Нива»
за
1905, 1906 и
1907 год .
Когда
я
подрос,
ме ня
удивил
в
эт их
журналах
во пиющи й
к онтра ст
между
фотографиями
собственного
корреспондента
Кар ла
Буллы,
мгновенно
откликавшего­
ся
на
бу рные
события
тех
лет
—
Московское
вооружен­
ное
восстание,
революция
в
Прибалтийском
крае,
похо­
ро ны
революционеров,—
и
мещ анск ими
и д иллич еск ими
картинками
вроде
«Войны и нейтралитета», где изобра­
жен ы
исступленно
лающий
щенок
и
свирепо
окрысившая­
ся
на
нег о
кошка,
вторая
кошка
спокойно
сид ит
на
таб у­
р етке
и
с
любопытством
смотрит
сверху
на
с ты чку.
(Те­
пе рь
мне
вид ится
в
этом
контрасте
нечто
программное,
а
в
самом
рис ун ке
—
некий
с имв ол,
но
э то,
конечно,
воль­
ные
домыслы.
А
уж
что
говорить
про
повести
и
ро-
;маны И .
Потапенко,
Б.
Лазаревского,
П.
Гнедича,
Ва с.
Немировича-Данченко,
где
не
б ыло
и
в
помине
со­
быт ий
века,
или
обложки
«Нивы», тесно заполненные
рекламой
пышных
усов ,
выращенных
благодаря
чудо­
д ейст венно му
усатйну
фир мы
«Перуин-П ет о », или рек -'
ламой
бюс та
роскошной
дамы,
объявляющей
всем,
всем:
«Как я увеличила мой бюст на два дюйма».
Помнится,
я
и
тогда
недоумевал,
почему
это
увеличение
исч исл я лось
в
л ине йных
мерах.
Был
и
другой
амбар,
который
.снимал под свой товар
мучник
Сел езе нев
с
большой
окладистой
бородой
белого
цвета.
Очевидно,
борода
была
седая,
но
я
счи тал ,
что
она
белая
от
му ки.
Сын
мучника,
невысокий
па ре нек,
.был
вз ят
на
войну
и
вернулся
с
нее
не
только
целым
и
невредимым,
но
и
чуд есн о
выросшим
сантиметров
на
116


двадцать;
теперь
это
был
рослый
мужик,
легко
подни­
мавший
пятипудовые
мешки.
К огда
арендаторы
в
1918. го ду
съе ха ли
и
амбар
опустел,
в
нем
поселилась
коза
с
козлятами,
у сер дно
вылизывавшая
мучные
уг лы
и
щели,
и
возникли
два
ящика
с
книгами
—
о статк и
до­
машней
библиотеки
дальнего
маминого
родственника,
не
шибко
богатого
купца
Трухина.
Я
в
эт их
ящиках
ж адно
рылся
и
среди
приложений
к
журналу
«Родина»
(сортом пониже «Н ивы») нашел сочинения Понсон дю
Те рр а йля : «Похождения валета треф», «Похождения
дамы
червей»; увы,
знаменитого
«Рокамболя»
того
же
автора
в
ящике
не
бы ло,
кто-то
его
уже
зач итал .. .
Из
прина д леж авших
Т ру хину
книг
я
запомнил
еще
п ять
томов
Ибсена
в
издательских
переплетах,
аккурат­
но
обернутых
белой
бумагой.
Об
Ибсен е
я
тогда
знал
лишь
од но:
когда
до чь
Трухина
заб оле ла
тифо м
и
уже
выздоравливала,
о
ней
р ассказ ыв али,
что
пос ле
болезни
она
б ыла
не
в
себе
и,
не
об ращ ая
внимания
на
домаш­
них,
с у тками
на прол ет
чит ала
Ибс ена.
Это
каз ало сь
всем
странным,
даже
чуть- чуть
не прил ич ным.
Действи­
тельно,
если
знать,
что
всегда
спо ко йная ,
уравновешен­
ная
Катя
доселе
чи та ла,
ч инно
сид я
за
столом,
и
пр е­
имущественно
то,
что
полагается
для
ученья
(она окон­
чила
гим нази ю
с
золотой
ме да ль ю), а теперь,
похудев­
шая,
с триже ная,
с
начи наю щ ими
отрастать,
вь ющ имис я,
как
это
часто
бывало
после
сы п няка,
же лты ми
во л оса­
ми,
денно
и
нощно
сид ит
в
постели
и
гло та ет
пьесу
за
пьесой
какого-то
Ибсена,—
это
мо гло
удивить.
Вп роче м,
скоро
Кат я
уехала
учиться
на
врача,
р асст ал ась
навсег­
да
с
Ибсеном,
он
попал
к
на м,
и
я
с
любопытством
подростка
искал
в
его
пьесах
«неприличие»
и
«безнрав­
ственность», о чем от кого-то
из
посторонних
слышал,
и
ничего
не
нашел.
Что
же,
спрашиваю
сег одн я
себя,
привлекло
в
пь есах
Иб сена
двадцатилетнюю
куп еч ес кую
дочку?
Прогрессивные
в згляды ?
Эмансипация
же нщ ин?
Что-то,не
ве р ится,
ч тобы
это
мо гло
ее
пылк о
заинтере­
совать:
Ка тя
бы ла
рассудительна
и
на
редкость
прак­
тична.
Любопытно
отметить,
что
наши
нед авн о
за жит очн ые
и
вдруг
разорившиеся
родственники
и
с войс т венник и
оставляли
нам
на
хранение
тольк о,
книги
—
ни кто
не
ра сста ва лся
с
нос ил ьным и
вещами
или
с
посудой;
как
видно,
без
печатного
слова
им
легче
б ыло
обойтись.
Так,
117


хранились
у
нас
принадлежавшие
Чемодановым
ил­
люстрированные
журналы
военного
вр ем ени
—
«Ого­
н ек », «Всемирная панорама»
—
со
множеством
фот огр а­
фий
по гиб ших
и
отличившихся
в
б оях
офицеров,
с
ка ри­
катурами
на
кай зер а,
на
Франца-Иосифа,
на
су лта на
Абдул-Гамида,
с
фигурками
бегущих
в
атак у
солдат.
Какие
же
кн иги
меня
больше
интересовали
и
что
я
ч аще
всего
перечитывал?
Как
ни
странно,
это
б ыли
очен ь
разные
книг и,
ни чуть
не
схожие
да же
по
жа нру:
«Записки Пиквикского клуба»
и
«Домби и сын»
Диккен­
са , «Семейная хроника»
и
«Детские годы Багрова- вну­
ка»
А кс ак ов а, «Фрегат «П аллад а»
Гончарова
и
«Таинст­
венный
ос т ров»
Ж юля
Вер на.
Книги
эти
навсегда
оста­
лись
любимыми
и
ч ти мыми
—
ч тим ыми
во
в сех
смыслах.
Даже
роман
пр иклю че ний
«Таинственный остров»
для
меня
не
просто
занимательное
чтение,
а
од на
из
лучших
на
свете
к ниг
о
труде,
тру де
увлеченном,
из об рет ател ь­
ном
и,
в
отличие
от
«Робинзона Крузо», коллективном.
На
что
прозаичнее,
каж ется ,
производство
азотной
и
сер­
ной
кис ло ты,
необходимых
ко ло н истам
для
выработки
жел еза,
но
и
оно
выглядит
романтичным
и
ув ле кател ь­
ным .
С
пер вых
же
страниц
мы
успеваем
полюбить
э тих
деятельных
и
честных
людей.
О
своем
вечном
любимце
Диккенсе
я
мог
бы
гово­
рит ь
без
ко нца,
но
ограничусь
тем,
что
пов т орю
слова
Аркадия
Аверченко,
нынче
ма ло
кому
известные.
Авер­
ченко
писал,
что
для
д уши
он
читает
перед
сно м
Дик­
кенса
—
«этого великого обывателя с улыбкой бога на
устах».
Улыбка
бога
—
не
пр еувел ичен ие:
Диккенсу
ге­
ниально
у дав ались
именно
те
обр азы
и
характеры,
кото­
рые
он
пи сал
с
улыбкой;
впрочем,
начав
писать
Пик вик а
как
чи сто
комический
персонаж,
он
вдохнул
в
нег о
нечто
тако е,
от
чего
тот
стал
не
только
сме шн ым,
но
по-
своему
мудрым
и
благородным.
Что
к аса ется
«обывате­
ля », это словцо у Аверченко звучит несколько вызываю ­
ще,
он
как
бы
примеряет
с вое
определение
Диккенса
к
самому
себе:
критики
его
постоянно
упрекали,
что
он
пишет
для
об ыва те лей
и
сам
их
не
лучще.
Думаю,
одна­
ко,
что
Аверченко
был
до стато чно
умен,
чт обы
не
срав­
ни вать
себя
с
Дик кенсо м .
Как
обстоит
с
Аксаковым?
Я
за
не го
сейчас
обижа­
юсь :
дети
с
трудом
и
редко
его
читают.
За
что
его
лю­
бил
и
люблю
я?
Прежде
вс его,
разумеется,
за
пламен­
118


ную
любовь
к
природе,
но
не
только
за
эт о.
Кстати,
прочтя
несколько
лет
назад
статью
Бальмонта,
где
тот
объясняется
в
люб ви
к
Аксакову,
я
был
не
просто
уди в*
лен
нежданной
симпатией
старого
декаден та
—
откро­
венно
говоря,
я
на
склоне
собственных
лет
зауважал
его
гора здо
больше,
чем
в
юно ст и.
Но
что
там
ка при зы
Бальмонта,—
м еня
поражает
сам
Сергей
Тим офе е вич:
как
эт от
старый
человек,
который
родился
на
тридцать
лет
раньше
Достоевского
и
почти
на
с орок
лет
—
Льва-
Толс того,
как
он
мог
с
такой
психологической
глуб ин ой
пр оа нализ ир ова ть
да леко
не
простые
взаимоотношения
св оей
матери,
ее
отца,
ее
свекра
и
му жниных
теток,
живших
еще
в
XVIII веке,—
одних
он
зн ал
б удучи
ре­
бе нком ,
других
и
вовс е
не
видел.
Смешно,
но
придется
отдать
д олжн ое
и
себе,
ма лоле тк у:
как-то
см ог
же
я
оценить
«Семейную хронику», иначе не перечитывал бы
ее
столько
р аз.
Особый
случай
и
с
Гончаровым.
Его
антироманти­
ческое
опис а ние
своего
кругосветного
путешествия
в
на­
чале
п яти десяты х
го дов
прошлого
века,
к азалось
бы,
не
мог ло
увлечь
юного
любителя
приключенческих
к ниг.
Автор,
который
пи шет
про
штормовое
море: «Оно краси­
во,
но
однообразно»
ил и: «Скучное дело качка», должен
был
меня
разочаровать,
а
он
очаровывал.
Когда
я
много
•позднее читал о той же Японии романы Пьера Лоти
и
Клода
Фаррера,
при
вс ей
изысканности
сюжетов
и
стил я
они
мне
бы ли
ск учн ы,
а
при
всей
подчеркнутой
прозаичности
изложения
и
устарелости
содержания
яп онск ие
главы
«Фрегата «П а лла д ы»
интересно
читать
и
сейчас.
В
чем
колдовство?
Очевидно,
вот
в
этой
самой
затягивающей
тебя,
подчиняющей
себе
взаправдаш-
нос ти.
Повторяю,
к ниг
б ыло
прочитано
за
детск ие
годы
не
од на
тыща.
Полные
собрания
сочинений
тог о
же
Ж юля
Верна,
Май н
Рида,
Купера,
Буссенара,
Густава
Эмара,
Жаколио,
Андре
Лори
и
других
п рик л ю ченцев;
русские
и
иностранные
классики
и
полуклассики,
вроде
наш ег о'
Станюковича
и
польского
Се нкеви ча, —
у
первого
все
морские
его
произведения,
у
другого
все
исторические^
множество
исторических
романов
Салиаса,
Данилевской
го,
Вс.
Соловьева,
Ев г,
Т ур;
десятки
де тск их
журн ало в,
как
еженедельников,
так
и
еж ем е сячнико в: «Путевод*
ный
огон ек», «Родник», «Всходы», «Детское
ч тени е»,
ИВ


приключенческие
и
научно-популярные
«Вокруг света»,
«Природа и люди», «Вестник знания».
Где
сейчас
все
эти
журналы?
Большинства
их
не
ви дел
я
уже
более
полувека,
с
тех
пор
как
уехал
из
своего
городка;
не
увижу
тепе рь
и
там
—
сгорели
в
1926 году .
Когда-то
в
Кот ельни че ской
зем ско й
библ ио т еке
выписывали
даже
спиритический,
оккультный
журнал,
издаваемый
и з вест­
ной
авантюристкой
Еленой
Б лават ско й, «жрицей
И зи­
ды », как назвал ее Вс.
Сол овье в,
к у зиной
министра
фи­
нансов
Витте,
который
в
своих
мемуарах
пиш ет
о
ней
без
из лишне й
почтительности.
К
библ ио т еке
эт ой
я
еще
вернусь.
Бы ло
ли
мое
чтение
бесконтрольным,
стихийным
или
им
кто-то
руководил?
Пожалуй,
никто.
Мой
строгого
вкуса
и
аскетических
принципов
отец
в
эти
год ы
либ о
отсутствовал,
л ибо
был
так
занят,
что
ему
бы ло
не
до
моего
чте ни я.
Вп роче м,
од ин
детский
журнал
и
о дин
зна ме ни тый
д етс кий
пи сател ь
б ыли
категорически
за­
пре ще ны:
это
журнал
«Задушевное слово»
и
Ли дия
Чарс кая.
Уже
взрослым
я
с
удовлетворением
прочитал
о
Чарской
уничтожающую
статью
Корнея
Чуковского,—
недаром
же,
значит,
отец
презирал
это
сусальное
чтиво.
Потом,
когда
я
уже
немного,
п одрос ,
в
запретный
круг
чтения
справедливо
попали
так
называемые
«сыщи­
ки»
—
шестнадцатистраничные
выпус к и
пр иклю че ний
Ни ка
Картера,
Ната
Пинкер т о на,
Ше рлок а
Холмса,
женщины-сыщика
Этель
Кинг.
Сожалею,
что
под
сомне­
ни ем
для
м оего
от ца
ока зался
и
конан-дойлевский
Ше р­
лок
Холмс,—
от ец
оценил
его
лиш ь
под
старость,
и
я
с
особенным,
«злопамятным»
удовольствием
п одари л
ему
томик
рассказов
Конан
Дойля.
К
сомнительным
можно
пр иба вит ь'«Мир приключений», на который отец
мой
т оже
косился:
его
раздражали
бр о ские
цве т ные
об­
лож ки
с
изображенными
на
них
жестокими
сценами,
для
н его
это
бы ла
вульгарная
дешевка
и
только.
Вслух
же
он
мне
чи тал
«Гайавату»
в
бунинском
переводе
и
см е шные
р ассказ ы
Чехова.
Я
оче нь
ценил
эти
ч те ния,
це нил
еще
пото му,
что
в
та кие
мин у ты,
мой
с трог ий
оте ц
становился
мне
ближе
—
мы
одинаково
бы ли
увлечены
чте ние м.
К ому
же
я
обязан
большинством
пр оч ит анных
книг?
Первым
моим
библиотекарем
была
Мария
Пав лов на
Спасская.
Сухощавая,
пожилая,
очень
прямо
держав­
120


шая ся
(как я теперь понимаю,
затянутая
в
корсет), го«
вор ившая
словно
бы
ворчливо,
но
при
эт ом
всегда
улы-
бающаяся,
с
ямками
на
щеках,
Мария
Павло в на
бла го- ,
душно
мне
позволяла
рыться
на
полках,
да же
на
самых
вер хни х
с
п ом ощью
лесенки,
а
затем,
в здев
на
лоб
очки,
своим
угловатым,
к р упным
почерком,
пох ожим
на
по­
черк
Льв а
Толстого
(в детстве я собирал образцы авто­
гр афов ), записывала выбранные мною книжки в боль ­
шую
конторскую
книг у,—
карточки
тог да
еще
не
ввели
в
такого
рода
библиотеках.
Зем ска я
би бли о тека,
которой
заве дов ала
Мария
Па вловна ,
гордо
на зывал ась
Публичной
и,
пожалуй,
имела
на
это
право:
для
уездного
города
она
б ыла
в есь­
ма
бо г ата.
Передо
мн ой
протоколы
Котельнического
уездного
земского
собрания
за
1911 год.
Читаю: «В те­
кущем
году
получались
следующие
периодические
из да­
ния : «Вестник Европы», «Русская мысль», «Современ­
н ик», «Русское богатство», «Современный мир», «Исто­
рический
ве с тн и к», «Вестник знания», «Всеобщий жур­
на л », «Новый журнал для всех», «Природа и люди»,
«Нива», «Пробуждение», «Сатирикон», «Русский палом ­
н ик», «Вокруг света», «Россия», «Родник», «Юная Pop-
с ия», «Светлячок», «Тропинка», «Путеводный огонек»,
«Ученик», «Солнышко», «Модный свет».
Далее
идут
на­
звания
газет.
Не
считая
периодических
и здан ий,
в
библ ио т еке
ч ис­
лилось
6758 книг.
Наи бол ь шим
сп рос ом
пользовались:
Толстой
Л.
Н.
(872 выдачи), Тургенев (646), Вербицкая
(638), сборники «Зн а н и я» (585), альманахи изд.
«Ши ­
п ов ни к » (564), Амфитеатров
(546),
Белинский
(540),
Гр иго р ович
(500),
Данилевский
(468),
Соловьев
Вс.
(455), Мельников- Пе чер ский
(448), Островский
(422),
Шеллер-Михайлов
(415), Шиллер (400), Байрон (380),
П ыпин
(350), Михайловский
(345),
Потапенко
(335),
С каби чевски й
(310), Загоскин (300), Писемский (292),
До с то евский
(283),
Пу шкин
(250), Лермонтов
(240),
Арцыбашев
(230) Гарин- Мих а йл о вски й
(20Ó),
Гамсун
(198), Андреев (190), Ключевский (130), Надсон (125),
Некрасов
(120), Ожешко
(1ÓÓ), Вас.
Немирович-Дан­
ченко
(95); от 60
до
50: Прево,
Мирбо,
Пшибышевский,
Федоров,
Скиталец,
Серафимович,
Стриндберг,
Лажеч­
ников,
Салтыков,
Эбере,
Шницлер,
Дюма,
Б аль зак,
Щепк ина- Ку пе рн ик,
Шоу,
Банг
и
Крестовский.
121


Я
приве л
эти
списки
и
ци фры
не
из
дотошности
или
любв и
к
стати сти ке:
разве
не
интересно,
что
в
городке,
состоявшем
из
пя ти
с
небольшим
т ысяч
жителей,
посто-
■яяными подписчиками библиотеки состояли 365 человек,
которы м
за
год
выдано
около
тридцати
тысяч
к ниг
(не
считая
у ездн ых
подписчиков,
которым
отправлено
еще
боле е
тысячи
то мо в)? Любопытно также попытаться по­
ня ть,
почему
те
или
ин ые
книги
пользовались
большим
или
меньшим
спросом.
Одни
ци фры
вполне
объяснимы,
другие
—
нет.
Ск аж ем,
популярность
Льва
Толстого
и...
Вер бицко й
мо жно
ур аз уме ть,
хотя,
вероятно,
чита­
ли
их
раз ные
люди.
Белинский
и
другие
кр ити ки
пона­
добились
у чител ям
и
уча щи мся,
равно
как
и
Шиллер
и
Байрон.
Сравнительно
небольшой
сп рос
на
Пу шкин а
щ
Лермонтова
объясняется
те м,
что
почти
в
каждом
ин­
теллигентном
доме
имелись
их
сочинения;
Достоевского
«тяжело»
читать;
на
Арцыбашева
к
этим
годам,
в оз­
можно,
спрос
уже
схлынул;
но
почему
так
мало
читали
Дюма?
Наверное,
потом у,
что
еще
не
усп ели
издать
пол­
ное
собрание
его
сочи не ний
(вышло лишь в 1916—1917
годах). А почему в
перечне
отсутствует
Жюль
Ве рн,
ши­
роко
изданн ый
тем
же
Сойкиным
в
1906—1907 годах?
Я
брал
его
книги
именно
в
эт ой
библиотеке.
Ну,
предпо­
ложим,
он
отсутствует
в
перечне
как
«детский»
пи­
сател ь.А
почему
нет
Горького?
З наю
от
от ца,
как
он
был
популярен
в
Котельниче:
пьесу
«На дне»
даж е
иг­
рали
на
любительской
с цене,
у
меня
сохранилась
пр о­
грамма
спектакля.
Пр ав да,
усердно
читал ись
сборники
«Знания» (585 выданных книг),
а
там
и
печаталось
большинство
расск аз ов
и
повестей
Горького,
но
ведь
упоминаются
же
отдельно
Скиталец,
Серафимович,
Фе­
доров,
то же
постоянные
авторы
«Знания».
Сло во м,
яс­
ности
нет,
разве
что
это
случайные
проп ус ки.
В
1919 году библиотека переехала из земской упра­
вы
в
дом
богачей
Во ро нц овых
на
главной
улице,
сна ча­
ла
в
первый
этаж,
на
место
бывшего
мануфактурного
магазина,
а
по том
во
в то рой,
где
раньше
ж или
сами
хозяева.
Зав едов а ть
библиотекой
стал
молодой
человек
в
пе нсне,
студент,
приехавший
из
голодной
столицы
к
родителям.
Борис
А ве нир ович
П ине гин
ка к’
раз
и
от­
крыл
для
меня
Диккенса,
прочитав
вслух
«Рождествен­
ску ю
песнь
в
прозе».
Произошло
это
на
рождестве,
в
один
из
морозных
каникулярных
дней;
в
помещении
бы­
122


ло
холодновато,
и
мы,
школьники,
в
перерыве
грели сь,
толкая
друг
друга
и
разминаясь.
Чтение
заняло
в есь
зимний
д ень
—
р асс каз
большой,—
но
с луш али
терпели­
во,
ник то
не
ушел,
ник то
не
шумел,
не
мешал
читать.
Мне
трудно
сейчас
судить,
хорош о
ли
читал
Бори с
Ав е­
нирович:
для
меня
это
первое
знакомство
с
Дикке нс ом
яв ил ось
чудом ,
настоящим
рождественским
чудом!
Весной
произошел
эпизод
в
ин ом
род е.
Привыкнув
рыться
на
полках,
я
выбрал
себе
роман
Эмиля
Золя
«Проступок аббата Муре» (хорошо еще,
что
не
«На ­
на »!) и,
ког да
дома
начал
читать,
ощутил
неловкость:
делаю
что-то
не
то.
Не
стану
преувеличивать
св ою
со­
знательность,
но
все
же
я
вернул
книгу
в
библиотеку,
не
дочитав.
Вернул
в
присутствии
Бориса
Авенировича,
тогда
как
брал
без
него,
и
тут
ис пыт ал
другую
нелов­
кость:
его
помощница
получила
и з-за
ме ня
выговор
—
не
подумавши
выдает
книги!
Я
впервые
видел
Бориса
Авенировича
не
на
шутку
расстроенным.
За то
во
врем я
пасхальной
заутрени
(единственная церковная служба,
которую
я
пос ещал
охотн о:
пр ивлек а ло
зре ли ще
сотен
горящих
свечей,
ликующий
хор
—
«Смертию смерть по ­
п ра в!») я очень обрадовался,
увидев,
как
Б орис
Авениро­
вич
и
его
миловидная
помощница
мирно
христосова­
лись—
обменялись
троекратным,
ес ли
не
п ятикр атн ым
поцелуем.
И
какое
же
не оце ним ое
благо
совершила
эта
мо ло­
де нька я
библиотекарша,
вручив
мне
летом
т ого
же
1919года «Приключения
Тома
Сой е ра»! Пожалуй,
еще
никогда
не
испытывал
я
такого
восторга
и
такого
ощу­
щ ения
сот ова рищ еств а,
чу вств а
ло ктя,
читая
о
приключе­
ния х
Тома;
тем
более
что
его
влюбленность
в
Бекки
на­
шла
бурный
отклик
в
мо ей
влюбленности
в
В орон цов у,
о
которой
я
уже
рассказывал.
Че рез
год
библиотека
переехала
в
небольшой
де ре­
вя нный
дом
в
гори с той
части
. города,
принадлежавший
местному
пр овиз ор у, • красивому мужчине с пышными,
как
на
рекламе
«Перуин -П е то»/ усами .
Мне
он
внушал
почтительный
интерес:
я
з нал
(и в открывшуюся на счи­
танные
секунды
дв ерь
ви дел ), что в подвластной ему
аптеке
ид ет
таинственная,
кропотливая
ра бо та:
пересы­
пают
и
взвешивают
на
точных
химических
ве сах
бе лые
пор ошки ,
переливают
разноцветные
жидкости,
на
сто­
лах
и
на
полках
мерцает
множество
больших
и
малых
123


стеклянных
сосудов;
б ыло
во
вс ем
эт ом
что-то
уэллсов­
ское,
да
и
ходил
Сергей
Николаевич
Пиков
по
улице
|(и даже у себя по двору)
всегда
с
озабоченным
лицо м,
словно
испытывая
тр ев огу
—
не
взорвалась
бы
без
нег о
эта
лаборатория.
Вызывало
только
недоумение,
зачем
он
отрастил
такие
усищи:
еще
обмакнет
ненароком
в
какой-нибудь
яд
или
кислоту!
Пиков
был
мой
родствен­
ник ,
один
из
маминых
двоюродных
братьев,
но
я
с
ним
не
был
зн ако м,
хотя
учителем
математики
в
наш ей
шко ­
ле
был
его
родной
бр ат.
Борис
Нико л аев ич,
в
проти­
воположность
Сергею
Николаевичу,
был
некрасив
и
своей
козлиной
бородкой
и
ехидным
нравом
напоминал
Мефистофеля.
Даж е
серьезного,
никогда
не
шалившего
Колю
Карлова
он
умудрился
поймать
на
том,
что
тот
на
уроке
чиркнул
под
партой
чьей-то
зажигалкой,
и
долго
над
ним
и змы валс я.
Учитель
он
был
неважный,
путался
в
уравнениях,
а
до
бинома
Нь юто на
нас
так
и
не
до­
вел
—
не
успел
или
убоялся
трудностей.
Жена
Бориса
Пи ков а,
Зоя
Петровна,
с трога я
дама
в
синих
очках,
как
раз
и
стала
немо й,
но
внимательной
св идет ел ьни цей
т ого,
как
менялись
мои
читательские
ин­
тересы.
Это й
новой
наш ей
библиотекарше
пришлось
ме­
тод ичн о,
из
нед ели
в
неделю,
выдавать
мне
кн иги
по
технике,
э л ектри че ству;
н ачитав шис ь
вволю,
я.
произво­
дил
до ма
опы ты
и
сооружал
приб о ры
—
лейденские
б анки,
электрическую
ма ш ину,
от
которой
они
заряжа­
лись.
Кн иги
же,
на
дом
не
выдававшиеся
и
тем
ос обе нно
привлекательные,
например
толстый
том
«Чудеса техни ­
ки
XX века»
инженера
Рю мина ,
я
просматривал
в
чи­
тальном
за ле
и
с
сожалением
возвращал
затем
Зое
Петровне.
В
пиковском
дворе
библиотека
пребывала
несколько
лет.
За
эти
годы
приключенцы
были
совсем
забыты,
на
смену
им
кроме
книг
по
тех н ике
при шли
серьезные
рус­
ские
и
западные
писатели;
еще
через
год,
бл иже
к
шест­
надцати,
меня
потянуло
к
по эзии
(к чтению,
не
к
пи­
санию
сти хов), и это уже навсегда.
Если
Некрасова,
Лермонтова,
Пушкина
(именно в такой последователь ­
нос ти)
я
люб ил
с
детства,
то
лет
с
пя тнад цат и
я
начал
ус ил енно
чита ть
Фета,
Тютчева,
затем
кинулся
к
Брюсо­
ву
и
Бальмонту,
Бло ка
почему-то
пропустил:
очевидно,
была
потребность
ошарашить
себ я
чем-то
экстравагант­
ным,
непохожим
на
«прежние»
стихи...
Зато
тогд а
же
124


открылась
для
меня
поэтичная
и
вместе
с
тем
необычай-
но
плотная
и
вещественная
бунинская
проза;
стихи
Бу­
нина ,
если
не
считать
«Гайаваты»
в
его
переводе,
я
полю­
бил
позднее.
Здесь,
быт ь
может,
уместно
ска за ть
о
зна­
чении
Бунина
вообще
в
мо ей
жизни,
в
како й -то
период
даже
роковом,
ес ли
перескочить
от
детства
и
отрочества
к
зре л ому
возрасту.
Но
начну
с
середины.
В
1925 году,
когда
я
семнадца­
тилетним
пр и ехал
в
Ленинград
учиться
и
работать
и
жил
на
пятнадцать
целковых
в
месяц,
я
смог
купить
лишь
од ну
т ощую
кн ижечк у
Бунина,
состоявшую
из
ранних
рассказов
и
«Господина из Сан- Фр анц иско » .
В
марксовском
изда нии
Бу нин а,
которое
я
зн ал
по
Ко-
тельничу,
это го
ра сск аза
не
был о,
и
он
произвел
на
ме­
ня
—
не
хочу
под би рать
иных
сл ов
—
гипнотическое
дей­
ствие.
Я
до
сих
пор
не
м огу
простить
горячо
л юбим о­
му
мною
Юри ю
Карловичу
Олеше
несправедливых
с ло в: «Пресловутый «Г ос поди н
из
С ан- Фр анциско »—■
беспросветен,
краски
в
нем
нагромождены
до
тош нот ы.
Кри тик а
бур жуазн о го
мира?
Не
думаю.
Собственный
ст рах
смерти,
зависть
к
молодым
и
богатым,
како е-то
да же
лакейство».
Отк у да,
зач ем
этот
Поклеп?
И
откуда
вз ялис ь
«молодые»
в
«Господине из Сан- Фр ан циско »,
кому
там
можно
завидовать?
Что
наз ыв ает
Ол еша
«ла­
кейством»? В жизни и в сочинениях Бунина и без того
хватало
подлинных,
ре альн ых
гре х ов.
Я
мысленно
с по­
рил
с
ним,
публицистом,
я
ненавидел
его
косные,
если
не
сказа ть
•—
тупые,
выс ка зыв ания
о
символистах
и
фу­
турис тах
(в речи на юбилее « Ру сс ких
ведомостей», в
«Автобиографии»), но я страстно любил Бунина -проз аи­
ка,
а
затем
и
поэта.
Какую
же
роль
он
с ыграл
в
моей
литературной
раб о­
те?
Как
ни
странно,
довольно
з лую.
В. 1935 году,
весной,
написав
к
этому
вр ем ени
уже
четыре
повести
и
приняв­
ши сь
за
пятую,
я
прочел
р ассказ
Бунина
«Казимир Ста­
ни сла вов ич » (повторяю,
до
этого
хорошо
з нал
«нивско-
го»
Бунина
и
«Господина из Сан -Фр ан ц и ско »)—и
на
добрых
три
десят ка
лет
почти
перестал
писать
прозу,
з анялс я
сценариями,
пьесами,
статьями,
рецензиями,
«педагогикой» . . .
Что
случилось?
Почему
перестал?
Очень
п рос то:
вдруг
ощути л,
что
так
писать
не
мог у,
а
хуже
—
не
сто ит.
Но
разве
раньше
(да и тогда)
не
чи тал
ничего
равного,
а
то
и
намн ог о
превосходящего
125


э тот
бунинский
р ас сказ
(даже у самого Бунина)?
А
Т олст ой,
а
Сте ндал ь,
а
Гамсун,
которым
я
ув лекал ся
б
юности,
особенно
его
«Мистериями», где Нагель уно­
сит
с
собой
в
морскую
глубь
сво ю
тайну?
Все
такие
раз ны е,
даже
полярные,
ра зве
они
не
дразнили: «Пи­
сать
та к,
как
мы,
ты
не
мо же шь»?! Нет,
они
б ыли
столь
выс оки,
далеки,
неп ох ожи
на
те
мои
представления
о
грозе,
искусством
которой
словно
бы
и
я
м огу
овладеть,
что
даже
не
вы зывал и
ж елан ия
стремиться
к
этим
недостижимым
образцам,
а
вот
Б унин
почему-то
казал­
ся
ближе,
достижимей,
несмотря
на
с вое
несравненное
мастерство.
Разумеется,
это
был
самообман:
здес ь,
во з­
можно,
с ыг рала
роль
его
«провинциальность»
—
так
в
своей
уездной
глуши
я
воспринимал
его
прозу.
И,
начав
писать
сам,
стал
подражать
Пильняку,
учившемуся
в
раннем
св оем
сборнике
«Былье»
прежде
всего
у
Б у нина,
а
уж
потом,
и
то
меньше,
чем
прин ят о
считать,
у
Белого
и
Ремизова.
В
П ильняке
я
ц енил
настроение
уездного
революционного
быта,
деклассированных
у с адеб,
в
к ото­
рых
по селил ись
интеллигентные
коммунары
(очень это
напоминало
об ни щавш ие
бунинские
у садь бы), а глав­
ное
—
обостренное
чувство
осенней
и
зимней
у ездно й
природы,—
оно-то
и
шло
от
Бу нин а.
Смесь
«французского с нижегородским» (точнее
—
с
вятским)
образовалась
у
меня
в
повести
«Полнеба»
в
1928-
году,
когда
я
начитался
Олеши
и
Жироду,
еще
не
преодолев
«пильняковщины»,
но
Бунин,
чистый
Бунин
соп ров ожда л
меня
всю
жизнь,
хотя
и
не
сказ ы вал ся
впрямую
на
язы ке,
на
ст иле
м оих
вещей,
да
э то,
повто­
ряю,
и
невозможно.
У беж ден,
что
при
вс ех
моих
увлече­
н иях
я
не
мог
и
не
хотел
освободиться
от
ро дных
кор­
ней:
люб овь
к
родной
земле,
к
ее
природе
проявлялась
не
в
краеведческих
пр и стр астиях ,
не
в
землячестве,—
наоборот,
я
тяг о тел
к
Питеру
и
бывал
р ад,
когда
меня
принимали
за
коренного
ле нингра дца
(еще полвека на­
з ад!),—
проявлялась
она
как
раз
в
то м,
что
больше
вс е­
го
лю бил
и
це нил
Бунин,
пусть
не
вятич,
но
такой
р ус­
ски й
писатель
и
интеллигент,
если
не
с чита ть
смешнова­
тог о
мелкопоместного
барства.
В
шестнадцать
лет,
в
год
окончания
школы,
я
стал
почитывать
и
ф илос о фов,
тех,
что
писали
поострее
и
по­
эффектнее
—
Ницше,
ІІІ тир нер а,
Шопенгауэра,—
вы­
б рав
их
как
бы
по
принципу
эпатажа.
Собственно,
кого
126


я
др аз нил
—
родителей,
товарищей,
библиотекарей?,
Нет,
товарищи
и
родители
знать
не
зна ли
про
мои
«фи­
ло соф ск ие»
интересы,
библиотекари
б ыли
в
общем-то
безразличны,—
впрочем,
Зоя
Петровна
иногда
удивлен­
но
и
неодобрительно
качала
головой,
но
молчала.
Не
исключено,
что
я
больше
дра зн ил
самого
се бя:" привык
с
детства
к
гуманным
жизненным
пр авилам
—
и
вдруг
стол кн ул ся
с
жестокими
парадоксами,
высказанными
в
яркой,
щегольской
форме;
чего
стоил
один
«Так говорил
З ар ат ус тр а», а говорил он действительно красиво!
Это
я
теперь
нахожу
в
его
речах
и
риторику,
и
безвкусицу,
и
просто
переливание
из
пустого
в
порожнее,
а
тогда..«
Полагаю
т акже,
что
в
моих
увлечениях
содержалась
н ем алая
д оля
игр ы:
вот
я
уже
б ольшой ,
вот
я
читаю
такие
книг и,
о
каких
знакомые
мне
взрослые
и
не
слы ­
хивали.
П рав да,
в
ту
по ру
я
уже
открывал
для
с ебя
ве лик ого
писателя
и
философа
—
Достоевского,
и
уж
тут
мои
изумление
и
восторг
были
самыми
искренними.
Поду­
мать
только:
после
«пройденных»
в
шко ле
«Бедных лю ­
де й », которые показались мне,
скорее,
бедненькими,
ни­
чем
не
затронули
вооб раж ени е,
вдруг
прочесть
за
одна
л ето
все
глав н ые
романы
Дост оев ск ого-,—
это
ж
не
про­
сто
лет о,
это
эпоха!
Как-то
под
вечер,
сид я
с
кн игой
на
д ерев янн ом
кры ­
лечке
наш его
уездного
дома,
но
мы с ленно
на ходясь
да­
леко
отсюда
—
в
зловещем
карам азо в ском
доме,
я
услышал
знакомый
голос.
—
Леня,
что
вы
читаете?
—1
поинтересовался
п рохо­
дивш ий
ми мо
ветеринарный
фельдшер
Чеснок
и,
узн ав,
осуждающе
ска за л:
—
Как
это
вам
позволяют
читать
таку ю
сальную
книгу?!
Когда-то
я
стр а стно
негодовал
на
захаровских
гос те й,
хохотавших
над
«Записками сумасшедшего»
Го­
голя;
сейч ас
я
позволил
себе
лишь
снисходительно
по­
жалеть
симпатичного,
но,
увы,
з аблу ждаю щего ся
Ивана
Михайловича.
Вслу х
я
ему
нич его
не
сказал ,
и
пр авиль ­
но
сд ела л.
.. .И
все-таки,
все-таки
А ксако в
и
Диккенс
ост ава­
ли сь
моими
любимцами
и
тогда,
ко гда
вовсю
читались
уже
Достоевский,
Толстой,
Чехов,
Бунин,
Гамсун,
Стен­
дал ь
(не говоря уже о кратковременном остреньком ин­
тер есе
к
Н ицше),
пье сы
Га уптма на
и
Иб сена,
а
по-
127


зже
=—
мно го то мные
эпопеи
высоко
чт и мого
мно ю
и
се й­
час
Томаса
Манна.
Оста ются
они
среди
перечитываемых
любимцев
и
нынч е,
особ ен но
когда
прихворнешь...
Вер­
но
пи сал
Мандельштам
в
«Шуме времени»: «Да,
уж
тем
книгам,
что
не
стояли
в
первом
к нижно м
шкапу,
никог­
да
не
протиснуться
в
м иро вую
литературу,
как
в
миро­
зданье».
Насчет
мирозданья
он,
возможно,
перехватил,
но
что
«книжный шкап раннего детства
—
спутник
чел о­
века
на
всю
жизнь»
—
абсолютно
верно.
Пр авда,
он
го­
ворил
это
не
в
прямом
смысле,—
как
известно,
М ан­
дельштам
был
ски тал ец,
ко че вник,
шкафов
с
соб ой
не
возил,
ну,
а
мне
пос ч ас тливило с ь:'некоторые уцелевшие
от
пожара
книги
из
отцовской
библ иот е ки
перебрались
п отом
из
провинции
ко
мне
в
Ленинград,
и,
скажем,
Гоголь,
Чехов
с
отцовскими
инициалами
на
кожаных
корешках
стоят
теперь
на
мо их
полках.


УЕ З ДНАЯ
МОЗАИКА
4
Две
учительницы
1917 году,
в
начале
марта
по
старому
сти ­
лю,
я
послал
отц у
п ис ьмо,
которое
начина­
лось
сл о в ам и: «Милый папа,
царя
больше
нет!
Ура!!»
Разумеется,
я
не
см ог
подробно
описать
ре­
во лю ционные
соб ыт ия
в
шко ле
и
в
горо де ,
д евятил етне ­
му
автору
это
бы ло
трудновато,
а
произошло
на
мо их
гл азах
следующее.
Пер ед
началом
ур ок ов,
ког да
в
об ыч ные
дни
все
три
класса,
со бр авши сь
вместе,
пе ли
хором
«Спаси,
госп од и,
люд и
т во я», старшеклассники вдруг сорвали со стены
царский
портрет
и
с
криком
«Долой Николашку!» засу­
нули
его
за
шка ф.
Возмущенная
таки м
небывалым
поступком,
на ша
учительница
ск азала ,
что
г ос ударь
сам
пожелал
отречься
и
теперь
на
престол
взойдет
цесаре­
вич
Алексей.
Выслушав
это,
ученики
весел о
разорвали
на
мелкие
кусочки
изображение
всего
семейства
—
ца­
ря,
цар ицы,
четырех
дочерей
и
мальчика
в
матросском
костюмчике;
портрет
ц аря
был
из влеч ен
из-за
шкафа
и
брошен
в
у борн ую.
Тогда
учительница
заперлась
в
своей
ко мна те
(она жила при школе)
и
громко
плакала
до
конца
урока
и
всю
первую
перемену.
—
Слышите,
какая
она
монархистка!
—
переговари­
вались
ученики.
Впрочем,
для
нас
это
не
бы ло
но­
востью,—мы
могли
также
н аз вать
ее
шовинисткой,
если
бы
знали
такое
слово:
она
ч асто
читала
нам
о
немецких
129


зверствах,
о
православном
русском
воинстве,
непрестан­
но
одерживавшем
победы
одна
за
другой
под
ве рх ов­
ным
командованием
самого
государя.
Но
ход
истории
ни
в
школе,
ни
в
городе
н ашей
учи­
тельнице
остановить
не
удал ос ь.
Городские
орке ст ры— ■
военный
(местного гарнизона),
пожарный
и
гимнази­
ческий—
всюду
играли
«Отречемся от старого мира»,
«Смело,
товарищи,
в
ногу»
и
«Варшавянку».
Непонятно,
когда
музыканты
у спели
без
нот
разучи ть
эти
позавчера
еще
запрещенные
песни .
Горожане
ходили
с
красными
бантами
на
груди
и
поздравляли
друг
др уга
с
низвер ­
жением
самодержавия.
Рассказ ы вал и,
что
кто-то
по­
з др авил
полицейского
надзирателя
Киселева,
изящного,
моложавого,
оче нь
похожего
в
серо-голубой
шине ли
на
своих
красивых
сыно в ей-г им назист о в
(с младшим я че­
рез
год
по пал
в
о дин
кла сс ). Звякнув шпорами,
Киселев
четко
ответил:
—
Воистину
воскресе!
От вет
я вно
дер зкий ,
ибо
шла
всего
третья
неделя
поста
и
до
пасхи
б ыло
далеко.
Го рож ане
вообще
уд ив­
лялись,
как
это
надзиратель
решается
в
форме
ходить
по
улицам,
ког да
в
газ етах
пишут,
что
в
Петрограде
полицейских
б ьют
или
топят.
А
в
семье
учительницы
прои зошл а
беда.
Чтобы
не
видеть,
не
с лыш ать
манифестации
(так называли тогда
де мо н стра ц и ю), которая с красными флагами и оркест­
ром
пройдет
мимо
шко лы
на
Ве рхн юю
площадь,
у чи­
тельница
закр ыла
свою
ко м нату
на
замо к
и
убежала
куда
глаза
гля дят ;
в
ко мн ате
осталась
глухая
п арали ч­
ная
мат ь.
Старуха
вздумала
поставить
самовар,
неосто­
рожно
заронила
ого нь
и
сгорела.
заживо,
прежде
чем
успели
заметить
и
потушить
пожар.
Должен
сказать,
что
котельничане,
не зави сим о
от
с воих
взгля д ов
и
убеж­
дений,
ж алели
у чи те льницу,
а
мы,
школьники,
б ыли
просто
потрясены.
Ка кое -то
время
учительница
была
не
в
себе ,
но
вскоре
вы здо рове ла
и
стала
обычным,
даже
прим е рным
педагогом...
И
все
же
меня
п ерев ели
осенью
в
другое
уч илище ,
так
называемое
городское
начальное.
Там
я
сразу
же
простудился
и
всю
з иму
учился
уже
на
дому
—
на
д ому
у
Калерии
Николаевны,
которая
с тала
самой
любимой
мо ей
учительницей
за
все
школьные
год ы.
С
увлечением
я
ход ил
на
ее
уроки,
и
мне
давал ись
легко
сам ые
скуч -
130


ные
вещи,
вроде
д есятичн ых
дробей
или
процентов.
Спо «
койная,
до бр ая,
к р асивая,
крупная,
с
гу с тыми
д линным и
волосами
—
когда
она
их
расчесывала,
они
падали
ч уть
не
до
пят,—
Кал ери я
Н икол ае вна
ме ня
словно
околдо­
ва ла.
В
годы
войны
она
приехала
с
пятилетним
сыном
Юро й
из
Петрограда,—
почему
именно
в
Котельнич,
не
зн аю,
но
что
они
петроградцы,
мне
очень
нравилось.
Ее
му ж,
выс окий
сухопарый
учитель,
однажды
при
мне
на­
вестил
семью,
и
я
с
ним
познакомился,—
э то,
по
правде
сказать,
не
доставило
мне
ни
малейшего
удовольствия.
Я
даже
не
радовался
вн езапн о
объявленным
по
случаю
его
при ез да
недел ь ным
каникулам.
Уж
не
ре вн овал
ли
я
к
н ему
Калерию
Николаевну?!
Трудно
сейч ас
разобрать«
ся
в
тогдашних
ре бячьи х
чувствах.
Жи ла
Кал ер ия
Ник ола е вна
в
на гор ной
части
города,
как.раз
-против
д ома
мо их
старых
тетушек;
ходил
я
к
ней
вечером,
дне м
она
пр еподав ал а
в
уч илищ е.
Путь
пролегал
сперва
по
центральным
к вар та лам,
но
я
бы ст­
ро
сво ра чи вал
на
заштатную
Третью
улицу
—
без
гости«
ного
дв ора,
маг а зинов
и
почти
без
встречных
прохожих.
Там
мне
б ыло
вольготней
подпинывать
перед
собой
в
го ру,
а
обратно
—
с
го ры
замерзшее
конское
яблоко,—■
дело
происходило,
как
я
сказал ,
зимой.
Странновато,
коне чно,
со чет ание
это й
вполне
нор­
мальной
для
у ездно го
мальчишки
заба вы
с
з амеч аемы­
ми
мно й
переменами
на
улицах.
Город
как-то
притих,
освещенные
прежде
по
вечерам
ок на
магазинов
погас­
ли,
хозяева
их
редко
показывались
из
своих
домов.
Зато
вд руг
появились
в
столь
сухопутном,
далеком
от
вс ех
морских
границ
городке
вое нн ые
моряки.
В
заправских
бушлатах,
в
бескозырках
с
ленточками,
они
не
марши­
ровали,
не
ходили
отрядом,
с
винтовками
за
плечами,
но
п о рядок
сразу
же
навели.
Прекратились
грабежи,
во­
ровство,—
говорят,
что
их
командир
(по фамилии Жур ­
ба)
п риказ ал
соб рать
на
Верхней
площади,
на
берегу
Вятки,
выловленных
громил
и
вор ов
и
расстрелять
их
через
одного,
остальных
выгнал
из
города.
Может,
это
был
сл ух,
сотворенная
обывателями
легенда,
но
я
на
этих
матросов
глядел
с
острым
люб опы тс тв ом-
и
удивил­
ся,
когда
у
од ного
из
них
блеснул
золотой
зуб.
Я
и
сейч ас
не
знаю,
был
это
анархистский
или
большевист­
ский
отр яд, —
зна ю
только,
что
уком
РКП
(б)
организо­
вался
в
Котельниче
позднее,
уже
весной.
131


Вообще,
в
отличие
от
Февральской,
Окт ябр ь ская
ре­
волюция
к
нам
пришла
не
громко
и
не
парадно:
неза­
метно
оказ али сь
в
другой
эре!
Вот
пер вую
годовщину
Ок тяб ря,
помню,
отпраздновали
уже
приметно:
митинг
на
Верхней
площади,
зна ме на
и
лозунги;
класс
мы
украсили
гирляндами
из
еловых
и
пихт о вых
ветвей.
Но
все
это
еще
ли шь
предстояло,
равно
как
и
долгие
годы
гражданской
войны,
впло т ную
подступавшей
к
Котель-
нич у,
хотя
так
до
не го
и
не
дошедшей.
Зима
1917—1918 года была уже скудноватой,
осо­
бенно
для
приезжих
людей,
не
имевших
собственных
огородов.
Впрочем,
сахару
не
б ыло
ни
у
кого,
если
не
считать,
разумеется,
за пас л ивых
купцов.
Однажды,
по­
ка
я
решал
сложную
арифметическую
задачу,
Кал ер ия
Николаевна
успела
сварить
Юре
кисель,
где
кроме
клейстера
из
ка рто фельн ой
мук и,
подкрашенного
клюк­
вой,
ничего
не
было'.
Юра
отказался
его
есть.
Кал е рия
Нико л аев на
огорчилась,
смутилась
и
словно
бы
извиня­
лас ь
перед
сыно м
за
неудавшееся
кушанье...
Мне
стал о
за
нее
так
об ид но,
что
я
хотел
с
жадностью
накинуться
на
эт от
к исель ,
чтобы
по казат ь
Юре
пр име р: «Ах,
как
в кус н о!» Но испугался,
что
Кал ер ия
Николаевна
приме т
это
за
гл упую
ш утку.
Кс тати,
при
вс ей
св оей
доброте
К алери я
Н икол а евна
иногда
поступала
очен ь
решительно.
Так
неожиданно
оборвались
ее
занятия
с
В асей
Ш.,
тихим,
воспитанным
мальчиком,
хорошеньким,
как
дев очка .
Она
еще
до
меня
начала
реп ети ровать
эт ого
с ына
владельца
боль шого,
красивого
дома,
где
помещался
Волжско-Камский
ба нк.
Тогда
редко
кто
из
дет ей
им ел
часы,
а
вот
В ася
то
и
де ло
среди
уро ка
отогнет
обшлаг
рукава
и
взглянет
—>
который
час?
Возможно,
он
д елал
это
машинально,
без
всякого
умы сл а,
но
Калерию'
Ник ола е вну
это
так
ра з­
дра жало ,
что
она,
несмотря
на
бедность,
от каз ала сь
от
выгодного
урока,
а
мне
сказала
не
то
всерьез,
не
то
в
шутк у:
-—
Когда
ста нешь
взрослым,
то же
никогда
не
смотри
на
часы...
при
г ост ях!
В ася
Ш.
учился
потом
со
мной
в
школе
2-й
ступ ен и,
в
параллельной
группе,
а
затем,
ок онч ив
счетоводные
курсы
Т упицына ,
долгие
год ы
работал
бухгалтером
в
Гужтрансе.
Я
его
иногда
встречал,
п ри езжая
в
Котель-
132


нич;
он
был
все
таким
же
хорошеньким,
но
уже
как
девушка,
а
не
д ево чка.
А
Кал ери ю
Николаевну
я
последний
раз
ви дел
летом
1919 года .
Она
к
нам
зашла
попрощаться,
печа ль но
ск а­
зала,
что
мечтает
скорее
вернуться
домой,
в
П ет рогра д,
но
там
так
голодно...
Куд а
е дет
сейч ас
—
не
сказала
или
я
не
запомнил.
На
окне
у
нас
росли
высаженные
в
глиняны е'
горшки
цветы,
и
я
был
благодарен
маме,
когда
она
сре зала
для
Ка ле рии
Николаевны
б ольшу ю
же лтую
ро зу
—
такие
розы
назывались
ч айными.
Не
мо гу
понять,
как
это
я,
приехав
в
1925 году в
Лен инг рад
и
проживши
здес ь
всю
сво ю
жизнь,
не
по­
пробовал
разыскать
лю биму ю
учительницу.
Слишком
поздно
у
нас
возникает
потребность
повидать
человека
из
твоего
детского
п рошло го.
Лето
1917- г о
Тысяча
девятьсот
семнадцатый
год.
Начало
ле та.
За
нами
п ри ехал
папа,
и
мы
втроем
—
папа,
мама
ия
—
едем
в
Ижевск.
Пое зд,
Пермь,
Кама,
пр истань
Г ал ьяны
—
завод
и -г ород
Ижевск...
Дорога
почем у- то
промелькнула
так
бы с тро,
что
о
пут е вых
в печатл ениях
п оп робую
в спо мнит ь'
потом,
при
сл у чае,
или
ког да
по­
едем
обратно.
Мы
по селили сь
на
ти хой
улице,
во
втором
этаже
д вухэта жн ого
деревянного
дома,
выкрашенного
б елой
краской,
как
многие
дома
в
городе.
Вниз у
х оз яева
—■
полная
добродушная
женщина
с
двумя
дочерьми;
у
ст ар шей
дво е
детей,
муж
на
фронте;
младшая,
Нина,
приветливая,
чуть
глуховатая,
недавно
окончила
гимна­
зию.
С
той
по ры
прошло
шесть
десятков
л ет,
нас ыще н­
ных
всяческими
с об ыти ями,
но
у
ме ня
сохранилась
фо­
тография
с
на д пис ь ю: «Милой Ксении Ивановне и Ле ­
нечке
от
Ольги
Федоровны
и
Н ины
Селюковых».
У
нас
просторная
трехоконная
комната
с
телефоном,
по
которому
мне
некуда
зв онить ,
кроме
как
папе“н а
сл ужбу ;
для
этого
на до
долго
крутить
ручку
де ре вянно­
го
ящика,
по хо жего
на
скворечник.
Две
другие
комнаты
з анимае т
помощник
лесничего
Василий
Федорович
Со­
зо нов
с
сыном
Сережей,
мальчиком
моих
лет;
еще
в
о дной
комнате
живет
пожилая
женщина,
мать
ка пита на
Камского
пароходства.
При
нас
к апит ан
ни
ра зу
не
при­
133


езжал
к
матер и
—
находился
на
военном
положении
по­
сле
чрезвычайного
происшествия:
за гор елос ь
и
в зорв а­
лось
не фтен али в ное
судно
(слова « т анкер»
в
русском
употреблении
тогда
еще
не
было ).
Это
произошло
на ка­
нуне
наш его
приезда
в
Пермь,
на
пермском
рейде;
обго­
ревшие
ос та нки
судна
мы
видели,
ко гда
рассвело
и
наш
пароход
отчалил
от
пристани.
Ночь
провели
мы
на
пар о­
ход е,
спали
в
каюте,
которую
за няли
еще
с
в ечер а,
во з­
наградив
с ебя
за
бессонную
но чь
в
коридоре
перепол­
н ен ного
вагона.
(Я-то,
к оне чно,
ухитрился
поспа ть
и
в
вагоне,
притулившись
на
багаже.)
Итак,
мы
в
Ижевске.
Дружу
с
Сережей.
Мастерим
деревянные
пропеллеры,
запускаем
их
в
воздух
при
по­
мощи
накрученной
на
палку
бечевки:
это
наши
аэ роп ла­
ны.
(Самолетами тогда аэропланы еще не называли,
это
слово
встречалось
л ишь
в
сказ ках
—
к ов ер-с амол ет;
кроме
того,
существовало
пароходное
общество
«Само­
л ет».)
Часто
бываем
в
превосходном
тенистом
саду,
то ч­
нее
—
парке,
окружающем
Артиллерийское
лесничество,
где
работают
наши
о тцы.
Вечерами
читаем,
обмениваем­
ся
книгами.
Особенно
запомнились
мне
две
книжки;
пр и везенны й
с
соб ой
«Дон Кихот»
—-
изящно
изданный,
напечатанный
на
тонкой
п рочн ой
бумаге,
в
мягком
к ле­
енчатом
переплете
красного
цвета
и
нео быч а йно
узкого
формата
(курьез в том,
что
этот
«Дон Кихот»
был
п ри­
ложением
к
б ольш ой
плитке
шоколада!), и «Юра
в
ми­
ре
животных»
Александры
Бостром
(как я после узнал,
матери
А.
Н.
Т ол сто го ),—»кн ижка
эта
принадлежала
Сереже
и
нигд е
мне
после
не
попадалась,—
жаль,
хотел
бы
перечитать.
«Дон Кихота»
же
за
то
лето
прочел
мно­
го
раз;
ку да
исчезло
п отом
это
«шоколадное»
изда­
ние
—
неизвестно.
По
заросшим
травой
д л инным
улицам
х ожу
через
в есь
город
к
родственникам:
папина
сестра
Мария
Ни­
колаевна
за муж ем
за
заводским
мас тером
Алексеем
Ивановичем
Бердниковым,
у
них
четверо
детей.
Бл изко
сд руж итьс я
мы
не
успели,
но
несколько
раз
у
них
по бы­
вал.
Зап о мни лся
стоявший
в
их
дворе
грузовик;
в
Ко-
тельниче
автомобилей
тогда
еще
не
б ыло,
и
я
на
этот
г рузови к
с
удовольствием
л а зал , «управлял»
рулем.
Го­
ды
спустя,
когда
слышал
и
чи тал
об
О ктя бре
в
Петро­
граде,
о
революционных
г рузов и ках,
о щет ини вших ся
во­
оруженными
солдатами
и
матросами,
всегда
пр едст ав­
134


лял
се бе
именно
это т
и жев ский
грузовик.
Почему
он
стоял
во
дво ре
у
Бердниковых,
не
знаю.
Г ора здо
туманнее
помню
берег
пруда
и
вдали,
у
пл о­
тины,
завод,
ды мящи е
трубы.
Че рез
семнадцать
лет
по­
бывал
на
таком
же
старинном,
но
уже
уральском
зав о­
де,
в
Нижнем
Таг иле.
Обратный
пу ть
—
из
Иж евска
в
Котельнич
—
принес
больше
впечатлений,
чем
из
Котельнича
в
Ижев с к,
мо­
жет
быть
п отом у,
что
я
на учи лся
уже
наблюдать,
зам е­
чать,
чуть
повзрослел
за
лето.
Время
б ыло
военное,
шумливое,
многолюдное,
по езда
и
во кз алы
набиты
б ит­
ком ,
но
из
Перми
домой
мы
ехали
несравнимо
удобнее!
с идя
на
скамьях
в
вагоне
3-г о
класса,
а
не
стоя
в
кори­
д оре
2-го
класса.
С
продуктами
б ыло
уже
неважно,
но,
помню,
я
все
же
удивился,
когда
как о й-то
офицер
угостил
м еня
ломтем
че рн ого,
очен ь
черствого
хлеба,
на­
мазанного
медом:
как
видно,
он
счи тал
это
редким
ла­
комством,
тогда
как
и
дома
и
в
Ижевске
еще
не
начали
п одгол ады ва ть.
Но
яр че
всего
мне
запомнилось
начало
п ути
—
от
Иж евска
до
Гальян.
Нас
провожал
па пин
молодой
со­
служивец,
оче нь
славный,
с
которым
за
это
лето
мы
подружились.
Он
по дар ил
мне
несколько
к ниг,
которые,
как
ни
странно,
тоже
у
меня
сохранились: «Король и
ин фант »
Ал тае ва , «Из жизни великих и славных людей»
Соло вье ва -Н е см елова , «Путешествия по воздуху»
Т ис-
сандье
и
Фламмариона
и
«Путевые очерки о Волге»
Ва с.
Ив.
Немировича-Данченко.
В
Гальянах
—
пристань
на
Каме
—
нам
предстояло
сесть
на
пароход
и
совершить
приятное,
но
короткое
пу­
те шес твие
по
эт ой
красивой,
мрачноватой
р еке
до
Пе р­
ми,
обмениваясь
г удк ами
со
встречными
пароходами,
принадлежащими
фирмам
«Кавказ и Меркурий», «Са­
молет»
и
«Товарищество Любимовых».
Наш
пароход
принадлежал
«Братьям Любимовым»,
название
его
я
забыл,
его
заслонило
название
одного
из
встречных
па­
р ох о до в: «Анна Федоровна Любимова»,—
м еня
порази­
ла
эта
семейственность!
Но
еще
больше
запомнился
сухопутный
желез но до­
рожный
п уть
до
Гальян.
Он
был
совсем
короткий,
всего
сорок
верст,
но,
что
са мое
уд ив итель но е,
уз к ок ол ейный.'
Это
во
время
большой-то
войны,
на
которую
работал
Ижевский
артиллерийский
и
ру ж ейный
завод!
На
эт ом
133


сорокаверстном
участке
все
время
происходили
каки е-
нибудь
железнодорожные
неприятности,
не
обошлось
без
них
и
тогда.
Наш
вагон
ока зал ся
первым
от
парово­
за,
площадка
была
о ткр ыта
пр ямо
на
т ендер ,
там
за го­
р елись
дрова,
и
пл амя
сразу
же
перекинулось
в
наш
вагон.
Вдоль
вагонов
снаружи
тянулась
на
паровоз
ве­
ре вка
к
сигнальному
колоколу
(как у американских по­
ездов,
уже
знакомых
мне
по
журналу
«Вокруг света»),
пассажиры
принялись
исступленно
за
нее
дергать,
поезд
остановился,
пожар
быстро
потушили,
но
испуг,
гово­
рят,
был
боль шой .
Почему
—
«говорят»? Потому что я не
успел
испугаться
—
бы ло
интересно
и
только.
А
вообще,
и
эта
узкоколейка,
и
подвижной
состав
—
все
держа­
лось
на
честном
слове.
Ехали
мы
не
слишком
резво,
и
можно
было
из
окна
хо рошо
рассмотреть
по ч ерневш ие
от
времени
и
непогод
скирды
хлеба,
стоявшие
на
межах
между
полями.
Папа
мне
объяснил,
что
у
ме с тных
крестьян,
вотяков,
сущест­
вует
обычай
—
хранить
необмолоченный
хлеб
в
поле,,
в
скирдах,
поставленных
на
большие
камни,—
м ыши
боят­
ся
холодных
камней
и
не
тр огаю т
зерно.
Так
и
сто ят
эти
заветные
скирды:
сын
наследует
их
от
отца,
отец
уна­
следовал
от
де да
—
бер егу т
на
черный
.день.
В
Ижевске,
нынеш не м
центре
Удмуртской
республи­
ки,
папа
жил
и
раб отал
еще
полтора
года.
Пап ин
моло­
дой
сослуживец,
подаривший
мне
книги,
вскоре
пос ле
отъ езд а
па пы
погиб:
был
застрелен
случайно
в
ули чно й
перестрелке,
ког да
власть
в
этих
местах
ча сто
переходи­
ла
от
одних
к
другим.
Эсеры-максималисты
пытались
устроить
бунт
еще
при
папе.
Он
ра ссказыв ал
с
юм ором ,
как
однажды
мы лся
в
маленькой
бревенчатой
бан ь ке,
принадлежавшей
нашим
хозяевам
и
стоявшей
в
их
ог о­
роде;
вдруг
за
стенкой
затрещал
пулемет,
послышалась
ответная
стр ел ь ба,—
значит,
уже
по
баньке...
Отец
только
что
намылился
и
с
мину ту
сидел
с
закрытыми
глазами,
чтоб
не
попало
мыло,—
не
мог
решить:
продол­
жать
ли
мыться
или,
наскоро
одевшись,
убраться
подо­
бру-поздорову?
Но
тут
пулемет
перетащили
на
др угую
позицию,
и
мыт ье
кончилось
благополучно.
Сейчас
изумляешься,
как
могли
параллельно
проис­
ходить
такие
разновеликие
события.
Я
беспечно
гощу
у
папы,
на
Ижевском
заводе,
производящем
и
постав­
л яющем
оружие
для
изнурительной
четырехлетней
во й-
136


ны;
в
Питер е
близится
Октябрьская
р ево люц ия,
проис­
ход ят
трагические
июльские
события;
мало
ко му
извест­
ный
тогда
поэт
Борис
Па стер нак
пишет
в
Москве
кн игу
стихов
«Сестра моя жизнь» (с подзаголовком «Л е т о
1917 года»), которой я увлекусь через десять лет;
мил ­
лионы
л юдей
живут
в
России,
ничего
не
зная
ни
о
том,
ни
о
другом,
ни
о
третьем
со быт ии;
а
я...
я
зн аю
л ишь
то,
что
происходит
дома,
в
семье,
непо сред ст вен но
перед
моими
глазами.
И
вот
сейчас,
через
шестьдесят
ле т,
я
дерзко
называю
все
это
—
летом
1917 года!
Но
оно
было
и
мо им
летом,
оно
прошло
—
и
я
опя ть
ока зал ся
в
тихом,
удаленном
пока
от
всяких
внешних
событий
Котельниче.
Татариновы
До
революции
учу сь
в
земском
училище.
Рядом
со
мной
сидит
Володя
Т атари н ов.
Ру ки
у
него
в
бородавках,
он
щиплется,
но
я
прощаю
ему
это
за
хромоту.
Он
сын
богатого
купца
и
приезжает
в
школу
осе нью
и
весной
в
коляске,
зимой
в
нарядных
санях.
Раз
или
дв а,
помню,
я
прокатился
с
ним,
но
это
вдруг
оказалось
неприятно
для
мое го
самолюбия.
На
переме­
нах
Володя
много
и
жадно
ест
—
никуда
не
идет
из
кла сс а,
сидит
и
ест
привезенные
с
собой,
в
шикарном
ранце
из
телячьей
кожи
ме хом
наружу,
пирожные,
бу­
терброды
с
ветчиной,
еще
и
еще
чт о-т о.
Д ома
его
очень
балуют
мать,
тетки
(две сестры матери,
живущие
с
ни­
ми
в
доме).
И
вдруг
все
изменилось.
М ать
уме рла ,
а
отец,
испро­
сив
разрешения
у
архи ерея ,
же нил ся
на
од ной
из
с воя­
чениц.
Ро д ился
ребенок,
теперь
все
внимание
теток
уде ­
ле но
малютке,
а
Володя
и
Бориска
(глухонемой брат
Володи)
стали
п ари ями
в
семье.
Тетка-мачеха
его
нена­
видит,
Другая
тетка,
из
подхалимства
к
сестре,—
то же,
обе
жалуются
на
него
отцу.
Тот
порет
его
нещадно,
а
Володя,
хотя
ни
в
чем
не
виноват,
к ричит : «Не буду,
папочка!
Не
буду,
папочка!»
Теперь,
когда
Володя
попал
в
бе ду,
он
стал
для
м еня
симпатичнее.
К
то му
же
уме ет
мастерить
из
дерева
и
старых
патронов
так
наз ывае мы е
«самоделки»
—
само­
дельные
пистолеты,
из
которых
можно
стрелять
наст о я­
щим
порохом
и
дробью.
Володя
бывает
у
меня,
я
иногда
137


бываю
у
нег о
в
доме.
Отец
Володи
со
мн ой
ве жли в,
любезен,
как
со
взрослым,
но
я
замеча ю,
что
все
сл ова
его
обращены
к
том у,
ч тобы
у низит ь
сына,
ст авя
ему
в
пример
ме ня,
ср ав нивая
его
со
мной.
Чувствую,
как
я
ненавижу
э того
страшного,
непонятного
мне
человека.
А
Володя?
Неужели
можно
любить
такого
отца?
В
го­
роде
его
зовут
Л авре нтий
Татар ин ов,
почему-то
без
от­
чест ва—
Ксенофонтович.
Когда
в
1918 году,
после
поку­
шения
на
Лен ина,
стали
заключать
в
тюрьму
за ложн и­
ков
из
буржуазии,
Лаврентий
скрылся
из
города.
Когда
же
острота
момента
прошла,
вернулся
с
нашитыми
на
пальто,
на
пиджак,
на
брюки
многочисленными
за пла­
тами.
Мн огие
из
гор ожа н
знали,
что
зап лат ы
ф ал ьши­
в ые,
д огад ыва лись
ли
об
эт ом
у ездны е
власти
—
неиз­
вестно.
Во
всяком
случае,
Лаврентий
продолжал
жить
в
своем
красивом
белоснежном
доме,
пох о жем
на
заг о­
родную
виллу.
Дом
муниципализировали,
но
Лаврентию
оставили
весь
первый
этаж.
Из
осторожности,
граничащей
с
как им- то
звериным
чу тьем
опасности,
Лаврентий
во
вре мя
нэп а
не
с обла з­
нился
частной,
торговлей,
а
скромно
служил
в
государ­
ственной
организации
по
заку пке
льн а.
Не
знаю,
произ­
водил
ли
он
каки е-л ибо
махинации
при
закупке
или
пот ихо ньк у
реал изо в ал
старые
сбе реж ени я
—
золото,
ма нуфа кт уру, —
но
жи ли
они,
как
п режд е,
на
господ­
ску ю
ногу,
хотя
од евал ся
Лаврентий
в
самое
затрапез­
ное
и
скорее
пох од ил
на
н очн ого
сторожа
при
это м
бо­
гатом
доме
и
отменно
крепких
амбарах,
в
которых
как
раз
и
помещались
государственные
склады
льн а.
Тетки
же
в ыгляд ели
и
одевались
прекрасно,
целыми
днями
ни­
чег о
не
делали,
если
не
с читать
вознц
с
кухаркой,
с
п ортни хой.
Володю
и
добродушно
мычавшего
Бориску
они
держали
буквально
в
черном
теле,
и
от
мальчиков
постоянно
пахло
мочой,
что
так
не
вязалось
с
сияющей
чи стотой
дома,
бл еско м
пола,
добротной
утв арь ю.
На
меня
тетки
смотрели
с
вежливой
непр и язнь ю
и
вслух
удивлялись,
как
родители
позв ол яют
мне
чита ть
романы
Жю ля
Верна
и
Май н
Рида,
ибо
свя то
ве рили :
если
ро­
ман
—
знач ит ,
про
лю б овь,
а
детям
про
нее
читать
рано.
Вот
когда
я
впервые
на чал
соображать,
что
холеные
на рядны е
дамы
могут
б ыть
невежественными
м ещан ка­
ми,
и
меня
это
немало
удивило.
Я
тогда
еще
не
знал,
что
в
быту
широко
распространен
синоним
слова
«лю­
138


бовь»
—
«роман»: «У него с ней роман»,—
а
тетки
не
.подозревали,
что
это
наз вание
л ите ратурн ог о
жанра. ..
Многое
в
этой
семье
для
ме ня
б ыло
странно,
мож ет
б ыть
потому
я
ее
и
запомнил,
несмотря
на
то
что
ст а­
рался
бывать
там
как
можно
реже.
Нап ример,
я
уз нал,
•что где-то
в
дальней
комнате,
в
недрах
дома,
живет
ча­
хоточный
бр ат
хозяина,
Ана ний
Ксенофонтович,
кот оро ­
го
я
ни
ра зу
не
ви дел
и
который
яв ляется
как
бы
его
политическим
пр о тивник ом.
Ра ссказ ы вал и,
что
в
■1905 году,
еще
буд учи
учеником
реального
училища
в
■Вятке,
Ананий
Татаринов
состоял
в
революционном
кружке,
и зучал
«Капитал»
Кар ла
Маркса,
печатал
на
гек то гра фе
про кла ма ции
и
ка рик ату ры,
рас прос траня л
листовки
в
местном
театре
и
других
общественных
местах,
а
главное
—
в
декабр е
принял
участие
в
воору­
женном
восстании,
з асев
вместе
с
несколькими
мо ло ды­
ми
людьми
на
городской
во до качке.
После
о тб ытия
тю­
ремного
заключения
Ананий
Ксенофонтович
вернулся
в
Кот е льнич .
Не
знаю,
повлияло
ли
его
прошлое
на
срав­
нит е льно
мягкое
отношение
революционных
властей
к
его
бра ту
в
двадцат ы е
г оды.
Что
касается
самого
Лаврентия,
то,
почуяв
в
ко нце
двадцатых
годов
но вые
перемены,
сулившие
ему
н овую
опасность,
он
уехал,
на
сей
раз
со
всей
се мьей ;
ни к огда
больше
я
не
встречал
ни
е го,
ни
хромого
Володю ,
ни
глухонемого
Бориску.
А
дом
ц ел,
не
сгорел
в
1926 году,
только,
как
многие
старые
дома,
посерел,
обветшал,
за­
метно
стал
ниже ,
особенно
рядом
с
под нят ым,
выров­
ненным
и
заасфальтированным
шоссе,
по
которому
ка­
тят,
гро хочут ,
п ылят
сотн и
машин,
грузовых,
легковых,
и
все
мимо
бывшей
татариновской
вилл ы.
На
стенах
ее
наш иты
заплаты,
как
когда-то
на
пи джак е
Тата рин ова,
но
они
не
фальшивые
—
дом
свое
отжил,
ему
не
по д­
нят ь ся.
Дурак и
Я
никогда
не
мог
понять,
почему
в
нашем
маленьком
городе
бы ло'т ак
много
городских
сумасшед­
ших.
Правда,
никто
их
не
называл
сумасшедшими,
г ово­
рили
ласково
—
дурачок,
дурочка.
Д вое
из
них,
дурачок
и
ду рочка ,
б ыли
просто
излиш­
не
старательны.
Городок
расположен
в
котловине
меж-
139


ду
горами,
деревянные
мостки
(их уважительно имено­
вал и
тротуарами)
изобиловали
сту пень кам и,
и
пер ед
каждой
ступенькой,
сп ускаяс ь
с
горы
или
поднимаясь
на
гору,
дурачок,
сухопарый,
молчаливый,
сер ьез ный,
останавливался,
отходил
на
три-четыре
шага,
и
только
тогда,
с
ра зб егу,
решался
преодолеть
препятствие.
Дурочка,
по вя занн ая
платком
по
самые
брови,
дело­
вито
неслась
по
серед ине
дороги
и,
поминутно
на г иба­
яс ь,
отк ид ыва ла
к
обо чине
все
встретившиеся
ей
по
пут и
камни,
комки
засо х шей
гр язи
и
пал ки.
На
обратном
пу­
ти
она
ск ла ды вала
их
сно ва
на
середину.
Работы
х ва­
тал о.
Третьего
дурачка
з вали
Егор
Л аза реви ч.
Он
был
ус лужл ив
и
хлопотлив.
Его
призванием
б ыло
носить
на
похоронах
крышку
гроба.
Он
нес
ее
на
голове,
ч инно
вы с тупая
пер ед
процессией,
и
дребезжащим
тенорком
приговаривал:
—
Ай-яй-яй,
Ег ой
Язиевиць!
Одного
пелезиль,
д лю-
гого
пелезиль,
тлетьего
пелезивёсь!
Мысль
бы ла
д алеко
не
г лу пой.
Действительно,
он
пе­
режил
много
народу,
особенно
в
голодный,
т ифо зный
год.
Лютой
зимой,
з нойным
летом,
в
кромешную
осен­
нюю
грязь
он
нос ил
и
носил
гробовые
кр ыш ки,
и
без
нег о
невозможно
было
представить
себе
сколько-нибудь
стоящих
похорон.
Шапку
при
эт ом
он
держал
за
паз у­
хой ,
а
белобрысую
голову
с
красным
мо рщ инис тым
ли­
чи ком
повязы ва л
гр язн ым
вяза ны м
шарфом.
Четвертый
ду рак
был
профессиональным
бродягой
и
пьяницей.
Идя
мимо
нашего
дома,
он
считал
об язатель­
ным
провести
палкой
по
ребристому
палисаднику,
чт обы
и звл ечь
подобие
пулеметной
очереди
и
тем
побудить
нас
кинуться
к
окнам.
За тем
садился
на
тротуар,
с пус тив
но ги
в
к ан аву,
и,
приложившись
к
шкалику,
н ачи нал
чувствительно
выводить:
Помер,
помер
наш
Антошка,
Заказали
гро б
на
ножках.
Хор онили
—
не
скучал,
Закопали
—
осерчал.
Каждый
из
городских
сумасшедших
имел
почтенных
и
уважаемых
родственников.
Например,
«альпинист»,
что
так
сложно
преодолевал
горы,
был
родным
братом
инспектора
городского
училища,
известного
в
городе
140


• тем,
что
во
вре мя
германской
войны
он
з авел
в
классах
воен изир ов анну ю
гимнастику
со
шт ык овым
бо ем
и
про­
ч ими
устрашающими
приемами,
из-за
чего,
собственно,
папа
и
отдал
ме ня
учиться
в
м ирную
земскую
школу,
-более
демократическую
по
со став у
и
направлению:
большинство
учеников
б ыли
крестьянские
де ти.
У
Егор а
Л аза реви ча
то же
имелся
брат,
ж естян ых
дел
м аст ер,
чинивший,
паявший,
лудивший
всю
метал­
лическую
посуду
в
горо де .
Мне
не
раз
поручали
до ста­
ви ть
к
не му
для
рем он та
тот
или
иной
сосуд.
Одна жды
я
тащил
б ольш ой
ба к,
обладавший
особой
притягатель­
ной
силой:
каждый
встречный
мальчишка
не прем е нно-
ба хал
к улак ом
или
палкой
в
железное
днище,
некото­
рые
даже
перебегали
для
этого
через
д оро гу.
А
так
как
не сти
эт от
объемистый
бак
б ыло
мне
не
с
руки
—
не
обхватить,
не
удержать
за
края,—
я
надел
его
на
голо­
ву,
как
Е гор
Лазаревич
гробовую
крышку;
мо жно
легко
представить,
как
гудела
моя
голова,
ког да
р азда ва лся
очередной
удар
по
железу!
.. .Несправедливо,
подумалось
мне
сейчас,
яв но
несправедливо,
что
этот
пр ивыч ный
всем
Е гой
Язиевіщь,
пров од ивший
в
последний
пут ь
столько
своих
сограж­
да н,
сам
отправился
в
тот
же
пут ь
совершенно
незамет­
но,
исчез
—
и
все;
никто
о
нем
и
не
вспомнит...
Не
знаю,
дожил
ли
он
до
пожара,
если
дожил,
то
помогал
ли
брату
спасать
имущество,
понимал
ли
масштаб
не сча сть я;
вообще,
что
чувствовали,
как
вели
себя
го­
родские
юродивые
в
этот
безумный
день,
когда
и
но р-
мальные-то
лю ди
п орой
психовали?
Лыжи
Первые
мои
лы жи
б ыли
самодельными.
Ра­
зумеется,
делал
их
не
я,—
одиннадцатилетнему
э то,
по­
жалуй,
не
под
си лу;
и
вообще,
пр още,
казалось
бы,
ку­
пить,—
но
гд е?
В
1919 году в Котельниче не только
спортивных
магазинов
—
самых
обыкновенных
мелоч­
ных
лав ок
не
б ыло.
Попросить
у
знакомых,
у
соседей?
Но
у
вс ех
дети,
а
дети
хотят
бегать,
кататься,
несмотря
на
любые
социальные
кат аклиз мы
и
житейские
труд­
ности,—
никто
добровольно
не
р асст ается
с
коньками
и
лыжам и .
Словом,
отец
взялся
сам
-смастерить
л ыжи
—■
он
любил’решать
такие
заманчивые
задачи.
141


Сперва
потребовалось
подыскать
подходящий
мат е­
риал
—
в
бу ква льн ом
смысле
без
сучка,
без
з адори нк и«
Две
ро вные
березовые
доски
бы ли
найдены,
надлежа­
щи ?.!
об ра зом
обраб отан ы,
гладко
выстроганы;
длин а,
шир ина,
толщина
будущих
лыж
—
все
з ар анее
преду­
смотрено,
обговорено
со
мно й.
Труднее
всего
оказалось
загнуть
острые
кон цы
так,
ч тобы
после
они
не
разогну­
лись.
Папа
отмачивал
и
отпаривал
эти
ко нцы
в
кипятке,
а
затем
отгибал,
вставлял
меж ду
ни ми
распорки
и
в
таком
виде
просушивал
несколько
суток.
Помню,
он
ра­
но
утром
вст ав ал
и
сразу
шел
проверять,
как
обстоят
дела.
В
результате
я
пол уч ил
превосходные
лыжи,
г ибки е,
легкие
и
п осл ушн ые,
несмотря
на
отсутствие
снизу
же-
■лсбка (желобок
при
всем
желании
не
удалось
сделать)«
Опи
бы ли
шире,
короче
и
тоньше
тогдашних
фабричных
..беговых
лыж,
и
по
рыхлому
снегу
ходить
на
них
б ыло
легче.
Я.
совершал
да льние
походы
в
лес,
до
устали
ка­
тался
с
гор
и
на
первое
вре мя
даже
забросил
ко ньк и.
Котельнич
и
его
окрестности
изобилуют
горами,
но
не
все
эти
г оры
годятся
для
лыж:
од ни
из
них
—
город­
с кие
у лицы
и
проезды,
другие
—
гористый
берег
реки,
Настолько
крутой
и
о бр ывис тый,
что
местами
сн ег
на
не?4
не
задерживается,
всю
зиму
на
вид у
ос таютс я
гли­
нистые
красноватые
лысины.
Правда,
на
Вятке,
пов ыше
пристани,
находится
овраг
Семиглазов,
где
скат
к
реке
■между редкими соснами привлекателен для лыжников,
но
од на жды
там
произошла
трагедия.
Ч еты р надцат и­
летний
школьник
съехал
на
лыжах
с
обрыва
и
попал
в
запа дн ю:
под
с не жным
настом
к
весне
образовались
пу­
сто ты,
мальчика
зава лил о
осевшим
сн егом ,
лыж и
бы ли
при к реплены
к
ногам
наглухо,—
как
ни
бился,
не
мог
‘вылезть наружу;
тел о
отыскали
через
неско ль ко
дней
—>
из-под
снега
торчала
лыжна я
палка.
Первое
время
я
бегал
и
ка тался
с
мальчишками
на
Солдатском
п руду,
где
берега
с ра вните льно. низк ие
и
от­
логие.
Но
скоро
мне
это
прискучило,
и
я
со
св оим
б ли­
жайшим
приятелем
Володей
Бутыриным
на шел
м е стеч­
ко
поинтереснее
—
так
называемую
Нижнюю
линию«
Эта
железнодорожная
вет ка
ве ла
к
реке,
к
летней
сто­
ян ке
не фтен али вн ых
барж,
ее
п роложи ли
в
спе циал ьн о
отр ыт ом
глубоком
карьере.
Так
как
зимой
по
Нижн ей
лини и
поезда
не
хо д или,
то
нам
ничто
не
мешало.
Откос
142


был
довольно
кр ут ой,
под
сорок
пять
градусов,
как
мно­
гие
железнодорожные
на с ыпи,
и
нас
выно сило
с
разго­
на
на
противоположный
откос ,
основательно
тряхнув
за
своеобразном
трамплине
—
пр исып анны х
сн егом
рельсах.
Но
что
это
по
сравнению
с
тем ,
что
мы
испытывали,
съезжая
с
заречной,
куда
более
высокой
на сы пи!
На­
с ыпь
ве ла
к
большому
пятипролетному
мос ту
через
Вят­
ку,
о
котором
я
уже
не
раз
го во рил,
которым
горжусь
и
восхищаюсь
и
ны нче.
Вихрем
с
нее
слетев,
кати шь
ко
дамбе
или
по
равнине
еще
метров
сто
—
полтораста...
Кон е чно,
теперь,
когда
мы
н асмот рел ись
в
ки но
на
голо­
вокр ужи т ель ные
спуски
с
кавказски х
или
ал ьпийск их
горных
хребтов
или
в оочию
на
прыжки
с
кавголовских
трамплинов
(кстати,
под
Котельничем,
в
колхозе
«Ис­
кр а», тоже имеется теперь такой трамплин), наши за­
речные
подвиги
кажутся
пустяком,
но
тогда
дух
захва­
тывало!
Кто
из
ребят
не
исп ы тал
такого
счастливого,
на
грани
восторга
и
ужаса,
ощущения?
Но
прогулки
на
лыжах
за
Вятку,
особенно
бл иже
к
весне,
таили
в
себе
и
другие
очарования.
Свер кав ш ий
под
февральским,
под
мартовским
солнцем
снег,
н едви жно
застывшие
на
прибрежных
холмах
дубы,
еще
совсем
з имние ,
не
проснувшиеся
от
декабрьского
и
ян­
варского
сна,
а
р ядом
уже
за лило ве вшие
ивовы е
кусты,
ко е-г де,
на
открытых
солнцу
местах,
даже
с
сер е жкам и;
оживившиеся,
бойко
перепархивающие
с
ветки
на
ветку
птицы,—
они
доклевывали
остатки
прошлогодних
яг од
рябины,
калины,
шиповника..,
и
вдруг
ра здается
уже
откровенно
ве сенн яя,
призывная
дробь
дятла!
А
как ие
неожиданные
в ст речи!
С
пр от ив опол ожных
сторон
одновременно
выбежали
на
поляну
два
очень
разных,
совершенно
непохожих
друг
на
др уга
существа:
пятнадцатилетний
подросток
на
лыжах
—
и
белый
как
снег,
с
черным
кончиком
хвоста
горностай.
В
первый
момент
мы
оба
приостановились,
выжидательно
замер­
ли,
а
затем
я
продолжал
стоять,
не
спуская
гл аз
со
■зверька,
а
он
деловито
возобновил
с вой
пут ь,
разве
что
чу ть
свернув
вбок,
чтоб ы
не
повстречаться
нос
к
н осу
с
незваным
пришельцем.
Я
долго
потом
разглядывал
его
м елк ие,
слегка
заметенные
пушистым
хвостом
следы.
Да,
хорошо
у
нас
за
рекой
и
зимой
и
летом!
Даже
не
знаю,
когда
и
лучше,—
пожалуй,
все
же
зимой,
когда
143


там
безл юдь е
и
т иши на.
П р авда,
зимой
там
без
лыж
пройдешь-
только
по
дороге,
которая
как
раз
не
пу с тын­
на:
то
и
дел о
попадаются
во зы
с
сеном,
что
тоже
имеет
с вою
приятность
(чего стоит один запах сена!),—
самая-
самая
же
тайная
прелесть
заречных
рощ
и
лугов
пеш е­
му
недоступна.
Вот
почему
в
м оей
жиз ни,
как
детской,
так
и
взрослой,
лы жи
так
много
значили
и
до
сих
пор
знача т.
За конч у
свое
восторженное
слово
о
лыжах
так им
эпизодом.
В
одн ом
из
многочисленных
Коте льни че ски х
ам бар ов
еще
со
времен
гр ажд анс кой
в ойны
л ежали
навалом
сотни
л ыж,
тяжелых,
гр убы х,
с
давно
разогнувшимися
концами.
Их
изготовили
пр име рно
в
тот
же
год,
что
іи
мои,
но
для
иной
цели.
К
Котельничу
пр ибл иж алась
война:
Колчак
занял
Пермь,
бои
шли
уже
на
востоке
Вятской
губернии;
больше
т ого,
по
слухам,
отдельные
белы е
отряды
подбирались
на
л ыжах
совсем
близко
к
нашим
местам.
Был
отдан
приказ:
за готов и ть
для
го­
родского
гарнизона
лыжи .
Крестьяне,
как
умели,
выпол­
н или
п р иказ,
сдали
в
военкомат
несколько
с отен
л ыж;
но
вскоре
Колчака
отогнали
д алеко
за
Урал,
и
лыжи
остались
не
у
дел,
—
без
ремней,
наспех
в ыт есанн ые,
они
уже
никого
не
интересовали.
Не
знаю,
кому
пришла
в
голову
мысль:
поскольку
забор,
ограждавший
городской
сад,
за
годы
во йны
об­
ве тша л,
заменить
его
но вым...
из
лыж!
Что
им
зря
ва­
ляться
в
амбаре?
Сказано
—
сделано.
Вкопали
новые
столбы
с
попере­
чинами,
набили
на
попе ре ч ины
лы жи
(острыми,
как
клинки,
как
сабли,
ко нцам и
вверх), покрасили в ярь-
медянку,
и
стал и
они
верой
и
правдой
служить
мирному
городу
—
охранять
сад
от
нахальных
коз .
Огр ада
эта
уц елела
от
пожара,
и
с ме нили
ее
лишь
в
сере дине
тр и­
дцатых
годов,
когда
строили
в
саду
стадион.
Хо тя
лыжи
имеют
самое
непо сред ст венно е
отношение
к
сп орту ,
о ни,
в идимо ,
показались
чересчур
скромными
рядом
с
но­
вень ким
стадионом.
Да,
наверно,
они
в
сам ом
деле
со­
старились,
отжили
свой
век,
если
помнят
о
них
теперь
всего
двое-трое
котельничая:
скажем,
я,
да
землемер
Ол ег
Федорович
Захаров,
который
всю
жи знь
живе т
ря­
дом
с
этим
городским
садом,
да
вр ач
Николай
Ни кол ае­
вич
Ка рлов,
который
хотя
и
родился
в
Петрограде,
но
144


с
восьми
лет
укоренился
в
Котельниче
и
люб ит
его
не
меньше,
если
не
больше,
чем
я...
С
ним
мы
и
колесили
на
лыж ах
по
заречным
местам.
Бревна
«Где Леня?» — « Л еня
на
бревнах...» —«Я
пошел
на
бревна.
..» — «Мы
с
Володей
будем
на
бре в­
нах.
..»'—« Ка кое
самое
лучшее
место
у
нас
на
д во­
ре?» — «Какой
может
быть
разговор
кон ечно ,
бре в­
на! ..»
Что
же
такое
бревна?
Отк уда
они
взял ись ?
Как
выглядят?
Почему
в
их
«сфере»
возможны
и
действия,
-
то
есть
самые
ра знооб р азны е
игры,
и
чт ен ие,
и
раз­
думья,
и
чистое
созерцательство,
и
многое-многое
д ругое ?
Я
уже
говорил-,
что
старый
дом
тети
Ани
пос теп енн о
лом али .
То,
что
помельче
и
что
успело
подгнить,
шло
на
дрова,
а
то,
что
покрупнее,
покрепче,
складывали
в
дальнем
от
нашего
фл и геля
углу.
Так
получилась
склад-
ница
в
полтора
взрослых
роста,
вр ове нь
с
забором,
от­
делявшим
ее
от
улицы.
Она
с ос тояла
из
самых
разнооб­
разных
бревен,
балок,
по ло вых
досок,
дверных
косяков
и
была
накрыта
старыми
отслужившими
дверьми.
Мы,
м аль ч ишки,
ле гко
преодолевали
с
ул ицы
дощатый
за­
бор:
нащупывали
в
нем
пальцами
бо сых
-ног
горизон­
та льн ые
щели,
цеплялись
за
эти
щели,
а
затем
за
верх­
нюю
доску
заб ора
руками
и
перекидывали
правую
или
левую
ногу,
а
затем
и
всего
себя
на
заветную
пл ощ адку
из
бревен.
Так
попадали
мы
на
нее,
чт обы
не
идти
но р­
мальным
путем,
в
кал итку
у
ворот,
че рез
двор,—
так
бы ло
интереснее,
чем
привычно
подниматься
наверх,
как
по.
лестнице,
по
ступенчато
сложенным
бревнам
же
со
стороны
дв ора.
Эта
лестница
бы ла
рассчитана
на
взрослых:
зимой
они
вместе
с
нами,
детьми,
катались
на
санках,
на
лу б­
ках,,
на
р огож ах
с
л едян ой
горы,
ко то рую
от ец
устроил
из
наклонно
положенных
длинных
п ол овых
досок.
Гор­
ку
ограждали
с
бок ов
такие
же
доски,
и,
как
только
■начинались,
мороз ы,
па па
зали ва л
ее
водой,
ко торую
терпеливо
носил
в ед рами
из
колодца,
отстоявшего
са­
ж еней
на
сорок
от
бревен.
А
ведь
на до
бы ло
залить
-и
дорожку,
по
к оторой ,
с кати вшис ь
с
горки,
к атил ись
6Л.
Рахманов
145


как
можно
дальше...
Так
или
иначе,
все
это
устройство
явтялссь
довольно
хлопотным
предприятием.
Правда,
когда
бревен
во
дворе
еще
не
было ,
все
ра в­
но
к
масленице
сооружалась
большая
го ра
из
снега,
тоже
поливалась
водой,
за
од ну
м орозн ую
ночь
стано­
ви лась
ледяной
горой,
и
с
нее
мол ода я
наша
семья
—
па па,
ма ма,
тетя
Са ник а,
я,
тогда
совсем
маленький,—
с
увлечением
катались.
(Порой даже вечером,
в
темноте,
что
прибавляло
веселья.)
Приходили
кататься
и
наши
знакомые,
родственники,
разумеется
те,
что
помоложе;
Исключение
составляла
сама
хозяйка
двора,
дома
и
ого­
рода:* несмотря на свой бойкий,
живой
характер,
тетя
Аня
избегала
кататься.
Бревна
в
нашем
дворе
бы ли
настолько
об житы м
местом,
что
представлялись
мне
раньше
и
пр едст авл я­
ются
н ынче,
в
па м яти,
как
нечто
живое,
почти
одушев­
ленное
и
одухотворенное.
На
них
б ыло
столько
прожи­
то,
пережито,
прочувствовано,
прочитано
(например,
весь
Вальтер
Скотт,—
Диккенса
я
любил
читать
по ч ему-
то
дома,
зим ой)
и
так
хорошо
мечталось;
с
их
высоты
можно
бы ло
наблюдать
и
жизнь
ул ицы,
и
встречать
взглядом
и
приве тс т ве нным
возгласом
папу,
идущего
д омой
со
службы
или
с
рыбалки,
и
просто
глядеть
в
небо,
чувствуя
себя
не
на
два -тр и
метра
ближе
к
нем у,
а
на
много
световых
лет.
Но
существовали
и
другие
бревна
—
считанные
меся ­
цы
назад
они
еще
жили,
росли,
цвели,
зеленели,
словом
б ыли
деревьями,
а
к
деревьям
я
всегда
относился
как
к
родным
братьям.
Сотни
и
тысячи
их
зимой
спилили,
свалили,
срубили
с
них
ветви,
р анней
весной
спустили
на
вод у
и
в
виде
плотов
отправили
вн из
по
реке.
Подле
нашего
города
пло ты
эти
о стано вил ись,
«стали на
як ор ь», и это был их последний речной приют.
В
жаркие
летние
месяцы
вода
из-под
них
уходила,
пл оты
посте­
пенно
оказывались
лежащими
на
Песке;
до
осе ни
их
-у спеют
разобрать
сно ва
на
отдельное
бревна
и
ув езут
по
железным
дорогам
в
разные
стороны,
в
дальние
су­
хопутные
города,
или
распилят
на
доски
на
ме стно й
ле­
сопилке.
Во
всю
первую
половину
лета,
до
наступления
ме л­
ководья,
эти
рас тян увши ес я
в
дли ну
вер сты
на
две,
а
в
ши рину
—до
середины
реки
кар аван ы
п лотов ,
состо­
я вших
из
еловых,
сосновых
бревен,
скр епл енны х
каната­
145


ми,
тросами,
не
то
просто
гибкими,
пр оч ными
ивовыми
ветвями,
служили
для
н ас,
мальчишек
(да и для взрос -«
л ы х), чудным пристанищем.
С
пло тов
купались,
удили
рыбу,
по
ним
хо дили ,
бегали,
пр ыга ли
через
«окна»
—■
ш иро кие
и
узкие
водные
промежутки,
забирались
в
крытые
корой
шалаши,
на
дне
которых
была
постлана
солома,
положены
еловые
и
пихт ов ые
ветки,—
здес ь
н еда вно
спали
и
укрывались
от
до ждя
пл отого ны ,
те,
кто
приве л
к
нам
эти
пло ты
с
верховьев
В ятки
и
с
бере­
гов
Моло мы.
(Кстати,
какое
сч асть е,
что
тогда
еще
не
портили
реку
мо ле вым
сплавом,—
ведь
это
затонувшие
т оп ляки
по мо гли
ей
п отом
обмелеть,
так
что
нынче
лишь
в
разгар
половодья
она
напоминает
пре жню ю
красави-
цу
Вят ку .)
После
всего,
что
значили
в
мо ем
детс тве
и
отрочест­
ве
речные
и.
домаш ни е
бревна,
м огу
ли
я,
желая
зак ле й­
мить
чью-либо
тупость,
глупость,
наз ват ь
или
сра в­
нить
этог о
человека
с
бревном?
Никогда!
Для
этого
я
сл ишк ом
люблю
и
ув ажаю
бр евн а,
в сяки е,
в
том
числе
и
кривые
и
сучковатые
—
от
них-то
больше
всего
и
пах ­
нет
смолой...
Денежки
Мам ины
родственники,
все
эти
мелкие
ку п­
цы
и
у ездн ые
домовладельцы,
имели
обыкновение
да­
р ить
мне
в
д ень
мо их
именин
энное
количество
серебря­
ных
пятачков
или
гривенников,
но ве ньк их,
чистеньких,
сложенных
столбиком
и
аккуратно
обернутых
нарядной
бумажкой.
Не
помню,
что
это
были
за
суммы,—
навер­
ное ,
рубля
два-три,
не
больше.
А
не
помню,
потому
что
не
пе р есчиты ва л:
полу чил,
поблагодарил
—
и
ссыпал
в
ко пи лку
в
в иде
ру мя ной
глиняной
свинки.
Это
не
означало,
что
я
был
скуп,
берег
копейку
на
черный
день,—
просто
я
не
счи тал
подарен­
ные
денежки
деньгами,
то
есть
чем-то
таки м,
на
что
м ожно
купить
сласти,
кни жк и,
игр уш ки.
Вообще,
в
нашей
небогатой
семье
п очти
никогда
не
ве ли
при
мне
речь
о
деньгах:
ку пил...
купила...
ско л ько
стоит...
Был
это
воспитательный
принцип
или
происходило
с луча й­
но
—
не
знаю.
Так
и
стояла
св инка
на
м амин ом
комоде,
рядом
с
корзинкой
для
шитья,
не
возбуждая
у
ме ня
ни каки х
*
147


эмоций
и
вместе
с
тем
год
от
г ода
становясь
все
у ве­
систее,
пока
не
достояла
до
ре во люции.
Вот
тут
эти
де­
нежки
действительно
потеряли
свойство
денег.
На
них
ров но
н ичего
нельзя
ста ло
купить
—
ни
кн иг,
ни
игру­
ше к,
ни
даже
кусочка
хлеба.
Так
неожиданно
оберну­
лось
мое
«бессребреничество» .
Иная
судьба
постигла
золотой
пятирублевик,
тож е
кем-то
давно
по д аренн ый
(кажется,
в
год
и
в
честь
мое ­
го
рождения).
Он
хранился
не
в
копилке
с
разменной
мелочью,
а
в
заветной
ма м иной
шка тул ке
вместе
с
об ру­
чальными
кольцами
(которых родители никогда не но ­
сил и), парой сережек (с пер в а
те тя
Аня,
а
п отом
папа
не
позволяли
маме
вде ват ь
их
в
уши )
и
од ной
б рошью .
Я
уже
говорил,
что
в
1922 году,
ко гда
жи знь
начала
на лажи ва ть ся,
нас
обокрали,
унеся
из
дома
все
мало-
мальски
ц ен ное.
В
том
чи сле
и
мой
золотой,
который
и
видел-то
я
р аза
два
за
св ои
четырнадцать
лет,
опять
же
не
пр идавая
ему
материальной
ценности.
Впрочем,
д етство
мое
прошло
в
эпо ху
инфляций
чут ь
не
всего
на
свете...
—
Но
к
золотому
я
о тно сился
куда
почтительнее,
чем
к
серебрушкам,
проявлял
к
не му
научную
любознатель­
но сть.
Например,
спр ав ля лся
в
эн цикл оп едич еско м
с ло­
вар е
—
империал
это
или
полуимпериал,
отличается
ли
он
своей
ценностью
от
наполеондора,
о
котором
т оже
где-то
читал,—
с
полн ой
то чнос тью
разницу
выяснить
не
удалось.
Так
или
иначе,
золотой
пропал.
Свинушка
же
с
се­
ребряной
м е лочью
осталась
сто ять
на
комоде,
в оры
на
нее
не
позарились.
Исч езла. он а
четыре
го да
спустя,
на
п ожаре :
п оте рялас ь,
раз бил ась
—
неведомо.
Жертва
стихии!
Как
ни
странно,
в
пожарной
кутерьме
уц е лели
с та­
рин ные
медные
деньги,’которые
я
с
у вл еч ением
собирал
в
школьные
го ды.
Вот
их
я
действительно
уважал.
Пра­
вд а,
большинство
монет
был о
не
бог
весть
какой
древ­
н ости
—
середины,
нач ала
девятнадцатого
ве ка,
—
но
имелись
павловские,
екат ер ин инские,
даже
аннинские
пятаки
и
ал ты ны,
т яже лые,
грубые,
с
зазубренными
краями;
они
сохранились
у
меня
доселе.
Вот
и
сейч ас
кр асу ется
передо
м ной
полушка,
отчеканенная
в
1734 году,
в
самый
ра згар
бироновщины,
итальянское
сольдо
1811 года с портретом и именем Наполеона,
дат­
148


ск ий
шиллинг
1801 года с двумя перекрещенными стре ­
ла ми,
германский
пфе ннинг
1826 года.. .
Но
больше
все­
го
я
гордился
в
д етств е
копейкой,
точнее
—
«денгой»
1569 года,
времен
Иоанна
Грозного,—
уж
ей -то,
считал
я,
мог
поз авидов ать
любой
нумизмат.
Самое
удивитель­
ное,
что
я
и
по н ятия
не
имел,
откуда
она
у
меня
вз я­
лас ь!
Хранил
я
свою
коллекцию
в
довольно-таки
смешном,
во
всяком
сл у чае,
несерьезном
месте:
в
дер ев янно м
гри ­
бе,
стоявшем
за
ма м иным
туалетным
зеркалом.
Никто,
кр оме
меня,
в
этот
гр иб
не
лазил,
не
отк рыва л
его
ту­
гую,
кр асну ю,
как
у
подосиновика,
шл япку ;
да
и
кто
мог
подумать,
что
там,
внутри,
находится
что-нибудь
це нно е.
Я
и
сам-т о
потом,
н аезж ая
из
Ле нинг р ада
к
родителям,
не
заг лядыв ал
в
гриб
годами;
случалось,
возьмешь,
встряхнешь
—
все
в
порядке,
бр ен чат
монеты!
—
и
поста­
вишь
на
ме сто.
Но
однажды
меня
словно
что-то
кольнуло:
дай
вз гля ну
на
коллекцию.
Высыпал
монеты
на
стол,
ра зло­
жил
по
годам,
по
векам,
по
странам...
стойте,
а
где
денга?
Денги-то
и
нет!
Сгинула!
Что
скрывать,
огорчился
я
не
на
шут ку.
Р аз досад ова ло
в
о с новном
то,
что
я
даже
самому
себе
не
мог
доказать,
что
владел
такой
ред ко стью.. .
А
вдруг
я
глупейшим
об ра зом
ош и­
бался?
Вдруг
на
эт ой
изр ядно
помятой
и
почерневшей
денге
значилась
вов се
другая
д ата
—
не
1569, а 1659? Тем
сам ым
монета
ср азу
молодела
на
сотню
ле т,
становилась
ровесницей
не
Ив ана
Грозного,
а
«тишайшего»
Алексея
Михайловича...
М-д а,
оби д но.
Но
—
теперь
не
проверишь,
позд но
хватился.
Придется
утешиться
тем,
что
иной
миф
доро­
же
были.
По
край н ей
мере,
он
разбудил
фа нт аз ию,,
ин­
терес
к
истории,
а
что
толку
б ыло
в
серебряной
ше лухе,
в
подаренных
к
очередным
им енинам
блестящих,
но­
веньких
пятачках
и
гривенниках!
Электричество
Вопрос:
как
тринадцатилетному
парню
хв а­
тало
вр ем ени
и
на
уроки,
и
на
жадное
чте ни е,
и
на
ко нь ки,
и
на
переплетение
кни г,
и
на
муз ык у,
и
на
лы­
жи,
и
на
домашнюю
трудовую
повинность
в
-вид е
еж е­
149


д невно й
очи ст ки
двора
и
мостков
от
ль да
и
с не га—;
одним
словом,
на
все
п люс
с амое
непредвиденное.
При­
чем
отд а ва лись
этому
не
как ие -ни будь
минутные
к рохи,
а
полновесные
ч асы,
дни,
нед ели
зимней
школьной
по­
ры.
Ответ,
по
существу/
од ин:
знач ит ,
дет ст во
и
отро­
чество
—поразительно
емкий
период,
это
какая-то
ра с­
ширяющаяся
вов не
и
внутрь
себ я
всел енна я!
Но
был
год,
точнее
—
зима,
когда
одно
увлечение
по­
давил о
все
остальные,
ст ало
мо нопол ьным,
главенствую­
щ им,
словно
ради
не го
я
и
жил
на
свете.
Эту
з иму
можно
н аз вать
эл е кт риче ской.
Мою
жи знь
запо­
лонили
э ле ктрофо ры,
лейденские
банки,
ко нденса т ор ы,
эл ект р ич еская
машина,
разнообразные
эл ектр иче ск ие
опыты,
производимые
как
в
сосредоточенном
одиночест­
ве,
так
и
эффектно
демонстрируемые
напоказ.
Вольно
или
не вол ьно
во
все
это
зат яг ивали сь
мои
д руз ья,
одно­
классники,
ро дны е,
знакомые.
Сейчас
странно
и
пр ият но
вспоминать,
как
солидные,
в з рослые
люд и,
послушно
вз явши сь
за
руки,
образовывали
э л ектр ическу ю
цепь.
Как
о хотно
становились
по
очереди
на
«уединяющую
скам ейк у », отчего их наэлектризованные волосы встава ­
ли
дыбом.
Как
радушно
позволяли
с
треском
извле к ать
из
кончиков
их
носов
фиолетовую
полуторасантиметро­
вую
искру,
терпя
при
этом
весьма
ощ ут имый
укол.
Лю­
бопытство,
за бав а,
уважение
к
всемогущей,
таинствен­
ной
(хотя на первый взгляд и игрушечной)
на уке,
а
глав н ое
—
симпатия
к
молодому
электрику,—
все
см е­
шалось
в
эт ом
участливом
отношении
к
моим
незамыс­
ловатым
эк спер и мен там.
А
началось
все
с
того,
что
я
прочитал
в
учебнике
физ ики
Краевича
такую,
казалось
бы,
неприметную
фразу
(правда,
она
сопровождалась
ри с унк ом): «Круг
А
электризуют,
ударяя
по
н ему
лисьим
хвостом».
Боже ,
как
нестерпимо
мне
захотелось
иметь
лисий
хвост,
что ­
бы
ударять
и
тем
самым
электризовать
этот
к руг!
Эб о­
нитовым
кругом
А
с
успехом
могла
с лужит ь
граммофон­
ная
пластинка,
которой
я
об ла дал;
хвоста,
ув ы,
в
доме
не
было ,
и
взят ь
его
оказ ало сь
неоткуда
—
легче
соору­
дить
электрическую
ма ш ину.
Ск аза но
—
сделано.
Я
со­
орудил
ее
из
бутылки,
вр а щавшейс я
на
оси
и
трущейся
о
кожаные
подушечки,
которые
я
покрыл
амал ь гамо й, -^
ртуть
у
папы/к
счастью,
нашлась.
150


С
э той
минуты
н ачал ась
новая
эр а.
Ско ль ко
счасть я
она
доставила
—
пусть
это
ны нче
смешно
зв учит !
Дол*
гие
зим ние
вечера
пропахли
чудесным,
све жим ,
бодря­
щим
з апа хом
озона,
исходившего
от
м оей
безупречно
де йство в авш ей
электрической
машины.
Незабываемый
запах!
Как
ни
разновелики
мас штаб ы,
о
нем
мне
напо­
минают
теперь
летние
грозы...
Но
все
это
пока
относилось
к
явлениям
так
наз ывае ­
мо го
(в то время)
статического
электричества.
От
него
вскоре
я
перешел
к
электричеству
гальваническому,
до­
бываемому
из
электрических
батарей
—
элементов
Лек-
ланше,
Дан иел я,
Грене
и
мн огих
других.
Меня
пл енял и
эти
да лек ие,
з ву чные
имена:
чего
стоил
од ин
Лекланше!
Позже
я
прочел
в
«Зависти»
Юр ия
Олеши,
как
он
был
очарован
«сквозным»
именем
Лил иент ал я
—
первосозда­
теля
летательного
аппарата;
прим е рно
так
звучал
для
меня
и
Лекланше.
Разочарований
то же
б ыло
немало.
Во-первых,
опыты
часто
не
уд а вал ись;
я
ут ешал
с ебя
тем,
что
таков
у дел
вс ех
изобретателей.
Во-вторых,
и
это,
пожалуй,
главное,
в
нашем
городке
бы ло
невозможно
достать
те
или
иные
ма те риа лы.
Я
зачитывался
журналом
«Физик -люби­
т ель », который меня подстрекал к устройству новых и
новых
приборов;
к
сожалению,
большинство
их
бы ло
для
ме ня
неосуществимо.
Ска же м,
я
м ечтал
со зда ть
термоэлектрическую
батарею,
а
для
нее
нужны
б ыли
та­
кие
ме тал лы,
как
сурьма
и
висмут,
о
которых
в
Котель-
ниче.
никто
и
не
сл ыша л!
Нельзя
забывать,
что
расцвет
м оего
увлечения
приходился
как
раз
на
самые
бестовар­
ные
двадцатые
годы.
Безу мно
огорчало
меня
и
то,
что
превосходный
ф изи­
ческий
кабине т ,
которым
ко гда-т о
ра сп олаг ала
мужская
гимназия,
за
год ы
ра зру хи
и
сам
ра зр ушилс я:
одни
пр и­
бо ры
поломаны,
другие
растащены.
Да
и
не
такие
у
меня
бы ли
отношения
с
учителем
физ ик и,
скопидомом,
неря­
хой
и
крикуном,
чт обы
к
не му
обращаться
с
просьбой
или
вместе
что-нибудь
делать.
Сам
он,
кста ти,
не
мог
сделать
толком
ни
одн ого
опыта:
вечно
что-нибудь
ра зо­
льет,
разобьет,
испортит;
все
ва лилос ь
у
не го
из
рук,
и
Скляренко
срывал
злость
на
нас,
выгоняя
за
дверь
про­
тестантов
и
бунтовщиков.
Он
был
полной
противополож­
нос тью
учительнице
б иоло гии
Матанцевой,
с
уд ов оль­
151


ствием
поощрявшей
наши
самостоятельные
занятия
в
биологическом
кабине т е.
Полностью
я
мог
рассчитывать
лишь
на
заинтересо­
ванное
содействие
самых
бл изких
своих
друзей,
братьев
Карловых;
помню,
как
был
огор че н
и
смущен
мл адш ий
Ка рлов,
когда,
идя
ко
мне
на
очередной
э л ект росеа нс,
неч аянно
р аз давил
в
кармане
изготовленную
им
лейден­
ск ую
банку.
Легко
представить
мою
рад ость ,
когда
дядька-машинист
привез
мне
в
п од арок
водоналивные
ба таре и:
ну,
думаю,
теперь
заживем!
Но
батареи
б ыли
на
выдо хе
и
почти
сраз у
от к азал ись
работать.
Н ич его,
думал
я,
все
вп ер еди,
ибо
твер до
р ешил
по -*
еле
окончания
школы
учиться
на
инже нер а -эл ект рика .
Этого
р ешен ия
придерживался
я
сравнительно
долго:
наэлектризованность
моя
в ыд ержала
трехгодичное
ис­
пытание,—
хотя
решить
б ыло
проще,
чем
выпо лнить .
Для
н ачала
я
в
1925 году отправился в Ленинград и
поступил
уч еник ом
монтера
на
ли нию
электропередачи
Волховстроя,
о
чем
уже
говорилось
и
что
б ыло
неслы­
ха нной,
невероятной
удачей.
А
через
год
сдал
конкурс­
ные
экзамены
и
стал
студентом
Электротехнического
института:
это
был
пи к,
Эльбрус,
Эверест
моего
элект­
рического
счастья!
Прошло
еще
полтора,
от-
с илы
два
года;
электротех­
нике
я
из ме нил,
стал
литератором,
но
это
уже
совсем
другая
история,
которой
во
многом
посвящена
вторая
часть
э той
книги.
Но
д олжен
признаться:
когда
мне
ис пол нилос ь
пять­
дес ят
и
Алексей
Иванович
Пантелеев,
автор
мн огих
из­
вестных,
более
т ого
—
знаменитых
книг,
по дар ил
мне
универсальный
набор
электромонтерских
инструментов,
я
был
го рд
и
тронут
таким
подарком.
Я
и
т'еперь
с
на­
слаждением
орудую
эт ими
пре вос х од ными
инструмента­
ми,
когда
в
домашнем
электрохозяйстве
что-нибудь
по р­
тится.
Впрочем,
это
уже
не
увлечение,
а
нечто
вроде
игры.
Вроде
электрической
железной
дороги,
принадле­
жащей
моему
внуку,
кот оры й,
зная,
что
мне
это
д оста­
вит
гораздо
большее
удовольствие,
чем
ему,
по
доброте
душевной
иногда
пр едла гал
мне
вместе
поиграть.
Слу­
чалось
это
нечасто,
а
теперь
вну к
вырос,
дорога
забр о­
шен а, —-
что
поделаешь:
люб овь
к
электричеству
—
ее
либо
нет,
либо
она
на
всю
жизнь.
.152


Сергей
Петрович
Говоря
о
гостях-одиночках,
я
не
упо мя нул
о
Сергее
Петровиче:
он
стал
бывать
в
нашем
до ме
по­
зже,
после
пожара,
когда
родители
переехали
в
наго р­
ную
часть
города,
где
жил
и
он.
Приходил
Сергей
Пет­
рович
всегда
неожиданно,
что
называется,
невзначай,
но
при
э том
умел
попас ть
вовремя,
никому
и
нич ему
не
помешать.
Зайдет
на
огонек
пос ле
нашего
ра ннег о
ужи ­
на,'
пог овор ит
с
отц ом
о
политике,
о
рыбалке,
по кури т,
подсев
к
печке
и
выпуская
дым
в
приоткрытую
вьюш­
ку
—
«чтобы староверы не заругались»,—
староверами
он
окрестил
н ашу
некурящую
семью.
Мы
любили
это го
доброго
чудака
с
коротко
стриже­
ной
седой
головой
и
такой
же
седой,
колючей
щ ети ной
на
щеках
и
на
подбородке.
Го во рил
он
тоже
колюче,
ворчливо,
но
мы
знали,
что
это
так,
в
шут ку.
Шу тил
он
тож е
по-своему,
зв ал
чуть
не
всех,
независимо,
от
пола
и
во зр ас та : «парень».
—
Ты
гляди,
па ре нь,
л ишку
за пра шива ешь ,
—
гова ­
ривал
он
на
б азаре
бабе,
торгующей
яйцами
или
творо ­
гом.—
Надо ,
парень,
сбавлять.
Такая
манера
удивительно
подходила
к
его
вн еш-
.ности
и
одежде.
Одевался
Сергей
Петрович
оч ень
де­
мократично
даже
для
тех
трудных
лет
и
вообще
для
райцентра,
сливающегося
с
окрестными
де р евн ями.
Не
помню,
что бы
когда-нибудь
он
нацеплял
галстук:
летом
ходил
в
тол стов ке
или
косоворотке,
зимой
в
старом
френче,
не
то
сером,
не
то
выгоревшего
защитного
цвета.
Характер
у
Сергея
Пет ро ви ча,
несмотря
на
его
до­
б роту,
был
азартный.
Чем
бы
он
ни
у вл екался
—
рыбал­
кой,
охотой ,
сбором
грибов,—
он
вкл адывал
в
это
заня­
тие
темперамент
и
душу.
Он
сам
расск азы вал ,
как
в
давнее
время,
в
молодости,
при стра стил с я
к
картам.
Обычно
это
происходило
у
городских
знакомых
или
в
городском
клубе,
а
жил
он
там,
где
ра бо тал
—
на
с пи­
чечной
фабрике,
версты
за
три
с
лишком
от
города,
к
.то му
же
расположенной
внизу,
у
реки,
под
гл инист ым
обрывом
(непонятно,
за чем
хозяева
построили
ее
в
та­
ком
не удо бном
мес те).
После
карт,
поздней
ночью,
п ри­
ходилось
добираться
домой
в
кромешной
тьме,
осенью
153


увязая
в
грязи,
зимой—в
сугробах,
которые
по зе мка
успела
намести
поперек
до ро ги.
Как-то
в
конце
октября
Сергей
Петрович
проигрался
в
пух
и
прах
и
раньше
обыч ного
вернулся
на
фабрику.
Сидевший
у
ворот
ста­
рик
сторож
ср азу
заметил,
что
тот
не
в
д ухе.
—
Что-то
сегодня
раненько,
Сергей
Петрович.
Как
дела?
—
Как
сажа
бела,—
мрачно
ответствовал
постоя­
лец.—
До
гроша
продулся.
—
Да
ну?
А
ты
возьми
у
ме ня
полтинник,—
посочув­
ство в ал
сторож.—
Авось
отыграешься.
Заядлого
кар т ежн ика
не
на до
бы ло
долго
упраши­
вать:
он
взял
по лт инник ,
насколько
мог
ре зво
побежал
в
город
и
—
о тыгр алс я.
Туда
да
обратно
семь,
и
еще
раз
туд а
да
обратно
се мь
—
вер ст
пя тна дца ть
в
тот
вечер
намесил
глины.
Зато
полтинник
ок азался
счастливым!
Будучи
сам
азартным,
Сергей
Петрович
сочувство­
вал
и
чужим
страстям
и
увлечениям,
равно
как
и
чужо­
му
невезенью.
Известно,
что
рыб аки
скло нн ы
прихваст­
нуть
и
преувеличить:
мол,
сегодня
у
ме ня
сорвался
с
кр ючка
вот
такой
саз ан!..
Сергей
Петрович
не
только
ре
хвалился
у дачей ,
добычей,
рыбацкими
доблестями,—
наоборот,
ст аралс я
не
задеть
в
другом
рыбацкое
с амо­
любие,
не
возбудить
в
ко лле ге
ревн ив ое
чувство.
Бы ва­
ло,
возвращается
с
В ятки
с
добрым
уловом
и,
встретив
мою
же ну
(с ней он особенно подружился,
ког да
она
провела
в
Котельниче
два
эвакуационных
г од а), забот­
лив о
предупреждает:
—
Вы
уж
Ни кол ая
Н ик ола евича
не
расстраивай­
те.
..
не
говорите,
что
встретили
меня
с
рыбой.
Впрочем,
он
зна л,
что
отец
не
завистлив,
и
э то,
с ко­
рее,
была
шутка.
Они
оба
безгранично
любили
природу,
рек у,
лес,
вятск и е
родные
места,
и
это
их
оче нь
с бли жа­
ло.
Н ико гда
не
оставлял
Сергея
Петров и ча
и
юм ор,
по­
могавший
ему
ле гче
переносить
тяготы
жизни
скудного
во енн ого
времени.
Один-единственный
раз,
уже
после
войны,
родители
видели
на
его
г лазах
сл езы:
Сергей
Петрович
пришел
к
ним
прощаться
—
уезж ал
к
сыну,
в
другой,
дальний
город .
Не
хотелось
ему
пок ид ать
Ко-
те льни ч,
но
приближалась
старость,
он
жил
одиноко
(его жена уехала еще раньше к дочери),—
пришлось
двинуться
и
ему .
154


Больше
Сергей
Петрович
не
бывал
в
Котельниче«
Жаль:
еще
одним
примечательным
человеком
и
до ро гим
нам
гостем
стало
там
меньше.
Зр ел ища
Зрелища.,,
Не
так-то
уж
много
бы ло
их
в
м оем
дет ст ве:
отец
недолюбливал
развлечения.
П ра­
вда,
цирк
приезжал
п очти
каждый
год,
к
Алексеевской
ярмарке,
и
мы
непременно
его
посещали.
Уже
в
середи­
не
марта
я
мог
лицезреть,
как
по
со седст ву
с
на ми,
на
Нижней
площади,
воздвигают
высо ко е
бревенчатое
строение,
проще
говоря
—
балаган,—
ци р к-шап ито
с
брезентовым
куполом
для
наших
прохладных
краев
не
годился.
Кроме
наездников,
акробатов,
жонглеров,
фо­
кусников,
на
работу
которых
мы
с
удовольствием
смот­
рели,
в
представлениях
участвовали
борцы ,
обычн о
в
к онце
программы,
но
с
их
груб ой ,
п отной
борьбы
мы
всегда
ух од или.
Году
в
1915- м
Котельничу
повезло:
Ду­
ров
пр ивез
сво ю
«Железную дорогу».
Через
много
лет
я
прочел,
что
в
эт ом
номере
у
нег о
были
заняты
самые
разные
животные
—
от
ди кобр аза
до
жур авл я,
но
мне
запомнились
л ишь
пассажиры-мыши
и
к ру пный
усатый
кот
в
должности
стар шег о
кондуктора,—
п ораз ило,"
что
ли,
такое
мирное
сотрудничество?
О
кино ,
о
первых
увиденных
фи льма х
я
уже
гов ор ил;
“добавлю,
что
в
г оды
германской
войны
в
Котельнических
кинотеатрах
шли
кр атк ие
документальные
выпуски,
ил­
люстрируемые
за
экраном
ружейной
и
пуле м е тной
стрельбой,—
так
р ассказ ыв ал и,
по
кр айн ей
мере,
те,
кто
их
ви дел
и
слышал.
Мне
уд ало сь
посмотреть
военную
ле нту
иного
хара кте ра
—
«Царица Нила».
Повествовала
она
о
временах
Клеопатры:
армии,
растянувшиеся
на
шир ину
версты,
угрожающе
медленно
двигались
на­
встречу
друг
другу,
двигались,
дв ига ли сь...
только
это
и
запало
в
п а мять,
а
как
они
в стр етил ись
и
что
бы ло
пок а зано
кроме
ар мий
—
совершенно
не
помню.
За то
хор ошо
по мню
набранные
жирным
шрифтом
заголовки
газетных
те легр амм :
«С ТЕАТРА ВО­
Е ННЫХ
Д ЕЙС ТВИИ» .
Так
слово
«театр»
я
впер­
вые
прочел
в
эт ом
злов е щем
его
знач ен ии;
постоян­
ного
театр а
в
Котельниче
не
б ыло,
ставились
вр емя
от
155


времени
любительские
спектакли.
Первый
с п екта кль^
который
я,
шестилетний,
увидел,
был
«Бедность не по­
рок »,—
его
сыграли
гимназисты
и
г имн азис тки
старших
классов.
Нельзя
сказ ать ,
чт обы
спектакль
произвел
на
м еня
с иль ное
впечатление;
не
увлек
и
главный
герой ,
■который громко кричал,
разм ахи ва я
рук ами : «Шире до­
рогу—
Люб им
Торцов
и дет !» Больше заинтересовала
суфлерская
будка:
актеров
я
видел,
декорации
вид ел,
а
вот
кто
и
что
дел ает
в
этой-
будке?
К огда
узнал,
ст ал
суф л еру
завидовать:
он
ближе
всех
к
сцене,
от
не го
все
зависят,
и
во обще ,
он
на поми нае т
колдуна.
Вза пра вда шний
интерес
к
театру
пришел
позднее,
уже
в
двадцат ые
годы ,
когда
я
стал
бы вать
на
гастроль­
ных
спектаклях,—
их
привозил
летом
вя т ский
губерн­
ский
театр.
Я
пересмотрел
добрый
де с яток
пьес,
от
«Тайны Нельской башни»
Дюма,
где
то
и
де ло
зв ене ли
шпаги,
где
кавалеры
в
шляпах
с
перьями
высоко
под ни­
мали
картонные
бокалы,
до
«Потонувшего колокола»
Гауптмана,
с
его
щ ем ящей
ду шу
песней
Раутенделейн
и
немецким
лешим,
квакающим
наподобие
жа бы : «Бре-
ке-ке-кекс!»
Хот я
все
спектакли
я
смотрел
из
самых
дальних,
з ад­
них
рядов,
я
без
бинокля
отли чн о
в идел
выражение
лиц
актеров,
з амеч ал
ме ль ч айшие
черточки
их
сцени­
ческой
жизни.
Так
повторилось
и
в
Ленинграде,
в
годы
ст у денч ест ва,
когда
с
верхотурья,
из
пятого
яруса
Ал ек­
сандринки
я
вглядывался
в
об ожа емог о
мной
Илларио­
на
Певцова.
Пр ип исать
это
хищн ой
м оло дой
дал ьно з ор­
кости?
Полагаю,
не
только:
наверно,
мы
в
юности
азарт­
но
доигрываем
в
воображении
то,
что
нас
увлекает.
Впрочем,
не
стоит
преувеличивать
свою
творческую
фантазию.
В
том
же
Котельниче
я
смотрел
на
далекого
от
духовности
знаменитого
силача
Ив ана
Поддубного,
смотрел
опять
же
из
сам ых
задн их
рядов,
и
от
внима­
ния
тож е
не
у ско льз ала
ни
одна
подробность.
До
осяза­
емости
рельефно
вздувались
передо
мн ой
шары
чудо­
вищных
бицепсов,
когда
Поддубный
поднимал
штанги
или
рвал
цепи,
отчетливо
вырисовывался
его
искривлен­
ный
рот
и
мокрый
,от пота лоб,
когда
он
перекусывал
толстенный
царский
пятак.
—
^Музыка,
маленький
кусочек
вал ьс а!
—
проситель­
но
нагибается
к
оркестру
рас по ряди тел ь.
156.


Ив ан
Мак си мо вич
расставил
ног и,
л ицо
его
багрове­
ет,
рука
с
пятаком
судорожно
прижата
ко
рту;
челюсти
мощно
сжаты,
а
музыка
все
звучит,
звучит,
повторяя
оди н
и
тот
же
такт...
затем
вдруг
смолкла...
—
Хе к!
—
удовлетворенно
хекнув,
как
мя сн ик,
разру­
бивший
тушу,
богатырь
дел ает
шаг
вперед
и
победно
по­
каз ывает
зрителям
две
по ло винки
раскушенного
пятака.
Г ром
ов а ций.
Не
скрою,
я
хло пал
вместе
со
всеми,
хотя
в
то
же
время
думал:
а
что
Поддубный
испы тывает ,
де­
монстрируя
сво ю
с илу
чужим
лю дям
в
чужом
месте?
И
мне
б ыло
его
нем но жеч ко
жалко.
Для
контраста
з ако нчу
воспоминанием
о
сам ом
глу ­
б оком
впечатлении,
по луч енном
мно ю
в
на шем
лет нем
теа тр е,
пусть
и
пох оже м
на
сарай,
но
со
строгой
биле­
тершей
у
входа,
с
бодро
звучащими
звонками
пер ед
на­
чал ом
действия,
с
духовым
оркестром
в
антракте.
В
1924 году,
уже
после
окончания
мн ою
школы,
в
Котельнич
приехал
теа тр
Гайдебурова,
так
называемый
Передвижной
общедоступный
театр,
хор ошо
знакомый
мне
п озже
по
Ленинграду
(Литейный, 51).
В
Котельни-
че
он
п о казал
три
п ьес ы: «Колокола»
Диккенса, «Зим­
ний
сон»
Д ре йера
и
«Вишневый сад».
Гайдебуров
п ри­
ехал
уже
в
конце
се зо на,
и
когда
я
с
моими
д ру зьями
перед
последним
актом
чеховской
пье сы
выш ел
в
сад ,
деревья,
мне
показалось,
шумят
обреченно.
Это
’тесно
соединилось
для
ме ня
с
пьесой,
где
продают
сад ,
с коро
выр уб ят
сад ,
где
люди
так
грустно-веселы,
чего-то
в оз­
бужденно
ждут,
отмахиваясь
от
всего,
что
реально
их
ожидает
завтра...
Гайдебуров,
как
я
теперь
понимаю,
не
хуже
прежнего
МХАТа
умел
создать
поэтичное
на­
строение.
Когда
спектакль
кончился,
б ыло
уже
совсем
темно,
августовская
н очь;
мы
выш ли
на
у лицу
и
увидели
за
рекой
тусклое
заре во,
пахло
дымом,—
это
горе л
дальний
лес.
Тоже
оче нь
за по мн ив шееся
впечатление.
Мне
кажется,
что
с
тех
пор
я
и
по лю бил
театр,
особен­
но
театр
чеховский,
с
его
по эзие й
обыденной
жизни.
А
с
Павлом
Павловичем
Гайдебуровым,
та лант ли­
вейшим
режиссером
и
актером
(в «ВишневОхМ
саде»
он
играл
Пет ю
Т ро фим ова ), я неожиданно встретился че­
рез
двадцат ь
лет ,
когда
Московский
те атр
драмы,
един­
ственный
в
первые
год ы
Отечественной
войны
театр
в
Москве,
по ставив
«Беспокойную старость», с разбегу со­
бирался
поставить
другую
мою
пьесу
—
«Великодушная
157


война,
или
Добрый
даунский
о т шел ь ник », и Гайдебуров
намеревался
играть
Дар ви на.
Но
это
б ыло
далеко
в пе­
реди,
да
и
вообще
не
состоялось.
Соль
Это
была
любопытная
семья.
Отец
—
са­
мый
о бы чный
мелкий
хозяйственник,
заве ду ющ ий
соля­
ными
амбарами.
Он
з анимал ся
оп тов ой
торговлей
с олью
и
до
ре во лю ции,
только
в
частном
порядке/Котельнич
был
перевалочным
пунктом:
прибывавшие
по
ре ке
ба р­
жи
зд есь
разгружали,
дал ьше
со ль
следовала
по
желез­
ной
дор оге.
На
р еке
и
произошел
тот
несчастный
случай,
кото ­
рый
доставил
Василию
Степановичу
столь
непр ия т ные
переживания,
а
мог
кончиться
для
нег о
полным
крахом.
Механизация
таких
работ
в
те
годы
отсутствовала,
с
ба р­
жи
на
берег
к
ам бар ам
ве ли
деревянные
сход ни ,
по
ко­
то рым
грузчики
и
т аскали
на
своих
спинах
мешки.
С оль,
как
известно,
вещество
тяжелое,
весьма
тяжелое,
и
с ходни
однажды
обрушились.
Страшно
не
то,
что
мешки
с
солью
затонули,—
их
можно
вытащить,
высушить,—
но
при
э том
погибло
неско ль ко
грузчиков,
казанских
та­
тар.
Почему
они
не
мог ли
выплыт ь,
выбраться
на
берег,
ес ли
мешки
сразу
сбросили
с
плеч?
Помехой
ока зала сь
Та-же
злосчастная
соль,
которой
они
набивали
себе
ка р­
маны,
пазухи,—
она-то
и
потянула
их
на
дно .
Бу тыр ина
арестовали,
но
вскоре
вы пус т или,
неисправ­
ные
сходни
принадлежали
пароходству,
и
он
благо­
получ но
вернулся
на
св ое
место.
Я
вспомнил
об
эт ом
случае
уже
в
Ленинграде,
совсем
по
другому
поводу;
а
сейчас
пока
о
семье.
Я
назвал
семью
Бутыриных
л юбо пытной.
В
каком
отношении?
Прежде
в сего
тем,
что
четверо
из
шести
де­
тей
эт ого
рядового
котельчанина
уже
в
нач але
два­
дцатых
годов
получили
(или еще получали)
высшее
об­
разование.
Сам
В асил ий
Степанович
был
молчаливый,
серьезный,
пожалуй
да же
суровый
на
вид
человек.
Он
дав но
овдовел,
младший
его
сын
был
мой
ровесник,
школьный
товарищ;
три
сына
учились
в
Свердловске,
в
Горном
институте;
старшая
до чь,
архитектор,
жила
е
работала
в
Ленинграде.
Я
в идел
Анну
Васильевну
мельком:
она
приехала
на
неделю
к
о тцу
и,
ког да
я
158


пришел,
снисходительно
меня
спросила,
мирно
ли
мы
играем
с
Володей
и
читаем
ли
какие-нибудь
кн ижк и.
Она
ку ри ла,
ли хо,
по-мужски
выпуская
дым
кольцами,
и
мне
оче нь
хотело'сь
ее
спросить,
не
по др ажает
ли
она
нигилисткам,
о
которых
писали
в
XIX веке .
Сыновья-студенты,
та кже
приехавшие
домой
на
ка­
ник ул ы,
заинтересовали
меня
тем,
что
все
трое
играли
на
скрипке.
Я
был
рад
убедиться
на
их
примере,
что
как
ни
трудно,
но
выучиться
этому
все-таки
можно,—
это
морально
меня
поддержало
в
самый
кр изисн ый
месяц
мо их
с к рипичных
уро к ов!
Кс тати,
в
Котельниче
тогда
гастролировал
в ятс кий
г ортеат р,
и
бра ть ев
Бутыриных
пригласили
уча с твова ть
в
качестве
музыкантов
в
спе к­
та кле
«Потонувший колокол»
Гауптмана.
Играли
они
хорошо;
ме ня
только
немного
удивило,
что
одну
из
дра ­
матических
сц ен
эт ой
немецкой
сказки
братья
сопро­
во ждали
за
сценой...
полонезом
Огинского,
который
я,
впрочем,
любил
и
то же
пытался
играть
в
это
ле то.
От
своего
учи тел я
музыки
я
узнал,
что
сам ый
сп о­
собный
из
братьев-скрипачей
—
Сергей,
что
он
в
св ое
вре мя
страстно
хотел
поступить
в
консерваторию,
но
практичный
и
воле во й
отец
на с тоял
на
техническом
вузе .
Эти
слова
недаром
зап али
в
мою
па мят ь.
Осенью
1926 года в Ленинград неожиданно приехал Василий
Ст епан о вич
и
привез
Сергея
с
тяжелым
душевным
забо­
леванием.
Как
см ог
стар ик
Бутырин
п оказ ать
с ына
са­
мому
Бехтереву,
не
знаю ,
но
результаты
обследования
б ыли
печальны:
Бе хтере в
на шел
у
Сергея
ш изо фре нию,
пришлось
поместить
его
в
психолечебницу.
Помню,
это
произвело
на
меня
тягчайшее
впечатление.
Возможно,
я
фантазировал
и
преувеличивал
отцов­
ские
пер е ж ив ания.,
но
я
необыкновенно
я сно
воображад
эту
встречу
с
Бех тер е вым.
Как ,
будучи
сам
уже
старым
человеком,
з нам ен итый
психиатр
внимательно,
сверхвни­
мательно
расспрашивает
от ца
и
с ына
(обоих вместе
и
каждого
в
отдельности)
и,
скрупулезно
выя с нив
все
обстоятельства,
их
последовательность,
приходит
к
вы­
воду:
изначальной
пр ичиной
болезни
Сергея
мог
явит ь«
ся
ре зкий
разлад
меж ду
его
настоящим
пр и зван ием
и
на вяза нны м
отцом
горным
делом.
Я
мысленно
видел
в
э тот
момент
растерянного,
осу ну вш егося
отц а
и
угне­
те нн ого,
жалкого
в
своей
д епр ессии
или,
наоборот,
бе-
; 159


шено
возбужденного
и
обозленного
сына!
Даже
не
знаю,
кого
мне
бы ло
больнее
ж аль ...
Не
мог,
не
может,
говорил
я
себе,
не
терзаться
сейч ас
Вас или й
Степанович
своей
виной!
—
Вот
тут-то
я
вспомнил
и
на ново
оценил
трагический
случай
у
соляного
склада.
Пускай
Бут ырин а
и
не
с очли
виноватым,
но
пережил
он
в
те
дни
навер няка
немало:
как
мог
он,
опытный,
старый
работник,
не
видеть,
не
замечать,
что
сход ни
пришл и
в
н егод ност ь?!
А
теперь...
теперь
ему
нево льно
будет
казаться,
что
Сережина
бо­
лезнь
—
это
как
бы
двойное
во зм езди е:
и
за
то,
что
небрежно
отнесся
к
служебным
обязанностям,
в
резуль­
та те
чего
погибли
трое
людей,
и
за
то,
что
не
пон имал,
пр ите снял
сына!
Состояние
Василия
Степановича,
со­
чувственно
думал
я,
мож но
сейчас
сравнить
с
тем,
что
ощущает
человек,
по сып ая
св ои
раны
солью.
А
ведь
сер­
де чн ые,
ду шевны е
ра ны
еще
чувствительнее...
Но
если
уж
договаривать
до
к онца
—
не
ра стра влял
ли
я,
хо тя
бы
отчасти,
самого
себ я? (Мы же порой без
нужды
примеряем
к
себе
чужие
заботы
и
боли.)
Пра­
в да,
.меня
никто
не
за ста влял
заниматься
техникой,
я
искренне
ею
увлекся,
но
пр еж няя
моя
тяга
к
литерату­
ре,
влюбленность
в
литературу,
в
искусство,
вера
в
их
всемогущество
—
оставались.
Что
же,
дум алос ь
мне,
пе­
реборет?
Или
удастся
все
совместить,
сочетать,
так
что
тех н ика
и
литература
(скрипка не в счет,
я
ее
уже
бро­
сил)
не
помешают
др уг
другу?
Уд астся
ли?
Вот
в
чем
соль!
Как
я
не
ст ал
смолокуром
Еще
об
од ном
коротеньком
путешествии...
Сре дн юю
школу
я
окончил
рано,
в
шестнадцать
лет,
пы­
таться
нынче
же
поступить
в
московский
или
Ленинград-'
ский
вуз
бы ло
явной
фантастикой,
и
папа
решил,
что .
я
могу
пок а
поучиться
в
учебном
заведении
рангом
пон и­
же,
зато
всего
в
н еско ль ких
десятках
верст
от
Котельни-
ча
—
в
дегтярном,
иначе
смолокуренном,
те х никум е.
Пр авда,
мысль
эта
пришла
па пе
в
голову
уже
осенью,
в
конце
сентября,—
то
ли
он
с
опозданием
вс пом нил
собственное
обучение
в
лесной
школе,
то
ли
хотел,
что­
бы
я
проявил
самостоятельность
и
что бы
зря
не
пропала
з има.
160


С лов ом,
как-то
под
вечер
я
очутился
на
палубе
б ук*
си рног о
колесного
па рохода;
никто
меня
не
провожал,
багажа
у
ме ня
то же
не
было:
краюшка
хлеба
и
пяток
крутых
яиц
в
узелке
—
вот
и
все.
Когда
пароход
двинул­
ся
вниз
по
р еке
и
нас
начал
обв ева ть
ветерок,
я
сраз у
почувствовал,
что
оделся
не
по
се з ону:
вечер
и
очень
скоро
на ступ ивш ая
ночь
оказались
чертовски
прохлад­
ным и.
В нут ре нних
помещений,
если
не
сч ит ать
д вух
с лу­
жебных
кают,
на
буксире
не
б ыло,
в
машинное
о тд еле­
ние
и
в
тесную
рубку
для
рулевого
я,
к оне чно,
не
посмел
сунуться;
пришлось
самосильно
греться
на
пал у бе,
пр и­
жавшись
спиной
к
пароходной
трубе.
М оно тонн ое
шле­
пань е
колесных
плиц,
темные
берега,
мглистая
пус т ыня
реки,
беззвездное
не бо
—
все
на с тра ивало
на
сон
(пусть
стоя,
как
л о шадь!), но речной холодок и ожидавшая
меня
зав тра
неизвестность
пон ево ле
бод ри ли.
Не
помню,
за
сколько
часов
наш
тих охо д
одолел
сорокаверстное
расстояние
—
полагаю,
часов
за
пят ь-
шесть.
Пр иста ни
вблизи
техникума
не
бы ло,
он
нахо­
дился,
ска зали
мне,
где -то
на
той
стороне
реки,
в
глуби­
не
леса,—
утром
как -ниб у дь
доберусь;
а
сейч ас
пароход
причалил
к
помо ст у
у
дровяного
склада,
чтоб ы
запра­
виться
то пливо м.
Живший
рядом
со
складом
бакен­
щик
—
пожилой
мужик
не
слишком
трезвого
ви да
—
со­
гласился
пус ти ть
меня
пер ено чеват ь,
и
я
до
утра
прома­
ял ся
на
узкой
лавке
под
пьяную
болтовню
хозяина
и
его
гостей.
Утром
я
упросил
одного
из
эт их
парней
пер евезт и
меня
через
реку;
за
рубль
он
взялся
даже
доставить
ме ня
к
тому
месту,
откуда
иде т
дорог а
в
техникум
(вер ­
сты
три
от
бакенщ ика) .
Парень
ме ня
ни
о
чем
не
ра с­
спрашивал,
за то
не
переставая
руга л
уключину:
—
Визжишь,
сука!
Визжишь,
сук а!
Словечко
бы ло
другое,
покрепче,
но
про из но сил
он
его
без
малейшего
г нева
и
ра здра жен ия,—
видно,
по
привычке.
Мне
очень
хотелось
посоветовать
ему
см азат ь
скрипевшую
уключину
жиром,
но
я
промолчал:
погода
рас пол агал а
к
добру
и
миру
—
ти хо,
солнечно,
н ас тоя­
щее
бабье
лето.
И
вдруг
произошла-
нежданн ая
встреча:
наперерез
нам
дви галась
другая
лодка,
в
которой
я
увидел
брать­
ев
Захаровых
—
В олод ю,
постарше
меня,
и
своего
ровес­
ника
Тюшу.
Оказывается,
они
уже
побывали
в
техникуме
161


(папа нарочно мне не сказал,
что
Захаровы
отправи­
лись
ту да
за
де нь
до
м е н я!) и разузнали:
прием
уча­
щихся
на
нынешний
год
закончен,
дв адц ать
человек
на­
брано
и
з анят ия
начались...
Что
оставалось
мне
де­
лать?
Добраться
до
техникума
и
выслушать
такой
же
ответ
или
удовлетвориться
захаровским
сообщением
и
поворачивать
оглобли?
С
минуту
я
колебался,
ис пыт ы­
вая
противоречивые
чу в ства,
проще
сказат ь,
нелов­
кос ть.
..
неловкость
пе ред
папой,
и
пер ед
собой:
бы ть
совсем
рядом
и
не
только
ни чего
не
до бить ся,
но
и
ни
черта
не
увидеть
—
что
это
за
лесной
техникум,
как
у чат
там
гнать
смо лу,
деготь,
вар...
Братья
не
скрывали
своего
у див л ения:
что
я,
не
ве рю
им?
Приема
нет
—
все!
Поехали
домой!
Че го
прохлаждаться?
С
облегчением
подчинился
я
этой
простейшей
логике.
И
лиш ь
успел
расплатиться
с
парнем,
пер есест ь
в
заха-
ровскую
лодку,
как
подоспела
новая
неожиданность:
навстречу
нам,
стало
бы ть
из
Котельнича,
бодро
шел
вн из
по
р еке
небольшой,'чистенький (не
чета
вчерашне­
му
буксиру)
пассажирский
пароход.
Люд ей
на
палубе
не
видно
—
не
сезо н, —
но
мне
вдруг
за хот елос ь
каким-
нибу дь
чуд ом
стать
пусть
единственным
его
пассажи­
ро м!
А
что,
если,—
де рзко
п одумал
я,—
что,
ес ли
мах­
нут ь
в
Сорвижи?
П овида тьс я
с
мо ей
любимой
тетей
Са-
н икой
(о ней речь еще впереди,.в главе об отце), обновить
впечатления
об
эт ом
ж иво п иснейше м
месте,
где
не
был
с
детства?
Все-таки
моя
поездка
чем-то
завершит­
ся,
не
будет
пр от ивно го
ощущения
неудовлетворенности
так им
скоропалительным
возвращением
домой.
Я
поделился
своей
идеей
с
Захаровыми,
мы
принялись
отчаян но
сигнализировать
руками,
веслами,
курткой,
и
—
о,
чудо!
—
пароход
послушно
з астоп орил ;
братья
помогли
мне
взобраться
на
его
сравнительно
низкую
корму,
мы
наскоро
попрощались,
и
я
отбыл
в
Сор вижи,
проявив
таки м
образом
свободу
во ли
и
продлив
сво ю
са
мостоятельность.
Меня,
разумеется,
не
ждали,
но
встретили
радостно,
особенно
тетя
Саника,
и
я
провел
в
гостях
неско ль ко
дней.
Первое
время
погода
была
пр екр асная ,
я
часа ми
гул ял
по
окрестностям
или
сид ел
на
поросшем,
густым
сосняком
и
елями
в ыс оч енном
обрыве
и
любовался
ре­
кой ,
заречьем,—
чт о-что,
а
созерцать
я
умел..
.
162


Подумывал
я
и
о
своем
будущем,
подумывал
не
без
тревоги:
что
предпринять,
чем
заняться
до
будущей
ве с­
ны?
Может,
отправиться'
все
же
в
Мос кв у?
Знакомый
папе
инженер
не дав но
рассказывал,
что
в
столице
о т-1
крылось
своеобразное
учебное
заведение
получастного
типа
—
электротехнический
институт
Каган-Шабшая:
студенты
не
только
у чатся ,
они
круглый
год
работают
на
заводе
и
по
окончании
курса
становятся
инженера­
ми-практиками.
Че го
же
больше?
Прекрасно!
Ос тается
проверить
—
е сли
такой
за вод- вту з
не
легенда,
то
как
в
нег о
можно
попасть?
К стати ,
год ы
спустя
я
услышал,
что
спец иал ист
со
странной
фамилией
Каган-Шабшай
де йств ител ь но
существовал,
но
был
ли
такой,
институт
и
что
с тало сь
с
ним
дал ьше
—
так
и
не
знаю.
Из
Сорвижей
я
вернулся
уже
не
водой,
а
сушей;
поехал
по
делам
в
город
муж
тети
С аники
и
в зял
ме ня
с
собой.
Не
обошлось
без
смешных
приключений.
За
по­
с ледни е
дни
погода
испортилась,
дороги
от
дождей
ра з­
везло,
а
е хали
мы
не
только
в
светлое,
краткое,
но
и
в
темное
вре мя
осенних
сут ок,
и
на
каждом
ухабе
и
кособочине
крепко
спа вший
Гр иго рий
Фомич
судорожно
х ва тался
за
край
тарантаса
или
облучок
и
кричал:
—
Той ,
то й,
то й,
той!!
Очевидно,
ему
представлялось,
что
мы
валимся
под
откос,
в
овраг,
бог
знает
ку да.
В
сел е
Вишкиль,
верстах
в
двадцати
от
города,
мы
отдохнули,
позавтракали,
и
к
вечеру
я
был
уже
дома*
П апа
еще
ра ньше
узнал
от
Захаровых
о
результате
на­
шей
по ездк и
и
ни
о
чем
меня
не
р ас с пра шивал.
Неза­
метно
пришла
зи ма,
я
стал
давать
уроки
по
математике
дву м
малоуспевающим
ученикам,
старался
не
запускать
и
своих
учебных
занятий,
играл
на
скрипке,
читал,—
жизнь
пошла
своим
ходом.
Честно
скажу:
это
сейчас
мне
немножко
досадно,
что
я
не
до бр ался
в
ту
о сень
до
це ли,
не
познакомился
с
молодыми
и
старыми
смолоку­
ра ми,
а
тогда
я
об
эт ой
п ое здке
быстро
забыл.
Меня
все
по-прежнему
манило,
влекло
электричество,
я
с
нетерпе­
нием
жд ал
весны,
когда
мне
испо л нит ся
нако н ец
се м­
надцать
и
я
отправлюсь
в
Москву,
в
Ленинград!
■г
163


ОТЕЦ
Так
ярый
ток,
оле ден ев,
Над
бездною
висит,
Утратя
прежний
гро зны й
р ев,
Храня
дв ижен ья
в ид.
Баратынский
се
Детство
прошло
у
ме ня
под
знаком
боль-
с*? I
ш°й
чертежной
доски.
С вер к ающий
белиз-
I
ной
ва тма н,
мерно
двигаю щаяся
вдоль
нег о
1 рейсшина,
разнообразные
флакончики
с
А
черной
и
цве тно й
тушью,
бл естя щая
сталь
рейсфедера,
циркуля,'
кронциркуля,
еще
каких-то
заман­
чивых
инструментов,
в
ин ое
вре мя
пок о ивш ихся
в
ба р­
хатных
ложах
роскошной
швейцарской
готовальни
(привыкнув экономить на всем,
считая
и
наш
ежеднев­
ный
рацион,
от ец
не
скупился
в
своем
профессиональ­
ном
хозяйстве), и,
наконец,
возникавшие
постепенно
на
ватмане
изо б ра жения
мостов,
дамб,
плотин
—
все
это
восхищало
мен я
и
притягивало.
Разумеется,
мне
строго-
настрого
запрещалось
что-либо
брать
с
доски
или
тро­
гать,
но
ведь
можно
бы ло
просто
смотреть,
вс тав
по­
одаль,
чтоб ы,
сохрани
бог,
не.
толкнуть,
не
пролить,
ни­
че го
не
напортить...
До
сих
пор
мне
чудится
за пах
ту ши.
Пока
флакон
откры в али ,
пока
воткнутым
в
пробку
гусиным
пер ыш­
ком
тушь
набирали
в
рейсф ед ер ,
пока
флакон
в новь
за­
купоривали,
—
за
эту
четверть
минуты
комната
успева­
ла
наполниться
дивным
ароматом,—
сейч ас
я
такого
не
знаю,
и
его
не
с
чем
сравнить:
чт обы
тушь
не
з аплесне­
ве ла,
ее
дезинфицировали
марганцовокислым
калием,
смешанным
с
чем-то
удивительно
вку с ным.
Слышится
мне
п орой
и
с ухой,
резкий
треск
разрываемой
кальки,
не
бумажной,
а
коленкоровой,
нежно-голубоватого
цве-
164


та.
Так ой
кал ьки
сейч ас
ни кто
не
помнит,
не
знает,
а
ког да -то
отец
копировал
на
ней
все
св ои
чер тежи ,
п ред­
варительно
натерев
ее
мелом,
чтобы
лучше
пр ист ав ала
тушь;
отдельные
драгоценные
пол ос ки
доставались
и
м не,
а
теперь
целый
рулон,
о с тавши йся
от
отца,
стоит
у
ме ня
за
шкафом
—
он
никому
не
ну жен,
светокопии
заменили
кальку.
Летом,
когда
долго
светло,
отец
проводил
за
че рт еж­
ной
доской
всю
в тор ую,
послеслужебную
по лов ину
дн я;
в
осенние
же
и
з имние
темные
месяцы
сид ел
за
ней
в
воскресенье
и
в
так
наз ывае мые
табельные,
неприсут­
ственные
дни
(к радости школьников их было много) .
По
вечерам
и
до
поз д ней
ночи,
когда
я
уже
спал,
отец
з анимал ся
самообразованием,
о
чем
речь
впереди
и
для
чего
ему
служил
маленький,
почти
дамский
письменный
стол,—
для
другого
не
хв ат ало
места
в
нашей,
как
гово­
рят
сейчас,
ма лога б арит ной
квартире.
На
зе лено м
сую
не,
освещенном
керосиновой
лампой
под
зел ены м
же
абажуром,
лежали
учебники
матема тик и,
французского
языка,
немецкого
языка,
ла ты ни,
теории
русской
словес­
ности
и
единственно
интересовавшая
меня
книга
—
«Фи­
зика»
Краевича,
на
каждо й
странице
которой
были
изо ­
бр аж ены
приборы
и
опыты.
За
э тим
столом
и
произошел
эпиз од ,
о
котором
поч е­
му -то
любили
рассказывать
в
нашей
сем ь е,—
сам
я
по­
мню
его
довольно
см утн о.
.. .Мне
пят ый
год.
Стою
у
стола
и
см от рю,
как
папа
пише т
в сего
два
слова;
пише т
к ру пно,
че тко,
печатными
буквами,
деля
каждое
слово
по
слогам: «ЛЕНЬ-КА
ДУ­
РЕНЬ».
—
Про чти,
что
я
написал.
Всл ух!
—
весело
г ов орит
папа.
Я
послушно
читаю.
Читаю
так,
как
н аписан о,
по
с ло­
гам,
произнося
их
серым,
невыразительным
голос ом :
—
Лень-ка
ду- ре нь.
Прочел.
Поднял
недоумевающий
взгляд
на
отца.
—
-Прочти
еще
раз,
—
говорит
он.
—
Вслух!
Громче!-
Чи таю
еще
раз.
Громко.
Все
тем
же
деревянным
голосом.
Не
ис пытыва ю
ровно
ничего.
Теперь
папина
оче­
редь
недоумевать.
Он
хмурится,
го тов
ра ссе рдить с я:
еще
бы
—
сын.
дей ствите л ьн о
глу п,
ничего
не
соображает,
о че видно
никогда
не
станет
в н икать
в
смысл
напи сан но ­
го.
Вдруг
от ца
осенило:
165


—
Прочти
про
себя!
Тихонько.
Прочел.
Дошло.
Хохочу.
Па па
хохочет
вместе
со
мной.
Зовет
домашних.
Хохочем
все.
Сколько
раз-потом
ни
вспоминали
—
всегда
смеялись.
И
я
громче
всех.
По­
че му
я
не
обижался?
Наверное,
чувствовал,
что
на
мо их
г лазах
со тво р яется
ми ф,
которому
жить
и
жить:
мифог
лог ия
—
де ло
серьезное.
Впрочем,
я
з нал,
что
у
папы
не
бы ло
на мере ния
меня
обидеть:
просто
добрая,
пусть
немножечко
грубоватая
шутка.
Я
умел
ценить
та кие
минуты,
мой
громовержец-
отец
не
част о
со
мно й
шу тил.
Чаще
ему
бы ло
не ког да
или
его
что-нибудь
ра зд ража ло,
и
тогда
берегись:
вся
семья
тотч ас
пряталась
в
воображаемое
бомбоубежище,
пока
не
погаснет
всп ышк а.
Бесконечно
за бот лив
и
добр
бы вал
п апа
во
в ремя
моих
болезней,
а
на
них
господь
бог
не
скупился:
два
крупозных
воспаления
ле гких ;
испанка,
поделенная
с
мамо й, —
папа
за
нами
обоими
уха жив ал;
особенно
из­
нурившая
м еня
в
голодном
дв адцато м
год у
желтуха;
не
считаю
уж
мелких
простуд.
Я
и
сей час
ощущаю
кожей
груди
жестокий,
но
ра д ик альный
сп особ ,
каким
в
1915 году земский врач расправился с моим двусторон ­
ним
воспалением
легких.
А нтиб иот ики
появились
лиш ь
через
тридцать
лет,
а
горчичники
мне
уже
не
помогали,
и
вместо
них
Лев
Григорьевич
налепил
мне
на
грудь
пластырь
из
шпан ской
мушки.
Пластырь
зверски
обжег
меня
—
кожа
сошла
двумя
большими
квадратными
лоскутами,
об нажив
красное,
мокрое
мя со,
которое
чем-
то
пр исы пал и,
чтобы
не
прилипала
ру башк а,
но
пневмо­
ния
была
побеждена.
Лег ко
поня т ь,
почему
отец
так
глубоко
переживал
мои
хв ори:
потеря
старшего
сына,
умершего
в
с амое
мирное,
тихое
время,
когда
ме ня
еще
не
б ыло
на
свете,
нап у гала
мол одо го
о тца
на
всю
жизнь.
Ласков,
нежен
был
папа
в
письмах,
например
в
п ер­
вую
мировую
войну,
когда
на
два
года
разлучился
с
семьей.
Из
Иж евска,
где
он
с лужил
лесничим
в
арти л­
лерийском
ве до м стве,
он
дважды
в
неделю
пи сал
нам
с
мамой
—
письмо
ей,
письмо
мне.
Как
ни
странно,
п ись­
ма
ко
мне
сохранились;
письма
к
маме,
равно
как
ее
и
мои
письма
к
папе,
сгорели
в
1926 году.
Я
уже
гов о­
рил,
что
за помни л
вцего
о дну
с т ро чк у: «Милый папа,
166


царя
больше
нет!
У ра!!», на что папа ответил мне очень
серьезным,
пр оник но ве нным
п ис ьмом:
«11 марта 1917 года
—
ночью.
Милый
мой
мальчик!
Я
т оже
очень
рад
том у,
что
у
нас
теперь
новое
правительство
из
на ро да.
Бог
даст,
тебе
уже
не
придется
видет ь
того,
что
вид ели
наши
отцы
и
мы.
Наст анет
время,
когда
сын
каменщика
может
стать
министром-,
лиш ь
бы
у
нег о
был
ум.
Как
бы
мне
хотелось
погладить
тебя
по
головке,
ми­
лый
Ленок!
По целу й,
дорогой
мой,
маму
от
меня,
а
по-*
том
и
за
себя.
А
я
целую
тебя
хоть
в,
письме.
Будь
здоров,
мой
хороши й ,
будь
здоров,
будь
зд оров !..
Кла­
ня йся
тете
А не,
де дке,
Сане,
Муську
погладь.
Спокойной
ночи,
мой
голубанчик!
Т вой
папа».
Ка кой
же
он
бы л,
мой
папа?
Очень
р азны й.
Когда
я
решил
написать
о
нем ,
я
сразу
се бя
спросил:
труднее
это
мне
или
легче,
чем
писать
о
других?
И
не
за думы ва­
ясь
ответил:
труднее.
Почему?
Ра зве
у
отца
был
та кой
уж
загадочный,
за к рытый
характер?
Ведь
он
был
нату­
рой
горячей,
част о
несдержан,
иногда
даже
груб,—
при
всем
том,
что
в
какие-то
важные,
ключевые
моменты
своей
и
мо ей
жизни
ока зыв алс я
необыкновенно
де лик а­
тен,
проявлял
нерешительность,
да же
робость...
Нап ри­
м ер,
когда
я
о ста вил
Электротехнический
институт,
в
ко­
торый
в
с вое
вре мя
так
эне рг ич но,
неудержимо
стремил­
ся,
и
целиком
предался
литературе,
я,
несомненно,
прич инил
эти м
отцу
глубокую
боль ;
тем
не
менее
оте ц
не
толь ко
не
побранил
ме ня,
ни
словом
не
упрекнул,
но
и
после
никогда
не
напоминал
о
мо ей
непоследователь­
ности.
Прежде
в сего ,—
и
это
все
знают,—
р ассказы в ать
о
человеке,
кровно
родном
тебе,
гор аз до
труднее,
чем
о
друге
или
просто
хорошем
знакомом.
Главное
жё,
при
всей
своей
искренности
и
прямоте,
я
бы
сказал
—
при?
рожденной
неспособности
лгать
и
лукавить,
во
многом
отец
был
скрытен:
большинство
мыслей
и
чувств,
касав­
шихся
его
самого,
сб ывш ихся
и
несбы вш ихся
надеж д
он
до
конца
дн ей
таил
от
‘йеня и от мамы,—
м ожно
только
догадываться,
что
думал
он
о
себе,
об
удаче
или
неуда­
че
прожитой
жизни.
Не
исключено,
что
он
старательно
подавлял,
глушил
в
с ебе
эти
м ыс ли,—
дел о
от
это го
не
167


^меняется:
внутренняя,
как
можно
глубже
запрятанная
самооценка
все
равно
остается.
Быт,
быт ,
быт ,
п орой
даже
пошлый
быт,—
вот
с
чем
ста лки ва ла
судьба
эт ого
всесторонне
одаренного,
умно­
го
и
душевно
тонкого
человека;
отсюда
его
драм а.
Коснусь
я
о тчасти
и
на ших
с
от цом
взрослых
отно­
шений,
в
том
числе
(и не в последнюю голову)
отноше­
ния
па пы
к
моим
литературным
занятиям.
Неприятие
модернизма
первых
двух
повестей,
затем
инте р ес
к
«Ба ­
з илю»
и
к
написанным
мною
позже
историко-биографи­
ческим
сценариям
и
пьесам .
Мои
стародавние
поп ы тки
заинтересовать
пап у
Блоком,
Пастернаком,
Мандельшта­
мом,
Цвета ево й.
О се чки!
Срабатывал
только
Бунин,
и
то
его
ст ихи
казались
папе
холодноватыми
(справедливо!),
а
п роза
слишком
торжественной
(«Чаша жизни», «Гос ­
подин
из
Сан-Франциско»).
Остро
помню,
как
в
середи­
не
тридцатых
го дов
про чел
пап е
вслух
Пастернака:
Мне
хочется
дом ой,
в
о громн ост ь
Квартиры,
наводящей
грусть.
Вой ду,
сн иму
пальто,
опо мню сь,
Огнями
улиц
оз арю сь.
Перегородок
тонкоребрость
Пройду
насквозь,
пройду,
как
свет .
Пройду,
как
обра з
входит
в
обра з
И
как
предмет
сечет
п редмет .
Па па
простодушно
(или иронично?) спросил:
—
У
нег о
что,
такая
большая
квартира?
Сначала
меня
пронзила
обида
за
Пас тер нака
и
боль
за
папу:
как
он
мог
это
сказ ать ,
с
его
врожденным
чув­
ст вом
прекрасного,
с
его
нежной
любовью
к
Чехову., (а
з нач ит,
и
ощущением
п од текс та)! Но потом я подосадо­
вал
на
себя :
глупо
навя зы в ать
л юдям
Пастернака^
если
их
миновала
почти
вся
поэзия
XX века...
Да
и
что
тут
долго
объяснять:
папа
был
раз
и
на­
всегда
очарован
Чехо вым
и
дальше
не
пошел.
Даж е
за
Чеховым-драматургом,
боюсь,
не
пошел
бы,
хотя
заочно
.преклонялся
перед
Ху д ож ест венным
те атром.
Пр авда,
в
1927 году,
побывав
в
командировке
в
Москве,
смотрел
«Горячее ;с е рд це»
в
МХАТе,
и
спектакль
не
понравился
сво ей
«лихостью»: в его представлениях Художествен ­
ный
театр,
был
другим,
совсем
другим.
(Даэтои,вер­
,168


но,—
Островский
не
Чехов,
а
чеховские
спектакли
в
эти
дни
не
шли
на
мхатовской
сцене.)
Вп роч ем,
после
голодных,
трудных
лет
(с 1918- го
по
1922-й)
папа
почти
перестал
посещать
театр:
например,
я
не
мог
уговорить
его
посмотреть
при везенн ые
в
1924 году Гаидебуровым в Котельнич три хороших спек­
так ля,
в
том
чис ле
«Вишневый сад»
Чехова.
Он
вообще
стал
«отказчиком»
от.
большинства
удовольствий
И
ра з­
влечений,
и скл ючая
чтение
и
рыбалку.
Поразительно
резко
разделил
папа
свои
«две жизни»: в одной все сво­
бодные
от
ра боты
дни
и
часы
от дав ал
самообразованию
и
эстетическому
само во спитан ию ,
в
другой,
гора зд о
бо­
лее
протяженной
по
вре м ени,
отка зался
от
всего,
что
вых оди ло
за
рамки
труда
и
насу щн ых
заб от. ..
Я
забежал
далеко
вперед,
но
мне
хотелось,
чт обы
читатель
сразу
увидел,
с
кем
придется
ему
иметь
дело:
чи тать
о
чело в еке
негромкой
судьбы,
человеке
до лга
(даже в каком -то
смысле
жертве
д олг а), человеке над­
ломленном
и
одновременно
цельном,
увлекающемся
и
вместе
с
тем
постоянно
сдерживавшем
себя,
о
человеке,
который
сделал
на
своем
скромном
п ути
много,
а
мог
бы
сд е лать
неиз мер имо
больше
и,
я
убежден,
в
совер­
шенно
и ных
масштабах.
С
чего
на чну?
Пер едо
мно й
тетрадь
в
четвертушку
листа,
сшитая
из
нелинованной
бумаги;
на
пожелтевшей
обложке
ч ита ю: «Афоризмы,
изречения,
пос ло вицы,
по­
говорки
и
п роч.» В низу: «Котельнич.
1902 г .»
1902-й .
Зн ач ит,
владельцу
тетради
двадц ать
лет
(ро­
дился
в
дек абре
1881- го); еще не женат (же н итс я
через
три
го да ); в Котельниче человек новый,
только
что
при­
бы л,
увеличив
население
городка
на
од ну
душу
(в
1897 году по данным всеобщей переписи здесь было
4236 жителей,
но
с
началом
строительства
железной
до­
ро ги
народу
стало
прибывать
—
уже
близилось
к
п яти
тысячам).
Кто
в
прежние
времена
не
выписывал
из
прочитан­
ных
в
юности
книг
заинтересовавшие
его
строчки,
ос о­
бенно
стихотворные?
Иной
попрос т у
переписывал
афо ­
ризмы
из
от рывно го
кал ен дар я,
где
они
помещались
рядом
е
именами
святых
и
рекомендованным
на
сегодняш­
ний
д ень
меню.
Среди
ис тин
и
наставлений
типа
«Выше
'лба уши не растут»
или
«Пей;
да
дел о
раз уме й»
по пада ­
лись
строки
де йстви тел ь но
мудрые
—
из
творений
вели­
169


ких
пи сател ей
и
философов
древности,
пр авда
т оже
успевшие
стать
расхожими.
Их
ценили
в
основном
те,
ког о
К.
И.
Чуковский
в
1911 году в книге « Л ица
и
маски»
назвал
полуинтеллигентами,—
сельские
учителя,
зем ск ие
фе ль дшер ы,
волостные
писари
(в тех губерниях,
что
полиберальнее,
—
например,
в
Вятской).
Это
они
усердно
читали
популярно-научные
общеобразователь­
ные
журналы
и
переписывались
с
редакцией
и
др уг
с
другом.
Это
они
поднимали,
как
свое
знамя,
с тихи
Сем е­
на
Надсона:
Друг
мой,
брат
мой ,
усталый
страдающий
брат,
Кто
б
ты
ни
был,
не
падай
душой..«
и
восклицали
с
надеждой:
Верь,
настанет
пора
и
погибнет
Ваал,
И
вернется
на
земл ю
любовь!
Вероятно,
к
эт им
полуинтеллигентам
мо жно
бы
при­
общи ть
и
о бла дате ля
тетрадки.
В
ней
то же
видна
тяга
к
добру,
тя га
к
з нанию ,
жела ние
послужить
народу,
простодушная
в ера
в
прогресс,
в
то,
что
все
образуется,
ли шь
бы
народ
получил
возможность
учиться.
Но,
в чи­
т авши сь
внимательнее,
не вол ьно
ощутишь,
как
бьется
живая
мысль
записывавшего
чужие
мысли,
как
ст раст ­
но
ищет
он
в
противоречивых
в ыс ка зы ваниях
(от Еван­
гелия
до
Ниц ше
и
от
Мар ка
Аврелия
до
Щедрина)
св ою
правду.
И
эта
неистребимая
жажда
знать,
зна ть,
знать
—
сколько
в
эт ом
молодой
силы!
Чем
даль ­
ше
ч итае шь
эти
с тр аничк и,
исписанные
торопливым,
но
четким
почерком,
рукой,
привыкшей
красиво
чертить
и
кр асив о
надписывать
свои
чертежи,
тем
больше
убе ж­
даешь с я,
что
имеешь
дело
с
человеком,
для
которого
мир,
лю ди
и
сам
он
всегда
тесно
связаны,
что
все
внеш­
нее
для
не го
в
то
же
в ремя
и
внутреннее,
бо ль
ми ра
—
это
и
его
б оль,
и,
если
с
годами
душа
не
остынет,
не
ожиреет,-
не
переродится,
ж ить
ему
будет
нелегко
и
непросто.
Вместе
с
тем
записи
говорят
о
том,
что
юношеский
и деал изм
не
мешал
ему
ценить
остроту
ума,
резкость
мне ний ,
гиперболичность,
а
то
и
горькую
мизантропич-
ность
образов: «Видалли кто,
чтоб ы
какой-нибудь
со ба­
ке
подчинялись
тысячи
собак?
Ч ело век
же-
позволяет
другому
человеку
би ть
себя,
тысячи
людей
терпят
это
170


и
вер тят
при
эт ом
х в ос т ам и»; «Неизвестно,
животное
ли
бы ло
отц ом
п ер вого
человека,
но
достоверно,
что
от
лю­
дей
родились
страшные
з вери ».
Цен ил
он
и
шутк у: «Ан ­
гличанин
любит
свободу,
как
свою
жену;
француз
—
как
лю б овницу ;
немец
—
как
свою
старую
бабушку».
Но
больше
всего
записей
о
том ,
что
и
тогда,
и
долгие
г оды
спустя
его
особенно
в о л н о ва ло : «Образование равно­
сильно
ор уж ию,
р азда ча
которого
всему
населению
счи­
тается
делом
опасным»; «Я не верю в зло,
я
верю
в
невежество».
Характерно,
что
в
зап исно й
к ни жке,
с
ко­
торой
он
в
1913 году ездил в Москву
—
сд е лать
еще
одну
по пытк у
поступить
в
высшее
учебное
заведение
(будучи уже тридцатилетним семейным человеком), я
нашел
выпис к у
из
поп ул яр ной
в
св ое
в ремя
книги
Виль­
гельма
Оствальда
«Великие люди»: «Мания наших выс­
ших
шко л
закрыв ать
св ои
двери
перед
всеми
жажду­
щи ми
учиться,
но
не
прошедшими
программного
курса
образования
(кстати,
весьма
неподходящего)
вплоть
до
получения
атт естат а
зрелости,
лишает
их
же,
высшие
школы,
и
вместе
с
ними
и
народ,
такой
группы
рекрутов,
из
которой
выш ло
бы,
наверное,
относительно
гораздо
более
генералов,
чем
из
рядо в
нормальных
учеников».
Да,
жизнь
так
сложилась,
что
он
не
с мог
пол уч ить
по лног о
среднего,
а
зн ачит ,
и
высш ег о
об ра з ования.
Что
помешало
в
де тств е
и
юности?
В
основном
бедность
и
б езо тцо в щин а. 'Николай
Иванович
Рахманов,
столяр
Шурминского
заво да
на
юге
.Вятской
губернии,
умер,
когда
мое му
отцу
не
б ыло
еще
дес яти
лет.
Детей
у
Анны
Авт оно мо вны
Рахмановой
б ыло
трое ,
да
еще
ст а­
рая
«бабенька» (так звал папа бабушку,
мать
отца,
ко­
торая
в
юности
была
кр еп ост н ой), поэтому Коле с са­
мых
ранних
лет
пришлось
помогать
семье:
учился
и
ра­
ботал.
Начальное
училище
в
Шурме,
городское
училище
в
Уржуме
(где несколькими годами позднее учился Ки­
ро в)
и,
нако не ц,
Суводская
лесная
школа,—
везде
Ни­
ко лай
Рахманов
шел
пе р вым,
был
гордостью
шко лы
(у меня сохранились его похвальные листы и аттестаты),
А
дальше..,
дал ьше
служба.
Из
своего
мизерного
жа­
ло вань я
двадцати летний
лесной
кондуктор
посылал
день­
ги
матери,
остававшейся
в
Шур ме,
и
мл а дшей
сестр е ,
учившейся
в
Уржумской
гимназии,
помогал
многодет­
ной
старшей
сестре,
которая
была
замужем
за
рабочим,
а
когда
окончательно
основался
в
Ко тел ь ниче
и
женил-
171


ся
(что говорить,
рановато,
но
об
эт ом
ос об о), то выпи­
сал
к
себе
младшую
сестру,
чтобы
она
жи ла
и
служила
не пода ле ку
(мать к тому времени уже умерла).
Не
мн о­
го
ли
на
се бя
вз ял
для
нач ал а?
А
что
делать,
если
так
надо!
Скоро
оте ц
оставил
ме сто
лесного
кондуктора
и
пе­
решел
в
зем ств о
на
должность
чертежника,
п отом
до­
рожного
техника,—
жалованье
стало
несколько
больше,
работа
разнообразнее.
В
1905 году родился сын,
Анато­
л ий,
в
1907-м
умер;
в
1908- м
родился
вт оро й,
и
это
уже
был
я.
В
том
же
1908 году семья отправилась в Уфим­
с кую
губернию,—
сманил
дорожный
и нже нер
Булыгин,
живший
в
Котельниче
на
пол ож ении
ссыльного
и
затем
переехавший
в
Стерлитамак.
Родителям
там
не
понра­
вило с ь,
и
мы
вернулись
в
Кот ель нич ;
не
помогли
остать­
ся
и
любовь
отца
к
Аксакову,
интерес
к
аксаковским
местам;
пр а вда,
Стерлитамак
—
это
еще
не
совсем
акса­
ковские
места,
те
ближе
к
Волге.
В
Котельниче
начались
ус илен ные
занятия
отца
ма­
тем а тико й,
историей,
языками
—
всем,
что
было
необхо­
димо
для
получения
экстерном
аттестата'
зрелости.
Ру сс ким
языком,
л и тер атурой,
историей
отец
зан и­
мался
под
руководством
учителя
-Бурова,
с
которым
я
встр етил с я,
сам
уже
будучи
взрослым:
он
жил
тогд а,
в
Горьком,
переучившись
в
сорокалетием
возрасте
из
пе д агога
в
инженера-механика.
У
меня
осталось
о
нем
впечатление
как
о
болезненном,
суховатом
и
даже
же лч­
ном
человеке,
но
_
вот,
прочитав
остав ш ие ся
от
от ца
неско ль ко
ученических
сочинений
(1912—1913 годы!) с
пометками
Бурова
и
письмо
от
нег о
к
отцу
(1930 год), я
понял,
какую
радость
испытывал
этот
суховатый
чело­
век,
занимаясь
с
.отц ом
и
его
друзьями
литературой,
об­
щест венным и
науками,
и
с
ка кой
боль ю
о стави л
уч и­
тельство
и
заня лся
техникой
(1923 год): материальная
необеспеченность,
в еяние
эп охи
—
и
прирожденного
гу­
манитара
не
стал о,
появился
еще
оди н
итээр.
Я
с казал :
занимался
с
от цом
и
его
д рузья ми.
Да,
мой
отец
вовлек
в
эту
в ел и ков озрас тную
учебу
д вух-
трех
св оих
Котельнических
приятелей.
Как.
же
не
по­
мнить,
не
це нить
Бурову
своего
ученика
Н.
Н.
Рахма­
нова—
тридцатилетний
мужч ин а
вечерами,
ночами
тру­
дился
над
с оч ин е н ия ми : «Личность Бориса Годунова в.
ис тори іі
и
в
художественном
изображении
Пушкина»,
•172


«Элементы национальности и самобытности в произве­
дениях
Пу шкина», «Теория чистого искусства у наших
п оэ то в », «Власть тьмы», «Влияние байронизма на Пуш- .
кина
и
Лермонтова»...
Передо
мно й
ко пии
документов,
полученных
отцом
пер ед
первой
мировой
в ойной
для
сд ачи
экстерном
экза­
менов
на
аттестат
зрелости
и
поступления
в
высшую
школу.
Что
тол ку
в
том,
что
по
вс ем
предметам
у
нег о
круглые
п яте р ки!-В
1913 году,
когда
отец
езди л
в
Моск­
ву,
чтобы
окончательно
выбрать
высшее
уч е бное
за ве де­
ни е,
у
него,
как
ни
странно,
бы ло
большое
жел ание
ре з­
ко
переменить
профессию
и
учиться
на
врача!
Из
своих
более
чем
скромных
ср едст в
он
накопил
ден ь жат
на
учение
и
на
содержание
семьи
в
эти
год ы;
все
зря:
в
1914 году началась война,
спутав
все
его
пла ны.
Разумеется,
я
тогда
не
з нал
э тих
планов,
пом ню
только,
как
мы
с
мамой
провожали
его
и
встречали.
Г ора здо
больше
запомнилось
в
предвоенный
год
другое
событие.
Я
оче нь
лю бил
младшую
его
сестру,
Александ­
ру,
тет ю
Са-нику,
как
я
ее
называл,
зна л,
что
и
папа
любит
ее;
зн аю
(уже по рассказам мамы), как однаж ­
ды,
еще
гимназисткой,—
приехав
к
нам
в
гос ти
в
Ко-
тельнич,—
она
по дожгла
себе
платье-от
спиртовки
(раз­
лился
горящий
спирт), как,
обезумев
от
страха,
выско­
чила
во
д вор
и'
пла мя
сразу
охватило
ее
всю,
и
как
папа,
который,
по
счастью,
был
дома,
выскочил
вс лед
за
ней,
голыми
руками
сорвал
горящее
платье
и
сп ас
ее.
Окончив
гим нази ю,
тетя
Саника
поехала
учительни­
цей
в
деревню
К риу ши,
нев дал еке
-от
се ла
Сорвижи,
верст
за
восемьдесят
от
Котельнича;
лето
иногда
прово­
ди ла
у
нас
или
мы
с
мамой
езди ли
к.
ней.
И
вдруг,
совсем
молоденькой,
вышла
там
за муж
за
Григория
Фо­
мича
Сы сол етин а,
местного
ж ител я,
служившего
волост­
ным
писарем,
мо лодо го,
пожалуй
даже
красивого,
т оль­
ко
со
следами
оспы
на
лице .
Она
написала
о
за му жес тве
(или о твердом своем решении)
нео жи данно ,
не
сове­
туясь
ра нее
с
братом.
Это
для
нег о
б ыло
страшным
у да­
ром.
Во-первых,
обидело,
даже
оскорбило:
в се-та ки
он
был
ее
опекуном,
об учи л,
во с питал
ее
(ни отца,
ни
м ате­
ри
уже
не
б ыло
в
жи вых ).
Во-вторых,
он
счи тал
это
чудовищным
«мезальянсом»: волостные писари были у
не го
на
плохом
счету,
сл ыли
во л ьными
или
не в оль ными
помощниками
царских
в лас тей.
173


Письмо
по луч или
в
то
время,
когда
я
играл
на
д ру­
гом
ко нце
наш его
большого
двора,
на
галерейке
у
по­
греба.
Кажет ся,
я
играл
в
кинематограф,
потому
что,
по мню,
раз веш ив ал
на
ст олба х
галерейки
цве ты
тыквы,
изображавшие
электрические
ла мпы
с
же лтым и
а ба­
журчиками
в
в иде
р ожко в,
которые
я
видел
в
местном
кинематографе.
Я
был
увлечен
игрой,
но
и зд алека
слышал
дон оси в­
шийся
из
дому
громовой
голос
о тца
—
это
он
буше ва л,
получив
письмо
тети
Саники...
Я
пришел
домой,
ког да
гл авн ая
буря
кончилась,
оста в ала сь
подавленность,
мрачность.
Конечно,
мне
ни чего
тогда
не
р ассказы в ал и,
ни
во
что
не
посвящали,
но
постепенно
из
ра згов оров
домашних
я
узнал
о
случившемся.
Не
зн аю,
что
па па
от вет ил
своей
любимой
сестре
и
ког да
ответил,
сразу
или
через
какое-то
время.
При
всей
пугавшей
меня
в
те
го ды
вспыльчивости,
он
был
отх од­
чив,
те тю
Сан ику
он
скоро
про с тил,
примирился
и
с
не­
ожиданным
зя тем,
который
ока залс я
неплохим
че лове­
ком,
прито м
очень
юным.
Григория
Фомича
вскоре
взяли
на
войну,
а
родившаяся
у
тети
Саники
дочь
Миля
окон­
чательно
примирила
п апу
с
этим
браком
—
он
очень
лю­
бил
маленьких
детей.
Прежняя
нежность
к
младшей
сестре
не
только
возобновилась,
но
и
усилилась:
Мил я
умерла,
горе
тети
Са ники
и
ее
т ре вога
за
мужа
на
фронте
не
м огли
не
влиять
на
папу.
Но
некоторый
холо­
док
к
Гри гор ию
Фом и чу,
который
в
1917 году вернулся
с
войны,
и
до сада
на
то,
что
сестра
—
такая
красивая,
такая
способная
—>
поторопилась
с
замужеством,
на­
всегда
остались.
В
чем-то
судьба
тети
Саники
была
схожа
с
папиной:
эта
женщина
несомненно
заслуживала
луч ше й"' до ля.
В
молодости
она
была
не
только
красива
—
ее
отл ича ли
ум,
юмор,
вкус,
наблюдательность,
соединенные
с
даром
рассказчицы.
Мы
заслушивались
ее
устными
рассказа­
ми
о
дер евн е,
о
бабах,
о
мужиках,
о
детях ;
к
со жале­
нию,
на
б ум аге,
в
пис ьм ах
весь
юм ор,
колорит,
живость
бесследно
и счез али
—
письма
бы ли
обычными.
Кто
знает,
если
бы
тетя
Са ника
поупражнялась,
может,
ей
уд алос ь
бы
в
к онце
концов
переносить
на
бумагу
оча ров ан ие
сво их
устных
ба ек.
Не
то
вышел
бы
из
нее
второй
Гор­
бун ов
или
«Первоандроников» .
Как
ч асто
люди
не
нахо­
дят
св ой
путь,
зарывают,
в
земл ю
т алан т.
Но
бы вает ,
что
174


молодые
способности
и
обманывают,
сам и
уходят
в
пес ок.
Почему
я
поставил
эпиграфом
к
э той
гл аве
слова
Баратынского?
В'
каком-то
смысле
они
подходят
к
судь­
бе
мо его
отца.
Энергия,
стремившая
его
вперед
в
ранней
м олод ост и,
вдруг
в
какой-то
моме нт
застыла:
отец
проек­
тировал
и
строил
мо сты
и
дома,
причем
с
полной
самоот­
дачей,
но
движения
вперед
не
б ыло.
Что
было
гл авн ым
препятствием?
Почему
дальше
сперва
лесовода,
потом
дорожного
и
строительного
тех н ика
(пусть факти ­
чес ки
инженера
и
архитектора)
он
не
пошел?
Собствен­
но,
я
уже
назвал
две
причины:
первая
—
ранняя
же­
нитьба,
постоянно
испыт ываемо е
чувство
долга
пер ед
семьей
—
матерью,
сестрами,
женой,
сыно м;
втора я
—
барьер
на
пути
к
высшему
образованию
для
бед няка
из
народа.
Мне
иронически
скажут:
а
Ломоносов,
о
кот о­
ром
ты
сам
писал?
Приведут
другие,
более
новые,
убе­
дительные
примеры.
Ну
что
ж,
отвечу
я
с
горе чью,
з на­
чит,
от ец
не
был
достаточно
во ле вой
нату р ой,
чтоб ы
сде­
лать
крутой
пово ро т
и
поломать
все
преграды,
может
быть,
раньше
вс его
—
свою
граничившую
с
робостью
скромность,—
да,
да,
ту
самую,
что
так
украшает
чело­
века.
.,
Об
эт ом
на до
р ассказат ь,
хотя
расс казать
будет,
зна ю,
нелегко.
Что
произошло
в
1900 году,
ког да
воспитанник
Су-
водской
лесной
школы
приехал
в
К от ел ьнич?
Он
п осе­
ли лся
у
Анны
Ивановны
Лебедевой,
в
до ме,
который
я
описал
в
главе
«Старый дом и его хозяйка».
Племянни­
ца
Анны
Ивановны,
удочеренная
ею
после
смерти
м ате­
ри,
у чила сь
в
Орловской
гимназии,
ку да
она
поступила
по
наст о янию
н ового
жильца,—
ей
б ыло
четыр н адц ать
лет,
и
он
сам
отвозил
девочку
в
Орлов.
Девочка
бы ла
миленькая,
хорошенькая,
и
Николай
Рахманов
яв но
го­
то вил
ее
себе
в
невесты.
Ма ма
са ма
ра ссказ ы вал а,
что
гимназистки
бросались
к
окнам,
ко гда
приехавший
в
Орлов
Рахманов
шел
по
улице:
*=* Ксеничка,
Ксеничка!—
кричали
он и.—
Тв ой
ко н­
дуктор
идет!
Высокий,
стройный,
румяный
двадцатилетний
юноша
в
форменной
туж урке
ле с ного
кондуктора
и
верно
стоил
того,
чтоб ы
на
не го
поглазеть.
З ар ились
на
нег о
в
Ко-
т ель ничё
и
богатые
невесты,
которых
там
б ыло
немало
175


(одна из них даже училась в одном классе с мамой).
Николай
Рахманов
не
стал
дожидаться,
когда
Ксе ­
ния
Пйкова
закончит
г им назич ески й
курс
в
семь
клас­
сов ,
хо тя
сам
же
ее
туд а
определил,
и
в
1904 году,
в
июне,
когда
Ксени чка
перешла
в
7-й
класс,
он
п ос лед­
ний
раз
отвез
ее
из
Орлова
домой,
в
Котельнич.
В
октябре
с ос тояла сь
свадьба.
Так
как
невесте
еще
не
исп олнил ос ь
семн адц ати
лет ,
пришлось
ис пр аши вать
разрешение
в
Вятке
у
архиерея.
Мол од ые
по се лил ись
в
новопостроенном
флигеле
(две маленькие комнаты,
и
к у хн я), и первая ночь чуть не кончилась трагически.
На
дворе
уже
бы ло
холодно,
п ечь
натопили
жарко
и
ра но
закрыли
в ьюшки
—
новобрачные
угорели.
Угорели
так
с ил ьно ,.что
папа
едв а
смог
добраться
до
дверей
и
от­
крыть
их
настежь,
а
затем
в ыт ащил
маму
в
холодные
сени.
Так
начался
их
брак,
продолжавшийся
пятьдесят
шесть
лет.
Был
ли
их
бр ак
счастливым?
Когда
мама,
пережив­
шая
па пу
на
тринадцать
ле т,
рас ска зыв ала
в
старости
знакомым
(и малознакомым)
людям
о
своей
ж изни
с
папой
(такая потребность бывает у стариков), она за­
ключала
свой
ра ссказ
та к : «Мы не только не ссорились,
но
даже
ни
р азу
не
поспорили...»
Мама
искренне
вери­
ла,
что
бы ло
именно
так,
и
в
чем-то
она
была
права:
спорить
с
папой
она,
действительно,
не
спорила,
а
па па
не
спорил
с
ней.
В
первые
год ы
власть
п апы
была
на­
столько
неоспорима,
сло во
его
был о
настолько
законом,
а
ма ма
была
в
нег о
так
влюблена,
видела
в
нем
(спра­
ведливо)
настолько
превосходящее
ее
ду хо вным
разв и­
тием
существо,
что
ей
и
в
гол ов}’-
не
могло
прийти
сп о­
рить,
сомневаться
в
каком-либо
его
сло ве
и
поступке.
Постепенно
чт о-то
менялось,—
менялась
жизнь,
об­
становка,
м еня лись
с
возрастом
и
они
сами.
,С годами
папа
сделался
мягче,
с тал
относиться
ко
мн огому
фило­
соф ск и,
особ енн о
в
последние
два-три
десятилетия,
то
есть
к"старости.
Но
и
раньше
власть
и
влияние
его
нево льно
ограничивались:
б ыт,
дом,
домашнее
хозяйство
б ыли
почти
исключительно
ма миной
сферой,
она
в
ней
пребывала
всегда,
постоянно
(особенно после тети Ани­
ной
смерти,
когда
пришлось
ста ть
хозяйкой),—
у
па пы
же
бы ло
много
ины х
интересов.
Какую-то
их
ча сть
одн о
время
ра зд еляла
и
мама:
они
читали
од ни
и
те
же
книги


(я имею в виду художественную литературу,
а
не
уче б-
ник и), но служба,
домашняя
сверхурочная
работа,
м но­
гоч ис ле нные
поездки
в
уезд,
а
во
все
остальное
время
неустанные
занятия
самообразованием
—
все
это
цели­
ком
занимало
п апу.
П отом
на
два
с
лишним
года
отец
р асст ался
с
Ко-
т ель нич ем,
а
так
как
он
был
однолюб,
страстно
привязан
к
м аме,
ко
м не,
то
его
постоянным
желанием
б ыло
скорее
вернуться
домой.
Уже
через
много
лет
пос ле
папиной
смерти
я
нашел
далеко
за пря танны й
им
д войной
порт­
рет
—
мамы
и
меня:
это
он
скопировал
чертежным
пе­
ром
на
ватмане,
увеличив
во
много
раз
(40X60 см), на­
шу
фотографию,
посланную
ему
в
1917 году в Ижевск.
Он
так
скучал
о
нас,
что
ему
доставила,
очевидно,
ра­
дость
работа
над
эт им
портретом.
Но
вот
свойство
его
ха ракте ра:
из
скромности,
или
стесняясь,
или
еще
по
какой-то
глубоко
личной
причине
он
никогда
не
показы­
вал
мне
(ни ребенку,
ни
взрослому,
и
не
уве р ен,
что
показывал
ма ме)
эту
искусную
копию,
и
она
пять десят
с
лиш ним
лет
пролежала
на
сам ом
дне
ящика
со
стары­
ми
чертежами
вместе
с
несколькими
карандашными
на­
бр о сками
с
мамы,
когда
она
бы ла
еще
гимназисткой.
Отец
отлично
рисовал,
что
видно
и
по
его
ранним
учени­
ческим
работам,
но
способности
эти
он
применял
пот ом
только
как
пр икл адны е,
в
помощь
своим
техническим
и
чертежным
занятиям.
В
раннем
детстве,
еще
до
этой
почти
тре хлет ней :
р аз­
луки
с
папой,
я
очень
л юбил
дом ашн ие
зимние
сумерки.
Ран о
темнеет,
ср азу
же
после
обеда, .но
ла мпу
еще
за­
жигать
не
хочется,
папа
с
мамой
усаживаются
рядыш ­
ком
против
быстро
с ин еюще го,
в
морозных
узорах
или
сверху
до низу
заледеневшего
ок на
—
и
поют.
Что
поют?
Как
ни
странно
для
столь
далекого
от
грядущей
револю­
ции
семейного
дома,
они
часто
пе ли
ре во люционные ,
ка­
торжные,
тюремные
пе с ни: «Варшавянку», «Старого
к апра ла»/«Ночь темна,
л ови
м и нут ы», «За озером ди­
ким,
Байкалом».
Особенно
любили
пе ть
песни
на
сло ва
Некрасова
—
«Средь высоких хлебов затерялося», «Что
ты
жадно
глядишь
на
до ро гу », «Машу»:
Бе лый
день
занялся
над
ст оли цей,
Крепко
спи т
мол ода я
же на,
Только
тр ужени к
муж
бледнолицый
Не
ложи тс я
—
ему
не
-до
сн а.
7Л.
Рахманов
177


См е шно,
что ,
слушая
«Машу», я почему -т о
думал
о
них,
о
родителях,
хотя
что,
ка зал ось
бы,
общего!
Пр а-
■ вда,
б ывало ,
мы
с
мамой
давно
уже
спим,
а
папа
си дит
и
сидит
за
чертежной
дос кой
или
за
учебниками,
но
бледнолицым
и
чахлым
его
уж
никак
не
назовешь:
крепкий,
широкогрудый,
с
обветренным
за горе лым
ли­
цом,
с
темно-каштановыми
кудрями
и
чуть
посветлее
усами
и
бородой...
Да
и
мама,
если
ложилась
рань ше,
то
спала
оче нь
чутк о,
а
уж
когда
я
болел,
то,
ст оило
мне
шевельнуться,
—
она
моментально
вс какив ал а,
давала
пи тье
или
лекарство.
В
та кие
ночи
и
папа
с
тревогой
прислушивался
—
ровно
ли
ды шит
Леня,
не
хр ипит
ли
у
него
в
горле,
в
груди .
Ма ма
любила
вспоминать
еще
более
молодые
их
го­
ды.
В
морозный
к р ещ енский
вечер,
когда
они
с
папой
пошли
прогуляться,
к
ним
подбежали
две
девушки
и
попросили
па пу
наз ват ь
свое
им я.
Он
ответил:
—
Навуходоносор.
Не
зная,
смеяться
или
сердиться
на
такое
небывалое
для
будущего
жениха
имя,
деву шки
убежали.
Мама
много
лет
спустя,
когда
папы
на
свете
уже
да вно
не
бы ло,
не
уста вала
уд и влятьс я,
как
это
ему
м огло
прийти
на
ум
столь
др евн ее
им я.
Да,
от ец
быв ал
веселым,
и
эта
весело ст ь
всегда
б ыла
искренней,
а
не
деланной,
не
наигранной.
Охотно
смеял­
ся
он
и
чужим
шуткам,
но
только
тогда,
когда
они
бы ли
то же
ис к ре нними;
если
же
замечал,
что
его
собеседник
на роч но
старается
р асс м ешить
или
в
шутках
скв озиъ
ци­
низм
(уж не говоря о похабщине), отец мрачнел,
хму­
рился,
у
н его
яв но
портилось
настроение.
Что
касает ся
вечерних
прогулок
рука
об
руку
с
ма­
мой,
то
ве сн ой,
летом,
осе нью
они
ч аще
всего
ходили
на
бе рег
Вятки ,
на
Ве рхн юю
площадь
с
ее
необъятным
кру­
гозором,
с
лесными
далями
или
спускались
к
самой
ре­
ке,
на
пр ист ань,
где
иногда
случалось
встретить
или
проводить
белый
нарядный
пароход
с
толпившимися
у
борт ов
пассажирами.
Когда
я
по дрос,
мы
ходили
втро­
ем,
и
мне
это
нравилось
—
совсем
не
с кучно
б ыло
созер­
цать
вместе
с
ним и
ре ку,
заречные
р ощ и...
В
моем
де т­
ст ве
Вятк а
была
полноводной,
всю
первую
половину
лета,
до
си льной
жары,
по
ней
ходили
большие
д вухъ­
ярусные
белоснежные
пар ох од ы : «Москва», «Булычев»
(фамилия вятского пароходчика)
.и
до
глубокой
осе­
178


ни
— пассажирские
о д но яр усны е; «Сын», «Дед», «На*
следник».
Прогулки
родителей
ст али
мен ее
регулярными
в
го­
лодное
время,
когда
кажды й
ден ь
на до
б ыло
думать
о
том ,
как
бы
прокормиться.
А
в
благополучные
годы
па па
част о
отсутствовал
—
ездил
в
уезд,
где
по
его
про­
ектам
строились
или
пер ес тра ивал ись
мосты,
дамбы,
бе­
тонные
трубы.
Много
лет
это
б ыло
его
гла вн ым
зан я­
т ием.
В
уезд
отец
ездил
в
любую
погоду
—
летом,
зимой,
в
весеннюю
и
о сенню ю
распутицу.
Летом
всегда
надевал
в
п о ездку
старый
брезентовый
плащ
с
капюшоном
от
дождя
и
пыли,
зимой
—
старую
шу бу
и
брал
с
соб ой
большое
меховое
одеяло;
это
одеяло
долго
пот ом
лежа­
ло
без
употребления,
пока
его
не
съел а
мол ь.
Кроме
старого,
вытертого,
потрескавшегося
на
сгибах
ко жано ­
го
саквояжа
отец
также
брал
с
с обой
различные
ин­
струменты
—
астролябию,
нивел ир,
уровень,
рулетку,
а
то
и
стальную
мерную
цепь.
Оружия
отец
не
имел,
хо тя
оно
было
бы
иногда
не
лиш ним:
на
г ео дезич еские
ин­
струменты
никто
бы
не
покусился,
но
ведь
отец
возил
с
со бой
часто
и
де нь ги,
п орой
немалые,
для
расплаты
с
рабочими
и
п одрядчи ка ми .
Кс тати ,
отец
не
раз
ночевал
на
том
самом
постоялом
дво р е, •хозяин которого оказался впоследствии настоя­
щим
бандитом,
грабившим
и
убивавшим
проезжих.
Я
с
пристрастием
выпытывал
у
па пы,
о
чем
и
с
каким
выра­
же нием
лица
беседовал
с
ним
это т
разбойник,
ставя
для
него
самовар
или
желая
спокойной
ночи.
И
вся кий
раз
папа
меня
разочаровывал,
уве ряя ,
что
ничего,
кроме
хо­
зяйственной
озабоченности
и
добросердечной
услужли­
вости,
он
не
мог
разглядеть
на
лице
преступника.
Да,
чег о
не
было ,
того
не
было,—
сочинять,
придумы­
ват ь
отец
органически
не
мо г;
в се,
что
похоже
на
хвастовство,
тоже
не
вынос ил .
Поэтому
с
трудом
вы тя­
ну ли
мы
с
мамой
подробности
приключения,
которое
он
претерпел
в
о дну
из
поездок:
вешней
водой
прорвало
п лоти ну,
и
отец
с
возницей,
их
ло ша дь,
сани,
багаж
вдруг
о казал ись
в
круговерти.
Пр авд а,
отец
тогда
был
еще
молод ,
силен,
п рекра сно
п лав ал,
но
возница
п ла­
ват ь
не
умел,—
з начи т,
первым
долгом
пришлось
выт а*
шит ь
на
берег
его,
пер епу ганно го ,
в
тяжелом,
намокшем
полушубке;
з атем
о тец
постепенно
доставил
на
суш^
$
17Э


все,
что
было
с
собой,
в
том
числе
шубное
од еяло
и
кожаную
дорожную
под ушк у.
Слава
богу,
эти
з ап лывы
в
ледяной
воде
от
зато ну в ших
саней
к
плот ине
и
обра т­
но
обошлись
без
простуды.
Пап ины
поездки
в
уе зд
б ыли
для
нас
од но
вре мя
особенно
чувствительны...
Зима
1919- го :
голо д,
тиф,
гр а­
бежи.
В
долгие
темные
вечера
вдруг
зв яка ет
щеколда.
Это
во шел
неизвестно
кто
в
к али тку.
Бродит
по
двору,
вокруг
дома,
заг ляды в ая
в
о кна.
А
в
доме
две
ж енщи ны
и
мальчик.
И
хотя
он
чи тает
Густава
Эмара
и
журнал
«Вокруг света»
и
привык
к
всевозможным
приключени­
ям
и
злодействам,
но,
когда
в
окна
ко м наты
кто-то
сна­
ружи
смотрит
с
тайными
и
зловещими
намерениями,
а
они
здесь
против
нег о
(или,
может
быть,
против
целой
банды)
так
беззащитны,
на
душе
по нево ле
делается
оче нь
неспокойно.
И
вот
они
томительно
ждут,
когда
сно ва
з вяк нет
щеколда:
значит,
неизвестный
ушел.
Од на жды
они
просыпаются
от
ощущения,
что
чт о-то
неладно,
вероятно
сквозь
сон
ус лых али
стук
или
шорох
у
двери.
Они
—
в
том
числе
и
ночующий
сегодня
в
доме
знако м ый
му жик,
который
пр ивез
на
баз ар
свиную
ту­
шу
и
положил
ее
до
утра
в
амбар
рядом
с
домом.
Вне
себя
от
тревоги
за
судьбу
эт ой
туши,
це ннос ть
которой
теперь
не
сравнима
ни
с
чем
на
свете,
мужи к
кидается
в
се ни,
в
темноте
на
ощупь
открывает
засов,
дерг ает
за
скобу
—
дверь
не
открывается:
снаружи
за вяз ана
ве­
ревкой.
Он
яростно
рвет
дверь,
ему
удается
ослабить
веревку
настолько,
что
образуется
щель.
—
Н ож!
—
кричит
он
нутряным,
страшным
голо­
дом.—
Дайте
но ж!
Притаскивают
но ж,
скво зь
щел ь
он
судорожно
кром­
сает
веревку
и
выскакивает
за
дверь.
У
порога
валяется
железный
ломик
—
это
сто ял
кто-то
на
стреме,
вд али
слышится
топот
убегающих
но г,
амбар
распахнут
на­
стежь,
а
д ра гоце нная
туш а
валя ет ся
в
десятке
шагов
от
амбар а.
Убежавшие
во ры
бр ос или
ее,
испугавшись,
как
видно,
ужасного
кр ика: «Нож!
Н ож!»
Конечно,
никто
не
с пит
до
утра,
а
днем
я
сооружаю
си гн али заци ю:
ст оит
ли шь
приоткрыть
дверь
амб ар а,
как
бечевка
натягивается,
в
сеня х
падает
на
гремучий
железный
про тиве нь
д еся тифу нтова я
гиря
и
будит
всех
в
доме.
Ну
а
дальше
что?
Что
да льш е,
ког да
мужи к
уедет?
Как
мы
сможем
одн и
бороться
с
бандитами?
180


А
дальше
пр оис хо дит
вот
что.
Гиря
пад ает
в
эту
зи­
му
д важд ы,
и
оба
раза
переполошенные
взломщики
безропотно
у бег ают.
С
тех
пор
в
доме
укрепляется
дух
■ бесстрашия.
По
крайней
мере,
его
о бита тели
уже
не
ис­
пытывают
этого
унизительного
чувства
полной
беспо­
мощности
по
вечерам
и
ночью,
прислушиваясь,
не
бро­
дит
ли
кто-нибудь
подле
окон,
не
заберется
ли
сейчас
внут рь ,
не
за реж ет
ли
их.
Оказывается,
воры ,
бандиты,
налетчики
тоже
че го- то
бо ятся,
хотя
здесь-то
им
уж
как
раз
лафа
гра би ть:
дом
стоит
на
отшибе
и
ни кто
не
при­
дет
на
помощь
дв ум
женщинам
и
одиннадцатилетнему
мальчику.
И
вс е-та ки
бандиты
чего- то
боятся,
и
это
очень
отрадно
знать...
С
начала
двадцатых
годов
отец
стал
работать
не
только
для
уезда,
но
и
для
города.
Я
не.
знаю
причин,
по
которым
проводилась
нивелировка
и
точный
обме р
в сех
пустующих
в
городе
земельных
участков,
за то
хорош о
помню
сам и
эти
об ме ры.
Дело
происходило
зимой,
в
уче бно е
время,
но
у чи лись
мы
в
эту
з иму
все
еще
м ало
и
плохо,
часто
уроков
совсем
не
бы ло,
и
я
полностью
был
в
па пином
распоряжении.
Моя
обязанность
закл ю­
ча лась
в
том ,
чтобы,
крепко
д ержа
конец
рулетки,
ид ти
с
ним
туда,
куда
меня
па па
направит.
Па па
записывал
ре зу льта ты
об мера
в
толстую
записн у ю
книжку,
она
со­
хранилась,
я
с
интересом
сейч ас
в
нее
заглянул
и
ув и­
дел
набросанные
карандашом
планчики
участков
в
виде
.прямоугольников
и
трапеций,
их
ра зм еры,
проставлен­
ные
еще
в
са женя х
и
аршинах
(рулетка была старая),
прочел
фамилии
бывших
владельцев
и
их
соседей.
Наша
работа
требовала
преодоления
типично
зим них
пр еп ят­
ствий.
Мы
бродили
по
колено,
по
поя с
в
снегу,
по груж а­
л ись
и
глубже
(тем более я,
п од ро ст ок), проваливались
в
как ие-то
ям ы,
вплоть
до
помойных.
Бо льше
всего
мы
остерегались
заб рошен ны х
колодцев,
и
опя ть
же
бог
ми:
ловал,
не
провалились.
Мне
особенно
дороги
в
этих
воспоминаниях
два
об­
сто ятельс тв а:
во-первых,
то,
что
я
чем-то
помо г
отц у,
а
во-вторых
—
дружная,
даже
дружеская
атмосфера
этих?
занятий.
Мой
вспыльчивый,
требовательный
от ец
в
наших
зим них
походах
был
всегда
терпелив,
доб род у­
ш ен,
весел;
не
помню
с луча я,
чтобы
он
на
меня
рассер­
дился,
да же
ес ли
я
что-нибудь
сд елал
не
так
или
вы­
пустил
из
озябших
рук
конец
рулетки.
Уж
не
гов орю
181


о
том,
как
заботливо
заст ав лял
он
меня
выт ря хива ть
из
в алено к
снег ,
ко гда
я
выберусь
из
сугроба,
а
то
и
пр о­
т апт ывал
для
меня
в
глубоком
снегу
д оро жку.
Думаю,
что
ему
тоже
нравилось
своеобразное
товарищество
на
вольном
воздухе,
на
окраине,
среди
снегов
и
оснежен­
ных
деревьев,—
природу
па па
л юбил
с амоза бве нн о.
До­
бав лю,
что
при
м оей
склонности
к
хворям
я
ни
разу
за
эту
зи му
не
простудился!
Уверен,
что
отцовская
забота
и
доброта
сыграли
зд есь
не
последнюю
роль.
Забота,
терпение,
д о бро та...
Вот
че го
не
хв ат ало
в
на ших
занятиях
математикой!
Идеальный
педагог
с
чу­
жими
лю дь ми,
с
чужими
детьми
(он вел занятия в шко­
ле
взрослых,
на
строительных
курсах,
в
дополнительном
с тар шем
классе
в
н ашей
средней
школе
пре под ава л
чер­
ч ен и е), отец был никакой педагог с родным сыном.
Мо­
жет
быть,
в
эт ом
повинен
я?
Неспособный,
ленивый,
дурной
ученик?
Нет,
я
был
довольно
способным,
во
в ся­
ком
случае
у серд ным
учеником.
Более
того ,
ал ге бру
я
люб ил
и
со
с по рт ивным
азартом
решал
уравнения,
вы­
но сил
множитель
за
скобки,
извлекал
квадратный
и
ку­
бический
коре н ь.
Но
количество
зада ваем ых
отцом
упражнений
мне
к аза лось
излишним,
они
докучали
не
трудностями,
а
чис лом ,
объемом
работы.
И
в се- таки
я
выполнял
эту
работу
до
ко нца.
Но
бывали
слу ч аи,
когда
я
слишком
надолго
задумывался...
Возможно,
если
бы
у
меня
не
отняли
время
десятки
сравнительно
простых,
но
кропотливых
примеров,
если
бы
внимание
не
бы ло
ими
утомлено,
я
бы
н ашел
решение
трудной
з адачи
и
без
п о дсказки .
Вот
тут-то
и
бы ла
за кав ыка.
В
книжном
шкафу,
во
втором
р яду
слева,
стояли
п ять
или
шесть
томиков
ре­
шен ий
алгебраических
задач,—
они
остались
у
п апы
от
тех
времен,
когда
он
экстерном
проходил
курс
матема­
тики.
Не
знаю,
част о
ли
пользовался
он
этими
сборни­
ка ми:
страницы
б ыли
разрезаны,
некоторые
томики
даже
слепка
ра ст репа ны
(при всей папиной аккурат­
ности)
—
зн ачит,
пол ьз овал ся,
заг ляды вал
в
затрудни­
тельных
с луч аях.
Это
вполне
объяснимо:
папа
был
са­
моучка,
никто
не
мог
ему
п омоч ь,
посоветовать,
а
тут
он
мог
на
примере
одн ой
задачи
научиться
решать
д руги е.
У
ме ня
же
был
опытный
руководитель,—
отец
давно
одо­
лел
эти
математические
се кр еты
и
всегда
мог
дат ь
мне
совет.
182


Но
в
том-то
и
дело,
что
этот
м удры й,
терпеливый
учитель,
когда
это
касалось
других,
был
нетер пел ив
и
нетерпим
со
м ной.
Он
невероятно
расстроился
бы:
как,
его
единственный
сы н,
которому
он
со
страстью
переда«
ет
св ои
зна ни я,
не
мог
решить
уравнение
с
дву мя
неиз­
вестными!
Сын
об яза н,
не
может
не
решить!
И,
боясь,,
не
желая
этой
н еизбе жно й
вспышки,
я
тре­
петно
доставал
из
заднего
ряда
кн иг
том
решений
ал­
гебраических
задач
Шап ош нико ва
и
Вальцева
и
только
мельком,
в
продолжение
буквально
одн ой
секунды,;
взглядывал
на
решение,
на
первый
его
прием,
на
гл ав­
ный
принцип
—
и
ставил
к нигу
на
м есто.
Затем
садился
за
стол
и
честно
продолжал
уже
разработку
пр ин­
ципа.
Через
несколько
мин ут
де ло
бы ло
завершено.
Не
часто,
но,
увы,
так
бывало.
Об м анывал
я
э тим
па пу?
Кон е чно,
обманывал.
Но
обман
спасал
нас
обоих
от
нервотрепки.
Казалось
ст ран ным,
что
папа
не
вспомнил
об
э тих
сборниках
ре­
шений,
не
подумал,
что
я
м огу
ими
воспользоваться.
Это
теперь,
анализируя
его
ж изнь
и
характер,
зная,
что
для
не го
был
всегда
наслаждением
сам
процесс
приобрете­
ния
з наний,
овладения
навыками,
я
м огу
себе
объяснить
это
максимальное
доверие.
И
вообще,
дов е рять
для
него
бы ло
совершенно
естественно.
Когд а
этот
рыцарь
п ра­
вды
впр ям ую
ст ал ки вался
с
обманом,
с
нечестным
вы­
полнением
долга,
это
ка зало сь
ему
вне
нормы,
каким-то
извращением.
Например,,
я
был
свидетелем,
когда
вдруг
выяснялось,
что
десятник
или
подрядчик
его
обманул,
не
исполнил
того ,
что
был
обязан
исполнить,
а
сказал,,
что
исполнил...
Пап а
не
только
гне вал ся
—
он
страдал.
Впрочем,
папины
в спы шки
внутри
семьи
чаще
закан­
чивались
тем,
что
он
со ж алел
о
них ,
е сли
не
прямо,
не
в слух,
то
косвенно.
Ему
хотелось
поднять
настроение
«пострадавших», а заодно и свое,
и
вот,
по сле
-бурно
проведенных
со
мной
вечерних
зан ят ий
-математикой,
после
прошедшего
в
мо лч ании
уж ина
(молчание' озна ча­
ло
борьбу
с
самим
со бо й), он вставал,
подходил
к
ш ка­
фу
и
д ост авал
из
нег о
томик
Чехова.
Значит,
буря
про*
шла,
она
см енит ся
сейчас
лучезарной
погодой!
отец
прочтет
вслух
рассказ-Чехова!
Неприятие
лжи ,
самой
маленькой
и
невинной,
непри­
язн ь
к
вралям
и
обманщикам
не
меш али
ему
хорошо
относиться
к
мужу
м а миной
двоюродной
сестры
Caí
183


шеньки.
Сутулый,
кашл яющий ,
но
веселы й
и
разговор­
ч ивый,
Фл ег онт
Вас ил ье вич
вечно
рассказывал
разные
небылицы,
яко бы
случившиеся
с
ним
или
с
его
бл изким
знакомым.
Ис то рии
бы ли
я вно
выдуманными,
но
отец
не
сердился
и
не
порицал
автора'—очевидно,
считал
его
выдумки
своеобразным
художественным
творчеством.
Да
и
невозможно
было
сердиться
на
доброго
и
веселого
Флегонта,
как
у
нас
его
сокращенно
звали.
Я
любил
его
и
за
легкий
нрав,
и
за
рассказы,
и
за
то,
что
он
был
паровозным
машинистом,
а
все,
что
связано
с
же лез ной
до рогой ,
меня
зачаровывало.
Под
старость
Флегонт’Ва­
сильевич
р абот ал
машинистом
уже
не
на
паровозе,
а
на
же лез нод орожн ой
в од окачке
на
ст анц ии
Свеча,
но
я
его
помню
на
«маневрушках»,
неустанно
сновавших
по
с т а нционным
путям.
Б ыва ло,
что
«маневрушки»
отправ­
лялись
и
на
соседние
ст анци и,
и
Флегонт
Васильевич
не
только
катал
меня
на
св оем
паровозе,
показывал,
о бъ­
яс нял
все
устройство,
но
даже
позволял
наж имат ь
тот
или
иной
рычаг
или
крутить
рукоятку,
когда
это
было
мо жно
и
нужно.
Единственно,
когда
отец
был
р аз досадо ван,
это
ког­
да
Флегонт
Васильевич
приходил
на
плот ы,
где
летом
от ец
рыбачил,
и
принимался
курить,
говорить
й
на дс ад­
но
ка шлят ь,
ч ем,
по
мнению
отца,
ра спу гивал
рыб у.
Во­
обще,
отец
не
люб ил
нарушать
эти
святые
для
нег о
ча­
сы,
и
тут
пр ишло
вре мя
с казать
о
ег сг
коронной
стр аст и,
которой
он
отдавался
с
детства
и
до
трагического
конца
св оей
жиз ни.
Я
не
стану
описывать
рыбную
ловлю:
она
изображе­
на
во
множестве
литературных
произведений.
Расскажу
о
нескольких
запомнившихся
мне
случаях
и
о
том ,
как
от ец
относился
к
мо ей
«рыбьей холодности» .
Несомнен­
но,
он
ог орчал с я,
что
сын
не
у насл едо вал
его
страсти,
но
никак
не
выказывал
своего
разочарования
и
даже
с
до­
бродушным
сме хом
любил
р ассказы ва ть ,
как
однажды
мы
вместе
п ошли
рыбачить.
Мне
не
б ыло
еще
сем и
лет
—
дошкольный
возраст,
—
но
папа
сд елал
для
ме ня
-заправскую
рыболовную
снасть:
легкое,
гибкое
удилище
из
калины,
леска,
к рючок ,
поплавок
—
все
нас тоящ ее,
отменного
качества.
Мы
стояли
в
нескольких
саженях
друг
от
дружки,
и
спустя
како е- то
время
отец
заме тил ,
что
я
не
з абр асы ваю
в
воду
удочку
—
просто
стою
и
стою.
184


—
Леня,
ты
что?
Не
ловится
или
тебе
надоело?
—
спросил
ме ня
па па.
Ох,
как
мне
не
хотелось
ему
объяс­
нять!
Дело
в
том,
что
я
размахнулся,
чт обы
забросить
удочку,
и
зацепил
с ебя
крючком
за
шт аны
в
та ком
месте,
что
никак
не
мог
сам
отцепить,—
вот
я
и
д елал
ви д,
что
продолжаю
р ыба чи ть...
Не
уд а лось
отц у
и
научить
меня
плавать:
сколько
ра з,
шу тя
и
смеясь,
ни
бросал
ме ня
в
в оду,
я
л ибо
шел
ко
дну
и
он
вынужден
был
извлекать
ме ня
на
поверх­
ность,
либо
я
просто
цепля лс я
за
его
плечи,
прижимал­
ся
к
его
м огуче й
ли той
груд и.
Не
помогали
ни
бережные
поддержки, .ни
разведение
мо их
рук
и
ног
в
стороны
—
словом,
никакие
учебные
и
принудительные
приемы.
Вот
уж
тут
отец
был
разочарован
и
по
праву
сердился:
жить
у
реки
и
не
уметь
плавать!
Кста ти,
пл авать
вскоре
я
на­
учи лся
весьма
парадоксальным
путем.
—
Смотри,—
сказ ал
я
другому
мальчику,—
смотри,
н адо
так...
П оказал
—
и
поп лыл!
Отцовские
уроки
п ошли
впрок
отраженным
образом:
учить
—
учась.
Сыграло
роль
и
мальчишеское
тщ есл ави е.
Зато
позже
отц у
без
труда
уд алос ь
обучить
меня
владеть
лодкой
и
веслами,
причем
в
любую
погоду,
не
страшась
ни
ве тра,
ни
в олн.
Лодку
он
мне
доверял
ле­
том
на
все
дневное
время
(вечерОхМ или на рассвете
пользовался
ею
сам
для
рыбалки), и я гонял на ней
вверх
и
вниз
по
реке,
од ин
или
с
мо ими
друзьями
Кар­
ловыми;
а
то
по
узкому
извилистому
ручью
перегонял
лодку
на
озеро
Старица
(бывшее старое русло Вятки) .
Лодка
эта
бы ла
маленьким
вертким
челн ом ,
трех
мал ь­
чишек
она
еще
де ржала ,
не
че рпа ла
бортами
в оду,
но
помню,
как
я
перевозил
за
реку
знакомого
мужичка,
и
хлестнувшей
волной
(дул сильный ветер)
замо чи ло
у
нег о
папиросы
в
кармане
пиджака.
Я
увидел,
что
Алексей
порядком
перетрухнул,
да
и
я
почувствовал
сво ю
ответственность
.за
такую
рискованную
переправу.
К
сч ас тью,
все
обошлось
благополучно.
В
другой
раз
я
испугался
по-настоящему,
перевозя
через
бу рную
ре ку
маму
(мы ездили с ней поздней
осе нью
собирать
пло ды
шиповника).
Самое
уди в ите ль­
ное,
что
сама
она,
не
умея
пл ават ь
и
панически
боясь
воды,
на
это т
раз
нисколько
не
испугалась
гр оз ных
мут­
ных
валов,
которые
успел
нагнать
низовой
ветер.
Мама
185


полностью
доверилась
мне,
как
в
любом
случае
дов ери е
лась
бы
отцу.
Это,
мож ет
быть,
лест н о,
но
в
те
минуты
мне
бы ло
не
до
тщеславия:
я
ис пы тал
огромное
об легче­
ние,
в ысад ив
на кон ец
маму
на
городской
берег.
Во
вторую
по ло вину
жиз ни
отец
увлекся
з имним
подледным
ловом,
который
сейчас
вошел
в
мо ду
повсе­
местно,
а
тогда,
в
двадцат ы е
го ды,
был
еще
на
любите­
ля.
Сперва
отец
брал
с
собо й
брезентовую
палатку,
в
пал атк е
разводил
костерок,
но
п отом
стал
переходить
с
места
на
место,
греясь
тем,
что
пешней
прорубал
но­
вую
лунку
во
льду.
Он
ловил
окуней
на
блесну
—*
блестящую
мета лл ическу ю
рыбку.
Блесны
теперь
прода­
ются
в
любом
охотничьем
и
рыбацком
магазине,
а
папа
их
тогда
делал
сам
—
выковывал
медные
и
серебряные,,
оловянные
от лива л
в
формочке
из
мягкого
местного
из­
ве стн яка.
Рыбачил
он
в
устье
Белой,
впадавшей
в
Вят ку
напротив
города
и
служившей
зи мой
затоном
для
паро­
ходов ,
где
их
ре монт иров ал и
и
кр асил и.
С
нетерпением
ожидал
отец
ледостава.
На
за реч ных
озерах
—
Старице,
Карьере,
Репейнике
—
лед
устанав­
ливался
ра нь ше,
и,
чт обы
попасть
ту да,
приходилось
на
ло дке
пер еезж ат ь
Вятку ,
часто
уже
покрытую
ме л­
ким
движущимся
льдом
—
шугой.
Лед
на
озерах
бы вал
еще
тонок,
непрочен,
мо жно
легко
провалиться,
но
куда
опасней,
коварней
бы ла
река.
Не
забуду
слу ч ай,
когда
уже
насту п ала
ночь,
а
папа
все
еще
не
вернулся
домой.
Дел о
в
том ,
что
за
эт от
ден ь
ре зко
похолодало
и
шуга
на
реке
начала
смерзаться.
Пройти
по
этому
льду,
ра зу­
меется,
бы ло
еще
н ельз я,
и
от ец
и
его
два
товарища
пробивались
на
лодке
от
берега
к
берегу
часов
шесть.
Мы
не
раз
ходили
к
реке,
с
тревогой
гляд ели
в
кро ме ш­
ную
тьму,
сл ыша ли
в дали
голоса,
неясный
шум,
скре­
же т,
удары
пешни
или
топора;
на
кри к
наш
ни кто
не
от зыва лся ,
в
отчаянии
мы
уходили
домой,
через
час
в оз­
вращались,
с лыш али
опять
то
же...
Нако нец ,
донельзя
усталый,
потный,
с
прилипшей
к
потн ой
голове
шапкой,
оте ц
явился
домой.
Вид
у
него
был
вин ов ат ый:
еще
бы,
ма ма
и
так
всякий
раз
волновалась,
когда
он
уходил
на
р ыбал ку,
а
тут
рыбаки
дей стви тел ьн о
чудом
не
попали
в
бе ду
—
в
любо й
момент
их
ж елезн ая
лодка
могла
пой­
ти
ко
дн у.
Они
затрачивали
неим ов ер ные
усилия,
чт обы
в
те м ноте
пробивать,
пробивать
перед
с обой
лед
и
по
Г86


вершку-продвигаться
к
бе ре гу:
в
осеннее
половодье
ре ка
бы ла
чут ь
не
в
километр
ш ири ной.
В
морозные
декабрьские
и
январ с кие
дни
от ец
воз-*
вращался
домой
весь
заиндевевший
(«закуржавевший»,
говоря
п о -вятс к и ), с обмерзшей льдом бородой и усами,
с
красным,
обветренным
лицом,
но
счастливый.
Все
мы
радостно
его
приветствовали,
особенно
наша
маленькая,
очень
любящая
и
любимая
на ми
собака
Бобик.
О днаж­
ды,
не
зная,
что
от
восторга
предпринять,
она
ли зн ула
поставленную
у
двери
пе шню
и
оставила
на
ее
ледяной
грани
всю
то нкую
верхнюю
кожицу
длинного
язычка,—■
боже,
как
папа
огорчился!
В
другой
раз
Бобик
увязался
на
рыбалку;
как
ни
отгонял
его
папа,
Бобик
тайком,
с тара ясь
бы ть
незамеченным,
протрусил
за
ним
до
за­
речной
стороны.
Что
делать?
Тельце
Бо бика
бы ло
го­
леньким,
с
короткой,
особенно
на
животе,
шерсткой,—
замерзнет!
Отец
засунул
Бобика
за
пазуху
и
поше л
до­
мо й—
тут
уж
не
до
рыбалки...
Говорит,
что
ругал-ру­
гал
его,
но
Бо бик
был
сча стли в,
угревшись
за
пазухой.
Отец
трога те льн о
л юбил
все
живое
и
беззащитное
—>
птиц,
животных,
но
случилось,
что
с
трудом
отбился
от
затонских
собак,
напавших
на
н его
уже
к
ве че ру,
когда
со баки
до
крайности
подозрительны,
к
тому
же
подогре­
ты
компанейской
злостью
(недаром говорится
—
сво­
ра
со бак!).
Отбить с я
б ыло
не
так-то
легко,
пот ому
что
отец
в
тот
раз
был
без
пешни:
он
ходил
за
дубовой
корой
от
цинги,
ко то рой
мы
мучились
с
мамой
после
испанки,—
зу бы
у
нас
шатались,
десны
кровоточили,
и
п апа
варил
настой
из
дубовой
ко ры,
которым
надо
б ыло
полоскать
рот.
Перескочу
через
сорок
лет,
когда
я
в
последний
раз
видел
папу
живым.
Жи вым
—
и
мертвым.
Октябр ь
1959 года.
Декабрь
того
же
года.-
Два
мо их
п рие зда
в
Котельнич.
Еще
в
предыдущие
встречи
я
с.
удивлением
замети л,
что
в
па пе
произошел
новый
сдвиг:
главенство
в
семье
он
определенно
уступил
маме.
Почему?
Что
случилось?
По-видимому,
философское
отношение
к
жизни
(или ра ­
зочарование
в
ней?
скептическая
ревизия
св оей
л ич­
но ст и?) зашло так далеко,
что
легче
стало
во
всем
усту­
пать ,
чем
проявлять
прежний
характер,
горячность,
187


ст ро птивос ть ,.а
тем
более
власть.
Во
многом
также
эта
уступчивость
об ъя снял ась
па пиным
опасением
за
з до­
ровье
ма мы.
Он
счит ал ,
что
здоровье
ее
на
опасной
гра ­
ни,
и
был
го тов
к
самому
худшему.
Ког да
мы
с
женой,
приехав
осе нью
в
Кот е льнич ,
говорили
с
папой
о
самом
ближайшем
будущем,
его
и
нашем,
он
грустно
про­
мо лви л:
—
Боюсь,
что
мама
от
нас
скоро
уйдет...
И
верно:
мама
худ е ла,
сл абел а,
иной
раз
без
вс як ой,
казалось,
вне шне й
при чи ны
те ряла
сознание.
Пап у
это
не
могло
не
тревожить.
?Аама пережила его на тринадцать лет,
б удучи
мо­
ложе
всего
на
пять
и
имея
пл охую
наследственность:
м ать
ее
умерла
мо лод ой
от
чахотки.
Папа
ум ер
10 декабря 1959 года,
в
день
своего
78-летия,
в
шесть
часо в
вечера.
Дыхание
оборвалось
ровно
с
последним
сигналом
ра ди ото чки
в
Коте л ьни­
че ской
р айонн ой
больнице.
Мы
были
с
ним
в
эт от
мо­
мент
в
палате
о дни,
мама
и
моя
ж ена
п ошли
ненадолго
домой
по
хо зяй ству .
Я
де ржал
п апу
за
руку.
Он
послед­
ние
сутки
лежа л
без
сознания,
только
кре пко
зажмурив
глаза
и
втрое
чащ е
ды ша,—
мой
друг
доктор
Карлов
с ка зал,
что
это
бывает
пер ед
концом.
Как
все
это
случилось?
26 ноября папа пошел на
реку,
за
три
километра
от
города,
пошел
д о вол ьный,
ве­
селый,
предвкушая
встречу
с
ок у нями.
А
привезли
его
вечером
прямо
в
больницу
пол уза мерзше г о,
с
отнявшей­
ся
правой
пол овин ой
тела,
не
владевшего
речью:
про­
изошло
кровоизлияние
в
мозг,
он
пролежал
на
льд у
в
двадцатиградусный
мороз
несколько
часо в,
пока
его
не
нашел
другой
рыбак,
возвр ащав шийс я
в
город .
Когда
в
больнице
отца
отогрели,
кто-то
спросил:
—
По йм али
хот ь
сколько-нибудь
окуней-то,
Ни кол ай
Николаевич?
Отец
слабо
улыбнулся
и
на
п аль цах
здоровой
рук и
показал:
т рех .,.
Д альше
все
ясно:
двустороннее
воспаление
легких,
да
еще
при
парализованном
легком
и
общей
тяжкой
простуде.
И
вс е- таки
он
боролся
со
смертью
целых
две
не д ели.
Мукой
бы ло
смотреть
на
его
страдания,
но
вместе
с
тем
во сх ищала
его
мужественная
борьба.
Он
был
в
полном
соз нании,
в
первое
время
даже
писал
зд о­
ро вой
ле вой
рукой
зап иски .
Первая
з аписка
была: «Не
18«


ждал
вас
так
ск о р о ...» (Он удивился,
что
мы
с
же ной
приехали
уже
на
третий
де нь
несчастья:
поезда,
из
Лен инг рада
на
восток
ходили
через
д ень,
но
нам
уда­
лось
сразу,
как
нас
известили,
поехать
через
Москву.)
Скоро
отцом
о вл адела
полнейша я- сла бо сть ,
не
мог
гло­
тать,
ничего
не
ел,
но
руку
мою
ощутимо
сжимал
до
дня
смерти.
Еще
накануне
ночью,
когда
я
де жур ил
под ле
него,
а
он
был
уже
в
забытьи,
на
каж дое
мое
легкое
по жа тие
его
руки
он
отвечал
та ким
же
по ж атием,
мо­
жет
бы ть
чут ь
сл абее .
Говорят,
это
уже
только
рефлекс.
Возможно.
Для
меня
это
был
зн ак
понимания,
при в ет,
ласка.
Когда
папа
был
еще
в
со знани и
и
молча
смотрел
на
мен я,
в
углах
его
г лаз
я
иногда
ви дел
слезы.
Я
не
знал
и
не
хотел
дознаваться
(он мог ответить хотя бы чуть
за метны м
кивком
или
прос то
моргнуть)
—
отчего
эти
сл езы:
от
боли?
От
мысли
о
близкой
смерти?
О
не
так,
как
хотелось
бы,
прожитой
ж изни?
Или
просто
растро­
ганность,
столь
нечастая
прежде
в
н аших
отношениях,
когда
мы
оба
бы ли
здоровы?
Кто
может
знать,
о
чем
та кой
человек
мог
плакать? ..
Плакал
не
он
оди н.
И
не
только
мы,
родные
ему
люд и.
Плакала
молодая
женщина-врач,
поч ти
не
зн ав­
шая
прежде
па пу
и
привыкшая
в
больнице
к
смертям:
за
эти
две
бо ль ничные
недели
она
успела
его
оце н ить.
Плакала
на
похоронах
Вер а
Афанасьевна
Дернова,
от­
личная
учительница
ли т ера туры,
но
черствый,
как
мне
казалось
в сег да,
чел ове к,—
они
вс треча л ись
на
учитель­
ских
со вет ах,
очень
дав но,
когда
отец
преподавал
в
шко­
ле
черчение
и
геодезию
в
дополнительном
классе.
За
два
мес яца
до
па пино й
болезни
и
смерти,
встретив
меня,
пятидесятидвухлетнего,
на
улице,
Дернова
растерянно
сказала:
—
Леня...
совсем
большой
стал...
Мне
это
наивное
восклицание
н ап омина ет
д ругой
эп изо д,
происшедший
тогда
же.
Я
у сер дно
раб от ал
в
маленькой
ко м нате,
за
пис ь ме нным
столом,
которым
мн е,
как
об ычн о,
слу ж ила
папина
чертежная
доска,
ког­
да
вошла
мама
и
сказала,
что
на
меня
хоч ет
п огляд еть
Лен а
Б ару т кина,
что
она
виде ла
ме ня
только
малень­
ки м,
поэтому
ей
интересно...
Я
вышел,
мы
поз дор ова ­
ли сь
(Лена была дочь знакомого крестьянина из
189-г


недальней
де р ев ни), немного поговорили,
а
когда
она
ушла,
я
смея сь
сказал
маме:
—
Любопытно,
как
она
могла
видеть
меня
малень­
ким ,
ко гда
она
лет
на
пятнадцать
мол оже
меня?
Мама
смутилась,
а
слышавший
ме ня
папа
мягко
за­
метил:
—
Для
мамы
ты
навсегда
останешься
мал ень ким.
Я
невольно
п од ума л: «А для тебя мама всегда оста­
ет ся
девочкой,
потому
что
она
в ыро сла
на
твоих
гл азах .
Не
в
этом
ли
разгадка
твоей
доброты?
А
если
ты
иной
раз
и
сердился,
то
ведь
сердятся
и
на
детей»,.»
Кста ти ,
па па,
который
зва л
маму
Ксенюшей,
п ри.
посторонних
(и даже при мне)
сте сн ял ся,
произнося
это
имя :
д ол­
жно
быть ,
с му щала
инт имнос т ь,
л ас ков ость
этого
о бра­
ще ния,—
наверно
он
так
н азы вал
маму,
когда
она
была
еще
совсем
девочкой.
.. .И
вот
прошло
пос ле
эти х
курьезных
маленьких
эпизо д ов
два
месяца
—
и
н адо
бы ло
выбирать
место
на
кладбище.
Горсовет,
для
которого
отец
так
много
и
д ол­
го
трудился,
предложил
мне
выб ра ть
любое
место.
И
мы
пох ор онили
отца
на
высоком
берегу
рек и,
которую
он
так
любил
и
которая
его
погубила;
над
об ры вом,
от­
ку да
открывался
чудесный
вид
вдоль
излучины
Вятки,
на
десяток
верст
влево
и
вправо,
и
на
тридцать
верст,
до
горизонта,
вперед.
Увозя
ма му
с
соб ой
в
Ленинград,
мы
з апе рли
Ко­
тельническую
квартиру,
где
осталось
все,
как
при
па пе;
только
отключили
водопровод,
чтоб ы
не
зам ерз ,
элект­
ричество,
поставили
па пину
фотографию
за
стекло
в
книжный
шка ф,
пр исл онив
ее
к
томи ка м
Чехова,
к
кото­
ро му
за
св ою
жизнь
он
пр ивык ,
как
к
близкому
челове­
ку,
и,
случалось,
всерьез
досадовал,
за чем
тот
женился
не
на
Лик е
М изиново й,
а
когда
в
1956 году я ему рас­
ск аза л,
что
оче нь
старая
О.
Л.
Книппер-Чехова
была
на
премьере
моей
пьесы
в
М ХАТе
и
меня,
ей
представили,
он
отнесся
к
этому
фак ту
крайне
сдержанно! ,.
За
окнами
был
бе лый
морозный
день,
в
них
засмат­
ривали
синицы,
били
клювиками
в
стекло
и
недоумева­
ли,
почему
им
на
полочку
не
нас ып ают
подсолнечных
семеч ек
и
крошек
сыра.
В
остальном,
повт оря ю,
все
бы­
ло
по -пр ежнему ,
ибо
в
э тих
двух
светлых
комнатах
о ст авал ась
папина
честная,
чистая,
деят ел ь ная
душа.
И
уехав,
я
его
видел
мысленно
—
вижу
и
теперь
—
все
190


разного:
живого,
здорового,
быстрого,
сильного,
на
пр о­
гулке
в
лесу,
на
плотах,
на
лодке;
ск ло нивш ег ося
над
чертежной
доской;
что-нибудь
мас терящ ег о,
пилящего,
колющего
дрова;
нагнувшегося
над
огородной
грядой;
тяжело
дышащего,
бо р ющего ся
со
смертью
в
больнице;
мертвого,
исхудавшего
и
все
равно
красивого;
со всем
моло дого ,
пышноволосого,
громкого,
сердито
ругающего
царя,
войну;
и
нежно-заботливого
ко
мне
во
время
моих
бесчисленных
детских
болезней...
Говорят,
пожилой
человек
все
еще
чувствует
себя
юнцом,
по ка
жив
отец.
Не
знаю.
Меня,
наоборот,
папи­
на
смерть
приблизила
к
моему
давнему
детству,
и
мне
за хот елос ь
тогда
же
написать
о
дет ст ве,
об
отце.
Тогда
не
написал.
Пишу,
с
опозданием,
сейчас.


F
мос ты
Иі
ак
получилось,
что
оба
моих
родных
ropo-*
gда
—
и
тот ,
в
котором
я
род илс я
и
вырос,
I итот,
в
котором
я
прожил
более
п олув е-
ка,
—
изобилуют
мостами...
Смешно
ср ав-
Í1L> нивать эти мосты и эти города,
но
фа кт
остается
фактом:
в
Котельниче
много
мостов
—
дер евя н­
ных,
через
овраги
и
речки,
и
железных
—
на
каменных
и
бетонных
б ыка х,—
пе ре секающи х
городские
у лицы
и
ре­
ку
Вятку.
О
том,
как
я
гордился
в
детс тв е
железнодо­
ро жным
мост ом
через
Вятку,
я
п исал
в
первой
главе,—-
понятно,
что
ме ня
больно
задело,
ког да
приехавший
од­
нажды
в
Котелънич
мой
ленинградский
внук,
издали
у ви­
дев
расхваленный
мн ою
мос т
почт и
в
километр~длйной,
холодно
прор онил :
—•
Ну
и
чт о?
Обыкновенный
жел езн ый
мост.
Зато
я
вполне
был
удовлетворен,
ког да
тот
же
А ле­
ша,
проезжая
под
тем
же
мостом
на
моторке
и
зад рав
голову
на
высящиеся
над
нам и
м ог учие
железные
фер­
мы,
ск азал
уважительно:
—
Да-а!
Как
и
я
в
свои
девять
лет,
он
не
- знал
строк
М аяко в­
с кого: «Бруклинский мост
—
да,
это
в е щь!» Правда,
в
мои
девять
лет
эти
строки
еще
не
бы ли
нап исаны .
Помню,
какими
кр ох от ными
по
ср авнению
с
грома­
дой
моста
выглядели
подвешенные
к
не му
то
та м,
то
здесь -
люльки
с
малярами,
обновлявшими
его
стальной
серый
цвет.
Ходили
маляры
и
по
верхним
граням
гигант­
132


ских
арок,
чистили
их
от
ржавчины,
мы ли
и
красили,
не
бо ясь
сорокаметровой
высоты.
Ны нче
охрана
труда
позаботилась:
вдоль
краев
а рок
тя нут ся
железные
пе­
рильца.
При знаю сь ,
всегдашней
моей
мечтой
было
пройти
по
этому
мос ту
с
одн ого
берега
на
др уго й,
но
всегда
этому
мешала
война,
то
о дна,
то
другая:
мост
им ел
оборонное
значение,
его
охраняли
часовые;
редко-редко
случались
годы,
ко гда
по
нему
можно
бы ло
пр ойти
со
специаль­
ным
пропуском,—
мой
отец
одн о
ле то
такой
пропуск
имел,
и
я
ему
очень
з авид ова л.
Мог
ли
он
в зять
с
с обой
меня,
мальчика?
Думаю,
что
не
мо г,
не
то
бы,
наверно,
взял.
Помню,
р ассказы вали ,
как
на
мост
з абежа ло
несколько
ло ш адей,
о дна
из
них
провалилась
передними
ногами
сквозь
р ешет ку
настила,
и
ее
зад ави л
не
успев­
ший
затормозить
поезд;
мен я
огорчила
эта
жестокость
мо ста,
и
на
какое-то.
вре мя
я
к
не му
охл аде л,
но
скоро
любовь
вернулась.
Д аже
у езжая
в
. Ленинград,
я
вз ял
с
с обой
еще
дореволюционную
открытку
—
фотографию
своего
любимца,—
она
у
ме ня
и
сейч ас
цел а.
Что
и
говорить,
по
ср авн ению
с
эт им
индустриаль­
ным
щег о лем
дере вян ны е
мосты
через
городские
овраги
іи
котловины
выглядят
не
просто
с кро мно,
а,
я
бы
ск а­
за л,
уродливо,
если
бы
мы
к
ним
не
привыкли
и
если
бы
с
середины
их
не
видели
вдали
реку,
еще
дальше
—
за­
речный
берег,
весь
в
купах
кудряв ы х
дубов,
а
зимой
—
вниз у,
в
овраге
—
ка ток,
ярко
освещенный
по
веч ерам
лампионами,
в
дав ние
времена
керосинокалильными,
по­
том
электрическими.
Да,
хорошая
вещь
мосты,
да же
ес­
ли
они
соединяют
не
два
противоположных
берега
ши­
рокой
реки,
а
ведут
лиш ь
из
одного
жилого
квартала
в
другой,
с
одной
ул ицы
на
другую,
и
под
ними
не
гладь
реки,
не
стремнина,
не
пропасть,
а
заросший
бузиной
и
кустистой
травой
овраг.
Все
это
о
городских
мостах,
а
теперь
несколько
сл ов
о
мостах
деревенских.
В
главе
«Отец», самой главной
в
повести,
я
не
раз
го вор ил,
что
н едю жин ные
способ­
ности
по зво ляли
отц у
заняться
наукой,
може т
бы ть
стать
ученым,—
я
убежден
в
этом.
Но,
сказ ав,
что
вместо
этог о
он
строил
в
уезде
мосты,
я
тем
самым
как
бы
умалил
его
дело,
которому
он
служил
столько
лет.
Нет,
этог о
я
не
хотел
сказать.
Он
строил
мосты,
и
я
видел,
с
каким’
прилежанием
и
с
какой
гооячностыо
он
193


это
делал;
в
сочетании
этих
противоречивых
св ойс тв
был
весь
отцовский
характер:
пе данти зм,
аккуратность,
старание
и
т ер пение
—
и
взрывчатый
темперамент.
Да
и
как
не
взры вать ся,
ког да
помощники
отнюдь
не
рад о­
в али
таким
вкусом
к
ра бо те,
таким
чувством
долга,
чув­
ством
ответственности,
какие
отличали
его
самого.
По­
мню
десятника
Жаворонкова,
пожилого,'благообразно­
го,
хитренького,
на
словах
соглашающегося
с
отцом,
об еща ющего
все
выпо лнит ь ,
а
на
деле
ко
всему
равно­
душного,
озабоченного
своими
личным и,
семейными
хл о­
потами
—
выдать
дочь
замуж,
крестины,
за болела
же­
на.
Нав е рно,
ссылающийся
на
эти
заботы
и
хлопоты
Жаворонков
был
прав.
Не льз я,
невозможно
пол ные
сут­
ки
и
семь
суток
в
неделю
не
забывать
о
служебных
обязанностях,
о
казенном
д ел е.,.
Но
для
отц а
это
дело
не
было
казенным.
Я
хо рошо
помню,
каким
оскорблен­
ным,
подавленным
он
вернулся
однажды
из
уезда:
ехал
по
новому,
лиш ь
мес яц
назад
построенному
мосту
и
вдр уг
у виде л,
что
перила
уже
и зрубл ен ы,—
знач ит ,
шел
че лове к
через
мост,
нес
топор,
а
ру ки
так
и
чесались:
«Дай порублю перила!
Вишь
какие
они
гладкие!»—
и
порубил.
И
се йчас
чувствую
обиду
за
от ца.
Обиж ен
и
за
мо­
ст ы.
Что
скрывать,
люблю
не
толь ко
эф ф ектны е,
гран­
дио зны е
мостовые
сооружения,
видные
далеко
окрест,
но
с
н ежност ью
отношусь
и
к
маленьким
мостикам,
да же
к
до ска м,
перек ину т ым
через
ручьи
и
весенние
п отоки,
сбегающие
со
в сех
круч
и
горок ,
которыми
так
богат
Ко-
тельнич.
Да
и
как
не
ценить
м осты
и
дороги
в
стра не
бездо­
рожья,
к акой
бы ла
и
сейч ас
еще
в
ря де
мес т
ос тае тся
Рос си я?
Несколько
лет
н азад
прочитал
в
«Известиях»
репортаж
из
Тюмени
—
«Парящие вездеходы»
—
и
вспо­
мн ил
сво й
разговор
с
отц ом
за
два
месяца
до
его
смерти.
Он,
старый
дорожник,
интересовался
из ве чным
вопро­
сом:
как
можно
о с воить
огромные
пространства
той
же
Сиб ири,
когда
прокладка
до рог
—э то
самое
трудоемкое
и
дорогое
предприятие?
И
в от,
читая
о
вездеходах
на
воздушных
подушках,
испытывающихся
в
Западной
Си­
б ири,
я
пожалел,
что
отец
ое
них
уже
не
прочтет.
Ше сти­
тонная
машина
развивает
по
тр яси не
с
метровыми
коч­
ками
80 километров в час и в ходе испытаний пробежала
194


уже
больше
1000 километров по болотам,
над
зыбкой
черной
пропастью.
Зд ор ово,
оче нь
здорово...
Мосты,
дороги,—
разумеется,
это
кровное
дело
моего
отца.
А
как
объяснить
мое
к
ним
пристрастие?
Если
прибегнуть
к
метафорам
(столь несвойственным этой
п ов ес ти), мосты для меня символизируют связь между
прошлым
и
н асто ящим ,
н ераз ры вную
связь,
всегда
су­
ществующую
в
м оем
воображении.
Когда
я
приезжаю
в
Котельнич,
с вязь
эта
материализуется,
ибо
я
хожу
по
тем
самым
мостам,
ли шь
отчасти
обновленным
и
пере­
строенным.
Людей
м оего
детства
нет
—
мосты
моего
дет ­
ств а
остались.
Сколько
же
мос ти ков
и
мостов
со е диняет
ме ня
с
мо­
им
прошлым,
с
близкими
и
далекими
людьми
м оего
детства?
М ного.
Но
самый
генеральный
мост
—
это
вс е-
таки
бл аго дарн ая
память,
память
о
впе чатл ени ях ,
на­
блюдениях,
отстоявшихся
за
прошедшие
годы,
пус ть
крайне
неравноценных.
Перечитывая
сейч ас
сво ю
по­
весть,
вижу,
что
больше
интересовался
то гда
историей,
уход ящ ей
на
мо их
гл азах ,
чем
историей,
проис­
ходящей,
тво римой
также
на
моих
глазах.
По­
чем у?
Потому
ли,
что
последней
только
еще
пр е дсто яло
с тать
историей,
причем
н еср авним о
более
знач ит ел ьно й,
чем
уходящей,
а
я
эт ого
не
з нал?
Нет,
это
сегодняшнее
о бъя сн ение,
это
придумано.
Все
обстоит
п роще,
как
я
уже
говорил
в
начале
вос по мина ний.
Уходящее
ух одило
от
меня
медленно,
я
его
видел,
осязал
каждый
день,
несмотря
на
динамичное
революционное
время.
Нельзя
з абыват ь,
что
я
десять
лет
прожил
до
революции,
а
в
первые
пореволюционные
год ы
в
пределах
дома
ме ня
окружал
почти
пр ежн ий
быт
—
пусть
скудный,
голодно­
ватый,
когда
кусок
саха ра,
ложка
постного
масла,
бу­
тылка
керосина
зна чил и
куда
больше,
чем
запекаемые
прежде
око рок а
к
пасхе
и
к
рождеству.
Несмотря
на
войну,
л ишен ия
и
болезни,
семейный
очаг
поддерживал­
ся:
намывались
полы,
начищался
самовар,
отмечались
дни
именин,
хотя
тиф
косил
родных
и
знакомых...
Стран­
но,
что
все
это
воспринималось
мно ю
по др яд:
и
револю­
ционные
праздники,
и
вы данная
на м,
школьникам,
к
1 Мая копченая курица (по че му
ко пче ная?
—
чтобы
не
чувствовалось,
что
курица
подпортилась
раньше,
чем
ее
закоптили:
кто
знает,
отк уда
этих
куриц
пр ивез ли), и
193


буржуи-заложники,
очищавшие
улицы
от
снега
и
гряз и,
и
первая
любовь,
и
стихи
Василия
Князева:
Отец
мой
был
солдатом-коммунаром
В
великом
восемнадцатом
г оду ...
Все
смешивалось,
перемешивалось
—
лишь
вре мя
могло
отделить
гла в ное
от
второстепенного,
серьезное
от
пустяков,
но,
если
бы
я
попытался
сделать
это
зад ним
числом,
воспоминания
мои
оказались
бы
неп равд о й.
Пусть
лучше
все
останется
т ак,
как
оно
р ассказа ло сь,
как
прошло
оно
чередой
по
мосту
моей
п амяти.
1972—1977


ЧАС ТЬ
ВТОРАЯ


ЕЩЕ
ОТ
АВТОРА
Если
первую
часть
автобиографической
по­
вест и
я
написал
сравнительно
быстро
и
час ть
эта
выгля­
дит
более
или
менее
це льно й,
то
гл авы
второй
части
появлялись
на
свет
постепенно
—
в
разные
г оды
и
по
разным
поводам:
круглая
д ата
в
жизни
близкого
мне
писателя,
з аказан ны й
редакцией
литературный
портрет,
желан и е
вспомнить
о
давно
или
только
что
потерянном
друге...
Мо жет
быть,
по тому
и
написаны
г лавы
по-раз­
ному:
одни
—
весело,
другие
—
грустно,
третьи
—
с
по­
пыткой
психологического
или
л и терат урног о
ан али за.
Объединяя
эти
очерки,
я
не
решился
их
выравнивать,
опасаясь
в
чем-то
их
обеднить,
ущемить
живой
нерв,—
пу сть
остаются
таки м и,
ка кими
появились
на
свет.
Гл авы
эти
опр ед еленно
биографичны,
то
есть
в
ка ж­
дой
из
них
р ассказ ано
о
том
или
ино м
человеке,
о
его
жизни,
его
характере,—
почему
же
я
их
на звал
авто­
би ог ра фич еским и?
Да
пот ом у,
что
все
эти
люди
прошли
чере з
мою
жизнь,
много
для
ме ня
значи л и:
одни
бы ли
’моими учителями,
другие
—
товарищами,
третьи
участ­
вова ли
в
моей
работе
в
театре,
в
кино,—
словом,
без
этих
людей
я
не
мыс лю
се бя
и
св ой
труд.
В
су щност и,
эту
вторую
часть,
как
продолжение
пе рво й,
следовало
бы
назв ат ь
—
«Взрослые моей юности и зрелого воз­
ра с та», но такое заглавие показалось мне длинным и
неуклюжим,
и
я
назвал
ее
—
«Просто взрослые» .
Кон е чно,
я
вс по мнил
и
рассказал
не
обо
всех,
о
ком
хотел,
более
тог о
—
о
ком
до лжен
был
рассказать:
что
198


по дел аеш ь,
не
успел,
оставил
до
следующего
раза..«
К стати,
на до
бы
вернуться
и
к
самому
началу
моей
ли­
тературной
работы,
к
моим
то вар ищам
той
поры,
к
тем ,
кто
в
конце
двадцат ых
—
нач але
тридцатых
годов
вхо ­
дил
вм есте
со
мной
и
Юрием
Германом
в
м олодую
ленинградскую
ли тера ту ру.
Так
восполнилась
бы
некая
«пустота»,
точнее
обрисовались
годы ,
когда
я
писал
св ои
первые
повести
—
«Полнеба», «Племенной
бог»,
«Базиль», «Умный мальчик».
Говорю
об
этом
сейчас,
чтобы
у
читателя
моей
сего д няш ней
книги
не
создалось
впечатления,
что
после
работы
учеником
монтера
на
Вол­
ховстрое
в
1925—1926 годах я сразу перескочил к ра­
боте
над
сценарием
и
п ьесой
о
Тимирязеве-Полежаеве
в
1935 и 1936 годах!


р
СТРЕЛА
ПРОВЕ С А
днажды
я
прочел
заметку
в
«Известиях»,
называвшуюся
«От Волховской до Саяно-
Шушенской».
Гл авны й
ин же нер
проекта
крупнейшей
среди
действующих
и
строя­
щи хся
гидроэлектростанций
—
Саяно-Шу­
шеНской
—
рас ск азал
о
том,
что
сде л ано
и
дел ает ся
на
ее
строительстве.
В
интервью
названа
цифра
мощн ости
эт ой
будущей
ст а нции: 6,4 миллиона киловатт.
Там
не
н азван а
мощ­
ность
Волховской
гидростанции
в
год
ее
пуска;
для
сравнения
я
ее
на зо ву : 58 тысяч киловатт.
Это
значит
—
в
сто
с
лишним
раз
меньше
мощности
будущего
г иган­
та.
..
А4еныие
в
сто
р аз!
И
в се-таки
мы
по
праву
горди­
ли сь
и
гордимся
первенцем
наш ей
электрификации
—•
Волховской
гидростанцией,
носящей
имя
Владимира
Ильича
Ле нин а.
Не
следует
забывать,
что
строилась
она
после
небывалой
разрухи
и
голода,
в
сложное,
трудное,
про тиво ре чиво е
вре мя
—
в
первые
наши
го ды
без
Лени­
на.
О
том,
чему
был
я
не
толь ко
сви детел ем ,
но
и
в
како й-т о
мере
участником,
я
и
хоч у
р ассказ ат ь.
На чну
по
порядку.
Осенью
1925 года я поступил ра­
ботать
на
Волховстрой.
Должность,
обязанности
у
ме ня
бы ли
не
ахти
какие
—
ученик
по
монтажу
высоковольт­
ной
линии
электропередачи,
но,
думаю,
ни
к
чему
объяс­
нять,
как
воод уш евл яла
семнадцатилетнего
юношу,
пр и­
ехавшего
из
уездного
вятского
городка,
любая,
пусть
самая
ма лая
причастность
к
такому
передовому
строи­
200


тельству.
Да
тогда
и
йе
просто
б ыло
ста ть
волховстроев-
цем.
В
стране
безработица,
на
биржах
труда
—
т олпы
жаж ду щих
зар аб отка
люде й.
..
П равда ,
заработок
у че­
ник а
неве ли к:
дв адц ать
се мь
рубл ей
в
месяц,—
но
ес ли
уч ес ть,
что,
приехав
в
1925 году в Ленинград,
я
жил
на
пят на дца ть
ру б лей,
что
доказ ы вает
со хр анивша яся
чу­
дом
приходо-расходная
тетрадка,
то
мо жно
считать
чет­
вертную,
да
еще
с
гаком,
н асто ящим
до статко м .
К
тому
же,
как
сказано,
я
гнался
не
за
д линным
рублем:
ме ня
ув ле кала
ид ея!
Кс тати,
уже
на
второй
ме­
сяц
работы
мое
материальное
положение
и зм енило сь,
но
об
этом
по сле.
Сперва
о
том ,
что
это
была
за
работа
и
кто
б ыли
мои
товарищи.
Весь
120-километровы-й
п уть
от
Вол хова
до
Ле нингр а да
разделили
на
три
равных
участка;
на шей
партии
(тогда строительные бригады
еще
назывались
партиями)
достался
участок
от
разъез­
да
Го ры
б лиз
ст анци и
Мга,
получившей
потом,
во
время
Великой
Отечественной
войны,
особенную
известность,
до
станции
Назия ,
с
которой
на чи наютс я
назийские
тор­
фян ые
болота,
снабжающие
дешев ым
т опл ивом
ле нин­
градские
тепловые
электростанции.
Трасса
линии
элек­
тропередачи
шла
параллельно
Мурманской
железной
дороге,
то
совсем
рядом,
в
н еско ль ких
десятках
метров
от
полотна,
то
отс туп ая
—
около
железнодорожных
стан­
ций,
п латфо рм,
разъездов
—
на
километр-полтора.
Во
всяко м
случае,
на
работу
мы
ходили
по
шпалам.
Б ыло
нас
чел о век
две над цат ь,
не
считая
тех н ика
и
десятника.
Че тве ро
русских,
оди н
татарин,
остальные
—
подгородные
финны,
по-ученому
—
ингерманландцы;
когда-то,
при
Александре
Невском,
они
з валис ь
ижо р-
иами
и
по мо гли
Яро сл ави чу
победить
и
прогнать
в торг­
шихся
в
Неву
шведов.
Име на
и
фамилии
большинства
рабочих
я
позабыл,
но
характеры
и
внешность
запомнились.
Были
среди
них
веселые,
шутливые,
разговорчивые,
б ыли
угрюмые
и
немногословные,
но
плохих
людей,
по-моему,
не
б ыло.
Татарин,
с
которым
на
первых
порах
я
больше
в сего
общался,
крутя
с
ним
вдвоем
лебедку,
натягивая
с
ее
помощью
трос
и
кабель,
был
вспыльчив,
но
отхо дчи в,
смешно
кипятился
и
тотчас
же
с
юморо м
отступал.
Ко
мне
юн
был
неизменно
добр,
п очти
ме сяц
мы
с
ним
тру­
дились
ду ша
в
душу.
Не
исключено,
что
он
считал
и
меня
татарином,
су дя
по
мо ей
фамилии,
но
имел
так т
201


и
выд е ржку
не
сп рос ить...
Чер ез
месяц
ме ня
от
не го
забрали
на
по выше ние
квалификации,
и
я
стал
работать
в
подвесной
люльке
на
железных
опорах,
так
н азыв ае­
мых
анкер ны х
(теперь часто их называют мачтами), н
на
п рост ых
деревянных,
П-образной
формы,
лаза я
по
ним
на
когтях.
А
на
лебедку,
под
начало
моего
друга
татарина,
поставили
одного
из
Лебедевых
—
у
нас
б ыло
их
двое:
старший
и
младший.
Уравновешенный,
неторопливо
передвигавшийся
на
кривоватых
ногах
Лебедев-старший,
несмотря
на
св ою
птичью
фамилию,
непреодолимо
боялся
высоты
и
пото­
му
не
годился
для
верховой
работы.
Ч аще
в сего
он
спо ­
кой но
стоял
под
опорой,
д ержа
конец
веревки
в
руках,
и,
попыхивая
цигаркой,
страховал
вер х ол аза.
На
л ебед­
ке
ему
пришлось
потруднее:
татарин
крутил
сво ю
р уко­
ятку
с
азартом,
в
темпе,
требуя
таких
же
усилий
и
от
па ртне ра,
что,
естественно,
в ызыв ало
у
того
недовольст­
во
и
горячее
желан ие
перекурить.
Лебедев-старший,
чуть
не
единственный
во
всей
партии,
ес ли
не
сч ит ать
де сятни ка ,
любил
матерщинку
—
в ыруга ет ся
и
непре­
м енно
добавит,
аристократично
г расс ир уя: «сказала ко ­
ролева».
Впрочем,
он
ругался
беззлобно,
скорее
из
чи с­
того
иск у сст ва.
Что
касает ся
финнов,
то
они
бранились
воо бще
крайне
редко,
только
в
с луча ях
серьезной
ава ­
рии
или
крупной
помехи
в
работе.
Когда
я
полюбопыт­
ствовал,
почему
они
руг аю тся
по-русски,
а
не
по-своему,
хотя
обычно
говорили
меж ду
с обой
по- финс ки,
они
объ­
яснили
так: «По-нашему
очен ь
страшно
в ыход ит... »
Мне
трудно
сейчас
с
по лной
ясностью
п ред став ить
себе
воз ра ст
моих
тогдашних
товарищей.
Самому
мне
лишь
в
феврале
ис по лнило сь
восемнадцать,
и
ближе
всех
по
летам
подходил
мне
Ст епано в,
у ме лый,
б есст рашн ый,
лихой
монтер,
которому
я
не воль но
ст а­
рался
подражать
во
всем,
д аже
в
походке,
да же
в
при­
вычке
об ли зыват ь
свои
обветренные,
потрескавшиеся
на
морозе
губ ьі;
Разумеется,
я
нор овил ,
как
Степ ано в,
за­
бр ав шись
на
деревянную
оп ору,
небрежно
сбросить
с
ног
когти
и,
зако н чив
крепление
медного
провода
тол­
щиной
в
палец,
по-молодецки,
с
опасной
легкостью
скользнуть
вниз
по
столбу,
обхватив
его
ногами.
Сло­
мать
шею
или
хре бет
м ожно
бы ло
в
два
счета,-
но
что
делать,
е сли
мне
ад ски
нравилось,
как
работал
Степан
н ов!-
Каждое
его.
движение,
манера
де ржать
г аеч ный
202


ключ,
плоскогубцы,
управляться
с
лю бым
инструментом
к азали сь
небрежными,
а
на
деле
б ыли
уверенны
и
точ­
ны.
Он
был
самолюбив,
этот
Степ ано в,
он
везде
и
во
в сем
хотел
быть
первым
и
лу чш им,
во
всяком
случае
не
хуж е
т ех,
к ого
справедливо
считали
у
нас
самыми
луч­
шими,
самыми
квалифицированными.
О дин
из
э тих
образцовых
монтеров
был.
по жилой
фи нн,
казавшийся
мне
тогда
ч уть
не
дедушкой
и
отн о­
си вший ся
ко
мне
ла с ково
и
заботливо.
Другой
—
м ол одой
финн
с
пло тно
сжатыми
губами,
молчаливый.и
замкну­
тый,—
наоборот,
не
об ра щал
на
ме ня
ник аког о
внима­
н ия,
что,
не
скрою,
ме ня
обижало.
Он
недавно
женил­
ся
и
каждую
субботу
у езжал
на
выходной
день
домой.
Помню,
как
меня
поразила
его
сдержанная,
но
твердая
отповедь
шутнику,
острившему
что-то
насчет
того,
чт о,
мол,
поторапливайся,
сегодня
су ббо та,
ж ена
ждет
теб я
уже
в
бане.
«Я никогда не пойду с женой в баню,
мне
б ыло
бы
стыдно»,—
сказал
он
и
сн ова
плотно
с жал
гу­
бы.
С
восхищением
я
смотрел
на
него,
забыв
о
своих
обидах.
Впрочем,
мы
вскоре
работали
вместе
и
дружно
как
с
ним,
так
и
с
Лебедевым-младшим.
Лебедев-младший
был
самым
интеллигентным
и
в
чем- то
даже
утонченным,
во
всяком
случае
чрезвычайно
чутким
к
несправедливости,
грубости,
фальши:
все
отра­
жалось
на
его
болезненном,
худощавом
лице
с
бьюще й­
ся
на
виск е
жилкой.
Лебедев-младший
был
такого
же
невысокого
роста,
как
Лебедев-старший,
т оже
нетороп­
лив
и,
пожалуй,
не
оче нь
силен;
заметная
сутуловатость
делала
его
особ е нно
хрупким.
Но,
в
противоположность
св'о ем у
однофамильцу,
не
ленившемуся
лишь
по мина ть
королеву,
Лебедев-младший
был
замечательно
усерд­
ным
и
умелым
работником.
Повторяю:
он,
пож ило й
фи нн,
молодой
фин н
и
Степанов
б ыли
лучшие
наши
монтеры.
Каково
же
было
мое
изу м лен ие,
когда
эт от
довольно
пестрый
и,
мо жно
сказ ат ь,
многонациональный
коллек­
тив
вдруг
объявил
начальству,
что
они
решили
зачис­
ли ть
меня
в
св ой
па й,
на
сдел ьщи ну .
Тут
я
должен
ко е-
что
объяснить.
Я
считался
учеником,
прислало
меня
Управление
Волховстроя,
и
Управление
же
платило
мне
—
от
к азны
—
вышеупомянутые
дв адц ать
семь
це л­
ковых.
Но
прошел
месяц,
некий
тайн ый
для
меня
испы­
тательный
срок,
и
с ами
рабочие,
без
чьей-либо
п одс каз-
203


кн,
сг ов ор ились
доплачивать
мне
из
артельной
суммы ,
то
ес ть
из
своих
личны х
заработков,
до
той
сдельной
оплаты,
какую
я,
в
соответствии
со
своим
разрядом
(а
он
каж дые
два
месяца
повышался,
поскольку
я
пост е­
пенно
о вл адевал
монтерскими
навыками)
ь
мог
бы
п олу-«
чать,
состоя
в
этой
рабочей
ар т ели.
Таким
об разом,
моя
за рп лата
удвоилась,
а
вскоре
утроилась.
Но
сут ь
даже
не
в
этом.
Прежде
всего,
я
гордился
тем,
что
стал
полноправным
членом
рабочего
к олле кти ва;
во- вт орых ,
что
мою
работу
и
ст а рание
оце ­
нили;
а
гла вн ое
—
меня
поразило
великодушие
мо их
старших
товарищей.
При
всем
добром
отношении
ко
м не,
они
мог ли
ограничиться
просто
похвалой,
и
я
этим
вполне
бы
удовлетворился.
Зачем
бы
им
отрывать
от
с ебя
нелегко
достававшиеся
рубли?
Но
они
«оторвали»,
не
желая
и
сл уш ать
мои
робкие
п ротес ты.. .
Уверен,
что
инициаторами
это го
«сговора»
яви л ись
Лебедев-млад-
шпй
и
пожилой
финн.
Я
не
случайно
остановился
на
эт ом
маленьком
эпи­
зоде.
Он
имеет
отношение
не
столько
ко
мне,
сколько
к
мо им
товарищам.
Следут
помнить,
что
все
это
проис­
ходило
во
время
нэпа,
когда
дух
барыша
витал
всюду,
развращая
п орой
хо ро ших
и
честных
люде й.
Более
того,
это т
случай,
как
ка же тся
мне,
кое-что
об ъясня ет
в
фи­
нале
нашей
трудовой
эпопеи,
о
чем
ре чь
еще
впереди.
А
пок а
сл еду ет
сказ ать ,
что
первые
п ол тора
месяца
б ыли
для
всех
не в ыгод ными.
Дело
новое,
незнакомое,
такие
высоковольтные
линии
сооружались
в
Советском
Союзе
впе рв ые;
приехавший
на
несколько
дней
инже не р
из
Управления
Волховстроя
и
наш
постоянный
тех ник
Селицкий
не
могли
нам
сразу
п ом очь:
они
т оже
никогда
не
имели
дел а
с
монтажом
подобного
рода;
до
в сего
пришлось
доходить
как
бы
ощуп ью ,
по
десять
раз
начи­
ная
и
переделывая,
на тя гивая
и
перетягивая,
без
ко нца
совершая
о шиб ки,
терпя
неудачи
и
срывы.
Для
примера
скажу,
что
изоляторы,
рассчитанные
на
высокое
напряжение,
зак уп ал ись
в
Шве ции
на
столь
це нную
для
нашего
небогатого
в
те
вр емен а
государства
валюту.
Каждая
изоляторная
г ирлянд а
состояла
из
се­
ми
сцеплённых
од на
с
другой
гла зуро ван н ых
черных
фа рфор ов ых
тарелок;
на
каждой
анкерной
опоре
так их
ги рля нд
б ыло
шесть
пар
—
значит,
восемьдесят
четыре
тарелки,
а
стоили
эти
т ар елки
чуть
ли
не
по
семь
золо-
204


тых
рублей
штука.
Так,
по
край н ей
мере,
нам
говорили,
желая
предостеречь,
чтобы
мы
зря
не
би ли
эти
драго­
ценные
изоляторы.
Зря
мы
не
били,
но
неприятности
все
же
случались,
как
случаются
они
при
любом,
тем
боле е
новом
д еле.
В
предыдущее
лето
приключилось
и
не
та-,
к ое:
когда
ста ви ли
опоры,
о дна
из
них
по валила сь
и,
говорят,
чуть
не
придавила
самого
Гр афт ио,
создателя
Волховской
ГЭС ,
посетившего
в
этот
ден ь
трассу.
Словом,
первый
километр
линии
электропередачи
мы
про шли
примерно
за
месяц,
а
ос таль ные
тридцать
де­
вят ь
километров
п ре дсто яло
пройти
за...
три
месяца!
Такие
ж естк ие
сро ки
б ыли
обусловлены
не
только
п ла­
но м,
но
и
прир од ным
календарем
—
стихией.
И
вот
здесь,
здесь
сыграло
решающую
роль
то,
ра ди
чего
я
вс пом нил
эту
стар о дав нюю
ис тори ю.
Как
я
уже
с казал
раньше,
весь
п уть
от
Волховстроя
до
Ленинграда
был
разделен
натрое.
Три
пар т ии,
три
бригады
монтировали
эти
участки.
Я
не
бывал
на
д ру­
гих
участках
трассы,
не
встречался
с
теми
рабочими,
теми
техниками;
ли шь
однажды,
в
выхо дн ой
день,
в
во ск ресенье,
слу чайн о
встретился
в
гостях
в
Ленинграде
с
так им
же
учеником,
как
и
я,
может
быть
немного
постарше
и
понаряднее
одетым:
в
синем
ше ви от овом
к ост юме,
в
моДных,
с
ут иными
но сами
«шимми», в кото­
рых
удобно
не
столько
ход ит ь,
ско л ько
танцевать
чарль­
стон.
Мы
осторожно
пы тал ись
вы ве дать
др уг
у
друга,
как
идут
дел а
в
«чужой»
бр иг аде,
надеется
ли
она
кон­
чи ть
сво й
монтаж
к
сроку,
следовательно
получить
но­
в ый,
особ ый
заказ...
Дело
в
том,
что
кроме
трех
сорокакилометровых
у частко в
существовал
и
четвертый,
чуть
не
в
сорок
раз
менее
д линный,
но
з ато
неиз мер им о
более
«высокий»:
это
пер ех од
через
Нев у
поч ти
в
черте
города,
за
Утки­
ной
заводью.
Четыре
высоченные
металлические
мачты
сложной
конструкции
стояли
на
не вск их
бер ег ах
и
жд а­
ли,
когда
придет
их
час:
явятся
верхолазы
и
перебросят
шесть
скрученных
из
дев ят надцат и
медных
жил
прово­
дов
с
одн ого
берега
на
д руг ой,
с
левого
на
правый,,
при-,
соединив
их
—
через
по н ижающ ую
тран сф орма торную
подстанцию
—
к
городской
энергетической
сети;
после
эт ого
Л енингра д
к
прие му
волховского
ток а
будет
го­
тов
—
дело
за
самой
Волховской
ГЭС!
205;


Начальство
в
сер едине
зим ы
объявило:
невский
пер е*
ход
поручат
той
бригаде,
которая
раньше
закончит
рабо­
ту
на
своем
участке.
И
за кипе ло
негласное
соревнование.
Негласное?
В
сущности,
да.
Ни кто
его
не
организовывал,
не
подводил
каждодневных
или
хотя
бы
еженедельных
и тогов :
мы
работали
и
не
знали,
как
о бсто ят
дел а
у
со­
седей;
техперсонал,
может,
и
зна л,
да
помалкивал,—
окончательно
выяснилось
все
только
к
весне.
Зим а
стояла
холодная,
болота
промерзли,
и
та м,
где
лет ом
ставили
опоры
на
зыбкую
почву,
укрепляя
ее
св а­
ям и,
всюду
мо жно
б ыло
спокойно
ход ит ь.
Каждые
де­
с ять
километров
пут и
я
о тме чал
переездом
на
новое
местожительство,
мен яя
квартиру,
чтоб ы
бы ть
по б лиже
к
месту
работы.
Самое
дальнее,
что
можно
б ыло
еще
преодолеть
пешком
по
шп алам, —
это
ч еты р е-пять
кил о­
метров
утром
и
столько
же
вечером,
вперед
или
на зад,
смотря
по
тому,
отставало
или
опережало
место
раб оты
мой
временный
до м.
Запомнились
ранние
утра
со
встаю­
щим
из
морозной
мг лы
кра сн ым
сол нцем
и
ора нже вые
закаты,
с
не ум олим ой
точностью
пре к ра щавшие
на шу
работу,—
домой
я
возвращался
уже
в
по здн ие
сумерки,
шел
и
кричал:
В
черных
сучьях
дер ев
о бна ж енных
Желтый
зимний
зак ат
за
окном.
К
эша ф оту
на
каз нь
ос у ж денных
Пов едут
на
закате
таком..,
М еня
ничуть
не
сму ща ло
ра зи те льное
несоответст­
вие:
стих и
мрачные,
даже
тра г ические ,
а
настроение
у
меня
превосходное,
—
строчки
Блока
звучат
для
меня
как
зажигательный
марш!
Иногда
солнца
вообще
не
б ыло,
вместо
этого
задувала
метель,
из
гус той
сне жно й
мглы
вдруг
вырывался
луч
паровоза-снегоочистителя,
и
мне
приходилось,
уступая
ему
дорогу,
прыгать
с
насы пи
в
канаву,
по гру жа ясь
в
пушистый
с нег
до
подмышек,
а
сверху
вращающиеся
мощные
щетки
накрывали
меня
с
головой
снеж но й
тучей,
поднятой
о
железнодорожного
полотна.
Когда
место
работы
приблизилось
к
Мге ,
свободного
времени
по
вечерам
стало
больше,
и
я
ходил
к
вечерне­
му
поезду
за
газетой:
на
эт ой
с та нции
останавливались
пассажирские
и
поч то вые
пое зда
и
имелся
газетный
ки­
ос к.
Шел
тропой
между
деревьями,
между
сугробами,
200


мимо
пу сто й,
сло женной
из
старых
шпал
сторожки:
рас­
с каз ывал и,
что
под ле
нее
расстреляли
трех
бандитов;
почему
именно
здесь
и
что
_за
бандит ы
—
так
и
осталось
для
меня
жут ков ат ой
та йно й.
Однажды,
в
конце
декабр я ,
в
о дин
из
самых
тем ных
и
длинных
вечеров
года,
пр идя
на
ст а нцию
и
куп ив
«Красную вечернюю газету», я почему- то
сразу
ее
раз­
вернул
(обычно я оставлял это удовольствие на потом,
ког да
вернусь
домой
и
разденусь:
я
жил
у
линейного
волховстроевского
ст орожа ,
единственной
кн игой
в
доме
которого
оказалось
«Путешествие к центру Земли»
Жю­
ля
Верна),—
развернул
и
прочел
траурное
известие
о
смерти
Сергея
Есенина.
Е сени на
я
никогда
не
видел,
только
читал,
к ое- что
з нал
наизусть,
но
сообщение
это
меня
потрясло,
и,
когда
я
шел
лесом
обратно,
в
глухой
темноте,
я
я вст венно
ощу щал
зл о ве щесть
это й
сгустив­
шей ся
тьмы ,
сгустившейся
вокруг
тайн ы
есенинской
смерти...
Я
отвлекся
от
главного,
отв л екся
сознательно:
хоче т­
ся
хот ь
немного
обрисовать
с вое
тогдашнее
житье-
бытье.
Пр авда ,
в
нем
абсолютно
отсутствовали
какие-
либо
личны е
события:
слишком
мало
у
ме ня
оставалось
времени
от
ходьбы
и
работы.
Во звра щаяс ь,
усталый,
с
мороза,
в
теплое
жилье,
я
едва
успевал
пообедать,
чу­
точку
почитать,
на пи сать
п исьм о,
потол к ова ть
минут
де­
сять
с
хозяевами,
перед
сно м
пройтись
вокруг
до ма
или
на
ст а нцию
под
торжественно-звездным
небом,
в
заго­
ворщически
молчаливом
лесу,
и
погрузиться
в
крепкий
молодой
сон
до
ут ра,
сон
без
тревог
и
забот.
П очти
все
мои
интересы
бы ли
сосредоточены
на
работе
—
настоль­
ко
она
была
для
меня
но ва
и
увле ка те льна .
Ю ноше ское
самолюбие
с
пе рв ого
дня
потребовало
не
отставать
от
других.
В
эти
з имние
месяцы,
по
ме ре
продвижения
трассы,
я
четыре
ра за
сменил
кв арти ру.
Дважды
жил
у
л иней­
ных
сторожей,
охра ня вши х
трассу,
месяц
прожил
у
финна ,
возившего
на
св оей
крупной
и
с иль ной
лошади
рабочий
инвентарь
нашей
бригады
—
лебедки,
по лут ора­
метрового
диаметра
к атуш ки
с
кабелем
(грузовой авто­
машины
в
наш ем
распоряжении
не
бы ло,
да
и
не
мо гло
тогд а
б ыть); и три недели
—
у
латыша-хуторянина,
семья
которого
с ост ояла
из
ж ены,
бывшей
адмиральши,
тотчас
же
после
исчезновения
царского
адмирала
вы­
207


шедше й
замуж
за
своего
дачного
хозяи н а,
ее
дочери,
.учившейся
в
Ле ни нг рад ской
консерватории
(онейя
только
без
к онца
слышал
от
адмиральши), и ее двадца-
тилетнего
сына,
здоровенного
бездельника,
к отор ый
каждое
утро,
к
моему
ужасу,
пил
чуть
ли
не
литровыми
кружками
растопленное
свиное
сало
с
го ряч им
молок ом.
Сам а
адмиральша,
деятельно
з ан имала сь
хуторским
хо­
зяй ство м.
Убедившись,
что
я
сравнительно
«приличный
м ал ьч ик», она разрешила мне спать в гостиной—
та к,
по
крайней
мере,
именовалось
это
изрядно
холодное
по­
мещение,
сплошь
уставленное
крынками
и
горшками
с
отстаивавшимися
сливками:
мол оч ное
хозяйство
у
Кар­
ла
Ивановича
было
поставлено
на
ши рок ую
ногу.
Любопытно,
что
в
этом
до ме
я
ни
разу-
не
видел,
чтобы
кто-нибудь
взял
в
рук и
кн игу
или
газету,
тогда
как
у
финна,
простого
возчика,
веселого,
краснощекого
здоровяка,
вечерами
в
семье
читали
вслух.
Что
чит а ли?
В
бытность
мою
у
них
—
«Анну Каренину»
на
финском
язык е.
Т аким
образ ом,
проводя
дни
с
моими
товарищами
на
работе,
жил
я
зимой
на
отш иб е,
отдельно
от
всех.
Поче­
му?
Просто
так
получилось,
что
на
первую
квартиру
ме­
ня
уст ро ил
д есятни к,
сам
проживавший
на
с та нции
Мга ,
вблизи
от
которой
находился
домик
лине йно го
сторожа,
а
потом
ме ня
передавали
как
эстафету
из
рук
в
руки
разным
хозяевам.
Но
вот
пришел
м арт
и
озн ам енов алс я
феноменаль­
ным
событием:
наша
б рига да
одержала
победу
над
остальными
—
первой
пришла
к
финишу
и
награде.
В
чем
сос то яла
н агр ада,
я
сказал
раньше:
переход
через
Неву,
монтаж
ли нии
пер едач и
на
сверхвысоких
—
для
то го
вр е мени
и
того
уровня
электротехники
—
каркас­
ных
м ачтах .
Восемьдесят,
да же,
каж ется ,
восемьдесят
пять
метров
—
не
шутка!
Кроме
почти
отвесной
желез­
ной
ле се нки
с
перилами
и
крохотной
промежуточной
площадкой,
мачты
бы ли
даже
оборудованы
специаль­
ным
лифтом
для
подъема
т яжес тей
—
люде й,
изолято­
ров ,
инструментов.
Ли фты
действовали
оп ять
же
через
посредство
л ебедки,
но
уже
не
руч ной ,
а
от
привода
к
локомобилю,
стоявшему
р ядом
с
мачтой.
Не
помню,
ч тобы
я
хот ь
однажды
воспользовался
этим
лиф то м:
на­
верх
я
поднимался
по
лест нице,
да же
без
о.тдыха
на-
средней
площадке
(за зиму,
на
открытом
воздухе,
нако­
203


пил
си л ), а обратно скользил по перилам на животе или
скат ывал ся
тем
же
манером
по
раскосам
и
стойкам,
в
точности
т ак,
как
проделывал
это
Степанов.
Поселились
на
этот
раз
мы
все
вмес т е,
в
дер ев не
Усть-Славянке
на
Шлиссельбургском
тра кте ,
не
дальше
чем
в
километре
от
места
работы.
(Помню,
через
пя т­
надцать
лет
в
эт ой
де рев не
разместился
второй
эшелон
55- й
армии,
оборонявшей
Ленинград
от
немцев.)
Месяц
этот
ок азалс я
«медовым»
в
мо их
отношениях
с
брига­
д ой.
Мы
вместе
завт рака ли ,
обед ал и,
ужинали,
хле б али
из
большой
миски
наваристые,
с
накрошенным
мясом
щи,
которые
готовила
нам
хозяйка,
а
вечером,
перед
сном,
беседовали.
Как-то
раз
или
два
я
чита л
вслух
Есенина
и
Асеева.
Е сени на
одобрили,
Асеева
—
не
о че нь.,,
Потом
ло жилис ь
вповалку
на
пол ,
на
с вои
ду б­
леные
полушубки,
ов чин ой
вверх,
и
крепко
засыпали
до
утра .
У тром
начиналась
наша
сложная,
полная
вс евоз­
можных
превратностей
монтерская
жизнь.
Сейчас
объ­
ясню,
что
за
превратности.
Первое
время,
когда
нам
по­
ручили
такое
ответственное,
интересное
дело,
мы
б ыли
счастливы
и
горды.
Ведь
еще
никогда
и
нигде
в
Совет­
ском
Союзе
не
перекидывали
через
широкую
реку
вы со­
ковольтную
линию
электропередачи,
нам
пе рвым
выпала
эта
честь.
Но
как
же
трудно
зато
нам
п ришлос ь!
Я
уже
упоминал
о
ли фта х.
Они
оказ али сь
такими
не
скоро­
стными,
такими
капризными,
так
не
просто
бы ло
с
их
п омо щью
доставлять
наверх
необходимое
оборудование!
За то
наверху
здесь
были
уже
не
только
мощные
тра ве р­
сы
для
подвешивания
и
крепления
Клим
проводов,
но
под
ни ми
еще
и
просторные,
огороженные
перилами
площадки,
с
которых
удобно
производить
монтаж;
лиш ь
вокруг
оконечностей
мачт,
вонзавшихся
в
не бо
чу ть
не
на
высоту
Исаакиевского
собора,
зияли
ни чем
не
огражденные
провалы,
простирающиеся
вниз
до
самой
земли.
Вдоль
одн ого
такого
провала
как
раз
и
ходил
наш
лифт,
который
мы
яростно
возненавидели-
за
медли­
тельность
и
склонность
з астр еват ь
меж ду
«этажами» .
Возникли
и
другие
трудности
и
сомнения.
Ко не чно,
специалисты
п роект ирова л и
и
знали
з ар анее,
с
какой
с илой
будет
давить
и
тяну ть
медный
кабель,
который
повиснет
над
Невой,
а
вот
выдержат
ли
эту
многопудо­
вую
тяжесь
гирлянды
фа рфоро вы х
изоляторов,
никто
не
8Л.
Р ахм анов
209


мог
гарантировать,
хотя
теоретически,
го во рю,
все
это
высчитали,
с
максимальным
запасом
усилили
и
умно­
жи ли
изоляторные
гирлянды.
На
де ле
в
одну
с екун ду
все
м огло
полететь
к
чертям.
Тем,
кто
теперь
им еет
д ело
с
тысячекилометровыми
трассами,
протянувшимися
по
необъятным
просторам
на­
шей
страны,
объединенными
в
еди ную
энергетическую
систему,
всем
и нже не рам,
техникам,
верхолазам,
п ере­
брасывающим
воздушные
электролинии
через
м огучи е
сиб ирск ие
р еки ,.наши трудности покажутся пустяком:
по­
думаешь
тоже,
проблема!
Существуют
руководства,
ин­
струкции,
спец иал ист ы
всему
н ауча т.
Но
тогда-то
мы
эт о­
го
ничего
не
име ли,
ни
о
чем
толком
не
знали.
П оложе­
ние
порой
б ыло
таково,
что
на
пронзительном
мартов­
ск ом
ветру
нас
то
прохватывало
насквозь,
то
бросало
в
горячий
пот...
И
немудрено:
лед
посинел,
Нева
вот-
вот
тронется,
уже
появились
забережии,
проступила
на­
ледь,
кое-где
ла
быстрине
лед
так
истончился,
сделался
настолько
хру пк им,
что
мож но
легко
провалиться.
А
к абе ль,
лротянутый
от
берега
к
б ере гу,
все
ле жал
и
лежал
поперек
реки,
засыпанный
снегом,
за мет енны й
ночной
поземкой,
местами
вмерз
в
л ед,
местами
свер­
нулся
баранками—
при
подъеме
это
грозит
бедой:
туго
скрутится,
перехлестнется
—
и
л оп нет!
Катастрофически
бы с тро,
неотвратимо
надвигалось
вскрытие
реки,
ледоход,
а
мы
всё
го то вили
да
готовили
свое
генеральное
сражение
—
по дъем
и
натяжение
кабе­
ля
над
Невой.
Что,
если
не
успеем?
Тогда
надо,
не
ме д­
ля
ни
д ня,
убрать
кабель,
намотать
его
на
катуш ки
(это
обмерзший-то,
да
с
бар анками!), а когда ледоход кон­
чится,
о пять
размотать,
осторожно
опустить
на
дно
я
только
пот ом,
уже
со
дна,
поднимать
на
высоту,
натяги­
вать,
закреплять...
Канитель
невероятная.
При
эт ом
не пре ме нно
возникнут
новы е
сложности:
сразу
же
пос ле
ледохода
откроется
навигация,
по йдут
по
Не ве
суда,
баржи,
плоты...
Нет,
это
невозможно,
н адо
успеть,
во
что
бы
то
ни
ст ало
успеть
д
о
!
Зимой,
пока
шла
нормальная
работа
на
нормальных
участках,
Управление
Волховстроя
не
баловало
нас
вни­
ма нием :
навестило,
помню,
всего
од ин
раз.
А
тут
н ача­
лась
суматоха:
что
ни
день
на езжаю т
из
Ленинграда
инженеры,
специалисты;
правда,
и
место
нашей
работы
бы ло
теперь
не
за
сорок
и
не
за
ше сть десят
'километ -
210


ров,—до
Мурзинки
мо жно
доехать
на
трамвае,
а
там
уж
рукой
подать
и
до
Усть-Славянки.
Кс тати,
легковых
машин
одна-две
на
все
Управление,—
сам
Гр а фтио
„ез­
дил
на
Волховстрой
на
поезде
или
на
др езине.
Когда
нависла
реальная
угроза
срыва
всех
с ро ков,
мы
ста ли
работать
не
считаясь
с
нормальным
восьмича­
совым
днем,
бл аго
календарная
до лгот а
дня
прибави­
лась:
св етал о
раньше,
темнело
позже,
как- никак
март,
на
но су
апрель...
Мы
приходили
на
квартиру
лишь
но­
чевать;
перед
сно м
у жинали
и
обедали
—
все
разом;
днем
обеденного
перерыва
не
со бл юдал и,
по жуем
чего-
нибудь
на
ходу
—
и
ладно.
Охрана
труда,
слава
богу,
не
вмешивалась,
да
мы
бы
ее
и
шуг ну ли.
В
скобках
добавлю,
что
наш
заработок
на
сей
раз
трещал
по
вс ем
шв ам,
не
выручали
и
сверхурочные
—
что
они
значат
при
сд ельщ ине,
ког да
работа
так
зат ян у­
лась?
Но
об
эт ом,
точн о
все
сговорились,
м олчок,
ни кто
ни
слова;
что
ж,
и
без
т ого
яс но,
что
здорово
сели,
теперь
лишь
бы
успеть...
Начальство,
возможно,
кусало
локти:
действительно,
стоило
ждать,
пока
одна
из
бри­
гад
закончит
св ой
лине й ный
участок,
чт обы
отдать
ей
переход
через
Неву!
Н аб рали
бы
монтеров
со
сто роны ,
составили
из
них
четвертую,
дополнительную
бригаду,
и
она
бы
спокойненько,
в
продолжение
зи мы,
обтяпала
это
дело.
А
что
теперь?
А
теперь
вот
что:
мы
ус пе ли!
День,
когда
все
шесть
проводов
поднялись
ввыс ь
и
повис ли
в
небесной
синеве
над
Невой,
был
настоящий
весенний,
веселый,
солнечный.
Задрав
кверху
свои
заго­
релые,
медно-красные
лица,
мы
видели
высоко
над
со­
бой
четко
рисующиеся,
отблескивающие
под
солнцем
зо­
лотистые
нит и,—
снизу
они
казал ись
нитями,
трудно
и
подозревать,
с
какой
си лой
стремились
они
разорвать
из олятор ны е
гирлянды:
откровенно
говоря,
мы
все
еще
за
них
тревожились.
Кон е чно,
за
один
д ень
подъем
и
монтаж
всех
шес ти
пр овод ов
никак
не
произвести,
это
заняло
не
меньше
недели,.—
но
запомнился
именно
последний
денек,
когда
все
было
кон чен о,
ко нче но
еще
засветло,
до
заката,
а
с
улицы,
вернее
с
Невы,
ух од ить
не
хотелось.
Всякой
мелкой
и
черной
работы
в
ближайшие
дни
предстояло
достаточно:
еще
раз
проверить
з ажим ы,
по двинт ит ь
все
гайки,
выправить
рог а
громоотводов,
очистить
строи-
*
2Н


тельные
и
монтажные
площадки
от
мусора,
но
все
это
уже
че пух а,
глав н ое
сделано.
А
делалось
это
так.
На
посиневшем,
мест ам и
уже
почерневшем,
набухшем
водою
ль ду
расставлены
б ыли
«запасные игроки», не участвовавшие'
в
главном
дей­
ствии.
Их
обяз ан но сть
—
расправлять
коварные
баранки,
а
еще
первее
—
не
допускать
баранок.
Признаюсь,
эта
довольно
муторная
обязанность
выпала
и
на
мою
долю.
Мне
не
при шл ось
п ри нять
уча ст ия
в
окончательном
мо н­
таже,
я
лишь
снизу
с
волне ние м
наблюдал,
как
провода
постепенно
отделялись
ото
льда
—
мы
посильно
им
по­
могали
там,
где
они
вмерзли
в
лед
и
наст,—
затем
п од­
нимались,
натягивались
и
повисали
над
рекой,
образуя
ту
выс чит а нную
з ар анее
кривую,
не
короче
и
не
д линнее ,
которая
обеспечит
лин ию
от
обры ва
и
от
короткого
за­
мыкания;
в
случае,
если
провод
вис ит
слишком
низко,
слишком
свободно,
ветер
может
столкнуть
бо л тающи еся
из
стороны
в
сторону
г иг ан тские
петли.
Кроме
того,
на­
до
помнить,
что
летом
под
проводами
станут
проходить
суда
с
выс ок ими
ма чт ами
и
пут ь
для
них
должен
б ыть
беспрепятствен.
Шесть
проводов,
две
трехфазные
высоковольтные
ли­
нии
напряжением
более
ста
ты сяч
вольт,
по
которым
осенью
1926 года,
к
девятой
годовщине
Октября,
потек­
ло
электричество
в
Ле нингра д
и
течет
до
сих
пор
(с
перерывом
в
несколько
м есяц ев
осе ни
и
зимы
1941 —
1942 года),—
эти
шесть
проводов
в исят
над
Невой
и
сей­
час,
висят
уже
более
полув е ка ;-
за
это
время
м иллионы
пассажиров
железной
дороги,
подъезжая
к
Ленинграду
и
с
нетерпением
глядя
в
окн о,
не во льно
о бр ащали
вн и­
ма ние
на
решетчатые,
а журн ые
мачты,
высящиеся
на
берегу
Не вы;
да же
издали
м ожно
понят ь ,
что
это
м ач­
ты-великаны.
С нач ала
эти
мачты
и
провода
служили
лишь
Во л­
ховской
ГЭС,
потом
их
обязанности
расширились.
В
1928 году было начато строительство гидростанции на
Свири,
быстрой,
пор ож ист ой
реке.
Ст а нцию
проектиро­
вал
тот
же
неутомимый
Граф ти о,
и
немало
старых
в ол-
ховстроевцев
пришло
на
новостройку.
Наверное,
среди
них
б ыли
и
наши
м онт еры.
Между
прочим,
ме ня
м огут
не
без
ехидства
спро­
с ить:
спрыснули
ли
мы
окончание
работы?
Во дил ся
ли
в
то
время
та кой
обычай?
Охотно
от в ечу.
Да,
всем
гом о-
212


ЗОм
мы
собрались
за
Нев ско й
заст ав ой
в
чайной,
непо-«
да леку
от
странного
в ида
церквушки
под
названием
«Кулич и пасха» (верно,
оче нь
похожа).
Там,
в
о бще­
ств е
легковых
и
лом ов ых
извозчиков,
истово
распивав­
ших
чай
с
калачами,
мы
т оже
осушили
не
один
агромад-
ный
чайник,
расписанный
по
круглым
бокам
воспетыми
Маяковским
цветами:
Влюбляйтесь
под
небом
харчевен
В
фаянсовых
чайников
маки...
Чайная
эта
отн юдь
не
б ыла
похожа
на
артисти­
ческий
или
литературный
кабачок
вроде
известного
м не'
понаслышке
«Привала комедиантов», и стихов здесь мо ­
им
д руз ьям
я
чи тать
не
пытался.
З ато
каждый
из
них
на
прощание
ск азал
мне
что- то
хорошее,
а
вот
что
им ен­
но
—
я
забыл.
К
сожалению,
н аша
память
нередко
теря-..
ет
самые
лучши е,
самые
добрые
обращенные
к
нам
слова,
а
хранит
случайные
и
п устые .
Отлично
помню
только,
как
Лебедев-старший
похлопал
меня
по
плечу
и
добросердечно
напутствовал
очередным
изречением
ко­
ролевы.
..
Собственно,
вот
и
все,
что
я
собирался
написать
об
этой
зиме
и
об
э той
весне.
Почему
я
собирался
так
до л­
го?
Вед ь
не
раз
думал: «Сяду-ка
я
на
7-й
или
24-й
номер
трам ва я,
поеду
я
в
Усть-Славянку,
названную
по
име ни
речки,
впадающей
в
Неву,
подойду
к
высотной
опор е
(если она не обнесена забором с устрашающим черепом
и
костями)
и
сдел аю
вид,
что
намерен
полезть
по
знако­
мой
железной
л есен ке
вверх.
На
меня
закричат,
погонят
п рочь,
а
я
гордо
выну
из
бумажника
др евни й,
выцвет­
ший
документ,
свид ет ельст ву ющ ий
о
том ,
что
я
энное
число
лет
н азад
зд есь
трудился,
присовокуплю
нове нь­
кую
справку
о
том,
что
собираю
материал
для
романа
или
сценария,
заврусь
окончательно
и ...
проснусь.
Пр о­
снусь
пот ому,
что
на яву
смешно
собирать
материал
о
том ,
чему,
как
теперь
говорят,
вышла
давность,
о
том,,
что
на
ф оне
Б ратс кой,
Кам ско й,
К рас ноя рской,
Саяно-
Шушенской
и
других
гидроэлектрических
строек
выгля­
дит
чу ть
ли
не
и груше чны м».
Это
так .
Давность
вышла.
И
все
же
я
рад,
что
нап и­
сал
св ой
з апо здал ый
очерк.
«Стрела провеса»
—
не
п ра­
вда
ли,
в
сочетании
двух
этих
слов
чудится
н ечто
мета­
форическое,
испол не нное
поэтического
смысла?..
М еж­
213


ду
тем
это
про сто
технический
термин,
обозначающий
вел ич ину
отклонения
от
пря мо й,
в
данном
случае
—
естественный
п рогиб
провода,
в исящ его
ме жду
мачтами.
Разве
мало
я
их
измерил,
проверяя
через
месяц-другой
п осле^
монтажа,
не
сдали
ли
зажимы
на
анкерных
и
простых
опорах,
не
опустился
ли
провод
н иже
назначен­
ного
ему
п ред ела,
нет
ли
других
на руш е ний?
Посылал
меня
в
эти
командировки
Селицкий,
он
д ове рял
моей
тех ниче ско й
грамотности
(весьма средней)
и
мальчи­
шескому
усердию
(выше среднего) .
С
кр асно щ еким
во з­
ч ик ом- финно м,
читате лем
«Анны Карениной», исправно
таскавшим
на
пару
со
мн ой
инструменты,
мы
объездили
и
облазали,
проваливаясь
по
брю хо
в
снег ,
все
сорок
про йд енных
за
три
месяца
километров,
аккуратно
за ме­
рив
стрелы
провеса
на
каждом
двухсотметровом
про­
лете.
Практически
этот
пр огиб
не избеж ен ,
он
не
может
не
существовать.
Но
ес ли
пр име нить
его
к
людям,
с
их
людской
прямотой,
темпераментом,
чувством
долга
и
чести,
мо жно
смело
сказат ь,
что
наша
бригада
испыта­
ние
на
прогиб
вы держа ла
с
минимальнейшим
о ткл оне­
нием .
Пр авда,
в
душу
ка жд ого
я
не
вл езал ,
никого
не
до пыт ыв ал,
но
это
же
ф акт,
что
когда
мы
взялись
за
желанный
(и лестный поначалу для всех)
переход
через
Неву,
а
он
подкузьмил,
неожиданно
ока залс я
убыточ­
ным ,
то
даже
з аяд лые
ворчуны
не
ворчали,
а
работали
с
увлечением,
с
тем
самым
энтузиазмом,
о
котором
так
часто
и
невнимательно
мы
чита ем
в
газетах..
.
Что
де­
лат ь
—
привыкли.
Инф ляция
слов.
Перестали
вникать.
А
вот
вспомнил
о
т ех,
с
кем
пол в ека
назад
съел
пуд
соли,
вываренной
из
наш его
общего
трудового
пот а,
и
сразу
подумал:
они
не
подкачали
бы
и
теперь,
на
сибир­
ских
та ежны х
трассах!
Все
пр ош ло,
все
проходит;
сменилось
и
сменится
еще
не
одно
и
не
десять
поколений
рабочего
кл асса
—
в сех
специальностей,
всех
про фе с сий,
в
том
числе,
может,
нам
пока
и
неведомых
(техника мчится,
опережая
нашу
фа н тази ю),—
но
я
убежден,
что
такие
характеры,
как
Степанов,
как
Лебедев-младший,
ес ть
и
буду т.
Мне
и
теперь
не
смешно,
что
когда-то
мальчишкой
я
хотел
б ыть
похожим
на
монтера
Степанова,
с
его
походкой
вразвалочку,
с
уверенными
движениями
ловких
и
си ль­
ных
ру к,
с
нахмуренными
гус ты ми
бровями,
с
по­
214


трескавшимися
от
мороза,
обкусанными
от
самолюбия
(есличто-нибудь
не
получалось)
крепкими
юно шес ки ми
губами.
Наверное,
есть
и
нынче
на
свете
та кой
верхолаз-мон­
тажник,
он
вкал ыв ает
на
Братской
или
на
Краснояр­
с кой,
ли хо
орудует
на
крутизне
и
на
высоте,
ни
черта
не
боится,
и
даже
фа милия
у
него
та
же:
Степанов.
Поче­
му
н ет?
Степановых
у
нас
много.
1969


ТИМИРЯЗЕВ.
ПОЛЕЖАЕВ,
ПИ ОТРО ВС КИЙ
ак-то
в
мае
или
июне
1935 года мне позво­
нила
по
телефону
Раиса
Давыдовна
Мес­
сер ,
сказ ав,
что
го во рит
по
поруч ен ию
Ад­
риана
Ивановича
Пиотровского.
Не
хочу
ли
я
попробовать
написать
для
«Ленфиль ­
ма»
сцен ар ий
о
Тимирязеве?
—
О
Тимирязеве?
—
удивился
я.—
О
би олог е?
—
Да,
но
главным
образом
о
том
периоде
в
его
жиз ­
ни,
когда
он
поня л,
что
и
он
и
его
наука
нужны
новой
р е вол юцион ной
России,
и
по шел
работать
с
большевика­
ми,
и
как
почти
весь
старый
ученый
мир
подверг
его
за
эт от
смелый
шаг
остракизму,
а
Ти ми рязе ву
бы ло
уже
семь д есят
пять
лет,
и
он.. .
Раиса
Давыдовна
говорила
долго
и
горячо,—
ни
го­
во рит ь,
ни
писать
так
связн о
и
убедительно
я
не
ум ел.
За то
я
умел
внимательно
слушать,
и,
когда
она
ко нч ила,
я
сп рос ил:
—
Рая,
скаж ит е
чес тн о,
ко му
вы
пр едл аг али
эту
те­
му
до
того,
как
позвонить
мне?
С
Раисой
Мессер
мы
б ыли
знакомы
лет
семь
или
восемь,
еще
со
времен
литгруппы
«Смена», где начинало
свою
л и терат урную
жизнь
большинство
моих
сверстни­
к ов—
ленинградских
п розаи ков ,
поэтов
и
критиков,
и
мне
каз ало сь,
что
я
име ю
право
на
обоюдную
откровен­
ность.
Р аиса
Давыдовна
на
сек ун ду
зам яла сь,
но
затем
быстро
и
исчерпывающе
объяснила:
216


—
Мы
говорили
с
Ольгой
Форш.
О льга
Дмитриевна
с к азала,
что
сейч ас
пишет
сценарий
о
Пугачеве,
все
вни­
мание
ее
давно
сосредоточено
на
той
эпох е,
в
ин ом
слу­
чае
ее,
безусловно,
ув лекл а
бы
предложенная
тема .. .
Тут
последовала
долгая
пауза.
Я
стоял
в
коридоре
большой
коммунальной
квартиры,
де ржа
трубку
прижа­
той
к
уху
и
ви дя,
как
мим о
не до воль но
ход ят
жильцы,
тоже
жаждущие
звонить
по
телефону.
Жд ала
на
том
конце
провода
и
Мессер,
наверно
недоумевавшая,
поч е­
му
я
не
выражаю
восторженного
со гл асия .'
—
Ну
что
ж,—
ска зал
я
как
можно
непринужден­
нее,
хотя
на
ду ше
у
меня
с кре бли
кошки
(сейчас объяс­
ню,
почему).—
На до
подумать.
По читат ь.
Давайте
отло­
жим
разговор
на
несколько
дней.
Хорошо?
Под умать
б ыло
о
ч ем.
Как
ни
заманчиво
для
моло­
дого
прозаика,
никогда
не
писав шего
н ичего,
кроме
по­
вестей
и
рассказов,
испытать
св ои
с илы
в
кинематогра­
фе,
на
«Ленфильме», где в прошлом году был поставлен
«Чапаев», но,
с
другой
стороны,
не
смахивает
ли
эта
попытка
на
авантюру?
Во-первых,
я
почти
ничего
не
зн аю
о
Тимирязеве
и
немногим
больше
—
об
Окт ябр ь­
ск их
дн ях
в
Москве,
ког да
мне
б ыло
девять
лет
и
жил
я
не
в
Москве
и
не
в
Пе трогра де ,
а
в
уездной
глуши.
Во-
вт о рых,
сейч ас
я
усердно
корплю
над
повестью
о
та н­
кистах,
с
которыми
познакомился
на
осенних
маневрах.
Зря,
что
ли,
я
н аби вал
себе
синяки
и
шишки,
трясясь
в
б ашне
тан ка,
и
мер з
зимой
в
плохо
протопленной
к ом­
н ате
в
вое нном
городке,
довершая
нач ат ое
осенью
з наком ­
ств о?
По вес ть
уже
анонсировалась
в
журнале
«Знамя»,
отрывок
из
нее
на
дн ях
напечатан
в
газете
«Литератур­
ный
Ленинград»,—
шутка
ли
пре р вать
такую
работу!
И,
наконец,
я
включен
в
писательскую
бригаду,
кото­
рая
скоро
должна
выехать
в
Каз ах ст ан:
Н.
Чуковский,
Л.
Соболев,
Ю.
Берзин,
А.
Гитович,
Вс.
Рождествен­
ск ий,
П.
Лукницкий
ия...
Завидная
компания!
Неуже­
ли
от каз ат ься
от
столь
заманчивой
поездки?
Р ади
чего?
Ради
та кого
не ве рног о,
абсолютно
нов ого
для
меня
де­
ла,
как
кино!
Д рузья
уго вар ива ли
ме ня
пл юну ть
на
ки­
нос обл аз ны
и
с оби рат ься
в
дорогу:
Ал ма -Ата,
Чимкент,
Балхашстрой,
Караганда...
Медные
р у дники
и
уголь­
ные
шахты,
хлопок
и
овцы,
Турксиб
и
пустыни,
свинец
и
роскошные
фруктовые
сады!
Променять
все,
что
там
меня
ожидает,
все
гряд ущие
д орожн ые
приключения
и
217


впечатления,
которых
может
х ва тить
на
остаток
жи зни
(мне было тогда двадцать семь лет), на какие -то
кислые
неприятности,
про ис хо див шие
с
как им -то
ученым
педан­
том,
наверняка
скучным-прескучным
человеком. ;.
—
Ну,
это
уж
ерунда!
—
го вори л
я
себе
(потому что
главный
спор
вел
с
с обой ).—
Тимирязев,
даже
по
тому
н е многому,
что
я
о
нем
слышал,
даже
если
судить
толь­
ко
по
портрету,
который
я
помню
еще
с
двадцатых
школьных
годов
напечатанным
не
то
в
учебнике,
не
то
в
календаре,
был
си мпат ичн ейши м
человеком:
одухотво­
ренное
лицо,
мягкая
улыбк а,
узка я,
р едк ая,
просвечива­
юща я
бородка,
широкий
суконный
берет,
н адеты й
изящ­
но-кокетливо
набок...
Ближайшие
дни
прошли
не
столько
в
раздумьях
и
колебаниях
(для них у меня просто не хватало време ­
н и), сколько в лихорадочных поисках того,
что
написал
сам
Ти мирязев
и
что
напи сано
о
нем.
Ясн о,
что
с
бухты-
ба рахт ы,
ничего
не
зная
о
человеке,
нельзя
ни
отказы­
в ать ся,
ни
—
тем
более
—
соглашаться
о
нем
пис а ть.
Уже
из
первого,
самого
общего
и
по
необходимости
краткого
телефонного
разговора
я
понял ,
вернее
почув­
ствовал,
что
в
случае
с
Тимирязевым
коренится
что- то
очень
св еже е,
не об ычн ое,
не
похожее
на
пр ивы чные
по
ли тера тур е,
кино
и
театру
взаимоотношения
интеллиген­
ции
и
ре во люции.
В
большинстве
произведений
дело
сводилось
к
тому,
что
геро й
долго
и
муч ит ел ьно
думал,
признать
ему
советскую
власть
или
по ка
еще
рано,
и
только
в
последней
гла ве,
в
заключительной
сцене
тор­
жественно
признавал.
Е сли
отбросить
излишнюю
шар­
жировку,
в
какую
не во льно
впадаешь,
говоря
сейчас
об
эти х
произведениях,
то
справедливо
бу дет
отметить,
что
по я вление
их
было
оправдано
жизнью
—
большинство
ин тел лиг енции
не
ср азу
приш ло
к
пр ият ию
социалисти­
ческой
революции.
Для
многих
—
по
разным
причи­
нам
—
это
был
сложный
и
бо лезнен ный
процесс.
Лите­
ратура
и
искусство
чаще
в сего
исходят
из
массовости,
типичности
того
или
иного
явления.
Колеблющихся
и
со­
м не вающи хся
инт ел лиген то в,
которые
перестраивались
лиш ь
в
результате
каких-то
сложных
перипетий
или
в
ит оге
долгих
лет,
постепенно
их
при уч ивш их
к
мыс ли
о
неизбежности
новой
исторической
по лос ы,
были
тыся­
чи,
а
Тимирязевых,
Маяковских,
Блоков
—
единицы,
по­
то му
они
и
не
попали
в
«типичные», не стали прообраза«
218


ми
литературных
героев.
И
все
же:
сколько
можно
из о­
бр ажать
«типичных», то есть колеблющихся,
и
обходить
«нетипичных», то есть принявших трудную,
н езнако м ую
и
опасную
революцию
без
колебаний?
Не
по ра
ли
пе ре­
кл юч ить
внимание
с
тех
на
этих?
Ввести
в
л и тера туру,
в
театр,
в
ки но
образ
соратника
ре во люц ии,
а
не
па сси в­
но го
св идетел я?
Но
что
я
спрашиваю
себ я?
Ведь
об
этом,
очевидно,
и
думал
художественный
руководитель
«Ленфильма»
Адриан
Пиотровский,
предлагая
мне
странную
на
пер­
вый
взгляд
тему
—
«Тимирязев»! Между прочим,
Мес­
сер
сказала,
что
они
не
связывают
меня
обязательно
этим
именем
—
мой
ге рой
может
бы ть
и
вым ыш ле нным
лицом,
если
мне
так
у до бнее,
и
пусть
Тимирязев
явится
лишь
точкой
опоры.
В
связи
с
этим
несколько
слов
об
организационной
стороне
кинодела.
Порой
и
сейчас
еще
спорят,
можн о
ли
планировать
и
за каз ыва ть
художественные
произведе­
ния .
Спор я т,
но
редко.
Счи тается,
что
нельзя.
Уж
слиш­
ком
скомпрометированы
так
наз ыва емы е
темпланы
те­
атров
и
киностудий.
Даже
сами
эти
организации
стали
стесняться
спрашивать
у
писателя,
у
драматурга,
не
за­
инт ересу ет
ли
его
такая-то
тема.
«Оказенивание твор­
че с кого
процесса», «подмена
авторской
инициа т ивы»,
«стирание индивидуальности художника»
и
еще
более
страшные
слова
в итают
над
обеими
ст ор о нами.
А
ведь
бы ло
время,
когда
таким
пут ем
появилось
на
свет
нема­
ло
известных
произведений
советской
драматургии
и
ки­
нематографии.
Об
эт ом
как-то
напомнил
кинорежиссер
Лев
Кулиджанов.
Он
только
забыл
упомянуть
имя
чело­
века,
с
которым
связано
большинство
успехов
кинема­
тографа
тридцатых
годов,
по
крайней
ме ре
тех
лент,
ко­
торые
выпускал
«Ленфильм».
Но
сначала
существенная
оговорка.
Есл и
автору
пр едлаг ает ся
только
те ма
и
н ичего
больше,
так
сказать,
чистая
номенклатура
без
малейшего
проблеска
худо­
жественного,
драматического
реш ения ,
пусть
брезжуще-
го
где-то
д алеко
в перед и,
если
ни
автор,
ни
«заказчик»
(я имею в виду редактора,
за вли та,
худрука)
не
ощуща­
ют
заложенных
в
эт ой
теме,
в
эт ом
материале
эмоцио­
нальных
ресурсов,
м ожно
с
увер енно ст ью
предсказать
крах.
Затея
окончится
возвратом
аванса
или
списанием
219


вз аи мных
убытков
—
взаимных,
ибо
автор
зря
терял
время
и
силы
на
бесплодную
работу.
Мне
скажут:
а
что
де лат ь?
Риск
не избеж ен.
Кто
мо­
жет
за ран ее
гарантировать
победу
и
указывать
для
нее
пути?
Никто,
это
верно.
Искать
художественные
реше­
ни я,
писат ь
та к,
чт обы
произведение
волновало,
а
не
прос то
сообщало
какие-то
факты,—
это
ц ел иком
дел о
автора.
Но
все
же
и
в
эт ом
тончайшем
деле
возможен
советчик,
человек,
который
раньше
ав тор а,
каким-то
ше­
с тым
или
седьмым
чувством
почувствовал
—
что
же
с кры­
то
в
предлагаемой
теме,
существует
ли
т от,
иногда
един ­
ственный,
драматический
поворот,
который
в до хнет
в
нее
жизнь.
Таким
советчиком
был
Адриан
Пиотровский.
О
нем,
о
его
роли
в
советском
кинематографе,
несомненно,
на­
пишут
много,
подробно.
Здесь
же
я
хочу
просто
сказ ать :
не
будь
Пиотровского,
не
б ыло
бы
ни
фильма
«Депутат
Б ал тики » (кстати,
название
это
дал
фильму
также
Ад­
риан
И ванович ), ни пьесы «Бе сп окой ная
старость» (пер­
вое,
авторское
заглавие
сц енар ия ).
Вот
почему
в
мо ей
памяти
они
—
Тимирязев
и
Пиотровский
—
навсегда
с вяз аны
вместе,
хотя
Тимирязева
ко
времени
н ачала
ра­
б оты
пя тнад цат ь
лет
как
не
было
в
живых,
а
вскоре
после
выхода
ка ртин ы
на
экран
не
ст ало
и
Пиотровско­
го,
и
я
так
и
не
узнал,
как
ему
пр ишло
в
голов у: «Тими­
рязев
и
Октябрьская
революция
—
это
же
прекрасно
для
ф и ль м а !» Дар предвидения часто и прежде позволял
Пиотровскому
в
зерн е
темы
у гада ть
ростки
обра зов ,
ид ей,
событий.
Произошло
это
и
на
сей
р аз.
Забегая
вперед,
скажу,
что
Пиотровский
не
внушал
мне,
к акой
Тимирязев
хороший ,
какой
он
ве лик ий,
как
много
значил
его
пример
для
русской
инт е ллиг енции,
сколько
в
этом
по двиге
ума ,
мужества,
сердца.
Дело
Пиотровского
б ыло
подсказать
те му,
в
которой
все
это
заключалось
и
м огло
бы ть
об н аруже но
автором.
Автору
он
д овер ял:
сам
будет
виноват,
ес ли
ни
чер та
не
уви­
дит,—
зн ачи т,
нечего
с
ним
и
связываться.
И
я
в
сентяб­
ре
пришел
к
Пиотровскому
уже
с
написанным
л ибр етто
сценария,
ни
разу
до
эт ого
с
ним
не
вст рет ивш ись,
даже
не
побывав
на
кинофабрике.
Но
об
эт ом,
повторяю,
как
и
о
самом
Пиотровском,
г лавн ая
речь
впереди,
а
по ка...
пок а
я
«привык»
к
под ­
сказанной
теме
раньше,
чем
ско ль ко -ниб удь
детально
220


ознакомился
с
материалом.
Впрочем,
зн ак омств о
прохо­
д ило
то же
в
ускоренных,
как
бы
подхлестнутых
темпах.
В
библиотеке
ОГИЗа,
помещавшейся
в
четвертом
этаже
До ма
книги
на
Невском,
я
быстро
и
к
немалому
своему
изумлению
выяснил,
что
не
су щест ву ет
не
тол ько
собра­
ния
сочинений
Кл и мента
Аркадьевича
Тимирязева
(оно
начало
выходить
в
1937 году,
уже
после
рождения
ф ил ь ма), не только серьезных исследовательских работ
о
нем,
но
хотя
бы
кр атк ого
биографического
очерка.
Пр авда,
к
пятнадцатилетию
со
дня
его
смерти,
в
апреле
1935 года,
в
«Известиях»
была
напеч ат ана
тала нтли вая
публицистическая
статья
В.
Сафонова
с
великолепным
эпиграфом
из
Г ёт е: «Гений
—
это
идея
молодости,
р аз­
витая
зрелым
возрастом»,—
подозреваю,
что
она-то
и
надоумила
Пиотровского.
Что
касает ся
сочинений
самого
Тимирязева,
то
к
то­
му
вр ем ени
бы ло
изд ано
(до революции и после)
пять
или
шесть
его
книг : «Солнце,
ж изнь
и
хлорофилл»,
«Жизнь растения», «Чарлз Дарвин и его учение», «Зем ­
леделие
и
физиология
растений»
и
сб о рник
статей
«Нау­
ка
и
де мокр ат ия».
Все
эти
книги,
особенно
послед­
н яя,
вышедшая
за
месяц
до
смерти
учен ого,
оказались
написанными
с
таким
блеском,. что,
еще
не
решив,
браться
ли
мне
за
сценарий,
я
захотел
иметь
их
в
своей
ли чной
библиотеке.
Сборник
«Наука и демократия»
по­
разительно
точно
п ер едавал
атмосферу
тех
лет
(разных
лет,
но,
что
важнее
всего
для
меня,—
и
революцион­
н ых), когда составляющие его статьи писались.
У
меня
не
бы ло
н ика ких
надежд
приобрести
эту
книгу,
из дан­
ную
—
по
условиям
в рем ени
—
крохотным
тиражом,
но
в се-таки
я
предпринял
обход
букинистов.
Выйдя
из
дому
(я жил на Васильевском острове)
и
дойдя
до
угла
7-й
линии
и
Среднего
проспекта
(там
теперь
станция
ме тр о), я в раздумье остановился:
в
по­
луподвальном
низке
помещался
небольшой
магазин
«Старой книги».
Стои т
ли
заходить?
Ведь
гл авные
буки­
н исты
находятся
на
Литейном
и
на
Петроградской
сто­
рон е,
туда
и
следует,
не
теряя
времени,
отправляться.
На
всякий
случай
я
все
же
спустился
в
прохладный
низок
и
привычно- х ищ ным
взглядом
окинул
те снив шие­
ся
вдо ль
ст ен
стеллажи.
Клянусь,
я
не
суеверен,
но
найти
нуж ную,
редкую
к нигу
сразу
же
по
со седст ву
с
домом,
во йти
в
магазин
221


и
увидеть
ис к омый
корешок
на
уров не
г лаз
против
две-«
ри
—
как
хот ит е,
но
всякий
книголюб
и
книгочей
согла­
сится
со
мно й:
это
вещий
признак!
Я
зап лат ил
буки­
нисту
два
с
полтиной
и
благоговейно
унес
домой
пу хлую
книгу
в
выгоревшей,
побуревшей
обложке,
на
которой
помимо
заглавия
и
имени
автора
—
«Действительного
Члена
Социалистической
Акаде мии
Общественных
На­
ук» (что было указано не случайно,
ибо
подчеркивало,
что
К.
А.
Тимирязев
не
со сто ял
членом
Императорской
Академии
наук)
—
им ел ась
рам ка
в
духе
графической
мо ды
тех
лет
и
своеобразный
герб,
состоящий
из
из о­
бражения
спектроскопа
на
трехногом
деревянном
столи­
ке,
перекрещенного
серпом
и
мо лот ом
и
окруженного
колосьями,
цветами
и
ягодами.
Я
подробно
описал
этот
ма лозн а чит ел ьный
э пизод ,
потому
что
он- то
для
меня
и
явилс я
настоящим,
тв ер­
дым
началом
последовавшей
затем
двухгодичной
рабо­
ты.
С
эт ой
минуты
я
«вполз»
в
прод ол жаю щую ся
до
сих
пор
дружбу
с
кинематографом,
прерывавшуюся
иногда
свирепыми
ссор ам и,
которые
по буд или
ме ня
однажды
написать
о
своей
работе
в
ки но
статью,
оза главл ен н ую
«Дневник сумасшедшего»
и
начинавшуюся
следующей
мрачной
метафорой:
«Большинство помешанных с пеной на губах утвер ­
ждает,
что
они
здоровы.
Действительно
выздоровевшие
с
ужасом
вспоминают
о
днях
безумия.
И
лиш ь
хроники,
заживо
похороненные
в
сте нах
же лтого
дома,
в
те
р ед­
кие
часы
и
мин уты ,
когда
у
них
являются
проблески
сознания,
говорят
с
т ихой,
безнадежной
улыбкой,
чт о,
видно,
уж
они
до
конца
своих
дне й
ос тану тся
здесь,
с
ними
не льзя
ничего
поде лать . ..
Если
следовать
эт ой
странной
на
первый
взгляд
аналогии,
говоря
о
писате­
лях,
работающих
в
кино,
то
я
б уду
вынужден
отнести
себя
к
по след ней
категории.
По-видимому,
я
хроник...»
Но
в
тот
первый
«медовый»
год
я
с
легким
сер д цем
забросил
повесть,
решительно
отк азал ся
от
по езд ки
в
Сре д нюю
Азию
и
с
головой
погрузился
в
общение
со
своим
г еро ем,
который
сперва
так
и
н азыв ался
бес хи т­
ростно—
Тимирязев,
п отом
стал
Изборским
(как в рас­
сказе
«С двух сторон»
назвал
Тимирязева
В.
Г.
Кор о­
ленко)
и
наконец
превратился
в
По леж аева.
222


За
летние
месяцы
ра бота
над
сцен ар ием
успела
п ре­
тер пет ь
немало
этапов.
Были
прочитаны
все
доступные
для
ме ня
в
то
в ремя
сочинения
Тимирязева,
а
также
биографии
других
уче н ых,
его
друзей
и
сверст ник ов ;
с
огромным
интересом
читал ись
работы
Ленина,
.относя­
щи еся
к
годам
дей стви я
будущего
фильма.
Выходившее
в
тридцатые
годы
третье
издание
сочинений
В.
И.
Ле­
нина
было
ценно,
кроме
вс его,
обильными
комментария­
ми
и
ра зли чн ыми
материалами,
приложенными
к
к аж­
д ому
том у.
Т ак,
например,
правительственные
приказы
и
постановления
1917—1918 годов позволили ввести в
сценарий
то чно
документированные
э пизо ды
борьбы
с
сабот ажем
и
мародерством,
характерные
для
первых
м есяцев
с ущ ество в ания
советского
г о судар ства, —
в
с вое
вре мя
они
не
могли
не
в печа тл ить
(впечатлить по- ра з но­
му!) Тимирязева и его коллег .
Настала
пора,
не
прекращая
знакомства
с
новыми
материалами,
садиться
за
сценар ий.
Как
ни
странно,
раньше
чем
впло т ную
заняться
главным
героем,
я
н ачал
думать
о
другом
человеке,
о
котором
я
по ка
н ичего
не
зн ал,
но
с
которым
мой
герой
непременно
должен
столк­
нуться.
Будет
ли
это
совсем
посторонний,
чужой
ему
человек
или,
напротив,
че лове к
бли зкий,
даж «
лю бим ый
и
любя щий ,
но
чуждых
взгляд ов,
пы т ающи йся
по ме­
ша ть
Тими рязев у,
ак тив но
с
ним
борющийся?
Что
силь­
нее,
что
лучше?
Кон е чно,
сильнее
и
эффективнее
в
э том
смысле
в
сценарии
будет
человек
бл изкий
—
так
в ыхо­
ди ло
и
по
зако нам
эстетики
Аристотеля!
Многие
причины
продиктовали
перенос
действия
из
Москвы
в
Пе трогр ад,
к стати,
гораздо
более
мне
знако­
мый
и
близкий.
Тем
более
что
вр емя
действия
уплотни­
лось,'
и
звонок
Ленина
(заменивший и в фильме и в
пьесе
известное
его
письмо
Ти миря зе ву)
был
естествен­
нее
в
П ет рогра де,
откуда
правительство
переехало
в
Москву
только
в
марте
1918 года .
Постепенно
сдел алас ь
неизбежной
замена
и
самого
Т имир язе ва
вымышленным
лицом.
Сыг рали
тут
роль
и
некоторые
физ ич еские
особенности
Климента
Аркадье­
вича,
обойти
которые
б ыло
невозможно,
если
сохранить
его
подлинное
имя,—
например,
з амет ная
хромота,
за­
труднявшая
ход ьбу
и
о ст авшая ся
от
паралича,
разбив­
шег о
Тимирязева
в
1911 году,
ко гда
действия
министра
Кассо
вы ну дили
его
пок инут ь
университет.
223


Но
незав исим о
от
того,
н азвал
бы
я
своего
героя
Тимирязевым
или
нет,
мне
нужно
было
решить
о дин
важный
вопрос:
что
приве л о
человека
самых
мирных
на
свете
занятий
к
пр из нанию
и
поддержке
пролетарской
ди кт ату ры?
Вопрос
этот
не
столь
уж
на иве н.
Я
не
раз
задавал
его
себе
и
другим,
когда
еще
бы ли
ж ивы
мно ­
гие
современники
Тимирязева,
жи вы
его
жена
и
сын,
и
почти
никто
не
мог
ясн о
и
вразумительно
ответить.
Иные
пожимали
плечами: «Ну,
это
произошло
само
со­
б о й», другие туманно намекали: «Видите ли,
Климент
Арк адь ев ич
был
та кой
увлекающийся
человек...»
Оч е­
видно,
характеры,
убеждения
и
склонности
людей
да же
одной
профессии
настолько
различны,
что
многие
колле­
ги
Климента
Аркадьевича
так
и
не
могли
его
до
ко нца
разгадать»
Меж Ду
тем,
хотя
деятельность
Тимирязева
необы­
чайно
разнообразна,
вся
она
подчинена
одн ой
руководя­
щей
идее,
не
проследив
которую
от
истоков,
нельзя
по­
ня ть
и
до лжн ым
образом
оценить
финал
его
жиз ни.
По­
пробуем
вс пом нить
самое
характерное.
Страстная
пр опаг анд а
да рвинизм а;
блестящие
ле к­
ции
по
бо тан ике
с
выразительными
и
оригинальными
опытами
(Андрей Белый вспоминает,
как
влетал
Тим и­
ря зев
в
аудиторию
с
арбузом
под
м ыш кой:
это
была
.демонстрация
клеточки,
редкий
при ме р,
что
ее
можно
видеть
невооруженным
глазом,—
профессор
резал
ар­
буз
на
кусочки,
пускал
их
для
обозрения
по
рядам,. а
потоім
студенты
съедали
их ); знаменитые чтения в По­
литехническом
музее;
интерес
к
проблемам'
буд уще го
социалистического
земледелия
—
за до лго
до
социа­
листической
р е во люции;
де яте льно е
сочувствие
студен­
ческим
волнениям-
в
годы
царизма
и
д ем он страт ивны й,
в
пику
начальству,
ух од
из
университета;
борьба
с
идеа­
листической
реакцией
в
ест ест во знан ии,
навлекшая
на
нег о
упреки
в
«консерватизме»; пристальное внимание
к
каждому
новому
слову
в
наук е,
в
частности
к
элек­
тронной
теории
в
физ ике;
увлекательные
очерки
о
самых
животрепещущих
вопросах
современного
знания,
десят­
ки
с татей
и
заметок
о
био логи и
и
биологах
в
редактиру­
ем ом
им
Энциклопедическом
с лова ре
Бр.
Гранат;
трога­
тельная
любовь
к
ли тера тур е,
к
ярко му
и
по нятно му
всем
художественному
слову
(любимым поэтом Тимиря­
зе ва
был
Некрасов,
а
декадентство
он
н азы вал
«искусст -
224


вом
по зол оче нного
м ещан ства»); дружеская переписка
с
Горьким
и
бл изко е
у час тие
в
руководимом
Г орьк им
журнале-«Летопись»...
Даж е
с вои
исследования
хло рофи лл а
и
фот о синт еза
он
ста рался
облечь
в
наглядные,
общедоступные
форм ы
и
т оже
сделать
народным
достоянием.
Интересно,
что
результат
своих
чисто
на у чных
набл юдени й
в
области
спектрального
ан али за
углеродистых
веществ
он
с
успе­
хом
пр име нил
позже
для
художественного
агитационно­
го
образа
в
статье
«Красное знамя» .
Старый
ш ест иде­
сятник
и
по эт
науки
увидел
особ ый
смысл
в
том,
что
трудовые
м ассы
избрали
символом
своей
творческой
си­
лы
красный
цвет:
он
давно
и
упо рно
до казы вал,
что
именно
красные
волны
лучистой
эне р гии
солнца
произ­
вод ят
ту
химическую
работу
в
раст ении,
бл агод аря
ко­
торой
возникает
возможность
жиз ни
на
земле.
В
отдельности
каж дое
из
занятий
и
пристрастий
Ти­
мирязева,
быть
может,
не
столь
уж
не об ычно
и
ма ло
чем
от ли ча ется
от
занятий
и
увлечений
других
естест­
венников.
Но
все
это
вм£сте
выр о сло
в
последователь­
ную
и
при нципиаль ную
систему,
что
и
давало
пово д
рев­
н ите лям
«чистой науки»
за яв лять: «Какой Тимирязев
учен ый !
Он
по пу ляри зато р...
Бу дь
он
на сто ящим
уче­
н ым,
он
сид ел
бы
в
своем
ка бине те,
а
не
выступал
на
п о дм ост ках ». (Подмостками
они
презрительно
именова­
ли
кафедру
Политехнического
музея,
соб и равш ую
во­
к руг
себя
в
дни
тимир язев ски х
чтений
огромную
ау ди то­
рию.)
Но
Тими р язев
по-своему
понимал
ответственность
науки
пер ед
обществом.
«Представители науки,—
го во­
рил
он ,—
если
они
желают,
чтобы
она
пользовалась
со­
чувствием
и
п од держ кой
общества,
не
должны
забы ­
вать,
что
они
—
слуги
этого
общества,
что
они
должны
от
времени
до
вр ем ени
выступать
перед
ним ,
как
перед
доверителем,
которому
они
об яз аны
отче том ».
Кроме
сознания
гражданского
до лга
Тимирязевым
в ладело
еще
то
чувство,
которое
движет
художником
и
поэ то м.
Он
органически
не
мог
оставаться
од ин
на
оди н
с
тем,
что
его
переполняло.
Ему
не пре ме нно
нужно
б ыло
бескорыстно
делиться
радостью,
получаемой
им
от
науки,—
делиться
со
всеми.
Его
демократизм
был
врож­
денный,
так
же
как
демократизм
народного
поэта.
Недаром
он.
с
юности
лю бил
повторять
некрасовские
225


слова: «Эх,
эх,
пр идет
ли
времечко,
когда
(приди,
же­
л анн о е!) .. .когда
мужик
не
Блюхера
и
не
ми лорд а
глу ­
пого
—
Белинского
и
Гоголя
с
базара
понесет? ..»
Как
же
мог
Тимирязев
не
принять,
не
приветство­
вать
нов ую
вла ст ь,
видя,
что
она
с
первого
дня
стар ает ся
осуществить
то,
что
он
наз ыв ал
прежде
«мечтой старого
и де али с та», а теперь называлось
—
«знание в массы»!
В
этом-то,
на
мой
вз гля д,
и
был
«секрет»
его
прихода
к
большевикам,—
именно
эта
кра сн ая
нить
привела
его
в
красный-лагерь.
Возможно,
что
я
преувеличиваю
значе ние
для
Тими­
р язева
этой
стороны
ре во люции.
Мне
мо гут
воз ра зи ть:
а
как
же
сот ни
других
культуртрегеров
—
ученых,
пи­
сателей,
то же
преданных
просветительным
идеям?
Поче­
му
они
о казал ись
по
ту
сторону
бар р икады
или
отсижи­
вались
в
то ске
и
сомнениях?
Ну
что
ж,
с кажу
я,
знач ит ,
Климент
Тимирязев
ок азалс я
последовательнее
их,
п ро­
зорливей,
а
кроме
того
—
что
тоже
.немаловажно,—
су­
мел
пренебречь
неудобствами
и
лишениями,
ко торые
принесла
революция
для
нег о
и
для
большинства
г ород­
ской
инт е ллиг енции.
Пр авда,
сегодня
молодежи,
наверно,
труд н ее
пред­
ставить
себе,
как
это
и
почему
чел ов ек
мог
от вер гну ть
О ктябрь ск ую
ре в олюци ю!
Причем
не
буржуй,
не
са нов­
ник,
не
черносотенец,
а
вполне
прогрессивный
интелли­
гент,
л иберал ,
ра дикал ,
нередко
помогавший,
чем
мог,
революционерам.
Но
вот
грянул
бо л ьш еви стский
перево­
рот
—
и
куда
исчезли
передовые
симпатии
прекрасно­
душного
либерала
и
бесш абашно г о
р адикал а!
Александр
Блок
писал
в
дневнике: «О,
сволочь,
ро­
дим ая
св олочь! . .
Если
бы
это
—
банкиры,
чиновники,
б уржуа ?
А
ве дь
это
интеллигенция!
Или
и
духов ные
ценности
б уржу аз ны?
В аши
—
да» .
Блок
хорошо
з нал
свою
д ух овную
среду.
Вскоре,
в
том
же
1918 году,
когда
он
на пис ал
поэму
«Двенадцать»,
с
ним
п ор вали
почти
все
недавние
друзья,—
что
уж
тут
говорить
о
недругах.
Его
назы вал и
«предателем», «рене­
га т ом », «словоблудом»...
До
ч его
это
похоже
на
то,
что
произошло
с
Тимиря­
зевым!
Новоявленные
его
враги
прозва ли
его
«Ванькой-
Каином».
Большее
оскорбление
трудно
б ыло
нанести.
Напомню:
В ань ка-К аин
был
зна мени ты й
в
XVIII веке
разбойник
и
душегуб,
добровольно
отдавшийся
в
руки
226


полиции
и
ст ав ший
сыщиком
и
доносчиком.
У
кого- то
в
ученом
ми ре
хватило
подлости
сказ ать
такое
о
Тими­
рязев е ,
натуре
необыкновенно
искренней,
о
ком
пра вди«
вейший
и
честнейший
Короленко,
когда-то
студент
Пет­
ровско-Разумовской
академии,
писал
сорок
лет
спустя:
«Я вынес воспоминание о Вас,
как
о дин
из
самых
доро­
гих
и
светл ых
образов
мо ей
ю но сти».
И
дальше
в
том
же
п ис ьм е: «Для меня Вы и теперь учитель в лучшем
смысле
сло ва» .
Дал екий
от
всякой
пол итик и
поэт-символист
Андрей
Белый,
то же
слушавший
в
молодости
лекции
Тимирязе­
ва,
пр из нав ался
потом,
пос ле
смерти
Климента
Аркадь­
евича,
что
анатомия
и
физиология
растений
были
ему
чужды
и
ходил
он
на
эти
лекции
с
единственной
це лью— у в идеть
«прекрасного,
одушевленного
челове­
ка».
И
в
другом
месте
св оих
вос по мина ний: «Поражала
в
Клименте
Аркадьевиче
очен ь
яркая
сердечность
поры­
ва,
соединенная
с
огромной
культурой».
Должен
сказать,
что
эти
слова
Белого
служили
мне
камертоном
для
всего
поведения
м оего
героя.
Мне
каза­
лось,
что
я
нарушил
бы
его
цельный
характер,
если
хот я
бы
в
одн ом
эпизоде,
даже
самом
трагическом,
не
про­
яв ил ись
бы
отмеченные
Белым
душевные
свойства.
Так,
в
день
рождения,
ког да
друзья
де мо нстр ативн о
не
при­
ш ли,
Полежаев
с
женой
садя т ся
за
рояль,
ч тобы
про­
гнать
обид у,
тоску,
обмануть
себ я
и.,
д руг
друга:
они,
мол,
спокойны
и
счастливы.
У
жены
окоченели
от
х оло­
да
пальцы,
он
беж ит
принести
ей
шаль.
Вос п ольз ова в­
шись
секундной
разлукой,
чтоб ы
укр адко й
вытереть
сле­
зы,
Полежаев
возвращается
оживленный
и
улыбающий­
ся;
но
это го
мало:
он
успел
накинуть
на
себ я
мантию
до ктор а
Кембриджского
университета,
ту,
что
во
вр емя
обыска
приняли
за
архиерейскую,
и
надеть
кокетливо,
набок
широкий
суконный
берет...
Цель
достигнута,
же­
на
повеселела;
но
По леж аеву
и
этого
мало:
через
мину­
ту
он
н аде нет
валенки,
в атн ик,
подпояшется
веревкой,
воор уж ит ся
топором
и
бо дро,
под
звуки,
рояля,
пойд ет
в
подвал
за
дровами.
И
это
не
наигр ыш ,
это
все
та
же
«яркая сердечность Порыва».
К стати ,
лириче ск а я
о кр аска
этог о
эпизода
родилась
из
оче нь
любимого
мн ою
стихотворения
Бло ка
«Мы за­
бы ты,
одни
на
зем л е».
Его
строки
зву ча ли
для
мен я
227


непрестанно,
пока
я
пи сал
одиночество
Полежаевых,
особенно
место,
когда
Полежаев,
желая
помочь
жене,
которой
мешают
слезы,
сам
бер етс я
вдеть
нит ку
в
иголку:
Но
когда
ты
моложе
была,
И
шел ка
ты
поярче
брала,
И
ходила
иг ла
побыстрей.
Так
возьми
ж
и
теперь
попестрей,
Чтобы
шелк,
что
вдеваешь
в
иг лу,
Побеждал
п естр отой
эту
мглу...
К ажет ся,
никому,
в
том
чис ле
и
режиссерам,
я
тогда
не
ра ссказыв ал
об
и сто ках
это й
маленькой
сценки.
Но
нам
было
не
до
выяснения
корней
тех
или
и ных
подроб­
ностей
своей
работы.
Было
слишком
много
других,
бо­
лее
н асущ ных
задач.
Од на
из
трудностей
заключалась
в
том ,
что
действие
в
фильме
о хва тыва ло
в сего
несколько
дней
1917 и
1918 годов,—
как
при
эт ом
дать
понять
зрителю
об
остальных
сем идеся т и
годах
жи зни
Тимирязева?
Неважно,
что
наш
герой
именовался
теперь
Полежае­
в ым:
основа
в
нем
о бязан а
быть
тимирязевская,
инач е
гро ш
ц ена
всем
надстройкам
и
д омыс ла м...
Где
его
не­
подкупное
прошлое?
Где
его
любимая
наука?
Где
друж­
ба
с
Сеченовым,
'Мечниковым,
Ле бе девы м?
Где
встреча
с
великим
стар цем
Дарвином?
Где
собственный
триумф
на
международных
конгрессах?
Где
сражения,
с
цар ски ­
ми
чиновниками
и
министрами?
Где
чтения
для
народа?
Ничего
этого
в
фильме
не
покажешь,
и
это
по рой
приво­
дило
ме ня
в
отчаяние.
С
трудом
находились
приемы
для
то го,
чтоб ы,
не
выходя
из
рамок
сюжета
и
единства
вре ­
мени ,
показать
уче ног о
в
человеке
и
человека
в
ученом.
Пр иве ду
два
примера.
В
своей
речи
в
финале
Полежаев
напутствует
иду­
щих
на
бой
с
Юд енич ем
делегатов
Петросовета: «До
свидания,
красные
воины!
А
вед ь
кр ас ный
ц вет
непобе­
дим
—
это
не
только
цвет
крови,
это
единственный
жи­
вотворящий
цвет
в
природе,
наполняющий
жизнью
по­
бе ги
растений,
со гр е вающий
всё...
До
с ви дани я!» Так
в
гражданскую,
п очти
митинговую
ре чь
вдруг
вошла
за­
ве тная
мысль
уч ен ого
о
том ,
что
красный
цвет
—
самый
акт ивн ый
цве т
спектра;
так
нео жи дан но
завершился
стародавний
спор
с
у чены ми
оппонентами...
Другой
пример.
Матрос
Куприянов,
находясь
под
228


впечатлением
лекции
Полежаева
на
корабле
и
за ме тив,
что,
поднимаясь
по
лест нице,
тот
тяжело
дышит,
сочув­
ст ве нно
спрашивает:
—
А
что ,
де ре вья
то же
дышат?
—
Дышат
листьями,—
отвечает
профессор,
з абыв ая
в
э тот
момент
о
своей
одышке.
Мне
хотелось,
чт обы
в
эт их
двух
фр аз ах,
кроме
чело­
веческой
теплоты
и
заботы,
бы ла
ви дна
еще
и
любовь
к
природе,
к акую
умел
вну ш ать
своим
сл ушат еля^
Ти­
м ир язев
в
любой
аудитории.
Не
в се,
далеко
не
все
шло
гладко,
умильно-сладо­
ст но,
на
сплошном
вд о хно вении.
Так
не
бы вает,
тем
бо­
лее
что
кинематограф
не
литература,
где
автор
сража­
ется
в
основном
с
самим
соб ой:
к ино
—
дел о
ко лл ект ив­
ное,
требующее
индивидуальных
же ртв
и
соборных
сп о­
ро в.
Настал
момент,—
так ой
момент
н аста вал
потом
не
однажды!
—
когда
сценарий
по пал
на
кинофабрику.
И
кто
знает,
что
с
ним
стало
бы,
повторяю,
если
бы
на
«Ленфильме»
не
б ыло
Пиотровского.
Да , «Ленфильм»
наз ы вался
тогда
еще
кинофабри­
кой ,
а
не
киностудией.
Кабинет
худ ру ка
т оже
не
был
похож
на
сег од ня шние
студийные
апартаменты,
обстав­
ленные
в
модерновом
стиле...
Ог ромн ая
мрачноватая
комната.
Всего
два
окна,
почти
всегда
го рят
лампочки
под
потолком
и
на
стенах.
Стены
темные,
стулья
ст ары е,
канцелярские.
Нет
крытого
щегольским
сукном
или
по­
лированного
стола
для
заседаний,
каждый
ста вит
сво й
стул
где
хочет .
Все
придвигаются
ближе
к
хозяину,
ко­
торый
с
непр ину жд енно й,
я
бы
ск аза л,
а нт ичной
просто­
той
(в «миру»
он
прирожденный
филолог,
пере вод ч ик
Катулла
и
А рис тофан а)
возвышается
над
письменным
столом
монументальной
фор мы
и
старомодного
вида.
Стол
не
зав ален
бумагами,
не
загроможден
телефона­
ми,
лиш ь
перед
Адрианом
Ив ано ви чем
леж ит
листок,
где
он
кра тко ,
одним-двумя
словами
чт о-то
иногда
отме­
чает,
пока
говорят
другие.
Худрук
кинофабрики
меньше
всего
напоминал
к ине­
матографического
босса,
продюсера,.
инженера
живых
теней,
в
нем
не
бы ло
решительно
ничего
от.
ин дус три и.
И
все
же
име нно
здесь ,
в
это м
безличном
и
неуютном
к абин ете,
сид я
в
скрипучем
кр есле ,
он
почему-то
ас социг
ировался
для
ме ня
с
генератором:
вне шне
сп ок оен,
ста­
тичен,
а
внутри
вы р абаты вает ся
гигантская
энергия.
Ве-
229


ро ят но,
теперь
приш ло
бы
на
ум
сравнение
с
атомным
реактором!
Пиотровский
сид ел
и
молчал,
сидел
и
слушал,
а
от
не го
исходили
токи ,
которые
сраз у
передавались
присут­
ствующим,
вс ех
возбуждали,
зас тав ляли
ус иле нно
на­
прягать
свои
умственные
способности.
Атмосфера
б ыла
так
наэлектризована,
что
в
воздухе
пахло,
казалось,
не
табаком,
как
на
большинстве
заседаний,
а
озо ном ,
как
это
бывает
в
помещениях,
где
работают
электрические
ма ши ны!
Вместе
с
тем
эта
комната
бы ла
полностью
раскр еп о­
ще на
от
диктата,
от
всякого
проявления
власти
или
гне ­
тущего
ав тори тета ,
хотя
каждый
о тл ично
понимал,
что
им еет
де ло
с
хозяином
мысли.
Конечно,
п о след­
нее
решение
было
всегда
за
Пиотровским,
но
нас
по дку­
пало,
что
он
удивительно
умел
слушать,
когда
вокруг
не го
говорили
и
спорили.
Слушал
не
осуж да юще,
не
снисходительно,
на обо рот
—
поощряюще,
но
с тр анная
ве щь:
самоупоенной
бо лт овни,
часто
свойственной
за се­
даниям
подобного
рода,
при
нем
т оже
не
б ыло.
Говори­
ли
свободно,
откровенно,
но
даже
профессиональные
краснобаи
не
растекались
в
словоизвержениях,
б ыли
максимально
собранны.
Все
с
нетерпением
ждали,
что
скажет
наконец
этот
терпеливо
молчащий
чело в ек
с
кр упно
вылепленной
красивой
го ловой,
с
темными,
слег­
ка
косящими
глазами.
Никто
не
сомневался,
что
его
слово
будет
и
новым,
и
неожиданным,
и
вберет
в
себя
в се,
что
до
него
бы ло
сказано
ценного,
и
отбросит
чепу­
ху,
бр едн и,
вообще
поднимет
ра зго вор
на
высший
уро­
вень .
Хот я
многих
спорщиков
и
проектантов
в
итоге
пости­
гал
ра згро м,
ни
у
кого
не
опускались
руки,
не
поя вля­
лось
ощущение,
что
он
подавлен,
р аз давлен ,
обижен,
оскорблен,—
известно,
до
чего
мнительны
и
самолюбивы
работники
художественного
фронта,
как
легко
их
вверг­
н уть
в
уныние.
В
словесных
би твах
нередко
участвовали
самобытные,
оригинальные
художники,
но
и
они
почем у-
то
не
испытывали
горького
чу вств а,
ког да
Адриан
Ивано­
вич
чу ть
ли
не
до
основания
ра зруша л
столь
милую
им
постройку
и
пр едла гал
во з вести
на
ее
месте
новую,
от­
носилось
ли
это
к
отдельному
эпизоду
или
ко
всей
к о мпоз иции
в
целом,
к
одному
образу
или
к
стилю
вс ей
вещи.
П окор яло
художественное
бескорыстие
Пиотров-
230


ск ого
и
на пор
его
артистического
темперамента.
Если
надо,
не
ос танав лива ясь
пер ед
самыми
дерзкими
пере­
делками,
радикальными
изменениями
в
замысле,
кото­
рых
обычно
ст р ашатся
все
авторы,
он
уверенно
шел
впе­
ред,
отчетливо
в идя
пер ед
собой
идеальный
результат
(которого мы пока еще не видели), и эта превосходная
убежденность,
граничившая
с
ви зио нер ство м,
действо­
вала
безотказно.
В
первоначальных
набросках
сценария
б ыли
лишние
персонажи,
побочные
сюж ет ные
линии,
стремившиеся
п орой
вы л езть
на
первый
план,
занять
много
места.
Та к,
д олгое
время
по
страницам
сценария
мыкалась
профес­
сорская
д очка.
Появилась
она
отчасти
из-за
т ого,
что
авт ор
боялся
оставить
зр ител ей
будущего
фильма
без
молодой
женской
роли
(своеобразный « хво с ти зм»
начи-
нающего
кинематографиста!), отчасти же
—
и
э то,
по-
жалуй,
гла вн ое
—
из-за
авторского
желания
как
можно
больше
драматизировать
по ло жение,
в
котором
оказал­
ся
По лежаев,
сделать
его
одиночество
еще
более
п ол­
ным
и
горьким:
от
не го
уходит
не
только
близкий
уче­
ник ,
но
и
родная
д очь.
Передовую
курсистку
от шатн ул
от
отца
тот
же
самый
октябрьский
ветер,
который
его
у влек
за
собой;
сыграло
роль
и
влияние
Воробьева,
ко­
торого
она
л юбит
или
воображает,
что
любит.
Но
с
пр и­
ездом
Бочарова
в
ее
н астр о ении
совершается
перелом,
и
по
первому
сн егу,
по
декабрьскому
Питеру
Б оча ров
привозит
ее
на
салазках
(едва оправившуюся после
простуды)
в
родительский
до м...
Все
это
б ыло
складно
и
довольно
поэтично,
как
мне
казалось,
изложено,
но
на
де ле
отдавало
нестерпимой
традицией
и
лирико-драма­
тическим
штампом.
Удивительно,
как
это
Адриан
Ива­
нович
долго
терпел
мою
Зою
—
л ишь
весной
1936 года
она,
как
Снегурка,
б есслед но
рас таяла .
Сперва
я
еще
намеревался
восстановить
ее
в
пье се,
и
в
первой
карти­
не,
действие
которой
про исх од ит
еще
до
со бы тий
филь­
ма,
в
1916 году,
Зоя
присутствовала,
но
затем
улетучи­
лась
и
отсюда.
Вто рой
случай
был
в
ино м
роде:
персонаж
не
исчез,
а
тра нсф орм ирова лс я.
Когда
в
ту
же
весну
мы
с
И.
Хейфицем
и
А.
ЗЙрхи
трудились
над
заве р шени ем
сц ен ария,
в
какой-то
момент
работа
застопорилась,
да­
же
по шла
вс пят ь:
многое
становилось
мельче,
о быден­
нее
(бытовила всю вещь и существовавшая еще Зоя),
231


важные
мысли
не
получали
пластического
решения.
Что
делать?
Возвращаться
к
первооснове,
восстанавливать
вычеркнутое,
в
чем-то
наивное,
а
в
чем-то
д ра знившее
вооб раже ни е?
Пиотровский
ре шил
по-иному,
по-револю-
ционному.
В
первых
вар иант ах
сценария
эксцентричный
и
апо­
литичный
ученый
Бочаров
приезжал
из
Казани
в
Пет ­
рогр ад
в
разга р
ок тябрь ски х
событий
и
мирно
з асы пал
перед
дверью
профессора
По л ежаева,
по стесня вши сь
стучать
в
дверь,
поскольку
электричеству
не
бы ло
и
з во­
нок
не
звон и л.
И
вот
такого-то
чудака
Пиотровский
ре­
комен дов ал
в
партию!
Пусть
бу дет
большевиком
и
пусть
явится
к
пр офе ссо ру
не
из
К азани ,
а
прямо
с
фронта,
куда
его,
предположим,
год
н азад
отправили
царские
власти
за
участие
в
студенческих
беспорядках
и
агита­
цию
среди
матросов.
Но
при
этом
по-прежнему
останет­
ся
учеником
Полежаева...
Пор ази те льн ое
действие
произвел
в
моем
камерном
сцена ри и
этот
новый
«фермент», внесенный,
казалось,
весьма
произвольно.
Сценарий
сразу
стал
набирать
не­
обходимую
для
изображения
той
бурной
эпо хи
взрывную
силу
и
ма сштаб но сть.
Родились
новые
эпизоды
—
в
Смольном,
в
Петросовете;
у
Бочарова
за вяза ли сь
б лиз­
кие
отношения
с
Лен ин ым
и
с
матросом
Куприяновым,
а
сам
Бочаров,
от лич но
сыгранный
в
фильме
Борисом
Ливановым,
настолько
«забыл»
о
своей
былой
беспар­
тийности,
что
в
первой
же
картине
пьесы
Легко
и
е стес т­
венно
шагнул
в
1916 год:
его
арестовали
как
раз
на
той
лестнице,
пер ед
Полежаевской
д вер ью , «чтобы не беспо­
коить
п рофес сор а» ...
И
тут
я
хочу
немного
отвлечься
от
Т им ирязе ва
и
По л ежаева
и
ра сска зать
о
другой
ра б оте,
которую
мне
пор уч ил
Пиотровский
в
те
месяцы,
когда
снимался
«Де­
пу тат
Балтики».
На чну
с
того,
что
однажды
летом,
придя
со
службы
домой,
моя
жена
в
изумлении
з асты ла
на
пор оге :
ком­
ната
бы ла
пол на
незнакомых
люд ей.
На
стульях,
частично
занятых
у
соседей,
на
диване,
на
подоконниках
сидело
чел ов ек
двадц ать
пят ь,
у
каждого
в
руках
была
кружка
пи ва,
почти
все
б ыли
уже
немолоды,
большин­
с тво
обладало
порядочными
усами,
но
главное,
что
объ­
единяло
все х
и
больше
всего
п ора зило
мою
жену ,
это
их
ед инооб ра зная
форма.
Все
в
черных
тужурках
с
синими
232


кантами
и
с
молоточками
на
петлицах
—
дв адцат ь
пять
ж ел езно дорож ник ов!
Так
как
на
улице
и
в
комнате
бы­
ло
тепло,
то
некоторые
из
гостей
позволили
себе
рас­
стегнуть
форменные
тужурки.
Все
усердно
дымили
па­
пиросами
и
трубками
и
неспешно
прихлебывали
пивцо.
Дело
объяснялось
просто.
«Ленфильм»
за каз ал
мне ,
сценарий
железнодорожной
комедии
и
организовал
у
меня
на
дому,
в
обстановке
как
можно
более
далекой
от
служебной
казен щины ,
встречу-беседу
со
стар ы ми
же­
ле знод ор ожник а ми
—
машинистами,
кондукторами,
дис­
петчерами,
дежурными
по
станции.
Потом
я
встречался
с
этими
людьми
на
их
ра боте ,
ездил
на
паровозе,
сид ел
ря дом
с
ними
на
дн ев ных
и
ночных
дежурствах,
нервни­
чал
в
ч асы
перегрузок,
ког да
прибывают
и
уходят
десяти
ки
дальних
и
дачных
поездов
и
не
хватает
п утей
или
когда
нужно
товарный
тя же логр узн ый
состав
пр о­
пустить
вп ер ед,
не
задерживая
вм есте
с
тем
пассажир­
с кий.
От куда
во зник ла
мысль
о
сценарии
на
таком
д але­
ком
от
«Депутата Балтики»
материале,
да
еще
к
т ому
же
в
комедийном
жанре?
Как-то
я
рас ск азал
Адриану
Ивановичу,
что
провел
детс т во
не
в
Ленинграде,
а
в
маленьком
уездном
городке,
где
единственным
призна­
ком
урбанизма
была
же ле зная
дорога
и
любимой
про­
гулкой
горожан
б ыло
посещение
станции.
Да же
коза,
наш а
кормилица-поилица
в
1919 году,
привычно
бегала
каждый
де нь
на
вокзал
и
шныряла
под
вагонами,
по­
то му,
что
мы
купили
к озу
у
станционного
сторожа.
Немало
я
по катал ся
на
тормозных
площадках
маневри­
рующих
«товарняков», и меня нещадно сгоняли с них
точно
такие
же
усатые
кондуктора,
каких
через
полтора
д есятка
лет
я
угощал
на
в стр еч е- беседе
«жигулевским»
пивом.
Рассеянно
выслушав
мой
беглый
р ассказ ,
Пиотров­
ский
не
подал
и
виду,
что
за инте ре со валс я,
как
вдруг
через
месяц
вызвал
ме ня
на
кино ф абр и ку: «Пишите сце­
нарий
о
железнодорожниках.
Разумеется,
не
о
детстве,
а
о
сегодняшнем
дн е.
Ид ет?» Тут же намечены были ре ­
жиссеры
будущей
картины
—
Э.
П.
Га рин
и
X.
А.
Л ок­
шина—
и
исполнитель
главной
ро ли
—
Эраст
Гари н.
Вот
с
этой-то
ролью
и
произошел
непр ед ви денн ый
казу с.
Мне
казалось,
что
я
придумал
для
характера.маши­
нист а
великолепное
противоречие:
медлительного,
за*
233


думчивого,
меланхолического
Антошу
Цветкова
гонят
с
транспорта
за
лихачество!
Правда,
м еня
немножко
огор­
чало,
что
я
не
нашел
в
истории
т ра нспор та
ни
намека
на
под об ный
случай:
уж
лихач,
так
лихач,
ничуть
не
похож
на
Бестера
Ки то на.
Но
с
другой
стороны,
у спо ка­
ивал
я
себя,
я
пиш у
эксцентрическую
комедию,
мне
по­
зво л ены
любые
отступления
от
ползучей
эмпири ки .. .
Зато
я
н ашел
не что
общее
у
дв ух
жен щи н,
с
которы ­
ми
познакомился
в
это
ле то:
у
молодого
диспетчера
Со­
коловой,
работающей
на
л инии
Лени нгр ад
—
Мо с ква,
и
актрисы
Зои
Федоровой,
намеченной
режиссерами
для
ис пол не ния
эт ой
роли.
Что
ж,
думал
я,
ес ли
кипу ча я
Зоя
однажды
выпа ла
(слава богу,
благополучно)
из
пл охо
закрытой
дверцы
автомобиля,
то
пусть
она
же
и
прыг нет
на
всем
ходу
пое зда
на
последнюю
тормоз­
ную
площадку,
как
это
происходит
в
с ценар ии.
Это
вполне
в
ее
характере.
Наст ал
ден ь
обсуждения
сцен ар ия.
Читая
его
вслух,
я
старательно
подчеркивал'
соответствующими
интона­
циями
на иб олее
удавшиеся
(как я полагал)
места,
где
действует
и
говорит
мой
герой
Антоша
Цв етков .
Я
да­
же
п ытал ся
свой
голос
сделать
по хо жим
на
гарин-
с кий,—
сомневаюсь,
удалось
ли
мне
это
хоть
на
йоту...
Когда
выразительное
чтение
закончилось,
редакторы
принялись
обсуждать
сценарий,
как
обы чно
вял о
ища
в
нем
достоинства
и
пылк о
находя
недостатки.
Адриан
Пиотровский,
как
все гда
не
вст уп ая
в
спор,
терпеливо
молчал.
Наконец
все
выговорились,
ус та ли,
умолкли,
и
Пиот­
ровский
в зял
слово.
Оно
бы ло
кратким.
Адриан
Ивано­
вич
пропустил
м имо
уш ей
все,
о
чем
до
него
тут
рассуж­
дали
и
спорили,
—
он
ск азал
лишь
о
то м,
что
я
считал
основной,
пусть
е д инст ве нной,
у дачей
сценария.
—
Похож,—
сказал
Пиотровский.—
Оче нь
похож.
Говорит,
смотрит,
движется
—
в ылит ый
Эраст
Павло­
вич!
—
Он
повернулся
ко
мне .—
Вам
это
оче нь
нра в ится.
Вы
этим
гордитесь.
Так
это
же
недоразумение.
Неуже*
ли
вы
не
догадались,
сп исы вая
этот
характер
с
Гарина,
что
Эраст
П авл ович
просто
еще
не
вышел
и з-под
вл ия­
ния
последней
сыгранной
ро ли?
Он
все
еще
чувствует
себя
в
меловом
круге,
который
он
очертил,
исполняя
Подколесина-
в
гоголевской
«Женитьбе». ..
Это
бывает
с
ак тер ами ,—
Адриан
Иванович
бросил
косвенный
234


взгляд
на
Гарина,
и
тот ,
как
ни
странно,
ки вну л,
хотя
роль
Антоши
ему
до
это го
нравилась.
Потом
он
мне
клялся,
что
не
кивал.
—=
Это
на до
разрушить,—
продолжал
Пиотров­
ски й,—
разрушить
контрастом,
а
не
подпадать
под
тот
же
ги п ноз.
В
роли
вашего
сомнамбулического
Антоши
Гарину
не
в
ког о
п ерев опл ощ ать ся,
нечего
играть
—
ка­
кой
же
смысл
ему
браться
за
так ую
р оль?
Кон еч но,
я
не
помню
точных
сло в,
но
смысл
был
та­
ко й,
и
главное
—
таков
был
окончательный
приговор.
Что
скрывать,
эт от
остроумный
и
беспо щадны й
разбор
было
нелегко
пережить.
Хотелось
опустить
голову,
тихо
выйти
и
ти хо
исчезнуть.
Надолго.
Навсегда.
Гар ин
и
Л ок шина
то же
впали
в
удрученное
состояние:
подумать
только,
опять
все
начинать
сначала...
да
и,
наверное,
Пиотровский
прав
—
чаще
в сего
он
бывает
прав!
Выйдя
из
ворот
кинофабрики,
мы
поплелись
в
разные
ст ороны,
они
—
к
себе
на
Пушкарскую,
я
—
на
Васильевский
ост ров .
Но
двадцать
восемь
лет
—
не
возраст
для
пессимиз­
ма.
П ока
я
брел,
спотыкаясь,
по
Большому
проспекту
Петроградской
ст орон ы,
через
Тучков
мост
и
далее,
в
голове
уже
начали
пошевеливаться
кое-какие
жи вые
мыслишки.
В
самом
деле,
какого
чер та
мне
показался
соблазнительным
парадокс
—
делать
моего
машиниста
каким-то
лунатиком
вместо
динамичного
и
активного
су­
ществ а?
—
Встряхните
его
так,
чт обы
в
голове
зазвенело,—
сказал
еще
Пиотровский.—
Пусть
прыгает
с
парашю­
том .
Пусть
стремится
бы ть
летчиком.
Ны нче
тыс яча
де­
вя тьсо т
тридцать
шестой
г од.
Скорость
—
вл еч ение
ве ка.
И
в се-та ки
он
останется
паровозным
машинистом,
это
у
нег о
в
крови...
—
А
что
делат ь
с
диспетчером
Верой?
—
нереши­
тельно
спросил
я.—
Ведь
ее
озорной
характер
т оже
не
оче нь
подходит
для. •..
—
А
д исп етчер ка
пусть
такая,
как
есть,—
от рез ал
Пиотровский.—
Это
же
не
стилизация,
не
манерничанье.
Просто
у
человека
такой
нр ав.
Ладно,
действуйте.
И
Неистовый
Адриан
(как звали его друзья)
отвер­
нулся,
его
уже
занимали
другие
дела
и
вопросы.
Впро­
чем ,
этот
наш
ра зго вор
вообще
состоялся
позднее,
когда
я
н ачал
сам
постепенно
пробиваться
к
верным
решени-
235


ям.
Но
судьба
сценария
зависела
уже
не
от
нас
—
не
от
Пиотровского
и
не
от
меня.
Судьба
служила
в
б ольшом
кабинете,
в
Москве,
в
Наркомате
путей
сообщения.
Мы
возили
ту да
зл о счастны й
сценарий
не
раз
и
не
два,
и
он
с
каждым
ра зом
ста нов и лся
все
меньше
комедией,
а
все
больше
гибридом
тяжелогрузной
производственной
др а­
мы
и
пер ед ови цы
газеты
«Гудок»: по страницам его при­
нял ись
гулять
в сезн ающи е
резонеры-начальники
и
зло­
вещие
инженеры-предельщики.
Какое
уж
тут
веселье!
До
эксцентризма
ли!
Помню,
если
внача ле ,
чи тая
с
эстрады
крохотную
сценку
о
том,
как
ди сп етчер а
на
его
посту
обследуют
психо те х ник и,
Эраст
Гар ин
исторг
из
сл у шател ей
шест­
над ца ть
(!) реакций смеха
—
таково
в ол шебст во
его
чте­
ния ,—
то
последний
раз
нам
довелось
см еять ся
в
прием­
ной
замнаркома,
к огда
Гарин
в
расстройстве
чувств
на­
дел
по
ошибке
чужое
пальто.
Боже,
как
искренне
мы
веселились,
когда
он,
сун ув
руку
в
карман,
обнаружил
там
не знак омы е
папиросы!
Оказалось,
что
и
папиросы
и
пальто
принадлежали
из вест но му
композитору,
кото­
рый
то же
ждал
своей
очереди
в
приемной,
что бы
про ­
петь
заме сти тел ю
наркома
пу тей
сообщения
св ою
но вую
же лез нод орожн ую
пе сню
и
получить
указания.
Через
несколько
дней
я,
см еясь ,
рассказал
Пиотров­
скому
об
э том
юмористическом
эпизоде.
Он
воспринял
мой
р ассказ
безразлично,—
не
рассеянно
д аже,
как
это
нередко
бы вал о,
когда
его
мысли
бы ли
заняты
чем-то
другим,
более
инт ер е сным
или
неотложным,
а
именно
безразлично,
словно
я
гов орю
о
чем-то
абсолютно
его
не
кас аю щемся .
Скоро
я
уя снил,
что
это
равнодушие
о зна­
чало.
Я
не
част о
встречался
с
Адр иано м
Ивановичем,
но
и
тех
незначительных
наб л юд ений,
ка кими
я
распола­
гал,
бы ло
достаточно
для
того,
чт обы
по нять ,
что
это
человек
сложный
и
страстный,
отнюдь
не
благодушный
д ядюш ка,
с кл онный
дарить
св ои
художественные
идеи
и
св ое
благоволение.
Про
нег о
хо дило
м но жество
изуст­
ных
рассказов.
Любили
расс казы ват ь
о
его
р ассея н­
ности,
приводили
в
пример
анекдотические
слу ч аи.
Не.
исключено,
что
большинство
э тих
расск аз ов
бы ли
п ло­
дом
фантазии
их
авторов.
Но,
с
другой
с торон ы,
леген­
ды
никогда
не
слагаются
по
поводу
людей
«средних»,
незначительных,
- малоинтересных.
Адриан
Пиотровский
23'5


во
всем,
во
всех
своих
проявлениях,
человеческих
и
ху­
дожнических,
был
настолько
личностью,
человеком,
ни
на
кого
не
похожим,
что
ле генды
и
мифы
р ои лись
во­
круг
него,
как
пч е лы...
Бывал
он
и
вспыльчив,
и
нетерпим.
Во
вре мя
одн ого
из
наши х
рабочих
раз гово ров
дверь
в
кабинет
приот­
крылась
(как-то
не
доглядела
секретарша,
добрейшая,
с реб року др ая,-
всеми
нам и
любимая
Л юси
Ивановна)
и
в
щел ь
просунулось
нахальное
личико
(точнее говоря,
'«нюхало») только еще начавшего подавать надежды,
но
уже
развращенного
похвалами,
до
крайности
бо йк ого
и
циничного
молодого
ар тиста .
Я
впервые
увидел
на
л ице
Пиотровского
гн ев.
Куда
исч ез
его
юмор,
олимпийское
спокойствие!
Дро жа
от
негодования,
он
закричал:
—
Ступайте
прочь!
Я
вам
ск азал,
что
никогда
не
приму!
Не
показывайтесь
мне
на
глаза!
«Нюхало»
мгновенно
исчезло,
двер ь
закрылась.
В
каб ин ете
на
минуту
воцарилось
молчание.
Вероятно,
многие,
как
и
я,
п о дум а л и: «Какую же подлость должно
бы ло
совершить
это
юное
дарование,
что бы
Пиотров­
ский
его
так
о т шил?»
В
этот
год
у
Адриана
Ивановича
име лис ь
при чин ы
мрачнеть,
терять
выдержку
—
он
чувствовал,
что
над
ним,
над
«Ленфильмом»
сдви г аю тся
тучи.
Помню,
в
ко н­
це
апреля
я
был
у
Адриана
Ивановича
дома.
Мы
ужи­
нал и,
на
столе
стояла
бутылка
шампанского,
но
Пиот­
ровский
был
невесел.
Хоз яй ка
дома,
завлит
т еат ра,
для
которого
я
писал
пье су,
пр ед лож ила
выпить
за
успеш­
ное
ее
окончание.
Мы
молча
выпили,
и
я
поехал
домой.
Настр о ени е
бы ло
неважное,
несмотря
на
ша мпан ско е,
но
оно
б ыло
бы
еще
хуже,
если
бы
я
знал,
что
это
послед­
няя
встреча.
Скоро
Пиотровского
не
стало,
а
столь
обя­
занный
ему
«Депутат Балтики»
начал
свой
п уть
и
той
же
весной
был
п о казан
бойцам
республиканской
Испа нии
и
делегатам
Конгресса
мира
в
Лондоне.
В
своей
тог д ашней
статье
для
газеты
я
отдал
долж­
ное
всем
участникам
работы
над
филь мо м:
актеру
Чер ка с ову,
оправдавшему,
как
я
пи са л , «и самые робкие
и
самые
смелые
мои
на де жды », режиссерам Зархи и
Хейфицу,
как
и
Черкасов,
ср азу
шагнувшим
в
твор­
ческую
зрелость,
опыт но му
драматургу
Дэлю
(он же
—
прекрасный
а ктер
Нового
ТЮЗа
Лю башев ский), немало
237


помогшему
нашему
общему
де лу
на
о дном
из
трудных
его
этапов
—
в
реализации
советов
Пиотровского.
Не
мог
я
только
поблагодарить
самого
Пиотровского,
и
с
особым
чувством
сердечной
признательности
делаю
это
теперь.
.. .Но
гла в ная
моя
благодарность^
все-таки
Тими­
ряз ев у.
Я
пи сал
тогда
(пусть не покажутся мои слова
выс пр ен н и ми ): «Что главное,
что
поддерживало
нас
в
работе?
Увлечение
героем.
Мы
полю б или
его
так,
что
нельзя
бы ло
прожить
о дин
час
без
мысли
о
нем.
Про ­
снешься
в
середине
но чи
и
сразу
подумаешь
с
неж ­
ностью
и
беспокойством: «А Полежаев-то
сейчас,
на­
верно,
не
сп ит ...»
Конечно,
это
смешно
и
наивно ,
но
так
должно
бы ть
обязательно.
Нужна
мо лод ая,
запаль­
чива я
ув леч енност ь
своим,
героем
(это не самообольщен-
но сть,
не
авторское
самолюбование
—
ничего
общего!),
чтоб ы
его
полюбили
читатель
и
зритель.
Зд есь
торжест­
вует
прямая
пропорциональность,
и
щадить
с ебя
в
этой
л юбви
не
приходится....»
Ст роками
из
своей
давней
статьи
я
и
закончу:
«У меня было и до сих пор остается сыновнее чувст­
во
к
профессору
Пол ежаеву .
Я
пер еж ивал
его
горе
и
радости,
е
трепетом
следил
за
каждым
его
шагом.
Ког­
да
я
пи сал
ссору
с
Воробьевым,
я
внутренне
уб ил
э того
мерзавца,
бросившего
рукопись
в
ли цо
моему
отц у.
Мне
хотелось,
чтобы
у
зрителей,
особенно
у
молодежи,
в оз­
ник ло
похожее
чувство...
Можно
себе
представить,
какую
степень
благодарности
—
не
зна ю,
как
иначе
на­
зват ь
это
чувство,—
испытываю
я
к
Тимирязеву.
Стоит
про изне с ти
это
имя,
и
сразу
со
мн ой
счастл ив ые
дн и,
проведенные
с
Тимирязевым-Полежаевым.
Эти
дни
да­
ли
мне
ощущение
личной
встречи
с
Климентом
Аркадье­
вичем,
и
мне
иногда
хочется
повторить
слова,
сказанные
Тимирязевым
пос ле
посещения
Д ар ви на: «Во всяком
с л учае,
я
неповинен
в
то м,
что
величайший
ученый
ока­
зал ся
в
то
же
время
и
самым
приветливым
из
люд ей ».
Скромность
Климента
Аркадьевича,
называвшего
се­
бя
лиш ь
одним
из
последователей
и
учеников
Чарлза
Дар вина,
не
позволила
бы
ос тав ить
в
прим е не нии
к
нему
са мому
слово
«величайший», но в духе этой почти­
тельной
мысли
я,
думается,
не
пог ре шил.
1966—1967


ЧЕРКАСОВ
почти
через
тридцать
лет
после
выхода
I фильма,
в
сентябре
1966 года,
мне
лозвони-
А
В
ли
из
«Литературной газеты»
и
-попросили
в
как
мо жно,
скорее,
не
более
чем
через
два
w*b-'
ча са,
написать
о
Нико лае
Черкасове.
Я
не
газетчик,
не
жур на лист ,
быстро
писать
не
умею,
но
тут
я
собрал
все
силы
и
написал.
Не
мог
не
написать:
пото­
му
что
в
эт от
день
Черкасов
уме р...
Я
зн ал,
что
он
болен,
очень
боле н,
еще
с
весны,
но
смерть
его
ме ня
потрясла.
Потрясла
вдвойне,
может
быть
даже
больше,
чем
если
бы
я
был
его
бли зки м
другом,—
всем
известно,
сколько
у
Чер касов а
б ыло
друзей
во
всех
концах
мира.
Так
вот,
считать
нас
близкими
друзьями,
приятеля­
ми
—
б ыло
бы
преувеличением.
Знакомы
мы
б ыли
ровно
тридцать
л ет,
оба
жи ли
в
Ленинграде,
довольно
часто
встречались
—
в
театрах,
на
киностудии,
на
собраниях
художественной
инт е ллиг е нции,
оживленно
здорова­
лись,
обменивались
приветливыми
словами,
шу ти ли,
ино й
раз
беседовали,—
но
общались
по-настояще-
м
у
все-таки
очень
мало:
буквально
считанные
ч асы
за
все
годы...
Не
зна ю,
происходило
ли
это
из-за
мо его
хар актер а,
заставлявшего
меня
сторониться
«слишком»
прославившихся,
знаменитых
людей,
или
по
обстоятель­
ствам,
речь
о
которых
дальше,
или
просто
случайно.
Как
ни
странно,
в
ко нце
его
жизни
мы
виде лись
и
разгова­
ривали
ч аще,
чем
в
ту
четверть
века,
что
п роле гла
с
н ашей
первой
встречи
и
изме ни ла
его
и
мою
жизнь:
он
239


стал,
в ели ким
актером,
а
я
из
прозаика
сделался,
кроме
того,
киносценаристом
и
драматургом.
Я
ск азал ,
что
смерть
Черкасова
потрясла
меня
вдвойне.
Что
это
зна чи т?
Прежде
вс его
ме ня
больно
уд арил о
именно
то,
о
чем
я
только
что
го во рил.
Как
же
так?
Умер
ч ело век,
духовно
мне
бли зки й,
вопл от ивши й
в
к ино
любимый
мой
образ,
о
чем
я
не
раз
пи сал
с
благодарностью,
с
восхищением;
с
другой
стороны,
он
то же
благодарил
мен я,
говорил
и
писал
о
моей
работе
искренние,
хо ро шие
слова,—
как
же
я
мог
пропустить
это
все
мим о
сердца,
можн о
сказать,
чуть
не
чуждался
столь
одаренного,
интересного
и
расположенного
ко,мне
человека?
Но
это
скорее
с угубо
ли чн ое,
для
других
это
не
им е­
ет
никакого
значения,—
гла вное
же,
что
я
остро
поч ув­
ствовал
на р авне
со
всеми:
свершилась
большая,
роко­
вая
несправедливость
—
уш ел
из
жизни
оди н
из
самых
жизнелюбивых
людей
и
актеров
на
свете.
Повторяю
—
самых
жизнелюбивых,
хотя
в
кин о
и
в
театре
ему
чащ е
всего
приходилось
играть
драматические
и
тр аг ическ ие
роли.
Пр ав да,
сч асть е
киноактера
в
т ом,
что
сотни
мил­
лионов
зрителей
запомнили
и
за по мнят
его
живым,
на
экр а не,
и,
если
актер
талантлив,
оче нь
талантлив,
он
и меет
ша нс
стать
бессмертным,
разумеется
в
наших,
от­
веденных
нам
мерах
и
сроках.
Сперва
я
ра сска жу
о
том,
что
на
несколько
месяцев
творчески
нас
спаяло
—
меня
как
писателя,
его
как
ак­
тер а,
вд ох нове нно го
исполнителя
и
творца
нашего
По леж аева.
Подумать,
как
давно
это
бы ло
и
как
спреев
совалось
действительно
в
несколько
месяцев,
в
сто
на­
пряженных
рабочих
дней
и
ноч ей, —
сгусток
о бъед ине н­
ной
во ли
сценаристов,
режиссеров,
актеров!
В
резуль­
тат е
появился
филь м
«Депутат Балтики».
Никто
тогда
не
пре дпо лага л,
что
название
о каж ется
пророческим,
что
испо лнит ель
заглавной
роли
в
дальнейшем
ст анет
депутатом
Верховного
Совета
от
Ленинграда,
города
на
Балтике.
Да,
конечно
же,
у диви т елен
дар
Черкасова,
позво­
ливший
тридцатидвухлетнему
актеру
с
такой
о рган и­
ческой
си лой
перевоплотиться
в
с ем идес ятипятил е тнег о
ученого.
Но
это
бы ло
выказано
уже
после,
в
процессе
работы,
на
съемках,—
в
начале
же
на
вид у
б ыло
л ишь
м аниа ка льное
ж елан ие
Черкасова
сыграть
эту
роль
и
—
240


что
скрывать
—
п оказав шаяс я
ин ым
безрассудной
с ме­
лость
Хейфица
и
Зархи,
которые
вдруг
р ешил ись
отдать
ее
актеру,
недавно
снимавшемуся
у
них
.в
«Горячих де ­
не чках »
в
роли
глуповатого
дылды
Кольки
Ло шака.
...Л е то
1936 года .
Самое
начало
лета
—
май.
Мы
с
•Черкасовым только что познакомились на кинофабрике
и
идем
по
Ленинграду.
Прошли
Кировский
мост,
Марсо­
во
поле,
выш ли
на
Невский.
Кто
кого
провожает,
трудно
понять
—
такого
накала
наш
разговор,
в ернее
мон олог
мо его
спутника.
Монолог
напорист
и
целеустремлен:
Черкасов
доказывает
мне
и
себе,
что
он
должен
играть
■Полежаева.
До л жен,
обязан,
может,
спо со бен!
Р азма­
хи вая
длинными
руками
(которыми он так легко обни­
мал,
точнее
говоря,
обвивал
себя
на
эст р аде
и
в
к ино­
тр ю к ах )', он доказывает это на все лады,
утверждает
со
всей
с илой
своего
темперамента,
хотя
ему
отлично
из­
вестно,
что
от
пеня,
н ачи нающег о
сценариста,
ров но
ни­
чег о
не
за вис ит.
В п рочем,
Че рка с ову,
вероятно,
всё
равно,
кто
с
ним
рядом
—
автор
или
посторонний
человек:
та кой
м он олог
он
про из носи л
не
од н ажды,
у бежд ал
вс ех,
начиная
с
режиссеров,
худрука,
директора
до
помощника
освети­
теля
включительно.
Он
сам
п отом
п исал : «Когда я про­
чи тал
первую
редакцию
сценария
«Беспокойная ста ­
рос ть» (так назывался сценарий первоначально),
то
сразу
же
почувствовал:
хочу,
могу
и
должен
играть
эту
роль...
Я
не
скрывал
своего
ж елания ,
не
дипломатни­
чал ,
прямо
го вори л
об
этом.
Казалось,
буд ь
я
старше
—
я
просто
п отреб овал
бы
дать
мне
эту
роль.
С удом
до­
бился
бы
—
л ишь
бы
играть!»
До
су да
не
дошло
—
Черкасов
доказал
с вое
право
на
дел е.
Что
п омо гло
ему
победить?
Т ал ант?
Большой
та­
ла нт?
Несомненно.
Но
с казать
это
—
значит
ничего
не
сказать.
Режиссеры
пробовали
на
роль
профессора
По­
леж аев а
крупных,
опы тн ых,
высокоодаренных
актеров,
но
победа
осталась
за
тем,
кто,
по
его
словам, «не имел
заслуг».
За слуг а
у
нег о
бы ла
одна
—
тала нт
особой
пр и­
род ы,
который
можно,
наз ват ь
сверхспособностью
к
пе­
ревоплощению.
Это
позволило
молодому
актеру
сыграть
семидесятипятилетнего
старика
т ак,
что
мы
ни
минуты
не
сомневались
в
его
в озрас те,
и
вместе
с
тем
каждый
его
жест,
выра жение
лица ,
улыбка,
блеск
глаз,
мо ду ля­
ции
голоса
—
все
уб еждало :
у
этог о
старика
душа
юно-
9Л.
Рахманов
241


ши.
Разве
не
этот
парадокс
з аклю чал
в
себе
секрет
по­
беды?
Будь
Черкасову
тогда
не
тридцать
два
года,
а
пятьдесят
лет ,
возможно,
одержанная
победа
бы ла
бы
более
ор д инар ной,
не
восхищала,
мы
не
увидели
бы
столь
неожиданного
очарования
богато
одаренной
нату­
ры
профессора
По леж аева,
не
подчинившейся
душевно­
му
старению,
не
зна ющей
не
только
умственной
дрях­
лости,
но
и
так
называемого
благоразумия,
часто
прихо­
дящего
с
возрастом.
В
своей
жизни
Черкасов
игра л
п отом
очень
разных,
иногда
полярно
не
схожих
людей.
Д остат очно
н азват ь
рассеянного
до бр яка
П аганел я
—
и
же сто чайше го
из
ти­
ранов
Ивана
Грозного,
безвольного,
слабого,
злобного
ца ре вица
А лек сея
—
и
благородного
Рыцаря
Печально­
го
Образа
Дон
Кихота,
бе сп ечн ого
ветреника
в
комедии
Гольдони
«Лгун»
—
и
кающегося
белогвардейца,
са­
диста
и
вешателя
в
«Беге»
Булгакова,
Осипа
в
«Ревизо ­
ре»
—
и
Владимира
Маяковского,
осетинского
бедняка
Бе ту
—
и
воспитателя
нахимовцев
морского
офицёра
Ле­
вашова.
.. Разве это не чудеса перевоплощения?
Но
Черкасов
обладал
и
великолепным
умением
де­
лать
разным
одного
и
т ого
же
человека.
Гр уст ь,
ра­
дость,
гне в,
уничтожающий
сар казм,
сердечная
доброта ,
великодушие,
пр езр ен ие,
прямота,
резкость,
нежность
—
краски
могли
меняться
с
каждой
секундой
емк ого
те ат­
рального
и
еще
более
емкого
экранного
времени,,
а
зри­
те ль
верил,
что
перед
ним
живой
человек,
которому
ни­
что
человеческое
не
чуждо.
Среди
м ногих
чувств
и
качес тв
артиста
и
с оздав ае­
мых
им
характеров
хочется
ос обо
вы дел ить
юмор.
Все ,
кто
з нал
Черкасова
дома,
среди
друзей
или
на
веселом
кап у стни ке,
хо рошо
помнят
его
уморительные,
молние­
носно
рождавшиеся
им пр о виза ции.
Человек
играет
на
бильярде,
играет
с
таким
у вл ечением ,
что
не
замечает,
как
постепенно
теряет
руки ,
ног и,—
все
ему
нипочем,
он
с
треском
заби ва ет
шары.
Громовой
хохот
неизменно
сопровождал
эти
экс цен тр ические
этюды .
И
в
большом
иску сст ве
Черкасов
виртуозно
владел
эт им
р едким
секретом,
делающим
.героя
бл изк им
и
до­
роги м
для
миллионов
зр ител ей ..
Ю мор
искрился
в
к аж­
дом
слове,
жесте ,
движении
его
отнюдь
не
комического
и
не
легкомысленного
героя.
Черкасов
не
боялся
смеха,
он
зна л,
что
большой
человек
тем
более
должен
обла­
242


дат ь
чув ст вом
юмора,
чт обы
нам
с
ним
бы ло
л егко
и
свободно.
Возможно,
в
эт ом
и
ес ть
проявление
того
не­
поддельного
демократизма,
который
про низыва л
все
су­
щество
П ол ежаева.
Наверно,
не
будет
преу вел ич ени ем
сказать,
что
это
во
многом
Черкасов
помог
превратить
м оего
героя
в
полнокровного
о пт имист а.
В
сценарии
Полежаев
выгля­
дел
ма лость
скучнее...
А
оживши
на
экране,
По леж аев
перенес
сво ю
улыбку
и
в
пьесу:
автор
расхрабрился
и
■ободрился и тем самым предоставил другим актерам
возможность
занять
у
Черкасова
хо тя
бы
часть
его
жизнерадостности,
юн оше с кого
зад о ра,
стариковского
лукавства,
заразительной
р ебячли во сти
—
всего,
что
у
молодого
Черкасова
б ыло
в
избытке:
Играя
Полежаева
в
спектакле,
актеры
часто
даже
не
сознавали,
кому
они
о бя заны
примером,
а
зритель...
зритель,
е сли
он
когда-
л ибо
в идел
на
экр ане
Полежаева
—
Черкасова,
он
все­
гда
помнил
и
узнавал
не пов тор имо
черкасовское,
и
ра­
довался,
и
был
ему
благодарен.
Что
касает ся
меня,
я
жалел
об
одном:
Черкасов
упо рно
не
соглашался
сыграть
Полежаева
в
те ат ре,
хо­
тя
и
Малый
театр
в
Мос кв е,
и
Пу ш кинск ий
театр
в
Ле нингра де
не
раз
ему
это
предлагали.
Что
ж,
возмож­
но
он
был
прав:
трудно
превзойти
самого
себя ,
а
повто­
рения
настоящий
тала нт
не
терпит.
Был
прав...
И
все
же
это
не
м огло
не
внести
некую
горечь
в
на ши
от но ше ния.
Эта
горечь
знакома
многим
драматургам,
ког да
лю б имый
актер ,
принесший
им
творческую
рад ость
участием
в
одном
их
пр оизв е де нии,
вдруг
отказывается
играть
в
другом...
Мой
случай
од­
но вре ме нно
и
более
пр ост ой
и
более
сложный:
пьеса
«Беспокойная старость», несмотря на все текстовые и
композиционные
отличия
от
сценария
(да и действие в
ней
начинается
еще
до
ре во люции)
—
в
к аком- то
смысле
все
же
его
театральный
вариант.
Недоумение
мое
росло
еще
и
п отом у,
что
пьеса
имела
успех:
ее
и грали
сот ни
театров,
сотни
Полежаевых
появились
на
сц енах ,
но
среди
них
не
бы ло
одн ого,
самого
для
меня
желанно­
го—
Чер касов а.
Это
уже
п отом
я
все
по нял,
и
пр иня л,
и
психологически
объяснил,
а
тогд а
обида
не
могла
не
родиться.
Усугубилась
она
и
еще
одн им
про исш ест ви ем,
хо тя
тут
я
быстро
нашел
виновника.
В
1939 году я напи ­
$
243


сал
пьесу
из
современной
жизни,
име вшу ю
несколько
за­
г л ави й: «Рождение полководца», «Военная косточка»,
«Учитель Краев» .
Поскольку
я
был
автором
попу л яр ной
тогда
«Беспокойной старости», новая моя пьеса при­
влекла
внимание
наших
к р упных
театров
—
МХАТа
и
Ленинградского
академического
театра
драмы,
в
про­
сторечии
—
Ал екс андр и нки,
где
и
служил
Че ркасов .
Пьеса
эта
не
получила
театральной
судьбы,
проще
гово­
ря,
не
бы ла
поставлена.
О тч асти
это
произошло
по
при -
_чинам
внешнего
по рядк а:
скоро
начались
две
войны
—■
финская
и
Великая
Отечественная,
которые
сра зу
же
п оказ али
наивность
и
искусственность
основной
сюжет­
ной
коллизии
пь есы.
Но
гл ав ная
пр ич ина
неудачи
был а
пр им итивно
проста:
в
пьесе
не
б ыло
положительного
персонажа,
который
хотя
бы
в
подметки
годился
По ле­
жа еву ,—
слишком
уж
был
за ме тен
этот
контраст.
Тем
более
что
среди
второстепенных
действующих
лиц
оказалось
неско ль ко
более
или
менее
уд ав шихс я,
жи во
написанных
персонажей.
Помню,
как
после
чтения
пьесы
труппе
меня
обняла
и
поцеловала
Екатерина
Па в­
ловна
Корчагина-Александровская
(прославившаяся в
1934 году исполнением роли Клары в пьесе Афиногенова
«Страх»).
Для
нее
пр едназ на чал ась
роль
старшей
сест ­
ры
моего
главного
героя,
за мени вше й
ему
в
с вое
время
мать,
старой.учительницы
начальных
классовое
ней
на
учительском
совете
кто-то
злорадно
ск азал: «На матуш­
ку,
на
матушку
у чи ла с ь !», желая подчеркнуть,
что
та
училась
в
епархиальном
уч илищ е,
окон чи в
которое,
уче­
ницы
по
большей
части
выходили
зам уж
за
священни­
ков.
Агния
Сергеевна
простодушно
от веч ала : «Верно,
Игнат
Петрович,
верно:
на
поп ад ью
о буча лас ь.
Только
вот
почему-то
ни
оди н
поп
зам уж
не
взял.
То
ли
прида­
ным
не
угодила,
то
ли
красой
не
в ыш ла...
Так
в
учи­
тельницы
и
пошла.
На до
вам
сказ ат ь,
теперь
не
жалею.
Бог
с
н им,
с
попом!..»
И
дальше
сл едо вал
монолог,
из
которого
становилась
ясн а
судьба
всей
многочисленной
семьи'бедного
сельского
д ьяч ка.
Что
говорить,
Черкасову
целовать
меня
б ыло
не
за
что...
Рядом
с
Агнией
роль
ее
брата,
учителя
и сто рии
и
классного’
руководителя
школьников-выпускников,
вы­
глядела
весьма
незав идн о й
—
резонерской
и
худосоч­
ной.
Я
только
п отом
оценил
че ркас ов ское
молчание
на
о бсу жден ии
пьесы.
Пье су
тогда
не
бранили,
нет,
ее
да­
24.4


же
хвалили,
как
это
иногда
т оже
случается
на
худо­
ж еств енн ых
советах,—
но
Черкасов
молчал,
молчал
как
ры ба
(это при его -т о
темпераменте!), молчал не только
на
обсуждении,
но
не
сказал
мне
ни
слова
и
после.
Он
ср азу
по нял,
что
в
главном
меня
по ст игла
в
пьесе
жестокая
не у дача:
ему
бы ло
оби дно
и
до са дно
за
меня
и
за
себя,
но
обижать
меня
он
не
хотел.
В
начале
Великой
Отечественной
войны
Чер кас ов
чи­
тал
в
воинских
частях
Ленинградского
фронта
моно.лог
Полежаева
(«Грудью держите,
не
отдавайте
немцам
Кр ас ный
П ет ро гра д!»), заново отредактированный и от­
части
дописанный
Си м оном
Дрейденом.
Я
был
в
это
вр емя
в
Заполярье,
на
Северном
фронте,
и
вст рет ились
мы
с
Черкасовым
уже
после
войны,
вст р ети лись
опя ть
в
том
же
театре:
один
из
нас
был
на
сцене,
другой
в
зрительном
з але.
Шел
спектакль
«Жизнь в.цве ту »,
в
котором
Черкасов
играл
роль
Мичурина.
Это
был
в то­
рой
по дс туп
Черкасова
к
теме:
ученый
—
человек
—
гра жд а нин.
(Третьим была роль Жолио - Кю ри,
четвер­
тым
и
последним
—
профессор
Дронов.)
Я
написал
о
спектакле
«Жизнь в цвету»
статью.
По
существу,
это
тоже
была
наша
встреча,
но
на
этот
раз
не
ег о,
а
мой
м оно лог,
обращенный
к
Черк ас ов у.
Мне
бы ло
и
трудно
и
легко
писать
о
Черкасове
в
эт ой
роли.
М ичу рин
—
это
не
Тимирязев,
хотя
име на
эти
часто
с та­
вили
рядом.
Мич урин,
та л антли вый
с ам о у чка, ^живущий
в
глубокой
провинции,
еще
в
глухие
д евяно с тые
год ы
бросил
дерзкий
выз ов
су ров ой
природе,
заду м ав
пр е­
вратить
всю
страну
в
цветущий
фруктовый
сад .
Ес ли
в
первую
—
б ольшу ю
—
час ть
сво ей
жизни
М ичури ну
приходилось
бороться
с
житейской
ну жд ой,
суеверием,
к осн ос тью,
чиновничьим
равнодушием,
со
все м
тем
уродливым
и
бесчеловечным,
что
отнимало
лу чшие
сил ы-
ду ши
и
молодости,. то
закат
его
жизни
стал
для
нег о
не
вечерней,
а
утренней
зарей:
его
мечты
и
деяния
призна­
ла
ре во люци я.
Отсюда
и
пер ем ена
в
его
хар ак тер е:
жест ки й
и
нет е рп имый
пр е жде,
Мичурин
начал
приоб­
ретать
к
ста р ости
ду ше вную
мягкость
и
жизнерадост­
ность.
Задача
, актера была трудна.
Ему
предстояло
п ока­
зать
своего
героя
в
драматической
борьбе
с
лю д ьми,
с
п ри родой
и
собственным
возрастом
и
характером,
п ри­
чем
не
в
оди н
сравнительно
короткий
кульминационный
245


I момент,
за ран ее
выбранный
и
подготовленный
автором,
¡как это бывает обычно в пьесах,
а
на
протяжении
соро-
.ка
ле т,
когда
менялось
все
вокруг
Мич ур ина
и
во
мн о­
гом
ме н ялся
он
сам,
оставаясь
лиш ь
в
главном
такимг
как им
мы
его
впервые
увид е ли.
Г оды,
события,
потери
бл изких
накладывали
на
него
тяжкий
груз,
но
нравст­
венно
он
был
н есг ибаем ,
и
это
пр иба вл яло
ему
с ил,
чт о­
бы
жи ть
и
бороться.
Был
труден
для
ис по лн ения
и
характер
Мичурина,
особенно
в
начале
пь есы.
Да,
он
издерганный
жизнью
человек,
но
трудно
поверить,
чтобы
раздражение
и
нер­
возность
бы ли
постоянным
состоянием
его
духа.
Разве
само
общение
с
прир од ой
уже
не
противостоит
гру­
бости
и
пошлости
окружавшего
его
мира?
Актерское
обаяние
и
юмор
Черкасова
заметно
с мя гчали
этот
че­
ресчур
р езкий
и
не те р пимый
характер,
то
в
нем
из лиш не
«брандовское» (из пьесы Ибсена « Бр ан д»), чем наделил
М ичу рина
автор,
А.
Л.
Довженко.
Почему
я
так
подробно
здес ь
об
этом
пишу?
Повто­
ряю:
это
и
были
мои
встречи
с
Че рка со вым
—
не
житей­
ские,
не
бытовые,
а
творческие
—
в
теа тр е,
в
кино,
в
литературе.
Да,
и
в
ли тера тур е.
Со
временем
Черкасов
стал
л и тер атором:
кроме
«Записок актера», он написал
о
своих
многочисленных
путешествиях,
а
изъездил
он
в
полном
смысле
весь
мир.
Я
п исал
о
его
пут е вых
очер­
ках
1952 года,
когда
мало
кто
из
советских
людей
ре гу­
л ярно
бы вал
за
гр аницей.
Очерки
эти
еще
до
опублико­
вания
в
печати
привлекли
к
себе
вн им ание
аудитории:
в
форме
беседы-лекции,
уст ных
рассказов
Черкасов
зна­
комил
с луш ат елей
с
пут е выми
набл юден иям и,
сд елан­
ными
им
во
время
поездки
в
Индию,
к уда
он
был
де ле­
гирован
вместе
с
Всево ло д ом
Пудовкиным
для
встречи
•с индийскими кинематографистами и кинозрителями.
Очерки
и
беседы
Черкасова
бы ли
привлекательны
своей
непосредственностью.
Автор
н епри ну жде нно
рас­
сказ ы вал
нам
о
та кой
далекой
ст р ане,
нищей
и
одновре­
менно
богатой,
полн ой
социальных,
национальных
и
по­
л ит ическ их
про тив оре ч ий,
стране,
нас ел енн ой
тала нтли­
вым
народом.
Индия
велцца
и
многообразна,—
ясно,
что
за
пять
недель
путешествий
Черкасов
мог
побывать
л ишь
в
небольшой
ее
част и
и
повидать
л Ищь
немногое
из
того,
что
хотелось
узнать
и
увидать,
но
мы,
повторяю,
не
бы ли
тогда
из ба лова ны
зарубежными
впечатлениями
соотече­
246


ственников,
и
то,
что
нам
поведал
Черкасов,
нас
живо
интересовало.
Его
впечатления,
разумеется,
не
сводились
к
области
только
искусства.
Куда
бы
он
ни
поехал,
в
ка ком
бы
городе
или
сельском
местечке
ни
побывал,
в се,
что
он
видел,
пусть
да же
мельком,
из
окна
ав то моби ля,
на
ко­
ротких
пр ивала х,
прогулках
по
ули ца м,
само
по
себе
б ыло
необычным,
наводило
на
размышления.
Без до м­
ные.
лю ди
спали
прямо
на
улице,
у
д орог и,
в
садах
и
парках,
под
открытым
небом.
Им
нечем
укрыться
в
хо­
лодные
ночи,
они
всегда
голодны,
у
них
нет
ни как их
надежд
на
будущее.
Во
ск ол ько
раз
больше
прав
и
пр и­
вилегий,
с
горьким
юмором
зам еч ал
Черкасов,
у
«свя­
ще нн ых»
коров,
которым
все
о бяз аны
оказывать
покро­
вительство,
которых
не
выгонят
даже
из
оптического
магазина,
когда
животному
вздумается
зайти
туда
и
по­
куролесить.
Жуткое
впечатление
производили
опи сан *
ные
автором
грифы,
расклевывавшие
те ла
мертвецов,
—
они
как
бы
символизировали
т ех,
кто
клюет
и
т ерз ает
живое
тело
страны.
Не
знаю,
не
спрашивал,
как
о т несся
Черкасов
к
мо е­
му
отзыву
на
его
рукопись,
ст авшу ю
пот ом
кн игой .
Там
б ыли
и
ко нкр етн ые
замечания
и
придирки,
как
в
любой
внутрииздательской
р ецензи и.
Думаю,
что
не
обиделся
и
не
рассердился,
поскольку
вскоре
позвал
меня
послу­
ша ть
наброски
своих
во с помина ний
о
Шаляпине.
Мо ж­
но,
к оне чно,
это
объяснить
т а к:^ авторское самолюбие
молчало,
поскольку
он
не
был
профессиональным
пи­
сателем.
А
как
обстояло
д ело
с
самолюбием
актер ским ,
говорят,
еще
более
уязвимым?
Не да вно
я
заглянул
в
к нигу,
которую
написал
о
Чер­
кас ове
в
го ды
его
наивысших
успехов
Симон
Дрейден.
Боже,
какие
там
прив ед ены
хл ест кие
при мер ы
того,
как
газ етн ые
р ец ензен ты
наперебой
хва ли ли
Черкасова
да­
же
за
явные
н еуд ач и: «убедительно», «ярко», «незабы­
ва е мо », «прекрасно», «с
исключительным
мастерст­
во м». ,.
Иронически
подытоживая
эти
похвалы,
Дрейден
пи ше т: «В подавляющем большинстве печатных отзывов
читателя
оглуш а ет
малиновый
колокольный
звон,
пест ­
рит
в
глазах
от
частокола
восторженных
восклицатель­
ных
знаков».
Кстати ,
Дрейден
критически
разобрал
ра­
боту
Черкасова
над
од ной
из
прославивших
его
киноро*
лей
—
Александра
Невского
в
фильме
С.
М._
Эйзен­
247


штейна,
отметил,
что
здесь,
по
его
мнению,
от
богатей*
ши х,
но~не
до
конца
использованных
возможностей
ак­
те ра
и
чтб
от
режиссерского
лок альн ого
замысла.
Поме ­
шал
ли
этот
объективный,
тре звы й
анали з
дружбе
кри­
ти ка
и
артиста?
Тут
уже
я
свид етел ь :
до
конца
жизни
Черкасова
они
оставались
бл изки ми
друзь ями .
Мне
ка-
жется,
это
хороший
пример
для
в сех
нас:
как
на до
вы­
слушивать
критику,
отд елят ь
в
ней
«добро»
от
«зла»,
благожелательный
совет
от
льстивой,
поверхностной,
вводящей
в
з абл уж дение
похвалы,
ка кой
и
сейчас
с
из­
бытком
хв ат ает
в
книгах
и
статьях
об
актерах.
И
еще.
Иногда
казало сь ,
что
режиссеры
злоупотреб­
ляют
творческой
щедростью
и
зрительской
по пул яр­
ностью
Черкасова.
Когд а
в
одн ом
историко-биографи­
ческом
фильме
появлялся
Горький,
в
черном
пальто,
в
широкополой
шл япе,
и
играл
его
Черкасов,
а
в
другом
вы сту пал
вперед
Стасов
в
поддевке
и
его
исполнял
тоже
Черкасов,
в
како й-т о
момент
мо гло
почудиться,
что
они
появлялись
вместе,
чут ь
ли
не
под
руку,
и
об оих
ср азу
исполнял
Че ркасов. ..
С м ешно?
Нет,
не
смешно.
Зритель
так
полюбил
Черкасова,
так
хотел
видеть
его
на
эк ра не,
что
пон ев оле
д овол ьс твовалс я
этим и
полувстречами.
Что
поделаешь,
если
драматурги
и
сц ена р исты
не
писали
для
него
б оль ших
оригинальных
ролей,—
в
этом
по ви­
нен
и
я,
если
не
сч и тать
моего
дебюта.
Впрочем,
точки
пересечения
наших
жизней
и
н ашей
ра боты
п орой
бывали
самые
неожиданные.
Та к,
напри­
м ер,
в
1952 году в самых высоких сферах решили со­
здать
шесть-семь
художественных
ц вет ных
фильмов
о
великих
русских
во е нача льник а^, начиная с Александра
Невского
и
Дмитрия
Донского
до
Кут узо ва
включитель­
но.
На
мою
долю
выпало
написать
сценарий
об
Ал ек­
сандре
Невском.
И
я
написал
его,
на
время
словно
за­
быв
о
то м,
что
четырнадцать
лет
назад
Эйзенштейн
по ст авил
ф ильм
об'
Александре
Нев ско м
с
Черкасовым
в
главной
роли .
Должен
признаться,
что
в
м оем
сцена­
рии ,
опубликованном
под
заглавием
«Кто с мечом вой­
дет.
..», Александр Ярославич выглядел чаще диплома­
том
и
государственным
деятелем,
чем
полководцем,
и
вьшущейный
ранее
фильм
Эйзе нш т ейна
гораздо
больше
соответствовал
задуманному
по зже
военному
циклу.
Но
заканчивался
новый
сц енар ий
все
той
же
др ев ней
исто­
рической
фразой: «Кто к нам с мечом войдет,
от
м еча
' 248


и
погибнет...»
Она-то
и
пос лу жила
мишенью
для
остро­
умной
пародии
в
театральном
ка пустн ике ^
где
Черкасо­
ва
изображал
артист
Татосов
(примерно в два раза
меньше
его
рос то м), в роли не то капитана футбольной
команды,
не
то
спортивного
комментатора,
точн о
не
по­
мню,
и
произносил
эту
фразу
так:«Кто к нам с мя-
ч
о
м
войдет,
от
мяча
и
по ги бнет! ..»
Черкасов
лю бил
и
це нил
остроумие,
и
ес ли
он
не
чи тал
моего^
сценария
(об этом я его тоже никогда не спрашивал), то уж фра­
зу
Тато со ва,
несомненно,
знал
и
оце нил
по
достоинству.
Повторяю,
ю мор
вообще
никогда
не
покидал
Чер ка­
сова.
Даж е
во
сн е!
Мне
расск азы ва л
один
инженер,
увлекавшийся
рыбно й
ловлей,
как
на
маленькой
же лез­
нодорожной
станции
неподалеку
от
Ладожского
озе ра
глухой
ночью
сп ал
на
скамье
охотник,
одетый
так,
как
оделся
бы
н ынче
для
охот ы
Стива
Облонский,
то
ес ть
как
можно
хуже.
Во
в реме на
Льва
Толстого
не
б ыло
слова
«гопник», но выглядел этот охотник именно так:
в
рваном
засаленном
ватнике,
в
надвинутой
на
глаза
от
св ета
мятой
к епке
б лино м.
К
подозрительной
лично ст и
подошел
мил иционе р ,
потряс
за
п лечо
и
внушительно
п рои зн ес : «Гражданин,
в
станционном
помещении
спать
нельзя».
Собственно,
почему
не льзя
—
непонятно.
Что
и
д елать
ночью
на
станции
в
ожидании
пе рвог о
утреннего
поезда,
как
не
спать?
Но
гр аж данин
не
стал
сп орит ь.
Он
молча,
не
открывая
глаз,
сунул
руку
под
свой
вид ав­
ший
ви ды
ватник
и
покорно
протянул
милиционеру...
охотни чий
билет.
Удивительное
впечатление
произвели
обозначенные
там
фа милия
и
имя!
М илицио не р
на
шаг
отс туп ил,
козырнул,
щегольски
повернулся
кругом
—
и
на
цыпочках
выш ел
из
зала
ожидания.
А
личность,
за­
сун ув
удостоверение
за
пазуху,
возобновила
мирный
сон.
Кс тати ,
Черкасов
тогда
был
не
только
депутатом
Верховного
Совета
СССР,
но
еще
и
влиятельным
и
ак­
т ивным
членом
Всемирного
Комитета
защиты
мира...
К ажет ся,
в
то
же
самое
время,
может
быть
немного
р аньш е,
ленинградские
п иса тели
встречали
Н овый
год
в
новопостроенной
столовой
До ма
-т в орчест ва
в
Ком ар о­
ве.
Среди
нас
был
известный
театральный
режи ссер
Ил ья
Шлепянов
с
молоденькими
сыновьями,
народный
артист
Вениамин
Зускин,
десятка
два
ли те рат оров
с
же­
нам и
и
служащие
и
работники
До ма
творчества.
Г оды
бы ли
не
слишком
сытные,
на
столах
красовались
в
основ-
249


гом
ово щн ые
салаты,
щедр о
посы панные
рублеными
яйц амщ
И
вдруг,
незадолго
до
полуночи,
в
зал
во шли
высокйёг
ста тны е
Евг е ний
Мр а вин ский
и
Николай
Ч ер­
касов.
Окинув
ор лины м
взором
столы
с
закусками
и
увидев
доминирующий
я ичный
цвет,
Черкасов
изр ек:
«Желтая жизнь!» —
а
затем
удовлетворенно
уселся
на
предназначенное
ему
место,
что бы
поднять
бокал
за
но-
погодье
и
новоселье.
Я
ск азал,
что
в
последние
годы
его
жизни
мы
вид е­
лись
чаще,—
вероятно,
п отом у,
что
д ача
его
в
Комарове
находилась
напротив
писательского
До ма
творчества.
Он
инбгда
сто ял
у
своих
ворот
с
протянутой,
дрожащей
рукой,
изображая
ю роди в ого:
ему
запретили
курить
и
он
С тре лял
папироску
у
кого-нибудь
из
проходивших
¡мимо"
к урящи х
литераторов.
Помню,
он
поразил
меня
тем,
что,
заставив
сой ти
с
велосипеда,
свободно
прошел
діа Д
Ним ,
как
Гулливер,—
не
помешали
ему
ни
седло,
ни
руль,
хотя
я
отнюдь
не
маленького
роста...
Од нажд ы
вечером,
когда
мы
с
женой
и
дочерью
ужинал и
в
ст олово й,
пр ибеж ала
взво лнова нн ая
сестра-
хозяйка
и
сообщила,
что
нас
дожидается
народный
ар­
тист
Н икола й
Константинович
Черкасов,—
для
нее
он
во
в се^
смыслах
слова
был
высокий
г ость.
Когда
мы
ПриЩли
в
сво ю
комнату,
Черкасов
сидел
уже
там...
Это,
по жалуй ,
была
наша
последняя
встреча.
По-
мщр ,
он
с
юмором
и
вместе
с
тем
с
ув леч ени ем
расска­
з ал,
как
его
попросили
выступить
у
художников.
Х отя
он
и
прцвык
к
выступлениям
и
речам,
но
тут
призаду­
мался:
все
же
л юди
другого
искусства,—
что
им
ска­
за ть?
Придумал.
Вернее,
вс пом нил
од ин
подходящий
Случай.
Каж ется,
Недурно.
Такого
н аверн яка
им
ни кто
еще
не
го вор ил.
—
Товарищи
художники!
—
сказал
им
Черкасов.—
Был
я
да
Дрезденской
выставке...
очевидно,
как
были
и
вы.
Не
знаю,
как
в ам,
а
мне
посчастливилось
на блю­
д ать
такой,
эпиз од :
у
знаменитой
ка рти ны
Рафаэля
«Сикстинская мадонна»
толпилось,
как
в сег да,
много
Людей,
но
среди
них
я
заметил
—
гру ппу
слепых...
Да,
да,
это
б ыли
слепые,
но
на
их
лицах
я
увидел
отблеск
восторга.
Они
так
много
знали
и
с лыш али
об
эт ой
пре ­
красной
картине,
чт о,
стоя
подле
нее,
испытывали
те
же
чу вс тва,
что
и
мы,
зрячие...
Не
скрою,
м еня
это
в звол­
новало
до
слез!
—
Рассказывая
это
на м,
Черкасов
на
' 250


секу нду
замолчал
и
нахмурился;
должно
бы ть,
подумал,
что
мы
мо жем
пр ин ять
его
слова
за
риторику
или
за
преувеличение.
—
С ловом ,
закончил
я
св ое
выступление
та к,—
от­
р ывис то
сказал
Черкасов:
—
Пиш ите
же,
товарищи
ху­
дожники,
свои
картины
так,
чтоб ы
да же
слепые,
буду чи
наслышаны
о
них
от
зрячих,
могли
интуитивно,
в
сво ем
воображении,
ощутить
сил у
вашего
искусства! ..
В
комнате
наступила
т иш ина.
Я
понял ,
почему
она
наступила:
моя
же на
и
дочь ,
зн ая
меня,
боялись,
что
я
не
удержусь
от
иронического
замечания.
И
я
де йств и­
тельно
не
удер жа лся.
До
сих
пор
не
могу
себе
простить,
что
в
такой
момент
я
сказ ал:
—
Зна ешь,
Коля,
а
ве дь
это
ид ея!
На
выставки
со­
временной
жи воп иси
водить
сле п ых,
на
концерты
но вой
музыки
приг лаша ть
глухих...
а
на
собрания
звать
глу­
хоне мы х! ..
Черкасов
вежливо
улыбнулся
мое й
не
сли шком
уместной
шутке,
но
нить
беседы,
ее
естественность,
от­
кровенность,
непринужденность
были
безвозвратно
уте­
ря ны.
П осле
этого
мы
оче нь
долго
не
виделись.
И
вдруг
в
м оей
городской
квартире
раздался
телефонный
з во­
нок.
Звонил
Черкасов.
Он
с казал,
что
сегодня
ве че ром
едет
в
Москву
—
пробоваться
на
роль
Каренина
в
филь­
ме
нашего
старого
товарища
Алек сандра
Зархи.
Голос
его
зв ене л,
в
нем
чувствовалось
вол нение :
сыграть
Ка­
ренина
—
пос ле
Хмелева! ..
Я
поздравил
е го,
по жел ал
успеха,
был
тронут
его
звонком,
но
про
себ я
подумал,
подсчитав
год ы,
что,
конечно
же,
тридцатилетнему
Ч ер­
касову
б ыло
во
много
раз
легче
сы гра ть
семидесятипя­
тилетнего
П о леж аева,
чем
ему
же
в
ше сть д есят
лет
сы г­
ра ть
сорокалетнего
Кар енин а, —
ки но
в
эт ом
отношении
жестоко.
Так
и
произошло:
Каренина
Черкасову
сыг-
р.ать
не
пришлось.
.. .Жизнь
л юбит
шутить.
Иногда
это
шутки
веселые,
иногда
мрачные,
иногда
исполнены
символического,
фи­
лософского
смысла.
Ра зве
не
удивительно,
что
перед
са­
мым
финалом
своей
жизни
Ч ерк асов
сыграл
ак адем ика
Дронова
в
пьесе
и
фил ьм е,
которые
наз ывал ись
«Все
ос тае тся
л юд ям »? Совпадение настолько многозначи­
тельно
и
эффектно,
что
никто
из
критиков,
театроведов,
251


биографов
Черкасова
не
утерпел,
ч тобы
это
об с тоя тель­
ство
не
подчеркнуть.
Я
не
исключение
из
общ его
правила,
тем
более
что
рождение
кинокартины
происходило
у
меня
на
гл азах ,
на
«Ленфильме», куда я пришел тридцать пять лет назад,
через
год
познакомился
с
Черкасовым,
по лю бил
его
и
лю бил
в сег да,
сквозь
все
то
парадное,
все
те
доспехи,
которые
на
н его
п орой
надевало
время
и
люди .
Подчас
ему
приходилось
ряд ить ся
в
чуждые
его
человечному,
по лнок р овном у,
душевно-прелестному
искусству
пыш ­
ные
бармы
и
хла дн ые
латы,
но
и
они
не
м огли
закрыть
наглухо
его
чу тко го
сердца
артиста.
Это
чуткое,
доброе,
пылк ое ,
без
устали
бившееся
до
ко нца
сердце
он
и
оста­
вил
людям
в
своих
лучших"ролях.
]966


9
г
ВЕЧЕР
В
«МОСКВЕ»
—- ѵ 1946 году,
в
к онце
февраля,
мы
с
женой
I I приехали в Москву.
Художественный
те атр
х.
I
собирался
став ить
инсценир о вк у
«Унижен-
1НЬІХи0СК0Р б ленных».
Первые
дни
бы ли
на-
«- Зк—«X сыщёны деловыми переговорами с завли-
том
МХАТа
В.
Я.
Виленкиным,
с
режиссерами
будущего
спектакля
В.
Я-
Ст а ницыны м
и
Г.
Г.
Конским
(кстати,
по
не
зависящим
от
меня
и
от
театра
п рич инам
спек­
такл ь
не
осуществился,
и
пьеса
увидела
свет
лиш ь
в
1956 году,
в
других
театрах).
На
третий
или
четвертый
день,
ровно
в
девя ть
утра,
в
ном ере
гостиницы
за звон ил
телефон.
Я
не
был
уверен,
что
в
та кой
час
кому-то
всерьез
понадобился,
но
т еле­
фон
зво нил
и
зво нил ,
и
сонной
рукой
я
сн ял
трубку.
—
Слушаю,—
сказал
я
не
оче нь
пр иве тлив о.
—
Леонид
Нико ла еви ч?
—
услышал
я
чей -то
знако­
мый
и
незнакомый
голос.—
Здравствуйте...
С
вами
го­
ворит
Игорь
Владимирович
Ильинский.
Я
вас
не
раз­
буди л?
—
Нет,
н ет,
что
в ы!..—
Мой
бодрый
голос
не
л гал:
сна
не
был о
и
в
помине.—
Здравствуйте,
Игорь
Влади­
мирович!
—
Я
боялс я,
что
не
застану,
и
поз вонил
пораньше...
Дальше
мой
со беседник
пояснил,
что
живет
бли зк о,
в
той
же
го сти нице. ..
(«В гостинице?
Коренной
моск­
вич ?
Странно».
Хотя
во
время
войны
многие
коренные
253


москвичи
жили
в
гостиницах.)
и
у
него
ес ть
предложе­
ние
—
встретиться.
—
Хотите
—
у
меня,
хотите
—
у
вас..
.
Словом,
мы
сговорились,
и
вечером
Игорь
В ладим и­
рович
пришел
к
нам
в
номер.
А
теперь
довольно
дл инно е
отступление.
Прежде
вс е­
го
я
никогда
раньше
не
встречался
с
Ил ьи нским .
Из
бывших
мейерхольдовцев
я
был
знаком
лиш ь
с
Эрастом
Гар ины м
и
X. А.
Локшиной
—
в
1936 году мы,
как
я
уже
гов ори л,
всю
з иму
работали
вместе
над
киносценари­
ем ,—
а
в
1939 году познакомился и с самим Мейерхоль ­
до м,
на
репетиции
которого
в
Ленинградском
театре
Ак-
драмы,
возобновлявшем
лермонтовский
«Маскарад», мы
ходили
с
женой
каж дый
день,
как
на
службу
и
как
на
праздник.
Что
касает ся
Игоря
Ильинского,
то
со
сту де н­
чес ких
лет
он
был
для
меня
не
просто
л юбим ым,
а
нежно
лю бим ым,
по жалуй ,
л юб им ейшим
актером.
На­
чин ая
с
«Закройщика из Торжка»
и
«Великодушного
ро го нос ца » (пусть простят мне театроведы неравновели-
кость
э тих
названных
рядом
произведений)
я
не
про­
пускал
ни
одн ого
спектакля
и
фильма
с
его
участием,
а
поз д нее
—
и
его
литературных
концертов.
Об
Ильинском-актере,
об
Ильинском-чтеце
написаны
тысячи
страниц,
и
мне
не
на до
р ассказ ы вать ,
какое
не­
отра зи мое
впечатление
он
неизм енно
производит
на
с лу­
шат ел ей
и
зрит ел ей,
но
об
одном
давнем
сл учае
хочу
упомянуть.
Пе ред
войной
в
ленинградском
Доме
писате­
ля
Игорь
Иль ин ский
чи тал
«Старосветских помещиков».
Кто
не
слышал
в
его
исполнении
эт ой
повести,
хотя
бы
по
радио?
Да же
скрип
дверей
в
доме
Афанасия
Ивано­
вич а
и
Пульхерии
Ивановны,
который
Ильинский
пе ре­
дает
голосом,
действует
гипнотически
и
заставляет
зата­
ить
д ы хание.
Сколько
бы
раз
ни
слушал,
волшебство
это
безотказно.
А
пр о нза ющий
сердце
конец,
где
сразу
состарившийся
после
смерти
ж ены
Афанасий
Иванович,
с
его
безжизн енн ым
гол ос ом
и
п отухшим
взглядом,
вдруг,
когда
подали
на
стол
любимое
кушанье
Пульхе­
рии
Ивановны,
м
н
и
ш
к
и
со
сметаной,
си литс я
выгово­
ри ть
имя
покой ни цы!
Помню,
я
тогда
ненароком
повер­
нул
голову
и
у вид ел,
что
сидевший
неподалеку
от
меня
Ю рий
Николаевич
Тынянов
—
плачет...
Вот
когда
ст а­
ло
мне
до
ко нца
ясно,
что
значит
выр аже ние
«очисти­
тельные
слез ы»: после таких слез,
вызванных
выс ок им
254


искусством,
действительно
чувствуешь,
что
стал
ка п ель*
ку
луч ше.
Случай
э тот
произошел
в
1938 или 1939 году;
с
той
поры
прол егла
война,
убиты
де ся тки
моих
товарищей,
слушавших
Иго ря
Ильинского
в
Доме
писателя,
уме р
в
1943 году от тяжкой болезни Юрий Тынянов,
все
мы
стали
не
на
шес ть,
не
на
с емь
календарных
л ет,
а
на­
много
старше
—
столько
бед
принесли
эти
годы.
И
вот
передо
мно й
на
пороге
тот
самый
Ил ьин ск ий.
Описывать
ли
его
внешность?
Ильинского
знают
ми лл ион ы...
Гов о­
рит ь
ли,
как
я
был
рад
эт ой
встрече?
Ме ня
всегда
пора­
жа ло
и
ра зд ража ло,
что
публика,
так
сказат ь ,
зрители
«в чистом виде»
шалеют
при
в иде
любимого
ар ти ста,
встретив
его
в
магазине
или
в
трамвае.
«Черт знает
чт о!
—
возмущался
я,
слушая
чей-нибудь
зах л ебы ваю­
щи йся
ра ссказ
о
та кой
встрече.—
Словно
актер
не
так ой
же
человек,
словно
он
пришелец
из
космоса!»
Мо жно
ожидать,
что
я
сейчас
честно
п р изнаюс ь,
как
я
сам
ошалел,
обалдел,
растерялся,
открыв
дверь
Иль­
инскому.
Нет,
этого
не
произошло.
То
ли
я
на пряг
всю
св ою
в олю,
то
ли
уже
был
раньше
испорчен
общением
с
актерами,
хотя
бы
и
не
сто ль
об ожа емы ми.
П ро изо­
шло
нечто
другое,
чему
я
долго
потом
искал
объяснения
и
т еря лся
в
догадках.
Когда
я
видел
и
слышал
Ильинского
в
теа тр е,
в
ки-
но,
на
эстраде,
он,
больше
чем
кто-либо
из
известных
мне
актеров,
внушал
впечатление
полной
естествен­
ности,
органического
сращения
с
исполняемой
ролью.
Больше
того,
бы ло
видно,
что
акт ер
с
ней
не
только
сроднился,
но
и
исп ы тыва ет
насл аж дение
от
этой
с род-
ненности.
Ильинский,
как
редко
кт о,
умеет
прорвать,
на­
чис то
уничтожить
ту
невидимую,
но
весьма
ощутимую
пелену
из
своеобразного
душевного
пластиката,
не
про­
пускающего
живого
тепла,
то
средостение,
которое
часто
до
конца
ос тае тся
меж ду
зрителями
и.-
актером,
н езави сим о
от
его
темперамента
и
мастерства.
В
этих
с луча ях
обыкновенно
ни
на
минуту
не
забываешь,
что
он
актер,
а
ты
зритель,
что
вас
разделя ет
пространство
зала,
и
ни
на
секунду
не
возникает
желан ие
встретиться
ближе,
пожать
руку,
сказ ать ,
как
ты
рад
знакомству.
А
видя
на
сцене
Ильинского,
это
всегда
хотелось
с де­
лать,
даже
если
он
исполнял
не
слишком-то
симпатич­
ную
роль,
скажем,
Расплюева
или
Присыпкина.
Домаш-
255


нест ь
—
сейч ас
не
подберу
более
подходящего
слова,—
домашность
в
его
исполнении
почти
вс ех
довоенных
ро­
лей
—
вот
что
ме ня
(не знаю,
как
других)
больше
всего
зав ор аж ивал о.
Домашность
и
чистосердечная,
откровен­
ная
увлеченность.
Может
быт ь,
п отому
мне
всегда
казалось,
что
и
за
пределами
сцены
он
такой
же
и
что
общаться
с
ним
не об ыча йно
легко!
Но
когда
я
открыл
дверь,
передо
мной
сто ял
яв но
смущенный,
заст енч ив ый
человек,
не
уве р енный,
что
попал
куда
надо,
и,
д олжно
быть,
не
сли шк ом
легкий
в
общении...
Скажу
откровенно:
к
та­
ко му
Ильинскому
не
подготовил
ме ня
и
наш
ут ре нний
т елефо нный
разговор
(хотя по себе знаю,
что
по
телефо­
ну
подчас
разговаривать
ле гче,
чем
лицо м
к
лиц у).
Пра­
вда,
застенчивость
Ил ьинск о го
бы ла
не
угрюмая,
как
,у закоренелых мизантропов,
не
угловатая,
как
у
очень
молодых
люде й,
но
все
же
она
был а,
присутствовала,
или
я
ничего
не
понимаю
в
людях;
в
ходе
беседы
она
постепенно
растаяла,
а
во
вторую
нашу
встречу
опять
усилилась,
о
чем
позже.
Я
не
раз
потом
думал:
что
это
—
органически
прису­
щее
ему
свойство
или
игра? (Вчем,
собственно,
тоже
нет
ничего
дурного:
это
л ибо
самозащита,
либо
просто
привычка.
Я
зн аю
честнейших,
искреннейших
людей,
у
которых
засте нч ив о сть
стала
той
самой
привычкой,
ко­
торую
называют
второй
натурой.)
Но
неужели
я
приня л
^театр для себя» (или для меня)
за
натуру?
Может,
что- то
объяснят
слова
Мейерхольда
об
Ильинском-акте­
р е: «Он в работе всегда такой же ...
Он
как
будт о
чем-
То
ошарашен».
Словцо
«ошарашен»
весьма
выразитель­
но
передает
характер
и
степень
удивления
чел о века
и
художника
перед
миром,
перед
я вление м,
перед
обра­
зом.
С
другой
ст ороны ,
заслужил
ли
я
его
«ошарашен ­
н ост ь», стойло ли при виде меня так удивляться?!
Так
или
иначе,
поскольку
я
тоже
не
отличаюсь
бой­
костью
и
находчивостью,
наш
разговор,
когда
мы
усе­
лись
в
кресла,
пошел
не
слишком
складно,
но
все
же
сравнительно
скоро
выяснилось,
что
пр ивело
ко
мне
Ильинского.
П ри чина
бы ла
для
ме ня
са мая
лестная,
но
вместе
с
тем
и
досадная:
Игорь
Владимирович
узнал,
что
Малый
т еатр
затеял
со
мно й
переговоры
о
нов ой
пьесе
на
современную
тему, .и
реши л
сам
спросить
—
о
чем
она,
уж
не
ко м едия
ли...
У вы,
з аду ман ная
пьеса
. 256


бы ла
далека
от
комедии,
и
в
ней
не
предвиделось
ни
одн ого
смешного
персонажа:
маленький
ра йо нный
горо­
док
у
обмелевшей
реки,
ос тавш ийся
в
стороне
от
инду­
с три аль ных
перемен,
де ла
й
дни
нового
секретаря
райко­
ма,
бывшего
учителя
ме ст ной
школы,
нед авно
вернувше­
гося
с
войны,
и
председателя
го рсо вет а,
старого
опытно­
го
капитана,
неожиданно
посад ивш его
на
ме ль
свой
пароход,
чем
и
кончилась
его
речная
карьера,—
такова
бы ла
ее
т ема
и
предмет
для
кол л изий.
В
послевоенное
время
не
я
од ин
заинтересовался
судьбой
таких
город­
ков
и
их
по с ильных
преобразователей.
Выслушав
мен я,
Игорь
Владимирович
откровенно
вздохнул
и
сказал ,
что
он
хотел
бы
комедию,—
неваж­
но,
гр уст ную
или
веселую,
но
к оме ди ю...
Я
столь
же
прямодушно
признался,
что
не
умею,
не
знаю,
как
их
писать,—
не
пробовал,
если
не
сч итат ь
единственного
в
м оей
жизни
комедийного
сценария
о
железнодорожни­
ка х,
который
так
и
не
был
по ст авл ен.
Ильинский
ож и­
вился.
—
Это
очен ь
хорошо..
Это
прекрасно!
К
ко ме ди огра­
фу
я
бы
не
обращался.
Не
умеете
—
значит,
вам-
буд ет
интересно...
Не
пом ню,
что
я
ему
ответил
и
как
он
ме ня
убеждал,
и
вообще
уб еж дал
ли;
мой
интерес
к
Ильинскому
был
столь
велик,
что
внутренне,
про
себя,
я
вдруг
реши л:
а
чем
черт
не
шутит,
попробую!
В
памяти
моей
возник­
ла
фигура,
которую
я,
приезжая
в
родной
г ород ок,
часто
встречал
то
на
улице,
то
на
реке,
то
в
ле су;
на
природе
этот
человек
был
всегда
один,
задумчивый,
ме­
ланхоличный,
словно
размышлял
о
чем-то
п ечаль но м,
и
ме ня
не во льно
интриговало,
что
же
его
постоянно
гр ы­
зет
даже
на
рыбалке;
на
улице
же
он
иногда
пом о гал
нести
покупки
ж енщи не
вульгарноватого
вида
в
необыч­
ном
для
нашего
городка
шелковом
манто...
Ши ре,
дальше
—
я
понемногу
начал
во о браж ать
его
жизнь,
до
ме ня
дошли
сл ухи
о
его
неудачных
семейных
делах,
по­
том
я
узнал,
что
в
промежутке
меж ду
на шими
встреча­
ми
он
успел
повоевать
на
фронте,
а
по то м...
п отом
я
дал
в олю
некоей
фантастической,
но
в полне
бытовой
эксцентриаде.-
В
первый
вечер
я
ничего
Ильинскому
не
рассказы­
в ал,
тем
более
что
ворошиться
в
голове
и
укладываться
во
что-то
«пьесное»
мои
мысли
начали
уже
пос ле
его
257


ухода.
В
тот
вечер
мы
говорили
о
другом.
Объяснив,
что
за
странный
случай
заставил
его
на
вре мя
поселиться
в
гос т инице
(в квартиру проникал неприятный и,
как
ему
показалось,
опасный
з ап ах ), Игорь Владимирович
ск азал,
что
все
его
книги
остались
до ма,
и
вдруг
спро­
сил
—
не
посоветую
ли
я
ему ,
что
чи тать
с
эстрады.
По­
жалуй,
этот
вопрос
был
не
менее
неожидан,
чем
его
основная
просьба.
Игорь
Ил ьин ск ий,
с
его
тонким
вку ­
сом,
начитанностью,
огромным
опытом
чтеца
и
актера,
спрашивает
совета!
Но
тут
мой
в згляд
у пал
на
томик
Ч ехов а,
который
у
нас
был
с
собой,
и
я
за горе лся .
Я
стал
с
жаром
убе ждать
Иг оря
Владимировича,
что
он
до лжен
чита ть
«Душечку», что рассказ словно специ­
ально
для
нег о
написан,
что,
читая,
он
станет
перевопло­
щаться
во
вс ех
тех
людей
—
театрального
антрепренера,
лесоторговца,
ветеринара,
маленького
гимна зис тика , —
к
которым
прилепляется
душой
героиня
рассказа,
чь ими
интересами
она
живет,
чьими
мыслями
думает,
чь ими
словами
гов ори т: «Завтра мы с Ваничкой ставим
«Орфея в аду»,
п ри ходи те.;.
Прежде
мы
торговали
местным
лесом,
теперь
же
Васичка
должен
ездить
за
ле сом
в
Могилевскую
г убе рн ию...
У
нас
в
городе
нет
правильного
ветеринарного
надзора..,
Ост ро вом
назы­
вается
час ть
суши .. .»
в
Ильинский
внимательно
меня
выслушал,
попросил
ра зр еше ния
вз ять
Чехова
с
собой,
и
мы
расстались.
До
в ечерѣ
след у ющ его
д ня.
День
этот,
точнее
его
первую
по ло вину,
я
провел
за
пись ме нным
столом,
н абр асывая
ко нт уры
будущей
комедии,—
что
называется,
не
терял
времени!
А
пос ле
обеда
с
нами
са мими
у спел
произойти
комический
эпизо д .
Как
я
уже
говорил,
шел
февраль,
близились
первые
послевоенные
вы бор ы,
Москва
укр ашал ась .
У крашал ась
и
гостиница
«Москва», где мы жили.
В ер нув шись
часа
в
четыре
в
св ой
номер
(обедали мы в театре
—
это
была
не
привилегия,
а
один
из
зиг заго в
карточной
системы),
мы
уд ивил ись ,
что
в
комнате
холодно
и
темно.
Мы
не
ср азу
по нял и,
что
произошло,
но,
приглядевшие^, сооб­
разили:
в
наше
отсутствие
через
комнату
вы хо дили
на
ба лкон
и
укрепляли
на
фаса де
тр анспар ант ;
мы
вид ели
его
с.
у лицы,
только
не
думали,
что
будем
иметь
.к
н ему
отношение.
Очевидно,
дверь
на
балкон
долго,
о ст авал ась
открытой,
отсюда
почти
отрицательная
температура.
Ра­
258


зу мее тся,
ко мна та
скоро
нагреется,
но
сумрак...
Я
по­
звонил
в
театр,
и
—
о,
чудо!
—
уже
через
час
всесиль­
ный
МХАТ
перевел
нас
в
другой
номер.
Когда
мы,
ухо­
дя,
оглянулись,
скво зь
окон ны й
пер епле т
просвечивал
большой
восклицательный
знак,—
как
видно,
он
з наме­
новал
для
меня
новые
встречи,
новы е
знакомства!
Пр авда,
ме ня
бе с пок оило,
как
Иль и нский
нас
най­
дет:
номера
его
комнаты
и
телефона,
чт обы
предупре­
дить,
я
не
знал,
а
у
администрации
не
хотел
спраши­
вать,
чтобы
ме ня
не
приняли
за
назойливого
поклонни­
ка.
Но
все
обошлось,
очевидно
деж ур ная
на
этаже
сама
его
предупредила:
Игорь
Владимирович
пришел,
как
и
обе щ ал,
в
восемь
вечера,
с
томиком
Чехова
под
мыш­
к ой.
Как
ни
странно,
вид
у
не го
был
сокрушенный.
.Он
сразу
же
об ъяви л:
—
Перечитал
«Душечку».
Дважды
перечитал.
Но
вслух
читать
не
могу!
—
По че му?
—
огорчился
я.—
Почему,
Игорь
Влади­
мирович?
Иль и нский
объяснил,
что,
когда
он
чита л,
вернее
уже
дочитывал
«Душечку», он почувствовал,
что
у
нег о
стоит
комок
в
горле
и
на
гл аза
навертываются
слезы.
—
Мне
ста ло
ст ыд но,
и
я
послал
же ну
в
коридор
став ить
чайник...—
Он
помолчал
и
после
секундной
па­
узы
по вто рил:
—
Нет,
не
могу.
—
Жаль,—
ска зал
я.—
Очень
жаль.
И
на
эт ом
наш
раз гово р
о
«Душечке»
кончился.
Мне
действительно
бы ло
жалко,
что
сватовство
не
удалось.
А
про
с ебя
я
о пять
удивился:
такой
про фессион ал,
как
Ильинский,
умевший,
л юб ивший
вызывать
у
слушателей
не
только
смех,
но
и
слезы,
вдруг
устрашился
«чувстви­
тельности»
чеховского
рассказа...
' Что
это
—
и скр ен­
ность
или
игра?
Не
хотелось
бы
считать
иг рой,
уж
очен ь
искренний
это
актер.
Да,
но
актер!
Абсо л ютна я
ис­
кренность
как
высшая
ступень
а ртис тизма ?
Удивитель­
ная
вещ ь
искусство,—
как
от личит ь
в
нем
правду
от
ее
видимости!
Чер ез
много
лет
я
узнал
из
афиши,
что
Игорь
И ль­
инский
ч итает
«Душечку»
Чехова.
Я
так
обрадовался,
словно
это
был
мой
рассказ!
Ага,
с
удовлетворением
думал
я,
через
столько
лет,
но
в се-таки
совет
пр инял.
Скорей
же
всего,
про
наш
разговор
он
давно
забы л
и
сделал
открытие
сам:
н адо
чи тать
этот
р ассказ.
Н
а-
259


до!
Нельзя
не
читать!
Вед ь
самое
главное,
чт обы
ж ела
ние
чи тать
вслух,
то
е сть
делиться
с
другими
своей
ра­
достью
от
художественного
произведения,
ст ало
внут­
ренней
потребностью.
И
вот
оно
ею
стало.
Собственно,
для
того
артист
и
живет
на
свете,
а
все
прочее
—
от
лукавого...
Но
тог да
второй
вечер
с
Ильинским
меня
огорчил:
его
отказ
читать
«Душечку»
как
бы
порвал
ед ва
лишь
начавшую
накануне
зав языва ть ся
ни то чку
взаимопони­
мани я
и
доверия;
а
з ат ем...
Затем,
не
успел
я
в
кра тки х
словах
поведать
Ильинскому
о
тех
робких
за чатк ах
к оме­
дии,
которые
проклюнулись
днем,
как
в
дверь
посту­
чали.
Подобное
стечение
обстоятельств
бывает
и
дома.
Не де лями
ни кто
не
приходит,
ни
с
кем
не
види шьс я,
словно
о
те бе
все
за был и,
а
когда
ты
на коне ц
сговорил­
ся
с
приятелем,
и
он
придет,
и
вы
начнете
важную,
инте­
ресную
для
вас
обоих
беседу,
вдруг
звон ят
в
две рь
—
и
является
сн ачал а
один ,
потом
еще
од ин,
потом
третий
гос ть,
затем
супружеская
пар а,
н ак онец,
знакомая
ба­
бушка
с
двумя
внуками,
причем
все
они
тебе
ми лы
и
прия т ны,
только...
что
бы
им
прийти
не
всем
вместе
и
не
сегодня!
Так
случилось
в
тот
вечер
в
номере
«Москвы».
В
двер ь
постучали,
и
появился
од ин
из
самых
для
ме ня
дорогих
москвичей,
встречей
с
которым
я
никак
не
мог
пр енебр ечь
—
гры з
бы
себя
за
это
до
конца
жизни. ..
—
Ура!
Молод ец !
Как
я
рад !..
Мы
обнялись,
я
по зна ко мил
его
с
Ильинским
—
и
тут
произошло
то,
чег о
я
боялся:
оба
э тих
высокоинтелли­
гентных,
идеально
воспитанных
человека
ср азу
зажались.
Мне
не
удалось
вовлечь
их
ни
в
как ой
о бщий
ра зго­
вор
—
оба
сидели
и
молчали
как
рыбы.
Даже
чай
не
хотели
пить!
Но
этого
мало:
в
дверь
о пять
постучали—пришла
чу дес ная
наша
приятельница,
которую
в
другое
вр емя
я
бы
гот ов
был
озолоти ть. . .
Температура
в
комнате
уп а­
ла
еще
на
несколько
градусов,
живо
напо мнив
ту,
что
был а
днем
в
выстуженном
номере.
Казалось,
и
св ет
по­
мерк,
по
крайней
мере
в
мо их
глазах.
Как
же
кончился
этот
вечер?
Сперва
незаметно,
ис­
чез
Ильинский,
потом...
п отом
уже
неважно.
Главное,
что
это
была
втор ая
и
последняя
наша
встреча.
П рав да,
260


она
меня
дополнительно
убедила,
что
стесн ит ел ьно сть
его
не
наи гр ан ная,
а
ес те стве нная,
как
ни
странно
ее
видеть
в
актере,
еж еднев но
пр е дстающ ем
на
сцене
пе­
ред
сот ня ми
внимательных,
требовательных,
взыскую­
щих
гл аз.
Нед елю
спустя,
уже
дома,
я
изложил
свой
за мыс ел
на
б ум аге,
послал
н
Москву,
Малый
теа тр
заинтересо­
вался ,
был
за клю чен
договор.
К
сожалению,
об с тоя тель­
ств а
сложились
так,
что
скоро
мне
стало
не
до
коме ди и.
Не
написал
я
ее
и
позже:
для
этого
нужна
была
моло­
дость,
соответствующее
наст ро ение,
некая
первозданная
туманность
в
мыслях...
А
может,
и
хо рошо,
что
.не
на­
писал!
Чтобы
не
бы ть
голословным
—
вот
приме рно
ее
содержание
(как я его тогда записал):
.. .В
маленьком
городе
жил
доверчивый,
мнитель­
ный,
скучноватый
и
мечтательный
человек,
надел ен ный
не
оче нь
сил ьным
характером.^ Он
с лыл
старательным
и
культурным
работником,
а
в
остальном
был
в
пл ену
неважных
зн ако мс тв,
невыполненных
обещаний,
н е удач­
ных
любовных
св язей ,
которыми
тя готи лся .
Он
был
ис­
кр енне
недоволен
собой,
зав идо вал
тем ,
кто
лучше
его
и
живет
правильнее,
но
опасливо
их
сторонился.
Жизнь
эту
разрубила
война.
Он
у шел
на
фр онт
и
четыре
года
не
пр ин адл ежал
само му
с ебе.
А
иногда
ему,
напротив,
каз ало сь,
что
у
не го
выросли
к рылья,
что
ди с­
циплина,
товарищество,
военные
подвиги
вдохнули
в
нег о
силы
стать
после
во йны
совсем
другим
человеком.
С
эт ой
чистосердечной
надеждой
он
вернулся
домой.
Но,
как
это
ча сто
бы вает,
с
ним
вместе
вернулось
и
про шло е.
Восстановились
прежние
связи,
по т ян улись
старые
хвостики,
и
скоро
он
яс но
почувствовал:
нет,
он
не
станет
новым,
другим,
лу чш им,
если...
если
ему
не
поможет
случай.
И
слу чай
п омог.
Смешной,
но
всесильный
случай.
Постылая
любовница
легонько,
в
шут ку,
стукнула
его
по
голове
своей
сумочкой
—
и
он
все
вдруг
забыл!
По те­
рял
пам ять.
Увы,
примененная
им
на ивна я
хитрость
скоро
вве р­
гает
его
в
пучину
злоключений
и
бедствий.
Он
беспомо­
ще н,
он
принужден
верить
всему,
в
чем
его
убеждают,
что
стараются
ему
на пом нит ь.
Приятель,
который
был
дол жен
ему
пятьдесят
рублей,
говорит,
что,
наоборот,
он
должен
ему
эту
сумму,
и
н адо
покорно
отдавать.
261


Стукнувшая
его
сум оч кой
страховидная
же нщина
уве-
ряет,
что
только
вчера
он
клялся
ей
в
неизменной
л юб­
ви,
и
ему
нечего
ей
в озра зит ь.
Он
сам
выдумал
себе
ад.
Больше
того,
ему
становится
не ст е рпимо
жаль
свое­
го
«забытого»
прошлого.
Далеко
не
все
было
.плохим
и
неудачным.
А
жизненный
опыт,
а
.юношеская непосред­
ственность
чувств,
а
друзья
молодости,
а
фронтовая
до­
блесть
и
фронтовые
товарищи?
Ведь
если
быт ь
последо­
ват ельн ы м,
н адо
со
всем
э тим
навсегда
проститься.
В
довершение
всего
он
встретил
женщ ину ,
которую
л юбил
много
лет
назад.
Тогда
они
б ыли
почти
детьми,
теперь
они
постарели,
п рожил и
сложную
ж изнь ,—
но
как
пронзительна
память!
Как
приятно
бы
вспомнить
все
драгоценные
мелочи
э той
первой
любви! .. Он видит,
что
и
сейчас
она
очен ь
до бра
к
нему,
добра
без
всякой
корысти.
Ах,
если
бы!
Не т,
он
увяз ,
увя з,
он
должен
и
пер ед
ней
ломать
ко ме дию : «Я все забыл! ..»
Кончается
эт от
смутный
период
действительно
осво­
бождающей
и
окрыляющей
его
любовью.
В
э том
чувст­
ве
слилась
вся
его
жизнь.
Он
с
замиранием
сердца
чу в­
ствует,
что
его
несет
мощный
пот ок,
где
ему
нельзя
по­
те рять
ни
ча ст ицы
себя,
но
зато
жизнь
его
получает
единое
и
цельное
назна чени е.
И
как
мелки
ему
пок а за­
л ись
все
б ывшие
препятствия!
Он
тот
же,
но
он
и
новый,
он
счастлив,
он
у вер ен,
что
будет
жи ть
в
полном,
б оль­
шом
смысле
эт ого
слова
—
помнить
прошл ое ,
творить
н ас тоящее,
бороться
за
будущее.
Его
полюбила
хоро­
шая
женщина,
полюбила,
ког да
он
был
смешон
и
■нелеп,—
зн ач ит,
его
счасть е
прочно...
Вот
и
вс е.
Человека
с
похожим
характером
я,
повто­
ря ю,
знал:
он
был
не
то
землемером,
не
то
агрономом,—•
я
хотел
сделать
его
еще
менее
романтичным
с луж­
би стом ,
счетоводом
или
плановиком,
фамилию
дать
—
Незлобии.
Нечего
и
говорить,
что
роль
Незлобина
пред­
назначалась
для
И горя
Ильинского.
Как
яс но
я
себе
его
представлял
в
роли
этого
симпатичного,
но
дал еко
не
идеального
геро я!
Нравилось
мне
в
Незлобине
сочета­
ние
несмелого,
да же
робкого
хара ктера
с
сидевшей
где-
то
вну три
чертовщинкой,
'которая вдруг взыграла на
в ремя.
Не
ск рою,
от ч асти
меня
навело
на
мыс ль
как
раз
первое
впечатление
от
встречи
с
Ильинским,
то
изумле­
ние,
какое
я
испытал,
н еож и данно
увидав
пе ред
соб ой
замкнутого,
застенчивого,
не
слишком
охотн о
и
не
част о
252


смеющегося
человека.
Поэтому
то,
что
я
прочел
много
поз же
в
воспоминаниях
И горя
В л ади миров ича,
н апеча­
танных
в
журна ле
«Театр», меня удивило не меньше:
Ильинский
пишет
о
себе
как
о
напористом,
чу ть
ли
не
аг рессивн ом ,
полном
сил
молодце,
нетерпеливо
до би ва­
ющемся
всего,
че го
хочет...
Не
«клевещет»
ли
на
себя
Ильинский?
В про чем,
ему
виднее.
Во-первых,
он
гово­
рил
это
о
себе
молодом,
во-вторых,
все
мы
знаем,
что
поч ти
в
каждом
человеке,
тем
более
в
н еза уряд ном,
та­
лантливом,
живут
противоречия,
спорят
п ротив опол ож ­
ности.
.. .Прошло
четверть
века.
Я
так
и
не
в стр етил ся
больше
с
Ил ьин ским ,
но
любовь
к
н ему
осталась
со
мной
—
она
только
обогатилась
новыми
впе чатл ен иями
от
его
новых
и
разносторонних
успехов
в
театре,
в
к ино,
на
эс трад е.
Не давн о
я
видел
по
те леви зо ру
«Старосветских по ­
мещиков».
С
нетерпением
и
опаской
я
жд ал,
как
станет
их
исполнять
Ильинский.
Де ло
в
том ,
что
в
своих
воспо­
минаниях
он
писал,
что,
читая
«Старосветских помещи­
ков »
до
войны,
он
слишком
умилялся
своим
героям: «Я
нач ал
убирать
эти...
нев ерн ые
краски,
которые
уводили
ме ня
в
сантимент...»
Не
зн аю,
в
како м -то
своем
смысле
Игорь
Иль ин ски й,
наверно,
прав,
но
все
же
я
и
побаивался
—
как
бы
он
не
засушил
Го го ля.
Вышло
иначе:
я
услышал
поистине
вел ик ое
исп олне ние
этой
ве­
л икой
повести.
Каждое
с лово
произносилось
им енно
так,
с
такой
инто на ци ей,
какая
была
ед инс тв енно
в ер­
ной.
Пожалуй,
это
о дно
м огло
сколько-нибудь
меня
уте­
шить,
когда
я
стал
вспоминать,
как
я
не
написал
к оме­
дию .
..
Комедия
должна
была
наз ы вать ся
«Я все за­
б ыл», и я действительно в ней кое- чт о
забыл
—
поворо­
ты
сюж ета,
многие
детали,—
но
вот
оказалось,
что
в се,
что
тогда
послужило
причиной,
поводом
для
ее
сочине­
ния,
я
от лич но
помню.
И
это
естественно:
разве
можно
забыть
о
встрече
с
любимым
актером,
хотя
бы
и
столь
мимолетной?
А
теперь
небольшое
послесловие.
Напеч ат ав
«Вечер
в
«Москве»
в
журнале,
я
послал
этот
номер
ж урнала
И.
В.
Ильинскому
и
получил
в
о твет
нежное,
трогатель­
ное
письмо
с
бл агод арн ост ью
—
и
с
неожиданной
прось-
263


бей:
по пы тать ся
сейчас
написать
эту
задуманную
тр и­
дцать
лет
назад
пьесу,
но,
кон ечн о, «состарив»
ее
героя
■до такого примерно возраста,
чтобы
Игорь
Вл ад имир о­
вич
мог
в
ней
с ыгра ть
Незлобина.
Я
ответил,
что
пред­
ложение
его
ме ня
очень-тронуло,
что
«забыть»
сво ю
іпрошлую
жизнь
человеку
действительно
иногда
хочется,
а
потом
вдруг
оказывается,
что
з абыв ать
нельзя
и
не
надо,
что
та кой
по во рот
сюжета
возможен
и
в
се мь де­
сят
ле т,
но
—
увы!
—
я
то же
старею
и
молодого
задора
для
столь
эк сцентр ич но й
комедии
у
меня
нынче,
п ожа­
луй,
не
хва тит.. .
Мы
перекинулись
еще
несколькими,
уже
более
крат­
кими,
пись мам и,
и
на
этом
наша
«творческая»
пере­
пи ска
пре рва лас ь.
Но
я
никогда
не
упускаю
случая
по- ,
смотреть
Игоря
Владимировича
по
т еле видени ю,
послу­
шать
по
радио
и
очень
ему
благодарен
за
пр екр ас ные
его
выступления
в
с вязи
с
80-летием
М.
М.
Зощенко,
которого
он
так
л юбил
и
продолжает
любить
и
о
ко то­
ром
через
несколько
гла в
я
еще
расскажу
в
св оей
по­
вести.
1972—1977


Н.
П.
АКИМ ОВ
В
ТЕАТРЕ
И
ДОМ А
/4 кимов ...
Если
взять
за
начальную
точку
1926 год,
когда
я
впервые
услышал
это
і.
I имя,
знакомство
наше
произошло
лишь
че-
рез
д вадцат ь
л ет,
и
то
скорее
по
мановению
- -Уг
свыше,
о
чем
будет
рас сказ ан о
ниже ,
чем
по
и ни циа тиве
одн ого
из
нас.
Казалось,
за
это
в рем я5не
раз
пр едст авл ялся
случай
встретиться:
общие
знакомые,
общие
для
об оих
круги
театрального
ада
и
ра я,
да
мало
ли
еще
что.
Например,
в
середине
двадцатых
г одов
А ки­
мов
приятельствовал
с
художником
Петром
Снопковым,
двоюродным
братом
моей
жены,
с
которым
мы
жили
в
одном
доме
и
ходили
по
од ной
л естнице.
Сн опк ов
и
Акимов
вместе
работали,
о форм ляли
спектакли
в
театре
«Балаганчик», в « С воб о дно м
театре», в Мюзик-холле,
часто
встречались,
но
для
ме ня
Акимов
оставался
не ви­
димкой.
Ни
ра зу
не
виде ла
его
и
моя
жена,
б ывав шая
у
Снопковых.
Чем
любопытно
это
обстоятельство?
Да
тем,
что
и
в
молодости
Акимов
предпочитал
сидеть
дома
и
ра бо­
тать,
чем
ходить
по
гостям.
Когд а
мы
наконец
познако­
мились,
я
сразу
же
уяснил,
что
Акимов
—
чел ов ек
д ела^
любимого,
мастерски
освоенного
и
точно
в
срок
испол­
няемого
дела.
Вот
уж
кто
не
ждал,
ког да
к
нему
на
незримых,
не с лышных,
нездешних
к рыльях
слетит
вдо­
хновение!
Он
всегда
и
всюду
работал,
не
теряя
ни
часу:
в
театре,
дома,
в
гостинице,
в
поезде,
в
пароходной
каю­
те,
возможно
даже
в
самолете
—
ед инс тве нно,
где
мне
265


не
пришлось
его
наблюдать.
По рою
не
верилось,
что
он,
как
все
люди,
в
какие-то
часы
должен
спать
или
может
позволить
себе
пер ед
сн ом
почитать
для
души
или
для
развлечения,
на сто лько
он
был
целеустремлен
и
сверх­
работоспособен.
Но
об
эт ом
речь
еще
впереди,
и,
узнав
Н ик олая
Павловича
поближе,
я
понял,
что
в
некоторых
о цен ках
ошибался.
Но
только
не
в
главном:
в
главном
Николай
П авло вич
был
и
до
конца
своих
д ней
остался
высокоорганизованным
человеком.
С
чего
началось
мое
знакомство
с
Акимов ы м- худож ­
нико м?
В
ко нце
двадцатых
годов
в
Ленинграде,
в
попу­
лярном
среди
книголюбов
издательстве
«Academia», вы­
ходили
небольшого
формата,
изящны е
к ни жечки
—
со­
брания
сочинений
Анри
де
Ренье
и
Жюля
Ромена.
Ан­
ри
де
Ренье
я
не
люб ил,
считал
его
холодным
эстетом
и
стилизатором
и
потому
не
заинтересовался
иллюстра­
циям и
к
его
с оч инен иям;
Жюля
Ромена
же
оч ень
лю­
бил ,
и
несколько
эт их
книже к
у
ме ня
сохранилось:
«Чья- т о
с м е рт ь», «Белое вино ля Виллет», «Ив ле Труа-
де к», «Доногоо -То н ка», «Приятели», «Кнок,
или
Триумф
медицины».
В
сер един е
каждого
переплета
бледно-оран­
жево го
цвета
наклеен
миниатюрный
рисунок,
изобража­
ющий
человеческую
фигурку
или
це лую
сценку.
Пер ед
титульным
листом
—
р ису нок
страничного
формата.
В
зависимости
от
содержания
кн иги
рис у нки
гротескны
или
л ирич ны,
изображают
то
юношу
томно-спортивного
ви да,
то
волосатых,
звероподобных
людей,
то
обыкно­
венную
домашнюю
м уху
над
аэрофотоснимком
мест­
ности,
то
курьезного
человечка
в
цил индр е,
в
черных
перчатках
и
с
забинтованной
от
носка
до
бедра
ногой.
Таковы
иллюстрации
Акимова,
художника
ос тры х,
р езких ,
четко
прочерченных
линий
и
контуров,
Акимова-
гра фик а;
масла
его
я
тогда
не
знал,
как
вообще
не
знал,
что
мне
напоминает
его
манера.
А
напоминала
она ,
как
я
потом
понял,
о тча сти
его
учителей
—
Яковлева,
Шуха-
ев а,
Д об ужин с кого,
отчасти
не ме цких
экспрессионистов
(только без их размашистости и как бы нарочитой
н ебр ежн о ст и): косые марши висящих в пространстве
л ест ниц
с
че р ными
фигурками
люде й,
которые
в
тревоге
пере гну лись
через
перила
и
сл уша ют
(«Чья- т о
смерть»).
Кое-что
от
эт ой
манеры
осталось
у
Акимова
навсегда.
Однажды,
уже
в
поздние
год ы,
он
йен я
разыграл:
по ка­
зал
две
ра боты
маслом,
вып олненн ые
в
его
обы чной
266


жес тко ва той
ман ере,
выслушал
мои
с б ивчивые
сужде-
ния
(Акимов во всем был настолько личность,
что
гора здо
более
самоуверенные
люди,
чем
я,
в
об щ ения
с
ним
подчас
п асов али ), а затем сообщил:
—
Это
Анюта
р исо вал а.—
И
добавил,
довольный
мо­
им
смущением:
—
Не
огорчайтесь.
Глинка
тоже
по­
пался.
Анюта
—
это
была
его
дочь;
Вл адисл ав
М иха йло вич
Глинка
—
бли зки й
приятель,
опытнейший
искусствовед
из
Эрмитажа.
Если
придерживаться
хронологии
в
моем
не знако м­
ст ве
с
Акимовым,
н адо
еще
раз
вернуться
в
тр идц атые
го ды.
Театральных
его
работ
я
тогда
не
в идел
ил и,
мо-.
жет
бы ть,
не
запомнил,
во
всяком
случае
—
до
спектак­
ля
«Страх»
в
театре
Ак дра мы
(б.
Александринка)
в
1931 году.
Зат о
в
эт ой
с трого
реалистической
постановке
Николая
Петрова,
грешившего
иногда
и
э кстр аваг ант ­
ными
выдумками,
вроде
аэростата
в
«Тартюфе», зрите­
лей
поразил
огро мны й
наклонный
стол
для
засед ан ий
уч еног о
сов ета,
с
расставленными
вдоль
нег о
з еленым и
лампами,
уходящий
ку да- то
в
глубину
сце ны,
вверх,
в
левый
дальний
угол
кулис.
Поразил,
пр ивл ек,
в ос хитил,
несмотря
на
то,
что
в
этом
спектакле
б ыло
чем
восхи­
щаться
помимо
акимовских
декораций:
играли
И лл ари­
он
Певцов
и
Е.
П.
Корчагина-Александровская.
В
то
вр емя
я
не
чита л
и
не
слышал
о
дерзком
режис­
серском
д ебюте
само го
Н.
П.
А кимо в а: «Гамлет»
в
Теат­
ре
имени
Вах та нго ва
с
жизнерадостным
сангвини ко м
Горюновым
в
главной
роли
(Горюнова мы полюбили по ­
том
в
ро ли
веселого
здоровяка
Селестена
в
«Интервен­
ции»
Льва
Славина).
Увидел
и
узнал
я
Акимова-режис­
се ра
уже
в
Театре
комедии,
созданном
им
в
1935 году
и
помещавшемся
там
же,
на
Нев ск о м, 56, где и сейчас.
В
Ленинграде
в
ту
п ору
у
нас
бы ло
два
л юб имых
теат­
ра—
Но вый
ТЮЗ
и
Теат р
комедии.
Мы
не
пропускали
ни
од ного
спектакля
в
этих
театрах.
«Красная шапочка»
и
«Снежная королева»
Е.
Шв ар ца, «Музыкантская ко­
манда»
Д.
Дэ ля
и
«Сказки Пушкина»
в
Новом
ТЮЗе,
а
в
-Театре
комедии
—
«Собака на сене», «Школа зло ­
с л овия », «Двенадцатая ночь», «Валенсианская вдова»
и,
наконец, «Тень»
Е.
Шварца
с
незабываемой
Аннунциа -
той
в
исполнении
Ир ины
Гошевой,
голос
которой
доселе
звучит
в
ушах..,
Раз ум еет ся,
ко
всему
этому
н адо
пр и­
267


бавить
молодость
—
молодость
нашу
и
молодость
те­
атра!
Но
вот
пришел
1941 год,
н ачал ась
война ,
театры
ст а­
ли
эвакуировать
из
Ленинграда.
В
середине
августа,
идя
мимо
Театра
имени
Пу шки на,
я
увидел
его
худо­
жественного
руководителя
Л.
С.
Вивьена.
Он
стоял
на
мостовой
и,
подняв
го лову,
смотрел
на
фронтон
велико­
ле п ного
здания
Росси.
Я
только
что
вернулся
с
Мурма­
на,
где
уже
успел
повидать
убитых,
наслушаться
стонов
раненых,
которых
везли
по
тряс ки м
каменистым
доро­
гам,
потомиться
у
горных
речек,
не
зная,
что
наступит
раньше
—
н аша
очередь
на
переправу
или
воз ду шный
налет
противника,
и
потому
с
несколько
большей,
чем
следовало
бы,
лихостью
спросил:
—
Хо тели
бы
увезти
с
с обой
эти
колонны,
Лео нид
Сергеевич?
Вивьен
не то ро пливо
пер евел
взгляд
на
меня
и
серь­
езно ,
без
ул ыбк и,
ответил:
—
Хотел
бы.
Мы
молча
пожали
др уг
другу
рук и,
и
я
п ошел
даль­
ше,
а
Вивьен
остался
смотреть
на
театр,
в
котором
п ро­
вел
всю
сво ю
артистическую
жизнь:
ок ончи в
Политех­
нический
институт,
готовился
строить
дамбы,
молы,
мосты
из
железобетона—.техническая
новинк а
в
те
го­
ды,
—
а
вместо
этого
ста л
актером.
Это
произошло
ровно
тридцать
лет
наз ад;
за втра
он
отпра в ится
во
гла ве
труппы
стар ейш его
ленинградского
театра
в
Новоси­
бирск,—
хотелось
бы
пожелать
ему
доброго
пути.
Вив ь­
ен
был
ле г кий,
словно
рожденный
для
сча стья,
и
вместе
с
тем
умный
и
доброжелательный
человек
-
(я проверил
это
не
раз
на
личны х
взаимоотношениях
с
ним
и
с
его
театром:
как
известно,
име ть
дел о
с
те атром,
да
еще
с
так им
маститым,—
всегда
не
просто).
Как
ак тер
он
был
превосходен,
особенно
в
роля х
бонвиванского
с кла­
да:
бл ес тяще
исполнял
роль
газенклеверовского
дельца,
пр офессио наль ног о
донжуана,
кабинет
кот орог о,
остро­
умно
и
изобретательно
о фор мле нный
Акимовым,
пред­
ставлял
собой
сплошную
двухэтажную
ка ртотеку,
со­
державшую
самые
исч ер пываю щие
сведения
о
тысячах
к ан дида ток'
в
лю б овницы
и
жен ы.
..
Вы йдя
на
Невский,
я
понял,
что
Теат р
комедии
и
не
думает
эва куиро ва ть ся.
На
висевших
у
входа
афишах
значил о сь
кроме
довоенного
репертуара
нов ое
название:
- 268


пьеса
М.
Зощенко
и
Е.
Шварца
«Под липами Берлина» .
Оказывается,
премьера
сос тоял ась
12 августа,
как
раз
в
день
моего
возвращения
в
Ленинград.
Жаль,
не
видел.
Не
удалось
мне
посмотреть
и
следующую
постановку
те ат ра,
также
осуществленную
еще
в
Ленинграде,— «Пи­
томцы
славы»
А.
Гладкова.
Уехал,
вернее,
улетел
те атр
из
осажденного
города
лишь
в
декабре,
сначал а
в
Сочи,
затем
в
С тал инабад,
и
встретился
я
с
ним
уже
в
Моск­
ве,
весной
1944 года.
Те атр
привез
и
п о казал
в
Москве
замечательный
спектакль
—
«Дракон»
Е.
Швар ца.
Я
был
на
дву х
гене­
ральных
репетициях,
а
на
спектакль
не
пошел:
меня
по­
зва ли
в
этот
вечер
на
обсуждение
в
Комитете
по
делам
искусств
новой
пьесы
А.
Крона,
написанной
им
в
Ленин­
гр аде
и
о
Ленинграде,— «Офицер
флота».
К
нач алу
сезо на
1945—1946 года Театр комедии вер­
нулся
в
Ленинград,
но
первый
поставленный
уже
в
Ленинграде
с пе кта кль, «Путешествие Перришона»
Ла-
б иша,
выпустили
ли шь
весной
1946 года, —
увидел
я
этот
спектакль
уже
в
следующем
сезоне,
знакомясь
с
репер­
туаром
театра
по
долгу
службы.
Как
это
произошло?
Однажды
ме ня
вы звали
т ел егра ммой
в
Москву,
в
Ком ит ет
по
дел ам
искусств,
к
Михаилу
Борисовичу
Храпченко.
Зачем?
До
прибытия
в
Москву
я
бы
так
ни­
чего
и
не
узнал,
но
в
тот
же
день,
когда
я
полу чил
тел е г рамму,
д ома
раздался
телефонный
з вонок :
—
Леонид
Ни кол аев ич?
Здравствуйте.
Гов ор ит
Ни­
колай
Павлович
Акимов.
Вы
не
мог ли
бы
сегодня
зайти
в
наш
театр ?
—
С
удовольствием.
А
когда?
—
Если
можете,
в
два
часа.
Х орошо?
Мы
вас
ж дем.
Если
учесть,
что
мы
го во рили
друг
с
другом
первый
раз
в
жизни,
то
следует
считать
э тот
телёфонный
разг о­
в ор,
сверхлапидарным.
Но
я
оче нь
скоро
узнал,
что
Ни­
колай
Павлович
только
так
и
общается
по
телефону:
голая
и
сухая ,
как
скелет,
су ть
де ла
—
и
ничего
больше.
Полная
противоположность
тягучей
жв ачке
или
треску­
чей
болтовне.
Ч етко
выговариваемые,
четко
отделенные
о дно
от
другого,
самые
необходимые
для
уяснения
во­
проса
несколько
слов,
бодрый,
бодрящий
собеседника
тон
—
таков
был
его
стиль.
Как
в
по эз ии:
лучшие
слова
в
лучшем
порядке!
269


Беседа
в
театре
протекала
чуть
в
другом
тем пе
и
ритме,
но
то же
не
з атян ул ась.
Происходила
она
в
ка би­
нете
директора,
с
которым
ме ня
познакомил
Николай
Павлович.
Сам
же
он
вс тр етил
меня
с
такой
деловитой
естественностью,
словно
мы
с
ним
б ыли
всегда
знакомы
в
только
вчера
расстались,
привычно
за кончи в
или
пре­
рвав
до
сегодня
к аки е-то
общие
очередные
дела.
В
самых
к ратк их,
исчерпывающе
я сных
словах
А ки­
мов
мне'все
объяснил.
Оказывается,
в
неско ль ких
круп ­
ных
московских
и
ленинградских
театрах
учреждена
должность
заместителя
художественного
руководителя
но
репертуару
(помимо завлита)
и
Храпченко
намерен
мне
п ред ло жить
стать
заместителем
Акимова.
Теат р
просит
ме ня
согласиться.
—
Надеюсь,
наш
театр
вам
не
про тив ен?
Честное
слово,
не
помню,
что
и
как
я
ответил,
но
именно
,в этот день наши пути скрестились.
Я
посейчас
не
зна ю,
как
вышло,
что
автора
единственной
пьесы,
прошедшей,
пра вда ,
к
тому
времени
во
многих
театрах,
и
«Даунского отшельника», поставленного всего,
в
двух,
а
так же
рас кри тиков ан ног о
и
сня то го
с
репертуара
«Окна в лесу»
Ком ит ет
направил
в
акимовский
театр .
Это
было
столь
неправдоподобно,
что
я
не
сп ро сил
ни
у
Хр апч е нко,
ни
тогда,
ни
п отом
у
Акимова,
чей
это
выбор.
Возможно,
на
мо ей
кандидатуре
остановились
по
пр инципу
противоположности:
Акимов
—
Рахманов,
ко­
медия-драма,
склонность
к
гротеску,
к
острому
э кс­
цент ри ческ ом у
р исун ку
—
и
мхатовский
психологизм?
Хо тя
Акимов
не.
раз
офор мля л
мхатовские
спектакли,
в
том
числе
упомянутого
вы ше
«Офицера флота», он
никогда
не
упускал
случая
уязвить
мхатовскую
ме дли­
тельность,
любовь
к
многозначительным
паузам
как
в
спектаклях,
так
и
ме жду
спектаклями.
Например,
меж­
ду
пе р вым,
вполне
одобрительным,
заи нте рес ован ны м
ознакомлением
МХАТа
с
«Беспокойной старостью»
и
осуществлением:
ее.
постановки
на
своей
сцене
прошло
без
малогодва
деся тка
л е т: 1937—1956 год . ..
Сл овом,
так
или
иначе,
началось
мое
близкое
зна­
комство
с
Театром
комедии
и
с
Н.
П.
Ак имо вым.
Можно
ли
назв ат ь
это
дружбой?
Не
знаю.
Все
относительно,
и
характер
Акимова
был
таков,
что
я,
вообще,
не
очень-
то
пр едс та вляю
себе
его
зак ад ычн ую
дружбу
е
кем-ли­
бо,
дружбу
или
приятельство,
допускающие
амикошон-
270


ст во
и
панибратство.
Из
вс ех,
с
кем
Николай
Павлович
уже
на
моих
глазах
приятельствовал,
он
был
на
«ты*
л ишь
с
Владиславом
Миха йлов ичем
Г линк ой,
писателем
и
искусствоведом,
автором
известного
исторического
ро­
ман а
«Старосольская повесть», и с Андреем Андрееви­
чем
Бартошевичем,
за вли том
Театра
комедии
и
директо-
ром
Театрального
музея.
(Ровно за двадцать лет до
этог о
А.
А.
Бартошевич
уже
писал
об
Акимове
как
о
та­
лантливом
театральном
худож н ике
в
книге
«Театрально -
де корац ион ное
искусство
в
СССР».)
Любил
и
глубоко
уважал
Акимов
Михаила
Леонидо­
ви ча
Лозинского,
который
пер ево дил
для
Театра
коме*
дни
Лоп е
де
Вег а,
Шекспира
и
Шеридана.
Помню,
Ни*
колай
Павлович
не
раз
торж еств ующе
объявлял: «Се*
годня
иду
на
пельмени
к
Ло зи нск им !» Или подчеркнуто
буднично
со о бщ ал : «Вчера был на пельменях у Лозин­
ских»..Это он
меня
др а знил.
Дело
в
том,щто,
когда
моя
служба
в
театре
вошла
в
обыденные,
каждодневные
рамки,
мы
с
Николаем
Павловичем
нередко
одновре­
менно
зав трак али
в
его
кабинете-мастерской.
Время
бы­
ло
не
слиш к ом
щедрое
в
кулинарном
смысле,
еще
не
бы ли
о тм енены
продовольственные
кар то чки,
мы
п рино­
сили
из
дому
более
чем
скромные
бутерброды
и
для
разнообразия
по-братски
ими
делились.
Этот
дв адц ати­
минутный
ан тр акт
был
лучшим
вр емен ем
для
беседы,
чаще
всего
не
связанной
со
сл уж ебн ыми
делами.
О че­
видно,
тогда
я
ему
и
с ка зал,
что
больше
всего
на
свете
люблю
домаш ние
пельмени.
Редкий
худ рук
или
гл ав реж
присутствует
в
театре
на
каждом
вечернем
и
дневном
спектакле.
Акимов
бывал
в сег да.
Первые
спектакли
смотрел
из
за ла,
сид я
у
средней
двер и,
в
ниш е,
полуприкрытый
портьерой
(как и сейчас,
в
зрительный
зал
ве ли
три
входа,
все
расположенные
с
од ной
стороны,
ес ли
стать
лицом
к
сцене). В
остальное
вре мя
ра бота л
у
с ебя
на
четвертом
этаже,
в
большой
комнате,
вы хо д ившей
окнами
на
Невский
и
на
.Екатери­
нинский
сквер.
Здесь
он
рисовал
эскизы
костюмов
и
де­
кораций,
по казы вал
и
объя с нял
ст аро му
бутафору,
че го
он
от
нег о
хочет.
Здесь
принимал
посетителей
и
знако­
мился
с
дебютантами,
молодыми
актерами
и
актрисами,
желающими
работать
в
Театре
комедии.
Здесь
рисовал
портреты,
стараясь
как
мо жно
точнее
выпо лнит ь
так
сформулированную
им
з а да чу: «Портрет должен быть
271


более
похожим,
чем
данный
человек
похож
сам
на
себя
в
каждый
отдельный
момент».
Как
Акимов
это го
достигал?
Прежде
всего
—
не
чу­
раясь
шаржа,
гротеска,
всего,
что
свойственно
б ыло
ему
как
художнику.
Поражало
не
только
-качество.
—
пора­
ж ало
количество
эт их
портретов,
гал ер ея
схваченных
глазом
художника
людей.
Дост аточн о
сказать,
что,
ко г­
да
в
.1947 году Акимов нарисовал мой портрет,
я
был
сто
сорок
четвертым
по
счету
о бъек то м !. Каждый
следу­
ющ ий
год
все
шир ил
и
ш ирил
эту
галерею,
а
ведь
это
бы ло
во все
не
гла вн ое
дело:
руководитель
театра,
ре­
жиссер-постановщик,
те атр а льный
худ ож ник
и
д ек ора-
•тор
—
вот
главное,
чем
Акимов
был
зан ят,
все
ост ал ь­
ное
—
как
бы
меж ду
делом..
Репетиции
проводил
он
обы чно
с
утра
или
часов
с
д вена д цати.
Те
два
года,
что
я
работал
в
теа тр е,
озна-
-
меновались
сугубым,
на
время
как
бы
исключавшим
все
остальные
г рани
репертуара,
вни м анием
Акимова
к
со­
ветской
пьесе.
Я
пришел
в
театр
в
разгар
репетиций
«Старых друзей»
Л.
Малюгина,
еще
не
перенесенных
на
сцену.
Было
необычайно
интересно
наблюдать
за
.рабо­
той
Акимова
над
эт ой
бы товой
и
вместе
с
тем
поэтичной
п ьесой ,
где
многообразные
чувства
и
настроения
ее
юн ых
героев,
от
бездумной
радости
школьного
выпускного
ба­
ла
до
пе рвых
потерь
на
войне
и
драматических
испыта­
ний
характера,
требовали
соответствующего
режиссер­
ского
подхода.
Большой
зрительский
успех,
имела
ком е ди я-об озре­
ние
«О друзьях -това ри щ а х», еще вся пронизанная от ­
зву кам и
не дав ней
войны,
фро нто вой
д ружбы.
Для
ме ня
наиболее
интересной
работой
Акимова
явилась
поста­
новка
пье сы
Евгения
Пе трова
«Остров мира».
Это
был ,
по
существу,
эскиз
пьесы,
последний
акт
автор
успел
пер ед
самой
войной
только
вчерне
набросать,
тем
не
ме­
нее
эту
острую
политическую
ко меди ю
Акимов
пост авил
блестяще,
с
массой
режиссерских
находок
и
ак тер ских
удач.
Наслаждением
бы ло
видеть,
как
Акимов
оттачи­
вал
этот
театральный
памфлет,
как
бы ли
увлечены
акте-
.ры
—
И.
П.
Зарубина,
Е.
В.
Юнгер,
Л.
А.
Кро виц кий,
А.
М.
Бонди,
ве сь
коллектив
театра,
работавший
над
спектаклем.
За
полгода
до
этого
я
писал
в
г азе те:
«Большой радостью было - пр о чит а т ь
эту
превосходную
современную
пьесу,
не
меньшая
радость
для
те атра
—
272


поставить
её
на
сцене,
іако е
раз я щее
ор уж ие,
как
пам­
флет,
давно
что- то
не
вынималось
из
п исате ль ских
но­
жен.
Принято
думать,
что
оно
де й ств ует,
только
раз
и,
нанеся
удар,
отбрасывается
за
ненужностью.
П ам флет
Евгения
Петрова
уб еждает
нас
в
ино м».
И
ве рно:
вось­
милетней
давности
пьеса
была
словно
напис ана
в
1946 году,
посл е
ре чи
Черчилля
в
Фултоне,
или
в
1947-м ,
в
момент
провозглашения
Трумэном
своей
экспансио­
нистской
доктрины,
—
словом,
в
любой
из
годов
«не­
объявленной»
холодной
войны.
Мы
как
бы
присутствова­
ли
при
хо де
ис то рии,
только
в
убыстренных,
кинемато­
графических
темпах.
Б ыли
поставлены
также
«Русский вопрос»
К.
Симо­
н ов а-/ «Встреча с юностью»
А.
Ар бу зо ва, «Смех и слезы»
С.
Михалкова.
Странное
положение
в озни кло
в
свя зи
с
комедией
А.
Софронова
«Карьера Бекетова».
Она
чт о-
то
туго,,
со'
скрипом
проходила
в
инстанциях,
и
те атр
начал
ее
репетировать,
когда
разрешения
из
¿Москвы
еще
не
поступило.
БолеБ
того,
репетиции
уже
подходили
к
концу,
а
разрешения
все
еще
не
бы ло.
Я
никакой
не
ходок,
не
ходатай,
проб ивных
способностей
у
ме ня
нет
ни
на
грош ,
но
так
как,
кроме
меня,
ех ать
хлопотать
тогда
бы ло
некому,-
я,
сцепив
зубы,
отправился
в
Моск-
ву,
в
Комитет.
Как
ни
странно,
за
од ин
день,
без
труда,
по луч ил
необходимую
ви зу
и
с
-легким
сердцем
поехал
обратно.,
В
Ленинграде,
прямо
с
вокзала,
не
заезжая
домой,
пр и­
был
в
театр,
где
шла
репетиция
софронбвской
пь есы.
—
Ну
ка к?
—
нетерпеливо
спросил
Ак и мов,
прервав
репетицию.
Я
не
оче нь
люблю
и
совсем
не
умею
производить,
в
жизни
театральные
эф фе кты,
но
тут
молча
прошество­
вал
по
центральному
прох од у,
молча
поднялся
на
сц ену
и
молча
отдал
Акимову
литованный
экземпляр
пь есы.
Не
удер жал ся
от
те а тра льного
эффекта
и
Ак им ов:
он
мол ча
обнял
и
расц ело вал
меня
при
вс ей
тр уппе .
Ре д­
чай ший
случай
нежн ой
благодарности
и
единственный
по цел уй,
по лу че нный
от
Акимова
за
все
два
с
лиш ним
деся т ка
лет
нашего
зн ак о мств а!..
Всем
поня т но,
что
на
мое й
обязанности
б ыло
читать
поступающие
в
театр
пьесы
и
бе седо ва ть
с
авторами.
Ясно
т акже,
что
-д ело
это
иногда
не
из
слишком
прият­
ны х,
иначе
худрук
и
ди рек тор
с
удовольствием
за нима -
Ю
Л.
Рахманов
273


лись
бы
им
сами.
Однажды,
приехав
в
Москву,
я
п ро*
слушал
в
авторском
чтении
пьесу,
которую
оди н
доволь­
но
известный
комедиограф
и
режиссер
предлагал
Теат ­
ру
комедии.
Сложность
оказалась
в
том,
что
чтение
про­
ис хо дило
у
не го
на
дому,
в
присутствии
его
жены,
кото­
рая
ве ла
себя
крайне
активно,
хохотала,
оглушительно
аплодировала.
К огда
чтение
закончилось,
у
меня
был
единственный
способ
без
помех
вы сказат ь
сво и
лич ные
впечатления
—
попросить
драматурга
проводить
ме ня
до
метро..
.
Когда
я
по том
рассказал
Ни кол аю
Павлови­
чу
об
э том
случае,
он
подумал
ров но
од ну
сек у нду
и
сер ьез но
сказал :
—
Ошибка
супругов
в
том,
что
ж ена
досидела
до
ко нца
ч те ния.
Над о
бы ло
за
дес ять
минут
до
финала
незаметно
уйти
и
в
тот
самый
момент,
когда,
драматург
произнес
слово
«занавес», вернуться с чаем и бутербро­
дами.
—
Я
бы
все
равно
встал
и
поп рос ил
ме ня
проводить.
—
А
это
б ыло
бы
уже
невежливо
по
отношению
к
хозяйке.
Когда
я
ознакомил
его
с
другой,
на
этот
раз
понра­
вившейся
мне
пь есой ,
где
молодой
прогрессивный
врач
лечит
своих
больных
сном,
Акимов
невинно
спр ос ил:
—
Вы
не
ду ма ете,
что
такой
спектакль
будет
с
успе­
хом
лечить
сно м
на ших
зрителей?
Я
любил
сл уш ать
«тронные»
ре чи
Акимова
перед
ак­
терами
в
нач але
каждой
работы
над
новым
сп екта кл ем,
а
также
пер ед
началом
сез он а.
Речи
краткие,
деловые,
но
увлеченные,
увлекающие,
всегда
остроумные.
Слушая
его,
я
думал:
в
чем
дело,
почему
его
ир ония
по зит ив на?
Почему
она
не
съ едает
положительной
сути
его
веселого
выступления?
Секрет
не
в
том ,
что
Акимов
умело
че ре­
довал
иронию
и
пафос,
минус
и
пл юс,
«за»
и
«про­
тив»,—
ироничность,
насмешливость
пронизывали
все ,
что
он
говорил,
а
.в
итоге
пер ед
с луша те лями
возникала
з аманч и вая
программа
действий.
В
чем
же
дело?
Как
видно,
в
том ,
чт о,
вы двину в
какую-либо
идею ,
Акимов
постепенно
отс ека л
все
вероятные
«против», заранее из­
де вая сь
над
возможными
возражениями,
—
в
результате
выдвинутая
им
ид ея
высилась
как
утес.
Разумеется,
я
огрубляю,
но
в
общем
к ар тина
прим е рно
бы ла
так ая,
и
этот
способ
уб ежд ения
был
отнюдь
не
хуже,
а
лучше,
надежнее,
чем
сооружать
вокруг
выдвинутой
идеи
кучу
274


подпорок
—
для
слушателей
всегда
есть
с об лазн
их
об­
рушить,
не
то
они
могут
обрушиться
сами.
Так
бывало
и
на
читках
пьесы,
которая
нравилась
Акимову,
которую
ему
хотелось
ставить.
Уже
в
кратком
вступительном
слове
он
пре дв осхи щал
своими
иро ни­
ч еск ими
предположениями
возможные
возражения
про­
тив
пьесы,
зар ан ее
выб ива я
почву
из-под
ног
противни­
ков .
Но
бывало
и
другое,
и
однажды
я
на
эт ом
попался.
Мне
нравилась
пьеса,
которую
по
моему
предложению
писал
для
теа тра
поэт,
никогда
ра нее
не
писавш ий
пь ес,
а
тем
более
комедий.
Акимов,
казалось,
тоже
был
в
ней
заинтересован,
да
и
талантливый
этот
поэ т
ему
нр авил ­
ся.
Пьеса
была
великовата,
но
мест ами
оче нь
остра
и
см ешн а,
грот ес к
п орой
переходил
в
фа рс
и
гиньоль,
но
еще
немного
терпеливой
раб оты
—
и
все
будет
в
ажуре;
во
всяком
случае,
я
был
убежден,
что
пь еса
нез аур яд на,
такими
ве щами
не
бросаются.
Акимов
предложил
про­
честь
ее
труппе:
—
Послушаем.
Може т
быть,
услышим
дельные
со­
вет ы.
Не
подозревая
подвоха,
мы
с
автором
согласились.
Уже
когда
автор
прочел
первое
действие,
я
почувство­
вал,
что
пь еса
зава ли вает ся:
гинь о ль
слишком
гипербо­
личен,
слишком
образен,
чтобы
пугать
и
смешить,
де й­
ствия
маловато
—
во
втором
и
тр еть ем
ак те
это
особен­
но
ощущалось,—
пь еса
все
длил а сь
и
длилась,
а
уже
б ыло
яс но,
что
слушатели
устали,
томятся,
и
автор,
че­
ловек
вп ечатл ител ь ны й,
сам
это
чувствовал.
Когда
ко н­
чилась
читка,
аплодисментов
не
прозвучало!
В
эт их
с лу­
чаях
актеры
народ
беспощадный,
они
не
станут
стес­
н ять ся,
пр ояв лять
вежливость
или
жалость,
а
рубят
сплеча.
Защитник
может
найтись
лиш ь
среди
те х,
кто
почует
в
пр оч ит анном
роль
для
себя.
Тут
этого
не
случи­
л ось.
Зря
пытался
я
разъяснить
в
своем
выступлении
нравящиеся
мне
яркие
образы
и
детали,
не
замеченные,
как
мне
думалось,
слушателями.
С
пьесой
по ко нчили.
А
что
же
Ак имо в?
Он
вежливо,
даже
изыс канн о
ве жли во
поблагодарил
автора,
любез­
но
согласившегося
вслух
прочитать
пьесу,
но
о
самой
пьесе
не
сказал
ни
слова.
Смысл
акимовского
умолча­
ния
был
я вно
так ов : «Глас труппы
—
гл ас
б ожи й».
Я
испытывал
неловкость
перед
автором,
которого
очень
любил,
и
долго
вну т ренне
не
прощал
Акимову
его
«веро­
&
275


ломства»...
Пока
не
поня л,
что
театр
дороже
ему
люб ого,
самого
талантливого
автора,
и
ес ли
в
темном
переулке
пер ед
ним
выр аст ет
бандит
и
предложит
на
выб о р: «Театр или жизнь?!» —
Акимов,
конечно
же,
предпочтет
театр.
По тому,
быть
может,
я
не
столь
уж
повинен,
назвав
эту
гла ву
—
«Н.
П.
Акимов
в
театре
и
дома».
Дел о
в
том,
что
читательпочти
не
увидит
здесь
Аки мова
до­
ма
и
уж
совсем
не
увидит
его
в
халате
и
ту ф-
л
я
х.
Во-первых,
для
Акимова
настоящим
домом
всегда
был
театр,
где
он
проводил
б ольш ую
час ть
суток;
во-
вторых,
он
и
дома
никогда
не
выглядел
«неглиже», на­
об орот,
был
неизменноДюдтянут,
подобран,
справедливо
счи та я,
что
ничто
так
не
мешает
работе,
как
в нутре нняя
и
внешняя
распущенность
и
разболтанность.
Не
знаю,
чита л
ли
он
стихотворение
Н.
Заболоцкого
«Не позво­
ляй
ду ше
лениться.
..», но смысл этого совета был сти­
лем
его
жиз ни.
Убежд ен ,
что
та кой
в ыра зи тельн ый
при­
мер
самодисциплины,
какой
являл
труппе
теа тра
его
ру­
ководитель,
как
нельзя
лучше
способствовал
объедине­
нию
столь
разных
людей,
из
каких
неизбежно
состоит
любой
коллектив.
При
мне
труппу
театра
составляли
ше сть де сят
де­
вять
актрис
и
актеров
—
я
сохранил
этот
список.
Почти
вс ех
я
хоро шо
помню,
да
многие
из
.них остались в теат­
ре
п
по
сию
пору,
а
те,
что
исчезли,
ушли
не
тол ько
из
те атр а,
но
и
из
жизни.
Т ак,
те атр
п оте рял
чудесную,
та ла нтливую
актрису,
красивую
ж енщи ну
Людмилу
Люл ь ко,
сыгравшую
в
первом
же
своем
сезоне
главную
роль
в
«Старых друзьях»
и
впоследствии
став шу ю
на­
стоящей
премьершей
театра;
превосходную
комедийную
актр ис у
Н.
Н.
Нурм;
актера
и
комедиографа,
ос тр оум­
нейшего
А.
М.
Бонди,
напи са вшег о
новый
тек ст
к
«Льву
Гур ычу
• Синичкину»; актера и драматурга Г.
А.
Ф ло­
ринского,
автора
двух
пьес,
шедших
на
сцене
Театра
комедии,— «Воскресный
в изи т» (1947—1948) и « К амен­
ный
ос тров » (еще во время войны); Л .
А.
Кровицкого,
•великолепно сыгравшего главную роль в « Ос т ро ве
ми­
ра » (я всегда жалел,
что
Т еатр
комедии
не
поставил
«Пиквикский клуб», где Кровицкий был бы идеальным
испо лнит елем
П и кв ик а); сочного бытового актера
В.
Г.
Киселева;
изысканного,
загадочно-молчаливого
Ж.
Н.
Лецкого
и
некоторых
других.
На
м оей
памяти
276


переехали
в
Москву
только
О.
А.
Аросева
(теперь она
в
Театре
сатиры)
и
Б.
А.
См ир нов
(теперь он во
МХАТ е). Не знаю ,
где
сейч ас
А.
С.
Король,
исполнявший
в
спектакле
«На бойком месте»
две
роли
—
дворника
и.. .
собаки,
в
каче стве
которой
прекрасно
ла ял
(пожа­
луй,
лучше
его
лаяли
только
эстрадный
артист
Юри й
Хржановский,
част о
имитировавший
в
ки но
и
по
радио
голоса
самых
разных
живот ных ,
и
Евг е ний
Львович
Шварц,
лай
которого
на ша
собака
всегда
сверхвнима­
тельно
слушала
и,
мне
кажется,
понимала
от
слова
до
сл ова) .
После
т ого
как
уме р
завлит
театра
Андрей
Андр е­
евич
Бартошевич,
я
рекомендовал
в
за влит ы
Ю.
И.
Реста.
Вы бор
ок азался
уд ач ным
—
Юл ий
И саак о­
вич
пришелся
не об ыча йно
ко
двору.
Он
остался
в
теа т­
ре,
когда
ликвидировали
должность
заместителя
худру­
ка
по
репертуару,
то
ес ть
мою .
Сошелся
он
и
с
актерами.
Пр ав да,
они
его
знали
и
раньше,
еще
до
войны:
Ю.
И.
Реет
о рга низо вал
в
Доме
писателя
представление
«Давайте не будем»
с
участием
актеров
Театра
коме­
дии
—
он
там
был
и
директором,
и
худруком,
и
режиссе­
ро м,
и
рабочим
сцены.
Став
завлитом
Театра
комедии,
он
продолжал
эти
представления,
имевшие
б оль шой
успех,
возил
их
в
Мос кв у,
где
они
шли
в
Це н траль ном
доме
литераторов,
в
Центральном
доме
работников
ис­
кусств.
Непременными
участ ни ками
эт их
спектаклей,
или,
если
хотите,
ка пу стн иков ,,
с
на чала
и
до
ко нца
б ыли
И.
Лурье,
И.
Поляков,
В.
Труханов,
А.
Подгур,
А.
Се р­
геева,
Т.
Сезеневская,
К-
ЗеМлеглядова
и,
кон ечно,
уже
тогд а
популярнейший
С.
Филиппов.
Что
гре ха
таить,
Н.
П.
А ким ов,
как
патриот
своего
т еатр а,
от но сился
р ев­
ниво
к
чужим
н ачи нан иям,
но
к
«Давайте не будем»
благоволил:
ве дь
в
них
участвовали
его
питомцы
и
вы­
ученики.
Еще
и-теперь,
когда
в
Театре
комедии
устраи­
ваются
капустники;
в
них
наряду
с
молодыми,
пришед­
шими
в
театр
за
по сле дние
годы ,
непременно
участвуют
многие
из
тех,
кто
играл,
пел
и
танцевал
в
«Давайте не
бу дем ».
Я
уже
сказал ,
что
в
первый
год
своего
пребывания
в
театре
пересмотрел
все
старые
спектакли
и
все
актер­
ск ие
со став ы
спектаклей,
е сли
они
дублировались.
Ча сто
бы вал
на
репетициях,
особ е нно
тех
спекта клей, . о т
ко то­
рых
мы
много
ждали,
счита ли
их
в
той
или
иной
ме ре
277


этапными
для
теат ра .
Пер вый
прогон
спектакля
«О
др узья х-т овар ищах »
тянулся
даже
не
допоздна,
а
до
раннего
утр а:
мы
с
Ак имо вым
уехали
из
театра
в
шестом
часу,
когда
уже
п ошли
трамваи.
Перед
эт им
произошло
маленькое
смешное
событие:
театральный
фотограф,
сни мавш ий
отдельные
сцены
для
рекламы,
которая
вывешивалась
у
входа
в
театр,
всерьез
попро­
сил
у
директора
спр авку
для
представления
же не
—
о
т ом,
что
он
был
при
д еле,
на
службе,
а
не
где-нибудь
в
другом
месте.
Другое
происшествие
случилось
со
м ной
на
одном
из
пер вых
спект ак лей .
В
Доме
писателя
б ыло
к ако е-то
со в ещан ие,
на
к ото-
рое
пр ибы ли
из
Москвы
А.
Фадеев
и
К.
Симонов.
Они
захотели
посмотреть
«О друзьях- то вар ищ а х»; я привез *
их
в
театр
с
небольшим
опозданием,
так
что
мы
подня­
л ись
по
служебной
лест нице
и
разделись
в
кабинете
ди­
ректора.
Спектакль
им
понравился;
оживленно
обсуж­
дая
его,
гости
одевались
потом
опять
же
в
директорском
кабинете,
как
вдруг,
чертыхнувшись,
Фадеев
начал
се р­
дито
ч ис тить
сво ю
шубу:
как
видно,
он
з абелил
ее
о
стен ку
на
узк ой
служебной
лестнице.
1—
Слушайте,
да
это
не
моя
шуба !
—
вскричал
Ал ек­
санд р
Ал екса ндр о вич,
с
возмущением
сбр асы вая
ее
со
своих
богатырских
плеч.
—
Совершенно
верно,
это
м оя,—
скромно
сказал
я,
надеясь,
что
генеральный
секретарь
Со юза
советских
пи сател ей
не
подумает,
что
я
нар оч но
подсунул
ему
свое
пальто.
Акимов
и
директор
И.
В.
Яценко
с
некоторым
удивлением
гля дел и
на
это-
неожиданное
кви
про
кво .
Иван
Вас ил ье вич
Яценко
во
многом
был
полн ой
про­
тивоположностью
Акимову:
крупный,
неторопливый,
вал ьяж ный,
медленно
и
под ро бно
беседующий.
Общего
у-них
были
только
синие
гл аза,
в
тон
которым
они
лю­
бил и
подбирать
так ого
же
цвета
галстуки.
Однажды
Ив ан
Васильевич
поз вонил
в
театр
из
Москвы,
куд а
он
выехал
по
срочному
и
ва жном у
делу.
Акимов
ср азу
с прос ил,
как
обстоят
дел а,
и
И ван
Васильевич
ст ал
спо ­
койно,
со
всеми
подробностями
р ассказы в ат ь,
как
он
на­
рочн о
пораньше
встал,
п озавт ракал
в
номере,
выпил
ко­
фе
и
отправился
в
Комитет.
В низу
р аздел ся,
стал
под­
ниматься
по
лестнице...
Акимов
нетерпеливо:
—
Но
вы
успели
решить
вопрос?
278


>—
Н и колай
Павлович,
вот
я
и
говорю.
Поднимаюсь
по
лестнице,
смотрю,
на
площадке
вт орог о
этажа., е
Трык!
—
и
талон
кончился,
время
вышло.
Акимов
во
всех
отношениях
был
сильным
характе-
ром
и
настоящим
хозяином
театра.
Если,
н азна чая
ме ня
его
заместителем,
М.
Б.
Храпченко
пола гал ,
что
мы
ста­
нем
хо тя
бы
в
чем-то
дополнять
др уг
друга,
это
не
оправдалось.
Ак имов
не
любил
выслушивать
замечания
и.
советы
(а кто это любит?), хотя всегда считал своим
долгом
спросить,
что
я
по
то му
или
иному
поводу
ду­
маю.
Когда
я
старательно
выполнял
его
просьбу
и
даже
иногда
говорил,
чт о,
по-моему,
это
лучше
с де лать
не
так,
а
вот
так
или
этак,
он
никогда
меня
не
обрезал,
не
вышучивал
(что он мог сделать лучше,
острее
люб ого
другого
в
ми ре),—
нет,
он
просто
мрачнел
и
отмалчи­
вался,
так
что
я
поне воле
увядал
и
те рял ся.
И
все
же
случалось,
что
дня
через
три,
не
раньше,
он
выполнял
со вет ,—
редко,
но
случалось.
Однажды
на
репетиции
пье сы
присутствовал
автор,
москвич.
В
перерыве
Аки мов
отв ел
меня
в
сторону
и
попросил
не
выступать,
очевидно
не
без
о снов ания
опа­
саясь,
что
я
наговорю
лишнего,
огорчу
или
рассержу
авт ора
или
в
чем-то
в
его
г лазах
дискредитирую
те атр
(Николай Павлович знал,
что
пь еса
и
спектакль
мне
не
оче нь
нравятся).
Я
охотн о
согласился
молчать.
Но
когда
дело
дошло
до
об суж ден ия,
Акимов
как
ни
в
чем
не
бывало
предложил
мне
высказаться.
Я
простодушно
по­
верил,
что
он
из м енил
решение,
и
принялся
делиться
своими
соображениями,
причем,
решив
г ляде ть
в
ко­
ре нь,
говорил
больше
о
пь есе,
нуждавшейся,
на
мой
взгляд,
в
уточнениях.
Автор,
человек
весьма
сановитый,
само у веренны й,
не ож ид анно
согласился
с
дв умя-тре мя
замечаниями
и
з апис ал
их
в
блокнот,
что
само
по
себе
бы ло
удивительно.
Но
ме ня
поразило
другое:
Акимов,
ког да
мы
остались
од ни,
у пр екнул
меня
в
то м,
что
я
так
легко
под дал ся
на
провокацию.
—
Мы
же
с
вами
условились?
—
ехидно
заметил
Ни­
ко лай
Павлович.—
Еще
хо рошо,
что
так
обошлось.
—
Вот
именно!
горячо
ска зал
я.—
Он
почти
со
всем
согласился
и
обещал
внести
изменения
в
пьесу,
Акимов
иронически
на
меня
посмотрел:
і—
Вы
и
в
это
по ве рили?
279


Эпизод
эт от
произошел
уже
не
в
Театре
комедии,
а
в
Театре
име ни
Ленсо вет а-,
куда
в
1951- м
или
в
1952 го ­
ду
он
меня
пригласил
чле ном
художественного
совета.
Увлекательно
бы ло
наблюдать
за
те м,
как
Акимов,
при­
дя
в
чужой,
заштатный
театр ,
давно
уже
потерявший
с вое
лицо,
начал
сперва
ворошить
этот
вя лый,
аморф­
ный,
разболтавшийся
организм,
затем
встряхивать,
эле ктр и зова ть,
пре вр ащат ь
в
нечто
живое
и
творческое
и
наконец
смело,
уверенно
п овел
за
собой.
Надо
при­
знать,
в
положении
Акимова,
которого
в сего
год
наз ад
же стко
критиковали,
который
вынужден
был
оставить
те атр,
им
же
со зд анны й,
делат ь
это
все
б ыло
не
только,
тр у дно,
но
и
рискованно.
Блестящим
ре зу льта том
его
ус илий
яв лял ся
спектакль
«Тени».
Спектакль,
пос тав ­
л енный
на
осн ове
нико му
не
известной
(исключая узких
специалистов-литературоведов)
п ьесы
Салтыкова-Щед­
рина ,
невероятно
растянутой,
по
существу
ли шь
вчерне
набросанной
автором...
Пу бл ика
на
спектакль
ломи­
лась,
театр
сразу
сделался
не
прос то
- посещаемым,
а
п о -нас тоящ ему
популярным
театр о м.
Неуютный,
холод­
ный
вестибюль,
нел епы е
декоративные
грот ы
в
фой е,
о ста вши еся
от
Владимирского
и горн ого
клуба,
—
все,
чт о,
казалось,
отпугивало,
отвращало
от
этого
по м еще­
ния
и
из
года
в'
год
делало
напрасными
все
усилия
та­
лантливых
актеров,
вдруг
оказалось
неважным,
тре­
тьестепенным,
абсолютно
не
мешающим
главному
—
ис­
кусству
актеров
и
режиссера.
Вот
почему,
когда
не др уги
Акимова
го вор или,
что
ре жиссер
он
ник ако й,
в
лучшем-
случае
изобретательный
те а тра льный
офор ми тел ь,—
это
сущая
чепуха:
ст оит
н азв ать
хотя
бы
два
спектакля
с
почти
одинаковыми
з аглав иями
(курьезное совладе­
ние)
—
«Тень»
Шварца
и
«Тени»
Салтыкова-Щедри­
на,—
это
ли
не
пример
бл истате ль но й
режиссуры!
А
Театр
комедии
надолго
осиротел.
Акимов
не
воз­
вращался
в
т еатр
в
об щей
сложности
около
шести
лет.
Как
у
каждого
талантливого,
творческого
человека,
у
Акимова-режиссера
бы ло
множество
замыслов,
кото­
рые
он
по
разным
причин а м
не
смог
осуществить.
При­
веду
всего
о дин
пример: «Бег»
М.
Бу л гако ва.
Этот
с пек­
такль
был
заду ман
Ак имо вым
не
то
в
1953- м ,
не
то.
в
1954 году,
в
сам ый
разгар
его
раб оты
в
Театре
имени
Ленсовета,
когда
художественный
руководитель
уже
и
там
успел
зарекомендовать
с ебя
удачными
постановка-
280


ми.
к
сожалению,
спектакль
не
осуществился.
Т еп ерь,
когда
«Бег»
идет
уже
в
ря де
театров,
когда
мы
посыла­
ем
на
Каннский
фестиваль
и
на
Парижскую
декаду
со­
ветского
к ино
двухсерийную
ленту,
где
сохранен
и
ис­
пользован
по чти
весь
те кст
этой
булгаковской—,пьесы
(редкий случай в истории экранизации!), нам трудно
по нят ь,
чем
в
с вое
вре мя
рук овод ств ова л ось
театраль­
ное
начальство.
Помню
только,
что
мне ,
не
такому
уж
бл изко му
к
Акимову
чел о веку ,.было
до
сл ез
обидно
за
нег о
и
за
Булгакова
(с которым я вообще никогда не
в ст реч ал ся ), когда это название было сердито вычерк­
н уто
из
репертуарного
плана: «Еще чего—ставить
спектакль
о
бе л ог вард ей цах!»
Акимов
никогда
не
и зобража л
из
себя
начальство
и
никогда
не
прибегал,
к
начальственному
или
ав т ори­
тетному
тону,
но
с по рить
с
ним
бы ло
трудно,
да
и
н еле­
по
—
скорее
в сего
окажешься
в
с мешн ом
пол оже нии.
Часто
он
обезоруживал
спорщика
неожиданным
до во­
дом ,
одной
парадоксальной,
но
убедительной
фразой.
Помню,
как-то
пер ед
войной
в
Доме
писателя
Акимов
трунил
над
драматургами,
которые,
выносив
и
с
трудом
родив
одну
пье су,
впадают
в
шок
и
пр ост р ацию
и
зам ол­
кают
на
десятилетия.
Я
от
души
смеялся,
хотя
эти
кал е­
ные
стрелы
вонзались
и
в
меня,—
правда,
я
не
писал
комедий.
Вообще,
трудно
б ыло
оставаться
равнодушным,
слу­
шая
человека,
который
с
поразительной
точностью
уме л
с казать
то,
что
хотел,
не
затратив
ни
одного
лишнего
сло ва.-
О дин
зарубежный
государственный
деятель
недавнего
вр ем ени
так
определил
интеллигента: «Лицо,
которое
употребляет
больше
слов,
чем
необходимо,
чт о­
бы
сказ ать
больше,
чем
знае т ».
Вот
уж
нельзя
приме­
ни ть
это т
афоризм
к
Акимову,
хотя
он
до
мозга
костей
был
инт елли гент ом .
Скл ад ом
характера,
манерой
го во­
рит ь,
склонностью
строго
логически
мыслить,
тягой
к
технической
це л есообра знос ти
он
больше
напоминал
ма­
тематика
или
представителя
другой
точной
науки,
чем
че лов ека
иск у сств а.
Впрочем,
в
искусстве,
в
эстетических
вкусах
он
тем
более
был
верен
себе—враждовал
со
всякой
расплыв­
чатостью
и
так
называемым
«настроенчеством».
Ча ще
в сего
расходились
мы
в
оценке
некоторых
художников,
с
детства
дорогих
моему
сердцу.
Если
я
кроме
великих
281


и
про сто
симпатичных
мне
реалистов
любил
и
Матисса,
и
Модильяни,
и
вообще
«левую»
живопись,
и
в
1956 го«
ду,
по пав
в
Роттердамский
музей,
мы
с
тем
же
Акимо­
вым
долго
стояли
плечом
к
пле чу
перед
единственной
там
картиной
Мар ка
Шаг ал а,
которого
до
эт ого
зна ли
(по крайней мере я)
лиш ь
по.
ко пиям ,
по
репродукциям,
то
Акимов
совершенно
не
приз на ва л,
скажем,
р аннег о
Нестерова,
г ов орил
о
его
картинах
презрительно,
что
причиняло
мне,
скажу
откровенно,
немалую
б оль
(о чем
он
не
подозревал).
Но
так
как
Акимов
был
очен ь
умен,
в оспит ан,
тактичен ,
то
в
остальном
мы
довольно
удачно
изб ега ли
«опасных», «взрывчатых»
тем.
Я
не
часто
бывал
у
Акимова
дома.
Он
жил
тогд а
на
углу
Кирпичного
переулка
и
улицы
Гоголя,
в
первом
восстановленном
после
войны
ленинградском
доме.
В
1941 году,
в
сентябре,
в
этот
дом,
вернее
пе ред
ним,
на
мостовую,
упала
бомба
замедленного
д ейс твия;
это
произошло
днем,
жильцы
успели
покинуть
св ои
к в арти­
ры,
пок а
она
не
вз ор вал ась
и
не
вы р вала
всю
пе ре днюю
час ть
ф асад а,
которую
потом
з амаскир о вал и
фанерой
с
изображенными
на
ней
ок на ми.
Через
шесть
лет,
когда
Акимов
переехал
в
восстановленный
дом,-
я
на вестил
его
и
увидел,
как
он
сушит
стены
каким - то
специально
и зо­
бретенным
им
химическим
составом.
Как
и
кабинет
в
театре,
жилище
его
выглядело
скорее
мастерской,
убранство
б ыло
аскетично
и
ст рого
функционально.
На
сто ли ке
у
кровати
сто ял
радиоприемник,
снятый
с
под­
водной
лодки,
который
ему
подарили
на
флоте
и
кото­
рым
он
очень
гордился,
хотя
пр ие мник
был
совсем
го­
лый
—
все
лампы
и
прочие
радиодетали
на
виду,
сконст­
руированы
на
одном
шасси,
без
ящика,
что,
собственно,
и
пл ени ло
Нико лая
Павл о вича ...
У
меня
в
гостях
Акимов
по бы вал
в сего
один
раз,
уже
пос ле
того,
как
перестал
бы ть
худруком
Театра
коме­
ди и,
и
еще
до
того,
как
стал
худруком
Театра
име ни
Лен совет а,—
в
этот
полуторагодовой
перерыв
у
н его
бы­
ло
свободное
время.
Характерно,
что,
придя
ко
мне,
Ни­
ко лай
Павлович
уже
через
пя ть
минут
предложил
ряд
усов ерш енс тв ован ий
—
например,
окра си ть
стены
моего
ка бин ета
не
то
гуашью,
не
то
темперой,
я
в
эт ом
плохо
разбирался.
К
сожалению,
мы
не
смогли
во спол ьзова ть ­
ся
этим
соблазнительным
предложением:
только
что
пе­
282


ре еха ли
с
Васильевского
о ст рова
на
Марсово
пол е
и
по­
рядк ом
поиз де ржа лис ь
на
переезде
и
перв оу ст ро йст ве.
Акимова
заинтересовало
в
н ашей
новой
квартире,
во- пе р вых,
то,
что
она
по ме щае тся
над
бывшим
«Прива­
лом
ко м едиа нт ов », который был в свое время расписан
Су д ейк иным
и
Борисом
Григорьевым,
в
простенках
в
эт ом
полуподвале
сто яли
фигуры
двух
эфи опов, «курив ­
ших
с иг ар ы», к сигарам был подведен и зажжен газ,
и
от
них
мож но
бы ло
прикуривать.
Са ма
же
наша
квар­
тира
представляла
собой
ча сть
«Салона мадам Добычи ­
но й»
—
частной
картинной
галереи,
к ото рую
Ак имов
то­
же
зн ал,
а
дом
принадлежал
до
революции
знаменито­
му
Митьке
Рубинштейну,
лихому
банкиру
и
д ругу
Рас­
путина.
—
На пиш ите
о
них
комедию,
—
вдруг
предложил
"Акимов.
—
О
Рас пу тине ?
О
нем
уже
на пис ал
Алексей
Тол ­
стой
—
«Заговор императрицы» .
—
Во-первых,
это
не
комедия,
во-вторых,
мало
ли
что
еще
можно
написать
о
Распутине
кроме
того,
что
его
убили.
Нап ример,
представьте
себе,
что
все
действие
происходит
как
раз
под
вами,
в
«Привале комедиантов» .
Митька
Ру бин шт ейн
и
Распутин
в
компании
актеров
вы­
п ивают
и
закусывают
и
совершают
неслыханно
наглые
сделки.
—
А
такой
случай
бы л?
Да
нет,
я
не
умею
писать
• комедий...
—
Хо тите,
напишем
вместе?
Писать
вместе
с
Акимовым!
Мы
же
такие
разные,
что
это
предложение
нельзя
считать
ин аче
как
розыгры­
шем!
С
другой
сто роны ,
я
уже
достаточно
хо рошо
зн ал
Николая
Павловича,
чтобы
не
заметить
в
его
характере
о дно
странное
противоречие:
при
всей
его
рассудитель­
ности,
предельно
ясном
вз г ляде
на
вещи,
он
иногда
мог
загореться
ф анта стическ ой
идеей.
Так ,
например
(это
произошло
много
позднее
разговора
о
Митьк е
и
Гриш ­
ке ), он задумал поставить « Др а ко на»
в
кино
как
раз
в
тот
момент,
когда
эту
пьесу
в
Театре
комедии
сняли
с
репертуара,
то
ес ть
в
самое
н е реал ьное
вре мя
для
ее
экранизации.
В
его
трезвой
ду ше
порой
(а может,
и
вс ег да)
зву ча ли
явно
утопические
или,
ес ли
хотите,
л ег­
к ом ысленны е
нотки.
Вот
еще
пр имер .
283


В
театре
Акимова-режиссера
часто
подводила
при­
митивная
сценическая
техника,
при сущая
этому
теат­
ра льно му
помещению,—
а
другого
в
его
распоряжении
не
бы ло.
Бы вший
«Невский фарс»
абсолютно
,не был
приспособлен
к
современному,
насыщенному
разнооб­
разной
техникой
театральному
д ейст ву,
равно
как
не
был
для
него
создан
и
бывший
игорный
клуб
на
Влади­
мирском
проспекте.
Между
тем
Акимов
упорно
вводил
в
спектакли
всевозможные
трюки
и
фокусы,—
в
резуль­
тате
поезда
с
миниатюрными
вагончиками,
вместо
того
чтобы
беззвучно
промчаться
на
заднем
плане,
создав
соответствующее
настроение
у
зрителей,
валились
с
на­
сыпи,
конвульсивно
дер гался
или
в
самый
не по дх одя­
щий
моме нт
з аст ревал
роскошный
лимузин
с
пассажи­
рами
и
прочее
в
том
же
род е.
Разумеется,
эти
мелкие
неудачи
огорчали
Николая
Павловича,
но
он
не
прекра­
щал
св оих
опы тов:
может
быть ,
в
следующий
раз
п олу-
ч итс/ч!
К
сожалению,
получалось
редко
и
дал еко
не
то,
о
чем
мечталось.
А
мечталось
о
небывалом,
ни
на
ка кой
другой
не
пох ож ем
театре,
где
можно
тво р ить
сущие
чуд ес а!
В
осуществление
этой
ст ар инной
ме чты
Николай
Павло­
вич
спроектировал
наконец
идеальное
здание
—
где-то
в
новом,
далеком
от
центра
р айо не,
ку да
должен
был
пе­
реехать
Те атр
комедии,
оставив
старое,
привыч но е
пуб­
лике
и
актерам
помещение
на
Невском
проспекте.
Это,
конечно,
б ыло
бы
крупной
стратегической
ошибкой.
П р авда,
их
совершают
многие
театральные
де ятел и,
осо­
бен но
режиссеры-новаторы,
по
крайней
мере
совершают
в
мечтах
—
на
деле
проекты
эти
почти
никогда
не
осу­
ще ств ля ются.
Так
б ыло
и
у
Мейерхольда:
пе ред
сам ым
закрытием
театра
он
замыслил
построить
для
нег о
сверх­
новое
здание
вроде
цирка;
так
пол уч илос ь
и
у
Акимо­
ва.
Я~иикак
не
мог
в зять
в
толк,
за чем
ему
.р азр у шать
принцип
сцены-коробки,
особенно
в
последние
годы,
к ог­
да
он
по
большей
части
ставил
незамысловатые
быто­
вые
комедии.
Конечно,
не
и ск люче но,
что
он
ставил
их
п отом у,
что
для
другого
род а
спектаклей
привычный
нам
всем
театр
на
Нев ск о м, 56, не годился...
Так
или
иначе,
если
Аки мов
в
ду ше
был
мечтателем,
главной
его
мечте
не
су жден о
б ыло
осуществиться.
В
остальном,
повторяю,
он
был
подчеркнуто
тр езво
де­
ло вит
и
рационалистичен.
У
ме ня
сохранилась
одна
его
284


«рабочая»
записка,
т екст
которой
полностью
приведу,
настолько
он
характерен
для
Николая
Павловича.
В
1964 году готовился сборник воспоминаний о Евге­
нии
Львовиче
Шварце.-
Неч его
и
говорить,
что,
когда
пришло
время
думать
об
офо р мл ении
книги,
я
обр ат ил­
ся
к
Акимову,
‘ незадолго перед тем превосходно офор ­
м ивш ему
сб ор ник
пь ес
Шварца.
Я
провел
у
Акимова
какой-нибудь
час,
и
за
это
вр емя
мы
не
только
все
о бсу­
дили,
но
он
успел
набросать
проект
оформ ле н ия
новой
книг и,
который
зате м
и
пр е дстав ил
в
изд ате ль с тво:
«Соображения по книге воспоминаний
о
Е.
Л.
Шварце.
З аг лави е: «Мы знали Евгения Шварца» (под этим
список
авторов).
Формат
16—20 см .
Формат
бумаги
70X86.
Для
созда ни я
ощутимой
атмосферы
о бщес тва
перед
каждым
во с пом инание м
—
титул,
состоящий
из
загла­
вия,
небольшого
фото
а втора
и
авторского
факсимиле
(2 краски) .
2—3
пе ч.
ли ста
о тдаю тся
под
фотоиллюстрации:
Е.
Л.
Швар ц
в
жизни,
в
гр упп овых
снимках,
на
репети­
циях,
снимки
с
основных
постановок
и.
персонажей
его
пь ес.
В виду
того,
что
отдельные
статьи
м огут
бы ть
р азл ич­
ных
размеров
—
от
30 страниц до Ѵг
страницы,
—
вы­
годно
набирать
их
разным
шрифтом.
Самые.
лак они ч­
ные
—
крупным
курсивом,
и
т.
д.
Титул
печатается
в
2 краски.
Пер епл ет
ж ест кий,
гладкий,
с
небольшой
графи­
ческой
эмблемой.
Суперобложка
с
крупной
фотографией
Швар ца
на-меловой
бумаге,
в
2краски(одна
—
штрих,
о дна
—
т он ). Желателен лак.
Специальных
графических
украшений
—
заставок,
виньеток
и
пр.
не
надо.
(Как типично это примечание
для
Акимова!
—Л.
Р.)
К ом позиции
шмуцтитулов
пер ед
с тат ьями
—
ра зны­
ми
шрифтами
и
т ип.
з наками
по
э скизу
набором.
Возможный
ср ок
сдачи
графической
работы
—
15 декабря 1964 г .».
З атем
сл еду ет
д ата
составления
запи ски : «6 октября
64».
Ни ко лай
Павлович,
как
вс егд а,
определил
точный
реальный
срок
и,
как
всегда,
в
н его
уложился.
Другое
-дело,
ч то.
издательство
тут
оказалось
не
на
высоте,
да
285


и
замысел
художника
претерпел
упрощение
в
произвол*
стве.
В
ноябре
я
пи сал
3.
А.
Ник ит ино й,
принима вш е й
ближайшее
у частие
в
составлении
сборника:
«Поведение издательства в отношении Акимова воз­
мутительно.
Я
все
это
вре мя
не
мог
заставить
себя
по*
звонить
ему
как
автору.
Вчера
превозмог
себя
и
позво*
нил .
Конечно,
мы
правильно
чувствовали,
что
он
уя зв­
лен,-—
мне
большого
труда
стоило
повернуть
разговор
с
Оформления
на
воспоминания.
Но,
з ная
его
пунктуаль­
ность
и
работоспособность,
мы,
думается,
можем
не
беспокоиться:
он
напишет.
24-го
он
сдает
премьеру
(«Двенадцатую ночь») и сразу начнет писать очерк о
Шв арц е.
Делает
он
все
б ыс тро».
Так
и
вышло,
Николай
Павлович
написал
воспоми­
нан ия.
Помимо
всегда
присущего
ему
остроумия,
наблю­
дательности,
тонких
оценок
у
автора
наш ли сь
^нежные
и.
ласковые
слова,
тем
более
ценные,
е сли
знать
нел ю*
бо вь
Акимова
к
сантиментам.
Но
я- то
зн ал
р ань ше,
как
любил
Николай
Павлович
Шварца.
Вообще,
я
пос теп енн о
понял ,
что
м ногое
у
Акимова
шло
от
самозащиты
—■
ирония ,
с ухост ь
тона,
краткость
высказываний.
Верно,
что
он
не
лю бил
размазывать
белую
кашу
по
чи ст ому
столу,
как
говорил
Бабель ,
но
в
этом
не
бы ло
и
при м еси
мизантропии:
кого
он
любил
—
тех
любил,
и
нежность
к
ним
подчас
прорывалась.
На
мо ей
памяти
и
другая
его
др у жеская
п рив язан­
ность. ,,
Зощенко
и
Акимова,
э тих
сдержанных
и
во
многом
скрытных
людей,
роднили
воспитанность
и
какое-то
внутреннее,
изящество.
Внутреннее?
Пожалуй,
и
внеш­
нее:
оба
не
были
равнодушны
к
своей
наружности,
б ыли
всегда
элегантны
в
любых
обстоятельствах.
Недавно
я
по быв ал
на
даче
поко йн ого
Зощенко.
Меня
больно
задело,
какая
ветхая,
изн о шен ная
пи жам ка
ви­
села
на
гвоздике
подле
узкой,
студенческой
койки—■
именно
койки,
а
не
кровати.
На
людях
же
Михаил
Ми­
хайлович
был
всегда
тщательно,
если
не
щегольски
оде т,
даже
очень
пон ошен ны й
кос тюм
он
умел
изящно
нос ит ь.
То
же
са мое
мо жно
сказат ь
о
Николае
Павло­
виче:
те
полтора
года,
когда
он
был
ф акти ч ески
без
те­
ат ра
(1949—1950), никак не отразились на его вне ­
шности.
Но
походка
у
них
бы ла
разн а я:
у
Зощ ен ко
—
286


неспешная,
грациозная,
у
Акимова
—
стремительная,
де­
ловая.
Еще
о
тех,
с
кем
дружил
Ак имо в.
Уже
по сле
его
смерти
я
познакомился
с
перепиской
Акимова
и
Ал ек­
сандра
Александровича
Кроленко.
Бывший
директор
из­
дательства
«Academia», где в молодости Акимов сотруд­
ни чал
в
ка чес тве
иллюстратора,
Кроленко
пережил
Ни­
кол ая
Павловича
всего
на
два
года,
но
старше
его
он
был
лет
на
де сять ;
до
кон ца
жи зни
они
встречались,
и
по
рекомендации
Акимова
Кроленко
читал
в
Театральном
институте
лекции
о
книжном
деле.
Ни ко лай
Павлович
не
был
склонен
к
эпистолярному
обще н ию,
—
у
ме ня,
на­
прим ер,
всего
два
его
письма,
несколько
кратких
запи­
сок
и
одна
телеграмма;
и
молодых
его
писем
к
Кро ле н­
ко
нет,
хотя
п озн акоми ли сь
они
в
. 1923 году,—
сравни­
тельно
регулярная
переписка
нач ал ась
с
середины
трид­
ца тых
годов,
да
и
то
по
конкретному
поводу:
Ни ко лай
Павл ови ч
и
Александр
Александрович,
собирались
вм есте
путешествовать
на
надувной
резиновой
лодке
по
Псёл у
или
по
Сейму.
Любопытно,
до
чего
Акимов
и
в
эт ом
целеустремлен
и
практичен!
Почти
все
письмо
яв­
л яет
с обой
инст р ук цию:
где
в
Ленинграде
купить
цинов­
ки
для
сна
и
отдыха
на
лоне
природы,
с
приложением
набросанного
кар андашо м
пл анч ика
—
как
легче
на й­
ти
этот
м ага зин
в
районе
Сенной
площади,
сразу
за
церковью
(теперь ее нет); где достать байдарочное вес ­
ло,
не пре ме нно
попро с ив
в
магазине
распилить
его
по по­
ла м,
чтобы
легче
бы ло
в езти
по
железной
дороге,
а
уж
Аки мов ,
находившийся
с
те а тром
на
га ст ролях
в
Москве
(где байдарочных весел не обнаружил), приготовит со­
единительную
медную
муфту,
чт обы
снова
составить
из
двух
половинок
нормальное,
п олн оцен ное
весло.
Непрек­
лонность
этих
инс т ру кций
в
конце
письма
пародийно
обы г ры вае тся: «Итак,
проникнитесь
серьезностью
поло­
жения
и
выезжайте
немедленно.
Тр ое
ж дут
Вас!»
Л,
А.
Ро жд ественск ая ,
сестра
А.
А.
Кроленко,
с
кото­
рой
мы
в
бытность
мою
в
Театре
комедии
выпускали
Иллюстрированные
эскизами
декораций
и
костюмов,
фо­
тографиями
сцен
и
персонажей
книжки
«Остров мира»,
«Лев Гурыч Синичкин», показала мне снимки,
запечат­
левшие
путешествие
по
украинским
рекам,
и
рассказала
о
некоторых
трагикомических
пр и ключе ниях :
надувное
судно
не
раз
опрокидывалось
и
лопалось,
и
путешест-
287


в енник и
'падали в воду,
пос ле
чего
Акимов
эне р гично
принимался
за
ремонт
и
усовершенствование
своего
ко­
рабля.
Я-всегда
с читал
Н икол ая
Павловича
прирож де н­
ным
горожанином
(собственно,
оно
так
и
было), и для
ме ня
оказалось
сюрпризом
его
с по рт ивное
пристрастие
к
воде.
К стати ,
в
одном
из
писем
упоминался
в
свя зи
с
вояжем
и
другой
приятель
его
молодых
лет
—
Петр
Сн опко в.
Последнее
же
письмо
Акимова
к
Кроленко
на­
писано
через
тридцать
лет,
из
Пар иж а: «.. .26 окт.
де­
лал
в
Парижском
университете
доклад
о
Шварце
и
Сов.
театре!
Вот
как
я
уже
насобачился
п о -фр анц узски!»
Все
мы
в
пожилом
возрасте
немножко
меняемся,
«отмякаем»
и
нер едк о
стремимся
укрепить,
оживить
старые
дружеские
связи.
Возможно,
что
при
в сем
своем
рационализме
Николай
Павлович
тож е
сл егка
подпадал
под
эт от
возрастной
закон.
Владислав
Мих айло вич
Глинка
мне
р асс каза л,
как
видоизменялось
их
знаком­
ство
и
дру ж ба.
Познакомились
они
в
1938 году,
а
в
194.1 -м ,
в
начале
декабря ,
то
е сть
пер ед
само й
эвакуа­
ци ей
Теат ра
комедии
из
Ленинграда,
Акимов
привез
на
са н ках"
к
Глинке,
жившему
в
эрми т аж ном
до ме,
тяже­
ленную
папку
с
250 своими лучшими рисунками и теат­
ральными
эскизами
и
24 фарфоровые фигурки
—
персо­
на жи
«Тени»
и
«Двенадцатой ночи», работы Натальи
Яковлевны
Данько.
Б локад у
Глинка
провел
в
Ленингра­
де
и
сохранил
все
доверенное
ему
Акимовым;
в
1944 го ­
ду,
прилетев
на
неско ль ко
дне й
в
Москву,
увиделся
с
Ак имов ым
на
генеральной
ре пе тиции
«Дракона», ноче ­
вал
у
не го,
и
они
до
утра
разговаривали,
что
для
Акимо­
ва,
да
и
сдержанного,
чем-то
похожего
на
него
характе­
ром
Глинки
уже
бы ло
удивительно.
Но
этого
мал о.
Еще
через
шесть
л ет,
в
1951 году,
в
день
рождения
Николая
Па влович а,
по
его
предложению
они
выпили
на
«ты»,
а
это
уже
невероятно
много!
Почему
я
об
этом
рассказываю?
Да
все
в
стремлении
разг ад ать
натуру
Николая
Па влови ча ,
натуру,
на
пер­
вый
взгляд
ясн о,
четко,
оп ред еленн о,
как
собственные
его
рисунки,
очерченную',
но
в
к оторой ,
как
в
каждом
из
нас,
таилось
немало
противоречий.
Теперь
я
уверен,
что
в
этом
на
вид
суховатом,
не об ыкно ве нно
труд олю би­
вом,
высокоорганизованном
человеке
кипели
страсти,
жи ло
горячее
стремление
к
тесной
дружбе,
и
вообще
ни что
человеческое
не
бы ло
ему
чуждо.
Тут
уж
я
свиде-
288


т ель:
ко гда
Акимову
чего-нибудь
оче нь
не
- хоте лос ь,
он
при
всей
своей
выдержке
не
выдерживал
и
морщился
так,
точ но
с ъел
подряд
два
лимона
без
са хара
и
не
под
коньяк...
(Кстати,
к
спирт но му
он
был
совсем
равноду­
ш ен.
В
1946 году,
для
пе рво го
знакомства,
он
угостил
ме ня
рюмочкой
ликера,
и
видно
было,
что
эт о.
предел
его
вып ивк и!) Если шла речь о чем -ниб у дь
или
о
ко м-
нибудь
особ е нно
ему
непр ият но м,
лицо
его
выр аж ало
гадливость,
страдание,
он
словно
умолял
избавить
его
от
этого
дел а
и
от
этого
человека
или
хотя
бы
пр екр а­
тить
э тот
разговор.
В
о бщест ве
малознакомых
или
чуж­
дых
ему
по
духу
людей
он
не
п озвол ял
себе
так
«рас ­
п ус ка тьс я»', но когда мы оставались вдвоем или втроем
(с Е.
Л.
Шв арце м,
у
которого
бы ло
не что
общее
в
эт ом
отношении
с
Ак имо вым,
но
только
в
этом,—
в
остальном
они
были
оче нь
разными,
если
не
прямо
противополож­
ными
н атура ми), он не стеснялся,
и
мы
вооч ию
убежда­
лись,
что
внутри
у
нег о
все
к ипит
от
пр езр ен ия,
негодо­
вания,
возмущения
—
с ло вом,
от
внутреннего
сопротив­
ления
источнику
з ла,
за тронут ому
в
беседе.
Что
ка сает­
ся
просто
с к учной
для
нег о
темы,
он
уходил
от
нее
л ег­
ко'—
пр ер ывая
ра згов ор
скучающим
выражением
ли ца,
что
умел
делать
виртуозно
(почти как Г .
М.
Козин­
цев) .
.
Боюсь
ск азат ь,
усложняю
я
Николая
Павловича,
идеализирую
ил и,
наоборот,
упрощаю,
недооцениваю,
вообще
чересчур
вол ьно
домысливаю,
—
зн аю
только,
что
мне
очень
хотелось
вникнуть
как
можно
глуб же
в
душ у
эт ого
сложного
ч ело век а , ■ объяснить себе,
какой
же
он
бы л.
Знаю,
что
сам
Акимов
избегал
усложнять
отношения,
не
л юбил
психологических
завитушек
и
мог
год ами
р або тать
с
лю д ьми,
казалось,
во.
многом
чужды­
ми
его
взглядам
и
вкусам
в
искусстве,—
б ыли
такие
и
в
те атре ,
и
в
служебных
инстанциях,
от
которых
теа тр
з ависел,
и,
как
ни
странно,
худрук
Акимов
умел
без
из лиш них
конфликтов
защитить
св ою
лин ию
и
в
конеч­
ном
с чете
—
победить.
Помню,
в
1948 году представи ­
те ль
Управления
культуры,
умная,
интеллигентная
жен­
щи на,
сочла
оди н
из
спектаклей
слишком
легкомыслен­
ным .
Я
мрачно
ее
спросил:
—
.А
вы
знаете,
кто.
сказ ал: «К смешному мы отно ­
симся
серьезно,
когда
относимся
к
не му
ле гко »?
Она
чуть
замялась:
289


—
Не
знаю...
но
чувствую
к ако й-то
подвох.,.
—
Это
написал
Маркс
Эн гел ьсу,
Правда,
мол од ой
Маркс
молодому
Энгельсу.
..
Откровенно
говоря,
я
ж дал,
что
Акимов
молчаливо
одобрит
мою
е хи дную
реплику,
но,
взг ля нув
на
него,
я
увидел
каменное
лиц о,
абсолютно
не
вы р ажающ ее
од об­
рения.
Чер ез
много
лет,
когда
эта
дама
давно
уже
служила
за вдит ом
в
Театре
комедии
(такова ирония судьбы!) и
бы ла
верной
по мо щнице й
Акимова,
я
на по мнил
ей
этот
эпизод
—
о пять
же
в
его
присутствии.
Она
кисло
улыб­
нулась
и
ск азал а,
чт о,
ка жет ся,
припоминает
такой
слу­
чай.
Акимов
и
к
этому
вторичному
моему
уколу
отнесся
с
каме нны м
лицом.
Как
видно,
и
в
перв ом
и
во
втором
сл учае
он
счел
это
лиш ним,
нену жным ,
мешающим
делу.
Не
исключено,
что
и
мы
с
ним
ни
разу
не
поссори­
лись
за
вре мя
совместной
работы
в
театре
по
той
же
причине:
деловой
та кт
и
самообладание
худ ожес тве н но­
го
рук овод ите ля
по зво ляли
обходить
м ноги е,
если
не
любые
п р епятстви я.
Но,
главное,
я
всегда
знал,
что
в
своих
взглядах,
оценках,
высказываниях
Акимов
пр е­
дельно
тве рд
и
пр едел ьно
иск р енен
(при всей необходи­
мости
быть
иногда
дипломатом), и это глубоко поко­
ряло.
Я
уже
го во рил,
что
Акимов
не
любил
выслушивать
замечания
и
советы,
но
никогда
не
обрывал,
не
обрезал
со ве тчика
(как прошеного,
так
и
непрошеного): он был
идеально
воспитанным
человеком
—
н еда ром
в
конце
своей
жизни
написал
несколько
от лич ных
статей
об
умении
вести
себя
в
об щес тве
и
д руг
с
другом.
Он
мог
быт ь
—
и
бы вал
—
тонко
язвителен,
но,
подчеркиваю,
тонко:
я
ник ог да
не
слышал
от
нег о
ни
одн ого
грубо«
го
слова,
фо рму ла
вежливости
неу к осни тель но
соблюда­
ла сь,
с
кем
бы
он
ни
общался.
Вместе
с
тем
он
никогда
н ичего
не
говорил
только
из
в ежли во сти
—
пустых
фраз
он
не
признавал.
Вот
поче­
му
я
не
мо гу
считать
полученную
от
не го
к
моему
шес­
тид есят ил ет ию
телеграмму
л ишь
вежливой
отпиской.
Текст
ее
по-акимовски
к рато к: «Поздравляю благодарю
за
прошлое
настоящее
будущее.
Акимов».
За
что
же
он
мог
благодарить?
Увы,
за
очень
немногое.
Если
не
счи­
тать
чисто
негативного
«выигрыша»
—:
в
1946 году
290


вместо
ме ня
в
театр
могли
сунуть
совершенно
чужого
и
неп риемл емо г о
для
не го
человека
и
драм ату рга,—
то,
пожалуй,
м огу
гордиться
одним
небольшим
и
частично
использованным
им
мо им
советом.
Ровно
через
десять
лет
после
того,
как
я
р асст ался
с
Театром
комедии,
Николай
Павлович
прислал
мне
письмо
(я был вне Ленинграда), при обычном акимов ­
ском
лаконизме
—
довольно
пространное:
«Дорогой Леонид Николаевич!
У
В аших
родных
я
у знал
адрес
В ашего
уединения
и
хочу
нарушить
Ваш
покой
по
дву м
поводам.
Во-первых,
ход ят
с лухи,
что
Вы
кончаете
пьесу.
Я
надеюсь,
что
бывший
завлит
не
за бу­
дет
о
вв еренно м
ему
в
свое
время
театре.
Это
изложено
кра тк о,
потому
что
зде сь
все
ясно .
Второе.
У
нас
п ред­
полагается
к
юбилею
Чехова
делать
спектакль.
По­
ск ольк у
все
сестры
и
сад ы
пр инадл ежат
а кадем иче ским
и
драматическим
теат рам ,
мы
хотим
в
на шем
жанре
откликнуться
на
эту
дату,
а
именно
сделать
спектакль
из
миниатюр,
т.
е.
из
рассказов.
Из
старого
спектакля,
который
Вы,
вероятно,
помните,
я
думаю
включить
«Юбилей»
в
к аче стве
последнего
акта.
Нет
ли
у
Вас
же лани я
и
возможности
помочь
нам
в
этом
де ле
—
в
смысле
подбора
произведений
и,
м.
б.,
нахождения
св язу ющей
канвы?
Кон е чно,
хотелось
бы
не
брать
з аиг ранны е
самодеятельностью
и
к ру пными
акте­
ра ми
на
халтурах
вещи,
а
п ои скать
нечто
не ожи данно е.
Я
думаю,
что
материал
столь
обш ире н,
что
такой
вы­
бор
возможен.
И
мне
каж ется ,
что
ес ли
бы
Вы
с огла си­
л ись
на
это,
то
ни кто
лучше
Вас
не
сделает,
что
думают
у
нас
все
в
те атр е.
Очень
прошу
Вас
мне
поскорее
ответить
на
оба
во­
проса.
Когда
Вы
приедете,
б уду
рад,
показать
Вам
сво и
американские
снимки,
которых
л егион !
Жму
Вашу
руку
и
над ею сь
на
хорошее
отношение!
Ваш
Н.
Акимов
21 сентября, 1959,
Ленинград»
Я
ответил,
что
пиш у
не
комедию,-
а
др ам у,—
стало
быть ,
с
эт им
вопросом
полная
ясность,'относительно
же
291


чеховского
спек так ля
высказал
несколько
общих
и
ч аст­
ных
соображений:
«То,
что
Вы
намерены
о ста вить
в
к ачес тве
последне­
го
акт а
«Юбилей», не затруднит ли Вам всю компози ­
цию?
Одно
дело,
е сли
бы
Вы
решили
со стави ть
спек­
такль
из
трех
вещей
—
каждая
вещь
на
целый
акт.
Но
если
использовать
совсем
маленькие
рассказики
и
сц ен­
ки,
то
заключить
эту
сб орную
со лянк у
сравнительно
увесистым
«Юбилеем»
будет
трудно.
Ра зве
что
пр игл а­
си ть
присутствовать
на
юбилее
всех
пе рсон аже й
преды­
дущих
сц е нок?
Вообще
же
в
спектакле
возможны
раз­
ные
принципы.
Одни
буд ут
объединять
ег о,
другие
—
на
первый
взгляд
подчеркнуто
разъединять.
1.
Ск аже м,
подобрать
сер ию
прик лю че ний
одних
и
тех
же
или
п ох ожих
героев
(к примеру Пересолин и
П ос удин
из
рассказов
«Винт»
и
«Шило в мешке»
и
д р.).
2.
Воспользоваться
собственным
чеховским
наз вани ­
ем
пе рв ого
его
с борн ика
«Пестрые рассказы»
и,
о бна­
жив
прием,
сшить
спектакль
из
действительно
пестрых
лоскутков...
О бъ еди нять
спектакль
из
чеховских
миниа­
тюр
долже н,
мне
кажется,
чис то
театральный,
а
не
ли­
тературный
прием,
режиссерская
находка
и
изобрете­
ние,
а
не
др амат ич еск ая
канва.
Буду
рад,
е сли
Вы.
с
эти м
мнением
согласитесь».
Как
известно,
Акимов
назвал
сво й
спектакль
—
«Пестрые рассказы», не включил туда «Юби лей»
и
об ъ­
единил
все
расск аз ы
и
сценки
тем ,
что
повесил
над
пор­
талом
сцены
большое
у глова тое
пенсне,
живо
напомнив­
шее
зрителям
столь
знакомый
им
по
портретам
и
фото­
гра фиям
характерный
чеховский
облик.
Успех
э того
спектакля,
живущего
вот
уже
десять
с
ли шним
лет,
т ак­
же
известен.
С лово м,
Аки мов
бл ес тяще
справился
с
трудной
режиссерской
задачей
—
объединить
разъеди-
неннре.
Эт о,
возвращаясь
к
поздравительной
те ле грам ме,
о
п рош лых
м оих
«заслугах»
пер ед
те а тром
—
другого
при
в сем
- желании
ничего
не
на ск рест и.
К
«настоящему»
мож но
бы ло
с
большой
натяжкой
от не сти
мою
газетную
рецензию
об
одн ом
из
понравившихся
мне
последних
акимовских
спектаклей,
—
он
посейчас
продолжает
сво ю
сценическую
жизнь.
Что
к асает ся
«будущего», тут Ни­
кол ай
Павлович
жестоко
ошибся:
в
1968 году он умер«
292


В
годы ,
ког да
Акимов
вернулся
из
Театра
имени
Ленсовета
в
Театр
комедии,
мы
не
част о
виделись.
В
о с новном
это
бы ли
встречи
на
премьерах
и
на
капуст-*
ни ках
в
его
те ат ре.
Встречались
мы
иногда
и
на
нейтральной
п очве
-—на
гастролях
Марселя
Марсо,
«Комеди Франсез», венгерской оперетты и
—
оче нь
ред­
ко
—
на
собраниях
драматургов
и
режиссеров.
На
од ной
та кой
сравнительно
мног олю дной
вст р ече
Акимов
го во­
рил
сразу
пос ле
вступительного
сл ова
видного
театраль­
ного
деят еля,
который
с
большим
чувством
ра сс казал,
как
он
шел
по
улице
и
увидел
п ьян ого,
леж ащег о
на
пан ел и,
и
как
навстречу
шел
мал аец
и
сделал
в ид,
что
не
заметил
этого
п ьян ого.
«Давайте же работать так,—•
пр изва л
председательствующий,—
чтобы
никому
не
при­
шлось
делат ь
в ид,
что
он
не
з амеч ает
на ших
порой
пло­
хих
с пектак лей !» Акимов встал,
-огляделся
и,
перед
тем
как
начать
свое
полное
юмора
и
сар ка зма
кр ит ич еское
выступление,
сказ ал : «Надеюсь,
малайцев
здесь
н ет?»
Аудитория
среагировала
мгн ов ен но,
наг рад ив
его
сме­
хом
и
аплодисментами.
В
1956 году мы совершили совместное путешествие
вокруг
Ев ро пы.
Как
известно,
большая
ча сть
пути
про­
легала
морем.
Покинув
О де ссу,,
наш
теплоход
посетил
п орты
Варну,
Стамбул,
Пирей
(оттуда выезжали на ав­
тобусах
в
Афины,
А к роп оль), Неаполь (и з
Неаполя
на
маши н ах
—
в
Сорренто,
на
к атер ах
—
на
Капри,
опять
в
Не а поль,
на
поезде
—
в
Рим
и
через
дв ое
суток
обрат­
н о ), затем шесть дней по Средиземному морю и Атлан­
тическому
океану
до
Гавра
(оттуда'
поездом
—
в
Пар иж
и
через
трое
суток
об ратн о), затем Роттердам (а вт об у­
сом—
в
Амстердам
и
Га аг у),
Кильским
ка на лом
и
Неме цк им
морем
—
в
Стокгольм,
Балтикой
—
в
Ленин­
град.
Только
шесть
суток
мы
провели
сплошь
на
суше,
н очуя
в
гостиницах,—
все
остальное
время
были
в
пл а­
вании,
то
есть
из
26 дней 16 любовались лишь морем
и
дальними
берегами
(разумеется,
не
считая
Босфора
и
Кильского
ка нала,
где
берега
с
их
церквами,
дворца­
ми
и
прочими
зданиями
были
рукой
подать). Для
чег о
я
привел
это т
подсчет?
Из
него
можно
твердо
закл ючить ,
что
уж
на
что-на
что,
а
на
нехватку
свободных
часов,
находясь
на
теплоходе,
мы
не
мо гли
пожаловаться.
Не
бы ло
свободного
времени
только
у
одного
пасс а­
жи ра—
у
Ни кол ая
Павловича
Акимова.
Если
он
не
293


спал
(а спал он,
по-моему,
'меньше всех нас),.не
прини­
мал
пищу
и
не
уделял
максимум
полчаса
для
обозрения
встречных
судов,
ча ек,
дельфинов
и
летающих
рыб
(да
и
те
предпочитали
за ле тать
на
нижнюю
палубу
ночью,
когда
мы
спал и), то все остальное время Акимов рабо ­
тал
в
каюте,
которую
он
за нимал
вдвоем
с
известным
ленинградским
ученым
Б.
А.
Порай-Кошицем,
ныне
то­
же
уже
покойным.
Акимов
на пис ал
множество
п ор тре­
тов
своих
попут чико в,
ст ены
и
дверь
к аюты
бы ли
у веша­
ны
этю да ми
и
р ису нкам и.
В
п рогул ках
и
э кс курси ях
Акимов
не пре р ывно
фотографировал,
че му
спе циал ь но
выучился
перед
поездкой
(тоже типично акимовская
черта:
то,,
что
делаешь,
уметь
дел ать
в
с ове ршен ств е).
В
последующие
годы,
в
поездках
в
Америку,
еще
и
еще
куда-то,
он
так же
беспрерывно
фото гра фиров а л,
преимущественно
на
цве т ную
диапозитивную
пле нку.
Он
даже
выступал
с
лекциями
и
докладами,
иллюстрируя
их
своими
диапозитивами,
и
однажды
ск азал,
что
смот­
рел
на
мир
исключительно
через
о бъ ектив
своего
фото­
аппарата.
Это,
к оне чно,
преувеличение,
но
опять
же
ха­
рактерное
для
Акимова,
оно
как
нельзя
лучше
выр аж а­
ет
увлечение
Акимова
фотографией,
по зво л ившей
ему
сохранить
визуальную
запи сь
вс ех
своих
зарубежных
впечатлений.
Бы ть
может,
случайно,
но
это
совпало
с
тем,
что
его
театральные
дек орац ии
ст али
все
больше
уходить
от
гротеска,
появились
красивые
пейзажные
за д­
ники,
как
бы
говорившие
о
потребности
художника
от­
т олк нуть ся
от
преизбытка
урбанизма,
которого
он
на­
смотрелся
в
Америке
и
в
других
местах...
Впрочем,
воз­
мо жно,
что
я
фантазирую!
Аки мов
редко
болел
и
никогда
не
«культивировал»
с вое
нездоровье,
у мел
ск рыв ать
и
подавлять
те
неиз­
бежны е
ленинградские
грип пы ,
которым
он,
как
и
все
мы,
грешные,
был
по дв ласт ен.
Не
помню,
совсем
не
по­
мню,
чтоб ы
он
по де л ил с я: «болит голова», «неважно се­
бя
чувствую»,—
он
справедливо
с читал
эти
жалобы
ду р­
ным
тоном.
Более
того,
жизненный
тонус,
энергия,
при­
вычная,
въ евш аяся
до
костей
ди сцип л ина
труда,
не
на­
игранная,
а
органически
при суща я
ему
бодрость
духа,
подтянутость
помогали
ему
преодолевать
хворь
и
телес­
ную
немощь,
если
они
вдруг
подступали.
Лишь
в
сере­
ди не
шестидесятых
годов
до
ме ня
стали
доходить
слухи
о
том,
что
Акимов
начал
прихварывать,
что
однажды
294


ему
пришлось
лечь
в
больницу.
Встречаясь,
мы
никогда
на
эти
темы
не
го вор или:
я
знал,
что
он
этого
страстно
не
любит.
При
вс тр ечах
он
не
за да вал
традиционных
в опр ос о в: «как живете?», «как 'себя
чувствуете?», «как
здо р о в ь е?», не говорил на печальные,
постные
темы,
и
я
знал,
что
это
не
равнодушие,
не
отсутствие
внимания,—
просто
такой
стиль
и
характер!
Не д аром
на
похоронах
Ло зин ског о
и
его
жены
(никогда не забыть эти два
больших
гроба,
стоявших
в
Доме
писателя,
как
в
«Ро­
мео
и
Джульетте»!)онбыл,
как
обы чно,
суховат
и
под­
тяну т,
хотя,
несомненно,
смерть
эт их
бл изких
др узей
глубоко
его
огорчила.
Но
вот
осенью
1962 года,
когда
я
сравнительно
серь­
ез но
заб ол ел,
Акимов,
у знав
об
этом,
пр и слал
мне
пись­
мо,
только
что
вышедшую
св ою
книгу
«О театре»
и
фо­
тографию
с
доброй
надписью,
что
меня
очень
тр ону ло,
тронуло
именно
тем,
что
это
б ыло
как
бы
исключением
из
правила.
Последняя
наша
в стр еча,
в
мае
или
апреле
1968 го ­
да,
была
мимолетна
и
с ос тоялас ь
в
трамвае,
точнее
при
выходе
из
вагона,
на
углу
Невского
и
Садовой
(Акимов
к
этому
времени
жил
уже
на
Петроградской
с торон е,
в
большом
нов ом
доме ,
выходящем
фасадом
на
набе­
режную
Невы,
на
домик
Петра
П ер вого).
—
В
театр?
—
спросил
я
ег о.
—
В
апт еку ,
—
ответил
Аки мов.
(Так я впервые
ус лыш ал
от
не го
н ечто
о тн осив шееся
к
здоровью.) —
А
вы?
—
В
собес,—
так
же
кратко
от вет ил
я.
И
добавил,
словно
оправдываясь:
—
На
всякий
случай
оформить
пе нс ию.
И
мы
ра схо хота ли сь,
оценив
экзотичность
для
нас
обои х
того
и
другого
учреждения...
Прошло
три
м ес яца,
кончалось
лето,
я
жил
в
Кома­
рове,
в
До ме
творчества
писателей.
В
середине
сен­
тябрьского,
еще
жаркого
дня
туда
пришел
Юли й
Исаако­
вич
Реет
и
сказ ал :
—
У мер
Н икол ай
Павлович.
В
Москве.
По сле
гаст ­
рольного
спектакля.
В
номере
гостиницы
горел
свет.
На
столике
в озле
кровати
лежала
разлистнутая
книжка
ж урн ала
«Иностранная литература» . . .
Через
два
дня
Акимова
хо р онили
в
Ленинграде.
В
театре
с ос тояла сь
гражданская
панихида.
Мы
с
же­
295


ной
едва
пробились
через
толпу,
де ржа
пропуска
высо­
ко
над
голо в ой,
чт обы
не
выхватили.
Магазин
под
теат­
ром
был
закрыт,
на
прилегающей
улице
движение
пере­
кры то,
в
растворенных
на сте жь
окнах
домов,
на
кры­
шах
—
всюду
вид нел ись
лю ди.
В
театре
был а
духота.
Стоя
у
гроба,
я
всматривался
в
л ицо
Нико л ая
Павлови­
ча,
всматривался
так,
как
всегда
мы
смотрим
в
лица
дорогих
нам
покойников,
чувствуя
резкую
пустоту
в
гр у­
ди,
подступающий
к
горлу
ко м.
В
голове
сту чал и
две
мысли:
п оче му,
почему
мы
так
редко
в
последние
го ды
встречались?
Теперь
это
уже.
непоп рав имо.
Вторая
мыс ль
была
ст р анной
и
страшной:
я
словно
бы
видел
то,
что
творится
сейчас
в
этом
мозгу..
.
Как
и
каждый
из
нас,
я
терял
в
жи зни
близких,
умны х
и
даже
мудрых
людей,
испытывал
скорбь
и
б оль;
случалось,
они
умирали
совсем
молодыми,
что
б ыло
еще
больнее
и
горше .
Но
почему-то
я
никогда
так
остро
не
ощущал,
что
происходит
в
первые
же
после
смерти
дни
и
часы
в
их
мозгу,
какой
это
несправедливый,
необрати­
мый
и
жуткий
процесс.
Впервые
с
такой
силой
и
яс­
ностью
я
ощутил
это,
гл ядя
на
мертвого
Акимова.
Мало
сказат ь ,
что
Аки мов
был
иск лю чит ел ьно
уме н
и
разн о­
сторонне
тала нтли в ,—
он
как
бы
ве сь
был
сгустком
м оз­
гов ой
энер ги и,
в
этом
бы ло
что- то
уэллсовское,
что-то
космическое.
Кто-то
когда-то
насмешливо
ск аза- л
про
н ег о: «гомункулюс».
Не т,
неправда,
пок ле п.
Гомункулю-
сам ,
наверное,
все
равно,
в
добрую
или
злую
сторону
р або тает
их
мозг,—
Акимову
это
б ыло
не
все
равно:
он
был
сознательно
и
активно,
в
сймом
выс ок ом
смысле
этого
слова,
порядочным,
а
еще
точнее
—
благородным
человеком.
В
мо ей
ко мн ате
висит
ко пия
оче нь
талантливого
шаржа
Б.
Малаховского
• на Акимова.
Ша рж
исполнен
как
бы
в
манере
старинных
карикатуристов:
малое
ту­
ловище
подчинено
большой
голове,
хотя
Акимов
был
на
редкость
пропорционально
сложен.
Помню,
ког да
А ки­
мов
был
у
меня
в
гостях,
я
п ока зал
ему
этот
шарж.
Он
взгля нул
на
н его
без
ма'лейшего
удов ол ь ств ия,
и
я
по­
жалел ,
что
об рати л
его
внимание
на
рисунок.
Сперва
я
подумал,
что
его
неудовольствие
объясняется
не
столь
уж
редкой
у
художников
ревностью
одного
мастера
к
другому.
Но
впо лне
возможно,
что
это
бы ло
и
другим
296


чувством.
Малаховский
в
своем-рисунке
как
раз
сверхъ
точно
подчинил
все
в
Ак имо ве
его
го лов е,
его
моз гу.
И
вот
этот
великолепный
мозг
в
сво ю
очередв
подчи­
нился
таинственному
и
одновременно
та кому
обычному,
рядов ому
и
чудовищно
грубому
распаду.
Конец.
Чуд о
из
чудес
—
человеческий
моз г
—
перестало
существовать.
Банально?
Но
факт.
В
такие
минуты
его
невозможно
простить
природе.
1972


ПОЗДНЯЯ
ДРУЖБА
етом
1942 года,
когда
Шва рц
приехал
к
г/* XI нам из областного Кирова в районный Ко-
I тельнич»
мой
отец,
ко то рый
видел
его
впер-
.I
в ые,
решил,
что
он
всегда
был
такой
тощий.
¿А-
А
я
и
в
самом
де ле
помнил
Евгения
Швар­
ца
еще
худым,
в
обмотках,
в
широком
и
плоском
анг­
л ийско м
кепи
с
н ауш никам и,
н ави савш ими
над
острым,
как
у
Шерлока
Холмса,
про филе м.
Но
это
бы ло
давн о,
в
двадцатые
годы .
С
тех
пор
Шва рц
постепенно
грузнел
и
вне шне
со л иднел
—
вплоть
до
вой ны
и
блокады.
Впро­
чем,
когда
кто-нибудь
из
друзей
тыкал
его
пальцем
в
объемистый
живот,
он
ув е рял,
что
жи ра
там
нет,
что
там
прос то
воздух.
Швар ц
приехал
в
Ко т ел ьнич,
не
только
перен еся
пе­
ред
этим
первые,
самые
тяжкие
месяцы
ленинградской
блокады,
но
и
переболев
в
Кирове
скарлатиной:
под хва ­
тил
ее
у
пр иех ав ших
та кже
из
Ленинграда
детей
поэта
Николая
Заболоцкого.
Сам
Заболоцкий
был
родом
из
Уржума,
то
есть
прирожденный
вятич,
дети
же
его
ро­
дились
и
выросли
в
Ленинграде,
под
бок ом
и
под
опекой
Евгения
Львовича.
Они
б ыли
соседями
по
дому
на
кана­
ле
Грибоедова,
Шв арц
был
очен ь
пр ивяза н
к
ним
и
с
радостью
приютил-их
в
своей
маленькой
комн атк е
в
Ки­
рове.
—
Да,
Леня,
—
наставительно
го вори л
он,
—
чтоб ы
в
сорок
пять
лет
суметь
захворать
скарлатиной,
надо
б ыть
де тск им
пи сател ем
—
только
для
нас
существует
возрастная
льгот а.
Вы
по ка
ее
не
з аслу жи ли.
Скорее
н ачина йте
п исать
для
дет ей!
298


В
Котельниче
мы
со
Шварцем
спали
на
сеновале,
г де,
разумеется,
долго
перед
сно м
разговаривали,
а
ра­
но
утром
будила
нас
курица,
виртуозно
певшая
петухом«
Шва рц
не
раз
п отом
о
ней
вспоминал,
считая
такое
диво
тоже
подарком
судьбы
в
это т
страшный
год.
Оба
мы
наш ей
встрече
невероятно
обрадовались,
как
обрадова­
лись
за
месяц
пер ед
тем ,
узнав,
что
нас
разделяют
всего
сто
километров
по
железной
дороге.
Оба
лиш ь
не дав но
справились
с
дистрофией
(а Шварц еще и с болезнью),
оба
тосковали
по
Ленинграду,
но
главное,
что
угнетало
тог да
вс ех,
б ыли
черные
вести
с
фронтов.
Блокадные
испытания
уже
к азал ись
какими-то
бесконечно
далеки­
ми,
словно
бы
потусторонними,—
столько
в ое нной
бе ды
грохотало
в
стране
этим
летом.
Знакомы
со
Ш в арцем
мы
бы ли
давно,
но
подружи­
лис ь
только
во
время
блокады.
И
вот
встретились
здесь,
в
условиях,
далеких
от
нормальных,
но
все
же
не
ленин­
градских.
Мы
знали,
что
это
-как
бы
бивуак
в
нашей
жиз ни,
и
потому
особенно
ценили
эту
встречу
«на пере ­
вале».
За
короткие
дни
в
Котельниче
Шварц
успел
по­
бывать
в
детском
доме ,
эвакуированном
из
Ленинграда,
из
Кир ов ско го
района,
в
Кировскую
область
и
пом е щав­
шемся
ки лом ет рах
в
д вадцат и
от
Котельнича.
Именно
об
этом
детдоме
он
написал
через
несколько
месяцев
пьесу
«Далекий край», которая пошла потом в Л4о ск ов -
ск ом
ТЮ Зе
и
в
других
детских
театрах
стр ан ы.
Увы ,
чи сло
тюзов
в
во ен ные
годы
ре зко
сократилось,—
боль­
шин с тво
их
до
войны
приходилось
на
западные
и
юж­
ные
области.
В
Котельниче
же
Шварц
прочел
нам
всл ух
другую
св ою
пьесу
—
«Одна ночь», о ленинградской осаде,
о
жакте,
где
он
с
женой
Екатериной
Ивановной
д ежури л
на
чердаке,
на
крыше,
сра жаясь
с
«зажигалками» .
В
этой
пьесе
от ли чно
бы ли
написаны
женщины.
В
по­
этичном
образе
Марфы
мы
ощутили
столь
п рис ущую
Шварцу-сказочнику
в олю
к
добру,
помогающую
преодо­
леть
и
боль шую
беду,
и
житейские
горести,
п ри бавл яю­
щую
с ил,
что бы
жить
и
работать.
Начался
1943 год.
Перед
тем
как
мне
переселиться
в
Москву,
мы
с
женой
приехали
в
Киров.
Шв арц
нам
устроил
ночевку
в
местном
те а тре,
где
он
служил
завли-
том.
Еще
шел
спектакль
«Синий платочек», а мы,
уто­
мившис ь
за
д о лгий,
ненастный
мартовский
день,
уже
299


завалились
спать
в
директорской
аванложе
под
звуки
душещипательного
романса,
сопровождавшего
лейтмо­
тивом
этот
сп е кта кль.
Ш варц
у шел
из
нашей
«спальни»
не
раньше,
чем
убедился,
что
нам
уд обн о,
что
промок ­
шие
н аши
пальто
висят
на
сп ин ках
кресел,
а
разбухшие
от
сн ежно й
жижи
башмаки
аккуратно
приставлены
к
р адиат ор ам,
которые,
правда,
б ыли
уже
выключены
на
ноч ь.
Утр ом
мы
со
Шварцем
отправились
на
баз ар
—
ку­
пи ть
картошки
и
молока:
вечером
предстоял
«кутеж»
в
честь
приезжих
гост ей .
Я
редко
встречал
людей
более
легкомысленных
по
части
своего
материального
о бе спе­
чения,
но
тут
он
счел
хозяйским
долгом
не пре ме нно
пр о­
бовать
покупаемое
мол око ,
н алив ая
неско ль ко
капель
на
ладонь
(возможно,
что
таков
был
местный
обычай,
который
он
не
счи тал
себя
вправе
нарушить).
Баб ы
с
любопытством
и
жалостью
смотрели
на
его
трясущиеся
руки,
но
цен
не
сбавляли.
Шварц,
пересиливая
себя,
с
вымученной
улыбкой
сказ ал:
—
Наверно,
ду м ают,
что
это
у
ме ня
от
жадности.
Или
чт о.
я
кур
воровал.
Леня,
ск ажит е
им,
что
я
не
ук рал
даже
ва шей
чудо-курицы...
Дн ем,
пока
я
хлопотал
о
пропуске
и
железнодорож­
ном
билете
в
Москву,
Шва рц
чи тал
труппе
областного
театра
мою
новую
пьесу,
кот ора я
ему,
каж ется ,
не
очень-то
нра вил а сь,
но
товарищеский
д олг
превозмог
личные
вкусы.
Его
по ддер жи вала,
пош ут ил
Шварц
по­
том,
н адеж да
на
то,
что
директор
театра
угостит
его
после
читки
папиросой
«Казбек», как угостил в первый
день
мен я,—
у вы,
на деж да
не
оправдалась....
А
затем
мы
про с тилис ь
до
встреч
в
Москве
—
в
1943 и 1944 году.
Москва
1944 года и спектакль Театра
комедии
«Дракон»
—
особая
тема ,
с кажу
лишь,
что,
на
мой
взгляд,
эта
пь еса
являет
наи высши й
под ъе м,
лу ч­
шее
достижение
Шварца
в
драматургии.
Че рез
четы р­
на дца ть
л ет,
когда
поз д ним
январским
вечером
я
узнал
о
его
смерти,
пе рв ое,
что
я
сделал,
чт обы
продлить
св язь
с
ж ивым
Шварцем,
я
взя л
стеклографическое
и зда­
ние
«Дракона», которое опубликовал в 1944 году ВУАП
(Всесоюзное управление по охране авторских прав),—
вз ял
и
до
трех
но чи
не
выпускал
из
рук,
по ка
о пять
не
прочел
всю
пье су.
Что
говорить
о
художественной
ее
силе?
Скажу
о
пророческой
силе:
сколько
ф аш истски х
300


р ежи мов
и
пу тчей
она
п ре дск азала
—
в
Греции,
в
Чили,
недавние
по пыт ки
в
Италии,
да
разве
все
перечислишь!
Х орошо,
ес ли
рано
или.поздно
они
кончаются
победой
добра,
олицетворенного
в
бесст р ашн ом
Ланцелоте...
Летом
1943 года,
когда
Шварц
еще
только
задумы­
вал
«Дракона», он ненадолго приехал в Москву,
и
мы
п очти
каждый
де нь
встречались
ли бо
у
него
в
гостини­
це,
либо
у
меня
на
Трубниковском,
благо
этот
переулок
недалеко
от
ц ентр а.
Я
жил
в
первом
этаже,
и
если
кто-
то
стучал
по
железному
козы рь ку
наружного
по до кон­
ника,
я
не
глядя
з нал
—
это
Шварц.
Я
впускал
его
в
полуразрушенную
квартиру,
жильцы
которой,
эвакуиро­
вались
из
Москвы
в
1941 году,
мы
садились
в
плюш е вые
плешивые
кресла
и
толковали;
затем
я
его
п ровожа л
в
гостиницу
«Москва»
и
скорее
беж ал
назад,
чтоб ы
успеть
домой
до
комендантского
час а.
О
св оих
литературных
делах
мы
го во рили
мало,
основной
темой
была
война ,
события
на
Ор ловс ко -Кур ­
с кой
дуге
и. ..
Лев
Толстой.
Впрочем,
од ни
ли
мы
вспо ­
минали
тогда
«Войну и мир»? Но у нас нашелся еще
од ин
повод
говорить
о
Толстом,
пов од
уже
с лу ча йный:
на
столе
лежал
том
«Литературного наследства», посвя­
щенный
Ль ву
Толстому.
Мы
обнаружили
в
нем
новые,
дополнительные
штрихи
к
извест но м у
нам
по
ран ее
из­
данным
дневникам
Соф ьи
Андреевны
Толстой
ее
увл еч е­
нию
(в весьма немолодом возрасте)
композитором
Та­
неевым.
Шварц
ме ня
удивил.
Он
н иког да
не
о су ждал
за
любовь,
за
влюбленность
(сам расстался когда-то
с
п ер­
вой
же ной,
расстался
жестоко,
сразу
после
.ее
родов,
без
па мяти
вл ю бивш ись
в
Екатерину
Ивановну), но тут
неожиданно
«заявил протест».
—
Леня,
как
вы
не
понимаете,—
чуть
не
сер дясь ,
го­
ворил
он ,—
Толстой
всю
жизнь
не
в ыход ил
из
бое в.
Ис­
т екая
кровью,
бился
с
с амим
собой...
Уж
это-то
Софья
Андреевна
хорошо
знала.
Могла
она
его
пощадить?
—
Он
хмурил
св ои
гус ты е,
кустистые,
почти
толстовские
брови.—
Нет,
недаром,
недаром
он
написал
«Крейцеро -
ву
с он ату»!
Я
не
вы держ ал:
—
Написал
за
пять
лет-
до
встреч
Софьи
Андреевны
с
Танеевым...
И
влюбленность
ее
была
пл ат онич еск ой.
Истеричная
и
обиженная
Софья
Андреевна
сама
ее
вы­
думала.
3.01


—
Все
равно!
—
упорствовал
Шварц.—
Она
его
му­
чила.
..
а
он
мучил
себя! ..—
Он
помолчал
и
вдруг
за­
клю чил
свою
необычную
для
не го
азартную
ре чь
типич­
но
шварцевским
оборотом,
одновременно
л ук авым,
серь ­
езным,
а
главное,
о бъ яснив шим
мне
—
поч ем у,
заг ов о­
рив
о
Толстом,
он
употребил
столь
знакомые
нам
в
то
во е нное
л ето
с лова
«не выходил из боев», и вообще,
что
его
тут
взволновало.
■—
Интересно
знать,—
ск азал
Шварц,—
живи
эт от
вели к ий
па циф ист
сейчас,
во
время
такой
войны,
как
о тн есся
бы
он
к
ней
и
к
стихам
«Жди меня»
и
«Убей
ег о »? Помните вчерашнее собрание?
Еще
бы!
Вчера
в
Союзе
пи сате лей
докладчик
упомя­
нул
эти
два
знам ениты х
стихотворения
Симонова
по д­
ряд
о дно
за
другим,
отче го
возник
новый
смысл:
жди
меня
и
убей
его,
то
ес ть
будь
верной
мне
и
убей
м оего
соперника!
Как
пишут
в
газетных
отчетах,
последовало
веселое
оживление
в
з але,
что
в
те
на пряже нные
дни
было
как
бы
разрядкой. *,
Ч аще
всего
мы
встречались
в
конце
сороковых,
в
на­
чале
пят ид есяты х
годов.
Я
много
жил
тогда
в
Комарове,
под
Ленинградом,
а
Шварц
жил
там
п очти
по с то янно,
ли шь
изр е дка
наезжая
в
город.
Об
э тих
поездках
он
написал
чудесный
р ассказ
«Пятая зона»; в 1967 году
ра ссказ
был
опубликован
в
журн але
«Вопросы литера­
туры».
При
жизни
Шварц
не
печатал
своей
«взрослой»
прозы,
все
сч итал
ее
только
«опытами» .
Он
вообще
был
творчески
мнителен,
бо ял ся,
что
чего -т о
не
умеет,
чем у-
то
не
научился
и
по- на стояще му
не
нашел
себя,
тогда
как
на
самом
дел е
был
одн им
из
самы х
оригинальных
наших
пи сат елей .
Но
при
всей
своей
мнительности
и
неуверенности
в
себе
(а может быть,
благодаря
им ), Шварц постоянно
трудился
над
одним,
над
другим,
над
третьим,
пробуя
все
жанры,
до
цирковой
феерии
и
до
бал ета
в клю чи­
тельно.
Он
увлекался
тогда
русскими"
сказкам и
(сборни­
ки
Афанасьева,
подаренные
Верой
Кет линск о й,
вер нее
выпрошенные
у
нее
в
подарок,
всегда
леж али
у
него
на
столе)
и
на пис ал
прелестную
пьесу-сказку
«Два клена»,
л ир иче скую
по
скла ду
и
духу,
но
с
убийственно
сатири­
ческой
бабой-ягой,
которая
не жно
любит
себя,
н азы вает
Ласковыми
именами
и
п розв ища ми: «Я в себе,
голубке,
ь8 02


души
не
чаю...
Вы,
лю дишки ,
лю бите
друг
др ужк у,
а
я,
ненаглядная,
только
с ебя
самое».
1948—1949 были годами,
когда
много
говорили
о
на­
шем
приоритете
во
вс ех
областях
иску сс тва
и
техники*
Тогда
находились
и
такие,
которые,
бия
себ я
в
грудь,
у тв ерж дали,
что
больше
никто
в
мир е
ничего
толкового
не
открывал
и
не
изобретал.
Эти
люди
б ыли
убеждены,
что,
к
примеру,
пьесу
Шварца
«Обыкновенное чудо»
не
сл еду ет
ставить,
поскольку
сюж ет
ее
о сно ван
не
на
ру с­
с ком
фольклоре.
Перестала
идти
на
сц енах
«Тень», и
л ишь
для
«Снежной королевы»
театры
делали
исключе­
н ие:
приходилось
же
что- то
ста ви ть
из
того,
что
любили
дет и.
Именно
тогда
мы
больше
всего
нуждались
друг
в
друге
—
я
по
кр ай ней
мере.
Мы
с
Шварцем
встречались
в
Комарове
еж ед невн о,
вер нее
—
по
два
ра за
в
день.
Днем
он
заходил
ко
мне
и
мы
гуляли,
а
вечером
я
шел
к
нему.
Однажды,
помню,
была
такая
метель,
что
на
дороге
ме стам и
намело
сугробы
чут ь
не
по
п ояс,
но
Шварц
все
равно
провожал
меня,
и
мы,
как
всегда,
го­
ворили
и
гов ори ли.
О
чем
же
мы
разговаривали?
Обо
всем
на
свете*
Б еседы
наши
не редк о
бы ли
бестолковы,
то
ес ть
не
име­
ли
оп ред еленн ой
це ли,
оп ред еленн ог о
п ред мета
обсуж­
дения,
но
ре дко
бывали
бессодержательны.
И
это
понят­
но:
ум
и
память
Шва рца
были
н ео быча йно
активны,
мо зг
его
все
подвергал
живому
исследованию
и
воспро­
изведению.
Обычно
счита ется,
что
в
пожилом
возра с те
человек
хорош о
помнит
(и любит вспоминать)
прошлое:
детство,
юность,
молодые
годы.
Шварц
пом нил
все:
и
детство,
и
то,
что
он
видел
или
о
чем
ему
расс ка зали
вчера,
неделю,
месяц
назад .
Причем
это
бы ли
самые
разные
области:
быт ,
житейские
м елочи ,
политика,
лите­
ратура.
Нап риме р,
он
обстоятельно
объяснял
мне
повад­
ки
жуков,
о
которых
рас сказ ы вал
ему
зять ,
энтомолог.
Такие
подробности
никогда
не
выглядели
в
его
переска­
зе
отдельным
курьезом,
а
как
бы
естественно
входили
в
общую
картину
ми р озда ния,
прибавляли
к
ней
к акие-
то
оче нь
живые
черточки.
Нельзя
сказат ь ,
чт обы
Шварц
сп ециа ль но
интересовался
естественными
науками,
чи­
тал
биологические
книги,
но
то,
что
узнавал
хот я
бы
случайно,
навсегда
за пад ало
в
его
п а мять,
из
э тих
св е­
дений
делались
св оеоб разны е
в ыво ды,
и
это
становилось
303


инте р е сным
для
всех,
а
не
только
для
специалиста”
или
для
самого
Шварца.
К стати,
это
не
означало,
что
Шва рц
обл ад ал
на у чным
складом
ума
—
отнюдь
нет.
Он
много
раз
с
доброй
зав исть ю
говорил
мне
о
с по соб­
ности
нашего
д руга
Н.
К.
Чуковского
предельно
четко
и
я сно
излагать
и,
если
надо,-разъяснять
.незнакомые
нам
нау ч ные
законы
и
факты.
Б лиже
всего
Шварцу
б ыли
общественные
науки
—
всемирная
и
русская
история
и
история
искусств
и
лите­
ратуры.
Чтобы
не
быть
голословным,
п р иведу
одну
вы­
дер жку
из
его
письма,
сравнительно
позднего
(1955 год),
ко гда
он
уже
перенес
первый
инфаркт
и
был
уложен
в
постель,
хотя
ч увс твова л
себ я
хорошо
и
назы в ал
себя
«невинноуложенным»
или
«невинноосужденным».
«Я пробую
.п исать ,
но
больше
читаю.
Взялся
за
«Илиаду»' в
гнед ич евск ом
переводе
—
и
ужаснулся,
в
библейском
смысле
этог о
слова.
В
Библии
по сле
каждо­
го
р ешен ия
цар я
Соломона
говорится: «и народ ужас­
нулся». ..
Я
не
представлял,
что
это
такое!
Р у чаюсь
вам,
что
Гомер
бы л,
что
бы
там
ни
открывали
в
19 веке
немцы.
Впрочем,
утверждать,
что
«Илиада»
гениальное
произведение
—
то же
не
открытие.
По сле
«Илиады»
пр о читал
я
Аристофана.
И
то же
был
близок
к
тому,
чтоб ы
уж ас нуть ся.
Н адо
бы
взяться
за
ихние
трагедии,
но
боюсь,
что
там
отсутствует
именно
то,
что
ме ня
столь
прельстило
в
вышеперечисленных
произведениях:
быт .
Хочу
доста ть
«Анабазис» (Ксенофонта .—
Л.
Р .).
В
«Литературной газете»
вы
про чли,
вероятно,
подвал
о
том ,
что
вышла
в
науч ны х
записках
Московского
уни­
верситета
новая
книжка
о
греческих
мифах.
Эту
книжку
обещал
принести
Гл инка.
Кроме
того,
удалось
мне
прочесть
Уоллеса
«Сын па­
лача»,
Уильяма
Дж.
Локка
«Скоморох»
и
«Великий
Пандольфо»
и
книжку
рассказов
Фонвизина.
Не
кл асси­
ка,
а
бульварного.
Вышел
двухтомник
«Толстой в воспоминаниях совре­
менников». ..
Составлен
сборник
не
ахти.
Воспоминания
подобраны
и
обструг а ны
произвольно.
Вы,
например,
можете
подумать,
что
Толстой
очень
любил
Островско­
го.
Х отя,
как
вы
знаете,
вы сказы вал ся
он
так
и
этак.
И
это
еще
не
сам ое
г лав ное. ..
Но
тем
не
менее
—
инте­
ресно.
Сколько
тут
ни
стругай
—
ч ел овека
подобных
масштабов
не
обстругаешь.
И
все
же
«Гоголь в воспо -
304


минаниях
сов рем еннико в»
и
«Чехов в воспоминани­
ях»
—
куд а
лучше.
Простите,
ч то'
пишу
о
книгах,
но
у
на с,
не винноу ло -
женн ых ,
других
новостей
мал о.. .
Сейчас
пр инесл и
анализ
крови.
Ура!
РОЭ
всего
с ем­
надцать!
Походить
бы!
Не вск ий
проспект
каже тся
мне
сейчас
просто
раем!»
В
это
грустное
письмо
и
в
перечисление
сер ье зных
к ниг
не
случайно
вкл ин ил ись
развлекательный
Ло кк
и
«бульварный»
предреволюционный
беллетрист
Фонви­
зин.
Ари с тофан а
и
Гомера
Шва рц
чи тал,
а
дешевый
де­
тек тив
«Сын палача»
ему
уда лось
п роче сть.. .
Ко­
нечно
же,
слышишь
тут
добродушный
смешок!
Но
к
это­
му
стоит
добавить,
что
Шварц
л юбил
читать
второсте­
пе нн ых,
а
то
и
третьестепенных
писателей,
вроде
Пота­
пенко,
Боборыкина,
Авсеенко,
Муй ж еля,
Са лов ар -Чи ри­
ко ва.
Он
сч ит ал,
что
по
ним
точнее
узнаёшь
подроб­
нос ти
про ш лой
жизни:
не
отвлекает
гениальность
психо­
ло гич еск их
озарений.
Это,
пожалуй,
скорее
шутка,
но
за то
его
всерьез
порадовало
намерение
Гослитиздата
выпустить
«Оскудение»
Сер гея
Атавы
(Терпигорева)Ѵ
несправедливо
заб ытог о
писателя,
который,
по
его
м не­
нию,
в
чем-то
не
уступал
Щедри ну :
без
его
публицисти­
ческих
обобщений,
но’
и
без
его
желчи.
Ат ава
мягче
от­
носился
к
своим
героям,
по р ефор м енным
разорившимся
помещикам,
и
его
юмор,
гибкий
я зык,
с очнос ть
бытовых
деталей
нравились
Шварцу.
Ш варц
бывал
в
жизни
разным.
Я
эгоистично
любил
тихого
Ш вар ца,
Шварца-собеседника.
Знавал
я
и
гром­
кого
Шва рца ,
каким
он
бывал
в
большом
о бщест ве,
на
бан кете,
когда,
встав
на
стул,
осанистый,
с
рим ск им
профилем,
он
зы чно
про возгл аша л
остроумные
тосты.
М ногие
зн али
его
только
таки м,
особенно
до
войны.
Та­
ким,
повторяю,
я
любил
его
меньше,
но
все
равно
лю­
би л,
и
вр яд
ли
в
этом
оригинален.
Шварца
любили
все
или
почти
вс е,
кто
его
зн ал,
и,
ког да
зате валс я
сбо рн ик
.воспоминаний о нем,
мне
в
како й-т о
моме нт
подумалось:
«■Если все авторы станут писать о своей любви к ПТияр-
цу,
не
утомит
ли
это
читателя?
Не
лу чше
лц
вынести ,
эти
признания
за
пределы
отдельных
очерков,
о бъедин ит ь
их,
скажем,
в
в иде
эпигр афа
к
сборнику,
или
еще
про-
іце
—
так
и
н азват ь
к нигу : «Мы любили Шварца».
Но
11 Л.
Рахманов
305


потом
п о ду м ал : «Зачем лишать авторов радости
—
са­
мим
выразить
свою
любовь?
Тем
более
что
и
я,
вероят-
но,
от
этог о
не
удержусь».
Это
неверно,
что
Швар ц
всегда
пребывал
в
хорошем
расположении
духа,
ве чно
был
благодушен
и.
весел.
Так
могли
пол аг ать
только.те,
кто
в идел
его
исключительно
на
людях.
Порой
наст р о ение
у
нег о
бывало
ужасное,
он
весь
морщился
от
непр ияз ни
к
себе
и
к
другим,
—
на
свет
смотреть
не
хотелось.
Вот
тут
он
хв а тался
за
лю­
бую
подвернувшуюся
шутк у.
Шу тил
через
силу,
ул ы­
бался
сквозь
отвращение
к
своему
острословию.
И
шу тка
вдруг
помогала,
настроение
исправля­
ло сь—
сраз у
становилось
легко
и
молчать
и
разгов а ри­
вать.
Иногда
же
казалось,
что
ничто
не
поможет,
лучше
разойтись
по
домам,
но
мы
упрямо
продолжали
п ро гул­
ку,
и
постепенно
дурной
стих
рассеивался:
то
ли
п ер еси­
л ивало
благоразумие,
то
ли
вступали
в
ход
какие-то
вну тре нние
резервы
душевного
оптимизма.
О днаж ды
вечером
мы
с
ним
поссорились.
По-види-
мому,
я
был
не
прав,
а
он
вспыл ил ,
так
что
я
ушел
ед ва
попрощавшись.
Утром
он
пришел
ко
мне
с
только
что
изданны м
«Тристрамом Шенди»
Стерна
(не издавав­
шимся
с
1892 года), смущенно улыбаясь,
протянул
мне
ег о,
ни
сло ва
не
говоря
о
вч ер ашнем ,
и
мы
пош ли
гу лять
раньше,
чем
об ычно,
сияющие,
благорастворенные,
как
двое
Маниловых.'..
Но
потом,
бывая
у
меня
в
городе
дома,
он
иногда
подходил
к
полке,
брал
эту
к нигу
в
рук и,
лас кал,
любовался,
и
всячески
дел ал
вид,
что
ему
с
ней
трудно
расстаться,
а
я
п ритв орял ся,
что
хочу
от*
дат ь
под арок
обратно,
и
вместо
э того
ст авил
на
полку.
—
Да ,—
го во рил
Швар ц
со
вздохом,—
убыточная
вещь
ссо ры! ..
На
память
о
его
городских
«набегах», которые все­
гда
бы ли
нео жи дан ны,
что
называется
—
«без звонка»,
у
меня
ос та лся
силуэт
из
бумаги,
запечатлевший
Швар ­
ца
с
папиросой.
Тогда
он
еще
курил,
но
скоро
должен
был
б росит ь.
—
Меня
огорч ает, —
ск азал
он
однажды,—
что
я
.л ег­
ко
бросил
курить.
Значит,
организм
струсил,
ст ал
бе­
речь
себя.
Предпочитает
жи ть
на
коленях,
некурящим,
чем
умереть
стоя,
с
папиросой
во
рту!
И
все
же
пор ой
бр ал
у
Екатерины
Ивановны
бе ло-
морку
—
затянется
и
отдаст
обратно.
306


Все
знают,
как
неж но
любил
Шварц
детей,
как
дове­
рительно
и
изобретательно
общался
с
ними
и
как
дети
к
нему
льнули.
Но
ино й
раз
из-за
его
доброты
происхо­
ди ли
и
нел епы е
недоразумения.'В
Комарове
у
Шварцев
жила
женщина,
которая
хорошо
к
ним
от но силась ,
р ав­
но
как
и
они
к
ней.
Шварцы
посоветовали
ей
на
зимние
каникулы
вызват ь
из
дер евн и
двенадцатилетнего
сына.
Она
оче нь
охотно
согласилась,
ма льчи к
приехал,
и
тут
для
нег о
нач ался
сплошной
праздник:
е лка
у
Шварцев,
подарки,
елки
в
городе,
с нова
подарки,
билеты
в
кино ,
в
театр,
в
цирк...
Ма льчи к
уехал,
очарованный
волшеб­
но
пр ов еденн ым
вре мене м/А
ма ть...
М ать
ст ала
зам ет­
но
хуж е
о тно сит ься
к
Шварцам,
подозревая,
что
они
серьезно
перед
ней
провинились,
инач е
для
че го'
бы
им
так
за дари в ать
мал ь чик а1...
Ш варц
грустно
улы бал ся,
рассказывая
эту
историю:
—
Надо
б ыло
внимательнее
чи тать
сказки,
хотя
бы
свои,—
наверно,
там
найдутся
похожие
случаи.
Но
как
исправить
теперь
ошибку?
Шва рц
любил
сл уш ать
музыку,
и
чаще
не
в
Филар­
монии,
не
на
бо ль ших
концертах,
а
на
даче
у
ак адем и­
ка
Владимира
Ивановича
Смирнова,
где
ма'гематик-хо-
зя ин
и
матем ати ки- г о сти
музицировали
(по воскресень ­
ям
или
по
субботам,
не
п о мню ), играя квартеты Гайдна.
Обычно
словоохотливый,
любивший,
а
главное,
умевший
быть
душой
общества,
Евг е ний
Львович
тут
безмолвно
слушал
часами
музыку,
а
затем
вел
р аз говоры
о
старой
и
новой
музыке:
уже
Бетховен
был
для
эт их
ценителей
старины
молодым
бунтарем,
да,
пожалуй,
и
Бах
был
на
по дозрен ии ..
.
Шварц
с
увлечением
рассказывал
мне
об
эт их
бес едах ,
к
которым
от но сился
с
ог ром ным
пие­
тетом,
как,
вп ро чем,
и
ко
всему,
что
он
уз на вал
из
пер­
вых
рук ,
был
ли
его
собеседником
Дмитрий
Дмитриевич
Шо стак о вич
или
две над цат илет ний
нумизмат,
показы­
ва вший
Шварцу
сво ю
коллекцию.
Шварц
сравнительно
ма ло
и
редко
говорил
о
св оей
ли тера ту рной
работе,
но
и
не
избегал
это й
темы,
как
некоторые
пи сатели .
На
моих
глазах
проходила
работа
над
сценарием
«Дон Кихота», и Шварц делился тем,
что
задумал,-
что
делал,
что
получилось,
а
что
не
вышло., от»
чег о
пришлось
отказаться.
Нап риме р,
от
привычной
для
Шварца
сказочности
начала
сценария
его
у бедил
от ка­
з аться
постановщик
фильма
Г,
М.
Козинцев,
склоняв­
*
307


шийся
к
том у,
чтобы
сразу,
с
первого
кадр а,
показать
Испанию
подлинную,
чесночную,
в
чем
Шварц.
охотн о
с
ним
согласился.
4
Ш варц
послушался-
не-только
из
творческого
аза рта
и
любопытства,
не
только
це ня
и
уважая
мнение
зн аме­
нитого
режиссера,
но
и
веря,
что
Г.
М.
Козинцев
искрен­
не
любит
е го.
Недаром;
когда
Шварц
был
уже
болен,
он
написал
мне: «Козинцев в Ялте .
Пиш ет
не об ыкно ве нно
см е шные
письма.
Одно
из
них ,
составленное
из
в ыре зок
из
«Курортной газеты»,
наклеенных
о дна
за
д руго й,
прос то
ге ниа ль но... »
Шва рц
о т лично
понимал,
что
Ко­
зинцев
это.
делал,
желая
развеселить
е го,
удрученного
не
только
болезнью,
но
и
неопределенностью
судьбы
сценария
«Дон Кихота», который,
как
с ообщ ал
мне
сам.
Швар ц , «залег в Москве,
и
наступил
знако'мый
вам
пе­
рио д
таинственного
молчания».
Но
в
это
время
литературные
дел а
у
Шварца
шли
уже
лучше,
а
в
конце
сороковых
год ов
ему
приходилось
браться
и
за
такую
работу,
которая,
Казалось,
ни же
его
творческого
ранга...
Вот
это
как
раз
никогда
его
не
«шокировало»: он с удовольствием инсценировал для
ки но
к нигу
'одного
московского
Детского
писателя
и
огорчался
л ишь
тогда,
когда
что-нибудь
не
получалось
у
нег о
или
неважно
получилось
у
самого
автора.
Швар­
ца
во з бу ждало
сопротивление
материала,
он
л юбил
пр е­
одолевать
е го,
хотя
бы
этот
материал
был
бесконечно
далек
от
его
кровных
интересов,
от
его
прихотливой
фантазии.
Шварц
был .
всегда
увлечен
св оей
се го дня шней
раб о­
то й.
Он
почти
никогда
не
вспоминал
(по крайней мере
вслух)
о
своих
старых
вещах,
нов ые
же
работы,
иной
раз
и
более
слабые,
занимали
его
целиком.
Из
них
он
чи тал
куски,
-с
интересом
о бсу ждал
п ричи ны
неудач,
подходя
к
этому
объективно,
как
к
анализируемой
чу­
жой
вещи.
Та к,.ск аж ем,
он
последовательно
прочитывал
мне
очередные
варианты
финального
действия
«Обыкно­
в ен ного
ч у да » (которое тогда еще называлось « В л юб ­
ленным
медведем») или-
«Повести о молодых супругах»,
к
кот орой
он,
в
нарушение
своих
правил,
вернулся
через
десять
лет
после
т ого,
как
в
1947 году написал первона ­
чальную
ее
р едакци ю.
Х аракте рно,
что
да же
такой
широко
известной
те­
перь
в ещи,
как
пьеса
«Голый король», я не знал до ёго


смерти:
рукопись
нѳ пос та вле нной
пь есы,
кот орую
Шварц
на писа л
в
1933 году,
так
и
лежала
в
его
ст оле,
и
ему
не
хотелось
прочесть
ее
вслух
—
такую
м олод ую,
веселую.
А
вот
с
новым
вариантом
концовки
«Повести
о
молод ых
с упр уг а х», которую,
в
последнюю
зим у
его
ж изни
я
усп ел
посмотреть
в
Театре
комедии
(а он так
и
не
видел,
как
и
«Дон Кихота»
на
э кр ан е), он познако­
мил
д ней
за
десять
до
смерти...
Встал
с
кровати,,
сел
в
угол,
под
елку
(это происходило в первые дни нового,
1958 года), придирчиво расспрашивал об актерах,
о
мо­
лодом
Кириллове
в
ро ли
Юры,
друга
молод ых
суп ругов .
Еще
ре же
д елилс я
Шва рц
хотя
бы
страничкой
из
своих
«ме», как в шутку назвал Пантелеев,
по
первому
слог у,
его
мемуары,
вер нее
что-то
ср едн ее
между
мемуа­
рами ,
дневником
и
зап исн ой
книжкой.
Шварцу
понрави­
лось
такое
условное
определение
этого
неопределенного
жанра/
комически
сн изи вшее
солидный
литературовед­
ческий
термин
до
овечьего
или
козьего
блеяния,
и
он
его
узаконил.
Шварц
почти
каждый
де нь
писал
эту
своеоб­
разную
прозу,
«вырабатывая,—
иронически
г ов орил
он,—повествовательный
с лог»; на самом деле это было,
по-видимому,
гораздо
важн ее
для
его
вну тр е нней
жиз­
ни,
для
его
д уши.
Пис ать
«ме»
он
любил
в
толстых
ко н­
торских
книгах,—
не
знаю,
кто
ему
их
д ари л,—
а
так
как
с
годами
почерк
его
становился
все
более
дрожа­
щим
и
неразборчивым,
то
в
ит оге
получилась
мн огот ом­
на я,
оче нь
трудная
для
чтения
рукопись,
которая
нахо­
дится
сейч ас
$ ЦГАЛИ,
в
Москве.
У
м еня
ес ть
лиш ь
часть,
мала я
до ля
«ме»: это немногое .разобрала;
пере­
п еча тала
на
м аши нке
и
подарила
мне
коп ию
вдова
Шварца,
Екатерина
Ивановна.
Однажды
вечером
я
ей
п оз вонил;
сня в
трубку,
она
долго
молчала,
и
я
с
трево­
гой
спросил,
зд оро ва
ли
она,
не
поздно
ли
я
звоню.
Екатерина
Ивановна
ответила,
что
она
поражена
совпа­
д ением:
я
позвонил,как
раз
в
тот
моме н т,
ког да
она
читала
в
«ме»
сл ова
обо
мне.
И
тут
пришла
моя
очередь
растерянно
замолчать:
Шварц
никогда
не
говорил,
что
упоминает
меня
в
своем
д невник е.
Я
не во льно
подумал:
с ко лько
же
неожиданных,
но
наверняка
м е тких,
харак*
те рис тик
и
н абл юден ий
разбросано
в
его
записях
и
ка*
кой
это
клад,
какое
открытие
для
будущего
читателя
и
исследователя
творчества
Евгения
Шва рц а.
309.


Екатерина
Ивановна
после
смерти
Швар ца
еще
некоторое
в ремя
жи ла
в
Комарове.
Жи ла
в
их
доме
и
располневшая
Томка,
любимая
Женина
собака,
кото­
рая
бы ла
к
нему
страшно
привязана.
Сп ина
ее
ста ла
похожа
на
спину
цирковой
лошади
—
плотная
и
широ­
кая.
..
Но
Томка
сделал ась
нервной,
беспокойной
и
все
ждала
и
ждала
хозяина,
и
каждый
раз
с
надеждой
. выбегала
к
приходившей
ма шине .
М ашину
эту
Шва рц
купил
незадолго
до
смерти,
когда
у
н его
стало
больше
денег,
и,
в
сущности,
Не
успел
на
ней
поездить
—
только
от
Ком а рова
до
города
и
обратно,—
но
То мка
от лич но
запомнила
эти
его
короткие
пу т ешест вия,
о тъ езды
и
приезды.
Но вая
точ ка
зрения
—
из.
ок на
машины
—
яв но
занимала
Шва рца,
он
с
жадностью
смотрел
на
мир ,
сжавшийся
для
нег о
до
пределов
Ка ре льско го
перешей­
ка:
на
сос ны
Приморского
шоссе,
на
залив,
на
мел ькав ­
шие
ми мо
дачные
д ом ики.
Скоро
мир
ограничится
сте­
на ми
комнаты
и
экраном
подаренного
ему
в
день
юб и­
лея
телевизора.
Даж е
для
сказочника
не выно симы
та­
кие
ограничения!
Не с о мненно,
будут'
н апи саны
в есел ые
воспоминания
о
Шварце,
особ е нно
о
молодом
Шварце,
когда
он
щедро
шутил
и
с меял ся.
Мои
воспоминания
чаще
грустные,
по­
т ому
что
я
з нал
его
ближе
к
старости,
когда
он
уже
в
ос нов ном
отшутил..
.
Не т,
это
не
на до
понимать
так,
что,
встречаясь,
мы
разводили
с
ним
меланхолию:
без
шуток,
без
острых
слов
не
обходилась
ни
одна
встреча.
Но
чащ е
мы
говорили
о
сер ьез но м,
тем
более
что
и
вре ­
мя
было
серьезное,
многое
за боти ло
и
печалило
в
проис­
ходивших
событиях
конца
сороковых
—
начала
пятиде­
ся тых
годов.
Мы
так
часто
гуля ли
с
ним
в
Комарове,
гла вн ым
образом
зимой,
что
долго
еще
по сле
его
смерти,
ког да
я
туд а
приезжал,
мне
казалось,
что
я
не
од ин
иду
-
по
узкой
к осой
тропинке
вверх
и
в низ
по
снежным
увалам
к
Д ому
композиторов,
а
это
мы
идем
опять
вместе,
од ин
за
другим,
гуськом,
и
сейчас
я
услышу
его
голо с...
Трудно
бы ло
оказаться
в
Комарове
без
Шв арца .
Да
трудно
и
теперь,
спустя
много
лет ,
и
не
только
в
Ком а­
рове,
как
ни
уго ва ривай
себя,
что
все
это
в
порядке
вещей.
Жи знь
друга
—
это
вед ь
и
тво я
жизнь.
И
на­
сколько
же
богаче
была
она
в
его
присутствии!
1964
зю


г
0
т
М ОЛОДЫ Е
ГЛАЗА
"Т4
написал
этот
очерк
к
70-ле тию
Михаила
Ор
С
I Леонидовича Слонимского,
и
помещаю
в
В
книге
почти
без
изменений,
хотя
Михаила
3 Леонидовича с нами больше нет .
Это
пр о-
изошло
так
недавно,
что
еще
не
хочется
ве­
ри ть.
.. Сначала я расскажу о нем о живом.
«Губерния горит ровно день...» Эти слова больше со­
ро ка
лет
назад
поразили
мое
воображение.
И
не
только'
с во им..
дерзким
с мыс лом,
краткостью,
б е запе лляцио н­
н ость ю,
но
и
тем,
что
их
написал
од ин
из
сам ых
с трог их
и
сдержанных
наших
прозаиков,
никогда,
е сли
не
считать
ранней
молодости,
не
гнавшийся
за
гиперболами.
Он
даже
в
подп и си
св оей
всегда
подчеркнуто
краток :
не
Михаил,
а
Мих.
Слонимский!
Ми х.
Слонимский
—
м астер
. умно го
социального
и
психологического
анали за,
т очного,
лаконичного
р еа­
листического
письма/
В
начале
двадцатых
годов,
когда
властителем
пи сател ь ских
(и читательских)
душ
б ыла
эмоциональная
и
узорчатая
орнаментальная
проза,
пе р­
вые
книги
Слонимского
не
избегли
ее
влияния,
но
и
тут
обошлось
.без
кр айн ос тей
разгулявшейся
словесной
ст их ии.
Откуда
же
в зятая
мн ою
фраза?
Должен
признаться,
что,
пом ня
в
общих
чертах
то го
страшноватого
дядь ку ,
в
уста
которого
она
вложена,
я
забыл,
в
ка кой
ве щи
он
действует*
Можно
б ыло
предполагать,
что
в
ра нне й;
по­
311


скольку
литература
тех
лет
не
скупилась
на
с ильны е
выражения.
Но
вот,
п ер ечиты вая
сейч ас
книги
Слоним­
ского,
я
с
удивлением
нашел
эту
фразу
вовсе
не
в
ран­
нем ,
а
в
зрелом
его
произведении,
уже
начисто
лишен­
ном
украшений
и
во скл ицан ий,
—
в
романе
«Лавровы»,
гіаписанном
в
1926 году .
Нет,
унтер
Козловский,'
произносящий
эти
слова,
не
революционер,
не
народный
мститель,—
он
скорее
мог
с тать
погромщиком,
черносотенцем,
нед аро м
он
хвалит
Распутина.
Темная
ду ша, «философ»
и
практик
смерти,
Козловский
так
р ассу ждает
в
н очной
час
в
каз арме:
«Теперь всю Россию жечь надо,,
чтобы
дым
пошел.
И
мужиков
жечь.
Незачем
они
живут .
Это
в
кра тки й
срок
исполнить
мож но.
Губерния
го рит
ровно
день...
Погорит,
Расея
и
пров ал итс я.
На
ее
месте
пустышка
бу­
дет
—
дыра...»
Томас
Манн,
гуманист,
назвал
предфашистского
фи­
лософа
Шпенглера,
сулившего
гибель
европейской
куль­
туре,
пораженцем
человечества:
В
како м -то
смысле
К оз­
ло вск ий
т оже
пораженец,
только
в
российском
масш т а­
бе.
Он
так
заключает
свои
размышления
вслух: «Я по­
следним
с дохн у.
Сам
в
дыру
кин ус ь.
Только
допрежь
того
всю
Расею
пожгу».
Г орьк ий
ценил
в
«Лавровых»
другую
к оло рит ную
фигуру
—
м ать
Б ори с а: «Для меня она заслоняет все в
кн иге».
Верно*
Клара
Андреевна
написана
превосходно.
Пожалуй,-
не
знаю
в
советской
литературе
такой
си лы
образ
воинствующей
эгоистки
и
собственницы.
Она
на­
писана
не
вообще,
а
во
всех
убеждающих
частностях,
которые,
несмотря
на
гротескность,
на
д иккен со в ские
преувеличения,
несмотря
на
массу
совершаемых
Кларой
Андреевной
вздо р ных
выходок,
делают
ее
для
нас
абсо­
лютно
живой.
Так
вот
Клару
Андреевну
Горький
по
достоинству
оценил.
А
что
он
сказал
по
по воду
Козловского?
По­
видимому,
ничего.
Почему?
Ведь
фиг ур а,
несомненно,
зам ет ная,
запоминающаяся
и
то же
не
сочиненная,
а
уходящая
корнями
в
действительность.
Может
быть,
Горький
ощутил
тут
родство
с
ним '
самим ,
так
часто,
писавш им
об-
у ездны х
мыслителях,
о
жестоких
филосо­
фах
из
глухого
угла?
Или
ему ,
наоборот,
по чуд ило сь,
что
Козловский
смыкается
в
своем
«поджигательств-»
с
честолюбцем
и
циником
Верховенским
из
«Бесов»? За­
312


пальчиво-отрицательное
отношение
Горького
к
Достоев­
скому
хорошо
известно...
Впрочем,
кто
может
знать,
почему
Горький,
с
та кой
прид ирч ивой
любовью
сл ед ивший
за
тогдашними
моло­
дыми,
ничего
не
ск азал
Слонимскому
о
его
«черном»
персонаже
Козловском.
Другое
дело,
что
я
не
слу ч айно
заговорил
о
«Лавровых» .
Много
ли
у
нас
написано
о
том
вр е ме ни?' И читают ли сегодня это,
и
без
того
немногое?
-Что-то
не
видно...
Я
сам,
повторяю,
не
ра с­
крывал
«Лавровых»
уже'
лет
сорок,
а
раскрыл
—
и
не
закрыл,
пока
не
перевернул
последнюю
страницу.
Талан т­
ли вая
книга.
И
неожиданная,
что
я
и
попытался
пока­
за ть
на
одном-двух
примерах.
Теперь
об
авторе.
Когд а
я
впервые
встретил
Михаи­
ла
Леонидовича?
Да
прим ер но
в
те
годы,
ко гда
выш ел
отдельной
кн игой
роман
«Лавровы» (в « Зв езд е»
он
пе­
ч атал ся
неско ль ко
раньше).
Слонимский
был
членом
ре-
дакционной
коллегии
журн ала
«Резец», где « р еза л и»,
инач е
говоря,
отвергали,
один
за
другим
все
мои
рас ск а­
зы.
Я
з нал,
что
их
бракуют
еще
на
подступах
к
редкол­
легии
бойкие
литконсультанты,
зачастую
моего
же
воз­
раста.
Они
чистосердечно
считали,,
ч то,
в
отличие
от‘ме­
ня,
исповедуют
правильные
взгляды
и
вкусы;
им
ка за­
лось,
что
я
формалист
и
чужак,
хотя
ни
тем
ни
другим
я,
е й- богу,
не
бы л.
..
При дя
однажды
с
очередным
рассказом
в
«Резец», я
увидел
за
редакционным
столом
.худощавого
человека
с
огромными
в изан тийс ким и
глазами.
Он
сид ел
не
с ни­
мая
з имне го
пальто
с
черным
котиковым
воротником
и
серого
пушистого
ке пи
и
чит ал
чьи- то
рукописи.
Моего
рас ск аза
среди
них
не
бы ло,
я
это
твердо
знал
—
ра с­
сказ
лежал
у
ме ня
в
кармане.
Зн ал
я
и
кто
э тот
бо ль­
шеглазый
человек,
верил
в
его
литературную
объектив­
ность.
Верил
и
уважал
это
им я,
хотя
самого
подмывало
пи сать
иначе:
я
боготворил
Олешу,.
который
лишь
год
назад
взошел
на
литературный
небосвод,—
взошел
как
зв езда
первой
величины,
как
любимые
им
и
не
раз
упо­
мянутые
в
его
ра сск азах
Альдебаран
и
Сириус.
Я
прекрасно
знал,
что
Слонимский
в
своей
ас ке ти­
ческой
прозе
избегает
зве здны х
россыпей
стиля,
но,
с
другой
стороны,
разве
не
стоила
иных
ярчайших,
мета­
фор
его
колдовская
фра за
насчет
горящей
губернии?
И
что
б ыло
еще
важнее
для
впечатлительного
двадцати­
313


летнего
юно ши
—
это
увидеть
самого
ав тор а.
Меня
по­
корила
его
уд ивите льная
сосредоточенность,
его
ото­
рванность
от
вс его,
что
происходило
вокруг.
Он
чита л
эту
бледно-лиловую
м а шинопис ную
рукопись
так
внима­
тельно,
с
такой
погруженностью,
что
либ о
она
была
ге­
ниальной,
либ о
так
и
должен
читатр
люб ую
р ук опись
н асто ящий
писатель,
ответственный
за
свой
приг ово р
.и
вообще
за
литературу.
Ему
не
мешала
ни
редакционная
сутолока,
ни
хлопающие
поминутно
двери,
ни
тянущий
из
коридора
сквозняк,
ни
толпившийся
во кру г,
как
вс е­
г да,
особенно
ес ли
ре да кция
поме ща ется
в
од ной
комна­
те,
шумн ый ,
живой
народ.
Во
мне
боролись
два
чувства:
первое
—
безумно
хо­
телось
вручить
свой
р ассказ
этому
поглощенному
чтени­
ем
человеку
—
так
сказать,
ап елли роват ь ^
его
м нен ию,
воспользовавшись
счаст ли вы м
момен т ом;
и
второе
—
но
разве
м ожно
б ыло
сейч ас
ему
мешать?
Постоял-постоял
я
—
и
удалился,
не
оставив
в
редакции
своего
расск аз а.
Зачем?
К
Слонимскому
он
все
равно
не
поп аде т,
а
сам
я
уже
пропустил
слу ч ай.
В
этом
же
д вухэта жн ом
каменном
флигеле,
стояв­
шем
чу ть
поод ал ь
от
главного
з дания
р едак ции
и
типо­
графии
издательства
«Красная газета», помещались ре ­
дакц и и,
еще
двух
журналов
—
«Красная панорама»
и
«Юный пролетарий», где меня иногда печатали,
хо тя
и
журили.
Вот
я
и
отправился
в
одну
из
эт их
редакций;
меня-
приняли
сравнительно
гостеприимно,
но
досада
не
проходила:
почему,
почему
не
здесь,
где
.меня
уже
немного
з нали,
встретил
я
вто р ого
в
м оей
жизни
н асто я­
щег о
писателя?
Первым
был
Николай
Тихонов,
которого
я
увидел
в
ре дак ции
жу рн ала
«Звезда», где он числился консуль­
та нто м.
Пока
секретарь
редакции
Н.
Л.
Браун
до ставал
из
высокого,
светлого,
узко г о,
как
гроб,
ш кафа
и
вежли­
во
возвращал
мне
рукопись
мо ей
повести,
а
заведующая
редакцией
Р оза
Ковнатор
ла ск ово
мне
вы говар ива ла,
что
писать
так
нельзя,
что
на до
учиться
у
Чехова
и
Тургенева,
Ни кола й
Семенович,
в
жестком,
выгоревшем
бобриковом
пальто
и
в
та кой
же
кепке,
спокойно
сидел
на
широком
подоконнике,
покачивая
в
та кт
размеренной
реч и
Ковнатор
ст оп танным и
сапогами,
словно
бы
и
по­
няти я
не
имел
о
мо ей
повести.
Но
когда
через
несколько
месяцев
руководство
журн ала
переменилось
и
Ти хон ов
314


стал
полноправным
членом
редакционной
коллегии,
он
вс по мнил
об
эт ой
рукописи
—
и
повесть
«Полнеба»
в
на­
ча ле
1930 года была напечатана в « З ве зде» .
Скажут
—
при
чем
тут
Сл оним ск ий?
За
Слонимским
было
другое
решающее
слово.
Весной
того
же
1930 года
издательство
«Молодая гвардия»
решило
выпустить
к нигу,
объединявшую
две
повести
двух
молодых
ленин­
градцев—
«Факультет чудаков»
Геннадия
Гора
и
мою
«Полнеба» .
Нам
сказал и:
пус ть
известный
ленинград-
.ский
п иса тель
на пи шет
к
ней
предисловие,
без
этой
пу­
тевки
в
жизнь
книгу
не
и здади м.
Выбор
автора
преди­
словия
предоставлялся
нам,
авторам
повестей.
Мы
с
Го­
ром
подумали
и
остановили
св ой
выбор
на
Михаиле
Слонимском,
хотя
не
бы ли
с
ним
зна ко мы.
Мы
допускали,
что
Сло ни мс кий
мог
отказать
еще
не
читая.
Вт орой
вариант:
прочтет,
но
то же
откаж ет,—
по­
вести
не
понравятся.
Ну
что
ж,
рискнем!
Нам
очень
хо­
телось
получить
пр едис ло вие
именно
от
Слонимского,
ко торы й
еще
не
знал,
что
мы
за
писаки...
Что
касает ся
отк аза,
то
молодость,
наверное,
потому
и
рискует,
что
не
ве рит
в
печальный
исход.
Гор
отправился
в
Дом
печати
(Дома писателя еще
не
существовало)
и
н ашел
Слонимского
за...
биль я р­
до м.
Разумеется,
мы
предполагали,
что
он
не
все
время
пишет
или
читает,
что
ему
не
чуждо
ничто
человеческое,
но
би льярд .. .
Странно!
Гор
подождал
окончания
па р­
тии,
и зло жил
Михаилу
Леонидовичу
.нашу
просьбу
и
ср азу
же,
еще
не
д ож д авшись
ответа,
стал
конфузливо
совать
Сло нимск о му
в
руки
номер
жур нала
с
моей
по­
вестью
и
аль м анах
со
своей.
Слонимский
улыбнулся
(ясно представляю такую знакомую теперь для меня за­
стенчивую
его
улыбку)
и
с казал ,
что
повести
он
читал,
но
може т
прочитать
и
во
второй
раз,
и
вз ял
журналы.
Затем
он
приветливо
про ст ил ся,
и
Гор
ушел,
не
узнав
мне ния
Слонимского
о
повестях,
не
спросив
о
со гл асии
написать
пр ед исло вие:
забыл,
или
не
посмел,
или
же
поторопился
уйти,
п ока
Слонимский
не
открестился
от
этого
д ела..
.
Теперь,
когда
я
на
протяжении
де сятк ов
лет
хор ошо
изучил
ха ракт ер
Михаила
Леонидовича
и
великолепно
зн аю,
что
он
гото в
не
только
на
предисловие,
но
и
на
более
трудные
акции
в
пользу
молодых
авторов,
—
я
те­
перь
понимаю,
что
нас
могла
не
тревожить
неясность
315


пол ож ени я.
Если,
кон ечно ,
он
не
счи тал
нас
безда р ным и
наглецами.
Прошло
не
более
недели,
и
я сно сть
возникла:
Сло­
нимский
написал-предисловие.
А
в
конце
го да
кни га
под
з аглави ем
«Студенческие повести»
вышла
в
свет.
Не
за­
медлили
появиться
и
рецензии,
о бви нявш ие
авторов
бог
знает
в
чем.
В
од ной
статье
(кажется,
в
журнале
«Красное студенчество») меня называли даже не това­
рищем,
а
гра жд анином .
Не
по мо гло
и
предисловие
Мих.
Слонимского,—
язык
тогдашних
критических
статей
и
рецензий
нередко
бы вал
крутенек,
хотя
оргвыводы
из
них
делались
не
слиш ко м
часто.
Из
предисловия
к
н ашей
книге
я
понял,
что
повесть
Геннадия
Гора
понравилась
Слонимскому
больше,
чем
моя.
Я
и
сам
сознавал,
что
в
«Факультете чудаков»
больше
событий,
чи тае тся
она
легче,
слог
пр още
и
му­
же ствен не й,
присутствуют
юмор
и
быт,
п орой
эксцентри­
ч еск ий,—
у
меня
же
сплошная
лирика
и
фи лос офств о ва­
ние.
Впрочем,
предисловие
б ыло
достаточно
ласково
и
ко
мне.
Слонимский
отметил,
как
и
Р.
Ковнатор,
что
мы
с
Г ором
далеки
от
тр адиц ий
Толстого,
Тургенева,
Чехо­
ва,
но
в
укор
нам
этого
не
поставил:
ну
далеки,
что
же
делать?
Лишь
где-то
меж ду
строк
можно
.было
про­
чес ть:
повзрослеют
—
п ойму т.
Так
оно
и
в ышло.
И
все
же
я
огорчился
тем,
что
не
во збу дил
ос обог о
интереса
у
автора
предисловия.
Лишь
два’года
спустя
произошла
наша
встреча,—
у вы,
она
не
бы ла
для
меня
лучезарной.
'В
то
время
п иса тели
и
рабкоры’
по
и нициат иве
М.
Горького
занялись
«Историей фабрик и заводов» .
Я
п исал
гл аву
из
истории
«Красного выборжца».
Гл ава
получилась
скучноватой,
о
чем
откровенно
сказал
на
собрании
авторов
и
партийного
актива
завода
М.
Л.
Слонимский,
приглашенный
для
оценки
нашей
ра­
бот ы.
Неу дача
постигла
меня
в
тот
момент,
когда
я
пл а­
менно
полюбил
благородную
сухость
стиля
Стендаля
и
Мериме,
разлюбив
с ловес н ое'
щегольство
и
изыскан­
ность
Жироду
и
Ж.
Ромена;
не
скрою,
мне
бы ло
н ес тер­
пимо
бб идн о,
что
первая
моя
попытка
приблизиться
к
увлекшим
меня
новым
образцам
не
удалась.
Этот
кр и­
зисный
момент
был
то нко
уловлен
Слонимским,
хотя
он
й
знать
не
з нал
о
мо их
пе ре жива ниях,
а
также
о
том ,
что
я
в
это
время
уже
труди л ся
над
исторической
по -»
316


вестью
«Базиль».
Но
я- то
зна л,
накрепко
намотал
на
ус
его
замечания
и
постарался
как
мо жно
больше
сил
вло ­
ж ить
в
эту.
новую
работу,
чт обы
не
получилось
опять
о сеч ки.
Кто-то
из
рапповцев
зло
пошутил:
другие
р або­
тают
над
историей
фабрик
и
заво до в,
а
Ра хм анов
пишет
ис тори ю
церквей
и
соборов...
Для
меня
могла
дорого
обойтись
эта
чужая
шутка.
Тем
не
менее
книжку
эту
я
написал,
и
в
1933 году ее выпустило Издательство писа­
телей
в
Ленинграде,
одним
из
основателей
и
руководи­
телей
которого
был
М.
Л.
Слонимский.
Для
че го
вспоминаю
я
эти
разрозненные
факты,
вряд
ли
способные
обрисовать
фигуру
и
характер
Сло­
нимского
сколько-нибудь
четкими
контурами?
Мне
они
оче нь
дороги:
они
постепенно
помогали
мне
уяснить
его
пр инципы
в
общении
с
молодыми
коллегами.
Этих
о сн овных
принципо в
тр и:
максимум
внимания,
макси­
мум
благожелательности
и
максимум
требовательности.
Впоследствии,
долгие
годы
раб от ая
рядом
с
Миха ило м
Леонидовичем,
встречаясь
с
ним
на
многочисленных
се­
минарах,
на
конференциях,
в
приемной
комиссии
Союза
писателей,
в
редакционных
советах
издательств
и
ж ур­
налов,
я
видел
эти
принципы
в
действии.
Проявились
они
и
в
наших
личных
взаимоотношени­
ях.
Пр авда,
в
те
ранние
годы
не
принято
было
отдавать
литер-атурной
молодежи
столько
времени
и
си л,
как
сей-,
час,
да
и
сам и
«пожилые»
б ыли
не
настолько
нас
стар­
ше.
Хочется
позавидовать
нынешним
молод ым,
которых
Мих аил
Леонидович
л юбит
отцовской,
пожалуй
да же
мат ер инско й,
ре внивой
люб овью .
Нас
в
свое
время
не
опекали
так
каждодневно,
за
судьбой
нашей
не
следили
с
та ким
беспокойством.
В
середине
тридцатых
годов
мы
с
Михаилом
Леони­
д ович ем
оказ али сь
выбранными
в
бюро
секции
ленин­
градских
прозаиков
и
ста ли
регулярно
заседать;
при­
ч ем,
как
ни
странно
для
того
с трог ого
времени,
не
в
официальной
обстановке,
не
в
Доме
пи сател я,
а
на
ча ст­
ной
квартире,
ча ще
вс его
у
само го
председателя
бюр о
—
М.
Л.
Слонимского.
Слонимский,
н ас кольк о'
я
помню,
потерпел
тогда
неудачу
с
р ом ано мЧ Кре пос ть», который
писался
не
год
й
не
.два
и
с
каждым
год ом
нуждался
во
всё
более
кардинальных
переделках
и
уточ не ни ях.
Теперь
это
далекая
история,
а
тогда
М.
Слонимский
впер вы е,
в
жизни
словно
бы
отошел
от
современной
те­
зи-


мы,
от
отечественного
материала
и
написал
повесть
о
немецком
революционере’
Левина,
ра сс тре лян ном
в
1919 году германскими контрреволюционерами .
Истори­
ческая
ве щь?
Отход
от
злобы
д ня?
Как
бы
не
та к!
В
Слонимском
настолько
силен
заряд
современности,
что
«Повесть о Левина»
ока залась
превосходным
ору­
жи ем
в
ид ейн ой
борьбе
с
фашизмом,
только
что
вз яв­
шим
власть
в
Германии.
То
же
острое
чувство
сегодняшнего
и
близящегося
за вт ра шнего
дня
заставило
М.
Слонимского
написать
о
те х,
кто
уже
тогда
вел
каждодневную
войну
на
наших
границах.
Так
во зни кли
по вест ь
«Андрей Коробицын»
и
р ассказ ы
о
пограничниках.
Вот
тогда-то
я
уви дел
в бли зи,
что
значит
б ыть
профессионалом
—
литерато­
ром
до
мозга
костей,
от
макушки
до
пяток.
Привязан­
нос ть
Слонимского
к
литературе
всегда
бы ла
страстной
и
на
редкость
целеустремленной.
Не
только
жизнь
в
большом
смысле,
но
и
все
мелочи
быта,
житейской
об­
становки,
сложившихся
п рив ычек
постоянно
и
полно­
ст ью
подчинены
литературе.
О дин
прим е р:
Слонимский
тогда
к упил
ма ш ину.
Х отя
это
была
скромная
«эмка»,
но
по
тем
в р еменам,
тем
более
в
среде
л ени нг ра дских
писателей,
быт
которых
и
в
ту
пору
заметно
отличался
от
московского
литературного
быта,
был
скромнее
и
не­
прихотливее,—
эта
о'бновка
на
первый
взгляд
выделяла
Слонимского,
делала
его
как
бы
«аристократом»! На са­
мом
же
де ле
машина
ему
понадобилась
для
сб ора
по­
гр анич ног о
материала.
Слонимский
неустанно
ездил
по
д а льним
и
бли жним
заставам,
з нако мил ся
с
погранич­
никами,
а
когда
собрал
вс е,
что
бы ло
ему
не об хо димо
для
книги,
то
легко-
р асст ался
с
автомобилем
и
больше
никогда
им
не
обзаводился.
Зато
в
«Коробицыне»
по д­
линно
все
—
от
внутреннего
и
внешнего
облика
леген­
да рн ого
вологодского
парня
до
мел ьч айш их
деталей
лесного
и
бо лотн ого
пейзажа.
С'зав и дно й
тонкостью
на­
п исал
М.
Слонимский
—
городской
человек,
не
рыбак,
не
охотник
—
северную
пр иро ду.
Шли
годы ,
уравнивая
наш
возраст.
Если
в
1928 году
тридцатилетний
Слонимский
ка за лся
мне
пожилым,
то
с
каждым
десятилетием
разница
в
возр ас те
становилась
менее
существенной.
По яв ля лась
новая
и
новая
ли тера­
турная
смена,
бывшие
мо ло дые
седели,
лысели
и
начи­
нали
подшучивать
над
своим
все
растущим,
как
снеж ­
318


ный
ком,
возрастом.
Возникла
да же
шуточная
арифме-
тическая
за дача:
Гранин
моложе
меня
ровно
на
столько,
на
сколько
старше
меня
Слонимский;
если
вс ем
тр оим
столько-то
ле т,
каков
возраст
к ажд ого? ..
Шу тки
шутками,
но
Слонимский
неизменно
остается
нашим
старейшиной.
Мн е,
как,
наверно,
и
многим,
до­
с тави ли
ос обую
радость
его
недавние
книги:
повесть.
^«Семь лет спустя»
и
«Книга воспоминаний» .
Когда
ду­
маешь,
откуда
бер ет ся
или
как
сохраняется
у
художни­
ка
молодость
духа,
приходишь
к
единственно
возможно­
му
выводу:
от
любви.
От
любви
к
жизни,
к
искусству,
к
литературе.
Вероятно,
в
это й
мысли
отсутствует
ориги­
нальность.
..
Что
ж,
в стр ечаю тся
жизненные
примеры,
настолько
т очно
и
полной
мерой
вы ра жа ющие
ту
или
и ную
мысль,
что
уже
о дно
это
соответствие
действует
гипнотическим
образом.
Я-
писал
это
в
1967 году .
Мы
отмечали
70-л ет ие
Ми­
хаила
Леонидовича,
его
ден ь
рождения,
в
До ме
твор­
чест ва
пи сател ей
в
К омаров е.
Это
был
замечательно
у дачны й
день:
великолепная,
со всем,
еще
ле тняя
погода;
вечером
зв езд ное
августовское
небо,
тих о,
тепло;
юби­
ляр
весел,
шути т,
смеет ся;
вокруг
бл изкие
ему
люди,
литературные
друзья.
У
ме ня
сохранились
фотографии
и
кинокадры:
Михаил
Леонидович
принимает
поздрав­
ления,
ему
п еред ают
книги,
цветы;
на
л ице
его,
как
в се­
гда,
неско ль ко
см у ще нная,
словно
бы
виноватая
улыб ­
ка,—
с
такой
улыбкой
он
выступает
и
на
собраниях,
и
делится
своими
на
редкость
интересными
и
разн ообраз­
ными
воспоминаниями,
и
расспрашивает
о
тв оих
делах;
а
сейч ас
—
здоровается,
прощается,
благодарит,
машет-
в
окно
уходящим
гостям...
И
случилось
так,-что
ро вно
через
п ять
ле т, 1 августа,
в
самый
канун
75-л ети я,
Михаила
Леон идов ича
увозили
из
того
же
Ком арова
в
больницу
в
Ленинград.
В
шесть
вечера
я
сид ел
у
его
к рова ти
все
в
той
же
большой,
угловой,
с
выходящими
на
две
стороны
окн ами
комнате
в
Доме
тв орче ств а;
немного
поод ал ь
от
кр ова ти
ст оял
молодой
ленинградский
пи сател ь
Валентин
Тублин.
Ми*
х айл
Леонидович
был
тяжело
болен
и
оче нь
слаб.
Ос о*
бе нно
ослабел
он
после
того,
как
целые'
сутк и,
весь
д ень
и
всю
ночь,
его
не
оставляло
кровохарканье.
319


—
Выкашливаю
второе
легкое,—
сказал
он.
Но
сказал
это
вскользь,
без
нажима,
совсем
между
проч им ,
как
о
досадной,
но
не
столь
уж
важ ной
п ом ехе,
и
сно ва
заговорил
о
том,
о
чем
только
что
говорил.
О
чем
же?
Сло ним с кий
всю
сво ю
сознательную
жизнь
жил
литературой,
для
литературы,
сам
был
живой
исто­
ри ей
советской
литературы,
начиная
с
ее
истоков.
На до
ли
удивляться,
что
за
пять
минут
до
того,
как
его
увез-,
ли
в
больницу,
он
г ов орил
о
молодых
литераторах,
о
т ом,
как
необходимо
им
помогать,
входить
в
их
ин тер е­
сы,
принимать
б л изкое
уч ас тие
в
их
делах.
Он
настойчи­
во
пр изыва л,
ч уть
ли
не
брал
к лятву
с
тех
п ожилы х,
кто
еще
о стаются
жить
(да,
он
так
и
сказ ал), что они ста­
нут
продолжать
заботиться
о
молодых,
он
н азы вал
им е­
на
молодых,
и
конечно
же
в
первую
голову
назвал
свое­
го
любимца
Андрея
Битова...
—
Старик
Битыч!
—
не во льно
почему-то
вырвалось
у
меня.
—
Старик
Битыч,—
повторил
Михаил
Леонидович
с
неж ност ь ю,
пб-видимому
не
ощу щая
того,
что
Битов
хо­
тя
и
не
старик
и
даж е
не
пожилой,
но
уже
и
не
столь
молодой
ли тер ат ор,
что
он
автор
чуть
не
деся тк а
книг,
о
нем
много
пишут
критики,
он
п ер еведен
на
иностран­
ные
яз ык и, .что
вообще
ему
впору
помогать
другим,
мо­
лодым.
..
Ч ерез
несколько
минут
Михаила
Леонидовича
увез­
ли.
Чер ез
два
месяца
его
не
стало.
Я
не
ра ссказыв ал
Битову,
не
расс казыв ал
другим
молодым
и
не
совсем
молодым
о
последних
часах
и
мину та х,
проведенных,
возле
Слонимского,
о
его
словах,
о
его
заботах.
Пишу
об
эт ом
здесь.
Пусть
прочтут.
Пусть
прочтут
—
о
чем
думал,
о
чем
тре во жилс я
до
ко нца
жизни
их
старый
д руг
и
наставник.
.
.. .Ну,
а
я,
когда
увезли
в
бо льн ицу
м оего
старого,
и
старшего
друга,
все
кружил
и
кружил
по
садовым
дорожкам,
лихорадочно
вспоминая
о
нем
то
одно,
то
другое...
Прежде
в сего
приходили
на
ум
пр имер ы
его
добро ­
ты,
деликатности,
такта,
неиз менно
проявлявшихся
в
на­
шем
многолетнем
общении.
В спо мнил,
как
еще
до
войны
мы
од на жды
в ошли
в
Книжную
лавк у
п иса теле й,
поме­
щавшуюся
.тогда
на
Литейном
пр о спект е.
В
те
годы
у
букинистов
еще
попадались
книги,
которых
сейчас
не
320


сыщ ешь
и
днём
с
огнем.
Попадались,
но
редко.
И
вот
в
маленькой
к о мнату шке
п о зади'
магазина
наш
зоркий
взгляд
мгновенно
пр имет ил
на
столе
стопку
кн иг,
оран­
жевая
об ложк а
которых,
с
портретом
в
круге
витого
каната
на
фо не
парусов
и
корабельных
снастей,
бы ла
нам
обо им
хоро шо
з нако ма:
собрание
сочинений
Сти­
вен сон а
в
и зда нии
Со йк ина,
приложение
к
журналу
«Природа и люди» .
Разумеется,
Мих аил
Леонидович,
как
старший,
имел
передо
м ной
все
преимущества,
и,
хотя
он
не
только
не
пре дъяв ил
никаких
претензий,
но
даже
робко
пр едло­
жил
бр ос ить
жребий
(директор магазина и немногие
посетители
писательского
отдела
не
мо гли
скрыть
улы­
бок), уже через пять минут я меланхолически наблю­
д ал,
как
запаковывали
для
него
редкостную
покупку.
К стати,
она
немало
стоила,
но
она
стоила
того,
и/я
чувствовал,
как
у
меня
в
кармане
возбужденно
шевели­
ли сь
живые
деньги,
го то вые
в
ту
же
сек ун ду
перепрыг­
н уть
в
кассу,—
увы,"
это
бы ло
суждено
день г ам
Сл оним ­
ск ого.
Тогда
я
еще
не
так
близко,
как
после
Зойны,
знал
характер
Михаила
Леонидовича,
и
ме ня
поразило
его
смущение,
его
виноватый
вид,
когда
он
р аспл ач ивал ся
и
ко гда
ему
в руча ли
увесистый
пакет
с
книгами:
да,
он
был
яв но
расстроен
своей
у дач ей,
поскольку
она
была
неудачей
д ругого!
Вот
уж
где
бы ла
неуместна
жестокая
поговорка: «То-то
радость
—
у
соседа
корова’сдохла!»
Чем
кончился
этот
жаркий
летний
день?
Семьи
на ши
Жил и
на
даче,
и
мы
с
Михаилом
Леонидовичем
п ошли
обедать
на
«крышу» «Европейской»
гостиницы,
ре шив
вспрыснуть
замечательную
покупку
бутылкой
не
то
«ркацители»,
не
то
«цинандали»,
не
то
«напареули»
(Михаил Леонидович признавал только белое сухое ви­
но ).
Темой
наш ей
зас тол ь ной
беседы
был
кон ечн о
же
Стивенсон,
аппетитно
плотная
связка
романов
и
ра сска ­
зов
которого
лежала
под
столом,
накрытая
на'шими
д ву­
мя
кепк ам и.
Из
романов
Ст ивенсо на
Сло ним с кий
боль­
ше
всего
л юбил
«Мастера Балантре» («Два брата») и
до казател ьн о
объяснил
—
поче м у.
К
сожалению,
до ка­
зательства
эти
я
позабыл,
помню
только,
что
нам
не
зМёша ли
ни
сложные,
как
вс ег да,
отношения
с
официан­
том
(в характерах у нас обоих недоставало полезного
в
эт их
с луча ях
апломба
и
непререкаемого
хозяйского
т он а), ни ресторанный шум.
«Крыша»
была
пер епо л не­
321


на,
и
для
явившегося
в
этот
обеденный
час
«пик»
компо­
зитора
Дунаевского
пришлось
принести
дополнительный
столик
и
стул,
чтобы
прославленный
композитор
не.
о ст ался
без
обеда.
(Мы не знали,
что
шестилетний
сын
Михаила
Леонидовича,
Сер ежа ,
через
энн ое
количество
лет
станет
тож е
известным
композитором
—
Сергеем
Слонимским.)
Что
же
касает ся
Роберта
Льюиса
Ст ивенсо на,
то
должен
ска зат ь,
что
не
раз
потом
Михаил
Леонидович
стеснительно
с пра шива л,
уд а лось
ли
мне
обзавестись
его
сочинениями,—
видно,
что
совестливость
и
доброта
не
давали
ему
покоя,
и,
хотя
предприятие
это
—
достать
Стивенсона
—
бы ло
п очти
безнадежным,
я
оптимисти­
чески
отвечал:
—
Достану,
не
беспокойтесь.
И
действительно,
произошло
чудо.
На
Большом
про­
спекте
П ет рогра дс кой
стороны,
в
магазине,
пр ин адле­
жавшем
«братьям- ра зб ойник ам »
—
так
зва ли
эт их
двух
букинистов
за
то,
что
они
др али
за
редкие
кн иги
нем и­
лосердные
цены,—
я
купил-таки
собрание
сочинений
Стивенсона,
сразу
отдал
их
в
переплет
(зеленый,
матер­
чатый,
с
красной
наклейкой
на
ко р ешке : «Стивенсон»)
и
в
тот
день,
ког да
эти
девять
томиков
стали
на
полке
рядом
с
пятнадцатью
томами
Вальтера
Ско тта,
позво­
нил
Сло нимск о му
и
победно
объявил
о.
событии.
Че стно е
слово,
я
редко
слышал
по
тел ефо ну
столь
радостный,
воз глас :
поздравляя
меня,
Михаил
Леонидович
был
ис­
кренне
счастлив
—
упала
с
его
души
тяжесть.
Что-то
не
часто
встречал
я
таких
отзывчивых
книголюбов!
Второй
случай
также
относился
к
книгам
и
тоже
к
писателю,
которого
мы
оба
лю би ли.
У
меня
к
тому
вр е­
мени
накопилось
две над цать
к ниг
Ч е сте ртона,
в
том
■числе и три редких томика,
героем
которых
был
патер
Б р ау н: «Неверие патера Брауна», «Тайна патера Брау­
на»
и
«Мудрость патера Брауна».
Не
х в атало
из
этого
цикла
«Простодушия патера Брауна» . .Ти ражи
эт их
из­
данных
в
двадцат ые
год ы
к ниг
б ыли
крохотные,
и,
чем
дальше
шло
время,
тем
не в9змож н ее
становилось
их
ку­
пить.
Вообще
за
последние
дв адц ать
лет
мне
ни
ра зу
не
по п адал ась
в
про д аже
ни
од на
из
эт их
старых
книжек.
Как-то
у
нас
со
С ло ним ским
з ашел
ра з говор
о
книге
Стефана
Цвейга
«Фуше». .Оказалось,
что
у
Ми ха ила
Ле­
онидовича
ее
нет,
а
он
оче нь
л юбит
этот
с
блеском
напи­
322


санн ый
био гр аф ич еский
роман
(или,
скорее,
э ссе). А так
как
у
ме ня
имелся
двухтомник
Цвей га ,
в
который
вхо­
дил
и
«Фуше», то отдельное его издание я мог без ма ­
лейшего
ущерба
для
себ я
п еред ать
Михаилу
Леонидови­
чу
Каково
же
бы ло
мое
изумление
и
радость,
когда
в
ответ
он
вручил
мн е...
«Простодушие патера Брауна»!
Опять
же
лишь
книго лю б
поймет
и
оценит
э тот
велико­
душный
дар.
Я
же
склонен
подозревать,
что
и
разговор
о
«Фуше»
был
затеян
в
свое,
вр емя
с
умыслом:
Михаил
Леонидович
з аран ее
решил
о дар ить
ме ня
Честертоном.
Он
слишком
хорошо
зн ал
мои
давнишние
сетования
на
то,
что
из
четырнадцати
пер евед енны х
его
книг
у
меня
нет
только
эт ой
и
романа
«Жив человек»; Как бы объяс­
няя
.свое великодушие,
и
вместе
с
тем
несколько
гру стн о,
Михаил
Леонидович
сказал,
что
у
н е го-то
всего,
три
кни­
ги
э того
автора.
Мол ,
по нима й
подтекст
как
хочешь...
Кс тати ,
лю бя
добротных
приключенцев
и
хорошие
дет ект ивы ,
мы
расходились
в
отдельных
оценках.
Так,
Слонимский
не
любил
Симе нона :
он
казался
ему
сент и­
ментальным,
мещанским,
и
за
один
рассказ
Конан
Дой­
ля
о
Ш ерл оке
Холмсе,
которого
он
обожал,
Михаил
Ле­
онидович
согласился
бы
о тдать
все
двести
романов
Си­
менона,
е сли
бы
он
ими
владел...
Когда4
начинаешь
думать,
что
же
сближало
нас
все
эти
г оды
кроме
взаимной
симпатии,
кроме
любви
к
кни­
гам,
к
литературе,
интереса
к
нач инаю щ им
авторам
(ведь это Слонимский'уго вор ил
меня
в
1954 году при­
нять
от
не го
рук оводс тво,
об ъеди нени ем
молодых
проза­
ико в
при
издательстве
«Советский писатель»), то не мо­
жеш ь
еще
и
еще
раз
не
вспомнить
и
не
подивиться:
как
мог
Сло нимс ки й
так
резко,
решительно,
за
один
год
пе­
реломить
свой
литературный
язык
и
стиль,
от
напря­
же нно й,
метафорической,
алогичной
прозы
пе ре йти
к
простому
и
ясному
язык у
и
к
та кой
же
ясной
и
п рос той
к ом пози ции?
Что
говорить,
я
особенно
це нил
эт от
аске­
тический,
самоограничительный
ак т,
пр оиз ве де нный
Сл они мск им
в
сер еди не
двадцатых
годов ,
поскольку
по­
здн ее
сам
его
совершал
и
это
бы ло
довольно
болезненно
(помню,
ког да
пос ле
«Полнеба»
и
«Племенного бога»
нач ал
р абот ать
над
«Базилем», не раз в порыве сомне ­
ний
проверял
—
оче нь
ли
обеднел
мой
словарь,
лишив­
шис ь
метафор
и
с ра вне ний), а происходило это уже на
323


глазах
все
понимавшего
и
на
себе
испытавшего
Михаи­
ла
Лео нид о вича.
К стати ,
насколько
точе н
и
обязателен
был
Ми х.
Сло­
нимский
в
св оей
прозе,
настолько
же
точен
и
обязателен
он
был
в
выпо лнени и
любых
порученных
ему
дел
и
об­
щественных
о бязанн о стей .
И
не
только
в
наиболее
близ­
кой
ему
области
литературы.
В
1939 году,
в
нач але
фи н­
с кой
войны,
мы
встретились
с
ним
в
редакции
армей­
с кой
газеты
«Боевая красноармейская».
Несмо тр я
на
немолодой
уже
тогда
воз рас т
и
неважное
здоровье,
Ми­
хаил
Л еони д ович
был
одним
из
самы х
активных
с отру д­
ни ков
эт ой
в оен ной
газеты
—
об
эт ом
по мнят
в се,
кто
уча с твова л
в
ее
р або те.
Но
вернусь
к
тому ,
с
чего
начал:
к
л ите ратурн ой
ра­
бо те
Мих.
Слонимского.
Так
получилось,
что
через
пол­
тора
года
после
кончины
Михаила
Леонидовича
я
пере­
читал
пов е сти
и
рассказы,
предназначенные
для
его
од­
но то мник а.
М ало
сказат ь,
что
я
пол уч ил
духовное
и
ду­
шевное
удовольствие,
что
совсем
не
странно,
когда
чита­
ешь
и
перечитываешь
умные
и
добрые
произведения.
Нет,
я
был
еще
глубоко
обижен
на
наш у
критику,
мимо
кото рой
прошло
собрание
сочинений
Ми х.
Слонимского,
изданное
в
1970 году.
Вп роч ем,
некоторые
его
вещи
не­
до оце нили
и
в
п рошлом.
Та к,
умалили
когда-то
критики
пов е сть
«Средний проспект», написанную в 1927 году и
не
переиздававшуюся
более
тридцати
ле т.
Между
тем
-в
этой
повести
превосходно
изображены
нэпма ны ,
п ере­
рожденцы,
приспособленцы,
мелкие
й
к р упные
ка рье­
ристы,
то
есть
все
те,
кого
автор
метко
наз вал
«героями
пе ре д ышки».
Уже
в
одном
эт ом
о пр еделен ии
видна
со^
циал ьная
прозорливость
писателя:
в
1927 году автор
ве рно
у гадал ,
что
исторические
с роки
их
сочтены,
не
превышают
неско л ьк их
ле т,
как
бы
изобретательны,
юр­
ки,
находчивы
.и
б е с принципны
эти
лю диш ки
ни
бы ли.
С
большим
интересом
п ер ечитал
я
произведения,
ко­
торые
мож но
отнести
к
столь
популярному
ны нче
жанру
художественно-документальной
прозы: «Повесть о Ле-
винэ»-
и
примыкающие
к
ней
очерки
о
предгйтлеровской
Германии.
'Третья глава очерка « Т в ор ч е ская
команди­
ровка», названная «Баварский
г р аф », просто сенсацион ­
на.
Приехав
в
1932 году в Мюнхен,
С лон имск ий
долго
не
мог
найти
ни
о дного
живого
очевидца
суда
над
во­
ж дем
и
главой
-Баварской
советской
респу б лик и,
пок а
324


йе
рискнул
обратиться
к
зн аме нитом у
адвокату,
зна тно -«
му
и
богатому
баварцу,
который
в
1919 году согласился
защищать
Левинэ;
защита
ок азала сь
безрезультатна,
ибо
власти
жаждали'
крови.
С ло нимс кий
был
почти
уве­
ре н,
что
прославленный
адвокат;
дороживший
каждой
своей
деловой
минутой,
л ибо
его
не
примет
(к тому же
в
эти
мюнхенские
предфашистские
дни), либо ограни­
чи тся
официальными,
ничего
не
значащими
Словами.
Граф
принял
советского
писателя
и
посвятил
расс каз у
о
суде
над
своим
по дзащ итны м
весь
де нь
до
сумерек,
отменив
прием
всех
к лие нт ов..
. .«Очевидно,
образ
Л еви­
нэ
неизгладимо
запечатлелся
в
ду ше
эт ого
ник ак
не.при­
частного
к
коммунизму,
далекого
от
коммунистических
идей
бу ржу аз ного
юр ис та»,—
писал
в
19.57 году,
то
есть
через
четверть
века,
Мих .
Слонимский.
Да,
очерк
«Баварский граф»
Сло ним с кий
написал
не
по
свежим
следам
встречи
с
адвокатом,
написал
кра тко ,
скупо,
почти
нич его
не
говоря
о
себе,—
а
жаль:
нам
бы­
ли
бы
интересны
все
детали
этой
поразительной
встре­
чи.
Но
те,
кому
посчастливилось
бы ть
знакомым
с
Ми­
хаилом
Леонидовичем,
могут
легче
.представить
себе
это т
день,
проведенный
мол од ым
ленинградским
писате­
лем
со
старым
немецк им
аристократом.
Молодым?
Ко­
нечно.
Слонимскому'
тогда
б ыло
в сего
тридцать
пят ь
лет...
Это
происходило
за
сорок
лет
до.нашего
с
ним
прощания,
до
той
минуты,
когда
я
последний
раз
пожал
его
слабую
руку.
Молодыми
в
августе
1970 года остава­
лис ь
только
его
глаза.
Но
разве
глаза
не
называют
зе р­
ка лом
души?
Ду ша
этого
дорогого
мне
человека
ос тав а­
л ась
до
конца
молодой,—
вот
почему
посл едн ие
услы­
шан ные
от
нег о
сло ва
б ыли
о
молодежи,
о.
молодых
ли­
тераторах,
об
их
судьбе.
Повторяю:
пусть
они
зн ают
об
этом,
пус ть
помн ят,
что
зн ачил и
для
него
они,
что
з на­
чит
для
них
он,
этот
старый
литератор
и
человек.
1967—1974


-г
СТАРЫЙ
ЛЮБИТЕЛЬСКИЙ
. СНИМ ОК
легком
прутяном
кресле
^Тынянов сидит на
(¿Г | / веранде Дома творчества писателей в Пуш-
I
кине.
За
спиной
его
открыто
окно,
на
веран-
1 де и в саду много света,
хотя
уже
с коро
сентябрь,
предвоенная
осень
1940 года. ..
Это
одна
из
последних
фотографий
Юр ия
Николаевича;
смотря
на
не е,
не во льно
думаешь:
как
много
с
тех
пор
прошло
лет
—
и
как
мал о
лет
мы
встречались!
Пер вая
встреча
была
заочной,
чи тател ь ско й.
Библиотека
поме­
щалась
на
площади
Ломоносова,
у
Чернышева
моста,
ее
читальный
зал
был
открыт
для
всех
без
зап ис и.
Именно
там
я
в пер вые
-читал
Ахматову,
Мандельштама
и
—
Ю рия
Тынянова.
Это
был
1927 или 1928 год,
в
«Звезде»
печатался
роман
«Смерть Вазир- Му хта ра »,
по
одн ой
главе
в
номере.
Как
ни
странно,
тог да
я
еще
не
чита л
«Кюхли»
—
сразу
начал
с
«Вазир- Му хта ра »
и
сразу
был
потрясен
вступлением
к
это й
книге,
тремя
страница­
ми
напряженной
лирической,
философской
прозы.
—
«Всегда в крови бродит время. . .—
тв ерди л
я
вслух,
как
стихи,
возвращаясь
по
безл юдно й
Фонтан­
ке.—
Было
в
двадцатых
годах
винное
брожение
—
Пуш­
кин .
Грибоедов
был
уксусным
бро ж ение м.
..»
Не
знаю,
понимал
ли
я
тс/гда
все
как
следует,
но
эти
строки
меня
окол дов ы ва ли : «Человек небольшого роста,1
желтый
и
чопорный,
занимает
мое
вооб раж ени е.
Он
ле-|
жит
неп одв ижн о,
глаза
его
бл ест ят
со
сна.
Он
протянул^
326


руку
за
очками
к
столику.
Он
не
думает,
не
говорит.
Еще
ничего
не
ре шен о».
—
Еще.
ничего
не
решено!
—
пов то ряю
яя .—
Ни чего
не
реше н о.
..
Почему-то
нерешенность"
ме ня
особ е нно
волновала.
Наверное,
по то му,
что
я
сам
'-еще
ничего
не
реши л.
Это
была
моя
первая
в стр еча
с
Тын янов ым
—
встре­
ча
заочная.
В
жиз ни
я
встретился
с
ним
только
через
четыре
года;
ко гда
вышли
в
свет
две'
мои
кн иж ки.
Нико­
му,
из
с тар ших
писателей
я
не
дар ил
эт их
книжек—то
ли
сте снял ся,
то
ли
считал
нахальством,
не
хотел
навя­
зываться,
но
вот
удивительно:
больше
всего
я
стес нял ся ,
да же
бо ялся
Юрия
Тынянова,
и
вдруг
ок азал ся
пе ред
домом,
где
он
в
те
годы
жил
(не помню,
у
кого
узнал
адрес
—
тогда
не
бы ло
адр есн ых
справочников
Союза
пи са телей ), поднялся по лестнице,
поз вонил .
..
Господи,
как
глупо
я
себя
в ел!
Ю рий
Николаевич
принял
мое
вторжение
как
впо лне
естественное,
угова­
рива л
меня
сесть,
побеседовать...
да,
по беседо ват ь ,
так
и
ск аза л,
он
отлично
в идел
мое
смущение.
Но
я
не
сел.
Бе седа
не
состоялась.
Самое
глупое,
что
я
приг от овил
для
нее
историко-литературный
во прос :
«Почему
в
гржебинском'
изда нии
Баратынского
(1922 год)
в
комментариях
к
стихотворению
«Надпись»
сказано: «По преданию,
в
этом
с тих от воре нии
изо ­
бражен
портрет
А.
С.
Грибоедова
(с которым,
по-види­
мому,
Баратынский
не
был
з н ако м)»? Неужели только
по
пр ед анию?
А
ваш
эпиграф
к
роману,
Ю рий
Николае­
вич :
Взгляни
на
лик
хол од ный
сей,
Взгляни:
в
нем
жиз ни
не т;
Но
как
на
нем
бы лых
стр аст ей
Еще
заметен
след!
Как
тесно
сливаются
эти
строки
с
вашим
романом,—
не
мож ет
быть,
чт обы
Баратынский
п исал
их
не
о
Грибое­
дове!
Вы
же
еще
до
романа
цитируете
это
стихотворе­
ние
в
статье
«Промежуток»
и
пишете: «На нас этот стих
падает,
как
сгусток.
..
и
н ужна
работа
археологов,
что­
бы
в.
сгустке
обнаружить
когда-то
бывшее
д виж ение» .
Так
яр ый
ток,
олед енев ,
.На д
бездною
висит,
327


Утратя
прежний
гро зны й
рев,
Храня
движенья
в ид.
Пр авда,
вы
там
не
говорите-,
что
эти
строчки
о
Три-!
боедове.
Может,
потому
и
не
говорите,
что
это
общеиз­
вестно.
Но
п очем у,
в
та ком
сл уч ае,
в
изда ни и
Гржеби-
на? ..»
. Словом,
пр едм ет
для
беседы
б ыл.
И
тонкий,
как
мне
казалось,
предмет.
Но
я
вместо
это го
торопливо
надпи­
сал
сво и
то щие
кн иж ки,
отдал,
попрощался
и
п очти
убе -<
жа л.
Существует
выражение:
ле с тнич ный
ум.
Так
и
я,
спускаясь
по
лестнице,
вел
с
Ты няно вым
з апо здал ый
во­
ображаемый
разговор.
И
хо рошо,
что
воображаемый,—
по
кр айн ей
мере
обошлось
без
претензий...
А
что
я
написал
на
книжках?
Од ну
над пись
по­
мню—
бойкую
и
как
раз
с
претензией.
Вот
она: «С бла­
годарностью
за
вн им ание
—
с
надеждой
на
вним ани е».
С
надеждой...
Гм.
Вс е-таки
до
че го
эгоцентричны
начи­
нающие
авторы.
Теперь-то
я
з наю,
что
молодые
дарят
сво и
кн ижки
немолодым,
чаще
всего
ни
строчки
не
про­
читав
из
их
кн иг.
В
че м-ч ем,
а
в
э том
упрекнуть
себя
не
мо гу.
Я
чита л
вс е,
что
публиковал
Т ынянов ,
в
том
числе
и
его
литературоведческие
теоретические
р або ты,
сер­
дился
• на тех,
кто
их
критиковал,
хотя
сам
внутренне
спорил
с
иными
тыняновскими
оценками
—
скажем,
Тютчева.
Н а долго
поссорился
с
бл и зким
мне
по
ли тер а­
турной
юности
Цырлиным,
эрудитом
и
умницей,
после
появления
его
книж ки
«Тынянов-бе лл етр и ст» .
Она
ме ня
оскорбила,
уже
своим
за глав ие м:
понят ие
б еллет ­
ристика
для
меня
всегда
означало
—
ширпотр еб
п
рю
з
ы.
Но
главное
—
рассердила
тенденция
эт ой
очен ь
неглупой,
но
во
м ногом
несправедливой
к нижк и.
Приведу
лишь
один
п ри ме р: «Историзм держится на па ­
фос е
ди стан ции .
Чу вст ва
расстояния
у
Тынянова
нет
—■
это
очевидно.
..»
И
тог да
и
теперь
для
ме ня
очевидна
вздорность
та­
к ого
утверждения,
хотя
Цырлин
не
был
одинок
—
о
том
свидетельствовали
выступления
некоторых
историков
на
дискуссии
об
исторической
прозе.
Я
на
ней
не
б ыл,
д аже
не
слыхал
про
нее,
но
в
том
же
1934 году,
на
съезде
писателей,.Юрий
Николаевич
подошел
ко
мне
и
делови­
то
сказал:
—
Купите
журнал
«Октябрь», седьмой номер.
328


Я
удивился
совету.
—
А
что
там,
Ю рий
Нико ла еви ч?
Тыняно в
собрал
мо рщ инки
на
лбу,
потом
распустил,
что
всегда
у
нег о
сопровождало
улыбку.
—
Меня
там
бран ят,
вас
хва лят .
Это
бы ло
невероятным
преувеличением,
хотя
бы
уж
пото му,
что
Ю.
Н.
Т ыня нову
и
А.
Н.
Толстому
б ыла
по св ящена
почти
вся
д иск уссия ,
стенограммы
ко торо й
публиковались
в
журнале
«Октябрь», а «Б а зиль»
упо­
мянут
в
трех
строчках
в
од ном
выступлении.
Но
мне
дорого
было
то,
что
Т ынян ов
сч ел
нужным
мне
сооб­
щит ь
об
этом
уп омина нии .
Между
прочим,
наш
ра з­
гов ор
не
уск оль з нул
от.
зоркого
гла за
бывшего
руково­
дителя
ЛА ПП
Михаила
Чумандрина.
Проходя
мим о
меня,
Ч уман дрин
ехидно
прищурился
и
пр ип еча тал:
—
Смерть
Б
а
зил
ь-Мухтара!
Как
острота
это
бы ло
недурно,
но
абсолютно
нев ер­
но.
Тынянова
я
об ожа л,
восхищался
его
поэтической
про зой ,
но
даже
и
не
пыта лс я
ему
подражать.
В
тот
самый
год
(1931), когда я начал работу над
«Базилем», в «Зв езде»
была
напечатана
«Восковая пер­
сон а », самая образная,
самая
метафорическая
повесть
Тынянова.
Приведу
лиш ь
од ин
эпизо д .
Петр
смотрит
на
синие
кафели
п ечи,
возле
ко то рой
он
умирает:
на
них
изображены
то
голландский
монах
в
дерюге,
чит а ющий
книгу,
то
китайская
паТода,
то
мельница
ветр яная ,
то
толстая
женка,
которую
обнимает
пр о хожий
человек,
то
лошадь
с
го ло вой
как
у
со б аки;
и
через
каждые
несколько
фраз
—
рефрен: «И море».
Этот
рефрен
во л­
шебно
усиливает
трагический
с мыс л : «детское смотре­
ние», сперва словно бы с одинаковым любопытством ко
всему,
что
перед
глазами,
превращается
в
предсмертное
прощание
с
тем,
что
любил
Петр
Михайлов,—
так
назы­
вал
себя
царь,
когда
жалел.
Развернута
многосложная,
многозначащая
сцена,
по двод яща я
итог
жи тия
его
духа
и
пл оти,
и,
к акой
Петр
ни
ст р ашнень кий ,
мы
этому
пр о­
щанию
сопереживаем.
Тыняновский
с лог,
изобилующий
инверсиями,
неожиданными
поворотами,
с
каж дой
но­
вой
строкой
зас тав ляе т
нас
переосмыслять
предыдущую
ф разу,
предыдущий
об раз.
Во обще ,
образная'« психоло­
гическая
насыщенность,
гибкость
и
си ла
языка
«Воско ­
вой
персоны»
таковы,
что
их
м ожно
сравнить
только
с
прологом
к
«Вазир -М у хт ар у », но там три страницы,
-
329


а
здесь
шестьдесят...
Поразительный
пример
поэти-
ческой
мощи
в
прозаической
вещи!
И
все
же
я
выбрал
для
своей
повести
о
двадцатых
годах
прошлого
ве ка
прямо
противоположные
обр аз­
цы
—
сухой,
деловой
прозы.
Не
только
потому;
что
Ты­
ня нову
невозможно
подражать
(для чего надо быть вто ­
рым
Ты няновым),—
мне
пр едсто ял о
писать
о
с тр оите ль­
ной
технике,
о
механике,
о
выделке
камня
и
о
многом
таком
прозаическом,
чт о,
казалось,
никак
не
укл ады ва­
лось
в
метафорический
с лог,
которому
я
был
привержен
в
своих
ранних
вещах.
К стати ,
перечитывая
нед авно
«Архаистов и новаторов», я невольно вздрогнул,
дойдя
до
ст раницы,
где
Т ынян ов
пишет,
что
в клю ч енный
в
«Дубровского»
протокол
не
выпадает
из
стилистики
по­
вести
пот ому,
что
вся
повесть
написана
в
нейтральном
стиле.
Я
вспомнил,
как
Юрий
Николаевич
од на жды
те р­
пе ливо
мне
объяснил,
почему
удалось
включить
в
фи нал
«Базиля»
официальное
описание
церемониала
в
честь
откры ти я
Исааки евск ог о
собора
та к,
что
оно
слилось
с
тек ст ом
повести,
и
при вел
пример
с
«Дубровским» .
—■
П р авда,
лестное
соседство?
—
шутливо
сказал
он,
А
я
слушал,
хлопал
у шами
и
не
знал,
что
ответить:
я
же
когда-то,
несомненно,
читал
и
позорно
з абыл
эти
тын яно в ские
мысли
о
«Дубровском» . ..
Но
Ю рий
Нико­
лаевич
и
виду
не
подал,
что
заметил
мое
замешательст­
во:
для
не го
важно
был о
сейч ас
одно
—
ч тобы
я
уя снил ,
в
чем.
фокус,
в
чем
логика
такого
стилевого
сл ияни я.
Вооб ра жаю ,
как
иной
ученый
амбициозно
отос л ал
бы
меня
к
своим
трудам
ли бо
в еличес твенно
их
процитиро­
вал
бы ...
Тынян ов
был
не
таков
—
он
был
щедр,
весел,
великодушен.
Вернусь
к
«обожанию».
Кон е чно,
я
был
очен ь
м олод,
когда
знак ом ил ся
с
прозой
Тынянова,
с
его
статьями,
затем
с
ним
самим;
я
не
име л
сч асть я
сл уш ать
его,
л ек­
ции
—
учился
в
техническом
вузе;. я любил
Юрия
Нико­
лаевича,
так
сказат ь,
находясь
поодаль.
Ч то,
наверно,
не
так
плохо,—
разве
что
ограничило
сегодня
мои
пр ава
и
• возможности вспоминать о нем наравне с друзьями
и
учениками.
За то
я
со
стороны
видел,
как
относились
к
нему
такие
далекие
и
такие
разные
писатели,
как
Ва­
с илий
Андреев
ИчЛеонид
Добычин.
Начну
с
Добычина.
Эт от
малоизвестный
сейчас
боль­
шинству
превосходный
мастер
имел
весьма
незав исим ы й
330


и
нелицеприятный
характер.
Общаясь
с
нами—
Генна­
дием
Горо м,
Николаем
Чуковским,
Вениамином
К авер и­
ным,
Евгением
Соболевским,
со
мной ,—
Добычин,
ска­
з ать
по
правде,
почти
никого
из
нас
не
чи тал
и
не
п очи­
тал
как
пи сат елей .
Обижаться
мы
не
могли:
добрейший
и
честнейший
До бычи н
не
признавал
и
Ба бе ля,
считал
его
парфюмерным.
Из
классиков
Леонид
Иванович
це­
нил
одного
Флобера,
и
то
больше
за
мученическую
усидчивость,—
тож е
су ществ енн ая
деталь.
Вообще,
До­
быч ин
л юбил
снижа ть
и
приземлять
все,
о
чем
заходила
ре чь
или
что
попадалось
ему
на
глаза-.
Он
шел
из
Д еми­
дова
переулка,
где
летом
в
ко мна те
у
не го
стояла
такая
духота,
что
он
поливал
пол
из
чайника,
до
улицы
Ма я­
ковского,
где
жи ли
Чуковские,
и
го вор ил:
«.
—
В идел
бюсты
мыслителей
в
нишах
на
фасаде
Публичной
библиотеки.
Похожи
на
пупки.
Он
и
в
прозе
своей;был
столь
же
конкретен
и
ла ко­
ничен.
Один
его
р ассказ
нач иналс я
та к: «Электричество
горело
в
трех
па никад илах .
Сор ок
восемь
советских
с лу-
жа щих
пе ли
на
клиросе».
Слово
«паникадила»
на чис то
убивало
про гр ес с ивное
электричество,
арифметика
на­
глядно
ра зобл ачал а
отсталое
мировоззрение
служа­
щ их.
..
К
че му
я
это
рассказываю?
К
тому,
чтоб ы
можно
бы ло
сполна
оценить
тот
высший
балл,
который
выс та в­
лял
Леонид
Иванович
До бы чин
Ю рию
Николаевичу
Ты­
нянову:
он
счита л
его
едва
ли
не
единственным
—
ив
Москве,
и
в
Ленинграде
—
настоящим
п исате лем
(если
не
считать,
и
то
с
оговорками,
Зощенко,—
к
Зощенко
у
Добычина
б ыли
сво и
придирки).
Василий
Ан дрее в
был
совсем
другой
человек.
Та лан т­
ливый
бытовик,
страдавший
запоем
и
не жно
л юб ивший
св ою
болезненную
дочь,
в
ко мн ате
у
которого
не
бы ло
ничего,
кроме
койки
и
конторского
стола,
он
носил
в
ветхом
пустом
бумажнике
справку
о
то м,
что
.в
энном
д о ре волю ционном
го ду
застрелил
полицейского.1
Как-то
на
Невско м
В асил ий
Михайлович
остановил
меня
и
тихо,
без
выр аж ения,
едв а
шевеля
бесцветными
губами,
сказал:
—
Рахманов,
вы
умны й
человек,
д айте
в
до лг
три
рубля.
Зар ан ее
гов орю,
что
вряд
ли
отдам.
Разумеется,
я
не
мог
отказать,
и
в
н агр аду
Ан др еев
рассказал
мне
о
том,
как
однажды,
занимал
у
Тыняно­
ззі


ва.
Рассказал
так
же
ти хо,
с
ис к ре нним,
ничуть
не
наиг­
ранным
сокрушением.
В аси лий
Михайлович
жил
где-то
на
Песках,
н едал е­
ко
от
тыняновской
квартиры,
и,
когда
его
в
очередной
раз
затерло
с
финансами,
он
решился
на
крайний
шаг
—
«стрельнуть»
у
Тынянова.
Сем ья
Тыняновъіх
пила
чай,
что
психологически
несколько
осложнило
задачу,
ибо
Ан дреев а
ус а дили
за
стол
и
нач ал ся
инт ер ес ный
разговор.
Интересный
для
обоих
—
и
для
Андреева
и
для
Тынянова:
они
б ыли
полярно
ра зные.—
од ин
ка би­
нетный,
другой
очень
уличный,
великолепно
знав ши й
быт
дореволюционных
ночлежек,
петербургского
дна,
что
до к азы вают
его
колоритные
повести
о
ворье,
ск а­
жем
«Волки»
в
ал ьманах е
«Ковш»
за
1924 год.
—
Чувствую,—
рассказывал
В аси лий
Михайлович,—
после
такого
разговора
трудн ов ато
попросить
в
д олг.
В
то
же
время
пора
и
че сть
знать,
дес ятый
час.
«Юрий
Николаевич,
гов орю ,
со
мной,
как
с
Иваном
Александ­
р овиче м
Хлестаковым,
престранный
случай:
поиздер­
жался
в
до роге.. .
Вы
не
могли
бы
выр учит ь ?» Говорю
и
соображаю:
черт,
скол ь ко
назвать?
Пятерку'
неудоб­
но.
.-.
солидный
дом...
пил
чай
с
пирожными...
д есятку ,
Пожалуй,
тоже...
по про шу
двадцать...
И
слышу,
как
язык
сам
соб ой
в ыгов ар и в ает : «Рублей сто!» Это меня
Хлестаков
подвел
—
меньше
трехсот,
наглец,
не
пр о­
с и л'. .. «Пожалуйста,
В аси лий
Михайлович,
го во рит
Ты­
нянов,
пожалуйста,
очень
р ад».
—
Не
помню,
как
вышел
на
Гр еч еский. ..
все
лицо
горит!
И
совестно...
и
доса дн о. ..
—
Но
деньги
взяли,
Василий
М иха йлов ич?
—
И ме нно,
что
не
вз ял.
С казал,
что
неудачно
пошу­
тил.—
Помолчав,
Андреев
добавил:
—
Ручаюсь,
что
Ты­
ня нов
меня
насквозь
видел.
На
вс ех
этапах
визита,
с
самого
начала.
Неизв ес т но,
что
в
ра ссказ е
Василия
Андреева
бы ль,
а
что
«беллетристика», но ясно одно:
имя
Тынянова
вну­
ша ло
пие тет
сам ым
неожиданным
людям.
А
вот
неожиданность
совсем
в
другом
роде.
Году
в
1938-м ,
в
одну
из
н аших
немногих
встреч
(кажется,
в
редакции
«Литературного современника»), я спросил:
—
Юри й
Нико л аев ич,
ф ам илия
Витушишников
ст а­
ринная,
или
вам
попадалась1
такая
и
в
наш е
время?
Юри й
Николаевич,
не
задумываясь,
ответил:
332


—
Насколько
я
знаю,
нынче
такой
фамилии
нет.
—
Дело
в
том,
что
в
конце
двадцат ых
годов,—
с ка­
зал
я,—
я
часто
ходил
на
улицу
Плеханова,
восемь,
и
на
двери
одн ой
из
квартир
видел
табличку
с
фамилией
«Витушешников» .
Рассказа
вашего
то гда
еще
не
бы ло,
но
фамилию
я
запомнил.
—
Витушишников
- или
Витушешников?
—
переспро­
сил
Тыняно в.
Видно,
что
мое
сообщение
его
за интриго ­
вало .
—
Витушешников,—
успокоил
я
Юрия
Николаевича.
И
на до
же
б ыло
случиться
такому
совпадению:
чере з,
год
или
два
Ты нянов
переехал
с
Греческого
проспекта
на
ули цу
Плеханова,
в
тот
самый
дом
No
8/10.
Сейчас
в
первом
этаже
этог о
дома
н аходи тся
Лавка
пи са теле й.
И
на
днях
я
не
уде ржа лся
—
зашел
,в ЖЭК
спросить
у
паспортистки,
не
жи вет
ли
в
доме
некто
Ви*
тушешников.
Получил
ис чер пы вающи й
ответ:
—
Никаких
Витушешниковых
зд есь
не
проживает. •
Так
закончилась
и
эта
новелла.
Чем
закончу
свои
воспоминания?
В
1939 или в
1940 году я жил в Доме творчества в Пушкине,
в
ма­
ленькой
ко мн ате
во
втором
этаже,
куда
вхо д
был
пря мо
с
площадки.
К
к онцу
пребывания
я
немножко
п рихв ор­
нул
и
был
улож ен
в
постель;
лежу,
читаю,
вдруг
слы шу:
по
лестнице
по дн имае тся
кто-то
с
палкой,
медленно,
трудно.
Мо жно
представить,
как
я
был
удивлен
и
даже
испуган:
это
пришел
навестить
м еня
Юри й
Николаевич.
Он
был
уже
болен,
очень
болен,
ему
б ыло
тяжело
хо­
дить,
не
то
что
взбираться
по
лестнице...
О
чем
же
мы
говорили
в
последнюю
нашу
встречу?
Память
не
уд ер­
жа ла
вс его,
но
помню,
как
раз
в
это
время
Теат р
имени
Пушкина
обратился
к
Юри ю
Николаевичу
с
пр'осьбой
написать
пьесу
на
основе
«Кюхли», и он размышлял
вслух
о
сценических
возможностях
э той
темы.
Уже
че­
рез
много
лет
я
услышал
от
Г.
М.
Козинцева,
с
каким
увлечением
молодой
Тынянов-
работал
для
кинематогра­
фа.
Для
театра
он
не
усп ел:
болезнь,
война,
под виж­
ническая
работа
над
«Пушкиным» .
В
дни
нашего
пребывания
в
Доме
творчества
я
с фо­
тографировал
Юрия
Николаевича
на
веранде.
Горжусь,
что
'Этот любительский снимок,
пусть
а но нимный,
поме­
щен
в
книге,
вышедшей
в
«Жизни замечательных лю - .
дей »‘; ошибка лишь в дате.
333


В
де нь
80-л ет ия
Юрия
Н ик ола евича
Тынянова,
когда
мы
собрались
в
Доме
пи сател ей
почтить
его
память,
одна
из
талантливых
его
учениц,
Тамара
Хмельницкая,
в
св оем
в ыст уплен ии
в
се рдц ах
воскликнула: «Да и
справедливо
ли
б ыло
—
сторонников
так
н азыв а емой
формальной
школы
в
литературоведении
именовать
формалистами? ..»Ия
невольно
вспомнил,
как
в
э том
же
доме,
в
конце
тридцатых
годо в,
Юрий
Николаевич
в
разговоре
со
мн ой
по
прим е рно
такому
же
поводу
шутливо
ск азал:
—
Называть
писателя,
заботящегося
о
форме,
не пре ме нно
формалистом
—
это
все
равно
что
назвать
писателя,
заботящегося
о
содержании,—
содержанкой.
Эти м
бл естящим
, его парадоксом я и закончу.
1974


0
«УВАЖАЕМЫЕ ЧИТАТЕЛИ!»
онечно,
о
Зо щ енко
следовало
бы
писать
только
тем,
кто
да вно
и
х орошо
его
знал,
дружил
с
ним
долгие
годы ,
кому
действ'и-
тельно
есть1
что,
о
нем
р асска зат ь.
Уж
сли шк ом
суесловили
о
нем
лю ди,
совершен-*
но
его
не
знавшие
и
не
понимавшие.
.Нет,
я
име ю
в
вид у
да же
не
самые
трудные
времена
Для
Зощенко..
Я
сейч ас
говорю
о
впо лне
благополучных
годах,
когда
популяр*
ность
его
бы ла
высока,
выше,
чем
у
многих
его
коллег.
П ожа луй,
ни
о
ком
другом
не
существовало
таких
•разноречивых мнений и как о писателе,
и
как
о
челове-
ке.
Можно,
скажем,
легко
пон ять ,
почему
на ив ные
ду-
ши,
не
искушенные
в
тонкостях
литературных
оце нок ,
сч ит али
его
вс его
лиш ь
р азвл екат елем,
смехачом,
но
ведь
подчас
чу ть
ли
не
такого
же
мнения
придержива-
лис ь
профессиональные
кр итик и,
люди
большой
куль­
тур ы.
Ме ня
когда-то
до
крайности
удивило
и
огорчило
то,
что
написал
Луначарский
в
журнале
«30 дней»: он пря ­
мо,
без
обиняков,
от дал
предпочтение
тонкому,
интелли­
ге нтном у
юмору
Ильфа
и
Петрова
перед
«грубоватым»
Зощенко.
Откровенно
говоря,
меня
огорчило
не
столько
это
суждение
(ошибиться может любой,
самый
умный
и
образованный
кр ит ик), сколько то,
что
Ил ьф
и
П ет­
ров ,
эти
превосходные
и
т ала нтливей шие
лю ди,
прекло­
нявшиеся,
насколько
я
зн аю,
перед
Михаилом
Михайло­
вичем,
многим
ему
как
п ис атели
обязанные,
могли
про -
335


•Молчать,
не
оспорить
это
об идно е
и
неверное
сравнение.
И
вообще,
к
чему
ума ля ть
до сто и нства
одного,
чтобы
—*
пускай
з асл уж енно
—
похвалить
других?
Впрочем,
Зоще нк о
был
настолько
великодушен,
что
нел овка я
'фраза в предисловии к «Золотому
теленку»
ничуть
не
испортила
его
дружбы
с
авторами
этого
пре­
красного
романа.
Другое
дело,
что
он
не
мог
не
видеть,
как
нес ер ь езно
отн о сятся
к
его
книгам
иные
сер ь езные
критики.
Пр авда,
первые
его
вещи
сразу
заметили
и
с
легкой
руки
Горького
высоко
оц енил и.
Сам
Горький
и
дальше
был
внимателен
к
Зощенко,
писал
ему
восхи­
щенные
письма,
которые
мы
прочли
много,
позже;
в
ин­
тересе
же
л ит ературн ой
критики
к
Зощенко
наст у пил
многолетний
перерыв.
Лишь
после
долгой
раскачки,
г де-
то
в
конце
тридцатых
годов ,
нашлись
исследователи
его
творчества,
при чем
исследователи
преим у щест венно
мо­
лодые—
Евгения
Жу рби на,
Цез арь
Вольпе,
Ан на
Беск и­
на, —
маститые
так
и
не
снизошли.
Недаром
те
же
Ильф
и
Петров
в
фельетоне
«Литературный трамвай»
через
ка ждые
несколько
строк
повторяли
грустную
фра зу: «А
о
Зощенко
опять
не
пишут...»
О
Зощенко-человеке
в
широкой
публике
гуля ли
л ож­
ные
представления.
Может
быть ,
как
ра з .пот ому,
что
его
популярность
у
массового
читателя
была
огромна,
в
том
чис ле
среди
тех ,
кто
и
книги-то
не
брал
в
руки,
слышал
его
р ассказ ы
только
с
э стр ады
или
в
устном
изложении
случайного
со бес едни ка
—
в
бане,
в
вагоне,
в
очереди
к
парикмахеру,—
авто р
этих
смешных
исто­
рий
скоро
стал
личностью,
с
од ной
стороны,
почти
нари­
цательной,
с
другой
—
почти
легендарной.
Его
частной
жизнью
интересовались,
рисовали
себе
его
облик,
ха­
рактер,
привычки
и,
по
большей
части,
жестоко
ошиба­
лись,
пр едставл я я
его
себе
таким,
каким
он
и
отдаленно
не
бы л.
Помню,
он
с
кроткой
улыбкой
ра сск аза л,
как
при­
слали
ему
на
дом
счет
из
ресторана
«Северный», кото­
рый
помещался
напротив
Московского
вокзала,
на зы­
вавшегося
в
то
в ремя
Ок тябр ь ским.
Счет
на
400 рублей .
За
что?
За
ужин...
Ра зу меет ся,
Михаил
Мих айл о вич
ни
сном
ни
духом
не
ведал
об
этом
пиршестве:
какая-то
ра зв есе лая
компания
записала
съ еденно е
и
выпит ое
на
счет
писателя
Зощенко,
а
администрация
ресторана
св я­
то
поверила
в
э то,
ра зузн ала
ад рес
и
пр исл ала
ему
этот
336


счет.
Не
помню,
чем
кончилось
дело,
возможно,
что
Зо­
щенко
с
его
обязательностью
и
щепетильностью
решил
заплатить
по
чужому
счету,
записанному
на
его
имя,
зато
х орошо
представляю,
как
гоготали
эти
нахалы,
придумав
тако й
«шикарный»
тр юк : «Пусть Зощенко
пл ати т!» По принципу: «А кто платить будет?
Пуш­
к ин? ..»
Вн ос ило
путаницу
и
то,
что
рассказы
З ощ енко
нэпов­
ских
лет
написаны
от
первого
лица,
от
лица
стоеросово­
го
мещанина,—
его-то
нередко
и
отож де с твляли
с
авто­
ром.
Повод
к
недоразумениям
подавали
и
исполнители
расск аз ов
Зощенко
с
эс тр ады
—
пошловатые
конферан­
сь е,
дурные
чтецы,
плохие
акт еры .
Опять
же
про исх о дила
под м ена:
Зощенко
мысленно
видели
бойким
эстрадником
с
ловко
зач еса нно й
пле шью
и
р аз вязн ыми
жес там и.
Всю
жизнь
Зощенко
воевал
с
мещ анст во м,
и
случилось
так ,
что
как
раз
мещанином,
циничным,
наглым
его
и
вос­
приняли
— этого
деликатнейшего,
скромнейшего
чел о ве­
ка
с
нежной
душой,
который
при
в сей
мягкости
своей
натуры
страстно
и
глубоко
н енав идел
подлость,
ковар­
ство ,
хамство,
ал чно сть
и
прочие
свойства
и
качества
воинствующего
м е щанс тва.
Да,
мы
не
б ыли
близко
зн аком ы,
тем
бо лее
дружны,
и
не
только
и з-за
значительной
разницы
в
в озрас те
—
дружил
же
я
с
Евг е нием
Шварцем,
ровесником
-Михаи­
ла
Михайловича.
Полагаю,
здесь
мешало
мне
преклоне­
ние
пе ред
редкостной
с илы
талантом,
по р азивши м
м еня
еще
в
юно сти ,
этим
непо ст ижим ьи м
вол шеб ным
даром,
позволявшим
в
р ассказе
на
од ну
стр ани чку
творить
ли­
тературное
чудо.
Гл упо,
но
меня
всегда
бр ала
от ороп ь,
когда
я
вид ел
в
живом
во площ ении,
одетом
в
о быч ную
пиджачную
пару,
то
самое
диво,
которым
восхищался
заочно.
Т ак,
до
сих
пор
не
могу
себе
простить,
что
до
обидного
редко
встречался
с
Юрием
Николаевичем
Ты­
нянов ым,
относившимся
ко
мне
с
постоянным
благо­
с к лонным
внима ние м.
Та к,
лиш ь
в
п ятидес ятые
годы
по­
з нако мил ся
с
Юрием
Оле ш ей,
молодая
«Зависть»
кото­
рого
за
три
десятилетия
до
того
произвела
на
мё ня
ослепительное
впеч атл ение.
Мят ый
пиджак,
седая
щети­
на
на
щ еках
и
угрюм ы й,
пронизывающий
взгляд
испод­
лобья
—
вот
как им
-
я
ув идел
Олешу,
автора
солнечных
пейзажей
Одессы
и
летней
Мо скв ы.
Что
к асает ся
Зощенко,
то,
когда
мы
уже
поз нак ом и-
12 л.
Рахм анов
337


лис ь,
главным
препятствием
к
более
короткому
знаком­
с тву
был,
пожалуй,
характер
Михаила
Михайловича,
об
осо б енност ях
которого
он
с
достаточной
откровенностью
на пи сал
в
автобиографической
повести
«Перед восходом
солнца».
Этот
замкнутый,
сдержанный
и
меланхолич­
ный
характер
необидно
держал
на
известной
дистанции
почти
вс ех,
с
кем
он
об щал ся,
да же
б лизких
приятелей,
д аже
друзей,
да же
«Серапионовых братьев».
Но
бывали
и
исключения,
в
основном
это
относилось
к
женщинам.
Не
надо
думать,
что
я
посмею
коснуться
инт имной
сферы,
я
гов орю
о
другом.
Его
-н еп одде ль ный
интерес
к
сам ым
тонким
душевным
движениям
со бесед­
ник а,
ча ще
же
собеседницы,
ибо
ж енщи ны
это
особенно
ценят,
не вол ьно
располагал1
к
откровенности,
кот орую
Михаил
Мих айло вич
никогда
не
употреблял
во
зло,
ин а­
че
го во ря,
по в еданн ые
ему
секреты
сохранял
в
тайне.
А
если,
как
ист ый
л и тера тор,
и
использовал
для
своей
работы
тот
или
и ной
штрих,
деталь,
пов оро т
сюже та,
то
так
искусно
и
далеко
уводил
от
«подлинника», что никто
и
не
до г адывал ся
об
«адресате» (как известно,
история
ли те ра туры
знает
ма ссу
прим ер ов
обратного
п орядка ).
С
годами
он
ст ал
тончайшим
психологом
и
мор а­
листом
в
том
смысле,
ка кой
придаем
мы
склонности
к
нравоучительству,
свойственной
всем
великим
са ти ри­
кам
прошлого
—
Свифту,
Стерну,
Диккенсу.
У
Зощенко
на
первых
порах
это
обнаружилось
не
в
рассказах
и
юмористических
сц енках ,
а
в
его
ранних
повестях,
кото­
рые
он
потом
сам
назвал
«сентиментальными», и полно ­
стью
проявилось
в
«Голубой книге», в рассказах для
детей,
во
всех
поз дни х
расс каза х
и
фельетонах
и,
нако­
нец,
в
«Возвращенной молодости» .
Итак,
почему
я
решился
писать
о
Зощенко?
А
что
де ла ть,
отвечу
я
вопросом,
ес ли
годы
ид ут,
люди
уходят,
все
меньше
и
мен ьше
на
эт ом
свете
сверстников
и
бли­
жайших
его
друзей?
Поневоле
приходится
б рать ся
за
п еро
тем,
кто
все
же
с
ним
часто
встречался
—
ив
Со­
юзе
пи сат еле й,
и
в
редакциях,
и
в
театрах,
и
на
отд ы хе,
и
происходило
это
на
протяжении
д вадцат и
с
лишним
лет
—
срок
немалый.
Тем
более
что
во
все
эти
го ды
я
старался
понять,
что
он
за
человек,
сто ль
о тл ичающ ийся
от
других
да же
в не­
шностью,
да же
манерами,
приближающими
его
сво им
изяще ство м ,
я
бы
сказал
—
ут онче ннос т ью
и
в
то
же
338


вре мя
естественностью
и
про с тот ой,
скорее
к
л юдям
пр о-
ш лого
века,
и,
пожалуй,
не
конца,
а
на чала
века,
хотя
он
был
наисовременнейшим,
злободневнейшим
по
своим
интересам
и
художественным
средствам
пи сател ем ,
кото ­
рый
полнее
и
точнее
многих
других
в ник
в
сегодняшний
яз ык
и
в
сегодняшний
быт.
Я
познакомился
с
Зощенко,
сравнительно
поздно
—
в
1937 году в Коктебеле .
Сентябрь
стоял
теп лый,
п орой
даже
жа рк ий,
купальный
сезон
был
в
раз г аре,
но
Зо­
щенко
не
купался:
сухонький,
легонький,
в
светлой
в
полоску
пижаме
и
в
городских
брюках
из
летней
легкой
материи,
он
неторопливо
бродил
по
б ер егу,
у
самой
кромки
воды,
высматривая
и
собирая
разноцветные
кок ­
тебельские
камешки.
Н ес мотря
на
то
что
он
никогда
не
лежал
на
пляже ,
сп ециа ль но
не
за гора л,
цве т
лица
у
нег о
был
постоянно
оливковым,
матово-смуглым
да же
зимой.
Тогда
я
не
знал,
почему
он
не
купался,
и,
конеч­
но,
не
решился
его
об
эт ом
спросить.
Лишь
через
шес ть
лет
я
прочел
у
него,
что
он
с
де тс тва
боялся
воды,
хотя
много
раз
се бя
пересиливал,
п утеш еств ов ал
морем,
ка­
тался
на
лодке.
Зн ач ит,
на до
всерьез
оценить
слова,
сказанные
им
мо ей
жене,
з аплы вавшей
в
море
дал еко
за
буй ки: «Смело плаваете,
Тан ечк а!» Этим он не.
то ль­
ко
не
осудил,
не
п ожури л
за
излишний
риск
(он вообще
не
лю бил
кого-либо
и
за
что-либо
осуждать
и
порицать,
ес ли
не
счита ть
хамов
и
хам ст ва), наоборот,
в
его
голо­
се
п розв уча ли
похвала,
удивление,
может
быть,
д аже
немного
зависть,—
за вис ть
человека,
по
не яс ной
ему
са­
мому
причине
лишенного
такого
большого
удовольствия,
как
плавание,
ку па ние
в
море.
Но
я
л ишь
постепенно
по нял,
что
Михаил
Михайло­
вич
избегает
пустых
комплиментов,
не
транжирит
по­
хвал.
Вот
когда
весной
1946 года мы шли с ним по
набережной
Фонтанки
из
издательства
и
он
неожидан­
но
подарил
мне
сборник
своих
рассказов
и
фел ьето но в
с
лестной
надписью,
тогда
я
уже
зна л,
что
Зощ ен ко
ни­
когда
не
делает
и
не
говорит
ничего
так ог о,
что
бы
он
всерьез
не
обдумал.
Например,
я
не
раз
слышал
от
Ми­
хаила
Михайловича,
что
он
сч ита ет
себя
новичком
в
драматургии,
хотя
он
на пис ал
уже
не
одну
б ольш ую
п ьесу,
прошедшую
на
сцене
с
успехом
(например, «Ува­
жаемый
товарищ»
с
Утесовым
в
глав н ой
ро ли, «Паруси ­
новый
портфель»
в
Театре
им.
Комиссаржевской,—
сра­
*
339


зу
после
в ойны
этот
театр
наз ыва ли
«Блокадным»), и
несколько
одноактных
пьес.
Это
о пять
же
не
притворная
скромность
и
не
кокетство:
именно
так
Михаил
Михай­
лович
и
думал,
ско л ько
я
его
ни
разубеж дал,
сс ыла ясь
на
самого-
себя,
у
которого
из
трех
нап ис анны х
к
то му
времени
п ьес
шла
на
сцене
вс его
одна.
Но
это
бы ло
далеко
впереди,
а
в
1937 году в Кокте­
беле
я
никак
не
мог
за ста вить
себя
подойти
к
н ему
и
заговорить,
с
из у мл ением
вид я,
как
с
ним
запр о сто
раз ­
говаривают
другие.
Коктебель
в
те
год ы
представлял
со­
бой
довольно
глухое,
диковатое
место,
мало
похожее
на
курорт,
и
это
в
нем
было
самое
привлекательное.
Тру д­
но
был о
назвать
набережной
пешеходную
тропку
по
краю
невысокого
обрыва
над
п ляже м,
отделенную
от
нег о
кустами.
Вечером,
с идя
здесь
на
скамейке,
Зощен­
ко,
мягко
улыбаясь,
поблескивая
золотым
зубом,
вел
неспешные
вежливые
беседы
то
с
лодочным
сторожем,
морщинистым,
загоревшим
до
черноты
старым
греком,
то
с
мес тн ым
аптекарем,
дн ем
то
и
дело
тарахтевшим
по
деревне
на
редкой
еще
в
те
год ы
мотоциклетке,
то
с
уборщицей
или
официанткой
из
соседнего
дома
отдыха,
называвшегося
«Коммуной».
Я
ни
капли
не
сомневался,
что
Зощенко
интереснее
разговаривать
с
ним и,
чем
с
мо ло дым
прозаиком
из
Ленинграда.
Но
вот
однажды
эт от
далекий
и
недоступ­
ный
человек
подошел
ко
мне
и
сказал ,
что
ему
понрави­
ла сь
моя.
..
не
знаю,
как
назв ать
—
статья
не
с тать я,
скорее
вопль
души,
оглашенный
мно й
в
это
лето
в
жур ­
нале
«Звезда», о своей работе в кино.
Бы ло
это
написа­
но
сгоряча,
от
обиды:
я
был
кровно
обижен
на
режиссе­
ров
и
в
особенности
на
критиков,
на
какое-то
вре мя
забывших
о
литературной
основе
фильма
«Депутат Бал­
тики», и разразился «Дневником
сумасшедшего», изоби­
ловавшим
преувеличениями
и
гиперболами
начиная
с
пер­
в ого
же
абз аца,
насыщенного
чуть
не
поприщинским
надрывом,
и
кончая
цитатами
из
восторженных
газет­
ных
статей,
которые
я
горестно
к о мменти р ов ал: «Герой
фильма
профессор
По леж аев
встал
в
од ин
ряд
с
Чапае­
вым
и
Максимом,
артист
Черкасов
.встал
в
один
ряд
с
Бабочкиным
и
Чирковым,
режиссеры
Зархи
и
Хейфиц
встали
в
о дин
ряд
с
Ко зи нцев ым
и
Траубергом..
.»—
писали
в
газете
«Литературный Ленинград» .
340


«Словом,
все
встали
в
ря д.
А
к уда
же
прикажете
встать
сценаристу?»—
в
сердцах
восклицал
я.
Не
исключено,
что
Ми хаил
М иха йло вич,
как
и
мно­
гие
другие
прозаики,
пробовавшие
писать
для
к ино,
то­
же
ко гда-т о
обиделся
на
кинематографистов
и
его
под­
купила
горячность
моих
ламентаций.
А
возможно,
что
ему
просто
понравились
какие-то
частности
в
юмористи­
ческом
духе .
От
неожиданности
я
не
с про сил.
Тем
более
что
хотя
я
и
был
польщен
его
вн иманием
и
оценкой,
но
втайне
от
самого
себя
подосадовал,
что
они
обращены
ли шь
на
мои
излия ния
по
поводу
своих
огорчений.
Ст а­
ло
бы ть,
продолжал
я
к азн ить
свое
самолюбие
(ох,
за­
бы вают
маститые,
опытные,
как
уязвимо
самолюбие
в
молодости!), как писателя он меня и не знает.
Во зм ож­
но,
оно
так
и
б ыло,
и
на
это
гре х
оби жат ься .
Так
или
иначе,
внимание
было
пр оя вл ено,
внимание
участливое,
и
кон так т
между
на ми
установился.
Через
год
с
небольшим
мы
с
Михаи ло м
Михайловичем
позна­
комились
значительно
ближе,
неся
о бяза нн ости
членов
секретариата
Ленинградского
союза
писателей
и
ежене­
дельно
встречаясь
на
деловых
заседаниях.
В
1939 году
мы
с нова
вместе
отдыхали
в
Крыму.
Се нтяб рь
был
тре­
во жный:
Германия
напала
на
Польшу.
Количество
курортников
зна чител ь но
поубавилось:
встревоженные
событиями,
многие
уехали
раньше
срока
домой;
в
писа:
тельском
доме
остались
лиш ь
четверо:
Зощенко,
я
с
же­
ной
и
м ол одой
художник,
фами лию
которого
я
забы л.
Тогда
мы
впервые
го вор или
с
Михаилом
Михайловичем
о
ли тера ту ре,
точнее
—
о
драматургии.
Я
уже
упоминал,
как
удивительно
скромен
был
Ми­
х аил
Мих а йло вич
в
оценке
своих
драматургических
оп ы­
тов ,
именно
о пытов,
как
он
всегда
подчеркивал.
Он
ко
всему
относился
серьезно,
я
бы
ск азал
—
на учн о,
в
том
числе
и
к
теории
дра мы.
Ме ня
пора зи л
этот
сугубо
на учный
п одхо д;
помнится,
я
даже
осмелился
привести
пушкинские,
неодобрительные,
как
мне
думалось,
слова
о
Сальери,
который
музыку
разъ ял,
как
труп,
поверил
алгеброй
гармонию.
В
ответ
на
это
Михаил
М их айло вич
с
увлечением
принялся
об ъя сн ять,
что
это
высокая
по­
хвала
и
все
занимающиеся
каким-нибудь
искусством
непременно
должны
зна ть
в
со вер шенст ве
его
законы.
Мне
показалось
даже,
что
в
глубине
души
он
с чел
меня
341


дикарем,
темным,
не ве жеств енн ым
человеком,
усомнив­
шимся
в
пользе
алгебры
для
гармонии.
Мы
оставались
в
Коктебеле
св ерх
срока,
когда
сезон
в
до мах
отдыха
уже
кончился.
Октябрь
был
пр ох лад­
ный,
но
Михаил
Михайлович,
как
и
летом,
ходил
и
хо­
дил
вдоль
кромки
при боя ,
время
от
времени
наклоняясь,
чтоб ы
поднять,
расс мотреть
и
оценить
качество
на йд ен­
ног о
сердолика
или
«ферлампикса», как здесь называли
обточенный,
отполированный
м орем
агат
и
халцедон.
После
первых
осенних
штормов
попадались
превосход­
ные
экземпляры.
Как
и
многие
почитатели
эт ого
восточ­
но-крымского
уго лка,
Зощенко
не
из беж ал
«каменной
болезни», и в 1935году,
в
д ень
сорокалетия,
друзья
по­
дарили
ему
ларчик
с
дв умя
от дел ениям и
—
для
орденов
и
для
камешков.
Н ав ерно,
существовали
писатели,
воспевавшие
до­
бро,
будучи
в
то
же
время
дурными
и
злыми
людьми.
Зощенко
был
прежде
вс его
хо ро шим
и
добрым
челове­
к ом.
Мягкость,
безошибочный
такт,
де ли катн ость ,
скромность,
казал ось ,
бы ли
прис у щи
ему
в сег да,
а
не
являлись
чем-то
выработанным,
а
уж
тем
более
показ­
ным.
Он
не
бы л,
что
называется,
шир ок ой
натурой,
на­
право-налево
расточавшей
благодеяния,
но
он
всегда
был
гот ов
откликнуться
на
чужую
бе ду,
пом очь,
посо­
действовать
доброму
делу,
делая
это
ти хо,
со
свойствен­
ной
ему
сдержанностью.
Сдержан
он
был
и
в
бы ту,
и
в
знакомствах.
Мне
рассказывал
В.
Г.
Адмон и
(доктор
филологических
наук,
профессиональный
знаток
ск ан ди­
н ав ских
языков
и
литератур), как он встретился с Зо­
щенко
в
поезде,
где
они
промолчали
весь
путь,
после
чего,
прощаясь,
Зощенко
серьезно
поблагодарил
Адмо­
ни
за
то,
что
они
хор ошо
провели
время,
и
с
тех
пор
стал
отлично
к
не му
относиться.
Он
лю бил
воспитанных,
ненавязчивых
людей.
Вместе
с
тем
Зощенко
был
наст о йчив
и
принципиа­
лен
во^всех
деловых
вопросах,
какие
во
множестве
пр и­
ходилось
решать
на4наших
з асед ани ях
и
совещаниях.
Порой
проявлял
темперамент,
отстаивая
св ою
точку
зре ни я,
г ов орил
с
горячностью,
да же
жестикулировал;
в
этих
сл уча ях
у
нег о
иногда
вырывалось
излюбленное
словцо
его
персонажей
—
«пущай!».
Причем
без
всякой
ирон и и,
так
сказать,
без
кавычек,—
видно
б ыло,
что
он
не
стилизовался
под
своего
героя,
давно
уже
ста вше го
342


нарицательным
типом,
а
прос то
считал
это
слово
самы м
уместным
в
подобных
с лучая х.
При
всей
внешней
мягкости
Михаил
М ихайл ов ич
был
тве рд
в
своих
вз гля дах.
Пр авда,
он
никогда
не
вы-
ступал
с
речами,
докладами,
декларациями,
а
если
при­
ходилось
беседовать
с' чита телями
или
литературной
мо­
лодежью,
то
предпочитал
отв ечать
на
в опрос ы.
Записи
н еско ль ких
таких
бесед
сохранились
и
б ыли
в
св ое
в ре­
мя
опубликованы,
но
большинство
встреч,
разумеется,
канули
в
Лету .
Помню
обсуждение
«Возвращенной мо ­
лодости»
во
Всероскомдраме
на
улице
Росси,
с
у част ием
медиков,
в
том
чис ле
профессора
Останкова,
известного
психиатра.
Любопытно,
что
выдержанный,
уч тивый
Михаил
Михайлович
в
своем
ответном
слове
упорно
на­
ст аи вал
на
важности
оттенения
не
литературной,
худо­
жественной,
а
опять
же
на уч ной
—
медицинской
и
фило­
софской
—
стороны
книги
и
не
принимал
никаких
ск и­
док
на
«дилетантизм», его обижало,
ес ли
он
чувствовал,
что
его
считают
«любителем» .
Может
быть ,
в
этом
с ка­
зывалась,
как
и
у
м ногих
к ру пных
юмористов
прошлого,
тяга ,
ж елани е
писат ь
по-настоящему
серьезные
вещи,
как,
скажем,
комедийные
актеры
всю
жизнь
мечтают
сы гр ать
Отелло
или
Макбета.
Повторяю,
Михаил
Михайлович
любил,
уважал
на­
уку
и
уче ны х,
це нил
точный,
четкий
язык
на уки
и,
н ачи­
ная
примерно
с
«Голубой книги», разделы и главы кото ­
рой
напоминают
исторические
обзоры,
сам
ст ар ался
им
овладеть.
Возможно,
его
документальные
повести
«Чер ­
ный
при н ц» (о работе подводников), «Бесславный ко­
нец» (о бегстве Керенского), да и другие вещи,
в
част­
нос ти
партизанские
рассказы,
сл уж или
в
каком-то
смысле
своеобразными
упражнениями
в
деловой
прозе.
Недаром
в
предисловии
к
«Шестой повести Белкина»
Зощ ен ко
прямо
признается,
что
здес ь
он
пытался
подра­
ж ать
пушкинской
к ратк ости
и
ясности..
Во
всем,
за
что
бы
ни
взялся
Михаил
Мих айло вич,
его
отличала
ве лича йша я
добросовестность.
Можно
это
даже
н азват ь
педантизмом.
Но
все
же
художник
в
нем
побеждал
и
это
главенствующее,
казалось
бы,
раз
на­
всегда
укоренившееся
свойство.
Тот
же
Владимир
Гри­
го рь евич
Адмони
рас ск азыв ал
м не,
как
в
последние
го­
ды
жиз ни
Зощенко
переводил
(е подстрочника)
роман
и.
р ассказ
норвежского
кл ассика
Хьелланда.
Ра сск аз
343


«Народный праздник»
он
перевел,
по
выражению
Адмо-
ни,
божественно,
что
и
не
мудре н о:
нашим
читателям
х орошо
известен
пер ево д
Зощенко
повести
финского
классика
Лассила
«За спичками».
Что
касает ся
романа
Хьелланда,
в ещи
довольно
средней,
то
Михаил
Михай­
лович
пе ре вел
ее,
как
всегд а,
безупречно...
но
при
этом
пропустил
две
страницы..
.*
—
Мих аил
/Михайлович,
—
осторожно
спросил
Адм о-
ни,—
наверно,
у
вас
в
подстрочнике
отсутствовали
эти
страницы?
Может
бы ть,
они
затерялись?
—
Нет,
они
был и,—
спокойно
от вет ил
Зощенко.
—
Тогда
почему
же? ..
Зощенко
все
так
же
спокойно
объяснил;
—
Мне
они
пок а зал ись
пустыми,
не ну жным и,
вяло
напи санны ми,
и
мне
не
захотелось
их
переводить.
Адмони
неско ль ко
растерялся.
Случай
был
не­
обычный.
—
Но
у
нас
так
не
принято..,
Михаил
Мих а йло вич,
а
можно
мне
их
перевести?
—
Пожалуйста.
—
А
п отом
я
вам
покажу,
как
я
их
перевел,
чтобы
не
было
разностильности.
—
Нет,
не
нуж но, —
решительно
отв еча л
Зощенко.
И нцид ент
был
исчерпан.
В ряд
ли
мо жно
назвать
З о щенко
сентиментальным,
чувствительным
человеком
—
его
об ы чная
сде ржан н ость
это
исключала.
И
если
«Аполлон и Тамара», «Страшная
но чь », «О чем пел соловей», «Сирень цветет»
б ыли
на­
званы
«Сентиментальными повестями», то тут присут ­
ствовала
я вная
иро ния,
хотя
к
героям
их
автор
относился,
как
любят
теперь
говорить,
по-доброму.
Был а
тут
и
своего
рода
литературная
перекличка:
повесть
Лоренса
Стерна
называется
«Сентиментальное путешествие»,
а
чувствительного
в
ней
не
так
уж
много
—
у
Зощенко
вс е-таки
больше...
При
эт ом
З о щенко
не жно,
я
бы
сказал
—
раст ро г ан­
но,
лю бил
стихи.
Все
его
автобиографические
расск аз ы
и дут
как
бы
под
рефрен
чудесных
бернсовских
строчек,
чуд есн о
перев ед енн ых
Маршаком:
А
старость,
чер т
ее
дери,
С
котомкой
и
клюкой,
Стучится,
че рт
ее
дери,
Костлявою
рук о й...
344


Зощенко
часто
приводит
в
св оей
прозе
те
или
и ные
стихотворные
строчки,
сниж ая
их
иронической
фра­
зой
—
«как сказал поэт» .
Иногда
он
действительно
над
ними
смеется,
к ак,
например,
в
ра ссказ е
о
поэтессе
Мирр е
Лохвицкой,
почтенной
семьянинке,
писавшей
пламенно-страстные,
чувственные,
поистине
вакхические
стихи.
Но
я
хорош о
помню,
как
Мих аил
Мих айл ович
с
удовольствием
повторял
вслух
чем-то
трогавшие
его
строчки
из
блатной
пе сни:
Оглянулась
—
позади
мои
ш ке т...
Или
из
Вертинского:
И,
целуя
ей
затылочек
подстрижеииый,
Что б
ви ну
свою
загладить
и
за мять.. .
Он
выговаривал
эти
ст рочк и,
как
в сегд а,
с
мягкой
улыбкой,
но
без
те ни
насм ешки
—
видно
бы ло,
что
они
ему
нравятся.
Разумеется,
Михаил
Михайл ов ич
отли чн о
знал
и
це­
нил
большую
поэзию.
Его
статья
«О стихах Н.
За­
боло цк ого»
(1937) заканчивается вещими словами:
«Мне не хотелось бы ошибиться в'
Заболоцком.
Он,
по-
моему,
большой
поэт,
и
его
влияние
на
на шу
поэзию
может
б ыть
сильным».
Пафос
этой
ста тьи
в
лей тм о тиве,
повторяющемся
на
каждой
ее
ст р аниц е: «Штампованное
искусство
—
это
не
искусство»; искусство «должно
фор­
мировать
то,
что
еще
в
х а ос е»; «Одно обстоятельство не
сдам
без
боя :
наш е
поэтическое
искусство
должно
нести
новую
фор му
и
новый
ст рой
язы ка... »
Как
известно,
в
раннем
творчестве
Заболоцкого
явст­
в енно
различимы
два
этапа,
два
слоя,
каждый
из
ко то­
рых
был
по-своему
интересен
и
близок
Зощенко.
Пер­
вый
ярче
всего
проявился
в
«Столбцах»
—
это
ос трое,
гне в ное
обличение
• мещанства;
второй
начался
в
п оэме
«Торжество земледелия»
и
с
кл асси ческо й
си лой
пр о­
должен
в
цикле
с ти хов,
посвященных
Северу
и
природе:
«Седов», «Север», «Метаморфозы», «Все,
что
б ыло
в
ду­
ше.
. .».
Эт от
второй
э тап
—
натурфилософский,
ес ли
можно
его
так
назвать,—
был
особенно
до рог
З о щенко
в
предпоследнее
десятилетие
его
собственного
творчест­
ва.
В
«Возвращенной молодости», в «П ове с т и
о
р азу ме»
и
д ругих
пр о изв еден иях
этих
лет
отчетливее
и
откровен­
345


нее ,
чем
ранее,
поставлены
з адачи
научного
исс ле дова ­
ни я,
психологического
анали з а,
философского
осмысле-
нп я,
художественную
часть
сопровождает
чи сто
науч­
ный
комментарий,
где
уже
нет
ни
единой
юмористи­
ческой,
пародийной
нотки.
Как
ни
ст р анно
на
первый
вз гляд ,
именно
тогда
у
Зоще н ко
появился
интерес
к
астрологии
и
к
в лия нию
планет
на
психическую
жизнь
людей .
Не
скрою,
когда
си
об
этих
ве щах
го во рил,
мне
казалось
это
на ивны м
и
смешноватым,
и
я
объяснял
это
просто
чудачеством.
Но
потом
я
понял ,
что
его
привлекало
как
раз
сочетание
по эзии
и
науки,
пускай
квазинауки,
п севдо нау ки,
как
прив ык ли
мы
трезво
определять
астрологию.
Ведь
ког­
да-то
в
ней
выражалось
иск реннее
жела ние
людей
ра з­
гадать
тай ны
приро ды,
з ага дки
бытия,
чудеса
мира,
В
этом
непреодолимом
ст ре мл ении
Зощенко,
несомнен­
но,
видел,
чув ств о вал
поэтическую
прелесть
и
сме ­
лос ть
—
вот
что,
мне
каж ется ,
руководило
им,
а
вовсе
не
склонность
к
мис тик е.
Кроме
того,
эта
жадная,
почти
д етс кая
любознательность,
может
быть,
больше
всего
роднила
его
с
широким,
массовым,
что
на зыва лос ь
в
старину
—
нар од ным
читател ем .
Зощенко
не
мог
и
не
хотел
пр енеб реч ь
простодушной
читательской
тягой
к
познанию,
пусть
далекой
от
уровня
кан дидат а
тех
или
ин ых
наук,
презирающего
глупые
суеверия.
Он
уважал
своего
«низового»
читателя
никак
не
м ен ьше,
чем
гига н­
тов
мысли,
и
в
эт ом
нет
никак о го
про тиво ре чия .
Вчи тай ­
тес ь
в
его.
предисловия
к
«Голубой книге», к « Во з вр а­
щенной
молод ос ти»,
к
другим
книг ам ,
где
он
ведет
неспешные
беседы
с
читателями,
делится
с
ни ми
своими
раздумьями,
прежде
чем
начать
р асска з
о
житейском
или
историческом
случае.
Это
желание
прямого
ко нт ак­
та
сказывалось
и
в
склонности
Зощенко
к
научному
по-
п уляри за торс тв у,
и
в
обилии
стихотворных
эпиграфов
и
цитат.
Зо щ енко
не
только
любит
и
уважает
читателя,
он
страстно
хочет
его
воспитать,
сделать
добрее,
чище,
ра­
зумнее,
привит ь
ему
художественный
вк ус
—
словом,
как
можно
дальше
увести
от
мещанства.
Эта
писат ель­
ская
позиция
пря мо
противоположна
так
называемой
башне
из
слоновой
кости,
в
которую
предпочитали
уд а­
ляться
ин ые
метры,.и
это
опять
же
сбл иж ает
Зощенко
с
великими
сатириками
прошлого
—
они
все
б ыли
агита­
торами
и
пропагандистами..,
346


Что
до
небесных
светил,
то
они
в
любом
случае
не
п редск азал и
Зощенко
его
судьбу.
Помню,
ж ивя
на
Ва­
сильевском
острове,
я
дваж ды
встречался
по
де лу
с
т ог­
дашним
се кре та рем
Василеостровского
райкома
Г.
М.
Нестеровым,
и
оба
раз а
он
с
любопытством
ме ня
расспрашивал: «Ну,
а
Зощенко
что
нового
написал?»
В
1945 году я ему мог более или менее точно ответить;
в
1947 году сказал: «Не знаю.
Думаю,
что
ниче го ».
Но
это
бы ло
не
совсем
та к:
З ощ енко
не
переставая
трудил­
ся,
и
я
знал
примерно
—
над
чем,
об
эт ом
я
дальше
скажу ,
но
тог да
мне
хотелось
ответить
именно
так.
Сам
Михаил
Михайлович
в
эти.
тяжкие
для
н его
го­
ды
не
ж алов ался,
никому
не
д окуч ал
своими
обидами,—
по
крайней
мере
я
это го
от
нег о
ни
ра зу
не
сл ышал .
Лишь
однажды
я
ви дел
его
раздраженным
и
даже
несправедливым.
Это
бы ло
в
Кн ижно й
л авке
писателей,
ког да
ему
показалось,
что
там
на р очно
не
оставили
нужную
ему
кн игу.
На
к уда
большие
обиды
он
так
нервно
не
реагировал,
а
бы ло
это
за
два
г ода
до
смер­
ти.
..
Не
только
близкие
люди ,
но
и
те,
кто
впервые
с
ним
встретился,
п очти
не пре ме нно
проникались
к
нему
сим­
пати ей
и
ува ж ени ем.
Как
же
так?
Ра зве
не
противоре­
чит
это
том у,
с
чего*
я
н ачал
свой
оче рк?
По -мо ему,
нет.
Под
суесловившими
о
нем
людьми
я
подразумевал
тех,
кто
его
совершенно
не
з нал,
никогда
не
в идел
и
тем
не
менее
сочинял
о
нем
всякие
бредни
—
либо
по
глупос ти ,
по
невежеству,
л ибо
из
любви
к
хамству.
За то
у
боль­
шинс т ва
встречавшихся
с
ним
он
сраз у
же
в ызыв ал
са­
мые
лучшие
чувства.
Однажды,
не
то
в
1956- м ,
не
то
в
1957 году,
у
меня
допоздна
з асидел ся
Борис
Николае­
вич
Ливанов.
Не
по мню
т очно,
с
чего
и
как
пове рн улс я
наш
раз гов ор,
но
Л иванов
вдруг
попр ос ил
меня
соеди­
нить
его
по
телефону
с
Зощенко.
Аппарат
с тоял
на
дива­
не
по
правую
руку
от
меня,
а
Л ивано в
сид ел
по
левую,
да
к
тому
же
был
под
хмельком,
и,
когда
я
позвонил,
поздоровался
и
сказал
Михаилу
Михайловичу,
кто
хо­
чет
с-
ним
говорить,
и
передал
Ливанову
трубку,
тот
стал
тян утьс я
через
меня
и
держал
труб ку
близко
от
моего
уха,
вот
почему
я
слышал,
так
сказать,
обе
беседующие
выс ок ие
стороны...
Кро ме
шуток:
Л иванов
пора зи л
меня
и
растрогал
тем,
с.
какой
нежностью
он
говорил
с
Зощенко.
В
том ,
что
он
347


го вор ил
ему
«ты»
и
называл
Ми шень кой ,
еще
не
был о
ничего
удивительного:
Ливанов
с
большинством
принте-’
лей
и
знакомых
был
на
«ты», в этом (и
только
в
этом )
он
схож
с
од ним
из
св оих
сценических
образов,
с
Нозд­
ревым.
Но
нет,
во
всем,
что
он
го вор ил
Зощенко,
был а
настоящая
человеческая
нежность.
Исчез
хмель,
ис чез­
ло
все
напускное
и
грубоватое,
что
бы ло
свойственно
иногда
этому
умному,
об разов ан ному
и
очен ь
та лан тли­
вому,
но
порой
слишком
уж
самоуверенному
и
эгоцент­
рич ном у
человеку,—
осталось
все
лучшее,
чт о.
в
нем
бы­
ло.
Или
же
он
так
сыграл?
Нет,
не
думаю.
Думаю,
что
Ливанов
д ейст ви тел ьно
любил
Зощенко.
По
от­
ветам-
Михаила
Михайловича
я
понял,
что
он
тоже
тро ­
нут
и
благодарен
Ливанову
за
эт от
ночной
звонок
и
лас ку
—
в
те
годы
это
так
ему
б ыло
нужно.
Скажу
от­
кровенно,
что
с
этой
минуты
я
стал
р ешит ел ьно
лучше
относиться
к
Ливанову,
кот орого
любил
и
ценил
до
той
м инуты
как
даровнтейшего
арти ст а,
умн ого,
остроумно­
го,
высококультурного
со беседни ка
—
увы,
самовлюб­
ленность
и
эгоцентризм
ко торог о
порой
меш али
обще­
нию.
..
Разные,
оче нь
разные
люд и
уважали,
любили
и
вы­
с око
ценили
Зощенко
не
только
как
писателя,
но
и
как
человека.
С реди
них
хочу
прежде
всего
назвать
Нико­
лая
Павловича
Акимова,
чел ов ека
очень'
сдержанного
в
смысле
дружеских
отн оше ни й,
антисентиментального,
скорее
д аже
сухого.
Но,
работая
в
акимовском
те ат ре,
я
мог
близко
наблюдать,
как
упо рно
п ыта лся
Акимов
по­
мочь
Михаилу
Михайловичу
в
трудное
для
тог о
время.
Как,
чем
помочь?
Акимов
за казал
ему
п ьесу,
наверняка
зная,
что
поставить
ее
не
удастся,
но
з ато
З о щенко
бу­
де т,
что
называется,
при
деле.
Михаил
Михайлович
со
свойственными
ему
добросовестностью
и
прилежанием
писал
все
новые
и
новые
варианты
пьесы,
будучи
не
удовлетворен
те м,
что
написано ,
и
Акимов,
несмотря
на
сво ю
крайнюю
занятость
и
свой
деловой,
сверхделовой
характер,
терпеливо
слушал
или
читал
эти
бесконечные
вариации.
Когда
я
собирал
п ьесы
М.
Зощенко,
одноакт­
ные
и
большие,
чтоб ы
издать
их
в
«Искусстве», я обна­
ружил
семь
редакций
э той
комедии.
Работа
не
была
зряшной:
она
о твл екал а.
Зощенко
от
тяжелых
мыслей
и
иувств
и
в
какой-то
мере
даже
ув лекала
его
как
ху­
дожника,—
ряд
эпизодов
и
персонажей
в
пьесе
был
по-
343


-н ас тоящ ему
смешон,
чт о,
каз ало сь
бы,
удивительно
при
создавшейся
для
писателя
ситуации.
Между
про чим ,
известность
Зощенко,
кот орая
б ыла
басно сл ов но
велика
в
двадцатые
годы,
в
конце
трид ца­
тых
и
начале
сороковых
год ов
за метно
убавилась,
когда
он
стал
чащ е
писать
серь езны е
вещи.
..
Правда,
сегод­
ня—
уж
не
знаю,
радоваться
этому
или
досадовать,
по­
жалуй
скорее
радоваться,—
многими
литераторами
и
фельетонистами
унаследована
«зощенковская»
интона­
ц ия.
Сознательно
или
непр о изво л ьно
она
проявляется
то
в
инверсии,
синтаксическом
повороте,
то
в
т ипи чно
зо­
щенковском
сравнении,
то
еще
в
чем-нибудь.
Подчас
сл иш ком
по-зощенковски.
Но,
возможно,
и
это
—
своего
род а
память
о
нем...
Вот
уж
семнадцать
лет,
как
нет
с
на ми
'Зощенко,
а
все
ви дит ся
он
живым :
неспеш ная ,
грациозная
поход­
ка,
о ливко во го
цвета
лиц о,
прелестная
улыбка,
сбоку
во
рту
блестит
золотой
зубик
(хочется почему- то
сказать
не
«зуб», а именно «зуб ик»); был он всегда худощав,
но
в
меру,
а
в
конце
жизни
все
подсыхал,
подсыхал,
и
все
темнело
и
желт ело
лицо...
Когда
летом
1958 года Зощенко хоронили на Сестро­
рецком
кладбище,
среди
провожавших
его
в
последний
п уть
я
увидел
молодого
пи сател я,
только
еще
начинав­
ше го
печататься.
Парень
он
грубоватый,
не
склонный
к
чувствительности,
но
я
заметил,
что
он
собирает
по
обочинам
дороги
ромашки
и
лютики,
а
затем
кладет
их
на
свеженасыпанный
могильный
холм ,
под
к оторый
лег
на
вечное
поселение
Зощенко.
Должен
сказат ь ,
что
этот
зн ак
внимания
б ыло
особенно
пр ият но
в иде ть:
я
хорошо
помнил,
что
именно
Зощенко,
прочитавший
когда-то
р анние,
во
м ногом
еще
экспериментальные
р асск азы
эт о­
го
м олодог о
писателя,
не
только
оце нил
его
талант,
но
и
посоветовал
ему
писать
рассказы
для
детей,
тот
по­
с лушал ся
—
и
это
пр инесл о
-ему
известность.
Бережно
собранные
и
положенные
на
мо гилу
полевые
цветы
яв­
ляли
собой
самую
искреннюю
б лаго дар но сть
покойному.
Года
два -тр и
назад,
в
день
рождения
Зощенко,
мы
с
женой
сно ва
побывали
на
это м
кладбище,
пос то яли
у
могилы,
и
как
же
мы
бы ли
рады,
когда
вдруг
увидели
Дмитрия
Дмитриевича
Шостаковича.
Прихрамываю­
щ ий,
больно й,
он
прише л
навестить
пок ой ного
дру га,
как
был
в
свое
время
и
на
пох оро нах.
Когда
мы
заду­
349


мыв али
со бр ать
воедино
воспоминания
о
Зощенко,
из«
да ть
их
отдельной
кни гой,
я
написал
об
эт ом
намерении
Дмитрию
Дмитриевичу
и
незамедлительно
полу чи л
от
него
ответ.
Шо стак о вич
ответил,
что
он
любил
и
це нил
Мих аил а
Михайловича'
и
не пре ме нно
п о пыта ется
о
нем
напи сат ь,
хотя
это
и
нелегко.
«Во всяком случае буду
изо
всех
сил
ста ра ться., .»
Ия
снова
порадовался,
что
настоящие
друзья
Зощенко
помнят
и
лю бят
е го.
Любит
еГо
и
тот
самый
широкий
читатель,
которого
глубоко
ув ажа л,
для
которого
жил
и
писал
Михаил
Зо«
щ енко.
т


г
___
а
$
Г
«ДОРОГОГО стоит»
мало,
очень
мало
что
могу
рассказать
об
88СI
Ольге
Дмитриевне:
мы
редко
с
ней
ви де-
I лись-
И
все
же
каждая
в стр еча
дарила
мне
в
нечто
такое,
что
с вяза но
только
с
ней,
с
ее
ик<
ни
на
к ого
непохожестью,
с
ее
добротой,
остроумием,
высокой,
я
бы
ск азал
—
высочайшей
инт ел­
лигентностью.
Пер вая
на ша
встреча,
если
мо жно
ее
так
назвать,
ибо
она
бы ла
заочной,
п роиз ошла
в
журна ле
«Звезда»
в
1930 году .
Во
втором
номере
журнала
печатались
г ла­
вы
из
«Сумасшедшего корабля», романа-во с по мина ния
Ольги
Дми трие вн ы
о
Доме
искусств
начала
двадцатых
годов,
и
в
эт ой
же
книжке
ж урн ала
бы ла
помещена
пер вая
моя
повесть
—
«Полнеба» .
Не
з наю,
прочла
ли
мою
дебютную
ве щь
Ол ьга
Дмитриевна,
но
ее
«Сума­
сшедший
корабль»
произвел
на
ме ня
сил ьнейш ее
впечат­
ление,—
в
э тих
гротескных
портретах
я
сраз у
узнал
многих
ленинградских
писа т ел ей,
о
которых
раньше
чи­
тал
только
в
серьезных
статьях.
Очное
наше
зн ак омство
произошло
только
через
с емь
ле т.
Теп ерь
я
се бя
браню:
как
это
я
не
попытался
познакомиться
раньше?
В
1933 году я написал истори­
ческую
повесть
«Базиль», и мне было безумно интересно
уз на ть,
прочла
ли
ее
Ол ьга
Дмитриевна.
Не
спросил
ни
тогда,
ни
позже.
Ви ню
сво ю
мо лод ую
заст енч ив о сть
и
зав идую
ныне шним
мо лод ым
—
они
в
эт ом
отн оше нии
«раскованней», как любят теперь говорить.
351.


В проче м,
многое
йз
того,
что
я
дальше
скажу,
связан
но
с
теми
или
иным и
моими
собственными
вещами.
Та-*
ковы
уж
мы,
литераторы,
какими
скромнягами
с
вид у
мы
ни
к азал ись
бы.
Правда,
у
меня
был
сам ол юбивы й
пр инцип:
по
возможности
не
знакомиться
с
известными,
большим и
п ис ател ями
(разумеется,
я
им ею
в
виду
их
самих,
а
не
книг и ), пока они сами не обратят внимания
на
мою
работу.
Именно
так
произошло
зна ко м ство
и
с
Ольгой
Дмитриевной
Форш.
Это
оче нь
значительный
для
меня
э пизод ,
о
нем
я
р асскаж у
п одроб нее .
В
но ябре .
1937 года,
в
небольшом
ленинградском
те­
атре,
кот оры м
руководил
пр екр асны й
актер
и
р ежиссер
Борис
Михайлович
Сушкевич,
состоялась
премьера
мо ей
п ервой
пь есы.
Можно
легко
себе
пр едс тави ть
мое
состо­
яние!
В
антракте
пос ле
пе рв ого
дейс т вия
я
тщательно
скрывался
от
знакомых,
да
и
они
ме ня
не
и скал и,
а
Когда
попадались
навстречу,
то
и
я
и
они
отводили
гла ­
за:
премьера,
я
чувствовал,
яв но
заваливалась.
Первый
акт
«Беспокойной старости»
вообще
жидковат,
к
том у
же,
как
это
часто
случается
на
премьерах,
на
сцене
не
ладилось.
Двери
открывались
и.
закрывались
когда
не
надо,
декорации
исступленно
шатались,
актер ы
путали
текст
как
мо гли;
а
когда
Полежаев,
вернувшись
из
Ке м­
бриджа
домо й,
подошел
к
окну
и
протянул
ру ку
к
люби­
мому
ка кту су,
с
энтузиазмом
увер яя
себя,
ж ену
и
нас,
что
кактус
^ез него необыкновенно вырос за эти две
недели,
грохнулась
на
пол
вся
жардиньерка.
Ну,
и
пр о­
чее
б ыло
в
та ком
же
роде.
Следующее
действие
шло
получше ,
а
после
третьего,
едва
я
успел
подняться
с
места,
как
вдруг
увидел
в
проходе
между
креслами,4 уже совсем близко от меня,
Ол ьгу
Дмитриевну
(я и не подозревал,
что
она
в
теат­
р е).
Она
неторопливо
подошла,
неспешно
подала
ру ку,
поз д равил а
меня
и
—
поблагодарила...
Да,
по бл аго да­
ри ла!
Я
вгляделся
в
ее
лиц о,
в
ее
глаза
—
в
этот
моме нт
я
уже
не
боялся
чужих
глаз,—
и
яс но
у вид ел;
ли цо
Ольги
Д мит рие вны
бы ло
растроганным.
Не
спрашивая,
я
по нял,
что
так
подействовала
на
нее
с цена
одиночест­
ва
стар ик ов
По лежа евых ,
которую
чудесно
сыграли
ак­
теры
Жуков
и
Мосолова.
На до
сказ ать ,
что
до
этой
сце­
ны
Жуков
меня
раздражал
суетливостью
и
м естам и
слащавостью
(кое- где
я
почувствовал,
что
сам
пер есаха­
р ил), а Мосолова,
известная
когда-то
актриса
и
владе-
352


ли ца
так
на зы ваем ого
Интимного
театра,
смущала
ме­
ня
частыми
взглядами
в
публику,
своеобразным
э ст рад­
ным
общением
со
зрителями.
Здесь
же
Мосолова,
как
и
поз же
Гра нов ск ая
в
Большом
драматическом,
Анд-
ровская
в
МХАТе
и
Эмма
Попова
сно ва
в
БДТ ,
была
безупречна,
равно
как
и
Александр
Михайлович
Жуков.
Похвала,
приз на ние ,
но
что
еще
ценнее
—
растроган­
ность
Ольги
Дмитриевны
был и
для
меня
не
просто
уте­
шением
за
все
пережитые
на
спектакле
непр ия тные
ощущения.
Помню,
через
много
лет,
на
премьере
«Беспо­
койной»
в
МХАТе,
после
э той
же
сцены
одиночества
р ас трог а лся-д о' слез
Паустовский.
Как
ни
любил
я
Ко н­
стантина
Геор ги евич а,
но
я
зна л,
что
он
на
редкость
чувствителен...
А
тут
Ольга
Фо рш!
Повторяю,
мы
бы ли
в
то
время
почти
незнакомы,
но
я
от
других
на­
слышался
о
ее
твердом,
мужском
характере,
прямоте,
уничтожающем,
ес ли
надо,
юморе...
К
т ому
же
я
з нал,
что
в
те
самые
месяцы
неблагоприятно
решилась
судьба
ее
собственной
пьесы
в
эт ом
театре
—
по
каким-то
при­
чина м
(в театре таких причин всегда достаточно)
пьеса
не
пошла...
И
вот
Ольга
Дмитриевна
под ле
м еня
и
ис­
кренне
радуется
успеху
с пе ктак ля!
Ма ло
то го,
я
хоро шо
зн ал,
что,
прежде
чем
зак азат ь
мне
сценарий
о
Тимирязеве,
ст ав ший
потом
филь мом
и
пьесой
о
профессоре
П оле жае ве,
«Ленфильм»
просил
Ольгу
Д митри ев ну
взяться
за
эту
тему.
Незадолго
до
эт ого
она
н аписал а
сце нар ий
о
Пугачеве,
поставленный
режиссером
Петровым-Бытовым,
уж
не
говоря
о
том,
что
была
автором
прославленного
историко-революци­
онного
фильма
«Дворец и крепость».
И
ли шь
тогда,
к ог­
да
Ольга
Дмитриевна,
занятая
другими
своими
ли тера­
ту рн ыми
работами,
отка за лась
от
этого
предложения,
«Ленфильм»
обратился
ко
мне.
Не
правда
ли,
каким
рыцарским
благородством
н адо
обладать,
чтоб ы
первой
п оздра вит ь
автора
фильма
и
пь есы,
связанных
с
темой,
от
к оторо й
она
отказалась!
Сравнительно
скоро
я
хорошо
узнал,
что
великоду­
ш ие,
человеческая
и
художническая
сердечность
и
до­
брота
б ыли
всегда
присущи
Ольге
Д митр иев не,
всегда
вы ше
ли чн ого
и
эгоистического.
После
войны,
когда
в
той
же
«Звезде»
напе ча та ли
мою
дра мати чес кую
по­
весть
о
Чарлзе
Д ар вине
и
в
журнале
«Ленинград»
по­
явилась
о
ней
превосходно
написанная
статья
Ефима
353


Доб ин а,
оди н
довольно
влиятельный
писатель,
которому
не
понравилась
моя
ве щь
(что вполне естественно,
и,
возможно,
он
прав
в
своей
к р ит ике ), вдруг рассердил­
ся—зачем
н апеч атал и. ..
положительный
отзыв
Доби­
на!
Я
этого
не
зна л,
писатель
мне
ли чно
ничего
не
гово­
рил,
но
зато
поделился
своими
чувствами
с
Ольгой
Дмитриевной,
с
которой
с
давних
пор
приятельствовал.
Потом
уж
мне
Ольга
Д м итрие вна
рассказала,
как
она
его
отчитала!
Но
в
это
время
и
я
уже
подружился
с
Ольгой
Дмит­
риевной.
Сл ово
«подружился»
звучит
слишком
си льно,
ко,
так
или
иначе,
я
зн ал
о
добром
ее
отношении
ко
мне
и
однажды,
живя
в
Комарове,
тогда
еще
Келломяках,
неосторожно
увлек
Ольгу
Дмитриевну
в
д линну ю,
уто­
мительную
прогулку
километра
за
д ва:
мне
хотелось
по­
казать
дачу,
в
которой
мы
с
семьей
счастливо
жили
пе ред
самой
во йно й,—
сейч ас
я
не
з нал,
что
с
ней
стало.
Р асп оложен а
эта
д ача
бы ла
на
углу
улиц
Гр ом ыха лова
и
Танкистов,—
тих ое
такое
местечко,—
О льга
Дмитриев­
на,
ценившая
юмор,
вполне
оценила
эти
парадоксальные
наз вани я,
особенно
в
св язи
с
последовавшим
затем
при­
ключением.
Оживленно
бес еду я,
мы
н езам етно
пересекли
весь
поселок.
По
пути
я
поведал
о
забавном
домашнем
ф ина­
ле
пр емь еры,
на
которой
в
1937 году была Ольга Дмит­
риевна.
Ког да
мы
с
семьей
вернулись
из
т еатр а,
нас
жда ла
на
столе
корзина
с
яблоками
(других фруктов
в
ту
п озд нюю
осень
в
городе
не
бы ло)
и
бутылка
вина ;
п отом
выяснилось,
что
это
дар
от
т еатр а.
Мы
принялись
расспрашивать
домработницу
—
отк уда,
что,
кто
пр и­
не с?
Она
испуганно
твердила
од но : «Принес мужик ., *
за
п онос
взял
три
рубля!»
Ольга
Дмитриевна
с
удовольствием
выслушала
и
сказала:
За
понос
—
это
хорош о.
—
Сразу
опустила
триум­
фатора
на
землю.
Зат ем
деловито
спросила:—А
если
б
у
д еву шки
не
нашлось
трешки,
мужик
так
бы
и
унес
корзину
обратно?
Не
думаю.
Но
ругнул
^ы.
Не
домработницу,
а
всяких
та м,
которые
живут
на' дар мо вщ инку.
О льга
Д м итр иевна
не
то.с
одобрением,
не
то
с
уди в­
лением
на
меня
взглянула:'
;
—
А
вы
реалист,
354


Кс тати,
мы
редко
говорили
о
литературе
и
почти
ни-
когда
—
о
собственной
на шей
работ е.
Это
часто
бывает
у
литераторов,
особенно
разных
пок о ле ний;
уж
тем
бо-
лее
мл адш ий
с тесняетс я
спрашивать
у
старшего,
о
чем
он
сейч ас
пишет,
высказывать
суждения
о
его
книгах.
По-«
том
я,
к оне чно,
себя
руга л:
а
вдруг
это
б ыло
бы
инт е­
ресно
Ольге
Дмитриевне?
В
крайнем
случае
она
меня
оборвала
бы.
Глупо,
глуп о,
что
не
гов ори л!
Как-то
хотел
сказать,
что,
когда
вижу
пл яж
у
Петропавловской
кре-
пости,
го лых
людей,
стоящих
у
ст ен
раскинув
руки,
что ­
бы
скорее
и
лучше
загореть,
не вол ьно
напрашиваются
с ло в а : «Раздеты камнем».
Так
и
вертелось
на
язык е;
скажу!
Ольга
Дмитриевна
любит
шут ку,
наверняка
не
обидится,
не
сочтет
кощунством;
не
об ижал ась
же
на
смешные
шаржи
Радлова,
Антоновского,
Малаховско-
го...
Нет,
не
с казал.
И,
пожалуй,
не
жалею.
Долго
ли,
коротко
ли,
мы
о каз ались
у
це ли
—
пер ед
пр ивет лив ым
транспарантом,
ук ра ша вшим
деревянную
ар ку : «Добро пожаловать!» Здесь помещался сейчас пио­
н ерла гер ь.
Мы
у селись
отдохнуть
на
скамейке
сбоку
от
ла гер я,
что бы
сп окой но,
со
стороны,'
рас смотре ть
наш
бывший
ра й:
весь
участок,
в е личиной
чут ь
ли
не
в
пол-
гектара,
обсажен
был
св ерка юще- бел ы ми
березами,
на
диво
разросшимися
за
вре мя
войны.
Не
успели
мы
оте
дохнуть,
как
к
нам
п одбеж ала,
крича,
разъ ярен н ая
сае
нитарка:
—
А
вы
тут
чего
расселись!
Не
видите,
что
у
нас
карантин!
Мы
с
Ольгой
Дмитриевной
безропотно
поднялись
и,
по см еи ваясь
над
гостеприимным
пр из ывом
«Добро по­
жа ло ва т ь !» побрели восвояси.
Мы
„не знали,
что
через
много
лет
на
э кр анах
появится
смешной
ф ильм
под
на-*
-званием
«Добро пожаловать,
или
Посторонним
вхо д
вос­
пре щ е н», как раз о пионерлагере и его строгом началь­
ст ве.
В
послевоенную
осень
1945 года мы,
обитатели
толь­
ко
что
вн овь
открывшегося
в
Келломяках
До ма
т вор­
чества
(в первый раз ощЛолжен был открыться 22
июня
1941 года), дружно и весело жили
—
работали,
отдыха­
ли,
купались
и,
когда
наступила
пора
уезжа ть
(завтра
с
утра
приезжала
новая
смена ), устроили в нашей тес­
ной
столовой
тесный
товарищеский
у жин.
Помню,
оди н
355


литератор
обиделся,
что
ему
достались
неудобный
угол
стола
и
маленькая
та релк а
вместо
нор м аль ной.
—
Поставили
блюдце
в
у гол,
как
к ошке!
—
ск азал
он
и
гордо
удалился.
Слава
богу,
его
удалось
уговорить
и
вернуть.
По
настоянию
Ольги
Д ми трие вны
перед
ним
поставили
самую
бо льшую
т ар елку
из
все х
возможных
и
посадили
на
самое
почетное
место,
рядом
с
Ольгой
Дмитриевной,
че го
он
впо лне
заслуживал.
Это
ведь
он
на
днях,
у йдя
по
мелководью
далеко
в
море,
вдруг
за-
кричал
дамам,
чтоб ы
они
отвернулись.
В
чем
дело?
Он
об нару жил
целый
косяк
уснувшей
корюшки,
к отор ую
рыбаки
гл ушил и
ночью
гранатой,
самоотверженно
снял
с
себя
трусы,
завязал
их
кон цы
узлом,
набил
этот
им­
провизированный
мешок
рыбой
и
шел
теперь
к
п ляжу.
Мы
приветствовали
героя
аплодисментами.
А
Ол ьга
Дмитриевна,
и
верно,
была
для
нас
ис тин­
ной
патриаршей
(не знаю,
м ожно
ли
вместо
«патриарх»
■сказать «па триа рша», —
существовала
же
в
истории
папства
пап есс а
Ио анн а!).
Одно
пр исут ст вие
Ол ьги
Дми трие вн ы
во
гл аве
стола,
который
мы
на зыва ли
«табль-дзотом»,
уже
д елало
замечательным
н аше
скромное
по
т епер еш ним
понятиям,
но
роскошное
по
тем
временам
пиршество.
Н еда ром
о
непременном
спутнике
наших
еже днев ны х
-завтр ак о в,
обедов
и
ужинов
—
ри­
се
—
Борис
Мих айло вич
Эйхенбаум
то нко
заме тил :
«Рис
—
благородное
дело».
Произносились
шутливые
тос ты,
и
даже
я
был
п очтен
стихотворной
эпиграммой,
которую
прочла
вслух
Елизавета
Григорьевна
Полон­
ская,
сочинившая
ее
в
соавторстве
с
Ольгой
Форш.
Пре­
жде
чем
процитировать,
поясню
повод.
Дело
в
том ,
что
се нтябр ь
был
прелестный,
солнечный,
по
ночам
перепа­
дали
теплые
дождички,
и
потому
вокруг
б ыло
много
гр ибо в,
которые
я
усердно
собирал
и
сушил
на
балко н е,
р азв ешив ая
на
перилах
и
вдоль
стен.
Вот
этот
экспромт:
Наш
Рахманов-меланхолик
Набрался
грибов
до
колик
И
на
длинной-длинной
нити
Пр отя нул
их
к
Маргарите.
Добавлю,
что
к
автору
прекрасных
во спо мина ний
об
Ольге
Форш,
Маргарите
Степановне
До вла тово й,
б лиз­
ко му
другу
и
по мощ нице
Ольги
Дмитриевны,
с оде ржа­
ние
эпиграммы
не
име ет
от нош ения ,
—
ее
тог да
не
бы ло
356


в
Доме
творчества,
о
чем
я
искренне
сожалею.
В
доме
жи ла
малознакомая
нам
в сем
дам а,
действительно
Марга рита -,
но,
честное
слов о,
никакие
нити,
кроме
гриб­
ны х,
по
чистой
случайности
протянувшихся
по
напр авл е­
нию
к
ее
окошку
—
что
и
усмотрел
зоркий
в
те
г оды
взгляд
Ол ьги
Дмитриевны,—
нас
не
связывали.
Это
бы­
ла
просто
шутка.
Мне
пр ия тно,
что
эта
шутка
исходила
от
Ольги
Дмитриевны,
что
она
пуб ли чно
похвалила
ме­
ня
за
то,
что
я
умею
собирать
и
сушить
грибы...
А
по-
хвала
Оль ги
Дмитриевны
за
что
бы
то
ни
бы ло
—
доро­
гого
с тоит,
как
сказано
в
одной
пье се
Островского.
Году
в
1962- м ,
вскоре
пос ле
того,
как
Ольги
Д мит ри­
евны
не
стало,
«Ленфильм»
решил
поставить
но вый,
уже
звук ово й
фи льм,
по
роману
Ольги
Форш
«Одеты
кам нем» .
Мне
п р едло жили
на пи сать
сценарий,
и,
хотя
я
обычно
отказываюсь
от
инсценировок
и
экранизаций,
тут ,
пос ле
некоторых
колебаний,
согласился.
Эт от
роман
я
всегда
любил,
он
действовал
на
меня
магнетическим
об разом,
восхищал
како й- то
особ ой
духовной
св об одой,
казалось,
несовместимой
с
«каменными мешками»,—
да
и
память
об
Ольге
Дмитриевне
обязывала
ме ня
не
от­
махиваться
от
поп ы тки,
которая,
я
з ар анее
знал,
буде т
нелегкой.
Я
начал,
как
обыч но,
с
чтения
материалов
—
о
судеб­
ных
процессах,
о
революционерах
семидесятых
годов,
вообще
о
той
эпохе.
Я
как
бы
пошел
по
следам
работы
Ол ьги
Дмитриевны,
которую
она
вел а
сорок
лет
назад,
и
это
оказалось
бесконечно
ув лек ате льн о.
Я
не
только
увидел,
как
скру п у лезно
изучила,
исследовала
Ольга
Д мит рие вна
все,
что
должно
и
м огло
ей
понадобиться,
но
главное
—
как
это
все
п отом
озарилось
в
поэ ти­
ческом
претворении,
в
сло жной ,
психологически
сл ож­
ной
и
мудро й
книге.
Увы,
очен ь
скоро
произошел
об ычн ый
в
ки но
па с­
са ж:
темат иче ски е
планы
изм ени лись
—
в
ки но
это
слу­
чается
еще
чащ е
и
нео б ъя сним ее,
чем
в
театре,—
и
«Одеты камнем»
решили
не
экранизировать.
Так
порва­
лась
и
эта
ниточка-,
уже
настоящая,
не
из
эпигра м ­
мы,
пусть
тоне нька я,
но,
как
мне
казалось,
прочная,
свя ­
зывавшая,
хотя
бы
косвенно,
мою
жизнь
и
работу
с
дорогим
для
меня
имений.Ольги
Дмитриевны.
357


Л.
ПАНТЕЛЕЕВ
И
А ЛЕК СЕЙ
ИВАНОВИЧ
и
А
г
А
год>
С 'коры й
поезд.
В
куп е
четверо
—
инже -
1УІ)О
нер
с
женой
и
два
немолодых
литератора.;
ОаЬКьд
М
Впрочем,
о
том ,
что
они
ли тера тор ы,
попут"
чик и
не
знают
и,
н адо
надеяться,
не
узна-
ют:
достаточно
имен-отчеств.
Но
вот
на
б оль шой
станции,
когда
о дин
из
литераторов
выш ел
ку«
пит ь
газету,
дама
не
выдержала
и
поинтересовалась:
Что
он
такой
печ альны й,
ваш
приятель?
Ответ
был
к раток:
—
Неприятности
по
службе.
—
А
что
у
нег о
за
профессия?
Тот
не охотн о
объяснил,
что
его
с пут ник
человек
незаурядный,
можно
сказать,
талантливый
в
своей
об­
ласти. ,.
Не
каждый
может
из
рядовых
могильщиков
выдвинуться
в
заведующие
кладбищем.,,
но
нынче
ему
не
повезло:
недовыполнил
план.
Суп ру ги
переглянулись.
Только
что
с
ними
завтра­
кал ,
укладывал
в
чемодан
пижам у
—
и
вдруг
такая,
мягко
говоря,
эк з отична я
должность!
Может,
т ова рищ
пошутил?
Нет,
р ассказ ы вает
с
на ту гой,
каждо е
слово
приходится
в ытяги ва ть
из
нег о
чут ь
не
клещами...
При
этом
супит
густые
брови,
гол ос
глухой,
надтреснутый.
Видно,
что
ему
не
до
шуток.
С
опасливым
любопытствоцоразглядывали
они
вер­
нувшегося
в
куп е
кл ад бищ енско е
деятеля.
Ли шь
месяц
спустя
Л.
Пантелеев
—
в
бы ту
Алексей
Иванович
—
при знал ся
мне
в, ,/сроем
розыгрыше.
Что
358


оставалось
мне
делать?
Сердиться
или
с меять с я? (Объ­
ектом
розыгрыша
был
я.)
—
А
вас
не
спрашивали,—
сказал
я,—
почему
у
вас
мрачный
вид
и
где
вы
работаете?
і—
Не
успели.
Тут
вы
вошли
с
газетой.
—
А
ес ли
бы
спросили?
Алексей
Иванович
пошевелил
щеточкой
усов.
—
Ответил
бы,
что
я
ваш
заместитель.
Почему
мр а­
чен?
Не
хотел,
чт обы
вы
или
они
подумали,
бу дто
я
радуюсь
вашей
неудаче...
меч у
на
ва ше
место!
—
Все
э то,
как
всегда,
он
г ов орил
хмуро
и
н еохот но,
хотя,
я
ув ер ен,
испытывал
некоторое
удовольствие
от
удавшего­
ся
розыгрыша.
Почему
я
нач ал
со
столь
легкомысленного
эпизода?
На
мой
в згля д,
этот
случай
достаточно
точно,
пусть
с
неожиданной
стороны,
характеризует
Алексея
Ив анови ­
ча.
Обычно
он
предельно
сер ьез ен,
сосредоточен,
не раз­
говорчив,
да же
у грюм,
поминутно,
если
не
ежесекундно,
с упит
свои
густые
бр о ви,—
и
вдруг
кас кад
фантасти­
ческих
шуток ,
выдумок
и
курьезов.
Казалось,
откуда
бы?
А
это
и
ес ть
полнокровнорть
тал анта :
человек
не
выпрямлен
по
линейке,
не
сплющен
и
не
засушен,—
он
весь
состоит
из
живых,
нередко
противостоящих
друг
другу,
но
за то
ор ган ичн ых
и
жизнетворных
молекул.
Именно
такова
особенность
Пантелеева-писателя
и
П ан­
телеева-человека.
Читателям
любого
во зр аста
х орошо
известен
Панте­
леев-писатель.
Когда
они
еще
не
б ыли
в
прямом
смысле
этого
слова
чи та тел ями,
то
ес ть
не
умели
читать,
они
уже
зна ли
на
память
«Большую стирку»
и
«Тыблоко»:
пр ел ест ные,
по лные
юмора
и
поэзии
р ассказ ы
эти
чита­
ли
им
вслух
родители
или
старшие
братья
и
сестры.
Ког да
они
подросли,
они
уже
сам и
прочли
«Часы»
и
«Пакет», где столько удивительных,
я
бы
ск аз ал,
сног­
сшибательных
приключений.
Там
каждая
строчка
дар ит
ч итате лю
н овый
по вор от
действия,
новую
поразитель­
ную
подробность.
Еще
через
несколько
лет
они
прочитали
«Республику
Шшід»
и
«Леньку Пантелеева».
В
эт их
повестях
автор
о писал
свое
мн огот рудн ой,
увлекательное,
опасное,
оз ор­
ное
детство.
Н еда ром
ж^ Ш о; «Республике Шкид»
по ст ав­
лена
кинокартина,
и
я
і ^знк ю,
найдется
ли
сейчас
чело­
век
лет
двенадцати
и ли-'ч еты рнад цат и,
который
бы
ее
не
359


-ви дел
два ,
тр и,
четыре
раза.
Убежден,
что
сч а стл ивая
киносудьба
ж дет
и
«Леньку Пантелеева».
Взрослые
с
удовольствием
пер ечит ываю т
эти
пов е сти
Пан т ел еева,
ибо
их
чи тать
интересно
в
любом
в озрас те.
Для
взрослых
напи сан ы
им
воспоминания
о
С.
М арша­
ке,
Евг .
Шв ар це,
ІЛ.
Горьком,
о
тех,
с
кем
встречался,
дружил,'у
кого
учился
Алексей
Иванович.
С лово м,
чита­
т ель ская
жизнь
неск о льк их
поколений
св яз ана
с
книга­
ми
Л.
Пантелеева.
Пантелеев
р ано
начал
писат ь
и
печататься.
Я
ус лы­
шал
о
нем
еще
до
того,
как
прочел
хотя
бы
одну
его
строчку.
В
1926.
го ду
я
учился
в
Электротехническом
институте.
Однажды
мой
однокурсник,
известный
ны не
радиоинженер,
со
смехом
мне
р ассказ ал ,
как
удивился
его
отец,
бухгалтер
Ленинградского
Государственного
издательства,
когда
яви лис ь
к
нему
получать
гонорар
два
шкета...
Как
иначе
назвать
малопочтенных,
из
рук
вон
п лохо
одетых
парнишек?
Это
и
бы ли
авторы
зна ме­
ни той
впоследствии
«Республики Шкид»
—
Л.
П ант еле­
ев
и
Г.
Белых.
С
ме го
н ачи нае тся
дру ж ба?
Разумеется,
н ика ких
пра вил
и
образцов
здесь
нет ,
—
п рос то,
люди
в
какой-то
момент
замечают,
что
начали
понимать
один
другого
с
п ол услов а,
а
то
и
во все
без
слов.
З н ачит,
не
исключено,
что
они
мо гут
с тать
друзь ями.
Нер едко
это
происходит
в
дороге,
в
совместно
пережитых
прик лю че ния х,
о со бен­
но
в
минуты
опасности,—
вот
почему
так
помнится
фронтовая
дру ж ба,
хотя
порой
лю ди
были
знакомы
вс е­
го
д ень
или
час.
Нас
с
Пантелеевым
с бли зйл
од ин
пустячный
слу ч ай.
Дел о
б ыло
еще
до
войны,
в
Пет ерг о фе.
До мов
творчест­
ва
тогда
еще
не
существовало,
и,
чтобы
литератор
мог
пожить
с
месяц
за
городом
и
усиленно
потрудиться
в
отрыве
от
семьи
и
мно го чис ле нных
общественных
наг ру­
зок,
Лит фонд
зафрах тов ал
четыре
или
пять
номеров
в
петергофской
го с тинице
«Интернационал» .
В
разное
время
там
жи ли
Н икол ай
Тихонов,
Юрий
Герман,
Да­
ниил
Хармс,
поэ т
Лахутй
с
семьей,
писатель,
художник
и
пограничник
Лев
Канторович,
кинорежиссеры
А лек­
сандр
Зархи
и
Иосиф
Хейфиц,
вместе
с
которыми
в
1936 году я работал над киносценарием,
и,
наконец,
ред­
кий
гость
в
литературной
среде,
А.
И.
Пантелеев,
почти
всегда
жив ший
где-то
на
отшибе..
360


В
Петергофе
мы
с
Пантелеевым
в стр ечал ись
иногда
за
обедом,
за
ужином,
обменивались
нейтральными
фразами
—
на
эт ом
наше
общение
кончалось:
мы
были
давно,
но
ма ло
знакомы.
Однажды,
уже
пер ед
сно м,
мы
решили
погулять
по
шоссе,—
в
парке
зимой
в
это
время
б ыло
темно.
Шоссе
увело
нас
за
го род,
уже
совсем
в
глух ую
темь,
в
тишину
—
в
те
годы
машин
б ыло
ма ло,—
мы
шли
и
молчали.
Но
вот
в
те м ноте
перед
на ми
вырисовалось
чт о-то
движущееся
ч
поминутно
меняющее
свои
очертания.
Это
ок азалс я
человек
с
велосипедом.
Ех ать
он
уже
не
мог,
находясь
в
состоянии
сильного
алкогольного
опья­
нения,
как
пишут
в
милицейских
протоколах,
и
вел
свой
велосипед
по
середине
до ро ги,
то
и
д ело
на
нег о
падая,
с
трудом
поднимаясь
и
еще
с
большим
трудом
поднимая
м аш ину.
Ми нут
через
десять
на
бе шен ой
скорости
нас
обогнал
грузовик,
причем
с
притушенными
фарами.
Мы
с
Пантелеевым
на
сек унд у
замерли,
словно
взвешивая
возможность
того
или
иного
исхода,
а
затем,
не
сго ва­
риваясь,
ринулись
назад,
в
темноту.
О боим
нам
мыслен­
но
пр едст ав ля лась
кошмарная
картина:
на
шос се
леж ат
изуродованные,
раздавленные
ос танк и
велосипеда
и
ве­
лосипедиста,
течет
кровь,
извиваясь
между
булыжника­
ми.
..
Нич его
пох о жего
мы
не
ув ид ели.
Навстречу
нам,
по
самой
се р едке
шоссе,
брел
живой
и
невредимый
пьянчуга,
падал ,
вставал,
целеустремленно
шел
дальше.
Как
ни
смешно,
нелепое
происшествие
что-то
сдви ну­
ло
в
наших
от нош ениях .
Прогулка
эта
с тала
началом
многих
других
прогулок,
сперва
приятельских,
п отом
дружеских,
пока
мы
научились
ценить
(во всяком слу ­
чае
я)
каждую
минуту
общения,
пусть
даже
бе зм олв­
ного.
Наверное,
я
мог
бы
долго
р ассказ ыват ь
об
А.
И.
Пантелееве,
о
т ом,
что
он
пише т
и
что
я
об
этом
думаю,
но
о
писателе
Л.
Па нте лее ве
на пи сано
много
больших
ста тей
и
целые
книги,
писал
о
себе
и
он
сам,
и
я
р асскаж у
ли шь
о
том,
что
характеризует
Ал екс ея
Ивановича
с
разных,
часто'
прямо
противоположных
сторон.
Пр ежде
всего,
Пантелеев
самобытен
и
оригинален
во
всем
—
в
мыслях,
в
словах,
в
при вычк ах ,
в
обр азе
жиз­
ни,
а
главное,
в
том,
что
и
как
пишет,
—
словом,
р еши­
тельно
ни
на
кого
не
пох ож.
Пр авда,
кто
может
знать ,
361


что
у
нег о
от
нату р ы,
а
что
он
выработал
в
себе,—
в
каки х -то
второстепенных,
третьестепенных
вещах
он
необыкновенно
вн ушае м
(я не выдаю секрета,
Пан т еле­
ев
сам
п ишет
об
эт ой
своей
особенности
в
воспоминани­
ях
о
С.
Я.
Маршаке).
Помню,
Евг ений
Шварц
над
на ми
смеял ся: «Вот идут на прогулку Пантелеев и Рахманов«
Рахманов,
привычно
боясь
простуды
(ато ипомнитель­
ности: «Что-то
ветерком
по д у ло !»), заложил уши ватой.
Сра зу
же
Пантелеев
начинает
беспокойно
шар ить
в
кар м анах
и,
не
-найдя
ват ы,
заты кает
уши
бумажными
ком очк ам и ...»
Хмурый,
даже
сердитый
с
виду,
Пантелеев
не жно
люб ит
детей.
Он
беседует
с
ними
предельно
серь езно
—<
серьезно
спрашивает
и
серьезно
выслушивает
ответы,
никогда
не
льстя
ни
им,
ни
их
па пе
с
мамой
(мол,
к акой
у
вас
славный
сынок).
Умеет
разговаривать
с
детьми
любо го
возраста
и
развития,
не
снисходит
и
не
тащит
насильно
вверх,
а
незаметно
подтягивает
от
ступеньки
к
ступеньке.
Не с ом ненно,
он
прирожденный
д ет ский
пи­
сатель
и
педагог.
Впрочем,
педагогом
в
буквальном
смысле
слова
он
никогда
не
бы л,
и
я
не
уверен,
что
он
согласился
бы
хоть
од ин
д ень
преподавать
в
школе.
Но
в
наших
спорах
об
учителях,
об
их
предрассудках,
штампах,
консерватизме,
отсутствии
так та
и
п рочих
гре­
хах,
о
чем
мы,
отц ы
и
деды,
принадлежащие
к
другим
пр офесси ям,
любим
пр идир чиво
порассуждать,
Алексей
Иванович
всегда
становится
на
сторону
учителей,
горячо
защищает
от
моих
нападок.
В
спорах
же
о
преступности
и
преступниках,
особенно
малолетних,
мы
расходились
еще
круче
—
это
для
Ал екс ея
Ивановича
глубоко
л ич­
на я,
набо лев шая
тема,
и
теперь
я
ее
избегаю.
Алексей
Иванович
—
чел о век
увлекающийся,
одер­
жимый,
горячий,
резкий.
И
он
же
сверхделикатен.
По­
мню,
к упил
в
магазине
куртку,
хотя
она
бы ла
ему
явн о
мала:
счел
неудобным
вернуть
продавщице
пос ле
пр и­
мерки.
..
И
он
же
невероятно
требователен
к
се бе,
по-
рабочему
собран
и
дисциплинирован.
Пообещал
—
зна­
чит,
сделает.
Это
как
раз
результат
нелегкой
и
непре­
рывной
раб оты
над
собой.
На
мо ей
памяти
он
постоянно
воспитывает
свою
волю,
Никогда
не
за бу ду,
как
он
б ро­
сил
курить,
хотя
курил
со
времен
беспризорного
де тс тва
и
д аже
в
блокадную
з иму
в
Ленинграде
менял
самый
скудный
в
ми ре
хлебный
паек
на
т абак.
Но
курить
б ро­
362


сил
сразу,
как
отрубил,
когда
его
подстрекнул
наш
об­
щий
приятель
(правда,
не
сомневаюсь,
что
Алексей
Ив а­
нов ич
давно
жаждал
это го
по дст р екат ельст ва) .
В
пе р­
вую
неделю
его
некурения
я
ста рался
с
ним
не
встре­
ча тьс я,
боясь,
что
он
зл ится
сейч ас
как
черт
и
мы
с
ним
можем
поссориться.
Я
не
знал,
что
к
нему
на
следующий
же
д ень
приехали
дорогие
ем у,
но
ку рящ ие
гости,
что
еще
больше
осложнило
ему
жизнь.
..
Но
конечно,
это
не
гла вно е
испытание.
Не
могу
на­
звать
себя
лентяем,
но
я
нестерпимо
завидую
том у,
что
Алексей
Иванович
приучил
се бя
ежедневно,
«ели не
ежечасно,
много
и
упорно
работать.
По
его
собственно­
му
пр из нанию,
да
и
по
мо им
набл юде ниям,
у
него
рань­
ше
бывали
пер иод ы
длительного
«простоя».
В
юности
каж ется ,
что
все
еще
впереди,—
с
годами
это
обманчи­
вое
чувство
п роп ада ет.
Уверен,
что
всем
нам,
не
только
детям,
полезно
почаще
перечитывать
«Сказку о поте­
рянном
времени»
Евгения
Шварца,
близкого
друга
Алексея
Иван о ви ча.
В
характере
Пантелеева,
в
его
манерах,
внешности
ес ть
что- то
от
интеллигента
XIX века,
а
говоря
точнее
—
от
интеллигентного
оф иц ера
тех
давних
ле т:
привычно
щ елк ает
каблуками,
когда
здоровается,
быстро
встает
со
стула,
ког да
к
н ему
подошли,
заговорили
с
ним.
В
от лич ие
от
любог о
воспитанного,
человека,
Пантелеев
дел ает
это
по-офицерски
отчетливо.
Думается,
что
эта
особенная,
подчеркнутая
учтивость
отличала
его
и
тог­
да,
к огда
он
был
шкетом.
Небось
так
же
ловко
щелкал
голыми
пятками,
когда
здоровался
или
прощался
с
та­
к ими
же
босоногими
приятелями!
Почему
я
об
этом
го во рю?
Потому
- что
самые
ярк ие
жизненные
впечатления
Пантелеева
—
это
все
же
его
босоногое
детство.
Вероятно,
отсюда
его
коренное
пр и­
звание
—
пи сать
для
детей
и
о
детях.
Порой
спрашива­
ю т: «Писатели все выдумывают или берут из жизни?»
Вопр ос
этот
не
столь
уж
наивен
в
устах
даже
взрослого
читателя.
Действительно,
существуют
авторы,
которые
все
или
почти
все
выдумывают,
и
существуют
другие,
которые
предпочитают
и
имеют
возможность
все
или
почт и
все
для
своих
п р оизв едений
бра ть
из
жизни.
Ко­
роч е,
од ни
пи шут
не бы лицы,
другие
—
были,—
та к,
ка­
залось
бы,
мо жно
сформулировать
ответ.
На
деле
все
обстоит
сложнее.
Есть
серьезные
романы
и
повести,
в
363


которых
не
н айдеш ь
и
частицы
правды
—
все
прид у ма-
«о,
сочинено,
подделано
и
лишь
притворяется
ж изнью .
И
е сть
небы вал ь щины ,
по лные
мудрости,
понима ния
лю­
дей,
их
характеров,
—
сразу
видишь,
что
«сочинители»
их
хорош о
знали
жизнь
и
черп ал и
из
нее
полными
пр и­
горшнями.
Т ако вы,
напр имер ,
народные
с каз ки.
Пантелеев
в
св оих
вещ ах
счастливо
со ч етает
ув лека­
тел ь ней шие
был и
с
правдивыми
небылицами.
Кто
может
поверить,
что
кр асн ый
кон ни к,
попав
в
п лен
к
белым,
сжевал
сург учную
печать,
и
в се,
в
том
числе
и
он
сам,
вообразили,
что
он
сжевал
собственный
язык?
А
мы
чи­
таем
р ассказ
«Пакет»
и
верим
—
так
гипно тиз ируе т
нас
увлечение,
с
ко то рым
это
рассказано,
искренность
инто­
нации,
безотчетный
юмор.
В
лучши х
св оих
рассказах
Л.
П антел еев
затрагивает
не
только
наш е
воображение,
но
и
чу вст ва
—
мы
глубоко
сочувствуем
его
героям.
Без
м ал ейшей
на вязчиво с ти
он
воспитывает
в
юных
читате­
лях
мужество,
честность,
стремление
поступать
по
со­
вести,
и
это
оказывается
куд а
интереснее,
чем
воровать,
мошенничать,
лгать,—
мы
убеждаемся
в
эт ом,
читая
р ассказ
«Часы».
Мы
расположены
ве рить
автору
не
только
потому,
что
он
х ороши й
писатель,
но
и
пот ому,
что
он
многое
испытал
на
себ е,
зна ет
изн ан ку
ж изни,
зна ет
тот
мир,
который
называют
прест у пным, —
называют
не
без
осно-
ваипя,
хотя
ста но вятся
лю ди
п рест у пникам и
иной
раз
не
по
сво ей
в оле.
Пантелеева
пос то янію
тревожит
судьба
людей,
особ енн о
м олоды х,
попа вш их
в
беду,—
недаром
же
они
ему
пишут:
они
знают,
что
он
им
непременно
ответит,
ответит
серьезно,
без
скидок
на
возраст,
це ня
доверие
св оих
корреспондентов,
св оих
читателей.
А
что
читате лей
у
Пантелеева
много,
очень
много
—
в
э том
лег ко
убедиться:
стоит
взять
в
ру ки
любую
зач и­
танную
до
дыр
его
книгу
в
лю бой
детской
и
взрослой
библиотеке
в
люб ом
мес те
нашей
страны,
что
я,
кстати,
не
раз
проделывал...
З авид ная
писательская
су дьба !
1968


ЭШЕЛОН
ВЕРНУЛСЯ
а
столе
передо
м ной
книга
в
светло-корич-
0* |__
О
невом
переп лете,
со
множеством
фотогра-
% § фий: «ІО.
М.
Юрьев.
З апи ски».
Прекрасные
I воспоминания большого актера о своей
С
»-X-
жизни
в
искусстве.
На
титульном
лист е
стоит
д ат а: 15 сентября 1941 года .
Что
же
это
за
день?
При
каких
обстоятельствах
появилась
эта
на дпис ь?
П ят надцат ое
с ентябр я.
Ровно
нед ел я,
как
Ленинград
подвергается
массированным
воздушным
налетам,
про­
ще
говоря
—
многочасовой
бомбежке.
Помню,
в
первый
день
со
мно й
произошло
почти
чаплиновское
приключе­
ние.
Уже
смеркалось,
когда
я
ехал
в
кузове
во ен ного
грузовика,
прислонясь
к
кабин е,
а
напротив
меня,
у
за­
дней
стенки
м аш ины,
примостились
четыре
нем ца.
Пл ен­
ные.
Их
н адо
бы ло
доставить
с
фронта
в
разведотдел
армии
—
ме ня
про с или
за
ними
присмотреть.
Я
начина­
ющий
вое нк ор
ТАСС,
личное
ору жие
мне
пока
не
выда­
но
(если не считать пустой кобуры), немцы,
правда,
то­
же
безоружны,
зато
на
дне
грузовика
навалом
л ежат
винтовки,
разумеется
незаряженные,
но
почему-то
с
примк нут ым и
штыками.
Шо ссе
изрыто
воронками,
и
винто вки,
скрежеща
и
звеня,
ездят
меж ду
мной
и
немцами
по
дну
ку зо ва.
—
Воз дух!
—
разд ался
привычный
истошный
к рик.
Мы.
дружно
за драли
го ло вы.
Ого,
это'
совсем
не
то,
к
чему
мы
уже
прив ык ли:
не
штурмовик,
не
разведчик,
а,
как
показалось
мн е,
чуть
не
сотня
не ме цких
бомбар­
дировщиков
и
истребителей
направлялась
в
сторону
365


Ленинграда.
В
ту
минут у
я
не
мог
полностью
ос о знать
весь
зловещий
смысл
эт ого
факта,
у
меня
возникли
свои
част ны е
волнения.
Полагалось,
заслышав
предостерега­
ю щий
возглас,
выскочить
из
машины
и
залечь
в
кювет
или,
лучше,—
где-н ибу дь
подальше
от
дороги.
Машина
остановилась,
шофер
и
сидевший
рядом
с
ним
в
кабине
боец
молниеносно,
вы ск оч или,
а
я
в
нерешительности
гля­
дел
на
пленных:
мо жно
ли
позволить
им
пок инут ь
ма-
шину ?
Но
немцы
отлично
поня ли
ситуацию,
опрометью
попрыгали
наземь
и,
отбежав,
залегли.
Я
выл ез,
снедае­
мый
беспокойством:
как
я
их
соберу
обратно?!
Мои
опасения
оказались
напрасными.
Бо мбар диро в­
щик и
пролетели,
все,
кто
ехал
в
машине,
благополучно
вернулись
на
свои
места,
и
мы
поехали
дальше.
На
уха­
бах
потряхивало,
подбрасывало,
не мцев
веселил
ка ж­
дый
толчок:
вид
мощн ой
воздушной
армады,
устремлен­
ной
к
знаменитому
русскому
го ро ду,
заметно
их
возбу­
ди л.
Иное
испытывал
я...
С дав
пленных
в
шт аб,
я
поспешил
на
станцию.
Когда
вышел
в
Ленинграде
из
поезда,
уже
совсем
стемнело.
От
Витебского
во-кзала
я
успел
дойти
пешком
до
Невы ,
за
которой
плоско
лежал
Васильевский
остров,
а
фа­
шист ск ие
самолеты
все
еще
прорывались
на
ленинград­
с кое
небо
(налет проходил волнами,
в
несколько
прие­
мов), то тут,
то
там
сбр асы вая
фугаски
и
всюду
во
множе­
стве
—
з ажи гал ки.
Именно
с
т ого
дня,
в ернее
вечера,
воздушные
атак и
на
Ленинград
стали
регулярными.
Днем
ми рно
светило
солнце,
все
бы ло
ярко,
луч еза рн о,
уставленные
зе ни тка­
ми
сады
и
скверы
полны
зел ени ,
традиционных
питер­
ски х
дождей
и
туманов
еще
не
бы ло
и
в
помине,
по
голубому
небу
плыли
веселые
белые
о бл ака.
Штатские
ленинградцы
б ыли
одеты
по-летнему
—
му жч ины
в
свет­
лых
костюмах,
женщины
в
пестрых
легких
платьях.
На
улицах
продавали
книги,
цветы,
в
магазинах
«Роскон-
да»
мо жно
бы ло
совсем
не да вно
без
карточек
купить
хрустящий
ри ж ский
шоколад,—
бл окада
еще
не
успела
на
всем
сказат ь ся.
А
вечером,
аккуратно
в
восемь
часов,
яв ля лись
ф аш истски е
самолеты
и
бо мб или.
Но
15 сентября,
ко гда
я
к упил
на
Нев ско м
в озле
Д ома
книги
«Записки»
Ю.
М.
Юрьева,
запомнилось
мне
контрастом
не
ме жду
днем
и
вечером,
а
между
ранним
утром
и
днем.
Утр о
я
провел
в
Ко лпине ,
на
Ижорском
366


•заводе,
ку да
отправился
еще
с
ночи.
К
Колпину
не мцы
подошли
к
к онцу
августа,
их
остановили
на
заво дско й
ок ра ине,
и
с
тех
пор
линия
фронта
проходила
на
подсту­
пах
к
Кол пин у
вплоть
до
разгрома
немцев
под
Л енин­
гра дом
в
январе
1944 года.
К олпино
оказалось
как
бы
концентратом
того,
что
приня то
называть
фронтовым
го­
родом,
фро нт овым
заводом.
Ленинград
велик,
многогра­
нен,
в
нем
сочетались
различные
ст орон ы
осажденного
города,
в
том
числе
и
довольно
мирные,
по
крайней
ме ре
в
нач але
блокады.
В
перерывах
меж ду
авиационными
налетами
и
артиллерийскими
обс тр елам и
лю ди
ход или
в
кин о,
на
к онцер ты,
б еспр епя тст венно
ездили
через
ве сь
город
в
трамвае
и
вообще
на
какое-то
время
могли
«за­
бы вать »
о
своем
положении
осажденных.
В
К ол пине
это
бы ло
невозможно.
Фронтовое
напря­
жение
ощущалось
там
пос т оянно,
город
и
завод
нах од и­
лис ь
как
бы
не пр еры вно
под
током,
рубильник
в ойны
не
выключался
ни
на
один
час.
Буквально
считанными
ми­
нутами
жители
и
бо йцы
рабочего
батальона
р аспо л ага­
ли
для
того,
чтоб ы
пешком
или
на
в ело си педе
пересечь
гор од,
сд е лать
свои
житейские
или
служебные
дел а
на­
верху,
на
земле,
под
открытым
не^рм,
и
опять
поспе­
шить
в
подвалы,
в
блиндажи,
в
тр анш еи
—
именно
там
или
же
в
и стер зан ных
снарядами
заводских
цехах
они
жили,
работали,
воевали.
Что
каса ется
деревянных
до­
мик ов
с
палисадниками,
где
нед авн о
еще
обитало
б оль­
шинство
ижорских
рабочих,
то
домики
эти
перестали
су­
ществовать:
немцы
стреляли
по
Колпину
чут ь
не
пря мой
наводкой.
В
ноябре
1941 года мы с Евгением Рыссом опублико­
в али
в
«Известиях»
очерк
под
з аглав ием
«Завод-в о ин» .
Собственно,
написали
мы
его
з начите л ьно
раньше,
п осле
первых
посещений
Колпина,—
в
ноябре
там
уже
многое
изменилось,
как
и
в
самом
Ленинграде.
Но
и
в
с ентябр е
б ыло
достаточно
трудностей,
о
части
которых
мы
напи­
сали
в
газете.
Тон
корреспонденции
был
бодрый,
быть
может,
чрезмерно
бодрый
—
этого
требовала
тогдашняя
обстановка:
слишком
много
бы ло
кругом
потерь
и
жертв,
человеческих
и
территориальных,
чтобы
еже­
дневно
сл уша ть
и
служить
панихиду.
Но
верно
и
то,
что
мы
не
встретили
в
Колпине
ни
одного
человека
с
расширенными
от
страха
глазами,
с
заплетающимся
от
испуга
языком,
меж ду
тем
страш­
367


ных
вещей
вокруг
хватало
с
избытком.
Ехавшему
на­
встречу
нам
на
в ело сипед е
ве с то вому,
парнишке
четыр­
на дца ти-пя тнад цат и
лет,
от орв ало
голову.
Война?
Вой­
на.
Но
у
нее
одна
особенность:
всего
за
несколько
квар­
талов
от
места
гибели
пар нишк и
живет
и
работает
в
шв ей ной
мастерской,
помещающейся
в
подвале,
его
мать,
в
ижорском
р абоч ем
батальоне
воюют
стар ши е
братья.
Вот
это
и
есть
к ол пинс кий
быт:
одновременно
в ойна
и
мир...
Обжатом
двуединстве
мы
очень
скупо
писали
в
своей
корреспонденции,—
г азеты
б ольше,
интересовались
тог­
да
бое в ыми
эпизодами.
Но
мы-то
бы ли
не
только
в о енко­
рами,
нас
интересовали
прежде
всего
люди .
Кроме
того—>
может
быть ,
это
звучит
кощунственно,
—
нас
привлекала,
гипнотизировала
поэтическая
цельность
всего,
что
мы
видели
и
ощущали
в
Колпине.
Я
наз вал
Ко лпино
ко н­
центратом
фронт ово го
города,
фро нтово го
завода.
Но
одновременно
это
был
и
концентрат
поэтический,
мы
сразу
это
почувствовали.
Недаром
через
г од,
находясь
уже
врозь,
далеко
один
от
другого
и
далеко
от
Кол пина,
мы
сн ова
начали
о
нем
думать,
о
его
особенной
судьбе,
и
попытались,
каждый
по-своему,
показать
эту
с уд ьбу.
Ры сс
написал
повесть
«У городских ворот», я набросал
вчерне
несколько
картин
пье сы
«Эшелон ушел», которые
послужили
потом
ос но вой
для
пьесы
«Камень,
ки нуты й
в
ти хий
пруд».
Но
это
все
далеко
впереди,
пок а
же
нам
в
полную
меру
предстоял
Ле нингра д
—
черная
блокадная
осень,
ледяная
блокадная
зима,—
по нятн о,
что
я
на
врем я
по­
чти
забыл
о
Колпине.
Поч ти,
ибо
где-то
в н утри,
в
глубине,
оно
не
забы то .
Больше
того,
иногда
внешние
обстоятельства
тем
или
ин ым
образом
зас тавляли
о
нем
вспомнить..
.
В
октябре
1941- го ,
в
ра зга ре
немецких
ат ак
на
Ленинград,
когда
не
только
Колпино,
но
и
Кировский
завод,
и
Мясокомбинат
ст али
передним
краем
обороны,
трое
литераторов
—
Е вге ний
Рысс,
Владимир
Орлов
и
я
—
предложили
св оим
товарищам,
ленинградским
пи­
са те лям
и
журналистам,
ко лл ект ивно
н апи сать
кн игу
«Один день осажденного города».
Ид ея
з аключ ал ась
в
том ,
ч тобы,
продуманно
распределив
литературные
си­
лы,
создать
документальный
и
одновременно
ху доже ст­
венный
репортаж
об
одном
рядовом,
дне
ж изни
и
борь-
368


бы
ленинградцев.
Нетрудно
догадаться,
что
мысль
эта
бы ла
навея на
горьковским
«Днем мира», задуманным
действительно
в
мирные
дни
тридцатых
годов,
хотя
фа­
шиз м
уже
начал
тогда
свое
наступление.
Чтобы
пояснить
наш
за мысе л,
на зову
несколько
тем
из
под роб но
разработанного
плана:
МП ВО,
Пожарная
часть,
Хлебозавод,
Булочная,
Бан я,
Аварийная
сл ужба ,
Церковь,
Контора
жа кта,
Кинотеатр,
Родильный
до м,
Скорая
помощь,
Радиостудия,
Зенитная
батарея,
О бще­
житие,
Трампарк,
Бом боубеж и ще ,
Ш вейно е
ателье,
Мастер ская
игрушек
■ (читай
—
ручных
г ра нат). ..
Не че­
го
и
говорить
о
том ,
что
мы
с
Евгением
Рыссом
выбрали
себе
Ижорский
завод.
На
каждый
такой
участок,
или,
как
тогда
г ово рили,
о бъ ект,
было
решено
направить
несколько
литераторов
и
журналистов:
не
успеет
или
не
сможет
соб рат ь
на­
блю ден ия
од ин
—
дополнит
другой.
Кроме
того,
каждый
о бъект
в
одн ом
районе
дублировался
таким
же
объек­
том
в
другом,
а
то
и
в
третьем,—
только
так
мож но
бы ло
из бежат ь
неудач
и
срывов
и
выбрать
л отом
самое
интересное.
Након ец ,
чтобы
все
мо гли
хот ь
немного
под­
натореть,
освоиться,
предполагалось
провести
генераль­
ную
репетицию
за
неско ль ко
дней
до
намеченного
глав­
но го
срока.
Признаюсь,
меня
и
сейч ас
охватывает
волнение,
ког­
да
я
представляю
себе
запечатленной
на
б ум аге,
в
сл о­
ве,
в
книге
летопись
одного
ленинградского
дня
и
о со­
бенно
ночи,
с
ее
в оем
сирен,
и
бом б,
заревом
п ож аров,
лихорадочным
тиканьем
радиометронома,
самоотвер­
женным
трудом
людей ,
борющихся
с
бедо й.
А
написать
эту
летопись
можно
б ыло
только
в
те
дни,
ни
раньше,
ни
позже,—
это
от лич но
знали
и
организаторы
сбо рн ика
и
его
участники.
Мы
по ним али,
что
доступ
на
некоторые
из
перечис­
ленных
объектов,
да
и
на
ряд
других,
особенно
на
про ­
должавшие
де йс твов ать
про мы ш ленные
предприятия,
требовал
специального
разрешения
и
что
вообще
эта
книга
—
достаточно
о тв етст венно е
политическое
дело.
Значит,
надо
набраться
терпения
и
ждать,
пок а
разре­
шат
его
сделать.
Но
сколько
же
жд ать?
И
вот
тут
пр о­
изошла
трагедия.
Т раг ед ия...
Я
употребил
это
слово
вполне'сознатель-
но,
без
преувеличений,
ибо
под
угрозой
стояла
судьба
13 л.
Рахманов
369


не
только
будущей
книги,
но
и
судьбы
живых
людей.
Я
имею
в
виду
многих
квалифицированных,
талантли­
вых
литераторов,
од ни
из
которых
по
воз ра сту
или
по
здоровью
бы ли
освобождены
от
военной
службы,
но
хо­
тел и
приносить
посильную
пользу,
другие
участвовали
в
составе
ополченской
д ивизи и
в
тяжелых
боях
под
Ленинградом,
с
трудом
вышли
из
окружения,
и
сейчас,
в
блокадных
условиях,
им
так
нужен
был
пов од
к
ак­
тив ной
деятельности.
В.
К.
Кетлинская,
з ам енивш ая
в
Ленинградском
союзе
писателей
его
секретаря
Бориса
Лих ар ева,
с
первых
дней
войны
ушедшего
во
фронтовую
печать,
пустила
в
ход
всю
свою
незаурядную
эн ер гию,
пыт аяс ь
Доказать
вышестоящим
инстанциям
необходимость
скорее
начать
раб оту,
над
кн игой .
Усилия
ее
б ыли
тщетны.
Проект
кн и­
ги
долго
р ассмат ри вался
и
был
утвержден
лишь
через
несколько
месяцев,
когда
обстановка
в
Ленинграде
и
физическое
состояние
ленинградцев
р езко
ухудшились.
Сут ь
да же
не
только
в
том,
что
ли те рат оры,
как
и
все
ленинградцы,
осл аб ели
от
голо да
и
не
могли
оперативно
действовать
—
собирать
материал
и
писать.
Суть
в
том,
что
ж изнь
в
эти
месяцы
в
Ленинграде
во
многих
отно­
ш ениях
как
бы
заме рла ,
зам ерзла,
и
возобновилась,
от­
таяла
она
только
к
весне.
Это
сказалось,
кстати,
и
на
характере
осады:
немцы
по-прежнему
обстреливали
го­
ро д,
но
п очти
прекратили
воздушные
на л еты.
Они
с
нетерпением
ждали,
ко гда
Ленинград
свалится
к
ним
в
ладони,
как
спелый
плод.
К
их
удивлению,
этог о
не
случилось,
а
через
год
бы ла
прорвана
бл окада
и
обра­
зо в ался
коридор,
по
которому
следовали
поезда
на
Большую
землю.
Но
тог да
уже
все
стало
другим,
город
заме тно
обезлюдел:
сот ни
тысяч
жи тел ей
в
первую
з иму
умерли,
с отни
ты сяч
удалось
эвакуировать,
в
том
числе
и
многих
пис ат ел ей.
Зима
1941 —1942 года была на редкость морозной .
Обычно
Н ева
неле гк о
зам ер зае т',
тем
более
когда
ее
бо­
роз дят
ледоколы,
проводя
су да
по
фарватеру,—
меж ду
мостами
тян у тся
километровые
полыньи.
В
эту
з иму
стоял
сплошной
лед ,
что
Для
жи те лей
имело
су ще ствен ­
ное
значение:
выяснилось,
что
по
льду
легче
идти,
чем
через
мост.
Кривизна,
подъем,
незаметные
в
обычное
время,
сейчас
казались
п очти
непреодолимыми.
Лю ди
и
по
плоскости-то
с
трудом
передвигали
ослабевшие
ноги.
370


а
чтобы
перевалить
через
серед и ну
моста,
приходилось
делать
сверхъестественное
усилие.
Ледяная
же
поверх­
ность
реки
строго
горизонтальна,
если
не
сч ит ать
неров­
н осте й,
своеобразных
«торосов»,
образовавшихся
при
ледоставе,—
торосы
м ожно
и
об ой ти.
Пр авда,
ост ав а­
лось
спу ст ит ься
на
лед
и
подняться
на
противополож­
ный
берег
—
почти
альпинистская
зад ача.
Но
п ешех оды,
как
альпинисты,
помогали
один
другому:
страховали,
поддерживали,
в ытяги в али
за
руку
наверх,—
это
бы ла
наст о ящая
вз аи мная
выручка
в
бою
с
высотой
и
слабо­
стью.
Для
меня
это т
п уть
¿мел особую притягательную си­
лу.
Ежедневно,
выходя
утром
из
дому,
вблизи
Малого
проспекта
на
Васильевском
острове,
и
сп уск аясь
на
Нев у
у
Р ос тра льных
колонн
напротив
Биржи,
я
знал,
что
в
конце
пу ти,
у
Литейного
моста,
ме ня
ж дет
награ­
да.
Дело
в
то м,
что
в
самое
тяжелое
для
меня
время,
■когда стало ясно,
что
з адум анна я
нам и
кни га
«День
осажденного
Ле нингра д а»
не
сможет
быть
осуществле­
на,
мне
п ре дложи ли
со ста вить
и
отредактировать
«проб ­
ный»
номер
журн а ла
«Литературный современник»,
который
еще
летом
перестал
выходить:
ответственный
редактор
Фил ипп
Князев
п огиб
под
Таллином,
из
ч ле­
нов
редколлегии
од ин
я
находился
в
Ленинграде.
Я
был
рад
поручению.
Я
знал,
что
эта
работа
опять
прибавит
сил
и
мне
и
мо им
товарищам.
Так
ва жно
был о
тогд а
делат ь
како е -то
общее
дело,
не
имеющее
к аса­
те льс тва
к
утолению
физического
голода.
И
люди
сно ва
пов ерил и,
стали
писать,
сту ч ать
на
ма шинк е...
Все м
хо­
телось
чув ств ова ть
се бя
литераторами,
а
не
просто
«едо ­
ка ми
первой
или
второй
к атег ор ии».
О
категориях.
Иногда
я
менял
св ой
маршрут
—
шел
из
дому
по
Четвертой
линии,
спускался
на
лед
у
А каде­
мии
художеств
и
поднимался
на
противоположный
бе­
рег
у
памятника
Пет ру
или
у
Адмиралтейства.
Тогда
я
нер едко
встречал
на
набережной
знакомую,
ф и гуру.
По-
деревенски
закута в
голову
в
шаль,
так
что
вид ны
бы ли
одни
бодрые,
как
всегда,
гл аза,
Кетлинская
чуть
не
каждое
утро
брела
через
весь
город
в
Карточное
бюр о
Ленгорисполкома,
помещавшееся
рядом
с
Адмиралтей­
ств о м,—
хлопотать
для
Союза
писателей
еще
об
о дной
карточке
перв ой
категории,
приравненной
к
рабочей.
В
большинстве
случаев
это
означало
жи знь
еще
для
*
" 371


одн ого
литератора:
двести
пятьдесят
граммов
хлеоа
-в
д ень
вместо
ста
двадцат и
пя ти.
Приходя
в
Дом .
писате­
ля,
я
гадал:
кто
этот
очередной
сч аст лив ец?
Б ыва ло,
что
помощь
уже
зап азд ыва ла
—
че лов ека
невозможно
было
спасти
эт ой
хлебнощдобавкой,—
к
другим
она
подоспе­
в ала
вов ре мя. « Лиш ние»
сто
двадц ать
пять
грам мов
озн а­
чал и
не
только
материальный,
но
и
моральный
«допинг»:
по луч ивший
первую
категорию
крепнул
духом,
чувствуя,
что
он
ну жен.
Случалось,
что
косвенно
ощущал
это
и
я,
вдруг
полу ча я
от
него
рукопись
—
стихи,
очерк
или
хо тя
бы
устно
высказанное
ж ел ание
работать
для
журн ала:
человек
ож ил!
До ма
я
читал
рукописи
при
коптилке
или
при
свете
сжигаемых
в
печурке
старых
газет
и
журналов:
две-три
странички
скручивал
жгутом,
чтоб ы
медленнее
горели.
Опыт
по казал ,
что
за
эти
недолгие
секунды
м ожно
про­
честь
рук о пис ную
страницу,
пус ть
полстраницы,
и
сде­
лать
одну-две
пометки
карандашом
на
полях.
В
Доме
писателя
я
работал,
не
снимая
ши нел и,
в
одн ой
из
ледя­
ных
комнат
третьего
эта жа
и
там
же
разговаривал
с
авторами.
С
теми,
кто
слишком
осл аб
и
не
мог
поднять­
ся
на
третий
этаж,
встречался
в
па нсио на те
для
дистро­
фиков,
устроенном
в
бывшей
бильярдной.
Лег че
всего,
как
все гд а,
обстояло
со
стихами:
музы
не
молчали'
не
только
при
громе
пушек,
и
ра зр ыве
авиа­
бом б,
но
и
при
ти хом
урчании
голода.
Труднее
с
пр оз ой,
как
ни
стар ал ся
обеспечить
ею
журнал
Анатолий
Куче­
ров ,
энтузиазм
которого
призван
■ был заменить весь
редакционный
апп ар ат
м ирн ого
времени.
Вп роч ем,
с
документальной
п розой
обстояло
н епло хо.
Например,
только
что
в ерн ул ся-с
подводной
лодки
Алек­
сандр
Зонин,
прив ез
очерк,
н апис ан ный
сразу
же
по
следам
событий,
точнее
—
во
вр емя
самих
событий.
Не
говоря
о
том ,
что
пи сател ь
вернулся
из
такой
команди­
ровки
це лым
и
невредимым,
что
само
по
себе
сверхуда­
ча,
для
нас
так
важен
был
материал
о
действующем
флоте,
действующем
вопреки
сковавшей
все
и
вся
блокаде.
Возникли
и
профессиональные
трудности:
Зо­
нин
—
человек
упрямый,
как
большинство
авторов,
н адо
уговорить
его
в
кратчайшие
ср оки
отработать
очерк,
от­
четли вее
написать
литературные
портреты
подводников.
Но
это
и
ес ть
работа,
сле дов а тель но
—
счастье.
А
вот
и
еще
удача.
Ли шь
неделю
назад
заказал
ли­
372


тературоведам
—
Н.
Я.
Берковскому
и
Л.
Я.
Гин збу рг—’
две
ст ат ьи:
критический
па мфле т
о
«философском тру ­
де»
фашиста
Розенберга
«Миф XX .
века»
и.
подборку
высказываний
русских
писателей
о
не мцах ,
о
п лохом
и
хорошем
у
этого
народа
с
его
сложной
историей.
И
воѵ
с татьи
уже
го тов ы,
пол у чил ись
интересными
и
острыми.
Еще
бы,
писали
мастера
своего
дела!
Своего...
Как
раз
ни
тот
ни
другой
не
писали
прежде
статей
столь
откры­
того
публицистического
звучания,
да
еще
в
таких
небы­
вал ых
условиях.
И
сейч ас
не
могу
понять,
как
о ни,
ск а­
же м,
м огли
осн астит ь
с татьи
цитатами,
требующими
первоисточников.
Даж е
в
своей
личной
библ иот е ке
по д­
час
невозможно
было
найт и
необходимую
книгу:
во-пе р ­
в ых,
темно,
во-вторых,
что бы
до ст ать
ее
с
ве рх ней
пол ки
с
помощью
лесенки,
нужны
бы ли
геркулесовы
(с точки
зрения
дистрофика)
силы. ..
Но
особенно
пр ият но
бы ло
узнать,
что
болезненный
п
до
болезненности
щ епет иль ный
и
аккуратный
в
испол­
нении
всяк о го
порученного
ему
дел а
Сергей
Хм ель ниц­
кий
взялся
написать
очерк
о
комсомольцах
Ижорского
за вода.
Он
побывал
там
зимо й,
в
самое
тяжелое
время,
пожил
вместе
с
б ойц ами
рабочего
батальона
в
их
блин­
дажах
и
подвалах
и
собрал
поистине
драгоценный
мате­
ри ал.
Я
не
сомневался,
что
он
на пише т
интереснейший
очерк.
Так
Колпино,
пам ятно е
и
дорогое
мне
по
первым
месяцам
ленинградской
обороны,
еще
раз
на пом нило
о
себе,
в
самый
разгар
блокады.
К
середине
янва ря
не
один ,
а
два
номера
журнала
б ыли
сделаны,
и
готовился
материал
для
третьего.
«Черт возьми!— с ам он аде ян но
думал
я.—
Недаром,
зн ач ит,
в
моро з
и
слякоть
бод ро
«бежал»
я
в
Дом
писателя
—
сп ори ть,
просить,
подталкивать,
убеждать,
благодарить
и
даже...
платить
гонорар
за
п ринят ый
ма­
териал». Да,
да,
бухгалер
Гослитиздата
Мария
Алексан­
дровна,
которую
многие
писател и
зна ли
с
начала
тридца­
тых
годов,
в сегда
спокойная,
улыбающаяся,
приносила
из
издательства
(два километра от Дома писателя)
де­
н ьги
и
все
с
той
же
мягкой
довоенной
улыбкой
в ыда ва­
ла
их
ав тора м.
Авторы
истово
расписывались
в
пол уч е­
нии,
медленно
выводя
р аспух ш ими
пальцами
«сумму
пр опи с ью», подпись и дату.
Сначала
это
был
декабрь
1941- го ,
по том
январь
1942 года,
сумма...
ее
в
лучш ем
373


случае
могло
хватить
на
кил о
жмыхов
на
Сытном
рынке.
Сытный,
слово-то
какое!
Н емцы
отлично
нацелились
на
этот
рынок
и
обруш ива л и
на
него
шквал
св оих
дально­
бойных
в
те
часы,
когда
там
толпилось
больше
в сего
народу.
На ступ ил
фе вр аль.
Стало
п рогл яды вать
солнышко.
Пу ть
по
св ер кающе й
снежной
гладью
Неве
сделал ся
про­
сто
прекрасным.
Но
стимул
бодрости
и
подтянутости
ис­
чез.
Я
узнал,
что
два
номера
журнала,
подготовленные
к
производству,
законсервированы.
Как
и
план
книги
«День осажденного Ленинграда», они прочно улеглись
в
долгий
я щик.
Долгий?
По
существу,
вечный.
Нет,
эту
на шу
работу
никто
не
гробил,
не
мариновал,
никто
чрез­
мерно
не
о сто рожн и чал,
как
в
случае
с
кн игой .
Оправ­
дан а
ли
была
эта
консервация?
Безусловно.
Разве
мог
осажденный
город
издавать
толстый
литературный
журнал
в
те
самые
месяцы,
когда
наша
единственная
областная
га зета
«Ленинградская правда»
преврати­
л ась
в
листок
се рой
бумаги
размером
в
пол ов ину
район­
ной
газетки,
да
и
то
вых од ивш ий
через
день!
Кон е чно,
и
в
декабр е
рассчитывать
на
выход
журна­
ла
бы ло
утопией,
но
тогда
это
почему-то
не
приходило
в
голов у.
Главным
б ыло
увлечение
общим
делом,—
де­
лом,
которое
за ме тно
приободрило
да же
те х,
кто
едва
находил
в
себе
с илы
дойти
до
столовки.
Мы
мечтали
о бъе динит ь
в
дальнейшем
вокруг
журн ала
и
читатель­
ск ий
коллектив,—
какой
же
журнал
без
читателей!
Не
все
же
быть
Ленинграду
в
таком
п ол ожении .
И
разве
регулярный
выпуск
ж урнала
не
поспособствует
хоть
немножко
подъему
ду ха
ленинградцев?
П ом огла
же
эта
работа
нам
самим.
Так овы
б ыли
мечты.
Если
хорошенько
подумать,
то,
наверно,
В;
К-
Кет­
линск а я
с
самого
начала
отлично
знала,
что
да же
в
Москве
выпу ск
толстых
литературно-художественных
и
общественно-политических
журналов
временно
пр екр а­
ти лся,
что
старейший
наш
ежемесячник
«Красная новь»
вообще
сам
с обой
ликвидировался.
Знала,
и
в се-та ки
со­
здала
у
нас
впечатление
нужности
и
реальности
этог о
дела.
На
мой
взгляд,
это
о дин
из
тех
редких
случаев,
когда
«тьмы низких истин нам дороже нас возвышаю­
щий
о бм ан»... В любом другом случае я,
разумеется,
за
откровенную
правду.
Но
оказалось,
что
в
эту
зим у
такой
д в ойной
у дар
374


б ыло
трудно
пе р ежить
не
оп уст ив
руки .
И
ру ки
опусти­
лись.
Силы
рез ко
упали.
В
середине
ф евр аля
через
Ла­
догу
нач алась
эв акуац ия
на сел ения.
Удал о сь
отправить
на
Большую
землю
о б ессилев ших
и
больных
литерато­
ро в.
В
марте
отправили
и
меня.
А
в
мае,
как
только
я
немного
поправился,
я
принялся
за
пьесу..,
о
Кол­
пине.
Почему
К о лпино?
Почему
не
Ленинград?
И
да же
не
Колпино,
то
есть
не
пригород,
не
форпост
Ленинграда,
а
как о е-то
безымянное,
анонимное
место,
вроде
номер­
ного
завода
или
«почтового ящика».
Я
сделал
это
не
только
для
«творческой свободы», как в «Д е пу та те
Бал­
тики»
и
«Беспокойной старости», перенеся действие из
Москвы
в
Петроград
и
наз вав
Тимирязева
По лежае­
вым.
Есть
более
существенные
причины,
и
связ аны
они
как
раз
с
блокадой.
Прежде
всего,
ленинградские
б ло­
кадные
усл ов ия
б ыли
столь
с пе цифич ны,
что,
если
бы
я
заострил
на
них
вн им ание
(а это было неизбежно,
по­
с кол ьку
Колпино,
повторяю,
пр едм ест ье
Ленинграда),
возник
бы
ненужный
для
эт ой
пьесы
крен.
Да
и
говоря
о
ленинградском
пригороде,
я
не
мог
не
говорить
о
самом
Ленинграде,
что
наверняка
сместило
бы
центр
внима­
ния .
А
говорить
тогда
о
Ленинграде
я
не
хотел
и
не
мо г.
Пусть
не
покажется
это
объяснение
чересчур
субъек­
ти вным
или
риторическим,
но
в
отрыве
от
Ленинграда,
по кину в
е го,
я
не
с читал
себя
вправе
пи сать
о
нем,
боль­
но м,
израненном.
Мо жет
быть,
потом,
ду мал
я,
но
не
сей­
ч ас.
Вновь
доставал
и
разг ляды в ал
столь
пам ятн ую
мне
а фишу : «Полгода Великой Отечественной войны .
11 ян­
ва ря
1942,
воскресенье.
Ли те ратурн о-худож е стве нн ое
утро.
Нач ало
в
1час30
минут
д ня.
Пи сател и,
уче ны е,
композиторы,. художники
об
Отечественной
войне.
Ве сь
сбор
поступит
в
фо нд
обороны».
«Литературно-художественное
утро»
—
так,
не м ного
по-старомодному,
был
наз ван
в
афишах
(сколько тру­
дов
стоило
их
набрать,
о тп еч атать !) чуть ли не единст­
венный
в
ту
зим у
публичный
концерт,
происходивший
в
за ле
Академ и ческо й
капеллы
у
Певческого
моста,
на­
иско со к
от
Зимнего
дв орц а.
На
улице
бы ло
мрроз н о
и
солнечно,
в
за ле
то же
м ороз но,
но,
как
чудилось,
к рас­
ный
бархат
кресел
и
драпировок
немного
Смягчал
этот
пронзительный
холод.
И
слушатели
и
уч астни ки
кон це р-
375


та
бы ли
од еты
в
шубы,
в
шинели
и
ватники,
они
берегли
каждую
кап лю
тепла,
и
не вол ьно
вспомнилось,
как
мно­
го
лет
назад
Маяковский
на
этой
самой
эстраде,
когда
ему
стало
жарко,
сн ял
пиджак
и
привычно
по вес ил
его
на
спинку
стула.
Сейчас
к
краю
эстрады
медленно
подошел
старый
седо й
человек
в
длинной
тяжелой
шубе
и
тихо
загово­
рил.
Мы
напряженно
вслушивались.
И
вдруг
произошло
чудо:
голос
его
окреп,
худое
л ицо
осветилось
такой
нео­
жиданной
в
этот
момент
сча стли вой ,
улыбкой.
Он.
ска­
за л,
чт о,
идя
сюда,
не
ста ралс я
сокращать
п уть;
э то,
на
его
взг ляд,
даже
оче нь
удачно,
что
по
причине
не здо­
ровья
пришлось
идти
не
спеш а:
дело
в
том ,
что
сегодня
он
ис пы тал
особенно
волнующее
чувство
радости
и
гор ­
дости
—
под
этим
январским
солнцем
Ленинград
был
непередаваемо,
необыкновенно
пр екр асен.
Профессор
Ильин
продолжал
говорить,
на зы вая
из­
вестные
каждому
ленинградцу
(и не ленинградцу)
ул и­
цы,
здания,
зн ам ен итые
на
весь
мир
архитектурные
па­
мятники,
которые
деловито
старались
разрушить
осаж­
давшие
город
фашисты.
Он
как
буд то
не
сказал
нич его
о собе н ного,
обо
всем
эт ом
мы
и
сам и
не
раз
писали
в
газетах,—
что
вр аг
не
пройдет,
что
наш
город
бессмер­
т ен.
Но,
слушая
его,
глядя
на
этог о
старого
б ольн ого
человека,
пришедшего
сюда
пешком
через
в есь
гор од,
•трудно было удержаться от слез -,—
сл ез
не
боли,
не
жа­
лости,
а
восхищения.
Ви дно
б ыло,
что
у
этого
чел о века
пое т
душа,
оч ар ова нная
только
что
пережитой,
как
бы
заново
оцененной
им
красотой
родного
города.
Ду ма­
лось:
если
в
э тих
страшных
условиях
голода
и
холода
люди
могут
так
сильно
чувствовать
красоту
Ленингра­
да,
значит,
действительно
эт от
город
и
живущие
в
нем
—
бессмертны...
Бессмертны?
Город
—
да,
но
лю­
ди...
Итак,
о
пьесе.
По
первоначальному
за мыс лу
де й­
ствие
ее
должно
было
происходить
в
п ром ежутк е
меж ­
ду
тем
ясн ым
и
жарким
днем
ав г уста
1941 года,
ког да
у шел
на
восток
последний
эшелон
с
заводским
об ору до­
ва нием
и
с
людьми
—
квалифицированными
рабочими,
их
семьями,
техническим
персоналом,—
и
днем,
когда
на
завод
вернулся
первый
эшелон,
первый
после,
победы.
Я
хотел
написать
о
тех ,
кто
оставался
на'
фронтовом
з авод е,
оборонял
его
и
раб отал,—
работали
в
большин-
376


ст ве
женщины,
стар ик и,
подростки,
—
о
тех,
кто
держал
рубеж,
к ому
б ыло
очень
трудно:
св ои
далеко,
а
враги
близко,
сил
и
умения
мало,
но
дух
не
сл ом лен,
бой .
и
труд
продолжаются,
и
вот
люди
дожили
н акон ец
до
победы.
В
жи зни
все
так
и
было,
и
все
же
жизнь
сделала
одну
решительную
поправку
к
литературе:
отдалила
по­
бе ду.
Я
ск оро
понял,
что
н ельзя
заключать
пьесу
счаст­
л ивым
финалом,
когда
война
и
не
думает
к о нчать ся,
когда
впереди
тьм а
новых
ис пыт аний.
Легкий
и
близкий
победный
конец
—
это
литературное
вранье.
Его
нельзя
оправдать
ничем,
никакими
агитационными
со об раже­
ниям и,
яко бы
поднимающими
дух
зр ите ля
и
читателя.
Не
то
это
может
напомнить
постыдной
известности
предвоенную
повесть
одного
авт ора ,
в
кот орой
К рас ная
Армия
в
пух
и
прах
разбивала
фашистов
уже
р овно
через
две на дца ть
часов
после
начала
во йны!
Оскорбитель­
но сть
столь
лихого
ф антаз ерст ва
(по отношению к ре ­
альной
войне,
к
настоящей
трагедии
в
жизни
страны,
народа)
выяснилась
с
первых
же
дней.
Но
й
годовалый
срок,
а
не
только
половина
суток,
ока зался
т оже
фанта­
зией.
Как
же
бы ть?
По эт
Хлебников
когда-то
п исал : «Конь войны,
накло­
няя
желтые
зубы,
рвал
и
ел
траву
лю де й».
Он
пис ал
это
о
войне
гражданской,
и
найденная
им
метафора
п ора­
жала
воображение
своей
эпичностью
и
л а кон измом.
Для
новой
войны
на прашив алис ь
иные
образы,
ку да
бо­
лее
индустриальные
и
более
жу тки е,
чем
к онск ие
з убы.
Тем
не
менее
время
шло,
и
пожарище
войны
дейст ви ­
тельно
ста ло
зар аст ать
молодой
травой.
..
Я
вернулся
к
н ачато й
пьесе
л ишь
в
Д 959 году,
когда
все
бы ло
далеко
позади
—
и
война,
и
победа.
Я
просто
почувствовал,
что
мне
оче нь
хочется
вспомнить
Колпи­
но,
вернее,
то,
что
связ ал ось
с
ним
в_
мое м
представле­
нии.
Казалось,
колпинские
впечатления
должна
бы ла
бы
за тмить ,
навсегда
оттеснить
на
второй
пл ан
та
боль­
шая
беда
и
тот
б ез мерно
большой
п одв иг,
которые
со­
вершались
в
Ленинграде.
Но
вот
оказалось,
что
все
по­
сл едующ ие
го ды
к олпи нцы
жили
со
мно й
и
во
мне,
и
я
постепенно
перестал
отделять
выросших
в
моем
вообр а ­
жении
п ерсон аж ей
от
в иде нных
в
действительности.
Те­
перь
трудно
наз ват ь
прототипы,
да
их
и
не
бы ло:
герои
377


пье сы
«Камень,
кинутый
в
тихий
пруд»
сложились
из
множества
черточек
разных
людей,
. вст реч енных
в
Колпине
и
не
в
Ко лпине ,
на
фронте
и
не
на
фро нте ,
в
ту
пору
и
много
позже,конкретно
же,
наверно,
они
ни
на
к ого
не
похожи.
Я
начал
с
военной
хроники
(«Эшелон ушел»), посте­
пенно
наслаивал
и
развивал,
остальное,—
только
так
мог
возникнуть
и
сохраниться
колорит
места,
времени
и
об­
стоят ел ь ств
дей стви я,
слепилась,
бы ть
может,
и
неуклю­
жая
и
неровная,
но
ж ите йски
е стеств енна я,
жизненно
разнообразная
дра ма.
За
это
я
больше
всего
це ню
ее
первооснову
—
колпинские
впечатления
1941 года.
1965


9
%
«ДЕДУШКА»
рас ска жу
сейчас
об
одн ом
своем
друге,
чье
имя
почти
з аб ыто,
чьи
книг и
прочно
не
пе­
реиздаются
—
да
.и
живой
он,
по
скром­
но сти,
редко
печатался
—
и
кто
без
укора
глядит
на
нас
со
стены
круглой
гост иной
ленинградского
Дома
пи сател я,
уютной,
нарядной,
вы­
х о дящей
окн ами
на
Н еву.
Он
глядит
прямо-прямо,
в
во- ,
енно й
фо рме,
со
шпалами
ма йора
на
петлицах,—
снимок
относится
к
тому
году,
когда
еще
не
ввели
погон,—
нет
на
груди
и
наград:
орденом
Отечественной
войны
I сте­
пени
его
наградили
по сме ртн о.
Что
это
за
судьба?
Как
склады вал ась
до
войны
его
жизнь?
Какой
это
был
человек
и
писатель?
Пожалуй,
начну
с
конца
—
опи шу
день,
когда
мы
узнали
о
его
смерти.
1944 год .
Де кабр ь.
В
ленинградском
Доме
писателя
сост о ял ось
первое
многолюдное
общее
собрание
литера*
торов.
Встретились
те,
кто
провел
в
Ленинграде
все
900 дней блокады,
с
теми,
кто
только
чт о,
осенью
или
в
последние
месяцы
ле та,
вернулся
из
эвакуации.
Зал,
где
происходило
собрание,
в ыгляд ел
не
очень
пар ад но.
Центральное
отопление
еще
не
работало,
его
за мен яла
большая
железная
печь,
к
к от орой
в
к онце
собрания
все
старались
держаться
поближе,—
от
окон
за ме тно
дуло.
Впрочем,
собрание
б ыло
радостным.
В ойна
близилась
к
победному
д ню,
салют
следовал
за
салютом,
теперь
не
только
в
Москве,
но
и
в
Ленинграде:
затемнение
уже
379


полгода
как
снято!
Даж е
выборы
и
другие
организаци­
онные
дел а
проходили
празднично;
все
участники
собра­
ния
бы ли
в
приподнятом
настроении,
хотя
знали,
что
ес ть
о
чем
п огрус ти ть;
о
ком
пожалеть...
Но
грустить
в
это т
вечер
не
хотелось.
В
перерыве,
прислонясь
спиной
к
печке,
кто-то
смеясь
вспо м ин ал,
как
в
блокадную
зиму,
когда
этот
промерзший
шереме-
т е вский
зал
был
загроможден
золоченой
мебелью,
со­
б ра нной
из
других
комнат
(чтобы не мешала расставить
в
них
кой ки
для
ди стр о фи ко в), сюда ненароком забрела
одна
из
б ло кадниц ,
известный
литературовед
и
кр итик .
Забрела
и
в
кромешной
тьме
(окна затемнены,
электри­
ческий
свет
отсутствует,
словно
еще
не
изобретен)
—
заблудилась.
Не
может
и
не
может
найти
выход!
К
с час тью,
товарищи
по
общежитию
услышали
жалоб­
ные
крики,
пришли
и
освободили
ее
от
плёна
мебели,
на
которую
она
все
нат ы кал ась
и
па да ла,
а
на
нее
падали
составленные
о дно
на
другое
кресла
и
стулья.
.. .А
Ге орги й
.Дедов
погиб
за
неделю
до
наш его
со­
брания.
Об
этом
сказ ал
в
св оем
выс ту пле нии
пр иехав ший
из
Москвы
Никол ай
Семенович
Тихонов.
По гиб
в
бою
под
город ом
Б а ллаш дар мьят,
на
подступах
к
Бу дапеш ­
ту.
В
бою?
Да,
это
был
боль шой
танковый
бой,
и
Дедов
у ча ст вовал
в
нем ,
находясь
в
танке:
То,
что
Т их онов
н азвал
Дедова,
для
многих
вообще
было
неожиданно:
Георгия
Дедо ва
мало
знали
в,
н ашей
предвоенной
сре­
де ,—
потом
объясню
п очем у.
Я
-же
хорошо
его
з нал
и
любил,
и
знал,
что
для
Тихонова
это
человек
не
чужой:
несмотря
на
застенчивость
и
склонность
к
домоседству,
Де дов
в“
двадцатые
год ы
бывал
у
Николая
С ем ено вича
на
Зверинской
улице.
Подробности
о
воинской
службе
и
доблестной
смер­
ти
Георгия
Адриановича
мы
узнали
значит ел ь но
по зже,
из
воспоминаний
гвардии
майора
Е.
Новосельского.
Ме­
ня
они
порадовали,
но
не^удивили:
з ная
честность,
обя­
зательность
Дедова
и
в
малом
и
в
большом,
я
был
убежден,
что
на
фронте
он
вел
себ я
именно
так.
Кста ти ,
в
жизненной
точности
этих
воспоминаний
дополнитель­
но
уб ежда ла
одна
характерная
для
Дедо ва
д ет аль:
«Танкисты одного из полков,—
писал
Е.
Новосель­
ский,—
прозвали
его
«дедушкой»
и
в
ч асы
досуга
зас лу­
шивались
его
занимательными,
насыщенными
житей­
ск ой
мудростью
рассказами».
Пр очтя
эти
строки,
я
380


вспомнил,
что
«дедушкой»
звал и-
Дедова
его
товарищи
по
л ите ратурн ой
гр уппе
двадцатых
годов
«Резец»
—■
по­
эт
Мих аил
Троицкий
и
другие,
—
все
они
б ыли
младше
Георгия
Адриановича,
хотя
и
ему
тогд а
не
б ыло
еще
тр идца ти.
Прозвище
дал и
ему
по
фамилии,
но
зв уча ло
оно
по-домашнему
л ас ково
и
с
оттенком
почтительности.
Я
так
я сно
с ебе
пре дстав л яю,
как
беседовал
Дедов
с
солдатами
(вот они- т о
наверняка,
годились
ему
если
не
во
внук и,
то
в
сы н овья).
У
н его
чуть
косили
глаза,
бы ть
может
поэтому,
говоря
с
кем-нибудь,
он
старался
смот­
реть
на
соб есед ник а
прямо,
особенно
прямо,
доверитель­
но
прямо;
ес ли
же
собеседник
был
не
о дин,
Дедов
по
очереди
на
каждом
за держ ив ал
св ой
доверительный
взгл яд .
Кроме
того,
что
он
г ов орил
тихо,
поминутно
от­
кашливался,
он
см ягча л
букву
«ж», выговаривая, «жял -
ко», «жярко», что придавало его речи особливую мяг­
кость.
..
Вижу,
что
начал
уже
о
нем
вс поми нат ь.
Тридцатые
г оды.
Две
маленькие
комнаты
на
Старо-
Н евско ^.
Окна
выходят
на
шумную
Харьковскую
улицу ,
по
булыжной
м остов ой
целый
д ень
грохочут
л ом овые
телеги
и
грузовики:
здесь
привокзальный
район,
много
складов.
Но
кажется,
что
в
комнатах
тих о
—
такой
в
них
порядок,
так
все
подчинено
сосредоточенному
труду
хозяина.
.Когда
к
нему
ни
придешь,
он
¿всегда за боль ­
шим
столом,
на
котором
рядами
разложены
восьмушки
бумаги,
ис пис анные
убористым
мелким
почерком,—
он
непременно
должен
видеть
все,
что
он
написал
вч ера
и
сегодня.
Лишь
поздно
вечером,
пер ед
сном,
он
выйдет
в
слабо
освещенную
в
этой
части
города
улицу,
дойдет
до
Ал е ксан дро- Нев ской
лавры
и
на
последнем
тро лле й­
бу се
в ер нется
домой.
Завтра
с
утра
тот
же
труд.
Если
его
нет
дома,
значит,
он
в
Публичной
библиотеке.
Там
опять
пер ед
ним
маленькие
листки
бумаги,
выписки:
«Свинцовое отравление», «Врубовая машина», «Нормы
фрезеровщика».
По
воскресеньям,
зимой,
он
на
катке
Ин ститу та
имени
Лесг аф та:
о дна
из
его
героинь
ув ле­
кает ся
фигурным
ката ние м.
Несомненно,
она
будет
ре­
кордсменкой,
так
много
она
тренируется
пер ед'со р евно ­
ванием.
Ну
что
ж,
это
т оже
труд,
он
вид ит
это.
А
в
про­
шлом
году
он
наблюдал
т руд
балерины,
часто
бывал
за
кулисами
в
р е пет ицион ные
д невные
часы
(его друг
—
Сергей
Корень,
знаменитый
танцовщик
и
балетмейстер).
381


И,'
уж
конечно,
он
з нает
много
о
современном
тру де
на
за воде :
его
бл изки е
друзья
—
инженеры,
рабочие,
сам
он
—
мон те р,
еще
в
прошлом
году
по
ночам
дежурил
на
электростанции.
Ко мна та
его
на поми нае т
студенческую:
два
стула,
стол,
кн ижн ые
полки
и
рас клад н ая
кровать-«сороко-
н ожк а»$ на стене карта.
С
такими
вещами
легко
ра сс та­
ваться:
купил
бил ет
и
поехал
в
любой
район
ст р аны.
Так
несколько
лет
назад
он
уехал
на
Алтай.
Так
в
первую
пятилетку
кочевал
по
Киргизии.
Тогда
он
вер ­
нулся
в
Ленин гр ад
не
од ин:
с
ним
приехал
мальчик-
ки рг из,
такого
же
небольшого
роста,
м але ньк ий,
смуг­
л ый.
Мальчик
поступил
работать
на
механизированный
хлебозавод,
который
оч ар овал
его
своим
волшебством:
в
верхний
этаж
круглого,
как
цирк ,
з дания
засыпалась
мука,
из
ни жнег о
увозили
в
фургонах
хлеб,
а
внутри
з дания
все
вращалось,
каждый
этаж
с
определенной
скоростью.
Но
ма льчи к
не
только
влюбился
в
этотза-
вод,
он
заду мал
его
усовершенствовать.
А
для
этого
на­
до
было
учиться.
Ученье
прине с ло
с
собо й
новые
разно­
образные
интересы.
Об
этом
маль чик е
Г еор гий
Дедов
написал
повесть
«Пятнадцать лет любви».
Как
и
ее
название,
повесть
бы ла
поэтична
и
сентиментальна.
В
ней
был
опоэтизиро­
ван
труд,
большой
город,
и
это
бы ло
х орошо ,
но
не^ыла
соблюдена
какая-то
мера
восхищения
киргизского
ма ль­
чика
э тим
новым,
таким
непохожим
на
родные
степи,
за м анчиво
сложным
и
не по нят ным
ленинградским
миром.
Де дов
до лго
писал
следующую
повесть
—
«Беглец».
Содержание
ее
подсказала
история
од ного
завода,
и
би о­
графия
та ла нтливо го
самоучки.
Рабочий-подросток,
воспитанник
«попечительства о недостаточных детях»,
рве тся
из
тьмы
к
свету,
к
свершению
заветных
желаний
и
в
глухие
де в яносты е
год ы
хочет
стать
новым
Лом он о­
совым.
Высокопоставленный
инженер
присваивает
его
лучшее
из об рет ение,
а
когда
он
п ытае тся
протестовать
и
бороться,
его
от правля ю т
в
тюрьму.
Из
тюрьмы
он
бежит
вместе
с
рабочим-революционером,
организатор
ром
забастовки,
оставив
в
камере
«эолову арфу», кото*
рую
дела л
для
каптенармуса
Курочки,
чтобы
расшеве­
лить
его
грубую
д ушу.
П овест ь
написана
от
первого
лица,
и
убедительность
382


зап исей
во
многих
местах
такова,
что
читатель
не
в идит
и
не
слышит
автора,
а
слыш ит
только
крик
души
самого
героя,
безвестного
Ивана
Бе ре жно го.
Дедов
всю
жизнь
волновался,
судьбой
людей
та ла нтливого
труд а.
Он
о пи­
сы вал
их
горячую
юность,
жил
их
удачами
и
обидами,
их
мечтой
о
необыкновенных
открытиях
и
о
сч асть е
творчества.
Дедов
и
сам
был
таким:
мечт ател ь
и
практик
в
нем
уживались
без
всяких
про т ивор еч ий,
как
это
бы вает
только
у
тружеников.
Друзьям
он
любил
давать
советы,
и
они
с
удовольствием
слушали
его
тихий,
немного
хрипловатый
голос
(у него постоянно болело горло) . Т ак
же
ти хо
и
убежденно
он
всл ух
меч тал .
Приглушенность
тона
была
о бма нчи ва:
он
был
увлекающимся,
го ря чим
человеком.
Суд ьба
мира,
история,
будущее
чело в ечест ­
ва,
жизнь
простых
л юдей
волновали
его
та к,
словно
они
от
нег о
зависели.
Он
ненавидел
фашизм,
понимал
неиз­
бежность
войны,
чувствовал
ее
близость.
И
в
этой
пред­
грозовой
атмосфере
он
напис ал
сам ую
светлую
сво ю
по­
весть,
рукопись
которой
сейч ас
лежит
у
ме ня
на
столе,
«Совершеннолетие»
—
повесть
о
деревенской
девуш­
ке,
окончившей
среднюю
школу
и
приехавшей
в
боль­
шой
город .
Застенчивая
и.
непосредственная,
Настя
только
вступает
в
жизнь,
ей
восемнадцать
лет
—
все
впереди.
Но
живет
она
н асто ящим ,
тем,
что
ее
ок ружа­
ет,
увлекается
учением,
др узьям и,
работой,
верит
в
свое
прочное
счастье.
На
всем,
что
мы
видим
гл аз ами
Насти -
Олейниковой,
сияет
блеск
юно ст и.
Смотря
на
нее,
хочет­
ся
с ка за ть:, любить жизнь
—
это
т оже
тал ант,
любить
тру д
—
это
самый
лучший
и
дорогой
та лант .
О
таких
людях
и
писал
Дедо в.
Повторяю,
Георгия
Дедова
мал о
знали
в
нашей
ср е­
де.
Он
жил
в
стороне
от
протоптанной
л и тера турной
до­
роги.
За
все
годы
и здал
он
всего
две
книги.
Бо лез нен­
ная
скромность
и
мнительность
мешали
ему
заявить
о
себе,
заинтересовать
издательства
своими
за­
мыслами,—
а
они
у
нег о
были,
я
зн аю.
Но
он
все
о ткла­
ды вал
их,
ст ара ясь
нак опи ть
умение,
опы т.
Может
быть,
это
объясняется
тем,
что
б ольш ую
часть
своей
жизни
он
не
был
профессиональным
писателем.
В
сущности,
на
протяжении
пятна д ца ти
лет
он
три
ра за
нач ина л
писать
и
печататься,
каждый
раз
как
бы
заново
входя
в
лите­
рат уру:
в
1923 году,
в
1930 и 1940 годах .
Каждый
раз
383


в
издательствах
п
ж урнал ах
б ыли
уже
другие
люди ,
и
он
оказ ыв ал ся
для
них
новичком,
подававшим
надеж­
ды.
А
у
не го
б ыло
самолюбие
самоучки,
и
он
опять
отхо­
дил
в
сторону
и
писал
как
бы
для
себя.
Война
все
прервала
и
переменила.
Этот
по жил ой,
хрупкий
на
вид
человек
пошел
добровольцем
на
фронт,
до шел
до
Бе лгра да
и
Бу д апе шта,
посмертно
был
на­
гра жд ен
орденами.
..
И
тут
я
предоставляю
слово
гвардий
майору
Е.
Но­
восельскому:
«Георгий-
Дедов
был
изумительным
собеседником,
чес тн ым
товарищем
и
оче нь
х раб рым
солдатом...
И но­
гда
прих од ило сь
на по ми нать
Ге орги ю
Адриановичу
о
мерах
предосторожности,
запрещать
п оявлят ьс я
там,
где
присутствие
специального
корреспондента
не
вызы­
валось
необходимостью.
На
эт ой
почве
у
нас
возник
од­
нажды
«конфликт».
Только
после
вм е шате ль ства
командира
соединения
Дедов
понял,
что
он
не
«простой
раз ве дчик »
и
что
его
сектор
н абл юден ия
значительно
ш ире
командира
отделения
разведчиков.
Но
Ге орги й
Дедов
остался
верным
себе:
он
не
мог
бы ть
вдали
от
со лдат
и
считал
необходимым
самому
перенести
тяготы
сол да тск ой
жи зни;
чтобы
познать
существо
бо я.
К
нам
в
соединение
Георгий
Адрианович
прибыл
в
начале
1944 года.
Произошло
это
так.
Узнав,
что
в
газете
«Сталинградец»
им еется
вакантная
дол жнос ть
специ ­
ального
корреспондента,
Георгий
Адрианович
примчал­
ся
в
отдел
кадров
Политуправления
3-го
Украинского
фр он та.
Полковник,
нач ал ьник
отд ела
кадров,
предупре­
дил
Дедова:
—
Имейте
в
ви ду,
что
со е дине ние
особенное.
В
ва ши
годы
трудн ов ато
бу дет
угнаться
за
мо лоде жью -с тали н­
градцами.
Писатель
настоял
на
своем.
Его
направили
в
еж е­
дне вну ю
красноармейскую
газету
«Сталинградец» .
Она
выходила
в
соединении,
которое
имело
к
тому
времени
на
своем
счету
д вадцат ь
рейдов
по
тыл ам
противника.
С
первого
дня
пребывания
в
редакции
Ге орги й
Ад ри­
анович
приобрел
друзей
в
шолках
и
батальонах,
в
шта­
бах
и
бригадах,
в
моторизованных
ротах
и
танковых
взводах.
Они
нередко
звонили
в
редакцию
по
телефону,
просили
прислать
Дедова
на
время
предстоящей
о пе­
рации.
384


В
с о ставе
соединения
Ге орги й
Дедов
четырежды
хо­
дил
в
глубокие
рейды.
В
числе
первых
он
оказался
на
наш ей
государственной
границе
во
время
Ясско-Киши­
невской
опер ации.
Принимая
уча сти е
в
этой
операции,
он
сдел ал
достоянием
вс его
лично го
состава
геройский
подвиг
ле йтен анто в
Бабу рин а
и
Третьякова.
Его
матери­
алы
использованы
в
реляции,
представленной
командо­
ва нию
фронта.
От важ ным
танкистам
Президиум
Ве рхов ­
ного
Совета
СССР
пр ис воил
звание
Героя
Советского
Союза.
Дедов
вел
записи
эпизодов,,
записывал
солдатские
пог ово рк и,
р ассказы
жителей
освобожденных
на ми
сел
и
городов.
Ге орг ий
Адр иано в ич
делился
с
нам и
своими
планами
на
будущее.
Он
мечтал
написать
роман
о
тан ­
кистах-сталинградцах;
об
их
дерзких
д ейств иях
по
ты­
лам
противника,
роман
о
бессмертном
подвиге
советско-.
го
солдата-танкиста...
Я
был
ранен
и
несколько
дней
спустя,
в
го спит ал е,
узнал
печальную
весть
о
гибели
Ге ор гия
Адриановича
Дед ов а,—
заключает
гвардии
майор
Е.
Новосельский.—
Произошло
это
в
бою
под
одн им
из
венг ер ск их
город ов ,
Б аллащда рм ьят,
в
н очы
на
14 декабря 1944 года .
По д­
чер кив аю
«в бою», потому что это был большой танко­
вый
бой,
и
его
активным
участником
ока зался
советский
писатель
Дедов».
*
Да,
не
написал
Дедов
роман
о
танкистах,
хотя
жизнь
предоставила
ему
н асто ящий
боевой
материал.
Жизнь
предоставила,
а
смерть
отняла,..
Кто
знает,
уж
если
война
так
решительно
повернула
его
м ирн ый,
бу д­
ничный
житейский
уклад,
бросила
сорокапятилетнего
Дедова
с
у гла
Старо-Невского
и
Харьковской
в
кипя­
щую
бу чу
под
Белградом
и
Будапештом,
в
танковые
бои,
не
исключено,-
что
писателю
Дедову
как
раз
не
хва­
т ало
именно
этих
событий
и
образов
для
большого
про­
изв еден ия,
романа
о
ра тном
труде,
и
он
бы
его
написал.
.. .Жалко,
оче нь
жалко,
что
нет
на
свет'е
м оего
др у­
га
—
ти хого,
доброго,
храброго
Дедо ва.
Дедов
был
с тар­
ше
ме ня
лет
на
десять
—
нынче
я
его
старше
на
три
с
лишком
десят ка
лет .
Как
не
ск ажеш ь
опять:
ме рт вые
о стаются
мо лоды ми.
1946—1974


ПУТ ЕШ ЕСТ ВИЕ
С
ПАУС ТОВС КИМ
ы
познакомились
с
Пау сто в ским
давно,
еще
в
довоенной
Ялте,
но
зна комств о
не
за­
кр епило сь ,
и
почти
двадца ть
лет
мы
ни
ра­
зу
нигде
не
встретились.
В
1956 году,
в
сен­
тябр е,
состоялся
третий
за
это
ле то
рейс
теплохода
«Победа»
вокруг
Ев ро пы,
одна
из
пе рвых
ту­
ристских
поездок
за
рубеж.
Московские
ли те ра торы
предпочли
уча с твова ть
в
первых
двух,
в
и юле
и
в
ав­
гус те,
и
о
той,
что
на м,
ленинградцам,
сопутствует
Па­
устовский,
я
узнал
лишь
пос ле
отплытия
из
Одессы,
уже
перед
сам ым
Босфором.
Произошло
это
так.
С
кн игой
очерков
Бунина
о
Ближнем
Востоке,
рас­
крытой
на
«Храме Солнца», я шел вдоль борта,
вгляды­
ваясь
в
приближающийся
турецкий
берег.
В
продолже­
ние
часа,
а
то
и
двух,
мы
пойдем
по
этому
удивительно­
му,
таинственному
проливу,
столь
точн о
и
лаконично
опис а нном у
Буниным.
Бунинский
очерк
на чинал ся
со
с лов : «Второй день •
в
пустынном,
пепельно-синем
и
спокойном
Черном
мо ре». Вот и мы второй день
—
со впа­
дение
дословное.
Только
у
Бунина
апрель,
у
нас
—
с ен­
тябр ь,
но
и
тЪгда
и
сейчас
солнце
греет
совсем
по-летне­
му,
несмотря
на
вечер.
Я
иду ,
не
спуская
гл аз
с
горизон­
та,
на
палубе
пустовато,
туристы
еще
не
настроились
на
Ту р цию.
'
У
правого
борта
стоял
человек;
против
света,
про тив
б ьюще го
прямо
в
гл аза
заката
я
не
сразу
его
узнал.
Паустовский
сто ял
и
смотрел
туд а
же,
ку да
и
я,
на
два
386


каменистых
мыса,
означивших
вход
в
Бос фор,
и
в
ру ках
его
был
Б унин!
Тот
Исе
четвертый
т ом,
приложение
к
старой
«Ниве», и даже,
как
после
выяснилось,
к нига
бы ла
заложена
на
тех
же.
стр о чках : «... .Предгория,
рас­
ступаясь,
медленно
открывают
устье
Босфора.
Пароход
легко
режет
заштилевшее
м оре
и
как
бы
уменьшается,
пр и ближ аясь
к
четким
линиям
вырастающих
впереди
каменистых,
серо-зеленых
холмов
А зии
и
Европы...»
Нетр у дно
догадаться,
что
столь
внезапное
совпаде­
ние
интересов
и-
вкусов
нас
быстро
сплотило,
и
уже
бл и­
жайшие
часы
мы
проводили
вместе.
Наш
те пл оход
во шел
в
Босфор
раньше
срока
и
дол­
жен
был
ждать
утра,
бросив
я корь
напротив
маленько­
го
город к а
на
подступах
к
Стамбулу.
Мы
с
Па у сто вским
бессменно
де ж урили
на
палубе,
пока
совсем
не
ст ем не­
ло,
набл юдая
замиравшую
на
берегу
вечернюю
жизнь.
Море
в
пр ол иве,
как
видно,
всегда
ти хое,
потому
что
набережная
почт и
вровень
с
водой,
на
асф ал ьт
выт аще ­
на
кр асная
лодка,
бок
о
бок
с
ней
на
скамейке
сидит
старуха
и
вяжет.
Между
красивым
костелом
(не ме­
четью)
и
административным
зданием
с
турецким
фл а­
гом
(минут через десять оттуда на катере приехал чи ­
новник ,
и
мы
узна ли,
что
это
таможня)
ютятся
лачуги
на
сваях
(значит,'
вода,
временами
вс е-таки
за лив ает
на­
б е ре жную ), висит белье на веревках,
играют
дети,
а
мимо
к атят
и
ка тят
м а шины,
в ажно
расх аж иваю т
упи­
танные
молодые
по лице йс кие
в
серых
и
кремовых
костю­
мах,
с
пятью
складочками
на
сапогах
(приятно,
что
су­
мерки
еще
не
мешают
их
сосчитать!), и зачем-то
стоит
пожарный
в
каске,
по хо жий
на
щ ел кунч ика
и ли-
на
су л­
та на
Абдул-Гамида,
каким
его
рисовали
в
свое
время
карикатуристы.
Все
это
нам
пом ог
рассмотреть
наш
вер ­
ный
друг
восьмикратный
бинокль.
Утро
встретило
нас
в
Стамбуле.
То
ли
по том у,
что
мы
ок азал ись
там
первыми
советскими
турис тами
(в
июле
и
в
августе
«Победа»
не
заходила
в
Турцию), то
ли
п отом у,
что
обслуживавшая-
нас
греческая
фирма
бы ла
озабочена
да вни м,
не
име вш им
к
нам
отношения
грустным
событием
—
мы
прибыли
как
раз
в
годовщину
греческой
резни,—
но
наши
автобусу
всюду
сопровож­
дал
эскорт
полицейских
мотоциклистов
в
черных
кожа­
ных
шта нах
и
куртках.
Естественно,
что
мы
повидали
387


в
Стамбуле
меньше,
чем
где-либо:
нас
высаживали
из
автобусов
лишь
у
дворцов
и
мечетей.
Но
и
то
бла го!
Пр авда,
трудно
сказат ь,
испытал
ли
бы
я
без
Бунина
(и без Паустовского)
чувство
истори­
ческой
зыбкости
и
вмест е
с
тем
некой
фатальности,
вну­
шенное
мне
Ая-Софией:
зд есь
все
насл аи вает ся
од но
на
другое
—
вл а сти,
ре л игии,
обряды...
Б ыло
ст р анно
б ро­
дить-
под
непривычно
низко
ви сящи ми
светильниками,
не
з ная
даже,
можно
ли
их
на зват ь
па ника дила ми
и
кто
их
подвесил
—
греки
или
турки;
среди
мусульманских
щитов
и
знаков
на
стена х,
соседствующих
с
визант ий­
скими
мозаиками;
взирая
с
почтением
то
на
патриаршее
кр есл о,
пр ил епив шее ся
к
гигантскому
пило ну
наподобие
ласточкиного
гнезда,
то
на
высоченное,
в
полтора
роста,
кресло
для
имама.
—
Имам
и
не
имам,—
фил о со фски
заметил
Констан­
тин
Георгиевич,
вольно
цитируя
заглавие-
хемингуэев-
с кого
роман а.
«Ах так!
—
с
удовлетворением
подумал
я.—
Стало
быть,
хватит
музейного
глубокомыслия!
Стало
быть,
в
от лич ие
от
Бунина,
Паустовский
любит
перемежать
эпо с
и
лирику
шутк ой .
Впрочем,
Б унин
в
бы ту,
в
за­
столье,
тоже,
говорят,
острил,
смешил,
веселился
—
не
позволял
себе
этого
только
в
литературе...»
Как
ни
стремительно
мы
перемещались
по
го род у,
на
нас
успевали
глазеть.
Я
не дар ом
употребил
столь
акт ив­
ный
глагол:
в
других
с тра нах
на
нас
совершенно
не
об­
ращали
внимания,
зде сь
же
автобусы
с
прикреплен­
ными
к
ним
на
од ин
день
советскими
флажками
застав­
ляли
турецких
г раж дан
стремглав
выск а кивать
из
каф е,
магазинов,
лавок,
вы бега ть
на
балконы,-высовываться
из
окон
и
смотреть
вслед
—
больше
они
ниче го
не
у спе­
ва ли.
Не
скажу,
чтобы
это
любопытство
было
нам
осо­
бенно
лест но ,
но
мы
платили
за
нег о
тем
же:
смотрели
во
все
гла за
на
мел ь ка ющих
мим о
нас
мужчин
и
жен ­
щин.
Потом
мы
с
Пау сто вс ким
признавались,
что
пе р­
вая
мыс ль
у
нас
с
ним
была
одна:
что
говорят,
о
чем
ду мают ,
довольны
ли
они
жизнью,
интересуют
ли
их
в
та кой
степени,
как
нас,
политика
и
социальные
вопро­
сы,
й,
вообще,
что
за
лю ди
эти
турки
1956 года?
Кое
на
что
ответить
мы
могли
и
сам и:
что
большинство
горо­
жан
одето
весьма
и
весьма
скромно;
что
сторожа
и
са*
д ов ники
дворцов,
которые
мы
осмотрели,—
показатель-*
388


но
живописные
.о оо рв анцы;
что
на
тро туа ра х,
в
тени
до­
мо в,
притулились
ул ич ные
стр япч ие
и
писцы,
печатаю­
щие
что-то
на
обшарпанных
машинках,
—
наглядное
до­
казательство
слабой
грамотности
нас ел е ния.
..
Забегая
вперед,
скажу,
что
дей стви тел ьн о сть
нам
и
даль ше
ехидно
п од с овывала
упрощенные
соц и аль ные
иллюстрации.
На
парижских
ночных
бульварах
мир но
спали
бродяги,
уютно
завернувшись,
в
многослойные
бу ржу аз ные
га зе ты;
по
Риму
уныл о
тащились
впа лоще ­
кие
лю д и-сан дви чи,
прославляя
какой-нибудь
изуми­
тельный,
суд я
по
рекламе,
на черта нной
на
их
груди
или
спине,
ресторан;
в
том
же
Риме
пустовали
целые
ква р­
т алы
новопостроенных
домов
—
квартирки,
видать,
до­
роговаты
для
среднего
горожанина;
встречались
и
дру­
гие
поучительные
приме ры.
Не
могу
похв ас тать ,
что
я
часто
бывал
за
г р аницей,
но
так
случилось,
что
первая
поездка
была,
для
меня
все
же
самой
щедрой.
Не
п ото му,
что
мы
посетили
шесть
европейских
стран
—
мн ого
ли
мож но
за
месяц
по ви­
дать,
к
то му
же
ль вина я
до ля
этого
м есяца
пришлась
на
пребывание
в
море.
Мне
по везло
со
спутником.
Прирож­
де нный
скиталец,
Пау сто в ский
изъездил
Россию'вдоль
и
поперек
еще
с
молодости;
Крым,
Кав каз,
Прионежье,
Мещеру,
Приочье
он
описал
во
множестве
рассказов
и
очерков,
откры л
для
нас
потаенные,
преображаемые,
а
то
и
создаваемые
человеком
места
(вспомним Кара -Б у-
газ ), своей к ним любовью заставил полюбить их мил ­
лио ны
своих
читателей.
Но
все
э то,
повторяю,
от нос и­
лось
к
Рос с ии;
заграничных
краев
Пау сто вс кий
не
знал.
То
ес ть
по
книгам,
картинам,
фильмам
он
з нал
отлич но,
особенно
Средиземноморье,
но
своими
гл азами
видел
впер вые.
С
откровенным,
жадным,
мо жно
сказать,
с
де т­
ск им
любопытством
вбирал
он
в
себя
пут е вые
карти­
ны ,—
удовольствием
бы ло
смотреть,
как
он
это
делает.
При
нем
бы ло
бы
стыдновато-скользить
по
всему
холод­
н ым,
скептическим,
безучастным
взглядом:
хотелось,
как
он,
быть
открывателем,
первопроходцем
тех
попу­
лярных
мес т,
которые
до
нас
уже
видены-перевидены,
описаны-переописаны
литераторами
и
нелитераторами.
Ве дь
ему-то
это
не
мешало.
Он
ви дел
все
вн ове
и
чисто­
сердечно
этому
р адо вал ся,
а
ес ли
уз навал
слишком
уже
знакомое
и
за тер тое,
то
все
равно
р адо вал ся:
на
эт от
389


случай,
как,
впрочем,
и
на
многое
другое,
у
нег о
имелся
в
запасе
юмор.
Не
сл еду ет
д ум ать,
что
мне
всегда
удавалось
заме­
чать
то.,
что
з амеч ал
он:
во-первых,
люди
мы
вс е-таки
очен ь
ра зн ые,
во-вторых,
мало
кто
обладает
такой
ар­
тистически
ра зв итой
и
отт оче нн ой
наблюдательностью;
нак о нец,
он
и
сам
мне
писал
через
два
года: «Вспоми­
наю
наш е
плавание
и
открываю
в
нем
больше
и
больше
интереснейших
частностей,
которые
сразу
почему-то
не
запомнились,
а
всплывают
сейчас».
Так
вот
к ое- что
всплыло
и
у
меня.
Наверное,
нелепо
писать
о
путевых
впечатлениях
столь
многолетней
дав­
ности,
но
уж
очен ь
хочется
вспомнить
и
ра сск азать
о
Па­
устовском,
каким
я
его
тог да
узна л,
а
это
тесно
перепле­
лось
с
тем,
что
мы
вместе
видели
и
слышали.
Отсюда
и
заглавие
о че р к а :. «Путешествие
с
Паустовским».
Пусть
чита тел ь
не
пугается,
—
я
не
на мер ен
подробно
описывать
н аше
давнее
путешествие
д ень
за
днем,
миля
за
мил ей ...
Скорее,
мо жно
по с ето вать
на
обрывочность,
бессистемность,
случайность
мои х
за меток.
На при мер,
в
Греции
я
вообще,
кроме
набережной,
ничего
не
видел.
П оче му?
Из-за
вульгарной
прос туд ы!
Когд а
поздно
ве­
чером
теплоход
пок инул
Стамбул
под
звуки
пе сни
«Про­
щай ,
любимый
горо д», с энтузиазмом исполненной са­
модеятельным
корабельным
хором,
мы
с
А кимо вым
и
Паустовским
долго
еще
стояли
на
п ал убе,
глядя
на
уда ­
ляющиеся
огни
большого,
красивого,
но,
право,
не
столь
уж
любимого
на ми
города...
В
результате
обои м
моим
со бе седни кам
—
и
закаленному
ск возняк ам и
кулис
Аки­
мову,
и
болезненному,
хрупкому
Паустовскому
—
мор­
ская
прохлада
пос ле
проведенного
в
пот е
лица
жаркого
дня
.оказалась нипочем,
у
меня
же,
к
моему
стыду,
через
час
начался
озноб,
к
утру
накачало
39,8, и сутки напро ­
лет
судовой
врач,
самоотв е рже нно
л ишая
себя
редкой
возможности
без
помех
любоваться
Мраморным
и
Эгей­
с ким
морем,
колол
ме ня
пе ницил лином
и
пичкал
всевоз­
мо жным и
экстренными
лекарствами.
Температуру
уда­
лось
сбить,
но
д осада
и
ог орче ние
остались.
Че рез
два
дня
весь
наш
огромный
туристский
коллектив
дружно
двинулся
на
автобусах
из
Пирея
в
Афины,
а
я
лишь
глядел
на
это
сквозь
иллюминатор.
Зато
вечером,
верн увш ись
с
экскурсии,
Паустовский
сразу
же
забежал
ко
мне
и
вручил
ку сок
мрамора,
под-
390


нятый
им
у
подножия
Акрополя.
Я
был
тронут,
благода-«
р ил,
хотя,
помнится,
где-то
читал,
что
в
таких
местах
муниципальные
власти
без
устали
подновляют
россыпи
мраморной
крошк и
для
легковерных
туристов...
На
другой
день
Па у сто вский
сно ва
нав еда лся
и,
узнав,
что
мне
лучше ,
что
я
почт и
здоров
и
послезавтра
собираюсь
вместе
со
всеми
в ысаж иват ься
в
Неаполе,
с ка зал,
необидно
пос меи ваяс ь
своим
чут ь
хрипловатым
смешком:
—
Вчера
я
вас
не
хотел
огорчать,
вы
еще
не
окрепли
для
таких
разочарований...
Ка м ешек-то ,
пожалуй,
не
древнеэллинский,
как
по-вашему?
Я
не
успел
ответить,
как
он
самым
серьезным
тон ом
добавил:
—
А
на
всякий
случай
дава йт е
сохраним
по
кусочку.
Если
это т
мрамор
и
не
и меет
непосредственного
отноше­
ния
к
Парфенону
или
к
Акрополю,
он
все
равно
стар ше
нас
лет
эта к
на
м иллио н.
Природный
же,
не
фа льши ­
в ый.
Добыт
в
Карраре...
Вообще,
К он ста нтин
Гео рг ие вич
был
об разц ов ым
до-1
рожным
с путн иком ;
добрый,
веселый,
заботливый,
не
по
возрасту
по д вижный ,
легко
подбиваемый
на
любое
пр и­
ключение,
л ишь
бы
оно
сулило
открытия,
умножало
опыт,
но
—
при
одном
у с ловии:
чтобы
это
ни
на
волосок
не
нарушило
раз
навсегда
установленных
им
для
се бя
нр авс твен ных
правил.
Я
редко
встречал
таких
чистых
и
чест ны х,
кристально
чистых
и
рыцарски
честных
лю­
дей,
как
Ко н станти н
Георгиевич.
При
то м,
что
он
все
подмечал
и
запоминал,
—
п о дмечал
вовне,
в
окружаю­
щей
обстановке,
з амечал
в
тебе,
видел
тв ои
смешные
черты
и
поступки,—
он
никогда
не
употреблял
св оих
на­
блюдений
во
зло,
не.ехидничал,
не
колол
те бя
своим
зн ан ием
и
видением
насквозь
тв оих
сл або сте й.
Это
не
зн ач ит,
что
он
над
тоб ой
не
шутил:
шути л,
и
притом
так
смешно,
что
ты
вм есте
с
ним
хохотал
от
души,
но
обид­
но
и
оскорбительно
это
никогда
не
было,
его
юмо р
не
бил
по
твоему
самолюбию,—
он
о бла дал
тончайшим
тактом,
который
об ере гал
его
от
таких
ошибок.
Любо­
пытно,
что
в
литературной
работе
ему
приходилось
ош и­
ба ть ся.
Там
иной
раз
ему
не
хватало
художественного
так та
и
чувства
меры,
и
тогда
в
р ассказ,
в
повесть
за­
крадывалась
красивость,
сентиментальность,
многосло­
вие,
риторичность.
В
жизни
это го
не
случалось,
в
жи з<
391


ни,
в
общении,
в
устных
ра сск азах
Константин
Георгие­
вич
был
■—
не
могу
и
не
хоч у
подбирать
другого
подхо­
дящег о
слова
—
иде ален .
Трудно
сказат ь,
от
бога
э то,
врожденное,
или
он
выработал
это
в
себе
постепенно,—
думаю,
что
и
то
и
другое.
Юмор
его.в
полн ой
ме ре
как
раз
п р оявлялс я
в
устных
расс каза х
—
в
них
он
был
бесподобен,
причем
да же
в
пестром,
смеш анно м
обще­
стве,
например
в
пароходном
салоне.
Даже,
ибо
обычно
он
был
молчалив,
застенчив,
несколько
угл оват ,
избегал
незнако м ых
или
ма лозн ак омых
людей .
На
корабле
мЬі
с
ним
жи лй
в
разных
каютах:
нас
еще
ран ьше,
до
встречи,
поселили
врозь,
и
из м енить
это
оказалось
невозможно.
Кста ти,
его
койка
на
теплоходе
был а
неудобной
и
беспокойной:
в
узкой
каюте,
у
самой
двери,
так
что
каждый
раз,
когда
дверь
отк ры вали ,
она
хло па ла
по
железному
борту
койки.
Пр авда,
большую
часть
дня
мы
проводили
на
па л убе:
разговаривали,
чи­
тали,
еще
ча ще
любовались
морем,
а
ес ли
земля
была
близко,
то
и
сушей,
например
в
замечательных
по
живо­
пи снос ти
и
по
историческому
з начен ию
проливах:
Б ос­
ф оре,
Д арда н еллах,
Мессинском
проливе,
Гибралтаре,
Кильском
канале.
Огибая
Пиренейский
полуостров,
мы
наблюдали
в
бинокль
довольно
бл изко
португальский
берег
—
монастыри,
башни,
крепости;
морские
курорты.
И
уж
не чего
говорить,
как
прилипали
мы
к
б орту,
когда
теплоход
входил
в
гавань
и
о шварт овыва лся
у
причала
или
бросал
якорь
на
рейде.
В
Неаполе
наш
теплоход
долго
жд ал
своей
очереди
п ос реди
зал ива,
и
мы
без
конца
могли
любоваться
его
у ника л ьне йшим
в
мир е
голубым
про ст ор ом.
(Говорят,
с
ним
может
сравниться
лишь.бухта
Сан-Франциско,
но
там
чел о век
перекинул
через
нее
два
моста,
а
зд есь
по­
ка
все
н ат ура ль но !) На востоке виднелся курившийся
чут ь
заметным
дымком
Везувий,• что дало повод поэту
Сергею
Орлову
мрачно
сказать:
—
Ком у
Везувий,
а
нам
не
везувий!
Сергею
Сергеевичу,
как
и
всем
остальным
пассажи­
рам
«Победы», не терпелось скорее очутиться на берегу.
И сключ ен ие
составлял
Паустовский:
со
счастливым
ли­
цом
он
смотрел
и
смотрел
во кру г,
со з навая,
что,
как
только
мы
сойдем
с
теплохода,
начнется
об ычн ая
суета
и
спешка
—
посадка
в
автобусы,
воп ро сы
туристов,
по-
392


яснен ия
гидов,
—
а
здесь...
здесь
гладь
залива,
небо ,
Везувий,
и
м ожно
спокойно
всем
эт им
н аслаж дат ься .
.. .Полной
противоположностью
для
нас
через'
две
нед ели
явился
.Роттердамский
порт .
Мы
прибыли
туда
к
в е черу,
теплоход
заночевал
у
причала,
и
на
набереж­
ной
нам
выдали
на сто ящую , «апашиаду».
Д вое
парней
тас кал и
своих
подруг
по
асфальту
за
волосы,
за
руки,
за
ноги,
с
ра змах у
бросали
в
кусты,
б или
по
лиц у,
и
никто
не
обращал
на
это
внимания:
по дъез жал и
маши­
ны,
люди
вх од или
в
расположенное
рядом
кафе,
вых о­
д или,
прогуливались
по
набережной.
Зат о
все
п асс ажи­
ры
нашего
теплохода
столпились
у
борта,
так
что
мы
с
Пау сто вск им
всерьез
опасались
—
не
опрокинулся
бы
корабль
на
этот
перегруженный
бок...
Сперва
и
мы,
гре ш ным
делом,
сочли
эту
др аку
стихийной,
взаправ­
да шней ,
но
по том
смек ну ли,
что
«апаши»
устроили
ее
специально
для
туристов:
—
Хотите
портовой
экзотики?
Получайте! ..
В
Р име
и
в
Париже
мы
жили
в
гостиницах,
то ч­
нее
—
в
них
ночевали,
ибо
все
остальное
вр емя
туристов,
как
водится,
занято
бе гот ней
по
музеям
и
кружением
по
городу
и
пригородам
в
автобусах.
Когда
мы
с
Паустов­
ским
в ошли
в
номер
римской
гостиницы,
нашим
глазам
представилось
нечто,
напо м ни вшее
один,
зарубежный
детектив,
где
в
комнате
все
оказалось
перевернуто
вверх
ногами:
кр ес ла,
стулья,
стол,
ваза
с
фруктами,
кар т ины,
на
стен ах,
и
все
это
для
того,
чтобы
сыщик
и
читатели
не
заметили,,
вер нее
не
догадались
истолко­
ва ть
так,
как
следует,
од ну
де та ль:
белый
воротничок
у
лежащего
посреди
комнаты
трупа
пер еверну т
углами
назад,
га лст ук
отсутствует;
дело'
в
том,
что
убит
был
като л ически й
патер,
но
понять
это
следовало
только
в
конце
романа.
-
Убитого
п атера ,
в
римском
номере
мы
не
обнаружи­
ли,
но
стулья
и
кресла
громоздились
вверх
но жкам и
на
столе,
на
кроватях,
а
картина
с
традиционными
италь­
я нским и
пиния ми
по ви сла
боком.
Не
скрою,
столь
откро­
венное
пр ен ебр еж ение
правилами
гостеприимства
м огло
бы ть
во с пр инято
на ми
кисло
и
отравить
пребывание
в
Ве чном
город е,
но
мы,
поглядев
д руг
на
друга,
уселись
на
чемоданы
и
прим ер но
с
минуту
хохотали.
З атем
по­
очередно
ум ылись
(вода текла из крана нормально,
не
вверх,
а
в низ ), вытерлись носовыми платками (по л о те н­
393


ца,
увы,
пока
отсутствовали)
и
отправились
на
п рогу л­
ку.
Когд а
же,
поздно
вечером,
мы
возвращались
до мой
после
долгого,
утомительного
туристского
дн я,
мы
пыт а­
л ись
уг адат ь
—
в
ка ком
виде
найдем
наш
приют.
В
но­
мере
все
оказалось
в
по р ядке,
даже-картина
висела
правильно.
—
Видите,—
ска зал
Паустовский.—
Войди
мы- утр ом
в
прибранный
но мер,
мы
так
бы
и
не
у зна ли,
что
к
нашему
приезду
готовились,
затеяли
боль шую
уборку.
Мне
нравится
эта
на ивна я
показуха,
очевидно
она
в
ха­
рактере
итальянцев.
Пр авда,
без
нее
б ыло
бы
скучнее?-
—
Правда,—
от вет ил
я
с
достаточной
долей
искрен­
ности.
—
Но
даже
ес ли
это
бы ла
халатность,—
неожидан­
но
заключил
Паустовский,—
в
это м
тоже
есть
что-то
простосердечное.
Верно?
Как
в
Риме,
так
и
в
Пар иже
Паус товс кий
испытывал
перед
сном
заметное
беспокойство.
Он
давно
был
серь­
ез но
болен,
его
мучила
астма.
В
тот
год
она
докучала
ему
еще
не
так
си льн о,
как
в
конце
его
жизни,
но
все
же
он
задыхался,
ему
был о
тяжело,
ды шать ,
особенно
ночью,
в
душном
маленьком
номере.
Перед
тем
как
улечься,
он
тро гат ельно
прос ил
меня
не
сердиться,
если
он
будет
хрипеть
и
ка шлят ь,
а
утром
долго
д опы тыва л­
ся,
очень
ли
он
мне
мешал,—
ви дно
бы ло,
что
это
его
тревожит.
Но
с пать
мне
ни что
не
м огло
помешать:
мы
возвращались
домой
донельзя
уставшиё,
л ожили сь
спать
непозволительно
поз дно ,
если
не
сказат ь
рано,
уже
к
утру:
и
на
Итали ю,
и
на
Ф ра нцию
у
нас
пришлось
в сего
по
три
д ня.
Мы
мечтали
об
одном:
выдюжить!
Не
только
не
выбиться
из
программы,
но
и
героически
ее
перевыполнить:
желание,
свойственное,
наверное,
в сем
туристам,—
мы
обшучивали
е го,
но
исполняли.
-Деликатный,
заботливый
Паустовский
в
каких-то
ве­
щах
был
обидчив,
мнителен,
уяз ви м,
особенно
в
том ,
что
касалось
его
наружности.
Еще
в
начале
нашего
пу те­
ше ствия
в
к аких -то
«местных»
га зет ах,
кажет ся
италь­
я нс ких,
писали
о
том ,
что
русский
советский
п исате ль
Пау сто вс кий
забы л
взят ь
с
с обой
ш ляпу
(или потерял
ее,
только
еще
ступив
на
те пл оход ).
Как
ни
странно,
но
»то они не придумали:
Паустовский
действительно
гд е-
то
посеял
шляпу,
а
сол нце
а к тивно
жарило,
при п екая
г ол ову.
У
меня
б ыли
с
соб ой
и
шляпа
и
тюбе тей ка,
и
я
894


охотно
ссудил
ему
последнюю,—
шля па
была
ему
не
впору.
Ко нст ан тин
Георгиевич
не
с тесняясь
ходил
в
эт ой
старой
потертой
чеплашке
всюду,
где
его
окружали
чу­
жие
люди ,
не
об ра ща вшие
на
н его
внимания.
Но
как
только
он
замечал,
что
его
намереваются
сфотографиро-
вать ,
он
мгновенно
стаскивал
с
головы
тюб етейк у
и
со­
вал
ее
в
ка р ман.
Он
и
мне
не
позволял
снять
его
в
этом,
головном
уборе,
как
видно,
ему
не прив ычном ,
ассо ц и­
ировавшемся
с
чем-то
смешным
и
гл упым.
К стати ,
среди
шес ти
сот ен
туристов
было
несколько
человек
в
т юбе­
тейках,
и,
как
нарочно,
все
это
б ыли
мал оп риятн ые
люди.
Тем
не
менее
мы
с
ним
дивно
запечатлели
др уг
др уга
на
фотографиях.
Он
ме ня
—
выходящего
с
гордым
видом
из
модернового
в ида
уб о рной
на.площади
в
Роттер­
даме,
как
раз
наискосок
от
знаменитой
железной
скульп­
туры
«Крик раненого города», а я его
—
на
ф оне
гигант­
с кой
стекл янн о й
вит рины
с
живо пис но
ра с поло живши­
мися
в
ней
молодыми
болванами
(манекенами)
в
пальто
и
бе з,
в
п иджака х
и
б ез,
в
шляпах
и
без.
А
без
юмора
он
отлично
снял
ме ня
за
чашкой
кофе
на
Капри
и
в
ку пе
вагона
Не ап оль
—
Рим ,
старомодно
оби том
внутри
красным
бархатом
и
увешанном
всюду,
где
только
воз­
мож но,
копиями
кар тин
в елик их
итальянских
мас теров .
В
поезде
Гавр
—
Париж,
в
о т личие
от
Италии,
раз­
вешаны
бы ли
«ню», в самых разнообразных позах,
на
пляже
и
до ма.
О бъе диняла
оба
экспресса
лишь
«безум­
ная»
по
тому
времени
скорость:
сто
пятьдесят
километ­
ров
в
час;
в
сочетании
с
бе т онными
шпа лам и
и
отк рыт ы­
ми
окнами
(из-за
небывалой
для
сентября
жары)
это
со здавал о
такой
не имо ве рный
шум,
что
разговаривать
б ыло
пбчти
не мыс лимо .
Впрочем,
в
поезде
Гав р
—
Па­
риж
мы
уже
несколько
приспособились
к
грохоту
и,
за­
крыв
наглухо
окна,
могли
’беседовать,
тем
более
что
в
Гавре
нас
встретил
корреспондент
парижской
газ еты
«Русские новости»
—
бывшие
милюковские
«Последние
н ов ости », а теперь орган сочувственно настроенных к
нам
эмигрантов,
многие
из
которых
уже
им ели
совет­
ски й
паспорт.
Эт от
пожилой
чело в ек
ока зался
д ор ево­
люционным
пр иятел ем
й
коллегой
Василия
Регинина,
в
те
далекие
времена
редактора
извест но г о
бульварного
«Синего журнала», а в тридцатые годы
—
ближайшего,
сотрудника
нашего
популярного
еженедельника
«30
395


дней»
и
близкого
знакомого
самого
Константина
Геор-'
гиевича.
И
наружностью
и
повадками
этот
русский
француз
по ходи л
на
Регинина:
богемистого
вида,
говор­
ли вый,
бойкий,
с
кр ас ным
носиком.
Единственно,
кем
он
заинтересовался
из
нашей
компании,
эт о,
к оне чно,
Па­
устовским,
—
как
истый
интервьюер,
он
прямо
впился
в
Константина
Георгиевича.
Насколько
не охотн о
Паустовский
от веч ал
на
ра с­
спросы
о
себе
(не потому,
что
го во рил
с
эмигрантом
и
осторожничал,—-он
вообще
не
любил
расспросов:
ес­
ли
ему
интересно
что-нибудь
р ассказ ать ,
он
сам.
с
удо­
вольствием
р ас с к аж е т), настолько же неподдельный ин­
терес
вызвал
у
не го
ра'ссказ
журналиста
о
своих
при­
ключениях
во
время
войны
и
оккупации.
Как
он
бежал
с
же ной
на
велосипедах
из
Пар иж а,
ког да
в
1940 году
туд а
пришли
немцы,
как
сразу
же
п осле
освобождения
Парижа
вернулся
и
теперь
живет
там
же,
где
жил
.и
-до
войны
—
в
Булони
(не в Булонском лесу,
месте
ар ис то­
к рати ческ их
верховых
прогулок,
а
в
Булони,
предместье
Парижа).
Видно
бы ло,
что
этот
старый
газетный
волк
сумел
разбудить
писательский
аппетит
в
св оём
св е рст­
нике
из
новой
Рос с ии,
до сад но
только,
что
до
Парижа
из
Гавра
вс его
п олто ра
ча са
пути
—
не
успеть
наго во ­
риться.
..
А
ведь,
слушая
р ассказ ы
журналиста,
надо
не
спускать’
гЛ аз
с
окрестностей,
молниеносно
проносив­
шихся
мим о
окон.
Остан о вки
редки:
Руан,
Вернон
—
и
обчел ся ...'
Помню
такж е,
как
заинтересовал
Паустовского
в
Ста мбу ле
сторож
при
бывшем
султанском
дворце,
рус ­
ский
сол да т,
застрявший
зде сь
после
плена
в
первую
м иров ую
войну.
Вид
у
нег о
был
совсем
нищенский:
рва ­
ная
одежда,
ни
одного
зу ба^в о
рт у,
худой,
он
грелся
на
солнышке
у
в орот.
Паустовский
заговорил
с
ним,
чтобы,
как
он
объяснил,
узнать,
по мнит
ли
тот
что-нибудь
о
св оей
пр ежн ей
жизни.
Солдат
помнил,
но
расспраши­
вать
и
сл уш ать
его
бы ло
некогда,
и
Паус тов ский
о
нём
ничего
не
написал,
хотя,
например,
в
его
«Мимолетном
Париже»
существуют
и
чис то
импровизированные
пер ­
сон ажи
и
сценки.
На
третий
де нь
пребывания
в
Париже
мы
решили
отделиться
от
туристского
к олле ктив а
и
побродить
п еш­
ко м.
Мы
—
это
Паустовский,
Елена
Катерли,
Даниил
396


Гра нин ,
Сергей
Орлов
и
я.
Начал и
мы
с
Центрального
рынка,
знаменитого
Чрева
Пар иж а,
и
правильно
сдел а­
ли
—
дни
его
бы ли
с очте ны,
че го
мы
тогда
не
знал и.
Когда
я
уже
пи сал
этот
оч ерк,
мне
попалась
на'глаза
статья
—
краткий
обзор
реконструкций
Парижа
п ри мер­
но
за
последние
сто
ле т.
Там
говорится,
что
на ибо ль ший
протест
у
пар ижан
вы з вала
ликвидация
Центрального
рынка,
точнее
не
сама
лик вида ция
и
не.
перенесение
его
за
город ,
а
предлагаемые
проекты
—
что
на
этом
месте
пос т рои ть.
Сохранилась
напротив
-рынка,
на
кр аю
пл о­
ща ди,
и
знаменитая
та верн а
«Курящая собака» («Au
chien qui fume»), которую мы с Паустовским сфотогра­
фировали.
Мой
снимок
неважный,
но
все
же
я
с
у до­
вольствием
сейчас
его
р аз ыскал
и
рад
узна ть ,
что
эта
таверна
уцелела.
Уже
за
несколько
кварталов
до
Чрева
наши
ноги
начали
погружаться
по
щиколотку,
а
м естам и
почти
до
колен,
в
стружку,
о пилк и,
м ятую
бумагу:
все
п од ходы
и
по д ъезды
к
рынку
бы ли
завалены
упаковочным
мусо­
ром
и
остатками
разбросанной
тары.
Торговля
на
эт ом
рынке,
как
известно,
оптовая
и
происходит
она
р ано
утром,
так
что
в
десять
часов
мы
з астал и
ее
л ишь
на
кончике.
Из
д вена дца ти
грандиозных
корпусов
мы
успе­
ли
за беж ать
только
в
рыб ный,
вернее
морской,
где
наш е
воображение
поразили
неслыханной
ве личины
крабы,
а
та кже
м оре
разлившейся
по
бетонному
пол у
тало й
во­
ды:
лед,
в
котором
сюда
привезли
экзотическую
м ор­
скую
живност ь ,
к
это му
часу
таял
так
энергично,
что
вода-
не
усп евал а
стекать
в
канализационные
люк и,
и
мы
ковыляли
на
каблуках,
стараясь
задирать
носки
ту­
фель
кверху,
чт обы
не
про моч ить
ноги.
Думаю,
что
в
выборе
именно
рыбного
павильона
с ыг­
рал
роль
профессиональный
интерес
охотника
и
рыбака
Паустовского,
а
еще
и
то,
что
пе ред
павильоном
толпи­
лось
и
суетилось
с
десяток
монахинь
—
матерей-эконо­
мок
и
сестер-экономок,
о беспеч и вающих
своим
мон асты ­
рям
по ст ный,
но
вк у сный
ст ол.
Для
нас
это
б ыло
не
меньшей
экзотикой,
чем
лангусты
и
кальмары,
особенно
в
сочетании
с
мотороллерами,
на
которых
инокини
по дъ­
езж али
и
отъезжали:
нарядная,
я ркая
расцветка
этих
элегантных
машин,
только
нед ав но
вошедших
в
моду,
пр азднич н о
контрастировала
с
черно-белой
монашеской
у ниформ ой .
Конфузясь,
спеша,
пы таяс ь
делать
все
нез а­
397


метно,
мы
с фото гра фи ро вали
со
спины,
сбоку
садящихся
на
мотоседла
молодых
и
немолодых
монашек,—
но
вот
то
одна,
то
другая
оборачивались
к
нам
с
ободряющей
улыбкой:
мол,
дав ай -д авай,
не
бой ся,
снимай,
ч его
та м!
Чест н ое
слово,
эта
улыбка
не
столь
уж
отличалась
от
улыбки
вчерашней
красавицы,
которая
маняще
у лыб ну­
лась
нам
с
Паустовским
и
Ел еной
Катерли,
садясь
в
роскошную,
б елую
машину,
ког да
мы
б р одили
ночью
в
районе
площади
Пигаль.
Мои
спутники,
о дин
пользуясь
привилегиями
старшего,
другая,
тем,
что
она
дама,
изде­
вательски
уве ря ли
меня,
что
ман я щая
улыбка
целиком
относилась
ко
мне,
а
я
стыдливо
открещивался,
строя
литературные
и.
на у чные
гипотезы:
мо л,
улыбка
—
это
просто
рефлекс,
пр ивыч ный
сиг нал ,
механически
посы­
лаемый
в
пространство,
как
посылает
св ои
лучи
ма я к..,
Пок ида я
рынок,
мы
получили
в
п од арок
еще
од ну
улыбку,
но
уже
иного
рода.
Когда
мьі
ск л очно
обсужда­
ли
проблему
—
как
б лиже
пройти
к
острову
Сите,
к
Но­
во му
мосту,
мы
не воль но
обратили
в ниман ие
на
то,
что
•к нашим словам прислушивается пожилая женщина.
Катерли,
человек
наиболее
реш ит ель ный
и
непосредст­
венный
из
нас
пятерых,
спр о сила:
—
Вы
русская?
Вы
знаете
русский
яз ык?
С
большим
трудом
удалось
убедить
эту
же нщ ину
от­
в ечать
нам
сл ов ами
или
хотя
бы
междометиями,
а
не
только
робкими
жестами.
Она
смущалась
как
д ево чка.
Да,
она
русская,
но
она
так
давно
зде сь
живет,
ни
с
кем
из
русских
парижан
не
встречается
и
совсем
забыла
русский
язык.
Понимать
понимает,
а
говорить...
И
вдруг’заплакала!
Тут
наступил
наш
чер ед
засмущать­
ся.
Когда,
изв инивш ис ь
за
не воль но
причиненную
боль,
мы
расстались,
пош ли
и
в
какой-то
момент
оглянулись,
на ша
бывшая
соотечественница
все
с тоя ла,
глядя
нам
вслед.
Не
зн аю,
возможно,
что
эта
встреча
запомнилась
бы
мне
в
любом
случае,
но
так
вышло ,
что
в
памяти
она
тесно
свя за на
с
Кон стант ино м
Георгиевичем.
В
п родол ­
жение
дня,
несмотря
на
множество,
впечатлений,
к аж­
дое
из
которых,
казалось,
перекрывало
по
яр ко сти
все
предыдущие,
а
главное,
которых
б ыло
чересчур
много,
Па устов ски й
нет-нет
да
и
вс пом нит
вслух
эту
ж енщи ну
с
ее
смущенной
и
грустной
улыбкой.
Конечно,
не
исклю­
чено,
что
мы
все
немножко
преувеличили
ее
пережива-»
898


ния
от
встречи
с
на ми,
но
это
неважно,
гор аз до
важ нее
ка зал ись
тогда,
да
каж ут ся
и
теперь,
на ши
собственные
впечатления
от
этой
встречи.
Пау сто вс кий
был
для
меня
точным
прибором,
с
которым
я
сверял
св ои
чув с тва,
Я
видел,
что
ему
до
смерти
хочется
домыслить
в
вообра­
жении
эту
незнакомку,
что
он
мысленно
ид ет
за
ней
по
п ятам,
незамеченный
входит
в
дом,
в
квартиру,
видит,
как
она
живет,
кто
ее
окружает,
и
ему
интересно
—
рас­
ск ажет
ли
она
своим
бл изк им
о
встречё
с
русскими
или
промолчит,
или
она
сейчас
одинока,
муж
ее
умер,
дети
р аз ъехал ись
и
забыли
и
пр.
и
т.
п.
Ув ы,
эта
женщина
промелькнула,
как
за
окном
вагона,
и
больше
мы
ее
ник о­
гда
не
увид им
и
ничего
о
ней
не
узнаем.
Я
видел,
что
эта
тип ичн ая
писательская
тоска
от
невозможности
узнать
весь
де нь
томила
Паустовского,
и
я
ему
оче нь
сочувст­
вовал.
..
От
рынка
оказалось
довольно
близко
до
Нового
моста,
известного
нам
не
только
по
литературе
и
фото­
гра фи ям,
но
и
по
ка р тинам
Марке,
который
жил
почти
напротив
этого
моста
и
постоянно
его
изображал.
Вбли ­
зи
ул ицы
Риволи
и
Но вого ,
моста
воз выша лс я
б ольш ой
универмаг
«Samaritaine», который нас мало интересо­
вал
за
неимением
л ишних
франков,
равно
как
и
сверх­
людная
у лица
Риволи
с
ее
шикарными
магазинами
и
л ихо
мчащимися
автомобилями
(теперь они,
говорят,
еле
движутся
из-за
тесноты
и
избытка
транспорта).
Мы
скорей
побежали
на
мост,
откуда
с
наслаждением
у ви­
дал и
внизу,
почти
под
на ми,
ос тров
Сите,
гус то
населен­
ный
историческими
зданиями
и
остроугольно
ко нчаю ­
щийся
вниз
по
течению
бены
прелестным
газоном
и
ку­
пами
деревьев.
Своими
очерта ни ями
эта
оконечность
ос тр ова
на поми на ет
нос
ко раб ля
или
подводную
лодку,
но,
в
о тл ичие
от
них,
чрезвычайно
мирна
и
идиллична.
Мы
ср азу
направились
к
другому,
верхнему
концу
ост­
рова,
гд е,
вдоволь
налюбовавшись
собором
Нотр-Дам
(внутрь собора мы не попали
—
был
закрыт
на
ремонт),
каждый
собрал
себе
под
его
стен ам и
не мн ого
каш та­
но в,—
разумеется,
нам
подал
при мер
Паустовский,
по-
дет ски
любивший,
естественные,
природные
сувениры.
Затем
мы
вернулись
к
Новому
мосту,
равнодушно
мино-:
вав
стороной
Дворец
правосудия
и
Криминальное
управление,—
то гда
мы
еще
не
знали.
роман ов
Жоржа
Сименона
о
комиссаре
Мегре,—
и
пош ли
по
н аб ереж ной
399


Сены,
кот ора я
изобилует,
как
мы
убедились
сами,
буки­
нистическими
лавочками
и
к н ижными
разв ала ми
пря мо
на
воздухе;
зде сь
мы
опять
же
увековечили
д руг
друга
ФЭДами
в плот ную
у
книг,
листая
их
и
даже
приобретя
кое-что
на
св ои
скудные
франки;
не
помню,
что
купил
Паустовский,—
я
ку пил
две
маленькие
монографии:
«Утрилло»
и-
«Тулуз-Ло тр ек» .
Мы
поднялись
-
на
четвертый
или
на
пя тый
эт аж
не ко его
до ма
на
улице
Ра сина,
встретив
на
лестнице
знакомого
нам
еще
nö Москве известного французского
критика
и
историка
ки но
Жоржа
Са ду ля,
и
вошли
в
про­
грессивное,
говоря
точн ее,
коммунистическое
издатель­
ств о,
воз гла вляе м ое
Луи
Арагоном.
А раг она
в
этот
день
в
издательстве
не
б ыло,
нас
принял
директор
Пь ер
Аб­
рахам
и
секретарь
журн а ла
«Europe» Пьер Гамарра,
поэ т
и
прозаик,
которого
мы
знали
по
переводам
его
книг.
По
правде,
сказать,
у
нас
бы ла
маленькая
задняя
мысль:
а
вдруг
издательство
вручит
Паус тов скому
гон о­
рар
за
не дав но
вышедшую
здесь
его
книжку!
В
каком -
то
смысле
мы
не
ошиблись:
нас
-дружески
приняли,
угостили
бутылкой
вина ,
каждому
подарили
по
номеру
ж урнала
«Europe»,
Пь ер
Гамарра
надписал
нам
сво ю
книжку
«Сирень на Сен- Лазар »
и
по шел
проводить
нас
до
отеля.
Тогда
никто
из
нас
не
пре дпола га л,
что
че рез
несколько
лет
издательство
н ачнет
том
за
томо м
вы­
пускать
сочинения
«Par Constantine Paustovski» и пе­
р ев едет
их
русская
парижанка
мадам
Лидия
Д е лектор­
ская,
с
которой
мы
познакомились
в
Па риже ,
что
не
раз
потом
она
приедет
в
Россию
—
и
к
Паустовскому,
и
к
нам,
и-на
к онфе ре нцию
переводчиков
по
приглашению
Союза
писателей
СССР,
и
для
устройства
выставки
кар­
тин
Ан ри
М ати сса
по
приглашению
Эрмитажа
и
Му зея
изобразительных
искусств
имени
Пуш кина,
и
одарит
нас
чудесными
монографиями
о
Матиссе,
секрет ар ем
и
другом
которого
Лидия
Н икол ае вна
была
много
ле т.
Об
этой
прелестной
женщине,
ко тор ая
восьмилетним
ребен-
ком
была
увезена
в
двадцат ых
годах
из
России,
но
лю­
бит
ее
всем
сердцем,
что
уже
доказала
своим
переводом
таких
русских
к ниг
Паустовского,
написал
сам
Константин
Георгиевич
в
очерке
о
Париже.
Нынче,
в
сво й
очередной
приезд
в
Россию,
она
подарила
мне
«Ка­
та
Bougaz», надписав на глянцевой меловой обложке:
400


«Этот вышедший к 80- ле ти ю
Константина
Георгиевича
мой
д есятый
П ау ст о вский».
К
книге
приложена
подроб­
ная
к арта
Каспийского
и
Ар альс ко го
морей
с
прилегаю­
щим
к
ним
сухопутьем,
где
все
географические
названия
приведены
на
русском
и
на
французском
языках
(как я
за мет ил,
Ли дия
Ни кол аевна
больше
всего
гордится
этой
картой,
помещенной
зде сь
по
ее
иде е!).
Но
все
это
бы ло
далеко
впереди,
а
тогда
мы
с
Га-
марра
по
п ути
в
гос т иницу
за шли
во
двор
дома,
где
некогда
жил
Вольтер,
заглянули
во
дворик
дома,
где
зимой
живе т
Пикассо,
проехали
в
автобусе
с
открытой
вместо
вхо дн ой
двери
задней
стенкой
и
дву мя
ступень­
ками
под
ней
во
всю
ширину
к узо ва,
сл овом ,
рыдван
весьма
допотопного
в ида,
как
все
мы
го рдо
подумали,
вс по мнив
наши
московские
и
ленинградские
автобусы,
и
тут
же
од ин
из
нас
был
н аказан:
рыдван
дернуло,
и
от
толчка
наш
т ова рищ
сел
на
колени
како й-т о
жгучей
брюнетке
с
усиками,
которая
зашипела
от
злости,
несмотря
на
его
искренние
из вин ения
на
чисто
русс ком
языке.
Мы
с
Паустовским
радостно
наблюдали
этот
ма­
лен ьки й
э пизо д.
Ка кое
сч асть е,
цинично-
думали
мы,
что
это
случилось
не
с
на ми! ..
Но
вот
пар ижск ие
наши
пр и ключ ения
кончились:
сно ва- по езд
в
Гавр;
отплытие;
Па-де-Кале;
скорее,
уг а­
дываемые
вда ли,
чем
зримые
меловые
холмы
А нгли и;
традиционный
туман;
тревожные
гудки
и
сирены
вы ны­
ривающих
из
тумана
встречных
судов;
плавучие
буй ки
с
кол окола ми,
мерно
качающиеся
на
волнах;
; море,
опя ть
море,
море
и
мо ре
с
промелькнувшими
за
один
д ень
на
суше
тремя
голландскими
городами
—
Роттер­
дамом,
Амстердамом,
Гаагой,
которые
мы
успели
с
ре­
кордной
быстротой
о бъех ать,
осмотреть
и
о тс нять
(если
позволителен
такой
в ульга ризм )
нашими
ФЭД ами ;
очень
кстати
это
был
понедельник,
единый
для
всех
гол­
ла ндце в
д ень
стирки,
и
во
всех
дворах
сушилось
на
све­
жем
воздухе
белоснежное
бе ль е...
И
опять
м оре,‘и
целы х
полдня
Кильского
канала,—
целых
п от ому,
что
полдня
—
это
очень
немалый
срок ,
особенно
если
с идишь
или
стоишь
на
палубе
и
не усы пно
смотришь
на
бер ег а,
вдоль
которых
плывешь
„почти
впритирку,
ст ар аясь
хорошенько
разглядеть
и
запом­
нить
не
только
ли ца
и
костюмы
людей,
но
и
жив опи сные
гр уппы
коров
или
ст ар инные,
откровенно
декоративные
14 л.
Рахманов
401


мельницы.
Затем
час
шлюзования
плюс
короткая
оста«
новка
в
Киле
(местные ребятишки бросают нам,
а
мы
им
медную
мелочь
—
стихийный
обмен
сувенирами),
вслед
за
чем
оказываемся
в
Балтийском
м оре.
Двухдневный
(или полуторадневный,
не
помню)
п ры­
жок
через
Балтику;
ранним
утром
вошли
в
фиорды,
ко­
торые
сложным
извилистым
путем
проводили
нас
в
Сток­
гольм.
Несколько
часов
Неслыханной
красоты
ш хер
—
островных
и
прибрежных
скал,
—
а
затем
целы й
день,
(уже по- насто ящем у
це лый,
с
ут ра
до
н очи)
в
шведской
столице,
то же
скалистой,
красивой
ос об е нйой,
строгой
красотой.
Мно жест во м
каналов
и
островов
Стокгольм
напоминает
Ленинград,
но
в се-таки
Ленинград
еще
кра­
сивее!
Тут
мы
должны
б ыли
приз на ть ся
др уг
другу:
мы
устали!
Устали
от
изобилия,
разнообразия,
пестроты
впечатлений.
Уже
начиная
с
Голландии
восприятие
наш е
начало
притупляться.
Даже
у
Паустовского!
Шесть
стран
—
это
много.
Любопытная
психологическая
де­
таль:
так
как,
несмотря
на
конец
сентября,
в
Стокголь­
ме
бы ло
необычайно
тепло,
все
уличные
кафе
перепол­
нены ,
на
улицах
масса
гуляющих,
по-летнему
одетых
людей,
в
скверах,
в
садах,
на
бульварах
—
всюду
сидят
загорают
молодые
и
стар ы е,
блаженно
подставив
лица
с олн цу,
то
мы
ощутили,
что
остро
завидуем
этим
безза­
бо тно
отдыхающим
людям!
Н ам,
труженикам-туристам,
на до
бег ат ь,
ездить,
смотреть,
по спевать ,
познавать,
знакомиться,—
а
им
ничего
не
на до.:
с иди
от д ыха й!..
Да,
перебор,
устали.
Между
прочим,
в
Стокгольме
я
побывал
через
два
года;
вполне
отдохнувший
за
это
вре мя
от
заграничных
впечатлений,
я
с
удовольствием
открывал
для
себя
зано­
во
эт от
город.
А
в
тот,
в
первый
раз,
мы
неожиданно
пр ов ели
в
Стокгольме
всю
следующую
ночь.
Т очне е,
спали
в
своих
каютах
на
теплоходе,
который
до
у тра
сто ял
у
причала:
на
море
синее
вечерний
пал
туман,
и
лоцман
не
решился
ночью
вести
наш
корабль
через
ла биринт
фиор д ов.
Поэтому
днем
мы
еще
раз
н ас лади­
л ись
их
красотой.
З атем
новый
мо рск ой
прыжок,
и
на
следующий
день
—
Финский
залив,
мы
п очти
дома.
Словно
бы
в
каче ств е
отдыха
от
эт их
м огуч их
прыж­
ков
и
избытка
впечатлений,
нас
поджидал
мелкий
ка­
зус.
Накануне
прибытия
в
Ле нингра д
мы
решили
накле­
ить
на
свои
чемоданы
яр кие,
пок аз ат ель но-з аг ранич ные
402


ярлыки
и
рекламки,
которые
нам
вру чил и
в
ри мс ком
и
парижском
от ел ях:
что
им
втуне
лежать,
пусть
кра су­
ю тся
на
виду!
Кле я
у
нас
с
собой,
естественно,
не
бы ло,
и
Паустовского
осенила
идея:
Рахманов,
как
более
мо­
лодой,
отправится
в
корабельную
б ибл ио теку
и
попро^
сит
на
полчаса
клей,—
мол,
Константин
Георгиевич
неважно
себ я
чувствует
и
пот ому
не
мог
прийти
сам
и
здесь,
на
месте,
подклеить
вс тавк и
в
свою
р укоп и сь...
Сказано
—
сделано.
За
полчаса
мы
действительно
успе­
ли
налепить
на
чемоданы
эти
роскошные
я рлыки ,
и
я
с
удовлетворением
отнес
кл ей
обратно
в
библиотеку.
Увы ,
на
сл еду ющее
утро
все
наклейки
с
чемоданов
сл ете ли
—-
к лей
ока зался
недееспособным!
По-моему,
Паустовский
огорчился
гораздо
больше
меня:
я
уже
говорил,
что
этот
честнейший
чел о век
питал
пристрастие
к
мальчишеским
хитростям
и
эффектам..
Правда,
переживать
неу дачу
не
бы ло
времени:
теп­
лоход
миновал
К ронш тадт,
форты,
шел
Морским
кана­
ло м,
через
считанные
минуты
п ре дст ояло
ошва рт ова тьс я
у
пр ичал а
Ленинградского
порта,
где
в
нетерпеливом
о жида нии
толпились
друзья
и
родные,
пришедшие
встречать
нас
с
«победой»... (Москвич
Паустовский
то­
же
вы см ат ривал
св ою
ж ену
ср еди
вс тре чав ши х.:
Т атья­
на
Алексеевна
приехала,
к
этому
дню
в
Л енин гр ад).
Но
свидание
задержалось.
Мощный
теплоход,
совершивший
многомильное
путешествие,
застря л
на
подступах
к
фи­
нальной
черте.
Дважды
уже
рв ался
трос
и
корабль
от­
носило
на
середину
порта,
и
сно ва
буксиры
пыхте л и
и
тужились,
стараясь
подтянуть
н ашу
громадину
к
прича­
лу.
Дел о
в
т ом,
что,
чем
более
мы
приближались
к
ро д­
ным
берегам,
тем
сильнее,
строптивее
становился
встречный
ветер,
а
здес ь,
в
глубине
гавани,
он
рва л
и
метал.
Дошло
до
то го,
что
встречавшие
стали
прятаться
за
пакгаузы
и
ам б ары,
а
мы
—
укрываться
во
внутрен*
них
по м ещени ях
теплохода,
как
нам
ни
б ыло
совестно
и
до с аднб.. -.
Не
надо
забы ват ь,
что
уже
кончался
сентябрь,
на
но су
окт ябрь ,
а
под
наши
летние
пальтишки
и
легкие
пид жак и
по ддет ы
лиш ь
спешно
извлеченные
из
чемода­
нов
свитеры
и
фуфайки.
Но,
вообще-то,
сме шно :
много­
о пыт ные
моряки
нас
пугали
Бискайским
заливом,
св и­
репствовавшими
там
час тым и
бурями,
и
мы
с.моей
ми­
лейш ей
соседкой
по
столику
зара нее
условились,
как
*
433


только
пройдем
Гибралтар
и
обогнем
Португалию,
в
профилактических
целях
принять
за
обедом
гр ам мов
по
сто
коньяку,
чт об
не
поддаться
мо рск ой
бо л езни;
к
на;
шей
с
ней
земной
радости
—
и
к
разочарованию
роман­
тик а
мор я
Па устов ског о, —
Бискай
встретил
и
проводил
нас
зеркальным
покоем;
за то
по ддер жа ла
с вою
хмурую
р епут ацию
Балтика.
Пожалуй,
за
весь
многодневный,
мног ом иль ный
круиз
(это столь популярное у нас нынче
ан гл ий ское.
слово
только-только
тогда
появилось
в
ту­
ристской
практике)
нас
изр ядно
покачало
лиш ь
здесь,
что
не
заслуживало
бы
даже
упоминания,
если
бы
в
на ши
дни,
когда
воздушные
лайнеры
со
сверхзвуковой
скоростью
пер ено сят
нас
на
другой
конец
мира,
морским
путешествиям
не
гро зи ла
бы
опасность
стать
в
не дал е­
ком
будущем
«чистой воды»
экзотикой.
И
если
бы,
хочется
еще
раз
добавить,
в
наш ем
тог­
даш нем
путешествии
не
участвовал
Паустовский!
Он
смаковал
каждую
минуту
об щ ения
с
Нептуном,
по-гре­
чес ки
—
с
Посейдоном...
Радовался
при
в иде
знакомого
ему
по
лю б имым
книгам
и
нак онец-т о
встреченного
ли­
цом
к
л ицу
мыса,
залив а,
пролива,
порта,
приморского
г ород ка. ..
Когда-то
он
написал
про
саму ю
обыкновен­
ную
п еш еходн ую
и
трамвайную
дорогу
из
Одессы
в
ее
пригород
Большой
Фонтан
и
на
дачу
Ковалевского:
«Вся прелесть этой дороги,
вся
власть
ее
н адо
мной
об ъ­
я сня лась
близостью
моря...»
Как
же
он
мог
ост атьс я
хоть
на
момент
равнодушным
во
время
наш его
морского
вояжа?
Ск аже м,
я,
проведший
детство
на
севере,
в
л ес­
ном
краю,
могу
с
на сла жде нием
любоваться
морем,
го­
рами,
степным
простором,
новой
и’
древней
архитекту­
рой,
новейшими
заводскими
машинами,
да
мал о
ли
еще
чем,—
но
лесная
опушка
с
мол од ыми
ел ями
и
березами
навсегда
для
меня
останется
самым
родным
и
зав етны м
местом.
Вероятно,
столь
узкая
избирательность
—
мой
недостаток,
и
я
мог
позавидовать
широте
Паустовского:
он
любил
и
Кав каз,
и
Кр ым,
и
Тарусу
на
Оке,
и
Он егу
на
Севере,
и
многое
другое
на
свете...
Но
нет,
все
же
мор^ е
—■
море
бы ло
самой
лю бим ой
его
стихией,
я
в
эт ом
каждый
день
убеж дался .
Вот
почему
мне
за хо тело сь
пе­
ретолковать
по-своему
и
пр име нить
к
Па устов скому
ст а­
р ые,
давно
став ши е
банальными
стр очк и:
Мою
лю бов ь,
широкую,
как
море,
,
Вмест ит ь
не
мо гут
жизни
берега...
.
404


Так
и
кажет ся ,
что
поэт
п исал
о
любви
к
морю,
не
к
женщине...
На
суше
мы
с
Паустовским
п отом
не
ч асто
встреча­
лись.
Глубокой
осенью
того
же
1956 года он пришел на
премьеру
«Беспокойной старости»
в
Московский
Ху до­
ж еств енны й
театр.
Премьера
бы ла
примечательна
тем,
что
с ос тоялас ь
через
дев ят надцат ь
лет
после
того,
как
пьеса
в
1937 году заинтересовала МХАТ .
Актеров
старо­
го
МХАТа,
ко то рым
предполагалось
по руч ить
рол ь
По­
лежаева,
уже
не
было
в
жив ых
—
Москвина,
Хмелева;
в
1956 году эту роль прекрасно сыграл Юрий Эрнесто­
вич
Кол ьц ов,
а
жен у
Полежаева
—
Ольга
Николаевна
Андровская.
Я
был
оче нь
рад
видеть
Паустовского
на
этом
удавшемся
театру
спектакле,
который
п отом
МХ АТ
возил
в
Париж,
в
Лондон,
в
Токио,
и
Ли дия
Делектор­
ская
прислала
мне
из
Парижа
большое
пись мо -р ецен ­
зи ю,
а
Паустовский
из
Москвы
—
шутливые
строки: «По­
здрав ляю
с
Лондоном.
Говорят,
что
клуб
а нг лийск их
драматургов
по дар ил
Вам
набор
для
игр ы
в
крикет».
На
пр исл анн ой
мне
тогда
же
к ниге
«Золотая роза»
Пау сто в ский
н апи сал : «Ничто так не сближает людей,
как
совместное
приближение
к
прекрасному.
А
мы
это
испы т али
во
время
пл ав ания.. .»
Несколько
раз
мы
в стр ечал ись
в
Ленинграде,
ку да
он
ненадолго
приезжал,
и
взап у ски
перебрасывались
вдруг
о жив шими
в
памяти
курьезными
подробностями
наш его
путешествия.
Как
бывает
в
подобных
случаях,
все
начиналось
со
с лов: «А помните? ..»
—
А
помните
ст ол
в
Версале,
за
которым
был
подпи­
сан
мирный
договор?
—
Ну
как
же!
Со
скатертью
до
пола
и
мя гк им,
пу­
фо м,
на
который
садились
по
очереди
по дписы вав шие. ..
—
Зна е те,
меня
поразил
в
эт ом
парадном
зерк аль­
ном
за ле
именно
пуф:
словно
для
кра сотки
перед
зе рка­
л ом.
Какая-то
д ом ашняя
утв арь .
—' М ожет,
Клемансо
и
Вильсон
хотели
подчеркнуть,
что
раздел
Европы
—
это
их
домашнее
дело.
•
—
Но
кресло
же
удобнее.
Пуф
по тому
так
и
назван,
что
производит
звук
«пуфф!», когда на негр садятся. ..
—
Не
придирайтесь.
Вы
уже
начинаете
походить
на
туристку,
которая,
помните,
с ка зала: «Значит,
у
италь­
я нско го
правительства
не
хв ат ает
средств,
чтоб ы
отре­
монтировать
Колизей?»
405


Кс тати ,
она
ока зала сь
недал ека
от
истины.
Как
сооб­
щаю т
ны нче
'газеты,
Колизей
действительно
надо
ста­
в ить
на
капитальный
ремонт:
его
так
рас шатал
совре­
менный
транспорт,
что
это т
древний
гигант
стал
руиной-
уг розой !
Скоро
пр ие зды
Паустовского
прекратились:
он
стал
чувствовать
себя
значи тел ь но
х уже
и
жил
почти
безвы­
езд но
либ о
в
Тарусе,
ли бо
в
Ялте.
Не
зн аю,
рас ска зы­
ва ть
ли
о
наш ем
по сл еднем
грустном
сви дан ии
в
Ленин­
граде,
в
начале
шестидесятых
годов.
Я
проводил
его
до
в ерт ящихс я
дверей
«Европейской»
гостиницы:
проща­
яс ь,
он
задержал
мою
руку
в
своей
и
ти хо
сказ ал :
—*
Наверно,
вы
обиделись
на
меня?
-=* За что?
—
спросил
я.
Но
я
пон ял
уже
по
его
лицу ,
о
чем
он
хочет
сказат ь .
х3а
год
до
этог о
умер
мой
отец,
и
я
сгоряча
написал
Паустовскому,
что
я
нашел
в
доме
отца,
что
он
чит ал
перед
те м,
как.попал
в
больницу:
томик
Чехова
и
од ин
из
первых
томов
начавшего
выхо­
ди ть
собрания
сочинений
Паустовского.
Письмо
б ыло
.взволнованное,
возможно
да же
не
в
меру
чувствитель­
ное,
и
это
легко
объяснить:
мы
с
отц ом
дружили.
Еди н­
ственный
человек,
которому
мне
за хот елос ь
написать,
был
Ко нст ант ин
Георгиевич.
Он
не
от вет ил
на
это
пис ь­
мо,
и
я
догадался
поче м у.
—
На
в аше
письмо,—
продолжал
о н,—
следовало
отв ети ть
таким
же
письмом...
или
п ром олч ать. ..
—
Я
знаю,
Константин
Георгиевич,—
так
же
тихо
отв е чал
я.
—
Вы
поймете
ме ня,
если
я
скажу:
я
уже
не
охо­
чусь,
не
хо жу
на
рыб алк у...
даже
читаю
меньше
..
Он
помолчал.—
Ваш
оте ц,
вы
писали ,
был
т оже
ры­
ба к.
..—
Он
еще
п о молча л.—
Вы
не
сер д итесь
на
ме ня?
Нет,
я
на
нег о
не
сердился.
Наоборот,
я
был
тронут
тем,
что
Паус тов ский
ск азал
мне
э то.
Я
д авйб
уже
ч ув­
ствовал,
что
напрасно
написал
ему
такое
письмо:
своим
эмоциональным
накалом
оно
как
бы
требовало
соответ­
ствующего
отклика,
а
разве
я
име л
на
это
право?
Да
и
бы ли
ли
мы
настолько
близки
—
пусть
он
дай<е
писал
м н е : «Постоянно вспоминаю вас с какой- то
Особенной
трогательностью. ..»
Пау сто в ский
уже
очень
немолод
и
нездоров,
ему
необходимо
успеть
дописать
сво ю^ «По­
весть
о' ж изн и»,—
зн ач ит,
на до
беречь
си лы
для
работы«
Теперь
я
особенно
хорошо
это
понимаю,
а
тогд а
на
ка*
406


кой-то
момент
романтик
Паустовский
ока за лся
бо льшим
реалистом,
чем
я:
помог
возраст
и
жизненный
опыт...
Так
случилось,
что
больше
мы
не
виделись;
писали
краткие
письма,
изредка
говорили
по
телефону.
Кон­
стантин
Георгиевич
еще
раз
побывал
во
Фр анц ии
и
в
Италии,
съездил
в
А н глию,
где
он
до
этог о
не
был.
Но
все
это
уже
через
си лу,
скорей
из
последних
с ил.
В
1968 году он умер .
Я
бранил
себя
в
мыслях
за
то,
что
не
уд ос ужи лся
с
ним
повидаться
в
его
любимой
Тарусе,
ку да
он
меня
звал ,
или
в
Ялте,
на
его
лю бим ом
Черном
море .
Все
ведь
думаешь:
нынче
некогда,
съез жу
буду­
щей
весной...
в
кр айн ем
случае,
ос ен ью.
Не
съездил.
Не
успел.
Совсем
н едав но
вдова'
композитора
Виктора
Ни кола­
ев ича
Трамбицкого,
Валентина
Ивановна,
ра сс каза ла
мне
о
то м,
как
Пау сто вс кий
одн аж ды
за хо тел
послу­
ша ть
кл авир
оперы
«Настя- к руже вн и ц а»,
на писанн о й
Трамбицким
на
сюжет'
повести
Константина
Гео р г иеви­
ча.
У
каждого
из
нас
ес ть
свои
профессиональные
при­
вычки,
капризы,
желания,
требования.
К омп озит ор
Трамбицкий
не пре ме нно
хотел
у бе ди ться,
что
р ояль
в
московской
кв ар тире
Константина
Георгиевича
настроен
достаточно
тща тел ь но,
прежде
чем
проигрывать
Па­
устовскому
свою
оперу.
Сам
Паустовский
был
в
это
вре ­
мя
в
Тарусе,
его
ж ена
Татьяна
Алексеевна
позволила
пр ивест и
в
свою
квартиру
настройщика,
тот
все
сделал,
что
от
не го
требовалось,
но,
когда
узна л,
что
настраивал
инструмент,
прина д ле жа щий
писат ел ю
Паустовскому,
ни
за
что
не
взял
денег ...
Объяснил,
что
чтение
произве­
дений
этого
писателя
с
избыт ко м
во знагр а дило
его
за
работу.
Единственно,
о
чем
он
пожалел,
—
что
закончил
работу
до
во звра ще ния
Паустовского
в
Москву,
не
по­
вид ал
е го,
не
познакомился...
У
меня
огромное
преимущество
по
ср авнению
с
этим
настройщиком:
я
провел
с
Пау сто вс ким
бок
о
бок
це лый
месяц.
Облететь,
объехать
не
только
Е вр опу,
но
весь
земной
шар
можно,
и
сейчас
—
и
все
же
это
бу дет
не
то:
на
свет е
нет
больше
такого
дорожного
спутника,
как
Ко н стант ин
Георгиевич
Паустовский.
1973


г
&
%
ТЕЗКА
орько
сознавать
свою
вину
перед
другом,
вин у,
ко торую
уже
ни чем
не
возместишь,
не
исп рав ишь :..
Несколько
лет
назад
редакция
жу рн ала
«Нева»
пре д ложил а
мне
написать
ли тер а­
турный
портрет
Леонида
Радищев а.
Ра сск азы
этог о
та лант ливого
ленинградского
писателя
обратили
на
себя
особенное
вним ан ие
читателей
и
критики.
Среди
многих
пр оиз ве д ений,
пос вящ е нных
столетию
со
дня
рождения
В.
И.
Ле нин а,
они
вы деля л ась
своею
художественной
корректностью,
как
пис ала
о
них
в
«Правде»
Лидия
Фо­
менко.
Похвально
писали
о
его
книгах
и
другие,
в
том
числе
и
я.
Но
кр ит ич еский
отзыв,
рецензию
написать
легче,
чем
литературный
портрет.
Признаться,
ме ня
не
раз
брало
сомнение:
мож но
ли
писать
о
человеке,
который
живет
от-
тебя
всего
в
двух
километрах,
в
любой
моме нт
мо жет
к
тебе
зайти
или
снять
телефонную
трубку
и
отругать:
«Что ты обо мне наплел?» Я успокаивал себя:
это
же
не
монография,
не
и ссле до в ание,
а
портрет,—
портрет
м ож­
но
н апи сать
и
в
свободной
манере.
Что
вспомнил,
как
поня л,
как
о це нил,
что
по к азал ось
характерным,
инте­
ресным, 9 том и написал.
Д ругой
на пишет
иначе.
Что
из
того?
Разве
художники
одно
и
то
же
л ицо
или
один
и
тот
же
пейзаж
не
из о браж ают
по-разному?
По-иному,
со
свойственной
ему
ир они чнос ть ю,
ус по­
каивал
меня
Радищев,
от
которого
я
не
утаил'
про с ьбу
ред ак ции:
408


—
Я,
кон ечн о,
польщ е н,
что
ты
из-за
ме ня
мучаешь­
ся.
Но
мой
совет
—
подожди.
Вот
напишу
что- н ибуд ь
вы дающ ееся, «выдам в свет», тогда и удостоишь портре ­
та.
Ничего,
ничего,
потерпи!
Ра д ищев
шут ил,
я
отшучивался,
—
на
де ле
же
по не­
множку
пи сал
и
почти
написал,
но
—
не
закончил:
обо­
рв ал
как
раз
на
том
месте,
где
гадал
о
его
дал ь нейш ем
л и тера турном
пути...
Но
произошло
не попра вим ое:?оборвался его жизнен­
ный
пут ь
—
Леонид
Николаевич
Рад ищев
умер.
Я
не
успел
ему
прочесть
ни
строчки
из
своего
очерка,
кото­
рый
я
назвал
«Тезка» (так мы звали друг друга почти
По л века ), и публикую в том виде,
в
каком
был
он
заду­
ман
и
в
большей
части
написан,—
то
ес ть
как
о
живом;
бы ть
может
добавив
к
портрету
несколько
отдельных
штрихов.
Для
вос по мина ний
нуж на
дистанция
времени,
а
у
ме ня
сейч ас
одн о
.желание:
как
мож но,
реальнее
себе
представить,
что
т езка
успе л
бы
прочитать
то,
что
я
о
нем
н ап исал.. .
Начну
с
упрека.
Нет,
не
тезке,—
его
упрекать
мне
не
за
что.
Ра зве
за
то,
что
не
заботился
о
своем
здо­
ровье
—
все
считал
с ебя
силачом,
каким
был
в
мо ло­
дос ти.
Когда-то
о дна
л енинг р адск ая
газета
поместила
мою
з амет ку
о
новой
книге
Леонида.
Радищ ев а.
Я
не
первый
год
сотрудничаю
в
газетах,
зн аю
по
опыту,
что
выпра­
ви ть
любой
материал
—
сократить,
изменить,
дописать,
переставить
—
самое
мил ое
де ло
для
редакции.
О тличн о
зн ают
и
редакторы
—
люди
симпатичные,
о браз ов ан­
ные,—
что
автор
посердится
и
простит:
человек
привыч­
ный.
На
эт от
раз
мне
сравнительно
повезло,
из
р ецен­
зии
выпали
вс его
две
небольшие
фразы.
Небольшие,
но
довольно
существенные,
—
вот
о дна
из
ни х. «Этот талант­
ливый
публицист
ленинградской
комсомолии
двадца ­
тых
годов,
блестящий
фельетонист
молодежной
газеты
«Смена»
и
ж урн ала
«Юный пролетарий», ставший позд­
нее
вдумчивым,
серьезным
прозаиком...»
Фельетонист?
Публицист?
Да,
скаж у
больше:
журн а­
листское
прошлое
этого
популярного
нынч е
-прозаика
представляется
мне
столь
важной
-вехой
на
его
жизнен­
ном
и
литературном
пу ти,
что
я
непременно
на
нем
за­
держусь
подольше.
О
р ассказ ах,
о
повестях
Л.
Ра ди ще­
ва
уже
немало
пи са ли,
а
вот
о
то м,
что
на уч ило
его
409


п рочно
держаться
факта,
писать
строго
и
деловито,
в
лучшем
случае
только
упоминали.
Прошлое,
настоящее
и
будущее
у
ка жд ого
художника
тесно
и
органично
св я­
заны,—
пример
Леонида
Ра дищев а,
как
мне
думается,
особенно
у бедит ел ен.
Кс тати,
познакомились
мы
.к ак
раз
в
газете.
В
1927 году я прочел в газете «См е на»
р ассказ
«Бор ­
цы ».
Сей час
мне
не
вспомнить
его
с од ерж ания:
что-то
из
.жизни
цирка,
приехавшего
на
гастроли
в
провинци­
альный
город.
Меня
удивил
не
сюж ет
—
удивила
и
за­
помнилась
авт ор ская
манера,
очень
да лек ая
от
смеси
эксцентризма
и
ли р ики,
характерной
тогда
для
стиле­
вых
поис к ов
многих
’ молодых прозаиков,
в
том
числе
и
мои х.
Никаких
синтаксических
вывихо в,
никакого
орнамента
и
словесной
игры ,
—
все
чет ко,
точно,
опреде­
ленно,
в
добрых
традициях
русской
ре ал исти ческо й
про­
зы.
Пожалуй,
ближе
всего
к
Куприну,
тем
более
что
Куприн
и
сам
не
раз
пи сал
о
цирке.
Но
не
бы ло
там
и
эпигонства,
школярского
подража­
ни я:
просто
автору
бы ло
удобно
писат ь
так,
а
ше
ин а­
ч е,—
он
так
и
писал.
Эта
естественность
интонации,
поставленность
голоса
вызы вали
невольное
уважение,
несмо т ря
на
мою
приверженность
к
совершенно
иным
литературным
приемам.
Мыс ле нно
я
занес
имя
автора
в
список
те х,
кем
стоит
интересоваться
и
дальше,
а
это
немало,
если
принять
во
внимание
ж естки й
максима­
ли зм
нач инающ их ,
которые
обычно
впу с кают
в
духов­
ный
сво й
обиход
лиш ь
немногих
литературных
со­
братьев!
Пр авда,
имя
это
мне
было’
отчасти
знакомо.
В
Л енингр ад е
в
то
в ремя
вышли
на
старт
сраз у
шес ть
или
се мь
способных
очеркистов
и
фельетонистов:
Ту-
бел ьск ий
и
Рыжей
(Братья Тур), Михаил Лоскутов,
Бор.
Бродянский,
Ефим
Южный,
Сергей
Бе зб ород ов
и
тот,
о
ком
я
сейч ас
пишу.
Леонид
Радищев
и
зд есь
вы­
дел ял ся
яс ным,
у вер енным
сло гом
без
излишнего
сл о­
в ес ного
щегольства
и
показной
эр уд иции;
которыми
нередко
грешат
фельетонисты.
Видно
б ыло,
что
он
хоро­
шо
знает
ТО,
о
чем
пишет,
з нает
не
понаслышке,
не
из
справочников
и
энциклопедий,
а
непосредственно
из
окружающего
его
мира.
Этот
і /ир,
как
известно,
п ред­
став л ял
собой
не
легко
обозримую
модель,
не
с тоял
на
ме ст е,—
он
бурн о
двигался
и
менялся,
так
что
изучать
410


и
оп исыват ь
его
прих о дило сь
на
хо ду;
помогало
л ишь
то,
что
мы
двигались
вместе
с
ним.
Вскоре
я
познакомился
с
авт ор ом
рассказа
и
фе лье­
тонов.
Его
наружность,
походка,
манера
держаться
и
го во рить
были’во
многом
под
с тать
его
литературной
манере.
Атлетического
сложения,
не т ор опливый,
на­
с ме ш ливый,
но
без
издевки,
без
колкостей,
наоборот,'
снисходительный
к
мо им
литературным
пр и стр асти ям,
он
мне
понравился,
и
мы
сразу
с тали
звать
од ин
другого
—
«тезка» .
Самое
главное
для
меня
в
нашем
приятельстве
(дружбой назвать'
это
тогда
было
бы
преувеличением)
оказалось
то,
что
мы
понимали
др уг
друга
с
полуслова,
как
бы
ни
расходились
во
вкусах
и
склонностях.
Встре­
чались
мы
скорее
слу ч айно
и
преимущественно
в
о бще­
ственных
местах
—
в
редакциях,
в
До ме
печати
(Дома
писателя,
а
тем
более
Домов
творчества
писателей,
еще
не
было ); чаще всего мы встречались в столовой
Ле нк убл ита
(Невский, 106), организованного в 1930 го­
ду
для
улучшения
б ыта
ли те рато ров
в
столь
неустроен­
ное
в
бы тов ом
отношении
время.
Если
не
ошибаюсь,
у
тезки
я
побывал
лиш ь
одн ажды ,
в
самом
начале
тр и­
дцатых
годов.
Он
жил
на
Тр оицко й
улице
(теперь улица
Рубинштейна)
в
новопостроенном
доме,
почему-то
про­
званном
«слезой социализма».
В
квартирах
не
бы ло
ку­
хон ь
—
все
питались
в
общей
столовой;
это
«в принци­
пе », а в жизни получилось,
что
большинство
стало
гото­
вит ь
себе
пищ у
дома,
тем
или
иным
с по собом
выходя
из
трудного
положения,
отчего
у
х о зяйки
и
впрямь
м ог­
ли
навернуться
слезы.
Впрочем,
закоренелому
холостя­
ку
и
антибытовику
Рад ищ еву
общая
столовка
внизу,
в
первом
этаже,
была
по
нраву;
хорошо
помню
его
почти
пустую,
г олую
комнату:
ко йка,
конторский
стол,
такой
же
стул
и
га нте ли
в
углу,
на
полу.
В
фе в ральс кой
кн иге
ж урнала
«Звезда»
в
1930 году
печаталась
моя
первая
сравнительно
солидная
по
объ­
ему
повесть,
и
я
приятно
запомнил,
как
Радищев,
у ви­
дев
в
мо их
руках
корректуру,
взял
ее
у
меня,
сел
в
угол
пус ту ющей
в
тот
час
столовой
и
не
сошел
с
места,
по ка
не
прочел
эти
два
печ атных
листа
лирической,
насквозь
метафоричной
прозы,
прямо
противоположной
том у,
что
и
как
писал
он
сам.
Я
и
сейчас
люблю
эту
юношескую
вещь,
хотя
пон имаю ,
что
смесь
французского'
с
ни ж его­
родским
—
Жана
Жироду
с
Пильняком
--
могла
не
414


только
насмешить,
но
и
вызва ть
раздражение
у
читате­
ля
столь
трезвого
вкуса,
каким
был
Радищев.
Не
знаю,
какие
ощущения
он
испытывал,
когда
чит ал
повесть,
но
мне
он
сказа л,
о тдавая
г ра нки:
—
Спок ойс т вуя
белизной?
—
И
ободряюще
кив­
ну л:
—
Ничего,
ничего!
Первые
два
слова
б ыли
ци тато й
из
только
что
прочи­
т анно го
им
«Полнеба»
и
произнесены
с
я вным
юм ором ,
вторые
—
обычное
для
тезки
и
нынче
благожелательное
ободрение: «Ничего,
ничего!»—
при
эт ом
легкий
кивок
и
полуулыбка.
Почти
через
сорок
лет
я
заслужил
от
н его
та кой
ободряющий,
душевно
необходимый
для
ав­
тора
кивок
по
поводу
моего
очерка-воспоминания
о
ра­
боте
на
Волховстрое,
напечатанного
в
той
же
«Звезде» .
П р авда,
помимо
ободряющего
кивка
тезка
ёще
добавил,
что
очерк
по рой
потруднее
написать,
чем
ра сска з,—
а
уж
в
этом-то
он,
очеркист,
журналист
и
прозаик,
зн ал
толк.
До
середины
тридцатых
год ов
Л.
Ра д ищев
п очти
не
печатался
в
толстых
ж урн ала х,—
основным
полем
дей­
ствия
для
него
бы ли
тонкие
журналы
и
газета
«Литера­
турный
Л ен и нгр ад », ближайшим сотрудником и одним
из
ф акти ч еских
создателей
которой
он
являлся.
Фелье­
тоны,
статьи,
рецензий,
оче рки ,
отчеты
о
шумных
дис­
куссиях—все
жур н альн ые
и
газетные
жанры
бы ли
от лич но
осв ое ны
Л.
Радищевым,
подписывавшимся
то
своим
полным
именем,
то
псевдонимом
«Лерус», то ини­
циа лам и
«Л.
Р .», прежде чем он окончательно перешел
в
стан
прозаиков.
Но
вот
встретились
мы
с
Радищевым
незадолго
до
войны
в
Доме
творчества
в
городе
Пушкине
—
н е боль­
шом
де р евянно м
особняке.
В
первые
месяцы
во йны
зде сь
разместилась
редакция
писательской
д ивиз ионн ой
газеты.
Зимой
1939 года,
ког да
мы
с
Радищевым
жили
в
эт ом
мирном
д оме,
окружённом
сугробами
белого-бело­
го
снега,
какого
никогда
не
на йде шь
в
Ленинграде,
я
впервые
у вид ел,
с
каким
упорством
Ра д ищев
кует
сво ю
прозу.
Ку да
подевалась
былая
динамичность
профессио­
нального
г азетчик а!
Запершись
в
крохотной
комнатуш­
ке,
вых од ивш ей
на
площадку
в торо го
этажа,
тезка
скри­
пел
пе ром
с
утр а
до
вечера
(портативных машинок,
на
которых
мы
стучим
нынче,
тогда
у
нас
не
было)
и
412


спускался
вниз
только
к
завтраку,
обеду
и
ужину.
Ин о­
г да,
правда,
мы
находили
время
для
бесед,
для
п рогу­
лок,
для
литературных
шарад,
в
ко то рых
он
неизменно
по беж дал
всех
участников,
но
б ольш ая
часть
дня
бы ла
трудовой.
Тезка
никогда
не
чи тал
вслух
и
не
давал
др угим
читать
св ою
рукопись,
даже
не
гов ори л,
что
он
им енно
пишет,
но
вскоре
р ассказы
его
начали
п оявля тьс я
в
«Звезде», в «Ленинграде», в «Литературном
современ­
нике».
Это
бы ла
добротная
проза,
проза
опять
же
без
выкрутасов,
серьезная,
умн ая,
но
все
же,
на
мой
п ри­
д ирч ивый
в згля д,
недостаточно
окрашенная
индивиду­
альностью
автора.
Радищев-человек
был
для
меня
п ока
интереснее
Радищева-писателя.
Я
видел,
что
он
еще
на
пути
—
ищет,
нащупывает
св ои
темы,
свой
п очерк .
На­
шел
ли
бы
он
это
вс е,
если
бы
не
война,
не
соб ыти я
в
его
личной
суд ьбе ,
надолго
оторвавшие
Радищева
от
литературы,
трудно
сказать.
Так
или
иначе,
через
полт о­
ра
десятка
лет
Радищеву
пр едс то яло
снова
иск ать
пут ь
к
с ебе,
п уть
к
н асто ящей
прозе,
б ыли
ли
это
рассказы,
повести
или
воспоминания
о
журн ал ист ски х
встречах
с
политическими
и
государственными
деятелями
—
Краси­
ным,
К иро вым,
Ту хач евск им,
Луначарским;
писателя­
ми—
М.
Горьким,
А.
Толстым,
К.
-
Чуковским,
Серге-
евым-Ценским;
худ ож ник ами
—
Радловым,
Антоновским,
Малаховским,
ху до жн иком
и
писателем
Л.
Канторо­
вич ем.
Точно
так
же,
как
судьбе
бы ло
угодно,
чт обы
Леонид
Рад ище в
трижды
заново
на чи нал
литературную
дея­
тельность,
сперва
публициста,
затем
прозаика
и,
на ко­
нец ,
после
длительного
перерыва,
опять
прозаика,
так
же
жи знь
на де лила
его
столь
р азли чным
человеческим
материалом...
Люди,
с
которыми
он
встречался
в
раз ­
ные
периоды
жизни ,
так
несходны,
что
о дно
это
может
заставить
писать,
писать
и
писать!
Думается,
что
Л.
Ра дище в
не
исч ер пал
двадцатой
доли
своих
впечат­
л ений
и
наблюдений.
Но
и
то,
что
н аписано
и
опублико­
вано,
дает
материал
для
раздумий
и
для
оценки:
к
том у
же
Радищев
в
последние
десять
лет
успешно
писал
и
для
детей.
Но
вернусь
к
тому,,
с
чего
он
начал,
что
пр иучило
писателя
прочно^держаться
факта,
писать
кра тко ,
ст ро-
гр,. деловито.
4К


Пер едо
мно й
несколько
то не ньк их,
более
чем
ск ром­
но
изданных
кн и жек: «Война этажей», «От штурма к
о сад е», «Свет и тени»
—
годы
из д ания
1927- й,
1928- й,
1929-й.,,
О
чем
эти
сборники?
Откроем
«Свет и тени».
Са мо
заглавие
говорит
за
себ я:
ко нтр асты
жи зниг
Гримасы
нэпа
—
и
г еро изм
трудовой
молодежи;
бескуль­
турье,
бюрократизм
—
и
приезд
М.
Горького
в
Советский
Союз;
конфликт
дв ух
газетчиков:
узколобого
идеолога
борьбы
о
галстуком
как
олицетворением
мещанства
и
частного
к ап итала
—
и
бывшего
слесаря,
окончившего
ГИЖ
(Государственный институт журналистики), чело­
века
с
ясными
и
широкими
взглядами...
В
книге
дв а­
дцать
три
фельетона
и
очерка. 'Одни
выдержали
ис пы­
тание
вр емен ем,
их
и
сегодня
интересно
читать,
другие
изрядно
устарели,
на ивно
иллюстративны,
но
во
всех
бьется
живой
пульс
эпохи,
видно,
что
автор
пи сал
их
с
увлечением,
зная,
что
д елает
нужное
дело.
Беру
в
руки
тощую
брошюрку
в
черн ой
об ложке ,
сверху
вниз
прочерченной
красной
молн ией .
Книжечка
наз ы вает ся
«Пасынки большого
города»,
из
серии
«Жгучие вопросы» .
О
чем
она ?
О
жизни
и
работе
се зон­
ников,
как
тогда
называли
строительных
рабочих,'
пр и­
ез жа вших
из
деревни
в
город
на
летние
заработки.
Книжк а
написана-в
самые
сжатые
сроки,
это
книга-ре­
портаж,
книга-молния.
Лаконичные
зарисовки
быта
се­
зонников
чередуются
с
резкими
обращениями
к
тем,
от
-к ого
зависит
этот
неблагополучный
быт,-
а
также
к
го­
р о дским
комсомольцам,
которые
мог ли
бы
помочь
своим
де ре вен ским
товарищам...
могли,
но
не
помогли.
Чувст­
вуешь,
что
автор
просто
не
мог
этого
не
на пи сать,
что
его
больно
и
глубоко
заде ва ло
увиденное
и
наблюден­
но е,
и
он
гневно
боролся
против
эт ой
ненормальности
и
урод ств а.
Пожалуй,
я
бы
поставил
эту
брошюру
на
гл авное
место
среди
всего,
что.
в
те
го ды
писал
Л.
Ради­
щев,—
настолько
пылок
его
приз ыв
и
ост ра
взятая
им
тогда
те ма,
ныне
ушедшая
в
прошлое,
как
ушло
и
поня­
тие
«сезонник» .
Кстати,
юмор,
столь
неотъемлемый
от
фельетона,
юмор,
без
которого
этот
ж анр
вообще
немыслим,
в
«Па­
сынках
большого
города»
на чис то
отсутствует:
тут
не
до
смеха
ни
читателям,
ни
автору.
Но
зато
фельетоны
его
насыщены'
ю мором,
правда
особого
рода:
это
всегда
улыбка,
до бр ая,
умная,
ироническая,
но
никогда
не
см е­
ли


к ачеств о
и
не
зубоскальство.
Этот
тон ки й,
хочется
ск а­
зать
—
инт елли гент ный
юмо р
пригодился
Радищеву
во
всей
его
дальнейшей
работе.
Помню,
ко гд а-то
«Литера­
турная
г аз ета»
опубликовала
маленький
расс каз
Л.
Ра­
д ищева
«Дружеский фарш»
—
об
одн ой
из
встреч
с
Ал ексее м
Толстым.
В
эт ом
рас ска зе
ес ть
любопытная
мысль,
характерное
для
А.
Н.
Толстого
высказывание,
которое
вмест е
с
тем
а ттесту ет
и
самого
Л.
Радищева.
Встреча
п роизош ла
в
редакции
газеты
«Литератур­
ный
Ленинград»
в
день,
когда
Ал ексе й
Толстой
сд ал
в
издательство
вторую
час ть
«Петра» .
Попыхивая
труб­
кой,
он
сидел
в
редакционной
«гостиной», отделенной от
других
помещений
фанерными
переборками,
и
красочно
повествовал
о
своем
посещении
издательства,
где ,
вместо
того
чтобы
пригласить
оркестр,
который
сыграл
бы
туш
или
хотя
бы
«Ойру»
в
честь
сдачи
рукописи,
без
конца
твердили
о
выпо лне нии
квартального
плана.
По ка
А л ексей
Николаевич
рассказывал,
художник
Б.
А нто­
новский,
пользуясь
благоприятным
моментом,
набрасы-
. вал
дружеский
шарж.
В зглян ув
на
рисунок,
Толстой
немного
поворчал
насчет
«коварства»
карикатуристов,
поблагодарил
за
«дружеский фарш»;, затем,
подумав,
ск азал : «Вероятно,
даже
при
желании
н ельзя
сделать
подхалимский
шар ж,
тут
сам
ж анр
запротестует».
Тогда
ему
ра сс казали
про
одного
литератора,
об и­
девшегося
на
газету,
поместившую
на
нег о
тоже
дру­
жеский
шарж.
«Конечно,—
го вор ил
литератор,—
п ояв­
ление
ша ржа
—
факт
приятный
и
ле с тный,
но...
товари­
щи,
неужели
у
меня
такая
губа?
Вот
не
думал.
Мои
до машн ие
возмущаются,
а
у
меня
дети...»
Толстой
ве­
селился
от
душ и: «Ах ты,
черт!
И
хо ч ется
и
колется.
С
од ной
стороны,
хочется
пофигурировать,
а
с
другой
стороны,
хо ч ется
быть
пок р асивш е!
А
тут
вз яли
и
обна­
родовали
губу .
А
ведь
он
главным
об ра зом
и
состоит
из
гу бы,
которая
не
дура...» А
заключил
Ал ексе й
Никола­
е вич
'серьезно: «Люди,
не
по ним аю щие
смешного,
часто
попадают
в
смешное
по ло же ние.
Не т,
что
ни
говорите,
а
юм ор
—
необходимейшая
вещь
в
до ма шнем
хозяй­
ств е».
Одно го
этого
примера
достаточно,
чтобы
понять
цену
смешного
для
самого
Радищ ев а:
видно,
что
он
обеими
руками
подписывается
под
замечанием
А.
Н.
Толстогр,
превосходно
запоминает
юмор
других
и
в ладеет
своим.
415


Это
счастл иво е
сво йств о
он
с
блеском
проявил,
написав
о
Корнее
Ивановиче
Чуковском,
с
которым
часто
встре­
чался
и
переписывался.
Это
полное
юмора,
нежно сти
и
оча ров ат ельн ых
деталей
эс се
(не могу подобрать дру ­
гое,
русское,
с лово
для
это го
своеобразного
жанра )' на­
печатано
в
журнале
«Детская литература»
еще
при
ж изни
Корнея
Ивановича.
При
жизн и...
Выговорил
эти
слова
и
с
б олью
понял,
что
пор а
пе ре йти
в
своем
очерке
к
прошедшему
времени.
Да,
пора:
тезка
пережил
Корнея
Ивановича
лиш ь
на
пят ь
лет,
при
разнице
в
возра с те
в
четверть
ве ка.. .
А
меня
т езка
старше
был
всего
на
три
года.
Я
с
самого
начала
с казал,
что
мы
с
полуслова
понимали
друг
д руга,—
естественно,,
что
на ши
беседы
б ыли
п ре­
дельно
откровенны.
Предельно?
Пожалуй,
нет:
предел
существовал..
Прежде
всего,
т езка
с
его
умом
и
тактом
никогда
не
спрашивал
меня
о
том ,
на
что,
цо
его
мне­
нию ,
мне
бы ло
бы
трудно
или
неприятно
отвечать.
Во-
вторых,
он
и
сам
не
любил
о ткр ов енн ичать
о
так
на зы­
ваемых
лич ных
делах.
В
чем-то
он
был
как
раз
предель­
но
закрыт,
я
это
з нал
и
в
сво ю
очередь
старался
не
посягать
на
его
тайное
тайных.
Возможно,
в
какой-то
мере
это
был о
иг ро й,—
он
лю­
бил
напускать
на
себ я
загадочность,—
но
в
каком-то
смысле
закрытость
яв ляла сь
свойствам
его
натуры.
На­
пр име р,
он
л юбил
нео ж идан но
исчезать,
уезж ать
в
дальние
или
в
ближние
края,
скажем,
селиться
г де -ни­
будь
за
городом,
не
оставляя
своего
адреса,
и
подолгу,
иногда
несколько
м есяцев,
не
давал
о.
себе
знать.
Потом
от
не го
приходило
большое
пи сьм о,
где
среди
шуток
и
дел
прорывалось
искреннее
сожаление
о
том ,
что
так
долго
держал
меня
в
нев е де нии,
а
то'
и
в
тревоге
—
где
он,
что
с
ним,,
здоров
ли.
Полушутя-полувсерьез
он
клятвенно
обещал
исправиться,
никогда
больше...
и
пр.
И
вдруг
поя влял ся,
и
мы
с
ним
сид ели
до
поздней
ночи
и
расст авали сь
с
трудом:
пого во рит ь
и
повспоми­
нать
всегда
находилось
о
че м.
Память
у
него
бы ла
ис­
ключительная:
он
помнил
в се,
что
происходило
за
сорок
с
лишним
лет
наш его
знакомства.
Истинным
наслажде­
ни ем
бы ло
с ледит ь
за
'Йем,
как
из
дальней
да ли
возни­
кали
и
отчетливо
вырисовывались,
казалось,
давно
за­
бытые
эпиз од ы,
факты,
любопытнейшие
детали,
л епи­
лись
образы
и
характеры
знакомых,
но
уже
ушедших
от
416


нас
людей
—
словом,
вс тав ала
эпоха.
После
тако й
беседы
я
вно вь
уб еждался ,
ка кой
за меч ат ельн ый
мемуа­
рист
из
нег о
пол учит с я,
когда
он
вплотную
за сядет
за
к нигу
вос по мина ний.
Для
ме муари ста
у
нег о
бы ло
все:
ан али тич ес кий
ум,
острая
наблюдательность,
рекордная
намять
и,
повт оря ю,
ши рок ий
круг
ж изнен ных
наблюде­
ний
и
былых
зн ако мств ,
особ ен но
в
ми ре
литературы
и
искусства.
Былых?
Так
ведь
былое
для
мемуариста
и
нужно.
Что
каса ется
сегодняшней
о ценк и,
сегодняшнего
в зг ляда
на
вещи,
то
уж
тут
тезка
всегда
был
в
курсе
современных
событий,
чутье
журналиста
ему
никогда
не
изменяло.
Он
не
только
усердно
чи тал
газеты,
журналы,
новые
к ниг и,—
он
л юбил
посещать
редакции,
чего
я,
по
правде
сказ ать ,
не
люблю
делать...
Помню,
ка к-то
он
в зялся
пи сать
для
«Ленинградской правды»
статью
о
моей
к ниге
(разумеется,
не
обмолвившись
мне
о
том
ни
словечком,
еще
бы:
родная
для
нег о
стихия
—
тайны
и
н ео жи да н н ос ти !), мне потом рассказали,
как
сверхвни­
мательно
он
сл едил
за
ее
продвижением
по
сту пень кам
редакционных
инс т анций,
неутомимо
вносил
попра в ки.
. . .Передо
мно й
лежит
юбилейный
номер
«Юного
п роле тар ия», которому в 1927 году исполнилось десять
л ет.
В
эт ом
номере
Леонид
Рад ищев
с
ре дкой
для
него
растроганностью
и
лиризмом
написал
о
маленькой
ком­
на те
с
бо ль шими
окнами
на
Невский,
где
дела ют
«Юный пролетарий», о товарищах по перу,
о
людях,
ко­
торые
приходят
в
редакцию,
о
печке,
ко тор ая
согревает
их
всех,
и
заключил
т ак : «Я много часов просидел там
без
дела,
потому
что
мне
теперь
ну жны
и
нервная
суто­
лока
редакции,
и
шелест
печатных
листов,
благоухаю­
щих
еще
теплой
к раской . ..
Обо
всем
э том
пише т ся
ведь
не
ч аще,
чем
раз
в
десять
лет...
а
редакционный
день
проходит
б ы стро,
как
жи зн ь».
Быстро,
как
жизнь...
И
жизнь
прошла.
Тезки
уже
нет.
В
эт их
случаях
при нят о
го во рит ь: «Память< о
нем
навсегда
останется
(вариант
—
сохранится) «в наших
сердцах». Что ж,
это
так
и
есть.
Но
тезка
терпеть
не
мог
литературных
штампов,
а
кроме
т ого,
у
ме ня
остались
еще
его
веселые,
остроумные
письма,
где
он
любил
вы-
ще лять
сам ые
ва жные
со о бщения
и
по же лания
круп н ы-
:ми,
как
газе тн ые
шапки,
бу кв ами;
пись ма ,
в
которые
он
вклеивал
попавшиеся
ему
на
глаза
в
газетах
упомина­
417


ния
обо
мне,
а
ч аще
о
мо их
однофамильцах,
лю дях
са­
мых
разных
и
неожиданных
профессий,
и
при
эт ом
пр е­
у вел ич енно
у дивля лся : «Как ты везде успеваешь!»; оста­
л ись
его
книги
для
взрослых
и
для
детей
с
серьезными
и
шутливыми
дарственными
надп исями;
ос тал ось
несколько
номеров
«Юного пролетария»
конца
двадца ­
тых
год ов
и
газеты
«Литературный Ленинград»
середи­
ны
тридцатых
го дов
с
его
остроумными
отчетами
о
на­
ших
бурных
лите ра турн ых
диску ссия х ;
а
гла вн ое
—
я
все
еще
виж у
его
добрую
улыбку,
слы шу
его
спокойный
гол ос,
который'подбадривающе,
у тешающ е
говорит:
—
Ни чего ,
нич ег о,
тезка!
Словно
все
еще
по пр авимо ,
словно
действительно
мо жно
вернуть
на шу
дружбу
и
н аши
встречи.


«А ГЕРМАНА ВСЕ НЕТ!»
а
-
у
* очему,
откуда
вз ялос ь
такое
неожиданное
■ заглавие?
В
Юри й
Па влови ч
Герман
см еясь
гова ри ва л:
I—
Человечество
делится
на
две
неравные
части.
Одн а,
большая,
долго
не
встречая
э деня,
в оскл иц ае т: «А Германа все нет!» Другая,
мень­
шая,
не
делает
этого.
Пришло
время,
ког да
его
шутка
получила
траги­
ческий
смысл:
Германа
нет
с
нами.
Все
нет
и
нет...
И
все
еще
трудно
в
это
поверить
—
такой
он
был
жизне­
люб
и
делатель,
по
его
любимому
выражению.
Юри й
Герман
настолько
крупен
и
в
литературе
и
в
жизни,
настолько
личность,
настолько
яв ле ние,
так
щ ед­
ро
жил
и
работал,-
что
вспоминать
о
нем
следовало
бы
тоже
щедро,
к ру пно,
густ о,
многосторонне,—
у
меня,
к
сожалению,
так
не
получится.
И
не
только
п отом у,
что
надо
быть
вторым
Германом,
чтобы
так
о
нем
вспо ми­
нать;
вероятно,
есть
и
другие
причины,
одну
из
которых
сразу
же
назову.
Наша
дружба^была
многолетней,
но
—
как
бы
это
выра з ить ся
точнее?
—
прерывистой..,
То
проводили
вмест е
целые
дни
и
недели,
то
не
вида­
лись
ч уть
ли
не
годами,
причем
как
б удто
без
всякой
реа льн ой
прич ины
(если не считать разницы в характе- *
рах,—
а
у
ко го
они
од ина ко вы?).
Столь
же
пунктирны,
отрывочны
мои
воспоминания.
Ал екса ндр
Штейн
сумел
написать
це лую
книгу
о
своей
дружбе
с
Германом,—
я
419


не
см огу
этого
сделать,
несмотря
на
то,
что
любил
Юру,
'очень ценил нашу дружбу,
бывал
огорчен,
когда
мы
по­
долгу
не
виделись,
скучал
по
его
оптимизму,
его
полно­
кро ви ю.
~
і
В пер вые
мы
встретились
в
1931 году,
в-редакции
«Юного пролетария», журнала,
который
за
четыре
года
до
этого
напечатал
мой
второй
в
ж изни
рассказ.
Юри й
Герман
ока зался
длинным,
худым,
в
галифе
й
в
корич­
невых
сапогах.
Такие
сапоги,
только
черные,
всегда
на зыва ли
русскими,
в
от л ичие
от
всяких
там..башмаков,
бот ин ок,
полуботинок,
шти бл ет,
туфель,
бареток,
но
коричневых
русс ких
сапог
я
до
тех
пор
не
ви­
дел ,—
не
знаю,
откуда
Герман
достал
таки е.
В пр очем,
вскоре
он
п ерек рас ил
их
в
нормальный
черный
цвет,
по­
сле
казуса,
о
котором
сам
рассказал
в
св оих
поз д них
воспоминаниях
о
Мейерхольде.
Для
те х,
кто
их
не
чита л
или
забыл,
ра сск ажу
вкратце.
Мейерхольд
ставил
спектакль
по
роман у
Юрия
Гер­
ман а
«Вступление» .
Однажды
он
взял
с
с обой
Германа
на
«раут»
в
какое-то
иностранное
^посольство .
Случилось
та к,
что
при
входе
шв ейц ар
оттер
молодого
автора
от
Мейерхольда
и
Зинаиды
Райх,
и
Герман
ок азалс я
в
н из­
кой
сводчатой,
насквозь
прокуренной
комнате,
где
шо­
феры
аккредитованных
в
Москве
дипломатов
сражались
в
шашки
и
домино.
Потом
Мейерхольд
вп олне
логичн о
объяснил
Юре ,
что
его
не
пустили
наверх
из^за «крас­
ных
бо я рских
са п о г», но встает вопрос:
как
это
Мейер­
хольд
и
особ е нно
З и наида
Н икол ае вна
недоглядели,
что
Юрий
Герман
непо дх о дяще
одет
для
посольства?
Пра­
вд а,
Всеволод
Эмильевич
любил
крутые
повор от ы
дей­
ствия,
любил
с тав ить
своих
знакомых
в
труд нов ат ое
пол ож ение,
а
потом
выручать
их.
Помню,
Юра
рас ск азы­
вал,
как
на
очередной
репетиции
(к счастью,
не
гене­
ральной)
Мейерхольд
угостил
его
крепкой
сигарой,
как
он
во
всю
мочь
затянулся
—
и
упал
со
ст ула
от
голов о­
кружения^
О
Мейерхольде.
Герман
пи сал
через
тридцать
лет
по­
сле
их
встреч
и
работы
над
пьесой,
писал
ярко,
страст­
но,
м ожно
сказать
—
вдохновенно;
прочитав
его
очер к,
я
испытал
р адо сть
не
только
оттого,
что
наконец-то
при­
шла
пор а
вспоминать
о
в ели ком
ре жис сер е,
спектакли
к ото рого
я
безмерно
любил,
но
и
от
таланта
рассказчи­
ка.
..
420


.. .Итак,
первая
встреча
в
редакции
«Юного» .
Нас
п озн аком ил
тогдашний
его
ред а ктор
Семен
Фридман.
Да,
познакомил,
настаиваю
на
этом
слове,
ибо
для
тех
времен
церемония
эта
бы ла
не
типич на :
мы
все
еще
по-мальчишески
продолжали
считать
«представление»
незнакомых
людей
др уг
другу
старомодным
этикетом,
смешной
«светскостью», вообще чуть ли не запрещен­
ным
п ри емом.
Зн ако мств а
происходили
к ак-то
сами
со­
бой:
люди
ли бо
сразу
заинтересовывались
д руг
д ругом ,
либо
притирались
постепенно,
л ибо
так
и
оставались
чу­
ж ими
и
посторонними.
Ви ди мо,
Фридман,
знакомя
нас,
хот ел
пр ед о твр атить
возможные
не дораз умени я:
он
был
добрый,
благоразум­
ный
ре да ктор
и
не
любил,
когда
его
авторы
сс орй ли сь:
вдруг
о дин
автор,
сморозит
что-нибудь
про
другого,
не
подозревая,
что
тот
находится
в
этой
же
комнате!
Что
ж,
о пасение
имело
резон:
гл аву
из
готовившегося
к
п еча­
ти
романа
Юр ия
Германа
я
прочел
незадолго
до
вс тре­
чи,
в
очередном
номере
«Юного пролетария», и мне она
-не
понравилась.
Собственно,
акти вно
не
понравилась
вс его
од на
фраза,
но
для
«стилиста- ма кс им ал ис та»
это
б ыло
р ешающим : «Ночь была черная,
как
вакса».
Фр а­
за
резанула
меня
своей
эффектностью,
подходившей
больше
для
фельетона
или
для
переводного
романа
при­
ключенческого
толка.
Насторожило
и
то,
что
в
главе
действие
происходило
в
Берлине
и
ге рой
был
немцем.
—
Липа,—
р еши тел ьно
определил
я
для
себя
содер­
жание
гл авы .—
Липа
под
липами
Берлина.
Через
непродолжительное
время
(типографии и из­
дат ел ьст ва
работали
тог да
быстрее,
чем
нынче)
роман
«Вступление»
вышел
в
свет,
и
я
немедленно
его
прочи­
тал.
Меня
поразили
две
вещи.
Пр ежде
в сего
дерзость
автора,
пишущего
о
Германии,
о
Китае,
о
не мца х,
о
ки­
тайцах,
о
советских
заводах,
советских
рабочих
и
инже­
нерах
так,
будто
все
ему
одинаково
хор ошо
знакомо.
Сложным
жизненным
и
л ите ратурны м
хозяйетвом
он
рас по ряжалс я
с
та кой
свободой,-
словно
привык
это
де­
лать
с
пеленок,
а
был
он
еще
моложе
меня
на
два
года,
иначе
говоря,
написал
б ольшой;
серь езны й
роман
д ва­
дцати
лет
от
род у.
Уд ивилб
ме ня
и
то,
что
прочел
я
этот
объемистый
том ,
что
называется,
с
мах у,
забыв
на
эти
дни
и
час ы
про
свою
склонность
к
прозе
совершенно
иного
характе-
421


ра.
Публицистично
б ыло
то
время,
пу бл ицист ич на
и
кни ­
га
Германа.
Роман
был
круто
замешен
на
тех
самых
событиях,
которые
происходили
у
нас
и
в
чужом
мир е
и
за
которыми
литература
чаще
не
поспевала,
хотя
и
тщилась
пос п еть.
Герман
поспел
—
это
б ыло
са мо оче­
видно
и
в се -таки
удивляло.
Мы
стали
встречаться.
Выя снило сь ,
что
мы
оба
васи-
леостровцы
и
ра зделяет
нас
в сего
один
квартал.
Помню
узкую
д линну ю
комн ату
в
доме
на
углу
Малого
и
2-й
ли­
нии,— дом,
в
нижне м
эта же
которого
помещалась
ст о­
ловая,
где
я
в
то
лето
нередко
обед ал .
Правая
ст ена
ком­
на ты
уставлена
книжными
ст еллаж ам и:
словари,
спр а­
вочники,
книги
о
всевозможных
производствах,
ремеслах
и
пр.
и
т.
п.—
все
это
нужно
для
очередной
раб оты
над
очередной
к ниг ой.
(Я уже понял,
что
Юра
всякий
раз
с
голов ой
по гру жал ся
в
тот
ми р,
в
каком
должны
ж ить
и
действовать
его
будущие
герои,—
таков
был
тогд а
его
м ето д.)
Я
смотрю
и
пролистываю
эти
б рошю ры
и
книж­
ки,
а
на
столе
у
окна
сидят
Юра
и
его
первая
жена
Люда,
оба
худые,
длинные,
и
набивают
таб ако м
папи­
росные
гильзы
(говорят, -эт о
дешев ле,
чем
покупать
го­
товые
па пир о сы ): собираются ехать в гости к Юриным
родителям;
кажется,
в
Брянск;
каж ется ,
весной
1932 года.
А
вот
и
зи ма
1932—1933 года.
В
ко мн ате
Германа
собрались
литературные
сверстники:
Дмитрий
Ост ров ,
Геннадий
Гор,
Иван
Дмитроченко,
Е вге ний
Соболев­
ский,
я,
еще
и
еще
к то- то.
Остров
чи тает
вслух
р ассказ
из
своей
кн иги
«В окрестностях сердца» .
Рассказ
живо­
пи сен
и
музыкален,
это
по-настоящему
поэтическая
про­
за;
как
поэт ична
и
настоящая
фамилия
Острова
—
О ст-
росаблин,
ко торую
он
почему-то
укоротил...
«Какие же
все
мы
ра зные!
—
думаю
я
про
себя.—
Это
хоро шо.
Это
залог
у спеха!» В соседней комнате,
ко то рая
то же
теперь
принадлежит
Герману,
сп ит
маленький
Миш а
и
безмол­
вно
движется
Люда.
В
том
же
год у
я
познакомился
у
Германа
с
Павлом
Далецким,
который
был
старше
нас,—с
ним
я
сблизил­
ся
значительно
позже.
Оба
рассказывали
о
Горьком,
ко­
торый
заинтересовался
их
книгами
и
у
которого
они
по­
б ывал и.
Роман
Дал ецко го
о
японс к их
концессионерах
на
на шем
Да ль нем
Востоке
так
и
н а зыва лся ! «Концес­
с ия».
Ге рман у
Го рь кий
сов етов ал
написать
роман
об
ан­
ти семит из ме,
и
Юра
начал
уже
собирать
материал,
на
422


полке
у
не го
стояла
«Еврейская энциклопедия» .
Го рьки й
считал,
что
советские
пи са тели
и
чи тател и
должны
как
мо жно
больше
зна ть
о
капиталистическом
мире.
Отме ­
тил
он
и
книжку
С.
Марвича
«Малый мир», повествую ­
щую
о
Зап а де.
Слушая
Германа
и
Далецкого,
я
с нова
подумал: «До чего .мы
разные!
Интересно,
ка кими
мы
будем
.лет
через
пя ть?. .»
В
ту
зиму
я
целыми
днями
ра ботал
в
ар х иве,
бывшем
С инод е,
со бир ал
материал
о
постройке
Исаакиевского
собора:
ме ня
зан и мала
р ус­
ская
история,
двадцат ы е
и
тридцатые
год ы
прошлого
ве­
ка,
что
по
контрасту
тесно
с вязыва ло сь
для
ме ня
с
со­
временностью.
К
Юре
быстро
пришли
успех,
популярность,
у
него
появилась
немудреная
и
неновая
ав тома ши на,
кот орой
он
сам
управлял
и
о днаж ды
подвез
меня
с
мо им
отцом
из
центра
на
Васильевский
ос тро в.
Отец
ничего
не
зам е­
ча л,
сидел,
очень
довольный,
на
заднем
сиденье,
но
я
в
маленьком
переднем
зер кал ьце
видел,
что
Герман
со­
всем
не
уверен,
что
нам
удастся
благополучно
перевалить
Дв орц овый
м ост
и
завернуть
на
Университетскую
набе­
режную:
страх
мелькал
в
его
черных,
бле стя щих ,
как
с ливы
(как вакса!), глазах..,
В
середине
тридцатых
г одов
Юра
с
Людо й
разо­
шлись,
Юра
влюбился
в
Таню,
квартиры
в
городе
у
них
не
бы ло,
и
они
жили
в
литфондовской
даче
в
Александ­
ровке,
в
л етнем
холодном
доме .
Дро в
тоже
не
было,
но
была
машина,
на
которой
Герман
езди л
по
дорогам
и
п одби рал
поленья
и
чурки;
это
было
очень
похоже
на
то,
как
Чаплин
в
«Огнях большого города», выскочив из
роскошной
машины
подружившегося
с
ним
п ьян ого
миллионера,
схватил
и з-под
носа
какого-то
бродяги
ва­
лявшийся
на
дороге
сигарный
окурок.. .
Незадолго
до
войны
мы
жи ли
с
ним
в
Доме
тв ор­
че ства
в
Пушкине,
я
с рочно
заканчивал
сценарий,
на
другой
день
должен
был
сда ть
на
«Ленфильм», работал
всю
ночь,
и
Герман
всю
но чь
варил
кофе
и
носил
мне
ст акан
за
стаканом
(это были маленькие металлические
стаканчики,
вкладывавшиеся
оди н
в
другой).
Ме ня
очень
растрогала
такая
за бота ,—
правда,
я
знал,
что
Герману
это
приятно
д ел ать,
он
безумно
.любил
варить
кофе,
п ить
сам
и
угощать
других;
он
молол
зерна
в
длинной
медной
цилиндрической
кофемолке,
зажав'
ее
между
колен.
423


Вообще,
есл и
Герман,
че м- ниб удь
увлекался, .все дол­
жны
бы ли
у влек ать ся
тем
ж е,—
он
азартно
нас
агити­
ровал.
Строил
дачу
—
все
мы
д олжны
б ыли
строить
да­
чи.
Увлечения
его
бы ли
не прем е нно
масштабны,
порою
сверх
меры.
Ра звод я
и
коллекционируя
Как тусы,
он
до­
ст авал
самы е
редкие
виды
и
экземпляры,
переписывал­
ся
с
самым и
знаменитыми
кактусниками
нашей
страны.
Увлечение
обры в ал ось
сразу,
чудовищных
ф орм
и
раз­
меров
ка кту сы
исчезали,
как
страшный
сон,—
мгновенно
р аз дари вали сь
друзьям,
зн ако мым,
а
то
и
малознако­
мым
людям.
Начиналось
нов ое
у влеч ение
—
а ква ри ума­
ми—
и
сразу
приобретало
глоб а льны е
ма сштаб ы:
огромные,
сп ец иал ьно
з аказ анные
искусным
мастерам
стекл янны е
аквариумы
стояли
по
все й
квартире,
осве­
щаемые
и
подогреваемые
электричеством.
Сотни
дико­
винных
рыб
и
рыбок
резвились
и
величаво
плавали,
от­
л ивая
золотом,
серебром,
киноварью.
Потом
вдруг
исче­
зали
и
они ,
ус т упив
место
новой
всепо гл ощ ающ ей
страсти.
Но
кр е пкий
кофе
и
крепкий
чай
сопровождали
его
всю
жизнь.
Он
настойчиво
мне
сов етов ал
в
разгар
раб о­
чего
дня
выпить
стакан
свежезаваренного
кр епко го
ч ая,
так
как
справедливо
считал,
что
это
чрезвычайно
тони­
зирует
—
чувствуешь
себя
так,
словно
только
что
сел
за
письменный
ст ол.
Однажды
ве чер ом
он
напоил
Николая
В ирту
кр е пким
кофе
и
был
наказан:
ч асов
в
шесть
у тра
тот
в
панике
поз вон ил
ему
из
гостиницы,
что
все
еще
не
может
заснуть...
Помню,
тот
же
Вирта
в
июле
1943 года в Москве
крикнул
.мне с другой
стороны
пустынной
в
то
лето
ули ­
цы
Го рького:
—
Леня,
Юра
Герман
просил
меня
вам
сказат ь ,
что
вы
гений! ’
—
Очень
хорошо,—
о тве чал
я,—
а
в
чем
дело?
Оказывается,
Вирта
только
что
побывал
в
Поляр­
но м,
на
Му рм ане,
и
Гер м ан,
работавший
там
в
военно-,
мо рск ой
г азете,
сказал
ем у,
что
нак онец-т о
прочел
«Красное и черное»
Стендаля,
которое
я
вс егд а,
с
п ер­
вых
д ней
нашего
знакомства,
зах лебы вая сь
хва лил ,
а
он
все
не
удосуживался
прочесть:
ему
представлялось,
что
Сте ндал ь
ск уч но ват,
суховат...
П отом
сам
Юра
мне
го­
в орил,
что
чи тал
«Красное и черное»
день
и
но чь
в
хо­
лодной
комнате,
не
вы лез ая
из-под
одеяла
и
не
ходя
424


в
ст ол овую
завтракать.;
и
я
этому
верю,
во -пе рв ых,
пото­
му,
что
это
был о
«Красное и черное», одна из самых
пламенных
кн иг
на
свете,
а
во- вто рых,
это
был
Германн,
с
его
способностью
воспламеняться.
Но
этим
«тема
Стендаля»
в
общении
ме жду
ка ми
не
была
исчерпана.
В
начале
1945годаяполучилотЮры «деловое»
пись­
мо,
касающееся
переезда
его
семьи
из
Архангельска
в
Лен и нг рад:
«Дорогой Л.
Н.!
Прости,
что
пристаю,
но
ты
дотош­
ный
и
все
доведешь
до
дела,
если
ты
не
переменился,
что,
впро че м,
на
те бя
не
похоже...
Я
писал
А.
А.
(Прокофьеву,
тогдашнему
секретарю
Ленинград­
ского
союза
писателей.
—
Л.
Р.)
заявление
нас чет
сво их
семейных
дел.
Нужно,
что бы
мне
быстро
ответили
и
ни­
чего
не
перепутали.
Это
все
очень
существенно,
чтобы,
например,
фамилии
б ыли
какие
надо ,
а
не
другие.
По­
жалуйста,
присмотри.
И
адрес
то же.
А
я
зато'
б уду
чи­
тать
только
Ст енд аля
и
только
Диккенса.
Идет?
А
Лев­
ку
Толстого
не
буду,
он
бяка.
Да?
И
кроме
то го
я
бу ду
с
тоб ой
всюду
бег ать
на
лыжах.
Милый
Леничка,
не " серд ись
на
меня.
Но
мне
оч ень
нужно,
чтоб ы
все
сделали
ск оро
и
споро.
Н апиш и,
как
вы
там
живет е.
Е.
Л.
Шварцу
при вет а
не
передавай.
Ни
в
кое м
сл у чае,
ни
за
чт о.
Даж е
если
будет
приставать
и.
просить
передать,
ты
знаешь
эту
его
отвратительную
манеру.
Вообще,
как
он
-м не
не прият е н,
этот
по жил ой,
молодящийся,
с
тяжелым
характером,
вечно
вылощ е нный,
нафпксатуаренный,
выб рит ый
до
омерзения;
и
его
скупость,
мел очнос т ь,
его
п ат ологи­
ческая
' брезгливость к детям,
его
чудовищная
жесто­
кость
и
франтовство,
франтовство,
франтовство.
Кроме
того,
он
ханжа.
Так
что
ничего
ему
не
передавай.
Ес ли
ув идишь
Т.
или
П.—
по це луй
их
го рячо .
Вот
это
люди!
Бу дь
здоров.
Ю.Г.».
Для
полн ой
ясности
добавлю,
что
Евг ений
Шварц
был
одн им
из
сам ых
л юб имых
и
дорогих
Юри ю
Герма­
ну
людей
и
в се,
что
написано
здесь
о
не м,
о
его
хара кте­
ре,
наружности,
надо
чита ть
наоборот!
Что
касается
упомянутых
в
письме
Т.
и
П.,
это
совсем
чужие
и
мне,
и
Ге рман у
ли тер ат оры ...
Когда
мы
оба
вернулись
в
Лен и нг рад,
мы
часто
жи-
ли
одновременно
в
Д оме
тв о р чества
в
Комарове.
Юра
много
работал,
из
его
комнаты
раздавался
н еп ре рывный
425


стр еко т
машинки:
все,
что
он
делал ,
он
д елал
со
страстью.
Еще
со
времен,
когда
он
п исал
«Наших знако­
м ы х», меня поражала та легкость,
та
щедрость,
с
к акой
он
переделывал,
переписывал,
заново
писал
¡целые эпи­
в оды
и
сцены.
«Наши знакомые»
были
задуманы
как
небольшая
повесть
о
комсомольской
столовой
и
называ­
лись
сн ачала
«Кафе», потом « Ш амо в ка», потом «С та ри­
к и» (поскольку В ней появились старые повара,
помо­
гавшие
комсомольцам
создать
таку ю
столовую).
Посте­
пенно
повесть
росла,
об растала
бытом,
на полня лас ь
жизнью,
множеством
персонажей,
ста ла
романом,
в
ро­
ма не
выкристаллизовались
гл авн ые
герои
и,
нак о нец,
самой
главной
героиней,
ра ди
которой,
казалось,
все
и
было
затеяно,
стала
А нтони на
Старосельская.
Именно
А нтонина ,
ее
нескл адная ,
исполненная
ошибок,
порой
нелепых,
п орой
трагических,
волнующая
нас
и
сейчас
жи знь
и
су дь ба,
сд елала
«Наших знакомых»
само й
чи­
таемой
книгой
второй
пол ов ины
тридцатых
годов,
насто­
ящим.
советским
«бестселлером» .
На
книгу
записыва­
ли сь
в
очередь
в
библиотеках;
едучи
в
пригородных
поездах,
в
трамвае,
часто
можно
б ыло
видеть
углубивше­
го ся
в
чтение
эт ого
толстого,
рас треп ан ног о
том а
муж­
чину,
а
еще
чаще
—
жен щину .
С
читате ль ски м
ус пе хом
«Наших знакомых»
мог
к онк урирова ть
лишь
успех
«Двенадцати стульев»
и
«Золотого теленка» .
К стати,
с
Евгением
Петровым
Герман
как
раз
подру­
жилс я
пе ред
войной
(Ильфа уже не было) .
Живость
хара ктера ,
обостренное
вн иман ие
к
советскому
быт у,
ж изне люб ие,
оптимизм
—
все
это
их
сближ ало .
Впро­
чем ,
Юра
и
прежде
легко
и
быстро
сближался
с
заинте­
ресовавшими
его
новыми
людьми.
На
моей
памяти
це­
лая
серия
таких
увле ч ений.
С
од ной
ст орон ы,
он
оста­
вал ся
верен
старым
д руз ьям
(если не всем,
то
многим),
с
другой
—
постоянно
возникали
но вые
знакомства
и
дружбы,
развивались
бы ст ро,
бурн о,
в
полном
соответ­
ствии
с
его
темпераментом,
и
п орой
так
же
вн езап но
затухали:
Юра
напрочь
переставал
ин те ресов атьс я
но-
вообретенным
другом.
Пожалуй,
можно
сказат ь ,
что
в
каком-то
смысле
это
была
ж ен ская
черта
в
его
характе­
ре,
я вно
прот иворе чи вша я
его
резко
выраженной
м уж­
ской
внешности,
его
ба су,
его
трудно
по дда ющейс я
бритве
черной
растительности
на
лице.
Если
бы
в
те
год ы
бы ло
модно,
как
теперь
среди
молодежи^
отращи­
425


ва ть
б ороды ,
Герман
мог
бы
побить
рекорд
и
сравняться
с
Черномором.
к
Но
я
отвле к ся
от
того,
что
хотел
ра сс ка зать
о
«метр -
дике»
его
л и тера турной
ра бо ты.
В
год ы
наибольшего
успеха
«Наших знакомых»
находились
строгие
критики
и
придирчивые
читатели,
которые
морщились,
читая
этот
роман,
причисляли
его
к
произведениям
мещанской
ли тер ат уры,
обзывали
беллетристикой
и
пр.
Не
берусь
судить,
полностью
ли
мо жно
освободить
этот
роман
от
подобных
упре ков ,—
например,
мне
казался
сл иш ком
«красивым», слишком сочиненным артист Аркадий Оси­
пович,
в
которого
влюблена
юн ая
Тоня:
нечто
среднеа
меж ду
Ал ек сан дром
Блок ом,' ес ли
бы
он
дожил,
до
нэпа,
и
душкой-тенором,
которого
г имн азис тки
готовы
был и
часами
ждать
у
служебного
входа
в
театр...
(Но ведь
раз ве
не
зн ают
нынешние
родители
и
педагоги
так
на­
зываемого
«поклонничества», объектом которого явля­
ются
уже
не
певцы,
а
ки но ар тисты ?) Зато как сильно,
реалистично,
психологически
тон ко
и
точн о
н апи саны
в
романе
Скворцов,
Пал
Палыч
и,
конечно,
сама
Ант они­
на.
До
сих
пор
помню
ощ ущ ение
свежести,
какое
меня
охватило,
когда
я
прочел
страничку,
где
А нто нина
едет
в
тра мв ае
и
искренне
недоумевает,
почему
это
пассаж и ­
ры
ее
сторонятся,
сердятся
на
нее,
кричат.
Вд руг
она
поняла,
что
всему
виною
ее.
об н овка
—
жалкий
палан­
тин,
сшитый
из
ку пле нных
ею
на
рынке
четырех
за ячьи х
шкурок:
это
он
оставляет
на
спинах,
на
рукавах,
на
пле ­
чах
трамвайных
соседей
б елые
клочья.
«Зайцы ле ­
зут!»—
с
ужасом
подумала
она.
Превосходно
написал
Герман
эти
полудетские-полуженские
переживания
То­
ни:
юмор,
поэзия
—
все
ес ть
в
этой
маленькой
сценке.
«Подкупающе человечный талант,—
под умал
я
тогда,—
его
никогда
не
раз лю бят
читатели».
Так
и
вы шло.
Читатель
оце нил
и
две
повести,
напи­
санные
после
«Наших знакомых»,— « Лап шин»
и
«Жма­
кин ».
С южет
«Жмакина», этой повести о перековке (как
тогда
выражались)
мол о' дог о,
но
' уже
успевшего
ожесточиться
преступника,
о
роли
л юбящей
Кла вы
в
эт ом
тр уд ном
процессе
возвращения
его
к
людям,
та ил
опасность
впасть
в
сантимент,
в
мелодраму,
в
дидакти­
ку,
но
талант
автора
все
это
преодолел.
Герман
уже
приобрел
такт,
чувство
меры,
он
научился
экономить
и
конденсировать
художественные
средства,
перестал
раз­
427


брасываться,
без
нужды
расширять
рамки
повествова­
ния
й
увеличивать
количество
персонажей,—
уме д,
со?;
средоточиться
на
главном
и
это
главное
написать
так,
что
оно
безотказно
действовало
на
любого
чи тат еля:
от
самого
массо во го
до
самого
изыс канно г о,
так
сказать,
читательской
элиты.
Но
щедрость
тала н та
осталась.
Осталась
и
щедро ст ь
в
работе,
в
«технологии», творчества.
Как
известно,
большинство
литераторов,
великих
и
малых,
работают
над
своей
рукописью
примерно
так:
без
конца
правят,
зачеркивают,
впи сыв ают
между
строк
и
на
полях,
еще
раз
вычеркивают,
еще
раз
вписывают,
подклеивают
к
донельзя
измаранной
странице
новые
и
новые
куски,
—
в
результате
текст
превращается
в
малоразборчивую
абра­
кадаб ру .
Герман
работал
иначе.
Прежде
всего,
он
писал
на
м аши нке,
примечательностью
к от орой
был
«микро-
шр ифт ». ^тими
мелкими,
частыми
буковками
он
запол­
нял
всю
стр аниц у
до
отказа,
не
ост авля я
ни
санти­
метра"
полей.
Не
оставалось
места
и
между
строками,
на пе чата нны ми
через
од ин
интервал.
Поэтому,
н апис ав
вчерне
эпизод
или
да же
главу,
Герман
все
это
писал
потом
зано в о,
порой
ничего
не
ос тавл яя
от
старого
т ек­
ста
или
используя
только
лучшие,
наиболее
удавшиеся
места.
Так
повторялось
ещ е,
и
еще,
и
еще
раз .
Ме ня
всегда
уд ивлял
такой
трудоемкий
способ,
но,
ви д имо,
он
впо лне
о тв ечал
широкому
характеру
автора.
А
ха рак тер
Германа
дей ствите л ьн о
был
широк
—
ш ирок
во
всем,
даже
в
самых
утилитарных,
хозяйствен­
ных
мелочах.
Его
хлебосольство,
гостеприимство
бы ло
пр итче ю
во
язы цех
—
и
оно
оставалось
с
ним
до
конца
жиз ни.
Тяж ко
больной,
он
все
равно
любил,
чтобы
к
не му
прих од или,
чтобы
гости
ели
и
пил и
за
из об ильно
накрытым
столом,
а
он,
уже
не
сидя,
а
лежа
на
ди ва не,
смотрел
на
трапезу,
зо рко
следя
за
тем,
чт обы
гос ти
не
ленились,
не
чванились;
сам
он
уже
не
мог
про гло т ить
ни
к уска
—
так
у
нег о
болело
обож жен н ое
облучением
горло...
В
счастливые
св ои
здоровые
годы
он
весело
хлопотал
у
стола,
собственноручно
го т овил
любимые
н апит ки
и
куша нь я,
сам
покупал
на
рынке
высококачественные
продукты.
Однажды
зимой,
нагруженный
заку пл ен ным
в
городе
продовольствием,
он
проехал
ми мо
своей
стан­
ци и,
а
время
было
позднее,
поезд
ок азалс я
пос ле дним,
428


и
Герман
топал
пе шком
по
шпалам
из
Зеленогорска
в
Комарове;
ме ла
метель,
пакет ы
б ыли
тяжелые
и
разваливались,
ходить
пешком
Герман
не
лю бил
и
почти
никогда
не
ходил,
во
вс ех
случаях
пред­
поч ита л
и
в
городе
да же
одну
остановку
проехать
в
автобусе...
Это
была,
как
он
признался,
одна
из
самых
кошмарных
в
его
ж изни
ночей!
З ато
как
он
был
сч аст­
л ив,
-ввалившись
на ко нец
в
теплый,
живой
дом, —
с
гор я­
чим
желанием
всех
разбудить
и
угощать
приве зе нными,
нет,
принесенными
с
таким
адским
трудом
яст вами !
Широта
и
размашистость
нрава
приводили
порой
к
комическим
эпизодам.
Как-то,
вскоре
после
во йны,
в
гостинице
«Москва»
Юра
по
ошибке
вы тащи л
из
на­
грудного
кар ман а
и
дал
лифтеру,
поднявшему
его
на
д есятый
этаж,
тридцатку
вместо
рублевки.
Было
ужас­
но
жалко
э той
чу ть
ли
не
последней
три дц атки ,
но
ничего
не
поделаешь!
На
многочисленных
заседаниях,
в
которых
нам
п ри­
ходилось
участвовать,
Герман
любил
перебрасываться
шутливыми
и
серьезными
записочками.
К
со жа ле нию,
у
меня
сохранились
вс его
две-три
за писк и,
относящиеся
к
последним
годам,
когда
он
за бо лел.
«Ленечка!
На
старости
лет
я
совершенно
не
могу
за­
с еда ть.
Может
быть ,
это
тож е
результат
облучения,
а
не
д ряхл ость .
Ты
образованный,
ты
знаешь
и
про
Д арв ина,
и
про
Тимирязева.
Ответь!»
В
другой
он
повторяет
св ой
любимый
совет'
но
и
тут
уже
видно,
что
ему
нездоровится
и
что
крепкий
к офе
остался
в
прошлом: «В час-два
дня
выпей
чашку
оч ень
крепкого
чая .
Я
э тим
держусь».
Недавно
я
н ашел
у
себя
номер
рукописного
жур на­
л а : «Красный писяк», экстренный выпуск.
Тираж: 1 ну­
м еро ванный
экз ем п ляр.
Текст
Ю.
П.
Германа,
ри сун ки
Л.
В.
Канторовича».
В
ф евр ал е-1936 года мы жили в Петергофе,
в
гости­
нице
«Интернационал» .
Герман
пи сал
«Лапшина», Лев
-
Канторович
работал
над
иллюстрациями
к
«Нашим зна­
к ом ым », кинодраматурги М.
Блейман
и
Э.
Большинцов
писали
сценарий
«Великого гражданина» .
Житье
бы ло
моло дое ,
веселое,
дру жное ;
работали
много,
но
находи­
лось
время
и
для
бесед,
и
для
шут ок,
и
для
лыжных
прогулок,
от
которых
Герман
о тлы нива л...
./Одной
из
Юриных
затей
яви л ось
издание
юмористи­
429


чес ко го
журна ла
«Красный писяк» (вышло три номера).
Поводом
к
з агла вию
послужил
ячмень,
вс к оч ивший
на
г лазу
одного
из
нас,—
как
известно,
та кой
нарыв
зовут
еще
«песьяк»
или
«писяк» ...
На
первой
странице
жу р­
на ла
Лев
Канторович
изобразил
трех
пажей
в
изыскан­
ных
средневековых
костюмах.
Т екст
глас и л:
Три
юных
пажа
покидали
Навеки
св ой
б ерег
ро дной .
В
глазах
у
них
слезы
сто ял и.
Они
очень
не
хотели
ехать
В
Петергоф
и
писать
Там
сц енар ий.
Они
был и
ло ды ри.
Кто
же
он и?
От гадайте .
В
пажах
мож но
б ыло
узнать
И.
Хе йфица ,
А.
Зархи
и
меня.
Следующий
рисунок
Ка нторов ича
и
стихи
Германа
посвящались
киноактрисе
Я нине
Жеймо,
в
просторечии
Янич ке ,
та кже
жившей
в
ту
зим у
в
«Интернационале» .
Ге ро иня
популярного
тогда
фильма
«Подруги»
и
буду­
щая
Зо лушк а
в
одноименной
послевоенной
картине
бе­
г ала
с
нам и
на
лыж ах
не
в
лыжном
к ост юме,
а
в
мехо­
вой
шубке,
что
почему-то
раздражало
овча рк у
Канторо­
вича :
к огда
Яничка
катилась
с
горы,
собака
ки далас ь
ей
наперерез
и
х ва тала
за
пол ы
шубки.
На
рис унк е
Яничка
печально
глядела
на
изоб ра женны е
художником
весы
и
стихотворное
предупреждение:
Не
спите,
Яня,
милая,
не
спите,
Вы
р астол стеет е!
Какой
пассаж!
И
ничего
вам
не
поможет,
Яня,
Ни
эк спе диц ии,
ни
лыжи,
ни
массаж!
Юр ины
шутки
не
всегда
носили
добродушный
харак­
те р,
особенно
когда
мы
с
ним
резко,
расходились
во
м не­
ниях,
что
нер едко
случалось
на
заседаниях
редакцион­
ных
советов
приобсуждении
сценариев
или
книг.
Темпе­
рамент
цодчас
«заносил»
Германа—он
перехваливал
ил и,
наоборот,
изничтожал
обсуждаемое
произведение,
я
ему
во зражал ,
на
что
следовало
два
варианта
реак­
ции:
Юра
либо,
мрачно
от м ал чи вался,
ли бо
отвечал
юмористической
репликой,
обижаться
на
которую
не
приходилось,
настолько
она
была
остроумна
и
мет ко
би­
ла
в
цель.
Приведу
приме р.
430


Обычно
ни
он,
ни
я
не
любили
щ его лять
цитатами
из
кл асси ческих
авторитетов,
но
тут
черт
меня
дернул
п ри­
вести
в
ка чес тве
аргумента
какое-то
высказывание
Ва х­
тангова.
Герман
немедленно
отпарировал:
—
Мы
на
ночь
Гордонов
Крэгов
не
читаем!..
Возразить
было
неч ег о.
Да
и
не
хотелось.
Я
оце нил
и
множественное
чис ло,
живо
напомнившее
бывшего
ка­
мергера
Ми тр ича
из
«Золотого теленка»
с
его
«Мы в
гимназиях
не
обучались», и то,
что
Герман
назвал
не
Ва хт ангова ,
не
Станиславского,
не
Мейерхольда,,
а
именно
Крэга,
известного
нашему
пок ол ению
лиш ь
от­
раженно,
из
теа трове дче ских
книг,—
тем
самым
он
с
бл еско м
вы казал
и
нас мешку ,
и
эрудицию:
мо л,
если
бы
я
за хоте л,
я
бы
те бя
приш пи лил
еще
более
редкостным
и мене м,
так
что
лучше
оставь
в
покое
Вахтангова!
Обиде л ся
я
на
Германа
лиш ь
однажды
—
з ато
по
серьезному
по в оду.
В
1963 году я затеял сборник воспо­
мина ний
о
Ев гении
Шв арц е,
умершем
за
пять
лет
до
этого.
Я
об рат ился
ко
всем,
кто
хор ошо
его
зн ал.
Никто
■из писателей,
режиссеров,
актеров,
зна вши х,
ценивших,
любивших
Евгения
Львовича,
не
от казалс я
о
нем
н апи­
сать
—
уже
через
месяц-другой
я
начал
получать
руко­
писи.
Помню,
первым
отк лик н улся
мой
почти
однофами­
ле ц,
И.
А.
Ра хт анов,
работавший
с
Е.
Л.
Шварцем
в
детском
журнале
«Еж»
в
начале
тридцатых
годов.
И,
кон ечн о
же,
я
был
уверен,
что
одними
из
сам ых
ин тер ес­
ных
вос пом ина ни й,
самых
богатых
как
фактами,
так
и
мы слям и,
будут
воспоминания
Юр ия
Германа,
чт о-
они
несомненно
ук расят
сборник.
Лю ди
эти
оче нь
дружили,
и
Шварц
л юбил
Юру
не жной,
я
бы
с казал ,
отцовской
любовью.
Ув ы,
сборник
«Мы знали Евгения Шварца»
-вышел
в
1966 году без воспоминаний Юрия Германа .
Мне
он
коротко
объяснил,
что
ему
трудно
писать
о
Жене.
А
что
же,
всем
на м,
остальным,
зн ав шим
и
лю бив шим
Швар­
ца,
было
легко
о
нем
написать
—
Л.
Пантелееву,
М.
Слонимскому,
Н.
Чуковскому,
Н.
П.
Акимову,
В.
Кетлинской?
Я
до лго
не
мог
простить
Юре
этот
от­
ка з,—
ду ма ю ,~что
и
он
после
пожалел
...
Может
быть,
он
не
верил
в
реальность
изд ания
этого,
сборника?
Надо
сказа ть ,
что
как
раз
в
эти
год ы
Герман
уси лен ­
но
трудился
над
окончанием
своей
трилогии
—
«Дело,
которому
ты
сл у жишь », «Дорогой мой человек», «Я от ­
431


веч аю
за
вс е»,—
са-мой
большой
и,
словно
он
чувство­
вал,
последней
его
работы.
Чуть
не
всю
жизнь
он"
писал
о
вр ач ах,
но
они
не
смогли
его
уберечь
и
спасти
от
вн ез апно
напавшей
болезни.
..
Нет,
это
не
уп рек ,—
да
и
ком у?
—
про сто
констатация
рокового
со в паде ния
фактов.
В
1965 году я подарил ему свою книгу «О че нь
разные
повести»
и
на
титульном
листе
написал: «Юре,
кот оры й
мо ли тся
двум
бо гиня м
—
Ве нере
Милицейской
и
Венере
Медицинской».
Я
им ел
в
в иду
то,
что
Юра
любил
пи сать
о
врачах
и
милиционерах;
к оне чно,
е сли
бы
знать,
что
в
этом
году
Юра
заболеет,
я
бы
не
упраж­
нял ся
в
таких
лихих
каламбурах.
..
В
общении
с
Ю рой
подкупало
все,
в
том
ч исле
пр о­
стодушие
и
доверчивость,
которые
его
иногда
по дво ди­
ли.
Однажды,
жи вя
в
Доме
творчества,
он
прибежал
ко
мне
растерянный
и
смущенный.
В
чем
дело?
Оказалось,
что
он
чи тал
вслух
приятелю
и
приятельнице
г лавы
из
н овой
повести
и
вдруг
боковым
зрением
увидел,
что
тем
не
до
ч те ния,
что
они
втихомолку
ласкаются...
Что
бы­
ло
делать?
Неудобно
же
показать,
что
зам етил !
И
Гер ­
ман
продолжал
читать,
читать,
как
всегда,
с
душой,
ну т­
ря ным
басом.
Но
потом
не
в ыт ерпел:
прервав
чте ни е,
прибежал
поделиться
и
п осове тов аться.. .
В
1940 году,
ког да
Латвия
вошла
в
состав
СССР,
Герман
по ехал
в
Риг у,
и
т ам,
в
городском
теа тр е,
состо­
ялс я
его
литературный
вечер.
Юра
читал,
читал
опять
же
пр оникн ове нно
(кажется,
это
б ыли
р ассказ ы
о
Пи­
рогов е ,
над
которыми
он
раб о тал
п еред
сам ой
в ой ной)
и
вдруг
с
ужасом
заметил,
что
в
первом
ря ду
сидят
какие -то
незнакомцы
и
незнакомки
и
ласково
кивают
ему ,
улыбаясь
сквозь
слезы.
Юра
сразу
сообразил,
что
это,
наверно,
его
местные
р од ст венник и,
тетушки,
дя­
дюшки,
кузены,
кузины,
которых
он
никогда
не
видел,
лишь
слышал
о
них
в
детстве.
Что
будет
в
антракте?
Все
к
нем у
кинутся,
станут
обнимать,
целовать!
А
он-то
пи сал
в
ан кетах ,
что
родственников
за
границей
не
им е­
ет,
и
де йств ител ь но
не
им ел
с
ними
ничего
общего.
Но
все
обошлось.
Худого
из
родственной
встречи,
слава
бо­
гу,
не
последовало,
и
он
со
смехом
о
ней
р ассказ ыв ал.
А
р ассказы ват ь
он
умел,
как
никто,—
из
нег о
полу­
чился
бы
великолепный
актер;
да
в
юности
он
и
был
актером,
но
литература
пересилила.
Наслаждением
бы­
ло
его
слушать:
не
только
б айки
(любимое его словцо),
432


не
только
шутки
—
сочно,
вкусно
воспринималось
вс ё,
о
чем
он
ни
го во рил.
Даж е
недолюбливавшие
его
зави ст­
н ики
не
мо гли
не
поддаться
его
обаянию!
Талантливости
хватало
ему
и
на
творчество,
и
на
жизнь,
и
на
дружбу,
и
на
случайных
в
общем-то
людей,
за
которых
он
хлопо­
та л,
которым
он
помогал,
которых
хвалил
и
которые,
случалось,
его
пре да вал и.
Так,
од ин
из
молодых,
ода ­
ренных,
уже
входящих
в
силу
прозаиков,
которого
в
с вое
в ремя
Герман
похвально
отметил,
р езко
выс т упил
против
его
прекрасной
по ве сти
«Подполковник медицин­
ск ой
сл у жб ы», когда первую часть ее,
напечатанную
в
«Звезде», почему- то
ра с кр итико вали
и
об орва ли
публи­
к ацию
повести
в
журнале,
не
говоря
уж
об
аннулирова­
нии
до гов ора
на
из да ние
отдельной
к нигой .
Герману
бы­
ло
тр уд но,
но
сил
у
нег о
б ыло
столько,
что
он
не
упал
духом,
не
перестал
работать
и
за
эти
н еле гкие
для
него
.годы
написал
большой
исторический
роман
о
Севере,
о
Петре
Первом,
об
а рхан ге льс ком
л оцма не
петровского
времени,
одаренном,
в ол евом
человеке.
Помню,
как
он
принес
мне
бо льшую
рукопись,
перепечатанную
на
от­
кличкой
бумаге,—
он
л юбил
от ли чную
бумагу,
о тм енные
авторучки,
усовершенствованные
скоросшиватели,
мощ­
ные
дыроколы,
вообще
канцелярские
принадлежности
высшего
сорта.
Пер вое,
что
он
спросил,
когда
я
про чи­
тал
этот
роман:
—
Пр авда,
х орошо
напечатано?
—
Правда,—
чистосердечно
отв еча л
я.
—
И
знаки
все
правильно
расставлены?
—
Как
тебе
сказать...—
уклончиво
отвечал
я,
зная,
что
пунктуация
его
слабое
место.
—
Неужели
не
вс е?
—
огорчился
Юр а.
—
Как
теб е
сказать...—
еще
уклончивее
отве ча л
я,
прекрасно
видя,
что
рукопись
перепечатана
первокласс­
ной
машинисткой.
—
З начи т,
все
правильно!
—
разгадал
он
нехитрый
розыгрыш,
и
мы
дружно
захохотали.
Видно,
что
он
был
счастлив,
написав
эту
новую
крупную
и
нео жид анную
для
н его
вещь,
для
которой
так
пригодились
впечатле­
ния
от
Севера,
где
он
провел
го ды
войны.
Судьба
«Рос­
сии
молод ой »
бы ла
удачлива.
С коро
она
бы ла
издана,
и
на
подаренном
мне
экземпляре
Юра
написал: «Первое
му
читателю
эт ой
кн иг и».
Р ед акти ров ала
ее
наш
общи й
д руг
М.
С.
Довлатова,
и
это
тож е
бы ло
удачей:
не
мно-
15 л.
Рахманов
433


гие
редакторы
—
редакторы
по
призванию
и
так
од ер-<
жимы
своей
работой,
как
была
одержима
Маргарита
Степановна.
Наст ал о
время
выйти
в
св ет
и
«Подполковнику меди­
ци нс кой
с л у жбы »; подарив его мне,
Юра
написал:
«Первому другу этой книжки», и это тоже правда.
Ког­
да-то
я
прочитал
рукопись
«Подполковника»
за
од ин
день
и
сразу
же
написал
восхищенный
отзыв
для
и зда­
тельства.
А
через
две
нед ели
ра зрази лась
гневная
буря,
за держ ав
появление
книги
на
несколько
ле т.
Говорят,
у
Диккенса
была
ск л онно сть
особенно
м но­
го
работать
тогда,
ко гда
он
чувствовал
себ я
п лохо.
До­
стоевский
запойно
писал,
буд учи
весь
в
до лга х,
зал о жив
в
ломбард
самые
необходимые
носильные
вещи.
Герман
много
и
увлеченно
писал
всегда
—
и
когда
ему
было
хо­
рошо,
и
когда
п лохо.
Свой
последний
роман-трилогию
он
дописывал,
ко гда
на
нег о
навалилась
тяже лая,
изну­
рительная
и,
как
он
не
мог
не
подозревать,
неизлечимая
болезнь.
И
он
доп и сал
этот
ром ан
и
успел
опубликовать
его
в
«Звезде»
еще
при
жизни.
Поразительно
мужественно
прожил
Герман
послед­
ние,
ск упо
отмеренные
ему
судьбой
сроки.
Мы
считали
его
иногда
легкомысленным,
иногда
эгоистом
и
гед о­
ни стом ,
иной
раз
уж
слишком
быстро
меняющим
свои
вкусы,
привязанности...
Во-первых,
это
бы ло
совсем
не
так,
как
нам
к аза лось
со
ст орон ы:
в
нем
все
вре мя
про­
исх о дила
какая-то
невидимая
постороннему
вз гля ду
ра­
бота
мысли
и
чувства,
а
мы
видели
лишь
вне шние
ре­
зультаты
и
перемены.
Но
главной,
жестокой
и
сам ой
точ ной
проверкой
о казал ись
годы
болезни:
он
провел
их
как
истинный
стоик.
В
са мые
по след ние
месяцы,
когда
он
уже
не
мог
пи­
сать,
он
дик то вал
стенографистке.
Юра
сказал
мне,
что
он
стеснялся
бы
диктовать
постороннему,
чужому
ему
целовеку,
—
как
и
большинство
из
нас,
привык
б ыть
на­
едине
с
бумагой,—
но
в
данном
случае
его
мысли
запи­
сывала
наш
давний
друг
Ксени я
Николаевна
Сотникова,
которая
привыкла
стенографировать
н аши
сумбурные
■подчас выступления и споры на худсовете и умела их
изложить
в
удобопонятной
форме.
Герман
диктовал
ей
статьи,
отзывы,
ходатайства
—
у
н его
всегда
бы ло
много
подопечных:
взрослых,
подрост-
434


к ов,
по павши х
в
беду,
нуждающихся
в
защите,
в
про­
писке,
п рос то,
наконец,
в
высказанном
сочувствии,
в.доб­
ром
слове.
Так
проводил
Герман
свои
столь
пр ивычные
ему
трудовые
ч асы.
А
в
«свободное время», в дни,
когда
подле
нег о
не
бы ло
ни
друзей,
ни
врачей,
ни
деловых
посетителей,
ко гда
он
только
лежал,
ничего
не
ди ктуя,
ни
с
кем
не.
беседуя,—
он
читал.
Едва
ли
не
впервые
в
жизни
он
чи тал
просто
для
развлечения
легкую,
при­
ключенческую
литературу.
Я
уже
говорил,
что
Герман
лю бил
убеждать
все х
делать
то,
что
делает
он.
Так
и
тут .
Он
уговаривал
меня
взять
только
что
прочитанные
им
исторические
романы
Конан
Дойля,
хвалил
их,
очень
хв алил,
как
обычно
преувеличивая
их
достоинства.
Не
желая
огорчать
е го,
я
их
у
нег о
брал,
не
го вор я,
что
у
ме ня
на
по лке
ст оит
собрание
сочинений
Ко нан
До й­
ля,
что
я
чи тал
и
«Белый отряд», и « Изг на нни ко в»
и
на­
хожу,
что
они
скучнее
исторических
романов
Вальтера
Ско тта,
очаровывающих
юмо ром
и
наблюдательностью,
одновременно
положительным
и
романтичным
умом
(это
вед ь
Вал ьте р
Скотт
ск азал
о
во йне,
что
это
един стве нна я
иг ра,
где
оба
противника
проигрывают)...
Нет,
я
не
стал
с
ним
с пор ить
и
огорчать
и
постарался
сам
не
подать
виду,
как
грустно
мне
слушать
его
горя­
чие
рекомендации
вм есте
с.
признанием,
что
он
уже
не
хочет
читать
любимые
и
серьезные
книги;
и
только
за
двер ь ю,
спускаясь
с
Конан
Дойлем
под
мышкой
по
у зкой
крутой
винто вой
лестнице,
по
кот орой,
ст раш но
подумать,
может
быть ,
скоро
понесут
—
п очти
стоймя,
опасаясь,
как
бы
не
уронить,
—
дли нны й
г роб,
в
котором
бу дет
неподвижно
леж ать ,
леж ать
и
молчать,
навеки
мол­
чать,
этот
жизнелюбивый,
словоохотливый,
оче нь
де я­
тельный,
очень
талантливый
человек,
—
лиш ь
здесь
я
дал
себе
в олю
осознать,
до
чего
вплотную,
до
жут и
бл изко
подступила
к
нам
эта
беда
и
горе ,
1 января 1967 года я позвонил Юре,
Телефон
стоял
на
стуле
в озле
кровати,
и
он
сам
взя л
трубку.
В
первый
и
в
последний
раз
я
услышал
от
него
такие
слова:
—
Вот
так -то,
Ленечка.
Есть
и
сл ава,
и
деньги,
а
здоровья
нет.
И
не
будет..,
Дело
не
только
в
том ,
что
сказал
он
это
безнадеж­
ным
тоном,
че го
ни
разу
не
по звол ял
себе
во
время
болезни,—
д ело
еще
и
в
том,
что
о
славе
он
никогда
не
говорил
всерьез,
а
уж
тем
более
о
своей,
смеялся,
шу-
*
435


тил
над
теми,
кто
о
ней
вслух
мечтал
или
добивался,
и
иронически
наз ы вал
ее
не
иначе,
как
«славочкой».. <
Юра
уме р
16 января .
Еще
накануне
вечером
он
рас«
ска зал
приехавшему
к
нему
из
Москвы
близкому
другу
Д ании лу
Данину
новый
смешной
анекдот,
и
о’ба
смея­
лись,
хо тя
обоим
это
бы ло
неим ове рно
трудно.
Прошло
время.
И дет
дальше.
Иногда
спрашиваешь
себя,
ког о
т ебе
больше
нед о стает :
Германа-писателя
или
Германа-человека?
Проще
всего
ответить:
это
неделимо.
И
такой
от вет
будет
чис той
пр авдо й.
П равд ой
прежде
всего
п отом у,
что
сам
Герман
был
неделим.
Несмо тр я
на
то,
что
он
л юбил
жить,—
не
существовать,
а
именно
жить,
в
самом
широком,
глубоком
и
в
то
же
время
жи­
тейском
смысле
это го
слова,—
писательство
для
него
бы ло
абсолютно
ор ган ично ,
как
у
бо ль ших
музыкантов
бывает
абсолютный
слух.
При
всем
ж изне люб ии,
при
в сех
увлечениях,
разнообразных
и
прихотливых
«хоб ­
би », как их теперь называют,
при
всем
темпераменте,
который
он
непременно
вкладывал
в
эти
подчас
случай­
ные
интересы,
он
был
каждодневным
труж ен иком
—
всегда
п исал
и
не
мог
не
писать.
Зачем
же
' я опрашиваю
—
человек
мне
бли же
или
писатель?
Не ле пый,
почти
кощунственный
вопрос...
И
все
же
ответить
на
нег о
однозначно
я
не
мо гу.
С
о дной
стороны,
мы
настолько
п о-ра зному
жили
—
в
си лу
многих
п ричи н,
в
том
числе
и
не сх оже сти
характе­
ров,—
что
сближала
нас,
скорее,
литература.
С
другой
с торо ны,
мы
и
литературу
любили
нередко
по-разному,—
од но
сближало
нас,
другое,
пусть
временно,
разделяло
.(я
приво д ил
при мер
с
Диккенсом
и
Стендалем).
Мне
привелось
писать
о
его
кн игах ,
о
его
рукопи­
сях,—
он
это
знал
и,
наверно,
ценил,
тем
более
что
мои
отзывы
приходились
как
раз
на
не лег кие
для
него
годы.
О
«Подполковнике медицинской службы»
я
уже
упоми­
нал;
начало
другой
рецензии,
точнее
—
письма
в
изда­
тельство/
по мню
и
сейчас: «Жили-были
две
повести,
одна
н аз ыва лась
«Лапшин», другая
—
«Жмакин».
Это
бы ли
хорошие,
и нт ересные
повести;
не по нятн о,
почему
они
давно
не
издавались.
Но
вот
п еред
нам и
роман
«Один год», в который они соединились,—
по
существу,
это
новая
книга...»
Потом
написал
в
.другое издательст­
во
о
необходимости
выпу с тить
роман
«Наши знакомые»,
436


не
издававшийся
более
двадцати
ле т: «Зачем же ли­
ша ть
читателя
возможности
получить
эту
увлекатель­
ную,
живую,
г оря чую
к н игу?»
Но
вслух,
при
в стр ечах
мы
ни
об
этих,
ни
о
новых
книгах
не
говорили.
По че му?
Может
быть ,
п отом у,
что
оба
б ыли
«слишком»
профессионалами
(разумеется,
каждый
в
своем
роде)?Незнаю.
Возможно.
В
эти
го ды
мы
вслух
ничего
св оего
и
не
читал и
друг
другу,—
все
уходило
в
работу.
А
раб от ал
он,
пов то ряю
еще
и
еще
ра з,
невообразимо
много.
Только
в
последней
его
три ло­
гии
сто
печатных
листов,
то
есть
почти
две
тысячи
ст ра­
ниц
(кстати,
хотел
бы
я
видеть
читателя,
не
дочитавше­
го
их
до
конца!).
Этот
о гр омный
т руд
он
смог
осущест­
вит ь
за
семь
ле т,
а
ведь
в
те
же
годы
он
перерабатывал
«Наших знакомых»,-
писал
сценарии,
да
мало
ли
еще
чт о,
впло ть
до
статей
в
«Литературной газете»
на
трево­
ж ащие
его
темы.
Правы
и
не
правы
те,
кто
утверждал,
что
Герман
пи сал
спе циал ь но
для
широкого
читателя,
пи сал
так,
чтобы
интересно
бы ло
чита ть.
Да,
он
писал
интересно,
но
вместе
с
тем
он
писал
и
для
самого
избранного
и
пр идир чиво го
читателя
—
для
са­
мого
себя:
он
не
мог
не
писат ь
о
том,
что
его
глубоко
волновало,
и
именно
так
со здав ался
его
последний
ро­
ман .
Я
ск азал
раньше,
что
м еди цина
не
спасла
его
от
болезни
и
б езв рем енной
смерти,—
эт о,
конечно,
верно,
но
она
дала
ему
в
руки
драгоценный
материал
для
на­
сыщенной
творческой
жизни:
много
лет
медицина,
ее
творцы, .ее
труж ен ики
сл ужи ли
источником
его
вдохно­
вения.
Нав ерн о,
при
жизни
Ге рм ана
я
не
употребил
бы
таких
выс ок их
сл ов
—
Юра
их
не
любил,—
хотя
они
точ ­
но
выражают
то,
что
происходило
на
деле.
Можно
сказ ат ь
и
больше:
з аканч и вая
роман
о
вра­
чах,
будучи
уже
сам
болен,
Герман
как
бы
рассчиты­
вал ся
с
пло хим и
вр ача ми
и
прославлял
хо роших ,
и
в ера
его
в
ко не чную
победу
науки
над
самыми
грозными
бо­
лезнями
не
пок оле ба ла сь.
Вот
где
ему
пригодился
в есь
его
жизненный
опы т,
жадный
интерес
к
людям,
широ­
чайший
круг
знакомств
и
встреч.
Е сли
в
ра нних
произ­
ведениях
еще
кое-где
заметн о ,
что
знание
человеческой
души,
людских
характеров
в
како й-т о
мере
исходит
от
литературы,—
пусть
даже
в
ярко
и
сильно
нап исан ны х
Пал
Палыче
и
Скворцове
в
«Наших знакомых»,—
то
чи-
437


.новник от
медицины
Е вге ний
Степанов
на пи сан
в
трило­
гии
так ,
что
мы
с
само го
его
детства
видим,
как
скл ады ­
в ался
этот
при спо со б ленец
и
карьерист,
мещанин
и
пе­
рестраховщик,
не
'брезгующий ничем,
чтобы
сох ран ит^
и
упрочить
св ое
служебное
положение.
Евгений
Степа­
нов—
это
уже
не
литературное,
не
бытовое,
а
опа с но^
общественное
я вле ние,
и
Герман
ег о.
заклеймил
беспощадно.
Автор
презирает
своего
«Женюру»
отк ро­
венно
и
жгуче,
как
от к ро венно
и
стр астн о
он
любит
своего
главного
героя
—
Владимира
Ус тиме н ку.
Как
ни
странно,
но
с уть
Устименки
кратко
и
яс но
опр ед ел ила
та,
что
п отом
причинила
ему
столько
зл а,-—
его
будущ ая
жен а
В ера
Николаевна: «Что в вас глав­
но е?
Внутренняя
нравственная
независимость».
Она
уга ­
дала:
в ну тр енняя
н езав иси м ость
и
одновременно
с
тем
чувство,
долга
диктуют
Устименке
все
его
поступки.
Он
нигде
никогда
не
отступил,
не
солгал,
не
отрекся,
не
•позаботился лично о себе.
Когда
во йна
сдел ал а
его
ин­
валидом
и
Вера
хлопочет
для
не го
о
пайк е,
о
льготах,
коче т,
чтобы
о
его
подвиге
написали
в
г азете,
он
с
яростью
ей
к рич ит : «Ты не имеешь права не понимать,
а
е сли
вс е- таки
не
понимаешь,
то
я
заставлю
тебя
пре­
кратить
сп еку ля цию
мо ей,
черт
бы
ее
побрал,
с удьбо й!
З ас т авлю !» Чтобы успокоиться,
он
р аск ры вает
книгу
Бербанка
о
кактусах
(пригодилось Юре и увлечение
к а кт ус а ми!) и видит отчеркнутую кем - то
фра зу : «Какту­
сы
мужественны
и
терпеливы:
они
умира ют
ст оя».
Кра­
сивые,
поучительные
слова!
Но
дело
в
том ,
что
Устимен­
ке
надо
не
уми рать ,
а
жйть
стоя,
н адо
работать:
он
•вечный делатель.
В
лучших
вещах
Германа
ме ня
всегда
покоряло
то,
что
писал
он
о
трудных
характерах,
о
трудных
су дь­
бах,—
он
необычайно
вырастал
как
художник,
когда
в
т аких
лю дях
ничего
не
смягчал,
не
подслащивал.
Так им
он
написал
Ус ти мен ку.
Автор
ставит
своего
героя
в
са-
■ <мые сложные,
п орой
трагические
положения,
зад ает
ему
..сложнейшие жизненные задачи,
и
мы
верим,
чт о,
макси­
мально
преданный
нравственному,
гражданскому
и
вр а­
чебному
долгу,
Устименко
их
ст рого
выпол нит ,
как
бы
ни
бы ло
ему
тр уд но.
А
трудно
ему
в сег да,
несмотря
на
его
эн ерг ию,
ум,
одаренность:
он
словно
ищет
труд­
нос тей ,
и
трудности
словно
ищут
его...
Напом ню
вк ра тце
од ин
эп изо д,
где
для
в ыпо лнения
438


долга
Устименке
понадобился
особый
внешний
и
нео *
сл абн ый
вну тр е нний
такт.
Во
время
войны,
на
Севе­
ре,
патрулируя
в
воздухе
ка рава н
с удов,
тяжело
ранен
англ ийск ий
летчик,
сбивший
ф аши стск ий
самолет.
Наше
командование
поручает
Устименке
сопровождать
ране­
ного
лейтенанта
в
А н глию,
к
его
матери,
потерявшей
на
войне
уже
четырех
сыновей,—
это
пятый.
Ему
двадцать
л ет,
он
п олон
сословных
предрассудков:
при
первой
же
встрече
Лайонел
Ричард
Ч арлз
Гэй
Невилл
с
гор дос тью
з аяви л,
что
он
граф,
последний
мужской
представитель
знатного
рода.
И
во т,
р езкий,
нетерпимый
ко
всяческой
внешней
ерунде,
к
лю бым
условностям,
при вилег ия м,
Устименко
не
имеет
права
да же
в
глубине
души
усмех­
нуться:
он
врач,
а
Невилл
—
смер т ельн о
раненный
че ло*
век,
которого
уже
невозможно
спасти.
Больше
того:
во­
преки
противоположности
взглядов,
мировоззрений,
они
постепенно
сдружились.
И
Устименко
ве зет
умирающе­
го,
а
затем
умершего
юношу
в
Англию,
к
его
матери-
аристократке.
Он
знает,
какая
тяжкая
ему
предстоит
в стр еча,
и
не
у клон яет ся
от
эт ой
встречи.
Он
чувствует
се бя
обязанным
сказат ь
матери
вс е,
ибо
на
его
глазах
сын
ее
не
только
уми р ал,
но
и
рождался,
—
ро ж­
дал ся,
свободный
от
предрассудков,
не
желавший
«но­
сить
нич ей
оше йн ик », понявший ту грязную игру,
кото­
рую
ведут
его
дядя
и
иже
с
ним
в
эт ой
трагичнейшей
из
войн,
и
проклявший
этих
бесчестных
люде й.
Почему
я
выбрал
именно
эту
главу,
несомненно
па­
мятную
всем,
кто
ее
читал?
Однажды
Герман
без
п ре­
дупреждения,
без
телефонного
звонка
вдруг
пришел
к
нам
до мой
уже
по зд ним
вечером
и
с казал,
что
хоче т
прочесть
нам
с
женой
и
дочерью
отрывок.
И
прочел.
Написано
это
бы ло
с
та кой
силой,
от
которой
у
нас
сж и­
малось
сердце.
С
трудом
превозмогал
и
автор
с вое
вол­
н ение.
Здесь
сл илис ь
воедино
чел о век
и
мас т ер.
Таки м
я
хо чу
запомнить
Юр ия
Германа.
Для
этого
единства
он
ведь
и
жил
на
свете.
Потому
и
захотел
к
нам
прийти
и
прочесть:
чувс тв ова л,
что
ради
таких
человеч­
ных
гл ав
стоит
ворочать
г оры,
сид я
годами
за
письмен­
ным
столом.
Понимал,
что
и
мы
понимаем
это,
инач е
грош
цена
и
наш ей
профессии,
и
на шей
др ужбе .
1973


БЕЛЛЕТРИСТ
БОЖЬЕЙ
МИЛОСТЬЮ
X 1932 году весной,
в
гостях
у
Юрия
Герма-
I на’
я
позкакомился
с
П авлом
Далецким.
і
Т°
был
год
бо льш их
уд ач
для
об оих,
го д,
1 когда Горького,
как
я
уже
го во рил,
заинте-
ресовали
два
романа
—
«Вступление»
Ге р­
мана
и
«Концессия»
Далецкого.
Для
того
и
другого
пи­
сателя
это
б ыло
событие,
но вый,
счастл ивы й
эта п
в
жизни,—
можн о
представить,
с
как им
волнением
они
ехали
в
Москву
на
св ида ние
с
Гор ьки м!
Но,
то
ли
пото­
му,
что
первое
радостное
возбуждение
уже
схлынуло,
то
ли
до
к онца
осознав
ответственность
за
внимание
и
по­
хв алу
Гор ьког о,
оба
р ассказы вал и
об
э тих
в стр ечах
сде рж анн о,
сверхсерьезно,
самоуглубленно
и
чут ь
ли
не
с
опаской
сообщали,
что
Горький
расспр аш ивал
их
о
литературных
пла нах
на
будущее,
советовал,
убеждал,
предостерегал.
—
Ты
понимаешь,
—
прочувствованно,
с
оттенком
т ра­
гизма
б асил
Герман,—
в
какое
я
попал
положение!
По­
пр обу й,
встань
на
мое
место:
писать,
зная
наверняка,
что
Горький'проверит,
оправдываешь
ли
ты
его
ож и­
дания.
Гово ря
эт о,. Герман
смотрел
на
меня
п очти
с
за­
вистью:
еще
бы,
я
был
свободен
от
такого
в ыс окого
контроля!
Впрочем,
меняться
со
м ной
своим
положени­
ем
он
не
собирался..
.
Несколько
ину ю
тональность
имело
неторопливое
по­
вествование
П авла
Далецкого.
Горький
с
ним
собеседо­
440


вал
о
Дал ь нем
Востоке,
именно
собеседовал,
деловито
и
основательно,
в
духе
романа
«Концессия», делился со­
ображениями
о
наш их
торговых
и
про мы шле нных
св я­
зях
с
Яп оние й.
Мне
даже
на
момент
показалось,
что
Павел
Далецкий
в
своем
пересказе
вольно
или
невольно
усиливает
деловой
тон
их
беседы,
придает
ей
отчасти
како й -то
ведомственный,
но
вместе
с
тем
эпический
ха­
рактер.
Я
не
ош иб ся.
Когда
я
лучше
узнал
Далецкого,
я
по­
нял,
что
в
этом
человеке,
равно,
как
и
в
его
сочинениях,
причудливо
сплелись
реализм
и
фантазия.
Да
и
в
его
устных
новеллах,
о
которых
я
ск ажу
позже,
непременно
присутствовала
н емалая
до ля
преувеличения,
и.это
при
сам ой
серьезной,
по дку пающ е
достоверной
интонации.
Фан та зия
его
была
всегда
и
во
всем
целесообразна,
что
сказывалось
и
на
его
внешнем
виде.
Павел
Леонидович
был
высок,
атлетически
сложен,
д ержался
подчеркнуто
прямо,
прямее,
чем
все
другие,
одевался
сп арта нс ки
прос то,
но
то же
заметн о
отл и чаясь
от
д р угих.
Костюм
цвета
хаки
или
такая
же
куртка
и
при
ней,
смотря
по
сезону,
шерстяные
(точнее,
грубошерстные), либо по­
лотняные,
ли бо
холщовые
брюки;
летом
на
бос ых
ногах
постолы
—
кож ан ая
подошва
с
ремешком,
пропущенным
между
пальцами;
осенью
же
и
зимой
—
брезентовые,
на
кожаной
подо шв е,
ботинки
или
туфли;
верхняя
рубашка
без
галстука,
с
бо льш им
отложным
воротником
поверх
воротника
пид жака
или
куртки;
вместо,
н ос ового
плат­
ка
—б ума жные
салфетки,
запас
которых
хранился
в
портфеле;
с
этим
большим,
из ряд но
потертым,
но
зато,
в-
отличие
от
матер чато й
обуви,
кожаным
портфелем
он
никогда
не
р асст авал ся
и,
см орка ясь
ли,
выт ира я
ли
пот ­
ный
лоб,
неизменно
каждый
раз
в ын имал
из
портфеля
свежую
салфетку:
Павел
Леонидович
был
образцовый
гигиенист
и
чистюля.
Я
не
случайно,
подробно
описываю
его
одежду,
при­
вычки:
в
какой -т о
мере
о ни,
выражали
стиль
его
жи зни
и
его
работы.
Кста ти,
не
исключено,
что
он
са>м
шил
се бе
холщовые
штаны,—
во
всяком
случае
постолы
были
самодельными.
Однажды
мы
шли
с
ним
из
До ма
книги
ко
мне
работать,
и
по
дороге
ремешок
у
его
сандалии
лопн ул.
Далецкий
спокойно,
снял
эту
сандалию
с
ног и
и
в
таком
полуобутом
виде
дошагал
до
моего
дома.
Здесь
он
уселся
в
прихожей
на
низенькую
скам ееч ку ,
441


поставил
перед
с обой
табурет
с
необходимыми
инстру*
ментами,
суровыми
нитками
и
прочим
подсобным
мате*
риалом,
который
у
нас
нашелся,
и
пок а
на де жно
не
по*
ч инил
сандалию,
пока
не
вым ыл
бос ую
н огу
и
не
обул
ее,
до
тех
пор
мы
не
бра лис ь
за
рукопись,—
всему
свое
время,
С
пе р вого
часа
знакомства
до
самых
последних
дней
нашего
общения,
когда
Павел
Леонидович
тяжело
з або*
ле л,
он
всегда
оставался
самим
с обой
—
спокойным
и
рассудительным,
без
суетности
и
суеты.
Его
не
менял
ни
усп ех,
ни
неизбежные
в
жизни,
в
работе
каждого
ис*
креннего
и
честного
художника
неудачи,
ни
бедность,
ни
¿есьма солидный достаток (посл е
большого
успеха
ро­
мана
«На сопках Маньчжурии»).
Полосы
ве зени я
и
Н евезе ния,
как
это
часто
с луча ет ся,
чередовались,
чему
иногда
был
причиной
его
своеобразный
ха р актер ,,
но
вот
манера
держаться,
одеваться,
го вор ить
была
постоянно
од на
и
та
же.
Что
скрывать,
многие,
в
том
числе
и
я,
Читали
его
чудаком,
а
так
как
чудил
он
пор ой
весьма
масштабно,
то
это
иногда
приводило
к
крупным
н едо ра­
зумениям.
Так,
в
не кие
строгие
времена
вдруг
оказа*
лос ь,
что
не
то
в
одной
из
своих
ранних
анкет,
не
то
в
устных
ра сска зах
Павел
поведал,
что
в
юности
ему
до вел ось
посетить
Яп он ию.
Случай
в
те
годы
нечастый,
стали
выяснять
—
как ,
чт о,
почему,—
и
выяснилось:
ни­
когда
Далецкий
в
Японии
не
бывал,
зато
знал
о
ней,
действительно,
больше
иных
профессиональных
яп о­
нист ов .
Павел
был
на д елен
поразительно
точн ой
и
тон ­
кой
интуицией,
позволявшей
ему
у гады вать
все
возмож*
ные
и
н ев озмо жные
дет али
изображаемой
им
жизнен*
ной
среды,
бу дь
то
дореволюционная
Невская
зас тав а,
современные
торфоразработки
или
охотничий
промысел
в
Уссурийском
крае.
Что
к аса ется
Японии,
то
пр и веду
лишь
один
ф акт,
свидетельствующий
об
ос обом
к
ней
отн ошен ии
Далецкого.
В
середине
тридцатых
годов
Павел
Леонидович
жил
в
Доме
творчества
п исат елей
«Елизаветино»
вблизи
ма­
ленькой
железнодорожной
стан ци и
того
же
н азвани я.
Как-то
утром
Далецкий
спускался
по
деревянной
скри­
пучей
лестнице,
которую
только
что
вымыли
и
уст л али
газетами,
чтоб ы
ср азу
не
з ато пта ли,
как
вдруг
его
взгля д
остановился
на
од ной
из
этих
га зет:
на
ней
вид­
не лся
портрет
коротко
стриженного
пожилого
человека.
442


Далецкий
достал
из
кармана
пе ро чинный
нож ,
нагнулся
и
аккуратно
вырезал
из
газетной
полосы
это т
портрет,
промолвив
с
упреком:
—
Это
же
наш
Сен
Кат ая ма!
То
был
п ортрет
основателя
японской
компартии,
по­
ме ще нный
в
прошлогодней
г азе те.
Я
тогда
еще
мал о
зн ал
Далецкого,
но
мне
и
тогда
не
хотелось
см еять ся
над
его,
быть
может,
наив ны м
поступком
и
че ресч ур
благоговейным
тоном,
настолько
это
было
сказано
и
сделано
от
д уши.
Прошло
без
малого
двадцать
лет
наш его
знакомст­
ва,
не
оче нь
близкого,
не
перераставшего
в
др ужбу
или
в
пылк ий
литературный
инте р ес
д руг
к
другу,
но
доста­
т очно
уважительного.
И
вот
в
1950 году Далецкий при ­
вез
в
издательство
«Советский писатель»
нов ую
руко­
пис ь.
При вез
не
в
такси,
не
в
автобусе,
не
в
трам ва е,—
а
на
д етских
санках.
Дел о
б ыло
зимой,
в
рукописи
было
с орок
' печатных
лис то в,
н аз ыва лась
она
«Сорок лет
спустя».
Вскоре
рукопись
попала
ко
мне,
я
читал
ее
много
дней
и
написал
о тзыв
на
сорока
страницах,
из
че го
сл еду ет,
что
рукопись
меня
заинтересовала,
да
и
размеры
ее
обязывали.
Пока
роман
получал
пер вое
одобрение
издательства,
он
вырос
уже
до
пятиде сяти
листов,
а
пока
я
его
редактировал
(в продолжение года,
не
меньше)
—
листаж
возрос
до
шес тиде сяти
листов.
Сразу
скажу,
что
на
мои х
гл азах ,
растя
вширь,
роман
рос
и
вглубь
и
что
с
той
же
щедростью,
с
к акой
автор
писал
новые,
лучшие
эпизоды
и
гла вы,
он
б езжа лост но
марал
и
выбрасывал
старые,
более
слабые.
Увлекатель­
но
бы ло
следить
за
эт ой
работой
мастера.
Я
сказа л,
что
роман
сперва
назывался
«Сорок лет
спустя».
Почему,
откуда
такое
заглавие?
Дал ецк ий
за-*
думал
произведение
о
войне
Советского
Со юза
с
Яп о­
нией,
войне
1945 года,
в
которой
он
сам
участвовал.
По­
сле
русско-японской
войны
1904—1905 годов прошло
ро вно
сорок
лет,—
так
и
назвал
автор
задуманную
эпо­
пею.
Написанный
им
роман
должен
был
по
за мыс лу
с лужи ть
как
бы
пре лю дие й,
но
получил
самостоятельное
значение.
Надо
бы ло
искать
для
романа
нов ое
заглавие,
Я
робко
предложил
наз ват ь
рома н
т ак: «На сопках
Маньчжурии».
Робко,
во-первых,
п отом у,
что
мне
оно
показалось
сл ишк ом
расхожим
и
легкомысленным
(на­
443


звание
популярного
старинного
вальса), а во-вторых,
я
отлично
зн ал
независимый
нрав
Павла
Леонидовича...
И
верно,
он
не
подал
и
вида,
что
предложенное
мною
заглавие
хотя
бы
немного
его
заинтересовало,
а
сам
тем
временем,
ни
слова
мне
не
сказ ав,
написал
сп ециал ьн ый
про лог,
где
сюж ет но
обыграл
граммофонную
пластинку
с
эт им
вальсом
и
таким
образом
оправдал
и
закрепил
«наше»
заглавие.
Он
был
настолько
тв ор ч еский
человек,
что
любую
заин тер есо ва вшу ю
его
мыс ль
непременно
до лжен
был
п рев рати ть
в
живой
э пизо д,
виртуозно
вп лест и
в
живое
повествование,—
без
это го
она
для
не го
не
существовала.
С
ним
бы ло
оче нь
интересно
работать,
хотя
и
нелег­
ко:
как
вс який
н асто ящий
художник,
он
не
был
покла­
дист.
Чтобы
уговорить
его
сделать
пус ть
небольшое
из­
менение
в
тексте,
чтобы
он
привык
к
эт ой
мысли
и
ре­
шил
претворить
ее
в
дело,
должно
бы ло
пройти
энное
количество
дней.
Но
и
тогда,
уже
снова
придя
ко
мне
(мы обычно работали у меня дома),
он
продолжал
оспаривать
мою
просьбу,
больше
—
мою
мо льб у.
И
только
ког да
он
видел,
что
я
на
пределе
т ер пения
и
вот -в от
взорвусь,
он
обезоруживающе
улыбался
и
раскрывал
рукопись
на
злополучно-спорной
странице:
оказывается,
за
эти
дни
он
не
только
согласился
испра­
в ить
и
уже
исправил,
но
пошел
гор аз до
дальше,
все
это
художественно
преобразил,
так
что
мой
простенький,
зачаточный
вариант
обрел
плоть
и
кровь.
Павел
по-детски
радовался
тому,
что
удачно
меня
разыграл,
з аст авил
погорячиться
и
чт о,
пойд я
по
пред­
ложенному
мно ю
пу ти,
все
равно
меня
победил.
А
что
до
того,
что
в
ходе
двухдневных
с поров
я
поглотил
уйму
таблеток
пирамеина
и
цитрамона,
то
на
мои
жалобы
П авел
добродушно
ответствовал:
—
Значит,
у
тебя
голова
сла бая .
Далецкий
был
не об ыча йно
щедрый
автор.
О
его
невероятной
работоспособности
ходили
легенды,
но,
по­
жалуй,
они
еще
уступали
действительности,—
каждый
из
знавших
его
может
вспомнить
красочный
пример
в
эт ом
роде.
Он
мог
работать
всегда
и
в езде,
даже
за го­
рая
на
п ляже
на
пустынном
в
те
год ы
острове
Голодае,
к уда
он
е здил
на
велосипеде,
прик ре пив
к
раме
порт­
фель
с
.рукописью.
Однажды
его
застиг
дождь ,
спря­
таться
было
негде,
он
слегка
простудился
и
не
явился
444


на
н ашу
очередную
встречу.
Странно:
про хо дит
ден ь,
другой,
третий
—
Павел
не
появляется,
хотя
обычно
он
сама
точность;
не
звонит
по
телефону
(ему-
поз вонит ь
я
не
мог
—
телефона
у
нег о
не
было).
Наконец
приходит
и
смущенно
р ассказ ы вает ,
что
ему
помешала
простуда.
Я
сначала
да же
не
пов е рил,
зная
же лез ное
здоровье
и
закаленность
П авла
Леонидовича.
Потом
не
у де ржал­
ся
и
сказ ал:
—
Знаешь,
Павел,
эти
два
удивительных
факт а
в ой­
дут
в
историю:
нынче
не
стало
Бернарда
Шоу
и
на
три
дня
прихворнул
Павел
Далецкий!
Тогда
мы
еще
рисковали
шутить
о
смерти
и
о
болез­
ня х,
не
з ная,
что
ск оро
они
войдут
в
наш
повседневный
быт :
ежегодно
буд ем
терять
и
терять
н аших
б лиз ких
друзей...
.. .Прошло
еще
десять
лет.
Мы
встретились
око ло
рентгеновского
каб ин ета.
Далецкий
вышел
из
темной
комнаты,
сел
рядом
со
мно й
на
диван
и
ск аза л,
как
всегда,
сп ок ойно:
—
Да,
Ле ня,
у
м еня
рак .
Помню,
я
вскинулся:
—
Не
уб еждай
се бя!
Может
быть ,
это
совсем
не
то...
Он
опять
же
спокойно,
размеренно
про го вор ил:
—
Ты
же
знаеш ь ,
что
я
отношусь
к
этому
философ­
ски.—
Помол чал
и
добавил:
—
По
возможности,
р азу ме­
ется.
Это
верно:
Далецкий
к
своей
тяже ло й,
неизлечимой
бо лезни
отнесся
стоически.
А
как
же
иначе?
Он
был
личность,
характер,
б ольшой ,
м уж ествен ный
человек.
Он
не
ме л ьчил
и
не
суетился
в
жизни,
не
мельчил
и
не
суетился
в
литературе,
в
своей
лю б имой
работе,—
не
хо­
тел
суетиться
и
пер ед
смертью.
Но
не
н адо
думать,
что
он
ко
всему
относился
фило­
софски
в
жи тейск ом
смысле,
то
есть
фатально,
равно­
душно,
безразлично.
Нет,
он
был
как
раз
бойц ом ,
был
оче нь
активным,
граждански
активным
человеком.
При­
веду
близкий
для
меня
пример:
одним
из
первых
Павел
оценил
талант
молодого
писателя
Владимира
Ляленко-
ва
и
напористо
воевал
за
опубликование
его
повести.
Так
получилось,
что
другие
вещи
Ляленкова,
написан­
ные
позже,
б ыли
напечатаны
и
из даны
раньше
этой,
ко­
торая
так
по л юбил ась
Павл у
Леонидовичу.
Он
хлопо­
445


тал ,
много
работал
с
автором,
и
вскоре
после
смерти
Далецкого
повесть
была
напечатана.
Он
был
.бы
рад ,
очень
раД,
ибо,
будучи
одаренным
человеком,
л юбил
одаренность
В
других,
л юбил
деятельно,
помогал
эт ой
чужой
одаренности
вполне
проявиться,
что,
право,
не
столь
уж
част о
встречается
в
искусстве.
В
данном
слу -
чае
это
б ыло
особенно
ценно,
потому
что
Далецкий,
как,
возможно,
никто
из
нас,
был
поглощен
собственным
неустанным
трудом,—
уж
я- то
это
хорошо
знал!
Я
уже
говорил,
что
пов одо м
для
наш ей
с
Далецким
дружбы
послужил
роман
«На сопках Маньчжурии» .
Эта
сл о жная
работа
по
его
редактированию,
доведению
до
печати
могла
нас
поссорить,—
на
де ле
же
сблизила.
Не
помещали
и
временные
размолвки,
без
которых
не
может
обойтись
ни
од но
серьезное
дело.
К
то му
же
я
успел
вполне
о цени ть
этого
столь
непо хо жего
на
других
литератора
с
его
всео бъе мл ющим и,
всепроникающими
способностями,
и нтер есам и
и.
чу да чес тва ми.
П рав да,
я
иногда
не
мог
понять,
шутит
он
или
говорит
всерьез,
хотя,
казалось,
всегда
умел
отличить
юмор
от
упрямст«
ва
и
предубеждения,
а
тем
более
от
капризной
вы хо дки,
Был,
скажем,
та кой
сл уч ай,
когда
я
попр ос ил
его
выч е рк­
нуть
из
очередной
гла вы
од ин
эпиз од ,
по ка з авшийся
мне
неск р ом ным,
фактически
даже
не
эпизод
—
од ну
■фразу.
К
моему
изумлению,
Далецкий
поб аг ров ел
и
медленно,
как
всегда
не
повысив
голоса,
произнес
с ле­
дующие
знаменательные
слова
(их нельзя было не за ­
пом н ить)
і
—
Ты
поддался
англо-американской
пропаганде!
Ты
хочешь
уменьшить
деторождение
в
СССР!
Я
не
верил
своим
ушам,
хотя
я сно
видел,
что
он
взволнован.
Все
же
я
попытался
обратить
это
в
шутку,
йо
Павел
не
принял
шутливого
тона.
Надо
сказат ь ,
что
де ло
происходило
в
1951 году,
ког да
на
такие
и
подоб­
ные
темы
по рой
р ассу жд али
весьма
серьезно,
как
на
Соб ра ни ях,
так
и
в
п ечати ., < После десятиминутного
обоюдн ого
молчания,
занятого
листанием
рукописи
—
я
листал
следующую
главу,
он
—
предыдущую,
вызвав­
шей
стычку
мы
не
касались,
—
Павел
похлопал
ме ня
по
коленке
(мы сидели рядышком на диване)
и
примири­
тельно
сказ ал:
—
Ладно.
Не
сердись.
(Это я-то
сердился!—Л.
Р.)
По шли
д альш е.
446


И,
прежде
чем
и дти
дальше,
аккуратно
зачеркнул
спорную
фра зу.
Она
и
занимала-то
всего
две
с
по ло ви­
ной
строки,
а
оказалась
чем-то
вроде
мины
на
нашем
многодневном,
ис полне нно м
споров
и
все
же
дружном
пути.
Д ал ецкий
род ил ся
в
Новогеоргиевской
крепости,
под
Варшавой,
но
юность
провел
на
Д аль нем
Восто ке— ■
учился,
работал,
преподавал
р у сский
язык
и
литерату­
ру.
Там
и
начал
п исать
стихи.
Литературной
ст уди ей
руководили
известные
поэ ты
—
Ни ко лай
Асеев,
С ергей
Тре ть яков.
С
тех
пор
в
Дал ецко м
—
уже
давно
л енин­
гр ад це—не
у гасал
жгучий
интерес
и
любовь
к
В ост оку,
изо бр аже нно му
им
потом
во
многих
романах
и
по­
вест ях .
А
сколько
я
слышал
от
него
устных
рассказов
—
реальных,
полуфантастических
и
совсем
фантасти­
ческих,
которые,
впрочем,
он
сообщал
мне
на
полн ом
сер ьезе.
Помню,
когда
в
1951 году к нам приехал китайский
цирк
и
мы
вс ей
семьей
отправились
смотреть
не обы чное
представление,
где
больше
в сего
бы ло
жон глер ов
и
пар ­
терных
акробатов
и
отсутствовали
традиционные
для
нашего
цирка
клоуны
и
акробаты-высотники,
работаю­
щие
под
куполом
цирка,
нас
з аинтр игов ал
старичок,
ко­
торый,
сложившись
вдвое,
пролезал
сквозь
обручи
все
меньшего
и
меньшего
диаметра,
так
что
в
конце
кон цов
нам
стало
страшновато
за
ультрагибкого
старичка.
Эт от
впечатляющий
номер
за ве ршил
первое
отделение,
и,
когда
вышел
инспектор
манежа,
чтобы
об ъявить
ан т­
ракт,
не вол ьно
представилось,
как
он
объявит: «Ин­
фаркт!»—
и
весь
цирк
поднимется
на
ноги,
чт обы
по­
чти ть
память
дед а..,
Е ст ественно ,
что
Далецки^
тоже
посетил
китайский
цир к,
похвалил
его,
но
с каз ал,
что
видел
и
более
фено­
менальных
китайских
артистов.
Например,
жонглера,
который,
держа
на
подбородке
шест,
ставил
на
шест
под нос
с
ки пящи м
самоваром
и
чашками,
разливал
в
чашки
чай
и
раздавал
зрителям.
—
Позволь,
как
он
мог
д от януть ся
до
самовара,
до
чаше к,
ес ли
поднос
сто ял
на
шесте?
Дал ецк ий,
не
задумываясь,
ответил;
—
Значит,
шест
был
коротенький.
—
Он
п ом олчал.—
Но
возможно,
что
этот
жон гле р
был
и
гипнотизером
и
все
это
внушил
з рите лям.
—
Он
еще
помолчал,
—
С
447


другой
стороны,
всему
мо жно
выучиться,
я
знав ал
чело­
века,
который
сн ач ала
прыгал
из
ок на
первого
эта жа,
потом
второго,
п отом
третьего...
—
Надеюсь ,
третьим
и
ограничился?
—
С
че го
ты
взял ?
—
возразил
Дал ецкий
и
неумоли­
мо
продолжал:
—
Он
о в ладел
пр ыжк ами
с
пя того,
шес того
и,
нако не ц,
седьмого
этажа.
—
Х орош о,
что
тогда
еще
не
б ыло
выс о тных
домов.
—
Что
же
в
эт ом
хорошего?
—
сурово
посмотрел
на
м еня
Па в ел.—
Он
несомненно
преодолел
бы
любую
вы­
соту.
Кон еч но,
постепенно.
Торопиться
в
таких
сл у чаях
не
надо.—
И
снисходительно,
усмехнулся.—
Это
тебе
не
романы
редактировать.
Воз ра зить
бы ло
нечего.
И
мы
принялись
за
работу.
Да,
у
Дал
едкого
был
своеобразный
юмор.
Как
и
вс е,
что
он
де лал,
он
шутил
оче нь
серьезно,
сохраняя
стро­
го е,
даже
ва жное
выражение
лица.
Он
никогда
не
острил,
не
рас ск азыв ал
анекдотов,
он
рассказывал
б
ы
-
л
и,
случаи
из
жизци.
Некоторые
из
них
через
несколь­
ко
дне й
имели
продолжение.
Помню,
я
только
раз
был
у
не го
дома,
на
Пе трогр ад с кой
стороне.
Он
открыл
мне
на
звонок
дверь,
одетый
в
легкое,
к имо но,
хотя
в
кв а рти­
ре
б ыло
прохла дн о.
—
гуляли
ск воз няки ,
к
которым
я
очень
чувствителен.
^.Ремонт, —
коротко
объяснил
он .—
Чинят
ванну.
На
следующей
нед еле
мы
встретились
уже
у
меня.
После
раб оты
(или в обеденный перерыв,
потому
что
при
ра з говоре
присутствовали
мои
домашние)
он
рас­
ск азал
о
событиях
в
своей
коммунальной
квартире.
Чиня
ванну,
рабочие
обнаружили
под
ней
сер ебр о
и
про­
чие
це нные
и
драгоценные
вещи.
Их
задержали
с
полич­
ным:
они
имели
наивность
вынести
сокровища
на
Маль-
ц евский
рынок
и
разложить
их
на
рогожке.
Мы
дружно
поахали,
а
еще
через
день
П авел
су­
мрачно
сообщил,
что
у
них
в
доме
повесился
управхоз.
—
Нервы
не
выд ер жал и:
как
это
он
не
знал,
что
под
ванной
лежат
такие
ценности!
—
А
как
это
вы,
жильцы,
оплошали?
—
Далецкий
пожал
плечами.
Повторяю:
в
случаях
с
устными
былями
Далецкого
я
иногда
терялся.
Бог
его
знает,
быль
или
небыль?
Розыгрыш
или
дей­
ствительный
факт,
по хожи й
на'въідумку?
А
вот
читате­
лю
лучших
романов
Далецкого
и
в
голову
не
приходило
448


усомниться
в
жизненной
под линно с ти
хотя
бы
одного
эпизода,
пусть
самого
уникального
и
эффектного.
В зять
хотя
бы
д уэль
с ека ча-ка бан а
с
тигром.
Мы
с
охотн и ком
Леонтием
стоим
за
стволом
кедра
и
видим
весь
ход
и
ис ход
эт ой
кровавой
битвы,
а
затем
вм есте
с
ним
всту­
п аем
в
с?яертельно
опа с ный
уже
для
охотника
пое динок
с
тремя
тиграми,
на
которых
у
Леонтия
припасено
всего
три
пу ли
в
винч естер е
да
заряд
дроби
в
охот ни чь ем
ру­
жье.
Нам
хорошо
известно,
что
не
только
мы,
читатели,
но,
вероятно,
и
автор
не
в идел
эт ой
неравной
схватки,
но
сила
и
убедительность
изображения
таковы,
что
мы
поне ­
воле
становимся
ее
участниками.
Я
нарочно
взя л
для
примера
эп изод ,
бл из кий
по
сод ержа ни ю
к
приключен­
ческому
жанру,
но
если
в
под линнос т ь
таких
эпизодов
в
авантюрных
романах
в ерят
лишь
ю ные
читатели,
то
зд есь
верим
мы,
взрослые,
—
такова
мер а
правды,
всам -
дели шно ст и
в
художественном
письме
Павла
Далецкого.
Как
и
в
нем
самом,
в
его
прозе
органически
сочетались
ре а лизм
и
романтика.
С
не
меньшей
убедительностью
и
достоверностью
на­
писаны
японские,
маньчжурские,
к итайск ие
военные
сцены
и
персонажи.
Перечитывая
нед авн о
«На сопках
М ань чжу р ии», я еще раз пожалел,
ч то,
буд учи
по
досто­
инству
оценен
чит ател я ми,
этот
роман
в
с вое
время
не
был
отмечен
премией,
на
которую
был
представлен
в
1952 году.
Кстати,
как
раз
мне
пришлось
везти
его
в
Москву
для
официального
_
представления
и
претерпеть
досаду
и
огорче н ие ,
ког да
премия
проехала
мимо.
Я
словно
знал,
словно
чувствовал,
что
этот
роман
—
гла вн ый
пик,
высшее
достижение
в
творчестве
П авла
Далецкого,
последний
и
единственный
ш анс
для
широ­
кого ,
всенародного
признания
его
работы.
Сут ь
даже
не
в
самой
пре м ии,
а
в
т ом,
что
она
вл екла
за
с обой
мил­
лионные
ти ра жи,
че го
безусловно
заслуживало
это
ши­
рокое,
увле ка т ельно
написанное
п олотн о.
После
«Сопок
Маньчжурии»
Павел
на пис ал
еще
две
книги
—
«На
краю
но чи » (о Польше в годы второй мировой войны)
и
«Рассказы старшего лесничего», но -о ни
уже
не
имели
так ого
успеха.
В
нач але
ш ести десяты х
год ов
Павел
тя­
же ло
заболел,
в
ию ле
1963 года скончался.
За
полгода
■до смерти ему исполнилось шестьдесят лет;
и з-за
болез­
ни
бы ло
уже
не
до
юби лея ..,
449


Мне
хочется
.запомнить
Па вла
таким,
каким
я
в идел
его
в
одну
из
наши х
последних
встреч,
ког да
он
еще
был
здоров,
и
не
просто
здоров,
а
что
н азы вается
—
в
рас­
цвете
сил.
Эта
встреча
о пять
же
увязана
с
нашей
пр о­
фессией.
Дело
в
том ,
что
моя
пишущая
машинка
ст ала
заметно
стареть,
часто
требовала
ремонта,
а
новых
ма­
шино к
в
тот
год
не
бы ло
в
продаже.
Мне
кто-то
ск азал ,
что
в
комиссионном
м аг азине
на
Невском
проспекте
вы­
ставл ена
не
нов ая,
но
еще
к репк ая
слав н ая
машинка.
Кроме
с лавы
писательской
у
Далецкого
б ыла
еще
о дна
слав а
—
великого
знатока
пиш ущ их
маш инок ,
чему
я
охотн о
верил:
недаром
же
он
н апи сал
на
м ашин ке
добрую
сотню
ты сяч
страниц
(если не миллион!), насчет чего не­
ма ло
острили
и
в
«Литературной газете»
появилась
кари-
-
кат ур а,
где
он
из обра жен ,
сид ящ им
на
толстой
связке
своих
сочинений
(как в свое время изображался Эмиль
Зо ля
и
Петр
Боборыкин).
Прежде
всего
меня
подкупило
то,
что
Павел
охотно
согласился
сопровождать
меня
в
магазин
и
осмотреть
машинку:
я
знал,
как
он
д оро жит
кажд ой
м и нутой
дневного
рабочего
времени,
Мы
вошли,
у вид ели
ст о­
ящую
на
полке
машинку
(не помню фирмы,—
какая-то
с тарая ,
не
то
«Ундервуд», не то « Ко н тине нтал ь», но вне­
шне
вполне
пр илично го
в ид а), и дальше распоряжался
Павел,
я
был
лиш ь
немым
свидетелем.
Он
попросил
п ро­
давца
поставить
м ашин ку
на
прилавок,
внимательно
ее
осмотрел,
ощупал,
подвигал
все
рычаги,
д елая
это
неспешно,
умело,
уверенно
и
тем
выз ыва я
у
продавца
у ва жение
как
к
серьезности
своих
планов,
так
и
к
св оей
квалификации.
Потом
тем
же
своим
достойным,
непре­
рекаемым,
в
высшей
степени
у бедите ль ны м,
без
мал ей­
ш его
вид имо го
желания
убедить,
напротив
—
самым
естест в енны м,
натуральным
басом
попросил
дат ь
ему
ст ул,
и
ему
беспрекословно
да ли
(боже,
как
я
завидо­
вал
его
врожденному
или
бл аг оп риобре тен ном у
умению
так
победительно,
без
нажи м а,
без
повелительных
и
просительных
интонаций
воздействовать
на
лю де й!).
Удобно
усевшись,
Павел
достал
из
портфеля,
с
которым
никогда
не
расставался,
лист
чистой
бумаги,
вложил
в
м аши нку
и
аккуратно
заправил
за
валик.
Прилавок,
на
котором
стояла
маши н ка,
был
довольно
высок
по
срав­
не нию
со
стулом,
но
так
как
Далецкий
был
сам
высоко­
го
роста,
ему
это
не
мешало.
Ему
вообще
н ичто
не
ме-
450


.шало:
ни
пестрая
тес нота
комиссионки,
ни
бродившие
взад-вперед
любопытные
покупатели,
ни
строгие
пр о­
давцы,
не
мешал,
наконец,
я,
то птав шийс я
рядом.
Да­
лецкий
спокойно,
по ложил
на
клавиатуру
св ои
бо ль шие
красивые
руки
и
нач ал
работать.
Чер ез
минуту-две
в есь
лист
был
заполнен.
Впечатление
бы ло
такое,
что
боль­
шо й,
прославленный
музыкант
сы грал
бравурный
пре­
люд
Ра хм анино ва.
А
еще
через
полминуты
Д ал ецкий
встал
и
вразуми­
тельно,
общедоступно,
как
вс е,
что
он
г ово рил
и
дел ал,
об ъяс нил
мне,
какие
у
этой
маш инк и
имеются
недостат­
ки
и
почему
не
стоит
ее
покупать,
Но
я
был
доволен.
Д овол ен
уже
тем,
что
полюбовал­
ся
незаурядным
зрелищем.
Я
да же
не
оче нь
вним ате ль ­
но
слушал
Павла.
«Артист!
непроизвольно
подумал
я.—
Настоящий
артист!»
И
на
самом
деле,
в
его
натуре
бы ло
что-то
ар ти сти­
ческое,
иначе
он
не
за по мнилс я
бы
мне
так
пласт ичн о,
так
вы пу кло .,,
1975


СЫН
СВОЕГО
ОТЦА
м
и знь
друга
—
это
и
твоя
жизнь »,—
писал
я
уГ
о
дружбе
с
Евгением
Шварцем.
Тем
боль-*
■С
ше
оснований
ск азать
это,
вспоминая
о
Ни-
\ колае Чуковском:
знакомство
и
дружба
с
м
X* ним длились три с половиной десятка лет,
почти
с
пе рвых
мо их
шагов
в
литературе;
вот
почему
воспоминания
о
нем
так
пох ожи
на
хронику
—
хронику
его
и
моей
жиз ни.
С
чего
на чну?
Пожалуй,
с
того,
в
чем
сходились
и
расходились
н аши
литературные
вкусы
и
ск л онност и.
Недаром
же
мы
при
встречах
с по рили
обо
всем,
но
до
хри п оты
—
все -таки
о
литературе.
Недавно
для
ме ня
было
приятной
неожиданностью
у зна ть,
что
в
ранних
записях
его
отц а,
Корнея
Иванови­
ча,
существуют
два
хорошо
знакомых
мне
четверости­
ш ия.
Одно
--
начальные
строки
стихотворения
Фета:
Н очь
светла,
мо роз
сияет,
—
В ыход и!
Снежок
хр усти т.
Пристяжная
озябает
И
на
месте
не
стоит.
Другое
—
из
Саши
Черного,
совсем
в
ином
роде:
Ах
ты,
душечка,
смеется!
Отворила
вор ота.
Сногсшибательно
н есет ся
Кислый
запа х
изо
рт а!
452


Я
ср азу
вс пом нил,
как
л юбил
повторять
вслух
эти
строчки
Николай
Чук о вск ий,
с
удовольствием,
особенно
вкусно
выговаривая^
Пристяжная
озя бает
И
на
мест е
не
стоит.
К
мое му
удивлению,
оказалось,
что,
при
вс ей
- незави­
симости
от
от ца
и
его
литературных
привязанностей,
сын
помнил
и
твердил
наизусть
как
раз
те
стихи,
что
нравились
и
Корнею
Ивановичу.
Я
об радо вал ся
этой
преемственности!
Нам
всем
приятно,
когда
на ши
дети
и
вну ки
любят
то,
что
любим
или
лю б или -мы,
а
еще
раньше
—
н аши
отцы
и
деды...
В
семье
Чуковских
такая
преемственность
отнюдь
не
ра спр ост ран ял ась
на
м ногое,
—
чаще,
наоборот,
ратобор­
ств ов али
полярные
привыч ки
и
вкусы.
Т ак,
например,
Чуковский-сын
был
равнодушен
к
Маяковскому;
Чуков­
ский-отец
увлекся
им
с
пе рв ого
же
его
дерзкого
появле­
ния
в
литературе.
Отец
цен ил
словотворчество.
Велемира
Хлебникова
и
других
«будетлян»; для сына Хлебников
с
его
поэтическими
поисками
и
открытиями
словно
бы
и
не
существовал.
Не
существовал?
Нет,
неверно:
существовал,
но
при
этом
—
пылк о
отрицался.
Ме ня
по р ажали
ожесточен­
ность,
неприязнь,
р аз драж ение,
мг нове нно
ох ва ты вав­
шие
Нико лая
Корнеевича,
как
только
реч ь
заходила
о
футуризме
или
об
ОП ОЯЗ е,
словно
с
эти м
связ ано
было
что-то
глубоко
л ичное ,
обидное,
оскорбительное.
Впро­
ч ем,
он
во
вс ех
случаях
жи зни
был
максималистом:
уж
л ибо
горячо,
за,
либ о
пламенно
прот ив!
Таков,
был
его
характер,
таковы
принципы,
п ро являе мые
и
в
бо ль­
шом
и
в
малом.
Ска жем ,
он
не
просто,
не
чи тал
детек­
т ивных
романов
—
он
пре зира л
их,
уни чтожа юще
изд е­
вал ся
над
те ми,
кто
их
читает,
обруш ив ал
на
этих
несчастных,
жалких
людей
яростные
фил иппики,
кото­
рым
мо гли
бы
позавидовать
авторы
некоторых
сегод­
няшних
ст атей ,
порицающих
произведения
Агаты
Кристи.
В
этом
так же
сказ ы вал ся
«Чуковский»
темпера­
мент,
заставляющий
ко
в сему
относиться
или
с
лю­
бовью,
или
с
пр ез рением .
«О,
если
бы
ты
был
холоден
или
горяч!
Но
ты
не
холоден,
не
горяч,—'потому
я
из­
вергну
те бя
из
уст
моих...»
Но
если
Чуковский-сын
страстно
отвергал
дет ект ивы ,
453


то'
Чуковский-отец
с
нескрываемым
удовольствием
чи­
тал
их
и
перечитывал,,
особенно
в
старости.
В
статье
«Нат Пинкертон и пинкертоновщина»,
н апис анно й
в
.1908 году,
Корней
Иванович,
хв аля
конан-дойлевского
«Шерлока Холмса», столь разительно отличавшегося от
рыночной
д ешевки
так
называемых
«сыщиков», еще не
мог
удержаться
от
легкой
иро нии
по
его
адр есу .
За то
в
1966 году,
редактируя
эту
статью
для
собрания
своих
сочинений,
Корней
Иван о вич
уже
с
безусловной
по хва­
лой,
я
бы
даже
с ка зал,
с
благодарностью
отзывается
о
Конан-Дойле,
да
и
о
других
первосортных
детектив­
ных
пи с ател ях.
Может
бы ть,
к
стар о сти
появилась
по­
требность
в
занимательном
чтении
для
отдыха
или
для
упражнения
мозга
в
решении
логических
з агадо к?
Как
известно,
многие
большие
ученые,
например
М ендел еев,
любили
чита ть
приключенческие
и
криминальные
рома­
ны,
хотя
вряд
ли
считали
их
той
сам ой
ли те ратурой,
ко тора я
пр изва на
решать
в ел икие
нравственные
и
худо­
жественные
задачи.
Между
проч им ,
презирая
де тективы
и
«приключен-
ц ев », Николай Чуковский отлично перевел «О с тр ов
со­
кровищ»
и
«Черную стрелу»
Ст ив енсо на
и
неско ль ко
р ассказ ов
Конан-Дойля.
Более
того,
он
счи тал ,
что,
е сли
бы
за хо тел,
мог
бы
писать
приключенческие
романы
не
хуже,
а
лучше
Дюма
и
Жюля
Вер на. ..
То
ли
он
мен я
дразнил,
то
ли
действительно
так
думал!
Отличная
его
книга
для
детей
«Водители фрегатов»
—
о
капитанах
Джемсе
Куке,
Лапер у зе
и
Ива не
Крузенштерне
—
это
био г р афи ческие
и
географические,
но
ник ак
не
приклю­
ченческие
повести,
хотя
их
герои
испытывают
множ ест ­
во
приключений.
Попробую
о бъясни ть ,
в
чем
вижу
р аз­
ницу,—
К оле
я
не
мог
ее
док азать
в
устной
беседе:
он
побеждал
ме ня
своей
неотразимой
логикой
и
оратор­
ск им
искусством!
Читая
Жюля
Верна,
Дюма,
С т ивенс она
(последний
из
них
—
по
праву
первый:
он
насто ящи й
художник,
по­
эт,
то нкий
ст или ст
и
глубокий
психолог), читая и пере­
читывая
их,
жи во
чувствуешь,
что
они
увлеченно
пр е­
терпевают
вместе
с
героями
все
при клю ч ения,
что
им
по
душе
эти
авантюры.
Что
это
такое
на
деле
—
иск ренн ее
ли
сопереживание,
свойственное
тем
взрослым
счаст­
ливцам,
в
натуре
которых
навсегда
сохранилась
дет ская
тяг а
к
страшному
и
таинственному,
или
уже
умело
и
454


тонко
запрятанный
писательский
расч ет ,
безукоризнен-
но
срабатывающий
при
чте нии ?
Внутренне
я
убежден,
что
авторы
настоящих
приключенческих
произве-
дений
жгуче
ж елали
бы
пережить
вместе
со
своими
ге­
роями
(или вместо них)
вс е,
что
тем
довелось
испытать,
В
прекрасно
на писа нны х
«Водителях фрегатов»
их
авт ор
ни
на
од ной,
самой,
казалось,
захватывающей
по
соде ржа ни ю
странице
не
с тано вит ся
рядом
с
героем,
тем
более
не
отождествляет
с ебя
с
ним:
он
пишет
как
бы
со
с торо ны,
просвещая
читателя,
сообщая
ему
полез­
ные
и
ин тер есн ые
сведения,
популярно
и
занимательно
их
излагая,
и
на
этом
его
миссия
кончается.
Это
не
зна­
чит,
что
его
кни га
хуж е
романов
Жюля
Верна,—
наобо­
рот,
она
лучше
многих
жюль-верновских
книг,
устарев­
ших
по
сообщаемым
в
них
географическим,
астрономи­
ческим
и
пр очим
фактам,
кн иг,
ч асто
наи вных
по
форме,
по
сюжетным
приемам:
она
просто
прина дл е жит
к
дру ­
гом у
жанру,
питаемому
не
мечтой,
а
зн анием .
Почему
я
об
этом
го во рю?
Да
просто
пот ом у,
что
на
эту
тему
мы
ч асто
спорили.
Так,
Колю
безмерно
раздра­
ж ала
«беспочвенная фантазия»
и
«научное легкомыс ­
лие»
Александра
Гр ина,
который
словно
на ро чно
путал
все
топонимические
и
лингвистические
по нят ия
и
факты,
ко гда
со чин ял
свой
Зурб ага н
или
придумывал
экзоти­
ческие
имена
для
своих
героев.
То,
что
мне
представля­
лось
поэтической
свободой,
для
Ник ол ая
Корнеевича,
с
его
методическим
складом
ума
и
п рофес ­
сиональным
знанием
ан гл ийско го
языка,
казал ос ь
чуть
не
безграмотностью.
Вообще,
на ша
дружба
родилась
из
споров,
мал о
то­
го
—
из
р езких ,
до
чрезмерности
резких
пуб лич ных
вы­
падов
друг
против
друга.
В
начале
тридцатых
год ов
в
Ленинграде
существовало
так
называемое
«Молодое
о бъе дин ение », соединявшее в
себе
писателей
разного
возраста
и
ли те рату рн ого
опыта.
Вхо д или
в
это
объеди­
нение
и
мы
с
Н.
К-
Чуковским,
поэтом,
прозаиком,
пере­
водчиком,
литературный
ст аж
которого
измерялся
уже
целым
десятком
ле т.
Литературно-общественная
жизнь
тогда,
что
называется,
би ла
ключ ом,
особенно
после
ликвидации
РАППа,
посильно
разъединявшего
р аз­
ных
пи сате лей
и
одновременно
в
п оте
л ица
пытавшего­
ся
вс ех
сделать
о дин ако в ы ми , «однаробразными», как
говорил
Маяковский,
производя
это
определение
от
От­
455


дел а
народного
образования.
Мы
с
охотой
собирались
в
с толов ой
Л е нкуб лита
на
Невском, 106—
писательско­
го
клуба
еще
не
б ыло
—
и
с
горячностью
обсуждали
на- *
ши
книги,
чаще
вс его
пе рв ые,
е сли
не
счи тать
кн иг
двух-
трех
ветеранов,
таких ,
как
Николай
Чук овс к ий.
На
одном
из
таких
вечеров
подвергли
обсуждению
мою
книжку
«Базиль» . « Баз иля»
разобрали
подробно,
по
косточкам,
но
сравнительно
благожелательно,
при­
чем
выступали
и
профессиональные
критики,
п равда
то­
же
не
ст ары е,
но
казавшиеся
нам
многоопытными
и
сви­
репыми
заплечных
дел
м астер ам и.
Но
св ире пее
вс ех
в
конце
обсуждения
выс ту пил
не
к рит ик,
не
литературо­
вед,
а
п иса тель
Н.
К-
Чу ко вск ий,
заявивший,
что
книж­
ка
моя
как
раз
клад
для
критиков,
любящих
иметь
дело
с
разверстанной
на
диалоги
и
о писа ния
голой
социоло­
г ией,
но
что
искусство
в
эт ом
произведении
и
не
роди­
лос ь.
После
Николая
Чуковского
выс т упил
председа­
тельствовавший
на
собрании
п оэт
Александр
Гитович,
сдержанно,
но
веско
за щитив ший
«Базиля», но ушел я
с
т яже лым
чувством,—
еще
б ы: «искусство и не роди ­
лос ь.
..»
Недели
через
две
«Молодое объединение»
о бсужд а­
ло
новую
кн игу
Ник о лая
Чуковского,
называвшуюся
«Повести», и я решил дать бой.
Да,
как
это
ни
см еш но,
ни
на ивно ,
как
ни
пря м ол инейно
и
да же
груб о,
но
я
и
не
подумал
о
том ,
что
все
примут
мою
резкую
кр ити ку
за
отместку,
за
дикую,
гн ев ную
выходку: «Ах,
ты
бранил
меня?
Так
вот
тебе
за
это! ..»
Я
да же
«обнажил прием»,
заявив:
—
Книга
Николая
Корнеевича
—
лиш ь
холодная
имитация
литературы.
Искусство
в
ней
если
и
родилось,
то
чтоб ы
сра зу
же
помереть
от
ску ки !..
Я
пишу
по
п амяти,
н аверн яка
я
сказал
ка к-н ибу дь
проще,
нескладнее,
но
смысл
был
такой.
Главное
же,
что
я
был
не
только
не
пр ав,
но
и
не
слишком-то
искре­
нен.
По
кр айней
мере,
входивший
в
книжку
рассказ
«Цветок»
мне
очен ь
понравился;
позднее
я
убедил
Нико­
лая
Корнеевича
включить
его
в
свое
«Избранное», но
в
тот
в ечер
меня
так
занесло,
что,
не
удовлетворившись
своей
хлесткой
фразой
насчет
искусства
и
скуки,
я
еще
удари л
цитатой
из
Пастернака:
Слова
могли
быт ь
о
ма зу те,
Но
корпуса
его
изгиб
456


Ды шал
п олето м
голой
сути,
Прорвавшей
глупый
слой
лузги.
—
Николай
Корнеевич,—
заключил
я,—
пишет
о
глу-
пом
слое
лузги.
Лич но
я
—
за
полет
голой
сути!
—
и
се л.
Конечно,
это
бы ла
демагогия,
за то
на
каком
н ака ле!
И
вдруг
слушатели
захлопали...
Такого
в
на шем
о бъ­
единении
не
водилось.
Я
даже
не
сразу
поня л,
что
это
хлопали
не
мн е,
а
цитате
—
строкам
из
«Высокой болез ­
ни»
Бориса
Пастернака,—
и
не воль но
в згля нул
на
Ни­
ко лая
Корнеевича.
Меня
поразило
его
грустное
ли цо
—
обы чно
он
всегда
улыбался,
даже
ког да
г ов орил
другим
неприятные
вещи.
А
тут
неприятно
мне
стал о
из-за
себя:
вместо
удовлетворения
я
ис пыт ал
досаду
—'зачем
я
все
это
говорил?
Не
надо,
не
на до
бы ло
мне
выступать!
Ме ня
ждала
еще
большая
неожиданность.
Когд а
мы
уже
расходились,
в
прихожей
ко
мне
подошел
Н ико лай
К ор не евич,
и,
вместо
того
чтоб ы
упрекнуть,
побранить,
издев ну ть ся
(это он здорово умел), он предложил
—
встречаться...
Совершенно
не
помню,
как
он
это
ск азал ,
улыбаясь
или
все
с
тем
же
гру с тным
видом,
и
что
я
ему
от вет ил
—
смутился
или
нашелся,
—
важно
другое:
по­
сле
это го
вечера
мы
с тали
вида тьс я
все
чаще,
а
вскоре
по-настоящему
подружились,
и
это
уже
на
всю
жизнь.
Но
я
так
н иког да
и
не
спросил,
что
побудило
его
ко
мне
под ойти .
Сче л
ли
он
ме ня
«опасным»
п ро тивник ом
и
ре­
ши л,
что
лучше
со
м ной
дружить,
чем
ссориться?
Или
его
заинтересовала
горячность
м оего
выпада,
а
тем
са­
мым
и
личность
оппонента,
возникло
ж елани е
узнать
его
ближе?
Собственно,
мы
зн а комы
были
уже
года
два,
но.
по­
верхностно,
и
произошло
это
так.
Ранней
весной
1931 года писатель Сергей Колбасьев,
автор
морс к их
рассказов
«Поворот все вдруг»
и
пов е сти
для
детей
«Салажонок», задумал отправить себя и еще
неск ол ьк их
ленинградских
пи сател ей
в
морское
плава­
ние.
Предполагалось,
что
он,
Михаил
Ч ума ндри н,
Сер­
гей
Семенов,
Александр
Гитович,
Николай
Чу ко вский
и
я
поступим
матрос ами
в
Совторгфлот;
ф актическ и
мы
будем
выпускать
на
корабле
сте нг азету ,
вести
корабель­
ный
жур нал ,
ну
и,
конечно,
участвовать
в
чрезвычайных
а в ралах
на р авне
со
все й
командой.
Мы
увлеклись
тако й
заманчивой
перспективой.
Мих.
Ч уман дрин
и
С.
Кол-
457


басьев
договорились
с
Ленинградским
управлением
Сов-
торгфлота,
все
мы
заполнили
соответствующие
анк еты ,
приложив
к
ним
фотографии,
и
прим е рно
распредели«
лис ь
на
разные
суд а
и
рейсы.
На
мою
долю
выпало
совершить
рейс
Ленинград
—
Одесса
—
Ленинград,
с
за«
ходом
в
Алжир
и
еще
куда-то.
Сергей
Семенов,
буду«
щий
челюскинец,
выбрал
себе
китобойное
судно,—
дру-
гих
это
не
привлекало.
В
месяцы
о жида ния
Н.
Чуковский
по дар ил
мне
сво ю
книгу
«Один среди людоедов»
с
таким
авт огр афо м;
«Будущему мореплавателю от соплавателя».
Мы
поеме«
ялись
над
неблагозвучием
слова
«соплаватель»,
я
несколько
раз
побывал
дом а
у
Николая
Корнеевича
по
чисто
деловым
поводам,
и
на
том
все
кончилось.
«Пла ­
вание»
и
«соплавание»
ограничилось
двумя-тремя
наши­
ми
коллективными
в стре чами
в
Морском
порт у,
в
У прав лении
Совторгфлота.
Что
помешало
—
трудности
оформления
ли тер ат оров
в
качестве
матросов
или
невоз­
можность
пре доста ви ть
нам
жилье
на
корабле,
где
вс е­
гда
с
эт им
трудно
(это не нынешние теплоходы -ги ган­
ты ),—
мы
так
и
не
уз на ли:
вдруг
все
з ат ухло.
Не
исклю­
че но,
что
причину
отказа
з нал
Михаил
Федорович
Чу м андр ин,
в
то
время
руководитель
ЛАППа.
Кстати,
Чумандрин
почему-то
считал,
что
Н икол ай
Чуковский
живе т
и
работает
окруженный
за бот ой
отца,
что
Корней
Иванович
поддерживает
его
материально,
опекает
все
его
литературные
начинания
и
что
Коле
те п­
ло,
как
у
Христа
за
па зу х ой...
Чумандрин
так
его
и
н азы вал
—
«Коля Папин» (в отличие от действительно
существовавшего
литератора
Коли
Мамина,
бывшего
мо ря ка).
Досадное
заблуждение.
Когда
я
ближе
познакомил­
ся
с
кл аном
Чуковских
(употребляю это слово с лег­
кой
руки
самого
Корнея
Ивановича,
который
однажды
в
письме
ко
мне
назвал
с ебя
«старейшиной клана Чу ­
к ов ск их »), я узнал и понял особенности взаимоотноше­
ний
в
этой
сложной
семье
и
еще
раз
решительно
утв ерж­
даю,
что
Н ико лай
Чуковский
во
всем,
что
он
дела л,
был
абсолютно
самостоятелен,
за
исключением
сам ых
первых
своих
прозаических
переводов
под
редак­
цией
Корнея
Ивановича;
о
стихотворных
переводах
особая
ре чь:
Николай
Чуковский
и
начинал
как
п оэ т,—•
его
поэм у
«Козленок»
за ме тил
и
похвалил
Горький.
Са-
458


состоятелен
он
был
и
в
жи тейск их
делах:
он
оч ень
ра но
жен ился
(как,
впр оче м,
и
от ец ), поселился отдельно от
родителей
и
с тал
худо-бедно,
но
сам
содержать
свою
семью.
Выб ивш ийся
из
газ етн ых
низов,
Корней
И ва нович
справедливо
счи тал,
что
все
материальные
трудности,
испытываемые
молодым
л и тера тором,
совершенно
н ор­
мальны,
так
сказать,
узаконены
его
положением
и
во з­
растом,
инач е
не
может
и
не
должно
быть.
Корней
Ив а­
нович
часто
и
рьяно
ходатайствовал
по
дел ам
многих
литераторов
и
нелитераторов,
но
почти
ник ог да
не
за ни­
мался
делами
сына,
хотя
с
какого-то
времени
при сталь -
цо
и
да же
ре вниво
следил
за
его
работами,
радовался,
если
их
хва ли ли
в
печати
или
в
частных
беседах.
В
этих
случаях
сообщал
пр ият ную
нов о сть
в
письме,
поздрав­
лял
Колю
с
успехом,—
инач е
говоря,
поощрял
его
с ло­
во м,
но
не
делом,
разве
лиш ь
в
исключительных
обстоя­
тельствах,
да
и
то
без
осо бого
старания
и
темперамента,
столь
характерных
для
нег о
во
всем.
Кто
может
знать,
при нцип
это
или
своеобразное
тщеславие,
если
такое
слово
подходит?
Корней
Иванович
лю бил
похвалы,
б ла­
годарность,
ис хо дивш ие
от
посторонних,
а
от
своих
—
это
неинтересно!
Это,
кон ечн о,
мои
дог ад ки,
возможно,
нескромные
и
малоудачные,
но
повторяю:
называть
Ни­
к олая
Чуковского
«Колей Папиным»
никаких
оснований
не
было .
Итак,
с
мореплаванием
у
нас
ничего
не
вышло.
Как
же
наладилось
и
закрепилось
наше
зн аком ств о,
из
чего
вы рос ла
др у жба?
Пожалуй,
я
буду
близок
к
ис тине,
если
скажу,
что
дружба
наша
подвигалась
толчками,
от
одной
по езд ки
к
др уг ой.
Так,
в
1933 году,
вместо
пут е­
ш еств ия
по
морям,
мы
отправились
в
путешествие
с ухо­
п утн ое,
по
желе зн ой
дороге,
и
не
в
какие-нибудь
д але­
кие
к рая,
а
всего
лиш ь
в
Москву.
И
все
же
эта
поездка
была
не
совсем
обыч ной
—
купили
билеты
и
поехали:
мы
добирались
до
Москвы
ц елую
неделю,
и
не
в
пасса­
жи рск ом
вагоне,
а
в
вагоне-редакции.
Управление
Октябрь с кой
железной
дороги
предло­
жи ло
небольшой
гру ппе
писателей
(тогда это называ­
лось
бригадой)
и
художнику-карикатуристу
участвовать
в
р ейде
(так это тогда называлось)
по
с танц иям
и
д епо
Октябрьской
дороги.
Мы
охотно
согласились
и
в
марте
1933 года отправились,
го то вые
выполнять
любые
г азет-'
459


ные
задания.
П ервый
вечер
мы
про ве ли
роскошно.
Ва*
гон
наш
д елилс я
на
три
части:
три
четырехместных
ку-
де,
собственно
редакционное
и
типографское
отделение
и
«салон»; в салоне нас ожидал бочонок красной икры
и
масс а
бутылок
пива,—
ника ко го
другого
угощения
и
пи тан ия
(кроме,
разумеется,
хлеба)
не
бы ло,
да
мы
в
нем
в
тот
ве чер
и
не
нужд ал ись; . впро чем ,
во
все
осталь­
ные
дни
не
б ыло
ни
ик ры,
ни
пива
—
бы ла
работа,
а
питались
мы
как
об ычн ые
пассажиры
—
наспех
забега­
ли
в
ст анционн ые
буфеты.
Ког да
мы
прибыли
в
Москву,
наш
ваг он
поставили
где-то
на
запасных
путях,
примерно
за
километр-полто-
ра
от
вокзала.
Вылазки
в
город
мы
совершали
вечером.
Центр
Москвы
был
весь
разрыт,
вс юду
виднелись
дер е­
вя нные
вышки,
тянулись
заборы,
за
которыми
происхо­
ди ла
таинственная
работа:
сооружалась
первая
очередь
метро.
Одновременно,
л иквидир овал ась
Китайгородская
стена,
сливались
Манеж ная
площадь
и
площадь
Рево­
люци и,
в
Охотном
ряду
строилась
го ст иница
«Москва»,
напротив
нее
—
Дом
Совнаркома.
В
общем,
ку да
ни
глянь,
Москва
перестраивалась,
меняла
привычный
об­
лик
—
привычный
для
москвичей,—
я-то
был
человек
за­
езжи й,
Москву
знал
плохо.
Мы
с
Колей
ходили
в
театры.
На
«Двенадцатую
ночь»
во
2-м
МХА Те
с
С.
В.
Гиацинтовой
в
р оли
Марии.
(В жизни я встретился с Софьей Владимировной через
тридцать
пять
лет,
когда
она
готовилась
играть
Марью
Львовну
в
«Беспокойной старости»
в
Московском
те атре
имени
Ленинского
комсомола.)
Смотрели
и
слушали
знам ениты х
ста рик ов
Малого
театра
в
«Нравах Расте ­
ряевой
у лицы»
Глеба
Усп е нс кого
—
эти
сочные
зарисов­
ки,
великолепным
языко м
которых
в елик ол епно
вла д ели
Массалитинова,
Турчанинова,
Рыжова,
К ли мов.
В
вагон-редакцию
возвращались
ночью
по
плохо
освещенным
железнодорожным
путям.
Под
ногами
ко­
поть,
мазу т,
о с татки
талого
’ мартовского снега.
Не из­
вестно,
по
какому
из
э тих
путе й,
расходящихся
веером
от
Москвы-пассажирской,
от
Ленинградского
вокзала
(тогда он назывался Октябрьским), нагрянет на нас,
ослепит,
а
то
и
сомнет
скорый
поезд:
по
вечерам
их
много
уходит
из
М ос квы.
Днем
бывали
в
депо,
ра зго ва­
ривали
с
машинистами,
писали
га зе тные
зам етки.
460


:Как известно,
по ездки
сближают,
и
в
вагоне-редак­
ции
мы
с
Николаем
Корнеевичем
нашли
много
п ов одов
для
сбл и же ния.
Главным
была
любовь
к
стихам.
Мы
оба
любили
Тютчева,
Фета,
что
для
тех
лет
б ыло
неко­
торым
анахронизмом:
.эти
два
за ме ча те льных
русских
поэ та
считались
тогда,
в
разгар
вульгарного
социоло­
г изма
в
литературоведении,
не
просто,
устаревшими,
но
и
прямыми
выраз ите лям и
дворянско-помещичьей
иде о­
ло гии,
а
их
стихи
пригвождались
формулой
«поэзия чис­
того
ис к ус с т ва », это звучало страшнее любого средневе ­
кового
заклинания
с
участием
бородавчатой
жабы.
Сбежав
от
прелестного,
но
несколько
утомившего
нас
за
неделю
острословия
Фл ита
и
талантливых
шар­
жей
Шабанова
на
все х,
кто
его
окружал,
мы
укр ы ва­
лись
в
тамбуре
и
наизусть
читали
стихи.
То
ес ть
чи тал
Ни кол ай
Корнеевич,
а
я
лишь
под бра с ывал
ему
время
от
вре м ени
отдельные
ст рочки .
Коля
прекрасно
чи тал
ст ихи
—
экспрессивно
и
музыкально,
хотя
не
л юбил
и
не
понимал
м уз ыки,
объясняя
св ое
непр ия тие
логи чн о
и
убедительно,
как
объяснял
в се.
Он
со
смехом
говорил,
что
в
филармонии,
которую
он
иногда
по сещает ,
ч тобы
составить
к ом панию
жен е,
пе рес читы вает
от
нечего
де­
лать
во
время
ко нц ерта
трубы
органа.
—
Их
всегда
од но
и
то
же
число!
—
И
уверял,
что
так
одинаковы
для
не го
звуки
любого
музыкального
пр о изведен ия,
что
бы
ни
ис полн ялос ь.. .
О дно
из
самых
любимых
его
стихотворений
б ыло
фе­
тов ск ое:
На
стоге
сен а,
ночью
южной,
Лицо м
ко
тверди
я
лежал...
Особенно
его
поразительная
концовка:
И
с
замираньем
и
смятеньем
Я
взором
мери л
г лубину ,
В
которой
с
каждым
я
мгновеньем
Все
невозвратнее
тон у.
Пос ле
войны
почти
каждое
лето
мы
бывали
с
ним
в
Коктебеле,
и,
когда
гул яли
вечером
по
шоссе,
под
юж­
ным
зве здны м
небом,
он
ч асто
под
зв он
цик ад
твер д ил
эти
строки
(что может засвидетельствовать сопутство­
вавшая
нам
иногда
Маргарита
Ал иге р!).
461


Очень
любили
мы
оба
бунинское
стихотворение:
Летний
вет ер
мотает
Зелень
длинных
вет вей
И
ко
мне
до лет ает
Свет
улыбки
твоей.
Как
это
нередко
у
Бунина,
на
од ну
и
ту
же
или
пох ожую
тем у
н апис ано
стихотворение
«Портрет» («По­
гост.
Часовенка
над
склепом...») ирассказ «Легкое
ды­
х ан и е»; также,
скажем,
стихотворение
«Художник»
не
просто
навеяно
воспоминаниями
о
Чехове,
а
точ но
в ос­
пр оизв од ит
один
из
эпизодов
э тих
восп ом инаний
—
да­
же
слова
и
детали
те
же.
И
мы
говорили
о
неотступной
потребности
большого
таланта
как
можно
по лнее
в ыра­
зи ть,
сохранить.самые
дорогие
для
нег о
в печатл ен ия.
Мы
с
Колей
оба
любили
Блока,
могли
без
конца
вс пом ина ть
его
стихи,
особенно
из
третьего
тома,
Ве ро­
ятно,
со
стороны
чуд но
бы ло
бы
посмотреть
и
послу­
шать,
как
мы
по
очереди
угрожающе
кричали
д руг
Другу:
Подойди,
подползи,
я
ударю,
И,
как
кошка,
ощеришься
тыі
Я
редко
ко му
завидую,
но
не
мог
не
позавидовать
Коле,
когда
он
рас ск аза л,
как
в
1920 году Блок пришел
по
какому-то
де лу
к
Корнею
Ивановичу,
а
того
не
бы ло
дома,
Б лок
решил
его
подождать
и
присел
на
диван,
на
ко тором
л ежал
бо льно й
Коля.
Ни
тот,
ни
другой
не
ска­
з али
ни
слова
до
прихода
Корнея
Ивановича,
но
мо жно
легко
представить,
скол ь ко
стихов,
ропоосов,
восторгов
бу шева ло
в
душе
пятнадцатилетнего
Коли !
Сложней
обстояло
с
наш им
восприятием
Мандель­
штама
и
П аст ер нака.
Обоих
Коля
давно
з нал
лично,,
с
Пастернаком
часто
встречался,
ж ивя
под
Москвой,
в
Переделкине;
с
Мандельштамом
виделся
в
юности,
и
в
1964 году опубликовал в журнале «М о ск ва»
вос поми на ­
ния
об
эт их
встречах;
но
сти хи
их
лю бил
—
как
бы
то ч­
нее
сказать?
—
и зби ра тель но,
что
ли.
В
Пастернаке,
мне
кажется,
ему
мешала
взвинченная
до
предела
метафо­
ри чн ость
и
сопряжение
подчас
слишком
далековатых
ассоциаций,—
все
это
было
чуждо
строго
логическому
уму
Николая
Корнеевича.
Много
поз же
узнал
я,
что
Ко­
ля,
читая
вслух,
сти хи
Пастер н ака
своим
домашним,
452


пропускал
все
стихи,
посвященные
музыке,
которых
у
Пастер н ака
много
(«Опять Шопен не ищет выгод..
«Рояль дрожащий пену с губ оближет. , ,», «Мне Брам­
са
сыграют,
я
вздрогну,
я
сда мся ., .»
и
др. ).
И
это
по­
ня тно:
Коля,
как
я
ск аза л,
не
любил
и
не
понимал
му-*
зыки,
а
Паст ер нак
в
юности
хотел
с тать
композитором
и
учился
у
Скрябина,
о
чем
рассказал
пос ле
в
«Охрая -
ной
грамоте».,
Как
обстояло
с
Мандельштамом?
Казалось
бы,
ск ло нност ь
Мандельштама
к
ассоциациям
ис тори ко-
культурного
ряда,
связанным
с
эллинизмом,
ан­
т ич нос тью,
должна
была
быть
близка
и
п о нятна
об ра зо­
ванному
и
тоже
склонному
к
историческим
п арал лел ям
Николаю
Чуковскому.
Но
опять
же
для
нег о
не
хватало
в
стихах
Мандель шт ам а
пр ям ой,
стр огой
логики,
ка­
кая ,
скажем,
в
избытке
бы ла
у
Брюсова,
хотя
к
Брюсо­
ву
Николай
Корнеевич
был
сравнительно
р авно ду шен,
как
вообще
к
символистам,
кроме
Блока
и
Сологуба.
Некая
ту м анн о сть , «размытость»
а нтич ных
ассоциаций
у
Мандельштама,
одн о
лиш ь
упоминание
мифо ло ги­
ческих
и мен,
без
раскрытия
связанных
с
ними
мифов,
не
у до влет воря ли
и
пор ой
раздражали
Колю.
Недаром
еще
в
сер един е
тридцатых
годов
он,
не
без
ехидства,
спро­
сил
—
а
з наю
ли
я,
кто
такая
Пер сеф о на,
Эвридика,
еще
и
еще
к то -то?», Отсюда я мог заключить,
что
Коля
счи­
т ает
эти
стихи
Мандельштама
стихами
в
так
наз ыв ае­
мом
антологическом
род е,
какие
писали
Щер бин а,
Мей,
Майков
и
другие,
откровенно
говоря,
малоинтересные
мне
поэты.
Малоинтересны,
кст ат и,
они
были
и
Коле,—
тем
н епро ст ител ьнее,
я
считал,
ставить
рядом
с
ни ми
О сипа
Мандельштама
с
его
тончайшим
проникновением
в
дух ,
а
не
в
букву
элли н изм а.,, (Разумеется,
это
не
зн ач ит,
что,
чит ая
Мандельштама,
мо жно
не
знать
и
не
поинтересоваться,
кто
т акая
Персефона!)
Впрочем,
многие
сти хи
Мандельштама,
главным
об-
ра зом
ранни е,
Ко ля
любил,
но
любил
как-то
молча,
не
дел ясь
с
другими,
р едко
читал
вслух,
что
для
не го
не­
об ычн о.
Помню,
уже
в
пятидесятые
г оды
он
пришел
к
нам
в
Ленинграде
с
Эммануилом
Генриховичем
К азак е-*
вичем,
и
мы
почему-то
сразу
за говор и ли
о
Мандельшта­
ме,
которого
К азакевич
почти
не
зна л.
Я
стал
читать
его
ст ихи
разных
лет,
а
Кол я
все
слушал
молча,
не
выра­
жая
ни
одобрения,
ни
порицания,
Возможно,
сдержан­
463


но сть
объяснялась
тем,
что
ему
мешала
как
бы
нарочи­
тая
затрудненность
(атои-
заумность)
последних
ст и­
хов
Мандельштама.
Но
ве дь
нравились
же
Коле
стихи
рано
умершего
Константина
Вагинова,
поэтическая
речь
которого
бы ла
тоже
пор ой
сложна,
поэта
умного
и
та­
лантливого,
но
по
масштабу
дар о вания
конечно
же
не
сравнимого
с
Мандельштамом.
(Коля однажды даже
обиделся
за
Вагинова,
книжку
которого
ему
подарил
Арсений
Т ар ко вс ки й, .сказав,
что
это т
п оэт
его
не
инт е­
ресует.)
Итак,
наши
с
Колей
поэтические
вкусы
в
чем-то
сов­
пад ал и,
в
чем-то
разнились.
Но
бы ли
у
нас
и
резкие
расхождения,
резкие
до
ссор,
до
крайностей,
какие,
судя
по
началу
наших
взаимоотношений,
б ыли
неизб ежны.
Ска же м,
он
не
только
не
любил
и
не
пр из навал
Хлебни­
кова
и
Цветаеву,
но
и
уничтожающе
издевался
над
мо ей
к
ним
приверженностью,
особенно
к
Марине
Ц ве­
т аево й:
ее
необычный
с инт акси с,
обилие
с инко п,
ритми­
ческая
напряженность,
об наж енн ая
мускулатура
ее
сти­
ха
бы ли
ему
враждебны
и
чужды.
Забегая
вперед,
скажу,
что
неприятие
эт их
поэтов
сохранилось
до
конца
его
жизни,
разве
что
с
годами
ст ало
не
столь
азартным,
он
перестал
ни
с
того
ни
с
сего
на
них
нападать,
как
это
было
в
молодости.
Не
с крою,
я
обижался
и
за
них
и
за
себя.
Трудно
бы ло
не
обижать­
ся
и
не
сердиться,
когда
он
в
ответ
на
о тл ичные
стр очки
из
«Ладомира»:
Де ла
купцов,
всегда
ск упц ов,
Порока
грязные
поруки ..
.—
раздражался
насмешливым: «Тю,
Леня,
тю!»—
что
означает: «Нуи сел жеты,
б р атец,
в
лужу!»
Николай
Корнеевич
обладал
од ной
особ е нно сть ю:
люб ил
укусить
и
тут
же
поцеловать
укушенное
место,
и
наоборот,
среди
сладчайших
объятий
и
поцелуев
(ра ­
зу м еется,
в
переносном
смысле)
вдруг
нанести
ядовитый
ук ус.
Пр ав да,
такое
мгновенное
пер ек лю чение
п орой
оказывалось
весьма
кстати,
позволяя
быстро
переходить
от
ссоры
к
миру
(хуже,
е сли
наоборот!).
И
вот
уже
мы
наперебой,
но
в
полном
согласии
восхищаемся
тем,
что
оба
любим,
забыв
о
нед авн ей
вр ажд еб ной
вспышке.
Но
вернусь
к
на шим
все
более
и
более
частым
и
др ужны м
совместным
поездкам.
Через
год
после
же лез-
464


подорожного
рейда,
летом,
перед
Первым
с ъе здом
писа­
телей,
мы
с
Н.
К.
Чуковским
поехали
в
Мурманск.
С
эт им
городом
познакомились
мы
уже
раньше:
в
1930 году поэт Александр Гитович и я провели на Мур­
ма не
весь
июнь,
а
только
что
пе ред
нами
на
Мурмане
и
на
Белом
мо ре
побывали
Н.
Чуковский,
Е.
Тагер,
С.
Сп асский
и
Г.
Кук лин.
На ве рно,
еще
никогда
этот
северный
край
не
посещало
сразу
столько
литераторов!
К
1934 году город Мурманск успел измениться,
но
не
очень:
та
же
двухэтажная
деревянная
гостиница,
тот
же
крохотный
в окза льчик ,
тот
же
п род маг
со
ст олово й
наверху.
Но
прибавилось
жилых
домов,
увеличился
порт,
появился
клуб
с
б оль шим
театральным
залом,
где
мы
и
встретились
с
ч ита тел ями.
В
первом
ряду,
пер ед
самой
сценой;
сидела
по ж илая
дама,
разложив
на
коле­
нях
на выказ
«Крокодила», «Муху - Цо к от ух у»
и
другие
зна мени ты е
книжки
Корнея
Чуковского
в
ярк их
облож­
ках .
Я
старался
отвлечь
от
них
вн им ание
Николая
Ко р­
неевича,
впро че м
и
без
того
отвлеченного
и
о забо ченно ­
го
предстоящим
своим
выступлением
и
смотревшего
не
вни з
в
первый
ряд,
а,
как
это
часто
б ы вает,
куд а- то
вдаль,
поверх
голов...
Это
пример
то го,
как
знаменитая
фам и лия
не
только
не
помогала
Николаю
Кор неевич у
в
литературе
и
в
жизни,
как
по л агал
Ч уман дрин ,
да
и
не
он
о дин,
но
мешала,
причиняла
боль,
приводила
к
обидным
недора­
зумениям.
Один
случай
был
особенно
дикий
и
гл упый .
Мы
жи ли
в
Ялте,
в
писательском
Д оме
творчества.
Со­
седний
Дом
отдыха
(или санаторий,
не
помню)
попро­
сил
выступить
у
них
перед
сл уч айным и,
ти пи чно
к урор т­
ными
слушателями,.
Конферировал
Безыменский.
Он
об ъя вил
Николая
Асеева
(нешумные,
но
в полне
до сто й­
ные
аплодисменты),
Бориса
Левина
—
автора
только
что
вышедшего
романа
«Юноша» (сдержанные,
но
веж ­
ливые
привет с твия), Рахманова ( оче нь
жидкие
хлопки,
поскольку
ме ня
ни кто
не
з нал), Чуковского...—
гром
оваций!
Безыменский
поспешно,
поправился:
—
Чуковский-сын...
Николай...
Последовал
один
жалкий
хлопок.
Можно
себе"
пред­
став ить
чувство
неловкости,
овладевшее
всеми
участни­
к ами
литературного
вечера.
Мы
бо я лись
взглянуть
на
Нико лая
Чуковского.
А
ведь
он
к
то му
времени
(1938 год)
был
автором
семи
или
восьми
к ниг,
дет ских
16 л.
Ра хма нов
465


и
взрослых.
Правда,
кн иги
печатались
небольшим
тира­
жом,
и
переиздали
некоторые
из
них
много
позднее,
когда
Николай
Чуковский
стал
автором
«Балтийского
неба».
Еще
о
Мурманске
1934 года .
Днем
мы
п ошли
прогу­
ляться
в
горы,—
во
время
войны,
когда
я
снова
попал
на
Мурман,
их
называли
сопками
и
.за
каждую
сопку
упорно
сражались.
По днявш ись
на
возвышавшееся
над
гор од ом
плато,
мы
оказались
вдруг
на
ун ылом
болоте
и
у вид ели
вд али
то
странное
кладбище,
которое
я
о пи­
сал
п отом
в
р асс казе
«Замужний редактор»: черные
торф яны е
мог илы
и
на
некоторых
из
них,
вместо
памят­
ни ков,
вместо
крестов,—
деревянные
д етск ие
кроватки,
ярк о
окрашенные,
с
висящ им и
на
них
игрушками.
Это
про изв е ло1на
нас
оче нь
сильное
впечатление,
сохранив­
шееся
надолго,
мо жно
ска зат ь
—
навсегда.
Во
всяком
сл уч ае,
когда
через
несколько
м еся цев
я
прочитал
Коле
св ой
р асск аз
(почему- т о
не
до ма,
а
в
коридоре
Гослит­
издата
в
Доме
книги
на
Не вско м
проспекте), я увидел
на
его
лице,
как
вс егд а,
отражение
самых
противоречи­
вых
чувств,
говорящих
о
том ,
что
он
пре крас но
все
по­
мн ит
и
мог
бы
передать
все
детали
обста нов к и
г ора здо
точнее
и
лучше,
чем
я.. .
К стати,
я
в
эт ом
и
не
сомне­
вался.
К
том у
времени
я
уже
отлично
з нал
и
ценил
его
профессиональную
зоркость:
ме ня
поражало,
ч то,
где
бы
мы
ни
бы ли,
он
словно
бы
ни
на
что
не
обращал
внимания,
много
и
с
удовольствием
говорил
на
посто­
ронние
темы,
совершенно
не
относящиеся
к
окружаю­
щей
природе
и
обстановке,
шутил,
громко
и
заразитель­
но
сме ял ся,
казалось
дажё
ни
раз у
не
глянув
по
сторо­
нам,—
а
п отом
вы яснял о сь,
что
он
все
вокруг
разг лядел
и
за помн ил
и
может
пластично
и
живописно
изобразить
словами.
Прочитанный
ему
в
коридоре
р ассказ
Коля
р аскри ­
тиковал
за.
то,
что
я
его
скомкал,
не
сумел
развернуть
так,
как
за служи ва ли
это го
материал
и
сюжет,
и
я
по­
том
долго
и
терпеливо
его
доделывал;
более
того,
через
тридцать
лет
переписал
заново,
словно
решив
выполнить
максимум
К о линых
советов.
В
де кабр е
того
же
1934 года мы поехали в Петроза­
водск
—
Виссарион
Саянов,
Бо рис
Л иха рев,
Юлий
Бе р­
зин,
Николай
Чуковский
и
я.
Провели
день
в
гостях
в
санатории
Маткачи,
в
живо пис но м
месте
под
Петроза-
466


водском,
бегали
на
лыжа х.
Это
бы ла
первая
на ша
с
Колей
общая
прог ул ка
на
лыжах,
как
бы
разв едк а
—
впоследствии
мы
бегали
вместе
много
и
часто,
гл авн ым
образом
в
окрестностях
города
Пу шк ина,
пе ред
самой
войной.
Обычно
мы
пересекали
Александровский
и
Ба­
боловский
парк
и
в ыбе гали
в
открытое
пол е.
За
Коле й
б ыло
трудновато
угнаться,
хо тя
я
с
детства
привычен
к
лыжам:
Кол я
ока за лся
выносливее.
(Поэтому так
огорчала
меня
в
последние
годы
его
одышка
да же
пр о­
сто
при
ходьбе,
тем
более
при
небольшом
подъеме,
а
лыжи
он
бросил
давно.)
Особенно
помнятся
солнечные,
но
еще
морозные
мар то вск ие
дни
1940 года (з и ма
бы ла
суровой,
замерзли
яблони,
вишни): высоко над нами
шли
самолеты
—
бомбить
«линию Маннергейма» .
Тогда
мы
не
думали,
что
скоро
придется
видеть
над
собой
нем ецк ие
самолеты,
бомбящие
Ленинград,
а
Ко ля
будет
сл ужи ть
в
военно-морской
г азе те,
писать
снач ал а
замет­
ки
о
л етчиках ,
затем
р ассказ ы
о
ле тчи ках
и
нако нец
на пиш ет
роман
—
«Балтийское небо» .. .
Но
это
бы ло
все
впереди.
В
1934 году,
в
Маткачах,
мы
встр е тил ись
вечером
с
карельским
начальством
и
ка­
рельскими
писателями.
На
импровизированном
концер­
те
молодой
человек
с
редкостными
еще
в
те
год ы
бачка­
ми,
местный
арт ис т-за тейн ик ,
ши кар но
чи тал
«Мери-на ­
ез дни цу»
Семена
Ки рса нова .
От
этого
чтения
с
припля­
сыванием
и
прицокиванием
(«Мери- нае здн и ца-ц а-ц а!»)
нас
внутренне
ко рч ило
(чего мьцстарались не показать),
а
хозяева
вни мател ь но
сл уш али
и
л аск ово
аплодирова­
ли:
в от,
мол,
какие
у
нас
декламаторы,
ну -ка,
посостя-_
зайтесь
с
ним и,
ленинградские
гости!
Мы
с
Чуковским
умоляюще
смотрели
на
наших
поэт ов :
выручайте!
И
верно,
после
этого
цирка
прочитанные
Саяновым
и
Лихаревым
стихи
по ка за лись
нам
родником
поэзии,
не
уступавшим
по
чистоте
морозному
воздуху
наш ей
днев­
ной
прогулки
на
лыжах...
Вер н увши сь
в
Пе троз ав одс к,
мы
выступали
на
др у­
гой
де нь
перед
читателями
в
городском
театре,
а
за тем
поез д ом
возвращались
в
Ленинград.
В
вагоне
почти
не
спали,
болтали,
смеял ис ь
—
нам
бы ло
легко
и
весело
по­
сле
того,
как
остались
.позади
и
«Мери-н аездн иц а», и
все
официальные
и
неофициальные
встречи.
Веселился
и
Кол я,
хотя
он
всю
жизнь,
как
и
его
о тец,
щредпочитал
ночью
спать,
а
не
колобродить.
Саянов
надписал-нам
*
467


при
свете
свечи
в
фонаре
над
дверью
(электричество
в
пое здах
тог о
в рем ени
горело
еще
не
всегда)
стихо­
творные
посвящения
на
св оей
только
что
вышедшей
из
печати
книжке
«Золотая Олёкма», и надписи эти нам
показались
прелестными
—
все
было
хорошо
по
ср авне­
нию
с
пошляком
в
бачках.
Пое здки,
по ездк и,
с бл ижа вшие
нас
по езд ки
—
их
бы­
ло
много.
Но
вот
поездка
в
Казахстан
летом
1935 го -
да
—
Н.
Чуковского,
Л.
Соболева,
В.
Рождественского,
П.
Лукницкого,
А.
Тит овича
и
Ю.
Бер зи на
—
с ос тояла сь
без
меня.
Я
должен
был
ехать,
но
не
смог:
взялся
пи­
сат ь
для
«Ленфильма»
сцен ари й
о
Тимир язеве .
Вернув­
ш ись
из
К азахста н а,
Кол я
был
пол он
самых
разнооб­
разных
впечатлений,
но,
кажет ся ,
ничего
об
увид е нном
не
написал,
что
для
него
б ыло
не обыч но.
Помню,
он
го вор ил,
что
ср еднеаз иат ская
природа
по каз алась
ему
недоброй
по
срав нен ию
с
горячо
любимым
Крымом.
А
компания
оказалась
доброй,
дружной'.
Леонид
Со­
болев,
во згла влявший
писательскую
бригаду;
был
чело­
веком
веселым,
ко м панейс ким,
у част лив ым,
к
тому
же
великолепным
рассказчиком,
—
кст ат и,
таким
его
знал
и
я:
в
дни
Первого
съез да
писателей
мы
-жили
в
гос т инице
рядом,
в
соседних
номерах,
и
еж едн евно
встречались.
Пр авда,
некоторые
странности
или
чуд аче ст ва
я
у
нег о
замечал.
Например,
он
любил
переставлять
свою
кро­
вать
в
номере
то
к
од ной,
то
к
другой
стенке,
то.
кл ал
матрац
прямо
на
пол ,
уве ря я,
что
тем
самым
он
экспе­
риментально
находил
место
для
наибольшей
сосредото­
ченности,
для
наилучшего
вдохновения.
На
обратном
п ути
домой,
ко то рый
Коля
совершал
уже
оди н,
отделившись
(не помню почему)
от
своих
то­
варищей,
с
ним
произошло
приключение.
Вместе
с
ним
ех ал
како й -то
очены
не гл упый
мо лод ой
человек,
с
к ото­
рым
они
почти
до
Москвы
прия тн о
б еседов али.
Но
когда
ран о
утром,
уже
перед
само й
Москвой,
Ко ля
про сну лся,
в
купе
спутника
не
бы ло
(они ехали вдвоем), и вместе
с
этим
симпатичным
юношей
ис чезл а
поч ти
вся
одеж да,
пр ин адлеж авш ая
Н икол аю
Корнеевичу.
Это
со зд ало
ему
в
Москве,
где
предстояли
литературные
д ела
и
неизбежная
пересадка
на
ленинградский
поезд,
опреде­
ленные
трудности...
Потом-то
он
и
об
эт ом
ра ссказыв ал
с
за ра зит ел ьным
смехом,
но
не
знаю,
см е ялся
ли
он
тогда,
в
купе,
когда
обнаружилась
про па жа.
468


Из
вс ех
товарищей
по
казахстанской
п о ездке
ближе
вс ех
Коле
был
Юл ий
Берзин.
В
те
дал екие
год ы,
в
кон­
це
тридцатых,
их
дружба
была
теснее,
чем
наша
с
Ко­
ле й:
Ю лик
был
холост,
одинок
и
посещал
своих
близких
д рузей , «молодых»
Чуковских,
гораздо
ча ще,
чем
я,—
бывало,
что
каждый
день.
Чуковские
не
случайно
так
горячо
полюбили
Берзина:
он
был
не
только
умен,
ост­
роумен,
но
и
рыцарски
честен,
несмотря
на
св ое
п орой
д онжу анск ое
легкомыслие,
больше
напускное,
так
ска-*
зать,
для
утверждения
с ебя
как
уд алого
мужчины.
Юлик
был
крайне
миниатюрен,
хотя
его
бра т
был
еще
меньше.
Однажды
на
нов осел ье
у
Юл ика,
к огда
тот
же­
нился
и
ост епенил ся ,
мл адш ий
брат
ли хо
выпил
боль­
шую
рюмку
водки
и
исчез
из-за
стол а.
П отом
мы
на шли
его
мирно
спя щим
в
пустой
коротенькой
ванне
в
черном
.вечернем
костюме,
при
тщательно
завязанном
галстуке,
в
ярк о
начи щенных
штибл етах .
По
профессии
он
был
юрист,
как
и
сам
Юлик.
Я
познакомился
с
Берзиным
значи тель но
р ань ше,
чем
с
Чуковским:
мы
сост оя ли
с
ним
в
од ной
и
той
же
л ит ерату рной
г руп пе,
называв­
шейся
«Смена», членами и участниками которой были
О льга
Берггольц,
Борис
Лихарев,
Александр
Гитович,
Борис
Корнилов,
Геннадий
Гор
и,
во обще ,
многие
из
т ех,
кто
к
началу
вой ны
стали
наз ыв ать ся
средним
поко­
лением
ленинградских
п исат ел ей.
Н.
Чуковский
не
хо­
дил
на
наши
литературные
сборища,
которые
нередко
посещали
и
читали
нам
свои
нов ые
произведения
Н.
С.
Тихонов,
Н.
Заболоцкий,
К-
Вагинов,
М.
С ло ним­
ский,
В.
Каверин,
и
с
Юлием
Берзиным
он
познакомил­
ся
в
«Издательстве писателей», которое в 1929 году из­
дал о
уже
вторую
книгу
Ю.
Бе р зина
—
«Конец девятого
по л ка».
Познакомился
и
подружился
на
много
л ет.
Веселое
обаяние
Юл ия
Бер зи на
бы ло
та ков о,
что
на
его
шутки ,
экспромты,
эпиграммы
бы ло
нево з мож но
обижаться,
и
Коля
первым
хохотал,
когда
Берзин
ис­
полнял
песенку
на
мот ив
популярных
эстрадных
купле­
тов:
Я
—
Ко-ля
Чуковский,
Из-вестный
беллетрист,
Пишу
себе
рома ны ,
Как
будто
ничего.
Никто-то
их
не
знает,
Никт о
их
не
читает,
469


А
я
пишу,
пишу ,
пишу,
А
почему?
Потому
что
—
Я
—
Ко-ля
Чуковский,
Известный
б ел летр ис т...
Любил
посмеяться
он
и
над
са рк аз мами
Валентина
Стенича,
с
которым
т оже
дружил
с
давних
по р.
Эт от
■блестящий переводчик и главный остроумец литератур­
ного
Ленинграда,
герой
очерка
Александра
Блока
«По ­
сл едн ий
д е нд и», тоже нежно любил семью Чуковских,
хотя
любимое
его
из_речение
бы л о: «Чуковские живут
Гряз но,
но
интересно».
Разумеется,
это
бы ла
шутка,
ра в­
но
как
и
шумное
его
во сх ищ ение
крепкими
и
цветущими
в
те
молодые
г оды
Кол иным и
ще кам и:
—
Это
же
не
лицо ,
это
пунэм!
Стенич
так
аппетитно
п ро изно сил
слово
«пунэм» (по-
еврейски
как
раз
ли цо), словно это был особый сорт
свежеиспеченной
сдобной
булки!
И
Кол я
хохотал
гр ом­
че
все х.
Вп роч ем,
в
то
вре мя
все
вес ел ило
нас,—
пер ефр ази ­
руя
Стенича,
мо жно
про
вс ех
нас
сказат ь ,
что
мы
жи ли
бедн о,
но
интересно...
Году
в
1934- м
у
Коли
состоялся
вечер
в
Доме
писате­
ля:
в
круглой
бе лой
гос ти ной
обсуждали
новую
его
кн и­
гу.
Присутствовал
и
Константин
Федин,
с
которым
Коля
знаком
был
с
двадцатых
годов.
По
окончании
ли т ера­
т ур ного
вечера
име нинник
позвал
ФеД ина,
Б ер зина
и
ме­
ня
п оужи нать
в
Доме
кино .
Почему
там,
а
не
в
Доме
писателя,
где
тогда
существовал
недурной
ресторан?
Ве­
роя т но,
потом у,
что
в
Д оме
ки но
б ыло
уютнее
и
меньше
толклось
знакомых.
Мы
впятером
(Колю сопровождала жена)
в ышли
на
Литейный
проспект,
решив
сесть
в
автобус,
который
до­
в езет
нас
до
Невского,
где
помещался
тог да
—
ме жду
Фонтанкой
и
Литейным
—
Дом
кино .
Автобус
пришел,
Коля.быс тро,
с
присущей
ему
нервной
энергией,
подса­
дил
Марину,
запихнулся
сам
—
дверь
закрылась,
а вто­
б ус,
фырча
и
выпуская
вр ед ные
газы,
уехал,
а
мы
трое
остались
стоять
на
панели,
несколько
ошалело
смотря
друг
на
друга.
Впрочем,
слишком
изумлены,
а
тем
более
о биж ены
мы
ни чуть
не
бы ли,
д аже
Константин
Федин
470


от н есся
к
происшествию
благодушно,
все
мы
хор ошо
знали
суматошный
Колин
характер.
Пришел
следующий
автобус,
мы
в
не го
сели
и
благо­
п олуч но
доехали
до
Невского.
Здесь,
на
углу,
у
самой
остановки,
топтались
в
ожидании
приглашенных
гостей
Марина
и
Коля.
Как
мы
понима ли ,
Ма рина
мылила
Коле
гол ов у;
опять
же,
зн ая
ее
темп ер амен т,
мы
чувство­
вал и,
что
с цена
до
нас
была
бурн ой,
нахлобучка
—
вну ­
шительной,
но
с
наш им
прибытием
все
кончилось
луче­
зарно:
Берзин
тонко
с ъяз вил,
Кол я
смущенно
п охохо­
тал,
Федин
снисходительно
и
добродушно
похмыкал,
и
мы
направились
в
Дом
кино.
Вечер ок
удался
на
славу:
стол
ломился
от
яств
несмотря
на
тогдашнюю
бедность
и
всегдашнюю
береж­
ливость
Коли
Чуковского.
(Он объяснял,
что
унаследо­
вал
при выч ку
экономить
от
отца:
ког да
тот
был
еще
очень
м оло дым,
хот я
и
пр еу спева ющим
критиком,
он
постоянно
страшился
литературного
-и
материального
кра ха
—
вдруг
он
пе рес тан ет
интересно
писать,
вд руг
его
перестанут
с
интересом
читать,
вдруг
его
перестанут
с
интересом
печатать
—
и
то гда
всеь
обеспеченность
кон­
чит ся!
Примерно
того
же
о пасал ся
и
Коля.)
Что
я
им ею
в
виду
под
яс тв ами?
Не
н адо
за быва ть,
-что
только
что
кончилось
карточное
вре мя
и
в
м аг ази­
нах
и
в
ресторанах
начали
по являть ся
вку сны е
ве щи,
которыми
до
тех
пор
мы
л юбов ал ись
в
витринах
Торгси-
на.
Во
всяком
случае,
на
столе
крас овал ась
и кра,
семга,
разумеется
уравновешенные
экономичным
и
демо кр а­
тичным
винегретом.
Гл авн ое,
что
играла
на
бон тон
сер ­
вировка
и
вод ка
в
за поте вше м
графинчике.
Было
весело,
Юли й
Берзин
не ис тощ имо
острил
(к ве­
ликому
со жал ен ию,
любые,
даже
самые
гениальные,
шутки
редко
ос таютс я
в
п амяти ), мы болтали и смея ­
лись.
И
вдруг
Константин
Александрович
пристально
вгляделся
в
ме ня
и
сказ ал :
—
Так
во т,
знач ит ,
ка кой
Рахманов.
Я
не
так
вас
себе
представлял.
Я,'
маскируя
молодое
_
смущение,
довольно
бо йко
с про сил:
—
Как
же
вы
меня
себе
представляли?
Федин
уставил
на
меня
немигающие
птичьи
г лаза
и
сказал
хорошо
поставленным
голосом
бывшего
актера:
—
А
никак.
471


Этот
краткий
ответ
прозвучал
как
пощечина.
И
по­
щечина
незасл у женная
—
это
все
сразу
почувствовали.
Первым,
н адо
отдать
ему
справедливость,
ощутил
это
Федин.
Он
покраснел
и
как -то
весь
за мета лся,
не
двига­
ясь
с,ме ста.
А
я. ..
я
почувствовал,
как
желтею
и
зеле­
нею
от
бросившейся
в
голову
желчи.
Все
принялись
ме ня
угова ри ват ь,
видя
мое
состояние
и
испытывая
неловкость
от
происшедшего.
Федин
что-то
пробормотал
примирительно,
пр авда
мириться
—
это
не
то
слово,
мы
не
ссорились,
я
даже
сознавал,
что
словцо
«ни ­
как»
сорвалось
у
нег о
с
языка,
как
срывается
с
горы
не­
чаянно
подтолкнутый
камень:
не
у дер жал ся,
чтоб
не
по­
дат ь
мгновенную
реплику
на
мое
не во льно
провокацион­
ное
«как» . ..
Возможно
даж е,
что
он
усмотрел
в
мо ем
вопросе
вдруг
в зыгра вш ее
юн ошес кое
тщеславие
(«Ага,
мною
инт е ре с ую тс я !») и захотел меня проучить,
но
урок
был
слишком
жесток.
Не
н адо
забывать
и
того,
что
мы
все
бы ли
слегка
подогреты
вином
и
слова
срывались
с
языка
скорее,
чем
ср абат ы вал
о ц енив ающий
их
ра с­
с удок.
Ве чер
был
все-т ак и
з аметн о
подпорчен.
Мы
вскоре
разошлись.
Федин
шел
со
мн ой
и
Чуковскими
до
уг ла
Литейного
и
Невского
и,
полуобняв
мен я,
теперь
уже
очень
толково
и
полуотечески
ласково
о бъяс нял,
как
это
у
него
и
у
меня
получилось.
Примерно
та к,
как
я
и
думал,
только
еще
убедительнее.
С
Ко нст ант ином
Александровичем
мы
п отом
встреча­
лись
редко,
но
всегда
«вежливо» .
Я
бы
ска зал,
что
на­
стороженно-вежливо,
если
бы
был
уве р ен,
что
он
не
за­
был
об
эт ом
случайном
инциденте.
Чащ е
помнит
обиду
о б иже нный,
а
не
обидчик,
пусть
даже
не
злоумышлен­
ный,
как
в
данном
сл уч ае.
Помню,
встретились
на
бан­
кете
в
ресторане
«Метрополь», устроенном в честь сим ­
позиума
с
участием
ин ост ран ных
пи сател ей
—
Сартра,
его
жен ы
Симоны
де
Бовуар,
Натали
Саррот
и
дру­
г их,—
по
поводу
судьбы
роман а
как
жанра.
Я
ув идел,
что
Федин
стоит
в
ст орон е,
один ,
похудевший,
постарев­
ший,
грустный,—
я
п одош ел,
и
мы
немного
по го вор или
о
чем-то
в
с вязи
с
прошедшей
дискуссией.
Увы,
ни
рядом
с
на ми,
ни
вообще
на
свете
давно,
уже
больше
тридцати
ле т,
не
бы ло
остроумного,
малень­
кого,
очкастого
Ю лия
Берзина.
Десять
лет
как
не
стало
М72


и
Ни кол ая
Чуковского,
который
был
много
моложе
Фе­
дина
и
немного
старше
меня...
Одной
из
самых
длительных
и
самых
приятных
на­
ших
совместных
поездок
с
Кол ей
была
поездка
весной
1938 года в Крым,
а
.затем
под
Одессу,
в
Дом
отдыха
укра ин ск их
пи сател ей ,
на
бывшую
дач у
писателя
Фед о­
рова,
д руга
Бунина,
Горького,
Телешова
и
других
писа-
тел ей-«знаньевцев».
Мы
провели
на
юге
ок оло
дв ух
ме­
ся цев.
Это
б ыли
решающие
месяцы
для
на шей
дружбы.
Пожалуй,
еще
никогда'
мы
не
обсудили
столько
тем
и
вопр ос ов,
обсудили
в
горячих
спо р ах.
Мы
спорили,
ла­
зая
по
отрогам
Яйлы
и
кружа
на
теннисном
корте:
корт
был
единственной
ров ной ,
строго
горизонтальной
пло­
щад кой
на
вс ем
огромном
ус аде бном
уча с тке
ялтинско­
го
Дома
творчества,
все
дороги
и
д орожки
которого
ве­
ли
вверх
или
вниз ;
там
б ыли
не
только
крутые
о б рывы,
но
имелся
даже
свой
водопад,
который,
п равда,
как
и
знамени ты й
Учан-су
на
Яйле,
действовал
только
весной,
когда
горные
речки
полно водны.
Сколько
кругов
мы
сделали
по
теннисному
корту,
сосчитать
невозможно.
О
чем
же
мы
спорили?
Обо
всем,
но
главным
обра­
зом
о
литературе.
Касательно
про зы
наши
вкусы
в
ч ем-
то
сходились,
но
во
м ногом
бы ли
диаметрально
проти­
во пол ож ны.
Ска же м,
мы
оба
преклонялись
п еред
Досто­
евским
и
совершенно
по-разному
от нос илис ь
к
Гог олю .
К олю
отталкивала
густая
образность,
метафоричность,
красоты
стиля
раннего
Го го ля,
а
я
это
все
любил.
От­
сюда
и
н аше
разное
отн оше ни е,
скажем,
к
Бабелю,
кото­
рог о
Коля
совсем
не
принимал,
относясь
к
его
«Кон­
армии»
«примерно как Буденный .. .» —
сказал
я
одн а­
жды
в
сердцах.
В
свое
в ремя
Буденный
выс т упил
с
резкой
критикой
«Конармии», что,
в
св ою
очередь,
по­
будило
Горького
выступить
в
за щиту
Ба бе ля.
Споря
как-то
при
мне
с
Геннадием
Гором,
почитателем
и
Гог о­
ля
и
Б абе ля,
Ни кола й
Корнеевич
сказал :
—
В
насто ящей
художественной
прозе
фраз а
не
должн а
быть
заметна.
Я
резко
вмешался
в
спор:
—
Это
х орошо,
когда
фр аза
незаметна.
Еще
лучше ,
к огда
незаметна
стра ни ца.
Но
лу чше
вс его,
ко гда
нез а­
метно
произведение.
_
Рассерди лся
и
Ко ля,
сказав ,
что
это
не
мысль,
а
хохма.
473


На
таком
уровне
проходили
многие
наши
беседы
и
споры,
и
нужно
удивляться
тому,
что
они
кончались
сравнительно
мирно,
что
мы
пос ле
таких
перепалок
на­
ходили
возможным
вно вь
и
вновь
встречаться.
В
защи­
ту
обоих
спорщиков
надо
сказ ать ,
что
мы
оба
б ыли
от­
х од чивы.
Посверкав
г лаз ами
и
ощутив
смятение
в
душ е,
я
вдруг
чувствовал,
что
пора
и
честь
зн ать,
погорячился
и
хватит,
а
Коля,
вглядевшись
в
мое
лицо,
вдруг
гово­
ри л: «Ну,
не
сердитесь!» или: «Ну,
извините!».
И
мы
мирились
до
следующего
раза.
Читатели
э тих
строк
мо гут
подумать,
что
такие
лите­
ратурные
стычки
происходили
лишь
в
молодости,—
это
понятно,
объяснимо,
естественно.
Но
пример
с
нез амет ­
ной
или
заметной
фразой
относится
к
той
«эпохе», когда
нам
обоим
шло
уже
по
шестому
десятку,—
можно
бы,
казалось,
угомониться,
не
изображать
из
себ я
двух
гу­
са ков!
Но
я
опять
забежал
далеко
вперед,—
вперед,
пот ому
что
спорили
мы
в сег да.
Лиш ь
во йна
на
время
прервала
на ши
споры.
Вот
об
это м
вр емени
я
сейчас
и
хочу
р ас­
сказать.
Мы
встречались
тогда
не
слишком
часто,
но
дни
и
часы
наших
встреч
нельзя
не
запомнить:
это
б ыли
-
се нтябр ь
1941- г о
и
ф евр аль
1942 года .
Они
б ыли
очен ь
р азны е,
эти
ме с яцы,
и
уже
потому
их
не льзя
за быт ь.
Кроме
того,
К оля
был
тогд а
особенно
дружелюбен,
за­
бот лив
и
даже
н ежен ,—
это
тоже
не забы ва емо.
Территориально
нас
р аз бро сали
самые
первые
дни
во йны.
К оля
еще’
в
1939 году,
пер ед
финской
в ой ной,
был
причис ле н
к
флоту,
и
с
первых
же
дней
Великой
Отечественной
с тал
с лужит ь
в
военно-морской
га зет е,
писать
о
военно-морской
авиации.
Меня
24 июня напра ­
вили
на
сухопутный
фронт,
на
Мурман,
и
лишь
в
середи­
не
августа,
за
полмесяца
до
блокады,
ото зв али
обратно
в
Ленинград,
в
распоряжение
ТАСС.
Я
сказал
—'за
п ол месяц а,
но
ф актич ески
бло када
началась
даже
раньше.
Связь
с
Мурманской
(Север ­
ной)
железной
дорогой,
единственной,
соединявшей
Ленинград
со
страной
(Октябрьская дорога была пере­
резана
21 августа), прерывалась уже в начале двадца ­
тых
чисел.
Случилось
та к,
что
нас
с
Колей
одновременно
командировали
в
летную
часть,
мы
под
вечер
отправи--
лись
дачным
поездом,
выш ли
на
его
конечном
пункте
на
станции
Званка
(теперешний Волхов), проехали на
¡474


автобусе
по
живописному
берегу
р еки
Волхов
до
Новой
Ладоги,
городка,
заселенного
до
войны
главным
обра­
зом
людьми
пр ес таре лого
в озраст а,—
там
размещались
инвалидные
дома
со беса,
которые
раньше
назывались
богадельнями;
теперь
они
были
отсюда
эва куирова ны
в
гл убь
страны.
На
лодке
мы
перебрались
на
противопо­
ложную
сторону
реки
(нетерпение не позволило нам до ­
жд аться
парома
—
эт ой
по с то янной
переправы
через
ре­
ку)
и
уже
по зд ним
вечером
попали
в
военный
городок
для
летного
состава.
Нам
предложили
переночевать
у
летчиков,
в
большой
комнате,
уставленной
десятками
аккуратно
застеленных
коек.
Окол о
каж дой
сто ял
ни­
зенький
шк аф чик
с
бритвенным
прибором,
зеркальцем,
зубным
порошком
и
щеткой,
но
сами
ко йки
бы ли
пу сты:
все
эти
молодые
р ебят а,
ле тавшие
на
бомбардировщи­
ках,
успели
уже
св ое
отлетать...
Можно
представить,
какое
впечатление
это
на
нас
пр ои зве ло!
Я
то гда
и
не
думал,—
ду мал
ли
Коля,
не
знаю,—
что
после
войны
Н ико лай
Чуковский
н апиш ет
роман
о
ле т­
чиках,
что
ром ан
э тот
его
прославит
и
останется
среди
лучших
к ниг
об
Отечественной
войне.
Как
и
я,
он
не
знал,
что
эта
первая
в стр еча
с
летными
буднями
про ­
должится
мн оги ми
и
многими
встречами,
что
и
сам
он
стан ет
ле тать ,
сообщать
мне
об
этом
в
коротеньких
от­
крытках
из
Х войн ой,
из
Новой
Ладоги,
Устюжны,
будет
иногда
прие зжа ть
оттуда
в
. блокадный
Ленинград,
как
всег да
с
увлечением
рас ска зыва я
обо
всем,
что
ему
ин­
тересно.
..
А
тогда,
возвращаясь
в
августовский
д ень
в
Ленин­
град,
мы
повстречали
на
переправе
через
Волхов
Миха­
ила
Слонимского.
Мы
плыли
на
лодке
в
Но вую
Ладогу,
он
—
на
грузовике,
помещавшемся
на
пароме,—
из
Но­
вой
Лад оги ..,
Коля
и
Слонимский
б ыли
с тар ыми
Друзь­
ям и,
с
начала
двадцатых
годов,
несмотря
ша
восьмилет­
нюю
разницу
в
возрасте,
но
мы
не
успели
перемолвить­
ся
с
Михаилом
Леонидовичем
хотя
бы
одним
словом:
он
следовал
на
Большую
землю,
мы
—
в
Ленинград,—
по­
махали
др уг
другу
и
в се;
встретились
лиш ь
чере з
несколько
лет .
Я
сказал
—
на
Большую
землю.
Да,
без
больш ого
преувеличения
мо жно
ск азат ь
так.
Еха ли
мы
обратно
уже
по
шоссе,
через
Красный
Ш ум:
пое зда
не
ходи­
ли
—
на
Мгу
был
сброшен
немецкий
десант.
Око нча ­
475


тельно
взял и
Мгу
немцы
30 августа,
и
это
решило
судь­
бу
последней
жел езн ой
дороги,
свя зыва вше й
Ленинград
со
страной.
Перед
самым
Ленинградом
наш
путь
чрез­
в ыча йно
замедлился
—
шосс е
б ыло
забито
беже нца м и:
од ни
шли
и
ехали
из
Ленинграда,
другие
к
Лен инг ра­
ду
—
жители
поселков
и
деревень.
Никто
ничего
не
зн ал
—
куд а
лучше
податься...
Когда
замкнулось
кольцо
и
немецкие
клещи
все
ту­
же
сжимались
вокруг
Ленинграда,
не
скрою,
какими
бы
мы
оптимистами
ни
был и,
какой
фа нтас тическо й
и
ж ут­
кой
нам
ни
к азала сь
подобная
пер сп екти ва,
но
бездумно
отмахиваться
от
возможности
за хв ата
нашего
города
фа ши стским и
войсками
бы ло
бы
глупо,—
особенно
по­
сле
того,
как
город
начали
регулярно
обстреливать
из
дальнобойньіх
орудий,
по сле
того,
как
начались
масс и­
рованные
авианалеты,
е жедн ев ные
бомбежки
за жига ­
тельными
и
фу гасным и
б омба ми,
а
главное,
когда
м еж­
ду
Ленинградом
и
захваченными
врагом
городами
л
пригородами
—
Пушкином,
Урицком,
Красным
Селом,
Лиговом
—
словно
бы
б езз ащитн о
прос терл а сь
п лоск ая,
не
заслоненная
ни каким и
естественными
преградами
равнина.
Пер вый
массированный
ави аналет
застиг
меня
в
гру­
зовике,
по
дороге
в
Павловск,
и
произошло
это
8 сен­
тяб ря.
Именно
с
это го
дня
налеты
ст али
ежедневными,
а
точнее
—
ежевечерними.
В
один
из
таких
дн ей,
уже
ближе
к
ве че ру,
когда
я
бидел
и
писал
очерк
для
ТАСС
или
«Известий», зазвонил телефон ( те л ефоны,
тогда
еще
р аб о т ал и). Звонил Коля Чуковский.
—
Леня,—
ск азал
о н,—
мне
что- то
сегодня
не
хочет­
ся
«дти ночевать домой .
Можно
к
ва м?
Я
радостно
одобрил
такое
решение,
и
минут
через
двадцать,
самое
большое
через
п олча са
(редакция воен­
но-морской
г азеты,
где
работал
Ч у ко вский,
помещалась
на
Васильевском
острове,
недалеко
от
ме ня ), Коля при­
шел
ко
мне.
За
разговором
мы
не
заметили,
как
нача­
ла сь
воздушная
тревога
(радиоточки у меня не было) .
Но
вот
послышались
глухие,
значит
довольно
дальние,
ра зр ывы,
на
которые
мы
то же
не
обратили
особого
вни­
мания—
при вык ли,
—
продолжали
беседовать,
как
вдруг
Коля
уронил
сво й
с текл янн ый
мундштук
на
пол
и
он
разбился.
—
Не
к
д обру!
—
ск азали
мы
.в
од ин
голос ,
не
то
476


в
шутк у,
не
то
всерьез.
Потом
т ре вога
ко нч ила сь,
мы
легли
спать,
а
с
утра
пораньше
Кол я
ушел.
Пораньше,
потому
что
хотел
до
службы
успеть
заехать
все
же
до­
м ой,
на
улицу
Маяковского.
И
вдруг
звонит
м не:
—
Л еня,
мою
квартиру
разбомбило!
Я
сразу
же
к
нему
приехал.
Дом
по
ви ду
казался
цел
(окончательно его разбомбило позже,
уже
зимой;
после
вой ны
на
этом
месте
построили
школу), но окон­
ные
стекла
вылетели,
штукатурка
с
п отол ка
обвалилась,
кн ижн ые
полки
плашмя
упали
на
п ол,
ра зорвало
взрыв­
ной
волной
ро яль
и
шкаф,
кр оват ь
утыкана
вонзивши­
мися
в
одеяло
клиньями
стекол,
на
по ду шке
лежала
к нига
—
«История дипломатии», которую Коля читал в
эти
дни
перед
сном.
Мы
оба
не
бы ли
суеверны,
но
тут
что-то
внутри
засосало.
..
'
Так
на ча лась
для
нас
осень
1941- го ,
для
к ажд ого
свои
блокадные
будни.
Как
корреспондент
ТАСС
я
бы­
вал
главным
образом
в
сухопутных
частях
55- й
армии,
в
зону
действий
которой
входила
активная
оборона
во с­
точных
и
юго-восточных
руб еж ей,
и
самым
боевым
участком
этой
обороны
яв лялс я
город
Ко лпино
с
его
Ижорским
заводом.
От
Кол и
же
я
получил
в
нач але
октября
откры тк у,
в
которой
он
целенаправленно,
как
в сег да,
зв ал
м еня
к
себе
в
гос ти : «Я в Новой Ладоге.
Завтра
вые зжа ю
в
г.
Устюжну
Вологодской
обл а сти.
Пишите
мне
'туда сразу
же
до
востребования.
Все
произошло
внезапно,
мне
да­
ли
на
сборы
всего
од ин
ч ас,
не
ск азали
куда,
и
я
не
мог
вас
предупредить.
Берите
командировку
в
ТАСС
и
при­
езжайте.
Любящий
вас
Ник.
Чуковский».
У стюж на
—
небольшой
городок
километрах
в
четырех­
ста х
от
Ленинграда.
Ко ля
жил
и
ра бо тал
там
прим е рно
до
января.
Последняя
сохранившаяся
у
меня
открытка
от
н его
дат ир о вана
21 декабря 1941 года,
ле нингр а д­
ск ий
же
штемпель
—
не
то
6-м ,
не
то
16 января 1942 го ­
да,
и
получил
я
ее
в
своем
53-м
по чт овом
отделении
—
на
дом
письма
носить
б ыло
некому.
Не
исключено,
что
к
тому
времени
Коля
уже
вернулся
в
Ленинград,
хотя
в
этой
последней
от кры тке
он
пи шет : «Надеюсь через
месяц,
через
п олт ора
повидать
в ас,
о
чем
оче нь
мечтаю.
Есл и
буду
жив,
как
писал
Т олсто й...»
Двумя
строками
выше
н аписа но : «Я много езжу и летаю...»
В
предыду­
щей ,
ноябрьской
открытке
он
то же
пи сал: «Я здесь мно­
477


го
лет аю,
и
мне
это
нра витс я.
Об
эт ом
когда-нибудь.
Как
хотел
бы
с
вами
поговорить!»
Но
вот
передо
мной
его
стихи,
д а тир ованные
уже
январ ем
1942 года, —
карандашный
черновик
с
его
же
правкой,
е
зачеркнутыми
и
местами
из ме не нными
строч­
ками.
Не
помню,
встретились
ли
мы
в
январе,
сразу
ли
передал
он
мне
этот
листок,
или
сделал
это
в
феврале,
когда
мы
уже
несколько
раз
повидались,
о
чем
ос о бо,—
но
с тихи
нев ер о ятно
мрачные,
можно
ск аза ть
безн ад еж­
ные,
сразу
видно,
что
на
его
впечатлительную
натуру
зимний
блокадный
Ленинград
произвел
весьма
удруча­
юще е
дей ств ие,
что
и
немудрено:
сам ый
толстокожий
че ло век
и
тот
пришел
бы
в
у жас,
попав
с
Большой
зем­
ли
в
Ленинград
в
страшные
январские
дн и.
Что
ж елал и,
что
любили ,
Запорошено
снежком.
х
В
эт ой
каменной
могиле
Непременно
мы
умрем.
В
водянистом
пух лом
те ле
Нарастает
пу стота,
А
за
п оло гом
метели
Снежных
з даний
красота.
Отшумело,
о тлетел о,
П оза ти хло,
—
все
уйдет.
Сквозь
привыч ный
гул
обстрела
Хор
невидимый
поет.
Все
слышнее,
все
слышнее,
Все
слышне е
го лос а,
Все
синее
и
синее
И
яснее
неб еса.
В
этом
пенье,
в
этом
т лень е,
В
этом
холоде
вы сот
Мирный
миг
уничтоженья
Незаметно
подойдет.
Я
недаром
сказал
о
Кол ино й
впечатлительности:
его
физическое
состояние
по
возв ра щен ии
в
Ленинград
бы­
ло
еще
сносным.
Более
т ого,
ког да
мы
встречались
—'
ра за
два
у
ме ня
до ма
и
од на жды
вместе
шли
по
льду
Нев ы,
от
Ростральных
колонн
до
Кир о вско го
мо ст а,—’
Коля
был
бод р,
мы
оживленно
беседовали;
как
всегда,
общение
с
ним
тонизировало.
Поэтому
в
при вед ен ном
вы ше
стихотворении
видно
явное
противоречие
между
473


художником
и
человеком:
я
совсем
не
уверен,
что
Коля
жда л
неминуемой
смерти!
Кс тати,
он
до
зим ы
1943 года
жил
п отом
в
Ленинграде,
и.
о
мно го чис ле нных
в стр ечах
и
ра згов ора -х
с
ним
написал
в
своих
воспоминаниях
Лев
Успенский:
до
конца
во йны
К оля
был
энергичен
и
бодр .
Последний
раз
в
1942 году мы виделись в конце фев­
рал я,
п очти
нак ану не
моего
отъезда,
когда
м еня
эв аку и­
ровали
по
состоянию
зд оровья.
Я
никогда
не
за буд у,
как
Кол я
пришел
ко
мне ,
принес
кусок
хлеба,
а
у
м еня
б ыло
св ар ено
немного
гороховой
похлебки.(из
пе рв ого
и
последнего
м оего
в
ту
з иму
серьезного
бл о кадно го
п ай ка),—
мы.
.поели,
подкрепили
сил ы
и
перетащили
единственную
ценную
в
н ашем
доме
вещь
—
пиа нино
—
из
од ной
комнаты
в
другую,
в
так
называемый
кабинет:
наши
две
ком н аты
в
коммунальной
квартире
бы ли-
не
рядом,
их
разделял
коридор
с
выщербленным
паркетом,
что
доставило
нам
немало
м уче ний
при
экспортировке
инструмента.
Зато
како е
удовольствие
мы
испыт ал и,
вперев
пиа нин о
в
кабинет!
Мы
до лго
без
пи л,
но
с
бла­
женной
улыбкой
ле жали
п отом
на
широком
д ива не.
Са­
мое
удивительное
в
этом
пр ед при ятии
было
то,
что
мы
оба
всегда
исп ы тыв али
полное
равнодушие
к
вещ ам,
а
тем
более
к
мебели.
Неравнодушны
б ыли
лишь
к
кни­
гам ,
но
й
то
добрую
ча сть
их
пришлось
ликвидировать,
чтобы
помочь
бл изким
уеха ть ;
Кол я
же
к
тому
вре м ени
поте рял
все
—
и
квартиру,
и
книги.
Фантазия
перета­
щит ь
пиа нино
из
одной
комнаты
в
другую,
как
б удто
это
может
его
спасти,
з ар од илась
отт ого,
что
как
раз
перед
самой
войной
моя
до чь
начала,
учиться
музыке,
и
ме ня
обуяли
вдруг
сентиментальные
. чувства.
Я
до
сих
пор
благодарен
Коле
за
то,
что
он
не
только
не
высме­
ял,
не
упрекнул
меня,
а
наоборот
—
охотно,
поддержал
мою
не ле пую
ид ею
и
со
всем
старанием
пом ог
ее
осу­
ществить.
Может
быть ,
никогда
я
так
нежно
не
лю бил
Колю,
никогда
не
был
он
мне
так
близок
и
дорог,
как
в
тот
момент,
ко гда
мы
выполнили
свой
«музыкальный
долг»
и
отдыхали.
Тем
более
что
я
знал
о
его
полнейшей
глухоте
к
музыке!
В
следующий
раз
мы
встретились
в
июне
1943 года
в
Москве,
куда
он
ненадолго
приезжал
повидаться
с
семьей:
жено й,
дочерью,
сыном,
приехавшими
из
дерев­
ни
Черной
из -под
Пер ми
и
поселившимися
у
Кор нея
Ивановича,—
все
трое,
а
с.
Колей
четверо,
в
од ной
узкой
479


комнате.
Лишь
к
зиме
Коля
прилетел
из
Ленинграда,
и
молодым
Чуковским
удалось
поселиться
отдельно,
в
сравнительно
б ольш ой
комн ате ,
сняв
ее
в
чье й -то
московской
квартире.
В
июн е
же
Коля
оказал
мне
еще
одну
добрую
услугу:
снабдил
ме ня
пи шущ ей
машинкой,
которой
у
ме ня
в
те
месяцы
не
б ыло,
а
я
уже
привык
работать
на
машинке.
Колина
машинка
оказалась
неве­
роятно
старой,
при том
э ксцент р и ческо го
ви да,
напоми­
навшей
мне
почему-то
многосложную,
многорядную
гильотину...
Только
я
начал
на
ней
писать,
как
она
рас ­
сыпалась!
Мобилизовав
все
св ои
технические
н авы ки,
я
вно вь
собрал
ее
и
раб отал
на
ней
все
лето...
А
дальше
с
эт ой
машинкой
произошел
с мешн ой
сл у­
ча й.
Вернувшись
с
войны,
Ко ля
решил
ее
капитально
отремон ти рова ть
—
н еда ром
же
она
честно
служила
неско ль ким
поколениям.
В
мастерской
подивились
ее
доисторическому
вид у
и
оригинальной
конструкции,
но
—
починили.
Еще
через
неско ль ко
лет
Коля
ку пил
се­
бе
современную
маш инк у,
а
эту
отдал
дочери,
готовив­
шей
тог да
кандидатскую
дис сер та цию
по
какой-то
от­
расли
медицины.
Как
видно,
диссертация
потребовала
немалого
труда
на
машинке,
и
в
один
прекрасный
день
дочь
о тне сла
св ою
верную
помо щ ницу
снова
в
ремонт.
В
мастерской
удивились
еще
больше,
чем
в
первый
раз .
—
А
мы
думали,—
ск азал и
они,—
что
в
Москве
име­
ет ся
только
одна
такая
машинка—у
писателя
Чуков­
с кого.
Оказ ы вается,
есть
еще
такая
же...
Эта
история
на пом инала
р асс каз
Чехова
«Произве­
ден ие
иск ус ст в а», где единственный сын у матери,
кото­
рому
доктор
спа с
жизнь,
пр инос ит
ему
в
подарок
-фри­
вольного
вида
канделябр,
и
едва
доктор
сложным
пут ем
успел
изб авить ся
от
пода рк а,
как
молодой
чело в ек
ра­
достно
прит а скива ет
этот
же
канделябр
обратно,
счи­
тая,
что
ре дкий
случай
помог
ему
на йти
пар у
для
перво­
го...
После
войны
Чуковские
п осел ил ись
в
Москве,
с
Ленинградом
их
уже-ничто
не
с вяз ыва ло,
кроме
воспо­
минаний.
Жи вя
в
разных
городах,
мы,
разумеется,
встречались
ре же,
но
зато
чаще
переписывались:
около
сотни
¡писем написано с обеих сторон, —
как
ни
странно,
поч ти
все
они
сохранились.
Из
писем
встает
на ша
после­
военная
жизнь,
н аши
отношения,
на ша
др у жба,
успев­
шая
претерпеть
за
мину вшие
год ы
немало
ис пыт аний.
480


К оля,
с тав
мос к ви чом,
принялся
жить
активной
об­
щественной
жи зн ью.
Работа
в
сек циях
художественного
перевода,
прозы,
в
правлении
Со юза
писателей
отнима­
ла
у
нег о
мас су
времени
и
си л,
а
в едь
как
раз
в
эти
годы
он
много
писал,
регулярно
ра бота л
над
собствен­
ной
прозой
и
стихотворными
переводами
с
венгерского,
с
наших
национальных
яз ыков ,
опуб л иков ал
св ои
книг и:
рома н
«Балтийское небо», прекрасную повесть « По с лед ­
няя
к ом ан ди ров ка », талантливые рассказы и повести
«Цвела земляника», «Девочка -жи зн ь », «Последний раз ­
говор»
и
мно гие -м ногие
другие.
К
к онцу
сороковых
годов
Николаю
Корнеевичу
уд а­
лось,
после
ряда
хло пот ,
построить
себе
к вар тиру
во
дворе
тог о
самого
дома,
где
он
несколько
лет
частным
образом
снимал
комнату.
Именно
«построить»: вдвоем
с
ка ки м-то
инженером
они
выхлопотали
разрешение
н адс троит ь
тр етий
эта ж
на
д вухэт ажн ом
дворовом
фл и­
геле,
и
в
этой
н ад строй ке
поместились
две
трехкомнат­
ные
квартирки.
Моя
жена
пришла
к
Чуковским
в
дни
переезда
их
в
св ою
квартиру.
Мебели
у
них
еще
не
бы­
ло,
ни
стола,
ни
стульев.
Кол я
сид ел
на
по лу
и
с
об ыч­
ной
для
н его
в
любом
деле
э нерг ией
что-то
ел,
подкреп­
ляя
силы.
Когд а
ж ена
мне
об
этом
смеясь
рас ска зы ва­
ла,
я
нево ль но
вс по мнил,
как
мы
с
ним
подкрепляли
си лы
кусочками
блокадного
эрзац-хлеба
и
блюдцем
го­
роха,
перетаскивая
пианино.
Ко мн аты
в
московской
к ва ртире
Чуковских
бы ли
маленькие,
ванна
стояла
в
кухне,
не
имевшей
окон.
Ст о­
ловая—
проходная,
Колин
кабинет
—
самая
темная
ком­
ната:
окно
выходило
в
у зкий
двор,
почт и
впр и тык
к
сте­
не
соседнего
дом а.
Книжные
пол ки,
б ольш ой
письмен­
ный
ст ол,
широкий
. диван,
ст ул
и
кресло
—
вот
все
убранство
его
кабинета.
О бс та новка
для
Коли
ник ог да
не
имела
значения,
он
р абот ал
в
любых
у сло ви ях,—
единственно,
чего
он
терпеть
не
мог,
это-
чтобы
в
часы
работы
к
нему
вх од или,
зв али
его
к
телефону
и
пр.
Так
б ыло
и
в
молодости.
Леонид
Ан др еев
когда-то
сказ ал,
пусть
в
шутку,
что
русский
писатель
лю бит,
чтобы
ему
мешали,
иначе
говоря,
от рыв али
от
ра боты
(кажется,
это
пише т
Корней
Иванович
в
св оих
воспоминаниях
об
Андрееве).
Ни
про
Колю,
ни
про
его
отца
этого
нельзя
было
ска за ть
—
и
тот
и
другой
крайне
нервно
восприни­
мал и
любу ю
п оме ху.
Но.
если
Корней
Иванович
отводил
481


для
гл авно й
работ ы
очень
ранние
ут р енние
часы,
примерно
с
шес ти
утр а,
и
находился
за
р або чим
сто лом
весь
день,
то
К оля
для
чисто
литературной
работы,
ин а­
че
говоря
—
творчества
(слово,
которое
мы
оба
не
люби­
ли ), отводил часа три,
с
десяти
ут ра
до
час у
дня,
п отом
шел
гулять
или
по
делам,
а
после
обеда
и
краткого
послеобеденного
отдыха
переводил
стихи,
чи тал
ч ь и-ни­
б удь
рукописи;
настоящее
же
веч ер нее
вре мя
почти
все­
гда
(в Ленинграде всегда неизменно,
в
Москве
—
часто)
отводилось
вст реч е
с
друзьями:
кто-нибудь
заходил
на
огон ек ,
и
начиналась
бе седа.
Темноватый
днем
кабинет
преображался,
оза боч ен ный
работой
и
делами
хозяин
веселел,
оживлялся,
наслаждением
б ыло
его
слушать,
все
равно
—
шутливым
был
разговор
или
сер ьез ным .
Мен я
всегда
поражало,
как
он
успевал
в
дневное
время,
и
то
неполное,
написать
то,
что
нужно,
и
как
не
трудно
ему
бы ло
каж дый
вечер
принимать
у
себ я
дру­
зей
и
знакомых.
Но
Кол я
любил
гост ей ,
лю бил
встре­
ча ться
с
друзьями
как
мо жно
ч аще,
хотя
на чиная
с
се­
редины
пят и дес ятых
годов
это
б ыло
уже
труднее
осуществлять:
заграничные
поездки,
о бщест вен ные
обя­
занности,
сложности
в
собственной
литературной
ра­
боте—
кроме
всего,
он
начал
писать
мемуары,
воспоми­
нания
о'двадцатых
годах,
о
писателях
и
поэтах
тех
лет,,
причем
без
большой
уверенности,
что
воспоминания
эти
скоро
опубликуют.
Итак,
работа,
встречи
с
друзьями,
чтение,
поездки...
поездки
ближние
и
дальние,
например
в
Инди ю,
к ото­
рые
давали
ему
больше,
чем
многим
другим,
со вер шав­
шим
те
же
самые
пу теш естви я.
Особенный
скл ад
ума
и
таланта
позволял
ему
видеть
и
узнавать
то,
о
чем
другие
и
не
подозревали:
точнее
—
помогать
делать
из
всего
Виденного
и
поз на нног о
широкие
умозаключения
исторического
и
социологического
п орядка. .
У
нег о
с
юности'
была
склонность
к
географии,
он
идеально
з нал
ее
по
кар там ,
—
теперь
осуществлял
это
знание
на
прак­
тике,
и
это
дарило
ему
вы сок ое
наслаждение.
В
хара ктере
Ко ли
бы ло
много
противоречивых
черт.
Любя
красоту
во
всем,
он
совсем
не
гнал ся
за
ней,
не
зам еча л
ее
в
б ыт овой
обстановке.
Боясь
высоты,
любил
горы ;
впервые
узнал
я
о
его
боязни
высоты
на
Яйле,
где
на
сам ом
скромном
склоне
он
вдруг
побледнел,
прива­
лился
к
горе,
как-то
боком.
Зато
без
вс яких
страхов
на­
482


слаждался
морем,
с ол нцем,
ник ог да
не
но сил
темных
оч ков
и
издевался
над о
мной,
зачем
я
их
надеваю.
Ве­
ликолепно
заг орал,
но
при
этом
не
лежа
на
песке,
как
большинство
других,
а
си дя,
гуля я,
беседуя.
В
эт ом
то­
же
сказывалась
его
активность,
проявляемая
абсолютно
во
всем.
Ск аж ем,
в
о бществ е
он
не
мог
просто
сидеть
и
молчать,
сидеть
и
только
слушать:
не прем е нно
вмеши­
в ался
в
беседу,
в
спо ры.
Таким
он
был
и
на
собраниях,-его
всегда
подмывало
выс ту пит ь,
высказаться.
Тем
более
что
он
был
прекрас­
ный
оратор:
юмор,
сар казм,
б еспощ ад ный
анализ,
точ-.
нос ть,
находчивость
—
все
было
в
его
распоряжении«
Еще
до
войны
на
одн ом
ленинградском
со бр ании
при­
ехавший
к
нам
известный
московский
критик
чем-то
за­
дел
и
уязвил
К олю.
Выступивший
после
нег о
Коля,
как
всегда
жизнерадостно
и
приветливо
улыбаясь,
сказал
о
том ,
как
пр ия тно
бывает
войти
в
гостиную
к
старым
знакомым,
которых
давно
не
встречал,
и
ув идет ь
на
камине
ки тайско г о
болванчика,
который,
как
и
десять,
и
двадцать
лет
назад ,
все
так
же
кивает
и
кивает
го ло­
вой .
..
'
На
Колю
сердились
за
некоторые
его
выступления
(я
тоже
считаю,
что
лучше
бы
их
не
б ыло ), но думается,
что
иногда
он
не
мог
ле
выступить
не
только
от
врож­
денной
акт ив ност и,
а
от
нервности,
мнит ел ьно с ти:
ск а­
жу т,
почему
он
м олчи т,
не
выскажется,
что
с
ним
случи­
лось?
Почему
с
ним
бы ло
всегда
интересно?
О бщени е
бы ло
всег да
сверхактивно,
раз гово р
шёл
на
полной
отдаче
мысли
и
чувства.
Колин
темперамент
в
общении
просто
не
имел
себе
ра в ных!
Кс тати ,
ощущалась
з амет ная
раз­
ни ца
в
том,
как
он
говорил
и
как
он
писал:
проза
его
сдержанна,
изобилует
выверенными
дет аля ми, —
гово­
рил
же
он
горячо,
увлеченно,
страстно,
и
это
с
первой
минуты
встречи
до
последней,
если
не
считать
послеобе­
д енног о
ча са,
когда
мы
оба
б еззастенчи во
выказывали
ж елани е
поспать
(для второго дыхания вечером!), и по­
зднего
вечернего
часа,
ког да
мне
сп ать
не
хотелось,
я
лю бил
б одрств ов ать
допоздна,
а
он
соловел
и
откровен­
но
з евал
самым
блаженным
образом
(несмотря на вто­
рое
д ыха ние !).
Словом,
встречаясь
с
Колей,
ты
чувство­
вал,
что
живешь
на
пол ную
кату шку .
Ни
о
каком
вялом
или
натянутом
времяпрепровождении
тут
и
ре чи
быть
483


не
могло.
Ток
высокого
напряжения
струился
непрерыв­
но.
Один
вечер,
проведенный
с
Колей,
равнялся
по
кал о­
рийн ос ти
минимум
обыкновенной
неделе,
а
то
и
больше.
Вся
штука
в
том,
что
ты
терял
эти
ка лори и
(сам до
предела
оживля ясь ,
изыскивая
убедительные
доводы,
вы хв аты вая
из
памяти
приме р ы
и
факты)
и
одновремен­
но
приобретал.
И
больше,
пожалуй,
приобретал...
.. .В
1957 году в Коктебеле были последние' наш и
беззаботные,
вернее,
с
отброшенными
заботами,
но
так
или
и наче
счастливые
прогулки.
Это
там,
на
морском
берегу,
заметив,
как
здорово
Кол я
загорел
(хотя специ­
ально,
повторяю,
не
за го ра л ), я цитировал одно из лю­
бимых
нам и
бунинских
стихотворений
—
«Цирцея»:
А
богиня
с
улыбкой: «Улисс!
Я
г оржус ь
лишь
п леч ами
с воим и,
Да
пушком
апельсинным
меж
ними,
По
сп ине
убегающим
в низ».
И
К оля
долго
смеялся
своим
хорошо
обкатанным,
как
коктебельские
камушйи,
смехом..
Это
там
мы
приду;
мал и
по жил ую
мужскую
пару,
которая
поет,
пр ип ля­
сывая:
Ай
люли,
ай
л юли,
Мы
с
тобою
р амоли !
По сле
того
я
долго,
ро вно
десять
л ет,
не
бывал
в
Ко ктеб ел е,
поехал
ту да
пос ле
Колиной
смерти,
уже
в
1967 году,
и
все
мне
напо ми нал о
там
Колю.
О дна жды
мы
шли
с
ним
по
отмели
в
Янышарах,
как
всегда
возбужденно
говоря
или
споря,
и
вдруг
одновре­
м енно
увидели
среди
водорослей
пл ывущ ую
змею.
Нам
обоим
стало
неприятно:
раньше
мы
часто
ходили
по
это­
му
мелководью,
вброд
обходили
мы с,
который
исконные
коктебельцы
прозвали
Хамелеоном,
оценив
его
порази­
тельную
способность
менять
ц вет
в
зави симо сти
от
вр е­
мен и
дня
и
п огоды .
К оля
тут
же
мне
ра сск азал,
как
в
юности
забрел
в
ущелье
и
о казалс я
в
окружении
змей:
они
ползли,
свешиваясь
с
кустов
со
вс ех
сторон...
Не
по мня
себ я
от
страха,
Ко ля
выбрался
из
этого
змеи­
ного
логова.
—
Вы
попали
в
положение
героя
романа
Луи
Жако -
лио
«В трущобах Индии»,—
сказал
я.—
Его
не
то
броси­
ли,
не
то
з авлекли
в
яму
со
змеями
туги-душители.
Раз-
484


н ица
та,
что
герой
приключенческого
романа
был
вы-
нужден
для
своего
спасения
сохранять
неподвижность
трупа
и
позволил
кобрам
переползать
по
его
лицу,
о бви­
ваться
вокруг
шеи,
лизать
его
губ ы.
..
Терпеливо
дослушав
до
это го
места,
Ко ля
не
выдер­
жал
и
обрушился
на
фантазию
рома ни ста :
как
это
мо­
жет
змея
ли зат ь?!
Че м!
Своим
раздвоенным
языком?!
Пр еглу пая
ск азк а!
Кол я
любил
преувеличения
и
гипер­
болы ,
но
только
не
в
области
прир од ы
и
нау ки. ..
А
вот
шутка
могла
бы ть
как
угодно
гиперболична,
и
мы
тогда
же,
на
обратном
пут и
в
Коктебель,
с
наслаждением
со­
ч иняли
сверхгротескную
«балладу»:
.. .Прекрасная
и
знатн ая
дам а
бросила
в
море
сво ю
вставную
челюсть
(нижнюю).
Юноша
смело
кинулся
в
волны
й
достал
ее
со
дн а.
Тогда
дама
бросила
в
мор е
другой
протез
(верхний) .
Юноша
вно вь
нырну л
—
и
больше
не
вынырнул.
«Юноши нет и не будет уж веч­
но».
И
протеза
тоже.
Так
наказана
была
зн атна я
и
п ре­
кр асная
дама...
Ко гда
в
Коктебеле,
уже
без
Коли,
я
на
прогулке
вс пом нил
эту
нашу
трепливую
пародию,
вдруг,
мне
ста­
ло
бесконечно
грус тно.
Как
близко
друг
от
дружки
смех
и
печаль,
ко гда
они
с вя заны
с
близкими
и
дорогими
лю д ьми,
которых
уже
нет !
Но
больше
всего
недостает
Ко ли,
когда
имеешь
дело
с
прекрасным,
пус ть
в
о ценке
его
и
во
вкусах
мы
так
часто
и
р езко
расходились.
В
по след ние
г оды
Ко ля
осо­
бенно
ценил
и
л юбил
изобразительное
искусство
—
г ра­
вюру,
рисунок;
живопись
от
не го
была
дальше,
по тому
что
он
был
дальтоник,
путал
зе лен ое
и
синее,
что
опять
же
да вало
повод
для
шуток.
Од наж ды
мы
с
Евгением
Шварцем
пришли
в
«Асторию», где москвич Коля снял
номер.
На
ст енке
висел
какой-то
ординарный
пейзаж
с
зеленым
лужком
и
желтеющими
бере зками .
Шварц
подошел
поближе
и
прочел
под пис ь
художника.
—
Коля,
поздравляю!
—
с
восторгом
воскликнул
Шварц.—
У
тебя
висит
н асто ящий
Гуре в ич!
Только
он
вл ад еет
такой
синей
гаммой!
Нечего
говорить
о
том ,
что
фамилия
эта
принадле­
жала
художнику,
о
котором
никто
из
нас
и
не
слышал,
но
что
к асае тся
си ней
гаммы,
Кол я
ничуть
в
ней
не
усомнился.
Я
уже
говорил,
что
Коля
был
крайне
нетерпим
к
не
485


нравящимся
ему
авт ора м
и
пр о изв едени ям,
иногда
несправедливо
нетерпим,
особенно
к
тому,
что
б ыло
ему
органически
чу жд о .>к поискам
нов ой
формы,—
это
отно­
сится
и
к
жив о писи
и
к
литературе.
К огда
я
прочел
ему
д ва -три
рас сказа
мо лод ого
Виктора
Голявкина,
Коля
стал
н адо
мно й
издеваться: «Тю,
Л еня,
т ю!», желая под­
черкнуть,
как
я
глупо
ошибся.
Затем,
увидев,
что
это
меня
обидело,
что
я
готов
рассердиться,
ст ал
спешно
хвататься
за
л юб имый
об ра зе ц: «Смерть Ивана Ильи­
ч а»—
вот
это
р ассказ,
это
вам
не
Голявкин!»
Нетерпимы
и
презрительны
б ыли
об а,
и
Марина
и
Коля,
к
послевоенным
ленинградцам,
к
новым
сред и
них
литературным
им енам .
Когда
те
пер еез ж али
ж ить
и
ра­
ботать
в
Москву,
когда
с
ними
у ста навли валс я
личный
контакт
или
Москва
их
громко
пр из нав ала,
отношение
к
ним
Чуковских
меня ло сь.
Это
ме ня
всегда
удивляло
и
огорчало.
В
по сл едние
годы
Кол я
подобрел
к
Ленинграду,
а
то
одно
вр емя
был
ск л онен
счи тать
св ой
родной
город
про­
сто
музеем,
ес ли
не
«саркофагом» ...
Тут
сыграла
ро ль
и
бло к ада,
бо ль шую
час ть
которой
он
провел
в
Ле нин­
граде
почти
безвыездно.
Квартира
п отеря на,
дом
разру­
ш ен,
все
п ути
на зад,
в
довоенное
житье,
решительно
от­
резаны,—
стало*
б ы ть, «извергну тебя из уст моих!»...
Им ела
значе ни е
и
малоудачная
постановка
на
киносту­
дии
«Ленфильм» «Б ал ти йског о
неба».
Коле
так
не
по­
нравилась
первая
серия,
он
так
на
нее
разозлился,
что
опубликовал
в
«Литературной газете»
гневное,
ра зд ра­
женное
п ись мо.
А
так
как
вторая
серия
уже
снималась
и
пр екр ащ ать
работу
над
ней
б ыло
нельзя,
мне
п ри­
шлось
стать
посредником
между
режиссером
и
автором.
И
все
же
п отом
Ко лю
стало
тяну ть
в
Л енинг рад ;
и
это
бы ло
не
только
жела ние
встретиться
со
Слоним­
ск им
и
со
мн ой,
как
он
всегда
пи сал
в
пись мах ,
но
и
пов и дать
сам
город.
Помню,
как,
ве рн ув шись
из
Ф ин­
ляндии
(одна из первых его зарубежных поездок), он
шел
от
ме ня
в
«Асторию», а я его провожал.
Было
хо­
лодно,
ветрено,
л ицо
секло
снежной
кр упо й;
мы
перехо­
ди ли
Дворцовую
площадь,
К оля
горячо,
как
в сег да,
о
чем
бы
ни
го вор ил,
ругал
м еща нский
укла д
жизни
фи н­
нов ,
мещанские
их
квартиры
и
города,
и
патетично
про­
тивопо ст а вля л
им
то,
что
в
эту
минут у
нас
окружало:
Зимний,
Александровскую
колонну
и
саму ю
площадь., 8
486


~
Коля,—
не
выдержал
я,—
а
если
бы
пришлось
провести
на
таком
ветру
на
это й
площади
часов
п ять,
вы
бы
не
согласились
обог реть с я
в
мещанской
квар-
тире?
—
Не т,—
ск азал
К оля,
но
п отом
засмеялся
и
оттаял,
В
те
же
п ятиде сяты е
год ы
К оля
подружился
с
мои м
московским
тезкой
—
Леонидом
Николаевичем
Марты­
новым,
с
на шим
бывшим
ленинградцем
Николаем
Алек­
се ев ичем
За б оло цким
и
с
Эммануилом
Генриховичем
Казакевичем.
Ему
пришлось
пе режи ть
дв ух
из
эт их
близких
ему
в
Москве
людей
—
Заболоцкого
и
Казаке­
вича,
и
это
были
тяжкие
для
нег о
п оте ри.
Последний
раз
Ко ля
писал
мне
из
Коктебеля
в
и юле
1965 года,
за
три
месяца
до
сме рти .
Самое
же
последнее
письмо
от
нег о
я
получил
из
М ос квы,
за
десять
дней
до
его
смерти...
Оно
мне
особ е нно
дорого
еще
и
п отом у,
что
Коля
в
нем
пише т
о
только
что
вышедшей
мо ей
книге.
Пишет
и
о
том,
что
3 декабря Союз писателей
собирается
устроить
его
творческий
ве че р, «нечто вроде
ю би ле я»....
К оля
умер
4 ноября,
на
другой
день
после
того ,
как
по луч ил
орден
Трудового
Красного
Знамени.
Летом
он
у спел
побывать
в
Ленинграде;
мы
с
ним
пр елест но
про­
вел и
вм есте
два
или
три
дня
в
Комарове,
затем
он
поле­
тел
в
Коктебель,
где
прожил
полтора
м есяца,
за тем
мес яц
в
Венгрии...
Трудно
сказ ать ,
повредили
ли
его
здоровью
эти
переезды
и
пе р елеты
или
катаст р о фа
про­
изошла
бы
и
без
того,—
так
напряженно
жил
Коля
все
предыдущие
годы.
Можно
ли
его
упрекать
за
эту
не уго монн ос ть,
на до
ли
сожалеть
о
н ей?
Он
был
так им,
каким
был
всегда,—
натура
требовала!
Теперь,
уже
задним
чи сло м,
за меча­
ешь,
что
в
своей
ранней
литературной
работе
Н и колай
Чуковский
еще
не
смог
(или не захотел)
проявить,
вы­
казать
тот
бешеный
тем пер аме нт,
который
в
нем
всегда
буш ева л
(за долгие годы знакомства и дружбы я хоро­
шо,
это
уз на л), но вовне выходил больше в спорах,
в
беседах ,
дискуссиях,—
словом,
больше
устно,
чем
на
бу­
маге,
хотя
Кол я
более
полувека
был
профессиональным
ли те рато ром
—
поэтом,,
прозаиком,
переводчиком;
поче­
му-то
он
с читал
нужным
постоянно
с ебя
сдерживать,—
лю бя
Достоевского,
тя готе л
в
собственном
творчестве
к
Бунину;
пожалуй,
в
его
прозе
да же
не
чувствовалось
487


и
внутреннего,
как
бы
с
усилием
сдерживаемого,
б унин­
ского
к ипе ния.
Лишь
в
последние
годы
Чуковский
темперамент
об­
рел
наконец
св ое
выр аже ние
и
в
ли тера тур ной
работе.
В
послевоенных
р асс казах
и
по вест ях
Нико лай
Чуков­
ский
стал
уходить
от
присущей
ему
описательности,
чет­
кой ,
то чной ,
но
холодноватой.
Бо льше
того,
некоторые
из
этих
по з дних
рассказов,
например
«Последний разго­
в о р», действие в котором происходит у постели неизле ­
чимо
б оль ного,
умирающего
человека,
он
написал
в
диа­
логах,
без
единой
ремарки.
А
ве дь
именно
диалог
раць-
ше
был
самым
слабым
звеном
в
его
прозе:
содержал
то,
что
автору
нужно-
было
вложить
в
уста
героя
или
герои­
ни,
но
не
в ыражал
личность,
х арак тер
этих
героев,
не
лился
из
их
сердец,
их
ра зг оряченн ог о
мозга.
Сейчас
это
изменилось:
говоря
сегодняшним
язы ком,
из
средст­
ва
информации
диалог
с тал
фактором
эмоциональным.
Недаром
театры
и
телевидение
ставят
эти
р ассказ ы
как
пьесы.
Возможно,
в
дальнейшем
Николай
Чуковский
пришел
бы
к
драматургии,
к
театру,—
раньше
это
искус­
ство
б ыло
от
нег о
далеко
и
как
бы
за к рыто
для
его
дарования
чис того
повествователя.
Но
этого
Коля
уже
не
успел.
Обидно.
Было
бы
здорово,
если
бы
его
а зарт
собеседника
и
оратора
пробил
себе
путь
на
сцену!
Вообще,
мне
кажется,
что,
несмотря
на
свои
успехи
и
возросшую
популярность,
Николай
Чуковский
еще
не
успел
полностью
себя
выразить
—
его
мастерство
и
та­
лант
год
от
года
крепли.
Как
и
его
отец,
он
был
щедро
и
разносторонне
одарен.
Если
бы
не
стал
пи сател ем ,
он,
нав ерно е,
мог
бы
с тать
ученым
—
историком,
социоло­
гом,
географом,
причем
не
узкого
профиля,
а
с
ш иро ким
охватом
явлений,
со
склонностью
к
смел ым
выводам
и
обобщениям.
Но
что
гад ать
о
т ом,
кем
он
мог
стать!
Он
ст ал
хо ро шим
писателем,
и
это
оче нь
много.
А
для
др у­
зей
он
был
верным
другом,—
это
т оже
много
и
очень
нужно.
. ,.1970 год.
Сижу'в
Кол ино м
ка бин ете,
темноватой
и
тихой
комнате,—
тих ой
несмотря
на
то,
что
квартира
эта
находится
в
самом
центре
с то лицы,
правда,
уедини­
л ась
во
флигельке,
стоящем
во
дворе
дома
на
уг лу
Ар­
бат а
и
улицы
Мясковского.
С идя
здесь ,
понима е ш ь,
по­
чему
он
це нил
и
любил
эту
комнату:
т иш ина!
Са­
мое
большое
благо
для
всякого,
кто
читает,
дум ае т,
ц и-*
488


шет.
Сейчас
здесь
еще
ти ше,
чем
бывало
всегда:
нет
самого
хозяина,
нет
его
голоса.
Я
всматриваюсь
в
немые
портреты
Корнея
Ивановича
и
Коли
и
думаю
об
их
от но ше ниях
—
отц а
к
сыну,
сына
к
отцу.
Какое
же
оно
было
—
отношение
Корнея
Ивановича
к
сыну
Коле,
к
писателю
Николаю
Чуковскому?
На
лю­
дях—
всегда
веселое,
порою
насмешливое.
Казалось,
мо жно
бы
иногда
обидеться,
но
Ко ля
не
обижался.
То
ес ть,
может,
и
обижался,
но
никогда
эт ого
не
показы­
ва л.
Помню,
в
1939 году,
когда
Корней
Иванович
уже
переехал
в
Москву,
он
пришел
с
гостившим
у
н его
Ко­
лей
к
нам
в
гостиницу.
У
нас
с
женой
в
это
в ремя
сидел
б лиз кий,
дорогой
нам
гос ть
—
Николай
Александрович
Ки сел ев.
Дядя
Коля,
старый
художник-пейзажист,
вс е­
гда
был
застенчив
с
посторонними
людьми
(это роднило
его
с
тезкой,
Колей
Чуковским!), и
беседа
у
наших
гос тей
не
клеилась,,
хотя
у
них
н ашл ись
общие
друзья
и
знакомые,
к
тому
же
такой
б лиз кий
Корнею
Ива но ви­
чу
человек,
как
Репин...
Впрочем,
Корнею
Ивановичу
нич то
не
мешало
—
ни
скованность
Николая
Александ­
ровича,
ни
зажатость
сына:
он
весело
издевался
над
те м,
что
Коля
уже
успел
написать
больше,
чем
он,
и
горячо
хва лил
другого
своего
с ына
за
то,
что
тот
ничего
не
пишет,
не
литератор
и
вообще
равнодушен
к
литера­
туре .
..
Кста ти ,
это
неверно.
Я
отли чн о
з нал,
что
Бо ба
Чуковский,
мол од ой
инженер-гидролог,
любит
и
помнит
наизусть
сот ни
страниц
Маяковского
и
Некрасова,
с
у вл ече нием
чита ет
их
вслух
своим
чут ь
картавым
и
вместе
с
тем
таким
Чук овским
голос ом,
но
только
в
отсутствие
родных!
Че рез
два
го да
Бо ба
поги б
на
фро нте
во
время
на­
ст у пления
немцев
на
Москву.
Если
с лова
«мертвые оста ­
ются
мол од ыми»
верны
для
всех,
то
для
Бо бы
они
верны
в
особенности.
Его
нельзя
бы ло
не
любить,
он
был
чело­
век
удивительной
искренности,
доброты,
обаяния,
и
я
впо лне
допускаю,
что
младшего
с ына
Корней
Иванович
лю бил
сильнее,
чем.старшего,
давно
уже
оторвавшегося
от
родительского
гнезда,—
так
б ы вает.
Но
вот
я
читаю
письма
Корнея
Ивановича
разных
лет
и
с
радостью
убеждаюсь,
что
он
не
только
любил
первенца,
но
и
живо
интересовался
его
л ите ратурн ой
работой,
его
суд ьбой ,
хотя,
как
я
го вор ил,
ник ог да
не
оказывал
ему
протекции.
Более
чем
и нте ресов а лся
—
он
489


уважал
работу
сы на,
это
отчетливо
видно
из
писе м.
За*
чем
же
тог да
этот
не бе зобид ный
смех,
эти
шутки
при
посторонних,
похожие
подчас
на
и зде вки?
Стр ан но сть
характера',
театр
для
се бя
и
для
других,
шумное
пред­
с тавл е ние,
цирковые
репризы,
словесная
клоунада,
где
пусть
не
ждут
пощады
близкие,
родные
ему
л юди,
во­
ль но
или
невольно
вовлеченные
в
эту
блистательную
и
беспощадную
игру?
Но
-в едь
та ким
Корней
Иванович
был
почти
вез­
де.
В
Союзе
пи сател ей
иде т
со вещ ани е.
Докладчик
л аск ово
упрекает
Кассиля
и
Михалкова
в
том ,
что
они
не
пи шут
сейчас
для
самых
маленьких.
При
эт их
словах
п оявляе т ся
в
за ле
Корней
Иванович,
седой,
высокий,
с
пор ывист ым и
и
вм есте
с
тем
гиб к ими
движениями
и
же ста ми.
Как
горячий
нож
сквозь
масл о,
он
легко
про­
ходит
сквозь
си дящи й
на
стульях
и
в
креслах
ли тер а­
турный
люд
к
свободному
месту
в
сер ед ине
вт ор ого
или
третьего
ряда:
п рикл ады вая
длинные
руки
к
сердцу,
сгибаясь
пополам,
р асклан ив ает ся
со
всеми
зна комы ми
и
незнакомыми
и
одновременно
подает
реплику
своим
с лышн ым
во
всех
концах
зала
Чуков ским
голосом:
—
Да,
да,
не
пишут!
Да,
это
народное
бедствие!
Зал
смеется.
Не
может
удержаться
от
улыбок
прези­
диум
собрания.
Хохотнул
в
н ос овой
платок
докладчик.
Деланно
весело
хо хо чут
сам и
вино вники
народного
го­
ря.
А
Чуковский
уже
уселся
на
словно
бы
поджидавший
его
с тул
и,
чуть
скл он ивши сь
вперед,
в есь
сосредоточил­
ся
для
внимательного
слушания
д окл ада,
на
который
он
так
элегантно
опоз дал .
Да
разве
может
тако й
чел ов ек
удержаться
от
того,
ч тобы
торжественно,
хотя
и
в п олго­
лоса,
не
сказать,
обернувшись
от
телефона,
по
которому
только
что
поз во нил
старшему
сыну:
—
Сам
п одош ел!
—
вложив
в
это
«сам»
максимум
взрывчатой
веселой
почтительности.
К ста ти,
это
говори-«
лось
тогда,
когда
их
отношения
б ыли
особенно
дру­
жес ки ми
и
близкими
—
к
концу
жи зни
обоих:
Кол я
умер
на
три
года
раньше
отца...
А
разве
мог
я
не
побаиваться‘при
встречах
с
Корне­
ем
Ивановичем:
а
ну
как
кольнет?
вдруг
вышутит?
Но,
как
видно ,
я
не
был
для
не го
совсем
своим
и
не
был
достаточно
чужим,
чтоб ы
изб ра ть
меня
мишенью
для
шуток.
Наоборот,
запомнился
случай,
когда
Корнею
Ивановичу
понадобилось
мое
присутствие.
Летом
490


1943 года в Москве он вдруг пришел ко мне в Трубни­
ковский
переулок
(телефона у меня не было)
и,
как
все­
гда
весело,
непринужденно,
предложил
мне
отправиться
вместе
с
ним
в
БОК С
(Всесоюзное общество культур­
ных
с вязей ), где он намеревался прочесть вслух работ ­
н икам
американского
отдела
несколько
рукописных
гл ав
своей
книги
о
Чехове,
которую
собирались
изда ть
для
Америки
и
Англии.
Редакторы
б ыли
молодые
и
бой ­
кие,
а
главное
—
совершенно
чужие
ему
люди,
и
он,
по­
видимому,
хотел,
чт обы
рядом,
под
бок ом,
был
боле е
или
менее
бл изкий
чел овек. ..
Именно
более
или
менее:
например,
Колю,
как
с лиіпк ом
близкого,
он
бы
не
вз ял
с
соб ой,
а
такой,
как
я,
вполне
годился!
Кстати,
эт от
вар иант
рукописи
о
Чехове
так
и
не
увидел
св ета
—
ни
у
нас,
ни
за
г р аницей.
Идея
книги
бы ла
несколько
странной:
составить
ее
из
гла в,
каждая
из
которых
до­
казат ел ь но
повествовала
бы
о
каком-нибудь
од ном
свойстве
хар акте ра
Чехова,
противоречащем
другому:
скажем,
чеховская
скупость
—
чеховская
щедрость,
че­
ховская
сухость
—
чеховская
доб рота,
и
т.
д.
При
ч тении
все
эти
противоположные,
противоречивые
черты
до л­
жны
были,
как
на
волчке,
раскрашенном
в
цвета
спект­
ра,
слиться
в
единый
образ!
Выслушав
прочитанные
главы,
в о ксов ские
редакторы
не
высказали
никаких
определенных
суждений,
я
тоже,
-конечно,
молчал,
но
когда
мы
по шли
домой
(Корней
Иванович
жил
на
улице
Г орь ко го), я выразил робкое
сомнение
в
послушном
с л иянии
таких
разных
глав
в
нечто
целое,
подобно
цветам
радуги
или
сп ект ра,
хотя
не
скрыл,
что
мне ,
как
бывшему
«леваку», эта дерзкая
И дея
понравилась...
Интересно,
что
я
совершенно
забыл
ре акц ию
на
мои
слова
со
стороны
столь
опы тн ого
и
знаменитого
поле­
ми ста
и
острослова,-
за то
помню,
что
для
того,
чтобы
переменить
тему,
рассказал
ему
о
прочтенном
в
то
ле то
романе
Уилки
Кол линза
(автора « Лу нно го
камн я»
и
«Женщины в белом») —« О павш ие
листья».
Св оим
гл ав­
ным
героем
и
сюжетной
завязкой
роман
этот
отдаленно
напоминал
роман
Достоевского
«Идиот», только сни ­
женный
до
банальной
бе лл етр ист ики:
в
пансионе
под
Названием
«Опавшие листья», помещавшемся в глухом
месте
в
Америке,
вдали
от
шумного
света,
жил
и
во спи­
тывался
некий
чистый
и
прямодушный
юноша:
он
не о­
431


жиданно
получал
богатое
наследство
и
пускался
в
опа с­
ное
пл авание
среди
р ифов
чуждого
его
привычкам
и
ха­
рак тер у
большого
света,
впутываясь
в
различные
с лож­
ные
истории,
где
глав н ое
место
зан имали
женщины,
откровенно
делившиеся
с
ним
подробностями
своей
б ур­
ной
жизни...
Корней
Иванович
сказа л,
что
ему
неи з­
вестно,
читал и
ли
Коллинз
и
Достоевский
романы
друг
друга,
но
что
совпадение
это
любопытно,
тем
более
есл и
обе
вещи
на пис аны
в
шес тиде сяты е
г оды.
Че рез
несколько
лет
Корней
Иванович
заново
пере­
пи сал
свой
очерк
о
Чех ов е,
полностью
из ме нив
компози­
цию,
что
в ряд
ли
имело
ка кое -л ибо
отношение
к
ВОКСу
и
к
н ашей
беседе.
Когда
же
при
случае
я
рассказал
Николаю
Корнеевичу
об
этом
вечере,
об
«Опавших
ли сть ях», реакция была такой,
какой
и
следовало
о жи­
дать :
Ко ля
стал
яростно
изде ват ьс я
над
тем,
что
мне
пришл о
в
голову
со пос та влят ь,
упоминать
рядом
вели­
чайшее
создание
гениальнейшего
в
ми ре
писателя
со
стряпней
автора
к аких -то
дрянных
детективов!
После
раз н оса
я
не
поленился
у зна ть,
ког да
из дан
роман
Кол­
линза:
оказалось,
что
в
1879 году,
через
десять
лет
по­
сле
выхода
в
свет
романа
Достоевского.
А
вот
чи тал
ли
Коллинз
«Идиота»
—
так
и
не
зн аю,
скорее
в сего
не
чи­
тал,
иначе
по сте снялс я
бы
«заимствовать»: все-та ки
др уг
и
соавтор
Ди кке нса! ..
И
все
же
не
беседой
о
Колли н зе
больше
всего
запом­
нилась
мне
наша
п рогул ка
с
Корнеем
Ивановичем.
К ог­
да
мы
шли
по
од ной
из
пустынных
в
то
лето
московских
у лиц,
не
то
Станкевича,
не
то
Грановского,
ведущих
от
ул ицы
Герцена
к
Главному
телеграфу,
не пода л еку
от
■которого жил Корней Иванович,
он
вдруг
спросил:
—
Вы
знаете
стихотворение
Полонского
«Поце­
луй»?—
И,
не
дож идая сь
от вет а:
—
Его
вчера
от кр ыла
Марина...
Да,
отк ры ла,
—
повторил
он
без
те ни
иронии
(хотя не сомневаюсь,
что
стихотворение
было
ему
из­
вестно
и
до
«открытия»!). —
Молодец
Маринка!
И
ср азу
же,
как
бывало
в
таких
сл уча ях
и
с
Колей,
он
принялся
вслух
читать;
ма ло
того,
прочтя
эти
корот­
кие
десять
строк,
немедленно
прочел
снова:
И
рассудок,
и
серд це,
и
память
гу бя,
Я
недаром
так
жарко
ц елую
тебя
—
Я
целую
т ебя
и
за
ту,
перед
кем
Я
т аил
мои
чувства
—
был
робок
и
не м,
492


И
за
ту,
что
меня
об ожг ла
без
огня .
И
смеялась,
и
долго
терзала
меня,
И
за
ту,
чья
любовь
мне
была
бы
щитом,
Да
убитая
спи т
под
могильным
крестом..
Все,
что
в
сердце
моем
загорелось
для
ни х,
Догорая,
пу сть
гаснет
в
объятьях
тв оих.
Каюсь,
Полонский
в
и ных
стихах
казался
мне
мног о­
словным,
вялым
(не говоря,
разумеется,
о
таких
превос­
ходных
вещах,
как
поэма
«Миазм»
—
о
Петербурге,
о
петербургских
к а нал а х ), но тут я почувствовал,
что
в
эт их
десяти
строчк ах
гениально
спрессована
целая
ж изнь
—
четыре
разные
любви
одно го
и
тог о
же
че лов е­
ка,
причем
последняя
любовь
я вно
ущербна,
пусть
она
и
должна
компенсировать,
говоря
не навист н ым
Корнею
Ивановичу
«канцеляритом», три предыдущие.. .
Но
бо­
лее
всего
меня
поразило,
как
загорелся
от
эт их
стихов
Корней
Иванович,
только
что,
полчаса
назад,
испытав­
ший
не
слишком
приятные
для
нег о
минуты
общения
с
вежливо-холодными
молодыми
редакторами.
Нарочно
ли
он
р ешил
перебить
досадные
впечатления
и
для
э того
все
тв ерди л
и
твер д ил
чем-то
мил ые
ему
строчки,
каж­
дый
раз
вы де ляя,
подчеркивая
сло ва
«и за ту»,, «и
за
ту »?
И
за
ту,
что
мен я
об ожг ла
без
огня
И
смеялась,
и
долго
т ер зала
меня,
Иза
ту,
чья
любовь
мне
была
бы
щитом,
Да
убитая
сп ит
под
м ог ильным
крестом...
А
бы ть
может,
и
в
самом
деле
им
владело
сейчас
то
бескорыстное
восхищение,
какое
доставляют
особ е нно
нравящиеся
нам
стихи,
музыка,
картина,
от
которых
не
оторвать
взгляда,
слуха,
д уши,
—
кто
это
может
знать?
Яс но
мне
было,
од но:
до
че го
они
с
Колей
в
эти
минуты
бы ли
пох ожи
др уг
на
друга!
Заключительная
моя
глава
яв но
разросласьГ—раз­
рослась,
возможно,
за
сче т
не
столь
уж
ва жны х,
а
то
и
лиш них
деталей
и
эпизодов.
Но
кто
возьмет
на
себя
смелость
сказать,
что
важно,
а
что
неважно
для
харак­
теристики
друга?
На
д нях
я
нашел
записанную
мно й
ко гда-т о
на
клочке
бумаги
фр аз у: «В воспоминаниях и
материальное
стано в ится
д ух овным» .
И
в
ско бка х:
493


«Развить - эт у
мы с ль».
А,
собственно,
для
че го
разви­
в ать?
Мысль
абсолютно
ясна
и
правильна...
Вообще,
ко гда
вспоминаешь
о
дорогом
и,
казалось
бы,
еще
так
недавн о
живом
человеке,
нельзя
зара не е
отделять
глав­
ное
от
второстепенного:
иногда
в
пустяке
и
случайной
детали
больше
правды,
чем
в
в о зв едении
крупноблоч­
ных
массивов,
яко бы
необходимых
для
увековечения
сложного
и
безусловно
ма сштаб но го
существа,
с
кото­
рым
ты
общался
три
с
пол овино й
десят ка
лет,
что
было
и
увлекательно
и
оче нь
непросто.
1977


ОГЛАВЛЕНИЕ
Часть
пер вая
ВЗРОСЛЫЕ
МОЕГО
Д ЕТС ТВА
От
авт ора
,
.
,
.................................................. •
......................... 4
Пож ары
7
Старый
дом
и
его
хозяйка......................................................................... 25
Сем ейны й
альбом......................................................................................... 42
Со седи
................................................ .
....
50
Гост и
.
.
,
.
»......................................................................................... 69
Воронцова................................................................. .....
,
.
,
і
.
.
88
Скрипка...................................
102
Книг и
.
.
.......................................... '..................................
115
Уе здная
мозаика....................................................
129
О тец
.........................................................................
164
Мост ы
........................................................................
192
Часть
вторая
ПРОСТО
ВЗРОСЛЫЕ
Еще
от
автора
...»..................................
198
Стрела
провеса.........................
200
Тимирязев.
П олеж аев.
Пиотровский
.
............................................... 216
Черкасов
................................................
...........
239
Вечер
в
«Москве»
..................
253
Н.
П.
Аким ов
в
театре
и
дома
.............................................................. 265
Поздняя
дружба
........................................................................................
298
Молодые
глаза..................................
311
Старый
любительский
сним ок
............................................................... 326
«Уважаемые читатели!» ................................................
335
«Дорогого стоит»
,
.
.
............
.
351
Л.
Пантелеев
и
Алек сей
Иванович
,
. .... .... .
358
Эше лон
вернулся
.
... ..................................................................................365
«Дедушка»
.
.
...............................
379
Путешествие
с
Паустовским
386
Тезка
.
....................................
408
«А Гермайа все нет!» . . .................................................................... 419
Беллетрист
божьей
милост ью
.
............ 440
Сын
своег о
отца
.
,
.
452
495


Леонид
Ни к олаеви ч
Рахманов
ЛЮ ДИ
—
НАРОД
ИНТЕРЕСНЫЙ
Л.
О.
изд-ва
«Советский писатель»,
1981 г.
496 стр .
П лан
выпуска
1981 г. ■No 124.
Редактор
И.
С.
Кузьмичев.
Худож.
редактор-Л.
Ф.
Тре­
тьякова.
Техн,
редактор
Л.
П.
Полякова.
Корректоры
Т.
С.
Х арыки на
и
Ф.
И.
Аврунина.-ИВ
No
2800.
Сдан о.в
набо р
20.02 .80.
Подписано
к
пе-
ч атй
18.12.80.
Бумага
т ип.
No
3.
Формат
84ХЮ8’/з2 .
Литературная
г ар­
ниту ра .
Высокая
печать.
У сл.
печ.
л.
26,04.
Уч.-изд.
л.
25,90.
Тираж
200 000 экэ.
Заказ
No
1801.
Цена
в
переплете
No
71р. 90к.
(100 000 экз .),
це на
в
переплете
No
51р.
70 к.
(100 000 экз.) .
Изд-во
«Советский пи­
са тел ь».
Л ен ингр а дск ое- от деление.
191186, Ленинград,
Невский
пр., 28.
Ордена
Трудового
Красного
Знамени
Ленинградская
т ипо гр афия
No
5
Союзполиграфпрома
при
Государственном
комитете
СССР
по
делам
из­
дательс тв ,
полиграфии
и
к ни жной
торговли.
190000, Ленинград,
цент р,
Кр асная
ул;, 1/3.